Второй Шанс [Юрий Штаб] (fb2) читать онлайн

1. Вступление.

Я зашел в камеру и дверь захлопнулась. Прогулки по тюремному двору оставались чуть ли не последним моим развлечением. Конечно, под рукой всегда был интернет, но я и до заключения им не злоупотреблял, а теперь, лишившись привычной свободы передвижения, вынужден был проводить там большую часть свободного времени. Я полгода не видел никого из близких, собственно говоря, с тех самых пор, когда мой компьютер подключили к глобальной сети. Все попытки объяснить тюремному руководству, что я хочу общаться вживую не дали результатов.

— Иванчук, ты меня уже достал. Каждый раз дождавшись встречи, ты требуешь одного и того же, хотя прекрасно знаешь мой ответ. Тебе что, нравится биться головой об стену? Общайся онлайн. Для чего тебе веб-камеру поставили?

Я вздохнул — начальник тюрьмы не был жесток, он просто действительно не понимал, почему я требую личных встреч с семьей.

— Да какая тебе разница? Есть интернет — общайся с кем хочешь. Или думаешь, что ты особенный? В тюрьме каждый именно так контакты с близкими поддерживает, а ты не можешь? У меня здесь все заключенные равны, сам знаешь.

Но тут и я завелся:

— Ну уж нет, Андреевич. Раз я дождался своей очереди на аудиенцию, то давайте общаться. Все-таки за месяц записывался.

Начальник тюрьмы Павел Андреевич — невысокий крепкий мужик, лет слегка за пятьдесят. Он ветеран самых разных военных конфликтов, у него несколько ранений, полная седины шевелюра и заметный шрам на скуле. Говорят, что на зоне с ним почти никто не решается спорить, кроме вот, например, меня. Мне терять особо нечего.

— Поймите, остальные заключенные свои семьи еще увидят, а я нет.

— Все, дискуссия окончена. Может быть перед казнью и организую вам одну встречу, но не сейчас. У тебя еще какие-нибудь вопросы ко мне есть? Нет? Вот и хорошо. Конвой, ведите его обратно в камеру.

Вернувшись в камеру, я берусь за гантели. Шесть месяцев регулярных тренировок дают свои результаты — никогда я еще не был в такой хорошей физической форме. Занимаюсь долго и упорно, хотя, казалось бы, что в моей-то ситуации у человека должны непременно опуститься руки. Я тренировался с тех пор, как повзрослел и даже сейчас не отказываюсь от старых привычек. Приятно ведь сознавать, что ты хорошо выглядишь.

Первые две недели заключения прошли как во сне — я целыми днями сидел на кровати, пялился в стену напротив, ел, не ощущая вкуса пищи и вздрагивал от каждого шороха. Со временем оцепенение прошло и после долгих споров с администрацией мне удалось заполучить набор штанг и гантелей — отныне я мог вести почти прежний образ жизни, тем более что условия содержания были гуманны. Странно, что в заключении человек получал очень комфортные апартаменты, зачастую куда более комфортные, чем мог себе позволить на свободе. Получается, чтобы жить с удобствами, нужно сначала совершить преступление.

Камеру мою отличало не только удобство, но и уют — просторная комната, высокий потолок, большие окна, пушистый ковер на полу. Даже окна на зарешечены, но за ними следили снаружи, а сами стекла были бронированы.

От скуки лезу в интернет. Имя свое я теперь вижу здесь заметно реже — на форумах сейчас обсуждают другие актуальные темы. Что же — любая слава постепенно идет на спад. Усмехаюсь — воистину о своей славе я никогда не мечтал. Куда теперь? Проверю, пожалуй, почту. В почтовом ящике как обычно куча новых поступлений, но все же их тоже со временем стало меньше. Люди, слава богу, больше не заваливают меня тысячами писем на десяти разных языках. Мало кому из них приходит в голову мысль о том, смогу ли я хотя бы прочитать их послание без помощи переводчика. Читаю спам — его тоже много приходит. Так — похудеть, заработать, выучить любой язык за два месяца — это все стандартно.

Открываю очередное письмо. На весь экран разворачивается рекламный ярко-красный баннер, который буквально вопит огромными буквами: «ХОТИТЕ ПРОЖИТЬ 150 ЛЕТ?!?!?!». Чуть ниже, более мелким текстом идут подробные объяснения: «Наша уникальная технология поможет вам в этом…» Читать дальше уже выше моих сил, так как меня разбирает хохот. От смеха я в прямом смысле слова чуть не падаю с кресла. Ко мне озабоченно заглядывает надзиратель — уж не сошел ли я с ума? Он уверен, что поводов искренне смеяться у меня даже быть не может. Да я и сам до сих пор иногда так думал. Успокаиваюсь, усаживаюсь поудобнее. В письме указан электронный адрес отправителя и даже мобильный телефон. А что, пожалуй, позвоню, наверное, получится смешно. Телефон отзывается приятным женским голосом:

— Добрый день! Это медицинский центр «Минерва», я слушаю вас.

— Добрый день, девушка! Ваш центр поможет мне прожить 150 лет?

— Разумеется, вы ведь знаете, что человеческое тело способно прожить гораздо дольше, чем это обычно бывает. Мы сами себя убиваем!

— Меня скорее другие люди планируют убить. А гарантии у вас есть? Если не поможет, я к вам с того света во снах являться буду — еще пожалеете!

— Давайте попробуем, у нас с вами обязательно получится!

От души смеюсь над этими стандартными фразами. Судя по всему, в мои визиты с того света она не верит. Хотя, зная суровые законы менеджмента, понимаю, что они и с мертвецом бы контракт заключили, если было бы выгодно. Ну а что такого — месячные и квартальные планы нужно выполнять любой ценой. Кто же этого не знает?

— Хорошо, девушка, вы меня убедили, думаю, мне стоит прожить 150 лет.

— Разумеется, стоит! Не отказывайте себе в долголетии и благополучии! В какой день вам будет удобно прийти к нам на прием?

— А может вы ко мне? А то меня, знаете ли, не пускают.

— Кто же вас так сдерживает?

Голос у моей собеседницы просто замечательный — очень приятный и мелодичный, а вопрос она задала с неподдельным интересом, прямо как в разговоре со старым другом.

— Да разные завистливые козлы в казенной форме. Им зарплата не позволяет посещать ваш центр, вот они из зависти и меня не пускают. Думаю, они не хотят, что бы я прожил полторы сотни лет.

Надо отдать девчонке должное — она быстро схватила суть. Я думал, что она бросит трубку, сочтя мои слова глупой шуткой или откажет в помощи, оценив невозможность заполучить меня в пациенты, но не тут-то было. «Максимум внимания любому клиенту!» — или чему их там учат на тренингах по продажам?

— О-о-о, это не проблема! Наш центр сотрудничает и с тюремными больницами, так что вам никто не помешает укрепить свой организм даже находясь в заключении. Надеюсь, вас осудили не на 150 лет и вы сможете насладиться своим обретенным долголетием на воле?

— Одно скажу точно, мне предстоит сидеть недолго.

— Без сомнения, лучше начать оздоровление организма уже сейчас! Чем раньше вы начнете курс реабилитации, тем больше вы будете впечатлены результатами! Как вас зовут и в какую тюрьму нам следует направиться, что бы встретиться с вами?

— Меня зовут Виктор Иванчук.

Телефон озадаченно умолк. Могу собой гордиться — не так и легко привести в замешательство рвущегося к выполнению плана торгового агента.

— Вы Виктор Иванчук? Тот самый?

— Да, это я.

— Виктор, столь важными клиентами занимается сам руководитель нашего центра, я немедленно отправлюсь к нему, и он вам перезвонит. Можно сохранить этот номер телефона?

— Да, разумеется. Жду звонка!

— До свиданья, Виктор! Мы с вами обязательно свяжемся!

Завершаю разговор и снова смеюсь. Позвонил я точно не зря — по крайней мере повеселился от души. Наверняка она так быстро попрощалась, потому что не знала, что мне сказать. Интересно, они мне действительно позвонят? Как можно помочь человеку прожить хотя бы лишний год, если он осужден на смерть?

Я последний на Земле человек, которому вынесли такой приговор. Сейчас, когда у нашей цивилизации за спиной накопился внушительный багаж опыта, можно свысока оглянуться назад и увидеть, что законодательную систему в этом вопросе всегда бросало в крайности. Людей то казнили за мельчайшие преступления, за которые по современным меркам можно отделаться штрафом, то вовсе не применяли казнь как наказание. Последнее объяснялось совсем не гуманностью (осужденному могли вырвать ноздри, выколоть глаза или отрезать уши), а скорее соображениями экономики — изуродованный человек вполне мог трудиться на каторге, а от трупа такого ждать, разумеется, не приходилось.

В конце двадцатого и начале двадцать первого веков от казни отказалось подавляющее большинство государств и казалось, что скоро объявят какой-нибудь всемирный мораторий на высшую меру наказания, но потом чаша весов качнулась в обратную сторону. Несколько особо жестоких террористов и серийных убийц убедили общественность в том, что отменять подобную практику пока рано. Так казнь триумфально, хоть и ненадолго, вернулась в законодательства многих государств, которые, как казалось, давно и окончательно с ней распрощались. Но это возвращение было, видимо, последним. Правительства всех стран старались снизить уровень преступности и во многом преуспели — к середине двадцать первого века палачи вновь оказались без работы. Окончательно отказались от такого наказания не так давно и мой процесс стал последним, по которому вынесли смертный приговор.

В Интернете записи суда были очень популярны. Славу подогревало еще и неоднократное использование моего лица или имени в самой разнообразной рекламе, причем без моего согласия. Видать компании, решившие сыграть на моей известности, рассудили, что человеку, осужденному на смерть, уже все безразлично. Что только не пытались впарить телезрителям, убеждая их, что сам Виктор Иванчук одобрит подобный выбор. Всего и не перечислить. В действительности же Виктор Иванчук, узнав о такой эксплуатации своего имени, связался с адвокатом для урегулирования этой ситуации. Последний хоть и не смог добиться для меня приемлемого приговора, но в вопросах авторских прав разбирался хорошо и быстро перекрыл дармовой вентиль. Мне принесли публичные извинения, и на этом дело могло и заглохнуть, но не тут-то было. Терять такую популярную фигуру рекламщики не хотели, поэтому вскоре мне позвонил адвокат и сказал, что мне предлагают солидную сумму денег за продажу прав для использования моего образа в рекламе. Очень настойчиво советовал не отказываться. Не исключено, что и ему пообещали внушительную премию, если он меня уговорит, но все его усилия были напрасны — не хватало еще, чтобы на моей скорой гибели грели руки бизнесмены.

Вот уже полгода власть предержащие не спешат отправить меня в мир иной, затягивая процесс всевозможными комиссиями, но приговор остается неизменным. Заодно никак не могут определиться с тем, как же я должен расстаться с жизнью. На форумах тема все еще не потеряла актуальности — обсуждают многое: как казнят, будут ли брать у меня интервью, выполнят ли последнее желание, что сделают с телом после казни, ну и конечно, будет ли прямая трансляция. Большая часть пользователей сходится на том, что казнь просто обязаны показать в прямом эфире, а вот насчет способов разгорелись жаркие дебаты. Периодически читая эти дискуссии, я не перестаю поражаться человеческой изобретательности.

2. Воспоминания

День плавно подходит к концу, так что пора бы ложиться спать. Перед сном я всегда задавался вопросом: а сколько же мне еще осталось жить и не казнят ли меня этой ночью? Кто знает, может самый правильный способ уже найден. Говорят, раньше осужденные иногда могли дожидаться казни годами. Сон не идет ко мне и я продолжаю бродить по медицинским сайтам, где и натыкаюсь на один очень интересный рекламный баннер. Яркими красками он превозносит достоинства корсета для лечения позвоночника и мне вспоминается момент из свободной жизни…

Тогда я искал работу и пришел на собеседование в небольшой офис, затерявшийся в недрах огромного бизнес-центра. Меня встретила девушка, представилась Альбиной и начала задавать вопросы:

— Виктор, у вас есть опыт работы в торговле?

— Да, присутствует.

— Очень хорошо. Расскажу вам о специфике нашей деятельности. Мой отдел занимается вторичными телефонными продажами медицинской аппаратуры — это означает, что человек уже что-то покупал в нашей компании. После покупки он заполнил анкету, куда внес основную информацию о себе — паспортные данные, контактный телефон и сведения о болезни. Задача наших сотрудников очень простая — нужно позвонить человеку и предложить ему медицинское оборудование.

— Какое?

— Это зависит от того, что написано в его карточке. Процесс давно налажен. У нас есть таблицы, по которым можно проследить при каких заболеваниях какое оборудование следует предлагать. То есть ваш разговор будет выглядеть примерно так: «Добрый день, Николай Андреевич. Вас беспокоит доктор Ковалёв, я профессор ортопедии и периодически консультирую клиентов оздоровительного центра, в который вы обращались. Я внимательно изучил вашу историю болезни и могу точно сказать, что вам кроме массажера нужен также специальный корсет — это новая разработка, в аптеках таких еще нет». Дальше рассказываешь о преимуществах нашего товара, подчеркиваешь, что массажер и корсет особенно эффективны в паре и все — дело сделано.

— Но я ведь не профессор Ковалёв и не специалист в ортопедии, как я могу, не видя человека, ставить ему диагноз? Даже опытный медик не сможет подобрать лечение больному по телефону.

— Бояться не нужно. Твой собеседник никогда тебя не увидит, так что отсутствие врачебного диплома ничего не значит. Перед твоими глазами будут стандартные тексты, там вся информация о товаре и даже в общих чертах набросан ваш диалог — они часто проходят по схожему сценарию. Тебе останется только убедить человека. Вот здесь придется проявить немножко обаяния и настойчивости. Если ты вдруг запнулся, стушевался или же не знаешь что сказать, то всегда можно бросить трубку. Потом перезвонишь и скажешь, что связь оборвалась. Как видишь в нашей работе ничего сложного. И еще очень важно — нужно уделять внимание каждой анкете, нельзя пропускать ни одного клиента. Приведу простой пример — лежала у нас анкета, за которую никто не хотел браться. Супружеская пара, пенсионеры, денег нет — ну что с них взять? Но один из наших ребят взялся за дело и продал им оборудования на десять тысяч евро.

Я просто ошеломлен озвученной цифрой. Альбина триумфально улыбается:

— Удивлен? Я тоже удивилась, когда ему это удалось. Не нужно их жалеть — покупатели это люди, которые приносят тебе деньги.

— Они что, продали свою квартиру?

— Дом. У них, кроме квартиры, был еще частный дом и они его продали, чтобы купить предложенную аппаратуру. Твоя зарплата — это процент от суммы проданного, так что есть смысл постараться, сам понимаешь. Деньги мы все зарабатываем очень приличные — это тебе не на заводе горбатиться. Ну, подробнее увидишь все завтра своими глазами. Мы начинаем работу в девять и ждем тебя. Коллектив у нас дружный, так что до завтра. И не опаздывай!

Я прощаюсь и выхожу. Альбина удивительно быстро перешла с «вы» на «ты», надо полагать, мысленно уже видела меня своим сотрудником. Нет, такая работа не для меня.

На тот день я запланировал еще несколько собеседований. Для того чтобы попасть на следующее нужно было просто спуститься на два этажа вниз. Спускаюсь, захожу в офис, испытывая чувство дежавю — такая же дверь и планировка, даже интерьер весьма похож на предыдущий. Блин, хорошо еще, что у меня номер офиса записан — визуально отличить я бы их точно не смог. Здесь меня тоже встречает девушка — молодая и симпатичная, но, по крайней мере, не копия Альбины, и на том спасибо.

— Доброе утро, — она улыбается и приглашает меня присесть.

Здороваюсь, представляюсь, соглашаюсь с ее предположением, что пришел в поисках работы и претендую на должность торгового представителя. В глубине души ожидаю традиционной неприятности — мне предложат освободить для ознакомления с работой весь следующий день. А там доверят сумку с косметикой и отправят приставать к окружающим, на предмет приобретения чудодейственных препаратов, которые они имеют шанс купить в два раза дешевле, чем в аптеке.

Как ни странно, но чудеса случаются — этой фирме действительно нужен торговый представитель. Я повторяю то, что уже говорил по телефону — права, авто и опыт работы в торговле есть, после чего интересуюсь условиями работы.

— У нас все очень просто: зарплата — это небольшая ставка плюс процент от продаж. Также присутствуют премии за выполнение месячных и квартальных планов и, конечно, компенсация расходов на горюче-смазочные материалы.

— Хорошо, это подходящие условия, а как насчет графика?

— График работы с восьми утра до восьми вечера. В начале дня все работники приезжают в офис, отмечаются и едут в свои районы. Целый день вы на маршруте, а к шести-семи часам приезжаете обратно, вносите данные о проделанной работе, заполняете отчеты, потом небольшое собрание, где подводят итоги рабочего дня и уже в двадцать ноль-ноль вы свободны.

— Понятно, а выходные?

— Это торговля. У продаж нет выходных, вы же знаете. К тому же, после отдыха так трудно влиться опять в рабочее русло. В воскресенье иногда можно уйти на пару часов пораньше. Конечно, если у вас есть какая-то уважительная причина, то выходной вам дадут. Никто не погонит вас на работу с температурой.

— Да, разумеется. А как насчет отпуска?

— Отпуск можно взять за свой счет, но представьте ситуацию — у вас есть свой район, где вас все знают, в каждом магазине налажены коммуникации. Вам отлично известно, как и с кем договориться и у кого какой характер. То есть ваша работа максимально эффективна, а пока вас не будет, на ваших «точках» будут работать другие торговые, то есть эта территория будет временно разделена. Когда вы вернетесь, то придется наводить порядки, вникать, кто из коллег где работал, о каких поставках договорился. Короче, опять включаться в трудовой процесс, а после отдыха это будет крайне тяжело. Поверьте, эта особенность давно замечена, я говорю это, исходя из долгих наблюдений. Вы устанете еще больше, как будто и не отдыхали. Я думаю, вы и сами не захотите в отпуск.

— Да, действительно, зачем мне такие каникулы. Я как-то и не подумал. Хорошо, я узнал все что хотел.

Девушка положила мою анкету в папку и сказала:

— Я менеджер по персоналу, но окончательное решение о приеме на работу остается за супервайзером, ведь вам работать в его команде. Я сегодня вечером передам ему ваши данные и он пригласит вас на более детальное собеседование.

Я встаю из кресла, прощаюсь и выхожу. Тогда я еще не очень хорошо знал английский, к тому же страдал от недостатка свободного времени, чтобы заняться его изучением. Только намного позже, оказавшись взаперти и выучив этот язык досконально, я задался вопросом — что же означает слово «супервайзер»? Теперь оно подразумевает административную должность, а на самом деле у него несколько переводов, в том числе и «надсмотрщик», «надзиратель». Мне эти варианты кажутся наиболее точными. Надсмотрщик хорош там, где есть рабство. А как еще назвать предложенную мне только что работу? Как я узнал впоследствии, большая часть торговых представителей работала по схожему графику.

Впрочем, от судьбы не убежишь. Она настигла меня через несколько дней после описанных событий, на очередном собеседовании. Все происходило так, как я и предполагал — обещание карьерного роста, дружный коллектив, перспективная и быстроразвивающаяся компания, предложение освободить целый день для ознакомления с работой. Наступает утро — я в сопровождении инструктора с большой сумкой в руках шагаю по городу. Инструктор — это тоже молодая девушка по имени Аня, веселая и разговорчивая. Ради интереса я немного погулял с ней по больнице, которую она избрала местом своей охоты.

Суть деятельности неоригинальна — продавец заходит в каждую дверь, здоровается, широко улыбается, настойчиво предлагает свой товар. Его в ответ просят уйти и не мешать, прощаются, выгоняют, посылают. Он соглашается, кивает, улыбается, но остается и дальше рекламирует продукцию. Профессионалы прямого сбыта. Думаю, никто не может похвастаться тем, что смог быстро выгнать такого гостя, если не применял физическую силу. Мы с Аней выходим из десятого по счету кабинета — в трех ей улыбнулась удача, в остальных нет. Где-то отказывались вежливо, а кое-где нахамили. Впрочем, моей спутнице, похоже, все нипочем.

— Вот так и живем. Все время на ногах, постоянно в движении. Да, иногда бывает тяжело, зато знакомишься с новыми людьми, а когда научишься вот так продавать, как я, то и усталости не будешь чувствовать. Тебе такая работа нравится?

Интересно, какого ответа она ждет? «Да, очень»? Я отвечаю правдиво:

— Нет, Аня. Такая работа не для меня.

Мою новую знакомую ничто не может расстроить, тем более, таких отказов она тоже, наверняка, выслушала немало.

— Ну что же. Этот бизнес подходит не для всех. Я хочу пожелать тебе удачи в поисках другой работы, думаю, у тебя все получится.

Непробиваемый оптимизм. А может непроницаемая маска равнодушия. Что под ней? Неважно — мы вряд ли с ней еще когда-нибудь увидимся. Но напоследок у меня к девушке есть еще один вопрос.

— Тебе тоже удачи, Аня. Слушай, в объявлении было указано, что иногородних ваша фирма обеспечивает жильем. Это правда?

— Да. Я и сама приезжая, но уже почти год живу здесь и работаю в этой компании. Среди моих коллег много не местных.

— Понятно. Живете в капсульном отеле?

Она улыбается и кивает:

— Да, а как ты догадался?

Я пожимаю плечами:

— Интуиция. Прощай.

Расставшись с Аней, я бреду по городу и прохожу мимо здания, в котором также находится капсульный отель. Это, кстати, уже четвертый в нашем городе. Их вообще становится с каждым годом все больше. Примерно в таком же живут и агенты прямых продаж. Что находится внутри мне и так известно. Общая кухня и столовая, такие же туалеты и душевые — аналогия со студенческим общежитием. Сами «номера» со стороны выглядят как вмонтированные в стену одинаковые маленькие двери в два или три яруса высотой — аналогия с моргом. Разница только в том, что в этом заведении люди сами себя хоронят, да еще и радуются, что так ловко устроились.

Сложно удержаться от сравнений «тогда» и «сейчас». Тогда я еще не попал за решетку и не знал, что конура в два метра длиной, метр шириной и метр высотой в тюрьме называется карцером. По тюремным меркам считается довольно суровым наказанием, а вот по оценкам свободных людей это «современный, стильный и уютный отель в стиле европейского минимализма». Это фраза из какого-то рекламного буклета. На сайтах подобных отелей можно увидеть бесконечную вереницу восхвалений, посвященных этому способу проживания. Такие понятия, как простор или комфорт уступают место компактности и эргономике, но в первую очередь — экономии. Надо отдать им должное — они оказались весьма конкурентоспособны на рынке аренды жилья. Снимать такой номер заметно дешевле, чем обычную квартиру или даже комнату. Я лишь раз останавливался в капсульном отеле, когда по делам срочно уехал в чужой город, а забронировать номер в гостинице уже не успел.

От стойки администратора можно было пройти прямо и попасть в столовую и на кухню или же свернуть налево — в жилой корпус. Я выбрал второй вариант и через несколько секунд шагал вдоль длинной вереницы «номеров» отыскивая свой. Капсулы стояли несколькими массивами, между которыми оставались проходы достаточно широкие, чтобы смогли разминуться два-три человека. В этом отеле капсулы располагались в четыре яруса, о чем я знал заранее, и меня очень интересовало — как же нужно забираться на верхние полки? Все оказалось очень просто. Никаких акробатических талантов демонстрировать не пришлось, доступ к двум верхним рядам облегчала галерея, тянувшаяся вдоль каждого массива на уровне между вторым и третьим этажом. По периметру помещения находились пронумерованные шкафчики для хранения личных вещей.

Я быстро отыскал нужную капсулу и забрался внутрь. Не так и плохо для кратковременной остановки. Упругий матрас, удобная подушка, пластиковые стены, температуру и освещение можно регулировать. Дверца, впустившая меня в недра, снабжена окном, покрывающим большую часть ее площади. Впрочем, на окошке есть жалюзи, так что можно отгородиться от остального мира и почувствовать себя членом экипажа космического корабля. Также в номере есть две удобные полочки, зеркало, розетка, ну и телевизор, конечно.

Минут пятнадцать я провалялся, давая отдых уставшим ногам, а затем откуда-то сверху зазвучал бодрый голос, рекламирующий стиральный порошок. Минут пять я терпеливо ждал, когда же эта мешанина звуков прекратится, но напрасно. Звуковая волна накрывала с головой, лишала возможности отвлечься и думать о чем-нибудь другом, кроме навязываемых товаров. Один рекламный ролик сменялся другим и конца-края этому не было видно. Радио кто-то включил, что ли? Звукоизоляция просто ни к черту! Пришлось выбраться наружу и отправиться на поиски источника шума. В нескольких местах под потолком я обнаружил работающие колонки. Поднявшись на галерею, я подобрался совсем близко к одной из них, но как их выключить так и не понял — ни кнопок, ни регуляторов громкости не было. Тут в жилой корпус зашел еще один постоялец и, судя по всему, очень удивился, увидев меня, стоящего вплотную к колонке.

— Тебе что, из номера плохо слышно?

— Да нет, просто пытаюсь понять, как она вырубается.

Он подошел ко мне. Я думал, он хочет помочь, но нет — просто его капсула находилась рядом. Он открыл дверь, бросил внутрь ноутбук, обернулся и спросил:

— А давно она орет?

Нам приходилось довольно сильно напрягать голосовые связки, чтобы услышать друг друга.

— Да уж минут десять.

Он махнул рукой:

— Сейчас замолкнет.

Колонка, как по волшебству, утихла. Я изумленно смотрю на него и он начинает смеяться:

— Как видишь, я здесь главный шаман, ответственный за работу всей электроники. Управление осуществляю по мановению руки, а на выходные и по праздникам усилием мысли. Ну а если серьезно, то это рекламный блок. Он автоматически включается каждый час на десять минут.

— Что, и ночью?

— Нет, в одиннадцать вечера последний выпуск. Ты впервые здесь?

— Да, сегодня заселился. А ты?

Мы спустились по лестнице с галереи и прошли мимо двух дверей. Одна из них, судя по табличкам, вела в душевую, вторая в туалет. Мой новый знакомый представился Олегом и предложил показать, где находится столовая.

— Я приехал три дня назад, но в капсульных отелях живу уже пару лет, так что успел изучить местные порядки. Рекламный блок — это обычная практика. Как-то раз, в одном отеле я видел еще и рекламные дисплеи на потолках капсул.

— Это как?

— Очень просто. Внутри номеров есть датчики, которые улавливают наличие человека и на время трансляции рекламного блока включают такой экран, так что ты не только слушаешь информацию, но можешь и увидеть предлагаемый товар. В самом скором будущем посетителей капсульных отелей ждет еще одно нововведение — сенсорные экраны!

— Ну, сенсором сегодня вряд ли кого-то удивишь… — пробормотал я. — Да и какой в нем смысл, ты ведь все равно смотришь лишь то, что тебе показывают.

— Вот именно для этого подобные экраны и нужны. Человек может выбрать любой товар из проносящихся на дисплее и заказать его буквально двумя касаниями пальцев. В течение ближайшего года все капсульные отели оснастят подобной системой.

Мы зашли в столовую. Комната может вместить одновременно всех жителей этажа. Каждый столик рассчитан на двоих, но стулья стоят строго с одной стороны, что объясняется большим телевизором на стене, который конечно будет неудобно смотреть, если сесть к нему спиной. Вот здесь-то реклама крутится непрерывно. Впрочем, громкость звука средняя, так что общаться можно.

— Слушай, Олег, а здесь кражи не случаются? А то ты так спокойно ноутбук бросил.

— Насколько я понимаю, замки здесь надежные, но на всякий случай в жилых помещениях стоят камеры наблюдения. Неужели не заметил?

Мы сели ужинать. Олег работал «менеджером по человеческим ресурсам» в крупной торговой сети. Он уже два года колесил по стране от одного магазина к другому: подбирал персонал на торговые точки, проводил тренинги. На безымянном пальце у моего собеседника кольцо.

— Олег, ты женат?

— Да, — он довольно улыбнулся. — Уже три года. У меня сын есть. Денисом зовут, как и моего отца.

— И ты все это время не был дома? А как же жена, ребенок? Ты их ни разу не видел?

Олег развел руками:

— Ну, а в чем проблема? Не в каменном же веке живем. Телефон, видеосвязь, почта. Сын еще слишком мал, не понимает пока что, как с папой общаться, а вот с женой почти каждый день созваниваюсь, если работы не слишком много. Да я уже привык.

— Так на выходные бы домой смотался. За пару дней успеть можно.

Олег несколько снисходительно улыбнулся:

— Сразу видно, что ты не в торговле работаешь. Это же непрерывный процесс, как конвейер, понимаешь? У продаж не бывает выходных, тут нельзя выпадать из ритма.

— Ваши магазины без выходных работают?

— Конечно!

— А продавцы?

Олег покачал головой:

— У них стандартная в наше время шестидневка. Хотя, если работник стремится к более высокой цели, чем должность обычного продавца, то есть смысл отказаться от этого вечного тормоза карьеры, который именуется выходным. Работать семь дней в неделю не запрещено.

— Это премируется?

— Да, но не деньгами, а чем-то куда более ценным — хорошим отношением. Если человек искренне увлечен своей работой и по-настоящему является патриотом своей компании, то это сразу видно. Такого сотрудника берут на заметку и в будущем у него есть шанс пойти на повышение.

Олег приложился к стакану, смачивая пересохшее от долгого разговора горло, а затем продолжил:

— Да, руководящему составу, приходится сложнее, но это того стоит. Я, чтобы занять нынешнюю должность, в свое время пахал как проклятый в течение трех лет, вот начальство меня и оценило.

Интересно, как он умудрился обзавестись семьей при таком полном погружении в работу? Еще более интересно, зачем он вообще стал ею обзаводиться.

— Ну а директора магазинов тоже работают каждый день?

Олег поморщился:

— Это не совсем корректный термин, правильнее будет сказать — администратор.

Произнесено было с легким благоговением. Не иначе, такой акцент на слове выработался у него уже подсознательно. Я так и видел, как он вещает продавцам на тренингах: «Если будете ответственно и беззаветно работать, отрекшись от выходных, и неустанно заботиться об интересах компании, то в будущем сможете стать АДМИНИСТРАТОРАМИ!» Мне, правду сказать, не удалось уловить разницу в терминологии, но я решил не перебивать и Олег продолжил:

— Конечно, они работают ежедневно. Это ведь люди ответственные за все процессы, протекающие в магазине. Они должны быть в курсе всего, что там происходит. Контроль, контроль и еще раз контроль. Если работник не готов полностью отдавать себя любимому делу, то выше простого продавца ему в жизни не подняться, — Олег решительно взмахнул рукой, тем самым отметая даже призрачную возможность пойти на повышение для сотрудника, который не всецело увлечен своей работой.

— Да, в таком темпе семьей не обзавестись. Наверное, успешную личную жизнь сотрудникам приходиться организовывать прямо на работе, — заметил я.

— Ты чего? Никаких интимных связей между работниками фирмы. Следить за этим также вменяется в обязанности администратора магазина.

— Администратор на своей точке, как я посмотрю, просто царь и бог. Ну уж ему-то никто не может помешать завести служебный роман.

Олег хитро улыбнулся:

— Конечно, не может, но только это первый шаг по дороге неизменно ведущей к увольнению. Скрывать служебный роман вечно никому еще не удавалось, а до более высокого начальства информация рано или поздно обязательно дойдет. Ведь любой продавец мечтает стать администратором, а для этого нужно, чтобы появилась вакансия, сам понимаешь. Заодно есть шанс показать руководству свою приверженность принципам компании. Хотя периодически все равно находятся импульсивные люди, у которых гормоны берут верх над разумом. Идиоты, что скажешь. Вот так глупо идут на поводу у эмоций и в результате теряют замечательную работу.

Олег немного помолчал, а затем перевел разговор в другое русло:

— Кстати, в этом отеле я уже останавливался полгода назад и некоторых местных старожилов помню. Вот ребята сидят — видишь?

Он показал рукой вперед. Там за соседними столиками сидело два парня и оба оживленно печатали на ноутбуках.

— Вот они уже давненько тут живут, — продолжал Олег. — Меня узнали и приняли как старого друга. Так часто бывает у тех, у кого работа связана с переездами. Здесь тебя помнят и там знают. Иногда приезжаешь в новый город, в котором ни разу не был, но встречаешь знакомых, с которыми жил в одном отеле на другом конце страны. Вот так и обрастаешь новыми связями, зачастую весьма полезными.

— Интересно, с кем эти ребята столь рьяно переписываются? — спросил я.

— Скорее всего, друг с другом, — ответил Олег. — Не удивляйся, у них это обычная форма общения. Они так часто делают.

— Да, действительно, — согласился я. — Зачем же напрягать голосовые связки.

Мы доели и мой собеседник убежал, сказав, что дел еще много. Мы провели в столовой минут двадцать. Все это время передо мной за одним из столиков одиноко сидел парень и смотрел телевизор, хотя там, кроме рекламы пока ничего другого не показывали. Я подошел, плюхнулся на соседнее с ним кресло. Никакой реакции — он по-прежнему зачарованно глядел вперед. Еда на подносе оставалась нетронутой. Я прикоснулся к его плечу и только тогда он повернул голову. Кивнув в сторону телевизора, я спросил:

— Интересно?

— Что? А... нет, я так просто, смотрю...

— Ну да, не буду отвлекать. Приятного аппетита.

Я встал и ушел, заметив краем глаза, что мой собеседник опять уставился на экран. Ну что же, можно спокойно отдохнуть в номере. Это я тогда так думал. Все оказалось немного сложнее. Наступил вечер и местные жители стали возвращаться домой. Кто-то где-то стучал по клавишам ноутбука, кто-то ворочался и кашлял, два человека в соседних капсулах даже переговаривались через стенку. Разделительные перегородки из тонкого пластика оказались просто великолепной идеей. Они экономили деньги и на стройматериалы и на динамики для рекламного блока, которые не приходилось монтировать в каждый номер. А на ресепшене ведь предлагали силиконовые беруши, совсем недорого, но по неопытности я их не взял. Зато у меня с собой были классные наушники, которые гасили почти все внешние звуки. Я надел их и вскоре заснул. Утром я покинул отель в твердой уверенности, что в подобные заведения меня больше ничем не заманят.

3. Знакомство с Андреем Тарасовым.

Я проснулся поздно, что редко бывало со мной в тюрьме. Мне снился странный сон — я и мои друзья хотим казнить преступника, но не желаем делать это сами. Мы стоим на берегу реки, осужденный на коленях молится, повернувшись лицом к воде, а мы торгуемся с палачом, упрямо споря из-за грошей. Палач требует лишь немного больше того, что мы ему предлагаем — доплатить для нас не проблема, но дело в принципе. Спор длится долго, хотя цена вопроса — копейки, а в двух шагах стоит человек и готовится расстаться с жизнью. Он, конечно, все слышит, но даже виду не подает. Наверное, такое показное хладнокровие ему нелегко дается.

С утра я сижу, уставившись в какой-то новый фильм. Мне скучно и я не знаю, чем заняться. Мою меланхолию прерывает телефонный звонок.

— Добрый день, Виктор. Это управляющий медицинского центра, вы вчера звонили нам...

— Совершенно верно! Вы готовы помочь мне прожить еще каких-нибудь 120 лет?

— Нет, мы вынуждены отказать вам в наших услугах.

— Это еще почему, позвольте спросить?

Мой насмешливый тон явно действует человеку на нервы — голос его становится резче.

— Дело в том, что вы человек очень известный и неизбежно все узнают, что вы пользовались услугами нашей компании, а ваша смерть может плохо сказаться на нашем имидже.

— Но ведь это будет смерть насильственная и явно не по вашей вине!

— Это не меняет ситуацию. Вы ведь скоро умрете, а наши клиенты не могут себе этого позволить. Прощайте.

Он повесил трубку. Козел! Я встал и заходил по камере туда-сюда — было глупо рассчитывать, что они возьмутся за такого клиента, но мог бы отказать и более вежливо. Пришло время завтрака, в столовой шел кратковременный ремонт, поэтому пока что все ели в камерах. Охранник принес еду и остался поболтать:

— Вчера по Первому каналу ток-шоу крутили. Обсуждали — корректно ли транслировать смертную казнь в прямом эфире.

Я усмехнулся. Прогресс шагнул вперед — раньше желающим полюбоваться столь изысканным развлечением приходилось топать на улицу, толпиться на площади у помоста, толкаться локтями и вытягивать шеи. Теперь нет необходимости даже с дивана подниматься, достаточно нажать пару кнопок и картинка уже перед глазами.

— Ну и к какому решению пришли?

— Да ну там долго спорили, всего и не перескажешь, поищи запись в интернете.

— Игорь, я не хочу в интернете! Тебе сложно самому рассказать?

— Не обижайся, Витек. Я не успел даже половину посмотреть — был занят вечером.

Я кивнул головой.

— Кстати, у меня есть и хорошие новости — возможно шеф разрешит тебе увидать семью перед казнью. Ну ладно, я пойду, сам понимаешь — служба не ждет.

Он уходит, а я остаюсь и думаю, а хочу ли я увидеться с родными. С одной стороны я мог об этом пока только мечтать, а с другой — их визит будет означать, что смерть близка.

Сажусь в кресло и снова включаю компьютер. Нахожу какой-то боевик — сюжет интересный, но без рекламы, понятное дело, никуда. Все главные герои очень демонстративно пользуются мобильными телефонами одной и той же фирмы и конечно курят одинаковые сигареты. Лучше бы рекламу сигарет не запрещали — ее можно было бы перемотать, а так от нее уже не избавиться. Не могу не восхититься изобретательностью табачных компаний — ловко, очень ловко! В фильме главному герою приходится много бегать и у него отлично это получается, хотя он и дымит как паровоз. Я не удивлюсь, если в конце он признается, что именно курение помогает ему сохранять выносливость и несокрушимое здоровье. Из-за подобной скрытой рекламы в фильмах часто возникают абсурдные ситуации, что понижает их художественную ценность, зато, несомненно, повышает коммерческую.

Закрывая собой полкартинки, на экран властно врывается реклама. Бегущая строка рассказывает о новых леденцах от кашля — а на заднем плане герой затягивается очередной сигаретой. Забавный симбиоз. Думаю, всю эту продукцию делает одна корпорация, но под разными брендами. Поток жизненно важных товаров и услуг продолжает изливаться с экрана, стремясь вытеснить из памяти сюжет фильма. Через двадцать минут ему это удается — я с изумлением осознаю, что потерял нить повествования и совсем не ориентируюсь в происходящем. Полиция за кем-то гонится, но за кем — я не могу рассмотреть. Левая половина экрана почти полностью закрыта рекламой какого-то тур-агентства.

Выключаю компьютер. Безразлично пялюсь в потолок. Из оцепенения меня выводит телефонный звонок.

— Добрый день, меня зовут Андрей Тарасов! (Интересно откуда у него мой номер телефона?). Я журналист компании «Тристар»! Виктор, ваша судьба интересует миллионы людей во всем мире. Я собираюсь взять у вас интервью, полагаю, вас не затруднит ответить на наши вопросы? Я планирую навестить вас завтра к трем часам дня. (Мужик, да что же тебе в воскресенье дома-то не сидится?). Надеюсь, вы меня дождетесь и никуда не сбежите! (Придурок, думаешь ты очень смешно пошутил?). До завтра!

Телефон замолкает, этот Андрей даже не стал спрашивать моего согласия, просто поставил перед фактом. Как только я услышал название его корпорации, то все мои вопросы отпали сами собой. «Тристар» — это одно из крупнейших информагентство в Восточной Европе. Разумеется, им ничего не стоит узнать любой номер телефона и назначить личную встречу любому человеку. До интервью еще сутки. Я лезу в интернет, захожу на какой-то развлекательный сайт, и за моим курсором начинает гоняться целая орда разноцветных рекламных баннеров. Черт, нужно обновить программу, блокирующую рекламу. Самая настырная афишка умудряется расположиться под стрелкой курсора — небольшой плакат ярко-синего цвета, разрисованный красными пятнами. Текст гласит: «Новая компьютерная игра «Иван Викторчук. Поединок один на один». Мерзавцы! Даже здесь спекулируют на моей популярности! И ведь даже иск подать нельзя. Имя и фамилия изменены, все совпадения с реальными людьми, как говорится, являются случайными.

В воскресенье в три часа дня дверь моей камеры открывается и заходит высокий молодой парень. Он одет в светлый костюм, в руках кейс для ноутбука и диктофон. Располагается напротив меня в кресле и ставит на стол аппаратуру. Идеально уложенные волосы, очки в тонкой оправе и позитивная улыбка — от него прямо веет оптимизмом, уверенностью в себе и желанием сотрудничать.

— Здравствуйте, Виктор. Я Андрей Тарасов, рад с вами познакомиться.

Приветствие и улыбка настолько заученные и стандартные, что меня передергивает.

— Добрый день. Удивительно, что вам удалось добиться личной встречи. Думаю, вы знаете, что даже моим родителям не разрешено видеться со мной?

Улыбка журналиста становится очень самодовольной.

— У нашей компании есть свои методы убеждения. Однако даже нам несколько раз отказывали. Лишь два дня назад соглашение было достигнуто. Здесь очень строгие нравы, но мы справились. Тюремное начальство сказало, что сроки поджимают и потому меня все же сюда впустили.

Я почувствовал, как бешено застучало сердце.

— Андрей, вы сказали, что сроки поджимают. Как это понимать? Дата исполнения приговора уже назначена?

Мой собеседник равнодушно пожимает плечами:

— Мне это не известно. Давайте лучше поговорим о вас.

— А зачем вам вообще все это интервью?

Тарасов изумленно смотрит на меня.

— Виктор, вы же знаменитость. Людям хочется узнать, как вы сейчас живете, о чем думаете, что чувствуете и что толкнуло вас на преступление. Это будет отличный материал. Вы только подумайте — это же настоящая сенсация!

Мои глаза начинает застилать пелена ярости, кровь стучит в висках и сквозь этот гул я слышу голос Тарасова, который беспечно разглагольствует:

— Мы дадим большую рекламу накануне казни, что-нибудь вроде «Последняя исповедь последнего убийцы!», как вам, а? Ну а само интервью, а также фото и видео материалы опубликуем сразу после казни. Наши рейтинги взлетят до небес!

Я прыгаю вперед. Журналист настолько ошеломлен, что даже не оказывает никакого сопротивления. Мой локоть врезается в его переносицу — очки сломаны, нос, надеюсь, тоже. Он, скорчившись на полу, пытается прикрыть голову — я бью его жестоко и безостановочно, но не долго. В камеру врывается охрана — меня оттаскивают в угол, Тарасову помогают встать и уводятза дверь, аппаратуру также забирают. Охранник со злостью толкает меня на кровать:

— Ты что, с ума сошел?

— Да, сошел. У меня клаустрофобия!

— Виктор, не усугубляй свое положение...

— Игорь, ты что издеваешься? Мое положение еще не безнадежно и его, по-твоему, можно усугубить?

— Вот Тарасов придёт в себя, обидится и добьется твоего перевода в общую камеру. Там тебе вряд ли понравится.

— Подумаешь, два десятка зомби, неотрывно пялящиеся в мониторы своих планшетов!

— По-моему, для тебя общество таких вот зомби окажется как раз самой изощренной пыткой.

Игорь выходит, хлопнув дверью. Тут он прав, информагентство очень влиятельное и может мне испортить остаток жизни. Хотя, проведя шесть месяцев в одиночной камере, неотступно преследуемый мыслями о будущей казни, я уже не боюсь даже перевода в общую. Скоро можно будет подышать свежим воздухом, если меня за плохое поведение не лишат прогулки.

Меня все же выпускают во двор. На улице тепло и солнечно, ветер шумит в кронах деревьев. Подхожу к скамейке. Здороваюсь с мужиками. Их трое — Серега, Стас и Антон. Они всегда оккупируют эту лавочку и я всегда подсаживаюсь только к ним. Эти ребята большие поклонники спорта, потому все споры и разговоры ведутся вокруг футбола, бокса и всякой "Формулы-1". Я во многих из этих вопросах совершенно не разбирался поначалу, но сейчас отлично помню, какой игрок в какой команде играет или кто с кем будет драться. Это просто была единственная компания, где разговоры никогда не приводили к воспоминаниям о воле.

Любая другая группа заключенных могла начать диалог о чем угодно: о спорте, смысле жизни, политике и даже погоде. Они обсуждали свой нынешний суровый быт, религию, литературу, но любой разговор рано или поздно приводил к свободе. И получалось, что ТАМ все было не так — вода чище, солнце ярче, окружающие добрее. От этих воспоминаний у меня всегда замирало сердце и чувство тоски заполняло меня, давило, отнимало способность думать и членораздельно говорить. Я удивлялся — неужели им это нравится, говорить о воле, которой у них все равно больше нет? Но потом кто-нибудь говорил: «Вот выйду и ...». Дальше шли рассуждения о новой жизни, планах, целях, мечтах. Как ни странно, но подобными надеждами тешили себя даже те, кому сидеть предстояло невероятно долго. То ли они верили в возможность досрочного освобождения, то ли эти иллюзии позволяли им отрываться от грубой ткани реальности и находить успокоение. Ну а я в очередной раз вспоминал, что я не такой как они. Что, погружаясь в свои фантазии, другие заключенные видели светлое будущее, надеяться на которое в моем случае было неслыханно глупо.

Я сижу на скамейке, слушаю дискуссию о шансах "Реала" взять Кубок Чемпионов и думаю о том, суждено ли мне будет это увидеть.

— Витек, у тебя скула рассечена.

Слова Стаса выводят меня из раздумий. Я рассказываю им ситуацию с журналистом и Антон усмехается:

— Это Стас на тебя плохо влияет, увлек тебя боксом, а ты теперь не видишь разницы между камерой и рингом.

— Виктор соблюдает режим, — вставляет Стас. — Он последнюю тренировку пропустил, вот поэтому и решил наверстать упущенное.

— Ты же был на хорошем счету у начальства, а теперь испортил себе репутацию, — добавляет Серега.

— Меня в любом случае вряд ли выпустят за хорошее поведение.

— Да ладно, Виктор, не бурчи, ты правильно поступил, — успокаивает меня Стас.

— Но ты бы не стал бить морду журналисту?

Стас неуверенно пожимает плечами. Конечно, он бы этого не сделал, зачем ему лишние неприятности? Если к тебе нет дисциплинарных замечаний, то вдали, как морковка перед осликом, всегда маячит перспектива досрочного освобождения.

Желая повеселить приятелей, рассказываю им о том, как пытался воспользоваться услугами клиники, продлевающей жизнь. Антона особенно удивляет факт того, с каким упорством за потенциального клиента хваталась девочка-оператор, ответившая на мой звонок.

— Ничего странного в этом нет, — замечает Стас. — Я как-то раз нашел в интернете интересную статью, повествующую о трудовых буднях нынешних торговых компаний. Там за выполнение плана сотрудники смело готовы душу продать. А поскольку клиника представляет собой все то же торговое предприятие, то и там порядки, надо полагать, царят схожие. Их за каждого упущенного клиента не иначе как по почкам каждый вечер бьют.

— И еще по зубам! — жизнерадостно добавляет Серега. Он из всей компании самый веселый и может найти повод посмеяться в любой ситуации.

— По зубам нельзя, — наставительно изрекает Стас. — Продавцам завтра снова на работу и им нужна хорошая дикция.

— Ну а перед выходными-то по зубам можно? — продолжает допытываться Серега.

— Нельзя, — отрезаю я. — Нельзя человека, работающего в торговле, отпускать на выходные. Куда же это годится? Торговля — процесс непрерывный, мне так говорили, когда пытались заманить в подобную кабалу. Продажи не знают выходных! Следовательно, и работники торговли, для поддержания максимальной концентрации, должны работать ежедневно, дабы не расслабляться. Тут уже самого менеджера более высокое начальство будет бить по почкам, если он допустит такое вопиющее послабление дисциплины, как выходные дни.

— Печальная перспектива! — смеется Антон.

— Ну а если убрать шутки в сторону, то вы, друзья мои, переносите тюремные реалии на мир свободных людей. Там никто не использует столь грубые методы убеждения, как избиение. Впрочем, теперь и в тюрьме такого уже почти никогда не увидишь. Специалисты по управлению персоналом давным-давно разработали куда более изящную систему по извлечению максимальной выгоды из подчиненных, — рассказываю я. — Девушка находится под жесточайшим прессом со стороны начальства. Выполнение торговых планов, строгое соблюдение стандартов корпоративной этики, высочайший уровень внимания по отношению к каждому клиенту. Все это еще и умножено на неусыпный контроль со стороны руководителя за каждым твоим словом. Такие условия создают ей сказочную атмосферу бесконечного стресса. И над головой неизменно висит ужасный меч угрозы постоянных штрафов за каждую, даже самую ничтожную, оплошность или недоработку. Ошибки же, совершенные в астрономическом количестве более трех за короткий промежуток времени, приобретают нездоровый оттенок скорейшего увольнения с самыми худшими рекомендациями. Высосав из нее весь умственный и душевный потенциал, начальство найдет нового работника.

— Это, пожалуй, еще похлеще ударов по почкам, — задумчиво говорит Стас.

— Тебя, видать, самого никогда по ним не били, раз ты так самоуверенно заявляешь, — мрачно вставляет Серега.

— Били, — спокойно опровергает Стас. — На ринге и в уличных драках. Но в такой ситуации ты хотя бы отбиваться можешь. Что дает хотя бы призрачную видимость твоего сопротивления. Виктор, а откуда ты все это знаешь?

— Приходилось сталкиваться, да и чужих рассказов наслушался. Хотя сам я, слава богу, никогда не работал в таких условиях.

К нам подходит охранник:

— Иванчук, тебя начальник вызывает.

Сейчас будет воспитательная беседа и лекция о том, что негоже гостям морды бить. Я захожу в кабинет начальника, здороваюсь и сажусь. Он хмуро смотрит на меня и молчит. Я тоже молчу и жду. В конце концов, в такой ситуации слабость показывает тот, кто первым начинает разговор. Андреевич бывший снайпер и выдержки ему не занимать, а вот времени играть со мной в молчанку у него явно нет.

— Виктор, что это за гладиаторские бои ты там устроил?

— Я не сдержался...

— ДА ТЫ И НЕ ХОТЕЛ СДЕРЖИВАТЬСЯ!

— ДА Я И ИНТЕРВЬЮ ДАВАТЬ НЕ ХОТЕЛ! Но меня никто и не спрашивал... — заметно тише добавляю я.

— Ладно, я тебя не для того позвал, — успокаивающе машет рукой Андреевич. — Черт с ним, с этим журналистом. Но в будущем чтобы никаких драк!

Он строго указывает на меня пальцем. Я киваю, молчаливо соглашаясь с этим требованием. Начальник успокаивается и продолжает:

— Тут проверка скоро будет, правозащитники добились еще одной льготы для заключенных. Теперь вам обязательно полагается иметь свою страницу хотя бы "ВКонтакте".

Ну вот — свершилось. Очередная победа гуманности над здравым смыслом. Это был серьезный шаг, тем самым заключенных почти приравнивали к свободным людям. Так когда-то благородных, но оступившихся людей лишали дворянского звания — над их головой ломали шпагу, тем самым уничтожая символ принадлежности к высокому сословию. Сегодня, лишая человека воли, у него выбивали из-под ног те основы, которые делали его равным среди прочих граждан. По мнению судебной власти таковыми основами являлись паспорт (изымался на время заключения), телефонный номер (SIM-карту забирали и отдавали вместе с паспортом) и страницы в социальных сетях (блокировались до конца срока). Телефонный номер давно уже присваивался индивидуально и вносился в специальный реестр, благодаря которому всегда можно было вычислить, кому он принадлежит. Мотая срок, ты временно обзаводился другим номером, но он так и оставался в тюрьме. Выходя на свободу, ты снова получал номер, зарегистрированный за тобой, как за свободным человеком.

А вот насчет социальных сетей продолжались яростные споры. Общественность разделилась на два лагеря и представители одной стороны утверждали, что запрет на использование соц. сетей является грубейшим нарушением самых основных прав человека. Их противники резонно замечали, что имея доступ к тому же "Контакту" заключенный будет чувствовать себя как дома и даже забудет, где находится, а в таком случае его можно и вовсе в тюрьму не сажать. И вот теперь дебаты завершились. Отныне тюрьма становилась просто каким-то райским уголком для отдыха.

По-моему, решение было вынесено все-таки ошибочное. Единственным несомненным последствием мне виделось только повышение уровня преступности. В самом деле, что может быть удобнее? Ведь у свободного человека может поломаться компьютер или просто не будет денег заплатить за интернет и он окажется отлучен от главного средства общения и от всех своих друзей. В тюрьме же отныне этого можно не бояться. Теперь от одиночества надежно прикрывает закон и любые сбои в сети можно рассматривать как нарушение прав человека и смело жаловаться адвокату.

— Павел Андреевич, а я что, настолько важный гость в вашем заведении, что меня вы решили проинформировать лично?

— Можно сказать и так. Насколько мне известно, ты единственный из моих, как ты сказал, "гостей", у кого на воле не было такой страницы.

— Да, верно. Это касается не только "Контакта", у меня в принципе не было своих страниц ни в одной из социальных сетей.

— Вот я тебе и говорю, что пора завести.

— Это еще зачем? В друзья меня хотите добавить?

— Дурак ты, Иванчук! — устало бросает Андреевич.

Интересно, почему это я дурак? Потому что все еще нахожу в себе силы шутить? А вот как я должен себя вести? Плакать целыми днями и биться головой об стенку? Или же начальник раскритиковал мой интеллектуальный уровень из-за того, что у меня нет страниц в социальных сетях? Я молчу, никак не комментируя оценку моих умственных способностей, данную собеседником. Андреевич же снисходит до более детальных объяснений:

— Я же сказал — проверка скоро, а ты личность слишком заметная. Увидят правозащитники, что ты в социальных сетях нигде не светишься и поднимут вой. А крайним выйду я — нарушил твои права и лишил возможности для общения. Так что заводи себе страницу "ВКонтакте" и не подводи окружающих. Заодно наверстаешь все упущенное за эти годы. Все, ступай.

Я выхожу и направляюсь в камеру. Столько лет я прожил на свете и отлично обходился без "Контакта", а теперь мне заявляют, что я жил неправильно и самое время исправлять свои ошибки. Раньше человек перед казнью исповедовался, теперь обязан зарегистрироваться. Что же — времена меняются. Соблюдение правовых норм — это основа порядка и цивилизации, а потому мои права должны быть соблюдены независимо от того, хочу я этого или нет.

Вернувшись в свои "апартаменты" я сажусь за компьютер, который услужливо предлагает мне заработать, не отходя от монитора, но я не хочу работать еще и здесь. Как будто в наказание меня закрыли наедине с интернетом и теперь он мне мстит. Мстит за годы моего пренебрежительного отношения. Всю свою свободную жизнь я относился к нему как к слуге, который может раздобыть нужную информацию или поможет скачать фильм, но не в силах заменить живое общение и никогда не даст чувства настоящей свободы. Условия изменились и теперь он стал абсолютным владыкой моего досуга. Вот тебе и шанс переосмыслить всю свою систему ценностей.

На мониторе красуются песочные часы. Мне не разрешили обзавестись ими в реальности, посчитав стеклянную вещь слишком опасной в руках приговоренного к смерти. Поэтому пришлось скачать нужную программу все в том же интернете. Монитор был сенсорным и я, коснувшись его пальцем, стал бездумно передвигать часы по экрану. Вправо, влево, снова вправо. Потом стал водить пальцем по кругу и часы, послушные моим приказаниям, стали вращаться вокруг своей оси с огромной скоростью. Я остановил движение и песок стал медленно пересыпаться из верхней колбы в нижнюю. Стекло часов мерцало, как будто на него падал свет, песчинки скатывались вниз с горки, постепенно растущей в нижней колбе. Анимацию сделали просто на загляденье.

Именно такой мне представлялась человеческая жизнь. Хотя нет, немного не такой. Я нажимаю еще на одну кнопку, и вместо песочных часов на экране появляется клепсидра. Такие же часы, только вместо песка вода. Первые капли тут же начинают падать из верхней колбы вниз. Брызги рассыпаются красивыми радужными искрами, к тому же, все это еще и сопровождается вполне натуральным звуком капанья, доносящимся из колонок. Полнейшее погружение в иллюзию.

Вот наиболее удачная параллель для человеческой жизни. Верхняя колба — это потенциал времени. У только что родившегося человека он велик, весьма велик — вся жизнь впереди. Постепенно вода перетекает вниз, планомерно воруя этот потенциал. Очень точное сравнение, ведь, если я не ошибаюсь, то слово «клепсидра» как раз и состоит из двух греческих слов, переводящихся как «красть» и «вода». Пугаться уменьшения жидкости не стоит, поскольку она не исчезает бесследно. Попадая в нижнюю колбу, потенциал времени, проходя через узкое горлышко, трансформируется и вниз оседает уже измененным. Он превращается в потенциал опыта, знаний, силы, пережитых эмоций. И если человек сумеет найти преображенному содержимому удачное применение, то он сможет достичь воистину многого.

Однако есть и здесь свой паразит. Современная сфера развлечений — такой себе вампир, стремящийся добраться до этой ценной жидкости. Причем, это не упырь из страшных сказок, не ужасный оживший труп, который своим отпугивающим видом может побудить жертву к сопротивлению. Нет! Это скорее вампир-летучая мышь, родом из Южной Америки, которая ловко и беззвучно подлетит так, что человек и не услышит, не распознает угрозы в беззвучном трепетании крыльев. Крылья эти не что иное, как нынешние шоу, сериалы, викторины, онлайн-игры, предлагаемые телевидением и интернетом. Все они кажутся такими безобидными, что даже если жертва и очнется ненадолго, то в жизни не придаст значения этим мягким крыльям, не почует опасности. И вот вампир уже вцепился клыками в узкое горлышко между двух колб. И начинает пить. Потенциал времени, покидая верхнюю колбу, не превращается ни во что полезное. Он вообще не увеличивает содержимое нижней колбы. Он становится пищей для вампира, который, в отличие от летучей мыши, не удовольствуется малой дозой. Убедившись в отменном качестве потребляемой жидкости, он будет пить в течение всей человеческой жизни.

Демонстративно выдергиваю блок питания из розетки и берусь за гантели…

Я просыпаюсь среди ночи и вскакиваю с дивана. Несколько лет назад я посмотрел один документальный фильм про испанскую инквизицию. Зря я это тогда сделал. Описание пыток и казней, увиденных тогда, снится мне уже в третий раз. Ко мне все эти экзекуции никогда не будут применены, но на душе все равно неспокойно. Я встаю и начинаю нервно ходить по комнате. Нужно что-то делать, искать выход, попытаться сбежать, подать апелляцию, покончить с собой — короче совершить что угодно, но не сидеть в четырех стенах, покорно ожидая своей участи. Я хватаю телефон и набираю номер Тарасова. Звоню раз, второй, третий. Наконец телефон отвечает сонным голосом:

— Да, Тарасов слушает...

— Алло, Андрей. Это Виктор. Виктор Иванчук. Вы еще заинтересованы в интервью?

Мобильный озадаченно молчит.

— Вы меня слышите?

— Да... я слышу вас... Виктор.

Журналист говорит настороженно и растягивая слова. Похоже, он ошеломлен моим звонком в два часа ночи.

— Вы передумали и хотите со мной пообщаться?

— Да, я готов дать вам интервью, но вы и сами понимаете — всему на свете есть цена, я тоже хочу заработать.

— А зачем вам деньги?

— Пожертвую на нужды церкви.

— Странно, а я думал, что вы атеист.

— Тарасов, можешь поверить — среди приговоренных к смерти атеиста днем с огнем не найти, — от волнения я перехожу на «ты».

— Интересно и откуда вам это может быть известно.

— Мне это и неизвестно. Я просто подвержен всеобщему заблуждению — сужу окружающих по себе.

— Хорошо и какова цена вопроса?

Я называю ему сумму. Он ошеломленно молчит секунд десять.

— На такие деньги можно свою церковь построить.

— Спасибо за совет, может быть я так и поступлю, если вы, конечно, согласитесь на мои условия.

Тарасов быстро переходит на деловой тон — голос становится уверенным, четким и энергичным. Вот пример настоящего профессионала, которого среди ночи разбуди — и он будет готов обсуждать условия сделки.

— Я должен поговорить со своим начальником. Если мне удастся убедить его, то я позвоню вам завтра, то есть сегодня утром и договорюсь о времени нашей встречи.

— Хорошо, я буду ждать. Спокойной ночи, Андрей.

Ложусь на кровать и пялюсь в потолок — сон не идет ко мне, но я не в обиде. Сны в последнее время таковы, что лучше и вовсе не спать. Мимоходом замечаю, что моя терапия по отношению к Тарасову не была лишена смысла — во время этого разговора он не позволял себе никаких дурацких шуточек. Да и время нашей беседы обещал согласовать со мной. Странно, что многие люди не понимают по-хорошему. С этой мыслью я все-таки проваливаюсь в сон, спокойный сон без сновидений. Так может засыпать только человек, у которого появилась надежда.

Прошло всего пять часов и я проснулся. Глупо думать, что журналист уже испросил благословения у начальства, но спать мне больше не хочется. Я вновь включаю этот чертов компьютер. Единственное увлечение, за которое можно смело благодарить тюрьму — это изучение языков. Еще с детства я мечтал знать много языков. Мне это казалось удивительным, волшебным и непостижимым — как умудрились люди создать такое количество наречий? С каким, надо полагать, трудом создавали письменность, составляли алфавиты, сколько спорили и сил тратили, чтобы родная речь жила. Как много утекло с тех пор воды, как много пролилось из-за этого чернил, а порой и крови…

Я всегда восхищался полиглотами — мне они казались чародеями, способными понимать речь человека с другого края земли. А вот сам никак не успевал выучить досконально хотя бы один иностранный язык. И вот только теперь, оказавшись в тюрьме, получил вдоволь свободного времени. Дело пошло. Английский, немецкий, испанский… Но я снова и снова ловил себя на мысли, что спохватился слишком поздно. Сколько мне осталось?

Но сегодня обучение совершенно не идет. Я могу думать лишь о звонке журналиста. Выключаю компьютер и добрых два часа брожу по камере, как тигр в клетке — нетерпение просто обжигающее. Никто не звонит. Наконец-то приходит время прогулки, меня выпускают и на ближайшие тридцать минут я оказываюсь втянут в яростные спортивные дебаты и время летит незаметно, а потом — потом звонит Тарасов.

— Алло, Виктор. Я поговорил с шефом, он, конечно, был ошеломлен размером названной суммы, но мне удалось его уговорить. Когда я могу приехать к вам и пообщаться?

— Я готов с вами поговорить в любое время, хоть прямо сейчас, вам нужно только добиться разрешения на встречу от тюремной администрации.

— Ну, я думаю, за этим дело не станет. Я позвоню вам и сообщу дату и время нашего интервью. До свиданья, Виктор.

— До встречи.

Я сижу и смотрю вдаль, сердце радостно бьется и из-за его ударов я не слышу даже о чем говорят мои братья по заключению. Стас замечает мое отстраненное состояние и с третьей попытки ему удаётся достучаться до моего воспарившего сознания.

— Витек, кто тебе звонил? Ты чего такой счастливый сидишь?

Я усмехаюсь и смотрю на него:

— У меня свой маленький турнир.

— Судя по твоему лицу, ты уже гарантировал себе победу.

— Да нет, Стас. Я, можно сказать, в финале. Самое главное еще впереди — серебряные медали всегда становятся слишком слабым утешением, но в моем случае они вообще ничего не стоят.

4. Адвокат Меренков

Примерно через сорок минут я оказываюсь в камере — дверь за мной закрывается и я берусь за мобильный телефон. Я еле дождался пока останусь один — какое-то древнее, смутное суеверие не позволяло мне озвучить мою идею при посторонних. Кто бы мог подумать, что человек в двадцать первом веке может бояться сглаза. Нужный мне номер внесен в телефонную книгу еще ночью, сразу после звонка журналисту. Вызов идет не более трех секунд и мне отвечает девушка:

— Добрый день. Адвокатская компания Меренкова. Консультант Виктория.

— Добрый день, девушка. Я хотел бы поговорить с господином Меренковым.

— Вы хотели бы записаться на консультацию?

— Да, хотел бы и как можно скорее. Скажем на завтра.

— Боюсь, Ярослав Витальевич не сможет уделить вам время так скоро. Если вы запишитесь на консультацию...

— Я вряд ли располагаю временем для ожидания, — я прерываю ее несколько грубо, но терпение мое начинает окончательно сдавать. — Какую должность вы занимаете в компании?

— Я консультант потенциальных клиентов.

— Думаю, меня можно считать VIP-клиентом, у вас есть такие консультанты? Меня зовут Виктор Иванчук. Возможно, вы слышали обо мне. Я хочу поговорить с Ярославом Меренковым лично.

— Виктор, я сообщу Ярославу Витальевичу о вашем звонке и он свяжется с вами, как только у него появится свободное время. Большего я пообещать не могу. Оставьте, пожалуйста, ваши координаты.

— Сохраните этот номер телефона. Можете звонить на него. До свиданья.

— Всего доброго, Виктор.

Я стою возле окна и размышляю о принятых нормах общения, которые давно уже потеряли смысловую нагрузку. Глупо было прощаться фразой «До свидания», вряд ли мы с ней увидимся, а вот увидеть Меренкова я надеюсь, очень надеюсь.

Сидя в камере, ты поневоле учишься терпению, но к вечеру даже мое самообладание дало трещину. До девяти вечера я безостановочно ходил по своей клетке, в голове мысли кружились одна другой бредовее — может ему не сообщили о моем звонке? А может он и не заинтересован в общении со мной? Он ведь не журналист, в конце концов. В начале десятого раздается звонок:

— Добрый вечер. Виктор?

— Ярослав Витальевич Меренков?

— Да. Я был удивлен вашим звонком. Вам нужна юридическая консультация?

— Более того, мне нужно с вами увидеться, могу я надеяться на скорую встречу?

— Да, как юрист я могу добиться свидания с вами, но в чем же цель визита?

— Вы один из лучших адвокатов по криминальным делам. Вы согласны взяться за мое дело?

Меренков некоторое время молчит, видимо обдумывая мое предложение, затем отвечает:

— Я следил за вашим процессом, приговор давно вынесен и утвержден. Вы надеетесь добиться отсрочки исполнения?

— Долгое ожидание смертной казни — это худшее из наказаний, я не собираюсь так себя истязать. Давайте обсудим наше сотрудничество при встрече. Когда я смогу вас увидеть?

— Даже у востребованных специалистов есть свободное время. Я готов пожертвовать завтрашним вечером ради разговора с вами.

— Договорились.

— Часам к семи вас устроит?

— Мой распорядок дня никем не ограничен, в рамках тюремного режима, разумеется. Я буду ждать вас. До свиданья, Ярослав Витальевич.

— Всего хорошего.

Адвокат кладет трубку. Я снова ухожу в область филологических изысканий, размышляя, насколько правильно желать всего хорошего осужденному на казнь. Первый раунд переговоров остался за мной, по крайней мере, встреча с адвокатом состоится уже через сутки. Нетерпение от этого не уменьшается и я продолжаю бродить из угла в угол, точно так же как и до этого важного разговора. Проходит еще минут двадцать, адреналин постепенно перестает бурлить в крови, я ощущаю прилив усталости и ложусь спать. В конце концов, чем больше я просплю, тем меньше придется ждать завтрашнего вечера.

Жизнь в камере-одиночке меняет человеческие привычки. К такому остроумному выводу легко прийти, даже не попав в такую камеру, но, только оказавшись здесь, начинаешь понимать, насколько твои повадки меняются. Я никогда раньше не вел дневник — ни виртуальный, в какой-нибудь социальной сети, ни даже материальный, в виде обычной тетради, исписанной вручную. Недостаток общения толкнул меня на этот шаг. Мне зачастую не с кем поговорить вживую и я излагаю краткую историю своего заключения на мониторе. Интересно, всем тем людям, которые свободное время проводят в блогах, неужели им тоже не удается поговорить с окружающими?

Подходит время обеда. Кормят здесь неплохо — количество пищи и выбор меню не дают повода жаловаться, правозащитники постарались. В сотый раз ловлю себя на мысли, что для многих людей такой санаторий был бы просто раем. Ну чего еще желать? Крыша над головой, питание, интернет…

День постепенно заканчивается и приходит время для встречи с адвокатом. Меренков выглядит солидно, впрочем, стоит ли удивляться. Среднего роста, стройный, хотя и немолодой, в волосах преобладает «благородная седина». Он одет в строгий костюм и белую рубашку, в руках кожаная папка. Хорошая осанка и уверенный взгляд дополняют картину. Он заходит в комнату, крепко пожимает мне руку и садится напротив меня на стул.

— Ну что же, будем знакомы, Виктор. Ты человек в некотором роде известный, даже знаменитый.

— Я бы с удовольствием отказался от такой славы. Для этого я вас и пригласил.

— Думаю, слава твоя от тебя уже точно никуда не денется, скоро сможешь рекламные контракты подписывать. Я внимательно следил за твоим делом. Ты не думаешь, что слишком поздно спохватился? Обратись ты ко мне за помощью, когда приговор еще не вынесли, вердикт мог бы оказаться совсем другим.

— Услуги адвоката экстра-класса стоят таких денег, каких я тогда в жизни не видел, но быть знаменитым иногда очень полезно, через несколько дней я стану достаточно состоятельным человеком.

Меренков удивленно смотрит на меня и спрашивает:

— То есть ты приглашаешь адвоката, на данный момент даже не будучи в состоянии оплатить его услуги? Несколько необдуманное действие, тебе не кажется?

— Да, — киваю я. — Это опрометчивый поступок, но можете поверить, в моей ситуации трудно сохранить рассудительность. Стану ли я богатым будет видно буквально через пару дней, если же не стану, то вы потратите на меня не так и много времени. Сегодня я хочу только заручиться вашим согласием, а начать саму работу нужно, соответственно, немного позже. Итак, я хочу, чтобы вы стали моим адвокатом.

Меренков не спешит с ответом, хотя наверняка принял решение еще до визита ко мне. Наконец он отвечает:

— Почему ты решил обратиться именно ко мне? Хороших адвокатов хватает.

— Я долго выбирал защитника. К счастью, как видите, интернет мне доступен. Вы также человек знаменитый. Я изучил не один ваш процесс и результаты меня впечатлили.

— А ты никогда не думал, как мне удалось добиться такой репутации? Я ведь выигрываю не каждое дело.

— Мне захотелось, чтобы меня защищал именно такой мастер — ваше имя на слуху, ни один громкий процесс вы не проиграли.

— Вот именно. Нужно стараться побеждать всегда, а если не удается, то хотя бы тогда, когда к тебе приковано внимание. Твое дело не из тех, которые можно проиграть и никто не заметит, а добиться успеха будет невероятно сложно.

— Было бы это просто, я бы не стал вас беспокоить. Но если человек берется за какое-нибудь невыполнимое задание и не справляется, то кто же станет его осуждать? Никто ведь не будет критиковать атлета, который попытался, но не смог поднять слона. Так почему бы не попробовать?

Адвокат усмехается:

— Оригинальное сравнение. Окружающие не упустят случая посмеяться над неудачником, даже если он не осилил дело, за которое другие не взялись, просто побоявшись провала. Пойми, люди редко руководствуются логикой, особенно если им угрожают тюрьмой. Никто из моих потенциальных клиентов не вспомнит, что твоя апелляция была почти безнадежна, зато никогда не забудут, что Меренков отправил подопечного прямиком на тот свет.

— Я понял. У адвокатов, как и у врачей, есть свое маленькое кладбище. Вам такое заметное надгробие на этом кладбище совсем ни к чему.

Он молча кивает. Это следует трактовать как отказ, но, тем не менее, зачем-то же он все-таки пришел. Просто отказаться можно было и по телефону. Не автограф же, в самом деле, ему нужен. Я смотрю на Меренкова и он прерывает затянувшееся молчание:

— Кого ты во мне видишь? Спасителя?

— Скорее авантюриста, способного рискнуть репутацией ради достижения уникального пика в своей деятельности.

Я действительно вижу его таким. Остается только надеяться, что этот авантюрист не является плодом моего воображения. Адвокат смотрит на меня. Принять мое предложение — это как гулять по тонкому льду, очень тонкому. А кого видит он? Измотанного человека, запертого в четырех стенах, который отчаянно нуждается в помощи или же большой мешок денег? Как его уговорить? Выгода, благородство, честолюбие? Он прерывает мои размышления:

— Скажи, Виктор, если я откажусь, что ты будешь делать? Вряд ли ты просто склонишь голову перед судьбой.

— Разумеется. Мир велик и в нем много хороших адвокатов. Я найду другого и продолжу борьбу. Кстати, заключенным отныне полагается иметь страницы в социальных сетях и мне тоже предложили не отставать от толпы. Буду загружать туда разную ахинею — фото, комментарии, гороскопы. Ну и конечно, расскажу историю про адвоката, который не решился меня защищать.

В глазах моего гостя удивление сменяется насмешкой, а затем заинтересованностью. Феноменальные глаза — настоящий калейдоскоп эмоций. А может мне все это только кажется, а собеседник не испытывает ко мне ничего кроме равнодушия? Сейчас узнаем.

— Ты пытаешься меня шантажировать? Надеешься испугать оглаской моего отказа?

— Я надеюсь только на то, что вы возьметесь меня защищать.

Адвокат, откашлявшись, спрашивает:

— Как ты думаешь, почему я не согласился на встречу в день твоего звонка?

Я пожимаю плечами:

— Вы были заняты.

— Да, — кивает Меренков. — А еще я хотел собрать о твоем судебном деле самые полные сведения, чем вчера и занимались мои помощники. Дело непростое, но на одних простых процессах имя себе не сделаешь. Я буду твоим адвокатом.

Это прозвучало настолько буднично, как будто между делом, что я даже не сразу осознал значение его ответа. Однако нельзя сказать, что я испытывал радость, более точным словом было облегчение. Не знаю почему, но для меня казалось очень важным добиться согласия от Меренкова, хотя он был прав, говоря, что я не склоню голову и смогу найти другого адвоката. Наверное, мне просто не хотелось начинать операцию по моему спасению с какой-либо неудачи. Я отвечаю:

— Спасибо. Как вы намерены действовать?

— Я думаю, что разные формальности и мелкие нюансы, из которых во многом и состоит моя работа, тебя не очень заинтересуют, да и вряд ли окажутся понятны. Я соберу необходимые документы, без которых в данной ситуации не обойтись, а ты пока отдыхай, скоро я сюда вернусь и набросаю примерный план действий.

— Скоро, это когда?

— Тебе не терпится, как я посмотрю, — усмехается адвокат. — Мне казалось, тюремное заключение должно вырабатывать в людях терпеливость и умение ждать.

— Ваши выводы поверхностны. Для того чтобы понять какие качества вырабатывает в человеке заключение, надежнее всего самому сесть в тюрьму. Это будет бесценным личным опытом.

— Да, ты прав, в суде умозаключения свидетелей, сделанные без каких-либо оснований, также ничего не стоят, — легко соглашается со мной Меренков. — Но, пожалуй, я обойдусь без такого опыта. Вернемся к нашему процессу. Мне нужно чуть больше времени, чтобы продумать линию твоего поведения и, можешь поверить, тебе работы тоже хватит. Я позвоню завтра и проинформирую о предпринятых мной шагах.

— Хорошо, Ярослав Витальевич. Только прошу вас пока никому не говорить, что вы беретесь за мою защиту, а то у меня появятся реальные шансы не разбогатеть вовсе. Когда деньги уже будут у меня, тогда и начнете работу.

— В таком случае, тебе и звонить мне следовало после получения денег, — говорит адвокат. — В моей команде уже все знают, что ты надеешься на мою помощь. Я, конечно, доверяю своим людям, но перестраховка еще никому не мешала. Ладно, дам им отдельное указание держать рот на замке.

— Теперь нам осталось обсудить только финансовую сторону вопроса. Так каков будет ваш гонорар?

— Этот аспект мы обсудим чуть позже. Сейчас сложно сказать, сколько времени и сил я потрачу на работу. Я не откажусь от вознаграждения, но ты же понимаешь, что я берусь за это дело не ради денег.

— Думаю, денег вам хватает. Тогда что вами движет? Хочется добиться чего-то экстраординарного, вписать свое имя в историю?

— Разве что в историю судопроизводства, — смеется Меренков. — Жди звонка, Виктор, до встречи.

Через десять минут после того как адвокат покинул мою обитель, раздался телефонный звонок Тарасова.

— Добрый вечер, Виктор, я хочу обсудить условия оплаты. Вас устроит, если гонорар будет выплачиваться частями? Первую часть еще до интервью, вторую — через пару дней после него, третью...

— А последнюю получат уже мои наследники, после моей казни, — перебиваю журналиста я. — Нет, Николай, меня устроит, если я получу всю сумму сразу, думаю, для вашей компании это будет не так и накладно.

— Ну... хорошо, — соглашается Тарасов. — Но мы с вами должны будем заключить договор. После его подписания вы получите гонорар. Я сейчас отправлю вам на почту копию контракта. Ознакомитесь, а завтра я зайду к вам в гости и подпишем оригинал.

Так мы и сделали. Время от последнего звонка журналиста до подписания договора пролетело для меня незаметно. Когда перед моими глазами оказывается оригинал бланка, я еще два раза внимательно его читаю. Заметив это, Тарасов улыбается:

— Вы же уже читали копию. Вы нам не доверяете, думаете, она не совпадает с оригиналом?

— Разумеется, не доверяю, — ворчу я. — О каком доверии может идти речь, если наши отношения мы подтверждаем документально. Вот вы мне доверяете?

— Как раз для этого и существуют контракты, — уклоняется от прямого ответа журналист. — По существу вопроса вам все понятно?

— Да, чего уж проще. Я даю вам интервью, соглашаюсь на фото— и видеосъемку и за это получаю гонорар. Больше ни на какие интервью до самой казни я уже не соглашаюсь, а в случае невыполнения этих обязательств должен буду вернуть уплаченную мне сумму и еще солидную неустойку сверху.

Тарасов удовлетворенно кивает:

— Да, суть вы поняли. Ну что же, контракт заключен, деньги будут переведены завтра. Как только вы их увидите на счету, то будьте готовы к моему визиту. Ох, я уже предвкушаю — это будет роскошный материал. Всего доброго, Виктор.

Журналист уходит, а значит, самое подходящее время опять поговорить с адвокатом. Я звоню Меренкову и приглашаю его в гости. Через пару часов он появляется на пороге моей камеры, и я вручаю ему контракт принесенный Тарасовым.

— Что это?

— Все очень просто — это и есть тот документ, который должен сделать меня богатым.

Меренков читает и затем смотрит на меня с выражением неподдельного уважения:

— Не перестаю удивляться тому, насколько изобретателен становится человек, если дело пахнет жареным. Можно сказать, что это одна из причин, из-за которых я стал адвокатом. Так ты хочешь взять у «Тристара» деньги за предсмертное интервью, а потом сделать им маленький сюрприз и добиться отмены казни? Ловко, ничего не скажешь. Только тебе следовало сначала уведомить меня, с кем нам придется бороться. Это информагентство имеет немалый вес. Ну да ладно, думаю, мы с тобой справимся.

— Да, но я хотел уточнить у вас, не смогут ли они аннулировать контракт на том основании, что... ну, не знаю, интервью потеряло актуальность или еще по какой-то причине?

Адвокат покачал головой:

— Не думаю. Как ты себе это представляешь? У вас на бумаге не прописано, что ты обязуешься умереть в ближайшее время. Предмет договора состоит в том, что ты даешь эксклюзивный материал и больше с журналистами не общаешься. Тебе деньги платят за то, что ты поговоришь с кем-то из работников «Тристара». Ты это сделаешь и все — условия контракта выполнены. Правда, если мы сможем добиться пересмотра приговора, то тебе придется отказаться от интервью на всю жизнь, так прописано в этом документе. Кто хоть этот журналист?

— Николай Тарасов, — отвечаю я.

— Слышал о таком, — кивает головой Меренков. — Да, Николай явно не ожидает, что твоя жизнь может неожиданно затянуться. Ну что, ты готов на такую жертву — никогда больше не общаться с журналистами?

— Не думаю, что для меня это будет в тягость.

— Вот и хорошо. «Тристар», разумеется, на такой поворот сквозь пальцы смотреть не будет и начнет ставить палки в колеса, может даже судебный иск подать, но у тебя есть адвокат, так что я думаю, мы отобьемся. Когда ты ждешь Тарасова в гости?

Я пожимаю плечами:

— Еще не знаю. Может быть даже завтра. Как только условия договора будут выполнены, вы сможете начать работу.

— Да, — подтверждает Меренков. — А теперь самое время поговорить о твоих дальнейших шагах. Что я обещал?

— Что я тоже не буду сидеть сложа руки.

— Правильно, — кивает адвокат. — Так и будет. Кстати, а если казнь заменят пожизненным заключением, ты останешься доволен?

— Нет, вряд ли. Но есть ведь и другие варианты.

— Разумеется. Может быть, начнется новый судебный процесс и твоя жизнь кардинально изменится. Тут кроме моего искусства нужна будет еще и твоя популярность, Виктор.

— Еще во время нашей первой встречи мы с вами пришли к выводу, что популярности мне не занимать, — отвечаю я.

Адвокат отрицательно качает головой:

— Сейчас твоя слава нейтральна — кто-то тебе сочувствует, а кто-то ненавидит. Ты же все-таки не за просто так свой приговор получил. В будущем тебе нужно будет завоевать народную любовь. Присяжные тоже живые люди и у них имеются свои симпатии и антипатии. Надеюсь, ты не сомневаешься в том, что оправдать любимого человека гораздо проще.

— Замечательно. Похоже, история действительно повторяется и меня, как и проигравшего гладиатора на римской арене в былые времена, может спасти только благосклонность публики. Хорошо, ну и что мне нужно делать?

— Выйти из подполья и начать общаться с людьми. Тебе для этого не нужно даже покидать пределы камеры. Что ты там говорил по поводу социальных сетей?

— Заключенным полагается иметь страницы в соц. сетях, — послушно цитирую я слова начальника тюрьмы.

— Так и есть, я проверил. Вот этим и пользуйся. Времени свободного у тебя хватает, к тому же, смотри какое обширное поле деятельности. Разумеется, на все сети времени даже здесь не хватит, но самые популярные уже сегодня должны принять в свои ряды нового адепта. Ну и блог заведи, конечно.

Увидев, как я хмурюсь, Меренков добавляет:

— Тебе, я смотрю, эта идея не по душе. Ну что плохого в соц. сетях?

