Изгнание [Диана Хант] (fb2) читать онлайн

Диана Хант ИЗГНАНИЕ

Часть 1 Ида 

Глава 1 Неудачное утро

О том, что я — наказанная богиня, я узнала сравнительно недавно. На приеме у психотерапевта. Собственно, к доктору я попала не поэтому. Не потому, что я «наини». Дело в том, что в моем мире — мире богов, к небожительницам, оказывается, принято обращаться «наини».

С языка Хранителей Неба «наи» дословно переводится, как «танцующий в пустоте небес».

Вот и обращаются к богине — «наини». А к богу, как сами понимаете — «наи».

Но по порядку.

Итак, приём у психотерапевта.

Тут, все очень просто.

Я познакомилась с эльфийкой. Не со сбрендившей на фентези ролевичкой, не с пациенткой вышеупомянутого целителя душ людских… а с самой настоящей эльфийкой. А тот, кто знакомится в метро с эльфами, имеет право на свои законные два часа с психиатром. И это если повезет.

Но нет, по порядку — так по порядку.

То утро ничто не предвещало не то, что знакомства с эльфами, вообще ничего не предвещало. То есть не предвещало бы, если бы в половину шестого утра ко мне в девичью опочивальню не заявилась мадам Шаинская, сиречь маменька. И то, что до моей опочивальни от отчего, то бишь, материнского дома добрых пять кварталов, родительницу не смутило.

Услышав сквозь утренний сон настойчивую трель дверного звонка, я решила было эту самую трель списать на сон, волнующий и тревожащий одновременно: в последнее время мне часто снится, что я изо всех сил бегу к океану, и не приближаюсь ни на шаг. Я даже успела привыкнуть к тому, что к ощущению раскаленного песка под стопами и морской свежести добавится теперь невесть откуда-то взявшаяся пляжная музыка, подозрительно напоминающая аккомпанемент моего дверного звонка. Откуда на безлюдном пляже с бледно-розовым песком взяться сиим пренеприятнейшим звукам, естественно, я не подумала. Я вообще редко чему во снах удивляюсь. Так вот, стоило только опять ощутить под босыми ступнями раскаленный, обжигающий песок, к завывающей трели присоединился подозрительно знакомый голос, с едва уловимыми хмельными интонациями:

— Артё-ём! Тё-ёма! Артём, немедленно открывай, я знаю, что ты дома!

И ко всему этому сюрреализму добавились глухие удары в дверь. Судя по тому, что глухие, но нечастые удары сменились звонкими и более частыми, родительница сняла туфлю и стучит по косяку металлической набойкой на пятнадцатисантиметровой шпильке.

Перспектива выяснять спозаранку и без того хлипкие отношения с соседями, мне не улыбалась, и я, героическим усилием стащив себя с кровати, пошла открывать дверь этой, по всему видать не очень трезвой, и вполне себе сумасшедшей женщине, которая меня родила.

Вы, конечно, скажете, что мол, нехорошо так говорить про мать родную, но какая хотя бы вполовину вменяемая особа способна назвать дочь — Артёмом?! Что, нечего возразить? Вот и молчите.

Маменька с порога обдала меня чудным сочетанием аромата виски своего возраста и Hermes’ 24 Faubourg, слегка покачнулась, задела плечом вешалку, которую я успела вовремя подхватить, сбросила с ноги оставшуюся туфлю, так густо усыпанную кристаллами Сваровски, что она больше походит на хрустальный башмачок Золушки, нежели на обувь светской львицы и популярной писательницы, швырнула в противоположном направлении ту, что держала в руке, повела плечом, ничуть не заботясь о сохранности белоснежного пальто с воротником, отороченным мехом белой лисы, послушно соскользнувшего на пол, и не глядя на родную дочь, направилась на кухню. Ну как, на кухню. Учитывая планировку моей однокомнатной студии, правильнее сказать, за стол.

Многие сверстницы завистливо вздохнут, узнав, что студентка третьего курса скромного и нерасполагающего к роскоши филологического факультета одного из государственных белорусских ВУЗов проживает в отдельной, собственной, квартире. В которой, кстати, я живу с семнадцати лет. Официально — с восемнадцати, год мы с маменькой шифровались, но по ее словам, я с детства «достаточно взрослая», а точнее, «слишком занудная» для того, чтобы продолжать и дальше препятствовать «творческому поиску», а точнее «не вполне себе трезвым выходкам и вообще разгулу» одной современной писательницы… Поэтому день моего поступления на первый курс филологического факультета… стал днем переезда на собственную жилплощадь.

Маменька театральным жестом откинула за спину шикарный золотистый локон, картинно повела плечами, усаживаясь поудобнее, закинула ноги на стол и вопросительно уставилась на меня.

Я взъерошила непослушные короткие и рыжие, цвета бешеного апельсина, волосы, торчащие во все стороны, и дружелюбно поинтересовалась хриплым со сна голосом:

— Кофе?

Маменька презрительно сморщила вздернутый носик (результат пластической хирургии и предмет моей зависти, если честно), и поинтересовалась:

— А нет ли шампанского?

— В конце учебного года? — вопросом на вопрос ответила я.

— У тебя сегодня последний экзамен, — удивила меня неожиданным участием к моей жизни маменька. — Вот если бы шампанского не осталось завтра…

— А завтра и не останется, — согласилась я с ней. — Ни вчера, ни сегодня, ни завтра…

— Ай, всё! — перебила меня родительница, поджав ярко-красные губы.

Вампира она, что ли, на тематической вечеринке, изображала?

— Давай своё кофе.

— Свой, — вздохнула я и отвернулась к плите.

— Артё-ём… — тоном, не предвещающим ничего хорошего, протянула маменька.

Так, сейчас, чтобы я ни услышала, главное, не поддаваться на провокации. В конце концов, маменька права, сегодня последний экзамен, надо беречь нервы. А зная женщину, по нелепому стечению обстоятельств давшую мне жизнь, нервы мне ещё понадобятся. Судя по тому, как уютно она расположилась в кресле, родительница надолго.

— Ты спишь в мужских боксерах?!

Я перевела взгляд на клетчатые, серые в желтую полоску, пижамные шортики:

— Это пижама, мама.

— Совершенно неженственная пижама. И вид неженственный. Где то белье, которое я приносила в прошлый раз?

— Если ты о леопардовом пеньюаре, то я не думаю, что комплект из интим-магазина — лучший подарок для дочери-студентки.

— Ай, перестань, я же не что-то там тебе подарила… такое… Стоп! Откуда про секс-шоп информация? — насторожилась маменька.

— А это не информация, это предположение, — хмуро улыбнулась я, и поставила на стол две чашки с умопомрачительным ароматом свежесмолотого кофе, подвинула ноги маменьки, и уселась за стол сама.

— Впрочем, это неважно, — миролюбиво улыбнулась Латана, отхлебнула из чашки с лошадкой, расплылась в улыбке, и более дружелюбным тоном продолжила:

— Просто, Артём, тебе уже девятнадцать лет, ты — взрослая, привлекательная девушка, а выглядишь, как бродячий котенок! Худоба сейчас в моде, и даже на твою дурацкую стрижку я готова закрыть глаза, но твой стиль… Этот ваш современной унисекс, вот что я отказываюсь понимать! И не уговаривай меня, — строго добавила она не собирающейся уговаривать её мне. — Это уже ни в какие ворота! Ты на парня больше похожа, чем на девушку!

— Как корабль назови… — прищурилась я и откинулась на спинку стула.

— Ах, перестань! — маменька гневно окинула меня взглядом идеально подведенных глаз. Как ей это удается в шесть утра и после, по всему видать, веселой алко-марафонной ночи, одному Небу ведомо…

— У тебя просто невероятно женственное имя! Исключительное! Восхитительно красивое, магнетически-притягательное! Редкое, наконец! Ты хоть раз в жизни встречала ещё одну Артемиду, кроме себя?

На это возразить было нечего. Но я нашла.

— Я просто еще не бывала в Греции…

— Там тоже не встретишь, — уверенно махнула на меня своей ручкой с кроваво-красным маникюром родительница таким тоном, словно в Греции она проводит большую часть свободного времени.

— Впрочем, сейчас не об этом! Жаль, что для такой новости у родной дочери не нашлось и глотка шампанского… Но ладно, тебе повезло, что мама у тебя не привередливая.

— Ты встретила, наконец, любовь всей своей жизни, не то, что мой отец, Царство ему Небесное, на тот случай, если он вдруг жив, и отправляешься в Индонезию или на Филиппины, или куда-нибудь ещё, вставить острова, где ты не была, с этим во всех отношениях достойным человеком, и зашла ко мне попрощаться? — решила я помочь маменьке. А то скоро уже и в универ собираться… Неплохо бы политологию повторить… А родительнице дай только волю — будет интриговать ещё часа полтора — если она сама ко мне заехала, не ограничившись телефонным звонком или сообщением в Вайбере, время у Ланы есть…

— Как-то цинично это звучит в устах собственного ребёнка, — сказала маменька, чиркнула зажигалкой, и выпустила три кольца дыма, одно за другим, к потолку.

— Может, цинично курить при собственном ребёнке? — не выдержала я, распахнула настежь окно и вернулась к Латане.

— Не будь ханжой, Артём… Артемида, — с нажимом на окончание, произнесла маменька. — Во-первых, ты уже год, как совершеннолетняя, а значит, ребёнком считаться никак не можешь, а во-вторых, я пускаю дым вверх. Не взлетай к потолку, не дыши им там, и никаких проблем!

Я вздохнула. С Ланой спорить — себе дороже.

— Если со мной разобрались, давай о тебе… Что там у тебя за экзамен?

— Хороший хоть мужик? — я опять поставила турку на плиту и заглянула в холодильник. Кусочек чёрного шоколада и подсохшая половинка булочки, непонятно как сюда попавшая… Хотя Латана наверняка на диете, а у меня аппетит и не думал просыпаться. В такое-то время!

— Смотри, — подмигнула родительница, доставая айфон.

С экрана на меня смотрел молодой, загорелый мужчина с приятным, открытым лицом и чересчур, на мой взгляд, белоснежной улыбкой.

— Какой-то он слишком молодой? Наверно, и тридцати пяти ещё нет? — подозрительно взглянула я на маменьку.

Та удовлетворенно закивала.

— Тридцать пять есть, — кивнула она. А потом добавила, — На целых два года старше меня.

— Тебе тридцать семь…

Маменька гневно сверкнула глазами:

— Мне тридцать три, — тоном, не терпящим возражений, поведала она. — Возраст Христа… Он никогда не заканчивается!

— Судя по тому, что мне скоро двадцать, — я задумчиво посмотрела на потолок.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ничего. Кроме того, что скоро мы сравняемся. В возрасте.

Вопреки своему обыкновению, Латана промолчала. Вздохнула. Поджала губы. Перевела взгляд на экран айфона. На меня. Опять на экран. Перелистнула на фото где они вместе. Удовлетворенно кивнула. Чего уж там, даже при моем занудстве, точнее, внимательности, Латана и вправду выглядела младше этого покорителя женских сердец с обложки глянцевого издания. Наконец, решилась.

— Ты права. Я слишком медийная личность, чтобы спускать со счетов собственную взрослую дочь… А ты уверена, что не хочешь поменять паспорт? Ну, то есть пару цифр в графе возраст? Вот если бы тебе было пятнадцать… А что? На взрослую девушку ты мало похожа, спасибо дурацкой стрижке и твоим ужасным рваным штанам из синей корабельной парусины…

— Мама…

— Можешь называть меня Латаной на людях. И вообще, если я от тебя откажусь, и тебя удочерит бабушка… Ты тогда будешь моя сестра!

— Я итак зову тебя Латаной на людях. И паспорт менять не собираюсь, и говорили мы об этом уже сто тысяч раз! И вообще, если мне пятнадцать лет, как я могу учиться на третьем курсе?

— А ты вундеркинд. Индиго!

— Мама, перестань!

— Ну ладно, я пошутила. Пожалуй, стоит говорить, что мне тридцать пять…

— Мама! Мне девятнадцать! Значит, если тебе тридцать пять, то родила ты меня в шестнадцать лет.

— Тоже мне аргумент! Да я тебя и в пятнадцать родить могла! Да и в четырнадцать… Гипотетически…

— Все, мама, хватит. Не хочу ничего об этом знать!

— Моя дочь зануда.

— Да.

— Так что за экзамен?

— Политология.

— Тебя подвезти?

— Ты, наверно, шутишь.

Невыносимо тяжелый воздух сегодня в метро… Странно, я приняла душ, вымыла голову, вопреки плохой студенческой примете, но запах табака словно приклеился ко мне! Электричка ушла из-под носа, издевательски хлопнув дверями прямо перед моим лицом, и запах табака как будто усилился. Может, это от невысокого хлипкого парня в капюшоне, с торчащим ярко-оранжевым проводом наушников? Судя по тому, как он двигает головой в такт неслышимой окружающим музыке, совсем мелкий. Подросток. Я отошла в сторону, прямо к молодой мамаше с двумя детьми, выясняющими между собой отношения. Женщина держит их за руки, по сторонам от себя, но пацаны умудряются отвешивать друг другу, а порой и родительнице, пинки. При этом визжат так, что перекрывают рев трогающейся электрички с соседней платформы.

Наверно, я слишком молода для пробуждения материнского инстинкта, как у моих одногруппниц, с умилением щебечущих над ворохом детской одежды — сегодня сразу после экзамена Верка Малышева станет крестной… Может, я какая-то бесчувственная, но у меня не вызывают нежности крошечные розовые пинетки и чепчики… А глядя на бойких карапузов, с упоением мутузящих друг друга не смотря на орущую на ультразвуке мамашу, я не просто бесчувственная.

…Я могу убивать детей.

Но только если это будут семь девочек…

…Посреди платформы закружились полупрозрачные, словно созданные из света фигурки в просторных белых одеждах, а я почувствовала под пальцами твердое и гладкое древко лука и упругую, натягивающуюся тетиву.

Помотала головой — видение исчезло. Вот что бывает, когда до трех зубришь Макиавелли и Локка, а в половину шестого принимаешь мадам Шаинскую… Кажется, это называется сон наяву.

Наверно, я не полностью проснулась, потому что отвратительный гул в ушах усилился, почти оглушая…

…а потом опять сменился пронзительной тишиной, и серые гранитные плиты подернулись молодой зеленой порослью, и по ним, крича и улюлюкая, понеслись дети. На этот раз мальчишки… Растрепанные, с раскрасневшимися щеками, увлеченные какой-то своей игрой…

…О них позаботится мой брат.

Стоп.

У меня что, есть брат?!

Я прижала пальцы к вискам, пытаясь прогнать наваждение — сон наяву как бы наложился на реальность — то ли сквозь утренние хмурые лица минчан просвечивает зелень и яркий солнечный свет, и прямо сквозь них несутся играющие дети, то ли наоборот, сонные лица пассажиров метро не замечают объемного изображения какого-то исторического фильма. Исторического… Потому что в наше время дети редко ходят босиком и в белых холщовых рубахах…

Удивительно, но эти сменяющие одна другую картины пронеслись даже не за несколько секунд, время как будто замедлилось и на это ушла какая-то доля доли секунды… Что ещё раз только доказывает, что это всего лишь сон — ведь умудряемся мы во сне за несколько мгновений прожить целые жизни…

Я покачнулась, помотала головой, отступила назад. Ещё шаг. Ещё.

Раздались крики, но я не идентифицировала их с собой:

— Эй!!

— Девушка!

— …!

— Осторожнее!

— Упадёшь!!!!

Я ничего не понимаю…

Зелёный луг с детьми в белых одеждах почти развеялся, и на первый план выступили искажённые страхом лица людей.

— Я её удержу!

Я отступила ещё на шаг, и пятка мокасина не ощутила твердости гранитной плиты. Под ней была пустота. Инстинктивно расставив руки для равновесия, я подалась вперед, и, скорее всего, удержалась бы, если бы не взявшаяся непонятно откуда рука в чёрной перчатке, которая ухватила меня за плечо, удерживая на мгновение, а потом с силой пихнула с платформы.

В голове промелькнуло — только бы не попасть на рельсы, ток… Эту мысль сменила другая: а кто сказал, что умирать от того, что тебя сбивает поезд легче, чем от удара током… На смену пришла третья, философская — а не всё ли теперь равно, — в унисон с истошными женскими криками и гулом приближающегося поезда. Гулом, который я сначала почувствовала под ладонями и коленями, потом увидела, и только потом — услышала.

Метнувшаяся сверху тень оказалась тем самым парнем в капюшоне и ярко-оранжевым проводом наушников. Только слетевший в прыжке капюшон открыл кудрявую, светло-русую девичью головку, отчего я поняла, что сон наяву все ещё продолжается. Вот уж повезло — так повезло: одновременно сбрендить и умереть. Жаль, что как-то не так расстались с Ланой…

Парень, оказавшийся девчонкой, с неженской силой обхватил меня за талию, и рывком взвился — или взвилась? — над шпалами. Собственно, следующее, что я увидела, когда открыла глаза, это склонённую над собой голову девушки, да, всё-таки девушки, светлая прядь волос упала мне на лицо, в огромных, как из аниме-фильма голубых глазах отчетливо читался испуг.

— Ты как? Артемида?!

— Ты знаешь, как меня зовут?

— Конечно. Я — Ни’ида.

— Прямо как моя любимая лань… — я в отчаянье закрыла рот рукой и оторопело уставилась на девушку. Похоже, сейчас она поймет, что спасла сумасшедшую. И когда я успела свихнуться? И ещё экзамен этот…

Но случайная знакомая, вопреки моим ожиданиям, рассмеялась.

— Я — нимфа. Эльф — по-вашему.

Тут уже моя очередь была скептически нахмуриться. Безумие заразно? Или она тоже — пациент белого дома? А может, это не я сошла с ума, а она? И как ловко она вытащила меня с платформы! Я слышала, в психически больных просыпается недюжинная сила в момент приступов помешательства.

Я попыталась отодвинуться, но это сложно сделать, когда ты лежишь на холодном полу платформы, на тебе — не такая уж лёгкая незнакомая девица, которая в любой момент может впасть в буйство, а вокруг вас — уже целая толпа сочувствующих, сиречь скучающих.

Но, впрочем, мой манёвр принес неожиданные плоды. Точнее, плод. Один. Но какой! Светлые кудри девчонки качнулись, и из-за русого локона показалось ухо. Не ушко, ухо. Большое, между прочим. Острое.

Ещё одного взгляда на лицо девчонки, молочно-белую кожу, огромные оленьи глаза, тонкие, даже кукольные черты лица… Мне показалось, или на лбу два крохотных бугорка? Похоже, я действительно имею дело с эльфом. Точнее — с нимфой.

— Ты хочешь сказать, что я — нормальна? — непонятно к чему спросила у неё я.

— Пф-ф… Конечно, нормальна. Ты вспоминать начинаешь. Пойдем! — она помогла мне подняться. — Здесь становится слишком людно.

— У меня экзамен, — жалобно пробурчала я вслед уходящему поезду.

— Вот именно. Поедешь со следующей станции.

Спорить с нимфой не хотелось. Еще меньше хотелось оставаться объектом всеобщего внимания. Сердобольные граждане, убедившись, что ни мне, ни Ни’иде ничего не угрожает, расслабились и подоставали телефоны. Закрываясь рукой от направленных на нас камер, как это иногда делает Лана, если вдруг кто-то узнает её на улице или в магазине, мы с Ниидой выскочили из метро.

Вскочив в подъехавший автобус, я с запозданием поняла, что обязана нимфе жизнью.

— Спасибо, — искренне выдохнула я.

Нимфа пожала плечами.

— Да пока не за что. Так просто она не успокоится.

— Ты о ком?

Я вспомнила руку в черной перчатке и чей-то силуэт на платформе.

…Я её удержу…

Закономерно, что у меня задрожали колени.

— Ты хочешь сказать… Что я упала не случайно?!

— Нет, так продолжаться не может, — страдальчески протянула Ни’ида. — Ты не помнишь. — Категорически припечатала она.

— О чём? Что я должна помнить?

— Никуда не годится, — продолжала девушка, обращаясь сама к себе. — Знаешь, — она посмотрела на меня, как будто только что заметила, — ты езжай в универ. Вряд ли она решится так быстро… А я пока попробую… У меня дела! — нимфа хлопнула меня по плечу и выскочила в распахнутые двери автобуса, которые в следующий момент захлопнулись.

— Ни’ида! — крикнула я, прижимаясь к стеклу. Невысокая хрупкая фигурка в капюшоне стремительно удалялась, пока не скрылась за поворотом, как будто померещилась.

— Не шуми! — строго сказал благообразного вида старичок, нахмурив седые брови. — Ишь, раскричалась на весь автобус.

— Стыдно! — согласилась с ним уставшая женщина с мятыми пакетами. — Всё-таки в общественном месте находишься.

Бабуля с поджатыми губами осуждающе покачала головой, но от комментариев, к моему удивлению, воздержалась.

Остальные пассажиры индифферентно смотрели по сторонам.

Нет, в метро я больше — ни ногой, решила я. По крайней мере, сегодня. Наземным транспортом, конечно, дольше — две пересадки, но оно, пожалуй, надёжнее. Нервы ни к чёрту. Почему-то тот факт, что я только что чуть не погибла под поездом, казался не таким тревожным, как знакомство с нимфой.

Я просто не выспалась. Это всё эти сны наяву. Вот сейчас возьму себя в руки и открою в себе Дидро…

Глава 2  Незадавшийся день

Политолог Бескудин Андрей Викторович, невысокий, кругленький, с короткой тёмной бородкой и таким добрым лицом, что казалось, он попал в этот кабинет по ошибке, уже вовсю сёк непокорные знаниям головы моих одногруппников направо и налево. На вид Бескудину больше подошла бы профессия повара, детского врача, кого угодно, но не преподавателя политологии. К моему приходу уже нарисовались три пересдачи, что не утешало. Впрочем, глядя на откровенно скучающего препода, устало вытирающего пот со лба, политолога вряд ли можно обвинить в том, что он получает удовольствие от общения с нами. Хотя… Будь даже я на его месте, только услышав, что между унитарным и конфедеративным государством нет принципиальной разницы, отправила бы Малышеву на пересдачу. А он ничего, выслушал. И даже трояк влепил. Видимо, не очень хочет опять встречаться с Веркой…

Я набросала план ответов на два своих вопроса, ладно, на один и скучала, ожидая своей очереди. Ещё вчера о последнем экзамене я думала не иначе, как с благоговейным ужасом: не смотря на мягкую внешность, Андрей Викторович славился среди студентов крайней степенью самодурства, граничащим с принципиальностью. О высшем бале не мечтали даже те, кто с первого курса уверенно шли на красный диплом. Ваша покорная слуга к таковым не относилась, но всё равно «портить зачётку» заслуженным трояком не было особого желания. Но это было вчера. А сегодня… После такого запоминающегося знакомства с нимфой… Пфф!

— С первым вопросом — Проблемы легитимности во власти, Шаинская, все понятно. — Бескудин устало посмотрел в окно, на подоконник которого спикировала ласточка, и, склонив голову вбок, прислушивалась к моему ответу. Второй вопрос?

— «Государство» Платона, — я постаралась не выдать себя нотками сожаления в голосе. Но политическая модель государства, ещё и античная — это прямо скажем, не моё. Как, впрочем, и все, что связано с античностью. Ну не усваивается она моим мозгом!

Бескудин залпом осушил стакан воды, неопределенно махнул рукой, и я приступила к ответу. Если не можешь понять — учи наизусть. Надеюсь, удастся удовлетворить его заученными фразами из учебника. Судя по тому, что Викторович внимал мне с отрешённым видом, пока удаётся.

Оборвав меня на середине ответа, препод нехорошо сощурился. И на душе как-то сразу похолодело.

— Всё так, Шаинская, всё так… Но то, что написано в критике, я и без Вас знаю. Вот Вы нашли время на то, чтобы прочитать «Государство» в первоисточнике?

Ну конечно, нашла, а как же… Мне же заняться больше нечем! У нас пятьдесят билетов, и практически в каждый из них входит исторический труд, естественно, мы всё читаем! Учитывая, что это всего лишь пятый экзамен, перед которыми было семь зачётов, пфф… всего-то! Естественно, читала, причем в оригинале, на древнегреческом, зря я что ли весь второй курс ходила на факультатив в добровольно-принудительном порядке, «для того, чтобы иметь драгоценную возможность читать бесценные труды в оригинале»! И не только читала, но и перечитывала, и оставляла ремарки на полях гусиным пером!!

— Конечно, я читала «Государство», — с уверенным и в меру наглым видом кивнула я. — Это вообще одно из моих любимых произведений Платона.

— Так поделитесь своими мыслями, — нехорошо улыбнулся Андрей Викторович.

— Охотно. Вас интересует взгляд Платона на роль поэзии в воспитании стражей? Или может, пять градаций души по степени счастья? Или рассказать о воинском долге горожан? — говоря это, я удивлялась не меньше Бескудина, ведь я «Государство» и в руках не держала… Тем не менее, сила, говорившая во мне, продолжала.

— Или о том, как я отношусь к тому, что Платон призывал ставить у власти мыслителей, философов, мотивируя это тем, что власть неразделима с мудростью и призывал народ чтить богов, не забывать о том, кому они обязаны собственным благополучием?! Да этот достойный человек…

— Хватит, Шаинская. Я вижу, Вы и в самом деле хорошо знакомы с первоисточником! — Викторович захлопнул зачетку и протянул мне. — Поздравляю.

В коридоре зачетку сразу выхватили из рук.

— Тё-ёма! Ничего себе! Единственная, между прочим.

Не веря, я заглянула через плечо Ершова: ничего себе! Высший балл! Вот уж не ожидала. Нет, я слышала о том, что от страха можно забыть то, что знала, но с тем, что можно вспомнить то, о чём ты со стопроцентной вероятностью понятия не имела, сегодня столкнулась впервые…

— Тёма, очнись, — я оторопело уставилась на Верку, дергающую меня за рукав, и по недоумевающим лицам одногруппников поняла, что это не первая попытка Малышевой привести меня в чувство.

— Завтра в «7». Собираемся в одиннадцать, в третьем зале.

— Я помню.

— Будешь?

— Постараюсь, — уклончиво ответила я. На самом деле в тот момент я изо всех сил старалась сохранить безучастный вид, не демонстрируя одногруппникам крайнюю степень замешательства. Потому как за спиной Малышевой по серой стене родного альма-матер заструился родник. Я даже отчетливо услышала звон капель о мраморный бортик природного бассейна. Картина, промелькнувшая перед глазами за долю секунды, была настолько реалистичной, что казалось, если я легонько толкну Верку в грудь — купаться ей в удивительной красоты горячем источнике в мраморной пещере, прямо в новом белом платьице с юбкой, расшитой солнечными лучами…

Вместо того чтобы толкать одногруппницу, я закрыла глаза, и замерла, боясь открыть — и опять увидеть две реальности: одну, наложенную на другую. Как утром, в метро, перед тем, как некто в черных перчатках толкнул меня под поезд. Точно! Как я могла забыть, и какой еще «7»?! Меня хотели убить! Но и это ничто по сравнению с тем, что я свихнулась. Может, ещё не окончательно, но делаю уверенные шаги по направлению к комнате с белым потолком… Но если я сбрендила, может и попытка убийства мне привиделась?! В любом случае, сейчас мне крайне необходимо посетить совсем другое место…

— Шаинская… — Верка выглядела взволнованной. — Да что с тобой?

Вдохнув поглубже, я всё-таки открыла глаза и с облегчением уставилась на серую стену факультета, как на внезапно обнаруженное месторождение алмазов.

— В «7». Завтра. В одиннадцать. Буду! — я постаралась вложить максимум оптимизма в эти слова и припустила от группки студиозусов, сильно стараясь не перейти на бег.

— Артём! Подожди, дело есть! — меня нагнал Славик Арсентьев, высокий, пожалуй, даже очень высокий шатен волне себе умопомрачительного, по мнению женской половины всех курсов нашего филиала, вида. По мне — так Арсентьев слишком скучный, иначе говоря, тормоз, но девчонкам нравится, что есть, то есть.

Хуже всего, что Славик ещё со школы прекрасно осведомлён о собственной внешности, с отказом от очередной дамы сердца, видимо сталкивался не так часто, ввиду чего для того, чтобы покорить очередную гражданку-красавицу с временной или постоянной регистрацией видимых усилий прилагать не привык. От меня ему чегой-то понадобилось?

— Что надо? — дружелюбно поинтересовалась я. — До завтра не потерпит?

— Ты какая-то напряженная, Тёма, — ухмыльнулся Славик, заиграв ямочками на щеках, и заправляя прядь волос за ухо. Ни дать ни взять — Аполлон.

…Да до Аполлона ему — как до Большой Медведицы от Каллисто в балетной пачке! Слишком слащав! — не согласился со мной внутренний голос, как будто он знает, как реальный Аполлон выглядел…

— Давай подвезу?

— На велосипеде?! — съехидничала я.

В ответ Арсентьев небрежным, но подозреваю, что хорошо отрепетированным жестом щёлкнул ключом от машины и, стоявшая рядом с нами новехонькая бэха мигнула фарами.

— У братухи взял погонять, — пояснил Славик и картинно распахнул передо мной дверь.

Я оглянулась — женский состав нашей группы стоял на крыльце, открыв рты. Вот выпендрёжник! Не хватало ещё слухов по всему универу! К победам Арсентьева народ давно привык, и к концу третьего курса очередная осчастливленная мамзель задерживалась на слуху у общественности пару дней, не больше, потом интерес к ней утихал, но учитывая мою репутацию, тут даже летние каникулы не помогут!

Дело в том, что о моей «дикости» и «несговорчивости» тоже в своё время шуршали. У меня не то, что парня из студенческой общины никогда не было, такого, чтобы всё видели, я при встречах в щёчку, как остальные девчонки, не целуюсь. Причем с девчонками тоже. Ну не могу я! Не люблю такой близкий телесный контакт! Мне сама мысль о том, что нужно прикасаться к кому-то постороннему, противна. Я к врачам хожу только при крайней степени необходимости и напившись пустырника, который, кстати, не помогает. Не знаю, что со мной не так. Может, воспитание… не то, чтобы Лана воспитывала меня высокоморальной барышней с томиком Тургенева в руках, даже наоборот. Маменька практически никогда и ничего мне не запрещала. Эдакая муми-мама, только с умопомрачительной фигурой и волосами, как у русалки, до пояса. Да и сама Лана далека от идеального примера добропорядочности для подрастающей дочери.

Но не совсем логичный ситуации результат я всегда объясняла себе таким образом: запретный плод всегда сладок. Поэтому подружки последнюю треть пубертатного периода вовсю зажигали на дискотэках, флиртовали с мальчиками, сбегали из дома по выходным, правда всегда в одном и том же направлении сбегали, точнее, на одну и ту же дачу — к Наташке Балалайкиной, поэтому родители смотрели на такие «побеги» сквозь пальцы. Я же никогда не видела особой романтики в том, чтобы ночевать зимой на летней неотапливаемой даче под грудой тулупов, под аккомпанемент дружного сопения хмельных подруг и часто зарвавшихся друзей…

Немного позже я поняла, что дело даже не в «запретном плоде» — мне просто действительно неинтересны все эти сюси-пуси, томные вздохи во время разговоров о парнях, «долгие взгляды коротких встреч» и тому подобная муть.

Но выделяться из толпы не комильфо, и на первом курсе универа меня отчаянно пытались совратить с пути истинного или хотя бы сосватать. Пришлось маминому поклоннику несколько раз забрать меня на машине после пар, этого с лихвой хватило на рассказы о моих идущих в ногу со временем, и даже это самое время опережающих, амурных делах, и меня оставили в покое.

И вот теперь, когда даже несмотря на то, что мамины друзья давно не забирали меня из универа, сокурсники наконец-то оставили меня в покое, Арсентьев решил всё испортить!

Я уже собиралась не менее картинным жестом захлопнуть серебристую дверь «братухиной бэхи», и поскакать своим ходом к метро, как вспомнила сегодняшний, мягко говоря, не вполне удачный опыт посещения сего общественного места, да ещё прибавить к этому ни с того ни с сего «поехавшие» мозги… мало ли, в таком состоянии, могу ведь и до больнички не доехать… Была не была!

Я быстро села на пассажирское сиденье, усиленно делая вид, что каждый день езжу домой с Арсентьевым.

А всё-таки, что ему от меня надо? — с запозданием подумала я, когда Славик тронул машину с места.

Услышав адрес, Арсентьев удивленно поднял бровь:

— Ты заболела?

— До сих пор флюорографию не сделала, — соврала я, имея ввиду медосмотр накануне сессии.

— И как тебя допустили? — недоверчиво нахмурился Славик.

Я пожала плечами:

— Я клятвенно заверила, что сделаю. Вот, держу обещание.

— Ты что-то хотел? — спросила я после пяти минут молчания. Ни в жизнь не поверю в мизантропный порыв Арсентьева.

— Я уже говорил тебе, что ты сногсшибательно выглядишь? — привычным тоном рокового соблазнителя покосился на меня Славик.

И так правдоподобно у него это получилось, что захотелось откинуть зеркальце и убедиться, что увижу в нем, как и ожидалось, невыспавшуюся физиономию с кругами под глазами (спасибо сессии, а точнее особенностям памяти, которые позволяют этой самой памяти лучше работать почему-то только по ночам и непосредственно перед экзаменом). К слову, физиономию, покрытую завидным слоем сероватого, невзрачного такого цвета, тонального крема… И всклокоченные рыжие короткие волосы… И не серый, почти графитный воротник рубашки, с вышивкой на ней: Angels never die. А не какую-нибудь гламурную фифу типа Левковой, последней пассии Арсентьева.

И этот бесящий оборот речи, почему-то считающийся комплиментом… Хорошо выглядишь. Я всегда слышу его так: ты в принципе, не очень, но каким-то чудом выглядишь сравнительно неплохо…

В общем, быстро сверкнув глазами на Славика, я откровенно скривилась в ответ.

Арсентьев вздохнул.

— Это правда. Хотя ты совсем не похожа на свою мать.

Я пожала плечами. Не всегда дети похожи на родителей. И хоть Лана утверждает, что на своего «урода-папеньку», её выражение, между прочим, а не моё, я, Слава Ей (! Какова?!), не похожа, всё-таки думаю, что определенное сходство должно быть. Потому что с Ланой — Славик прав — мы даже на дальних родственниц не тянем.

А Арсентьев продолжал заливаться соловьем. Я терпеливо выслушала дежурные комплименты глазам, волосам, лицу, фигуре… Даже недоумённый взгляд перевела вниз, на широкие джинсы, надежно маскирующие оную фигуру — так реалистично пел.

А когда в гости «приглашаться» начал, пресекла эту хвалебную песнь брачующегося студиозуса:

— А зачем в гости? Мы с Ланой раздельно живём.

Судя по тому, как Славик осёкся и заморгал глазами, в точку попала.

— Арсентьев, ты серьёзно думаешь, что ты первый придумал ко мне подкатить для того, чтобы поближе с Латаной познакомиться?

— Я… я…

— Ты, да. Только дружеский совет: твой потолок — закомплексованные студентки, а мадам Шаинская тебя с вероятностью в двести процентов — даже не заметит.

Арсентьев, к счастью, решил не терять лицо, наговорив мне напоследок еще одну кучку комплиментов, звучащих даже правдоподобнее первой. Наверно, с первого курса парень так не выкладывался. Даже жалко его стало. Ведь видит, что его коварный план разгадан, и всё туда же… Или дело здесь не в этом? Что-то я как будто упускаю сквозь пальцы? Или это начинающая развиваться паранойя? А ведь я, не далее, чем полчаса назад, размышляя о своём состоянии, поставила себе диагноз: шизофрения, и, вот, даже к компетентному специалисту приехала, чтобы этот самый диагноз подтвердить?

Мне повезло: попасть к психотерапевту удалось сразу. Никаких очередей, что говорит о психически здоровом населении родного города. Приятно.

Психотерапевт оказалась невысокой миловидной брюнеткой, с внешностью, профессионально располагающей к откровенной беседе.

— Это вы! — ответила она на мое робкое «здрасте», стоило мне переступить порог кабинета.

— Я… — растерянно подтвердила я этот факт, не вполне понимая, что она имеет ввиду.

— Вы садитесь, пожалуйста, — я сама не поняла, как оказалась в глубоком и уютном кожаном кресле. — Чай? Кофе? Может, сока хотите?

Нифигасе, у них здесь сервис!

— Вы же та самая девушка, которая утром чуть под поезд не попала? Вас в новостях показывали. Вы наверно, поэтому ко мне?

А вот это новость.

Поскольку телевидения я там не наблюдала, да и что бы ему там делать — на конечной станции метро в половину девятого, смею предположить, что очевидцы со своими мобильниками удружили. Век информационных технологий, чтоб его. Никакой тебе конфиденциальности.

— А имя моё там не назвали?

— Ни Ваше, ни той, другой девушки. Сказали, личности устанавливаются.

— Ещё чего не хватало! — возмутилась я. — Извините, — уже опомнившись, — Вы не возражаете, если я маме позвоню?

— Конечно! Хотите, я выйду?

Я жестом попросила эту чуткую и понимающую женщину не беспокоиться, и набрала Лану.

— Тёма, чего тебе? Я же сказала, что улетаю. У меня вылет через два часа, Тоша ждет внизу, а вещи ещё не собраны. Или что-то срочное? — выдала Лана вместо вежливого «алло».

— Я утром чуть под поезд в метро не попала, если новости увидишь, не волнуйся.

— Не попала же?

— Нет.

— Молодец. Экзамен?

— Десять.

— Ты моя умница. И в кого только, — пробормотала Лана. — Нет, определенно, не розовый! — это я не тебе. Стой! А имя твоё им известно? Знаешь, не с руки известной писательнице по Карибам разъезжать, когда родная дочь чудом осталась в живых… Артём, ну как ты могла?! Так нечестно испортить мне отпуск…

— Во-первых, в живых я всё-таки осталась, спасибо за беспокойство, а во-вторых, оперативно покинула место происшествия, так что можешь за амур-тур не париться.

— Это другое дело! — облегчённо проорала Лана. — Я в тебе не сомневалась. Чао! — и маменька отсоединилась.

Теперь и я выдохнула. Можно было перейти к непосредственной цели визита.

Психотерапевт, представившись Екатериной Андреевной, внимательно выслушала меня с самого начала, и приступила к каверзным вопросам.

— Практически не пью, так, в меру студенческого быта, не курю, никогда не употребляла наркотики, в семье психических заболеваний не было, — бойко отрапортовала я.

А потом, сделав над собой усилие, спросила:

— Я сошла с ума? — и затаила дыхание, боясь услышать ответ.

Екатерина Андреевна поспешила меня заверить, что, конечно же, нет.

— Нервное истощение, переутомление, недостаток сна — обычное для студента явление во время сессии, — начала она. — То, что вы видели, называется «грёзы» — или «сон наяву». Правда причина может быть несколько глубже, поэтому прежде чем перейти к ней, я немного подробнее остановлюсь на том, что такое сон наяву.

Это действительно форма сновидения, возникающая во время бодрствования, и это единственная разница с обычным сном. Сны — это диалог с нашим подсознанием, с той стороной личности, которую в обычной жизни мы не осознаем. Чаще всего сны наяву видят дети с хорошо развитым воображением, психика ребенка не так устойчива, как психика взрослого, поэтому при дефиците внимания и самовыражения, дети как будто наяву видят «воображаемых друзей», или представляют себя в роли сказочных героев, например, принцесс и принцев.

Сны наяву, гораздо реже, случаются и у взрослых — например, после бессонной ночи, или во время длительного сидения за рулём… Следствием долгих ночных поездок часто оказывается впадение в трансовое состояние… Также как и обычные сны, сны наяву дают возможность человеку выразить то, чего ему не хватает в реальной жизни. Судя по тому, что Вы видели луга в метро и водопад на месте здания университета, вам просто нужно хорошенько отдохнуть. Что несложно сделать, поскольку сессия закончилась, и закончилась, как я понимаю, удачно.

Екатерина Андреевна улыбнулась.

— А играющие дети? Костюмы? Это точно было не наше время.

— Вот к этому я и веду. Вы говорили, что видели, как натягиваете лук?

— Я точно знала. Чувствовала… Я собиралась убивать.

О том, что в метро меня столкнули под поезд, я решила умолчать. Всё-таки, учитывая все эти «грёзы», нельзя быть стопроцентно уверенной.

— И знакомство с эльфом?

— Артемида, дети, которые видят себя в своих грёзах принцами и принцессами, видят родителей в коронах и королевских одеждах, и это, спешу вас заверить, нормально. Поэтому и ваше подсознание действовало подобным образом — что-то показало как сон, что-то вынесло в виде мелких незначительных деталей.

Острые уши и почти рожки на лбу! Ничего себе «незначительные детали»!

— В конце концов, уши у спасшей вас девушки могли быть действительно великоваты. А сколько сейчас ролевиков и косплееров, помешанных на фентези, и делающих себе пластические операции и прочие модификации тела в этом ключе…

— И то, что она сама назвалась нимфой…

— Артемида, Вы взрослая девушка, если я представлюсь вам королевой Дании, что Вы обо мне подумаете?

— Что Вы шутите, — пожала я плечами.

— Так почему Ваша случайная знакомая не могла пошутить? — улыбнулась доктор. — Я пропишу Вам успокоительное, и легкое снотворное, которое поможет выспаться. Бывает, что недостаток сна и нервное перенапряжение препятствует полноценному отдыху. Завтра и думать забудете о детях в древних одеждах и эльфах.

— Так Вы думаете, она действительно пошутила насчёт того, что она — эльф? — продолжала настаивать я. — А мои познания в античной политологии, я же не читала «Государство»?

— Вы вероятно слышали эти факты на лекции, от того же самого преподавателя. Работа подсознания, как и Ваши сны. Впрочем, — Екатерина Андреевна с особым участием заглянула мне в глаза, — причина этих снов может быть и в том, что вы стремитесь заменить реальную личность — выдуманной. Выдуманная личность помогает забыть о неприятностях реальной жизни, воплотить в жизнь самые смелые мечты… Необязательно Ваши, вы могли увидеть подобное в кино, прочитать в книге, услышать чей-то рассказ, потрясающий воображение! А что скажете, если мы попробуем выяснить это с помощью гипноза?

— Гипноза? — я скептически прищурилась. — Екатерина Андреевна, мы в детстве пробовали гипнотизировать друг друга. Такие, знаете, игры — с самодельными маятниками и тому подобной дребеденью… Вы зря смеётесь! С двумя моими подругами это почти прокатило. Только вот я даже в легкий транс не впала, думаю, я невосприимчива к гипнозу.

Доктор отсмеялась и улыбнулась мне снисходительно, как улыбаются двухлетнему малышу. Мило, но унизительно для меня.

— Значит, невосприимчивы… Но мы попробуем! Вы готовы?

— Конечно, интересно же!

Первая мысль после того, как я очнулась, звучала так: «какое же здесь мягкое, уютное кресло… даже вставать не хочется». Я открыла глаза и обнаружила, что устроилась в нем калачиком. Надо же, заснула, не помню как… Наверно, сказываются бессонные ночи сессии. Сладко потянувшись, я повернулась к окну и натолкнулась взглядом на Екатерину Игоревну.

Психотерапевт хмурилась и разглядывала меня так, как будто впервые видит. Правда, непрофессиональные эмоции надолго не задержались на ее лице, и изучающее выражение глаз за линзами очков сменилось ужепривычным, участливым.

В этот момент я всё вспомнила. Где я нахожусь, что этому предшествовало — всё. Точно! Докторша предложила попробовать технику гипноза, и последнее, что я помню перед своим пробуждением — монотонное звучание её голоса. Оно обволакивает, успокаивает…

Фавн подери! Так всё испортить! Хотя я её предупреждала, что гипноз на меня не действует, вот, этот сон — лучшее этому подтверждение. Понятна и реакция Екатерины Игоревны — эксперимент не удался.

— Извините, я, кажется, заснула.

Психотерапевт посмотрела на меня удивленно поверх очков.

— Нет, Артемида. Вы не заснули.

— Вы хотите сказать…

— Да. Всё получилось.

— Я была под гипнозом?

В ответ докторша подвинула какой-то предмет на столе по направлению ко мне. Я удивленно опознала в этом предмете диктофон.

— И записать удалось?

Екатерина Игоревна пожала плечами.

— А как же. Это — часть сеанса. Только вот, прежде чем мы приступим к прослушиванию… Я сразу хочу Вас предупредить: всё, что услышите — нормально! Это просто диалог с Вашим подсознанием, не более. Считайте, что Вы видели сон и говорили во сне. Просто… Мое предположение подтвердилось: Вы на грани того, чтобы заменить реальную личность — выдуманной.

— Да какой ещё выдуманной!..

— Скорее всего, сборным псевдоисторическим персонажем — книги об античности, мифология… Художественная проза… Наверно, сегодня не встретишь дома, где не встретились бы «Легенды и мифы древней Греции и древнего Рима»… Опять же, Джек Линдсей, Генрих Сенкевич… Я не говорю уже о Вашей учебной программе… Наверняка для Вас обязательны к прочтению труды писателей античной эпохи…

— Подождите, — я прижала пальцы к вискам, вынужденно перебивая докторшу. — Какие ещё Сенкевич, мифы, легенды… Дело в том, что я терпеть не могу всю эту античную муть. Точнее, нет, даже не так: мне просто не интересно. Не знаю почему, но это одна из немногих тем, которые не откладываются у меня в голове. Наверно, потому и не откладывается, что неинтересно.

Я пожала плечами, а Екатерина Игоревна нахмурилась.

— Вот как? Но может, исторические фильмы…

Я помотала головой.

— Что ж. Я лучше включу запись. Вы уверены, что не хотите выпить успокоительного?

Я опять помотала головой.

Что же там в этой записи-то, а? От волнения меня бросило в жар.

Следующие несколько минут я сидела, как громом поражённая, боясь не то, что пошевелиться — вздохнуть! Настолько невероятным было то, что прозвучало из старенькой, но профессиональной модели диктофона.

Я чувствовала себя героиней пьесы абсурда. Или пациентом вполне логичной палаты с войлочными стенами. Всё, что я слышала — начиная от звуков собственного голоса — чужого и отстраненного, исковерканного записью, до того, что я произносила — казалось мне чьей-то шуткой. Несмешной и жестокой. Но судя по сосредоточенному выражению лица Екатерины Андреевны, и по тому, как бегло она делала заметки в толстой тетради (дай Бог, чтобы эта тетрадь не оказалась моей карточкой!), сеанс гипноза шуткой не был.

— Артемида, Вы слышите меня?

— Наини Артемида, смертная. Хотя откуда тебе знать обычаи Наи.

— Что такое «наи»?

— На твоем примитивном языке, годном лишь для презренных торговцев и ремесленников, это звучит, как «Танцующий в пространстве пустоты небес». Так называется народ бессмертных. Мой народ.

— То есть Вы — бессмертны?

— Конечно, бессмертна. Вот ведь диво для богини!

— Вы понимаете, что живете в мире людей?

Вздох.

— Лучше бы не понимала.

— Что в этой ситуации самое обидное?

— Что ко мне не приходят с подношениями. Одна из сильнейших наини Олимпа… Я привыкла получать подношения. Медвежьи шкуры, оружие, ценный мех… бусы, зеркала, сосуды с благовониями, вазы. Дары лесов и полей, реже — масло…

Мой голос зашелся в злом, коротком смехе.

— Видела бы ты, женщина, какого чудесного вепря я наслала на Калидон! Тогдашний царь, Ойней, забыл принести мне первые дары урожая в начале жатвы… Презренный. Ах, что это было за животное! Огромное и свирепое, как гнев Наи! А Адмет, царек Фер! А охотник Бротей! Ах! Что за чудесные были времена…

Довольный вздох.

— Но как вы попали сюда, Артемида? В двадцать первый век?

— Это самое лёгкое из всего. Я сослана. Я — наказанная богиня. Все из-за моего отца, Зевса. Моя мама была его тайной женой. Он говорил, что если я помогла родиться на свет собственному брату, то и быть мне родовспомогательницей, акушеркой по твоему, женщина, а я несколько манкировала своими обязанностями… Да там на самом деле много всего было… Одна Ниоба чего стоит со своим выводком! Бывшим… И вот.

— Значит, Вы — богиня?

— Да, но в этом воплощении я совершенно лишена тщеславия и гордости. Если бы во мне сохранилась хоть капля памяти о былом величии — думаешь, разговаривала я бы так запросто, с тобой, ничтожной?!

— То есть Вы лишены памяти?

— Знаешь, похоже на то. Я всё помню как бы сквозь пелену тумана… Урывками. И не вполне уверена, что все эти воспоминания — мои. Чувствуется вмешательство папеньки… А знаешь, отец всегда ошибался на мой счет. Мне не занимать милосердия и великодушия. Вот и сейчас. Я дарую тебе жизнь, ничтожная, но припадать к моим ступням в поцелуе — считаю лишним. И не проси, не позволю. Такой милости ты не заслужила, смертная.

— Спасибо за честь. Мне сложно сдержать себя. Но я воздержусь.

— Правильно. Не стоит совершать опрометчивых шагов от одного лишь трепета перед Наи, женщина. Знай своё место, умей держать дистанцию, будь кротка и скромна — и тебе воздастся. А теперь мне пора. Негоже мне разговаривать со смертной.

На этом запись оборвалась.

Занавес.

Меня заколотило крупной дрожью.

Екатерина Андреевна заботливо протянула мне стакан воды. Залпом осушила полстакана, оставшуюся половину — вылила на себя. С другой стороны — и не так жарко уже.

Как я оказалась в коридоре на слабых, ватных ногах — не помню.

Кажется, промямлила что-то типа «мне надо в туалет». Ополоснув лицо холодной водой, ещё раз прокрутила в голове заверения докторши в том, что я нормальна. Что ж. Может, и правда — переутомление. А не поехать ли домой прямо сейчас и не завалиться ли спать — ненадолго, минут на шестьсот — семьсот?

Возвращаться в кабинет желания не было, вот только на выходе из поликлиники обнаружила, что забыла у психотерапевта рюкзак.

Пришлось вернуться.

В коридоре перед кабинетом уже никого не было. Не было привычно снующих туда-сюда медсестер с карточками, санитарок, врачей. Стояла непривычная для городской поликлиники тишина, и поэтому звуки голоса докторши звучали особенно отчётливо, надёжно отпечатываясь в моем сознании. Почему-то я сразу решила, что речь обо мне.

По паузам понятно было, что Екатерина Андреевна говорит по телефону. Вот только интонации докторши. В них было что-то странное, неестественное, тревожное… Что-то это мне напоминает? Если бы не прослушивание собственной записи с сеанса гипноза, нипочем бы не догадалась, а сейчас — как будто осенило! Четкие, размеренные интонации Екатерины Андреевны звучали, как будто психотерапевт сама находилась под гипнозом. Было в её голосе что-то неприятно-механическое.

— Сомнений быть не может. Она. Точно. Волосы рыжие. И под поезд в метро чуть не попала сегодня. Когда? Конечно. Не здесь? Хорошо. Записываю адрес. Да, Ольшевского 16А. Поняла. Как можно раньше…

Дальше мне дослушать не дали, потому что прямо над ухом раздался вкрадчивый голос:

— Артемида Астрельская?

Я раздраженно дернула плечом и помотала головой. Во-первых, не Астрельская, а Шаинская, а во-вторых, разозлилась, что мне не дали дослушать, что говорит докторша.

За спиной раздался вздох.

— Вот невезуха. А вы уверены?

Я обернулась и хмуро уставилась на двух бледных, черноволосых парней в кожаных куртках. Странный выбор для конца июня-месяца. Впрочем, рядом с этими ребятами мне самой стало холодно, а рубашка с длинным рукавом совершенно перестала греть. Привлекательные, но всё-таки неприятные лица.

Что им от меня надо? Не имею настроения выяснять.

— Совершенно уверена, — процедила я им, надеясь, что мой голос не дрожит, как заячий хвост.

Похоже, прокатило.

Парни переглянулись, затем один из них ещё раз смерил меня взглядом и цокнул языком.

— Не похожа.

Второй кивнул. Синхронно развернувшись, они прошли мимо по коридору, подошли к лестничному проему, когда с другой стороны ко мне, запыхавшись, подбежала Ни’ида. То ли моя утренняя знакомая не разглядела устрашающего вида ребят, то ли действительно была рада меня видеть, нимфа врезалась в меня с разбегу, выдохнув:

— Артемис… Вот и ты!

В тот же момент ребята в кожаных куртках опять-таки синхронно повернули головы.

— Лгунья, — нехорошо улыбнулся один из них, плечистый и на какого-то известного актёра похожий, а второй потянулся к внутреннему карману. Но не только этот жест, прежде много раз виденный в кино, напугал меня до икоты. Только сейчас до меня дошло, что оба они в черных перчатках. В очень знакомых перчатках…

— Ни’ида… — прошептала я. — Что же делать?

— Некогда рассуждать, — нимфа распахнула дверь кабинета Екатерины Андреевны, не дав мне возможности сообщить ей о вероломном предательстве докторши, и силой впихнула меня внутрь, ввалившись следом сама.

Повернув ключ в замке на два оборота, Ни’ида с разбегу прыгнула на стол и распахнула окно.

— Артемис, сюда! — оглянулась она.

А я стояла застыв, вытаращившись во все глаза на неловко осевшую в своём кресле докторшу. Очки сдвинуты набок, голова лежит на плече.

— Она мертва? — вырвалось у меня фальцетом.

Словно в ответ на мой риторический вопрос психотерапевт вывела носом тонкую трель.

— Да быстрей же! — нетерпеливо топнула ногой по стеклу на столе нимфа. — Обычный вампирский гипноз!

Глава 3  Слишком много родственников

Принимая руку Ни’иды, я взобралась на стол, зачем-то подхватив одинокий листок. На нем было написано торопливым почерком:

… «Аптека «Зеленая лавка». Ольшевского 16А»

— Она хотела отправить меня в эту аптеку! — сообщила я нимфе, тыча ей под нос эту бумажку. Там засада!

До меня с запозданием дошло то, что сказала Ни’ида.

— Ты сказала — вампирский гипноз? То есть это…

В ответ входная дверь слегка заходила ходуном, как будто кто-то там, снаружи, решил не утруждать себя взломом замка и попросту снять хлипкую белую дверь с петель.

— Да быстрей же, — дернула меня за рукав Ни’ида, и мы оказались на карнизе.

Вы когда-нибудь передвигались по карнизу четвертого этажа, крепко прижимаясь при этом спиной к стене? А мне пришлось. Даже успела порадоваться, что вопреки стараниям Латаны, всем сердцем презираю каблуки.

Ни’ида первая спрыгнула в открытое окно, а затем втянула туда же меня. Рукав рубашки она так и не выпустила.

Перепрыгивая через лежащие вповалку тела доктора — медсестры — пациента, мы пулей выскочили в коридор.

— Они тоже? — успела на ходу выкрикнуть я, имея ввиду то же явление, что и с Екатериной Игоревной, кое нимфа обозвала «обычным вампирским гипнозом».

— Да!

Однако. Кажется, докторша ошибалась на мой счет. Я нахожусь вовсе не во власти грёз, я вполне отчетливо вижу, слышу и ощущаю нимфу, и эти спящие люди? Павшие жертвой вампирских чар? Они тоже грезят? Или это моё сумасшествие прогрессирует?

Выскочив из здания поликлиники, мы со всех ног бросились к автомобильной стоянке. Я уж решила было, что нимфа за рулем, но ошиблась.

Ни’ида прыгнула метра на три вперёд, и встала наперерез отъезжающему со стоянки такси, сердито гуднувшему её наглости. Не обращая внимания, Ни’ида втянула меня на заднее сиденье, сообщила недовольному водителю показавшийся смутно знакомым адрес и попросила сделать музыку погромче. Вопреки моим ожиданиям, вместо ожидаемой от такси попсы или «каторжных да острожных песен» по барабанным перепонкам ударил Rammstein. Впрочем, оно и лучше. Нам с Ни’идой о многом нужно поговорить.

На мой вопрос, что всё это значит, — от сеанса гипноза, на котором я сообщила, что я — наказанная богиня, до попытки меня убить, и, судя по решительно настроенным ребятам в кожаных куртках, попытки не прекращаются, — Ни’ида зашептала:

— Ничего хорошего для тебя, Артемис. Для нас обеих. То, что тебе удалось вспомнить под гипнозом, что ты наказанная богиня — правда. Рождение в человеческом теле и стирание памяти — обычная процедура для изгнанных богов Олимпа. Я сбежала, как только узнала, что тебе угрожает опасность. Я здесь, чтобы помочь тебе.

— Подожди, — у меня голова шла кругом, — допустим, это правда. Допустим, я тебе поверила. Хорошо, мне стёрли память, и я родилась как обычный человек. Но почему эти ребята — ты назвала их вампирами — так настойчиво меня преследуют? Ведь это один из них столкнул меня утром на рельсы?

Нимфа кивнула.

— Сначала я решила, что это происки Геры. Думаю, нет нужды напоминать, что относится она к тебе несколько… холодно. Как и ко всем внебрачным детям своего мужа. А если убить бога в смертном теле — до того, как он вспомнит, кто он, душе его придётся опять переродиться в человеке, опять и опять… И с каждым разом шансы вспомнить — уменьшаются. Это сейчас тебя зовут Артемидой. А родись ты какой-нибудь Евстафией, или того хуже, Надей или Олей, ищи тебя — свищи… Да и потом… До определённого возраста ты не опасна.

Я чуть не подавилась.

— Чем же я опасна сейчас? Кому? И кто такая Гера?

— Гера — жена Зевса. Законная жена.

— Та-ак… Кажется в записи я говорила, что Зевс — мой отец. Кое-что начинает проясняться, — глубокомысленно протянула я, в то время как ничто и не думало проясняться. Наоборот, ещё больше запутывалось.

Если бы не эти бледные ребята в кожаных куртках, не чья-то попытка сбросить меня под поезд сегодня утром, я вряд ли бы так внимательно слушала сейчас девушку с огромными кукольными глазами и двумя аккуратными бугорками на лбу. Ни’ида сняла капюшон толстовки и взлохматила белокурые кудряшки. Уши прячет, поняла я.

— Что же, эта самая Гера всех внебрачных детей папеньки убивает?

— То, что это Гера — пока не факт, — покачала головой нимфа. — Это я навскидку. Из числа первых желающих тебя убить.

На этот раз я поперхнулась. И даже закашлялась.

— Обалдеть… И много их? За что же?

— О, поверь, тебя — есть за что. Поводов… — бойко начала Ни’ида, но запнулась под моим взглядом. Несмотря на то, что я прилагала нечеловеческие усилия, чтобы сдержаться, глаза стремительно наполнялись слезами. — Словом, хватает, — уже не очень уверенным тоном протянула она. — Прости, Артемис, я все время забываю, что ты сейчас — всего лишь человек.

От жалости нимфы стало как-то не по себе. Поэтому я излишне сухо подытожила:

— Человек. Не нимфа, как ты. Не вампир, как эти ребята, которые хотят меня убить… Откуда они вообще здесь взялись?

— А где им ещё быть? — нимфа выглядела удивленной.

— Ты хочешь сказать, что вампиры и эльфы живут среди людей? — недоверчиво прищурилась я.

— А ты всё ещё сомневаешься? — вопросом на вопрос ответила Ни’ида. Потом, видимо, вспомнила, что я «в теме» только с сегодняшнего утра, и продолжила: — Человеческое тело только кажется несовершенным. На деле — это самая совершенная тюрьма для бога, которую только можно представить. Особенности зрения, слуха, ума, обоняния… Люди действительно не видят дальше своего носа!

— А почему я вижу, к примеру, что ты… нимфа?

— Ты вспоминать начинаешь. Этого, конечно, мало. В этом теле ты многого не увидишь и не сможешь. Твоя задача — вспомнить.

— А гипноз?

— Не считается. Впрочем, — нимфа заложила прядь волос за внушительных размеров острое ухо, — вспомнить — дело второстепенное. Нам нужно тебя спасти. А для этого мало скрыться от погони, надо выяснить, кто и зачем за тобой охотится.

— И как мы это сделаем?

— Думаю, отгадку, или хотя бы ключ к ней следует искать у Латаны.

— У мамы?!

Ни’ида кивнула.

— То есть ты хочешь сказать, что мама в курсе?

— А как иначе? — нимфа пожала плечами. — Узнав о твоём изгнании, Латана предложила сначала себя вместо тебя, а когда не прокатило, добровольно пошла на Землю вместе с тобой, чтобы защищать и оберегать тебя. Ты думаешь, много матерей назвали бы дочь Артемидой? Латана не переставала надеяться, что однажды ты вспомнишь.

Образ мадам Шаинской никак не ассоциировался у меня с той Латаной, о которой говорила нимфа. Может, мы говорим о разных маменьках? Свою я знаю. Сколько себя помню, она не очень-то меня замечала, всё ждала, когда я, наконец, вырасту, и можно будет перестать обременять себя заботой обо мне.

— А ты думаешь легко, сохраняя божественную память, жить в настолько несовершенном мире, как Земля? — строго перебила мои размышления Ниида. — Когда по сравнению с обычным для тебя величием ты беспомощнее грудного младенца? Когда ты привыкла жить в мире, где твоя власть — безгранична, мире, где чувственные и ментальные удовольствия не имеют границ?!

— Стоп! — я перебила Нииду. — И как нам получить разъяснения у Ланы, если она с утра махнула на очередные острова?

— Ты уверена? — непонятно почему, нимфа сейчас выглядела испуганной.

— Как в том, что сегодня не завтракала! — воспоминание о том, что за всеми этими покушениями и погонями так и не успела поесть, отозвалось недовольным бурчанием в животе. — Она заходила попрощаться рано утром. Потом я говорила с ней по телефону. Укатила с новым бойфрендом.

— Нет, я не об этом. Ты уверена, что она… — нимфа запнулась, — уехала добровольно? Не заметила ничего подозрительного в её голосе? И что за новый бойфренд?

— Светленький такой, загорелый, — неуверенно забубнила я. — Она выглядела счастливой… Нет, точно, ничего подозрительного.

— Подозрительно то, что Латана уехала, стоило тебе начать вспоминать.

— Ты об этих снах наяву? Тогда в метро, когда я упала, и потом, возле универа…

— Что ты видела, Артемис? — Ни’ида с силой вцепилась мне в руку. — Это важно.

Мне не понравился тон нимфы. Неожиданно в голову закралось подозрение — а кто сказал, что нимфа мне — друг? Говорит мало, часто — загадками… Может, она вовсе не та, за кого себя выдает? Нет, не то, чтобы я сомневалась в том, что она — нимфа… Ну да, она спрыгнула вслед за мной на рельсы, но! Я не разглядела того, кто меня толкнул. Это раз. Запомнила только черную ткань перчатки. Такие же были на тех ребятах, кого Ни’ида назвала вампирами. Но знаете — надеть перчатку в качестве отвлекающего маневра — проще простого. Это два. Она вывела меня из поликлиники… Увлекла в кабинет как раз тогда, когда тот парень полез во внутренний карман. Меня почему-то до ужаса напугал этот жест. Наверно потому, что в кино таким обычно пистолет достают. Хотя, если правда, и они вампиры, зачем им пистолет? Но ведь на меня не подействовал их гипноз, а значит…

Что все это значит, я додумать не успела. Как не успела принять решение — так стоит ли доверять нимфе, или нет.

Потому что машина резко затормозила и остановилась. Одновременно водитель выключил музыку.

— Это не… — начала было Ни’ида, когда водитель обернулся к нам, сверкнув на мгновение вспыхнувшим красным, глазами.

— Приехали, козочки, — растянул он тонкие губы в отвратительной усмешке, и почему-то подмигнул нимфе.

И почему мне сразу не бросилась в глаза эта мертвенная бледность?

Я машинально перевела взгляд за окно, и увидела небольшое здание аптеки с вывеской: «Зеленая лавка». Табличка с адресом: Ольшевского 16А показалась знакомой. Это же тот самый адрес! Который психотерапевт сначала записала во время разговора по телефону, а потом я прочитала его с бумажки на ее столе. Она собиралась как можно быстрее отправить меня сюда!

Ни’ида забилась птицей в клетке, пытаясь открыть дверцу, то со своей, то с моей стороны. Из дверей аптеки вышло трое парней в чёрных кожаных куртках и солнечных очках. Двое тех самых, что в поликлинике были, и третий ещё с ними. Кажется, я его утром видела. На платформе метро. Перевела взгляд на его руки — как и у этих двоих, на нём были перчатки.

Сказать, что я испугалась — значит, не сказать ничего. Я буквально оцепенела от ужаса, застыла на месте, когда Ни’ида с силой встряхнула меня за плечи.

— Артемис! Ты должна вспомнить! Должна!!

Я с силой зажмурилась, думая, что сейчас позорно завою от страха в голос. Как и следовало ожидать, ничего я не вспомнила. Я могла только переводить взгляд загипнотизированного кролика с ухмылки этого водителя на тех ребят, которые решительно приближались к машине.

— Найди Латану, — быстро и сбивчиво продолжала говорить нимфа. — Она поможет тебе вспомнить.

— Ты говоришь так, как будто мы прощаемся, — возмущенно воскликнула я, тем временем откидываясь на спинку сиденья, как следует упираясь.

В следующий миг я сделала то, чего раньше никак бы от себя не ожидала, а именно: ухватившись руками за мягкую спинку сиденья, с силой ударила обеими ногами прямо в наглую рожу нашего мнимого водителя. Плевать, что он меня может за это покусать. Без боя я не сдамся!

Нимфа добавила закачавшемуся мужику от себя.

— Ты не понимаешь! Мне нельзя даваться в руки вампирам живой! Для них кровь нимфы… — договорить Ни’ида не успела, потому что дверцы с обеих сторон распахнулись и нас обеих вытащили на свет божий. И хоть мы сопротивлялись, как пантеры, поволокли за здание аптеки, где быстро и надёжно скрутили сзади руки, заклеили скотчем рты и, как мешки с мукой, бросили в багажник огромного чёрного внедорожника.

Практически одновременно с захлопыванием багажника, машина двинулась с места.

Всю дорогу, подпрыгивая на ухабах, ощущая рядом теплый бок нимфы, я думала о её последних (тьфу-тьфу-тьфу) словах, о том, что ей нельзя даваться вампирам живой… И о том, что кажется, зря я усомнилась в ней. За сегодня Ни’ида дважды спасла меня. А вот в третий раз не повезло…

Нимфа что-то промычала, и вряд ли это был стон от резкого торможения машины или подпрыгивания на очередном ухабе. Cкорее, Ни’ида злилась, от того, что хотела что-то мне сказать, но какой тут разговор, когда у обеих плотно заклеены рты, а руки связаны за спиной?! Я тоже промычала что-то гневное в ответ, от чего Ни’ида еще больше разозлилась.

Очередной прыжок машины слегка повернул меня, и по запястью скользнули холодные пальцы нимфы. Так вот она о чем! Я попыталась развернуться поудобнее — может, ей удастся развязать мне руки? Конечно, слабое утешение для путешествующих в багажнике джипа в неизвестном направлении, но все же… Кто знает, может, перед смертью мы еще пару-тройку носов сломаем?! Какое-никакое, а алаверды!

Правда, сбыться нашим планам было не суждено. Не знаю куда, но приехали мы раньше, чем Ни’иде удалось избавить мои руки от скотча.

Особо не церемонясь, нас вынули из багажника и понесли куда-то. Сказать по правде, не очень-то разберёшься, куда, вися у кого-то на плече. Одно порадовало: то, что нас внесли в частный дом, вселило хилую, но все же надежду. Хуже было бы, если бы нас поволокли в лесную чащу или на берег озера…

Миновав несколько комнат, бросили на низкую твёрдую кровать, укрытую черным покрывалом. Я не успела привыкнуть к полумраку комнаты, освещённой неверным красным светом светильников на стенах и пламенем чёрного цвета свечей, когда в комнату зашел человек, как мне показалось. Хотя кто их тут разберет. Судя по копне светло-русых кудрей, стильной летней куртке, вроде бы не вампир. Парень склонился ко мне, заглядывая прямо в расширившиеся до невозможности от удивления глаза, потянул цепкими пальцами за подбородок.

— Она, — удовлетворённо кивнул он вампирам. Затем резким движением сорвал с лица скотч.

— Арсентьев! — возмущенно выдохнула я, изо всех сил стараясь сдержать стон. Мало приятного, знаете ли, когда с твоего лица сдирают противную липкую ленту!

— Тварь! Что всё это значит?

— Тёма, не бузи, — вполне миролюбиво обронил мне Славик. — Сейчас всё узнаешь.

— Ах ты мразь!

— Ну вот, и это вместо благодарности за то, что я как могу, способствую воссоединению семьи, — Арсентьев наигранно оттопырил вперед нижнюю губу.

— Какой ещё семьи? — решила уточнить я.

— Нашей, сестричка, — с этими словами в комнату вошел ещё один парень. Несмотря на то, что, как и вампиры, одет в кожу, вампиром явно не был. Светлые, ближе к блондинистым, волосы, развязная походка.

Вошедший затянулся тонкой коричневой сигаретой, выдохнув мне в лицо струю вонючего дыма:

— Где Латана.

Откашлявшись, я пожала плечами.

— Уехала.

— То, что уехала, мы и без тебя знаем! — заорал этот псих, и более спокойным тоном добавил, — Куда?

— Я не спросила…

— Пол, — Арсентьев успел перехватить руку в черной кожаной перчатке без пальцев, занесенную для удара. — Может, она и не врёт. Сам видел — пусто.

— Где ключ? — повернулся ко мне этот самый Пол.

— От квартиры? — услужливо предложила я. А что, проверять, насколько хватит выдержки у этого отморозка, или совести у Славика, чтобы сдерживать его, не хотелось.

— …!

В ответ я захлопала глазами и сглотнула.

— Она не помнит ничего, — опять влез Славик.

— Не помнит… — скептически процедил Пол, затягиваясь. — Зря ты ей веришь. Я слишком хорошо знаю нашу сестричку, чтобы забыть о её дьявольской хитрости.

Под его изучающим взглядом мне стало не по себе. Невесть откуда взявшийся братец разглядывал меня взглядом маньяка. А ведь с него станется меня пытать, обречённо подумала я. Раз уж он не верит в то, что я ничего не помню.

— Ладно, — добавил он через минуту. — Никуда не денется, расскажет все, что знает.

— С крово… со своими, — Славик оглянулся на молчавших вампиров, — расплатись.

— Сколько? — Пол вытащил не закрывающийся бумажник из заднего кармана.

— Деньги не нужны, — опередил его один из вампиров. — Сам знаешь. При этом он так выразительно посмотрел на Ни’иду, что даже я пискнула от страха, что уж говорить о нимфе, — в её огромных голубых глазах застыл ужас.

— Как же, помню, — Пол подошел к кровати, на которой мы лежали, вплотную, и одним рывком приподнял Ни’иду за грудки толстовки. — Мм… — довольно промычал этот мерзавец, потираясь покрытой щетиной щекой о молочно-белую кожу нимфы. — Нимфа-а-а… Сладенькая, как мед. И быстрая, как любимая лань сестренки.

На этом моменте они оба — и Пол, и Славик, почему-то захохотали. Мне показалось, или смех у Арсентьева вышел каким-то натянутым?

Пол тем временем продолжал развлекаться. Потянув Ни’иду за волосы, он рассматривал шею нимфы.

— Сам бы пил, да людям надо. — Он сделал знак вампирам. — Забирайте.

— Нет! Пожалуйста, не надо, — я переводила умоляющий взгляд с Пола на Славика.

Ни’ида выгибалась дугой в руках легко подхватившего её вампира, что-то мычала, мотала головой. Смотреть, как уносят ту, что за сегодня дважды спасла мою жизнь, было выше моих сил.

— Я прошу вас! Пожалуйста! Нет! Я всё скажу, всё, что знаю, я вспомню! — кричала я, с отчаяньем провожая вампиров взглядом.

— А ты знаешь… Похоже, она не придуривается, — кивнул Пол Арсентьеву. — Ладно, пошли, пусть пока поваляется здесь. — И он направился к выходу вслед за вампирами.

— Только рот ей заклею, — сказал Арсентьев. — Не хватало еще, чтобы на крики соседи сбежались.

— Давай, — на ходу бросил Пол, выходя из комнаты.

— Арсентьев, только попробуй, — угрожающе прошипела я Славику, пока он искал край скотча.

— Не только попробую, Шаинская, — улыбнулся мне подонок, и в следующий момент рот опять оказался заклеен противной лентой.

К моему удивлению, Арсентьев нагнулся ближе к моему лицу и зашептал:

— У тебя три минуты. За это время тебе нужно успеть догнать вампиров. Или прервать их пиршество. Уматывайте со своей нимфой на их же тачке, пока обе целы. Вот парализатор. До встречи, очень надеюсь, что в Делосе, Тёма! — с этими словами Арсентьев легко перерезал скотч на моих руках и вышел из комнаты, насвистывая, как ни в чем не бывало.

Я решила удивляться потом. Подхватила черный пульт то ли электрошокера, то ли парализатора — и с чего Арсентьев взял, что он подействует на вампиров, и рванула из комнаты. И где их искать?! Кажется, хлопнула входная дверь! Я рванула на звук, молясь, чтобы это были вампиры с Ни’идой, а не этот отморозок Пол с Арсентьевым. Видимо Фортуна, в виде большого исключения, решила сегодня сжалиться надо мной, потому что вампиров я всё-таки нагнала. Аккурат у их тачки. Ни’иду они забросили на заднее сиденье, и двое даже не успели удивиться, когда я, нажав большим пальцем на красную кнопку, с силой ткнула обоих, одного за другим. Третий уже сидел за рулем. В то время как его товарищи одновременно оседали на землю, я скользнула на переднее сиденье. Вампир, кстати, тот самый «таксист» — вон, на щеке ссадина на память, даже не успел толком удивиться, когда я со всей дури ткнула его парализатором.

Сколько Арсентьев сказал, у меня времени?! Три минуты?!

Чувство приближающейся опасности заставило нырнуть вниз, с силой приложившись лбом о ручник, и одновременно вывернуть вверх правую руку с парализатором, и в следующий миг четвёртый вампир придавил меня к сиденью своим телом, замерев в своём отвратительном оскале как раз возле моей обнажённой шеи.

К счастью, Ни’ида успела основательно растянуть скотч на своих руках — сдаваться кровососам без боя нимфа не собиралась, а в том, что у девчонки нечеловеческая сила, мне сегодня уже пришлось убедиться.

Нимфа и стащила с меня парализованного вампира со злым, не остановившимся взглядом налившихся кровью глаз.

Водителя из-за руля мы вытащили уже вместе, после чего нимфа уверенно уселась на его место.

— Лучше пристёгивайся, — подмигнула она мне. — Поедем очень быстро.

Что имела ввиду нимфа под «очень», мне предстояло узнать ещё раньше, чем мы обе могли предположить, потому что на пороге дома появились Пол с Арсентьевым, у обоих по пистолету в каждой руке.

С перекошенным от злобы лицом Пол начал палить из обеих рук. Арсентьев, кстати, тоже, хотя что-то мне подсказывает, этот не очень-то целился. Это было последнее, что я увидела, прежде чем мы со свистом покинули такой негостеприимный частный сектор.

Говоря, что мы поедем очень быстро, нимфа не преувеличила. Что ж. Повезло, что из нас двоих хоть одна водит.

— Они же попытаются нас догнать? — слабым голосом спросила я нимфу.

— Не сомневайся, — весело кивнула Ни’ида.

Я её веселья не разделяла. Порция адреналина, выделенная, видимо на то, чтобы вырубить четверых вампиров, иссякла, и меня заколотила крупная дрожь.

— Брось, Артемис, — подмигнула Ни’ида. — Прорвёмся! — и нимфа озорно подмигнула мне.

— Куда мы сейчас?

— К тебе домой. Точнее, к Латане!

— Ты с ума сошла?! — я искренне надеялась, что нимфа шутит.

На что Ни’ида серьезно заявила:

— Поверь, это последнее место, где они будут нас искать. Сама подумай!

Я представила — только круглые дуры попрутся, как послушные овцы, туда, где их гарантированно найдут на раз-два. Надеюсь, в глазах Арсентьева я таковой не выглядела. А Пола как-то не успела узнать получше. К слову — и не спешу узнавать! Да, Пол!

— Ни’ида, это правда мой брат?! Вот ведь говнюк!

— Если честно, я сомневалась в том, что Аполлона тоже сослали… Там много сплетен ходило на ваш счет, много предположений, и по большей части бредовых, но… — задумчиво заметила Ниида. — Если это он, то оба они — твои братья!

Что?! Аполлона, вы говорите?!! Это кто Аполлон?! Тьфу, черт, пакость какая! Стоп! Что значит — оба?? У меня с утра ещё ни одного брата не было!

— Ну, вот видишь, а уже два, — усмехнулась Ниида. — На самом деле, их гораздо больше. Папа твой особым благочестием никогда не отличался…

— Стоп! — даже в свете всего произошедшего, последних новостей с лихвой хватило, чтобы голова у меня пошла кругом. — Ты сказала — оба! Арсентьев, он что, тоже?! — спросила я, почему-то холодея.

— Ага, — кивнула Ниида. — Только он не бог.

— А кто? — оторопело выдала я, и сама не поняла, чему именно я удивляюсь, и что хотела бы услышать.

— Смертный. Правда, и не человек. Его мать — нимфа. Он полукровка. Зевс, знаешь ли, и смертными не брезгует, не то, что эльфийками.

В голове стало немного проясняться.

— Он поэтому помог тебя спасти?

— А он помог? — скривилась Ни’ида. — Хотя смотря что понимать под помощью. — Нимфа презрительно скривилась, — судя по тому, как он строчил по колесам… Это как минимум, подвигло меня двигаться быстрее. Так что спасибо ему в шляпу!

— Ни’ида, нет. — Каков бы Артемьев ни был, этих упреков со стороны нимфы он не заслужил. — Ни’ида… Язык сломаешь! Можно звать тебя Идой?

Нимфа пожала плечами:

— Почему нет…

— Это он меня освободил. И парализатор всучил. Если бы не он…

— Понятно, — нимфа кивнула. — Он знал, что будет с нимфой, попавшей к вампирам. Стрелял, но не попал ни разу… Я тогда еще подумала, что на Саона это не похоже…

— На кого?

— Его зовут Саон. Сколько я знаю этого твоего братца, всегда на удивление ловко стрелял.

— Да и… Аполлон тоже! — помимо воли вырвалось у меня, — чтобы он промахнулся…

— Вспомнила что-то?

— Нет. Само вырвалось…

Нимфа вздохнула.

— Ты не путай. Аполлон, похоже, переродился в смертном теле. И вряд ли помнит. Как и ты. Да и навык меткой стрельбы забрать могли. Более тщательнее подтереть в памяти… Представляешь смертного с его характером, который бы стрелял, как бог?

Я поёжилась.

— Не хочу представлять.

— То-то и оно.

— Погоди, а его наезды — мол, я слишком хорошо знаю сестричку и всё в таком же духе?

— Вот это мне и не нравится. Он что-то знает. Или помнит, или узнал. Ладно, о твоем ангельском характере можно всё узнать из местных легенд, коих у вас в Сети пруд пруди. Вот уж, если кто и прославился своим милосердием, так это ты, — щебетала нимфа, не обращая внимания на мой хмурый взгляд и поджатые губы. — Но что могло потребоваться здесь Аполлону? Судя по тому, какой он был нервный, вряд ли он здесь добровольно… Но и о том, что его сослали, я более-менее правдоподобной версии не слышала. Хотя бы потому, что Латана из вас двоих выбрала тебя. С одной стороны, вроде бы девочка, да, и всё такое… Но кому, как не матерям знать, что дочери зачастую сильнее сыновей, пусть не по части силы… Духом. А это уже много.

Я решила прервать бессвязно звучащие для меня рассуждения нимфы вслух:

— Ты говорила, что богов так наказывают: стирают память и отправляют на Землю. Это самое страшное наказание.

Нимфа неопределённо пожала плечами, повела рулём, ловко объезжая впадину на асфальте.

— Богу можно оставить память. Можно вернуть её в определенном возрасте. Показывать частями. Чего только не придумают. Но это уже гуманнее, чем оставить всю, целиком… С самого детства. Хуже этого ничего быть не может. Угадай, в каком месте чаще всего оказываются такие сосланные?

Я икнула. То есть знать, помнить, что ты — бог, хранить в памяти воспоминания — сколько там живут боги? — о целых тысячелетиях, и при этом быть скованным в клетке человеческого тела? Да тут одна дорога — туда, куда я с утра уже начала собираться, а ведь мне так, сон наяву привиделся… Вспомнила маму, и впервые стало за неё страшно. Всех восхищало в ней это качество — в любой ситуации, несмотря ни на что, уметь жить шикарно, и при этом не придавать значения ни деньгам, ни вещам. Она постоянно меняла любовников, пила, не пьянея, могла выкурить пачку за вечер, если сильно нервничала, а в далекой юности, если верить рассказам, даже баловалась наркотиками. В ней всегда присутствовал некий надрыв, какая-то непонятная окружающим обречённость. Если бы не совершенно необъяснимое спокойствие на грани равнодушия, и завидных размеров чувство собственного достоинства, я всегда боялась представить, чем могут закончиться многие её эксперименты. Странно, я даже не начала вспоминать, но и получив всего лишь крохи информации, начала лучше понимать маму…

К дому Латаны, стоявшему в небольшом уютном дворике, в котором я выросла, мы подъехали совсем в темноте. Джип, позаимствованный у вампиров, оставили на дороге, поймали машину.

— Девчонки, вы если что, того, телефон возьмите, — рыжеватый парень, похоже, не остался в обиде на гонорар, который, не смотря на его довольно вялое сопротивление, всучила ему нимфа. — Вот визитка.

Попрощавшись с приветливым водителем, развлекавшим нас по дороге анекдотами, мы заскочили в подъезд. Хорошо, что ключи от квартиры Ланы у меня всегда с собой. Зная, с какой скоростью маменька их теряет, взяла в привычку носить запасной комплект с собой.

Глава 4 Об устройстве нимф

Больше всего злило то, что о стольком хотелось расспросить Иду, а времени не было совершенно.

