Занятия литературой (СИ) [Salamander Mugiwara] (fb2) читать онлайн

========== Лондонские пробки ==========

Когда всё это началось? В один вполне себе непримечательный день в меланхоличной Англии. Всё вокруг было таким привычным и заурядным, что смутное ощущение чуда растворялось в промозглом воздухе над городом.

Пробки Лондона были обычным делом. Может, весьма и весьма раздражающим, но довольно-таки обычным, особенно для его коренных жителей, возвращающихся с работы домой. Небо туманного Альбиона мрачно хмурилось, что удивительно сочеталось с бесконечными гусеницами машин на дороге.

Несмотря на всё это, настроение у Кроули подрагивало на отметке “вполне сносно”, что само по себе было чудом. Он легонько постукивал пальцами по рулю в такт играющей в салоне музыке, стараясь держать себя в рамках того самого состояния сдержанности, чтобы не разъяриться и не начинать мысленно устраивать взрывы по всей дороге. За окнами беспрерывно гудели сигналы нетерпеливых водителей, свистел весенний ветер, а Кроули задумчиво подпевал “Another one bites the dust”, нарочно выкрутив громкость почти до упора.

Сегодняшняя поездка была весьма удачной. Ему удалось отхватить у нервозного продавца шикарный граммофон 1907 года, причём за низкую, на его опытный взгляд, цену. Может, причина была в том, что раздражающий хрупкий мужчина беспрерывно мямлил, из-за чего Кроули снял очки и впился в него взглядом исподлобья. Для бывшего обладателя столь редкой вещицы убийственный взгляд покупателя был последней каплей.

Хмыкнув своим мыслям, Кроули поставил песню на повтор.

Пробка двигалась. Медленно, но рассасывалась, как противная белая таблетка на кончике языка. Кроули чуть передёрнул плечами, титаническими усилиями сохраняя неплохое настроение, и рывком выбросил руку, сгибая ее в локте. Рукав пиджака чуть задрался; на циферблате дорогих часов застыло семь вечера.

Кроули всё же позволил себе низкий, почти звериный рык, едва-едва в такт заливающемуся соловьём легендарному Фредди.

Проехав ещё метров десять, он снова вынужден был остановиться. Может, от усталости вспыхнули галлюцинации, а может, его потрясающая Бентли 1926 года с досадой чихнула, в нетерпении шурша колёсами по асфальту. Со своей любимицей Кроули чувствовал едва ли не родственную связь.

По счастью, он вовремя вспомнил об ещё одном незаконченном деле, которое планировал ещё несколько дней назад. Сама идея ему категорически не нравилась, даже сейчас, вспомнив об этом, Кроули недовольно, по-змеиному зашипел, но деваться было некуда. Не то чтобы он обещал. Иметь репутацию человека, который выполняет обещания, ему не хотелось. На шею сядут.

Но в этом случае ему пришлось откинуть свои жизненные принципы.

Пробка двигалась со скоростью подвыпившей тысячелетней черепахи, поэтому ему ничего не стоило чуть убавить “Queen” и найти нужный контакт в списке. На дорогу вообще можно было практически не смотреть, чем мужчина мгновенно воспользовался.

— Да, дорогой? — раздался томный голос женщины в трубке. Кроули едва удержался от того, чтобы совершенно непочтительно фыркнуть.

— Приветствую, мадам Трейси, — нехотя откликнулся он, снова устраивая руки на руле. Бентли чихнула ещё раз, и он утешающе потрепал ее по приборной панели. — Я по тому делу, вы говорили, что сможете кого-то подобрать…

— Конечно, — птичкой прощебетала почтенная (не очень, но об этом знали немногие) дама. — Не волнуйся об этом. Я пришлю тебе номер. Очень уважаемый молодой человек, преподаёт литературу в академии, которая в центре… Ох… Название забыла, как же оно там…

В салоне автомобиля раздался раздражённый, свистящий вздох, и женщина мгновенно встрепенулась.

— Ладно, неважно. В общем, очень, очень почтенный молодой человек, я думаю, прекрасно подойдёт. Судя по отзывам, отлично знает своё дело…

Кроули вздохнул в очередной раз, низко-ядовито зашипев. Ему совершенно не улыбалось сейчас выслушивать хвалебные речи сладкоголосой женщины; неизвестно, по какой причине, но этот самый преподаватель уже бесил его почти ровно столько же, сколько душные лондонские пробки. По счастью, автомобильная гусеница резко оборвалась, и мужчина с удовольствием вжал в пол педаль газа. Бентли, радостно взвизгнув, мгновенно вырвалась вперёд, оставляя массу раздражённых машин позади.

— Спасибо, мадам Трейси, — с досадой процедил сквозь зубы Кроули, разгоняясь всё больше и больше. Долгожданная скорость заставила его нервы сладостно вздрогнуть. — Приму к сведению.

К сожалению для одной очень оккультной дамы, тёплых прощаний и слов напутствия он уже не услышал. Не выдержав, бросил трубку, кидая смартфон на пассажирское сиденье, и снова прибавил газу.

Всё его существо радостно запело на высокой ноте, сливаясь в общий ритм с напевами Меркьюри. Словно за спиной Кроули с силой распахнулись иссиня-чёрные крылья, разрезая воздух иглами-перьями.

Другая вещь, которую Кроули Янг ненавидел ещё больше, чем пробки — обращаться к кому-то за помощью. Причин было много, одной из них являлась гордость, впрочем, в большинстве случаев довольно здоровая. Доктора развели бы руками. Гордиться Кроули было чем.

Ему было тридцать шесть, и ещё одиннадцать лет назад он был довольно умелым и известным в своих кругах банкиром. К тому времени он зарабатывал, по меркам людей, просто неприлично много, был женат и, признаться, по-настоящему счастлив. Тогда его немногочисленные знакомые ещё знали, что Кроули умеет улыбаться и разговаривать без толстенного слоя сарказма; он очень любил свою жену и не представлял себе иной жизни.

Как и бывает в любой грустной истории, которую вы можете услышать, счастье длится долго только в фильмах.

Он был обескуражен, когда узнал, что она ждёт ребенка. Обескуражен — но принял это, как и должно было принять, и с нетерпением ждал его появления на свет. Но после того, как они увидели совершенного здорового мальчика Адама, любимая жена бесследно исчезла, оставив Кроули с месячным ребёнком и разбитым сердцем.

Неприятные воспоминания заставили Кроули скрипнуть зубами почти одновременно с тормозными колодками. Другие водители поморщились от поросячьего визга, но Бентли унеслась уже слишком далеко, не слыша витиеватых и не очень ругательств.

В глазах остальных Кроули изменился до неузнаваемости. Он и без того был экономным человеком, но сейчас, приняв решение воспитать Адама так, как считал нужным, ещё строже ограничил себя в потребностях. Уволившись из банка, он полностью отдался своему хобби — антиквариату, сделав это основным источником заработка (и проводя больше времени дома, с маленьким ребёнком), и сейчас, спустя одиннадцать лет, имел приличную сумму. Может, было и рановато об этом пока думать, но мужчина откладывал деньги даже на дальнейшее обучение сына после школы.

Кроули Янг перестал улыбаться, стал носить чёрные солнцезащитные очки, пряча огненную боль кровоточащего сердца, и за глаза его стали прозывать Змием за ядовитую манеру разговаривать и татуировку на виске. Усмешка, порой кривившая его губы, могла вызвать у собеседника нервный тик одним своим видом.

Конечно, Кроули было глубоко по барабану, что о нём подумали бы другие.

Адам был очень способным мальчиком, и пусть он не показывал этого слишком часто, отец ужасно гордился им. Конечно, его сообразительность портилась излишним любопытством (но и эта черта принадлежала исключительно Кроули), и, к едкому разочарованию отца, Адам всей душой любил искусство и ненавидел естественные науки, кроме, может быть, биологии. Сам Кроули за всю жизнь прочитал пару-тройку книг — от силы.

Тем временем Бентли свернула в знакомый квартал, гудящий своей вечерней жизнью и покрытый холодной пенкой тумана, как молочная шапка на горьком кофе. Кроули раздражённо цыкнул, стискивая пальцы на руле, но всё-таки остановился под ослепительно красным сигналом светофора.

Люди шептались — у него за спиной и не очень, — что Змий, должно быть, ужасный отец. Особенно ясно он ощущал это на школьных собраниях. Постоянно в чёрном, не снимает очков, фыркает, язвит направо и налево, не уважая никаких требований этикета — идеальный портрет отвратительного родителя. В целом, Кроули было всё равно, если выражаться очень культурно; всё же лёгкий страх быть ненужным Адаму примешивался к эмоциям рыжего всё больше и больше.

А сейчас его сын постоянно навешивал ему на уши книжную лапшу, взахлёб рассказывая о том, как ему хотелось бы более подробно изучать литературу. Он в таких выражениях описывал их скучную и нудную учительницу, что Кроули позабыл, что должен отругать его хорошенько за такие словечки. Вместо этого он с наслаждением расхохотался, запрокинув голову, и от души похвалил сияющего Адама.

Что ж, отцом он и вправду был необычным.

Кроули резко вывернул руль, идеально ровно подъезжая к бордюру, заставив почтенную женщину на тротуаре громко вскрикнуть от испуга. Его место на парковке никто не занимал, хотя Кроули ни с кем по этому поводу и не сталкивался.

Чудеса, не иначе.

Нежно хлопнув дверцей Бентли, мужчина стремительно направился в подъезд, поудобнее перехватив картонную коробку с драгоценным граммофоном. Пока лифт раздражающе медленно ехал вверх, у Кроули ещё было время поразмыслить. От недовольства меж его бровей снова залегла глубокая складка; окружающие полагали, что Змий с ней и родился. По крайней мере те, кто знал его меньше одиннадцати лет.

Адаму нужен был репетитор. Эта идея была противна мужчине в корне, в самом её дурацком зародыше, так как в нём внезапно вспыхивала отцовская ревность. Он хотел быть нужным и полезным, но не мог дать сыну то, в чём он нуждался. После зубовного скрежета и до смерти запуганного доставщика пиццы Кроули-таки решился обратиться за помощью к едва ли не единственному человеку, который не считал его ужасным хищником — мадам Трейси. Эта женщина была знакома с ним целую вечность; она частенько поставляла ему различный антиквариат, умалчивая о том, откуда она его достаёт. Кроули умел уважать чужие тайны.

Повозившись ключом в двери, рыжий с силой толкнул ее, буквально вваливаясь в квартиру. Настроение было таким, что хотелось расшвырять обувь по всей прихожей, словно ровесник своего сына.

И кто такой был Кроули, чтобы противиться своим желаниям?

На шум в коридор довольно большой квартиры (мужчина не позволял себе что-либо, если не был уверен, что потянет это) выбежал чуть растрёпанный Адам с чернильным пятном на щеке. Его озорные глаза заинтересованно блеснули, когда он подбежал к отцу.

— Опять пробки? — вместо приветствия фыркнул он, забирая из его рук коробку с граммофоном.

— Ага, — раздражённо прищёлкнул языком Кроули, небрежно подталкивая туфли к обувной полке. На мгновение опомнившись, обернулся к мальчику, многозначительно вытянул палец: — Но ты так не делай.

По хитро вскинутой брови Адама было понятно, что он всё кристально принял к сведению.

— А это отнеси в комнату, — распорядился Кроули, скидывая с плеч угольно-чёрный пиджак. — Смотри не урони! Иначе сто двенадцать лет насмарку.

Уже из комнаты Адам что-то неразборчиво промычал.

— Как дела в школе? — попутно крикнул Кроули, заходя в свою спальню. Конечно, люди полагали, что он не расстаётся со стильным чёрным костюмом или кожаной курткой даже дома, но на самом деле мужчина переодевался в более удобные штаны и футболку, как и любой среднестатистический житель Лондона.

Слухи всё немного преувеличивают.

— Нормально, — пожал плечом Адам, с любопытством рассматривая граммофон. — Карга даже не ругалась. Правда, рамки сочинений ужасно неудобные.

— Рамки придумывают идиоты, — пробормотал себе под нос Кроули, одёргивая свободную футболку с логотипом “Queen”. Но не скажешь же это Адаму? Отцом быть очень тяжело, и мужчина убеждался в этом всякий раз, когда ситуация сгущалась до подобной. Ему нужно было приучать сына жить в обществе, но что было поделать, если конкретное лондонское общество отличалось крайним скудоумием?

После ужина Адам поиграл на нервах отца своими бесконечными расспросами про граммофон и удалился в свою комнату делать домашку. Конечно, оба они знали, что никакую домашку мальчик делать не собирается, но оба сделали вид, что всё так и есть. Быть может, в Адаме было гораздо больше от отца, чем думал Кроули.

Мужчина же тяжело плюхнулся на диван в гостиной и задумчиво пожевал нижнюю губу. Конечно, дома было гораздо комфортнее, и всё было в порядке, но одно дело оставалось незаконченным. И это тупое ожидание убивало Змия окончательно. Значок непрочитанного сообщения гласил, что мадам Трейси скинула ему номер, как и обещала. И Кроули ничего не оставалось, как позвонить будущему репетитору, которого она так нахваливала. Недовольный отец рассеянно покрутил смартфон в пальцах, собирая по крупицам остатки умения говорить с людьми.

Каким бы он ни был человеком, для своего сына он хотел только лучшего.

— Что за имя вообще, нахрен, такое, — ворчливо выдохнул он, копируя строчку номера и нажимая на значок зелёной трубки. Будет неловко, если он не сможет его выговорить; Кроули сосредоточенно нахмурился, размышляя, как избежать подобной ситуации. — Кто вообще так называет людей…

Гудки продлились недолго. Ему даже не пришлось раздражённо-нервно подёргивать ногой.

— Алло? — раздался в трубке мягкий голос. Мужчина еле удержался от облегчённого вздоха; самое сложное позади.

— Здравствуйте, — немного хрипло произнёс он. — Я от мадам Трейси, насчёт репетиторства по литературе.

— А, это вы, — обрадованно прощебетал мужской голос, заставив Кроули неловко дёрнуться. — Да-да, она предупреждала меня, конечно. Кроули Янг, верно?

Кроули утвердительно промычал в трубку, сразу же опомнившись, что это звучит не очень вежливо. Похоже, его собеседник обладал ангельским терпением; он, казалось, даже не заметил этого.

— Прекрасно, — сказал он так, что не было сомнений — он улыбается. Было очевидно даже в телефонном разговоре. — Когда нам следует начать занятия?

“Кто вообще так разговаривает в долбаном двадцать первом веке”, — фыркнул про себя Кроули и устало потёр висок — как раз на месте татуировки.

— Если вам удобно, можно завтра. Я пришлю вам адрес и время.

— Какое совпадение, — ответили ему, — завтра я как раз совершенно свободен! Тогда до встречи!

Когда в телефоне раздались гудки, Кроули уставился на него так, словно оттуда ему плюнули в ухо. Помимо любезной мадам Трейси любой человек, общавшийся с Кроули более тридцати секунд, всё гуще мрачнел и копил затаившуюся злость, словно появившуюся из ниоткуда. Словно Кроули мог необычайным образом вживлять в людей мысли и чувства, тёмные, как октябрьские сумерки.

Репетитор с непроизносимым именем, кажется, имел весьма устойчивый иммунитет.

========== Сказочный голос ==========

Кроули вообще не жаловал гостей. Их большая квартира была той самой уютной холостяцкой обителью, в которой он укрывался от пристального внимания и нападок общественности. Лишь иногда Адам выпрашивал разрешения привести друзей; дядя Кроули для всех троих был крутым образцом для подражания. Конечно, мужчина старательно отворачивался и отфыркивался, стараясь не показывать, что ему это приятно. Дети всё ещё оставались такими же раздражающими.

Мадам Трейси иногда захаживала на бокальчик мартини. Это тоже было редкостью; громкого и буйного её жениха, мистера Шедвелла, Кроули даже на порог не пускал.

И сегодня настроение плавало на отметке нуля, пуская тоскливые пузырьки. Пусть продавец антиквариата уже сделал главные шаги к исполнению желания сына, смириться с посторонним человеком в доме всё ещё было нелегко. Судя по тому, как пресловутый преподаватель литературы птичкой щебетал в трубку, от него так и полыхало позитивом, на что Кроули болезненно морщился, как от слишком кислого вина. Если человек остаётся таким оптимистом в угрюмом по большей части Лондоне, у него не всё в порядке с головой.

Трейси позвонила ему ещё раз, с вечера. Дала примерный портрет этого самого Азирафаэля (Кроули ещё раздражённо бормотал имя по слогам себе под нос, чтобы не облажаться). Судя по её описанию, эта “милая зефирка” должна быть в кремовом плаще, со светлыми, почти снежно-белыми волосами, чуть ниже самого Кроули.

От такого описания мужчину чуть не вывернуло.

Сейчас Бентли, колеся по дороге со скоростью выше допустимой, старалась доставить хозяина к школе, в которой учился Адам. Сам он много раз порывался перевести сына на домашнее обучение, но тот отказывался. Мальчик обзавёлся так называемыми друзьями.

Резко затормозив у тротуара, Кроули Янг лениво потянулся, оценивающе окинув взглядом небо. Ещё утром на нём издевательски ухмылялись графитовые тучи, но сейчас, как назло, куда-то испарились, словно были бесенятами, в которых брызнули святой водой. И небо Лондона теперь было по-настоящему майским, трепетно-голубым, светлым, полным надежд. Кроули угрюмо выдвинул подбородок вперёд, поскрёбывая щёку.

В знаки от Вселенной он никогда не верил.

А следовало бы…

Окна на первом этаже школы были приоткрыты, и пугливый ветерок мгновенно разнёс звонок по всей площадке. Спустя пару минут на крыльцо вперемешку высыпали дети, крича и толкаясь. Это заставило Кроули раздражённо закатить глаза; он лишь надеялся, что такая среда не повлияет на Адама в плохую сторону.

В отличие от других, более стандартных отцов, Кроули никогда не терял своего сына в толпе. Ни в подготовительной, ни в начальной школе. Он безошибочно выхватывал его сильной рукой из толпы мельтешащих на уровне бедёр тел, словно узнавал по запаху. За это он часто заслуживал немое уважение растерянных отцов и тоскливо-восхищённые вздохи матерей. Учительница с каменным выражением лица наблюдала, как Кроули за шиворот тащит Адама, который не хотел расставаться с друзьями, к машине.

Ему не пришлось даже покидать уютный салон, пропахший кожей. Адам и трое других ребят ещё с крыльца заметили Бентли (конечно, как же её не заметить). К приятному удивлению отца, Адам тут же помахал друзьям рукой и торопливо зашагал к автомобилю, придерживая рюкзак одной рукой.

Бесцеремонно влезая на переднее сиденье, Адам плюхнул рюкзак прямо на пол, у своих ног, и предусмотрительно пристегнулся.

— Привет, па, — улыбнулся он.

— Привет, малой, — откликнулся Кроули, мгновенно выруливая обратно на дорогу и почти тут же набирая скорость. — Как сочинение?

Не то чтобы ему было интересно. Просто… Змий даже не мог объяснить, почему он каждый раз судорожно напрягает память, пытаясь принять дополнительное участие в жизни сына.

Адам дёрнул плечом, незаметно вздохнув:

— “C” влепила. Видите ли, я от себя писал, не по стандартам.

Кроули фыркнул, за считанные секунды обгоняя другого, ошарашенного этим виражом водителя.

— Много она понимает. А чего радостный тогда такой?

Мальчик широко улыбнулся.

— Так сегодня же Зефирка придёт!

Отцу пришлось закатить глаза и громко зарычать.

— Ради всего святого, не называй его так. У меня до сих пор хреновы мурашки от этого. Нашёл, кого слушать.

С непростительной наглостью отмахнувшись от него, Адам отвернулся к окну.

— Ну блин, разве тебе неинтересно теперь хотя бы посмотреть, как он выглядит?

— Нет, — отрезал Кроули.

— Да ладно… Эй, подожди!

От неожиданности мужчина едва-едва справился с управлением, дёрнувшись вправо. С визгом притормозив, он прожёг Адама фирменным взглядом, который угрожал расплавить его чёрные очки, но мальчик словно и не заметил этого, тыча в окно пальцем:

— А это не он, как думаешь?

Что ж, Змию хватило буквально одного беглого взгляда, чтобы понять, что это действительно тот самый ненормальный преподаватель.

По улице, сосредоточенно уткнувшись в какую-то книгу (пока навстречу все шли точно так же, но со смартфонами), шёл мужчина примерно того же возраста, что и Кроули. На нём действительно был плотно застёгнутый кремовый плащ. Мужчина был одет отвратительно старомодно, как мгновенно оценил его Кроули. И пальто удивительно оттеняло действительно очень светлые волосы, напоминавшие бараньи кудряшки.

— Это точно он, — кивнул сам себе Адам и прежде, чем отец успел его остановить или хотя бы раскрыть рот, выпрыгнул из машины.

Кроули не ощущал стыда как такового (почти никогда в своей жизни), но сейчас неприятная неловкость затопила его по самые уши. Мгновенно помрачнев, как налитая дождём туча, он из принципа решил не покидать Бентли. Только демонстративно скрестил руки на груди, решив серьёзно отчитать за это Адама дома.

Ему пришлось, сердито кряхтя, как двигатель его любимицы, наблюдать за тем, как Адам подбежал к мужчине, осторожно трогая его за плечо. Блондин торопливо обернулся, растерянно похлопав глазами, и в голову Кроули стукнуло странное сравнение. Этот мужчина выглядел как человеческое воплощение какого-то зверька… Кролика, например.

От таких мыслей его самого передёрнуло. Словно в голове у него образовались часы с кукушкой, и с каждым ударом острый клювик долбил его в висок, как раз на сантиметр выше татуировки.

Конечно, Кроули понимал, к чему всё идёт. Поэтому не удивился, когда Адам мягко, но настойчиво потащил мужчину к машине. Его взгляд в искреннем восхищении окинул Бентли, и владелец даже невольно ощутил приступ гордости. Правда, его настроение это ни в коем разе не улучшило. Адама всё ещё ждала пара крепких подзатыльников.

Мальчик открыл дверцу, подталкивая блондина к пассажирскому сиденью.

— …садитесь вперёд, сэр!

— Но мне так неловко, я ведь стесняю вас, — взволнованно проговорил мужчина, покрутившись на месте, чтобы не упустить Адама из виду. Конечно, у него не вышло. Мальчик уже забрался на заднее сиденье, довольно улыбаясь, и подался вперёд, тормоша отца за плечо.

— Это Азирафаэль, папа, — торжественно объявил Адам. Упомянутый тихонько вздохнул и забрался-таки в машину, очень аккуратно закрывая дверь, и поставил большой портфель себе на колени. Теперь Кроули мог наконец рассмотреть его во всех деталях, и он был намерен утолить своё проснувшееся любопытство.

Азирафаэль смущённо-виновато улыбнулся ему, и на его пухлых щеках появились симпатичные (что греха таить, пришлось признать) ямочки. Небольшой вздёрнутый нос, светлые глаза, мягкого оттенка кожа и вьющиеся из-за английской сырости белые кудри. Незаметно потянув носом, Кроули ощутил сладкий аромат, который интересовал и был противен ему одновременно. Он едва удержался от того, чтобы скривиться.

Этот самый “знающий своё дело” преподаватель выглядел, как божий одуванчик, не иначе.

— Кроули Янг, — нехотя протянул руку рыжий. Поспешно перебрав в голове все минимальные требования этикета, он пришёл к этому решению.

— Очень приятно, — солнечно улыбнулся Азирафаэль, легонько пожимая его руку. Контраст их ладоней был слишком заметен; как по цвету, так и по гладкости кожи. — Моё имя, полагаю, вам известно, мистер Янг.

— Угу, — буркнул Кроули, заводя машину. Буквально затылком почувствовал недовольный взгляд Адама.

Бентли резко выехала на дорогу, мгновенно набирая скорость, и Азирафаэль потешно вцепился в дверную ручку. Кроули даже сосредоточился на боковом зрении, чтобы увидеть, как испуганно округлились его глаза.

— Папа у нас просто гонщик, — невозмутимо ответил Адам, упорно не желая пристёгиваться, и уселся так, чтобы находиться ровно по центру между передними сидениями. — Вас не укачивает?

— Что ты, — слабо улыбнулся Азирафаэль, продолжая держаться за ручку. — Всё н-нормально. В конце концов, я буквально напросился.

— Нам было по дороге, — с непробиваемой вежливостью отрезал мальчик. — Незачем вам было тащиться самому.

Кроули продолжал помалкивать, краем уха слушая этих двоих. Лишь на подъезде к дому он понял, что забыл поставить музыку. Хотя, чёрт знает этого одуванчика, может, его от “Queen” и вовсе инфаркт хватит.

Шальная мысль поставить “Rammstein” и посмотреть на его реакцию неожиданно приподняла его настроение, и Кроули, одержимый странным желанием показать себя, сделал крутой вираж, идеально вписываясь в парковочное место на большой скорости. Азирафаэль издал попискивающий звук, и это почти заставило мужчину улыбнуться.

— В общем и целом, литература девятнадцатого века отличается характерным…

Для Кроули это всё, естественно, было пустым звуком. На данный момент он стоял на пороге комнаты Адама, с недовольством инквизитора помешивая ложечкой крепкий кофе без сахара и молока, и подозрительно щурился. Его светло-ореховые глаза с ярким оттенком янтарного буквально не отрывались от блондина, который сидел за столом рядом с Адамом с безукоризненно прямой спиной. Янг невольно вспомнил свою привычку горбиться и раздражённо цыкнул.

Он все одиннадцать лет не подпускал никого лишнего к своему сыну на пушечный выстрел. Сейчас ему придётся мириться с этим самым репетитором. Но глаза Адама слишком восторженно сияли, когда Азирафаэль рассказывал что-то новое и перелистывал страницы книг, которые принёс с собой.

Адам всегда был чересчур энергичным и любознательным ребёнком. За последние полгода Кроули вызывали в школу девять раз. То притащит в медпункт ворону с повреждённым крылом, то подерётся с огромным задирой на пару лет старше, то поспорит с учителем, откровенно осуждая его за “узкие взгляды”. Кроули внутренне гордился, но всегда исправно его отчитывал. И каково же было его удивление, когда непоседливый Адам, из которого энергия всегда била через край, вдруг смиренно уселся за столом и буквально замер на полтора часа. Он только постоянно лез к блондину с нетерпеливыми расспросами, стремясь узнать как можно больше. Сам Кроули давно отвесил бы ему по шее, потеряв терпение, но Азирафаэль только мягко смеялся и с готовностью удовлетворял любопытство мальчика.

Его спокойный, карамельный голос окутывал и отца, и сына, наполняя пространство вокруг себя россыпью блестящих искр. Поочерёдно в их квартире была или свистящая тишина, или рок-музыка, играющая так, что сотрясался пол и чертыхались соседи, знающие, что с Кроули Янгом лучше не связываться. Сейчас они оба ощутили тот самый тонкий, ненавязчивый уют, который бывает, когда попробуешь вдруг блюдо, которое ел в детстве в кругу своей семьи. Ощущение чего-то умиротворяющего, смывающего тоску и тяжесть прожитых лет, как вода из холодного горного ручья.

Адам впитывал информацию, интересную для него, как губка — воду; его глаза сверкали так, что Кроули невольно залюбовался им, чувствуя урчащую нежность в груди. В отличие от сына, он понимал лишь отдельные слова в изящной, поставленной речи репетитора, но его голос успокаивал. Азирафаэль был одет в старомодный костюм сливочного цвета; он аккуратно повесил в прихожей свой плащ, и теперь мужчину можно было рассмотреть тщательнее. Мягкий, полный, но не бесформенный; обозвать его толстяком даже в мыслях у Кроули просто язык не поворачивался. Вкупе со сладковатым запахом он и впрямь напоминал какое-то зефирное пирожное.

Теперь Кроули, пожалуй, мог согласиться с мадам Трейси.

В один момент Азирафаэль вдруг отвлёкся от книги, прервался, и лёгкая сказочная атмосфера развеялась. Кроули невольно вздрогнул, покрепче сжимая кружку с остывшим кофе.

— Бог мой, — удивлённо вскинул брови блондин, — мы, кажется, задержались.

— Что, уже? — растерянно протянул Адам, со злостью вскидывая голову к настенным часам.

Азирафаэль так тепло улыбнулся ему, что сам Кроули почти разделил недовольство сына. Правда, тут же встряхнул огненно-рыжими волосами, представляя, как непрошенные мысли испуганными сверчками выскочили из его головы.

— Ты просто замечательный ученик, Адам, — легко признался мужчина. Он буквально светился от радости; в уголках его глаз очертились маленькие морщинки. — Одно удовольствие с тобой работать. Письменного задания я тебе не задам, — он задумчиво просмотрел свои записи. — Но к следующему занятию будь готов ответить по сегодняшней теме.

Адам с готовностью закивал.

Кроули молча, угрюмо щурясь исподлобья, наблюдал, как Азирафаэль снимает очки и бережно убирает их в футляр. Он аккуратно убрал все свои книги и заметки обратно в портфель и с неожиданной грацией поднялся со стула.

— Что ж, — очаровательно неловко улыбнулся он, несмело переводя взгляд на Кроули. — Мистер Янг, Адам, до свидания. Если что-то изменится, я вам обязательно сообщу.

Хозяин дома, едва не закашлявшись, поспешно отставил кружку на комод и вышел в коридор, провожая репетитора. Вежливость всегда давалась ему с трудом и без желания, но на такую искренность неволей хотелось ответить хотя бы соблюдением правил этикета, которые в маленькой семье Янгов обычно считались беспросветной нудятиной.

— Вы придёте завтра? — с надеждой спросил Адам, глядя на то, как блондин накидывает на плечи плащ. Азирафаэль легко кивнул, и Кроули невольно скользнул взглядом по его белым пушистым волосам.

Они были очень мягкими на вид.

— Спасибо, что согласились, — хрипловато выдохнул Кроули, неловко протягивая ему ладонь. Тот немного шокированно захлопал ресницами, но на рукопожатие ответил, и Змий снова ощутил гладкость его руки. — До завтра, Азирафаэль.

— До завтра, мистер Янг, — тихо ответил тот. Он замешкался на едва заметное мгновение, но в следующую секунду уже торопливо выскользнул за дверь, и Кроули машинально щёлкнул замком.

В прихожей снова воцарилась тишина. На кухне отстукивали часы.

Отец и сын ещё долгое время молчали, занятые приготовлением ужина. И только потом, когда оба опустились за стол, всё ещё погружённые в свои эмоции и впечатления, Адам нерешительно обратился к нему.

— Пап?

Кроули молча поднял глаза, наматывая пасту на вилку.

— А можно Азирафаэль будет приходить, когда тебя дома не будет? — выпалил Адам.

Отец против воли вскинул брови так, что они едва не обосновались на лбу.

— В каком это смысле? — фыркнул он. — Зачем?

— Ну, — мальчик пожал плечами, возвращаясь к еде, — ты постоянно нам в спину дышал. Неудобно было сосредоточиться. И ещё я хочу, чтобы он приходил как можно чаще.

Кроули, даже не пытаясь этого скрывать, поморщился. Кусок не лез в горло, и в целом он чувствовал себя очень странно. Словно оказался у себя дома и не в своей тарелке.

— Конечно, я за ним наблюдал, — отрезал он. — Это незнакомый человек в доме. Мало ли кем он может оказаться. А ты ещё слишком мал, чтобы…

Адам бесцеремонно прервал его протяжным стоном.

— Ну начинается, — выдохнул он. — Ты, получается, мадам Трейси не доверяешь? Это же она его посоветовала.

Отложив вилку, Кроули с подозрением прищурился. Его одиннадцатилетний сын становился опасно умным.

— И потом, — продолжил Адам, не замечая сурового змеиного взгляда, — Азирафаэль просто офигительный. Нет, серьёзно, он как… — он помахал рукой в воздухе. — Как пироженка. И ты бы знал, какой он умный. Мне кажется, он знает наизусть всех поэтов девятнадцатого века. А ты заметил, какой он вежливый? Он же реально как со страниц какого-нибудь романа сошёл…

— Доедай лучше, — оборвал его Кроули, неизвестно почему раздражаясь. — Я понял тебя. Если с тобой что-то случится, виноват будешь сам.

Весь остальной вечер они провели в странных спорах друг с другом, и Кроули всячески старался не вникать в слова сына об Азирафаэле. Ему и без этого было, что о нём подумать.

На Лондон медленно опустилась ночь, прибежище воров, убийц и любимое время суток мадам Трейси. Азирафаэлю больше по душе был утренний свет солнца, только-только ласкающего сонное небо кончиками сияющих пальцев. Но с приходом ночи ему нравилось залезать в мягкую постель в его опустошённо-тихой, но очень уютной квартире. Он поправлял старомодную полосатую пижаму и обыкновенно засыпал сразу же, только его белые кудри падали в объятия приветливой подушки.

В эту ночь он рассеянно откидывал одеяло и кутался в него снова, ворочался, перекатываясь с одного мягкого бока на другой, перекладывал обиженную нарушением привычек подушку с одной стороны на более прохладную… Тщетно. Стрелки часов медленно двигались, сквозь приоткрытые шторы в комнату игриво подмигивала луна. Мужчине казалось, что её бледное сияние просачивается сквозь каждую клеточку, видя его насквозь. Поэтому он смущённо отвернулся от окна, подбирая под пухлую щёку край подушки, и уставился в темноту.

Сердце стучало непривычно сильно, но не неприятно, как после вынужденной пробежки за уезжающим автобусом. Азирафаэль с лёгкой улыбкой на губах вспомнил самого благодарного и внимательного ученика за всё его время работы преподавателем, Адама. Но, признаться, причиной такого биения сердца, в волнении щёлкающего артериями, был совсем не этот замечательный мальчик.

В сонном сознании Азирафаэля стоял холодный, отчуждённый взгляд по-змеиному янтарных глаз.

========== Напрасно ==========

С тех самых пор, как Кроули Янг собрал всё своё терпение в кулак и мужественно прижал собственный кадык пяткой, прошла неделя. Всё это время ему приходилось мириться с тем, что через день к ним приходит репетитор с самой светлой улыбкой, которую когда-либо доводилось видеть Кроули. Первое время он вообще сомневался, что у Азирафаэля всё в порядке с головой: ну невозможно работать за небольшую зарплату преподавателя и оставаться таким жизнерадостным!

И всё же ему удавалось. Совершенно непостижимым образом.

Адам был настолько счастлив, что не замечал никаких окружающих неприятностей. Отец с усилием давил в себе глухую ревность, с раздражением закатывая глаза. По вечерам ему можно было лишь согласно мычать в ответ и изредка кивать, пока Адам воодушевлённо делился всем, что узнал нового от своего “блестящего” репетитора. Ему хотелось быть точно такой же причиной радости своего сына, поэтому настроение стремительно портилось, стоило только Азирафаэлю переступить порог их квартиры.

За всей этой суетой Кроули даже как-то позабыл свою главную причину тех сумрачных изменений, которые произошли с ним за одну ночь ещё одиннадцать лет назад. К сожалению, ему ненавязчиво об этом напомнили. Но если бы этого не случилось, не раскрылась бы новая ветвь удивительных событий; так что, эту ситуацию сложно оценивать однозначно тем или иным образом.

Этот незаметный, глухой толчок, давший начало целой цепочке, произошёл в спокойный субботний вечер. Кроули закончил оформлять документы на новое приобретение — превосходную старинную шпагу — и, сладко потянувшись, прислушался. Из комнаты Адама всё ещё раздавалось негромкое бормотание. Обычно мальчик не контролировал громкость голоса, и мужчина сосредоточенно поджал губы. Неужели решили его лишний раз не беспокоить? Как любезно, ядовито подумал он.

Странное любопытство подтолкнуло его змеёй выскользнуть из кресла. Он мельком бросил взгляд на часы — уже семь вечера; в этот раз они задержались ещё больше. Не то чтобы Кроули был против, просто присутствие Азирафаэля странным образом его раздражало. Словно там, где появлялся этот мужчина, оставался какой-то призрачный светлый след, и привыкшему к тьме Змию было… Некомфортно. Описать свои чувства он не мог, поэтому просто бесшумно выскользнул в коридор, намереваясь проведать увлечённую парочку.

Судьба ли это была, интуиция, шестое чувство, или Кроули просто почувствовал, что называется, селезёнкой, но обсуждение в комнате Адама именно к этому моменту ушло далеко от литературы.

— Мама ушла, — легко признался Адам, переходя почти на шёпот. В груди Кроули всё неприятно сжалось, а спину словно окатило ледяной водой. Он нервно сглотнул, стараясь почти не дышать, чтобы его не заметили. — Ему было очень тяжело, он её сильно-сильно любил.

На мгновение мир остановился; изнутри его обдало волной боли, и кровь обратилась в жидкий огонь. Обжигающий пар коснулся лица, и глаза немного заслезились. Кроули почти сердито зажмурился, проводя рукой по лбу.

В комнате раздался тяжёлый вздох.

— Ты скучаешь по маме? — очень участливо и бережно спросил Азирафаэль. Кроули даже застыл на мгновение, борясь с соблазном выдать своё присутствие. То, каким искренним состраданием был пропитан этот атласный голос, потрясло даже его. Изогнувшись, он всё же незаметно заглянул в комнату, затаив дыхание.

Он действительно выглядел как мальчишка, решивший пошпионить, но на данный момент жгучее любопытство пересиливало всё. Кроули даже предпочёл не думать, что будет, если его раскроют.

Книги оказались забыты; они сидели за столом, повернувшись друг к другу, и рассеянно смотрели куда-то в пол. Адам старательно прятал слезящиеся глаза.

— Я её совсем не помню, — ещё тише ответил мальчик. И быстрым, трогательно-детским движением пожал плечами: — Папа говорил, что я был очень маленький.

Кроули совсем позабыл, как дышать. Любой звук мог помешать ему внятно расслышать этот разговор, а он являлся чем-то безумно важным. Холодные цепкие мурашки волнения не отпускали его напряжённые мышцы.

— Он очень любит тебя, — вдруг кивнул Азирафаэль, и Кроули невольно вскинул на него взгляд. На его лице появилась ласковая улыбка, такая искренняя, что можно было подумать, что Адам - его собственный племянник.

Или даже сын.