— А что в них хорошего? — отвечаю я вопросом на вопрос. — Я видел много людей, которые проводили там почти все свободное время. Они вставали утром пораньше, чтобы перед работой успеть хотя бы пару минут посидеть «ВКонтакте», приехав на работу и включив интернет, снова лезли туда же. Если работа не была связана с компьютером, то сидели на своих страницах с телефонов или планшетов. Вернувшись вечером домой, они опять погружались в интернет-пространство. Ну ладно бы, они там хоть общались. Но этого и близко нет — большая часть диалогов сводится буквально к шести фразам: «Привет», «Как дела?», «Классная фотка», «Классная аватарка», «С Новым Годом», «С Днем Рождения». Слышали шутку о том, что если бы на всей планете вдруг стабилизировалась погода, то большая часть разговоров по всему миру умолкла бы? То же самое можно сказать и здесь. Запрети эти слова и на просторах социальных сетей образуется огромная пустота на месте текстовых сообщений. Люди будут сидеть перед мониторами и с лихорадочным отчаянием пытаться сообразить, что же еще можно написать так называемым «друзьям». Потом этот вакуум будет заполнен новыми, специально выдуманными стандартными фразами.

Меренков вставляет свою реплику в мой монолог:

— Так бывает не у всех.

— Да, вы правы. Я видел немало страниц, которые было действительно интересно читать: какие-то тематические подборки, оригинальные фотографии, остроумные шутки. Некоторые люди ведут действительно насыщенную жизнь и если им нужно сообщить какую-то новость большой группе заинтересованных лиц, то проще всего это сделать с помощью соц. сети. Но таких меньшинство. Я не говорю, что социальные сети это обязательно зло. Они всего лишь инструмент, как топор — можно дом построить, а можно кому-то череп проломить. Беда в том, что дома строить мало кто спешит.

— Вот и относись к ним как к топору, тому самому, который перережет веревку вокруг твоей шеи.

— Хорошо бы, если не вместе с шеей. Ну а блог мне зачем? Я никогда не чувствовал в себе литературного призвания.

— Сразу видно, что ты не сидишь в блогах и социальных сетях, а потому имеешь о них превратное представление, — отвечает адвокат. — Во-первых, блог это не только тексты, туда можно выкладывать целую кучу разнообразной информации. А во-вторых, можешь мне поверить — значительная часть людей, которые их ведут, также не обладает литературным талантом, что их ни в коей мере не останавливает.

Он помолчал немного и продолжил.

— Но в чем-то ты прав, твой блог и страницы в сетях должны быть по-настоящему интересными. Если хотя бы один присяжный при пересмотре дела не захочет тебя осудить на смерть только потому, что регулярно читает твой блог, то и это может качнуть чашу весов в твою пользу.

— Вы не преувеличиваете магических возможностей интернет-популярности? — скептически интересуюсь я.

— Наоборот. Это ты их недооцениваешь. Так что, я думаю, тексты для интернета тебе будет писать приглашенный мной человек. Он постарается сделать из тебя по-настоящему популярного автора.

— Вот как. Значит, вы уже и писателя нашли? Или он у вас на постоянной основе работает? Подготавливает речи для подсудимых?

Адвокат кивнул:

—Работает. Это мой пресс-секретарь Дмитрий. Правда, до сих пор ему не приходилось писать тексты для чужого блога, но это талантливый литератор.

— А журналисты не пронюхают?

— Я не первый день работаю и помощникам своим вполне доверяю, так что переживать не о чем. Вероятность утечки информации минимальна. Ты, надо полагать, согласен?

— А что мне еще остается? Только довериться своему адвокату.

Адвокат встает из кресла со словами:

— Вот и отлично. Регистрируйся в социальных сетях и жди журналиста, а потом сразу же звони мне и я начну работать.

Делать нечего — я сел за компьютер. Меренков оказался прав на сто процентов — фронт работы был очень широк. На все мне бы времени не хватило, но даже самые популярные социальные сети заняли меня до позднего вечера. Регистрация почти везде оказалась достаточно быстрой, но количество сетей, которые мне пришлось охватить вниманием, было немаленьким. Оставалось только надеяться на обещанную от адвоката помощь в поддержании всех этих страниц. Надеюсь, найденный им писатель поможет не только с текстами, но и с другими интересными составляющими для заполнения моего виртуального пространства.

Долго ждать звонка журналиста мне и вправду не пришлось. На следующее утро мой банковский счет пополнился на обещанную сумму и почти сразу же позвонил Тарасов.

— Добрый день, Виктор. Теперь вы богатый человек, так что сейчас самое время выполнить вашу часть обязательств.

— Да, я готов. Когда мы встретимся?

Как я и предполагал, Тарасов решил не откладывать дело в долгий ящик.

— Ждите нас в гости сегодня же часам к четырем.

До назначенного срока было еще далеко, так что я успел не только сходить на прогулку и пообедать, но и получить целую кучу сообщений в соц. сетях. Пока я на них отвечал, прошло довольно много времени и незаметно наступило четыре часа пополудни.

Как оказалось, в гости ко мне собралась целая компания из трех человек. Тарасов привел с собой еще фотографа и видеооператора.

— Я и не думал, что ко мне придет целая съемочная группа.

Тарасов улыбается:

— Так бывает не всегда. Часто я хожу на интервью только с одним диктофоном, но этот случай особенный, так что начальство дало указание на максимальную... — журналист замолкает, подыскивая подходящее слово.

— На максимальную отработку потраченных средств, — подсказываю я.

— Да, можно и так сформулировать, — соглашается он. — Виктор, вы когда-нибудь раньше давали интервью?

— Ну, если не считать моих выступлений во время судебного процесса, то можно сказать — нет. Честно говоря, я думал, что сейчас, во времена развитых информационных технологий, интервью, как таковое, потеряет актуальность.

Журналист кивает:

— Да, вы правы — блоги, «Твиттер» и социальные сети серьезно пошатнули монополию СМИ на высказывания знаменитых людей, но большая часть аудитории у нас осталась. На самом деле построить увлекательный диалог не так просто. В том же «Твиттере» люди зачастую пишут самые будничные вещи, которые никому особо не интересны, поэтому моя работа еще не скоро потеряет актуальность. К тому же, мы проведем еще фото— и видеосъемку, так что можете не сомневаться — этот материал станет хитом.

— Я тоже зарегистрировался в социальных сетях, тебя это не смущает?

Мой собеседник качает головой:

— Нет, еще раз повторю — они нам пока не конкуренты. Ну что, похоже, мои ассистенты уже готовы и мы можем начинать.

…

После ухода журналистов я сижу на диване, смотрю в окно и думаю о том, что начинаю понимать, почему многие знаменитости не любят давать интервью. Тарасов свою работу определенно знал — он умел задавать наиболее острые и провокационные вопросы и делал это так, что туманными ответами было не отгородиться. Перед уходом он попрощался и сказал:

— Всего доброго, Виктор. Мне было приятно с вами работать.

Я не мог ответить ему тем же, но утешился осознанием того факта что теперь у меня появился шанс избежать казни и тем самым еще и насолить компании Тристар. Я подал ему руку и ответил:

— Удачи, Николай. Ваша корпорация еще не раз обо мне вспомнит.

Он согласно кивнул, явно вкладывая в мои слова не тот смысл, что я сам, после чего ушел.

На следующий день я с самого утра звоню адвокату.

— Здравствуйте, Ярослав Витальевич. Ну что, можно начинать работу.

— Вот и хорошо, у меня уже все готово. Главное, чтобы ты не забывал о своих обязанностях. Как твоя социальная сфера?

— Все как вы и советовали. Я зарегистрировался на многих сайтах, уже даже веду кое-какую переписку. Пока что не так и много людей проявляют ко мне интерес.

— Имей терпение. Ты же создал страницы только вчера. Большая часть пользователей еще просто не узнала о том, что ты появился в соц. сетях. Могу на собственном опыте сказать, что скоро ты не будешь успевать отвечать на сообщения. Я завтра тебя навещу, сообщишь мне свои пароли, я передам их своему помощнику.

На этом мы и попрощались. Это время прошло без особых происшествий, если не считать того, что свободного времени у меня стало заметно меньше. Я, конечно, не отказывал себе в прогулках и еде, но всему остальному пришлось уделить меньше внимания, даже тренировку не удалось провести в полном объеме. В социальных сетях ко мне стало стучаться все больше людей — как известных мне, так и совершенно случайных. На удивление быстро меня нашли даже несколько настолько старых знакомых, что я с трудом уже помнил, как они выглядят. Впрочем, чему удивляться, если последний раз с некоторыми я виделся еще учась в старших классах школы. На общение с этой кучей людей нужно было выделять время, что я и делал, помня указания своего адвоката. Собственно говоря, когда он меня навестил, я как раз и сидел в «Контакте». Мы поздоровались и я опять обернулся к компьютеру.

— Одну минуту, Ярослав Витальевич, сейчас я тут пару предложений допишу...

Он садится в кресло и терпеливо ждет. Через пять минут Меренков все же решает напомнить о себе:

— Ты там что, поэму пишешь?

Я, собрав волю в кулак, выключаю компьютер.

Адвокат понимающе усмехается и спрашивает:

— Что, затягивает?

— Да, в определенной мере. Сложно вырваться — слишком много у меня страниц. Пока пересмотрел все до последней, уже нужно проверять сообщения на первых. Следую вашим советам и потому стараюсь никого не игнорировать.

— Старайся, это твоя часть работы. Ну а в целом, как впечатления? Не жалеешь, что так долго пренебрегал социальными сетями?

— Странные ощущения. Ко мне обращаются совершенно посторонние люди и просят добавить их в друзья, с такой же легкостью добавляют меня в свой список друзей, зачастую даже не спрашивая моего согласия. Простой пример — до заключения в одном подъезде со мной жил парень. Так вот мы с ним никогда даже не здоровались, просто встречались иногда возле дома, а сегодня утром он мне отправил сообщение. Предлагает дружить, зовет общаться на какой-то форум. Что ему мешало со мной познакомиться еще пару лет назад? Может дело в том, что я стал знаменитостью.

Адвокат соглашается:

— Да, может его привлекла твоя слава, но может и нет. Я в соц. сетях уже давно и часто сталкиваюсь с подобными ситуациями — соприкасаешься со случайным человеком, например по работе. Все ваше общение сводиться к словам «Привет» — «Пока», а в «Контакте» он вдруг лезет к тебе в друзья, где, правда, ограничивается зачастую теми же фразами. Зачем добавлялся — непонятно.

— Да, знакомая ситуация. Я часто слышал о таких людях, а теперь вот пополнил зал трофеев многих из них — у некоторых в списке по три-четыре тысячи друзей. Ладно, не будем о грустном, вот записка с моими логинами и паролями.

Меренков забирает поданный мной лист бумаги, прячет в карман и говорит:

— Завтра я направлю в суд документы на пересмотр твоего приговора, так что жди всплеска ажиотажа вокруг своей персоны.

— Я с куда большим нетерпением буду ждать звонка Тарасова.

Адвокат расплывается в довольной улыбке:

— Да, тут ты конечно постарался. Вот бы увидеть его лицо, когда он узнает, что такая сенсация может растаять буквально на глазах. Хорошо, я тебя покидаю. Пока что ничего не предпринимай, в соц. сетях эту новость не комментируй — этим займется мой пресс-секретарь. Лучше пока на свои страницы не лезь, не мешай ему работать — вечером зайдешь и почитаешь, что он там насочинял. И вообще помни о том, что твоя задача это расположить к себе людей, так что ни с кем не ссорься.

— Кроме Тарасова, — вставляю я.

— Да, с ним у тебя вряд ли получится дружеский разговор. До встречи, Виктор.

Адвокат уходит, а я снова сажусь за компьютер с мыслями о том, что он прав — социальные сети действительно затягивают, не зря их называют сетями. Если бы не было необходимости в таком общении, то я просто удалил бы свои страницы сл спокойной душей. А так регулярно возникало навязчивое желание зайти и посмотреть, какие новости появились за время моего отсутствия, кто что написал или как прокомментировал. В этот раз я не слишком долго просидел перед монитором, предпочтя интернету книгу.

На следующее утро я не то чтобы проснулся знаменитым. Ведь я и так был широко известным человеком, но действительно, имя мое замелькало в новостных лентах заметно чаще. Информация о том, что мой приговор может быть пересмотрен, наверняка всколыхнула и соц. сети, но туда я пока не заходил, следуя указаниям адвоката. Обед и прогулка прошли в обычном темпе, хотя пришлось по десять раз рассказывать охранникам, Сереге, Стасу, а затем и опоздавшему на встречу Антону о своих планах на спасение. Прошло уже полдня, но мне пока так и не позвонил Тарасов. Оставалось лишь догадываться почему. То ли он впал в ступор от новостей, то ли его начальство прибило. Только оказавшись снова в камере, я получил первый звонок, но это был не Тарасов, а мой адвокат.

— Привет, Виктор, ну что, как настроение?

— Здравствуйте, Ярослав Витальевич. Хорошо, что ваш секретарь принял на себя огонь из социальных сетей, я и так уже устал местным рассказывать о том, как я придумал подавать апелляцию и что собираюсь делать дальше.

— Это не совсем апелляция, ну да неважно, полагаю, юридические тонкости для тебя не слишком важны. Насчет своих социальных профилей — можешь сейчас зайти и почитать комментарии моего помощника, только сам пока ничего не пиши, оставь это дело ему.

— Ладно, сейчас так и сделаю и потом перезвоню вам.

На этом мы и закончили разговор. Я сел за компьютер и на добрый час потерялся на просторах интернета, читая новости, а также переписку на своих страницах. Пресс-секретарь моего защитника оказался настоящим мастером своего дела. Он написал короткие заявления о пересмотре дела и разместил их во всех социальных сетях, где я успел зарегистрироваться. Причем эти тексты на каждой странице были немного разными, интересными и информативными. Ему задавали много вопросов, на которые он всегда отвечал остроумно и по существу. Реагируя на оскорбления, а их было немало, Дима не конфликтовал, а старался заинтересовать написавшего каким-то нестандартным ответом. Так ссора перерастала в диалог. Работы ему действительно хватало, я бы на его месте не справился.

Прочитав всю переписку, я набрал адвоката. Он сразу взял трубку:

— Ну что, как впечатления?

— Снимаю шляпу, ваш помощник настоящий виртуоз. Долго он работал?

— Несколько часов. У него сейчас перерыв, который позволил тебе увидеть результаты его трудов.

— Теперь он может в свое удовольствие посидеть на своей странице «ВКонтакте». Кстати, а не заметит ли сходство наших литературных стилей какой-нибудь слишком внимательный журналист?

— Мой пресс-секретарь равнодушен к социальным сетям. Как видишь, ты не одинок в этом вопросе. Ну а в том, что за тебя тексты пишет другой человек, обвинения и так посыплются, даже если бы ты на самом деле самостоятельно вел записи. Тарасов не звонил?

— Нет. Как раз это интригует меня больше всего. Вы не слышали что-нибудь о нем?

— А каких новостей ты ждешь? — осведомился адвокат. — Бегущую строку во всех выпусках: «Известный журналист попал в больницу с инфарктом»? Думаю, он еще объявится.

На этом мы распрощались, а примерно через час произошло то, чего я так долго ждал — мне позвонил Тарасов. Ради такого разговора я даже отложил гантели, принял вызов и … даже не успел ничего сказать.

— Виктор, да что ты творишь?! Ты соображаешь своей головой?! Какого черта ты требуешь пересмотра дела?! Мы же с тобой договорились...

Тарасов запнулся — от возмущения моим бессовестным поведением у него перехватило дыхание. Странно, казалось бы, уже давно должен был успокоиться, переварить информацию и не орать так в телефон. Пользуясь кратким затишьем, я решил хотя бы поздороваться:

— Здравствуй, Коля. Наконец-то ты решился перейти на «ты». И то сказать, давно пора.

Это стало катализатором для нового всплеска эмоций.

— Ты! Ты! — завизжал Николай. — Чем ты думал?! Я сегодня в кое-то веки взял выходной и вдруг мне звонит шеф и начинает на меня орать, что я не проконтролировал ситуацию и теперь все полетит псу под хвост! А все из-за тебя!

Я положил телефон на стол — такого крика могли не выдержать барабанные перепонки, да и нервы тоже. Еще около минуты из динамика доносились крики, к которым я не особо прислушивался, после чего поток недовольства как будто иссяк и я снова поднес мобильный к уху.

— Алло, ты слышишь меня? Слышишь, спрашиваю?!

— Конечно, Коля, ты такой красноречивый.

Журналист опять не дал мне произнести больше одной фразы.

— Из-за твоей тупоголовой выходки у меня могут быть проблемы. Чем ты думал?

— Какие еще проблемы, Коля? Мы с тобой так мило пообщались в прошлый раз, а теперь ты так нелюбезно на меня кричишь. Ты, как я посмотрю, такой отважный по телефону. Я выполнил свою часть обязательств, вы свою, так что все в порядке, разве нет?

— А мой материал, мое интервью? Это была бы сенсация, хит, может даже «Алмазная премия», а кому оно будет интересно, если тебя не казнят?

Меня начинает разбирать смех. Чем больше Тарасов злится, тем смешнее мне становится.

— Да ладно тебе, Коля, не причитай, тошно слушать. Можно подумать, жизнь на этом закончилась. Ты же молодой, впереди наверняка еще не один хит, не одна сенсация, а чем черт не шутит — может даже не одна «Алмазная премия». Что это, кстати, такое?

— Ты из себя дурачка не строй. Это знаменитая премия, которую журналист может получить только за экстраординарный материал.

— И часто людей награждают?

— Ее вручают раз в год...

— Ух ты, как интересно, расскажи подробнее.

Я воспользовался приемом, подсмотренным у пресс-секретаря моего адвоката — пытался превратить ссору в диалог. Но мне искусства избегать конфликта не хватило — журналист хорошо помнил, что позвонил мне не для того, чтобы проводить ликбез.

— И у меня такой материал уже был в руках. Ты меня обманул, ты нарушил слово. Меня теперь начальник убить готов за те деньги, которые наша корпорация тебе выложила.

— Стоп, притормози. Деньги я получил за интервью, фото— и видеосъемку, свою часть договора выполнил и, соответственно, получил гонорар. Больше мы ни о чем не договаривались. Если мой приговор отменят и твое интервью из-за этого провалится, то можешь поверить, лично я буду просто безутешен. Ну а если начальство тебя убьет — так это же будет просто сенсация, разве не к этому ты стремишься? «Редактор выбросил в окно известного журналиста». Хорошо звучит, согласен?

— Не будет никакого пересмотра дела и отмены приговора тоже не будет, — тихо и злобно проговорил Тарасов. — Ты еще не знаешь с кем связался. Наше информагентство создаст тебе такую антирекламу, что твоим именем можно будет детей пугать. Можешь даже не мечтать о спасении. Мы за тебя возьмемся и ты сам будешь не рад жизни. О тебе не останется доброй памяти ни у одного человека в мире.

Я понял, что нового уже ничего не услышу и завершил разговор. Тарасов не стал перезванивать, да и зачем? Все было понятно — «Тристар» откопал топор войны и будет охотиться за моим скальпом. Похоже, что этот удар для журналиста оказался куда болезненнее, чем разбитый при первой встрече нос. Нужно было сообщить обо всем адвокату и я снова потянулся за телефоном.

Меренков не особо удивился новостям.

— Ну что же, этого следовало ожидать. Готовься, впереди волна, я бы даже сказал цунами, самого отборного компромата, который только можно выдумать.

Он немного помолчал и продолжил:

— Откровенно говоря, бороться с целым информагентством будет непросто, но нам с тобой отступать некуда. Я пущу в ход свои связи в СМИ, Дима поработает в социальных сетях и в блоге, ну а ты запасись терпением и ни с кем не ссорься — постараемся создать тебе хороший имидж. Кстати, я его приведу к тебе в гости на днях, пускай посмотрит на все своими глазами.

— Буду рад, хотелось бы увидеть человека, который с таким упорством пытается меня спасти.

Адвокат засмеялся:

— Ну, я его не ради этого приведу, хотя ты прав — познакомиться с ним стоит, он парень действительно интересный. Ему нужно окунуться в местную атмосферу, чтобы потом было о чем писать в блоге — он планирует целую серию заметок о жизни в тюрьме. В его изложении это наверняка будет очень занимательно.

Ближайшие дня три ничего особо интересного не происходило — окружающие уже знали о том, что я надеюсь избежать приговора, по десять раз получили ответы на одни и те же вопросы и постепенно успокоились. В соц. сетях я почти не общался, только с интересом читал переписку Димы и ждал новостей от адвоката. Компания «Тристар» лично меня не беспокоила, зато по всем каналам связи не упускала случая облить мое имя грязью. Они с поразительным упорством раскапывали какие-то такие аспекты моей жизни, о которых я и сам давно забыл, потом преподносили их в искаженном свете, добавляли парочку двусмысленных комментариев и все — компромат готов.

Мой адвокат сдержал обещание — в самом скором времени он пришел ко мне в компании молодого парня, худощавого, светловолосого и с легкой щетиной.

— Знакомься, Виктор. Это и есть мой пресс-секретарь Дима.

Мы обменялись рукопожатиями, расселись кто где, после чего Дима достал из кармана диктофон и положил его на стол. Время от времени он потирал рукой подбородок. Заметив мой взгляд, он улыбнулся и объяснил:

— Пора побриться, да все руки не доходят.

Меренков проворчал:

— Не прибедняйся, можно подумать ты сутками из-за компьютера не встаешь.

Откровенно говоря, я был склонен думать, что так оно и есть, учитывая тот факт, что переписка на моих страницах велась зачастую и ночью. Меня особенно заинтересовала принесенная аппаратура.

— Дима, а диктофон зачем? Интервью брать будешь?

— Да, можно и так сказать, — ответил он. — Хочу, чтобы ты мне рассказал о себе, я позже из этого рассказ сделаю. Ну а запись потом поможет оживить воспоминания, если я что-то сейчас пропущу.

— Ладно, но я даже не знаю, многое ли можно рассказывать о местной жизни, это же режимное заведение, как бы мне интернет не отрезали за то, что выкладываю в сеть такие сведения.

— Не бойся, я потом отредактирую и сумею различить, что можно на весь мир сообщать, а что нельзя, — успокоил меня адвокат. — Никакие тайны в публикацию не просочатся.

И я начал говорить. Сначала немного о себе: о жизни до заключения, во время судебного процесса, затем о пребывании в камере. О том, как оказавшись за решеткой, старался не деградировать, развиваться дальше. Как углубился в изучение языков и истории, добился права на личное спортивное оборудование.

— Для тебя так важно продолжать жить полноценной жизнью? — уточнил Дима.

— Да. Мне кажется, что если я сейчас махну на себя рукой, то начиная с этого момента стану медленно умирать. Если же погибнет моя личность, то стоит ли вовсе прилагать усилия для спасения тела? Поэтому я наоборот стараюсь как можно больше всего успеть. Меня толкает вперед не только жажда знаний, но и чувство того, что в таком темпе жизнь действительно продолжается. Ну, ты сам понимаешь...

— Понимаю, — кивнул Дима. — Хочется чувствовать пульс жизни.

Потом он попросил рассказать о местных жителях, всех тех, кто делил со мной эту территорию. Я поведал ему о начальнике тюрьмы и охранниках, о моих друзьях Стасе, Сереге и Антоне, потом вспомнил некоторых других зэков. Странно, многое из того что Тарасов вытягивал из меня буквально клещами, Диме я рассказывал совершенно свободно. Он слушал, кивал, иногда что-то переспрашивал, время от времени сам отвечал на поставленные мной вопросы. Мы общались довольно долго. Адвокат в разговор не вмешивался, но, похоже, и не скучал. Он тоже внимательно слушал мою историю.

Когда я закончил свой рассказ, Дима потянулся к диктофону и выключил его.

— Как ты свою серию заметок назовешь? Исповедь заключенного? — спросил я.

— Не думал еще об этом, — ответил мой собеседник. — А все ли из того что ты рассказал можно смело выложить в интернете?

— Пожалуйста, — кивнул я. — Никаких своих сокровенных тайн я тебе вроде не сообщил. У меня к тебе еще вопрос. Трудно столько времени проводить в социальных сетях?

Дима задумался, потом кивнул и сказал:

— По-своему — нелегко. Для меня это не так обременительно, потому что каждый день я захожу на твои страницы. Там меня ожидает новый вызов — какая-нибудь претензия, которую нужно превратить не в ссору, а в разговор или какая-то новость, которую нужно оригинально прокомментировать. Ну, или просто написать что-то такое, что привлечет внимание читателей. То есть моя работа — это напряженная умственная деятельность, умение быстро реагировать на любые смены настроения окружающих и приковывать к себе интерес. У меня трудная, но увлекательная задача — сделать твои страницы сверхпопулярными. А сидеть в социальных сетях или на форумах от нечего делать — перечитывать по сто раз одни и те же цитаты, обмениваться страшными оскорблениями по малейшему поводу, а то и вовсе без повода, выкладывать давно всеми виденные картинки... — Дима пожал плечами. — Я в этом ни смысла, ни интереса не вижу. У меня даже страниц своих ни в одной сети нет.

— И не появятся? — интересуюсь я.

— Думаю, что нет. Мне хватает того, что на сайте нашей компании часто приходится вести обширную переписку.

На этом мы и распрощались. Меренков обещал зайти через пару дней, а до визита держать меня в курсе событий в телефонном режиме. Я, в свою очередь, пригласил Диму еще приходить, если получится — мне было интересно с ним поговорить.

За это время ничего нового не произошло. Адвокат исправно звонил каждый день, а на третий вечер пришел в гости, но ничего нового не сообщил. По его собственным словам процесс пересмотра приговора мог затянуться надолго, так что мне оставалось только запастись терпением. Мы договорились созваниваться каждый день, и жизнь потекла своим чередом. Социальные сети вовсе не оказались для меня тяжким бременем — пресс-секретарь меня оттуда почти вытеснил, мне зачастую оставалось только читать его переписку. Зато я оказался буквально привязан к интернет-устройствам, ведь мне присылали сообщения не только новые, но и старые друзья. Поэтому когда они писали что-то такое, что было понятно только мне, Дима не рисковал отвечать отсебятиной и связывался со мной, а уже мне приходилось срочно его заменять.

От нечего делать я развлекался, наблюдая за разными странными людьми, которые добавлялись ко мне в друзья. Например, первый из добавленных в список «друзей» ограничивал все наше общение только одной фразой «Доброе утро», зато писал это с поразительной скрупулезностью каждый день. Но это было хоть какое-то проявление внимания. А хватало и таких, которые вообще никогда не писали. Многие рассматривали социальную сеть как поле для торговли. Профили таких людей напоминали арт-галерею, с той лишь разницей, что вместо картин там размещались десятки разнообразных рекламных баннеров на любую тематику. Для владельцев подобных страниц все общение зачастую сводилось к рассказу о том, какой товар или услугу можно получить с их помощью.

Дима выполнял свою работу, адвокат — свою, а я оказался в роли стороннего наблюдателя, который просто смотрел, как противники перетягивают канат. «Тристар» не спешил признавать свое поражение и по мере сил продолжал меня компрометировать, к чему я, признаться, начал привыкать. Хотя частенько в СМИ стали мелькать сюжеты, которые освещали меня с лучшей стороны. Оставалось только гадать, кому я обязан такой рекламой — то ли связям Меренкова, то ли конкурентам того же «Тристара», радовавшимся их неудаче. И в целом нужно было признать — меры, придуманные адвокатом для моей популяризации, оказались эффективными. В интернете я становился каким-то модным трендом, список друзей в соц. сетях постепенно рос. Меня теперь чаще называли не «известный преступник», а «известный блоггер» и это был весомый статус в интернет-пространстве.

«Тристар» даже пытался со мной судиться, чтобы отнять гонорар за интервью, но тут Меренков разбил их в пух и прах. Денег они не получили, процесс проиграли, в блоге были иронично и остроумно высмеяны Димой, что, конечно же, не добавило им дружелюбия.

Времени свободного хватало, и я решил заняться изучением общественного мнения в вопросах амнистии. Особенно меня интересовало отношение людей к моей персоне. Я бродил по форумам, читал комментарии и видел, что чаши весов находятся в равновесии. Далеко не все безоговорочно верили тому компромату, который стряпал «Тристар», но поверивших хватало. Приходилось констатировать, что с такой корпорацией ссориться не следовало. К сожалению, в свое время я не нашел другого способа раздобыть деньги на адвоката, а теперь пытаться мириться с ними было уже поздно.

5. Шоу

Со времени объявления мне войны Тарасовым прошло уже около четырех недель, когда на внутреннем форуме прошел первый слух о реалити-шоу. Толком никто ничего не знал. Точно известно было только то, что в нашей тюрьме будут проходить съемки, но кто и когда станет участвовать, а также цель программы оставались тайной. Мне не удалось даже найти первоисточник этой информации. Ну а заключенных эта новость заразила как чума. Строили самые разные догадки и предположения, многое выдумывали, наверное, и сами. Даже мои повернутые на спорте друзья не смогли избежать ее обсуждения. Меня эта тема только смешила. Более глупого шоу, чем тюремное, я не мог даже представить. Все же Антон и от меня потребовал озвучить свое мнение.

— Ну чего ты молчишь, Витек? Вот, глядишь, скоро звездами станем. Тебе что, совсем не интересно?

Вместо меня ответил Стас:

— Ты не забывай, он и без того знаменитость, так что может сохранять к этой новости полнейшее равнодушие.

— К тому же я все равно в нем участвовать не смогу, — добавил я.

— Может вообще никакого шоу не будет, — решил внести свою лепту Серега.

К нам подошел охранник.

— Иванчук, к тебе гости.

Если честно, я мог и упереться, время прогулки еще не закончилось, но я был заинтригован. Кто же решил меня навестить? Это не адвокат — мы не договаривались о встрече, и уж наверняка не Тарасов. Кому же удалось добиться права на свидание? Разумеется, когда стартует это чертово шоу, пропускная система станет проще. Глядишь, мне и с родными разрешат увидеться, но пока? В камере меня уже ждал человек.

— Ну что, давай знакомиться, Виктор. Меня зовут Владимир Гольцев, я сотрудник информагентства СТЛ.

— Будем знакомы, думаю мне представляться не нужно. У меня свободного времени хватает, в отличие от тебя, поэтому давай к делу. Какова цель визита?

— Ответить не трудно. Нам нужно твое участие в реалити-шоу.

Я внезапно понял, что Тарасов оказал мне огромную услугу. Да, воистину ценность некоторых вещей узнаешь только со временем. Я широко и искренне улыбнулся и сказал:

— Извини, должен тебя разочаровать. Я связан контрактом с компанией «Тристар». Я дал им интервью и по условиям нашего договора больше не могу давать интервью никому, а для участия в вашем шоу общение с журналистами наверняка немаловажная вещь.

Еще один стервятник на мою голову. Что-то рано они стали кружится, впрочем, падальщики всегда хорошо слышат запах смерти. Надеюсь, что я от нее все-таки еще далек. Тарасов планировал меня использовать, но на самом деле это я от него получил то, что хотел. Ничего больше мне как будто не нужно, так что следует отказать этому визитеру. Стервятник вернул мне мою улыбку, правда в более искаженной и язвительной форме.

— Именно об этом я и хотел поговорить. Ты завел блог, сидишь в «Контакте» и на «Фейсбуке», общаешься в «Твиттере», хотя раньше этим не страдал. В чем же дело? Решил напоследок наверстать упущенное многолетнее кибер-молчание? Можешь не отвечать. Я работаю над формированием общественного мнения много лет. Пытаешься создать себе блестящий имидж? Валяй, люди падки на все блестящее. «Тристар» из кожи лезет вон, пытаясь представить тебя в черном цвете. Еще бы — у них в руках клад, который ни черта не будет стоить, если ты останешься жив. Тебя взял под крыло Меренков, и теперь ты как слепой щенок следуешь всем его советам. Думаешь, он в состоянии сделать из тебя любимца публики, когда против вас такой враг?

Я лишь фыркнул и пожал плечами. Гольцев же продолжил:

— Вижу — тебе не нравятся мои слова. Хочешь на меня броситься, как когда-то на Тарасова? Он об этом никому не говорил, ты тоже не хвастался, но я знаю. Как видишь, мне доступно многое. Можешь сделать соответствующие выводы. Это интервью с последним осужденным было настоящей находкой для «Тристар». Они дали обширную рекламу, их рейтинг резко подскочил и даже теперь, когда неизвестно, чем все закончится, они пожинают плоды этой шумихи. Когда мы узнали про интервью, наш директор собрал всех лучших работников и дал задание — нанести ответный удар, выдумать свой проект, который затмит конкурента. В итоге победила моя идея — реалити-шоу в тюрьме, в твоей тюрьме.

Я слушал молча. Не станет же он принуждать меня к сотрудничеству под пытками! Увидев, что я не спешу ему отвечать, он продолжил свою речь.

— Так вот, победитель нашего шоу получит досрочное освобождение, которое тебе, разумеется, не светит, но участвовать в проекте ты будешь. Именно ты тот магнит, к которому прикованы взгляды. Такой проект был бы удачен в любой другой тюрьме, но в этой он должен стать сногсшибательным, а ты для этого постараешься. Конечно, ты не будешь участвовать наравне с другими, но сможешь давать интервью, высказывать свои соображения и прогнозы на победу. Короче, твоя задача — мелькать в кадре и подогревать интерес.

— Твое шоу у меня кроме смеха ничего не вызывает. Не буду я в нем участвовать, болтаться на съемках и трепать языком, ясно? К тому же у меня контракт, по которому я не даю интервью.

— Будешь, — уверенно ответил мой гость. — Ты слишком хорошая приманка, чтобы от тебя отказываться. Лучше со мной не ссориться.

— Видал я таких умников, — проворчал я. — Тарасов то же самое пел, а теперь с сожалением вспоминает те благословенные времена, когда еще не был со мной знаком.

Гольцев иронично посмотрел на меня и сказал:

— А ты о себе высокого мнения, как я посмотрю.

— А ты о себе тоже.

— Да, — невозмутимо кивнул он. — Поверь, у меня есть для этого причины.

Да, ради такого визитера прогулку не стоило прерывать. Гольцев же пускается в подробные разъяснения своего плана. Фразы звучат коротко и безапелляционно, как приказы:

— Контракт аннулируешь. «Тристар», разумеется, подаст на тебя в суд, потребует назад деньги, а ты их, конечно, давно отдал Меренкову. Неустойку мы заплатим. Все — ты свободен, контракта нет, обязательств нет, сможешь готовиться к своей звездной роли. Такой себе философ, созерцающий свысока бешеную гонку желающих вырваться, прославиться или чего они еще там желают.

Гольцев пренебрежительно взмахнул рукой, демонстрируя полное равнодушие к устремлениям будущих участников.

— Тарасов сейчас пытается тебя очернить и у него неплохо получается, но поверь — это ничто по сравнению с тем, как ты будешь выглядеть, если два самых больших информагентства возьмутся за тебя вместе. Твой шанс на спасение — это благосклонность общественного мнения. Посмотри на меня — я создаю это мнение, я говорю людям за кого голосовать, во что верить, к чьим советам прислушиваться, что одевать, что жрать и что пить. И я смогу при желании нарисовать тебя в глазах людей человеком хорошим. Пусть оступившимся, но достойным оправдания. «Тристар», как якорь, будет тянуть тебя на дно, а мы поможем выплыть. Что скажешь?

Мне уже начинает надоедать этот человек, но в то же время я понимаю, что он во многом прав. Если его агентство также начнет промывать мозги телезрителям и интернет-пользователям, то, скорее всего, оправдания мне не видать. В судебной системе тоже ведь работают люди. Даже если они равнодушны к общественному мнению, то на них вполне могут надавить. Для меня, конечно, лучше, если давить на них будут только с одной стороны, а не «Тристар» и СТЛ вместе. Я все-таки решился показать зубы, а то этот журналист как-то уж слишком увлекся самолюбованием, описывая свое безграничное могущество.

— Ты не переоцениваешь свои силы? Можно подумать, без твоей подсказки никто и шагу ступить не может.

— Разумеется, может. Шагает-то каждый обыватель самостоятельно, но именно я, также как мои коллеги и конкуренты, направляю эти шаги. Возможности нашей корпорации велики. Мы сделаем все, чтобы наша будущая звезда не сгорела на электрическом стуле. Тебя когда-нибудь било током? Ты соображаешь, что представляет собой подобная казнь? Я ни разу не наблюдал за таким процессом, но от коллег по цеху наслушался. Хочешь, я тебе расскажу? То, что я могу поведать, ты не найдешь в энциклопедиях. Говорят, что человек не испытывает боли, но кто знает наверняка? Те, кто знают, уже не смогут рассказать, — закончил он с едкой улыбкой.

Пополнять ряды обладающих этим знанием мне не хотелось. Но и стать разменной монетой для двух мощных корпораций я тоже не желал, о чем и поведал собеседнику.

— А ты ей и не будешь, — сказал Гольцев. — Рассматривай себя, как человека огромной важности, так сказать VIP-персону, за чье внимание схлестнулись такие титаны. Гордись собой! Я понимаю, ты не рад своей славе, но если отказаться от нее не можешь, то научись извлекать из нее пользу. Преврати врага в союзника. Честно говоря, Тарасова ты ловко нагрел. Ему, кстати, грозит увольнение и это еще самая маленькая неприятность из длинного списка проблем, если тебя не казнят. Я долго смеялся, когда узнал, что ты хочешь подать апелляцию на свой приговор. Ну что, уничтожим Тарасова? Это будет справедливо, он же мечтает сжить со свету тебя. Итак, мы создаем тебе блестящий образ и делаем из тебя звезду реалити-шоу, а ты продвигаешь наш проект. Можешь посоветоваться с адвокатом, он ведь тоже заинтересован в твоей судьбе, ну а мне пора. До свидания. Да, о нашем разговоре Меренкову расскажи лучше при встрече, а не по телефону.

— Ты мне лучше скажи, по какому это праву ваша контора собирается предлагать досрочное освобождение кому бы то ни было. Что за новый законопроект?

— Все очень просто — амнистия, — ввел меня в курс дела Гольцев. — Мы же не собираемся выпускать на волю закоренелых убийц или насильников. А вот под правомерность амнистии попадают очень многие из тех, кто будет участвовать в нашем шоу, так что здесь все без обмана. Добиться преждевременного освобождения для одного из воров или, допустим, мошенников нам вполне по силам. Это не вызовет возмущения у широкой общественности. Ладно, мне пора, до скорой встречи.

На следующий день я озвучил адвокату предложение СТЛ и оно его заинтересовало.

— Знаешь, а ведь это хорошая идея. Их корпорация тоже обладает большим весом, они смогут раскрасить твой портрет самыми привлекательными красками.

— Ну, меня смущает сумма, за которую они готовы выкупить меня у «Тристара». Деньги ошеломительно большие и я не понимаю их готовности такой капитал за меня заплатить. Все это похоже на какую-то аферу, в которой роль обманутой жертвы, похоже, уготована мне.

Меренков махнул рукой, прерываю мою тираду:

— Виктор, я тебя умоляю. Это только для тебя гонорар за интервью кажется астрономическим, а боссы СТЛ на одном голосовании от заключенных и их родственников надеются заработать раза в три больше. Так что как раз с этой стороны опасаться нечего. Поверь, в этой компании работают люди, которые отлично умеют считать деньги, иначе они бы давно разорились. Бизнес-план составлен, все риски сведены до минимума, прибыль рассчитана и уже поделена. А тебе остается только присоединиться к этой команде.

— Значит, вы советуете соглашаться?

— А что же еще остается делать? Гольцев прав, если ты откажешься от их предложения, то они постараются тебя совсем утопить. Однако во всем нужно искать свои плюсы — например блог и социальные сети ты сможешь закрыть. Они наверняка захотят иметь эксклюзивные права на слова и мысли своих подопечных, поэтому высказываться вы будете только на видеозаписях передачи. Ну, возможно, еще на их сайте.

— Но ведь они не могут запретить нам общаться в социальных сетях? Это же незаконно — ограничение свободы слова и все такое.

— А они и не будут этого делать. Вы сами откажетесь. Подпишете контракты, в которых будет указано, что на время участия в этой программе вы прекращаете всю внешнюю социальную активность.

— Ну и черт с ними, с социальными сетями. Я не особо расстроен. Что теперь? Звонить Гольцеву, говорить, что я согласен?

— Не спеши. Ты не совсем пешка, глядишь, еще и в ферзя превратишься. Ты не думал, что будет, если мы с тобой выиграем процесс? Что дальше? Получишь пожизненное или длительное заключение. А может в результате пересмотра тебя и вовсе оправдают?

— Я так далеко не заглядывал. Отмена казни для меня казалась недостижимой как горизонт. Вот когда я его, вопреки законам физики, все-же достигну, тогда и буду смотреть, что там дальше, а пока у меня нет сил загадывать.

Меренков задумчиво посмотрел на меня.

— Ты так спешил добиться пересмотра дела, что совсем не пробовал заглянуть в будущее. Наверняка, мне ты отдал всю сумму, полученную за интервью, и даже не подумал, на что ты будешь жить, если тебя вдруг выпустят отсюда. Ты давно не работал, к тому же имеешь судимость. Не так уж легко будет куда-нибудь устроиться.

— Я вообще об этом не думал.

— Оно и видно, — неодобрительно бросил адвокат. — Мой тебе совет — поторгуйся с СТЛ, они смогут заплатить больше, чем просто неустойку «Тристару». Деньги никогда не бывают лишними и тебе еще обязательно пригодятся.

Я все свои силы отдал на борьбу за выживание и не мог найти в себе мотивации бороться за гонорар. Меренков, наверное, увидел мою опустошенность и кивнул головой.

— Понимаю, силы на исходе, но для этого ты меня и пригласил. Если ты не против, то я возьму на себя переговоры о контракте с СТЛ, в том числе и финансовую сторону вопроса.

Я молча кивнул. В глазах адвоката загорелся огонек предвкушения.

— Я о Гольцеве наслышан — он умеет добиваться своего, используя для этого абсолютно любые средства. Думаю, мне предстоит интересная схватка. Не буду откладывать в долгий ящик, постараюсь встретиться с ним завтра же, после чего с новостями сразу к тебе. Да, в социальные сети сейчас загляни, пока это право у тебя не отобрали, пользуйся, собирай лайки. До свиданья.

Буквально на следующий день адвокат сообщил, что ему все удалось. Корпорация СТЛ согласилась не только выплатить неустойку «Тристару», но и раскошелилась на серьезный гонорар для меня. К тому же Гольцев обещал создать мне столь хороший имидж, что можно хоть в парламент баллотироваться. За это я должен был сделать все для успеха их шоу.

В заключении я всегда держался отчужденно, старался ни с кем не ссориться, но и в друзья никому не набивался. Может из-за того, что считал свое пребывание здесь кратковременным и не хотел обзаводиться привязанностями. К тому же меня раздражала местная публика — в тюрьме, вырванные из привычного жизненного цикла, многие зэки стали заядлыми интернетчиками. Это не говоря уже о тех, кто и раньше проводил там почти все свободное время. Опасные, разрисованные татуировками и шрамами преступники вели себя, как заблудившиеся в мировой паутине дети. Они сотнями выкладывали фотки в Инстаграмм, часами сидели в блогах и с энтузиазмом выращивали растения или зверей в онлайн-играх. Не раз мне приходилось слышать диалоги в стиле: «Привет, Саня, я тебя неделю не видел, где пропадал? — Да в больничке отлеживался, слушай, я спешу, у нас там рейд в танках, давай вечером на форуме побазарим».

Начальство не возражало — так было гораздо проще отследить, кто с кем спорит и о чем договаривается. Понятно, что зэки тайные дела так не решали, но все же администрация могла хотя бы поверхностно следить за настроениями толпы. Да, теперь разборки происходили все больше на форумах, правда пару раз пустяковые, казалось бы, ссоры заканчивались настоящими потасовками с переломами и поножовщиной. Это на обычном форуме люди могли быть из разных городов или даже стран. Они смело поливали друг друга грязью и угрожали страшными карами, если вычислят место нахождения оппонента. Здесь все друг друга знали в лицо и, как говорится, «за базар приходилось отвечать».

Рано или поздно это должно было закончиться плохо. Так и случилось — в одной онлайн-игре двое заключенных не поделили найденный посох и устроили битву. Победитель получил найденный артефакт, попутно отправив проигравшего на тот свет. Но тот был не лыком шит и восстановил справедливость, зарезав обидчика уже в реальной жизни. Вот здесь терпение у начальства лопнуло и зэкам отключили интернет. Жалобы адвокатам и в СМИ ничего не дали — формулировку «в интересах следствия» не так уж легко оспорить. Две недели без привычных развлечений кого угодно сделают шелковым. Уголовники злились, матерились и, в конце концов, единогласно согласились не переносить игровые конфликты за пределы монитора. Администрация вернула доступ в сеть и поставила особого надзирателя — Сверчка. Его задачей в данном случае стало вычисление любого нарушителя этого пакта и вечное исключение его из онлайн-игр. Перед лицом такой страшной угрозы не могло быть героев и бунтовщиков.

Сверчка окружал ореол легенд. Его никто из заключенных не видел, никто не знал где его камера-одиночка. Он питался отдельно, гулял отдельно, если вообще гулял. Говорили, что он никогда не спит, но в это я, конечно, не верил. Однако против фактов не попрешь — его компьютер оставался на связи 24 часа в сутки. На свободе он почти все время проводил за монитором — игры, «Твиттер», форумы. Денег на жизнь катастрофически не хватало, поэтому он взялся за махинации с банковскими сайтами, где со временем и прокололся. Оказавшись на зоне, он не растерялся, доказал свою полезность начальству и стал системным администратором для прочих заключенных.

Здесь ему было уютно — никто не гонит на поиски работы, не запрещает есть за компьютером, не критикует образ жизни. По крайней мере, такие истории он рассказывал мне в переписке. Другие людичитали от него другие сказки, короче свою легендарность он создавал сам. Сверчок вскоре стал незаменимым. Он с энтузиазмом поддерживал локальную сеть для заключенных, следил, чтобы ни у кого не было проблем с интернетом, героически боролся со спамом и охотился за вирусами. Иногда даже консультировал IT-специалистов, которые заведовали «локалкой» всей тюрьмы. Он был также нужен и зэкам — всегда охотно взламывал игровые сайты и делился добычей со всеми желающими. Начальство на эти выходки смотрело сквозь пальцы. К тому же Сверчок и сам писал программы и выкладывал их для всеобщего пользования. Другими словами, человек нашел свое место в жизни, о чем же еще можно мечтать?

Периодически он пытался увлечь меня онлайн-играми, полагая, что раз я сижу в «одиночке», значит заняться мне больше все равно нечем. Однажды в переписке он поделился со мной радостью:

— Слушай, ты вот сидишь и скучаешь, а я скоро в своей любимой игре, «Палладия» называется, целый континент завоюю. Раньше не удавалось, зато теперь...

— А что поменялось? — спросил я.

— Я в паре долгое время играл, — было видно, что Сверчка распирает от восторга. — У меня напарник просто мастер, но из-за своей чертовой работы он не мог уделять игре столько времени, чтобы мы действительно стали лучшей коалицией в игровом мире.

— Так нашел бы другого помощника.

— Э, нет, не так оно и просто. Но теперь все будет по-другому. Короче прикинь — его к нам посадили.

Сверчок жил какими-то отстраненными критериями. Тюремное заключение не особо на нем отразилось, и похоже ему и в голову не приходило, что для кого-то это может быть серьезным стрессом.

— И что — его этот факт так же переполняет энтузиазмом, как и тебя?

— Сперва он запаниковал — пока его судили даже на связь не выходил. Я поначалу и сам слегка занервничал — в игре не появляется, в социальных сетях тоже. Мало ли что с человеком произошло? А потом все выяснилось. Сегодня утром написал мне письмо и сказал, что мы с ним теперь соседи. Кстати, он сам первый и предложил поскорее в игру вернуться.

— А он знал, что ты в тюрьме сидишь? — интересуюсь я.

— Да я этого и не скрывал. Ну ничего — оботрется, поймет, что здесь к чему и мы с ним теперь такое замутим... Я тебе точно говорю — все расы Палладии склонят перед нами головы.

— Что, настолько увлекательная игра?

— Ты себе даже не представляешь! Огромные армии, которые ты посылаешь в бой, политические интриги, альянсы, захват новых земель. Ай, да что там говорить — всего и не перечислить. Вообще мне повезло в свое время с ним союз заключить — его во вселенной Палладии очень уважают, с таким союзником можно ничего не бояться. Он столько сил положил, чтобы своего статуса добиться, все свободное время в игре проводил.

— А за пределами игрового мира он кем, вообще, работал? Чем занимался?

— Ну кем он там был, — я мысленно представил, как Сверчок пренебрежительно кривится. — Каким-то мелким менеджером работал, а теперь и вовсе за решетку загремел.

— Понятно. А в игре он кто?

— Император.

Такой емкий ответ как будто приглашал почувствовать разницу между привлекательностью виртуальной жизни и скудностью реальности. Кому же захочется быть каким-то несчастным менеджером, если есть возможность повелевать империей, принимать судьбоносные решения, купаться в лучах славы и управлять армиями верных вассалов. Это куда интереснее, чем решать ежедневные, бытовые проблемы и гораздо проще, чем добиваться действительно амбициозных целей в настоящей жизни. Сверчок не дал мне времени долго предаваться подобным размышлениям.

— Ну что, не надумал к нам присоединиться? Мы бы тебе поначалу какое-нибудь графство выделили, войсками бы помогли, по знакомству, так сказать. А со временем и ты смог бы чего-нибудь стоящего в этой жизни добиться.

— Спасибо, я еще подумаю.

Я обедаю и выхожу на прогулку, людей во дворе на удивление мало, из моих друзей нет никого. Делать нечего — подхожу к еще одному знакомому, с которым иногда перебрасывался парой слов на прогулках, здороваюсь, сажусь рядом. Его зовут Андрей, сидеть ему еще около трех лет и сейчас он явно чем-то взволнован.

— Что происходит, ты чего такой дерганый и где вообще все?

— Ты слыхал, наверное, про шоу и все такое. Сегодня будет проходить кастинг среди заключенных, есть реальный шанс туда встрять.

Понятно, вся толпа рванулась на освоение новой территории. Интересно, по каким критериям у них там отбор? А у меня, выходит, что-то типа специального приглашения на этот театр абсурда и я избавлен от необходимости давиться в очередях. Я ловлю себя на мысли, что чувствовать себя избранным приятно даже в такой ситуации. Мне становится смешно.

— Ну а ты решил демонстративно в этой гонке не участвовать? — спрашиваю я.

— Да нет, что ты. Просто сейчас отбор во втором корпусе, а у нас будет чуть позже.

Мы сидим молча минут пять — он крутится, как на сковородке, ломает пальцы, постукивает по колену, встает, садится, роняет сигареты. Мыслями он очень далеко от меня. Неожиданно его прорывает:

— Слушай это такой шанс, ты не представляешь. Если я попаду в этот проект, то смогу раньше отсюда выйти. Мне еще черт знает сколько здесь торчать, а так раз-два и я на свободе. Когда меня посадили, я думал, что срок — это бесконечно, но вот два года прошло, три осталось. Я не погиб, не сошел с ума, не стал наркоманом, даже клаустрофобию не схлопотал, но и жизнью это назвать нельзя. Сидеть еще так долго, что останется от меня через три года? А если повезет, если я выиграю, то через четыре-пять месяцев меня здесь давно не будет.

Я молчу. Через пять месяцев меня и самого здесь уже может не быть, правда, совсем по другой причине и мысли об этом не добавляют разговорчивости. Обсуждать шоу мне не хочется, а говорить о чем-то другом Андрей видно просто не в состоянии. Он меня, наверняка, даже не услышит. Вскоре он уходит в свою камеру, сказал, что будет готовиться к кастингу, а я, побродив по дворику, возвращаюсь в свою. К шести часам ко мне приходит адвокат, от него просто веет оптимизмом. Он кладет на стол флешку и садится.

— Здравствуй, Виктор. Как я и предполагал, доступ к социальным сетям для вас скоро будет ограничен. СТЛ почти подготовил образцы контрактов для участников и это одно из главных условий. У меня для тебя здесь целый ворох инструкций...

— От СТЛ? — спрашиваю я.

— Нет, нам с тобой нужно о своей выгоде помнить. Требования СТЛ они тебе сами изложат, а здесь общие рекомендации для людей, которые хотят понравиться окружающим, точнее — широким слоям населения.

— Очень интересно, а почему ко мне раньше не попал этот чудо-рецепт?

— Необходимости не было. Раньше все, что появлялось под твоим авторством, писал Дима, а теперь ты должен покорить толпу сам. Нужно знать, о чем говорить, о чем промолчать, на чем заострить внимание. Рядом с тобой больше не будет советчиков, которые напишут монолог, исправят осанку или произношение.

— Как, а режиссеры и операторы шоу?

— У них свои цели, а у тебя свои. Им нужно, чтобы передача вышла интересной, захватывающей, чтобы ее обсуждали все от мала до велика. Твоя же задача — завоевать сердца миллионов, вызвать у людей симпатию. Ты же не думаешь, что режиссеры шоу только о твоем спасении и думают? Им там нужны будут и герои и антигерои, тебе же нужно любой ценой попасть в первую категорию. Социологи и психологи немало потрудились, выясняя какими качествами, чертами характера и взглядами должен обладать человек, который хочет понравиться публике. Я думал отправить инструкции по почте, но потом решил, что лучше принести их лично. Как говорится, все новое — это хорошо забытое старое. Профессия почтальона опять актуальна.

Его энтузиазм оказался заразителен. Я беру флешку и собираюсь вставить в разъем, но Меренков меня останавливает:

— Сядь, у тебя будет много времени, когда я уйду. У меня есть хорошие новости, я даже сам не ожидал, что это нам удастся. СТЛ добьются для тебя права на встречу с родителями.

Я вскакиваю с кровати, как ужаленный, и засыпаю его вопросами:

— Когда? Где? Как им удалось договориться? — и внезапно меня прожгла догадка. Я вспомнил, что мне обещали свидание перед казнью. Ноги подкосились и я сел обратно.

Адвокат удивленно смотрит на мое мгновенно помертвевшее лицо:

— Ты рад? Или не рад? Успокойся, на вопрос «Где?» ответить не трудно, ваша встреча состоится здесь, в тюрьме. Ты же не думал, что ради этого тебя выпустят на волю? Насчет даты я еще ничего не знаю, но будь терпелив, в конце концов, разрешенной встречи дождаться можно.

— Вы знаете, что начальник тюрьмы обещал, что я увижу родных перед исполнением приговора? Как мне расценивать вашу новость?

Адвокат качает головой:

— Нет, о казни и речи быть не может, просто возможности СТЛ велики и они смогли добиться разрешения. Если бы тебя готовились казнить, я бы быстро об этом узнал.

Я смотрю на адвоката. Как быстро он сообщит мне, если такая информация к нему действительно поступит? Интересно, сколько он сам заработает от СТЛ по условиям нового контракта, который скоро будет готов.

— Неужели ты не поверил словам Гольцева? — спрашивает Меренков. — Ему действительно не выгодно позволять казнить главную звезду, так что на время участия в шоу ты можешь ни о чем не беспокоиться.

— Да, если они не планируют приурочить мою смерть к завершению шоу. Этакое эффектное окончание мероприятия — прямая трансляция казни с платными входными билетами и правом фотографироваться с осужденным до и после казни. Как следствие — заоблачные рейтинги и публика, настойчиво требующая продолжения. Второй сезон, новые герои, надежды, переживания и все такое прочее.

— Ты мрачно настроен, смотри в будущее с оптимизмом. Согласись, поводов для этого у тебя заметно больше, чем три месяца назад. А язвительность свою лучше не показывай, помни — ты должен нравиться людям.

Он встает и начинает ходить по комнате, наверное, хочет сообщить мне что-то не очень приятное.

— Так, с хорошими новостями разобрались, перейдем к другим, которые тебя, возможно, не очень сильно обрадуют. Твоя встреча с родными будет снята на видео.

Я сижу просто ошеломленный. Догадаться о причинах такого решения не трудно:

— Они хотят включить эту съемку в свою передачу?

— Да, конечно.

Я, ничего не говоря, смотрю в пол. Воистину, не о такой встрече я мечтал. Меренков разрывает завесу тягостной тишины:

— Виктор, не молчи. Нам с тобой выбирать не приходится, ты уже должен был привыкнуть к атмосфере постоянной слежки — вон у вас сколько видеокамер по всей зоне.

— Да, но они же не транслируют свои записи по телевизору. А мои слезы должна увидеть вся страна?

— Да, Виктор и не одна. Подумай, ведь за все нужно платить. Ты ведь хочешь увидеть родных? СТЛ хочет представить зрителям этот эпизод, как попытку телеканала скрасить твое заточение, уменьшить тоску и боль. Во время записи тебе, конечно, придется сказать несколько слов благодарности организаторам за гуманность, за способность сопереживать, за то, что сумели разбить стену твоего одиночества… — адвокат сделал неопределенный жест, стараясь подобрать правильные слов, потом махнул рукой и заключил. — Короче, необходимый текст они предоставят.

— У меня сильное желание отказаться исключительно из вредности.

— Нельзя. Сценаристы решили, что такой эпизод необходим. Это для них просто находка — и популярность шоу мгновенно подскочит и вся корпорация в глазах зрителя выиграет. Да, тебе неприятно, но я тебе в который раз повторяю — умей видеть выгоду. С родителями ты встретишься, а ведь раньше и мечтать об этом не смел.

Он прав. Я ждал встречи с ними со смешанными чувствами — с одной стороны, сильно тосковал, но с другой, свидание должно было стать прелюдией к казни. Теперь же появился шанс увидеться с близкими людьми и не платить за это жизнью, по крайней мере, пока. Адвокат продолжил свой монолог:

— К тому же, это видео также плюс и к твоему имиджу. Зрители увидят не убийцу, а сына, человека, который любит и переживает, а слез в такой ситуации стыдится нечего.

— Про слезы я образно сказал.

— Ну и зря. Стоит посоветоваться с имиджмейкерами шоу, нам нужно, чтобы все выглядело как можно более естественно.

— Кому это вам? Вам и Гольцеву?

— Нет, Виктор. Нам — это мне и тебе. Похоже, твое отношение ко мне меняется не в лучшую сторону. Не кипятись, ты в первую очередь мой клиент и я защищаю твои интересы. Сейчас нам нужно идти на поводу у СТЛ, но мы добиваемся своей цели. Ты же использовал «Тристар», теперь мы возьмем свое и от их конкурентов. Да, я понимаю, нервы ни к черту, но нужно держаться и я тебе в этом помогу.

Он умолкает и смотрит на меня. Он прав, без его поддержки я бы давно, наверное, скатился в бездну отчаяния. Странно, мне легче жилось, когда я знал, что приговорен. Теперь, когда загорелся огонек надежды, когда каждый день мог принести какие-то изменения и нервы действительно были натянуты как струны, единственным бастионом спокойствия и стабильности оставался мой адвокат. Он находил в себе силы как решать мои проблемы, так и успокаивать мои нервные срывы.

— Простите, Ярослав Витальевич. Новости меня просто шокировали.

— Да ничего, я все понимаю. Сегодня можешь отдыхать. Родителям пока о возможной встрече ничего не сообщай — кто их разберет, этих продюсеров, вдруг передумают.

6. Кредиты

Возле знакомой лавочки я вижу только одного Серегу, остальные из нашей компании еще не подтянулись. Он поднимает голову, смотрит на меня и говорит:

— Привет. Ты про кредиты слышал?

— Привет. Нет, ты о чем?

Серега начинает ходить взад-вперед перед скамейкой, на которую я примостился. Видно, что он здорово возбужден.

— Смотри, Виктор, тут такое дело. В реалити-шоу каждую неделю будет выбывать один человек. Вылетит тот, за кого проголосует меньше всего людей. А голосовать будут СМС-сообщениями, звонками и еще как-то.

— Платными письмами. С электронной почты можно будет отправлять, — подсказываю я.

— Да, точно, спасибо. Так вот, — он шумно выдыхает и продолжает. — Голосовать можно неограниченное количество раз. То есть, можно самостоятельно набивать себе рейтинг. Тут один банк предлагает кредиты заключенным нашей тюрьмы для участия в этом шоу. Любой из нас вправе заключить такой договор и подавать за себя голоса.

Я поднимаю руку, пытаясь привлечь его внимание. Он поворачивается ко мне.

— Погоди, Серега, сядь — в ногах правды нет. Кредит ведь не дают просто так. Какой залог требует банк?

— Ну, ты можешь взять сумму от трех до десяти тысяч евро, соответственно в залог нужно оставить что-то ценное, стоимостью выше, чем заем у банка.

— Хорошо, так что ты собираешься заложить?

— Квартиру, — выдает он. — У меня же есть двухкомнатная хата, почти в центре города, от отца осталась. Я сегодня консультировался у сотрудника банка, им разрешили приходить для заключения договоров. Там с документами никаких проблем не будет, сказали, что кредит дадут за пятнадцать минут.

Я смотрю на него, просто ошеломленный.

— Серега, ты чего? Какой еще кредит? Сейчас только начинается отбор участников. Голосовать же будут в финальной части. А вдруг ты вообще отборочный тур не пройдешь, там же всего двенадцать человек в итоге останется.

Пока я это говорил, он сидел рядом со мной, а теперь снова вскакивает на ноги:

— Да, да, я знаю. Тут штука в том, что кредиты дают только сейчас. Банковские эксперты так и сказали, мол, кредитуем только в течение ближайшей недели, а потом все — лавочка закрывается. Ты понимаешь, какой шанс?

— Чего же не понять, шикарная возможность потерять квартиру. Такая не каждый день встречается.

— Да ну тебя, — он машет на меня рукой. — Ты не понимаешь.

Я начинаю злиться из-за его откровенной глупости:

— Серега, включи голову. Ну а если ты все-таки не пройдешь отбор, что тогда? Квартиру ведь заберут.

— Нет. Просто я погашу долг перед банком быстрее, сразу же расплачусь, как только вылечу! Там если рассчитываешься досрочно, переплата меньше.

Он, похоже, совсем перестал соображать. Впрочем, не мне его судить, достаточно вспомнить, какая в голове царила сумятица, когда я пытался уговорить Меренкова взяться за мое дело.

— Хорошо, ты успокойся. Подумай сам — взял, например, десять, а отдать нужно будет двенадцать. Где ты деньги на эту разницу возьмешь?

— Не знаю, не знаю! А вдруг я вообще не вылечу? А если пробьюсь в финал, тогда что? Тогда деньги будут не лишними.

Он нервно трет пальцами подбородок:

— Слушай, Виктор, у тебя сигареты нет?

— Ты нашел у кого спросить — я же не курил никогда, а ты, кстати, давно бросил. Ладно, зайдем с другого края. Допустим — ты победил, выбрался на волю, а дальше что? Работы нет, сбережений нет, зато судимость есть, еще и долг на шее висит неподъемным грузом. Ты где такие деньги достать собираешься? Кредит, как я понимаю, дают далеко не на десять лет.

Серега угрюмо смотрит под ноги, потом пожимает плечами:

— Вырвусь на свободу, а там видно будет.

— Что там может быть видно?! Ты, может, клад планируешь найти? Или воровать пойдешь? Грабить? Так вернешься опять на «нары», только уже в роли матерого рецидивиста. Ну и ради чего старался?

— Да ладно тебе. Мне бы выйти отсюда, а там видно будет.

Я бессильно развожу руками:

— Ты опять за свое. Видно будет. Туманный у тебя план обогащения. А если ты покинешь гонку посреди шоу? Третьим или четвертым.

— А что тут думать? — говорит он. — Останусь в тюрьме.

— Да, но квартиру потеряешь, это уж как пить дать. Ты же не один собираешься с банком связываться. Наверняка многие сейчас клюнули на эту удочку, и каждый станет за себя голосовать. Ну и потом, шоу масштабное, зрителей просто до черта, думаю, твои СМС погоды не сделают. Они потеряются в общем потоке голосов. Не спеши. Банк не откажется давать кредиты в дальнейшем — это же их работа, они на этом зарабатывают.

И тут он взрывается:

— ДА БЛИН, ТЕБЕ ЛЕГКО ГОВОРИТЬ!!! ТЫ ЖЕ НЕ МОЖЕШЬ УЧАСТВОВАТЬ! А МНЕ ЕЩЕ ТРИ ГОДА ТУТ СИДЕТЬ, ЕСЛИ Я СЕЙЧАС НЕ ВЫРВУСЬ!

Я сижу и думаю о том, что Гольцев выбрал для меня очень интересную роль. Действительно, весьма любопытно наблюдать за этой гонкой со стороны. Шоу еще не началось, а эмоции уже бьют через край. Только надолго ли хватит нервов у будущих участников? Да, если сценарий будет составлен толково, то программа и в самом деле станет хитом. Мой собеседник слегка успокоился и продолжает уже заметно тише:

— Пойми, это такой шанс. Я не могу его упустить. Шанс начать жить заново. У меня ведь тоже ребенок есть, живет с бывшей женой, ты же знаешь.

Про себя я думаю, что его сын вряд ли будет благодарен отцу за потерю жилплощади, но благоразумно говорю о другом:

— Организаторы шоу — настоящие виртуозы своего дела. С названием попали в десятку.

Он непонимающе смотрит на меня:

— Ты о чем?

— Ты, Сергей, совсем в прострацию впал. Шоу называется «Второй Шанс».

— А ну да, ну да, — он кивает головой и задумчиво смотрит в сторону бараков. Оттуда к нам как раз подходят Антон и Стас. Пожимаем друг другу руки и Стас спрашивает:

— Серега, ты чего такой нервный?

— У меня что, руки трясутся? — резко отвечает тот. — Или ты у нас в медиумы подался?

Стас смеется:

— Будешь доказывать, что все нормально? Я к тебе только-только обратился, а ты уже вскипел. На самом деле это видно было издалека — ходишь туда-сюда, как маятник, руками машешь, Витьку что-то доказываешь. Так что это с ним?

Этот вопрос уже адресован мне. Сказать, что Серега собирается отдать банку свою квартиру за бесценок? Ну уж нет, он и так как на иголках, поэтому я отвечаю:

— Чему ты удивляешься? Сам знаешь, какая тема у нас на зоне сейчас главенствует. Мы вот когда о спорте последний раз говорили? Теперь всех заботит только предстоящее шоу, вот и Серега все о том же беспокоится. Ты сам планируешь принять участие?

Серега тем временем выпросил сигарету у Антона. Они обсуждают что-то связанное с банковскими услугами, а Стас присаживается рядом со мной и согласно кивает головой:

— Да, а почему бы и нет. Здесь развлечений не густо, а так, даже если не выиграю, то хоть какое-то разнообразие.

— А ты бы хотел выиграть? — спрашиваю я.

— Конечно. Только я на этом не зацикливаюсь. Досрочное освобождение — это заманчивая приманка, но если подчинить все мысли одной этой цели, то ты перестанешь видеть вообще все на свете. А если не дай бог не выиграешь, тогда что? Хрустальная мечта разбилась и жизнь потеряла смысл. Это не для меня. Повезет — выиграю, не повезет — так хоть повеселюсь.

— Эх, не азартный ты человек, такой никогда кредит не возьмет. Вон у Сергея спроси, что ему в банке предложили.

Стас искоса смотрит на Серегу, который увлеченно общается с Антоном и машет рукой:

— Успеется.

— Кстати, Стас, когда мы в «тренажерку» пойдем?

Стас долгое время занимался боксом и даже в тюрьме старался поддерживать себя в форме, а заодно и меня с собой звал. На ринге я был для него и учеником и спарринг-партнером. Он видел мою тягу к этому новому, еще незнакомому для меня искусству и потому долго и терпеливо учил премудростям кулачного боя. Наверное, индивидуальные занятия с тренером стоили бы на свободе весьма недешево.

— Да хоть завтра. Это от тебя зависит, я-то в любой день готов и хожу регулярно, а вот ты, лентяй, пропустил несколько занятий.

— Прости, наставник, я исправлюсь. Слушай, ко мне сегодня гости должны прийти по поводу предстоящих съемок, обещали много интересного рассказать, так что жди — на тренировку приду с новостями.

Мы еще некоторое время сидим, общаемся обо всем понемногу. Затем я прощаюсь и ухожу в камеру — ждать гостей.

Первым приходит адвокат:

— Привет, Виктор, ну что, как настроение? Готов вскоре начать раздавать автографы?

— Надеюсь, что вот этого мне делать и не придется. Да и кому их раздавать? Местный контингент смотрит на меня просто как на обычного человека. Признаюсь честно — я этим вполне доволен. Ну а наших будущих телезрителей вряд ли пустят на зону.

Меренков садится, смотрит на часы и говорит:

— Смотри вперед. Если ты отсюда выберешься, то автографы тебя уж точно не минуют, поэтому я и говорю — готовься.

— Вот именно. Ключевая фраза в вашем предложении — если выберусь.

— Мысли позитивно. Это одна из составляющих успеха. Ты не должен даже допускать, что вся наша кампания обречена на провал.

Практически сразу же в камеру заходит и Гольцев. Он подает руку мне, адвокату, затем садится, обводит комнату слегка усталым взглядом и говорит:

— Да, ну вот мы и дождались. Еще совсем чуть-чуть и проект будет запущен. Знали бы вы, сколько времени и сил я во все это вбухал. Виктор, у меня для тебя есть приятные новости. Ты повышен до звания ведущего нашей программы.

— Это и есть твои приятные новости?

— А что, разве ты не счастлив? — искренне недоумевает шоумен.

— А тебе не приходило в голову, что приглашая непрофессионала, ты здорово рискуешь? Не каждый может быть ведущим, а уж я и подавно. Опыт, харизма, приятный голос и хорошо подвешенный язык — это, наверное, даже еще не половина нужных качеств. Где ты, интересно, все это у меня увидел?

Гольцев энергично затряс головой:

— Ты меня не понял. У нас будет двое ведущих. Первый из них — настоящий шоумен. Он мастер своего дела и за словом никогда в карман не полезет. Твоя же задача всего лишь мелькать рядом с ним. Мы еще отрепетируем ваше сотрудничество. Включи компьютер, у меня есть интересное видео, думаю, вам понравится.

Гольцев достает из кармана флешку и протягивает ее мне. Я поворачиваюсь к компьютеру и мы все втроем дружно смотрим на экран. Флешка так и называется — «Второй Шанс». На мониторе начинает мелькать нарезка кадров: залы судебного заседания, какие-то люди, охранники, подсудимые. Затем все это сменяется фрагментами другого содержания: решетки, колючая проволока, лающие собаки, вышки и заборы, унылый асфальтированный серый двор, громко захлопывающаяся железная дверь. За кадром звучит голос, который говорит короткими, рублеными фразами: «Преступление. Всего одна ошибка. Раскаяние. Растерянность. Наказание. Осуждение. Тюремный срок. Страх. Тоска. Одиночество». Затем показывают хмурое, дождливое небо. Естественно, через решетку. Все это сменяется маленькой, не больше пяти лет, девочкой, которая говорит: «Я так хочу снова увидеть папу». На экране снова появляется железная дверь, она со скрипом открывается и за ней видна улица. Гуляют люди, бегают собаки, ездят машины и ярко светит солнце. А закадровый голос начинает петь совсем другие песни: «Шанс начать все сначала. Исправить ошибки. Надежда. Новая жизнь. Возвращение домой. Встреча с семьей. Второй шанс». Мы видим коротко стриженого мужчину, который подходит к девушке с коляской и она бросается ему на шею, к ним подбегает мальчик лет восьми и обнимает их обоих. Следующая сценка — к центральному входу нашей тюрьмы подъезжает микроавтобус с символикой Второго канала и СТЛ, из него выходит несколько человек, смело топают ко входу и стучатся в дверь. Их показывают со спины, а за кадром звучит комментарий: «Второй Национальный канал начинает беспрецедентный проект. Он хочет помочь выбраться на волю одному из заключенных этой тюрьмы. Наши журналисты готовы приложить максимум усилий, чтобы помочь человеку обрести свободу, но даже им не справится без вашей поддержки. Только вы решите, кто же из конкурсантов получит долгожданное освобождение. Скоро на Втором Национальном. Подари второй шанс!». На весь экран вспыхивают буквы, повторяющие последнюю фразу, и на этом ролик заканчивается.

Гольцев с довольной миной откидывается в кресле. Судя по всему, он не сомневается в успехе своего детища. Он достает из портфеля бутылку с водой и пьет. Наверняка ждет каких-то бурных изъявлений восторга с нашей стороны. Первым подает голос мой адвокат:

— Это, как я понимаю, первая реклама будущего шоу?

Гольцев кивает головой:

— Да. Ну и как вам наша работа?

Думаю, пришло время и мне что-то сказать:

— Журналисты ваши шли к дверям тюрьмы, как будто на штурм Бастилии. Можно подумать, что они собираются человека силой освобождать и по ним сейчас огонь откроют, причем из пулеметов. Ну а в целом... Вы, конечно, постарались — ролик впечатляет. У меня один только вопрос — девочку, которая скучает за папой, вы где взяли? Малолетняя актриса?

— Нет, ну что ты. Никакой бутафории — это действительно дочка одного из зэков твоей тюрьмы, — Гольцев забирает у меня флешку и прячет в карман. — Мы у многих дома побывали. А эта девчонка просто находка — милая такая, глазастая. Глядишь, лет через десять станет звездой и скажет спасибо дяде Вове за то, что он в свое время открыл ей дорогу на телевидение.

Я выключаю компьютер и спрашиваю:

— А мое присутствие на шоу пока не афишируется?

— Как не афишируется? Ты чего, Витя? — удивляется Гольцев. — Ты же гвоздь программы. Это всего лишь первая ласточка, а за ней последуют и другие. По телевизору будут крутить разные роликов. Один из них посвятим полностью тебе.

Тут подает голос и мой адвокат:

— А вот с этого места поподробнее, пожалуйста. У тебя есть при себе эта запись?

Гольцев молча качает головой, но Меренков не отстает:

— Владимир, что будет показано в рекламе про моего подзащитного и как это будет преподнесено?

— Если говорить в целом, то там речь идет о том, что Виктор Иванчук, последний в мире человек, осужденный на смертную казнь, очень хочет помочь кому-нибудь из заключенных уйти на волю. Но для этого ему нужна поддержка и голоса телезрителей.

Меренков неодобрительно качает головой:

— Нет, такой настрой никуда не годится. Я хочу, чтобы перед тем как эту рекламу пустят в эфир, ее показали мне. Ты же знаешь, нам нужно, чтобы у зрителей создалось хорошее впечатление о моем подзащитном.

Я сижу, слушаю их спор и про себя думаю, что не ошибся, когда решил обратиться к адвокату. Если бы не он, то шефы СТЛ, наверняка, вовсе бы не задумывались над тем, как я буду выглядеть в глазах телезрителей. А Гольцев, похоже, готов уступить:

— Хорошо, это вопрос решаемый. У вас, Ярослав Витальевич, свобода передвижений имеется, так что как только мы утвердим этот ролик, то я вам позвоню.

Они так увлеклись беседой, что на меня и вовсе перестали обращать внимание. Придется напомнить о себе.

— Вова, а ты слышал про кредиты? — перебиваю я их диалог.

Он непонимающим взглядом смотрит на меня. Похоже, такого вопроса он не ожидал.

— Какие еще кредиты? Ты о чем?

— Я думаю, что ты прекрасно знаешь, о чем я говорю. Один банк готов предоставлять кредиты заключенным для того, чтобы им было на какие деньги голосовать.

Гольцев равнодушно пожимает плечами:

— Ну а мне-то что? Отношения между банком и клиентами это их личное, я бы даже сказал, конфиденциальное дело. Почему бы не одалживать зэкам деньги, если кредитный отдел им доверяет.

Теперь уже Меренков уступает управление беседой нам, а сам просто сидит и слушает. Приходит моя очередь бомбардировать Гольцева вопросами:

— А тебе известно, что кредиты выдают сейчас, когда еще не ясно, кто вообще попадет на шоу? Кстати, по каким критериям вы будете отбирать конкурсантов?

Гольцев энергично кивает:

— Да, это одна из тем, которую нам предстоит обговорить. Ты и сам понимаешь, что матерые уголовники не смогут принять участие — слишком уж много грехов за душой. Досрочное освобождение для таких преступников вряд ли понравится общественности. В нашей программе в финале окажется двенадцать участников. Каждую неделю будет выбывать один из конкурсантов, пока не останется победитель. Вот он и получит свободу.

— Все это мне известно, не морочь голову. Я спросил про отборочный цикл.

— Нам нужно чтобы программа получилась разносторонняя и увлекательная, поэтому мы постараемся набрать людей, не похожих друг на друга. У них должны быть разные характеры, внешность, преступления и сроки заключения. Ну и, разумеется, предпочтение отдадим тем, у кого это первая отсидка.

— Ага, замечательно. Но ведь кредиты-то берут сейчас все подряд, в том числе и рецидивисты. Когда ваша компания сообщит им, что их право на второй шанс практически равняется нулю?

Меренков удивленно смотрит на меня. Видать, не ожидал, что я буду с таким упорством отстаивать интересы собратьев по несчастью. Гольцев качает головой:

— Нет, ничего такого мы им говорить не будем. И ты тоже не будешь, Виктор, — он внимательно смотрит мне в глаза, пытаясь понять, не собираюсь ли я возражать. — Научись концентрироваться на главном. Для тебя сейчас самое важное — это завоевать симпатии зрителей, вот об этом и думай, а разборку банка с должниками оставь тем, кого это действительно касается.

— Вот значит, как…

Я смотрю на адвоката, тот равнодушно пожимает плечами, как бы говоря, что лезть в это дело мне действительно не стоит.

Гольцев еще раз повторяет:

— Ты не должен говорить никому, что рецидивистов в финальной части почти не будет. Пускай берут кредиты, это их личное дело. А у тебя совсем другие цели. Ты у нас на контракте, не забывай об этом.

Слова звучат с явным нажимом — Гольцева, похоже, немного беспокоят мои слова. Возможно, он уже начинает жалеть, что так много мне сказал.

— Хорошо, подведу черту в разговоре о кредитах последним вопросом. Скажи, этот банк тоже принадлежит компании СТЛ?

— Я не интересуюсь вопросами собственности нашей корпорации. Ей много чего принадлежит, всего и не перечислишь. Моя область работы — телевидение, а не финансовая сфера, вот о телевидении я и думаю. А ты, Виктор, вообще смотришь на нас неправильно. Мы тебе, наверное, представляемся сборищем мерзавцев, которые только и смотрят где бы сделать окружающим какую-то гадость. Ты не хочешь видеть очевидных фактов. Наша компания делает людям добро. Реалити-шоу — это шанс начать новую жизнь для всех участников проекта. Кто-то выйдет на свободу раньше срока, кто-то засветится на телеэкране, а там глядишь и знаменитостью станет, кто-то просто получит какое-то развлечение в череде однообразных и серых будней. Последнее касается не только заключенных, но и зрителей. Мы раскрашиваем повседневность яркими красками и все окружающие нам благодарны, только ты постоянно ждешь подвоха. Те же кредиты — разве это не возможность стать победителем? Оформлять их силой никто не заставляет, люди сами этого хотят, а мы лишь даем им инструменты для реализации их желаний. Чем быстрее ты откроешь глаза и научишься смотреть на мир правильно, тем проще тебе будет жить. Запомни — мы даем людям то, что им нужно.

— Вы просто вешаете человеку на шею ярмо, на котором высечен лозунг — «Тебе это нужно!» — пожимаю плечами я.

— Наша сфера деятельности тебе не нравится, — расплывается в улыбке лицо Гольцева.

Причин для радости я особых не вижу, можно подумать, я ему блестящий комплимент сделал. Вова же продолжает:

— Ну а сам-то ты нравишься кому-нибудь? Посмотри вокруг — наш мир подобен сказочному карнавалу, щедро дарящему наслаждения и развлечения на любой вкус. И как раз деятели шоу-бизнеса являются организаторами этого фестиваля, посреди которого сидит угрюмый и замкнутый зануда, отрицающий все радости жизни. «Я не смотрю реалити-шоу. Я не смотрю сериалы. Я не играю в онлайн-игры. Я не сижу в социальных сетях» — передразнивает он меня. — Ну и кто проникнется симпатией к такому мухомору? Если ты хочешь завоевать народную любовь, то нужно научиться веселиться.

— Более чем скудное у тебя представление о веселье, — отвечаю я. — Ладно. Вова, скажи, а какова дальнейшая судьба проекта?

Гольцев уже собирался уходить, но после моей фразы решил еще задержаться. Он снова садится.

— Мы пока можем только предполагать, что это шоу станет очень успешным. Вот когда оно появится на экранах, тогда и увидим, насколько хороша была вся эта затея. Кого-то возмутит сам тезис досрочного освобождения в результате простого голосования, кому-то может не понравиться то, что главными героями станут преступники. Но основная масса, я думаю, будет довольна. Люди падки на скандалы, а уж у нашего проекта концепция очень провокационная. В подобных шоу многих привлекает сама идея вершить человеческую судьбу, видимость того, что от их выбора что-то зависит. Разве не эта мысль лежит в основе любого голосования? Ну а там посмотрим. Если все пойдет хорошо, то на прицеле можно держать второй сезон.

— А если резонанс у программы будет большой и принять участие в шоу захотят обычные обыватели, не заключенные, тогда что станете делать? — спрашиваю я.

— Ну, тогда уже примемся искать выход из ситуации.

— Это как? Начнете уговаривать людей сесть в тюрьму? Судя по всему, слоган второго сезона будет звучать примерно следующим образом: «Зарежь соседа и получи возможность участвовать в знаменитом шоу «Второй Шанс!».

Гольцев насмешливо смотрит на меня и говорит:

— Вот когда мы тебя отсюда вытащим, то сразу же заберем к себе, будешь помогать при организации второго сезона. Рекламные слоганы — вот твое призвание. Ладно, мне пора.

Он прощается и уходит. Меренков пока остается.

— Если повезет, Виктор, то я добьюсь для тебя возможности встреч с психологом. Когда ты будешь под постоянным прицелом видеокамер, это окажется совсем не лишним.

— Спасибо, Ярослав Витальевич, но разве у организаторов не будет своего психолога?

Адвокат качает головой:

— Не знаю. Их корпорация могла бы обеспечить участников услугами первоклассного специалиста в этой отрасли, но не думаю, что она станет это делать. Сам подумай, им нужно, чтобы шоу было конфликтным, чтобы котел страстей кипел и бурлил. Кто же станет смотреть скучное шоу, кто станет за него переживать и уж тем более голосовать? Спокойные и уравновешенные участники — это гибель проекта. Но ты ведущий, к тому же у тебя есть адвокат, так что я постараюсь в этом вопросе помочь. Ну что же, Виктор, мне пора. Жди новостей.

7. Конфликты

На протяжении нескольких последних дней на территории тюрьмы кипела стройка — ревели экскаваторы, стучали перфораторы и визжали еще какие-то инструменты. Из моего окна, равно как и из дворика, место работ было не разглядеть и я подошел с вопросом к охраннику:

— Люди говорят, что кому-то из моих товарищей по несчастью удалось бежать через подкоп, который вы теперь с энтузиазмом заделываете. Правда, что ли?

