КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Торговец жизнью (СИ) [Kellerr] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

========== ЧАСТЬ 1. ТОРГОВЕЦ ЖИЗНЬЮ. Глава 1. На твоей стороне ==========

Несколько раз в месяц крыша девятиэтажного дома, расположенного около реки Ева, становилась излюбленным местом посиделок братьев Корин. Это был один из немногих домов, чердак которого всегда оставался открытым, и на крышу можно было попасть без всяких препятствий. Неподалёку от него начинался мост, который уже долгое-долгое время оставался перекрытым. В доме мало кто жил. Большинство предпочли переехать на соседние улицы, особенно если их окна выходили к реке. С крыши были хорошо видны ярко-жёлтые ленты, натянутые поперёк дороги и закреплённые на поручнях моста. Необходимости в них было немного — жители Дуплекса и сами предпочитали обходить стороной не только мост, но и реку.

Там, на другой стороне, находился Старый город — ныне мёртвое место зарождения Дуплекса.

Для Кириана и Коди это было только плюсом. Никто не стремился им помешать — они могли совершенно свободно подняться по пыльной лестнице до самого последнего этажа, снять болтающийся замок с чердачной двери и выйти в пустое свободное пространство, где гулял ветер и были слышны крики птиц.

Кириан всегда останавливался, стоило ему переступить порог. Пусть он делал это уже не один десяток раз, но чувство полной свободы, от которого захватывало дух, посещало с завидным постоянством.

Около ветхого ограждения сердце замирало. Кириан старался не смотреть вниз, а только вдаль, на горизонт. Особенно красиво закат выглядел в момент, когда солнце исчезало ровно в той точке, где с горизонтом пересекалась убегающая к западу река.

Ведением графика закатов занимался Коди. Он купил специальный блокнот, куда заранее записывал точное время каждую неделю. Однажды Кириан увидел этот блокнот и поразился, с какой аккуратностью были выведены цифры и слова: в симметричных столбиках, цифра под цифрой, буква под буквой. Каждая дата выделялась ярким маркером.

Коди не был любителем задерживаться в школе. Ради этого он внимательно слушал учителей, таким же аккуратным почерком записывал каждый конспект, послушно отвечал на вопросы по домашнему заданию, а потом молча удалялся так быстро, что никто не замечал момент исчезновения.

Когда время позволяло, Кириан встречал его прямо около школьных ворот. Так случалось не каждый день, но достаточно часто. У Коди было много свободного времени, большую часть из которого он предпочитал проводить дома, лёжа на кровати с очередной книжкой. Мама раньше с криками выгоняла его на улицу погулять. Грозилась завести собаку и повесить уход за ней на Коди, чтобы тот хоть изредка поднимал голову и вспоминал, что жизнь течёт не только в его голове.

Проблему с прогулками Кириан взял на себя. Идея с собакой канула в небытие.

Улица была запорошена снегом. Изо рта вырывались клубы пара; лужи на дорогах покрылись тонкой коркой льда, а солнце надёжно спряталось за тяжёлыми серыми облаками.

На Дуплекс надвигалась ранняя зима.

Кириану она не нравилась, но он не мог отрицать, что именно зимой город выглядел намного гармоничнее, чем летом. Зима была правильным временем года для Дуплекса. Старые дома засыпали, а вдали от центра становилось тихо-тихо, лишь редкие автомобили проносились по пустой проезжей части. Именно поэтому Кириан предпочитал находиться около моста: там, где пустынно и практически безлюдно.

— Холодно сегодня, — глухо сказал Коди из-за натянутого до самого носа шарфа, когда в первый понедельник октября они встретились около ворот.

— Зато шума нет, — возразил Кириан.

— К шести часам нам нужно добраться до места, — напомнил Коди, предварительно заглянув в блокнот и недовольно поправив тут же съехавшую на брови шапку. Он ненавидел шарфы и шапки, но когда погода грозилась принести с собой простуду, не отказывался одеться теплее.

У них оставалось ещё два часа, чтобы спокойно добраться до девятиэтажки, подняться на крышу и занять наиболее выгодное положение для любования закатом. Обычно они успевали зайти в закусочную, чтобы съесть по порции вкусного супа с чесночным хлебом и стаканом сока, а потом уже медленно начинали двигаться по знакомому пути. Кириан давно перестал замечать, как пустели улицы по мере приближения к реке. Городской шум оставался позади, и отпадала необходимость громко говорить. Когда до реки оставалось несколько десятков метров, он мог и вовсе перейти на шёпот — и Коди бы непременно его услышал. Здесь каждый шорох, каждый шелест крыльев взлетевшей птицы были подобны оглушающему хлопку.

Несмотря на свободные дороги, Коди боялся переходить их. Каждый раз, когда они приближались к переходу, он стискивал пальцами рукав куртки Кириана и не отпускал до тех пор, пока ноги вновь не ступали на тротуар.

Они не являлись родственниками по крови, но в то же время их связывало нечто большее, чем просто одинаковая фамилия, доставшаяся Коди от приёмных родителей. Коди был младше Кириана на пять лет. В подростковом возрасте эта разница кажется такой огромной, словно гигантская расщелина между горами. Месяцем больше, месяцем меньше — ещё не страшно, а вот год — это уже значительно. Ребята из соседних домов, которых Кириан знал, будучи совсем ребёнком, разбивались на возрастные группки, устраивали между собой сражения (пусть и шуточные), а старшие вечно попрекали младших тем, что те родились позже, а значит, они глупее и статус у них ниже.

Кириан мог бы стать одним из них: бегать по улице в бумажной шапке с крепкой сухой веткой, заменяющей меч, и выслеживать противника — какого-нибудь мальчика, младше него самого на пару или тройку лет, а потом с победным криком валить того на землю и гордо сообщать своей группе, что противник повержен. Возможно, так бы всё и было, даже если отбросить сложный характер и привычку задавать такие вопросы, которые страшно раздражали других людей.

Однако у Кириана был Коди. Он заменял ему всех, и всё свободное время они проводили вместе, не считая того, что периодически каждому нужно было уединение и тишина. Обычно в такие моменты они ссорились, после чего расходились по разным углам. Коди утыкался в книгу, стащенную из родительской комнаты (впоследствии в их комнате появились несколько полок с книгами, затем и целый стеллаж), а Кириан доставал старый плеер с наушниками и наугад выуживал из ящика диск. Этот плеер когда-то ему подарил отец, и до сих пор Кириан считал его самым важным подарком в своей жизни. Он помнил, как в тот момент у отца светились глаза теплотой и как он похлопал по плечу, бросив привычное сухое: «Поздравляю», сопровождаемое редкой улыбкой.

Тот момент Кириан запомнил слишком хорошо, а потому обращался с плеером настолько бережно, насколько это вообще было возможно.

Плеер остался тем немногим напоминанием об отце, которое удалось сохранить. Вещественное доказательство. То, что помогало помнить: отец существовал, он не выдумка и не воображение больной фантазии. С тех пор многое изменилось, как и отношение Кириана к отцу. Однако он не мог с полной уверенностью заявить, что стал ненавидеть его — слишком сложно было описать испытываемое чувство. Детское слепое обожание накладывалось на взросление и меняющееся мышление. Поэтому с годами Кириан просто предпочитал меньше об этом думать. Так было легче.

Исключениями становились те моменты, когда он закрывался в себе и доставал плеер. Минута, может, две, а потом начинала играть музыка и вытесняла собой только-только просыпающиеся мысли.

Музыка становилась спасением.

С Коди они мирились всегда быстро и спонтанно. Сложно долго оставаться в ссоре, когда приходится спать в одной комнате, ужинать за одним столом и постоянно сталкиваться в коридоре или на пороге ванной, чтобы утром почистить зубы.

— Что это за странный вкус у супа? — морщил нос Коди, помешивая ложкой еду.

— Не знаю, — Кириан не был кулинарным гением. — Кажется, мама переборщила с приправами. С перцем, например. — Он замолкал, пробуя ещё раз, и задумчиво добавлял: — А какой вообще перец на вкус?

Слово за слово. К причинам ссор почти никогда не возвращались. Говорить о таком всегда было неловко. Приходилось прятать глаза, появлялось чувство, что начинаешь невольно оправдываться, а заканчивалось тем, что для логического завершения разговора приходилось извиниться.

Кириан ненавидел извиняться. Слово было настолько неприятным на вкус, что ради его избегания он частенько делал первый шаг к новому разговору после ссоры. Проще заговорить о приправах, чем о том, почему он уже несколько часов (или суток) не общался с Коди.

Окружающие редко задумывались о том, что никаких родственных связей между ними нет. Кириан и Коди оба были темноволосыми, с правильными чертами лица, даже слишком правильными, из-за чего соседские ребята порой нелестно отзывались о них. Разницу выдавали лишь глаза: Кириан, как и мать, был кареглазым, а вот Коди — голубоглазым. От его пронзительного взгляда, особенно когда он о чём-то тосковал или жалел, Кириану всегда становилось не по себе. Он начинал искать причину отвернуться или вовсе уйти, потому что выдержать такой взгляд было тяжелее всего.

Хозяйку закусочной, где они часто останавливались, звали Луизой. Кириан не знал её фамилии, поэтому привык всегда обращаться по имени на бейджике, а она и не возражала. Полноватая, с густыми светло-русыми волосами, всегда уложенными в аккуратную причёску, она одним своим присутствием умела поднимать настроение. С лица никогда не сходила улыбка. К постоянным клиентам Луиза была вежлива и доброжелательна, а вот грубиянов не боялась прогнать плохими словами. Один раз Кириан и Коди стали свидетелями такой сцены, со смехом наблюдая, как Луиза выпроваживала какого-то пьяницу с порога, замахнувшись на него металлическим ковшом. Зрелище оказалось скорее забавным, нежели пугающим.

В работе ей помогал молоденький паренёк — Малти. В отличие от Луизы он был очень худым и постоянно носил мешковатую одежду, а на голове вечно красовались банданы: однотонные, цветастые, с узорами и без, пошире и поуже, из-под которых торчали кончики многочисленных коротких косичек. С клиентами он практически не разговаривал. Сам Кириан слышал его голос лишь несколько раз, и только когда возникала необходимость что-то переспросить или уточнить. Малти подходил к гостю при условии вытянутой вверх руки, деловито доставал блокнот с ручкой и вставал так, чтобы отпадала необходимость произносить заученную фразу: «Готовы сделать заказ?».

Луизу, казалось, наоборот, устраивал такой работник. Она никогда не повышала голос, никогда не отчитывала, а если возникал конфликт, то непременно заступалась за Малти. Кириан поначалу вообще считал, что он был немым. Или глухим. Вариант насчёт немоты отпал сам собой, стоило Малти однажды обратиться к Коди:

— Что-нибудь ещё?

В тот момент у них состоялся долгий зрительный контакт, по крайней мере, так показалось Кириану. Малти немигающим взглядом уставился прямо на Коди, а Коди как-то затравленно сжался и вытаращился на него в ответ. Он и с Кирианом говорил мало, а в общественных местах вообще предпочитал не брать на себя роль оратора.

Скорее всего, Малти был ровесником Кириана, но он никогда не мог представить, чтобы они стали друзьями или хотя бы начали общаться. Малти, как и Коди, не производил впечатление человека с рвением к общению и дружбе. Он ответственно относился к работе, но выглядел таким же закрытым и зажатым.

Порой у Кириана возникало желание обратиться к нему, выйти за рамки привычного монолога с названием блюд и просто поинтересоваться, как у него дела. Он не знал, ответит ли Малти, поэтому молчал. Но вот с Коди слов и вовсе не потребовалось. Коди кивал ему, стоило Малти подойти к столику, и Малти кивал тоже. Немое приветствие.

— Вы дружите? — как-то раз спросил у брата Кириан по пути домой.

Коди задумчиво посмотрел на него, словно раздумывая над ответом, а потом медленно покачал головой.

— Нет. Мы просто киваем друг другу.

Мысленно Кириан назвал это особым видом общения, потому как даже кивками Коди ограничивался крайне редко.

На крышу они поднялись за пятнадцать минут до назначенного времени. Солнце неумолимо ползло к горизонту. Ощутимо холодало.

— После того, как последний лучик исчезнет, сразу домой, — пробубнил Коди, нервным движением убирая шарф ото рта. Он недовольно сопел и постоянно жмурился, когда тёмные волосы выбивались из-под шапки и начинали мешаться.

Улыбнувшись, Кириан стянул с него капюшон и ловким движением спрятал чёлку обратно под шапку.

— Что ты делаешь? — возмутился Коди, отбиваясь. — Я же не маленький, сам могу!

— Иногда мне кажется, что ты не против, когда за тебя это делаю я или мама.

Коди недовольно фыркнул.

— Твоё мнение, — и демонстративно поправил шапку сам, во второй раз.

— Что это у тебя?

Коди озадаченно взглянул на свою руку, которой только что пытался отмахнуться от брата. Маленькое чёрное пятнышко между большим и указательным пальцами выглядело так, словно он испачкался в какой-нибудь саже. Потерев его другой рукой, Коди равнодушно пожал плечами.

— Чернила, наверное. Дурацкие мажущиеся ручки… Как всегда на уроках.

Кириан прекрасно знал, что Коди не нравилось сидеть на занятиях. Вернее, учиться-то он любил, даже очень, но вот с одноклассниками и учителями никак не мог найти общий язык. По характеру он был спокойным ребёнком, неконфликтным, поэтому обходился без всяких стычек или драк, что было хорошо, ведь дела с проблемными подростками обычно заканчивались исключением из школы.

Разговор не клеился. Кириан, уставший после подработки, зябо втянул голову в плечи.

Как только солнце окончательно спряталось, они медленно зашагали к двери, прочь от края обледеневшей крыши.

— Зато в столовой вкусно кормят. Повар-то у вас не сменился?

— Если ты про ту тётку, которая вечно делает чай с сахаром, то нет.

Кириан улыбнулся.

— Может, будешь брать с собой бутылку с водой? У нас много пустых завалялось.

— И так рюкзак тяжёлый, — захныкал Коди. — Переживу.

Они спустились вниз и после нескольких минут пребывания в сухом тёплом подъезде вновь оказались на улице.

Дома ждала мама. В такие дни, когда Кириан с братом допоздна засиживались вместе, она встречала их с приготовленным ужином и двумя кружками апельсинового сока. Или чая. Мама — Майя Корин — выглядела куда моложе своих лет и постоянно делала укладку, даже если весь день находилась дома. Она всегда заводила будильник, просыпалась точно по звонку и перво-наперво приводила себя в порядок.

— А вот и мои мальчики! — радостно провозгласила мама, чмокнув каждого в щёку.

Кириан смиренно принял мамины поцелуи, в то время как Коди сморщился и снова забормотал что-то о своём возрасте.

— Я потушила картофель. А на закуску сделала фруктовый салат.

— Порадуй Коди, он ведь терпеть не может фрукты, — усмехнулся Кириан, ставя ботинки к стене.

— Только яблоки, — пожал он плечами.

— Поэтому там нет яблок, — подмигнула мама, и Коди сразу расплылся в довольной улыбке. — Мойте руки, и за стол!

Стол уже был накрыт. От свежеприготовленного картофеля шёл пар, и Коди, закинув ногу на ногу, старательно дул на тарелку, иногда помешивая содержимое ложкой.

Ужин не обошёлся без традиционных маминых расспросов. Втроём за одним столом они собирались редко: Кириану мешала подработка, а Коди был ярким представителем человека настроения. Если ему ни с кем не хотелось общаться (а случалось такое достаточно часто), то он закрывался в комнате и не высовывал оттуда носа до следующего дня, но только из-за того, что приходилось идти в школу.

Маму очень волновали учебные проблемы Коди. Её расспросы всегда начинались со стандартного: «Как дела в школе?» или же: «Надеюсь, ты написал контрольную по геометрии?». Коди кривился и отвечал односложно, начиная активно есть, чтобы рот постоянно был занят. Раньше мама любила задать и вовсе слишком сложный вопрос.

Подружился с кем-нибудь?

Коди вздрагивал так, словно его только что ударили плетью, начинал прятать глаза и неловко молчать до самой ночи.

Отец, когда ещё жил здесь, и вовсе не придавал значения такой ерунде. Единственный раз, когда мама попыталась завести разговор на эту тему, он отмахнулся, сурово взглянул на Кириана и бросил: «У него есть брат, неужели мало?», а после как ни в чём не бывало погряз в работе.

Так нельзя, думал Кириан. Когда начинались мамины расспросы, Коди буквально сжимался в комочек, будто бы боялся, что ему снова придётся отмалчиваться, потупив взгляд.

Так нельзя.

Но поделать он ничего не мог, кроме как следовать словам отца. Они братья, и это единственная связь, которую Коди не боялся и не избегал.

У них была одна комната на двоих. Там стояла двухъярусная кровать, купленная много лет назад. Верхний ярус занимал Кириан, нижний — Коди. Перед сном Коди погружался в чтение книг или комиксов, а Кириан доставал наушники и включал музыку.

Идеальный момент для тех, кто предпочитает молчание, но не в одиночку. Они так и дружили — без слов, но с пониманием.

Последняя песня закончилась, и Кириан вынул наушники, отложив их к изголовью кровати так, чтобы не задеть ночью рукой. Перекатившись на другой бок, он свесил голову вниз и сразу же наткнулся на ответный взгляд Коди.

— Что?

— Поздно уже. Выключай свет.

— Ещё немного. — Коди снова уткнулся в журнал.

Когда он не хотел разговаривать, то всегда умело игнорировал всех вокруг, даже если смотреть на него в упор. Подложив руки под шею, Кириан внимательно изучил напряжённое выражение на его лице. Он точно читал? Зрачки не двигались.

— Что-то произошло? В последние дни ты сам не свой.

Коди покачал головой.

— Всё в порядке.

— Если это секрет, то…

— Я выключу свет через десять минут.

Больше Кириан не пытался приставать к брату, но и заснуть тоже не получалось. Устроившись поудобнее, он уставился в потолок, на который попадали блики света от маленькой лампы, прикрученной к нижней спинке кровати.

Коди никогда не был особо общительным, но теперь он стал слишком замкнутым, слишком пугливым. На любые вопросы отвечал с неохотой, но Кириану казалось, что за этим кроется страх, а не простое нежелание вдаваться в обсуждения. Даже на крыше, которую Коди всегда любил и проводил там время с удовольствием, сегодня он не проронил ни слова, пока не пришло время уходить.

***

Коди ушёл в школу рано утром, ещё до того, как Кириан проснулся. Когда он с головной болью спустился со второго яруса, кровать внизу уже была застелена, и никакого присутствия брата не наблюдалось. Обычно в школу он ходил с неохотой, иногда вообще притворяясь больным, чтобы остаться дома и пропустить хотя бы день. В первые года мама велась — актёрским притворством Коди одарила природа.

Друзей в школе у него не было. Коди всегда был замкнутым, любил проводить время в одиночестве и в классе ни с кем не общался. Изгоем он не стал — на него просто не обращали внимания. Он был словно тенью, мимо которой можно пройти и даже не заметить. Сам Коди никогда не жаловался и вроде бы чувствовал себя в таком положении совершенно нормально, до того момента, пока не предвещались какие-то мероприятия: школьные спектакли, классные часы, уборка территории в группах.

Когда Кириан вошёл в кухню, мама сидела на стуле, подобрав под себя ноги, и смотрела очередное шоу по маленькому телевизору, стоявшему на холодильнике.

Красива, как и всегда.

Кириан залюбовался матерью, остановившись на пороге. Утренний свет, пробивашийся сквозь узорную тюль, красиво оттенял её моложавое лицо. Мама всегда была и оставалась самой красивой женщиной, какую только доводилось видеть Кириану. Может быть, для каждого ребёнка это так — он не мог ответить за других, только за себя самого. Сетлые волосы, собранные в пушистый пучок, придавали ей нежный беззащитный вид. В детстве Кириан считал, что маме нужно быть моделью, фотографироваться для обложек дорогих журналов. Ему хотелось, чтобы все замечали её красоту.