Настоящий же отец нервно облизнул пересохшие губы, разглядывая преподавателя. Всё в нём тогда напоминало бутон едва раскрывшегося цветка с его бархатистыми, прохладными и очень нежными лепестками. По ним хотелось скользить кончиками пальцев, полной грудью вдыхая чарующий сахарный аромат, и очень бережно держать в руках, слушая мягкий шорох.

— Угу, — улыбаясь, кивнул Адам. — Он просто суперский. И ты тоже, Азирафаэль. А имя у тебя красивое, ты его не слушай.

Репетитор судорожно вздохнул, снимая с себя очки.

— Ох, — растроганно выдавил он чуть дрожащим голосом, — Адам, м-могу я обнять тебя?

Кроули молча наблюдал за тем, как его сын с открытой широкой улыбкой сам тянется за объятиями. И его детское лицо осветилось так, что мужчине пришлось стиснуть руки в кулаки и почти до крови закусить губу, чтобы подавить в себе желание испытать на себе тот же бархатный свет.

И на фоне всех этих неожиданно сильных эмоций, которые Кроули впервые ощутил за многие годы, застарелая боль потери напомнила о себе. Словно бутон медленно осыпался, лепесток за лепестком, утратил свою красоту, оставляя после себя уродливо обгоревший стебель и неприятный запах горечи.

Она тоже могла бы вот так обнимать его сына. Их сына.

Досада и тоска жгли его изнутри калёным железом, и Кроули резко сорвался с места, решительно прошагав в комнату. Азирафаэль и Адам тут же отпрянули друг от друга, удивлённо оглядываясь, но Кроули уже было не остановить. Ему хотелось и кричать, и плакать одновременно; огонь больно обжигал его, проходясь по самому сердцу.

— Вам не кажется, что вы немного задержались? — даже не пытаясь скрывать стальное раздражение, холодно произнёс Кроули. Азирафаэль растерянно захлопал ресницами, ещё больше подогревая очаг его ярости, и мужчина едва удержался от змеиного шипения.

— Д-да, пожалуй, — очень тихо выдохнул он, чисто машинально вставая из-за стола и убирая вещи в портфель.

— Пап, — возмущённо воскликнул Адам, но Кроули даже не взглянул на него. Ему было больно разрушать то, что происходило между ним и преподавателем, но он уже не мог остановиться. Его словно по инерции несло всё дальше и дальше, как хрупкую ветку, сметённую течением бурной горной реки. Только река эта состояла из пламени.

Самого горячего, которое могло только быть в мире.

— До свидания, мистер Янг, Адам, — очень тихо произнёс Азирафаэль уже в прихожей, и, не взглянув на Кроули, в торопливом смятении выскочил за дверь. Кроули едва подавил в себе желание с грохотом захлопнуть за ним дверь; не обернувшись на Адама, он прошёл в свою комнату и хлопнул дверью там.

Обычно долгожданная тишина и полутьма его спальни приносила ему искреннее удовольствие; сейчас он не чувствовал ничего, кроме болезненного стыда. Он знал, глянцево чисто осознавал, что поступил неправильно, некрасиво, грубо, даже по отношению к своему сыну; но остановиться было выше его сил. Ему хотелось крушить и разрушать, поэтому вместо этого он потянулся к настенному шкафчику и выудил оттуда бутылку виски.

— Хреновый отец, так ты ещё и алкаш, — пробормотал он себе под нос, горько ухмыляясь. Змий даже не чувствовал своего лица.

После нескольких глотков прямо из бутылки алкоголь терпко обжёг язык и горло, а слёзы — глаза. Кроули утёрся рукавом, не меняясь в лице, и отпил ещё. Он бездумно присел на край кровати, немым взглядом уставившись в пол, и сжал в пальцах прохладное стекло. Потом, морщась от отвращения к самому себе, мужчина закрутил крышку и поставил виски на тумбочку.

Сколько бы времени онне бился над этим вопросом, ответа так и не появилось. Разводить сопли искренне не хотелось, но Кроули на пару мгновений прикрыл глаза, вспоминая то, как тяжело переживал разрыв. Даже остаться с месячным ребёнком на руках было не так невыносимо больно и горько, как то, что любимая женщина подарила ему сына и оставила их обоих. Словно ей никогда и не было до них никакого дела.

С тех пор Кроули не сходился ни с одной женщиной. Рана была слишком свежа и ещё даже не начинала зарастать, не давая о себе забыть ноющим зудом. Он окунулся с головой в воспитание сына, работу, трепетное изучение антиквариата и нервные срывы, касающиеся исключительно его пышной коллекции растений. Совершенно позабыв о делах сердечных, Кроули не завёл даже друзей; любовь слишком сильно ударила его под дых, и он разочаровался в проявлении иных нежных чувств, кроме как к своему сыну.

Теперь это возвращалось бумерангом. Мужчина очень плохо разбирался в чувствах других людей.

Он тяжело вздохнул, потирая разболевшиеся виски. Пора было брать себя в руки и становиться нормальным отцом, а не чокнутым психом. В конце концов, откуда этому долбаному зефирному литератору было знать, насколько больно Кроули вспоминать о матери Адама?

В голове снова появилось въевшееся воспоминание — как Адам доверчиво обнял репетитора, называя его на “ты”. В другой ситуации отец тут же отчитал бы сына за фамильярность, но сам блондин, кажется, был совсем не против. И почему-то в очень бережных руках растроганного Азирафаэля Адам смотрелся удивительно правильно и спокойно.

Он уже хотел было собраться с духом, выйти из комнаты, проверить, как вообще там Адам. Но незримая нить, связывающая отца с сыном, оказалась крепче и значимее, чем думал сам Кроули. У его спальни раздались лёгкие шаги, и дверь неуверенно приоткрылась.

— Пап? Давай закажем пиццу?

Его голос был нерешительным, немного даже пугливым, и мужчина ощутил сильный приступ ненависти к самому себе. Не хватало ему ещё из-за своих собственных проблем и страстей оттолкнуть единственное дорогое ему существо.

— Конечно, — дрогнувшим и охрипшим голосом ответил Кроули. Он надеялся, что сын не заметит его покрасневших глаз, но Адам взволнованно нахмурился, заходя в комнату, и мужчине ничего не оставалось, как тяжело вздохнуть. Он только распахнул руки в каком-то отчаянном, тоскливом жесте, и даже не надеялся, что мальчик правильно его поймёт. Но Адам улыбнулся — удивительно мудро для своих лет — и с радостью подбежал к отцу, обнимая его так крепко, что Кроули непроизвольно выдохнул, поглаживая его по спине.

— Я люблю тебя, пап, — прошептал Адам, положив подбородок на его худое острое плечо. Кроули крепко зажмурился, стараясь успокоиться окончательно, и прижал сына к груди. Неужели возраст делает его таким сентиментальным?

В самом-то деле, если Адам рад чему-то или кому-то, то Кроули не будет против.

Комментарий к Напрасно

кто замечает отсылки к оригинальным сериалу/книге, получает плюс в карму :D

========== Зелёные свидетели ==========

На следующий день Азирафаэль не пришёл.

Они оба честно ждали его возвращения — конечно, Кроули делал вид, что копался в своей коллекции виниловых пластинок. Когда стрелка часов перевалила за шесть, Адам принялся расхаживать по всей квартире, пытаясь уговорить отца поехать прямо за ним.

— Ты его обидел, — твердил мальчик, рассеянно поглаживая гладкие листья бегонии.

— Вот ещё, — фыркал Кроули, перебирая конверты с пластинками. — Он сам обиделся.

Уже за ужином Адам практически требовал, чтобы отец дозвонился до Азирафаэля. Порывы его были весьма благородны: “А вдруг с ним что-то случилось?!” Кроули огрызался в ответ, чувствуя, как внутри раздражение закипает в причудливом коктейле совести. От репетитора вестей так и не было. Уже ложась в постель, Кроули чертыхнулся сквозь сжатые зубы и решил позвонить ему завтра — если тот не объявится.

Азирафаэль пришёл. Сдержанно улыбнувшись, тут же прошёл в комнату Адама, не задерживаясь в коридоре ни секунды. Хозяин дома ещё какое-то время стоял в прихожей, бестолково пялясь на закрытую дверь, и виновато почесал в затылке. Они были знакомы чуть больше недели, но Кроули уже чувствовал, что в его поведении всё буквально кричало об обиде. На мягкую, неторопливую походку Азирафаэля это было вовсе не похоже; скомканная, почти пугливая улыбка поджатых губ отвратительно расходилась с искренней и светлой, которой он встречал семейство Янгов с каждым своим приходом. Кроули шёпотом выругался так, что пожилая соседка за стеной вдруг горячо зашептала молитву, и направился в гостиную, где жались к краям горшков растения. По пути он схватил с комода пульверизатор, и пластик жалобно хрустнул в его пальцах.

Ярость снова исходила из него, волнами затапливая пространство.

Выместив раздражение на цветах, Кроули плюхнулся на диван перед телевизором, пытаясь восстановить дыхание и хорошенько поразмыслить над тем, что ему следует сказать.

Извиниться? Кроули не извинялся ни перед кем уже… Давно. Очень давно. По факту, он даже позабыл, как это делается. Если бы он накосячил перед Адамом, это не заняло бы особого труда, но стоило ему подумать о мягком, з е ф и р н о м преподавателе, как мозговые каналы что-то перекрывало, будто мощной дамбой сильную, волевую реку.

По факту, Азирафаэль для него совсем никто, это Адаму отчего-то стукнула в голову идея с ним подружиться. Сам отец был тут ни при чём. Но что-то неприятное ворочалось внутри, не давая спокойно сидеть, и он каждый раз вспоминал обиженно-испуганный взгляд. Совесть проснулась как-то уж очень неожиданно и не вовремя.

Кроули даже не смог сосредоточиться на каком-то документальном фильме о дельфинах. Он постоянно отвлекался, чтобы взглянуть на настенные часы. Время ползло ужасно медленно. Несколько раз Змий, досадливо цокая языком, закидывал ногу на ногу и обратно.

Горевшее в нём нетерпение подогревало ещё больше, хоть мужчина так и не придумал, что ему следует сказать. Взаимодействовать с людьми он всё ещё… Не привык.

Часы показывали 19:30, когда дверь комнаты Адама наконец открылась. Увлечённо обсуждая что-то, что так же находилось за пределами понимания рационального Кроули, они прошли в прихожую, и мужчина, решительно шлёпнув себя по бёдрам, вскочил с дивана, выключив телевизор.

— Я думаю попробовать себя в стихах, — сияя, немного смущённо, но очень воодушевлённо сказал Адам. — Как думаешь, у меня получится?

— Конечно, — не менее восторженно ответил Азирафаэль, и Кроули, увидев его широкую улыбку, тяжело вздохнул. — Это замечательная идея, Адам.

— Может… — подал голос Кроули и они оба обернулись на него. Застенчиво (упаси Дьявол!) кашлянув в кулак, хозяин дома всё же набрался духа закончить предложение: — Может, останетесь на кофе?

На извинение походило мало. Тем не менее трое присутствующих понимали, что в своих истоках предложение таковым и было. Мужчина готов был поклясться, что Адам удовлетворённо смерил его взглядом и перевёл его обратно на репетитора.

Губы Азирафаэля слабо дрогнули, и он снова отвернулся, бережно прижимая портфель с книгами к груди. Что-то скользкое внутри Кроули зашипело с гневной досадой. Ох и не стоило ему тогда так реагировать на…

Он ощущал себя крайне неуютно, глядя в это расстроенное мягкое лицо.

— Благодарю вас, но мне уже пора. До свидания.

Дверь с глухим хлопком закрылась, и по необычному совпадению одновременно с этим звуком Кроули очень захотелось выпить.

Адам с ним об этом больше не разговаривал, чему отец был весьма рад. Ещё одного такого смущения он не перенёс бы; всю свою жизнь это он смущал всех остальных, а не наоборот. Подмена ролей очень насторожила мужчину.

Пару дней до следующей встречи, которую Кроули неосознанно ждал, Адам был с головой погружён в литературу. Судя по тому, как он наматывал круги по комнате, грызя колпачок ручки и проговаривая рифмующиеся слова, писал стихи. Уж хотя бы это Кроули знал. Мальчик напряжённо морщил лоб, всё больше напоминая отца, но выглядел весьма довольным.

К тому самому дню, когда Азирафаэль снова должен был посетить их квартиру, Кроули был морально готов. Он даже продумал небольшой план, по которому мог бы попросить прощения и вкратце объяснить, почему предпочитает не вспоминать о бывшей жене. В голове он звучал даже почти вежливо. Он прокручивал это в мыслях ещё утром, когда старательно брился перед зеркалом. Неприятное ощущение укололо его гордость, словно крохотный неосторожный порез на подбородке.

Почему ему вообще так важно извиниться перед ним?

Адам привязался к нему за удивительно короткий срок. Но ему одиннадцать, и он просто обожает литературу; к тому же, возможно — Кроули смущённо наморщил нос, — у него недостаток мягкого отношения от отца. Азирафаэль же был воплощением мягкости. Но разве можно было это всё сказать о Кроули? Он взрослый мужчина, чёрт возьми, слишком рано разочаровавшийся в радостях жизни помимо алкоголя, быстрой езды и антиквариата!

Кареглазый отложил бритву, смывая пену с лица, и угрюмо уставился на своё отражение. Кроули в зеркале хмурил брови так, что на лбу пролегли сразу несколько складок, словно места на цирковом манеже. Прислушавшись к себе, он понял, что кроме обычного раздражения, столь привычного ему, он ощущает нечто совсем другое.

Ему в любом случае хотелось увидеть расслабленную улыбку Азирафаэля и поговорить с ним — более полно, чем он мог бы себе позволить. Казалось чем-то ужасно неправильным, что репетитор теперь посещает их в таком грустном настроении, хотя обычным хобби Кроули было выводить людей из себя.

Утеревшись полотенцем, мужчина покинул ванную, продумывая остальные детали этого разговора. Смятение не давало ему покоя, но над этим всем можно было подумать позже.

Они с Адамом ждали пяти часов вечера одинаково сильно.

Как и всегда бывает в таких случаях, Кроули неожиданно позвонила очень богатая дама, страстно желавшая купить его коллекцию антикварных ваз. Грудным низким голосом она предупредила, что уезжает из города сегодня вечером. Упускать такую возможность было нельзя ни в коем случае, и Кроули, наспех накинув чёрные рубашку и костюм и прихватив контейнер, вылетел из дома. Всю дорогу он ругался самыми отборными витиеватыми ругательствами, которые только знал; любимая Бентли согласно пыхтела двигателем, послушно разгоняясь до сотни.

Он всеми силами надеялся успеть до семи. Пару раз нарушив скоростной режим и один раз лихо проскочив на красный, Кроули подъехал к дому, когда на часах уныло горело 18:45. Жгучее желание успеть и увидеть репетитора даже не заставило его задуматься, почему он вообще так спешит. Ведь помириться можно в любой день, верно? Тем более пока он костерил незадачливую богатую леди на чём свет стоит, он совершенно позабыл весь план разговора, который выстраивал в голове уже не первый день. Всё должно было пойти крахом.

Он взлетел по лестнице и на мгновение замер. Нельзя было, чтобы Азирафаэль увидел его в таком виде. Зачем бы ему так спешить к себе домой? Мужчина, подумав с пару секунд, кое-как пригладил огненные вихры, попытался отдышаться, поправив съехавший пиджак, и зашуршал в скважине ключом.

Практически воздух был пропитан ощущением неудачи. Кроули старался дышать ровнее и придать лицу менее глупое выражение — он случайно увидел своё отражение в прихожей. Волнение щекотало нервы, давно забытое ощущение сладкой тревоги, на которое хозяин дома сначала не обратил должного внимания.

Первые сомнения закрадутся в его голову сегодня ночью, но пока он об этом не знает. Пока Кроули с каменным выражением напряжённого лица заглядывает на кухню.

Он почти раскрыл рот, чтобы спросить, но Адам, размешивающий какао в двух больших кружках, приветливо улыбнулся ему:

— Он пришёл, не волнуйся.

Мужчина возмущённо прошипел что-то вроде “Не волнуюсь я” и более спокойно и расслабленно прошёл дальше. Сердце гулко стучало, набирая скорость, как обороты двигателя; ему казалось, что он почти слышит это.

Азирафаэль оказался в гостиной. Сегодня он был в светло-коричневом свитере, а не в обычном кремовом костюме. Обычно на людей, одевающихся подобным образом, у Кроули срабатывал едва ли не рвотный рефлекс, но Азирафаэль смотрелся действительно гармонично. Может, он единственный человек на свете, которому идут такие свитера.

От его мягкой, слегка полноватой фигуры в светлом веяло теплом. Кроули нервно облизнулся, ощущая непонятное притяжение, и про себя решил: он не должен допустить косяк и на этот раз. И без его этой хреновой улыбки Азирафаэль квартиру не покинет.

Собравшись с духом, он разжал губы, желая окликнуть его, но преподаватель вдруг наклонился к аглаонеме, стоящей на отдельной полке, и с тихим восхищением воскликнул:

— Какие вы все здесь замечательные! — он осторожно протянул руку, чтобы провести пальцами по глянцевой поверхности листа, и Кроули готов был поспорить, что растение всеми клеточками потянулось к ласкающей руке. Мужчина ощутил тягуче-колющую ревность.

И не понял даже, кого ревнует.

— Прекрасные растения, — хихикнул Азирафаэль, и Кроули постыдно выпучил глаза, желая постучать себя кулаком в грудь, чтобы утихомирить сердце. Реакции собственного организма ему категорически не нравились. — Уверен, ваш хозяин очень вами доволен!

Он говорил о нём. О нём ведь, так? У этих растений не было другого владельца. Кроули на мгновение прикусил кончик языка и, борясь с желанием зашипеть от волнения, произнёс:

— На самом деле они те ещё засранцы.

На то, как мужчина вздрогнул, обернувшись, и презабавно округлив глаза до размера чайных блюдечек, можно было смотреть вечно. Кроули и сам не сдержал тёплой усмешки; похоже, это расслабило и Азирафаэля. Его щёки смущённо порозовели, и репетитор отвёл взгляд обратно на цветы.

— Добрый вечер. Прошу прощения, я даже не слышал, как вы пришли…

— Я был очень груб, — выпалил Кроули, и блондин удивлённо вскинул на него взгляд. Теперь всем его вниманием владел он, и от этой мысли Змий приободрился, даже немного выпрямился, сунув руки в карманы брюк: не придумал ничего лучше. Излишняя нервозность, вовсе ему не свойственная, настораживала. — Тогда, ну. Это мне надо извиниться перед вами. Это было ужасно.

Азирафаэль быстро облизнул губы кончиком языка, не находясь с ответом, и Кроули поспешно махнул рукой, сгорая от неловкости:

— Извините, я толком-то и говорить не умею. Адам вот в этом деле мастер. Но я приношу свои… Искренние извинения.

Он с некоторой надеждой уставился на репетитора. Мужчины взволнованно смотрели друг на друга, чувствуя, как сердца почти болезненно пульсируют, и дело тут было вовсе не в стыде, или совести, или обиде.

— Всё в порядке, мистер Янг, — наконец улыбнулся Азирафаэль. Его черты лица ощутимо расслабились, и Змию захотелось победно вскинуть кулак в воздух, принимая легендарную позу Фредди.

— Кроули, — поправил он.

Преподаватель недоумевающе приподнял брови, и мужчина снова помахал рукой, не в силах по-другому справиться с нервозностью:

— Давайте на ты. Мне как-то неловко.

Ожидать можно было чего угодно, на самом деле. Что тот снова обидится и уйдёт, оставив Кроули орать на растения от досады. Что он отшутится, скажет что-нибудь глупое, и горе-отец снова не найдётся с ответом. Что он вежливо откажется, сказав, что не намерен так сближаться. Любой из этих вариантов падал на макушку Кроули тяжёлым камнем. Он весь застыл, как змея перед смертельной атакой, казалось, даже его сердце остановилось на пару мгновений.

В комнате стало намного светлее, несмотря на плотно задёрнутые тёмные шторы. Азирафаэль расплылся в широкой улыбке, искренней и открытой, такой, что его глаза чуть прищурились, а светло-розовые губы дрогнули.

— Давай.

Они чувствовали себя самыми большими и неловкими идиотами на свете.

Может быть, так оно и было.

========== Домашний ужин ==========

Их отношения с Азирафаэлем стали гораздо проще и спокойнее, пропала та глупая напряжённость. С того самого дня, который Кроули про себя именовал “днём своей смелости”, подчёркивая, что дело тут не только в храбрости, но и в виртуозном его обращении с людьми. Ему, конечно, сначала чудилось, но потом он был непоколебимо уверен, что зефирный репетитор разительно отличался от всех людей, с которыми Кроули приходилось иметь дело.

Азирафаэль был с ним абсолютно и безмолвно согласен, словно они вели доверительную беседу друг с другом у себя в головах.

От Адама он был просто в восторге. Мальчик тянулся к знаниям, как свежий изумрудный росток — к живительной влаге, и учить его было удовольствием. Порой, когда их литературные и языковые дискуссии заходили слишком далеко, Азирафаэль даже забывал, кто и кого здесь обучает. Но даже чувствуя превосходство одиннадцатилетнего мальчика, блондин не ощущал ничего, кроме гордости, восхищения и благодарности. Несмотря на все эти выдающиеся достоинства юного гения, Адам порой становился совершенно неуправляемым ребёнком. В заднице появлялось вдруг метафорическое шило, и он буквально крутился на месте, источая чистую энергию. Казалось, подключи к нему генератор — и электричество будет круглый год. Вкупе с абсолютным нежеланием следовать правилам (что Азирафаэля очень смущало; он не привык иначе) это представляло собой взрывоопасную смесь.

Что ж, Кроули Янг мог с полным правом гордиться своим сыном. Даже на первый взгляд у них было слишком много схожего.

И Азирафаэль нагло и бесцеремонно солгал бы, если бы заявил, что не отвлекался на отца своего ученика буквально всё время. Каждый раз. Он не задумывался о своей ориентации, но теперь поезд со свистом промчался мимо, похлопывая колёсами, и клубы пара словно хихикали над смущённым и сбитым с толку Азирафаэлем.

Может, это было его творческое воображение. Может, искажённая картинка, словно отражение в изогнутом или выпуклом зеркале. Но как ни крути, думал Азирафаэль, заливаясь румянцем и бросая несмелые взгляды поверх макушки Адама, Кроули был слишком притягателен, чтобы не обратить на него внимание.

Он был донельзя удивлён, что такой мужчина жил холостяком. Красивый, хищно-опасный, весь какой-то острый и резкий, он был словно магнитом для преподавателя, который каждый раз терялся, словно первый день жил на свете.

Его хотелось приручить.

Перед лицом застывшего преподавателя помахали маленькой ладошкой:

— Земля вызывает Азирафаэля! Ау!

Репетитор вздрогнул, моментально ощупывая вспотевший от смущения лоб. Адам с хитринкой в глазах глядел на него и в этот момент напоминал скорее чертёнка, чем ангельского малыша.

Всё это очень глупо, решил для себя Азирафаэль. Он просто помогает, ничего особенного. Этот мужчина, каким бы притягательным он не был, просто платит ему за хорошую работу, и не более. У него личная трагедия с ушедшей любовью, как уже поведал ему Адам; а у преподавателя и своих проблем по горло. Всё неизвестное и новое заставляло его втягивать голову в плечи и нырять в тёмную безопасную раковину. Такие опасные личности, как мистер Янг, приносят только неприятности.

— Прости, я отвлёкся, — сказал Азирафаэль, но уголки его губ нервно дрогнули. Оставалось лишь молиться, — кому угодно! — чтобы любопытство Адама не решило установить новый рекорд.

Мальчик мгновенно перевёл взгляд на книги и взволнованно запричитал снова.

— Если я употреблю здесь метафору, этот эпитет будет смотреться слишком тупо, — воскликнул он огорчённо, с надеждой вскидывая взгляд на репетитора. Азирафаэль подавил вздох умиления, тоже склонившись над тетрадью.

— Здесь не будут лишними два эпитета, а метафора — излишнее нагромождение. Ну, это просто моё мнение.

Адам на некоторое время замолчал, перечитывая строки раз за разом. Азирафаэль занялся тем же, вчитываясь в текст и прислушиваясь к своим ощущениям. Только его физическая оболочка решила его подвести. Материальные уши легко уловили звук приближающихся к комнате шагов, и непонятное волнение снова заставило блондина встрепенуться. Впрочем он тут же одёрнул себя.

“Сосредоточься на работе,” — велел он себе строго-настрого. — “Это всё только ради Адама.”

Упомянутый мальчик словно услышал его мысли. Он удовлетворённо хмыкнул и немного насмешливо покосился на преподавателя:

— И что ты с таким литературным талантом делаешь в академии учителем? Тебе не хотелось чего-то… Более видного?

Азирафаэль замер, не в силах найти нужный ответ. Неприятное чувство почти заставило его начать оправдываться; он уже раскрыл рот, чтобы нерешительно что-то выдавить, сгорая под лукавым взглядом карих детских глаз, но его неожиданно спасли.

— Адам, — строго окликнул его хрипловатый голос, и жилочка, что тряслась внутри мужчины, вздрогнула и обмякла. — Имей хотя бы немного уважения, засранец. Тебя кто учил совать нос в чужие дела?

Мальчик немного недовольно покосился на отца. Азирафаэль был почти полностью уверен, что это только раззадорит неугомонного Адама ещё больше. Каково же было его удивление (он едва сдержался, чтобы не придать форме рта идеальную “О”), когда ребёнок послушно замолчал, возвращаясь к тетради и меняя конструкцию на два эпитета.

Тем временем Кроули прошёл ближе к столу и сосредоточенно стал перебирать документы в книжном шкафу. Не удержавшись, Азирафаэль поднял на него взгляд и слегка даже вздрогнул, когда понял, что отец посмотрел на него в ответ. Он снова был в очках, и невозможно было понять, какую эмоцию выражает его хищное лицо. Репетитор благодарно улыбнулся, твердя себе, что нет причин так нервничать; но все его увещевания самого себя рассыпались, как торт из безе, когда мужчина усмехнулся уголком губ.

Кроули постоянно ходил в очках. Без них Азирафаэль видел его лишь дважды: в самый первый свой приход и пару дней назад. Загадка его взгляда терзала репетитора, и он постоянно незаметно посматривал на него, скользя взглядом по огненно-медным кудрям, чёткой линии челюсти и витиеватой татуировке на виске, ломая голову над тем, почему Змий прячет такого потрясающего оттенка глаза.

Будильник на телефоне Адама неожиданно завибрировал, отвлекая всех присутствующих. Азирафаэль неловко дёрнулся, тут же отводя взгляд, а Кроули чуть не ударился головой о книжную полку. Он беззвучно выругался.

— Блин, — расстроенно пробормотал Адам. Он вскочил со стула, на ходу крикнув “Я сейчас! Принесу кое-что!”, и убежал в гостиную.

Азирафаэль принялся методично убирать свои письменные принадлежности в портфель, не замечая, что его буквально пожирают янтарным взглядом из-под чёрных очков.

— У него есть хотя бы какие-то успехи? — ровным тоном сказал Кроули. Преподаватель буквально просиял: это была нейтральная тема, и он мог отвлечься от своих странных мыслей и чувств. Ему и самому отчаянно хотелось сконцентрировать всё своё внимание лишь на Адаме.

— Разумеется! Он очень талантлив, схватывает буквально на лету. Я уверен, в будущем его ждёт большой успех на литературном поприще.

Оба они не заметили, что Кроули уже перестал делать вид, что занят документами. Он заинтересованно повернулся к Азирафаэлю всем корпусом, пока тот, так же не отводя взгляда, застёгивал портфель. Хозяин дома немного неловко опёрся локтем о книжный шкаф, неосознанно пытаясь придать позе соблазнительности.

— Серьёзно? — хмыкнул он. — Вот уж не подумал бы. Ему уже много лет удаётся притворяться туповатым.

Если преподаватель и заметил грубость в его словах, он не подал виду. Лишь солнечно отмахнулся, поднимаясь из-за стола и поправляя клетчатую бабочку на шее.

— Адам — большой молодец! Может, вам стоит куда-нибудь его сводить? В качестве поощрения, — с пылким энтузиазмом предложил Азирафаэль. Он понимал, что ведёт себя излишне назойливо, но он так отчаянно пытался скрыть влечение и был так искренне рад за мальчика, что совершенно потерялся.

Но по своей натуре он был ангельски добр и скромен (хотя это так часто выходило ему боком, что к своим тридцати пяти мужчина всё-таки привык давать отпор). Поэтому он набрал в грудь побольше воздуха, чтобы извиниться за резкость, но Кроули только задумчиво потёр подбородок, не отводя от него взгляда, и ни один мускул на его лице не дрогнул:

— Подумаю над этим. И, кажется, мы договорились общаться на “ты”?

На последних словах он снова ухмыльнулся. Не издевательски, как мгновенно ощутил Азирафаэль, а более… Мягко. Возможно, воображение снова сыграло с ним злую шутку.

— Ох, да, точно, — чуть виновато улыбнулся он. Кроули чуть склонил голову к плечу, и этот жест выглядел мило и сексуально одновременно, так, что бедный преподаватель окончательно утратил связную речь. От волнения внутри всё переворачивалось вверх дном, как белые искры в рождественском снежном шаре. — Спасибо. То есть, — лихорадочно соображая и заливаясь румянцем, забормотал Азирафаэль. Ему захотелось шлёпнуть себя по лбу, но к счастью, на этот раз из бедственного положения его выручил Адам. Мальчик радостно вбежал в комнату, показывая ему свой первый опыт в поэзии, и преподаватель мгновенно переключился, стараясь не обращать внимания на свой подрагивающий голос.

К сожалению, его борьба с самим собой и привычной неприязнью ко всему новому была проиграна. И пострадавший был только один.

Со временем Азирафаэль всё раскованнее и свободнее чувствовал себя в довольно богатой и большой квартире Янгов. Адам заваривал им обоим какао, пока они, устроившись на диване в гостиной, обсуждали литературу; это больше напоминало дружеские посиделки, нежели академические занятия. Никто из участников был не против. Кроули иногда устраивался в той же комнате, в глубоком кресле, слушал их вполуха, ухмыляясь своим мыслям, и каждый раз мужчина упрямо отворачивался от него, пытаясь переключить всё внимание на Адама.

Он до сих пор не желал сдаваться, не осознавая, что битва заведомо проиграна.

Азирафаэлю всегда хотелось задержаться подольше. Может, потому, что он был совсем один; ни друга, ни подружки, маленькая семья — далеко. Он привык к тишине своей квартиры, но иногда ему становилось в ней слишком одиноко и тоскливо, даже любимые книги, которыми была заставлена каждая комната, перестали быть желанной отдушиной. Может, подошёл возраст?

На самом деле (и он сам поймёт это очень скоро) репетитор почувствовал себя кем-то интересным и значимым впервые в жизни, в этой большой стильной квартире на десятом этаже, и уже не захотел расставаться с этим блаженным ощущением.

В тот день Кроули уехал по делам — разбираться с покупателем, который обвинил его в продаже фальшивого антиквариата и даже довёл дело до суда. Уезжал он мрачный, как грозовая туча, но всё же (по-змеиному шипя) любезно предложил Азирафаэлю оставаться у них столько, сколько ему потребуется. Когда за ним с грохотом захлопнулась дверь, Азирафаэль и Адам многозначительно переглянулись.

Время давненько перевалило за семь, но мальчик так жалобно просил его задержаться, что преподаватель просто не в силах был отказать. Он с беспокойством косился на наручные часы, но Кроули всё так и не приезжал.

— Ему лучше сейчас не звонить, — со знанием дела кивнул Адам. — Он злой, как демон. С такими тупыми покупателями всегда так.

— Ох, пожалуй, — хихикнул Азирафаэль, немного нервно оттягивая бабочку. — Ты не голоден?

Задумчиво воззрившись на потолок, Адам пожал плечами. Стараясь перекрыть урчащий живот, блондин чуть громче воскликнул:

— Я мог бы приготовить что-нибудь! Если, конечно, это не будет слишком невежливо с моей стороны.

Адам рассмеялся.

— Не дать мне умереть с голоду — невежливо? Да ты чего! — и тут же спохватился: — Подожди, приготовить?

— Ну да? — немного вопросительно ответил Азирафаэль.

— Ого, — с искренним удивлением сказал Адам. — Папа обычно заказывает что-то типа… Пиццы, или там бургеров…

Уже поднявшийся с дивана преподаватель в праведном возмущении вскинул светлые выразительные брови.

— Бедный ребёнок! Когда ты нормально ел?

— Эй, я люблю пиццу, — просто ответил Адам, дёрнув плечом. — Ну… Дай-ка вспомнить… Пару дней назад, у Пеппер. Её мама очень вкусно готовит.

Азирафаэль даже прикрыл веки от ужаса. Пока он ещё не заметил этого, но образ недоступного Кроули постепенно смягчался, приобретал родные и простые черты, западая в сердце всё дальше и дальше, просачиваясь в самую пылающую жаром глубину. И оттуда его уже было не вытравить.

— Кошмар, — запричитал он, стремительным шагом направляясь на кухню. Адам с интересом засеменил за ним, пока мужчина продолжал сокрушаться: — Питаться одним фастфудом! В одиннадцать!

Ему уже всё равно было на то, что это было крайне невежливо с его стороны. Кроули мог вернуться в любой момент и выпнуть его отсюда, и был бы абсолютно прав, но сейчас всё это не имело значения. Адама нужно было накормить!

Он не надеялся найти что-то весомое в холодильнике, но, к его крайнему изумлению, в результате тщательных поисков он обнаружил курицу и картофель. Адам продолжительно мычал на каждом шагу, стараясь вспомнить, где лежит та или иная кухонная утварь, но общими усилиями они нашли всё необходимое. Азирафаэль готовил нечасто, но сейчас им управляли совершенно новые желания, и впервые нечто неизвестное не отталкивало его. Ему хотелось позаботиться о мальчике, с которым он так подружился, и сделать приятное его рассерженному и очень обаятельному отцу, когда тот вернётся домой. Правда, не факт, что его действия расценят правильно, но репетитор слишком увлёкся приготовлением ужина, чтобы расстраивать себя тяжёлыми мыслями.

В груди его всё трепетало.

“Боже, кажется, я всё-таки влюблён,” — очень печально подумал он, выкладывая на противень аккуратно нарезанную картошку. И от этой простой мысли мир вокруг преобразился, словно осветился божьей благодатью, и, несмотря на тяжесть, осевшую внутри, Азирафаэль спрятал мечтательно-нежную улыбку.

Кроули мчался, подрезая и обгоняя всех, кто ехал меньше восьмидесяти пяти километров в час. Некоторые поражались, некоторые оскорблялись, видя, что их без труда превосходит такой раритетный автомобиль. По мнению неценителей, эта “рухлядь” должна была развалиться ещё на отметке “50”. Хорошо, что мужчина за рулём не слышал этого, иначе его снова вызывали бы в суд. Приятных впечатлений не осталось бы ни у кого.

Адвокат “потерпевшего” кретина постепенно чиркал по нервам Кроули спичкой, и за эти пару часов от них не осталось практически ничего, кроме жалобно обуглившихся концов. Под конец продавец антиквариата сорвался на ядовитое шипение, искренне жалея, что его прозвище не отражает его сути: Змий с удовольствием впился бы отравленными клыками в любого, кто отстаивал права покупателя (и в самого покупателя). Его, что было весьма предсказуемо, оправдали, и он, не удосужившись ни с кем попрощаться, с грохотом покинул зал суда. Ему не терпелось попасть быстрее домой, к сыну и зеленеющим от страха растениям.

Подъезжая к дому, пересекая знакомый квартал, Кроули понял, что короткая стрелка часов замерла где-то на восьми. Выходит, милый зефирный репетитор уже давно ушёл. Мужчина был на взводе: не задумываясь, он яростно треснул ладонями по рулю, нечаянно задевая сигнал, и едва не спровоцировал аварию.

День не может стать ещё хуже, мысленно взмолился Дьяволу Кроули, поднимаясь к квартире. Он старался дышать реже и глубже, чтобы не отпугнуть Адама; достаточно было взглянуть на лицо отца, чтобы предположить, что он вернулся с судебного заседания в самом Аду.

Он ожидал увидеть дома всё, что угодно, до нечаянно разбитых Адамом горшков с геранью. И Кроули постыдно застыл на пороге кухни, хлопая глазами, как выброшенная на берег рыба. Он даже снял с себя чёрные очки, чтобы убедиться, что ему не привиделось. От картины, представшей перед ним, все тяготы и причины его гнева сегодняшнего дня испарились, как дым от костра в вечернем летнем небе.

Адам с широкой улыбкой повернулся к нему:

— Привет, пап! Прикинь, Азирафаэль умеет готовить! Ты злой приехал, да?

Как раз поставив противень с жареной курицей и картофелем на деревянную подставку на столе, упомянутый смущённо зарделся, вскидывая на него взгляд, но улыбнулся невероятно очаровательно и светло. В груди Кроули сильно ёкнуло то, что по всеобщему мнению давно исчезло ещё лет десять назад.

— Я взял на себя смелость кое-что соорудить, если ты не против, — немного виновато хмыкнул Азирафаэль, нервно сминая в ладонях прихватки. — Надеюсь, ты голоден?

Он очень стеснялся, но при этом светился так, что, казалось, ещё немного — и за его спиной распахнутся вдруг два белоснежных крыла, достигая кончиками потолка квартиры. И Змий замер, бесстыдно очарованный этой красотой.

К позору своему, Кроули не сразу нашёлся с ответом. Две пары сияющих глаз уставились на него, и он, забив на всё остальное, что существовало за пределами этой квартиры, широко улыбнулся — так, как не улыбался уже очень давно.

— Как зверь.

========== Печенье с глазурью ==========

Комментарий к Печенье с глазурью

На самом деле, чем больше ждущих и отзывов, тем быстрее я буду выкладывать главы, потому что это очень вдохновляет :)

— Раньше я думал, что готовить — это очень скучно, — хмыкнул Адам, не в пример увереннее, чем десять минут назад, вырезая из теста цветок с помощью формочки. — И папа всё время так говорил.

— Я всё слышу, — проворчал Кроули из гостиной. Азирафаэль и Адам переглянулись, прикусив языки, чтобы не рассмеяться.

— Он всегда бурчит, — доверительно прошептал Адам, ещё больше измазавшись в муке. С интересом облизав пальцы, он тут же сморщился. — А разве мука не сладкая?