Охранник тоже решил блеснуть чувством юмора:

— Брехня, это мы тебе плаху готовим, — рассмеялся он и пошел своей дорогой.

Наконец-то сегодня мое любопытство было удовлетворено. Выйдя во двор на прогулку я с изумлением увидел рекламные бигборды наподобие тех, что изуродовали своим присутствием не один городской пейзаж. Разве что размером они оказались поменьше обычных, что легко объяснялось сравнительно небольшой территорией тюрьмы. Подойдя к своим друзьям и поздоровавшись, я интересуюсь, что за архитектурное чудо красуется перед нашими глазами. Серега пожимает плечами:

— Слушай, Виктор, не задавай глупых вопросов. Не видишь, что ли? Бигбордов понаставили почти по всей зоне. Их тут добрых два десятка.

— Так что здесь рекламировать? Тюрьму?

Мой собеседник начинает злиться:

— На тебя заключение плохо влияет. Голова совсем соображать перестала. Какую тюрьму? Скоро же шоу, у него много спонсоров, вот для них и рекламная площадь. Чтобы телезрители видели.

— Короче, нам создают естественную среду обитания, — резюмирует Стас и поворачивает голову ко мне. — Слушай, ты ведь тоже участвуешь в этом шоу? Но ведь тебя не выпустят пораньше. Тогда зачем оно тебе вообще нужно?

— А я там буду в роли местной экзотической зверюшки. Надо же чем-то заинтересовать публику.

Мы сидим и обсуждаем предстоящее развлечение. Я рассказываю то, что сам знаю о шоу, мои собеседники делятся своей информацией, строим предположения, шутим.

Наш разговор прерывает подошедший зэк, который, не поздоровавшись, обращается ко мне:

— Слышь, Иванчук, там с тобой поговорить хотят, идем.

Манера обращения меня покоробила. Я решил вовсе не обращать на него внимания, повернулся к Стасу и спросил о последних футбольных новостях. Подошедшего называли Поляк и ему не понравилось мое поведение:

— Ты че, не слышал меня?

Поворачиваю голову в сторону Поляка:

— Кто поговорить хочет?

— Там узнаешь. Идем.

Я встаю со скамейки и говорю этому «гонцу»:

— Слушай сюда. Не думаю, что тебя прислали охранники или, например, мой адвокат. Скорее всего, увидеть меня хотят местные «авторитеты», так вот передай им, что если нужно, то пускай приходят и мы поговорим. И пускай больше не присылают своих «шестерок».

— За базаром следи! — огрызается мой оппонент.

Он заметно ниже и легче меня, к тому же в тренажерном зале не появляется, так что дальше слов его агрессия не заходит. Общую «тренажерку» он зря игнорирует, она удивляет размерами и количеством оборудования. Даже я туда захожу, хотя в моих «апартаментах» есть персональная.

— Поляк, я не думаю, что тебя станут больше уважать, если ты вернешься к своим «авторитетам» с разбитым носом, так что топай отсюда и скажи то, что я велел.

Мой соперник сверлит меня глазами, видно, боится возвращаться, не выполнив поручение, но и получить по морде и все равно не выполнить приказ он тоже не хочет. Наконец он поворачивается и уходит, бросив напоследок:

— Я передам твой отказ. Увидишь, что с тобой будет.

Антон сокрушенно качает головой:

— Зря ты так, Витек, Поляк все-таки не последняя шавка. Раз уж он на побегушках, значит, действительно его кто-то серьезный прислал.

Стас согласно кивает головой. Я запоздало понимаю, что могу остаться даже без этой компании — вряд ли им захочется рисковать своим здоровьем из-за общения со мной. Тем не менее, никто из них не спешит сбежать, сославшись на неотложные дела, и мы спокойно проводим вместе оставшееся время прогулки.

Так проходит еще два дня. Я созваниваюсь с родителями, хожу на прогулки, тренируюсь. А на третий день после конфликта с Поляком ситуация получает развитие. Стоит мне только выйти в тюремный двор и меня окликают с ближайшей скамейки:

— Витя, погоди, разговор есть.

Я поворачиваюсь к окликнувшему меня зэку. Всех местных «блатных» я, проводя почти все время в «одиночке», плохо знаю, но это один из известных мне.

— Привет, я тебя слушаю.

«Авторитет» говорить не спешит. Он тянет время, рассматривает меня, дымит сигаретой и ждет, пока я начну нервничать. Я тоже не спешу начинать разговор, в конце концов, это он меня позвал. Про себя думаю, что если мы промолчим еще десять секунд, то я просто пойду своей дорогой и тут мой «собеседник» наконец-то открывает рот:

— Когда тебя Поляк позвал, ты почему не пошел с ним?

— Поляк плохо подходит на роль парламентера, да он и не сказал, кто со мной поговорить хочет.

«Блатной» с досадой отбрасывает окурок:

— А ты не понял, что если Поляк зовет, значит, тебя ждут для разговора серьезные люди? Я че, бегать за тобой должен?

Я выдерживаю его взгляд и отвечаю:

— Ты хотел со мной поговорить, ну так давай поговорим.

Зэк усмехается:

— А ты спокойный мужик, да, Витек?

— А ты меня позвал нервы мои проверить? — отвечаю я вопросом на вопрос. Он машет рукой:

— Не. Ты же тоже участвуешь в шоу?

Я киваю головой. «Авторитет» достает еще одну сигарету, закуривает и продолжает:

— Вот и хорошо. Меня и моих корешей в участники не возьмут, это уж точно, но у нас тут свой интерес. Есть человечек, которому нужно помочь «откинуться» пораньше, а ты, как я понял, будешь в программе агитатором, вот и постарайся.

Теперь еще и зэки планируют меня использовать. Он, наверное, даже не предполагает, что я могу отказать.

— Ты мне скажи, как ты это видишь? Не думал, что у сценаристов свои взгляды на то, что должно звучать с экрана? Записи потом отредактируют и в эфир все равно пустят только то, что организаторам подойдет.

— Че ты дурачка из себя строишь? Там планируются и прямые эфиры, которые уже никто не порежет, вот тогда и начнется твоя работа. Говорить будешь все так, как мы скажем, позже узнаешь подробности.

— Тебя походу взяли продюсером в это шоу, только меня предупредить забыли, — мне не удается удержаться от сарказма.

— А кто ты вообще такой, чтобы тебя обо всем предупреждать?! И сидеть тебе здесь с нами, а не с продюсерами. Понимаешь разницу?

— Если ты, может, думаешь, что я твоя «шестерка», вроде того же Поляка, и буду делать все как ты скажешь, то ты сильно ошибаешься. Меня в это шоу не для того пригласили.

Зэк вскочил, как ужаленный. Он явно не привык, чтобы с ним так разговаривали. Я продолжаю речь:

— Что, не ожидал? Думал все будет по-твоему? Зря. Занимайся своими делами и не лезь в чужие. У меня на этот проект свои планы...

— Ты рот закрой! Сейчас я говорю! — соперник мой, похоже, всерьез разозлился. — Ты че думаешь, Иванчук, тебя уговаривать будут?

— Спор окончен. На «зоне» всем места хватит, так что давай больше не пересекаться.

Я разворачиваюсь и ухожу. «Авторитет» еще что-то говорит мне вслед, но я не прислушиваюсь — и так ясно, что ничем хорошим для меня сегодняшний разговор не закончится. Ладно, в конце концов, имея одиночную камеру, можно надеяться на успешное развитие конфликта. Я в своей «одиночке», как в цитадели.

…

Следующий день я с утра и почти до обедапровожу в гимнастическом зале. Когда Стас, пять месяцев назад, начал учить меня искусству кулачного боя, он сказал:

— Ты, Виктор, одними гантелями себя только угробишь. Занятия по боксу — это не только руками махать. Тут целый комплекс упражнений: растяжка, выносливость, чувство дистанции, правильное дыхание, ну и хорошо поставленный удар, конечно. Так что отойди от штанги и берись за скакалку.

С тех пор мало что поменялось. Силовыми упражнениями я занимался отдельно, а Стас старался развить меня разносторонне, ну и, разумеется, гонял до седьмого пота на спаррингах. Так было и в этот раз. Заметив, что я уже с трудом перемещаюсь по рингу, он машет рукой и говорит:

— На сегодня хватит. Отдышись.

Я с благодарностью киваю головой. Он подает мне полотенце и добавляет:

— Ты перекачался, Витек. Двигаешься с трудом. Для бокса это плохо.

— Да? А как же простое правило — более тяжелый боец сильнее бьет?

— Все должно быть в балансе, а твоя масса съедает скорость перемещения. Зато удар у тебя и правда будь здоров, не зря я с тобой столько времени занимаюсь.

— Спасибо, Стас.

Он также вытирается полотенцем и пожимает плечами:

— Да не за что. Как же можно отказать в обучении человеку, искренне увлеченному новой наукой? Знаниями нужно делиться. Да и где я нашел бы еще такого упорного спарринг-партнера?

— Слушай, Стас, а ты бы хотел поучаствовать в соревнованиях? Ну, если бы здесь их проводили.

Стас смеется и отрицательно качает головой:

— Нет, Вить, это если бы провели турнир между разными тюрьмами, тогда да. Но как ты себе это представляешь?

— А на нашей зоне тебе равных нет? — спрашиваю я.

— В обычной драке без правил, наверное, есть. А на ринге, — он еще раз качает головой. — Нет, не думаю. Его было бы видно, а ты сам посмотри — много ли местных хотя бы ходит сюда? Все больше в онлайн-игры режутся да на форумах зависают. Думаю, если бы не мы с тобой, местная груша умерла бы со скуки.

— Почему ты вообще когда-то решил заняться боксом?

— Причина банальна, Витек — для самообороны, ну и в целом, для поддержания себя в хорошей форме. Ты вот зачем мышцы качаешь?

— Да все из тех же побуждений. Но я раньше другими видами спорта занимался. Например, танцами. Тренировки тоже очень сложные, но мне они гораздо больше нравились.

Стас удивленно смотрит на меня:

— Вот уж не подумал бы, что ты увлекался танцами. Так почему же не стал заниматься профессионально?

— Путь к профессиональному спорту тяжел, тернист и невероятно дорог. Знаешь, сколько денег нужно выкладывать за занятия и экипировку? Не говоря уж о том, что приходится платить за право участия на соревнованиях.

Стас спрашивает:

— Ты слышал о китайском феномене? Когда их спортсмены в конце двадцатого века ни с того ни с сего ворвались на лидирующие места в олимпийских соревнованиях? Так до сих пор и не сдают позиций. Уже больше полувека.

Я об этом читал в свое время. КНР тогда в чем только не подозревали: и система допингов (которыми пичкали будущих спортсменов чуть ли не с пеленок), и нетрадиционная медицина (целебные травы, акупунктура, особый массаж), и невероятные нагрузки во время тренировок (не выдерживавших детей просто выгоняли из секций и набирали новых, благо людей там много). Никто не мог сказать точно, где заканчивалась правда и начинались домыслы. Все это я озвучиваю Стасу. Он соглашается и добавляет:

— Да, но кроме всех этих причин нужно помнить о том, что государство сделало все, чтобы спорт стал настоящим идолом для людей. Причем идолом, не требующим жертв, по крайней мере, финансовых. Получается так, что в Китае развитое, спортивное население — это престиж державы, а у нас — личное дело каждого человека. Всевозможные секции и продажа экипировки стали хорошо налаженным и очень прибыльным бизнесом. Хочешь быть здоровым? — Плати! Конечно, для китайского правительства подобные достижения — это, в первую очередь, дело пропаганды, но в вопросах финансирования спорта государством западным странам есть чему у них поучиться. Там спортсмены самим своим примером рекламируют здоровый образ жизни...

— Ну да, а у нас атлетически сложенные люди рекламируют все больше водку, — перебиваю его монолог я. — Ну и фаст-фуд, конечно.

Стас согласно кивает и спрашивает:

— Я тебе не рассказывал о том, как когда-то пытался организовать спортплощадку? Нет? Ну слушай. Ты и сам знаешь, какова стоимость подобного инвентаря. Наиболее известные фирмы поднимают цены до небес. Даже самая низкопробная пара гантелей обойдется тебе в такую сумму, как будто они позолочены.

— И при всем при этом культ спортивного образа жизни всячески пропагандируется. Владельцы спортзалов быстро нашли общий язык и взвинтили цены на абонементы, — добавляю я.

Действительно, теперь каждый тренировочный зал гордо блестел брендовыми логотипами на деталях тренажеров. Привилегия ходить туда стоила немалых денег. Время от времени вспыхивали маленькие очаги сопротивления, но разрастаться им не давали. Команда из хорошего сварщика и опытного слесаря могла бы сделать целый комплекс тренажеров своими руками, для чего им нужен был лишь качественный металл. Иногда такие стихийные спортзалы появлялись, бывало даже и под открытым небом, но их быстро закрывали. Профессиональные производители экипировки вовсе не желали делиться с кем-либо своей монополией, так что на самодельные спортивные снаряды обрушивался целый шквал работников самых разных инстанций. Сами изделия, сделанные кустарно, объявляли низкопробными и небезопасными для жизни тренирующихся, подвергали анафеме за отсутствие лицензии и запрещали.

Стас же продолжает:

— Ты и сам знаешь, что даже обычная перекладина или брусья не попадутся тебе на глаза во время прогулки по улице. Спортивные площадки, при тех же школах, ограждены заборами и чужих туда не пускают. Что, возможно, и правильно. «Но почему бы не организовать небольшой спортивный уголок возле своего дома?» — подумал как-то раз я. Нашел дома несколько стальных труб и необходимый инструмент, вышел во двор. Два часа работы и вот на боковой части кирпичного гаража, владелец которого дал добро на мою деятельность, появились перекладина и брусья, вмонтированные прямо в стену. Поработал на совесть — снаряды могли выдержать вес минимум троих взрослых мужчин, что тут же доказал я лично вместе с двумя друзьями. После чего я, весьма довольный собой, отправился домой, думая о том, чтобы вскоре повторить удачный опыт и нацеплять по окрестностям еще таких же снарядов. Но радужные мои планы весьма быстро развеялись. Не прошло и пяти дней, как мне принесли повестку в суд. Трудно понять, каким образом была достигнута такая оперативность. Не хочется думать, что производители спортивной экипировки имеют развитую агентурную сеть, выискивающую вот таких самобытных конкурентов. Но если отбросить такой вариант, то я не знаю, на кого и пенять.

— Ну и в чем тебя обвинили?

Стас разводит рукам, затем для пущей важности поднимает вверх указательный палец и начинает декламировать, явно цитируя то, что услышал во время обвинения:

— Преступное легкомыслие толкнуло меня на создание травмоопасного объекта, расположенного в общественном месте и находящемся в свободном доступе для населения, в том числе детей. К тому же, я занимался своими строительными подвигами, не получив сперва одобрения инженерной комиссии. В суде еще сказали, что мои снаряды могут быть опасны, поскольку никакая официальная организация не провела расчетов и не подтвердила, что укреплены они надёжно. Я пытался донести до противоположной стороны, что проверил это лично, но мне объяснили, что я не комиссия и вообще лицо частное и заинтересованное. Ты бы слышал этот абсурдный спор! «А вдруг с вашей перекладины кто-нибудь сорвется!» — «Так и с любой фирменной перекладины человек может сорваться!» — «Там возле него всегда будет тренер или другие занимающиеся, которые мгновенно окажут ему помощь» — «Мой снаряд тоже не в глухом лесу стоит, а во дворе, где постоянно хоть кто-то да есть» — «А если сами крепления перекладины плохо смонтированы?» — «Хорошо они смонтированы, я проверял. Установленный дома турник тоже может быть плохо зафиксирован» — «Это невозможно, вы же знаете, что их ставят исключительно профессионалы»

Это я и сам знал. В наше время нельзя было просто купить гимнастическую стенку, перекладину или брусья, не говоря уж о приобретении сложного силового тренажера. Прямо там же, в магазине, приходилось заключать договор о сборке и установке оборудования профессиональным мастером. Подобная услуга являлась обязательной и весьма недешевой. Благодаря этому итоговая стоимость необходимого снаряжения подскакивала еще выше.

— Короче, впаяли мне солидный штраф, — повествует Стас. — Дешевле было купить данную продукцию в магазине и заказать ее установку, но ведь и это невозможно! Такое оборудование должно находиться только в специально отведенных для занятия спортом местах.

Безнадежно махнув рукой, Стас переводит разговор в другое русло:

— Так ты толком и не рассказал, для чего тебя Поляк тогда звал. Кто с тобой поговорить хотел, если не секрет?

Я вкратце излагаю ему всю ситуацию и Стас заметно мрачнеет.

— Да, Поляк к тебе больше не придет, теперь стоит ждать более солидного разговора. Ты ведь отказал весьма непростому зэку. Думаешь, он это забудет?

— Что мне оставалось делать? Я не Труффальдино и не могу быть слугой двух господ. Да и не хочу, если честно. Этот «непростой», как ты выразился, зэк был убедителен, но не очень любезен в формулировках, а я ему не мальчик на побегушках. К тому же, у телеканала на меня свои планы, придется плясать под их дудку.

— Да, оказался ты между молотом и наковальней. Ну ничего, именно так куют сталь. Ладно, шуруй в душ, а я пока здесь порядок наведу.

Минут через пять я брожу по спортзалу из угла в угол, дожидаясь пока Стас выберется из душевой. Посреди тренажерного зала висит огромный телевизор. Показывают какой-то музыкальный клип. Вскоре он заканчивается и на экране начинают мелькать кадры на военную тематику — танки, пушки, солдаты в советской форме. Потом появляется надпись: Сталинград, 1943 год. Показывают сурового старшину, с морщинистым лицом и шрамом на щеке, который стоит перед группой рядовых и держит речь: «Ну, ребятушки, соберитесь с силами. Бейтесь крепко и победа будет наша. Я вас сейчас в бой поведу, а пока минутка есть, давайте выпьем наши наркомовские сто грамм. За победу!»

Речь его нарочито простецкая, со слегка хромающей дикцией. Все сделано для того, чтобы зрители поверили, что примерно так оно и было — что это вовсе не актер, а почти самый настоящий солдат, защищающий свою родину. Такой человек, готовый отдать жизнь ради спасения своих сограждан и потомков, не может лгать и не может посоветовать ничего плохого. Солдатики дружно запрокидывают назад головы, следуя совету командира. Все это сменяется несколькими общими планами боевых действий, потом показывают вереницы пленных немцев, их горящую технику, валяющийся на земле Железный Крест. И знамя, победное знамя над освобожденным городом. После чего на экране появляется бутылка водки со слоганом «Наркомовская — для победителей».

Беру пульт и выключаю телевизор, благо кроме меня здесь никого нет и возмущаться просто некому. Это, кстати, очень странно — обычно здесь людей занимается немного, но такого, чтобы к концу нашей тренировки остались только мы вдвоем еще ни разу не было. Все остальные удивительным образом разбежались, на что я не обратил внимания, и как оказалось, зря. Из зала в душевую ведет коридор с умывальниками. Я плетусь туда и зову Стаса:

— Эй, ну ты долго там? Идем быстрее, уже и пообедать пора.

Он выходит со словами:

— Иду, иду. Обжора, никто тебя без обеда не оставит.

— Какой я тебе обжора? — возмущаюсь я. — Ты только представь, сколько мы калорий сожгли, надо срочно пополнять запасы. Кстати, ты видел рекламу новой водки?

— Какой? — спрашивает Стас.

— Да пойди разбери, — морщусь я. — То ли «Наркомовская», то ли «Наркомановская».

Стас подсказывает:

— «Наркомовская», там, где Сталинградскую битву показывают. Так какая же она новая? Этот ролик уже месяц крутят, это ты просто телевизор не смотришь, вот и не видел его раньше. А что, реклама за душу взяла? Захотелось попробовать?

Я мрачно гляжу на друга и отвечаю:

— Ты же прекрасно знаешь, что я не пью. Наши прадеды заплатили за ту победу великую цену, а их доблесть и любовь к родной земле подстегнула уж точно не водка. По-моему, спекулировать той войной, ради возможности отравить потомков тех героев, которые одержали победу — это измена Родине.

Стас согласно кивает и говорит:

— Да, но согласись — реклама сильная. Сейчас от Великой Отечественной Войны осталась лишь тень, ее мало кто не помнит, только кадры кинохроники могут показать, как это было. Так что теперь древняя война — всего лишь поле для современной торговли. Кстати, производители этой водки даже выпустили совсем маленькую бутылку, на сто миллилитров. Она так и называется — «Наркомовские сто грамм».

— Очаровательно. Мне кажется, название «Наркомановская» ей бы гораздо больше подошло. Слушай, у меня к тебе гениальное бизнес-предложение. Давай продавать серебряные пули для самоубийц.

Стас скептически смотрит на меня и предпочитает не отвечать.

— Вот зря ты так на меня глянул. Согласись, в мире много людей сводит счеты с жизнью и среди них хватает таких, кто делает это с помощью огнестрельного оружия. Так?

— Да.

— Но пули делают, как правило, из свинца и если пустить себе такую пулю в висок, то есть шанс что она не пройдет навылет и останется в голове. А свинец штука очень ядовитая и есть вероятность того, что он начнет окисляться. А вот серебро, как ты знаешь, наоборот — убивает микробы и окислению мало подвержено. Так что подобный товар просто обречен на успех. К тому же, оцени романтическую составляющую процесса.

Я делаю несколько торжественных театральных жестов, чтобы произвести на собеседника более яркое впечатление.

— Пуская себе серебряную пулю в висок, наш будущий клиент сможет вообразить себя каким-нибудь тысячелетним вампиром-аристократом, который неуязвим для обычного оружия, а с жизнью прощается исключительно от пресыщения и скуки. Но главный упор нужно делать, конечно же, на экологическом аспекте.

— Ты думаешь, что человек, пускающий себе пулю в голову, будет бояться умереть от химического отравления? — уточняет Стас.

— Разумеется, — киваю я. — Вот смотри, каждая вторая реклама спиртного делает акцент на том, что у них особенно чистая вода — родниковая или талая или еще какая-нибудь полезная. Либо же упор идет на то, что в производстве используются самые современные средства очистки и фильтрации, которые опять-таки оказывают буквально чудодейственное влияние на здоровье. Убивать себя наиболее экологически чистым способом — это модная тенденция. Таковы веяния рынка потребления — от них нельзя отворачиваться.

На этот раз Стас уже не сдерживает смеха:

— Да уж, идея хоть куда. Вот выберемся отсюда и обязательно запатентуем. Одна загвоздка — я неоднократно слышал, что люди жили с пулей в теле не один год и ничего страшного с ними от этого не происходило.

— Да, — соглашаюсь я. — Мне тоже доводилось это слышать, но для нашего будущего бизнеса это не станет помехой. Нам нужно просто не акцентировать на этом внимания, зато регулярно повторять, что свинцом легко отравиться, а это, к слову, тоже чистая правда. Найдем актера наиболее представительного, напялим на него белый халат и пускай прочтет небольшую лекцию о том, сколь опасен свинец для здоровья, после чего сразу же пойдет реклама наших пуль. Согласись, впечатляет!

— Ладно, бизнесмен, пошли обедать.

Но выйти из коридора оказывается не так просто. В дверном проеме возникает фигура и она принадлежит одному из зэков, по кличке Дым. Он мотает уже далеко не первый срок и слава за ним тянется самая дурная. Даже я, частично отгородившийся от окружающего мира в своей одиночке, знаю, что с этим отморозком никто предпочитает не ссориться. Он не тратит время на то, чтобы поздороваться и сразу переходит к сути:

— Ну что, Витя, поговорим?

Я, смерив его взглядом, отвечаю вопросом на вопрос:

— О чем еще?

— Сейчас узнаешь, — он самоуверенно скалится. — Только давай без свидетелей.

Стас не спешит уходить — как стоял, вытирая руки бумажным полотенцем, так и не двигается с места. Пришедшему по мою душу зеку это явно не нравится:

— Без свидетелей, я сказал!

Стас делает вид, будто ничего не слышит. Он даже не смотрит на пришедшего зека, как будто того здесь и нет. Я поворачиваюсь и смотрю на него. Смотрю совсем другими глазами. Да, мы с ним регулярно общались и тренировались вместе, но я не ожидал, что он изъявит готовность остаться рядом, когда у меня начнутся такие неприятности. Для него, не обладающего отдельной камерой, где можно ничего не бояться, вмешательство в чужую разборку может закончиться совсем плохо. Он это наверняка понимает. Мне не хочется, чтобы у него были из-за меня проблемы и я шепчу:

— Стас, не дури. Иди, мы тут сами разберемся.

Он, смерив меня насмешливым взглядом, отвечает:

— Захотелось в реальном бою испробовать все, чему я тебя научил?

— Ладно, кроме шуток. Ты же видишь, он один и я должен быть один, так будет по-честному. Он же не привел с собой толпу головорезов. Иди, Стас, лучше постой снаружи и посмотри, чтобы к нему и вправду никто на помощь не пришел.

Стас качает головой и говорит:

— Ну что же, как хочешь. Удачи.

Все это время Дым стоит в дверях и, сложив руки на груди, ждет, пока мы поговорим. Он отходит в сторону, выпуская Стаса, и шагает ко мне. Похоже, он никуда не спешит и вообще непоколебимо уверен в себе.

— Ну что, Витя? Думал, ты здесь самый крутой? Послал «авторитета» и тебе за это ничего не будет? Зря.

— Чего я уж точно не думал, так это того, что ты «шестерка» у местных «блатных».

Дым не злится, он только усмехается и отвечает:

— Должок у меня перед ними. А за «шестерку» ты сейчас ответишь. Сюда иди!

Я медленно, шаг за шагом, отступаю назад. За спиной более широкая душевая комната и я хочу иметь простор для предстоящей схватки. Дым выбрал идеальное место для того, чтобы меня подловить. В «тренажерке» целая куча снарядов и любая гантель стала бы отличным аргументом в нашем споре, но выбраться туда я могу только пройдя мимо своего соперника. Дым вооружен, в чем я особо и не сомневался. Как по волшебству в его руках появляется нож с коротким и широким клинком. Вот куда, интересно знать, смотрит охрана? Мы оказались в душевой и мой соперник прикрыл за собой дверь. Он по-прежнему усмехается — наверное, не сомневается в своей победе.

Я никому в тюрьме не хвастался тем, что бокс — это не первое мое знакомство с боевыми искусствами. До заключения я занимался капоэйрой и, совсем недолго, саватом, которые в нашей стране не особо популярны. Капоэйра и вовсе считается скорее показательно-акробатическим танцем, чем боевым стилем, но я никогда и не планировал использовать эти навыки для защиты жизни. Те давние тренировки увлекали меня красотой, сложностью и отточенностью движений. Сегодня они должны стать подспорьем в драке без правил. Я тоже спокоен, хотя и не так самоуверен.

Второй раз в жизни мне предстоит участвовать в бою с использованием ножа. После первого подобного случая меня сюда как раз и посадили. Правда, в тот раз вооружены были оба. Посмотрим, чем все закончится на этот раз.

Я прыгаю вперед и бью противника внешним ребром стопы в голень. Дым такого явно не ожидал. Он одновременно с моей атакой махнул ножом на уровне шеи, но при таком ударе корпус отклоняется назад, так что его клинок меня даже не поцарапал. На этом бой закончен — Дым никогда не занимался тайским боксом или чем-то подобным и его нога ниже коленной чашечки весьма чувствительна. Он падает, обхватив травмированную конечность руками и, что самое главное, выпускает из пальцев нож. Я прыгаю на него сверху и несколько раз бью локтем в лицо. Последовавших за этим ударов он, наверное, уже и не чувствует. Я еще где-то минуту колочу поверженного врага кулаками и локтями, потом встаю и, пошатываясь, иду к выходу. Следующий подосланный ко мне «палач» сто раз подумает, стоит ли со мной связываться, как только увидит, что произошло с его предшественником. Я иду и ломаю голову над тем, как мне удалось победить фактически первым же ударом. То ли молва склонна все приукрашивать и Дым не такой уж крутой боец, то ли какая-то сказочная удача была на моей стороне.

На улице, возле входа в спортзал, стоит Стас. Он удивленно смотрит на меня:

— А ты быстро. Стой, Витек, ты весь в крови. Ты его хоть не убил?

Я устало машу рукой:

— Нет, он там валяется, живой вроде. Кровь чужая. Идем...

— Да погоди, пойди хоть умойся, как ты хочешь в таком виде по территории пройти?

Но у меня нет никакого желания возвращаться к умывальникам. Я качаю головой:

— Нет, Стас, ну его к черту. Я туда не пойду, а о происшедшем все равно узнают.

— Тебя так и на обед никто не пустит. Иди за мной.

Он тащит меня обратно. В спортзале есть туалет и в нем умывальник. Там я привожу себя в порядок и мы идем в столовую, чему я несказанно рад. Странно, мне очень не хочется увидеть моего избитого противника. По пути Стас говорит:

— Ты заметил, ни одной собаки поблизости не было, когда Дым решил на тебя наехать.

Я равнодушно пожимаю плечами и отвечаю:

— Неужели тебя это удивляет? Стас, спасибо.

Теперь его очередь пожимать плечами:

— Да не за что.

— Ну, прямо-таки не за что. За тренировки, спарринги, без них мне пришлось бы туго. Ну и конечно за то, что не бросил меня одного.

Стас фыркает:

— А толку? Ты же все равно меня прогнал, один на один драться захотел.

— Это не одно и то же. Ты же не сбежал, когда Дым нарисовался.

— А я не таракан, — мрачно отвечает Стас. — Чтобы от каждого взмаха шарахаться.

Мы спокойно обедаем и расходимся. Может быть, во время еды кто и взирал на меня с удивлением, видя, что я жив-здоров, но мне таких взглядов заметить не удалось. Всю вторую половину дня я сижу в камере. Мой боевой потенциал на сегодня иссяк и я отсиживаюсь в своей цитадели, точно зная, что здесь драться ни с кем не придется.

8. Карантин

Времени свободного много и я берусь за изучение громких судебных процессов прошлых лет. Меня давно интересовала эта тема, и я так увлекся, что чуть не пропустил время ужина. Однако идти никуда не нужно, еду мне приносят в камеру. Не трудно догадаться, что избитого Дыма нашли и сообразили, чьих это рук дело. Охранник, временно исполняющий роль официанта, говорит, что завтра меня вызовет к себе начальник тюрьмы.

— Надоели ему твои выходки. Ты свою «одиночку» не так часто покидаешь, но все равно умудряешься устраивать драки. Так что даже не знаю, стоит ли тебя к нему вести, не ровен час по пути еще кому-то череп проломишь.

— Можешь передать Андреевичу, что завтра у меня не приемный день, пусть излагает все свои претензии в письме.

Охранник фыркает:

— Ты такой умный, да? Вот сам ему это и скажешь.

— Я ему много чего скажу. Например, поинтересуюсь, где была охрана когда меня чуть не зарезали.

На этом наш диалог завершается и до самого утра меня уже никто не беспокоит.

Следующий день начинается для меня со звонка, которого я никак не ожидал. Мне звонит Тарасов.

— Виктор Иванчук?

Он спрашивает так неуверенно, как будто думает, что я поменял номер.

— Колян! А чего так официально? Что за ледяная стена отчужденности между старыми друзьями? Ну рассказывай, как жизнь? Почему так давно не звонил, я уже соскучился.

Тарасов, однако, мой тон не поддерживает:

— Как дела... — он заминается. — Виктор, нам нужно поговорить...

— Так чем мы сейчас и занимаемся, — перебиваю его я.

— Нет, при встрече. Как можно скорее, например, сегодня.

— Хорошо хоть не раньше. Как ты правильно заметил во время нашего самого первого разговора, я никуда не убегу, так что если договоришься с тюремным начальством, то милости прошу.

После конфликта с местными «блатными» меня могут оставить взаперти надолго, так что, почему бы и не встретиться с Тарасовым. Хоть какое-то развлечение. Интересно, почему он так спешит. Кто их знает, этих журналистов, может ему уже донесли про драку и он желает первым услышать обо всем из уст участника.

Я слоняюсь по комнате туда-сюда и жду, пока хоть что-нибудь начнет происходить. Интервью, которое я когда-то дал «Тристару», стало поворотной точкой — после него жизнь бьет ключом. Я уже даже привык, что события и новости сыплются как из рога изобилия. Такой темп позволял скрасить болотное однообразие тюремной жизни. Теперь же я остался в четырех стенах. Завтрак доставили в камеру охранники, предварительно принеся меню, с обедом будет такая же история, да и на прогулку, судя по всему, меня сегодня не выпустят. Похоже, что Андреевич всерьез обеспокоен перспективой моей потенциальной гибели от рук какого-нибудь зэка и пока не решил, как обеспечить мою безопасность. Я беру телефон и я набираю номер Стаса. Он сразу же отвечает:

— Привет, Витек. Ты, говорят, закрылся в камере, подпер дверь шваброй и никого не пускаешь. Неужели правда?

— Неправда, нет у меня никакой швабры.

— Ага, а все остальное значит правда? — смеется Стас.

— Нет, — отвечаю я. — Просто меня закрыли на карантин. Как сказал охранник: «Чтобы ты еще кому-нибудь череп не проломил». Жду, пока начальник тюрьмы не удостоит аудиенции. А твои дела как?

— Ну, я не на карантине и не в больнице, как Дым, поэтому можно сказать, что все хорошо.

— Стас, к тебе претензий никаких не было?

— Нет, а какие еще претензии? Если ты имеешь в виду «блатных», то поверженный тобой противник еще не скоро сможет членораздельно говорить и пока никто не знает, что же в деталях произошло во время драки, даже я. Да и в чем он мог бы меня обвинить? Ты же меня прогнал, не дал помахать кулаками, так что мне бояться вроде нечего. А вот ты что думаешь делать дальше?

— Посмотрим. Все будет зависеть от того, какие меры примет администрация. Может мне вообще не придется какие-то телодвижения производить. Жаль вот только на прогулку пока не выпускают. Так что гуляйте без меня.

Стас искренне пытается скрасить мое одиночество:

— Ну, если хочешь, то присоединяйся к нам вечером в онлайн-игрушке.

— Нет, спасибо. Ко мне сегодня должны гости прийти, так что я скучать не буду. А там посмотрим, просижу в камере безвылазно недельку и буду готов на что угодно, даже на такие забавы. Ладно, звони если что. Пока.

— Пока, Витек.

Я кладу телефон на подоконник и опять брожу по комнате, а он, дождавшись, пока я отойду подальше, начинает звонить. Судя по мелодии, меня хочет услышать мой адвокат. Поднимаю трубку:

— Добрый день, Ярослав Витальевич.

— Привет. По-твоему он добрый? Мне только что позвонил Гольцев и сказал, что тебя чуть не убили.

Я отрицательно качаю головой, хотя адвокат этого и не видит:

— Гольцев журналист и готов найти сенсацию там, где ее и близко нет. На мне нет даже порезов. Ну, кроме тех, что я нанес себе электробритвой этим утром.

Адвокат, как будто, успокоился, услышав мой голос.

— Я сегодня буду у тебя, расскажешь при встрече, что же у вас там произошло. Пока лучше никуда не выходи.

— Да я бы и рад, но не пускают.

Самое время пообедать. Раз за дверь мне пока ходу нет, то ничего другого не остается, как идти на поклон к компьютеру. Я захожу по локальной сети на страничку нашей столовой, смотрю меню и оформляю заказ. Очень удобная услуга, Сверчок постарался, спасибо ему. Впервые делаю такую заявку и с интересом жду, сколько времени потребуется, чтобы еда прибыла в мою келью. На сайте указано, что через пять минут. На самом деле проходит семь, но я не в претензии. В камеру заезжает сервировочный столик и охранник, пожелав мне приятного аппетита, выходит. Пообедав, я заговариваю с охранником, который убирает посуду.

— Спасибо за обед, в вашем отеле хороший повар. Думаю, что задержусь у вас еще на некоторое время. Скажите, а девочку в номер можно заказать?

Охранник, покосившись на меня, отвечает:

— Если ты здесь чувствуешь себя как в гостинице, то неплохо бы знать, что просьбы к лакеям обычно сопровождают чаевыми.

— Извини, нет мелочи. Мне обещали сегодня свидание с начальником. Время идет, скоро вечер, а я так и сижу тут взаперти.

— Поверь, Виктор, Андреевичу не до тебя. В связи с надвигающимся шоу у него дел по горло. Разные документы, разрешения, пропуска. А вместо этого ему приходится разбираться с твоими проблемами.

— Дым первый начал…

— Неважно. Все разрешилось. Андреевич тоже не зря столько лет здесь верховодит. Заказчик твоего устранения уже обнаружен, так что скоро заживешь нормальной жизнью.

— Нормальной, — фыркаю я. — Нормальной жизнью я заживу, когда выберусь отсюда. Спасибо за обед.

На это наш разговор заканчивается. Через пару часов приходит Меренков. Я излагаю ему всю историю конфликта с местными «авторитетами».

— Да, Виктор, тебя нужно защищать не только от закона, но и от себя самого. Ты влез в неприятности на ровном месте.

— Ярослав Витальевич, у меня не было выбора. Согласиться помогать «блатным» я не мог, Гольцева бы это точно не устроило, а отказ, даже в самой вежливой форме, все равно остался бы отказом.

Адвокат с интересом смотрит на меня:

— Ты пригласил меня, чтобы спастись от смерти, но сам не особо избегаешь опасностей. Сейчас ссоришься с зэками. Раньше — карабкался по скалам, причем пренебрегая альпинистским снаряжением, любил переплывать широкие реки. Однажды устроил дуэль на ножах, за что и попал сюда. Тебе не живется спокойно? Ты не боишься смерти?

— На какой из вопросов отвечать сначала? Спокойно мне действительно не живется — это слишком скучно. Ну а на счет страха, — я пожимаю плечами. — Меня пугает в первую очередь то, что из моей гибели хотят сделать развлечение. Есть в этом что-то жалкое, недостойное. Если бы я утонул в реке, то виноват был бы только сам — не смог рассчитать силы, оказался слишком слаб. А быть казненным, как баран на скотобойне... Ну уж нет, о таком я даже думать не хочу.

— В том, что ты получил смертный приговор, виноват тоже только ты, — осуждающе говорит Меренков. — Странно, что ты этого не видишь. Когда шел на убийство, неужели не понимал, чем все закончится?

— Это был честный поединок, — огрызаюсь я. — Мой враг был также вооружен ножом, хорошо тренирован и наверняка понимал, чем все может для него завершиться.

— По-другому вашу ссору нельзя было решить? — спрашивает адвокат.

Я вздыхаю:

— Не все вопросы можно уладить цивилизованными методами.

— Да, — кивает адвокат. — Особенно, если и не слишком стараться. Скажи, а ты не жалеешь о своем поступке?

— Не знаю. Много времени прошло, ярость улеглась, да и сам я изменился. Не знаю... — еще раз повторяю я.

Мы пару минут сидим в молчании, после чего адвокат говорит.

— Ладно, давай вернемся к нашим баранам. Гольцев всерьез занервничал и его можно понять — через несколько дней стартует отбор на шоу, а одного из ведущих чуть не убили.

— А разве для него это плохо? — спрашиваю я. — Такое событие придало бы некий драматический оттенок мероприятию. Даже мелодраматический, я бы сказал.

Адвокат неодобрительно смотрит на меня и спрашивает:

— А ты все шутишь? Не веришь, что тебя и вправду могут зарезать? Развлекаешься, вместо того чтобы...

— Чтобы что? — перебиваю я. — Вот чем, по-вашему, я должен целыми днями заниматься? Думать о приговоре? Или о реалити-шоу? Или мне нужно сидеть взаперти и трястись от каждого шороха, ожидая прихода убийц? Ну и каких из них посоветуете больше опасаться? Тех, которых могли бы прислать «блатные» или тех, которых на убийство благословит государство? Если размышлять все время о чем-то одном, то так можно с ума сойти. Вот я и развлекаюсь, как могу.

— Ладно, давай вернемся к проекту, — примирительно говорит Меренков. — Честное слово, Гольцев должен быть тебе благодарен, ведь ты в свое время пригласил адвоката, который теперь взвалил на свои плечи кучу его работы. По пути сюда я уже забежал к начальнику тюрьмы и переговорил относительно твоего будущего. Ты поссорился с одним из местных «блатных», камеры наблюдения это зафиксировали и теперь с ним проводят воспитательную беседу. Очень убедительную беседу, можешь не сомневаться.

— Не думаю, что это его остановит. Уже, наверное, вся тюрьма знает, что я отказал ему в просьбе. Если он не сумел внушить уважения мне, то скоро и остальные перестанут с ним считаться и вот тогда его добьют свои же.

— Да, — соглашается Меренков. — Но ты же понимаешь, что начальник этого заведения сумеет оградить тебя от опасности, так что ничего не бойся, скоро заживешь нормальной жизнью.

— Я и не боюсь. А нормальную жизнь мне сегодня уже обещал охранник. Отвечу вам также как и ему — нормальная жизнь начнется за стенами тюрьмы.

— До ее начала тебе придется участвовать в шоу, — напоминает адвокат. — Так что слушай меня. Этот проект позиционируется как интеллектуально-развлекательная программа.

— И что же там такого интеллектуального? — удивленно спрашиваю я.

— Не перебивай и все узнаешь. Это не просто реалити-шоу. Съемки разных конкурсов и интервью будут разбавлены экскурсами в прошлое. Там расскажут о том, как зародились тюрьмы, как в разных странах появлялись и менялись законодательства, какие наказания применялись к преступникам. Таким образом, шоу получит познавательный аспект. И вести эти лекции по истории придется тебе.

— Тексты рассказов подготовят журналисты?

— Да, — кивает Меренков. — Они постараются осветить самые интересные и любопытные аспекты в истории развития тюремной системы. Слава богу, за несколько тысячелетий человеческой цивилизации накопился изрядный багаж разнообразной информации. Ну а для тебя это будет ценным опытом по работе на камеру, чтобы потом, во время прямых трансляций, было немного легче.

— Ясно. Скажите, многие ли заключенные клюнули на приманку с кредитами?

Адвокат качает головой:

— Я точно не знаю. Ты же понимаешь, что банк такую информацию не дает, но думаю, что многие. Их специалисты свое дело знают — они пустили слух о том, что часть зэков взяла такой кредит и, соответственно, их шансы на победу выросли. Ну а теперь, конечно, и остальные побегут в кредитный отдел. Ажиотаж — дело заразное, сам понимаешь.

— Да. А ко мне еще гости должны прийти. Представьте — Николай Тарасов, собственной персоной. Обещал сегодня вечером быть здесь.

Меренков настороженно смотрит на меня и спрашивает:

— Он не говорил, что ему надо?

— Нет, просто просил о встрече. Советуете отказаться?

— Нет, думаю, стоит встретиться. Посмотрим, вдруг он что-то полезное скажет. Ты только интервью ему не давай — хватит. Он, конечно, профессиональный журналист и привык из разговора извлечь максимум пользы для себя, но постарайся больше узнать сам и меньше сообщить ему. Расскажешь потом, чего же он хотел.

Тарасов приходит ближе к семи часам вечера. Откровенно говоря, его нелегко узнать. Весь лоск, самоуверенность и энергия куда-то улетучились. Ко мне в камеру заходит, кажется, совсем другой человек. Он здоровается и стоит, переминаясь с ноги на ногу. Только после моего предложения он садится на стул и смотрит на меня, не зная, с чего начать разговор. Я говорю:

— Насколько я понимаю у современного журналиста жизнь очень суматошная — нужно постоянно общаться с разными людьми и уметь находить с ними общий язык. А ведь иногда так хочется расслабиться и для разнообразия просто помолчать. Однако я не думаю, что ты пришел ко мне в гости именно для этого. Будь как дома, тебя здесь никто не обидит.

Журналист чешет нос — то ли просто от задумчивости, то ли вспоминая, как я ему этот нос разбил. Наконец он подает голос:

— Виктор, вы не передумали участвовать в шоу?

— Слушай, давай опять перейдем на «ты»? По-моему уже пора, после всего, что между нами было. Что касается шоу, то почему я должен передумать? Мне этот проект не очень нравится, но разве не «Тристар» лезет вон из кожи, стараясь создать мне имидж патологически жестокого и опасного для окружающих садиста? И, как я догадываюсь, ты всегда был главным вдохновителем этой травли. Теперь на СТЛ вся надежда.

Тарасов энергично трясет головой:

— Нет, ты не понимаешь. Поверь, СТЛ на тебя наплевать, они заботятся только о своей выгоде. Да, пока будет идти программа, ты будешь знаковой фигурой. Зрители будут переживать за тебя и симпатизировать, но это шоу задумано совсем не для того, чтобы тебя спасти. Они просто повышают свою популярность. Потом, когда съемки закончатся, они про тебя сразу забудут и симпатии зрителей ослабнут. СТЛ тебя просто используют.

— Ну и что же ты предлагаешь? — спрашиваю я.

— Откажись, — выдает Тарасов. — Откажись участвовать в шоу, тебе от него никакой выгоды. Ты же не в восторге от этой идеи и с удовольствием бы не снимался, так зачем это тебе нужно?

— Ну а какой мне интерес отказываться от съемок?

Тарасов решительно машет рукой:

— Отказывайся от участия в шоу и мы прекратим выставлять тебя в дурном свете. Поверь, мне самому это очень неприятно, но это просто рабочая необходимость. Никто в нашей корпорации не испытывает к тебе антипатии. Да, мы создавали тебе антирекламу, но в этом не было ничего личного.

Мой гость разошелся, речь опять стала быстрой и уверенной, правда, жестикулирует он чересчур резко, выдавая свою нервозность. Мои возражения он, похоже, просто пропускает мимо ушей. Мне остается только слушать его монолог дальше.

— Ты же и так свою популярность поднял. Завел блог, зарегистрировался в социальных сетях, опять стал регулярно мелькать в новостях, так зачем тебе еще и шоу? Да ну его в пень, забудь про него! Ничего хорошего из этого проекта не получится. Пускай снимают его без тебя.

Мне это надоело и вот уже я повышаю голос и начинаю резко жестикулировать:

— Коля, ты меня что, дураком считаешь? Тебе нужно опубликовать интервью, а сделать ты это сможешь только после моей смерти. Думаешь, я не вижу какая у тебя цель?

— Нет, нет, ты не понимаешь. Интервью уже пройденный этап, просто не участвую в шоу и все.

— Да? — спрашиваю я. — А деньги — это тоже пройденный этап? «Тристар» мне много заплатил. Вы что, готовы обо всем забыть?

— Да ведь СТЛ компенсировал наши расходы, так что мы не в накладе и к тебе претензий не имеем.

— Зато СТЛ в накладе. Думаешь, они тоже не будут иметь ко мне претензий?

— Да они ничего не смогут тебе сделать. Просто не снимайся в шоу и вся проблема решена.

Проблема, похоже, у Тарасова и наверняка не одна. После того как сенсационное интервью для «Тристар» неожиданно превратилось в сногсшибательное шоу для их конкурентов, ему приходится несладко.

— Слушай, Коля, а что с тобой будет, если это шоу со мной в качестве ведущего окажется успешным? Начальство твое тебя выпрет и, я думаю, постарается сделать так, чтобы тебя не взяли журналистом даже … не знаю даже, короче никуда!

Тарасов игнорирует этот мой выпад. Он продолжает сверлить меня взглядом и на разный лад повторяет одни и те же аргументы. Честно говоря, я даже начинаю нервничать — постоянный стресс и давление со стороны руководства могли плохо сказаться на его психике. Я не сомневаюсь, что справлюсь с ним, если у него сейчас поедет крыша, но находиться в закрытой комнате вместе с психом все-таки как-то тревожно.

— Ладно, Коля, я думаю, дел у тебя хватает, так что не смею задерживать. Все, аудиенция окончена.

Журналист смотрит на меня с плохо скрываемым отчаянием.

— Ты не сдержал обещание! — выдыхает он. — Как бы там ни было, но ты обещал интервью не давать, а сам что сделал? Думаешь, нарушать слово — это по-мужски?

Да, в чем-то он прав. Мне и самому не нравится вся эта ситуация — нарушение контракта, присвоение себе чужих литературных талантов, необходимость плясать под чужую дудку, но я сейчас зажат как в капкане.

— Сейчас уже поздно что-то менять, Коля. Ступай, пускай все идет своим чередом.

Я подхожу к двери камеры и стучу, охранник выпускает Тарасова. Николай уходит, опустив голову и даже не попрощавшись.

9. Наплыв брендов

Уже на следующий день после встречи с Тарасовым меня выпускают из камеры. Идя в первый раз завтракать, а затем на прогулку я, честно говоря, заметно нервничаю — у меня нет уверенности в том, что местные «авторитеты» оставят меня в покое. Конечно, никто из них своими руками не станет меня устранять, но вполне может оказаться, что какой-нибудь зэк боится «блатных» куда больше чем тюремщиков. Особенно тревожно в столовой, где в суете меня могут запросто пырнуть ножом. Только сев на стул, и ощутив спиной непоколебимую как скала стену, я успокаиваюсь. Справа от нашего стола стоит огромный кактус в кадке, а по левую руку сидит Стас. Кактус, конечно, колючий, но на этом вся опасность, исходящая от него, заканчивается. Ну а слева я защищен еще лучше, чем стеной.

Едим мы спокойно, правда, разговоры ведутся все больше о предстоящих съемках. О драке с Дымом никто не говорит, Павел Андреевич меня к себе не вызывает, жизнь течет своим чередом, как будто ничего и не произошло. Первый день после изоляции проходит обыденно.

Только со временем, когда я уже перестал опасаться ножа в спину, мне удалось узнать, что не только Дым, но и некоторые другие зеки уже никогда в нашу тюрьму не вернутся. Андреевич перетряхнул подчиненных, заключенных и вскоре открыл корни заговора. Дым после больницы отправился отбывать срок в другую тюрьму, туда же перевели и «блатного», который пытался меня эксплуатировать. Думаю, так было лучше для всех — мне не приходилось ждать новых конфликтов, ну а их авторитет после неудачной разборки наверняка упал. Проводя жизнь в «одиночке», я не до конца разобрался в тюремных понятиях, но думаю, что был не далек от истины, когда предположил, что потерявших уважение зэков добьют свои же. Дружкам этой парочки пообещали нечто настолько нехорошее, что теперь меня никто и пальцем бы не коснулся. Что ни говори, но Андреевич свою работу выполнял на совесть. Оставался Поляк, но он с тех пор обходил меня десятой дорогой.

Постепенно меня стали готовить к роли ведущего. Гольцев притащил целый ворох инструкций и пообещал в следующий раз принести один из текстов, которые должны были составлять «интеллектуальную» часть шоу, то есть рассказ о появлении самых первых тюрем на заре человеческой цивилизации. Я решил не изменять привычкам и продолжить свои походы в общий спортзал. Во-первых, не хотел терять форму, а во-вторых, решил показать, что меня запугать не удастся. На мое послушание рассчитывала, насколько мне удалось понять, какая-то местная группировка. Нужно было показать, что я готов дать отпор любому.

Когда я переступил порог спортзала, то в прямом смысле слова не узнал его. За три дня отсутствия он преобразился. Заменили полностью все оборудование. Тренажеры, скамьи, гантели, боксерские груши и перчатки, даже скакалки и брусья блистали чистотой и новизной. И на каждом снаряде красовался яркий значок фирмы «JethroGym». На одной из стен висел большой флаг с такимже логотипом, рядом с ним расположились плакаты с фотографиями спортсменов. Никакого вызова в моем приходе, как оказалось, не было — в зале, в коридоре, даже перед кабинками душевых висели дополнительные камеры слежения, так что напасть на меня в укромном уголке никто бы не смог. Стас уже занимался и, похоже, не ждал моего прихода. Он спрыгнул с перекладины, мы поздоровались и он сказал:

— Решил не отлынивать? Это хорошо, тренироваться нужно регулярно. Да и мне одному здесь скучно.

— А что это за глобальные перестановки? Стоило три дня пропустить и впечатление такое, как будто оказался в совершенно незнакомом месте.

— Круто, правда? — Стас довольно ухмыльнулся. — Вчера зал не работал, меняли инвентарь. Я думаю, ты слышал про фирму «JethroGym» — это один из лучших в мире производителей спортивного и туристического снаряжения и экипировки. Вот эта компания решила сделать подарок нашей тюрьме — полное оборудование для тренажерного зала.

Я еще раз окинул помещение взглядом — этот широкий жест обошелся спонсору в безумную сумму денег. Впрочем, для фирмы, которая продает свой товар по всему миру, убытки, по-видимому, были не столь и заметны.

— Да, это очень любезно с их стороны, давай же испробуем эти снаряды на практике.

Стас согласно кивнул головой и мы начали тренировку. В зале было заметно больше народу, чем обычно. Я не знал, чему это приписать — то ли тягой к брендированным тренажерам, то ли просто интересом к чему-то новому. В тюрьме любое изменение ценится. Ладно, через месяц станет ясно, сколько новых спортсменов удалось привлечь магическим словосочетанием «фирменный инвентарь от «JethroGym».

Сегодня впервые за долгое время нам не удалось провести тренировку в полном объеме, так велик оказался наплыв желающих, поэтому мы закончили пораньше. Я вернулся в камеру. Там меня ждал сюрприз, впрочем, вполне ожидаемый. Мой личный спортзал теперь тоже был полон той же продукцией, что и общий. Недалеко от окна красовался плакат с логотипом производителя. Рядом с ним чуть ли не полстены занял шикарный телевизор знаменитой фирмы. Я прошелся по комнате туда и обратно. Тренажеры, исполненные чувства собственной важности, стояли вдоль стены и блестели, гордо демонстрируя логотип. «JethroGym»!

Я провел рукой по одному из них. Хромированная сталь, прорезиненные рукояти, особые удобные сиденья. Все очень стильно и красиво. Оборудование было из другой серии, более дорогое, чем то, которым теперь мог похвастаться наш общий спортзал. Эту линейку разрабатывали совместно лучшие дизайнеры, медики и тренеры. Еще раз обведя свой спортивный зал взглядом я подивился тому, сколько же места занимают тренажеры. Впрочем, человек, который может себе позволить такое оборудование, наверняка в состоянии и квартиру купить достаточно большую, чтобы выделить отдельную комнату только для них.

Вскоре позвонил Гольцев.

— Привет, Виктор, как тебе подарки?

— Привет. Это ты про тренажеры, что ли? Твоя идея?

— Нет, «JethroGym» сами решились на этот шаг. Думаю, ты доволен, согласись тренажеры просто класс, фирменная вещь все-таки.

— Вова, ты что себе думаешь — если на гантелях стоит фирменное клеймо, значит я ими в два раза быстрее накачаюсь? Спортивный инвентарь должен служить другим целям, а вовсе не для поддержания самомнения служить. Можно штангу хоть изумрудами инкрустировать, но она все равно останется штангой. Меня и старое оборудование вполне устраивало, оно было не намного хуже. Ну да ладно, пускай уже будет новый инвентарь. А телевизор — это что еще за акт неслыханной щедрости?

— Надеюсь, он тебе понравился? Его повесили в рекламных целях, но согласись, что он великолепен. Там столько наворотов, что даже не сосчитать. Совмещай приятное с полезным, ты раньше о таком и мечтать не мог.

— Мои мечтания всегда устремлялись в области далекие от шикарного телевизора, но давай ближе к делу. Ты же не джинн и позвонил не для того, чтобы исполнять мои желания.

— Конечно. Нужно снять рекламный ролик с твоим участием, так что завтра жди наших операторов в гости. Они сделают кое-какие съемки, так сказать «с натуры». Зрители должны увидеть тебя, твою камеру, ну и вообще ощутить атмосферу тюремного заключения.

На этом мы и попрощались. Некоторое время меня терзало какое-то смутное воспоминание, которое никак не хотело принять окончательную форму. Потом меня все же осенило. Я вспомнил о том, где и при каких обстоятельствах впервые услышал о фирме «JethroGym». Не так давно я наткнулся на случай из старой судебной хроники. В те времена смертная казнь оставалась делом вполне обыденным и не вызывала такого ажиотажа, как сейчас. И одного человека осудили на казнь с применением электрического стула. Проблема состояла в том, что конструкция этого устройства предназначалась на определённый вес, а осуждённый был парнем весьма крупным. Исполнение приговора затягивалось. Тогда это также стало поводом для изрядной шумихи, хотя и не сравнимой с моей. Поначалу хотели даже провести тендер между разными фирмами, изготавливающими электрическое оборудование. Победитель получил бы право разработать специальный стул, способный выдержать столь большую нагрузку.

Но потом вышеупомянутый «JethroGym» предложил простое и элегантное решение — высококлассные тренажеры и даже индивидуально разработанный курс занятий, способствующий быстрому снижению веса. Ох, как тогда другие производители спортивного инвентаря взбеленились! Звучали призывы не отдавать столь важное дело под эгиду «JethroGym», поскольку это было бы несправедливо. Другие фирмы требовали провести тендер и с пеной у рта доказывали, что они могут предложить более качественное оборудование. Однако они опоздали и именно «JethroGym» получил столь желанное разрешение.

Они установили осужденному целую россыпь тренажеров, так что буквально за пару месяцев человек смог уместиться на электрический стул, где его вскоре и зажарили. Поставщик ни в одном рекламном ролике не забывал упомянуть о том, что именно благодаря их фирме закон получил возможность быть соблюденным. Интересно, как тогда звучал лозунг, под которым прошла казнь? «Спонсор сегодняшней казни — компания «JethroGym», лучший в мире производитель спортивного оборудования, который любезно согласился помочь осужденному поскорее отправиться на тот свет! Покупайте спортивные снаряды и экипировку «JethroGym» прямо сейчас. Всем позвонившим гарантирована скидка в размере двух процентов от суммы покупки. «JethroGym» — это ваш выбор!» Надо полагать, это звучало примерно так.

Начиная со следующего дня наше тихое и даже сонное существование заметно изменилось. Тюремная территория стала напоминать потревоженный муравейник. С утра я примостился возле окна и смотрел, как по прогулочному дворику бегает бригада монтажников. Местная система видеонаблюдения не подходила для высококачественной съемки, поэтому Второй Канал решил нацеплять кругом своих камер. Работники опутывали территорию целой сетью проводов, стараясь успеть до начала прогулки, ведь шататься по двору вперемешку с заключенными им бы, понятное дело, никто не дал. Среди копошившихся людей я заметил Гольцева с целой свитой помощников. Они частично руководили процессом, частично путались у работавших под ногами, давали какие-то советы, размахивали руками.

Вскоре эта делегация пришла ко мне. Гольцев как будто решил ни в чем не уступить Тарасову и тоже притащил с собой фотографа и видеооператора. Те быстро провели съемку моих покоев, записали короткое интервью буквально на пять-шесть вопросов и удалились. Гольцев остался, сел в кресло и сказал:

— Ну вот, слава богу, маховик завертелся. Знаешь, я до последнего боялся, что какое-нибудь непредвиденное обстоятельство задержит начало работ, а то и сорвет шоу. Особенно понервничал, когда узнал, что тебя чуть не убили. Но теперь все войдет в свою колею.

Я не стал ему отвечать, меня вообще удивило его желание поделиться со мной своими переживаниями и опасениями. Гольцева мое молчание не смутило и он продолжил:

— Скоро смонтируем и выпустим очередной рекламное видео, на этот раз про тебя. Ты первые ролики по телевизору уже видел? Их сейчас чаще, чем любые другие крутят.

— Я не смотрю телевизор.

Журналист удивленно посмотрел на меня и спросил:

— А как же ты новости узнаешь? Как получаешь всю актуальную информацию?

Я фыркнул:

— Вова, мы тут с тобой без свидетелей, так что давай начистоту. Какие такие актуальные новости я могу почерпнуть из телеэфира? Кто из звезд шоу-бизнеса с кем переспал? Или какой сок самый вкусный и полезный? Ты-то уж наверняка знаешь, что СМИ это не та инстанция, которая старается донести до людей объективную картину происходящего в мире.

Гольцев скривился:

— Витя, давай без гневных разоблачений. Какую еще «объективную картину»? Объективно самого вкусного сока не существует — это дело индивидуального предпочтения. Неужели ты никогда не слышал, что в мире нет ничего непредвзятого? А насчет телевидения ты не прав. Вот как это, по-твоему, выглядит — звезда главного телепроекта пренебрегает просмотром телевизора. Так что слезай со своей революционной трибуны и включайся в работу. Считай, что просмотр телевизора это тоже часть твоих обязанностей. Завтра у нас с тобой вообще дел выше крыши. Готов к роли ведущего? Нужно будет провести экскурсию по территории тюрьмы. Здесь, на флешке, мы набросали текст речи, почитай сегодня.

— Надо, значит, проведем, — равнодушно ответил я. — Во сколько вас ждать?

— Да вот после завтрака и начнем. Ладно, мне пора, дел еще очень много.

Гольцев умчался, а я остался в камере дожидаться начала прогулки. Меня встревожила идея журналиста заставить меня смотреть телевизор — только этого еще не хватало. Я понимал, что если он еще и в моих «апартаментах» установит камеру, то сможет следить, чем я занимаюсь, а ведь у нас с ним договор и поневоле к распоряжениям СТЛ придется прислушиваться. Пока же слежка за мной не началась, можно было в свое удовольствие заниматься тем, чем привык.

Я немного почитал, затем вышел на прогулку. Монтажники к тому времени уже ушли, оставив кучу установленной, но еще не работающей техники.

— Интересно, они и у нас в камерах везде «жучков» наставят? — задумчиво проговорил Серега.

— Ну а ты как думал? — хмыкнул Стас. — Или ты ждал, что нас будут снимать только на прогулках? Теперь никакой частной жизни, каждый твой зевок покажут на всю страну.

— У вас и до этого с частной жизнью дела не ахти обстояли, — добавил я.

— Ну да, где уж нам, это ты у себя в «одиночке» почти как дома. Как думаешь, за тобой тоже следить теперь будут?

— Ох, не знаю, Стас, надеюсь, что нет, но сам понимаешь, что готовиться нужно к худшему.

Прогулка прошла как обычно. Вернувшись в камеру, я взял флешку, оставленную Гольцевым и стал готовиться к роли экскурсовода. Прочитав текст, я понял, что он мне совсем не нравится и решил завтра внести в него свои коррективы.

На следующий день, после завтрака, Гольцев с операторами явились за мной и мы двинулись снимать экскурсию. Вот тут между мной и журналистом началось эпическое противостояние, в котором я, к сожалению, уступил. Рассказ о тюрьме был самым щедрым образом пересыпан рекламой и я поначалу отказался его произносить. Но Гольцев оказался непреклонен. Так как я был связан контрактом, то пришлось, в очередной раз, делать то, что от меня требовали. Таким образом, мой рассказ выглядел примерно так:

— Вот здесь находится спортзал для заключенных. Как видите, он оборудован превосходными тренажерами знаменитой фирмы «JethroGym», которая является спонсором нашего шоу.

Камера скользит по залу, выхватывая логотип на многих снарядах, а я продолжаю.

— Фирма «JethroGym» является лидером по производству спортивного и туристического снаряжения. Качество, комфорт и безопасность их продукции завоевали заслуженную любовь и международное признание. Вы можете лично в этом убедиться, если посетите их фирменные магазины, которые есть во всех крупных городах страны. Посетите также их сайт, где представлен весь широчайший ассортимент их продукции, а также советы и видеоуроки для спортсменов. Любой тренажер или деталь экипировки вы можете заказать в их интернет-магазине и он будет доставлен вам максимум через два дня.

И так без остановки. В конце зашли мы и в мою камеру, где еще раз заострили внимание будущих зрителей на фирме «JethroGym». За время экскурсии что я только не рекламировал — лекарство, сайт, кофе и даже бутик, который любезно предоставил одежду для съемок ведущему, то есть мне. Весь этот треп занял процентов, наверное, семьдесят от всего времени, что я провел под прицелом объективов. Под конец я так устал, как будто на мне пахали и начал думать, что ведущие шоу вовсе не такие бездельники, какими они мне представлялись раньше. Голова просто раскалывалась от наплыва брендов.

Зато Гольцев был просто полон энтузиазма. Он занимался любимым делом и чувствовал себя, как рыба в воде. Провел меня в камеру и остался немного поговорить.

— Ну что, Виктор, я доволен. Все, на сегодня для тебя работа завершена, можешь отдыхать в свое удовольствие. Как тебе должность ведущего?

— Когда я здесь очутился, мне и в голову не приходило, что когда-нибудь я буду подрабатывать тут экскурсоводом. Ну а в целом, — я пожал плечами. — Это хоть какое-то разнообразие. Вот бы еще без рекламы.

Гольцев посерьезнел и ответил:

— Без нее никуда. Но можешь поверить, тебе ничего неприятного делать не пришлось. Я могу много интересных историй рассказать о том, что доводилось делать людям по условиям рекламного контракта. Вот, например одному артисту пришлось начать курить, так как этого требовал договор с табачной компанией.

Я удивленно посмотрел на него, а он продолжил.

— Да, а ты как думал? Не мог же он пропагандировать сигареты, будучи некурящим. Это было бы неправдоподобно. Поскольку реклама табачных изделий по телевидению запрещена и он не мог сняться в видеоролике, то ему приходилось искать выход из ситуации. То в интервью якобы вскользь упоминать о своих любимых сигаретах, то на пресс-конференции и светские тусовки приходить с пачкой в нагрудном кармане, так чтобы логотип был виден. Да много чего еще.

— И что, ты хочешь сказать — он жил долго и счастливо?

— Нет. Однажды вечером вышел в магазин за сигаретами и его сбила машина.

Гольцев начал хохотать, но увидев, что я не поддержал его вспышку веселья, быстро успокоился.

— Вот такая ирония судьбы, — он развел руками. — Впрочем, ты и сам понимаешь, если бы он пошел за хлебом результат был бы таким же.

— Ладно, Вова, когда ты в следующий раз привлечешь меня к съемкам?

Журналист достал из кармана флешку, вставил в компьютер и подозвал меня.

— Смотри, вот я тебе здесь сохраняю следующие инструкции. Теперь будем знакомить телезрителей с тем, как зарождалось само понятие тюремного заключения. Читай, дня через три мы эту лекцию снимем.

Он оставил меня одного. Я решил, что история становления тюрем никуда не денется и взялся за гантели. Я тренировался и думал о том, что у нас действительно многое изменилось. Не только спортзал, но и комнаты для свиданий, прогулочный дворик, некоторые другие помещения, которые могли мелькнуть в шоу, резко преобразились. На кухонной мебели, на уличных скамейках, даже на урнах появились логотипы разных фирм, к тому же установленные ранее бигборды тоже оделись яркими рекламными красками. Больше всего изменилась столовая. Там повесили еще один телевизор.

Раньше ты мог сесть к этому аппарату спиной и утешать себя мыслями о том, что ты его игнорируешь. Теперь же они располагались на противоположных стенах и держали посетителей под перекрестным прицелом. Также установили несколько фирменных кофейных автоматов, каждый из которых гордо нес на своем корпусе название той компании, чьей продукцией он готов был угостить любого желающего. Несколько рекламных плакатов появилось и на стенах.

В очередной раз я вспомнил первые дни, проведенные в тюрьме. И то, как я тогда отчаянно пытался найти в этом новом для меня мире хоть какие-то положительные аспекты, которые могли примирить меня с заключением. Одним из плюсов стало то, что «зона» оказалась местом, почти полностью свободным от рекламы. На воле человек не мог и шагу ступить без того, чтобы неодолимый поток рекламы не вторгся в его сознание. Отовсюду, начиная от плакатов на улицах и заканчивая тараторящими мониторами в транспорте, людей безостановочно бомбардировали информацией о различных товарах и услугах. От этого не было спасения. На автобусах и трамваях, на стенах домов, на остановках и дорожных знаках, на одежде… Куда бы человек не устремил взгляд, реклама тут же возникала перед глазами. Она вопила в уши, назойливо лезла с экранов телевизоров и планшетов и не давала ни мгновения покоя.

Тюрьма оставалась заповедником, настоящим райским уголком с этой точки зрения. До недавнего времени. Теперь ее тоже заполонили бигборды и яркие брендированные вещи, которые помимо воли отвлекали внимание и мешали думать о чем-либо другом, кроме как о предлагаемых товарах. Да уж, от нее невозможно спрятаться! Период покоя закончился.

 

После тренировки я взялся за принесенные Гольцевым тексты. Там оказалось много интересного. В первую очередь, акцент был сделан на гуманных условиях современного заключения по сравнению с тем, что практиковалось в древности. В не столь уж отдаленном девятнадцатом веке еще не разработали привычных для современного мира условий тюремного содержания. Заключенных отправляли в одиночные камеры, где единственным источником информации становилась Библия. Другая литература, встречи или переписка с родными, даже разговоры с тюремщиком строго запрещали. Общаться с товарищами по несчастью, находясь в «одиночке», было невозможно. Прогулки также происходили наедине. Вдохновители создания таких тюрем справедливо решили, что Священное Писание само по себе человека не исправит. Значит, нужен специалист, который сможет его правильно истолковать. Людей водили на проповеди к священнику, но так чтобы они даже там не могли видеть других преступников.

Существовала схожая система, в которой днем заключенных выпускали на работу, а ночью оставляли опять-таки в одиночных камерах. Разговоры во время работы или еды были под запретом, нарушивших распоряжение наказывали плетью, могли также еще и урезать рацион. Эксперименты законодательства дорого стоили осужденным. Сейчас уже невозможно подсчитать, сколько человек схлопотало психические отклонения, пока не стало ясно, что подобные системы заключения не эффективны. В более давние времена тюремное содержание использовалось реже, ведь хватало других способов наказания. Человека могли сделать рабом, изувечить, отправить на каторгу. Даже сейчас условия жизни напрямую зависят от характера надзирателей, а уж раньше, когда еще не было такого развитого и регламентированного законодательства, слишком многое зависело от их воли.

В целом лекция оказалась познавательной, но несколько скомканной и отрывочной. Составители просто выбрали разные наиболее интересные факты и состряпали из них рассказ. Про себя я решил, что при случае займусь более подробным изучением этого вопроса. Что же, если хотя бы часть будущих зрителей заинтересует подобный экскурс и они тоже начнут искать более полную информацию, значит название «интеллектуально-развлекательное шоу» себя оправдает.

В этот момент мне позвонил адвокат. Я рассказал ему об изменениях в нашем интерьере, об экскурсии по тюрьме и поинтересовался новостями.

— Ну что я могу сказать, Виктор. Ты даже не представляешь, насколько велик ажиотаж вокруг этого шоу.

— Неужели, — хмыкнул я. — Я стараюсь следить за его популярностью.

— Да, но некоторые аспекты тебе не доступны. Вот простой пример — у меня всегда хватало клиентов, но их приток увеличился вдвое, когда стало известно, что я собираюсь добиться пересмотра твоего дела. Мои помощники ведут статистику уже много лет. Такого ажиотажа не было еще никогда.

— Вот видите. А вы ведь сначала не хотели становиться моим адвокатом.

Меренков пообещал, что придет ко мне завтра и мы попрощались.

На следующий день во время завтрака я не досчитался Сереги.

— Он торжественно возведен в ранг «фараона», — объяснил мне Стас.

«Фараонами» здесь называли тех, кто попадал в карцер за сходство этого воспитательного помещения с саркофагом, наподобие тех, в которых находили последнее пристанище египетские мумии.

— Вот это да. За какие заслуги?

— Да все очень просто, — сказал Антон. — Скоро начнется кастинг. Журналисты ходят по камерам, разговаривают с зэками, проводят предварительный отбор. Задают каверзные вопросы, которые, разумеется, приводят к конфликтам между заключенными. Короче, нагнетают атмосферу и провоцируют ссоры. Никто толком не может понять — возьмут его на шоу или нет. Сам понимаешь, нервы у всех на пределе. Серега кредит на себя взвалил, потому он особенно взвинчен. На ровном месте поругался с соседом по камере. Закончилось все дракой. Теперь оба остывают в карцере. Пару дней их там должны продержать.

— Ну и дела. Так теперь они не успеют поучаствовать в отборе на шоу?

— Посмотри вокруг, — усмехнулся Антон.

В столовой народу было маловато, хватало пустых мест.

— У нас теперь «фараонов» больше чем в Египте. Так что, если бы все кто в саркофаг попал, не смогли участвовать в кастинге, то слишком много людей бы отсеялось. Продюсеры не спешат закончить отбор. Наоборот, те, кого сейчас замуровали — это, можно сказать, самые первые звезды будущего шоу. Их ссоры и драки уже запечатлены на видео и именно к ним приковано внимание.

— Так может и вам стоит подраться, чтобы и вас заметили, — предложил я.

— Спасибо, обойдемся, — отвечает Стас. — Я не гладиатор, чтобы кулаками махать на потеху публике.

— Все будущие звезды этого реалити-шоу в чем-то гладиаторы, а в чем-то вообще клоуны. Так что нам этой участи не избежать, если мы планируем в нем участвовать, — вздохнул Антон.

— Я слышал, Серега тебе про кредит рассказывал. Ты решил не обращаться в банк?

— Нет, банк меня точно не завлечет. Я, может быть, даже отбор не пройду, так что обойдусь без таких долгов, — ответил Антон. — Но мне в чем-то проще, у меня есть кое-какие сбережения, так что я к своему капиталу обращусь, если вообще решу, что стоит участвовать в голосовании.

Мы уже собирались уходить из столовой, когда Стас обратил мое внимание на один из торговых автоматов. Автомат стоял в зале уже давно, но какого-то особого ажиотажа не вызывал. Он торговал чипсами. Сегодня же за время нашего обеда к нему подошло человек десять. Они кидали в него монету и забирали пакет с хрустящим содержимым.

— Смотри, зарядили акционным товаром. По телевизору рекламу крутят — в пачке чипсов можно найти деньги.

— И что, большую сумму можно выиграть? — поинтересовался я.

— Хватит разве что на новую пачку чипсов, но уж точно не на лечение гастрита, взращенного на такой диете.

— Ну, там еще главная приманка есть. Суперприз — автомобиль. На каждой пачке это написано, — добавил Антон. — Но шансы на такую удачу, ты сам понимаешь…

Тем не менее, их действительно хорошо покупали. На выходе из зала я столкнулся с человеком, которому повезло в этой лотерее. В только что купленной пачке находилась мелкая купюра, запаянная в прозрачный полиэтиленовый пакет. Что же, на новую упаковку чипсов как раз хватит.

Вечером ко мне пришел адвокат. Он поделился новостями, которые не касались меня лично, но были очень важны для будущих участников шоу.

— Ты как-то спрашивал, что я знаю про кредиты для заключенных. Срок кредитования, кстати, продлили, ты слышал, наверное.

— Да. Вот меня как раз интересует — сколько человек попалось на эту удочку?

— Я собрал интересную информацию, — Меренков откинулся в кресле, пару секунд помолчал и продолжил. — Поначалу люди не особенно этим заинтересовались — кому-то хватило здравомыслия понять, что есть больше шансов расстаться с залоговым имуществом, чем победить с помощью этих денег. Кто-то просто побоялся так рисковать. Вот тогда банк и сделал хитрый ход — они объявили, что кредит можно досрочно погасить до первого числа следующего месяца включительно. Кастинг же, как известно, должен закончиться последнего числа этого месяца, что давало человеку замечательную лазейку.

— То есть человек мог досрочно погасить задолженность первого числа, если уже точно знал, что отбор он не прошел и голосовать за себя не нужно.

— Да, — подтвердил адвокат. — В таком случае переплата была просто мизерной — всего лишь три процента от первоначальной суммы. Потенциальные клиенты банка еще раз уточняют у работников Второго канала, когда же закончится кастинг и получают ответ — результаты отбора будут известны в последний день месяца и точка. Вот после этого заключенные повалили в кредитный отдел косяком. Ну а теперь самое интересное! Сегодня утром руководство телеканала официально подтвердило, что сроки отбора участников продлеваются минимум на десять дней.

— А кредитный договор?

— А причем здесь договор? — в глазах адвоката искрится насмешка. — Банк условия кредитования менять не собирается.

— Думаю, никому из моих товарищей по несчастью вовсе не стоило связываться с этой конторой.

— Да, наверное. Но не стоит забывать о таком факторе, как ажиотаж. Банк сделал очень солидную рекламу. Ты бы слышал, как тут распинались кредитные эксперты — в воображении зеков рисовались такие радужные картины, перед которыми даже мне трудно было бы устоять. Вот многие и повелись.

— Ладно, а с чем же связано решение телеканала перенести дату подведения итогов?

Меренков развел руками:

— Никак не могут выбрать достойнейших для участия. Нелегкое это оказывается дело, хотят дать шанс каждому попасть на съемки, боятся кого-то обделить.

— На телевидении, конечно, знают о таком пункте кредитного договора.

— Ну и что? Какое им дело до отношений банка и его клиентов? Как правильно сказал нам Гольцев — это вопрос конфиденциальный.

— Но любой заключенный может все же погасить кредит до первого числа, вырваться, так сказать, из закрывающегося капкана, — сказал я.

— Да, но если он все же пробьется на проект, то будет там без денег для голосования. Отказаться теперь от шанса на освобождение любому было бы трудно, — адвокат еще немного помолчал и продолжил. — Это тебе маленькая зарисовка на тему того, как виртуозно выполнять свои рабочие обязанности на примере кредитных экспертов.

Мы поговорили еще немного и мой гость меня покинул.

10. Начало съемок.

На следующий день после завтрака я вернулся в свою «одиночку», где меня уже ждали визажисты. Они немного поколдовали над моей внешностью и я отправился в сторону общих камер. По пути познакомился со своим будущим напарником. Вячеслав Шевченко — тридцать четыре года, по образованию журналист, много лет проработал на телевидении и считается одним из самых хороших шоуменов страны. Как я понял из рассказа Гольцева — Славик личность очень известная, хотя мне его имя ничего не говорило. Впрочем, стоит ли удивляться, ведь развлекательные шоу никогда не были моей слабостью.

Мы заходили во все камеры, он знакомился с местной публикой и начинал свою работу. Я стоял в сторонке и с интересом наблюдал. Шевченко хорошо знал свое дело, он умел расположить к себе людей и добиться ответа на непростые вопросы, но в таких условиях ему действовать еще не приходилось. Какого-то шаблона он не придерживался и импровизировал на ходу, в зависимости от обстоятельств. Иногда разговаривал с заключенным так, чтобы и остальные могли слышать, о чем идет речь, а бывало, просил выводить людей для разговора в отдельное помещение.

В первом случае вопросы звучали провокационно. Отвечавший вынужден был лавировать между желанием заинтересовать журналиста и попытками не настроить против себя местный контингент. Во втором случае он мог взять для общения только два-три человека, а остальных проигнорировать. Не трудно было догадаться, что после ухода нашей съемочной группы в камере оставалась не самая доброжелательная атмосфера. Конечно, каждое подобное шоу, где люди выбывают один за другим, зиждется на духе соперничества между участниками. Но в тюремных условиях подобный дух мог привести к самым плачевным обстоятельствам. Перед очередной дверью я придержал Славика и объяснил ему эту нехитрую истину, на что он только улыбнулся и ответил:

— Ну конечно, наше шоу имеет соревновательный характер, ты же с самого начала должен был это понимать. Я как кипятильник, моя задача — слегка накалить обстановку. Естественно, будущие участники видят друг в друге конкурентов, но ничего страшного в этом нет, ведь они под присмотром, в конце концов. Ну и пойми, досрочное освобождение даром не дается — так что тот, кто не готов рисковать, не выберется отсюда пораньше.

После этих слов он смело шагнул в открывшуюся перед ним дверь, поздоровался, присмотрелся к сидевшим внутри, после чего выбрал одного и пригласил его для беседы с глазу на глаз. Оставшиеся проводили своего товарища и уходящего журналиста подозрительными взглядами. Шоумен пообщался с выбранным зэком в отдельной комнате. Потом Славик вернул парня обратно, но больше ни с кем из присутствующих общаться не стал. Он попрощался и на выходе сказал:

— Думаю, что из этой камеры мы возьмем на проект именно вас. До встречи.

Я остолбенел. Славик деловито зашагал по коридору, обсуждая какой-то технический аспект с оператором, а я поймал за локоть Гольцева, который собирался двинуться следом. Вова в этот момент общался по телефону. Он с неудовольствием глянул на меня, но все-таки положил мобильный в карман и спросил:

— Что?

— Вова, а скажи мне, как старому другу — где ты нашел этого идиота?

Я пересказал всю ситуацию, которую он пропустил из-за телефонного разговора и Гольцев расцвел в довольной улыбке:

— Да, Славик свое дело знает. Хотя мог бы еще больше накалить страсти и сказать подобную фразу после первого числа, когда уже поздно было бы по дешевке погашать кредиты.

— Ты понимаешь, в какой ситуации оказался выбранный твоим Славиком человек? Ему как-то жить нужно в камере, в которой он теперь взывает слишком большую зависть.

— Расслабься, ничего ему не сделают, тут же видеонаблюдение стоит. Честно говоря, видно, что ты реалити-шоу не смотришь. Там все участники так живут — организуют кланы, плетут интриги, говорят друг о друге такое, что иногда повторить страшно. Это как в джунглях — выживает сильнейший.

— Ему даже клан не с кем создать, вы его бросили одного против всех. Ты не боишься, что твою будущую звезду реалити-шоу просто зарежут?

— Нет, не боюсь. Новую создадим. Кстати, слова о том, мол «Мы возьмем именно вас» еще ни к чему не обязывают. С остальными заключенными мы тоже проведем беседы, только чуть позже, а пока что нужно заснять на видео первые конфликты. Вот после этого и остальных пригласим на кастинг, второй волной, так сказать. Можешь не переживать, всем дадим шанс на участие. И я тебя прошу, не ссорься со Славиком, вам ведь еще работать вместе. Он не сам такой ход придумал, это идея продюсеров. Если бы не он, то кто-нибудь другой все равно должен был это делать. Он просто выполняет свои обязанности, окей?

Спорить не имело смысла. Я двинулся следом за всеми остальными. По пути сняли небольшой отрезок видео, где я рассказал, что теперь мы отправляемся в гости к узникам карцера. Они не могли принять участие в кастинге, пока отбывали наказание, но Гольцев решил, что стоит показать и это заведение. Заключенные проводили там обычно не больше двух суток, их выпускали только для еды, одиночных прогулок, ну и в туалет, разумеется. В саркофагах карцера не было ни компьютеров, ни интернета, ни даже телевизора. Единственным развлечением оставалось радио — нетрудно догадаться, что попадание туда считалось довольно строгим наказанием.

Пока Славик вытаскивал первого выбранного для разговора, а кто-то из операторов снимал изнутри капсулу, которую только что освободили, Гольцев подошел ко мне и сказал:

— Вот тебе еще один пример того, что мы делаем людям добро. Эти заключенные сидят тут и зеленеют от скуки, а наше появление позволяет им лишний раз выбраться из склепа и хотя бы ноги размять.

— Вова, ты меня дураком считаешь? Если бы твои коллеги не провоцировали их на ссоры во время предварительного отбора, то карцеры бы сейчас пустовали.