Я выглянула из-под кровати, где со скрупулезностью муравья обшарила каждый квадратный сантиметр площади. Заодно и пыль вытерла.

Ида как раз закончила опустошать один из маменькиных шкафов и сейчас простукивала его с самым серьёзным видом, на который, похоже, была способна. Зрелище, если честно, комическое. Нимфа с растрепанными белокурыми волосами, торчащими из причёски острыми уголками ушей, нахмурившись и высунув язык, в знак усердия, видимо, в коротком белом топе — толстовку она с порога ещё отбросила в сторону, и широких рэперских джинсах — не зря я её с утра приняла за подростка — являла собой живую иллюстрацию к какой-нибудь модной городской фентезийной саге.

— Да что мы ищем-то? — в очередной раз не выдержала я.

— Если бы я знала, — в очередной раз ответила Ида. И не надоело ей! — Пол с тебя какой-то ключ требовал. Я вот думаю — а может, и вправду, от квартиры?..

Ида склонила головку вбок и прищурилась.

Ну, с меня хватит! Всему есть предел. Не знаю, как нимфы — может, они нектаром цветов питаются раз в месяц, а я несколько раз сегодня чудом выжила, и сейчас чувствовала прямо-таки зверский голод.

Так, что у нас тут, на кухне? Впрочем, зная Лану, максимум, что я обнаружу в холодильнике — это обезжиренный творог, а на полках, где нормальные мамы держат крупу, макароны, соль, сахар — горький шоколад…

Однако ассортимент холодильника меня порадовал: прямо-таки витрина дорогого рыбного магазина «Океанида»: икра, тигровые креветки, нежная, сочная форель, запеченная в фольге, ломтики семги… Я и не замечала, что являюсь таким ярым приверженцем «морской» диеты, как до этого мгновения! Да это же просто клад, а не холодильник. Однако вряд ли Латана решила сменить образ питания, как и вряд ли она сама, в накрахмаленном фартуке стояла у плиты, чтобы порадовать своего нового друга… Нет, кушанья, конечно, из ресторана, но и на том спасибо. Однако какой безголовой надо быть, чтобы оставить всё это в холодильнике, а самой умотать в отпуск! Впрочем, о чём это я, Лана наверняка даже не подумала о возможных фатальных последствиях, в виде вони от этих бывших обитателей морских глубин, которые вряд ли бы долго протянули в столь аппетитном виде. Впрочем, сейчас Ланина беспечность нам с Идой только на руку.

Сметя содержимое полок холодильника на огромное чёрное блюдо, я вернулась к нимфе в мамину спальню.

— Налетай! — гостеприимно пригласила я Иду с набитым ртом. Странно, что никакого гарнира к морским изыскам я не обнаружила. Да что там гарнира, даже куска хлеба не нашлось… Впрочем, мне сейчас это было, как принято говорить у молодёжи, не имеющей отношения к учёбе на филологическом факультете, без разницы. Тигровые креветки оказались умопомрачительно вкусными!

Ида сначала прыжком пересекла комнату, приземлившись на кровать Ланы, так, что мне пришлось даже подхватить блюдо, сильно смахивающее на поднос, из чего я сделала вывод, что нимфа тоже проголодалась, может, почище меня: вон как прыгать целый день!

Быстро подцепив блюдце с кольцами кальмара, Ида принялась с быстротой молнии поглощать их, одно за другим, но по мере пережевывания, лицо нимфы все больше и больше вытягивалось и приобретало задумчивое выражение. Не любит она морепродукты, что ли?

— Артемис, — осторожно протянула нимфа.

— У-у-у? — интеллигентно поинтересовалась я, что она хочет, не переставая работать при этом челюстями.

— Скажи… А Латана давно испытывает такую ярую любовь к морской кухне?

Я помотала головой.

— Вообще никогда не испытывала, — я пожала плечами. — Наверно, для ухажера заказала. Или он с собой притарабанил. Какая разница? — блаженно зажмурилась я, откусывая ломоть форели, запеченной в фольге.

— Ага, — вздохнула Ида и несмело последовала моему примеру. — И правда, никакой.

Когда наше восторженное урчание сменилось более-менее сытым мычанием, и я решила даже расстегнуть верхнюю пуговицу джинсов, Ида спросила:

— А где та комната, в которой ты выросла?

— Она у нас по плану следующая, — ответила я, и запоздало спохватилась, — а с чего ты вдруг с таким подозрением интересуешься гастрономическими пристрастиями Латаны?

— А ты видела фото ее новой пассии? — невпопад переспросила нимфа.

Я кивнула.

— Нормальный парень, вроде. Молодой. Светлый. Загорелый. Только зубы слишком белые, не иначе, металлокерамика.

— Ага, — кивнула своим мыслям Ида, — загорелый, значит. С зубами.

— Да что такое-то?!

Эти её намеки в пути, по поводу того, уверена ли я, что Лана добровольно укатила на острова, и сейчас этот подозрительный тон — в свете последних событий, когда нервы итак на пределе — кого угодно выведут из равновесия. А меня, опять же, в свете последних событий, вывести из равновесия намного легче, чем этого абстрактного «кого угодно»! Пара таких недомолвок и ага.

— А здесь нигде его фото нет?

— Фото… фото… забормотала я, выворачивая прямо на пол маменькину тумбочку. Ох и влетит же нам обеим от неё, если, конечно, живыми выберемся из этой передряги.

— Фото она мне с телефона показывала… Еще наверняка на айпаде есть… Но она скорее всего, его с собой забрала. А нет, здесь. Только разряжен. Понятия не имею, куда она зарядку дела! Так, ещё ноут остается, но я его что-то не видела. Вряд ли она конечно, решила писать в отпуске, учитывая, что роман у неё новый, и как следствие, наверняка бурный… Хотя она всегда говорила, что лучше всего ей пишется подальше отсюда. Я вообще, сколько себя помню, всегда недоумевала, почему мы здесь живём.

— Здесь тебя легче всего спрятать, — пожала плечами нимфа. — Энергетический фон —один из худших в мире. Зато и отследить по нему практически нереально, — закончила она совсем уж непонятной для меня фразой.

— Стоп! Она могла с камеры фотки на комп загрузить!

— А где комп?

— В моей бывшей комнате! Она в ней себе рабочий кабинет устроила!

Усевшись на один стул, мы с нимфой, ругаясь и мешая друг другу, всё же отыскали папку с последними загрузками. Есть! Среди многочисленных селфи Латаны — обычных и в зеркале, мелькнуло знакомое фото — где она вместе с новым кавалером. А вот его фото, где он один.

Ида сидела, уставившись в экран компа с открытым ртом.

— Эй! Пожалуйста, не пугай меня больше, чем я уже напугана! Ида…

— Поздравляю. Новый парень твоей мамы — Тритон.

— Да ладно, — я напрягла память, вспоминая хвостатое земноводное, такое темненькое, в крапинку. — Он симпатичней, — возразила я Иде.

— Да не тот тритон, что тритон, ящерица! — вспылила нимфа. — Бог Тритон, сын Посейдона и Амфитриты!

— Эм… — несколько опешила я, вспоминая мамино «Тоша». — Это плохо?

— Учитывая последние события… — тоном, не предвещающим ничего хорошего, протянула Ида.

— Стоп! А вот здесь неувязка! — не согласилась я. Я, как настоящий утопающий, хваталась сейчас за соломинку, но большой вины тут нет, рефлексы. — Ты говорила, Лана сохранила память.

Нимфа кивнула. А потом тыкнула меня пальцем в лоб:

— А про тело я что говорила?! Латана заперта в человеческом теле, которое физически не может распознать бога, эльфа, вампира, океаниду… Если они сами этого не захотят! Тритон — могущественный бог, и уж ему-то ничто не стоит качественно отвести взгляд кому бы то ни было. А то, что у Ланы сохранилась память, к слову, о которой она под страхом быть до конца дней заключенной в дурку не смеет никому рассказать, то представь, что к этому добавляется ощущение, поле, того, кто рядом. Ощущение, говорящее, что рядом с тобой — равный! И плевать, что его никак не подтвердить! Она просто чувствует бога рядом с собой, это для заключенной богини — как глоток свежего, долгожданного воздуха.

Внутри у меня похолодело.

— А что может быть нужно Тритону… От мамы?

Нимфа нахмурилась.

— Неизвестно пока, от кого.

— Что ты имеешь ввиду?

— Может, Латана — только средство, чтобы подобраться к тебе, Артемис?

Фавн знает что! Ну и денек! Славик Арсентьев, оказавшийся моим сводным братом Саоном, пытается подкатить ко мне, чтобы приблизиться к Латане. Латана уезжает в отпуск с самым настоящим богом, не зная, что он бог! За мной охотится братец Аполлон, возглавляющий банду бандитов-вампиров! К слову, Саон, то ли работает на него, то ли ведет одному ему понятную игру! И да, от несчастий меня оберегает моя собственная нимфа, Ни’ида, которую я, в силу своего наказания, не могу вспомнить! И добро б только оберегает свою бывшую госпожу, хотя мне больше нравится определение «подруга» от несчастий, но ведь и сама подставляется под удар!

Судя по некоторому экскурсу в древнюю мифологию, проведенному мне той же Идой, боги в разборках хуже гангстеров — друг друга не жалеют, не то, что нимф, людей и тому подобную смертную мелочь. А учитывая, что приспешники моего братца Аполлона — вампиры, Иде вообще рядом со мной лучше не показываться!

Эльфы, в отличие от людей, отличаются особенной, практически мгновенной способностью к регенерации, это отражается и на обновлении крови, которая, кстати, среди вампиров считается одним из самых изысканных лакомств. Учитывая, что поймать нимфу не так-то просто, лакомятся ими вампиры ну о-очень редко. А тут — такая удача! Практически подарок судьбы, сделанный кровососам моим подонком-братцем! Мгновенная регенерация эльфов является их же проклятием, по крайней мере, если эльф попадает на клык к вампиру. Вампир будет очень долго пить эльфа. Сколько угодно долго, пока не надоест. Потом может передарить знакомым…

Хуже всего, что никогда и ничем не болеющие эльфы страдают только одним страшным недугом: они моментально попадают в зависимость. Нимфы это знают, и как чёрт ладана избегают алкоголя, наркотиков, и даже плотских утех, до вступления в брак, в который, впрочем, обычно не спешат вступать, опасаясь обмана, предательства, охлаждения чувств — ведь это может стоить им жизни. Ида, рассказывая мне всё это, не шутила: оказывается, мой собственный приказ, распространяющийся на мою охотничью свиту о том, чтобы непременно сохранять целомудрие, был не таким уж самодурством, как любят его сейчас представить мифологические хроники. Оказывается, стоит нимфе попробовать близости — и она становится зависимой от неё физически, как и от того человека или существа, с кем это произошло.

— Поэтому редко встретишь союз нимфы и человека, — печально рассказывала Ида. — Век людей недолог, а мы умираем сразу вслед за ними.

— Ничего себе, перспективка, — согласилась я с ней. — Вот откуда берут начало милые обычаи о восхождении жены на костер вслед за мужем и всё в том же духе.

Нимфа кивнула.

— Мы гибнем вслед за нашими возлюбленными, потому что физически становимся зависимы от них.

— И что, нет шанса переключиться на кого-то другого?

Ида печально улыбнулась и зябко повела плечами. Из чего я сделала вывод, что шанс настолько смехотворный, что даже говорить о нём не стоит.

— Самый счастливый союз для нимфы — это союз с богом. Боги бессмертны, и мы приобщаемся к их бессмертию. Автоматически.

Что касается вампиров, то тут боги, создавшие эльфов столь совершенными существами, видимо, опомнившись собственной щедрости, и сыграли с нимфами совсем уже мерзкую шутку.

Зависимость нимф распространяется… и на вампиров, то есть на зависимость от их укусов. Стоит вампиру укусить нимфу, как он получает в полное распоряжение послушную, на всё готовую рабыню. На всё готовую ради боли, которую он ей дарит. Нимфа не привязывается к одному лишь вампиру, да и вампиры редко бывают собственниками. Но чем больше вампиров «пьют» нимфу, тем сильнее её зависимость и страдания.

— Теперь понятно, почему Славик, даже вопреки воле Пола, сделал всё, чтобы спасти тебя от вампиров. Ты говорила, что он — сын Зевса от нимфы.

Ида кивнула.

— Представляешь, у них есть даже бары.

— Бары? — не поняла я.

— С нимфами, — горько улыбнулась Ида. — Там еще, конечно, есть другие существа, но только нимфы там находятся «добровольно».

— Добровольно, значит, — зло прошипела я. — И куда смотрят боги?!!

Ида вздохнула.

— Куда-то смотрят, конечно. Но за всем ведь не уследишь!

– {Нет! Я не буду наини Артемидой Астрельской, тьфу, Шаинской, Бравронской Медведицей, богиней луны и охоты, если не прекращу этот фашизм}!!! — прозвучавшее в собственных интонациях что-то похожее на громовые раскаты, заставило меня саму быстро закрыть рот и даже втянуть голову в плечи.

— Артемис! — глаза Иды радостно загорелись, и столько было в этих огромных голубых блюдцах света, узнавания и робкой надежды, что глядя на неё, у меня самой от радости закружилась голова, а потом показалось, что мы сидим на полянке в лесу с огромными, в два, а то и в три обхвата деревьями.

…И здесь не только Ни’ида, застенчиво и робко склонившая белокурую головку ко мне на колени… Вон, поодаль задумчиво смотрит на верхушки деревьев черноволосая кудрявая Бритомартис, (кстати, моя сводная сестра! Офигеть! Откуда я это знаю?!), рядом со мной сидят сестры Кирена и Киллена, Кирена точит ножи, Киллена затачивает стрелы… Рыжеволосая нереида Фетида и наяда Пирена… Океанида Плейона с молочно-белыми косами что-то тихо напевает, сама себе аккомпанируя на лире, и голос русалки струится и звенит, подобно потоку горной реки… Рядом с ней выводит трель на флейте еще одна русалка, только с потоком голубых волос — нереида Фооса…

…Я чувствую, как губы сами собой растягиваются в улыбке, и запускаю пальцы в мягкие, похожие на шёлк, светлые пряди Ни’иды…

Перевожу взгляд на свою любимицу, Каллисто… Но нимфа, вместо того, чтобы привычно улыбнуться мне, становится белее снега и опускает взгляд. Но мне хватило мгновения, чтобы заметить, каким влажным, больным блеском подернуты её зелёные глаза.

{— Подойди сюда, Каллисто, — я не узнаю собственного голоса. Он настолько холодный и равнодушный, что мне самой становится не по себе. А как иначе скрыть страшное предчувствие, что только что сжало ледяной хваткой сердце…}

…Вопреки моему приказу, Каллисто неловко шарахается в сторону, срывается с места и исчезает в чаще…

В тот же момент молочно-белые стены рабочего кабинета Латаны вернулись на свои места. Я оторопело смотрела на Иду, нимфа же не сводила глаз с меня.

— Получилось? — робко, почему-то шепотом, спросила она.

Я несмело кивнула.

То, что я видела, не было похоже на сон наяву, скорее, это было… воспоминание?

— Так вот ты где, дочь моя! — одновременно с громовыми раскатами показавшегося очень знакомым голоса посреди комнаты из ниоткуда возник бородатый, атлетического вида мужик в белоснежном хитоне. Даже если бы его появление не было бы столь эффектно обставлено, одного взгляда на появившегося хватило бы, чтобы стать на сто процентов уверенной: передо мной бог. Кожа исполина излучала слабое сияние, стать говорила о скрытой мощи и силе, во взгляде было столько величия, что хватило бы на целый пантеон подобных качков.

Но если вернуться к эффектному появлению гостя, то, думаю, вряд ли можно меня винить за то, что нервы к ночи совсем сдали. Я подпрыгнула на месте и взвизгнула, сорвавшись на фальцет. К слову, Ида тоже взвизгнула, правда, куда тише. И заткнулась быстрее вашей покорной наини. Ну так, понятно, ей память никто не стирал, и богов она и раньше видала, а я, до этой секунды, где-то в глубине души все же надеялась, что это всё россказни моей новой подруги-ролевички, вперемешку с галлюцинациями, да пофиг, легче поверить в то, что я двинулась, чем в то, что я, оказывается, богиня, которой стерли память и заставили родиться в человеческом теле…

Тут до меня с запозданием дошло то, что косматый и бородатый мужик выдал в момент своего появления.

— Эм… Вы, — или к богам обращаются на «ты»? — сказали «дочь»?

Глава 5 Дела семейные, запутанные

Светящийся мужик скрестил на могучей груди огромные руки и разглядывал меня с неменьшим вниманием, чем я его. Только было в его взгляде что-то такое, неприятное, что крайне мне не понравилось, да и понравиться не могло: какая-то снисходительность, если не сказать брезгливость. Ну, так да, я — учитывая стертую память, пару подгруженных картинок не в счет — обычная до сего дня смертная, которая увидела живого бога! Естественно, я пялилась на него с открытым ртом! Первые несколько секунд, не более. Затем я состроила, ладно, попыталась состроить, может, даже и удачно, кто знает, максимально снисходительно-отстраненно-отчужденный вид. И тоже брезгливый, да! Пусть знает, что и мы тут рожи строить умеем.

Дядька сделал вид, что не заметил моего выражения лица, а может, и не заметил, но решил всё-таки внести ясность:

— Дочь царя Олимпа,

Повелителя грома и молний,

Властителя Олимпийских богов и людей,

Артемида!

Пред тобою Зевс-Громовержец и Тучегонитель,

Явивший свой лик для беседы с тобой!

— Воу-воу! Во-первых, поменьше громовых раскатов, дядя! Так и оглохнуть недалеко. Не знаю, Вам может, будет понятней, недалече… А вообще слезайте-ка Вы с пафоса, и спецэффекты тоже при себе оставьте, дует, знаете ли, а я простудиться боюсь. Вдобавок, хоть Латана наверняка приучила соседей к громким и не всегда понятной этимологии звукам, учитывая, что в прошлом месяце она решила заняться вокалом при абсолютном отсутствии слуха и голоса, всё же видеть этих самых соседей сейчас не имею никакого желания. Денек, знаете ли, с утра не задался!

Я, вопреки голосящему внутри на ультразвуке здравому смыслу, выдала эту гневную, и местами откровенно хамскую, тираду, подозревая, что это конец. Сейчас мне прилетит от карающей длани этого самого Громовержца, коль уж не прилетело ни от чокнутого Аполлона и его вампиров-приспешников!

К чести качка следует заметить, что эту мою визгливую речь он выслушал, не перебивая, правда, с нахмуренными бровями, и играющими мускулами на руках, собственно, к концу обозначенной речи, сиятельное в буквальном смысле лицо приобрело недоуменное выражение, а на щеках заходили желваки.

Но стоило мне по окончании втянуть голову в плечи, как незваный гость, к моему удивлению, расхохотался. Правда, децибелов из голоса своего поубавил, поэтому и уши не пришлось руками затыкать.

— Я всегда знал, дочь, что изгнание не поможет. Твой характер ничто не исправит, даже стирание памяти.

— Что Вы говорите, дядя? Или теперь мне следует называть Вас папенькой? Вот уж увольте! Не имею обыкновения сближаться с теми, кого вижу впервые в жизни.

— И это моя самая любимая крошка, которая забиралась ко мне на колени, обвивала шею руками и ни в чем не знала отказа! — возмутился незваный гость.

— Так для лазанья по коленям Вы, уважаемый, подходящий возраст упустили. Как и вообще всё, что связано с воспитанием этой самой крошки! — парировала я. — А насчет любимой, так что-то мне подсказывает, Вы и здесь погорячились. Даже не зная толком древнегреческую мифологию, я и то осведомлена, что там в кого ни плюнь — бог там, нимфа, или смертный-герой — попадешь в Ваше чадо! Спорим, Вы всех детей любимыми называете!

— А как по-другому? — Зевс недоуменно почесал затылок. — И вообще, прекрати говорить родному отцу — «вы»!

— Вот ещё! — настал мой черед возмущаться. — Никаких доказательств того, что Вы — мой отец, у меня нет. Или Вы полагаете, что столь эффектного появления в моей детской комнате — достаточно? Так это любой дурак, любой бог-дурак может! — поправилась я. — Что же, мне всем верить?

— Что, ещё кто-то приходил? — недоуменно переспросил Громовержец, а затем в руке его появилась молния, которой он, клянусь вам, наметился прямо мне в голову, гад! — Что значит, бог-дурак?! Ты что себе позволяешь, соплячка?!! Смертная, обрати внимание, соплячка!

Ну что ж. Выбора у меня не оставалось. Сами понимаете, денёк вышел беспокойный, а тут тебе еще и молнией в голову целятся. Если такая ситуация вдруг произойдет с вами, вот мой совет: не теряйтесь, не смущайтесь, будьте сами собой. Истинным… хм… в общем, отвечаю за базар — в этой ситуации терять вам точно нечего.

Именно поэтому я открыла рот пошире и проорала, стараясь соответствовать папеньке, но в силу гендерных особенностей голосовых связок получилось сие сильно с использованием ультразвука.

— Да, смертная! Вы совершенно правы! Как Вы можете быть неправы! Вы же, мать его волшебницу, бог! Ну так поправьте несправедливость! Вы, похоже, сильное сожаление испытываете, что «смертная соплячка» до сих пор жива! Вперёд! Что же Вы застыли! Действуйте, Зевс Кронович! Или, к Вам следует обращаться, наи Зевс Кронович, чтоб Вас черти съели! Что Вы мне в лицо тычете свое молниейкой, меня за сегодня уже и на рельсы спихивали, и вампиры уходить хотели, и в каком-то доме связанную, одну, между прочим, оставляли в темноте, и Вы, который именуете себя моим папенькой, где всё это время были Вы?! Я Вам скажу — там же, где всю мою грёбаную жизнь, на каком-нибудь сраном Олимпе, будь он неладен, или в Дельфах, или в треклятом Делосе, глаза бы мои никогда его не видели! Потому что единственное существо, которое решило мне помочь, и, что немаловажно, помогло — моя собственная бывшая лань, а сегодня — лучшая подруга, которую я даже не помню! Но всё равно спасибо презренному Агамемнону-ахейцу, который и люлей отхватил, за то, что посмел поднять руку на мою любимую Ни’иду, и дочку в мои жрицы отдал взамен. И да, Вы меня тогда благословили на то, чтобы я удержала душу умершей лани и она переродилась в качестве нимфы, так что на этом Вам честно, от души спасибо! В общем, это я к чему — хорошо, что тогда с моей ланью всё так получилось, и у меня теперь, когда вся моя неуважаемая божественная семья от меня отвернулась, и Вы, Зевс Кронович, в первую очередь, эта самая нимфа теперь со мной!

В запале я не заметила, как могучая рука с молнией опускается вниз, а молния в ней тает, тает, и под конец исчезает, оставив о себе напоминание в виде небольшого сгустка чёрного дыма. И выражение лица «Зевса Кроновича» постепенно смягчается, правда глубокая морщина между нахмуренными бровями и не думает расходиться, потому как брови у «наи» по-прежнему нахмурены.

— Ты всё также боишься темноты, Артемис, — задумчиво сказал Зевс. — А Латану надо как следует наказать, за то, что так плохо воспитала мою дочь!

— Только попробуй! — прошипела я. — Ещё раз приблизься к маме, и тебе даже собственная молния, которую ты на пиру у дяди Аида, сиречь по сильной пьяни, всадил в свою голень, покажется детским развлечением!

— Ты смеешь мне угрожать?! — прорычал папенька.

— Да за Латану я тебя в щепки раскатаю! — подтвердила я, если он ещё сомневался.

Нуаче, отправил дочь в изгнание, то, что вместе с ней и его некогда любимая женщина там же оказалась, ему до сиреневой звезды. Всю мою жизнь от него ни слуху — ни духу, но учитывая, как маменька о нём отзывается, вот, сказывается, видимо, нестертая память, крови он у неё попил почище вампира! Ведь каждый раз, упоминая «твоего отца, Артём», маменька никогда не забывает добавить «Царство ему Небесное!» И то, что он бог, и речь идет о родном доме папеньки, здесь ни при чем. Хотя бы потому, что выражение сие из оппозиционной конфессии, но видимо, для особо непонятливых, маменька всегда добавляет — «на тот случай, если этот мерзавец ещё жив!»

— И мы ещё вернемся к вопросу о моем изгнании!

— Сама виновата! Я тебя предупреждал!

— О чём? — я недоуменно уставилась на Зевса.

— Ты не помнишь? — недоверчиво переспросил папенька.

— Так у меня же память стерта, — резонно заметила я. — Помню себя, начиная примерно с двухлетнего возраста. Смертной, — подпустила ехидства в интонации. — Вообще на память не жалуюсь, но ничего такого, необычного.

— А так и не скажешь, — обратился папенька почему-то к Иде, и нимфа понимающе кивнула.

Это они о чём вообще?

И тут до меня начал доходить смысл сказанного мной же самой минуту назад: и про Олимп-Дельфы-Делос, и про Агамемнона, и про перерождение Иды в нимфу, и даже про пир у дяди Аида — я была совсем крошкой, а взрослые тогда знатно перепились… Во-первых, боги действительно не дураки покутить, и смертным в этом до них как до Большой Медведицы, опять-таки особенности смертного тела, а во-вторых, теплый, ладно, жаркий климат преисподней, сиречь Подземного Царства, вотчины дяди, всяко способствует быстрому и, что немаловажно, эффективному воздействию алкоголя. Наверно, сам дядя поэтому и не употребляет, только с гостями и только умеренно. Наверно, Персефона против.

— Ай!

Я взвизгнула.

— Опять что-то вспомнила? — в один голос спросили бог и нимфа.

— Кто такая Персефона? — жалобно простонала я.

— Твоя сестра, — ответил Зевс.

— Твоя тетя, — в унисон с ним ответила Ида.

Я перевела задумчивый взгляд с одного лица на другое.

— Да, там длинная история, — махнул рукой Зевс. — Я к тебе не поэтому.

— Вот как? — подняла брови я. — А что же ещё могло Вас привести? Неужели не желание провести для потерявшей по вашей вине дочери память экскурс в генеалогическое древо нашей, по всему видать, извращенной семейки?

— Да брось ты, — миролюбиво буркнул Зевс. — Даже присесть папке не предложила, так ли я тебя воспитывал? — перехватив мой взгляд, он исправился. — Воспитывал бы, если бы… — запутался, махнул рукой. — Вот что, Артемис. Нам о многом надо поговорить. Я, кстати, не понял: тебя, что, толкали сегодня под поезд и преследовали вампиры?

А он умеет вычленять из информационного потока самое главное.

Решив, что в ногах и правда, правды нет, а ещё, что в наших с Идой приключениях с утра без «пол литры» не разобраться (если что, папенькино выражение, не моё), мы решили засесть за немудреной рыбной закуской на кухне у Ланы. Пара бутылок белого сухого вина из Ланиных запасов тоже пришлись как нельзя кстати… Нет, не подумайте, я особо не любительница, да и нимфа, в силу особенной физиологии, оказалось не склонной к злоупотреблению. Правда, её от обычной сладкой газировки растаскивает. Я так и не поняла, в чём тут механизм, Ида что-то объясняла, захлёбываясь от восторга, про «волшебные пузырьки». А я сегодня сессию сдала! Чем не повод, а? Между прочим, папеньке пришлось выслушать сперва о моих успехах, что он и выдержал с честью, а с чего б это не выдержать, под винишко-то, прежде чем мы с Идой перешли к главному.

Наш рассказ Зевс Кронович соперемежал цоканьем языком, кряканьем, а когда и бранным словом! В особенности, когда про Аполлона рассказывала и его вампирышей (это я новое слово придумала, означает что-то среднее между мерзким вампиром и даже симпатичным, по сравнению с кровососом, падким до крови нимф, опарышем) — вот уж когда кухонный стол чудом выдержал. Он, между прочим, не рассчитан, чтобы по нему боги кулаком били!

— Так что может быть, Вы, Зевс Кронович, — называть папеньку на «ты», я, не смотря на выпитое, упорно отказывалась. — Изволите внести ясность? Очень, знаете ли-с, неприятно, когда тебя с утра пытаются убить, а ты даже не в курсе, за что.

— Убить? — Зевс поджал губы. — Тебя… Вряд ли, Артемис.

— Вряд ли?! — возмутилась я. — Нет, Ида, ты слышала?! — И ее, — я потрясла нимфу за плечи, наверно, чтобы продемонстрировать Зевсу Кроновичу ее наличие на кухне. — И её вряд ли хотели вампирам скормить. Между прочем, псих, Пол который, или Аполлон, по-вашему, совсем не шутил! И когда нашу машину обстреливал, тоже!

— Совсем он звезданулся что ли… — пробормотал Зевс, и мы с Идой согласно закивали.

— Так что с Вас, Зевс Кронович, пространственное объяснение, раз уж пожаловали — что происходит? Из этой передряги у нас с Идой вообще есть шанс живыми выйти?

Насчет Идиных предположений, что охоту на внебрачную дочь Зевса могла и Гера открыть, венценосная супружница то есть, я решила умолчать. Дело наше, семейное, а нимфе за длинный язык от мачехи неслабо прилететь может…

— Я скажу то, что могу, дочь, — начал Зевс.

— Шутишь? То есть Вы (я опомнилась и опять перешла на отстраненно-деловой тон) еще и не всё сказать можете? Тоже мне, всемогущий, Громовержец и как там Вас еще!..

Видя, что папенька опять начал закипать, я постаралась изобразить на лице самую милую улыбку, мол, шучу-шучу, и подложила ему ещё чего-то там на тарелку.

— Таковы условия твоего изгнания, Артемис, — пожал плечами Зевс Кронович. — Изгнанные боги должны сами понять, за что именно наказаны, а иначе вся педагогическая методика Церберу прямо под змеиный хвост!

— И как же понять, если вы нам память стираете! — возмутилась я. — И, подождите, а заверения Аполлона, что он слишком хорошо меня знает и всё такое… Ему что, память не стерли? А Славик, то есть Саон, здесь что делает? А Латана? Вот Ида говорит, что она при памяти осталась. И это ещё хуже наказание, чем в беспамятстве жить на Земле. Её-то за что в таком случае намотало на маховик репрессий?

— Да что твоя глупая нимфа может понимать в божественном правосудии?! — Зевс снисходительно кивнул Иде, как будто это не он её дурой назвал, а она его, но он, так и быть, не обижается. А Ида ничего, выдержала. И мне под столом на ногу наступила со всей дури, мол, если будешь пререкаться с папенькой, мы до утра не разберёмся.

— То есть, — я уж решила, что Зевс Кронович решил исправиться. — Я хотел сказать, что она может об этом знать вообще! Только передавать слухи, не имеющие подтверждения.

— За неимением лучшего, знаете ли… — опять-было взвилась я, и Ида отдавила мне вторую ногу.

— Хотя, — Зевс скользнул взглядом по нимфе. — Может, и не так глупа, как кажется…

— Эй! Давайте не отвлекаться, — попросила я.

— Хорошо, — Зевс с видимым сожалением перевел взгляд на свою дочь. — Значит, во-первых, вы с Аполлоном действительно в изгнании. И оба лишены памяти. Как он узнал о своём происхождении, о тебе — мне пока непонятно. Впрочем, о тебе — самое легкое. Достойная дочь своего отца, Артемида, ты в своё время сделала все, чтобы увековечить память о себе. Правда, не всегда это были достойные свершения…

— Ничего, чёрный пиар тоже пойдет, — беспечно махнула я рукой.

По переглянувшимся Зевсу и Иде поняла, что сморозила глупость, видимо, чёрный пиар всё же даже в божественном понимании бывает разный.

— Любому смертному, кто нарушил мой приказ и раскрыл изгнанному богу правду о нем, грозит смерть. Поэтому дайте только узнать, кто всё рассказал Аполлону…

— Стоп, я что-то сейчас не поняла…

— С тобой получилось всё как нельзя лучше. Для твоей нимфы, — добавил Зевс. — Она ничего не сказала тебе, ты впервые услышала о своем происхождении на записи у этого вашего целителя. Поскольку рассказала об этом ты сама, сама же потом и услышала, Ида твоя ни при чем, я тому свидетель. Я вообще сильно подозреваю, что она не зря появилась второй раз уже после этого сеанса гипноза, когда ей уже ничего не мешало тебе рассказать. Впрочем, я подозреваю, что к воспоминаниям на той же платформе тебя подтолкнули чары нимфы… — Зевс выразительно посмотрел на Иду, и та не выдержала, опустила взгляд.

— А это тоже, в общем-то, незаконно!

— Папа! — раздраженно перебила я Зевса.

— Ладно, — миролюбиво продолжил бог. — Раз уж она спасла твою жизнь, я готов закрыть глаза на это нарушение. Тем более что охота на вас обеих, похоже, нешуточная. И боюсь, что ищет тебя не только Аполлон…

— Гера?! — не выдержала я. Просто одно дело брат, заключенный в такое же человеческое тело, пребывающий в беспамятстве, как я, а совсем другое всемогущая богиня, которая, по словам Иды, никогда ко мне не питала дружеских чувств. Оно и понятно.

— Кстати, о богах… — я невежливо перебила открывшего было рот Зевса. — Ты сказал, что для смертного, открывшего наказанному богу его истинную природу, наказание — смерть. А для бога?

Зевс нехорошо посмотрел на Иду, потом все же вздохнул, и покачал головой. Он опять повернулся ко мне:

— Я тебя умоляю, дочь, ни один бог не будет этим заниматься!

— Так кто меня ещё ищет, и, главное, зачем?

— Кто? — нахмурился Зевс. — Это ты сама узнаешь, когда они объявятся.

— Многообещающе, — кивнула я. — Продолжай, пожалуйста.

Зевс улыбнулся.

— А вот зачем — в этом, собственно, вся соль. Судя по тому, что тебе действительно удаётся кое-что вспомнить, пусть случайно, пусть немного, пусть урывками, но. Тут никаких сомнений быть не может: ты единственная, кто может добыть Свиток Гекет, потерянный на Земле еще в древние времена.

— Собственно, именно поэтому ты могла понадобиться Аполлону. Да и любому из изгнанных богов. И не богов. Вообще любому. Необязательно из нашей семьи…

То, что папенька поведал про этот самый Свиток Гекет, повергло в небольшой шок. Мало того, что обозначенный Свиток сам по себе является древним, могущественным артефактом, многократно усиливающим божественные способности, он не только возвращает изгнанным богам память, так ещё и автоматически возвращает им утраченную божественную природу. И на этом не всё: любому существу, сумевшему открыть его, обращаю внимание, что существу смертному, он дарует силу бога, иначе говоря, делает богом, и это помимо заключенного в нем Знания, которое дает превосходство и преимущество над остальными богами. Что за превосходство — Зевс Кронович умолчал, что, конечно же, натолкнуло меня на нехорошие мысли. Судя по его экспрессивной реакции, сила, заключенная в Свитке, способна стереть с лица Земли не только смертного, но и бога, особенно, если бог этот заключен в человеческое тело. Поелику Свиток сей по нахождению незамедлительно надлежит возвратить в Сокровищницу Олимпийцев, где, среди других артефактов, ему самое место.

Согласно преданию, открыть Свиток, а открыть его можно только после какой-то там предварительной Активации, сможет тот бог, который, находясь в изгнании, сможет очиститься настолько, чтобы {«вспомнить, хотя б и часть»}.

— Там, дочка, с языка древних переводить, мозг сломаешь, — посетовал Зевс. — Одно понятно, Свиток дастся лишь тому, кто начал вспоминать, не смотря на стёртую память, сам. И пока — это ты одна из всех богов, сосланных на Землю.

— А нас здесь много вообще? — спросила я Зевса. Надо же знать, к чему быть готовой! Судя по Аполлону, желания знакомиться с остальными у меня особого нет. Так, для информации хочу узнать.

— Достаточно, — уклончиво ответил Зевс.

Я нахмурилась и задумалась. Мне кажется, или папенька чего-то не договаривает?

— Поэтому и нужно найти Свиток как можно быстрее!

— Быстрее найти и быстрее отдать тебе, — съязвила я, но мой сарказм, судя по довольному кивку папахена, ни понят, ни оценён не был.

— Но если тебе так нужен этот Свиток…

— Не мне, — жарко возразил Зевс. — Всем Олимпийцам! Чтобы не случилось непоправимого! Чтобы артефакт не попал в руки к недостойному.

— И чтобы тебя не свергли, да, — согласилась я, на что Зевс Кронович даже поперхнулся от возмущения.

— Хорошо, хорошо, я согласна заранее со всем, что ты мне сейчас скажешь, — поспешила я предотвратить очередной приступ папенькиного божественного гнева. — Если этот Свиток так нужен Олимпийцам, а ты, в силу правительственной должности, печёшься об их благосостоянии, здоровье, достатке и субсидиях, почему бы тебе не найти его самому? До сих пор.

Зевс разом поскучнел. Даже гневаться раздумал.

— Потому что Активировать этот Свиток может только смертный. Бог в человеческом теле тоже подходит.

— А допустим, бог в человеческом теле, но при ясной памяти, считается? — прищурилась я и сделала большой глоток из бокала.

На этот раз папенька понял меня без слов.

— Латана, — ахнул он. А потом голосом, не предвещающим ничего хорошего для маменьки, поинтересовался. — А где, кстати, твоя мать, Артемис?

— Ничего себе! — возмутилась я, — и часа не прошло, как ты решил о маме вспомнить. Между прочим, вы с ней не чужие люди. То есть боги. То есть, — я пыталась подобрать нужные эпитеты и не находила их. — В общем, ты меня понял, — махнула рукой я.

— И всё-таки? — не стал сдаваться папахен.

— Да тусуется где-то со своим Тритоном, — как будто речь шла о чём-то обыденном, ответила я.

— С Тритоном?! — Зевс Кронович даже задохнулся от гнева.

— Ага, его Ида узнала, — я кивнула на нимфу. — А что такое, отец? Ты что, ревнуешь?

— Дочь!!! — возопил Зевс так громко, что мне пришлось раздраженно замахать на него руками. Обеими. — Ты видимо, вообще меня не слушаешь! — добавил он уже тише. — Я же сказал, что любой бог — независимо от того, изгнанный он, или нет, мечтает завладеть Свитком! Ну, Тритон! Ну, проходимец! Ну, держись у меня! — он гневно погрозил в пустоту молнией, впрочем, тут же спохватился, и втянул ее обратно в ладонь. А мы с Идой закашлялись от чёрного едучего дыма.

— У меня дела, — внезапно сообщил он.

И исчез.

Чтобы в следующую секунду возникнуть на том же самом месте опять:

— Так что, Артемис? Ты поняла, что должна немедленно отправляться за Свитком?

— Куда? — опешила я.

— А мне откуда знать? — удивился Зевс. — Ты сейчас — смертная, тебе и решать. Не забудь, когда найдёшь, позвать меня и вернуть Свиток в Сокровищницу. Сама не открывай, это опасно!

— И всё? — скривилась я. — А хоть какая-нибудь родственная божественная помощь слабым смертным женщинам?

— Ты же знаешь, мы не имеем права вмешиваться в дела смертных!

— Так значит, не имеете, — ядовито, стараясь попасть ему в тон, пропела я. — Ну так имей ввиду: ни за каким Свитком я носиться не собираюсь, папа. Клянусь тебе в этом следующим же вампиром, который укусит твою смертную дочь или её подругу-нимфу!

— Намёк понял, — поднял вверх руки в примирительном жесте Зевс. — Вампиров беру на себя. С поганцем-Аполлоном тоже проведу воспитательную беседу!

— И на том спасибо, — кисло кивнула я. — Но имей ввиду! — крикнула начавшему медленно растворяться в воздухе Зевсу. — Мы ещё не договорили! И я ничего не решила, Зевс Кронович!

Но папахен, похоже, не услышал.

— Дела… — протянула я отчаянно зевающей Иде. — Ну что ж. От внимания вампиров и моих братьев, по крайней мере, на эту ночь, мы гарантированно избавлены. Давай, что ли, ложиться. Информации в моей голове надо обработаться, а то, боюсь, кукушка не выдержит.

Наскоро вымывшись и переодевшись в самую приличную, что мы нашли у Ланы, пижаму, решив не расходиться по разным комнатам, мы с нимфой улеглись на огромную маменькину кровать и почти уже уснули, когда Ида пробормотала:

— Надо быть осторожнее с чарами…

— Ты о чем?

— Зевс догадался, я действительно пыталась вернуть тебе память при помощи чар. И, знаешь что — то, что он явился как раз тогда, когда ты что-то вспомнила, не просто так. Латана не зря поселилась именно здесь. Сильно подозреваю, что твоя мать всегда догадывалась о твоей избранности. А по воспоминаниям тебя легче отследить…

— Надо завтра собрать максимум информации об этом самом Свитке, чтобы понять, что из того, что поведал Зевс Кронович, правда, а что нет… И с мамой бы связаться…

— Не поверила Зевсу? — даже в темноте почувствовала, что нимфа улыбнулась.

— Ты меня осуждаешь? — ответила я вопросом на вопрос.

— За то? Что ты не поверила папеньке? Пфф, — Ида фыркнула. — Да я вообще не знаю, кому из твоей божественной семейки можно верить.

— Спокойной ночи, Ида.

— Спокойной ночи, Артемис.

Круто, когда тебя понимают.

Глава 6  Техногенность наше все

Первая мысль при пробуждении, когда я не обнаружила под рукой свою любимую подушку, которую всегда перетаскиваю ночью из-под головы под бок, была — где я? Уставившись сонным, ничего не понимающим взглядом в потухший экран на потолке, расписанный золотыми вензелями, я поняла, что решила сегодня ночевать у Ланы. Однако странно, что улеглась в её спальне, а не в своей детской комнате — в будуаре Латаны для меня было всегда слишком дорого, пафосно и помпезно, невозможно расслабиться среди всего этого великолепия, выдержанного в странной гармонии современного и античного стиля. Однако Лана может отдыхать только в такой атмосфэре — от скромного дизайна моей квартирки в духе японского минимализма она всегда морщит нос. О, я же вчера политологию сдала! Легкая тяжесть в голове робко намекнула на выпитый накануне алкоголь. Неужели я так бурно праздновала, что в итоге оказалась у маменьки? Позорище! Мать и дочь… Стоп! А Лана, часом не уехала вчера на острова с новым ухажёром?!

Увидев на пороге маминой спальни нимфу в Ланином леопардовом халатике со стаканом минералки в руке, я в одну секунду вспомнила всё. От братца-главаря шайки вампиров и ещё одного братца, кстати, коим оказался Арсентьев, до знакомства с родным папенькой, сиречь Громовержцем Зевсом Кроновичем…

А потом пришла мысль о необходимости срочно найти некий Свиток Гекет…

— Выспалась? — Ида плюхнулась на роскошное маменькино ложе рядом со мной. В другой руке у нимфы был Ланин планшет.

Поставив пустой стакан на тумбочку, я повернулась к Иде. К моему крайнему изумлению, нимфа гуглила «Свиток Гекет».

На мой недоуменный взгляд Ида пожала плечами:

— А ты думала как? Об этом мире я знаю, пожалуй, меньше тебя… Ты здесь девятнадцать лет уже как. А я только с прошлой недели…

— Стоп, а до этого где была? То есть я хочу сказать, что понимаю, что в каком-то божественном мире. Он один или…

— Эти миры называются Олимпийскими. Высшими. Есть еще куча низших, есть промежуточные — эти самые высшие.

Заметив, что я растерянно моргаю глазами, Ида поспешила добавить:

— Не заморачивайся. Потом узнаешь. Или вспомнишь. Я была в Астрелии — на твоей родине и вотчине. Тебе принадлежит один из Олимпийских миров, Артемис. Перед самым переходом пришлось побывать в Делосе. Не том, который у вас в Эгейском море, в группе островов Киклады. В истинном Делосе. Но это неважно. Этот квест нам надлежит пройти в твоём новом мире. Ты знаешь, здесь прикольно!

— Судя по твоим фразеологизмам, тебе здесь действительно нравится. Хотя что здесь может нравиться, — я взлохматила и без того взъерошенные волосы.

— Да, здесь нет магии, техногенная нагрузка тормозит цивилизацию, психическое нарушение потребительской функции у населения и всё такое прочее… Но как же здорово, когда вся информация есть в открытом доступе!

— Вся? — я недоверчиво прищурилась, и нимфа восторженно закивала. — Так уж и в открытом? — уже менее уверенно спросила я, и подлезла под руку к Иде. После чего вместе с ней и уставилась на странно прыгающие, меняющиеся местами значки на темном графитном фоне на планшете Ланы.

Ида снова радостно закивала:

— Круть, правда?

В отличие от нимфы я ничего из того, что на мониторе, куда она так радостно тыкала пальцем, не понимала, и посему её восторга разделить не могла.

— Я в душ, ладно? А потом объяснишь мне, что и как с этой самой информацией в открытом доступе?

Судя по нахмуренным пшеничным бровям нимфы и тому, что она никак не отреагировала на мой вопрос, Ида даже не заметила моего ухода.

Через полчаса, бодрая и посвежевшая, следуя за умопомрачительным ароматом свежесмолотого кофе на кухню, я обнаружила, что Ида успела не только сварить кофе, но и сервировать завтрак. Круасаны с шоколадом, сыр, печенье, овсяная каша с тонущим в ней ломтиком сливочного масла — всё это говорило о том, что нимфа успела с утра сбегать в магазин. И когда обернулась? И главное, как тихо! У меня очень чуткий сон, но спала я как убитая.

Сама же Ида сидела за столом, поджав под себя скрещенные ноги и продолжала пялиться в планшет. Правда, вместо непонятных значков на нем мелькали фотографии каких-то древних руин.

— Тут несколько гипотез по поводу Свитка, Артемис, — не поднимая головы, сказала нимфа. — Потерян он был ещё в Гиперборее, и, между нами, более подходящего места для того, чтобы потерять ценный артефакт, я и представить не могу.

— …?! — вырвалось у меня.

— Не смотря на расположение острова — я имею ввиду северные земли, знания древних позволяли людям жить там в вечных пирах и веселье.

— Я не об этом. Ты хоть представляешь, сколько веков назад это было? Как найти артефакт, утраченный канувшей в Лету цивилизацией?!

Нет, нимфа определенно странно на меня влияет. Еще два дня назад мне и в голову бы не пришло столь высокопарно и на старый манер, выражаться.

Но Ида, похоже, была только рада переменам во мне. Пододвинув чашку с кофе, нимфа невозмутимо заявила:

— Практически всё, что было здесь когда-то утеряно, утрачено, потеряно и т. д. было успешно обнаружено вашими археологами и можно найти в частных коллекциях. Если удача на нашей стороне, то один из пятнадцати Свитков, обнаруженных мной за это утро — подлинный. Ты его быстренько опознаешь — и дело с концом!

— А если не на нашей?

— Что? — подняла брови нимфа, отчего небольшие бугорки на её белом гладком лбу проступили отчётливее.

— Ты сказала, если удача на нашей стороне, а если не на нашей?

— Хм. Значит, сами отправимся в экспедицию. Скорее всего, куда-нибудь, куда археологи ещё не совались.

— Здорово. Например, куда-нибудь в район «вечной мерзлоты», всего-то каких-то сорок миллионов квадратных километров площади нашей планеты, — оптимистично поддержала я нимфу.

Ида не согласилась со мной, уставилась в монитор и поправила:

— Не сорок, а тридцать пять…

— Сразу намного легче стало! — я постаралась подбавить энтузиазма в свой голос.

— Ну, я думаю, до этого не дойдет, — сказала нимфа, и отсутствие уверенности в её голосе мне совсем не понравилось.

— Ладно, ты говорила о частных коллекциях?

— Да, — с энтузиазмом закивала Ида. — Один из предполагаемых Свитков хранится в коллекции некого обрусевшего латыша, десять лет назад эмигрировавшего в штаты, некого Андриса Таубе… В настоящий момент мистер Таубе проживает на 42й улице центрального Манхэттена в Нью-Йорке, как раз на пересечении Бродвея с площадью Таймс-сквер.

— Стоп, — у меня даже ложка с кашей изо рта выпала. — С этого варианта мы и начнём. Собственно, на нём же остановимся.

— Почему остановимся? А, у тебя интуиция? — и Ида радостно захлопала в ладоши, на что я только скривилась.

— А как ты собираешься попасть в Нью-Йорк?

— На самолете, — с готовностью сообщила Ида. — Вот, я тут посмотрела рейсы…

— Ида, — я старалась говорить терпеливо. Всё-таки человек, то есть нимфа, вторую неделю в нашем мире, — Информация в открытом доступе, это, безусловно, круть. Но на этом, боюсь, достоинства нашего техногенного мира заканчиваются. Видишь ли, даже если бы у нас были деньги на билеты в Америку, повторяю — даже если бы были, — мы с Ланой не бедствуем, и счет моей банковской карточки ежемесячно пополняется энной суммой, которую маменька считает достаточной для приличной жизни дочери-студентки, но ведь одно дело — достаточно для жизни в Беларуси, и совсем другое — штаты…

— Так вот, даже если бы мы располагали необходимой суммой, попасть в штаты не так просто — нам нужны визы, которые не так просто и быстро получить, а я сомневаюсь даже, что у тебя, моя дорогая нимфа, есть паспорт…

— Вообще-то паспорт у меня есть! — подняла в протестующем жесте руку нимфа. — Выправила ещё в Делосе…

Последняя ремарка Иды заставила меня задуматься — неужели в высших и техногенно-бюрократичных мирах я не надеюсь, что одинаковые, но хотя бы похожие паспорта?

Додумать мысль до конца мне помешал звук входящего сообщения на телефоне. Нажав на мигающий конвертик на экране, я помотала головой из стороны в сторону. Если верить сообщению из банка, только что на мою карточку было зачислено… Черт возьми, здесь на пять поездок в штаты хватит! Нет, не может быть! Это какая-то ошибка…

— Подожди, — попросила я Иду и нашла в телефонной книжке номер своего банка. Надо проверить!

Продиктовав приветливой девушке ФИО и прочие данные, я от удивления открыла рот.

— Никакой ошибки, Артемида Аркадьевна. Только что на ваш счет переведена вышеупомянутая сумма. Кто отправитель? Одну минуту. Закрытое Акционерное Общество «З. и Сыновья».

Хм. А папенька-то, похоже, гений конспирации!

Девушка между тем продолжала.

— Контакты? Здесь указаны контакты директора. Фебов Павел Аркадьевич, контактный телефон…

В это время Ида, слушавшая наш диалог по громкой связи, уже вбивала название фирмы и ФИОдиректора в окошки поисковика в разных вкладках.

Удивление от увиденного на экране Ланиного планшета помешало мне попрощаться с приветливой девушкой на том конце линии. Потому что с экрана на меня смотрел ни кто иной, как вчерашний чудом найденный братец — Пол, или Аполлон.

Нервное, с тонкими чертами лицо, немного прищуренные серо-голубые глаза, нос с горбинкой (кого он мне напоминает?)… Правда, на этот раз Пол был одет не в кожу, а в черный костюм с черной же рубашкой. Неприятный тип мой брат, но в чувстве стиля ему не откажешь. Надо будет почитать про Аполлона, а то я толком не знаю, кто это, и какие у нас отношения. Впрочем, судя по его стойкому намерению убить меня вчера, и то, что он с легкостью отдал мою нимфу своим вампирам-приспешникам, не самые тёплые.

— А чего это он тоже Аркадьевич? — запоздало удивилась я.

Не может быть, чтобы Лана… Она и меня-то родила в слишком молодом возрасте. А Пол, по паспорту Павел Аркадьевич который, выглядел постарше меня. Хотя сдаётся мне, курение не самый страшный его порок, а курильщики, как известно… Что за чушь лезет в голову, а?!

— Аполлона сослали раньше тебя. Точнее, одновременно, но Латана отправилась в изгнание с тобой, — туманно пояснила нимфа.

— Почему? Тут Википедия пишет, что мы близнецы…

— Таковы условия изгнания, — пожала плечами нимфа. — Вы не должны были расти вместе. Собственно, и встречаться не должны. Что-то мне подсказывает, это не единственный твой кровный родственник, которого мы тут встретим…

— Звучит почти как кровный враг…

— Не почти, — серьёзно кивнула нимфа. — В погоне за Свитком у тебя ни друзей, ни родственников нет и быть не может…

— А ты? — вырвалось у меня.

— Я… — невесело усмехнулась Ида и отвернулась.

— Прости, глупость это. Ляпнула, не подумав.

Ида подняла на меня свои огромные кукольные глаза.

— А я не смогу вернуться в Астрелию без тебя, Артемис. Таковы условия добровольного изгнания, или побега. Это хуже, чем кровная привязка, гораздо хуже. Наказанный бог может странствовать из тела в тело тысячелетиями, так и не выполнив своего предназначения, и нимфа, или сатир, или иной спутник, решивший отправиться за ним, не имеет возможности вернуться без него.

— Сатир? — не поняла я.

— В этом мире они — вампиры, — совсем уж невпопад ответила Ида. Посмотрела на меня, вздохнула, пояснила. — Другие физические законы.

— Фавн меня дери, — пробормотала я. — Я тут только хотела спросить, с какой это стати моему братцу корешиться с вампирами? Что-то в Википедии об этом ничего не сказано. Про сатиров, кстати, тоже. Но хоть понять проще… Вон, пишут что-то про его муз… Дафну… Гиацинт… Целую армию детей… И ни слова про вампиров! О! Он покровитель искусств, играет на кифаре… В нашем мире — на гитаре, что ли?

— Насчет вампиров я сама удивлена, — нахмурилась Ида. — Как сама понимаешь, неприятно удивлена.

— А с какой стати ему переводить мне деньги на карточку? — запоздало удивилась я.

— Ну как с какой? Зевс же пообещал, что проведёт с ним воспитательную беседу. Надеюсь, интереса его друзей ко мне это тоже касается…

Наш разговор прервал телефонный звонок с неизвестного номера.

— Артемида Аркадьевна. Туристическое агентство «Одиссея». Через полчаса к Вам подъедет наш сотрудник за паспортами для виз, диктуйте, пожалуйста, адрес. Как куда? В Америку и Индию. В Египте визы открывают прямо в аэропорту.

Ида в это время тыкнула мне под нос планшет с перечнем дочерних предприятий ЗАО «З. и Сыновья» — «Одиссея» среди них значилась.

Я решила, что лимит по шоковой терапии на сегодняшнее утро исчерпан, и послушно продиктовала адрес Ланы. Нажав на значок сброса, обернулась к нимфе:

— Я так понимаю, кроме штатов, едем за Свитком в Индию и Египет?

Нимфа радостно кивнула.

— Я тут думала как раз насчет Египта, что эта версия совсем уже вряд ли. Разве что остальные не проканают… Но, видимо, придётся. А, да! Ещё одна частная коллекция, представляющая для нас самый что ни на есть, интерес, находится прямо в этом городе. С неё и начнем, причём сегодня.

— В Минске?

— Да. Проживает тут некто Арсентьев Игорь Николаевич…

— Арсентьев? — а что, знакомая фамилия.

Нимфа кивнула.

— Да, 1980 года рождения. Владелец сети ресторанов быстрого питания и ночного клуба «7».

— А не братец ли это Славика? То есть Саона? Я имею ввиду, братец в этом его воплощении… Фавн меня дери, я, кажется, начинаю привыкать к особенностям своей божественной национальности, короче, ты поняла. Стоп! «7»! Да мы же там с группой сегодня замачиваем сессию!

— Идеальный предлог познакомится с владельцем, тем более что на личной странице в Facebook он недвусмысленно указал: «… не сочтите за рекламу, но чаще всего меня можно встретить в ночном клубе 7…»

Звук входящего сообщения отвлек нас от планшета. Смс с незнакомого номера гласило: «Тёма, не делайте глупостей. Сидите тише воды ниже травы. Не вздумайте соваться в 7. Пол СЛИШКОМ злой после разговора с З. Саон»

Вот зараза! «СЛИШКОМ злой», каков, а?! То есть это вчера он ещ` в благодушном расположении был?!

Мы с нимфой переглянулись с одинаковыми выражениями лиц. Выражениями, не сулящими ничего хорошего ни так называемому Полу, ни Славику.

— Что думаешь? — спросила я Иду.

— Пф-ф. Однозначно надо идти, — кивнула нимфа.

Я уже говорила, что это круто, когда тебя понимают?!

Глава 7 Тропа войны

Весь день прошел в сборах на вечеринку в «7». Созвонившись с несколькими одногруппницами, я узнала, что сегодня в «7» — особенная вечеринка. В вампирском стиле. Если честно, после вчерашнего, услышав про «вампирский стиль», я как будто почувствовала оскомину на зубах. Согласитесь, никаких приятных ассоциаций у меня возникнуть и не могло.

Вдобавок, Славик не зря предупредил меня насчёт гнева Пола. Если он вчера был на взводе, а что-то мне подсказывает, что это привычное состояние для этого психа, по недоразумению являющегося моим божественным братцем, то что уж говорить после, думаю, не вполне приятного для него разговора с нашим общим папенькой?! Особенно после настоятельной рекомендации папеньки пополнить банковский счет вашей покорной наини, поскольку во внезапный альтруистический порыв этого возглавляющего банду вампиров люмпена я не верю.

Явно сегодня придется столкнуться с этим ненормальным, а если верить Иде, может, и не только с ним!

Кстати о нимфе — я думала, известие о вечеринке в вампирском стиле она перенесёт куда более эмоционально. Но Ида только пожала плечами и предложила устроить шоппинг — надо прикинуться сообразно общей тематике. Похоже, обещаниям моего папахена нимфа верит больше, чем я. Что ж, её можно понять: Иде не стирали память, и наи Зевса Кроновича нимфа знает исключительно, как Громовержца, Всесильного и Беспощадного.

Хотя, чего уж там, его помощь в материальном плане пришлась как нельзя кстати. Но ведь это не мне ни с того ни с сего понадобился какой-то треклятый Свиток? А если я единственная, кто может его добыть, следует меня беречь, тут кто бы спорил, но только не я.

Теперь мне и мотивы братца — который Аполлон — понятны стали. Похитить меня и держать при себе, лишив единственной доступной в этом мире помощи — нимфы. Никуда бы я не делась — а куда денешься под прицелом, то есть оскалом не вполне себе лицеприятных вампирских клыков? Пара дней в одиночестве, в темноте — брр — в загородном доме настроили бы меня на нужный Полу миролюбивый лад, и именно к нему попал бы найденный мной Свиток в первую очередь. Что ж, придётся довериться папахену, что ни мне, ни Иде не грозят укусы вампиров. Только что-то мне подсказывает, что это обещание почему-то не распространяется на несчастный случай, и если таковой произойдет, наи Зевс Кронович лишь разведёт перекаченными ручищами…

Но, не смотря на мои опасения, и то, что я вздрагивала от каждого громкого, или наоборот, чересчур тихого звука, что в условиях похода по магазинам, согласитесь, не такая уж и неожиданность, вышеобозначенный шоппинг прошел довольно-таки мирно. И хоть мне за каждой чёрной рубашкой, курткой и даже за каждым чёрным платьем мерещились вампиры и вампирши, а нервная рожа Пола так и вовсе словно преследовала, за весь день нас никто не потревожил. Ида же, наоборот, была беспечна и весела, и с нескончаемым энтузиазмом примеряла последние тренды сезона, чем, признаться знатно меня утомила. Приходилось молчать и терпеть, ведь не каждый день выбираешься на шоппинг с эльфийкой, которая только вторую неделю как в твоём мире и ни разу за это время не была в магазине одежды!

— Надо же, какая грубая ткань, просто дерюга!

— А вот этот фасон сейчас популярен в Дельфах. Эти бесконечные утечки…

— Ой! Вот уж не ожидала! Здесь тоже популярны шпильки? А зачем вам? Ведь ноги человеческих женщин не предназначены для хождения на них? Как? Всё равно ходят?! Ой, лучше бы ты мне не показывала…

— А вот это мне нравится!

Вкус у нимфы оказался странным, называется «сочетание несочетаемого», но всё-таки интересным. Чем-то мой собственный напоминает… Правда, я так не люблю чужие взгляды, будь то восхищенные или любые другие, просто, со стороны, что старательно драпируюсь в максимально широкие джинсы, рубашки, фуфайки, толстовки.

— Ты на самом деле любишь мини, — доверительно сообщила Ида. — Но только на охоте, или просто отдыхе в горах или в лесу. И ты никогда не любила, когда на тебя смотрят.

Я недоумённо подняла брови. Что-то сдается мне, лес, да и горы, не самое удобное место для разгуливания практически в неглиже?

— Ты всё время забываешь об особенностях человеческого тела. Оно совершенно не рассчитано хотя бы на несколько тысячелетий…

С чем — с чем, а с этим не поспоришь…

А вообще нимфа оказалась идеальным компаньоном для прогулки по магазинам. Весёлая, смешливая, разговорчивая — Ида много и заразительно смеялась, привлекая внимание окружающих и особенно мужской половины нашего мегаполиса, от посетителей до продавцов. Наверно поэтому, мы крайне оперативно нашли всё, что искали и даже успели заглянуть в расположенный на четвёртом этаже торгового центра кинозал.

3D очки Иду не впечатлили, а вот история малютки-фавна-хранителя луны растрогала до слез. Хотя нимфа то и дело бурчала под нос, комментируя происходящее на экране:

— И это фавн? Они что, не видели фавнов?

— Ой, не могу! Демон!

— А музыка красивая. Но почему они выбрали такие грубые инструменты… Здесь лучше подошли бы… Всё, всё, я молчу, — нимфа похлопала по плечу раздраженно шикающую на нее мамашу с крепким весёлым бутузом на руках. Будешь тут раздраженной, когда не знаешь, ни как унять гукающего и вертящегося аки юла, пупса, ни как заставить замолчать сидящую сзади и привлекающую внимание этого самого пупса белокурую нимфу!

Я отчего-то думала, что стоит мне только остаться с нимфой наедине и хотя бы в относительной безопасности, как я тут же примусь расспрашивать её об её, то есть о нашем мире. Мирах. Близких и знакомых — когда-то.

А вот когда так произошло, меня как будто что-то сдерживало, что-то мешало… Я то и дело задавала себе вопрос — а я и в самом деле хочу это знать? Знать правду о себе, о своём прошлом? К тому же Ида честно сказала, что рассказать может далеко не всё, например, причину, по которой меня сослали, она назвать не имеет права. Я сама должна вспомнить. Но эти самые воспоминания, или сны наяву сегодня меня игнорировали. Ни разу не посетили. Тогда я решила обратиться к вчерашним.

…Бледная, почти прозрачная, как у всех нимф, кожа, огромные зеленые глаза, рыжие локоны… Каллисто не зря была моей любимицей, тут не надо быть провидцем, чтобы понять, что моя симпатия к Каллисто вызвана похожестью эльфийки на меня. Но это только внешний облик, самый незначительный.

Одной вчерашней вспышки воспоминания мне хватило, чтобы вспомнить, какой она была.

…Гордой. Сильной. Отважной. И бесконечно доброй, наивной, очень, очень весёлой. Вообще, смешливость — одна из основных черт лесных нимф. Океаниды, например, другие, и чувство юмора у них другое. А Каллисто… За её силой и смелостью скрывается трогательная, почти детская ранимость, доверчивость. Открытость. Да, я, несомненно, выделяла её. Я понимала, что ей больше других нужна моя забота и моё покровительство.

Что же случилось? Что случилось с тобой, Каллисто?

…Белый мрамор щек. Испарина на лбу. Нездоровая поволока и лихорадочный блеск огромных зеленых глаз… Что с тобой, Каллисто?

Каллисто…

Обрушившаяся на меня волна чего-то большого и тёмного заставила вздрогнуть, и Ида испуганно взяла меня за руку.

— Ида, — немного охрипшим голосом позвала я нимфу. — Каллисто. Что случилось с Каллисто?!

На один лишь миг в кукольных глазах нимфы мелькнул первобытный ужас, она вся сжалась, как пружина, а потом расслабилась и даже как-то осела в кресле.

Выражение её глаз изменилось. Теперь вместо испуга в них читалось сочувствие. И какое-то заискивание, что ли.

Нимфа отвернулась к киноэкрану, так и не ответив.

А я не стала настаивать. Просто поняла, что не так уж и хочу слышать ответ.

— Если верить Верке Малышевой, в «7» сегодня что-то грандиозное.

Мы с Идой с энтузиазмом копались в приобретенном тряпье. На этот раз уже у меня дома. Здесь как-то спокойнее, что ли… Странно конечно, но Ланина квартира после визита папеньки не казалась мне таким уж надёжным убежищем, и аргументы здравого смысла, что папахен — всемогущий бог, и ему ничто не стоит посетить также мою однушку, если будет на то высочайшее соизволение, не канали.

— Дресс-код сегодня а-ля что-то тематическое, будет выступать какая-то готическая, или около-готическая группа, я, если честно, не очень-то в них разбираюсь… Надеюсь, этот самый Арсентьев-старший в такой важный день, точнее, ночь, присутствовать будет.

— Судя по его странице, не дурак он выпить. Нам надо удачно поймать оптимальный момент для знакомства.

— Выпить?

— У вас здесь вообще это любят. Для тебя новость?

Да нет, просто для меня пагубная страсть к алкоголю и место владельца модного клуба — понятия, которые не могут встретиться в одном предложении.

Ида только фыркнула, мол, прав Зевс, характер у меня не изменился.

— Сама решила, кого изображать будешь на вампирской вечеринке? — решила я вернуть нимфу к делам насущным. — Внешность у тебя, знаешь ли, не слишком готическая.

— Как это кого? — даже обиделась нимфа. — Саму себя, конечно.

— Вряд ли земной фейс-контроль в курсе, что нимфы — любимый обед вампиров, а посему эльфийка на вампирском празднике — самый желанный гость.

— Ты просто не разбираешься в современных молодежных субкультурах!

— Куда уж мне, скромному филологу…

За пререканиями, переругиваниями и порой уж совсем чёрным юмором — тут мне повезло, что чувство юмора нимфы не уступало моему, и Ида не обижалась, развлекая самое себя размышлениями вслух, кого из моей высочайшей Олимпийской семейки могли ещё сослать на Землю, то бишь, кому ещё мог позарез понадобиться Свиток — и прошли наши сборы на тусовку. Судя по красочным подробностям милых шалостей моих родичей, от которых у меня волосы начинали шевелиться, так, что приходилось чуть ли не начинать укладывать их по новой, сослать могли кого угодно.

Например, старшая сестрица Афина, в перерывах между военными походами, замеченная в трудоголизме и страсти к ремесленничеству, покарала некую смертную деву Арахну за длинный и дерзкий язык, превратив ту в паука, чтобы ткачиха могла наслаждаться любимым ремеслом всю жизнь, качаясь на собственной нити… брр… И это после того, как своими издевательствами загнала девушку в петлю. Загнать загнала, а повеситься по-человечески не дала — по вышеобозначенным причинам.

Или братец Арес, бог войны, упивающийся боем и кровопролитием и получающий одинаковое наслаждение от победы любой из сторон… Гере, папенькиной супружнице, вообще не везло с отпрысками: Арес получился психически нестабильным, Гефест — откровенно уродливым, особенно, в сравнении с остальными Олимпийцами. Бедняга, конечно, переживала, как могла, и пыталась даже, по примеру высочайшего супруга найти утешение в чужих объятиях, за что не раз была подвешиваема на цепи между Небом и Землёй… Да, с папахеном шутки вообще плохи, и нравы у нас в семье всегда были крутые.

Дядя Аид, сделавший мою сестру моей же тётей, похитив её практически из-под материнского крыла, вынудив сначала папахена пообещать ему ту в жены, что Кронович и сделал, кто бы сомневался, даже не поставив предварительно в известие одну из своих любимых женщин… К слову, в моральных качествах папахена мне как-то усомниться не приходилось.

Вообще тему подлости, кровосмешения, похоти и всего прочего, присущего главной божественной чете, Ида старалась не трогать, как то многочисленные похождения папеньки и крайний эксцентризм, граничащий с анархизмом в маниакальной жажде карать любовниц мужа, мачехи… Но ведь если не посвящать в детали чудесного божественного быта Зевса Кроновича и Геры Кроновны (да, да, подобные браки на Олимпе в порядке вещей), так ведь и рассказать не о чем!

Ладно, есть у меня ещё один братец, Гермес, бог торговли и разумности, который будучи ещё новорожденным младенцем, обнаружил пагубную страсть к воровству, украв коров какой-то там ценной породы, у кого бы вы могли подумать — у Пола. Стало быть, якшается с вампирами братец не иначе, как с горя…

А неуемное пьянство Диониса! А самое, что ни на есть, …, то бишь крайне разгульное поведение Афродиты?.. В одном воплощении — она моя сестрица, в другом — совершенно чужая тётка, и любовница, кого бы вы подумали, папахена!..

А знаете, мне моя собственная ссылка уже не кажется столь фатальным событием…

Да и во всех наших реинкарнациях, эманациях, проявлениях, рождениях, кровосмесительных браках и прочем непотребстве сам чёрт, то есть дядя Аид, я хотела сказать, ногу сломит!

То мы сиднем сидим на Олимпе, то мы скучаем и покидаем Олимп, то мы несемся в Дельфы, то к дяде Аиду в Преисподнюю, то у нас Делос, то еще что… Где-то мы воплощаемся, рождаемся, боремся за власть, славу и артефакты, походя женимся и выходим замуж, изменяем супружникам, плодим бесчисленное потомство, через которое в том числе приходим в разные миры, счета которым нет…

Да мне кажется, мы сами не вполне знаем собственную историю, я так поняла, тяга к познаниям у Олимпийцев не на самом первом месте… Далеко не на самом первом…

— Ну как я тебе? — нимфа поворачивалась то одним, то другим боком, кружилась по комнате, раскинув руки и довольно улыбалась.

А ведь она права, я видимо, и в самом деле не разбираюсь в современных субкультурах: действительно не имеющая во внешности и намека ни на что вампирское, белокурая голубоглазая нимфа в голубом же атласном платьице, отделанном черным кружевом, черных ажурных чулках и черных кружевных перчатках, с сеточкой вуали, скрывающей белый чистый лоб, на котором Ида нарисовала сложный узор из голубых ромбов, надежно скрывающий бугорки-рожки, выглядела как ожившая картинка в модном сегодня фентези-стиле.

Я же с недоверием разглядывала то, что Ида выбрала в качестве моего вечернего туалета, решительно заявив, что бесспорно модные и всем хорошие джинсы и рубашка несомненно, удобны и комфортны для повседневной носки и всё такое прочее, но на вампирскую вечеринку в них нас ни один уважающий себя фейс-контроль не пропустит… Я с удовольствием поспорила бы с любыми доводами Иды, но попасть в «7» сегодня крайне, просто жизненно важно, поэтому повздыхав по большей части для проформы, я принялась облачаться…

Надо отдать Иде должное: чёрное атласное платье в готическом стиле, подозрительно напоминающее свадебное, действительно хотя бы минимально соответствовало моим предпочтениям, а именно: надёжно скрывало всё, что я хотела бы скрыть. Ну, кроме талии, пожалуй. Но всё равно, спасибо широким рукавам и чёрным ажурным перчаткам.

Не обращая внимания на мои жалобные стоны, Ида споро уложила мои непослушные, торчащие во все стороны рыжие пряди на бок, украсив странного вида заколкой с множеством чёрных пёрышек, усыпанных чёрными и прозрачными сверкающими капельками.

Подвела густой чёрной подводкой глаза, нанесла на губы такую тёмно-бордовую помаду, что на мой взгляд, можно было не заморачиваться, а сразу воспользоваться гуталином, как в одном из хитов уходящего века.

Сама же едва тронула пухлые розовые губы перламутровым блеском.

Взглянув на нашу с ней колоритную парочку в зеркало, мне пришлось признать, что у нимфы отменный вкус, и в таком виде, пожалуй, самое то знакомиться с интересующим нас владельцем «7».

Глава 8  Клуб-склеп

— Вот уж не ожидала, что владельцем модного клуба окажется нормально я вижу прибухивающий брат Славика Арсентьева, — прошептала я Иде на ухо, показывая на столик в углу, за которым восседала разношерстная компания. Впрочем, могла не стараться — музыка орала так, что меня всё равно бы никто не услышал. Но учитывая мою страсть перестраховываться, повезло, что у нимф тонкий слух.

Мы старались не показывать своего интереса к вышеобозначенному столику, забегая вперед, скажу, что ничего у нас и не получилось.

«7» сегодня был декорирован под склеп. А вот музыка, хоть и орала, была всё же больше приятная, чем нет. Не набившая оскомину электронщина напополам с попсой, а приятные проигрыши, тяжелые басы, глухие мужские голоса и красивый женский вокал — пожалуй, я оказалась приятно удивлена.

Вычислять владельца сего заведения долго не пришлось: хотя бы потому, что он, не смотря на то, что был прикинут дорого и пафосно, всё же выделялся из толпы тем, что ни на вампира, ни хотя бы на гота похож не был. В этом сразу угадывалось его желание выпендриться, показать, что он не такой как все. Знаю я таких: если бы все были в обычном виде, этот Арсентьев-старший мог с удовольствием прикинуться Мэнсоном.

Арсентьев-старший отдыхал в обществе лихих друзей и хмельных подруг. Ладно, одного друга, которому не сильно впрочем, подходил эпитет «лихой», поелику это был один из наших знакомых вампиров, тот самый, что и на платформе, и в поликлинике, и в джипе, и на чьей-то даче… Самый симпатичный, кстати. Нет, мне-то самой такой слащавый типаж не нравится, я в общепринятом каноническом контексте имею ввиду. Помимо кровососа, того самого, опять-таки, который по разрешению Пола Иду на руках из коттеджа выносил, и которому первому удар шокера достался, рядом с Арсентьевым сидело ещё пятеро мадам, даже мамзелей, судя по одинаково глуповатым выражениям кукольных стандартных мордашек. Компания явно начала накатывать давно, наверно задолго до открытия, о чём говорил порядочно потрёпанный вид упомянутых подруг. Но если кто начал совсем уж давно, так это этот самый Арсентьев-старший. Вот уж кто выгодно выделялся на общем фоне: не столько даже своим полувменяемым состоянием, сколько сильно раньше времени обрюзгшим лицом, припухшими мешками под глазами с характерным стеклянным блеском, и таким выражением лица, что мол, ему решительно на всё и всех наплевать, потому как одному ему и никому другому понятен скрытый смысл вещей. Б-р-р, как же бесят такие типы! Не так, конечно, как братец Пол, но глядя на это недоразумение — да, да, да, слабость у меня, ненавижу таких надменных индюков, раздутых самомнением, — прямо язык зачесался, желанием сказать какую-нибудь колкость.

— Тоже мне, пивная фея, — фыркнула я и отвернулась.

— Ты несправедлива, Артемис, — невозмутимо пожала плечами нимфа и пригубила безалкогольный мохито. — До пивной феи ему ещё далеко.

— Не настолько далеко, как может показаться, — не пожелала соглашаться я. — И как прикажешь вынудить показать нам свою коллекцию древностей или чего там у него ещё, экземпляр, у которого на лице ярким узором цветут все возможные пороки?

— Может, попробуем зайти через Саона? — несмело предложила Ида.

— Ты его выражение лица видела? — вопросом на вопрос ответила я.

И правда, из всей нашей группы Славик один не рад был нас видеть. И не рад — это мягко сказано! Судя по испепеляющему взгляду и заходившим желвакам на мраморных гладких щеках братца, Саон и предположить не мог, что мы осмелимся нарушить его смс-приказ. Наивный!

И вот за весь вечер мы с Идой от него не то, что доброго слова не дождались, никакого слова, в общем, не дождались.

Нимфа, веселая и обаятельная, в считанные минуты очаровала полный состав нашей группы. Никто не удивился, когда я представила её своей двоюродной сестрой, родной племянницей Латаны. Так, Ершов уточнил, это, мол, традиция в маминой семье такая, всем имена язык сломаешь давать, на что я в который раз ответила, что у Латаны, хоть по ней не скажешь, греческие корни. Вот и всё тут.

Всем Ида угодила, кроме Арсентьева. Нет, Славик, то есть Саон, не выказывал откровенной неприязни, но и на контакт не шёл: просто не отрывался от Инки Самойловой, чем, кстати говоря, знатно помог развеять намечающиеся сплетни по поводу нашего вчерашнего авто-рандеву после экзамена по политологии.

В общем, вечер сейчас перешёл в такую фазу, когда все разошлись по группкам и слабо интересовались друг другом. Тут бы нам с Идой и действовать — в плане знакомства с Арсентьевым-старшим, так нет! Этот оказался мало того, что основательно подшофе, так ещё и в компании целых пятерых девиц! Вот ведь незадача! Ещё двоих-троих мы с Идой могли бы уравновесить, а так… Силы слишком неравны.

— Вот вы где!

Я вздрогнула, когда основательно захмелевшая Верка Малышева обняла нас с нимфой за шеи.

— А я вас везде ищу!

Ида улыбнулась ей так, как будто весь вечер, да что там, всю жизнь ждала эту вот самую пьяную Верку. Ангельский характер у этой нимфы! Не зря к ней люди так и тянутся.

— Ты что-то хотела?

— Хотела уточнить, — Малышева подмигнула мне. — Это правда, что ты вчера Арсентьева отшила? То-то он вокруг Самойловой вьётся… И с тобой не разговаривает.

Вот ведь Шурочка-активистка! Всё заметит!

— Я чувствовала себя неважно вчера, вот Арсентьев и подвёз…

— Ой-ой, что-то я не заметила твоего плохого самочувствия, — скептически поджала губы Верка.

— А если я скажу, что Славик в гости напрашивался? К нам с Латаной? — устало спросила я. Лучше пусть такая версия, чем та, в которой Саон питает ко мне интерес. Моей мамой не восхищался только ленивый.

— Ах, вот оно что, — буркнула Малышева и тут же утратила ко мне интерес.

— Дамы, — перед нами неожиданно оказался крепкий коренастый парень с интеллигентным, располагающим и открытым лицом. Всем хороший парень, если бы не кожаная куртка, чёрные очки и перчатки. И то, что это был тот самый «лихой друг» Арсентьева-старшего! Неужели, пока мы тут строим коварные планы, как познакомиться с ним самим, Фортуна решила побаловать нас своим вниманием? Вот это удача так удача.

Видимо, сильно ударившая в голову радость в прямом смысле затмила мне глаза, потому что я не обратила внимание, с каким выражением лица Ида смотрела на подошедшего… А если бы заметила, сильно забеспокоилась бы, учитывая определённые особенности природы нимф.

Представившись Андреем, приятного вида вампир из компании Пола, по совместительству, знакомец нужного нам Арсентьева, без обиняков пригласил к ним за столик.

— Но вы же, — ляпнула я не подумав, и чуть было не добавила «заняты». — Я хотела сказать, что мы не знакомы.

— Леди, — усмехнулся Андрей, заметил, гад, как Ида просто-таки ест его взглядом. — Нам показалось, что вы немного заскучали и не против составить компанию. Нам с моим другом.

К нашему с Идой удивлению заветный столик был свободен. От посторонних лиц женского пола. Арсентьев-старший сидел, закинув ногу на ногу и задумчиво пялился на сцену, где радовала профессиональным вокалом некая бритоголовая пышногрудая кудесница в коже.

И куда они так быстро умудрились баб своих спровадить? Ведь только что здесь были!

— А мы и не против, если пообещаете, что нам не придется с вами скучать, — Ида доверчиво вложила ладошку в руку Андрея и обаятельно улыбнулась.

Под немного растерянными взглядами девчонок, увлечённо двигающих бедрами в такт музыки, мы с Идой заняли места за заветным столиком.

Сказать, что мне сразу не понравилась уже мало напоминающая человеческую, улыбка Арсентьева-старшего, представившегося Игорьком, значит, не сказать ничего. Но что поделаешь, надо хотя бы контактами обменяться, а потому нагрянуть к нему на трезвую голову. На его трезвую голову, я имею ввиду. Если таковое вообще когда-нибудь бывает.

Впрочем, на светскую беседу Игорька хватало. Точнее хватило на то, чтобы поздравить нас с окончанием сессии. И на том спасибо.

— А сейчас смотрите. Никто не верил, что Vampires Climb сегодня выступят в старом составе!

— Вампайерс… что? — осторожно поинтересовалась я, и все, даже Ида, установились на меня с таким недоумением, точь-в-точь, Бескудников вчера на экзамене на Малышеву!

— Ну конечно, вы же ещё так молоды, — «Игорек» сжал мою кисть в своей, причем, похоже, по пьяни сил не рассчитал, так, что я чуть не пискнула.

Но всё же пояснил.

Vampires Climb — модная ещё десять лет назад, культовая и подающая большие надежды отечественная рок-группа, исполняющая свои хиты, впрочем, на трех языках: русском, английском и немецком. Ребятам пророчили большое и светлое будущее, пока от них не ушёл солист.

— А почему ушёл? — полюбопытствовала Ида.

— Бизнес, милая, — нехорошо улыбнулся «Игорёк» Иде. — Папане на фирме понадобился.

В общем, не смотря на то, что остальные ребята не были обделены ни талантом, ни трудолюбием, после ухода солиста из «отечественного рока» в «большой бизнес», стремительный взлёт Vampires Climb так взлётом и остался, не более того.

На мой вопрос, что же подвигло бывшего солиста на сегодняшнее выступление, Игорь обнажил жёлтые зубы в пьяной улыбке:

— Проспорил…

На немой вопрос в моих глазах, посчитал нужным пояснить:

— По бизнесу с ним пересекаемся. Ну, крошки, вам это не интересно.

И вправду не интересно, потому как чёрная сцена засверкала прожекторами и явила троих музыкантов: не безызвестного нам гитариста, опять же знакомого клавишника и барабанщика, который вчерашний «таксист». Группа вампиров, короче. Интересно, и кто из них тот самый солист, променявший призвание и славу на семейный долг?

Танцпол перед сценой как-то стремительно заполнился: видимо, многие сегодня пришли послушать этих самых бывших Vampires Climb…

Звуки музыки ворвались в мой мир яркими, экспрессивными гитарными проигрышами, а видеоинсталляция позади ребят увлекла в странный мир вампиров в длинных белых хитонах, с лавровыми венками на головах. Я так увлеклась яркими, насыщенными образами на заднем плане, что не заметила, как нехорошо разглядывает меня Игорь, — почти так же, как Ида Андрея, но гораздо более… плотоядно, что ли? Неважно. Сейчас всё было неважно. Ну конечно, сейчас, услышав хорошо знакомую с детства мелодию, воспоминание, как я притащила домой диск с этой самой песней, встало перед глазами.