— Боюсь, что нет, милый, — с искренним весельем ответил Азирафаэль, открывая духовку. Его лицо тут же обдало жаром, а по кухне разлился прекрасный аромат печенья.

— Ну наконец-то! — буквально простонал мальчик, стремительно оказываясь рядом и протягивая маленькую руку. Репетитор, не задумываясь, легонько шлёпнул по ней.

— Ещё горячие, — назидательным тоном отрезал он, выуживая противень и перемещая его на плиту сверху. Идея надуться на него, как мышь на крупу, была заманчивой, но долго сердиться на преподавателя Адам не мог.

Азирафаэль чувствовал себя целиком и полностью в своей тарелке. Они пекли один из его любимых десертов (исключением были блинчики и пирожные), попутно обсуждая особенности творчества Байрона, и более уютной атмосферы за последние несколько лет своей жизни он не мог и вспомнить. Здесь он ощущал себя полностью… Дома. Пусть и не физически. А чувство комфорта и спокойствия для Азирафаэля было одним из самых ценных, и чего он в жизни добивался с большим трудом.

Конечно, не все беседы в этой квартире текли между ним и Адамом. Иногда Кроули, проходивший мимо, неожиданно, с бухты-барахты, задавал какие-то вопросы, и преподаватель всеми силами старался не отвлекаться на его чарующий хрипловатый голос. Сначала какая-то часть Азирафаэля трепетала, в волнении заламывая пальцы, ликуя каждый раз, когда Кроули обращался к нему. Он чувствовал себя интересным, и мог лишь гадать, действительно ли хозяину дома хочется стать ближе.

А потом внезапная мысль ударила его, словно молния в одиноко стоящее дерево. Если бы не мадам Трейси, Кроули мог бы нанять любого другого репетитора. Возможно, всё это — просто его любезность. От одной этой гадкой, ухмыляющейся мыслишки у Азирафаэля опускались руки, а уголки губ неумолимо ползли вниз. Проверить это было невозможно, не спросив его, а на такой отчаянный шаг преподаватель просто не мог решиться. Терять даже банальное вежливое отношение ему не хотелось. Это означало конец его походам сюда.

И снова долгие, одинокие вечера в полупустой квартире, заваленной книгами.

Тем временем Адам уже полил готовые печенья глазурью — кривовато, но от души; даже язык высунул от усердия и, смахнув остатки муки с рукава, с удовольствием отправил одно печенье в рот.

— Б-же, — пробормотал он с набитым ртом. — К-кая вкусн-тина.

Азирафаэль, всё ещё не в силах отойти от тяжёлых мыслей, грустно улыбнулся:

— Прожуй сначала, не то подавишься.

Мальчик закатил глаза, но принялся торопливо жевать.

— Даже не верится, что это мы всё приготовили. Ну, точнее, не верится, что я.

Он не нашёлся, что ответить. Неожиданное осознание оказалось очень трудно принять, и оно оседало на душе большими комьями извести. Азирафаэль даже присел на краешек стула, плотно смежив веки. Здравый смысл радовался такому исходу, велел ему скорее прийти в себя и закончить с печеньем; сердце обливалось горячей, как адский пламень, кровью. Ему самому н е х о т е л о с ь такого исхода, но отчаяние оказалось слишком сильным. Словно он взглянул на страницу книги, на которой ровными строчками было написано его неизбежное будущее.

— Ази? — окликнул его Адам. Он чуть прищурился, и в его глазах на считанные мгновения промелькнуло что-то тёмное. — Отнесёшь папе печенье? Я сам второй противень засуну.

Машинально кивнув, преподаватель взял мисочку с печеньем и уже даже вышел в коридор на негнущихся ногах, а там застыл. Даже рот приоткрылся от изумления. Это что, был гипноз? Каким образом Адаму удалось отправить его к отцу, если этого он не хотел бы сейчас больше всего на свете?

Снова увидеть его и осознать собственное несовершенство. Может, Кроули просто нужен друг, неблагодарный ты толстый идиот. Ему тяжело управляться после такого в одиночку.

Видимо, судьба решила испытать его на прочность. Другого объяснения он найти не мог, и мысли разбредались, как овцы на цветочном лугу. Эти ощущения (с новой силой каждый день) преследовали его, когда он видел Кроули. Или ему приходилось его видеть, как сейчас.

Хозяин дома сидел в гостиной. Поудобнее устроившись в глубоком кресле, закинув ногу на ногу, снова разбирался с документами. В последнее время он переодевался в домашнее, даже если дома был Азирафаэль (неосознанно подчёркивая, что это в конце концов его дом). На бедного по уши влюблённого преподавателя это действовало безотказно. Вот и сейчас, засмотревшись на жилистые руки и немного встрёпанные огненные волосы, он с большим трудом взял себя в руки.

— Хочешь печенье?

Кроули изящным движением снял чёрные очки и вскинул на него взгляд, немного прищурившись. И сейчас Азирафаэль, глядя в его змеиные орехово-карие глаза, ощутил сильнейший приступ дежа вю: словно они уже, совершенно точно, виделись раньше. И он точно так же, со смесью восхищения и затаённой глубокой печали, смотрел в эти глаза с неповторимым оттенком жёлтого; словно границы времени и пространства больше не имели значения, и когда-то он точно так же обращался к нему, а Кроули таким же движением снимал очки и склонял вихрастую рыжую голову к плечу.

Кроули этого ещё не заметил, но такое же чувство в нём тоже было. Его больше занимали собственные эмоции, которые он никак не в силах был разгадать. Он был рад, бесконечно рад видеть Азирафаэля в их доме. Никому в этом не признаваясь, в душе Кроули спешил домой, чтобы застать там улыбчивого репетитора, который так мило краснел, когда к нему обращались. За тем, как на пухлых щеках появлялись ямочки от поистине ангельской улыбки, можно было смотреть бесконечно.

— Можно, — снисходительно кивнул он.

Но вместе с этим внутренний червячок подтачивал эту безоблачную радость, беспощадно вгрызаясь в неё. Адам был так рад, когда приходил Азирафаэль, что его отцовская ревность крепла с каждым днём всё больше и больше. Что бы они ни делали вместе, мальчик радовался больше, чем за всё проведённое время с отцом. Кроули слишком сильно боялся стать ненужным, слишком был сосредоточен на Адаме, чтобы осознать и принять всю правду о собственных чувствах к преподавателю.

Азирафаэль приблизился к его креслу, выбирая с тарелки самое аккуратное печенье, и протянул его Кроули. Мужчина откусил от него, кроша на спортивные домашние штаны, и до последнего надеялся, что тесто будет отвратительным на вкус.

Выпечка была восхитительной.

Он едва подавил в себе желание скривиться, как от недозрелых ягод, чтобы не пугать Азирафаэля. Только заметно помрачнел, кивнул:

— Очень вкусно.

Гордость гордостью, а печенье действительно было слишком хорошим, чтобы не доедать его, поэтому Кроули с аппетитом откусил снова. Репетитор весь просиял, осторожно опускаясь на диванчик, и уместил мисочку на пухлых коленях. Мужчина задумчиво покосился на него.

Он очень ясно помнил, как обжёгся одиннадцать лет назад, и повторения подобной истории пожелал бы только глупец, к которым Змий себя никогда не относил. Кроули и сам не понимал, что именно его так тянет к этому беззаботному существу, которое сейчас радостно урчало, кончиком пальца поправляя глазурный рисунок. Вкупе с этим и тягучим, гнусным раздражением,ревностью, которой он ревновал сына к репетитору, это было ещё более странно и непонятно. И это злило. Змий настолько привык контролировать всё в своей жизни, что подобные чувства (которых он вдруг стыдился) требовалось прятать поглубже, так, чтобы даже он сам забыл о них.

Не срослось.

Азирафаэль с интересом покосился на магнитофон, стоящий в углу гостиной, и с ярким любопытством сверкнул глазами в его сторону.

— Он ещё работает?

И, Дьявол его побери, облизнул пальцы от глазури.

Этот жест выглядел вполне себе невинно; буквально инстинктивное движение, когда твои руки испачканы чем-то съедобным. Адам, например, постоянно облизывал руки, измазанные в кетчупе после особенно сочного бургера. Но за этим конкретным движением Кроули проследил дико, голодно, словно хищник за добычей, и очень пожалел, что на нём сейчас нет безопасных чёрных очков.

Он поднёс сладкие пальцы ко рту за грёбаную долю секунды; его мягкие розовые губы обхватили светлую кожу, чуть сжались на пальце, и пухлые щёки слегка втянулись. Воображению Кроули, которым он всегда отличался от окружающих, ничто не помешало представить на месте пальца нечто другое. Так, что он едва не подавился крошками печенья, сильно закашлявшись.

Азирафаэль выпустил палец с едва слышным чмоканьем, и Кроули захотелось взвыть. Он отвёл взгляд на магнитофон, пытаясь проморгаться и вспомнить, что именно спросил у него преподаватель.

— Он… Эээ… Да. Да, конечно. Тысяча девятьсот тридцать седьмой год. С чего бы ему не, — выдавил он. — Не работать, я имею в виду.

С живым интересом репетитор поднялся с дивана, оставляя печенье на тумбочке, и Кроули смог вздохнуть спокойно. Чуть дрожащей рукой он прикрыл змеиные глаза.

“Что за х-”

— Что за “Velvet underground”? — окликнул его Азирафаэль, очень аккуратно перебирая кассеты. Владелец чуть выпрямился в кресле, пытаясь вернуться к отчётам.

— Тебе не понравится, — покачал он головой. Кроули, конечно, не мог этого знать, но почему-то был на все сто уверен, что преподаватель не слушал ничего, кроме Моцарта.

— Бибоп, — якобы со знанием дела кивнул Азирафаэль, не отрываясь от кассет.

И тут Кроули словно ударили под дых. Ощущение чего-то родного, близкого вдруг повисло в воздухе, загустело, как горячий пряный соус, защекотало ноздри знакомым запахом. Если бы Змия попросили его описать, он, не задумываясь, выпалил бы: небесный. Он ощутил его впервые несколько секунд назад, но также он был уверен, что знал его всё это время, ещё задолго до того, как встретил преподавателя. Но сомнений быть не могло: это был Азирафаэль. Раздражающий репетитор, постепенно занимающий его место в сердце Адама, с глупым религиозным именем и совершенно солнечной улыбкой.

Сердце Кроули сжалось, как в объятиях опасной когтистой руки.

Он отчаянно не хотел дать сыну привязаться к Азирафаэлю теснее, чем к нему, родному отцу, но вместо этого пустил его в свою душу самостоятельно.

Почти всю дорогу до машины Азирафаэль пытался отнекиваться, смешно жестикулировал, вскидывая пухлые ладони, но Кроули не обращал на его жалкие попытки никакого внимания. Если он что-то решал, иначе не могло и быть; преподавателю только предстояло узнать об этом.

— Ну не стоит, — бормотал он. — Я прекрасно доберусь на автобусе или на метро, тут не очень-то и далеко…

— Примерно час, — отрезал Кроули. — К тому же, собираются тучи. Может пойти дождь. Мне так спокойнее.

Он, не задумываясь, открыл для него дверцу переднего сиденья. Репетитор, растерянно прижимая к груди портфель с книгами, смущённо улыбнулся:

— Ты очень любезен, Кроули.

Он хотел было возразить снова, но под его суровым взглядом (ощущался даже с чёрными очками) нервно сглотнул и залез-таки в автомобиль. Кроули захлопнул дверцу и стремительно обошёл машину, занимая своё место за рулём.

— Показывай дорогу, — велел он, когда они быстро выехали на шуршащий под колёсами асфальт. — Я эту часть не очень хорошо знаю.

Азирафаэль стремительно бледнел и зеленел, как ягода на кусте; он продолжал цепляться пальцами за дверную ручку, когда Кроули слишком лихо заворачивал на повороте.

— М-может, можно как-нибудь и помедленнее? — сбивчиво бормотал он, глядя точно перед собой на вереницу машин, между которыми лёгкой птичкой ныряла чёрная Бентли. Кроули, не удержавшись, ехидно усмехнулся, покосившись на его растерянное лицо и вспотевший от страха лоб.

— Могу включить Бибоп, чтобы тебе было поспокойнее.

Одновременно с этими словами он вжал педаль газа в пол — исключительно из мальчишеского желания покрасоваться, — и Азирафаэль, не удержавшись, вскрикнул, округлив глаза. Хохот Кроули перекрыл рычание двигателя.

Конечно, восхищение Адама репетитором всё ещё раздражало его, соответственно и сам Азирафаэль, невинно и недоумевающе хлопающий ресницами. Почему же Кроули решил подвезти его до дома? Можно выдвинуть сотни теорий и догадок, но нужную найти было нереально: он и сам не знал. А если его об этом спросить, можно остаться без какой-нибудь жизненно важной части тела.

Любезность и вежливость были отговоркой, которую не стыдно было озвучить вслух. Змий хотел лично выпроводить Азирафаэля из дома, чтобы его сын не подбегал к окну и не смотрел, как мужчина уходит вверх по улице своим лёгким, плывучим шагом. Тягучее раздражение не отпускало его, но когда они оставались наедине — как и сейчас в машине — Кроули чувствовал себя совершенно иначе. Он ощущал жгучее желание жить, которое управляло им, когда он был лет на десять моложе. Ему хотелось чаще шутить и улыбаться, а не смерять всех без разбора мрачным взглядом под чёрными очками. Ему не хотелось прятаться; ему хотелось обсуждать с Азирафаэлем всё, буквально всё на свете — кроме Адама. Преподаватель был таким светлым и мягким, казался совершенно идеальным родителем, и Кроули это очень не нравилось. Он буквально физически ощущал своё несовершенство. Однажды в его голове даже появилась угрюмая мысль сменить репетитора, но она, влетев в одно ухо Кроули, моментально вылетела из другого. С глубоко опечаленным и раздосадованным лицом он понял, что уже не сможет без ангельской улыбки.

Сейчас Адама с ними не было. Сейчас они остановились у небольшого многоквартирного дома, который выглядел гораздо беднее, чем дом, в котором жили Янги. Азирафаэль постепенно приходил в себя, отцепляя пальцы от дверной ручки.

Кроули вдруг стало очень интересно напроситься к нему на “кофе”, но его мысли снова увели мужчину совсем не в ту сторону. От такого он едва ли не впервые в жизни почувствовал себя смущённым.

— Ну, — улыбнулся-таки всё ещё бледный Азирафаэль, — большое спасибо, Кроули. Мы действительно доехали быстрее… Где-то раз в пять.

— Скоростной режим практически высосан из пальца, — недовольно заметил Кроули. Репетитор смерил его нечитаемым взглядом, но решил промолчать. — Некоторые законы нуждаются в поправке.

— Зачем, если ты всё равно им не следуешь, — немного язвительно ответил Азирафаэль, поправляя галстук-бабочку. Это подействовало магически, и Кроули с искренним интересом вскинул брови, всем телом поворачиваясь к нему. Такого он точно не ожидал, но мужчине всё равно удалось его удивить. Что-то большое и тёплое в его груди радостно всколыхнулось, словно парус наполнился жаждущим попутным ветром.

Преподаватель открыл дверь, поудобнее перехватив свой портфель, и напоследок улыбнулся ему ещё раз.

— До свидания, мой дорогой, — легко и весело бросил он. Казалось, Азирафаэль сам был на седьмом небе, что у него получилось шокировать Кроули.

— До встречи, — хмыкнул Змий в ответ. Дверца захлопнулась, и он молча уставился ему вслед.

И челюсть его незамедлительно отвисла.

========== Громовые раскаты ==========

Комментарий к Громовые раскаты

Я просто поражена тем, сколько здесь читателей, и хочу всех от души поблагодарить за ваши отзывы и высокие оценки! Вы чудо ;_;

— Кроули, будь любезен, передай, пожалуйста, пончик, — попросил Азирафаэль, не отрываясь от книги. Кроули в очередной раз поморщился от излишне, на его взгляд, изысканной речи, но потянулся за сладостью, не проронив ни слова.

— Спасибо, — довольно мурлыкнул преподаватель, и Кроули тайком бросил на него взгляд поверх экрана ноутбука. Слишком уж ему хотелось увидеть радостную улыбку увлечённого чтением репетитора. Даже такие мимолётные мелочи помогали вечно напряжённому и хмурому Кроули расслабиться: в груди разливалось приятное щекочущее тепло, как от чашки горячего кофе. В такие моменты он даже мог бы снять очки.

Дни летели с беззаботной скоростью. Кроули подозрительно быстро привык к нахождению в их доме Азирафаэля, что самого его сбивало с толку (нет, он не признается в том, что нужным словом было “пугало”). В какой-то момент присутствие постороннего совершенно перестало его беспокоить. Решающим стал вечер, когда он вернулся домой со встречи с покупателем старинного фотоаппарата из его коллекции. Он не окликнул Адама, не прошел в детскую, а сразу отправился на кухню делать чай с мятой, который любил репетитор – смущённо обронил как-то раз, когда ему предложил Адам. Кроули без всякой задней мысли сделал это, зная, что тому будет приятно; более того, хозяин дома был на все сто убеждён, что Азирафаэль у них. Он не признался бы в этом даже себе, но он был бы чертовски встревожен, если бы не обнаружил репетитора в старомодном костюмчике в комнате в конце коридора, обсуждающего с Адамом очередную книгу.

Кроули становилось всё сложнее справляться со своим раздражением к Азирафаэлю. Он по-прежнему ревновал к нему Адама, полагая, что сыну гораздо интереснее с милым преподавателем, чем с ним, но эмоции часто смешивались, наплывая одна на другую. Он мог сердиться и цедить змеиное шипение сквозь зубы, чувствуя, как внутри всё закипает, когда слышал заливистый смех Адама, но стоило ему войти в комнату, как его глухая бессильная ярость попросту меркла. Они сразу отрывались от тетрадей и учебников, чтобы взглянуть на мужчину, и Азирафаэль совершенно бессовестно освещал комнату своей невинно-вопросительной улыбкой. Последние крохи невольного гнева испарялись крошечными льдинками под палящими лучами солнца. Чувствуя совершенно глупое и неподобающее головокружение, Кроули с досадой ругался про себя. И радовался тому, что не снял очки.

Очередной привычкой, необычной для Кроули, стала почти насильная помощь репетитору добраться домой в целости и сохранности. Конечно, когда Азирафаэль немного привык, он стал позволять себе тихонечко бурчать под нос, что он вероятнее покалечится на этой “адской колеснице”. По его мнению, проявлять недовольство было ужасно невежливо; когда он незаметно для себя начал жаловаться на его манеру езды, Кроули бездумно повернулся к нему с широченной ухмылкой. Ворчащий на пассажирском сиденье Азирафаэль был чем-то настолько уютным, что внутри у него всё задрожало от удовольствия. И Кроули бы ещё долго не отвёл взгляда от его надутых губ и нахмуренных бровей, если бы преподаватель с испуганным визгом не заставил его повернуться обратно к дороге.

После того, как Кроули подвёз его до дома впервые, они не обсуждали странное поведение преподавателя. Азирафаэль вообще старательно делал вид, что ничего не было, но Кроули не мог выбросить из огненной вихрастой головы это проклятое “дорогой мой”. Оно занимало мысли в самый неподходящий момент, отражаясь в воспоминаниях снова и снова, как свет преломлялся бы в зеркале под множеством углов. Прислушиваясь к своим ощущениям, он даже не чувствовал привычного желания саркастично пошутить, криво ухмыляясь уголком губ; вместо этого он чувствовал неловкость. Это было так непривычно, что тогда он завис вдруг над шкворчащей на сковороде яичницей. Кроули впервые задумался о том, почему, несмотря на сумрачное раздражение, ему так радостно видеть в их доме Азирафаэля. В голове звенела смущённая пустота; Адаму пришлось торопливо выключать плиту, отпихивая застывшего отца от сковороды, пока их завтрак не превратился в угли.

Действительно испугавшись своих мыслей, Кроули предпочёл больше к этому не возвращаться. По крайней мере, временно. Он вообще копаться в себе не особо любил, не считая это особо нужным. С людьми он никогда так близко не взаимодействовал (кроме сына, разумеется), и такая мешанина сильных чувств и странных мыслей ему категорически не нравилась. Словно под влиянием татуировки и прозвища, мужчина, столкнувшись с подобными сложными отношениями с зефирным репетитором, действовал по-змеиному. Ему хотелось или грозно зашипеть и впиться клыками, нападая раньше, чтобы обезопасить себя, или уползти куда подальше, сердито шурша брюхом по земле и прячась под камнем. Первый вариант бы не прокатил. Кроули смотрел на пушистые белые кудри, пухлые щёчки и ангельскую отзывчивую улыбку и с внутренним стоном понимал, что просто не может сказать что-то резкое и грубое. Максимум съязвить. Поэтому Кроули огромным усилием заставил себя не анализировать всё происходящее внутри. Что ж, это было ошибочным решением; людям свойственно совершать ошибки.

Гораздо проще было коситься незаметно на репетитора, с аппетитом жующего пончик. Кроули по дороге домой купил целую коробку. Он потом долго уверял самого себя, что купил их ради Адама.

Самоубеждение работало на ура.

— У Адама есть прогресс? – деловито поинтересовался Кроули. Репетитор не мог этого видеть, но его золотисто-карие глаза заинтересованно сверкнули под чёрными очками. Не то чтобы отцу хотелось снова услышать восторженный голос Азирафаэля, радостно щебечущего об успехах его сына. Скорее, он просто хотел доставить ему неудобство, отвлекая от книги.

Пользуясь тем, что всё внимание Кроули было поглощено гостем, даже растения тайком посмеялись над своим наивным хозяином.

Во многом Азирафаэль был довольно предсказуем. Хотя, может, это Янги уже слишком хорошо успели узнать его; отец семейства ни за что не признается, что он специально запомнил многие его привычки. Например, смешно вскидывать брови перед тем, как разразиться торжественной речью. Преподаватель в точности повторил это движение, снимая очки, и улыбнулся от уха до уха:

— Проза удаётся ему просто превосходно! Может, стихи пока немного сыроваты, но у него просто не было нужного направления. Со временем он сам поймёт, чем он хочет заниматься.

Кроули застыл на пару незаметных мгновений. Ему надо было переварить этот сияющий взгляд небесно-светлых глаз, внимание которых было уделено полностью ему, и по-быстрому вспомнить, что такое проза. В его голову вдруг сквозняком просочилась несмелая мысль о том, что можно было бы краем глаза взглянуть на словарь с литературными терминами, но перепугавшийся мужчина мгновенно отмёл её в самый дальний закоулок.

— Не хвали его слишком сильно, — выдавил Кроули, пытаясь скрыть позорно розовеющие скулы. – Зазнается ещё. С ним надо построже.

Он мог ожидать всего, что угодно. Отвернувшись к ноутбуку снова, он уже приготовился увидеть боковым зрением согласный кивок или услышать тихое хихиканье. Но в ответ воцарилось молчание, и Кроули заинтересованно поднял взгляд, чуть наморщив лоб.

Азирафаэль смотрел на него в упор, без тени ложной скромности. Он даже чуть нахмурился, недовольно взирая на него исподлобья, и это выглядело так потрясающе, что Кроули прикусил кончик языка. Его собирались упрекнуть. Мужчина так давно не испытывал это, что сейчас весь замер, напрягся в ожидании, как змея перед ударом. Кажется, даже на пару секунд затаил дыхание. Честность преподавателя вызвала почти волну необъяснимого удовольствия.

В этот момент к Адаму пришёл один из его друзей. Тот предупреждал его, что он занимается с репетитором, но Брайан, как всегда, совершенно позабыл об этом. Поэтому мальчик ни разу не удивился, услышав звонок в дверь, оторвался от данной ему Зефиркой работы на время и невозмутимо поплёлся открывать. Проходя по коридору, он невольно бросил взгляд в гостиную. Взрослые были так увлечены друг другом, что не услышали пронзительного звонка; именно в этот вечер Адам впервые серьёзно задумался об этих двоих. Как бы это не было обидно для Янга-старшего, его сын был немного сообразительнее.

Азирафаэль уже открыл было рот для укоризненного замечания, но в коридоре раздались мальчишеские голоса, и он инстинктивно обернулся в сторону звука. Кроули, невольно уставившись на его розовые пухлые губы, быстро откашлялся в кулак.

— Блин, я совсем забыл, — виновато вздохнул Брайан. Адам со смехом похлопал его по плечу:

— Да ладно, ничего страшного. Он совсем не строгий.

Азирафаэль снова перевёл взгляд на Кроули, прищурившись с очаровательной укоризной, и, пока тот не успел и слова вымолвить, выпалил:

— А я считаю, что ты порой слишком уж суров, Кроули. За кем нужно присматривать, так это за тобой.

И преспокойно отвернулся, не подозревая, что вызвал в застывшем мужчине целую бурю эмоций. Он пока ещё не знал об этом, но сегодня вечером Кроули будет ворочаться в постели, почти задыхаясь от миража духоты в комнате, и мучительно понимать, что точно так же он чувствовал себя в далёкие восемнадцать, когда говорил с девушкой, которой потом сделал предложение.

Брайан и Адам поравнялись с гостиной. Друг мальчика был очень добрым, спокойным и отзывчивым парнишкой, и единственный его недостаток был в том, что Брайан был чертовски прямолинейным. Как и сейчас, пока никто ещё не успел проронить ни слова, он широко и понимающе улыбнулся при виде Азирафаэля, сидящего за столом с Кроули:

— Здравствуйте! Это типа твоя новая мама? Адам, ты не говорил, что…

Остаток его фразы потонул в лихорадочном кашле Кроули. Круглое обескураженное лицо Азирафаэля налилось маковым цветом, и он поспешно взмахнул руками, но Адам пришёл к нему на помощь. Мальчик про себя покатился со смеху, глядя на растерявшихся отца и репетитора, но внешне остался очень спокойным. Может, это он перенял благодаря наследственности.

— Да нет, ты что. Это Азирафаэль, мой репетитор по литературе. Азирафаэль, это Брайан.

Мальчик тоже залился румянцем и кивнул, не сводя ошарашенных глаз со смутившихся мужчин.

— Ой, простите, я…

— Всё в порядке, — тут же заверил его преподаватель. Мужчина уже пришёл в себя, успокаивающе улыбнувшись мальчику. – Очень приятно, Брайан.

— Салют, — махнул рукой Кроули. Эта глупость от недалёкого (как он считал) друга Адама вызвала вдруг в нём целое море смущения и ещё чего-то смутно приятного. Правда, об этом он железно приказал себе не думать, не подозревая, что процесс уже давно запущен, несмотря на то, желал того Кроули (нет) или нет (да). Огромные шестерни крутились неумолимо, и даже он, при всей своей твёрдости и решительности, не мог ему противостоять. Это было необратимо, как… Армагеддон.

Мальчишки удалились к себе в комнату; Азирафаэль любезно согласился дать Адаму лишних полчаса, чтобы закончить сочинение. Опомнившись, что отец всё-таки тут он, Кроули хотел было возразить, но репетитор внезапно смерил его этим таинственным взглядом, который имел над мужчиной такую пугающую силу. Кроули умолк, пока преподаватель, явно довольный собой, преспокойно вернулся к роману, снова надевая очки. Кроули бесстыже уставился на него, и в нём боролись два зверя: почти болезненное восхищение и ревностное раздражение, упрямо не желавшее сдавать позиции с самого первого дня их знакомства.

Чуть позже, на следующий же день, Кроули совершил роковую ошибку.

Он стал разбираться в своих чувствах.

Весь этот процесс давался ему довольно тяжело; приходилось переступать через многие вещи, в особенности, через свои потаённые страхи, гордость и принципы. Змий этим никогда в жизни не занимался, но ситуация бессовестно выходила из-под контроля. Под раздачу попали несчастные растения, над которыми Кроули с раздосадованно искривлёнными губами работал, вооружившись ножницами. Выглядело это более, чем устрашающе. Казалось, он отрезает не пожухшие листочки, а минимум человеческие конечности.

Что же могло вызвать подобную злость? Конечно, ответ был прост: Азирафаэль. В его присутствии Кроули не мог даже толком злиться, в полную силу, так, как он привык, с шипением и уничижительным взглядом, с которым от испепеления спасали только чёрные очки. Адам снова с удовольствием слушался репетитора, но стоило только отцу злобно оскалиться, вскинуть взгляд, наткнуться на безоблачную улыбку… Примерно на этом пункте ярость Кроули сдувалась, как лопнувший воздушный шарик. Азирафаэль окончательно добивал его своим очарованием, недоумевающе хлопая пушистыми ресницами, и обиженный Змий отворачивался, надеясь, что горящие уши не напоминают по цвету сигнал светофора.

Ничего не менялось. Становилось только хуже. Кроули получал искреннее удовольствие почти от всего, что было связано с репетитором. Разум с раздражённым сарказмом подмечал, что Адам слишком привязывается к чужому человеку, даже больше, чем к родному отцу, но сердце решительно затыкало его ядовитый рот. И Кроули всё чаще забывал, что он, вообще-то, плоховат, как родитель. Раньше он не мог думать ни о ком другом, кроме Адама, а сейчас вся голова была забита Азирафаэлем. Он запоминал, от каких конфет преподаватель был в восторге, какую музыку он предпочитает, как он относится к тому или иному явлению; они часто начинали беседу непринуждённо, делая вид, что это просто вежливость, но уже через несколько минут забывали о книге и ноутбуке и с горящими глазами спорили, получая истинное удовольствие от дискуссии. Иногда Кроули даже затихал, любуясь Азирафаэлем, который отстаивал свою точку зрения с таким жаром, что его глаза сверкали непривычной решимостью. Он мог бы, возможно, назвать это крепкой, стихийно появившейся дружбой, если бы не крохотное “но”.

До дрожи в пальцах и приятных мурашек в животе Кроули хотелось поцеловать его.

Змий понял это ещё тогда, когда не совладал с собой, наблюдая, как тот облизывает пальцы от глазури. Признаваться самому себе в этом не хотелось, но однажды, когда они втроём пили чай на кухне поздно вечером, Азирафаэль вдруг взглянул прямо в его глаза, словно видел их даже через очки, и улыбнулся так, что Кроули словно прирос к месту. Если бы рядом не сидел Адам, скорее всего, он не выдержал бы и потянулся бы к нему прямо через стол. С того самого момента он ясно осознал, что хочет поцеловать эти мягкие губы, и, честно сказать, понятия не имел, что ему делать с этой информацией. Тогда он впервые мысленно назвал Азирафаэля ангелом и молился, чтобы это случайно не вырвалось вслух.

От воспоминаний его отвлёк свистящий звук. Вернувшись в реальность, Кроули понял, что увлёкся и израсходовал всю воду в пульверизаторе. Растения неуверенно пошевелили мокрыми листьями; мужчина, раздражённо цыкнув, отбросил пластиковый инструмент и тихо сматерился.

Ему ведь даже хотелось пригласить Азирафаэля на свидание. Самое дебильное и банальное, вроде похода в кино или прогулки в парке, чтобы можно было повыделываться и накинуть на мягкие плечи свою куртку, когда станет слишком холодно. Кроули почти в деталях представил себе всё это, особенно благодарную улыбку преподавателя, и издал неопределённый звук.

Он чувствовал себя в опасности.

Неприятные, колющие, словно жалящие укусы, мурашки ползли по спине, когда он вспоминал, что произошло с ним одиннадцать лет назад. Он был тогда в буквально подвешенном состоянии, висел над чёрной бездонной пропастью; отчаяние поглощало его с головой, и даже заботы о месячном ребёнке, в которые он погрузился с головой, не могли отвлечь его. Боль после ухода жены росла, пожирала его изнутри, и от неё трещали рёбра. Кроули словно ходил с зияющей дырой под сердцем… Или даже на его месте. По крайней мере, всю дальнейшую жизнь он был на сто процентов уверен, что не попадётся больше в подобную западню, потому что не переживёт подобного. Общеизвестно было, что душа Кроули Янга, или та часть, ответственная за любовь, отсохла и рассыпалась в пепел.

Азирафаэлю даже не пришлось напрягаться, чтобы это опровергнуть.

Он совершенно бессовестно просочился под все каменные слои и надёжные стены, которые выстроил Кроули, словно эфирный крылатый дух. Рядом с ним он чувствовал, что ему снова хочется улыбаться и радоваться обычным жизненным мелочам. На данный момент мужчина презрительно скривился в отвращении к собственным мыслям подобного рода, поднимаясь с пола и оставляя растения в покое, но факт оставался фактом. Рядом с Азирафаэлем ему даже хотелось снять чёрные очки.

Во что он только вляпался? За что ему всё это, Сатана?

Словно в ответ на его мысли, за окном раздался мощный раскат грома. Настолько сильный, что Кроули невольно дёрнулся, машинально оборачиваясь к незашторенному окну. На графитово-сером небе над Лондоном сверкнула молния, расползаясь по свинцово-баклажановым тучам тонкими водяными ручейками. Из комнаты Адама раздался тонкий вскрик, и Змий фыркнул от смеха; сейчас он даже не мог сказать, принадлежит ли голос его сыну.

Ливень хлынул, как из ведра. Кроули со злорадным удовлетворённым оскалом наблюдал, как разбегаются люди, которых стихия застала врасплох. На часах значилось только восемь, но небо потемнело так, словно воцарилась уже глубокая ночь.

Чуть ближе раздались голоса; Кроули с интересом вышел в коридор.

— Не стоит, Адам, — упрямо отнекивался Азирафаэль, пытаясь хотя бы взглядом зацепиться за мальчика, который юлой крутился вокруг него. Адам жалобно вскинул брови домиком:

— Там такая буря! Просто ужас!

— Надеюсь, твой отец не откажется подвезти меня, — стеснительно пробормотал преподаватель, и Змию пришлось с шипением выдохнуть воздух сквозь стиснутые зубы. Он его скоро доведёт, это точно. Нельзя быть таким милым. Ему надо бы в срочном порядке вспомнить, что он не должен давать выход своим эмоциям и тёплым чувствам, которые росли где-то в его груди, как свежие зелёные ростки весной, но Кроули встретился взглядом с Азирафаэлем, и всё, что сорвалось с его губ, было:

— Разумеется, подвезу.

Адам громко прервал их, буквально впихиваясь между мужчинами и глядя на отца снизу вверх:

— Да какой подвезти! На улице кошмар, что творится. На ночь Азирафаэль должен остаться у нас, пап!

И посмотрел на него очень-очень хитро, так, что Кроули против воли своей неверяще округлил глаза. В карих глазах ребёнка загорелось что-то дьявольское, и он, подмигнув ошарашенному отцу, снова повернулся к преподавателю, улыбаясь уже совершенно невинно.

— Ты нас не стеснишь, не бойся! А под таким ливнем и заболеть недолго. Ты сам говорил, что иммунитет у тебя слабый.

Истинно верным решением было бы не поддаваться гипнотическому влиянию Адама и отвезти Азирафаэля домой. Змий чувствовал всем нутром, что должен поступить разумно, чтобы не было такого соблазна увидеть спящего репетитора, или увидеть его в своей одежде, которую он мог бы одолжить ему в качестве пижамы. Он должен был послушать разумные доводы внутреннего голоса, вспомнить о своём раздражении и старой боли, начать отдаляться, пока не поздно, пока сердце не сдалось окончательно в мучительный ангельский плен.

— Оставайся у нас, — вырвалось у него, и на хозяина дома тут же обратились взгляды обоих. – Адам прав. Лучше тебе поехать завтра.

Будь Адам немного глупее и проще, он вскинул бы руки в воздух с победным кличем. Может, исполнил бы даже танец победы. Но вместо этого он тихонечко хмыкнул себе под нос, чтобы через мгновение тут же состроить чистейшую мордашку, на которую иногда вёлся даже неумолимо строгий Кроули. Хитрость была у Янгов в крови, от Азирафаэля Адам был без ума, а заметить хищные долгие взгляды отца было несложно. Ещё быстрее мальчик сложил дважды два и решил действовать.

“Может, у меня и вправду есть магические силы,” — подумал он.

— И всё же это довольно невоспитанно с моей стороны, — замешкался репетитор. Естественно, ему хотелось остаться, и дело было не только в ужасающе сильной грозе, шум дождя которой было слышно из любого уголка квартиры. Здесь мужчина действительно чувствовал себя дома.

— Отрицательные ответы отклоняются, — заявил Кроули, удаляясь на кухню. Волнение и лёгкое радостное возбуждение не омрачала даже погода за окном и то, что завтра ему в самую рань нужно было тащиться к неугомонной мадам Трейси за новым граммофоном. Разогревая нехитрый ужин, мужчина даже мурлыкал мотив “Bohemian Rhapsody” себе под нос. Нужно будет потом сводить Адама в парк аттракционов, когда погода улучшится. Сейчас, краем глаза посматривая на смущённого, но в целом очень довольного репетитора, Кроули был благодарен сыну за эту выходку.

За окном дождь безжалостно барабанил по стёклам вперемешку с тяжёлым градом, а на кухне в их квартире было светло, несмотря на тёмные тона, в которых хозяин дома отделал всю квартиру. Неповторимым уютом горела люстра, и они ужинали втроём, обсуждая какие-то несусветные глупости. Кроули хотел было сначала выглядеть более солидно в сияющих глазах преподавателя, но вскоре расслабился так, что забыл об этом, и всерьёз стал спорить с сыном на тему того, как тяжело обниматься крокодилам.

— Лапки-то, — Адам пальцами показал расстояние, — крохотные. А на задних лапах они стоять не умеют. Может, им одиноко?

— Они слишком заняты тем, что жрут идиотов, которые подходят близко к воде, — неумолимо возражал Кроули. Он не хотел выглядеть глупо, но Азирафаэль, наблюдавший за их перепалкой, звонко смеялся, и внутри Змия всё замирало от этого звука. – И с чего ты взял, что они не балансируют на хвостах, например?

Все трое застыли, в задумчивости оторвавшись от своих тарелок. В голове каждого возникла картина того, как пресмыкающиеся, танцуя на кончиках длинных хвостов, извиваются в воздухе, помахивая маленькими лапками.

— Не, не думаю, — протянул наконец Адам. Неожиданно к разговору подключился Азирафаэль:

— Если они так делают, почему этого никто не замечал?

Кроули поскрёб угрюмо выдвинутый подбородок.

— Их или съели, или крокодилы просто никому этого не показывают. И у них брюхо открытое остаётся. И вообще, — вдруг снова вспылил он, — какой смысл в объятиях?

Адам с искреннем возмущением выпучил глаза.