Пока мы с Гольцевым препирались, Славик загонял собеседника в угол вопросами:

— Вы хотите участвовать в нашем шоу, значит, считаете себя достойным досрочного освобождения. Но как вам удастся влиться в повседневную жизнь и стать законопослушным гражданином, если даже здесь вы не соблюдаете простейших норм дисциплины, за что и оказались в карцере?

Заключенный замялся. Я опять переключил свое внимание на Гольцева.

— Вова, когда мы будем снимать лекцию о зарождении исправительных учреждений?

— Подожди немного, еще декорации не готовы.

— Вот это да, — удивился я. — Вы хотите все сделать с размахом. У нас на зоне что, появится съемочный павильон?

— Не совсем так. Потерпи и скоро сам все увидишь.

Тем временем Славик водворил очередного зэка обратно в капсулу и сказал в камеру:

— Вы видите, насколько велика тяга к свободе у наших потенциальных участников. Заключенные карцера не смогут попасть на наше шоу. Успеют ли они выбраться из него раньше, чем закончится отбор? Смотрите на Втором Национальном.

Он точно знал, что успеют, но этого не знали зрители. Мы с Вовой еще немного поговорили, пока Славик допрашивал еще нескольких человек, а потом я вернулся обратно в свою камеру. Серегу в тот день я так и не увидел.

После обеда мне позвонил пресс-секретарь адвоката. Я рассказал ему про знакомство со Славиком Шевченко и про сегодняшние съемки.

— Именно об этом меня постоянно спрашивают в социальных сетях! — вздохнул Дима. — Просто никакого спасения нет. Ничего, скоро уже смогу отдохнуть. Потенциальным участникам шоу запретили общаться в интернете. На днях к тебе такие же санкции применят.

— Скучать не будешь? Может быть, создашь собственные страницы?

— Ну уж нет. Надеюсь, тебя выпустят раньше, чем закончится это шоу и мне не придется опять часами сидеть в социальных сетях. Ладно, даю тебе полчаса, можешь почитать, о чем я писал там в последнее время, а потом уступишь мне место.

Я последовал его совету. После того, как по телевизору разрекламировали мое будущее участие в реалити-шоу, в интернете для Димы работы добавилось. Он ничего не писал толком, соблюдая требования Второго канала, все больше обходился шутками и намеками, тем самым еще больше нагоняя ажиотаж вокруг проекта. В социальных сетях появилось уже приличное число всевозможных групп, посвященных шоу, из которых все равно нельзя было почерпнуть никакой полезной информации. Из одной группы в другую кочевали одни и те же фотографии, рекламные ролики, а также слухи и домыслы без малейшей толики правды.

Я наткнулся на интересную видеозапись телевизионного шоу, в котором обсуждали наш проект. Передача оказалась весьма обширной, в ней пытались осветить и моральную сторону вопроса и вытянуть как можно больше подробностей из Гольцева. Он был среди приглашенных, как идейный вдохновитель проекта. Прочие гости студии представляли собой пеструю толпу шоуменов, журналистов, светских львов, львиц и еще каких-то людей, которые, судя по поведению и глупости вопросов, вообще не поняли, куда они попали. Вова держался молодцом, никаких секретов не раскрывал, обходился общими фразами и старался заинтриговать слушателей. Ничего нового для меня он, конечно, не сказал.

Точки кипения шоу достигло, когда начались дебаты между приглашенными, хотя разобраться, кто что хотел сказать, мне не удалось. Никто никого не слушал, никто не смог довести свою мысль до конца, потому что желавшие высказаться даже не пытались соблюсти очередность. Кажется все, кроме ведущего, наиболее эффективным способом отстоять свое мнение единодушно признали крик. Я как будто побывал в зоомагазине, населенном очень шумными обитателями. Все друг друга перебивали, лезли со своими замечаниями не к месту и орали с завидным упорством. Буквально через десять минут таких дискуссий я потерял нить обсуждения и даже не мог толком вспомнить, кто какую позицию изначально отстаивал.

Мне это надоело и я выключил видео. Я редко смотрю ток-шоу, но при просмотре регулярно сталкиваюсь именно с этой проблемой. Интересно, это гостей в студию приглашают таких несдержанных и неадекватных? Или же такова тенденция современной журналистики — дать людям возможность драть глотки сколько заблагорассудится?

Ближе к вечеру позвонил Гольцев и предложил ничего не планировать на первую половину дня, так как Второй канал наконец созрел для лекции о зарождении тюрем.

Утром я вместе с операторами двинулся в сторону одного из административных зданий. Меня разбирало любопытство — какие такие особенные декорации подготовили к съемкам? В чем-то Гольцев оказался прав — в их деятельности были положительные аспекты. Например, у меня теперь заключение проходило гораздо разнообразнее, чем раньше. В глубине души я чувствовал себя голливудским актером и, как оказалось, зря. Мог бы и догадаться, что современные технологии сводят работу с декорациями до минимума. Меня ожидала пустая комната с однотонным экраном. Внутри уже ждали Шевченко и Гольцев.

— Доброе утро. Это и есть тот самый павильон? Строителям непросто было создать такие внушительные декорации.

— Не иронизируй, — ответил Гольцев. — Потом все смонтируем и зрители увидят совсем другую картинку. Не хватало еще создавать здесь копию камеры прошлой эпохи. Хотя, в этом был бы своего рода воспитательный эффект. Вот увидел бы ты своими глазами, в каких условиях сидели люди в тюрьме в середине девятнадцатого века и понял, что сейчас у тебя не заключение, а шикарный курорт. Ладно, давай начинать.

Вести лекцию оказалось нетрудно. Я не помнил ее наизусть, но в этом не было необходимости — рядом с камерой оператора стоял монитор, на котором отображался мой текст. Чуть сложнее обстояло дело с виртуальными декорациями. Мне с самого начала объяснили, где и что будет находиться после монтажа, но я поначалу терялся, когда приходилось указывать рукой на пустое место и рассказывать о том, чего не видишь.

Но настоящей целью всей этой лекции была, разумеется, реклама. Мой рассказ пестрел отступлениями о непревзойденных товарах и услугах, которые предоставляют наши спонсоры. Работали мы в течение двух часов, а после монтажа останется ролик минут на пятнадцать-двадцать, который на добрую половину будет состоять из рекламы. После окончания съемок я двинулся на прогулку. Во дворе я увидел, что компания наша наконец-то воссоединилась. Серегу выпустили из карцера и все ждали только меня.

— Привет, шоумен, — поздоровался Стас. — Ты чего опаздываешь?

Я рассказал о съемках, а потом поинтересовался у Сереги, не отказался ли он от идеи победить в будущем проекте.

— Ну вот, еще чего, — буркнул он. — Не для того я в саркофаге отсидел, чтобы теперь бросить все на полпути.

— А соседа, с которым ты подрался, тоже уже выпустили?

— Жеку? Да, но почти тут же и посадили. Он, наверное, еще не остыл, потому что буквально через час после освобождения снова ввязался в драку.

— Там не совсем так было дело, — отрицательно покачал головой Стас. — После того как ты набил морду Дыму, «блатные» избрали другую тактику. Зачем человека запугивать, если можно его спровоцировать на нарушение режима. А там, глядишь, он оттуда не выберется до конца кастинга. Жеку просто оскорбил один зэк, которому попасть на проект точно не светит, ну а за потасовку загребли обоих.

— А что, Жеку уже точно хотят взять на шоу, что его решили подставить?

— Нет, но у «авторитетов» какие-то свои планы на освобождение конкретных людей. Они их, понятное дело, всенародно не обсуждают, — ответил Стас.

Мысли у нас у всех неизменно витали вокруг «Второго Шанса». Героическим усилием воли Серега попытался перевести беседу на излюбленную раньше тему — спорт, но разговор не клеился. Время от времени все равно проскальзывала реплика по поводу съемок. Единственным положительным эффектом от спортивной тематики разговора было то, что мы со Стасом договорились пойти завтра в спортзал. На том прогулка и закончилась.

После обеда я сидел в своей камере и читал. Мое изучение иностранных языков продвигалось успешно и ничто не могло меня полностью отвлечь от этого занятия. Теперь пришло время читать английскую классику в оригинале. Конечно, далеко не любое произведение я мог понять, ведь язык изменился со временем. Если литература девятнадцатого века давалась достаточно легко, то ныряя вглубь веков, я зачастую был не в силах разобраться в хитросплетении древней грамматики и ушедших в прошлое забытых слов. В круговороте событий у меня как-то выветрилось из головы, что я по-прежнему осужден на смертную казнь. Потихоньку я привык скрываться за масками — сначала блоггера, а теперь еще и ведущего телешоу. Я даже перестал вспоминать о том, что приговор мой, из-за которого я и развил такую бурную деятельность, все еще не отменен. От палача за маской не скрыться. Подумав так, я набрал номер адвоката.

— Добрый вечер, Ярослав Витальевич.

— Привет, Виктор. Как дела?

— Да как сказать. Потихоньку начинаем отбор участников. Скучать не приходится. Есть какие-то новости в вопросе пересмотра приговора?

— Пока ничего сказать не могу. Такой процесс может тянуться очень долго, поэтому повторю тебе еще раз — запасись терпением. Пока что приговор не будет выполнен. У нас есть время для борьбы.

Мы попрощались и я лег спать. Хотелось отдохнуть перед тренировкой.

На следующий день я пришел в спортзал даже раньше Стаса. Посетителей кроме нас было много.

— Как видишь, магия имени «JethroGym» не ослабела, — сказал я. — Похоже, их не меньше чем в прошлый раз.

Стас фыркнул:

— Думаю всему виной совсем другая магия — могучее заклинание отлучения от социальных сетей. Вот люди со скуки и не знают, чем заняться. Но это даже хорошо — лучше пусть за своей формой следят, чем в монитор сутками пялятся. Теперь видишь, как нужно правильно пропагандировать здоровый образ жизни?

— Так им что, полностью доступ в интернет закрыли? Или только в социальные сети?

— Нет, интернет частично доступен, так что онлайн-игры и развлекательные сайты никто из списка развлечений не вычеркивал. Но какая-то часть времени освободилась и эту нишу, как видишь, занял спорт.

— И что, никто не протестовал против запрета на соцсети?

— Были такие. В одной камере двое устроили настоящий бунт, — Стас засмеялся. — Прикинь, они так на шоу попасть хотели, даже кредиты взяли для голосования. Потом их вдруг переклинило и они начали выступать: «Наши права нарушают, сделайте все как было раньше, это незаконно!» Ну и так дальше.

— Так ведь предупреждали, чтона соцсети наложат табу. Кредиты зачем брали?

— Это ты только у них можешь спросить. Наверное, не верили, что им и в самом деле запретят общаться.

— Действительно, трудно поверить в такую изощренную жестокость. А дальше что?

— Отказались они от участия в съемках, погасили свои кредиты, пока не поздно. Ну, переплатили немного, конечно, и могли бы радоваться жизни, но не тут-то было.

Стас замолчал и посмотрел на меня.

— Давай, рассказывай.

— А что рассказывать? Им все равно не дали доступ в социальные сети, — моего друга ситуация явно смешила. — Ты же понимаешь, такие шпионы в тылу совсем не нужны продюсерам. Представь — масштабное шоу, куча зрителей, голосование и посреди этого два придурка сидят за компьютерами и строчат все, что в голову взбредет. Конец интриге.

— Занятно.

— За этим противостоянием с интересом наблюдает половина заключенных, — продолжил Стас. — Пока не ясно чем все закончится. Может быть, эту парочку посадят в отдельную камеру, где они будут сутками бродить по просторам интернета и заодно не смогут оттуда увидеть и описать то, что захочет скрыть Второй канал.

— Это Сверчок закрыл доступ к социальным сетям? — спросил я.

— Ну а кто же еще?

— Интересно, как он это сделал?

Стас развел руками:

— Искусство мастера превыше скромного разумения смертных. Ладно, идем разминаться.

— Серега или Антон не захотели с тобой пойти?

— Я предлагал, но пока никто из них не созрел. От одного из зэков, вон видишь, возле брусьев стоит, я услышал интересную теорию. Никто ведь не знает, по каким критериям будут отбирать участников для съемок шоу. Вдруг на спортивную форму тоже обратят внимание? Вот потому он и пришел. Думаю, он не один мыслит подобным образом.

— Они что, надеются набрать форму за две недели? Раньше надо было думать.

Стас усмехнулся:

— Сам понимаешь — уже поздно начинать думать раньше.

Мы начали тренировку. Места не хватало, Стас даже озвучил предложение пойти к начальнику тюрьмы и просить увеличить размеры зала. Но потом решили, что с такими идеями можно будет обращаться, только если наплыв посетителей продлится хотя бы пару месяцев. В воздухе витало ощутимое напряжение. Я привык к тому, что спортзал всегда был мирным пространством, если не считать моей драки с Дымом. Сюда приходили отвлечься от тюремных реалий те, кто по каким-либо причинам не мог или не хотел этого делать в интернете. Здесь всегда царило оживление. Занимающиеся общались, помогали друг другу, давали советы.

Теперь всего этого не было. Краем уха я то и дело слышал перепалки и язвительные замечания, но до драк дело, разумеется, не доходило — никого не радовала перспектива загреметь в карцер. Похоже, дух соперничества проник в потенциальных участников реалити-шоу слишком быстро и глубоко. Ссорились из-за спортивного оборудования, политики, еще черт знает чего. Единственными людьми, которые не поймали на себе даже косого взгляда, были мы вдвоем. Меня, надо полагать, охранял статус ведущего, а Стаса не трогали, как моего друга. За время тренировки ко мне и в самом деле не один раз подходили с вопросами о съемках и будущем кастинге, ожидая совета или рекомендации, а может, просто стараясь обратить на себя внимание. Но чем я мог им помочь?

Я даже приблизительно не знал, кто из них станет будущим победителем шоу, а кто не пройдет отбор и останется взаперти, да еще и с кредитом на шее. Но хуже всех, как мне представлялось, будет тем, кто вылетит в заключительных этапах, ближе к завершению проекта. Обидно выпустить счастье, когда оно уже, казалось бы, в твоих руках. Нужно спросить у Гольцева, предусмотрены ли для таких неудачников утешительные призы. Закончив тренировку, я двинулся в душ, а Стас задержался — объяснял боксерские премудрости одному новичку. Умывшись, я вышел обратно и увидел, что все бросили тренировку и столпились перед телевизором.

Второй канал как раз транслировал рекламу нашего шоу. Это был новый ролик, снятый операторами уже на территории — мелькали пейзажи, в которых я сразу узнал наше заведение. Пару раз в кадре показались и обитатели тюрьмы, в том числе и присутствовавшие в зале, что вызвало настоящий восторг. Все заключенные дружно забыли про распри и завороженно глядели на экран, почти не дыша. Стас, как обычно, наводил порядок в зале — складывал на место инвентарь, а затем пошел в душевую. Я решил его подождать. Пока он плескался, еще раз включили рекламу «Второго шанса» и все опять рванулись к телевизору.

— А, так это та же самая... — разочарованно протянул кто-то из толпы.

Тем не менее, почти никто к тренировке не вернулся, не досмотрев ролик до конца. Как людей тянет к телевизору! Стас вернулся из душа и мы направились к выходу.

— Видел, там в новой рекламе Антон мелькнул. Надо ему сказать, пусть порадуется.

— Ты, Витя, опять наступаешь на те же грабли. Тот факт, что ты этот ролик не видел, еще не делает его новым. Да его уже несколько дней крутят, так что Антон на себя уже успел полюбоваться, да и все остальные зэки тоже.

— Зачем же они его по десять раз пересматривают?

— Да разве поймешь, — ответил Стас.

— Кстати, скоро и я буду в курсе всех актуальных новостей телевидения. Гольцев намекнул, что мне пора начинать смотреть телевизор.

— Начинать адаптироваться можешь прямо сейчас, в столовой.

После обеда Стас вернулся в камеру, а я задержался перекинуться парой слов с охранником Игорем. Многие тюремщики до общения с зэками не снисходили — то ли гордость не позволяла, то ли служебные инструкции. Тем не менее, часто надзиратели добавляли заключенных в «друзья» в социальных сетях. Правда и там на них не обращая внимания, что для меня оставалось уж вовсе за гранью понимания. У таких «коллекционеров», если они работали здесь достаточно долго, в «друзьях» могло числиться по три-четыре тысячи человек. Игорь же частенько был готов поговорить, но так, чтобы не страдала работа.

— Слушай, Игорь, а сколько ты уже срок мотаешь?

Он искоса посмотрел на меня и ответил:

— Не сравнивай, пожалуйста. Я смену отпахал и домой пошел, а там можно вообще не думать о работе. Ну а если так интересно, то я уже чуть больше года здесь.

— Немного дольше, чем я. Ну и как, еще не надоело?

Игорь в прошлом военный, он рассказывал мне об этом когда-то. Он не участвовал в настоящих боевых действиях, все больше времени проводил по гарнизонам. Позже он попрощался с армией и пошел в охрану. Но поработав некоторое время в частных структурах, вдруг вернулся на государственную службу.

— Бывает скучновато, но здесь хотя бы поговорить можно. Раньше я работал в службе безопасности крупной торговой сети. Так вот там с этим было гораздо сложнее. Там работник должен четко понимать, зачем он сюда пришел, так что разговоры разрешали вести только на рабочие темы.

— То есть им запрещали общаться с коллегами из других отделов? Поведать о своих увлечениях или рассказать о весело проведенных выходных?

— Что значит «из других отделов»? С любыми сотрудниками, хоть из своего, хоть из чужого, говорить разрешали исключительно на производственные темы. Впрочем, существование нарушителей этого правила на все сто процентов устраивало начальство, ведь их можно было штрафовать. Разумеется, так и делали, пополняя бюджет предприятия.

— Ну а на перекурах?

— Во время перерыва общаться не запрещали, но времени отводилось для этого совсем немного. Да у работников зачастую и желания не возникало дружить. Во многих торговых сетях сейчас принцип простой — продавец с худшими за три месяца показателями вылетает с работы. Как ты понимаешь, постоянная нервозность и такой дух соперничества не способствуют возникновению дружеских отношений.

— Занятно.

— Да, так и жили. Работники старались любыми средствами не попасться на каких-нибудь нарушениях, а охранники пытались их все же поймать любой ценой. У них ведь тоже не было выбора — принцип увольнения худших за квартал их тоже касался в полной мере. Вот такой себе метод кнута и пряника.

— Да, можно себе представить — охрану не любили, — заметил я.

— С нами дружить никто не хотел. К тому же в инструкциях был пункт о том, что охранник даже после работы не должен вступать в личные отношения с работниками сети. Чтобы не размякло его суровое сердце и со временем не начал бы делать поблажек приятелям. Вот так. Ну и отдельным пунктом шел запрет на интимные отношения между сотрудниками. Уличенные в таком страшном преступлении, они не имели никаких шансов продолжить карьеру в этой компании. Выходных за месяц набегало мало, времени ни на что не хватало. Потому многие работники годами не могли устроить личную жизнь.

— И что, неужели там люди надолго задерживались?

— А далеко ли ты сбежишь? Почти во всех сетях правила схожие. Со временем человек ко многому привыкает, переосмысливает жизненные ценности и как-то равнодушно смотрит на перспективу обзавестись семьей. Что ты на меня так косо глянул? Трудно поверить? Да мне и самому поначалу верилось с трудом.

— И тебе приходилось выводить на чистую воду влюбленную парочку? — спросил я.

— Нет. Хотя и была одна, про которую я знал. Впрочем, они оказались неосторожными и со временем их все равно накрыли.

— Ну и дальше?

— Уволили, понятное дело, а ты как думал? Несоответствие занимаемой должности и нарушение трудовой дисциплины. Вот вскоре после этого я попрощался с частными компаниями и вернулся опять в объятия государственного аппарата. Здесь все честнее, решетки никто не вуалирует, да и языком потрепать можно.

Мы немного помолчали, каждый задумался о чем-то своем.

— Если подумать, то здесь вообще рай. Вот, например, никто тебя отсюда не выгонит за интимную связь с другим зэком, — добавил Игорь и расхохотался.

— Очень смешно. Игорь, а ты собираешься смотреть наше реалити-шоу?

— Почему бы и нет. Хотя… — он махнул рукой. — За столько лет работы в охране я такого насмотрелся… Если смонтировать все интересные моменты, запечатленные камерами наблюдения, то получилось бы шоу куда похлеще чем «Второй шанс».

— Посмотришь, там в одной из серий я расскажу о содержании заключенных в девятнадцатом веке. Думаю, ты найдешь много общего между ними и работниками торговых сетей.

Вернувшись в камеру, я позвонил Диме и обрадовал его, рассказав, что долгожданный отпуск начинается.

— Ну что же, давно пора, — сказал он. — Тогда я сегодня на всех страницах выложу прощальные письма. Через часик можешь зайти и почитать.

На том мы и попрощались. Ближе к вечеру я пересмотрел свои профили во всех социальных сетях и в очередной раз подумал о том, как мне повезло с адвокатом и его командой. Дима остался верен себе — прощальные обращения оказались разными на всех сайтах. Он писал очень живо, с юмором, хотя кое-где проскальзывало сожаление из-за того что приходилось завершать переписку. Мне оставалось только гадать — то ли это было сделано в погоне за зрительскими симпатиями, то ли Дима и в самом деле постепенно увлекся этим процессом. Общение в социальных сетях меня по-прежнему не интересовало. Я выключил интернет в надежде, что сегодня заходил на эти страницы в последний раз.

От нечего делать я решил пообщаться со Сверчком. Антон говорил, что наш компьютерный гений умудрился наладить маленький бизнес, и мне стало интересно, как он это сделал. Сверчок был как всегда в сети и отозвался сразу:

— Привет, шоумен, давно ты мне не писал. Все некогда было? Интервью, фотосессии, толпы поклонниц…

— Привет. Ничего, потерпи немного, скоро шоу и до тебя доберется. Увидим, наконец-то, какой ты из себя.

В ответ он прислал мне фото улыбающегося парня, а следом сообщение:

— Начальство пообещало, что до моей персоны журналистам не добраться. Я не экзотическая зверюшка, чтобы меня по телевизору показывать.

Так вот мы значит кто, с точки зрения Сверчка. Одновременно с этой мыслью во мне зародилось жгучее любопытство — неужели он прислал мне свою фотографию? Человек на фото сидел на роскошном диване, но кто знает до каких границ простерлась лояльность тюремной администрации. Может быть, ему и диван разрешили?

— Это ты на картинке?

— Еще чего. Фотка из интернета, а мое лицо пускай остается тайной для всех, даже для такой знаменитости, как ты. Вот если надумаю у тебя автограф взять, тогда у тебя появится шанс меня увидеть.

Переписываясь с ним, мне иногда сложно было убедить себя в том, что Сверчок действительно живой человек. Я не видел его лица, не слышал голоса и потому не мог представить внешне. Мне периодически приходила в голову мысль о том, что это просто искусственный разум, блуждающий по просторам интернета.

— Слушай, говорят, ты неплохие деньги зарабатываешь. Как тебе это удалось, если не секрет, конечно?

— Я и до заключения зарабатывал прямо за компьютером, а теперь это стало совсем легко. Недавно Андреевич надо мной сжалился и наконец-то разрешил торговать. Постоянно выходят новые игры и программы, у которых неуклонно растут системные требования. Чтобы не отставать от семимильных шагов прогресса, нужно улучшать компьютеры. Вот здесь на помощь нашим зекам прихожу я. Мне пишут, просят помочь, я узнаю, для каких целей требуется улучшение, нахожу нужные детали в интернете, заказываю их прямо на сайте, а потом помогаю установить. Соответственно, беру процент за услуги. Раньше начальник тюрьмы был весьма суров и подобные вольности не одобрял, но после начала съемок похоже смирился с тем, что у нас не режимное учреждение, а проходной двор и махнул рукой. Так что теперь у меня свой бизнес, ну а самое главное — никакой конкуренции.

— А что, компьютеры так быстро устаревают?

— Производителям комплектующих выгодно продавать как можно больше, поэтому любое повышение требований в компьютерных играх встречается ими с большим энтузиазмом. Если между ними и разработчиками игрушек и существует какая-то договоренность, то мне об этом никто не докладывал. Тебе, кстати, не нужно твое барахло превратить в самый современный и мощный комп?

— Ну уж нет, Сверчок. Стриги каких-нибудь других простачков.

— Ты, надо думать, полагаешь, что уж тебя-то никто не стрижет?

— Нет, я не обманываюсь на этот счет, но это не означает, что я позволю еще и тебе присоединиться к этой армии парикмахеров.

— Да ладно, тебе все сделаю без комиссии. Соглашайся!

— Ты всем покупателям так говоришь? Спасибо, меня мой компьютер вполне устраивает, не забывай, я ведь почти не играю в игры.

На том мы и попрощались. Я сидел, смотрел в окно и думал о том, что для Сверчка участие, а уж тем более, не дай бог, победа на шоу стала бы настоящей катастрофой. Это было бы крушением всего того уютного мирка, который он с таким упорством и трудом создавал. Наверное, если бы его вдруг досрочно освободили, то он при первом удобном случае совершил бы новое преступление ради возможности вернуться в привычную обстановку. Правда, ему никто не мог гарантировать, что он попадет в ту же тюрьму, а не в другую, где уже может и не оказаться привычной для него ниши. Так что ему оставалось только молиться своим компьютерным богам и просить, чтобы такого несчастья не произошло.

11. Проведение кастинга.

Постепенно время, отведенное для отбора, проходило. Шевченко и Гольцев побывали уже во всех камерах, в некоторых даже не по одному разу, меня с собой брали не всегда. Все чаще возникали стычки между заключенными, но из моих приятелей больше никто в карцер не попал. Много полезной информации предоставлял Сверчок. Он создал в локальной сети отдельный форум, посвященный кастингу, проводил там опросы, собирал статистику, короче, нашел себе новое развлечение. Я пытался у него узнать, сколько же зеков взяли кредиты, но он отшучивался — то ли не знал, то ли по каким-то причинам не хотел разглашать информацию. Месяц закончился и погасить долг перед банком так просто уже никто не мог.

Серега ходил мрачнее тучи, хотя этим он не выделялся из общей толпы. В спортивном зале посетители стали включать телевизор громче, создавая звуковой барьер, который избавлял их от необходимости разговаривать между собой. Мы же, приходя туда, громкость всегда уменьшали, чтобы слышать друг друга. Как ни странно, но перечить в этом вопросе ни разу никто не стал. Может, дело было в том, что я ведущий или же победа над Дымом добавила мне веса. Но скорее всего причина заключалась в том, что нас было двое, а все остальные окончательно превратились в одиночек. Стас рассказывал, что в камерах атмосфера тоже ухудшилась. Ему надоедало сидеть и ловить косые взгляды, которыми обменивались зеки и он старался подольше задерживаться на тренировках.

Как-то раз, во время прогулки, Серега обвинил Стаса в том, что он равнодушно относится к попаданию на шоу, а если так, то мог бы отказаться от участия, тем самым повысив шансы на победу людей, действительно заинтересованных. Стас хладнокровия не потерял и указал Сереге на то, что участников в финальной части меньше от этого не станет, их все равно будет двенадцать. Но доводы разума зачастую оказываются неэффективны в спорах. Серега развивать конфликт не стал, но и радости тот разговор никому не добавил. Каждый сидел и думал о своем. Похоже, что скоро только во время тренировки можно будет отдохнуть если не физически, то хоть морально.

В один из дней Гольцев снова потащил меня на съемки. Мы двинулись в камеру, в которой сидели Стас и Антон. Все проходило по привычному сценарию. Шевченко допрашивал зеков, а я общался с Гольцевым и краем уха слушал, о чем ведет речь шоумен. Когда Славик потащил очередного заключенного в отдельную комнату, мы вышли и Гольцев сказал:

— В этой камере сидят твои друзья. Ты бы хотел, чтобы они попали на шоу?

— А с каких это пор от моего желания что-то зависит? Славик отбирает людей по каким-то только ему известным критериям.

— Ну, не совсем так. Общие требования к потенциальным участникам я тебе называл. В целом, твои приятели соответствуют этим стандартам и могли бы попасть на проект все втроем, — он выдержал паузу, усмехнулся и продолжил. — Но это было бы чересчур сказочно. Я тебе по знакомству могу выделить два льготных места. Выбирай, кого из них ты готов оставить за бортом.

Гольцев внимательно смотрел на меня и ждал ответа.

— Вова, ты меня сейчас на скрытую камеру снимаешь?

— Нет, зачем бы мне это было нужно?

— Для увеличения градуса скандальности, например. Не думай, что тебе удастся втравить меня в такие неприятности. Я в этих крысиных бегах участвовать не собираюсь. Выбирайте достойных сами.

— Жаль. Ну что же, придется так им и сказать — ваш друг не захотел замолвить за вас словечко и обеспечить попадание на шоу, — Гольцев произнес все это с совершенно равнодушным лицом и глядя в сторону, как будто совсем не интересуясь моей реакцией.

— Твои методы работы уже всем известны. Мои друзья поймут, что ты пытаешься их спровоцировать на какие-нибудь необдуманные поступки.

— А ты изменился, стал хладнокровнее. Честно говоря, я думал, что ты вспомнишь о своей хорошей традиции бить морды журналистам, если они говорят тебе что-то неприятное.

— Вспомнить старые привычки никогда не поздно.

— На самом деле ни я, ни Славик в одиночку участников не выбираем. Все эти записи потом будут просматриваться специальной комиссией, в состав которой мы входим. Вот она и определит, кто попадет на шоу. Мне просто было интересно посмотреть на твою реакцию. Заодно ты имел возможность почувствовать себя в моей шкуре. Ты думаешь, так легко сделать правильный выбор?

— Вова, не морочь голову. Тебя никто не заставляет этим заниматься, если это так неприятно.

— Ладно, пойдем обратно, послушаем, что там нового Славик скажет.

Шевченко и конвоир повели заключенного в камеру, Гольцев двинулся следом. Я подумал, что Славик вряд ли скажет что-то новое. Охота же Вове по сто раз слушать одни и те же вопросы и во многом схожие ответы, а заодно и меня за собой тягать! Но, как оказалось, я был не прав и знал далеко не все приемы нашего ведущего.

Мы вернулись в камеру, я обменялся взглядами со Стасом и Антоном, до которых очередь еще не дошла. В отдельной комнате только что разговаривали с Димой. Он сидел уже около полутора лет и за это время ни в каких конфликтах замечен не был. Славик об этом наверняка знал и, похоже, его это не очень устраивало. Последний вопрос он предпочел задать после возвращения в общую камеру, так, чтобы ответ услышали все.

— Дима, а как вы думаете, кто из кандидатов не достоин участия в нашем шоу?

Дима ошеломленно посмотрел на Славика и промямлил:

— Ну… Не знаю…

Потом понял, что такой неуверенный ответ не добавит ему ни авторитета в глазах сокамерников, ни шансов на участие в проекте и взял себя в руки.

— Я думаю, что со стороны лучше видно, кто достоин пройти отбор, ведь именно для этого вас сюда и пригласили, — добавил он спокойным голосом.

Но Славику непросто было запудрить мозги таким уклончивым ответом. Он сказал:

— Конечно, мне виднее. Например, я точно знаю, что в наше шоу попасть могут только такие люди, которые готовы смело отстаивать свою позицию. Я же не прошу назвать заключенного из другого корпуса. Это было бы слишком сложно. Наверняка вы далеко не всех знаете настолько хорошо, чтобы оценить по достоинству. Поэтому ограничимся вашей камерой. Вы здесь провели уже долгое время, со всеми хорошо знакомы, вот и скажите мне — кто из ваших соседей не достоин участия в шоу?

Дима все еще молчал, и Славик решил еще раз его подстегнуть.

— Вы ведь понимаете, что даже в командных видах спорта всегда есть лидеры, яркие индивидуальности, которые, подобно атланту, берут на себя самую тяжелую миссию, но именно им и достается вся слава.

Я подумал, что любой человек, знающий греческую мифологию, поймет, что завидовать участи атланта не стоит. Славик же продолжил свою провокационную деятельность:

— А уж в нашем шоу, где идет борьба одиночек, сможет победить только смелый и сильный духом человек. Такой победитель должен быть немного эгоистом, согласны? Если вы не можете настоять на своем, не готовы рискнуть, значит, вам там делать нечего. Итак, кто из ваших соседей не достоин участия в шоу?

Все в камере напряженно молчали, ожидая пока Дима сделает выбор.

— Я считаю, что на программе не место Игорю, — негромко, но твердо ответил он.

Славик повернул голову к названному заключенному, высокому и худому парню:

— Как видите, Игорь, Дима не хочет вашего участия в нашем проекте, похоже, вам двоим там будет слишком тесно. С вами собеседование я еще не проводил, но сейчас исправлю эту ошибку. Прошу!

Ведущий встал и двинулся к выходу. Игорь и Дима секунд двадцать смотрели друг другу в глаза и только реплика Славика: «Игорь, я вас жду» прервала эту безмолвную дуэль. О чем они там общались, я не знаю, так как Гольцев дал мне редкое послабление и отпустил в камеру. То ли я больше не был ему нужен в этот день, то ли ему не хотелось выслушивать очередную порцию моих претензий по отношению к деятельности Славика. Если так, то он зря переживал — я давно убедился, что моя критика никакого эффекта не имеет и они все равно поступают по-своему. Постепенно я начинал относиться к этому балагану с все возрастающим равнодушием.

Пришло время прогулки и я отправился во двор. Наша компания уже собралась, но все сидели мрачные и мой приход никого не воодушевил.

— Ну что, чем все закончилось для Игоря и Димы? — спросил я у Стаса.

— Сам не догадываешься? — вопросом на вопрос ответил он. — Скорее всего, на шоу они оба не попадут. Лежат сейчас, остывают.

— Ты так сформулировал, как будто они в морге лежат и окончательно остывают.

— Нет, всего лишь в карцере, но до конца кастинга осталось два дня и когда их выпустят, участники будут уже отобраны.

— Между собой подрались?

— Ну а как иначе? Ты же ушел, продолжения не видел. Игорь вернулся после разговора с ведущим, на Димона косился волком, но молчал, претензий не предъявлял.

В разговор вмешался Антон:

— Я с обоими разговаривал, объяснял, что от них только и ждут ссоры, так что конфликтовать как раз и не стоит. Поначалу все было мирно, но когда вышли на прогулку, между ними началась перепалка, ну а закончилось дракой. Ты немного опоздал, а то увидел бы, как их потащили в карцер.

— Не много пропустил, — резюмировал я. — Шоу еще не началось, а тут уже такое. Думаю, на драки мы еще налюбуемся.

Вечером ко мне заявился Гольцев. Он буквально сиял от радости.

— Вот они — первые конфликты. Ажиотаж среди будущих участников растет. Они уже готовы морды друг другу бить ради попадания на шоу. А на что они пойдут ради победы… — он покачал головой. — Даже я предсказать не могу. Скоро мы все это увидим.

— Скажи, а по каким критериям будут вылетать участники в финальной части?

Гольцев ответил:

— Что может быть актуальнее для зэка, чем вопрос заключения? У нас во время прямых эфиров будет разворачиваться судебный процесс, в результате которого зрителям придется решить, кто же достоин осуждения, а кто оправдания.

— То есть, ты хочешь сказать, что это будет имитация судебного разбирательства? И вот ради этого весь сыр-бор? Да таких шоу целая куча.

— Нет, ты не понял самого главного. Мы вовсе не стремимся доказать чью-либо невиновность. Мы не гонимся за дешевыми сенсациями, компрометируя судебную систему. Нет! Вопрос, которым мы предлагаем задаться телезрителям, гораздо глубже — какое преступление можно оправдать? Каковы мотивы, которыми руководствовался человек, нарушая закон? У наших участников наверняка есть скелет в шкафу и мы должны его оттуда любой ценой достать. Задача совсем не простая — почему человек стал воровать, для чего понадобились деньги? А вдруг у него ребенок болен? А может он эмигрант, к нему предвзято относятся, поэтому он не смог найти работу? Как видишь, здесь сплошные вопросы. Зрители поставят себя на место преступника, попытаются найти свой выход из положения. Ну а главное, они ощутят собственное могущество, решая — кто же наименее виноват. Кто из участников просто стал жертвой обстоятельств и нарушил закон, возможно, во имя каких-то высших обязательств перед близкими. Короче, кому подарить второй шанс?

Гольцев откинулся в кресле. Он помолчал немного, а затем продолжил:

— Как видишь, наша программа поднимает очень важные, философские вопросы, не зря же это «интеллектуально-развлекательное шоу». А попутно, может и предвзятость к эмигрантам исчезнет и все это благодаря нам.

— Ну хорошо, а если проступок совсем из другой области? Вот водитель сбил пешехода и скрылся с места аварии…

— Да ни черта это не другая область! Здесь все то же самое. Почему он так поступил? Вдруг у него была веская причина для такого поступка, опять-таки — больной ребенок, для лечения которого он должен зарабатывать много денег, а не гнить в тюрьме. Такой проект поможет переосмыслить людям всю свою жизнь, пересмотреть систему ценностей, задаться еще раз сложными моральными вопросами.

Я фыркнул:

— Вова, такие сказки будешь кому-нибудь другому рассказывать, а не мне. Тебя послушать, получается, что корпорация СТЛ весь этот маховик запустила только для того, чтобы помочь окружающим поднять свой культурный и моральный уровень. Ты не думаешь, что такая пропаганда увеличит рост числа преступлений? Вы ведь почти прямым текстом говорите, что нарушение закона обязательно имеет серьезную причину, которая на самом деле и является виновницей преступления. Тем самым провоцируете потенциального нарушителя найти себе оправдание и пуститься во все тяжкие.

Гольцев пожал плечами:

— Я не могу нести ответственность за действия всех, кто посмотрит наше шоу. Никто не сможет предсказать, какие выводы они сделают из увиденного, но это хоть какой-то толчок к размышлениям. Ты же сам как-то говорил, что люди в массе своей не склонны к глубоким рассуждениям и их нужно для этого стимулировать. Вот этим мы и занимаемся.

— Значит, вы станете приглашать в студию родственников участников?

— Конечно. Во время эфиров мы будем с ними общаться, узнавать, что побудило их родных к совершению преступления, как они оценивают их поступок. Послушаем и заключенных: о том, как они раскаиваются, как скучают вдалеке от семьи, какой видят свою будущую жизнь после освобождения. Шоу мы вообще сделаем очень интерактивным — свое мнение смогут высказать и зрители из зала. Вот в этой полемике и будет рождаться новое общественное мнение.

— А голосование станет самым точным индикатором человеческих симпатий, к тому же весьма прибыльным для вас.

— Да, не без этого. Должны же мы себя вознаградить за создание такого шоу, — усмехнулся Гольцев. — Кстати, мы тебе обещали встречу с родителями, не забыл?

— Вы по-прежнему планируете сделать из этого ролик для шоу?

— Ты уже должен был привыкнуть к прицелу объективов. Что в этом такого? Вот определимся с составом участников и устроим для тебя свидание, ждать осталось недолго.

…

Наступил последний день отбора на шоу. Я проснулся рано, бродил по «апартаментам», изредка смотрел в окно и ждал наступления завтрака. Даже я, человек не особо заинтересованный, не мог найти себе места. Нервы звенели, как натянутые струны. Казалось, еще немного и я в самом деле услышу этот звук. Оставалось только догадываться, насколько напряженной была атмосфера в общих камерах. Я хотел, чтобы мои друзья удачно прошли кастинг, но при всем при этом понимал, что в итоге победитель все равно будет лишь один. Если все трое попадут на проект и пройдут достаточно далеко, то это запросто разрушит их дружбу, а заодно и всю нашу компанию.

Наконец я отправился в столовую, по пути размышляя о том, что если кто-то из них захочет склонить меня на свою сторону, то одинаково сложно будет сохранить как нейтралитет, так и хорошие отношения со всеми тремя. Когда я пришел, то увидел за нашим столом только Стаса. Остальные еще не подтянулись.

— Привет, Виктор. Ну что, сегодня большой день? Последний шанс поймать птицу счастья. Во сколько объявят результаты?

— Если Гольцев мне не соврал, то мы их услышим завтра утром.

— Телевизионщики уже столкнулись с первой серьезной проблемой. Сам видишь, в каком состоянии люди.

Я посмотрел по сторонам. В столовой народу хватало. Взвинченные нервы действовали на всех по-разному. Кое-кто сидел, уставившись в тарелку, и флегматично ковырялся в ее содержимом пластиковой вилкой, в то же время других обуял голод. Они торопливо, почти не жуя, глотали завтрак, вертели головами по сторонам и не могли спокойно усидеть на месте.

Стас продолжил:

— Похоже, даже сами доблестные журналисты не ожидали такого ажиотажа. До них вдруг дошло, что в наших реалиях избранные могут быть в прямом смысле растерзаны толпой сразу после объявления результатов. Гольцев кое-как уговорил Андреевича сразу после оглашения списка собрать участников и посадить их на время в отдельную камеру. На карантин, так сказать. А потом, когда страсти улягутся, расселить их снова в родные «хаты».

— Думаешь, когда претенденты, не прошедшие кастинг, успокоятся, участникам уже ничего не будет угрожать?

Стас лениво пожал плечами:

— Да кто его знает.

К этому времени подтянулись Антон и Серега. Ели мы почти в полной тишине, лишь изредка кто-нибудь бросал какую-то незначительную фразу. Впрочем, за другими столами происходило примерно то же самое. Мне на ум пришло воспоминание из молодости, когда почти с такой же тревогой мы — студенты Национального Университета, ждали результатов решающих экзаменов. Сейчас судьба моих друзей также оказалась на чаше весов, с той лишь разницей, что в итоге здесь удача улыбнется только одному.

После еды мы разбрелись по камерам. Время тянулось невероятно медленно и я прямо-таки обрадовался, когда ко мне вдруг пожаловал Гольцев.

— Привет, Виктор. Ну что, как настроение?

— Вова, а правда, что ты участников сначала отселишь, а со временем вернешь обратно каждого в свою камеру? Не боишься эксцессов?

— Так какой смысл на них нападать? Ведь те, кто не прошел отбор, все равно на шоу уже не попадут, не вижу причин для ссор.

— Ты прекрасно знаешь, что зависть не ищет опоры в логике. Оставил бы конкурсантов в изоляции на все время съемок.

Гольцев фыркнул:

— Сразу видно, что ты ничего не понимаешь в подобных проектах. Из тебя сценарист не выйдет. Если мы просто соберем этих людей в ограниченном пространстве, без контактов с окружающей средой и местным социумом, то получится обычное реалити-шоу. Мы же снимаем тюремное шоу, нам нужно показать их в повседневных, режимных условиях. Мы хотим, чтобы зритель увидел, как они живут, едят, гуляют, общаются с другими зеками. Нужно в полной мере передать мрачную атмосферу тюрьмы, понимаешь?

— Ты не боишься, что кого-то из твоих звезд все-таки зарежут?

— Не драматизируй, — отмахнулся Гольцев. — Мы объявим зекам, что в случае гибели кого-то из участников никто другой появившуюся вакансию занять не сможет.

— Когда и как ты результаты собираешься обнародовать?

— Мы будем озвучивать имена счастливчиков прямо в камерах этим вечером. Тебя с собой возьмем, ясное дело.

— Вова, я так понимаю, что список уже составлен?

Гольцев насмешливо посмотрел на меня:

— Тебе не терпится услышать его раньше других? Подожди, скоро ты все узнаешь.

Гольцев вскоре помчался дальше, а мне осталось в очередной раз заметить, что от этого журналиста польза все-таки есть — ждать прогулки теперь было совсем недолго.

Во дворе уже сидела вся наша компания, а увидев, что из камеры вышел будущий ведущий, остальные зеки тоже стали подтягиваться к нам, желая услышать новости.

— Когда результаты отбора озвучат? — этот вопрос не давал покоя всем, но первым его успел задать Антон.

— Сегодня вечером. Как я понял, они будут ходить по камерам и забирать с собой выбранных на проект.

— А отбор уже закончился? — встрял один из подошедших.

— Думаю, да. Мне, естественно, список участников не предоставили, так что наберитесь терпения. До вечера осталось не так и долго.

По лицам слушателей я увидел, что в их представлении до вечера было неизмеримо долго. Некоторые стали расходиться, сообразив, что от меня никаких откровений им не дождаться. В глазах оставшихся явно читались нетерпение и растерянность.

— Собрал вокруг себя целую пресс-конференцию, а сказать нечего, — буркнул себе под нос один из уходивших.

Можно подумать, что я специально всех пригласил для рассказа о новостях проекта. Некоторое время еще продолжалось обсуждение шоу, но потихоньку все разбрелись. Нас опять осталось четверо. Впрочем, скоро и мы тоже двинулись обратно в камеры.

Вернувшись в свои владения, я сел за компьютер и решил пообщаться со Сверчком. Хотелось хоть немного отвлечься от навязчивой мысли о реалити-шоу, а он оставался единственным человеком, абсолютно незаинтересованным в участии.

Сверчок был, как всегда, за компьютером.

— Привет, Витя. Ну что, переслать тебе список участников?

Я чуть не упал со стула. Я настолько привык к мысли, что сидя за компьютером он может добыть любые данные, что не сразу распознал шутку.

— Откуда?!

— Если какая-то информация хранится на компьютере, а тот подключен к интернету, то достать ее, в принципе, можно.

Мне этот список был не особо нужен, но стало просто любопытно.

— Ты действительно знаешь, кто попадет на шоу?

В ответ ко мне отправился архивный файл. Когда я его вскрыл, то внутри оказался только аудиофайл с записью смеха, а следом пришло сообщение от Сверчка.

— Я же пошутил, Виктор. Может быть, такого списка и вовсе нет, по крайней мере, на электронных носителях. Второй канал умеет хранить свои секреты.

Тут он был прав. Компьютерный терроризм тоже еще никто не отменял. Хакеры иногда умудрялись взламывать любые сайты, вплоть до банковских структур и военных ведомств. Неполадки в работе последних грозили крупными неприятностями, поэтому серьезные компании часто нанимали лучших компьютерных гениев на работу. Приглашенные мастера не только защищали данные работодателей, но и вычисляли слишком неосторожных взломщиков. Последних часто передавали в руки правосудия, чему Сверчок являлся живым подтверждением.

— Ладно, бог с ним, с этим списком. Я тебе специально написал, чтобы отвлечься от шоу, а ты меня толкаешь опять на те же грабли.

— Прости. Хочешь, я тебе расскажу о новом образовательном проекте, в создании которого я участвую?

Сверчок без особых проблем продолжал жить полноценной жизнью и в заключении. В своем понимании этого слова, конечно. Он продолжил:

— Сейчас создается особенная интернет-энциклопедия, в которой будут собраны статьи на самые разнообразные темы. Идея хорошая, но финансировать ее никто не спешит, поэтому пока что она держится за счет таких энтузиастов, как я. Короче, за счет времени и сил людей, которые готовы ее развивать бесплатно.

— Энциклопедия, созданная зеками. Ну а что, звучит неплохо.

— Нет, там не все зеки. Просто есть люди, готовые часть свободного времени тратить на такой ресурс. Ты же сам знаешь, что интернет наводнен недостоверной информацией. Любая обезьяна, дорвавшаяся до клавиатуры, начинает направо и налево делиться со всеми своим мнением, не подумав даже, интересно ли оно хоть кому-нибудь. Что еще любопытнее, почти каждый свое суждение считает весомым и авторитетным, даже если на самом деле разбирается в теме хуже, чем свинья в апельсинах. Бывает, пока найдешь толковую заметку на конкретную тему, перечитаешь двадцать бестолковых. Да о чем я говорю, если даже в серьезных энциклопедиях зачастую можно найти явные противоречия. В одной статье говорится одно, а в другой, на смежную тему — совершенно другое.

— Ну а ваше детище чем будет отличаться?

— А вот у нас каждая статья будет сопровождаться целой кучей ссылок на авторитетные сведения, вплоть до сканированных страниц библиотечных, бумажных книг. Или даже интервью, которое возьмут у какого-нибудь эксперта, специально для такой статьи. К тому же, ни один текст не включат в нашу энциклопедию, пока он не пройдет проверку. А проверять будем все: и достоверность, и актуальность, и информативность. Слишком долго перечислять, но сама задача сводится к тому, чтобы зайдя на наш сайт, человек получил действительно полную, подробную, правдивую и интересную картину.

— Думаешь, это уменьшит растущую безграмотность интернет-пользователей?

— Я не такой безнадежный оптимист, но мне хотелось бы, чтобы наш проект в итоге завоевал авторитет. Чтобы люди в поисках информации спешили именно к нам, а в спорах приводили данные нашей энциклопедии как серьезный аргумент.

— Ты хоть представляешь себе, сколько времени, сил и соратников нужно для реализации такой задумки?

— Лиха беда начало. Пока не попробуешь, то не узнаешь. Одно скажу тебе наверняка — если ни черта не делать, то вот тогда энциклопедия точно не появится.

Мы еще немного пообщались и Сверчок рассказал, что такая идея у него возникла уже давно. Ему надоело, прочитав заметку на практически любую тему, потом в комментариях читать опровержения и ломать голову — кто же прав? Вот так, пообщавшись на одном форуме, он нашел единомышленников и теперь усердно работал над новой идеей. Он этим настолько увлекся, что даже в «Палладию» стал реже играть. Это для него было серьезным индикатором заинтересованности. Надеюсь, что я доживу до того момента, когда его проект обретет известность.

И вот наступил вечер. Шевченко и Гольцев, окруженные роем помощников, нагрянули ко мне в гости. Меня подхватило этой человеческой волной и мы двинулись вершить судьбы заключенных. По пути сняли короткий ролик, в котором я и Славик рассказывали об окончании отбора и вынесении вердикта конкурсантам. Это видео сняли буквально на ходу — сразу было видно, что мы сейчас всего лишь фон, а главные действующие лица пока ждут нашего появления у себя в камерах.

Зайдя в первую из них, я был удивлен контрастом между нашей шумной толпой и единодушным молчанием «принимающей стороны». Короткое приветствие на мгновение разорвало тишину и заключенные снова умолкли, внимательно глядя на журналистов. Похоже, что наше появление на некоторое время снизило нервозность, которая буквально пропитывала собой воздух. Ведь раз мы вообще сюда зашли, значит хоть кого-то из камеры на проект возьмут. Операторы расставили оборудование, Шевченко смело вышел вперед, а Гольцев наоборот отодвинулся на задний план. Все правильно, главному кукловоду не обязательно светиться на публике, ему удобнее дергать за ниточки издалека.

Славик начал свою вступительную речь, а я, предоставленный самому себе, отошел к Гольцеву и шарил глазами по заключенным. Мне было интересно понаблюдать за их поведением. Два оператора снимали Славика, но большинство делало то же, что и я — следили за аудиторией. Шевченко заливался соловьем, повествуя о том, что только самые достойные окажутся в числе избранных и том, как трудно сделать выбор. Я не понимал, для чего он так старается — то ли для того, чтобы заинтриговать будущих телезрителей, то ли для того, чтобы окончательно вывести из себя зеков. Атмосфера в камере действительно накалилась. Мне казалось, что стоит сейчас огласить имя выбранного и те, кого постигла неудача, просто не выпустят ни его, ни нас живыми из помещения. Похоже, Славик не зря сравнил себя с кипятильником. Он, тем временем, стал привлекать в разговор зеков. Гольцев наклонил ко мне голову и сказал:

— Согласись, Славик похож на укротителя, смело шагнувшего в клетку с тиграми.

— Думаю, работать с тиграми все же опаснее. На кастингах всегда такая обстановка напряженная?

— Более или менее. Это зависит от контингента участников. Местная публика может стать самой взрывоопасной из тех, с которой мне приходилось работать. Но это ведь еще только начало, дальше лихорадка будет возрастать, скоро и сам все увидишь.

Я краем уха слушал Гольцева и старался не упустить то, о чем говорит Славик. Последний же устроил дебаты между двумя заключенными: один из них, Жека, сидел за грабеж, другой, по имени Дима — за мошенничество. Славик заявил, что хочет услышать — какое из этих преступлений является более аморальным. Каждый из зеков пытался доказать, что его прегрешение не столь жестокое и бездушное как у оппонента. По-моему, оба были хороши, но потом я поймал себя на мысли, что слушая эту дискуссию, я невольно сравнивал их ситуацию со своей. Я подсознательно стал искать для себя смягчающие обстоятельства, так же, как делали сейчас Жека и Дима. Хорошо, что мне не нужно самому участвовать в таких прениях и доказывать, что убийство не такое страшное преступление, как, например, кража.

Тем временем мошенник явно выигрывал это состязание. Видно было, что в его «специальности» жизненно необходим хорошо подвешенный язык. Грабитель же привык больше действовать, а не говорить и в полемике оказался слаб. Видя, что проигрывает, он начал еще больше нервничать, повышать голос и хамить оппоненту. Мне это напомнило римских гладиаторов, которых иногда вооружали разным по эффективности оружием и отправляли на арену, сражаться на радость толпе. Я поймал нацеленный на меня объектив видеокамеры и вспомнил, что исам нахожусь здесь для увеселения публики. В голову пришли наставления адвоката о необходимости завоевывать народную любовь и я понадеялся, что хорошо выгляжу в кадре.

Все же большая часть операторов продолжала следить за потенциальными участниками шоу и за Славиком Шевченко. Он, видя, что полемика скоро перерастет в драку, вмешался, предложил спорящим сесть и сказал:

— Я не знаю, кто из вас достоин досрочного освобождения. Я всего лишь ведущий, а решить этот вопрос могут только зрители, зато мне доверена честь объявить, кто же из вас попадет на шоу.

Он снова начал тянуть время, перефразируя одни и те же предложения и повторяясь. Оба участника спора сидели как на иголках, хотя я бы не удивился, если бы ни один из них вообще не попал в финальную часть. Это было бы вполне в духе Гольцева и Шевченко. Наконец мы услышали имя первого избранного:

— Итак, для участия в интеллектуально-развлекательном шоу «Второй Шанс» приглашается… — Шевченко долго переводил взгляд с одного на другого, потом сосредоточил внимание на Жеке, а затем закончил, — Дмитрий.

Шоумен повернул голову к выбранному и ждал его реакции. Впрочем, он был не одинок, сейчас взоры большинства сосредоточились на счастливчике, только операторы продолжали заниматься каждый своими подопечными. Дима особых представлений разыгрывать не стал, он просто вскочил на ноги и застыл, по-видимому, не зная, что сказать. Жека тоже не проявлял бурных эмоций — он остался сидеть и выглядел оглушенным. Ну вот и первая разбитая Вторым каналом надежда.

Видя, что Дима ничего сказать не готов, Славик взял инициативу в свои руки:

— Сейчас мы покидаем эту камеру и забираем с собой первого приглашенного для участия в шоу «Второй Шанс». Однако не исключено, что мы еще сюда вернемся, ведь это был, повторюсь, всего лишь первый конкурсант.

Мы забрали Диму с собой, чтобы на время поселить его в отдельную камеру. Мне это переселение напоминало скорее изоляцию подопытного грызуна, но приходилось признать, что в целях безопасности это было действительно необходимо. Пока наша процессия двигалась, Шевченко общался с Димой, а я с Гольцевым.

— Ну что, Виктор, как тебе начало? Интригует?

— Скорее нервирует. В той камере, из которой мы только что ушли, осталось наше видеонаблюдение?

— Конечно, — кивнул Вова. — Оставлять в каждом помещении по оператору мы не можем, поэтому пусть следит автоматическая техника. Глядишь, они там что-нибудь интересное учудят, будет потом что пустить в эфир.

Мы прибыли в отдельную камеру, где конкурсанты будут коротать несколько дней. Это было большое помещение, оборудованное всем, что только может понадобиться. Даже по меркам современных, гуманных тюрем здесь было более чем комфортно. Великолепная мебель, естественно, с логотипами фирм-производителей, толстые ковры на полу. Стоило стремиться попасть на шоу, хотя бы ради того, чтобы на несколько дней сменить обстановку и пожить в таком уютном интерьере. Единственное, что могло бы испортить радужное настроение жильцам, так это развешанные на стенах мониторы. Стоило всем нам переступить порог и они дружно включились и принялись крутить рекламу. Спасибо, что хотя бы без звука.

Диму мы оставили здесь, а сами продолжили свои блуждания по территории. Заходили в разные камеры, двигаясь совершенно бессистемно, иногда — в одну и ту же по два или три раза. Шевченко не попадал в плен одного и того же клише — в разных камерах он вел себя по-разному и каждого из конкурсантов объявлял в оригинальной манере. Единственный принцип, которому он оставался верен — это традиция максимально затягивать время перед оглашением выбора. Казалось, что ему нравится трепать людям нервы. Гольцев следил за всем происходящим, но иногда отвлекался и стучал пальцами по планшету. Мне стало интересно, чем он там занят. Я наклонился к нему и посмотрел на экран. Там был список тех, кто уже попал на шоу. Вова улыбнулся мне и объяснил:

— Видишь, это список счастливчиков в порядке их приглашения на проект. Если нажать на фамилию, то высветится подробная информация — номер камеры, статья осуждения, сколько отсидел, сколько осталось ну и еще кое-что.

Я сначала думал, что у него там полный составленный заранее список, согласно которому сейчас и отбирает людей Шевченко. Разумеется, мне захотелось увидеть, попали ли в него мои друзья, но это было не так. Там пока числились фамилии всего шести человек. До меня дошло, что Вова просто сидит на нашем тюремном форуме. Я там появлялся редко, поэтому не сразу узнал оформление сайта. Гольцев добавил:

— Есть у вас тут один парень, Сверчок. Так вот это его работа. Наверное, зеки обмениваются информацией друг с другом, а он следит за всей ситуацией в целом. Как только группа участников пополняется новым конкурсантом, он тут же добавляет его в список, да еще и досье на каждого выкладывает. У вас в локальной сети хватает интересного, сразу видно, что администратор работает не за страх, а за совесть. Я сюда часто захожу.

Я следил за работой Шевченко и видел, что участники, в самом деле, не похожи друг на друга. Внешность, характер, сроки заключения и тяжесть совершенных преступлений весьма разнились. Количество свободных мест постепенно таяло и мои нервы тоже начинали звенеть, как струны. Я думал о своих друзьях. О Сереге с его кредитом и о Стасе, который был к этой гонке равнодушен, по крайней мере, внешне. Об Антоне, который тоже как-то обмолвился, что хотел бы выиграть это шоу. Будут ли они среди приглашенных? Я этого не знал и не знал даже чего им пожелать. То ли того, чтобы попали на съемки все втроем, то ли, чтобы вообще ни один из них не оказался на проекте. Несколько недель в состоянии постоянного стресса точно никому не пойдут на пользу. В любом случае повезет только одному. Наверное, для них же лучше испытать маленькое разочарование сейчас, чем колоссальное крушение всех надежд, вылетев в финале. От нашей компании могло ничего не остаться. Гольцев заметил, что я нервничаю, улыбнулся и опять уставился в планшет.

И вот, наконец, пришло время и мы оказались в камере, где сидели Стас и Антон. Мы с ними обменялись взглядами и стали ждать к чему в этот раз приведет выступление Шевченко. Вакантных мест на тот момент оставалось всего четверо. Только Стасу удавалось сохранять внешнее хладнокровие. Все остальные были взвинчены, даже отпетые уголовники, которым участие не светило уж точно. Мелькнула мысль, что «авторитеты» не отказались от идеи протолкнуть на шоу своего ставленника, а поэтому тоже сидят как на иголках.

В этот раз Шевченко решил сразу поставить все точки над «i». Он во всеуслышание объявил, что из этой камеры на шоу пригласят лишь одного человека. Гольцев, казалось, был полностью увлечен планшетом, но на самом деле следил за мной. Он наклонил ко мне голову и спросил:

— Ну что, кому победы желаешь?

— Вова, это еще не победа, сам прекрасно понимаешь.

Мне хотелось спросить, кто же попадет на шоу, но я решил не доставлять ему такое удовольствие и не показывать свою заинтересованность. Ответ скоро и так станет очевиден.

Заключенные в тех камерах, где наша группа уже побывала, наверное, успели сообщить всем остальным, как происходит отбор. Так что Стас и Антон примерно могли предположить, чего им ждать. Один из операторов почти неотступно следил за мной, поэтому я пытался сохранить абсолютно равнодушный вид. Интересно, как тому же Стасу это удается? Запасу энергии Славика Шевченко оставалось только позавидовать. Он готов был говорить, казалось, часами. В этот раз он также достаточно долго общался с заключенными, сыпал намеками и шутками и с видимым удовольствием наблюдал за тем, как его собеседники наперебой стараются привлечь к себе внимание. Только Стас не пытался перекричать других, никого не перебивал и не лез по головам. Возможно, в этом и состояла его тактика. На общем фоне он действительно выделялся. Славик перешел к решающему этапу. На этот раз я чуть ли не впервые внимательно слушал его разглагольствования и боялся пропустить хотя бы один звук. Параллельно я думал о том, сколько же лишних слов он произносит сейчас, а уж тем более, сколько он их произнесет во время съемок финальной части.

— Итак, настало время назвать имя человека, который совсем скоро окажется участником развлекательно-интеллектуального шоу «Второй шанс». Этот человек, как и все остальные, мечтает о свободе, он, как и все здесь присутствующие, достоин лучшего. Впереди у него еще много испытаний, но он готов смело смотреть им в лицо. Кто же это?

Камера замерла в абсолютной тишине. Почти все подались вперед, не дыша и не отрывая глаз от ведущего. Лишь операторы и Гольцев смотрели на происходящее более-менее спокойно. Да еще Стас равнодушно следил за Славиком из-под полуопущенных век. Шевченко продолжал свой монолог, и я, осознав, что в ближайшие пару минут мы имя не услышим, скосил глаза в планшет Вовы. Неугомонный Сверчок составил список оставшихся камер, в которых мы еще не побывали. Их было всего две и в одной из них сидел Серега.

— Итак, побороться за право досрочного освобождения сможет... — Славик не спешил. — Лишь один из всех здесь присутствующих. Его имя… скоро станет известно на всю страну и тысячи людей будут голосовать за него, стараясь приблизить миг победы.

Каждый раз, когда Шевченко, казалось бы, готов был произнести имя счастливчика, но вместо этого откладывал оглашение выбора, по камере как будто проносился электрический разряд — люди резко подавались вперед, ломали пальцы, облизывали губы, кое-кто вскакивал с мест.

— Итак, поздравьте счастливчика, это… Стас.

Заключенные разом выдохнули, но с поздравлениями никто не спешил. Кто-то раздраженно покачал головой, кто-то ругался сквозь зубы. Я посмотрел на Антона. Он встретился со мной глазами, усмехнулся и разочарованно опустил голову. Стас спокойно посмотрел на Славика, выждал несколько секунд, равнодушно пожал плечами и сказал:

— Ладно, я согласен.

Можно было подумать, что его долго и с трудом уговаривали оказать такую честь для Второго канала. От такой хладнокровной наглости даже Гольцев опешил. Он оторвал взгляд от планшета, посмотрел на Стаса, а потом расплылся в улыбке.

— Все-таки я был прав, когда настаивал на его кандидатуре, — прошептал он мне на ухо. — Такой персонаж нам определенно пригодится. Смотри, сидит на койке, как будто на троне и еще одолжения нам делает. Ну что, ты рад за своего друга?

Я уже в глубине души начинал думать, что Стас действительно равнодушен к этому шоу, но Гольцеву решил об этом не говорить. По примеру своего друга я сделал отрешенное лицо и молча пожал плечами.

Мы отправили Стаса к остальным участникам, а сами двинулись дальше. Я теперь не особо внимательно слушал Славика. Нервное напряжение начало спадать и я почувствовал упадок сил, а ведь впереди было еще три человека. Мы отобрали двоих, препроводили их вслед за Стасом и подошли к финальной части отбора — последней камере, где среди прочих нас ждал Серега.

Местные зеки показались мне наиболее нервными и раздраженными. Ничего удивительного — они ждали своей очереди дольше всех, к тому же в планшете у Гольцева красовались имена уже одиннадцать участников. Значит каждый, кто следил за форумом, знал, что остался лишь один счастливый билет. Разглагольствующего Славика буквально поедали глазами почти все, кроме Сереги. Последний же, не отрываясь, смотрел на меня, наверное, надеясь, что я подам ему какой-нибудь знак. Но что я мог ему сообщить? Даже если бы Гольцев пообещал мне, что они возьмут моего друга на проект, то и в таком случае я не стал бы делать Сереге намеки. Вова в такой ситуации запросто мог бы соврать. Это позволило бы создать дополнительный повод для скандала. Я слегка пожал плечами, показывая другу, что мне ничего не известно и он переключил свое внимание на ведущего.

Славик, по своей хорошей традиции, накручивал ажиотаж и тянул время, но вскоре объявил, что для участия на шоу он приглашает Сергея. Однако это еще не убило интригу. В камере два человека носили такое имя и оба подскочили, услышав слова ведущего. Мой друг и его тезка обменялись взглядами, достойными василисков, а потом уставились на Славика, но тот не успел после этого и рот открыть. Вот тут наконец-то и произошла первая серьезная вспышка народного негодования. Остальные зеки, чьи надежды лопнули после слов шоумена, стали активно выражать свое несогласие. Терять им было больше нечего, поэтому вся сдержанность их стала таять буквально на глазах. То один, то другой начинал что-то громко говорить, перебивая друг друга, потом кто-то раздраженно оттолкнул рукой оператора, который чуть ли не вплотную приблизил камеру к одному из недовольных. Из этой комнаты нам пришлось ретироваться под защитой охраны. Честно говоря, я ожидал подобного всплеска еще раньше. Гольцев сиял:

— Ну вот, пошла движуха, теперь только держись. Это еще ничего, вот ближе к финалу начнется самое интересное.

Славик проводил последний раунд отбора в отдельной комнатушке, где еле хватило места нам с Гольцевым, ему с претендентами, да еще операторам.

— Теперь вас осталось лишь двое и я хочу услышать, чем вы собираетесь заняться, если одному из вас удастся выиграть наше шоу? Я уже задавал этот вопрос во время предварительного отбора, но прошло некоторое время и возможно ваши цели изменились.

Ни один, ни другой Сергей не сумели блеснуть особым красноречием. Шевченко поговорил с ними еще немного и завел свою шарманку о том, какой это уникальный шанс не только досрочно освободиться, но и прославиться на всю страну, о том, как их будут помнить поколения людей и том, кто же из них больше достоин этого возможности.

Я подумал, что по поводу поколений Славик о своем шоу чересчур высокого мнения — слишком велик поток развлечений, изливающийся на телезрителей. Следом за «Вторым шансом» выйдет на экраны другой скандальный проект и про нашего триумфатора все мгновенно забудут. Мечтать о следе в памяти поколений он вряд ли сможет.

Оба претендента смотрели на Славика лихорадочными глазами, ожидая, когда же он огласит вердикт.

— Итак, последний участник интеллектуально-развлекательного шоу «Второй шанс» это Сергей…Кириенко.

Я начал копаться в памяти, вспоминая, как же фамилия моего друга, но потом по его реакции понял, что выбрали все-таки его. Все те эмоции, на которые поскупился Стас, в полной мере продемонстрировал Серега. Сначала он замер, как будто не веря своим ушам, а затем вскочил, начал махать руками и орать что-то бессвязное. Он кинулся обнимать Славика, потом подбежал ко мне. Я не стал его поздравлять, так как он все равно ничего сейчас бы не услышал. Операторы трудились по полной программе, снимая его и несчастливого соискателя. Второй Серега сидел, свесив голову и закрыв лицо руками, плечи его вздрагивали. Может он плакал, может нет — я не знал, да и не хотел знать.

Мы двинулись в апартаменты для участников. По пути Серега шел рядом со мной, беспорядочно что-то рассказывал то о себе, то о планах на будущее, то начинал меня благодарить. Похоже, он искренне верил, что попал на шоу благодаря моим стараниям. Я пытался достучаться до него и объяснить, что моей заслуги здесь нет, но безрезультатно.

— Антона не взяли, знаешь?

На лицо Сереги на секунду набежала тень, но почти сразу пропала — его слишком захлестывала радость. Ее невозможно было чем-то омрачить. Он кивнул головой и ответил:

— Да. Я от форума глаз не отрывал, пока вы до нас не добрались. Ну что поделаешь, ведь не могли все на шоу попасть. Да и победитель в итоге будет только один, так что…

Он не закончил свою мысль, но я и так понял, что теперь среди претендентов на победу дружбы не будет, останется только конкуренция.

Вскоре все разошлись по своим местам: участники в новую камеру, журналисты по домам, а я отправился в свои «апартаменты», искренне радуясь, что этот бесконечный день завершился. Оказавшись у себя, я включил компьютер и залез на форум. Сверчок предложил обсудить результаты отбора и там бурлила волна всенародного возмущения — вот где зеки смогли выплеснуть все свое негодование. Избранные двенадцать человек сидели пока без интернета. Предусмотрительный Сверчок, чтобы не раздражать остальных, отлучил их даже от нашей «локалки». Спор разгорался все жарче, никто не стеснялся в выражениях и обвинениях, слава богу, что почти все претензии были адресованы людям, которые их прочитать не могли. Другими словами, наш форум стал похожим на любой другой форум интернета, где обсуждался какой-нибудь острый вопрос — куча оскорблений, претензий и причитаний. Я выключил компьютер и лег спать.

Следующий день начался с одинокого завтрака. Серега и Стас еще минимум пару, а то и тройку дней будут жить обособленно, а Антон почему-то так и не пришел. Я решил позвонить ему, как только вернусь обратно в камеру, а пока сидел и глядел по сторонам. Большая часть заключенных ходила как в воду опущенная, без аппетита ковырялась в содержимом тарелок или глядела в потолок. Разговоров почти никто не вел. Волна всеобщего возбуждения спала и тот стимул, который зажигал огонь надежды в глазах людей, растаял как мираж. После еды я позвонил Антону, но он не взял трубку. Хотелось бы верить, что его просто подкосила апатия и он ни с кем не хочет общаться. Вчера особого отчаяния он не продемонстрировал. Я отправился на тренировку. В спортзале было удивительно пусто, кроме меня там оказалась всего пара человек. Без Стаса я чувствовал себя одиноко и закончил занятие раньше, чем обычно.

Несколько дней прошло более-менее без происшествий. Я наслаждался покоем и бездельем, понимая, что это затишье перед бурей. Меня несколько раз приглашали на съемки. Сначала я комментировал результаты кастинга и вкратце рассказывал об участниках шоу. Потом я отправился в камеру к нашим будущим звездам. Круг лиц знакомый — Шевченко, Гольцев, операторы и заключенные, а вот настроение в камере было необычным. Люди не успели избавиться от эйфории, они ходили мечтательные, веселые, много шутили. Каждому казалось, что он поймал птицу удачи. Я такой атмосферы в тюрьме еще не видел, даже тогда, когда объявили о предстоящем шоу. Долго ли им оставалось наслаждаться покоем? Если я не ошибался в расчетах, то приблизительно через две недели вылетит первый участник. Мы пообщались с каждым из двенадцати. Говорил больше Славик, а я оставался в тени, что меня устраивало. Это давало возможность слушать и размышлять, а не лихорадочно придумывать оригинальные вопросы и остроумные ответы.

Стас и Серега ко мне не подходили, понимая, что здесь нормально пообщаться все равно не дадут. Я утешал себя мыслями о том, что мы еще успеем наговориться, когда их отсюда выпустят. Потом промелькнула мысль, что Гольцев может мне запретить близкие контакты с конкурсантами. Дружба ведущего с участником может показаться очень выгодной для последнего. Если кто-то из моих друзей победит в этой гонке, то не увидят ли в этом мой протекторат? Вот тебе и тень на репутацию честных состязаний, а следовательно и на весь имидж Второго канала. От режиссеров проекта можно ждать чего угодно, в этом я уже убедился. Если все обстоит так, как я подумал, то придется или от общения отказываться или лишать друзей шансов на победу. Желая отвлечься от мрачных мыслей, я начал глазеть по сторонам.

Мониторы крутили немую рекламу официальных спонсоров. Все двенадцать будущих участников были одеты в спортивную форму известной фирмы. Потом, когда они вернутся в свои камеры, им снова выдадут их привычную одежду, но пока — почему бы и не использовать их тела в рекламных целях? Кормили их в той же столовой, что и всех прочих, только делали это в другое время, пресекая контакты с остальными обитателями тюрьмы. Так же обстояло дело и с прогулками.

12. Подготовка к прямым трансляциям.

Возвращаясь от наших будущих звезд, мы, по предложению Гольцева, остановились во дворе, и он сказал мне:

— Ну вот и пришло время для свидания с родителями. Ты рад?

Конечно, я был рад. Условия, на которых должна была состояться наша встреча, язык не поворачивался назвать идеальными, но выбирать не приходилось. Своего нетерпения я решил не демонстрировать. Вместо этого решил взять пример со Стаса — сделал абсолютно равнодушное лицо (по крайней мере, мне хотелось думать, что мне это удалось) и спросил:

— Когда?

— Завтра или послезавтра. Можешь не хвататься за телефон — они уже оповещены.

— Второй канал все планирует основательно. Когда вы успели им рассказать?

— Да совсем недавно, пока вы со Славиком развлекали заключенных.

— А что, ты не мог оставить эту привилегию мне?!

Гольцев усмехнулся, довольный тем, что ему удалось разрушить стену моего показного равнодушия:

— Ты им редко звонишь, Виктор, поэтому пришлось мне лично проконтролировать этот момент.

Два оператора держали нас на прицеле с самого начала разговора, но я обратил на это внимание только теперь. Воистину, сейчас не время было скандалить и я сдержался. Гольцев сказал правду — я звонил родным далеко не каждый день, но причина крылась не в равнодушии. Телефон и даже видеосвязь не могли заменить полноценную встречу, что бы там не говорилось в рекламе мобильных операторов и производителей веб-камер. Это было бы не свидание, а насмешка, какая-то гротескная пародия на нормальное общение. Я прибегал к этому способу только из-за отсутствия других возможностей.

На самом деле я почти не звонил, пока безропотно ожидал казни — не хотел каждый раз еще больше разъедать их сердца. Думал, что будет легче и мне и им, если они привыкнут, что меня больше нет. Может это и плохой способ подготовить разлуку, но для таких случаев инструкций не выдумали и каждый, оказавшись в такой ситуации, должен сам находить правильную линию поведения. В тот период я иногда начинал мечтать о том, чтобы приговор исполнили быстрее. Вот тогда я понял, почему осужденные на смертную казнь иногда пытаются покончить жизнь самоубийством.

После того, как Меренков согласился бороться за мое спасение, я позвонил родителям сразу же. Реже общаться с ними я начал только недавно, когда Второй канал нацеплял на каждом шагу камер и микрофонов. Разговаривать с мамой или отцом, затылком чувствуя пристальное внимание электронных соглядатаев, и зная, что любая моя фраза может прозвучать на всю страну — это не самое большое удовольствие. Когда мою «резиденцию» только-только нафаршировали следящей техникой, я провел добрый час, пытаясь найти наиболее уединенное место. Таковым оказался санузел, но вот именно там сразу после посещения монтажников пропала и мобильная связь и интернет.

Гольцев увидел, что молчание затягивается и добавил:

— Я их просил, чтобы они тебе сразу не звонили, так как ты занят на съемках и пообещал, что ты с ними свяжешься, как только освободишься. Мы тебя на сегодня больше отвлекать не будем, можешь отправляться в камеру и поговорить с родными наедине.

Можно подумать, что там я нахожусь в полном одиночестве. Хотя, если уж даже наша встреча все равно будет запечатлена на видео, то скрывать подробности телефонного разговора и вовсе смысла нет. Интересно, возле родителей сейчас тоже сидят операторы Второго канала, настраивают аппаратуру и ждут моего звонка?

— Ладно, Вова, до встречи.

Вернувшись в камеру, я завалился на кровать и набрал номер мамы. Они были дома и последний час просидели как на иголках, ожидая пока я позвоню. Весть о возможности увидеть сына их ошеломила. Они не могли поверить своим ушам, пока я сам не подтвердил ее. Я отвечал на вопросы, рассказывал о себе, утешал, обещал, что скоро встретимся. Сам же в это время пытался прикинуть, выдумал ли Гольцев какой-то особенный сюжет для свидания или же нам дадут просто увидеться и поговорить так, как мы сами того захотим. Пускай свидание состоится и под присмотром видеокамер, зато без заранее заученных и отрепетированных ролей. Хотелось надеяться на последний вариант, но, зная методы работы СТЛ и Второго канала, можно было предположить, что там уже целая пьеса продумана, вплоть до жестов и мимики.

Ждать и в самом деле пришлось недолго. На следующее утро Гольцев и Шевченко с помощниками прибыли ко мне и мы начали репетицию. Я был слишком плохого мнения о них — мне пообещали, что никакого постановочного сценария не будет и нам дадут возможность общаться в свое удовольствие.

— Ну а ты, Виктор, за это дашь нам небольшое интервью, — сказал Вова.

— Рассыплюсь в благодарностях перед корпорацией СТЛ и Вторым Каналом?

— Разумеется, — подтвердил Шевченко. — Вот, у меня здесь наброски твоей речи.

Я взял лист бумаги и пробежался по нему глазами. Они не особо надеялись на мое красноречие, потому как их текст касался не одних лишь благодарностей, но и подробно описывал мои переживания и тоску по близким людям. По-моему это были вещи и так настолько очевидные, что о них даже говорить не следовало. Я покосился на шоуменов и спросил:

— И кто же из вас умудрился залезть ко мне в душу и узнать, что я чувствую?

— Думаю, в твоей ситуации люди испытывают вполне предсказуемые эмоции, так что угадывать здесь нечего.

— Славик, радость от встречи с родителями я мог бы и сам описать, без ваших подсказок.

— Мог бы, — вмешался Гольцев. — Но в том и штука, что ты этого не хочешь делать, я же тебя уже неплохо изучил. Ты не имеешь привычки выставлять свои чувства напоказ. Если бы мы оставили все на самотек, то ты вряд ли стал бы распинаться. Можешь поверить, этот текст написан людьми, которые знают толк в проникновенных речах, сам бы ты более красиво уж точно не сказал. Ты же не забыл, что твоя главная задача — это расположить к себе зрителей? Так что, начнем?

Мы сняли материал довольно быстро. За время съемок я успел неоднократно поблагодарить Второй канал за гуманность и похвалить их чуткое и неравнодушное руководство за организацию встречи с родными. Гольцев и Шевченко остались довольны и убрались. Наверняка они уже побывали у меня дома и я услышу схожие речи из уст родителей, когда увижу запись нашей встречи, вмонтированную в одну из серий.

До означенного часа времени оставалось еще слишком много и я не знал, чем себя занять. Серега и Стас отбывали срок «карантина», Антон слегка приболел, так что его тоже сегодня не увижу, поэтому я решил написать Сверчку. Тот, как всегда, был на связи и отозвался мгновенно:

— Привет, Виктор! Ну что, скучно тебе без друзей?

— Сверчок, ты что, мысли мои читаешь?

— Кто тебя учил отвечать вопросом на вопрос? Если тебе заняться нечем, то присоединяйся ко мне в одной классной игрушке, а то я остался без напарника. Он сейчас рядом с твоими Стасом и Серегой скучает, а мне по галактике летать не с кем.

— Лучше скажи, ты участников и дальше собираешься держать на голодном пайке?

— Ну, социальные сети для них закрыты минимум до конца съемок. А насчет локального форума я пока указаний не получал. Ты же читал, что там пишут. Не думаю, что участники, прочитав все, что о них высказали прочие заключенные, оставят эти тирады без внимания. Я получил целый ворох просьб от наших зеков. Кому-то игру новую скачать, кому-то — планшет хороший посоветовать ну и так далее. Другими словами, почти все, кто на шоу не попал, ищут теперь альтернативные источники развлечений.

— Так почему бы кому-нибудь из них не предложить стать твоим напарником в этой космической игре?

— Я так и сделаю. Просто предложил тебе первому, раз уж ты пока так скучаешь.

За разговором пришло время обеда. А там наступил вечер. Встречу организовали прямо в моей камере. Незадолго до начала явились Славик и Вова, как обычно, с эскортом операторов. Последние проверили установленные в помещении микрофоны и видеокамеры, потом у меня взяли еще одно коротенькое интервью и Славик отчалил за моими родителями. Вслед за ним ушел и Вова. Наверное, будет смотреть за развитием событий через камеры слежения. Я же не мог усидеть на месте и слонялся из угла в угол.

Совсем скоро открылась дверь и в сопровождении Славика и оператора зашли мои родители. Вид у них в первую секунду был настороженный, но как только они увидели меня, то от этой бдительности не осталось и следа. Мы обнялись и долго не могли оторваться друг от друга. Славик нас не отвлекал, но что-то говорил на камеру, используя нашу троицу как задний план. Потом он удалился, прихватив своего помощника, а мы остались одни. Периоды бурного общения, когда мы не успевали задавать вопросы и отвечать на них, сменялись моментами полной тишины, когда нам хватало просто возможности молча смотреть друг другу в глаза. В конце концов, поговорить мы могли и по телефону, а вот встретиться удалось лишь стараниями компании СТЛ. В этот момент я готов был им простить все: и принуждение к участию в шоу, и развешанную вследствие этого рекламу и даже то, что нас сейчас снимают видеокамеры, а потом эту запись увидит многомиллионная аудитория Второго канала.

Увы, время пролетело очень быстро. Дверь открылась, а на пороге показался Славик. Он поздравил нас с тем, что мы наконец-то встретились и задал каждому по несколько вопросов. Мои мама и папа сердечно благодарили ведущего за это свидание, я искренне присоединился к их словам. Пришло время прощаться. Я мог провести их не далее, чем до дверей камеры. Славик отправился с ними, а я остался один. Вскоре он вернулся и засыпал меня вопросами. Я предпочел бы сейчас побыть один, но мои пожелания вряд ли кого-то интересовали. Когда уже и он собрался уходить, я сказал:

— Вы же далеко не все сможете втиснуть в выпуск. Мне бы увидеть, что из всего материала, снятого сегодня, будет показано зрителям.

— Ну, так чего же проще? Ты же будешь смотреть эту серию, вот и увидишь.

— Я хотел бы посмотреть окончательный вариант до того, как он пойдет в эфир.

— Посмотрим, — неопределенно ответил Славик. — Ничего тебе пока обещать не могу. Я уверен, что любую сегодняшнюю сцену можно смело пускать на большой экран, так что тебе не придется стыдиться. Должен тебе признаться, твоя встреча с родителями прошла просто… — Он задумался. — Ошеломительно! Все было очень естественно и искренне. Даже у меня мурашки по коже забегали. Вот хотя бы такие моменты оправдывают изобретение видеозаписи. Это будет хит! Можешь не сомневаться, телезрители проникнуться к тебе симпатией.

