КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Душевный архитектор (СИ) [Beleidigte_Engel] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

========== Пролог ==========

Вару засыпала лишь в моменты, когда теряла сознание от невыносимой боли в ногах. Ее раздробленные кости заживали медленно и мучительно, неустанно напоминая о всех разрушенных мечтах, о всех целях, которых она больше никогда не сможет достичь. Просыпаясь, шиноби стискивала зубы и сжимала кулаки, пока вновь не теряла связь с реальностью от бессилия, существуя в крошечном мире размером с больничную палату целых два месяца. Шестьдесят дней непрекращающейся боли, настойчиво пытающейся свести ее с ума. Поэтому, проснувшись под тихое шуршание песка, Вару решила, что ей снова снится кошмар.

Гаара сидел на подоконнике в терпеливом ожидании, глядя в открытое окно. Для кошмара он был слишком спокоен и задумчив, и стоило ему посмотреть на Кейджи, как она нахмурилась, понимая, что не спит.

— Что тебе сказали насчет травмы? — спросил он без каких-либо эмоций, но услышать подобный вопрос от него Вару не ожидала. Она даже не думала, что Гаара может прийти к ней в палату без желания убить. Если бы хотел, то не скрывал бы. Да и не смог бы.

— Благодаря связям меня еще поставят на ноги, но мой путь шиноби на этом окончен, — совладав с непониманием, выудила из себя ответ Вару, замечая перемены во взгляде старого знакомого и пытаясь предположить причины. — Как прошел экзамен?

Гаара на мгновение отвёл взгляд на стоящий на полу сосуд, прежде чем дать равнодушный, но крайне ценный для него же ответ.

— Я проиграл.

Вару улыбнулась настолько широко, насколько позволяла ей боль. Странное чувство злорадства овладело ею, но в то же время она была раздосадована тем, что проиграла ему, имея крайне большие планы на победу.

— Теперь понятно. Твоя теория об источниках силы оказалась в корне неверной. Любопытно, кем был твой противник.

Гаара скрестил руки на груди, смотря на Вару выжидающе. Без дикого гнева, который был бы тут уместен. И незнание причин этой странной перемены Кейджи сильно раздражало.

— Зачем ты пришел?

— Ты знаешь меня лучше, чем кто-либо другой, и даже лучше, чем я сам.

Его ответ вновь вынудил ее улыбнуться. Теперь с иронией. Ей было приятно, что он оценил ее многолетний труд, но она не могла не чувствовать последствий своей неудачи.

— Нет, если бы знала, не осталась бы без ног. Я совершила ошибку, полагая, что моих знаний будет достаточно, чтобы управлять тобой.

Гаара не менял выражения лица, однако смена эмоций легко улавливалась в его голосе. И снова никакого гнева. Он был согласен с ней и ничего не собирался доказывать: ни словами, ни силой.

— Ты можешь попробовать снова.

— Это вызов? — чуть посмеявшись, спросила Вару и замолчала, вспоминая, что Гаара не умеет шутить.

— Нет. Это просьба.

Он не умел притворяться и скрывать свои эмоции, а ещё не знал, как правильно общаться с людьми, и не понимал их чувств. Он с трудом осознавал, что, лёжа на больничной койке и потеряв свое будущее, Вару не желала видеть его и вела диалог лишь из-за своей натренированной сдержанности. Она инстинктивно боялась боли, которую он уже причинил ей, но если Гаара и пытался представить ее мучения, выходило у него туго.

— У тебя действительно все запущено, раз ты смеешь просить меня о таком, — тихо сказала Кейджи, обращая взор к потолку и привычно погружаясь в раздумья. Она знала, чего он всегда хотел и что мешает ему обрести это сейчас. Что бы там ни произошло с ним на экзамене, в его положении измениться будет крайне трудно. — Какие перемены ты хочешь в себе увидеть?

Этот вопрос немного изменил его взгляд, зацепился за узелок раздумий и развязал его, разглаживая черты лица в едва заметном облегчении. Он ещё ни с кем не говорил об этом.

— Я хочу понять, каково это — защищать близких тебе людей.

Вару повернула к нему голову, чтобы окинуть его недоуменным взглядом. Она удивлялась тому, что Гаара нашел нечто, способное так радикально поменять его мнение о жизни. Два месяца назад он яростно доказывал ей смысл своего существования, и теперь говорит совершенно противоположное. Неужели после всего, что натворил, он и правда пришел к чему-то подобному? А впрочем, теперь ясна причина его появления в этой палате. Даже не зная того, что все-таки произошло с ним, Вару могла вычислить его проблему.

— Убийства в твоем представлении расходятся по смыслу с защитой? Ты никогда не избавишься от любви к виду крови. Как бы сильно ни старался, чужая смерть всегда будет приносить тебе удовольствие. Это неотрывная часть тебя, лишение которой не приведет ни к чему, кроме саморазрушения. Поэтому ты, не обладая никакими знаниями о человеческих чувствах, пришел ко мне. Гаара, ты ведь знаешь, что не вправе просто просить меня, — сказала Кейджи с нескрываемым раздражением, снова ловя перемены во взгляде бывшего заклятого врага.

— Я готов искупить свою вину перед тобой.

Он сказал это с неуверенностью и неискренне, понимая, что уже ничего не может исправить.

— У тебя нет такой возможности, — бросила Вару с неприязнью, и Гаара отвёл взгляд к окну, к виду поддетой ночной мглой Сунагакурэ.

— Я хочу защищать эту деревню, — сказал он на этот раз уверенно, и Кейджи перестала хмуриться, наконец понимая, к чему он ведёт. — Но для этого мне нужно совладать с самим собой, чтобы больше не быть угрозой.

Ему нужно было справиться со зверем, вскормленным ненавистью и болью, чтобы перестать тратить силы на разрушение. Вару подозревала, что ребенок внутри него уже давным-давно мертв, а, пострадав, стала думать, что убедилась в этом окончательно, поэтому удивлялась человеку, стоявшему рядом с ее кроватью и прекрасно осознававшему изначальные цели Кейджи. Человеку, способному здраво мыслить и оценивать ситуацию, что пару месяцев назад было ему совершенно несвойственно.

— Надо же, а просить ты умеешь, — наигранно усмехнулась Вару, понимая, что ее отказ будет означать лишь поражение.

========== Глава I - Липкая паутина прошлого ==========

Наблюдая за волнами ожившего песка, Вару невольно вспоминала о давно минувших временах, когда своим с рождения хрупким телом не могла добиться ничего, кроме неприязни со стороны человека, которого глубоко уважала и боялась. Какие бы усилия она ни прилагала, собственные успехи не вызывали восхищения и не возвышали ее над всеми остальными.

Пустыня вокруг оживала и приходила в движение, и Кейджи выпивала свою слабость до дна, всматриваясь в сосредоточенный профиль тринадцатилетнего мальчика, чьи способности, в отличие от ее, имели величественные размеры и не позволяли не воспринимать его всерьез. Она стискивала зубы, чтобы отвлечь себя от ненужных мыслей, но взгляд ее снова и снова впивался в кроваво-красные волосы, возвращая образы запылившегося детского кошмара, который больше не пугал ее так сильно, как раньше, но все ещё был неприятен.

Гаара не щадил себя, упиваясь состоянием невыносимой усталости. Он тяжело дышал, выжимая все силы и, несомненно, представляя при этом уже другую свою цель и другие обстоятельства, в которых он защитник, а не убийца. Прошлое не хотело соглашаться с ним, настойчиво постукивая по черепной коробке изнутри и заставляя его корчиться от боли, но Вару видела, что мальчик старается. Прислоняя ладонь к иероглифу на лбу и скалясь, Гаара снова складывал руки, чтобы повторить технику. Грудь его вздымалась от частых вдохов, но песок больше не шевелился, отказывался подчиняться, замерев в темноте безветренной, постепенно подводившей итоги ночи.

— Если ты потеряешь сознание, мне придется к тебе ползти, — предупредила Кейджи, зная, что ее подопечный израсходовал всю чакру. На сегодня он сделал более чем достаточно, и она открыто признавала, что его успехи немного пугают ее.

Гаара разомкнул руки и окинул взглядом изменившийся ландшафт. Равнодушно, словно ожидал большего. Его лицо почти ничего не выражало, кроме физической усталости и боли. Того злобного мальчика, ненавидящего все живое, он забыл где-то на территории Конохи и не планировал возвращаться за ним. Однако без этого мальчика Гаара был никем. Он был никаким: безэмоциональным, пустым и холодным. С кучей наивных вопросов в голове, которые не успел задать ещё в детстве.

Вару встретилась с его взглядом, казавшимся чисто-белым в обманчивом свете луны, что делало его ещё больше похожим на вместилище демона. Он подошёл к камню, на котором она сидела, и опустился на землю. Видеть его затылок было куда приятней, чем смотреть в лицо.

— Всю эту неделю ты только наблюдала, — сказал Гаара спустя минуты успокоительного молчания, и Вару скрестила руки на груди, чуть морщась от беспокоившей ее боли в ногах.

— Твоя просьба требует немного иных методов, к которым до этого я почти не обращалась. Мне нужно время, чтобы лучше оценить твои перемены и сделать все правильно.

После поединка с тем заносчивым чунином и схватки непосредственно с ним же ему интересно, какие ещё неожиданные сюрпризы могла прятать в своем арсенале Кейджи. Она не была из тех, кто стремится как можно скорее продемонстрировать свои способности, и все эти годы обучения не привлекала к себе излишнего внимания. Ни тайдзюцу, ни ниндзюцу ей особо не давались, так что её ещё в академии списали со счетов. Для Гаары она казалась насекомым, причем маленьким и тихим, которого не слышно и не видно. Привыкнув к атакам с большим уровнем разрушения, гендзюцу от нее он не ожидал, как и все остальные, кроме ребят из команды и сенсея, ну и почтенной бабушки, но это немного другая история.

— Что это за техника, которую ты применила против меня? — все же задал этот вопрос Гаара, к недовольству Вару, повернув к ней голову.

— Она вызывает Сонный паралич. Тебе сон неведом, так что вряд ли ты испытывал что-то подобное раньше. Идеальное состояние для галлюцинаций, — с лёгкой улыбкой ответила Кейджи, вспоминая его сначала удивленное, но после искаженное истеричной злостью лицо. Запугать человека, которого каждую ночь запугивает демон в его голове, оказалось не так уж и просто. — У тебя хорошая защита даже от такого гендзюцу, но ты лишишься ее, если изменишься.

— Это не повод останавливаться, — сказал Гаара спокойно и отвернулся, понимая, о какой конкретно защите говорит ему бывшая шиноби. Именно от этого он твердо решил избавиться, заручившись ее поддержкой. Немного опьяненная его доверием Вару самодовольно улыбнулась.

— Подпускать такую, как я, слишком близко — неразумно. Особенно в таком состоянии.

Джинчурики никак не отреагировал на ее слова, не чувствуя себя в опасности рядом с ней. И верно, потому что Кейджи в самом деле ничего не планировала против него. Ожидая приступы безумия и готовая к смерти от его рук, она понимала, что ей следует внести свою лепту и довершить план до конца, чего бы ей это ни стоило. Даже если совсем недавно все казалось безнадежно утерянным.

— Что ты испытывала в тот момент, когда защитила своего друга?

— Я почувствовала досаду от того, что все мои труды разрушены, и страх, что мне не хватит сил спасти его.

— Ты ненавидела меня? — спросил Гаара, помедлив, и Вару уловила в его голосе слабые зачатки эмоций, которые лишь прорастали в нем, не рискуя распуститься. В песке мало что способно выжить.

— Моя ненависть не стала больше, так как я прекрасно знала, чего от тебя ожидать. Ты не был способен на что-то другое.

Она дала ему понять, что не испытывает дружелюбия и не пытается сблизиться. Он сам предоставил ей условия, при которых Вару может находиться рядом и помогать, но это далеко не из-за симпатии к нему. Гаара не обманывал себя, воспринимая ее как источник сокровенных знаний, которые ему было стыдно получать от кого-то другого.

— Ты была готова так просто отдать свою жизнь, — сказал он с призрачным трепетом, и Вару улыбнулась.

— Я не думала о том, правильно ли это. Кроме того, я даже не думала о том, как сильно до этого хотела жить. Асоби мой друг, с которым мы многое пережили. Его жизнь для меня гораздо ценнее собственной.

— Значит, вот, что представляют из себя друзья.

— Видеть этих идиотов счастливыми для меня безумно важно.

Воспоминания посетили Кейджи, как ненавязчивые гости, лишь напомнив о себе, и быстро скрылись за дверью. Одинокий мальчик завидовал ей. Он хотел бы заполучить ее чувства, ощутить то же самое, но не мог. Силой этого не отнять и не получить.

— У тебя есть те, кого ты должен защищать. Со временем Темари и Канкуро избавятся от своего страха.

— А если нет?

Его огорчает тот факт, что даже с желанием измениться Гаару все ещё считают ночным кошмаром Сунагакурэ. Вару не хотелось травить его стремления тем, что часть жителей никогда не примет чудовище, кого бы он из себя ни строил. Однако брат и сестра не могли не любить его. До дрожи боялись, но знали, что на его месте могли оказаться и они.

— Ты их семья. Эти узы рано или поздно сделают свое дело, — сказала Вару и устало вздохнула, посмотрев на белеющее небо. — Мне стоит вернуться в больницу.

***

Слезы капали на израненные руки и немилосердно жгли, заставляя девочку ещё громче всхлипывать и ещё больше терять силы, необходимые на то, чтобы снова подняться, чтобы сделать очередную бессмысленную попытку доказать - она способна на большее.

Пепельные глаза отца не выражали ничего, кроме презрения. Смотря на нее, как на жалкое крошечное существо, которое ему подкинули, он не собирался давать ей ещё один шанс.

— Ты перегибаешь палку, Хару, — предупредил его дедушка, наблюдавший за тренировкой со стороны и до этого ни разу не вмешавшийся. Отец глянул на него через плечо, затем, мгновение помолчав, развернулся, чем окончательно подтвердил свое мнение.

— Она не будет учиться в Академии. С такими способностями ей никогда не стать шиноби.

Девочка вздрогнула, зная, что если отец уходит, то это плохо. Она подняла на него взгляд, видя лишь расплывающийся в пелене слез отдаляющийся силуэт. Больше всего на свете ей не хотелось огорчать его. Больше всего на свете она боялась потерять и его тоже. Отчаяние захлестнуло ее, но сколько бы девочка ни кричала, отец не останавливался и не принимал ее обещания всерьез.

— А теперь осторожно опускайтесь, вот так.

Медсестра придерживала ее за плечи, помогая сесть в инвалидную коляску. Глупо кривя губы от иронии, Вару тщетно пыталась напустить на себя беззаботный вид, но это явно было последней каплей. Ее разрывало на куски от возмущения и боли, что с острой перешла на противно ноющую. Самообладание собиралось дать трещину, но Вару успокаивала себя, что ее неудачи в мире живых никому уже не видно.

— Совсем скоро вы встанете на ноги, — попыталась успокоить ее сестра и мило улыбнулась, выкатывая коляску в коридор.

— Было бы неплохо, — пробурчала себе под нос Вару, мрачно оглядывая проходящих мимо врачей и пациентов, что не обращали на нее совершенно никакого внимания. Сестра помогла ей преодолеть притягивающий ее барьер больницы, и, почувствовав на щеках теплые порывы ветра, Кейджи нашла в себе силы слабо улыбнуться солнцу и долгожданной выписке. Мысли о доме согревали, но Вару понимала, что жизнь ее будет несладкой до тех пор, пока она не встанет на ноги.

Сестра должна была помочь довезти ее и проверить условия в самом доме, но вдруг остановилась, и даже не видя лица, Вару ощутила ее испуг. Подняв взгляд, она встретилась с парой холодных бирюзовых глаз и криво улыбнулась. Гаара выглядел сейчас слишком серьезным, чтобы производить на людей правильное впечатление, и его вежливый тон прозвучал с большим контрастом, вызывая ещё большую порцию страха у бедной девушки.

— Я помогу ей добраться до дома и прослежу, чтобы она не оставалась одна. Вы можете идти.

Улыбка Кейджи стала ещё более натянутой, а сестра позабыла о своих обязанностях и, коротко кивнув, бросила пациентку в лапы Самовлюблённого демона. Такая реакция Гаару не обрадовала, зато Вару позволила себе тихо посмеяться под его вопросительным взглядом.

— Ты только что избавил меня от лишних проблем и добавил другие.

Выждав какое-то время в задумчивости, Гаара обошел коляску и неторопливо покатил ее. Подперев голову рукой, Кейджи громко вздохнула, не переставая улыбаться. Люди вокруг смотрели на них с искренним непониманием, и репутация Сабаку но Гаары чуть поскрипывала в такт их перешептываниям. Он не был настолько коварным и внутренне сжимался, все прекрасно слыша и видя.

— Представь, что твой сосуд опустел и в нем больше нет песка, который бы защищал тебя, — начала Вару, отвлекая его от людей вокруг и полностью приковывая внимание к себе. — Сейчас твое состояние ничем не отличается от пустой тыквы. Даже с новой целью защищать Сунагакурэ тебе будет сложно привыкнуть к ней, потому что четких мотивов для этого у тебя нет. Ты не испытываешь необходимых чувств. Пустой сосуд за спиной лёгок, но тогда он совершенно бесполезен.

Кейджи чувствовала его пристальный взгляд на своей макушке, но не ощущала дискомфорта. Говорить с ним, не видя при этом, было гораздо проще, и Вару обходила ловушки из липкой паутины прошлого, воспринимая непонимание людей как ростки их совместного будущего.

— Ты права. Я чувствую себя опустошенным. В таком случае мне нужно заполнить сосуд и делать то, что будет соответствовать моей нынешней цели. Позволь мне позаботиться о тебе.

— Ммм…

Вару перестала улыбаться, надолго задумавшись. До самого дома она не сказала ему ничего, давая ответ лишь на пороге.

— Только если тебе это и в самом деле нужно…

========== Глава II - Брезгуешь ==========

Взволнованные предстоящей церемонией выпускники Академии сидели за партами и в полный голос обсуждали следующую важную ступень в жизни шиноби. Однако сквозь этот гул слух светловолосой девочки прекрасно улавливал все, что было хоть как-то связано с ней.

— И почему она все еще продолжает учиться?

— На письменных экзаменах Вару настоящий монстр. Сто процентов по всем предметам.

— Вот же зубрила. Это ведь никак ей не поможет.

Подперев голову рукой, Кейджи равнодушно прошлась взглядом по головам других будущих генинов, сидящих рядами ниже. Уже через пять минут должны озвучить состав команд и приговорить их к товариществу на неопределенных срок, и Вару пыталась предугадать своих будущих коллег, вспоминая возможности то одного знакомого лица, то другого. Пока она разбирала досье в своей памяти, странное чувство слежки постоянно отвлекало ее, вынуждая то и дело бросать недовольный взгляд на сидящего рядом беловолосого парня, который якобы все это время смотрел только на доску.

— Ты мне хочешь что-то сказать? — спросила Вару так резко, что он испуганно вздрогнул, до этого абсолютно уверенный в том, что его подглядывания невозможно заметить.

— А, ну, я… Эм, — промямлил парень, растерявшись, но быстро нашел, что ответить. — Почему ты не пытаешься им возразить?

— А зачем?

— Ну, ты столько труда вкладываешь в свою подготовку для того, чтобы опровергнуть их мнение, и все равно продолжаешь терпеть.

Кейджи нахмурилась, недовольная тем, что кто-то следил за ней все это время, но от замечания ее отвлекло чье-то сонное ворчание слева. Она точно помнила, что туда никто не садился, поэтому удивилась тонкой струйке слюней, стекающей изо рта дремлющего головой на парте немного потрепанного парня. Наблюдательный собеседник тоже удивился, совсем не заметив его.

— Откуда он…

— Соблюдайте тишину! Сейчас я объявлю состав команд.

Все затаили дыхание, наблюдая за тем, как учитель медленно разворачивает свиток, пробегаясь взглядом по тексту. Он смаковал момент, явно испытывая удовольствие от напряжения, застывшего в воздухе, и произносил имена без спешки, отыгрывая значительную паузу между ними.

— Вару Кейджи.

Девочка внутренне напряглась, начиная раздражаться с каждой растянутой учителем секундой.

— Отто Вараи.

Беловолосый широко улыбнулся.

— Котоба но Асоби, — это имя произнесли гораздо громче, и спустя мгновение стало ясно, почему. Спящий рядом парень резко поднял голову, хрюкнув, и Вару с Отто подозрительно покосились на него.

***

Кейджи видела, как ее друг сжимает пальцы в кулаки, как напрягается, не в силах даже взглянуть на нее. Он боролся с отчаянием и чувством вины, но слишком усердно. Его выбросило за пределы здравого смысла, и сейчас Отто беспокойно плавал во тьме горьких чувств, не понимая более, что правильно.

— Это ведь часть твоего плана, да? — спросил он дрожащим голосом, и Вару сжала край одеяла тонкими, покрытыми мелкими шрамами пальцами.

— Что именно?

— Ты рано или поздно убьешь его, верно?

Вараи посмотрел ей в глаза, искренне надеясь на подтверждение его наивных догадок, но Кейджи нахмурилась, зная, что ее друг не в состоянии вести адекватную беседу. Сердце болезненно сжималось, уязвленное воспоминаниями, связанными с их раненой дружбой, и безумно хотелось ударить Отто по лицу, лишь бы он успокоился и перестал изводить и себя, и ее.

— Нет, все именно так, как ты не хочешь думать. Я помогаю ему и не собираюсь мстить.

Шиноби тяжело выдохнул, снова опуская взгляд в пол, и костяшки на его пальцах побелели до цвета мрамора. Вару знала, что он скажет ей сейчас. Прекрасно знала, что значит имя Сабаку но Гаары для них троих, но Отто не понимал, что именно в этом все и дело. Он не хотел и не мог смотреть так глубоко, дезориентированный эмоциями и сосредоточенный лишь на жертвах, цель которых для него не имела никакого смысла.

— После всего, что он сделал с нами… Как тебе не мерзко позволять ему находиться так близко? Он убил наших родителей. Асоби чуть не погиб. И как ты можешь…

— Замолчи, — прошипела Вару, набирая в лёгкие больше воздуха, чтобы успокоить себя. — В инвалидное кресло я ведь просто так села. Скучно стало.

Ее слова подействовали на друга незамедлительно, и он ещё ниже опустил голову, только теперь в попытке извиниться.

— Прости.

Вару отвела взгляд к окну, чуть щурясь от солнца и чувствуя себя такой уставшей и разбитой, что хотелось сдаться. Просто бросить все и исчезнуть, позабыв об обязательствах и окончательно погибнуть. Но она всегда воодушевлялась моментами, когда руки опускали другие. И при виде подавленного Отто ей становилось проще закатывать сердце в банку и, стискивая зубы, просто делать свое дело. Как единственная, кто остался. Как та, кому эта ноша по силам.

— Может, я теперь и не шиноби, но все ещё верна Суне. Жажда мести противоречит моим клятвам.

— Прости… Я просто… Я бы не смог так, как ты, — тихо сказал Вараи, неуверенно подняв голову, когда Кейджи заботливо погладила его по волосам. Она не могла злиться и не должна была. Их дружба кормилась мечтой одолеть чудовище, убившее когда-то их родителей, и теперь исполнение детских желаний гораздо ближе, чем эти двое дураков могут себе представить. Вару готова отдать все, что у нее осталось, лишь бы их общий ночной кошмар наконец закончился. Поэтому она и терпит. Поэтому держит рвущиеся наружу слова в глотке, не позволяя им выбраться и все испортить.

***

Когда Отто еще раз извинился и попрощался с ней, обещая навестить как-нибудь на днях, Вару подумала о том, что он совсем скоро найдет ответ на тот старый вопрос и ему не нужно будет снова спрашивать. Выходя из комнаты, Вараи чуть отошел в сторону, впуская куноичи, которую Кейджи планировала увидеть многим позже.

Темари со своим обычным надменным видом прошла в помещение, дожидаясь, пока шиноби отойдет от дверей на достаточное расстояние, и после серьезно посмотрела на хозяйку.

— Мне следует составить расписание приема гостей, — заметила Вару, устало вздохнув, но просить куноичи уйти было нельзя. Она могла прийти к ней лишь с одним разговором, который на данный момент являлся приоритетным и для нее тоже.

— Большое количество знакомых вредит покою, — пожала плечами Темари и, подойдя ближе к кровати и прислонившись спиной к желтой стене, начала сразу с самого главного. — Что ты делаешь с ним?

Кейджи слабо улыбнулась этой совершенно ненужной неприступности, которую возвела рядом с собой сестра Гаары, и не стала упускать возможность разрушить ее, потому что времени на взращивание доверия у них не было.

— Ты плохая сестра, раз не веришь в него. Я ещё не тратила на него чакру.

Темари уже знала, что брат делает все по собственной воле и сам обратился к Вару, но видеть его внезапные перемены ей было непривычно и странно. Поэтому намек, прозвучавший в словах бывшей шиноби, она поняла и смягчилась.

— Значит, бой с Наруто Узумаки и в самом деле так на него повлиял.

— Если бы он просто подтолкнул его к новым размышлениям, то Гаара так резко бы не менялся. У него уже была вспаханная почва, — пояснила Вару, снова позволяя себе обрасти завистью к возможностям Конохи. Она чуть не лишилась друга и стала калекой, так и не добившись своего, и после такого Наруто воспринимался как серьезный соперник, с которым было бы неплохо поговорить по душам.

— Он стал более встревоженным, — сказала Темари тихо, и, уловив в ее голосе беспокойство, Кейджи все же убедилась в том, что при ней Гаара прилагает большие усилия, чтобы выглядеть безэмоциональным. Похоже, он плохо понимал, что, убегая и отрицая, не сможет решить свою проблему.

— Гаара боится, что не сможет контролировать себя и никогда не изменится.

— А что думаешь ты? У него есть шанс?

Вару задумалась, скорее пытаясь сообразить, что будет лучше сказать Темари, чем проанализировать положение Гаары еще раз. Она знала о рисках и о возможностях изначально, в каком-то смысле добровольно идя на смерть, но утешать куноичи ложными надеждами не стоило. Тем более что наивность никогда не была слабостью Темари.

— Есть, но небольшой. Он слишком сильно травмирован, чтобы восстановиться полностью. Такое детство оставляет след на всю жизнь, и от него невозможно избавиться. И кроме того, — Вару коснулась пальцем виска, серьезно глядя на гостью. — Шукаку значительно усугубляет дело. Может, Гаара и справится со своей ненавистью и перестанет так халатно относиться к жизням других, но тогда демон попросту изведет его.

Темари вздохнула, опустив взгляд. Младший брат и для их семьи был сильной травмой, и пусть она могла справиться со своим страхом к нему, так сильно повлиять на себя все равно слишком сложно. Для этого нужно время, но даже Вару сомневалась, смогут ли они избавиться от прошлого окончательно.

— Ты ведь и в самом деле можешь ему помочь? — спросила Темари, не скрывая своих сомнений, и Кейджи не стала настаивать на положительном результате, зная, что в процессе может стать бесполезной куда раньше.

— Вероятно, что да, но без тебя и Канкуро ничего не выйдет. Гааре необходима семья.

Темари понимающе кивнула, и на этой ноте они стали сообщниками в столь нелегком деле.

***

Лезть в душу приходилось не только Гааре, но и им всем тоже. Им всем нужно было что-то менять в себе, перекраивать имеющееся полотно затвердевшего страха в нечто иное. Но даже с инструментами и знаниями Вару прилагала столько усилий лишь на себя одну, что предполагать неудачу становилось все более правильным.

Оставшись одна, Кейджи позволила себе зашипеть от боли. Давление на самообладание было столь сильным, что хотелось выть, и, потянувшись за коробочкой с мазью на тумбе и случайно смахнув ее на пол, Вару с силой сжала руку в кулак и ощутила острую потребность закричать и сломать что-нибудь. Желательно с громким треском.

Ее боль и отчаяние трепетно собрали и высыпали в сосуд. Лишь завидев красные волосы, Кейджи отвернулась, боясь, что облик Гаары жестоко разобьет ее без возможности на новое рождение. Он поднял коробочку и, открыв ее, сел на кровать, пребывая в такой растерянности, что не мог вымолвить ни слова. Потому что Вару сопротивлялась ему в первый раз. Потому что до этого момента казалась более дружелюбной.

Едва коснувшись пальцами покрытых шрамами тонких ног, когда-то переломанных сильным давлением песка, Гаара провел короткую линию, словно пытаясь измерить глубину страха. К его удовлетворению, Кейджи не дрогнула, но спустя мгновение он ощутил нечто другое, совершенно незнакомое ему. Вару едва сдерживала себя, кривя губы от отвращения. Почему-то эти чувства пересилили страх: они выползли из нее фантомными щупальцами, отталкивая джинчурики от себя, пытаясь прогнать его.

Не понимая, Гаара поднял на нее свой обрамленный черными кругами взгляд, и тогда Кейджи поняла, что в этот момент может потерять все окончательно. Она закрыла глаза и попыталась расслабиться, на всякий случай сосредоточившись на боли, а не на скользящих по изуродованной коже пальцах. Однако от мысли, что одним резким движением эти руки снова сломают ей кости, Вару не смогла избавиться. И даже когда она сомкнула веки, лик демона не исчезал, а обретал свою безумную, отвратительную форму.