— Как это какой, пап? Обнимашки греют и показывают привязанность!

Отец уже намеревался насмешливо возразить, но Азирафаэль вдруг мягко положил ладонь на его руку, и Кроули мгновенно забыл всё, что хотел сказать.

— Я согласен с Адамом, — просто сказал он, подмигивая мальчику, и Адам, довольный победой, вернулся к ужину. Бледная ладонь пропала, и Змий тщетно пытался выровнять дыхание, уткнувшись носом в свою тарелку. Отлично, просто отлично.

Теперь он не мог не представить, как правильно смотрелся бы пухлый улыбчивый Азирафаэль в его загорелых жилистых руках.

Вся эта история, конечно, уводила его слишком далеко. Сначала он просто радовался тому, что репетитор оказался не таким ужасным, что Адам рад и благодарен за возможность реализоваться. Азирафаэль, с его чудесной улыбкой и вежливой, но настойчивой манерой беседовать, был очень интересным мужчиной. Но мир, привычный Кроули, крупно вздрагивал каждый раз, каждый новый день, когда преподаватель посещал их прежде слишком тёмную и довольно тихую квартиру. Сейчас он смотрел на ангела, который словно совершенно незаметным образом подцепил пальцами его чёрные очки и снял их. Кроули почти любовался им, со смутным отчаянием осознавая, как сильно ему хочется, чтобы Азирафаэль остался здесь не только на ночь, а намного, намного дольше. Это пугало его; Кроули никогда не чувствовал так много. Ему казалось, что он может просто взорваться, не выдержать нагрузки, от которой кружилась голова и путались мысли. Если бы им не владели ревность, злость, горечь ошибок прошлого, он тотчас вскочил бы и прямо при Адаме попросил бы репетитора остаться с ними навсегда.

Кроули всегда контролировал всё, хоть и создавал впечатление человека, у которого всё валится из рук. Он ощущал слишком много, и его сердце жарко и жадно билось, впитывая новое, но он ещё не до конца осознавал, что чувствует что-то, что сломало его жизнь одиннадцать лет назад. Кроули слишком боялся повторения истории, до того, что пока не осознавал, что в этот раз любовь изменит всю его жизнь. И, конечно, сейчас он даже догадываться не мог о том, что через пару лет будет по утрам просыпаться в уютном тепле, утыкаясь носом в белые кудряшки.

О нет; сейчас Кроули наивно полагал, что сможет с этим справиться. Он же взрослый человек, думал он, расстилая диван в гостиной. Ему уже не испытать на себе глупых сказочек о любви, которые оставляют людей страдать, думал он, вытаскивая из шкафа свои футболку и штаны.

— Тебе должно подойти, — неловко почесал он в огненно-рыжем затылке, протягивая вещи Азирафаэлю. Репетитор с очаровательной улыбкой зарделся, принимая одежду:

— Да, надеюсь. Конечно, у меня не такая модельная фигура, но всё же… Всё-таки, это ужасно неловко, но большое спасибо, что приютили меня.

Разум Кроули поплыл где-то на румяных мягких щёчках преподавателя и отключился на комплименте. К тому времени, как он опомнился, Азирафаэль уже удалился в ванную.

— Пап? – раздался голос Адама. – С тобой всё нормально?

— Угу, — выдавил Кроули. Он нервно сглотнул, и в его рту сильно пересохло. Всеми силами он заставлял себя не представлять то, что происходит сейчас в ванной, где Азирафаэль аккуратно и медленно стаскивает с себя свой кремовый старомодный костюм, наглухо закрытый на все пуговицы, и обнажается всё больше, открывая светлую кожу…

Мужчина мысленно взвыл. В сердцах окрестив себя извращенцем, он не совсем вовремя вспомнил то, что они вместе обсуждали сегодня за ужином. Объятия. Кроули очень хотел бы ощутить гладкие полные ладони на своей спине, даже более невинно, чем ожидал от себя самого. Сердцебиение участилось.

Дверь ванной открылась, и из неё вышел румяный, как сочная клубника, Азирафаэль. Он прижимал к груди свой аккуратно сложенный костюм и всё же надел чёрную футболку с логотипом “Kiss” и светло-серые растянутые штаны. В одежде застывшего хозяина дома преподаватель смотрелся так же очаровательно; Кроули нечаянно заметил, что свободная ему футболка немного длинновата репетитору и забавно обтягивает его выступающий животик, и ощутил себя так, словно схлопотал острую стрелу в сердце.

— Эй, Ази, а тебе идёт, — хихикнул Адам, пока Кроули по-прежнему пытался ворочать сухим языком и вымолвить хоть что-нибудь.

— Спасибо, — смущённо ответил Азирафаэль. — Думаю, мне пришлось впору.

— Обращайся, — совершенно по-идиотски выпалил Кроули. Они оба повернулись к нему, и мужчина, чувствуя себя полным идиотом, обхватил себя за плечи, чтобы хоть куда-то деть руки. – Могу завтра отвезти тебя домой перед занятиями.

— Ох, — ангельски улыбнулся Азирафаэль, и Кроули, не удержавшись, прикусил изнутри щёку. – У меня нет завтра занятий в академии.

— Ещё лучше, — вздохнул он. — Ну, ты можешь поспать в моей комнате. Я в гостиной переночую.

Репетитор возбуждённо всплеснул руками.

— Нет, ни в коем случае! Я не могу позволить себе…

— Я настаиваю, — с нажимом произнёс Кроули, едва не процедив это сквозь зубы.

— Нет-нет, я и так уже…

Адам, наблюдая за всем этим безумием, невозмутимо предложил:

— Может, ляжете вместе?

— НЕТ! — выпалили в один голос взрослые. Мальчик пожал плечами, старательно пряча в глазах яркие смешинки, а его отцу отчаянно захотелось побиться головой об стену и сделать всё возможное, лишь бы не представлять этого.

Воображение Кроули часто играло против него же самого. Именно поэтому он ворочался на диване в липкой тишине гостиной, слушая, как на улице бушует гроза, и остервенело кутался в плед, вытягивая длинные худые конечности. Представить Азирафаэля спящим было одно; знать, что сейчас он спит в твоей одежде и на твоей кровати, было совершенно другое. Глухо замычав от досады, мужчина выдернул из-под себя подушку и накрыл ей горящее лицо.

В голову ему закралась хитрая мыслишка, относительно других своих сестёр вполне себе невинная. Притвориться, что ему что-то понадобилось в спальне, пробраться в комнату и всё-таки хоть краем глаза посмотреть, как спит репетитор. Чем больше он об этом думал, тем больше крепла его решимость; сон как рукой сняло. Он быстро, по-змеиному облизывал губы, тяжело дыша, и тупо пялился в потолок.

Потом вскочил, отбросив смятый плед, опустил босые ступни на холодный пол.

Соблазн был велик. Кроули всегда легко поддавался всякого рода соблазнам.

— Какой ты дебил, — прошептал он сам себе, уже выходя в коридор. Прислушался, стараясь выровнять дыхание – тишина. Адам тоже, кажется, спал. Кроули, чувствуя себя преступником, на цыпочках прокрался в комнату, толкнул дверь. Сердце на мгновение замерло, чтобы потом забиться с новой силой, как у загнанного зайца.

В отличие от самого Кроули, Азирафаэль, кажется, предпочитал спать со светом. Он оставил ночник на тумбочке включенным и как раз спал лицом к нему, так, что Змий смог спокойно рассмотреть его. Он, стараясь не дышать и чувствуя, как постепенно приближается к окончательной границе, за которой его ждало что-то совершенно новое, подошёл ближе.

Если бы в этот момент Кроули не был так увлечён тем, чтобы ругать себя за глупость и несдержанность, он бы ощутил лёгкое дуновение ветра перемен. Разрозненные эмоции в его душе образовали стройный вихрь, который всё расставлял по своим местам нежной и невесомой ангельской рукой. Правда, на данный момент он ни о чём этом не задумывался. Только смущённо кусал губы и взволнованно сверкал в полутьме янтарными глазами.

Азирафаэль безмятежно спал. Наверное, так спали младенцы и маленькие дети, не обременённые никакими заботами и проблемами быта. Его светлые ресницы чуть трепетали, грудь вздымалась от ровного дыхания; розовые пухлые губы призывно приоткрылись, и будь Кроули проклят, они манили его к себе. Каким же искушением было забраться сейчас под одеяло, вдохнуть сладкий запах десерта с шеи сопящего преподавателя, припасть на пару долгих секунд к его губам своими и, обняв пухлое разморенное сном тело, забыться крепким сном без кошмаров, проснуться утром вместе и действительно ощутить, что ты по-настоящему отдохнул. Кроули прикусил нижнюю губу, не в силах оторвать взгляда от спящего, и сходил с ума. Сердце билось в клетке рёбер испуганной птицей. Внутри всё звенело и вздрагивало, и он с содроганием понял, что друзьями им уже точно не быть. Стоило ужасно богатому воображению мужчины услужливо нарисовать ему такую картинку — и ему до пьянящего головокружения захотелось этого. Он ещё не совсем понимал, почему, и гордыня мешала ему произнести нужное слово даже про себя. Его словно разрывало от противоречивости своих желаний, а Азирафаэль, знавший всё о себе, спал, и ни один мускул в его лице не исказили ни страдание, ни тяжёлая мысль.

Кроули больше не мог находиться здесь. Мышцы пробивало сладким зудом, и за секунду до того, как он действительно позволил себе лечь рядом и претворить всё, чего он желал, он взял себя в руки и тихо вышел из комнаты, не оборачиваясь.

Словно в тумане, он прошёл обратно в гостиную — тёмную и казавшуюся совершенно пустой теперь, без уютного репетитора. Закрыв дверь, Кроули прислонился к ней взмокшей от переживаний спиной и, прикрыв рот дрожащей рукой, медленно сполз на холодный пол. Его губы словно всё ещё хранили фантомное ощущение ангельского поцелуя, и он в измождении прикрыл глаза.

Похоже, теперь у него не оставалось другого выбора. Что ж, жизнь буквально вынудила Кроули Янга это признать, хоть он и честно держал оборону. Все средства оказались бесполезными, и теперь единственное, что знал Кроули —

кажется, от любви он всё-таки не спасся.

========== Вниз ==========

Комментарий к Вниз

Я до сих пор в приятном шоке сижу от того, сколько здесь читателей. Спасибо всем вам огромное, вы делаете меня очень счастливой!!

Проснулся Кроули от странного, но приятного ощущения. Нежная ладонь осторожно, почти невесомо гладила его по небритой щеке, и он, заворочавшись, сонно разлепил веки.

За задёрнутой шторой было светло; сквозь тонкую щель в ткани солнце маленьким лучиком освещало гостиную. На краю дивана, на котором спал Кроули, сидел Азирафаэль, по-прежнему в его одежде, и от неожиданности мужчина крупно вздрогнул, выпучив глаза, даже как-то подскочил, неловко дёрнув на себя плед. Сердце бешено забилось, но в ответ на его реакцию преподаватель только солнечно улыбнулся.

— Что ты… — шипяще вырвалось у Кроули, но мужчина быстро придвинулся ближе и, внимательно заглядывая в его испуганные золотистые глаза, приложил палец к его губам. Растерянный хозяин дома тяжёло задышал, искренне не понимая, что происходит; поведение неожиданного гостя его пугало. Грудная клетка тяжело вздымалась, но от прикосновения и близости по спине побежали приятные мурашки.

— Незачем так пугаться, — шепнул Азирафаэль, и в его глазах загорелись игривые искорки. Кроули постыдно затаил дыхание. Вчера он полночи промучился, не зная, как себя нужно вести и что ему делать в этихотношениях дальше, как намекнуть на свою симпатию, а репетитор просто пришёл и?… Он отчаянно ничего не понимал, поэтому, замерев, бездумно ожидал, что будет дальше.

— Что ты делаешь, — вяло шевельнул губами Кроули. Палец от его рта убрали, но напряжения этого не убавило. Наоборот, мускулы скрутило до предела, а сердцебиение всё более учащалось.

Азирафаэль по-прежнему был в его одежде. После сна он выглядел ещё более расслабленным и мягким, белые кудряшки очаровательно растрепались; футболка сползла с пухлого плеча, туго обхватив руку, и Кроули буквально впился взглядом в белую кожу, чувствуя, как внутри поднимается буря.

— Ну, я просто подумал… Я же вижу, как ты на меня смотришь. Разве нет? — он смущённо опустил взгляд, и его щёки налились румянцем. Кроули захотелось заскулить, и он резко выдохнул, чтобы не позволить себе ни единого звука. — Адам ушёл к другу, так что мы могли бы…

Аккуратная рука проскользнула под плед, в который судорожно вцепился пальцами ошалевший Кроули, и незаметно ловко пробралась к его бёдрам. Мужчина никогда не думал, что у него может так быстро встать; член окреп окончательно, чуть пульсируя от нахлынувшего возбуждения, и Кроули прерывисто задышал сквозь зубы, невольно подаваясь вперёд. Этот новый, удивительно дерзкий репетитор, из действий которого так внезапно пропало смущение, подталкивал на определённого рода глупости. В рыжей голове несчастного мужчины неловко пронеслось что-то вроде “Я хотел начать со свидания”, но от ласкового сжатия пальцев все мысли развеяло, как лёгкий дым ветром. Сейчас Кроули, опьянённый желанием, не осознавал того, что владело им на самом деле не пустое и бездумное возбуждение, а зародившаяся где-то глубоко в груди любовь, преображающая его мир. Он подался вперёд, решая поговорить обо всём позже; кровь стучала в ушах, и Змий не в силах был оторвать жадный взгляд от приоткрытых пухлых губ напротив. Между ними не осталось совсем ничего, кроме желания — одного на двоих.

Раздался грохот. Кроули невольно моргнул, всего лишь на мгновение, но Азирафаэль исчез, а сам мужчина тяжело дышал, глядя в потолок, и обескураженно хлопал ресницами, тяжёлыми после сна. В паху сильно тянуло, натягивая ткань трусов и даже пледа, и его тут же бросило в жар. Кроули глухо простонал, закрывая горящее лицо ладонями.

Что за хрень.

Ему понадобилось несколько мучительных вздохов, чтобы прийти в себя и успокоить совершенно неуместное возбуждение (словно он снова стал подростком, честное слово!). Змий знал, что он уже не может спокойно смотреть на милого кудрявого репетитора, и ломал голову над тем, как ему нужно себя вести. Не запрёшь же его у них сразу, пока он ночует у них, в самом деле. Хотя Адам был бы только рад. Кроули, давя в себе желание по-старчески закряхтеть, приподнялся на диване, чувствуя, как плед сползает с плеч, и задумчиво потёр действительно давно небритый подбородок.

“Может, начать со свидания?” — неловко предложил ему внутренний голос. Кроули часто представлял это, поэтому в груди что-то оживлённо ёкнуло, но тут же покрылось тонкой корочкой льда. Не слишком ли он торопится следовать своим идиотским мыслям? Не факт, что это вообще отличная идея. Если даже они будут… Вместе, внимание сына может полностью перейти к более мягкому и понимающему мужчине, чем его отец. Кроули задумчиво пожевал губу, стараясь убедить себя в том, что это всё у него накопилось за одиннадцать лет. Он ведь даже романов на одну ночь не заводил. Вот и собственное тело начало его подводить.

Удовлетворённо кивнув самому себе, Кроули поднялся с дивана. Пора было включаться в обычный мир, полный более важных дел. Мужчина с наслаждением потянулся, разминая затёкшие мышцы, и вскинул взгляд на часы.

— ТВОЮ МАТЬ!

На кухне Азирафаэль вздрогнул, едва не выронив лопатку из рук. Он неожиданно для себя подпрыгнул, переводя взгляд в коридор, и его перехватил Адам. Мальчик, стараясь ровно держать большое блюдо с блинчиками, невозмутимо пожал плечом:

— Это он ещё тихий. Ну, поживёшь с ним, привыкнешь к такому. Он один раз проспал встречу с мужиком, который потом перепугался до смерти и всё-таки продал ему Бентли. То ещё было зрелище.

И, довольный своей мудростью, стянул с тарелки кусочек блина.

Огненно-чёрным вихрем, на ходу одёргивая футболку, Кроули примчался на кухню. Про очки он совершенно забыл, поэтому его змеино-янтарные глаза прожгли обоих поваров. Разъярённый мужчина явно ждал объяснений, и Адам хотел было ответить, но Азирафаэль, повинуясь какому-то инстинкту, выступил вперёд, защищая его собой:

— Д-доброе утро, Кроули, — выдавил преподаватель, стараясь улыбаться не слишком испуганно. — Мы предупредили мадам Трейси, не переживай об этом! Ты вчера был таким уставшим, я подумал, тебе не помешает отдохнуть хотя бы денёк.

Его голос невольно дрогнул, но Кроули промолчал. Только перевёл суровый взгляд на Адама, выглянувшего из-за спины отважного преподавателя. Он согласно кивнул и так же молча указал на нижние веки, намекая, что от сильной усталости у отца под глазами налились синяки.

Мужчина едва сдержал низкий рык, разворачиваясь и стремительно удаляясь в ванную. В нём диким зверем клокотало раздражение, и в тот момент он злился на весь мир. Всем было известно, как Кроули ненавидит, когда что-то выходит из-под его контроля. Ещё и эта глупая “забота”! Он не просил об этом! А Адам, разумеется, тут же принял сторону своего обожаемого репетитора. Конечно, как же иначе.

Пока он ожесточённо тёр охлаждённое водой лицо тонким полотенцем, сердце мужчины не находило себе места. Если бы оно имело такую возможность, непременно отвесило бы хозяину самый крепкий подзатыльник по ярко-рыжей глупой голове. Но Кроули был настолько сердит, что даже не прислушивался к своим ощущениям и всячески душил в себе нежность и благодарность, теряя внутренний контроль. Ночь ушла, и яркий дневной свет снова заставил его досадливо шипеть на всё окружающее, не позволяя никому подойти ближе, чем на метр.

Кое-как успокоившись, Кроули вернулся на кухню. Азирафаэль тут же испуганно вскинул на него взгляд, и от этих светлых глаз и милой виноватой улыбки мужчине снова захотелось взвыть раненным зверем. Адам с удовольствием потянулся за очередным блинчиком, не замечая прожигающий взгляд отца.

— Боже, как же вкусно, — радостно промычал Адам. — Я готов писать хоть по десять сочинений в день, лишь бы Азирафаэль нам готовил!

Руки Кроули до побеления костяшек стиснули горячую кружку кофе, и репетитор закусил губу, впервые за долгое время чувствуя себя ужасно некомфортно здесь, на залитой утренним солнцем кухне Янгов, хотя всё было буквально так, как в его дерзких мечтах, в которых он позволял себе утонуть до самой полуночи. Нервы были в таком напряжении, что ему отчаянно хотелось сбежать. Ещё один полный злости и желчи золотистый взгляд он не выдержал бы, с позором разревевшись, а объяснять эти эмоции ему совершенно не улыбалось. Азирафаэлю было невероятно приятно засыпать в спальне Кроули и в его одежде; смущённо жмурясь, он действительно мог представить, что они уже вместе, а хозяин дома скоро придёт, и они уснут в объятиях друг друга. Засыпал он абсолютно довольный, с лёгкой улыбкой на губах, и ему снилось, что он, такой полный и неуклюжий, парит где-то высоко в светлом небе, касаясь облаков белоснежными крыльями.

Он не мог поверить, что из-за того, что они с Адамом решили его не будить, Кроули будет так зол. При виде синяков под его глазами у Азирафаэля совершенно болезненно сжималось сердце, и ему хотелось сделать всё, чтобы он хорошо отдохнул. Похоже, это было лишним, и хозяин дома в этом не нуждался; может, он не понял его искреннего желания.

Или не хотел понять.

— Ой, — вдруг вспомнил Адам. — Я же хотел кое-что показать! Подожди, я сейчас принесу.

Мальчик буквально выскочил из-за стола, вихрем уносясь в комнату, и на кухне остались двое. Напряжение между ними можно было резать ножом.

Азирафаэль лихорадочно соображал, что может отвлечь Кроули от их самонадеянного решения оставить его отсыпаться; нужно было что-то, что хотя бы немного поднимет ему настроение. Смотреть на угрюмо напряжённые челюсти и сжатые зубы для репетитора было невыносимо. Из-за этого в следующую минуту он принял в корне неверное решение, ведомый насквозь искренним и невинным желанием помочь возлюбленному.

Бог не играет со Вселенной; люди делают всё сами.

— Знаешь, дорогой, — очень робко начал Азирафаэль, всеми силами стараясь, чтобы его голос не задрожал от страха. — У Адама очень большой прогресс, и недавно он признался мне, что очень хочет собаку. Но добавил, что ты будешь против, может, ты всё же пойдёшь к нему на…

Кружка кофе с грохотом опустилась на стол, заставив обоих мужчин вздрогнуть. Преподаватель тут же отдёрнул от стола мелко дрожащие руки, застыл, чувствуя, как обливается холодным потом. Сердце обмирало где-то в горле.

В горле же Кроули клокотал адский пламень.

— Это м о й сын, Азирафаэль, — ядовито прошипел он. Горькая обида отравляла его, делала невыносимым жар внутри, и он уже не мог остановиться. Побелевшее мягкое лицо расплывалось перед глазами. — Я уже понял, что я отвратительный отец, я же такой грубый и невозможный, настоящий демон, да? “Бедный мальчик, каково ему с таким папашей!”

С каждым словом испуганные глаза Азирафаэля расширялись ещё больше. Его пухлые губы беззвучно шевелились, словно в молитве, но он не произнёс ни слова.

— А тут заявляешься ты, и он доверяет тебе больше, чем мне, хотя я делаю для этого всё возможное! А ты, — он, не выдержав, вскочил; мир со звоном рассыпался. — Вот так запросто перетягиваешь на себя центр моей жизни, грёбаный ты ангелок!

Под конец своей губительной речи Кроули сорвался на шипение. Он не мог оторвать горящего взгляда от совершенно раздавленного Азирафаэля, а тот, в свою очередь, опустил голову так, что едва не задевал подбородком грудь. Любимая клетчатая бабочка на шее начала невыносимо стягивать кожу. Они тяжело дышали, и каждый переживал небольшой конец света внутри себя.

Может, ему стоило что-то произнести. Или быстро сообразить, что стоит делать в такой ситуации. Но Азирафаэль мог просто молчать, ощущая, как что-то перекрывает доступ кислорода, а в груди начинает болезненно тянуть. Он сгорел в этом яростном пожаре обиды, и больше всего на свете хотел исчезнуть, испариться, разложиться на атомы, лишь бы не находиться в месте, которое он почти начал считать своим настоящим домом. Всё, в чём Азирафаэль был уверен сейчас — это то, что ему срочно надо убираться отсюда.

Поэтому он вскочил, со скованной поспешностью направляясь в прихожую, на автомате, совершенно не отдавая отчёта своим действиям, надел ботинки и подхватил портфель с книгами.

— Спасибо… За приют, — выдавил мужчина. В висках застучала кровь, а в глазах неумолимо защипало; чувствуя, что он заплачет прямо сейчас, в упор глядя в мрачные янтарно-карие глаза, от злости ставшие ещё ярче, он прикусил нижнюю губу. Кроули выглядел таким чужим сейчас, что Азирафаэль, чувствуя, как слезинки повисли на ресницах, стремительно выскочил за дверь.

Сердце с яростной силой стучало в груди, заставляя репетитора задыхаться. Забежав в лифт, он невольно схватился за рубашку как раз на уровне саднящего органа, гоняющего горячую кровь, и тихо заплакал, не в силах справиться с собой.

Незаметно появившийся Адам тихо шмыгнул носом, тенью проскальзывая на кухню. Солнце продолжало светить, но в квартире Янгов словно снова стало темно. С тяжёлым сердцем мальчик заставил себя не высматривать репетитора в окно.

С кухни зашумела вода. Кроули ещё стоял в прихожей, как истукан, тупо пялясь в закрытую дверь. В воздухе остался запах сладости и выпечки, и он пытался выровнять своё собственное дыхание. В голове не укладывалось ничего из того, что только что произошло. Безумный шторм чувств, совершенно противоположных друг другу, охватил его в один момент, и только сейчас мужчина понял, что позволил неправильным прорваться наружу из клетки саднящих рёбер. Будь он проклят, но глаза Азирафаэля покраснели и увлажнились, а на ужасно милом лице не осталось ни следа ангельской улыбки. Плечи Адама огорчённо поникли, когда он ушёл, не сказав ни слова. В квартире повисла тишина; раньше она успокаивала Кроули, но сейчас была невыносимо неприятна.

И всё из-за него.

Он с грохотом впечатал кулак в стену, мгновенно разрывая тонкую кожу на острых костяшках.

========== Мягкая пряжа ==========

Комментарий к Мягкая пряжа

Я всё ещё офонареваю ;_;

вы самые лучшие!! Дай вам Бог здоровья счастья канонов побольше

Все книги, тетради, учебные записи валились из рук. Занятия едва не оказались сорваны: Азирафаэль, зачитывая студентам свои любимые отрывки из лирики конца девятнадцатого века, на несколько минут замер, позорно всхлипывая перед всей аудиторией.

По счастью, обошлось. Сочувствующие студенты, которые души не чаяли в Зефирке, дочитали лирику за него, а один юноша вообще сбегал в буфет за шоколадной булочкой. Азирафаэль потом едва не заплакал ещё раз, уже от благодарности.

На самом деле, он был тем ещё рохлей.

С той ссоры прошло ровно два дня. Преподаватель не знал, что делать дальше, не знал, в каком они оба находятся положении, не знал, что делать с занятиями Адама… Его убивала эта неопределённость. Азирафаэль был полностью разбит, не помогали даже литры горячего какао с зефирками. Он не взял номер телефона у Адама, а с социальными сетями не дружил; недаром студенты беззлобно подшучивали, что он всё ещё остался где-то в девятнадцатом веке. Он мог бы позвонить мадам Трейси, но крайне любопытная оккультистка стала бы задавать слишком много вопросов. Азирафаэль пока не был готов.

Перед внутренним взором всё ещё стоял разъярённый взгляд золотистых змеиных глаз. В голове мужчины не укладывалось, что Кроули мог рассердиться по такой глупой причине. Первый день он съёживался на своей постели комочком, глотая слёзы и обвиняя себя во всех смертных грехах, но сейчас на место убийственному состоянию пришла непонятная уверенность. Произрастала она из банальнейшей обиды.

— Я хотел как лучше, — решительно заявлял он себе под нос, поднимаясь наконец с постели и меняя одежду на более свежую. — Это он вспылил на пустом месте.

Азирафаэль мог убеждать себя сколько угодно, но как же ему стало резко всего этого не хватать! Весёлого и неугомонного Адама, с которым они так доверительно общались, литературных дискуссий, тихих вечеров за чаем на кухне, даже несдержанности и резкости хозяина дома. Душевный подъём настиг репетитора, когда тот отправился в магазинчик за шоколадным тортом, и все силы сошли на нет, когда он прикончил второй кусок; в горле встал комок из грусти и обиды, и аппетит пропал напрочь.

Он понимал, что Кроули сорвался на него ни за что, но всё равно Азирафаэль отдал бы многое, чтобы вернуться в тот день и промолчать. Но некоторые вещи предначертаны, и избежать их невозможно; порой он верил, что где-то точно записаны все человеческие судьбы, и изменить их никому не под силу. Когда он подумал, что больше не увидит Янгов, отчаяние безжалостно стёрло светлую улыбку с его мягкого лица, и в глазах появился печальный блеск. Преподаватель не был уверен, стоит ли ему самому отправляться по знакомому адресу, но ждать первых шагов было ещё глупее и безнадёжнее. Азирафаэль вспоминал, с какой жгучей злостью смотрел на него тогда Кроули, словно желая испепелить взглядом, и понимал, что ждать нечего. Наверняка репетитор противен ему.

Тем же вечером, когда скользкие и неприятные мысли Азирафаэля уже превратились в стальную уверенность, его телефон вдруг зазвонил. Преподавателю звонили только по работе или мадам Трейси, поэтому он не стал торопиться, пока искал его в бельевой корзине. На экране высветилось имя Кроули, и Азирафаэль невольно выронил его обратно, словно это была ядовитая змея.

Совесть подсказывала ему, что он звонит исключительно по поводу занятий, ничего больше, и репетитору стоило бы принять вызов, а не строить из себя обиженную барышню. В конце концов, это всё ради Адама и его очень яркого будущего, а свои чувства стоит задвинуть в дальний ящик. Несложно догадаться, что несмотря на все разговоры с самим собой, трубку Азирафаэль не снял. Он был уверен, что Кроули не станет перезванивать, поэтому отключил звук и со спокойной душой вернулся к роману и остывающему какао.

О телефоне он вспомнил минут через тридцать. За это время гордый мистер Янг звонил ему семнадцать раз.

Это было глупо, но после этого солнечная улыбка сама собой появилась на лице Азирафаэля. Надежда южным бризом согрела его измучившееся сердце.

Следующим утром последовало сообщение “Надо поговорить”. Звучало это очень сурово, так, что преподаватель почувствовал себя английским шпионом на службе королевы. Он хотел было ответить, хоть что-нибудь, но ему было слишком интересно узнать, что Кроули предпримет дальше.

К обеду он позвонил, и Азирафаэль, убедившись, что никого из студентов или преподавателей нет поблизости, принял звонок.

— Перестань от меня прятаться, — тут же прозвучало в трубке. Репетитор был так рад услышать родной встревоженный голос, что в душе мужчины всё запело. И всё-таки он заставил себя собраться. Ему нужно быть непреклонным.

— Не понимаю, о чём вы, мистер Янг.

— Брось, ангел, — раздражённо прошипел Кроули. Азирафаэль против воли судорожно вздохнул в ответ на столь неожиданное и тёплое обращение. — Надо поговорить. О том, что… Было.

Голос его неуверенно замялся, и репетитор мог словно вживую увидеть, как этот большой тридцатишестилетний ребёнок чешет огненно-рыжий затылок.

— Ты уверен, что нам стоит? — покачал головой Азирафаэль. Он и сам не понял, откуда у него столько смелости, но продолжил: — Мне показалось, ты ясно обозначил свою позицию.

— Тебе показалось, — шикнул Кроули. — Клянусь Бо… Са… Кем, чёрт возьми, угодно, но мне очень надо тебя увидеть.

Сердце Азирафаэля исполнило звонкую трель соловья. Он уже сейчас готов был простить возлюбленному все обиды. Было просто невероятным то, что он признал такой факт, как свою зависимость от преподавателя. Осознавать это было потрясающе сладко, и каждая клеточка взволнованного тела кричала, чтобы он согласился. Но вместо этого губы Азирафаэля вдруг раскрылись, и с них слетело совсем другое:

— Тогда постарайся ещё.

И он нажал на красную трубку.

Кроули уставился на смартфон так, словно одно из его растений вдруг заговорило и обложило его ругательствами с ног до рыжей головы. Он услышал наконец приятный голос репетитора, по которому так сильно соскучился; от этого всё в его животе волнительно перевернулось. Но мужчина не мог поверить, что даже после таких слов и унижений с его стороны Азирафаэль просто… Отшил его. Злость клокотала в груди, обнажая острые ядовитые клыки.

Это было просто непостижимо.

— Ну и пожалуйста, — прошипел Кроули. Он даже подскочил, чувствуя, как кровь закипает в жилах, как адский шторм, поразивший океан. От досады в голове всё помутилось. — Больно надо ещё гоняться за ним!

На пике отрицательных эмоций он круто развернулся и с силой швырнул телефон в диванные подушки, от которых он отпрыгнул, но дьявольским чудом не упал на пол.

— Пап, — позвал его удивлённо-насмешливый голос. — Мы не миллионеры, ты чего телефоном кидаешься?

Кроули с трудом перевёл дух, оборачиваясь. В гостиную медленно вошёл Адам, держащий руки за спиной. На лице мальчика сияла снисходительная улыбка, и Змий вдруг почувствовал себя виноватым. Не он один мучается (пришлось признать) из-за ухода Азирафаэля. Но Адам, прекрасно слышавший их ссору, даже не злился на него.

Удушающий стыд захватил Кроули, и он, стараясь игнорировать щемящую тоску по солнечному преподавателю, почувствовал себя полным идиотом.

Он был так расстроен, что не нашёлся с ответом, только беспомощно развёл руками. По счастью, ему не нужно было отвечать. Адам, даже не пытаясь скрыть насмешливых искорок в карих глазах, подошёл к растерянному отцу ближе.

— У меня для тебя кое-что есть.

Мыслями Кроули был далеко отсюда. Внутри он изо всех боролся на перепутье. Одна его часть велела забыть об упрямом репетиторе, другая приказывала сейчас же ехать по знакомому адресу и караулить мужчину у дома, как прожжённый бандит. Почти инстинктивно Кроули поднял голову и замер.

Адам протягивал ему ярко-красный длинный кусок ткани. Присмотревшись, можно было понять, что один его конец напоминал змеиную голову. Мужчина невольно взял предмет на руки, чувствуя мягкость, и уставился на него.

— Связал тебе шарф. Меня Азирафаэль научил, — немного смущённо пояснил Адам, видя его замешательство. Он помялся ещё немного, перекатываясь с пятки на носок, а потом упруго качнулся и крепко-крепко обнял отца, обхватывая его руками за талию. Кроули резко выдохнул, почти бессознательно обнимая сына в ответ, и наклонился, зарываясь носом в его каштановые кудри. В голове пусто звенело; от досады и злости не осталось ни следа. Мужчину полностью затопила тягучая карамельная нежность, и он с силой сжал сына в объятиях, полностью утратив дар речи.

— Не знаю, что ты там напридумывал, но ты — самый классный папа, — доверительно пробурчал Адам куда-то в его грудь. Сердце Змия сжалось. — И я тебя люблю.

— Я тебя тоже, — выдавил Кроули, чувствуя, как горит его лицо. Ощущения наполняли его с такой силой, что глаза предательски защипало, и он понял, что может попросту зарыдать. Чувство вины почти сокрушало его; мир вокруг вертелся с новой скоростью, и Змий растерялся окончательно, не в силах даже предположить, что ему делать и говорить. Всё это время внутри сгущался тёмный туман, но сейчас всё прояснилось, пронзилось лучами, как невесомой паутиной, и у него с сердца словно рухнул огромный камень. Он измождённо прикрыл глаза, принимая наконец всё, что с ним случилось.

Когда они отстранились и Кроули увидел радостную улыбку сына, его затопила невероятная лёгкость, какая бывала обычно, когда он мчался по Лондону под сто двадцать. Но даже сейчас, глядя в глаза любящего сына, мужчина чувствовал, что не может быть по-настоящему счастлив.

— И его, — мученически простонал он вдруг. — Я… Я люблю Азирафаэля.

Это не было просто. Ни в коем разе. Кроули убедился на себе. Но дышать вдруг стало гораздо легче. Тёмные стены квартиры осветились вдруг небесным сиянием, и хозяин дома почти уловил знакомый тёплый запах репетитора. От невероятного облегчения даже ноги подвели его, и Кроули обессиленно плюхнулся на диван, прижимая к себе ярко-красный шарф.

Адам звонко расхохотался.

— Я тоже. Так иди и достань его!

К тому времени, как он вернулся домой, Азирафаэль обвинил себя в глупости примерно восемь раз. В сердцах он даже позволил себе крепкое ругательство, не обращая внимания на застывшего в шоке знакомого преподавателя, и вихрем покинул стены академии.

Надо было согласиться, думал он, страдальчески вздыхая. Репетитор буквально чувствовал, как сильно ошибся. Кроули вполне мог обидеться окончательно; вдруг он уже не будет ни звонить, ни писать? И ещё это греющее душу “ангел”. Услышит ли он это ещё когда-нибудь?

Горестно простонав, Азирафаэль упал в глубокое кресло, закрывая лицо руками. От бессилия и собственной глупости хотелось бросить всё и окончательно сдаться. В какой-то момент он даже подумал позвонить ему первым. Конечно, репетитор даже не подозревал, что произойдёт в ближайшие пятнадцать минут.

Это должны были быть полчаса, если бы кое-кому было не наплевать с высокой яблони на пресловутый скоростной режим.

Азирафаэль, в расстроенных чувствах даже позабыв переодеться, направился на кухню с твёрдым желанием успокоить себя хотя бы большим количеством сахара. Заваривая какао, мужчина печально вздохнул, что в доме не оказалось вина или чего-то покрепче; отчаяние заставило мышцы налиться неприятной усталостью, и сейчас он не мог заставить себя выйти из дома даже за алкоголем. На улице начинался дождь.

Едва-едва он устроился в кресле, собираясь снова предаться тяжёлым размышлениям, как его телефон звучно завибрировал. Азирафаэль нервно сглотнул, с усилием давя в груди мгновенно вспыхнувшую надежду. Не сделав ни одного глотка шоколада, он потянулся-таки к телефону и снял блокировку.

“Подойди к окну”

========== Каменисто ==========

Комментарий к Каменисто

Большая благодарность чудесной Катюше за помощь с идеей! Ты солнце!!

Просто умираю с вашей отзывчивости. Большое всем спасибо! Очень рада, что вам все нравится, правда-правда, просто сижу краснею от ваших отзывов ;_;

Долго не задумываясь, Адам включил громкую связь и ободряюще подмигнул отцу. Кроули растерянно комкал подаренный шарф на коленях, и вязаная вещь непостижимым образом его успокаивала.

— Это тупость, — прошипел он, пытаясь скрыть своё смущение. Адам молча покачал головой.

— Главное — без всяких патриархальных замашек, — серьёзно произнёс телефон голосом подруги Адама, Пеппер. — Без всяких цветов и конфет. Я считаю, что нужно прямо подойти и просто сказать, что ты — полный придурок, и извиниться. Это хотя бы будет честно и без покупки прощения.

— Спасибо, Пеппер, — радостно улыбнулся Адам, сбрасывая вызов. Он обернулся к отцу, который всё ещё неподвижно сидел на диване, угрюмо пялясь в одну точку.

Адам, конечно, хотел как лучше. Он хотел видеть отца счастливым и понимал, что без Азирафаэля такое вряд ли уже случится. В голове ребёнка всё было гораздо проще. Он смотрел на мир прямо, чистым и непосредственным взглядом лучистых карих глаз, поэтому не мог учитывать налёт прожитых лет и страданий, от которых никак не мог отделаться его отец.