Он ушел, а я еще полночи не мог заснуть. Прокручивал в голове каждый момент нашего свидания и перебирал в уме все то, что не успел или не сообразил сказать. Да, Славик был определенно прав — видеокамеры не зря придумали. Нужно попросить у него все сегодняшние записи. Как бы дальше не сложилась моя судьба, но пока я лишен возможности ежедневно видеть родных, эти видеоролики будут для меня немалым утешением. Теперь я понимал, что пока оставался на свободе, то совершенно не ценил каждую секунду, проведенную рядом с самыми близкими людьми настолько, насколько ее следовало ценить.

…

За несколько дней страсти улеглись. Энтузиазм и разочарование в равной степени выветрились из мыслей заключенных, не попавших на проект. Жизнь в тюрьме вошла в привычную колею. Я, наблюдая за успокоившейся обстановкой, констатировал, что участников шоу можно было возвращать в родные камеры. Если кого-то из недовольных зависть и побуждала точить нож, то по их лицам этого нельзя было предугадать. Антон опять показался на глаза. По его словам, в первый день он и в самом деле поддался унынию, но потом махнул на весь этот балаган рукой. Мы сидели на нашей привычной лавочке и я думал о том, что скоро наша компания имеет все шансы на воссоединение. Гольцев не запретил мне общаться с друзьями, объяснив это просто: «Вот если бы победителя выбирало жюри из числа организаторов, то твоя привязанность к кому-то из участников стала бы нежелательной. А в нашем случае право выбора принадлежит широкой общественности, так что можешь не переживать. Глас народа — глас Божий».

Антон тем временем рассказывал:

— Сначала я так расстроился, что даже слов бы не нашел, чтобы это выразить, но потом успокоился. В конце концов, я буквально пару дней провел в постоянном беспокойстве. А если представить, что пришлось бы так жить до конца шоу! Каждые выходные ожидать возможного вылета, метаться между надеждой и отчаянием! Нет, ну его в болото. Да и деньги целее останутся.

Я молча кивнул и подумал, что последняя проблема приобретала все большую актуальность. Это было несчастливое наследство для тех, кого шоу зацепило лишь самым краем. Местный форум постепенно начинали наводнять жалобы на взятый в состоянии безумной надежды кредит. Непонятно кому они жаловались, ведь многие из читавших испытывали те же проблемы. Сверчок, движимый жаждой деятельности, даже предложил организовать рейтинг должников, руководствуясь суммой, которую они задолжали банку. Я подозревал, что это была изощренная насмешка с его стороны над теми, кто попался в такую ловушку. Зеки, кажется, тоже это заподозрили, потому как эта его идея ни у кого поддержки не нашла. «Рейтинг доверчивых и мечтательных», как корректно назвал его в переписке со мной Сверчок, так и не составили.

— А ты у них был? — отвлек меня от размышлений Антон. — Как им там живется?

Я описал ему условия содержания наших будущих звезд и добавил, что скоро мы с ними воссоединимся.

Через пару дней мое предсказание сбылось и участники вернулись в привычные камеры. Расчет продюсеров оправдался — никаких покушений на них, по крайней мере, сразу после возвращения, не было. Я надеялся, что подобные эксцессы и в дальнейшем не возникнут. Мы собрались во время прогулки. Тема спорта была безжалостно вычеркнута из повестки дня. Все разговоры крутились вокруг шоу. Серега без устали рассуждал о будущих съемках, взвешивал свои и чужие шансы на успех, мечтал о будущем. Стас время от времени вставлял в его монолог одну-две фразы. Меня же больше интересовало, чем они занимались, пока сидели на карантине.

— Да ничего особенного не делали, — ответил Серега. — Ну, приходили несколько раз журналисты, задавали каверзные вопросы. А так, все как и обычно. Только что кормили немного в другое время, да еще Стасу не дали нормально потренироваться.

— Да, — кивнул Стас. — Сказали, что несколько дней и без тренировок обойдусь. Там была перекладина и брусья, но ты же понимаешь, что этого мало.

Спортивный инвентарь, которым их обеспечили, я заметил сразу, как только впервые зашел в ту камеру. Как же его не заметить, если рядом с брусьями бросалось в глаза яркое пятно рекламного плаката с символикой «JethroGym».

— Нужно наверстывать упущенное. Пойдем завтра в нормальный спортзал?

— Обязательно, — согласился Стас.

Вечером позвонил Гольцев и сказал, что хватит отлынивать, пора начинать смотреть телевизор.

— Вова, у меня и поинтереснее занятия найдутся. Смотри его сам.

— Виктор, не выделывайся. Я же тебя не заставляю пялиться в экран с утра и до ночи. Но тебя же будут снимать видеокамеры, нужно чтобы хотя бы иногда мелькали кадры, где ты смотришь телевизор. Я уже говорил: что же это за ведущий шоу, который абсолютно равнодушен к телевидению?

— Ты мне и в ванной камер наставил?

— Нет, об этом можешь не беспокоиться. Ну, кроме шуток, привыкай постепенно к новому образу жизни — смотри хоть какие-нибудь передачи, интересуйся светскими новостями, короче будь как все.

Мы попрощались и я решил приступить к небольшой адаптации. К развлекательному телевидению я был равнодушен очень давно, повешенный мне в рекламных целях телевизор воспринимал как элемент интерьера и даже еще ни разу не включал. Насколько я понимал, современные модели по набору функций не уступали лучшим компьютерам. Разобраться оказалось не так и сложно. В комплекте прилагалась даже толстая книга с инструкцией, но это была дань прошлому. Управление таким аппаратом осуществлялось через небольшой сенсорный планшет. Он давал доступ ко всем функциям, на нем же можно и печатать, общаясь в интернете, который, по нынешним меркам, в телевизоре должен присутствовать обязательно.

Я немного побродил по разным каналам в надежде найти художественный или документальный фильм и тем самым облегчить себе просмотр. Однако все оказалось не так легко. На меня хлынула в прямом смысле какофония назойливых звуков и бьющих по глазам ярких пятен. Я везде натыкался на схожую картину — реклама всего, что только можно вообразить, анонсы разных сериалов, обрывки развлекательных шоу. Если бы в углу не менялись логотипы, я бы всерьез заподозрил, что мне удалось заблудиться в трех соснах, а не в пятидесяти пяти, настроенных в телевизоре на данный момент. Смысла в таком числе каналов я не увидел, поскольку никакого разнообразия по содержанию там и близко не было. Наверное, это всего лишь мнение дилетанта, далекого от регулярного посещения телеэфира.

Я решил остановиться на одном канале, все равно каком, в надежде дождаться момента, когда там начнут хоть что-то толковое показывать. Пока что крутили рекламу. Я решил проявить терпение, все равно по добрым тридцати другим показывали то же самое. Хватило меня ненадолго. Пять минут рекламы превратились в десять, потом в пятнадцать, потом я решил, что это специальный рекламный канал. Многие ролики повторялись с завидной регулярностью. Один из них в течение этих пятнадцати минут я посмотрел шесть раз и мог бы при желании слово в слово повторить его с начала и до конца.

Решив, что на первый раз хватит, я выключил телевизор, дав себе обещание как-нибудь повторить попытку. В глубине души я надеялся, что Гольцев от меня в этом вопросе отстанет, занятый более важными делами. Голова оказалась забита каким-то хламом и гудела, как улей. Немало времени потребовалось, чтобы мысли прояснились.

На следующий день я, как и собирался, отправился в спортзал. Стас уже был здесь и разминался.

— Привет, ты давно пришел? Наверстываешь упущенное?

— Привет, Витек. Да уже минут двадцать занимаюсь. Не так и много я пропустил.

В перерыве между тренировками Стас сказал:

— Людей-то побольше стало. Помнишь, сколько их сюда ходило раньше? До начала реалити-шоу? Кроме нас, здесь ошивалось еще человек десять, не больше. Видишь, как легко людей сюда заманить — лишаешь их социальных сетей и руки сами тянутся к гантелям.

— Вето на социальные сети так и не сняли?

— Нет, конечно. Но наши люди кругом лазейку найдут, — улыбнулся Стас. — Страждущие уговорили Сверчка сделать им локальную социальную сеть. Я с ним переписывался, он как раз корпел над дизайном страницы.

— Так ведь есть же у нас сайт, да и форум при нем. Чего же еще?

— Ну… — пожал плечами Стас. — Хорошо, но мало. Людям нужна именно сеть со всеми привычными бонусами, они без этого жить не могут. Так что скоро мы имеем все шансы опять остаться тут в окружении только самых преданных фанатов спорта.

Мы продолжили заниматься. В заде произошли кое-какие изменения, касающиеся интерьера. Если раньше здесь стоял только бак с холодной водой, автомат по продаже минералки и еще один, предлагающий протеиновое питание, то теперь их потеснили конкуренты. Новички самоуверенно блестели яркими корпусами, на которых красовались названия известных брендов. Теперь, когда участники шоу будут ходить в спортзал, всевозможные производители старались правдами и неправдами мелькнуть в кадре. Самое странное заключалось в том, что эти автоматы продавали сладкую газировку или кофе. Поразмыслив, я решил, что в тренажерном зале, который создан для укрепления здоровья, не хватает лишь автомата под завязку набитого гамбургерами, хот-догами и чипсами.

Закончив тренировку, мы двинулись обедать. По пути Стас сказал:

— Видишь, как жизнь поворачивается? Моя младшая сестра с детства мечтала попасть на какое-нибудь шоу. Помню, еще и пяти лет ей не исполнилось, а она уже неотрывно сидела перед телевизором и без устали смотрела самые разные шоу. Болела за участников, просила меня проголосовать за ее любимчиков, у самой-то денег еще не было. Боже, а сколько слез она проливала, если ее фаворит проигрывал, ты не представляешь. Примерно с того возраста и начались разговоры: «Вот, мол, вырасту и стану звездой экрана!»

Стас раньше мне про это не рассказывал, возможно, потому, что всего пару месяцев назад развлекательное телевидение почти никогда не становилось темой наших разговоров.

— Ну и как? — поинтересовался я.

— Ну, я думал, что вырастет и забудет. Многие в детстве мечтают о чем-то таком, что со временем теряет для них привлекательность. Но не в этом случае. Я не могу сразу вспомнить, был ли хоть один кастинг в пределах досягаемости, который бы она пропустила. Если какой-нибудь отбор проходил в разных городах, то она часто каталась вслед за организаторами, только бы попасть пред светлы очи жюри еще раз. А уж тематика насколько разнообразная! Честно скажу, я бы в жизни не подумал, что у нас снимают так много шоу, если бы не она. Какие только кастинги она не проходила: танцевальные, песенные, кулинарные, строительные. Еще были шоу для создания семьи, для поиска сокровищ, для… — он развел руками. — Да просто не перечислить, там не один десяток.

— Ну и как, успешно?

— Как сказать. Она поучаствовала в десятках разных шоу, но нигде не добилась особого успеха. Первый раз ее пригласили, когда она еще была студенткой. Дашка обрадовалась, летала как на крыльях и буквально светилась от счастья, но далеко не прошла.

— Сильно расстроилась?

— Не то слово. Ее тогда чуть из университета не отчислили. После вылета с проекта она месяц проходила в каком-то трансе, на лекциях почти не появлялась. Так до самой сессии и не могла прийти в себя, еле сдала. А знаешь, что привело ее в тонус? Объявление о скором наборе на новое шоу.

— Что она в них находила?

— Сам не знаю. Я вдоволь насмотрелся на чудаков, пока сопровождал ее на кастинги. Они ломились туда с таким энтузиазмом, как будто мелькание на экране автоматически должно избавить их от унылого однообразия повседневной жизни. Можно подумать, они верили, что стоит им попасть на шоу и жизнь преобразится, как по мановению волшебной палочки — они станут более привлекательными, успешными, знаменитыми, а рутина и бытовуха навсегда станут обходить их стороной.

— Короче, жизнь превратится в один большой праздник, — резюмировал я. — Ну вот, а теперь ее очередь болеть за тебя. Ты и в самом деле равнодушен к нашему шоу?

— Я уже говорил тебе, что я не против участвовать в этом маскараде, но вовсе не собираюсь сходить из-за этого с ума. Мои нервы неизмеримо дороже. Если организаторы думают, что все здесь будут перед ними на коленях ползать и плясать как марионетки, то они ошибаются! Может мне легче судить, чем другим, — слегка остыв, добавил он. — Ведь у меня на шее хотя бы кредит не висит.

После обеда ко мне в гости наведался Гольцев.

— Привет. Совсем скоро первый прямой эфир. Какие настроения царят среди зеков?

— Всем позарез нужно знать, как все будет происходить. Ты бы распределил роли, в конце концов. Раздал бы всем инструкции, где было бы расписано кто и что должен говорить, как себя вести, обозначил бы положительных иотрицательных персонажей.

Гольцев укоризненно покачал головой:

— Ну что ты, Виктор, разве можно доверять такие вещи бумаге. Подобная инструкция станет настоящим крахом для всего проекта, если попадет в руки к конкурентам. Существование подобного компромата допустить нельзя. А ты, похоже, не веришь в то, что у нас будет настоящее реалити-шоу с живыми, искренними эмоциями, без жесткой режиссуры и деспотизма продюсеров?

— Ты сам-то в это веришь? — спросил я.

Гольцев ничего не ответил. Вместо этого он достал из кармана флешку и положил на стол. Сколько раз я уже видел этот жест и сколько раз еще наверняка увижу.

— Здесь набросан сценарий первой прямой трансляции, в том числе и твоя роль. Ознакомься, должен же ты знать, что тебе придется делать и говорить.

— Кто еще получил подобные инструкции?

— Ну, конечно у Славика есть экземпляр. Но это же не театральная пьеса — здесь нет прописанных реплик. Для зеков никто монологов писать и не планировал. Никаких фальшивых декораций, только настоящее, живое общение. Мы постараемся дать им всем равные шансы на победу.

— В первой серии никто не вылетит?

— Нет. Дадим людям немного оглядеться по сторонам, а уж потом начнется самое интересное. Поверь, Виктор, ты еще будешь мне благодарен за то, что я открыл для тебя новый мир. Ты никогда не смотрел реалити-шоу и ни за кого не болел. Да, ты увлекался спортом, но это не то. Профессиональные спортсмены — это как боги с Олимпа. Обыватели смотрят на них снизу вверх и ждут чудес. Никогда переживания за любимого футболиста не будут так сильны, как в реалити-шоу, потому что в нашей отрасли победить может любой человек. Для этого не нужно всю жизнь посвящать изнурительным тренировкам. Ты следишь за хитросплетениями интриг, с нетерпением ждешь вердикта жюри или результатов голосования участников и переживаешь за своего фаворита, как за самого себя. А все потому, что знаешь — он простой человек, такой же, как ты, а такой человек всегда ближе и понятнее, чем бог с Олимпа.

Вова перевел дыхание и продолжил:

— А уж лично тебе будет изнутри видно гораздо больше интересного, чем простым телезрителям. Поверь, это увлечение захлестнет тебя с головой. Ты видишь во мне расчетливого бизнесмена, а потому недолюбливаешь. А зря. Главная причина, по которой я выбрал свою специальность — это именно желание создавать ансамбли сильных чувств, заставлять людей переживать острые эмоции. Я драматург, а не делец.

Непонятно было, с чего бы это Гольцев так передо мной распинался. Говорил он действительно воодушевленно, но я в его искренность не верил. Может, это рекламный ход и он планировал часть монолога пустить в трансляцию, может, какие-нибудь другие цели преследовал, меня это не особенно интересовало. Я смотрел на этого Шекспира от коммерческого телевидения и вспоминал о том, что один мой знакомый чуть не покончил с собой, когда любимая футбольная команда неожиданно проиграла в финале престижного кубка. Так что еще неизвестно, какие увлечения могут вызвать более сильные переживания. Потом, правда, вспомнилась история о том, как у соседки бабушка попала в больницу с инфарктом, после того, как в любимом сериале главная героиня наглоталась таблеток. Возможно, в словах Гольцева была своя доля истины.

Дни проходили. Второй канал выпустил в эфир две серии нашего мега-шоу. В первой было очень сжато подано все то, что они успели наснимать до кастинга: моя экскурсия по тюрьме и рассказ о судебных традициях прошлого. Все это сопровождалось фантастическим количеством рекламы на каждом шагу. Ее оказалось столько, что лекция о тюрьмах прошлого, прерываемая рекламными вставками ежеминутно, совершенно не запомнилась.

Вторую серию посвятили заключенным. Зрителям дали возможность присмотреться к потенциальным участникам, ощутить атмосферу тюрьмы. Зеки рассказывали о себе, делились планами на будущее. В глубине сердца каждый из них лелеял надежду на победу. Хватало и довольно смешных, как на меня, эпизодов. Один из опрошенных заявил, что тюремное заключение это весьма суровое наказание. По его словам, окружающий мир невероятно сжался в размерах. Как он сам выразился «все свободное время приходится делить между компьютером, холодильником и телевизором». Исходя из этих слов, можно было подумать, что его это очень угнетало. Но я, по его же более ранним рассказам, знал, что этот парень и до заключения вел примерно такой же образ жизни, только теперь хотя бы работа не отвлекала его от трех вышеназванных «друзей». Вторая серия тоже была наводнена рекламой.

Кроме презентации официальных спонсоров, зрителям также ненавязчиво, но часто напоминали о том, что только стараниями Второго канала они имеют возможность наслаждаться этим захватывающим шоу. Это говорили все: Славик Шевченко, повторивший это раз десять, зеки, усердно благодарившие организаторов, да еще и бигборды, мелькавшие время от времени в кадре. Заключенные старались еще и себя преподнести в самом выгодном свете. У каждого находилось какое-то необычное увлечение или экстравагантная цель на будущее. Можно было подумать, что у нас снимают шоу скрытых талантов. Лично мне количество рекламы казалось зашкаливающим, но моего мнения никто не спрашивал.

Эти выпуски всколыхнули общественность — интеллектуально-развлекательное шоу «Второй шанс» всерьез заинтересовало аудиторию. Его обсуждали по радио и телевидению, в газетах и в интернете, на работе и дома. Интерес публики рос буквально на глазах. Гольцев светился от счастья. В социальных сетях создавали бесчисленные группы и сообщества приверженцев и противников шоу, также хватало групп, посвященных отдельным персонам проекта: Гольцеву, Шевченко, да и мне тоже. За последними страницами я следил наиболее внимательно.

Третью серию посвятили кастингу. Режиссеры и операторы постарались на славу — даже я, точно знающий состав участников, и то смотрел с жадным интересом. Потихоньку я начал понимать, почему люди с таким энтузиазмом смотрят развлекательные шоу. Для многих это становилось источником ощущений гораздо более ярких, чем те, которые они могли бы испытать в реальной жизни.

Теперь круг соискателей определился и у всех участников стали появляться свои фанаты. Они начинали болеть за кого-нибудь из заключенных, до исступления доказывая друг другу, кто из претендентов лучше и достойнее победы. В интернете баталии велись весьма нешуточные, с использованием всего арсенала аргументов, среди которых ведущие позиции занимало искусство виртуозного владения нецензурной лексикой. А ведь все это происходило еще до начала основного действа. Можно представить, как забурлят эмоции после того, как прольется «первая кровь» и хотя бы один из конкурсантов покинет гонку.

В один из вечеров я сидел и переписывался со Сверчком. Он продолжал жить прежней жизнью: сидел в социальных сетях, играл в онлайн-игры, переписывался на форумах. К тому же, теперь у него стало на одно развлечение больше — он собирал всю информацию, связанную со «Вторым Шансом». Сверчок поспешил обрадовать меня новостью о том, что я, похоже, являюсь самой популярной фигурой шоу. Ни один другой человек, задействованный в проекте, не мог бы похвастаться таким обилием посвященных ему фанатских сообществ и тематических форумов. Буквально накануне этой переписки похожие сведения сообщил и адвокат. Видимо, реклама, промывающая мозги обществу на всех фронтах, сделала свое дело. Моя популярность опять пошла вверх. Поможет ли это добиться изменения приговора?

От этих размышлений меня отвлекло новое сообщение от Сверчка:

— В социальных сетях появилась новая фишка. Приходилось читать про марафон?

— Все марафоны, которые приходят мне на ум, никак не связаны с соц. сетями. Расскажи подробнее.

— Все очень просто. Ты и сам знаешь, что некоторые люди на таких ресурсах могут зависать часами. Теперь все популярнее стала такая забава: люди заходят в социальную сеть и соревнуются, кто дольше там просидит. К нынешнему времени состязания вышли на новый уровень. Теперь веб-камеры следят за тем, чтобы под одним логином не сидели, сменяя друг друга, несколько человек. Также существуют четко регламентированные по времени перерывы, а о начале нового марафона идут оповещения чуть ли не за месяц.

— Странно, я о таком даже не слышал. А оповещения-то зачем?

— Ну ты чего, Витек? Марафон может продлиться и два дня, нужно же людям время выкроить. С работы или учебы отпроситься, приготовиться, чтобы никто не отвлекал.

— И что, много желающих участвовать?

— Конечно! У каждой серьезной социальной сети уже есть своя профильная команда, которая занимается только марафонами: следит за соблюдением правил, размещает оповещения, рассылает приглашения. Победители становятся людьми весьма уважаемыми. У каждого появляются фанаты, последователи, ученики.

— Да я смотрю, ничего не меняется веками. Победителей Марафона чествовали, как богов, еще в Древней Греции. Ну а правила каковы?

— Ну, общий свод этих турниров похож. Участники должны непрерывно находиться на просторах социальной сети, за этим, как я говорил, следят веб-камеры. Раз в несколько часов им полагается перерыв минут на пять-десять. Есть можно, когда хочешь, но почти все делают это прямо за компьютером, перерывы для этого слишком ценны. Ну, понятное дело, нужно проявлять какую-то активность — заходить на чьи-нибудь страницы, выкладывать фотки, писать комментарии. Нельзя просто так сидеть и глазеть на свою страницу.

— Ты что и сам в подобных гонках на выживание участвовал?

— Нет, такие игры не для меня, мне и без того развлечений хватает. Но хочу тебе сказать, некоторые готовятся к этим состязаниям очень серьезно. Тут один мой знакомый, победитель нескольких марафонов, даже специальный блог завел, в котором описывает поэтапно, как готовиться, чем запасаться, какое оборудование выбирать. Короче, стал таким себе гуру для новичков в этом вопросе. Все как в профессиональном спорте: правильное питание, режим, экипировка. Он, для победы в одном очень нашумевшем марафоне, даже массажистку привлек. Она ему разминала плечи и шею, пока он в монитор пялился. Благо, это ему ничего не стоило, так как это была его сестра. Ему после такого новшества даже специальный статус присвоили.

— Что-то типа «За неоценимый вклад в развитие марафонного спорта»?

— Вроде того. Теперь этот статус высвечивается возле его имени в любой социальной сети и он им очень гордится.

— Спать, как я понимаю, во время марафона нельзя?

— Конечно! Это позволяет сократить такие мероприятия до более-менее допустимых временных рамок. Сам подумай, что было бы, если организаторы выделяли хотя бы пять или шесть часов в день для сна. А так одна гонка длится обычно не больше двух суток.

— И много таких соревнований проходит?

— Да почти каждую неделю какая-нибудь из сетей размещает на своих просторах сообщение о стартующем марафоне. Знаешь, кстати, как реагирует организм на двухсуточное бодрствование? Если покопаешься в интернете, то сможешь найти не одну подборку видеороликов на эту тематику, записанных именно во время таких соревнований.

— Смешных?

— Это из той же серии, что и нарезка падений, например во время исполнения велосипедных трюков — со стороны может и смешно смотрится.

— Слушай, Сверчок, а ты чего отстаешь от табуна? Ты же единственный, кто пользуется полной свободой в интернете, так тебе и карты в руки. Ведь наши «постояльцы» на стену лезут из-за ограничений в общении, вот и создал бы для них локальную социальную сеть, пока что только внутри тюрьмы. Смотри, какая перспектива — закончится шоу, запреты падут и такой проект сможет выйти на просторы глобальной сети. Название броское выдумай, что-нибудь вроде «Зона», а еще лучше «Кича», ну и регистрацию сделай только для тех, кто сможет подтвердить, что отбывает тюремный срок. Получится принципиально новая платформа для общения, эксклюзивная и недоступная простым обывателям, такой себе закрытый элитный клуб.

— Ага, представляю себе, — ответил Сверчок. — Попадает человек в тюрьму и ему тут же приходит письмо на почту: «Вы приглашены в элитную социальную сеть «Кича». Пройдите моментальную регистрацию и ваша жизнь заиграет новыми красками. С уважением, администрация».

— Заключенные смогут обмениваться фотками с мест лишения свободы, давать друг другу советы, как лучше бодяжить чифир и собирать «лайки» за душещипательные истории о несправедливом судебном приговоре.

— Боюсь, если сеть наберет популярность и люди будут стараться попасть в этот элитный клуб, то количество преступлений резко подскочит — прямая пропорция, знаешь ли. Создателя такого ресурса посадят пожизненно с формулировкой вроде «Злонамеренная криминализация социума», ну или как-то так.

Я вспомнил, что когда-то в разговоре с Гольцевым также предрек рост преступности в связи с популярностью нашего шоу. Оставалось уповать на то, что я далеко не блестящий оракул.

— Сверчок, так для тебя это же будет просто рай! Ты тогда уже точно будешь навсегда обеспечен кровом, пищей и интернетом.

На следующий день я вышел на прогулку и увидел, что Серега принес с собой планшет. Он сидел на нашей лавочке, оживленно стучал пальцами по дисплею и никого вокруг не замечал.

— Привет, Серега. Ты чего там строчишь?

— Привет! У нас теперь своя соц. сеть есть. Сверчок ее только сегодня запустил.

Ага, значит шутка про социальную сеть «Кича» обрела реальные очертания. Нужно будет написать Сверчку и потребовать медаль за хорошую идею.

— Стас и Антон еще не подошли? — спросил я.

— Не, я никого не видел.

— Ты бы сейчас даже на весть об амнистии не отреагировал, не то что на каких-то людей по эту сторону монитора.

— Извини, Виктор, просто я слишком поздно узнал о новой сети. В камере не успел зарегистрироваться, потому и взял планшет. Сейчас, допишу пару фраз и оторвусь от экрана.

Подошли опоздавшие, поздоровались, сели и воззрились на Серегу. Тот на внешние раздражители не реагировал и его решили не отвлекать. Разговор шел то о спорте, то о предстоящих съемках, то еще о чем-нибудь. Времени прошло довольно много, Серегины «пара фраз» никак не заканчивались. Он, весьма довольный тем, что его не отвлекают, продолжал переписку. Я оглянулся по сторонам — в дворике хватало заключенных, которые тоже сидели, уставившись в свои телефоны или планшеты. Впрочем, таких здесь всегда хватало. Антон посетовал на недоступные социальные сети. Серега, услышав знакомое слово, наконец-то обратил на нас внимание.

— Так регистрируйся в местной сети.

— Кого я здесь не видел? Мне бы со своими друзьями с воли контакт наладить.

— Ну так предложи им примкнуть к нашей локальной сети, — вспомнив разговор со Сверчком, пошутил я. — Достаточно какой-нибудь несчастной кражи и вот они уже среди нас.

— Спасибо, — покосился на меня Антон. — Я уж лучше подожду, пока шоу пройдет.

— Я вообще не пойму, — добавил Стас. — Нам ведь не запретили телефонную связь. Неужели организаторы боятся утечки информации именно через социальные сети?

— Они на самом деле о нас позаботились, — заметил Серега. Общение с нами не отвлекало его от планшета, он говорил и одновременно печатал кому-то сообщение. — Вы только представьте себе, какой волной вопросов нас бы накрыло на наших страницах. Я уже раз двадцать по телефону объяснял знакомым, что раскрывать тайны съемок не могу.

— Да, а если представить себе, сколько людей стало бы набиваться к нам в друзья… — Стас покачал головой. — Мы проекту времени вообще уделять бы не смогли, с утра до ночи перед мониторами бы сидели.

Я подумал, что последнее замечание Стаса было правильным, однако вряд ли Второй канал так уж заботился о нас. Скорее о том, чтобы зрителям предстали интересные, живые персонажи, а не зомби, загипнотизированные интернетом.

13. Первый эфир.

Вот и настал день первого прямого эфира. С самого утра все ходили как наэлектризованные. Беспокойство проявляли по-разному. Некоторые вели себя чересчур раскованно: слишком громко смеялись и разговаривали в столовой, оживленно жестикулировали в спорах, не могли найти себе места. Я не особо удивился, когда в спортзале оказалось слишком много народа — людям нужно было найти выход для излишка энергии. Другие же наоборот замкнулись в себе, задумчиво пялились в пол и, наверное, мысленно проигрывали разные линии поведения во время трансляции. Особых причин переживать, по-моему, не было. Сегодня на экраны выйдет ознакомительная серия, в результате которой никто с проектом не попрощается. Вот когда пойдет игра навылет, тогда у участников появятся реальные причины нервничать.

Легкое волнение проявлял даже Стас, который до этого дня демонстрировал завидное хладнокровие. Скорее всего, его взволновала предстоящая встреча с семьей. Во время эфира в студии должны были присутствовать родные всех участников, но Гольцев, хитрая бестия, специально не говорил, кто из близких людей окажется приглашен. Многие заключенные ходили и ломали над этим головы. Мобильная связь в этом случае помочь не могла. Родственники и сами не знали, кто будет удостоен чести попасть на шоу — это им станет известно уже ближе к вечеру. Второй канал обещал обеспечить транспорт для всех приглашенных. Я тоже не мог похвастаться полнейшим душевным равновесием. Все-таки первый прямой эфир! Здесь нельзя будет переснять неудачную сцену.

Днем в тренажерном зале я услышал разговор двух заключенных. Один из них явно высказывал претензии в адрес Второго канала по поводу запрета на социальные сети.

— Да какого черта они вообще нам их закрыли? Мы же не попали на шоу, чего они боятся? Можно подумать тут какие-то такие секретные дела творятся, что не дай бог кто-то узнает!

Собеседник напомнил ему, что отказ от использования тот подписал по своей воле, но это только подлило масла в огонь раздражения. Мне стало интересно, я подошел ближе и прислушался.

— Блин, ну а мне что теперь делать? В этом же месяце должен быть…Такая же засада и с братом, но у него юбилей не так скоро, даст бог к тому времени этот цирк закончится и нам вернут доступ к нашим страницам.

Суть проблемы я понял. Изгнанные из социальных сетей, люди лишились многих приятных мелочей, которые здорово облегчали им жизнь. Насколько важными являются подобные профили, некоторые поняли лишь теперь. Вот и этот кадр с удивлением сообразил, что обо всех приближающихся праздниках его заблаговременно предупреждала социальная сеть. Теперь он панически пытался вспомнить дату рождения дочери. Своя память подвела, а обращаться с таким вопросом к жене или теще он не решался, что, по-моему, было весьма благоразумно. Я усмехнулся и подумал, что подробности этого разговора вполне могут прогреметь на всю страну в одной из серий шоу. Камеры Второго канала присутствовали и здесь, о чем этому бедолаге не мешало бы помнить. Вот уж дочка его в таком случае обрадуется.

Мы выбрались из спортзала и отправились в столовую. Обед прошел в приподнятом настроении, по крайней мере, за нашим столом. Даже Антон, не попавший в заветный список, был полон ожиданий. По его словам, организаторы пообещали ему место в зрительном зале на правах близкого друга сразу двух участников.

— Нашей дружбе никакие преграды не страшны, — разглагольствовал Антон. — Про нас можно сказать, как про тех мушкетеров — один за всех и все за одного.

Мне хотелось надеяться, что так и будет.

После еды мы распрощались. Сереге и Стасу предстояли свои приготовления, а ко мне вскоре после обеда заглянул Гольцев.

— Вова, а скажи, много ли мест ты продал в зрительном зале? Ну ладно, может не ты лично, пускай этим занималась твоя корпорация. Или ты хочешь мне сказать, что там будут только родственники участников?

— Кроме них в зале будет еще куча знаменитостей. А такие люди за вход не платят, наоборот, это они выбирают, какое из приглашений принять. Но поскольку шоу наше набирает все большую популярность, то можно не сомневаться, что в известных персонах недостатка не будет. Чем язвить, ты бы лучше «спасибо» сказал за то, что попадешь в такую компанию.

Благодарностей от меня Гольцев не дождался и ушел, пообещав, что ближе к вечеру меня заберут визажисты, а потом отдадут Славику Шевченко, который подготовит меня к эфиру.

Я дождался прихода гримеров, после чего мы со Славиком отправились в студию. Это оказалось довольно большее помещение. Наверное, какой-то конференц-зал. Ныне же его переоборудовали для съемок реалити-шоу. Посередине была площадка, на которой стояло несколько диванов. Вверх по окружности расходились ряды сидений. Студию опутывала настоящая сеть проводов и повсюду притаились камеры. Вдоль и поперек по залу сновали работники, проверяя звук, освещение и другие жизненно важные в такой ситуации нюансы. Из всех участников будущего действа пока никого кроме нас не наблюдалось. Славик склонил ко мне голову и сказал:

— Ждать недолго осталось. Скоро приготовления закончатся и мы впустим зрителей. Нервничаешь?

На удивление я был совершенно спокоен. Возможно, нервозность проявится сразу же, как только прозвучит команда «Эфир!» или каким там словом обозначают начало прямой трансляции. Славик же не мог устоять на месте: он бродил туда-сюда, заглядывал в видоискатели камер, что-то напевал под нос и усмехался. Заметив мой взгляд, он улыбнулся еще шире и объяснил:

— У меня перед прямыми трансляциями всегда приподнятое настроение. Идем, я тебе проведу экскурсию.

Он провел меня по периметру зала, показав, где будет находиться Гольцев, операторы, зрители, а также рассказал, сколько камер задействовано в съемках. В студию, залитую огнями софитов, вело несколько более темных коридоров. Вот через них в зал и попадут участники. В конце Славик резюмировал:

— Выйдут как гладиаторы на древнеримскую арену для увеселения жаждущей крови публики.

— Ты с чего взял, что гладиаторы на арену попадали именно так? — спросил я.

Он неопределенно пожал плечами:

— Ну, в фильмах обычно как раз такую сценку показывают.

— Ты, как и многие другие люди, пытаешься учить историю по художественным фильмам? — рассмеялся я. — Поверь, режиссеры обычно не снисходят до приглашения хороших консультантов по профилю исторической достоверности.

Приготовления тем временем подошли к концу. Постепенно зал заполнился людьми. Зрители расселись по местам, операторы приникли к видоискателям видеокамер, Гольцев застыл на своем месте, невидимый для телезрителей, зато отлично сам все видевший. Итак, шоу стартовало.

Славик постепенно готовил меня к этому испытанию еще во время первых дней съемок: подсказывал как себя вести, учил контролировать осанку, мимику и жесты. Сегодня его уроки мне пригодились. Шевченко же заливался соловьем, рекламируя Второй канал и благодаря спонсоров. Затем началась презентация участников. Они выходили по одному, произносили несколько фраз, наверняка, заранее отрепетированных, и рассаживались по диванам в центре зала. Когда все заняли свои места, Славик ударился в философию:

— Мы с вами, дорогие телезрители, должны узнать ответ на вопрос, которым тщетно задается человечество на всех этапах своего существования: «Что порождает преступление? И что порождается им? Что движет людьми, пренебрегающими законами своего общества?» В этих поисках нам помогут наши сегодняшние герои — участники интеллектуально-развлекательного шоу «Второй Шанс».

В зале раздались аплодисменты, хотя я так и не понял, кому они были адресованы: то ли Шевченко, за его речь, то ли заключенным, за то, что они попали на шоу. А может люди просто на уровне подсознательного рефлекса привыкли хлопками заполнять паузы после слов ведущего.

Славик же начал поиск причин преступления у первого из участников. Его звали Макс. Он совершил кражу со взломом из автомобиля, в тот самый момент, когда владелец вышел в магазин. Незадача заключалась в том, что хозяин вернулся гораздо быстрее, чем рассчитывал лихой налетчик и решил разобраться с вором сам, не вызывая стражей правопорядка. Однако силы оказались не на стороне владельца машины и справедливость не восторжествовала. Она взяла свое чуть позже, когда Макса все-таки задержали служители закона. Только теперь ему инкриминировали не кражу со взломом, а разбой с нанесением телесных повреждений. Это обещало ему гораздо более длительное пребывание в тюрьме. Язык у Макса был хорошо подвешен и он весьма убедительно начал доказывать, что избил человека не за то, что тот пытался его задержать, а за оскорбительные слова в свой адрес.

— Вы ожидали комплиментов? — уточнил Славик.

Тут уж и я не выдержал и добавил:

— Но ведь вам не удалось виртуозно обчистить машину до прихода хозяина, так что хвалить вас было не за что. Вы провалили операцию.

Макс кинул на меня испепеляющий взгляд, почувствовав насмешку, но скандалить не стал. Он понимал, что ему нужно произвести хорошее впечатление на зрителей, а не просто устроить перепалку. И он начал полемику, доказывая, что даже вор имеет право на уважительное отношение и стерпеть хамство потерпевшего было бы не по-мужски. Славик дал Максу высказаться, а затем передал микрофон его маме.

Ей приходилось нелегко: муж умер, единственный сын в тюрьме, а кроме него в родных числилась только троюродная сестра, связь с которой давно оборвалась. Так она и влачила свое существование — одиночество, тоска по сыну, полное отсутствие моральной, физической, да и материальной поддержки. Картина вырисовывалась мрачная, особенно в моих глазах, я-то знал, что Макс тоже попался на удочку с кредитом, оставив в залог квартиру.

Славик терпеливо выслушал ее рассказ о том, каким хорошим мальчиком рос Максим и рассуждения о том, что из-за одной ошибки нельзя лишать человека свободы на восемь лет. Я поймал несколько злобных взглядов, брошенных на женщину. Это были родственники других заключенных. Возможно, они сердились на нее за то, что она первая выступила с такой жалостливой историей и проклинали судьбу, которая не дала им высказаться раньше остальных. Теперь нужно срочно выдумывать что-то оригинальное, чтобы выделиться из толпы. А может быть, они злились из-за ее сына, который отправил человека в больницу, а теперь, не дай бог, выиграет шоу, лишив победы их родных.

Да, здесь конкуренция пойдет не на жизнь, а на смерть, причем не только среди конкурсантов, но и среди родственников. А уж что будет происходить среди простых болельщиков — страшно даже предположить. Я не раз наблюдал, как обыватели готовы были чуть ли не глотки грызть окружающим, посмевшим не разделить их симпатии или, например, политические взгляды. Да что там окружающим — у меня на глазах распадались семейные пары и дрались до потери сознания закадычные друзья, не будучи в состоянии смириться с мнением оппонента во время очередных президентских выборов.

Так мы выслушали истории еще троих претендентов на досрочное освобождение. Все они казались такими милыми, ну просто церковный хор, а не сборище уголовников. Если бы я не был с ними знаком куда ближе, чем зрители, то и сам бы, пожалуй, поверил. Всех толкали на преступление высокие мотивы: кого-то гордость, кого-то желание обеспечить достойную жизнь семье. Кто-то просто бросал вызов обществу, пытался изменить сознание окружающих или же оставить хоть какую-то память о себе. Истории, рассказанные их близкими, не блистали разнообразием. Тоска, одиночество, боль утраты, голоса, звенящие от сдерживаемых слез. Да, родных было жаль, зачастую гораздо больше жаль, чем самих преступников, но в итоге почти всем предстояло оказаться у разбитого корыта. Их мечты и надежды на скорейшее возвращение из тюрьмы близкого человека должны развеяться как дым — у кого-то раньше, у кого-то позже. Победитель же мог быть только один.

А микрофон кочевал по залу. Свое мнение высказывали «известности» (считать их знаменитостями, как вслух объявлял обходительный и корректный Славик, у меня никак не получалось) самого разного пошиба. Светские львы и гламурные девицы с важным видом несли ахинею, зачастую не особенно связанную с темой шоу. Далеко не все блистали красотой произношения и умением по существу выражать свое мнение. Хотя я, как человек далекий от светских тусовок, мог быть просто не в курсе того, что сейчас считается самым шиком словесности в подобной среде. А уж про искусство уважать точку зрения собеседника помнил один только Славик. По большему счету, никто никого не слушал, ни один не хотел расстаться с микрофоном. Даже лишившись его, люди не спешили замолкать, надеясь на мощь своих легких и голосовых связок. В общую «полемику» оказались втянуты уже и участники.

Страсти накалялись, оскорбления теперь не проскальзывали, а прямо сыпались. В целом, звуковое сопровождение напоминало скорее шумный птичий рынок, чем общение культурных людей, следящих за своим имиджем и общественным мнением. Гольцев неодобрительно покачал головой. Тем временем, две накачанные силиконом куклы, одна из них, вроде бы певица, хотя ее имя мне ничего не говорило, а вторая так и была обозначена статусом «светская львица», чуть не подрались за право обладания микрофоном. Славик, увидев, что контроль над ситуацией медленно уплывает из рук, очень своевременно объявил рекламную паузу.

Он проявил недюжинный такт и усердие, восстанавливая дружелюбную атмосферу в студии, пока телезрители наслаждались рекламными роликами. Я такие же титанические усилия приложил, чтобы не захохотать. Похоже, ему удалось убедить всех, что ссориться не стоит, а потом он напомнил, что свое мнение можно высказать еще одним очень простым, зато действенным способом — голосованием, которое станет доступным сразу после завершения этой серии. Что и говорить — Славик не забывал об интересах Второго канала.

Через несколько секунд мы снова оказались в прямом эфире и Шевченко произнес:

— Как видите, дорогие телезрители, тема нашего шоу нашла самый живой отклик в душах людей, приглашенных в студию. Эмоции бьют через край, не стоит никого за это осуждать, это лишь подтверждение того факта, что все мы здесь живые люди и все с искренним интересом следим за развитием полемики и переживаем за участников. Вы также не можете оставаться равнодушны к их судьбе.

Теперь Славик перенес свою агитацию и на тех, кто прилип к экранам телевизоров. Он рассказал о том, как можно проголосовать за понравившегося конкурсанта и очень убедительно просил проявить участие к тем, чье будущее полностью в руках болельщиков.

— Очень прошу вас — не будьте равнодушны, им так нужна ваша поддержка. Сделайте свой выбор и проголосуйте, поверьте, что пассивность не то качество, которое поможет вам в жизни.

Гольцев сардонически ухмыльнулся во время последней тирады Славика. Я бы тоже с удовольствием так сделал, если бы, как и он, находился вне поля зрения камер. А так пришлось ограничиться максимально искренней и теплой улыбкой. Можно подумать, что человек, проигнорировав призыв Славика, тем самым расписывался в собственной аморфности и заторможенности.

А шоу продолжалось. Славик рос в моих глазах буквально с каждой минутой. После того как я, по наущению Гольцева, начал смотреть телевизор, я зачастую видел в ток-шоу схожую картинку: участники, зрители и даже ведущие совершенно не умели выслушивать, а уж тем более уважать мнение оппонента. Из-за этого обсуждение часто превращалось в свалку, наподобие той, которую довелось лицезреть перед рекламной паузой. Теперь же, наученный горьким опытом, Славик умудрялся вести корабль нашей дискуссии, минуя опасные рифы и отмели. Спор не становился ссорой, желающие высказаться почти не перебивали друг друга. Мне его искусство напомнило работу пресс-секретаря моего адвоката, который также умел погасить конфликт в зародыше, чему я имел неоднократные подтверждения в социальных сетях.

Шевченко же организовал полемику между участниками, пытаясь найти ответ на вопрос: «Можно ли совершать преступление во имя благородной цели?». Участники пока что не скатывались до взаимных оскорблений, памятуя о необходимости очаровать зрителей.

Время передачи подошло к концу. Славик в очередной раз поблагодарил спонсоров и партнеров программы, после чего сказал:

— Через неделю мы дадим возможность телезрителям поучаствовать в нашем шоу. У вас впереди достаточно времени, чтобы решить, о чем бы вы хотели спросить наших конкурсантов. Вы можете присылать ваши вопросы с помощью СМС, телефонных звонков и электронных писем. В следующей серии мы проведем марафон и на ваши вопросы будут даны ответы. И голосуйте, голосуйте, голосуйте. Помните, от вашего голоса зависит свобода одного из участников. Только вы вправе решить, кто же из них сможет раньше вернуться домой. А под конец самое главное — через неделю вас ждет сюрприз! Так что, до скорой встречи, друзья, в интеллектуально-развлекательном шоу «Второй Шанс».

Славик обаятельно улыбнулся и на этом выпуск закончился. Он поблагодарил всех участников, их родных и просто зрителей, после чего люди стали расходиться. Операторы и прочий технический персонал слов благодарностей не услышали, хотя у них работа была куда сложнее и ответственнее, чем у массовки. Я подошел к Гольцеву, туда же подтянулся и Славик, вытирая пот со лба. Он шумно выдохнул и сказал:

— Ну что, с боевым крещением! Как тебе первый прямой эфир?

— Для него все было не так и сложно, — опередил меня с ответом Гольцев. — Ты ему рта не давал раскрыть.

Славик отмахнулся:

— Ничего, на первый раз хватит. В обморок не хлопнулся, краснеть, бледнеть, заикаться не начал, так что можно сказать, что все в порядке. В следующей серии дадим тебе немного больше свободы действий. Сильно нервничал?

Я наконец-то смог вмешаться в их диалог:

— Не особенно. Может немного больше, чем во время предыдущих съемок. Славик, а что за сюрприз ты обещал в следующем эфире?

Шевченко загадочно улыбнулся:

— Ближе к концу недели узнаешь.

На том мы распрощались и я вернулся к себе.

Следующий день мог показаться самым банальным днем обычного тюремного заключения, но стоило выйти из камеры и попасть в столовую, как эта иллюзия развеивалась. Там царила практически праздничная эйфория. Заключенные не спешили рассаживаться по своим местам: они громко болтали, обсуждая вчерашние съемки, обменивались шутками, смеялись. А еще по пять раз в минуту успевали заглянуть в свои планшеты или телефоны. Все присутствующие оказались в столовой не в первый раз и привычка брала свое. Они умудрялись лавировать между столиками, получать свою порцию и рассаживаться по местам, совершенно не отвлекаясь от происходящего по ту сторону дисплея. Совершенно непонятно было, как они умудрялись не сталкиваться между собой. Когда я все же случайно зацепил одного из них плечом, извинился и поздоровался, то в ответ он кивнул, сказал «Привет», но даже не поднял голову, чтобы увидеть с кем он столкнулся.

Я добрался до своего столика, поприветствовал друзей и сел. Они с интересом наблюдали за происходившим вокруг и, кажется, были единственными, кого эта эпидемия не коснулась.

— Это еще что за массовый психоз?

Ответить решил Стас:

— К твоему сведению это еще вчера началось. Сразу, как только передача закончилась, почти все рванулись в интернет: следят за развитием событий, читают комментарии, голосуют…

— За развитием каких еще событий? — не понял я. — Со вчерашнего дня ничего нового не произошло.

Антон пожал плечами:

— Подойди и спроси. Мне так свое поведение объяснил один из заблудившихся в сети. Правда, я далеко не сразу смог добиться его внимания.

— А у вас что, иммунитет к этой заразе?

Антон пожал плечами:

— Ну а мне-то что? Я в этой борьбе не участвую. К тому же мне Стас не дает в интернете потеряться, — с деланным раздражением добавил он.

Стас ухмыльнулся:

— Должен же я хоть с кем-то общаться.

— Ну а сам ты за себя не голосовал? — поинтересовался я.

Он покачал головой:

— Нет. Еще не хватало отдать почти все свои сбережения в карман Второму каналу. Они и без того неплохо на нас наживаются.

— А где, кстати, последний участник нашего квартета?

Сразу же после моего вопроса показался Серега. На общем фоне он еще держался молодцом — планшет был с ним, но лежал в чехле и Серега не спешил его оттуда доставать. Мы приступили к завтраку.

— А ты зачем с собой планшет притащил?

— Мало ли, вдруг интересное что-то напишут. Знаешь, какие там сейчас баталии разворачиваются?! На форумах и в социальных сетях только наше шоу и обсуждают.

— И что, за полчаса времени ты боишься что-то важное пропустить?

— Слушай, чего ты пристал? Дай спокойно поесть! — возмутился Серега.

После обсуждения шоу разговор плавно перетек на излюбленную спортивную тематику. За это время Серега успел раз десять достать планшет, полистать новости и даже устроить небольшую переписку. Несколько человек сидело за столами, совершенно позабыв про еду, оживленно печатая или читая сообщения. Мы закончили завтрак и мои друзья разошлись, а я немного задержался и подсел за столик к одному из участников шоу, Олегу. Он оставался в одиночестве, все его соседи уже поели, а он к еде почти еще не притронулся.

— Привет, приятного аппетита. Ну что, ты сегодня проснулся знаменитым?

Олег совсем не ожидал, что кто-нибудь отвлечет его и удивленно поднял голову. Он буквально светился от восторга:

— Привет. Ты знаешь, очень странно видеть свое имя в новостных лентах. До сих пор я привык читать в новостях о политиках, звездах шоу-бизнеса или спорта, а теперь и сам оказался в этом списке. Твое имя, кстати, тоже фигурирует повсюду. — Он скептически осмотрел меня и резюмировал. — Что-то я не вижу на твоем лице особой радости.

— Ты не забывай, что я и до съемок был широко известен.

— Ну не скажи. Прикинь, тебя показали по телевизору, миллионы людей это увидели, к тому же — ты стал ведущим передачи на национальном канале! Разве не круто?

— Круто, круто, — кивнул я. — Расскажи, о чем там пишут?

Мой собеседник покопался в телефоне и изрек:

— Ну, рассказывают о том, как проходил выпуск. Отмечают, кто что произнес, цитируют мнения приглашенных гостей. Теперь еще берут интервью у разных знаменитостей, те выражают свое отношение к нашему проекту и его участникам. Слушай, а ведь по окончании шоу мы станем такими же знаменитостями, а журналисты будут нас осаждать, упрашивая уделить хоть пару минут времени.

— Да, — фыркнул я. — И толпы фанатов с цветами будут встречать каждого участника, когда придет его время покинуть наше заведение. Там еще вчера писать отзывы начали?

— Да. Я сразу же, как только нас распустили, полез в интернет, стал собирать информацию. Ну, описывать-то пока особо нечего, все, что можно было, уже и так разобрали и прокомментировали до последнего слова и жеста…

— Так чего ты от телефона глаз не отрываешь? Что новое надеешься прочитать? Тем более что ты ведь сам был участником событий, видел все своими глазами.

— Что за наезды? Я по форумам брожу, мне хочется узнать, как симпатии людей распределяются, за кого больше народ переживает. Скажи честно, ты за кого голосовал?

Я покачал головой:

— Я не голосовал. Во-первых, у меня двое друзей в шоу участвуют…

— Ну так голосовал бы за обоих! — перебивает меня собеседник. — Можно ведь СМС-ки отправлять десятками.

— А во-вторых, я не хочу свои деньги отдавать Второму каналу.

— Эх, инертный ты человек! Слышал пословицу: «Под лежачий камень вода не течет»? Я вот раньше сто раз голосовал в различных шоу за понравившихся участников. Ну а теперь, как видишь, и сам дорос до участия в такой передаче. Может судьба меня вознаградит и за меня также будут голосовать другие люди, как поступал и я в свое время. Как ты не понимаешь, нам ведь так нужна поддержка. Если бы ты заболел, неужели не ждал бы, что к тебе придут родные, навестят, что-то вкусненькое с собой принесут?

— Разница в том, что деньги за голосование идут в карман организаторам. Вот если бы к тебе на улице подошел незнакомый человек, взрослый, солидный, небедный и попросил денег. Не потому что он нуждается или голодает, а просто так. Что бы ты ему ответил?

— Ну, это некорректное сравнение. Он бы деньги просто забрал, а я ничего не получил бы взамен.

Я расхохотался:

— А здесь ты что получаешь в обмен на свои деньги?

Он, похоже, начал заводиться, хотя после того, как меня назначили ведущим, все старались поддерживать со мной хорошие отношения:

— Чего ты пристал? Не хочешь — не голосуй, чего ты меня жизни учишь!? И вообще, ты мне есть мешаешь.

Я пошел обратно в свою камеру. Вскоре мой телефон тоже стали осаждать, но если вниманию родителей я был только рад, то десятки звонков от совершенно левых людей быстро лишили меня терпения. Они, однако, себя посторонними не считали — большей частью это были мои «друзья» из социальных сетей. Мой номер каким-то чудом попал к одному из них, но благодаря интернету распространился очень быстро. Я вспомнил, сколько таких «друзей» числилось у меня стараниями пресс-секретаря и понадеялся, что большая часть из них все же звонить мне не будет. Привычки, перенятые в социальных сетях, никуда не делись — как правило, они ограничивались вопросами типа «Как дела?» или же просили рассказать что-нибудь сенсационное из закулисной жизни шоу. Поначалу я, памятуя заветы адвоката и стремясь понравиться всем, старался каждому уделить хоть немного времени и утолить его любопытство. Когда же список позвонивших «социальных» друзей перевалил за два десятка, я сдался и поставил на телефоне запрет на вызовы с незнакомых номеров.

Вечером пришел Славик и мы вместе посмотрели выпуск. Он указал мне на мелкие ошибки в поведении, мимике или жестах и дал советы, как подобного избежать в будущем. Еще во время прямого эфира меня удивил сравнительно маленький объем рекламы — я ожидал, что ею будет пронизан чуть ли не каждый аспект шоу. Теперь я понял, что ожидания мои были вполне справедливы, ведь во время съемок я видел не совсем ту картинку, которую по телевизору увидели зрители. Реклама не расставалась с ними ни на секунду: она всплывала то бегущей строкой внизу экрана, то мелькала яркими пятнами по его бокам. В силу своей необычности, ей часто удавалось затмить основное действо. Интересно посмотреть на лицо участника, когда ему задают какой-нибудь провокационный вопрос, но если в это время в левой части экрана лихо отплясывает чечетку тюбик геля от боли в суставах, то глаза поневоле переводишь именно на это невиданное зрелище. Вся остальная реклама, сопровождавшая выпуск, была схожей — яркой, агрессивной, приковывающей внимание. К концу записи у меня начала болеть голова и рябило в глазах, так что сконцентрировать внимание на собственно происходящем в студии удавалось с трудом. Серию мы досмотрели и я спросил Славика:

— И что, каждое шоу сопровождается таким потоком рекламы?

— Более или менее. Но далеко не в каждом реклама так органично вписывается в сюжет и контекст передачи. У нас, как-никак, работают настоящие мастера своего дела.

— Я вряд ли могупонять, что ты здесь такого органичного нашел…

— Это потому, что ты слишком редко сидишь перед телевизором и у тебя маловато опыта в просмотре развлекательных шоу. Если бы первобытному человеку показали современную картину, то он бы решил, что это просто мазня и хаос, а то и вовсе сошел с ума. Все сделано действительно по высшему разряду — мы смогли разделить внимание зрителей поровну, так что они и рекламируемым товаром заинтересуются и само шоу полюбят.

— Многим современным картинам я и сам бы дал такой же отзыв, как и первобытный человек, — заметил я.

Славик посмотрел на меня с жалостью, как на дикаря, неспособного восхищаться высшим искусством, однако привычная корректность победила и он ответил:

— Ну, живопись — дело тонкое и тут у каждого свое мнение.

14. Первая «кровь».

Пришел день второго прямого эфира. Я совершенно забыл о сюрпризе, который пообещал Славик в конце предыдущей серии, зато о нем помнил Серега. Он-то и спросил меня об этом в столовой. Стас также смотрел на меня вопросительно. Он прекрасно понимал — сюрприз может быть интригующим для зрителей, но в то же время совсем неприятным для участников. Я покачал головой:

— Увы, друзья, я знаю не больше вашего.

С каждым днем, приближающим нас к следующему выпуску, настроение у участников ухудшалось. После первого эфира все вышли из студии счастливые и взволнованные, как будто побывали на карнавале. Каждый уже считал себя и окружающих звездами. В коротких интервью журналистам Второго канала все они делились красочными планами на будущее и расточали комплименты конкурентам. Однако чем меньше дней оставалось до следующего выпуска, тем заметнее портилось отношение почти любого участника к соперникам. Дружескую атмосферу постепенно вытеснили подозрительность и раздражение. Конкурсанты знали, что в ближайшей серии выберут первого неудачника, который покинет проект, и наверняка каждый мысленно успел примерить эту роль на себя. Таким раздумьям в немалой степени поспособствовал Второй канал, зрителями которого мы все стали. Там регулярно крутили рекламу шоу и неизменно делали акцент на том, что скоро проект попрощается с первым вылетевшим.

Тюрьму наводнили конфликты. Ссорились не только участники, но и остальные зеки, не попавшие на шоу. Надо полагать у них тоже были свои интересы и фавориты в предстоящей гонке. Только за время нашего завтрака произошло три перепалки. Даже самый незначительный повод приводил к ругани и угрозам — нервное напряжение искало выход.

После завтрака мы разошлись и встретились уже на прогулке. Серега и Стас являли собой разительный контраст. Первый был взвинчен и неспокоен, не мог долго сидеть на одном месте и говорил только о съемках. Второй же вел себя совершенно обычно, как будто возможный вылет его совершенно не волновал. Время тянулось медленно и я стал ловить себя на мысли, что и сам с нетерпением жду вечера. Хотелось, чтобы эфир наконец-то прошел, и можно было бы на несколько дней успокоиться, пока не приблизится время следующего выпуска. Тревога завладела даже мной, что уж говорить об участниках. Хотя у меня хватало своих забот, ведь приговор все еще оставался в силе. Странно, я закружился в водовороте развлекательного шоу, забил себе голову вопросами съемок и почти не вспоминал о том, что надо мной опасность нависла куда более грозная.

После обеда ко мне зашел Славик.

— Привет. Как настроение? — Он услышал мое подтверждение, что я готов и продолжил. — Я несколько раз пересмотрел первый прямой эфир и должен сказать, что ты неплохо держался. До конца проекта мы из тебя сделаем настоящего шоумена. Вот сценарий сегодняшней серии. Читай.

Я углубился в чтение. Вот и сюрприз, который не давал покоя конкурсантам, да и зрителям тоже, судя по тому, о чем они писали на форумах и в социальных сетях. Второй канал постарался на славу, стремясь придать еще более конфликтную окраску нашему шоу. На запись сегодняшнего выпуска были приглашены пострадавшие от преступлений, совершенных нашими участниками. Я оторвал взгляд от текста и посмотрел на Славика. Он понял, что я дошел до самого интересного и улыбнулся:

— Удивлен? Могу себе представить, как будут поражены претенденты на победу, когда лицом к лицу столкнутся со своими жертвами. Думаю, последним найдется о чем поведать телезрителям, особенно после того, как наши доблестные участники из кожи вон лезли, стараясь представить себя невинными овечками.

— Да, Славик, похоже, ты ради хорошего рейтинга готов душу дьяволу продать.

— Ну, во-первых, это не моя идея, а во-вторых, причем здесь моя душа? Она чиста, это ведь не я запятнал себя преступлениями. Наоборот, в этой ситуации наша задача — пролить свет на каждое убийство, грабеж или мошенничество. Мы обязаны сказать людям правду, после этого они смогут сделать справедливый выбор и помочь самому достойному. Ты сам понимаешь, что зрители не получат полного представления о вине каждого конкурсанта на основе одних только его слов. А уж лезть в судебную хронику и внимательно разбираться, кто из них и при каких обстоятельствах нарушил закон… — Славик пренебрежительно пожал плечами. — Да кто станет этим заморачиваться! А мы создадим ситуацию, в которой можно будет рассмотреть каждый из конфликтов с обеих точек зрения.

— Надеюсь, охраны в зале хватит? А то дождемся новых преступлений прямо во время эфира.

— Охранников хватит, но мы с тобой должны повести беседу так, чтобы до драки дело не дошло.

Я продолжил чтение. Этот выпуск организаторы решили сделать заметно длиннее предыдущего. Со всеми рекламными паузами он продлится более двух часов. В самом конце серии объявят результаты голосования.

— Вы мне специально не сказали заранее про эту очную ставку преступников с потерпевшими?

— Ты же понимаешь, что чем меньше людей посвящено в тайну, тем больше шансов ее сохранить, — ответил Славик. — Нам утечка информации не нужна.

Мы пришли в студию, Гольцев находился уже там. Техники завершали настройку аппаратуры. Совсем скоро зал должен был наполниться зрителями. Мы подошли к Вове, поздоровались и я поинтересовался:

— Слушай, вы что, собрали здесь всех пострадавших?

— Ну, не совсем. Если помнишь, то один из участников мотает срок за непредумышленное убийство, так что его жертва присутствовать не будет. Мы эксгумацией трупов заниматься не собираемся, даже ради шоу, — хохотнул Гольцев. Шутка показалась грубовата даже Славику. Он поморщился и покосился на своего коллегу, но тот ничего не заметил и продолжил. — Так что дело не обойдется без родственников пострадавших.

Мы разошлись по своим местам. Декорации студии немного изменились. Теперь напротив диванов для участников находилась небольшая трибуна, предназначенная, как я догадывался, для «обвиняющей стороны». Поменялся ли состав зрителей, я сказать не мог, поскольку мало интересовался светской жизнью. Я с трудом бы отличил сегодняшних разодетых и размалеванных зевак от тех, которые заполняли зал неделю назад. В этот раз честь вступительных слов принадлежала мне. Я поприветствовал аудиторию, телезрителей, представил своего напарника, после чего передал слово ему. Славик остался верен себе: он выразил благодарность Второму каналу и спонсорам, а затем объявил выход участников.

Мы по очереди произносили имена наших конкурсантов и они заходили в зал, рассаживаясь на диванах. Представление каждого из претендентов сопровождалось настоящей овацией зрительского зала. Их чествовали так, как будто это герои нации. У меня подобный восторг вызвал недоумение — может, пройти кастинг было и не просто, но это явно не то достижение, которое могло бы спровоцировать такой шквал аплодисментов. Однако же, почти все участники воспринимала это как должное: улыбались, кланялись, махали руками. Наверное, у тех, кто не вылетит в ближайших трех-четырех сериях, зрители будут брать автографы. После их выхода отсюда, разумеется. Вот она — волшебная притягательность видеокамер, транслирующих твое лицо на всю страну.

Когда все расселись, мы для разогрева немного позадавали конкурсантам вопросы из тех, которые присылали читатели. Славик говорил, что Второй канал накрыло настоящей волной сообщений и им пришлось увеличить группу работников, приставленных к разбору почты. Телезрителей не отпугнул даже тот факт, что эти вопросы были платными и стоимость их равнялась цене отправленного за кандидата голоса. Большая часть из них не прозвучала, так как на это потребовалась бы минимум целая серия нашего шоу.

Наконец-то Славик перешел к самому важному этапу выпуска.

— Вот и пришло время для обещанного в прошлой серии сюрприза. Он станет в равной степени неожиданностью не только для вас, дорогие телезрители, но и для наших участников. Сейчас мы просим их удалиться из зала в отдельную комнату, где они будут лишены возможности видеть и слышать, что происходит здесь. Мы будем приглашать их обратно по одному.

Конкурсанты послушно встали и покинули помещение, а слово взял я:

— Неделю назад мы имели возможность познакомиться не только с претендентами на победу, но и с их родными. Мы услышали аргументы защиты, теперь же будет справедливо посмотреть на каждое из преступлений с другой стороны и столь же внимательно выслушать мнение обвинения. Встречайте — жертвы преступлений наших участников!

В зал, сопровождаемая аплодисментами, зашла довольно большая группа людей. Я не вел точного подсчета, но их было около двадцати. Они расположились напротив диванов для конкурсантов, прямо перед ними стояла трибуна, о которой я уже упоминал. Инициативу снова взял на себя Славик:

— Я приветствую вас у нас в студии. Сейчас мы в случайном порядке будем приглашать сюда участников и вы сможете рассказать обо всем, что вам довелось из-за них пережить. Итак, я прошу впустить к нам Дмитрия Колесниченко, которому присвоен номер «семь» в нашем шоу.

Это был первый из отобранных на шоу зеков, теперь ему также первому предстояло выдержать очную ставку. Он получил срок за мошенничество. Место на трибуне уже занимала женщина средних лет, в светлом костюме и с короткой стрижкой. Дима вернулся в зал в хорошем расположении духа. Даже если он и нервничал, не зная, что ему преподнесут сценаристы, то внешне это было не заметно. Однако даже он на миг замер, увидев, кто ждет его в зале. Я с интересом наблюдал за лицом мошенника — стоило отдать ему должное, он почти мгновенно пришел в себя, улыбнулся, поздоровался с новоприбывшими так, как будто и в самом деле рад был их видеть, после чего уселся на свое место.

Славик предоставил слово потерпевшей. Ее звали Елена и два года назад ее семья лишилась фамильных реликвий, состоящих из нескольких военных орденов. Мошеннику удалось втереться в доверие к родителям Елены, в результате чего старики потеряли не только памятные награды, но и веру в порядочность окружающих. Для них ордена являлись символом доблести предков, который следовало передавать из поколения в поколение, для Димы же они стали лишь средством обогащения. Обвинительный монолог Елены был на удивление емким, кратким, но весьма эмоциональным. Текст ей наверняка подготовил Славик. Может быть, даже еще и помог отрепетировать.

По словам Елены получалось, что обманщик стал для стариков действительно близким человеком. Он приходил к ним в гости чуть ли не каждый день в течение доброго месяца, помогая по хозяйству, играя с отцом в шахматы и бегая в магазин. Она же узнала о его существовании только после пропажи орденов, когда родители ей позвонили пожаловаться на свою беду. Я мимоходом подумал, что если бы Елена сама чаще вспоминала о своих родных, то им бы не пришлось ждать помощи от чужого человека и вся эта ситуация вовсе бы не имела места. Именно это я ей и предложу, если мне сейчас удастся вклиниться со своим замечанием.

Подошло время Диме привести свои контраргументы. Надо признать, что его смутить оказалось нелегко. Из него, пожалуй, получился бы адвокат не хуже, чем Меренков, если бы он пожелал строить свои аферы, не выходя за рамки закона. Он остался спокоен, вежлив и доброжелателен, а свою защитную речь, наверное, начал обдумывать сразу, как только увидел, с кем ему придется столкнуться в споре. Утверждения, что у него нет совести, Дима изящно опровергал, доказывая, что в результате его действий ордена могли попасть на всеобщее обозрение в музее или большой коллекции, а не оставаться вечно в какой-нибудь картонной коробке, доступные взглядам одной-единственной пожилой четы.

— Да, мой поступок можно расценивать как подлость, но задумайтесь: разве любая археологическая экспедиция, нарушая покой древней гробницы, не тревожит останки умерших людей? Тем не менее, мы привыкли считать подобных ученых мудрыми и достойными уважения людьми, а не наглыми безбожниками. Поймите, нет в мире ничего однозначного! Так и мой поступок: разве не эгоистично было держать такую реликвию скрытой от чужих глаз, любуясь ею по праздникам! Такой поступок напоминает действия собаки на сене. Ордена должны быть окружены вниманием сотен восторженных зрителей.

Дима говорил воодушевленно, как человек, полностью уверенный в своей правоте. Искренний, открытый взгляд, умеренная жестикуляция и легкая улыбка могли бы вызвать симпатии многих, но уж точно не Славика, который приготовил для него еще один неприятный сюрприз. Это был не единственный случай мошенничества нашего афериста. Место Елены заняла другая женщина, Ольга, которая когда-то купила у него собаку элитной породы с родословной. К тому времени, когда стало понятно, что псина благородством кровей не блещет, а документы являются подделкой, хитроумного комбинатора уже и след простыл. Потом справедливость все же восторжествовала и в итоге Дима получил срок за несколько случаев мошенничества.

Я подумал, что он здорово рисковал, стараясь попасть на шоу — ведь возможно кто-то из обманутых им людей в свое время не обратился к стражам порядка, зато теперь, увидев своего обидчика в телевизионной передаче, вполне мог постараться добавить ему срок. Сам же обвиняемый старался выкрутиться из непростой ситуации и не потерять при этом ни толики своего обаяния.

— Расскажите о своем питомце, — попросил Дима. — Каким он вырос? Как вы кормили его, когда он был маленьким и ухаживали за ним, когда он болел? С какой радостью он встречает вас с работы?

Обвинительница признала, что в собаке вся семья души не чает, рассказала пару смешных случаев из ее жизни.

— Скажите, неужели вы бы любили ее больше, если бы у нее была конкретная порода? — вмешался в разговор Славик. — Она бы казалась вам более доброй, верной, или красивой? Что бы изменилось, если бы к ней прилагался документ, подтверждающий, что ее родители были настоящие собачьи аристократы?

Ольга замялась, а Дима решил воспользоваться паузой:

— Хотите я ее куплю? Серьезно, я вам компенсирую ту сумму, которую когда-то от вас получил, плюс добавлю проценты за моральный ущерб, а вы мне отдадите собаку. Навсегда.

Ольга отказалась наотрез и роли тут же поменялись — теперь она искала себе оправдания, а Дима перешел в контрнаступление. В итоге вскоре Ольга признала, что она не жалеет о покупке и в жизни бы со своей Диксой не рассталась ни за какие деньги.

— Но это не меняет того факта, что вы меня обманули! — скорее с шутливым упреком, чем с реальной обидой произнесла она, хотя изначально обращалась к собеседнику на «ты».

На этом дебаты и закончились. Стало понятно, что Диме удалось выйти из воды если и не сухим, то уж и не слишком мокрым. Мне казалось, что времени с начала трансляции прошло уже много, но посмотрев на часы, я понял, что впечатление ошибочное — мы вполне должны были успеть устроить еще одиннадцать очных ставок.

Славик подвел итог первой словесной «дуэли», напомнив зрителям, что они могут поддержать нашего участника, отдав за него свои голоса. Дима расположился на диване и стал с интересом наблюдать за развитием дальнейших событий, а я озвучил имя следующего конкурсанта.

Время проходило, заключенные сменяли друг друга, следом за ними на трибуне по очереди оказывались потерпевшие, изливали поток претензий, выслушивали в ответ кто извинения, кто шутки, а кто и новые угрозы. Далеко не всем удавалось справиться с волнением и хотя бы связно ответить на вопросы ведущего. Один из зеков, Арсен, осужденный за нанесение тяжких телесных повреждений, и вовсе в ответ на справедливые, хотя и чересчур пылкие, претензии своей жертвы, стал сыпать оскорблениями. Дальше слов дело не пошло, Славику удалось погасить конфликт, но по моим представлениям, шансы Арсена на продолжение борьбы стали стремительно таять. На этом фоне защитная речь мошенника Димы выглядела просто великолепно.

Мы пару раз прерывались на рекламные паузы, во время которых можно было немного отдышаться и свериться со сценарием. Те же зеки, которых еще не пригласили в студию, так и сидели в изолированной комнате, оставаясь в неведении относительно того, что ждет их в прямом эфире.

Мне пришла в голову мысль, что если хоть один из потерпевших не держит зла на обидчика и во всеуслышание об этом объявит, то это может дать конкурсанту приличную фору в вопросе завоевания зрительских симпатий. Однако пока ни одного подобного выступления я не услышал. Абсолютно все жертвы были возмущены действиями преступников и горели желанием свои претензии высказать. Наверное, Гольцев проводил обратный кастинг — сначала искал потерпевших, точащих зуб на преступников, а потом уже приглашал на шоу их обидчиков. Зеки во время отбора жутко нервничали, ломая голову над тем, как бы им привлечь к себе внимание организаторов. А ведь если моя догадка верна, то от их усилий вообще ничего не зависело.

Вскоре подошел черед Стаса. Будучи еще свободным человеком, он шел вечером в гости, когда на него решили напасть два выпивших хулигана. Мой друг не отличался гигантским ростом или богатырским телосложением, табличку с надписью «Боксер» также с собой не носил и потому показался им легкой добычей. Один из них не успел даже осознать свою ошибку, как оказался нокаутирован первым же ударом. Второму повезло меньше — он и сам неплохо дрался и успел всерьез вывести Стаса из себя, до того, как потерял способность оказывать сопротивление. Собственно говоря, в студии сидел только первый из нападавших. Второй, по рассказам самого Стаса, остался инвалидом.

Теперь у меня была возможность узнать, как видели эту историю остальные ее участники. Неудавшийся преступник лишился тогда всего пары зубов, был из-за этого на своего обидчика весьма зол и речь ему наверняка тоже помогали составлять подручные Гольцева. Лично на меня попытки обвинить Стаса в излишней жестокости не произвели впечатления. Возможно, все дело в том, что он мой друг, но скорее всего в том, что Стас бы их и пальцем не тронул, если бы они прошли тогда мимо него. Примерно такими же аргументами оперировал сам Стас.

Во время его речи в зал, сопровождаемая софитами и драматической музыкой, торжественно въехала инвалидная коляска. В ней, разумеется, сидела вторая жертва Стаса. Славик объявил, что этот потерпевший не успевал к началу трансляции и прибыл, как только смог. Хотя я не сомневался, что все это устроили специально для пущей эффектности. Они бы еще фейерверк зажгли, честное слово. Парень в коляске выглядел достаточно крепким, видать в прошлом и в самом деле был неплохим бойцом. Звали его Толик и теперь настал его звездный час. Он красочно и в подробностях расписал, как его избивали, даже после того, когда он упал и больше не отбивался. Стасу речь никто не писал, поэтому его ответ был не таким красноречивым, зато, как мне показалось, вполне логичным.

— Скольких людей ты на улице искалечил до того, как наши дороги пересеклись? И сколько бы еще от тебя пострадало, если бы мы с тобой никогда не встретились? Только не надо рассказывать, что на меня ты напал в припадке временного помешательства. Из-за того, что ты теперь перестал искать приключения, улицы, к сожалению, не стали безопасными, но зато я уверен в том, что уж ты-то точно больше ни на кого руку не поднимешь.

В разговор встрял Славик:

— Стас, то есть вы считаете возможным устраивать в таких ситуациях самосуд?

— Это незаконно, зато справедливо, — кивнул Стас.

— Почему же вы ограничились всего одним ударом первому напавшему, а не лишили и его возможности ходить?

— Такой возможности не лишен и этот кадр. Я уж не знаю, с чего это вы усадили его в кресло, но когда меня судили, он приходил на заседания. На костылях, правда, но приходил. Подельнику же его повезло, поскольку стражи порядка подоспели раньше, чем я закончил учить уму-разуму сидящего сейчас в коляске.

Славик предложил высказывать свое мнение зрителям. Суждения мелькали диаметрально противоположные — кто-то считал самосуд недопустимым, другие же одобряли действия Стаса. Он сам не пытался перебить тех, кто его критиковал и спокойно выслушивал мнение общественности. Я решил, что у друга моего неплохие шансы на продолжение борьбы. Посмотрим, каким же будет вердикт телезрителей в конце серии.

Последним вышел из изолированной комнаты Серега. На нем числился угон нескольких автомобилей, так что в студии его дожидалось сразу трое потерпевших. Эта словесная дуэль оказалась самой бурной и даже немного смешной. Серега считал ниже своего достоинства размениваться на мелочи и потому машины были весьма солидными. Он тоже решил, что лучшая защита — это нападение. Вместо извинений он предложил ответить первому из пострадавших — на какие такие деньги тот, мелкий городской чиновник, умудрился купить совсем свежую спортивную модель?

Второго он обвинил в том, что будучи мстительным, не оставил Серегу, даже во время следствия, в покое и начал терроризировать в социальных сетях, а особенно «Вконтакте». Писал гадости, заваливал спамом, оставлял нелестные комментарии к фотографиям, да и вообще, дня не проходило, чтобы тот Сереге не портил настроение.

Владельцы машин, возмущенные обвинениями человека, от которого они ожидали покаянных извинений, стали его перебивать, орать каждый свое и угрожать. Причем, спорить они начали теперь еще и друг с другом. Разобраться в этой какофонии звуков было невозможно. Славику пришлось потрудиться, восстанавливая миролюбивые отношения в студии, после чего он снова дал высказаться зрителям в зале. Наше эфирное время подходило к концу, совсем скоро должна была состояться кульминация, которую все так ждали и которой все опасались.

— Теперь, дорогие телезрители, мы удаляемся на небольшую рекламную паузу, а по возвращении наконец-то подведем итог и узнаем, кто же сегодня покинет интеллектуально-развлекательное шоу «Второй шанс».

Славик сказал правду — перерыв оказался коротким. Наступал первый решающий момент нашего шоу. Все двенадцать соискателей стояли в один ряд и ждали оглашения вердикта. Сама сцена была сейчас слегка затемнена, только над головами участников бессистемно мелькали огоньки. Эффект получался слегка гипнотическим и придавал людям немного мистический вид. Попытки надеть маску спокойствия мало у кого увенчались успехом — по лицам конкурсантов нетрудно было прочитать всю гамму испытываемых переживаний. Насколько их внешний вид передавал нервозность и нетерпение, настолько же взгляды зрителей светились неприкрытым азартом.

Сейчас все без исключения жадно ловили каждое слово ведущего. Славик же не спешил с кульминацией, переливая из пустого в порожнее, в сотый раз благодаря спонсоров и отделываясь общими фразами. Я дал себе установку не переживать, ведь от этого результат голосования не изменится и спокойно ждал, когда же прозвучит имя выбывающего. Было бы здорово, если бы моей выдержки хватило до конца всего шоу.

— В этот вечер с нами прощается Алексей! — прозвучал наконец-то сегодняшний приговор и центральная часть зала осветилась яркими софитами.

Зрители разразились аплодисментами, им вторили остальные одиннадцать участников. Лица уцелевших преобразились — на них читалось нескрываемое облегчение. Они смеялись, поздравляли друг друга и даже не пытались сделать вид, что сочувствуют выбывшему — сейчас было не время для лицемерных масок. Леха получил срок за торговлю наркотиками и мне с самого начала казался одним из аутсайдеров проекта. Особенно после того, как сегодня с обвинениями выступили родители парня, умершего из-за той дряни, которой Алексей его снабжал. Сам вылетевший стоял мрачнее тучи и ждал, когда же ему позволят уйти. Он хотел сделать это сразу же после того, как прозвучало его имя, но его не отпустил Славик.

Ведущий дал возможность поликовать участникам, потом высказаться нескольким зрителям, после чего обратился с вопросами к Лехе. Тот никаких комментариев давать не захотел, предпочитая просто отмалчиваться, пару раз кивнул, отвечая на вопросы шоумена и вскоре вышел, сопровождаемый аплодисментами зрительного зала, махнув на прощание рукой. Мне казалось, что было бы лучше, если бы ему вслед не хлопали, а то звучало это скорее издевательски, но чувства сегодняшнего неудачника никого не волновали. У всех остальных настроение было хорошее и они хотели праздновать. Славик поблагодарил спонсоров, попрощался с телезрителями, еще раз напомнил им про голосование и на этом серия подошла к завершению.

Вскоре я вернулся в свою камеру, где и собрался лечь спать, но уснуть после такой встряски оказалось непросто. Поэтому я еще долго лежал без сна, прокручивая в памяти каждый эпизод сегодняшнего выпуска. Можно было только догадываться, насколько плохо сегодня будут спать участники, а особенно Леха.

Утром я с нетерпением дождался завтрака — хотелось посмотреть на то, как сегодня будут вести себя конкурсанты. Я пришел в столовую чуть ли не первым, уселся за привычный столик и стал осматривать заполняющийся постепенно зал. Теперь, когда напряжение схлынуло, к участникам вернулось хорошее расположение духа. Они шутили, смеялись и наслаждались жизнью, насколько это было возможно в наших условиях. Стресс, раздражение и лихорадочное беспокойство, которые уже всадили свои когти в каждую душу, временно ретировались под давлением эйфории. Однако самые темные эмоции еще возьмут свое — они вернутся ближе к концу недели, когда придет время попрощаться еще с одним конкурсантом. Мы со Стасом сидели в столовой и ждали прихода Сереги и Антона. У моего друга возникло желание пофилософствовать:

— Ты только посмотри на них! Они вчера принесли в жертву своего товарища в обмен на обещание, что никого другого в течение недели не тронут, а теперь радуются, как будто этот срок никогда не закончится и их черед не наступит.

— Но ты ведь и сам остался на проекте лишь благодаря этой жертве, — заметил я. — На его месте мог оказаться ты. Да что говорить — можешь как раз и оказаться через шесть дней.

— Может и так, но я не радуюсь вместе с ними тому, что на этот раз пронесло, равно же и не впаду в панику с приближением выходных.

— Да, Стас, нервы у тебя железные, — сказал я и хотел добавить, что такие же не помешали бы и Сереге, но вовремя вспомнил, что кругом микрофоны и видеокамеры. Не хотелось бы, чтобы эту фразу ухватили операторы Второго канала и растиражировали в одной из серий. Стас же говорил то, что думает и его не особенно волновал тот факт, что любая его реплика прозвучит на всю страну.

Спокойно прошли первые пару дней после эфира. Была еще одна особенность, которая меня удивила — в поведении почти всех участников в той или иной мере стало проскальзывать тщеславие. Они выискивали в интернете хвалебные отзывы в свой адрес и коллекционировали наиболее удачные фотографии. Конкурсанты внимательно следили за пополнением фанатских групп в социальных сетях и в душе уже чувствовали себя мегазвездами.

15. Эксперименты организаторов.

Проходил эфир за эфиром, а продюсеры Второго канала не давали себе поблажек и с приближением каждых выходных выдумывали какую-нибудь экстравагантную особенность. В конце одной из серий, попрощавшись с покидающим шоу конкурсантом, они разделили оставшихся участников на два лагеря — «синий» и «зеленый». Потом объявили, что в следующем выпуске вылетит участник «синей» группы, набравший меньше всего голосов в свою поддержку. Через одну серию должен был вылететь уже член «зеленой» команды. Разделили же заключенных с помощью обычной жеребьевки, которую также превратили в целое представление. После того, как каждый из лагерей принес на алтарь шоу по одному участнику, их расформировали и опять объединили оставшихся в одну «дружную и сплоченную», как выразился в прямом эфире Славик, команду.

К этому моменту отношения между конкурсантами ухудшились, как мне тогда казалось, до предела. Однако впечатление это было ошибочное — время шло, а они все больше портились. Сложно даже вообразить, до каких конфликтов дошло бы дело, если бы они не сдерживали себя, памятуя о неусыпном надзоре камер наблюдения. Впрочем, некоторые вели себя наоборот подчеркнуто вызывающе, надеясь тем самым выделиться из толпы и привлечь к себе внимание. После того, как боссы Второго канала подтвердили, что ради прямого эфира конкурсанта достанут даже из карцера, периодически стали вспыхивать потасовки. Бойцов, их затевавших, торжественно тащили в саркофаг, делая и из этого шоу.

Был конкурс для болельщиков — самый активный из них, который в течение недели отправлял больше всех голосов, получал приглашение в зрительный зал на ближайший прямой эфир. Я не совсем понимал, в чем мотивация таких людей — то ли им хотелось поддержать любимого участника, то ли манила перспектива попасть на съемки, где, сидя среди известных гостей, они чувствовали себя членами элитного общества.