— Тебе все ещё больно?

Этот голос, преисполненный детским интересом и тонким ароматом вины, заставил бывшую шиноби открыть глаза и расстаться с ужасным образом. Физическая боль потихоньку отступала, а для другой попросту не осталось сил.

— Уже нет.

Все оказалось еще труднее, чем она предполагала.

Комментарий к Глава II - Брезгуешь

Много болтовни, но это необходимо, чтобы дальнейшие события имели смысл.

Надеюсь, сцена с мазью не вышла слишком интимной, все же она необходима для того, чтобы показать истинное отношение Вару к Гааре. Я решила не перебарщивать с описанием отвращения, но если вы все равно видите зачатки хороших отношений между этими двумя, то сообщите. Исправлю.

========== Глава III - Болевой порог ==========

Надгробие с годами все больше уходило в песок. Теперь нельзя прочесть ни имя, ни дату смерти, и вряд ли незнающий, стоя рядом с обломком желтого камня, поймет, что прямо под ним покоятся останки шиноби Сунагакурэ. Вару представляла себе неразложившееся тело отца: он равнодушно смотрел на нее сквозь песок и, как всегда, не торопился дать совет. Этот образ под давлением реализма прогибался и становился обглоданным скелетом в лохмотьях темной прогнившей плоти. И даже так он продолжал смотреть на нее пустыми глазницами, как строгий непоколебимый судья. Воспоминания прижгли старые шрамы, но Кейджи лишь улыбнулась этому чувству, проведя ладонью по лодыжке.

— Ты испытывал меня на прочность, зная, что в этой жизни я встречу нечто, что будет еще хуже тебя?

Горячий ветер мазнул по лицу, пригнав облако колючей пыли. Это можно было бы счесть за ответ, однако Вару слишком хорошо знала отца. Он бы промолчал, смерив ее наигранно безразличным взглядом. Его бы это ввело в замешательство, но отец не подал бы виду.

— Нет, о таком ты не задумывался, — бывшая шиноби усмехнулась, но непрошенная слеза все равно скатилась по щеке, обжигая и разъедая доспехи из натренированного самоконтроля. — Смешно. Ведь ты в конечном счете оказался прав, отец.

Кости на ногах напомнили о своих повреждениях, словно в попытке пристыдить, избавить от прошлых амбиций. Вару стерла кислоту горечи с лица, снова и снова мысленно говоря себе, что она уже справилась. Уже нет никакого смысла оплакивать то, что она сама принесла в жертву. Это был ее выбор.

— Но знаешь, мне плевать на твои ожидания.

Сосредоточив чакру в ногах, Кейджи поднялась, пару минут еще смотря на ушедшую в песок могилу и не чувствуя ни грамма скорби. Конечно, она просто внушала себе, потому что так было проще. Вару сделает все ради намеченной цели, даже если в итоге, не выдержав, сама сойдет с ума. Она снова усмехнулась, подмечая, что яблоко от яблони упало совсем недалеко. В конце концов ей все равно расти на той же почве, переплетаясь корнями со старым мертвым деревом. Она будет жить в тени, пока не перерастет его.

Увечья лишили ее возможности нормально передвигаться, и, почти доходя до дома, Вару тратила последние капли чакры, стараясь распределить ее так, чтобы беспомощно не упасть на улице. Она добралась до двери, стремительно слабея, и отворила ее, злобно захлопывая за собой. Всего один шаг, и вот ноги пронзила терпимая, но неожиданная боль. Колени подогнулись, и Кейджи тяжело рухнула на пол, ударившись подбородком. Она зашипела, вскипая от гнева на свою никчемность, и подтянулась, руками и коленями помогая себе взобраться на инвалидное кресло.

Идея выйти на улицу перестала казаться разумной только сейчас, но Вару знала, что попросту не могла себе в этом отказать. Ей было необходимо чувство полноценности хотя бы на короткое время, пусть даже из-за этого восстановление сильно затянется. Ее будни теперь представляли из себя это: противный скрип колес, прописанные процедуры, постоянные попытки что-то сделать с ногами самой и младший отпрыск семейства Сабаку но. Просто очередной тяжелый период в жизни, и Кейджи делала то, что должна была, чтобы не загнуться раньше положенного срока.

Гаара тянулся к ней как к человеку, который мог дать ему ответы на множество различных вопросов. Он редко спрашивал что-либо открыто, но обитал рядом в надежде, что Вару прочитает его мысли и расскажет обо всем сама. Конечно, иногда ей и в самом деле это удавалось, и она заметно повышала уровень уважения к себе, но все же это были слишком завышенные требования. Кейджи не умела читать мысли буквально, не применяя никаких техник, и порой уловить размышления другого человека ей непросто. В случае Гаары это становилось только сложнее, но он по-прежнему прятался за своей песчаной броней, лишь изредка показывая то, что пульсировало внутри. Из-за этого Вару испытывала большие трудности, но ничего не говорила. Кровожадный демон боялся всего, что могло его ранить, и, как мидия, на уровне инстинктов оберегал свои нежные внутренности. Давить на него было нельзя.

Даже сейчас, глядя на прилепленный на подбородок широкий пластырь, он наивно полагал, что сможет скрыть свое беспокойство под привычной холодной маской. Кейджи не владела телепатией, но прекрасно знала о мотивах, вынуждающих подражать нехарактерной ему заботе. Он боялся, что надежда скрошится в его неаккуратных, нервно подергивающихся руках.

— Ты падала, — констатация, а не вопрос. Вару лишь многозначительно повела плечами, не находя причин отвечать. — Раны ведь заживут быстрее, если их не тревожить.

Гаара огляделся, словно желая отыскать следы ее баловства, и быстро пришел к тому, что больная, вопреки всем предписаниям, выбиралась на улицу. Он был хрупким и нестабильным, но далеко не глупым пациентом. Обманывать его почти бессмысленно, но Вару и не пыталась. Шиноби не знал, что такое открытость, и Кейджи показывала ему на собственном примере, как стоит вести себя с ней, чтобы их дело наконец сдвинулось с мертвой точки.

— Своим никчемным сочувствием ты их мне не вылечишь, — сказала она без неприязни, но с нотками скептицизма. Его неловкие попытки загладить свою вину лишь раздражали ее, не принося никакой пользы. Он не мог не замечать этого, но сейчас непонимание едва просвечивалось сквозь плотное мутное стекло его бирюзовых глаз.

— Никчемным?

— Оно ничего не стоит.

Вару сломала гротескную конструкцию, которую он успел соорудить за все это время, и ощутила легкое разочарование от того, каким наивным был ее подопечный. Определенные моменты, в которых Гаара совершенно не разбирался, делали его броню пористой, не такой непроницаемой, какой она всем казалась. Кейджи мысленно посмеялась над тем, что у него все написано на лбу. Буквально.

— Почему? — задал он ожидаемый вопрос, и Вару подперла голову рукой.

— Чтобы унять чужую боль, ты должен испытать то же самое, а не думать о том, как бы было ужасно оказаться в подобной ситуации. Если человек не понимает, как тебе больно, то много ли будут значить для тебя его утешения?

Взгляд Гаары прояснился, но быстро потух, не выдержав давления нынешних обстоятельств. Вару немного растерялась, когда он присел напротив ее кресла, посмотрев в глаза. Она о чем-то не знает? Что-то связанное с пониманием, с его собственным прошлым? Да, точно, Наруто Узумаки.

— По-твоему, я не могу понять тебя?

Кейджи скривила губы и отвела взгляд, не собираясь ему подыгрывать. Даже если это заметно упростит дело, они все равно не перейдут эту черту. У них нет ничего общего, и он ошибается, полагая, что это не так.

— Нет.

Гаара состроил что-то покрепче, и Вару хотелось поддаться деструктивности и избавиться от этого просто потому, что ужасно мозолило глаза. Непонимание. Он сам не заметил, как совершил поворот не туда.

— За всю жизнь я почти не испытывал физической боли, и вряд ли ранения на экзамене приблизят меня к страданиям других. Видя чужие раны, я лишь думаю о том, смертельны ли они, и иначе у меня просто не получается, — сказал шиноби спокойно, но не стал скрывать просветов досады. Кейджи пришлось сильно потрудиться, чтобы дослушать до конца. — Но я вполне могу понять другую твою боль. Ты ведь ходила на холм, верно? Там могила твоего отца.

— Нет, ты все еще не понимаешь.

— Но ведь и я…

— Нет, не обманывайся. Мы не похожи, — перебила его Вару резко, но без раздражения. Гаара умел проводить параллели, и так как общность сейчас была для него важнее всего, он цеплялся за то, что хоть как-то ее напоминало. Вот только ему не хватало одного-единственного ощущения, от которого уберегал его песок.

Кейджи успела восстановить чакру, поэтому без труда встала на ноги. Гаара поднялся следом за ней, сделав шаг назад. Всмотревшись в его бледное лицо, в темные круги под глазами, Вару не нашла в себе ни капли жалости к нему. Он удивлялся, и эта эмоция настойчиво пробивалась сквозь броню, вынуждала сердце выколачивать свой волнительный ритм.

— Если так грезишь о боли… Если тебе так хочется понимать других, то я помогу…

Пальцы складывались в знаки, вызывая на лице джинчурики сильное недоумение. Он не знал, что это так много для нее значит, а затем пришло внезапное осознание происходящего. Ладонь уперлась в выросший щит из песка, не подчиняющегося воле Гаары, но возникшая печать излучала не разрушение, а тонкий, мелодичный звук. Вару была полна решимости, так что не остановилась, когда кровожадные песчинки стали стремительно поглощать ее руку. Она прикрыла глаза, содрогнувшись, когда барабанные перепонки болезненно заколебались от крика.

Раздраженные рецепторы вполне могли свести с ума. Кейджи, пусть и охваченная приступом злости, не распространяла боль необдуманно, воспроизводя то, что ощущала сама в тот день, как ей раздробили ноги. На это уходило слишком много чакры, и песок уже обвился кольцом на шее, спрессовываясь и сужаясь, давлением на горло перекрывая путь воздуху.

Именно этого чувства так Гааре не хватало. Физической боли. Сильной, сводящей с ума. Страдания совершенно иного рода, нежели душевные, но не менее значимые. Ради того, чтобы он ощутил это в полной мере, Вару готова была отдать свою жизнь.

***

Из объятий сна Кейджи вырвало чье-то назойливое присутствие. Открыв глаза, она безразлично уставилась на лицо уже знакомой медсестры, что внимательно осматривала ее на наличие более серьезных повреждений. Саднящая боль в шее подтвердила догадки Вару о том, что она, похоже, осталась жива, и от этого по венам вместе с кровью заструилось облегчение. Кейджи повернула голову к окну, замечая виновника своего внезапного пробуждения.

Темари стояла, прислонившись спиной к стене и скрестив руки на груди. Выражение ее лица не предвещало ничего хорошего, и Вару тихо посмеялась, представляя, насколько диким казался ей подобный поступок.

— Ты точно сумасшедшая, раз зашла так далеко. Говорила же, что не будешь использовать гендзюцу, — сказала куноичи строго, не находя в поведении Кейджи ничего граничащего со здравым смыслом.

— Я говорила, что не тратила свою чакру. Про то, что не буду использовать ее вообще, речи не было. К тому же, без техник Гаара рискует лишиться рассудка раньше, чем поймет, что готов следовать своей новой цели, — ответила Вару так, словно уже давно подобрала слова для такой ситуации, и улыбнулась, все еще радуясь продолжению своей жизни. Темари явно не знала деталей, однако произошедшее лишь подтверждало ее опасения. И в этом не было никакой ошибки.

— Он мог убить тебя, — сказала она, дождавшись, когда медсестра подведет итоги и, дав наставления, покинет комнату.

— Он может сделать это в любое время.

Куноичи надолго замолчала, и Вару бесполезно лицезрела потолок, чувствуя, как тело пробирает легкая дрожь. Это не могло пройти бесследно не для кого из них. Она действовала необдуманно, идя на такой большой риск. И дело было не в ее жизни, а в хрупком рассудке подопечного, что вполне мог травмироваться еще больше. Однако Кейджи быстро избавилась от этой мысли, так как худшее все равно не произошло, и она в тот момент не увлеклась, не поддалась яркому желанию отомстить, чье пламя поглощало ее с неистовой жадностью.

— Я не понимаю тебя, — прошептала Темари, и ее голос полностью отразил все негодование,которое она испытывала сейчас. Кейджи и не рассчитывала на понимание, довольствуясь тем, что ей не мешают.

— Как он?

— Хочет побыть один, — из уст Темари это прозвучало как трагедия, но Вару успокоилась окончательно. На самом деле все закончилось неожиданно хорошо, и никто вокруг пока не понимал, насколько сейчас важны размышления Гаары. Кроме того, он ее не убил, что в корне противоречило всем устаревшим алгоритмам. Часть нервных цепочек уже разбита.

— Когда ты сможешь ходить? — ни с того ни с сего спросила куноичи, и Кейджи сразу поняла, что у сестры подопечного появились кое-какие планы на нее.

— Думаю, что недели через две.

— Мы подождем.

— Мы?

— Наша команда. На следующее задание возьмем тебя с собой.

— Я же буду просто невыносимой обузой.

— Это все же лучше, чем… — Темари запнулась, отводя взгляд, но ей и не нужно было пояснять причины своего беспокойства. К самой сложной части их общего дела рано или поздно придется приступить, а время все шло. — Гаара сомневается, что вынесет следующее полнолуние. Нужно увести его за пределы деревни.

Вару вновь мысленно отругала его за излишнюю сдержанность, и облик монстра навестил ее, вгрызаясь в стену покоя. Воспоминания о неудаче все еще свежи, и теперь Кейджи не так уверена в себе, как раньше. Это самая высокая планка, до которой ей, скорее всего, никогда не дотянуться.

— В прошлый раз от моих способностей толку было мало.

— Но теперь все немного иначе, разве нет? — настояла Темари, волшебным образом выдернув Вару из паутины сомнений. Сейчас все и в самом деле было иначе, а значит, шанс имеет место быть. — Мы с Канкуро можем разве что поддержать его, но этого недостаточно. Если Гаара потеряет контроль, то только твои техники смогут остановить его.

— Может быть… — прошептала бывшая шиноби, устало прикрывая глаза. — Конечно, я пойду с вами. Правда, будет лучше сказать, что вы меня понесете.

========== Глава IV - Песчаный демон ==========

Гаара понимал гораздо больше, чем Вару могла предположить. Стоило ей открыться, поделиться с ним своими чувствами таким изощренным способом, как опасный эксперимент обзавелся лезвиями с обеих сторон. Что же скрывается под мягкой оболочкой отважной куноичи, без раздумий отдающей свою жизнь ради друзей? Если Кейджи с трудом выколупывала песчаные чешуйки брони, то Гаара беспрепятственно добирался до ядра, не рискуя его коснуться. Ему было достаточно просто знать о том, что он есть, вот только шиноби все равно возвращался к этой сердцевине, не желая воспринимать то, что лежало на поверхности.

Именно тогда Вару действительно засомневалась в своей подготовке. Гаара был чудовищно силен не только из-за своих непревзойденных техник и чакры Шукаку. Бывшая шиноби ошибочно полагала, что душевные травмы делают джинчурики более хрупким и восприимчивым к воздействиям извне, однако некогда брошенный всеми мальчик создал для себя воистину абсолютную защиту. Он воспринимал окружение выборочно, игнорируя все, что его не интересует. Изменить такого человека невозможно, если он сам этого не захочет.

Вару не рассчитывала на то, что Гаара станет копаться в ней. Со стороны это, конечно, никак не проявлялось для посторонних глаз, но вот сама она прекрасно ощущала эти фантомные пальцы, настойчиво ищущие что-то. И даже когда Кейджи стояла у входа в деревню и дожидалась Темари и Канкуро, ее не покидало чувство, что она находится в чужих руках. Джинчурики пребывал в крайне нервном настроении, напряженно глядя то в небо, то прямо перед собой. Другие шиноби чувствовали неладное и держались на приличном расстоянии, на всякий случай не задавая никаких вопросов и всеми силами стараясь казаться малозначительными и никчемными. Вару наблюдала за своим подопечным, но пока что не сильно беспокоилась по поводу его состояния. Гаара нервничал, только и всего.

Темари и Канкуро подошли немногим позже, сразу же уловив настроение младшего брата. Это не позволило им обменяться приветствиями и вместе составить план: они молча покинули деревню, минуя длинный коридор меж хребта и стражу. Шиноби не без облегчения наблюдали за тем, как фигуры медленно исчезали в желтизне раскаленного песка. Эта атмосфера нагнетающего страха не нравилась Вару, так как являлась слишком пагубной для них всех: Темари и Канкуро не могли даже поддержать брата, не то что повлиять на него. Гаара шел впереди, изредка касаясь ладонью лба, и в эти моменты вся команда заметно напрягалась, готовясь к худшему. Однако ничего не происходило.

Кейджи старалась идти как можно уверенней, игнорируя все нарастающую в ногах боль, но молчание лишь укрепляло мысли о сломанных костях. Спокойный голос вывел шиноби из оцепенения: Темари немного удивленно глянула на нее через плечо, Канкуро едва заметно вздрогнул, а Гаара лишь дернул пальцами.

— Мне так и не сказали, в чем заключается суть задания, — произнесла Вару, делая вид, что между ними совершенно ничего не происходит. Пару мгновений это удивление еще стояло в воздухе, нависая неприятной тишиной, но вскоре отсутствие каких-либо действий все же повлияло на всеобщее настроение.

— Кто-то отравил воду в оазисе деревни Хофу. Пострадало много людей, однако сами они так и не смогли решить эту проблему, — ответила Темари, как ни странно, без намека на неуверенность. Кейджи нахмурилась. Вода для жителей пустыни была всем, и любые проблемы с водоемами почти всегда приводили к бедствиям. Серьезное дело, в случае чего являющееся прекрасным поводом для войны.

— Если они просят найти виновника, значит, никаких других причин нет.

— Не совсем. Жители деревни уверены, что на них обрушилось проклятье.

— Проклятья тоже кто-то насылает, — заметила Вару, щурясь от ударившего в лицо потока горячего ветра. Мелкие песчинки пробрались под веки, начиная раздражать глаза. Ноги стремительно слабели, и бывшая шиноби чувствовала, как все сколы и трещины заявляют о своем забытом существовании. Она больше не могла преодолевать такие расстояния быстро. — Со мной вы сильно припозднитесь.

— Мы предупредили, что не сможем прибыть раньше, — подал голос Гаара и остановился, принуждая команду последовать его примеру. Отсюда все еще было хорошо видно хребты Суны; солнце поднималось, разбрасываясь ярким светом и жарой. Вару не хотелось, чтобы причины их опоздания скидывали только на нее, но ей хватило выдержки промолчать и просто принять все нюансы своего текущего положения в команде. Джинчурики повернулся к остальным, одарив привычным безжизненным взглядом, и так же безразлично произнес: — Сделаем привал.

Канкуро удивленно вскинул брови, демонстративно развернувшись и указав рукой на виднеющийся вдали вход в родную деревню: — Уже? Мы ушли совсем недалеко.

Кейджи не стала дожидаться согласия со стороны других отпрысков Расы и с облегченным вздохом опустилась на песок, заботливо погладив себя по коленям. Она старалась не прикидывать пройденное расстояние и вообще не думать об этом, чтобы лишний раз не волноваться из-за своей уж слишком заметной ущербности, но один член их команды решил, что обязан это жирно подчеркнуть.

— Ты будешь через каждые полкилометра останавливаться? — спросил Канкуро, бросая на хрупкую фигуру бывшей шиноби черную тень, и Вару встретилась с его недовольным взглядом, скривив губы от возмущения.

— Я сомневаюсь, что вообще смогу ходить после такого, — сказала она шепотом, после подобных слов чувствуя себя еще более жалко, чем раньше. Кейджи стиснула зубы, когда Канкуро в презрении нахмурился, поворачиваясь уже к Темари.

— И так надо было брать ее с собой? — спросил он с натянутым негодованием, будто Вару просто портила ему настроение своим присутствием, на что сестра ответила ему без видимого интереса, скрестив руки на груди.

— Это решение Гаары. Высказывай претензии ему.

Кукольник сразу изменился в лице, сглотнув все подступившие жалобы. Брат стоял в паре метрах от него, однако не выказывал никаких признаков гнева. Джинчурики думал, и Вару догадывалась, о чем. Их задание обладало весомой важностью, и относиться к нему пренебрежительно было нельзя. До деревни Хофу примерно два дня пути, но очевидно, что с травмированными ногами это время непозволительно увеличится. Пусть им и необходимо переждать эту ночь в пустыне вдали от каких-либо поселений, задерживаться надолго они не могли.

Все ожидали решения Гаары, и, посвятив раздумьям пару минут, джинчурики снял со спины тыкву, подходя к Вару и обращаясь тем временем к родственникам.

— Мы немного свернем и остановимся в бедленде.

— Как скажешь, — покорно отозвался Канкуро, с неловкостью наблюдая за тем, как Кейджи принимает сосуд с песком и с совершенно нечитаемыми эмоциями обнимает Сабаку но за плечи. Все прекрасно осознавали, что подобная необходимость для этих двоих давалась с колоссальным трудом, но слова здесь утратили всякую значимость. Шиноби, ускорившись, продолжили путь в тишине.

Вару чувствовала себя сломанным инструментом, чья эффективность благоразумно подвергалась сомнениям. Отвращение подкатывало к горлу, но на этот раз не из-за Гаары. Она знала, что все так и будет, но позволила себе надеяться на лучшее. Гордость истошно лаяла мокрой шавкой, но лишь раздражала свою хозяйку и не внушала должного страха. Однако с ролью инструмента Кейджи смирилась довольно быстро, переняв волнение младшего сына Расы, которое он испытывал на данный момент. Его дыхание периодически прерывалось, сдавленное головной болью, и в эти мгновения Гаара терял бывшую шиноби, пытаясь обернуться, но сталкивался с ее лицом. Она бы могла утихомирить физическую боль, унять приступы безумия и просто усыпить его, вот только для Шукаку подобные техники лишь облегчат дело. Вмешиваться в их борьбу нельзя ни в коем случае.

Время, казалось, ускорило свой бег, и с первыми холодными оттенками в небе дыхание Гаары превратилось в отчетливый хрип. Страх коснулся живота, собираясь на коже холодной испариной, и Вару чувствовала, что выдержка джинчурики дала первые трещины. Он схватил ее за запястье, с силой сжимая, но бывшая шиноби лишь стиснула челюсти и поморщилась, не издавая ни звука. Однако Гаара держался, и с наступлением ночи все стихло на какое-то время.

***

Они не стали углубляться в бедленд, найдя себе укрытие от возможной непогоды в неглубокой пещере глиняного холма. Скромное пламя с треском пожирало высушенные ветки, излучая приятное тепло, и Вару протягивала к нему замерзшие пальцы, задумчиво следя за танцем оранжевых лоскутов. И в укрытии, и снаружи все замерло в подозрительном ожидании, сосредотачивая свое внимание на отстраненной фигуре самого младшего в родственной троице. Темари следила за огнем, не позволяя себе показывать волнение, зато Канкуро напряженно поглядывал на брата, ненадолго успокаиваясь каждый раз, когда Гаара не шевелился и вообще не подавал никаких признаков жизни.

Им стоило бы завести какую-нибудь отвлеченную беседу или обсудить предположения насчет их задания, но, видя эти лица, Кейджи понимала, что не сможет никого таким образом успокоить. Их страх оправдывал себя, и бывшая шиноби тоже едва унимала дрожь в руках, но если они будут просто ждать и бояться, то в роковой момент не смогут ничего толком предпринять. Вару отогревала руки и в сотый раз прокручивала в голове все варианты развития событий: выбирала из своих техник то, что с большей вероятностью должно было помочь. В конце концов ее для того и взяли с собой, чтобы ломать над этим голову. Гаара со стороны казался спокойным и неподвижным, и это вселяло в остальных едва теплящуюся надежду.

— Может, все еще обойдется, — тихо сказал Канкуро, и Вару подловила его на этих словах, чтобы хоть как-то разрядить обстановку.

— Что-то я сомневаюсь в твоих навыках шиноби.

— Чего?

— Скорпион к тебе ползет, чего, — пробубнила Кейджи, многозначительно посмотрев на его руку и намекающе вскинув брови. Канкуро не поверил ей сразу, исказившись в лице лишь тогда, когда повернулся и увидел паукообразное собственными глазами. Черное, блестящее в свете огня тельце настойчиво приближалось к мягкой человеческой коже, угрожающе расставив клешни, но буквально через мгновение кунай пригвоздил его к песку, безжалостно пробив хитиновый панцирь.

— Хорошо, когда материал сам к тебе приходит, — воодушевленно сказал Канкуро, поднявшись с земли. Он сделал пару шагов к скорпиону и присел рядом с его все еще подергивающимся телом. Вару с любопытством подалась вперед, чтобы разглядеть, что собирался делать шиноби, но ее отвлек шорох рядом с выходом и хриплый голос, пробравший всех присутствующих здесь до самых костей.

— Я… больше не могу…

Шиноби повернулись в сторону Гаары, обеспокоенно наблюдая за тем, как он ватными ногами делает несколько шагов в ночную тьму пустыни. Закашлявшись, джинчурики обессилено упал на колени, и песок рядом с ним тревожно колыхнулся.

— Гаара!

Темари подбежала к нему первой, кладя ладони на плечи брата. Канкуро и Кейджи остановились буквально в шаге, одновременно ощутив опасность, исходившую совсем не от их товарища. Около десятка пар чужих глаз наблюдало за ними, и в свете полной луны отчетливо виднелись силуэты недоброжелательных фигур и блеск протекторов с символом Сунагакурэ. Вару мысленно выругалась, не понимая, как она могла не предвидеть такую выходку со стороны жителей родной деревни.

— Песчаный демон наконец покинул свое логово, — сказал кто-то из шиноби, и в его голосе явно выражалось нетерпение. Один из камней в душе оборвался и упал, так как это был не приказ сверху, а месть. Успех в таком случае становился маловероятным, и команда имела полное право объявить их предателями и дать надлежащий отпор, но Вару сильно сомневалась, что закончится это благополучно.

— Нападаете на своих? — спросила Темари, выпрямляясь и демонстративно готовя веер к бою. Она тоже догадалась обо всем, и лицо ее исказилось в приступе злости. Это чувство Канкуро разделил вместе с ней, готовый в любой момент вступиться за брата, даже несмотря на то, что джинчурики хрипел и излучал неприятную чакру однохвостого.

— Гаара нестабилен. Он слишком опасен для деревни, чтобы и дальше свободно существовать. Отойдите от него, — приказал один из мстителей, и в подтверждение его слов Гаара поднял обезумевший взгляд на темнеющие рядом фигуры и оскалился. Брат и сестра не отступили, загораживая младшего от нападающих, но в их защите не было никакого смысла. Прежде чем песок вокруг забушевал, резво поднимаясь в воздух, Вару успела крикнуть их имена.

— Темари! Канкуро!

Они успели отскочить, и, пользуясь моментом, шиноби предприняли первые попытки атаковать джинчурики. Песок закружился в опасном водовороте, проглатывая все кунаи и тут же выплевывая их в разном направлении. Кейджи все еще стояла слишком близко и отразила те, что прилетели в ее сторону. Находиться рядом с Гаарой было опаснее всего, и бывшая шиноби запрыгнула на холм, тут же опускаясь на колени от нахлынувшей боли. Дыхание сбилось, а взгляд судорожно ловил силуэты, мельтешащие внизу с твердым намерением избавиться от вопящего чудовища. Всего их было пятнадцать, и взрыв, раздавшийся в опасной близости с джинчурики, свидетельствовал о том, что противника они воспринимали как минимум серьезно.

Песок двигался хаотично, подверженный внутренней борьбе хозяина, то становясь щитом, то вытягиваясь крупной длинной рукой, дабы сомкнуть пальцы на живом существе. И все равно, на каком. Видя, как эта сыпучая конечность приближается к ней, Вару в спешке попыталась подняться на ноги, настойчиво игнорируя боль, но прежде чем ладонь с треском ударила по тому месту, где она сидела, Канкуро вовремя подхватил ее. Они приземлились за одной из мелких вершин, откуда было прекрасно видно все, что происходило внизу.

Эти шиноби многое рассчитали, застав их врасплох именно в такую ночь, когда Гаару никто бы не смог толком защищать. Их пыл не остудила смерть двух товарищей, и несколько взрывов вновь прогремело рядом с джинчурики, обволакивая поле битвы дымом. На какое-то время образовалось затишье. Вару и Канкуро не сводили взгляда с того места, где находился Гаара, и ждали, когда все прояснится. Нападающие расступились в стороны, и теперь их было всего восемь. Сердце, кажется, гремело прямо в голове, отзываясь пульсирующей болью. Мышцы налились свинцом, но Кейджи не давала себе поверить в то, что все вот так легко для них закончится. Дым рассеивался мучительно медленно, обнажая сначала красные волосы, а затем и сгорбившееся тело Гаары. С его лица водопадом осыпался песок, словно джинчурики и вовсе не обладал человеческой плотью. Даже на значительном расстоянии Вару ощущала эту зловещую чакру, но не видела у Сабаку но никаких признаков обращения.