Как будто это было вчера.

…Расширившиеся, полные слез, отчаяния и затаенной на самом дне боли, глаза Латаны.

— Артём, дорогая, обещай, что будешь слушать этот диск в наушниках? — на немой вопрос в моих глазах, Лана пояснила свою просьбу, — просто это слишком… Понимаешь? Слишком. Невозможно красиво. Так красиво, что больно. Очень больно. Очень…

Признаться, я тогда струхнула. Но с другой стороны, к странностям маменьки мне было не привыкать, как-никак, творческая личность, имеет право на свои заморочки. Тогда же я клятвенно пообещала, что если Лане настолько дискомфортно от этой музыки, я больше не то что слушать, думать об этом не буду. И похоже, обещание своё выполнила вполне.

А тут, нате вам. Выходит, старые знакомые. Даже интересно.

Да кто же из них солист?!

Как оказалось — никто из тех, что были на сцене.

Потому что в следующую секунду «7» просто взорвался восторженным рёвом.

На сцене, наконец, появился солист.

Признаться, ваша покорная наини тоже не выдержала и взвизгнула. Вместе со всеми. И не так заметно, что это по большей части оттого, что нервы сдали.

Потому что на сцену вышел Пол.

Именно ему принадлежал голос, который я узнала бы из тысячи, из миллиона. Сейчас я подумала — а почему я тогда, в детстве, так легко отказалась от того, что мне действительно нравится? Поцарапанный диск с надписью черным фломастером: «Король лев» и «Русалочка» не смогла выкинуть в мусорку, выкинула из окна. А сейчас стоило Полу начать петь, как всё тело пронзила сладкая судорога, какое-то гипнотическое расслабление, так бывает, когда в музыке слышишь нечто большее, нежели набор звуков, приятную мелодию, даже трогающий душу текст песни… всё не то. Бывает, ты слушаешь — и слышишь, как в совокупности пения инструментов, звучании голоса, даже его интонации и подаче обнажается потаенная часть твоей души — то, что ты никогда не демонстрируешь окружающим, не показываешь, да что там — сама туда редко смотришь. То, что ты точно знаешь — ты готова охранять от посторонних взглядов, от чересчур назойливого внимания… А тут — вот оно! Висит, парит в воздухе, наполняя собой пространство, и даже удивительно, что другие не видят этого!

Почему я так легко отказалась от этого десять лет назад?! Почему? Ответ пришел простой и логичный. Потому что Лана никогда и ни о чём меня не просила. Вот вообще никогда. И увидев её реакцию на этот диск, я испугалась за неё. Впервые, и, пожалуй, это был единственный раз, когда я за неё испугалась. Сильная, гордая, независимая Латана никогда не выглядела настолько уязвленной и беззащитной, как когда она слушала, как поет Пол. Оказывается, сын, когда-то оставленный ей — где-то в загадочном Делосе или на Парнасе, или где-то ещё. Сын, о котором она никогда не забывала. Вспоминая сейчас её лицо в тот момент, я поняла, что мама всегда жила с чувством вины за то, что бросила его в изгнании. Выбрала дочь. Фавн возьми, да что ж такое. До сих пор не могу поверить, что всё это — правда!

Я, конечно, не видела себя со стороны, да я даже не ощутила, как цепкие руки нимфы вернули меня назад — так я подалась всем телом к сцене, вслушиваясь в звучание голоса самого отвратительного, мерзкого и невыносимого типа, которого когда-либо встречала в своей жизни. Я с жадностью огромного калифорнийского кита, выплывающего на промысел, глотала каждый звук, каждую ноту, каждое слово… Я так отчаянно старалась не пропустить смысл песни, что ровным счетом ничего не понимала…

Кажется, в песне он обращался к своей возлюбленной, которая бросила его, умерев. Не захотела вечной жизни, которую он мог ей дать. Вечной жизни и вечной любви…

Я задохнулась, представив, каково это? Симбиоз вечности и любви?

— Артемис, не пугай меня, — раздался рядом, совсем рядом, как будто в голове, голос нимфы. — На тебя не действует вампирский гипноз. Или это в сочетании с голосом Аполлона?

Усилием воли я смогла перевести взгляд от сцены и как будто впервые увидела толпу. Совершенно синхронные движения, одинаково-блаженное выражение лиц. Чувственный призыв женской половины и гипнотический кайф, источаемый мужской.

— Они… — я сглотнула. — Они все под гипнозом?

— А ты не видишь сама? — Ида недовольно нахмурилась. — Лучше воспользуйся состоянием нашего хозяина. Я не знаю, или запиши его номер, или напросись в гости! Прямо сейчас!

— Ты с ума сошла! — то, что вниманием Игоря Арсентьева, как и вниманием всего зала, завладело происходящее на сцене, давало возможность не таясь, вернуться к нашим планам. — Да у него только что слюна не капает.

— И хорошо. Поедем к нему, посмотрим на его Свиток! Всего делов!

— Всего делов?!

— Артемис, не дрейфь. Мы же вдвоём. И я нимфа. Будет совсем уж бузить — вырубим. Он завтра ничего и не вспомнит.

— Что-то мне всё это несанкционированное проникновение на частную территорию напоминает. Между прочим, с преступными намерениями… А это отягчающие…

— Ты слишком юридически подкована для филолога. Мы же не собираемся ничего брать!

— А если его Свиток — подлинный?!

— Тогда собираемся. Всё, сейчас песня закончится. Артемис, действуй! — и Ида отстранилась, с милой улыбкой вернувшись к Андрею, который, как и все в зале, пожирал глазами сцену.

Мило. Значит, на сцене вампиры, магнетически действующие на людей и один изгнанный бог. Мой брат, который. Очень, очень мило. Крайней степени мило, я бы сказала…

— Нравится? — Игорь взял меня за подбородок и развернул к себе моё лицо.

Я кивнула, стараясь не скривиться. Терпеть не могу пьяных.

И увидела в этом преждевременно постаревшем лице что-то иное, кроме как «написанные на нём пороки», согласно своим же словам. Где-то в глубине мутных от пьянства глаз, где-то очень глубоко плескалась одна, но очень важная мысль. Плескалась, тщетно пытаясь выплыть на поверхность. И такой безнадежностью, безысходностью веяло от этого взгляда, что у меня внутри похолодело, не смотря на вновь зазвучавшие струны гитар, барабанный проигрыш и довольный рёв толпы. Игорь словно сам понимал свою обречённость, но просто не хотел думать об этом.

Он же брат Саона! Мелькнуло у меня в голове. А значит, сын нимфы. То есть не совсем человек. Человек, генетический предрасположенный к попаданию в зависимость… Интересно, как это? Жить и быть не в состоянии контролировать свои желания?

Тем временем Пол запел опять, и Игорь, к моему облегчению, отвернулся от меня. Видеоинсталляция замелькала изображением серого перрона, старинного паровоза, скопища людей — из-под колес подняли женское тело в съехавшей на лицо шляпке и длинном тёмном платье. Потом замелькали прозрачные кадры, наложенные на происходящее на перроне — балы, улыбки, пышные платья, цветы… Анна Каренина! Классика не может быть избитой темой! Темы истока и исхода, транслируемые одновременно, давали какое-то сюрреалистичное переживание, как будто всё это — и то, где свет от золотых канделябров и статные, убелённые сединами дворецкие открывают огромные резные двери, и серая убогость перрона, клубы чёрного дыма, изуродованное тело, изломанной куклой лежащее в окружении убого одетой толпы, — всё это не по-настоящему. Иллюзия — и то, и то. Мираж. Вот сам мираж есть. А то, что его наполняет — нет.

Что он поет?

К моему счастью — потому что я, кажется, начала понимать Лану, — эта песня была последней. Vampires Climb под истовый рёв толпы покинули сцену, и внимание Игоря опять вернулось ко мне. К моему неудовольствию. К моему неудовольствию куда-то исчез «лихой друг» Игоря, сиречь Андрей. И исчез он не просто так, а вместе с Идой.

Как назло, именно, когда нимфа с этим треклятым Андреем куда-то делись, от Игоря, наконец, последовало предложение «посетить его апартаменты». Ведь если мне так нравится «вся эта вампирская муть и тому подобная хрень», он с удовольствием кое-что мне покажет. Дома. Надеюсь, это он Свиток Гекет имел ввиду, а не какую-нибудь ролевую атрибутику. Брр…

Сообщила, что и сама с нетерпением жду-не дождусь, только вот надо мне быстренько посетить дамскую комнату, и понеслась на поиски Иды.

В двух залах и одном баре Иды не нашлось, что наталкивало на нехорошие мысли и тревожные предчувствия. Зато в кальянной я обнаружила зареванную Инку Самойлову, которая с глубоким задумчивым видом пускала клубы дыма под потолок. Белая краска с её щек была безнадежно смыта, что повествовало о том, что плакала Инка долго и всерьез, раз уж мейк-ап в стиле готик восстановлению не подлежал.

— Ин, ты не видела мою сестру? — я решила не лезть к человеку в душу, сделав вид, что не заметила крайне плачевного в прямом и переносном смысле состояния Самойловой. Да и Иду сейчас найти было крайне важно.

— Вот урод! — зло выдохнула в ответ она.

Сообразив, что речь идет об Арсентьеве-младшем, я решила поддержать разговор. А там, мало ли, и про Иду что-нибудь узнать получится… Надо только поспешить, пока пьяный Арсентьев-старший не вырубился прямо за столиком или не пригласил в «апартаменты» кого-то другого. Парню-то сейчас немного надо. Две ноги, две руки, одна голова. Хотя, судя по его виду, когда я уходила — всё это вовсе даже не принципиально.

— Что, вот так сразу — и козёл?

Самойлова окинула меня отстраненно-снисходительным взглядом.

— Вот тебе, Тёма, этого не надо. Чувств, эмоций… Тепла. Ты — не такая…

— Не какая? — я опешила.

А Инка неопределенно махнула рукой и продолжила на чем свет костерить Славика, то есть Саона. И понятно стало, что ничего путного я от нее не добьюсь.

В дамских комнатах Иды тоже не было, и я заметно нервничала.

Зато в холле нашёлся Славик.

Его мощная двухметровая комплекция — он говорил как-то, что не «два метра», а «два ноль три», и «это принципиальная разница» — склонилась над высокой и одновременно хрупкой и фигуристой брюнеткой, блокировав ей своими ручищами пути к отступлению. Девица с гладкими черными волосами стояла, прижавшись к стене, и руки вдоль тела вытянула, как бы отстраняясь, но при этом так призывно улыбалась Славику красным чувственным ртом, что сразу понятно было, сопротивляется дама с вполне определенной целью.

Чем-то зацепила меня эта парочка — и даже не Славик, чёрт с ним, всё равно дуется, а вот эта знойная красотка в красном атласном платье с черным кружевом и черных же перчатках. Молочно-белая кожа добавляла незнакомке сходства с Дитой фон Тиз, однако, положа руку на сердце, эта, рядом с Саоном, была намного моложе и привлекательнее, и с глазами — огромными и выразительными, как у Вивьен Ли.

Я конечно, поведения Арсентьева-младшего (да и старшего, но это к слову) не одобряю, но понять могу.

Что же здесь так жарко? Кондиционеров им жалко, что ли? Или я уже запыхалась, в тщетных попытках найти нимфу?

Решив глотнуть свежего воздуха, а заодно собраться с мыслями — где я ещё не была и где может быть Ида, — я вышла на балкон.

То есть только вознамерилась выйти,когда сквозь толстое мутное стекло увидела на фоне ночного неба две фигуры, стоящие лицом друг к другу. Влюбленные! Проклятье! И ведь не выйдешь теперь, просто подержаться за холодный металл поручней, посмотреть вниз, на огни родного города, вдохнуть прохладный ночной воздух… Не мешать же романтике! Фавн возьми, чтоб её.

Я совсем уже развернулась, как внезапно поняла, что не смотря на мутное стекло и слабое освещение на балконе, платье на девчонке показалось мне смутно знакомым.

Решительно распахнула дверь — так и есть! Нимфа доверчиво прильнула к новому знакомому — этому самому Андрею. Глаза закрыла, привстала на цыпочки и слегка распахнула губы в ожидании поцелуя.

На вошедшую меня — ноль реакции.

Но только от нимфы. Андрей меня заметил, и осмелился ещё, гад, послать такую интеллигентно-просящую улыбку, мол, сама понимаешь, у нас здесь романтик. Но вот красные огоньки, на миг блеснувшие на дне его глаз, вряд ли были просто отблесками иллюминации балкона. И как я могла прошляпить, что нимфу уводит парень в перчатках?! Ида говорила, что вампиры снимают перчатки только дома, или в гостях у очень близких друзей.

Стоп! Мне это снится, или Ида действительно сейчас прижимается к вампиру?!

— Ида!! — мой оклик развеял романтику, нимфа в испуге отпрянула от Андрея, на холёном интеллигентном лице которого промелькнула судорога разочарования. Ещё бы!

— Вот ты где! — продолжала я, как ни в чем не бывало. — Извини, — кивнула Андрею. — Нам пора.

Не обращая внимания на кстати вполне ощутимое сопротивление нимфы, увлекла её прочь с треклятого балкона. В холле прижала к стене рядом с большим зеркалом, как ещё недавно Славик свою новую пассию, заглянула в кукольные голубые глаза.

— Он укусил тебя? Отвечай!

Ида смотрела на меня, как будто впервые видит.

— Укусил? Он успел?! Ида!

Пришлось хорошенько её встряхнуть, и взгляд нимфы стал более осмысленным.

— Укусил? Он?

Выражение моего лица, видимо, не обещало Иде ничего хорошего, потому что она начала вяло оправдываться.

— Ничего такого не было. И быть не могло…Ты что! Артемис…

— Я видела, как не могло, — процедила я. — Да если бы я не зашла…

— Ничего бы не было, — упрямо стояла на своем нимфа, только уверенности в её голосе я что-то не слышала. — Я вообще всё это время разведывала ситуацию.

— Ага, теперь это так называется!

— Я серьёзно! Кстати, что у тебя? Игорь уже предложил ехать к нему? — эта нахалка перешла на деловой тон, как ни в чём не бывало.

— Предложил, — процедила я сквозь зубы. — Зачем тебя ищу, по-твоему.

— Чего же мы ждём? — нет, этой нимфе наглости не занимать!

— Пока Саон с Дитой…

— С кем?

— Такая брюнетка…

— Да, я видела Саона с какой-то девицей. С Дитой, значит… Ну да, куда нашей Инке. А почему Дита? На фон Тиз похожа?

— Не знаю, кто такая фон Тиз. Дита — сокращенно от Афродита. Ты уже познакомилась с сестрой?

Здрасте. Приехали. Еще и Афродита здесь, оказывается.

— Я вот думаю, не зря Дита к младшему Арсентьеву подкатывает. Всем известно, что старший братец ни в чем отказать своему сводному, но божественному младшенькому не может. Так что Дита, видимо, решила таким образом подобраться к Свитку… надо спешить! — невозмутимым, и даже деловым тоном Ида вводила меня в суть дела, пока мы спешили к Игорю. Если бы не видела минуту назад, как эта самая нимфа тает в объятиях вампира — ни по чём бы не поверила, приди кому в голову мне такое рассказать.

— А Пол?

— И этот не зря тут. Да, надо спешить!

— Кто бы говорил, — не удержалась я от ехидства.

Разочарование на моем лице не успело смениться мыслительным процессом, стоило нам с Идой обнаружить пустой столик, без Игоря, когда невесть откуда взявшийся Игорь подошел сзади и обнял нас с нимфой за талии.

— Ну что, козочки? Машина уже ждет, — казалось, он ничуть не разочарован тем, что к нашей компании присоединилась нимфа. Напротив, очень даже за.

Нет, с одной стороны, все даже удачно складывается: сейчас сгоняем по-быстрому, посмотрим на его Свиток, и всего делов. Знать бы ещё, как отличить его подлинность! Но наверно у Иды есть кой-какие соображения на этот счет. Потому как у меня их и близко нет.

— Ну что, девчонки, кто любит скорость? — с водительского сиденья нам широко улыбнулся Андрей. И то, что Ида ответила ему такой же открытой улыбкой и слегка помутнённым взглядом, заставило меня заскрежетать зубами от злости.

Хоть в полумраке машины и ничего не разглядишь особо, я всё же старательно приглядывалась к гладкой белой коже на шее нимфы.

Нет, Зевс Кронович конечно, пообещал нам неприкосновенность со стороны клыкастых, но ведь если вдруг моя нимфа сама влюбится в какого-то из них, и добровольно, так сказать, себя предложит… Нет, всё очень, и очень плохо! Что-то мне подсказывает, что меня намеренно хотят лишить помощи в лице верной нимфы. А ведь мы практически ещё и не приступили к поискам!

Чёрт, как же всё не в строчку!

Вот хотела бы удивиться, когда обнаружила, что в квартире Игоря преобладает пурпурно-красный цвет, что в сочетании с угольно-черным полом и потолком наталкивает на мысли о паранойе. Да, хотела бы, но как-то не удивилась. В такой обстановке — только пить, кто бы спорил. В остальном здесь было довольно пафосно. Но почему-то никаких зеркал в открытом доступе. Я еще поняла бы, будь Арсентьев-старший сам вампиром, но он точно человек. Точнее, наполовину эльф.

Фавн бы побрал Андрея, так нагло увязавшегося за нами. Видя реакцию своей нимфы на наглеца-вампира, я готова была впасть в отчаянье. И давно это Ида стала мне «своей»? Может, тогда, когда, не раздумывая, прыгнула за мной на рельсы, или намного, намного раньше? Мне показалось, что я вот-вот вспомню что-то очень важное, когда Андрей предложил «дамам выпить».

— Я бы не отказалась от сока, — кивнула я ему. — Спасибо.

— Апельсиновый, томатный, яблочный?

— Березовый, — мило процедила я.

— Хм, — обаятельно улыбнулся этот мерзавец. — Пойду, посмотрю на кухне.

— Я тебе помогу, — вскочила за ним Ида, что заставило меня с силой дёрнуть ту за подол платья, возвращая назад, на невысокий красно-черный диван. Нимфа с неохотой покорилась, и я уже вздохнула было с облегчением, когда Игорь все испортил.

— Помоги, милая, — улыбнулся он нимфе и с силой сжал мою кисть, лишая попыток пошевелиться. — Помоги моему другу, — ласково продолжал он, все сильнее сжимая мою кисть до хруста в пальцах. — Отчего ж не помочь хорошему человеку, — он дохнул мне в лицо волной перегара, а потом рывком приблизил к себе.

Допрыгались, поняла я. Приехали смотреть Свиток, хотя никто, собственно, и не обещал его показать, и вляпались по уши. Ида надежно блокирована клыкастым, и хорошо, если он воспользуется настоянием Зевса Кроновича, и не будет кусать глупышку. Так, подержит немного возле себя. А я… Я, если честно, прилагала нечеловеческие усилия, чтобы не застонать от боли в отдавленных пальцах, и от страха, потому что внезапно обнаружила, что тайная мысль всплыла на поверхность глаз Игоря, и меня просто обдало волной безысходности и равнодушия.

Да он просто псих, подумала я. Он сейчас сделает со мной всё, что захочет, и ему за это ничего не будет. Даже если его потом осудят и посадят, всё равно ничего не будет. Потому что ему всё равно. Наплевать.

— Я бы посоветовал тебе расслабиться. Не бойся, я ничего тебе не сделаю. Просто …

Извините, этот глагол я воспроизводить отказываюсь.

— Ты обещал что-то мне показать. Помнишь? — я всё ещё не теряла надежду.

Впрочем, Игорь был в таком состоянии, что можно было заходить гораздо грубее.

— Там, в клубе. Ты обещал показать мне Свиток. Так интересно было бы посмотреть, — я старательно изображала из себя идиотку, в то время как сердце, кажется, вознамерилось покинуть грудную клетку путем проламывания рёбер…

— Свиток? А, точно, — к моей радости, я получила передышку. Тоже мне Мата Хари чёртова. И кем я себя возомнила, когда сунулась к этому психу?!

— Покажу, покажу, ты только помоги немного мне сначала. Пока твоя подружка помогает моему другу.

В последний момент я выставила перед собой руки, но это не помогло. Взяв меня обеими руками за шею, Игорь приблизил к себе мое лицо, едва ощутимо провел губами по щеке, а потом начал медленно сжимать ладони.

Да он же убивает меня! — промелькнула мысль. Он меня задушит! И никто не поможет, потому что здесь никого нет.

Я вцепилась изо всех сил в твёрдые руки Игоря, пытаясь оторвать их от своей шеи, я с силой царапала их обрезанными под корень ногтями, я судорожно пыталась вдохнуть, но ничего не получалось. Вот как, оказывается, бывает, когда тебя убивают, — пронеслась мысль. Просто человек. Такой же, как я. Спокойный, как будто заваривает чай. Сосредоточенный, чтобы не пересыпать заварки и не испортить вкус. Ничего личного. Последнее, что я видела прежде, чем исчезнуть, были стеклянные глаза Игоря, с удовольствием наблюдающие за моими отчаянными попытками вырваться, и его пьяная торжествующая улыбка.

Глава 9 Самые сложные вопросы в мире…

— Ты с ума сошла?! — орал во всю глотку Арсентьев. Младший. Славик который.

— Я только на кухню вышла.

— Какого … ты вообще её одну оставила?!

— Я не думала, что она… Что он, — почему голос Иды дрожит, запинается. Нимфа что, плачет?

— А если бы я не успел?! Ты понимаешь, что могло бы…

Я подскочила на том же самом диване и затрясла головой, как собака, искупавшаяся в пруду.

Ощущение, что случилось что-то непоправимое, облаком тревоги висело в воздухе.

На меня уставились две пары глаз — одни кукольные, голубые и заплаканные, и другие, тоже голубые, но очень злые. Я таким Славика прежде не видела.

Лежавший без сознания на том же диване, что и я, Арсентьев-старший на меня не уставился, потому как, повторюсь, в отключке пребывал. И что-то мне подсказывает, что валяющаяся рядом низкая табуретка здесь не так просто валяется.

— Тёма! Я был о тебе лучшего мнения! — тут же переключился на меня Славик. — Ты какого чёрта попёрлась среди ночи к незнакомому мужику из клуба?! Или я чего-то о тебе не знаю?

— Мы Свиток приехали искать, — пискнули мы с Идой в один голос.

— Всемогущий Зевс, да за что мне это! Что же вы за дуры-то такие?! Искать Свиток у Игоря, по случайному стечению обстоятельств — у моего брата! А у меня спросить — как, не судьба? И кому я смс отправил с предупреждением, чтобы дома отсиделись? Пушкину?!

— Ты папахена не приплетай, — устало попросила я и потёрла шею рукой.

— Можно подумать, ты бы нам Свиток показал, — надулась Ида.

— Свиток Игоря? — Арсентьев почему-то рассмеялся, — да, пожалуйста!

С этими словами бросил мне черный футляр цилиндрической формы.

Недолго думая, мы с Идой его открыли и разочарованно ахнули: тут не надо быть экспертом, чтобы видеть, что угольно-черный лист бумаг состарен искусственно, и вообще — раскрыть этот самый «Свиток» может любой. Абсолютно любой.

Развернув его, мы с Идой уставились на написанное:

«Порознь навечно, как тень и как свет

Время — кровь и вода

Пространство — эоны лет…»

— Что за муть? — спросила я Славика.

— Пол ему, таким образом, автограф дал, — осклабился Саон.

— А как же?

— А братец мой их фанат в прошлом, — продолжал улыбаться Саон, — в далеком, правда, прошлом. Группа-то давно распалась.

— А почему он зарегистрирован как исторический памятник, хранящийся в частной коллекции?

— А вы это у него спросите, — кивнул он на сопящего Игоря. — Думаю, он до сих пор не против пообщаться, — продолжал он веселиться, особенно, увидев, как мы с нимфой синхронно замотали головами.

— Стоп. А этот где? Андрей.

— Какой Андрей? — нахмурился Саон.

— Какой Андрей? — ничего не понимающим тоном спросила нимфа.

Та-ак. Понятно. При Саоне она говорить не будет. Ладно. Подождём.

— Никакой, — буркнула я. — Приснилось, видимо.

— Угу, — буркнул Саон. Непонятно, поверил, или нет.

— Саон! — до меня с запозданием начало доходить случившееся. — Твой брат хотел меня убить!

— Да не хотел он тебя убивать, Тёма, — устало вытянулся в кресле Саон. — Как и не знал, кто ты, и что мы учимся в одной группе. Не такой он дурак.

Подумал и добавил:

— Каким кажется.

— Да, мне видимо, приснилось! — распалялась я. — И обморок этот тоже приснился.

— Не придушил бы он тебя окончательно, — сказал Саон. — Он, кстати, и не придушил. Пьяный придурок.

— Ты это к чему? — насторожилась я.

— Тёма, давай я вам такси вызову, а? Сама понимаешь, у нас тут горе в семье. Брат-дебил, называется. Валите-ка по-хорошему.

— Погоди, — до меня начал доходить смысл того, что не хотел озвучивать вслух Саон. — Похоже, Игорь действительно не хотел меня убивать. А хотел… Ну, брат-маньяк у Саона, с кем не бывает. А нам хватит на сегодня расстройств. Один Свиток, оказавшийся автографом гадского Пола, чего стоит… Кстати, Пол!

— А Пол! Ты писал, что он очень злой!

— Ещё бы, — кивнул мне Саон. — Мало того, что влетел на бабки из-за того, что пришлось от вампиров откупиться за твою нимфу, которую он им уже пообещал, так что цену они заломили несусветную, по сравнению с ней спонсорская помощь вашему рандеву — так, детские игрушки. Тут скорее фактор унижения сработал. И чего это он злой, сам недоумеваю, — Саон пожал широкими плечами.

— Так он и не собирался, значит, сегодня к этому… Брату твоему в гости.

— С хрена ли? — Саон пожал плечами. — Пол-то точно знает, что Свитка здесь нет. Думаю, он даже веселился, наблюдая, как вы с Идой Игорька обхаживаете, в явном намерении в гости напроситься.

Веселился, значит. Знает же наверняка о некоторых… пристрастиях своего кореша, или кто он ему? Фанат? Бизнес-партнер? Мерзавец!

— А ты, кстати, куда глядел? — решила, что настал её черед возмутиться, нимфа.

— Я, — начал было Саон, и сник. — Я смотрел в другом направлении.

— Видели мы твоё направление, — ехидно процедила Ида.

— Да, не смог устоять перед обаянием богини любви, пусть и в человеческом воплощении, и что? — с вызовом посмотрел на нас обеих Саон. — Дита в любой комплектации восхитительна, — добавил он мечтательно, но тут же взял себя в руки, — вообще, это не ваше дело. Скажите спасибо, что вообще успел.

— Спасибо, — хмуро выдохнули мы в один голос. И ведь он прав, фавн меня дери! К слову, лучше фавн, чем брат брата моего… Если бы не он, плохо бы нам обеим пришлось. И с Идой насчёт Андрея я ещё поговорю. Вот как в такси сядем… Или домой вернёмся. Или уже завтра. А что? Сегодня был чертовски насыщенный день.

— Я так понимаю, вас бесполезно отговаривать бегать за Свитком? — задал Саон риторический вопрос. И судя по отсутствию нашей с нимфой реакции, задал его сам себе.

— Что ж. Вы сами себе злобные Буратины, — подвел Арсентьев итог.

— Злобные кто? — не поняла незнакомая с нашей художественной литературой Ида.

— Пойдём, — потянула я её за собой. — В такси расскажу.

— Вы бы хоть, в знак благодарности, планами своими поделились? — поднял бровь Саон. — Куда сначала махнуть решили?

— Ага, мечтай, — хлопнула я его по плечу.

— Держи карман шире, — очаровательно улыбнулась нимфа, покидая комнату.

— Неблагодарные, — донеслось нам вслед.

Так мы и не спорим. Только вот что-то как-то не очень верится в благие порывы Саона. Что-то он подозрительно вовремя оказывается в разных заведомо плачевных для нас обеих ситуациях.

— Вот ведь урод, — буркнула я, устраиваясь на заднем сидении такси.

Ида без лишних слов поняла, о ком я.

— Он сын нимфы, забыла? Он быстро попадает в зависимость… Не так быстро, как эльф, но быстрее человека. И к разным…

— Извращениям, — подсказала я.

— Да, тоже быстрее привыкает.

— Я, собственно, не об этом, — покривила я душой. — Обидно, что его Свиток оказался фальшивым.

Неожиданно меня посетила одна мысль. Вот нимфы, эльфы быстро попадают в зависимость… И Ида, конечно же, нимфа, тут не может быть никаких сомнений. А вот в прошлую, когда мы с папенькой познакомились, когда мы очень даже активно налегали на Латанин винчик… А Ида на колу, и по состоянию родственного веселья от нас с Кроновичем не отставала! Но если всё так, то почему сегодня она мной замечена не была в опасной тяге к газировке? Или это другое?

— Скажи-ка, дорогая, мне вот что…

— Если ты об Андрее! — воскликнула она.

— И об Андрее тоже, но к нему мы еще придём. Я о том, что ты, похоже, не слишком страдаешь зависимостью. Алкогольной, я имею ввиду.

— А, ты об этом, — Ида пожала плечами, — так это спасибо Зевсу. Я когда бежала с Делоса, мы встретились. Ну, убежать из-под контроля верховного бога… Сама понимаешь, что-то из области научной фантастики.

— И разные же у нас представления о науке, — скептически нахмурилась я. — И о фантастике…

— Так вот, он сказал, что на Земле слишком велик риск спиться даже крайне равнодушному к алкоголю фавну, не то, что нимфе. Посоветовал даже не притрагиваться к местным напиткам, кроме газировки, сказал, что любой нимфе за глаза хватит.

— Вот как…

— Артемис…

— Да я не об этом. Позаботился, значит, обо мне отче. Немного даже больше, чем следовало.

— Ну и с Делоса дал возможность удрать.

— Так это же отлично! Уважаемый, а остановите, будьте так любезны, возле следующего алко-маркета…

— Артемис…

— Нуаче, Ида, — подмигнула я нимфе. — Хоть Славик и объяснил всё, один фиг у меня ощущение, что я второй раз родилась сегодня. А это такое дело, знаешь, надо отметить. Тебе — газировкой, мне — как минимум, шампанским!

Естественно, Ида не устояла против моих железных аргументов типа того, что дело и вправду крайней степени отметиттельное. Ну а я не теряла надежду вывести Иду на разговор по поводу этого самого поганца-вампира, Андрей который. Что-то мне подсказывало, что на сухую Ида не расколется.

Таксист, вполне себе интеллигентный с виду дядечка лет пятидесяти, даже не удивился, когда спустя минут двадцать мы с Идой вышли из ночного магазина с подозрительно звенящими пакетами под мышкой. Решили, учитывая уровень стресса в нашей жизни, про запас взять.

Бутылку шампанского и бутылку грузинского тархуна открыли прямо в такси, причём Ида это сделала мастерски, не выбив ни одного стекла в машине и не прибив за компанию водителя.

Когда что шампанского, что чего-то зелёненького осталось в бутылках меньше половины, я приступила к осуществлению своего коварного плана. Правда, языком малость заплетающимся, ввиду чего приходилось несколько бурно жестикулировать, но учитывая, что время к утру близится, да и выпитое в «7», и Игорька этого, чтоб его… Меня можно понять.

— Так что у вас с этим кровососом? — начала я издалека. — Роман?!

Ида сначала икнула от неожиданности, а потом пролепетала:

— С Андрюшей? Зачем ты о нём так… — мечтательно вздохнула, потом, видимо, до неё дошёл общий смысл и моей, и её фразы, и она смутилась. — Какой ещё роман!

— Не знаю, — пожала я плечами. — Тебе виднее, какой… Мне так хотелось бы надеяться, чтоб не шибко бурный.

Нимфа принялась всё на свете отрицать, чуть ли даже не тот факт, что он, собственно, вампир, а она, собственно нимфа, и вообще у их брака нет будущего и всё такое прочее.

— Стоп. — Я приподняла руку нимфы, в которой она держала бутылку с напитком детства Латаны, заставив Иду сделать очередной глоток. — Ты сказала — «брака»?

— Кто сказал — «брака»? — Отхлебнув тархуна, Ида уставилась на меня мутными голубыми глазами.

— Ты только что сказала!

— Оставь свои шуточки, Артемис, — нимфа попыталась поудобнее устроиться у меня на плече, но, сами понимаете, учитывая мой искренний, благородный порыв, во что бы то ни стало докопаться до правды, не очень-то у неё получилось.

— Значит, ещё и оговорочки по Фрейду, — процедила я, как мне самой казалось, таким тоном, когда всё понятно. — Всё-ё-ё понятно-о-о.

— Ничё и не оговорочки, — не согласилась со мной Ида, и потянулась к ещё одной бутылке напитка.

В общем, когда мы подъехали к дому Ланы, мы напились, по робкому замечанию таксиста, в дрова. С этим мы согласиться не смогли. Ида заявила, что она, как порядочная нимфа, прошедшая обучение в школе искусств Делоса, могла напиться только в дудку. Сиречь, во флейту. Я свою нимфу поддержала, заявив, что я, как филолог, могла напиться только в суффикс. Или уже в постфикс, в пофикс, не иначе.

Так мы в обнимку с нимфой и прошествовали в квартиру Ланы.

Почему мы приехали в дом Латаны, а не ко мне — а кто нас, пьяных девушек, разберёт?! Видимо, причина была, раз приехали.

Стараясь не запутаться в длинном атласном платье, выбранном для меня Идой, едва переступив порог маминой квартиры, я с наслаждением избавилась от до фавников надоевшей за ночь обуви, и развернулась к Иде спиной, чтобы она помогла мне расстегнуть фавново платье. Чтобы я ещё раз предстала в таком виде на людях… Да ни в жизнь! Они, оказывается, весьма неадекватно на такое реагируют. Оказав помощь, в свою очередь, Иде, я, как была, в кружевном белье, поясе с подвязками и чулках, пошлёпала на кухню, на ходу снимая одну перчатку и доставая заколку из волос. Ида в не менее презентабельном виде направилась в ванную комнату.

— Артемис, можно мне полотенце?

— Сейчас, ага, — ответила я, и распахнула резную кухонную дверь. Что-то не помню, чтобы мы с Идой, уходя отсюда, двери запирали!

И правильно оказалось, что не помню.

Потому что в нос непривычно ударил тяжелый табачный запах, а в глаза — клубы белого дыма. Но завизжала во весь голос я не из-за этого. А из-за того, что переступив по инерции кухонный порог, оказалась под перекрестным прицелом нескольких пар крайне удивленных, но по всему видать, заинтересованных глаз. На маменькиной кухне сидело трое вампиров, тех самых, из «7». И из того самого дома, где я впервые братца-Аполлона встретила, а немного раньше — из поликлиники нашей районной, а может, и с платформы метро, кто знает? Причем двое из вампирышей держали своими руками в чёрных перчатках без пальцев любимые Ланины бокалы для вина, в которых плескалось что-то тёмно-красное, не вызывающей доверия этиологии.

А ведь Лана за свои бокалы вас прибьёт, ребятки, — успела мстительно подумать я, прежде чем столкнулась взглядом с тем самым типом, который и пускал клубы дыма к потолку. Естественно, с Аполлоном, или Полом, или Павлом Аркадьевичем, это уж как ему удобнее.

Мне, облачённой в мягкое, удобное, но при этом нестерпимо кружевное и сексуальное белье и в чулки, было никак не удобно.

Короче, я стояла и визжала, когда в два прыжка из ванной подоспела Ида, успевшая один чулок снять, и даже лифчик расстегнуть, хорошо, что только расстегнуть, именно по этой причине локти нимфы и были плотно прижаты к бокам, а завопила она, пожалуй, погромче меня.

Вопреки моим ожиданиям, Пол повел себя совсем неожиданно.

Коротко выругался, вскочил на ноги, на ходу стягивая с себя майку и — клянусь — в секунду натянул её на меня. Иде майки не досталось, поэтому он просто бросил в нее красным кухонным полотенцем. Полотенце нагнало ретирующуюся с кухни нимфу, которая, видимо, учитывая облачение меня в майку Пола, убедилась, что никакой опасности тут для меня нет, и решила вернуться к гигиеническим процедурам.

Пол вытолкнул и меня из кухни и ногой закрыл дверь под раскатистый хохот компании кровососов, между прочим. Или что они там из маминых стаканов пьют?!

— Позорище, — прорычал Пол, и что-то мне подсказывало, что имел в виду он не наш дуэт с нимфой, а конкретно меня. Следующая фраза неожиданно обретённого братца позволила убедиться в правдивости своего предположения.

— Мало того, что сестричка у меня отъявленная стерва, так ещё и алкоголичка! — бесновался братец.

Глядя на ходящие на его скулах желваки, я поняла, что под «отъявленной стервой» Пол имеет ввиду меня. Больше-то никаких сестёр в коридоре не было!

— Отъявленная стерва?! Ты с ума сошёл! В первую нашу встречу ты бросил меня, связанную, в темноте, в каком-то странном доме и отдал на забаву своим кровососам мою нимфу! Во вторую — не считая твой идиотский концерт в клубе — заявляешь мне, что я — стерва! Не потому ли, что не стала дожидаться твоей милости и поехала домой, со своей, между прочим, личной нимфой?!

— Ага, побежала жаловаться папочке, — хмыкнул Пол, правда, тон его уже таким уверенным не был, как вначале разговора.

— Он сам прибежал, — не согласилась с Полом я, слегка облокачиваясь о стену. Потому что после первоначального шока, позволившего мне относительно ровно стоять перед братцем в его же майке с торчащими из-под нее кружевными резинками чулок, и поддерживать беседу, выпитое шампанское напомнило о себе.

— Да ты в хлыст, — презрительно скривился Пол, обозначив собственным термином моё состояние.

— Извращенец! — не осталась в долгу я, вызвав очередное выражение недоумения на этом неприятном мне лице с тонкими, аристократичными чертами.

— В постфикс, — решила я всё же его поправить.

— В дудку, — раздалось из ванной, откуда вслед высунулась белокурая головка нимфы.

Следом в Пола полетело полотенце. То самое, кухонное, красного цвета.

— Я когда просила полотенце, не вафельное имела в виду, — сурово заявила Ида, обращаясь почему-то ко мне.

— Пьяные малолетки, только вас недоставало на мою голову, — прорычал Пол, заталкивая меня в ванну к нимфе. — Какого фавна припёрлись, спрашивается!

Следом в ванну влетело два огромных Ланиных банных полотенца. Синее и белое.

— Давайте мойтесь и спать чешите. В спальне ляжете.

Нет, он охренел? Раскомандовался, как у себя дома!

Нимфа с невозмутимым видом открыла воду и ступила в ванну.

Я вооружилась двумя ватными дисками и принялась смывать мейк с глаз.

— И где вы всю ночь шлялись?! — раздалось из-за двери ванны вместе с глухим ударом в неё же. — Я видел, во сколько вы из клуба ушли!

Нет, вот ведь несносный тип. Сам бы попробовал снять косметику под собственный аккомпанемент. Учитывая, что этот тип — отъявленный псих, я в очередной раз подпрыгнула. Это уже чересчур! Его-то какое дело!

— На автограф твой ездили любоваться, — огрызнулась я.

Реакция Пола удивила даже до этого момента невозмутимую Иду. Нимфа прекратила сосредоточенно намыливаться, облокачиваясь о стену, и повернула голову с почти понимающими, что происходит, кукольными глазами, в сторону двери.

Возникшая за дверью тишина не сулила ничего хорошего. Я, если честно, подумала, что этот псих просто собирается с силами, и даже подняла руки к ушам, чтобы заткнуть их в тот момент, когда он опять голосить начнет.

Вопреки ожиданиям, из-за двери донёсся шёпот с нехорошими свистящими нотками, свидетельствовавшими, видимо, о крайней степени злости Пола.

— Тупые, совершенно безголовые пьяные малолетки…

И звук удаляющихся шагов.

Вот ведь гад! И вообще, по мне, так или тупые — или безголовые! Так что сам он. И то, и другое.

Ужом выскочив из ванной, я оценила степень опасности, и, убедившись, что вампиры вместе с Полом о чем-то тихо и похоже, что мирно беседуют на кухне, вытащила вслед за собой Иду, с коей мы и прошлёпали в спальню Ланы. Может, в моей бывшей детской было бы и уютнее, да, но спорить с психом в очередной раз не хотелось. Да и то, что Латана давно переоборудовала мою бывшую детскую под свой рабочий кабинет, заменив мягкую удобную тахту с ортопедическим матрасом кожаным диваном, тоже сыграло роль.

Закутавшись в простыню, как вредное, но очень симпатичное привидение, я вознамерилась было вернуться на кухню и сообщить братцу и его кровососам, чтобы убирались в задницу, но моего запала хватило только на то, чтобы упасть на огромную мамину кровать.

Ида к этому времени уже выводила своим курносым носом нежную трель, обнимая подушку. С таким отвратительно-мечтательным выражением лица, что к оракулу в Дельфы не ходи, понятно, кто такой очаровательный и клыкастый ей снится!

Решив, что фавн с ними со всеми — и с вампирами, и с Полом, и вообще, значит им надо, раз они здесь сидят, и вообще, не приснились ли они мне на кухне, что немудрено после количества выпитого и пережитых впечатлений, заснула и я.

Пробуждение было не из приятных. Хотя бы потому, что первое, что я увидела — это была отвратительная рожа Пола. Ну ладно, рожа, может, и не настолько отвратительная, как хозяин этой самой означенной рожи, но в совокупности с оным — я старательно сымитировала приступ тошноты.

— Эй, тебе тазик что ли подать? — неправильно понял меня братец. — Или в туалет снести?

— Ни то, ни другое, — прохрипела со сна я. — Сделай милость, удирайся… То есть убирайся со своими приятелями-музыкантами… Куда-нибудь подальше отсюда. Например, в задницу.

— Артемис, не уймёшься по-хорошему, я же с твоей и начну, — нехорошо усмехнулся этот мерзавец, а вот мне стало не до смеха.

— Держи, — Пол протянул мне стакан с опускающейся на дно большой шипучей таблеткой.

— Цикута? — моргая и щурясь на слишком яркий свет, уточнила я.

— Можешь не сомневаться, — кивнул Пол.

— А можешь объяснить, — основательно приложившись к прохладной водичке с алказельцером, повернулась я к Полу и натянула одеяло повыше. Хоть и спала в шелковой Ланиной пижаме, но всё-таки. Ида, тихо сопевшая под боком, даже не проснулась.

— Какого лешего вы здесь забыли?! — окончила я мысль.

— Да отсидеться ребятам надо, — неожиданно миролюбиво заявил он. — Латана бы не возражала.

— Чегой-то?

— Тогой-то! Сын я ей вообще-то. Пусть и не в этом воплощении, а там… В основном. Хоть она решила на время об этом забыть.

— Ой, вот только не надо ныть мне здесь и маму во всём обвинять, — поморщилась я. — Кстати, ничего она не забыла.

— Да я в курсе. Просто учитывая причину, по которой мы все здесь оказались, очень странно, что она выбрала отправиться сюда с тобой, — буркнул он.

— А что за причина? — уставилась я на Пола во все свои сонные опухшие глаза.

— А ты не помнишь?

— Я — нет. К слову, я думала, что и ты — нет. Видимо, ошибалась.

— Не ошибалась, — скривился Пол. — Я не помню, а знаю. Это разные вещи.

— И как можно быть уверенным в том, что лично не помнишь? — я пожала плечами.

— Ты эти свои штуки брось! — неожиданно психанул Пол, но психанул шёпотом, видимо, не хотел будить нимфу, и психоз вышел так себе, неубедительным. Зато я завелась от него с пол-оборота.

— Конечно! Я ведь и забыть могла, что я, оказывается, отъявленная стерва! Кто бы мне напомнил, если бы не ты!

— Кто бы говорил! Как же, не стерва. Да одна Опис чего стоит!

— Кто?! Опис?! А при чём тут Опис?

В моём голосе опять проскочили несвойственные мне интонации, а реальность потянулась бледной дымкой, как на экране в песне Пола — ну той, про перрон. Неожиданно рядом с лицом ненавистного братца возникло еще одно лицо, счастливое, хохочущее, женское. Опис!

— {Ах да, фавн бы меня побрал! — я коротко и зло рассмеялась. — Златокудрый Аполлон, любитель нимф и муз нередко скучает в своих угодьях в Элладе. И поддавшись на провокации осенней депрессии, любит развеяться, летая на колеснице, запряженной лебедями. А развлекаться он предпочитает в это время года на дальнем севере, в Гиперборее! Где живут смертные в радости и блаженстве в вечных пирах и веселье. Однажды из такой поездки и привозит он с очередного пира недостойную гиперборейскую гетеру Опис!

— Ты хотела сказать деву! Гетерой сделал её твой возлюбленный Орион, дорогая сестра!

— Пока ты пил на дворцовой кухне огуречный раствор, рассолом именуемый! Да только вот гетеру видно сразу! Не девой вовсе Опис была, а Орион мне — не любовник!

В этот момент худощавый, но все же мускулистый, в чём я имела возможность вчера сама убедиться, Пол напомнил мне отче — столько величия во взгляде, уверенности в голосе, скептичная складка у губ…}

В следующий момент мы с Полом вытаращились друг на друга.

— Так ты помнишь? — с недоверием спросил он.

Я покачала головой.

— По-моему, это ты — помнишь! — заявила я.

— Да я только временами, урывками…

— Вот и я также, — процедила я. — И то, недавно начала.

По кивку Пола поняла, что и он — недавно.

— А про Опис откуда узнал?

— Саон рассказал.

— Придурок!

— Сама дура!

— Да я про Славика. Нашёл, дурак, что рассказывать!

— В принципе, то да…

Тут я вспомнила, с чего мы скатились на эту самую Опис, будь она неладна. Что он здесь вообще забыл со своими вампирами-то?

— Так я же говорю, отсидеться парням где-то надо было. Игоря Арсентьева ночью… Того…

— Чего того? — холодея, спросила я, почему-то заранее зная ответ.

— Выпили.

Арсентьева-старшего убили?! И это сделал вампир?! Вот это поворот! И, оказывается, убили примерно в то же время, как мы с Идой в такси садились… Он с Саоном оставался…

— Вампир уходил, — серьёзно заявил Пол.

На мое резонное замечание, что такие вещи ему бы уточнить у своих кровососов, Пол покачал головой, мол, не его ребята, и всё тут. А отсидеться им надо, чтобы вопросов лишних раньше времени не задавали. В конце концов, в Управлении, мол, в курсе, что Vampire’s Climb в «7» вчера выступали.

— Где-где? В Управлении?

— Скоро сама узнаешь. Мы с ребятами поехали, вы с Идой приводите себя в порядок, и тоже приезжайте. Она знает куда.

Неожиданно Ида, так и не просыпаясь, подмяла под себя мою подушку и промурлыкала: «Андрюша»… Как мило, даже тошнота вернулась!

— Андрюша? — переспросил почему-то меня Пол.

Я пожала плечами. Нимфа бубнит, с неё и спрос. Я здесь при чём?

— Точно! С вами же ещё Туманов ошивался. Только не говори, что и он к Игорю поехал…

— Не буду, — кивнула я, решив ради разнообразия согласиться с братцем. У человека, точнее у бога, точнее, у бывшего бога, нервы итак ни к фавну.

— Поехали мы, — кивнул Пол, но у двери развернулся:

— А почему — Андрюша?

Я опять пожала плечами. Что пристал, спрашивается? Вообще-то это Ида так его обозвала, у неё и спрашивай. По губам братца прочитала беззвучное: «Укусил?» Видя, что Пол без ответа уходить не собирается, пожала плечами:

— Да вроде нет.

Пол не церемонясь, перевернул Иду на спину, запрокинул голову, от чего нимфа, естественно, проснулась и сонно захлопала глазами, уставившись на него.

— Точно нет, — сообщил он почему-то мне.

— Что? Что нет? — залепетала не вполне проснувшаяся нимфа. — Чего нет?

— Значит, сама? — Пол по-прежнему задумчиво смотрел на меня. — Плохо дело.

На этой оптимистичной ноте братец, наконец, покинул девичью опочивальню. По удару входной двери стало понятно, что и Ланину квартиру.

— Что вообще происходит? — Ида уютно устроилась на моем плече.

— В Управление какое-то ехать надо. Только я не поняла, зачем.

— Надо так надо, — сладко зевнула нимфа. — Мы и без него туда собирались. А поесть что-нибудь осталось?

На кухне нашлось только несколько пустых пакетов из-под томатного сока, а сиротливо сверкающий чистыми, но пустыми полками холодильник показал, что нет. Не осталось.

— Даже мусор не убрали за собой, — наморщила носик нимфа.

Глава 10 УДИН Мин обл

Загадочное «Управление», оно же УДИН Минской области, оно же Управление по Делам Иномирян и Нечисти расположилось в современной многоэтажке, снаружи покрытой слоем зеркального стекла. Очень креативно, и очень дорого.

На мой немой вопрос — и что же, сия контора разместилась на всех двадцати этажах — нимфа кивнула.

Оказывается, когда она прибыла сюда из Делоса, в обязательном порядке прошла регистрацию и встала на учёт, как «спасающаяся из-под режима Олимпийцев». Но это официально, просто, чтобы нимфу обеспечили средствами на первое время, жильём и местной одеждой, пока она не вступит в тесный контакт с целью своего добровольного изгнания, то есть со мной.

— А денег много дали? — не смогла удержаться я от вопроса. Вот у них как тут, точнее, у нас, поставлено всё на широкую ногу. Однако после озвученной цифры, извиняюсь, числа, но поверьте, числа столь незначительного, что ошибка не грубая, я убедилась, что всё-таки не настолько и широкую… Хотя, по словам Иды, у них тут полчища «спасающихся из-под режимов» да «трудовых эмигрантов», что же, каждому дом с садом с лебедями дарить? Эдак не напасёшься.

Даже не верится, что вампиров, эльфов, фавнов, гномов, орков и всех им подобным нелюдей у нас так много, что пришлось вон какое Управление отгрохать.

— Я тебе больше скажу, — подтвердила мои предположения Ида, — теперь, когда ты вспоминать начала, ты их сама видеть начнешь. Не сразу и не всех, но простейших — точно.

Ага, мстительно подумала я, раз я с вампиров начала, значит, они, как пить дать, самые простейшие из всех этих сказочных долгожителей.

Вот о чём Ида с завидным упорством отказывалась говорить, точнее, о ком, так это о небезызвестном Андрее Туманове. Головой своей кудрявой мотала, отшучивалась, отнекивалась, тему разговора меняла… Я даже подумала, что нимфа сама не в курсе, что и как. Просто понравился, и всё тут. У нас, у людей, точнее у вас, у людей, да что я несу — у всех у нас так бывает. Так, да не так. Не так фатально, что ли, как у Иды. Я же видела, стоит заговорить об этом самом Туманове — и нимфа не в себе. Пальцы подрагивают, в глазах загораются звездочки, на пухлых губах — мечтательно-идиотская улыбочка. Тьфу, одним словом.

На новость, что этой ночью был убит брат Славика, собственно, это и является причиной нашей поездки в Управление, причём убит именно вампиром, Ида отреагировала с нордическим спокойствием.

Ни один мускул не дрогнул на лице упрямой нимфы. Она только задумалась и замолчала — ненадолго, секунд на десять, не больше. А потом с уверенностью ледокола выдала:

— Это не он.

С чего она это взяла, почему так решила… Ида отказалась объяснять. Головой своей ушастой мотала и все. Стойкая зараза!

Миновав проходную с тетей гренадерского вида подозрительно напоминающей Фиону из мультика в её зеленой ипостаси, только в плечах пошире и с профессионально-внимательным прищуром глаз, — Ида ей удостоверение показала, в котором значилось, что

«Предъявитель сего есть лесная нимфа из свиты Лучезарной Милостивой Охотницы Артемиды»,

После чего фурия недоверчиво кивнула нам на арку, предательски пискнувшую, когда я проходила. Я даже присела от испуга, оглянулась на охранницу, та только губы поджала и кивнула, мол, не задерживайте, девушка. Ида мне пояснила шепотом, что система отобразила мою принадлежность к наи, не более.

Действительно, всего делов…

Так вот, миновав проходную, мы с нимфой в огромный роскошный холл попали, с фонтаном посредине… У фонтана — три юные девицы с торчащими в разные стороны и выкрашенными в цвета, которые в природе не встречаются, по крайней мере, в Земной природе, прядями. У одной макушка рыжая, а концы — ярко-бирюзового цвета. Другая — белая, практически седая, но несколько прядей окрашено в ярко-розовый, знаете, ещё маркеры есть такие, кислотных расцветок. И третья подружка — с длинными голубыми волосами, ни дать ни взять, Мальвина из старого советского фильма. Хотя сии барышни вряд ли старым сказкам подражают. Сейчас у моего поколения тренд такой — краситься в ультра-невозможные оттенки.

Девочка с голубыми волосами резко махнула рукой, что-то с жаром доказывая своим товаркам, и мне показалось, что вслед за тонкими пальцами, покрытыми голубой эмалью, в воздухе протянулись полоски нежно-голубых, светящихся сполохов. Стоп. Да, похоже, волосы у девчонок некрашеные, родные.

— Океаниды, — пояснила Ида. — Вот уж кого не ожидала здесь увидеть. Эй, Дельфион! — крикнула она компании, и все трое разом обернулись в нашу сторону, так что понять, кто из них Дельфион, было непонятно.

Ага, та, что я про себя уже успела окрестить Мальвиной.

«Мальвина», то есть Дельфион, резво вскочила, и подбежала к нам. Движения океаниды, или русалки, были плавными и изящными, и одновременно — стремительными.

— Ни’ида, и ты здесь! — что-то радости большой в голосе этой самой Дельфион я не слышу. — Значит, Дита не обозналась.

— Не обозналась, — спокойно подтвердила Ида. — Значит, вы с ней.

— Да, — кивнула Дельфион, — с ней.

И так неприязненно посмотрела на Иду, что мне совсем разонравилась. Я даже разглядывать её во все глаза перестала. Иначе говоря, пялиться.

— Имей ввиду, — неожиданно холодным, высокомерным тоном, тихо сказала нимфа. Вот теперь точно верю — эльфийка. Столько спокойной спеси в глазах, столько высокомерия, что и эта самая Дельфион стушевалась.

— Она не сможет открыть Свиток.

— А это мы посмотрим. — Дельфион, похоже, оправилась от замешательства и уставилась на Иду с не меньшим презрением. — С нашей помощью… — и осеклась.

— Не ожидала от тебя, Дельфион.

— И зря, Ни’ида. Мы хотим вернуть миру то, что принадлежит ему по праву.

— В таком случае, возвращать надо полностью.

— Мы выбираем любовь.

Ида скривилась.

— Ты прекрасно знаешь, что она обманет вас. Опять. Она не зря… — Ида осеклась.

Потому что Дельфион смотрела на неё с такой издевательской улыбочкой: мол, давай, давай, говори.

— Низкий приём, Дельфион, прошипела нимфа. — Хотя, чего ждать от переметнувшихся на сторону Афродиты.

— Следи за языком, дорогая, — отвратительно улыбнулась ей та океанида, что с зелеными волосами.

— Смотри сама не переметнись на сторону Аполлона. — Поддержала ее блондинка. — Насколько я помню, именно он водит дружбу с вампирами.

И троица мерзко расхохоталась.

А я стояла и ничего не понимала в их разборках. Хотелось одновременно вмешаться в эту неприятную для моей подруги перепалку, и что-то сдерживало. Прислушалась к своим ощущениям, мол, негоже мне, наини, с нимфами спорить. Но, видимо, природная склочность взяла своё, потому что я положила руку на плечо Иды, незаметно сжав его, ободряя нимфу и прошипела с таким высокомерием, что этим океанючкам и не снилось:

— Точно, Ида, Пол же так и не рассчитался со своими ребятами. — Тут я благоразумно решила умолчать, за что. — Как ты думаешь, им больше по нраву девочки с голубыми или с зелеными волосами? А может, вовсе седые? Хотя нет, ребята молодые, на геронтофилов не похожи. Если только из уважения ко мне… К нам обеим, Ида.

Наглую троицу русалок как ветром сдуло. Ничего мне не ответили. Одна только, которая с рыжей макушкой, злобно и с каким-то превосходством глазами сверкнула. Но не сказала ничего. Может, они субординацию блюли, а может, моя угроза им реальной показалась. Я же обозлилась насебя сверх всякой меры, за то, что вообще поганцем-Полом прикрыться решила. С чегой-то вдруг! Но ничего более достойного в голову просто не пришло.

Мы с нимфой пошли по длинному коридору с высоким потолком, освещаемому яркими современными светильниками, стилизованными под старинные факелы.

Навстречу нам шли потоком нимфы, эльфы, даже парочка вампиров проскочила.

Этих я уже научилась отличать. Остальные казались людьми. Хотя кто их разберет, может это только мне кажется, что они люди, а они сплошь фавны да плеяды?

— Да что ж такое, не протолкнуться, ей-богу! — раздался низкий мужской недовольный голос. Ему вторил второй, тонкий и высокий, женский, грудной.

— Нет, вы только посмотрите, господин Митрик, такое ощущение, что мы приехали не на курорт, а совершили дикий подвиг!

Нас обогнала парочка недовольных, хмурящихся карликов, которые, стоило присмотреться к ним повнимательнее, оказались маленького роста людьми, немного коренастыми, но симпатичными. Женщина же вообще напоминала нарядную немецкую куклу в шляпке и перчатках. Эдакая маленькая фрау.

— Гномы, — шепнула мне Ида.

— Никогда не думала, что они такие офигенные, — ответила я нимфе тоже шепотом.

— А еще у них офигенный слух, — сварливо заметила фрау и ткнула в меня крошечным зонтиком, хотя погода уже неделю дождём не балует. — Ишь, разглядывает. Искалеченное дитя современной культуры, — фыркнула гномка.

— Ты хотела сказать, отсутствия культуры, дорогая, — дядька был явно раздосадован заминкой супруги.

— Я всегда говорю то, что думаю! — не согласилась с ним супружница, и мужик, похоже всерьёз пожалел о том, что вообще решил обратить на себя внимание.

— Ты! — гномка продолжала держать меня на прицеле зонтика. — Хотела бы я знать, кто тебя воспитывал!

— Латана, — испуганно пискнула я. Хотела сказать, мама, но ведь маменька с детства приучила меня обращаться к ней по имени на людях.

От меня мгновенно зонтик отвели, и вообще сделали вид, что не ко мне обращались.

Парочка споро удалилась по вовремя образовавшемуся проходу и свернула в левый коридор.

— Связываться — себе дороже! — расслышала я напоследок.

Ида с трудом сдерживала смех.

— Чего это они? — спросила я нимфу. — Они что, с мамой знакомы?

Ида веселилась вовсю.

— Нет, — давясь от смеха, сказала она. — Тебя просто хорошо помнят.

Вот, значит, как. Я обиженно засопела носом. Значит, я, помимо всех гадостей, которые обо мне Википедия пишет, — не поленилась зайти полистать намедни, — я ещё и с гномами где-то в чём-то умудрилась накосячить. Что за жизнь! И ведь Ида не расскажет!

Что нимфа с удовольствием подтвердила, разводя руками, мол, сама знаешь, нельзя. Потом сама вспомнишь.

— Если мы всё-таки первыми Свиток найдём, — вздохнула она.

— Ты про Афродиту и этих океанид? — нимфа уныло кивнула. — Артемис. — Сказала она серьёзно. Ты должна первой добраться до Свитка. Судя по тому, что Афродита в деле, ставки слишком высоки.

— Ты мне про тотализатор ещё расскажи, — возмутилась я. — Что, неужели там, я имею ввиду где-то там, — я неопределённо махнула рукой в потолок. — На нас ещё и ставки делают!

— Нет, что ты! Это я в фигуральном смысле, — возмущение нимфы было таким искренним, что я поняла — точно, как пить дать. Делают. Божественные поганцы. Зла не хватает, ей-Небу!

Поток людей, нелюдей и прочих существ, которых я, ввиду своего недавнего опыта пребывания наини, могла и не увидеть, схлынул, мы с Идой поднялись на лифте на двенадцатый этаж, и вышли в абсолютно белый холл. Белым было здесь все: стены, пол, потолок, кожаные диваны и кресла, журнальные столики, даже картины на стенах. Со стороны казалось, что в белые рамки вставлены белые листы бумаги, но стоило приглядеться, становилось заметно, что они рельефные, и на каждой изображена сцена из древней, по-моему, античной жизни. Но каковым же было моё удивление, когда я увидела, что рельеф этот движется. Медленно, но движется! Несутся вперёд колесницы, фигурки людей меняются местами, падают, исчезают… Чудо какое! Я так увлеклась разглядыванием белоснежных картин, что когда неподалёку кто-то кашлянул, даже подпрыгнула от неожиданности.

Глава 11 Режим олимпийцев

Пока я пялилась в картины, а Ида что-то читала на табличках кабинетов, разыскивая тот, куда мы, видимо и шли, что-то, написанное в виде каких-то кракозямбр с завитушками, на одном из белоснежных диванов успела расположиться стройная фигуристая брюнетка с зачесанными назад и собранными в низкий хвост волосами. Женщина была одета в длинное тёмно-синее платье из слегка переливающейся ткани, чёрные тонкие чулки (и охота ей в такую жару?) и чёрные востроносые туфли на шпильке. Тоже тёмно-синего цвета. В тон были и тени нанесены. А вот губы чуть тронуты бледно-розовым тоном. Учитывая, что тёмно-синяя особа расположилась на абсолютно белом фоне, она скорее чёрной выглядела. Пантерой или вороной, тут от фантазии зависит.

Женщина была из тех, о которых, как и о Лане, принято говорить, без возраста. Вот понятно, что ей не пятнадцать лет, и не шестнадцать… Двадцать? Тридцать? Вообще непонятно. Лицо, кожа, волосы, фигура — всё безупречно-сногсшибательное.

Безупречно-сногсшибательная дама говорила по телефону.

— Какой ещё жертвенный огонь? Уважаемый, Вы, верно, шутите. Сдался он этому миру, да. Да, я так считаю. Здесь и без семейного очага прекрасно обходятся.

Дама не прощаясь, завершила сеанс связи и вопросительно уставилась на нас. Причём таким строгим, изучающим взглядом, что мы с Идой не сговариваясь, по струнке вытянулись. А я чуть было рубашку в джинсы не принялась заправлять. Точнее, сначала принялась, но потом пальцы сами собой разжались.

— Здравствуй, Ида. — женщина сдержанно улыбнулась моей нимфе. — Молодец, что не здороваешься первая, это противоречит нормам этикета. Первыми должны здороваться те, кто выше по положению.

Вот значит, как. Я готова поспорить, что Ида вовсе не из-за этикетных норм с дамочкой не поздоровалась. Видели бы вы её выражение лица, вы бы поняли. Не то, что нормы, мать родную забудешь.

— Здравствуйте, наини Гестия, — стараясь попасть в тон дамочке, ответила Ида.

Кто? Гестия? Знакомое имя. Не зря с утра в Википедию заглянула. Значит, это и есть папочкина сестра. Одна из. Хорошая знакомая Прометея. Того самого титана, который, если можно нашей Сети верить, людей и создал. И у этой самой Гестии огонь выкрал и людям отдал в вечное пользование. Или сама она ему этот огонь передала? Какая-то тёмная там была история. Не суть важно. Важно, что после этого люди стали не только физической, но и духовной копией наи. С божественным огнём в груди, ага.

— А это значит, моя племянница, — Гестия изучающе уставилась на меня. Выговаривала слова богиня домашнего очага так тщательно, что «племянница» в её исполнении звучало как «племьянница». — Ну что ж. Здравствуй, Артемида.

— Здравствуйте, Гестия Кроновна, — я всё никак не перейду с привычного имя-отчество на «наини» или «наи». — Наини Гестия Кроновна, — поправилась я.

— Можешь звать меня тётей, — махнула рукой Гестия и похлопала по дивану рядом с собой.

Нас с нимфой долго уговаривать не пришлось. Сели тут же, как миленькие.

— Вы здесь по какому поводу? — Гестия вопросительно подняла одну бровь вверх.

— Ночью… — пискнула было я.

— А, да, Игорь Арсентьев, — задумчиво, как будто обращаясь сама к себе, проговорила Гестия. — Неплохой ведь, по сути, парень… Стоп! А вы тут при чём? Вроде и не вампиры. Или я чего-то не знаю? — Богиня домашнего очага нахмурила мастерски подведённые брови. Или это татуаж?

— Просто мы, наверно, последние, с кем он общался, — предположила я.

— Это не точно, конечно, — толкнула меня в бок нимфа.

— Что?! — в голосе Гестии послышались знакомые громовые раскаты. — Артемис, скажи, что я ослышалась!

Моё скромное молчание говорило о том, что тётя Гестия не ослышалась.

— Вы что, знакомы?! — тётя недовольно поджала губы, затянулась длинной электронной сигаретой, густо усыпанной стразами, пустила клубы дыма под потолок, после чего в воздухе запахло клубникой со сливками, и, кажется, карамелью, а потом опять повернулась ко мне. — Не ожидала от тебя.

— Да ничего такого, тётя, — густо покраснела я, хотя, конечно, понятия не имела, в чём тётя Гестия меня подозревает. — Мы с Идой Свиток искали.

Судя по закатанным кукольным глазам Иды к потолку, я опять ляпнула что-то не то. Что ж такое-то, а? Если нимфе что-то не нравится, пусть бы сама и беседовала с тётушкой. Хотя, судя по минуте общения с богиней домашнего очага, характер у неё ещё тот. По своей воле точно не заговоришь.

— Ах да, как я могла забыть, вы тут все совсем разум потеряли с этим Свитком! — тётя выглядела откровенно разочарованной. — Свет вам клином на нём сошёлся! Но вот от кого — от кого, а от тебя, Артемис, такого я не ожидала! Мало того, что ты была знакома с Игорем, что для любой девушки — позор, так ещё и домой к нему попёрлась! Ещё и в ночь убийства!

Тётя была искренне огорчена особенно последним фактом. Но, на мой взгляд, предугадать, что именно в эту ночь Игоря убьют, мы с нимфой ну никак не могли. Судя по всему, так считала и Ида.

— Наини Гестия, откуда нам знать, что так получится, — наконец-то подала она голос.

Лучше бы нимфа воздержалась от комментариев.

— Уж ты, милочка, помолчала бы! — сердито заявила ей богиня домашнего очага. — Хотя, я, пожалуй, слишком резка к тебе…

Ида довольно и благодарно улыбнулась и подмигнула мне, мол, не боись, я знаю, как разговаривать с твоей тётей.

— Чего ждать от твоих умственных способностей, когда ты не так давно произошла из лани, — тётя подняла тонкие холеные пальцы к вискам, а Ида обиженно сглотнула.

— Значит, Свиток, — Гестия обернулась ко мне.

Я несмело кивнула.

— Все боги, насколько мне известно, хотят его найти, тётя… Так что ты, конечно, извини меня за подозрительность, но ведь и ты…

— Ах, перестань нести чушь, пожалуйста, — Гестия оборвала меня на полуслове. — Я в отличие от вас от всех сохранила здравый рассудок и не гоняюсь за этим наследием Гекет, сломя голову. Особенно по квартирам… весьма неблагополучных молодых людей!

— Ещё недавно он был неплохим, по сути, парнем? — мне бы придержать свой язык, так нет же!

— Вот именно, что, по сути, — невозмутимо кивнула тётя. — И вообще, он уже умер. А о мёртвых либо хорошо, либо ничего! Но только в том случае, когда с ними не ищет знакомства любимая, между прочим, родная племянница, на благоразумие которой возлагалось столько надежд!

— Так ты не ищешь Свиток? — я ненавязчиво вернула Гестию к более волнующему меня вопросу.

— Ты всегда была очень подозрительной, Артемис. Молодец, похвалила меня тётя. — Твою подозрительность бы вчера ночью…

Перехватив мой взгляд, понимая, что так просто я не отстану, Гестия вздохнула, опять затянулась электронной сигаретой, после чего вокруг опять запахло клубникой и карамелью, а потом нахмурилась.

— Вообще-то я не понимаю, зачем этот Свиток тебе, Артемис… К папеньке под крылышко захотелось? Так на тебя это не похоже. Хотя… Тут кто бы спорил, только не я. В отличие от изгнанной тебя, и сбежавшей твоей нимфы, — Гестия махнула рукой в сторону Иды, хотя нам всем троим итак было прекрасно понятно, кого она имеет ввиду, — я — действительно «спасающаяся от режима Олимпийцев». И твоего отца, по недоразумению — своего брата, — тётя почему-то щелкнула по экрану айфона, из чего понятно стало, что по телефону она говорила именно с ним.

— Так вот, твоего отца — видеть не желаю. И слышать тоже не хочу.

— То есть ты здесь…

— Да. По своей воле.

— Но…

— Крошка, — снисходительно потрепала меня по щеке Гестия. — Вот вернёшься в Делос, вспомнишь мои слова. И это милое место тоже вспомнишь.

— Управление? — недоумённо пискнула Ида.

— Землю, — поджав губы, снисходительно процедила Гестия. И глазами мне сверкнула, мол, что я говорила. Бывшая лань. Туповата…

А я расхохоталась. Гестия мне всё больше и больше нравилась. И ещё — она очень Латану напоминала. Не внешностью, не манерой поведения, чем-то другим. Неуловимым. Наини, что и говорить.

Как будто прочитав мои мысли, Гестия тут же поинтересовалась здоровьем маменьки. А мне оставалось только плечами пожать, откуда мне знать о здоровье, когда от Ланы, второй день ни слуху не духу. Телефон включен, я по вайберу вижу и по скайпу, но ни на звонки, ни на сообщения не отвечает.

— Ничего, бывает, — махнула рукой Гестия. — Привет передавай. Теперь можно.

— В смысле?

— Ну, раз ты вспоминать начала, Латане можно расширить пределы своей изоляции.

— То есть, ей и с тобой общаться нельзя было?! — ну и порядочки у Олимпийцев, учитывая, что мамочка моя ничего не совершила, а в изгнании со мной за компанию оказалась. И кто только их устанавливал! Ответ само собой напрашивался — папенька, кто же ещё. Ну, он мне за маму ещё ответит! Вот специально найду Свиток этот треклятый, а там посмотрю — возвращать его Зевсу Кроновичу, или нет! Не просто так он им интересуется… Ой, не просто…

— Не драматизируй, племянница. Тебе не идёт. И вообще, заболтали вы меня.

И Гестия скрылась за белоснежной дверью с табличкой

«Председатель нормативно-иномирного комитета. Наини Г.К.»

— А нам куда? — обернулась я к Иде.

Нимфа кивнула на соседнюю дверь. С табличкой

«Начальник отдела расследований по взаимодействию с нелюдями. Туманов В. И.»

— Туманов? — прищурилась я на нимфу, а та невозмутимо-непонимающе захлопала глазами.

Я бы задала Иде парочку вопросов, если бы дверь не открылась и оттуда не вышла, точнее, не выплыла Дита — та самая, которая вчера ночью со Славиком в «7» беседовала. Афродита которая. Из-за беседы с которой Саон еле-еле к Игорю домой успел. Он, конечно, говорил, что Игорь бы ничего такого мне не сделал, ну, то есть не убил бы… Но, согласитесь, «не убил бы» и «не сделал ничего такого» — разные понятия.

А не для того ли Дита и беседовала с ним, чтобы он не успел? Но для чего ей это было нужно? Только ли, чтобы вывести меня из игры? А что, логично. Предположим, что Саон не успел. Я — гарантированно деморализована. А может, и мертва. И неизвестно даже, что для остальных «ищущих Свиток» лучше. Нимфа моя — тоже устранена. Что-то мне подсказывает, что тут однофамилец этого самого начальника бы постарался.

Столько таких тонкостей, ниточек, в этом деле, которые мне совершенно не нравятся. И, похоже, что они ведут не к кому иному, как к Афродите. Сестричке моей то есть, или кто она мне. Судя по антипатии, которую эта самая Дита вызывала — точно, сестрица. Я по аналогии с Полом сужу. Права Ида. Нет у меня сейчас ни друзей, ни родственников. Кроме неё, которая свою преданность уже доказала. Тем более беречь её надо от этого Туманова. Я про Андрея сейчас. Андрюша, который.

Даже не посмотрев в нашу сторону, Дита прошествовала по коридору и скрылась в распахнувшихся дверях лифта. Сегодня она была в строгом брючном костюме, с, пожалуй, несколько превышающим нормы приличного, декольте. И цвет — коралловый. Стоило признать: в сочетании с белоснежной кожей и ярко-алыми губами смотрелось восхитительно. Вряд ли в этом воплощении Афродита была намного меня старше. Но на контрасте с моими широкими джинсами, рубашкой, короткой стрижкой, Дита выглядела скорее моей тетей.

К слову, тётя Гестия вряд ли одобрила бы, что она родную, между прочим, сестру проигнорировала. Но мне обидно не было. Не очень-то и хотелось. Надо будет почитать о ней получше, всё-таки полезно знать, чего ожидать от сестрички в погоне за Свитком. Хотя от такой — понятно чего.

— Следующий! Заснули вы там? — донёсся вопль из кабинета, и мы с Идой поспешили войти.

Каково же было моё удивление, когда сидящий за широким темным столом оказался вампиром! Вот тебе и однофамильцы!

Тут и к пифии ходить не надо, чтобы понять, что вампир перед нами, в отличие от приятелей Пола уже в возрасте. Такой, знаете, опытный, матерый, с благородным серебром на висках.

— А, это вы, — вяло отреагировал он на наше приветствие, сверкнув красными огоньками глаз.

— Вот тут и тут подпишите и свободны.

— Что значит, свободны! — возмутилась я. — Вы бы хоть расспросили нас, что мы видели, что слышали, как так, ни одного вопроса.

— Да знаю я, что были вы вчера на Дорошевича… И время знаю. Пол рассказал. А вчера лично с Саоном беседовал. Глаз ещё не сомкнул, кстати.

— Ну, так вы, между прочим, убийство расследуете! — не унималась я. — А не кражу мобильника в метро!

— Убийство, да не убийство! — устало ответил этот самый Туманов В. И. и указал на стулья перед столом.

— Сок томатный будете? — уже более миролюбиво спросил у нас с нимфой.

— А это точно сок? — я с недоверием уставилась на содержимое стакана. Что-то он мне совсем не сок напоминает.

— Слушай, если ты по отчеству Зевсовна, думаешь, можешь совсем о воспитании забыть?

— Аркадьевна я, — не согласилась я с вампиром. Прямо день какой-то у меня сегодня такой, этикетный! Сначала тётя Гестия, теперь этот. Но та — наини, ей можно.

— И вообще, вы сами не представились.

Вампир ткнул табличку с надписью

{Туманов Виталий Ильич]

мне под нос. Какой неразговорчивый вампир попался! Надеюсь, русский язык не забыл ещё! Хотя это я брюзжу. Мужик, точнее, вампир, наверно, и вправду замотался. Но я его долго мучать не собираюсь. Просто банально любопытно, что да как!

— Виталий Ильич, — я решила для разнообразия поиграть в приличную девочку. — Вы, кажется, сказали что-то про то, что не совсем убийство. А вот Пол…

— Да много твой Пол понимает! — вампир залпом осушил содержимое своего стакана, поправил галстук. — Ваш приезд, собственно, как и Пола с его группой, формальность. Игорь Арсентьев убит по лицензии. Так что подпишите тут и тут, и дайте мне спокойствия, добро?

— Не добро, — решила я покапризничать. — По какой еще лицензии?

Повернулась к Иде, а та сидит, глазами хлопает, тоже видимо, не очень-то въезжает в происходящее.

— Вампирам дают лицензию на убийство? — я ушам своим не верила.

— Да ты не тушуйся. — Ильич налил себе еще сока. — На наи лицензия не распространяется. На нимфу твою, кстати, тоже.

— Вот успокоили!! — судя по прозвучавшим раскатам в моём голосе, ведь довел, нахал, понимаю, будет сейчас что-то интересное. Видимо и вампир это понял, потому что быстро и с большей готовностью пояснил:

— Лицензия для вампиров ещё большая редкость, чем космические полеты. Получить её невозможно ни за деньги, ни за связи, только за крайне выдающиеся достижения. Перед человечеством.

— Это же как достижения должны выдаваться перед человечеством, чтобы за это давать лицензию на убийство представителей этого самого человечества!

— Артемида… Аркадьевна, — примирительно поднял руку в тонкой перчатке вампир. — Не нам с вами менять установленный порядок, и тем более, вносить изменения в законодательство. Любой Олимпийский закон имеет место быть.

Ах, опять Олимпийский, значит. И как я сразу не догадалась! Значит, кем утверждённый?! Правильно. Ох, Зевс Кронович, ждёт нас с вами крайне серьёзный, можно сказать выдающийся, разговор! Попадитесь мне только! Если для этого самого разговора, на равных, нужно Свиток этот отыскать, уж будьте благонадёжны… Но только не в том, что я, как послушная овца, верну артефакт в вашу коллекцию…

— Так значит, у немногих вампиров, ладно, пусть у очень немногих вампиров… Но всё-таки есть эта самая лицензия… На убийство?

Вампир кивнул.

— А у некого Андрея Туманова, знакомого Игоря, эта лицензия была? Он, между прочим, был вчера с нами…

Я незаметно взглянула на Иду. Нимфа сидела белая, как смерть, впилась взглядом в этого Туманова, ждёт, что ответит. И к оракулу не ходи, злится на меня, что я Андрюшу сдала.

— Вообще, девушки, мы тут всех вампиров проверяем — и с лицензией и без. Да, Андрей ещё не появлялся. И на вызовы не отвечает, паршивец, — буркнул Виталий Ильич себе под нос, из чего стало понятно, что они с Андреем не просто однофамильцы. Родственники!

— Но, — и такой весомый аргумент в этом «но» прозвучал, что мы с Идой обе в слух превратились. — Как раз тот факт, что Андрей был с вами на квартире у Арсентьева в ночь убийства, практически снимает с этого поганца подозрения. Хотя от проверки его, конечно, никто не освобождал! Тем более что лицензия у кого-кого, а у него была. Вот и надо проверить — израсходовал он своё право, или нет.

— Что-то я не вижу логики, — начала я, но Туманов-старший остановил меня.

— Арсентьев убит не просто по лицензии. А по лицензии на охоту.

Час от часу не легче! Кровососы ещё и охотиться на людей могут, значит?! За какие-то достижения там перед ними же?!

— Всё ещё не вижу логики, — уже прошипела я. Нехорошо так прошипела. Вампир решил не связываться.

— Если бы вы знали, как сложно получить лицензию на охоту… И что для вампира значит эта самая охота. Да её столетиями предвкушают, и поверьте, так бездарно не тратят. В рамках квартиры я имею ввиду. Нет, скорее, Арсентьева долго выслеживали, преследовали, пугали…

Меня замутило. Судя по тому, как задрожала Ида, не меня одну.

— Так что, спасибо за информацию, но о том, что Андрей вчера с убитым был, мы и сами знали.

— А то, что он прячется? — не унималась я. — Разве это ни о чём не говорит?

Туманов-старший молча подвинул нам с нимфой бумаги, показывая таким образом, что разговор окончен.

— Всё-таки зря ты, Артемис. — сказала мне Ида, стоило нам выйти из кабинета.

— Ничего себе! — возмутилась я. — Убит человек, между прочим.

— Человек, да. Убит. Тот, который чуть не убил тебя.

— Ты полагаешь, мне надо было молчать?

Нимфа покачала головой.

— Я не об этом. Зря ты Андрея подозреваешь. Я же говорю, он ни при чём.

Кто о чём, а вшивый о бане!

Часть 2 Кали

Глава 12 Как одолеть аэрофобию

— Мы же здесь ненадолго? — честно говоря, Нью-Йорк не впечатлил. Не люблю такие вот разношёрстные толпы, надменные выражения лиц и предложения купить марихуану. Обалдели они, что ли, мы с Идой в широких джинсах и рубашках, с рюкзаками за спиной — ни дать ни взять, школьницы!

— Конечно, нет! — с ошалевшими от счастья глазами, подтвердила нимфа и увлекла меня в очередной магазин на Пятой Авеню. Иде, в отличие от меня, Нью-Йорк понравился. Вместе со стеной проливного ливня, встретившего нас в сером аэропорту, хмурой и неприветливой службой таможенного контроля, долгой дорогой до города, дешёвым гэст-хаусом в Бруклине и ошалелой разномастной толпой людей и нелюдей, совершенно непохожей на то, что показывают в американских фильмах. На деле здесь оказалось слишком непредсказуемо и неуютно, как будто выходишь из своей тихой и светлой квартиры в уютном спальном районе и попадаешь прямо на площадь огромного, шумного мегаполиса, под прицелы многочисленных туристических камер и вспышек мобильных телефонов. Прислушавшись к ощущениям, я поняла, что именно мне так не понравилось в одном из самых крупных городов Земли — толпа людей, настроенная равнодушно и пожалуй, что даже враждебно друг к другу, не чувствовала своей причастности к месту, на котором находилась. Ни географической, ни экономической, ни политической, ни вообще никакой. Это были бесчисленные туристы, приезжие, американцы из провинций, прибывшие на распродажу в огромные магазины, как принято говорить у нас, гастарбайтеры со всего мира, всех цветов и оттенков, и такое во всём этом было стремление урвать, отвоевать собственный кусок места под солнцем, что на душе становилось тревожно и грустно. И первая мысль, которая посетила меня после того, как благообразного вида мексиканец с маленькими, неприятно бегающими глазками, предложил мне купить конопли, «уидс», была, что будь я даже обычной смертной и всё такое, ни по чём не осталась бы жить в таком месте, не подарила бы ему свою энергию и свою жизнь…

— Ты не понимаешь, Артемис, — щебетала Ида, с ловкостью снующих туда-сюда афроамериканских леди, сметая с полок узкие джинсы всевозможных расцветок, ультрамодные кроссовки на толстой подошве, топы, майки, леггинсы и прочее барахло, и увлекая меня к примерочным кабинам. — Это просто классика техногенного мира, просто живая иллюстрация к учебнику Развития Вселенских Цивилизаций, я вообще впервые вижу столько стекла и железобетона! Восторг!