Кроули стало гораздо легче дышать, когда он понял, что действительно полюбил репетитора по литературе с солнцем в груди. Казалось бы, всё было очевидно — срочно собираться и ехать к человеку, без которого даже два дня стали мучительными. Но для мужчины всё было не так просто. В груди по-прежнему ныло, и тягучая тоска буквально придавливала его к дивану в гостиной. Он мог бы сказать обо всём этом Адаму. Сказать, что после ухода его матери ему бесконечно тяжело кому-то доверять; сказать, что он всегда будет ревновать своего сына, потому что он чёртов отец; сказать, что ему очень страшно налажать с этим всем снова и упустить то самое сокровенное, что распустилось в его груди хрупким цветком буквально пару минут назад. Но сын бы его не понял. Он выжидающе смотрел на него, не проронив ни слова, словно помогая собраться и давая время на то, чтобы окончательно решиться.

Ему очень хотелось остаться здесь, подождать, пока чувства перестанут быть такими сильными, пока эта ситуация смягчится сама собой, пропадут острые углы. Но стоило Кроули подумать, как Азирафаэль с поникшим видом сидит в одиночестве в своей тихой квартире и растерянно перебирает страницы очередной книги, и его чудесные небесные глаза не сияют белоснежным светом, как сердце мужчины заныло с новой силой. Тоска буквально съедала его, и он, порывисто вскочив, выбежал из гостиной прямо с шарфом. Решимость подкреплялась сильнейшим желанием увидеть Азирафаэля, и в ушах у него взволнованно стучала кровь; каждая клеточка напряжённого тела Кроули была готова к важнейшей перемене в его жизни. Конечно, он не мог заметить, как Адам с счастливой улыбкой посмотрел ему вслед.

Недоумевая, Азирафаэль поднялся с кресла. Он был так встревожен, что книга и какао мгновенно остались забыты; все его мысли были поглощены неожиданным сообщением Кроули. Дождь с глухим стуком усиливался.

Вся его сущность стремилась к подоконнику, отодвинуть штору, выглянуть в покрытое каплями окно, увидеть, наконец, что задумал этот невозможный мужчина. Сердце стучало всё быстрее. Ему так хотелось увидеть, услышать, почувствовать — до дрожи в пальцах и сбитого дыхания. Никогда в своей жизни Азирафаэль не испытывал чего-то настолько сильного. Но обида была настолько сильной, что его рука замерла на полпути к окну, и он невольно её отдёрнул.

Стоит ли ему что-то предпринимать? Если он простит его слишком быстро, окажется доступным простофилей. Если не простит, рискует потерять. У Азирафаэля совсем не было опыта, и все его романтические познания ограничивались романами. На ум так невовремя пришёл “Гордость и предубеждение”, и преподаватель тоскливо вздохнул, прикусив нижнюю губу.

Как ему следует поступить?

В тот момент мужчина очень жалел, что у него совсем нет друзей. Он мог бы быстро позвонить одному из них. Вдруг Азирафаэль вспомнил о мадам Трейси и потянулся за телефоном, но тот завибрировал снова, и мужчина вздрогнул, неверяще пялясь на телефон.

“Азирафаэль, я не шучу”

Репетитору захотелось простонать в голос. Ему слишком тяжело было сделать выбор, и он, зажмурившись, решил поступить так, как делал всю жизнь. Последовать трепетно бьющемуся сердцу, которое умудрилось полюбить так сильно.

Осторожно отодвинув штору, Азирафаэль выглянул в окно.

Честно говоря, он ожидал увидеть всё, что угодно, и мысленно велел себе приготовиться. И всё же от увиденной картины рот преподавателя приоткрылся сам собой, и он бессознательно прикрыл его мягкой рукой.

У тротуара стояла чёрная раритетная Бентли, и тяжёлые дождевые капли причудливо танцевали на её блестящей поверхности под тёмно-васильковыми тучами. Её хозяин был там же. С потемневшими от влаги рыжими волосами, в чёрной кожаной куртке, с невозмутимым лицом Кроули держал в руках большой кусок фанеры. Дождь стучал по дереву, но на нём всё равно можно было разглядеть буквы “Прости меня”. Некоторые люди, пробегавшие мимо, оборачивались на него, но взгляд Змия, взволнованный и почти обречённый под чёрными очками, намертво был прикован к дому напротив.

Азирафаэль буквально ощутил, как его сердце пропустило удар. Смотреть на Кроули, такого одинокого посреди улицы под тёмным дождём, было просто невыносимо; его даже как-то это разозлило. Правда, секундное раздражение тут же померкло на фоне необъяснимой радости, которую доставило ему желание Кроули попросить прощения. Преподаватель был просто не в силах поверить, что всё это происходит на самом деле, и все мысли путались, как распустившиеся нитки. Опомнившись, Азирафаэль встряхнул головой, так, что кудряшки радостно подпрыгнули, и, не совсем понимая, что делает, торопливо покинул квартиру, схватив зонтик с тумбочки в прихожей.

Ошарашенному Кроули долго ждать не пришлось. По кожаной куртке горными ручьями стекала вода, и она неприятно липла к коже, но он этого даже не замечал. Очки заливало водой, и он сердито утирал их рукавом. Мужчина успел мысленно перекреститься (правда, потом сплюнул) и напряжённо подумать, что сделал не так, как из подъезда выскочил взволнованный Азирафаэль. Они оба какое-то время молча смотрели друг на друга, и только потом до бесстыдства счастливый репетитор додумался подойти ближе, молча раскрывая зонтик над ними обоими. Кроули нервно сглотнул, давя в себе желание крепко прижать мужчину к себе; он не улыбался, но лицо преподавателя так осветилось чем-то неземным, что нетрудно было понять его настроение. Змию самому захотелось разулыбаться, но он был так напряжён и так ждал прощения и хоть какой-то определённости, что лицевые мышцы словно свело от тревоги. Азирафаэля, напротив, можно было читать, как одну из его обожаемых книг.

Светлый зонт с каким-то непонятным узором — не до рассматривания было, в самом-то деле — надёжно укрывал их обоих от непогоды. Они смотрели в глаза друг друга, чувствуя, что весь остальной мир плавно стирается, как дождь смывает детские рисунки мелом с асфальта. Словно этот небольшой зонтик каким-то образом отделял их от всего остального, оставляя только чувства — одни на двоих.

— Прости меня, — снова произнёс Кроули. Чем дольше он смотрел на репетитора, тем сильнее крепла его уверенность в том, что он всё делает правильно. И от этого становилось спокойнее. Намного спокойнее. Он даже перестал сам себе напоминать жёсткую каменную плиту. Хотя по-прежнему чувствовал себя самым огромным идиотом на свете, и это ощущение усиливала дощечка в мокрой руке.

Азирафаэль приблизился ещё больше. Змий мог буквально уловить смутный сладкий запах, и ему пришлось крепко стиснуть зубы, чтобы не ляпнуть что-то очень глупое и не переживать эти мучения снова. По зонтику глухо стучал дождь.

— Хорошо, — очень тихо ответил Азирафаэль, и на его мягком лице снова появилась светлая ангельская улыбка. Волна облегчения затопила Кроули до самых кончиков ушей, и он расслабился окончательно. Сейчас даже шум дороги и ливня не раздражал его так сильно; он вообще не мог ни на что иное обращать внимание, когда репетитор смотрел на него т а к. Кроули чувствовал себя так, словно кто-то нашёл его в душной, тёмной пещере, полной удушающего огня и дыма, и охладил его уставшее лицо прохладным живительным ветром с запахом чистой свободы. Словно кто-то благословил его. От этого сердце начинало петь, как в глупых диснеевских мультиках, которые так любит Адам.

Азирафаэль вдруг неловко замялся, опуская взгляд, и его очаровательные щёчки залились краской.

— Я думаю, нам нужно… Поговорить.

Кроули, сходя с ума от приятного волнения, неопределённо кивнул. Ему нужно куда-то его пригласить? Так, какие варианты… Ресторан? Парк? Конечно, самое то в такой ливень. Признаться, он давно так не переживал, но сейчас остатки гордости бессмысленно меркли перед этим мужчиной, который так быстро пленил. Это всё ещё было болезненно признавать, но горячее сердце Змия уже решило всё за своего хозяина. Именно поэтому он лихорадочно принялся перебирать идеи, ощущая в голове кошмарную, несвойственную ему пустоту.

— Только, — вдруг добавил Азирафаэль, и Кроули замер, вслушиваясь в каждое слово, — не сейчас.

Сначала ему показалось, что он ослышался, но потом внутренний голос ехидно хихикнул что-то вроде “Рано ты обрадовался”. Надежда на то, что Азирафаэль мог иметь в виду ужасную погоду, угасла тут же, как огонёк свечи под ливнем. Титаническими усилиями сохраняя трезвость ума, Кроули и сам понимал, что такое не прощается за один вечер, но разочарование, видимо, очень явно отобразилось на его вытянувшемся лице, потому что Азирафаэль тут же всплеснул свободной рукой, как энергичная барышня из восемнадцатого века:

— Но я оценил твой жест! Это было очень мило, Кроули.

Он успокаивающе ему улыбнулся, и в глазах репетитора засияла обезоруживающая искренность. Кроули безмолвно принял своё поражение.

— Зато без патриархальных замашек, — зачем-то ляпнул он первое, что пришло ему в голову.

— Что?

— Ничего…

Поначалу эта мысль казалась ему по-детски глупой (взрослый мужчина слушается совета одиннадцатилетней девочки. Приехали). Но сейчас, видя обрадованного Азирафаэля, который действительно его простил, к нему вернулась былая уверенность, и дышать стало легче, словно кто-то сбросил тугую удавку с его шеи. Можно было снова принять привычный образ и не есть себя заживо от безумного волнения.

Теперь-то зефирный преподаватель от него никуда не денется, подумалось Кроули, и от этой мысли ему стало так приятно, что на лице против воли появилась улыбка. Правда, со стороны она больше напоминала оскал опасного хищника, потому что Азирафаэль заметно напрягся и сделал крохотный шажок назад, от чего ливень холодно скользнул по спине отяжелевшей куртки.

— Ну, тогда… Пока? — неуверенно улыбнулся он.

— Ага, бывай, — пробормотал Кроули. Выглядели они совершенно тупо, пожирая друг друга глазами и медленно пятясь назад, как испуганные раки; Кроули даже не заметил, что дождь снова застучал по разгорячённой коже. Что-то грызло изнутри, и Змий думал, что ему стоило бы сейчас уговаривать репетитора, но они оба были слишком сбиты с толку и испытали слишком много эмоций для двух взрослых мужчин с очень непростыми переживаниями, поэтому конкретно сейчас сделали правильный выбор. Только оба, возвращаясь к себе в дом и машину и нервно оглядываясь через плечо, отчего-то думали, что поступили неверно. Людям свойственно сомневаться.

Сумерки непогоды накрыли Лондон тёмным одеялом. Азирафаэль очень тихо закрыл дверь в свою квартиру, и в её подводной тишине самым громким звуком было его сердцебиение. Преподаватель зажал рот обеими подрагивающими руками, чтобы не закричать во весь голос. От переизбытка эмоций он едва не задыхался, и голова закружилась, отчего темнота прихожей казалась ещё чернее. Теперь он в полной мере понимал, что ему не надо было сейчас говорить с Кроули. Он с позором потерял бы сознание.

Чёрная Бентли шаровой молнией неслась по загруженным дождливым улицам Лондона, до смерти пугая сонных водителей. За рулём ехал рыжеволосый мужчина в чёрном, пряча счастливо сияющие золотистые глаза за тёмными очками, и на лице его в редких пятнах света придорожных фонарей танцевала дьявольская мечтательная улыбка.

— Адам, это пятно или…

— Или тебе надо снять очки, пап, — звонко рассмеялся Адам, не удерживаясь от того, чтобы не поддеть отца. В ответ мужчина обиженно-сердито покосился на него, но очки всё же снял. Положив свою последнюю защиту на тумбочку, он снова придирчиво всмотрелся в зеркало.

Нет, всё же показалось. Футболка была чистой. Он чуть не сжёг её, пытаясь отгладить, и Адам всё это время покатывался со смеху.

Репетитор должен был прийти с минуты на минуту. Маленькое семейство Янгов всё утро слонялось по квартире в нетерпении: Адам просто здорово соскучился, а Кроули словно перенёсся во времени лет на двадцать назад, когда у рыжего нескладного подростка от волнения потели ладони.

В дверь позвонили, и Адам, проигнорировав отца, который пытался его остановить, помчался по коридору со скоростью света.

— Ази! Ты пришёл!

Он крепко обнял преподавателя, который весь зарумянился от смущения и удовольствия. Мужчина поспешно обнял подпрыгивающего мальчика в ответ, надеясь, что глаза не покраснеют в самый неподходящий момент.

— Ох, Адам, милый, ты меня задушишь! — с улыбкой выдавил он. Только это заставило мальчика чуть отстраниться.

— В сторону, малышня, — пытаясь придать голосу больше суровости, окликнул его Кроули. Он принял максимально расслабленную позу, запустив руки в карманы домашних штанов (тщательно отглаженных ещё накануне), и подошёл ближе, не торопясь. Конечно, хозяин дома очень жалел, что солнцезащитные очки остались на далёкой тумбочке в спальне. От такой умилительной картины он едва не ослеп.

При виде отца Адам пружинисто отпрыгнул в сторону, как резиновый мячик, и сцепил руки в замок за спиной, всем видом выражая смирение. Его глаза сияли тучей фейерверков, когда он переводил взгляд с одного взрослого на другого. В голове мальчика рождались совершенно дьявольские планы рычагов давления на отца и абсолютно ангельские мечты о том, что однажды преподавателю уже не придётся покидать их квартиру.

— Здравствуй, — очень тихо произнёс Азирафаэль, не в силах отвести взгляда от мужчины напротив. В его глазах отражением на воде блестели солнечные искры.

— Привет, — не громче, почти хриплым шёпотом отозвался Кроули. Его лицо оставалось невозмутимым, только золотисто-карие глаза почти не моргали, по-змеиному хищно впившись в репетитора. Где-то на их дне можно было с лёгкостью рассмотреть безумную радость от того, что Азирафаэль снова улыбался им, стоя в их квартире и освещая её угрюмые стены одним присутствием.

Адаму ужасно захотелось ляпнуть что-то глупое, он даже губы почти разомкнул, но, передумав, снова закрыл рот. Отпугивать этих двоих друг от друга было бы просто кощунством. Поэтому он, выгнув шею и смотря на них через плечо, начал вышагивать в направлении своей комнаты:

— Ну, я пока пойду… Наверное…

На застывших мужчин это подействовало отрезвляюще, как неожиданный сигнал будильника. Они смешно вздрогнули, торопливо моргая и отводя взгляд друг от друга; Адаму пришлось тихонько прыснуть в кулак, чтобы не смутить их ещё больше громким хохотом. Глядя на то, как его всегда жёсткий и чуточку равнодушный к другим отец краснеет, как подросток, мальчик чувствовал себя по-настоящему счастливым. Он ощущал, что всё становится на свои места.

— Да, — смущённо заторопился Азирафаэль, направляясь следом и поудобнее перехватывая извечный портфель с книгами. — Ты сделал доклад, который я тебе задавал?

— Конечно, — чуточку самодовольно улыбнулся Адам. Присутствие репетитора так его успокаивало, что он действительно ощутил себя лучше. — Я сделал даже больше!

Вечер прошёл довольно тихо и спокойно. По крайней мере, все были заняты своими делами, и пусть отголоски старой злости и обид ещё висели в воздухе, в сердце каждого воцарялось умиротворение. Они знали, что находятся на своём месте, и терять этот уют снова не хотелось никому. Опрыскивая всё интенсивнее зеленеющие растения, Кроули думал, что за долгое время сделал правильное решение, переступив через свою гордость и извинившись. В этот же момент в комнате Адама Азирафаэль думал то же самое, понимая, что не зря проявил обычно не характерную для негорешимость.

Когда стрелки часов замерли на восьми, Адам привычно заканючил, упрашивая Азирафаэля остаться, но преподаватель был непреклонен. Он ярко смеялся в ответ, пока мальчик в шутку тянул его за рукав, но воспоминания репетитора о вынужденной ночёвке здесь, в одежде и спальне Кроули, заставляли кровь жарко броситься ему в лицо. Пока они ещё не разобрались с отношениями, об этом не могло быть и речи. Ему достаточно было вспомнить о своих дерзких мечтах о хищных змеиных объятиях, чтобы смутиться ещё больше.

Главных слов они ещё не произнесли, и Азирафаэль не мог даже надеяться на то, что отец его ученика чувствует то же самое.

Они вышли провожать его, как обычно. Репетитор ничего даже не подозревал, но Кроули, в волнении прикусив нижнюю губу и встревоженно сверкнув янтарными глазами, подался вдруг вперёд. Адам с усилием спрятал свою улыбку.

— Подожди, — неуверенно попросил он, снова пряча потеющие ладони в карманы. Азирафаэль послушно замер, вопросительно вскинув светлые брови, и Змий, глубоко и прерывисто вдохнув, нарочито небрежно пожал плечом:

— Знаешь, в качестве благодарности за то, что учишь этого засранца и… В качестве моих извинений. Может, поужинаем?

========== Блинчики и вино ==========

Комментарий к Блинчики и вино

Я всех вас просто обожаю! Вы так поддерживаете меня, я даже не думала, что работа вызовет такой интерес. Спасибо вам всем огромное! ;_;

В прихожей повисла смущённая тишина. Адам пытливо переводил взгляд с одного на другого, весь замерев в ожидании ответа репетитора; Кроули же вовсе затаил дыхание. Напряжение его росло с каждой секундой молчания.

Азирафаэль мгновенно залился румянцем по самые корни белоснежных волос. Несколько мгновений у него ушло на то, чтобы принять и обработать предложение хозяина дома, и всё это время он слабо шевелил губами в отчаянной попытке найтись с ответом. Его только что пригласили на свидание? Что?

От тревоги и стыда Кроули готов был умереть на месте.

По счастью, в этом не было необходимости. Азирафаэль смущённо опустил взгляд в пол, пытаясь подавить довольную широкую улыбку, и легко, почти флиртуя, пожал плечом:

— Ну, почему бы и нет?

Ему было приятно, очень приятно, и щекочущее тепло плавно разливалось внутри, как сахарная глазурь по ещё горячей булочке. Глаза преподавателя ярко сияли, и он сам весь едва ли не светился от счастья небесным светом. Если бы взрослые не были так поглощены друг другом, они бы услышали, как Адам, отвернувшись в сторону, шёпотом на грани слышимости выдохнул “Йес”.

— Только мне нужно заскочить домой, — немного виновато замялся Азирафаэль, теребя в пальцах ручки портфеля. — У меня с собой не так много денег…

— Брось, — раздражённо фыркнул Кроули, тщательно пытаясь скрыть за невозмутимой маской своё ликование. — Я заплачу. Дай только минуту переодеться.

И, стараясь не сорваться на бег, поспешно удалился в спальню, где сначала прерывисто выдохнул, а потом стал быстро перебирать свои лучшие костюмы. Первым делом он нацепил очки; мужчине всё ещё было крайне неуютно, что его почти детскую радость можно спокойно увидеть, взглянув в незащищённые золотистые глаза.

Адам очень хитро посмотрел снизу вверх на краснеющего и бледнеющего в разных пропорциях Азирафаэля. Тот нервно поправлял бабочку, краем глаза покосился на себя в зеркало, одёргивая старомодный пиджак. Мальчик буквально почувствовал, что ему нужна помощь.

— Не переживай, ты выглядишь отлично, — доверительно сказал он, чуть понизив голос, чтобы их не услышал взволнованный хозяин дома. Азирафаэль растроганно расплылся в широкой улыбке.

— Спасибо, — прошептал он так же тихо.

— Папа очень нервничает, так что иногда может ляпнуть что-нибудь, — добавил Адам, необычайно чутко прислушиваясь к звукам из спальни. — Но я надеюсь, что всё будет в порядке.

Репетитор, не удержавшись, наклонился и крепко обнял его. Адам с готовностью обхватил мягкое тело тонкими руками: чувствовалось так, словно с неба спустилось пушистое облачко, в которое радостно упал мальчик. Отстранившись, Азирафаэль вдруг обеспокоенно нахмурился.

— У тебя есть, чем поужинать?

Адам поспешно закивал, применяя все доступные ему навыки убеждения.

— Конечно! За меня не переживайте.

В это время в коридор вышел Кроули. В одном из лучших своих чёрных костюмов, с такого же цвета галстуком, он смотрелся так, что из груди ошарашенного Азирафаэля вырвался невольный вздох. Его пухлые губы забавно приоткрылись, а щёки снова налились румянцем; в это мгновение преподаватель почувствовал себя очень неуверенно. Что ему, неуклюжему и крупному, было делать рядом с таким потрясающим мужчиной? По счастью, времени задуматься об этом всерьёз у него не было. Кроули не умел медлить, а волнуясь, собирался ещё быстрее. Когда он проходил мимо Адама, мальчику захотелось сморщиться: от отца ощутимо пахло одеколоном. Иногда Янг-старший выделывался, как мог, и тут случай был особый.

— Если что, звони, — строго наказал он, поднимая с тумбочки ключи от драгоценной машины. — И чтоб без глупостей.

Кроули показательно нахмурился, опасно сверкнув глазами из-под очков, и Адам торопливо закивал с видом святой невинности. Впрочем, мысли отца сейчас всё равно были очень далеко от сохранности квартиры.

— Пока, Адам! — с солнечной улыбкой махнул ему на прощание Азирафаэль. — Не скучай!

— Пока! — радостно воскликнул Адам, даже не пытаясь давить снисходительную усмешку от уха до уха. — Всё будет окей!

Придерживая массивную дверь квартиры, Кроули ещё раз обернулся на сына. Его лицо ничего не выражало, но Адам прекрасно понимал его без слов. Поэтому просто вытянул большой палец вверх, так же не проронив ни слова. Отец немного криво ухмыльнулся и закрыл дверь. В замочной скважине шумно повернулся ключ.

Не выдержав, Адам громко рассмеялся. Такое же чувство он испытывал летом, в начале жаркого июня, когда бежал на встречу с друзьями прямо по ярко-зелёной траве, держа в руках купленное для них мороженое. Бежать нужно было быстро, чтобы они не растаяли под горячим солнцем. Ветер свистел в ушах, ноги быстро-быстро несли его вперёд, и от безудержной радости хотелось кричать на всю округу. С таким же чувством мальчик побежал к окну на кухне, чтобы терпеливо дождаться, когда его взрослые выйдут к припаркованной Бентли. И потом, кусая губы от смеха, наблюдал, как отец с нарочитой небрежностью открывает перед смущённым репетитором дверцу машины.

— Куда ты так спешишь? — немного дрогнувшим голосом спросил, не выдержав, Азирафаэль. Он по-прежнему крепко держался за дверцу, изо всех сил вжимаясь в сиденье, и на лице Змия расплылась дьявольская ухмылка.

— Ездить медленно — слишком скучно. Наслаждайся.

И лихо выкрутил руль, описывая идеальную дугу на повороте. Репетитор почти жалобно всхлипнул.

— Зато безопасно, — проворчал он. Неизвестно, почему, но ему нравилось бурчать и капать владельцу Бентли на и без того напряжённые нервы. Подсознательно это был почти безобидный способ отомстить за их недавнюю ссору. Азирафаэль незаметно покосился на мужчину, сосредоточенного на дороге. Его изящный профиль, островатый нос, рыжие вихры — всё это обращало сердце преподавателя в зефир, расплавленный в горячем какао. Чёрный костюм ему дьявольски шёл, подчёркивая хищную мужскую красоту, и бедный репетитор торопливо повернулся обратно к стеклу, чувствуя, как в животе закипает что-то горячее и тягучее, как раскалённая лава.

Чем только думает Всевышний, почти огорчённо подумал он, создавая т а к и х сынов Божьих. Впрочем, времени на религиозные раздумья и богохульство ему никто не дал.

— Здесь, — вдруг обронил Кроули и снова выкрутил руль. Пискнувшего Азирафаэля буквально прижало к стеклу. Отдышавшись, он возмущённо нахмурился, оборачиваясь к водителю. Тот смотрел на него со странной широкой ухмылкой, и из-за скрытых чёрными очками глаз трудно было определить его эмоции.

— Ты же всё-таки не картошку везёшь, — недовольно воскликнул Азирафаэль, отстёгиваясь и суетливо поправляя немного смявшийся костюм. Смешок справа он счёл почти оскорбительным. — Тебе сюда надо не один, а три ремня безопасности.

— Будет сделано, — саркастически хмыкнул бесстыжий владелец машины, буквально выпрыгивая из салона. Репетитор не хотел заставлять себя ждать, поэтому поспешил следом. Сейчас, увидев сияющий огнями из высоких окон ресторан, Азирафаэль снова ощутил удушающую неловкость. Ему даже пришлось поправить бабочку на шее, чтобы хоть как-то занять руки. Да, это был Кроули, которого он успел уже узнать очень хорошо, и они вместе успели пройти серьёзную ссору, но это было… Свидание. Преподавателя никто не приглашал на свидания, и он понятия не имел, как себя на них вести, а в таких местах не был ни разу. Мысленно взмолившись Господу, чтобы всё прошло хорошо, он последовал за Кроули, сцепив руки в замок за спиной.

Змий галантно открыл дверь, пропуская смутившегося Азирафаэля вперёд. В отличие от репетитора, он выглядел очень уверенным в себе, хотя на самом деле переживал не меньше. На свиданиях Кроули не был с тех самых пор, как остался один (за исключением малыша-Адама). Фактически, он был прощён, но странное смятение всё равно обуревало его, заставляя постоянно посматривать на своего спутника и с внимательностью хищника наблюдать за малейшими изменениями светлого лица. Ужин должен был пройти превосходно, хоть Кроули так и не придумал, что ему ещё можно будет сказать в своё оправдание. К долгим извинениям он не привык, но в этот раз твёрдой рукой придушил скользкую гордость, понимая, что упускать шанса нельзя ни в коем случае.

Стараясь не умирать от напряжения и сохранять расслабленное выражение лица, Кроули галантно отодвинул стул. В ответ на него взглянули так, с тихим восхищением из-под пушистых ресниц, что мужчина на время потерял дар речи, нервно облизывая губы. Пока всё шло ровно, и с каждой минутой Змий чувствовал себя раскованнее. В конце концов, это Азирафаэль, их с Адамом родной репетитор с небесным благословением в уголках губ, и если где-то Кроули нужно быть искренним и спокойным — то именно здесь.

Подошёл официант, и на стол легли глянцевые картонки меню. На них причудливо играли световые блики; Кроули деловито взял своё, на самом деле поглядывая на преподавателя поверх меню и радуясь, что его плотоядного взгляда не видно за очками. Азирафаэль, по своему обыкновению, сидел с идеально прямой спиной. Он нервничал, разумеется, больше обычного, поэтому напряжённо поджал пухлые губы, скользя взором по строчкам меню. Мужчина зацепился случайно за одно название и вскинул обрадованные светлые глаза.

— Здесь должны подавать блинчики, — задумчиво, словно в ответ на его мысли, произнёс Кроули, хотя в тот момент даже не смотрел на репетитора. — Ты их, кажется, любишь.

Азирафаэль буквально расплылся по стулу шапкой сладких взбитых сливок. Его переполняли чувства благодарности и лёгкости, и он был так безбожно счастлив, что его пока тайный возлюбленный действительно пригласил его на свидание (пусть даже в качестве простого извинения), что незаметно для себя окончательно расслабился. Мужчина, сидевший напротив, стал чем-то неосязаемо близким, и затвердевшие мышцы в теле волнующегося преподавателя сбросили груз напряжения. С этого момента Азирафаэль забыл обо всех сопутствующих сложностях и действительно ощущал себя в своей тарелке, несмотря на дорогое убранство ярко освещённого ресторана. Впрочем, счастливый репетитор всё равно сиял интенсивнее остального.

Сидевший напротив Кроули вызывал бурю эмоций ещё более сильную, чем до всего этого. Азирафаэль невольно подмечал уже знакомые привычки — как он угрюмо двигал подбородком, придирчиво рассматривая меню, и, совершенно недостойно развалившись на стуле, в волнении покачивал ногой, закинув её на другую, даже не замечая за собой этого. Рыжие брови сосредоточенно хмурились, и преподаватель просто не мог отвести от него сияющего взгляда.

Он широко улыбнулся, трогательно заломив брови, и невольно опустил меню на стол.

— Ты запомнил, — смущённо выдохнул Азирафаэль, не в силах заставить себя перестать улыбаться. Щёки его зарумянились. — Это очень мило, спасибо, дорогой.

И замер, не в силах поверить в то, что у него невольно вырвалось. Подкрепляя панику, Кроули оторвался от меню, нечитаемо уставившись на него. Преподаватель не избежал этого однажды, и сейчас это было очень невовремя. Азирафаэль даже прикусил губу, чувствуя, как затихшая тревога нарастает снова. Вдруг Кроули сочтёт это назойливостью? Излишней фамильярностью? Друзей так обычно не называют, а вдруг он хочет остаться просто…

Змий широко улыбнулся с тёплой насмешливостью, скрытой где-то в глубине сияющих янтарно-карих глаз.

— Не за что, ангел.

Сердца обоих совершенно по-глупому сильно подпрыгнули, и они едва не задохнулись, когда к ним неожиданно подошёл официант. Скрывая за кашлем свои кипящие эмоции, мужчины снова лихорадочно забегали глазами по меню.

— Как думаешь, пить вино с блинчиками не слишком странно? — хихикнул Азирафаэль, провожая взглядом немного обескураженного официанта. Смотреть на расслабившегося и весёлого репетитора было до дрожи в кончиках пальцев приятно, и Кроули не мог перестать влюблённо ухмыляться во всё лицо.

— Забей, — фыркнул он, удобно закидывая локоть на спинку стула. Ему действительно стало свободнее, и Змий даже не думал, что стеснительному и крайне воспитанному преподавателю будет неловко за него. Азирафаэль и в самом деле ласково смотрел на него, не испытывая ничего, кроме колющей прямо в сердце любви, и ворчал только для порядка. С бурчанием репетитора и лениво огрызающимся продавцом антиквариата мужчинам было невозможно уютно даже в дорогом ресторане, за столом с белоснежной скатертью. Сейчас оба понимали, что им стоило провести так время ещё давно.

— Когда ты успел научить Адама вязать? — спросил Кроули, когда им уже принесли еду. От волнения он почти не испытывал голода, и нежные чувства переполняли его изнутри, но мужчина всё же сделал заказ — хотя бы ради приличия. Стеснительный репетитор точно не смог бы есть спокойно при таком раскладе. — Мне стоит заплатить за эти занятия отдельно?

Азирафаэль, увлечённый чудесными блинчиками, вскинул на него радостно сияющий взгляд и, не удержавшись, засмеялся. Сердце Кроули сильно вздрогнуло. Не сводя глаз с репетитора, Змий почти залпом опрокинул в себя ещё один бокал белого вина, облизываясь, и с каждой минутой его уверенность в окончании этого вечера крепла. Змеиные кольца затягивались всё туже.

— Нет, конечно, — качнул головой Азирафаэль, тоже поднимая бокал. Правда, в отличие от спутника, он лишь сделал аккуратный глоток, прижимаясь к стеклянному краю пухлыми губами. Незаметно для преподавателя Кроули нервно сглотнул. Опьяняло не столько выпитое вино, сколько долгожданное присутствие репетитора. Вдруг Азирафаэль хитро прищурился, смело вскидывая взгляд, и Кроули замер. — Но если оплата будет проводиться такими ужинами, то я не против.

Не моргнув глазом, он поднёс вилку к губам и медленно стянул с неё кусочек блина.

В следующую секунду Азирафаэль отвлёкся на другой заказанный им десерт, и очень вовремя. Кроули, нервно оттягивая галстук и немного ёрзая на стуле, чтобы возбуждение стало свободнее, сделал добрый глоток вина прямо из бутылки.

Они говорили о какой-то ерунде, и напряжение отпустило их окончательно. Посмеиваясь и предлагая раз за разом всё более безумные теории, Азирафаэль и Кроули невесомо сближались ещё сильнее, и теневые узы связывали их крепче, притягивая друг к другу, как магнитом. Кроули вспоминал покрасневшие глаза репетитора, полные слёз в тот вечер, и испытывал искреннее ласковое удовольствие от того, что сейчас видел их абсолютно сухими и светящимися от радости. Азирафаэль почти благоговейно рассматривал ухмыляющееся лицо, по-доброму смягчившееся, и жалел только о двух вещах — о том, что его возлюбленный снова в чёрных очках, и о том, что однажды видел его перекошенным от ярости и обиды. Тёмные чувства, подтачивающие их уверенность и спокойствие, исчезли окончательно, за нежными улыбками и незаметными влюблёнными взглядами, и на их место пришло бесконечное умиротворение, словно они находились не в освещённом ресторане, полном других людей, а под сенью изумрудных райских деревьев, и их не окружало ничего, кроме пения соловьёв и тонкого единения душ. Они позабыли обо всём, находя всё новые и новые темы для разговора и посматривая друг на друга.

В один момент Азирафаэль решился. Он осторожно вытер губы салфеткой и, неуверенно сложив руки на коленях, негромко обратился к мигом напрягшемуся Кроули.

— Кроули, дорогой, — смущённо кусая губы, начал репетитор, — я бы хотел спросить у тебя кое-что.

Змию пришлось прочистить горло, чтобы не захрипеть от вспыхнувшего напряжения.

— Да?

— Ты не расскажешь мне… О ней? — виновато приподняв брови, спросил наконец Азирафаэль. Кроули со скрипом дёрнулся на стуле, и черты его лица тут же ужесточились.

— Не сегодня и не сейчас, — грубовато отрезал он, опуская взгляд в свой бокал. Обида, коротко мелькнувшая в душе преподавателя, тут же угасла. Всё, чего ему хотелось при взгляде на помрачневшего мужчину — обнять его и утешающе зарыться пальцами в огненные волосы. Тихонько вздохнув, в неуютном молчании Азирафаэль вернулся к своему бокалу, аккуратно опустив вилочку на пустую тарелку.

Встрепенувшись всем телом, Кроули громко зашипел сквозь зубы такое ругательство, что преподаватель побледнел от возмущения и едва не подавился вином. Он вопросительно уставился на оскалившегося мужчину. Тот выглядел крайне раздосадованным.

— Чёрт, прости меня, ангел, — выдохнул он. Кроули с силой надавил пальцами на свои веки, от чего чёрные очки немного съехали на рыжие брови. — Я опять чуть всё не испортил.

Его голос звучал так виновато, что Азирафаэль буквально задохнулся от подступившей нежности. Сердце в груди запело соловьём, и он ласково улыбнулся, давя в себе желание прикоснуться к щеке Змия или положить свою ладонь на его грубоватую руку.

— Всё в порядке, — почти прошептал он, снова заставив Кроули затаить дыхание. — Это замечательный вечер, лучший в моей жизни, и мне очень не хотелось бы, чтобы он кончался.

Когда они направлялись сюда, Азирафаэль был убеждён, что нервничал куда больше, чем Кроули, потрясающе выглядящий в своём чёрном костюме. Сейчас он ясно видел, даже сквозь тёмные очки, что мужчина всё ещё чувствует себя виноватым и переживает не меньше, и это так грело душу, что губы сами собой расползались в улыбке. Ему хотелось поддержать мрачного и саркастичного Змия, видя, насколько тот бывает открытым и ранимым, хоть и для самого Янга это было почти унизительно.

Все жизненные принципы Кроули помахали ему ручкой и удалились восвояси, когда он услышал это и увидел мягчайшую ангельскую улыбку, от которой сердце сжалось в почти удушающей нежности.

— Да, я… — он замялся, понимая, что нужно что-то ответить, но, как назло, ничего не приходило на ум. Закипая от слишком сильных чувств и ужасного смущения, Кроули лихорадочно перебирал весь свой лексикон. Вот где пригодился бы его обычно длинный и меткий на выражения язык!

Азирафаэлю это было не нужно — достаточно было увидеть искреннюю реакцию возлюбленного. Он очаровательно засмеялся, чуть опустив голову, и пухлые щёчки преподавателя обозначились ещё больше; Кроули утратил дар речи.

Как бы им этого ни хотелось, но время неумолимо летело, и стрелки часов остановились на десяти. Кроули расплатился, оставив щедрые чаевые, и они в уютном молчании двинулись к машине. Оба мужчины думали только об одном — время пролетело до безобразия стремительно! Казалось, что им не хватило бы и шести тысяч лет, чтобы насладиться друг другом сполна.

— Подвезёшь меня до дома? — чуть смущаясь, спросил Азирафаэль. — Завтра первой парой стоит моя лекция.

— Конечно, ангел, — откликнулся Кроули почти бессознательно. Бентли тронулась, и репетитор отвернулся к окну, всеми силами стараясь спрятать широкую улыбку.

Огненно-рыжую голову водителя занимали совсем другие мысли, от чего его острое лицо помрачнело ещё больше. В напряжённых размышлениях он чуть прикусил внутреннюю сторону щеки, стараясь не думать о восхитительном преподавателе, который сидел совсем близко. Чем должно было закончиться это свидание? Этот вопрос не давал Кроули покоя с того самого момента, когда они только вошли в ресторан. Уместно ли будет его поцеловать? Если да, то когда? Он не железный, так долго не выдержит. Мягкие губы ангела и выглядели прекрасно, и изнывающий Змий, чувствуя, как от волнения всё крутится в животе, не мог не представлять их прикосновение. Но когда он увидел, как Азирафаэль, почти заигрывая, стягивает чёртов блин чёртовыми губами с чёртовой вилки, мужчина просто вспыхнул, и этот огонь бушевал в нём до сих пор. Он так долго ждал, потом не видел его целых два дня… Мог ли он на что-то рассчитывать? Сейчас они направлялись к дому Азирафаэля, и Янг отчаянно старался, чтобы краска не бросилась ему в лицо, потому что от предвкушения его пальцы мелко тряслись. Чтобы скрыть дрожь, он стал нервно постукивать ими по рулю.

Это было первое свидание, но Кроули окончательно осознал, что полюбил до беспамятства, и дьявольское нетерпение занимало все его мысли. Сможет ли он грамотно намекнуть Азирафаэлю, чтобы тот пригласил его на “чай”? От бури чувств, охватывающих тело, Змию захотелось дать самому себе затрещину.