Однако маме хотелось, чтобы эту красоту видел лишь один человек — тот, что оставил их семью несколько лет назад.

— Доброе утро, дорогой, — улыбнулась она, повернувшись к Кириану, и потянулась за новой порцией кукурузных хлопьев. Она обожала есть их без молока, как орешки или семечки.

— У меня голова болит. Есть таблетки? — он потёр виски, взял пустой стакан и заранее набрал холодной воды из-под крана.

— Посмотри в верхнем ящике.

Выудив нужную коробочку, Кириан достал сразу две таблетки, бросил их в рот и запил большим глотком.

— Тяжёлая ночь?

— Долго не мог уснуть.

— А Коди, наоборот, проснулся ещё до того, как я вышла из комнаты. Редко с ним такое бывает.

Кириан хорошо помнил, как Коди появился в их семье и в первый раз переступил порог дома. Грязный и замёрзший, в старой одежде, со спутавшимися волосами. Большие голубые глаза были потухшими, будто костёр, в который безжалостно плеснули водой. В тот момент он вовсе не выглядел живым, что в какой-то степени являлось правдой.

После этого случая мама изменилась, а отец чаще стал впадать в ярость. Кириан помнил долгие ссоры, когда они с новоявленным братом уже лежали в тёмной комнате. Стены были тонкие, и он слышал практически каждое слово.

— Зачем? Зачем ты притащила это в дом?! — орал отец.

— Это теперь наш ребёнок, смирись! — отвечала мама на таких же повышенных тонах.

— У нас есть Кириан, тебе мало? Снова захотелось поиграть в молодую мамашу? Он ведь даже не младенец! Пройдёт совсем немного времени, и оно начнёт всё понимать, а нам всем из-за тебя придётся играть до конца дней!

— Не смей его так называть, у него есть имя!

Билась посуда.

Кириан слышал рыдания матери, но не смел высунуть носа из комнаты. В первые дни Коди этих ссор не слышал. Он вообще мало что понимал и вёл себя подобно живому зомби или умалишённому. Когда его отмыли, Коди стал похож на нормального ребёнка: чистый, с красивым контрастом тёмных волос и светлой кожи. Он не разговаривал и послушно шёл туда, куда его вели, и вовремя ложился спать.

Спустя несколько дней безрезультатных ссор отец стал сутками пропадать на работе.

Впервые осознанный взгляд у Коди Кириан заметил спустя пару месяцев за завтраком. В тот день он посмотрел на него и попросил передать сахарницу. Мама едва не лишилась чувств от радости, бросилась его обнимать и целовать, в то время как сам Кириан спокойно исполнил просьбу.

Коди не задавал никаких вопросов. Казалось, что два месяца, проведённые в молчании, были необходимы для адаптации: он впитывал всё, что видел вокруг, узнавал новых людей, привычки, манеры поведения и разговора.

Коди стал одним из самых вежливых людей, которых Кириану приходилось встречать. Он привязался к нему; разница в возрасте ставила определённые рамки между ними, но со временем это прошло. Кириану нравилось сидеть с ним, нравилось встречать после школы, когда это было необходимо, нравилось даже подниматься на крышу дома и подпускать к самому краю, прекрасно зная, что Коди не сделает никаких глупостей.

Но ему было жаль брата. Нашедший отклик в его сердце и сердце мамы, Коди оставался полностью одиноким за пределами семьи.

Но то, что беспокоило Кириана сейчас, вовсе не сводилось к проблеме одиночества.

***

Коди нравилось, что ему удалось закрепить за собой место у окна за последней партой. Там он чувствовал себя в безопасности. Во время уроков он видел спины всех одноклассников, видел, кто внимательно слушал учителя и всё конспектировал, а кто откровенно спал или перекидывался записками с соседом.

Он никогда ни на кого не жаловался. В этом не было смысла. В конце концов, он всего лишь такой же ученик, как и двадцать два его одноклассника. Девять девочек, четырнадцать мальчиков, один из которых остался на второй год, а ещё три перевелись из других школ в течение прошлого года. Коди быстро и легко запоминал имена и голоса, но не лица — он не любил смотреть людям в глаза.

Класс был с ним солидарен, поэтому Коди предпочитал вести себя тихо и не жаловаться на кого-либо, даже если замечал, что тот списывал на контрольной. Он не хотел, чтобы его самого заметили.

Но кое-кто обращал на него внимание с завидным постоянством.

Пока учитель писал на доске очередную формулу, к Коди на стол приземлился скомканный огрызок бумаги. Подняв голову, он наткнулся на недобрый взгляд Алисы Бьёрк, сказавшей ему одними губами: «Ты труп, Корин».

Помимо неё в школе учился и её старший брат Феликс. Они с сестрой слыли весёлыми хулиганами, которые постоянно что-то выдумывали и всячески разыгрывали других учеников. Иногда получалось действительно весело, иногда не очень. Коди было совсем не радостно, когда он стал случайным свидетелем того, как Феликс подстрелил из рогатки девчонку из параллельного класса, из-за чего у той остался глубокий шрам на щеке.

С тех пор Феликс только и норовил, что поймать его и преподать хорошенький урок за то, как плохо подсматривать.

Коди мало волновали угрозы, он даже не испытывал страха. Когда-то давно ему удалось стащить ключ от крыши из учительской, пока никого не было рядом. Крыша стала надёжным убежищем в перерывах, когда была велика вероятность столкнуться с Феликсом нос к носу. Может, именно поэтому ему так нравилось находиться где-то на высоте птичьего полёта даже за пределами школы.

Как только прозвенел звонок, Коди быстро впихнул учебник в рюкзак и вылетел в коридор, чтобы проскочить мимо Алисы. Зайдя в туалет, он закрылся в кабинке и нервными движениями закатал рукав рубашки, с облегчением проводя пальцами по заметно увеличившимся пятнам. Кожа в этих местах начинала шелушиться, но стоило почесать, как она будто начинала лопаться — появлялись мелкие трещинки.

Коди удалось поспать, но утром его разбудил сильный зуд. Пришлось уйти из дома раньше обычного.

Ощущения были настолько отвратительные, что на мгновение к горлу подкатила тошнота. Нет, он не живой труп. Он дышит, ест, спит, чувствует.

У него бьётся сердце.

Бах! — дверь в туалет хлопнула, послышался смех. Несколько незнакомых голосов, обсуждение какой-то темы по биологии. Старшеклассники.

Коди прижался спиной к стене, аккуратно дотронувшись до пятна на коже. Через маленькую трещину засочилась кровь, и он стёр её лёгким движением пальца. Чтобы не испачкать рубашку, пришлось достать из рюкзака упаковку бумажных салфеток, извлечь одну и приложить так, чтобы она впитывала кровь, а после одёрнуть рукав и дождаться, когда посторонние выйдут.

Но стоило ему вернуться обратно в коридор, как он нос к носу столкнулся с Феликсом. Лицо того сразу омрачилось неприятной ухмылкой.

— Надо же, а я уж думал, что ты снова провалился сквозь землю, малявка.

— Я не малявка, — огрызнулся Коди. — Дай пройти.

— Некуда так спешить, — он преградил путь рукой. Феликс был на полголовы выше и считал Коди недоразвитым, хотя разница в год давала фору. — Или тебя опять придёт забирать твой братец? Сколько тебе лет, малявка? Не можешь сам запомнить дорогу от школы до дома?

Коди посмотрел на него исподлобья и стиснул зубы.

— Не могу, — покорно согласился Коди и пронырнул под его рукой, воспользовавшись преимуществом роста.

Когда Феликс очнулся, он уже уносил ноги. Лестница, ведущая на крышу, осталась в другой стороне, а значит, спасением стала другая лестница, ведущая вниз — на улицу, в школьный двор.

Коди пронёсся мимо комнатушки охранника на первом этаже, услышав уже у дверей, как тот крикнул что-то о нарушении школьных правил, но оборачиваться и извиняться было некогда. Помимо голоса охранника Коди отчётливо слышал преследующий его топот и прекрасно знал, что это Феликс. Он не хотел связываться с Феликсом, а тем более выяснять с ним отношения. Пусть Феликс и был неприятной личностью, но до причинения физического вреда никогда не доходило. Он мог оскорбить, мог толкнуть, мог изо дня в день перегораживать дорогу на лестнице и с довольной ухмылкой говорить гадкие вещи, но убегать от него Коди пришлось впервые.

Он и сам не знал, почему бежит. Ноги несли вперёд, в груди громко ухало сердце, а во рту пересохло.

Коди выбежал на улицу; в лицо ударил холодный ветер, дыхание на мгновение перехватило. Он едва не упал с лестницы, отвлёкшись на то, что в горле встал противный комок, заставивший его открыть рот подобно рыбе, выброшенной на берег.

Территория была огорожена металлическим забором, а на промежутке пяти-шести метров от него располагался цветник. Летом администрация нанимала садовников для временной занятости, которые следили за формой декоративных кустов около самого забора и при необходимости подрезали ветви, высаживали цветы так, чтобы создавались причудливые узоры, избавляли грядки от сорняков. Осенью, когда вся зелень желтела, взору открывался тот самый забор, проржавевший в некоторых местах и одним своим видом наводящий тоску.

Перелетев через нижнюю ступень, Коди бросил беглый взгляд на устремлённые ввысь прутья и резко свернул влево, туда, где за небольшой спортивной площадкой располагался жилой комплекс из старых двухэтажных домиков. Если удастся проскочить именно туда, то Коди попадёт к оживлённой проезжей части, где Феликс не посмеет продолжить преследование.

Он успешно пересёк спортивную площадку, прежде чем вдруг услышал стремительно приближающийся топот.

— Не уйдёшь! — выкрикнул Феликс перед тем, как схватить Коди за шкирку и повалить на землю.

Ладони больно царапнула промёрзшая земля. Пятна на руке отозвались сильной болью, и Коди, выдохнув, поспешил сжать пальцы перед тем, как Феликс грубо перевернул его на спину.

— Быстро бегаешь, — прерывистым голосом сказал он.

Коди ничего не ответил, пытаясь отдышаться, а не вырваться.

— Знаешь, мне приходилось доставать многих в этой школе, но с тобой было особенно скучно. До этого момента. Я уже подумал, что ты никогда не сорвёшься, — усмехнулся он.

Феликс поднялся на колени, не выпуская ворот, и Коди пришлось неудобно вывернуть руку, чтобы она не привлекла внимания.

— Ну что ты молчишь, как будто воды в рот набрал?

Просто уйди, мысленно просил Коди, закрыв глаза. Просто уйди, оставь меня в покое. Не сейчас.

Щёку обжёг лёгкий шлепок.

— Не смей закрывать глаза, на меня смотри! — разозлился Феликс, встряхнув его.

И Коди подчинился. Послушно открыл глаза и уставился на Феликса так, словно вокруг больше ничего не было. Он понятия не имел, что выражал его взгляд, но с каждой секундой лицо Феликса менялось. Постепенно злоба превратилась в сомнение, а сомнение — в растерянность.

— Оставь меня в покое, — прошептал Коди.

— Оставить в покое? Тебя? — Феликс изобразил жуткое удивление, даже убрав руки, а через мгновение расхохотался. — Ты же знаешь, я не могу.

Коди нахмурился.

— Найди себе другую игрушку для издевательств.

— Зачем искать, если я уже нашёл? Так не пойдёт, Корин, — покачал головой Феликс. — Слишком много ты в последнее время стал огрызаться. Хотя стоит ли жаловаться? Так даже интереснее.

Коди понимал, что своей выходкой только раззадорил его, но сегодня он просто не мог молча стоять и слушать, как тот на весь этаж болтает всё что вздумается. Коди не слишком беспокоился, что его могли выставить на посмешище. Феликс ничего о нём не знал, и каждое слово являлось лишь выдумкой, рождённой больной фантазией. Единственное, что по-настоящему задевало, так это когда речь заходила о брате.

Излюбленной темой Феликса был именно Кириан, он использовал его, что задеть Коди в несамостоятельности. «Сколько можно хвостиком ходить за братцем, Корин? Или тебя не научили передвигаться самостоятельно?».

Коди злился, но не умел показывать свою злость. Сейчас он злился ещё сильнее из-за того, что зудящие пятна причиняли страшный дискомфорт. Хотелось задрать рукав и как следует почесать их, наплевав на сочащуюся кровь, лишь бы немного почувствовать облегчение.

Издав гортанный рык, Коди не обратил внимания на замершего Феликса и неуклюже поднялся на ноги.

— Эй, я тебе не разрешал…

— Да пошёл ты! — выкрикнул Коди. — Проваливай! Убирайся!

Феликс, оставшийся сидеть на земле, разъярился ещё сильнее и тоже вскочил, готовясь занести руку для удара. Реакция Коди была быстрее. До того, как Феликс полностью выпрямил колени, он со всей силы толкнул его в грудь. Кулак сразу разжался, и Коди успел заметить выражение отчаяния на лице обидчика.

Тело Феликса глухо повалилось на землю, а голова аккурат откинулась на близлежащий камень. Ещё несколько секунд в его глазах оставалось застывшее изумление, а потом веки медленно опустились, и на Коди навалилась пугающая тишина. Он стоял рядом с Феликсом и долго смотрел на приоткрывшийся рот, расслабленные плечи и согнутую в колене ногу.

— Эй… — Коди сделал к нему шаг, но не осмелился подойти ближе. — Хватит… вставай.

Просьба осталась без ответа.

До того, как Коди успел осознать, что только что произошло, сердце гулко забилось в груди. Коротко вскрикнув, он сам повалился на спину и дрожащими руками принялся цепляться за холодную землю и пожухлую траву, отползая всё дальше и дальше, но тем не менее не в силах отвести взгляд от Феликса. Чем сильнее он отдалялся, тем глубже удавалось вдохнуть. За спиной раскинулась та самая спортивная площадка, а за спиной Феликса — узкая полоса из деревьев и кустарников, за которыми начинались жилые дома.

Где-то около здания школы слышались весёлые голоса.

Коди потребовалось несколько минут, прежде чем он снова сумел встать. Страх постепенно отступил, уступив место странному спокойствию. Взглянув на не двигавшегося Феликса, Коди отвернулся и с сомнением поднял руку, внимательно изучая уже засохшую и прекратившую сочиться кровь.

Пятна больше не беспокоили.

========== Глава 2. Полумрак ==========

Закусочная Луизы работала допоздна и закрывалась уже после того, как загорались уличные фонари. К вечеру людей становилось больше: кто-то заходил после тяжёлого трудового дня, чтобы посидеть в тихом месте с порцией горячего ужина, кто-то выбирал самый крайний столик около стены, прячась от людей, и заказывал только кружку чая и кусочек пирога.

Когда Коди переступил порог закусочной, внутри было многолюдно. Он насчитал около десяти посетителей, которые так или иначе бросили на него взгляд. Замерев около входа на несколько секунд, он заметил Малти около двери с надписью: «Только для персонала», отвёл глаза и нырнул за свободный двухместный столик. Отсюда можно было видеть весь зал закусочной, наблюдать, как Малти снуёт туда-сюда с подносами и как изредка показывается Луиза. Обычно она редко выходила из-за стойки, предпочитая всю работу в зале оставлять на Малти.

Занятия в школе закончились пять часов назад. Он долго без дела слонялся по улицам, стараясь выбирать такой маршрут, чтобы оказаться в безлюдных дворах. Несколько раз Коди сворачивал в сторону дома, но так и не добирался до пункта назначения. Противный внутренний голосок начинал гадко шептать предостережения. Когда дышать становилось совсем трудно, он резко разворачивался и проносился прочь мимо отскакивающих в сторону прохожих. Коди знал, что те оборачивались и недоумённо провожали его взглядами, но ничего не мог с собой поделать.

Коди всё ещё пребывал в нервном напряжении; ему казалось, что люди смотрели на него, чувствовали, что он совершил что-то плохое.

Каждый раз от мысли, что он сделал, прошибал холодный пот и руки становились влажными. Коди никогда не доходил до такого. Он знал, что мог дать отпор Феликсу в любую минуту, но подсознательно всегда боялся именно такого результата: не рассчитать силу, поддаться злости или панике. Не успокаивала даже мысль, что он защищался.

— Что будешь?

Голос Малти прозвучал как гром среди ясного неба. Коди поднял голову, смотря на нависшего над ним Малти с пустым подносом под мышкой. Чёрно-синяя бандана низко сползла, практически закрывая брови, но Коди уловил напряжённое выражение лица.

— Выглядишь неважно, — добавил он тем же вежливым рабочим тоном, но уже с заметным волнением.

Коди резко отвернулся, подпёр подбородок и уставился в дальний угол зала. Он пришёл сюда не для того, чтобы с кем-то говорить, а уж от Малти разговоров он явно не ожидал. Именно благодаря своему молчанию и проницательному взгляду всё выглядело так, будто он умеет читать мысли или каким-то образом видит самые грязные тайны человека.

— Всё в порядке, — нехотя пробубнил Коди, оставшись сидеть в той же закрытой позе и надеясь, что его оставят в покое.

— Чай?

— Нет, спасибо.

— Приятель, ты не на скамейке пришёл посидеть, у нас тут принято хоть что-то заказывать, — Коди краем глаза заметил, что Малти пожал плечами. — Воды?

Воды ему хотелось в самую последнюю очередь.

— Холодной. Заказ принят.

Сказав это, Малти развернулся на пятках и зашагал прочь, не оставив Коди шанса возразить.

Через минуту колокольчик над входной дверью звякнул, заставив Коди вздрогнуть и посмотреть туда. В зале появилась пара: совсем молодая девушка и лысеющий мужчина. Несмотря на значительную разницу в возрасте они выглядели вполне счастливыми. Девушка улыбалась, пока мужчина что-то ей оживлённо рассказывал, шла впереди и вела его за руку.

На него они не обратили ни малейшего внимания.

У Коди отлегло от сердца. Сейчас он был настолько взволнован, что готовился в любую секунду сорваться с места.

Это не Феликс. Не Феликс…

Феликс не покидал его мысли ни на секунду. Где-то в глубине души Коди очень переживал за то, что вот так оставил его лежать на улице, но сейчас он смутно помнил, что двигало им в тот момент.

Отняв руку от подбородка, Коди убедился, что на него никто не смотрит, и осторожно подтянул рукав вверх. Кожа больше не зудела, но пятна не исчезли и шелушиться не перестали. Настало затишье. Он провёл пальцем по поражённому месту, внимательно прислушиваясь к ощущениям. Тело на прикосновение не реагировало, словно участок с пятном омертвел.

Радовало одно: он наконец-то мог передохнуть.

— Заказ, — прямо перед ним на столе образовался высокий стакан.

Коди одёрнул рукав, слишком быстро спрятав руку под стол и больно ударившись о борт, и задрал голову. Малти терпеливо глядел на него. На подносе была ещё большая тарелка, которая опустилась на стол вслед за стаканом.

— Я же не просил.

Малти отмахнулся.

— За счёт заведения. Считай, что это подарок для постоянного клиента. Луиза возражений не принимает.

Из-за барной стойки приветливо улыбнулась Луиза, протирая полотенцем какую-то кастрюльку. Она выглядела уставшей, но старалась сохранить лицо перед посетителями.

Коди перевёл взгляд на Малти.

— Спасибо.

— Я ей передам, — кивнул он и указал на часы. — Постарайся не уснуть за столом, уже поздно, — и ушёл.

Обычно Коди не оставался здесь до самой ночи — за этим следил Кириан, постоянно напоминая, что мама будет волноваться, если они сильно задержатся. Сам Коди никогда не следил за временем, когда находился с Кирианом. Да оно и не было нужно. Когда они находились вместе, время то летело незаметно, то и вовсе останавливалось. Пропадали такие понятия, как часы и минуты. Оставалась только точка захода солнца.

Сегодня же эту точку он пропустил.

В тарелке аппетитно пахла лапша с кусочками какого-то мяса, щедро сдобренная подливой. Нехотя взяв вилку, Коди несколько раз провернул её в тарелке и отправил в рот.