Рано или поздно, но такой ежедневный стресс просто обязан был вылиться во что-нибудь выходящее за рамки привычного. Все чаще мне казалось, что как раз этого и добиваются организаторы. Своей цели они достигли — после того, как шоу покинул еще один участник, Илья, его нашли в туалете со вскрытыми венами. Так как кабинка была закрыта изнутри, то и в вердикте следствия сомневаться не приходилось — самоубийство. На удивление, свой вылет он воспринял достаточно спокойно, после оглашения результатов голосования в припадках не бился, волосы не рвал и не плакал, как некоторые другие до него. Кредит на нем висел, как и у большинства остальных, но сумма не такая, чтобы из-за этого прощаться с жизнью.

Вот после этого события и начался настоящий маскарад лицемерия. Участники, которые еще сохранили «прописку» на шоу, рассыпались в словах сожаления и наперебой выражали сочувствие семье погибшего. Он же сам удостоился таких комплиментов, каких при жизни никогда, наверное, не слышал. Хотя буквально за пару дней до этого, когда Славик решил провести среди конкурсантов опрос на тему, что они думают о своих конкурентах, то там слова совсем другие звучали. Мнение ранее вылетевших участников продюсеров Второго канала уже не интересовало. Они считались отработанным материалом, потому им выступить с речью никто возможности не дал.

Гольцев принес мне записи высказываний конкурсантов, которая должны были прозвучать в ближайшей серии и захотел услышать мое суждение по этому вопросу. Меня подмывало высказать соболезнования всем участникам, в связи с тем, что они попали на это шоу, но я все-таки сдержался.

— Вылет с шоу — это еще не причина для самоубийства и не конец жизни.

— А про самих участников ты что можешь сказать? — поинтересовался он.

— Про тех, которые еще не покинули шоу? А что я должен сказать? Ты слышал, какие они дифирамбы пели вскрывшему себе вены Илье? Уму непостижимо, ну и люди меня окружают!

— Ты, можно подумать, раньше не знал, какие люди тебя окружают. Тебя так бесит их лицемерие? По-твоему, наверное, лучше человеку горло перерезать, чем лить крокодильи слезы.

— Меня смешит вовсе не их лицемерие, а непроходимая глупость. Они же дня три назад в интервью Славику конкурентов, Илью в том числе, грязью поливали не хуже, чем политики перед выборами. Теперь же поют о том, какой он был великолепный человек и верный друг. Неужели ни один из них не задумывался, как он сам будет выглядеть в глазах телезрителей?

Гольцев смерил меня удивленным взглядом:

— А как они выглядят в глазах болельщиков? Двулично? Неискренне? Ты только что сам упомянул политиков. Скажи мне, часто ли они обманывают?

— Думаю, что часто.

— А как ты думаешь — часто ли их ловят на лжи? Можешь поверить опытному журналисту — это происходит регулярно. Многие ли предвыборные обещания становятся реальностью… — Вова презрительно пожал плечами. — Но приходит срок нового голосования и те же кандидаты вешают избирателям лапшу на уши. Глупость народных масс нам на руку — чем эта величина больше, тем проще ими управлять. Они знают, что это лапша, но все равно с удовольствием ее едят. Честно тебе скажу, что я так и не научился таких людей понимать.

— Зато отлично научился пользоваться этой их особенностью, — резюмировал я. — Но ведь есть и такие, которые искренне верят в своего кандидата.

— О, здесь ты прав, не перевелись еще безнадежно наивные люди, да и не переведутся, надеюсь. Нашим конкурсантам нужна зрительская любовь, а для этого им вовсе не обязательно слыть людьми безупречных моральных качеств, ты же не забыл, что у нас шоу изначально про преступников. Такие противоречивые высказывания лишь добавят их фигурам скандальности, а именно она является ключом к популярности. По крайней мере, в передачах такого рода.

— В скандальности и вы также заинтересованы.

— Да, и это не так легко дается, как ты думаешь. Зрители становятся с каждым годом все пресыщеннее и равнодушнее, новые проекты встречают с апатией или с презрительностью людей, все в этой жизни уже видевших. Запуск каждого развлекательного шоу проходит с замиранием сердец продюсеров и ведущих, прямо как запуски первых летательных аппаратов — взмоет в небо или же рухнет вниз? А не дай бог, у конкурентов полетит дальше и выше! Отсюда вся эта бьющая по мозгам реклама, все новые, наиболее эпатажные, сценарии для реалити-шоу. Зрителю нужно навязать интерес к твоему детищу, убедить, что такого он еще точно не видел.

— А что бывает с вдохновителями провальных проектов?

— Позвони Тарасову и спроси. Его «Тристар» много денег тебе заплатил и, хотя мы им убытки возместили, но удача уплыла в наши руки, а их самолюбию нанесена неизлечимая рана.

— Ну а что сейчас с Тарасовым, раз уж ты о нем упомянул?

— Вылетел наш Коля из своего информагентства быстрее, чем ядро из пушки. А приятным бонусом стало то, что начальство его, теперь уже бывшее, постаралось сделать так, чтобы на хорошую работу по специальности его уже нигде не взяли. Единственным шансом для Николая заниматься журналистикой могла стать наша корпорация — не идти же ему в какую-нибудь провинциальную газету после самого «Тристара»! Однако наше руководство его услугами не заинтересовалось.

— Так он сейчас в длительном отпуске?

— В запое, — буркнул Гольцев. — Поначалу он тоже пытался по мере своих сил собирать на тебя компромат и публиковать его везде, где только можно, но вскоре пыл его угас и Коля потянулся к бутылке. Работы нет, дохода нет, а на шее несколько кредитов висит… Вот он и пропивает последние сбережения.

— А ты внимательно следишь за его судьбой?

Гольцев ухмыльнулся:

— Я наблюдаю за конкурентами, это иногда бывает очень полезно. А ситуация с Тарасовым достаточно забавная. Каждый переносит горе по-своему. Если бы нашим вылетевшим конкурсантам давали возможность регулярно напиваться, то до таких эксцессов, как с Ильей, дело и не доходило бы.

Я подумал о том, что Вова, следя за Тарасовым, вполне возможно видит отражение своей будущей судьбы — кто знает, когда он сам оступится? И как на его промашку отреагирует начальство? Однако спросил я его о другом:

— Насколько я понимаю, это самоубийство никак не отразится на графике съемок или на сюжете шоу. — Я вопросительно посмотрел на Гольцева. Он покачал головой и ответил:

— В графике вариаций не будет, в конце концов, для шоу ничего не изменилось. Покончивший с собой уже вылетел из гонки, так что этот инцидент наши планы никак нарушить не может. А вообще, должен тебе сказать, Илья получил бы от конкурсантов гораздо больше искренних комплиментов, если бы попрощался с жизнью до вылета, тем самым хоть немного повысив шансы оставшихся. Но мы ему и так благодарны — теперь есть повод для дополнительного сюжета, который мы пустим в начале следующей серии. Мои коллеги сейчас вовсю работают, собирая материал про Илью: где рос, как учился, чем увлекался, как из законопослушного гражданина стал преступником.

— Не думаю, что в шоу будут рассказывать, как он учился — это вряд ли кого-то заинтересует. Скорее всего, твои коллеги из кожи вон лезут, выискивая какие-нибудь скандальные подробности его личной жизни.

— Не без этого, разумеется, — Гольцев улыбнулся. — Скандалы тоже важная часть биографии. Вот для человека и наступил звездный час. Поздновато, правда. Но ты и сам знаешь, что известность часто приходит к людям после смерти.

Я поневоле подумал, что если мой приговор не пересмотрят, то они и про меня подготовят отдельный посмертный выпуск. Хотя, может, они его уже готовят. Так, на всякий случай.

На следующий день мы со Стасом отправились в спортзал. Я спросил, что он думает о самоубийстве Ильи.

— Его жизнь началась задолго до съемок и я не понимаю, почему он решил, что она должна вместе с этим самым шоу закончиться, — ответил Стас. — Глупо резать себе вены из-за такого пустяка. Разве что, у него была причина, о которой мы не знаем.

— А как же слова о том, каким он был удивительным человеком и какая это невосполнимая утрата?

— Ты не хуже меня знаешь, что не был он таким человеком, а утрата… Для родных это, конечно, шок, а для нас всех — пример того, как не нужно поступать. Кстати, знаешь, что про меня говорят? — Стас усмехнулся и продолжил. — Если Гольцев не врет, что не исключено, то, согласно опросу телезрителей, вся моя линия поведения — это заранее написанная продюсерами роль. Якобы я просто ношу маску притворного хладнокровия.

— Ничего удивительного в этом нет. Возьмем для примера зрителя со стажем — суммарно он просидел перед телевизором уже несколько лет и успел пересмотреть не одну сотню подобных передач. Конечно, он много раз слышал, что в реалити-шоу люди делают не то, что хотят, а то, что скажет продюсер, поэтому и ожидает подвоха в любой момент.

— Ну, не знаю, — пожал плечами Стас. — Мне кажется, в нашем шоу все участники ведут себя странно, не только я один. Вот мой сосед по камере, рассказывая, как он жалеет о кончине Ильи, так расчувствовался, что разрыдался. Честное слово! Да ты и сам увидишь в ближайшей серии. Хотя, нервы сейчас у всех натянуты как канаты, так что, может, слезы — это просто реакция на вечный стресс.

Дожить спокойно до выходных нам было не суждено — неделя выдалась удивительно богатой на события. Только-только немного улеглись пересуды по поводу Ильи, как Второму каналу представился великолепный шанс сделать индивидуальный сюжет еще по одному герою нашего шоу. Один из участников, Саня, осужденный за кражу со взломом, чуть не отправился вслед за Ильей. В своей камере он повздорил с соседом по имени Серега и тот всадил ему ручку пластиковой ложки в шею. Тонкий кусок полупрозрачной пластмассы, заранее принесенный из столовой, чуть не стал орудием убийства.

Был ли конфликт связан с шоу, никто сказать не мог или не хотел. Серегу долго допрашивали, но тот ни в чем не сознавался и стоял на своем — конфликт носил характер исключительно частный и никакого отношения к съемкам не имел. Хотя слухи по тюрьме поползли совершенно противоположные. Напавший вообще не славился до этого буйным поведением и с Саней раньше не конфликтовал.

В итоге результаты были для всех совсем разные. Кому-то плюс несколько лет к сроку и перевод в другую тюрьму, кому-то — шанс заглянуть в глаза смерти и госпитализация, а Второму каналу — новый будоражащий умы телезрителей сюжет.

Саня оптимизма не терял и находил в инциденте положительные стороны. Это происшествие попало в анонсы «Второго шанса» и наш потерпевший неожиданно стал главной звездой шоу. Славик взял у него интервью, в новостях чаще замелькало его имя, Второй канал запустил специальную рекламу. Я видел ее по телевизору в спортзале — там красочно описывалось, как Саня, презирая смертельную опасность и превозмогая боль, готовится к съемкам. Рана была действительно болезненной, но не опасной. Саня бы с удовольствием отлежался в больнице, но Гольцев этому решительно воспрепятствовал. Шоумен заявил, что он не может переносить из-за этого выпуск.

— Пойми меня, — объяснял Гольцев. — Моя моральная обязанность — сохранение нейтралитета и одинакового отношения к каждому из участников. Я всем вам хочу предоставить равные шансы на победу. Разве справедливо будет, если ты получишь бронь от вылета в ближайшей серии только потому, что ты не в состоянии появиться в студии? Нет, конечно! Да так половина твоих конкурентов себя перекалечит. Также нечестно будет, если мы тебя автоматически исключим из гонки. Так что нечего расслабляться — рану твою зашьют и милости просим в родные пенаты.

Сане пришлось пойти на поводу у организаторов шоу и вернуться в свою камеру. Достаточно долго он еще щеголял повязкой на шее и вынужден был ходить на перевязки. Во время этих процедур любопытные видеокамеры Второго канала также сопровождали пострадавшего, так что рана его пару раз мелькнула в ближайшей серии. Визажистам пришлось ее немного подкрасить, для придания более устрашающего вида, а то весь драматический эффект терялся при взгляде на малозаметную царапину.

— Лучше бы он резаный удар схлопотал, — бурчал под нос Гольцев. — Чуть к праотцам не отправился, а посмотреть-то и не на что.

Славик Шевченко уже несколько раз просил меня высказать свежую идею, которая помогла бы сделать шоу, по его словам «еще более интригующим и обсуждаемым». Я, в свою очередь, видел в этом желание повысить градус скандальности и нежелание называть вещи своими именами. В этом вопросе Славик, привыкший выражаться корректно, отличался от Гольцева. Тот бы прямо сказал, что нужно раздуть скандал. В любом случае, я особо голову над этим не ломал — меня взяли на программу ведущим, а не креативным директором, поэтому решать такие проблемы у меня не было ни малейшего желания. За день до эфира Вова опять почтил меня визитом и, судя по его довольному лицу, какая-то идея у него была.

— Привет, Витя. Наше шоу находится на вершине популярности, но ведь нет предела совершенству. Ты нам со свежими идеями не помогаешь, но мы и сами справляемся. После завтрашнего эфира мы ненадолго поменяем правила. Через неделю, с очередным неудачником мы попрощаемся в результате голосования оставшихся участников программы.

Компания СТЛ не утратиласпособности меня удивлять.

— Гольцев, ты в своем уме?! Тебе не кажется, что местный контингент не подходит для таких экспериментов? В твоем шоу участвуют уголовники, а не «ботаники». Подумай головой, если ты бросишь между ними такое яблоко раздора, то до результатов голосования некоторые могут и не дожить.

Гольцев явно наслаждался произведенным эффектом.

— Ну что можно сказать? Кажется, мы не ошиблись, внося такое изменение в наше шоу. Маска равнодушия с тебя мигом слетела, а ведь я всего лишь поделился с тобой планами. Можно вообразить, какую бурю эмоций вызовет эта новость у зрителей и участников, когда мы ее отшлифуем и правильно преподнесем. Да, похоже, я и сам до конца не осознавал, какое здесь обширное поле для творчества.

— Вова, не сходи с ума. Погоня за скандальностью хороша до поры до времени. Заключенные взвинчены до предела, сейчас достаточно высечь искру и вспыхнет пожар. Ты не боишься, что в одночасье окажешься вообще без живых участников?

Гольцев пренебрежительно отмахнулся:

— Виктор, ты плохой прорицатель. Ты мне уже не один раз говорил, что наша концепция кому-нибудь будет стоить жизни, но до сих пор, как видишь, все живы и здоровы.

— Про Илью тебе напоминать бесполезно? Когда кого-то зарежут, поздно будет, — вставил я.

— Илья на тот свет отправился, уже не являясь конкурсантом нашего проекта, так что можешь о нем забыть. Нам нужно думать о живых. Да, мы, конечно, потеряем приличную сумму денег, которую могли бы получить от телезрителей, но ради такого хода можно пойти на разумные жертвы. Зато потом зрителей будет больше и голосовать они станут еще более лихорадочно, так что мы все наверстаем. Ох, чувствую, рейтинги наши взлетят до небес.

Когда-то почти такую же фразу в разговоре со мной произнес Николай Тарасов. Меня подмывало сообщить об этом Гольцеву, а заодно напомнить ему, чем вся эта погоня за популярностью для Коли закончилась. А журналист между тем продолжал:

— Ну а вопросы безопасности должны волновать не меня. Вот ты говоришь, что кого-то зарежут. А как? Здесь что — разрешено ношение холодного оружия? Или ты думаешь, что убить человека можно пластиковой ложкой? Как видишь, она для этого не подошла. Да и обыскивать зеков теперь стали куда бдительнее, чем раньше. Если здесь кто-то погибнет, то виновата в этом будет исключительно охрана тюрьмы, а никак не мы. Наша цель заключается в том, чтобы создать актуальное, захватывающее, увлекательное шоу. А следить за тем, чтобы здесь никого не убили — это работа местных надзирателей и если они с этим не справляются, то причем здесь наша корпорация? — он вопросительно развел руками.

Его было не переубедить. Я решил не тратить времени и поговорить с Андреевичем. Начальник тюрьмы уже знал об этом новшестве, так что ничего нового я ему не сказал. Настроение у Андреевича было не слишком хорошее:

— Иванчук, занимайся своими делами, а вопросы безопасности оставь мне. Ты настоял на срочной встрече и я считал, что у тебя что-то сверхъестественное. Ты думаешь, что я самый последний здесь обо всем узнаю? В следующий раз излагай мучающие тебя вопросы в письменном виде и не расходуй мое время. Можно подумать, что тебя тревожит любой аспект в жизни тюрьмы, хотя в первую очередь не мешало бы думать о себе.

День выпуска настал. Я привык к условиям съемки и чувствовал себя в студии совершенно спокойно. Работа визажистов, суета операторов и регулярные инструкции от Гольцева стали восприниматься мной, как естественная часть жизни на выходных. Я уже с трудом представлял без всего этого свое пребывание в тюрьме. В чем-то Стас был прав — шоу могло заметно скрасить нашу рутину, так что поучаствовать в нем, безусловно, стоило. Тем более что большая часть нервотрепок обходила меня стороной.

В этот раз болельщики отдали меньше всего голосов за Арсена. Честно говоря, он и так продержался в шоу дольше, чем я ожидал. Он не блистал обаянием или ораторским талантом, выражался довольно грубо и мне с самого начала казался главным кандидатом на вылет. Тем не менее, он вылетел пятым, продержавшись почти половину дистанции. Свое поражение Арсен воспринял достаточно спокойно, что также было неожиданно — за время, проведенное на проекте, он не раз демонстрировал свою несдержанность.

Вот теперь и наступил момент для объявления нововведения. Слово взял Славик:

— Обычно, сразу же после расставания с очередным участником, я приглашаю вас голосовать за оставшихся и не останавливаться до следующего эфира. Однако в этот раз я не буду этого делать. Дорогие телезрители, я прошу вас до ближайшего выпуска отдохнуть, потому что в нашем шоу на одну неделю меняются правила. Мы хотим дать возможность нашим конкурсантам самим управлять своей судьбой и услышать, наконец, их мнение — кто же лишний на проекте? Через семь дней мы с вами встретимся и наши участники в прямом эфире путем голосования определят, кто из них покинет соревнование.

Славик замолчал, а зал взорвался аплодисментами. За несколько недель съемок я так и не приблизился к пониманию того, за какие заслуги зрители в зале столь щедро нас ими осыпают. Хлопали по поводу и без такового. Даже если кто-нибудь из выступавших нес откровенную ахинею, публика не жалела ладоней. Со временем мне это стало напоминать закадровый смех в низкопробных юмористических сериалах, который неизменно сопровождал даже самую плоскую и несмешную шутку.

Выпуск закончился и все разбрелись по своим местам. Меня сопровождали Гольцев и Славик.

— Как будет проходить следующая серия? — спросил я.

— Там прямой эфир будет короче, — ответил Гольцев. — Участникам дана неделя на плетение интриг и выявление лишнего, а мы в течение этого времени будем собирать материал, наиболее интересную часть из которого покажем в следующей серии. А уже в эфире они должны будут сказать, кто же лишний.

— А называть лишнего конкурсанты будут в присутствии конкурентов?

— А ты не слишком много хочешь знать? — недоверчиво посмотрел на меня Гольцев. — Вот увидишь сценарий следующей серии и получишь ответы на все вопросы.

Так началась самая удручающая неделя нашего шоу. Возможно, в дальнейшем организаторы подложат участникам какую-нибудь еще более изощренную свинью, но пока это новшество стоило признать самым неприятным сюрпризом из всех, которые имели место. Хотя Славик, как будто в насмешку, иногда называл в прямом эфире участников «командой» или «коллективом», на самом деле никакого командного духа среди них не было. Почти каждый смотрел на окружающих волком, говорил за спиной гадости и ждал подвоха отовсюду. Ни один участник не мог похвастаться сохранившимися приятельскими отношениями ни с кем-либо из конкурентов. Серега тоже перестал общаться со Стасом, но они все же регулярно пересекались, потому как ни один из них не хотел отказаться от компании, в которой были еще я и Антон.

Славик изо всех сил подливал масла в огонь, провоцируя участников на нелицеприятные высказывания в адрес друг друга. Если он хотел добиться ссоры, то цели своей, безусловно, достиг. В среду в столовой Стаса не было.

Предваряя мой вопрос, Серега сообщил:

— Стас подался в фараоны.

У меня не создалось впечатления, что его это расстроило. Антон, как сосед Стаса, обрисовал ситуацию более подробно:

— У нас в камере один карманник неожиданно решил попытать удачу. Я не могу понять, на что он рассчитывал, когда начал задирать Стаса, ну а друг наш, сам знаешь…

Да уж, лезть на Стаса с кулаками по доброй воле никто бы не решился. Разве что местные «авторитеты» пожелали вывести моего друга из гонки и приказали карманнику устроить драку. У них, помнится, есть какая-то заинтересованность в победе определенного человека. Если так, то, надеюсь, Андреевич быстро разберется в чем дело и наведет порядок. Что и говорить, начальник тюрьмы — мужик толковый.

— Надолго его в саркофаг упекли?

— Если бы не шоу, то сидеть бы там ему несколько дней, поскольку противник его схлопотал весьма прилично, — ответил Антон. — А так его через сутки должны выпустить — звезда наша, все-таки.

— Думаю, что если бы не шоу, то и конфликта бы никакого не было, — ответил я.

Как-то раз Славик зашел ко мне ближе к концу недели и принес записи своих интервью, тщательно собранные за последние дни. То, что зеки говорили в разговоре один на один, зачастую совсем не соответствовало их же высказываниям в группе. Пересмотрев изрядную часть этих видеороликов, я так и не смог понять, кто против кого будет голосовать. Насколько я видел, никому из участников не удалось создать коалицию, даже ради того, чтобы договориться и выставить из проекта кого-то определенного. Дима договаривается с Серегой голосовать против Санька. А уже в следующем ролике предлагает Саньку вместе голосовать против Сереги. Сплошной хаос интриг. Но потом оказалось, что подобными двойными, а то и тройными договорами отметились чуть ли не все конкурсанты. Только Стас ни разу не мелькнул ни в одной из записей.

— Наши участники тоже все это видели? — спросил я у Славика.

— Кое-что видели, — ответил он. — Представляешь ли ты, насколько увлекательно манипулировать человеческими отношениями? Например, Кирилл сказал, что он не будет голосовать за вылет Димы. Но стоит ему сообщить, что Дима пообещал проголосовать против него и у Кирилла мнение начинает меняться. В течение недели каждый из них успел уже неоднократно поменять свое решение. Вот когда начинается все самое интересное!

— Ну и как же вы собираетесь все это втиснуть в одну серию?

Славик улыбнулся:

— Из всего этого богатейшего ассортимента мы выберем только самые интересные высказывания. Тут можно сделать подборку на любой вкус.

На следующий день, во время тренировки Стас сам заговорил об этих записях:

— Нас тут всю неделю достают на предмет того, против кого мы собираемся голосовать. Да ты знаешь, наверное. Меня раз шесть спрашивали то Гольцев, то Шевченко.

— Ну а ты что?

— Я еще не решил, кого выберу. Гольцев пытался меня спровоцировать хоть на какие-нибудь резкие слова, а когда не удалось, намекнул, что ему здесь, на шоу, нужны люди, которые не боятся высказывать свое мнение. Сказал, что зрители хотят увидеть сильные переживания и безумное желание победить, а такой кандидат как я — ни рыба, ни мясо и мне вряд ли будут желать удачи. Мол, какой смысл переживать за человека, который сам за себя не переживает и которому вся эта гонка абсолютно до фонаря.

— Твое хладнокровие не только Гольцева из себя выводит. Ну и что ты ему ответил?

— Да что здесь можно было сказать? Так и ответил — если зрителям моя кандидатура покажется неинтересной, то они и сами это продемонстрируют путем голосования.

Эта неделя стала для охраны нашего заведения самой трудной. Тюремщики ждали выхода ближайшей серии, как великого праздника. Если бы Андреевич мог, он бы, наверное, каждому из участников шоу выделил по личному охраннику. До наступления выходных еще несколько конкурсантов успело подраться — кто с конкурентом, а кто и просто с соседом по камере. До серьезных травм дело ни разу не дошло — охрана успевала быстро вмешаться.

Мы пришли в студию, где сразу бросилась в глаза новая обивка на диванах для участников, раскрашенная логотипами одного из наших спонсоров. Славик поймал направление моего взгляда, улыбнулся и доверительно сообщил:

— У нас вчера состоялись торги между спонсорами за право украсить трибуны и диваны своими эмблемами. Шоу набрало невиданную популярность, так что они не скупились. Поверишь ли, работяги еле успели всю мебель «переодеть». Буквально час назад закончили. Участники наши уже томятся в отдельном помещении под бдительным присмотром охраны. Там сейчас атмосфера такая, что лучше и не заходить.

Зрители, из числа приглашенных звезд, не спешили занять свои места. Для них съемки были настоящим развлечением — возможность в очередной раз мелькнуть на экране и безапелляционно высказать свое мнение. К тому же Второй канал организовал для них экскурсию по территории тюрьмы. Мне Славик рассказал, какую бурю возмущения ему пришлось пережить, когда он объявил, что во время этой прогулки категорически запрещено снимать видео и даже делать селфи. Аргументы о том, что это режимный объект, не принесли никакого эффекта — на него чуть ли не в суд грозили подать за такое крушение надежд.

Начался прямой эфир. На большом экране, висевшем в зале, крутили наиболее интересные отрывки тех интервью, которые с таким энтузиазмом собирал Славик в течение всей недели. Все это живо обсуждалось зрителями, в то время как сами участники томились взаперти, не зная, что происходит в студии. Но вот наконец-то пришло время для их выхода на сцену. Порядок, в котором они выходили, тоже стал элементом развлечения — конкурсантов приглашали по жребию. На экране генератор случайных чисел высвечивал цифру и участник, которому этот номер был присвоен, выходил на свет божий.

Первопроходцем стал Серега. Зная, что внимание всех людей в студии и еще сотен тысяч у экранов телевизоров сконцентрировано на нем одном, он заметно нервничал. Славик вовсе не планировал его успокоить. Наоборот, на экране замелькали отрывки видео — в течение недели Серега обещал проголосовать то против одного, то против другого соперника. Славик тут же передал его на растерзание зрителям. Те с охотой клеймили Серегу за непостоянство, а друг мой начинал все больше нервничать и злиться. И без того взвинченный, попав теперь под шквал критики, он совсем вышел из себя. Сереге казалось, что против него ополчился весь мир. Хотя я понимал, что переживает он зря — остальные участники тоже нахватают от сидящих в студии дармоедов кучу нелестных эпитетов.

— Итак, можно подвести итог. Сергей, вы или слишком безответственно говорили в течение недели или же специально обманывали, стараясь ввести меня в заблуждение, — резюмировал Славик. — Однако время озвучить свой выбор пришло. Сейчас мы хотим услышать окончательный ответ — кто же из ваших конкурентов, по вашему мнению, должен покинуть интеллектуально-развлекательное шоу «Второй шанс»?

В зале воцарилась тишина. Все ждали, затаив дыхание. Такой концентрации внимания на одном человеке мне еще видеть не доводилось. Серега откашлялся и сказал:

— Проект должен покинуть Дима Колесниченко.

Зал ожил. Я слышал смешки и комментарии зрителей, а Славик пожелал узнать, что стало определяющим фактором в выборе Сереги.

— Я считаю, что мошенничество — это самое отвратительное и лицемерное из преступлений. Хотя сам Дима человек очень обаятельный, но жертвы его преступлений могут подтвердить, что такое обаяние — это всего лишь умелая маска на лице преступника.

Я подумал, что сам Дима, имея в минусах лицемерие, перекрывал его плюсом правильной манеры общения и уж точно не допустил бы в своей речи такого количества тавтологий. Увы, красноречие обычно лучше служит для обретения народной любви, чем порядочность. Славик поблагодарил Серегу и отправил его в другую изолированную комнату, специально отведенную для тех, кто уже проголосовал.

В прошлых сериях имя вылетавшего узнавали одновременно все — сами участники, массовка в зале и телезрители. В этот раз последними эту новость услышать должны те, кого она больше всего касается. Для большинства результат обернется удачей, а для одного-единственного — приговором.

Я с замиранием сердца слушал выступления одного приглашенного за другим, пару раз даже забыв произнести положенные мне по сценарию фразы. Славик не подвел — он успевал и изводить конкурсантов каверзными вопросами и подменять меня, если видел, что я слишком увлекся.

Объявили рекламную паузу. Четыре человека успело проголосовать, среди них был и Стас — один голос против Димы, два схлопотал Влад, контрабандист, и один получил сам Стас. Я успокаивал себя тем, что пока удача отворачивалась от Влада, но сам прекрасно понимал, что мнение трех оставшихся участников могло изменить ситуацию в корне.

Прошедшие горнило студии в эти минуты сидели в изоляции и наверняка нервничали из-за того впечатления, которое оказали во время своего пребывания в зале. А ведь каждый понимал, что даже если он сегодня и не вылетит, то в дальнейшем ему жизненно нужны будут зрительские симпатии для продолжения борьбы. Конечно, потом они все пересмотрят эту серию в записи и увидят, что на общем фоне каждый смотрелся не так и плохо. Пока же им предстояло пережить весьма тягостные минуты — общаться между собой им было строго-настрого запрещено. За этим следила охрана.

Подошел Славик, дружески похлопал по плечу и сказал:

— Нервничаешь? Я вижу, тебя прилично накрыло. Не забывай о том, что ты на работе, я же не могу один за двоих отдуваться. Ну что, за кого болеешь?

Я не собирался отвечать начистоту, памятуя о камерах и микрофонах, щедро расставленных по всей студии.

— Думаешь, Влад вылетит? — вопросом на вопрос ответил я.

Славик пожал плечами:

— У Димы хватает друзей, в местном понимании этого слова, в том числе и среди оставшихся участников. Влад этим похвастаться не может. Но в такой ситуации чего может стоить дружба? Зачем им «топить» Влада? Он самый обычный, ничем не примечательный на фоне окружающих персонаж. Конкурсантам было бы выгоднее выгнать Диму — он парень яркий, заметный и умеет привлечь внимание публики. Знал бы ты, сколько у него фанатских групп в социальных сетях. Почти столько, как и у тебя, а это — лучший показатель среди всех, кто задействован в нашем шоу.

Хотя мысли мои были заняты проектом, но меня, конечно, обрадовало осознание того, что у меня много фанатов на воле. Советы Меренкова оказались правильными. Отметив этот факт, я спросил:

— То есть, если он сегодня не вылетит, то имеет отличные шансы победить?

— Кто знает, — уклончиво ответил Славик. — Настроения публики быстро меняются.

Рекламная пауза закончилась и в зал пригласили Влада. Пройдя стандартные процедуры критики и унижения от зрителей, он озвучил свой выбор. Он считал лишним Стаса. Предпоследний участник, Саня, вышел и проголосовал против Димы — единственного, кто еще оставался в «изоляторе». На данный момент трое участников имело по два голоса. В итоге, слово самого Димы Колесниченко должно было стать решающим.

Он последним из участников вошел в зал. Если Дима и нервничал, то догадаться об этом было непросто. Он общался со Славиком и зрителями вполне непринужденно, как со старыми друзьями.

— Дима, когда я вас спрашивал, чье имя вы назовете во время голосования, то ваш выбор несколько раз менялся. Как вы можете объяснить такое непостоянство?

Славику не удалось смутить собеседника:

— На чем базируется интерес к любому развлекательному шоу, если не на интриге. Наш проект не исключение. Вы стремитесь ее сохранить до последнего момента, а я вам помогаю изо всех сил.

Славик понимающе кивнул и сказал:

— Вы хотите сказать, что специально не разглашали свой настоящий выбор, чтобы…

— Чтобы зрителям было интереснее смотреть, — закончил мысль Дима.

Благодарная аудитория тут же искупала его в овациях.

Лицемерный мерзавец! Можно подумать, что он только о благе зрителей печется. Я уже готов был вмешаться с какой-нибудь резкой фразой, не предусмотренной сценарием. Но все же взял себя в руки. Чертов «Второй Шанс» и меня не оставил равнодушным. Я переживал за Стаса, который сейчас запросто мог вылететь по решению Димы.

— Теперь можно точно сказать, что вот и наступил этот самый момент истины. Итак, против кого же вы отдадите свой голос? — спросил Славик.

— Я считаю, что наше шоу должен покинуть Влад.

Для последнего это стало приговором, я же с облегчением выдохнул. Теперь вся страна знала, кто же вылетит из проекта, не знали лишь те, для кого это было действительно важно. Участникам предстояло пережить еще несколько изнурительно длинных минут. Их всех пригласили вернуться в студию, где на большом мониторе уже светился список из семи имен. Славик снова начал «тянуть резину».

— Наконец-то все конкурсанты в зале, — сказал он, глядя в объектив камеры. — И я прошу наших зрителей поприветствовать их.

Массовку долго уговаривать не пришлось. Участники же были настолько взвинчены и измотаны неизвестностью, что на этот раз даже бурные аплодисменты не вызвали привычного оживления с их стороны. Никто не помахал в ответ рукой и даже улыбка не озарила ничье лицо. Все взоры сконцентрировались на ведущем, который сейчас должен был объявить приговор. Шевченко же переключил внимание на конкурсантов. Он повернулся к ним и с подчеркнутой торжественностью произнес:

— Вам удалось определить лишнего. Поздравляю! Скоро он покинет наш проект.

Запала нерушимая тишина. Славик переводил взгляд с одного претендента на другого и вслед за ним операторы высвечивали лица участников на экране. Каждый из них мысленно успел попрощаться с шоу и точно так же все уже неоднократно примерили на себя роль победителя. Шевченко решил, что хватит нагнетать молчаливую атмосферу ожидания и обратился к зрителям:

— Мы с вами, дорогие телезрители, уже знаем, кто же попрощается этим вечером с интеллектуально-развлекательным шоу «Второй шанс», но главным героям нашей эпопеи это пока неизвестно. На экране вы можете увидеть график, показывающий, сколько дней еще отбывать наказание каждому из претендентов на победу.

На мониторе и в самом деле высветилась соответствующая таблица.

— Исходя из ее данных, мы видим, что дольше всех в тюрьме придется оставаться Олегу, если он не победит в нашем шоу.

Олег отбывал срок за финансовые махинации. Для него победа была бы просто чудом — она подарила бы ему шесть лет свободной жизни. Теперь пришла и моя очередь вклиниться со своей речью.

— Наше шоу дарит людям второй шанс. Сейчас мы опросим участников и выясним, как они собираются этим шансом воспользоваться, ради чего так стремятся на свободу? Что захотят изменить в своей жизни?

Наверняка каждый из них не удержался от того, чтобы немного помечтать о том, что будет делать в случае досрочного освобождения. К сожалению, не все могли непринужденно и интересно об этом рассказать вслух. Некоторые обещали исправиться, встать на путь истинный и жить по всем, каким только можно, писаным и неписаным законам. Другие клялись проводить больше времени с семьей. Дима сказал, что даже рад тому, что оказался в тюрьме, поскольку именно здесь он нашел то, к чему всегда подсознательно стремился. Исходя из его слов, развлекательное телевидение — вот его настоящее призвание. Дима планировал посвятить всю оставшуюся жизнь всевозможным телешоу.

Влад, в свою очередь, озвучил самое экстравагантное обещание — вырвавшись из заключения, он собирался отправиться в паломничество. Он хотел уйти на Восток и углубиться в изучение местной философии. Правда, не уточнялось, чью же мудрость он собирается перенимать, так как Восток — понятие растяжимое и культов там великое множество, но впрочем, было бы сказано. Думаю, он надеялся таким образом привлечь симпатии зрителей. Пару раз бросив взгляд на аудиторию, я убедился, что многие смотрят на Влада, как на обреченного. Не суждено ему пока реализовать свои честолюбивые планы.

Вот и наступил решающий момент — мы со Славиком начали озвучивать результаты голосования. Я называл имя участника, а Славик говорил против кого тот отдавал свой голос. По мере того, как стал вырисовываться список находившихся под угрозой вылета, на лицах участников из-под масок спокойствия стали проступать эмоции. Серега, Саня, Кирилл и Олег не получили ни одного голоса и заметно оживились — появились улыбки, облегченные смешки, они что-то живо между собой обсуждали, обменивались шутками.

Участника, получившего хотя бы один голос, приглашали пересесть на отдельный диван. Стас и Дима вели себя спокойно, стараясь ничем не выказать внутреннего напряжения. Влад же сидел как на иголках, кусал губы и бросал злобные взгляды на тех, кто голосовал против него. После оглашения шести голосов на лице Димы стала расплываться довольная улыбка — он понял, что теперь уже точно не вылетит. Последним должны были озвучить его решение. Дима уже знал имя обреченного. Славик, от греха подальше, пересадил его на диван к «спасшимся» и начал очередную речь.

— На Стаса и Влада сейчас смотрит вся страна, — резюмировал Славик. — Решением Димы кто-то из них сейчас покинет наше шоу, но мы не спешим с ними прощаться. Ближайшие десять минут они еще останутся с нами, а вы, дорогие телезрители, можете немного отвлечься и узнать о товарах и услугах, предоставляемых нашими спонсорами.

Началась рекламная пауза. Славик не дал Владу возможности ринуться на разборку с обидчиками, увел двух зависших над пропастью участников в сторону и занял разговором. Я же бродил по залу, прислушиваясь к тому, о чем говорили остальные пятеро конкурсантов. Они пребывали в полном согласии друг с другом и со всем окружающим миром. Им удалось откупиться от организаторов очередной жертвой и жизнь казалась прекрасной, по крайней мере, до следующих выходных. Даже Дима, получивший два голоса, не предъявлял никаких претензий Сереге и Сане. Краем уха я слышал, что его несколько раз спрашивали — кто же вылетит? — но Дима старался сохранить интригу. Рекламная пауза пролетела очень быстро, по крайней мере, для меня, и мы снова оказались в прямом эфире.

— Телезрители присылают нам сообщения с пожеланиями удачи конкурсантам, но на этот раз от армии поклонников ничего не зависит. Только сами участники в этот вечер в праве решать — кто же из них сегодня попрощается с интеллектуально-развлекательным шоу «Второй шанс». Решающий голос, как все мы помним, принадлежит Диме.

Славик долго переливал из пустого в порожнее, подчеркивал, как велика популярность обоих конкурсантов среди зрителей и как непросто участникам было сделать свой выбор. Стас поддерживал привычное реноме и слушал спокойно, изредка кивая в ответ на комплименты, расточаемые ведущим, нетерпение же Влада грозило вот-вот выплеснуться через край. Даже я, зная, что Стасу ничего не угрожает, и то слушал затаив дыхание. Слава богу, что время эфира не резиновое. Ведущему пришлось закругляться.

— Сегодня мы прощаемся с замечательным человеком… — разглагольствовал он. Окончание фразы я пропустил мимо ушей, поскольку задумался над тем, что монолог его очень похож на речь, произнесенную на похоронах. Оставалось надеяться, что мысли мои не были пророческими. Я не дружил с Владом, все же мне не хотелось, чтобы он повторил судьбу Ильи.

— Наш проект покидает… Влад!

Та хлипкая видимость самообладания, за которой прятался Влад, рассыпалась на глазах. Он вскочил и ринулся к дивану, на котором разместился Дима. Охрана не дремала и быстро его скрутила. Но рот не заткнула и в адрес Димы полетели самые изощренные угрозы и проклятия. Можно подумать, что тот был единственным, из-за кого Влад покидал шоу. Хотя охранникам ничего не стоило сразу убрать его из студии, они этого делать не спешили. Похоже, ему специально давали возможность выговориться. Увидев на заднем плане довольного Вову Гольцева, я понял, что именно на такую бурную реакцию он и рассчитывал.

Вскоре Влада утащили за кулисы и Славик предоставил микрофон в распоряжение зрителей из зала. Кто-то говорил о том, что проигрывать нужно достойно, кто-то критиковал оставшихся участников за несправедливый выбор, но я все это слушал в пол-уха. Точка наивысшего напряжения миновала, нервозность рассеивалась и я почувствовал страшную усталость. Хотелось, чтобы выпуск поскорее закончился. Славик выступил с завершающей речью:

— Мы не успели поблагодарить Влада за участие в нашем шоу. Как видите, дорогие телезрители, накал страстей превосходит самоконтроль и справиться с эмоциями становится все труднее. Сегодняшняя серия заканчивается и теперь все снова только в ваших руках. Я не устаю повторять то, что говорил уже неоднократно — голосуйте, голосуйте и еще раз голосуйте. Именно ваш выбор может стать решающим. Скажу по секрету — зачастую отрыв последнего места от предпоследнего составляет меньше десятка голосов. Не будьте равнодушными, подарите своему любимому конкурсанту второй шанс. До встречи через неделю!

Выпуск завершился и я подошел поздравить Стаса. Вскоре все стали расходиться. Гольцев провел меня до камеры и по пути я расспросил его о том, что будет с Владом.

— Ну, до утра он посидит в «одиночке», остынет немного, а там его вернут в привычную камеру.

— Не думаешь, что он на первой же прогулке ринется сводить счеты с обидчиками?

Вова кивнул:

— Думаю, что так и будет, но переживать не из-за чего. Местная охрана не с дерева упала. Влада досконально обыскали и не нашли ничего способного послужить оружием, а он все-таки не твой друг Стас и голыми руками вряд ли кого-то прибьет. Да и следят за ним с неусыпным вниманием — Андреевичу ни труп, ни еще один самоубийца точно не нужен.

И все же Влад не спешил примириться с поражением. После возвращения в родную камеру он несколько раз ссорился с соседями буквально на ровном месте. В итоге Андреевич водворил его в «одиночку» на постоянное пребывание, чего пока что были удостоены только мы со Сверчком. Впрочем, походы в столовую или на прогулку оставались для Влада прекрасной возможностью затеять ссору. Раза четыре он успел подраться с теми, кто голосовал против него. Видеокамеры Второго канала фиксировали каждый инцидент с его участием. Можно не сомневаться, что следующий выпуск будет предваряться роликом о бурном поведении вылетевшего.

Журналисты к тому же взяли интервью у каждого из оставшихся участников: просили дать оценку поведению Влада и расспрашивали, как бы они поступили, оказавшись на его месте. Подкатывали с расспросами и к самому Владу. Короче говоря, он удостоился пристального внимания, чем мог похвастаться далеко не каждый вылетевший, хотя теперь это его вряд ли особо радовало.

16. Рекламные контракты.

Участников осталось всего шестеро. Теперь к каждому из них было приковано еще более пристальное внимание, чем в начале шоу. Придя как-то утром в столовую, я застал там всю компанию в полном составе за рассмотрением каких-то документов. Я поздоровался, сел и поинтересовался, что это за бумаги.

— Порадуйся за наших друзей, — ответил Антон. — Вот они и стали настоящими звездами.

Сам Антон не слишком расстроился, когда узнал, что на шоу он не попал, а со временем, увидев, каким нервотрепкам подвергаются участники, даже обрадовался своей, как он поначалу полагал, неудаче. Теперь он с любопытством следил за развитием событий, находя в этом хоть какое-то развлечение. Антон старался соблюдать нейтралитет в высказываниях, желая сохранить хорошие отношения и с Серегой и со Стасом.

— Участие в шоу — это не только погибшие нервные клетки — сказал Стас. — Есть и положительные стороны, например, вот этот договор. Неужели к тебе еще ни одна фирма не обращалась с подобным предложением? Это рекламный контракт.

Оказалось, что из шести участников к четырем обратились разные компании с предложением рекламировать их продукцию. Почему еще двоих проигнорировали, оставалось загадкой. Серега убедил себя и пытался убедить нас в том, что эти фирмы хотят, чтобы их продукцию представляли самые популярные конкурсанты и очень радовался, что оказался в списке «популярных». Похоже, проявление интереса к его персоне воодушевляло его даже больше, чем возможность заработать по контракту приличную сумму денег.

— Если догадка моя верна, значит, голосует за меня людей побольше, чем за тех двоих, которым контрактов не предложили. Следовательно, на шоу я задержусь еще не на одну неделю. Слушай, Витя, поинтересуйся у Гольцева, может он знает, по каким критериям нам рекламные договора предлагали.

— Спрошу при встрече. А как он сам отнесся к этим контрактам?

Ответил Стас:

— Организаторы такую возможность давно предусмотрели. Когда я во время кастинга подписывал договор со Вторым каналом, то там был пункт, согласно которому, я могу заключать индивидуальные рекламные контракты. Разумеется, получив одобрение Гольцева и отстегнув процент Второму каналу за то, что они сделали меня знаменитым.

Позже, в тот же день, во время прогулки я вышел во двор раньше остальных. Первым ко мне присоединился Серега.

— Слушай, это очень хорошо, что мне предложили подзаработать на рекламе, а то я только что сидел в камере, подсчитывал свои финансы и должен тебе сказать, что они на удивление быстро улетучиваются.

— Что ты хотя бы рекламировать будешь?

— Пиво.

— Ты же всегда говорил, что ты к этому напитку равнодушен и предпочитаешь квас.

— Для того чтобы рекламировать пиво, вовсе не обязательно его любить. Это же работа, в конце концов, а на работе часто приходится делать то, за что платят, а не то, что хочется. Так я о деньгах разговор начал. Как ты думаешь, банк не согласится увеличить мне сумму кредита?

— Под залог квартиры, которую ты им отдашь, если не расплатишься? А зачем им это? Они ее и так заберут, судя по всему, зачем им тебе еще деньги давать? Хотя, попытка не пытка, спроси у своего кредитного агента.

— А если я что-нибудь еще в залог оставлю? У меня еще машина есть.

— Я смотрю, ты готов поставить на карту все, лишь бы отсюда вырваться. А оказавшись на воле, без крыши над головой и без гроша в кармане, будешь сокрушенно вспоминать о том, что в тюрьме у тебя было почти все для комфортной жизни. У тебя же куча денег была, куда она делась?

Серега тяжело вздохнул и сокрушенно покачал головой:

— Голосования, будь они неладны. Ты даже не представляешь, сколько я за себя голосов уже отдал. Понимаешь, как только подходит время очередного прямого эфира, я себе места не нахожу — в голове мысли лишь о том, что конкуренты в эту самую секунду безостановочно себе рейтинг набивают и у меня руки тоже начинают чесаться. А если попытаешься сэкономить и из-за этого вылетишь, то тогда что? Потом хоть голову об стену разбей, а ничего уже не изменить — ты вылетел и обратной дороги нет! Помнишь, как я попал в «критическую пару»? Я тогда чуть не поседел!

«Критическую пару» Славик объявлял в начале каждой серии. Это были имена двух участников, которые набрали за неделю меньше всего голосов. Таким образом, у зрителей еще был шанс за ближайшие два часа, до подведения окончательных итогов, попытаться изменить вердикт. Однако голосовать для этого нужно было воистину не считаясь с интересами своего кошелька. Славик не уставал агитировать и в течение каждого выпуска по несколько раз просил телезрителей не быть равнодушными, ведь от их голоса зависит свобода одного из участников шоу.

— Да, ты тогда сидел как на иголках, — вспомнил я ту передачу.

Если два человека попадали в «критическую пару», это еще не означало, что один из них непременно вылетит. В половине случаев, из гонки выбывал кто-нибудь другой. Надо полагать, именно за двоих «утопающих» зрители начинали голосовать с удвоенной энергией. Благодаря этому к концу выпуска их рейтинг повышался настолько, что на самом дне таблицы оказывался кто-то из тех, кто в начале выпуска чувствовал себя в безопасности.

Когда такая ситуация произошла в первый раз, то вылетевший просто не поверил своим ушам. Все участники тогда с сочувствием, но и с нескрываемым облегчением поглядывали на двоих, составлявших «критическую пару», а те затравленно озирались по сторонам, ломали пальцы и с огромным трудом старались держать эмоции под контролем. Когда же Славик объявил результаты подсчета голосов, то оказалось, что с шоу прощается совсем другой участник. Это был Николай, который еще пять минут назад сидел, сыпал шутками, наверняка строил планы на следующий эфир и не о чем плохом не думал. Услышав свое имя, он в замешательстве осмотрелся по сторонам и ничего не понимающим взглядом уставился на Славика. Последний же стал благодарить Колю за участие и рассказывать, как ему жаль с ним расставаться. Вылетевший никак не мог поверить, что это — не шутка и он в самом деле покидает шоу. Вот дальше и начался настоящий концерт — Коля орал, психовал, обвинял Второй канал и лично Славика в нарушении обязательств. Он требовал, чтобы выгнали кого-то из «критической пары», ведь ее не зря составляли, а еще лучше пусть выгоняют сразу обоих. Потом он понял, что криками справедливости не добиться и полез в драку, но охранники быстро его скрутили. От этой серии Гольцев был в неописуемом восторге.

От воспоминаний меня отвлек голос Сереги:

— Когда мое имя назвали в «критической паре», я чуть в обморок не упал. Ты же знаешь, во время эфира участники не могут отправлять СМС, поэтому я всегда с трудом дожидался перерывов и начинал голосовать за себя как угорелый. Да почти все так делали! Как видишь, мое поведение неизменно оказывалось оправданно — я до сих пор не вылетел. А кто знает, если бы я хоть раз понадеялся на случай и не стал бы за себя голосовать, то сейчас, чего доброго, лежал бы с перерезанными венами, как Илья.

Да, могло случиться и так. Поступок Ильи был самым радикальным, но и остальные сильно переживали свою неудачу. Некоторые теряли интерес к окружающему миру и целиком уходили в виртуальную реальность — безвылазно сидели за компьютерами, играя в игры или до полного отупения смотря сериалы. Правда, именно они и до шоу частенько так себя вели. Другие срывались, устраивали драки и раз за разом отправлялись в карцер. Поводом для ссоры могла стать совершенно безобидная фраза, если покинувший шоу человек расценивал ее как насмешку над своей неудачей. Но поскольку насмешки они видели везде, то и драки вспыхивали частенько.

Но едва ли не больше всего вылетевших удручала потеря собственной популярности — если раньше на них были обращены взгляды тысяч людей, то сейчас все мгновенно отвернулись. Журналисты Второго канала проходили мимо них, как мимо пустого места, а ведь раньше спешили взять интервью и внимательно выслушивали их суждения по самым разным вопросам. Зрители, которые переживали за своих любимцев, также забывали вылетевших и с энтузиазмом начинали болеть за кого-то другого.

Серега опять принялся толковать про деньги, но тут подошли Стас и Антон и он прервал свою речь, даже не пытаясь скрыть раздражение. Пришедших он приветствовал не слишком радушно, но они не удивились. Хорошее настроение теперь редко сопутствовало участникам шоу, а про вежливость нечего было и говорить. Присутствие Сереги, который сидел, нахохлившись, как сыч, и в разговор почти не вступал, лишь отпуская время от времени какие-нибудь язвительные замечания, сказывалось на общении не лучшим образом. Поэтому когда прогулка закончилась, Стас и Антон с нескрываемым облегчением двинулись обратно в камеру. Серега же не спешил и опять вернулся к прерванному разговору:

— Слушай, ты не знаешь, Стас за себя голосует? Во время перерывов он никогда не отправляет СМС, по крайней мере, я не видел этого, но не может же он совсем не голосовать.

— Не знаю, Серега. Он мне ничего по этому поводу не говорил.

Стас и в самом деле во время рекламных пауз никогда не пялился в телефон, предпочитая бродить по студии и общаться с операторами или Славиком. Он может и со мной бы поговорил, но Гольцев, очарованный возможностью преподносить участникам неприятные сюрпризы, строго настрого постановил, чтобы я с ними в перерывах не общался. Надо полагать, опасался, что я выболтаю, что же ждет их в течение этой серии.

— Витек, а у тебя с Гольцевым хорошие отношения? — продолжал Серега. — Узнай, о чем они со Стасом говорят. Может Стас ему уже лучшим другом стал, так нам и дергаться в таком случае нечего, победитель уже заранее известен. А я только зря деньги на СМС трачу.

— Серега, не городи ерунду. Гольцев, насколько я успел его узнать, это вообще не тот человек, который способен на дружеские чувства. Да и не он же принимает решение о победе. Ты голову себе поменьше забивай, а то ни о чем другом, кроме шоу уже и думать не можешь. Ты ведь уже прошел половину дистанции и не вылетел, так что не переживай.

— Блин, ты же понимаешь, что чем меньше людей, тем больше шансы вылететь.

— Ну ты же с самого начала знал, на что идешь.

— А за кого ты болеешь? — неожиданно с подозрением посмотрел на меня Серега.

Я уже несколько раз слышал этот вопрос. То Гольцев, то Славик Шевченко пытались вывести меня на чистую воду, но я раз за разом увиливал от прямого ответа. С Серегой такой номер не пройдет — если я ему прямо сейчас не скажу, что болею за него, то он тут же вообразит, что я желаю победы Стасу.

— Серега, пойми, в моих глазах это настоящий балаган, недостойный переживаний. Надеюсь, ты понимаешь, что у меня есть куда более серьезные причины для беспокойства, чем результат вашего шоу.

— Ничего ты не понимаешь, — взволнованно ответил он. — Тебя теперь наверняка оправдают, а мне нужно победить во что бы то ни стало.

Я некоторое время слушал его размышления о том, что угонять машины, на чем Серега и специализировался, это не так безнравственно, как обманывать доверчивых людей, на чем попался Дима Колесниченко. Он заметно нервничал, перескакивал с одной мысли на другую и путался в аргументах. Я не мог понять, зачем он меня пытается убедить в своем превосходстве над конкурентами, да он и сам не мог толком этого объяснить.

У того же Димы было перед Серегой одно неоспоримое преимущество — Дима умел говорить очень красиво, а это мне казалось как раз тем фактором, который мог привлечь зрителей. Что я мог порекомендовать своему другу? Не советовать же ему пойти на курсы риторики. В конце концов, он двинулся в свою камеру, объяснив, что скоро у него встреча с будущими работодателями. Я попрощался с ним с искренним облегчением.

Я продолжал потихоньку осваивать телевизионное пространство и поневоле мое сознание промывал настоящий водопад рекламы. Он оказался настолько пестрым, разнообразным и агрессивным, что мне не удавалось запомнить толком хотя бы один из предложенных товаров, так как из памяти его тут же вытеснял следующий. Теперь этот поток разбавили еще и ролики с нашими доморощенными звездами. Стасу и Сереге еще повезло — их реклама хоть и не была шедевром киноискусства, но и не отличалась особым идиотизмом.

А вот еще один участник, Кирилл, подписал договор с турфирмой, которая захотела, чтобы в их честь звучала рифмованная ода. Честное слово, лучше бы эта запись оставалась беззвучной. Вообще странно было смотреть как заключенный, давно и безвылазно сидящий в тюрьме, мгновенно переносится с морского побережья на горнолыжный курорт. Мне все больше начинало казаться, что организаторы шоу и рекламодатели просто издеваются над нами. Но видеоряд еще можно было терпеть, если не слышать текст, который эту одиссею сопровождал. Рекламные песни и стихи всегда составляли бесконечную вереницу абсурда. Ни один из слышанных мной образцов не мог считаться не то что произведением искусства, а даже просто сносным образцом рифмованного текста. Если бы подобные литературные недоразумения не вызывали у меня столь сильного раздражения, то я, пожалуй, составил бы подборкусамых смешных и нелепых. Вот уж был бы хит-парад безвкусицы.

Неделя близилась к завершению. Кроме вылетевшего Влада никто не буянил, хотя Олег, голосовавший против Стаса, обходил его десятой дорогой, стараясь не попадаться лишний раз на глаза. Не знаю, может быть у Димы или даже у Стаса нервы бы и сдали, если бы кто-то из них вылетел, но на этот раз все обошлось. Никто счеты сводить не спешил.

Перед эфиром Гольцев сиял, как солнце.

— Моя авантюра удалась! То, что мы временно передали бразды голосования самим участникам, дало свои результаты.

— Рейтинги еще выше подскочили?

— Это тоже, конечно. Но, как я и предвидел, телезрители, на целую неделю лишенные возможности поддержать своих любимцев, ломанулись голосовать просто как одержимые. Вот так, — он иронично посмотрел на меня. — Не все оракулы одинаково хороши. Твои мрачные предсказания, как правило, не сбываются.

— Ну и слава богу, — ответил я.

В этот раз из гонки выбыл Олег. На удивление, он хоть и заметно нервничал во время прямого эфира, но свое фиаско воспринял достаточно спокойно. Когда он произносил прощальную речь, мне показалось, что в глазах его читалось облегчение. Чуть позже Славик показал мне запись интервью с ним, уже после вылета. Олег благодарил организаторов, зрителей, ведущих и конкурентов, рассказывал о том, что это был бесценный опыт, который поможет ему в будущем. Выглядел он довольным и умиротворенным.

— Видишь, насколько по-разному восприняли один и тот же факт Олег и Илья. Как думаешь, из-за чего он такой счастливый? — спросил Славик.

— Наверное, он испытал колоссальное облегчение, когда узнал, что ему не придется больше бояться.

— Разве к страху нельзя привыкнуть? — Славик с любопытством взглянул на меня. — Твой приговор пока не отменен, но я не замечал, чтобы ты особенно из-за этого переживал.

— Мне по десять раз на день не талдычат о нависшей надо мной опасности, — фыркнул я. — Ты же конкурсантам каждые выходные мозги компостируешь с неиссякаемой энергией. Сейчас любой из участников, наверное, в душе слегка завидует Олегу. К тому же, условия у нас изначально разные — их шансы на удачу достаточно велики, в отличие от моих. А в такой ситуации легко убедить себя, что тебе обязательно должно повезти.

Выйдя на следующий день на прогулку, я обнаружил, что наши бигборды теперь обрели новую жизнь. Отныне они не довольствовались должностью подставок для плакатов и крутили полноценные рекламные видеоролики со звуком. В прогулочном дворике находился охранник Игорь, который всегда готов был поболтать.

— Вчера вечером их модернизировали, — сказал он, кивнув в сторону бигборда. — Пока только шесть штук эволюционировали, в самых посещаемых местах тюрьмы.

— А почему сразу не поставили такие экраны? — спросил я.

— Спонсоры поначалу не спешили отвалить денег, — ухмыльнулся Игорь. — Видать, шоу наше достигло каких-то запредельных высот популярности и их мнение изменилось.

В тюрьме все говорили «наше шоу», в том числе те, кто и близко не участвовал, даже в телевизоре ни разу не мелькнул, например, Сверчок. Экран безостановочно сопровождал нашу беседу звуковым фоном, спасибо, хоть громкость его не мешала разговаривать.

— Блин, да от этой рекламы никуда не спрятаться. Я так скоро на прогулки выходить перестану.

— Ха! Думаешь, ты самый умный? — фыркнул Игорь. — В таком случае тебе просто поставят подобный вещатель в камеру, только размером поменьше. Ты тут сидишь и не знаешь, что в мире творится. Я вот иду по городу — справа такой экран, через сто метров — слева еще один. Здесь они хотя бы крутят рекламу синхронно, а вот на воле тебе с одной стороны говорят о вкусе лучшего в мире кофе, а с другой орут в ухо о появлении новой, беспрецедентной зубной пасты. Вперемешку со звуками едущих машин, играющей из магазинов музыки и разговорами людей, получается такая какофония — словами не передать. Вот так и бредешь по улице от одного источника шума к другому.

— Ага, то есть, этих мониторов здесь налепили, чтобы заключенные адаптировались к условиям, которые ждут их после освобождения.

— Ну разумеется, — кивнул Игорь и усмехнулся. — Это все для того, чтобы уменьшить стресс от смены обстановки и все такое. Зато я сам не особо рад — работа оставалась единственным местом, где можно было насладиться тишиной. Ну а теперь, сам видишь…

Я двинулся дальше, но никто из моей компании пока не пришел, зато на нашей лавочке сидел Олег. Мы поздоровались и он спросил:

— Стас скоро подойдет?

— С минуты на минуту. Мы примерно в одно время здесь собираемся.

В этот раз мое предсказание сбылось и Стас вместе с Антоном вскоре прибыли. Олег отозвал Стаса поговорить, а мы остались. Общались они недолго, потом пожали друг другу руки и Олег ушел, а Стас вернулся к нам. Мы не спрашивали, о чем была речь, но камеры наблюдения это не оставили без внимания и в следующем выпуске показали отрывок их разговора. Оказалось, что Олег просил у Стаса прощения за то, что голосовал против него, когда участники сами выбирали лишнего.

Иногда Славик предлагал выбывшим участникам места в зрительном зале во время эфира. В этот раз в массовку пригласили Влада и он, соскучившись в «одиночке», с радостью принял предложение. С него взяли торжественное обещание не буянить в студии. Как правило, участники не говорили ничего плохого о конкурентах в прямом эфире. Но в этот раз присутствие Влада, неоднократно влезавшего с язвительными комментариями, вывело конкурсантов из себя. Бурные перепалки несколько раз перерастали в драки и охране приходилось наводить порядок.

В конце серии объявили результаты голосования. Для Влада это стало маленьким триумфом, так как шоу покинул Кирилл — один из тех, кто голосовал против него. Вот теперь и настало время Владу позлорадствовать. Впрочем, Кирилл, опустошенный вылетом, на язвительные замечания не отвечал. Он с того дня вообще впал в немую апатию, забросил спортзал, почти ни с кем не разговаривал и целыми днями сидел уставившись то на экран планшета, то просто в стену. Кирилл взял для участия в шоу огромный кредит, оставив в залог квартиру и загородный дом. После окончания отсидки возвращаться ему было некуда.

А зеки постепенно разбились на несколько лагерей, каждый из которых болел за кого-то из участников, которых оставалось всего четверо — Дима, Саня и мои друзья Серега и Стас. Конфликты между заключенными вспыхивали весьма нешуточные, дело часто доходило до драк. Удивляться здесь было нечему — в новостях я неоднократно читал о ссорах, возникающих на воле по тому же самому поводу. Славик тоже о таких распрях читал и ничего удивительного в этом также не видел.

— Ты, насколько мне известно, политикой не интересуешься, но как люди друг друга ненавидят из-за разных политических взглядов, наверняка знаешь. Мы когда-то делали выпуск ток-шоу, посвященный семьям, которые распались во время президентских выборов. Не видел?

Я покачал головой и попросил рассказать подробнее.

— Слушай. Завязка проста — муж желает победы одному кандидату, жена — другому. Склоки, скандалы, взаимные обвинения, рукоприкладство и в итоге семья разваливается. Таких по всей стране десятки, не говоря уж о том, сколько друзей из-за политики ссорится. А уж незнакомые люди друг другу морды бьют каждый божий день. Вот мы подобных экземпляров насобирали около двух дюжин и состряпали шоу. Причем далеко не все расстались из-за политики. Две семейные пары развелись после того, как в реалити-шоу супруги стали болеть за разных участников. В одном семье ситуация была вообще феерическая — муж при разводе подал на жену в суд, потребовав вернуть деньги, которые она потратила из семейного бюджета для голосования на неугодного ему участника.

— Неужели добился своего?

— Честно говоря, не помню. Но ведь не в этом главное. Спрашиваю у мужа: «Ваш кандидат в итоге выиграл или ее?». Отвечает: «Оба вылетели задолго до финала». Спрашиваю у жены: «Как вашего фаворита звали?», а в ответ слышу: «Не помню, но все равно, мой был лучше!». А муж ведь тоже не помнит за кого болел, хотя после окончания того шоу до нашего с ними разговора прошло менее полугода. Впрочем, тот факт, что они уже не могут вспомнить лица людей, из-за которых развалился их брак, меня совершенно не удивляет. По телевизору каждый день выпускают какое-нибудь новое шоу — попробуй всех участников запомнить!

— Куда удивительнее то, что они вообще эту ерунду так близко к сердцу приняли. Зато вам существование подобных людей только на руку.

— Ты прав, счастье одних состоит из несчастья других, — согласился Славик.

Теперь, когда количество участников сократилось, прямой эфир стал заметно короче. Все больше времени занимала реклама и фрагменты из жизни заключенных, подобранные за неделю. Славик и Вова, неистощимые на идеи, в течение семи дней устраивали между участниками соревнования на любой вкус. Тут были как спортивные состязания, так и тесты на сообразительность или эрудицию, а также дебаты на самые разные темы. Создавалось впечатление, что организаторы хотят выпустить из тюрьмы всесторонне развитого, идеального во всех отношениях человек. Или же угробить каждого, для кого нагрузки окажутся непомерными.

Спортивные мероприятия проводились не только в тренажерном зале — ради этого в прогулочном дворике построили настоящую полосу препятствий. Стас неоднократно повторял мне, что не зря отправился на шоу, ведь это и вправду оказалось куда веселее, чем просто сидеть в камере. Разумеется, в том, что касалось физического развития, он заметно опережал конкурентов и выигрывал такие конкурсы с большим отрывом. В дебатах же побеждал обычно Дима. Серега и Саня нервничали, не имея возможности выделиться на фоне конкурентов. Они подходили с претензиями к Славику, но он только отшучивался:

— Простите, ребята, но не могу же я устроить вам турнир по вашей профильной специализации. Я понимаю, что в угоне автомобилей тебе, Серега, равных не будет, так же как и Сане в кражах со взломом. Но наше шоу создавалось в расчете на то, что вы хотите исправиться, а не совершенствоваться в преступном искусстве. Развивайтесь! Доступ в спортзал, в библиотеку и в интернет для всех свободный. Хотите привлечь к себе внимание? Так вам и карты в руки.

Серега подходил за советом и ко мне:

— Витек, как бы выделиться на общем фоне?

— Серега, за одну неполную неделю ты никакое новое поле деятельности не освоишь, но кто тебе мешал начать заниматься этим раньше? К твоим услугам был тренажерный зал. Мы ведь со Стасом неоднократно звали тебя с собой. Ну а что касается интеллектуального развития — тебе были доступны все бесконечно разнообразные ресурсы интернета. Ты же из всего этого спектра использовал только социальные сети, онлайн-игры и сериалы.

— Так что, ты предлагаешь махнуть на все рукой?

— Зачем? Подумай и реши, чего бы ты хотел добиться в жизни, какие знания усвоить и действуй — интернет ведь по-прежнему под рукой.

— Ну так а толку? Ты же сам сказал, что за неделю многому не научиться.

— А у тебя что — в конце недели жизнь закончится? Или ты думаешь, что увлекаться чем-либо нужно только для привлечения зрительских симпатий? Даже если новое хобби тебе и не поможет выиграть в этом шоу, то оно, по крайней мере, скрасит существование в тюрьме, а затем и на воле. Может быть, в будущем оно станет для тебя смыслом жизни.

Серега свои выводы из этого разговора сделал и на следующий день отправился с нами в спортзал. Правда, там оказались и Дима с Саней. Возможно, они решили поддерживать себя в хорошей форме, а может никто не хотел спускать глаз с конкурентов.

17. Шоу продолжается.

Наша гонка начинала все более смахивать на политическую предвыборную кампанию. Это касалось не только прошедших дебатов, но и черного пиара, который стал просачиваться в средства массовой информации. Постепенно достоянием общественности становились разные нелицеприятные подробности из жизни конкурсантов. Причем всплывало на поверхность все — начиная от мельчайших деталей их преступлений и заканчивая кнопкой, подложенной на стул учительнице биологии в пятом классе. Вся подноготная участников появлялась в социальных сетях, лилась с экранов телевизоров, передавалась из уст в уста, обрастая выдумками и преувеличениями.

В этом потоке информации вскоре стало трудно отличить правду ото лжи. Я в свое время пережил подобное купание в грязи стараниями компании «Тристар» и знал, насколько это может быть неприятно. Участников же, которые и так ходили как по краю пропасти, это серьезно раздражало. Я подозревал, что к этой демонстрации скелетов из шкафов приложил руку Второй канал и как-то раз спросил об этом Гольцева.

— Ты же видишь, что Второй канал такую информацию не распространяет. Мы ни в новостях, ни на наших страницах в социальных сетях никогда не говорили, какие грешки водятся за каждым из участников, — ответил Вова.

— Но большая часть компромата собрана все же вами, а уж распространять его вовсе не обязательно через официальные источники. Кто, как не вы, осведомлены о прошлом участников. Я-то знаю, какой сложный был кастинг и как придирчиво вы отбирали людей.

— А тебе не приходила на ум мысль, что это сами конкурсанты стараются скомпрометировать конкурентов? — спросил Гольцев. — Борьба за народную любовь ведется всеми возможными средствами. Деньги у них есть, так чего же проще? Нанимаешь людей, которые соберут, а если не найдут, то просто выдумают компромат и наслаждаешься результатами их работы.

Даже, если Гольцев был и прав, то я не сомневался, что подобная практика стартовала с его легкой руки.

Стас похудел. Я бы не заметил этого, так как мы виделись каждый день и эти изменения происходили слишком медленно, но весы в спортзале не врали — он потерял несколько килограмм за последние три недели. Я пересмотрел первые выпуски нашего шоу и понял, что это коснулось всех участников — нервное напряжение давало о себе знать.

Наступил день очередного эфира. Беспокойство Стаса было малозаметным, его смог бы угадать только человек, который хорошо его знал. Серега же, похоже, не спал всю ночь. По крайней мере, в столовой утром он выглядел именно так. Сам себя он утешал мыслью о том, что Сане рекламный контракт не предложили, а значит, как раз Саня наименее популярный участник шоу и вылетит сегодня именно он.

Начиная с этой серии «критическую пару» больше не объявляли — людей осталось слишком мало. Вместо этого Славик выдумал новый аттракцион. В конце серии, когда время для голосования закончилось, он, узнав результаты, положил бланки с именами участников в конверты — три отправились в белые и один в черный. Затем предложил конкурсантам подходить по очереди, доставать бланки и читать то, что на них написано. Последний, черный конверт можно было и не вскрывать — после оглашения имен в белых конвертах становилось и так понятно, кто же вылетел на этот раз. В какой очередности будут подходить участники, решалось простым жребием. Первым выпало идти Стасу.

— Итак, дорогие телезрители, сейчас мы услышим имя первого счастливчика, который останется с нами минимум еще на одну неделю.

Если бы я стоял поближе к участникам, то я бы, наверное, смог бы услышать стук их сердец, а так я слышал в ушах отголоски только своего пульса. Стас, подходя к столу, инстинктивно обошел по дуге черный конверт, который лежал ближе всех и взял наугад один из трех остальных, лежащих чуть дальше. Он спокойно разорвал бумагу и развернул находящийся внутри бланк. Почти все зрители в зале, участники, да и я сам, неосознанно потянулись вперед. В тишине прозвучало первое имя:

— Стас.

Вот тут даже его хваленая выдержка дала трещину. Озвучив свое имя, Стас с облегчением выдохнул, буквально свалился в ближайшее кресло и стиснул спасительный бланк в руках. Он дышал так тяжело, как будто пробежал марафон и я заметил, что на лице у него были крупные капли пота. Зрители заволновались, разразились аплодисментами, послышался смех. Только Славик сохранял полное спокойствие. Конечно, ведь он-то знал, чье имя находится в черном конверте.

— Мы от всей души поздравляем нашего первого полуфиналиста, попавшего в тройку лучших. Можно смело сказать, что Стас вполне заслужил свой счастливый лотерейный билет. Эти билеты раздаете именно вы, дорогие телезрители, и сейчас мы узнаем, кого же еще вы хотите видеть в следующем раунде.

Теперь к столу отправился Саня. Славик заклеил каждый конверт, когда прятал в них бланки. Теперь я понял зачем. Второму участнику не удалось распотрошить его с такой же легкостью, как Стасу. Руки Сани заметно дрожали, а конверт был плотный и не хотел поддаваться. Саня разозлился, смял неуступчивую оболочку и, в конце концов, разорвал ее. Вытащил бланк, разгладил его и замер на пару секунд. Потом все же собрался с силами, развернул бумагу и мгновенно севшим голосом еле слышно произнес:

— Дима…

Не приходилось сомневаться, что мысленно он примерял на себя сценарий Стаса — надеялся озвучить собственное имя. Саня выронил бесполезный для него бланк, тяжело оперся на стол, потом, приходя в себя, провел рукой по лицу и, посмотрев на Стаса, даже нашел в себе силы улыбнуться. Улыбка получилась кривой и вымученной, но и такая далась нелегко. Сане не довелось умоститься рядом со Стасом — это была привилегия участников, прошедших в следующий тур, так что он поплелся обратно. Зато к Стасу Славик предложил перебираться Диме. Тот шел, просто сияя от счастья. Я бы не удивился, если бы у него в это мгновение выросли крылья и Дима взлетел бы вверх.

— Совсем скоро наступит решающий момент этой серии, — произнес я пересохшими губами. — Сейчас мы узнаем, кто же озвучит имя третьего конкурсанта, который продолжит борьбу за досрочное освобождение.

Жребий пал на Серегу. Однако Второй канал не хотел так быстро развеивать интригу.

— Сейчас пришло время нам всем немного отдохнуть, — включился в разговор Славик. — После небольшой рекламной паузы мы услышим имя последнего человека, прошедшего в следующий этап нашего шоу.

Ведущий успел поблагодарить спонсоров и вскоре прямая трансляция прервалась. Саня и Серега сидели и дрожали, как будто на электрических стульях. Их буквально разрывало на части от напряжения, страха, отчаянной надежды и нетерпения. Стас и Дима же пребывали в полной нирване. Возможно, они бы обменивались шутками или другими ничего не значащими фразами, но у них уже не оставалось сил. Слишком уж много мыслей и эмоций прошло через их головы за последние десять минут. Не говоря уже о том, сколько всего они пережили, начиная со старта кастинга.

Я не великий мастер читать по глазам, но мне казалось, что когда они смотрели на Саню и Серегу, в их взглядах не было ни сочувствия, ни сострадания. В них сквозило только облегчение от того, что они — Стас и Дима, сидят и смотрят на конкурентов с дивана для «уцелевших». Наверное, в такой момент их сознание не могло уместить более чем одно чувство. Они были выжаты как лимоны. Славик подошел к необъявленной «критической паре» и занял их разговором. Не думаю, что ему так уж сильно хотелось пообщаться, скорее он желал отвлечь их, чтобы они не вцепились друг в друга или еще в кого-нибудь. Серега и Саня завороженно смотрели на него, как кролики на удава, не слыша, о чем он им говорит и через раз отвечая невпопад. До меня долетел обрывок фразы ведущего:

— Тому, кто сегодня попрощается с нашим проектом, не стоит расстраиваться. Ведь ему и так удалось пройти очень далеко и это серьезное достижение.

Я в очередной раз подумал, что работники Второго канал в прямом смысле слова издеваются над конкурсантами. Думаю, что участники отдали бы полжизни за возможность прочитать мысли ведущего и узнать поскорее, кто же покидает шоу. Славик свое знание ничем не выдавал. Я тоже переживал за Серегу, хотя себе-то мог признаться, что о нем я беспокоился не так сильно как о Стасе, когда тот оказывался в критической ситуации. Для меня пауза пролетела мгновенно.

— Наступает решающий миг, — эту фразу должен был произносить я, но замешкался и Славик меня подменил. — Сергей, вам выпал жребий открыть последний белый конверт.

Сейчас, когда момент настал, Серега, казалось, потерял всю решительность и вовсе не спешил узнать результаты голосования. Он медленно поднялся и как в полусне, еле переставляя ноги, пошел к столу. Подойдя, он остановился и начал переводить взгляд с белого конверта на черный.

— Если желаете, вы можете вскрыть черный конверт — результаты голосования станут понятны в любом случае, какой бы выбор вы не сделали. Итак, мы ждем вашего решения.

Саня ерзал на диване и, похоже, готов был вскочить и своими руками вскрыть пакет, заключающий в себе их приговор. Но, думаю, если бы он в этот момент оказался на месте Сереги, то и он, точно так же не спешил бы взять любой из них в руки.

Серега решился. Медленно он взял белый конверт и разорвал его. Удивительное дело, но руки его совершенно не дрожали, хотя движения были скованные и пальцы как будто одеревенели. Он развернул бланк и, не говоря ни слова, уставился на имя. Славик не сводил с него глаз и в эту секунду я понял, кто сегодня покидает шоу. Охранники столь же внимательно следили именно за Серегой, готовые в любой момент сорваться с места и пресечь любую агрессию. Славик, зная имя вылетающего, конечно, успел указать им, за кем нужно следить.

В этот раз не пришлось никого ловить и заламывать руки — Серега просто потерял сознание. В студии предусмотрительно дежурил врач, который тут же оказался возле упавшего. Сообразив, что это всего лишь обморок, он велел охране унести Серегу из зала.

— Сергей не может озвучить имя последнего полуфиналиста. Александр, как вы думаете, он потерял сознание от радости или от разочарования? Вам придется еще раз подойти к этому судьбоносному столу. Мы по-прежнему не знаем, кто же сегодня прощается с шоу.

Саню моментально покинул весь тот кипучий водоворот нетерпения, который буквально выталкивал его вперед, когда перед конвертами стоял Серега. Он так же медленно встал и пошел к лежащему на полу бланку. Поднял его и замер, не решаясь прочитать имя. Сейчас на него смотрели чуть ли не все камеры, по крайней мере, на мониторе в задней части студии его лицо мелькало с самых разных ракурсов. Саня собрал волю в кулак и посмотрел в бланк.

— Александр! — заорал он. К нему снова вернулась вся его энергия. Он смеялся, несвязно благодарил организаторов, зрителей, ведущих. То бежал обниматься с Димой и Стасом, то спешил пожать руку Славику. Все это в сопровождении аплодисментов и поздравлений со стороны зрителей создавало хаотическую симфонию бурного триумфа. Когда разбушевавшиеся эмоции немного улеглись, Славик решил подвести черту под сегодняшней серией:

— Наконец-то мы узнали имена всех троих участников, продолжающих бороться за главный приз. Мы поздравляем их и желаем удачи в будущем.

Потом он привычно стал благодарить спонсоров и напоминать зрителям, что только от них зависит, кто же победит в шоу. В самом конце добавил:

— Мы пока не готовы сообщить вам, все ли в порядке с Сергеем. На данный момент могу лишь сказать, что его удалось привести в чувство. Ждите нашего следующего эфира через неделю. До свиданья.

Все постепенно стали расходиться. Я подошел поздравить Стаса и мы вдвоем отправились узнать, все ли с Серегой в порядке. Нас к нему не пустили — над ним колдовали врачи в отдельной палате. Медики не обошли вниманием и нас самих — все трое оставшихся участников и я с ними заодно прошли общую проверку.

— Мало ли. А вдруг у вас после сегодняшнего сердце начнет шалить, — объяснили они.

— Или нервы, — мрачно буркнул Стас.

— И это тоже может быть, — весело кивнул головой один из врачей.

Как и обычно, в первые пару дней после выпуска оставшиеся участники были благодушно и весьма дружелюбно настроены, даже друг на друга смотрели без неприязни. Я заметил, что Дима и Стас стали общаться как будто чаще, чем раньше. А вот Саня держался особняком и с конкурентами разве что приветствиями обменивался.

Я, следуя указаниям Гольцева, продолжал смотреть телевизор. Я включал его иногда даже с каким-то затаенным любопытством, в надежде, что уж в этот раз я пойму, зачем же люди его смотрят. Клацая по разным каналам и почти никогда не находя ничего достойного внимания, я решил, что мне просто не везет. Тогда я стал спрашивать самых разных людей — какие у них любимые передачи по телевизору? Этому опросу подвергались заключенные и охранники, журналисты и операторы Второго канала. Я даже созвонился с некоторыми знакомыми с воли, чтобы задать тот же вопрос.

Как я и предполагал, в ответ я часто слышал: «Второй шанс», конечно!», даже среди тех, кто сам в нем участвовал или своими глазами наблюдал через окуляр видеокамеры. Кроме нашего шоу звучали и другие названия: реалити-шоу, ток-шоу, сериалы и викторины. Я их запоминал и находил по телевизору или в интернете, но большая часть из них меня совершенно не впечатлила. Хотя были среди всего этого сонма и по настоящему познавательные, захватывающие и оригинальные программы, но в процентном соотношении они занимали совершенно мизерную долю эфирного времени. В итоге надолго моего терпения не хватало и я выключал телевизор. Я читал, ходил на тренировки или просто сидел, предаваясь размышлениям о том, как буду жить, если мой приговор пересмотрят.

Мой защитник оставался единственным человеком, общение с которым не записывалось на видео, что автоматически увеличивало ценность такого собеседника в несколько раз. Наступило время нашей встречи, адвокат зашел и поинтересовался моим самочувствием. И вот тут меня прорвало:

— Говорят, в христианских церквях иногда изображают сцены Страшного Суда или Ада. Если художник талантлив, то на картинах оживают разные чудовища, черти и демоны, короче все те ужасные твари, которых милосердный господь мог бы уничтожить, но предпочитает оставить для устрашения непокорных смертных. Теперь, когда я вынужден смотреть телевизор, мне кажется, что я брожу среди таких вот оживших иллюстраций. Телевидение — это как окно в другой мир. Этот мир населен демонами абсурда, глупости и тщеславия. Вы смотрите телевизор?

Меренков покачал головой и я решил его просветить:

— Какие-то бородатые трансвеститы, педофилы, дизайнеры с кастрюлями на голове. Маньяки, выкладывающие фото зарезанных ими жертв в социальные сети, экстрасенсы, которые ловят этих маньяков ментальными сачками прямо в прямом эфире. Зомби! Зомби, выбирающий зубную пасту. Вы же видели эту рекламу? И все это к вящей радости толпы. Это просто парад уродов. Стоит клацнуть пультом и они начинают гордо маршировать перед твоими глазами. Каждый из них кичится своим уродством, щеголяет ущербностью. И все хором кричат: «Смотри! Удивляйся! Восхищайся! Возжелай! Возжелай стать таким как мы». А, ну еще, конечно: «Покупай! Покупай! Покупай!». И каждый старается сунуть свое рыло в мое окно.

— Да ладно тебе, Виктор. Ты же не в том возрасте, чтобы бояться таких монстров.

— Я и не боюсь. Просто меня раздражает неспособность хотя-бы одно такое рыло разбить. Глядишь, другие подумали бы, прежде чем еще раз ко мне соваться.

— Они же не лезут лично к тебе.

— Вот это как раз хуже всего. Они же не выбирают жертв. Они просто прут напролом в каждое открытое окно, в любую дверь, не пропускают ни одну семью. И всем стараются навязать такое же мировоззрение.

— Ты ведь не прямо сегодня впервые включил телевизор после такого длительного перерыва, но почему-то именно сейчас тебя прорвало.

— Наверное, должна была накопиться какая-то критическая масса, после которой мое терпение лопнуло, — ответил я, потом включил телевизор и начал наугад переключать каналы. — Смотрите. Видите ведущую? Бедная — ее же били по лицу раскаленной сковородкой, ну … судя по размеру губ. Дальше. А вот. Обратите внимание на макияж, как его наносили? Открыть вам секрет? Это очень просто — хватаешь девушку за волосы и макаешь лицом в палитру раз десять. Я и сам так скоро научусь, стоит посмотреть еще пару шоу. Идем дальше. И здесь то же самое. На каждом канале свое поле чудес, своя маленькая кунсткамера.

— Ты так удивляешься, как будто не знал, что показывают по телевизору.