Они подъехали к дому, и Кроули быстро и идеально ровно припарковался у тротуара — это выходило машинально, само собой. Он неуверенно облизнул нижнюю губу, не в силах заставить себя отвести взгляд от лобового стекла, и услышал, как Азирафаэль отстёгивает ремень безопасности. Ему всё же пришлось повернуть голову.

— Спасибо за вечер, — смущённо улыбнулся репетитор, и его щёчки — в который раз за сегодня — залились алой краской. — Всё было просто чудесно.

Его глаза в полутьме салона сияли необычайно и по-ангельски ярко, чаруя до невозможности. Змию не нужно было принюхиваться, чтобы ощутить дразняще мягкий запах его тела и белых волос; пухлые губы после десертов должны были оказаться чертовски сладкими, и Кроули, не выдержав, сходя с ума от безумной любви, резко подался вперёд.

Глаза преподавателя округлились от удивления, и в тот же момент Азирафаэль отстранился, сжимая пальцами свой портфель с книгами, и из его груди вырвался судорожный вздох. Уши Кроули, по ощущениям, ярко загорелись красным, когда он застыл в страшном смущении, тяжело дыша, как загнанный зверь.

— Ты слишком быстр для меня, Кроули, — тихо выдавил репетитор, кидая на него затуманенный взгляд.

В следующее мгновение он открыл дверь и торопливо покинул его, оставляя Змия абсолютно растерянным и сбитым с толку в тишине тёмного салона. Он проводил Азирафаэля взглядом до подъезда, дожидаясь, пока тот скроется. Внутри всё закипало, как жидкая огненная магма булькала в покрасневшем жерле вулкана, и Кроули стиснул зубы, пытаясь не застонать от досады, разочарования и заглушающей всё это любви, от которой голова кружилась в разы сильнее, чем от возбуждения или алкоголя. Рёбра словно разрывало изнутри, и Кроули, издав низкий тяжёлый рык, стукнулся лбом о руль, распугивая сигналом бродячих котов, бросившихся врассыпную.

========== О японской кухне ==========

Комментарий к О японской кухне

Дорогие читатели!

Я хочу ещё раз поблагодарить вас за безумно приятные отзывы и оценки. Это всё очень греет душу, правда! Отдельное спасибо булочке, которая поддержала меня финансово (я не знала, корректно ли будет указывать имя, но не могла промолчать): вы меня чуть плакать от счастья не заставили ;_;

я вас всех очень люблю!

Не то чтобы Азирафаэль считал себя уродливым, но он никогда бы не подумал, что достаточно привлекателен для того, чтобы его захотели поцеловать. Вечер в компании Кроули был просто великолепным, и для репетитора не было большего счастья, чем быть на свидании (в качестве извинений, добавлял он про себя) с любимым человеком. У них наконец всё наладилось, и того, что случилось в машине, он не ожидал от слова совсем.

Абсолютная растерянность и шок сменились удушающим смущением, когда Азирафаэль поднялся в квартиру. Первым делом ему пришлось умывать горящее лицо холодной водой, пока он широко распахнутыми глазами смотрел на своё отражение и пытался принять мысль о том, что мужчина его мечты хотел его поцеловать.

От своих слов преподаватель отказываться не собирался. Совсем недавно они поссорились и пока ещё были друг другу никем, разве что друзьями… До этого момента. У Азирафаэля были отношения, но он никогда не спешил, проверяя партнёров на искренность чувств, поэтому ничуть не удивлялся, когда скоро оставался один. Разве что хрустальные тени смаргивал с ресниц.

Спутать это было невозможно. Кроули вдруг замер, напрягся, и даже сквозь чёрные очки репетитор чувствовал его обжигающе тяжёлый взгляд, и в следующее мгновение он резко подался вперёд, приоткрыв губы, оказался неожиданно близко… Ложась в тот вечер в постель и будучи всё ещё не в силах отойти от этого всего и свободно выдохнуть, Азирафаэль подумал, что он или облажался по-крупному, или проявил чудеса буквально ангельской выдержки, оставаясь верным своим принципам.

Снились ему растрёпанные его же рукой медно-рыжие вихры.

Азирафаэль был даже рад, что его пары сегодня начинались с самого утра. По крайней мере, он мог как-то отвлечься от событий вчерашнего вечера, погрузившись в лекции и занимаясь студентами. Неторопливо собравшись, он в таком же смутном напряжении отправился в академию. На улице заметно потеплело; репетитор бросил взгляд на припаркованные у тротуара машины, а в следующую секунду вспыхнул до кончиков ушей. Почти сердито встряхнув головой, сбрасывая с себя остатки наваждения, Азирафаэль зашагал дальше. Сквозь его светлые кудри пробивались лучи теплеющего солнца, очерчивая мягкую мужскую фигуру. Вокруг него словно образовался небесный ореол, а невесомый нимб заставлял Азирафаэля щуриться от солнца. Всего этого он не замечал, погружённый в свои мысли, и шёл дальше.

Через несколько минут после начала первой пары, когда все студенты постепенно затихли, уткнувшись в учебники, телефон Азирафаэля завибрировал. В воцарившейся тишине аудитории это было очень громко. Смутившись, преподаватель торопливо потянулся за ним, уже догадываясь, кому вздумалось написать ему в восемь утра. Незаметно от растерявшегося Зефирки студенты переглядывались, обмениваясь смешками и любопытными взглядами. Сомневаясь пару мгновений, Азирафаэль открыл сообщение.

“Во сколько заканчиваешь сегодня?”

У него были все права возмущаться на такую неслыханную наглость, если бы пара не шла полным ходом. Головы учеников всё чаще поворачивались к столу, но Азирафаэль этого не замечал: сердце гулко колотилось где-то в горле, стоило ему вспомнить то, что было вчера. Впрочем, он и не забывал. Как такое может вылететь из головы?

“В час”, — ответил Азирафаэль. Сообщение мгновенно прочитали, и он взволнованно прикусил губу. — “А что?”

Телефон замолчал, и репетитор шумно вздохнул. От раздражения, неопределённости, радости, сладкого предвкушения, любопытства — внутри него закипал ураган, и мужчина не мог с этим справиться. Он жаждал встречи, хотя и понятия не имел, как будет объяснять свою реакцию на несостоявшийся поцелуй. Будет ли Кроули вообще об этом спрашивать? Самонадеянно ли для Азирафаэля думать, что будет вторая попытка?

Он с тихим стоном потёр виски и, убрав телефон в портфель, решительно повернулся к аудитории, нервно поправив клетчатую бабочку.

Обо всём этом он может подумать позже.

К тому же, репетитору даже не пришлось долго ждать. Удивить его в принципе было тяжеловато, он многое успел повидать, но отцу его лучшего ученика всё-таки удалось.

Когда большие часы перед главным входом в академию показывали 13:20, Азирафаэль вышел из чуточку душного здания в залитый солнцем внутренний двор. Его лицо тут же огладил ласковый ветерок, и репетитор ангельски широко улыбнулся, от чего на щеках выступили ямочки. Погода была просто прекрасная, и это поднимало настроение, что само собой заглушало его нарастающую тревогу. Преподаватель весь рабочий день прокручивал в голове неожиданное сообщение от Кроули, и мог только догадываться, что его ждёт, когда он приедет к Янгам. Сегодня, по злому совпадению судьбы, у них с Адамом должно быть занятие. Вздохнув, Азирафаэль покрепче перехватил портфель с тяжёлыми книгами (они дошли до книг о войне) и, солнечно улыбаясь знакомым студентам, бросил взгляд на тротуар.

И невольно застыл на месте, округлив немного испуганные глаза; любопытные студенты мигом повернулись в ту же сторону.

У бордюра стояла слишком хорошо знакомая сконфуженному преподавателю раритетная Бентли, чёрная гладкость которой почти вызывающе блестела на солнце. Конечно, её хозяин был здесь же. Оперевшись на любимый автомобиль, Кроули скрестил руки на груди, без выражения озираясь по сторонам. В тот же момент, когда его заметил вспыхнувший от смущения Азирафаэль, его словно что-то подтолкнуло обернуться, и он увидел замершего репетитора. На его лице мгновенно расплылась дьявольская ухмылка, и он приветливо помахал рукой, не обращая внимания на притихших от удивления студентов.

Стараясь не обращать внимания на громкий шёпот позади, Азирафаэль набрался смелости и двинулся к машине. Внутри всё снова лихо перевернулось, как если бы его бедное сердце захотело острых ощущений и отправилось на американские горки. Кроули был здесь, предлагая (требуя) подвезти до дома Янгов, и привычно широко ему усмехался. Это был е г о Кроули, и произошедшее вчера, кажется, ничего не изменило в их отношениях. От одной этой мысли репетитору стало так спокойно, что он выдохнул с облегчением, ускоряя шаг; приятная уличная свежесть овевала лицо, и ему казалось, что за спиной распахнутся сейчас крылья, как парус на ветру.

— Наконец-то, ангел, — совершенно не смущаясь, довольно громко воскликнул Кроули. Его ухмылка стала ещё шире, обнажая острые клыки. — Я уж думал, тебя похитили.

— Привет, Кроули, — весело отозвался Азирафаэль. Змий молча, не терпя возражений, взял у него тяжёлый портфель и довольно аккуратно закинул его на заднее сиденье. Преподаватель решил не спорить, только проворно залез в машину, зная, что возражать хозяину автомобиля просто бесполезно. Сам Кроули буквально сиял от счастья; он круто обошёл машину, по пути показав знак мира застывшим в шоке студентам, и плюхнулся за руль. Через пару секунд Бентли с грозно-радостным урчанием отскочила от тротуара, как йо-йо, и стремительно разогналась на залитом солнцем асфальте.

Благодаря всё ещё живым и слишком ярким воспоминаниям вчерашнего вечера Азирафаэль всю дорогу краснел и бледнел, уже привычно цепляясь за дверную ручку, чтобы не вылететь из кресла. Вдруг Кроули опять приспичит выехать на встречную полосу? Прощупывая почву между ними, репетитор обронил пару саркастичных комментариев насчёт слишком быстрой езды, кидая на водителя напряжённые взгляды искоса. Он искренне верил в то, что Змий их не замечал. В ответ на его бурчание Кроули или фыркал, или отвечал в таком же тоне, но черты его лица всё время освещались непонятным весельем, поэтому и Азирафаэль расслабился. Насколько это вообще было возможно на такой скорости.

Кажется, между ними всё действительно оставалось в порядке. Репетитор нервно кусал губы, глядя прямо в стекло перед собой, за которым на высокой скорости размывалась пятном улица. Означало ли это, что Кроули захочет поцелуя снова? Спросить прямо Азирафаэль просто не мог, но такое тёплое и греющее его “ангел” никуда не пропало. От этого ему казалось, что сладкоголосые херувимы действительно поют где-то в пропитанном солнцем воздухе.

Как только преподаватель вошёл в квартиру вслед за хозяином, Адам встретил его радостным возгласом и крепкими объятиями. Запаниковавший было Азирафаэль бросил встревоженный взгляд на Янга-старшего, но тот только утешающе, удивительно ласково улыбнулся, удаляясь в спальню и оставляя сына репетитору. Из-за этой самой улыбки волнующих тонких губ Адаму пришлось какое-то время тормошить Азирафаэля, чтобы тот скорее пришёл в себя.

Неприятная неопределённость и даже страх всё это потерять, что давили на мужчину ещё с вечера, рассыпались прахом, и на их место пришло светлое томление. Оно вспыхивало в груди каждый раз, когда в поле зрения преподавателя появлялся Кроули, уже переодевшийся в домашнее, но так и не снявший своих очков. Азирафаэль многое бы отдал, чтобы видеть его прекрасные золотисто-карие глаза всё время.

Время пролетело незаметно. На самом деле, большую часть занятия репетитор и мальчик болтали о всякой ерунде, и Азирафаэль учил его вязать новый узор. Адам пыхтел от напряжения, пытаясь привить самому себе усидчивость, и вытягивал кончик языка, справляясь с накидами; в такие моменты он как никогда напоминал преподавателю своего отца. Стрелка часов сползла почти к пяти, когда они услышали вдруг звонок в дверь. Азирафаэль невольно переглянулся с учеником, но тот только пожал плечами.

— Может, к папе по работе, — предположил он, снова переключая своё внимание на будущую кривоватую прихватку вырвиглазных цветов.

Однако минутой позже выяснилось, что приходили вовсе не причудливые покупатели антиквариата. Дверь в комнату Адама приоткрылась, и они оба, застигнутые врасплох, резко вскинули головы, хлопая ресницами.

На лице Кроули горела почти нежная ухмылка.

— Ну что, клуб благородных девиц, проголодались?

И повыше поднял руку с шуршащим пакетом.

— Роллы! — восторженно воскликнул Адам, подрываясь с места и оставляя незаконченное вязание на кровати. Мальчик тут же исчез в коридоре, а Азирафаэль жарко залился краской, стараясь не смотреть в сторону хозяина дома, и сделал вид, что совсем не голоден. В животе неприятно тянуло.

— Азирафаэль, — странно спокойным голосом окликнул его Кроули. Репетитор, взволнованно прикусив губу и молясь, чтобы живот не забурчал на всю квартиру, аккуратно поправил вязание Адама, чтобы небрежно оставленные петли не распустились. Его сердце забилось быстрее.

— Нет, спасибо, я не бу…

— Шагом марш на кухню, — со стальной твёрдостью приказал Кроули и отправился следом за сыном. Азирафаэль почти расстроенно надул губы, уронив пряжу на пухлые колени. Он так старался сопротивляться, не навязываясь лишний раз — показаться назойливым и наглым было для преподавателя хуже смерти. Ударить в грязь перед возлюбленным, что может быть ужаснее? Но времени на раздумья и своеволие Янги ему совершенно не оставляли. Репетитора буквально насильно заставляли чувствовать себя свободно и раскованно. Конечно, Азирафаэль был не против. С него словно снимали слой шелухи, как с луковицы, раз за разом, и даже после неловкого окончания их вчерашнего ужина он чувствовал себя комфортно с Кроули.

Поэтому, тяжело вздохнув, он послушно отправился на кухню.

Адам с довольным выражением лица уселся за столом, ловко расставляя на нём коробки с роллами. Кроули молча кивнул репетитору подбородком на стол, и тот, смущённо помявшись, всё же сел рядом.

— Это невежливо с моей стороны, — попытался возразить он. — И ты заплатил вчера за ужин…

В ответ Кроули потянулся и снял с себя чёрные солнцезащитные очки.

Золотистый змеиный взгляд хищно обжёг самое сердце замеревшего Азирафаэля. Он даже приоткрыл рот от удивления, и волна эмоций захлестнула его так, что мужчина на несколько мгновений утратил дар речи. По словам Адама, его отец снимал очки только в присутствии своего сына. Сейчас он спокойно смотрел прямо в ошарашенные светлые глаза преподавателя, и Азирафаэлю очень хотелось на время удалиться — хотя бы для того, чтобы восстановить дыхание. Любовь снова заставила мир вокруг закружиться в танце, как сухие листья на сильном ветру. Густо покраснев, он снова опустил взгляд, впиваясь глазами в столешницу. Репетитор буквально чувствовал, как сильно внутри раздаётся глухой стук сердца. Он не заметил, как Адам удивлённо-счастливо приподнял брови, глядя на отца, и как тот смущённо отвёл свой взор от мальчика, открывая соевый соус. Янги понимали друг друга без слов.

— И всё же, — выдавил Азирафаэль, стараясь, чтобы его голос не дрожал, и чуть поджал губы, чтобы они не расплылись в улыбке, — это некрасиво с моей стороны.

И не скрыл счастливого смеха, когда отец и сын одновременно закатили глаза с совершенно идентичным стоном.

Небесное тепло переполняло его, и репетитор был в шаге от того, чтобы интенсивно засветиться, как ангельский нимб. Безумная радость освещала всё вокруг, заставляя всех троих втайне желать, чтобы отныне так было всегда.

— Ты умеешь есть палочками? — спросил преподавателя Адам, протягивая ему деревянный прибор. Азирафаэль, очаровательно зарумянившись от радости, улыбнулся и кивнул:

— Конечно. Если честно, роллы — моё любимое блюдо, второе после блинчиков.

Адам мог буквально слышать шорох, с которым промолчавший Кроули записывал это у себя в голове.

Тягучее напряжение спало, словно его никогда и не было. Все трое помнили, что случилось после их предыдущей совместной трапезы, и боялись, что что-то может снова пойти не так, но всё обошлось. Время летело незаметно, пока они говорили, обсуждая всё подряд: одноклассников Адама, “дьявольски тупых” (цитируя) покупателей антиквариата, суровое начальство Азирафаэля в академии. Адам и репетитор пытались как можно тщательнее скрыть хохот, прыская в кулак, пока злой как чёрт Кроули воевал с палочками для еды. В итоге он разозлился окончательно и сердито запихал ролл в рот пальцами. Правда, теперь его сверкающие яростью змеиные глаза не пугали никого, а вызывали только широкую улыбку.

Адам довольно быстро расправился со своей порцией и снова удалился к себе в комнату, заканчивать свою первую в жизни прихватку. На этот раз в его блестящей идеями каштановой голове действительно не было хитроумных адских планов, достойных, разве что, какого-нибудь Антихриста. Он просто ушёл к себе в комнату и особо не задумывался над тем, что взрослые (его взрослые) остались наедине.

Азирафаэль, полностью расслабившись, сыто вздохнул, аккуратно утирая губы салфеткой, и благодарно улыбнулся:

— Лучшие роллы в моей жизни. Спасибо, Кроули.

Их недопоцелуй, конечно, не шёл из головы у обоих. Один очень тихо желал, чтобы второй повторил попытку, а этот самый второй в этом желании сомневался. Сколько проблем на Земле решились бы, если бы люди обладали телепатией!

Желание сблизиться было не единственным, о чём думал Кроули. Большее удовольствие он получал не от еды, а от вида уплетающего роллы Азирафаэля. Он буквально светился от радости, лучась уютом, и Змий готов был прямо сейчас предложить ему остаться у них навсегда, лишь бы каждый день ощущать это небесное прикосновение внутри. Репетитор быстро облизывался, ловко орудуя деревянными палочками, с которыми сам Кроули так и не справился, и его пухлые щёчки очаровательно надувались, когда Азирафаэль выбирал слишком большой ролл. Умиление смешивалось с возбуждением, оставляя Змия лишь тихо вздыхать и буквально пожирать преподавателя глазами. Вероятно, он слишком рано снял очки.

Намерения его были более, чем серьёзны, поэтому он вдохнул побольше воздуха и решился.

— Азирафаэль, — сказал он, и репетитор тут же перевёл на него искренний взгляд облачных глаз. — Я могу рассказать, если тебе всё ещё… Интересно.

Кроули не знал, почему для преподавателя это было так важно. Но раз уж он налажал тогда в их ссоре и с грёбаным не-поцелуем, то хотя бы здесь должен был сделать всё правильно. Змий уже понял, что влюбился без памяти, по-настоящему, до мучительной дрожи, и доверие было именно тем, что он должен был принять. Азирафаэль улыбнулся ему — кротко и ангельски, выбивая все оставшиеся сомнения.

— Конечно, — тихо ответил он. И тут же спохватился: — Но тебе не нужно, если не хочешь, дорогой. Я понимаю.

Всё, что хотел в тот момент Кроули — сползти на пол со стула, крепко обнять репетитора и уткнуться лицом в его пышные бёдра, чувствуя, как ласковая рука гладит по волосам и плечам. Вместо всего этого он приказал себе собраться, неосознанно ковыряясь палочкой в густом васаби.

И рассказал действительно всё. То, как он был счастлив, когда стал отцом, то, как его сердце разбилось на миллион осколков, то, как он переживал за Адама, сменил ради него работу, хоть денег им всё равно хватало. Сгорая от смущения и в который раз наступая на горло своей гордости, признался, что ревновал сына, и снова попросил прощения. На мягкое прекрасное лицо добрейшего ангела Кроули смотреть не мог, поэтому уронил голову на руки, не в силах больше поддерживать маску равнодушия и небрежности.

И всё его существо замерло, затаило дыхание, и кровь на мгновение перестала бежать по жилам. Всё потому, что рука Азирафаэля плавно опустилась на его потяжелевшую голову, и гладкие пальцы осторожно зарылись в егорыжие волосы. Преподаватель действительно стал поглаживать его по голове, чуть массируя кожу, и почти с благоговейным трепетом перебирал огненные пряди. От этих действий по спине Кроули пробежались крупные мурашки, его невольно передёрнуло от острого наслаждения; за всеми этими переживаниями Змий даже не заметил, насколько соскучился по прикосновениям. Он зажмурился, чувствуя, как пересохло во рту, и стиснул зубы, чтобы не застонать. Удовольствие было как физическим, от чего он нервно свёл колени, так и душевным, и в груди всё пульсировало, заставляя сердце умирать с каждым новым прикосновением. Это ощущалось, как настоящее чудо, и возымело поразительный эффект.

— Ты отлично справился, — прошептал Азирафаэль, боясь портить момент. Его голос вызвал у Кроули новую волну мурашек во всём теле. — И ты просто замечательный отец. Адам очень тебя любит.

Кроули невольно поднял голову, глядя в сияющие нежностью глаза репетитора. Тот, в свою очередь, затаил дыхание, видя искренние золотистые глаза, которые неумолимо завораживали его, как демонические чары.

“И я тебя” невысказанным повисло в воздухе.

========== На местах ==========

В следующий раз они встретились только через несколько дней. Кроули буквально похоронили под кучей заказов и звонков заинтересованных покупателей, и сердито фыркающая Бентли моталась по разным концам капризного Лондона. Расписание Азирафаэля изобиловало парами и лекциями, и иногда по вечерам его не хватало даже на успокаивающую кружку какао. Город словно давил на них, и одиночество скрашивалось лишь у одного из мужчин — когда сын встречал его дома.

Хоть они и не виделись, на их чувства это никак не влияло. Напротив, тягучее желание снова встретиться и не расставаться уже никогда усиливалось, разливаясь под кожей щекочущими мурашками, и мужчины могли только вздыхать, разглядывая свои телефоны, и ожидать весточки. К сожалению, желания их страстных сердец разбивались о гранитные стенки неуверенности.

Долго, впрочем, это не продлилось.

Кроули как раз покидал пригород Лондона, возвращаясь на оживлённые улицы. В салоне привычно урчал мотор, подпевая Фредди, и слишком высокая в черте города скорость помогала мужчине напряжённо размышлять. Они с Азирафаэлем не виделись четыре грёбаных дня, и нервы Змия пылали адским огнём. Он срывался на всех и вся (кроме Адама), и несколько его растений от ужаса вымахали так, что их пришлось пересаживать в горшки побольше.

Кроули всерьёз думал или позвонить, или хотя бы написать репетитору. Узнать, как он там вообще, справляется ли с работой; впервые попросить прийти к ним без какого-либо предлога. Уже давненько большую часть “занятий” Азирафаэль просто проводил время с Янгами, и все трое млели от уютного удовольствия. Литература стала только его поводом прийти. Конечно, Змий не мог просто позвонить и сказать “Пакуй чемоданы, ангел, и жди меня через полчаса, мы с Адамом хотим видеть тебя каждый чёртов день”. Или мог? Хищные пальцы Кроули крепче стиснули кожаный руль, и от неожиданной мысли его заполнило щекочущее предвкушение. Эти танцы вокруг да около порядком ему надоели. Он чувствовал, что не надо торопиться — до сих пор ведь ломал голову над фразой преподавателя после ужина, — но терпение никогда не было его коньком. Робость и нерешительность его исчезли, когда он узнал, что прощён, и кипящие невысказанные чувства ещё больше подогревали дьявольское пламя в груди.

Совершенно нелепая мысль поговорить об этом с Адамом или Пеппер оказалась грубо отброшена куда подальше. Он, в конце концов, взрослый мужчина, неужели не разберётся?

Кроули длинно, свистяще выдохнул, вынужденно замерев перед очередным алым светофором. Когда он рассказал Азирафаэлю о бывшей жене, тяжёлый груз упал с его плеч, словно всё это время он был атлантом, державшим небесный свод. Появившаяся лёгкость открывала ему новые дороги в будущее, а его Змий не видел без ангельского репетитора с божественной улыбкой, от которого всегда так заманчиво пахло приятно-сладким. После этого они словно сблизились ещё больше, и у Кроули в груди всё чесалось от ощущения, что пора закругляться с этими бродилками вокруг да около. Азирафаэль не приходил бы к ним, если бы не хотел, так? И после того, как Кроули распускал губы в Бентли, преподаватель мог бы отвесить ему щедрую пощёчину и больше с ним не встречаться, но он этого не сделал.

Кроули вдавил педаль газа в пол, и машина понеслась навстречу зелёному сигналу — как реальному, так и метафорическому.

Они же не дети, в самом деле. И Кроули совершенно ясно осознавал, какой он хочет видеть свою жизнь.

С такими мыслями, обрадованный их неожиданной логичностью и связностью, Кроули свернул в квартал, в котором находился дом Янгов. Его взбудораженный взгляд быстро окинул улицу, и вдруг он зацепился змеиной хваткой в одну из вывесок, что заставило его резко вывернуть руль. Мир стремительно повернулся под возмущённый автомобильный сигнал сзади, но ничего этого владелец Бентли не замечал. Он только снял чёрные очки, впившись в витрину магазина золотистыми глазами, засиявшими с новой силой.

Его осенило.

Азирафаэль направлялся по выученному наизусть адресу едва ли не вприпрыжку. Он не видел Янгов целых четыре дня и успел страшно соскучиться по невинной улыбке Адама и демонически обаятельной ухмылке его отца.

От одной мысли мягкие щёки репетитора залила взволнованная краска, и он почти смущённо улыбнулся себе под нос. По Кроули он скучал особенно, и не только по его улыбке.

Ему очень хотелось предпринять какие-то действия, чтобы стать ещё ближе, но он понятия не имел, что ему стоит сделать. Тем более в рамках дозволенного. Иногда в голову преподавателя колокольным звоном врывались рассеянные мысли, вызванные его тайными желаниями, но Азирафаэль тут же отметал их куда подальше. Ну не может он вот так просто поцеловать Кроули первым при встрече. Это попросту неприлично, тем более без объяснений, а говорил бы репетитор очень долго и запутанно. О чувствах ведь. Так что он был уверен, что Змий бы просто заснул, не дожидаясь финальных слов.

Но все эти переживания меркли на фоне того, что он направлялся сейчас к Янгам. Каких-то пять минут, и преподаватель снова увидит эту маленькую семью, частью которой так мечтает стать. Радостное предчувствие затопило его полностью, как стеклянную чашу со святой водой, и Азирафаэль лучился улыбкой, ярко выделяясь на фоне угрюмых прохожих. От его светлой кожи словно исходило свечение, и мужчина будто не шёл, а плыл по воздуху, не касаясь ногами грязного серого асфальта.

Правда, лёгкое разочарование укололо его, когда возле подъезда он не увидел чёрную красавицу-Бентли. Неужели всё ещё занят работой? Подавив грустный вздох, Азирафаэль вошёл в дом, направляясь к лифту. Что ж, возможно, они с Адамом дождутся его вместе. Может, даже приготовят что-нибудь поужинать. От этих мыслей лицо репетитора снова осветилось; не было большего удовольствия, чем смотреть, как рассерженно шипящий на всех Кроули расслабляется за столом, и голодный яростный блеск в его золотистых глазах заменяется спокойным удовлетворением.

— Азирафаэль! — радостно воскликнул Адам, тут же вызывая у преподавателя широкую улыбку. Он охотно обнял мальчика в ответ, когда тот закрыл за ним дверь.

— Привет, милый, — просиял он, аккуратно вешая кремовое пальто на уже с в о й крючок в прихожей. — Папа дома?

— Не, — отозвался Адам, почти отбирая у него портфель и любопытно заглядывая в него. — Поехал к какому-то покупателю, сказал, что скоро вернётся. Он в последнее время очень занят… Ух ты! Мы будем сегодня читать стихи?

Проза ему давалась намного лучше, но Адам почему-то загорелся именно поэзией, хоть и не был особо в этом талантлив. Несмотря на это, Азирафаэль очень хотел ему помочь, поэтому стал уделять намного больше внимания стихам. За занятием они не заметили, как прошло примерно полчаса, и вскоре оба услышали долгожданный звук повернувшегося в двери ключа. Мгновенно оторвавшись от книг, они переглянулись и почти одновременно поднялись со своих мест. Адам со скоростью света выскочил в коридор, и Азирафаэль, усилием воли отбросив смущение, вышел следом.

В этот раз, едва увидев их, Кроули сбросил очки сразу, и репетитор едва не задохнулся от восторга. Его переполняла радость долгожданной встречи и вид сияющих тёпло-медовых глаз; было странно подумать теперь, что когда-то они казались ему опасными и холодными. Мужчина пытался сбросить с себя ботинки, а другой рукой придерживал что-то довольно крупное за пазухой. Уголки его тонких губ подрагивали, словно он с трудом сдерживал широкую улыбку; Змий небрежно швырнул на тумбочку какой-то пакет и сделал, наконец, пару шагов от прихожей.

— Здорово, — фыркнул он им обоим. — Эй, Адам, смотри-ка.

И мальчик, и репетитор затаили дыхание, когда Кроули присел на корточки и расстегнул кожаную куртку.

— НЕ МОЖЕТ БЫТЬ! — завизжал Адам на всю квартиру, так, что отец не выдержал-таки, расхохотался во весь голос, когда мальчик со всех ног рванул вперёд и очень бережно подхватил на руки маленького чёрно-белого щенка.

— Боже, пап, — простонал Адам, пряча лицо в короткой шёрстке и глухо всхлипывая. Кроули фыркнул, пытаясь вернуть лицу более равнодушное выражение:

— Ну, это ты не по адресу. Выгуливать, кстати, будешь сам, — словно вспомнив, он вытянул указательный палец, приподняв рыжие брови.

Это случилось как-то одновременно. Сошедший с ума от неожиданного счастья Адам, уже не пряча налившиеся слезами глаза и не спуская из рук свой подарок, кинулся к отцу, и Азирафаэль, у которого от этой картины сердце едва не взорвалось, сделал то же самое, не отдавая себе отчёта. Головокружительное доверие и ощущение того, что Кроули внял его словам, можно сказать, принял участие репетитора в жизни сына, просто выбило из головы счастливого мужчины все мысли. Поэтому они вдвоём с неопределёнными восклицаниями буквально повисли на ошарашенном Змие, крепко его обнимая. Тот колебался считанные мгновения, окружённый любовью и вниманием, от которых тихо млел внутри, как масло на нагретой сковороде. Бездумная радость охватила его, и он, пряча широкую улыбку где-то в белых кудряшках бормочущего Азирафаэля, обнял их обоих. Левой рукой мужчина обнял дрожащие плечи сына, а правой — долгожданную талию репетитора, и едва не задохнулся от бешеных ощущений. Комок крепких объятий разбавлялся щенячьим скулежом, и едва все трое успели подумать, что хотят застыть так на всю жизнь, словно в сладком янтаре, Адам взял себя в руки. Он отстранился, продолжая держать щенка одной рукой, и утирал слёзы рукавом свитера, убеждаясь, что не придавил собаку по неосторожной глупости.

— Спасибо, пап, — выдавил мальчик, но отец не успел ему ответить.

Сам от себя такого не ожидая, Азирафаэль, горячо выдохнув “Спасибо”, обхватил Кроули за шею обеими руками, тесно прижимаясь, и мужчина незамедлительно обвил жёсткие руки вокруг пухлой талии. Всё вокруг смешалось в ощущениях, запахах и дыхании друг друга; в сильных змеиных объятиях у Азирафаэля постыдно подкашивались колени, а Кроули, крепко прижимая мягкое тело, понимал, что реальность оказалась намного лучше его фантазии. Правда, блаженство продлилось недолго. Смутившись своих же действий, преподаватель поспешно отстранился, неловко отводя взгляд и пряча полыхающие щёки. Кроули бессознательно стиснул его крепче, не желая это прекращать, но потом тут же смущённо кашлянул, поспешно выпуская мужчину из кольца своих рук. Острые скулы его горели.

Пытаясь игнорировать дискотеку мурашек удовольствия на спине, Азирафаэль повернулся к щенку и умиленно погладил его.

— Как назовёшь? — хрипло хмыкнул Кроули, тут же запуская руки в карманы брюк, чтобы не было такого соблазна вновь прижать репетитора к себе.

Адам задумчиво поднял всё ещё покрасневшие глаза.

— Псом, — наконец выдал он.

Щенок весело тявкнул.

После такого поэзия, конечно, отошла на второй план и оказалась окончательно забыта. Адам увлечённо гуглил всё, что можно было найти о собаках и их воспитании. Сначала все втроём смотрели на то, как Пёс неуверенно обнюхивал миску с едой — кто-то с восторженным умилением, кто-то со спокойным интересом. Щеночек всё же покушал заранее купленный Кроули корм и после этого отправился с Адамом в его комнату.

Азирафаэль помогал ему записывать всё самое необходимое о дрессировке, воспитании собак и прочих важных вещах. Он тихо улыбался от безудержного счастья. От крепких объятий Кроули до сих пор сладко покалывало во всём теле, и то, что он стал свидетелем и почти участником такой семейной сцены, подняло его настроение до самых райских врат, отблескивающих в небе святым золотом. С каждой секундой внутри нарастало что-то безудержно мощное, угрожающее снести все строгие рамки и железные прутья, и Азирафаэль неуютно ёрзал на месте, не понимая, что с ним происходит. На самом деле, его сильная от природы интуиция не подвела его и в этот раз. Сейчас репетитор этого не понимал, но Судьба приветливо махала ему ладонью из-за поворота.

Переволновавшийся Адам вдруг тяжело вздохнул, с сомнением взглянув на Пса. Преподаватель моментально заметил это, обеспокоившись.

— Что-то не так, Адам?

— Пить хочется, — признался мальчик, — но я не хочу оставлять сейчас Пса…

Подавив слишком очевидный вздох умиления, Азирафаэль поднялся с постели. Он направился к двери, отвернувшись от этой сладкой парочки, и был рад, что Адам не видит сейчас его глупейшей улыбки во всё лицо.

— Я сделаю чай, не волнуйся, — сказал он. Адам весело крикнул ему в спину:

— Спасибо!

Посмеиваясь над тем, каким всё-таки ребёнком оставался этот развитый не по годам мальчишка, Азирафаэль неторопливо направился на кухню. В голове его царил полный радостный сумбур.

Репетитор не ожидал увидеть на кухне хозяина дома, поэтому от неожиданности на мгновение замер на пороге. Правда, тут же собрался и прошёл, мысленно упрекая себя: Господи, это же его дом, что странного в том, что он здесь?

Кроули тут же хищно впился в него взглядом, и Азирафаэль не смог подавить смущённую улыбку при виде его открытых янтарно-карих глаз.

— Адам не хочет расставаться с Псом, — словно оправдываясь пожал он плечом, приподнимая с плиты чайник. На этой кухне преподаватель чувствовал себя комфортнее, чем на своей собственной. Он ждал, что Змий или фыркнет, или отшутится, или голосом строгого отца скажет, что его не надо так баловать, а то совсем от рук отобьётся. Вместо этого Кроули вдруг шумно прочистил горло и чуть наклонился вперёд, упирая локти в колени.

— Азирафаэль.

Мужчина вздрогнул, едва не разливая чай. Голос Янга был твёрдым, отдавал даже чем-то звеняще металлическим, и волна испуга охватила репетитора с ног до белых кудрей. Он обернулся, нервно облизывая пересохшие губы, и наткнулся на огненный взгляд. Неприятное чувство скользким комком скрутилось в животе; чего-чего, а ещё одной ссоры он не хотел, поэтому открыл было рот, чтобы начать успокаивать Змия, но его прервали.

— Скажи честно, я тебе противен? — выпалил Кроули, почти отчаянно вскидывая взгляд. Глаза его чуть расширились, и он плотно сжал губы, пытаясь себя сдержать, но плотина уже была разбита вдребезги наплывом эмоций. Хватило одного взгляда в небесно-светлые глаза застывшего преподавателя, чтобы у Змия сорвало последние предохранители.

Азирафаэль вполне предсказуемо замялся, изумлённый таким неожиданным и дьявольски глупым вопросом, приоткрыл пухлые губы, и Кроули едва не взвыл. Он поражённо-болезненно зашипел, жмурясь и встряхивая рыжими вихрами:

— То есть чёрт возьми, я не так выразился. Я имею в виду… Слушай, я понимаю, если что. Накосячил выше крыши, да? — он опустил взгляд на собственные руки, пальцы которых нервно сцепились в замок. — Жалко, наверное. Это выглядит так, как будто я сразу кидаюсь, но на самом деле ни хрена подобного, я просто…

Кроули замолчал, пытаясь перевести дыхание. Сердце бешено билось где-то в горле, словно тяжёлый молот со звоном опускался на наковальню. Нужные слова упорно не хотели идти на ум, и он низко зарычал от смущения и даже отчаяния. Это адское варево могло бы окончательно поглотить его, если бы Азирафаэль, опустивший кружку с чаем на стол, вдруг тихо не произнёс бы:

— В таком случае… Я тоже… Сразу кидаюсь.

Не отдавая себе отчёта, Кроули хищно вскинулся. Репетитор заламывал пальцы, густо краснел, как спелая клубника, но смотрел прямо на него — со светлой надеждой, и от этого взгляда у Змия всё пусто звенело в голове. В ушах стоял шум, и он был не в силах поверить, что это всё происходит на самом деле; мышцы напряглись, раскалились, как угли в костре Преисподней. Азирафаэль продолжал смотреть на него, его ресницы судорожно трепетали, и Кроули подскочил, приближаясь, непроизвольно, словно вся сущность взволнованного преподавателя притянула его к себе со всей силой, которая у неё была. Глаза их сияли, и репетитор на грани слышимости произнёс:

— Кроули, ты знаешь… Я ведь люблю тебя.

Его выдох растворился на обжигающих губах Кроули.

Они оба совершенно не знали, что делать, но их отчаянно бьющиеся сердца подсказывали им. Поэтому Змий как можно нежнее целовал податливые сладкие губы, прижимая Азирафаэля к себе за талию, и был уверен, что сейчас всё сделал правильно. Убеждённость его окрепла и тут же пропала; все лишние мысли испарились, как по щелчку пальцев, потому что ничего уже не имело значения. Потому что преподаватель трепетно выдохнул, почти бессознательно отвечая на долгожданный поцелуй, и обеими руками зарылся в огненные волосы.