Было вкусно, хотя голода он по-прежнему не ощущал.

Потеряли ли его дома? Он никогда не задерживался допоздна, а на улице уже загорались фонари.

Кириан говорил, что по ночам может быть опасно. Никто не пояснял, почему, потому как Коди не помнил, чтобы за Кирианом следили так же, как за ним в этом возрасте.

Становилось совсем холодно. Даже здесь, в помещении, Коди ощущал холод, исходивший от приоткрытого окна.

Снега сегодня не было. Небо оставалось хмурым и угрюмым, не давая солнцу показаться. Коди обнял руками тёплую тарелку, а потом полез в карманы, ища затерявшиеся деньги. Он высыпал на стол монеты и пару бумажек, после чего встал. Заметив обращённый к нему взгляд Малти, Коди лишь махнул рукой и направился к выходу.

— Уходишь? — Малти поймал его за рукав около порога. — Ты обычно уходишь не один.

— Кириан? Он не со мной сегодня. Пусти.

— Но уже совсем темно…

— Пусти меня, — вырвался он, гневно посмотрев на него. — Я не маленький, ясно? Могу исамостоятельно добраться до дома.

Коди не боялся темноты, но в ней было что-то зловещее. Она остановила его, стоило только хлопнуть дверью и оказаться по другую сторону порога.

Людей поблизости не было.

Нормально ли это — постоянно оглядываться на замершие деревья и кусты?

Он двинулся в сторону дома, подняв воротник. Холод кусал за щёки, и Коди не отказался бы от ненавистных шарфа и шапки. Чем дальше он отдалялся от закусочной, тем тише становилось вокруг. Автомобили по ночам словно исчезали с улиц, мало в каких домах оставались включённым свет. В Дуплексе не было комендантского часа, но в некоторых кругах ночь негласно оставалась запретным для прогулок временем.

Коди прекрасно знал, что дома его встретит встревоженная мать, которая, закутавшись в тёплый плед, сонно протрёт глаза и спросит, почему он пришёл гораздо позже обычного. Возможно, дверь ему откроет Кириан, куда более встревоженный, чем она.

Добравшись до улицы, на которой располагалась школа, Коди свернул на привычный маршрут и остановился, заметив впереди тёмные силуэты. Судя по голосам, молодые люди были пьяными. Отойдя в тень, к школьной ограде, Коди уже хотел было повернуть назад, чтобы избежать неприятностей, как вдруг его кто-то схватил за руку, грубым движением увлекая за собой в противоположную сторону.

— Это я, не кричи, — послышался около уха знакомый голос.

Малти оттащил его за угол, указывая на узкий переулок за оградой школы.

— Там можно обойти.

Коди взглянул на него исподлобья.

— Я бы справился. Что ты тут делаешь? — угрюмо поинтересовался он, но всё же последовал за ним.

— Слежу за тем, чтобы ты благополучно добрался домой.

— А как же работа?

— Луиза осилит пару клиентов и без меня. Мы уже собирались закрываться.

На Малти красовалась свободного покроя куртка, а из-под неё выглядывал красный рабочий фартук.

— Ты врёшь. Обычно вы закрываетесь позже. Твоя смена ещё не закончилась.

Малти равнодушно пожал плечами.

— Я сделал маленький перерыв.

Коди ускорил шаг, опережая его и преграждая дорогу так, чтобы оказаться лицом к лицу с Малти, который был на полголовы выше.

— Серьёзно? Я выгляжу таким несамостоятельным, что, увидев меня одного, тебе стало меня жаль и ты решил проявить сострадание? У меня есть глаза, есть мозги и рабочие ноги, я бы смог найти безопасную дорогу.

Он прищурился.

— Безопасных дорог в этом городе не осталось, раз слухи о Торговце и его мертвецах расползаются всё сильнее.

Что-то в голосе Малти заставило Коди отступить. Он сказал куда больше, чем Коди смог услышать. Малти смотрел на него не мигая, склонив голову вбок и явно ждал хоть какой-то реакции.

Но Коди не знал, что нужно ответить. О чём ты? Какие слухи? Безопасные дороги есть всегда.

— Твоя рука, — вдруг пояснил Малти. — Если хочешь что-то спрятать, прячь лучше.

— Тебе показалось, — возразил он, но тут же прикусил язык за торопливость.

Малти улыбнулся — его позабавил ответ. Он не двигался с места, и Коди поймал себя на мысли, что ощущение загнанности вернулось. Он в любой момент был готов сорваться с места.

— Таким, как ты, опасно находиться в одиночестве, тем более на улице. Тем более в темноте. Один неверный шаг — и тебя больше никто не увидит, — он говорил на полном серьёзе. — Особенно теперь, когда уже появились пятна.

— Да что тебе от меня нужно? Ты ничего не знаешь! — выкрикнул Коди.

— Я знаю. Я тоже прошёл через это, — и Малти совершил ошибку: шагнул вперёд.

Коди бросился бежать.

— Да стой же! Я не желаю тебе зла!

Но он уже ничего не слушал. В ушах свистел ветер, по бокам мелькали чёрные кусты. Несколько раз он спотыкался и едва не падал, чудом сохраняя равновесие. Пустая проезжая часть на этот раз не вызвала никакого опасения: инстинкт толкал только вперёд.

Добравшись до дома, Коди пулей влетел по мрачной лестнице и заколотил в дверь, оглядываясь назад, и спокойно вдохнул, лишь когда увидел просунувшееся в проход лицо Кириана.

***

— Паршивый у тебя братец, — сказала Аина Ламур, пересчитывая мелочь, которую прохожие накидали в чехол из-под гитары.

Кириан в последний раз подцепил пальцами струны и озадаченно посмотрел на количество бумажек в руках Аины, превышавшее количество мелочи.

— Сегодня неплохой улов. Хватит на еду на целую неделю. А ещё можно прикупить что-нибудь из одежды — давно я по магазинам не гуляла, — довольно заявила она. — Твоя доля.

Положив гитару в освободившийся чехол, Кириан спрятал деньги в карман и поморщился от любопытных взглядов, которые не оставляли их даже сейчас, после окончания выступления. Именно поэтому в такие вечера он всегда брал с собой толстовку с капюшоном — в ней было удобно прятался от окружающего мира.

— Если так пойдёт и дальше, можно жить вполне припеваючи.

— А ты когда-то не верил в мою идею, — усмехнулась Аина. — Помнишь, как сказал, что мы только потратим время зря?

Кириан виновато улыбнулся в сторону — он не любил признавать свои ошибки, хотя теперь стоило согласиться, что идея действительно была хороша. Она одновременно решала проблемы с деньгами и проблемы с вечным зацикленным круговоротом действий. Выступления на улице успокаивали и заставляли забыть обо всём остальном.

Но не сегодня.

— Хватит уже думать о Коди. Он подросток, странности — это нормально, — снова попыталась успокоить его Аина.

Кириану хотелось поверить ей, но он не мог.

Вчера Коди заявился поздно вечером, встревоженный и напуганный. Он ничего не объяснил, только быстро умылся и нырнул под одеяло, отказавшись даже от ужина.

Мать к тому времени уже давно спала, оставив в кухне на столе полупустую бутылку вина. Не став её беспокоить, Кириан лишь проследил за поведением Коди и сегодня утром поделился сомнениями с Аиной.

— Да, но… Он как будто изменился.

— Не цепляйся к нему. Знаю, ты его любишь, но если будешь и дальше перегибать с ролью заботливого братца, он тебя оттолкнёт, — Аина пожала плечами. — По крайней мере именно так было у меня с сестрой.

Она замолчала. Порой Аина словно забывала, что сестры у неё больше нет, и по старой привычке заводила о ней речь, а когда жестокая реальность заставляла опомниться, было уже поздно. Кириан научился не реагировать на молчание Аины в таких ситуациях, не пытался говорить, что всё хорошо, а просто отвечал так, будто последняя фраза не была произнесена.

— Мне не нравится, когда Коди начинает что-то скрывать.

— Ты слышал, что я сказала?

Кириан качнул головой, думая совершенно о другом.

— Ты не знала его раньше. Он был таким тихим, таким неразговорчивым, скрывал всё, что можно и нельзя. Помню, он несколько дней молчал о том, что упал на улице и сильно ободрал колени, но не смог самостоятельно хорошо промыть раны и в итоге пришлось везти его в больницу, — улыбнувшись, Кириан опустил голову и вспомнил первые радости от появления брата, которые потом сменились страхом и волнением. — Отец был против.

— Против чего? — не поняла Аина.

— Против больницы. Мне тогда показалось, что он лучше бы позволил Коди умереть, чем появиться с ним на людях. Он боялся, что люди узнают, кто Коди на самом деле.

— Как? Для того, чтобы на теле появились пятна, должно пройти время, и не пара месяцев, а несколько лет! Десятков лет. Коди был слишком мал, чтобы уже тогда опасаться за это.

Аина обхватила колени руками.

— Я думала, он желал второго ребёнка так же, как и твоя мама.

— Так и было. Но он хотел жизнерадостного активного мальчика, а Коди был… другим. Понимаешь? Он вёл себя не как все дети в его возрасте. Он был слишком серьёзным, словно… — Кириан прервался, пытаясь подобрать лучшее слово для описания. — Знал, что с ним произошло.

Говорить о прошлом Коди всегда было сложно. В семье эта тема оставалась запретной — мама в какой-то момент начала притворяться, что у неё случились проблемы с памятью и что Коди действительно является ей родным сыном. Она, в отличие от отца, принимала его со всеми странностями и пыталась научить видеть мир не в серых красках. Кириан не помнил, когда в последний раз видел её слёзы или плохое настроение, она всегда оставалась улыбчивой.

К сожалению, вести себя так же Кириан не мог. Он пытался найти другой подход к Коди, и со временем он его нашёл. Коди не нужны были разговоры. Лучший способ приблизиться к нему — закрыть рот и ничего не говорить. Когда Кириан понял, что это действует, Коди стал ему ближе всех на свете.

— Ты когда-нибудь говорил с Коди о нём самом?

Кириан, поджав губы, отрицательно помотал головой.

— Он и сам никогда не заикался. Я до сих пор не знаю, помнит ли он что-либо.

— Я слышала, что такие люди не помнят прошлую жизнь.

— У меня ощущение, что Коди постоянно мучается от чувства, что забыл нечто важное.

— И это правда, — Аина потянулась и поднялась на ноги. — Хотя, может, так лучше. Зачем вообще нужна вторая жизнь, если помнить первую? Я бы с ума сошла, — прошептала она в конце.

Застегнув замок на чехле, Кириан поправил капюшон, наконец чувствуя себя слившимся с толпой.

Аина подрабатывала в пекарне своего отца. Ей нравился жар печи, вязкое тесто на руках и украшение готовой выпечки. У неё был талант общения с людьми — если кому-то требовалась булка хлеба, она могла уговорить попробовать новые булочки по рецепту отца. Кириан порой помогал с работой, когда Аине нужно было следить за печью, но ему это доставляло гораздо меньше удовольствия, чем ей. Он не умел улыбаться каждому незнакомцу, которого видел перед собой, а кислые лица и вовсе отбивали желание вести себя дружелюбно.

— Я бы на твоём месте лучше присматривала за ним, но только без навязчивости. Просто старайся проявлять внимание к мелочам.

Кириан кивнул, задумавшись. Вчера Коди вернулся домой позднее обычного, отказался ужинать и два часа без движений сидел на кровати. Он всегда так себя вёл, когда попадал в какие-то неприятности, и вытащить подробности не представлялось возможным.

— Ладно, до скорого. Всё равно сейчас со стенкой проще поговорить, чем с тобой, — Аина помахала ему рукой и зашагала в противоположную сторону, где находился её дом.

Иногда казалось, что их с Аиной ничего не связывает, кроме работы. Но когда-то они стали лучшими школьными друзьями под непонимающие и осуждающие взгляды. Кириан был похож на Коди в его возрасте: мало общался со сверстниками, предпочитал отсиживаться в уголке и не привлекать внимания.

Аина стала его первым другом. Знакомство вышло самое что ни на есть глупое: они столкнулись в коридоре, когда Кириан впопыхах искал нужный кабинет. Он налетел на Аину, выбив у неё из рук горшок с каким-то растением, цветущим маленькими жёлтыми цветами. Горшок, естественно, разбился, но хуже было то, что земля разлетелась по всему полу. Из ступора его вывел задорный смех Аины, имени которой он на тот момент ещё не знал.

— Всегда ненавидела это дурацкое растение. От него дурно пахнет! — воскликнула она и протянула руку. — Я Аина.

Аина училась в параллельном классе и страшно ненавидела всех нудных школьных учителей. А ещё она увлекалась тем, что любила узнавать любые подробности жизни как новичков, так и старожилов школы. Аина была вроде местного справочника по сплетням и обладала страшным талантом водить людей за нос, ссоря их, или же, наоборот, помогать улучшению отношений.

Их завязавшаяся дружба удивляла всех в округе несколько недель. Аину не волновало то, что она стала центром всех ходивших сплетен, а иногда и сама подкидывала идеи для новых обсуждений. Кириана поначалу смущало излишнее внимание к себе, но со временем он привык и перестал обращать внимание на недоброжелателей.

Заплутав в воспоминаниях, Кириан едва не пропустил нужный поворот. Здесь оживлённые места Дуплекса резко обрывались и превращались в переход к окраине города. Отсюда ещё не было видно мост, но Кириан всегда чувствовал его приближение.

Он ускорил темп, когда мимо прошли трое парней, окинувших его подозрительными взглядами с ног до головы, и Кириан понял, что именно из-за таких, как они, ходить ночью по улицам Дуплекса опасно. Они искали таких как Коди.

В детстве Кириана не травили байками о том, что ушедшие на небеса души умерших людей могут и вовсе не попасть туда, а оказаться в другом плохом месте. Он не слышал таких рассказов от родителей, но волей-неволей слухи с улиц доходили и до него. Слухи о том, что у каждого может быть шанс на вторую жизнь — нужно лишь отыскать Торговца душами умерших.

Тем не менее Кириан редко видел ищеек неподалёку от своего дома. Обычно они предпочитали более людные места, ведь чем ближе находилась река и мост, ведущий к Старому городу, тем меньше людей выбирали эти улицы для вечерних прогулок.

Обернувшись, он понял, что никто из прошедших не заинтересовался им, и вздохнул с облегчением. Кириан каждый раз настораживался, даже если Коди не было с ним. Но что, если бы Коди сейчас шёл рядом? Приметили бы они его?

С мрачными мыслями Кириан отвернулся. Взгляд зацепился за другую тёмную фигуру, в которой не сразу удалось узнать Малти.

Малти стоял на противоположной стороне проезжей части под старым дубом, на котором почти не осталось жёлтых листьев. Он смотрел на Кириана не мигая и не двигаясь с места. Остановившись, Кириан легко кивнул в знак приветствия. Раньше они никогда не пересекались за пределами закусочной. Он ведь не его ждал? В тот момент, когда Кириан хотел отмести эти предположения, Малти сдвинулся с места, по привычке посмотрев направо и налево — дорога была пустая. Здесь нигде рядом даже не было пешеходных переходов.

На Малти красовалась тёплая куртка с накинутым на голову капюшоном. По решительности, застывшей на его лице, Кириан догадался: он ждал именно его.

— Ты же из закусочной, — для уверенности сказал он, и Малти кивнул. — Я что, забыл заплатить в прошлый раз?

Малти нахмурился, будто злился из-за недогадливости Кириана.

— Твой брат, — начал он. — Ты с ним разговаривал?

— Мы разговариваем каждый день.

— Я не об этом, — Малти резко махнул головой. — Вчера вечером ты с ним разговаривал? Он тебе что-нибудь рассказал?

— Коди не из тех, кто любит болтать до самой ночи.

— Идиот! — вспылил он, грубо толкнув Кириана в грудь двумя руками. — Вы же всегда ходили вместе, почему именно сейчас твой брат один? Почему ты не замечаешь того, что нужно замечать?!

Пошатнувшись, Кириан даже не сумел разозлиться, ошеломлённый гневом Малти.

— Ты видел вчера Коди? — предположил он.

— Он весь вечер просидел у меня в закусочной. Неужели ты такой слепой? Ты вообще знаешь, кто он, или родственники тебя не просветили, наврав, что вы родные братья?

Кириан застыл в нерешительности. Мало кто из окружения мог сделать такой же вывод, что и Малти.

Он отбросил его руки.

— Не лезь не в своё дело.

— Так ты знаешь? — наигранно обрадовался Малти. — Очень хорошо, не придётся заниматься просветительскими лекциями.

— Я сказал тебе не лезть.

— Не полезу я — полезут другие. Видел тех ребят? Повезло, что ты был один. У них на таких, как Коди, глаз намётан, особенно когда метки уже проявляются. Не строй из себя дурачка, всё ты понимаешь.

— Метки?

— Метки! — Малти подтянул рукав куртки, обнажая кисть. — Чёрные пятна на коже, которые заставляют носителя гнить заживо! Неужели до сих пор не заметил? Какой же ты слепой.

Злости не осталось. Почувствовав слабость от охватившего смятения, Кириан судорожно оглянулся вокруг, ища, за что бы ухватиться. С трудом удержавшись на ногах, он проводил взглядом проехавший мимо одинокий автомобиль. Улица на несколько секунд наполнилась звуком шуршащих по асфальту шин, а потом вновь погрузилась в тишину.

Коди вёл себя странно.

Коди вёл себя страннее обычного, а он не придал этому значения.

— Я могу ему помочь? — Кириан взглянул на него. Он чувствовал, что Малти знает куда больше.

— Он поможет себе только сам, если сможет заплатить долг Торговцу.

========== Глава 3. Мертвецы Торговца ==========

Феликс появился в школе через пару дней после происшествия. Коди заметил его в перерыве между третьим и четвёртым уроками, когда спускался в столовую. Он стоял около окна в коридоре и о чём-то беседовал с Алисой. Та в свою очередь что-то оживлённо доказывала, активно жестикулируя.

Коди замедлил шаг, внимательно глядя на Феликса, будто видел впервые после очень долгого перерыва. Было сложно описать, что он тогда почувствовал, а когда понял, то испугался.

Он чувствовал разочарование.

Феликс был там, вполне живой и почти здоровый. Алиса во время монолога быстро указала на его голову, из-за чего он недовольно сморщился и отвернулся. Голову опоясывала повязка, едва заметная под копной рыжеватых волнистых волос. Значит, то, что произошло, Коди не приснилось и не привиделось.

Феликс заметил его в тот момент, когда попытался улизнуть от сестры. Застыв на месте, он смотрел на Коди широко распахнутыми глазами, в которых читалась не то злоба, не то страх.

Зрительный контакт продлился всего несколько секунд. Вспомнив, что он не невидимка, Коди поспешил смешаться с толпой ребят и быстро исчез в столовой, заняв очередь и неотрывно глядя на двери. Однако Феликс так и не объявился, словно не заметил его. В иной день Феликс не отказался бы от удовольствия в очередной раз унизить его на глазах у нескольких десятков человек, а уж после того, как Коди посмел поднять на него руку, то и подавно должен поступить именно так.

Но минута тянулась за минутой, Коди покинул столовую незадолго до того, как начался новый урок. Алиса молча сидела за партой, не обращая на него никакого внимания. Её руки были сжаты в кулаки, но она старательно смотрела на доску.

Так подошёл к концу учебный день.

Феликс не заявился ни после четвёртого, ни после пятого урока, а Алиса исчезала из кабинета сразу после звонка на перерыв.

Коди старательно боролся с охватившим его разочарованием. Разочарование сменилось нетерпением; он с трудом мог усидеть на месте. Услышанное на занятиях он пропустил мимо ушей, когда взгляд упал на руку. Пятна стали больше и страшно чесались, кое-где образовались лопнувшие пузырьки, из которых сочилась кровь.

В голове шумело, было сложно сохранять спокойствие.

Половину последнего урока Коди провёл в туалете, заперевшись в кабинке и обматывая кисть залежавшимся в кармане брюк платком. Закрыв глаза, он привалился к стене и попытался дышать глубоко и спокойно, игнорируя зудящую руку.