— Что с ним такое? Раньше все происходило немного по-другому, — подтвердил ее сомнения Канкуро, и краем глаза Кейджи заметила, что тот до ужаса напуган подобным отклонением. Бывшая шиноби внимательно присмотрелась к своему подопечному, и отвратительная догадка пронзила ее голову невероятно толстой иглой.

— Шукаку знает, куда стоит надавить, чтобы сосуд сломался. Гаара сопротивляется, но…

— Хочешь сказать, что он…

— Он не берет силу у биджу, как раньше: он уступает ему контроль над своим телом.

Шиноби, восприняв осыпающийся с Гаары песок как нанесенный ущерб, возобновили атаки, набросившись на него со всех сторон. Когтистая лапа демонического тануки обвила тело джинчурики, отражая брошенные кунаи, и резко расправилась, тяжелым, но плавным движением разделяя одного из нападавших на две кровоточащие половины. Сабаку но медленно открыл почерневшие глаза и совершенно нехарактерно ему захихикал.

— Гаара…

Лапа сомкнула пальцы на очередной жертве, и черная в свете луны кровь брызнула на песок. За какие-то жалкие пару минут от нападавших остались лишь зловонные останки. У них не было и шанса убить это чудовище, зато из себя его вывели успешно. Канкуро и Вару не двигались; Темари наблюдала за всем неподалеку, так же не предпринимая никаких попыток пошевелиться. Гаара медленно выдохнул, но тут же застонал и схватился за голову, вновь падая на колени. Лапа рухнула грудой песка, и какое-то время команда слышала лишь хрип и рычание.

— Успокоился? — тихо спросил Канкуро, едва ли не поднимаясь на ноги, но Вару крепко схватила его за плечо. От Гаары все еще веяло чакрой биджу, и густая слюна взбешенного зверя стекала у него изо рта. Он широко, почти безумно улыбнулся, потянувшись носом не то навстречу запаху, не то собственным мыслям.

— Ты действительно думаешь, что сможешь что-то изменить? — внезапно громко спросил он, и в этих звонких нотках никто не мог узнать Гаару. — Это я его вырастил. Я его любимая мамочка, которой он пытается угодить. Знаешь, о чем он думает на самом деле? О том, как было бы приятно сделать это снова.

Все внутри Кейджи похолодело от осознания, что Шукаку обращается к ней. Он истерично грохнул вновь появившейся лапой по песку, поднимаясь на ноги и сосредотачивая взгляд сначала на укрытии Темари, затем на Вару и Канкуро. Бывшая шиноби встретилась глазами с биджу, и что-то внутри нее оборвалось. Страх наполнил легкие и выбрался наружу с последующим выдохом, и затем доспехи самообладания дали трещину. Эти глаза презирали ее жалкое существование, пусть тануки и знал, что такая жертва скорее придет сама, чем убежит.

— Другого выхода нет, — прошептала Вару, но Канкуро резко схватил ее за локоть, принуждая опуститься.

— Стой! Это самоубийство.

— Тогда он убьет всех, — бросила Кейджи сквозь зубы, поднимаясь на ноги и произнося совершенно неожиданно: — Прикройте меня.

Она сосредоточила чакру в ногах, чтобы восстановить способность нормально передвигаться, и спрыгнула в ложбину на достаточное расстояние от завладевшего телом Гаары Шукаку. Такого развития Вару не предвидела, однако очень надеялась, что нынешние товарищи вовремя сообразят, что нужно делать. Тануки развернулся к ней, очертив полукруг на песке, и оскалился, вновь довольно захихикав.

— На этот раз я раздавлю тебе обе руки.

Он сделал уверенный шаг ей навстречу, злобно нахмурившись, когда жертва стала быстро складывать знаки руками. Шукаку зарычал, стремительно протягивая лапу к Кейджи с намерением прервать технику и раздавить ей голову. Неожиданно для него ядовитые иглы устремились к телу Гаары, вонзаясь в выросшую из песка стену и отвлекая возбужденного свободой биджу. Марионетка угрожающе застрекотала, уворачиваясь от первых ударов, но лапа подловила ее и разбила о землю. Атака Темари пришлась в спину, но лишь взбесила тануки пуще прежнего, отчего он едва не ринулся к ней, но вовремя опомнился. Когда Вару складывала последние символы, Шукаку был уже совсем близко: песчаные пальцы сомкнулись на ее хрупком теле, и ей едва хватило воздуха, чтобы закончить.

Из узлов и протоков грубо вырвалась вся чакра. Бывшая шиноби почувствовала лишь удар целой волны песка и упала спиной на землю, не сразу убедившись в том, что у нее нет смертельных повреждений. Невидимые цепи натянулись, опутывая биджу, но ему не составило бы труда просто разорвать их и выбраться снова. Вару с замиранием сердца смотрела на полную луну и слушала тяжелое, хриплое дыхание Гаары, нависающего над ней. Смешанная с кровью слюна капала Кейджи на шею, и от этого странного ощущения она вздрогнула, цепляясь взглядом за красные волосы.

Сабаку но затолкал разъяренного тануки обратно туда, откуда он вылез, и, совершенно обессилев, рухнул лицом в песок рядом с плечом Вару. Бывшая шиноби не сразу осознала, что не дышит.

========== Глава V - Ненавистный ==========

Вару закрыла веки мертвому шиноби, чье лицо ей было хорошо знакомо. Она никогда не считала его другом или просто товарищем, но неприятный осадок все равно засел внутри, не позволяя оторвать взгляд от навеки сомкнутых глаз. Кейджи не раз доводилось видеть кровавую смерть, и открывающаяся картина алого побоища не вызывала в ней отвращения, лишь серую печаль. Только на мгновение она подумала, насколько было бы ужасно увидеть среди погибших Отто или Котобу, но смогла вовремя отогнать эту паршивую мысль. Канкуро ходил от одного трупа к другому, замирая на месте и сжимая руки в кулаки, если кто-то из них оказывался знакомым ему. Его раздирали сразу два источника сильных чувств, и он не знал, на чью сторону будет правильнее встать. Он уже выбрал и теперь страдал от неизбежных последствий.

— От Гаары уже не в первый раз пытаются избавиться, но неужели за столько лет не стало ясно, что из этого ничего хорошего не выйдет? — спросил сын Расы тихо, почти с отчаянием, и Вару подняла на него уставший взгляд. Подобное отрицание ей было знакомо. Почему? Почему все так ужасно именно у них?

— Они вынашивали этот план с того самого дня, как стало известно о смерти Казекаге. Ты, наверное, заметил выражения их лиц. Они были убеждены, что своей местью уберегут деревню от старой напасти, — ответила она спокойно, с усилием поднимаясь на ноги и еще раз оглядывая поле боя. Кейджи не могла обманывать себя и отрицать, что все закончилось благополучно для них. Как раз ведь наоборот: они остались живы в эту ночь, как и планировали. Детали при необходимости всегда можно опустить, чтобы зря не тратить силы.

— Что теперь будет чувствовать Гаара… Он ведь изменился, чтобы защищать их, а в итоге… — продолжал говорить шепотом Канкуро, и Вару очень сильно захотелось сказать ему: «Ты совсем не знаешь своего брата». Но она, конечно же, сказала другое, зная, что иначе за раз обесценит все труды.

— Прошло слишком мало времени для этого. К тому же, мнение тех, чьи близкие погибли от его рук, никогда не изменится. Гаару не только боятся, но и искренне ненавидят.

— В таком случае ты тоже должна его ненавидеть, — бросил шиноби как-то слишком резко, но сразу стушевался, вспоминая, что Кейджи рисковала даже больше, чем кто-либо еще. И у нее получилось обеспечить им шанс выжить. Она не почувствовала укола гордости и не стала обижаться на этот никчемный всполох недоверия, давно подозревая в нем и Канкуро, и Темари.

— Да, должна, но месть — это не мой путь, — сказала Вару устало и, немного помедлив, едва слышно добавила. — Больше нет.

Пятнадцать трупов шиноби, большую часть которых придется собирать по кусочкам, начнут стремительно гнить в лучах жаркого солнца. До рассвета оставалась еще пара часов, а до Суны — день пути через пустыню. В Хофу все еще погибали от отравления люди, расходуя запасы чистой воды, и ждали своих спасителей, которые не могли позволить себе задерживаться еще дольше. На раздумья времени не оставалось, и, не найдя ничего лучше, Кейджи уверенно сказала: — Мы должны сообщить об этом инциденте.

Канкуро согласно кивнул, тоже думая об этом. Фактически эта группа предала свою деревню, напав на них, и никакие улики не указывали на Гаару. Может, излишняя жестокость и подтвердит пару пунктов в списке подозрений Совета, но принимать что-то против Сабаку но они не станут. Замнут это дело так же, как и раньше, и, возможно, надолго забудут об идее избавиться от Гаары лично.

— Надеюсь, из этого не станут раздувать еще большую проблему, — вздохнул Канкуро, и, не видя больше причин смотреть на этот кошмар, Вару медленно пошла в сторону их ненадежного укрытия, собираясь предоставить своим изувеченным ногам еще немного отдыха. Однако шиноби терзало что-то еще.

— Я хотел тебя кое о чем спросить.

— М? — Кейджи остановилась, вопросительно посмотрев на Канкуро, и по его напряженному взгляду стало заранее ясно, какой именно вопрос он задаст.

— Та техника, которую ты использовала. Она сработает еще раз?

— Маловероятно. На самом деле я сделала немногое. Мы остались живы благодаря Гааре. Если бы он не сопротивлялся все это время, то Шукаку бы мои попытки вообще не почувствовал, — ответила она со слабой улыбкой, на самом деле все еще не отойдя окончательно от тех эмоций. Успела подумать, что это конец, но жизнь перед глазами почему-то не промелькнула. Может, потому что она трусливо закрыла их в последний миг?

— Толку-то от тебя? — наигранно скривился Кукольник, и Вару недовольно скрестила руки на груди, подыгрывая ему.

— Себя хоть вспомни.

Ее тоже терзало кое-что еще. Привычка прокручивать один и тот же эпизод десятки раз в голове позволяла ей полностью проанализировать ситуацию, выявляя детали, но все, что удалось добыть сегодня — беспричинные подозрения. Вару не могла сформулировать свою мысль, но ее это так сильно взволновало, что она позволила себе продолжить разговор.

— Они ведут непрерывную борьбу друг с другом, и я не совсем понимаю, почему. Может, Гааре просто не повезло быть сосудом именно для Однохвостого. А может, причина кроется в чем-то другом.

— Что ты имеешь в виду? — заинтересованно спросил Канкуро, не зная точно, стоит ли волноваться ему. Кейджи пожала плечами и отрицательно замотала головой, ругая себя за несдержанность. Так бывает, когда пытаешься сказать что-то, в чем еще не успел разобраться. Нескладно и бессмысленно.

В пещере Темари не отходила от младшего брата, с тревогой наблюдая за его беспокойным сном. Вопреки страху она думала только о нем — не о демоне внутри. Когда вошла Вару, куноичи не повернулась, продолжая заботливо держать Гаару за руку и ждать, когда эта проклятая ночь закончится. Бывшая шиноби села неподалеку, какое-то время всматриваясь в бледное напряженное лицо. Слух, казалось, все еще улавливал голос Шукаку, и Кейджи чувствовала, как страх возвращался к ней, и тело вновь начинала бить дрожь.

***

Утром никто не пытался заговорить о мертвых телах. Все очень качественно сделали вид, что произошедшее вчера их ничуть не трогает на данный момент. И Гаара тоже не выказывал и намеков на какие-либо чувства, оглядев почерневшую кровь на песке без интереса, и его пустой взгляд не отражал бликов уже взошедшего на белое небо солнца. Темари и Канкуро еще ночью убрали здесь все, что смогли, изрядно испачкавшись, но выполнив свой долг перед павшими шиноби родной деревни. Можно было бы в пустой надежде предположить, что их младший брат стал бледнее, чем раньше, и его молчание — более грустным. Что под этой тишиной он укрыл свои истинные переживания, но если семья и могла верить в него, Вару чувствовала — в джинчурики ничего не изменилось.

Команда решила истратить все силы на то, чтобы добраться до Хофу как можно быстрее. Пусть угроза еще и не миновала до конца, Гаара не пожелал снова прятаться, а перечить ему так никто и не решился. Устроившись на спине старшего сына Расы, потеснив марионетку, Вару преодолела вторую половину пути так же, как и первую — не передвигающимся самостоятельно инструментом, в полезности которого на этот раз никто не сомневался. В отличие от Гаары, Канкуро предпочитал не держать жалобы при себе и заполнял ими содержание частых диалогов со своей «живой» ношей. Это отвлекало от мыслей, но спустя какое-то время Кейджи почувствовала, что ей стало намного легче. Однако чем ближе их команда подходила к деревне, тем очевидней становилась серьезность их задания.

Солнце уже садилось, и листья финиковых пальм казались сухими и тусклыми. В домах зажигали свет, но редкие фигуры людей и животных мелькали вдоль улиц. Нечто невидимое и зловещее засело здесь, издали предупреждая, что счастье покинуло это место, уступив невосполнимой утрате. Болело все: вода, земля, воздух. Война еще не была знакома молодым шиноби, но они знали, что она выглядит именно так.

Большая часть людей сидела по домам, и лишь немногие заканчивали дела на сегодня. Мать, усталая и хворая, вела маленького сына вдоль глиняных зданий, добро и слабо улыбаясь до тех пор, пока он не ткнул пальцем в сторону четырех незнакомых людей.

— Смотри, мам, там шиноби, — сказал он громко, потянув маму навстречу к ним, но женщина не позволила сделать ни шага, сильнее перехватывая его запястье и настойчиво уводя прочь. Жители старались не смотреть на пришедших, боясь притянуть к себе еще одну беду.

***

По интересному стечению обстоятельств заказчиком оказался Арэта Хофу — мужчина преклонных лет, совершенно обычен во внешности, но индивидуален в мелодичном для старика голосе. Он принял команду лично в своем кабинете, предложив им для начала отдохнуть раза четыре, но на каждую попытку получив уверенный отказ. Впрочем, эта настойчивость со стороны шиноби явно принесла ему облегчение: черты разгладились, пальцы замерли в одном положении, а из мутных глаз исчезла потерянность. Для Хофу помощь Суны была последней надеждой.

— Мы очень рады, что вы откликнулись на нашу просьбу. Без воды эта деревня быстро опустеет, — сказал он с грустью, мельком глянув на стопку разногодичных бумаг на столе. Вероятно, пытался самостоятельно разобраться в том, что происходит с его деревней.

— Вы уже пытались выяснить причину?

— Да, конечно. Результаты исследований лишь подтвердили, что такое в естественных условиях произойти никак не может. Мы не хороним животных близко к деревне и уж тем более к водоему. Последняя эпидемия была шесть лет назад, тогда весь скот полег, но произошло это при мне. Мы увезли их всех подальше и сожгли.

Канкуро приложил согнутый палец к губам, задумавшись, и Вару мысленно согласилась с ним. О подобных старых техниках было известно всем, но далеко не каждый в них разбирался. Их эффективность оправдывается в убийстве обычных беззащитных людей, так что из-за жестокости последствий никто более к ним не прибегает. Такой вариант стоило рассматривать как самый худший.

— Нет ли здесь какого-нибудь пути к источнику? — спросил Кукольник, на что Арэта понимающе кивнул.

— Есть пещера в двух милях от деревни. Она тянется прямо к подземной реке. Я отправлял туда людей. Дважды. Делать это снова не стал.

Старик нахмурился, давая понять, что именно это и послужило причиной его мольбы о помощи. Бессмысленно рисковать и без того пострадавшими людьми он не хотел. Канкуро молчал минуту, после все же уловив нить своих суждений.

— Когда вы заметили, что с водой что-то не так?

— Ровно шесть дней назад.

— А когда отправили в пещеру людей?

— Сначала на второй день, затем на третий.

— Понятно. Готовили технику определенно там, но виновников на месте мы уже не найдем, — заключил шиноби, недовольно поморщившись от других мыслей, озвучивать которые при заказчике не стал.

— Тогда вам определенно стоит отложить все до завтра. В темноте бессмысленно искать следы. Мы обеспечим вас крышей и едой, только, прошу, решите нашу проблему.

— Конечно. Все сделаем.

***

Из-за невыносимой усталости Вару казалось, что умственные способности подводят ее. Она умела держать себя в руках, знала, как правильно переключаться и сосредотачиваться на текущей цели, но возможность отдохнуть дала ей повод вспомнить, сколько на самом деле сил она потратила в этом пути. Умывшись, Кейджи долго смотрела на нездорово дрожащие пальцы, и приступы тошноты принуждали склоняться над раковиной и вдыхать воздух настолько глубоко, насколько это было возможно.

Теперь уж точно бессмысленно обманывать себя. Ненависть и отвращение гибли под натиском страха. Обманчивая наивность породила пустую надежду, и все оказалось еще хуже, еще невыносимее, чем она могла себе представить. И на фоне этих острых ощущений, заставляющих балансировать на грани срыва, маячил один никем не озвученный, но слишком явный факт, что пути назад нет и никогда не было. Кости ныли, мысли сплелись в тугой клубок, а обстоятельства не нуждались в слабине и терпеливо ждали за дверью.

Вару взглянула на себя в зеркало и, снова сделав глубокие вдох и выдох, заплела влажные волосы в хвост. Она спустилась к остальным, когда убедилась в том, что все еще может держать себя в руках. Их команду разместили в скромной гостинице, в которой, как ни странно, никого из посетителей больше не оказалось. Столовая пустовала: молчаливая девушка обслуживала единственных гостей, терпеливо дожидаясь у стойки и протирая полотенцем стаканы, вероятно, уже давно до блеска вычищенные.

Кейджи села за стол рядом с Темари и опустила взгляд на еще горячую еду. Есть ей совершенно не хотелось, но было явно необходимо наполнить свой желудок хоть чем-то. Гаара решил не делить трапезу с командой, так что воевать с пищей не пришлось. Какое-то время трое шиноби ели молча, не тревожа нависшую в гостинице тишину. Вообще между ними за эти два дня не возникло никаких дружеских отношений, и скованность не позволяла вести отвлеченные беседы. Нечего вспомнить, нечем поделиться: сейчас их связывало только задание. Полностью высушив кружку чая, Темари все же начала разговор.

— Нам не нужно идти в пещеру вчетвером. Узнать, что это за техника — дело одно, а кто и зачем это сделал — совсем другое, — сказала она тихо, и голос ее коснулся дна кружки.

— Странно, что этот Арэта ничего не рассказал про проклятье.

— Вероятнее всего, письмо отсылал не он.

Вару недовольно поджала губы, на самом деле не симпатизируя таким заданиям. Иронично, ведь только на них ее способности и могли пригодиться, но желания контролю и здравому смыслу не принадлежат. В их команде в отравлениях лучше всего разбирался Канкуро, в грубой силе — Гаара, а в людях — Кейджи и Темари. Было логично оставить девушек в деревне для расследования, пока остальные ищут следы.

— Отравление источников воды — это запретная техника, направленная на уничтожение целых поселений. Хофу имеет хороший промысел, но занимает далеко не самую ведущую роль в экономике страны. На объявление войны не похоже, ибо смысла мало. Убивать людей из-за фиников? — озвучил свои мысли Кукольник, задумчиво постукивая пальцами по столу, и его сестра пожала плечами.

— Чтобы узнать ответы, придется спрашивать. Но это точно не объявление войны.

— Мы еще не все знаем об обстановке в деревне. Осмотримся, зададим вопросы кому нужно, а там должно что-то проясниться, — сказала Вару, и Темари согласно кивнула ей.

========== Глава VI - Несуществующая ложь ==========

Сжимая в руках протектор Сунагакурэ, Вару вспоминала два года командных миссий, частых нелепых ситуаций и больших для начинающих генинов свершений. Два года крепкой дружбы, начавшейся, казалось бы, на пустом месте, но создавшей для себя и закон, и общую цель. И в один день все это просто закончилось, просочилось в невидимую щель и безвозвратно исчезло. Оглядываясь сейчас по сторонам, Кейджи мысленно усмехалась тому, насколько абсурдна бывает череда обстоятельств. Куда делась ее жизнь? Что стало с ней самой? Почему она так пострадала от последствий, к которым не имеет никакого отношения? Но вместо того, чтобы дальше задавать бессмысленные вопросы, Вару улыбается. Ведь счастливые воспоминания куда более трогательны под призмой трагических потерь, и ей не нужно отрицать это, дабы чтить мораль.

Мысль о том, что на сегодня предстоит много дел, подбадривала бывшую шиноби. Кейджи завязала протектор на шее, прекрасно зная, что это просто пропуск, но сам факт того, что она участвует в серьезной миссии, оспорить было нельзя даже самым сильным внушением. Впрочем, настроение в этот день с самого утра подверглось резким колебаниям, подпрыгнув до высоты нездорового восторга и резко приземлившись на поверхность скептицизма. Взлет во время сборов и падение после встречи с Темари. Куноичи ждала ее на пороге гостиницы и встретила взглядом, видеть который Вару никогда бы больше не хотела.

— Доброе утро, — сказала она так, будто это имело какое-то значение, и дружелюбно улыбнулась. Сестра Гаары не восприняла этот жест сразу, вероятно, ожидая увидеть Кейджи немного в другом расположении духа, и ответила с некоторым опозданием.

— Доброе.

Ее отношение к случайной сокоманднице заметно изменилось после того случая, но, к счастью для себя, в нем Вару не находила ни нотки благодарности. Скорее еще больше недопонимания, чем раньше, и объяснить это было почти так же просто. Теперь ни Темари, ни Канкуро не знали, что именно должны видеть в том, что происходит. Эта неопределенность обернется новыми суждениями — может, верными, а может, и нет. Но в конце концов все займут свои места и вряд ли их когда-нибудь сменят. Однако перед этим им нужно было пережить момент, который поставил бы точку.

— Я поговорю с местной полицией, — сказала Вару после недолгого молчания, и девушки пошли вдоль пустой, пусть и щедро залитой светом улице, продолжая разговор уже по пути.

— А я узнаю подробности у медиков. Вечером нужно будет отправить отчет и образцы нашим ирьенинам. Зацепок все равно больше никаких нет, — пожала плечами Темари, не сводя взгляда с идущей рядом Кейджи. Она наблюдала за ее походкой, уверенность в которой давалась с большими усилиями. Еще было рано до той стадии, когда сковывает мышцы и теряется какая-либо возможность передвигаться, но Вару не скрывала, что ей больно, хоть и не показывала это наглядно. — Как твои ноги?

— Лучше не спрашивай, — усмехнулась бывшая шиноби, почему-то вспомнив, какой обузой была на самых ее первых миссиях. Как и полагается, команде не сразу удалось собраться и распределить роли, и пусть со временем до всех дошло, что из себя каждый представляет, компенсировать почти полное отсутствие физической подготовки у Вару все равно приходилось кому-то другому. — Для битв я никогда особо не годилась, а сейчас и подавно. Но сил на то, чтобы провести расследование, у меня хватит.

— Нет необходимости перенапрягаться, — сказала Темари с незнакомой легкостью, показав ту самую заботливую ее сторону, видеть которую, как казалось Вару, бывшая шиноби не имеет никакого права. Может, благодарность была слишком ценным подарком, но куноичи все же решила сделать то немногое, что могла себе позволить.

— Ты переживаешь за меня? — спросила Кейджи, чувствуя себя польщенной тем, что даже такую, как она, все же приняли в команду. Сестра Гаары улыбнулась своей фирменной дерзкой улыбкой, предупреждая Вару, чтобы та не зазнавалась раньше времени. Их ждали более важные дела.

Те, кто не подвергся отравлению, работали за всех. Однако этих стараний не хватало для того, чтобы в достаточной мере оживить деревню, так что большая часть заведений оставалась закрытой: функционировало лишь самое необходимое. Больница казалась заполненной суетой до отказа уже снаружи, но вот у полиции было довольно тихо и нелюдимо. Расставшись с Темари, Вару преодолела пару улиц, оказавшись на пустом пороге участка. Она уверенно вошла, подмечая непривычную тишину, и растерянно огляделась по сторонам, не видя ни одной живой души. Коридоры встретили ее безмолвием и затхлостью: болезненно-желтые, старые, словно слепленные из сгустков бумажной пыли. Можно было предположить, что после случившегося здесь творится настоящий бардак, но Кейджи не думала, что все окажется настолько плохо.

Однако здание не совсем пустовало: через мгновение в одном из коридоров послышалась возня, на втором этаже пару раз хлопнула дверь, заскрипели половицы под весом немногочисленных присутствующих здесь существ. Вару пошла в самом удобном ей направлении, заглядывая в первые попавшиеся помещения, двери которых оказывались открытыми. Когда она постучалась в одну из них, откликнулся ей, похоже, единственный человек в этом коридоре, что трудилсянад бумагами в кабинете в самом конце. Найдя этот момент забавным, Кейджи подавила смешок и, вежливо приоткрыв дверь, не стала входить сразу, пока не убедилась, что никому этим не помешает.

— Здравствуйте. Мне нужно к комиссару.

Молодой мужчина, явно не горящий желанием вести беседы с кем-нибудь, кроме навалившейся на него работы, задавал вопросы быстро и безразлично, не выпуская ручку и не сводя взгляда с заполняемых им бумаг.

— По какому делу? У вас запись?

— Нет. Я шиноби Сунагакурэ. Мне нужно получить информацию, — ответила Кейджи, и мужчина недовольно нахмурился, с неохотой откладывая свое дело и поднимаясь со стула.

— По поводу отравленной воды? Хорошо. Подождите минутку, — он вышел из кабинета, явно намереваясь поскорее с этим покончить, и постучался в дверь напротив. Заметив металлическую табличку с нужным ей званием, Вару скривила губы. Мужчина тем временем сообщил о прибытии шиноби и, по всей видимости, получив немое согласие, повернулся к девушке. — Комиссар готов вас принять.

Кейджи тихо поблагодарила его и вошла, сразу же ловя на себе пусть и привычный, но уже надоевший недоверчивый взгляд взрослого человека. Увидев на пороге своего кабинета ребенка, комиссар определенно усомнился в том, что им вообще удастся разобраться с текущим делом. Однако перечить ему было ни в коем случае нельзя, поэтому Вару стойко выдерживала все его замечания, собственно, уже давно привыкнув к ним.

— Среди шиноби остались только дети? — спросил комиссар таким тоном, будто собирался ее выгнать, однако все равно указал на стул.

— Образ жизни вынуждает нас взрослеть пораньше, — ответила Кейджи, слабо улыбнувшись и садясь напротив стола. Зайди она в кабинет без протектора, то ее бы наверняка не приняли вот так просто.

— Сколько тебе лет?

— Пятнадцать.

На такой ответ комиссар только хмыкнул, но, похоже, не хотел особо вникать. Несмотря на все предубеждения, чужую работу он уважал. Вару не знала, что конкретно он стал думать о делах в Суне, но точно провел параллели между возрастом пришедшей к нему шиноби и собственным разоренным участком. В этих поддетых проседью волосах, в мутных глазах и паутинных морщинах под глазами читался серьезный, но совершенно обычный человек, застигнутый врасплох неожиданными обстоятельствами. Кейджи готова была простить ему недоверие, прекрасно понимая, как становится паршиво, когда ситуация нагло выскальзывает из рук.

— Как твое имя?

— Вару Кейджи.

— И что вы планируете делать с этой водой, Вару?

— В Суне изготовят более эффективное лекарство, а затем пришлют информацию о нейтрализации техники. Она строго запрещена, поэтому ею никто из нас не владеет. Мы вылечим больных и очистим водоем в течение нескольких дней, но нужно еще найти виновников, — ответила бывшая шиноби спокойно, и комиссар как-то резко изменился в лице, словно потеряв к девушке всякий интерес.

— Думаешь, у нас есть подозреваемые?

— Должны быть хоть какие-то мысли.

Он тяжело вздохнул и устало потер переносицу. В коридоре вновь стала слышна суета; кто-то скрипнул дверью главного входа. Вару терпеливо ожидала ответа, уже догадываясь, что вряд ли услышит в этих стенах что-то действительно существенное.

— Среди всего известного мне сброда никто бы не решился на такое. Да и зачем? Травить людей ради забавы?

— Такое нельзя исключать. Человеческие желания бывают самыми разными, — пожала плечами бывшая шиноби, и комиссар выпрямился, смотря на нее с еще большей серьезностью и говоря нагнетающим полушепотом.

— Вот скажи мне, сколько бы стоили услуги шиноби, которые бы согласились на такую работу?

— Прилично.

— Именно, что прилично. У меня есть пара имен. Они сильно пострадали из-за жителей деревни в свое время, так что уже давно озлоблены на все, что движется на этой территории. Стали бы они тратить на месть деньги? Вряд ли. Я вообще сомневаюсь, что эти люди способны сделать хотя бы шажочек, чтобы что-то изменить в своей жизни. Если захочешь тратить на них время, то я могу выдать тебе надлежащее разрешение для допроса, — сказав это, комиссар особенно акцентировал внимание на последних словах, обезоруживая шиноби и давая ей понять, что говорить больше не о чем. Не испытывая удовлетворенности от того, что так и не узнала ничего толком, Кейджи настояла, но уперлась в стену.