— Я забыл. Я его не смотрел уже много лет. В определенный момент стало понятно, что количество шлака заметно превышает объем полезной информации и я забросил пульт. За все эти годы монстры, оккупировавшие телепространство, никуда не исчезли, их стало наоборот больше. Они не выродились, не уступили место новому, молодому и сильному поколению. Законы естественного отбора то ли не действуют на экране, то ли, черт возьми, с точки зрения эволюции сегодняшние короли эфира вовсе не так слабы.

— Но ведь когда эти монстры стали потихоньку захватывать территорию, ты же не стал с ними бороться. Ты просто уступил поле боя. Чего же ты ждал? Что они тоже его оставят? Или думал, что они вымрут, лишившись твоего внимания?

Я ошеломленно посмотрел на адвоката:

— Бороться с ними? Но как? Мне что, нужно было писать письма с требованиями запретить показывать всех этих уродов? Или взорвать телерадиостанцию, чтобы она перестала такое транслировать? Но все станции не взорвешь, их слишком много.

Меренков еще раз покачал головой:

— Ты слишком бескомпромиссный человек, Виктор. Ты что, не можешь представить другого способа борьбы, кроме открытых боевых действий? По-твоему, можно или уничтожить или закрыть глаза. Почему ты не пошел работать на телевидение, не попытался привить какие-нибудь другие стандарты? Раз уж эти тебя не устраивают! Почему не стал пропагандировать здоровый образ жизни, равнодушие к брендам, живое общение, отказ от рекламы?

Я сидел, не находя ответа на эти вопросы. Действительно, почему я ничего не делал долгие годы? А Меренков продолжал:

— Ты же не захотел стать иконой другого мировоззрения. Ты просто понял: имеющаяся система ценностей — плохая, значит, нужно ее игнорировать. Ты, как страус, спрятал голову в землю. Думал, проблема сама разрешится? Так что тебе теперь остается? Тебе и всем остальным? Только принять имеющиеся стереотипы, навязанные теми, кто все-таки согласился стать законодателями моды.

— Хорошо, а вы, Ярослав Витальевич? Почему вы не стали бороться с системой? Вас ведь тоже, как я вижу, не устраивает такое положение вещей.

Адвокат задумался на минуту. Затем ответил:

— Ну, во-первых, меня это не так сильно раздражает, как тебя. У меня и страницы в социальных сетях есть и телевизор я, хоть и изредка, но смотрю без принуждения. А во-вторых, мой талант заключается не в бунтарстве, не в том, чтобы разрушать шаблоны, нести новые идеи, отстаивать их словом и делом. В конце концов, ты пригласил меня именно потому, что я хорошо ориентируюсь в существующей системе, могу многого достичь, не выходя за ее рамки. Я влился в поток и чувствую себя в нем естественно.

— Если подвести итог, то вы — органичная часть существующего социума.

— Да, как и ты. Ты же столько лет жил в этом обществе и все было нормально, а потом у тебя вдруг открылись глаза. Ты увидел все те язвы, которые его разъедают, хотя раньше предпочитал не обращать на них внимание. Ну и как, болезненным было прозрение?

— Ошеломительным, — признался я.

— Какие-то аспекты этой системы мы принимаем, какие-то отвергаем, как ты отвергал телевизор, пока была возможность, — продолжил развивать свою мысль Меренков. — Ты же знаешь — народ получает ту власть, которую заслуживает. То же самое можно сказать и про культуру. Она к нам не с неба упала, все мы понемногу ее урезаем или дополняем. Так почему ты сам не стал иконой нового мировоззрения?

— Не знаю, может быть, не чувствовал в себе творческого потенциала, может, слишком часто ленился. Я просто нашел для себя подходящий пласт культуры: музыку, фильмы, литературу. Я оставил поп-культуру тем, кому она нравилась и даже не задумывался о том, чтобы что-то менять, пока меня не окунули в эту современную моду с головой.

— Гольцев когда-то задавал тебе вопрос, в чем ты постараешься изменить свою жизнь, если добьёшься отмены приговора. Я не помню, что ты тогда ответил. С тех пор прошло много времени. Ты, наверное, теперь по другому оцениваешь цели и приоритеты современного общества, к тому же, получил в подарок от Второго канала еще большую популярность. Так что, если выберешься отсюда, у тебя появится свой собственный второй шанс что-то изменить.

Ничего нового по поводу пересмотра приговора Меренков мне не сообщил. Процесс был крайне сложным. Приходилось радоваться хотя бы тому, что вынесенный мне вердикт пока не спешат исполнять. Но визита адвоката я всегда ждал с большим нетерпением — приятно поговорить с человеком, чье настроение не имеет еженедельной цикличности и не портится с приближением выходных. Даже Стаса поразила эта эпидемия. Он к концу недели становился молчаливым, иногда уходил в себя, обдумывая известные ему одному мысли. В чем-то Стасу было проще бороться со стрессом — боксерская груша давала ему возможность махать кулаками в свое удовольствие, выплескивая все негативные эмоции. В день накануне очередного выпуска он провел в спортзале максимум времени, которое позволял тюремный распорядок, и выходил оттуда буквально пошатываясь от усталости.

— Интересно, что нас ждет в завтрашнем выпуске? — задумчиво сказал Стас, когда мы выходили из тренажерного зала.

— Ох, Стас, не знаю. Поразительно — мы так привыкли к этому шоу, что я даже поверить не могу в то, что через неделю оно закончится.

Стас признался:

— Время еще никогда не тянулось для меня так медленно.

Раньше я не понимал, из-за чего так переживают участники всевозможных шоу, которые попадались мне на глаза в те редкие моменты, когда я оказывался возле телевизора. Их надежды и амбиции казались мне надуманными и абсолютно несерьезными. Теперь, рядом со Стасом, перед которым подобно миражу в пустыне стояла такая манящая мечта, я оценил всю значимость подобных гонок. Сейчас я находил оправдание зачастую дикому поведению конкурсантов в таких проектах — сложно постоянно держать чувства в узде, особенно если тебя постоянно стараются вывести из себя. Я искренне желал победы Стасу и решил приложить все силы, чтобы помочь ему вырваться отсюда.

Для Сереги багаж разочарования оказался непомерно тяжел. Лучше бы ему было не пройти в свое время кастинг. Сегодня мне сообщили, что его скоро увезут из тюрьмы, поскольку местная медсанчасть — это все-таки не психбольница. Воистину, он мечтал не о таком прощании с «зоной». Теперь ему предстояло длительное лечение пошатнувшейся психики и, кто знает, не пробудет ли Серега там дольше, чем ему оставалось сидеть в тюрьме.

Накануне очередного выпуска ко мне зашел Славик, распираемый восторгом и пышущий неиссякаемой энергией. Он с порога спросил:

— Ты слышал, что Второй канал не так давно объявлял конкурс на лучшую идею для нового реалити-шоу?

— Как-то пропустил мимо ушей. А ты мыслями уже в новом шоу?

— Мы, шоумены, никогда не останавливаемся и постоянно находимся в творческом поиске, — ответил Славик. — Зрители ждут все новых развлечений! И мы не в праве их разочаровывать. Может быть, новое шоу побьет рекорды «Второго шанса»!

— Ну и какая идея в итоге выиграла?

— Эта информация секретная, но я слегка приоткрою завесу тайны — это будет шоу про людей с сильными внешними недостатками.

— А победителю оплатят пластическую операцию…

— Ну, я не буду вдаваться в подробности, — загадочно улыбнулся Славик. — Запасись терпением и сам все узнаешь.

Если Славик думал, что теперь, став звездой шоу, я полюблю телевидение и стану нетерпеливо ждать выхода нового детища Второго канала, то он был весьма далек от истины. Я не хотел даже представлять себе, через какие унижения и нервотрепки придется пройти участникам этого, еще не оформившегося, проекта.

— На примере «Второго шанса» я отлично вижу, что радости от съемок ни один из участников не получает.

— Да ладно тебе. Не твой ли друг Стас много раз говорил, что рад попаданию на шоу? Ты же сам видел, сколько желающих было обрести свободу, а что уж говорить про внешность. У некоторых людей ничтожный шрам может вызвать настоящую депрессию, ну а те экземпляры, которых мы допустим к съемкам в новом шоу, готовы будут и убить за возможность стать красивее.

— Надеюсь, к тому времени, когда вы этот проект пустите на экраны, я уже буду освобожден от необходимости смотреть телевизор.

— Вечно ты ворчишь! Да, испытания будут непростыми, но в результате хотя бы один человек сможет смотреть в зеркало без содрогания. Мало? Но ведь без нашего шоу не было бы и этого одного человека.

— Правду говорят, история развивается циклически. Вы, прямо как в Средние Века, хотите ввести опять моду на инвалидов. А каким будет следующий после него проект? Организуете настоящие гладиаторские бои? С обязательным голосованием, в котором зрители с помощью СМС смогут решать добить или же пощадить побежденного?

Славик пожал плечами:

— Так далеко я не заглядывал. Давай сначала «Второй шанс» до логического финала доведем, а дальше видно будет. Ладно, до вечера.

Приготовления к выпуску — визиты Гольцева, изучение сценария, работа визажистов — стали для меня естественной частью выходных. Я подозревал, что мне будет их не хватать, когда шоу закончится. Наш прямой эфир становился короче. Все больше времени занимала нарезка фрагментов, повествующая о том, что происходило в тюрьме за неделю.

Славик принес мне эти записи. Часть из них была посвящена Сереге. Журналистов без проблем впустили туда, куда дорога оказалась закрыта для его друзей. Второй канал не упустил случая показать телезрителям, как трепетно он относится к бывшим участникам. Сюжет, посвященный Сереге, начинался с речи Славика, где он обещал, что для лечения пострадавшего конкурсанта Второй канал пригласит одного из лучших экспертов в области психиатрии. Чуть позже на экране появился и сам специалист — весьма презентабельный мужчина, который дал небольшое интервью, рассказав о симптомах и последствиях психических травм. Славик не обманул — это оказался действительно известный медик, я запомнил его фамилию и проверил в интернете.

Сам Серега на видео заметно похудел, осунулся и разговаривал с ведущим невнятно и без особого желания. Когда же Славик спросил его, кому Серега желает победы, мой друг сорвался. Он покидал шоу на носилках и молча, зато теперь с лихвой выплеснул на Славика, конкурентов и остальной мир весь багаж разочарования, криков, ругательств и слез. В итоге, им занялись санитары, а шоумен вынужден был ретироваться. Я смотрел на эту запись и думал, что Славик мог бы и проконсультироваться у психиатра, раз уж тот оказался под боком, какие вопросы Сереге задавать можно, а каких тем лучше вообще избежать.

18. Последние этапы.

Наше шоу действительно набрало большую популярность. Если в первых сериях лица зрителей в зале были почти поголовно мне не знакомы, то чем ближе к финалу, тем более знаменитые люди удостаивали нас своим вниманием. Теперь здесь вальяжно сидели по-настоящему широко известные актеры, артисты, звезды интернета, спортсмены и даже политики. Время от времени они обменивались шутливыми замечаниями и автографами. Не упускали возможности и сфотографировать все, что попадется под руку, в том числе участников. Спасибо и на том, что хоть не делали этого во время прямого эфира. Короче, люди развлекались, как могли. Они представляли собой разительный контраст с участниками — как будто находились на противоположных полюсах эмоционального состояния.

Прямой эфир стартовал. Прозвучали привычные приветствия от ведущих, после чего по одному в студию стали приглашать конкурсантов. Каждого из них подвергали тщательному перекрестному допросу — Славик давал возможность высказаться зрителям из зала и дозвонившимся телезрителям. Потом он завел полемику уже между самими участниками. Когда страсти разгорались, он умело тушил их то остроумной репликой, а то и вовремя подвернувшимися рекламными паузами.

Ближе к концу серии я узнал, что у нас появился еще один спонсор — знаменитый медицинский центр, готовый обеспечить утешительные призы для тех, кто займет второе и третье место. Он согласился помочь в своей области — обеспечить участникам полное бесплатное обследование и лечение всех болезней, которые у них обнаружат на момент освобождения из тюрьмы. Так что мы еще минут пять смотрели рекламный ролик, красочно описывающий весь спектр услуг современной медицины. Наверняка этот центр желал вылета Стаса — мой друг отличался отменным здоровьем и на его лечение не пришлось бы сильно тратиться.

Славик завел привычную речь, в которой благодарил спонсоров, зрителей и вылетевших конкурсантов. Стало понятно, что момент истины совсем близок. Далее он перечислил, какие трудности становились на пути участников и как они с честью их преодолевали.

— Сегодня мы прощаемся с замечательным человеком… — разглагольствовал Славик.

Я не в первый раз подумал о том, что такой речи место на похоронах. Закончить ему не дали. У Димы пошла кровь из носа. Кровотечение оказалось достаточно сильным и пришлось ведущему прерваться. Диму увели в дальний конец зала и пару минут оказывали помощь. Мне казалось, что это еще слишком маленькая цена за такое нервное напряжение. Хотя это был лишь внешний симптом и, кто знает, не являлся ли он свидетельством по настоящему больших проблем со здоровьем.

Дима вернулся на привычное место. Я заметил мелькнувшую тень досады на его лице — хотя следы кровотечения полностью смыли, но сам инцидент слегка портил его безукоризненный до этого момента лоск. Приговор участники выслушивали стоя — каждый за отдельной маленькой трибуной. На экранах телезрителей они появлялись то по очереди, то все скопом. Я помнил, как они выглядели в первых сериях. Контраст был разительным. Несмотря на то, что они старались сохранять спокойствие и не давали воли эмоциям, лица их несли печать крайней усталости. Кровотечение помогло им сократить пытку ожидания. Из-за ограниченного эфирного времени Славику пришлось теперь поторопиться.

— Наше шоу покидает… Александр.

На удивление, в этот раз зал не отозвался аплодисментами, все сидели так же тихо, как и минуту назад и ждали, как же поведет себя выбывающий. А реакция всех троих была совершенно одинаковой — они бессильно облокотились на свои трибуны и почти синхронно опустили головы. Славик предлагал каждому высказаться, но ни у кого запала уже не хватило. Ведущему пришлось чуть ли не подсказывать Сане прощальные слова.

— Итак, вы благодарны болельщикам, которые в течение сезона поддерживали вас?

В ответ безучастный кивок.

— Вы хотите пожелать удачи Диме и Стасу?

Еще один кивок. Прозвучало еще несколько вопросов, в ответ на которые Саня только автоматически кивал головой. Поняв, что толку не добиться, Славик переключил внимание операторов на себя, попрощался с телезрителями и в который раз попросилих голосовать.

— Через неделю мы подведем черту под самым эпатажным и значительным проектом в нашей стране, а самое главное — узнаем имя человека, который получит второй шанс! И только от вас, дорогие телезрители, зависит, что же это будет за имя. До встречи!

Стаса, Диму и Саню охранники повели каждого в свою камеру буквально под руки. Я и сам чувствовал себя так, как будто на мне пахали. Не оставалось сил даже радоваться тому, что мой друг прошел в финал.

На следующее утро я с трудом поднялся. Стартовавшая неделя для финалистов должна была стать сплошным истязанием. Посмотрим, как они себя поведут. Придя в столовую, я обнаружил, что пустовавшее с некоторых пор место Сереги на этот раз занято ни кем иным, как самим Димой. Он сидел вместе со Стасом и Антоном и завтракал. Я к ним присоединился. Во время еды тему съемок и соперничества не поднимали ни разу. Говорили о планах на будущее, рассказывали байки из прошлой жизни, обменивались новостями. Позже, в спортивном зале, Дима опять крутился возле Стаса. Лишь после обеда, на прогулке, мы остались втроем и я смог расспросить Стаса, с чего же вдруг Дима воспылал к нему такой симпатией.

— Я не знаю, — пожал плечами Стас. — Ты же слышал пословицу: «Держи друзей близко, а врагов еще ближе»? Вот он и пытается претворить ее в жизнь. Наверное, старается меня прощупать и понять, где у меня слабые места.

— А тебя это, я смотрю, не раздражает? — полюбопытствовал Антон.

— Да мне-то что, пускай старается. Я с ним особо не откровенничаю. Психология и искусство вести беседу — это его козыри, а не мои. Я тут с ним соперничать не собираюсь.

Диме обаяния было действительно не занимать. Он умел приковать к себе внимание и слушать его рассказы было в самом деле интересно. Теперь, ощутив на себе его шарм, я начал понимать, как же ему удавалось обмануть так много людей. Я бы и сам поддался его обаянию, если бы не видел потерпевших от его афер и не слышал их рассказов.

А тем временем на свободе, куда так скоро должен был отправиться один из участников, началась настоящая агитационная война. Каждого кандидата поддерживала своя армия болельщиков и отголоски этой войны доносились и до нас. Противостояние рассыпалось на сотни маленьких фронтов. Рабочие места, общественный транспорт, магазины, государственные учреждения, клубы, бары, спортплощадки и конечно интернет превратились в арены. Там велись яростные споры о преимуществах и недостатках финалистов интеллектуально-развлекательного шоу «Второй шанс». Дебаты шли с полным неуважением к мнению оппонента и часто заканчивались ссорами и драками. Я видел подобное массовое помешательство неоднократно — любые политические выборы регулярно давали возможность переругаться тем, у кого не хватало ума разрешить собеседнику иметь собственное мнение.

Наша тюрьма не стала исключением — постепенно заключенные разделились на два примерно одинаковых по численности лагеря. До мордобоев дело редко доходило, но только потому, что Андреевич, от греха подальше, усилил охрану. Надзиратели ругались сквозь зубы и мечтали, чтобы эти семь дней пролетели как можно быстрее. Короче, выходных в нашем заведении все ждали с лихорадочным нетерпением.

Только Сверчок чувствовал себя, как рыба в воде. Наш компьютерный гений всегда немного снисходительно смотрел на окружающих, находящихся, по его мнению, в плену у самых удивительных иллюзий и бессмысленных интересов. Свою неуемную тягу к компьютеру и в частности онлайн-играм, Сверчок к таким пагубным пристрастиям почему-то не причислял. Он всем зекам недвусмысленно указал, что останется объективен и будет сохранять нейтралитет, после чего открыл в локальной сети новый ресурс «Новости с воли». Там можно было найти записи всевозможных ток-шоу, посвященных нашему финалу, данные соцопросов, проводимых Вторым каналом и еще много другой ерунды, будоражащей умы и разжигающей еще более ожесточенные споры среди посетителей «локалки».

Не остались в стороне и рекламодатели. В фирмах, которые в свое время предложили контракты Диме и Стасу, сейчас наверняка царил праздник. Нужно будет спросить у финалистов, не было ли в их договорах пункта о премии в случае выхода участника в финал. В любом случае, эти рекламные ролики стали появляться в эфире заметно чаще, чем раньше.

В довершение ко всему этому, Второй канал запустил свою агитацию. Каждые полчаса по телевизору стали мелькать специальные видеоклипы, посвященные участникам, для каждого отдельный. Сделаны они были действительно потрясающе. Буквально в две минуты времени составители умудрились втиснуть безумный по эмоциональной подаче материал. Там рассказывалось о судьбе конкурсанта, о преступлении, отправившем его в тюрьму, о его надеждах и планах на будущее. Главный же акцент делался на том, что только зрители могут дать ему шанс начать все сначала. Все это сопровождалось нарезкой самых ярких и запоминающихся моментов из прямых эфиров и закулисной съемки.

Короче, Второй канал сделал все для того, чтобы любой человек, посмотревший это видео, не имел другого выбора, кроме как рвануться голосовать прямо в ту же секунду. А ведь конкуренты были действительно достойны друг друга. Мне казалось, что человек, близко знающий обоих, скорее проникся бы симпатией к Стасу. Но ведь телеканалу ничего не стоит исказить картину для зрителей. Я с беспокойством думал, что артистичный и красноречивый Дима смотрится выигрышнее моего сдержанного и не такого яркого друга.

Вечером во вторник ко мне зашел Вова Гольцев.

— Витя, ты ведь надеешься на победу Стаса? А тебе не приходила в голову, что отправив своего друга на свободу, ты сам останешься у разбитого корыта? Серегу ты уже потерял, а скоро имеешь шанс и со Стасом попрощаться. Не скучно будет с Антоном вдвоем?

— Вова, ты к чему этот разговор затеял? Ты думаешь, у меня будет больше поводов для радости, если Стас проиграет?

— В первую секунду — нет. Ты, на волне безумной эйфории, будешь искренне радоваться триумфу друга, но пройдет неделя или две, он отправится на волю, а ты со временем заскучаешь. Подумай об этом. Возможно, есть смысл немного помочь Диме? Об этом никто не узнает.

— Вова, ты, кажется, уже должен был понять, что я в твои игры играть не собираюсь.

— Неужели? Но ведь ты стал ведущим «Второго Шанса», хотя поначалу отказывался.

Черт возьми! Приходилось признать, что в чем-то Гольцев оказался прав. Я всегда презирал современное развлекательное телевидение, а в итоге все же попал к нему в рабство. И вот теперь как послушная марионетка пляшу под дудку Второго канала: агитирую людей смотреть телевизор, всячески заманиваю в ту трясину, из которой любому человеку нужно бежать со всех ног. Сильно ли я отличаюсь от обычного наркоторговца? Да, это такая индустрия, что в одиночку не устоять. Прав был Меренков — нужно было раньше думать и бороться с самого начала, объединяя вокруг себя единомышленников.

— Вова, я не буду поддерживать Диму. И уж нужно быть совсем тупым, чтобы поверить твоим словам о том, что об этом разговоре никто не узнает!

Вова с невинным видом улыбнулся:

— Я просто спросил. Хотел, чтобы ты определился с тем, кому желаешь победы.

— Расскажи лучше, насколько велик энтузиазм зрителей.

— Бьет все рекорды, — расплылся в улыбке Гольцев. — Мы одной только символики продали на какую-то сказочную сумму. Брелоки, значки, календари, ручки, футболки с логотипами «Второго шанса» и его участников. Отмечу, что атрибутика с изображениями Стаса и Димы расходится одинаково хорошо. Наши финалисты идут ноздря в ноздрю.

В среду утром я не застал Стаса и Диму в столовой. Антон ввел меня в курс дела:

— Их решили оставить на время тет-а-тет. Еще вчера вечером Стаса и Диму поселили в отдельную камеру. Сегодня после обеда обещали вернуть на родину.

Мы оба были настолько сыты шумихой вокруг шоу, что решили в кое-то веки все свободное время посвятить излюбленной раньше теме — спорту. О нем мы говорили и за завтраком и во время обеда и на прогулке. Я даже сам не ожидал, насколько целительным окажется это переключение внимания. После таких разговоров я чувствовал себя настолько посвежевшим, как будто меня в последние пару месяцев вовсе не травили рекламой, не трепали нервы и давали возможность жить так, как я сам захочу. Жаль, что нашим конкурсантам о такой передышке можно было пока только мечтать.

В четверг утром Стас и Антон уже сидели в столовой и поджидали меня. Дима на этот раз завтракал отдельно. Я поздоровался, сел и сказал Стасу:

— Ну что, рассказывай!

— Если ты думаешь, что там происходило что-то феерическое, то ты ошибаешься, — ответил Стас. — Заперли нас вдвоем, время от времени приходили, доставали вопросами, старались спровоцировать конфликт. Честно говоря, день просто потрачен впустую.

— Я думаю, что на небольшой видеоролик они материала наскребут, — вставил Антон.

— Режиссеры Второго канала большие мастера создать сенсацию из ничего, мы с вами в этом чуть ли не каждый день убеждаемся, — улыбнулся Стас. — Интересно будет увидеть, как они преподнесут зрителям наше соперничество.

— А ведь через несколько дней шоу закончится и жизнь в тюрьме вернется в привычное русло, — сказал Антон. — В это трудно поверить. Я уже привык к этому водовороту событий, не хотелось бы опять возвращаться в бесконечную вереницу одинаковых дней.

— Думаю, что у вылетевших мнение другое. Я не раз слышал их высказывания типа: «Поскорее бы этот балаган кончился, как меня все достало!», — добавил Стас.

— Это потому, что их мечтам не суждено было сбыться, — отметил я. — Ну и какое наследие останется нашей тюрьме от этого шоу?

— Куча народа в долговой яме, один самоубийца, один помешавшийся и целый лес рекламных плакатов по всей территории. Ну и огромный капитал, заработанный Вторым каналом, — резюмировал Стас. — Слишком большая цена за свободу одного человека.

— Даже если этим человеком будешь ты?

Стас не нашел что ответить и неопределенно развел руками.

— Кстати, можешь поздравить нашего друга с новосельем, — сказал Антон. — Организаторы потихоньку отучают конкурсантов от привычной обстановки, наверное, чтобы они в случае победы с легкостью покинули родные камеры без слез и причитаний.

— Я уж свою покину в любом случае с облегчением, — хмыкнул Стас и пояснил, увидев мой непонимающий взгляд. — Нас с Димой поменяли местами — теперь он живет в моей камере, а я в его.

— Это еще зачем?

— Как заявил мне Славик: «Ты должен почувствовать себя на месте соперника». Накануне выпуска обещали вернуть каждого из нас на привычное место.

— Ну и как тебя встретили?

— Да я и так почти всех новых соседей давно знаю. Кого-то по тренажерному залу, а кого-то по онлайн-играм. Не думаю, что за эти пару дней что-нибудь особенное произойдет.

В столовой сегодня, как это часто бывало и в другие дни, дежурил Игорь. Друзья мои отправились по своим камерам, а я задержался поговорить с ним.

— Ну что, Игорь, за кого болеть будешь?

Охранник махнул рукой:

— Витя, хоть бы ты мозг не сверлил! Мне сейчас и так покоя нет ни днем, ни ночью. Впервые жалею, что засветился на телеэкране. Почти все знакомые осаждают меня просьбами взять автограф у тебя, у Славика Шевченко, у Стаса и Димы. Причем практически каждый начинает мне рассказывать, за кого из них он голосует и почему именно его кандидат самый хороший. У меня уже голова квадратная.

— Вот как раз ты-то мне и нужен! Давай, на личном опыте скажи, в чью пользу склоняются весы народной любви?

Игорь закатил глаза:

— Ну вот, и ты туда же. От меня чуть ли не требуют, что бы я точно сказал, кто же победит, как будто это от меня зависит. Чтобы утолить твое любопытство, скажу, что я точный подсчет всех фанатов не веду. Однако у обоих участников армии поклонников довольно большие.

— А дома у тебя как разделились голоса?

— Жена в трауре, она надеялась, что выиграет Серега. После его вылета стало дома чуть поспокойнее, а то дочка чуть ли не молится на Диму. Пару раз, придя с работы, я такие скандалы заставал. Словами не передать! Ну а сын желает удачи Стасу, правда вслух он об этом не говорит — не хочет ссориться с сестрой.

— Вот так вот! Мнения разделились. В такой ситуации тебе лучше сохранять нейтралитет, по крайней мере, внешне.

— Твоя правда. Сын, вообще-то, равнодушен к самому шоу, зато играет на тотализаторе, зараза. Я ему столько раз говорил, чтобы он бросил это гиблое дело, но он все делает по-своему. Вот сын и поставил все свои сбережения на Стаса, а сейчас спит и видит, что Стас победит, а он сам внезапно разбогатеет.

Я в интернете много раз видел рекламу букмекерских контор, принимающих ставки на результаты нашего шоу и чем меньше оставалось участников, тем внимательнее следил за котировками. Поначалу они довольно часто менялись, но ближе к финалу фавориты стали вырисовываться. Тут букмекеры не ошиблись — прогноз их оказался верен, пару лучших составили Стас и Дима. Сейчас ставки принимали на обоих практически одинаковые, так что и тотализатор не мог дать надежное предсказание о победителе.

И вот решающий день наступил. С самого утра все вокруг ходили взвинченные, с лихорадочно блестящими глазами и, не скрывая нетерпение, ждали вечера. Причины для такого ажиотажа были весьма серьезными. Сверчок поведал, что многие заключенные, подобно сыну Игоря, сделали ставки на победителя. Особенно много игроков оказалось среди тех, кто в свое время вляпался в кредит. Таким образом они надеялись поправить свое финансовое благополучие. В целом, тюрьма напоминала огромный муравейник. В течение дня ко мне в камеру раз пять заходили то Славик, то Вова — приносили сценарий, пичкали инструкциями, брали интервью. Во всей этой суете время пролетело незаметно.

В студии мы со Славиком оказались немного позже обычного. Гольцев уже был там, вдохновенно руководя операторами и осветителями, а зрители гудели, как потревоженный улей. Их оказалось больше, чем в предыдущих сериях — добавили еще две галереи с креслами. По центру зала установили длинный стол и четыре кресла, а по разным сторонам от него стояло две небольшие трибуны для финалистов. Организаторы специально решили их противопоставить друг другу, подчеркивая, что зрители должны выбрать, на какую же из сторон им становиться.

Стол предназначался для членов жюри. Зачем нам понадобилось такое нововведение, я ума не мог приложить — от этих людей результат никак не зависел. Их роль сводилась, по сути, к высказыванию своих «экспертных» оценок по разным вопросам, которые мы сегодня собирались поднимать. В жюри пригласили людей действительно знаменитых — известного певца, популярного шоумена да пару светских львиц. Последние две часто оказывались в подобной роли в других проектах. Причем судить они брались шоу на самые разные тематики, зачастую вообще не разбираясь в предмете. Я к этому времени, стараниями Гольцева, имел за спиной большой хронометраж по просмотру телевидения и ничего хорошего от появления жюри не ждал.

Вот наконец-то все заняли свои места и только финалисты еще отсутствовали — их выход был запланирован немного позже. Начался прямой эфир.

— Добрый вечер, дорогие телезрители, мы приветствуем вас на финале интеллектуально-развлекательного шоу «Второй шанс»! Сегодня мы с вами узнаем, кто же получит долгожданную свободу из ваших рук.

После слов Славика вступил я — представил членов жюри, поблагодарил спонсоров, после чего слово опять взял мой напарник и пригласил по очереди обоих финалистов. Их приветствовали с таким восторгом, как будто они были героями нации. Стас и Дима заняли свои места и Славик перешел к сюрпризам, на которые Второй канал никогда не скупился:

— Оба наши участника стали настоящими любимчиками публики и заслуженно вышли в финал. За каждого из них переживали сотни тысяч людей и данные голосования на этот момент уже подсчитаны. Теперь я объявляю новый марафон в прямом эфире. Все голоса, полученные в течение сегодняшней серии, будут тут же отображаться на экране.

На большом мониторе в зале действительно засветилось два имени, напротив которых пока красовались нули.

— Таким образом, вы, дорогие телезрители, сможете наглядно понять, как разделяются симпатии. Потом эти голоса приплюсуют к полученным в течение всей недели и мы объявим окончательный результат. Голосуйте, голосуйте и еще раз голосуйте! Не дайте проиграть вашему фавориту. Открою секрет — Станислав и Дмитрий идут почти вровень, разбег между ними смехотворно мал. Голоса, полученные до конца сегодняшней серии, вполне могут решить исход всего противостояния. Итак, я объявляю марафон открытым!

Нули напротив имен финалистов тут же сменились быстро растущими цифрами. Для большей наглядности имена различались еще и цветами — Стасу достался красный цвет, а Диме зеленый. Ко всему прочему, эти две строчки на экране еще и менялись местами в зависимости от того, у кого было больше голосов. Я знал, что у зрителей этот быстро скачущий рейтинг будет перед глазами в течение всей серии, в нижней части экранов их телевизоров.

Славик тем временем развернул полемику между финалистами на извечную тематику преступления и наказания, затем подключил к этому обсуждению жюри и зрителей, а сам явно наслаждался результатом. Дав им всем подрать горло в свое удовольствие, он снова немного разрядил обстановку, предложив вспомнить, какой путь наши конкурсанты прошли до финала. Замельтешили отрывки самых разных этапов шоу, начиная от кастинга и заканчивая съемками двухдневной давности. Дима и Стас между собой ни разу не ссорились, поэтому составители для придания этой ретроспективе пущей энергичности добавили запись драки Стаса с карманником, из-за которой мой друг оказался в карцере.

После этого Славик опять решил поговорить:

— Стас, вы старались пробиться в финал любыми доступными средствами. Интриговали, спорили, дрались, даже подружились с моим напарником, знаменитым Виктором Иванчуком. На что еще вы готовы пойти ради того, чтобы выиграть?

Славик перевернул факты с ног на голову так естественно, что я даже сквозь возмущение невольно восхитился им. Стас не дал втянуть себя в перепалку и не стал опровергать такую явную ложь. Он непринужденно улыбнулся и ответил:

— По-моему, все, что можно было сделать, я уже сделал. Теперь все зависит только от телезрителей. Я думаю, они могут рассудить, много ли правды в словах ведущего и сделать свой выбор. Я на него уже никак повлиять не могу.

Славик задал подобный вопрос и Диме. Тот ответил:

— Я готов и дальше создавать для зрителей шоу. Именно в этом я вижу свою миссию. Я старался всегда вести себя ярко и креативно не только ради зрительских симпатий, но и для того, чтобы им было интересно наблюдать за нашим проектом.

Славик дал выступить и членам жюри. Трое из них пустились в какие-то пространные рассуждения, весьма далекие от темы шоу и ведущему пришлось употребить весь свой такт, чтобы вернуть их мысли с небес на землю. После того, как все четверо высказались, стало понятно, что и здесь симпатии разделились поровну — двое явно симпатизировали Стасу, остальные же выразили поддержку Диме. Я готов был дать руку на отсечение, что их и подобрали специально так, чтобы и здесь сохранить паритет.

Все присутствующие в студии нет-нет, да и косились в сторону монитора, на котором борьба за зрительские симпатии шла с переменным успехом. Бывало так, что имена менялись местами чуть ли не каждые пять секунд. Надолго на вершине ни одному не удавалось задержаться.

Сами участники не могли голосовать во время эфира и вели себя немного по-разному. Скорее всего, их трибуны специально поставили так, чтобы этот экран оказался у них за спиной и Дима часто оборачивался, чтобы увидеть результаты. Он старался придать лицу бесстрастное выражение, но получалось плохо — сил для самообладания почти не осталось. Стас же головой особо не крутил, вместо этого он смотрел на Диму, у которого на лице можно было прочитать то беспокойство, то облегчение.

Славик же перешел к следующему этапу серии.

— Сейчас я приглашаю в студию всех бывших участников шоу «Второй шанс» и мы сможем услышать, кому же из наших финалистов они отдают предпочтение.

Вот и для бывших героев выпал случай вернуться, хотя бы ненадолго, на экраны телевизоров. Снова ощутить на себе заинтересованные взгляды зрителей и почувствовать, что их мнение тоже чего-то стоит. Насчет всех участников Славик, конечно, загнул — Серега и Илья никак не смогли бы здесь появиться, а все остальные восьмеро под бурные аплодисменты публики вышли в зал.

Эфирное время не резиновое, поэтому пробыли в кадре они не так и долго. Вот результаты их голосования меня обеспокоили — пятеро отдали предпочтение Диме и только трое — Стасу. Дима сразу приободрился, расправил плечи и на лице его заиграла улыбка, хотя это была ничтожная капля в море человеческих голосов. Вот как мало иногда нужно человеку, чтобы если и не стать счастливым, то хотя бы почувствовать уверенность в себе. Я поблагодарил бывших участников и они удалились, а у нас подошло время рекламной паузы.

Пока телезрителей травили очередной порцией рекламы, мы все смогли немного отдохнуть. Не было слышно смешков или каких-то комментариев со стороны сидящих в аудитории гостей. Время шуток прошло. Атмосфера оставалась такой напряженной, что мне казалось, будто любой человек будет биться током, стоит лишь к нему прикоснуться. Я прошелся по студии и посмотрел, чем же сейчас занято внимание телезрителей. У одного из операторов монитор транслировал Второй канал, только без звука. Экран светился рекламой кофе, но в нижней его части боролись за первенство два имени. На данный момент верхняя строчка горела зеленым шрифтом — Дима опережал Стаса на какие-то полсотни голосов.

Пауза закончилась, мы заняли привычные места и тут же засветился наш большой монитор. Дима увидел свое, пусть и шаткое, лидерство и расцвел еще больше. Стас позволил и себе обернуться, чтобы увидеть результаты, но в отчаяние не впадал и спокойно смотрел на Славика. Ведущий же устроив небольшой опрос среди зрителей в зале, стал постепенно подводить серию к завершению.

— Через пять минут закроются каналы для голосования и мы сможем подвести черту под данными сегодняшней гонки. После чего мы суммируем эти результаты с собранными за неделю и огласим имя победителя шоу «Второй шанс». Не упустите случай склонить чаши весов на сторону своего кандидата. Голосуйте! У вас осталось совсем мало времени.

Пять минут пролетели очень быстро и Славик объявил завершение голосования. Цифры напротив имен продолжали расти, видимо, информация все еще обрабатывалась.

— Я могу смело сказать, что эти два часа стали самыми продуктивными в плане зрительской активности. Никогда наши конкурсанты не получали такой мощной поддержки.

На несколько секунд ведущий замолчал, а затем большой монитор в зале совсем погас. Зрители удивленно стали крутить головами и перешептываться, но никаких неполадок не было. Славик собирался озвучивать данные со своего маленького планшета.

— Итак, я буду объявлять данные по участникам в алфавитном порядке. За Диму в течение серии проголосовало пятьсот двадцать шесть тысяч двести сорок человек.

Левая часть большого монитора высветила это число, правая же пока оставалась темной. Зал сопроводил реплику ведущего овацией.

— Это очень большая цифра. Дима, вы можете собой гордиться. Имея такую народную поддержку, вы могли бы и в президенты баллотироваться.

Дима немного истерично засмеялся, давая выход нервному напряжению, после чего стал благодарить своих болельщиков. Стас стоял совершенно спокойно, хотя даже я сам с трудом сдерживался, чтобы не поторопить Славика с оглашением второго результата.

— Стас получил пятьсот двадцать пять тысяч восемьсот девяносто голосов.

На экране появился и этот результат, после чего данные соединились в одну таблицу и зеленый цвет занял верхнюю строчку. Зрители в зале без устали аплодировали и я не мог понять, кому эти хлопки адресованы. Наверное, организаторам за такое удивительное шоу.

— Как видим, разница почти неощутимая, всего триста пятьдесят голосов. Теперь эти цифры будут суммированы с теми, что участники набрали за неделю, а там, как я и говорил, тоже разбег совсем небольшой. Совсем скоро мы узнаем, кто же станет победителем интеллектуально-развлекательного шоу «Второй шанс»! А пока у нас в студии специальный гость. Встречайте — Игорь Малатеста!

Да уж, Второй канал решил сделать все на широкую ногу. Входящий сейчас в студию парень считался самым популярным певцом в нашей стране, объектом для поклонения многомиллионной армии телезрителей. Необычная фамилия была вовсе не псевдонимом, а наследством от отца-итальянца, что добавляло молодому человеку еще больше шарма. Высокий, стройный, темноволосый парень, смуглый, конечно же, зато сияющий ослепительной улыбкой. На его фоне все мы как-то померкли. Зато зрительный зал просто бесновался. Несколько человек охранникам пришлось ловить, успокаивать и водворять на места. Но, что бы он ни сказал, на результат голосования это уже повлиять не могло. Славик задал ему несколько вопросов, Игорь ответил, потом похвалил наш проект, сказав, что с огромным интересом смотрел каждый выпуск и такого блестящего шоу он еще не видел.

— Игорь, теперь наша гонка завершена и никто не сможет обвинить нас в том, что мы вас используем для агитации в пользу одного из соперников. Скажите, а за кого вы болели?

Голос у певца был воистину чарующим. Я равнодушно относился к той довольно простой музыке, которую он исполнял, но не мог не признать удивительную красоту его тембра. Он ответил:

— В это трудно поверить, но я голосовал за обоих финалистов. Это, конечно, не давало ни одному из них преимущества в гонке, просто было данью их упорству, силе воли и обаянию.

Славик поблагодарил собеседника и повернулся лицом к камере, а я мгновенно взмок — время передачи подходило к концу, сейчас мы должны были услышать вердикт.

— Я передаю слово нашим участникам. О чем бы им хотелось сказать до того, как они узнают, кто же из них победил.

Первым решил высказаться Стас.

— Я благодарен всем людям, которые поддерживали меня в течение этой непростой дистанции. Всем, кто за меня голосовал, а также всем тем, кто был рядом или же хотел быть.

Слова, может, были не самые красочные, но даже наиболее опытные шоумены вряд ли смогли бы сказать лучше, оказавшись в такой стрессовой ситуации. По крайней мере, голос у Стаса не дрожал. Пришел черед Димы:

— Я хочу сказать спасибо… своим болельщикам, братьям по заключению и разумеется работникам Второго канала... за то, что поверили в меня и дали возможность попасть на это шоу.

Диме пришлось пару раз перевести дыхание, пока он произносил эту короткую речь.

— Я готов обнародовать результаты голосования зрителей. Итак, с отрывом всего в полтысячи голосов победил…

Славик сделал паузу. Я бы удивился, если бы он так не поступил. Ведущий обвел взглядом всю студию. Дима заломил пальцы и прикусил губу, Стас тоже не сумел сохранить полную неподвижность. Он скрестил руки на груди, выжидательно глядя на Славика. Лицо моего друга сохраняло спокойствие, только скулы резче обозначились да рукава футболки плотно обтянули взбугрившиеся мышцы.

— Победил Стас!

Тут уж я наплевал на все правила поведения в эфире, подбежал к нему, пожал руку, а затем обнял. Стас никак своей радости не демонстрировал, но я бы не поверил, что он пытается сохранить маску равнодушия. Скорее всего мой друг еще до конца не осознал слова ведущего. Следом за мной подтянулся Игорь Малатеста, потом подошли поздравить победителя члены жюри. Стас ожил, стал улыбаться, кивать головой, благодарить всех за добрые слова.

Дима, как только прозвучало имя его конкурента, как подкошенный рухнул на ближайший диванчик. Этого я тогда не видел, посмотрел вечером в записи. Когда я уступил победителя другим поздравляющим и обернулся посмотреть на его соперника, тот сидел, откинувшись на спинку и закрыв глаза. Надеюсь, мне больше не доведется увидеть человека в такой крайней степени опустошенности. Дима был настоящим олицетворением крушения надежд. Несколько операторов в эти мгновения снимали только его. Он полулежал и не сразу смог подняться, когда его окликнул Славик. И все же он нашел в себе силы. Дима улыбнулся, виновато развел руками и произнес:

— Прошу простить меня за секундную слабость. Это великолепное шоу и я признателен Второму каналу за то, что участвовал в нем. Хочу еще раз сказать спасибо своим болельщикам, ведь именно благодаря их поддержке я пробыл здесь так долго. Спешу поздравить своего соперника — вот уж кому не стыдно было проиграть.

Слушая эту речь, я восхищался Димой. Он на удивление быстро совладал с разочарованием. По крайней мере, внешне. Потом он подошел к Стасу и пожал ему руку, а зал, по своей неизменной традиции, наградил их обоих аплодисментами.

— Дима, скажите, а каковы ваши планы на будущее?

— Это шоу открыло мне глаза. Я никогда еще не получал такого удовольствия ни от какой другой деятельности, а ведь мне довелось поменять множество профессий, — Дима замолчал, улыбнулся и добавил. — И далеко не все они были связаны с нарушением закона.

Зрители засмеялись. Диме быстро удалось справиться с потрясением и он опять спешил завоевать любовь публики.

— Я бы хотел продолжить работать в сфере шоу-бизнеса, для чего первоначальную известность я уже получил, причем совершенно бесплатно.

Прав оказался Гольцев — от деятельности Второго канала была и польза. Если Дима действительно бросит свои аферы и превратится в шоумена, то хотя бы на одного преступника в стране станет меньше.

Подошла и моя очередь поздравить победителя, ободрить финалиста, поблагодарить спонсоров и зрителей. В конце Славик пообещал, что мы прощаемся не навсегда — после заполнения всех документов, когда Стас уже получит долгожданную свободу, Второй канал выпустит специальную серию, посвященную съемкам шоу.

— Так что следите внимательно за нашими анонсами. В прощальной серии мы расскажем обо всех закулисных интригах и всей той отчаянной борьбе, которая сопровождала участников на протяжении всего этого удивительного шоу. Также вас ждет небольшой сюрприз. Смотрите Второй канал! До свиданья!

Прямая трансляция закончилась и торжественность момента стала улетучиваться, струясь, как песок сквозь пальцы. Техники засуетились вокруг оборудования, зрители заметались в беспорядочном движении — кто-то спешил взять автограф у Малатесты, Славика, Стаса, Димы или меня. Многие стремились поздравить победителя. Другие стали переговариваться между собой, обсуждая результаты голосования. Некоторые уткнулись в свои телефоны или планшеты, а кое-кто спешил покинуть студию, торопясь по своим делам.

Когда церемония общения с публикой подошла к концу, пришло время вспомнить о том, что все мы находимся в тюрьме. Мне и Диме нужно было возвращаться в свои камеры, а для Стаса приготовили специальные апартаменты. Андреевич сразу решил отправить победителя в «одиночку». От греха подальше, так сказать. Мы вышли из студии все вместе, в сопровождении Славика и Вовы. Гольцев положил руку мне на плечо и сказал:

— Ну вот ты и стал частью истории.

— Я ею и до этого был. Не ради моей ли славы ты пригласил меня в это шоу? Если это можно назвать приглашением, конечно.

Стас хлопнул меня по плечу и сказал:

— Теперь некоторое время не увидимся. Не скучайте там без меня.

— Нам в любом случае нужно учиться жить без тебя. Ты там тоже не тоскуй, в одиночестве-то.

Стас рассмеялся:

— Ради того, что меня ждет впереди, можно немного и потерпеть.

На этом мы все и расстались.

19. Итоги шоу.

На следующий день мы начали постепенно прощаться с проектом «Второй шанс». За завтраком мы сидели вместе с Антоном и вяло обсуждали вчерашнюю серию. Я был рад за Стаса, но эта радость не добавляла мне энергии. Я чувствовал себя слишком усталым. Всем, хоть как-то связанным с шоу, требовался длительный отдых. Потом пройдет немного времени и мы, наверное, заскучаем в своем болоте за той суматошной жизнью, которую вели последние несколько месяцев. Из раздумья меня вывел вопрос Антона:

— Слушай, Витек, а сколько все это тянулось? Я вот никак не могу вспомнить, когда объявили о кастинге?

— Давай считать. Три месяца длилось шоу, до него был кастинг, а первые слухи поползли давным-давно. Страшно подумать, как быстро время летит — моя первая встреча с Гольцевым состоялась почти полгода назад.

— Да уж, нам бы еще парочку таких шоу, а там мне уже и на волю пора отправляться.

Я рассмеялся:

— Что, Антон, затягивает тебя телевидение, прямо как зыбучие пески?

— Что ни говори, а эти несколько месяцев пролетели почти незаметно. Теперь, когда Стаса с нами не будет, пришла моя очередь ходить с тобой в спортзал.

— Вот это ты отлично придумал. Приведешь себя в хорошую форму, да и время скоротать будет чем. Выйдешь на волю, жена тебя не узнает.

В тот же день ко мне пришел адвокат. Все его старания пока не приносили результата. В его объяснениях я довольно быстро запутался. Картина вырисовывалась слишком сложная для того, чтобы дилетант мог ее увидеть и оценить целиком. Я успокоил себя мыслью о том, что сам Меренков знает, как поступить лучше и приложит все силы для достижения нужного результата.

— Съемки закончились и скоро вам опять разрешат выходить в социальные сети, а у моего пресс-секретаря добавится работы. Я еще зайду к тебе на днях, расскажу о новостях, надеюсь, они у меня скоро будут.

Адвокат ушел, а я поймал себя на мысли, что в водовороте шоу очень мало думал о собственном, неотмененном вердикте. Во время съемок я неоднократно наблюдал, как Второй канал с видимой легкостью управляет поступками многих людей. Это наполняло меня уверенностью в том, что так же играючи они и для меня добьются пересмотра приговора. Но теперь «Второй шанс» получил логическое завершение и я, видимо, стал им не нужен. Обычно Славик или Вова Гольцев приходили на следующий день после эфира или хотя бы звонили. На этот раз от них не было ни слуху, ни духу и это было непривычно.

Так прошло еще пару дней. Заключенные нетерпеливо ждали, пока их опять впустят в увлекательнейший мир социальных сетей и сетовали на то, что условиями контрактов они многое из процесса съемок не имели права разглашать.

— Ты только подумай, сколько подписчиков я бы собрал, если бы разрешили писать обо всем, что происходило во время шоу! — сказал мне один из них.

— Да вас тут, свидетелей этих съемок, не один десяток. В тюрьме и кроме тебя хватило бы летописцев, — ответил я.

— Нас несколько десятков, а читателей в социальных сетях миллионы. Чувствуешь разницу? У каждого из нас была бы своя маленькая… — он задумался. — Нет! Отнюдь не маленькая армия подписчиков, которые с нетерпением ждали бы каждого нового поста.

Мечтам этим не суждено было сбыться. Сверчок хвастался, что у него такая прорва секретной информации, что никому другому и не снилась. Правда, он всю свою коллекцию обещал передать Гольцеву и срыванием покровов заниматься не собирался. Уж и не знаю, на каких условиях они договорились. Труднее всех приходилось Диме Колесниченко. Он твердо решил, что хочет работать на телевидении и ему не терпелось снова получить доступ к широким народным массам.

— Понимаешь, Виктор, сейчас я на гребне волны, за меня в течение шоу переживали сотни тысяч человек. Меня обсуждают, моим поведением восхищаются… Или же возмущаются. В любом случае, ко мне неравнодушны. Нужно ковать железо, пока горячо. Если бы я выиграл, то сразу после освобождения побежал бы в офис Второго канала и попросился к ним на работу. Но я проиграл! — он сокрушенно развел руками. — Вспомнят ли обо мне, когда я отсюда выйду? За это время по небосклону телеэфира пронесется не одна комета сногсшибательных шоу и в каждой будут свои яркие герои.

— Ты боишься, что популярность твоя померкнет?

Дима достаточно критично и трезво оценивал ту конвейерную ленту, по которой мы все прокатились. Когда-то Стас рассказывал сходную историю про свою сестру. Исходя из ее опыта, такая порция славы, какую получил Дима, доставалась многим, но лишь единицы умели ею воспользоваться.

— Разумеется, она померкнет, — кивнул Дима. — Вот поэтому я с нетерпением жду, когда нам откроют социальные сети и блоги. Уж там-то я сумею подогреть интерес к себе.

Он знал, что я надеялся на победу Стаса, но совершенно не злился на меня или же виду не подавал. Теперь он частенько оказывался рядом: то на прогулке, то в столовой, а то и в тренажерном зале. Похожим образом он конвоировал в последние недели шоу Стаса. Не думаю, что Диме было больше не с кем поговорить. Скорее всего, он крутился поблизости, поскольку я по-прежнему оставался самым известным человеком в нашей тюрьме. Может быть, надеялся расположить меня к себе и впоследствии обрести мою поддержку, если мне, в конце концов, оставят жизнь.

Вот с последним дело обстояло непонятно. Приговор не пересматривали, меня не таскали по заседаниям судов или комиссий, но и дату казни не назначали. Меренков теперь зачастил и приходил почти каждый день, но никаким прогрессом похвастаться не мог. Я оказался в подвешенном состоянии — Стас ждал освобождения, заключенные упивались мыслями о возвращении в социальные сети, а я не знал, на что мне и надеяться.

Рекламные площади, оставленные нам на память о съемках шоу, не пустовали. Многие фирмы спешили завладеть нашим вниманием. Так что бигборды по-прежнему были расцвечены предложениями разнообразных товаров и услуг. Эти яркие пятна выгодно выделялись на фоне покрашенных в серые цвета зданий и поневоле приковывали к себе взгляды. Что уж говорить про огромные экраны, которые также продолжали крутить рекламу. Некоторых заключенных это раздражало, но большинство наоборот радовалось тому, что у нас почти все как на воле.

В завершении шоу были как положительные, так и отрицательные моменты. С одной стороны, я лишился общества Стаса, но с другой — оказался освобожден от необходимости смотреть телевизор. Это стало для меня большим облегчением. Я даже написал письмо Андреевичу с просьбой убрать его у меня из комнаты. Впрочем, отголоски того, что творится на телеэкранах, до меня все равно доходили. Антон говорил, что Второй канал активно эксплуатирует популярность своего детища. Каждый рекламный блок предваряется заставкой, где фигурируют герои проекта и даже логотип телеканала изменили и стилизовали под шрифт, который красовался на эмблеме «Второго шанса».

Дня через четыре после завершения проекта ко мне нагрянула в гости целая делегация — Вова Гольцев, Славик Шевченко, операторы и гримеры. В камере опять стало шумно и многолюдно. Гольцев поведал мне, что через месяц будет проходить ежегодный международный конкурс телевизионного искусства, сопровождающийся вручением премий, в том числе и за лучшее реалити-шоу.

— Вот на победу в этой номинации мы и надеемся.

— Говори за себя, — уточнил Славик. — Лично меня больше волнует награда в категории «Лучший ведущий».

— Если бы мы не выбрали тебя на эту должность в нашем шоу, то о победе ты мог бы лишь мечтать, — парировал Вова. — Ты, Виктор, тоже можешь претендовать на победу в номинации «Лучший телевизионный дебют».

— Вы сюда такой оравой вломились явно не только для того, чтобы мне это рассказать. Опять хотите какие-то съемки провести?

— Да, — кивнул Гольцев. — Для презентации нашего шоу нужно снять специальный клип. Что-то типа демонстрации всего лучшего, что в нем было.

Их просто-напросто распирало от эмоций. Я, как человек далекий от телевизионного искусства, не знал, насколько престижна эта награда. Оказалось, что это наиболее весомый трофей в современном телевидении. Даже номинация в конкурсе была огромным достижением, а уж победа могла считаться пиком любой карьеры. Нужные съемки мы провели быстро и журналисты удалились, пообещав заглянуть в гости при первом удобном случае.

На следующий день ко мне пришел адвокат. Выглядел он обеспокоенным.

— Я сделал все, что было в моих силах. В ближайшие дни мы с тобой узнаем, будет ли дано разрешение на пересмотр твоего приговора.

— И что тогда?

— Если разрешение дадут, то стартует самый суматошный отрезок борьбы за твою жизнь. Начнутся всевозможные дополнительные разбирательства, комиссии, допросы в суде. Такого интереса со стороны общественности ты себе и вообразить не мог, даже во время съемок «Второго шанса». Если приговор все же будут пересматривать, то на тебя обрушится настоящая лавина репортеров самых разных компаний. Их внимание окажется очень назойливым. Ты должен будешь с этим смириться.

— Думаю, что я уже получил необходимую закалку, за то время пока меня судили.

— Полагаю, что в этот раз ты вызовешь еще больший ажиотаж, — покачал головой Меренков. — Теперь ты человек гораздо более популярный.

— Ну, как говорил мой друг Стас: «Ради того, что меня ждет впереди, можно немного и потерпеть». А в том случае, если разрешения на пересмотр не будет…

— В таком случае приговор останется неизменным, — закончил предложение адвокат.

После этого он ушел, посоветовав мне запастись терпением. Я приготовился ждать, утешая себя тем, что провёл в тюрьме уже много времени и несколько дней погоды не сделают. Главное, чтобы результат ожидания оказался тем, на который я надеялся.

В один из дней, вернувшись к себе после ужина, я обнаружил, что не могу зайти в интернет. Ничего срочного меня там не ждало, так что я махнул рукой и взялся за книгу. Вечером адвокат пришел ко мне в сопровождении двух охранников. Поначалу я не понял, зачем ему такой конвой, но недоумение мое быстро развеялось.

— Я пытался добиться пересмотра твоего приговора в самых высших инстанциях, но все было напрасно. Вердикт суда останется неизменным, — Меренков разочарованно развел руками.

Не знаю даже, что отразилось в этот момент на моем лице. Мне казалось, что все мои эмоции просто умерли в один момент, вместе с мечтой о спасении. Можно было не сомневаться, что если бы оставались хоть призрачные шансы, то адвокат бы не спешил развеивать мои надежды. Почему-то я не испытывал страха. Может, он еще придет позже, но сейчас я чувствовал только безумное разочарование от того, что все мои планы рухнули.

Меренков виновато откашлялся и сказал:

— Я еще смогу тебя навещать, если у тебя возникнет такое желание, а вот с другими людьми твои контакты отныне будут прекращены.

Я ничего не говорил — мне казалось, что желание говорить у меня пропало навсегда. Увидев, что от меня никакой реакции не добиться, о себе решил напомнить один из охранников:

— Виктор, ты должен отдать нам свой мобильный телефон. В случае если тебе что-то будет нужно, ты всегда сможешь позвонить по стационарному телефону.

В камере действительно стоял самый обычный телефон, предназначенный для внутренних звонков. Я ни разу им не пользовался, равно как и все остальные зеки —его миссию давно взяли на себя мобильные телефоны, внутренний форум и электронная почта. Существование этого агрегата было обусловлено должностной инструкцией, так что все его рассматривали только как пережиток прошлой эпохи.

Ни слова не говоря я достал мобильный из кармана и протянул им. Охранник, также как и минуту назад Меренков, смущенно откашлялся и забрал телефон, одним этим движением окончательно прерывая все мои контакты с внешним миром. От меня, вместе с телефонной книжкой мобильника, навсегда уходили Вова Гольцев и Славик Шевченко, пресс-секретарь Дима и журналист Коля Тарасов. Номера родителей я знал наизусть, но что в этом было толку, если с этой минуты я все равно не мог бы с ними созвониться.

Посетители меня покинули, но Меренков перед уходом пообещал зайти через несколько дней. Я так и оставался сидеть на том же месте, где меня застигла эта новость. Даже не нашел в себе сил попрощаться с адвокатом.

С этого момента моя жизнь превратилась в один бесконечный кошмар. Я вложил в отчаянную попытку спастись слишком много сил и надежд и теперь терзался от осознания того, что такие титанические старания пошли прахом. Я мысленно оглянулся назад и вспомнил, как упорно боролся за свою жизнь. Продолжал учиться и тренироваться, чтобы в ней оставался хоть какой-то смысл. Бил журналиста, который весело заявил, что я совсем скоро умру и это замечательно. Потом мирился с этим же журналистом, в надежде раздобыть денег. Искал и уговаривал адвоката. Делал все, что тот посоветует. Участвовал в съемках шоу, став, по сути, марионеткой тех, кто обещал зыбкую надежду на спасение. Дрался с Дымом, когда мной пытались манипулировать тюремные «авторитеты».

Теперь, когда мираж развеялся, я готов был биться головой об стенку от безысходности. Трудно прощаться с жизнью, но ничуть не легче оказалось осознать тот факт, что все твои старания не принесли результата. Мне не разрешали видеться с другими заключенными, кормили прямо в камере, гулять выпускали отдельно, доступ в общий спортзал закрыли. Других вполне привычных человеческих радостей, той же мобильной связи или интернет-общения меня тоже лишили.

От тренировок я начал отлынивать и в своём маленьком спортзале. От понимания того, что жить мне осталось недолго, сами собой опускались руки. Периоды полной апатии сменялись иногда вспышками нервной, лихорадочной энергичности, когда я не мог усидеть без дела и двух секунд. В такие моменты я наматывал круги по комнате или же начинал тренироваться как угорелый — совершенно бессистемно хватался за гантели, штанги или направлялся к турнику. Теперь физические упражнения были уже не частью плана поддержания себя в хорошей форме. Они стали лишь способом дать выход адреналину, а может быть, всего-навсего возможностью почувствовать себя пока еще живым.

Несколько раз я задумывался о самоубийстве. Я прекрасно знал, что следят за мной круглые сутки и не менее внимательно, чем недавно наблюдали за участниками шоу. При сегодняшнем уровне развития технологий даже темнота не мешала охране присматривать за мной. В голове мелькали самые разные идеи о том, как лучше распрощаться с жизнью.

Брился я электрической бритвой, так что сама по себе она не представляла опасности. Меня больше интересовала розетка. Я никогда не интересовался тем, какова сила тока, питающего мой телевизор, компьютер и другие приборы. Вот так можно прожить всю жизнь, не задумываясь над самыми элементарными вопросами, а в определенный момент понять, что весь накопленный тобой багаж знаний не содержит самой простой информации.

Я присматривался к каждой розетке так тщательно, как не делал этого с детства, когда любознательность человеческая гораздо выше, чем в зрелом возрасте. Вопросами медицины я раньше интересовался, так что мог твердо сказать, что от электричества помощи мне не будет — слишком низкое напряжение и маленькая сила тока не давали никаких шансов покончить с собой. Интересно, это самый обычный стандарт или же специальный тюремный, введенный для большей безопасности? Не спрашивать же об этом у охраны. Тем более что всех знакомых тюремщиков сменили на новых, отрезав меня от привычного мира даже в этом аспекте.

Великолепные спортивные тренажеры «JethroGym» поголовно были снабжены специальными фиксаторами, которые исключали возможность уронить на себя что-то тяжелое во время занятий. Ничего острого у меня при себе тоже не оказалось. Никогда раньше я всерьез не задумывался над тем, какие максимально безопасные условия для жизни создала современная цивилизация. Наши предки сто, пятьсот, не говоря уж про тысячу лет назад, были просто экспертами по выживанию в критических ситуациях. Нас же заботливо оградили почти от любых опасностей. Так я отказался от идеи покончить с собой и продолжал жить по инерции, ожидая хоть какого-то развития событий.

Интернет, как не странно, мне вскоре частично вернули. Я мог найти практически любую информацию, но о том, чтобы выйти на связь с кем-нибудь, приходилось лишь мечтать. Уж не знаю, как Сверчку удалось это осуществить. Поначалу я на него сердился, но потом остыл и понял, что он человек подневольный. Спасибо и на том, что меня не лишили возможности читать книги и смотреть фильмы.

Никто из представителей Второго канала меня больше не навещал. Я из-за этого не особо расстраивался. Можно было добиться встречи со своим адвокатом, но и в этом я не видел ни интереса, ни смысла. Его обещание зайти через несколько дней давало понять, что казнят меня не так и скоро. Оставалось только ждать.

Меренков сдержал слово. Поначалу я недоумевал, зачем же он вообще собирается ко мне в гости, когда вся его миссия, по сути, провалилась. Причина оказалась очень проста — он хотел помочь мне составить завещание. В прошлое посещение адвокат и словом не обмолвился об этом. Видать, понимал, что тогда от меня толку не добиться, а потому дал мне немного свыкнуться с новым положением вещей.

Теперь же он повел разговор очень деликатно — зашел издалека, подчеркнул, что любому человеку, которому есть что оставить, лучше самому разделить свое имущество. Поделился даже секретом, сказав, что и у него подобный документ тоже есть. Уговаривать меня долго не пришлось и я согласился вступить в клуб людей, обладающих завещанием. Мы пока набросали черновик, а через два дня Ярослав Витальевич обещал составить оригинал. Его нужно будет подписать в присутствии свидетелей, так что придется Меренкову кого-то с собой привести.

Раз уж интернет отчасти был мне доступен, то я, волей-неволей, получал информацию и о самом себе. Подробные заметки о феерическом завершении «Второго шанса» теперь все реже появлялись в новостных лентах. Это, в конце концов, всего лишь шоу на одном из телеканалов, пускай даже самое эпатажное из бывших доныне. Скоро все про него забудут. А вот мой приговор — совсем другое дело. Это событие принадлежало всему человечеству. Если в других странах про «Второй шанс» слышали лишь краем уха, то интерес к моей персоне не знал государственных границ. Поначалу я пропускал информационные баннеры, касающиеся моей судьбы. Что я мог оттуда почерпнуть? Но однажды одно из всплывающих окон показало мне лица Вовы Гольцева и Славика Шевченко. Внизу была подпись в стиле «Последние минуты с последним осужденным на смерть». Рука тут же нажала на это окошко.

Внутри оказалась запись интервью, с участием двух этих шоуменов, где они делились воспоминаниями о том, как я вместе с ними работал над «Вторым шансом». И, на удивление, здесь мелькали видеоролики, сделанные несколько дней назад в моей камере. А ведь Гольцев, скотина такая, утверждал тогда, что снимает их для какого-то конкурса телевизионного искусства. Видать, знал, для чего эти записи ему пригодятся!

Интервью оказалось довольно длинным. Гольцев на этот раз говорил больше Славика, наверстывая упущенное за время шоу, когда Шевченко отдувался сам.

— Никто другой не был ближе к Виктору за эти полгода, чем мы. К сожалению, нам не удалось увидеться напоследок, перед тем, как ему запретили контакты с внешним миром.

Гольцев говорил это с таким искренним сожалением, что я и сам бы поверил, если бы знал его хуже.

— Скажите, неужели широкая общественность окончательно потеряла возможность еще раз лицезреть Виктора Иванчука? — лицо журналиста, с которым беседовали шоумены, выражало искреннюю обеспокоенность.

— Вы же знаете, что наша компания всегда готова дать еще один шанс, — загадочно улыбнулся Гольцев. — Не будем забегать наперед. Я хотел бы посоветовать всем зрителям внимательно следить за нашими анонсами на Втором канале. Виктор заслужил право еще раз появиться на телеэкранах, так что если такой случай представится, то мы им воспользуемся.

Меня прямо покоробило от слов Гольцева. Если он планирует добиться разрешения на пресс-конференцию под эгидой Второго канала, где меня будут допрашивать десятки журналистов, то никакая сила не заставит меня на нее согласиться. Теперь-то уж у меня иммунитет к любым посулам, равно как и к угрозам. Я представил себя на подобном мероприятии, окруженным частоколом микрофонов и погребенным под лавиной вопросов: «А что вы чувствуете накануне смерти?», «А каковы будут ваши пожелания телезрителям?», «Не раскаиваетесь ли вы в своем преступлении?». Ну уж нет — хотелось верить, что мои контакты с телевидением прекращены навсегда.

Я выключил компьютер. Я-то точно не буду следить за анонсами Второго канала. Перед тем, как монитор погас, я увидел еще один рекламный баннер, гласивший: «Совсем скоро будет известна дата казни Виктора Иванчука». Да уж, моя популярность давала уникальную возможность узнать дату своей смерти, не прибегая к помощи гадалок или экстрасенсов. Показывали когда-то по телевизору подобное шоу, Антон рассказывал — медиумы предсказывали приглашенным в студию людям грядущее, а кульминацией было пророчество по поводу даты смерти. Большинство прорицаний отодвигало это событие в далекое будущее, так что проверить талант прорицателей не представлялось возможным. До того момента, как подойдет назначенное время, даже имена всех участников этого шоу давно будут позабыты публикой.

Передо мной же встала дилемма — следить за новостями и узнать дату казни или же сделать для себя сюрприз. Я долго не мог уснуть ночью, ломая голову над этим вопросом. Но так и не решил — стоит ли и дальше регулярно заходить в интернет или же накачать завтра как можно больше книг, фильмов и вообще не заглядывать в сеть. Хочу ли я наткнуться в новостных лентах на эту информацию? Ответа я не знал.

Одиночество постепенно начинало меня донимать. Я вспоминал про условия содержания в тюрьмах девятнадцатого века и утешал себя тем, что мне подобную изоляцию терпеть придется недолго. К тому же жизнь моя была скрашена возможностью беспрепятственно читать. Но, несмотря на все это, желание поговорить хотя бы с охранниками становилось все сильнее. Они же в диалог вступали неохотно, отвечали на мои вопросы односложно и в камере у меня никогда не задерживались.

Мысленно махнув на них рукой, я решил сконцентрироваться на литературе. Уже не первый год я ставил перед собой задачу всерьез заняться изучением древней философии. Но поскольку это был гигантский объем информации, в течение веков пополняемый мыслителями разных стран и эпох, то на его освоение пришлось бы пожертвовать безумно много времени и сил. Так что я вечно откладывал, успокаивая себя мыслями о том, что впереди еще целая вечность и я все успею. Теперь я резко осознал, что времени не осталось вовсе и этой цели мне уж точно не достичь.

Я поспешно начал изучать аналитические статьи, посвященные работам древних философов. Но вскоре понял, что таким суррогатным способом мне не добиться того, к чему я стремился. Читая статьи современных авторов о философии давно прошедших дней, можно было получить лишь общую информацию о том, какие идеи пытались представить нам мыслители. Я очень сжато получал уже готовые концепции. Для поверхностного изучения этого было вполне достаточно, но давало очень мало пищи для ума. И все-таки я продолжал прилежно штудировать эти обзоры, больше похожие на студенческие рефераты. Нужно же было куда-то девать свободное время!

Неожиданно пришла в голову мысль составить список всех нереализованных за жизнь планов, но потом я от нее отказался. Такой перечень стоило бы написать намного раньше, когда еще не поздно было постепенно эти цели оттуда вычеркивать. В моей ситуации создание подобного реестра могло лишь вогнать в тоску.

В интернет я продолжал заглядывать. Я так и не смог принять решение, которое смог бы признать правильным и разрывался перед дилеммой — следить ли за объявлением даты казни или нет. Пару раз я ловил себя на том, что непроизвольно захожу на какой-нибудь новостной ресурс чуть ли не каждую минуту и лихорадочно ищу хоть какую-нибудь информацию о себе. Временами же я не следил за новостями целый день.

Имя мое по-прежнему часто мелькало на самых разных сайтах, но новых фактов не было. Хотя спекуляции вокруг меня не прекращались. Самые свежие фотографии прямиком из моей «одиночки» и давно позабытые скандальные старые снимки, сенсационные интервью с последним осужденным и даже стопроцентно точная дата моей казни. Все эти сногсшибательные сведения предлагались на каждом углу, но на самом деле нигде не было ничего конкретного и достоверного. Фотографии оказывались самыми обычными и, конечно, ничего скандального в них не было, интервью представляли собой обрывки того, что я говорил во время трансляций «Второго шанса». Эти слова слышала уже вся страна.

Иногда за мои откровения пытались выдать совершенно чужие бредни или же действительно мои высказывания, но настолько перекрученные и перефразированные, что смысл их искажался до неузнаваемости. Сообщить же день казни не мог пока никто, хотя многие сайты, в погоне за сенсацией, назначали эту дату, как мне казалось, наугад. В таком случае разлет датировок получался весьма велик — от ближайших выходных до чуть ли не года. Солидные же новостные источники обо всем этом пока молчали.

От нечего делать я решил написать Сверчку. Я подозревал, что он время от времени просматривает мой компьютер — из чистого любопытства, а то и по приказу начальства. Прямо на рабочем столе я оставил текстовый документ, назвав его незамысловато — «Обращение к Сверчку». Внутри я просил его рассказать хотя бы последние тюремные новости — как дела у него самого, у Антона, у Стаса. Я верил, что наш компьютерный бог найдет способ ответить мне, если захочет, конечно.

Заключение превратилось в однообразную, бесконечную череду часов, прерываемых только сном. Я с трудом смог бы сказать, какой сегодня день недели. Вспомнился рассказ одного знакомого, Влада, работавшего торговым представителем. Он, как и многие собратья по профессии, работал семь дней в неделю и буквально за месяц разучился отличать будни от выходных. Календарь стал для него очень абстрактным понятием, поскольку он знал, что следующий день будет более или менее похож на предыдущий — работа, работа и еще раз работа. Встречи с одними и теми же людьми, посещение одних и тех же торговых точек, заполнение документов до поздней ночи, в которых мало что менялось кроме даты. Достаточно быстро он лишился широты взглядов, позабыл прежние увлечения и все свое внимание вынужден был посвящать одной лишь работе. Мы познакомились, когда он уже сменил профессию, но сам Влад еще долго и с недоумением пытался понять, куда же пропало полтора года его жизни.

Однажды на одном из сайтов я наткнулся на рекламный баннер, гласивший: «Сенсационное интервью с родителями Виктора Иванчука!». Пройти мимо такой вывески я не мог. Немедленно захотелось разузнать, кто же не дает покоя моим родным. Меренков в свое время советовал им не общаться с прессой без его присутствия. Однако сейчас, когда наше с ним сотрудничество фактически подошло к концу, может быть, адвокат не тратит больше время на помощь и подсказки моим родителям.

Я взялся за интервью и понял, что оно очень древнее — его записали задолго до шоу. Впрочем, следовало признать, что с тех пор мало что изменилось лично для меня. Я выиграл более полугода жизни, но в итоге усилия этих семи, если не больше, месяцев пошли прахом. Так же как и тогда, я ждал исполнения приговора, поэтому все слова моих родителей звучали столь же актуально, как если бы их беседа с журналистом состоялась буквально вчера. Ко мне тогда пробиться было невероятно трудно, так что хитрые акулы пера нашли хоть такую возможность нагреться немного на моем имени. Странно, почему же эту запись не опубликовали сразу?

Самое интересное было оставлено на потом — когда я попытался закрыть этот сайт, на экране высветилось оповещение о том, что вторая часть интервью будет доступна на этом сайте на следующий день после казни. Я раздраженно выключил компьютер — эта фраза была уж очень похожа на ту, которую произнес в свое время Тарасов. К сожалению, мне вряд ли представится шанс испортить жизнь этим коршунам так, как удалось ее испортить Коле.

Следующий день начался отвратительно, поскольку мне отключили интернет. Хорошо хоть компьютер продолжал работать. До заключения это происшествие не стало бы для меня трагедией. Теперь же чуть ли не весь мой мир сжался до размеров монитора, стоящего на столе. Развлечься мне и так было чем — несколько книг и фильмов, хранящихся на самом компьютере, позволяли долго не заглядывать в глобальную сеть. Однако меня насторожила сама эта тенденция — в голову сразу полезли воспоминания о смертниках прошлых лет, которых изолировали от остального мира тем сильнее, чем ближе был день казни. Вскоре ко мне зашел охранник и принес меню, чтобы я выбрал, что же мне хочется на завтрак. Я обратился с вопросом об интернете к нему.

— Ничего по этому вопросу не могу сказать, — ответил он. — Я передам твой вопрос начальству. Еду принесу через несколько минут.

До конца дня я так и не получил вразумительного ответа. Прошел обед, прогулка и ужин, а интернета так и не было. Теперь я окончательно убедился в своих подозрениях. Нельзя сказать, что меня затопил беспросветный ужас или паника — я давно знал, что меня хотят казнить. А после того, как адвокат сообщил, что приговор остается в силе, я окончательно поверил, что надеяться больше не на что.

Я впал в тоску и то слонялся по камере, то лежал на кровати и никак не мог заставить себя заняться чем-то продуктивным. Мне было скучно ничего не делать, но стимул хоть для какой-нибудь деятельности пропал. Недочитанными оставались книги, без дела стояли тренажеры, а я сидел и скучал. День закончился и я с облегчением лег спать. Удивительно было то, что уснул я почти сразу и спал спокойно, прямо как в тот день, когда Меренков согласился меня защищать.

Утром я с затаенной надеждой на чудо включил компьютер, но ожиданиям моим не суждено было оправдаться — интернета не было. Я опять развалился на кровати и лежал, пялясь в потолок, ожидая завтрака. Когда охранник пришел, меня подмывало спросить его о дате казни, но я все же удержался — если бы от меня эту информацию не скрывали, то и интернет могли бы не отключать. Я перестал выбирать еду по вкусу — называл первое, что попадалось на глаза из списка меню. Ел также без аппетита, к вечеру уже с трудом мог вспомнить, что же у меня было на завтрак. Больше не возникало желания даже читать. Я жил воспоминаниями, причем старался возродить в памяти не события последнего времени, а те, которые уже стали забываться, погребенные под слоем прожитых лет.

Так я вспомнил о рассказе, прочитанном очень давно, когда я еще и не думал, что когда-нибудь окажусь в тюрьме. Там говорилось, что древние эллины, по какой-то причине пожелавшие свести счеты с жизнью, закатывали настоящий праздник и веселились в свое удовольствие, после чего совершали самоубийство. По их мнению, именно так, в радости и смехе, следовало уходить из мира живых. Я лихорадочно стал вспоминать, что это был за рассказ и много ли в нем правды. Мне вдруг стало очень интересно — действительно ли было так или это всего лишь выдумка автора. К сожалению, поиски истины были затруднены, по все той же банальной причине — отсутствию интернета. Еще больше нареканий возникало из-за того, что я был лишен возможности покончить с собой таким же способом. Не мог же я устроить праздник и веселиться на нем в одиночку. Воистину странно, что за смертниками так внимательно наблюдают. Почему бы не позволить им уйти самостоятельно и тем способом, который они сами могли бы выбрать.

В подобных раздумьях прошло несколько дней. Я по-прежнему разрывался между периодами бурной, нервной непоседливости и полного упадка сил. В окно нельзя было увидеть ничего интересного, лишь пару деревьев, кирпичные стены и рекламный бигборд. Да уж, реклама собирается меня преследовать до последнего вздоха! Я весь обратился в слух и сидел, внимательно слушая, что же происходит за пределами моих «апартаментов». Любой шорох бросал меня в холодный пот и заставлял бешено биться сердце. Я был совершенно не знаком с процедурой, которой меня совсем скоро должны были подвергнуть и потому терялся в догадках о том, как все будет происходить. Придут ли за мной утром или вечером? Куда поведут? Кто будет присутствовать? Много ли будет людей? Каким способом приговор будет приведен в исполнение? Насколько скоро об этом узнает моя семья?

Не имея четких ответов на все эти вопросы, я непрерывно прокручивал в голове бесконечно разные варианты казни. Иногда мне казалось, что я смогу встретить палачей достойно и вести себя сдержанно и мужественно. В другие моменты я почти не сомневался, что как только за мной придут, я тут же впаду в истерику. Я представлял себе, как буду идти по коридору под конвоем, потом выслушивать слова… Какие? Что будут мне говорить перед казнью? Просто зачитают приговор или будут давать инструкции, как правильно себя вести? «Положите голову на плаху, расслабьтесь и думайте о чем-то хорошем». Представив себе такую картину, я залился безудержным истеричным смехом. Хоть бы не сорваться так, когда за мной действительно придут.

Странно, но мне хотелось сохранить самообладание до конца и вести себя хладнокровно, чтобы мою нервозность никто и не заметил. Хотя, казалось бы — какая теперь разница? Особенно не давала покоя мысль о том, каким же способом меня планируют отправить на тот свет. Мне была предоставлена возможность перебирать в уме все возможные варианты казней в мельчайших подробностях, чем я частенько и занимался. Эти назойливые мысли постоянно возвращались в мою голову, как бы усердно я их не гнал.

Постепенно запас моих сил стал истощаться. Нельзя сказать, что я буквально за несколько дней стал слабым и немощным, просто у меня иссяк интерес к жизни. Чтобы жить дальше, нужны были новые эмоции и переживания, новые чувства, знания и устремления, а всего этого не было. Для горящего внутри меня огня попросту не хватало дров. Я неохотно просыпался по утрам, равнодушно ел, апатично бродил по камере или по прогулочному дворику. Угасли даже мои любопытство и жажда знаний, которые всегда раньше толкали меня к книгам.

С удивлением я должен был признать, что все-таки произошло то, чего я больше всего боялся — я начал умирать как личность. Большая часть моих целей теперь не будет достигнута, доступ ко многим прошлым увлечениям никогда не будет возобновлен. Короче, все, что было во мне индивидуального, постепенно стало растворяться и вскоре я не смог бы узнать самого себя в толпе людей. Вот осознав это, я понял, что бороться за жизнь больше не имеет смысла. Чем дольше я пробуду здесь, лишенный всех радостей жизни, тем меньше от меня останется личного и неповторимого. А ведь раньше многие осужденные могли дожидаться исполнения приговора годами, а в редких случаях и десятилетиями.

В голове всплыло еще одно воспоминание — один из осужденных требовал, чтобы ему поставили в камеру телевизор, чтобы он смог коротать время до казни, не отрываясь от любимых сериалов и шоу. Я бы никогда не поступил подобным образом. Современное телевидение только быстрее разрушило бы мою личность, а потерять ее мне казалось куда страшнее, чем потерять жизнь.

Я перестал следить за временем. Я бы не смог точно сказать, сколько дней я уже сижу здесь в изоляции, сколько прошло после победы Стаса, когда я последний раз видел Гольцева и Шевченко. Интересно, друга моего уже выпустили из тюрьмы? Или он по-прежнему находится где-то неподалеку, отделенный от меня всего несколькими стенами. Я дошел, казалось бы, до крайней степени апатии и равнодушия. Сейчас мне хотелось бы, чтобы все это поскорее закончилось. Я никогда не отличался терпением.

В один из дней, ближе к вечеру я сидел на кровати и привычно таращился в стену. Ужин прошел и я ждал, когда же придет время лечь спать. Однако к двери моей камеры подошли люди и я сразу вскочил. Сердце настолько бешено застучало, что мне показалось, что этот звук и за дверью можно было услышать. Никаких визитов сегодня больше не планировалось. По крайней мере, меня бы предупредили, что ко мне кто-то придет. Раз предупреждения не было, значит, они пришли забрать меня на то единственное мероприятие, дата которого столь тщательно скрывалась до последнего момента.

Дверь открылась и в камеру зашла целая куча людей. Почти все они были в стандартной форме тюремщиков. Здесь не оказалось ни Игоря, ни кого-либо другого из хорошо известных мне охранников. Андреевича также не было видно. Еще два человека не в форме приникли глазами к окулярам видеокамер. Они молча покрутились по комнате и вышли наружу. Интересно, это стандартная процедура или же их появление — следствие моей популярности? Зачем столько тюремщиков? Они думают, что я буду сопротивляться? Может и буду. Я не смог бы спрогнозировать, как поведу себя через минуту.

Один из вошедших сделал шаг вперед и сказал:

— Виктор, пришел день исполнения приговора.

Хотя я и догадался, зачем они пришли, но услышать эту фразу все же оказалось страшно. Хорошо еще, что ноги у меня не подкосились и я не упал. Но в ушах зашумело и картинка перед глазами поплыла. Я смотрел и слушал как сквозь пелену тумана, с трудом пытаясь понять, что же мне говорят. Судя по всему, по моему лицу можно было понять, что я не вполне адекватен, поэтому говоривший умолк. Он помолчал примерно минуту, потом окликнул меня:

— Виктор!

Я кивнул, в знак того, что я его слышу. В голове взвихрился водоворот мыслей, среди которых главенствующую позицию заняла одна: «Нужно вести себя достойно». Единственная сложность заключалась в том, что я никак не мог решить, какая же линия поведения будет наиболее достойной. Трудно трезво оценить ситуацию, когда тебя ведут на смертную казнь. Я решил, что нужно быть спокойным и не показывать страха. Я ответил:

— Говори, я тебя слушаю.

— Виктор, мы хотим, чтобы ты примерно представлял, что ожидает тебя за этой дверью. Мы не хотим, чтобы ты был шокирован. По пути от твоей камеры и до… — он замялся, подбирая слова.

— До места казни, — подсказал я. — Нечего ходить вокруг да около. Называй вещи своими именами.

Охранник облегченно вздохнул. Видно было, что его миссия ему тоже не особенно нравилась. Он заметно нервничал, может быть, впервые присутствуя на подобном мероприятии, ведь смертную казнь в наше время уже почти не применяли. Он продолжил:

— По пути довольно много людей. И в конечном пункте нашего… маршрута тоже довольно много людей. Вообще, сегодня в тюрьме довольно много людей и… Ну, я это говорю просто чтобы ты не удивлялся.