Он вспомнил Малти, который до смерти напугал его вчера вечером. В ушах звенел голос:

Если хочешь что-то спрятать, прячь лучше.

Вздрогнув, Коди открыл глаза и уставился в потрескавшийся потолок. Малти говорил настолько серьёзно, что в какой-то момент Коди принял эту серьёзность за угрозу.

Вчера Коди хотел поделиться проблемой с Кирианом, но так и не смог начать разговор. Интуиция мерзко шептала, что он не поймёт, что это не тема для разговора с самым близким человеком. Коди так и не смог понять, что заставляло его сомневаться в брате, но после возвращения домой он не проронил ни слова.

Через несколько минут они должны встретиться у ворот школы и вместе пойти на крышу девятиэтажки. Коди прекрасно помнил точное время заката, сегодня оно было на три минуты раньше, чем в прошлый раз. Секунды неумолимо шли вперёд, а он продолжал медлить.

Он вернулся в кабинет лишь после звонка, когда все одноклассники собрали вещи и разошлись по домам. Коди осторожно закрыл учебник и расстегнул замок рюкзака, стараясь не тревожить кисть. В коридорах стало непривычно тихо. Тишина — это то время, когда Коди чувствовал себя спокойно. А ещё в тишине были хорошо слышны малейшие шорохи, что позволяло вовремя отреагировать.

Он прошёл мимо стенда с расписанием уроков и объявлениями, бросив на неё быстрый взгляд, свернул к лестнице и спустился на первый этаж. Около гардероба ещё оставались несколько ребят постарше. Обойдя их, Коди забрал свою куртку, оделся, тщательно застегнув молнию до самого подбородка, и отправился на улицу.

Было холодно.

Остановившись на крыльце, он поднял голову и медленно выдохнул, наблюдая за устремившимися ввысь клубами пара. На земле осел тонкий слой снега, уже истоптанный многочисленными ногами. Чуть дальше от входа следов было меньше, а ещё чуть дальше кончался асфальт и начиналась полоска мёрзлой земли с жёлтой пожухшей травой.

— Эй.

Коди повернул голову на звук голоса. В паре метров от крыльца, сунув руки глубоко в карманы, стоял Феликс. Его голову и повязку скрывал натянутый чуть ли не до самых бровей узкий капюшон. Феликс выглядел напряжённым, но у Коди не было чувства, что сейчас его нужно опасаться. Что-то внутри подсказывало, что Феликс больше не опасен.

Теперь не опасен.

— Выглядишь куда спокойнее, чем я думал, — пожал плечами Феликс.

Рядом с ним не было Алисы, хотя обычно они вечно ходили вместе. Коди прислушался к занывшей руке. Феликс твёрдо стоял на месте, не выказывая никаких признаков агрессии. Если его не знать, можно решить, что он вполне обычный подросток без склонности к насилию над слабыми.

До угла здания школы оставалось около десяти метров, а там — лишь поворот, ведущий к воротам. Именно около него уже должен был ждать Кириан.

Коди не мог понять намерения Феликса. Он не выглядел ни рассерженным, ни растерянным. Феликс выглядел совершенно спокойным, если не считать того, что он постоянно отводил взгляд в сторону.

Он нервничал.

Спустившись со ступеней, Коди встал напротив, выждав, пока Феликс поднимет глаза.

— Что? — ощетинился он, заставив Коди вздрогнуть. — Смелости прибавилось за последние дни?

Резким движением Феликс скинул капюшон, указав на повязку пальцем, а затем поджал губы, покачав головой.

— Я всегда считал тебя тихоней. Тем, кто так и будет продолжать сидеть в углу, даже если его закидать камнями. Не ожидал от тебя такого.

Воспоминания о том дне не радовали Коди.

— Это случайность, — ответил он, но без желания оправдаться.

— Случайность? Я по твоей милости мог там сдохнуть, толкни ты меня чуть посильнее!

— Ты поступал не лучше.

Ноздри Феликса затрепетали, щёки покрылись красными пятнами. Он злился, но ещё сильнее он был возмущён. Правильно. Коди оставался для него никчёмным насекомым, которое можно раздавить в любой момент. Когда что-то менялось, это выбивало его из равновесия.

— Я не бил тебя головой о камни!

— Есть разница? — Коди внезапно тоже разозлился. Рука вновь зачесалась — это подтолкнуло его пойти дальше. Стало всё равно на Феликса и на то, что он может сделать потом. Феликс был не из тех, кто позволял обращаться с собой плохо. Может быть, виной тому являлась высокая самооценка и избалованное детство — не зря ведь он всегда выбирал позицию нападающего.

Феликс не отставал — Коди слышал его шаги.

— Подожди.

Он проигнорировал ненавистный голос, с трудом удержавшись от желания зажать уши.

— Стой! Я не договорил…

Внезапный рывок назад вынудил Коди притормозить. Феликс сильно схватил его за руку и потянул на себя, срывая повязку с кисти. Повреждённая кожа вспыхнула от трения; Коди сцепил зубы, подавляя стон боли.

Феликс замер так же резко, как и только что пытался его остановить. Обернувшись, Коди хотел было выдернуть руку из хватки, но тоже остановился: Феликс смотрел прямо на его кисть. Слабый узел не удержал платок, и тот сполз, обнажая тёмные пятна. Феликс молчал, нервно прикусив губу, а когда вспомнил, что рядом с ним живой человек, нехотя поднял глаза. Он больше не желал с ним разговаривать — это Коди понял по изменившемуся взгляду.

Феликса что-то напугало.

Пальцы, удерживающие Коди на месте, разжались, и Феликс шагнул назад. Его зелёные глаза сузились, подбородок напрягся, руки сжались в кулаки, но нападать он не собирался — он хотел убежать.

— Коди!

Коди обернулся на зов, увидев около ворот Кириана. Тот настороженно смотрел на них и явно уже заждался.

— Всего хорошего, — быстро бросил Феликс и, шаркнув ботинками по асфальту, пошёл обратно в сторону школы.

Проводив его взглядом, Коди медленно двинулся к Кириану, предварительно поправив повязку из платка и одёрнув рукав куртки.

— Это что, Феликс Бьёрк? Давно я его не видел, ещё с тех пор, как наши отцы общались плотнее.

Коди поднял глаза на Кириана и неопределённо повёл плечом. Он не любил рассказывать о школьных проблемах, ему казалось это абсолютно скучным и бесполезным занятием. Особенную нелюбовь к интересу окружающих о его школьных буднях Коди приобрёл в те времена, когда отец ещё жил с ними. Он помнил, что, возвращаясь каждый раз домой, заставал его на кухне с развёрнутой газетой в руках. Прямоугольные очки, которые отец носил в основном только дома, частенько сползали на кончик носа, и он не замечал этого, пока не приходилось оторвать взгляд от чтения статей.

Коди помнил такие моменты. Он заходил на кухню, отец поднимал глаза, щурился, вспоминая, что нужно поправить очки, и поправлял их. После он снова смотрел на Коди долгим непроницаемым взглядом и только кивал в знак приветствия. Мама обычно хлопотала рядом у плиты, успевая смотреть по маленькому телевизору на холодильнике очередную передачу, и эмоционально взмахивала поварёшкой каждый раз, когда что-то её удивляло.

— Как прошёл день?

Этот вопрос мог иметь множество вариаций, но для Коди он каждый раз подразумевал одно и то же: «Как дела в школе? Хорошо ли прошли занятия? За все ли домашние задания он получил положительные оценки? С кем сегодня разговаривал?»

Поначалу Коди пытался найти подход к монотонной беседе, которая повторялась из раза в раз. Иногда он думал, что постоянно проживает один и тот же день, когда попадал домой. Этот день был настолько гнетущим, что в какой-то момент он стал задумываться, а было ли когда-нибудь иначе?

А было ли вообще это «было»?

Он рылся в своей памяти и с ленивым разочарованием понимал, что не может припомнить ничего, кроме такого же порядка вещей.

Ничего не было, Коди, шептал гадкий голосок ему на ухо.

Ни-че-го-не-бы-ло.

Он прокручивал в голове много раз эту фразу, пока не пришёл к выводу, что его воспоминания похожи на мазок кисти краской. Что-то он помнил хорошо, отчётливо, а что-то — плохо, и это «плохо» словно было покрыто туманом. Некоторые моменты вообще скрывались в тумане полностью, и порой Коди не понимал, воспоминания это или всего лишь игра воображения.

А потом что-то изменилось.

Коди хорошо помнил тот день, когда Кириан впервые встретил его у ворот школы и предложил прогуляться. Предложение было внезапным. Даже странным. Та девятиэтажка сначала показалась Коди совершенно недружелюбной. На крыше веяло холодом. Он долго не осмеливался подойти к краю крыши. Даже смотреть вдаль было страшно.

Река Ева искрилась в лучах заходящего солнца, а далёкий берег Старого города выглядел совершенно серым. Отсюда можно было легко увидеть кладбище, которое начиналось вблизи от моста, стоило только ступить на землю. На том кладбище Коди никогда не был, но слышал, что пусть Старый город и считался заброшенным местом Дуплекса, но хоронили людей до сих пор именно там.

В тот день закат был ярко-красным. Они с Кирианом просидели на крыше до самой темноты и вернулись домой, когда отец уже дремал в комнате. Дверь открыла сонная мать. С тех пор такие прогулки стали неотъемлемой частью жизни Коди, пусть и оттягивать момент возвращения домой уже было незачем.

Коди достал блокнот из кармана, сверив дату и время захода солнца. Он исписал уже больше половины страниц, а значит, когда-то придёт время заводить новый.

— Так когда ты начал общаться с Феликсом? — повторил вопрос Кириан, когда Коди, захлопнув блокнот, пошёл дальше.

— Мы не общаемся, — ответил Коди, втянув голову в плечи в надежде спрятать шею от морозного воздуха.

— Понятно. Запретная тема.

— Что?

— Школа, — улыбнулся Кириан. — Ты, наверное, не расскажешь даже о том, что сегодня давали на обед.

— Феликс никак не связан с школьными обедами.

— Значит, вы не друзья.

Коди насупился. Он не хотел, чтобы тема о Феликсе развивалась дальше. Запихнув больную руку поглубже в карман, он отогнал дурные мысли о разговоре с Феликсом. Если бы толчок был хоть немного сильнее, он и правда мог бы его убить…

Жжение в руке резко усилилось. Сжав пальцы в кулак, Коди стиснул зубы, стараясь не подать вида, что ему больно.

— У нас есть ещё время до захода солнца.

Кириан был на удивление затихшим.

— Хочешь, сходим в закусочную? Ты, наверное, голоден, — предложил он.

— Нет! — нервно воскликнул Коди, однако, опомнившись, повторил спокойнее. — Нет…

Они остановились. Кириан встал напротив него, преграждая дорогу.

— Что происходит, Коди?

Железный, настойчивый тон. Такой тон Коди ненавидел сильнее всего, потому что именно с таким выражением мама частенько любила пытаться достучаться до него. Когда она не получала ответов на первые дружелюбные вопросы, всегда пыталась сделать из этого проблему. Она считала, что если Коди не хочет рассказывать ей о простых вещах, то это и есть проблема.

Её вопросы порой подчёркивались выразительным взглядом отца. Он редко вступал в разговоры, но всегда внимательно слушал, даже если казалось, что газета поглотила его полностью.

Коди махнул головой, столкнувшись с таким же выразительным взглядом Кириана.

— Ничего, — сказал он, отведя глаза.

— Ничего? Ты сам не свой в последнее время, особенно когда вернулся домой едва ли не ночью…

Что произошло после, Коди понять не успел. Порой эмоции брали над ним верх, и это было вполне знакомое, понятное чувство. Однако потеря контроля над собой была сродни спуску с цепи бешеной собаки.

Это был не гнев, не ярость. Просто в одну секунду Коди оставался спокойным, а в следующую был готов кидать в окна тяжёлые камни.

Когда сначала он отступил на шаг, Кириан нахмурился. Когда же он вскинул руки, намереваясь ударить в грудь, Кириан отшатнулся. Руки безвольно повисли вдоль туловища. Коди сжал кулаки, помотал головой и испытал страшное желать оглохнуть, ослепнуть, провалиться сквозь землю. Всё, что угодно, лишь бы не оставаться здесь.

Огромное, жуткое желание.

Бежать прочь. Нужно бежать, застучало в голове.

Бежать.

— Ничего не происходит, Кириан, ничего! — выкрикнул Коди и бросился бежать прочь.

***

Кириан жалел о сказанном. Он никогда не повышал голос на Коди, не позволял себе такого даже в самых сложных ситуациях. Да и таких ситуаций с ними почти не случалось: они редко ссорились так сильно, чтобы переходить на крики.

Снегопад усилился по сравнению с предыдущими днями и затруднял движение. Автомобили медленно ползли по проезжей части, а люди прятали лица, надвинув капюшоны и прикрываясь руками.

Руки слушались его плохо. Кириан взглянул на покрасневшие пальцы, поднёс их ко рту, стараясь согреть дыханием. Он отправился вслед за Коди не сразу, простояв ещё несколько минут около школы. Его ожидал серьёзный разговор, но как к нему подойти, Кириан совершенно не знал. Нужно было что-то сказать, успокоить, объяснить, что происходит.

Он никогда больше не встречал таких как Коди. Коди был единственным, но от этого не казался странным. Наоборот — чем больше Кириан задумывался о времени, проведённом с Коди, тем сильнее понимал, что нормальнее брата у него быть не могло.

И в какой-то момент он убедил себя, что так будет всегда, что час расплаты никогда не настанет.

Большего самообмана и быть не могло.

Кириан бегом добрался до девятиэтажки, остановился внизу, чтобы отдышаться, и принялся медленно подниматься по лестнице, держась за старые поручни.

Коди, как он и предполагал, был наверху, стоял слишком близко к ветхому ограждению и смотрел в сторону заката. Закат сегодня не выделялся ничем особенным, если не считать того, что небо почти полностью затянули снежные тучи. Лишь кое-где последним лучам солнца удавалось отбросить блики на затихшую перед ночью речку. Коди находился спиной к Кириану, и он видел, как ветер играет с его неприкрытыми шапкой волосами. Белые снежинки ярко контрастировали с тёмным цветом, а вот таяли слишком медленно.

— Когда станет холоднее, река замёрзнет, — Коди говорил тихо, с сожалением, как будто это был рассказ о чём-то грустном.

Кириан воспринял его первую фразу как согласие — да, подходи.

И он подошёл, ступая осторожно, словно боялся спугнуть Коди.

— Всего лишь пару месяцев.

— Пару?

— Здесь морозы долго не задерживаются. Иногда река даже не успевает полностью покрыться льдом.

Так было в прошлую зиму. Они наблюдали, как лёд с каждым днём пробирался всё дальше, норовя скрыть последние проблески воды, но не успел — стало теплеть, а зима отступила, казалось, так и не успев начаться. Кириан даже удивился, поняв, что потерял счёт времени.

— Коди.

Тот не двинулся, но искоса посмотрел на него. Светлых глаз было почти не видно из-под отросшей чёлки, и Коди тряхнул головой, скрывая лицо от Кириана.

— Мне нужно поговорить с тобой.

— О чём?

— О твоей руке.

Коди молчал.

— Может, покажешь?

— С ней всё в порядке.

— Зато с тобой — нет, — возразил Кириан и, подумав, добавил: — Я вижу, когда с тобой что-то не в порядке. Я твой брат.

На столь простое заявление ожидал любой реакции, но только не той, что увидел. Коди, наконец, полностью повернулся к нему, криво усмехнулся, пожав плечами.

— Неправда, — сказал он и сделал паузу. — Ты не сразу заметил. Ты даже не понял, что происходит. Как ты вообще догадался? Виделся с Малти?

Кириану было нечего возразить. Если он начнёт отпираться, то сделает лишь хуже.

Насколько он знал, мертвецов Торговца было не принято обсуждать у их родных. Многие вообще предпочитали молчать и не вмешиваться до того момента, как потерянные воспоминания начнут пробиваться сами или же на коже не появятся метки. Точно так же, как сделали и родители Кириана.

Коди начал бороться с проблемой в одиночку.

Кириан не умел вести душевных бесед и тем более не знал, как рассказать брату правду. Конечно, слухи никто не отменял, и Коди наверняка уже сам обо всём догадался. Школы всегда были полны болтливых языков. Если старшее поколение без лишних слов находило спасение от потери близких в визите к Торговцу, а потом предпочитало попросту молчать, то дети вели себя иначе.

Возрождённых Торговцем считали изгоями. Меньше половины из них осмеливались выплатить цену за свою вторую жизнь, остальные же, постепенно отдаляясь и утопая в нагрянувших воспоминаниях, попросту ломались и предпочитали смерть. Никто не спрашивал их, нужен ли им этот второй шанс. Эгоизм от собственной боли после потери, движимый людьми, подталкивал искать способы заполнения пустоты. Тем более что им самим не нужно было ничего отдавать взамен.

Мама Кириана смогла сбросить груз вины с плеч, убедив себя за несколько лет в том, что никакого Торговца не было. Она никогда не упоминала о нём, и лишь отец, не смогший вести себя так же, выводил её из равновесия, но в конце концов нашёл свой способ спрятаться: сбежать, прикрывшись работой.

Кириан, взрослея, ни на секунду не забывал, что однажды придёт день, когда Коди нужно будет узнать правду. Иногда он думал, что их привязанность возникла именно из-за страха и того самого чувства вины, которое родители благополучно скинули на него.

— Прости меня, — прошептал Кириан, не в силах придумать более разумное объяснение. — Прости, что тебе приходится через это проходить.

Коди не двинулся с места, продолжая смотреть на него разъярёнными холодными глазами.

— Что ты знаешь?

— Вопрос в том, что уже знаешь ты.

Стало заметно темнее. Солнце стремительно скрывалось за горизонтом, уступая место ночному холоду. Кириан бросил беглый взгляд на яркие лучи, которые обычно они с Коди наблюдали в полном молчании. Иронично.

— Немногое, — Коди тоже повернулся в сторону заката и тяжело вздохнул, перестав быть напряжённым. — Я слышал, что эта… дрянь на коже, эти пятна, как метка. Плохая метка. И что её лучше прятать от посторонних.

— Метка, оставленная Торговцем.

— Тоже слышал. В школе вне уроков многое обсуждают. Так это плохо? — Коди пытался сделать так, чтобы голос звучал равнодушно, но дрогнувший конец фразы его выдавал.

В голове таилась пустота. У Кириана не было идей, но и молчать тоже было нельзя. Мама вряд ли поддержит его в желании ввести Коди в курс дела. Были ли ещё варианты? Нет. Оставить Коди без ответа сейчас означало бросить его посреди лесной чащи и заставить выбираться самостоятельно, что вряд ли возможно с хорошим исходом.

Кириан подошёл к Коди, ступая так осторожно, будто под ногами был тонкий лёд. Его рука сразу оказалась сброшенной с плеча, но Кириан предпринял вторую попытку, мягко взяв брата за рукав и потянув вверх.

— Не надо, — взбрыкнул Коди, но теперь не стал вырываться, а лишь сильнее отвернулся всем корпусом.

Он мелко дрожал, изо всех сил сжимая обмотанный вокруг кисти платок. Развязать его было несложно, и Кириан в этот момент почувствовал, что Коди перестал дышать. Платок скрывал почерневшую кожу, которая по краям отслаивалась мелкими струпьями. Кое-где виднелись кровоточащие ранки, от вида которых у Кириана закружилась голова. Пришлось взять себя в руки и задрать рукав куртки, под который уходила злосчастная метка. Чернота продвинулась не так высоко, как он опасался, но со временем поднимется дальше. Лишь бы только это происходило медленно…

— Болит?

— Чешется. И ноет. Хватит рассматривать, — Коди выдернул руку из хватки, поспешив спрятать её в рукав. — Это пятно странное. Оно перестаёт беспокоить, когда я делаю кому-нибудь больно. Мне становится легче.