Ну конечно. Для выросшей — к оракулу не ходи — на лоне природы, нимфы, не травившейся с детства выхлопными газами и продуктами полураспада, не слушавшей пропаганду бережного отношения к экологии все младшие классы школы, и понятия не имеющей о приближающейся экологической катастрофе родной планеты, — для этого дитяти неведомой Астрелии, которое даже с некоторыми Олимпийцами на «ты», серый, как будто насквозь продуваемый ветром современности и стремительно уносящегося в небытие времени, Нью-Йорк оказался своего рода экзотикой. А для меня ещё одним поводом призадуматься. О жизни, смысле вещей, своём предназначении, о пути на Олимп…

Кстати говоря, моё меланхоличное настроение можно понять: после одиннадцатичасового перелёта эконом-классом — мы с нимфой решили, что сорить деньгами, учитывая, что неизвестно что нас ждёт в этом самом Нью-Йорке, и в скольких ещё странах придётся побывать в погоне за треклятым Свитком, будет верхом непредусмотрительности и расточительности, учитывая события, произошедшие в дороге, я имела полное на то право быть уставшей и крайне недовольной жизнью.

Один только поход за минералкой чего стоит! Если по порядку, то сев в кресла и пристегнув ремни, мы с Идой как-то синхронно поняли, что обе не испытываем никакого восторга от предвкушения предстоящего многочасового перелёта. Аэрофобия у нас разыгралась. Посему разжились у приятной улыбчивой сотрудницы авиалинии двумя бутылками колы и принялись мешать их содержимое с вискарём, заблаговременно приобретённым в дьюти-фри. Скажете, недостойно светлого звания современной студентки филологического факультета? Отнюдь. Для испытывающих крайнюю степень недоверия к полётам на современных авиалиниях, вполне себе закономерное решение.

Неудивительно, что вскоре после взлёта мы обе благополучно задремали, а когда я проснулась с пересохшим горлом, и не увидела поблизости никого из стюардесс, сама отправилась к ним, за шторку, чтобы попросить воды.

За шторкой стюардесс не оказалось, и я уже собиралась вернуться на своё место, как неизвестно откуда взявшийся вихрь прижал меня к панельной перегородке. Вихрь при ближайшем его рассмотрении оказался никем иным, как Полом, чтоб его. Осознание, что я прошляпила собственного братца, садясь в самолёт, натолкнуло меня на логический вывод, что бояться полёта мы с нимфой дружно начали ещё в аэропорту, в связи с чем и на рейс чуть не опоздали, и запыхавшимся после забега нам было не до разглядывания уже занявших свои места лиц пассажиров.

— Ты что здесь делаешь? — не поздоровавшись, впрочем, чего я жду от наи, якшающегося с вампирами, недружелюбно хмуря брови, начал Пол.

— А тебе что за печаль? — я усиленно делаю вид, что сама решила облокотиться на стенку. Ладно, прижаться к ней всем корпусом. И шевелиться не хочу, да.

— Лечу на фестиваль народных танцев на Гавайях! С детства знаете ли мечтала наслаждаться народными танцами!

— Дошутишься, Артемис.

— Доспрашиваешься, Павел Аркадьевич.

Братец скривился, то ли от моего вежливого обращения по имени-отчеству, то ли ещё от чего-то, впрочем, он каждую нашу встречу кривится, скоро начну забывать, как выглядит его и без того мерзкая рожа.

— Тебе идёт. Всегда так ходи, — мило посоветовала ему, после чего Пол ударил в серую панель рядом с моим лицом ребром ладони. Тихо ударил, но зло. Псих.

Братец, по своему обыкновению, был в тёмном пиджаке и чёрной шёлковой рубашке, и светлые волосы, с чёлкой до подбородка, зачёсаны назад. И держал меня крепко, надёжно блокируя любые попытки сопротивления. Интересно, он чего ожидал? Что решу прямо в самолёте огреть его чем-нибудь тяжёлым по голове? Или от испуга выпрыгну в окошко? Хотя от этого психованного можно всего чего угодно ожидать, вон, как ярится, чтоб его зоной турбулентности приложило. А мне не так страшно, я-то все ещё пьяная.

— Ты за каким … в Нью-Йорк намылилась?!

— За тем же, за каким и ты, — бросила ему сквозь зубы. Самолёт попал в воздушную яму, Пол прижался ко мне больше необходимого, и я физически ощутила, как напряжены все мускулы на его теле. Тоже мне, наи бракованный, еле сдерживается. Нервный!

— Ты не смеешь зариться на Свиток, поняла?!

— Это ты с чего решил? — возмутилась я. — Тебе нужнее, да?!

— Ты не представляешь, насколько нужнее.

— Ну конечно, ты же без мамочки рос и вообще, обиженный жизнью… — процедила я со всей презрительностью, на которую была способна.

В ответ Пол цепко взял меня за плечи и слегка тряхнул. Ну ладно, тряхнул ощутимо, но страшно не было. Видимо, находясь рядом с этим психованным, я поняла, что ни от чего не застрахована, в смысле, ни от каких повреждений, а значит, и бояться смысла нет, в связи с чем издевательски уставилась прямо в ненавистные серо-голубые глаза. Красивые глаза между прочим, ясные и глубокие, словом, всем хорошие глаза, если бы не подлая натура и больные нервы их хозяина!

— Не нарывайся, Артемис, — процедил этот псих сквозь зубы.

— Не будь козлом, Аполлон, — он что, думал, что только он так цедить умеет? Наивный чукотский юноша.

— И близко не смей приближаться к Свитку, поняла? — Пол ещё раз приложил меня о стенку, а я улучила момент, когда он слегка отодвинулся, а потом провела великолепный по своей красоте запрещённый приём, которым, видимо на генном уровне, владеют все женщины от семи до семидесяти, а именно, со всей дури в пах ему врезала. А что он думал, он тут забесплатно маленькой мной стены шлифует?

Пол сложился пополам и выругался. Грязно и непристойно выругался, причём в мой адрес, в адрес родной сестры-наини, что, согласитесь, чести этому психопату не делает.

Неизвестно, чем закончились бы наши семейные разборки, если бы фиолетовая плотная занавеска не откинулась бы, и не вошли двое милых, улыбчивых девушек в фиолетово-жёлтой форме.

— Что случилось? Вам плохо? — тут же вразнобой залепетали девицы.

Я, делая вид, что помогаю Полу подняться на прощание с упоением и от души пнула братца, и пропела:

— Да, милейшие, видите, мущщине плохо. Перебрал со спиртным, видимо, — я состроила огорчённое выражение лица, как бы приглашая милых сотрудниц авиакомпании присоединиться ко мне в печали по поводу алкоголизма современных наи. — Вы уж будьте так любезны, не оставьте своей заботой болезного.

Подхватила жестяную банку с имбирным элем и удалилась с гордо поднятой головой, оставляя это недоразумение под надёжным присмотром. А что он мне сделает на глазах у всего самолёта? То-то же, ибо нефиг меня злить вообще было. Я страшна в гневе.

Впрочем, я всегда была довольно отходчивой, поэтому подойдя к своему месту уже благополучно несколько раз мысленно отправила поганца Пола в нокаут, и оптимистично смотрела в будущее.

Но к моему вящему недоумению, возмущению и неудовольствию, обнаружила сидящим на моём месте, прямо рядом с Идой, кого бы вы думали? Нет, не угадали, Славика Арсентьева, сиречь Саона.

Он-то что здесь забыл? Кто вообще сразу с похорон родного братца, которого вампиры загрызли, в самолёт сигает?

Сделав вид, что я совершенно не удивлена Арсентьеву, я заняла крайнее место, слева от него.

Ида и Саон повернулись ко мне. Выглядел Арсентьев неважно — о том, что всего четыре дня назад он похоронил брата, говорил его измождённый, осунувшийся вид и глубокие синяки под глазами. Но надо отдать Славику должное — держался он превосходно. Невозмутимо и отстранённо. А может, он просто пьян, — закралась мне в голову мысль.

— Привет, Тёма, я тут как раз говорил Иде о крайней нежелательности вашего с ней присутствия на этом летательном средстве передвижения, — со своей очаровательной улыбкой Саон салютовал мне бокалом. И вряд ли в нём яблочный сок. Только лишь яблочный сок, я имею ввиду. Похоже, не только мы с нимфой боимся летать. Но мы — куда ни шло. Я — наини, у Иды в стакане пепси, а вот сыну нимфы я бы не советовала налегать на алкоголь.

Что я ему и озвучила. В самых ярких и экспрессивных выражениях.

На что Саон только с невозмутимым видом поднял вверх брови, многозначительно обернулся к Иде, потом опять ко мне.

— Давно пьёте, девчата? — задал он совершенно неожиданный вопрос.

Я нахмурилась и решила не отвечать. В конце концов, не его это дело. И Ида промолчала, из солидарности, видимо. А Арсентьев продолжил:

— Вообще-то я наполовину наи, Тёма, и по совместительству твой брат, забыла?

Ох, фавн, точно!

Что-то количество моих дражайших родственников на сией летательной машине начинает превышать пределы разумного, что я могла бы выдержать.

— Что надо, Саон? — дружелюбно поинтересовалась я. В конце концов, я после встречи с предыдущим родственником еще немножко нервничаю, не хватало мне ещё и этого доброжелателя.

— Я же говорю, — Саон обаятельно ухмыльнулся. — Чтобы вы с Ни’идой держались отсюда подальше. От Пола подальше — особенно.

— Предлагаешь нам выйти на следующей станции? — я сделала большой глоток имбирного газированного напитка. Сладкий, чтоб его. Фавн дери этого Пола, я же за минералкой ходила!

— Или не дожидаясь её, аварийным выходом воспользоваться? — прищурилась Ида.

Саон посмотрел ещё раз на нимфу, потом на меня, на Иду, на меня, и наигранно печально вздохнул.

— Допрыгаетесь, девочки.

С этими словами он встал и невозмутимо направился к бизнес-классу.

А вот это обидно!

Что же они, все в бизнес-классе устроились, а мы с Идой одни в эконом?

И что за пустяки лезут в голову!

Вот хамство этого ещё одного родственничка я спускать на тормозах не собираюсь. Тем более, что Пол меня, как следует, разозлил предварительно. Отходчивая я и добрая, да!

Проследив за Саоном взглядом, я, недолго думая, вскочила, и, наказав Иде ждать меня здесь, бросилась вдогонку. Я ему сейчас всё выскажу. А если его дружок к нему присоединиться успел, то тому ещё и добавлю, не жалко.

Однако в следующую минуту о Саоне я благополучно забыла.

Просто совершенно уж неожиданно из кабины пилотов вышла, обаятельно хохоча ещё одна родственница, которую я тоже не слишком рада была видеть. На этот раз Афродита была в узких серых брючках, лёгком фиолетовом пиджаке с коротким рукавом и чёрном топе, густо усеянным чёрными же стразами, и кремового цвета лодочках на шпильке.

— Ну вас! — игриво искривила чётко очерченный красный рот сестрёнка, махнула кому-то там, в кабине пилотов, ручкой с безупречным маникюром, после чего самолёт в очередной раз провалился в воздушную яму, и гордо продефилировала под перекрёстным взглядом на своё место, в окружение тех самых русалок с разноцветными волосами, среди которых была запомнившаяся мне, противная Мальвина-Дельфион.

Я призвала на помощь все хорошие манеры, полученные от Латаны, чтобы не сплюнуть прямо под ноги, передумала скандалить с Саоном, который сидел неподалёку от мерзавца Пола, развернулась и пошла к Иде.

С возмущением сообщила нимфе о тех недоразумениях, с которыми мы имеем честь лететь в одном самолете, и о том, что надеялась отдохнуть от их мерзких рож, которые мне ещё в Минске до оскомины на зубах надоели, в Нью-Йорке, да видно, не судьба. Посокрушалась и попеняла сёстрам-наини Мойрам, хотя понятия не имею, кто это такие вообще, но судя по моим словам, сказанным в состоянии крайнего возмущения и легкого шума в голове, они вообще всякий стыд и совесть потеряли, и во всем, что касается мира Земли, давно оставили всё на самотёк… Набрав побольше воздуха в лёгкие, я приготовилась выдать очередной пассаж, касаемый Олимпийцев всех вместе взятых и мою божественную семейку в частности, и этот пресловутый Свиток Познания, и невесть что ещё, я пока не решила, когда обнаружила, что Ида слушает меня как-то отстранённо, рассеянно, и… И реснички у моей нимфы слипшиеся, мокрые.

Нехорошее предчувствие кольнуло в бок… Странный здесь, кстати, запах, такой горько-табачный и освежающий одновременно — ничего общего с одеколоном Саона не имеет, да и от Пола, если я не ошибаюсь пахло Dior Homme, у Латаны такой же в ванной стоит, наверно, от Тритона остался… А этот… Этот какой-то совсем другой!

— Ида, — стараюсь говорить спокойно, но твёрдо. — Ида, скажи мне, кто здесь был только что?

И что моя верная нимфа? Голубыми глазёнками хлопает, а губы упрямо сжала, и молчит.

Стоп! Если это тот, кто я думаю, у меня к нему парочка вопросов! И мне странно, что именно у меня, а не у того же Арсентьева! Всё-таки брат, как-никак, не однофамилец!

Убедившись, что от Иды никакого толку не добьюсь, я вскочила с места — никакого отдыха в этом самолёте — и принялась методично носиться туда-сюда по салону, вглядываясь в сонные лица пассажиров. Всех посмотрела, и не по одному разу, и даже противных океанид из свиты Афродиты, мало ли, чудеса современного грима… Да что там русалки, Диту тоже — ту с особой долей ледяного презрения и равнодушия, и по парочке Пола с Саоном ещё раз глазами прошлась. А когда у Пола на бледных щеках желваки заиграли, а в глазах нехороший блеск появился, показала ему фак. В конце концов, не до него сейчас. На этом милом занятии меня и обнаружила стюардесса и вежливо, но настойчиво, словом, профессионально, попросила занять своё место. Я даже не обиделась на неё, ведь если бы не её вмешательство, ещё непонятно, чем очередное столкновение с Полом закончилось бы.

Так что я на своё место вернулась и села. Ида выглядела ещё более заплаканной, чем когда я уходила, и это совсем никуда не годилось.

Не успела я приняться утешать нимфу, как на место рядом со мной кто-то присел. Обернулась — Саон.

— Опять ты, — рассеянно поприветствовала сводного братца и отвернулась к нимфе.

— Да как-то решил опередить Пола, — усмехнулся Саон.

А потом искренним таким, удивлённым тоном, спросил:

— Тёма, ты специально нарываешься?

— Ты о чём? — устало поинтересовалась я.

— Я не знаю, что у вас там с Полом произошло, но таким взбешённым я его ещё не видел, — доверительно сказал Саон и даже присвистнул.

Я сделала вид, что не понимаю, о чём он.

— Я уж каждый раз думаю о том, что больше выбесить Аполлона нельзя, — продолжал Саон. — Но тебе это каждый раз удаётся, что безмерно меня удивляет.

— Да я тут при чём? — решила, что самое время праведно возмутиться, я. — Если он — псих, то пусть лечится. В специально отведённом для таких, как он, заведении. Мне это всё неинтересно. Мне историю болезни не писать!

— Детка, — Саон накрыл своей рукой мою ладошку, а она у него по сравнению с моей между-прочим, лопата-лопатой. — Дразнить изгнанного наи, который водит дружбу с вампирами, не следует… — доверительно так сказал, в глаза заглядывая.

Вот только не на ну напал! Я, между прочим, тоже наи!

— Детка, — стараясь попасть ему в тон, пропела я. — Не следует вмешиваться в дела наи. Особенно, если это семейные разборки.

С каких это пор я психа в свою семью записала, непонятно. Но Саона реально на место надо было поставить! Не нравится мне его пристальное внимание к моей персоне, да и с нимфой пора бы уже побеседовать.

— Тёма, я предупредил, — поднимаясь, поджав губы, сказал Саон.

— Славик, я предупредила, — без тени улыбки согласилась с ним. А что, ему можно меня «Тёмой» называть, а мне его — нет?!

Дождавшись, пока широкая спина Саона скроется с глаз моих, я наконец-то повернулась к Иде.

Только собралась ещё раз хорошенько её расспросить на предмет наличия одного вампира на этом самолёте, как нимфа сама порывисто бросилась мне на шею, обняла, прижалась, и как давай носом хлюпать! Так жалобно, что у меня весь воспитательный дух куда-то испарился.

— Артё-ё-ё-ё-ё-м… — пищала Ида. — Я ведь не могу без него-о-о… Совсем не могу!

Без кого — тут к оракулу не ходи. Попадись он мне только!

Откровенно говоря, не так за Арсентьева-старшего зла, как за то, что довёл мою подружку до такого состояния! Подлец!

Вслух же этого говорить не стала, а принялась утешать это белокурое плачущее навзрыд чудо. Может, мне показалось? И не было здесь никакого такого постороннего запаха? Может, Ида плакала, оттого, что тоскует? Оттого, что бросил её там, у Игоря на квартире, и слинял, как настоящий мущщина? Кто её разберёт… Эта нимфа упряма, как детёныш минотавра.

В общем, до конца полёта нимфа всхлипывала у меня на плече, приводя в абсолютную негодность новую рубашку. Но стоило нам пересесть в такси, как её кукольные голубые глаза высохли, гест-хаус с осыпавшейся с потолка штукатуркой поднял настроение ещё выше, толпа в сабвэе ещё немножечко, а вид Пятой Авеню вообще привёл в восторг, и Ида с упоением понеслась галопом по магазинам, и я вместе с ней, а что делать? Надо же как-то отвлечь ребёнка от ран душевных!

Да и приготовиться к вечернему мероприятию не помешает. Вот только когда я, наконец, посплю?! Не иначе, не раньше, чем найду треклятый Свиток и побеседую с папашей-наи на равных!

Глава 13 Диверсия

Злая, невыспавшаяся, с больной головой — я, поставив на узкий деревянный подоконник а-ля пережитки развитого советского капитализма, чёрт возьми, в Беларуси такие не везде встретишь, на прогрессивном Западе это чудо откуда? — так вот, поставив на подоконник очередную чашку кофею и половинку шоколадки, расположившись поудобнее на узкой кровати, я разглядывала наши с нимфой сегодняшние покупки. На моё счастье, в тот момент, когда я готова была просто лечь на пол торгового центра и умереть, Ида решила сжалиться надо мной, заявила, что пора идти домой, разрабатывать очередную стратегию по внедрению во вражеский дивизион — фильмов она что ли, американских успела насмотреться? И это пафосное «очередную стратегию»? То есть, когда к Арсентьеву-старшему «в гости» ехали, это тоже стратегия была, да? Что-то мне показалось, что это скорее вышедшие из-под контроля обстоятельства…

Однако учитывая количество желающих заполучить этот Свиток, возвращающий на Олимп, и моё поганое настроение, скоро наступит момент перехода к диверсионной деятельности, сиречь вредительству.

Так, что здесь у нас? Платья на вечер — нет, даже смотреть не хочу пока в эту сторону. Зачем травмировать психику заранее. Пфф… — сказала нимфа, на моё робкое предложение надеть джинсы, или хотя бычерные узкие брючки…

Чулки, сумочки, целый ворох духов — куда столько? Пускать погоню по ложному следу? Нет, нимфа точно чего-то современного насмотрелась или начиталась. И когда успела.

А это ещё что?

— Ида, — нимфа недовольно оторвалась от планшета и развернулась ко мне. — А зачем ты купила крема для депиляции — ещё и целый набор?

Ида уставилась на подарочную серию нежно-розового цвета.

— Насколько я имела возможность заметить, у тебя на теле — ни одного лишнего волоска.

— Ну как, — нахмурилась нимфа. — А здесь написано «ваша чистая и гладкая кожа», — а потом по совсем уж непонятной мне причине, расстроилась.

— Слушай, мне кажется, чище и глаже твоей не бывает.

— Всегда хочется чего-то большего, — возразила нимфа и надула губки.

— Ох, и трудно же нам с тобой…

— Вот, смотри, — воодушевлённо ткнула мне в лицо планшет Ида. — Я тут случайно хакнула один закрытый фармацевтический форум… Если смешать этот и этот крем, — она быстро выбрала из кучи сегодняшних приобретений два тюбика. — Со средством для мытья посуды, но непременно чтоб с глицерином, то при попадании на кожу может возникнуть интересная реакция.

— Какая? — заинтересовалась я. — Видимо, мысли о необходимой диверсии в рядах противника приходят не только в мою голову. — А судя по тому, что мне поведала Ида, вредительство у нимф, похоже, в крови.

— Тут от дозировки зависит и места попадания, — радостно, как будто рассказывала о чём-то приятном крайне, щебетала нимфа. Вот, например, если нам повезло, и вражеский элемент страдает астмой — кашель, одышка, нарушение дыхания.

— Воу-воу! Я понимаю, что Пол — козёл, и Саон недалеко, скорее всего, от него ушёл, да и Афродита как коза себя ведёт, тоже мне сестра, даже не поздоровалась ни разу, но всё-таки это чересчур.

— А кто про них говорит? — пожала плечами Ида. — Мало ли, кого нейтрализовать придётся. Кстати, тут приписка, что на вампиров действует непредвиденным образом.

— Это каким? — заинтересовалась я.

Нимфа пожала плечами.

— Непредвиденным.

— Дальше будешь слушать?

— Я вся внимание.

— Значит, если вражеский элемент слегка простужен и страдает лёгкой формой насморка, то нестерпимый зуд в носу, чихание, выделения и всё в том же духе, с покраснением и припухлостью глаз. Ну, это не считая покраснений кожи, лёгких отёков… Словом, мелочь, а приятно.

— Главное, до анафилактического шока никого не довести, — осадила я не в меру кровожадную нимфу.

— Не доведём, — легкомысленно махнула она рукой.

Очень увлекающимся существом оказалась эта эльфийка. Увлекающимся, да. И порой не знающим меры. Но славным.

Впрочем, эти кровожадные планы Иды ещё цветочки по сравнению с теми туалетами, что она выбрала нам для вечера.

На мои робкие попытки объяснить упрямой нимфе, что я как-то не планировала менять любимые удобные джинсы на амплуа секс-бомбы, Ида опять фыркнула.

И вот как-то неудержимо захотелось огреть скептически скривившуюся мордашку с бугорками рожек на лбу подушкой… Сказано — сделано. Уворачиваясь от двигающейся с нечеловеческой скоростью и изяществом Иды, я сама удивлялась своей способности выписывать кульбиты между двумя койко-местами, но мой триумф длился недолго, нимфе всё же удалось до меня дотянуться, и через пять минут, красная, запыхавшаяся и уставшая я вынуждена была согласиться, что, похоже, ничего не поделаешь, придётся облачаться в сие непотребство. Жаль здесь Латаны нет — она была бы на седьмом небе от счастья, увидев, во что «Артёмка» облачаться будет. Так и увидела маменьку, приживающую руки к груди четвёртого размера и счастливо выдыхающую: дожила!

Тут же схватила телефон: вдруг хоть какие-то новости от Латаны? Ничего нового. Кроме того, что утром ещё пришло. В ответ на мои многочисленные сообщения Латана написала всего три слова:

«Артём! Ты переигрываешь».

И ни слова больше. А где хотя бы — обнимаю, люблю, у меня все ок? Хотя судя по тону послания, его и в самом деле писала маменька, я просто уже сомневаться начала… Стоп, Артём. Нам сейчас душевные терзания ой как не в тему.

Вечером нам предстоит посетить выставку «Огни Одиссеи», в одном из самых древних зданий Таймс-сквер. Выставка сия посвящена Античной Эпохе. Честно сказать, удивлена — с какой стати молодые американские художники заинтересовались древним миром? Сейчас в моде… ну не знаю, те же вампирские саги, например. Правда, когда Ида торжественным тоном зачитала имя и фамилию спонсора и продюсера сего мероприятия, всё встало на свои места.

Андрис Таубе. Тот самый, который владелец предполагаемого Свитка. Что-то мне подсказывает, что к коллекции этого персонажа подобраться потруднее будет, чем к тому же Арсентьеву…

Спасибо социальным сетям, Ида, с воодушевлением играющая в суперагента техногенного мира, обнаружила, что наша цель — обрусевший латыш Таубе, является уроженцем Воронежской области, откуда десять лет назад и эмигрировал в штаты. Затем, в рекордно короткий срок сколотил немалое состояние на комиксах, кстати, на тематику древних цивилизаций, и спокойно себе сейчас проживает на Манхэттене, водит дружбу со знаменитостями, финансирует театральные постановки, фильмы и художественные выставки, но только с условием, что они на одну из античных тем, и горя особо не знает. Сорок девять лет, не женат, но живёт с известной моделью, детей нет.

План гениален и прост: воспользовавшись присутствием объекта на выставке современного искусства, завести с ним знакомство, и напроситься посмотреть коллекцию, попутно скандируя о всецелом увлечении античной тематикой.

— А если не получится?

Ида пожала плечами.

— Тогда переходим к плану В.

— Плану Б, ты хотела сказать?

— Я так и сказала!

— И в чём он заключается?

— Вырубаем систему сигнализации, выводим из строя охрану, усыпляем служебных собак, проникаем на территорию объекта и сматываемся от Интерпола со Свитком!

— Ида, скажи честно, ты бондиады насмотрелась? Напополам с Ларой Крофт?

— А что сложного-то?

— Сложного? Ты, наверно, умеешь новейшие системы сигнализацию отключать, я уже не говорю об охране. Ты, конечно, сильнее и ловчее человека. И с одним ты справишься. Ну, с моей помощью — с двумя. Но ты хоть представляешь эпикировку и подготовку частной службы безопасности? Или, может, я слишком много о тебе не знаю? И при чём здесь Интерпол?

— Да у вас вся инфа в Сети есть, научусь!

— Ида! Ты крем для депиляции купила вместо обычного, и ты мне будешь что-то говорить о работе с высокими технологиями?!

Глядя на воспользовавшуюся моментом нимфу, которая решила не терять времени и сфоткать себя на Ланин айпад, я простонала:

— Нет, ты безнадёжна.

Нимфа насупилась. Видимо, сама себя она безнадёжной не считала. И про крем уже благополучно забыла.

— Стоп. А что ты насчёт служебных собак говорила? У этого Таубе коллекцию собаки охраняют?

— А как же без них? Какая коллекция без служебных ротвейлеров? Или доберманов?

— Ты где это прочитала?

Нимфа передернула точёными плечиками с таким видом, как будто я поинтересовалась, с чего она взяла, что Земля круглая!

— Нигде, — снисходительно фыркнула она. — Сама догадалась.

— Предположила, если быть точнее, — в свою очередь фыркнула я.

Так мы с ней к консенсусу и не пришли. Кроме одного: в интересах этого самого Андриса Таубе, чтобы он по хорошему сегодня с нами познакомился и в гости коллекцию смотреть пригласил. И, если понадобится, без боя Свиток отдал. А то, боюсь, Ида, если у него собак нет, с собой приведёт, для антуража. Для классики жанра, ачё.

— Ладно, сиди здесь пока, а я за кофе спущусь, — решила я.

Видела внизу кофейный аппарат. Качество, конечно, далеко от старбакса, но за неимением большего.

Внизу меня ждал сюрприз в виде сестрицы Афродиты, мило беседующей с темнокожим администратором.

Нет, то что Пол с Саоном здесь — даже, по-моему, на нашем с Идой этаже расположились, это я была в курсе. И это ни меня, ни нимфу не удивило — оплачивало проживание и бронировало места нам то же турагентство, что и визами занималось, и билеты покупало. «З. и сыновья» которое.

Так что на ближайшее время как-то отдохнуть от пристального внимания братцев я и не надеялась. А постоянное ожидание подлянки от божественных родственничков ой как стимулировало! Но какая нелегкая сюда Диту занесла…

Афродита не заметила моего появления и продолжала тарахтеть. Однако её английский хорош! Такой лондонский акцент, без американизмов. Но администратор, если и не понимал половины, не подавал виду, уставившись в неприличной глубины декольте обтягивающей, как вторая кожа, красной туники.

Небрежным жестом Дита заправила лямку лифа, как бы случайно качнув бюстом, чуть не зашибла парня, между прочим! Тоже мне, богиня любви! — и продолжила:

— Да, да, одна высокая, ну да, стройная такая, рыжая, а вторая блондиночка. Мистер, я точно вам говорю, я почти уверена, что видела их фотографии в новостях!

— В новостях? — администратор честно старался смотреть Дите в глаза, но у него плохо это получалось.

А я, понимая, что речь идёт о нас с Идой, замерла рядом с кофейным аппаратом.

— Сто процентов! Эта парочка сегодня утром сбежала из психиатрической лечебницы, и их ищут! Могут быть вооружены! И очень опасны!

— Но мы проверили их документы, с леди всё в порядке…

— Поддельные! — запальчиво перебила Афродита.

— А русский акцент?

— У всех психов сверхспособности в момент обострения, — Афродита сложила изящные ручки с ярко-алым маникюром на груди, точнее, под грудью, приподнимая оную на несколько сантиметров. Практически ткнула полушариями парню под нос!

— Умоляю, мистер, ради моего спокойствия и безопасности остальных гостей…

Вот змея! Ведь знает же, что у нас в порядке документы! На что она рассчитывает? Я хлопнула себя по лбу — ну конечно, на то, что как минимум, на сегодняшний вечер, мы с Идой будем нейтрализованы. А значит, не попадем на эту самую выставку, которая открывается в восемь пи эм. Или очень опоздаем… А это говорит только о том, что Афродита опасается нашего соперничества. Что ж. Боится, значит, уважает.

Тем временем Дита сиропно-вежливо попрощалась с администратором, тепло пожав ладонь вконец смущенного парня двумя руками, но на этом не успокоилась и неожиданно привлекла его руку к своей груди, попросив послушать, как у бедняжки с перепугу бьётся сердце, и только дождавшись кивка и совершенно ошалелых глаз на её строгий вопрос: «Слышите, как стучит?!» оставила, наконец, парнишку в покое.

Похоже, не только Ида успевает приобщаться к культуре местного кинематографа. Местного, в смысле Земного.

Афродита обернулась и уставилась во все глаза на дружелюбно улыбающуюся ей меня. Руки, конечно, откровенно чесались приложить эту гадину хорошенько, но тогда боюсь, что безмолвно открывающий и закрывающей рот, как рыбка, которую выбросило на берег, администратор, точно поверит Дите насчёт моего буйного помешательства. И надо сказать, что на это у него будут все основания.

— Артемида, дорогая, вот так сюрприз! — Дита несмело шагнула в мою сторону.

Вот как, оказывается, эта сучка имя моё знает.

— Рада тебя видеть, сестра, — я не менее открыто улыбнулась Дите, только в отличие от неё, поприветствовала наини Афродиту по-английски, а не по-русски, как она меня.

Кто его знает, может и пронесёт с этой проверкой. Вон, администратор мобильник в сторону отложил. Проследив его взгляд, устремлённый вслед Дите, то есть вслед её пятой точке, я поняла, что вряд ли пронесёт. Поэтому действовать придётся быстро. Эх, даже кофе попить не успею…

Вместе с Дитой мы шагнули в коридор, причём я взяла её под руку, не переставая тарахтеть по-английски, как же я рада видеть сестрицу, и как здоровье нашего драгоценного папеньки, и давно ли та имела счастье его видеть и всё такое. Но едва мы скрылись из поля зрения администратора, Дита вырвала свою руку, сморщила свой кнопочный, очень хорошенький носик, и отступила в сторону. Эх… где справедливость? — ведь мы обе олимпийские богини, почему же мой профиль такой… греческий, с немаленьким между прочим носом с обязательной горбинкой, а у сестрички эта кнопка?! Хотя, сдается мне, перед чудесами современной пластической хирургии отступает в сторону даже божественная наследственность. Лана-то избавилась от некоторых нюансов этой наследственности ещё задолго до моего рождения. И вот Афродита тоже. А тётя Гестия нет, та слишком гордая. И классная.

А вот у меня настроение было дрянь, скачки с нимфой по магазинам после одиннадцатичасового перелета счастья не прибавляли, подлый манёвр Афродиты тем более, поэтому я, уставившись на Диту в упор, стремительно шагнула в ее сторону.

Богиня любви нервно отшатнулась, что вызвало довольную хищную улыбку на моём лице. Правильно делает, что боится. И уважает.

Ладно, с ней потом разберёмся, и, поправ все приличия, толкнув богиню любви плечом, я прошла мимо, к нашей с Идой комнате.

— Быстро! — скомандовала я нимфе с порога таким тоном, что Ида подскочила на месте, поняла без лишних слов, что дело срочное.

— Хватаем всё, что нам нужно для вечера и в окно. Второй этаж, там карниз, фигня.

Ида слегка приподняла брови.

— Афродита, — презрительно прошипела я. — До выставки можем вообще не доехать.

Ида понятливо кивнула, и принялась хватать с кровати вещи.

Покидая комнату довольно нестандартным способом, мы убедились, что я была права: в дверь постучали. Но ни у меня, ни у нимфы не было особого желания остаться и узнать, кто решил нас потревожить.

Глава 14 Бал

Итак, Свиток, являющийся для нашего мира с блокированной Силой, или магией — всего лишь одним из памятников древности, а для миров Олимпийцев, коих, оказывается семь, нанизанных, как бусы на нитку, и для них всех — сильнейшим артефактом, хранится в коллекции некого Андриса Таубе, с которым нам с Идой позарез нужно завести знакомство.

Почему на Земле эта самая Сила, или, как принято говорить в традициях фентези-жанра, магия, блокирована, нимфа внятно ответить не смогла. Вроде как так надо, потому что это место изгнания наказанных наи. Час от часу не легче. То есть, если в этот мир вернулась бы Сила, то и в наказании смысла бы не было. Боги — они ведь и в Африке боги. Да и не удержали бы границы одного мира изгнанных наи. Мол, зализали бы раны — и давай, обратно, с папахеном воевать.

Ида испуганно ойкнула. Видать, сболтнула лишнего. Только я и без неё уже поняла, что на Земле мы все не так просто оказались. Вон, тётя Гестия — официально «спасающаяся из-под режима». И что-то мне подсказывает, что не сбеги она сама, добровольно на Землю, быть ей здесь на совсем далёких от добровольных начал.

А значит, и я, и Пол, и Дита чем-то в своё время крупно не угодили папеньке. И, после восстановления памяти у каждого из нас к нему список претензий наберётся, поводов, за что неплохо бы поквитаться.

Впрочем, насчёт Пола и Диты не знаю, а вот у меня и без божественной памяти уже вопросов хватает. Помимо самой Земли, конечно, с её бардаком и неразберихой, лицензиями на охоту на людей, блокировкой Силы, нюансами «изгнания», к примеру, меня. Чем я папеньке не угодила? Я о своих «подвигах» почитала, конечно, отчего ж не почитать. Только сдаётся мне, что здесь я не за семерых девчонок Ниобы, не за мальчишку-пастушка, чьи глаза положили начало легенды про алые цветы-гвоздики, даже не за кровавый культ Бравронской Медведицы, и уж тем более не за совсем уж невинные забавы в виде призвания в свиту Ифигении там, дочери Агамемнона, или того же вепря, или ещё чего-то, что описано в легендах и мифах.

Что-то произошло. Что-то куда более значимое. Значимое для Зевса Кроновича. И мне кажется, значимое в том контексте, что я вдруг стала крайне неугодна папахену на Олимпе.

И вот странность — что-то мне подсказывает, что за всеми моими зверствами, чудачествами и капризами избалованной богини всегда, ну или почти всегда, стояло что-то ещё. Какой-то скрытый смысл. Не освещенный в тех же легендах, позволивших предать забвению мой культ.

Вот, например, все знают, что свита Артемис состояла сплошь из девственниц, и невинность же была основополагающим фактором для сопровождающих меня нимф. С одной стороны, самодурство, ревность, всё, что угодно. Если не знать о таком затейном факторе эльфийской природы, как практически мгновенное попадание в зависимость. От чего угодно. Близости, алкоголя, наркотиков. Об укусах вампиров, действующих на эльфиек хуже наркотиков, вообще умолчу. И добро б только зависимость. Но ведь это в большинстве случаев значит смерть для нимф-долгожительниц, которые и не болеют никогда и ничем. Значит, мои требования к собственной свите, и эльфам, населяющим мои леса и прочие охотничьи угодья, вполне обоснованы. Я пеклась об их же благе.

Потому что эльфы… Они удивительные. Волшебно красивые, изящные, грациозные, сильные, талантливые, даже, не побоюсь этого слова, благородные. И благородство это, как и у совсем немногих сохранившихся представителей Земной цивилизации, в крови. Эльфийская порода. Стать. Ум. Доброта. Это за версту видно. И так много тех, кто не прочь этим всем воспользоваться. И ладно бы только воспользоваться, но ведь что древние, что современные Нимроды, или охотники на нимф, не видят даже сотой доли глубины этих существ. Для них это лишь оболочка кукол, умеющих двигаться и писать стихи. Красота, которой можно насладиться. Сила, которой можно воспользоваться, оборачивая её во вред. Бесчисленные таланты к искусствам… Ум, который тоже можно приспособить, вывернув наизнанку, торгуя эльфийскими изобретениями, только не во благо всем живым существам, а наоборот. А они живые, между прочим. И у них тоже души есть. Светлые, прекрасные, доверчивые, как у детей. Вон, Ида… Давно ли она знает Андрея Туманова? Призналась мне, что на самолёте нашем не летел, но дал о себе знать. Только каким образом, не сказала. Мол, не может. Он, дескать, сам ей сказал, что не убивал Игоря. И всё. Трава не расти. Все улики, между прочим, против него. И алиби никакого. Это даже я понимаю. А она верит. Много ли современных, я имею в виду человеческих девчонок, поверило бы? А эта поверила. Нимфа Ни’ида, горе моё луковое.

Ладно. Папахену мы счёт опосля предъявим. Сейчас спешить надо.

За неимением лучшего, мы с Идой с нарядами расположились в дамской комнате одного из ресторанов на пятой Авеню. Ну как, в комнате. Скорее, в холле, с кожаными диванами, стеклянными столиками с кипой журналов, с зеркалами в полный рост, пепельницами в виде старинных урн. Помещение это примыкало к территории дамской комнаты, сиречь женского туалета. И мы здесь одни были, никто собираться не мешал.

Дилемму, как привлечь внимание товарища, помешанного на Античной Эпохе, причём на выставке, посвященной этому времени, нимфа, с упоением продолжавшая играть в суперагента, решила, долго не думая. После нескольких штрихов по модернизации приобретенных сегодня нарядов, два лёгких и воздушных платья в стиле, отдаленно напоминающем греческий, превратились в две античные туники, украшенные золотыми ремешками. Тонкими, мягкими золотыми ремешками Ида и наши ножки оплела, до самых колен, получились настоящая, ну ладно, почти настоящая древняя обувь.

Моё платьице ярко-кораллового цвета, с одной лямкой через плечо, перетянутой опять-таки тонким витым золотым ремешком, было стянуто двумя более широкими ремешками под грудью, а подол юбки представлял собой два ассиметричных треугольника — спереди покороче, сзади более длинный. Причём скроено так, что с одного боку — платье выглядит мини, в котором заманчиво мелькает моя довольно, кстати, стройная ножка, с другой — макси, но макси с разрезом, в котором проглядываются очертания другой. На запястья — одинаковые широкие браслеты под золото, на голову — золотой греческий ободок поверх длинной, ассиметричной, на один бок зачесанной челки.

Надо сказать, то, что внешность у меня яркая, я и раньше знала — высокий, по мне так, даже слишком высокий рост — (метр восемьдесят пять!), ярко-рыжий цвет волос (никто, кроме Латаны не верит, что настоящий, в природе таких оттенков просто нет), греческий профиль (чтоб его!), черные тонкие брови дугой, немного ассиметричные, но меня это не портит, скорее, придает такой немного недовольный, даже, пожалуй, стервозный вид, большие, темно-зелёные глаза, и четко очерченные пухлые губы. Канонической красавицей не назовёшь, но внимание я всегда привлекала. А поскольку с детства терпеть не могу, когда на меня пялятся, с начала переходного возраста начала прятаться за широкими, бесформенными штанами, толстовками с капюшонами, майками свободного кроя. Густые, вьющиеся крупными локонами, блестящие и тяжёлые волосы, растущие с космической скоростью, каждый месяц безжалостно обрезались, причём даже на убывающую луну, и без толку. Всё равно каждый месяц прибавлял мне по нескольку сантиметров, с которыми я опять цинично расставалась в ближайшей парикмахерской. Что ж поделаешь, если они никак не поддавались окрашиванию! Чего я только не пробовала! Пыталась их высветлить, затемнить, перекрыть невзрачным русым цветом, даже выкрасить в угольно-чёрный. Никакой реакции, если не считать странной аллергии Людмилы, парикмахера. Причём чем дальше я усердствовала, навещая салон уже с собственноручно приобретенными красящими средствами, по обещанию рекламы, ультрастойкими, мне казалось, что Мила начинает чихать и кашлять, стоит мне только переступить порог парикмахерской. Ладно. Состригаются, и на том спасибо. А что каждая стрижка безвозвратно тупит ножницы, то не моя вина. И не надо мне рожи строить. Это я об администраторе салона. Не виновата я, что так не повезло с внешностью, которую за километр видно. Что уж говорить о косметике — пожалуй, можно и вовсе промолчать. Лана только вздыхала, когда я в пятнадцать лет принялась пользоваться тоналкой. И не для того, чтобы сделать кожу более ровной и гладкой, нет, с этим проблем у меня не было. Не как у нимфы, конечно, но тоже вариант. Я каждое утро перед выходом из дома наносила на лицо и шею тональный крем отвратительного серовато-синюшного оттенка, который как будто специально для больных тифом фавнов изобрели. Шучу я. Не болеют фавны тифом. Это была единственная возможность сделать цвет лица немного более тусклым. Ну, как у всех людей, что ли. И всё равно на меня пялились. Рррр…

Что уж говорить о моём виде, когда я после того, как Ида в последний раз поправила ободок в волосах, и милостиво разрешила взглянуть на себя в зеркало. То существо, что я там увидела, действительно превзошло самые худшие мои ожидания. Хотя, если по чесноку, существо скорее было то, что до.

А когда эльфийка умилительно-завистливо вздохнула:

— Какая же ты красивая, Артемис…

Я и вовсе жалобно застонала.

Передо мной стояла небожительница. Тут ни к пифии, ни к оракулу ходить не надо. Зеленоглазая, с решительно сжатыми пухлыми, четко очерченными губами, высокая, яркая такая, что глаза слепит. Мягкие складки кораллового платья делают округлым всё, что должно быть округлым, золотые ремни подчёркивают тонкую талию. В прорезях туники мелькают умопомрачительно длинные и стройные ноги. Узкие длинные пальцы, изящные запястья. Я никогда себя такой не видела. Какая-то я… Взрослая, что ли? Это как-то грустно. Неожиданно я для самой себя выросла. Захотелось сорвать с себя эти тряпки, умыться, и послать подальше папочку с его Свитком.

Но вспомнила следователя-вампира, уставшего, с сединой на висках, и его равнодушное: «Лицензия на охоту». Вспомнила, как билась в руках поганца-Туманова Ида, и довольный взгляд братца, и его циничное: «Сам бы пил, да людям надо»…

Почему-то опять вспомнилась Каллисто, нимфа с вьющимися каштановыми волосами и большими зелёными глазами из моей свиты, и как будто тупую иглу воткнули в сердце. Обреченный, тупой и равнодушный взгляд зависимого Игоря, полуэльфа, преждевременно обрюзгшего, постаревшего…

Слёзы, застывшие в глазах Латаны, когда она услышала голос Пола в Vampires’ Climb… И поняла — я не отступлю. Я достану этот Свиток даже из-под Земли, верну Силу и память, принадлежащие мне по праву, и потолкую с папиком. Только вот кое-кому ой как не понравится этот разговор, и даю гарантию, это буду не я!

…Не будь я Артемида Астрельская, Вечно юная Богиня Луны и Охоты, Кровожадная Бравронская Медведица!

Наверно, что-то такое промелькнуло в моих глазах, потому что Ида восторженно уставилась на меня во все свои голубые эльфийские глазёнки-блюдца, а потом взвизгнула и обняла за талию. М-да, учитывая, что сама нимфа обуться ещё не успела, а я осторожно балансировала на тонких высоких шпильках, лицом она мне прямо в грудь уткнулась. А потом отпрянула, чтобы платья не помять. Нам ещё впечатление производить на стареющего ловеласа. А как ещё назвать товарища, который в свои сорок девять семьи не нажил, а живет с двадцатилетней моделью?!

Надо сказать, нежно-кремовый, почти белый цвет туники, которую выбрала для себя Ида, изумительно оттенял копну ее непослушных белокурых волос и тонкую, чуть ли не прозрачную кожу. Ткань туники слегка, ненавязчиво переливалась от редких вкраплений-золотинок, драпируя изящную фигурку эльфийки. Двумя золотыми ремешками, завязанными крест-накрест, Ида подчеркнула талию, а на сложную прическу, надежно маскирующую эльфийские уши, в виде пышной сверху, но сужающийся к низу косы водрузила пышный венок из крупных золотых листьев — Ида три венка сплела между собой.

Дивно сверкающие голубым блеском на фоне этого кремово-золотого великолепия огромные кукольные глаза Ида чуть тронула голубыми тенями, а обыкновенная тушь придала её длинным, загнутым кверху ресницам эффект наращённых.

Два квартала, кои нам пришлось миновать до здания, где располагалась выставка, показались мне нескончаемой пыткой — и не потому, что я не так часто хожу на каблуках, нет, с этим проблем как раз не было совершенно. Каюсь, в шестнадцать лет я пошла на поводу у Латаны и прошла полугодовое обучение в подиум-школе, где умение медленно, грациозно ходить, поворачиваться и даже танцевать на двенадцатисантиметровых шпильках вбили в наши организмы намертво. Просто реакции окружающих реально страшно было. И даже не столько за себя, как за то, чтобы смертные, грешным делом, не посворачивали шеи. А Ида — та наоборот, цвела и лучилась счастьем, и даже умудрилась послать воздушный поцелуй какому-то темнокожему парню в кабриолете, тем самым создав на дороге аварийную ситуацию, и мне пришлось за руку спешно уводить нимфу сквозь изумлённо расступающуюся перед нами разномастную толпу.

Подойдя к высоким зеркальным дверям, украшенным мигающей вывеской:

«Добро Пожаловать в Славную, Героическую и Незабвенную Античную Эпоху!»

Я даже не сразу поняла, что мои мучения позади. Знать бы, как я ошибалась!

Внутри, попав в целый лес белых гипсовых и мраморных статуй, я почувствовала странное умиротворение. Вот никогда не впечатлялась подобным творчеством, тем более, никогда не интересовалась античностью, а тут, словно в воздухе разлили что-то иное, настоящее. Не замечая, как Ида нервно теребит меня за пальцы, стряхнув руку нимфы, я, расталкивая нарядно одетую и благоухающую толпу с фотоаппаратами, щебечущую на разных языках и наречиях, устремилась вперед.

Каково же было моё изумление, когда на мраморном постаменте я увидела Пола!

Потрясла головой, отгоняя наваждение, напрасно!

Те же тонкие, фавн меня побери, аристократичные черты, надменное, насмешливое выражение лица, гордый ясный взгляд, устремлённый вдаль, и тонкая, едва заметная, горькая складка у губ. И одет, естественно не в кожу и не в джинсы, а в подобие короткого открытого хитона, не скрывающего литые мускулы и безупречное сложение. Мускулы, твёрдость которых я по достоинству имела счастье оценить ещё в самолёте. Упрямый, немного выдвинутый вперёд подбородок. Словом, никаких сомнений — это был он. Только волосы длинные, кольцами спускаются до плеч.

На глаза, непонятно отчего, навернулись слёзы, и мир подёрнулся голубоватой дымкой. Полный отчаяния крик Иды:

— Арте-е-емис!

Я услышала словно издалека. А потом вдруг потолок наклонился в сторону, и всё, находящееся в зале, включая туристов, тоже стремительно рвануло в сторону, и наступила темнота. Но длилась она недолго.

Глава 15 Киферонские духи

…Никогда не умела аккуратно подпоясывать тунику, так, чтобы пояс держался долгое время. Всегда сбивается во время бега. И какая разница? Кто меня сейчас видит? Нимфы и океаниды разбивают лагерь, а я устала от их разговоров, сплетен, песен, и хочу побыть одна.

…Пусть девчонки немного придут в себя после огней Делоса. Все эти новомодные технологии, гаджеты — под запретом в моих угодьях. Не всех, конечно, но здесь, в заповедной зоне, самое место для отдыха души, тела и духа. Два месяца в Делосе дались мне тяжело. И эльфийкам тоже, сами не понимают, глупышки, как соскучились по тишине и величию девственной, нетронутой рукой цивилизации, природе.

…Висящие на спине колчан и лук немного натёрли плечи, и во время быстрого бега то и дело задевают свисающие лианы, и я оставила снаряжение на попечение Ифи.

…Оголенные руки и ноги приятно холодит вечерний воздух, неслышно подступающий сумрак бежит рядом со мной, осторожно перебирая мягкими лапами.

…Пение птиц затихает и лес наполняется сонмом таинственных шорохов и редким хрустом сухой ветки под неосторожной лапой фавна или ногой гнома. Населяющие мои леса эльфы ходят бесшумно и изящно, как дикие звери, а гномы редко выходят из своих домов, располагающихся между корнями больших деревьев, с наступлением ночи. Они пьют травяные настои и курят короткие толстые трубки, из-за чего лес по колено окутывает сизо-серебристый туман.

…Мимо мелькают серые стволы калабрийской сосны и платана, изредка возвышаются пирамидками холмики агавы. Сгустившийся воздух отдает ночной сладостью, щекочет ноздри и полураскрытые губы. Мускулы всего тела словно потеряли вес, легкий, стремительный бег по вечернему лесу даёт ощущение полёта.

…Голод дал знать о себе томлением в животе, которое сменилось радостным предвкушением. Нимфы наверно, уже поджарили на углях зайчатину и нежную оленину на вертеле. Охота сегодня была не только весёлой, но и удачной.

…Я развернулась назад, перепрыгнула сплетённые корни сосны, нависающие над землёй, и спугнула двоих гномов, не успевших вернуться домой до темноты.

…Забавные человечки в красных колпачках испуганно отпрыгнули в стороны, а затем слеповато прищурились, и довольно заулыбались в бороды.

…Вслед мне донеслось еле слышное:

— Хозяйка вернулась.

— Не поздоровится нибелунгам…

…Я чуть не остановилась, как вкопанная. Неужели нибелунги посмели опять возвратиться в мои леса?

…Злобные маленькие существа, истощающие своим колдовством плодородную, богатую землю в поисках кладов и сокровищ? После того, как злобные карлики пройдут по земле, на ней несколько лет ничего не вырастет… Завтра отправлю девочек, чтобы навели порядок. Ни к чему целой толпой штурмовать Парнас.

…Но это будет завтра.

…Сегодня слышать ничего не хочу о делах. Путешествия в Делос на семейные торжества так выматывают. Сплетни, интриги, происки Геры… Как отцу вообще могло прийти в голову, что я променяю всё это на Олимпийские будни? Пфф…

…Мы стараемся разбивать лагерь на берегу реки, ручья или озера, и чем ближе я подбегаю к месту стоянки, тем громче пахучая прохлада ночного леса окрашивается звоном гомонящего потока. хрустальный ручей впадает в лесное озеро, на берегу которого из хмыза и прошлогодних листьев нимфы разложили костры.

…Запах жареного мяса настойчиво напоминает о том, что с самого утра мы ничего не ели. Дельфийская амброзия, которую сейчас модно пить в Делосе, кажется мне слишком приторной, а нектар, любимый напиток нимф, ни в какое сравнение не идёт с чистой, хрустальной водой из источника!

…Высоко в небе, окутанная серебристым туманом, плывёт белая, полная луна, раздаётся тихий плеск вод лесного озера: это речные русалки решили присоединиться к нашему скромному пиршеству. Лесные духи, расположившись на низких ветвях деревьев и кустарников, тихо поют тонкими голосами, и их песня напоминает шелест листвы и звон колокольчиков одновременно.

Разве можно спать в такую красивую ночь?

…Вон, мои океаниды и речные русалки уже взялись за руки и кружатся на берегу озера вокруг столпов ароматного дыма.

…Темные кроны деревьев в неверном свете костров напоминают фигуры атлетов-титанов, и своими очертаниями будоражат воображение моих нимф. Какие они всё-таки юные и доверчивые. Да, на Парнас завтра возьму с собой тех, кто постарше. Ида обидится. Она давно просилась. Но в лесу она будет в большей безопасности, чем среди свиты Аполлона.

…На Парнас решила отправиться на рассвете, когда нимфы, утомлённые долгим, насыщенным днём и волшебной ночью, крепко спали.

…С собой решила взять только Калли, Дафну и Дельфион. Прости, Ида, ты ещё слишком юна, чтобы суметь устоять перед соблазнами Парнаса.

— Ты как будто нарочно ждал меня?

…Нигде мне не бывает так сладко и светло, как в объятиях бога-солнца Феба, моего любимого брата. Мощный и величественный, с мудрым, проникающим в самую душу взглядом, Пол стоял на самой вершине, вглядываясь вдаль, как будто знал, что я приду. Хотя он всегда знает, где я и что со мной. И я чувствую его, как себя. С утробы матери мы неразлучны, и кажется, что живём одну жизнь на двоих. Вместе и навсегда.

…И наши встречи, как слияние лучей рассветного солнца с едва заметным светом бледной утренней луны.

…И так есть с самых первых дней жизни, и так и будет. Утонув однажды в бирюзовом свете родных глаз, я взяла обещание с отца: он никогда не отдаст меня замуж. Потому что невозможно быть с кем-то, когда у тебя одно сердце на двоих. И я точно знаю — меня никто не видит и не знает так, как он.

— Ничего подобного, — Пол зарывается лицом в мои волосы, и его светло-золотые локоны сплетаются с моими, рыжими и непослушными.

…Привычно подкашиваются колени, а в голове словно играет целый оркестр лесных духов.

— Я совершенно не думал о тебе. Я даже забыл, как ты выглядишь.

… С этими словами Пол подхватывает меня на руки и за дрожь в коленях можно не опасаться. Всё равно, он итак знает, что со мной. Потому что чувствует то же самое.

— Тогда поставь меня на землю, и я пойду по своим делам.

…Я пытаюсь вырваться, прилагая очень даже ощутимые усилия, но знаю, что Пол никогда меня не отпустит. И даже если разожмёт руки, моё собственное сердце будет держать меня на расстоянии вытянутой руки, пока Пол проводит пальцами по моей щеке, заправляет за ушко выбившуюся прядь волос и улыбается.

— Ты совсем сонная, — наконец говорит он, и опять привлекает меня к широкой мускулистой груди.

…Мы опускаемся на землю, погружаясь в томную ароматную негу левкоев и гиацинтов, что в избытке растут здесь, и под звуки кифары я засыпаю. Крепкий сладкий сон обволакивает уставшее тело, мне легко и хорошо, я словно погружаюсь в тёплые воды Лазурного дельфийского океана.

…Поцелуй полуденного солнца будит меня, а дух южного ветра играет с волосами.

…Взгляд Аполлона, застигнутого врасплох моим внезапным пробуждением, наполнен грустью, и возле губ брата обозначилась горькая складка. Он часто так смотрит на меня, когда думает, что я не вижу. В такие моменты я не понимаю брата. Ведь что может быть лучше, чище и прекраснее, чем наша жизнь — одна на двоих? Единое сердце, единый дух, единый свет душ. Почему он часто говорит, что, не задумываясь, отдал бы бессмертие за то, чтобы только не быть моим братом, рождённым от одного отца и одной матери? Неужели мимолётные чувственные наслаждения способны ещё больше наполнить счастьем нашу жизнь? Может ли страсть, кружащая голову наи и обрекающая на смерть нимф, восполнить собой пустоту, которая, я знаю, живёт в сердце каждого, не знающего, что такое истинное родство душ. Мой ответ один — нет. Не может.

…Чтобы опередить неприятный для нас обоих разговор, я улыбнулась, протянула руку, погладила Пола по щеке.

— Артемис, это правда, что рассказывают в Дельфах про юного охотника, Актеона?

…Почему Дельфы вечно узнают обо всём первыми? И зачем толковать сплетни столь превратно. Готова побиться об заклад, что обыватели завсегдатаев игорных земель Олимпийцев готовы съесть свои языки, приправленные сладким вкусом очередного слуха! Наверняка, историю с Актеоном они преподносят не иначе, как тщательно культивируя и преумножая жестокость наини Девы Артемиды-Охотницы! Одно то, что Аполлон назвал Актеона юным охотником, говорит о многом.

…А, тем не менее, этот сын фавна и лесной нимфы, пасынок Киферия, разменял на момент нашей встречи вторую сотню лет, что весьма недурно для смертного.

…Я закрываю глаза и снова вижу маленький уютный грот и полные страсти глаза полу-фавна полу-эльфа. Не смотря на чересчур длинные руки и сутулость, больше напоминающую горб, у Актеона оказалось разумное, даже мудрое тело… И да, он знал, на что шёл.

— Твоя любовь для меня важнее жизни, богиня Утренней Луны.

— Пока ещё можно передумать. Ты знаешь мои условия.

…Открываю глаза и вижу, как хмурится Аполлон. Я не понимаю, что с братом, но не хочу, чтобы он грустил.

— Он вовсе не был юным, — пытаюсь внести хоть какую-то ясность.

…Пол молчит. Только смотрит. А потом отводит взгляд в сторону.

— Если ты про оленя, растерзанного сворой охотничьих собак, то таковы условия игры, ты же знаешь. Наи всегда нравились громкие истории. Назвав оленя именем Актеона, я соблюла ритуал.

— То есть, ты не превращала Актеона в этого оленя?

…Я качаю головой и улыбаюсь.

— Так он не мёртв?

— С чего бы ему быть мёртвым? Он теперь жрец одного из моих храмов в Эфесе. Но он умер для мира, вместе с несчастным жертвенным животным. Это единственная правда.

— Я предпочел бы, чтобы о н умер.

…Я молчу. На это мне нечего сказать.

— Тебя так расстроил ритуал инициации?

…Аполлон покачал головой и заправил золотистый локон за ухо.

— Я устал, Артемис. Все эти нелепые ритуалы, сплетни, Делос, Аттика… Попытки наини женить меня на себе. Вражда, соперничество. Игры Зевса. Интриги Геры. Раз за разом, подавляемые восстания. Каждый наш шаг предугадан. Невозможность выиграть. И теперь это возвращение киферонских духов. И ты. Такая близкая, такая недосягаемая. Я устал.

— Тебя ли я слышу? Ты называешь недосягаемой ту, с кем живёшь одну жизнь на двоих?

— Это хуже всего. Это мой свет и моё проклятье.

— Проклятье одно на двоих, — я встаю, сажусь к нему за спину, обнимаю, склоняю голову на могучее плечо.

…И тут понимаю, что не ослышалась. Он и вправду говорил о киферонских духах. Неужели они вернулись?!

…Аполлон подтверждает мои худшие опасения.

…Киферонские духи, или демоны, крадущие души детей и принимающие их облик. Хитрые, как воплощение самой Преисподней, безжалостные, как голодные звери.

…Их трудно распознать, только самые сильные наи могут. И ещё труднее убить. Убивая киферонского демона, отдаёшь часть своей Силы, на восстановление которой могут уйти столетия. Только Олимпийцы способны на это. Из всех богов мы самые сильные.

— Я об одном прошу тебя, Артемис, — взгляд Аполлона полон тревоги за меня. — Будь здесь, пока я буду на Кифероне.

— Ты знаешь, что я не могу выполнить твою просьбу, — пожимаю плечами. — Одна жизнь на двоих, Пол. Я не пущу тебя одного.

…Я понимаю, почему Пол позвал меня. Отправься он на Киферон один, я услышала бы его. И всё равно пришла. А так он надеялся уговорить меня не вмешиваться. Не вмешиваться, пока брат отдает часть своей жизни. Он думал, что я могу согласиться?

— Смотри, Артемис, видишь этих детей несчастной Ниобы? Они мертвы. Но мы можем вернуть назад их души, если убьём демонов до захода Солнца.

— Тогда придержи Солнце в зените, Светлый Феб. И это будет наша лучшая охота.

…Солнечные стрелы за спиной Аполлона, и лунные — в моём колчане. Начинается наша с братом охота, но непонятно, чем закончится она для нас.

…Кружатся юные, словно созданные из света фигурки в просторных белых одеждах, а я чувствую под пальцами твердое и гладкое древко лука и упругую, натянутую тетиву. Семь девочек с распущенными волосами, в белых венках, взявшись за руки, танцуют на берегу озера.

…Радостные крики доносятся из-за холма. Вот, по молодой зеленой поросли, крича и улюлюкая, несутся ещё дети. На этот раз мальчишки… Растрепанные, с раскрасневшимися щеками, увлеченные игрой…

…Но зрением наи, истинным зрением, вижу я тронутые тленом пухлые щечки и синюшные губы, вижу, как черви точат изнутри тела детей. Киферонские духи уже выпили их души, почти всех… В живых пока ещё остаются старшая из девочек, Мелибея, и младший мальчик, Амикл.

…Горе постигло дом горделивой царицы города Фивы, прекрасной Ниобы.

— Для умерщвления демонов нужно благословение Зевса, — Пол кладёт руку мне на плечо. — Правда, я не знаю, как его получить. После нашей последней ссоры…

— Ты слышишь, Артемис? — Пол легонько трясёт меня.

…Я отворачиваюсь от открывающейся картины, от игры на лугу. Я не могу больше смотреть на это, слёзы отчаяния и бессилия застилают глаза. Детей не вернуть, и смерть киферонских духов выглядеть будет смертью невинных. Но можно спасти попытаться последних детей, что не выпиты демонами. Пока не выпиты. Вот алые нити тянутся к сердцу юной Мелибеи, вот падает на колени, словно подвернув ногу, славный кудрявый Амикл.

— Я слышу, — прижимаюсь к Полу и шепчу. — Но пока мы будем просить благословения, духи выпьют души двух последних детей. Мы должны сохранить их для Фив, умоляю.

…Заглядываю Аполлону в глаза и привычно тону в бездонной бирюзовой глубине.

— Прошу тебя.

…Аполлон кивает.

— Потеря такого количества Силы ослабит нас, Артемис. А за участие в последнем бунте Делоса нам грозит изгнание.

— Мы должны попытаться…

— Подожди. Я хотел сказать тебе, что Саон на нашей стороне.

— Но он же не поддержал восстание?

— Нам нужен наи на Олимпе. Но если нас изгонят, Саон найдет меня и откроет истину. Имы вспомним, во имя чего жили, Артемис.

— Тогда… Счастья в охоте, Светлый Феб.

— Счастья в охоте, Дева Артемис.

…Поёт серебряная стрела в унисон с золотой, безвозвратно унося с собой Силу. Над зелёным лугом сгущаются чёрные тучи, и слышится адский визг уносящихся в Преисподнюю духов.

…Дети бросаются врассыпную, и наши с Аполлоном стрелы свистят одна за другой.

…Царица Ниоба не в силах будет совладать со своим горем…

…Пусть Мелибея и Амикл станут отрадой для неё, как мы с Полом для Латаны… после красной весны в Аттике

…Где я? Что это за место, где я не чувствую ни верха, ни низа, ни даже опоры под ногами… Здесь как будто и воздуха нет.

…Что произошло? Я ничего не помню, кроме того, что мы с Полом…

…Пол!

…Где ты?!

…Я не чувствую ни рук, ни ног, и с ужасом убеждаюсь, что у меня нет ни того, ни другого. А бездонная тьма стоит кругом, потому что у меня и глаз нет.

…Пол… Я же чувствую, ты рядом. Но я не могу позвать тебя: Пол! Пол!! Пол!!!!

…Меня затягивает в некое подобие воронки, я чувствую, как лёгкая и бесплотная я, словно созданная из эфира, теку вниз, и только нечеловеческое усилие позволяет мне не уйти в эту чёрную дыру целиком…

…Голоса.

…Точно. Я слышу, или правильнее сказать, осязаю их. Едва ощутимые колебания эфира, в который превратилось моё тело.

…Один голос глухой и низкий, другой тонкий и высокий. Я не понимаю, мужские они или женские, утратив тело, я утратила и собственное ощущение пола.

— План с киферонскими демонами был хорош.

— Они утратили столько Силы, что стали беззащитны.

— Откуда ты знала, что они бросятся на помощь царице Фив?

— Я слышала, что они — и есть главные зачинщики смуты. Жалеющие смертных, слабые сами.

— Утраченный Свиток вернёт тебе былое величие, мой господин.

— Мне кажется, или Артемис нас слышит?

— Неважно. Скоро она не вспомнит…

…Новый голос. Как будто я слышала его раньше. Но где? Не знаю. Я чувствую, как память оставляет меня. Кто я?

— Стойте. Я с ними.

— Ты знаешь условия.

— Знаю.

— И всё равно хочешь быть со своими детьми?

— Да.

— Это твоё последнее слово, неразумная женщина?

— Да.

— Твоя воля?

— Да.

— Так тому и быть. Выбирай.

…Сдавленный, полный глубинной боли, стон.

— Я всегда говорила, детей должно быть много. Когда их мало, ты слишком прирастаешь к ним душой и становишься слабой.

— А у твоего мужа их так много, что чересчур, и этим, видимо, объясняется его бессердечие. Ведь у него намного больше детей, чем у тебя.

— Ты скоро пожалеешь о своих опрометчиво брошенных словах.

…О чём они говорят? И почему мне кажутся знакомыми эти голоса?

…Воронка расширяется, и меня тянет вниз.

— Только не на Землю! Заклинаю вас Сило-ой Свитка-а-а!

…Последнее, что я слышу — равнодушное молчание.

…Из глубины сознания всплывает мысль: только бы Саон нашёл Пола. Только бы нашёл. А Пол меня вытянет. Он всегда меня спасает.

Глава 16 Зов. И немного мелкого пакостничества

— Артемис! Пожалуйста, Артемис! Не пугай меня!

Тьма перед глазами рассеялась, и я увидела над собой лицо Ни’иды.

И без того немаленькие глаза нимфы сейчас были просто огромными от испуга.

А на чём я лежу?

Оказалось, что на мягкой, обитой бархатом кушетке, а Ида сидит рядом и чуть не плачет.

Рядом с нимфой присел на краешек кушетки, невысокого роста, коренастый, но в целом приятный брюнет в белоснежном костюме с хитрыми глазами и приятной улыбкой.

— Пришла в себя? — участливо поинтересовался он. — Я могу чем-нибудь ещё помочь?

И он подмигнул Иде, а та даже слегка покраснела.

— Простите, уважаемый, нам с подругой надо отойти.

— Вас проводить? — ещё шире улыбнулся парень.

Хотя, приглядевшись к новому знакомому Иды получше, стало понятно, что не так уж он и молод, как мне показалось с первого взгляда. Ему около тридцати.

Чуть ли не рывком вскочила с кушетки и увлекла за собой Иду, усиленно делающую мне страшные глаза.

— Где у вас здесь дамская комната? — спросила у девушки в белой тоге с бейджиком, и, проследовав её указанию, потащила нимфу к дверям с характерным значком.

— Что ты делаешь, Артемис? — простонала Ида, стоило дверям за нашей спиной захлопнуться.

— Пол, — начала я, но Ида вдруг прижала ладонь прямо к моим губам, показывая глазами на чьи-то носки туфель, выглядывающие из-под одной из дверей. Остальные кабинки были пусты, и для того, чтобы поговорить, наконец, нам надо было дождаться, когда единственная посетительница покинет место уединения.

— Козёл, — закончила я начатую фразу. — Уверена, он тоже где-то здесь.

Дверца распахнулась, явив нам во всей красе Дельфион, или девушку с голубыми волосами. Насколько мне известно, нынешнюю спутницу Афродиты. И, согласно самым свежим воспоминаниям, мою бывшую спутницу.

Как она могла переметнуться к Дите? Что та пообещала океаниде, в случае, если первая доберётся до Свитка? Да и почему Афродита тут в окружении моей бывшей свиты! Не верю, что у покровительницы океанид не хватает собственных?

Дельфион споро, стараясь не поднимать на пристально разглядывающую её меня глаз, покинула дамскую комнату, и стоило ей захлопнуть дверь, раздался лёгкий щелчок, на который, к сожалению, ни я, ни Ида не обратили внимания.

— Пол нанял Саона!

— Свиток здесь!

Выпалили мы одновременно с Идой и уставились друг на друга во все глаза.

— Что?

— Что?

Воскликнули в один голос.

— Давай ты первая, — попросила я.

— Я чувствую сильную концентрацию магического поля, — прошептала Ида, прислоняясь спиной к стене. — Я почти уверена, что это всё Свиток. И то, что ты что-то вспомнила, лучшее подтверждение. А зачем Пол нанял Саона? То есть когда? Что ты вообще имела ввиду?

— Незадолго до стирания памяти, чтобы тот напомнил ему, кто он есть!

— Вообще похоже на то, — кивнула нимфа. — Что-то подобное я подозревала. Уверена, что у Дельфион с Афродитой тоже какой-то договор.

— Боюсь, он начался задолго до попадания нас сюда, — сухо заметила я.

— Ты о чём?

— Я вспомнила, что она была одна из тех, кто видел меня незадолго до… ты понимаешь.

Ида кивнула.

— Сейчас главное — не упустить шанс, — нимфа с усилием оторвалась от стены, заглянула в зеркало, поправила причёску. — Это магическое поле сбивает с ног, — пробормотала она себе под нос.

— Ты имеешь ввиду, найти этот шанс? Долго я провалялась в обмороке? Нужно срочно найти этого самого мистера Таубе.

— Артемис, нет, — слабо простонала Ида. — Ты так ничего не поняла!

— Что я должна была понять?

— То, что не надо его искать. Точнее, мы нашли его, как только ты потеряла сознание. Он донёс тебя до кушетки.

— Вот ведь повезло! Надо теперь найти его и поблагодарить!

— Надо было и благодарить, — кисло согласилась со мной Ида. — А не тянуть меня в туалет, как будто у тебя кровь носом пошла!

— Ты хочешь сказать, что тот парень, в белом?

— Именно. Андрис Таубе. Спонсор этого мероприятия и владелец Свитка.

— Что ж ты сразу не сказала?!

Нимфа только развела руками. Мол, а ты слушала?

— Ну да, ну да, — я бегло осмотрела себя в зеркало. Если всё так и есть, нельзя терять ни минуты. Мы уже завели нужное знакомство, чем и нужно воспользоваться. А учитывая, что мы встретили Дельфион, Афродита тоже где-то здесь, и, что-то мне подсказывает, ушлая сестричка сделает всё, чтобы опередить нас.

— Слушай, а ты уверена, что это он и есть? Мы пришли знакомиться с мужиком, которому полных сорок девять, а этому — хорошо, если тридцать исполнилось!

— А чего бы ему плохо выглядеть, — Ида подправила блеск на губах. — Особенно, если учесть, что это Гермес.

— Что?!

— Да, ещё один твой брат.

Что-то много у меня в последнее время братьев развелось!

— Как, впрочем, и Афродиты, и Пола, и Саона…

— Чего же мы ждём? Бежим!

Увы, далеко убежать не удалось.

Стоило мне дёрнуть ручку двери, которая и не подумала поддаваться, пришла страшная догадка о вероломности бывшей спутницы. Дельфион! Нет!

Она нас здесь закрыла.

Я лихорадочно дёргала ручку, принявшись с силой стучать в дверь кулаком.

За спиной раздался сдавленный стон.

Оглянулась — нимфе стало совсем плохо. Закатив глаза, она медленно сползала по кафельной стенке. Как же сегодня всё не вовремя!

Я принялась тормошить нимфу, трясти её, ухватив за хрупкие плечи, не давая окончательно осесть на холодный пол.

Внезапно из закрытых кранов над раковинами хлынула вода. Причём именно хлынула, чуть ли не водопадом, а журчание за кремовыми дверями кабинок навело на мысль, что и водяная составляющая, извините, унитазов, поднимается вверх, грозясь выйти из берегов. Опять-таки, извините, но может статься, что и со всем содержимым.

На моё счастье Ида пришла в себя.

В секунды оценив обстановку, она слабо прошептала:

— Это Афродита. Вода — её Сила. Она же Морская богиня. Но… Ей кто-то помогает. Кто-то очень влиятельный, кто мешает тебе, Артемис. Надо спешить, — и опять начала оседать на пол.

Ну, уж нет! Пара хлестких пощёчин помогла Иде оставаться в сознании, в то время как я отчаянно пыталась подпрыгнуть, чтобы достать до узкого окошка. Хотя, судя по мощным потокам воды, хлынувшей по полу и закружившейся вокруг моих обутых в золотые лодочки ног, можно особо и не стараться. Скоро мы сможем добраться до заветного окошка вплавь.

Как я всё-таки добралась до окошка, и чего мне стоило его открыть и втащить вслед за собой сонную, как муху, Иду, я постараюсь не вспоминать никогда-никогда. Ни в этом воплощении, ни в следующем, ни когда остальная память вернётся. Вот честно, ни к чему это! Сплошной урон для психики и самолюбия!

Чтобы возвращаться на выставку и речи не могло быть. И если бы вы видели, в каком виде мы с нимфой ввалились в гостеприимно распахнутые двери гест-хауса, вы бы тут же перестали нас осуждать.

Если не далее, как пару часов назад мы были небожительницами, точнее одной небожительницей и одной эльфийкой, то сейчас мы больше напоминали мокрых облезлых бродячих кошек. Или побирушек, если слегка, да, достаточно совсем слегка, принюхаться.

Злая, как самец минотавра в период весеннего гона, я предвкушала горячий душ в нашем номере, когда оказалось, что там — в номере, а не в душе! — нас поджидает наряд полиции и психиатрической бригады на всякий случай. Зараза Афродита и здесь умудрилась нас подставить.

А вид наш с нимфой, повторюсь, впечатление здравого смысла не очень-то производил!

Никогда не прощу Дите эти два следующие унизительные часа допроса и проверки документов!

Когда ближе к полуночи я, наконец, закутанная в махровый пушистый халатик вышла из душа и присоединилась к нимфе в таком же халатике, которая уже вполне пришла в себя и потягивала энергетический напиток, восстанавливая силы, — ей его тот самый администратор прислал, извиняясь за ложное подозрение. В общем, вы понимаете, что не только одна Дита тут владеет искусством соблазнения! Так вот, когда я присоединилась к отходчивой и довольной жизнью нимфе, моя злость достигла таких пределов, что если бы мне помогал тот самый некто, кто помог сегодня Дите активировать Силу её стихии, то клянусь, тут на сотни километров вокруг камня на камне бы не осталось!

Довольная улыбка на губах Иды и чересчур хищный взгляд натолкнули меня на мысль, что в светлой головке с бугорками рожек явно созрела некая очередная стратегия.

Позаимствовала баночку с энергетиком у нимфы, сделала большой глоток.

Выжидательно посмотрела на неё.

Ида привычно поняла меня без слов и покачала ключом на пальце.

— И? — не поняла я.

— Приглядись, Артемис, это не наш ключ!

— А чей? — Я откровенно недоумевала.

— Ключ от комнаты Диты! А этот — он комнаты океанид, — и Ида нехорошо, очень нехорошо усмехнулась.

— Как тебе удалось? — хотя я, кажется, даже не удивилась.

— Понимаешь, Томасу очень, — усмехнулась Ида. — Очень… Ну просто очень стыдно за то, что поверил Дите, твоей вероломной сестре, которая воспользовалась своим коварством и его, Томаса, наивностью, чтобы помешать тебе, её несчастной младшей сестрёнке, воссоединиться с любимым.

— С любимым?

— Ну, там так получилось, — Ида рассмеялась. — Перформанс, он, знаешь ли, хорош тем, что спонтанен.

— Плачут по тебе арены наших театров, — задумчиво подытожила я, и, увидев знакомые звёздочки, загоревшиеся в глазах нимфы, поспешила перевести её внимание в более насущном направлении.

— Сколько у нас времени?

Будет с меня её амплуа супершпиона.

— Полчаса.

— Достаточно.

Я окинула взглядом тумбочку нимфы, на которой расположились наши сегодняшние покупки, которые крема.

— Думаешь о том же, о чём и я? — Ида наморщила лоб, отчего рожки обозначились более отчётливо.

— Говоришь, на вампиров неожиданно действует? — я мстительно улыбнулась. — А потому что не надо было меня злить. — А как насчет океанид и богинь?

— Думаю, это будет очень интересный эксперимент. Важный крайне, для развития современной науки.

— Важный, да. Она тебя не забудет, — серьёзно кивнула я. — Я, если что, науку имею ввиду.

— А я подумала, одну нашу знакомую наини, — прыснула Ида.

— Она тоже, — гаденько прыснула я в ответ.

— Так значит, эксперимент? — Ида деловито выбирала те самые крема и складывала их в косметичку с лошадками.

Я кивнула, умиляясь её аккуратности.

— Я бы еще депиляторы им в шампуни с бальзамами налила, но боюсь, это слишком жестоко даже для меня.

— Эх, — вздохнула Ида. — Добрая ты, Артемис.

— Хм. Последний раз я слышала эту фразу… Ты права, никогда, — согласилась я с Идой.

— Ну так… Стоит ли соответствовать тогда? — подмигнула мне нимфа.

У неё точно в роду фавнов не было?! Похоже, мелкое пакостничество для неё — как дышать! Замечательная подруга!

Через полчаса всё было готово для встречи Диты и моих бывших продажных океанид. Ключ благополучно возвращён Томасу, а чтобы не оставить отпечатки пальцев — Ида настояла — действовали мы в косметических перчатках. Ида не хотела улики оставлять, а мне не хотелось пробовать действие загадочной смеси на наини. Тем более что скоро будет, кому его опробовать.

С чувством выполненного долга, довольные и счастливые, мы улеглись по своим кроватям.

Только сейчас я поняла, как устала. Неужели я, наконец-то высплюсь?

Однако стоило погрузиться в блаженную негу свежих, хрустящих простыней, как на мою постель взгромоздилось что-то, хлюпающее носом. Спросонья я даже не сразу поняла, что это нимфа.

Ида уткнулась носом мне в плечо и, прижавшись, обняла.

Нет, только не это. Только не продолжение того разговора в самолёте! Хотя разговором это было только с моей стороны. С нимфы требовались только хлюпанья носом и сдавленные рыдания. Небеса, или как вас там, умоляю, только не это!

Оказалось, именно это.

— Арте-емис, — проныла нимфа. — Артемис, ты спишь?

Я-то сплю, а вот это существо с острыми ушками вообще во сне нуждается?

Решив не напоминать оному существу, что в этом воплощении я не могу похвастаться ничем, кроме как весьма хлипким и слабым смертным телом, я, в свою очередь, приобняла нимфу и привлекла к себе.

— Что случилось? — спросила немного хриплым со сна голосом.

— Помнишь, в туалете…

— Помню, — согласилась я. — Но очень стараюсь забыть. Так что если ты не против…

— Я когда сознание потеряла, Артемис… Мне Андрей приснился. Как будто мы опять дома, в Астрелии…

— Подожди, — сонно пробормотала я. Оно, конечно, вопрос не так, чтобы важный, но именно в таком вот просоночном состоянии и начинаешь молоть разную несусветную чушь, не имеющую никакого непосредственного отношения к текущей беседе. — Астрелия и Делос — это одно и то же место?

— Здесь, на Земле, одно. А вообще-то это два Олимпийских мира. В их честь и назвали земной остров…

— В честь сразу двух миров?

— Ну, тут с логикой всегда беда была…

О небо! Что я делаю?! Ида пришла ко мне, чтобы пожаловаться на жизнь, а я дурю ей голову какой-то ерундой…

— Идочка, так что там тебе привиделось? Когда в обмороке была?

Ерунда-ерундой, но это возымело неожиданное действие. Нимфа хлюпать носом перестала и более спокойным тоном продолжила.

— Мне показалось, что мы дома. В Астрелии. В твоих охотничьих угодьях. Туда никому, кроме нас хода нет. Ты вообще нежданных гостей не жалуешь.

— На меня похоже, — серьёзно подтвердила я.

Ида даже хихикнула, а потом опять погрустнела.

— И Андрей снился. Только как будто он не вампир совсем, а лесной эльф. Равный мне, понимаешь? Такой настоящий как будто, такой родной. Я его совершенно не боюсь, обнимаю, и чувствую, как коленки дрожат. Подкашиваются. А он мне говорит, что я — его сердце, его душа, его смысл вещей. И я понимаю, что он правду говорит. Такой искренний. Такой близкий. Вот чувствую, что мой, и всё. Артемис, мне никто больше не нужен. Я когда его увидела, это поняла. Это страшно, такое понять. Вампиры — самые главные враги эльфов. Я рассказывала, ты знаешь. Хуже того, что со мной произошло, быть не может. Меня тянет к нему. Я знаю, что если он позовёт — всё. Я боюсь до одури. Я ведь тогда… Когда с Игорем… Тебя одну оставила.

Ида сбивалась, захлёбываясь в беззвучных рыданиях, но говорила всё быстрее и быстрее.

— Если бы не Саон, бы себя не простила никогда. Артемис. У вампиров Зов есть. У них нет Силы, как у богов, нет волшебства, как у эльфов, зато есть Зов. Он если позовёт меня, и я не послушаюсь, я умру. Я точно знаю. Артемис, он для меня — всё.

Я вздохнула. Что тут скажешь? Но что-то говорить от меня, к счастью, и не требовалось. Ида отлично справлялась сама, без моего участия.

— Он сказал, что старался уберечь Игоря, защитить. И не смог. Из-за меня не смог, понимаешь? Он тоже голову потерял. Теперь беда. Его ищут. Найдут — лицензии нет. Истрачена. Его лицензия на охоту, понимаешь? Он сказал, что никогда бы ей не воспользовался. И он не воспользовался. Я ему верю. Он защищал то, что ему дорого. За убийство, тем более, за охоту без лицензии с вампиром знаешь, что будет?