— Вы в самом деле не знаете, кто мог бы это сделать? Любой конфликт может оказаться важен.

— Разве не поэтому вас наняли? Мы в тупике и понятия не имеем, что нам делать. Слабые здоровьем погибли сразу, и почти половина жителей прикована к постели. Кто может желать простым людям столько зла?

***

Вновь оказавшись на пороге, Вару тяжело вздохнула. Неопределенность действовала на нервы, но первой попытки оказалось недостаточно для того, чтобы найти выступ, от которого можно было бы оттолкнуться. Выгода? Месть? Зло? Ничто из этого не имело лиц, и, читая предоставленные адреса, Кейджи очень сильно сомневалась, что в этом будет какой-то прок. Однако вести дальнейший опрос необходимо в любом случае, а разрешение в руках хотя бы лишало бывшую шиноби необходимости приставать к первым попавшимся прохожим и не знать, с чего начать.

Она решила не торопиться, медленно расхаживая по улицам и приглядываясь к обстановке в деревне с еще большей внимательностью. Это не рассказало ей ни о чем новом: до щуплой девушки с протектором никому не было никакого дела, и все просто выполняли свою работу. Кафе и закусочные еще не открылись или вообще не собирались, так что дать отдых своим ногам, попивая вкусный чай, Вару не смогла. А конечности неумолимо давали о себе знать, напоминая, что еще не оправились ни для долгих прогулок, ни тем более геройств. Ненависть к своей ущербности разлилась по горлу жгучим напряжением, и Кейджи готова была громко выругаться, но сдержалась, так как проходила мимо детской площадки.

Она остановилась, замечая на качелях мальчика лет семи. Повесив голову, он скучающе колупал ногами песок. Не наблюдая более детей, Вару перешла через низкую ограду и нарочно упустила из виду скамью, усевшись на качели рядом с ребенком. Мальчик посмотрел на нее сначала немного удивленно, а после с подозрением, наблюдая, как бывшая шиноби выпрямляет ноги и потирает их, при этом охая, как старуха.

— Что с твоими ногами? — спросил он с пренебрежением, и Кейджи улыбнулась, осознавая, насколько неавторитетна ее жалкая внешность даже для маленького ребенка.

— Получила травму в бою, — попыталась сказать она с гордостью, но мальчик лишь сморщил нос. Такое объяснение явно разнилось с его представлением о настоящих шиноби, хотя в некоторых своих мыслях он все же оказался прав.

— И как ты тогда сражаешься?

— Только этим, — Кейджи легонько постучала себя по виску, делая совершенно невозмутимый вид. — Разрушительная мощь маленькая, зато в определенных ситуациях эффективность абсолютна.

Мальчик забавно вскинул бровь, чей изгиб далеко не всем давался с таким успехом, и серьезно заявил: — Тебя рано или поздно просто забьют.

Хохотнув, пожалуй, слишком открыто, Вару признала свое поражение. Обычный деревенский мальчишка, покрытый песчаной пылью с головы до ног, не видел в ней ничего выдающегося и даже не хотел прибегать к столь очевидной вежливости к старшим. Кейджи любила детей, но порой их попытки унизить ее доводили то до спертого дыхания, то до приступов некрасивого для девушки смеха.

— Добрый ты мальчик. Почему ты сидишь здесь один? — спросила бывшая шиноби, не имея возможности сдержать широкую улыбку, на что мальчик насупился, вновь уткнувшись взглядом в свои ноги.

— А что я еще должен делать? — пробурчал он недовольно, зарывшись носками своей потрепанной обуви в песок.

— Играть с друзьями, делать уроки… Помогать родителям, — начала перечислять Вару, осознав свою ошибку слишком поздно. Ребенок притих, как и внезапный приступ веселья. — В твоей семье тоже кто-то заболел?

— Мама. А папа еще не вернулся. Я просто не понимаю, почему из-за чужих грехов должны страдать все, — ответил он с детским негодованием, не пуская слезы, но явно не желая мириться со сложившимися обстоятельствами. В его словах Кейджи нащупала необходимую ей нить и стала спрашивать осторожно.

— Грехов?

— Семья Хофу совершила большой грех. Все это знают.

— Что именно они сделали?

— Убили своего ребенка, — ответил мальчик, тяжело вздохнув, и Вару едва не присвистнула. Стало вдруг ясно, почему ни сам Хофу, ни полиция не дали никаких определенных сведений. Скрывать подобное бесполезно, раз вся деревня об этом знает, но и рассказывать каким-то шиноби такие щепетильные подробности тоже непросто.

— Вот как. В таком по доброй воле мало кто признается.

Слухи о проклятье были связаны с главной в этой деревне семьей. Кто тогда писал письмо? О своем окружении Арэта не распространялся, да и не спрашивал его об этом никто. Теперь есть смысл перебросить все силы на допрос его родни и уточнить, что в слухах правда, а что надуманно. Пару данных комиссаром адресов Вару проверит на всякий случай. В голове тут же стали мелькать различные схемы, но от мыслей бывшую шиноби отвлек протяжный скрип. Не цепи от качелей, а старого кота.

— Фу, противный, — мальчик слегка оттолкнул его ногой, на что животное еще раз заскрипело, совсем разучившись мяукать. Его серая, некогда пушистая шерсть сбилась в колтуны; единственный глаз смотрел на людей с неистовой мольбой. Кейджи несильно хлопнула ребенка по плечу, и он непонимающе уставился на нее.

— Эй, он просто старый.

— От него воняет, — бросил он, поморщившись, и кот настойчиво потерся о его ногу. Несмотря на отвращение, мальчик сдержался, и Вару улыбнулась ему.

— Однажды ты тоже постареешь, сморщишься и будешь вонять. Не надо быть таким злобным, мальчик. Лучше помоги ему и напои, а не прогоняй.

Он посмотрел на бывшую шинобу так, будто хотел запротестовать, но ничего не сказал. Конечно, он не желал старому коту зла. Брать на себя ответственность тоже надо научиться. Мальчик отвернулся и пробурчал под нос: — Ладно.

Он бы еще долго колебался, если бы не заметил на площадке кого-то еще. Схватив кота так резко, что тот удивленно крякнул, ребенок поспешил как можно скорее убежать отсюда. Непонимающе проводив его взглядом, Вару повернулась к причине такой спешки и обреченно вздохнула. Гаара, кажется, совсем не чувствовал своей вины, явно рассчитывая на то, что мальчик не задержится здесь надолго.

— Уже вернулись? — спросила Кейджи, на что получила красноречивый ответ без слов. — И что там, в пещере?

— Ничего существенного. Трупы тех, кого отправил туда Хофу.

Сабаку но повернулся к песочнице, приглядываясь к брошенным куличикам. Обсуждать дело шиноби в таком месте было странно, но это можно счесть за хорошее прикрытие. Дети на детской площадке. Кто-то из старших сказал бы, что здесь им самое место.

— Все погибли? И больше никаких подсказок, кто это мог сделать?

— Техника шиноби. Вероятней всего, опытные наемники. О заказчике следы в пещере ничего не говорят, — ответил Гаара, отвлекаясь от песка и заглянув в глаза Вару. Ей показалось, что он смотрел на нее так совсем недавно, но не могла вспомнить, когда именно. — Ты полезнее, чем думаешь.

— Хах, я тебе так помогла? — спросила бывшая шиноби, усмехнувшись, но джинчурики совсем не умел шутить и никак не менялся в лице. Да, обычно так всегда и было.

— Это странное гендзюцу, — сказал он отвлеченно, и на немой вопрос Кейджи ответил сразу. — Слова Шукаку.

— Просто немного другое и эффективно лишь тогда, когда угадаешь момент. Чаще всего этого момента нет вообще.

Вару пожала плечами, не испытывая удовольствия от обсуждения своих техник. Если биджу считает ее гендзюцу странным, то это, несомненно, бывшей шиноби очень льстит, но она ничем не выдала свои чувства. Вот только что-то ей подсказывало, что пути отступления преграждены песчаной стеной, абсолютной в своей прочности.

— Ты разговариваешь с ним? — спросила она заинтересованно, но этот вопрос Гаара проигнорировал, подходя ближе. Он скрестил руки на груди, и в его обычно безжизненных бирюзовых глазах поблескивала неприязнь.

— Ты выигрываешь, когда о тебе никто ничего не знает. Кажется, будто отвечаешь, но все твои слова не несут никакой существенной информации. Сколько бы раз я ни спросил, ты говоришь одно и то же, — сказал джинчурики на удивление спокойно, но его обманчивый тон голоса заставил Вару внутренне сжаться. Чувствуя себя загнанной в угол, она поднялась, готовая обороняться всем, что у нее есть, лишь бы не отвечать.

— Ты уж определись, что конкретно тебе надо от меня, — сказала она твердо, уверенно смотря Гааре в глаза, но на его лице неожиданно отразилось смятение. Буквально на миг, однако этого оказалось достаточно, чтобы Кейджи окончательно потеряла нить его мыслей.

— Не притворяешься, — произнес он тихо, изучая ее лицо, словно пытаясь найти там намек на ложь. Вару сделала шаг назад, и цепь качелей неприятно скрипнула за спиной. — Зачем?

— Я не понимаю, о чем ты, — призналась она, лишь чувствуя, что Гаара вытягивает из нее что-то важное. Он не видел ложь в ее словах, но уже знал, что она скрывает, и, кажется, понимал больше.

— Зачем ты это делаешь с собой?

Этот вопрос ничего не значил, и Кейджи не могла ответить на него. Она смотрела на Сабаку но с искренним непониманием, и эти эмоции вызывали в нем противоречивые чувства. Он злился, сжимал зубы, сделал еще один шаг, отчего Вару пришлось снова пятиться. Она не знала, что ему нужно, и понятия не имела, что ей делать. Однако Гаара отвлекся, повернув голову в сторону, и настороженно нахмурился.

— В деревне больше не должно быть шиноби, кроме нас.

От громкого биения сердца в груди смысл его слов дошел до Вару не сразу, и она очнулась, когда Сабаку но окончательно потерял к ней интерес, последовав только в ему ведомую сторону. Сообразив, что джинчурики почуял кого-то из незнакомых шиноби, Кейджи на ватных ногах поплелась за ним.

========== Глава VII - Эмоции ==========

Шиноби, осознав, что его заметили, побег затевать не стал. Именно поэтому Вару отстала не так сильно, как могла бы, догнав Гаару недалеко от крайних домов деревни. Потратив часть своей чакры, она спустилась с бархана рядом с ним, едва не потеряв равновесие от внезапно стрельнувшей в одной ноге боли, но выпрямилась, хмуро глядя на спину расставившего руки незнакомца. Сдавшись, он демонстративно повернулся лицом к преследователям, расплывшись в глуповатой и напряжённой улыбке. Отсутствие протектора полностью лишало возможности предположить происхождение шиноби: обычная для пустыни одежда, не особо выделяющаяся внешность, не считая ярко-желтых глаз, подчеркнутых смуглой от палящего солнца кожей. Он пытался казаться спокойным и не обращал внимания на то, что никого этим не мог обмануть.

— У тебя прекрасный нюх, а я ведь только мимо проходил. Нам очень не повезло, что из всех шиноби Суны они отправили джинчурики, — сказал наемник, усмехаясь, и едва заметное подрагивание уголков губ беспощадно выдавало его. Знал, что этот бой ему не по силам и побег вряд ли увенчается успехом; что-то не давало шиноби бежать к остальным и искать у них помощи. Обречён.

— Кто твой наниматель? — спросила Вару с осторожностью, стараясь не тревожить нервы парня излишней агрессией. Гаара молчал, и Кейджи не видела его лица, чтобы точно определить, сколько у нее осталось времени.

— А мне откуда знать? В таком деле работают через посредников.

— Много денег обещали?

— Конечно. Пожалуй, долю мою товарищи между собой поделят, — ответил шиноби с иронией, все ещё сохраняя на лице улыбку. Его вид лживо кричал о том, что он сдался, но страх перед смертью заставил испытать удачу в последний раз и на эмоциях совершить обрывающую линию жизни ошибку. Вару заметила на пару секунд позже Гаары, так что успела лишь выхватить кунай, когда тело наемника разлетелось в щепки. Он использовал подмену, но забыл, что вокруг нет ничего, кроме песка. Джинчурики изловил его, не шелохнувшись, буквально достав из-под земли и лишив возможности двигаться.

— Аргх, ты хорош, — процедил наемник сквозь зубы, по шею скованный песком, и голос Гаары, так неуместно равнодушный и скучающий, надломил в нем последние соломинки, на которых он и так едва держался.

— Говори, где остальные.

— Я лучше тебе песок подгажу, безбровый…

Вару с беспокойством посмотрела на Гаару, боясь увидеть черты столь нежелательного сейчас гнева, но джинчурики не реагировал. Наемник не сводил с него глаз, накаляя обстановку ощутимым напряжением, и Кейджи не сразу удалось мысленно вздохнуть с облегчением и придумать, как вытащить из шиноби информацию. В этом опыта у нее было предостаточно, и составление плана не затянулось дольше, чем на пару мгновений. Она набрала воздуха в лёгкие, чтобы задать правильный вопрос, да так он там и остался. Кровь брызнула ей на одежду и лицо, сопровожденная знакомым хрустом костей, и бывшая шиноби замерла, наблюдая, как тело с хлюпаньем распадается на алую кашу; оставшаяся целой голова шиноби уткнулась носом в песок.

Вару медленно выдохнула, чувствуя, как кровь отливает от лица и кислый ком подкатывает к горлу. В голове все непозволительно перемешивается, досаждая то отвращением, то разочарованием, то страхом, но в итоге приводя к решению больше никогда не надеяться на благоразумие джинчурики Шукаку.

— Зачем?! — закричала Кейджи чуть ли не во весь голос, сразу же морщась и отворачиваясь от подкравшейся к носу вони. Гаара лишь привычно скрестил руки на груди, не чувствуя угрызений совести, и произнес с каким-то издевательским интересом: — У тебя крепкий желудок.

Вару поджала губы, мучаясь от острого желания ударить его чем-нибудь тяжёлым. Он все ещё злился, но не мог выплеснуть эмоции на нее. Такая ведомость собственными чувствами казалась Кейджи дикой и примитивной, и некоторые пункты в анкете Гаары вмиг перечеркнулись, добавив к минусам демонстративную специально для нее жестокость. Если он будет убивать людей за каждое ее неповиновение, то все ведь просто потеряет смысл, не выдержав насилия противоречий. Повернувшись и посмотрев сыну Расы в лицо, Вару не увидела там ничего, кроме холодного спокойствия. Он слишком идеален, слишком опасен в своей способности стряпать из песка такую нечитаемую маску.

— Он теперь нам ничего не скажет, — попыталась бывшая шиноби надавить на чувство вины в последний раз, но Гаара не поддался.

— У тебя есть техники, которые развязали бы ему язык?

«Ты же знаешь, что есть. Какого черта ты делаешь?!»

— Да какая уже разница? — вспылила Вару, заставляя себя вновь взглянуть на истерзанное тело. Если при нем и были какие-нибудь улики, целыми они вряд ли остались. От мысли тщательно изучить зловонные останки вновь стало нехорошо, и в основном в этом были повинны несдержанные эмоции, а не брезгливость. Гаара пару мгновений что-то выжидал, но после, развернувшись, направился обратно в Хофу как ни в чем не бывало. — Мы просто оставим его здесь?

— Хочешь его похоронить — валяй.

Кейджи гневно поморщилась, но от претензий воздержалась. Все, что она могла сделать сейчас, — просто сообщить правильным людям, чтобы народ не испытывал лишних волнений. Не спеша следуя за джинчурики, Вару тщетно пыталась найти на его спине ответы: что он на самом деле чувствует, зачем делает всё это, понимает ли. Факт его борьбы неоспорим, но с кем и ради чего? Бывшая шиноби попыталась надавить на эту трещинку.

— Знаешь сказку про тануки, который превратился в чайник?

— Нет.

— Его поставили на огонь.

Видеть лицо Гаары Вару не могла, но молчание подтвердило, что он понимает. Как бы ей хотелось сейчас оказаться в его голове и видеть все своими глазами, а не гадать. Тем более после того, как он показательно убил человека.

— Ты обрекаешь себя на еще более жалкое существование, делая то, что тебе не свойственно. Однажды это выйдет боком.

— Кому? — спросил Гаара тихо, и Вару поджала губы, чувствуя свое поражение. Пора бы уже начать называть все своими именами: она помогает убийце влиться в общество, избавляясь от следов путем обмана окружающих его людей, включая себя. И у нее нет другого выбора. Почему? Бывшая шиноби не могла подобрать слов, чтобы объяснить, но этот страх сидел гораздо глубже. — Я был уверен, что люди вокруг ценят лишь себя, защищают лишь себя, а их отношения с другими — ложь, дабы украсить жизнь. Я находил этому немало доказательств, но изредка мне встречались те, кто в порыве гнева пытались убить меня, несмотря на страх. Они умирали в тщетной попытке спасти кого-то. Вот только всех спасти нельзя. Имеет ли в таком случае значение, кто я?

— Между искренностью и симуляцией есть разница. Люди сражаются, и в этой борьбе приходится лишать врагов жизни, но это лишь грязная необходимость, до которой в наши времена никому нет никакого дела. Ты убил человека вопреки нашей миссии.

Гаара остановился и, развернувшись, раздражённо посмотрел на Вару, испачканную в пролитой им крови. Бывшую шиноби трясло от мысли, что вот сейчас он переступит границу и вновь станет для кого-то младшим братом, защитником или спасителем. И никто не будет знать, что он не видит разницы между намеренным убийством и вынужденным, что ему не нужны для этого особые причины, после которых необходимо раскаиваться. Злость выжигала внутренности, но быстро потухла: Кейджи смирилась, потому что не могла иначе.

— Этот спектакль не сделает тебя счастливым, — сказала она устало, и взгляд Гаары смягчился.

— Мне все равно, — произнес он так спокойно, что нечто внутри Вару мелко задрожало.

***

— Вы убили одного из них и даже не допросили?!

Сраженный новостью Канкуро не беспокоился о конфиденциальности их миссии и повышал голос в яростном возмущении. Он смотрел то на Вару, то на Гаару, теряясь, кого отчитывать ему в первую очередь. Темари стояла рядом, так же недовольная потерей подозреваемого, но лишь хмурилась, больше раздраженная криком среднего брата, нежели выходкой младшего.

— Гаара!

Чуть поморщившись, джинчурики воздержался от объяснений, и Канкуро едва не схватил его за воротник. Кейджи вмешалась: голова у нее жутко раскалывалась, чтобы допустить очередной конфликт.

— Он все равно не знал, кто его заказчик, — оправдалась она, и Кукольник отошёл на шаг назад, не ожидая, что бывшая шиноби заступится. Он скривил губы, явно не собираясь так просто отступать, но причины затевать ссору уже успели исчерпать себя.

— Ты в этом уверена? Может, он обманул вас?

— Уже не важно.

Кейджи устало вздохнула, потерев ладонью лоб. Еще только середина дня, а все ее резервы уже опустошены. Тем временем миссия не планировала терпеливо ожидать, и время неумолимо тикало, кажется, прямо в голове. Необходимо было сосредоточиться на чем-то одном, и Вару сильно удивилась, что несмотря на произошедшее ей это все же каким-то образом удалось.

— Ты сможешь сам нейтрализовать технику? — спросила она Канкуро, всем своим видом показывая, что у них попросту нет времени на то, чтобы оплакивать упущенное. Кукольник сдался, остывая, и взгляд его сменился с недовольного на виноватый.

— Не-а. В деревне найдут способ и сразу отправятся к нам.

— А как состояние больных?

— Кто-то может не дожить до прихода ирьенинов, но больший процент еще держится. Все, кто имеет возможность, покидают Хофу, — ответила Темари с лёгкой скорбью, жалея, что на это они никак не смогут повлиять. По крайней мере пока, а там для кого-то будет уже слишком поздно.

— Это лучшее решение для них. Если мы наткнулись на одного из наемников, значит, водой дело не закончится. А расследование тем временем затягивается все туже.

— Что сказала полиция?

— Комиссар только руками развел и о слухах в деревне умолчал.

— Проклятье? Тоже слышали, — подтвердил Канкуро, хмыкнув. Больше никаких зацепок у них не было. — Стоит допросить семью Хофу.

В больнице их разговор, пожалуй, был прекрасно слышен всем, но кое-кто стоял за углом намеренно, вслушиваясь в последние реплики. Команда замолчала, одновременно глядя на расползающуюся по полу тень с заметным скепсисом. Вздрогнув, женщина в белом халате осторожно вышла, прижимая к груди планшет. Она выглядела скорее болезненно усталой, нежели смущенной, и чернота под глазами нисколько не портила ее изящные черты. Брови Вару и Канкуро поднялись в удивлении: с бледной кожей чернильные волосы и небесные глаза делали эту женщину мифически красивой для этих мест.

— Простите, что подслушала. Я Хироми Хофу, внучка Арэты Хофу, — сказала она, вежливо поклонившись, и, замявшись немного, добавила: — Думаю, нам стоит поговорить.

***

В кабинете у стены стоял коричневый диван; рабочее место располагалось напротив окна. Все в песчаных оттенках, как и подобает любому зданию в Стране Ветра. Пройдя к столу, Хироми рукой указала на диван.

— Прошу, присаживайтесь.

Избавившись от тяжести тела в ногах, Вару ощутила приятное облегчение: дышать и думать стало заметно проще. Темари и Канкуро сели рядом с ней; Гаара стоял в отдалении у стены, как и всегда в таких ситуациях. Все они прочитали табличку, прежде чем войти в кабинет, и положение Хироми в этой больнице немного прояснилось. Однако Кейджи не постеснялась уточнить.

— Вы здесь главный врач?

— Заместительствую. К сожалению, у отравы нет предпочтений, — ответила Хофу отстранённо, положив планшет на стол. Она повернулась к шиноби, в скрытом волнении переплетая пальцы, и всеми силами старалась отвечать как можно вежливей. Вару догадывалась, как, должно быть, ей тяжело работать в такое время.

— Мы уже отправили образцы нашим ирьенинам. Помощь скоро прибудет, — заверила ее Темари, и на бледном лице заблестела вымученная улыбка.

— Хоть что-то хорошее.

Она явно не знала, с чего следует начать. Взгляд ее блуждал где-то на полу и возвращался к шиноби, едва ли замечая их. Если деревня так настроена к семье Хофу, то бедная женщина наверняка ежедневно терпит обвинения в свой адрес. Вару не хотелось давить на нее, но она не могла не подтолкнуть, раз Хироми сама пригласила их сюда.

— Хироми-сан, человек, заказавший шиноби, как-то связан с деревней. И вероятней всего, что его план только начал действовать. Нам нужны любые сведения, иначе люди пострадают ещё больше, — сказала она мягко, стараясь, чтобы слова не звучали как упрек. Однако Хофу все равно немного растерялась, медленно потирая сгибы больших пальцев.

— Да, я… Полагаю, вас интересуют слухи, — постаралась ответить она, вновь замявшись, но вскоре отыскала в себе силы говорить. — Я расскажу. Семнадцать лет назад у меня родился сын. Он очень сильно болел и… Выглядел не совсем таким, каким люди могли бы принять его. Конечно, вся деревня стала обсуждать то, как он выглядел. Мы не смогли вылечить его, и вина легла на нашу семью.

— То есть он умер уже давно? — спросила Кейджи, и Хироми утвердительно кивнула. — Тогда почему жители связывают нынешнюю беду со старой историей?

— Людям необходимо кого-то винить, иначе беды не будут иметь никакого смысла. Уверена, если вы присмотритесь, то заметите, что все кругом подозревают друг друга. Особенно здесь.

Вару вздохнула, понимая, что ее надежда на более ясные сведения оказалась пустой. Не находя более причин здесь находиться, Гаара молча покинул кабинет, но упрекать его за это никто не стал. Посидев ещё пару секунд в тишине и не придумав дополнительных вопросов, команда поднялась, поклонившись Хофу.

— Значит, нам стоит продолжить поиски.

— Спасибо, что уделили нам время, Хироми-сан.

Женщина вновь слабо улыбнулась:

— Похоже, что я ничем не смогла вам помочь.

— Ваша забота — это пострадавшие. Позаботьтесь о них, а мы возьмём на себя остальное.

***

Шиноби ушли из больницы, на этот раз для обсуждений выбрав место без ушей. Гаара присоединился к ним на пороге, и вместе они неторопливо пошли в сторону гостиницы. Даже в эту часть дня улицы деревни частично пустовали, так что никто к ним не прислушивался.

— Ну и что думаете насчет всего этого? — спросила Темари после недолгого молчания, и Канкуро первым выказал недовольство прогрессом.

— Единственная зацепка ничего нам не дала.

— Не совсем. Теперь есть подозреваемый, — поправила его Вару, и Кукольник вопросительно поднял бровь.

— Наемник, которого вы убили?

— Нет, Хироми Хофу. Она немного беспокоилась, рассказывая свою версию.

— Рядом был Гаара. Кто угодно забеспокоился бы.

— Она врала, — подтвердил джинчурики, и Кейджи кивнула. Не заметить это из всех них мог только судящий по внешности Канкуро.

— Но она говорила о своем покойном сыне. Это ведь непросто. Вы вообще уверены?

— Даже если и так, все равно слишком много совпадений. Нас должны были предупредить, что эта информация ложная, чтобы мы не путались в следах. Кроме того, неизвестно, кто написал письмо в Суну, если уж семья Хофу не придает значения этому проклятью, — озвучила свои мысли Темари, и ее брату не осталось ничего иного, кроме как признаться в своей невнимательности. — Может, их семья пытается справиться с проблемой, не вредя своей репутации.

— А может, они не хотят, чтобы мы вникали, — предположил Гаара, и Кейджи вдруг посетила самая вероятная из всех мысль. Она даже отругала себя за то, что не подумала об этом раньше.

— А если Хофу вообще не планировали обращаться к нам за помощью? Что если кто-то сделал это от их имени?

— Тогда они определенно во всем замешаны, но если встретили нас, значит, прознали про письмо до того, как мы появились здесь, — немного подумав, согласилась Темари. Канкуро недовольно скривил губы, запустив руки за голову.

— Как же бесит.

Шиноби теперь будут осторожнее и больше не попадутся Гааре так нелепо. Просто выжидать нельзя: нужно как можно скорее понять, в чем дело, чтобы начать действовать не тогда, когда уже будет поздно. Вариантов у них почти не оставалось, так что команда знала, чем займётся в ближайшее время.

— Значит, шпионаж?

— Других вариантов нет. Однако Хофу не должны знать, что мы все ещё их подозреваем.

***

От голода голова болела ещё сильнее, что дурно сказывалось на мыслительной деятельности. Так что прежде чем вновь приступить к расследованию, Кейджи заказала себе немного еды в столовой гостиницы и, медленно пережевывая мясо, задумчиво разглядывала бумажку с тремя адресами. Комиссар дал их ей, чтобы отделаться, но между этими людьми все же было что-то общее. Недовольные деревней люди могли бы случайно ляпнуть о чем-то интересном, однако тут стоило надеяться на удачное стечение обстоятельств.

От принятия окончательного решения Вару отвлёк Канкуро. Наблюдая за тем, как он садится напротив нее с явным намерением поговорить, бывшая шиноби попыталась предугадать, какими будут его вопросы, но старший сын Расы ее неожиданно удивил.

— Общение с Гаарой однажды погубит твою личную жизнь, — сказал он как бы невзначай, словно начиная самую обычную и ничего не значащую беседу. Если бы не головная боль, Кейджи бы посмеялась, но из-за неприятного и все ещё свежего осадка на душе шутить совсем не хотелось.

— Почему же только личную?

— Да брось. Он теперь совсем другой.

Канкуро чуть наклонился, расправив ладони, и блеск в его глазах говорил о том, что он готов доказывать правдивость своих слов пылко и неотступно. Такая перемена в нем удивила Вару, но она примерно догадывалась, что могло служить причиной. Их семья искренне поверила в то, что все и в самом деле могло измениться, пусть и с большим опозданием.

— А что было тогда в полнолуние?

— Это был Шукаку, — без тени сомнения отмахнулся Канкуро и не заметил, что Кейджи намекнула на недавний инцидент. Шиноби, казалось, уже успел забыть об этом нарочно или по глупости. Волнение холодом скользнуло в глотке, но Вару не стала ничего говорить. — Он уже намного лучше контролирует его, так что рано или поздно не будет нуждаться в твоей помощи. Не то чтобы я хотел прогнать тебя, просто… На самом деле я ничего о тебе не знаю. Вот совсем ничего. И не понимаю, почему Гаара вдруг обратился именно к такой шиноби. Дело ведь не в том, что ты ему нравишься.

Кейджи готова была поклясться, что побледнела слишком заметно. Нанесенные краской линии на лице Канкуро чуть изогнулись в уже знакомой эмоции, но то, о чем он говорил, било в самое слабое на данный момент место. От волнения бывшая шиноби даже поймала себя на желании рассказать ему обо всем, вот только подобные слова застревали камнями в груди, сдержанные выдрессированным благоразумием. Она должна была отвлечь его, отступить, так что схватилась за самое близкое к рукам.