Кириан нахмурился и, осознав смысл услышанного, опустился перед ним на корточки.

— Ты делал кому-то больно?

— Не специально. Так получилось, Феликс всегда меня провоцирует, — Коди бегло взглянул на Кириана и тяжело вздохнул. — Я не хотел рассказывать.

— Феликс? — похолодел Кириан.

— Да, — кивнул Коди. — Мы повздорили, и я его сильно толкнул. Он ударился головой и остался лежать без сознания, но тогда я думал… Думал, что он…

Выражение ужаса на его лице сменилось гримасой отвращения.

— И вот тогда пятна перестали ныть и чесаться.

Что бы там ни произошло, Феликс остался жив. Кириан едва не испустил вздох облегчения, искренне радуясь тому, что удар, видимо, был не такой сильный для летального исхода.

Лукас Бьёрк — отец Феликса — был старым другом отца Кириана. Кажется, они дружили ещё со времён старшей школы, но постепенно стали общаться реже из-за свалившихся на плечи обязанностей: работы, семьи, детей. Во времена их молодости мало кто вообще знал о Торговце и об истории Старого города Дуплекса, но спустя года, когда на поверхность стали всплывать случаи с участием возрождённых мертвецов, Лукас Бьёрк стал одним из тех, кто всячески противился распространению «заразы». Именно благодаря его инициативе власти города ограничили вход на мост через реку, но полностью запретить пересекать его они попросту не могли — на той стороне всё ещё оставалось кладбище.

Идея переноса кладбища была остро встречена обществом. Кто-то возмущался по поводу «покоя мёртвых», а кто-то втайне лелеял надежду отправиться однажды к Торговцу. Но как можно говорить о покое, когда Торговец лишил смерть на право приносить умершим свободу?

В любом случае никакого переноса не случилось, а мост попросту огородили предупреждающими лентами.

Порой Кириан видел, находясь на крыше девятиэтажки, что люди, хотевшие попасть на другой берег, отправлялись туда после заката, когда на улицах практически никого не оставалось, даже если их путь лежал только на кладбище.

Обращаться к Торговцу считалось слабостью, чуть позже — позором. Кто-то по-прежнему считал его всего лишь выдумкой больной фантазии. Однако неравнодушные всё чаще стали сбиваться в группы, патрулирующие по ночам и вечерам улицы города, выискивая, подобноохотничьим собакам, таких как Коди. В особо тяжёлых случаях бедняжек затаскивали в тёмные подворотни и заставляли раздеваться, чтобы убедиться в наличии гниющих пятен.

Феликс, будучи сыном Лукаса Бьёрка, наверняка попал под влияние отца. И если он видел пятна на руке Коди, то добром это точно не закончится.

— Ты уверен, что он видел? — голос Кириана задрожал, внутри зародилась противная паника.

Коди же выглядел куда спокойнее, явно не осознавая, что находился в опасности.

— Он схватил меня за руку, повязка сползла. Думаю, он точно видел. Но я не знаю, что он подумал, мало ли…

— Уж Феликс должен знать, что конкретно увидел, — Кириан сорвался с места, стремительно подойдя к ограде и, забывшись, упёрся в неё руками. Старые балки тоскливо заскрипели под его весом, заставив отшатнуться назад.

========== Глава 4. Мост имени Бернаскони ==========

Кириан застал Малти в рабочую смену только с третьей попытки. В первый раз он пришёл в закусочную Луизы в середине дня, после того как утром помог Аине в пекарне. Во второй раз он пришёл вечером и, снова не обнаружив Малти, уже спросил у Луизы, когда будет его смена.

Третий раз увенчался успехом, правда, пришлось прождать около часа за пустым столиком и сделать заказ — в противном случае ожидание продолжилось бы на улице. Погода оставляла желать лучшего. С самого утра небо затянуло тяжёлыми тучами, а на город обрушился сильный снегопад.

Малти, принимая и разнося заказы, то и дело смотрел на Кириана, сгорбившегося около стены в задумчивости. Краем уха Кириан уловил короткий разговор с Луизой.

— Они же всегда приходили вместе, разве нет? — удивилась она. — До этого тот мальчик был один, а сегодня один — вот он.

Насколько Кириан смог разобрать, Малти ничего не ответил.

За время ожидания он насчитал пятнадцать зашедших людей и одиннадцать вышедших. Кириан заметил, что теперь пристально рассматривает все неприкрытые одеждой части тела: кисти рук, шея, лицо. Дурацкая зарождающаяся привычка. Чтобы отвлечься, он уставился в чашку с кофе, наблюдая, как медленно исчезает пенка.

Когда кружка опустела, Малти забрал её, а после вернулся к Кириану уже в застёгнутой тёплой куртке и наброшенном на голову глубоком капюшоне.

— Так сильно хочешь поговорить?

Кириан не ответил, молчаливо смотря ему в глаза.

— Не здесь — тут люди. Пойдём на улицу.

Снегопад к этому моменту немного стих, оставив на улицах невысокие сугробы. Дуплекс преобразился: в свете ночных фонарей улицы выглядели гораздо светлее из-за снега, скрипевшего под ногами.

Они шли около десяти минут, оставив закусочную позади вместе с оживлёнными проезжими частями. Небольшой сквер, погрузившийся в вечернюю тишину, стал лучшим вариантом для разговора. Малти сбавил темп, лишь когда они пересекли ограду, отделявшую сквер.

— Я тебя слушаю.

Кириан колебался.

Начать издалека или перестать притворяться? Городская легенда — не сказка. Да и Малти явно верил в неё гораздо сильнее, чем добрая половина жителей Дуплекса.

— Как ты узнал про Торговца? — прямо спросил он.

Малти повернулся с удивлённым лицом и, не сдержавшись, рассмеялся.

— Ты живёшь в Дуплексе, здесь все знают о Торговце, только не все говорят о нём.

Кириан почувствовал себя глупо.

— Да, но и не все верят в его существование.

— У твоего брата начались проблемы, — Малти проигнорировал последнее замечание. — Ты же понимаешь, что теперь его жизнь подобна песочным часам? Если он не заплатит Торговцу, тебе придётся с ним попрощаться. Знаешь о цене за вторую жизнь?

Кириан до сих пор не верил, что всерьёз разговаривает о Торговце. Раньше ему казалось, что со временем история забудется, и он будет вести себя как мама.

— Я знаю только слухи, не более. Таких книжек с инструкцией в библиотеке не найти.

— Ясно. Ты никогда не сталкивался с легендой прежде, — кивнул Малти и задумался. — Твой брат должен заплатить Торговцу цену в размере двух душ. Вполне разумная цена.

Ощутив, как холодеют руки, Кириан поспешил сжать их в кулаки.

— Две души за него одного?

— Никто не станет работать без прибыли, — криво усмехнулся Малти так, словно полностью поддерживал выставленную цену.

Когда отец узнал, что ждёт Коди в будущем, из просто разгневанного родителя он превратился в замкнутого потерянного человека. Кириану тогда не говорили, что случилось, но он пару раз слышал, как отец плакал, закрывшись в ванной комнате. С того момента его редкие встречи с Лукасом Бьёрком практически исчезли, а он сам стал часто выезжать из Дуплекса по работе. Мама смирилась с вечным ожиданием, а Коди тем временем продолжал расти в неведении.

И рос бы до сих пор, если бы не пришло время.

— Ты точно это знаешь? — Кириан не хотел верить в услышанное.

— Я был на месте твоего брата. Я знаю, — холодно ответил Малти, двинувшись с места по запорошенной тропинке вглубь сквера.

Кириан побрёл следом, буравя взглядом спину Малти. Он был таким же? Он умирал? Вот этот вот парнишка, который сам, возможно, немногим младше Кириана, успел умереть и пройти через руки Торговца, а значит, смог выплатить цену за свою жизнь?

Две души. Две жизни. Две смерти. Два мёртвых тела, и кровь обоих на его руках.

— Ты убил двух человек, чтобы заплатить цену?

Малти резко развернулся на пятках и вплотную подошёл к Кириану, схватив его за грудки и хорошенько встряхнув.

— А ты думал, Торговцу нужен килограмм шоколадных конфет или леденцов? Очнись, это не игрушки! Если пятна уже проявляются, то время пришло, и решить, что делать дальше, должен только сам возрождённый, потому что это его жизнь, — он отпустил Кириана. — Не ищи обходные пути — их нет.

— Если ты не стал их искать, не значит, что и я не стану, — Кириан одёрнул куртку, гневно взглянув на Малти.

— При чём тут ты? — он на мгновение растерялся. — Слышал, что я сказал? Выбор делать не тебе.

— Коди мой брат, пусть и не родной. Мы выросли вместе, хотя я хорошо помню, когда был ещё без него. И я не пущу всё на самотёк только потому, что какой-то парень из закусочной так сказал, уж не обижайся.

— Так переживаешь? Если да, то почему он сразу не сказал тебе о проблемах с меткой, раз вы настолько близки? — спросил Малти, оставаясь на расстоянии. — Скажу ещё одну вещь: когда метка распространится, начнут появляться воспоминания, — он покрутил пальцем у виска. — Картинки в голове. Сначала разрозненные, потом более связные. Знаешь, порой вспоминаются такие вещи, из-за которых человек принимает осознанное решение не выплачивать цену и умереть вновь. Повезёт, если Коди справится со своей задачей до этого момента и продолжит жить спокойно в твоей семье. Если же нет… кому-то будет очень больно. Очень. Я предупредил.

Малти пожал плечами, развернулся и направился прочь.

— А что скажешь о себе? — крикнул вдогонку Кириан, заставив его остановиться. — В какой момент ты выплатил цену?

Но никакого ответа он не получил, оставшись в тёмном морозном сквере под светом фонаря в одиночестве.

***

— Мам, помнишь, как у нас появился Коди?

Мама смотрела в мигающий прямоугольник телевизора немигающим взглядом и улыбалась, слушая какую-то юмористическую передачу. Был вечер субботы, и она всегда проводила его именно так, предварительно уткнувшись в программу и выбирая интересующее.

— Мам.

На ней красовалось розовое платье, волосы были уложены в пышную причёску, а губы блестели от помады. Пусть она всегда оставалась весёлой, Кириан чувствовал, что за этой маской прячется лицо женщины, уставшей от ожидания. Она всегда ждала отца, который мог появляться совершенно неожиданно, пусть и редко. Возможно, подсознательно она ждала и меток Коди, которые должны нарушить привычный устрой жизни.

— Ты что-то сказал, милый? — мама быстро заморгала, оторвавшись от экрана.

— Коди. Помнишь, как он появился у нас? — настойчиво повторил вопрос Кириан.

Улыбка медленно сошла с её лица, но быстро вернулась, только более вымученная и натянутая.

— Конечно, помню. Не спрашивай глупости.

Она не хотела говорить на данную тему. Кириан и раньше предпринимал подобные попытки, но мама точно так же увиливала — с улыбкой и ярым отрицанием того, кем являлся Коди на самом деле.

Он потянулся через стол и настойчиво взял её руку в свою.

— Тогда расскажи мне, о чём помнишь.

В маминых глазах блеснули слёзы, но она продолжала держаться, пусть теперь и нахмурившись.

— Кириан, прекрати. Мы не должны…

— Должны, мам, — возразил он. — Когда-то было нужно, и вот теперь время пришло. Расскажи, что помнишь, пока не поздно.

Она перестала вырываться, но начала злиться.

— Пока не поздно? Ты несёшь чушь!

— Торговец! — Кириану пришлось повысить голос, не выпуская её руки. — Торговец. Помнишь такого? Кто он? Что он говорил, когда отдавал Коди?

Красивое лицо исказилось, и в следующую секунду мама закричала и, высвободив руку и закрыв уши, начала трясти головой.

— Замолчи, замолчи, замолчи! Ничего такого не было!

Истерика продолжалась ещё несколько минут. Всё это время Кириан слушал обвинения в свой адрес. Со стола были скинуты два стакана с водой, третий он поставил на противоположную сторону, там же оставив пару таблеток успокоительного.

Мама продолжала всхлипывать, и Кириан слышал её невнятное бормотание даже в коридоре, когда завязывал шнурки. Хлопнувшая за ним дверь оборвала срывающийся голос, а спустя двадцать минут он ждал на улице Аину.

Она пришла сонная и уставшая — из-за Коди Кириан пропустил смену в пекарне. Сегодня они не должны были встречаться, но Кириан взял настойчивостью, уговорив Аину уделить ему несколько минут. Она пряталась под объёмной шапкой. Шарф скрывал лицо до самого носа. Аина подошла к нему и посмотрела исподлобья.

— В чём дело? — сразу недовольно спросила она.

Обычно они не встречались ради того, чтобы прогуляться или поболтать о жизни.

— Ты же знаешь, когда лучше перейти по мосту в Старый город?

Аина недоверчиво приподняла бровь.

— В Старый город? Никогда не замечала за тобой стремления оказаться там. Да и нечего там делать, разве что на кладбище побывать…

— Мне не нужно кладбище, — возразил Кириан, — мне нужен Торговец.

Опустив мешающийся шарф, Аина хотела сразу что-то сказать, но плотно сжала губы в тонкую линию, отступила и медленно осела на пустую скамью.

— Что-то с Коди?

Кириан не стал садиться рядом.

— У него осталось мало времени. Помнишь, я говорил, что он странно себя ведёт? Это из-за метки.

— Метка? Но ведь ещё слишком рано…

— Установленного срока нет. Если бы я узнал позже, вряд ли что-то можно было изменить.

— Изменить? — удивилась Аина, вскинув голову. — Здесь нечего менять, Кириан! Ты прекрасно знал, что этот момент настанет, ничего и нельзя изменить!

— Мне просто нужно встретиться с Торговцем, — стоял на своём Кириан.

Вскочив на ноги, Аина принялась нервно ходить из стороны в сторону, не забывая осуждающе смотреть на него, как на сумасшедшего.

— С ним просто так не встретиться, а если и сможешь, что будешь делать? Попросишь простить долг Коди? С чего бы это Торговцу соглашаться?

— Чтобы остаться, Коди придётся убить двух человек! — не выдержал Кириан, выкрикнув последние слова. — Такова цена за второй шанс жить, понимаешь? Две души взамен. Иначе он умрёт.

Аина растерянно взглянула на него и сочувственно покачала головой.

— Это же Торговец, Кириан, а не магазин по продаже игрушек, куда можно вернуться и потребовать отдать часть денег только потому, что так захотелось. Не испытывай судьбу.

— Я прошу тебя только сказать наилучшее время. Ты ведь ходишь на то кладбище к сестре, так?

Аина продолжала колебаться, но в конце концов сдалась.

— Сможешь уйти из дома завтра ближе к полуночи? Я встречу тебя около моста.

***

После случая на крыше Кириан стал чаще встречать Коди у ворот школы и провожать до дома, следить, чтобы не случилось ничего плохого. Он больше не пытался разговаривать с мамой, понимая, что только сделает хуже, а если и добьётся от неё правды, то сломает хрупкую жизнь их семьи. Её жизнь.

Коди жаловался на жжение, но обезболивающие мази немного помогали. Он спал по ночам, но испытывал неудобства во время учёбы. Учителя думали, что он повредил руку, и пока что никаких других вопросов касательно повязки не возникало.

Феликс затаился. Коди говорил, что ни он, ни его сестра Алиса больше не подходят к нему даже на переменах, но то и дело наблюдают со стороны.

Кириана сильно беспокоил Феликс. Не могло быть так, что сын Лукаса Бьёрка пустит всё на самотёк. Затишье перед бурей, не иначе. А пока оставалось хоть какое-то время, нужно попробовать найти выход.

Мост простирался вдаль, доставая до самого Старого города на другом берегу. Кириан ждал Аину в назначенное время, но держался от моста на некотором расстоянии. Он никогда раньше не подходил к нему настолько близко. Асфальт на пустующей проезжей части был взрыт и покорёжен, везде темнели глубокие рытвины. Возможно, это сделали специально, чтобы дорога уж точно не была пригодной для автомобильных колёс. Жёлтые предупреждающие ленты колыхались на ветру. На повороте, ведущему к мосту от основной дороги, были выставлены ограничительные вывески с оповещением о невозможности проезда.

Кириан подошёл к другой стороне начала моста, где висела небольшая покосившаяся вывеска, еле-еле державшаяся на одном креплении: «Мост имени В. Бернаскони». Кириан не помнил, как его звали, но Бернаскони слыл одним из строителей моста, вздумавшим когда-то продолжить прямую дорогу через соседние города — Нокс и Лакус — через маленькую деревеньку, которая впоследствии и стала называться Старым городом.

В отличие от освещённого Дуплекса, Старый город всегда был погружён во мрак. Поговаривали, что там ещё оставались живые люди, прятавшиеся в разрушающихся от времени домиках, но никто их не видел. По крайней мере так слышал Кириан от посторонних.

Аина задержалась на десять минут, испугав Кириана, когда неслышно подкралась сзади.

— На что смотришь?

Он вздрогнул, отскочив в сторону. Сердце быстро-быстро застучало в груди, и хоть теперь он видел Аину, сразу успокоиться не получилось.

— Не делай так. Особенно когда мы здесь, — попросил Кириан.

— Не пугайся, — она махнула рукой в сторону реки. — Мост не кусается. Это всего лишь старая железная громадина, которая когда-нибудь наверняка рухнет.

— Зачем ты просила дождаться тебя?

— Я пойду с тобой.

— Аина, брось…

— Ну уж нет, — скрестила она руки на груди. — Ты там ни разу не был и даже не представляешь, куда идти, а я давно не навещала сестру. Прогуляемся.

Кириан едва удержался, чтобы не закатить глаза. Прогуляемся? Что ж, отличная прогулка по заброшенной земле, населённой мертвецами.

— Только не говори, что всегда ходишь туда одна.

Аина пожала плечами.

— Отец боится того места, но я его не виню.

— Ещё бы. Ночь — не самое лучшее время для прогулки на кладбище.

— Обычно я стараюсь идти, когда светло. Но ты ведь хочешь найти Торговца, а если верить легенде, днём он не появляется. Хотя я сомневаюсь, что его и сейчас возможно отыскать, — Аина переступила черту, условно отделявшую мост. — Но я же твой друг, помнишь? Если есть шанс, то мы попробуем это сделать.

Кириан был благодарен Аине. Он сам редко становился инициатором сумасшедших идей — в основном эта обязанность оставалась на плечах Аины. Ещё в школе, после того, как они стали общаться, Кириану несколько раз приходилось прикрывать её, чтобы мелкие хулиганства не всплыли на поверхность. С возрастом взрывной характер немного смягчился, но вот любовь к разного рода слухам и сплетням у Аины осталась, именно поэтому она знала многое о Торговце, хоть сама никогда не жаждала встречи с ним.

Сейчас же Кириан видел озорной огонь в её глазах. Аину влекло таинство приключения, она хотела перейти этот мост и оказаться в глуши, которой боялось большинство жителей Дуплекса.

Ступив на мост, Кириану показалось, что он услышал долгий протяжный стон. Внизу бежали незамёрзшие воды реки Евы, шум которых теперь можно было хорошо различить. Под ногами хрустел оставшийся снег и мелкие камни.

— Знаешь, почему эту реку назвали Евой? — спросила Аина, повернувшись к нему лицом и теперь идя спиной вперёд.

— Споткнёшься, — предупредил Кириан. — Почему же?

Она лишь отмахнулась.

— Так звали жену Витара Бернаскони — строителя моста. Ева… красивое имя. — Аина отбежала в сторону и, опасно перегнувшись через перила, взглянула вниз. Кириан подцепил её за куртку, резким движением оттащив назад. — Ева спрыгнула с моста и утонула, потому что не умела плавать. Поэтому Витар заканчивал строительство в жуткой депрессии. Говорят, в итоге он сошёл с ума, убил обоих сыновей, а потом покончил и с собой. Хотя правду мы никогда не узнаем. Жуткая история.

— И какой тогда смысл называть мост его именем?