На казни, кроме работников тюрьмы, должны были присутствовать прокурор, мой адвокат и еще журналисты, наверное. Мне, казалось бы, удалось взять себя в руки, хотя я и сам этого не ожидал. Голос мой не дрожал, руки, как я надеялся — тоже. Я на них не смотрел, я смотрел в глаза собеседнику.

— Ну и что же это за люди?

— Ты видел, только что сюда заходили телеоператоры. Им нужно было снять… — он неопределенно взмахнул рукой. — Внутренности твоей камеры, ну и тебя тоже. Там, в комнате, в которую мы идем, их немного больше.

— Это журналисты?

— Да, журналисты Второго канала. Ну, тебе переживать не из-за чего — присутствие журналистов при казни является обычным делом.

— Так, а ну-ка стоп! Они что, будут снимать все происходящее на видео?!

— Да, но ты не переживай — это стандартный процесс. Тебя никто не будет трогать или отвлекать.

Пока мы переговаривались, остальные тюремщики как по команде стояли смирно и смотрели перед собой. Прямо-таки почетный караул.

— Гольцев здесь?

— Я мало смотрю телевизор, так что не знаю, о ком ты говоришь.

— Не придуривайся! Они что, хотят это видео потом по Второму каналу показать? Приведи сюда Гольцева!

— Виктор, успокойся. Если этот Гольцев присутствует, то ты его и так скоро увидишь. А для этого тебе нужно выйти с нами из камеры. Нам уже пора. Пойдем.

Дверь моих «апартаментов» была открыта, поскольку они планировали сразу же вывести меня наружу. Мне удалось услышать знакомый голос — Гольцев действительно здесь!

— Позови его! Он там, за дверью.

— Ну так мы сейчас выберемся отсюда и ты его увидишь. Сюда никто из посторонних входить по инструкции не должен.

— Сегодняшнюю запись покажут потом по телевизору? Только не надо мне лапшу на уши вешать, как будто ты ничего не знаешь.

Охранник вздохнул и начал мне медленно и спокойно, как ребенку, объяснять:

— Эта видеозапись будет сделана как часть официально утвержденной процедуры. Она попадет в архив среди прочих документов, собранных по твоему делу. Но Второй канал также вправе использовать ее по своему усмотрению, ведь это же его собственность. В любом случае журналисты присутствуют на казни и проводят фото— и видеосъемку.

Но слова охранника меня не воодушевили. Официальную запись для архива могли сделать и просто сотрудники тюрьмы. Главная же причина заключалась в том, что пока тюремщик меня успокаивал, я услышал фразу Гольцева, произнесенную кому-то из его подчиненных: «Давай быстрее, трансляция скоро начнется». Тут мне в голову закралось подозрение, что вся казнь будет показана в прямом эфире, о чем я тут же и спросил тюремщика. Он такого вопроса явно не ждал, замялся и не спешил с ответом.

— Понятно. Значит так и есть. Можешь не надеяться — я отсюда не выйду!

— Перестань, не заставляй нас применять силу. Ты же всегда вел себя хорошо. Собери волю в кулак и умри достойно.

— Что?! Достойно?! Ты что, издеваешься?! Казнь в прямом эфире — это, по-твоему, достойно? Я же не в цирке! Силой мне угрожаешь? Ну подходите, сейчас посмотрим чего вы стоите в бою.

Я прекрасно понимал, что мне не совладать с шестью или семью противниками, но перспектива попрощаться с жизнью на глазах у миллионов телезрителей повергла меня в ужас. Я собирался сопротивляться до последнего. Как по волшебству, перед лицом опасности улетучилась вся моя апатия и ко мне вернулись прежняя сила и энергичность. Я не стал ждать атаки и рванулся вперед сам.

Наверное, согласно инструкции на меня нужно было сразу же надеть наручники, еще до того, как вступать со мной в разговоры. Тюремщики этого не сделали — сказывалось отсутствие опыта в проведении казней. Соперники мои были ребята тренированные, но и я многие годы не терял спортивную форму. К тому же приговоренный к смерти дерется с непредставимым для прочих людей отчаянием. Недолго наша схватка продлилась, но пару человек из почетного караула придется заменить. Им уж точно не доведется сопровождать меня к месту экзекуции.

Услышав звуки потасовки, в камеру тут же сунулись оператор и Гольцев. Вряд ли у них получилась хорошая запись — слишком сумбурной получилась свалка из шести человек. Наверное, удачными оказались только последние кадры — я, лежащий на полу, со скрученными за спиной руками. На запястьях звонко щелкнули наручники. Меня подняли и я встретился взглядом с Вовой Гольцевым. Он кивнул мне совершенно спокойно, как будто констатируя факт того, что все идет по плану, после чего вышел из камеры.

Оператор также отступил в сторону, освобождая нам проход, но при этом не переставая снимать все происходящее. Его коллега стоял чуть дальше, снимая общий фон. Меня вывели в коридор, держа с каждой стороны под руки. Можно было продолжать упираться или толкаться, но я понимал, что с закованными руками мне уже не оказать им серьезного сопротивления. Такие потуги будут выглядеть просто смешно.

Тюремщика, который вел со мной переговоры, рядом не было — в камере он стоял ближе всех ко мне, а потому и первым попал под удар, когда я предпринял последнюю отчаянную попытку отстоять право на непубличную смерть. Я обратился с вопросом к надзирателю, который держал меня под руку справа.

— Где мой адвокат?

В драке ему тоже досталось, поэтому я предполагал, что он может и не захотеть мне отвечать. Но, то ли он зла на меня не держал, то ли видеосъемка заставляла его быть вежливым, так что он ответил:

— Не переживай. Он здесь. Сейчас подойдет и будет тебя сопровождать.

Все настойчиво советовали мне не переживать и это постепенно начинало выводить меня из себя. Я пытался сообразить, куда меня ведут — путь был довольно длинным и я пока не мог понять, где он закончится. Подошел мой адвокат.

— Здравствуй, Виктор.

Мне стало смешно. Разве не забавно приветствовать человека, ведомого на смерть фразой: «Здравствуй»? Его пожелания здоровья несколько запоздали. Я с трудом усмирил рвущийся наружу хохот. Если мне сейчас не удастся сдержаться, то я, наверное, так и буду смеяться, пока не умру.

— С удовольствием сказал бы «Добрый день, Ярослав Витальевич!», но не могу. Этот день трудно назвать добрым.

Адвокат сочувствующе склонил голову и зашагал рядом со мной. Так я и шел, окруженный целой группой людей, в том числе операторами, которые не отрывались от своих видеокамер. Со стороны это было схоже с выходом на поединок какого-нибудь известного боксера. Разница лишь в том, что мне этот бой точно не выиграть. Мне не особенно хотелось говорить с Меренковым, но все же были вопросы, на которые только он смог бы ответить.

— Ярослав Витальевич, где мои родители?

— Дома, Виктор. Я сегодня их навестил. Они хорошо держатся. Просили передать, что очень тебя любят.

— Где состоится казнь?

Адвокат помолчал, но потом все же ответил:

— Ты знаешь это место. Это там, где была студия во время съемок «Второго шанса».

Вот так. Никак не думал, что этот зал станет последним местом, которое я посещу в этой жизни.

— Почему там? Зачем такое большое помещение? Там сколько вообще человек будет?

— Там будет много людей. Ты же знаешь, аудитория эта довольно просторная.

Я резко остановился. Тюремщики приняли как должное тот факт, что я иду послушно, поэтому расслабились, лишь слегка придерживая меня под руки. Они явно не ожидали такого поворота событий и мгновенно напряглись, вцепившись в меня изо всех сил, но пока не спешили волочь силой.

— Аудитория, черт возьми?! Вы что хотите сказать, что там будут зрители? Прямо как во время съемок шоу?

— Виктор, успокойся, — адвокат примирительно поднял руки ладонями вперед. — Там же в любом случае должны присутствовать люди. Тайная казнь — это незаконно.

— Тогда почему в этой аудитории не нашлось места моим родителям?!

— Неужели ты думаешь, что для их психики было бы лучше увидеть гибель сына своими глазами?

— Неужели для них было бы лучше не иметь возможности хотя бы с ним попрощаться? — рявкнул я.

— Сюда доступа посторонние не имеют. Так что я никак не смог бы их провести.

— А в зал?!

— Билеты разобрали слишком быстро.

Услышав ответ адвоката, я чуть не упал. Вот такого я даже от Второго канала не ожидал. Интересно, сколько же они денег брали за входной билет? Я автоматически передвигал ноги и думал о том, как же так получилось, что моим родным даже не дали со мной попрощаться. Могли бы мне, как главной звезде предстоящего выступления, зарезервировать пару билетов. Подумав так, я снова с трудом подавил нервный смешок. Самый страшный вопрос я все никак не решался задать, но косвенный ответ на него я получил. Адвокат сказал:

— Сейчас ты зайдешь в комнату, а я подожду тебя снаружи. Там ничего плохого тебе не сделают. Через пять минут тебя оттуда выведут обратно.

В комнате мне действительно ничего плохого не сделали, если не считать того, что усадили в кресло и выбрили волосы на макушке. Это означало одно — электрический стул. Наверное, смертельная инъекция или расстрел показались боссам Второго канала не слишком зрелищными. Во рту пересохло, в висках стучало и все тело было как ватное. В эту секунду я искренне молился, чтобы сердце мое действительно не выдержало и избавило меня от публичной казни, а телевизионщиков лишило бы такой сказочной для них трансляции. Увы, у меня было крепкое сердце. С двух сторон от кресла стояли тюремщики и следили за тем, чтобы я себя хорошо вел. На самом деле, я был благодарен за то, что меня усадили в кресло, потому как ноги стали подкашиваться — где уж тут кидаться на людей. Разумеется, здесь меня тоже сопровождал оператор с неизменной видеокамерой. Я старался не обращать на него внимания и не давать эмоциям отражаться на лице. Но вот получалось ли? Не знаю…

В голове царил полнейший хаос. Мелькали обрывки самых разных воспоминаний, вперемешку с мыслями о тех людях, которых я здесь оставлял. Я думал о родителях, Стасе, Антоне, Сверчке, Сереге. Интересно, как изменится их жизнь после того, как меня казнят. Для кого-то это будет большой потерей, а для кого-то другого даже не станет поводом лишний раз подумать обо мне. И еще мне очень хотелось, чтобы все это поскорее закончилось. Однако глупо было тешить себя иллюзиями — трансляция наверняка рассчитана не на пять минут, так что впереди еще достаточно долгое и мучительное ожидание.

Мы вышли из этой комнаты и вместе с адвокатом двинулись по коридору. Теперь я узнавал дорогу — это был тот самый путь, который должен был привести меня в бывшую студию для съемок «Второго шанса». Я не хотел говорить ни с кем, в том числе и с Меренковым, но оставались вопросы, ответы на которые хотелось бы услышать.

— Ярослав Витальевич, Стас тоже будет присутствовать?

— Я не знаю. Вообще-то он должен быть среди приглашенных, но я его там не видел.

— А вы уже побывали в зале? Что там сейчас находится?

Адвокат несколько секунд помолчал, собираясь с мыслями, затем ответил:

— Там мало что поменялось со времени съемок. Ты сейчас сам все увидишь.

— Весь… процесс будет очень долгим?

— Ну,… там стандартная процедура: зачитывание приговора и еще много чего. Короче, все это не так быстро.

Адвокат ответил не очень уверенно. То ли неприятные сюрпризы впереди еще не закончились и он не решается мне об этом сообщать, то ли он и сам досконально не знает, что и как будет происходить. Сразу видно, что подзащитных на эшафот ему еще не приходилось провожать.

Я немного успокоился и прикидывал, сколько же еще идти. По моим представлениям, мы совсем скоро окажемся на месте. Я не боялся боли — как бы там ни было, но двадцать первый век имел свои неоспоримые преимущества. Давным-давно не применялись такие леденящие кровь казни как распятие или посажение на кол. Гибель на электрическом стуле вызывала массу споров еще в те времена, когда его использовали регулярно. Медики утверждали, что боли человек не испытывает, но узнать точный ответ было не у кого.

Гораздо больше меня терзали мысли о том, что нужно, пока еще есть немного времени, подвести итоги своей жизни. А вот здесь результаты получались плачевными — я стал, конечно, крайне популярным человеком, но едва ли этот факт можно было внести мне в актив. Если бы вовремя не провозгласили мораторий на смертную казнь, то обо мне мало кто вспомнил, кроме самых близких людей. Даже сидя в тюрьме в ожидании смерти, я не позволял себе деградировать — читал, тренировался, обзавелся друзьями и нашел стимул для продолжения учебы. Но на все, что мне не нравилось, я просто закрывал глаза. Вспомнился один из разговоров с адвокатом, когда он говорил, что если я получу помилование, то это будет замечательной возможностью попытаться изменить современную культуру.

Увы, у меня, в отличие от победителя шоу, второго шанса уже точно не будет. Я слишком поздно понял, что жизнь может оказаться чересчур коротка. Каким будет наш мир через несколько лет? Захочет ли Стас попытаться его изменить? Он никогда не был так категорично настроен против всей той заразы, которая приводила в отчаяние меня. Однако участие в реалити-шоу, ежедневные нервотрепки, а теперь еще и моя казнь в прямом эфире, может быть, позволят ему по-другому посмотреть на всю индустрию современных развлечений. Кто знает, а вдруг он все-таки попытается донести до людей мысль о том, что нельзя позволять так засорять себе мозги. На это я мог лишь надеяться.

Пока я предавался таким размышлениям, вся наша процессия добралась до места назначения. Из зала доносился приглушенный гул, перекрываемый голосом Славика Шевченко. Ну конечно, куда же без него. Какую там международную премию они мечтали выиграть? Кажется, было сказано про лучшее реалити-шоу и про звание лучшего ведущего. Полагаю, там есть и такая номинация как «Лучший прямой эфир», на победу в которой они также наверняка нацелились.

Мы остановились перед входом. Славик видимо сказал какую-то шутку, потому как в зале раздался смех. Мой выход, по-видимому, должен был сопровождаться специальным объявлением, так что, пока оно не прозвучало, то мы и продолжали топтаться у входа. Во мне опять стала подниматься волна глухого негодования — у меня не было ни малейшего желания становиться развлечением для праздной публики. С неожиданной горечью я понял, что природа человеческая мало изменилась за последние столетия — как и в средние века, казнь собирала толпу любопытных зевак. Спасибо и на том, что лицемерные рассуждения о гуманности навсегда исключили костер, кол или крест из возможных способов лишения человека жизни, оставив им место лишь в музеях.

До меня донесся обрывок фразы Славика: «…сейчас он появится в студии!». Зал взорвался аплодисментами. Сколь часто я слышал этот звук и как же он меня раздражал во время шоу! Вот уж не думал, что именно под такой аккомпанемент мне придется прощаться с жизнью. Охранники синхронно шагнули вперед, а вот я уперся.

— Мужайся, Виктор, — начал увещевать меня один из них. — На тебя же камеры смотрят, неужели ты хочешь, чтобы вся страна узнала о твоем малодушии?

Я понимал, что меня все равно заведут внутрь, но перестать сопротивляться было выше моих сил. Одна только мысль о том, что Славик с такой же равнодушной вежливостью будет расспрашивать меня о моих ощущениях, с каким он общался с конкурсантами, приводила меня в бешенство. Правда, со скованными руками я нормального сопротивления оказать не смог и меня все же втащили в зал.

Обстановка меня ошеломила и оглушила. В глаза били яркие софиты, гудели какие-то механизмы, зрители обменивалисьзамечаниями. Их было очень много. Казалось, что зрительский сектор еще расширили. Может, так оно и было. Мне как-то не хотелось прикидывать, сколько раньше рядов кресел было в студии и сколько их стало теперь.

Я совершенно автоматически шел туда, куда вели тюремщики. Меня поставили посреди зала перед небольшой микрофонной стойкой и я наконец-то увидел Славика. Он скромно стоял возле зрителей, уступив сегодня мне звание главного действующего лица этой передачи. Он начал речь. Я слушал краем уха, до моего замутненного сознания долетали лишь обрывки фраз. Кажется, он поздоровался, потом о чем-то спрашивал. Я пару раз наугад кивнул, а в голову лезли совершенно удивительные мысли.

Мне вдруг стало искренне жаль знаменитых людей. Страшно подумать, что им приходится каждый день сталкиваться с гипертрофированным вниманием к своей персоне. Я совершенно не мог понять, как же они умудряются мириться с бесконечными вспышками фотоаппаратов. Лично меня они буквально ослепили, а ведь звезды терпят это годами. Только теперь я начал находить извинение слишком агрессивному поведению некоторых знаменитостей по отношению к папарацци.

Перед глазами мысленно вставали картины прожитой жизни. Это происходило совершенно бессистемно. То вспоминались события детства, то вдруг приходила на ум переписка со Сверчком и его рассказ о знакомом, который в обычной жизни был менеджером, зато в компьютерной игре стал императором. Потом вспомнилась драка с Тарасовым и его последний визит, когда он умолял меня не участвовать в шоу. Я попытался стряхнуть липкую пелену забвения со своего сознания. До меня дошло, что это моя же психика заботливо пытается оградить меня от кошмарных событий сегодняшнего вечера, но сейчас мне нужна была ясность мыслей.

Я хотел увидеть Стаса. Мне особенно нечего было ему сказать, так как любое мое слово мгновенно оборвало бы даже самый тихий шепот в зале и заставило всех внимательно прислушиваться к тому, что я говорю. В такой атмосфере с другом не попрощаешься. Но мне все же очень хотелось последний раз хотя бы встретиться с ним взглядом. Убедиться в том, что действительно существует человек, которому съемки в реалити-шоу принесли удачу. Зарядиться его спокойствием и уверенностью в себе.

Я внимательно обвел взглядом весь зал и там, где проходил мой взор, люди замирали и с непонятным мне любопытством и восторгом глядели на меня. Несколько человек зачем-то помахали мне рукой. Лица их мне неизменно оказывались незнакомы, либо же память у меня заметно сдала буквально за этот вечер. Стаса в студии не было. Ведь не было? Или же память моя и в самом деле стала меня подводить?!

Не оказалось и родителей. Хотя последнему обстоятельству, наверное, стоило порадоваться — не думаю, что им следовало видеть то, что совсем скоро произойдет. Еще хотелось надеяться, что по телевизору они эту трансляцию также смотреть не будут.

Я постепенно опять начал погружаться в пучину отвлеченных размышлений и давних воспоминаний. Славик что-то говорил, поворачиваясь то в объектив одной из камер, то к зрителям в зале. Я не прислушивался, чем он там будоражит умы аудитории. Может быть, ведущий иногда адресовал свои реплики и мне, но я не обращал внимания. У меня не было ни малейшего желания с ним разговаривать. В конце концов, я не обязан из кожи лезть вон, стараясь сделать этот эфир максимально интересным и интригующим.

Потом рядом со Славиком появился врач. Его нетрудно было узнать по белому халату. Он прочитал небольшую лекцию на тему того, как организм человека реагирует на действие электротока, акцентировав внимание слушателей на том, что весь процесс казни абсолютно безболезненный. Потом ответил на несколько вопросов сидящих в студии людей. Я его не особо внимательно слушал, размышляя о том, что организаторы могли бы всю эту прелюдию провести еще до моего появления в зале.

Похоже, что время нашего представления подходило к своему завершению. Я рассеянно мазнул взглядом по человеку в форме, который вышел на передний план. Мне лицо его было смутно знакомо, но абсолютно не хотелось рыться в памяти, чтобы понять, кто это такой. Скорее всего, кто-то из прокуратуры. Он держал в руке бланк. В зале повисла мертвая тишина. Я обвел взглядом студию — на мне сошлись взгляды всех присутствующих, кроме новоприбывшего, который пялился в свои документы.

Такое пристальное внимание рассеяло мою меланхолию. Во мне опять стала просыпаться ярость. Когда же это все закончится?! Охранники, все это время неотступно стоявшие по бокам от меня и почувствовавшие мое напряжение, крепче вцепились мне в запястья, по-прежнему скованные наручниками. Ну да, еще не хватало, чтобы я сейчас кинулся на кого-нибудь из находящихся в зале. Такому повороту событий обрадовались бы телевизионщики, да и телезрители тоже, но тюремному начальству такие скандалы были вовсе ни к чему. Я подозревал, что Андреевич и так далеко не в восторге от того, что процедуру пришлось сделать публичной в угоду Второму каналу.

Мне начали зачитывать приговор. Я опять не прислушивался — не трудно было догадаться, что примерно мне собирались поведать. Слова теперь вовсе потеряли для меня всякий смысл и я стоял, отрешенно глядя вдаль, стараясь ни на чем не фокусировать взгляд. Мне казалось, что я неплохо держусь, хотя и это уже было совершенно не важно.

— Виктор, желаете ли вы сказать что-нибудь напоследок? — спросил Славик.

Второй канал был явно не готов предоставить мне возможность умереть спокойно. Хорошо еще, что не предложили озвучить последнее желание. У меня настолько пересохло в горле, что я не смог бы выдавить из себя ни звука, даже если бы и захотел. Да и что нужно говорить? Я оказался в ситуации, когда все привычные жизненные устои рухнули и мое мировоззрение стремительно стало меняться. Что бы я ни попытался поведать окружающим, они смогли бы это понять, лишь оказавшись в схожих условиях.

Я не собирался ни у кого просить прощения, ни в чем не хотел раскаиваться, ни с кем не желал прощаться. «Телеканал обещал помочь мне избежать смерти, а вместо этого, нажившись на моей популярности, отправляет меня на электрический стул. Не верьте телевизору!» — выдать такую фразу мне не позволяло пересохшее горло. Зрители должны были и так понять всю иронию ситуации. Проблема была лишь в том, что, люди, не доверяющие телевидению, и так вряд ли имели привычку смотреть реалити-шоу.

Я отрицательно покачал головой. По залу пробежал разочарованный вздох, а охранники, получив невидимую для меня команду, потащили меня к электрическому стулу. Может, приговор исполнили бы и раньше, но изготовление и транспортировка такого агрегата заняла, надо полагать, не один день. Я не сопротивлялся, когда мое тело фиксировали и проводили все прочие необходимые манипуляции. Опять яркими всполохами засветились вспышки фотоаппаратов. Это уже была пытка — так назойливо светить человеку в глаза, поэтому я был даже благодарен, когда на лицо мне надели темную маску. Напряжение в зале достигло своего апогея и люди стали переговариваться, не в силах сдержать эмоции. Несколько раз прозвучал нервный смех. Время вдруг потянулось слишком медленно и я пожалел, что до последнего сохранял хоть какую-то ясность ума. Пережидать эти бесконечные секунды было бы проще, если бы мой мыслительный аппарат все-таки отказал. Мне вдруг захотелось вырваться, но это было выше человеческих сил. Я вскоре дождался фразы:

— Включить ток!

20. Стас.

Ну вот я и победил… Сначала я и в самом деле не относился к проекту всерьез. Но чем ближе к апогею подходила эта безумная, скандальная, полная интриг, дурацких слухов и взаимного недоверия гонка, тем больше росло мое беспокойство. Как ни крути, но свобода почти для любого из нас казалась невероятно заманчивой. Были, конечно, в тюрьме заключенные, которые о ней и не мечтали, но такие изначально не стремились попасть на шоу. Участники вылетали один за другим, а я, к немалому своему удивлению, продолжал бороться за победу. Чем конкурентов оставалось меньше, тем сильнее кружил меня водоворот надежд и опасений. Я же старался придерживаться привычной линии поведения и сохранял показное равнодушие, хотя делать это с каждой неделей было все труднее.

Когда нас оставалось трое, а затем двое, то и у меня руки помимо воли начинали тянуться к телефону. В ухо как будто кто-то нашептывал: «Голосуй! Голосуй! Ты еще не тратил на это денег, твои ресурсы пока не истощены, а вот конкуренты уже на грани разорения и ты легко сможешь их обогнать на финишной прямой. Вот он, твой шанс! Разве несколько лет жизни не дороже твоих сбережений? Потрать их, возьми кредит, займи у родственников, у знакомых, да у кого угодно — и ты победишь!».

Гольцев несколько раз говорил, что у него есть сводный рейтинг по голосованиям за весь период шоу и он уже сейчас может предсказать, кто же в итоге победит. Славик в предпоследней серии обещал, что после выявления победителя, в специальном выпуске, посвященном съемкам, телезрителям предоставят рейтинг каждой из серий, чтобы они воочию увидели, кому они более всего благоволили в течение шоу.

Несколько раз я в последнюю секунду сдерживался, чтобы не спросить у них — кто же фаворит. Задавать такой вопрос было нельзя — правду я бы не узнал, зато свидетельство такого нетерпения обязательно стало бы достоянием публики. Никогда еще не было так трудно держать язык за зубами. Один из моих конкурентов не выдержал и стал донимать Гольцева этим вопросом. Тот, конечно, ничего толком не сказал, лишь подразнил его намеками, а потом включил видеозапись этого разговора в один из выпусков. Голосовать за себя я так и не стал. Это обязательно стало бы известно, а я пришел к выводу, что важнее сохранить ореол спокойствия и равнодушия, который, по моим соображениям, привлекал ко мне зрителей. Их любовь могла обеспечить мне куда большую поддержку, чем мои индивидуальные, достаточно скромные, несколько десятков или даже сотен голосов. Можно было долго ломать голову над тем, был ли верен мой расчет, но для меня главным стал результат — я победил, а чем мне удалось привлечь зрителей, было уже совсем не так важно.

Медленно, невероятно медленно текли последние дни заключения. Сразу после объявления результатов меня отправили в одиночную камеру, чтобы я точно дожил до освобождения. Я не возражал, хотя и не мог понять мотивацию людей, которые попытались бы мне отомстить. Первые пару дней скуку скрашивали разные проверки и медицинские исследования, которым меня подвергали так же, как и всех остальных, чей срок заключения заканчивался.

Я не привык к камере-одиночке, поэтому с нетерпением ждал времени прогулок или приема пищи. К тому же, неописуемое наслаждение приносило осознание того факта, что за нами больше не следят неусыпные глаза видеокамер Второго канала. В продолжение всего периода съемок они меня сильно раздражали, хотя я старался и не подавать виду. Чем меньше оставалось сидеть здесь, тем длиннее казались каждые сутки, проведенные взаперти.

Когда я попал в тюрьму и немного освоился, я начал жить размеренно. Мне было известно, что за решеткой придется провести не один год, поэтому я постарался наладить свой быт, чтобы заключение не стало настоящей пыткой. Обзавелся друзьями, стал ходить в тренажерный зал, увлекся онлайн-играми. Как стайер старается растянуть силы для преодоления дальней дистанции, так и я поставил перед собой цель жить не спеша, чтобы терпения хватило на весь срок.

Но теперь, когда до миража свободы можно было дотянуться кончиками пальцев, выдержка стала мне изменять. Иногда начинало казаться, что не было никакого шоу и моего триумфа в нем, а значит сидеть мне здесь еще очень долго. Было бы глупо искать подтверждений реальности у охранников или заключенных или же звонить Гольцеву, чтобы спросить: «А я на самом деле выиграл? Когда меня выпустят?». Поэтому, чтобы убедиться в том, что это — не сон, я включал компьютер и пересматривал последний выпуск «Второго шанса». До сих пор я с трудом мог поверить в свою победу.

Я хорошо помнил видео, показанное в полуфинальном выпуске. Интервью с вылетевшим Серегой и то, как он взбесился, когда его спросили, кому же он теперь желает удачи в финале. Помнил и его упреки, в том числе в мой адрес, но не чувствовал никакой вины перед остальными участниками. Это было тяжелое испытание, но каждый из них шел туда по своей воле, а с вылетом отнюдь не кончалась жизнь. Многим это шоу стоило слишком дорого. Илья вскрыл себе вены, Антон в одночасье остался без друзей, а Серега еще нескоро восстановит психику. Не говоря об остальных игроках, чьим надеждам не суждено было сбыться. Однако мои мысли занимал по большему счету только Виктор.

Когда я узнал, что все его апелляции не дали эффекта и он все же будет казнен, меня как будто ударили кувалдой по голове. В это невозможно было поверить. Мне тогда лишили общения с остальными заключенными, выпускали на прогулки в другое время и кормили отдельно. Все это объяснялось тем, что я мог возбудить в ком-то слишком сильную зависть и потому мне лучше пока посидеть в безопасном одиночестве.

Я не бунтовал — проходил всевозможные медицинские проверки и мысленно развлекал себя мечтами о будущем. Я прокручивал в голове разные варианты того, как я попрощаюсь с друзьями, а затем мы будем созваниваться или переписываться. Со временем мы встретимся, ведь у меня не было сомнений, что Виктора помилуют, Серегу вылечат, а Антона рано или поздно выпустят. Вот в этот момент, когда я целиком и полностью поверил в придуманную мной самим сказку, пришел Гольцев.

Он ошарашил меня новостью, что никакой пересмотр не состоится и приговор Виктора будет приведен в исполнение. В голове водоворотом завертелись мысли о том, что шоу еще, наверное, не закончилось и меня продолжают снимать камеры наблюдения. Журналист просто хочет увидеть мою реакцию и растиражировать ее в каком-нибудь специальном выпуске, посвященном съемкам шоу. Но Гольцев покачал головой и предложил залезть в интернет или позвонить начальнику тюрьмы, чтобы убедиться, что это — не розыгрыш. Я выбрал первый вариант — новостные ленты самых разных сайтов наперебой сообщали, что приговор в самом нашумевшем судебном разбирательстве последних лет остался неизменен.

Витька перестали выпускать из камеры, отрезали интернет, забрали мобильный телефон, так что увидеть его или хотя бы услышать больше не было ни малейшей возможности. Поводов откладывать казнь не нашлось, ведь решение суда давно было утверждено и фактически для претворения этого вердикта в жизнь нужно было лишь назначить дату. Я же повел себя подобно страусу, прячущему голову в песок, в безумной надежде, что если я не буду знать, когда состоится казнь, то она и вовсе не состоится.

Поведение мое было, безусловно, глупым, но трудно требовать от человека разумных рассуждений, когда он узнает, что его друга планируют убить в ближайшее время. А между тем, этот день приближался, что дало Гольцеву замечательный шанс еще раз меня шокировать. Во время следующего визита он заявил, что я должен почтить казнь своим присутствием и сделать это нужно сегодня. В этот момент мне впервые за весь срок, проведенный в тюрьме, полностью изменила выдержка.

— Я думал, ты проявишь больше участия к судьбе друга и не забудешь, на какой день назначена казнь. Да во всех последних новостях это было указано! — сказал Гольцев. — Идем, только тебя и ждут. Ты, можно сказать, чуть ли не главная фигура в сегодняшнем спектакле, после Виктора, конечно. Я немного рановато пришел, но тебя еще стилисты должны привести в порядок.

Я испугался, мне не хотелось туда идти. Мне не было страшно, когда я чуть не начал войну с тюремными «авторитетами», собираясь заступиться за Виктора и переломать кости Дыму. Тогда вскипевшая ярость помогла не чувствовать страха — я готов был бороться до последнего, ведь в такой борьбе мои руки, без преувеличения, многого стоили. Однако в итоге Витек настоял на возможности разобраться без моей помощи. Тогда я стоял на выходе из спортзала, ожидал, кто же выйдет оттуда и терзался неизвестностью, но если бы вышел Дым, то ему бы не поздоровилось. К счастью, целым и невредимым, хотя и разрисованным чужой кровью, ко мне вышел Виктор и на этом конфликт был практически исчерпан. На этот же раз я прекрасно понимал, что теперь борьба бессмысленна и вся моя верность, и все боевое искусство окажутся бесполезны. Я не хотел идти туда и бессильно смотреть на казнь, будучи не в состоянии ему помочь. Но в то же время я не хотел сидеть здесь, зная, что сейчас должно произойти. Гольцев заметил мое замешательство:

— Пойдем, не сидеть же тебе взаперти. Ты обязательно должен быть там.

Я попятился от него. В голове даже мелькнула бредовая мысль, что стоит за что-нибудь ухватиться, чтобы он меня не потащил с собой. Потом я немного взял себя в руки и сообразил, что не станет же шоумен тащить меня за шиворот, да и не те у него силы, чтобы со мной совладать. Я отказался наотрез. Гольцев перепробовал все возможные варианты. Он взывал к моему, ставшему знаменитым, хладнокровию, уговаривал, доказывая, что Виктору захочется увидеть лучшего тюремного друга, требовал послушания, поскольку он организатор шоу, которое подарило мне свободу.

Он распинался достаточно долго и совершенно безрезультатно. Увидев, что я не собираюсь менять решение, Гольцев даже пригрозил, что аннулирует мое освобождение, но в это я не поверил. Во-первых, в моем договоре не было никаких пунктов про присутствие на казни, а во-вторых, это был бы слишком большой скандал — многомиллионная армия зрителей могла бы возмутиться: «Почему не освобожден победитель, за которого мы все вместе заплатили целое состояние?». Да, в этой ситуации телезрители были клиентами, заказывающими умопомрачительно дорогую услугу, так что даже Гольцев и весь Второй канал едва ли решились бы не выполнить своих обязательств.

Но заставить Вову отказаться от вожделенной затеи было непросто — он стал надо мной насмехаться, утверждать, что я трус и слюнтяй, у которого в трудную минуту сдали нервы. Я с большим трудом сдержался, чтобы не выбить ему зубы, и признал, что он прав. В качестве последнего аргумента он пообещал, что пришлет несколько охранников и меня приведут под конвоем. Я не остался в долгу и дал слово, что устрою в студии грандиозный скандал. Я пригрозил открыть такие секреты нашего шоу, что ему после этого вовек не отмыться, даже если я всю оставшуюся жизнь вынужден буду провести в тюрьме. На казни должны были присутствовать журналисты самых разных компаний, так что мои слова мгновенно стали бы известно целому миру.

— Ну ладно, ладно, успокойся, — примирительно развел руки в стороны Гольцев. — Вот скажу тебе честно — мне еще ни на одном шоу не приходилось работать с такими строптивыми и норовистыми людьми. Виктор и сам постоянно мне перечил, упрямился и скандалил. То ли дело в том, что вы, вынужденные жить здесь в неволе, пытаетесь хоть в чем-нибудь проявить характер и поступать наперекор приказам, то ли еще в чем-то.

По его глазам я понял, что он готов уступить. Наверное, понял, что мои нервы тоже не железные и если я сейчас сорвусь, то еще непонятно успеют ли ему прийти на помощь, как в свое время Тарасову.

Он ушел, а меня тут же стали терзать сомнения — это был точно последний шанс увидеть Витька. Еще минуту назад я готов был драться насмерть, чтобы никуда не идти. Сейчас же я начинал подумывать о том, чтобы попытаться вынести дверь или хотя бы достучаться до охранника с тем, чтобы меня пустили попрощаться с другом. Но если бы Гольцев вернулся, то я бы не согласился с ним пойти. Этой дилеммой я мучился весь вечер и даже всю ночь, хотя к утру прекрасно понимал, что казнь уже давно состоялась. Однако поверить в это я просто не мог.

Я так и не сумел уснуть и провел ночь, меряя шагами комнату. От недосыпания и переживаний целый день болела голова и я продолжал бродить по комнате из угла в угол. Мне не хотелось никуда не выходить, поэтому еду мне приносили в камеру, хотя я почти не притронулся ни к завтраку, ни к обеду, ни к ужину. С наступлением следующей ночи меня все-таки сморил беспокойный, полный кошмаров и регулярно прерывающийся сон.

Оставалось мне здесь сидеть совсем недолго. Теперь, после казни, я считал большой удачей то, что меня отправили дожидаться освобождения в отдельную камеру, которая давала мне тишину и покой. С завершением шоу я навсегда простился с Виктором, возможно, что навсегда — с Серегой, надолго — с Антоном, и мной овладела страшная усталость. Навещали меня только охранники, приносившие еду и Гольцев. Когда Вова пришел в третий раз и сказал, что завтра меня выпустят — я с удивлением понял, что прошло уже больше двух недель с того момента, как меня назвали победителем шоу «Второй шанс».

Мое возвращение к свободной жизни Гольцев хотел превратить в отдельное и тоже очень яркое шоу. Он не зря выпускал меня в субботу, так как на воскресный вечер была запланирована серия, подводящая черту под всей этой эпопеей. Он желал завершить проект на мажорной ноте — видеозаписью моего освобождения. В этом выпуске должен был присутствовать и я, но уже в качестве свободного человека, специально приглашенного в студию.

И вот наступил день моего триумфа. С самого утра ко мне неоднократно заходили то Гольцев, то Славик, то визажисты. Выпустить меня должны были к полудню, а пока я мог в последний раз проделать все привычные ритуалы: сходить позавтракать, потом на прогулку и на тренировку. Была бы моя воля, в спортзал я бы не пошел, так как на посещение было отведено всего минут пятнадцать, за которые все равно ничего толком успеть нельзя, но Гольцев настоял. Он хотел сделать видео, в котором я посещу все места, которые занимали мой досуг во время заключения.

И я бродил по тюрьме, а за мной, как зеваки за экскурсоводом, плелись журналисты. Виктор рассказывал, да и сам я потом в записи видел, как в начале шоу он также проводил экскурсию по тюрьме. На этот раз моя очередь подошла. Несколько раз в течение этой прогулки Славик организовывал короткие интервью. Он расспрашивал о том, что было самым трудным за время заключения и позже, во время борьбы за победу, просил поделиться планами на будущее. Я отвечал, а сам ломал голову над тем, какие каверзные вопросы ожидают меня в завтрашнем специальном выпуске. В том, что они будут непростыми, сомневаться не приходилось.

Я с легкостью расставался со своей камерой и сокамерниками, со столовой, с прогулочным двориком и со спортзалом. Не думаю, что когда-нибудь буду за всем этим скучать. Сложнее было попрощаться с Антоном — любопытные объективы видеокамер не то чтобы не давали искренне поговорить, но все-таки раздражали. Он оставался здесь практически один, ведь, как и я, он не завел других друзей, кроме членов нашей компании. Я спросил у него про Серегу, но он сказал, что увидеть его мне вряд ли удастся. Испытания оказались слишком серьезными для его психики, так что было вовсе неизвестно, когда к нему начнут пускать посетителей.

— Честно говоря, я не думаю, что он был бы рад тебя видеть, — добавил Антон. — Впрочем, адрес его больницы я тебе по почте скину, при случае можешь навестить.

День подходил к полудню. Скоро должна была начаться наиболее торжественная часть мероприятия. На улице, за воротами меня уже добрых пару часов ожидала большая толпа людей — целый ворох журналистов и просто праздношатающихся зевак. Обо всем этом мне любезно поведал Славик. Для меня же было важным лишь то, что в этой толпе стояли мои родители, сестра, двоюродный брат, дочь и даже бывшая жена.

Дело не обошлось без обязательных благодарностей в адрес Второго канала. Также мне пришлось пожелать удачи моим, уже бывшим, конкурентам. Эти слова я предпочел бы не произносить — мне они казались похожими скорее на издевательство, но Гольцев в этом вопросе оказался просто непоколебим. И вот все приличествующие моменту слова сказаны, и я направился к закрытым пока воротам тюрьмы. Хотя, согласно стандартной процедуре, освобождаемого выпускали через обыкновенную дверь, меня, как местную знаменитость, решили удостоить особой чести — передо мной откроют широкие транспортные ворота. Такая себе триумфальная арка для победителя, торжественно шагающего навстречу свободе. Хорошо еще, что ее хотя бы цветами не стали украшать. Обычно возле них постоянно дежурил охранник, но на этот раз никого поблизости не оказалось.

Я подошел к ним в полном одиночестве, операторы остались позади и снимали мой марш со спины. Заняв почти всю ширину ворот, на них гордо красовался плакат с эмблемой Второго канала. Ну, разумеется, никто не должен забыть, чьими стараниями я вырвался на волю. Мне стало смешно, но я не пытался подавить улыбку. Ведь сейчас меня увидят все, кто ожидал моего освобождения, а победителю, наверное, полагается улыбаться.

Сама перегородка плавно и беззвучно начала отодвигаться в сторону, а я подсознательно ждал, что сейчас еще и туш грянет, но этого не произошло. Что же, может быть, торжественную музыку потом добавят, когда ролик будут показывать в завтрашнем выпуске. Сразу за воротами меня ждал Славик. Он улыбнулся, пожал мне руку и поздравил. Не успев сделать и трех шагов, я оказался окружен журналистами, которые стали наперебой забрасывать меня вопросами. Автографов пока никто не просил — и на том спасибо. Я отвечал на вопросы, жмурился из-за солнца и слепящих вспышек фотоаппаратов, а сам старался пробраться туда, где стояли мои родные.

Навстречу мне, я отлично видел, пытался протиснуться мой двоюродный брат. Нам наконец-то удается пробиться друг к другу, мы обнялись, сорвав еще один букет фотовспышек. Дальше двинулись уже вместе. Моих родственников оттеснили назад, к проезжей части, зато они стояли рядом с двумя машинами, в которых мы отсюда и скроемся. Я обнялся с близкими, брат же в это время пытался оттеснить хоть немного назад особо настырных журналистов. Это оказалось сложной задачей даже для него, несмотря на рост под метр девяносто и крепкое телосложение. Мы расселись по машинам и уехали. Несколько автомобилей с наиболее настырными «акулами пера» рванули вслед за нами, а когда мы подъехали к своему подъезду, то оказалось, что и возле него дежурят люди. Пришлось еще раз с трудом прорываться к квартире, перемежевывая ответы на вопросы просьбами посторониться и разрешить пройти.

Я вряд ли смог бы последовательно вспомнить, кто и что говорил во время поездки, да и потом, дома. Высказать всем нам нужно было очень много и, наверное, это лихорадочное возбуждение не так быстро уляжется. Весь этот день я провел, не покидая родных пенатов, в кругу самых близких людей. На следующее утро мне нужно было съездить на встречу со Славиком, обсудить вечерний эфир. На улице меня поджидало несколько наиболее рьяных журналистов. Пришлось некоторое время потратить на общение с ними, благо, я вышел немного пораньше, предвидя такую ситуацию.

Я знал, что нужно немного потерпеть и меня вскоре оставят в покое. Опыт младшей сестры, изрядно увлеченной реалити-шоу, подсказывал, что подобная слава очень быстротечна — скоро появится какой-нибудь новый, еще более скандальный и экстравагантный проект, после чего герои прошлых саг неизбежно уйдут в тень. Обычно для них это становится неприятным сюрпризом, а то и настоящей трагедией, но лично я с удовольствием заживу обычной малоприметной жизнью.

Я вышел пораньше еще по одной причине. Хотел немного побродить по городу, свыкнуться с мыслью, что теперь я волен ходить куда вздумается и когда захочу. Поневоле пришла на ум одна из первых серий шоу, в которой Виктор повествовал об условиях содержания в тюрьмах на разных этапах развития цивилизации. По сравнению с его рассказом, современная «зона» была больше похожа на базу отдыха.

Путь, которым я двинулся к Славику, не был самым коротким. Я проделал часть дороги пешком, затем сел на автобус. Солнцезащитные очки здорово изменили мою внешность. На съемках шоу я ведь в них ни разу не появлялся. Так что никто меня пока не узнал. До заключения мне не один раз приходилось слышать, что отбывшим срок сложно заново научиться жить в обществе. Эта адаптация для них скорее похожа на привыкание к условиям существования на другой планете. Я пока не мог судить, насколько трудно мне будет влиться в темп обычной городской жизни, но то, что окружающий мир заметно изменился, не вызывало никаких сомнений.

Не так и долго я пробыл в тюрьме, но слишком многое за это время успело измениться. Когда я увидел первую машину, разрисованную логотипами молочной компании, я сначала подумал, что это их фирменный транспорт, из чувства рьяного патриотизма покрашенный в корпоративные цвета. Потом, насчитав таких автомобилей на дороге не один десяток, я понял — торговые компании освоили новый вид рекламных плоскостей. В окне моего автобуса, ну прямо как на экране телевизора, шла одна бесконечная бегущая строка и ладно это были бы только автомобили. Но нет! Стены домов, заборов, остановки — все изобиловало от предложений самых разных товаров и услуг, какие только можно было себе вообразить.

Общественный транспорт не отставал. На каждом встречном автобусе, троллейбусе или трамвае попадались логотипы пива, колбасы, чипсов и еще черт знает чего. А внутри висели мониторы, бесперебойно крутившие один рекламный ролик за другим. Надо полагать, что это теперь также было в порядке вещей. Ролики эти ревели самыми разными голосами: от высочайшего контральто до густого баритона, крикливо агитируя пассажиров покупать самую разную ерунду, которая, как мне казалось, даже даром никому не нужна. Не знаю, может это начинались трудности послетюремной адаптации, но меня этот рекламный хор быстро вывел из себя и я пожалел, что не взял с собой наушники.

Я вышел на нужной мне остановке. Теперь предстояло еще немного прогуляться до здания Второго канала. По пути я уже совершенно без удивления прошел мимо двух больших экранов, также транслировавших рекламу. Хотя такой интенсивный информационный поток быстро стал меня раздражать, но со своей задачей он вполне справлялся. Внимание поневоле концентрировалось то на каком-нибудь бигборде, то на неоновой вывеске. Но вот что они рекламировали? Я не смог бы вспомнить уже через минуту. Но кто знает, может, мое подсознание уже попало в расставленные ловушки и когда придет время что-то купить, то вбитые в голову рекламные истины всплывут в памяти. Засмотревшись на проезжавшую мимо машину, рекламировавшую новую модель телефона известной фирмы, я споткнулся об урну. Без внимания сейчас не оставляли даже такие мелкие объекты — она агитировала покупать сигареты.

Реклама была даже под ногами и здесь она тоже вышла на новый уровень. До тюремного заключения мне часто попадались самые разные объявления, написанные под трафарет просто на асфальте или брусчатке. Теперь же в тротуарную плитку через равные промежутки были вмонтированы прозрачные квадраты, защищавшие рекламные буклеты. Поначалу я опасался на них наступать, но потом, посмотрев, как по ним смело топчутся прохожие, успокоился. Похоже, они рассчитаны на большую нагрузку. Интересно, а насколько эффективен такой вид оповещений зимой, когда все покрыто снегом? Доживем до холодов и увидим. Не исключено, что к тому времени под этими пластиковыми щитами появятся мониторы, а не просто печатные афиши.

Даже одежда на людях пестрела логотипами известных брендов. В ушах стоял гул, а в глазах рябило. Прогулка по улице была похожа на безумный калейдоскоп красок и звуков. Я начал задаваться вопросом — неужели так было и раньше? Или я просто отвык от всего этого, пока сидел за решеткой? Весь этот бурный поток агрессивной информации абсолютно лишал возможности самостоятельно думать. Он выдавливал через глаза и уши все мои мысли, бесцеремонно фаршируя голову тем, что они находили правильным. Понять бы еще, кто эти самые «они»? Кому предъявлять претензии за эту психическую атаку?!

Я с огромным удовольствием зашел в офис Второго канала. Здесь царили тишина и прохлада, а стены были однотонные. Настоящий оазис покоя посреди бурного моря рекламы! На ресепшене меня узнали (все же иногда удобно быть известным) и пропустили мгновенно, снабдив указаниями, как пройти к Славику. Он ждал меня в небольшой комнате, где стоял стол, ноутбук на нем, шкаф и пара кресел.

— Привет! Садись, герой. Ну что, как тебе на свободе?

— Привет, Славик. Честно говоря, непривычно. Все так разукрашено рекламой, что глазу не на чем отдохнуть.

— А чего ты хотел? Идет беспощадная борьба за внимание потенциальных клиентов. Это началось уже давно, просто ты не обращал внимания. А в последнее время масштаб этой бесконечной битвы раскинулся столь широко, что меня и самого иногда оторопь берет. Для тебя же контраст особо заметен, в тюрьме-то у вас настоящее сонное болото!

Он встал, подошел к окну, поманил меня и указал рукой на пеструю улицу.

— Сначала одна компания догадалась договориться с хозяевами частных домов о размещении их логотипа на стенах жилищ. За определенную плату, разумеется. Потом другая подхватила и пошло-поехало. Ну, рекламу на транспорте ты видел и до заключения.

— Да, но не в таких масштабах. И уж точно ее не было на частных автомобилях.

— О, это очень выгодное дело для владельцев машин, потому столь многие на этот крючок и попали. Если твоего «железного коня» арендовали для рекламы, то можешь быть уверен в том, что его кузов обработают самыми лучшими средствами и будут подкрашивать по мере необходимости. Да еще и денег ко всему заплатят. Некоторые фирмы даже ремонт за свой счет готовы делать, если пострадала «рекламная плоскость» машины. Правда и ответные требования к владельцам выдвигают. Например, ездить на машине не меньше условленного количества дней в месяц и даже не ставить ее в гараж, ведь кто ее там увидит? Ну и в чистоте содержать транспорт, конечно, чтобы никакая грязь не портила их рекламу.

— А одежда?

Славик рассмеялся:

— Заметил? Ты, я смотрю, многое успел увидеть всего-то ко второму дню свободы.

— Сложно не заметить, если люди с логотипами брендов на одежде мозолят глаза на каждом шагу.

— Это совсем свежая идея. Настоящий хит сезона. Футболки и куртки с символикой торговых марок в таком количестве появились несколько месяцев назад. Тут штука в том, что их не продают. Одежду раздают просто сотнями на различных мероприятиях, во время акций в торговых сетях, перед музыкальными концертами или футбольными матчами. Она по-настоящему высококлассная, очень качественная, стильная. За разработку дизайна берутся мастера своего дела. Знал бы ты, сколько денег тратят на эти тряпки сами заказчики.

Славик усмехнулся и развел руками.

— К тому же, одежду эту шьют самых разных размеров, так что любой человек сможет подобрать подходящий для него. Ты бы видел, какие толпы собираются во время раздачи этой продукции, — прямо как в супермаркетах, когда там объявляют день финальной распродажи. Потом люди расходятся как будто с огромного конвейера — одинаково одетые, зато столь же одинаково счастливые. Сверкают улыбки и логотипы! А когда футболок остается мало, между желающими урвать свой кусок халявы разгораются баталии. Орут, толкаются, вырывают эти шмотки друг у друга из рук, в итоге частенько разрывают предмет соперничества и его остается только выбросить. Я несколько раз даже драки на почве обладания курткой видел. Наверное, даже у вас в тюрьме так не дерутся, честное слово.

— В тюрьме вообще редко дерутся, там надзиратели за порядком следят.

— Ну а здесь воля и можно творить что захочешь, — ответил Славик. — Бывает, что и полиции приходится вмешиваться, если охотники за брендированной одеждой не могут найти общий язык. Пройдет еще немного времени и станет понятно — выгодно ли таким способом навязывать свою торговую марку потребителям. Ну а пока идут эксперименты. Мы даже видеоматериал делали про коллекционера такой одежды — у него около сотни футболок и десятки курток, а уж про разную мелочевку, типа бейсболок, и говорить нечего. Внимательно следит за новостями в интернете и сразу мчится туда, где будет акция с раздачей одежды. Ладно, что-то мы с тобой заболтались, пора поговорить о заключительной серии «Второго шанса».

Мы углубились в изучение сценария, отрепетировали несколько диалогов. Потом Славик меня отпустил, снабдив инструкциями и обозначив время вечером, когда мне нужно будет явиться для последней съемки.

По пути домой меня впервые узнали на улице. Молодой парень, на вид лет двадцати, проходя мне навстречу, остановился как вкопанный и, не веря своим глазам, провел меня взглядом, потом развернулся и догнал.

— Ты Стас Вербицкий? Ты победитель шоу «Второй шанс»?

Вопросы прозвучали достаточно громко, а мне вовсе не хотелось привлекать к себе внимание праздношатающихся прохожих. Я успокаивающе хлопнул его по плечу, прикинув, что могу позволить себе такую фамильярность, если уж он так быстро перешел на «ты».

— Да, это я, но кричать об этом на всю улицу не нужно. Спокойнее, парень, если у тебя ко мне разговор, то давай отойдем хотя бы немного подальше от проезжей части.

Молодого человека звали Андрей, и никакого конкретного разговора у него в планах не было. Я выслушал порцию бурных восторгов по поводу нашего шоу, несколько десятков комплиментов в свой адрес и был сметен целым потоком вопросов, на которые даже не успевал отвечать, так как он, не слушая моих ответов, задавал новые. Из его не слишком связного рассказа я понял, что именно за меня он болел с самого начала шоу и отправил столько голосов, что ближайший месяц его придется кормить родителям.

— А еще я с девушкой расстался, — жизнерадостно сообщил мне он.

Он вперемешку с вопросами успевал довольно много рассказать о своей жизни, как будто мы были старыми друзьями, которые давно не виделись. Меня такая откровенность удивляла, но я поневоле чувствовал к нему симпатию — разве не усилиями таких, как Андрей, я вырвался на свободу?

— И все, между прочим, из-за тебя! — шутливо упрекнул он. — Она за твоего главного конкурента болела, за Диму Колесниченко. Представляешь, даже голосовала за него с моего телефона, когда я не видел. У нас такие ссоры были, каждый за своего любимца горой стал! Ну а перед последним туром она мне условие поставила — или мы сейчас садимся и вместе голосуем за Диму или она меня бросает.

— Ну а ты что? — спросил я для поддержания разговора.

— Выгнал ее ко всем чертям!

— А долго вы вместе были?

— Да уж прилично — два года. Уже к свадьбе начинали готовиться. Ай, да пошла она в баню! Что она вообще нашла в этом Диме?

Никогда не мог понять людей, готовых перессориться по причине разных политических взглядов, а уж тем более, из-за персонажа реалити-шоу, хотя и встречал таких достаточно часто. Сестра моя, не в меру увлеченная подобными шоу, сама подобной нетерпимостью грешила. Ссорилась с подругами и даже родственниками, скандалила на форумах. Я еще минут пять поговорил со своим новым знакомым, стараясь по мере сил удовлетворить его любопытство, потом дал автограф и согласился с ним сфотографироваться.

Он достал планшет, сделал несколько снимков и сразу же щедрой рукой высыпал их на страницы доброго десятка социальных сетей. Фотографии сопроводил комментариями: с кем это он запечатлен и где ему посчастливилось с такой знаменитостью встретиться. В эту минуту он начисто забыл обо мне и стал с восторгом следить за тем, как растет количество «лайков». Я за этим процессом следил с легкой тревогой — фотографии Андрея вызвали настоящий ажиотаж в сети. Мне совсем не улыбалась перспектива того, что сюда сейчас начнут стягиваться поклонники «Второго шанса». Я тогда не то что домой не успею заехать, я и на съемку вечером не попаду. Так что я распрощался с Андреем, пожелал ему удачи и ретировался как можно скорее. Парень, как зачарованный, глядел в планшет и, похоже, ничего вокруг больше не замечал.

В четыре часа я снова отправился в тюрьму на фирменной машине Второго канала. В голове проносились обрывки воспоминаний: как меня везли сюда в первый раз, о чем я тогда думал, как проходили первые дни заключения. Я был точно уверен, что сегодня же вечером я оттуда вырвусь и сделаю все, чтобы никогда не возвращаться. Но по мере приближения к тюрьме по телу пробегал неприятный холодок.

Специальный выпуск представлял собой настоящий винегрет. Прямая трансляция шла вперемешку с эпизодами из прошлых серий, а также с интересными фрагментами, которые до сих пор не попадали телезрителям на глаза. Пока они любовались записью, находящиеся в студии смотрели то же самое, но на большом мониторе, установленном посреди зала. Для меня эти съемки прошли легко, но что чувствовали мои проигравшие оппоненты, я мог только догадываться. По сути — эта серия была сплошным напоминанием об их неудаче.

Славик, согласно обещанию, обнародовал рейтинг зрительских симпатий. Оказалось, что почти все время лидировал мой главный конкурент — Дима Колесниченко, хотя и я постоянно держался недалеко от него, обычно на второй или третьей позиции. Только ближе к концу, когда вылетел Серега, нас осталось трое и зрительские симпатии качнулись в мою сторону. Сам Дима только посмеялся, когда объявили результаты, хотя ему должно было быть обиднее всех.

Славик напоследок поблагодарил всех спонсоров. Мне даже показалось, что их стало больше, чем было вначале шоу. После чего меня по очереди поздравили с победой остальные участники — подошли, пожали руку и обняли. Искренности в их словах и жестах я не заметил. Меня бросило в холодный пот от мысли, что во время объятий мне кто-нибудь из них всадит в спину нож. Но ничего подобного не произошло, да и не могло произойти — охрана не дремала. Хотя, думаю, что Второй канал был бы в восторге от такого эффектного финального штриха. Напоследок я выступил с короткой речью, текст которой Славик предоставил мне еще утром. На этом выпуск и закончился.

В суете, последовавшей за окончанием эфира, я подошел к начальнику тюрьмы и попросил разрешения увидеть Антона, ведь его, как человека, не попавшего на шоу, в зале не было.

— Тебя Иванчук часом не покусал, пока вы вместе срок мотали? — Андреевич с подозрением посмотрел на меня. — Это был у него излюбленный способ, как трепать мне нервы. Ты же процедуру знаешь — включил компьютер, поставил микрофон на стол и общайся в свое удовольствие. Да и социальные сети на кой черт выдумали?! Зачем тебе эти личные встречи, тем более что вы только вчера виделись? Если так уж соскучился, то проломи кому-нибудь череп и возвращайся.

Чувство юмора у Андреевича было специфическое. Меня больше ничего не связывало со Вторым каналом, но последнюю любезность они мне все же оказали.

— Стас, догоняй, мы тебя в машине ждем, — крикнул Славик. — Подкинем домой с ветерком.

На выходе меня остановил охранник и сказал:

— У нас здесь фонтана нет, ну так ты хотя бы в умывальник монетку кинь. Чтобы вернуться.Примета такая, знаешь?

— Да ну тебя, с такими приметами, — пробурчал я в ответ и двинулся к машине, которая уже нетерпеливо моргала фарами.

21. Финал.

Постепенно жизнь моя вернулась в ту же привычную колею, что и до заключения. Я взялся за тренировки, наладил связь со старыми друзьями, старался больше времени проводить с родными. Не забывал и Антона — мы созванивались, переписывались и даже, как во времена общей «отсидки», играли вместе в онлайн-игры. Ему предстояло просидеть еще около полутора лет, после чего можно будет и встречаться, хотя бы иногда. Думаю, то, что мы живем в разных областях, не станет большой помехой. Я несколько раз спрашивал о Сереге, но Антон ничего нового не мог мне сообщить. Наш общий друг проходил длительный курс лечения и кроме его врача вряд ли кто-то смог бы сказать, когда же он вернется к привычной жизни.

Поначалу работу найти оказалось не так просто — куда-то меня не хотели брать, как бывшего зека, а где-то, наоборот, мешал мой статус звезды — коллеги при первом удобном случае подходили поболтать о шоу. В результате падала их производительность, да и я сам слишком часто отвлекался и не успевал ничего сделать. Было бы глупо не пользоваться своими козырями, поэтому, когда мне предложили сняться в рекламном ролике — я согласился. Вслед за этим предложением последовали другие. В итоге, за достаточно короткий промежуток времени я собрал приличную сумму денег и вместе с двоюродным братом открыл небольшой частный бизнес. Мой вклад там был скорее финансовый, всю же работу организовывал он, будучи весьма искушен в этой сфере.

Оставалось еще одно дело, о котором я не забыл, но подхваченный круговоротом ежедневных забот, слишком долго откладывал на потом. Я поехал к родителям Виктора. Это было не так и далеко — соседний город, в котором и сам он проживал, пока не оказался в тюрьме. Адрес Витек мне давным-давно сказал, задолго до начала шоу. Я никогда их не видел, они же узнали меня сразу, поскольку не пропустили ни одной серии шоу.

Я думал, что будет трудно найти общий язык с совершенно незнакомыми людьми, но на самом деле все оказалось куда проще. Я мог очень многое поведать им из жизни сына, поскольку сам Виктор о многом им не говорил. Оно и понятно — не хотел пугать, ведь о некоторых событиях, вроде драки с Дымом, родителям лучше было не знать. Но они просили меня рассказывать все, что с нами происходило, вплоть до мельчайших подробностей. Каждая деталь была для них бесценна, так что у меня не хватило духу им отказать или, уж тем более, врать. И я говорил, говорил все, что мог припомнить: о чем общались, как часто тренировались, чем нас кормили, что происходило на прогулках. Беседа затянулась до позднего вечера, так что мне предложили оставаться в гостях на ночь. Я так и сделал, а утром попросил, чтобы меня отвезли на могилу.

Отец, Алексей Игоревич, поехал со мной. Памятника пока не было, мой спутник сказал, что одна компания предлагала установить его за свой счет, но родители сразу отказались. Потом они узнали, что эта фирма хотела на надгробии указать свой логотип. После этого я еще несколько раз по их приглашению наведывался к ним в гости. А заодно попросил разрешения оплатить установку памятника Виктору. Его родители согласились. Мне казалось, что это самая малая толика того, что я мог сделать в память о друге.

Во второй раз я поехал на кладбище один. Хотелось посидеть в тишине, вспомнить время, проведенное вместе с Витьком… Шагая по дорожке, я еще издалека заметил человека, который вел себя просто как безумный. Он скакал на одном месте, размахивал руками и что-то приговаривал. Эта странная демонстрация проходила неподалеку от последнего пристанища Виктора. Я ускорил шаг, пытаясь понять, что же там происходит.

Подбежав, я, с трудом веря своим глазам, узрел, что этот человек топчется по его могиле. Недолго думая, я подскочил и с размаху врезал ему по голове, попав прямо в ухо. Приложился от души — человека опрокинуло навзничь и он беззвучно рухнул, взмахнув руками. Я мысленно обругал самого себя последними словами: только-только из тюрьмы и сразу же делаю все, чтобы туда возвратиться! Слава богу, что падая, этот придурок не зацепил затылком какое-нибудь надгробие. Узнал я незваного гостя почти сразу, в тот самый миг, когда мой кулак впечатался в его голову — Николай Тарасов!

Ярость просто захлестнула меня. С трудом сдерживаясь, чтобы не прибить лежащего журналиста, я наклонился, схватил его за грудки, поднял на ноги и встряхнул. Взгляд его плавал, будучи не в состоянии сфокусироваться. Стоило мне его лишь слегка толкнуть, как он снова сел на землю, привалившись спиной к чьему-то обелиску. Я припал на колено рядом, дожидаясь, пока он хоть немного придет в себя. Тарасов, похоже, оклемался, попытался тряхнуть головой, зашипел, поморщился от боли и уставился на меня злыми, ненавидящими глазами. Он также меня сразу узнал — удобно иногда быть известным.

— Та чего, вообще рехнулся? Да я тебя…

Я не стал слушать его угроз и влепил ему оплеуху. Хотелось ударить от души, но затылок его был прижат к граниту, так что сильный удар в лицо вполне мог стоить ему и жизни. Впрочем, пощечина, нанесенная моей ладонью, также была весомым аргументом. Тарасов завалился на правый бок и испуганно поднял левую руку, закрывая голову. Я снова усадил его, врезал на этот раз по правой щеке и потом встал. Отойдя на пару шагов, я перевел дыхание. Нужно было успокоиться, а то я и в самом деле мог его сейчас забить до смерти.

Около минуты мы оба молчали, не сводя друг с друга глаз. Журналист не отрывал ладоней от лица, прикрывая горящие щеки и сквозь пальцы следил за мной. Я решил первым нарушить молчание:

— Ты что творишь, Коля? Какого рожна тебя сюда черти принесли?

— А сам-то ты что здесь делаешь? — огрызнулся Тарасов. — Отвали.

— Поговори мне еще. Тебе, я вижу, нравится от зеков по морде получать. Ты учти — здесь охранников нет, некому будет тебя спасти. Виктор тебя в свое время не добил, но это сделать никогда не поздно.

— Чего привязался? — мгновенно сник Николай.

— Я привязался? — изумленно выдохнул я. — Ты его и после смерти не можешь оставить в покое? Скотина мстительная!

— Да что ты понимаешь! Он же мне всю жизнь испортил!

Произнесено это было с таким отчаянием и такой запредельной обидой, что я просто опешил. Я стоял и не знал, что ответить. Этот дурень рассматривал всю упорную, отчаянную борьбу Виктора за жизнь исключительно в свете аферы, призванной лишить самого Тарасова статуса и престижа.

— Коля, очнись! А тебе не кажется, что это наоборот ты ему последние месяцы жизни испортил? Думал, тебе вот так запросто можно повышать рейтинги, спекулируя на цене человеческой жизни?

— Я деятель шоу-бизнеса!

Это было сказано с таким пафосом, что язык сам собой отказывался что-то возражать. Эти слова как будто открыли какой-то клапан, через который вся моя злость испарилась, изгнанная нелепостью аргумента. Что на это можно было ответить? Все же я собрался с мыслями.

— Тарасов, ты в своем уме? Ты что, рассматриваешь свою профессию как некую… — Я взмахнул рукой, пытаясь подобрать наиболее верное слово. — Индульгенцию, которая оправдывает любой поступок? Думаешь, деятелю шоу-бизнеса все можно? Разрешено не соблюдать никаких моральных норм, позволено совершать любую необдуманную, или же наоборот, тщательно выверенную жестокость? Ты в следующий раз девушку изнасилуешь в прямом эфире, стремясь придать очередному шоу более скандальный оттенок. Если же тебя станут в этом обвинять, ты недоуменно заявишь: «Ну я же деятель шоу-бизнеса!», искренне полагая, что такое оправдание вполне тебя извиняет. С чего ты вообще взял, что на казни можно спекулировать? Все это шоу было абсолютно жуткой пародией на человеческую жизнь, оно было специальной призмой, призванной исказить реальность, показать самые темные стороны наших характеров.

Я слегка увлекся, распинаясь перед Тарасовым. Похоже, только здесь и сейчас меня прорвало и захотелось высказать все то, что так долго нагнетало давление в моей душе. Журналист перебил:

— Ну уж ты на шоу точно жаловаться не можешь. Тебе оно принесло свободу. Если ты такой чистоплюй, то откажись от воли, вернись на зону и доматывай свой срок. Ну, что молчишь?

— Этим уже ничего не изменишь, — покачал головой я.

На самом деле, если бы я мог обменять свою свободу на жизнь Виктора и разум Сереги, то я бы согласился. Но говорить об этом Тарасову я не собирался. Легко ли будет ему в это поверить?

— Ты совершил небывалый подвиг, вырвавшись из тюрьмы, преодолел для этого тяжелые испытания, стал любимцем тысяч людей и навсегда вошел в историю. И все это тебе удалось лишь благодаря тому, что существуем такие люди, как мы.

Тарасов говорил искренне, с таким энтузиазмом, что мне стало не по себе. Все это звучало как вступление к какому-то рекламному ролику, призванному воспламенить сердца слушателей и направить их в нужную для говорившего сторону. Тарасов, похоже, пытался задействовать чары своего ораторского искусства, чтобы заставить меня поменять мнение. Увидев, как я снова угрожающе придвинулся к нему, он оборвал свой монолог и поспешно закончил.

— А ты еще и драться полез.

Последняя фраза прозвучала с искренней обидой, как будто я выказал какую-то немыслимую черную неблагодарность к своему благодетелю, которому был обязан решительно всем.

— Тарасов, ты даже не представляешь, как я рад, что хотя бы одна из гиен, крутившихся возле Виктора, обожглась, вместо того, чтобы извлечь выгоду из его смерти.

Тарасов все также сидел, привалившись спиной к надгробию, и следил за мной пристальным взглядом. За все время нашего разговора в глазах его ни разу не мелькнула даже тень раскаяния или сомнений. Он непоколебимо верил в свою правоту и искренне недоумевал, почему же я не хочу разделить его точку зрения. Главной его эмоцией был, пожалуй, страх. Страх перед боксером, упорствующим в своих ложных, как ему виделось, убеждениях, зато вполне способном проломить ему череп. Именно поэтому он так распинался передо мной, желая склонить меня на свою сторону, заставить увидеть ситуацию его глазами. Он просто пытался обезопасить свою жизнь. Иногда журналист затравленно озирался по сторонам, надеясь на то, что кто-нибудь придет ему на помощь.

Я устал от всего этого и сказал:

— Короче, Коля, наш диалог зашел в тупик. Подрывайся и проваливай отсюда. Если сделаешь это молча, то я тебя даже пальцем не коснусь. А ежели еще раз мне здесь попадешься, то слово даю, что я тебя прямо тут и похороню своими руками.

Тарасов с трудом встал, неуверенно опираясь на то же надгробие, потер до сих пор горящие от пощечин щеки и медленно, не сводя с меня глаз, стал отходить в сторону. Казалось, он был доволен тем, что так легко отделался.

Я отвернулся от него, упал на колени перед могилой Виктора и принялся стирать отпечатки ног журналиста с земли. Шаги за спиной стали торопливыми и я понял, что Тарасов убегает, стремясь убраться подальше от меня, пока я занят.

Вскоре земля была уже разровнена, но после вспышки гнева у меня не оставалось сил подниматься с колен. Я стоял и думал о Викторе. Сначала он был увлечен ложными обещаниями, затем последовательно доведен до отчаяния, казнен и теперь растоптан. И все это ради чего? Ради интересов «Шоу-Бизнеса»!

Внезапно пришло понимание того, зачем в современном развлекательном телевидении намеренно искажают и высмеивают веру. Причем абсолютно любую. Начиная от маленькой секты, для которой сам факт упоминания их названия по телевизору уже был немалым успехом, заканчивая всеми крупнейшими религиями мира. Священнослужители негодуют, пишут гневные письма, выступают с требованиями прекратить глумление над верой, но телевизионщикам все нипочем. Они преследуют вовсе не высокие рейтинги, замешанные на скандалах и бурной реакции общественности. Нет, это просто борьба конкурентов. А в такой войне все средства хороши.

Вспомнились тоталитарные режимы. Они зачастую отрицательно относились к религии. Но не потому, что она была опиумом для народа, а потому, что она была опиумом другого сорта, не такого, какого жаждали люди у власти. Эти режимы сами хотели быть верой, единственной системой координат, на которую будут ориентироваться широкие массы населения. Той нерушимой основой, в которую будут верить, на которую будут молиться, ради которой готовы будут умереть.

Какие только формы за несколько тысячелетий человеческой цивилизации не принимала религия, нетерпимая к инакомыслию. Она желала иметь статус абсолютной истины и готова была использовать самые страшные средства для достижения цели. А теперь в эту борьбу вклинился шоу-бизнес, оснащенный арсеналом хорошего знания человеческой психологии, основ маркетинга и умения вести за собой толпу туда, куда ему хочется. И этот новый бог мечтает ниспровергнуть всех старых, утвердить свою власть и поощрять все новые жертвы, умножающие его славу.

И самое страшное то, что каждый из нас своими руками и, как опять-таки каждому кажется, по собственной воле, создает святилище для этого бога. Эта религия не объединяет людей, она старается сделать все, чтобы их разобщить. И вот все мы воздвигаем в своих домах на самом видном месте ультрасовременные алтари в виде плазменных телевизоров и компьютерных мониторов, а затем ритуально приносим в жертву свою жизнь. Она состоит из прожитого времени, а разве мало часов мы проводим перед телевизором?

А может быть я, спокойно плывущий по руслу жизненной реки, даже и не заметил того, что русло это давным-давно проторено в единственно правильном направлении, одобренном все тем же шоу-бизнесом? И я сам абсолютно не способен его изменить? Может быть, этот новый бог уже захватил вожделенную власть и вся мозаика, сложенная из социальных сетей, онлайн-игр, сериалов, ток-шоу, реалити-шоу, рекламы — это всего лишь ширма, скрывающая от нас истинную картину мира. Под силу ли обычному человеку, такому как мне, разбить эту мозаику, ну или хотя бы в одиночку вырваться за ее пределы? Хотя, что я буду делать там в полном одиночестве? И что мне теперь делать с осознанием этого факта? Пытаться открыть глаза окружающим? Плыть и дальше по привычному руслу, надеясь на то, что мне действительно улыбнется удача и грозный шоу-бизнес, подарив мне свободу, никогда не потребует от меня никакой жертвы?

Я встал с колен, развернулся и побрел прочь. Воспоминания о Викторе жгли, как раскаленным железом и в этот момент мне хотелось уйти как можно дальше, чтобы перед глазами не маячил пример того, что бывает с теми, кого сфера современных развлечений выбирает в качестве жертвы. Подумалось еще и о том, что согласно статистике, рейтинг трансляции казни достиг каких-то совершенно ошеломительных цифр. Чего ждать дальше? Что телекомпании, привлеченные зрительской любовью к подобным развлечениям, вывернутся наизнанку, лишь бы изменить законодательство и снова ввести смертную казнь?

Невозможно даже представить, сколь разнообразны и многочисленны, а главное успешны, могут быть шоу, на кону которых будет стоять жизнь одного из участников. «Сегодня, дорогие телезрители, только от результатов вашего голосования будет зависеть, с кем же из наших конкурсантов мы в конце серии попрощаемся, провожая его в газовую камеру! Голосуйте, голосуйте, голосуйте! Спасите своего фаворита!» А может быть, всплывут давно скрытые пылью веков, зато столь зрелищные виды казней, как например сожжение или распиливание пилой? Сплошные вопросы…

…

В день, когда рабочие заканчивали установку памятника, а я приехал своими глазами убедиться, в том, что все сделано хорошо, я встретил на кладбище неожиданного посетителя. Я его сразу узнал, впрочем, он меня тоже. Это был Ярослав Меренков, бывший адвокат Виктора. Он подошел и поздоровался:

— Привет, Стас, не думал тебя здесь увидеть.

— Удивлены? Я, честно говоря, удивлен куда больше вашего. Он был моим другом, а вот что вас побудило сюда приехать, мне не очень понятно.

Адвокат пожал плечами:

— Разве он не мог быть и моим другом?

— Мог, но ведь не был. Впрочем, я не прошу ответа, это ваше личное дело.

Адвокат кивнул в сторону памятника:

— Это ты заказал?

— Да, его родители дали мне такую привилегию.

— Да уж, это и в самом деле самый малый символ благодарности, который ты ему должен. — Меренков помолчал некоторое время, а затем продолжил. — Ты ведь вырвался на волю не без его помощи. Виктор тебе наверняка не сказал, что он голосовал за тебя.

Вот такой новости я не ожидал. Пока шоу продолжалось, мы все частенько говорили про голосование, меня самого регулярно спрашивали, голосую ли я за себя. Я же никогда не спрашивал Виктора о том, кому он желает победы, хотя и догадывался, что даже до вылета Сереги он болел за меня. Адвокат тем временем продолжил:

— Поначалу он ни за кого голосов не отдавал, по крайней мере, так он говорил. Ну а после того, как вылетел Серега, Виктор решил прервать затянувшееся молчание и высказать свое мнение единственным способом, который понимает Второй канал — деньгами. Он от организаторов, моими стараниями, получил приличную сумму денег. Большую часть оставил родителям, но и на тебя истратил, как я понимаю, солидный кусок своего гонорара. Вот так ты и выбился в лидеры гонки. Он никому не говорил, что голосовал за тебя, даже мне признался уже после твоей победы.

Мы еще немного поговорили и распрощались. Я поехал в родной город, по пути думая про Виктора. Его подарок был бесценен. Кто мог знать тогда, что он окажется прощальным.

…

Прошло время и «Второй шанс», равно как и его герои, забылись, погребенные под бурным потоком все новых развлекательных шоу. Получилось именно так, как я и предполагал — никто из нас не стал знаменитостью, даже Дима Колесниченко. Хотя он и старался изо всех сил — неустанно поддерживал свой блог и выкладывал в интернет любительские видеозаписи на самую разную тематику. Дима прекрасно понимал, что вернуться к своему излюбленному занятию уже не удастся, поскольку его, как мошенника, в лицо знает чуть ли не вся страна. Вот и остается лезть в шоу-бизнес, раз уж даром получил первоначальную раскрутку. Может быть, когда он выйдет на волю, у него будет больше шансов на самореализацию, но к этому времени продюсеры наштампуют столько новых «звезд», что ему будет не протолкнуться. Впрочем, Дима парень целеустремленный, так что время покажет.

Моя популярность медленно, но уверенно падала, из-за чего я совершенно не расстраивался. Меня по-прежнему часто узнавали на улицах, просили автографы, уговаривали сфотографироваться вместе. Однако внимание широкой общественности угасало. Журналисты больше не следили за моей жизнью. Они уже не лезли со своими камерами и микрофонами из каждого угла, переключившись на новых героев телеэкрана.

Второй канал тем временем запустил новое шоу — про людей с сильными физическими отклонениями. Я за ним не следил, будучи сыт по горло тем, что сам успел пережить за время съемок, но сестра фанатела и много чего интересного рассказала. Была у нее такая привычка — тараторить обо всех своих любимых шоу, которых она смотрела великое множество. Ее никогда не смущал тот факт, что меня эти проекты не интересовали, так что иногда приходилось слушать. Слава богу, она хоть на это шоу не пыталась попасть, а то многие люди в попытке прорваться на телеэкран не знали никакого удержу. Доходило до того, что некоторые нарочно себя уродовали, чтобы пройти желанный кастинг.

Счастливчик, добившийся победы в этой гонке, получал бесплатно все, какие только можно вообразить, услуги лучших пластических хирургов. Специально уродовавшие себя, в случае победы, имели замечательные шансы получить привлекательную внешность. Хотя многие из них и до отбора на шоу были весьма хороши собой. Короче, зачастую ничего не выигрывая в плане красоты, они, тем не менее, надеялись на достижение куда более заманчивой цели — известности. Многим хотелось стать звездами шоу-бизнеса. Для тех, кто специально изменил свою внешность, но все-таки не пробился на проект, Славик Шевченко даже сделал специальный выпуск. Там было около двадцати приглашенных гостей. Вот и вся их слава — полтора часа времени, проведенного в студии. Об этом тоже рассказывала сестра, сам я не смотрел ни одной серии.

Особенно меня удивило то, что это шоу породило странную тенденцию на шрамирование. У одного из участников лицо было вдоль и поперек исполосовано плохо зарубцевавшимися следами, полученными на память от рыси. Вот после этого у молокососов, которым доводилось получать порезы максимум во время бритья, появилась новая мода. Многие из них ложились на стол к пластическому хирургу, а потом щеголяли тонкими шрамами на скулах или подбородке, добавлявшими, как им, наверное, казалось, внешности некую мужественность и брутальность. Как будто они и в самом деле победили в единоборстве опасного хищника, а не получили такие отметки под наркозом, заплатив к тому же приличную сумму денег.

На более радикальные модификации своего тела это шоу пока еще никого не вдохновило. По крайней мере, я не слышал про то, чтобы кто-нибудь, будучи под впечатлением от просмотра, попытался выколоть себе глаз или заполучить, например, хромоту. Хотя, кто знает, что будет в будущем. В новостях я слышал, что Второй канал продал часть авторских прав на концепцию шоу и можно было вскоре ожидать появления всевозможных клонов этого проекта.

Однажды мои пути случайно пересеклись с Меренковым. Мы вспомнили «Второй шанс», после чего разговор перетек к новому детищу Гольцева. Адвокат указал на пластырь, наклеенный у меня на щеке, и спросил:

— Я смотрю, тебя не обошли стороной модные веяния. Стараешься идти в ногу со временем?

Я не сразу понял, на что он намекает, но потом сообразил, что речь идет о популярной на сегодняшний день забаве с шрамированием.

— Шутите, что ли? Это случайный порез, скоро заживет. Мне нет необходимости украшать свое тело искусственными шрамами, у меня хватает и настоящих. Вот уж кто-кто, но я бы точно не пошел на поводу у модных тенденций. Пускай другие слепо следуют стандартам, навязанным телевизором.

— А ты, надо полагать, стараешься от них отгородиться? Знаешь, когда-то у нас с Виктором состоялся разговор на схожую тематику. Он тогда сказал, что у него слишком поздно открылись глаза на то, чему учит нас современная культура, в первую очередь посредством как раз телевизора. Говорил, что если выберется из тюрьмы, то постарается хоть что-то изменить.

— Да, но истина ему открылась слишком поздно. Он так оттуда и не вырвался и уже ничего не успел сделать.

— Зато выбрался ты. Вопрос лишь в том, постараешься ли ты что-то изменить.

На этом Меренков со мной попрощался. Через некоторое время меня настиг еще один привет из прошлого, к которому я старался не возвращаться. Полнейшей неожиданностью для меня стал звонок Гольцева:

— Привет, Стас! Не буду спрашивать, как у тебя жизнь, поскольку и так неплохо осведомлен о твоих делах. Насколько мне известно, бизнес твой потихоньку крутится, да и время свободное у тебя есть. Хочу тебя официально пригласить на съемки второго сезона нашего, без преувеличения, легендарного шоу. Могу обещать должность одного из ведущих. Соглашайся!

— У тебя, Вова, плохая привычка казнить человека, занимающегося этой работой, после того, как он станет не нужен.

— Стас, я тебя умоляю. Ну причем здесь я? Виктора казнили потому что он совершил преступление, а у тебя ситуация совершенно другая. Ты знаешь, что рейтинги «Второго шанса» так и остались непревзойденными до сих пор? Если хорошо все обставить, то, вооруженные опытом первого сезона, мы этот рекорд совместными усилиями побьем.

— В прошлом сезоне у вас была грандиозная приманка в лице человека, обреченного на смертную казнь, а в этот раз ничего такого уже точно не светит.

— Ну, это уже наша забота. Что-нибудь новенькое придумаем. Ты лучше подумай, какие перед тобой перспективы открываются! Триумфатор первого сезона, почетный гость и ведущий второго, ты спускаешься как будто с Олимпа на грешную землю для того, чтобы протянуть руку заключенному и помогаешь ему обрести желанную свободу! Известность, немного померкшая со временем, засияет новыми красками. Сможешь опять почувствовать себя в центре внимания, только на этот раз без нервотрепки, ведь теперь не тебе нужно будет бороться за победу. Не говоря уже о том, что гонораром ты уж точно останешься доволен. А то бизнес — дело не очень-то надежное.

Зная скотскую натуру Гольцева, можно было расценивать его слова, как намек — или я соглашаюсь с ним сотрудничать или он начнет ставить мне палки в колеса. У огромной корпорации, которая стоит у него за спиной, таких возможностей предостаточно.

— Нет уж, Вова. Я свое под прицелом камер уже отстоял. Ищи себе других помощников. Прощай!

Примечания

Оглавление

1. Вступление.

2. Воспоминания

3. Знакомство с Андреем Тарасовым.

4. Адвокат Меренков

5. Шоу

6. Кредиты

7. Конфликты

8. Карантин

9. Наплыв брендов

10. Начало съемок.

11. Проведение кастинга.

12. Подготовка к прямым трансляциям.

13. Первый эфир.

14. Первая «кровь».

15. Эксперименты организаторов.

16. Рекламные контракты.

17. Шоу продолжается.

18. Последние этапы.

19. Итоги шоу.

20. Стас.

21. Финал.

*** Примечания ***