— Нравлюсь?

— Это ведь ясно как день. Раньше он для своей семьи ничего не делал. Конечно, Гаара верит в то, что ты можешь ему помочь, и ты нужна ему. Из этого симпатия вытекает сама по себе, но он не контактировал с людьми так долго. Ничего не знает об этом.

— Значит, это причина твоего недоверия? Я не самый достойный человек, который может находиться рядом с твоим братом? — спросила Вару, успокаиваясь. Канкуро полностью поглотило негодование, и пусть отношения с ним стали вдруг портиться, она в любом случае никому не обещала свою дружбу. — Можешь не переживать. Я с радостью свалю при первой удобной возможности, если доживу, конечно.

Шиноби откинулся на спинку стула, хмурясь, и сказал со стальной уверенностью:

— Он тебя не убьет.

Уже во второй раз Кейджи отметила, что должна посмеяться, но сегодня явно была сама не своя. Ее хватило на сухой и невнятный ответ, но склонный к предубеждению Канкуро совершенно не понимал ее чувства или не хотел понимать. Гаара вдруг стал для него кем-то настолько важным, что теперь он защищает его от сомнительных проблем, которые в данной ситуации были совершенно несущественными.

— Хорошо, если так.

— Вот именно поэтому тебе и не нужно быть с нами. Все наконец налаживается, и ты не имеешь к этому никакого отношения. Я не позволю, чтобы из-за хитрой женской морды Гаара вновь стал думать, что его предали. Не плети рядом с ним ничего, ладно? — ткнув пальцем в стол, он поднялся, позволяя Кейджи остаться наедине со своими мыслями. Биение сердца гулко отдавалось в ушах, и вопрос джинчурики назойливо прозвучал где-то рядом.

«Зачем ты это делаешь с собой?»

Вару запустила пальцы в волосы, склонившись над полупустой тарелкой, и тщетно пыталась совладать с эмоциями, что вдруг перестали ей повиноваться.

— Неужели я все настолько плохо перевариваю?

Комментарий к Глава VII - Эмоции

В данной главе есть отсылки к тому, что ещё не раскрыто. Никто же не против, что некоторые факты, которые вроде бы и так были, свалятся внезапно в ходе сюжета? Просто не вижу смысла вываливать всю информацию сразу.

Меня несколько дней подряд мучили идеи, что я даже во сне додумывала сюжет, так что теперь точно знаю, по какому пути идти. Будем работать)

========== Глава VIII - Детские мечты ==========

Укрытое тенью, неподвижное тело источало резкий кислый запах и подавало признаки жизни лишенным всякого смысла бурчанием. Черные волосы с заметной проседью прилипли к мокрому лицу; жидкая бородка впитала в себя остатки не попавшего в рот алкоголя, так что высушенная до дна бутылка одиноко нагревалась на солнце в паре шагов от мужчины. Бывшая шиноби наклонилась, чтобы лучше приглядеться, но уже заранее знала, что это именно тот, кто ей нужен.

— Вы ведь Нобуо? — спросила она, наблюдая за тем, как мужчина хмурится и лениво разлепляет веки. В таком состоянии на ее голос он отреагировал поразительно быстро, но его распухший язык складывал слова так неумело, что приходилось логически додумывать их смысл.

— А кто спрашивает?

— Я Вару Кейджи, шиноби из Сунагакурэ.

Нобуо сморгнул, прищурился, но, похоже, решил, что ему послышалось. Вару тяжело вздохнула и огляделась по сторонам в поисках того, кто ей мог бы помочь, но двое случайных наблюдателей лишь весело улыбались этой картине. К известному в Хофу пьянице они не прикоснутся, и в этом даже есть вполне разумный смысл: кому нужен человек, что проклинает всех и вся и наживает проблемы каждый прожитый день. Облик Нобуо не содержал в себе ничего приятного, но Кейджи видала и похуже.

— Нам очень надо поговорить. Сколько вы выпили? — спросила она, чуть поморщив нос, и взяла мужчину за локоть, помогая подняться. Он был весь измазан в пыли, жутко вонял, но, к счастью, не принимал попыток бессмысленно сопротивляться. Веселые улыбки за спиной сменились заливистым смехом, но спустя мгновение кто-то из соседнего дома открыл окно и громко приказал заткнуться.

— Я себя нормально чувству… Просто хорошо провел время с одной бутылочкой. Кстати, где она? — самозабвенно пробурчал Нобуо, лениво глянув сначала направо, потом налево.

— Поднимайтесь уже, — вновь вздохнула Вару, перекидывая руку мужчины через плечо и помогая ему совершать что-то похожее на полноценное передвижение. Ноги его заплетались, и он оступался на ровном месте, то и дело вынуждая хрупкую девушку беспомощно волочить его по земле. — Спать на улице в такую жару опасно. Ладно хоть до тени додумались доползти.

— Будет меня еще желторотая соплячка чему-то учить, — выказал недовольство Нобуо достаточно агрессивно, но на большее сил ему не хватило. Он вновь запнулся, повиснув, и бросил что-то нецензурное. Его помутненный взгляд блуждал средь песчинок под ногами, и до мужчины не сразу дошло, что он, похоже, куда-то настойчиво движется. — Куда ты меня тащишь?

Возмущенный голос нисколько не тревожил Вару, и она волокла горе-подозреваемого к его дому. Ей сказали, что Нобуо лучше искать где-нибудь в подворотне с бутылкой под боком, и не преувеличили. Тратя запасы чакры на эту личность, Кейджи чувствовала себя так, будто ее обвели вокруг пальца и издевательски плюнули напоследок. Очевидно, что ему даже в голову не придет мысль копить деньги на услуги наемников, какая бы причина для этого ни была.

Мужчина залёг в тень не так уж и далеко от дома. Подойдя к небольшому, но на удивление вполне ухоженному зданию, Кейджи с трудом забралась с ним на порог и нажала на кнопку звонка. Она не сомневалась, что Нобуо живёт здесь не один, но спустя несколько минут ожидания все же решила поискать у мужчины ключи. В ближайшем кармане нашлась скудная мелочь и безобразно смятый чек; проверять остальное не пришлось, так как из-за двери послышался детский мальчишеский голос.

— Кто там?

— Я привела Нобуо Омэ домой. Он не очень хорошо себя чувствует, — ответила Вару, и дверь с щелчком открылась, являя взору немного смущенного и уже знакомого ей ребенка. — Оу, это ты.

Мальчик посмотрел сначала на нее, потом на мужчину. Губы его поджались то ли от стыда, то ли от отвращения, но, неуверенно отступив в сторону, он позволил Вару войти. Бывшая шиноби, чуть подтянув обмякшее тело вновь уснувшего Нобуо, завела его в дом.

— Где его комната? — спросила она прежде, чем бездумно куда-то идти, но прошедший вперёд мальчик небрежно махнул ей рукой.

— Можешь у порога оставить, — сказал он просто, но, словно спохватившись, замялся и указал в сторону гостиной. — Пусть полежит на диване.

Кухня и гостиная были совмещены: небольшая лестница вела на второй этаж. Кейджи, скинув с себя обувь, поволокла мужчину вглубь дома и опустила его на диван. Нобуо ненадолго открыл глаза и огляделся, сказав что-то невнятное куда-то в сторону телевизора. Уже в который раз тяжело вздохнув, Вару решила просто оставить его так, как сидит: спрашивать о чем-то мужчину не было необходимости. Мальчик, взяв оставленную им в коридоре большую корзину со стиранным бельем, пошел к двери, ведущей на задний двор. Бывшая шиноби осторожно последовала за ним, подмечая, что несмотря на отсутствие женщины, в доме царил какой-никакой порядок.

За дверью находилась небольшая веранда с невысокой деревянной оградкой вместо стен. На передвижных столбиках была натянута веревка, на которой развешивали белье, не боясь, что солнце беспощадно выжжет всю краску. Мальчик поставил корзину на пол, а сам поднялся на стул, перекидывая часть простыни и с некоторой неловкостью пытаясь ее расправить.

— Тебе помочь? — подошла к нему Вару и, не дожидаясь ответа, равномерно растянула ткань на верёвке. Мальчик упрямо старался делать вид, что не замечает ее: он отводил взгляд, словно желая тем самым укрыться от присутствия постороннего человека в доме. Теперь Кейджи знала, почему ребенок не играл с друзьями тогда и не спешил домой.

— И как давно он так?

— Уже не помню, — ответил ребенок отрешённо, совсем не желая об этом говорить.

— А как твоя мама?

— В больнице.

— Ты не навещалее?

Руки мальчика чуть дрогнули, и взгляд стыдливо заметался. Вару прекрасно понимала то, что он чувствует, и нисколько не винила его за это. Страх увидеть дорогого тебе человека в состоянии, близком к смерти, может пересилить желание быть с ним рядом.

— Приходил несколько раз, но… Так и не дошел до палаты. Я слишком трусливый, — последние слова мальчик произнес с заметным отчаянием, но не позволил слезам наполнить глаза.

— Нет, это не так. Ты по-своему заботишься о ней здесь, дома, — попыталась утешить Вару, и он вопросительно взглянул на нее. Мальчик оказался неглупым и сообразил, что она имела в виду, и поэтому просто продолжил дальше развешивать белье, между делом задавая вопросы бывшей шиноби.

— Когда вы найдете лекарство?

— Через пару дней оно будет готово. Недолго осталось ждать. Кстати, как тебя зовут?

— Энко… А тебя?

— Вару.

Кейджи улыбнулась ему, и мальчик недовольно насупился, но его плохое настроение стало понемногу отступать. Он спрашивал теперь с энтузиазмом, проявляя то самое неудержимое детское любопытство, которое для Вару уже неторопливо забывалось, оставленное в прошлом.

— Я слышал, что способности шиноби передаются по наследству. И есть могущественные кланы, известные особой силой. Ты к какому-нибудь принадлежишь?

— Да, но мой клан никогда не пользовался славой. И нас осталось совсем немного.

— Сколько?

— Тебе разве интересно? Ну, я, мой старший брат и бабушка, — перечислив остатки своей семьи, Вару криво улыбнулась, разумеется, и словом не обмолвившись о том, что их с трудом можно назвать родными.

— И все? А что стало с остальными? Вас пытались истребить как клан Учиха?

— Нет, нас всегда было не очень много, просто сейчас рискуем исчезнуть.

Мальчик задумчиво свёл брови, явно не веря в то, что шиноби могут быть такими жалкими. Вару и не спорила: они всегда были в тени тех, чьи имена проходили сквозь время из самых глубин истории. Ни один ее родственник не умер смертью, которая сидела бы у всех на устах долгие годы. Забавно то, что это одна из тех деталей, что передают по наследству.

— Ты и твой брат родите детей, тогда не исчезнете, — с серьезным видом заявил Энко, явно все это время пытаясь прийти к этому выводу.

— Говоришь как моя бабушка, — хохотнула Вару, вспоминая боль от удара тростью по ягодицам и ее вечно недовольный бубнеж по поводу того, что тело внучки настолько тощее, что не вмещает в себе достаточный объем чакры. И по поводу детей бабушка всегда беспокоила именно ее, а не брата: наверняка из убеждения, что на большее Вару совершенно не годится. — Жизнь шиноби не так проста, чтобы строить столь смелые планы. Не всегда угадаешь, когда все пойдет по наклонной. Не забивай себе голову этим.

Мальчик ненадолго замолчал, и Кейджи терпеливо ждала, когда у него появится ещё один вопрос. Она видела, что его интересует что-то ещё, но ему почему-то боязно об этом спрашивать.

— Ты не боишься Песчаного демона? — прошептал он так неуверенно и тихо, словно джинчурики находился рядом и мог его услышать. Вару не нашла причин, чтобы лгать, так что ответила искренне.

— Боюсь.

— И все равно разговариваешь с ним?

— Приходится. На этой миссии мы в одной команде.

— Тогда он выглядел таким злым, — сказал мальчик все так же тихо, и Вару почему-то улыбнулась.

— Он всегда таким выглядит, но это не совсем так.

Энко посмотрел на нее с ещё одним вопросом, но на этот раз искал ответы лично в своей памяти. Ее слова что-то прояснили, идеально вошли в неизвестную Кейджи цепочку и породили крайне неожиданное умозаключение.

— Значит, он твой друг, — заявил он без толики сомнения, и настал черед Вару недоуменно смотреть на него. — Мама всегда говорила, что только настоящий друг будет видеть в тебе хорошее несмотря ни на что и поддержит, даже если рядом тебя нет.

«Даже если друг — чудовище?»

Выражение лица, с которым Гаара убил сегодня человека, невольно всплыло в памяти, но все, что Вару смогла ощутить, — это пустоту. И она не верила в то, что ее можно заполнить чем-то вроде дружбы. Несмотря ни на что? Дать шанс тому, кто украл у нее так много? Даже если от него за километр разит кровью? Может, она и понимала его ненависть, но не могла проникнуться сочувствием. Просто не могла.

— Твоя мама очень добрая, — выдавила из себя Кейджи, заметив, что мальчик немного обеспокоен ее молчанием. Идея избавиться от этих мыслей пришла в голову незамедлительно. — А знаешь, давай навестим ее.

Глаза Энко расширились, и он едва не потерял равновесие на стуле: — Прямо сейчас?

— Прямо сейчас.

— Но…

— Ты ведь на самом деле очень хочешь увидеть ее, — бывшая шиноби положила руки на плечи ребенку и тепло улыбнулась ему.

***

Казалось бы, на этом историю можно закончить. Что бы ни происходило, все они лишь выстраданные родителями брошенные дети — одни из тех, кого благосклонность судьбы решила обойти стороной. С годами связь с этим горьким истоком терялась, но, держа мальчика за руку и медленно ведя его по молчаливому коридору больницы, Вару чувствовала, как белые нити прошлого настойчиво тянут ее назад. Словно за дверью палаты она вновь увидит свою маму в последний раз, поэтому останавливается в шаге, ободряя растревоженного Энко доброй улыбкой. Он смотрит на нее растерянно и, поджимая губы, осторожно входит в помещение.

Может, и приходится возвращаться в моменты своей беспомощности, но это лишь начало чего-то неизбежного — дальнейшей жизни, неумолимо утекающей лишь в ей ведомом направлении. Рождение не может быть концом, даже если обманчиво принимает его облик. Вару перестала винить во всем родителей, когда они безвозвратно исчезли из этого мира, показывая, что что-то все же продолжается, что-то независимое от данного в самом начале. Сразу же на свет всплыла череда собственных жестоких ошибок, и нельзя было не признаться, что какая-то часть вины все равно лежит на ней.

Чья-то рука осторожно опускается на плечо, и, встречаясь взглядом с зелёными глазами, Кейджи улыбается. Не фальшивой лицемерной улыбкой, а настоящей: она никогда не убегала от своих эмоций понарошку. Темари не может разделить ее чувств, но как никто другой понимает это. Возможно, первый человек на памяти Кейджи, кто открыто это признавал.

— Знаешь, а ведь на первый взгляд ты кажешься такой надменной и самовлюбленной, — сказала она, улыбнувшись как всегда с насмешкой, и из ее уст подобные слова прозвучали даже немного комично.

— А на второй?

— Человеком со своим горьким прошлым. Одним из многих в наше время, — ответила Темари, задумчиво заглянув в открытую палату. Вару не испытывала к этому любопытства, но представляла, как мальчик сжимает ослабевшую руку матери в своих хрупких ладонях. — Мы должны сделать все, что в наших силах. Этой ночью кто-нибудь обязательно расколется.

— Вечереет уже, — заметила Вару, зная, что время для самокопаний подходит к концу. Они достаточно отвлекли внимание от себя.

***

Стрелки на часах, казалось, замедлили свой ход: Вару наблюдала за неторопливым течением секунд, зная, что ещё немного рано для выступления и не успевшее сесть солнце сделает ее шпионаж слишком открытым для зорких глаз. А они не знали, с кем именно имеют дело, чтобы позволять себе роскошь недооценивать потенциальных врагов. Кейджи выжидала, возможно, с чрезмерным фанатизмом, бесполезно наблюдая за тем, как идёт время. Подобное занятие напрочь лишило ее мыслей, но нисколько не притупило чувства. Она обернулась, совсем не удивлённая тем, что демон стоит у нее за спиной.

— Мы не закончили наш разговор, — констатировал он холодно, так что о его чрезмерном любопытстве пришлось только догадываться. Вару скривила губы, совсем не желая вести разговор с ним, но рассчитывать на то, что его это волнует, явно было слишком глупо.

— Сейчас не самое лучшее время выяснять отношения, Гаара, — отступилась Кейджи, произнося это имя настойчиво и легко, будто оно своим звучанием могло вразумить и успокоить. Джинчурики знал большую часть ее уверток, так что лишь скрестил руки на груди: он просто привык к ней. И, пожалуй, слишком быстро. Ему уже было неинтересно нянчиться с изувеченной.

— Если ты перестанешь юлить, то ничего выяснять не потребуется, — произнес он спокойно и даже без намека, нарочно наклоняя голову, чтобы поймать отведенный от него взгляд. — Зачем ты стираешь себе память? — спросил Гаара все так же без злости, с интересом наблюдая за тем, как меняется лицо бывшей шиноби. — Я не мог не заметить.

Сердце Вару сжалось, распыляя по венам перемешанный с удивлением страх, но она обо всем уже знала и не понимала, в чем причина. Наблюдательность Гаары стала чем-то самим собой разумеющимся, а если Кейджи ещё и повторялась, то одного лишь такого случая было достаточно, чтобы выдать себя. Ей очень не нравились такие ситуации, и несмотря на столь решительные меры, она все равно чувствовала, что стремительно разваливается внутри.

— Мы с тобой так много беседуем? — спросила Вару, словно ее удивление относилось именно к этому.

— Не просто так в вашей семье все шиноби выделяются стальной выдержкой. Ты насильно стираешь из памяти то, что будет мешать концентрироваться. Я мыслю неправильно? — спросил Гаара, делая лишь один шаг навстречу, но бывшей шиноби уже некуда смотреть, кроме его рук. Он требовал от нее того, о чем нельзя говорить, и получал от подобного допроса удовольствие. На этот раз Вару не могла просто отмолчаться.

— Нет, все так. Просто… Если это правда, то дела мои плохи, — на этих словах она запнулась, в первый раз не могла подобрать слов для него. На самом деле все было просто ужасно, и травмы настойчиво не желали покидать ее. — Ты ведь не успокоишься, пока я не отвечу? — спросила Вару в последней надежде избавиться от этого разговора, но демон продолжал стоять слишком близко, желая заполучить ответы. — Любой ментальный недуг может лишить меня способностей навсегда. Для себя я — самая доступная мишень, поэтому могу манипулировать своей памятью без каких-либо погрешностей. Однако даже для этого, как ты уже догадался, нужен особый контроль над чакрой, с которым я конкретно сейчас справляюсь не очень хорошо.

Объяснения дались на удивление легко, и Гаара ненадолго задумался. Вару не пыталась выглядеть перед ним отчаявшейся: спустя какое-то время она вновь вернет себя в верное русло, каких бы усилий ей это ни стоило. Однако осознавать, что часть воспоминаний утеряна, было неприятно. Каких же именно? Насколько значимых? И как давно она этим занимается?

— Тебе настолько тяжело? — спросил Гаара, вынуждая Вару посмотреть ему в глаза. Она хотела сказать «нет», но вместо этого короткого и обрывающего слова из ее уст потекла застоявшаяся в горле речь, возможно, насильно выдавленная чужими руками, но определенно несшая облегчение.

— Некоторые моменты из жизни хочется просто выкинуть, чтобы не мучиться. Я это могу, но делать так, разумеется, ни в коем случае нельзя. Однако как тут удержаться, если очень хочется? И если я могу это сделать в любое время? — сказала Вару, замечая, как меняется безжизненная бирюза. Все внутри реагирует слишком болезненно, и бывшая шиноби знает. Все же это она, а не чужой ей человек. — Эти воспоминания связаны с тобой? Похоже, тебя чересчур много.

Настолько много, что это уже напоминает извилистый цикл: в каком направлении ни развивай мысль, все пути сойдутся в одной точке. Даже если вырвешь условия алгоритма, к пункту назначения тебя притянет магнетизмом. Он сломал ей ноги, чтобы она никуда не ушла: не только у физической оболочки, но и у ментальной.

— Ты не можешь вернуть себе память?

«Но ты скован моими цепями, раз так безнадежно хватаешься за столь жалкую шкуру».

— Естественным путем люди не могут окончательно что-то забыть, но я не использовала иллюзии, дабы внушить себе, что ничего не помню. У меня просто нет этих воспоминаний. Вернуть то, чего не существует, нельзя. Да мне и не особо интересно, — ответила Вару, пожав плечами, но Гаара не совсем ее понял. — Наша семья из поколения в поколение изучает способы изменять человеческое сознание. Именно изменять, а не манипулировать. Мы добились большого успеха, но так уж вышло, что подобные техники требуют приличного количества зачастую невыполнимых условий.

— И от этого ты пыталась отмалчиваться?

— Это приказ второго Казекаге. По официальной версии эксперименты потерпели неудачу, — все же произнося это, Кейджи почувствовала, как гигантский камень свалился с души. Если Гаара хочет слушать, то пусть слушает: он далеко не из тех, кто стал бы говорить с кем-то посторонним, не то что выдавать тайны собственной деревни.

— Ты таким образом хотела мне отомстить? — спросил он после недолгого молчания, и бывшей шиноби пришлось вспоминать, когда именно она перестала видеть в нем объект своей мести.

— Нет, просто искала способ убить тебя.

— И что изменилось?

Вару вновь отвела взгляд, не понимая, почему он задаёт так много вопросов именно сейчас. Она знала, что если захочет смолчать и уйти, то джинчурики не выпустит ее из этой комнаты. Было проще высказаться и вручить ему все в руки, тем самым избавившись от тяжёлой ноши.

— Я всегда хотела превзойти своего отца, поэтому и стала шиноби, — начала Кейджи неуверенно, но спустя мгновение уже не сомневалась, желая наконец все прояснить и доказать. — Знаешь, в чем мы с тобой отличаемся? Меня презирали те, в ком я искала любовь, но у меня не было такой силы, которой я могла бы заткнуть их и заставить себя бояться. Пришлось добиваться всего самой. Я подражала отцу, пытаясь показать ему, что могу так же. Но Хару Кейджи мертв, а значит, идя по его пути, я встречу подобный провал. Мне нужно идти своей дорогой, чтобы превзойти его, — она остановилась, слыша, что тон ее голоса заметно повышается от нахлынувших эмоций. Вару не могла рассказывать о чем-то подобном с таким же нетронутым чувствами лицом и усмехалась факту, что все ещё гоняется за детской мечтой, пусть и интерпретированной иначе. — Может, мой выбор слишком радикален. Возиться тут с тобой вместо того, чтобы объединиться со всей деревней и наконец избавиться от тебя. Я даже пытаюсь что-то рассказывать такому, как ты, боже, зная, что только ты и поймёшь меня. Ты ведь тоже творишь какую-то хрень просто для того, чтобы что-то изменилось.

Пожалуй, Гаара по-настоящему удивился при Вару в первый раз. Его маска мертвеца, давно наплевавшего на этот мир, рассыпалась, уязвленная неожиданно открывшейся истиной. Какое-то время они оба так и стояли, молча созерцая элементы одежды друг друга, но ни в коем случае не лицо.

— Я не знал, зачем, — признался Гаара, но со словами Кейджи спорить не хотел. Поверил ей.

— Ну, теперь, похоже, знаешь, — усмехнулась Вару, все же желая поставить где-нибудь точку. — Ты решил защищать родную деревню, пусть даже она не единожды харкнула тебе в лицо. А я решила изменить направленные на разрушение техники, чтобы не причинять вред человеку, а помогать ему. Если бы джинчурики был кто-то из Кейджи, то прекрасно бы контролировал Шукаку, — последнее предложение она произнесла с наигранной гордостью, но отчаяние внезапно окатило ее ледяной водой. Сколько же противоречий было в такой простой цели, и, не зная зачем, Кейджи тихо сказала: — Думаю, я могу научить тебя.

Гаара вздохнул, отрицательно мотнув головой: — Ты слишком сильно ненавидишь меня, чтобы помогать. Просто ходишь где-то поблизости на случай, если я потеряю контроль.

— Ты меня сам попросил об этом, — заметила бывшая шиноби, и джинчурики не спорил.

— Да. И не думаю, что у нас получится что-то лучше.

Они все же посмотрели друг другу в глаза, и если бы у Вару были силы, она бы обязательно улыбнулась. Хотя бы потому, что кровожадный демон не хочет иллюзий — ему нужна искренность, которую он не заслуживает. И что же, если все удастся, он будет до конца дней влачить это в одиночку? Гаара и в самом деле ничего не знает о природе счастья. Но раз не выйдет лучше, то пускай так.

Все ведь в любом случае будет так, как он захочет.

Комментарий к Глава VIII - Детские мечты

Поболтали и можно приступать к экшену.

========== Глава IX - Мама ==========

Из открытого окна веяло вечерней прохладой, но вращательные движения планеты нисколько не уменьшали количество документации, жаждущей внимания главы Хофу. В его кабинете все еще горел свет; седая голова склонялась над бумагами, и морщинистая рука производила манипуляции с кистью с отточенной за годы труда грацией. Работа, годящаяся для стариков, как мог бы подумать про себя Хизока Хофу, если бы не был так одержим своим страхом: волнение парня проглядывалось в его нервных движениях, в постоянно мечущемся взгляде. Пусть он и старался обратить издержки своих эмоций на вверенное ему задание, у наблюдателя со стороны не оставалось никаких сомнений, что внук Арэты страдал сильной паранойей. Хизока наводил порядок в одном из шкафов, своим поврежденным вниманием делая это занятие совершенно бесполезным: бумаги снова и снова оказывались уложенными его руками в несоответствующее им место, и приходилось начинать заново.

Впрочем надолго парня не хватило, и он с досадой уселся прямо на пол, бездумно глядя на выпавший из папки документ. Его содержание не имело никакого смысла, так как Хизока не пытался вчитываться, посчитав невыполнимой задачей ломать голову над тем, из какого он раздела. Дедушка, казалось, не обращал на состояние внука внимания; парень принимал это на свой счет, и никакие уверения не разбавляли его отравленное мнение о себе.

— Это ведь все из-за меня? — спросил Хизока тихо, все еще глядя на несодержательные буквы в документе, и Арэта медленно и устало вздохнул, словно уже не раз слышал этот вопрос.

— Ты просто испугался. Я ведь уже сказал, что не стану наказывать тебя, — не преисполненный осуждения добрый голос дедушки не успокоил юношу, и его взгляд вновь заметался, судорожно хватаясь за все, что могло распалить его страх еще больше.

— А что если наша семья… Что если деревня…

— Никакого проклятья нет, — настойчиво произнес Арэта, совсем немного изменив тон, и Хизока перестал дрожать, испуганно взглянув на дедушку. Разумеется, он не поверит ему. По крайней мере до тех пор, пока смерть не оставит попытки откормить отчаянное суеверие людей во что-то более ужасное, чем уже есть. — Люди успокоятся, когда шиноби найдут лекарство. И все наладится.

Вероятно, это прозвучало слишком холодно и недостаточно убедительно, поэтому парень вскочил на ноги, сжимая кулаки от нахлынувших эмоций и тщетно пытаясь подобрать слова для претензий. Арэта отвлекся от бумаг, взглянув на своего внука спокойно и понимающе, чем и уничтожил всю его уверенность: Хизока бесполезно открыл и закрыл рот, принуждая себя сделать усилие и выплеснуть накопившееся возмущение, но ничего не вышло. Он покинул кабинет, не забыв хлопнуть дверью, и Хофу вновь устало вздохнул, откладывая кисть и потирая виски.

Он уже сделал все, что было в его силах. Не то чтобы делать вид, будто все так же, как и всегда, имело смысл, но Арэта предпочел не забрасывать свою будничную работу, дабы не усложнить жизнь в тот момент, когда она вроде как должна была бы наладиться. Старик поднялся, подойдя к окну: из верхнего этажа резиденции особенно хорошо открывался вид на оазис, на питающее Хофу старое и больное сердце. Правда, всю эту красоту можно увидеть лишь при свете дня, и сейчас Арэта не наблюдал ничего, кроме чернильно-черного рваного пятна. Он отошел на шаг от окна, собираясь возобновить брошенную внуком работу, но остановился, недоуменно глядя на возникший перед ним темный силуэт. Фигура сделала резкое и почти неуловимое в своей скорости движение, отчего старик не успел понять, что произошло. Послышался треск, затем отчетливый звук удара металла о металл. Хофу инстинктивно прикрылся руками и зажмурился, чувствуя, как сердце в груди начинает выколачивать боязливые ритмы.