— Ну, он был лидером в группе энтузиастов, которые прокладывали дорогу между Ноксом и Лакусом. Мост стал главной и самой сложной деталью, так что его имя на той дурацкой табличке оправдано. Как-никак тяжёлая работа.

— Знай я эту историю раньше, то уже бы сомневался в своей решимости идти по мосту с кровавой историей, — Кириан оглянулся — Дуплекс остался далеко позади.

— Я же говорила: мост не кусается, глупый.

Ближе к середине моста воды Евы шумели всё громче. Кириан опасливо поглядывал вниз, и ему казалось, что даже течение становилось быстрее. По мере удаления от центра к берегу Старого города в воздухе всё сильнее звенела тишина. Пришлось внимательно вслушиваться в скрип снега под ногами, следить за вырывавшимися изо рта клубами пара и наблюдать, как прорисовываются на фоне тёмно-серого неба уцелевшие треугольные крыши домов.

— Кладбище слева от моста, до него идти около десяти минут, — Аина указала направление рукой. — Это одно из немногих мест в Старом городе, которое я знаю.

— Хочешь сказать, ты бывала не только там?

— В первые месяцы после того, как моя сестра умерла, я думала о встрече с Торговцем, хотя отец был категорически против. После похорон я несколько раз втайне переходила мост, но так и не отправлялась дальше кладбища. Потом, когда идея стала навязчивой, я гуляла по улицам.

Аина замедлила шаг, когда до конца моста оставалось совсем чуть-чуть.

— Но Торговца ты так и не встретила, — догадался Кириан.

— Не встретила, — кивнула она. — Его можно найти только с непоколебимым желанием — сомнениям здесь нет места. Видимо, у Торговца нюх на тех, кто ему нужен, а к другим он даже не считает нужным являться. Своеобразные меры предосторожности. Я же постоянно колебалась, понимала, что даже если решусь, отец в лучшем случае выставит и меня, и сестру на улицу. В итоге сомнения взяли верх. Я не была готова рискнуть всем даже несмотря на то, что боль от потери разъедала сердце.

В то время Кириан не был знаком Аиной. Они часто пересекались в школьных коридорах, но никогда не разговаривали. В какой-то момент Аина пропала и не появлялась пару недель, а потом, вернувшись, ещё дольше ходила мрачнее тучи. По школе быстро разлетелся слух о смерти её сестры, некоторые же начали поговаривать о встрече Аины с Торговцем, но всё быстро стихло.

Кириан не знал, достаточно ли его желания. Ему не нужно было никого возвращать к жизни — только понять, как смягчить установленную за жизнь цену.

Расстегнув молнию на куртке, Аина достала из внутреннего кармана свёрнутый лист бумаги и пару небольших фонариков.

— Это карта Старого города. Таких уже не осталось, но когда-то я нашла её на дне ящика отца, — она зажгла фонарик. — Так как это было небольшое поселение, примечательных мест здесь мало. Вот это — кладбище, — Аины ткнула в огороженный прямоугольник неровной формы с левой стороны карты. — Сейчас оно несколько больше, но сути не меняет. Рядом находилась церковь, теперь она почти полностью разрушена. Это школа, больница, даже театр есть, вернее, сцена под открытым небом. А вот это здание уже интереснее, — её палец переместился к условному центру карты. — Витар с командой выстроили его специально, чтобы дать крышу над головой многочисленным строителям. Здание стоит до сих пор.

Кириан взял карту в руки, рассматривая пожелтевшую от времени бумагу. Он никогда раньше не видел эту карту, только смотрел с крыши девятиэтажки на другой берег. Основная часть маленьких квадратиков означала жилые дома, которых здесь было большинство. Домов побольше можно пересчитать по пальцам обеих рук. Часть из них Аина уже показала. Через всю карту к мосту вела витиеватая линия — та самая дорога, соединившая Нокс и Лакус.

Старый город пах по-другому.

Здесь стояла давящая тишина, чувствовалась враждебность. Многие домики, выстроенные из дерева, прогнили от времени, а некоторые были сожжены и разгромлены людьми. Уже после того, как построили мост и Дуплекс начал быстро разрастаться, противники полумёртвой деревеньки, которая стала Старым городом, уничтожили почти всё, что можно было уничтожить, а оставшиеся жители, испугавшись, пустились в бега в соседние города. Слухи о Торговце погубили многих живых.

Руины сгоревших домов виднелись повсюду, но сейчас, запорошенные снегом, выглядели не так страшно.

Кириан шёл по еле заметной протоптанной дорожке вслед за Аиной к кладбищу, которое оказалось совсем близко от моста. Металлическая ограда сохраняла свою неприступность, а вот массивный замок с ворот давно был сбит и валялся в стороне.

Ряды тёмных одиноких могил, простиравшиеся далеко вперёд, навевали тоску, одиночество и горечь. Кое-где около надгробий Кириан заметил сидевших кукол. Их лица были похожи друг на друга, в них читался общий почерк, но причёски и одежда были разными. Большие разноцветные глаза застывшими кристаллами смотрели на Кириана, заставляя то замедлить шаг, то ускорить его.

— Странная идея — оставлять на могилах кукол вместо цветов, — сказал Кириан вслух, неотрывно смотря то на одну куклу, то на другую.

— Это не просто куклы, — бросила через плечо Аина. — Это куклы тех, кто не выплатил цену за свою вторую жизнь. Бракованный товар, который больше нельзя использовать. Говорят, Торговец держит в них души, чтобы дать временное пристанище, раз тела после смерти бесполезны. Куклы подобны сосудам. Или клеткам, если тебе так больше нравится.

— Мне никак не нравится, — Кириан невольно задумался о Коди и о том, что где-то есть и его кукла.

Такого жуткого места он не видел ни разу в жизни. Кладбище располагалось на пустынном месте прямо около берега реки, лишь кое-где изредка виднелись деревья. В основном пейзаж представлял собой ровные ряды могил, дополненные сидящими на них куклами. Если Аина действительно часто ходит к сестре, то имела хорошие нервы, чтобы привыкнуть к такому зрелищу.

Мост не кусается, говорила она. А мёртвые куклы такие же безобидные?

Кириан задержал взгляд на белокурой красавице с ярко-синими глазами, одетую в красное платье. Она выглядела совсем новой, снег ещё не успел скрыть её под собой. Видимо, кто-то совсем недавно вставал перед таким же выбором, как и Коди, но итог стал неутешительным.

— Мы пришли! — крикнула Аина, обогнав его на несколько метров.

На надгробии были высечено имя её сестры — Сари Ламур. Никаких фотографий, никаких цветов, никакой куклы.

Она неподвластна Торговцу.

— Сари не любила цветы, — Аина присела на корточки, смахнув снег с камня. — Она любила минимализм и была страшной чистюлей. В её комнате вечно всё было вылизано до блеска.

Кириан слушал внимательно, не перебивая. Аина редко упоминала о сестре, так как каждый раз становилась слишком грустной, и именно поэтому он сам никогда не пытался расспросить о Сари. Он просто не знал, как нужно себя вести в такой ситуации.

— Отец хотел, чтобы в пекарне ему помогала именно она. Конечно, такая аккуратная, такая старательная… не то что я.

— У тебя талант в другом.

— У меня хорошо подвешен язык, знаю, — Аина усмехнулась, но усмешка получилась невесёлой. — И больше никаких талантов.

— Порой знать, что сказать, куда лучше, чем уметь что-то сделать.

Аина подняла голову, посмотрев на него задумчивым взглядом.

— Сомнительная правда. Я бы поспорила…

— Я не знал, как поддержать Коди, когда он показал мне метку. Я просто стоял рядом и ничего не делал, хотя понимал, что нужно что-то сказать. Пообещать хорошее, уговорить не брать в голову. Что ещё делают в таких ситуациях? Он мой младший брат, и я всегда старался сделать его жизнь чуточку лучше, но в самый важный момент ничего не сказал правильно.

— Но сделал, — Аина встала, успокаивающе коснувшись его руки. — Ты сейчас здесь и хочешь попробовать осуществить самую сумасшедшую вещь, которую я только слышала. Договориться с Торговцем? Ха… до сих пор не понимаю, всерьёз ли ты.

Кириан поднял глаза на остроконечные пики ограды, за которым молчаливо ждал Старый город. Он и сам не понимал, всерьёз ли всё это.

========== Глава 5. Человек без тени ==========

Старый город молчал и не давал подсказок. Он очаровывал и одновременно пугал своей белоснежностью, из-под которой проглядывали чёрные обуглившиеся стены домов. Однако были и нетронутые улицы, которые сильно отличались от того, что Кириан увидел около моста. Чем дальше они продвигались, тем меньше разрушений встречали.

Если бы Кириан не знал, что Старый город — убежище затаившихся мертвецов, бесплотных душ, то позволил бы себе сравнить его со сказочной деревенькой. Пушистый снег, тишина и полное отсутствие людей.

Но стоило только вспомнить, что неподалёку находилось кладбище, пугавшее чернотой могил, его потряхивало. Кириан никогда не считал себя впечатлительным, тем более — впечатлительным от каких-либо мест. Но то, что располагалось всего-то через реку от Дуплекса, в получасе быстрой хотьбы от дома, ужасало.

Школа и больница, что находились ближе к реке, были выстроены из кирпича, они зияли тёмными выбитыми окнами и сорванными с петель дверьми. Театр, о котором упоминала Аина, представлял собой летнюю открытую сцену с многочисленными рядами лавочек напротив. Видимо, это место не привлекло к себе внимания, оставшись нетронутым после побоищ. Если напрячь воображение, то можно было представить, как когда-то здесь давали представления актёры, собирая вокруг любопытных восхищающихся зрителей.

Кириан обошёл и школу, и больницу и даже прогулялся вокруг театра. Ничего интересного, кроме гулкого эха шагов и обсыпавшейся штукатурки, там не было. В классах остались брошенными книги, тетради, личные вещи. На графитных досках белым мелом были написаны математические формулы, начертаны таблицы, а в одном из кабинетов красовалось разноцветное поздравление с днём рождения.

Всё выглядело так, будто людям пришлось срочно уйти, бросив привычную жизнь. Сбежать. Так оно и было, но Кириан всегда оставался лишь одним из тысяч таких же свидетелей истории Старого города. Одно дело, когда слушаешь россказни сторонних незнакомцев, совсем другое — оказаться здесь, ходить там, где кто-то жил и кто-то погиб, и видеть те страшные разрушения, за день обратившие поселение в мёртвую зону.

— Не могу поверить, что жители Дуплекса были готовы истребить здесь всех, кто не уйдёт добровольно, — с холодным трепетом прошептал Кириан, но в замерших стенах школы его голос казался слишком громким.

— Они считали, что Старый город покрывает Торговца, помогает ему. Может быть, так оно и есть, вот только живые люди здесь были ни при чём, — откликнулась Аина, шагая позади.

— И после, не разобравшись в ситуации, бросились жечь дома? — обернулся он, остановившись.

Лицо Аины не выражало прежней уверенности — она была насторожена.

— К такому нельзя подготовиться и отправиться в библиотеку, чтобы найти книжку с правилами действий, — ответила она несколько резко и добавила: — Сам же говорил.

Да, он говорил, и поэтому сейчас оказался здесь, посреди заброшенного города. В какой-то степени Кириан действовал точно так же, только совершенно не знал, чего ждать от задуманного плана. Хотя плана, в общем-то, и не было. Единственной его целью стало оказаться в Старом городе, действовать по мере обстоятельств, ведь никто не пытался искать встречи с Торговцем в иных случаях, кроме возвращения умершего к жизни. А даже если кто-то и пытался, то либо умно помалкивал, либо уже встретил свою смерть.

Однако главный вопрос оставался открытым: как найти того, кто столь искусно прячется и явно не желает быть найденным просто так?

Кириан кусал пересохшие губы, оглядываясь по сторонам. Обстановка была отталкивающая: длинные светлые коридоры, пустые кабинеты, много всевозможных бумаг, каких-то записей, медицинских приборов.

— Боже мой! — воскликнула Аина, когда они уже возвращались обратно на улицу и, заглянув за стойку регистратуры с разгромленными картами пациентов, обнаружили человеческий скелет. На нём мешком висела одежда — белый халат, скрывавший тело. Скелет лежал на полу, а покрывшийся паутиной череп чёрными ввалившимися глазницами смотрел в потолок.

Кроме него, Кириан больше не натыкался на подобное здесь, в Старом городе. Если бы не брошенное имущество, сложно было бы вообще поверить, что тут когда-то кто-то жил.

Ощущения оказались смутными. Кириан не испугался, как Аина, но внезапно почувствовал себя неуютно. Он продолжал неподвижно стоять и смотреть на скелет, будто это что-то могло изменить. Поймав встревоженный взгляд Аины, уже давно отступившей к противоположной стене, он вздрогнул и, заставив себя не смотреть на мертвеца, поспешно направился к выходу.

— Ты не испугался.

Она была уверена.

— Почему же, — возразил он, — я не ожидал такое увидеть.

— Но не испугался.

На улице словно стало ещё холоднее, чем было, и Кириан повёл плечом, уставившись на далёкие огни Дуплекса.

— Когда-то давно я видел похожее, — нехотя признался он. — Мне было лет двенадцать, может, чуть больше. Я видел, как человек прыгнул с крыши и насмерть разбился о землю. Тот звук, — Кириан закрыл глаза, морщась от воспоминаний, — помню до сих пор. Поэтому покрывшийся пылью скелет меня не особо пугает.

Он попытался улыбнуться, но вышло неестественно, натянуто. Аина промолчала, но ещё долго неотрывно смотрела на него.

— Ты никогда не рассказывал.

— Не о чем рассказывать, — оборвал Кириан тему. — Кто-то решил умереть, и это не моё дело. Не стоило так переживать о чужом человеке.

Дальше они шли в тишине, а Кириан невольно погрузился в остатки воспоминаний о том дне. Мама отпаивала его успокоительным, а отец недовольно хмурился, как делал всегда. Именно он бросил едкую фразу о том, что не нужно терзать себя из-за чьей-то смерти, тем более что человек не имел к нему никакого отношения. Они даже не были знакомы, так к чему волнение?

Только после Кириан смог успокоиться, поймав в рассуждениях отца некий смысл.

— Пойдём к тому бараку… в котором жили строители, — немного подумав, озвучил идею он.

— Хочешь продолжать? А если там будут ещё тела? — с сомнением спросила Аина.

Кириан тяжело посмотрел на неё.

— Они мертвы и вряд ли встанут. Торговец так не работает. В Старом городе не скелетов нужно бояться.

Дом для рабочих располагался посреди жилых построек и представлял собой длинное двухэтажное многоквартирное здание с небольшими комнатками, рассчитанными на одного человека. Витар с командой заботились о комфорте своих работников, ведь для многих было важно хорошенько отдохнуть после трудового дня именно в одиночестве. На первом этаже находилась просторная столовая, вот только посуда здесь была одноразовая — не нашлось ни одной нормальной тарелки или кружки. Рядом помещение тоже выглядело достаточно просторным и походило на зал для совещаний или сборищ, о чём свидетельствовала доска на стене, на которой остались листы с чертежами и записями. На некоторых Кириан сумел различить облик моста.

Пока Аина задумчиво перебирала содержимое ящиков письменного стола, Кириан заглянул в соседнюю комнату, на которой болталась табличка «В. Бернаскони». Личная комната Витара? Любопытство толкнуло вперёд, ручка легко поддалась, и его встретил затхлый пыльный воздух. Окно на удивление оказалось целым, как и всё остальное. Естественно, на мебели скопилось много пыли, но никакого другого беспорядка не было.

Обведя фонариком всю комнату, Кириан задержал взгляд на столе, на котором лежало много папок, бумаг и разрозненных тетрадных листов. Рабочие записи, ничего более. Однако мелкие клочки с короткими пометками от руки привлекли большее внимание, чем то, что было написано аккуратным почерком. В основном они не несли никакого смысла кроме упоминания о Еве и мелких рабочих напоминаниях.

Перебрав большинство из смятых клочков бумаги, Кириан взглянул в мусорную корзину около стола и обнаружил там ещё гору подобных заметок. Все они были написаны на скорую руку, словно Витар торопился и зачем-то выплёскивал мимолётные мысли на бумагу. В большинстве заметок Кириан не видел никакого смысла, но его насторожил страх, читавшийся практически во всех записях. Он ничего не знал о Витаре, но интуиция подсказывала, что тот явно чего-то боялся.

Единственный ящик стола оказался приоткрытым, и, бросив огрызки заметок в мусорную корзину, Кириан выдвинул его и замер, наткнувшись на старую поблёкшую фотографию поверх очередных бумаг. С фотографии на него смотрел мальчик с весёлыми улыбающимися глазами и тёмными волосами, обнимавший большого плюшевого медведя. Кириан не сразу среагировал, потому как почти никогда не видел эту улыбку наяву, из-за чего лицо казалось совершенно иным. На фотографии был Коди, но лет на пять младше.

Несмотря на внешнее сходство, Кириан с трудом верил, что это один и тот же человек. Дрожащей рукой он поднял фотографию, рассмотрев её поближе, и перевернул. «Когда он ещё улыбался», — гласила надпись сзади, оставленная почерком Витара, но не поспешным, а аккуратным, как в рабочих записях.

В горле встал неприятный ком, Кириан почувствовал озноб. Перевернув фото обратно, он ещё долго смотрел на него, слыша, как за спиной продолжала что-то перебирать Аина.

Шею лизнул морозный воздух. Он не сразу сообразил обернуться, вдруг ощутив чужое присутствие за спиной. А когда обернулся, столкнулся с внимательным блестящим взглядом невысокой девчонки. Коротко вскрикнув от неожиданности, Кириан спрятал руки за спиной, сжимая фотографию, и отступил, упираясь бёдрами в ребро преградившего путь стола.

Девчонка стояла на расстоянии метра, кукольные пухлые губы изгибались в подобии улыбки, а зелёные глаза неотрывно следили за ним. Она склонила голову набок, колыхнув выпущенные у лица пряди, а две косы, истончавшиеся к кончикам, очертили фигуру в пропылившемся старомодном платье.

— Что-то случилось? — из соседнего дверного проёма показалась Аина, открыв рот, чтобы сказать что-то ещё, но замерла на пороге.

Незнакомка перевела на неё взгляд, изучив так же внимательно, как и Кириана, а потом шире растянула губы в улыбке. Кириан вздрогнул — вместо ряда белых зубов он увидел почерневшие гнилые столбики, в один миг разрушая магию невинной внешности. А девчонка тем временем подняла руку, убирая мешающуюся косу за плечо и демонстрируя такие же жуткие чёрные обломанные ногти со странной серо-синей кожей на пальцах. Аина сбоку невольно охнула и поморщилась от отвращения, чем только вызвала её тихий смешок.

— Вам двоим нельзя здесь быть, — её голос оказался гораздо приятнее на слух, чем внешность, однако звучал он холодно и неприветливо. — Вы не за тем пришли.

Аина молчала, в любой момент готовая сорваться с места — она выглядела испуганной. Кириан осмелился ответить первым.

— Здесь никто не живёт.

— Но это и не ваш дом. Сюда не приходят, чтобы побродить по пустым домам, — резко отозвалась незнакомка.

— Я здесь с вполне конкретной целью — мне нужен Торговец, — прямо сказал Кириан. Он чувствовал, что она объявилась не просто так.

Девчонка прищурилась, прожигая его насквозь взглядом, и вдруг шагнула вперёд, но не приблизилась вплотную.

— Я хочу узнать подробнее о цене за вторую жизнь. Мой брат…

Девчонка опередила его, снова хихикнув и кивнув головой. Серость её кожи на контрасте с яркими живыми, но такими пугающими глазами пробирала до мурашек и не позволяла двинуться с места. Кириан словно прирос к месту, что-то похожее происходило и с Аиной: она стояла в дверном проёме, вцепившись руками в косяк.

— Брат, значит. Вы все такие заботливые и испуганные, когда приходится платить по счетам. Неужели рассчитывал, что время никогда не придёт?