Я покачала головой. Я не знала.

— Приговор к вечности. Страшный, страшный приговор! Никто не может быть так виноват, чтобы его приговорили к вечности. Он говорит, что должен был помочь.

— Ида, это ведь только сон.

Даже в темноте я почувствовала, как Ида помотала головой.

— Не просто сон.

Я молчала. Я чувствовала, нимфа чего-то не договаривает. Не доверяет? Её право. Она знает мою тягу к справедливости. И знает, с каким подозрением я отношусь к Андрею.

Всё-таки оказалось, что доверяет.

И меня порадовала то, что её вера в меня пересилила.

Потому что нимфа продолжила.

— Это не обморок был. Я сначала подумала, что это Сила Афродиты, или другого наи, или поле Свитка такое мощное. Но нет. Это был Андрей. Мы общались посредством Зова.

— Ты же говоришь, что видела его эльфом.

— Зов на расстоянии такое позволяет. Он пришёл ко мне в виде существа, которое не вызвало бы страха. Эльфом.

— Погоди. Они же Зов и в охоте используют.

После небольшой паузы нимфа кивнула.

— Ладно. Это сейчас к делу не относится.

— Ты меня осуждаешь?

А как мне её осуждать? Сама сегодня вспомнила такое… Пока в обмороке валялась. Очнувшись, отношение к Полу, к Павлу то есть, а не к Аполлону, вернулось, как было. Отвратительное довольно-таки отношение. Но и забыть того, что вспомнила, не могла.

Осуждать нимфу за дрожь в коленях? Или за это ощущение «своего существа», своей половинки? После того, как я узнала, что с единоутробным близнецом мы вообще живём одну жизнь на двоих?! Это было бы, как минимум, странно.

Но судя по тому, что я слышала от Аполлона (буду всё-таки в воспоминаниях называть его так, во избежание неразберихи), Саон его нашёл. И напомнил, кто он. Выполнил то, что обещал. Но почему он меня ненавидит?! Почему Саон не сказал ему, что он… любит меня больше всего на свете?

Или в воплощениях это не важно? Я не очень-то разбираюсь в этих тонкостях.

Значит, боги могут быть очень близки, могут даже сильно любить друг друга…

Ведь там, в воспоминаниях, всё было по-настоящему.

Да что говорить. Только там и было всё по-настоящему. То есть, тогда мне так казалось. Жаль, что так мало удалось вспомнить. Слишком мало.

— Ида, — позвала я теперь задремавшую нимфу. — А может такое быть, чтобы боги… Ну, любили друг друга, — сказала я глухим голосом. — Очень любили. А потом, в других воплощениях, этого не помнили. Или даже наоборот, ненавидели друг друга, враждовали.

— Я думала над этим, — невесело вздохнула Ида. — Думала, что с Аполлоном. Он раньше никогда не отдал бы меня… А ты… Во всех Олимпийских мирах, Артемис, не было бога, эльфа, фавна или смертного, кто ни завидовал бы вашей с братом любви.

Вот как.

Значит, выходит, все нам завидовали. Без исключения.

Получается, то, что происходит сейчас между нами — я себя и Пола имею ввиду, это подстава?

Ида молчала.

— Заговор? Интриги?

— Очень похоже на то.

Я вспомнила о голосах, которые слышала, прежде чем просочиться в чёрную воронку и окончательно утратить память.

Они говорили что-то то ли о заговоре, то ли о восстании.

— А ложные воспоминания? — мне пришла в голову очередная догадка. — Это возможно?

— Возможно, но вряд ли, — сходу отмела это предположение Ида. — Аполлон — слишком сильный бог. Его разум не поддался бы. Он бы отличил фальшивые воспоминания от настоящих.

— А если человек, или полубог — полуэльф, — сказала я, откровенно намекая на Саона, хоть это было и без надобности, нимфа прекрасно меня понимала. — Короче, неважно, кто. Факт — тот, кому Пол доверяет, как себе, кто приоткрыл для него завесу в утраченную память, так вот, если этот кто-то очернил меня? Или сказал, что мы враждовали? Ну, или ещё что-нибудь.

Нимфа молчала.

— Не знаю, — наконец сказала она.

— Но зачем это Саону?

— Здесь каждый играет в свою игру, — сказала нимфа.

— Да, я помню. В погоне за Свитком у меня нет ни друзей, ни родственников. Кроме тебя, Ида.

Нимфа прижалась ко мне тёплым боком ещё теснее.

— Я люблю тебя, Артемис, — тихо-тихо сказала она, засыпая.

— И я люблю тебя, Ни’ида, — прошептала я в ответ, прижимаясь к нимфе.

Так мы и уснули, обнявшись, на моей кровати.

И, хвала небу и звёздам Астрелии, на этот раз без каких-либо сновидений, Зова, воспоминаний и всего подобного.

Глава 17 Хоть что-то приятное

Каким же сладким было пробуждение!

Визг Афродиты, на ультразвуке, скатываемый в истерику, вместе с визгом вторивших ей океанид, звучал слаще эльфийской музыки.

Интересно, Томас вызовет ей психиатрическую бригаду? — сонно подумалось мне.

Наверно, подумалось вслух, потому что Ида пробурчала откуда-то из-под бока:

— А хорошо бы… Только вряд ли. Этот совестливый портье итак будет чувствовать себя виноватым за то, что дал нам их ключ.

— Что я могу ему сказать? — я сладко потянулась, прислушиваясь к непрекращающимся воплям Диты. — Жизнь полна несправедливости.

В дверь постучали.

— Я не хочу открывать, — заявила я, накрываясь простыней с головой. — Наверняка нам нотации пришли читать.

— Мы спим ещё, ага, — согласилась нимфа. — Или вообще гулять ушли.

— Эй, леди. Приказано передать лично в руки. От мистера Андриса Таубе.

Я ураганом взвилась над кроватью и через секунду была у двери. Общение с нимфой влияет на мою способность перемещения в пространстве, я давно заметила.

Стараясь не обращать внимание на откровенный взгляд Томаса, уставившегося на мою скромную пижаму — скромную я имею ввиду, по размерам, то бишь по незначительному количеству зеленого шёлка, на эту самую пижаму потраченного, я выхватила у него из рук белый неподписанный конверт.

Вовремя, кстати, выхватила. Потому что с другой стороны к Томасу, имевшему неосторожность на весь коридор кричать имя мистера Таубе чуть ли не перекрикивая вопли Диты, уже приближался ушлый Пол, и если бы не быстрота моей реакции, именно он завладел бы конвертом.

Ухмыльнувшись и показав наглому братцу язык, я захлопнула дверь прямо перед его носом, и с довольной улыбкой вернулась к Иде.

— Быстро я? — не смогла удержаться, чтобы не похвастаться.

— Я горжусь тобой, — пропела Ида, сладко потягиваясь.

Дрожащими руками я вскрыла конверт.

«Дорогая сестрёнка, буду рад видеть тебя в добром здравии у себя дома, в 12 эй эм. Нам многое нужно обсудить. Ἑρμῆς»

Прочитала я вслух.

— А что это за закорючки? — спросила Иду.

— Гермес, — пояснила Ида.

А сейчас сколько времени?

Одиннадцать!

Однако нам стоит поспешить!

Ровно в пять минут первого мы с нимфой стучали старинным дверным молотком в резную высокую дверь невысокого серого дома, расположенного в самом конце сорок второй улицы центрального Манхэттена.

Дверь нам открыла высокая, выше меня, пепельная блондинка с высокими скулами и узкими бледными губами. Впрочем, блондинка была настолько хороша, что этот небольшой дефект её ничуть не портил, а наоборот, придавал очарования, делая непохожей на словно нарисованных под одну копирку, современных барышень.

Но не это потрясло меня.

Сейчас, смыв розовую краску с волос, океанида была точь-в-точь такая же, как я запомнила её на Парнасе.

Дафна, моя бывшая спутница. Та, которая присоединилась к Афродите. Помимо Калли и Дельфион.

— Моя госпожа, — к моему изумлению, океанида склонилась передо мной в поклоне.

— Дафна? — я не спешила принимать протянутую руку.

— Наи Гермес всё объяснит, — Дафна посторонилась, пропуская нас с Идой в высокий холл, выложенный белым мрамором, с колоннами, статуями, словом, уменьшенной копией вчерашнего выставочного зала.

— Артемис, сестрёнка, — вчерашний знакомец уже спешил к нам.

Значит, этот невысокий молодой брюнет, с трудом дотягивающий мне до середины головы, что уж говорить о хрупкой, высокой Дафне… С тонкой костью, мелкими, но приятными чертами лица, одетый в свободные белые струящиеся одежды, смотрящиеся на нём чем-то вроде древней тоги, это и есть ещё один мой брат. Гермес.

Насколько я помню, бог торговли, разумности, ловкости и красноречия, хитрый и умный, единственный, кто мог в своей разумности соревноваться с Зевсом Кроновичем, нашим общим папенькой, жаль только, что несколько уступающий оному в Силе. Покровитель торговцев, глашатаев, путников и пастухов. Несмотря на хлипкое сложение, бог атлетов. Блестящий дипломат, бессменный посланник богов, и проводник душ в Царство дяди Аида. На моей памяти, брат именно тот, кто когда-то открыл людям числа и азбуку, подарил меры и весы.

— Наконец-то, дорогая! — Гермес расцеловал меня в обе щёки, потом тоже самое проделал с Идой, увлекая нас за руки вверх по лестнице.

Оказалось, что в рабочем кабинете Гермеса, с потолком на уровне двухэтажного дома, где стены были превращены в книжные полки с бесчисленным множеством древних и современных томов, свитков, папирусов и даже глиняных табличек и рун, был уже сервирован скромный столик с запотевшей бутылкой шампанского, несколькими видами икры и, тонко порезанным багетом и еще каким-то хлебом, напоминающем чёрный, красной рыбой и клубникой со сливками.

Для Дафны, догадалась я. Вспомнилось, что океанида всегда была сторонницей сыроедческой моно-диеты. Вот только в сбитых сливках не могла себе отказать.

Гермес правильно истолковал мой взгляд, исподлобья брошенный в сторону океаниды, и поспешил похлопать меня по руке.

— Артемис, не спеши делать выводы. Дафна с нами. И она одна из немногих, кто не предавал тебя.

— Так как же… — начала я, но Гермес опередил меня.

— Сначала тост! Слишком долго я ждал этого момента!

Чокнувшись высокими бокалами, мы выпили шампанского. Только Дафна пила лимонный щербет. Зависимость, вспомнила я. По этой же причине для Иды принесли ананасный сок.

— После твоего изгнания в Делосе оставаться стало опасно, — сказал Гермес. — Впрочем, в остальных Олимпийских мирах тоже не вариант. Мы с Дафной решили пока переехать на Землю. Ей пришлось нелегко после твоего исчезновения.

— А как же Дита? — не унималась я.

— Тут я виноват, — мягко заметил Гермес. — Узнав, что Дита участвует в этих гонках за Свитком, я попросил Дафну присоединиться к ней. На время. Жаль, что оно было потрачено впустую.

Я повернулась к Дафне.

— Ничего выяснить не удалось, — сокрушённо пояснила Дафна. — Дита очень осторожна, и даже нас с Калли не посвящала в свои планы. Другое дело Дельфион. Но она не очень-то мне доверяла.

— А Калли?

— Она, если честно, какая-то странная, — задумалась Дафна, неправильно истолковав мой вопрос. А недавно её и вовсе, как подменили. Я бы даже подумала, что она больна… Но нет, с ней всё в порядке. Просто молчаливая и задумчивая слишком стала.

Молчаливая и задумчивая?

Весёлая хохотушка Калли? Так напоминающая мне свою старшую сестру, Каллисто… Так же похожая на меня, рыжая, правда, с голубыми глазами.

Когда-то очень любимая русалка Калли.

Или та надменная стерва, которую я видела рядом с Афродитой? Холодная, равнодушная, и в равнодушии этом какая-то злая.

— Знаешь, Артемис, мне кажется, она не по своей воле предала тебя. С ней что-то сделали, — сказала Дафна. — Я же говорю, как подменили. Она не улыбнулась ни разу за две недели, что я провела с ними.

— А ещё какие-то странности за ней замечала? — спросила Ида.

Нимфа сидела немного нахохлившись. Не доверяет всё-таки Дафне, поняла я. Может, правильно делает. Я тоже не знала, верить океаниде, или нет. Впрочем, я отчего-то верила Гермесу, хоть и слабо помнила его.

— Да больше вроде никаких. Кроме её истовой любви к кремам с spf… Мажется ими целыми днями, что-то бормочет про то, как далеко, мол, зашёл прогресс. И линзы носит. Контактные. Говорит, здорово, что цвет глаз менять можно.

— Солнцезащитные крема? Зачем они русалке?

Дафна пожала плечами.

— Я тоже пользуюсь, — сказала она. — Опять-таки, подозрений не вызываю. Итак, одна человечка, — океанида скривилась, — назюзюкалась недавно после показа, и пьяно хихикая, заявила на камеру, что я ведьма. Мол, не старею, не толстею и всё такое. Пьяная дура.

Дафна сделала ещё глоток щербета.

— Что было бы, если бы я ещё кремами не пользовалась, в SPA не ходила, не представляю себе. Даже гиалуронку пришлось вколоть.

— Куда? — заинтересовалась Ида, и я шикнула на неё.

— Значит, маскируешься перед людьми, чтобы сойти за свою, — протянула я. Что-то не давало мне покоя, какая-то мысль готова была вот-вот всплыть на поверхность сознания, но не всплывала. Эх. Кажется, что я что-то важное сейчас упускаю.

К сожалению, додумать эту мысль не удалось. Потому что следующей фразой, братец Гермес огорошил меня, лишив на какое-то время способности соображать.

— Так или иначе, к пропаже Свитка Дита не имеет отношения.

— Иначе она бы обратно в гест-хаус не возвращалась, — подтвердила Дафна.

— Что?! — вскричали мы в унисон с Идой.

— Пропаже Свитка?!

— Свиток был тут?!

Гермес виновато кивнул, а Дафна закашлялась.

— До вчерашнего вечера.

— Как?!!

— Вот так. Я вообще-то собирался тебе его вчера отдать. Куда вы запропастились?

— Не спрашивай, — простонала я, откидываясь на спинку стула.

Свиток действительно был здесь. Даже не верится. Значит, Гермес его нашёл.

Братец — пока единственный из братьев, кому хотелось верить — подтвердил мои ожидания.

Я замешкалась.

И неудивительно. Если я правильно поняла, Свиток, который является пределом мечтаний всех наи, включая Всемогущего Зевса Кроновича, и, чего уж там, всех смертных, вплоть до вампиров-долгожителей, всё это время был у Гермеса. Между прочим, самого умного и хитрого из Олимпийцев. И он не воспользовался им для того, чтобы получить такую Силу, которая не то, что помогла бы вернуться в Делос, но и самому занять место Верховного бога?!

Картинка не складывалась.

Фавн меня дери, если тут всё так просто. Гермес-то шахматист, и все свои шаги за несколько ходов просчитывает. И чужие, кстати, тоже.

Видимо, сомнения у меня на лице проступили. Потому что Гермес прекрасно меня понял. Ещё бы!

— Искушение было велико, — подтвердил брат мои опасения.

Или сказал то, что я хотела услышать?

А Дафна замешкалась и глаза опустила. И понятно стало, что это было за искушение. Правильно Ида делает, что не верит океаниде. Впрочем, думаю, если бы та действительно хотела, нашла бы способ уговорить Гермеса прочитать Свиток. Или сама прочитала бы. Но всё ж таки сдержалась.

— Вот только, сестра, — Гермес встал, подошёл к книжному шкафу, выдвинул полку, выудил коробку с толстыми сигарами, взял одну, но не поджёг, а продолжил задумчиво крутить её в руках. — Это ведь не моя война. Нечестно было бы отобрать победу у вас с Полом. Вы долго к этому шли, и сейчас право прочитать Свиток за вами.

— Подробности не расскажешь? О том, как долго шли? — хмуро усмехнулась я.

Гермес развёл руками. Мол, не могу.

— А почему Полу Свиток не отдал?

— А сама как думаешь?

— Я думаю, что или это не Пол, или совсем не тот Пол, что должен быть. Или, третий вариант: с Полом что-то случилось.

Гермес неопределённо кивнул, и всё-таки поджёг сигару. Спохватился, предложил коробку нам. Мы одинаково брезгливо наморщили носы и поджали губы и отказались.

— Ты вспомнила? — спросил он у меня.

— О чём?

— Не придуривайся, Артемис. О вас.

— Да, — я не стала ходить вокруг да около.

— И ты понимаешь, что сейчас происходит с Полом?

Я покачала головой.

— Я… с тех пор, как вспомнила, об этом думаю. Похоже, он меня ненавидит. Я только не понимаю, за что. Был один момент — в Минске — в последнюю нашу встречу, где я решила, было, что особой ненависти у него ко мне нет, просто равнодушие. В любом случае, он не помнит. Это совершенно точно.

Гермес кивнул.

— Это я заметил. Так вот как можно было отдать ему Свиток? По крайней мере, пока он в таком нестабильном состоянии.

— Псих, — согласилась я.

И никто не стал спорить.

А в моём представлении Пол как будто бы раздвоился. С одной стороны, я не смогу забыть то, что вспомнила, с другой — его глаза, полные неподдельной ненависти, угрозы. Жестокое равнодушие по отношению к Иде. Она-то чем братцу не угодила?

Ладно. С Полом понятно, что ничего не понятно. Но нам с Идой было одинаково интересно, как пропал Свиток.

Гермес с Дафной переглянулись.

— Вообще-то Артемис, охрана говорит, что видела тебя возле хранилища.

Видимо, возмущение так явно обозначилось на моём лице, что Дафна поспешила заметить:

— Если бы Дельфион не заперла вас вчера…

— Да что там свидетельство охраны, запись сохранилась. Теперь, когда я точно знаю, что в это время вы находились на выставке, на территории выставки, поправился Гермес, ещё больше непонятно. Обратите внимание на время записи.

Гермес протянул нам с Идой планшет, а сам сзади встал.

Запись камеры наблюдения отчётливо показывала мою фигурку, осторожно крадущуюся к сейфу. Сомнения не было. Не было бы, если бы не одно но. Я не поворачивала к камере лица. Платье — один в один похоже на то, что было на мне вчера, но в хранилище было темно, и хорошо рассмотреть цвета не получалось. И прическа. Ида вчера соорудила из моей короткой стрижки некое подобие греческой причёски. У «меня» в записи, если хорошенько приглядеться, волосы были уложены таким образом, чтобы сымитировать короткую стрижку. Но мы с Идой сразу обнаружили несоответствие. И Дафна щёлкнула языком.

— Кто-то явно хотел, чтобы на тебя подумали.

— Причём, кто-то, кто был осведомлён, что охране положено тебя пропустить, — подтвердил Гермес.

— Что значит, пропустить? — удивилась Ида.

— Сейф не открывать, конечно, — поспешил уверить нимфу Гермес. — Но меня вызвать и дождаться. Я же не знал, пойдёшь ли ты на выставку, которую, я как мог, для вас подготовил. Ну и для души, конечно, — смутился он под взглядом Дафны. — Но и соскучился по семье, да!

— Знать о том, пойдёте ли вы на выставку, или попытаетесь проникнуть в дом Андриса Таубе, мы не могли, — пожала плечами Дафна.

— А спросить не судьба? — подняла бровь Ида.

Океанида не спасовала.

— Под пристальным контролем Диты? — хмыкнула она. — Без вариантов. Кстати, она и попыталась проникнуть сразу на территорию, так сказать, объекта.

— И что?

— И ничего, — ответил Гермес. — Посидели, выпили. Хорошо посидели, кстати. Дита — она ведь не вредная. Просто запуталась.

— Гермес явно дал ей понять, что не отдаст Свиток никому, кроме тебя.

— А она что?

— А она слишком умна, чтобы спорить в открытую.

Внезапно раздался шум со стороны входной двери, крики, ругань, грохот чего-то тяжёлого, звон разбитой посуды. Всё это заставило Иду вскочить с места и встать между мной и дверью, Дафна тоже вздрогнула, я ограничилась тем, что нахмурила брови, уж очень знакомым мне показался голос, сыплющий проклятиями, а Гермес выпустил очередной клуб дыма, и вопросительно уставился на меня.

Я не удержалась, чтобы не подмигнуть брату, предвкушая что-то крайне весёлое. Гермес спрятал улыбку в уголке рта, и уставился на дверь в кабинет, взглядом, каким смотрит в занавес зритель на премьере. Он бы ещё театральный бинокль взял.

Кстати, зря бинокля под рукой не оказалось, потому что открывшаяся картина была достойна кисти мастера. И по системе Станиславского я сказала бы точно — верю.

Вначале были только крики, перемежаемые робким голосом с просительными нотками. Голос, прерываясь, видимо на то, чтобы сдерживать кого-то, настроенного очень решительно, вежливо, но твёрдо тараторил по-английски:

— Нет, мисс, нет.

— Ни в коем случае…

— У меня инструкции, простите, мисс…

А в ответ на все реплики один и тот же, но веский аргумент:

— Ничего, мне можно!!!

Вперемешку с голосом, видимо, горничной, или экономки, кто тут у мистера Таубе трудится, я не знаю. Нам же с Идой Дафна дверь открыла.

Причём прислуга продолжала что-то лепетать в том же контексте на английском, а возмущённый женский фальцет — на русском. Но от этого становилось ещё веселее.

Но самое веселье началось, когда в кабинет, отталкивая миловидную горничную в длинном сером платье в пол, тоже, между прочим, в античном стиле, — эх, и скучает братик по Олимпу! — ворвалась Дита в окружении двоих океанид.

Надо сказать, что для возмущения и даже явно демонстрируемой лютой злости ни у Диты, ни у её сопровождающих не было никаких оснований: в конце концов, мы с Идой не просили вчера запирать нас в туалете, и вызывать в номер наряд психушки и полиции. Так что кое-кто здесь сам себе злобное Буратино. И это точно не мы с Идой.

Вот скажите мне, вы видели когда-нибудь лысую океаниду?

Еще вчера мы бы с Идой удивились такому вопросу, и сказали бы с совершенной уверенностью — нет, не видели.

А сегодня уже не скажем. Потому как видели.

М-да.

Роскошную голубую шевелюру Дельфион как корова языком слизала. И хотя череп у океаниды оказался совершенной формы, и, на мой взгляд, в красоте и очаровании она не потеряла, от накатившего приступа прямо-таки гомерического хохота нас с Идой это не спасло. Нимфа, вон, даже на пол сползла.

Калли, впрочем, повезло больше Дельфион — сейчас причёска океаниды больше вчерашней напоминала мою собственную. Только затылок бритый. Эх, надо было им ещё вчера днём в шампунь депилятор налить, глядишь, Калли перед камерой меня изобразила бы куда убедительнее! А в том, что в записи мы видели именно Калли, у меня сомнений не было.

Дите повезло, пожалуй, больше всех. Наини свою шевелюру сохранила. А бритые виски сейчас в моде.

Спорим, такой богиню любви Афродиту ни стены этого дома, ни твердь сего мира ещё не видела.

Левый висок красавицы-брюнетки выбрит наголо. Шею украшает изящная, кажущаяся невесомой, татуировка, изображающая стайку птичек-галочек и какие-то завитушки. В левом ухе три серьги. Маленькое кольцо в носу, слегка увеличенные, по сравнению со вчерашним, ярко-алые пухлые губы. Одета сестрица в короткие джинсовые шорты и белый топ, стилизованный а-ля мужская рубашка с закатанными рукавами и завязанная выше пупка, кстати, с пирсингом с алым сверкающим камнем. Из обуви — ярко-алые босоножки на неизменных шпильках.

Собственно, татуировки украшали и плечи нимф. И обнаженную ножку Дельфион. Как и пирсинг — у Дельфион проколото крыло носа, у Калли — нижняя губа. Смотрелся новый стиль этой троицы, скрывать не буду, отпадно. Только сдаётся мне, что Дафна рада до беспамятства, что её Мойры от сей смены имиджа уберегли.

Вон сидит, губу закусила. Еле держится.

Чего о нас с Идой не скажешь. У нимфы, сжавшейся в комочек на полу, даже слёзы из глаз брызнули, разогнуться не может, за живот держится. А я… Я, кажется, икать от смеха начала.

Нет, они хороши, и всё такое. Но сама мысль о лысой русалке почему-то жутко смешной кажется.

Вот отчего они так припозднились, значит. Спасибо им в шляпу, дали нам время на испить шампанского. В тату-салоне были, имидж меняли.

— Мерзавка! — это Дита, естественно, мне.

— Гадина!! — всё туда же.

— Сволочь!!! — по тому же адресу.

Океаниды, на их счастье, благоразумно молчали. Правильно, им-то память не стирали, должны помнить меня в гневе.

Отсмеявшись, я хотела было поприветствовать сестру, но Гермес меня опередил. Он вообще, кстати, у нас в семье самый вежливый. И уравновешенный, да. Вон, даже не смеётся ни разу. Только в глазах фавны пляшут.

— Привет, Афродита, привет, девочки, — Дита перевела дыхание, видимо для того, чтобы и Гермесу кое-что высказать, но тот её опередил. — Шампанского?

Дита продолжала гневно сверкать глазами, сыпать проклятиями на мою бедную голову, и шипеть дикой кошкой.

— Мэри, будь добра, — попросил Гермес горничную, как будто ничего особенного не случилось. — Ещё шампанского для моих гостей, — и девушка испарилась.

— А ты, Дита, попридержи язык, — и такие стальные нотки у Гермеса в голосе послышались, что на месте Афродиты и я бы спасовала. Я если честно, не думала, что внешне такой безобидный невысокий Гермес владеет таким тоном.

Дита, видимо, почла за лучшее к совету его прислушаться, и оскорблять меня перестала.

— Я знаю, девочки, вас близкими подругами не назовёшь, — продолжил Гермес. — Но это ведь никогда взаимнойнеприязнью не объяснялось. Просто всегда у вас были слишком… мм… разные сферы интересов.

Мы с Дитой, к нашему общему изумлению, одинаково фыркнули. Каждая выражала, таким образом, своё мнение об интересах другой.

— И, тем не менее, вы на сегодняшний день родные сёстры, — спокойно сказал Гермес. — И в моём доме собачиться я не позволю.

Я хотела сказать, что я и не думала собачиться, это больше по Дитиной части, но промолчала, решив, что так умнее выгляжу. И достойней, ага. Правда разглядывать Диту во все глаза и широко улыбаться не перестала. Что, надо сказать, её злило крайне.

Правда, от того, чтобы сделать Дите комплимент я не удержалась. А что? Она богиня любви, должна к ним привыкнуть. И, кстати, реагировать поспокойнее.

— Красивая татуировка, Дита, — стараясь подпустить в свой голос восторженных ноток, заметила я.

И мило захлопала ресницами.

Дита в ответ гневно сверкнула глазами, но не ответила. Сдержалась.

— И топ красивый, — что ж останавливаться-то на достигнутом! — И шорты, да, — добавила я задумчиво, а Дита принялась краснеть от злости.

— Хотя тебе с новым имиджем больше пошёл бы латекс…

— И наручники, — пискнула с пола Ида.

— Ах, ты, — прошипела Дита, и оказалась возле моего кресла, с явным намерением и мою шевелюру проредить, но опять глянула на Гермеса, и сдержалась.

Взгляд брата и мне не обещал ничего хорошего, и я благоразумно салютовала бокалом океанидам.

— А вы знаете, ваша аллергия практически незаметна.

Насчёт Калли, я, конечно, покривила душой. Её левый глаз, вон, вообще почти заплыл.

— Вам даже идёт, правда, — не унималась я, вспоминая о крайне неприятных вчерашних минутах, да что там, часах.

Калли и Дельфион только одинаково закатили к небу голубые русалочьи глаза (три глаза на двоих) и поджали губы.

Что-то в облике Калли меня насторожило. Помимо заплывшего глаза. Но что?

— Артемис, — начал было Гермес, но это было уже лишнее. Я сполна получила моральное удовлетворение за вчерашнее унижение. Претензий к сестре и бывшей свите у меня не было.

Я миролюбиво похлопала Гермеса по руке, показывая, что всё, я молчу, молчу.

Тут подоспела Мэри с двумя бутылками из тёмного стекла, и мы все, по настоянию Гермеса, выпили мировую. Океаниды, правда, пили с Дафной лимонный щербет. Пили с удовольствием. Все, кроме Калли. Я продолжала наблюдать за океанидой, и заметила, что та лишь пригубила напиток, и недовольно поморщилась.

Завязалась ничего не значащая, немного натянутая светская беседа. Из которой мне стало ясно, что Дита не в курсе, что Свиток пропал. Кто же тогда? Неужели Пол?

Не к месту помянутый, как фавн к ночи, Пол тоже не заставил себя ждать.

Ему мы с Идой никаких пакостей не делали, поэтому он не врывался с истерикой, как Дита, а вполне себе степенно вошёл. Точнее, вошли. Они были с Саоном. Вампиров своих, видимо, разнообразия ради, с собой не взяли. А может, в доме у Гермеса такие обычаи. Чтобы без вампиров.

Ведь это у Иды иммунитет. А здесь ещё Дафна живёт, оказывается.

Кстати, насчёт иммунитета моей подруги, мне тоже всё непонятнее. Вот с какой радости папахену ей помогать? Особенно, в свете последних воспоминаний, ему вовсе не выгодна моя победа в гонке за Свитком.

Но если не принимать во внимание мои рассуждения, как и рассуждения похожего толка окружающих, которые делали вид, что не хмурят лбы, это случайно, вполне себе семейный вечер получился. Больной темы не касались, по крайней мере, старались. Но то, что все друг друга подозревают, факт.

По хмуро бросаемым на меня взглядам Пола и Саона, я поняла, что они, как и Афродита, думают, что Свиток или у меня, или почти у меня. Правда, вслух ничего не говорили. Ещё бы. Боги вообще гордая раса.

А Гермес, так и вовсе лучился гостеприимством и доброжелательностью.

Надо сказать, это крайне злило всех, кроме меня. Особенно Пола. Он, конечно, вида не подавал, но, после того, что я вспомнила, мне его мимика куда как понятнее стала. Как и её отсутствие.

Глава 18 Старые знакомые

— Ещё тридцать минут до начала посадки, леди, — заученно улыбнулся сотрудник аэропорта. — Неужели вам не терпится поскорее покинуть нашу страну?

Я кисло улыбнулась высокому, что в принципе, для Америки редкость, мужику в ответ, и пошла обратно, к Гермесу с Идой и Дафной.

Дафна вызывалась поехать с нами в Индию, но мы сослались на её занятость в модельном бизнесе, и отказались. Итак, она с Дитой целых две недели провела, отказавшись от роли в рекламном ролике. Собственно, косвенно наш отказ с этим связан был. Не с несостоявшейся рекламой апельсинового сока, а с тем, что Дафна Афродите помогала. Хотя и делала вид. Но Ида ей не верила до конца. А я верила Иде.

Стараясь явно не показывать досаду, я помахала брату рукой.

Отдохнули, называется у Гермеса два дня. Ида на его любезное предложение с радостью поспешила согласиться. Расслабились, так сказать. И зря. Вот, узнали, что Пол нас опередил с полётом в Дели, и его самолёт улетел ещё рано утром, а Дита вообще отправилась в Копенгаген. Правда, частным самолётом.

Вообще провести два дня в компании свежеприобретённых родственничков оказалось делом нервным, неблагодарным, и, пожалуй, что травмоопасным. Для них же.

Нет, в отношении Диты с океанидами мы с Идой никакой диверсионной деятельности не предпринимали, решили, что будет с них.

А вот Полу я в честном бою рёбра пересчитала на крохотном пароходике, и Гермес с Саоном мне помогли с фиксацией наглого субъекта. Оказалось, Аполлон очень щекотки боится.

А он меня в отместку чуть со Статуи Свободы не сбросил. Шутки у этого психа такие.

Атмосфера в семейном кругу, не смотря на внешнее дурачество, была вся такая напряжённо-подозрительная, и приходилось постоянно быть начеку, стремясь понять, что у кого на уме и откуда ждать подвоха. В общем, не знаю, как родственнички, а я совершенно выдохлась. Что Дита, что Пол с Саоном, — никто так и не поверил в то, что Свиток вовсе не у меня, а у какого-то постороннего, третьего лица, и глаз с нас с нимфой не спускали. Гермес только посмеивался такому неожиданному и тесному сплачиванию семьи, соскучился, видите ли, а я тихо зверела.

За эти два дня в кругу семьи я устала так, как в летнем лагере в Англии на сельхоз работах не уставала. И ведь это только три брата и одна сестра рядом, что же обычно происходит, когда мы все собираемся в Делосе, у папеньки, или, скажем, в Аттике? Ида говорила, что Олимпийских миров ровно семь, и нанизаны они, как бусины на нитку…

К слову о нашей дружной семье, Гермес сказал, что даже дядя Аид, Владыка Царства Мёртвых который, и тот, регламентировал для нас особое расписание для родственных визитов, не чаще двух раз в год: то есть наше присутствие даже чертей в Преисподней до головной и зубной боли доводит. Как тётя Гестия говорит о себе — «спасающаяся из-под режима Олимпийцев»? Я, кажется, начинаю понимать, из-под какого конкретного режима она спасается.

Ведь мы тут, за исключением Гермеса и Саона, беспамятные, как один, и то, не семейство, а серпентарий. Что же происходит, когда мы всем составом собираемся, да ещё и наделённые Силой?!

Дита в Копенгаген усвистела на частном самолётике с каким-то футболистом. Сестрёнка неожиданно воспылала страстью к футболу, и сказала, что если нам этот драный Свиток (её выражение, а не моё, если что!) так нужен, то командного нам духа, мол, и побед.

Так мы и поверили, да.

Пол, зараза, билеты на тот же рейс брал, что и мы. А теперь они на полпути к Индии, а мы с Идой, как обычно. Зато Манхэттен посмотрели, ага. Но для меня это слабое утешение. Для Иды больше.

— Артём, — Гермес обнял меня за талию.

Вот убить Саона мало! Это с его руки меня и здесь все «Тёмой» стали звать.

— Не грусти, — братик заговорщицки подмигнул.

Улыбнулась ему ещё более кисло, чем сотруднику аэропорта.

— А где Ида и Дафной? — вяло поинтересовалась я. — Только что тут были.

— Ида вспомнила, что забыла что-то купить.

— Отличный план, — согласилась я. — Особенно, если учесть, что не далее, как через полчаса нас с ней запустят в дьюти-фри.

— Это ведь только через полчаса, — посочувствовал Гермес. — Можно не дождаться.

А потом в десятый раз за последние дни спросил.

— Ты мне вот что скажи, ты запомнила, как Свиток активировать?

Оказывается, Свиток ещё и активировать надо.

И обязательно в Индии. Более странного ритуала нарочно не придумаешь, поэтому я, на всякий случай, заучила его в подробностях.

Начиная с поиска развалин древнего храма на вершине горы, до выстраивания вокруг цветных фигурок языческих божеств и песнопений.

— А теперь забудь, — довольно усмехнулся бог хитрости.

— Мм? — только и смогла сказать я.

— Только не говори, что не поняла, что Пола и Диту надо было направить по ложному пути.

— Откуда мне знать, — не согласилась я. Подумала ещё немного, и добавила, — на чьей ты стороне.

— Обижаешь, сестрёнка, — наигранно удивился Гермес.

Я промолчала. Никому не верю. Даже обаятельному Гермесу. Вот чего он добивается, а? И что ему за резон в том, что Афродита с Саоном, если первыми доберутся до Свитка, будут исполнять какие-то бредовые шаманские песнопения, возложив ценный артефакт на каменный постамент древнего храма где-то в Гималаях?

— Резон велик, — не согласился со мной Гермес. — Тёма, вот как можно быть такой невнимательной?

— А что такое? — я бегло оглядела себя со всех сторон.

— Мы два часа назад билеты поменяли.

— И что?

Гермес выглядел наигранно расстроенным.

— Чтобы вылететь быстрее, или нет? — я во все глаза уставилась на бога хитрости.

— Да, — серьёзно кивнул брат, — и ещё приземлиться в другом аэропорту.

— Как? — я вытащила билет из сумки и уставилась на него во все глаза. Точно, мы же в Дели лететь собирались, а оттуда уже на автобусе — до деревеньки на границе с Пакистаном, первого места активации Свитка. И попасть туда нужно непременно до завтрашнего захода Солнца, в лучших традициях фентези-жанра, как прокомментировала Ида.

Надо было меньше по магазинам бегать, да, глядишь, и спешка была бы не нужна.

— Постой, — я всё ещё не вполне ясно понимала, к чему клонит Гермес, но вот то, что Дели и Бангалор в разных частях Индии находятся, факт. А Дита с Полом считают, что нам на север…

— Держи карту, — протянул мне конверт Гермес. — Можешь не благодарить.

Собственно, я и не собиралась.

Значит, мы с Идой сейчас, если верить карте, которую я развернула, долго не размышляя — на самый юг Индии, в Тируваннамалаи… Пол — в Амритсар, а Дита, та вообще в Данию. И кто может поручиться за то, что и Полу, и Дите не были даны такие же «инструкции», как и мне — мол, именно ты должна первой добраться до Свитка и бла-бла-бла.

Убедиться в правдивости Гермеса мне предстояло в ближайшее время. Хотя и не так, как ожидалось.

Естественно, спорить с братом я не стала. А какой смысл? Тепло попрощалась и послушно прошла на рейс, под нескончаемый аккомпанемент Иды в пользу американских магазинов без наценки.

— Нет, надо ведь, какой Гермес умничка, что на нашей стороне, — радовалась нимфа. А мне, в отличие от неё, ситуация вовсе не представлялась такой радужной. Вот бывает же иногда — серьёзной, рассудительной. Никому нельзя верить, и у тебя здесь нет ни родственников, ни друзей, и всё такое прочее. А потом сама, как маленькая, восторженная девочка в ладоши хлопает и скачет бодрой козой по тротуару с мороженным в одной руке и банкой с колой — в другой. Как будто устаёт не доверять никому и расслабляется, сама этого не замечая. Интересно, сколько ей лет? Надо будет спросить.

Допустим кто-то, кто похитил Свиток, спешит его активировать. Допустим даже, мы идём за ним по пятам. И даже нагоним до момента активации. Нагоним, и что? Если этот кто-то один из наи, или эльфов, или просто какой-нибудь здоровый мужик, готовый на всё, чтобы заполучить божественную Силу? Как прикажете отбирать у него Свиток? Боюсь, аргументы типа «нам очень надо, дяденька» не проканают. А силой? Так я изгнанная наини, пребывающая в смертном теле, сиречь обычная студентка-первокурсница с весьма средней, кстати, физической подготовкой, а не спецагент.

Были у меня ещё такие догадки — если есть не одно, а несколько мест активации? Допустим, даже не три, а гораздо больше. Это я думаю, что нас только трое за Свитком гоняется. Еще Саон, да. Но ему вроде бы как не сильно-то и надо. Просто он без Пола фиг обратно вернётся, как Ида без меня. Но ведь кто-то же спёр Свиток у Гермеса.

Чудная какая-то фраза. Сама постановка, да. Спёр. Свиток. У Гермеса. Бога торговли, прибыли, разумности, ловкости и красноречия.

На Парнасе это был бы анекдот.

Но даже, если и так. Вдруг.

Не подстраховался ли Гермес, и не отправил ли нас троих в разные стороны, надеясь, что кому-то удача и улыбнётся. Ещё и ставки мог сделать. Всё-таки он у нас в пантеоне за прибыль отвечает…

Ида с моими аргументами согласилась. Тем более что ей Дафна тоже перед отлётом конверт сунула. Сказала открывать только в Индии, а то магия, мол, не сработает. Рисковать не стали, хоть и неприятно было.

Так себе удовольствие знать, что тобой руководят, дёргая за ниточки, и притом не сомневаются, что ты, как послушная овцелошадь поспешишь туда, куда пастух гонит.

В очереди на посадку из вереницы веселых, смуглых индусов и американских туристов с повязками на головах, ярких цветастых рубахах-туниках, с чехлами с гитарами через плечо, выделялась одна не перестающая скандалить парочка.

В принципе, парочка как парочка, ну нервные немного и громкие, с кем не бывает. И скандалили они как-то вяло, без огонька. То есть вряд ли бы привлекли к себе много внимания, если бы не их рост. Карлики. Нет, гномы! И, фавн меня дери, если я ошибаюсь, — та самая парочка гномов, которую мы встретили еще в Минске, в Управлении.

На наше вежливое «здравствуйте» дамочка только задрала выше носик, впрочем, ей это не сильно-то помогло, а дяденька раздраженно бросил что-то вроде:

— Оставьте, дети, не до вас сейчас! — и, перебирая коротенькими ножками, и работая локтями, гномы первыми протолкались на посадку.

Возражать им желающих не нашлось.

В самолёт без перформанса тоже сесть не получилось.

Мы с нимфой плелись в самом конце очереди, рассуждая на тему, всё-таки, что за игру ведёт Гермес и что ему за резон. Сошлись на том, что не проверим, не узнаем, а резон у братика может быть самый разный. От желания самому получить Силу Свитка — может, никто кроме изгнанного наи не может его активировать, до банально ставок на тотализаторе на нас, а то и вовсе его организации.

Стоящие перед нами «дети цветов» недовольно забормотали. Мы прислушались — интересно, что могло выбесить хиппи:

— Нет, ну сколько можно!

— Неужели нельзя потерпеть до своего места!

Действительно, очередь застыла и не двигалась. Недовольство нарастало, и непонятно чем могло всё это закончиться, когда нас всех вежливо попросили внутрь.

Оказалось, в проёме шлюза продолжала развлекаться знакомая парочка.

Дамочка выносила мозг заученно, но натянуто улыбающейся стюардессе, а супруг громко возмущался и вовсе непонятно по какому поводу. Такое ощущение, что по любому.

— Пропажа нашего сувенирного блюда с праздника Марежада не исключено, что связано с тобой характер, — скандировала она, зачитывая по слогам из русско-английского разговорника. При этом гномка тыкала пальчиком прямо в грудь приветливой стюардессы.

— Мы жаловаться! — поддерживал тетку супруг, потрясая коротенькими ручками, в одной из которых держал чёрный пенал цилиндрической формы.

— Суть беда, когда невыносимо далеко от дома! — патетично заявляла гномка.

— И небезызвестно гибли цветы на подоконнике! — заглядывая через плечо в разговорник к супруге, то ли сокрушался, то ли радовался гном.

— Что за чушь? — не удержалась Ида, тоже заглядывая в разговорник, изнутри оказавшийся комиксами на античную тематику.

Вот откуда здесь очередь.

— У вас проблемы? — вежливо поинтересовалась я у гнома по-русски.

Стюардесса тут же подхватила меня под руку и прошептала по-английски:

— Пожалуйста, мисс, будьте добры, мы не понимаем, чего хочет эта странная пара.

Вторая стюардесса простонала по-русски:

— Вы знакомы? — это она увидела, как гномка соизволила заговорить с Идой.

— Вот вы где, деточка, — и дамочка затрясла подругу за руку. — Неужели и вы летите этим рейсом?

— Виделись, — уклончиво ответила я, но было поздно.

— Знакомы! — чуть было не захлопала стюардесса в ладоши. Воодушевившись тем, что гномы, наконец, замолчали, нас всех чуть ли не лично проводили на места. Чтобы через пять минут, после того, как из бизнес-класса донеслись знакомые гневные, и совершенно ни с чем не сообразуемые нотки, вежливо и настойчиво предложить нам перейти в бизнес-класс, поближе к «нашим дорогим друзьям».

Мы с Идой синхронно пожали плечами и почли за лучшее согласиться.

Здесь, стоило нам устроиться поудобнее, ждал ещё один сюрприз, а именно: в молодом человеке в тёмных очках и перчатках я узнала вампира из группы Пола. Клавишника Vampire’s Climb.

Значит, Пол вовсе не так простодушен, каким и не кажется, и Гермесу Пол тоже не доверяет. Вампир, ничуть не смущаясь, кивнул нам с Идой, отчего нимфа заскрежетала зубами, и помахал кому-то впереди.

Сказать, что я сильно удивилась, увидев Калли, поправляющую, глядя в зеркало, короткие рыжие локоны, это ничего не сказать. Выходит, и Афродита решила не оставлять нас без внимания.

Полёт обещал быть увлекательным: без конца скандалящие гномы, вампир, океанида и мы с Идой в отличном настроении: это сочетание наи, нимф и вампиров могло оказаться весьма взрывоопасным, поэтому, когда мы попали в зону турбулентности, мы даже не удивились. Только гномка, которая настаивала, чтобы к ней обращались не иначе, как госпожа Беатрис, (а к её супругу — господин Митрик), настоятельно попросила ещё два пледа и три подушки.

А потом, стоило улыбающимся стюардессам, довольным тем, что гномы их больше не доставали, а переключили внимание на нас, с коими и проводили время за праздной беседой, убрать посуду после обеда, как мы начали падать.

Я десятки раз видела подобные трюки в кино, и даже могла себе представить, каково это — висеть в воздухе на ремнях, под торопливые заверения дрожащего голоса пилота, что всё под контролем, но участвовать в подобном первый раз самой пришлось.

Правда, всё также быстро закончилось, как и началось, когда господин Митрик вытянул вверх руку с чёрным цилиндром и приоткрыл крышку. Салон самолёта наполнил зеленоватый свет, правда никто, кроме нас с Идой, вампира и рыжей океаниды на источник этого света не обратил внимания. Собственно, до того ли пассажирам было, когда они были заняты — висели на ремнях, кричали, причитали, молились вслух и про себя…

А когда после заполнения зелёным светом салона мы внезапно начали опять набирать высоту, и пилот ликующим голосом сообщил, что двигатель заработал, пассажирам и вовсе стало не до пристального разглядывания чёрного цилиндра в руках у гнома.

— Значит, Свиток у них, — одними губами, не поворачивая ко мне головы, не сводя глаз с чёрного цилиндра в руках господина Митрика, сообщила мне Ида.

Собственно, с рук господина Митрика глаз не сводили, ни молодой человек в коже и тёмных очках, ни рыжеволосая океанида с отстранённым лицом.

Когда господин Митрик встал и скрылся в комнатке для раздумий, вслед за ним, бросив беглый взгляд по сторонам, устремился вампир. Мне это не понравилось, и я решила было отправиться за кровососом, пожалев, что парализаторы, коими нас снабдил Гермес, и которые должны действовать на вампиров, пришлось сдать в багаж.

Как назло далеко отойти не удалось: госпожа Беатрис вцепилась в мою руку, как клещ, и отпускать не собиралась, уверяя, что если мы опять начнём падать, её больное сердце не выдержит, и вообще не могла бы я попросить у стюардессы колбаски.

— Что? — несколько опешила я.

— Колбаски, — любезно повторила гномка, а потом подумала и добавила, — у меня сердце больное.

И, через секунд десять:

— Боюсь, не выдержит, — решив, видимо, что я не услышала всей фразы.

Я чуть не застонала от досады, рассуждая, что отобрать Свиток у вампира будет намного тяжелее, чем у парочки гномов, хотя, учитывая крокодилью хватку госпожи Беатрис, если у господина Митрика есть хоть половина настойчивости супруги, вампиру обломится со Свитком.

Ида, прекрасно поняв моё замешательство, вскочила, и со словами:

— Я попрошу колбаски у этой милой леди, — ускакала в сторону туалета, чем добавила мне головной боли. У этой нимфы, насколько я помню, иммунитет на укусы вампира, но, тем не менее, мало приятного в том, чтобы этот знакомец братца вообще покусал мою подругу!

Госпожа Беатрис, к сожалению, меня не отпускала, и, делая отчаянные, но бесполезные попытки выбраться я, имела счастье наблюдать, как нимфа и вампир мило беседуют о чём-то, стоя в проходе.

Глава 19 Обратная сторона Зова

Когда, наконец, мне удалось обратить на себя внимание стюардессы, которая не спешила его на меня обращать, усиленно делая вид, что спешит по своим делам, опасливо косясь на госпожу Беатрис, я сумела-таки выбраться из цепкой хватки гномки.

Пообещав то вернуться не иначе, как с колбаской, я поспешила прочь вместе со стюардессой.

— Где же мне взять колбасы для этой леди? — сокрушалась милая девушка с бейджиком: «Энн».

— Не знаю, — развела я руками, — но сами понимаете, в наших с вами интересах, чтобы вы её где-то нашли.

Энн, огорчённо хмурясь, пошла в одну сторону, я в другую. Не доходя до Иды с вампиром, уселась в свободное кресло и начала осторожно поглядывать на эту беседующую парочку, готовая в любую минуту сорваться на помощь подруге.

Ида и вампир говорили тихо, мне не было слышно разговора. Могу поспорить, меня эта парочка не видела. По крайней мере, он: вниманием вампира всецело владела моя подруга.

А Ида, если и заметила меня, не подавала виду.

Я, в свою очередь, уже не сильно скрывалась, и таращилась вовсю.

Начнём с того, что моя помощь нимфе и не нужна была. Напуганной или неуверенной в себе подруга не выглядела.

Наоборот, не сводя глаз с вампира, нимфа откинулась на стену, эротично подняла руки над головой, призывно улыбнулась и слегка прикусила нижнюю губу. А потом так выгнулась, что гибкости любая стриптизёрша позавидует. И в следующую секунду сменила позу на менее вызывающую, глаза опустила. Скромно так, стоит, какое-то несуществующее пятнышко с груди оттирает.

А вампир — он даже дышать перестал. Правда, не знаю, дышат вампиры или нет, им вроде и не положено, согласно свидетельствам хроник Брэма Стокера. Но согласно ему же им и днём ходить не положено, и сок томатный пить. А конкретно этот экземпляр, когда на кухне у Ланы сидел, хлестал из её любимого бокала кровь убитых помидоров — только в путь!

Я ещё тогда заметила, как он глаз с нимфы не спускал. И Ида заметила тоже, похоже. И не преминула этим воспользоваться. Только что она делает?

Стоп! Какая же я глупая! Я чуть не хлопнула себя ладонью по лбу с досады.

То, как вампиры действуют на нимф, да, я помню. И то, что у Иды — иммунитет, папиком не знаю с какой радости презентованный, помню тоже.

Но вот о том, что нимфы — излюбленное лакомство кровососов, я, похоже, благополучно забыла.

А судя по взгляду вампира — лакомство весьма и весьма излюбленное.

И прямое подтверждение того, что и вампиры в прямом смысле слова зависимы от нимф, я сейчас наблюдала собственными глазами. Воздействие белокурой эльфийки на вампира оказалось сродни гипнотическому. Вот так, кровососы, выкусите обратную сторону Зова!

Знай наших!

Молодец, подруга!

Я больше совершенно не волновалась за Иду, видно было, что подруга полностью ситуацию под контролем держит. Неожиданно пришла мысль: А ведь мой телёночек вырос…

Это я к чему? А потом вдруг вспомнила, что Ида ко мне в свиту очень маленькой попала, совсем крохой. Вместе воспитывали. Когда душа лани переродилась в нимфе, мы все так радовались, что она опять с нами, что уже в пять лет забрали её из семьи. Она была такая трогательная, нежная, восторженная, по-детски пухленькая, с огромными, вечно удивлёнными глазками. И я называла её телёночком, а она смешно злилась…

Из раздумий меня вывела тяжелая поступь господина Митрика, который бодро прошествовал на своё место.

Ида тут же потеряла интерес к вампиру, чего о нём сказать было нельзя: вытянув руку, и оперевшись о стену, вампир перегородил Иде путь назад, а я и не думала вмешиваться, интересно было, что Ида сделает.

И нимфа, ехидно усмехаясь кровососу прямо в лицо, сообщила:

— Не пустишь, я наи Зевсу пожалуюсь. Ты думаешь, он просто так нимфе своей дочери иммунитет от вас дал? Он за подругу дочери…

В глазах, сверкнувших красными огнями за стёклами очков, мелькнуло сомнение, рука в черной перчатке дрогнула, когда нимфа, видимо, решила добить вампира:

— Или Андрею скажу. Он тебя порвёт.

В следующий миг вампир схватил нимфу за горло и прижал к стене. Нагнулся к ней, сверкая глазами, прошипел:

— А когда он наиграется с тобой, подарит кому-нибудь из нас. И до меня очередь дойдёт, не сомневайся.

Ида, не теряя самообладания, стараясь говорить как можно более отчётливо, прохрипела:

— Нравится довольствоваться чужими объедками? Кто бы спорил, да только не я.

Я уже готова была вмешаться, когда нимфа выкинула что-то невероятное: нежно, едва касаясь, скользнула ладонями по груди вампира, и чем дальше двигались тонкие кисти с белой, почти прозрачной кожей, тем больше разжимались пальцы на её шейке.

А Ида аккуратно, словно вот-вот передумает, осторожно заскользила пальчиками по щекам вампира, и тот замер, боясь спугнуть её и прервать прикосновения. Даже с моего пункта наблюдения было видно, как он тяжело задышал (ага, всё-таки дышат!) и как у него руки задрожали (эко невтерпёж этому нахалу мою подругу на зуб попробовать, на клык то есть!).

А нимфа призывно губки раскрыла, на цыпочки привстала, вот-вот поцелует. Глаза затуманенные, полуприкрытые, длинные, загнутые ресницы трепещут… А потом с силой как отпихнёт кровососа резким толчком в грудь, что он с трудом на ногах устоял. И всё — никаких подрагивающих ресниц, никакой нежности и манящей беспомощности. Пошла на свое место, даже не оглянулась.

Ну, Ида, ну актриса! Даже я поверила!

Да, похоже, мне у моего телёночка учиться и учиться!

Через минуту, усевшись возле нимфы, я повторила эту фразу вслух, на что Ида обиженно надула губки.

— На мое пятнадцатилетие ты торжественно пообещала никогда меня так больше не называть! Тем более что я больше не толстая!

— Да ты и не была, — ошарашенно выдала я.

А потом заинтересовалась её последней фразой.

— Ты сказала на момент твоего пятнадцатилетия. Это там…

— В Астрелии, — кивнула Ида.

— А когда это было? Ну, то есть, сколько лет назад?

Нимфа наморщила лоб.

— По земному летоисчислению, значит, — пробормотала она. — Сейчас посчитаю, — и в следующий миг радостно оповестила меня: сто семьдесят девять лет назад!

Я с ума сойду с этими системами летоисчисления… Это выходит, что Ида старше меня на… сто семьдесят девять, да плюс пятнадцать, да минус девятнадцать…

Я даже присвистнула. Присвистнула бы, я хотела сказать, если бы умела. Но фавн меня дери, значит, подруга старше меня на сто семьдесят шесть лет! Тут есть, отчего засвистеть!

Но всё-таки шутки шутками, а как выудить Свиток у почтенной четы господ гномов мы так и не придумали. И до конца полёта не придумали. Правда, от господина Митрика вампир Полов отстал, вниманием, сами понимаете, на кого переключившись.

А Калли — та тоже с нас глаз не сводила, на гномов не смотрела особо. Правда, этой надо отдать должное — на лице океаниды такое равнодушие читалось, что такое впечатление, ей ни до какого Свитка дела нет. Трава не расти, словом.

А потом у Идиного знакомца, как я вампира обозначила, совсем другая проблема появилась и всё внимание заняла. Ида злилась на меня, за то, что я кровососа её знакомцем зову, но тут она сама виновата: никак его имени вспомнить не могла — то Сидором называла, то Стёпой. Одно и тоже, да. Так вот, то ли Степан, то ли Сидор, так ощутимо напрягся, что мы прямо спинами почувствовали. Скосила взгляд назад — вампир истово спиной о спинку кресла трётся. Сначала осторожно так, а потом всё сильнее и сильнее. И при этом лицо его, как шарик, изнутри надуваться начинает. Не сильно, конечно, но тёмные очки на сантиметр поднялись. И из-под них потоки слёз текут, и вампир оглушительно чихать начал, не переставая спину чесать.

Прибежали стюардессы, поохали, поахали, настойчиво предлагая то ли Стёпе, то ли Сидору антигистаминное, но тот отказался, продолжая спину раздирать, и такой у него вид при этом был несчастный, что одна из девушек-красавиц-комсомолок куда-то сбегала и деревянную чесалку для спины принесла. Новую, между прочим, в упаковке, видать, сувенир кому-то везла. Однако стоило вампиру чесалку эту себе за шиворот засунуть, как он вдруг заревел на весь самолет не свои голосом, как будто ему за шиворот ушат святой воды вылили. Мы все подпрыгнули от неожиданности, а Ида прокомментировала:

— Правильно, нечего осину за шиворот совать!

Так эта чесалка из осины? А как нимфа догадалась?

Ида пожала плечами: если бы из другого дерева, скажем, из дуба или ольхи, не так бы орал.

— То есть на дуб и ольху тоже реакция, — заинтересовалась я, не переставая уже самым бесстыдным способом пялиться на орущего на услужливую, пунцовую от стыда, стюардессу, вампира.

— На все святые деревья, — кивнула нимфа. — Они, конечно не смертельны для кровососов, но, сама видишь, в момент обострения аллергии, приятного мало.

— Он же её взял сначала.

Ила меланхолично указала на его руки. Точно! Вампиры же всегда в перчатках!

Аллергия! Так вот зачем Ида его облапала!

— А ты думала, мне доставляет это удовольствие? — хмыкнула вредная нимфа.

— Думала, отвлекающий маневр.

— Вот это — я понимаю, отвлекающий манёвр, — с достоинством указала на вампира Ида. — Теперь ему точно не до гномов и не до Свитка.

— Похоже, пакостничество, милая нимфа, у вас в крови, — вежливо согласилась я с подругой.

Ида вежливо кивнула.

— А ещё хотелось всё-таки посмотреть, что это за неожиданный эффект, который эта смесь на вампиров оказывает… — и, более разочарованным тоном, продолжила, — А оказалось, ничего особенного. Типичная аллергическая реакция, подумаешь, раздуло слегка, как Калли тогда.

И снова имя бывшей спутницы странно кольнуло разум. Что же мне не даёт покоя, связанное с ней? Наверно, сам факт, что океанида, которую я искренне любила, которой доверяла, на сторону Афродиты перешла. Да. Похоже, что так.

В общем, Ида предложила до Индии добраться, конверт открыть, что ей Дафна дала, и там решить на месте. Как-то не верилось в то, что бог хитрости не просчитал все ходы — и наши, и похитителей-гномов, если они вообще похитители, в чём мы с нимфой начали сомневаться, уж очень эта парочка всё предпринимала, чтобы нас от себя не отпускать, держать рядом. Не вполне типичное поведение для похитителей, если что.

На том и порешили.

А потом мы прилетели, и началась Индия.

Индия…

Это… Это не расскажешь в двух словах. Я даже представить не могла, что у нас на Земле (всё же беспамятная я себя сюда причисляла), что под этим же самым солнцем, есть такое место.

Первое впечатление, когда покидаешь самолёт — оно совершенно неземное. Всё покрытое дымкой, похожей на смог Нью-Йорка, но куда более ароматной, чем-то Дельфы напоминает. Или Киферон.

Ощущение, что нет ничего вокруг кроме этого огромного пространства, и это ощущение широты, чего-то безграничного, огромного, оно такое, как будто ты не на Земле вовсе.

Самое удивительное — это пространство не вызывает отклика в эмоциях, совершенно. То есть нет ни самих эмоций, ни какого-либо позыва эмоционировать, это кажется лишним здесь. Знание, что если вдруг захочешь закричать, то не сможешь, это как кричать в открытом космосе. В безграничной и бесконечно глубокой тишине, где не чувствуешь, не осознаёшь себя не то что песчинкой, пылинкой, а вообще ничем. Да и ничем — уже много. Тотальная тишина. Сама суть этого слова, его присутствие, его смысл.

И при этом… В этой тотальной тишине всё бурлит, шумит, журчит на все лады! Звуков масса!

Запах воздуха здесь совсем другой, ни на что не похожий, он своеобразно дополняет и дымку, и какофонию звуков, и больше всего напоминает запах металла, а ещё песка с чесноком, и озона. Да, озоновой такой свежести.

Техника здесь передвигается максимально хаотично и на первый взгляд несуразно, но чем глубже ты погружаешься в эту страну, тем очевиднее становится, что это ни что иное, как сверхпорядок, который невозможно описать ни в одних правилах дорожного движения, это то, что наверно, правильно будет назвать интуитивной упорядоченностью.

И эта самая интуитивная упорядоченность и вызывает ещё более сильное потрясение, чем тишина, вмещающая в себя все звуки и не теряющая своей сути. Ты внезапно осознаёшь, что так…

Так ты никогда не жила, и теперь тебе заново придётся учиться жить, потому что только в такой, сверхинтуитивной, сверхтонкой и сверхглубокой жизни и есть смысл.

Трафик здесь просто сумасшедший!

А за гномов мы зря переживали.

Госпожа Беатрис сама предложила нам вместе машину взять, услышав, что мы в Тиру едем.

Я думала, если честно, что после машин российского производства меня вряд ли какое средство передвижения впечатлит. Но тарахтящее чудо, если его, конечно, помыть, да, отмыть, если удастся, точно как не с этой планеты было. Вперед гномка села, а мы с господином Митриком и нимфой сзади. Калли и вампира с собой не взяли — ну, не любим мы шпионов, есть у нас такая слабость. И если до манёвра Иды с кремами я бы вряд ли Калли с вампиром оставила, зная, что у неё иммунитета нет, но от мучений совести своей диверсионной деятельностью подруга меня избавила. Вампиру сейчас точно не до океаниды.

Конверт, что Дафна передала, в машине вскрыли. В выпавшем листке значилось что-то невразумительное.

…Вашу часть Свитка получите у гномов. Они покажут, как её активировать. И адрес египетский скажут.

— Что? — у меня даже руки опустились. — Как это — часть Свитка?

— То есть мы всё-таки ещё и в Египет поедем? — захлопала Ида в ладоши.

Мне бы кое-чей оптимизм.

— Часть, часть, — усмехнулся в бороду господин Митрик. — Получите, наини Артемис.

С этими словами гном протянул мне чёрный цилиндр, а госпожа Беатрис, в это время лицезревшая проезжаемые достопримечательности, ойкнула и попыталась наше внимание к происходящему за окном привлечь:

— Вы видели?! Собака!

— Что — собака? — меня уже ничем в этой компании не удивишь. После колбаски напополам с больным сердцем в самолёте.

— Собака! — восторженно скандировала гномка. — Такая черная, глупая! Поскользнулась об орешек, по всей видимости, овечьего производства, и свалилась в озеро!

Однако. Кажется, Дафна Иде сказала, что в конверте магия какая-то, и она подействует, только если мы его в Индии откроем. Может, это она и есть? На меня не подействовала особо, хотя кто его знает… А вот гномов, похоже, приложило…

— Следующий адрес, — между тем, рассеянно продолжала говорить гномка, не отлипая от грязного стекла. Видимо, происходящее за окном её интересовало куда больше, чем мы, — это мы после активации Свитка узнаем.

— А активировать где будем? — спросили с нимфой чуть ли не в унисон.

Госпожа Беатрис пухленькими плечами пожала:

— В Кали-ашраме, естественно.

Глава 20 Кали-ашрам

До нужного нам ашрама, расположенного прямо в ущелье, между вершинами сразу двух гор, добирались своим ходом, подниматься сюда таксист отказался. Причём гномы могли дать фору не то, что мне, еле ковыляющей на непослушных ногах, склонившейся под тяжестью рюкзака — интересно, что Ида в него напихала такого тяжелого? — но и нимфе, бодро перебирающей длинными худыми ногами в узких джинсах, и тянущей за собой чемодан.

— Артемис, — обернулась ко мне нимфа. — Может, давай мне и рюкзак ещё, ты вон, еле идёшь.

Спасибо, подруга, что подчеркнула перед гномами, шагающими впереди, которые, конечно же, обернулись, чтобы кинуть на меня парочку осуждающих взглядов, всю несостоятельность слабого, между прочим, и хрупкого, человеческого тела.

— Слушай, — прошипела я сквозь зубы, — а ты точно ланью в прошлой жизни была? Не горной козой, нет?

Ида пожала плечами и в буквальном смысле ускакала вместе с чемоданом по узенькой тропинке вверх, а я продолжила свой путь, то и дело, охая и покряхтывая. Вот с чего я взъелась на нимфу? И сдался мне, можно подумать, этот рюкзак. Надо было отдать его этой… горной козе.

Кали-ашрам, когда мы до него всё-таки добрались, оказался несколькими домишками, постройками, а некоторые из них — ещё и без стен или крыш. В центре, если я правильно поняла, стояла статуя этой самой Кали — индийского гневного божества, изображающего черную женщину с четырьмя руками, высунутым красным языком, белыми клыками. Женщина гневно хмурила брови, и даже третий её глаз, расположенный на лбу, смотрел на нас осуждающе. В одной руке богиня держала широкий кривой то ли серп, то ли меч, в другой — кажется, чью-то голову. Точно, голову, с закатившимися глазами и открытым ртом. Талантливый скульптор изобразил голову с такой достоверностью, что с лёгкостью верилось в то, что она была отделена от тела буквально мгновение назад.

Из одежды на Кали, помимо пышных цветочных гирлянд из живых цветов было только ожерелье, опять-таки, из отрубленных голов, а вместо юбки некое подобие оной, в свою очередь, из человеческих рук.

На черноволосой голове — золотая корона.

Тут только я заметила, что Кали стоит не просто на пригорке, как мне показалось с самого начала, а на лежащем мужчине, мускулистом и соразмерном, с приятным открытым лицом и закрытыми глазами.

— Это кто?

— Это Шива, верховный бог индуистов, — пояснила госпожа Беатрис, и я потрясённо потрясла головой. Нет, если бы мы были в каком-то месте, где люди были бы настроены решительно против индуизма, я бы могла понять, но… Как же… А гномка, довольная, видимо, произведённым эффектом, решила меня добить:

— Её муж.

Однако.

Заведующий, как я поняла, этим местом, или главный здесь дядечка, в набедренной повязке, весь то ли в белой глине, то ли в меле каком-то, представился, по-европейски пожав каждому руку. А в Идину ладошку даже двумя руками вцепился. Имя гостеприимного дядечки я не воспроизведу, бесполезно даже пытаться. Поняла только, что на баба заканчивается.

— Их принято называть просто, бабаджи, — подсказала гномка.

Мы с нимфой кивнули.

Госпожа Беатрис решила озаботиться нашим знанием хорошего тона:

— Обращаться — намастэ, бабаджи, — и молитвенно сложила пухленькие ручки на груди, — можно приветствовать так: Ом Намах Шивайя, или любой другой мантрой, которая соответствует местности. Ом Намо Нараяна тоже подходит.

Ида слушала гномку и хмурилась.

Перехватила мой взгляд, покачала головой. Потом всё-таки пояснила:

— Напоминает кое-то.

— Что? — тут же заинтересовалась я.

— Да так…

— И всё-таки?

— Ассоциация с Закрытым миром, — зябко, не смотря на жару, повела плечами Ида. И потом неожиданно спросила, глядя перед собой:

— Кто здесь?!

И такой испуганный вид при этом у нимфы был, что я тоже встревожилась.

— Ида?

— Показалось, — взгляд нимфы снова стал осмысленным. Но готова поспорить, секунду назад она видела перед собой что-то. Или кого-то. Кого-то, кого я не видела.

— Нет, правда, показалось, — Ида даже постаралась облегчённо засмеяться, а потом сказала вдруг. — Ну ладно, я пошла.

Чтобы в следующую секунду опять засмеяться, только как-то нерадостно. Может, это у неё нервное? Да и устали мы, если честно. И жарко здесь. Очень жарко. А судя по построечкам, куда нам предстояло заселиться, о кондиционерах здесь не слышали.

— Так что за закрытый мир? — я решила вернуть внимание Иды к прошлому предмету нашей беседы. Глядишь, отвлечётся.

— Помнишь, я рассказывала, что Олимпийских миров — семь.

— И что они нанизаны, как бусины, на нитку.

— Можешь их перечислить?

— Сейчас попробую, — я принялась загибать пальцы. — Делос, Астрелия, Дельфы, Аттика, Парнас, Киферон. Ага, шесть.

— Есть ещё мир, о котором не принято говорить вслух, — сказала Ида. — Закрытый мир.

— Он имеет какое-то отношение к Индии? Что-то общее?

Ида пожала плечами.

— Не знаю. Просто возникла ассоциация. И это не хорошо.

— Что нехорошо, — не поняла я.

— Считается, не к добру вспомнить о Закрытом мире. Плохая примета. Очень плохая.

— Да ладно, брось, — у меня камень с души свалился. Действительно, где-то нимфа взрослая, а где-то ещё ребенок. — У нас не приняты суеверия. И в приметы никто не верит.

Мимо нас прошла пара индусов. Увидев тарантула, степенно перебегающего им дорогу, оба одновременно подули себе на плечи.

— Всё, пошли, — я поспешила утащить Иду в номер.

Неудобно получилось.

Разместившись в крохотной комнатушке, по соседству с гномами, мы вышли осмотреться, что за место, в которое мы попали? Всё здесь какое-то чудное и парадоксальное, начиная с богини, и заканчивая самими индусами.

Господин Митрик заверил нас, что активировать Свиток, то есть его часть будем только в полночь, а учитывая, что сейчас десять утра, мы с Идой вполне можем позволить себе развеяться и осмотреться.

Ида тут же заявила, что всё, что мы купили в Нью-Йорке, никуда не годится, потому что местная мода не имеет ничего общего с американской, и нам срочно нужно купить себе и сари, и шаровары, и платки, и чем-то красненьким лбы помазать, и цветочные гирлянды надеть.

— Красненьким — это вы в храм идите, — добродушно сказал гном. — Попросите благословения у богини. А за шмотками — да вон, хоть на ближайший рынок, и он обозначил ногтем место на местной карте, заботливо выданной мне Гермесом.

Предчувствуя как минимум один долгий спуск вниз и последующий за ним подъём обратно, я приуныла, но виду старалась не подавать. А Ида радостно запрыгала. Она совсем захмелела от этой чудной страны. Может, надо было папахену ей не иммунитет от укусов трансформированных сатиров подарить, а от обаяния Индии?

Наскоро ополоснувшись с дороги, и переодевшись влёгкие летние брюки с футболками и открытые спортивные сандалики, мы с Идой сначала решили прогуляться по самому ашраму, где остановились.

Меня почему-то неудержимо тянуло к главной статуе, самой высокой, и я опять увлекла Иду к Кали.

— Мата Кали, — раздался сзади добродушный мужской голос, как мне показалось, с типичным русским говором. Так и есть. За спиной стоял человек, нет, приглядевшись, я узнала в нём полуэльфа, с коричневым от загара лицом, белоснежной полоской зубов и светлыми, зачесанными назад, и убранными в хвост, волосами. Немного полноватый, но в целом приятный полуэльф.

— Считается, что в греческой мифологии, — полуэльф весело подмигнул нам, — Кали соответствует Геката.

…Геката… Воплощение чёрной луны, моя собственная, теневая, или гневная сторона…

Пригляделась поближе к Кали и вздрогнула от неожиданности, улавливая едва знакомые черты. На чувака, лежащего под её ногами, решила не смотреть. Во избежание. Итак голова закружилась, мышцы свело лёгкой судорогой, затрясло, а ещё почему-то танцевать захотелось.

Обернулась в поисках того самого полуэльфа в шароварах — но мужика и след простыл.

Геката, значит. Чувствую, не зря нас Гермес именно сюда активировать Свиток послал. И именно нас. С Идой.

Стоп! А где Ида?! Только что была здесь!

Я не успела запаниковать, как Ида нашлась. Точнее, я обнаружила её неподалёку, в компании с нашим бабой, тем самым индусом, всем в меле, и со сложно накрученными на макушке дредами. Причём смотрел этот самый баба на нимфу с таким видом, как будто вдруг, совершенно неожиданно, в знакомом пыльном дворике, среди грязи и облетевшей листвы нашёл огромный сверкающий бриллиант чистейшей воды. И вот теперь этот бриллиант принадлежит только ему одному, и он сам поверить в своё счастье не может.

Но это я так, аллегорически ситуацию описываю, а на деле баба с Идой на телефон бабы селфи в обнимку делали. Причём баба аж язык то ли от удовольствия, то ли от лихости высунул. А может тренд это у них здесь такой, или он наини Кали копирует, мне особо дела не было. Дело было до Иды, смотревшей на старого, но во всему видать, крепкого греховодника зачарованным взглядом, которым кролик на удава смотрит. Бойкая и решительная с вампиром (хоть с одним, хвала Небу!) нимфа практически полностью утратила контроль ситуации с пожилым, и практически полностью голым, индусом.

Подругу надо было спасать.

Выдернув Иду их хищных объятий святого по местным меркам человека, я приложила все свои дипломатические познания, полученные на предмете под чудным названием Международная Коммуникация в серых, оставшихся в далёкой прошлой жизни стенах альма-матер.

На ломанном английском с трудом объяснила бабе, что у нас с Идой дела и увлекла свою подругу к зданию храма.

Про «ломанный английский» отдельно надо объяснить. Дело в том, что английским, как вторым родным языком, я практически с детства владею. Просто Лана, которая шесть земных языков знает, раз в неделю на нём со мной разговаривала чуть ли не с младенчества. И книжки, и мультики, и фильмы до моих шестнадцати лет по пятницам у нас были на английском. Латана, наверно, его от скуки выучила, давно ещё, и, видимо, решив, что раз ей пришлось, то и мне пригодится, прививала мне к нему любовь. Не привила. К языкам, в отличие от маменьки, у меня довольно-таки скромные способности оказались, ну так, она-то божественную память не теряла. Может статься, кстати, что она и раньше ими владела. А в ранней юности я несколько раз в Англию ездила, и не только на сельхоз работы, но и в сезонных школах обучаться. Я сейчас понимаю, что Лана, как могла, приучала меня к самостоятельности, и, надо отдать должное её усердию, кое-чего добилась. Например, того, что в англоязычной стране я не пропаду. Вон американцы, не смотря на английский акцент, отлично меня понимали, как и я их. А вот с индусами оказалось сложнее. Я и подумать не могла, что в английском есть такие странные звуки и слова, которые белозубое местное население бойко складывало в предложения, бегло сочетая, видимо с родными. Я понимала их с таким трудом, если понимала вообще, что начинала, как и они, помогать себе жестами, коверкать слова, слабо понимая сама, что говорю.

Так вот, изъяв Иду у бабы, я увлекла её в древние стены храма, с алтарём Кали посредине, и фигурами других индуистских божеств по сторонам.

— Арте-емис, — проныла нимфа жалобным голосом. — Что же это со мной…

Это она, видно, насчёт нашего бабы. Как так оказалось, что стоило мне отвернуться, как ушлый хозяин уже увлёк младую нимфу под сень реденьких ветвей. Мне, право было не до её моральных терзаний. Да и чего терзаться-то. Я же говорила, эта Ида — что доверчивое дитё. Поэтому я посоветовала ей:

— Забей.

— Но как так… — решила, видимо и дальше ныть Ида, и я повторила свой совет, уже с более твёрдыми интонациями:

— Забей!

Потом подумала немножко, плечами пожала и предположила:

— Ну, может, он фавном был в прошлой жизни, отсюда и харизма.

Нимфа задумчиво склонила головку набок и посмотрела на меня таким взглядом, как будто впервые видит. А я смутилась отчего-то, и сделала вид, что ничего и не произошло.

Видимо, сегодняшний день решил стать для меня то ли днём открытий, то ли сердечных приступов, потому что, увидев того, кто сидел посредине храма на соломенных циновках, в груди тревожно кольнуло, и я ахнула. Видимо, кольнуло не только меня, Ида, так та вообще вознамерилась опуститься на пол, но мне было не до того, чтобы приводить потом нимфу в чувство, и, успев схватить подругу за плечо, я ощутимо её тряхнула. Помогло.

Впрочем, нимфу можно понять.

Как, собственно, и меня.

Потому что перед нами, у подножия ещё одной статуи Мата Кали, на, повторюсь, соломенных циновках, в неком подобии чалмы и в шароварах, с совершенно голым торсом, если не считать на нем бус с кисточками и каких-то ещё амулетов, а, ну и кубиков на прессе, перекрестив перед собой ноги, сидел Андрей Туманов.

Занавес. Выносите меня, пожалуйста.

Глаза вампира были закрыты, выражение лица олицетворяло счастье и безмятежность.

Ида почему-то закрыла себе рот рукой, а вот у меня нервы не выдержали.

— Ну, держись! — воскликнула я гневно, чувствуя свою правоту, вознамерившись показать наглому вампиру, где раки зимуют. Его, видите ли, Управление ищет, дядя там, или даже папенька, непонятно. Ни Пол, ни Саон не знают, где он (лично допрашивала с пристрастием!), все с ног сбились, разыскивая вампира, что Игоря Арсентьева выпил, воспользовавшись лицензией на охоту, а этот клыкастый сидит, оказывается, в Индии, в древнем храме, в состоянии постигшего Нирвану, и в ус не дует!

А может, пришла в голову мысль, вампиры Кали чтут, потому как у той тоже клыки?

Решительно отметя эту мысль, как в настоящий момент неактуальную, я направилась было к Туманову, чтобы как следует потрясти его и повыспросить кое-что: и по поводу Арсентьева, и по поводу лицензии, и по поводу серьёзности его намерений к моей девочке. Нет, стоп! Какой тут может быть вообще разговор о серьёзности намерений?! По шапке, то есть по чалме надавать наглому кровососу, чтобы и думать в сторону Иды не смел, и не приближался к ней никогда! Ни сам, ни Зовом своим поганым!

Я не успела воплотить своё твердое, как камень, намерение в жизнь, как меня схватили сразу четыре руки. Две с одной стороны, Идины, с ними бы я как-нибудь разобралась. Но вот возникший, как будто из воздуха тот самый полуэльф, видимо не в курсе был, что сильно субординацию нарушает и держал меня крепко и надёжно.

— Нельзя мешать, — прошептал он строгим тоном. — Человек медитирует.

— Человек, — горько хмыкнула я.

— Куда спешить? — продолжил полуэльф тем временем, выводя меня из храма. — Закончит, поговорите. Раз уж решили приобщаться к чужой культуре, соблюдайте правила дома, куда приехали. А то ведь не по-человечески, ей-богу.

— Артемидочка, — пропищала Ида, нежно и твердо обнимая меня за талию, и чуть не повисая на вашей покорной наини. — А может, на рынок пока сходим, я кушать хочу…

И глазёнки свои бесстыжие вытаращила, точно кот из Шрека, и вид такой сделала, мол, вот сейчас прямо сознание от голода потеряю.

Загорелый полуэльф укоризненно покачал головой, не сводя с меня осуждающего взгляда.

Фавн знает что! Сговорились они, что ли за моей спиной?!

— А если он опять убежит?! Пока мы гулять будем?

Полуэльф удивленно посмотрел на меня:

— Кто, Андре? Ни разу за последнюю неделю не видел, чтобы он бегал. Да и зачем ему?

Знал бы ты, зачем, наивный чукотский оленевод! Сам бы бегать начал.

— Он в медитации ещё как минимум час просидит, потом у нас здесь обед, потом пуджа… Да этот отсюда ни ногой, уж поверьте мне.

Вспоминая счастливое и отрешенное лицо вампира, я склонна была поверить этому полуэльфу, который Алексисом представился. Поэтому и дала Иде увести меня к спуску, который занял намного меньше времени, чем подъём. И вообще не таким уж большим на этот раз показался. Надо было всё же Иде рюкзак отдать. Ачё, если сама сказала, что ей несложно.

Глава 21 Точка прицела

Солнце поднялось высоко, в самый зенит, и не просто припекало, а уже нещадно палило. Только Иде, с восторгом маленькой девочки скачущей по дорожке, похоже, всё было нипочем.

— Смотри! Тоже бабаджи! И вон! И вон! — скандировала нимфа, задыхаясь от удовольствия.

— Ом Намо Нараяна! Ом Намах Шивайя! — говорила она каждому встречному бабаджи, пока их количество не превысило человек двадцать. Потом это занятие ей надоело, и она принялась с упоением разглядывать прочие достопримечательности.

— Вот смотри, Артемис, — потянула она меня. — Со стороны кажется, что они ничего не делают, — и она показала на бабаджи, который задумчиво сидел на узенькой площадке, окруженной низким кустарником. — А он наводит порядок в доме.

Бабаджи поднял на нас глаза, потом посмотрел на небо, и опять на площадку перед собой. А потом поднял сухую ветку, и переложил её справа от себя.

— Вот видишь! — торжествовала Ида. — Как же мне здесь нравится. Надо быстрее одеться по местной моде.

— По местной? — я показала Иде группу туристов, по-видимому, европейцев, одетых более чем странно. Если на местном населении яркая одежда с обилием разных блестяшек смотрелась естественно и органично, то туристы в сочетании местной и собственной моды, выглядели, по меньшей мере, загадочно.

— Этот стиль называется «выпусти своего внутреннего зачухонца на свободу», — не растерялась Ида.

А мне в голову закралось подозрение: не является ли её весьма преувеличенный восторг поводом, чтобы не говорить об Андрее. Она, судя по всему, тоже не ожидала его здесь увидеть. Да что там — просто не ожидала увидеть. Ещё и в таком виде, да. Вот уж не подумала бы, что лощёному столичному Туманову так пойдёт всё это многообразие амулетов на голом торсе. Я уже достаточно успела узнать Иду, чтобы по непрекращающемуся потоку слов, не обязательно сообразных между собой, понять, что нимфа здорово нервничает. И смеется она нервно и натянуто.

— Нет, как всё-таки здесь здорово, Артемис! Ты только посмотри, какая прелесть, — Ида размахивала руками, как мельница, привлекая моё внимание, приглашая восторгаться вместе с ней.

— Ах, как бы я хотела здесь остаться, — она в очередной раз махнула рукой в сторону, и я машинально проследила взглядом направление. На этот раз Ида явно переиграла, потому что показывала аккурат на верхушку кучи, образуемой обилием разного хлама, сброшенного у дороги. Но это рогатое существо ничуть не смутилось, желая, видимо, идти до конца, и, правдиво глядя мне в глаза, подтвердило:

— Прямо на мусорной куче.