— Осторожней, дед, — прозвучал знакомый голос за спиной, и Арэта открыл глаза, опасливо пятясь в сторону от увиденного. Огромная кукла, вытянув руку, парировала удар кунаем и попыталась задеть нападающего другими своими конечностями, но противник вовремя отпрянул назад, метнув еще три лезвия перед тем, как полностью исчезнуть. — А вот это уже совсем интересно, — сидящий на подоконнике Канкуро спрыгнул на пол, оглядывая помещение, и взгляд его как раз кстати зацепился за поблескивающий в воздухе лист с печатью. Прошипев ругательства, шиноби схватил старика, вытаскивая его в окно, и раздавшийся за спиной взрыв выбросил их из здания. Приземлившись, Марионеточник обернулся, к своему удовлетворению подмечая, что пострадал только кабинет.

Арэта не удержался на ногах, падая на пятую точку и отползая назад: он не верящим взглядом смотрел на то, как горит верхний этаж резиденции, и не сопротивлялся, когда Канкуро схватил его за шиворот.

— Так, не будем тянуть кота за яйца, — он поднял старика обратно на ноги, гневно смотря прямо в глаза. — Вас предали?

— К-кто?

— Наемники или кто там ещё. Ваша семья ведь замешана в этом?

Несколько мгновений Хофу не мог переварить смысл его слов, но осознание нисколько не прояснило ситуацию, оставляя старика в растерянном непонимании.

— Хотите сказать, что я заплатил этим шиноби, чтобы они уничтожили мою деревню? — спросил он с нотками истерики, и Канкуро сбавил пыл, недовольно скривив губы. В этом и в самом деле было не очень много смысла.

— А что с письмом? Кто его отправил?

— Мой внук. Он поверил в то, что нас и в самом деле настигло проклятье.

Вздохнув, шиноби отпустил старика, позволяя ему вновь усесться на землю. Арэта схватился за голову, пытаясь оправиться от шока, и какое-то время Канкуро высматривал в нем хоть что-то похожее на притворство, но разрабатывать эту теорию было бесполезно. Вскоре рядом с ними появилась Темари, и уже по ее виду Марионеточник мог сказать, что нападающего они благополучно упустили.

— Вы не пострадали? — спросила куноичи, садясь рядом с Арэтой и начиная осматривать его на наличие серьезных ран.

— Он сказал, что письмо писал внук, так как поверил народу и испугался.

— Вряд ли он лжет, — пожала плечами Темари, и вся эта ситуация выбесила Канкуро еще больше. Он вновь подошел к старику, хватая его за шиворот, и не постеснялся повысить голос, несмотря на статус главы деревни и элементарный шок.

— И что теперь? Почему вас пытались убить? Предположения есть? — он хорошенько встряхнул его, и это подействовало. Взгляд Хофу прояснился, и, еще раз посмотрев на горящую резиденцию, он окончательно понял, что же все-таки с ним произошло. По крайней мере Канкуро так показалось, но речи старика больше не руководствовались здравым смыслом, как раньше.

— Я… Чтобы уберечь нашу семью, пришлось сделать ужасный выбор. Меня вполне могут презирать и ненавидеть за это, но я ведь не мог… Я ведь и так старался все сделать как можно милосердней, — сказал он полушепотом, и Темари настойчиво сжала плечо брата, дабы тот прекратил допрос. Канкуро отпустил старика и поднялся, скрестив руки на груди.

— Вы про покойного сына Хироми? — спросила куноичи осторожно, и Арэта закивал.

— Я знаю, что это бесчеловечно. Держать ребенка взаперти столько лет… Но я лишь прятал его от мира, который бы никогда не принял такого, как он. Который никогда не принимает таких, как он, — ответил Хофу с большим трудом, и оба шиноби переглянулись.

— То есть вы не убивали его? — задал вопрос Канкуро, и старик вздрогнул, испуганно воззрившись на него.

— Боже, конечно, нет!

***

Прячась среди сваленных балок, девочка прижимала колени к груди и боязливо вслушивалась в учащенный стук собственного сердца. Земля перестала содрогаться, а гигантское чудовище не преследовало, не искало ее больше, исчезнув в лесу округлых домов деревни. Ребенок не шевелился, воображая, что если покажется, то встретится с ужасными глазами из страшилок, которые в Суне знали все. Тихие шаги по остывшему песку, и возникший силуэт, обведенный лунным светом, заставил девочку вздрогнуть и шумно вздохнуть.

— Отец?

Знакомые черты усмирили страх перед смертельной опасностью, но не принесли облегчения; мужчина медлил, как всегда, тщательно подбирая ответ, как ему казалось, для несмышленого маленького создания. Ребенок привычно дожидался выговора и инстинктивно отпрянул назад, вжавшись спиной в балку, когда отец протянул свою руку. Что-то произошло, приведя с собой последствия; не зная, как стоит поступать, девочка сжала пальцы мужчины своей маленькой ладонью и поднялась, испуганно озираясь по сторонам. Если бы он сказал ей, что все эти страшные звуки — плод ее воображения, то она бы поверила, не задумываясь. Однако отец ничего не говорил, ведя дочь за руку по опустевшим и изувеченным улицам. Сначала все вокруг казалось лишь чуточку потертым, местами щедро засыпанным песком, но затем пришлось пробираться через обломки; взгляд цеплялся за подозрительные темные пятна, источающие неприятный запах, лохмотья одежды, за людей, разгребающих завалы и вытаскивающих пострадавших оттуда. Девочка знала — чудовище разозлилось на них, и странное чувство боязливого предвкушения понуждало ее разглядывать раненых с любопытством.

У больницы их оказалось еще больше: дурной запах словно вытеснил весь воздух, и болезненные стоны и крики слились в жуткой какофонии. В самом же здании наблюдалась взбудораженная суета: врачи и медсестры оказывали помощь прямо в коридорах, кого-то же в спешке увозили подальше от толпы. Девочка осторожно посмотрела на отца, не зная, зачем он мог привести ее в это место: лицо его не выдавало волнения так же, как и всегда, но родная дочь видела, что он напряжен. Они прошли сквозь группу спорящих друг с другом взрослых людей, явно не понимающих, по какой причине все это могло с ними произойти.

— Казекаге-сама смог его остановить.

— Этот ребенок — настоящее чудовище. Нужно избавиться от него, пока не поздно!

— Гаара его сын.

— Не у меня одного сегодня погибли близкие. Раса — наш Казекаге. Он должен защищать и наших детей тоже.

Эти люди говорили странные и непонятные вещи. Когда отец остановился, девочка вновь посмотрела на него, чтобы спросить, но, встретившись с ним взглядом, поняла, что это подождет. Дальше по коридору у стены стояло несколько человек, но их лицам девочка не придала никакого значения: ее заинтересовал знакомый светлый цвет волос, спадающих с края кушетки. Простыни замараны в чем-то ярко красном, и рука крепче сжимает пальцы отца.

— Мама…

***

Вару даже и не знала, почему так старается мысленно переубедить Хироми не делать того, в чем ее и так уже подозревают. Женщина покинула больницу в половину двенадцатого вечера и не стала возвращаться домой, вместо этого направившись к окраине деревни. В это время суток делать ей там было ровным счетом нечего, и, последовав за ней до одного из пустых домов, бывшая шиноби разочарованно вздохнула. Твои намерения не накладывают отпечаток на красоте, но не каждую эмоцию можно подделать, каким бы искусным актером ты ни был: Хироми нисколько не выдавливала из себя усталость и в самом деле была сильно расстроена тем, что происходит в деревне. Какая бы причина ни вынудила ее прийти в это затхлое, выдающее свое возможное предназначение место, Кейджи проникла в дом уже без тени сомнения, что обязательно это узнает.

Войдя через лишенное рамы окно и оглядевшись, бывшая шиноби заметила лишь черные волосы, через пару мгновений исчезнувшие под половицами. Дом был пуст, и каждый шаг Хироми отчетливо слышался в этих стенах, но стремительно угасал уже под землей. Помедлив минуту и не уличив никаких других посторонних звуков, Вару медленно подошла к тому месту, где скрылась внучка Арэты. Типичный вход в небольшой погреб, что есть почти в каждом доме, вот только под половицами скрывалась неровная, выдолбленная из песчаника лестница, уходящая довольно далеко под землю. Свет свечи, что несла Хироми, уже почти растворился, и Вару пришлось неторопливо спускаться вниз в кромешной темноте, опираясь рукой о стену. Она уже много раз успела подумать о том, что идти в такое место в одиночку несподручно, но стоять у входа и кричать: «Вы попались!» — явно было еще более неразумно. Однако когда позади что-то с характерным шуршанием сдвинулось, и проход закрыло выступившей из породы плитой, Кейджи коснулась ладонью лба с разочарованием уже к своей собственной недальновидности. Лишаться путей отступления стало обыденностью, и бывшая шиноби решила не останавливаться, внимательно прислушиваясь ко всему, что доносилось до ее ушей.

Плиты позади еще четыре раза сдвинулись, закрывая проход в несколько слоев. Когда Вару спустилась настолько близко к объекту слежки, что могла видеть свет, исходящий из помещения внизу, она стала различать голоса совершенно незнакомых ей людей.

— Эти шиноби из Суны — большая проблема. Старик должен был помереть именно сегодня! — взревел хрипловатый парень в возмущении, и мелодичный мужской голос ответил ему со снисходительностью.

— И чем так примечателен этот день?

Судя по молчанию, парень воздержался от ответа, прошаркав ногами в правую часть комнаты.

— Та девчонка последовала за ней или нет?

— Она здесь, — ответил женский голос, и Вару скривила губы, понимая, что попалась на живца. Выпрямившись, она вышла на свет, обезоруживающе поднимая руки и с осторожностью оглядывая помещение. Хироми сидела на стуле у стены, пристыженно глядя себе под ноги; остальных людей бывшая шиноби не знала: пепельноволосая женщина, улыбающаяся ей выкрашенной в темно-бордовый милой улыбкой, смуглый мужчина средних лет, длинноволосый мечник, изучающий Кейджи гораздо пристальней остальных, и рыжий парень, вряд ли многим ее старше, чья внешность мало у кого могла не вызывать абсолютно никаких чувств. Он игриво улыбнулся, обнажив ряд аккуратных маленьких зубов, и, склонившись над Хироми, потрепал ее по черным волосам.

— Было очень мило с твоей стороны помочь нам, мама. Даже от тебя может быть какая-то польза. Такое открытие, — он посмеялся, вновь обратив взор на Вару. Его голубые глаза жизнерадостно поблескивали в тусклом свете свечей, вынуждая шиноби впасть в замешательство лишь на пару коротких мгновений. История внучки Арэты не содержала в себе ни капли правды: ее семнадцатилетний сын не страдал недугом, который портил бы его облик, что многие посчитали бы безупречным. Он подошел к Кейджи достаточно близко, чтобы показать, насколько она несущественна на фоне его безграничной уверенности в себе.

— А вот и ты, наша маленькая головоломка. Знаешь, у тебя очень умные глаза. Это так редко можно наблюдать у женщин, — сказав это, младший Хофу вновь улыбнулся, на этот раз легко и дружелюбно. Бывшая шиноби не отвечала взаимностью, но другой реакции от нее, разумеется, никто и не ждал.

— Заманили в ловушку самое слабое звено в команде? — спросила она без дерзости, ловя себя на том, что упрямо думает о Гааре. Собственный вопрос оказался с прекрасным подтекстом, но оценить этого сейчас, увы, никто не мог.

— Девушкам не идёт быть самокритичными, — цокнула пепельноволосая куноичи, также подходя ближе и как-то нахально рассматривая бывшую шиноби.

— Это ирония, — парировала Вару, начиная всерьез задумываться о причинах своего местонахождения здесь. Почему из всех они выбрали именно ее? Будут пытать? Им и выпытывать нечего. Заманивать сюда Гаару было слишком глупо, а отсталость в умственном развитии здесь не демонстрировал никто. Значит, дело все же в ней самой, вот только…

— Слушай, а как ты вообще поймешь, что она одна из них? — спросил Хофу у мечника, и пепельноволосая утвердительно кивнула.

— Бросающихся на глаза меток клана я тоже не вижу.

— У него была печать на груди. Есть вероятность, что это ничего не значит, но стоит проверить.

Не успела Вару составить хоть какую-то логическую цепочку из его слов, как женщина легонько ткнула кунаем ей в грудь, вынуждая сделать шаг назад. Сопротивляться Кейджи не собиралась, вновь поднимая руки и пытаясь прикинуть возраст мечника: не больше тридцати, может, двадцать семь или двадцать восемь. Тем временем женщина оттянула майку, совершенно варварски разрезая ее от живота до воротника. Бывшей шиноби не прельщала возможность продемонстрировать свое белье, но она смолчала, лишь поджав губы. Печать приковала к себе все внимание, однако Вару очень сильно сомневалась, что среди них найдется тот, кто будет хоть что-то знать о ее назначении. Длинноволосый, глянув на черный круг, кивнул, подтверждая, что узнает символы.

— Как я и думал. Она четвертая в команде из-за джинчурики.

Кейджи вскинула брови в немом удивлении, после находя для наличия такой информации у наемника хорошее объяснение. Он не знал деталей, основываясь на том, что успел увидеть, а такой опыт можно было получить даже в некотором отдалении от Казекаге, если представится возможность.

— Ты шиноби Сунагакурэ, — заключила Вару, впрочем, не вкладывая в свой голос никакого волнения. Преступники случались во всех скрытых деревнях, и любой из товарищей мог однажды свернуть на скользкую дорожку. Это не было большим открытием.

— Она вроде гендзюцу владеет, как я понял, — подал голос смуглый мужчина, усмехнувшись, полностью выдавая свою принадлежность к той группе шиноби, что имели склонность недооценивать техники, не имеющие реального воздействия. А Вару не была Учихой, чтобы стать в этот момент исключением.

— Для шиноби слишком хрупкая, да ещё и ноги больные. Что же в тебе такого? Ты же совсем не можешь себя защитить, — сформулировала свое первое впечатление пепельноволосая, мазнув пальцами Кейджи по щеке. Вару старалась не обращать на нее внимания, но женщина оказалась слишком настырной в своем интересе, полностью загораживая собой обзор.

— Насколько хорошо она влияет на джинчурики, мы не знаем, но явно стоит попробовать ее включить в план. Чудовище может сделать всю работу за нас, — начал предлагать варианты младший Хофу, и мечник отрицательно мотнул головой.

— Слишком рискованно. Мы не знаем, чем все может закончиться, попытайся она остановить его.

— Да я и не предлагаю использовать ее как путь к отступлению. Какая нам разница, успокоится эта тварь после того, как разнесет деревню, или нет?

— Ты ведь ничего не знаешь о таких, как он, да и о шиноби, собственно…

— Босс, ты переоцениваешь этого паренька. Ему лет тринадцать. Он всего лишь ребенок, уже прославившийся в деревне тем, что не может контролировать свою силу. Любая вспышка будет разрушительной, но кратковременной, — озвучил свое мнение другой шиноби, и младший Хофу, раздраженно выдохнув, все же продолжил.

— Мы убьем ее в нужном месте и в нужное время. Право, вы же не думаете, что только ее непонятные даже вам техники вынуждают парня-подростка наблюдать за девчонкой?

На пару мгновений в помещении повисла тишина, и никто не нашел аргументов для спора. Кейджи не считала Канкуро гением, но, согласившись с его точкой зрения, конкретно в этот момент Хофу был до безобразия прав. Если они убьют ее, Гааре это не понравится, и уже мертвой Вару не сможет помочь так же, как и тогда. Сын Хироми явно испытывал тщеславное удовольствие, позволяя ей слышать о возможных планах заранее, поэтому вновь повернулся к ней, жестом прося пепельноволосую отойти немного в сторону.

— А ты как думаешь? Если мы одурачим его и уведем тебя прямо из-под носа, что, собственно, и так уже сделали, а затем, — он задумчиво хмыкнул, чуть прикрыв глаза. — Разбросаем твои внутренности по площади, а еще лучше обвешаем ту дебильную статую, как мишурой… Как ты думаешь, он сильно разозлится? — выражение его лица резко стало серьезным, и Кейджи напряглась, зная, что это вовсе не блеф. — Достаточно, чтобы все в этой чертовой деревне погибли в ужасе и страхе? Этот парень из вашей Суны рассказал мне историю семилетней давности. Тогда его, кажется, Казекаге остановил. Золотой песок. Ничего в этом не понимаю, конечно, я ведь не шиноби, но, похоже, других вариантов остановить демона нет. Кроме тебя, что под большим вопросом, но и эту маленькую вероятность нашей неудачи мы предусмотрительно уберем, — он погладил Вару по щеке, слабо и как-то одержимо улыбнувшись. — Ну так что? Монстр разозлится, если мы отберем у него кусок мяса?

Эти слова вызвали неприятные чувства: быть жертвой комфортно, когда тебя жаль другим, но все вокруг почему-то выставляло ее самоотверженность на потеху. Кусок мяса — сравнение, которому стоит улыбнуться, и блеснувшая кривая ухмылка на лице девушки не могла не раздражать такого человека, как сын Хироми. Нет, Вару никогда не была дерзкой, и эскапада — совсем не ее стиль, но самоирония уязвляла трепетную и патологическую любовь Хофу к самому себе. Хироми посмотрела на девушку испуганно, и ее сын нахмурился, планируя задать предсказуемый вопрос: «Ты не боишься?» — но ответ со вчерашнего дня пребывал в раздражительном настроении, чтобы медлить. От глухого грохота с потолка стала сыпаться песчаная пыль, и шиноби заметно напряглись, в отличие от их знатного заказчика.

— Да, он определенно очень сильно разозлится. Вот только сейчас это совсем не к месту. Ты ведь сказала, что надежнее укрытия быть не может. Так как же это понимать? — спросил Хофу у рядом стоящей куноичи, на что та безоружно расставила руки и пожала плечами. Они сильно просчитались, решив, что команда из Суны и в самом деле разделится на четверых. Или, что более вероятно, недооценили сообразительность Гаары. В любом случае Вару это не успокаивало.

— Простой шиноби сюда не проникнет, и расчет был на то, что джинчурики его не обнаружит.

— Только он его обнаружил, как и вашего человека при попытке похитить ее. Неужели так трудно учесть все. Я на вас понадеялся, между прочим, — парень негодующе махнул рукой, и созданную техниками элемента земли коробку хорошо тряхнуло. Вару едва удержалась на ногах, схватившись за стену; Хироми вскрикнула, падая со стула и отползая в самый угол комнаты; младшего Хофу придержала пепельноволосая куноичи и, сведя брови, стала внимательно присматриваться к потолку.

— Он все под домом разворотил, но сомневаюсь, что… — по желтой поверхности с треском поползла трещина, обильно сочась песком. — Вот это да.

Кейджи огляделась, пытаясь предугадать самый короткий путь, чтобы вовремя защитить Хироми. То, что задумал Гаара, ей совсем не нравилось: они находились под толщами песка, и если конструкция куноичи развалится, их просто накроет. Женщина подумала о том же, поэтому, сложив руки, стала создавать для них выход отсюда. Часть песка на полу собралась в одном месте, медленно поднимаясь в воздух и принимая форму правильной сферы: шиноби отступили назад, почти разом выругавшись, когда фигура вдруг стала глазом. Зрачок зашевелился, скользя по лицам и останавливаясь на младшем Хофу. На самом деле было непонятно, смотрит он на парня или на Кейджи позади него, но этого было достаточно, чтобы сын Хироми громко приказал убираться отсюда. Он переоценил себя, поворачиваясь к пленнице, дабы схватить и потащить к образовавшемуся в стене проходу: удар кулаком пришелся прямо в нос, и парень отшатнулся, брызгая кровью.

Помещение все больше покрывалось трещинами, и атаки песком, хоть и не дали шиноби приблизиться к Вару, только больше усугубляли дело. Когда мечник обнажил клинок, стоя рядом с выходом, Кейджи поняла его мысль — Гаара ничего не будет видеть в завале. Лезвие несколько раз рассекло песчаник, и конструкция стала рассыпаться; бывшая шиноби ринулась к Хироми и едва увернулась от особо крупного камня, оцарапавшего ей плечо. Она заслонила женщину, пережив еще пару незначительных ударов в спину, но песок успел укрыть их до того, как помещение полностью прогнулось под давлением. Свет пропал, и воздух быстро становился душным и совершенно непригодным для дыхания; спустя мгновение их повлекли наверх, но невыносимо медленно.

— Вы в порядке, Хироми-сан? — тихо спросила Вару, держа женщину за плечи. Та не успела пострадать, а на боль от своих ушибов бывшая шиноби не обращала внимания. Вскоре их вызволили на поверхность, и обе закашлялись от ворвавшегося в легкие колючего воздуха. — Гаара…

Кейджи повернулась, замечая наполовину утонувшее в песке здание. Джинчурики стоял рядом, хмуро оглядывая сначала землю вокруг, а после и ближайшие дома — пытался понять, куда преступники могли уйти. Они не заинтересовали его надолго, и вскоре он посмотрел на Вару.

— Ты в порядке?

Странно было слышать такой вопрос от него, но бывшая шиноби кивнула, поворачиваясь к Хироми. Женщина бездумно оглядывалась по сторонам, и глаза ее полнились горькими слезами; Кейджи не испытывала ненависти к ней, несмотря на ложь, и могла предположить, какие чувства вынудили ее выбрать этот путь. Она не знала всей истории, но уже о многом догадывалась.

— Она убила этих людей, — сказал Гаара холодно, и Вару отрицательно замотала головой.

— Нет, ее сын жив. Он… Он хочет отомстить, а она просто…

— Решила, что все должны погибнуть.

Кейджи поджала губы, понимая, к чему клонитджинчурики, но сейчас не могла подобрать слов, чтобы ему все объяснить. Ей самой надо было хорошенько обо всем подумать.

— Они все смогли сбежать?

— Нет, не все.

Вару на мгновение задумалась, пытаясь предположить, кто именно из них мог не успеть, но вспомнила, что все и так сама видела. Песок рядом с Хироми колыхнулся, и бывшая шиноби резко встала на ноги, тут же болезненно морщась.

— Не надо убивать ее, — сказала она сдавленно, силой заставляя себя выпрямиться, и добавила более уверенно: — Не делай этого опять!

Гаара смотрел на нее, как всегда, без эмоций, и Вару не знала, зол он сейчас или нет. Точно можно было сказать одно — Хироми его волновала ровно настолько, что он не заметил бы разницы, исчезни она в этот миг без причин.

— Она обрекла свою деревню на смерть.

— Вот они пусть её и судят! Это тебя не касается! — голос Кейджи задрожал, и ей понадобилось время, чтобы успокоиться. Гаара опустил руку и задумался.

— Почему для тебя так важно, чтобы никто не умер? Она ведь даже не твоя мать.

— Мою маму ты уже убил, — произнесла Вару, удивляясь, как легко прозвучали эти слова. Она давно ничего не связывала с этим образом и отвыкла от ощущения четырех букв на языке. Изменившееся лицо Гаары успокоило: бывшая шиноби горько улыбнулась, понимая, что на этот раз смогла его остановить. — Хотя бы сейчас не решай чужие судьбы так, будто имеешь на это право.

Комментарий к Глава IX - Мама

Простите, что задержала.

========== Интерлюдия I ==========

Она смеет указывать тебе?

Хироми не смотрела никому в глаза, нервно потирая запястья и вздрагивая каждый раз, когда кто-нибудь из присутствующих повышал голос. Ее облик раздражал: это испачканное в песчаной пыли платье без единой затяжки, без самой даже маленькой капли крови. Слезы уже успели высохнуть на покрасневших щеках, но их следов почему-то было достаточно для оправдания. Этими тонкими нежными пальцами нельзя удержать ни одно лезвие, нельзя сомкнуть их на чужом горле, лишь снова и снова совершать эти компульсивные движения, словно в попытке стереть до крови и без того тонкую кожу. Хироми судорожно выдыхает, когда Канкуро с грохотом приземляет ладонь на стол.

Давай сделаем все по-своему, как раньше.

Заткнись.

— Вы скрыли от нас такую важную информацию, рискуя жизнью собственной деревни! Вы вообще в курсе, что люди не скот, чтобы просто сдохнуть от неправильного корма?! — от громкого голоса брата зазвенело в ушах, и Гаара поморщился. Канкуро, как всегда, торопился с выводами, выплескивая свое негодование прежде, чем найдет аргументированную для этого причину. Арэта разрывался от желания объясниться и потребовать этих самых объяснений от внучки, так что разговор становился все более громким и бесполезным.

— Канкуро, уймись, — произнесла Темари тихо, но с нажимом, и Марионеточник вскинул руки в возмущении, следуя примеру брата и отходя к стене, чтобы наблюдать за всем со стороны. На какое-то время в кабинете воцарилось молчание: все пытались совладать со своими эмоциями прежде, чем принимать поспешные решения. Вару думала дольше, чем обычно, и Гаара предполагал, что вся эта ситуация задела ее уже за что-то давно мертвое и прогнившее. Все, в чем он имел участие, так или иначе пахло разложением; жители Суны в его личном списке покойников не секрет и ни в коем случае не открытие, но о матери Кейджи Сабаку но не знал. Он полагал, что ее позиция по отношению к нему сложилась из-за друзей, чьи родители оказались теми шиноби, которых Казекаге отправил к сыну, но все было куда безнадежней. Его собственные обещания в итоге остаются просто словами, и исполнить их невозможно; Вару чуть морщится от боли, и запах ее крови настойчиво клубится в носу, как едкий дым.

Она такая же, как и все они.

Руки Кейджи не дрожат. Гаара не замечал за ней ни одного нервного и бессмысленного движения, и его присутствие никогда не беспокоило ее так же, как и остальных. Как-то иначе, словно она боялась чего-то другого.

Ты все равно никому не нужен. И ничто этого не изменит.

— А где все это время жил Кайро? — все же задала вопрос Вару после некоторого молчания, и Арэта, до этого тоже погруженный в свои мысли, перевел на нее хмурый взгляд.

— У нас есть дом в Стране Волн. Он жил там.

— Значит, вы не знали, что он здесь?

— Даже и предположить не мог, что мальчик в этом замешан, — вздохнул Хофу, устало потирая лоб. Он на мгновение закрыл глаза, прошептав: — Боже, почему он просто не отомстит нам за все?

— Разве Кайро не этим занят сейчас? — небрежно спросил Канкуро, поморщившись, и Темари вновь кинула на него недовольный взгляд. Брат не симпатизировал Арэте и его семье и не считал должным умалчивать об этом: их ложь сильно усугубила дело, и не прими команда решение вовремя, их миссия могла бы уже провалиться. Чего еще, к сведению, никогда с детьми Расы не случалось.

— Мы не смогли воспитать его должным образом, — произнес глава Хофу тихо, и в голосе его звучали нотки раскаяния. Он отделил правнука от матери и отправил в другую страну, тем самым отказавшись от него. Однако в этом, похоже, была какая-то причина, с которой он попросту не мог совладать.

— Ну да, вы от него убежали, — уточнила Вару, тактично сдержавшись от улыбки. — Можете не винить себя в этом. Вы бы никак не смогли на него повлиять.

— Нас это в любом случае не касается, — сказала Темари, покачав головой. И была права: решать семейные проблемы — работа не для шиноби. Суть их миссии заключалась лишь в том, чтобы устранить угрозу. — Нужно решить, что делать дальше.

— Они передвигаются под землёй. Выследить их будет непросто, — пожал плечами Канкуро.

— Но и ждать мы не можем.

— Можем. Выбора нет, — от уверенного тона Вару в кабинете вновь повисла тишина. Все были на взводе из-за подтвердившейся теории о том, что одной отравленной водой дело не закончится, но они даже предположить не могли, как поступят их противники.

— А чего они вообще добиваются? Если бы хотели уничтожить деревню, то давно бы уже с такими способностями всех перерезали.

— Если бы их целью было простое истребление, — кивнула Кейджи, ладонью потирая плечо. — Кайро хочет насладиться моментом. Он не мстит, просто делает то, что ему всегда хотелось. Мальчик вырос, а с ним и потребности, — сказав это, она подняла взгляд на главу Хофу, и в глазах ее почему-то больше не читалась настойчивость, как раньше — лишь усталость. — Вы должны рассказать нам все, Арэта-сама.

— Вару, нас это… — попыталась вновь высказаться Темари, но бывшая шиноби тут же перебила ее.

— Нет, я должна знать, с кем имею дело.

— Хватит уже всех этих уверток. Что вы имели в виду, называя его странным? — поддержал Кейджи Канкуро, и Арэта, ненадолго задумавшись и бросив огорченный взгляд на все еще жавшуюся Хироми, все же позволил себе поделиться проблемами своей семьи.

Все, что он скажет, наверняка будет враньем.

— Он никогда не был добрым мальчиком. Милым и отзывчивым — да, но далеко не добрым. Мы полагали, что просто слишком сильно балуем его, как самого младшего в семье.

— И все же изоляция — суровая мера. Произошло что-то ещё, — настояла Вару, когда Арэта замолчал, вновь задумавшись.

— Десять лет назад пропала девочка. Ее родители были в ужасном отчаянии, но найти ее так и не смогли. Никто, разумеется, не стал подозревать семилетнего мальчика, — продолжил Хофу с трудом, и Хироми отвернулась, словно бы это помогло ей ничего больше не слышать. — Но мы нашли ее в старом сарае, которым уже давно не пользовались. Он закопал ее недостаточно глубоко, да и не хватило бы ему сил в таком возрасте. Мы бы и не подумали на него, если бы не… Если бы Кайро сам не рассказал мне об этом в подробностях.