Из её слов Кириан извлёк одно: он не первый, кто решился найти обходной путь.

— Ему всего пятнадцать…

— Возраст, в котором он умер в прошлой жизни, — сказала незнакомка. — Кому-то везёт ещё меньше. И если ты решил плакаться и умолять на коленях, лучше возвращайся туда, откуда пришёл. Цена оговаривается сразу, но люди почему-то считают, что даже такая вещь, как шанс на вторую жизнь, должна доставаться бесплатно. Но раз кто-то не имеет смелости оплатить этот шанс, то пусть имеет смелость хотя бы вновь умереть.

Она говорила чётко и непоколебимо, разъясняя всё до мельчайших деталей. Кириан же уцепился за самую важную болезненную деталь — возраст, в котором он умер в прошлой жизни. Неужели так рано? Почему? Что случилось? Ответы на эти вопросы наверняка навсегда останутся погребёнными где-то в далеко в прошлом, если только Коди не придётся их вспомнить, а вряд ли там есть что-то приятное.

Девчонка была права — ничто в этом мире не даётся просто так. Но от несправедливости и безвыходности ситуации болело в груди, будто бы не хватало воздуха, а цель визита в Старый город всё равно была близка. Пусть та, кто предстал перед ними, не являлась Торговцем, но наверняка была связана с ним.

— Если Коди и умрёт, то я хотя бы попытаюсь помочь, — на выдохе произнёс Кириан.

Взгляд незнакомки изменился. Застыв в сомнении, она перестала улыбаться и теперь смотрела на него с некоторым недоверием. Её глаза поблёскивали в жёлтом свете фонариков.

— Вот как, — наконец произнесла она, чем ввергла Кириана в ещё большее непонимание, но уже в следующее мгновение обратилась к Аине: — А кто ты?

— Она со мной, — поспешно ответил Кириан.

— Спутник?

— Проводник. И поддержка, — Кириан неоднозначно взглянул на Аину, но ту сейчас вряд ли волновало то, как он её называл. — А ты?..

Больше она не улыбалась, держась серьёзнее и сдержаннее.

— Препятствие, отделяющее глупых людей от Торговца, — прозвучал ответ. — Как мост, через который не каждый осмеливается перейти, чтобы попасть сюда.

— Препятствие, значит. Так тебя можно преодолеть или нет?

И заранее знал результат: да, можно. И он это уже сделал, как только назвал имя Коди. Крепче сжал в заведённой за спину руке фотографию, о которой неустанно продолжал думать. Неважно, какими средствами, но главным было прорваться вперёд.

Губы девчонки дрогнули, приоткрылись.

— Идём за мной, — и она скрылась из поля зрения, отступив в темноту, лишь гулкие шаги в пустом коридоре напоминали о её присутствии.

Кириан сразу же двинулся следом, но Аина удержала его, заставив повернуться и посмотреть ей в глаза. За время их беседы она не проронила ни слова, но сейчас выглядела куда испуганнее, чем раньше.

— Плохая идея, — качнула она головой.

— Хорошая, — не согласился он.

— Мы даже не знаем, можно ли ей доверять, — продолжала пытаться остановить его Аина.

— Вот я и проверю, — Кириан высвободил руку. — Можешь остаться, дальше я справлюсь сам, тебе совершенно не обязательно рисковать, — и, подумав, добавил: — Спасибо.

Аина сердито переминалась с ноги на ногу.

Не дождавшись решения, Кириан решительно зашагал к выходу, поспешно сунув фотографию в карман. Сейчас было не до неё, но и оставить её здесь же попросту нельзя. Луч фонарика беспорядочно плясал по треснутым стенам, но больше Кириан не обращал никакого внимания на обстановку — на улице за окнами в снежной белой темноте что-то ярко светилось и привлекало внимание. Задержав дыхание, он толкнул дверь, морщась от укусившего морозного воздуха, и остановился, непройдя и двух шагов.

В здании напротив горел свет, которого до этого не было. Разрушенное крыльцо теперь выглядело как новое, а двери не болтались на ослабевших петлях. Соседнее окно переливалось радугой из мигавших огоньков, освещая жутких красивых кукол, каких Кириан уже видел на кладбище. Они все смотрели вперёд мёртвыми глазами, словно маня к себе, приглашая подойти ближе. По спине пробежал холодок, заставив невольно содрогнуться и сжать руки в кулаки.

— Боже мой… — прошептала появившаяся из-за спины Аина.

Кириан безмолвно покосился на неё, на что она пожала плечами, заворожённо глядя вперёд.

— Даже не думай, что я останусь тут одна после случившегося.

Под не то осуждающими, не то насмешливыми взорами кукол, Кириан первым вошёл внутрь, оказываясь в просторном квадратном помещении. Здесь было темно — освещением служили свечи, чьи огоньки заплясали от движения воздуха. Пугающие тени на чёрных стенах покачнулись им в такт, и Кириан понял, что оказался в игрушечном подобии склепа. В большой комнате не было ничего, кроме стеллажей, сверху донизу заставленных куклами. Они были точно такими же: похожими на лица, но в разных одеждах с тщательно проработанными деталями и разными причёсками.

Он слышал, как Аина зашла следом и остановилась за спиной, ничего не говоря, но её дыхание прервалось.

Голова внезапно закружилась, в ушах послышались перебивающие друг друга перешёптывания. В этих куклах — души тех, кто безропотно ожидает своего второго шанса. За каждой из нескольких сотен пар глаз прячется кто-то, кто совсем недавно ходил по одной земле с Кирианом.

Мотнув головой, он попытался сбросить охватившее напряжение и почувствовал, как Аина вцепилась в его ладонь заледеневшими пальцами.

— Я говорила, что это плохая идея, — шепнула она ему на ухо перед тем, как в дальнем углу, прочно скрытом во тьме, шевельнулась ещё одна тень и медленно двинулась с места.

— Пешка никого не пропускает просто так, пусть в вас и нет горечи утраты, — раздался шелестящий голос. — Я не чувствую запаха смерти, но… чувствую страстное желание спасти кого-то, — тень на мгновение замерла, прежде чем шагнуть в ту область, где свет свечи выдал человеческие очертания. — Это место не для тех, кто хочет спасти ещё живых.

Пляшущие огни постепенно позволили рассмотреть худые жилистые ноги и руки, облачённые в тёмные мешковатые одежды. Чёрный балахон прятал под капюшоном лицо, но чуть закатанные рукава позволяли рассмотреть кисти с болезненно выступающими костями, на которых болтались множество плетёных браслетов, а округлый вырез демонстрировал острые ключицы и напряжённую шею. Цвет кожи в свете свечи выглядел гораздо серее, чем у той девчонки — Пешки? — вот только на лице остро очерчивались впалые скулы и глубокие пугающие синяки вокруг белёсых глаз без зрачков.

«Слепой», — пронеслось в мыслях Кириана. С такими глазами он не должен ничего видеть. Его взор был направлен куда-то вдаль, в сторону, но в то же время движения оставались уверенными.

В детстве Кириан слышал истории про Торговца и видел начертанные на стенах домов вблизи от реки картинки подобно детским рисункам. У него не оставалось сомнений в том, что именно Торговца он сейчас видит прямо перед собой.

Страх медленно прокрался к горлу, лишив способности дышать, когда Торговец, задержавшись на месте, вновь двинулся в их сторону — Аина ещё больнее сжала руку Кириана и попыталась спрятаться за его спиной. Торговец всё так же пустыми глазами смотрел в сторону с низко поднятой рукой, будто бы ощупывал пальцами воздух. Когда он приблизился к Кириану, то поднял руку выше, безошибочно очерчивая линию подбородка, носа, шеи и плеч на расстоянии пары сантиметров от них. Кириан же, не смея пошевелиться, рассматривал его мёртвые глаза без зрачков, которые вблизи отливали лёгким серо-голубым цветом.

Воздуха перестало хватать, пришлось осмелиться за плавный выдох и вдох.

Когда рука Торговца опустилась, он вдруг повернул голову и взглянул прямо в расширившиеся от неожиданности глаза Кириана, прошептав:

— Я вижу не так, как ты, но вижу гораздо больше, — и отступил, болезненно поморщившись от скользнувшего по нему лучу фонарика. — Выключи.

Не просьба — приказ.

Кириан быстро нажал на кнопку выключения и жестом попросил Аину сделать то же самое. Как только оба фонарика погасли, Торговец заметно расслабился и перестал пятиться. Из-под сползшего капюшона топорщились прозрачные светлые волосы; если бы не тёмная одежда, Кириан засомневался бы в том, а реально ли то, что он видит, не видение ли это из дыма или галлюцинация?

— Я хочу узнать о плате за вторую жизнь, — первым возобновил разговор Кириан, наблюдая, как Торговец плавно ходит из стороны в сторону, не сводя с него глаз, хотя способность к зрению до сих пор казалась нереальной. — Если ты тот, кто я думаю, то мне нужно получить ответы на свои вопросы.

— Плата стандартная, — тем же тоном сказал Торговец, видимо, посчитав ненужным доказывать, кем он являлся. — Две души. Две жизни.

Услышав то же самое, Кириан сжал руки в кулаки.

— Нельзя требовать от ребёнка такой цены!

— Не все умирали детьми в прошлой жизни. Есть и взрослые.

— Меня не волнуют остальные, — резко мотнул головой Кириан, — меня волнует только мой брат. Если он выполнит свою часть сделки, то как же ему жить потом с осознанием того, что за новую жизнь ему пришлось отнять её у кого-то? Это… бесчеловечно.

На лице Торговца не отразилось никаких эмоций.

— О человечности нужно думать тем, кто готов прийти ко мне и попросить вернуть мёртвого к жизни, даже услышав цену. Всё дело не в бесчеловечности, а в эгоизме, ведь платить придётся не тому, кто пришёл лишь попросить. Им кажется, что их совесть чиста и что день возвращения долга никогда не наступит, — он остановился, задержавшись на одном месте. — Но это не так.

— Людям просто не хватает времени, чтобы смириться, потому что они знают о соблазне — о тебе.

— Я существую, потому что люди помнят обо мне. И далеко не все хотят вернуть именно родственников — кому-то просто одиноко.

Кириан нахмурился, вспомнив о найденной фотографии. Коди не являлся ему родным братом, он никогда не имел к их семье никакого отношения. По крайней мере, мама никогда не упоминала об этом. Медленно всплыл и другой вопрос: так почему же именно Коди?

— Не может быть, чтобы для продолжения жизни пришлось кого-то убить. Должны быть варианты, — отказывался примириться Кириан.

— Вариантов нет. Таковы правила — не я их устанавливаю, они просто есть. Так должно быть.

Торговец теперь стоял прямо в центре комнаты, низко опустив голову и смотря на Кириана исподлобья. Наконец он осознал, что ещё смущало в образе Торговца и не позволяло поверить: несмотря на многочисленные свечи и пляшущие на стенах тени при движении воздуха от любого движения, сам Торговец тени не отбрасывал. Он здесь, во плоти — никакой иллюзии. Кириан чувствовал его дыхание, когда тот находился рядом, чувствовал колебания воздуха от его рук, слышал гул шагов.

Человек без тени и без привычных глаз, но вполне реальный и ясно видящий. «Сумасшествие», — решил Кириан, но не верил сам себе, ведь цель визита в Старый город была достигнута, несмотря на опасения провала.

— Мой брат Коди не должен никого убивать. Но и умереть снова он тоже не может. Я не хочу. Я не позволю этого, — процедил Кириан, хотя надежда на перемены уже казалась совсем призрачной.

Впервые за всё время разговора что-то в Торговце изменилось. Совершенно мимолётная, еле уловимая эмоция в тот момент, когда он медленно поднял голову, промелькнула на его холодном лице. Кириан назвался бы не удивлением, а растерянностью, будто он услышал что-то, чего совершенно не ожидал.

— Коди? — вдруг тихо и неуверенно переспросил он. — Того, о ком ты говоришь, зовут Коди?

— Д-да, — так же неуверенно кивнул Кириан, запоздало поняв, что назвал имя.

Несколько секунд Торговец не отвечал, а его взгляд вновь стал пустым, направленным в произвольную точку в потолке.

— Как давно стали проявляться метки?

Кириан впал в не меньший ступор, но решил поддержать внезапный поворот темы.

— Где-то около двух недель назад, точно не знаю. Он не сразу сказал.

— Он уже что-нибудь вспомнил? — Торговец закрыл глаза.

— Что-нибудь? Из прошлой жизни? Нет, вроде бы нет…

— У него осталось не так много времени на размышления. Желательно, чтобы цена была выплачена до того, как воспоминания начнут возвращаться. Если это произойдёт, то ты, скорее всего, потеряешь своего брата.

— Поэтому я пришёл сюда! — Кириан повысил голос. — Он не сможет убить, он не такой! Но и умирать вновь из-за того, что ты требуешь столь высокой цены, глупо!

— Никаких исключений, — вдруг резко перебил его Торговец и взмахнул рукой. — Ты зря пришёл.

Пламя свечей испуганно затрепетало, и в следующую секунду комната погрузилась во мрак. Аина испуганно ойкнула где-то сзади. Голова словно закружилась, а глаза ничего не различали в полной темноте. Как только пол перестал уходить из-под ног, Кириан щёлкнул фонариком, вспыхнул яркий электрический свет, но…

Торговца здесь больше не было, как и кукол. Вокруг стояли голые стены, на полу валялся мусор, но в воздухе всё ещё чувствовался запах воска свечей. Кириан растерянно оглянулся, посмотрел на Аину и почувствовал, как внутри становится пусто и тяжело.

Он нашёл Торговца, но не смог найти иного способа спасти Коди.

========== Глава 6. Семейные узы ==========

Кириан лежал в полной темноте и не спал, постоянно поправляя подушку, чтобы найти удобное положение. Рядом из наушников доносились звуки сменяющих друг друга песен — плеер продолжал работать вот уже около трёх часов, большую часть из которых Кириан не использовал его по назначению.

С другой стороны кровати покоилась фотография. Кириан боялся, что если убрать её в ящик, спрятать в книгу или просто выпустить из рук, то она исчезнет, будто её и не было, а всё произошедшее в Старом городе окажется под сомнением.

Коди тихо посапывал внизу. Когда Кириан вернулся домой, до рассвета оставалось ещё несколько часов — из-за зимы солнце вставало гораздо позже. Около получаса он сидел в ванной и грел руки под струёй горячей воды. Когда это не слишком помогло от озноба, Кириан решил принять душ и долго-долго стоял под ним с закрытыми глазами, прежде чем зайти в тихую спальню и забраться под одеяло.

Он был расстроен и опустошён. Как ни странно, казалось, что время остановилось, замерло, но если бы это было правдой, Кириан только порадовался бы. Теперь не оставалось сомнений, что любое мгновение, проведённое около Коди, ценнее самых дорогих бриллиантов на свете.

Коди медленно умирал и наверняка чувствовал это, а Кириан ничего не мог сделать для него.

Ничего.

А то, что сделано всё же было, оказалось полностью бесполезным.

Жаль, что мама этого не понимала. Вернее, Кириан не сомневался в её разумности и верил, что на самом деле всё она понимала, но отказывалась признаться не только вслух, но и самой себе.

Вздохнув, Кириан бросил взгляд на окно, за которым тихонько забрезжили первые пугливые лучи солнца. Он так и не сомкнул глаз, хотя усталость никуда не ушла и уходить не собиралась.

Выключив плеер — в комнате сразу стало пугающе тихо, — Кириан спустился со второго яруса, сделал несколько шагов в сторону двери, но остановился, вернувшись на цыпочках. Коди спал на боку, подложив локоть под голову и подтянув колени к груди, точно маленький ребёнок. Рукава футболки не прятали руки, и Кириан с болью в груди посмотрел на забинтованную кисть.

После того разговора на крыше он принёс аптечку в комнату, снял старую повязку, промыл кровоточащую кожу с тёмными пятнами, осторожно нанёс обезболивающую мазь и наложил чистый бинт. Поначалу Коди морщился и отворачивался, стараясь не смотреть на изуродованную руку. Как бы Кириан ни старался, не мог поймать его взгляд, а Коди пользовался молчанием и прятался где-то глубоко внутри себя, как он обычно любил делать в проблемных ситуациях. Когда Кириан уже закреплял бинт и, улыбнувшись, объявил, что всё готово, Коди повернул голову и тоскливо посмотрел на него, кивнув в благодарность. Такой боли в его взгляде он никогда не видел, из-за чего захотелось вскочить и убежать. Потребовалась вся сила воли, чтобы выдержать взгляд Коди и не отвести глаза первым.

Шумно сглотнув от воспоминания, Кириан осторожно опустился на край кровати, тронул пальцами бинт и отстранённо подумал, что нужно бы сменить его сегодня утром, но чуть позже, когда Коди проснётся.

Ещё немного посидев рядом, Кириан пришёл к выводу, что загнал себя в угол привязанностью к Коди. Если бы… если бы его не было, то сейчас их семья жила бы иначе. Он смотрел бы на мир по-другому, может быть, имел бы лучшего друга или двух, мама не томилась бы в вечном ожидании, а отец каждый вечер возвращался с работы домой.

Если бы только Коди никогда не появлялся здесь.

Вздрогнув, Кириан испугался таких мыслей. Хотел бы он поменять прошлое, если бы это стало возможным? Однозначного ответа не было, и это пугало ещё сильнее.

Коди, перевернувший всю жизнь их семьи, а может, и не только их.

Нахмурившись, Кириан достал с кровати оставленную фотографию и, взглянув в улыбающееся лицо в полумраке, перевернул её. «Когда он ещё улыбался». Что же случилось? Что произошло, почему он умер в таком юном возрасте и почему мог желать вернуться, раз позволил своей душе оказаться в лапах Торговца?

Фотография была в комнате Витара. Витар, жена которого покончила с собой. Витар, который медленно сходил с ума.

Кириану не понравились его догадки. Почувствовав острую необходимость выпить воды, он поспешно вышел из комнаты в коридор, щёлкнул светом и уставился на фотографию снова. Сколько он знал Коди, тот никогда так не улыбался. И вряд ли заулыбается, если дело дойдёт до воспоминаний о прошлой жизни.

Из родительской спальни донёсся приглушённый голос мамы. Кириан поднял голову, вслушиваясь в него. Потом голос затих, послышались медленные шаги, и дверь отворилась. Мама вышла в длинном шёлковом халате, держа телефон в дрожащей руке. Весь её вид показывал, что она не собиралась вставать так рано, но кто-то разбудил звонком.

Она остановилась на пороге, удивлённо глядя на Кириана. Тот опустил фотографию, не желая сейчас рассказывать, что он побывал в Старом городе. Мама же, казалось, ничего не заметила и лишь продолжала смотреть на него полными слёз глазами.

— Что случилось? — Кириан первым шагнул к ней как раз в тот момент, когда она спрятала лицо в ладонях и громко разрыдалась. — Мам?!

Он крепко обнял её, поддерживая и не позволяя осесть на пол. Маме потребовалось время, чтобы успокоиться, и Кириан помог ей вернуться в комнату, опасаясь, что проснётся Коди.

Пока мама вытирала влажные щёки, сидя на кровати, он метнулся в кухню, доставая таблетку успокоительного, и быстро вернулся обратно.

— Что случилось? Кто звонил? — мягко повторил Кириан, ожидая ответа.

Мама тихонько покачивалась взад-вперёд, нервно крутила в руках стакан с остатками воды и кусала губы.

— Мам, — не выдержал Кириан, — ты меня пугаешь.

Она отреагировала, быстро замотав головой и наконец посмотрев осознанным взглядом.

— Нет-нет, всё хорошо, — заверила она, вдруг улыбнувшись. — Всё хорошо, хорошо! Это просто замечательно!

Кириан не прерывал внезапной радости, но и поддерживать тоже не торопился.

— Он сказал, что через пару дней вернётся из командировки, он приедет!

Кириан заёрзал, не ожидав столь крепких объятий, но вывернуться не пытался.

— Мам?

Она отстранилась, положила прохладные руки ему на щёки и прошептала:

— Твой отец приедет. Он пообещал вернуться и остаться.