Прикосновения друг друга больше их не обжигали, и приятное тепло разливалось под кожей; они самозабвенно целовались, и хрустальные мурашки бежали по телам, вспыхивая между лопаток, где у них могли бы быть крылья.

Они целовались нежно, медленно, пробуя наконец друг друга, и оторвать их сейчас от этого занятия не мог бы даже конец света. Ласковые ладони приносили ещё больше удовольствия, заставляли яркие огни вспыхивать под сомкнутым веками, и двое мужчин забыли обо всём, чувствуя себя полностью и безгранично счастливыми. Когда они наконец отстранились друг от друга, Азирафаэль не смог подавить широкой улыбки, и Кроули немного неуверенно ответил ему такой же, правда, от такой искренности его губы робко вздрагивали. Они смотрели в блестящие глаза и на раскрасневшиеся лица друг друга и не могли поверить, что оба решились-таки на это.

От двери на кухню раздался шорох, и мужчины, невольно вздрогнув, одновременно повернули головы. Там стоял Адам, поглаживающий за ухом притихшего Пса, и улыбался так широко, что щёки начинали болеть.

— А я за чаем, — довольно протянул он, как Чеширский кот.

Азирафаэль смущённо вспыхнул, пытаясь отпихнуть Кроули и переместив ладони на его напрягшиеся плечи, но тот лишь по-змеиному зашипел, опасно сверкая глазами:

— Брысь!

Совершенно не обижаясь, Адам с громким смехом убежал обратно, и Пёс вторил ему радостным лаем. Горящий от стыда Азирафаэль пытался было возразить, но его бесцеремонно заткнули более уверенным и страстным поцелуем, и он моментально растаял, отдаваясь сильным рукам и властным горячим губам Кроули. Всё наконец-то встало на свои места.

Может, это было демоническим чудом?

Комментарий к На местах

фух ;)

Дорогие читатели! Работа подходит к концу, но не расстраивайтесь, вас ждёт ещё кое-что интересное ;)

========== Несгораемые (осторожно! Тут NC-17!) ==========

Комментарий к Несгораемые (осторожно! Тут NC-17!)

пришлось-таки повысить рейтинг, не удержалась ;)

Огромное всем спасибо ещё раз за отзывы! Вы - самые благодарные читатели, я вас просто обожаю))

Утро окрашивало стены и пол в обычно тёмной квартире в золотисто-медовые цвета. Лучи плавно заливали комнаты с потолка и до самого пола, и сонная тишина постепенно наполнялась жизнью. Первым звуком был громкий собачий лай, за которым последовал протяжный хриплый стон.

- Адам, - почти прорычал рыжеволосый мужчина куда-то в белые растрёпанные кудри, заставив второго слегка вздрогнуть. - Успокой этого Цербера и дай поспать.

Ответом ему служил усилившийся весёлый лай и обречённый возглас самого маленького хозяина.

Кроули, вяло чертыхнувшись и плотнее сжимая веки, постарался снова провалиться в сон, крепче сжимая талию полусонного репетитора. Тот издал еле слышный вздох, постепенно просыпаясь, и заёрзал, очень неудачно потираясь ягодицами о пах хозяина дома. Змий свистяще зашипел, чувствуя, как определённая часть его тела неумолимо пробуждается.

- Доброе утро, дорогой, - пробормотал Азирафаэль, ещё не до конца проснувшись. - Который час?

- Доброе, - буркнул в ответ Кроули под аккомпанемент заливающегося Пса. - Без понятия.

Его ладонь скользнула чуть дальше и идеально легла на мягкий округлый животик, от чего ткань трусов натянулась ещё больше. Живот свело сладкой судорогой, и он прижался ещё плотнее. В этот раз преподаватель уж точно не мог не заметить, как возлюбленный прижимается к нему сзади горячо и твёрдо, и почти испуганно выдохнул, окончательно пробудившись.

- Кроули?…

- Схожу в душ, - почти обречённо выдохнул Змий, приподнимаясь на локте. Последнее, что ему сейчас хотелось - это покидать мягкую постель с не менее мягким и таким соблазнительным Азирафаэлем, но он заставил себя коротко чмокнуть его в висок и, поднявшись с кровати, покинуть спальню.

Его возлюбленный зефирный репетитор жил с Янгами уже неделю. Его присутствие давно стало освещать холодновато-мрачные стены, но когда он переехал-таки к ним окончательно, скромно держа в руках тяжёлые чемоданы, которые Кроули пришлось отбирать едва ли не силой, их квартира преобразилась полностью. Многое в ней оставалось таким же, как было: до зубовного скрежета вежливый, Азирафаэль разбирал свои вещи с черепашьей скоростью, но потом, войдя во вкус, принялся обустраивать квартиру. Он наполнил её таким уютом, что Янги какое-то время иногда просто ошарашенно переглядывались друг с другом: они и представить не могли, что дома может быть н а с т о л ь к о здорово. Уют сиял чистотой и свежестью из каждого уголка квартиры; правда, в отношении атласных ленточек, которые репетитор, вредничая, повязывал на испуганные растения бантиками, Кроули был категорически против.

Одно лишь дело оставалось нерешённым, и это беспокоило Кроули. Чертовски, дьявольски напрягало. Азирафаэль жил у них уже неделю, но у них ещё ничего не было.

Огромными, нечеловеческими усилиями своей стойкости Змий сдерживался, не давил на него, совершенно невинно обнимая перед сном. Но контролировать себя с каждым днём было всё сложнее; возбуждение занозой сидело внутри, заставляя кровь кипеть, и Кроули кусал изнутри щёки, чтобы хоть как-то сдержаться и не провожать взглядом соблазнительные округлые бёдра.

Это было чёртовой пыткой.

Оставалось лишь гадать, знал ли об этом Азирафаэль. Кроули пытался поговорить с ним на эту тему, но преподаватель лишь смущённо улыбался и просил его не торопиться.

- Слишком быстр, да? - раздражённо прошипел Кроули, несдержанно лаская себя в душе. Его шёпот затонул в шуме бегущей воды.

Может, ещё не время, думал Кроули, стараясь перевести дыхание после тягучего оргазма. Напряжение спало, но желание продолжало зудеть в паху, стоило ему представить мягкое полноватое тело возлюбленного. Любовь, греющая изнутри, ещё больше распаляла его страсть, и он знал, что скоро сорвётся. Может, ему стоит быть чуточку более настойчивым?

Терять Азирафаэля из-за этого было бы самым дебильным поступком в жизни Кроули, но он был абсолютно и совершенно точно не каменным, и сердце в его груди билось слишком сильно. Засыпать вместе с любовью всей своей жизни и не иметь возможности откровенно его приласкать было невыносимо.

Накинув лишь чёрные домашние шорты, хозяин дома покинул ванную, с полотенцем наперевес направляясь на кухню. Оттуда уже доносились весёлые голоса и звонкий собачий лай, а по квартире разнёсся аромат свежих блинчиков. Это заставило Кроули невольно усмехнуться: Азирафаэль всегда старался радовать их чем-то вкусненьким. Правда, сначала Змий получил хорошую трёпку за то, чем он ранее кормил сына.

Едва Кроули вошёл на кухню, небрежно бросив полотенце на тумбочку в коридоре, Пёс подскочил к нему, заливаясь на все лады и размахивая хвостом так, что его задние лапы ходили ходуном. Не понятно, почему, но отца своего маленького хозяина он любил не меньше, чем добрейшего ангела с очень удобными мягкими коленями, хотя Янг-старший был скуп на ласки. И зачастую сгонял собаку с коленей Азирафаэля, чтобы улечься на них самому.

- Здорово, чудовище, - фыркнул Кроули, проходя к столу. Азирафаэль, стоявший у плиты, с ласковой улыбкой обернулся, но тут же вздрогнул, смутившись, и снова обратил максимально сосредоточенное внимание на шипящую сковороду. Змий так и застыл, не обращая внимания на то, что Адам бесцеремонно стырил блин с его тарелки.

Он мог бы, Дьявол его побери, поклясться, что в потемневших глазах возлюбленного ангела загорелось вожделение. Перед тем, как он торопливо отвернулся, взгляд преподавателя жадно скользнул по обнажённому жилистому торсу.

Уверенность Кроули в решительных действиях окрепла окончательно.

- Пап, - неуверенно подал голос Адам, уже прикончивший свой завтрак, и оба взрослых мгновенно перевели на него взгляд. Мальчик непривычно замялся, уставившись в пустую тарелку. - Ты только не сердись, ладно?

- Так, - угрожающе низко протянул Кроули, но Азирафаэль тут же накрыл его руку своей, успокаивающе погладив её.

- Тише, дорогой, - спокойно произнёс он, и Адам с благодарностью взглянул на репетитора. - Что-то случилось?

- Ну, - чуть увереннее начал мальчик, зная, что преподаватель хотя бы попытается его защитить. - В общем, тебя сегодня вызывают в школу. В семь часов. Но это не моя вина, - поспешно добавил он, видя, как золотистые глаза отца опасно прищурились.

- Что на этот раз? - грозно спросил Кроули, и Азирафаэль полностью продублировал его взгляд, но не так мрачно. Его пухлая ладонь так и застыла на смуглой руке Змия. Адам смущённо кашлянул, лихорадочно соображая, как выкрутиться. Расстраивать их обоих не хотелось.

- Ты только не кипятись… В общем, миссис Бёрнс меня довела, и я сказал ей, что у неё тупые консервативные взгляды на жизнь.

Оба взрослых выдохнули в унисон. Адам даже как-то расслабился; теперь, когда с ними жил любимый Азирафаэль, готовый разрешить любой конфликт, он не так боялся рассказывать отцу о своих проделках.

- Ничего страшного, милый, - улыбнулся репетитор. - Просто в следующий раз помни, что ты - воспитанный мальчик, а вежливые люди такое не говорят, тем более старшим.

- И из-за этого меня вызывают? - фыркнул Кроули, снова поднимая вилку со стола. - Мог сказать ей хотя бы, что она - ненормальная старая карга.

Азирафаэль повернулся к спокойно жующему блинчик возлюбленному с совершенно нечитаемым выражением лица и немым тяжёлым укором во взгляде. Адам, глядя на обоих взрослых, прикусил губу, чтобы не рассмеяться звонко и весело от несдерживаемой радости.

У него были самые крутые родители на свете.

Возвращаясь вечером домой по чёртовым лондонским пробкам, Кроули ничего особенного хорошего не ждал. Конечно, это было его образное нытьё, вызванное тем, что на родительском собрании его промариновали целый час: Адам всегда был необычным ребёнком, поэтому и в классе он выделялся больше всех. Раздражающая миссис Бёрнс, морща крохотный нос, всячески старалась уколоть Янга-старшего, так как видела в угрюмо стиснутых челюстях и упрямо скрещенных на груди руках своего самого несносного ученика. Ей здорово повезло, что она решила не говорить этого вслух.

Стремительно выехав на окончательную улицу, отделяющую мужчину от его тихой гавани, Кроули раздражённо вздохнул. На визг тормозов он даже не обратил внимания, только как можно быстрее покинул любимицу, по пути к подъезду ласково потрепав её по блестящему капоту. Ему не терпелось поскорее попасть домой, к любимым людям и тёплому ужину.

Пару дней назад они все вместе смотрели фильм в гостиной. Кроули раскинулся на диване, буквально расплываясь по нему уставшим телом, Адам сидел справа, доверчиво уткнувшись виском в его плечо, а Азирафаэль уместился слева, так, чтобы их ноги соприкасались, и часто отвлекался от вязания, чтобы заинтересованно взглянуть в экран. Пёс сидел на полу, как-то удивительно приятно прижимаясь к его ноге, и Кроули в этом уюте чувствовал себя таким счастливым, что едва мог присоединиться к оживлённому обсуждению фильма. Он этого не показывал, но вот такое времяпрепровождение было совершенно полностью ему по душе, и он даже забыл о своей усталости.

Надеясь на что-то вроде этого, всё ещё взведённый до предела Кроули громко вошёл в квартиру, чуть хлопнув дверью. От закипающей злости рука дрогнула, и от грохота ему как-то даже стало легче. На кухне что-то шкворчало.

- Я дома, - крикнул он, кидая ключи на тумбочку и начиная разуваться. В коридор тут же выбежали Адам и Пёс, практически наперегонки, и плохое настроение не выдержало такой грозной атаки.

- Привет, пап, - воскликнул мальчик, и Пёс вторил ему радостным вилянием хвоста. От внимательного взгляда Кроули не скрылось то, как сын неуверенно потеребил рукав толстовки, поэтому он снял очки и молча вскинул рыжую бровь. - Слушай… Можно мне к Брайану с ночёвкой? Завтра всё равно суббота, а его родители не против.

Он воодушевлённо принялся приводить аргументы, доказывая застывшему отцу, что он уже парень взрослый и отлично со всем справится, но Кроули как-то выпал из реальности. Мысли его, разрозненные, вдруг подтянулись, как строй солдат. Сначала он хотел возмутиться, запретить, потому что Адам вчера так увлёкся стихами, что забыл надеть футболку под расстёгнутую куртку и прошёл так пол-дороги до школы, но…

Ночёвка. Адама не будет всю ночь и, скорее всего, всё утро, практически до обеда. Значит, они с Азирафаэлем будут наедине.

В животе снова приятно зашуршало змеиными кольцами, и Кроули сильно сжал переносицу, почти обречённо зажмурившись.

- Хреновый я отец, - пробормотал он.

- Что?

- Можно, - сдался Кроули. Он едва ли не краснел, понимая, что выходит из роли хорошего родителя только для того, чтобы удовлетворить свои желания. Тем более репетитор мог не согласиться… Но, Дьявол его побери, это был отличный шанс. Змий не мог его упускать. - Но на звонки чтоб отвечал тут же, понял? Хоть один пропущенный будет - ремнём отхожу, когда вернёшься.

Адам торопливо закивал. Они оба знали, что у Кроули почти никогда не поднималась рука - максимумом были тяжёлые подзатыльники, от которых у мальчика в глазах плясали звёзды. Но он решил подыграть отцу. Тому и так было сложно его отпустить, подумалось мальчику.

- Спасибо, пап, ты лучший! - он крепко обнял мужчину и тут же убежал к себе в комнату. Пёс со звонким лаем кинулся за ним, а Кроули, усмехнувшись, свернул на кухню. Усталость и ярость как рукой сняло; медово-сладкое предвкушение охватило каждую клеточку его тела.

Азирафаэль, увлечённый очередной книгой, пил чай. Правда, стоило ему услышать шаги возлюбленного, он тут же оторвался от неё и вскинул радостный взгляд, улыбаясь.

- Привет, дорогой, - тихо выдохнул он. Кроули по-кошачьи мягко подошёл к нему вплотную, наклоняясь.

- Привет, ангел, - шепнул он в приоткрывшиеся губы. Это должен был быть уже привычный им поцелуй, быстрый и нежный, лёгкое соприкосновение губ; Азирафаэль всегда успокаивал его этим, когда Змий возвращался, доведённый покупателями до ручки. В этот раз Кроули подался вперёд увереннее, касаясь гибким языком губ, и прижался крепче, когда от неожиданности репетитор попытался отстраниться. Спустя пару мгновений Азирафаэль выдохнул спокойнее, отвечая на глубокий поцелуй, и краска бросилась обоим в лицо; Кроули, лаская влажный нежный рот, едва глаза не закатил, представляя, что сегодня будет делать с любимым ангелом. Тот отвечал неумело, робко, но заинтересованно подавался, послушно повторяя действия языка Змия, и это не могло не заставить его дрожать от предвкушения.

Когда они отстранились друг от друга, заалевший Азирафаэль потешно облизнулся, глядя на него широко распахнутыми глазами. Они немного потемнели, подёрнувшись лёгким туманом, и Кроули расплылся в хитрой ухмылке, намекающе подмигнув ему. Кажется, преподаватель был не таким невинным, как можно было предположить, по крайней мере, горячий намёк он понял тут же, потому что вспыхнул ещё ярче и поспешил отвернуться к книге.

В это время в коридор выскочил Адам с рюкзаком за спиной, наматывая на кулак длинный поводок. Взрослые, не сговариваясь, одновременно вышли в прихожую. Пёс взволнованно кружился на месте, и Кроули подозрительно покосился на него:

- Ты берёшь его с собой?

- Да, - легко ответил мальчик, торопливо завязывая шнурки кроссовок. - Там не против, не волнуйся. Вряд ли вы встанете в шесть утра, чтобы с ним погулять.

- Но мы можем попробовать, - хихикнул Азирафаэль, но Адам всё равно с улыбкой покачал головой.

- Пёс справится, - уверенно сказал он. - Правда, Пёс?

Тот согласно гавкнул.

- Звук на телефоне не отключай, - грозно наказал Кроули, чуть хмурясь, чтобы прибавить виду больше серьёзности. Рядом Азирафаэль с широкой улыбкой махнул рукой:

- И не ложитесь слишком поздно!

Закатив глаза, Адам попрощался с ними обоими и торопливо выскользнул за дверь, пока ему не накинули новых правил. Пёс радостно побежал за ним, и его хвост подрагивал перед новым и неизвестным.

Квартира погрузилась в уютную тишину. Азирафаэль, нежно улыбнувшись, повернулся к Змию.

- Ты молодец, что разрешил ему, - сказал он. - Адаму важно знать, что ты ему доверяешь.

И, не удержавшись, ласково положил ладонь на его щёку. Кроули, перехватив её своей рукой, прикрыл глаза, на несколько мгновений тепло прижимаясь губами к её центру, и довольно усмехнулся на раздавшийся резкий вздох.

- Азирафаэль, - шепнул он, медленно открывая затуманенные янтарные глаза. - Ты голоден?

Репетитору потребовалось несколько секунд, чтобы прийти в себя и сообразить, что от него ждут ответа. Он бездумно смотрел на губы Кроули и учащённо дышал, кажется, даже не осознавая собственного возбуждения, и Змий едва подавил снисходительный смешок. Не сводя взгляда с его румяного лица, он дразняще прикасался губами к его ладони.

- Н-нет, - на пределе слышимости выдохнул Азирафаэль. Ухмылка Кроули стала до того плотоядной, что преподавателю на доли секунды показалось, что перед ним промелькнул раздвоенный язык.

- Чудно, - прошипел он и, резко подавшись вперёд, обжёг пухлые губы репетитора страстным поцелуем. Из груди мужчины вырвался резкий вздох, когда его обняли за талию и рывком прижали к себе, мучительно нежно и сильно терзая его рот. От наплыва почти неизведанных ощущений закружилась голова, и Азирафаэль, крепко зажмурившись, доверчиво обнял пылающего Змия, удобно уместив ладони на его спине, сминая ткань чёрного пиджака. Кроули был родным, и они были друг у друга, поэтому преподаватель не сомневался ни секунды, стараясь не отставать в поцелуе, хоть и невольно поддавался ведущему возлюбленному; его губы и язык словно плавились от такого решительного напора.

Сомнений не было, но Азирафаэль был не из тех, кто с разбегу бросается в чёрное озеро, не зная, что скрывается в его тёмных опасных глубинах. Поэтому когда ладони Змия почти незаметно скользнули на ягодицы и сжали их сквозь ткань домашних штанов, репетитор вздрогнул, панически пытаясь отстраниться. Испуг смешался с желанием, спустившимся в пах тугим узлом, и он взглянул в обжигающе медовые глаза, тяжело дыша.

- Кроули, я не думаю, что… - пролепетал мужчина, хотя каждый сантиметр его взволнованного тела умолял его самого заткнуться. Кроули, кажется, разделял это полностью. Его глаза опасно полыхнули.

- Ну что такое? - прошипел он, но слишком раздражённо, как оказалось. Азирафаэль опустил глаза, и его вид тут же стал виноватым.

Кроули мысленно сломал самому себе нос.

Ладоней с мягких округлостей он убирать не спешил; слишком идеально они легли в его руки, и Змий стал аккуратно их поглаживать, чтобы не напугать возлюбленного ещё больше. Сердце словно раздвоилось, и теперь не только грудь, но и горло глухо вздрагивали в такт.

- Понимаешь, - начал Азирафаэль, переместив руки на плечи Кроули. Он растерянно стал перебирать пальцами лацканы его пиджака и воротник рубашки, уставившись куда-то в район ключиц, лишь бы не смотреть в горящие глаза напротив. Тогда все мысли тут же теряли связность. - Я… Стесняюсь. И мне немного страшно.

Выпалив это на одном дыхании, честно и открыто, репетитор всё же вскинул взгляд. Змий мгновенно понял, что нужно делать, и пьяное предвкушение ударило в голову, как пузырьки шампанского.

- Бояться нечего, ангел, - искушающе прошептал он, ласково целуя его в лоб. Азирафаэль невольно улыбнулся, чувствуя, как начинает расслабляться, и Кроули, пользуясь моментом, притянул его ближе, так, что они соприкасались носами. - Ты прекрасен, и я люблю тебя. Больше ничего знать не нужно.

Глядя на то, как небесно засияли глаза преподавателя, Змий на несколько секунд даже забыл о своём возбуждении. Любовь переполняла его, перекрывая доступ воздуха, и неприятное ощущение того, что он развращает и соблазняет, испарилось тут же, стоило Азирафаэлю чуть нажать на рыжий затылок, чтобы притянуть его к себе и смело коснуться губами его рта. Мысли тут уже значения не имели, в самом-то деле, не до них было. В груди Кроули взбаломошно стучало горячее любящее сердце, штаны болезненно удерживали напряжённый член, и он окончательно забил на всё.

- Я тебя тоже, - счастливо выдохнул Азирафаэль, когда Змий наконец отстранился от него. Смотреть дальше на ямочки на пухлых щеках и заалевшие от поцелуев и покусываний губы было невозможно. Кроули никогда не отличался терпением и был уверен, что продержался достойно.

По его скромному мнению, за выдержку перед таким дьявольским соблазном с белыми кудряшками и солнечными глазами ему нужно было выдать награду. Впрочем, до неё было недалеко.

Кроули чуть присел, крепко обхватывая бёдра Азирафаэля, и в его глазах блеснули весёлые смешинки.

- Запрыгивай.

Глаза преподавателя неверяще расширились, и он отрицательно качнул головой.

- Нет! Ты спятил? Я слишком тяжёлый.

С губ Кроули раздался низкий недовольный рык, и Азирафаэль, и сам ёрзавший на месте от нетерпения и возбуждения, решил подчиниться. Он обхватил руками шею Змия и, зажмурившись от страха, подпрыгнул, так же крепко обвивая полными бёдрами его талию. Кроули резко выдохнул, и лицо его сверкнуло возбуждённой довольной ухмылкой. Покорность Азирафаэля любого могла свести с ума.

- Видишь? - прошипел он. - Ничего страшного, ангел.

И, пресекая любые возражения, поцеловал его снова - сразу горячо и глубоко, прижимая теснее. Иногда им приходилось отрываться друг от друга, чтобы не врезаться в стену или дверной косяк, но чаще всего они притягивались горящими от удовольствия губами, как магнитом. Кроули, не выдержав, втиснул репетитора спиной в стену в коридоре, притёрся каменно напряжённым пахом, вызывая у стеснительного мужчины сдавленный стон. Возбуждение самого Азирафаэля возрастало, так быстро и мощно, что он непременно перепугался бы и захотел всё прекратить, пока не зашло слишком далеко. Но сильные руки Кроули заботливо придерживали его, пока его горячие губы выцеловывали его шею, и приятный озноб пробирал преподавателя, заставляя его приглушённо постанывать, запрокидывая голову, и как можно осторожнее хвататься за рыжие взлохмаченные пряди волос.

В спальню они буквально ввалились; ждать не хотелось, но Кроули сдерживал себя из последних сил, чувствуя, как ответственность буквально душит его крепким ошейником. Когда они вместе упали на постель, продолжая жарко целоваться с совершенно неприличными звуками, Змию захотелось отвесить самому себе пощёчину; его ангел был действительно тяжеловат, но он никому в этом не признается. И ему стоило, чёрт бы его побрал, притормозить. Поэтому он, тяжело переводя дыхание, скинул с себя пиджак и стал расстёгивать рубашку, отстранившись, давая время преподавателю прийти в себя.

Будь аккуратным, раздражённо шипел он, злясь на самого себя. Медленнее. Не спеши.

Думать, конечно, очень мешал внушительный бугорок, натягивающий ткань узких чёрных джинсов, но Кроули к самому себе был непреклонен.

Глядя на него, Азирафаэль тоже поспешно сел в постели, стянул через голову футболку, страшно смущаясь и пряча взгляд. Глаза Змия завороженно приклеились к пухлому животику, и репетитор, заметив это, на секунду попытался прикрыться, но его остановило злое шипение.

- Не смей, - выдохнул Кроули, рывком скидывая с плеч рубашку. От восхищённого и совершенно доверчивого взгляда возлюбленного по его обнажённой спине побежали мурашки, и он снова подался вперёд, с нежным упоением целуя его. Азирафаэль отвечал гораздоувереннее, млея от сильных рук на пухлых боках.

Сейчас и не время было об этом говорить, но болезненно неприятное любопытство буквально заставило Змия. Снова взглянув в чистые светлые глаза, он почти прошептал:

- Как далеко ты заходил раньше?

Они сидели друг перед другом полуобнажёнными, и их штаны совершенно не скрывали возбуждение; они уже неделю спали в одной постели и Кроули пару минут назад успел вдоволь его полапать. Несмотря на всё это, Азирафаэль стыдливо вспыхнул, улыбаясь потрясающе скромно.

- Не очень далеко, - шепнул он, неуверенно оттягивая край штанов. - Не дальше… Ласк.

- Мы не будем торопиться, ангел, - тут же сказал Кроули, и, получив быстрый благодарный взгляд, продолжил. - Всё, как ты захочешь. Скажи, когда мне надо будет остановиться.

В ответ Азирафаэль лишь улыбнулся - так нежно, что в груди Змия взорвалась сверхновая - и первым поцеловал его, осторожно раздвигая чужие тонкие губы горячим языком. Прерывисто выдохнув, Кроули ответил, тут же перехватывая инициативу, и опустил обжигающие ладони на талию, сминая гладкую мягкость. Он с замиранием сердца услышал тихий сладкий стон репетитора, который тот тут же попытался заглушить.

- Такой мягкий, - зачарованно прошептал Кроули, аккуратно сжимая его талию и поглаживая обжигающими ладонями округлый живот. Азирафаэль совершенно непристойно всхлипнул, побуждая Змия впиться пальцами крепче, и от этого преподаватель и вовсе глухо простонал в кулак. - Восхитительно. Ты восхитителен.

Кажется, он бормотал что-то ещё, когда Азирафаэль опустился спиной на смятую постель, фарфорово-бледный на тёмном. Кроули беспорядочно водил ладонями по пухлому желанному телу, пока возбуждение путало все мысли и разжигало внутри пылающий костёр. Он почти хищно водил влажным языком по шее преподавателя, наслаждаясь его скулежом до острых искр в паху, и, не удержавшись, запустил руки под его бёдра, сильным рывком стягивая с него штаны. Азирафаэль сдавленно охнул, но в его глазах не мелькнуло ни капли испуга.

- Ты очень… Настойчив, - прошептал он как-то игриво, и его взгляд любопытно засверкал. Змий понял, что сойдёт с ума раньше, чем это сладкое безумие подойдёт к концу.

Его руки крепче сжали мягкие ягодицы, и щёчки репетитора вспыхнули с новой силой.

- Не буду говорить, что у меня одиннадцать лет никого не было, но да, - прошипел он. - И если ты хочешь остановиться, лучше тресни меня по голове. По-другому я просто не замечу.

Кроули страшно нервничал, хоть и старался этого не показывать. До дрожи внутри он хотел доставить Азирафаэлю как можно больше удовольствия, но своё возбуждение кипятком накаляло мускулы, и он боялся, что может не сдержаться. Гладкая ладонь ласково зарылась в огненные вихры, заставляя его расслабиться, а в следующую же секунду его вдруг ощутимо за них потянули. Лёгкая боль вызвала змеиное шипение сквозь зубы и новую волну возбуждения, прострелившую в паху.

- Ох, Кроули, прости, я случайно, - воскликнул Азирафаэль, беспокойно ёрзая под ним. - Ты не… Ах!

В отместку сходящий с ума от желания Змий прикусил нежную кожу шеи, оставляя ярко-бордовый засос, и горячее мягкое тело под ним крупно вздрогнуло. Кроули спустился ниже, покрывая поцелуями тяжело вздымающуюся грудь, и ощутимо сжал вставший член преподавателя сквозь ткань тонких белых трусов. Этот цвет так ярко выделялся в сумраке спальни, словно лишнее напоминание о невинности и недоступности, и Змию захотелось взвыть от удовольствия. Всё происходящее казалось волшебной сказкой, но нет. Азирафаэль, так горячо любящий и любимый им в ответ, извивался в его руках, бессознательно толкаясь в его руку и пачкая ладонь Кроули смазкой, и громко стонал каждый раз, когда другой рукой мужчина бессовестно крепче сжимал его ягодицы. Он вздрагивал всем телом, смотря совершенно осоловевшим взглядом, и Змий мысленно не переставал себе твердить, что сейчас нельзя заходить далеко. Что главное - доставить удовольствие Азирафаэлю. В воздухе искрило и переливалось, как под зажмуренными от наслаждения веками репетитора; в спальне потяжелел пряный аромат их горячих тел. Кроули спустился ещё ниже, грубо стягивая с вздрогнувшего преподавателя трусы, и хищно облизнулся.

Глядя в золотистые глаза, полные похоти, и на то, как Змий прикусил нижнюю губу, Азирафаэль совершенно несдержанно застонал на высокой ноте. Но Кроули не собирался останавливаться.

Придвинувшись ближе, он максимально осторожно, почти ласково насадился ртом на напряжённый член. От этой ласки преподаватель почти взвыл, и этот звук заставил Змия грязно выругаться про себя и запустить руку в собственные джинсы. Его губы тут же испачкались в солоноватой смазке, но Кроули старался как можно нежнее ласкать его языком и влажными стенками рта, вызывая у Азирафаэля почти нечеловеческие звуки. Он действовал интуитивно, стараясь изо всех сил, и видимое удовольствие, которое получал репетитор, приносило искреннее наслаждение и ему самому, заставляя стараться ещё больше. Одной рукой, замерев в ужасно неудобной позе, мужчина сжал себя между ног, и от ударивших в голову ощущений застонал так, что по стволу члена прошла вибрация. Доставлять удовольствие возлюбленному и такому невинному ангелу было так приятно, что он больше не мог медлить, и Змий плотно смежил веки, ускоряя свои движения. Он беспорядочно водил языком, насаживая рот на очень нежный член и обильно смачивая его слюной, и сходил с ума от стонов Азирафаэля. Под кожей остро кололись мурашки, заставляя забыть о любых неудобствах. От пальцев, крепко впившихся в рыжие волосы, в глазах потемнело, и Кроули стал почти бессознательно надрачивать себе, всё глубже пропуская плоть в горячее горло.

Надолго их обоих не хватило. Безумное возбуждение смешивало цвета, запахи, звуки, эмоции щекочуще разливались под кожей, раскаляя нервы, словно оголённые провода. Любовь окончательно сбивала дыхание и сердечный ритм, и в один момент, подавшись бёдрами как можно глубже и протяжно простонав имя возлюбленного, Азирафаэль кончил. Несмотря на то, что Кроули сильно подавился, закашлявшись, испортив постель и свои джинсы, он был абсолютно счастлив. Гулко сглатывая и с трудом вытягивая грязную ладонь из трусов, он бесстыдно широко улыбался, облизывая горько-солёные губы, и с невероятным удовлетворением смотрел, как Азирафаэль тяжело дышит, закрывая ладонями горящее от смущения лицо.

- Ангел? - хрипло прошептал он, стаскивая наконец с себя испорченные джинсы и бельё. Всё тело Кроули мелко дрожало, отходя от оргазма. - Ты в порядке?

Азирафаэль медленно кивнул. Он чуть раздвинул пальцы, чтобы посмотреть на него, и это выглядело так по-детски, что Кроули, не выдержав, радостно рассмеялся, наваливаясь сверху. Репетитор как-то совсем уж тонко пискнул, когда Змий бесцеремонно растянулся на нём, обвивая худыми длинными конечностями, как змея. Тепло, которое ощущали они оба, забиралось глубоко в сердце, и им оставалось только удовлетворённо вздыхать, нежно-нежно целуясь. Сердце постепенно замедляло своё заполошное биение, и им оставалось лишь спокойствие - одно на двоих.

- Страшно было? - хмыкнул Кроули, сходя с ума от счастья. Сил в нём оставалось ещё на парочку заходов, но, глядя на ошарашенное от удовольствия розовощёкое лицо возлюбленного, он мысленно себя осадил. Гораздо приятнее было то, что разморенный Азирафаэль осмелел достаточно для того, чтобы закинуть на него ногу и медленно-тягуче целовать в плечо. От этой ласки Кроули чуть жмурился, крепче прижимая мягкого ангела к себе, и сыто вздыхал. Вместо ответа преподаватель поднял голову, влюблённо глядя ему в глаза, и рассеянно стал водить пальцем по груди Змия.

- Я тебя люблю, - шёпотом признался он. Его светлые глаза сияли так искренне и доверчиво, что с лица Кроули спала привычная маска самоуверенности. Он притянул довольно хмыкнувшего Азирафаэля ближе к себе и ласково коснулся его губ своими.

- Я тебя тоже, - шепнул он, вызывая у репетитора поистине ангельскую улыбку. И сам насмешливо усмехнулся в ответ: - Теперь я почти спокоен.

- Почти? - заинтересованно протянул Азирафаэль. Кроули сдавленно прошипел сквозь зубы, чувствуя в груди новую вселенную безумных эмоций, и, резко повернувшись, хищно подмял под себя хохочущего ангела.

За зашторенным наглухо окном медленно догорал закат. Подсвеченные уходящим золотым солнцем облака раскинулись в вышине взъерошенными ангельскими перьями.

- Подай, пожалуйста, красный карандаш, - подал голос Брайан. Он судорожно кусал губы, хмурясь, и очень придирчиво рассматривал свой рисунок.

- Угу, - откликнулся Адам, едва взглянув на нужный предмет, и протянул его другу. Он был сосредоточен не меньше.

- Спасибо.

Пёс глухо тявкнул, свесив лапки с коленей Адама, и мальчик нежно погладил его по голове.

Сам он отложил наконец в сторону чёрный карандаш и с удовлетворительным вздохом кивнул сам себе, проводя кончиками пальцев по картону.

========== Эпилог ==========

В комнате время от времени раздавалось загадочное шуршание голосов. На кресле увлечённо кружился Брайан, стойко борясь с подступающей тошнотой, и действовал всем на нервы. Пока Пеппер, наконец, не решилась резко притормозить его ногой, и мальчик со стоном схватился за голову.

- Мы тут вообще-то важные вещи обсуждаем, если ты не заметил, - недовольно воскликнула она. Брайан невозмутимо пожал плечами, прикрыв ноющие от головокружения глаза.

- Ну, а что тут обсуждать-то? Я очень рад.

- Это же ещё не официально? - добавил Уэнслидейл, на мгновение отрываясь от своего мороженого.

Адам чуть расстроенно поджал губы, покачав головой. Пёс удобно устроился у него на коленях.

- Нет, - согласился он, поглаживая любимца по голове. - Но если у вас есть какие-то планы, лучше отменить.

Друзья согласно закивали, снова принимаясь за своё мороженое. Пёс радостно гавкнул, когда Брайан щедро угостил его своим. Они проболтали ещё какое-то время, всерьёз обсуждая то, что стоит накопить в следующем месяце больше денег - в тот приют, которому они договорились помогать все вместе. Каждый из детей надеялся, что их повезёт именно мистер Янг. Единственным минусом было то, что в этой причудливой старинной машине нужно было быть максимально осторожным. На фоне стремительной езды и витиеватых ругательств отца Адама это неудобство тускнело. Янг-старший об этом даже не догадывался, но друзья его сына частенько думали, что хотели бы себе такого отца.

Дети не заметили, как стало слишком поздно. Не обращая внимания на то, что это несколько невежливо, Кроули решительно поднялся с дивана в гостиной, чтобы выгнать засидевшихся ребят. За окном неумолимо темнело, и он чувствовал некую ответственность.

- Эй, малышня, - окликнул их хозяин дома, приоткрывая дверь. Вся четвёрка (и Пёс) тут же замолчала, почти испуганно обернувшись. Он прервал очень важное обсуждение, даже не подозревая об этом, поэтому только вскинул рыжую бровь: - Вы чего?

- Да так, - пожала плечами Пеппер, как всегда сообразив быстрее всех. - Мы говорили о нашей однокласснице.

- Истинная стерва, - с готовностью подхватил Брайан, согласно кивая.

Не то чтобы Кроули не умел различать ложь. Но к детям он всегда относился по-особенному и почему-то был уверен, что эти просто не могут ему солгать. Поэтому и повёлся.

- А что с ней? - хмыкнул он, когда все уже вышли в коридор. Дети потянулись обуваться; в прихожую вышел и Азирафаэль, рассеянно теребивший в руках край домашнего свитера.

- Она дразнится, - чуть поморщился Адам, вспоминая их общую крайне неприятную знакомую. - А девочек бить нельзя.

- Другим девочкам можно, - фыркнула Пеппер, застёгивая свой вишнёвый дождевик. Азирафаэль в искреннем негодовании всплеснул руками:

- Зачем же сразу так? - воскликнул он, умильно вскинув светлые брови. - Всегда ведь можно поговорить!

Брайан фыркнул себе под нос от смеха, за что получил чувствительный тычок под ребро. На лице Кроули загорелась хищная ухмылка.

- А у неё длинные волосы? - загадочно начал он. Репетитор тут же обернулся к нему, грозно нахмурившись и качая головой:

- Ты не посмеешь.

Дети кивнули, обратившись в слух, и Змий, не замечая негодующего взгляда возлюбленного, осклабился.

- Стреляете из трубочки жвачкой и с удовлетворением наблюдаете, как она рыдает, пытаясь от неё избавиться. Не за что.

В глазах ребят загорелись взволнованные огоньки, на что несчастный Азирафаэль посмотрел почти с отчаянием. Он даже поджал бессильно губы, продолжая хмуриться, но больше не смотрел на довольного собой мужчину. Адам незаметно покачал головой, стараясь не думать, к чему это всё приведёт.