До этого пылавший негодованием Канкуро опустил взгляд в пол, плотно сжав губы; Темари прикоснулась тыльной стороной ладони ко рту, и лишь Вару, казалось, ничуть не удивилась этому рассказу. Она единственная видела и разговаривала с Кайро, так что вполне могла сделать выводы еще там, потому и сказала Гааре не вмешиваться.

— Вы умудрились скрыть это от всей деревни. Ради его же безопасности.

— Я уже на следующий день распорядился подготовить его к отъезду. Боялся, что однажды он сам проговорится и это дело всплывет наружу. Кайро совсем не чувствовал своей вины, но переезд все же дал ему понять, что он сделал что-то неправильно. По крайней мере я так считал, — Арэта медленно выдохнул, еще не до конца примирившись с тем фактом, что его правнук и в самом деле хочет уничтожить деревню. Что пугает их всех еще больше — так это то, что Кайро вполне способен это сделать, если ему не помешать.

— Парень с рождения был психом, — чуть ли не выплюнул Канкуро, и эти слова что-то задели внутри Гаары, пуская по венам раздражительные до зуда ощущения. — А что насчет нее? Что мы будем с ней делать?

— Она будет под стражей до тех пор, пока все не разрешится, — ответил Арэта на удивление спокойно, и Кукловод скрестил руки на груди, как если бы не поверил ему.

— И что потом?

— Потом будет видно, — вмешалась уже Вару, жестом показывая, что на этом они могут закончить.

***

Хироми помогла своему сыну по причинам, о которых Гаара догадывался, но не мог до конца понять. Мама — концентрат противоречивых чувств, заставляющий сердце сжиматься в отчаянии, злости и страхе. Эта женщина вызывала у него отвращение, однако он осознал, что совершил бы ужасную ошибку, если бы попытался оправдать этим ее убийство. Оправдать убийство? Что за жалкая поблажка? Джинчурики не сразу замечал, что порой приходит к таким же выводам, к каким бы пришел еще до встречи с Наруто: людское общество следует своду правил, о которых Гаара имел лишь смутное представление. Он слишком много времени не придавал чужим жизням никакого значения, чтобы так легко разобраться в тонких и почти неощутимых гранях морали, в которых люди ориентировались неведомым Сабаку но способом.

Однако кое-что за это недолгое время джинчурики все же для себя уяснил: кровные узы обязуют тебя заботиться о тех, с кем ты ими повязан. Конечно, следовать своим обязанностям — твой выбор или просто стечение обстоятельств, но обычно семья — это что-то, несомненно, важное. Понятие «чужой» семьи Гаара еще не воспринимал, но научился правильно обращаться со своей. Темари и Канкуро встретили его попытки с ярой поддержкой, осторожничая лишь первые несколько дней. Он довольно быстро подстроился под них и привык настолько, что больше не испытывал желания смести их с пути. Однако быть максимально открытым с ними у Сабаку но не получалось: не то чтобы он не хотел этого, просто в определенных ситуациях, когда можно было бы поделиться своими чувствами, он не знал, что именно должен сказать.

После собрания их команда разбилась, и Гаара шел в гостиницу вместе с братом, что все пытался завести с ним хоть какой-то разговор.

— Не нравится мне наш план. Просто ждать их следующего шага?

— Мы все равно не знаем, где они.

— Так-то оно так, но нельзя же вообще ничего не делать, — недовольно пробурчал Канкуро себе под нос, кидая раздраженный взгляд на резвившуюся дальше по улице компанию маленьких детей. — А у Вару как будто теперь личные счеты с тем парнем. Тебе не кажется, что она не все нам сказала? — спросил брат достаточно тихо, и Гаара, пусть и не находил причин опровергать его подозрения, ничего не почувствовал по этому поводу. — Она хоть поблагодарила тебя?

— За что?

— За то, что спас ее.

Джинчурики посмотрел на Канкуро сдержанно, и нельзя было угадать, что на самом деле в этом взгляде запечатлен немой вопрос. Гаара и не думал ни о каком спасении: он просто сделал то, что было необходимо, как ему казалось. Хотя если задуматься, слова брата имели смысл. Похоже, он и в самом деле в первый раз в жизни кого-то спас.

— Не думаю, что это то, за что обязательно нужно благодарить, — ответил Гаара после недолгого молчания, и Канкуро пожал плечами.

— Ну как знаешь.

В такие моменты стоило бы хоть что-то сказать, но джинчурики смолчал, бессмысленно подбирая слова для диалога с самим собой. Он догадывался, что если бы еще до миссии спросил совета у старшего брата, то услышал бы категорическое «нет». Канкуро почти всегда переходил черту, и любое его противостояние приводило к самым разным последствиям, и неприятие Вару Кейджи не являлось исключением. Он не относился к ней однозначно плохо, но был против того, что она находится в их команде. Гаара не придавал этому особого значения, равно как и Темари, но порой ему казалось, что подобными разговорами Канкуро пытается вытянуть из него какую-то информацию.

— Не хочешь поесть? — спросил он уже в дверях гостиницы, заметив, что Сабаку но не собирается входить.

— Нет.

Краткий и равнодушный ответ заставил Кукловода разочарованно поджать губы, и он лишь повел плечами, не находя причин уговаривать: — Ладно, встретимся тогда позже, — махнув рукой, сказал он и открыл дверь, но прежде чем зайти, вновь повернулся к брату. — Да, кстати, насчет Вару. Классно, конечно, что она согласилась тебе помочь, несмотря на то, что ты… Кхм, — он опомнился не вовремя, и Гаара уже понял, что тот имел в виду. — Наша миссия оказалась опаснее, чем мы думали. А Кейджи больше не шиноби. И, кажется, она успела забыть об этом.

С этими словами Канкуро скрылся за дверью, оставляя брата наедине со своими мыслями. Может, он хотел донести до него нечто иное, но ясно подчеркнул один нелицеприятный факт — Гаара сам был причиной того, что Вару больше не может быть шиноби. В его жизни этот звук раздавался часто — хруст костей, но Шукаку запомнил именно ее кости. Ему казалось это забавным — имитировать его, и у биджу это получалось, к ужасу, слишком точно. Вот и сейчас тануки закряхтел, вскоре прерываясь для того, чтобы довольно похихикать.

— Извините, — вежливый детский голос прозвучал рядом так неожиданно, что Гаара не воспринял его сразу. Он обернулся, к своему удивлению, обнаружив, что ребенок не мог обратиться ни к кому другому, кроме него. — А вы не могли бы достать нам мяч?

Мальчик смотрел на джинчурики скромно, но без должного страха, словно просто стеснялся говорить со взрослым. Окинув взглядом их низкорослую компанию, Гаара заприметил упомянутый мяч на крыше: они поглядывали на него с большой досадой. Неприятные воспоминания нанесли визит, не спрашивая разрешения, но Сабаку но не ощутил привычного гнева, разделив досаду вместе с этими потрепанными и пыльными детьми. Он не стал использовать песок, ощущая некое удовлетворение от того, что в нем не признали чудовище, и, запрыгнув на крышу, легко подтолкнул мяч носком к краю.

Его тут же поймали, вовлекая в игру. Странное чувство — внезапно захотелось уйти в ту точку мира, где тебя абсолютно никто не знает. Почему бы не сделать так? Если он все равно не может ничего исправить, ведь из пепла…

— Спасибо!

…времени не сложишь.

Мальчик помахал ему, спеша вернуться к друзьям. Чужое детство. Чужое счастье. Чужая семья. Чужое. Гаару в самом деле должно трогать то, что ему не принадлежит? Все еще стоя на крыше и глядя на резвящихся детей, он почти ничего не чувствует. Снисходительность. Все это ему больше не нужно, поэтому не просыпается зависть, убаюканная предвкушением возможного будущего. А возможного ли? Наруто будто бы смог, но он никогда и не был чудовищем.

***

Ирьенины прибыли в Хофу, когда уже порядком стемнело. Гаара наблюдал за их приходом с крыши гостиницы, думая о том, что это многих успокоит: они немного отдохнут, чтобы дождаться очередной катастрофы. О мотивах Кайро джинчурики старался не думать, чувствуя крайне неприятное беспокойство каждый раз, когда вспоминал его лицо. Слова Канкуро все еще теплились где-то в закоулках, отзываясь невнятным и почти призрачным раздражением. Захотелось спросить: — Почему ты убил ее?

Хотя слово «псих» заранее обесценивало любые оправдания, разве нет? В таком случае это не имеет значения. Возможно. Почему-то Гаара ощутил острую потребность задать этот вопрос конкретному лицу, но отдернул себя, подмечая, как импульсивно поддается этому желанию. Стоит лишь крохотной мысли посетить его, и он уже здесь, на чужой территории, нетерпеливо ждет свои ответы. В комнате Вару настолько тихо, что слухом нельзя заприметить ни намека на жизнь, однако джинчурики знает, что бывшая шиноби спит. На письменном столе уже догорает свеча, привлекая внимание к небрежной куче исписанной бумаги: привычка записывать свои мысли одной короткой фразой, что делало их совершенно бессмысленными для тех, кто не следил за процессом. Гаара скользнул взглядом по иероглифам, зацепляясь за одно слово, написанное и зачеркнутое несколько раз.

Трансценденция?

Он не знает, что это значит. Его привлек шум у окна: ястреб уселся на подоконник, угрожающе расправив крылья. Медленно подойдя к птице, Сабаку но с любопытством протянул к ней руку, но она щелкнула клювом в опасной близости с пальцами, не желая отдавать послание. Покрыв ладони песком, чтобы не навредить, Гаара отстегнул небольшой футляр, тут же открывая его и разворачивая небольшую записку.

«Чертовски неприятно ошибаться, верно?»

Эта фраза вызвала смешанные чувства, но джинчурики догадывался, от кого это. По крайней мере предполагал. Хлопанье крыльев разбудило Вару, и Гаара услышал, как она совершенно без желания поднялась.

— Который час?

— Одиннадцать.

Голос ее звучал устало, но когда Сабаку но протянул ей записку, она усмехнулась. Однако ничего не сказала, просто оставив ее на кровати; Кейджи поднялась и, пройдя к столу, села за него, словно была готова вот так приняться за прошлое занятие.

— Наши уже пришли? — спросила она, начиная складывать бумаги в аккуратную стопку.

— Да.

Гаара проследил за неторопливыми движениями ее рук, испещренных мелкими шрамами, и снова зацепился взглядом за вновь и вновь зачеркнутое слово.

— Чем ты занимаешься? — спросил он без толики интереса в голосе, но это был привычный притворный тон. Вару чуть пожала плечами, словно он и сам мог обо всем догадаться.

— Тем же, чем и всегда. Ломаю голову.

— Это связано с Кайро Хофу?

— С ним тоже, — она лениво улыбнулась, подперев голову рукой. — Он любопытная находка. Не то чтобы такие люди как-то удивляли меня, но он здесь так к месту. Иногда мне кажется, что фрагменты этой истории подбирал кто-то из моих родственников. Забавно, никогда не была фаталистом.

Бывшая шиноби прикрыла свои пепельные отцовские глаза, продолжая улыбаться. Она едва ли не засыпала, находясь в каком-то почти бессознательном состоянии, но говорила, будто мгновение назад думала как раз об этом. Черная свободная футболка подчеркивала острый угол ее плеч, и, вспоминая слова Канкуро, Гаара пришел к выводу, что не знает, каково это — быть физически слабым. Он тоже родился маленьким и хрупким, но ему никогда не приходилось испытывать страх перед болью и смертью, перед унижением в глазах тех, кто был сильнее.

Шукаку вновь стал изображать хруст ее костей, но джинчурики никак не изменился в лице.

— Что это значит? — спросил он Вару, указывая на исписанный лист. Какое-то время Кейджи смотрела на термин отстраненно, будто не видя, но затем взгляд ожил вместе с новой улыбкой, и пламя свечи задрожало в ее глазах.

— Конкретно для меня — мою позорную ошибку, — ответила она тихо, посмотрев на Гаару. — Тебе ведь знакомо слово «нарцисс»? — вопрос скорее риторический, но джинчурики согласно кивает. — Проявление нарциссизма делится на несколько стадий по степени вреда для окружающих. Точнее будет сказать, что его так классифицируют. Самая деструктивная и крайняя форма — жажда уничтожить все, что, по твоему мнению, может угрожать тебе. Разрушая мир, я избавляюсь от угрозы быть уничтоженным, — последнюю фразу бывшая шиноби произносит с особой интонацией, словно обращаясь в этот момент к кому-то другому. — При этом собственное «Я» является вершиной всего, первопричиной. Никаких других источников больше нет. Только Я.

Гаара молчит какое-то время, не понимая, почему она думала именно об этом. Он уже успел привыкнуть к ее внезапным и точным высказываниям, логическим цепочкам, казалось бы, взятым из неоткуда, однако источники всех этих умозаключений продолжали оставаться для него недосягаемыми.

— Почему ты считаешь, что ошиблась? — спросил он, вероятно, чтобы вновь увидеть эту ироничную улыбку.

— Трансцендировать, значит, возвыситься над самим собой. Когда самоизоляция заставляет тебя страдать, ты начинаешь искать из нее выход. Какой-то внешний объект становится твоим идолом или идеалом, направляющим тебя, питающим энергией. Ты фокусируешься на нем путем избавления от оков эгоцентризма и в конечном счете перестаешь быть одиноким.

Комментарий к Интерлюдия I

Какой-то неоформившийся Гаара. Непривычно.

========== Глава X - Маджонг ==========

Главное вовремя понять, что ты знаешь гораздо меньше, чем думаешь, и вследствие этого склонен чаще ошибаться. Дедушка повторял это при каждом удобном случае, и Вару не противилась, зная, что иначе нельзя. Как бы ни были интерпретированы предположения, уверенность им придает лишь ее умение преподнести свои теории другим: она не могла в точности предугадывать будущее, а лишь понимала, почему в данный момент все происходит именно так. Встреча с Кайро напомнила ей о детской игре, которой бывшая шиноби развлекала себя, когда было слишком скучно, — «Настоящий маджонг», так она ее называла, хотя это было не более чем сравнение каких-то похожих жизненных ситуаций. Тогда ее настигло любопытное открытие — люди часто называют разные вещи одними и теми же именами, руководствуясь лишь парой общностей, которые, впрочем, не делали из них полностью идентичных друг другу. Ребенка это знание забавляло, но сейчас Кейджи не находила в данном явлении ничего смешного.

Почему Кайро Хофу проложил свой путь страданиями и болью других? Какой-то конкретной причины убивать людей никогда нет, но в процессе убийца обязательно поглощен каким-то определенным желанием, связанным с определенными мыслями. Его правота неоспорима ничем, и нет никаких шансов убедить парня не делать того, к чему он, вероятно, шел не один год. Кайро не отступает даже после возникновения такой огромной проблемы, как джинчурики, а значит, уверен в своих силах. Захотел воспользоваться им: Вару поражалась такой безрассудной смелости, но не могла не признать, что парень неплохо соображает для богатенького избалованного мальчика. Оставалось лишь установить природу стержня таких убеждений, но Кейджи была лишь уверена в том, что Хироми не занимает главенствующей роли в этом.

— Ты хорошо помнишь свою мать? — спросила бывшая шиноби рядом стоящую Темари, и куноичи, смерив ее вопросительным взглядом, положительно кивнула.

— Да, конечно. Она была доброй женщиной и очень сильно любила нас, — извлекла она из себя предсказуемый ответ и чуть нахмурилась, осознав истинную причину такого вопроса. — Ты придаешь слишком большое значение проблемам этой семьи. Хироми упустила свой шанс повлиять на Кайро, и вряд ли мы сможем ему как-то помочь.

— Я и не собиралась ему помогать, — произнесла Вару тихо, устало вздохнув, и, морщась, потерла ушибленное плечо ладонью. — Просто подумала, что если узнаю больше, то смогу хоть немного предугадать его действия. К тому же… Неважно.

Делиться еще неупакованными в мозгу мыслями не имело смысла. Кейджи чувствовала себя несобранной и, вероятно, на самом деле такой и была сейчас. Слишком часто приходилось останавливать уже начавшийся словесный поток, хотя раньше она всегда думала перед тем, как что-то говорить. Еще в детстве Вару задавалась вопросом о том, что делает связь между матерью и сыном такой особенной: она перестала верить в поровну разделенную между детьми любовь родителей, так как уже с малых лет наблюдала за своей семьей и отчетливо видела, что к ее старшему брату относятся совсем иначе, чем к ней. Мама любила свою маленькую дочь, но не так, как сына, не так трепетно, без пылкого замирания сердца и совершенно обычно. Это открытие вынудило ее испытывать тягостную ревность вплоть до того периода, пока она не умерла.

Итару был первым и желанным ребенком, унаследовавшим довольно много симпатичных черт из их родословной: желтовато-зеленые глаза в обрамлении темных ресниц, угольные волосы и ровный тонкий нос. Мама часто касалась его, улыбалась, всегда довольная им. За их общим столом, накрытым только на троих, Вару чувствовала себя зверушкой, маленькой и милой, от которой больше ничего не требуется, кроме как оставаться таковой и не бедокурить. Внимание к себе всегда приходилось выпрашивать, но со временем она перестала пытаться что-то изменить. Между этими двумя людьми происходило нечто важное, каждый разделенный вместе день, и Вару не имела к этому никакого отношения. Однако разворачивающегося на ее глазах было достаточно, чтобы в точности понимать, что именно чувствует Хироми к своему единственному сыну — всепоглощающую любовь, слепую и верную, как старый пес.

— Ты ведь жила с отцом? — спросила Темари.

— После восьми лет. До этого с матерью.

— Что-то произошло?

— Она погибла под завалом, — произнесла Вару без паузы, лишь на секунду ощутив укол сожаления. Слишком старого и изрядно затупленного, чтобы ранить, как прежде. — А вообще родители перестали жить вместе сразу после моего рождения, так что для меня семья никогда не была целой.

И лишь только со временем ей далась возможность понять, что никто в этом не виноват. Кейджи просто не повезло родиться в самый кризис их отношений: вообще странно использовать такое отрицательное, как «не повезло», в мире, где существуют причинно-следственные связи. Если бы Хару Кейджи женился на куноичи, то все было бы не так; если бы его жена не давала поводов для ревности, то он бы никогда не считал, что Вару не его дочь, и соответственно, все было бы совсем не так. Очевидно, что такого человека, как Вару Кейджи, просто бы никогда не существовало. Банально они бы с Темари не стояли вот так в коридоре с явным намерением поделиться тем, что истинные шиноби должны хранить до последнего, чтобы хоть как-то поддержать свою израненную действительностью человечность.

— Я никогда не считала рождение Гаары трагедией, но очевидно, что именно этот день разрушил нашу семью, — сказала куноичи полушепотом, скрестив руки на груди и едва заметно поморщившись. — Отец разрушил нашу семью и пресекал все мои попытки хоть как-то это исправить.

— Казекаге беспокоился о безопасности деревни, — заметила Вару, и Темари кивнула, хоть и без видимого согласия в глазах.

— Да, о ней он беспокоился больше, чем о нас. Он был хорошим правителем, но вот отцом… Я не хочу, чтобы, став Казекаге, Гаара предстал перед подобным выбором.

— Казекаге? — переспросила Кейджи, приподняв брови в легком удивлении.

— Он тебе не сказал?

Если бы Гаара сказал ей нечто подобное в лицо, то ему пришлось бы убить ее, чтобы хоть как-то заглушить смех: он уже достаточно хорошо знал бывшую шиноби. Вару представила его в мантии Каге, и ее передернуло от едкого нежелания видеть нечто подобное в реальности. Если Совет примет такое решение, то это будет вполне разумно: они не могут оставаться без Казекаге слишком долго, учитывая опыт с Третьим, а присутствие джинчурики отобьет у недоброжелателей всякую охоту соваться в Сунагакурэ. Из всех жителей деревни у него больше шансов.

— Теперь понятно, откуда взялся весь этот энтузиазм у Канкуро, — усмехнулась Кейджи, ничем не выказывая свое отвращение к подобной идее.

— Гаара решил податься в регулярные войска. Канкуро отговаривал его, но он, похоже, уже окончательно все решил.

— И что вы будете делать тогда?

— Пойдем за ним. Мы все же семья, — ответила Темари спокойно, и какое-то время они стояли в тишине, думая о своем. — Твоя мама погибла в тот день, когда Шукаку в первый раз вышел из-под контроля. Семь лет назад.

Вару не думала, что она так быстро догадается, но знала, что однажды это все же произойдет. Бывшая шиноби не планировала умалчивать этот факт, но у нее никогда не возникало острого желания закричать об этом всему миру: жажда исповедаться у людей ее профессии встречалась чрезмерно часто, однако ее саму всегда соблазняла мысль о том, что никто никогда не узнает истинных причин ее поступков. «Мама» — стержень всего? Нет, не у нее. И не у Кайро Хофу. «Я его любимая мамочка, которой он так старается угодить», — фраза, сказанная демоном, но разве природа лишает его слова хоть крупицы столь желанной истины? Уроки дедушки держались в памяти, но частенько ускользали в дебри ненужных эмоций, неожиданно навещая в подобные моменты, когда ошибка уже совершена.

— Я не виню в этом твоего брата. И если тебя беспокоит моя ненависть к нему, то помни, что он сам об нее режется. Конечно, во всем этом деле я ищу для себя выгоду, иначе зачем так рисковать? Может, я пытаюсь утвердиться за его счет. Не знаю. Вообще-то твоему брату сложно отказать, так что я плохо подумала над тем, а нужно ли оно мне, — ответила Вару, безоружно расставив руки. Она только что сама призналась, что не знает, — почти вымирающий эндемик. Есть расплывчатые причины, которые невозможно объяснить, а то, что порой сходит за ответ, — маневр для отвода глаз, потому что Кейджи сама в это не верит.

— Я понимаю, что он почти насильно держит тебя. И вряд ли мне стоит объяснять, что он просто не умеет иначе, — произнесла Темари с несвойственной ей осторожностью, и Вару поняла, что та согласна с мнением Канкуро, пусть и выражает это совершенно иначе.

— Спасибо, что пытаешься волноваться за меня. Но не стоит. Если я оступлюсь и упаду в яму, то она будет вырыта моими руками.

***

«Знаешь, прибегнуть к софизму, это как выбросить иглу в реку с илистым дном и пойти искать ее с закрытыми глазами», — фраза написалась без мотива, по привычке, нагромождаясь рядом с вновь и вновь зачеркнутым термином, в котором Вару все еще сомневалась, но не могла отделаться. Навязчивый вопрос крутился в голове, и идея жаждала внимания, ответов, поощрения: все то, что можно облечь в слова, она готова была в себя принять. Как бы сильно ни разнилось это с ее образом, Кейджи скучала по возможности попросить совета у старших, у родной крови. Предположения брата лишь в редких случаях можно было назвать полноценным ответом, но он — все, что осталось от семьи, от ветви шиноби.

Расчехлив свиток и расправив его на столе, Вару прикусила клыками большой палец, оставляя на печати алую полосу: после заученных манипуляций из вырвавшейся дымки щелкнул клювом ястреб. Недружелюбная птица позволила поместить в футляр на груди маленький сверток с коротким посланием. Объяснять ей ничего было не нужно, и, встав из-за стола, Кейджи открыла окно, чтобы она смогла улететь. Какое-то время понаблюдав за тем, как скрывается в небесах птичий силуэт, бывшая шиноби почувствовала на себе дикую усталость. Ясность мысли потерялась, и отдых стал единственным и неизбежным вариантом провести оставшееся время до полуночи. Вару не помнила, как легла, и сколько мгновений пролетело с тех пор: чужое присутствие, казалось бы, уже давно превратившееся в паранойю, вдруг стало до ужаса невыносимым и ощутимым на коже. Приоткрыв глаза и посмотрев на окно, Кейджи не увидела ничего нового.

— Который час?

— Одиннадцать.

Она неторопливо села на кровати, устало потирая переносицу. Вот так отрубаться шиноби было непозволительно, но если подумать лучше, Вару не носит протектор: она проспала всего пару часов, за что, в принципе, трудно сделать выговор. Сонливость разбавила череду отрицаний, и общество человека, которого хотелось бы видеть меньше всего, воспринималось без осложнений. Перед взором вдруг мелькнула бумажка, и, подняв голову, Кейджи встретилась взглядом с Гаарой, каким-то настороженным, если подобное можно разглядеть в столь ненадежном освещении. Приняв послание, бывшая шиноби развернула его, тут же уступая улыбке: Итару, как всегда, все понял, но не знал, чем ей помочь.

— Наши уже пришли? — спросила она первое, что пришло в голову, и короткий ответ позволил ей отвлечься и расслабиться.

— Да.

Она одобрительно кивнула, поднимаясь с постели и вновь садясь за стол, немного критично оглядывая царивший здесь бардак — больше в мыслях, чем на бумаге. Прибытие ирьенинов спасет больных, но подстегнет врагов к действию, и в этом эпизоде Вару была неуверенна больше всего. Ее беспокоило ощущение, что счет уже пошел на часы, и любая вспышка собьет их с орбиты без возможности обернуть время вспять: при любых условиях Гаара — константа, и большая опасность исходила только от него. И понимала это не одна Вару, но, увы, не он сам.

— Чем ты занимаешься? — спросил джинчурики с призрачным интересом, указав на исписанный лист, затем скрестив руки на груди. Какое-то время Кейджи разглядывала несчастные чернила, думая лишь о том, что Гаара чем-то сильно обеспокоен, чем-то определенно не связанным с их миссией.

— Тем же, чем и всегда. Ломаю голову.

— Это связано с Кайро Хофу?

— С ним тоже, — она усмехнулась, догадываясь, что в такие моменты людям хочется, чтобы думали о них. Если бы Вару озвучила подобную мысль, то оказалась бы и провидицей, и лгуньей одновременно, потому что, в сущности, думала обо всем подряд. — Он любопытная находка. Не то чтобы такие люди как-то удивляли меня, но он здесь так к месту. Иногда мне кажется, что фрагменты этой истории подбирал кто-то из моих родственников. Забавно, никогда не была фаталистом.

Здесь снова нужно напомнить себе, что некоторые вещи называются одними и теми же именами, пусть и не имеют ничего общего. И в момент осознания этого неизбежно близится конец: если суждения Вару вдруг окажутся верными, то она погубит все, если выскажется сейчас. Общность в этих двух историях сродни с буквами «а» и «р» в именах — как же бессмысленно.

— Что это значит? — спросил Гаара, и в самом деле интересуясь одним лишь словом, пусть и продублированным несколько десятков раз. Так сильны были сомнения, но почему-то сейчас, смотря в бирюзовые глаза, Кейджи была уверена во всем.

— Конкретно для меня — мою позорную ошибку. Тебе ведь знакомо слово «нарцисс»? Проявление нарциссизма делится на несколько стадий по степени вреда для окружающих. Точнее будет сказать, что его так классифицируют. Самая деструктивная и крайняя форма — жажда уничтожить все, что, по твоему мнению, может угрожать тебе. Разрушая мир, я избавляюсь от угрозы быть уничтоженным, — выданная так кстати фраза понравилась Вару, и она чуть улыбнулась. — При этом собственное «Я» является вершиной всего, первопричиной. Никаких других источников больше нет. Только Я.

Хотелось еще добавить, что в менее деструктивной форме подобное явление прослеживается почти у всех подростков, но это было совершенно не к месту. Чем бы ни руководствовались все эти люди, строя шаблонные теории о том, что происходит конкретно в этот момент в этой комнате, и четверть не могла объяснить все детали: они даже не видели расхождений между тем, к каким выводам приходят, и тем, что их чудовище, внезапно обратившееся в юношу, твердило снова и снова. Разглядывая это бесстрастное лицо с отпечатком ужаса, которое оно все еще вызывало, Вару не могла понять, как можно позволить себе объяснить все такими простыми чувствами. Может, если бы причинно-следственные связи свели их при других обстоятельствах, то все сложилось бы иначе, но это смешно, потому что иначе бы их попросту не существовало. Какие-то совершенно другие люди, но точно не они.

— Почему ты считаешь, что ошиблась? — вопрос, взращенный на почве уже существующего беспокойства, и единственное слово и в самом деле могло все объяснить. Всего лишь одно слово.

— Трансцендировать, значит, возвыситься над самим собой. Когда самоизоляция заставляет тебя страдать, ты начинаешь искать из нее выход. Какой-то внешний объект становится твоим идолом или идеалом, направляющим тебя, питающим энергией. Ты фокусируешься на нем путем избавления от оков эгоцентризма и в конечном счете перестаешь быть одиноким, — ответила Вару, но это слово, похоже, создано для того, чтобы его не понимали. Бывшая шиноби видела, как губы джинчурики дрогнули в попытке опровергнуть все, что она успела наговорить. — Чувствуешь разницу?

«Чувствуешь, что тебе бессмысленно что-либо объяснять?» — хотелось ей выкрикнуть, но она сдержалась, лишь до боли стиснув зубы. Все эти псевдоблагие намерения ее раздражали, и Кейджи не верила ни во что, к чему этот человек пытался стремиться. Не хотела верить, и это только больше ее раздражало. Гаара чувствовал растущее напряжение и, наконец, переставал быть другом, младшим братом и будущим Казекаге, внутренне съеживаясь от впечатанного в мозгу инстинкта самосохранения.