— Конечно, — ехидно согласилась с ней я. — Вам, пожалуй, на этой мусорной куче не скучно будет. С Тумановым.

Бедная Ида даже покачнулась, словно на неведомую преграду налетела. Показную весёлость как рукой сняло. Губы подрагивают, руки трясутся, голубые глаза полны слёз.

— Артемис, я не могла там оставаться. Страшно стало. Как он отреагирует. А вдруг, как будто мы просто знакомые? Мы ведь виделись, не считая Зова, один раз всего. Тот не считается… А вдруг, — видно было, что нимфе каждое слово даётся с трудом, — а вдруг он меня вообще не вспомнит…

И слезинка всё-таки побежала по бледной, почти прозрачной, щеке.

— Понятно, — вздохнула я и приобняла нимфу за плечи.

Выводить подругу из равновесия меньше всего хотелось. Тем более что тут и без меня есть кому.

— Я голодная — страсть, — сообщила я ей. — И пить хочется. Может, посидим где, перекусим чего-нибудь вкусненького, заодно успокоимся.

— Вкусненького — это вон туда, дамы, — раздался из-за нашей спины голос Алексиса. — Я вас провожу, с вашего разрешения.

Я, если честно, предпочла бы с Идой наедине остаться. Но веской причины отказаться от предложения полуэльфа у меня не нашлось, а потом уже поздно стало. Пришлось вежливо согласиться и поблагодарить.

Заказ доверили сделать полуэльфу, и, первое, что нам принесли, три большие дымящиеся чашки с чем-то ароматным.

Попробовала — мм… как вкусно.

Глядя, что мы по достоинству воздаём должное местному напитку, Алексис довольно улыбнулся:

— Масала чай, — сообщил он нам название того, что мы пили.

И воспользовавшись тем, что от чашек нас было не оторвать, с воодушевлением продолжил:

— Это отдельная история. Самый популярный напиток в Индии. Его выдают здесь везде, начиная от придорожных чанов, где этот удивительный напиток варится на костре, заканчивая кафе всех ценовых категорий. Непонятно почему и как, эта жидкость божественна, ведь по сути это просто чай с молоком, специями и сахаром. Рецепт этот не строгий, всегда немного отличается, наверно, в зависимости от имеющихся в наличии специй, а ещё от настроения того, кто готовит. Иногда добавляют немного шафрана или имбиря. Но он всегда неизменно хорош. И хочется его пить постоянно. Это какая-то магия, совершенно непонятно, почему именно здесь это так вкусно. Просто нектар. Его очень просто готовить самому, и в европейских ресторанах его тоже подают, но на нашей земле он почему-то теряет свою магию, я пробовал. В общем, секрет этого нераскрыт.

Алексис рассказывал так увлекательно и убедительно, что я заслушалась и даже обрадовалась, что он к нам присоединился. Опять же, Ида отвлечётся. А мы у него сейчас выведаем кое-что насчёт кое-чьего драгоценного Андре… Глядишь, и настроение к подруге вернется.

Я перевела взгляд на то место, где Ида только что сидела. Ида! Где она.

Не слушая Алексиса, завертела головой — кроме нас, в кафе была небольшая группка европейских туристов, с увлечением уплетающих салаты из целого вороха зелени.

За стойкой меланхолично протирал стаканы худенький парнишка-бармен. Он же официант.

Иды нигде не было.

— Ваша подруга вышла, — лучезарно улыбаясь, сообщил мне полуэльф.

— Как вышла?! — этот вопрос я задала уже на ходу, в прыжке к выходу.

На улице взгляд упал сначала на двух тощих коров, отдыхающих в тени крыши кафе, потом играет группка детишек… Девочки в пыльных, но нарядных платьицах, мальчишки в коротких штанишках. Только один мальчик, самый маленький в длинной рубашке, похожей на платьице, из-под которой торчат пухлые чумазые ножки. Дети как дети. Смуглые, кудрявые, с огромными карими глазами… А в целом, улица была пуста. Иды не было.

Алексис вышел за мной, откровенно недоумевая.

— Я думал, вы заметили, — пожал он плечами. — Я вообще решил, что это ваша общая знакомая.

— Кто?! — первым порывом было вцепиться в ворот его цветастой рубашки, которую, покидая ашрам, полу-эльф всё же надел. Почему-то исчезновение Иды повергало меня в отчаяние. Она итак не в себе была… Стоп!

Какая ещё знакомая?!

— Такая, высокая, — Алексис перестал улыбаться, наверно, понял, что мне не до шуток. Или почувствовал моё беспокойство. Эльфы они вообще чувствительные. Полукровки должны что-то хорошее от них взять. — Рыжая, короткостриженая. Вот как вы. Только ещё короче. Она в дверях как только показалась, подруга ваша к ней обернулась. Эта девушка улыбнулась ей и рукой помахала. Я внимания не обратил, — полуэльф смущённо втянул шею в плечи.

Рыжая. Высокая. Короткостриженая. Калли!

В отчаянии я взялась за голову. Интуиция подсказывала, что от ставшей весьма отстранённой и холодной Калли, к тому же, работающей на Афродиту, не следует ждать ничего хорошего. В лучшем случае она предложит вернуть нимфу в обмен на нашу часть Свитка. В худшем — и думать не хочу. Но неужели я жду от Калли плохого? Ведь она наша подруга — и моя, и Иды? Да что там, ведь она старше Иды, и даже помогала ту воспитывать. А когда Ида была в обличье лани, и вовсе её обожала. Неужели она способна причинить ей бред?!

Ещё раз прислушалась к своим ощущением и с кристальной ясностью поняла — да, может. И не только может, но и причинит.

«В погоне за Свитком у тебя нет друзей, Артемис!»

Каждый играет тут по своим правилам. Вряд ли Калли с радостью побежит отдавать Свиток Дите. А если и отдаст, то выторгует себе такие привилегии… Страшно даже представить, какие.

— Эй! Артём!

Я оглянулась на знакомое обращение. Так меня называли только дома. В школе, в универе.

Передо мной стоял Туманов.

Вампир, хоть и отличался бледностью, выглядел крепче и здоровее, чем когда мы видели его в Минске. Не показалось мне в храме Мата Кали. Андрей был в безрукавке, шароварах, с той же самой чалмой на голове. На широкой груди горсть амулетов. Вот не так я представляла нашу встречу. Думала, припру наглеца к стенке и по поводу того, что задурил голову моей подруге, и по поводу убийства Арсентьева-старшего по лицензии. А тут прямо скажем, ни до того, ни до другого.

Андрей выглядел немного смущённым.

— То есть наини Артемис…

— Наини?! — обалдел полуэльф, и Туманов кивнул ему. — Её, то есть их мы и ждём.

— Ждёте? — не поняла в свою очередь, я.

А потом, видимо, от неожиданности, спросила.

— А зачем?

— Для активации вашей части Свитка, — пожал накачанными плечами вампир.

— У меня голова кругом от этого дурдома, — резонно сообщила я ему. — Дождались. Поздравляю. Теперь, чувствую, фиг мы что активируем.

— Ты… Вы… — запутался Андрей, но быстро справился с собой. — Ты о чём?

— Ида похищена, — пояснила я ему. — Она с утра не в себе была. А теперь исчезла с Калли.

— Калли здесь? — опешил Андрей. И, похоже, эта новость его поразила намного больше, чем та, что Ида похищена.

— А ты здесь вообще с какого перепугу? — перешла я в наступление.

Но Туманов не дал мне продолжить.

— Потом объясню. Сейчас времени нет.

Спорить с ним не хотелось. Тем более что времени и впрямь не было. За Иду я переживала — просто жуть как. А ещё активация эта… Которая судя по всему, сорвётся…

В двух словах мы с Алексисом объяснили вампиру ситуацию.

— Алексис, — попросил его Туманов, внимательно выслушав нас сбивающийся, прерываемый эмоциями, по большей части моими, рассказ.

— Друг, вспоминай, что именно запомнилось в… рыжей девушке? Как была одета? Что-нибудь бросилось в глаза, привлекло внимание?

Алексис замешкался. Он продолжал время от времени с недоверием поглядывать на меня. Видимо, не вязался образ девчонки с торчащими в разные стороны рыжими волосами в его представления о небожительницах.

— Давай, вспоминай, — торопил полуэльфа Андрей, и такое беспокойство слышалось в тоне, что даже я в искренность его порыва найти Иду поверила. Был бы человеком или эльфом — поверила бы в искренность чувств. А тут непонятно было. Он Иду хочет найти, или долгоиграющую кормушку-игрушку? В принципе, любая нимфа для любого вампира и то, и то. Поэтому я Туманову и верила и не верила.

— Ну?! — чуть было не крикнул вампир, отчего на нашу компанию неодобрительно оглянулись туристы в импровизированных чалмах. Датчане или швейцарцы. Светленькие такие, на прибалтов похожи. Мы им помешали своими воплями. А вот местное население никак не отреагировало. Похоже, привычное к громким звукам.

Полуэльф торопливо забормотал.

— Знак благословения…

— Так, — протянул Андрей. — Значит, из храма шла. А благословение могла получить только в храме Кали.

— Чейта? — не выдержала я, Андрей махнул на меня рукой, а полуэльф продолжил.

— Еще пояс с кистями, с нарисованными, понятно, ожерелье, стилизованное под черепа…

— Атрибутика Кали. Так я и думал, — поведал совершенно непонятную информацию Андрей.

— Чейта благословение она могла только в храме Кали получить? И что такое за благословение вообще?

— Вот, — полуэльф показал на свой лоб, а потом махнул рукой в сторону. — Как у местных.

Ага. Эта красная точка на лбу, значит, и есть — благословение. Я недовольно пробурчала:

— Благословение, тоже мне. Лучше бы это было точкой прицела.

С этим ни вампиру, ни полуэльфу спорить не хотелось. А я продолжила:

— С фига ли Ида вообще с ней ушла…

Вампир с полуэльфом переглянулись, но мне ничего не ответили.

— И почему благословение нимфа могла только в храме Кали получить?

Та же странная реакция.

Нет, они определённо чего-то не договаривают. И это совсем мне не нравится.

Между тем Андрей продолжал рассуждать вслух:

— Атрибутика Кали… Это значит… Это значит, что она скрывается с нимфой в священной пещере.

Это он о чём? Они вроде как обе нимфы? С утра были? Или я чего-то не знаю?

— Ты хотел сказать, в одной из?

Я застонала.

— Их что здесь, много? Этих ваших священных пещер.

Кивнули.

— Три, — сказал Андрей.

— Четыре, — невозмутимо поправил Алексис.

Я вопросительно уставилась поочередно на обоих. Они меня вообще в курс дела введут?! Рррр… Просто, кажется, я звереть начинаю.

Андрей обнял меня за плечи, и я даже не стала стряхивать его руку в печатке без пальцев. Потому что этот жест фамильярным ну никак не выглядел. И выражение лица у вампира было такое, сочувствующее. Поэтому я приготовилась услышать что-то, что совсем мне неприятно услышать будет. Но справедливости ради надо заметить, что я за последнее время уже привыкла, если что.

— Вампиры слышат Зов Мата Кали.

— Это понятно, — глубокомысленно согласилась с Андреем я, хотя в действительности ничего мне понятно не было. Тем не менее, я решила сделать вид, что соображаю не хуже их с полуэльфом и фавн знает с кем ещё. А вампиры-то здесь причём? Хотя информация, похоже, не лишняя.

— Кали вы слышите, потому что у неё тоже клыки что ли? — обратилась я непосредственно к вампиру.

Андрей с Алексисом опять переглянулись. Как-то даже сочувствующе, что ли.

А у полуэльфа и вовсе глаза на лоб вылезли. И по взгляду этому можно было без телепатии прочесть:

…И это — наини?! Вы втираете мне дичь, сударь!»

А Андрей терпеливо пояснил:

— Потому что она может освободить даже вампира.

Тут настал мой черёд показать, что я внимательно слежу за ходом его рассуждения, и не лыком шита, вот. И вообще от моей способности трезво рассуждать и ясно мыслить много пользы.

— А при чём здесь вампиры? Насколько я помню, нам двух нимф нужно найти.

Алексис отвёл взгляд, а Андрей наоборот, лицо чуть ли не впритык к моему приблизил. И в глазах, отсвечивающих красным, мелькнуло что-то, похожее на… тоску? Или вину?

— Артемис. Наини Артемис, — он вздохнул, и выдохнул, — Калли не нимфа. Больше не нимфа, — Андрей нервно сглотнул, и твёрдо, даже как-то обречённо сказал. — Она вампир.

Бегом добираясь до пещеры, протискиваясь сквозь низкорослые колючие кустарники на пустырях, минуя махонькие, крошечные глиняные домики, — дорога увела нас глубже в горы, от основного селения, и жильё встречалось всё реже, — я думала только об одном: Ида в руках вампира.

Нет, пожалуй, о двух вещах: то, что нимфа из моей свиты, пусть и переметнувшаяся в погоне за Свитком на сторону Афродиты, оказалась вампиром, тоже так себе повод для радости.

Стоп. Какой там оказалось? Калли стала вампиром. Её кто-то обратил…

Вот что мне не давало покоя. Конечно, странности Калли. Крема с spf, которыми, по словам Дафны, она натиралась чуть ли не ежеминутно, контактные линзы.

Точно! Дафна говорила, что Калли постоянно пользовалась контактными линзами. Между тем глаза нимфы были голубыми, как и тогда, в Астрелии, когда я её вспомнила. Значит, она маскировала, таким образом, красноватый отблеск глаз, присущий вампирам. А ещё прятала глаза от дневного света, да.

Вампирам в нашем техногенном мире вообще привольно живётся, надо сказать. Гуляй не хочу, называется! Крема с защитой от солнца, солнечные очки, линзы опять-таки!

Вот и как их распознавать! Ужас какой-то! С учётом, что и лицензию, оказывается, на охоту дают. Или на убийство. Та попроще, конечно, чем охотничья. Но в целом…

Кошмар!

Хорошо, что первая пещера в нашем списке, недалеко оказалась. Подбегая, я чувствовала, что вот-вот, и всё, упаду. Всё-таки возможности человеческого тела не безграничны, и сильно уступают возможностям физиологии вампира и полуэльфа.

Над входом в пещеру прямо в скале было вырезано изображение богини Кали, гневно оскаливавшейся в своём танце на собственном муже, а по двум сторонам от неё, поменьше, фигурки других танцующих божеств.

— Обратите внимание, — хорошо поставленным голосом опытного экскурсовода или лектора, ничуть не запыхавшись, начал было полуэльф. — Ещё полгода назад скала была ровная и гладкая, как и полагается скалам. Лик Мата Кали начал проявляться самопроизвольно, и вот, как видите…

— Алексис, мы сюда пришли Иду спасать, или лекцию слушать, — взмолилась я.

Ведь и так еле на ногах стою, тут ещё этот.

В пещеру ввалились одновременно с Андреем, немного даже мешая друг другу. Обиженный полуэльф степенно вошёл за нами.

Посреди пещеры, перед алтарем, организованным по всему видно, на скорую руку, видимо, пещера обрела статус священной действительно не так давно, сидел вампир. Из группы Пола, тот самый, что в самолёте был. И добро б сидел, но еще и сжимал в руках белую бейсболку Иды!

Вампир поднял голову нам навстречу, нехорошо оскалившись, показывая клыки. Глаза, не прикрытые тёмными очками, которые кровосос сдвинул на лоб, засверкали красными сполохами.

Туманов решительно отодвинул меня в сторону, и мешать ему почему-то не хотелось, и оскалился не хуже этого сидящего кровососа, прибавив к своему оскалу тихое, леденящее душу, шипение. И тот, который сидел с бейсболкой моей подруги в своих загребущих руках, одетых, в такие же перчатки с прорезью для пальцев, как у Андрея, взгляд опустил, хоть и вида крайне недовольного остался. Видимо Туманов по их иерархии вампирской круче. Ну так. Смею надеяться, что кому попало, лицензию на охоту не выдают, чтоб их всех разом, а!

Ну, раз уж с авторитетом разобрались, я решила, что самое время брать инициативу в свои наиньские руки, и, недолго думая, с кулаками бросилась на вампира, с воплем:

— Ты что с ней сделал, козёл?!

Меня, конечно, поступок этот совсем не красит, но в тот момент я думала только о том, что он сделал с моей подругой, а откуда у этого вражеского элемента её шапочка, как-то сомнений не возникало. В ту же секунду мы покатились по каменистому полу пещеры, оставляющему синяки на моих рёбрах, правда, к чести кровососа надо сказать, что дралась только я, а он просто защититься пытался. Сильно покалечить красноглазого не удалось, Андрей помешал. Такое ощущение, что он просто нагнулся, ловко подхватил меня за руки, которыми я его собрату в ворот вцепилась, и под коленки, и так и поднял, на вытянутых руках, как нашкодившего котёнка. Сильный, паразит.

Полуэльф… Тот… Нехорошо так говорить, но если этот вид с отрывшейся на распашку варежкой не называется «охренел», то что тогда так вообще может называться?

— Артём, сейчас же перестань! — прошипел Андрей на этот раз мне, и аккуратно на землю поставил, сдерживая, пока его соплеменник или кто он там ему, споро отползал, поднимался и отряхивался.

— У него её шапочка!! — я не оставляла попыток всё же добраться до вражины из-за руки Андрея, пытаясь дать ему пинка.

Алексис — тот вообще за голову взялся. Но до того ли мне было!

Андрей, удостоверившись, что я до кровососа не дотягиваюсь, и вообще, успокоилась немного, взглядом тому выразительно так на смятую и пыльную бейсболку, лежащую на полу пещеры, показал, и подбородком вперёд дернул, мол, что и как.

Вампир, судя по его недобрым взглядам из-под нахмуренных бровей, на вашу покорную наини бросаемым, отвечать желанием не горел, но всё же ослушаться не смел. Буркнул:

— На запах шёл.

— Значит, нимфы Иды здесь не было, а была только кепочка? — вежливо и степенно, как будто беседа наша протекала за китайской чайной церемонией, спросил у вампира Алексис, и тот кивнул.

— Специально, — показал он взглядом на бейсболку. — Чтобы со следа сбить.

А потом вдруг ощерился, даже спину слегка выгнул, и пальцы сжал так, что на них едва-едва когти обозначились, и, издевательски глядя на Андрея в упор, спросил:

— Невестой решил сделать?

— Не твое собачье дело, — спокойно и невозмутимо ответил Андрей.

Вампир тогда взгляд на меня почему-то перевёл, и с достоинством поведал:

— Наини Артемис, у меня, между прочим, серьёзные намерения. И я бы без вашего ведома никогда…

— Обалдели вы что ли! — в сердцах крикнула я. — С каждым мигом наши разборки грозят из поисков пропавшей нимфы перерасти в дележку шкуры неубитой лани. Или убитой, — добавила я тихо.

Хорошо вампирам! Ведь если Калли Иду укусит, рано или поздно, нимфа им достанется. Вряд ли ведь я захочу, чтобы та умерла. Быстро. В страшных муках… Поэтому и возражать не стану против их… хм… дружбы. Ну уж нет! Вот даже думать об этой мерзости не хочу!

— Ты права, — тихо сказал Андрей. А потом руку мне на плечо положил, и сжал.

— Мы её спасём, — добавил уверенно.

— Так чего же мы ждём, друзья? — спросил полуэльф. — Остаётся проверить три пещеры. Предлагаю разделиться.

— Ты с наини Артемис, — тут же сказал Андрей. — Этого одного я не отпущу. Со мной пойдёшь, — сообщил он вампиру.

Тот плечами пожал, но смолчал.

— Значит, запах девочки сюда привёл? — уточнил полуэльф. — А ещё что-то странное, ну, то, что только вы услышать можете.

— Зов сильный, — хмуро сообщил вампир, тот, который не Андрей. — Она, по всему видать, вас обеих звала.

Андрей кивнул. А потом спросил меня:

— Ты не чувствовала ничего странного? Головокружение, замешательство? Эйфорию… — вампир замялся. — Схожую с сексуальным возбуждением? Как бы это сказать… радость от ожидания, что ли?

— И точное, чёткое знание, что надо куда-то идти, и вы знаете, куда? — добавил другой вампир.

Я покачала головой. Ничего такого я не чувствовала. И поведение Иды меня настораживало, очень. Видно было, что нимфа не в себе, но непонятно, что с ней происходит, и как этому помочь…

— Как и ожидалось, Зов на тебя не действует, — подытожил Андрей.

— Девка молодая совсем, не в курсе пока, — согласился с ним его собрат по диете, и Андрей ему кивнул.

Вот как. Значит, на наи не действует Зов. Хотя… Я же не наи. Так, начинка. По сути, на человеческое тело, если рассуждать логически, действовать должен. А не действует. Фавн его знает почему, но вампиры видят в этом логику.

Если логика вообще свойственна простейшей нечисти, мстительно подумала я. Просто утомила уже эта вампирская сага, некстати ворвавшаяся в мою жизнь!

Итак, что мы имеем. Надо проверить ещё три пещеры и освободить Иду. А время, между прочим, до заката.

Как и решили, разделились. Мы с Алексисом в одну сторону, вампиры — в другую. Второго вампира, оказывается не Степан и не Сидор зовут, а вообще Натан. Одно у этих имён общее — все они старорусские. Но с чего Ида взяла два совершенно непохожих на исходное два старорусских имени, непонятно. Хотя о чём, точнее о ком нимфа думала, мне известно. Вон он — усвистел, аки ветер, вместе с обозначенным Натаном.

На моё счастье, священная пещера, которую нам с полуэльфом надлежало проверить, находилась недалеко. Всего какие-то сорок минут в гору, попутно перепрыгивая через чёрные валуны, как будто нарочно разбросанные детьми титанов, которые играли на горном плато, а потом ушли, и не убрали за собой игрушки. Пара узких горных ручьёв… Ещё один высокий холм, который надлежало обогнуть, и мы на месте.

Священную пещеру так вот с виду было не определить. Никакой символики, бросающейся в глаза, никаких паломников, довольно низкий и узкий свод.

Правда, Алексис уверил меня, что так сделано специально, чтобы не привлекать туристов. Мол, для них итак хватает местных достопримечательностей, а сие место просто невероятно священное и сюда ходят только посвященные местные, которые из высшей касты.

Что ж, посмотрим.

Алексис первым шагнул за порог пещеры, согнувшись в три погибели, за ним протиснулась я. Не смотря на узкий вход, потолок сразу оказался довольно высоким, я осторожно выпрямилась во весь рост. Дневной свет практически не проникал сюда, и я заморгала, чтобы глаза быстрее привыкли к полумраку.

Сделала неуверенный шаг вперёд, споткнулась обо что-то мягкое и громоздкое, и это что-то мягко застонало от соприкосновения с моей ногой. С запозданием поняла, что это Алексис, но было поздно — внезапно я почувствовала тупую ломоту в затылке. От такого удара по голове недалеко и глазам выскочить — успела подумать, проваливаясь в темноту.

Знакомые ощущения, кстати. Что-то сродни тому чувствовала, когда меня на Землю перебрасывали… Между прочим, в человеческом теле рождаться. Значит ли это, что я умерла?! Нет, только не это, Небо, не может быть! Выходит, и Иду не спасла, оставив ту с недавно обращенной, не умеющей контролировать свои желания, вампиршей, и сама умудрилась умереть.

Что же теперь будет?

Рождение в новом теле? И опять ничего не помню. Вот совсем ничего. И не будет рядом Латаны, которая окружит материнской заботой, и имя не даст забыть. Латана… так мы и не попрощались, и, судя по тому, что нам обеим теперь предстоит странствовать в своих перерождениях на Земле, вряд ли встретимся. Ни Латана, ни Ида не вернутся без меня на Олимп. Как глупо.

Думая так, я продолжала падать в темноту, и чем дальше падала, тем путанее становились мысли, тем больше конкретно-логические цепочки сменялись неясными образами, какими-то звуками, абстракциями…

Ида, Ида…

Почему я повторяю это слово? Что-то подсказывает мне, что это имя. Имя.

Чьё? Почему-то вслед за этим возникла картинка рыженькой, в пятнышках лани с большими голубыми глазами. Добрыми и умными.

Потом и картинки исчезли, а меня не стало.

Глава 22 Туннель перерождения

…Когда я появилась, первая радостная, полная ликования мысль звучала — я есть!

Нет, даже не так: яесть! Одним словом, одним чувством, и не иначе.

А потом это яесть сменилось испугом.

И что, что есть, что толку, если переродилась в другом теле, и сейчас лежу где-нибудь под прозектором в родильном зале беспомощным младенцем, ручками, ножками машу. Ждать теперь пока научусь говорить так, чтобы окружающие меня понимали. На это несколько лет уйдет. Потерянного времени. А на то, чтобы воспринимали всерьез… никак не меньше пары десятков. Да. Попала.

Какова же оказалась моя радость, когда я обнаружила, что немилосердно бьющий в глаза свет оказался вовсе не лампой и не светом прожектора, а просто очень ярким, ясным солнечным светом. И тело! Да! То самое, которое я помню, взрослое, умное, развитое…

Значит, не придется заново испытывать все муки взросления!

Тело! Это же прекрасно. Стоп. Тело явно то, да не то. Несколько более мускулистое, гибкое и сильное, это я прямо чувствую и вижу. Что это на мне? Какое-то короткое платьице в складку, небрежно подвязанное поясом из такой же мягкой, но прочной зеленоватой светлой ткани. На ногах — сандалии из множества мелких ремешков на прочной, но гибкой подошве. Ничего подобного в жизни не видела! И ничего более удобного не надевала. Могу поспорить, что эта самая обувь шилась специально по моей ноге.

Подул ветер, и рыжая прядь упала на глаза, закрыв мне поистине живописный вид. Я сидела на залитой солнцем поляне, среди маленьких беленьких цветочков, источающих упоительно-сладкий, нежный аромат. Я была в лесу. Я поняла это по звукам и шорохам, окружавшим меня. Перекличка птиц, шелест листвы, негромкий хруст ветки под чьей-то осторожной лапой.

Но ведь последнее, что я помню — это мы с Алексисом, в поисках Иды, ступаем под низкий свод пещеры, потом меня бьют по голове. Эй! А где полуэльф?! Алексис!

Я в недоумении покрутила головой — полуэльфа нигде не было.

Значит, некто неизвестный, тот самый, который предварительно вырубив Алексиса, огрел меня чем-то тяжелым по голове с такой силой, что спасибо глаза не лопнули, затем отволок на эту чудесную лесную полянку, переодел в удобную тунику, обул в кожаные сандалики, которые сам и пошил по снятым с моих ножек меркам… Вообще странное поведение для похитителя. Сильно настораживающее, я бы сказала.

Очередной порыв ветра взлохматил волосы, запустив в которые руку, я вынуждена была констатировать, что этот самый неизвестный ещё и волосы мне отрастил, и завил, похоже, да. И всё это не считая чудом приобретённой, накачанной мускулатуры.

Решив сильно не удивляться, и вообще не удивляться ничему, опасаясь в итоге сойти с ума и потерять единственное, что у меня осталось, а именно способность рассуждать здраво и трезво, я решила полюбопытствовать, как изменилась моя внешность в плане физиономии лица. Судя по звукам, справа, внизу журчит полноводный ручеёк, вот туда и направлюсь, полюбопытствую на своё отражение, а там, глядишь, и что-нибудь умное придумаю.

Но что же это за лес такой? И как пригодились удобные прочные сандалики! Несколько раз перепрыгнув через корни огромных, в обхват, высоченных деревьев, и перелазя через те, которые перепрыгнуть невозможно, раздвигая низко свисающие лианы, я вынуждена была признать, что никогда в таких не бывала прежде.

А вот и ручеек! Даже, пожалуй, узенькая речушка!

Признаюсь, над водой я склонилась не без замирания сердца и облегченно выдохнула, узнав в воде своё лицо. Ну, может, немного более загорелое, но все же своё. А сложная прическа из длинных, вьющихся рыжих волос, право, такая ерунда! Могло быть и хуже.

От журчащего ручейка веяло прохладой и свежестью, и я поняла, что очень хочется пить. Сказано — сделано. Вряд ли здесь продаётся бутилированная водичка. А судя по прозрачности ручейка, здесь неподалеку бьют родники, вода из которых вполне подходит.

Согнувшись, зачерпнув холодную воду в ладони, припала к ней губами, искренне надеясь, что я не попала в сказку и не превращусь незамедлительно в какого-нибудь козлёночка-оленёночка.

Вода оказалась сказочно вкусной. Не такой пресной и неживой, к какой я привыкла дома, а именно: сладкой, чистой, свежей, как будто смеющейся, радующейся жизни и прекрасному виду вокруг.

Питьём сей чудесной водицы я увлеклась настолько, что не обратила внимания на шорох за спиной, и, когда почувствовала вполне ощутимый тычок… в место наиболее открытое и уязвимое, если рассматривать мой вид сзади, чуть не свалилась в голубые прозрачные воды.

Чудом сохранив равновесие, обернулась и обомлела.

Передо мной стояла Ида. Дорогая, обожаемая голубоглазая Идочка. Которую я и искала.

…Моя любимая лань.

…Ида стояла передо мной, весело сверкая огромными, чистыми, как слеза океаниды, голубыми глазами и прядала ушами. Потом, смешно наклонила голову вбок, так она всегда делает, надеясь увлечь меня в очередную игру, и умильно моргнула два раза подряд.

На нашем языке жестов это означало — Не поймаешь! Не поймаешь!

Понимая, что за этим последует, я рывком протянула руку к лани, уверенным, хорошо отработанным жестом, но не успела дотронуться до пятнистой шкурки, как Ида прытко отскочила в сторону и немного назад, склонила голову в другую сторону и опять весело моргнула два раза.

— Ида! Не смей! — крикнула немного хриплым со сна голосом, но куда там! Когда Ида настроена на веселье, её мало что способно остановить.

Подпрыгнув бодрой козочкой так высоко, что запросто могла перекувырнуться в воздухе, Ида крутанулась на месте, а потом дала стрекоча, скрываясь за пышными кустами.

Стараясь не думать обо всей абсурдности ситуации, я вскочила и понеслась вслед за ланью. Споткнувшись, и чудом устояв на ногах, я лишний раз убедилась, что в этом месте, куда я волшебным образом попала, ко мне хоть и не вернулась память, зато в избытке вернулись инстинкты и реакции, сила и ловкость тела. Вот как только задумалась, перелетая через изогнутую дугой корягу, по ходу движения делая короткую стойку на руках, а где это я научилась этим акробатическим кульбитам, тут же чуть не шандарахнулась носом в землю, но непонятно как успела перевернуться, приземлилась на корточки, и опять взяла низкий старт.

Где же Ида? И почему она в образе лани? Как мне всё это не нравится! Хуже всего то, что Иде-лани вздумалось поиграть со мной, и она, похоже, совершенно не отдупляет, каким таким чудом мы здесь оказались в нынешнем обличье.

Может, то, что сейчас происходит, очередной всплывающий обрывок памяти? С тех давних пор, когда Ида ещё была ланью? Хорошо бы, если так. Но ощущения здесь наполнены поразительной гипер-реалистичностью, что-то мне подсказывает, что вряд ли это сон, или воспоминания.

Во всяком случае, даже если это и сон, то довольно непростой!

Вот почему Ида опять стала ланью?

Не для того ли, чтобы существенно усложнить мою задачу? Стоп. А какая у меня задача…

Так, в священную пещеру я заходила с одной задачей — найти и спасти Иду. Значит ли это, что и здесь мне нужно сделать то же самое?

Скорее всего, да.

Однако неизвестный зложелатель, заманивший нас с Идой в этот мир, сильно просчитался, думая, что здесь поиски лани сильно затянутся. Я откуда-то знала, что ловить вздумавшую поиграть Иду мне не впервой, и раньше я всегда успешно с этим справлялась. И сейчас справлюсь!

Кажется, вот следы, оставленные узкими копытцами, а здесь примяты верхушки травы, лань перепрыгнула небольшой пригорок, но верхушка всё равно примялась.

— Ида! — позвала я. — Ида! Ты выиграла, возвращайся! Идочка!

Я пыталась подозвать лань ласковым голосом, но проказница или затаилась где-то в пушистых кустах, потому что по правилам игры мне надлежало самой найти её, или ускакала так далеко, что просто не слышит моего голоса. Как ипризнания факта собственно проигрыша.

В последнее верить совсем не хотелось.

— Ида! — опять позвала я.

Что-то шевельнулось в кустах лесного ореха, под раскидистым платаном, и я, опередив свои мысли, рванула туда.

А разведя кусты, и ступив на узенькую каменистую тропинку, слишком поздно поняла, что дорога внезапно сильно накренилась вниз, и я попросту соскользнула по ней, а затем и вовсе кубарем покатилась.

На моё счастье, полет, состоявший из череды кувырков, был недолгим, сгруппировавшись на каменистом прохладном полу, я обнаружила, что цела. Даже, похоже, не поцарапалась ни разу. Ах, ну да, у меня же теперь какое-то прокачанное тело.

Неплохо бы осмотреться, куда меня занесло. Свет бил узеньким просветом откуда-то из-под самого свода. Пещера! Похоже на то. Однако, как сегодня всё не вовремя! Пока я буду искать возможность выбраться, Ида успеет убежать далеко.

Звук, напоминающий топот маленький ножек, прошелестел под сводом пещеры, я подняла глаза, но никого не увидела.

Прикинув, что до того отверстия в скале, через которое я сюда попала, лезть и лезть, решила всё же осмотреть пещеру на случай наличия другого выхода.

Глаза уже привыкли к полумраку, моя внезапная ловушка оказалась сравнительно небольшой и почти прямоугольной — где-то три на шесть метров, с высоким, очень высоким потолком. Что-то неприятно царапнуло внимание, что-то в этой ситуации было крайне неприятным, и это помимо того, что каждая минута, проведённая в пещере, отделяла меня от поисков Иды. Та, наверно, успела ускакать далеко…

Внезапно я хлопнула себя ладонью по лбу: надо же быть такой безголовой! Конечно, именно форма пещеры и вызвала нехорошее подозрение. Практически прямоугольная, с ровным полом и относительно ровными стенами, на которых видны следы кирки и каменного топора, эта пещера возникла здесь не просто так. Как возникла, наверно, и на моём пути.

Грубая работа, — пригляделась я внимательнее к стене. Но это явно сделали люди. Люди. А значит, я в том из миров, где они есть. Интересно, в прошлый раз воспоминания забросили меня в Астрелию, а потом на Парнас. А где я сейчас?

Размышляя, я продолжала обходить пещеру по кругу, шаря ладонями по стене, то и дело, сгибаясь и разгибаясь, в поисках выхода. Не хватало оказаться здесь запертой, как жук в узкой высокой бутылке, или ещё какой ловушке юного натуралиста!

Не успела я как следует поразмыслить над тем, что было бы, если бы меня просто подло заманили в ловушку таким образом, как высоко над головой раздался шорох. Я подняла голову к окошку под сводом пещеры, откуда бил яркий дневной свет, скудно освещающий мою временную тюрьму, как окошко это исчезло. Я сначала не поняла, что произошло, а потом меня осенило: некто солидных размеров заглянул в это самое окошко, заслонив собой солнечный свет.

И без того неверный полумрак, царивший здесь, кончился, сменившись практически полной темнотой, от которой у меня почему-то мелкой дрожью затряслись коленки и ослабли ноги, а в центре живота появилось неприятное шевеление. Отсюда мне никак не разглядеть было того, кто заглянул в пещеру, тем более, в такой темноте, но отчего-то казалось, что о н, кто бы о н ни был, видит меня. Насквозь.

Осторожно, стараясь не производить шума, я ступила ногой назад, отступив на шаг, потом ещё раз, тесно прижавшись к гладкой прохладной стене, неизвестный посмотрел ещё немного, а потом в пещеру опять хлынул свет.

Я даже вздохнуть с облегчением не смогла — ведь ясно, что меня увидели. И вряд ли это друг. Друг окликнул бы меня, позвал. А эта тишина пугала больше всего. В следующую секунду я поняла, что секунду назад пугаться и отчаиваться было рано.

А вот теперь в самый раз.

Раздался неприятный, тяжелый скрежет, какой бывает, когда в скалистых горах начинается оползень, а потом свет померк опять, и я поняла, что неизвестный, обладающий помимо нехилых размеров, ещё и недюжинной силой, попросту завалил отверстие, через которое я сюда попала, огромным валуном.

Это была катастрофа.

Оказаться запертой в тёмной холодной пещере, в неизвестном мне мире, одной… Зная, что Ида, почему-то опять в облике лани, где-то неподалёку… И вряд ли подруга сможет мне помочь, пока она в этом теле… То ли дело, если бы она была нимфой. Впрочем, тогда я вряд ли так глупо угодила бы в расставленную ловушку. Ида, дурочка, как будто нарочно увлекла меня сюда.

Стоп. А если это была не Ида? С чего я вообще взяла, что она опять стала ланью? Может, какие-то враги наи, или, не знаю, что хуже, мои личные враги, соперники в погоне за Свитком Гекет подсунули мне просто очень похожую на мою подругу, лань? Или это и вовсе, был какой-то злой дух, искусно притворившийся Идой, чтобы заманить меня в ловушку? Звучит как сказка, я понимаю, но… наи в погоне за Свитком Гекет… вампиры… эльфы… тоже так себе реальность.

Я ещё раз вернулась воспоминаниями к бодро скачущей пятнистой лани с голубыми глазами-блюдцами на берегу ручья. Совсем молоденькая, ещё даже без рожек. На тоненьких длинных ножках, с озорно торчащими в разные стороны ушками. Ушками несколько даже большими, чем полагается лани по классике пропорций. Хотя, может, это потому что сама очень тоненькая, узенькая?

Нет, у меня нет никаких сомнений по поводу того, кто это был. Я точно видела Иду.

Значит, можно предположить, что подруга не заманивала меня в ловушку, и в этой пещере я оказалась по собственной глупости и неосторожности.

И этот… человек… Это существо, которое завалило вход в пещеру камнем, может быть, просто не увидело меня, — попробуй что-то разглядеть в кромешной темноте! — а вход завалило как раз, чтобы какая-то неосторожная курица, вроде вашей покорной наини, не попалась в этот импровизированный чулан.

Однако прежде чем окончательно предаться отчаянию, стоит осмотреть, точнее, теперь только ощупать, последнюю стену.

Когда пальцы, скользящие по скалистой шероховатой поверхности неожиданно вместо камня нащупали воздух, я сначала даже не поняла, что именно произошло. А поняв, не спешила верить. Наверняка это просто небольшой проем, вмятина, вогнутость, я не знаю, всё что угодно. Но было бы слишком хорошо, если бы это было лазом!

Но это был именно лаз. Даже туннель. Низкий, чтобы попасть в него, мне пришлось встать на четвереньки.

Вытянув вперед руки, и убедившись, что лаз не окажется тупиком, по крайней мере, не так скоро, я стала пробираться вперёд, стараясь не думать, что будет, если и этот узкий крошечный лаз чем-то завалят за моей спиной.

Возразив себе, что, во-первых, это вряд ли случиться, потому как кому бы там его заваливать, ведь в пещере, кроме меня, никого не было, а во-вторых, напомнив себе о том, что назад-то пути нет, и потому остаётся только идти вперёд, и, согласившись с неопровержимостью собственных доводов, я продолжила ползти, практически упираясь спиной в низкий потолок этой норы, вырубленной в стене.

Сколько продолжалось моё путешествие, не помню, тревожным звоночком для меня прозвучало то, что даже моё непривычно сильное тело начало уставать, постепенно теряя силы, а сколько ещё нужно ползти в этом неудобном положении, было непонятно.

Стараясь даже не думать, что я могла за это время не проползти и половины туннеля, да что там половины, могла ведь и одной десятой части не проползти, мало ли кто и с какой целью вырыл эту нору.

Воздуха здесь не было совершенно, и перед глазами возникла картинка, как я, эдаким маленьким «муравьём» пробираюсь по тоненькому и невероятно длинному тоннелю, лежащему ниточкой под огромным массивом горы. Вот у меня, рано или поздно, заканчивается воздух, или счастливится натолкнуться на «жука» покрупнее и поагрессивнее… От картинок, сменяющих друг друга одна за другой, горло сжало невидимой рукой ужаса, я и поняла, что ещё немного паники — и умирать от удушья, вызванного отсутствием воздуха в пещере, будет необязательно, потому как это самое удушье наступит куда быстрее.

С силой взяв себя в руки, я заставила себя осторожно и медленно вдохнуть и выдохнуть несколько раз прореженный, больно царапающий дыхательные пути, воздух, и поползла вперёд, стараясь не думать о том, что меня ждёт, и перестать, наконец, представлять страшные картинки.

К моему же удивлению, это удалось. В голове раздавался слабый приятный гул, и я принялась безудержно зевать.

Как же сильно хочется спать, — подумалось мне. — Вряд ли случится что-то непоправимое, если я вот немножечко отдохну. Прямо здесь, на этом уютном полу…

Холодный пол тоннеля, покрытый тут и там мелкими и крупными острыми камнями, то и дело больно впивающимися в ладони и коленки, стал как будто даже теплее. А острые камни, впившиеся в рёбра, стоило мне растянуться во весь рост, показались едва ли не мягче и удобнее ортопедического матраса.

Стоп, Артемис, что ты делаешь?! — взвыл сиреной в моей голове почему-то голос Иды. — Нельзя спать, ни в коем случае, нельзя! Если заснешь, больше не проснёшься!

…Что за чушь, — возразил Идиному голосу мой собственный, благодушный и ленивый. — Ничего и не случиться, если я немножко полежу здесь, и отдохну. Буквально пару минуточек…

Я сладко зевнула.

…Кто говорит о том, чтобы спать, — степенно, с чувством собственного достоинства продолжала я. — Как будто я не понимаю, что спешу. И спать я вовсе не собираюсь. Вот только маленькую капельку малинового варенья намажу ещё на эту сдобную, ароматную булочку… мм… бабочку… Кажется, я так проголодалась, что с малиновым вареньем съем даже этого мотылька с розовыми светящимися крыльями… И почему мне раньше никто не сказал, что варенье светится в темноте? Наверно, все в курсе, кроме меня. А запью всё это дело стаканом холодного ароматного чая с лимоном. Что ж такого! Вот, и птице тирохвосту с раздвоенным синеватым хвостом и глазками-бусинками на фоне глубокого ночного веера в цветочки, нравится.

Сильнейший приступ тревоги, заставивший тело дёрнуться и подскочить, приложившись макушкой о низкий свод туннеля, разбудил меня.

Разбудил как будто под аккомпанемент Иды, воплем звучащий параллельно с потоком моего сознания.

…Артемис! Не смей! Не смей засыпать!

Однако, похоже, где бы она ни была, и вообще была ли это она, или мой собственный внутренний голос, принявший интонации Иды, словом, неважно, но это возымело действие. Как будто вредная Ида изо всей силы боднула меня в мягкое место своими только начинающими пробиваться, но уже очень твёрдыми рожками.

Поняв, что я чуть было и вправду не заснула, точнее, даже хуже, заснула, и чуть было не осталась умирать в узком и холодном, как гроб, туннеле, я продолжила путь.

Каково же было моё изумление, когда буквально спустя две минуты я услышала звуки, которые сперва, в силу их монотонности и тягучести спутала с льющимся где-то неподалёку водным потоком. Но через минуту поняла: это не поток, это лучше!

Потому что звуки, которые я услышала, вне всякого сомнения, были пением. Человеческим пением.

Подумать только, я могла умереть буквально в двух шагах от спасения!

Потому что это пение значит, что я спасена!

Значит, здесь, под землёй, есть полость, где находятся люди, и воздуха здесь достаточно, а значит, я не настолько уж и глубоко под землёй! И вряд ли каждый из этих поющих попал туда, в это место, где они сейчас находятся, моим путём, один за другим, ползли фавн знает сколько по этому треклятому туннелю…

Значит, я скоро смогу выбраться отсюда, и найти Иду!

Даже воздух изменился. Стал не таким твёрдым и затхлым, больше не царапал лёгкие. И этот факт тоже говорил в пользу моей догадки: я не так уж глубоко под землей, как могло бы оказаться!

Чем ближе я приближалась, тем яснее различала человеческие голоса, красивые, и немного отстраненные, захваченные звуками собственного пения, звучавшего в красивом, мелодичном ритме. Нежная, струящаяся мелодия пронизывала хор единой золотой нитью, как будто нанизывая на себя каждое слово, а глухой, приятный шум барабанов задавал ритмичное звучание песне, слова которой я уже слышала довольно отчетливо:}

Кали-Дурге, Намо-Намах!

Кали-Дурге, Намо-Намах!

Джей Мата Кали! Джей Мата Дурге!

Кали-Дурге, Намо-Намах…

…Что-то мне напоминает эта песня?

Ну конечно, я же только сегодня слышала её в Храме Кали-ашрама, где мы остановились, и ещё где-то… На улице…

И неудивительно слышать мантру индуистской богине Кали, учитывая, что в Индии распространён её культ.

Куда более удивительно услышать мантру здесь, в этом странном волшебном мире, где у меня своё, но всё же намного более сильное и умелое тело и длинные вьющиеся волосы, и Ида опять почему-то лань.

Я была уже совсем близко у выхода, когда меня одолели сомнения. Не смотря на ломоту в руках и ногах, я не спешила покидать свое убежище. Как назло, лаз здесь был настолько узким, что в него, пожалуй, с трудом пройдут мои плечи. А ещё он выходил не к центру пещеры, на что я очень надеялась, желая взглянуть на то, что тут происходит, прежде чем выбраться отсюда, а, видимо, куда-то в бок, и всё, что я могла видеть отсюда, была черная стена, с вырубленной в ней нишей, где в ряд стояло несколько то ли факелов, то ли чёрных от копоти свечей.

Мантра Кали раздавалась громко и отчётливо, и звучала совсем рядом, но вместе с тем тех, кто поёт и играет на музыкальных инструментах, видно не было.

Одновременно с пением, следуя заданному ритму, возник ещё один голос, женский, который начал параллельно читать что-то на незнакомом, нет, к моему крайнему удивлению, на знакомом мне языке! Не знаю, каким образом, но я понимала каждое слово!}

{— Славься время, когда боги являют себя людям!

Славься богиня Кали, сошедшая с небес!

Давшая детям своим Мощь Созидания Уничтожения Настоящего

и Создание Неочевидного Будущего, Потенциально Существующего Настоящего,

соединяемые в двух аспектах Мата Кали,

как две стороны одного листа,

в действительности, являющиеся Единой Реальностью!}

…Точно, ошибки быть не может, здесь действительно проходит служба, или, на индуистский манер, пуджа их женскому божеству — Мата Кали!

Мышцы от пребывания в неудобном положении ныли всё сильнее и сильнее, и, наконец, я не выдержала. Будь что будет, я вылезаю. Надеюсь, люди, служащие гневной черной богине, которая держит в руках отрубленную голову своего врага (точно не помню, кто он, хоть Алексис и говорил что-то на этот счёт. Не друг же, в самом деле?!) окажутся не в пример дружелюбнее своего предмета поклонения.

Стараясь не производить лишнего шума, я рыбкой скользнула вниз, благо, падать было невысоко, и скрючилась на ровном гладком полу. Все тело затекло, еле разогнулась. Моего появления никто из присутствующих не заметил, а удара об пол попросту не услышали, что и неудивительно — этно-концерт у них тут громкий.

Вглядевшись в происходящее, я увидела толпу людей, окруживших круглый высокий помост. Стоящие в несколько рядов, каждый из которых был отделён от следующего четкими светящимися линиями, приглядевшись к которым, я поняла, что они состоят из множества свечей, люди танцевали в едином ритме.

Точные, как будто годами отточенные движения, подчёркивающие силу и грацию наполовину обнаженных тел, производились настолько синхронно, что становилось понятно, что танцующие двигаются в трансе. Некоторые, в основном мужчины, отбивали ритм на узких длинных барабанах, прикрепленных к поясу, и расположенных между сильных мускулистых бёдер, а два или три человека, стоящие в разных сторонах круга, выводили нежную мелодию на длинных флейтах.

Переведя взгляд на возвышение, я ахнула: озарённые тысячами свечей, в чарующих звуках музыки, извивались в чувственном танце три женские фигуры.

То ли обмазанные чем-то чёрно-синим с ног до головы, то ли… Такого цвета от природы, женщины изящно поводили крепкими плечами, склоняли головы, взмахивая длинными, спускающимися до крутых бёдер, чёрными локонами.

Из одежды на них, похоже, только украшения. Широкие золотые браслеты с маленькими звенящими колокольчиками — на лодыжках, перевитые в тонкие сетки цепи на плечах и предплечьях, и широкие, блестящие браслеты на узких запястьях. Не смотря на то, что эти чёрные женщины были повёрнуты спиной к окружающим их людям, мне всё-таки удалось разглядеть, что на шеях их сверкают золотые ожерелья из каких-то круглых предметов, каких, разглядеть мне не удалось. Вспомнилось, что статуи и изображения богини Кали в Индии украшали ожерелья из черепов, и подумалось, что должно быть, у этих танцовщиц, черепа из золота, но отсюда не разглядеть.

В чёрных гривах, то и дело взметающихся ввысь и осыпающихся на сильные, маняще изогнутые спины и округлые бёдра, блестели искрами золотых отблесков тиары.

В общем, танцовщицы были одеты, если можно так выразиться абсолютно одинаково, и выглядели одинаково, и двигались тоже одинаково-синхронно. Но было и одно отличие. Даже, пожалуй, шесть отличий.

В руке одной из них была золотая маска, изображающая скалящее зубы страшное лицо, а в другой — тот самый то ли серп, то ли меч, широкий, в форме полукруга. Алексис, кажется, успел пробурчать что-то насчёт того, что это древний боевой меч. Судя по тому, что я видела в руках у танцовщиц и на изображениях, украшающих индийский храмы, понятия о том, как этот самый меч должен выглядеть, тут и там разные. Этот был более закруглённым, что ли. И не таким широким, что давало орудию ещё большее сходство с серпом.

Вторая танцовщица держала в каждой руке по короткой кривой сабле, а третья боевой золотой топор с двумя топорищами, и что-то похожее на трезубец Нептуна из мультика про русалочку Ариэль.

Высунуты ли у них языки? — подумалось мне, ведь тут и ежу ясно, что троица сине-чёрных обнаженных, не считая золотые украшения и золотые широкие пояса, небрежно лежащие на широких чувственных бёдрах, изображает богиню Кали. А если языки не высунуты, то крашены ли их подбородки в красный? Эх, отсюда не разобрать!

…И почему их три?

Женский голос, читающий стихи параллельно с пением мантры Кали, тем временем продолжал:

— Кого наивно считаю собой —

Белое лицо в крови.

Сияющие светом Великой Бездны

Глаза мои —

Глаза Твои, о Кали!

Джей Мата Кали!

Джей Мата Дурге!

…Вот только где эта женщина? Кто из танцующих так красиво читает? Отчего-то очень захотелось это узнать, было в этом голосе что-то, что привлекало меня, вызывая сладкую дрожь в бедрах, но разглядеть говорившую не удавалось.

Тем временем, три чёрные танцовщицы развернулись лицами в мою сторону, и я увидела, что нет, ни высунутых языков, ни крашеных подбородков, как на картинках и у статуй, которые я видела, у женщин не было.

Я забеспокоилась поначалу, как бы меня не обнаружили раньше времени… Нет, не то что бы я испугалась, просто зачем портить людям праздник. То есть танец. То есть пуджу. Тем более такую красивую, и серьёзную, судя по количеству присутствующих.

Но волнение оказалось лишним. Глаза чёрно-синих танцовщиц были прикрыты черными же веками, а взгляды всех присутствующих — устремлены только на них. Барабаны запели смелее, чувственнее, ярче, набирая новый ритм. Нежное пение флейт перешло в сплошное, ровное и пронзительное звучание.

Черно-синие танцовщицы, извиваясь, как кобры в священном трансе под звуки флейты заклинателя, стали медленно сближаться, как будто их тянуло друг к другу невидимым магнитом.

Полные страсти движения говорили о том, что они даже как будто сопротивляются этому влечению, но незримое притяжение намного сильнее их нежелания.

— Исконная Дэви -

Ключ к Познанию остальных Махавидий!

Суть Великого Знания -

Уничтожающая Форму!

Уничтожающая Пространство!

Уничтожающая Время!

Ночь Вечности, Дарующая Свободу!

Каларатри!

Знание и Иллюзия!

Природа и Энергия!

Две танцовщицы в это время, как будто приклеившись спинами к первой, медленно скрылись за её спиной. Впереди оказалась та, что сжимала в руках топор и трезубец. Затем все втроем опустились на пол.

Та, что была впереди, расположила чёрные ноги перед собой крест-накрест, как сидят йоги.

Как расположились двое других, мне видно не было, видны были только их руки с золотыми священными атрибутами, взвившиеся по сторонам от первой.

Отсюда создавалось впечатление, что сидит одна женщина, но с шестью руками, в каждой из которых держит золотой предмет.

Натуралистичности впечатлению добавили ещё и две склоненных головы по сторонам от той, что была посередине, из-за чего фигура сидящей женщины оказалась практически полностью скрыта покрывалом чёрных волос.

Танцующие вокруг круглого помоста тоже неожиданно для меня оказались на полу вокруг своего божества. Видно, пока моим вниманием владели исключительно черно-синие танцовщицы, все участники ритуала успели закончить танец и сесть в похожих положениях, слегка склонив головы.

В следующий миг произошло сразу два события, оба из которых заставили меня вздрогнуть, подскочив на месте.

Во-первых, чёрно-синяя танцовщица, та, что сидела спереди, и чье безмятежное, отстранённое выражение лица заставляло забыть, что это живой человек, а не древняя неподвижная статуя, открыла глаза, и в отблеске тысяч свечей на черно-синем лице засияли голубоватые пятна белков. Но не сам этот факт заставил меня испуганно дёрнуться: взгляд черно-синей танцовщицы был устремлен на меня.

И фавн меня дери, если кто-то когда-нибудь так на меня смотрел! Отстранённо и заинтересованно одновременно, с мудростью и живым любопытством, взгляд, отражающий неподдельный интерес смотрящей, проникал в самую душу.

И, во-вторых, одновременно с тем, как сверкнули два чёрных глаза в ореоле белков на сине-чёрном фоне красивого, как на древних изображениях, лица, на моё правое плечо опустилась тёплая ладонь, и тот самый голос, который недавно читал речитативом священные стихи, участливо спросил:

— Ты за Посвящением, дитя?

Сказать, что я испугалась, не сказать ничего. То есть не испугалась, конечно, просто всё это произошло чересчур уж неожиданно. Так что, спасибо, что только дёрнулась и пискнула полураздавленной мышью, а не вовсе оконфузилась. Было бы неудобно, между прочим.

Видимо эффект неожиданности и заставил меня выдать первое, что пришло в голову, той самой женщине, которая, как из воздуха, возникла справа от меня. Видимо, неслышно подошла, в то время как я, хлопая глазами, следила за танцем чёрно-синих гурий.

А первой в голову мне пришла правда, поэтому я честно ответила.

— Я ищу свою лань. — И, глядя прямо в полные весёлого недоумения глаза женщины, пояснила, — Иду. Ни’иду то есть.

Надо сказать, что наше с женщиной общение происходило как будто наедине, или же и вовсе было покрыто пологом невидимости: никто из тех, кто сидел вокруг круглого помоста, не повернул головы в нашу сторону, даже не вздрогнул. Наверно, сидящие между рядами свечей на чёрном полу пещеры находились во власти глубокого транса. Или им просто нельзя было ритуал прерывать, не знаю.

Женщина, стоящая рядом со мной, не выдержала и тихо рассмеялась. А потом ловко, чудесным образом ни разу не запутавшись в черных длинных одеждах, опустилась рядом, поджав под себя ноги.

— Значит, ты прошла Туннель Перерождения, стирающий карму, одно из главных препятствий на пути к Посвящению Матери Кали в поисках лани?

Женщина опять засмеялась.

— В жизни не слышала ничего смешнее.

Я веселья женщины в чёрном не разделяла, и, по правде, слабо понимала, о каком стирании кармы и Посвящении она говорит. Но то, что женщина смеётся, должно быть неплохо, да? Вряд ли человек с чувством юмора вдруг впадёт в буйство. И есть даже вероятность, что отсмеявшись, она поможет выйти отсюда, и я продолжу поиски Иды.

Воспользовавшись неожиданным приступом веселья, я рассмотрела свою новую знакомую. И вглядываясь в её тонкие, но крупные черты, белую кожу, несколько широкие для женщины плечи, сильные руки, отметила сходство с остальными участниками ритуала. Они здесь такие оказались все, как бы сказать, не маленькие. И хорошо развитая мускулатура просматривалась даже у женщин.

…А я так надеялась, что я всё же где-то в Индии, или хотя бы на Земле. Но судя по внешности присутствующих, и их росту, соответствующему, пожалуй, самому высокому росту в родной Беларуси, что уж говорить об Индии, я в каком-то неизвестном мне мире.

Впрочем, этим вопросом можно озадачиться позже, когда мы с Идой обе окажемся в безопасности.

— Туннель Перерождения? — переспросила я женщину, чем-то не понравилось мне это название, отчего её веселье сменилось недоумением.

Моя новая знакомая склонила ко мне лицо, провела подушечками пальцев по щеке, затем поднесла их к кончику носа. Своего носа. Алый цвет пальцев женщины и засаднившая скула говорили о том, что ползя по вышеупомянутому туннелю, я изрядно ободралась.

— Белое лицо в крови… — задумчиво, глядя сквозь меня, сообщила женщина.

— Зеленая туника изорвана в клочья, — кивнула я ей, тыкая пальцем себе в грудь.

Вдруг у них принято тут изъясняться таким образом? Чтобы просто, очевидно, и доступно. Кто бы спорил, только не я. Мне, пожалуй, выбираться отсюда надо. Только как намекнуть о своём желании женщине в чёрном?

— Дорога наверх к свету, — многозначительно подняла я палец к своду пещеры. — Вы, — уткнула палец в грудь женщины, надеюсь, у них этот жест не считается грубым, потом перевела указатель на себя. — Меня, — опять показала пальцем вверх, — выведете?

А женщина, в свою очередь, склонила голову набок, внимательно изучая моё лицо.

— Кто ты, дитя?

— Артемис, — бойко отрапортовалась я, легонько стукнув себя кулаком в грудь. Потом подумала и поправилась. — Артемида. Шаинская. Вы знаете, в последнее время как-то неожиданно выяснилось, что я наини. Это на приёме у психотерапевта так получилось. С гипнозом. А потом как пошло-поехало… В общем, мне говорили, что я — наини, да. Но я сама не знаю. По-моему, врут.

Я пожала плечами.

— Мне бы Иду найти, — я доверительно накрыла кисть женщины своей ладонью. А крупная у неё кисть, так всю накрыть и не получилось. — Очень уж я за неё переживаю. Она здесь у вас лань почему-то. А была нормальным человеком. Точнее, нимфой, но, согласитесь, разница непринципиальна. Ну, нимфа и человек. Не то, что нимфа и лань. Это уже из другой оперы.

— Так значит, ты не знаешь, кто ты, дитя? — женщина улыбнулась. — Ты назвала мне несколько своих имён, но ни к одному из них не чувствуешь причастности, я правильно тебя поняла? И даже «наини» — для тебя, не более чем ещё одно имя?

— Набор букв скорее, — кивнула я головой. — Даже звуков, в данной ситуации.

А про себя подумала: ну что за чушь я несу?! Как будто внутри завёлся кто-то вредный, кто говорит мне, что отвечать. Ведь я прекрасно знаю, что такое «наини», и что означает это слово. Так же, как прекрасно знаю, кто я. Я же ей сказала… С чего она решила, что я не знаю? Вот сейчас примет за сумасшедшую… Мне, конечно, терять нечего. Мир не мой, но мало ли, нам с Идой здесь жить. А поскольку нимфа и вовсе лань, позаботиться о нас обеих, кроме меня, некому.

В общем, не знаю, какой фавн дёрнул меня за язык, но я закивала женщине, проклиная свой поганый язык про себя. Вместе с этим непонятным болтуном, подселившимся мне прямо в голову.

— Я не знаю, кто я. Не имею никакого понятия. И никогда не имела.

— Туннель Перерождения сделал своё дело, — удовлетворённо кивнула женщина.

И опять мне не понравилось вот это название.

Заметив моё замешательство, женщина спросила:

— Скажи дитя, трудно ли было попасть сюда? Долго ли ты шла?

— Шла, — хмыкнула я. — Ползла, скорее. Да уж порядочно, знаете ли. Устала, сами видите, ободралась о камни. Чуть не заснула даже один раз, боялась задохнуться.

На этот раз женщина не просто засмеялась, она захохотала, запрокинув голову, до слёз из глаз, что меня немного обидело. Не слишком приятно, когда смеются над твоими невзгодами, а женщина хохотала долго и с удовольствием. И никто из сидящих вокруг помоста не сделал ей замечания. И я, понятно, не сделала. Что и говорить, а она — единственный для меня способ выбраться наверх, поэтому нужно терпеть.

— Ободралась о камни, — осторожно вытерла слёзы в уголках глаз, моя собеседница. — Долго, говоришь, ползла. Шутница, — и она ни к тому, ни к сему погрозила мне пальцем. А в глазах по-прежнему детёныши фавна пляшут.

— Знаешь ли ты, дитя, — она покровительственно мне улыбнулась, что также симпатии к ней не добавило. — Что из ста ступивших в Туннель Перерождения сюда приходит только один!

— И неудивительно, — пожала я плечами. — Там проход узкий, попробуй, протиснись! И доползи ещё!

— И желающие оставить груз прожитых бед, путешествуют недели, месяцы и годы? И, повторяю, не каждый доходит сюда!

— Так а как же… — я прищурилась. — Я никого не встретила по дороге… Ну и ничьих останков там, или отдыхающих после недели пути, тоже не заметила (слова «месяцы» и «годы» я даже произносить вслух не хотела, вспоминая узкий душный туннель). Хотя вы наверно, там убираете. Я надеюсь.

— То, что по дороге ты никого не встретила, поверь, твоё счастье, — серьёзно сообщила собеседница. — А насчёт тех, кто не смог пройти Туннель, ошибаешься. Просто Перерождение у каждого своё. Ты шла единственным доступным тебе путём.

— Так значит, — у меня даже мурашки по коже забегали. — Я это… Я могла сюда месяц ползти, что ли? И ещё и не доползти?

…Так себе, перспективка.

— Ты прошла единственно возможным для тебя путём, дитя, — пожав широкими плечами, повторила женщина. — Но нырнуть в Туннель Перерождения для принятия Посвящения Мата Кали, в поисках убежавшей лани, — это действительно смешно!

Я насупилась, но мнение своё решила держать при себе. Если этот самый Туннель штука такая серьёзная, значит, похоже, и посвящения какого-то там мне не миновать. Единственное, на что надеюсь и уповаю, что это недолго и минимально болезненно. Я даже голая на их помосте станцую под барабаны, пусть только выведут. А что? Это не мужички в метро, тут публика сплошь в священном трансе, даже не пялится особо.

Надо только одну штуку ещё выпытать у странной дамы, которая, похоже, здесь главная.

— А скажите, уважаемая, — и своим светским тоном опять рассмешила леди в чёрном. Весёлый у неё задался ритуал, ничего не скажешь.

— Что это за мир, куда я попала?

Женщина недоумённо свела тонкие чёрные брови к переносице.

— А ты не знаешь?

— Не имею ни малейшего представления, — чистосердечно ответила я.

— Народ наи называет этот мир Землёй, — пожала плечами моя собеседница.

— Наи? — уцепилась я за знакомое слово. — Вы с ними знакомы?

— С некоторыми, — уклончиво кивнула дама. — Видишь ли, дитя, сейчас на Земле благословенное время, когда боги являют себя людям, и передают им свою мудрость.

— А какой сейчас год? — задала я наверно какой-то совершенно некорректный вопрос, потому что женщина хмыкнула. Но всё же с ответом тянуть не стала.

— 55501й, — вежливо, стараясь попасть мне в тон, сообщила леди в чёрном, окончательно меня запутав. Издевается?

— Это… — я замялась, вспомнив с сожалением, что я филолог, а не историк. И история никогда в моих любимых предметах не ходила. А зря, как оказалось. Сейчас бы пригодилось. — Это вы имеете ввиду, нашей эры?

Женщина приподняла полумесяцы бровей.

— То есть, я хотела спросить, от рождества Христова?

Женщина склонила голову в бок.

— Ну там, может… От сотворения мира?! — осенило меня, а моя собеседница не выдержала и опять прыснула, но на этот раз быстро взяла себя в руки.

— Я ведь понятия не имею о вашем летоисчислении! — в сердцах сообщила я.

— Раз мы во всем разобрались, приступим к Посвящению, — и собеседница показала глазами на круглый помост.

В том, что мы разобрались, тем более во всём, я сильно сомневалась. Но автоматически проследила указанное направление взглядом, и ахнула: чёрно-синих танцовщиц там не было. Круглый помост вообще был пуст. То есть не совсем. То есть сам-то он был пуст, но над ним парила прозрачная фигура Мата Кали. С шестью руками, и той же самой атрибутикой, которую сжимали в шести руках три, ещё недавно бывшие здесь, танцовщицы.

Теперь полупрозрачная, так, что сквозь неё можно было видеть противоположную стену, и светящаяся, будто сотканная из лучей, бьющих из нескольких разноцветных точек, расположенных вдоль её позвоночника, богиня, как и была, со скрещенными перед собой ногами и неподвижным взглядом, была целая, обладающая одним туловищем, в чём можно было убедиться, поскольку Кали медленно поворачивалась вокруг своей оси, образуемой этими самыми светящимися центрами.

Взгляд Кали был неподвижен, её невесомый, прозрачный облик над помостом пугал и завораживал одновременно, и я вдруг почувствовала, что мне нужно это самое Посвящение. Нужно, и всё тут.

…Вот не пойми что происходит, так, что разбираясь, и фавн ногу сломит, но то, что я хотела этого Посвящения сама, и сама за ним пришла, было ясно, как день.

— А может, я попала в будущее? — спросила я у леди в чёрном, которая пристально смотрела на меня и улыбалась своим мыслям. Не смеялась надо мной, или тем, что я говорю, а именно улыбалась.

Женщина не ответила, и я продолжила, обращаясь, по большей части, сама к себе.

— Хотя вы говорили о времени, когда боги являют себя людям… Значит, точно, я попала в прошлое. Наверно, в какую-то глубокую древность. А вы — до-арийцы! — осенило меня. — Хотя, судя по нашим учебникам, вы должны быть с три метра ростом, или я опять что-то путаю…

Леди в чёрном опять усмехнулась.

— Жаль тебя разочаровывать, дитя, но даже самые высокие из нас не достигают упомянутой тобой величины.

— Ага! Значит, вы — они! Вот только почему я здесь в таком виде, и волосы длинные, — продолжала я рассуждать.

На этот раз собеседница меня удивила:

— А может, хватить придуриваться, наини Артемис, Посвящение хоть и болезненно, но этого, увы, не избежать. Впрочем, это будет длиться недолго.

— Насколько недолго? — решила я покапризничать.

— Уж меньше твоего пути сюда, — она положила руку мне на плечо.

Так значит, наини Артемис… И я попала в прошлое. Вот! Пазл сошёлся! Время, когда боги являли сюда людям. Я — наини Артемис, здесь и сейчас в том виде, в котором привыкла в то самое время посещать Землю. И Ида — лань, потому что тогда она как раз-таки была ланью! Всё сходится!

А раз сходится, значит, мы обе здесь именно за этим самым! За моим Посвящением! Не знаю, с фига ли оно мне понадобилось, но что-то подсказывает, что это важно, в контексте погони за Свитком или фавн знает чем ещё.

Учитывая, что там, у себя дома, мы сейчас в Индии, в месте, где царит культ Мата Кали, наверняка мне это древнее Посвящение необходимо. Поскольку, насколько я помню, прежде чем попасть в гости к этой милой даме в чёрном, мы с Идой попали в довольно-таки щекотливую ситуацию. Подругу похитил вампир, точнее, молодая, нервная, и, судя по всему, решительно настроенная, вампирша, а мне до зарезу нужно её спасти, активировать свою часть Свитка, и, между прочим, не знаю каким образом, его в единый собрать. И открыть. Потому как с папенькой побеседовать ой как надо. Прямо жизненно необходимо.

Кстати, может и в этом мне Посвящение Мата Кали поможет. Кто знает… Вон, опять же она и отрубленную голову в одной из рук держит…

…И фавн меня дери, а эта идея с Посвящением нравится всё больше и больше!

Глава 23 Посвящение

…Леди в чёрном, которая так и не представилась, взяла меня за руку и по узкому проходу между сидящими со скрещенными ногами участниками ритуала, повела на помост. Один или два раза я ойкнула и невольно подпрыгнула — свечи, расставленные по полу, источали вполне ощутимый жар, и как моя спутница лавировала между ними с такой лёгкостью и грацией, словно не замечая языков пламени, временами облизывающих ступни, мне непонятно.

Встав, женщина оказалась выше меня на голову, а мощные широкие спины остальных людей говорили о том, что моя сопровождающая здесь вообще не самая крупная. Попасть бы сюда в не так давно канувшие в Лету времена пубертатного периода, подумала я, во время засилия подростковых комплексов, и особенно — по причине слишком высокого роста и худобы. Как сказал дядя Игорь, двоюродный, или троюродный брат Латаны, неожиданно нагрянувший в гости в лёгком подпитии и благодушном расположении, прямиком из Краснодара, который не видел меня несколько лет:

— Я смотрю, Тёма, ты вымахала! Добрая палка … мешать!

Там, знаете ли, в их семье даже чувства верующих щадить не принято, это я о дядькиной жене сейчас, что уж говорить о чувствах подростков…

Но это я к чему. Вот, если бы попасть сюда в самый разгар подростковых переживаний по поводу несостоятельности собственной внешности, наверно это был бы мой рай. И даже из пещеры не тянуло бы выходить. Просто знать, что я не самая высокая, и всё. Хотя, вспоминая эти адовые гормональные всплески, благо Латана периодически была рядом, точнее, я только сейчас поняла, она в с е г д а была рядом — когда мне было необходимо, чтобы объяснить, что всё это не что иное, как всего лишь не слишком приятные состояния, не более того… И образ готессы, если что, мне очень к лицу. Это она так прокомментировала мой первый макияж лет в одиннадцать. Который после этого комментария долгое время оставался и последним. Так вот, вспоминая эти совершенно нещадные состояния, здесь бы я начала комплексовать, что я самая маленькая и худенькая, я себя знаю.

Пока я думала фавн знает о какой ерунде, мы с леди в чёрном, подошли, наконец, к помосту. Парящий в воздухе, светящийся образ Кали был просто невероятно реалистичен, и в голову даже закралось сомнение — а не сама ли это богиня передо мной?

Словно сотканная из нежных разноцветных переливов, она смотрела перед собой немигающим взглядом, но при этом казалась живой, просто замеревшей на миг, который вот-вот закончится. Чем ближе я подходила к помосту, тем больше привычное чувство времени оставляло меня, и казалось, что я каким-то образом, попала в миг, в мгновение, которое, согласно индуистской философии, если я правильно помню универскую программу, и есть вечность.}

…Кали парила на высоте в каких-нибудь полтора метра над поверхностью помоста, и последние шаги по ступеням я сделала, с трудом сдерживая порыв стремительно взбежать наверх, взлететь, и потрогать светящуюся богиню.

Но к моему крайнему разочарованию, стоило нам с моей сопровождающей ступить на помост, богиня исчезла. Вот только что была здесь, и в тот же миг её не стало.

— А как же… — я неопределённо махнула рукой в сторону, где только что парила богиня.

Леди в чёрном не ответила, и жестом указала мне на середину помоста, приглашая сесть.

Сама же ловко и быстро, не помогая себе руками, опустилась на чуть тёплую поверхность.

— Как вас зовут? — я, наверно, лучшего момента для знакомства не могла придумать, но почему-то именно сейчас это показалось важным. Я понимала, что эта леди играет не последнюю роль в том, что сейчас произойдёт. Не последнюю, если вообще не главную. Она, наверно, проводник здесь. Оракул. Медиум. Жрица Кали, если здесь это принято. Нужное подчеркнуть. И навязчивая мысль о том, что я не могу приступать к ритуалу, пока не узнаю её имени, так и вилась у виска, побуждая прервать поток происходящего.

— Вас. Зовут.

Женщина ещё раз махнула рукой, показывая, что мне нужно сесть, и на этот раз я не посмела ослушаться. В тот же момент люди, сидевшие вокруг с немного склоненными головами, резко и синхронно, как один, подняли головы и открыли глаза.

Я вздрогнула, оглядываясь. Словно что-то пугающее возникло в воздухе, пронзая меня насквозь, до самой сути потаённых мыслей, эмоций, чувств. Я почувствовала себя тонкой, прозрачной, совсем невесомой, и отметила, что не чувствую даже соприкосновения с поверхностью помоста. Значит ли это, что я поднялась над землёй — не знаю. Опускать голову, чтобы проверить это, не хотелось. Просто стало страшно. Люди, окружающие помост, сидели в три ряда, и я только сейчас заметила, что на каждом обращённом в мою сторону лице нарисовано по третьему глазу, сверкающему при отблесках пламени свечей, голубоватой краской. Лица, отстранённые, не выражающие ничего — ни дружелюбия, ни враждебности. И с каждого лица, которые выглядят одинаковыми, на меня смотрят, не отрываясь, три глаза. Никогда не любила чужих взглядов, всегда казалось, что люди видят меня истинную — уязвимую, не защищенную от мира, тоскующую о чём-то…

Сейчас я поняла, что это всё были детские шалости по сравнению с тем, что происходило сейчас. Создавалось ощущение, что сидевшим в три ряда вокруг меня незнакомым людям видны даже не мои мысли, а сама их суть, их наличие, присутствие, и пространство, в котором эта суть возникает…

Усилием воли я перевела взгляд на женщину в чёрном, и, видимо, от того, что отблески языков свечей отпечатались на сетчатке глаз, женщина выглядела нечёткой, как будто начинала растворяться в воздухе. Это напугало и отрезвило одновременно.

— Ваше имя, — опять попросила я, и сама поморщилась от того, каким мой собственный голос показался жалким, дрожащим.

Перевела дыхание, и повторила уже твёрдо:

— Имя.

На лице леди в чёрном проступила едва заметная улыбка. Она словно одобряла мою настойчивость. Потом легонько кивнула, словно соглашаясь с какими-то своими мыслями, и, наконец, сказала:

— Каларатри.

— Ночь Вечности, — почему-то прошептала я.

В тот же миг Каларатри исчезла, но это не вызвало ни одной эмоции. Я почему-то продолжала ощущать её присутствие. Внезапно, как будто из невидимых наушников, в голове раздался голос. Её голос.

— Будь внимательна, наини Артемида. Посвящение начинается. Не теряй осознанности,не поддавайся на провокации, которые будут пытаться отвлечь тебя. Сиди смирно, не забывая, кто ты.

Но я же не знаю, кто я! — хотела воскликнуть я в ответ. — После вашего туннеля мысли по этому поводу очень путаются.

— Вот именно, — раздался опять в голове голос Каларатри. Или наини Каларатри? Всё же нет. Леди в чёрном не наини, она скорее какая-то сущность, как качество, пусть и божественное качество, которое может обретать разные формы, в том числе форму богини.

— Я буду с тобой, Артемида. Даже когда тебе будет казаться, что ты одна, не забывай, что это иллюзия.

Раздался мелодичный, тихий шелест её смеха.

— Иллюзия — и есть Природа Мата Кали. Она иллюзорна, показывая собой на иллюзорность этого мира.

Образ Кали, прекрасный и ужасный одновременно, ведёт сознание за пределы двойственного восприятия.

Восприятия чего? — захотелось спросить мне.

— Мира, — ответила Каларатри. — Что ты видишь, Артемида?

Я открыла глаза и ахнула. Пещера, в которой я находилась, огромная, чёрная, с высоким сводом, освещаемая тысячью свечей, пропала.

Пропала пещера, пропал помост, на котором я сидела, пропали люди, с нарисованным третьим глазом на лбу, которые, не отрываясь, смотрели мне прямо в душу.}

{Я сидела не невысоком, покрытом серой, какой-то рваной, жухлой травой, холодном пригорке. Черные тучи закрывали собой низкое небо, воздух, не смотря на открытое пространство, был затхлым, несвежим, с неприятными сладковатыми нотками.

Что же это так пахнет?

Я перевела взгляд вниз, и с трудом удержалась, чтобы не заорать в голос.

Вокруг пригорка, на котором я сидела, в три ряда, как в пещере располагались участники ритуала, лежали тлеющие кости, с обрывками плоти на них. Легкий, почти невесомый ветер время от времени шевелил чьё-то рубище, или полуистлевшие, жидкие пряди волос. Движение воздуха и доносило до меня нестерпимый запах тления. Я словно оказалась на неком странном кладбище, где тела не закапывают в землю, а раскладывают по кругу вокруг холма.

— Кали, — раздался в голове голос Каларатри, и я испугалась ему чуть ли не больше, чем тому, что сейчас видела. — Является воплощением всех скрытых опасений и страхов. Ты боишься смерти, Артемида?

Мои онемевшие губы разжались, но я не смогла произнести ни звука. Тогда я кивнула.

— Смотри внимательно, Артемида. Ты видишь — смерть? Смерть? То, чего ты боишься?

Я продолжала смотреть на этот серый затхлый мир, на белеющие кости и тронутую тленом плоть людей, вдыхала сладкий, тошнотворный запах того, что считала смертью, но внезапно пришла догадка:

…Это кости.

…Это запах.

…Это моё восприятие мёртвой плоти.

…Неужели это и есть — смерть, спросила я не у Каларатри, а у самой себя. Это и есть то, чего я боюсь?

…И сама себе ответила: нет. Это не может быть смертью. Где эти люди, которые раньше были тем, что сейчас — просто набор химических элементов? Где их страх? Страх этого состояния, в котором пребывают останки их плоти? И можно ли это назвать состоянием…

И снова ответила себе: нет, не можно. Нельзя.

Здесь нет никого, кто бы видел смерть. Ни они, потому что они мертвы, ни я, потому что я вижу лишь те же самые элементы, составляющие мира, но не смерть. Чего тогда я боюсь?

— Посмотри на себя, Артемида.

Я перевела взгляд на своё тело, и содрогнулась.

Мало того, что я оказалась полностью обнажённой, тело было не моим. Сморщенное, жалкое, с кожей настолько тонкой, напоминающей смятый лист пергамента, всё в отвратительных синих и коричневых пятнах. Скрюченные кисти рук, суставы пальцев, изуродованные артритом… Я с трудом подняла ладони к лицу, и почувствовала под пальцами такую же отвисшую, бугристую на ощупь кожу, редкие пряди сбившихся волос на обтянутом тоненькой шкуркой черепе… Капли отвратительно пахнущей слюны на подбородке…

Отвратительнее всего было то, что тело моё было не просто старым, оно продолжало меняться, стареть, тут и там возникали новые пятна, расползающиеся по поверхности рук и ног, и я поняла, что это уже не старческие пятна. Зеленоватый цвет и усилившийся запах подсказал мне, что это тлен. Мое тело истлевало на глазах, теряя форму, очертания.

Возникла мысль, что в старости у людей слабнет зрение, и я подумала о том, как же я могу видеть всё это так чётко и так ясно.

Каларатри улыбнулась. Я не услышала, но ощутила эту улыбку.

— Ты давно слепа, Артемида. Твои глаза потеряли остатки зрения более минуты назад. А минута здесь равна тридцати трем годам.

Как же я виду? — подумала я.

— Так же, как и раньше. Ты всегда видела только информационные потоки своего сознания, раскрашенные разными красками, если хочешь, мыслями, чувствами, эмоциями, ощущениями. И продолжаешь видеть сейчас.

Я кивнула, удивляясь, что то, что я видела, больше не вызывает никакого отклика. Ни реакции, ни эмоций.

— Ты видишь смерть, Артемида? То, чего ты так боишься? — раздался опять голос Каларатри.

Я открыла истлевшие губы, и услышала собственный голос, прозвучавший твёрдо и ясно:

— Смерти нет.

В тот же момент окружающий мир стал другим.

Черный и серый цвета сменились сияющими сполохами розового, пурпурного, цвета нежной сирени, с едва различимыми золотыми вкраплениями. Я по-прежнему сидела на пригорке, на этот раз тёплом, будто живом, дышащем, покрытым яркими розовыми цветами, похожими на маки и пионы одновременно, укутанная розово-сиреневым покрывалом тумана, который рассеивался на глазах. Там, куда я попала, наступал рассвет.

Небо, высокое, чистое и прозрачное, сохраняло сонно-розовый вид, бледные, робкие и утомлённые долгой ночью, звезды, прощаясь, подмигивали жёлтыми, белыми и голубыми глазами, исчезая в бездонной вышине прозрачного небесного купола.

И была в этой прекрасной картине, открывшейся мне после мира кладбища, такая пронзительная красота, что причиняла мне боль.

Тело вновь стало юным и свежим, и кожа даже засветилась изнутри, наполнившись жизнью, но и это не радовало, а почему-то внушало ужас.

Бесконечно глубокое небо, бесконечная, усеянная цветами равнина, бесконечная красота вокруг, всё это вызывало всё новые приступы паники внутри, и тот страх, который пугал ещё совсем недавно в чёрном мире, был просто детской забавой по сравнению с тем ужасом, который сковал меня сейчас, когда я смотрела на открывшееся мне великолепие и не видела ни малейшего изъяна.}

— Чего ты боишься, Артемида? — спросила Каларатри.

И ответ пришёл незамедлительно.

— Бесконечности, — ответила я.

— И что в ней тебя пугает? — спросила Каларатри.

— Этот новый мир.

— Мир не новый. Он тот же самый, что и был, Артемис. Смотри внимательнее.

А меня словно рывком выдернули из тела, подняв над равниной. Покрытой розовыми цветами, над гладью этой земли с её материками и океанами, над самой планетой, в бездонную глубину космоса, где жили своей жизнью звезды, метеоритные потоки, туманности, небесные тела, несущиеся по орбитам вокруг своих звёзд.

Все было слишком ясно, слишком правильно.