- С тобой потом отдельно поговорю, - прошептал преподаватель.

Переглянувшись, дети поспешили удалиться. Поданная идея лампочкой вспыхнула в их головах, но они решили не подавать виду о том, как их это зацепило.

- Пока, Адам! До свидания, мистер Янг! Спасибо за кексы, Азирафаэль!

- Пока, ребята! - стараясь весело улыбаться, помахал им Азирафаэль. Он действительно немного обрадовался; мужчине было приятно, что его усилия ценились.

Как только Кроули закрыл за ними дверь, с щелчком повернув ключ, разобиженный репетитор скрылся в спальне, по пути тепло пожелав Адаму доброй ночи. Он даже чуть хлопнул дверью, и его сердитые шаги заставили Янгов переглянуться друг с другом. Мальчик вздохнул.

- Ну, чего стоишь? - пожал плечами Адам, поражаясь тому, как его обычно умный отец мог так тупить. - Мы с Псом идём спать.

- Доброй ночи, - кивнул Кроули, взъерошивая мягкие каштановые волосы мальчика. Ему, конечно, не нравилась обидчивость возлюбленного, но он считал себя абсолютно правым. В ответ на его мысли Пёс негромко тявкнул.

Уживаться вместе было нелегко, но Адама это не напрягало. Он просто молча смотрел в спину отцу, который поплёлся к спальне и тихо скрылся в ней, и знал, что в любом случае всё кончится хорошо. Такие перепалки не были редкостью: порой у его взрослых были слишком разные взгляды на жизнь. Мальчику достаточно было вспомнить, с какой любовью они смотрели друг на друга, чтобы он с облегчением выдохнул и ушёл к себе в комнату. В этом были и свои плюсы: увлечённый обиженным репетитором отец не зайдёт к нему в комнату проверить сына, значит, Псу сегодня можно поспать на кровати. Судя по его радостному оскалу, питомец тоже это понимал.

Азирафаэль уже был в постели и читал очередную тяжеленную книгу. На звук открывшейся двери он не отреагировал, и лицо преподавателя было подчёркнуто серьёзным. Светлые глаза со сталью скользили по странице, и Кроули почти обречённо вздохнул. Он просто не понимал, что сделал не так, и не мог осознать, на что снова обиделся репетитор.

- Ангел, - негромко позвал он, прекрасно зная, что Азирафаэль его слышит.

Ноль реакции. Устало чертыхнувшись, Змий стал раздеваться, кидая одежду на стул, и краем глаза внимательно наблюдал за сердитым мягким лицом. Тот даже мимолётного взгляда не кинул. Оставшись в одних трусах, Кроули почти по-змеиному подполз к постели, твёрдо намереваясь разбить эту неприступную крепость. От предвкушения и чувства чего-то тепло родного в глазах у него потемнело, а ядовитая улыбка стала искренней.

Под его горячим телом прогнулся матрас, и Азирафаэль неуютно заёрзал, но всё ещё не отрывался от книги. Только перевернул страницу, хотя дыхание его сбилось. Хищная ладонь Змия скользнула под одеяло, вкрадчиво оглаживая пухлое бедро, но репетитор только отдёрнул ногу и поджал губы, всем видом показывая, что на скорое прощение наглецу надеяться не стоит.

- Ангел, - протянул Кроули снова. - Ну, булочка моя, - мужчина ощутимо сжал мягкую плоть, наслаждаясь тем, как резко выдохнул преподаватель. - Что ты опять дуешься?

Быстро сдавшись, как и всегда, Азирафаэль отложил книгу на колени, решительно повернувшись. Грудь его тяжело вздымалась от негодования, и он нахмурился, глядя в невозмутимые золотые глаза.

- Зачем ты так, Кроули? - почти прошипел он с искренней обидой. - Мы должны наоборот направлять детей, учить их хорошему! Что будет, если Адам будет решать все проблемы так же, как ты его учишь?

- На некоторых слова не действуют, Азирафаэль, - раздражённо фыркнул Кроули, почти неосознанно оглаживая внутреннюю сторону мягких бёдер горячими пальцами. Репетитор неохотно попытался отстраниться. - Не будь таким наивным. Дети чаще всего тупые.

Светлый взгляд преподавателя стал почти расстроенным, и Змий ощутил лёгкий укол вины. С тяжёлым вздохом мужчина отложил-таки книгу на прикроватную тумбочку, опустив глаза.

- Но Адам не такой, - тихо возразил он. - И я знаю, как для тебя это важно, но нам нужно научить его быть добрым - в первую очередь. Многим детям просто не хватает любви.

Видя то, как искренне переживает Азирафаэль за (и х) сына, Кроули не нашёлся с ответом. Он вообще ненавидел нотации от своего репетитора, считая все “серьёзные разговоры” пустой тратой времени, но сейчас огрызнуться было совершенно лишним. Шипяще-зло вздохнув, Змий послушно кивнул, тут же поймав изумлённый посветлевший взгляд.

- Ладно, - как можно небрежнее обронил он. Внутренне мужчина уже растаял от широкой улыбки, которой тут же засиял его возлюбленный. - А сейчас любви очень не хватает мне, так что иди сюда.

Хищно улыбнувшись, Кроули резко подался вперёд, извиваясь всем телом, и навис над вздрогнувшим преподавателем, нежно целуя его приоткрытые мягкие губы. Другой рукой он бесцеремонно откинул ненужное одеяло на пол и скользнул на пухлые бёдра, едва не урча от нетерпения. Возбуждение мгновенно разлилось по телу, заставляя всё внутри приятно покалывать, и останавливаться он не собирался.

Однако Азирафаэль думал иначе. Когда язык Змия влажно и гибко прошёлся по его шее, репетитор чуть выгнулся, подаваясь навстречу, но всё равно попытался оттолкнуть его, упираясь руками в напряжённые плечи:

- Кроули, дорогой, Адам спит, - едва выдохнул он, пытаясь сопротивляться из последних сил. Конечно, ему не хотелось прекращать: как здесь остановишься, когда горячие руки и пылающие любимые губы ласкают так уверенно и сладко? Но если бы его приглушённый скулёж услышал Адам, репетитор умер бы от стыда.

Кроули почти разъярённо процедил сквозь зубы, обжигая его янтарно-змеиным взглядом:

- Брось, он всё равно в наушниках. Убивает этих своих драконов. Думает, что я идиот.

И поцеловал его снова, решительно притягивая к себе, стирая все прочие возражения. Если Азирафаэль и хотел что-то сказать, подумал он, зарываясь руками в медно-рыжие волосы, то всё тут же испарилось, как жаркое дыхание в морозном воздухе. От торопливых горячих движений их языков, обжигающей влажности и затянувшегося в паху тёплого возбуждения они оба сходили с ума; так было во время каждой их близости. Всё остальное переставало волновать, и весь мир сосредотачивался только на тесных объятиях и быстрых ласках друг друга.

Умирая от смущения и взрывов новых галактик внутри, Азирафаэль перевернулся на живот, пряча горящее лицо в подушке, и подался бёдрами вверх. С тягуче-приятным удовлетворением он услышал судорожный вздох над собой, и сдавленно застонал сквозь сжатые зубы, стараясь изо всех сил контролировать себя, когда обжигающие ладони властно стиснули его ягодицы, не оставляя ни шанса на сопротивление. Только с этим человеком преподаватель мог полностью расслабиться и отпустить себя, поэтому в ответ на жадные глубокие толчки подавался ему, полностью подчиняясь, хватался руками за взмокшую простынь перед собой, стараясь хоть как-то отрезвлять голову от невыносимо обжигающего желания.

Азирафаэлю приходилось кусать губы и отчаянно жмуриться, чтобы не закричать; Кроули двигался в нём быстро, сильно, невыносимо мягко припадая влажными поцелуями к шее, и расслабленное тело репетитора дрожало от удовольствия. Несмотря на совершенно неприличные звуки шлепков плоти о плоть и скрип кровати, счастье путало те хрупкие отрывки рваных мыслей, не оставляя ничего, кроме чистых, обнажённых душ, окрылённых чувствами,

и на лице Азирафаэля невольно засияла улыбка, когда в очередной раз, жарко подаваясь на всю глубину, пальцы Кроули нежно накрыли его ладонь.

Это произошло следующим же утром. На кухне царила уютная тишина; завтрак сегодня готовил Кроули. Поэтому, когда он ушёл зачем-то в комнату, Азирафаэль, ласково посматривая ему вслед, быстро срезал подгоревший край на порции Адама, заставив мальчика прыснуть в кулак. Конечно, маленький чертёнок догадывался, в чём дело, но говорить об этом не спешил. Что за скучная жизнь была бы без загадок!

Впрочем, у него тоже было кое-что.

- Ази, - окликнул он его, немного замявшись. Репетитор тут же вскинул взгляд, почти инстинктивно присматриваясь к мальчику на предмет каких-либо повреждений.

- Да?

Набрав в грудь побольше воздуха и чувствуя, как краснеют щёки, Адам поднялся со стула, подойдя к Азирафаэлю. Мужчина невольно забеспокоился, открыл было рот, чтобы спросить, в чём дело, но дар речи у него тут же пропал, когда он увидел, что ему протягивают.

- Мне захотелось сделать, - с потрясающей детской непосредственностью сказал Адам. Он как-то даже весь расслабился, надеясь, что глаза не начнёт щипать, и тепло улыбнулся: - С днём отца, Ази.

Дрожащими пальцами репетитор принял из его рук ярко разукрашенную открытку. Мальчик даже чуть вспотел, не услышав ничего в ответ, но не успел и опомниться, как Азирафаэль крепко обнял его, прижимая к себе. Его губы подрагивали от целой бури эмоций, освещая комнату ангельским светом улыбки.

- Спасибо, Адам, - прошептал он, не в силах справиться с чувствами. Мальчик обнял его в ответ, прикусив нижнюю губу, и твердил себе: только бы не расплакаться. Только бы не расплакаться. Если отец сейчас вернётся, обязательно потом будет дразнить их обоих.

Правда, Адам был более чувствителен, чем ему хотелось бы. Поэтому, глухо шмыгая носом, поспешил удалиться в ванную, сказав, что скоро придёт. Ураган эмоций полностью охватил чистое детское сердце.

Оставшись на кухне, Азирафаэль не мог оторвать счастливого взгляда от открытки. Впервые за всю свою жизнь он чувствовал себя любимым и нужным, и ему подумалось вдруг, что все годы холодного одиночества стоили того. Мужчина как раз вытирал чуть покрасневшие глаза рукой, рассматривая цветной картон, когда на кухню вернулся Кроули. Репетитор тут же вскинул голову, радостно улыбаясь.

- Смотри, - выдавил он дрожащим голосом. Змий, конечно, давно заметил обе открытки на столе у Адама, поэтому удивлён особенно не был. Напротив, это послужило чётким толчком, и он широко улыбнулся возлюбленному в ответ.

- Не реви только, - фыркнул он, стараясь скрыть наплывшее вдруг волной счастье за кривой ухмылкой. Получалось плохо; от радости Азирафаэль светился изнутри, переводя любящий взгляд то на Змия, то на открытку, которую держал в руках.

Кроули смотрел на счастливого преподавателя, едва не всхлипывающего от накативших эмоций, и набирался решимости. Адам принял его, полностью и окончательно, и Змий не мог подобрать слов, чтобы описать то, что он чувствует. Таких и не существовало. Наверняка. В груди тепло тянуло, жарко билось сердце, когда он смотрел на репетитора и понимал, что без него будет слишком темно и холодно. Одна мысль о том, что они с Адамом снова могут остаться вдвоём, была ему неприятна до скользких мурашек, и Янг-старший уверенно поджал губы, делая шаг вперёд.

Азирафаэль вскинул на него небесные глаза; на дне прозрачного озера сияла нежность.

- Ангел, - начал Змий. - У меня тоже кое-что для тебя есть.

Пальцы Кроули нервно стиснули гладкий бархат коробочки.

Комментарий к Эпилог

Спасибо всем, кто был со мной всё это время, спасибо всем, кто оставлял отзывы и переживал за персонажей вместе со мной. Вы самые лучшие. Огромное спасибо за поддержку и вечное вдохновение, зачастую плакала над отзывами :)

я рада, что закончила эту работу. Она мне даже нравится! И я рада, что вам она понравилась тоже, по крайней мере, я надеюсь на это))

P.S. это должен был быть миди. У меня всё.

========== Бонус! ==========

Комментарий к Бонус!

спорим, не ждали??? ;)

у меня сегодня день рождения, и в честь этого очень захотелось немного дополнить эту историю. Надеюсь, это скрасит ваш понедельник!

люблю!!

Трейси с мягкой улыбкой покачала головой. Она сегодня сияла не хуже, чем основные виновники торжества; годы лишь красили эту удивительную женщину. Рыжие волосы красиво оттеняло платье королевского синего, переливавшееся в ровном свете здания, и Еизавель, не утратившая энергичности, буквально обходила его кругом, рассматривая со всех сторон. От таких ярких огненных и синих красок мелко рябило в глазах.

— Ну надо же, — выдохнула женщина своим красивым низким голосом. — Кто же знал, что так получится?

Кроули нервно дёрнул плечом. Вся эта бесконечная суета ему порядком надоела; пару раз он даже искренне пожалел, что всё это затеял. Раздражение ядовитыми клыками впивалось под кожей, и ему хотелось огрызнуться, но огромным усилием воли Янг промолчал. Проглотив комок злости и усталости, он попытался очень глубоко вздохнуть и выпрямить спину.

Всё же он был рад, что Трейси была здесь. Пусть её яркое одеяние не очень хорошо подходило под общую цветовую гамму немногочисленных гостей. Которых Кроули вообще не собирался приглашать, шипя и пытаясь закрыться в привычную ему перламутровую раковину, вообще-то. Адам только качал головой и вписывал имена дрожащей от нетерпения детской рукой.

Кроули стоял, как истукан, и пялился в своё собственное отражение. Уже минут как… Не важно. Любая ясная мысль, твёрдая в своей стали, мгновенно размывалась, будто гуашь разбавляли водой из сомнений и тревоги. Повсюду было очень тихо; они с Трейси находились в небольшом помещении в правом крыле, старого, но довольно красивого и опрятного двухэтажного здания. Эхо от их голосов и каблучков Еизавель разносилось неимоверное; помимо них двоих, в комнате стояли длинные скамьи и три зеркала в полный рост. У одного из них крутился Кроули. Трейси вздыхала за двоих: по правде сказать, у Янга с самого утра были проблемы с дыханием в принципе.

Очевидно, почему.

— Я надеюсь, ты же снимешь очки, милый? — озабоченно спросила Трейси, подходя ближе и становясь рядом с ним. С контрастом её чуть загорелой кожи Змий убедился, насколько он мертвенно бледен сегодня. Не то чтобы это придало ему большей уверенности.

Теперь они отражались в зеркальной поверхности вдвоём, но Кроули упорно не глядел на женщину. Сердце всё убыстряло свой роковой стук.

— Зачем это? — вяло огрызнулся он, снова одёргивая рукава. — Вот ещё.

Кажется, Трейси посмотрела на него с ярко выраженным упрёком. Тревожным сейчас, когда под закрытыми веками мужчина видел вспышки такого же цвета, как алая помада подруги.

— Это же просто-напросто некрасиво. Тебе стоит отличать школьное собрание от события, которое… Происходит в твоей жизни в последний раз.

Кроули очень глубоко вздохнул. Ему даже показалось, что зеркало вздрогнуло от его дыхания.

— А вот Адам ещё не раз вынудит прийти тебя в школу, — весело хмыкнула Трейси.

На лице мужчины невольно появилась та же усмешка. Нежность пуховым одеялом опустилась где-то внутри, подавляя острые грани тревоги и сглаживая их, как морская вода обтачивает береговые скалы. Может, не всё было так плохо.

На Кроули был чёрный торжественный костюм, и сегодня была его свадьба.

Ему казалось, что абсолютно всё идёт не так. С самого начала. Может, вообще не стоило ему делать предложения, им ведь и так было замечательно, нет? А теперь он стоит тут, как идиот, и нервничает так, будто отправляется на войну. И зачем оно ему было надо?

Когда Кроули женился в первый раз, он был на десять с хвостиком лет моложе. Вокруг глаз не было морщин, а волнение лишь растягивало губы в подрагивающей улыбке от уха до уха. Он и тогда беспокойно бледнел, едва не зеленея, и даже не подозревал, что его обожаемая невеста совсем скоро разобьёт ему сердце, оставив там кровоточащую рану, которая будет затягиваться очень, очень долго.

Из груди мужчины вырвался судорожный выдох. Трейси с тревогой обернулась к нему, стукнув бусинами серёг, но Кроули не обратил на неё внимания.

После бессонных ночей, что он провёл с малышом Адамом, Змию стала отвратительна сама идея свадьбы. Сын стал тем самым лучиком нежного тёплого света, что вытеснял леденящую тьму и горячую кровь из дыры в сердце Кроули, и иногда он сердито утирал мокрые глаза рукавом кофты, когда Адам наконец засыпал, крепко сжав крохотными пальчиками его указательный палец. И несмотря на его огромную, выстраданную любовь к сыну, нитки иногда лопались, швы расползались, и мужчина растирал ребром ладони грудь, в которой болезненно ныло так, словно провернули острый кинжал. За пару лет Кроули повзрослел на десять; он спрятал потускневшие золотисто-карие глаза за чёрными стёклами, стёр с лица слабую открытую улыбку, оставляя её лишь для Адама, и сгорбился, постоянно пряча ладони в карманы джинсов или курток. Он сам себе напоминал глянцево-чёрный росчерк электрической молнии, безжалостный и холодный настолько же, какой стала его душа. После нескольких лет стенаний и жгучей перцовой боли в самом нутре осталось лишь тоскливое, ноющее, почти скулящее, как раненый зверь. Кроули ядовито морщился, шипя сквозь стиснутые клыки, стремительно обгоняя счастливые пары, и знал, что никогда не заполнит оставшуюся дыру в сердце, даже любовью к сыну.

Точнее, не знал, а думал.

А потом появился Азирафаэль.

Жизнь никогда не являлась грёбаным романтическо-драматическим фильмом. И всё-таки мягкая солнечная улыбка и тихий сияющий взгляд небесных глаз репетитора аккуратно перелетели высокие каменные стены, грациозно обходя острые шпили, и подобрались к самому сокровенному, что так отчаянно прятал Кроули уже много лет — жажде любви. Мужчина вновь ощутил трепет нежности и страсти, свежих, юных чувств, в которых так обжёгся одиннадцать лет назад, что уродливые пятна ожогов ныли до сих пор. И несмотря ни на что, Кроули снова отдался во власть бурной стихии, забывая обо всём, когда на него с улыбкой смотрел его ангел.

Трейси осторожно тронула его за плечо.

— Милый, ты в порядке?

Змий встряхнул головой. В голове тут же пронеслось всё то, что отделяло их друг от друга с момента первой встречи до начала отношений, и Кроули ощутил такую же бархатную нежность — похожую на ту, которая мягко ласкала его измученное прошлым сердце, когда он думал об Адаме. Свадьба, конечно, всё ещё была отвратительной идеей. Как она ему в голову вообще пришла?

Но ради Азирафаэля и Адама он через это пройдёт.

— Частично, — выдавил Кроули, в тысячный раз поправляя дурацкую чёрную бабочку. Ази от неё был в полном восторге, едва увидев, и потребовал, чтобы они её купили. Все на планете знали, что бабочки — это прошлый век, и мужчина уже хотел было привычно огрызнуться, заявив, что подаст на жениха в суд за такое преступление против стиля, но… Но Азирафаэль выглядел таким сияющим. Таким счастливым из-за такой мелочи. Что Кроули позорно захлопнул рот и молча кивнул продавцу, застывшему с этой самой бабочкой наготове.

После того, как они закупились всем необходимым, ангел всю дорогу радостно мурлыкал себе под нос, ни разу не пожаловавшись на очередной резкий поворот. И Змий мог бы провалиться на месте, если Азирафаэль не напевал себе что-то из репертуара “Queen”.

Эти воспоминания вызывали у него лёгкую улыбку. Может… Может, всё это было не так уж и плохо.

— Отмучиться бы побыстрее, — фыркнул Кроули, снова поправляя воротник рубашки.

Трейси небольно шлёпнула его по рукам.

— Не смей сказать так при Азирафаэле, — почти прошипела женщина, мёртвой хваткой вцепившись в его плечо. — Ох, милый, не знаю, что я с тобой сделаю, если ты бросишь его, что говорится, у алтаря…

От возмущения Кроули едва не задохнулся, уставившись в её непреклонные глаза, обрамлённые длинными ресницами.

— Я что сделаю?!

Та уже хотела что-то ответить, в не менее дерзком, судя по всему, тоне, но дверь тихо приоткрылась, и в комнату заглянула невысокая каштановая макушка.

— Пап? — позвал Адам, полностью протискиваясь внутрь и тут же плотно закрывая за собой дверь. Вся вспыхнувшая неоновым злость тут же вышла из Кроули, как воздух из проколотого шарика.

— Адам, золотце, всё нормально? — спросила Трейси. Она улыбалась мальчику так ласково, что в ней сложно было узнать решительно настроенную фурию, что впилась в мужчину меньше минуты назад.

Адам кивнул. Его лицо просто сияло; он ещё неделю назад начал суетиться, не в силах усидеть на месте. Азирафаэля он давненько стал считать вторым родителем, а когда тот со слезами на глазах показал ему кольцо, так вообще с воплями полез обнимать обоих, до последнего не веря, что всё это правда. У кого из детей ещё сбываются такие мечты? Может, Адам Янг действительно обладал волшебной силой? И плевать, что в магию больше никто не верит. То, что его папа хочет жениться на Ази, разве не самое настоящее чудо? Побывать на свадьбе всегда было круто, но если это свадьба твоих пап — круто вдвойне. Правда, Адам ещё до конца не привык, что называет репетитора папой, но это было лишь вопросом времени. Его родной папа, кажется, больше не злился; а если и начинал шипеть и хмуриться, у них с Ази был свой секрет. Мальчик обнимал отца так крепко, что у него перешибало дух, а Азирафаэль нежно и коротко целовал его в губы, и всё папино раздражение сходило на нет. Только ворчал потом себе под нос, смущённо пряча змеино-тёмно-топазные глаза.

Кроули же поджал губы, плотно стиснув челюсти, чтобы не рассыпаться в ласковых словах своему сыну. Мальчик снова заставил его отцовскую гордость проснуться; он выглядел таким повзрослевшим в брюках и нежно-голубой рубашке, которую сам выбрал для торжества, что смотреть на него было сплошным удовольствием. Именно с приходом в комнату Адама растущее волнение в груди Змия начало становиться приятным.

— У меня отлично, — честно пожал плечами мальчик. — Я пришёл проведать папу. Мама Брайана сказала, что мужчины очень переживают перед свадьбой.

— И она совершенно права, — хитро подмигнула Трейси, и Адам заулыбался ещё шире. Он любил эту хитрую женщину, которая постоянно спорила с папой; и когда он узнал, что именно она посоветовала ему Азирафаэля как репетитора, то был ужасно ей благодарен. Ведь ничего этого не случилось бы!

Кроули нервно поправил на переносице солнечные очки, которые ещё не успел снять. Хоть как-то приступ умиления нужно же было скрыть! Хотя от беспокойства его лицо от белого, как полотно, переходило в алое, как помидор, что ситуацию не улучшало.

— Как там Азирафаэль? — спросила Трейси, невозмутимо и как-то по-матерински одёргивая пиджак Кроули. Тот лишь возмущённо крякнул, но Еизавель не обратила на это ровно никакого внимания.

Мужчина покосился на сына, затаив дыхание. Сердце волнительно стукнуло.

Адам, не меняясь в лице, преспокойно поднял большие пальцы вверх.

— Ох, Небеса, взгляни на время! — воскликнула Трейси, почти агрессивно одёргивая рукав чёрного смокинга так, что худощавый Янг покачнулся на месте. — Нам пора. Скоро ваша запись.

И тут Кроули запаниковал по-настоящему. Лицо его вытянулось в ужасе так, что Адам и Трейси выпучили на него глаза, непонимающе моргая, но у него вырвалось лишь сдавленное бормотание.

— У-уже? — выдавил он. Дрожащие пальцы снова метнулись к бабочке, и Кроули лихорадочно стал думать, как оттянуть момент. Сатана, он не был готов. Вообще. Ни разу. — Нужно ещё несколько…

— Ты полчаса торчишь у зеркала, — со стальной непоколебимостью сказала Трейси. Поспорить с ней было трудно, и Змий нервно сглотнул, пытаясь придумать ещё какое-то оправдание. Его сердце металось внутри, как сумасшедшее, стремясь наружу и вожделея спрятаться одновременно, и его тело так переполняло волнение, что едва не разрывало на части.

Кроули и придумал бы что-то ещё, наверное, если бы не Адам.

Мальчик быстро подошёл к нему сделал то, что делал всегда — крепко обнял отца. Вихрастой головой он прижался к его груди, ухом чувствуя, как колотится его горячее сердце, и улыбнулся — со снисходительностью ребёнка, который был немного мудрее, чем его взрослые.

— Пап, всё хорошо, — спокойно сказал он, чувствуя, как напряжённые руки отца обнимают его в ответ. — Папа-Ази тоже нервничает. Сейчас выйдешь и… Ну, та женщина всё скажет, поцелуетесь и уйдёте, разве нет? Ничего страшного!

Кроули крепко прижал его к себе и прикрыл глаза, на несколько долгих секунд прижимаясь губами к встрёпанным каштановым волосам. Конечно, когда это говорил Адам, звучало не настолько страшно. Но он снова был готов связать свою жизнь с человеком — они оба, вместе с сыном — навсегда. И Кроули вряд ли переживёт, если от его сердца оторвётся ещё один окровавленный кусок.

Если вообще сумеет пережить.

Волнение достигло своего апогея, и его ладони мелко подрагивали. Мальчик мягко отстранился, ободряюще улыбнулся ему, и Кроули выдавил полу-улыбку в ответ.

Дьявол, дай ему сил.

Кажется, Трейси говорила что-то ещё; возможно, даже что-то подбадривающее. Янг не вслушивался. Он нервно крутил пуговицы на рукавах пиджака, отмеряя шаги до двери созвучно ударам своего сходящего с ума пульса.

Они с Азирафаэлем были… Счастливы. Не до опьяняющего безумия, как в его книгах о любви, всегда покоившихся на прикроватной тумбочке, но счастливы, вне всяких сомнений. Причём не просто как пара, а как… Семья. Но Кроули никогда не думал о “навсегда”. Когда чёрт дёрнул его порадовать предложением Ази, часть его была даже не совсем уверена, что он услышит “да”. Ещё и такое до слёз радостное, которое прошептал тогда его ангел.

Что, если после свадьбы их отношения станут хуже? Что, если это всё им обоим не было нужно? Что, если они снова будут ругаться из-за Адама? Что, если…

За тяжёлыми раздумьями, заставляющими чистое небо затягиваться тёмными облаками, Кроули не заметил, как он и его крохотная делегация дошли до главного зала. Он почти машинально потянулся к дверной ручке с позолотой, нервно поджимая едва не бескровные губы.

Что, если…

Слабый порыв ветра, игривый сквознячок, гуляющий туда-сюда, помог Змию понять, что они дошли до зала. Он зажмурился на мгновение, чтобы в следующую секунду широко распахнуть глаза.

Азирафаэль сиял.

Его возлюбленный репетитор и раньше напоминал Кроули ангела. Светлокожий, мягкий, почти пушистый, нежный, уютный, солнечный и ласковый — он был средоточием всего, чего так не хватало его измученной душе, единственной радостью которой прежде был любимый сын. Азирафаэль любил белые и светлые тона в одежде и интерьере, а его небесная улыбка всегда заставляла Кроули пропускать удары собственного сердца — даже после начала отношений.

Но сегодня Азирафаэль не казался, а был самым настоящим ангелом, спустившимся с небес.

На нём был белый костюм, почти снежной белизной выделявшийся на фоне остальных гостей, которые стояли здесь же, но чуть дальше — Кроули даже не посмотрел в их сторону. Он не смог бы отвести глаз от преподавателя, даже если бы его развернули насильно. Конечно, он уже видел этот смокинг — пару раз фыркнул, что видел облачение “невесты” до свадьбы, да так и забыл. Наблюдать за стеснительно румяным Ази было приятнее, чем думать о каком-то глупом смокинге. Но Дьявол, как же он ему шёл. Возможно, Азирафаэль даже казался в нём моложе — а возможно, и нет. Кроули буквально сходил с ума. Мужчина был пухленьким, что не скрывал белый костюм (очень похожий на его собственный, и, разумеется, с белой бабочкой в тон), уютным, таким родным, что подкашивались колени. Он застыл, сцепив руки в замок перед собой на уровне чуть округлого живота — в своём излюбленном жесте, но Кроули не мог проронить ни слова.

Они уже жили вместе. И часто виделись ещё до этого. Они проводили вместе вечера, водили Адама в парк аттракционов, видели друг друга по утрам, занимались сексом, выгуливали Пса в воскресные утра, когда хотели, чтобы их мальчик хорошо выспался. Кроули так привык к Азирафаэлю, но всё равно сейчас стоял, ошеломлённый, его красотой, и чувствовал, как звенит в ушах и как неистово бьётся сердце. Вполне вероятно, что он выглядел ужасно глупо со стороны. Кого волнует?

Глаза Азирафаэля были широко распахнуты. В них плескалась чистая нежность, смешанная с волнением — таким же сильным, как и у него, — и восхищением. Кроули смотрел на него точно так же, и знал, что ему сейчас даже рта раскрывать не стоит. Он запутается в словах и будет мямлить.

Но ангел улыбнулся ему — робко и широко одновременно. И Кроули вдруг успокоился. Будто страшный шторм в океане мгновенно затих, и гладь снова застыла, лишь мягко плескались слабые волны. И, глядя на эту улыбку, он понял, что всё это было не зря.

Определённо не зря.

Поэтому именно он сделал несколько шагов вперёд, окончательно решив забить на гостей, и мягко взял его нежную, ухоженную руку,расцепляя судорожный замок его пальцев. И понял, что улыбается.

— Ты ослепителен, ангел, — выдавил Кроули, едва ворочая языком. Может, это и было слишком слащаво. Обычный Кроули Янг себя бы так точно не повёл, скорее, изобразил бы рвотный рефлекс. А вот счастливый-жених-Кроули-Янг — точно повёл бы.

— О, дорогой, — почти прошептал Азирафаэль, крепче сжимая его пальцы. — Не более, чем ты. Как же тебе всё-таки идёт смокинг…

Трейси за спиной Кроули мягко покашляла, вгоняя обоих мужчин в краску. Слыша добрые смешки мальчишек и цыканье донельзя смущённой, но довольной всем происходящим Пеппер, они обернулись к стойке регистрации и подошли вместе, не желая расцеплять рук.

Женщина искренне широко улыбнулась им. Нервная дрожь потихоньку начала отпускать Кроули, но он даже при большом желании не смог бы сейчас вспомнить её имя; слишком был поглощён тем, что рядом с ним стоял тот человек, с которым он через несколько минут свяжет свою жизнь.

— Мы собрались здесь, чтобы…

Иногда он подёргивал плечом, не в силах удержать себя на месте, и мысленно молил регистраторшу закончить речь побыстрее. Ему было от души плевать на витиеватые фразы, а вот Азирафаэль, кажется, сиял ещё больше с каждым её словом. На него потом будет больно смотреть, подумалось вдруг Кроули, и он едва истерически не хохотнул. Вовремя удержался.

— Согласны ли вы… — обернулась наконец женщина к Кроули, и тот торопливо выпалил:

— Согласен.

Он непременно съязвил бы что-нибудь, но перед гостями было как-то… Неудобно. Вполне возможно, что Адам именно поэтому и настоял, чтобы пришли родители его друзей, с которыми Янг начал неплохо общаться; чтобы церемония прошла без его ядовитых плевков. Ну конечно. Умом он явно в него.

Женщина едва не фыркнула от смеха.

— Согласны ли вы взять в мужья Кроули Янга? — повернулась она к Азирафаэлю.

И да, у Кроули действительно сильно ёкнуло сердце, когда он услышал вслух звенящее от волнения:

— Согласен.

— Властью, данной мне, объявляю вас супругами, — завершила она, закрывая папку с тихим хлопком.

“Супругами”.

Кроули крепче стиснул ладонь Ази, едва держа себя в руках. Почему-то очень остро вспоминались обрывки: когда он впервые подвёз репетитора до дома; когда он остался у них ночевать; когда они поссорились и как он мок потом под дождём, всем сердцем надеясь, что дверь дома всё-таки приоткроется.

— Распишитесь и обменяйтесь кольцами.

Передавая ему ручку, Азирафаэль улыбнулся так, что самые неприятные воспоминания меркли, сражённые наповал. И Кроули очень надеялся, что его улыбка вышла такой же искренней и не кривой, как ему ощущалось. Роспись вышла несколько размашистой.

Адам с очень важным видом перекатывался с пятки на носок, держа в руках их кольца. Если бы позволяла ситуация — он точно скакал бы на месте от радости. Мальчик очень хитро прищурился, с любовью глядя на них обоих, когда Кроули забирал кольца.

Правда, один раз он их чуть не выронил, под тихие смешки детей позади. Поэтому надевал кольцо на палец Ази, мучительно краснея по самые уши.

— Можете поцеловаться, — заключила регистраторша, отступая чуть назад и прижимая папку к груди.

Кроули больше не сомневался — сомнениям просто не было места. Внутри всё переполняла звонкая, сияющая радость, и он решительно привлёк к себе хихикающего от счастья Ази и нежно припал к мягким губам, чувствуя, как сильно кружится голова. Позади раздались радостные возгласы детей и взрослых; рядом звонко взвизгнул Адам; краем уха Кроули услышал громкий лай довольного Пса, которого их сын всё-таки сумел притащить на церемонию. Азирафаэль целовал его в ответ, крепко жмурясь и улыбаясь сквозь поцелуй, и на свете, в общем-то, больше ничего не значило.

Для Кроули, Азирафаэля и Адама Янгов, в конце концов.

Телефон, благополучно забытый на столе, завибрировал, заставив каждого дёрнуться. Спохватившись, Азирафаэль схватил его и нажал на зелёный квадратик, деловито поднося к уху.

— Алло?

Даже Пёс заинтересованно притих. Адам и Кроули гладили его в четыре руки, а теперь обернулись, застыли все втроём, как на картинке, и преподаватель не сумел подавить вздох умиления. Даже от такой привычной картины приятно щемило в груди, и он отвернулся к окну.

На улице тихо падал пушистый снежок.

— Да-да, всё верно, — подтвердил Азирафаэль. — Вы уже получили сообщение? От Азирафаэля Янга, да, это я. Адам сегодня не появится на занятиях, он приболел.

Кроули на заднем фоне сердито фыркнул, а сын довольно улыбнулся, снова почесав притихшего Пса за ухом. Они втроём разместились на скамейке на кухне, и на памяти Адама это утро было одним из самых уютных за прошедший год.

— Спасибо. До свидания, — вежливо попрощался Азирафаэль и положил трубку. К столу он возвращался с хитренькой улыбкой и озорным блеском в глазах, но его мягкие щёки всё же несколько зарумянились: ему всё ещё было слишком неловко так откровенно лгать.

Адам был просто счастлив. А вот Кроули скрестил руки на груди, пыхтя, как закипающий чайник.

— Я всё ещё против, если кому-нибудь интересно.

— Адаму тоже можно отдохнуть, дорогой, — невозмутимо отозвался Азирафаэль, подливая себе ещё чая. — Не вижу в этом никакой проблемы.

— У меня же голова болит, пап, — подхватил Адам, склонив вихрастую голову на плечо отца. — Тебе совсем-совсем меня не жалко?

И захлопал ресницами так, что сердце мужчины не выдержало, как и в любой другой раз. Он тихо корил себя за то, что не мог противиться его обаянию и поддавался; куда делась его строгость? Он родитель или кто?

— Ладно, — недовольно буркнул он, приобнимая мальчика за плечи. — Так уж и быть. Поедем в парк.

— А можно в кино? — моментально уловил настроение отца Адам. Глаза его загорелись, как у любого ребёнка его возраста. Ещё бы: его самые крутые родители разрешили ему прогулять! Ещё и в парк!

— У тебя же голова болит? — ехидно напомнил Кроули. Он нежно усмехнулся, приподняв брови, но Адама было так просто не провести. Он решительно покачал головой.

— Но там очень классный фильм. Помнишь, я про него говорил…

— А, этот? — тут же нахмурился Кроули. — Нет, исключено.

— Ну пап!

— Нет.

— Почему?

Азирафаэль отпил ещё чая, с нежной улыбкой наблюдая за их спором. Внутри мягко теплело, от чего радостное выражение действительно не сходило с лица. Его муж только решительно сдвинул брови к переносице, возвращаясь к своему кофе.

— Он слишком взрослый для тебя, там ограничение, — стальным голосом отказал он. И почувствовал себя чуточку увереннее: надо же, не совсем размяк. — Ты и так скоро умнее меня станешь.

Лестью Адама тоже было не купить.

— Ну пожалуйста, папочка, — предпринял он последнюю попытку, выпятив нижнюю губу. Кроули молча покачал головой.

— В парк поедем, иди собирайся. Можешь взять Пса.

Мальчик показушно вздохнул, тем не менее, вставая из-за стола. Пёс рванул за ним, радостно виляя хвостом, словно уже научился понимать человеческую речь. Адам, конечно, был не так сильно расстроен, как хотел показать. В конце концов, они всё равно едут гулять! И с ними папа-Ази! Так что мальчик уже в коридоре перешёл на счастливые подрагивания, и любимый Пёс ему вторил.

Кроули, очень довольный собой, отпил ещё остывшего кофе. Наконец-то он ощутил себя в своей тарелке. Теперь с пути нормального отца, который правильно воспитывает сына, его уже ничто не собьёт…

Азирафаэль поднялся со своего места, намереваясь отнести кружку в раковину, но чуть задержался у места, где сидел Кроули. Наклонившись к нему, он мягко положил ладонь на мгновенно напрягшееся плечо мужа под чёрной футболкой, тая от нежности, кипящей внутри, и тихо шепнул ему на ухо:

— Ну пожалуйста, папочка?

Кружка с остатками кофе со звоном шлёпнулась об стол.

— Адам, собирайся, мы едем в кино!

— Ура-а-а!