— Почему ты продолжаешь думать о моей проблеме, когда я сказал, что мне это не нужно? — прозвучала первая попытка прекратить это, на деле же только больше распаляя и без того достигшую апогея неприязнь.

— Ну, вообще-то ты говорил не так, — встала из-за стола Вару, оказываясь на одном уровне с джинчурики. У них был одинаковый рост, так что ничего не мешало создать иллюзию равных условий. — Я не думаю, что у нас получится что-то лучше. Так ты сказал. Тебе это в самом деле не нужно?

— Перестань, — Гаара поморщился, сдерживаясь, но Кейджи останавливаться уже не собиралась.

— Зачем лгать самому себе? Так ты с этим никогда не справишься.

— Хватит.

— Ты ведь просто делаешь вид, что стараешься. Попытался подражать кому-то первые дни и, осознав, что это слишком непривычно, решил дать назад, в итоге запутав всех, включая себя.

— Заткнись!

Он схватил бывшую шиноби за нижнюю челюсть, припечатав затылком к стене. Не смертельно, как можно было ожидать, но ощутимо, отчего перед глазами расползлись цветные пятна. Где-то в груди заклубилось возбуждение, словно Вару могла сражаться, вот только минимального насилия вполне достаточно для того, чтобы заткнуться. Дыша прерывисто и тяжело, она смотрела прямо в злые глаза, осознавая, что предпочла бы умереть сейчас, а не вследствие чьего-то хитрого плана. И отравленные эмоциями желания чуть ли не вынуждали ее мысленно умолять об этом.

— Ты в ответе за то, что уже успел сделать, и никто этого тебе не простит. Никогда. Но люди в общей куче — это совсем другое. Лидерами становились кровоглоты и пострашнее тебя, — прошипела Кейджи, скалясь в недоброй улыбке, и зубы ее были испачканы в крови: во рту отчетливо ощущался столь противный металлический вкус. Она не переживала за себя, но не могла даже помыслить, что дорогие ей люди, перетерпевшие столько лишений, могут быть в итоге вынуждены служить тому, кто все у них отнял. Она бы и в самом деле посмеялась, но не сейчас, не когда события идут быстрее них, подгоняя совершать поступки, которым попросту еще не пришло время.

Гаара изменился в лице, убрав свою руку так, словно не понял, зачем это сделал: на самом деле он все прекрасно знал. Видя его в таком неопределенном состоянии, Вару подтвердила свои подозрения, что этот разговор случился слишком, слишком рано. Вроде бы и иначе нельзя, но они оба не готовы на корню вырвать свои старые убеждения, даже во благо другим.

— Я решил стать Казекаге не по этой причине, — сказал джинчурики отстраненно, делая шаг назад.

— Для чего это? Ты сам себе новые пытки выдумываешь, будто одиночества было мало. Ничего хорошего для тебя из этого не выйдет. Тануки и чайник, помнишь? Не надо превращаться во что попало, — попыталась выразить свои мысли Кейджи как можно спокойней, но эмоции упрямо просились наружу. Однако еще мгновение, и она успокоилась: в данной ситуации все равно бесполезно трепыхаться.

— Таким образом я смогу доказать, что в праве сам выбирать свою судьбу. Не пытайся отговорить меня.

Вару тяжело выдохнула, отрицательно мотнув головой.

— Ты сломаешь себя.

— Тебя это волнует?

— Когда от твоего состояния зависят жизни других — да, — голос снова сорвался, но Кейджи лишь сжала руки в кулаки. — Меня это волнует. Отчасти я поэтому здесь и нахожусь, разве нет?

Гаара посмотрел на нее изучающе, словно выискивая подвох, но так ничего и не нашел. Взгляд его скользнул вниз, соглашаясь, но после вновь вернулся к пепельным глазам.

— Я не чувствую того же, что и ты. Помогать тем, кого даже не знаешь. Рисковать своей жизнью ради тех, кто, вероятно, никогда бы не сделал того же для тебя, — произнес он задумчиво, будто бился над какой-то логической задачей, однако дрогнувшие губы, обнажившие недовольный оскал, выдали его истинные чувства. — Я не понимаю, в какой момент я должен так поступать. Почему не могу убить кого-то, зная, что он сам пренебрег чужими жизнями? Я не отступаю. Я просто не понимаю!

Вару прикрыла глаза, поджав губы: у них не было на все это времени. Она уже сказала то, что должна была сказать в самом конце, но еще ничего не закончилось, а у нее больше нет аргументов вести эту одержимую дискуссию. Гаара по-прежнему нестабилен, и он абсолютно точно НЕ стал кем-то другим, а значит, доводы тех наемников верны. Он легко пойдет на поводу у таких хитрецов, и тогда всекрайне быстро потеряет всякий смысл.

— Скажи, если бы я вдруг умерла… Что бы ты почувствовал? — спросила Кейджи неуверенно, смутившись собственной проявленной слабости. Гаара нахмурился, словно услышав какую-то несусветную глупость.

— Ты не умрешь, — заявил он без толики сомнений, но затем мазнул взглядом по столу и нахмурился еще больше.

— Всякое может случиться. Если это однажды произойдет?

— Я не знаю, но определенно этого не хочу, — ответил джинчурики после недолгого молчания, и Вару иронично улыбнулась.

— Зато не будешь чувствовать себя обязанным. Ты ведь поэтому решил обо мне позаботиться. Имитация чувства вины? Захотел залечить рану, которую сам же и нанес.

Такая наивная попытка все исправить…

— Я это уже понял. Все оказалось совсем иначе, чем я это себе представлял. Слишком сложно, — Гаара сказал это без излишних эмоций, как что-то само собой разумеющееся, но от Вару не ускользнул тот факт, что он просто передразнил ее. Разумеется, он никогда не думал, что перемены дадутся ему легко, и все эти, казалось бы, наивные поступки — лишь способ компенсировать свою полную некомпетентность в вопросе о людских отношениях. А Кейджи как раз и забавляла его некомпетентность, но они вновь не поняли друг друга. — Сейчас мне стоит извиниться? Или уйти?

— Остаться, — бросила Вару скорее от желания озвучить что-то третье, но джинчурики удивился, окончательно запутавшись во всем том, что якобы знал. — Извиняться ты не умеешь, а уйти — все равно что отложить решение проблемы на потом. К тому же, это пустяк. Ты всего лишь чуть не сломал мне челюсть, — Кейджи тихо посмеялась, затем оборвав себя на резком молчании. Думать было не о чем — времени все равно нет. Оставалось совсем немного вариантов, и с каждым сказанным словом их становилось все меньше. Здесь она ошиблась, промахнулась, и исправлять больше нечего.

Комментарий к Глава X - Маджонг

Я, конечно, стараюсь вложить в работу смысл, но толкового сюжета тут все равно нет.

========== Глава XI - Угасание ==========

«Не стоит верить ощущениям: в конечном итоге тебя обманут собственные глаза. Слепое пятно — особенность человеческого организма, один из его не самых приятных изъянов. Подумать только, ты постоянно чего-то не видишь даже без воздействия гендзюцу просто потому, что в ходе эволюции тебе достался такой несовершенный орган зрения».

— Господин Казекаге…

«И это далеко не все: человеческое восприятие склонно ошибаться, и даже воспоминания с течением времени искажаются и сливаются друг с другом, награждая тебя прошлым, которого никогда не было. Мелочи, но мы движемся сквозь время с разным упорством и в конце концов теряем друг друга навсегда».

— От тебя не было никаких известий целых два года, — заключил Гаара, извлекая из памяти последний разговор с этим шиноби. Что бы ни происходило, он постоянно думал о нем, и это успело стать привычкой: фронт, обещание защищать Сунагакурэ, Итару Кейджи с особо секретным заданием, лично заверенным Казекаге. Все остальное казалось слишком размытым и неясным, что Сабаку-но попросту не хотелось напрягаться и искать в своей жизни какие-то другие смыслы. Хотя чаще всего одно вытекает из другого.

— Не хотел беспокоить вас во время войны.

Гаара нахмурился, подняв раздраженный взгляд на старшего Кейджи. Тот не показывал никаких других эмоций, кроме сосредоточенной серьезности, как и всегда. Выдержка, которой младший сын Расы успел научиться за столько лет, заскрипела под натиском вопросов, которые не отпускали, сколько бы он ни старался забивать свою голову чем-то другим.

— Где она? — спросил Казекаге, ожидая самый краткий и немедленный ответ без излишних подробностей, но Итару словно выжидал момент, молча вглядываясь в лицо бывшего джинчурики.

— Может, вы уже начнете спрашивать, почему она вас бросила?

Медленный выдох, и растущее внутри напряжение приняло на себя еще одну порцию ноши.

— Где твоя сестра?

Четыре года назад.

— Где Гаара? — спросила Темари своего брата вместо того, чтобы поинтересоваться, чем же он так раздражен. Канкуро недовольно хмыкнул и очень долго не отвечал, наблюдая за тем, как ирьенины суетились в больничном коридоре, пытаясь спасти жизнь тем, кто умудрился сохранить её до этого дня. Что же его раздражало? Бездействие лишь отчасти, конечно, но сестру интересовала другая причина, та, которая совершенно незаслуженно привлекала к себе внимание.

— Он сказал, что не будет в этом участвовать. Отказался от миссии, — Канкуро произнес это с такой серьезностью, что Темари на мгновение поверила ему. Однако слова брата зачастую приходится обесценивать хотя бы наполовину, чтобы не промахнуться и попасть в суть.

— Ты поддался эмоциям и даже не дослушал его, верно? — угадала куноичи, видя, как Марионеточник повел плечами, не желая отвечать. — Нам не нужно ничего предпринимать, если ты опять пытался подбить его на это. Сейчас в приоритете безопасность деревни, отсрочка, чтобы пострадавшие успели хотя бы встать на ноги. Нет нужды ворошить осиное гнездо. Они сами вскоре явятся, а мы будем готовы. Ясно?

— Да в том-то и дело, что мы не будем готовы. Ты хоть знаешь, сколько их? Чего вообще от них ждать? Все, что мы услышали из уст Вару, ни о чем толком нам не говорит, а я уверен, что она что-то недоговаривает, потому что Гаара от нее ни на шаг не отходит. С чего бы вдруг?

«Это их дело», — хотелось возразить Темари, но она нашла силы оставить это мнение при себе. Куноичи не верила Кейджи, но не могла не верить Гааре. Он принял это решение сам, и какая из них в итоге семья, если они не могут поддержать младшего брата в таком важном выборе?

— Думаешь, я сама не задаюсь вопросом, почему именно она? Да, еще во время учебы мы открыто презирали друг друга, но это в прошлом. Я понимаю, что тебе хочется верить, что Гаара в состоянии разобраться со всем сам. Но это не так.

— Это она тебе сказала? — скептически фыркнув, спросил Канкуро, и Темари не осталось ничего другого, кроме как безоружно поднять руки. Она была не в настроении спорить сейчас. От очередной порции негодования Марионеточника предостерег грохот больничных дверей, и в коридор вбежал запыхавшийся мужчина, как-то испуганно озираясь по сторонам.

— Шиноби! Где шиноби Сунагакурэ?!

***

В двенадцать лет Вару не понимала, почему отец снова и снова снимал с её шеи петлю. Ответ до безобразия прост — так делал бы каждый, и глубинной истины здесь не разглядеть, сколько ни пытайся. Все люди лгут, просто с разной степенью серьёзности: никто не признается тебе в том, чего сам бы очень сильно хотел позабыть. Кейджи любила своего отца и не хотела жить в мире, где он не любил её — об этом никто не знал и никогда не узнает. Однако время действительно лечит: спустя годы ты попросту забываешь, по какой причине мысли о смерти стали успокаивать тебя.

Вару улыбалась, потому что без слез было в десятки раз больнее. Концентрированный девяностопятипроцентный раствор уже выдохшихся страданий. Почему? Ответ затерялся где-то глубоко внутри нее, но, если честно, ей слишком страшно заглядывать туда. Желание сдаться, опускаются руки, но воспоминания впиваются острыми зубами, не давая возможности забыться и уснуть, — типичная реакция на слишком трудную задачу, результат которой мог бы с лихвой окупить все усилия. Да, только под скептическим взглядом знатока подобные чувства кажутся типичными, но это знание не несло облегчения. Вару попала в клетку, о которой знала абсолютно все, и здесь не было ни одной двери. Мир сквозь прутья казался серым и до абсурда бессмысленным, и жажда просто закрыть глаза и ничего не видеть становилась слишком невыносимой.

Тупая боль в голове напоминала ей о том, что время продолжает идти вопреки ее слабостям. Она умудрилась привлечь к себе сон в такой момент? Опять? Разрешая себе, наконец, проснуться, Вару чуть приподнялась, тут же медленно и тяжело выдыхая от понимания, что не сможет встать с постели сразу. Она оглянулась, зацепляясь взглядом за уже осточертевшую фигуру, но не почувствовала ничего, кроме усталости. В первый раз ей было по-настоящему безразлично, что он снова здесь, рядом с ней, как чудовище под детской кроватью.

— Разве Темари не сказала нам встретиться всем вместе в больнице? — зачем-то спросила Кейджи, и без того зная ответ на этот вопрос. — Ты не собираешься туда идти.

Гаара отвернулся от окна, с неким любопытством посмотрев на бывшую шиноби.

— Ты очень много спишь в последнее время.

— И в самом деле, — Вару улыбнулась, зная, что у нее попросту не хватит сил. Их уже почти не осталось, и весь ее энтузиазм стремительно вытекал и испарялся, как из сломанного сосуда. Посторонние люди лишь додумают причины, но какая ей разница? — Что тебе нужно от меня?

— Ты снова все забыла? — спросил Гаара с едва заметной настороженностью, но Кейджи отрицательно мотнула головой.

— Нет, я просто хочу услышать более свежий ответ. Ты ведь уже принял какие-то решения, а значит, что-то да изменилось.

На самом деле ей просто хотелось проверить, насколько ненормально ее собственное непостоянство. Цель — слишком размытый ориентир, и если ты ослеп, то куда тебе в итоге идти? На какие чувства полагаться? На то мистическое шестое? Как и с плацебо, это не работает, если ты не поглощен идеей, а Вару не верила. Больше нет. Она вновь просыпалась с, казалось бы, свежей мыслью, но видела одно и то же — разинутую всепоглощающую темную пасть ее и его прошлого.

— Я хочу избавиться от его голоса. Он мешает мне делать все правильно, и я снова и снова ошибаюсь. Некоторые вещи слишком хрупкие, чтобы я мог с ними обращаться, но оказывается, что без них я никогда не стану обычным шиноби, — ответил ей Гаара так просто, словно фанатичный верующий в храме. Он верно заметил — паутина человеческого общества на самом деле очень хрупкая, и чтобы жить в ней, нужно соответствовать определенным стандартам. Если ты колоссален для нее, то, увы, места себе ты тут не найдешь.

— Хах, забудь. Уж что, а «обычным» ты точно никогда не станешь. В этом твоя судьба уже предрешена. Как и я никогда не стану куноичи, которая была бы в состоянии принести пользу родной деревне, — слабо улыбнулась Вару, посмотрев на свои покрытые шрамами руки. Они казались ей такими чужими.

— Война — это не единственное возможное для человека ремесло.

— Я знаю, но больше ничего не хочу. Мои техники хоть и могут помочь, но они слишком извращены. Их побочные эффекты не исправить.

Вот сейчас. Противоречие шлепнулось на идеальный текст жирным чернильным пятном, и джинчурики нахмурился, немного раздраженный тем, что его снова вводят в заблуждение.

— Разве ты не говорила, что хочешь попытаться? — спросил он ее с уже знакомыми злыми нотами, на что Кейджи ответила почти шепотом.

— Я много чего говорю, Гаара. И далеко не все из этого является правдой. Это нормально. Люди частенько болтают попусту.

Он еще долго смотрел на нее, очень внимательно, будто боялся что-то упустить. В конечном итоге его достало ее молчание, и Гаара вновь отвернулся к окну. Он знал, что она сломалась. Вару Кейджи слишком быстро изнашивала себя, и рано или поздно настанет момент, когда она больше не сможет его ничему научить. По неясной причине понимание этого причиняло ей жуткую боль, а не забавляло, как раньше. Шутки закончились. Смеяться больше не над чем, каким бы черным ни был ее юмор.

— Вару, — вдруг позвал ее Собаку-но, и, услышав свое имя из его уст, Кейджи посмотрела на него с искренним удивлением. — Найди Темари и Канкуро.

Это не было продуктом его размышлений. Джинчурики что-то видел там, в окне, и его настороженный взгляд ясно говорил о том, что кто-то решил подвести итоги прямо сейчас.

— Будь с ними.

Комментарий к Глава XI - Угасание

Знаю, что после такой задержки хотелось бы продолжение побольше, но я решила хорошенько помусолить последние главы, дабы родить достойный конец, а этот фрагмент пусть будет опубликован сейчас.

========== Эпилог ==========

Осталось ли от него хоть что-то, что еще можно спасти? Уцелевшие детали человечности, дарованной всем с рождения и не пережившей натиск череды обстоятельств. А для чувства ненависти все первопричины сливаются в одну, и ты уже не хочешь знать, в какой момент твоя же собственная жизнь начала стремительно разрушать тебя. Клубы черного дыма пронизывали небо и нависали над деревней плотным куполом: встревоженные крики людей ласкали слух, как и прежде, но на этот раз Гаара просто ничего не чувствовал. Стоит ли продолжать ему этот карнавал? Притворяться, что в глубокой могиле его тела есть хоть что-то помимо трупов?

Казекаге почти ничего не помнил о том дне. Чья-то невидимая рука изъяла образы, но ей не хватило сил уничтожить ощущения, мотивы и все то остальное, что вынуждает нас поступать так и никак иначе. Одержимость — вот и все, что Сабаку-но чувствовал по итогу. Одержимость мыслями о пустой надежде, пищу которой глумливо подбрасывала чья-то многоликая фигура; одержимость демоном, так великодушно усыновившим его в час ужасного предательства; одержимость Вару Кейджи, что бросила его, так и не выполнив свои обещания.

Кайро и его наемники подожгли несколько зданий в деревне, в том числе и больницу. Пожар быстро распространялся, и Гааре не осталось ничего иного, кроме как изолировать его песком. Сделать это аккуратно, разумеется, не получилось, но жители все равно бежали прочь от огня и не пострадали. Вскоре подоспела Темари и, изрядно запыхавшись, стала объяснять брату, что произошло.

— Они подожгли дом семьи Хофу и отвлекли наше внимание. Ирьенины вывели из больницы всех, кого могли, но… — сестра закашлялась, явно наглотавшись дыма, но Сабаку-но все прекрасно понял. Многие были не в состоянии встать с постели, и так как возгорание произошло неожиданно, спасти удалось не всех. Враги, вопреки всем ожиданиям, просто проигнорировали присутствие шиноби Сунагакурэ, атаковав свою первоначальную цель — население Хофу. Они не боялись, что им будут мешать, — все совсем наоборот. А значит…

— Где Канкуро и Вару?

— Канкуро отправился к дому Арэты, но Кейджи я не видела, — ответила Темари без промедлений, глядя на Гаару в ожидании более точных указаний.

— Уводи отсюда людей, как мы и планировали. Я постараюсь сделать так, чтобы тебе не мешали, — спустя пару мгновений молчания, сказал джинчурики, и куноичи, согласно кивнув, развернулась и стала окликивать народ.

— Подожди, ты хотел сознаться мне в чем-то плохом, но ты ведь в самом деле пытался всех спасти, — перебил его Наруто, впрочем, как и всегда, совершенно не умея вести долгие серьезные беседы. — И вообще ты не виноват, что эти шиноби застали вас врасплох.

— Все совсем не так, я не собирался никого спасать, — исповедь, но от ужасной правды глаза друга наполнялись лишь печалью. Для него прошлое — все равно что старая картина, которую не переписать и не уничтожить. Все это было так давно. — Эти шиноби хотели пробудить меня, предварительно вынудив истратить всю чакру. Они хотели, чтобы я в ярости уничтожил всю деревню, превратив их последний день в кошмар. Все, что хотел Кайро — это увидеть страдания тех, кто когда-то не принял его. Мы могли бы стать с тобою такими же, Наруто. Могли бы, если бы нас не преследовал страх. Ты боялся навеки остаться одиноким, а я… Я все это время просто боялся своей смерти.

Наруто молча смотрел на своего друга, не понимая, почему он извлекает из себя все эти страдания снова и снова. Они прошли войну. Они ведь преодолели все беды и собственные страхи. Неужели не все? Неужели этого всего было недостаточно?

— Гаара, это ведь теперь неважно. Ни ты, и ни я не стали такими…

— Я хочу, чтобы ты выслушал. До конца.

Кости шиноби с хрустом ломаются под натиском песка, и от врага остается лишь кровавое пятно на стене. Парень с повязкой на глазу искренне беспокоился за свою напарницу, и взгляд его наполнился ужасом, когда изувеченное тело с хлюпаньем упало на землю.

— Вот черт! Хизану! — крикнул он, попятившись, и Гаара улыбнулся, удовлетворенный тем, что те, кто стоит у него на пути, по-прежнему получают по заслугам. Он всегда чувствовал себя живым именно в такие моменты. Ничего не изменилось — и осознание этого стерло улыбку с лица, вновь сделав джинчурики серьезным. Волны песка стремительно поползли к шиноби, и он попытался отразить атаку взрывными печатями, но Сабаку-но был слишком сильно распален, чтобы играться. Он достал его, с головой погружая глубоко под землю.

Дыхание Гаары стало хриплым от напряжения: противники вложили все свои силы в то, чтобы он как можно усердней защищался. И пытаясь подавить столь привычную агрессию, джинчурики мучался от головной боли, скалясь и сжимая кулаки. Он приближался к большому складу не торопясь, чувствуя чакру Вару и еще одного шиноби. Песок с жутким скрипом отворил перед ним железную дверь, и Гаара вошел внутрь, замечая впереди мужчину с обнаженным клинком.

— Поднимешь свой песок еще на сантиметр, и горло ей зашить не успеешь, — послышался голос откуда-то сверху, и Сабаку-но поднял взгляд. На втором этаже стоял Кайро, держа Кейджи за волосы и прижимая лезвие ножа к ее шее. Бывшая шиноби лишь морщилась от неприязни, но буря в голове от этого не утихла. Гаара свел руки перед своим лицом, согнув пальцы в печати, но противник сделал шаг вперед, сверкнув катаной, а Кайро вновь заговорил. — Ты так одержимо ее сторожил, что же случилось? Решил, что жизнь жалкой деревни дороже твоей подруги, вот и оставил ее без присмотра? — спросил он его с насмешкой, поднимая Вару выше.

Гаара встретился взглядом с бывшей шиноби и не увидел в ней ничего, кроме любопытства. Она знала, что все обернется для них именно так. Тот самый момент, когда он должен сделать правильный выбор и доказать ей каждое сказанное им слово. Если сможет. Если все понял.

— Знаешь, женские руки всегда напоминают нам о прошлом. И неважно, что мы чувствуем при этом: они тянут нас назад, к истокам, к нашим самым грязным и омерзительным воспоминаниям. Ты когда-нибудь убивал женщин? Нет, не песком. Собственными руками. Ощущение их крови на ладонях — это нечто совсем иное, будто совершил самый страшный грех, — томно протянул Кайро, медленно и уверенно проводя ножом по горлу Вару. Им нужно сделать это — отдалиться друг от друга раз и навсегда, но никто так и не решился на этот шаг. Секунда — и Гаара сжал зубы так сильно, что один из них треснул, наполнив рот металлическим привкусом крови. А затем тело бывшей шиноби растворилось белесым облаком, и джинчурики поднял тучи песка в воздух, отвлекая внимание противника и нанося ему уверенный удар. В этот момент в его голове, казалось, что-то разорвалось, и Сабаку-но упал на колени, сплюнув горсть окровавленного песка. Это обжигающее течение демонической чакры, наполняющее каждый сосуд, каждую клетку его тела: сила, приносящая ему победу раз за разом. Отрицая ее, он чувствует лишь боль, казалось, уже просвечивающую сквозь вены.

Кто-то хватает его за лицо, и, резко поднимая голову, Гаара видит лишь Вару. Песок, оказывается, все это время кружился вокруг него, разодрав кожу на ее плечах и руках. В зеленых глазах бывшей шиноби нет и намека на печаль, сожаление или мольбу: он не заслуживает чего-то иного. Она пытается ему что-то сказать, но, пустив струйку крови из губ, тут же смыкает их, изо всех сил стараясь выглядеть невозмутимой.

— Скажи, если бы я вдруг умерла… Что бы ты почувствовал?

Сожаление. Он испытывал сейчас лишь сожаление.

***

Когда клон растворился в руках Кайро, Вару воспользовалась его замешательством и со всей силы ударила его в лицо: из носа хлынула кровь, и, простонав, внук Арэты сделал шаг назад, тут же получая ногой в грудь. Он перевесил через перила и полетел вниз, судя по грохоту, неудачно угодив в груду металлических инструментов. Однако глянув вниз, бывшая шиноби не увидела ничего, кроме песка. Более плотная волна проскользнула к стене, скорее всего, впечатав в нее того парня с катаной. Но даже после такого удара Гаара не успокоился, и песчинки вокруг него завертелись, набирая скорость. Кейджи своей кожей ощутила жар от исходящей от джинчурики чакры и помедлила лишь мгновение, в ступоре схватившись за стальные перила.

— Черт возьми! — выругалась она, низко склонившись. — Я не могу.

Медленный выдох, и Вару спустилась вниз, тут же прикрывая лицо от назойливого песка. Он раздирал ей кожу на плечах, и одежда быстро пропиталась кровью. Эта боль не могла сравниться с тем, что этот человек сделал с ней, с близкими ей людьми, с ее семьей. И она никогда и ни за что его не простит. Словно в их с братом игре, где они врали друг другу, пытаясь запутать, боль вдруг пронзила живот, и, резко выдохнув, Кейджи осторожно обхватила выступающее лезвие. Кто-то вынул катану из ее спины, оставляя на пальцах глубокие порезы, и бывшая шиноби упала на колени. Всхлипнув, пожалуй, слишком жалобно, Вару со всей силы вонзила кунай в чужую ногу и поползла вперед так быстро, как могла. Гаара боролся с вырывающейся из него чакрой, бормоча бесчисленные отрицания, и, подобравшись достаточно близко, Кейджи вновь поднялась на колени, хватая джинчурики за лицо.

Он посмотрел на нее сначала с неистовой жаждой крови, а затем с удивлением, будто ожидал увидеть кого-то другого. Она хотела сказать ему, что он все так же омерзителен ей, но поперхнулась. Что-то стекло по подбородку. Вару сделала еще один тяжелый вдох, сосредотачивая тонкие нити чакры на своих пальцах: быть может, единственная возможность все исправить — это забыть. Гаара вдруг несильно сжал ее запястье, но исходящая от него демоническая сила невыносимо жгла, и Кейджи поморщилась. Вся ее сосредоточенность сбилась, и пришлось резко прервать технику, чтобы не навредить.

— Не бросай меня, — сказал он тихо, и чакра Шукаку вдруг исчезла. Обессилев, Сабаку-но упал лицом Вару в плечо, и та неуверенно обняла его. Совершенно беззащитный, никому не нужный.

Когда-то она дала обещание. Отомстить за страх, за страдания, за пролитую кровь. Это ведь их мечта — одолеть монстра, убившего их родителей. Достав из сумки кунай, Кейджи лишь испуганно уставилась на него: его очертания расплывались от застелившей глаза пелены слез. Сжав губы от нахлынувшего вдруг отвращения, бывшая шиноби попыталась сделать над собой усилие, но лишь оттолкнула Гаару от себя.

— Да пошел ты! — прошептала она сквозь слезы, прижимая ладони к кровоточащей ране на животе и склоняя голову до земли.

Быть может, Гаара в самом деле видел их: тонущих в трясине отчаяния, а затем высоко вознесшихся. Быть может, ему однажды удастся стать таким же. Но Кейджи не хотела быть тому свидетелем.

Трепетное ожидание всегда кажется вечностью, но твой побег — мимолетен, будто все пережитое ничего не значит. Мир менялся стремительно, смятый яростной хваткой войны, но даже совершив столь много ошибок, насчитав десятки тысяч часов очередного фрагмента своей жизни, Вару, зная, что он скоро явится по ее душу, ясно видела перед глазами тот проклятый вечер. И испугалась вновь, так же сильно, до безумия, будто и не думала вовсе об этом каждый божий день. Будто цепь, сплавленная из ее сердца, не натягивалась каждый раз, когда она пыталась забыться и начать жизнь с чистого листа. Без Песчаного демона, убившего ее мать. Без Сабаку-но Гаары, который зализывал ей раны, нанесенные его же зубами. Без Казекаге, что спас Сунагакурэ, как и обещал. Даже такой, как он, обезумевший от ненависти, сдержал свои клятвы. А она так и не смогла убить его и предала все, из чего был соткан ее собственный мир. Предаваться воспоминаниям, когда уже ничего нельзя изменить, — невыносимо. Это их конец, размытый и потерянный.