— Что тебя пугает? — повторила Каларатри.

— Неизвестность, — тут же ответила я.

— И что тебе неизвестно?

— Нет, — несмело начала я. — Как будто ничего нет. По-настоящему. Только что были кости — нет костей. Были цветы — нет цветов. Была планета — нет планеты. Был космос, — я оглядела сплошной поток белого света, который нёс меня непонятно откуда и непонятно куда, — и его тоже больше нет. Где пространство? Где время?

— Смотри, Артемида, Кали — это творческий поток с множеством надежд. Любое начертание линий, границ, формы или её отсутствия мы бессознательно производим сами, внутри нашего собственного ума. Запомни, наини, что ты — не мысль, не эмоция, не этот кусок мяса, который привыкла считать своим телом.

…В символике Кали закодирован Путь освобождения от иллюзий, выход за пределы самой иллюзорности этого и других миров, несмотря на то, что Кали — и есть Сама Иллюзия.

В тот же миг я открыла глаза и оказалась в той же самой пещере, на круглом помосте, вокруг которого в три ряда расположились люди, сидящие между рядами расставленных по полу свечей. Сейчас глаза участников ритуала снова были закрыты, и тела их ритмично двигались в такт барабанной дроби, отбиваемой несколькими мужчинами, которые тоже двигались вместе со всеми. Каларатри снова сидела передо мной. Точнее, леди в чёрном сидела несколько ниже, и, переведя взгляд вниз, я поняла, что парю в воздухе, над поверхностью помоста, как ещё недавно парила Кали.

С удивлением обнаружила, что тело моё стало таким же прозрачным, и таким же иссиня-чёрным, как у богини. Я не видела своего лица, но отчего-то знала, что смотрю на мир тремя глазами. Просто я видела его по-другому. Например, я точно знала, что Каларатри так и не обрела видимость, физическую видимость, леди в чёрном как была, так и осталась Ночью Вечности, Космической Полночью, и, тем не менее, я видела её, сидевшую передо мной, и смотрящую мне прямо в глаза.

Интересно, а у меня сейчас тоже шесть рук, как у Кали? — подумала я, и тут же увидела в выдвинувшейся из-за плеча руке отрубленную голову, истекающую кровью. Голову живую, с закатившимися от блаженства глазами.

Кровь, стекающая из разрубленных артерий, капала прямо на черную поверхность помоста, шипя на чёрном камне и бесследно исчезая.

— Демон Махишасура гибнет в результате сексуального контакта с Кали, — сказала Каларатри. — И мистическая идентичность демона с самим Шивой, мужем Кали, говорит о том, что одержимость даже собственным мужем рано или поздно приведёт к его гибели.

— Почему? — опешила я, разглядывая голову.

— Потому что любовь, Артемида, не имеет ничего общего с одержимостью. Любовь — это и есть твоя изначальная природа, и есть ты, а одержимость словно рисует на её поверхности маску, превращая бесконечно глубокий предмет твоей любви, не более чем в картинку, которую ты сама себе придумываешь, и которой сама очаровываешься. И больше ты не в состоянии любить, потому что в омрачённом состоянии одержимости нет любви. Творческая, свободная энергия Кали разрушает все привязанности, потому что Мата Кали презирает одержимость. И испытав её даже к собственному мужу, скорее отрубит ему голову и увидит, что это был не он, а демон Махишасура, демон, который решил подменить глубину мира двухмерным изображением, пустой маской.

— Но голова живая? — несмело сказала я. — И она улыбается…

— Разве может быть что-то мёртвым в руках у Матери Кали, являющейся самой Любовью? — пожала плечами Каларатри. — Даже усечённая голова демона в её руках становится символом Совершенного Знания, не ограниченного формой.

— А кровь?

— Поток выходящих, покидающих голову мыслей. Символ раджаса, страстей, покидающих сознание, впускающее в себя светлую, саттвичную природу Мата Кали.

Я поняла, что утратила интерес к голове демона, и перевела взгляд на свою обнажённую грудь, заинтересовавшись лежащим на ней ожерельем.

Ожерелье это было живым и даже немного двигалось: оно состояло из крохотных уродливых голов, нанизанных на одну нитку, сердито вращающих глазами.

— Ожерелье Кали состоит из пятидесяти голов демонов-асуров, мешающих видеть Мать во всём.

Я почувствовала, что начинаю таять в воздухе, исчезать, как исчезло изображение Кали, стоило мне самой взойти на помост. Но ощущение было скорее лёгким, приятным, совсем не страшным. Я знала, что получила то, за чем я пришла сюда.

— Запомни, наини Артемида, — Каларатри встала и положила нежную прохладную ладонь мне на лоб, видимо, закрывая третий глаз, потому что она начала опять расплываться в воздухе. — Кали — и есть Творческая Энергия мира, который, в свою очередь, воплощает её супруг, Шива. Правда, — она подмигнула, — когда она исполняет роль супруги, то становится Шакти, энергией, воплощающей саму женственность.

— Подождите! — воскликнула я. — Мне нужно узнать одну вещь!

— Спрашивай, — кивнула Каларатри.

— Почему она изображается танцующей на собственном муже?!

— Потому что Шива без Шакти есть труп, — пожала плечами Каларатри.

…А я пришла в себя.

Глава 24 Ифи

Я опять лежала на прохладном полу пещеры, но ломота в затылке, онемение в руках и ногах, всё неудобство моей позы говорило о том, что я снова в своём мире и своём времени.

Там, во время древнего Посвящения Кали, мне так и не удалось найти и поймать Иду, ставшую ланью, и я подумала, что наверно, это и не требовалось.

А ещё я подумала, что видимо Ида, попав в тело лани, лишившись всех преимуществ тела нимфы, могла только таким образом привести меня в пещеру Каларатри за Посвящением.

Ведь когда у тебя нет возможности объяснить всю важность ритуала, за которым мы и попали в этот мир, а есть только тонкие быстрые ножки и начинающие пробиваться рожки, приходится пользоваться, чем дали, чтобы донести до подруги смысл миссии в… древнюю Индию? Ох, что-то сомневаюсь, что была такая страна. По крайней мере, в то время, в котором мы с Идой туда попали.

Однако насколько я помню, здесь должен быть полуэльф. Его огрели по голове раньше, чем меня. Я поморгала, помотала головой, попробовала подняться, но обнаружила, что это сделать не так-то просто. Руки и ноги были связаны, причём руки крепко стянуты за спиной. Обидно было — жуть. И ещё я очень разозлилась. Пусть мне только попадётся этот смельчак, кто решился поиграть со мной в эти нелепые игры.

А Алексис — вон, кажется, он лежит, тоже связанный, с закрытыми глазами, ещё не пришёл в себя. Показавшаяся сперва такой тёмной пещера сейчас освещалась несколькими огромными свечами в металлических чашах, и даже пламени одной из них хватило бы на освещение не такого уж большого пространства. Метров сорок вытянутого коридора, который сужался, отдаляясь от меня и темнел. Неловкая поза не позволяла разглядеть здесь всё как следует, и я, оценив не слишком сильное натяжение верёвок, принялась пытаться вытянуть руку из захвата. Судя по тому, что верёвка не сильно натянута, шансы у меня есть.

— Ты обещала мне эльфа, — раздался совсем рядом голос Калли.

Как назло, никак не повернуться в этой неудобной позе. Пальцев я практически не чувствовала, водя запястьями поочерёдно вверх-вниз, ноги противно гудели, и было ощущение, что вот-вот случится судорога, но нельзя будет ни согнуть ноги, ни растереть их.

Всё-таки умудрившись каким-то чудом вывернуть шею, я увидела два силуэта, которые приближались. Точнее, направлялись они прямиком к лежавшему на спине Алексису.

Одна из подошедших — Калли — присела на корточки рядом с полуэльфом и двумя пальцами приподняла его подбородок. Глаза бывшей нимфы нехорошо сверкнули. Но моим вниманием завладела её сопровождающая. Крепкая, высокая, лицо девушки закрывает от меня копна тёмных вьющихся волос, её силуэт казался мне знакомым. Где я видела её? Она точно не нимфа, нет того изящества и лёгкости пропорций, присущего эльфам. В стремительности движений девушки чувствовалась природная сила.

— Какая тебе разница? — она откинула назад прядь волос и скривила тонкие и бледные губы. — Эльф, полуэльф. Ушастый он везде ушастый, — девушка пошевелила лежавшего Алексиса ногой, тот слабо застонал, но не очнулся.

— Не надо было так сильно бить его по голове, — сердито сказала Калли, и я впервые за долгое время увидела хоть какую-то эмоцию на лице бывшей нимфы.

Да, глядя на Калли теперь, мне становились понятны все странности, настораживающие раньше. Крема с spf, голубые линзы в глазах, эта аллергия от смешанных Идой кремов — у неё была та же самая реакция, что потом у вампира Натана. Непривычно бледная, Калли стала отстранённой и нервной одновременно. Алексис говорил, что это синдром, характеризующий всех недавно обращённых вампиров. Бывшая нимфа пока не привыкла к своей новой природе, и нескоро ещё привыкнет. Век вампиров длиннее человеческого. А учитывая бурный темперамент и неистощимую энергию той самой Калли, которую я помню, эта, новая, может оказаться полной психопаткой. Удивительно даже, что она могла сдерживать себя, находясь рядом с Афродитой. Тут к оракулу не ходи, у вампирши своя цель.

Но Калли занимала мои мысли недолго. Потому что я узнала, наконец, вторую девушку. Сначала знакомым показался низкий, грудной, с лёгкой хрипотцой голос. А когда она повернула лицо к входу в пещеру, сомнений не осталось: это была принцесса ахейцев, дочь Агамемнона, Ифигения.

Сперва я узнала Ифи, а потом вспомнила то, что читала о ней в Сети, знакомясь с собственной историей, ну, чтобы хоть немного ориентироваться.

Ифигения. Дочь царя Агамемнона, который вошёл в историю благодаря тому, что убил священную лань наини Артемис. Иду. Обрадовавшись тому, что душу Иды удалось удержать от путешествия в Великой Полночи, и вернуть в Астрелию в виде новорождённой нимфы, Артемис помиловала предводителя ахейцев, потребовав его единственную дочь, Ифигению, в свою свиту.

Насколько я помню, Ифи всегда недолюбливала маленькую Иду, ни разу не возилась и не играла с ней, пока та была эльфёнком. И потом, когда Ида выросла, продолжала держаться отстранённо и холодно.

Я понимала, что она ревнует — не каждой смертной выпадает возможность войти в свиту наини, получив долголетие и новые возможности тела, дарованные благоприятным климатом Астрелии. Ифи просто боялась опять вернуться в ряды смертных, хоть для них она и умерла. И ревновала меня ко всем девушкам из свиты. К Иде — не больше, чем к остальным. Куда больше от её неприязни доставалось красавице Каллисто… Только вот, что случилось с Каллисто, я так и не смогла ни узнать, ни вспомнить…

— Что мешает мне взять ещё и нимфу? — усмехнулась Калли, возвращая меня в реальность.

— Наш договор, — невозмутимо пожала плечами Ифи. — Бывшая священная корова — моя.

Мне удалось, наконец, вытянуть одну руку, видимо, связали меня наскоро и довольно небрежно, зная о слабости и хрупкости человеческого тела, и я, воспользовавшись перепалкой бывших сопровождающих, которые не смотрели в мою сторону, распутывала верёвки, стягивающие ноги. Как назло онемевшие конечности слушались с трудом, а ещё волнами накатывала боль. Отойду — и убью обеих паршивок, и Калли, и Ифи. Это же надо такое придумать!

— Ты всё равно хочешь убить её, — ревниво сказала Калли, кивнув куда-то назад, и я поняла, что Ида находится именно там. — Что тебе от того, что я выпью её до дна.

— Ты можешь не справиться с собой, — брезгливо поморщилась Ифи. — Вампиры очень влюбчивы, особенно в молодости. Ты просто пожалеешь своё… Своё новое блюдо, и захочешь её обратить! И она останется жива, а мне нужно, чтобы она умерла, и ничто не могло возвратить её проклятую душу Артемис!

Я наконец-то почувствовала в себе силу распрямиться.

— А зачем тебе это, Ифи? — медленно, стараясь как можно меньше держаться за стену, я поднялась. — Зачем тебе убивать Иду? Лавры папеньки покоя не дают? Так ты ещё Геродота вспомни…

— Наини Артемис! — глаза Ифи сверкнули безумием. — Я, я, а не эта… твоё священное парнокопытное, должна быть рядом с тобой!

— Тогда где ты была, когда меня отправили в изгнание? — задала я резонный, с моей точки зрения, вопрос.

Ифи отвела глаза.

— Что-то вы темните, барышни. Обе.

Калли сердито зашипела, показав клыки, и я заметила крохотную каплю крови у её губ. Мерзавка! Она всё-таки добралась до Алексиса, пока я отвлеклась на Ифигению. Стараясь не упасть, я сделала шаг навстречу к ним обеим.

— Да! — зло выдохнула Ифи. — Я хочу бессмертия! Я буду с тобой, когда ты откроешь Свиток Гекет, и получу Силу! Ты дашь мне её!

— Или ты получишь Силу Свитка? — мои шаги становились всё более уверенными. — Ты ведь этого хочешь? Стать наини? Как и ты, Калли? Вы ведь обе на это рассчитываете?

Обе девушки из моей бывшей Свиты нехорошо прищурили глаза, что говорило о том, что моя догадка верна.

— Ты всё это время была с Калли, Ифи? — продолжала я.

И, видимо, сыграл эффект неожиданности, попала в точку. Ифи замешкалась. Отвела глаза.

— Ты была рядом, когда она столкнула меня под поезд? Всегда любила манипулировать… И всегда была очень умной, Ифи. Но этому ли я учила тебя, обращать своё оружие на свою же семью?

— Моя семья осталась на Земле, оплакивая меня! — сейчас уже лицо Ифи не выражало ничего, кроме ненависти.

— Ты жалеешь о том, что попала на Астрелию? — задала я риторический вопрос, и жестом заставила Ифи замолчать.

Больше от неожиданности, но всё же она послушалась.

Да, нехорошая ситуация. Где-то там лежит беспомощная Ида, и если Калли успела укусить её, то вечность, к которой приговаривают вампиров, нарушивших условия Соглашения, покажется ей наименьшим из зол. Укушенный Алексис, который явно не может прийти в себя из-за Зова… Он не эльф, но ведь полукровки тоже склонны к Зависимости. Стоит вспомнить Игоря Арсентьева. Тут что-то привычно и неприятно царапнуло сознание, как и давешнее предчувствие, какое-то подозрение насчёт Калли. Но сейчас времени додумать какую-то мысль про Арсентьева не было. Я осталась наедине с двумя психопатками, одна из которых уже пыталась убить меня, и ничего так не хочет, как пить. И добро б просто пить. А вторая жаждет смерти Иды, кстати, может, в том числе за то, что тогда, в метро, нимфа вытащила меня буквально из-под колёс?

— Вы знаете, что с вами будет за покушение на наини? — говоря это, я сама не верила в свои слова. Вряд ли папочка сильно расстроится, если Свиток, который он так жаждет получить, принесёт ему Аполлон или Афродита. В том, что мы участвуем в гонке на равных правах, у меня уже не возникало сомнений. А потерю моей души где-то на Земле, он как-нибудь переживёт. Или даже забудет о ней на пару тысячелетий. Что такое срок в тысячу лет для наи? А вот дочь, попутешествовав из тело в тело, без надежды вернуться домой, станет очень покладистой, и уж точно о каких бы то ни было бунтах и думать забудет.

И мама здесь останется. Только ей ещё хуже. Она меня не встретит. А помнить будет. Это ужасно!

Следующий шаг сделать не удалось.

Кнут, сверкнувший чёрной молнией в руке Ифи, просвистел в воздухе прямо перед моим носом, и щёлкнул о твёрдую гладь пола пещеры.

— Ни с места, наини, — усмехнулась Ифи.

Вот же зараза! Ведь это я научила мерзавку пользоваться кнутом!

Едва уловимое глазом движение, и я бросилась на пол, потому что знала, что в следующий миг кнут Ифи надёжно спеленает меня, как заботливая мамаша младенца.

В тот же миг Калли захрипела: каким-то чудом пришедший в себя полуэльф одной рукой схватил её за короткие пряди на макушке, а другой за шею. Молодец, Алексис. Вот только стрижка у Калли, благодаря нашим с Идой стараниям, слишком короткая, чтобы долго её удерживать. На счастье полуэльфа из темноты, с визгом, выкатилась Ида, вцепившись в Калли с другой стороны. Вдвоём у них шансов больше, пронеслось в моей голове, а следом наступило облегчение за судьбу Иды. Вон, как бойко скачет! Наверно, верёвки всё это время распутывала.

Как-нибудь, пока Калли они удержат.

Чего вряд ли скажешь об Ифи. Я ужом перекатилась по полу, уворачиваясь от очередного щелчка кнута, чем, похоже, жутко разозлила бывшую спутницу. Ещё более жутко, я имею ввиду. Ещё бы, она думала застать меня в более плачевном состоянии, я же, здесь типа вся такая беспомощная, без памяти и без Силы.

Уворачиваясь в очередной раз, мне удалось одной рукой перехватить кнутовище, и, подавшись назад, вцепившись в кнут двумя руками, я рванула на себя изо всех сил. Хоть преимущество в физической силе явно было на стороне Ифи, но этого она не ожидала, и не устояла на ногах. Мы сцепились, как две дикие кошки, катаясь по полу, и я не ждала ничего для себя хорошего, от этого катания. Но и сдаваться так просто не собиралась.

— Ифи, — раздался жалобный голос Калли из угла.

Вампирше всё-таки удалось каким-то образом опять вырубить полуэльфа, но с Идой так просто справиться не удалось, подруга сидела у неё на груди, блокировав ногами руки, и отвешивала той затрещину за затрещиной.

Ифи видимо поняла, что одна со мной не справится, по крайней мере, не так быстро, а чтобы заручиться поддержкой Калли, нужно сперва избавить ту от противной нимфы, впившейся в вампиршу, как клещ. С силой оттолкнув меня, Ифи бросила в меня кнутом. Я замешкалась буквально на пару секунд, и этого оказалось достаточно для Ифи, чтобы оказаться рядом с Идой, и поднять её голову за волосы вверх.

В руке у Ифи сверкнуло стальное лезвие, описав дугу в воздухе, но раньше, чем оно коснулось беззащитной шеи Иды, просвистел уже мой удар кнута.

Я ударила наугад. Без памяти, без сноровки.

Естественно, я промахнулась.

Я понятия не имею, куда я метилась, просто куда-то в Ифи.

И я не попала.

Почти.

Удалось лишь слегка задеть её руку.

Ту, в которой она держала нож.

Она всё-таки успела опустить её, только удар пришёлся не на обнаженную шею моей подруги, а на белокурую копну волос, большая часть которой в следующий миг осталась у Ифи в руке.

А потом она отлетела назад, и медленно сползла по стенке, прохрипев прямо мне в лицо:

— Ненавижу…

Из груди Ифи торчал нож.

Я оглянулась.

В пещеру вбежали Андрей с Натаном.

Судя по вытянутой руке Натана, нож в Ифи метнул именно он.

Ухмыльнулся Андрею:

— Лицензия, — и пожал широкими плечами.

А я, не смотря на облегчение, заставившее коленки задрожать, а меня осесть на пол, обнимая Иду, разозлилась. Опять лицензия! Всем они её, что ли, раздают.

Рядом тихо заскулила, как от боли, Калли.

Вампирша протягивала руки к Туманову, в глазах у неё читались одновременно и страх, и обреченность, и радость, боль и какой-то шальной восторг.

И была здесь ещё одна девушка, с похожей реакцией на появление Андрея.

Ида, даже не поворачивая голову в сторону вошедших вампиров, нервно дёрнулась в моих руках. Но объятий не разжала, ещё крепче обнимая меня за талию, утыкаясь носом в грудь и всхлипывая.

Я ненавижу Зависимость нимф. Ненавижу.

— Наини Артемис… Ида, — Туманов, словно не замечая Калли, окинул нас взглядом, потом подошёл к телу Ифи.

— Ты по-другому её вырубить не мог? Обязательно убивать было? — он не повернул головы к Натану, но понятно было, к кому он обращался.

Натан в это время помогал подняться Калли. Видовая солидарность? Или дружба?

— Боюсь, это был единственный выход, — я решила, что колени больше не трясутся, и тоже принялась вставать.

— Тебя не укусили? — осторожно осмотрела шею Иды.

Подруга покачала головой. Смотреть на Туманова она по-прежнему избегала.

Из моей груди вырвался вздох облегчения. Я сама загрызла бы Калли, если бы Ида пострадала. Ей итак досталось в последнее время.

— Она бы не успокоилась, — я показала взглядом на Ифи, и в ответ на поднятые брови Андрея, пояснила, — там давняя история.

Ифи, Ифи, что же ты наделала… И как давно ты ненавидишь… ненавидела меня? Неужели с тех пор, как попала ко мне на Астрелию? Не хотелось в это верить. Не смотря на всё, что произошло, и, несмотря на то, что я почти не помнила Ифи, взглянув в остановившиеся голубые глаза бывшей спутницы, я не ощутила в своём сердце ничего, кроме щемящей нежности. И пустоты, которую ничто уже не заполнит. Пустоты, которая разрасталась внутри каждый раз, когда я теряла подруг. Девчонки… Как же так, вы ведь… Практически всё, что у меня было.

Не видя ничего от застилавших глаза слёз, я поцеловала ещё тёплый лоб бывшей спутницы и закрыла ей глаза.

Порыв найти утешение в ещё одних глазах, бирюзовых, как ранний рассвет на Парнасе, был задушен на корню. Здесь у меня нет братьев.

— Ида, — я на секунду забыла, что мы не одни, — а Каллисто, она… — и осеклась, взяла себя в руки, замолчала.

— Да, не успокоилась бы, — кивнула ещё раз Андрею, всё это время вопросительно глядевшему на меня.

— И эта крошка не успокоится, — нехорошо ухмыльнулся Натан, обнажая короткие, но острые клыки под верхней губой, обнимая Калли за плечи.

Калли нервно стряхнула его руку, но вампир не протестовал, только ещё раз хмыкнул. Калли смотрела на Андрея. Андрей смотрел на Иду, уткнувшуюся носом мне в плечо.

Мне эта игра в гляделки надоела, и я подтвердила слова Натана:

— Не успокоится. Да, Калли?

Калли только зашипела в ответ. В жёлтом глазу, вампирша успела где-то потерять одну линзу, сверкнуло безумие.

Натан продолжал ухмыляться.

— Да есть один способ, наини Артемис.

После этих слов Ида оторвалась от моего плеча и уставилась на Калли в упор.

Да, надо бы разобраться с Калли.

Но меня отвлёк застонавший полуэльф. Алексис пришёл в себя. Помогая себе руками, сел, привалился спиной к стене. Андрей перестал, наконец, жечь мою подругу взглядом, опустился рядом с Алексисом, осмотрел кровоточащие ранки укуса, облегчённо вздохнул.

— Не обратила.

Калли расхохоталась. Видимо, хотела этим показать, что всё еще впереди, и вообще в её власти. Точно. Судя по тому, как полуэльф дёрнулся от этого смеха, поцелуй рыжей вампирши он уже не забудет. Небо, за что мне всё это?

— Сам ещё попросит, чтобы обратила, — нагло и обольстительно улыбнулась Калли. Обращалась вампирша к Туманову, но смотрела при этом на Алексиса. И полуэльф этого взгляда не выдержал. Отвёл глаза и плотнее сжал губы, что, конечно, не укрылось от вампирши, и она опять издевательски засмеялась. Натан дёрнул её за плечо, тряхнул. А мне захотелось хорошенько ей врезать. Это не она. Не та Калли, которую я знала.

— Натан, — я позвала вампира. — Ты сказал, что есть способ?

— А ты у него спроси, — Натан кивнул на Туманова. — У любимчика вашего. Который амулетами обвешался и думает, что эльфом сразу стал.

Андрей гневно сверкнул глазами, но ответить Натану не успел.

— Андрей, — позвала я его. А Натану сердито бросила:

— Он такой же мой, то есть наш, как и ваш.

Вампир обернулся.

— Я, кажется, начинаю что-то понимать в этой саге. Признайся, это ты виноват в том, что Калли стала вампиром?

Туманов смотрел мне в глаза, не отвечая, а я боролась изо всех сил с совершенно нелогичным приступом жалости, отчего-то защемившим сердце. Ведь он, по сути, кругом виноват в таком случае, ещё и подругу мою… Обольстил. А вот сейчас почему-то было его жалко. Я сама не знаю, почему. Не без усилия взяла себя в руки, и продолжила:

— И тогда, у Игоря. Ты ведь её лицензией своей прикрыл? Потому что обратил, да?

Туманов ответил, глядя мне в глаза:

— Да.

Ида ахнула, и дёрнулась, как от удара. Я сжала тонкую, узкую ладонь. Что ещё могла я для неё сделать? Нимфа ответила мне слабым пожатием.

Калли опять расхохоталась. На этот раз глядя на Иду. Нет, это не Калли. Не моя Калли. Узнаю и не узнаю одновременно. Что это с ней? Ведь остальные вампиры держат себя в руках. Перестройка? Но всё это время возле Диты она вела себя тише воды, ниже травы, даже Дафна ничего не заподозрила. Впрочем, океанида, наверно, думала лишь о том, как бы поскорее вернуться к Гермесу, и мало что замечала.

— И что делать будем? — я по-прежнему обращалась к Андрею. — Ведь эта психопатка вряд ли остановится. Наверно. Какое-то время.

Ну не разбираюсь я в физиологии простейших нелюдей!

Натан опять широко улыбнулся, и посмотрел на Андрея. Симпатии в этой улыбке было мало, скорее, вампир ждал чего-то. Что Андрей сам что-то ещё расскажет. Но вампир молчал.

Ситуацию спас, если можно так выразиться, Алексис. Полуэльф тихо сказал, глядя на меня.

— Единственный вариант — она должна стать женой. Только обративший вампир имеет над ней власть и может контролировать её порывы. А они будут, наини.

…Нимфы никогда ничем не болеют.

…Никогда и ничем, кроме Зависимости.

Зависимости.

Какое же страшное это слово.

Стон, с которым Ида осела на землю, тупым лезвием резанул по сердцу.

Я опустилась рядом с подругой, пытаясь заглянуть ей в глаза, но нимфа не смотрела на меня. Кожа её стала совсем прозрачной, у виска и под глазом просвечивали голубые жилки, и вид у Иды был, как у больного ребёнка. Слабый и отчаявшийся одновременно. Когда болеют дети, их боль всегда хуже своей. Они словно не понимают, что с ними и за что их так наказывают. С нимфами то же самое.

Я смотрела на подругу, и видела, что то, что с ней сейчас происходит, это хуже Зависимости.

Ида влюбилась. Конечно, это было очевидно и раньше… Но я только сейчас поняла, насколько это серьёзно.

Я обернулась к Алексису.

— Вы говорили, что наини Кали может освободить вампира?

— Это может быть вопросом не одной жизни для смертного и не одного столетия для вампира, покачал головой полуэльф.

А Натан хмуро добавил:

— И этого должен хотеть сам вампир.

Алексис кивнул:

— Калли не так давно обратили, она не наигралась всласть с обретенной силой.

…Каллисто… Ифи… Калли… Каждое из этих имён написано шрамами на моем сердце. Неужели ничего нельзя сделать?

Я почувствовала такую сильную усталость, что с трудом устояла на ногах.

— Алексис, — позвала я полуэльфа. — Вы можете идти.

Алексис посмотрел на меня пристально, и кивнул. Понял, наверно, что я уже всё решила, и спорить со мной бесполезно.

— С тобой, — обернулась к Калли, — даже говорить не хочу. Даже у человеческих подростков пубертатный период сложно проходит, что уж о нелюдях говорить. Ты потом поймёшь, что натворила, когда Игоря убила. Сама. И придёшь ко мне. Только я помочь тебе не смогу. А здешняя наини может. Подумай об этом. Когда думать сможешь.

Калли чувственно облизнула пухлые губы и призывно мне подмигнула. Фу, гадость.

— Натан, — позвала вампира. — Я запрещаю тебе приближаться к моей нимфе. И если моё слово тебе не указ, помни о гневе Зевса Кроновича. У моей подруги неприкосновенность, забыл? А влюбиться в тебя она вряд ли сможет. Сам понимаешь.

Вампир отвёл глаза.

— А потом, — продолжала я. — Она вернётся со мной на Олимп, туда, где уже я смогу защитить её от внимания вашего брата. Так что можешь возвращаться к Полу, играть на синтезаторе в вашей Vampire’s Climb, или на чём угодно. Имей ввиду, мне плевать. Но лучше бы тебе остаться с наини Кали. Если позволишь, конечно, дать тебе такой совет. А об Иде забудь.

Натан зло сплюнул и выбежал из пещеры. Алексис тоже направился к выходу.

— Наини Артемис, — полуэльф, кажется, наконец, поверил в моё происхождение. — Я подожду вас снаружи.

— Мы не задержимся, — я повела плечом. Предстояло самое сложное.

Обернулась к Иде.

Белокурая нимфа, утратившая большую часть своей шевелюры, о бывшей длине которой свидетельствовало лишь несколько длинных прядей над острым левым ухом, а в остальном изящную маленькую головку на длинной тонкой шее украшали короткие, торчащие во все стороны, локоны, отчего она приобрела совсем уж юный, даже детский вид, стояла, обхватив себя за локти, напротив Андрея, и вся её хрупкая фигурка выражала отчаяние.

Даже Калли прекратила идиотский издевательский смех и смирно отошла к стене пещеры, села на корточки, обняла длинные ноги руками, и зыркала оттуда жёлтым дьявольским глазом отчего-то именно в мою сторону.

Помнит, паршивка, о моей болезненной тяге к справедливости, поняла я. И сделала всё, чтобы получить то, к чему стремилась. В гробу ей Сила Свитка не сталась, поняла я. У Калли, в отличие от честолюбивой Ифи, была иная цель. Что ж. Она к ней пришла. Осталось только дождаться поздравления.

Туманов стоял напротив Иды, и выражение вины и тоски на его лице сменилось гримасой отчаяния. На что он рассчитывал? Неужели не выучил до сих пор, что за всё в этой жизни надо платить, и одного раза потраченной лицензии может быть недостаточно?

Всё это время он провёл рядом с энергией наини Кали. Надеясь, видимо, получить Освобождение, и воспользоваться своей свободой, чтобы избавить от своего проклятия Калли. Ещё утром, во время медитации в храме Матери Кали его лицо не выражало ничего, кроме бесконечного покоя и смирения. Андрей, должно быть, был уверен, что близок к поставленной цели. Что ему удалось освободиться.

Не удалось.

Надо было говорить, быстро, властно, уверенно. И уходить.

И уводить Иду.

Но проклятый комок, колом вставший в горле, стоило мне увидеть, как маленькая короткостриженая фигурка стремительно рванулась к мускулистому темноволосому представителю примитивной расы нелюдей и прижалась к его груди, обвивая шею тонкими, почти прозрачными ручками, мешал.

Туманов мешкал от силы несколько секунд, а потом с силой сгрёб Иду в объятия, так, что носки её белых кроссов приподнялись над полом пещеры.

Ида запрокинула голову, мягко прикрыла веки, и пухлые, бледные от пережитого, чувственные губы раскрылись навстречу яркой полоске губ вампира.

В следующий миг их губы соединились, и из груди обоих вырвался единый стон.

Андрей целовал Иду по-хозяйски, стремительно, жарко, уверенно.

Они не смотрели, не думали ни о том, что на них смотрит Калли, ни обо мне. Они ни о ком сейчас не думали и вряд ли помнили собственные имена.

Поцелуй вампира и нимфы был невероятно чувственным в своей изначальной обречённости, но как бы мне ни хотелось стыдливо отвести глаза, я не имела права этого делать. Тяжело было присутствовать «третьей», но я просто не имела права подвергать Иду опасности. Кто знает, на что способен отчаявшийся вампир. Может, он решит взять себе сразу двух жён, у вампиров, я слышала, это разрешается.

Поэтому я смотрела и смотрела, а Калли сидела рядом, опустила лоб на острые колени и тряслась крупной дрожью.

Не отрывая взгляда от целующихся Андрея и Иды, я легонько погладила Калли по плечу. Вампирша принялась раскачиваться взад и вперёд, а потом в мою руку впилась её ладонь.

— Ты не сердишься, — скорее прохрипела, чем прошептала моя бывшая спутница.

Я слабо покачала головой, сжав холодные пальцы вампирши.

Время пришло.

— Андрей, — позвала я, и обе пары глаз — голубые и карие, уставились на меня.

Как же тяжело решать за других, подумалось мне, но кроме меня, больше было некому.

В карих глазах вампира я прочитала робкую надежду, и поняла, что он сам осознаёт, как поступить правильно в сложившейся ситуации, и ждёт, чтобы решила я. Так себе качество для мужчины, подумалось мне, но не мне судить того, кого я не знаю, не понимаю, и вряд ли пойму.

В огромных кукольных глазах Иды тоже читалась надежда, но её надежда была совсем другая. Шальная. Отчаянная. Нимфа до последнего надеялась, что я придумаю выход, как ей остаться с любимым.

— Ты понимаешь, что пришло время платить за свои поступки?

Вампир хмуро, но решительно кивнул.

— Ты не убивал Игоря Арсентьева. Сам. Но Игорь погиб по твоей вине. Ты убил его её руками, — я кивнула головой в сторону сжавшейся в комок фигурки Калли. — Ты не можешь изменить это, и вернуть Саону брата, а родителям сына. Но в твоих силах сделать так, чтобы подобного больше не повторилось.

— Да, наини Артемис, — вампир склонил голову, а Ида, всхлипывая, ещё больше прижалась к его широкой груди.

— Ты обещаешь заботиться о моей бывшей нимфе? — спросила я Андрея, и кивнула в сторону Калли. — Она безгранично дорога мне. Всегда была. И на Астрелии, и потом. Даже, когда меня лишили памяти о ней. Ты отнял её у её природы. Не хочу знать, как, почему и зачем ты это сделал. Может, просто воспользовался лицензией, может, действительно что-то почувствовал к ней, и я бы поняла тебя в этом. Калли — чудесная девочка. Всегда ей была. И такой и осталась. А может, ты следовал приказу или разрешению Пола, не знаю. Ведь он и Иду хотел отдать вам. И Саон её спас. А ты за это убил его брата руками обращённой тобой Калли.

Пока я говорила, одно чувство на лице вампира стремительно сменялось другим. Ну конечно, он прекрасно помнит, что Иду ожидала та же участь, что и Калли. И что именно Саон, брат убитого Калли Игоря, спас нимфу от того, чтобы она сейчас стала такой же, как рыжеволосая вампирша, бьющаяся крупной дрожью в углу.

— Ты обещаешь заботиться о ней? — повторила я.

— Да, — кивнул Андрей.

— И ты обещаешь любить её? — спросила я.

К чести Туманова, он не замешкался с ответом.

— Да. Обещаю.

— Это твой долг, Андрей Туманов, — кивнула я. — Не забывай об этом.

— Ида, — мягко позвала я подругу, по сморщенному кукольному личику которой текли потоки слёз. — Нам пора. Прощайтесь. Но прощаясь с Андреем сейчас, не забывай о том, что это уже чужой мужчина.

После моих слов Ида нехотя отстранилась от Туманова, и что-то прошептала. Тихо, ни я, ни Калли, не услышали.

Я же села рядом с вампиршей, оторвала её мокрые ладони от лица. Вампиры не умеют плакать. Но глаза Калли блестели. И в них не было больше безумия.

Я погладила бывшую спутницу по щеке, а потом поцеловала в обе щёки.

— Ты — всё та же Калли, моя любимица, помнишь? — спросила я, и вампирша несмело кивнула. — Я очень люблю тебя, и всегда буду любить, — продолжала я. — Прошу тебя, оставайся собой всегда, несмотря ни на что.

Вампирша разжала красные губы, и я скорее поняла, чем услышала её:

— Спасибо, наини Артемис.

Я поднялась на ноги. Пора.

— Ида, — позвала я, и пошла к выходу из пещеры.

Нимфа оглянулась, но осталась стоять рядом с Андреем. В широко распахнутых голубых глазах, со сверкающими в них языками пламени свечей, явственно читалось:

…Я о с т а ю с ь.

— Я не буду держать тебя, Ида, — кивнула я, и, согнувшись, покинула пещеру.

В следующую секунду тоненькая белокурая фигурка с всклокоченными волосами выбралась следом.

Глава 25 Миссия выполнима

Я, конечно, знала, что провела в священной пещере Кали много времени, но того, что выйдя наружу, вдохну свежий и прохладный ночной воздух, и попаду в объятия беспросветной тьмы, я не ожидала.

Рядом вспыхнул огонёк фонарика мобильного.

Полуэльф стоял, привалившись к стене входа в пещеру, ждал нас.

— Алексис, вы можете идти? — спросила я.

Полуэльф, видимо, сначала кивнул, потому что возникла пауза, а потом, вспомнив, что на дворе ночь, поспешно добавил:

— Я в порядке, наини. Просто устал.

— Мы тоже, — вздохнула я. — И, по всей видимости, единственную ночь для активации Свитка упустили. И, мне неловко просить об этом, но вы поможете похоронить Ифи?

Из темноты нам навстречу выступили трое в тёмных очках. Вампиры.

— Мы сделаем это, наини Артемис.

Я кивнула. Активно заниматься похоронами сил не было. Вампирыспоро развели костёр, и выкопали яму.

— Может, вы желаете, чтобы вашу подругу похоронили на христианском кладбище, как и остальных европейцев, умирающих на этой земле? — спросил Алексис.

Я покачала головой.

— Ифи вовсе не была христианкой. И она пришла из того времени, когда христианства ещё не было и в помине. Я могла бы предложить обряд захоронения на Астрелии, но у меня, к сожалению, стёрта память, и я ничего не помню. Следовало бы похоронить её тело в обычаях её веры… Но я не знаю, верила ли она во что-либо. Я думаю, правильнее всего будет похоронить тело Ифи в этой священной земле, где царит Сила наини Кали. Пусть это будет хорошим знаком для души Ифи, и пусть она встретит как можно меньше препятствий в своём следующем воплощении.

— Учение о карме в индуизме говорит о том, что душа начинает как раз с того момента, на котором закончила в прошлой жизни. Закон нереализованных желаний, — сказал Алексис.

— Незавершённый гештальд, — кивнула я, — нам объясняли в рамках спецкурса бихевиоральной психологии.

— Вы психолог? — поднял брови Алексис.

— Куда мне, — я улыбнулась. — Я студентка филологического факультета. И знаете, отчего-то хочется добавить — была. Что-то мне подсказывает, что я вряд ли вернусь в универ.

Тем временем всё было готово к похоронам.

Ифи похоронили быстро и скромно, недалеко от священной пещеры Кали. Я сама прочитала над ней мантру богини, которую выучила наизусть во время Посвящения.

Джей, Мата Кали!

Джей, Мата Дурге!

Кали-Дурге, Намо Намах!

Отчего-то казалось, что у меня есть право это сделать.

Андрей и Калли были с нами до конца. Я не спускала глаз с Иды. Нимфа не смотрела ни на Андрея, ни на Калли, но я чувствовала, что, не смотря на весь трагизм ситуации, подруга пытается насладиться последними минутами, проведёнными рядом с Андреем. Пусть и чужим. Но границу Ида не переходила, и я понимала, как тяжело это ей даётся.

Когда прощались со всеми, время было ближе к рассвету, и лёгкая дымка тумана струилась под ногами, и где-то на горизонте небо начинало светлеть.

Попрощавшись с нами, Туманов взял Калли за руку, и увлёк за собой. Чтобы в следующий миг та вырвалась и рванулась к Иде.

Я не успела как следует испугаться, когда вампирша сжала Иду в объятиях, и осторожно поцеловала в щёку. А потом прошептала ей что-то на ухо, и, не оглядываясь больше, удалилась. Вместе с Андреем Тумановым. Своим мужем.

Вид у Иды был безжизненный и отстранённый. И я не вмешивалась в её внутреннее состояние. Пусть побудет наедине с собой. Ей это нужно сейчас.

Правда, когда я спросила Алексиса, сможет ли он идти, Ида тут же подошла к полуэльфу с другой стороны и решительно взяла мобильник с включённым фонарём из его рук.

— Что теперь с вами будет? — я взяла полуэльфа под одну руку, Ида под вторую, и мы направились прочь от пещеры.

— Ничего нового, — пожал плечами Алексис. — Меня и раньше кусали вампиры. Да. Два или три раза, — улыбнулся он. — Я ведь давно живу на свете.

— Вы поэтому живёте в ашраме Калли?

Полуэльф кивнул.

— Здесь Зависимость не разовьётся. Поживу пока здесь. Да и присмотреть за нашими друзьями кому-то надо.

— Это точно, — кивнула я.

— А вы куда сейчас?

— Если вообще куда-то, — я покачала головой. — Сегодня мы должны были активировать свою часть Свитка. А мы, вот, сами видите. По пещерам священным ползаем. Так что, на сколько ещё задержимся здесь, непонятно. Одно утешает: мои братец с сестрицей, даже со своими активированными частями, фиг что без нас сделают, так что будут ждать.

— Брат, конечно, наи Аполлон? — больше уточнил, чем спросил Алексис.

Я кивнула.

— Он самый.

— А сестра?

— Наини Афродита, собственной персоной, — я даже гордость какую-то за себя почувствовала. Звучат имена «любимых» родственников и значимо, и солидно. Как бы они сюда не нагрянули и какую подлянку нам с Идой не учинили, типа кражи нашей части Свитка или чего-то в этом духе…

— Афродита же вам не сестра, — начал было полуэльф, поперхнулся, закашлялся, остановившись, как вкопанный. — Богиня любви на Земле?!

— А где ж ей ещё быть? — пожала я плечами. — Ходит тут такая вся соблазнительная, черноволосая, с выбритым виском и татуировкой. Но так ей лучше, чем образ а-ля симбиоз Скарлетт О’Хара и Диты фон Тиз идёт.

Полуэльф меня особо не слушал.

— Это многое объясняет, — добавил он задумчиво.

— Что именно? — я поддержала разговор только из вежливости, а ещё, чтобы не рухнуть от усталости и не заснуть прямо тут, на земле. В Индии, говорят, змей много. Я с моим везением обязательно встречу, даже можно не сомневаться.

— Наини Артемис, я понимаю, что ввиду вашей специализации, у вас, наверно, другие интересы, но, тем не менее, — завилял полуэльф, а потом всё-таки спросил прямо, — вам не казалось подозрительным, что на Земле практически нет любви?

— Вот как? — я не знала, что сказать полуэльфу. — Прямо так-таки и нету?

— Я имею ввиду, настоящей, такой, о которой только прочитать и можно.

— Или в фильме увидеть? — уточнила я.

— Не верю я местному кинематографу, — пожал плечами полуэльф.

— Не очень понимаю, что вы имеете ввиду под формулировкой «практически нет», — задумчиво протянула я. — Но вот я, люблю Латану, и Иду, и Калли, и Ифи, и… — я осеклась.

— Я понял, к чему вы, — сказал полуэльф.

Ишь ты, понял он. Понятливый.

— Но ведь у вас наверно, есть знание, как память, о том, ч т о есть любовь? О том, к а к любят?

Я вернулась мысленно к краскам недавнего воспоминания, близким и родным бирюзовым глазам бога солнечного света, и сухо ответила:

— Не совсем, опять-таки понимаю, о чём вы.

— Вот! — воскликнул победным тоном эльф. Тоже мне. Не далее, как пару часов назад лежал с протянутыми ножками вампирами покусанный, а тут, видите ли, догадывается о большем, чем надо, и ещё философствовать пытается! Нахал.

— У вас, наини Артемис, у ваших спутниц, у вашей матери, брата есть такая способность, если позволите. У очень немногих из людей она тоже есть. Я бы сказал, у очень старых душ, настрадавшихся вволю от своей же холодности, глупости, жестокости. Но в большинстве своём современный человек на любовь не способен. Максимум, на увлечение. Но, сами понимаете, этого недостаточно. А чему тут удивляться, когда знания, как любить, как открыть любовь, прежде всего в себе, у людей нет? Да и откуда ему взяться, если сама богиня любви, лишённая Силы и памяти, блуждает где-то по свету, в обличье простой смертной женщины?

— Ну, насчёт скитается, то есть блуждает, это вы перегнули, — не согласилась я с ним. — И насчёт по свету, вы, пожалуй, этот пафос бросьте. В Копенгагене Афродита ваша. Свою часть Свитка активировала наверно уже, не то, что я. Собственно, за Свитком этим и охотится, как я за дикими кабанами в лучшие годы. В лучшее воплощение, я имею ввиду. И не сказала бы я, что она так уж силу свою утратила. Видели бы вы её в действии.

— Опять же, знание, — перебил меня полуэльф. — Пусть и лишь энергетическое.

Здесь нельзя было не согласиться.

Что-что, а знание, пусть и интуитивное, у Диты есть. Этого нельзя отрицать.

А ещё понятен стал давешний разговор Иды с океанидой Дельфион.

— Мы выбираем любовь, — сказала тогда ещё одна моя бывшая спутница.

И это делает ситуацию ещё запутаннее. Значит, девчонки не предавали меня, точнее, не т а кпредали. Нимфы и океаниды из моей свиты стали жертвами заговора, оказавшегося гораздо более изощрённым, чем я предполагала. Значит, девчонкам объяснили — не поможете Афродите, не вернётся любовь на Землю. А кто объяснил — сдаётся мне, что тут к пифии ходить не приходится. И, кстати, вполне может статься, что Афродита оказалась в изгнании только лишь по этому поводу — для отвода глаз моей свиты и свиты Пола. Ведь Аполлона здесь окружает… Окружают кто?! Что-то я в своих обрывочных воспоминаниях не могу найти момент, когда это наи солнечного света так к простейшим нелюдям душой прикипел. Нас ним попросту Силы лишили — в том числе в виде преданных нам нимф и воинов света. А меня… Меня ещё и его.

А кому это выгодно? Опять-таки, ответ напрашивается сам собой.

Диту даже жалко стало. Скорее всего, сестрице, или кто она мне, это всё вообще ни за что. Тем не менее, в погоне за Свитком, она меня не пожалеет. Ни она, ни Пол. Интересно, они хоть догадываются, в какой паутине завязли? Или я у нас в семье одна такая сообразительная?! Отрадно, конечно, но утешения в этом мало.

— Вы задумались о моих словах, наини Артемис? — подал голос Алексис. Уставший такой, еле тащится. Тоже, видимо, на ходу со сном борется. Вот только Ида с завидным упорством молчит. Где моя подружка, так бойко вышагивающая ещё с утра по этой же самой дороге с нашим чемоданом, чуть ли не вприпрыжку? И которой невмоготу было местных нарядов прикупить. Попытаться отвлечь её, что ли, завтра с утра, тряпками? Что-то мне подсказывает, что даже на сари надежды мало. Но парикмахера для неё завтра надо будет найти…

— А? — Алексис легонько дернул меня за руку. — А! Да! Я знаете, о чём подумала, Алексис. Ведь и тётя моя здесь, Гестия. А она, между прочим, за сохранность семейного очага отвечала…

— Да уж, — полуэльф закашлялся, и мы остановились, ожидая, когда ему станет лучше. — Об этом могли бы и не говорить. Тут к оракулу не ходи, чтобы понять, что в этом мире что-то неладное творится с семейными ценностями. Кто ещё помнит немного, как надо, они, хоть как-то… А остальные… — Алексис вздохнул.

Мне кажется, или мы действительно добрались до своего ашрама?

Ида содрогнулась, и понятно стало, что не кажется. Чувствует близость Андрея. Совсем не хочется здесь задерживаться, а что делать? Ох и попадёт нам, наверно, сейчас от почтенной четы гномов!

Госпожа Беатрис и господин Митрик впустую прождали нас, чтобы Свиток активировать. Пока мы неизвестно где шляемся и неизвестно чем занимаемся.

— Девочки мои любимые, хорошенькие, красивые! — стоило вспомнить гномов, как они оказались тут как тут.

Протягивая пухленькие ручки, к нам спешила госпожа Беатрис. За её спиной маячил господин Митрик с какой-то светящейся штукой.

— Какие же вы молодцы! А я верила! Я верила в вас! Я ни капельки в вас не сомневалась!

Это она о чём вообще, а?

— Вы… — что-то невнятно промычала я, — мы-ы-ы… Это…

— Получилось! Получилось! — приплясывала на месте гномка.

— Да что получилось-то? — я единственное, чего хотела, это быстро получить причитающиеся по праву люли, и свалиться на своё койко-место.

— Свиток! Свиток! Покажите им, господин Митрик!

Сияющий гном, наконец, протянул нам то, что ещё с утра было чёрным невзрачным цилиндром. То есть оно и сейчас этим было, просто из-под неплотно прикрученной крышки зелёный свет пробивался, освещая двор ашрама, и в отблесках этого зеленого свете мне показалось, что статуя наини Кали довольно улыбается.

А потом Мать Кали озорно подмигнула мне третьим глазом. Но вот этого уж никак не могло быть, это точно показалось.

Я помотала головой, пытаясь собрать мысли в кучу, что удавалось слабо.

— Активирован? Свиток Активирован?!

— Часть Свитка, наини Артемис! Ваша часть, — радостно поправила меня госпожа Беатрис.

До меня дошёл, наконец, смысл слов гномки.

— Какие же вы молодцы! — я присела и сгребла довольную чету гномов в объятиях. — Значит, у вас и без нас получилось! Спасибо огромное!

— Наини Артемис, — госпожа Беатрис приложила прохладную ладошку к моему лбу. — У вас жар! А ты Ида, — гномка ощупала и бугорки на лбу моей подруги. — Почему такая холодная? Да тебя трясёт! Немедленно спать!

С этим спорить никому не хотелось. Только непонятно было, с чего это она мне лоб щупать стала.

— Вашу часть Свитка могли активировать только вы сами, — с достоинством сказал господин Митрик. И вы это сделали. Вы и Ида.

Ида моргнула глазами.

Я икнула. И подумала, что Иде, наверно, активация Свитка такой ценой вообще не сдалась. Мне бы на её месте так и было. Но подруга молчала. Молча вернулась из душа, молча устроилась возле меня на кровати.

Сначала лежала, отвернувшись, а потом развернулась, прижалась ко мне, подняла голову и спросила:

— Артём… ты никогда-никогда меня не бросишь?

Вроде простой вопрос, и тон у подруги был обыденный. А у меня сердце застрочило пулемётной очередью.

— Никогда, — ответила ей.

Ида вздохнула.

— Я люблю тебя, Артемис.

— И я люблю тебя, Ида.

— Тогда спать? Завтра опять в дорогу.

— А завтра куда?

— Разве я тебе не говорила? — Ида зевнула. — В Египет. В храм Гекет.

— Ну, в Гекет, так в Гекет.

Разве могла я тогда предположить, что совсем скоро не только нарушу своё обещание, но и мои последние за это утро слова пророчеством окажутся? Между прочим, страшным довольно-таки пророчеством…

Глава 26 Вести с островов

Какой по счёту этот перелёт за последний месяц? Третий? Четвёртый? Нет, всё-таки третий. Я за год столько не летала. В прошлом году, как раз накануне Нового Года, Латана потащила меня в Турцию. Только не в жаркую её часть, не на море, туда она скорее полетела бы с очередным бойфрендом, маменька увлекла меня в Конью — самый религиозный город Турции, на ежегодный слёт дервишей-суфиев, в честь основоположника неортодоксального ислама Джелаладдина Руми. Шеб-и-Аруз — называется этот самый фестиваль, куда слетаются дервиши Турции, Индии, Пакистана, Ирана и, наверное, других стран.

Помню, каких трудов мне стоила досрочная сдача зачётной сессии, назначенной на эту самую неделю, экзамены мы сдавали после Нового Года, но Лана уверяла, что оно того стоит. И что никого, кроме меня, видите ли, она не видит рядом с собой на этом фестивале. Никого — это она имела ввиду своих друзей мужского пола. С ними она ездит на острова и в жаркие страны. Никому ни разу не удалось затащить её в горы, покататься на лыжах, — Латана совершенно не приемлет и не переносит холод, даже самый незначительный. Зимой она вообще редко появляется в Минске. А тут надо же, сама потащила меня в этот маленький странный турецкий городок, в центральной части Анатолии, окружённый горным плато, что не спасает его от минусовой температуры в зимнее время года.

Конечно, мы основательно подчистили местные магазины одежды, нарядившись в длинные пальто и цветастые тёплые платки.

Откровенно говоря, я не ожидала от не скрывающей свою любовь к цивилизации Латаны, что она с удовольствием будет сидеть на полу сомнительной чистоты в окружении смуглых белозубых турчанок, беспрерывно пьющих кофе маленькими чашками, дымящих сигаретным дымом, и фотографирующихся с белокожей тонкокостной блондинкой с пышными формами и огромными голубыми глазами. А получив благословение шейха, как ей это удалось, непонятно, Латана с удовольствием кружилась стремительным маленьким торнадо в компании дервишей, запрокинув голову в экстазе и блаженно прикрывая глаза, и её цветастый шарф кружился вокруг неё вихрем, и я вынуждена была признать, что редко когда видела маму такой счастливой и беззаботной.

Конью она называла на греческий манер — Иконион, правда, это не мешало ей обойти все мечети города. Так мы и провели эту неделю — с десятого по семнадцатое декабря: днём бегали по мечетям, а ночью кружились под ритм барабанов и нежное пение флейт вместе с суфийскими дервишами, подпевая зикры на сложном для русскоязычного человека турецком наречии.

Сложно говорить о своих открытиях и переживаниях, потому что их было просто нестерпимо много, очередное погребало под собой предыдущее, наподобие лавины, но больше всего, конечно, удивляла Латана.

К слову, я до сих пор время от времени сомневаюсь в том, что я — наини, но если бы мне тогда сказали, что богиня — она, я бы поверила, не задумываясь. И кто угодно поверил бы. Красивая, совсем ещё молодая, и вся такая лёгкая и воздушная, Латана всегда жила, едва касаясь земли подошвами своих туфель на высоченных каблуках.

Местный шейх тогда посвятил нас в суфийское братство, или как это у них называется, я не поняла. Латане дано было имя Латифа — символ надежды и доброты, нескончаемой эйфории жизни. А меня назвали Эммин. Аминь, или Ом на индуистский манер, если вспомнить, откуда мы вылетели не далее, чем полчаса назад.

Ида задремала, откинувшись на спинку сиденья, сначала просто полулежала с закрытыми глазами, видимо, не хотела разговаривать, а потом, по смягчённому выражению лица, я поняла, что подруга уснула.

Коротко стриженая головка на длинной тонкой шее, глубокие синеватые тени под глазами — нимфа выглядела беззащитной и уязвимой, если вовсе не больной, но об Андрее не заговаривала, и прощаться к нему и к Калли не вышла. И я её понимала.

А со мной с утра случилось нечто, что важнее всех вместе взятых Свитков Гекет, да и Олимпийских миров, пожалуй.

Наконец-то удалось выйти на связь с Латаной.

Точнее это она вышла на связь.

Я осматривала комнату напоследок, проверяла, не забыли ли мы чего с Идой, когда зазвонил телефон.

Мы беседовали по скайпу минут десять, не больше. Маменька сидела на слегка розоватом песке пляжа, и я заподозрила, что она на одном из Багамских островов, мы как-то вместе приезжали туда, праздновали моё поступление на тот же факультет, что в своё время окончила Латана.

— Мне звонила Гестия, — сообщила Лана, не поздоровавшись, и довольная улыбка сытой кошки озарила её лицо. Точь-в-точь, как на том самом фестивале дервишей, да.

На маменьке был купальник из золотистой ткани, лиф украшен желтыми сверкающими камнями. Она похудела, и отдохнувшей не выглядела. Переживает за меня, поняла я. Но никогда в этом не признается. Не в правилах Латаны добавлять мне негативных эмоций, когда в моей жизни в последнее время итак сам фавн ногу сломит.

В ответ на мой недоумённый взгляд, Лана пояснила:

— Ты вспоминать начинаешь, теперь мне можно.

— Как здорово! Ты вообще как? Почему на связь не выходила столько времени? Я уже не знала, что думать, когда Ида сказала, что твой новый друг…

— Тритон, — кивнула Латана. — И новый друг он для меня в этом воплощении, — маменька мило покраснела, но быстро справилась с собой. — А в старом, истинном, я отлично его помню. Но сейчас речь не обо мне. Артём, если бы ты знала, во что ввязалась…

— Да я догадываюсь, что не всё тут так просто, как кажется на первый взгляд.

— Догадывается она. Я не про Землю вообще. И не про Свиток Гекет. Точнее, не только про него. Я про Делос, Дельфы, Аттику, Парнас… Про те миры, в которых вам с Полом удалось поднять восстание. Астрелия — твоя вотчина, про неё я вообще молчу. Всего я рассказать не могу, дочь. Но попались вы с братом очень и очень глупо.

— А почему я, мама? — тихо спросила я.

И Латана поняла, о чём я. Почему она выбрала меня? И отправилась в изгнание не с Полом, а со мной. Если честно, я думала, что мальчики кажутся мамам более беззащитными, чем дочери.

— Артём, — тихо сказала Латана. — Не дай небо тебе когда-нибудь выбирать между своими детьми. В один момент вы стали изгоями в Олимпийских мирах, и с этим ничего не поделать. В последний момент Саон успел предупредить меня, что ты будешь одна. Я никогда особенно не доверяла Саону, ты не помнишь, но дома я была ужасной снобкой…

— Кто бы сомневался, — хмыкнула я.

— Это ты о чём? — возмутилась Латана. — Между прочим, ты просто не можешь оценить по достоинству, какой смиренной и покладистой я стала на этой планете.

— Конечно, — я опять не удержалась, чтобы не хихикнуть.

— Артём!

— Латана!

— Артемида, дочь моя!

— Да поняла я! — в такт ответила я, и мы обе прыснули.

— Так ты знала о том, что встречаешься с Тритоном? Ида сказала, что ты не сможешь его распознать.

— Как только ты начала вспоминать, мои возможности изменились. Немного, но достаточно для того, чтобы вспомнить того, кто поддержал вас с братом в борьбе против Зевса.

— Вот как? Значит, и ему на Олимп путь заказан, пока кто-то из нас не получит Силу Свитка Гекет?

— Получить Силу Свитка должна ты. Твой отец не обманул тебя по крайней мере, в этом. Ты избранная.

Говоря это, Латана стала совсем серьёзной.

— Ты даже не представляешь, сколько я отдала бы, только бы быть сейчас рядом с тобой! Но таковы условия. Ты должна сделать это сама… А мне… То есть нам, — Лана потупилась. — Лучше не покидать единственное место, где он не сможет нас достать.

Внезапная догадка озарила меня.

— Так ты не на Земле?

Латана склонила голову набок. Этот жест можно было истолковать, как и да, и нет.

Фавн знает что такое!

— Тогда ответь мне вот на какой вопрос, пожалуйста. Я, не смотря на то, что многие тут пытались меня запутать, а некоторые и сейчас пытаются, — я хмуро посмотрела на Лану, — поняла, что избранные мы все трое — и я, и Пол, и Дита. Почему именно я должна получить Свиток Гекет?

— Только ты, Артём. — Лана задумалась. — Дита — послушная кукла в руках Зевса. Полу… — маменька замолчала и отвела взгляд.

— Ты хочешь сказать, что Полу нельзя дать возможность получить обратно Силу?

— Это опасно, — кивнула Латана.

— Для меня? — спросила я.

Маменька кивнула.

— Он ненавидит меня, мама. Такой нервный, психованный. Злой. Вообще на себя не похож. Ещё и вампиры эти… Ида сказала, что вотчина вампиров на этой планете — работорговля, наркотики… Что так раньше было. И сейчас, глядя на Пола и его приспешников, я понимаю, что рок — не самое пагубное их увлечение. Что с ним случилось?

— Вы непобедимы, пока вы вместе, — грустно улыбнулась Латана. — И Зевс с Герой хорошо понимают это. Вас разлучат любой ценой, Артём. Любой. Ты не представляешь, на что пойдут олимпийцы, чтобы не дать вам возможности воссоединиться. Поэтому именно ты должна открыть Свиток и получить его Силу. Ты не причинишь брату вреда, я знаю. Я никогда не была хорошей матерью… Ни там, ни здесь, но ты ничего не сделаешь ни Аполлону, ни Дите.

— Мамочка, ты самая лучшая! — не выдержала я. — Самая-самая-самая!

— Будь осторожна с Зевсом, Артемида. Очень осторожна. Даже если он найдёт меня… Нас… Меня он не тронет. И с Тритоном на открытый конфликт не пойдёт. А тебя может. Поэтому Силу Свитка должна получить ты. Девочке, Иде, передавай привет.

— Ой, мама, тут у неё такое… Иде, похоже, больше всех досталось. Не считая Ифи и Калли. Калли стала вампиром, Ифи умерла.

— Они сами выбрали свой путь, — сухо сказала Лана.

— Но ведь их обманули! Я только сейчас поняла! Девчонки хотят вернуть любовь на Землю. И поэтому помогают Афродите. Ими манипулируют, как и самой Афродитой! И Аполлоном! — вырвалось у меня.

— Любовь синоним доверия, — надменно поджала губы Латана. — Открытости. Если в их сердцах не осталось веры, и они смогли предать ту, для которой они были всем, в самый трудный момент, то не им возвращать любовь на Землю. Они не смогут, — пожала она плечами.

Тон Латаны был строгим, глаза холодными. Но спустя мгновение, лицо её посветлело.

— А что с Ни’идой?

— Она в вампира влюбилась. В того самого, что Калли обратил. Я так поняла, ему Пол приказал. Тут же он кровососами заведует, — зло прошипела я. — И Иду им тоже хотел отдать. Саон её спас. А Калли, кстати, его брата выпила. Мамочка, тут всё так запутано…

К моему удивлению, Лана прекрасно поняла, выделив нужную информацию из потока моей бессвязной речи. Это у неё профессиональная черта, видимо. Видеть суть и схватывать ситуацию слёту.

— Пора прощаться, Артём. Не забудь, что именно ты должна получить Силу Свитка Гекет. Если тебе это не удастся… Нам всем лучше бы не рождаться вовсе. Будь осторожна с Зевсом, если он нарушит условия добычи Свитка, и объявится. И вдвойне осторожна с Полом. Его опасайся больше всех. Ты не помнишь всего, но тебе ли не знать, каким твой брат может быть безжалостным. Ближе друг друга у вас никого не было… Берегись Афродиту. Она, не задумываясь, нанесёт удар в спину. Она считает, что единственная сражается здесь за правое дело. Она никому не верит и никому не откроется. Любовь слепа, говорят люди, и слепо сердце богини любви, у которой отняли её природу.

— Мамочка, — я сжала губы, чтобы позорно не разреветься, как маленькая, потому что именно такой я сейчас себя и почувствовала. Маленькой, слабой и беззащитной. Девочкой, которой очень, ну просто очень, мама нужна.

— Будь осторожна, Артём, детка.

— Мамочка, я тебя люблю.

— Ты же ненавидишь эти сопли, Тёма, — Латана выглядела взволнованной и растроганной одновременно.

— Ненавижу, — хлюпнула я носом. — И всё равно тебя люблю.

— И я тебя люблю, — шепнула Лана.

— Я знаю, — серьёзно кивнула я. — Я всегда это чувствовала.

Не говоря больше ни слова, Латана отсоединилась. А за мной пришла Ида, напомнить, что только меня такси и ждёт. Пора было ехать в аэропорт.

Часть 3 Последний рывок

Глава 27 Тепло семейных встреч

Откровенно говоря, сама ассоциация со словом Египет несла в себе что-то волнующее, что-то такого жёлтого, жаркого цвета, древнее и загадочное. Действительность же оказалась иной. Не смотря на обилие жёлтого, голубого и коричневого в аэропорту и нарядах местного населения, всё здесь оказалось пронизано духом современности, и напоминанием о чём-то древнем и загадочном служили только собственные ассоциации.

Следующие несколько часов прошли в бесконечно сменяющих друг друга картинках фильмов про пустыни, потому что добравшись до города, мы, наскоро выпив воды и перекусив, загрузили в арендованную машину несколько бутылей воды, пакет с печеньем, местные фрукты, в общем, всё, что более-менее вызывало доверие и способно было выдержать несколько дней в пустыне, и отправились в путь.

Судя по карте, полученной от Гермеса, древний храм Гекет находился в аравийской пустыне, и добираться до него предстояло в лучшем случае дня три.

Не смотря на исправно работающий кондиционер в арендованном внедорожнике и то, что в целом машина выглядела надежной, и на то, что путешествие наше, похоже, подходило к концу, настроение было тревожное, и разговаривали мы с Идой мало, не столько даже, чтобы не касаться больных тем, а интуитивно экономя силы. Нимфа сидела за рулём и сосредоточенно смотрела в окно, сверяясь с показателями карты на планшете и прислушиваясь к голосу леди-GPS. Надо признаться, мне повезло, и с обилием новых технологий, и с нимфой, так быстро их усваивавшей, даже думать не хочу, что было бы, если бы весь этот путь мне надлежало проделать одной, если бы Ида, как и остальные, отвернулась от меня.

На второй день пути, когда солнце сдвинулось с мёртвой вертикальной точки и начало мало-помалу клониться к горизонту, Ида положила мне на колени надкусанное печенье, и стала пристально вглядываться в зеркало заднего вида. По нахмуренным бровям подруги я поняла, что что-то случилось.

Не поворачивая ко мне головы, Ида прошептала:

— Артемис, мы не одни…

Именно прошептала, хотя могла бы говорить обычным тоном, и это показало, как нимфа напугана, и, в свою очередь, и меня напугало.

Перегнувшись к ней, я увидела вдалеке тёмное пятно похожей на нашу, машины. Пятно приближалось.

— Это может быть кто-то из моих родственников, — кивнула я. — Им ведь тоже надо в храм Гекет.

И замолчала, вспомнив вчерашний утренний разговор с мамой.

Будь осторожна с Зевсом, и вдвойне осторожна с Полом. Афродита, не задумываясь, нанесёт удар в спину…

Встреча с родственниками не сулила нам с нимфой ничего хорошего, и мы обе это понимали.

— Где Свиток? — спросила Ида.

— На заднем сиденье, — я протянула руку, взяла чёрный цилиндр, и не придумала ничего лучшего, как переложить его себе в ноги.

— А жилеты? — голос Иды дрогнул.

Нимфа имела ввиду жилеты, которыми нас снабдил на прощание Гермес. Мы тогда посмеялись, мол, он слишком плохого мнения о наших общих родственниках, если решил одарить нас пуленепробиваемыми жилетами… А он нас заверил, что и их такими же снабдил, мало ли, что у нас на уме… Но сейчас, глядя, как чёрное пятно за спиной растёт с каждой секундой, мне было не до смеха.

Кто бы там ни был… Неужели они осмелятся?

— В гонке за Силой бога? — криво улыбнулась Ида. — Верховного наи? Нет, конечно. Не осмелятся.

Держа левую руку на руле, правой она расстегнула белую хлопковую рубашку, и быстро стянула её. Я, двигаясь медленно и неуверенно, как в полусне, последовала примеру подруги.

— Сначала сама, — раздражённо прикрикнула Ида, когда я попыталась помочь её надеть жилет.

— Но, — начала было я.

— Сама!! — крикнула на этот раз в голос нимфа, и я не смогла ослушаться.

Сердце уже не билось, оно строчило пулемётной очередью. Кто бы там ни был, друзья или враги, лучше перестраховаться.

Быстро натянув жилет, тонкий, но плотный и тяжёлый, я немного осела под его тяжестью, и помогла Иде, придерживая руль дрожащей рукой. Понятия не имею, как удержала, выигрывая для нас последние минуты, нимфа разогналась до ста шестидесяти. И больше всего пугало то, что машина, преследовавшая нас, продолжала приближаться. Быстро, целенаправленно, решительно. Теперь не оставалось сомнений, что этот кто-то по наши души.

— Надевай рубашку, — скомандовала Ида, и я поспешно натянула белую, как у Иды, хлопковую широкую рубашку с длинным рукавом.

— Ты думаешь, будут стрелять? — дрожащим голосом спросила я.

Ида пожала плечами.

— Скоро узнаем.

— А если они решат стрелять в голову? — не унималась я.

Нимфа нахмурилась, но ответила.

— Скоро узнаем.

— Знаешь, а вот я точно стреляла бы в лицо, — задумчиво сказала я. — Оно же и вероятность выше.

— Артемис, ты умеешь вселить надежду, — нервно хихикнула Ида, а до меня начал доходить смысл того, что я сейчас сказала.

— Одна надежда, что тот, кто нас преследует, окажется не таким кровожадным, как я, — подвела я итог.

— Если это не Аполлон, — кисло улыбнулась нимфа.

— Да, — кивнула я, потому что на это возразить мне было нечего.

— Они открыли окно, — взвизгнула нимфа. — Кажется, начинается.

— Пригнись! — крикнула я, и не успели мы пригнуться, как раздались два хлопка, один за другим, а потом машину повело в сторону и резко накренило вбок. А когда дверь, что была сбоку всю дорогу, вдруг оказалась над головой, а я повисла на ремнях, я поняла, что мы перевернулись. Рядом безвольной куклой висела Ида. И похоже, подруга была без сознания.

— Ида! Ида! — позвала я, пытаясь отстегнуться. — Ида! Скорей же! Вылезай.

Нимфа пришла в себя, и быстро, не ожидая, пока я свалюсь ей на голову, выкатилась из машины. Я, прихватив чёрный цилиндр, кулём вывалилась следом.

Естественно, было поздно.

От чёрного, точь-в-точь такого же, как у нас, джипа, ко мне приближался Пол. За его спиной был Саон и двое вампиров в тёмных очках.

И не жарко им в коже? — успела подумать я, когда брат поднимал руку с пистолетом.

Аполлон не умеет промахиваться, — подумалось мне, и мысль эта растянулась в пространстве и времени, занимая весь, сжавшийся до двадцати шагов между мной и Полом, некогда огромный и таинственный мир.

Воздух со свистом ворвался в лёгкие, я инстинктивно пыталась отшатнуться, уперевшись спиной в горячее колесо машины, по-моему, я даже пыталась кричать, но звука собственного голоса не слышала. Я не увидела приближающуюся пулю, я смотрела в серые глаза Пола, такие далёкие сейчас, и одновременно близкие настолько, что в них можно было увидеть отражение глубокого, безоблачного неба.

Глухой и сильный толчок в грудь заставил с силой вжаться в какой-то горячий выступ находящейся за спиной машины, кажется, где-то совсем рядом вскрикнула Ида, а в мыслях пронеслось:

…Оказывается, это так просто. Убивать.

И следующая мысль, прежде чем я погрузилась во тьму, была:

…А умирать ещё проще.

— Артемис! Артемис! Да очнись же ты!

Следом раздался звук пощёчины. А я подумала, что некоторые наглые нимфы слишком много себе позволяют.

— Смерти нет, — сообщила я Иде, помогая себе руками встать, и откашливаясь.

— Естественно, — съязвила Ида. — И откуда бы ей взяться, когда на нас пуленепробиваемые жилеты, и твой братец оказался не таким кровожадным, как ты, чтобы догадаться стрелять нам в лица?

Я только отмахнулась. Мол, всё равно не поймёшь, да и не до тебя сейчас. А Ида фыркнула. Вообще нимфа выглядела достаточно бодрой по сравнению даже со вчерашним утром, когда на ней лица не было от сердечных переживаний. Так что найду Пола — скажу спасибо. От души отблагодарю. Так, как только я умею.

Нимфа, вставая, развернулась ко мне другим боком, и я увидела бурое пятно, расплывшееся у неё на груди.

— Ида!

— Фигня, — пожала плечами нимфа, перехватив мой взгляд, — поцарапала плечо, ещё когда машину тряхнуло, и нам это на руку. Твой брат-маньяк даже не догадался о защите.

— Не называй его моим братом, пожалуйста, — скривилась, как от зубной боли, я.

— Родственников не выбирают, — философски заметила Ида, обходя перевернутую машину по кругу. — А единоутробных — тем более.

— Не в этом воплощении, единоутробных, — процедила я сквозь зубы. — Павел Аркадьевич, или как там его, в этой жизни имеет ко мне лишь косвенное отношение.

— Какое-какое? — нимфа даже оглянулась.

— Я передумала. Никакого отношения он ко мне не имеет.

— Хорошо бы, и ко мне тоже не имел бы, — мило поддержала беседу нимфа, прежде, чем запнуться. А потом заорать. — Вот!..

— …, — согласилась я.

— Ну не урод ли?!

— Урод, — не стала я спорить. — И псих дёрганный к тому же. А что случилось?

— А ты посмотри сама, — нимфа кивнула на брошенные, скомканные, словно по ним кто-то прошёлся тяжелым армейским сапогом, пластиковые бутыли из-под воды. Пустые бутыли, я имею ввиду.

Сразу очень захотелось пить.

— А вот что хуже: того, что эти уроды оставили нас подыхать без глотка воды, или то, что уволокли-таки нашу часть Свитка? — задала я риторический вопрос, не ожидая, что нимфа ответит.

Но нимфа ответила.

— Смотря для кого, — пожала она плечами. — Нам, похоже, уже всё равно, а вот человечество и все семь миров Олимпа скоро взвоют. И не от восторга.

— Никогда нельзя знать наверняка, — возразила я.

И мы свалились на песок, содрогаясь от смеха.

Впрочем, смехом сие действо назвать было затруднительно. Это был тот самый приступ дебильного ржача, который всегда наступает не почему-то, а вопреки, и тогда, когда уже нет ни сил, ни желания, ни повода веселиться, ни каких-то других ресурсов.

Тело болело, нестерпимо хотелось пить, пришло ощущение законченности, завершённости пути, ожидание скорого, очень скорого конца, но тело продолжали сотрясать конвульсии, а по щекам текли и текли слёзы. Можно смело сказать, что так, как тогда, в аравийских песках, в обнимку с Идой, после вероломного, но вполне ожидаемого предательства Пола, я никогда не смеялась. Ни до, ни после.

Немного придя в себя, когда основной приступ дебильного, неконтролируемого ржача отступил, и только слабые отголоски нет-нет, да напоминали о безудержном и крайне неуместном веселье, мы с Идой синхронно вытерли слёзы, поднялись, отряхнулись и уставились друг на друга, нахмурив брови.

— Что будем делать? — спросила она. — Эти уроды колёса прострелили.

— Это не главный их недостаток, — возразила я, — то есть, я имею ввиду, не главный постыдный поступок за сегодняшний день.

Мы опять прыснули, но взяли себя в руки.

— Прикрываем головы, и чешем отсюда. Куда-нибудь. Вперёд. Наверняка, ни телефонов, ни планшета с GPS не найдём… Ни карты.

Как говорится, как в воду глядела.

Рядом с машиной валялась лишь выпотрошенная наполовину пачка печенья, но на неё, мы по понятным причинам прямо-таки лютой жажды, не польстились. Впрочем, в последний момент, хозяйственная Ида всё же сунула её в карман широких белых брюк. Ида сменила рубашку, бросив окровавленную тряпку возле машины, я решила, что моя ещё вполне ничего. Жилеты решили не снимать. Обвязав головы белыми платками, надев солнечные очки, чудом сохранившиеся в бардачке, мы пошли вперёд.

Как там говорилось в моей любимой детской книжке про Ходжу Насреддина? Если нет силы идти, надо ползти на руках, но только не поддаваться отчаянию. Ни в коем случае. Нет, там говорилось как-то гораздо красивее и пафоснее, но суть я передала верно, а остальное детали.

— Похоже, вскоре нам и впрямь придётся ползти на руках, — сообщила нимфа, согнулась, закашлялась, выпрямилась, вглядываясь вдаль. Солнце приближалось к горизонту, но нестерпимая жара не отступала, губы запеклись на солнце, глаза щипало, язык распух так, что, казалось, скоро перестанет помещаться во рту.

Я обняла нимфу за талию, она подхватила меня, и мы продолжили путь.

Ида, у которой слух по понятным, острым и выдающимся причинам, был острее, прислушалась.

— Артемис, — остановилась она. — Ты слышишь?

— Что?

— Как будто звук приближающейся машины.

— И откуда бы ей здесь взяться? — я лениво пожала плечами. — Я читала, что в пустынях случаются миражи.

Ида недоуменно посмотрела на меня.

— Зрительные и слуховые галлюцинации, — я важно кивнула. — И поверь мне, моя дорогая нимфа, в наших интересах, чтобы то, что тебе кажется, ты слышишь, оказалось миражом, а не моим братцем, который всё же решил вернуться, чтобы добить нас.

— В твоих размышлениях есть логика, — Ида прижалась ко мне сильнее, вздрогнула, и мы продолжили идти.

Под аккомпанемент работающего двигателя. Потому что и я уже прекрасно слышала звуки приближающегося транспортного средства.

— А эти, как ты их называешь, миражи, могут видеть сразу двое, — спросила Ида, когда такой же чёрный джип, как у нас и у Пола с Саоном, проехал немного вперёд, и остановился.

— Вряд ли, — скептически ответила я, когда двери открылись, и из машины выпорхнула Афродита, в белых брюках, белой рубашке без рукавов, завязанной на гладком, подтянутом животике, в розовой шляпе с узкими полями. Следом за ней вытащилась Дельфион. Последняя океанида, оставшаяся с моей сестрой. Поредело в рядах богини любви, что тут скажешь.

— Вряд ли, — повторила я, обращаясь к Иде. — Но это, скорее всего, мираж, потому что я по-прежнему ничего не вижу, и даже если вижу, отказываюсь видеть, потому как видеть мою сестрицу Афродиту ну просто вот никак не желаю. Особенно если она прервала свой путь в храм Гекет для того, чтобы довершить дело, которое не закончили наши братья. Иначе говоря, чтобы добить нас.

— Ну, она, по крайней мере, без оружия, — глубокомысленно заключила Ида.

— О чём они? — спросила Дита у Дельфион.

Океанида нервно передёрнула плечом.

— Наверно, бредят. Ты веришь, что Пол действительно хотел убить Артемис?

— С трудом, — усмехнулась Афродита. — Хотя чем фавн ни шутит. Артемис, сестрёнка, — позвала она.

Я не оглянулась.

— Нам просто нужна ваша часть Свитка, — пропела Дита. — ничего личного.

Ида вяло оглянулась.

— Идите вы… К Полу!

— Вам там самое место, — согласилась я, не оглядываясь.

— Врёт? — спросила Дита у океаниды.

— Не похоже, — ответила та.

— Значит, Пол нас опередил. Печально. Эй, Артемис! — крикнула она опять.

Я не прерывала шагов, хотя каждый из них давался мне нечеловеческим усилием. Хорошо, что можно было опереться на плечо нимфы.

— Подвезти? — не унималась Афродита.

И я оглянулась.

— Спасибо, нам тут недалеко, — прощебетала с милой улыбкой.

— Хотим прогуляться, — поддержала меня Ида, тоже улыбаясь во все зубы.

— Воздухом подышать, — хрипло сказала я. — Свежим.

— Воздух в это время дня здесь уж очень-то хорош, — улыбнулась Ида.

— Не дури, Артемис, — Дита поджала губы. — До храма Гекет сутки пути. На машине.

— Как раз развеемся, — мило улыбнулась я.

— Не утруждайте себя, девочки, — пискнула Ида, и тряхнула короткими кудряшками.

— Ненормальные, — прошипела сквозь зубы Дита.

А вслед нам крикнула:

— Дура! Всегда такой была…

— Может, ради разнообразия, съездить ей по лицу? — задумчиво спросила я у Иды, и покачнулась.

— Неплохая идея, — поддержала меня нимфа, и крепче обхватила за талию.

— Ладно, — вздохнула я. — Пусть живёт пока.

— Ей повезло, — согласилась Ида.

Обдав нас облаком мелкой песчаной пыли, вперёд пронеслась машина Диты, скрываясь из виду. Когда проезжала мимо нас, из открытого окна высунулась рука, украшенная татуировкой в виде кроваво-красной розы, — а кто-то, похоже, втянулся, — и в ней, вопреки моему ожиданию, оказался не пистолет, а полуторалитровая бутыль с водой.

В следующую секунду бутыль приземлилась у моих ног, крышка с нее слетела, вода полилась на песок.

Молниеносным движением Ида рванулась вперёд, подхватила драгоценный сосуд, плотно закрутила крышку, а потом перевела дух, опустилась прямо на пятую точку, нежно прижимая прохладную пластиковую тару к груди.

Недолго думая, я приземлилась возле.

— Дожили, моя милая нимфа, — глубокомысленно сказала я. — Мы уже радуемся милостыне в виде глотка воды.

— В виде глотка воды в пустыне, — резонно заявила моя милая нимфа. — Вот что бы ты могла сделать или отдать за этот самый глоток воды в нашей ситуации?

— Ты имеешь ввиду, что бы я могла сделать, лишь бы Дита любезно согласилась подвезти нас до храма Гекет, и в нашем распоряжении оказались запасы этой самой драгоценной влаги и презренной земной пищи в неограниченных количествах? И опять же какая-никакая, но крыша над головой? И отдых сбитым в кровь ногам? Дай-ка подумать…

— Так уж и сбитым, — не поверила Ида, разглядывая мои удобные и почти новые кроссы.

— Это я метафорически, — пояснила я. — И вообще, если помнишь, я несколько раз упала.

— На песок падать не больно, — не согласилась вредная нимфа.

— Тогда может, ты перестанешь прижимать к себе эту несчастную бутылку, как Мадонна младенца, и мы, наконец, попьём?

Нимфа с трудом оторвала бутыль от груди.

Не сговариваясь, мы сделали по три маленьких глотка, после чего нимфа плотно закрутила крышку, и спросила.

— А где остановимся на ночлег?

— А здесь тебе, чем не ночлег? — развела я руками. — По-моему, шикарное место. И ноги больше не слушаются, — добавила тихо.

— Здесь так здесь, — согласилась непривередливая нимфа. Повезло мне с подругой, что и говори.

Глава 28 Миражи

— Ты слышала про песчаные бури, — спросила я нимфу, отплёвываясь от набившегося в рот песка.

— Я слышала про одну наини, которая всегда готова поднять подруге настроение, — сонно пробурчала Ида, зарываясь носом мне в плечо.

Как ей удается спать? Жаркий день сменился ночной прохладой, и только наивные дети могли не догадаться взять с собой что-нибудь посущественнее того, что надето на них. Самой тёплой одеждой на нас были пуленепробиваемые жилеты, и здесь ключевое слово именно были. Не смотря на протесты нимфы, я сняла это тяжёлое и страшно неудобное орудие пытки и с наслаждением бросила его прямо в песок — незадолго до встречи с Афродитой. И как Ида ни ругалась, она тогда же последовала моему примеру.

К слову, мы не так далеко от них отошли, но возвращаться отчаянно не хотелось. Да и сил не было.

Я смотрела на спящую Иду и думала о том, что в считанные дни моя жизнь превратилась просто фавн знает во что. И вот Ида… Такой подруги у меня никогда не было. На её месте я не могла представить себе никого, ни из детской, «песочной» тусовки, с которыми было так весело прогуливать школу в старших классах, ни универских подруг, с которыми весело было забуриться в какой-нибудь клуб, или пробежаться по магазинам, или, о Небо, засесть в читальном зале Национальной библиотеки…

Ида была совсем другой, не похожей ни на кого, очень верной и честной. Я отчего-то точно знала, что нимфа любит меня просто так, не за то, что со мной иногда бывает весело, и не из-за этого поганого Свитка, из-за которого весь сыр-бор, и наи в человеческом теле способны убивать друг друга, и отдавать нимф вампирам… Нет, я видела, что нимфе просто хорошо быть рядом, и всё. И мне было хорошо рядом с ней.

Любил ли меня вот так Аполлон? Тогда, на Парнасе? Слишком мало я помню… Я помню, что ему всегда чего-то не хватало, всегда хотелось чего-то… большего. Значит ли это, что он хотел наслаждаться чем-то, что я могу дать ему, а не мной? Ко мне его любовь, там, тогда имела какое-то отношение? Ко мне?

После Туннеля Перерождения Кали у меня не осталось однозначного ответа на этот самый вопрос, который звучит: кто я? Тем более, я не возьмусь предполагать, что творилось и творится в голове у Пола. Одно я знаю точно. Сегодня брат целился мне в голову. В лицо. В последнюю долю секунды он изменил направление выстрела.

Аполлон, стреляющий золотыми стрелами, никогда не промахивался. А тут, то есть там, в Минске, когда он выскочил из дома, где мы встретились впервые, с пистолетами в обеих руках, он тоже ни разу не попал в машину. И сегодня. И я, и нимфа остались живы. А что у меня чёрная овальная гематома на груди, так это детали.

Но всё-таки, что дальше?

У нас с нимфой литр воды и полпачки печенья. До храма Гекет, куда мы упрямо держим путь, сутки пути на колёсах. У нас ни карты, ни GPS. Один из мобильников, Идин, Пол не тронул. Он просто закатился под машину, выпав в раскрытое окно, но какой от него толк, если он разрядился, а зарядить негде? Если мы каким-то чудом выжили сегодня, то, что-то мне подсказывает, это ненадолго. И почему было не принять помощь Афродиты? Что за вожжа мне под хвост попала?!

Нет, с этой гордостью бессмертной наини в пустыне не выжить. Что есть, то есть.

Наверно, сон понемногу сморил и меня, сказалась усталость и пережитые эмоции, потому что ржанье лошадей и крики людей на непонятном языке донеслись до меня как издалека.

Не сразу я поняла, что то, что происходит, не сон, и люди, спешившиеся с лошадей, в куфиях, святящие на нас с Идой фонариками, и говорящие что-то на незнакомом языке, мне не снятся. Их было человек десять. Мужчин. Высокие, плечистые, с европейскими чертами и сравнительно светлой кожей, они разглядывали нас, недоумённо цокая языками и качая головами в одинаковых куфиях.

Фавн меня подери, я ничего не понимала, но как-то быстро сообразила, что это может оказаться, как помощь, так и очередное, и на этот раз последнее, препятствие на пути на Олимп.

Кто их знает, что на уме у этих людей. Нас не трогали, только не отводили глаз, и противно светили в глаза фонариками.

Рядом зашевелилась нимфа. Крепкий у неё сон, не добудиться.

— Ида, вставай, — тряхнула подругу я, и та тут же начала подниматься.

Я поднялась на ноги, слегка отряхнулась, и поприветствовала мужчин на английском:

— Здравствуйте.

Молчание.

— Вы говорите по-английски?

Молчание.

Ида, похоже, пришла в себя.

Ткнув пальцем себя в грудь, потом меня, причём попала как назло в тот самый чёрный синяк, оставшийся от пули Пола, она показала этим же пальцем куда-то в сторону, и сказала одно слово:

— Гекет.

Но к чести нимфы, это слово она сказала ясно и внятно. По всему было видно, что наши новые знакомые отлично её поняли, потому как переглянулись, и опять зацокали языками.

Раздалось бренчание, и из темноты показались ещё двое мужчин, которые спешились, и один с удивлением уставился на нас, а другой бросил на землю наши бронежилетики и окровавленную рубашку Иды, которую та оставила у машины.

— Вот спасибо! — воскликнула я по-русски. — Тэнкъю, я имею ввиду. От души вам, ребята. Хоть мы и сами это выбросили.

— Зачем? — спросил по-английски один из мужчин, самый молодой, невысокого роста, крепкий и коренастый.

И это было так неожиданно, что мы с Идой обе подпрыгнули. Я уже прокручивала в голове варианты объяснения с туземцами.

— Зачем вы выбросили хорошие вещи? — повторил мужчина и нахмурился, ожидая ответа.

— Очень тяжело было нести, — честно ответила я.

— А рубашка испачкалась в крови, — пояснила способная к языкам нимфа.

Мужчина отвернулся к своим и обменялся с ними несколькими предложениями.

— Кто стрелял в вас?

— Мой брат, — опять-таки честно ответила я. Потом вспомнила, что в этом воплощении Павел Аркадьевич никакой мне не брат, и махнула рукой. — У нас сложная система родства.

Потом подумала, что запутала ситуацию окончательно, и пока решала, как её исправить, отвлеклась на гневную и эмоциональную речь одного из мужчин. Чернобрового, с горбатым носом, и узкой чёрной бородкой клинышком. На щеке мужчины была татуировка. Впрочем, как и практически на всех лицах. Неизвестный мне орнамент украшал скулы мужчин, у кого-то одну сторону лица, у кого-то обе.

В короткой и, как показалось мне, яростной речи мужчины я трижды услышала повторение слова «Гекет».

— Гекет! — крикнула я, и все обернулись в нашу сторону. — Нам надо в храм Гекет.

Самый взрослый из присутствующих, с окладистой бородой с серебряными нитями, чьи скулы украшали сразу две татуировки, при более пристальном рассмотрении я увидела перевернутый треугольник с закорючкой в центре и какими-то значками по граням, вышел вперёд.

Мужчина поднял белую рубашку Иды, с бурыми разводами крови на ней. Надо же, у нимф, оказывается, кровь того же цвета, что и у людей, как всегда некстати подумалось мне. Тем временем мужчина поднял рубашку к лицу, и с силой втянул в себя запах крови. Затем он поднял рубашку нимфы над головой, от чего эта самая нимфа присела, видимо, от ужаса, вряд ли от восторга, и хрипло выдохнул одно слово:

— Гекет!

После чего все развернулись и повскакивали обратно в сёдла, что уж вообще не вмещалось ни в какие рамки.

— Эй! — я от обиды на мгновение утратила дар речи. Чего это они, а?

— А мы? — таким же обиженным тоном спросила Ида.

В ответ тот мужчина, который говорил с нами на английском, протянул мне руку с таким видом, как будто, мол, чего это я туплю, или мне приглашение отдельное надо? Представьте себе, надо, я им что, фея какая, чтобы мысли читать? Я же думала, они нас бросают здесь, после того, как всё таким образом чудесно разрешилось. Бронежилеты наши, кровь Иды, обстреляли нас на пути к храму Гекет, и сделал это мой брат, который мне вовсе не брат. Всё предельно просто.

Размышляя, таким образом, и не прерывая мысленного диалога с молодым человеком в куфии, я с третьей позорной попытки оказалась в седле за его спиной.

Ида, не без содрогания приняла предложение того самого мужика, что кровь её нюхал, — везет подруге на неравнодушных к содержанию её артерий, прости меня Небо, и ловко заскочила к тому в седло, под одобрительное цоканье и возгласы.

А потом мир исчез.

Остались только твёрдые, сильные, материальные и ощутимые потоки воздуха, полёт, потому что скачкой это назвать я бы не решилась, и тёплая, мускулистая спина человека, сидевшего передо мной в седле и управляющего лошадью. От страха я вцепилась в него с такой силой, впрочем, учитывая, что я то и дело подлетала в воздух, в такт движениям его сильных бёдер, это было необходимой мерой. Между прочим, первый мой опыт передвижения верхом. И точно могу сказать, не знаю, каким чудом я удержалась. Вряд ли так уж хотелось жить или победить в погоне за Свитком. К тому же, нашу часть Свитка мы благополучно профукали, и я не знала, что же так неумолимо тянет меня в Храм Гекет. Вряд ли честолюбие и амбиции, или стремление выполнить волю папахена, которая, будь моя воля, оказалась бы для него последней.

Нет, просто хотелось кое-кому в глаза посмотреть, только и всего. Но вот, только что. Сильно хотелось. Да.

Но мы ехали не в храм Гекет, это я почему-то понимала. Хотя и странно было — откуда? Ведь ни GPS, ни каких-либо опознавательных знаков на местности, но когда мы подъехали к целому городку в пустыне, я поняла, что не ошибалась.

Обнесённое невысокой каменной стеной, поселение состояло из каменных и глиняных домов, палаток, шатров. Судя по журчанию воды где-то рядом, здесь мы сможем напиться вдоволь. А потом пусть делают, что хотят, — устало подумала я.

Стоило нам остановиться на отшибе, как тут же территория перед стеной заполнилась такими же мужчинами в куфиях и, к нашему с Идой обоюдному облегчению, женщинами в платках.

Чьи-то сильные руки подхватили меня, помогая выбраться из седла, Ида же ловко спрыгнула сама.

Наши спутники сказали что-то тем, кто нас встречал, и женщины заахали, зацокали языками, буквально ощупывая нас с нимфой на предмет повреждений. Одобрительно кивали тому, что на первый взгляд, мы оказались целыми.

Из того, что эти люди то и дело повторяли, мы с Идой уловили только одно слово: «Гекет».

Приглядевшись в свою очередь к лицам, нас окружающим, я обратила внимание на то, что лица со светлой, хоть и загорелой кожей и женщин и мужчин, украшали татуировки. Только если на мужских лицах орнамент был нанесён на скулы, то у женщин — на лбы и подбородки.

— Кто это, Артемис? — спросила Ида.

— Не знаю, — честно ответила я. — Вообще похожи на берберов, но только что бы тем здесь делать. Да и татуировки отличаются, насколько я помню.

— Какие мы тебе берберы, — обиженно протянула девочка лет двенадцати на английском. — Мы Хранители.

— Чьи хранители? — опешила я, не понимая сначала даже, что хотел сказать ребёнок. Потому что девочка употребила термин «guardian», что в сочетании со словом «angel» переводится, как ангел-хранитель.

— Не чьи, а чего, — строго перебил меня короткостриженый мальчик, судя по всему, лет на пять младше девчушки. — Естественно, древнего культа Гекет. И без нас вам не добраться к старому Храму, — добавил он с достоинством и задрал подбородок так высоко, что и сам показался едва ли не с меня ростом.

— Вы говорите по-английски? — обрадовалась я. — Нам повезло!

— Мы все говорим, — пожала плечами девочка.

— Тоже мне трудность, — важно сказал пацан.

— Как все? — опешила Ида. — А из мужчин, которые нашли нас, с нами никто не говорил, кроме одного.

— Айрад говорил, — согласился пацан. — Потому что самый молодой.

— Не дело для воина беседовать с женщинами, — строго сказала девчушка, и мальчик согласился с ней. Она засмеялась, он разозлился и убежал.

— Почему он обиделся? — спросила я.

— Потому что ещё мал для того, чтобы быть воином, — пожала плечами девчушка.

Тем временем нас увлекли в небольшой каменный домик, где к нашему восторгу нам было предложено холодное, почти ледяное молоко, ароматный травяной чай, сыр, лепешки и ломти вяленого мяса. Надо ли говорить, что мы набросились на угощение, как будто месяц голодали?

— Отдыхайте, девочки, — сказала самая старая женщина. — Утром мы поможем вам добраться до храма Гекет.

— Артемис, ты вообще понимаешь, что происходит? — спросила Ида, зевая, и сворачиваясь комочком рядом.

— Кроме того, что адски хочу спать, практически ничего, — честно сказала я.

Глава 29 Город пустыни

Что за странный народ это был, к кому в гости мы попали, кто живёт в пустыне, далеко от цивилизации, ответов на эти вопросы у нас с Идой не было. Утром, выйдя из дома и осмотревшись, мы отметили, что передвигаются эти люди не только на изящных, почти поголовно в цвет песков пустыни, лошадях с тонкими ногами и толстыми копытами. Здесь были и верблюды, и более техногенные средства передвижения, сиречь внедорожники, помощнее нашего с Идой будут, у которого Пол поганец колёса прострелил. Вот пусть теперь сам и сдаёт его владельцу. Впрочем, нам-то что, мы карточкой рассчитывались, выданной нам его фирмой, поэтому следы все к «З. и сыновья» приведут. Да Пол, наверно, и сам это понимал. На дурака он не так уж и похож. Как хочет казаться.

Эти люди, называвшие себя Хранителями, практически не обращали на нас внимания, продолжали заниматься своими делами. Женщины стирали бельё, занимались домашними делами, дети носились с криками и улюлюканьем, а которые постарше, помогали взрослым. Мужчин нигде видно не было.

— Проснулись, девочки? — нас догнала Тюмерт, статная высокая женщина неопределённого возраста. Я никак не могла понять, сколько ей лет — судя по хорошей коже, звонкому голосу и властному тону, ей могло быть как тридцать, так и сорок пять, но по тому, с каким почтением с ней разговаривали окружающие, она занимала не последнее место в иерархии Хранителей.

Тюмерт увлекла нас завтракать, и из разговора с ней и несколькими другими женщинами и нашей давешней маленькой знакомой, которую звали Удадин, оказалось, что она жена Юфтена, того самого, с которым Ида в седле ехала, самый старший который. Я так поняла, он у них здесь кто-то вроде местного главы или старейшины.

Что было удивительнее всего, вопросов нам не задавали. Вот совершенно. Ну надо людям в храм Гекет, и надо. Их проблемы опять же. Проводить? Проводим, да без проблем. Делов-то, как говорится.

Точнее, вопрос у Тюмерт возник. Правда не к нам, а к Иде, и звучал он так, что я местной сладкой кашей с изюмом и орехами подавилась.

— Как тебе мой сын, дитя? — неожиданно спросила женщина у нимфы. — Айрад, Лев Пустыни?

Сразу вспомнился тот самый молодой человек, единственный, кто говорил с нами по-английски, у которого в седле я сюда и приехала. А Ида значит, ехала с его папахеном. И что-то мне подсказывает, что не зря.

Нимфа не спешила отвечать. Только удивлённо смотрела на Тюмерт и хлопала кукольными ресницами.

— Мой сын — достойный воин, — сказала тем временем, женщина. — И он будет драться за тебя.

— С кем? — пискнула Ида.

— С лучшими воинами нашего племени и всеми, кто посмеет заявить на тебя своё право, — с достоинством ответила Тюмерт.

Я изо всех сил сдерживала смех, если честно. И пыталась подобрать слова, которые не обидят достоинство людей, живущих в Городе Пустыни. Так называлось селение Хранителей. Ну не объяснять же им, что она нимфа, и любовь человеческого мужчины укоротит и её век…

— Хранители — не люди, — высокомерно заявила Тюмерт на этот раз уже мне.

Женщина каким-то образом прочитала мои мысли.

— Мы — потомки древних Хранителей Земли.

И ведь не проверишь. Я представила, что теперь из-за Идиного природного обаяния, иначе говоря, эльфийского естества, мы застрянем в Городе Пустыни на фавн знает какой срок… И Сила Свитка Гекет будет мне только сниться. Ну а там и меня замуж выдадут… Дикие же люди, хоть и считают себя какими-то Хранителями. Неутешительные мысли, чего уж там…

— Вы не поняли меня, девочки. У вас великая цель, и мы поможем вам достичь её. Я просто хочу, чтобы ты знала, дитя, мой сын — великий воин. И образованный молодой человек, — женщина усмехнулась. — И он будет ждать тебя.

У меня от сердца отлегло. Помогут до храма добраться, и то славно. О большем я и не мечтаю.

Однако как у них тут всё сложно устроено. Например, этот самый Айрад даже не вышел попрощаться с той, кого собирался ждать. Но Тюмерт пояснила, что ему не позволили.

— Все традиции Хранителей имеют место быть. Может, вам показалось странным, что Тюмерт взял к себе в седло подругу той дэуи, что пришлась ему по телу и по помыслам, а её саму взял в седло его отец, и он не пришёл, чтобы лично проститься с тобой, дитя, но каждый из наших законов несет в себе мудрость тысячелетий, которую Хранителям удалось сохранить в целостности и неприкосновенности сквозь века.

Сказав это, женщина повела нас по городу, показывая местные достопримечательности в виде сооружений-пирамид, уменьшенных копий тех, что давно являются визитной карточкой Египта, арок, древних конусообразных построек, которым, по словам Тюмерт больше трёх, а то и пяти тысяч лет. В последнее слабо верилось, но рассказчицей и экскурсоводом Тюмерт оказалась превосходным, как и гостеприимной хозяйкой, что мы уже успели оценить по достоинству.

— Воины-Хранители выбирают себе жену один только раз, и берегут её, как берегут своё сердце. Когда отец Айрада привёл меня в Город Пустыни, я была уже беременной моим сыном, и Лев Пустыни родился здесь. Как же давно это было, — улыбнулась женщина. Трижды Азики, мой муж уходил на войну, и трижды, согласно нашим обычаям, он сбривал мои косы наголо. Только когда возвращался, они были такими же, как когда он оставлял меня. Военные походы наших мужчин всегда длились годами.

— С кем могли воевать люди в наше время? — опешила я. — Ещё и так долго?

И я украдкой оценила длинную и толстую косу женщины, спускающуюся сзади до пояса. Однако, если Ида примет предложение этого самого Айрада, ей придётся тоже ходить лысой периодически. И с татуировкой на лице.

Тюмерт посмотрела на меня осуждающе, цокнула языком и покачала головой. Потом, видимо, вспомнив, что я совсем ещё несмышлёныш, и вообще представитель другой культуры, осторожно погладила меня по пыльным рыжим волосам. Из моей короткой стрижки, не видевший ножниц парикмахера уже фавн знает сколько времени, у меня успело образоваться некое подобие каре.

— Вам пора, — сказала Тюмерт. — Мой муж отвезёт вас прямо к Храму.

Тепло простившись с женщиной, перед которой я чувствовала небольшую вину за свои не всегда умные и уместные мысли, но что поделаешь, не запретишь же им появляться в самый неподходящий момент? Знаем, к чему это приводит, точнее, что это ни к чему не приводит. Пробовали. Простившись с Тюмерт, мы с Идой залезли за заднее сиденье огромного внедорожника. Тут же лежали наши пуленепробиваемые жилеты, электрошокеры, которыми нас снабдил опять-таки Гермес, на случай приставаний вампиров или людей, даже Идин рюкзак. Мы не стали проверять, что в нём, поскольку явно там самое необходимое в дороге.

Муж Тюмерт, Азики, сидел на пассажирском сиденье, место водителя занимал молодой, похожий и на Азики, и на вчерашнего Айрада, парень. Наверно, ещё один сын, подумала я, и постаралась не думать, а вдруг их мужчины с такой же лёгкостью читают мысли, как и их женщины? Мне это правда, не удалось, но всё же заняло на какое-то время.

Младший сын Азики сказал, что мы можем не волноваться за угнанную машину. Её вернут хозяевам. А нам помогут добраться обратно Хранители. Если будет на то воля Небес, добавил он, сделав ударение на слове «если», что уверенности в себе нам не добавило. Как и в собственном светлом будущем. Да что там светлом. Вообще в будущем.

Ехали мы полдня, не больше.

— Вам вперёд, — сказал нам сам Азики, обернувшись.

До этого он общался с нами только через сына.

— Храм Гекет ждёт вас.

— Спасибо! — в один голос пискнули мы.

— И мы будем ждать вашего возвращения, — сказал Азики, и пристально посмотрел на Иду. Та смутилась и потупила глаза.

— Ты знаешь, что странно… — сказала я ей, когда мы махали вслед удаляющейся машине.

— То, что он вот так влюбился, с первого взгляда, — задумчиво глядя в небо, спросила нимфа.

Кто о чем, а вшивый о бане!

— То, что они помогли нам добраться сюда, но никак не предложили помочь, хотя бы с теми, кто в нас стрелял.

— Так ты им сама сказала, что стрелял твой брат, — пожала плечами нимфа. — Наверно у них не принято вмешиваться в семейные отношения.

— Звучит логично, но вывод притянут за уши, — не согласилась я с нимфой. — Скорее, они тоже знают, что мы должны сделать это сами. Я должна, — поправилась я.

— Мы, — поправила меня Ида.

И вдохнув жаркого пустынного воздуха поглубже, мы пошли к храму Гекет.

Храм Гекет с расстояния ста шагов ничем не напоминал храм. В высоком песчаном холме невозможно было угадать древнее сооружение, не подойдя к нему вплотную. Только приблизившись вплотную, становилось понятно, что выпуклости и неровности на поверхности храма — не случайно образованные ветром и песком насыпи, а искусно нанесенные узоры и изображения древних людей и божеств.

Случайно остановившись на одном лице, я ахнула: на меня смотрела, и я готова была поспорить, что смотрела усмехаясь и прищуривая один глаз — вот-вот подмигнёт, наини Кали, воспоминания о близком знакомстве с которой теперь навсегда станут для меня особенными.

— Мата Кали, — я отступила на шаг, не решаясь приблизиться к круглому своду ворот в храм.

Мою ладонь сжали холодные пальцы нимфы.

— Это Гекет, — шепнула Ида. — В её храме, единственном, сохранившемся на Земле, есть возможность открыть Силу Свитка. Который мы благополучно потеряли, впрочем… И теперь не очень понятно, зачем мы здесь и что делать…

Оглушённая первой фразой нимфы, я слабо её слушала.

Значит, Гекет!

Какая же я глупая! Надо иметь такую куриную голову, вот даже не голову, а целый курятник вместо головы, чтобы всё это время знать, что мы ищем возможность получить Силу Свитка Гекет, и не провести простейшую аналогию с Силой Гекаты, — наини тёмной стороны луны, богиней войны и воплощённой судьбы, одетой в пламя.

Богиней древней, властвующей над миром и преисподней задолго до появления наи-олимпийцев. Той, чьей эманацией считали наини Артемис. Да-да, у богов тоже есть свои легенды, которым не знаешь, верить или нет. Почему-то считалось, что вечно юная богиня луны и охоты, Артемис является одним из воплощений древней богини Гекаты. Иначе говоря, Гекет. Может, потому, что мы обе символизируем собой луну? Но мне всегда хотелось верить, что я символизирую её светлую сторону, ту, что красиво светится в темноте, когда смотришь на неё с Земли. Я, оказывается, любила бывать здесь. На Земле. Здесь можно было смотреть на луну… Для меня это было — как смотреть в своё отражение в зеркале… Но… Судя по тому, что я читала о себе, что слышала от Иды, и из того, что удалось вспомнить… светлой наини я никогда не была. Луна, если смотреть на неё с Земли, освещаемая светом брата-Солнца, имеет не только светлую часть. И если правда то, что я — воплощение Гекаты, становится понятно, почему именно я — избранная в погоне за этим самым Свитком.

Понятно становится, почему Зевс Кронович хочет получить его… Просто не хочет, чтобы я получила Силу, способную подчинить себе, как светлый, так и тёмный мир. Воплощённую Судьбу и Подземное Царство, Преисподнюю.

Если верить нашим легендам, когда-то наи поделили то, что изначально было целым, на части. Распределили между собой обязанности управления мирами. Победили армию Гекет — расу крылатых полубогов, заперев их в границы одного из миров… не этот ли из семи олимпийских миров принято называть тайным?

Я стояла перед вратами в храм Гекет, не в силах сделать шаг, а поток воспоминаний лился и лился, не собираясь останавливаться.

— Ида, — позвала я. — перечисли семь олимпийских миров.

— Делос, — несмело начала перечислять Ида, загибая тонкие пальчики, — Астрелия. Дельфы. Аттика.

Парнас. Киферон…

— И? — поторопила я нимфу. — Ещё один? Ты перечислила шесть, где седьмой?

— О нём не принято говорить, — сказала нимфа. — Он закрыт, и называется…

— Гекет, — подсказала я. — А разве можно закрыть мир?

Ида пожала плечами.

— Говорят, что одни врата в него должны остаться. Но точно не в одном из остальных миров олимпийцев. Магия, то есть Сила там в них так велика, что асурам ничего не стоит вырваться на свободу и продолжить войну с богами.

— Асурам? — где-то я слышала это слово, вот только недавно слышала.

— Титаны. Полубоги-полудемоны, — пояснила Ида. — Ты могла слышать о них в Индии…

— Ожерелье из их голов обвивает шею Матери Кали! — ахнула я. — И голову одного из асуров она держит в руке! Голову демона!

— Ты прошла Посвящение Кали, — прошептала Ида. — Значит ли это, что ты получила власть над асурами? Единственная из Олимпийцев? И получив Силу Свитка, ты можешь возвыситься и над остальными богами…

— Погоди, — перебила я нимфу. — В изображениях наи индуизма всё слишком символично. Хотя в том, что ты говоришь, определенно что-то есть… Какое-то рациональное зерно. Может, их Кали — тоже одна из проекций, то есть эманаций Гекет? Древней богини, имеющей власть над демонами? Но тогда получив её Посвящение, и получив Силу Свитка, я могу открыть Врата в Гекет — Закрытый мир, и закрытый когда-то Олимпийцами! И что-то мне подсказывает, что вряд ли именно этого жаждет Зевс Кронович!

— Ты думаешь, что древний храм Гекет, является вратами в Закрытый мир? — нимфа даже отступила на шаг, испуганно заморгав.

— А ты считаешь иначе? — задала я риторический вопрос, и Ида замотала коротко стриженой головой.

— Значит, поэтому ты — избранная… — дошло, наконец, до Иды. — Но я уверена, стоит тебе открыть Свиток, как, — она запнулась, а потом тряхнула головой. — Жди очередную подлянку от божественного папочки!

— Я тоже так думаю, — кивнула я. — Даже если бы мы не потеряли Свиток, открывать его было бы нельзя. Хотя я, похоже, и вправду единственная, кто сможет его открыть. Так что Пол сильно просчитался, когда решил давеча, что справится без меня. Фиг этому психопату. Спорим, мы сейчас зайдём внутрь, и обнаружим некоторых членов моей божественной семейки? Самых любимых, я имею ввиду?

— А чего спорить? — на мордашке Иды отчётливо проступило ехидство пополам с решительностью, — Войдём внутрь и увидим, ждут нас там, или нет!

— Сначала я хочу понять, почему Свиток, разделённый на три части, каждая из которых хранилась у бога торговли и разумности, спустившегося на Землю, должен был быть активирован мной, Полом и Дитой…

— Триединство Солнца, Луны и… Любви? — спросила нимфа.

— В универе, когда нам рассказывали про древние космологические модели вселенной, речь шла о солнце, луне и звездах. Похоже, именно их символизирует в нашей троице Дита. Как наини любви, вдыхающая смысл в то, что движет миром.

Вспомнив вредную, надменную, и чего греха таить, стервозную сестричку, черноволосую, с выбритым виском и татуировками, с полными красными губами, которые она почти каждый раз презрительно поджимала в моём присутствии, я пожалела, что не узнала Афродиту получше. Похоже, что то, что нам всем демонстрировалось — было лишь ширмой. Я вздохнула.

«Афродита, не задумываясь, ударит в спину», — сказала Латана. А у меня нет никаких причин не верить маменьке. В конце концов, любовь слепа. Если существует сама по себе. Солнце — безжалостно. А луна имеет тёмную сторону, о которой лучше даже не знать. Да, всё сходилось. Только вместе мы могли активировать Свиток, но, похоже, только я смогу его открыть…

С этими мыслями, я дёрнула Иду за рукав, и решительно шагнула внутрь древнего храма.

Глава 30 Воссоединение семейства

Наверно, мои драгоценные родственники и иже с ними, ожидавшие нас возле длинного прямоугольного, в рост человеческого тела, помоста, на котором лежало три одинаковых чёрных цилиндра, ожидали, что их присутствие окажется для нас с Идой сюрпризом.

На это намекали ехидно поджатые губы Афродиты и презрительно-ядовитая усмешка Пола.

— Давно ждёте? — мило, проигнорировав дежурное приветствие, поинтересовалась я, и заправила рыжую прядь за ухо.

— Не успели соскучиться, — любезно ответил мне этот маньяк, а Саон, стоявший рядом с ним, почему-то подмигнул. И на лице этого братца читалось хоть что-то, отдалённо напоминающее облегчение. И на том спасибо.

Вообще странно было видеть здесь, в древнем храме Гекет, своего сокурсника, грозу всех нормально ориентированных студенток, и даже, поговаривали, молодых преподавателей, ну, которые женского пола. Хотя, о чём не знаем, о том не берёмся судить. А ведь Славик, Саон то есть, неравнодушен к Латане был, вспомнилось мне. И перед чарами Диты никогда устоять не мог. Обычный парень, в общем. Наполовину наи и наполовину эльф. А и те и другие, насколько я помню, отличаются повышенными аппетитами во всём. Кажется, я всегда ему симпатизировала. И доверяла.

Рядом с Афродитой стояла верная Дельфион. Моя бывшая спутница, океанида — в прошлом с длинными голубыми волосами… А этот короткий голубой ёжик ей очень к лицу. Инопланетность какая-то ещё больше просвечивает.

И мы с Идой. Стоим, смотрим то на них на всех, то на три цилиндра на древнем алтаре. И молчим.

Дита руки на груди сложила, выжидает. А Полу, похоже, ждать надоело:

— Ну?! — прорычал братец. — Ты долго собираешься стоять? Открывай!

— Интересно, как?! — огрызнулась я.

— Тебе виднее, — окрысился этот псих.

— Что, сами пробовали, и без меня никак? — ангельским тоном поинтересовалась я.

И по сконфуженным лицам присутствующих поняла, что попала. Точно, пробовали. И никак. Потому что знай наших!

— Во-первых, я не имею никакого представления о том, как его открывать, — честно призналась я.

— А во-вторых? — подняла точёную, пробитую пирсингом, бровь Дита.

— А во-вторых, мне никак нельзя этого делать, — опять же честно ответила.

— Это ещё почему?! — прорычал Пол, а Саон одобрительно кивнул.

— Да потому что, как вы не понимаете, Зевс Кронович только этого и ждёт! — выпалила я на одном дыхании.

— Насколько мне известно, он сам рассчитывает получить Силу Свитка, — процедила Афродита, прищурив тонко подведённые глаза.

— А насколько известно мне, на это рассчитывают все присутствующие, — постаралась попасть ей в тон я. — Кроме меня.

— Кроме тебя? — Пол выглядел удивлённым.

Я кивнула.

— Да, братик, поэтому стрелять в меня не было повода.

— Повод был, — плотоядно усмехнулся Пол, а мне вдруг так грустно стало.

— Слушайте, до чего мы тут с Идой додумались, — начала я, и честно пересказала им все наши умозаключения о нашем триединстве, о том, что Сила нас троих, пусть и номинальная, была необходима для активации Свитка, и что даёт тому, кто открыл его, этот самый Свиток Гекет. И что, похоже, никто, кроме меня, открыть его не сможет.

— И чего же ты ждёшь? — вырвалось у Афродиты. — Если всё так и есть, давай, открывай. Надеюсь, получив эту пресловутую божественную благодать, не забудешь о наини любви… Откровенно говоря, запарило здесь. Домой хочется. Хоть я практически его и не помню, этот дом… Фавн меня дери, уже всё равно, кто эту самую треклятую Силу получит, лишь бы свалить, наконец, отсюда…

— Мне почему-то кажется, что стоит мне открыть его, как Сила Свитка перейдёт к Зевсу Кроновичу, — опять-таки честно призналась я. Вот такой у меня получился день откровения.

— Доказательства? — буркнул Пол.

А я пожала плечами.

— Нет у меня никаких доказательств. Предположения только. Если хоть немного котелок варит, прикинь — нами всеми тут манипулировали всё это время, только в путь. И каждому из нас папенька помог, прямо невероятно как… А с какой стати ему мне помогать, вообще непонятно… Афродите понятно — она в его руках послушная пешка.

Афродита делала вид, что увлечена изучением сломавшегося алого ногтя на мизинце, и меня совсем не слышит. Я её понимала, но продолжала говорить.

— Всегда была, кстати. И нас никогда не поддерживала. Мне кажется, не зря он появился тогда, в самом начале. Наверняка помощь его была не бесплатной. Так ведь, Дита?

Дита, недолго думая, продемонстрировала мне фигуру из трех пальцев, блеснув алым лаком на среднем. Мол, отвали.

— Мне он не помогал, — хмуро бросил Пол.

— Как?

— А вот так, — усмехнулся брат. — Видите ли, сыновей закаляют трудности.

— По мне, так скорее превращают в психов, — вырвалась у меня, и я предупреждающе подняла вверх палец. Указательный, в отличие от Диты. Я-то человек воспитанный. — Вот я и говорю! — добавила нажима в голос, предупреждая непредсказуемую реакцию братца, — Кстати, а фирма твоя? «З. и сыновья» которая? Которая нас в этом турне проспонсировала?

Пол посмотрел на меня таким взглядом, который должно быть выражал его абсолютное сомнение в полноценности моих мозгов, и ничего не ответил.

А у меня в голове сложился последний пазл.

— Значит, не открыть Свиток мы не можем, — рассуждала я. — Просто что-то мне подсказывает, что жизни нам спокойной не дадут.

Пол и Дита, похоже, были с этим согласны, и оба выжидающе уставились на меня.

— Что ты выберешь, Артемис? — сладко пропела Афродита. — Тебе придётся открыть Свиток. И, оставляя его Силу себе, ты практически даришь её Зевсу, так? А этого, ты, конечно, хотеть не можешь… Значит, ты передашь Силу кому-то из нас! И кому из нас ты отдашь эту Силу, если не хочешь отдавать её своему папочке? Ты отдашь её тому, кто только и делал, что пытался убить тебя, или ты выберешь Любовь?

А у меня даже голова закружилась. Чары даже утратившей Силу богини любви, это, скажу я вам, серьёзно. Странно, что Дита раньше не пыталась обработать меня исходя из своей специальности. Клянусь, у неё бы это получилось! Видимо, и сама Дита это поняла, правда, с запозданием, потому что я явно ощущала исходящую от неё досаду.

И правильно. Я-то знала, как на самом деле относится ко мне Дита. И что всё это, только для того, чтобы получить Силу Свитка.

Но я также знала, как относится ко мне Пол.

Саон? Дельфион? Ида? Кому можно передать Силу Свитка, в ком у меня нет и не может быть ни капли сомнений?

Ответ напрашивался сам собой.

Подойдя под перекрещенными взглядами к алтарю, я с силой сжала ладонь Иды, зажмурилась, собираясь с силами, а потом положила кончики пальцев на холодный камень.

В тот же миг все три чёрных цилиндра рывком поднялись вверх и замерли в воздухе, озаряя пространство древнего храма зелёным светом.

— Врата в Гекет, — прошептал женский голос. То ли Дита, то ли Дельфион. А может быть, Ида.

А я уселась на алтарь, подтянулась на руках и легла.

Зелёное сияние, исходящее из трёх цилиндров, столпом света медленно спускалось к моей груди. Отчего-то я знала, что приятного будет мало, и что, скорее всего, будет даже больно, и обводила взглядом лица присутствующих.

Ида. В огромных глазах нимфы читались искренний страх и беспокойство за меня.

Дельфион смотрела на меня с досадой и отчаянием.

Афродита с плохо скрываемым ожиданием. Наини любви не могла допустить мысли, что я выберу не её для передачи Силы.

На лице Саона явственно читалось облегчение. Славик Арсентьев выглядел осунувшимся и уставшим. Ему и Иде сильно досталось в этой погоне за Свитком. Один потерял брата, вторая — любимого.

Пол. Пол выглядел холодным и равнодушным. Отстранённым. Брат сделал всё от него зависящее, чтобы не получить обратно божественную Силу. Хоть и хотел вернуть её. Какой бог этого не хочет?

И был ещё один взгляд. Я кожей чувствовала присутствие папахена. Знала, что он смотрит на меня и выжидает. Окажусь ли я послушной марионеткой в его руках, как и все остальные? Или как обычно, проявлю своеволие, с которым папахен давно научился справляться. И выигрывать. Я поняла, что как я ни поступи, он давно это предугадал. Вот, и как быть?!

Зелёный огонь дошёл, наконец, до груди, обжигая кожу и проникая глубже, в тело. Этого я уже не понимала, заорав от боли и заметавшись на каменном алтаре.

Ида, Дита, Дельфион и Саон держали меня за руки и ноги. Кажется, Ида плакала, и даже Дита выглядела испуганной.

Я не видела, как в этот момент все три Свитка распахнулись и исчезли, оставив вместо себя только зелёный свет, который терзал и калечил моё тело. Я слабо ощутила чьи-то руки на своих висках и поняла, что Пол осторожно, но крепко держит мою голову.

Неожиданно пришла мысль, что можно не терпеть всё это, а отдать кому-то.

В голове прозвучал голос папахена:

— Артемида, дочь моя, будь благоразумной. И помни: ты обещала.

Я попыталась покачать головой, потому как ничего папику не обещала, но сделать это не удалось. Пол держал меня крепко.

— Пол! — позвала я его еле слышно, потому что с детства привыкла звать брата всегда, когда мне было больно, — брат! Аполлон, сын Латаны!

В тот же миг я раздвоилась — тело осталось лежать на каменном алтаре, а я взвилась в воздух и устремилась к брату.

Аполлон тоже поднялся над пыльным полом древнего храма, охваченный золотистым сиянием, только в отличие от меня, брат не раздваивался. Слабое несовершенное человеческое тело преображалось на глазах.

Чуть изменились черты лица, раздвинулись очертания тела, которое приобрело внутреннее сияние, серые холодные глаза окрасились знакомой и родной бирюзой. Коротко стриженные, пепельные волосы с седыми нитями, сменились золотистым каскадом кудрей за могучей спиной.

Аполлон протянул мне навстречу сильные, покрытые железными мускулами, руки, но я была бесплотна, и ни я, ни он не могли коснуться друг друга.

Надо сказать, что брат выглядел обескураженным.

— Почему… мне? — спросил он.

И мерцая, пытаясь положить ладонь на его щёку, я ответила.

— Потому что всё это время ты защищал меня. Как я могла этого не понимать!

— И ты не злишься из-за своей Ни’иды?

— Вся моя свита отвернулась от меня. Ты думал, что она тоже — предательница, и решил поступить с ней, как с Калли.

— Как ты узнала?

Я пожала плечами. Тоже мне сложность!

— Андрей не хотел делать её Зависимой. Но не мог ослушаться твоего приказа. И сделал её вампиром. Ты за это выгнал его из группы? Ведь тогда, в «7», он не выступал с вами?

— Как догадалась, что это был мой приказ?

— Это ведь она столкнула меня тогда под поезд? Готова поспорить, что в тот же день она стала вампиром.

— Сестрёнка…

— Помнишь? — перебила я его, — «Я вытащу тебя?»… Ты обещал, братик. Я буду ждать…

В это время что-то с силой дёрнуло меня назад, и я увидела, что мое тело, оставшееся лежать на алтаре, проседает вниз. Плачущая Ида держит меня за руку, но у нимфы не хватает сил удержать меня.

Рывком я оказалась на алтаре, ощутив, что начинаю падать — как тогда, когда меня изгнали на Землю. Только сейчас, когда я была в теле, я физически ощущала это падение. И могу сказать, что это очень, просто нечеловечески больно!

— Молодец, дочь, — сказал появившийся из воздуха, как чёрт из коробочки, папахен. — Всё правильно сделала, лучшего исхода событий и желать было нельзя.

Папка довольно потёр свои перекачанные ручищи.

— Ты отдала Силу Свитка Аполлону, ведь твой брат единственный, кому ты могла доверять, верно? Но ты открыла врата в Гекет, открыла собой, и сейчас они закрываются, забирая с собой мою непокорную дочь. Забирая туда, откуда твой неугомонный брат никогда не сможет тебя вытащить.

Страшная догадка озарила меня.

Вас попытаются разлучить любой ценой, — раздался в голове печальный голос Латаны.

Кажется, кое у кого это получилось.

— Не в Закрытый мир! — заорала я, понимая, что ждёт наини в гостях у демонов. То есть, понимая, что у асуров меня точно не ждёт ничего хорошего. — Не-е-е-е-т!

Афродита с Дельфион в ужасе отшатнулись от меня, в страхе, видимо, что и они провалятся во Врата.

Ида же с Саоном, наоборот, продолжали крепко держать, надеясь, видимо, что отправятся со мной. Аполлон бился о невидимую преграду, которую папахен удерживал, направив ладонь со столпом белого света в сторону брата.

Я чувствовала, что, не смотря на нечеловеческие усилия Иды и Саона, мои ладони выскальзывают из их рук, а сама я просачиваюсь сквозь камень. Было больно, но я оставалась в сознании, видимо во Вратах действуют совсем другие физические законы.

Я не собиралась смиряться с неизбежностью, просто видимо, силы оставили меня, и пальцы разжались. В следующий миг я полетела в пустоту.

Последнее, что запомнила в этом мире: полные отчаяния глаза Пола и потоки слёз, текущие по щекам Иды.

Как же так… Как же бесчеловечно разлучать меня с теми, кто составляет смысл моей жизни…

Думая так, я летела в пустоту, понимая, что в мире асуров мне просто не выжить. И лучше, если они убьют меня сразу, чем оставят мучиться отпущенный человеку век в Закрытом мире.

А потом я почему-то побежала по розовому песку. Побежала изо всех сил к океану, и не двигалась с места ни на шаг. У кромки воды стояла Латана и протягивала ко мне руки. Маменька что-то кричала, но шум прибоя мешал её услышать. Такой я её и запомнила — с развевающимися на ветру волосами, искажённым от страха и беспокойства лицом, что-то желающую мне сказать, докричаться… И понимающую, что она бессильна. Бессильна помочь собственному ребёнку. Наверно, поэтому я никогда не хотела детей.

Глава 31 Заключительная. Она же начало новой книги

— Артемис! Арте-е-емис!

Неприятный, хотя нет, неприятный это не то слово, менее всего желаемый быть слышимым, и более всего напоминающий мне пение соседского перфоратора в воскресное утро, голос, с назойливостью того же самого перфораторного сверла с силой врезался мне в голову. Не успевшая как следует проснуться я, решила уже, что тут мне и конец придёт, а конец всё не наступал.

— Хватит притворяться! Я же вижу, что ты не спишь!

Конечно, не сплю. Поспишь тут под эти мерзостные звуки.

— Артемис!! — рявкнул голос, теряя всякое терпение.

Мои веки дрогнули, чуть не раскрывшись от испуга, но усилием воли я продолжила держать глаза закрытыми. Кому действительно нужно моё общение, тот подождёт.

Я перевернулась на бок, сминая что-то мягкое, напоминающее одеяло, только слишком для него лёгкое — и не почувствовала бы, что была накрыта, если бы не провела сейчас рукой по этому месту, где лежала.

Этой наглости голос уже не смог стерпеть.

Я почувствовала тёплую и огромную, как лопата, руку на живо отозвавшихся тупой ноющей болью рёбрах, после чего меня затрясли.

Но и это было так себе поводом, чтобы открыть, наконец, глаза.

Дело в том, что за последнее время где мне только ни доводилосьпросыпаться: и на Парнасе, в вотчине брата, и в древней фавн знает какой стране, где получала посвящение наини Кали, и в гостеприимном доме Гермеса, и в индийском ашраме, и даже где-то в пустыне, в гостях у Хранителей с татуированными лицами. И это, собственно, и было причиной моего нежелания вставать сейчас.

Осточертели все эти приключения, воспоминания, Посвящения и иже с ними! Вот не встану, и что папахен мне сделает?! Отшлёпает? Так после открытия Свитка и вхождения во Врата Закрытого мира я отдавала себе отчёт в том, что наини боли не боятся. Убьёт? Три ха-ха. Что-то мне подсказывало, что у папки на меня есть ещё множество, крайне подленьких и низких, планов.

Стоп! Я что, уже успела открыть Свиток?! И Врата… Значит, это не сон, я действительно в Закрытом мире?!

Такая догадка стоила того, чтобы открыть глаза. Она стоила даже, чтобы подскочить, как на иголках, на огромном высоком чём-то, видимо кровати, хотя касаемо к данной конкретной мебели, правильнее будет сказать всё-таки ложе, таких гигантских она была размеров. Подскочить, взвыв от боли, тут же пронзившей всё тело, боли, заставившей опять рухнуть на мягкие подушки с кистями, среди которых я, оказывается, лежала.

Папахен сидел рядом, скрестив перекачанные ручищи на перекачанной же груди, и задумчиво наблюдал процесс моего пробуждения, который сам же и спровоцировал.

— Человеческое тело не годится для прохождения через Врата миров, — наконец подытожил этот папка-очевидность, и, ничуть, не смущаясь моим полным глубочайшего презрения взглядом, продолжил фарисействовать. — И вообще, дочь, решительно ни на что оно не годится. И в этом ты убедишься уже очень, очень, очень и очень скоро. И сама, — подмигнул он.

Я упрямо молчала.

— На своей шкуре, я имею ввиду. — Припечатал папахен очевидное.

Я продолжала молчать.

Сообразив, что если двигаться медленно, в том числе глазами, можно чувствовать себя вполне сносно, и, переведя взгляд с ненавистного мне лица божественного родителя, сиречь попросту божественной рожи, принялась разглядывать обстановку помещения, в котором я находилась.

А в том, что я находилась именно в помещении, не оставалось больше никаких сомнений.

Первое, что бросалось в глаза — Небо! Какое же здесь всё огромное! От несоответствия увиденного и привычных для глаз размеров, я не сразу поняла, что помещение в красных, оранжевых и золотых тонах, площадью метров в двести, есть ни что иное, как комната. Комната с кроватью высотой в полтора метра, покрытой мягким, невесомым, бордовым покрывалом. Ещё одно такое же покрывало исполняло роль моего одеяла.

Ощущение открытого пространства давали огромные, на глаз, метров в двадцать, потолки. Никаких люстр, свечей или иных осветительных приборов — мягкий, приятный для глаз, ровный свет, давала вся поверхность потолка, окрашенного в светло-голубой. Уже потом я узнаю, что традиция красить потолки во все оттенки синего, голубого и даже серого появилась здесь в качестве ностальгии по Земле — именно туда сначала вытеснил асуров, или титанов, как принято их называть у Олимпийцев, народ наи. Прежде чем закрыть в настоящем мире. Мире, который закрытый в нём народ, назвал Гекет.

Такое ощущение, что мягкие на ощупь, таким теплым персиковым цветом были окрашены стены с бордовыми треугольниками на них. Справа от кровати, на которой я лежала, было окно. Учитывая высоту потолка, невысокое, в виде арки, метров пять в диаметре. Дверь, которую я заметила в противоположной части комнаты по едва различимой тёмной теневой полоске, была намного меньше, где-то три метра на полтора.

Прямо перед кроватью, на которой я находилась, возвышался фонтан из мерцающего в свете потолка нежно-розового камня, расположенный в небольшом круглом бассейне из того же камня. И это был не декоративный фонтанчик, а прямо фонтан со стеной воды в виде небольшого водопадика. Хоть купайся.

Маленький бордовый столик на трёх длинных ножках с прозрачным графином, наполненным чем-то красным, и как показалось, тягучим, наподобие киселя, и бокал из прозрачного бесцветного стекла на длиннющей ножке. В остальном обстановка была аскетичной, но из-за обилия ярких красок этого не ощущалось.

Зевс Кронович терпеливо ждал, пока я окончу осматриваться. Затем кивнул в сторону столика с графином.

— Местная амброзия вернёт тебе силы, Артемис. По крайней мере, боль не будет больше такой острой, — и папахен выжидающе уставился на меня. Видимо, ждал, что я тут же взмолюсь об услуге, которую он, сделав сперва снисходительную заточку, сиречь выражение божественного лица, выполнит. А может, и не выполнит. Сразу. Даст себе вдоволь насладиться моей беспомощностью. Так себе развлечение для всемогущего наи, скажу я вам. Наблюдать, как обычная смертная девчонка корчится от боли после прохождения их треклятых Врат. А я для папеньки и была сейчас обычной смертной девчонкой. Даже память ко мне полностью не вернулась, так, кое-какие обрывки, которые явно не идут ни в какое сравнение с козырями в рукаве божественного родителя, чтоб ему пусто стало.

Решив не дожидаться проявления отчей заботы, я, решительно закусив губу, чтобы не завыть от боли, поползла к столику, выяснив попутно, что под покрывалом лежу полностью обнажённая, и посему постаравшись закутаться в это самое невесомое бордового цвета покрывало по подбородок.

Папахен ничего не сказал, но я чувствовала его тяжёлый и одновременно насмешливый взгляд.

Не буду описывать, скольких трудов мне стоило добраться, наконец, до высокого столика, дотянуться до графина, пролить львиную долю того, что было в нём на гладкую зеркальную поверхность этого же столика, и, наконец, налить немного в бокал на высокой ножке.

— Даже так? — Зевс Кронович иронично поднял кустистую бровь. Видимо не ожидал, что находящаяся во власти самой настоящей агонии я снизойду до таких мелочей, как элементарный этикет.

Я же, приложив неимоверные усилия, в его же снисходительной манере дёрнула плечом, и, стараясь не сорваться на крик, просипела:

— Латана дала хорошее воспитание.

И лишь после этого приступила к напитку, который оказался действительно тягучим и густым, как кисель, только почти безвкусным, с едва различимыми кислыми и холодными, похожими на мятные, нотками на вкус.

При упоминании имени маменьки Зевс Кронович поморщился, как будто у него внезапно разболелся зуб.

— Латана… Забавно, дочь. Заключив неприятную мне воинственную расу асуров в этот мир, откуда им никогда не выбраться, я помиловал, оставив на Олимпе, нескольких из них. Совсем ещё юную, хрупкую девочку, полную очарования невинности и внутреннего огня, в целом присущего расе титанов, я взял с собой на Олимп. Одну юную титаниду…

— Нет, твоя мать не асур, — пояснил папик в ответ на мой изумлённый взгляд. Он был прав, эта вязкая жижа подействовала, практически притупив все ощущения, и даже голос папки, с громовыми раскатами в нём уже не так напоминал звучание соседского перфоратора там, на далёкой Земле.

— На три четверти в Латане крови народа наи, и только на одну четверть она — асур, — продолжал Зевс. — Разве мог я тогда предположить, что моя возлюбленная подарит мне не только сына, вобравшего мои лучшие качества… И, кстати, кровь асуров не проявилась в Аполлоне. Не проявилась бы, я хотел сказать, если бы не ты… Да, Латана подарила мне ещё одну дочурку, вот в ком мятежный дух полубогов проявился в полной мере с первых же дней твоей жизни!

Я слушала папахена, хлопая глазами, и, боюсь, что с раскрытым ртом. Значит, выходит, во мне течёт кровь асуров? Кровь демонов? Так себе новость, если честно. Но вспомнив, что сейчас-то я — человек, то есть нахожусь в человеческом теле, я облегчённо вздохнула. Слабое утешение, но на меня подействовало.

Я продолжала упрямо молчать, но папика это не смущало.

— Мало кто знает, что заключив асуров в далёком отдельном мире, мне пришлось пойти на некоторые уступки. Или на стратегическую хитрость, — усмехнулся он в пышные пшеничные усы, правильно истолковав мои прищуренные глаза и поджатые губы. — Я пообещал им, что у них появится возможность покинуть границы закрытого мира, пройдя Инициацию их Покровительницы.

Папка, видимо, ждал, что я задам вопрос. А я перевела скучающий взгляд в окошко. Правда, видно из него было только небо. А оно, надо сказать, в мире Гекет нежно-персиковое, оранжевое, светлое, теплое и с переливами. Красота — жуть. Видя моё нежелание поддерживать беседу, Зевс Кронович, конечно, напрягся, но виду не подал. И что-то мне подсказывало, что вот так злить папика это вообще моё хобби с детства. Ну а что он хотел? Мятежная кровь титанов, или тьфу, асуров, оказывается. Всё логично.

— Инициацию Гекет, — подытожил напряжённый, но довольный некой скрытой (пока скрытой) подлостью папка. А другого я от него и не ожидала.

— Тут, дочь, или кровь Латаны сказалась, или просто карта так легла, но когда ты родилась, ни у кого из наи не было сомнений, что на Олимп пришла эманация Гекаты, покровительницы демонов. Богини луны и войны. Владычицы мира. Целого мира, я имею ввиду. Включая Преисподнюю. Так себе радость для твоего дяди Аида, сама понимаешь. Но и мне твоё рождение не сулило ничего хорошего.

— Так удавил бы ещё в младенчестве, — после этой, как выразился папахен, «местной амброзии», голос вернулся.

— Каюсь, слаб, — развёл руками родитель.

— Слаб — или помнил о некой Инициации, обещанной асурам? — подняла, в свою очередь, бровь я.

А губы папахена растянулись в змеиной такой улыбочке. Мол, ничего-то от тебя не скроешь, дочь.

— Сама знаешь, — сказал Зевс Кронович, — невозможного для меня мало.

Я пожала плечами, на что родитель тут же отреагировал:

— Неужели не вспомнила?

Я цыкнула языком и кивнула. А какой смысл врать, что помню? Папахену меня на понт взять в таком случае — как в вон тот милый фонтанчик, размером с бассейн для нормального человека, плюнуть.

— Ну, — папка махнул рукой, мол, что с тебя возьмёшь, — так или иначе, я, в обмен на свои родительские дары, извлёк твою Силу Гекет, поместив оную в один небезызвестный тебе артефакт.

— А я об этом знала? — возмущённо пискнула я.

— Ты тогда не спрашивала, — с готовностью пояснил Зевс Кронович. — А я не уточнял.

— И сколько мне тогда было?!

— Если мне не изменяет память, — папка сделал вид, что усиленно вспоминает, — это произошло в твой третий день рождения…

— Охренеть! — вырвалось у меня. — То есть вы, Зевс Кронович, по сути, обокрали ребёнка!

— Ничего и не обокрал, — осклабился родитель. — Просто взял у родной же дочери кое-что на время. И вообще, у тебя был шанс вернуть себе Силу Гекет, сама себе злобное Буратино, или как там у вас на Земле говорят?

У вас на Земле! — захотелось мне передразнить папика. Нет, каков, а?!

— Но ведь я передала Силу Полу?

— Гекет — божество женского пола, — развёл руками Зевс. — Ты просто вернула брату его собственную божественную Силу, не более того.

— Стоп, — в мою голову закралось подозрение, — а если бы я, как и хотела, передала тебе эту Силу? Ты бы смог её воспользоваться?

Папка улыбнулся и покачал космами.

— Нет, Артемис. И Афродита бы не смогла. Правда, вернулась бы на Олимп, как и Пол.

— Дита до сих пор не на Олимпе? — ахнула я.

Папка воззрился на меня, как на тень отца Гамлета. Мол, с фига ли ей на Олимпе делать?

А я… Я не находила слов от возмущения!

— То есть ты вовлёк Диту в эти дурацкие бега за Свитком, только ради того, чтобы повлиять на меня, а теперь ещё и не возвращаешь её домой?

Зевс Кронович виновато развёл ручищами. Но вины в его глазах не было.

— Сама понимаешь, дочь, заставить отречься от тебя твою свиту можно было используя очень серьёзный аргумент. Например, подвиг во имя любви… Звучит, конечно, пафосно, но действенно для поэтично настроенных лесных и речных нимф и океанид. А кто мог лучше убедить их в необходимости… — Зевс замялся, подбирая нужное слово.

— Предательства? — решила я ему помочь.

Папахен не стал реагировать на моё хамство, кивнул, соглашаясь.

— А это триединство — ну, меня, Пола и Диты, и разделение Свитка на три части, ну, до чего мы с Идой додумались там, перед храмом Гекет? И, кстати, ведь Ида не предала меня, не отвернулась? С ней как? Не смогла её твоя Афродита соблазнить.

— Она такая же твоя, как и моя, — огрызнулся папахен. Быстро так огрызнулся. Очень быстро, что показало мне праведность внезапно озарившей меня догадки.

Тоже мне, наини любви. Чем она лучше той же проститутки? Хотя, чего это я. Это сущность Диты. Специализация. Я поморщилась.

— Насчёт всей этой истории с триединством, с Активацией, и всем прочим, — папашка добродушно усмехнулся, но глаза его оставались при этом холодными и бесстрастными. — Это я увлёкся. Люблю шахматы…

— И кукольный театр тоже любишь, — сквозь зубы процедила я.

— А насчёт Ни’иды твоей, — Зевс сделал вид, что опять не заметил очередной мой хамский пассаж. — Фавн её разберёт, твою нимфу. Впрочем, её завидное упорство в верности тебя не могло не вызвать уважения, — в голосе папки зазвучали вполне довольные нотки. — Видя это, я даже благословил её для перемещения на Землю.

Спасибо, — чуть было с чувством не сказала я, но рот попросту не открылся. Не хотелось благодарить папика в свете всего вышеизложенного. И всего, что будет ещё изложено, как я догадывалась. И, как оказалось, правильно сделала.

— А эта самая Инициация, которую ты пообещал асурам, — я решила вернуть разговор к тому, что, как подсказывала интуиция, касалось непосредственно меня. И, зная папахена, чую, ещё как касалось. — Она в чём заключается?

— Видишь ли, дочь. Всех асуров ты не инициируешь.

А жаль, — захотелось сказать.

— Мятежный дух полубогов, запертых в Закрытом мире, привёл их народ к расколу и многочисленным войнам. Тебя заполучит тот клан, что окажется сильнейшим. И через союз с воплощением своей Покровительницы он получит выход из этого мира. И будет война, и тысяча битв. Наи отлично подготовлены к встрече с мятежным народом…

Не слушая родителя, я затряслась отчего-то крупной дрожью:

— Какой ещё союз? В чём заключается эта Инициация?!

— Разве я не сказал? — папик деланно развёл руками. — В контакте с тобой — дочерью сильнейшего из наи, заключившего асуров здесь, и эманацией Гекет.

— К-каком ещё к-контакте? — у меня зуб на зуб не попадал от этой новости.

— Артемис, ты как малое дитё, ей-Небу, — буркнул родитель и прищурился.

— Я, — я залепетала что-то невразумительное, и в глазах папахена мелькнуло торжество. Конечно! Наконец-то он меня уделал! — Я должна буду выйти за кого-то из них замуж?

— Артемис, дочь, — папахен замахал на меня обеими ручищами. — Вот это — точно необязательно, уж поверь скромному опыту своего отца. Вдобавок, — добавил он коварным тоном, — выйти замуж сразу за целую армию ты не сможешь, как ни старайся.

— Как целую армию? — у меня даже сердце остановилось. Он что, серьёзно? Хоть память и не вернулась, но что-то мне подсказывало, что это самая крупная подлянка папочки, которую он когда-либо мне делал.

Папахен с фальшиво-виноватым видом развёл руками.

— Так совершается Инициация Гекет, и не я это придумал.

— Конечно, не ты, — я тихо зверела. — Ты всего лишь решил сделать родную дочь шлюхой!

— И опять-таки нет! — весело потёр руки папахен. — Твоё человеческое, — сказал он презрительно, — здоровье сойдёт на нет уже на первом асуре. Или на втором. Ты умрёшь, дочь, — покачал головой он. — Но учитывая, что это произойдёт не на Земле, и то, что ты всё-таки добралась до Свитка и открыла его, твоя смерть вернёт твой дух наини на Олимп. Инициированных асуров не хватит для преодоления Врат, и мятежный народ так и останется в Закрытом мире, и если ты усвоишь урок, в моей власти дать моей любимой дочери шанс вернуться домой. А я заранее уверен, что ты умница, а после гостеприимства мира Гекет будешь вести себя хорошо.

— Это мне за то восстание? — прошептала я.

И, прежде чем родитель сподобился ответить, выпалила:

— А если я убью себя, но не достанусь ни одному из демонов? Ты тогда не выполнишь своё обещание, данное асурам, да?

— Здесь тебе не дадут умереть, дочь, — сказал Зевс. — Ты слишком ценный приз. А восстание… Да я уже всё забыл, — а у самого глаза такие добрые-добрые.

И я поняла, что да. Именно восстание. Ничего папахен не забыл.

— Стоп! Да какая может быть Инициация! — я даже ладонью по лбу себя хлопнула. — Какая Инициация? Я же сейчас человек! Че-ло-век! — повторила по слогам, чтобы Зевсу Кроновичу было понятнее. — В человеческом теле я! Как я могу инициировать?! Ха! Я не представляю для них никакой ценности!

— Ошибаешься, дочь, — папик усмехнулся сытым котом. — Наини — в любом теле — наини. И потом, Посвящение Кали ты смогла и в этом теле получить!

— Но я…

— Детали, — перебил меня папахен. — Всё — детали.

— Зевс Кронович! Я хочу, чтобы вы услышали мой месседж! Я не собираюсь никого тут… Ни с кем тут… Говоря вашим языком, инициироваться, — прошипела я. — Ни с одним демоном, чтобы после него же и сдохнуть, ни с целой армией…

— Ошибаешься, дочь, — меланхолично пожал плечищами Зевс Кронович. — Тут тебя и спрашивать не будут.

— Ненавижу тебя, — искренне сказала я.

Глаза папахена нехорошо сверкнули, и я рассчитывала уже, что словлю сейчас молнией в лоб, и инициировать местных извращенцев будет некому. Но папка, видимо, слёту разгадал мой коварный план и сдержался. И даже улыбался при этом!

— Веришь? — спросил он. — Мне плевать, любишь ты меня, или ненавидишь. Главное, что моя система воспитания непослушных детей работает. Думаю, запатентую, как авторскую методику.

— Точно, авторскую, — согласилась я с ним. — Ведь столько отцов было, кто делал дочь шлюхами, но так, чтобы отдать родную кровиночку целой армии, такого в истории ни одного из миров ещё не было.

— Успокойся, дочь. Не забывай о достоинстве наини. И не придётся тебе инициировать целую армию — человеческие женщины богами не предназначены для контакта с асурами.

Так он запросто это сказал. Обыденным таким, будничным тоном, что у меня внутри всё сжалось, похолодело. Даже зубы застучали. Вот за что он так со мной? Почему я не могу вспомнить? Было какое-то там восстание, насколько удалось припомнить. Так я думала, я за него сполна своим изгнанием расплатилась… Ещё и развлекла папахена с этой дурацкой погоней за Свитком и его же Активацией и Открытием. И теперь он вот так, запросто, отдаёт свою дочь, которая его даже не помнит, в руки — или что там у них? — целого мира, населённого демонами. А я, кажется, начинаю понимать, почему ни одна женщина не выдержит контакта с этими асурами.

Не зря здесь в комнате всё такое огромное…

И сама комната огромная, хоть летай… Как этих существ называли на Олимпе? Титаны? Они ещё на Земле в стародавние времена жили. Читала я как-то что-то о семиметровых великанах, населяющих Землю до прихода людей. Или тех атлантами звали? Впрочем, какая разница, если итак понятно, что моё дело — дрянь… Всегда думала, что умирать — это больно. И вот, оказывается, скоро испробую это на себе. И этот… наи… ещё смеет говорить о каком-то достоинстве наини?

В тот же момент я твёрдо решила — никакая я не наини.

…Я человек.

Решив так, справедливо рассудила, что можно вполне остатки достоинства не блюсти, и, взвыв диким голосом, набросилась на папахена с кулаками. И плевать мне, что покрывало слетело, под которым ничего не было. Я на такую мелочь даже внимания не обратила. Ладно, обратила, но только на какую-то долю секунды, не больше. Потому что цель у меня была одна — умереть. Но перед этим навалять папахену, как следует. Хоть пару клоков из его бороды выдрать, что ли. Исключительно морального удовлетворения ради.

Надо сказать, папахен такой моей стремительной атаки не ожидал. Может, я держалась хорошо, и он не подозревал, до какой степени отчаяния меня довёл, не знаю. Только первых пару ударов он пропустил, а когда сгрёб меня за талию своими ручищами и отстранил от себя, было поздно: по физиономии его божественной я засветить успела, и удачно очень успела. Давно заметила, что на меня общение с нимфой благотворно действует. Не знаю, как это работает, но я всё чаще двигаться стала легко, стремительно и грациозно, как она. И да, силы почему-то тоже прибавилось. Я для себя это эффектом плацебо объясняла. Просто вспомнив, хоть и краем сознания, что я — наини, я как будто из этого знания жить начала. А возможности человеческого тела, они практически не изучены, так, кстати, и земные учёные говорят. Правда, толку от моей ловкости и силы сейчас было… Пшик. Ида бы наверно, прокомментировала: пфф… Хотя нет, Ида бы в ладоши хлопала, и подбадривала меня криками и воплями, ведь папахена моего она боится меньше, чем меня любит. Это я почему-то точно знаю.

В общем, плачевно довольно-таки и даже позорно наша с папахеном драка закончилась. Для меня, понятно, позорно. Вот вы когда-нибудь дрались с богом? То-то и оно. А мне вот пришлось. И отгрести тоже пришлось в итоге. Хотя, папка — тот только защищался. Просто отстранил меня от себя и скрутил, чтоб неповадно было. Но так, что, похоже, рёбра мне сломал. Или помял просто. Силища у наи — огромная. И это, я поняла, он старался изо всех сил ничего мне не повредить… Небо! Если эти драные боги такие сильные, то асуры, которые — полубоги… Они какие? Небо, даже думать не хочется!

В общем, меня скрутили, как котёнка, дали отдышаться, закутали опять в это бордовое покрывало, как в кокон, тыкнули в лицо бокалом с безвкусным киселём, щелчком пальцев подозванным по воздуху.

— Ну, ничему жизнь не учит, — ворчливо пробормотал папахен.

А я лежала, замерев, уставившись в нежно-голубой светящийся потолок, и чувствовала себя абсолютно раздавленной. Размазанной просто. И ведь ничего я не сделаю. Вот сейчас папахен уйдёт… и всё… Надеюсь, что это хотя бы будет быстро. Очень не хочется думать, что долго проживу, после того, как…

— Как ты мог… Я же… Ни с кем, — только и смогла я сказать, и замолчала. Поскольку поклялась себе — когда-то давно, я даже не помню когда, что этот наи никогда… Вот никогда не увидит моих слёз. И, судя по всему, даже утратив память, клятву свою держала.

Зевс не ответил.

— За что? — задала я последний вопрос. Пусть ответит и валит ко всем фавнам отсюда. Не хватало, чтобы он ещё наслаждался видом моей боли. И моей смерти.

— Ты так ничего и не помнишь? — недоверчиво прищурился папахен.

Я помотала головой.

— Ладно, — сказал родитель. — Так и быть. Я освежу твою память. Напоследок.

И я превратилась в слух.

Очень интересно было, что он мне поведает.

— В отличие от своего солнечного брата, ты, моя лунная дочь, родилась совсем не такой, как мне бы хотелось. Да что там мне, ни одному родителю не хотелось бы, чтобы у него родилось воплощение Гекет. С первых же дней жизни ты показала своеволие и дурной нрав. Родившись на девять дней раньше брата, ты сама принимала его роды у Латаны. А то, что твоя мать всё это время мучилась в родовых схватках, тебя ни капли не волновало. Видите ли, тебе нужно было время, чтобы достаточно подрасти.

Я дёрнулась, как от удара. Я… Я мучила Лану? Я не давала родиться единоутробному брату? Не потому ли Пол ненавидел меня?

…Перед глазами возникло полное муки, лицо Латаны. И видеть ужас и боль в её глазах было для меня хуже смерти.

— Держись, мамочка, я помогу тебе, — шепчу я ей. — И ты, братик, держись. Ты родишься. Ты обязательно родишься.

…Страх за мать и за брата, боль, отчаяние… Я же так мала, но кроме меня им некому помочь… Здесь больше никого нет. Латане не к кому обратиться… Некому рассказать о своём горе. Её преследует Гера. И эта бешеная мегера гораздо опаснее и коварнее своего мужа-насильника… Кажется, ненависть к насилию и жестокости я впитала раньше молока матери…

Папахен не заметил произошедших со мной перемен и продолжал рассказ.

— На свой третий день рождения ты забралась ко мне на колени и приласкалась. Вообще, было время, дочь, когда мы с тобой отлично ладили, — лицемерно сообщил папахен. — И по случаю дня рождения попросила подарки.

— Тебе зачем-то потребовалась вечная девственность…

О, вот как? Вечная, значит?

Наверно, у меня на лице отразился вопрос по поводу вечности подаренной девственности. Ведь если она вечная, то она и на это воплощение распространяется? А как же тогда асуры?

Зевс Кронович устало вздохнул.

— Вечно ты к словам цепляешься. Вот слова тебе не скажи! Неужели непонятно, что это формальность такая, чтоб замуж не выходить. Остальных твоих сестёр я пристраивал и пристраивать буду. Тебе, даже такой соплячке, какой была, уже тогда было противно подчиниться моей власти. Но ты была таим очаровательным ребёнком, что я не смог тебе отказать.

…Или нужно было выманить Силу Гекет, чтобы поместить её в Свиток. МОЮ СИЛУ.

— Но насчёт девственности — это всего лишь формальность! По сути, это разрешение никогда не выходить замуж. А тут, — Зевс развел могучими ручищами, — тебя замуж никто звать и не собирается. Так что нечего дуться, Артемис.

Дуться, ага.

Нечего.

Да.

— Ещё тебе понадобилось шестьдесят нимф-океанид в свиту и двенадцать речных нимф, чтобы ухаживать за твоими сандалиями и кормить охотничьих собак. Так что диктаторские замашки у тебя с самого детства, — вздохнул папенька.

— В кого только, непонятно, — стараясь попасть ему в тон, согласилась я. И тоже вздохнула.

Зевс сделал вид, что опять не заметил моей шпильки, и продолжил:

— Я же, в свою очередь, тоже взял с тебя кое-какие обещания.

— Ключевое слово здесь — взял, — опять ядовито встряла я. — О Силе Гекет забыл?

— О Силе Гекет ты уже слышала, — ничуть не смутился папахен. — Поскольку ты помогла родиться брату, — мне показалось, или папахен сказал это как-то не слишком, чтобы радостно? — Я решил назначить тебя родовспомогательницей, выражаясь твоим теперешним языком, акушеркой.

Настал мой черёд морщиться.

— А поскольку ты с первых дней жизни воспылала любовью к природе, я решил поставить тебя охранять порядки животного и растительного мира на должности наини охоты.

— Выражаясь моим теперешним языком, лесничим, — опять не удержалась, чтобы не съязвить я.

Зевс кивнул.

— Вот только обязанностями своими ты, дочь, мягко говоря, манкировала. Акушеркой ты оказалась никудышной, да и лесником тоже… Больше браконьерствовала. Правда о подношениях, положенных тебе на твоих хлебных должностях, которые, прошу заметить, я тебе дал, ты никогда не забывала.

Чаще всего подношения тебе делали роженицы, но, когда Ниоба, царица Фив нелицеприятно высказалась об Олимпийских порядках или о плодовитости твоей матери, Артемис, ты, долго не разбираясь, умертвила всех её дочерей. А было их у Ниобы ни много ни мало, десять.

…Какая чудовищная ложь! Но Зевс ведь не знает, что я в деталях вспомнила, что с детьми царицы Фив сделали демоны, и в свою очередь, сделала всё, чтобы защитить и оставить в живых хотя бы двоих детей Ниобы. К слову, я помню, что дочерей у неё было семь. И сыновей — семь. Старшую девочку и младшего мальчика нам с Полом спасти удалось. Мелибею и Амикла. Но потеря Сил предшествовала нашему изгнанию. Вот в чём сейчас цель папки? Он проверяет, помню я, или нет? Берёт меня на понт? Пытается узнать, что именно я помню, и что — нет? В какую бы игру он ни играл, я не собираюсь ему подыгрывать. Только бы не подать вида, что я всё помню. То есть не всё, но что касается Ниобы — всё…

— И мужчин, дочь, ты всегда ненавидела, — укоризненно покачал головой Зевс.

Ага, и ведь совсем непонятно, за что.

— Взять хотя бы Адмета этого — царька Фер. Я как-то наказал твоего брата… Да, да, Пола, его самого. Твой брат перебил в Ферах всех циклопов, а они были мне очень ценны, ведь они ковали мне перуны… И в качестве исправительных работ я отправил Аполлона в Феры, в полное распоряжение Адмета. Да не смотри ты на меня зверем, это была превентивная мера. На некоторое время. Вот с этим Адметом ты обошлась жестоко…

Ну, наверно, до папеньки не смогла дотянуться…

Что-то мне подсказывает, что не так просто Пол в Ферах циклопов перебил. Вообще-то эти чудовища людей ели, это даже я знаю. А Зевсу, видите ли, они были ценны, потому как какие-то перуны ковали. Понятия не имею, что это.

Наверно, какой-то там заговор был у папеньки с этим Адметом, раз по всем Ферам этих циклопов развели. Что одному, что другому до простых людей дела не было… Фавн меня дери, вот не помню ничего про этого Адмета и эти его Феры, а жаль! Чувствую, одним поводом возненавидеть папеньку у меня могло бы стать больше.

— Адмет этот, когда жениться надумал, забыл принести тебе подношения, и что ты думаешь? Зайдя в покои своей невесты в свою первую брачную ночь, он не обнаружил там своей суженой. На ложе извивался лишь клубок ядовитых змей.

Опа, а я тут причём? Где доказательства? Что он-де мне, дескать, жертву не принёс? Что-то мне подсказывает, что чихала я на его жертвы, больно надо! Что же это у них, чуть что — Артемида левая? Совсем это мне не нравится.

Но для папахена, похоже, всё логично. Ему так нравилось сплетничать обо мне, причём мне же самой, пользуясь тем, что я нифига не помню, что увлекся родитель не на шутку.

— Или вот Бротея вспомнить, охотника… Бедняга как-то бахвалился своей силой и ловкостью, мол, никто из богов не сможет причинит ему вреда. И что? Все олимпийцы смолчали, и только моя младшенькая — а на тот момент самой младшенькой была ты — не удержалась! Наслала на человека безумие, и тот прыгнул в пылающий огонь!

Что вы такое говорите, Зевс Кронович? — хотелось спросить мне. Человека, вы говорите? А с какой стати вам вообще стали интересны дела смертных, давно ли вы встали на их защиту? Бротея этого я не помнила, но что-то мне подсказывает, что было там всё тоже не так, как рассказывает, упиваясь своим рассказом, Зевс.

— А вот Буфаг, помню, тебя возжелал, девка-то ты красивая, — мечтательно и задушевно продолжал папахен. — Ну, вот возжелал, и что? За что надо было его убивать-то! Он, конечно, страшнее атомной войны был, и ты свой поступок объяснила тем, что, мол, не все женщины охочи до чудовищ… Не знаю, тебе виднее, конечно. Но что-то мне подсказывает, выбирая между Буфагом и асуром… — и папенька не договорил, а вовсе противно заржал.

А я поняла, что он специально почему-то меня пугает. Ну, вот для того, чтобы я боялась этих самых асуров больше, чем нужно. А может, мне повода нет т а к их бояться? Хоть бы и с большего? Ведь и Лана на четверть — асур, оказывается? А она всегда даже меньше меня ростом была. Может, и не надо мне так паниковать, ведь Зевс, похоже, только этого и добивается. Что ж, если так… Грубовато играете, Зевс Кронович. Грубовато.

— Или вот Актеон… Жестоко ты всё-таки с парнишкой… Подумаешь, увидел, как ты моешься, эка невидаль.

Вот тут отче просчитался! Потому что полуфавна-полуэльфа я прекрасно, вот просто очень отчётливо помнила. И купание то тоже. И купалась, кстати, я тогда не одна… С силой отогнала ненужные сейчас совершенно, но, бесспорно, очень волнующие воспоминания…

— А Орион, твой любовник, который Опис, возлюбленную Аполлона соблазнил? — папку уже несло неизвестно куда.

А ещё говорят, что мы, женщины, любим сплетничать по поводу и без. Да Зевс Кронович нас всех вместе взятых, особо не стараясь, за пояс заткнёт!

— Или была у тебя нимфа такая в свите — Каллисто, — раззадорившись, видимо, моим молчанием, продолжал с упоением сплетничать Зевс. Наверно, отче нужно было меня разозлить и напугать посильнее, других причин его болтовне я не вижу.

— Приглянулась она мне. А я — ей, понятно, — самодовольно заявил папахен. — Пробрался я к моей возлюбленной тогда…

…Полные отчаяния глаза Каллисто… Её затравленный и одновременно больной вид…

…Подойди ко мне, Каллисто, — зову, и нимфа испуганно шарахается, и скрывается в лесной чаще…

Стараясь, чтобы папахен не заметил моего сбившегося дыхания, я сжимала и разжимала кулаки под покрывалом, изо всех сил сдерживая себя. Вот она — причина болезни Каллисто. Хотя нимфы ведь ничем не болеют. Кроме Зависимости.

Зевс же, не замечая, что у меня взгляд изменился, и дыхание потяжелело, продолжал лицемерить. Пропустив мимо ушей львиную долю его рассказа о Каллисто, я услышала только окончание.

— Но ведь это же не повод! Превращать свою спутницу в медведицу и убивать её на охоте! Правда тебе это так понравилось, что ты создала медвежий культ… Тебя ещё называть стали Бравронской Медведицей…

А я вспомнила, как смотрю откуда-то с Земли на созвездие Большой Медведицы и плачу. Раньше это созвездие называлось Слёзы Каллисто. Оказывается, Каллисто успела родить перед смертью дочь. Созвездие Малой Медведицы… И если мать убила Зависимость, то ребёнок мог бы жить… Но кому он помешал? Папахену или Гере? По словам папахена, я, будучи эманацией Гекет, являюсь воплощением вселенского зла. Но почему меня так волнуют Лицензии, выдаваемые вампирам на охоту на людей и нимф, боги, добровольно уходящие в изгнание… Так ли там сладко, на пресловутом Олимпе?

Сил слушать папика у меня больше не было.

— Зевс Кронович, — стараясь говорить спокойно, глядя отче в глаза, процедила я. — Я бы не советовала оставлять меня здесь. Как не советовала бы вообще меня злить. Довольно. Честно говорю вам — уже довольно.

— А то что? — мило так, в лучших традициях нашего семейства, поинтересовался папка, сверкнув молнией.

— А ничего. Я просто очень злая наини. Забыл, что я — воплощение Гекет?

— Я никогда и ни о чём не забываю, дочь, — усмехнулся отче. — Я мог бы не оставлять тебя здесь, если бы ты прилежно усвоила прежние уроки.

— То есть склонилась перед тобой?

— Надо мне твоё склонение, — небрежно бросил папка, и я поняла, что очень надо. Не потому, что я его непослушная девочка-шалунья. А потому что я — Гекет.

— А как же твоё обещание асурам?

Папахен посмотрел на меня, как на умалишённую. Действительно, чего это я. Когда это моего папку заботили данные им обещания? Правильно — никогда.

— Всё, что тебе надо уяснить, что я — это и есть власть. Над всеми мирами. И всё. Но ты не до конца это поняла. И это ничего. Искалечив твоё тело, асуры окончательно сломают твой дух. И ты вернёшься на Олимп в качестве униженной просительницы — позволить тебе вернуться. И получить обратно свою божественную Силу. И я разрешу тебе. Почему нет. Ты всегда была моей любимицей.

— А почему ты думаешь, что я буду просить тебя? — спросила я.

— А выхода у тебя не будет, — пожал плечами отче. — Иначе — небытие. Это хуже, чем смерть. Ты исчезнешь, Артемис, на этот раз безвозвратно. И я единственный, кто может позволить твоему духу снова воплотиться на Олимпе. Ты не поняла ничего из того, что произошло, дочь. Я получу полностью подвластное моей воле воплощение наини Гекет.

С этими словами, не утруждая себя прощанием, папахен растаял в воздухе.

А я осталась.

Одна против всех асуров Закрытого мира.

Книга первая

Оглавление

Диана Хант ИЗГНАНИЕ

  Часть 1 Ида 

  Глава 1 Неудачное утро

  Глава 2  Незадавшийся день

  Глава 3  Слишком много родственников

  Глава 4 Об устройстве нимф

  Глава 5 Дела семейные, запутанные

  Глава 6  Техногенность наше все

  Глава 7 Тропа войны

  Глава 8  Клуб-склеп

  Глава 9 Самые сложные вопросы в мире…

  Глава 10 УДИН Мин обл

  Глава 11 Режим олимпийцев

  Часть 2 Кали

  Глава 12 Как одолеть аэрофобию

  Глава 13 Диверсия

  Глава 14 Бал

  Глава 15 Киферонские духи

  Глава 16 Зов. И немного мелкого пакостничества

  Глава 17 Хоть что-то приятное

  Глава 18 Старые знакомые

  Глава 19 Обратная сторона Зова

  Глава 20 Кали-ашрам

  Глава 21 Точка прицела

  Глава 22 Туннель перерождения

  Глава 23 Посвящение

  Глава 24 Ифи

  Глава 25 Миссия выполнима

  Глава 26 Вести с островов

  Часть 3 Последний рывок

  Глава 27 Тепло семейных встреч

  Глава 28 Миражи

  Глава 29 Город пустыни

  Глава 30 Воссоединение семейства

  Глава 31 Заключительная. Она же начало новой книги