***

Всё шло хуже некуда. Одна проблема сменялась другой, всё накапливалось, превращаясь в плотный клубок спутанных ниток. Если бы только было возможно разрезать эти нитки, чтобы решить каждую проблему по отдельности, но Кириан не мог.

Нельзя.

Это жизнь, а не клубок ниток, к тому же проблемы действительно оставались связанными, нерушимыми, как семейные узы.

— Я чувствую запах гари, Кириан! — сердито крикнула Аина из торгового зала. — Только не говори, что спалил партию булочек с сахаром!

Так и получилось. Кириан не стал пропускать очередную смену, позволив отцу Аины взять выходной. Однако в мыслях вертелись совершенно иные вопросы, чем слежка за временем и пышущей жаром печью.

Спасать булочки оказалось слишком поздно. Сладкая верхушка уже покрылась чёрной гарью. Такое даже за половину цены не продашь — только в мусорку, бродячим собакам и бездомным на радость.

Так повторилось ещё раз, и к середине дня Кириан окончательно сдался, сорвав с себя фартук и выскочив через чёрный ход без верхней одежды. Поначалу холод совершенно не ощущался. Кириан дышал глубоко, через рот, пока лёгкие и горло не засаднило. Как ни крути, а игра на гитаре на радость сотням прохожим успокаивала куда лучше, но он отказался от уличных выступлений как минимум на ближайшую неделю. Тем более теперь, когда со дня на день должен вернуться отец.

Кириан стиснул руки в кулаки, буравя ненавистным взглядом кирпичную стену соседнего здания.

Ну почему именно сейчас? Почему?

Утром, как только Коди проснулся, Кириан быстро сменил ему повязку, пока тот не разлепил сонные глаза, сунул в рюкзак наспех приготовленный бутерброд, бросив: «Позавтракаешь в школе», и вытолкал за дверь. Ему не хотелось, чтобы мама обрушила на Коди внезапные новости прямо утром. Только для мамы эта новость была в радость, и она совершенно не замечала ничего вокруг. Конечно же, ведь очередной период ожидания наконец-то заканчивался.

Раньше отец пропадал на меньшие периоды. Сейчас же с его последнего визита прошло несколько месяцев, но Кириана мало волновало, была ли у него вообще командировка. Гораздо легче поверить в новую жизнь, о которой он ничего не рассказывал. Может быть, семья, женщина. Ребёнок? Кириан никогда не задавался этим вопросом. Его волновало только одно: мама всегда продолжала ждать, а Кириан с каждым разом всё сильнее надеялся, что он не вернётся.

Кириан любил отца, уважал, когда-то хотел походить на него. Но не после того, как появился Коди. Отца словно подменили, в его взгляде читался ужас от понимания того, что случилось. Тем более что его другом был Лукас Бьёрк.

И он решил сделать так, как проще: сбежать и от семьи, и от Лукаса.

Издав крик отчаяния, Кириан со всей силы ударил кулаком в стену. А потом ещё, и ещё, и ещё.

— Кириан? Господи!.. Стой! Стой же, прекрати! — Сзади скрипнула дверь, и раздался испуганный голос Аины.

Она обхватила его руками за талию, пытаясь оттащить от стены. Кириан поддался не сразу, лишь когда почувствовал, что руку при разгибании пальцев пронзала боль. Костяшки были сбиты в кровь, кожа содрана вплоть до второй фаланги.

— Ну что ты творишь, — сокрушилась Аина, отпустив его и обойдя вокруг, чтобы сердито посмотреть в глаза. — Твоя рабочая смена ещё не закончена, а чистоту рук ты уже нарушил.

— Закончена, — не согласился Кириан. — Мне нужно забрать Коди из школы.

Аина подняла на него глаза.

— Ты рассказал ему?

— О чём?

— О Старом городе. О Торговце. О цене.

— Нет, — он отрицательно покачал головой. — Нет, нет… Я не знаю, как ему рассказать.

— Чем дольше тянешь, тем будет хуже. Помнишь, что сказал Торговец? Времени остаётся не так много.

Кириан предпочёл промолчать, смотря на свою руку. Теперь она тоже изранена, почти как у Коди.

— Не нужно мне оплачивать эту смену. Я испортил слишком много товара.

— Согласна, — кивнула Аина. — И лучше тебе стоять на кассе в следующий раз, хотя… в таком состоянии ты и за деньгами не усмотришь.

— Он возвращается, — не обратил внимания на замечание Кириан.

— Кто?

— Мой отец. Мама сказала сегодня утром. Возвращается через пару дней, когда всем нам совершенно не до него, — он запрокинул голову, смотря в серое небо, и закрыл глаза. — Кроме мамы, конечно. Она как раз ничего вокруг не замечает и не хочет замечать.

Аина вздохнула, потянув его за собой обратно, прочь с улицы. Последовала обработка раны — почти то же самое Кириан делал утром для Коди, только бинта ушло не так много.

— Ты для него всё, — сказала Аина под конец.

Они сидели в подсобном помещении, на маленьком столике стоял открытый контейнер с едой, и Кириан запоздало вспомнил, что сейчас время обеда. Вот почему Аина вышла за ним — искала, чтобы позвать перекусить.

Он перевёл взгляд с контейнера на Аину. Та не поднимала головы.

— Ты про Коди?

Она кивнула.

— Забавно, что именно твоя мама была инициатором пополнения семьи. Но в итоге ты заменил Коди всю семью, ведь родителям стало не до него, как только появились проблемы.

— Мама любит его. Вот только отказывается вспоминать то, как он появился у нас.

Аина усмехнулась.

— Ты для Коди и вместо отца, и вместо матери, и вместо брата, и вместо друга. Ты так с ним носишься… — она повернула голову, и в глазах вспыхнул огонёк ревности, но не злой, а добрый, тоскливый, — что мне порой завидно. Жаль, я никогда не смогу так же заботиться о сестре, а ведь она была мне родной.

— Зато смотри, что происходит с ним сейчас. Что происходит со мной, — Кириан указал на руку. — Даже не знаю, кто из нас страдает сильнее.

Закрыв старую аптечку, которую уже давно нужно было сменить, Аина встала, одёрнув рабочую белую рубашку.

— Коди ещё не знает всей правды. Да, ему сложно от неведения и острого чувства забытой прошлой жизни. Но ты-то всё знаешь, отчаянно ищешь способ помочь и принимаешь все удары на себя. Я тоже не знаю, кому из вас сложнее.

Хмыкнув, Кириан осторожно попытался пошевелить пальцами. Бинт сковывал движения, но благодаря ограничению боль немного стихла.

— Иди, — разрешила Аина. — Хорошо, что в качестве помощника в пекарне работаешь не ты один.

И Кириан ушёл, уловив острое волнение Аины, но предпочтя его не замечать. Он знал, что она провожала его взглядом до тех пор, пока не хлопнула входная дверь. Пришлось перевернуть табличку с «закрыто» на «открыто» — обеденный перерыв закончился, а рабочий день продолжался.

На улице снова, как назло, шёл медленный снег.

Кириан так и не рассказал о фотографии, решив, что пока что ещё не время, ему нужно самому понять, как она связана со Старым городом. И как сам Коди связан с тем местом.

Около школьных ворот пришлось ждать около пятнадцати минут. Кириан то и дело поглядывал на школу, ожидая, когда первые получившие свободу школьники повалят из центральных дверей. Сам он никогда по своей воле не возвращался в школу после её окончания, не испытывал желания увидеть учителей, пройтись по до боли знакомым коридорам.

Кириан не был любителем оставлять в мыслях бесполезные воспоминания, которые никак не повлияют на дальнейшую жизнь. Он знал, что не станет поддерживать отношения с бывшими одноклассниками и никогда не воспылает желанием встретиться с ними, чтобы посидеть за столиком в кафе, предаваясь ностальгии.

Поэтому до сих пор рядом с ним оставалась только Аина, которая училась в другом классе и выходила за рамки поведения основной массы учеников.

Засмотревшись на медленно ехавший мимо автомобиль, Кириан повернулся на радостные крики. Прозвенел звонок, и теперь центральные двери постоянно хлопали. Он отстранённо подумал о Феликсе. Коди больше не упоминал о нём, но это был лишь вопрос времени. Особенно сейчас, когда возвращался отец и…

Кириан улыбнулся, привычно подняв руку и поспешно махнув Коди, поманив к себе. Тот улыбнулся лишь заблестевшими глазами и спустился по ступенькам, отделяясь от остальной толпы.

— Шапка где? — поучительным тоном спросил Кириан, недовольно смотря на растрёпанные от ветра тёмные волосы брата.

Коди скривился.

— В ней неудобно.

— Снег идёт.

— Мне не холодно. Сегодня — не холодно.

— Так где она?

Коди нехотя стащил со спины рюкзак, расстегнул замок и достал шапку. Ещё несколько секунд он боролся, пытаясь выиграть войну в гляделки, но в конце концов сдался, с тяжким вздохом натянув шапку на голову.

Кириан провёл пальцем по линии над бровями, убирая чёлку, чтобы та не лезла в глаза.

— Подстричь тебя надо.

— Не надо, — вывернулся Коди, поправив шапку там, чтобы чёлка вновь лезла в глаза. — Мне нравится так.

Сдавшись, Кириан пожал плечами. Кажется, он действительно совмещал в себе несколько ролей, пытаясь играть не только за любящего брата, но и за заботливую мать, за строгого отца.

За преданного друга.

Согласившись со словами Аины, он закатил глаза, покачав головой, а потом наткнулся на обиженный взгляд Коди. Он стоял, засунув руки глубоко в карманы, и смотрел на Кириана как на врага, однако почти сразу фыркнул, и выражение его лица смягчилось.

Коди повзрослел. Стал не только выше ростом, но и, наверное, старше мыслями. Кириан всё равно воспринимал его как ребёнка, за которым постоянно нужно смотреть, но теперь, после появления меток, отчаянно пытался принять неизбежное: окончательное решение должен принять именно Коди. Сам, не слушая больше никого.

— Что с рукой? — Коди подозрительно поглядывал на забинтованную кисть Кириана и поднял свою. — Меня изображаешь?

— Не совсем, — Кириан не стал вдаваться в подробности, лишь частично сказав правду: — Подрался со стенкой. Кирпичной.

Это развеселило Коди.

— Не смешно. Мне больно, — осадил Кириан его.

— Мне тоже, — Коди вдруг равнодушно пожал плечами и прикусил губу, явно не желая дальше затрагивать тему боли.

— Феликс с тобой больше не разговаривал?

Коди ответил с охотой, благодарный смене разговора.

— Нет. Я его даже не видел сегодня… Если честно, это странно.

Конечно, странно. Кириан опасался затишья перед бурей, искренне надеясь, что Феликс Бьёрк не окажется таким же, как его отец. Не хотелось, чтобы обычные подначки переросли в глубокую ненависть, которая повлечёт за собой серьёзные проблемы.

Однако это затишье давало Кириану надежду на благоприятный исход. Если Феликс, догадавшись о природе происхождения меток на руке Коди, до сих пор не кричал о них на улице и не натравил своего отца, то ещё не всё потеряно.

Они отошли от ворот на несколько метров. Кириан морщился от летевших в глаза снежинок.

— Почему мама плакала сегодня ночью? То есть утром, — задал вопрос Коди.

Кириан на мгновение остановился, вновь поднял ногу, продолжая идти рядом. Сказать сейчас? Или подождать? Нет, вряд ли оттягивание момента чем-то поможет, по крайней мере, у Коди будет больше времени, чтобы морально подготовиться.

Решив, что так будет лучше, Кириан обогнал его и присел на корточки, посчитав, что так будет лучше.

— Что? — нахмурился Коди, глядя сверху вниз.

— Отец приезжает, — выпалил он, поймав его здоровую руку и крепко сжав, чтобы Коди от неожиданности не убежал.

Как оказалось, всё верно: Коди отшатнулся, словно от удара, но недалеко, из-за пойманной руки.

— Эй, — продолжил Кириан, — успокойся. Ничего страшного.

Красивые голубые глаза Коди наполнились яростью, смешанной с испугом и паникой.

— Ничего страшного? Ничего?! Да ты… ты… ты помнишь, что он говорил при последнем визите?! — столько отвращения Кириан не слышал в его голосе уже давно, да и Коди редко на что реагировал столь эмоционально. — Он же меня ненавидит! Каждый раз, когда отец появляется на пороге, то надеется, что меня там нет. И каждый раз разочаровывается, потому что мама до сих пор не выгнала меня на помойку или же я сам не сдох.

— Коди…

— Что?! — рявкнул Коди, дёрнувшись так резко, что Кириан едва не упал на колени.

— Он никогда не пытался тебя выгнать, он не говорил такого.

— Ему не нужно говорить, я всё вижу по глазам. И теперь понимаю почему, — Коди вновь продемонстрировал забинтованную руку. — Из-за этого. Что же такого ужасного должно последовать, раз отец предпочёл сбежать, чем видеть меня таким?

Кириан выпустил его вторую руку, встал на ноги. Потребовалось время, чтобы он осмелился взглянуть ему в глаза.

— Ты же знаешь о Торговце?

— Знаю, — без колебаний ответил Коди. — Не в пещере живу.

— И теперь знаешь про то, кем являешься ты. Сложи два и два.

Коди замолк, уставившись себе под ноги. Конечно, можно было рассказать в тихой спокойной обстановке, а не на улице. Например, в комнате за плотно закрытой дверью, чтобы не оглядываться назад, не желая доносить до посторонних тему разговора. Но вряд ли Коди бы оценил такую заботу, приняв её за жалость.

Людям не нравится, когда их жалеют, пусть даже с самыми чистыми побуждениями.

Коди не исключение.

— Хочешь сказать, я когда-то умирал?

— Да,— Кириан перевёл дыхание. — Метки появляются в том возрасте, в котором человек умер в прошлой жизни.

Губы Коди изогнулись в невесёлой усмешке.

— То есть мне придётся умереть снова? Какой же тогда смысл в Торговце?

— У тебя есть выбор, — решил не утаивать Кириан, хотя варианты ему не нравились.

— Я слушаю.

«Он не ребёнок. Больше нет», — с тоской подумал Кириан. Сразу захватили сомнения, а действительно ли Коди откажется от предложенных вариантов? Теперь, когда Кириан смотрел в его серьёзные глаза, приближающееся прощание вдруг подёрнулось пеленой тумана.

— Торговец даёт шанс на вторую жизнь, но должен получить свою цену. Если цена будет уплачена, ты останешься жить. Если нет, то…

— Не продолжай, — качнул головой Коди, уловив смысл недосказанного. — И в чём же заключается цена? Если всё действительно так ужасно… мне что, нужно кого-нибудь убить?

В сердце больно кольнуло. Коди не отнёсся серьёзно к своему предположению, но даже не догадывался, насколько точным оно оказалось. Ухмылка слетела с губ, как только он заметил напряжённое молчание Кириана.

— Значит, убить.

— Двоих, — добавил Кириан. — Две души взамен твоей возрождённой. Что-то вроде торговой прибыли.

Коди не выглядел удивлённым. Он напряжённо смотрел в одну точку где-то около плеча Кириана и не двигался; покусал губы, прикрыл глаза, задержав дыхание, и обречённо выдал:

— Это не закончится ничем хорошим, верно?

Кириан до конца не верил, что Коди так спокойно отреагировал на новость о Торговце.

— Ты… как будто был готов.

— Был, — согласился Коди. — Я же понимал, что со мной что-то не так, когда появились пятна, когда они зудели и… когда зуд прекратился, пока я думал, что Феликс слишком сильно ударился головой. К тому же Малти что-то говорил о Торговце…

Небо немного посветлело, когда снег прекратил идти. Смахнув с шапки налипшие снежинки, Кириан тщательно отряхнулся полностью.

— А ещё Малти говорил, что тоже проходил через это.

Кириан замер, взглянув в задумчивое лицо Коди.

— То есть он заплатил нужную цену?

— Я не знаю подробностей, но слышал, что да, — и пояснил: — Малти как-то поджидал меня после того, как ты вздумал прятаться в закусочной Луизы. Я всё могу понять, кроме того, что ты не поделился проблемой со мной. Почему?

Коди как-то стыдливо потупил взгляд и поддел носком ботинка комок снега.

— Я запаниковал. Я не хотел причинять боль Феликсу и испугался. К тому же этот зуд, когда усиливается, сводит с ума. У меня даже в ушах шуметь начинает, контролировать себя очень сложно.

Ощутить свою беспомощность в полной мере помогли последние слова Коди. Как бы Кириан ни старался всегда находиться рядом, Коди всё равно не посчитал возможным довериться сразу. Пришлось узнавать правду со стороны.

Нечестно.

Так нечестно, если метки вызывают зуд и побуждают к действию, лишая способности трезво мыслить. Впрочем, в любом договоре всегда можно найти изъяны, ведь так? Торговцу нужно извлекать выгоду из содеянных дел, прикрываемых шансом на вторую долгую и счастливую жизнь.

Теперь Кириан понимал, почему на кладбище в Старом городе было так много кукол у могил. Всё же далеко не каждый способен потерять человечность и разум за неудобствами и соблазном к открытому будущему.

========== Глава 7. Между двух огней ==========

На самом деле Коди не был готов ни к новостям о Торговце, ни к тому, что для продолжения жизни ему придётся испачкать руки в крови, ни к возвращению отца.

Он погрузился глубоко в себя, порой выныривая из туманного сознания и слыша обрывки фраз Кириана. Тот пытался о чём-то говорить по пути домой, и Коди несколько раз поддакивал или кивал головой, но уже через секунду не помнил, какой именно вопрос требовал его реакции. Ближе к дому Кириан перестал пытаться продолжить разговор.

Они поднялись на нужный этаж, мама привычно открыла дверь, с неимоверно большой радостью обняла Кириана, затем Коди, так сильно стиснув в объятиях, что он закашлялся и попытался высвободиться. Мама не обратила внимания на его лёгкую раздражённость и сообщила, что в кухне уже ждёт горячий обед. А потом улетела по коридорчику, насвистывая себе под нос какую-то весёлую песенку.

Коди проводил её удивлённым взглядом и остановился на коврике, топая ногами, чтобы сбить с обуви налипший снег.

— Странная, — пробормотал он еле слышно, стаскивая с головы шапку и ероша прилипшие волосы.

— Она рада возвращению отца, — пояснил Кириан, неуклюже разуваясь.

— Не понимаю.

Кириан с немым вопросом в глазах покосился на него.

— Он ведь и раньше возвращался, почему же сейчас столько радости?

— Его не было несколько месяцев. Думаю, мама скучала.

— Какой смысл ждать кого-то, если даже не уверен, что тот вернётся, — Коди специально произнёс без вопросительной интонации, чтобы Кириан не завёл очередную поучительную лекцию.

Быстро раздевшись, он отправился в ванную мыть руки. С недавних пор это занятие стало сложным, так как приходилось очень осторожно обращаться с водой, чтобы не замочить пятна и сам бинт. Обезболивающая мазь действовала достаточно долго, но когда её сила начинала спадать, первым симптомом становилось давление в висках, и лишь потом медленно возвращался зуд в самой руке.

Закончив, Коди тщательно одёрнул рукава рубашки так, чтобы повязка не сильно выглядывала, и потянулся к полотенцу, пропустив зашедшего следом Кириана.

— Я помогу сменить после обеда. Потерпишь? — спросил он негромко.

— Да. И я могу помочь тебе, если требуется, — добавил Коди, намекая на сегодняшнее столкновение со стеной.

Кириан в ответ усмехнулся.

Мама уже приготовила две большие порции запечённого мяса с тушёным картофелем и салатом из свежих овощей. Сама же она махнула рукой, заявив, что успела наесться во время готовки, но ради приличия налила себе кружку чая.

Она витала где-то в облаках, периодически отрываясь от вечно включённого телевизора, смотрела на них обоих, улыбалась и вновь возвращалась к просмотру. Тишину нарушало лишь непрерывное бормотание ведущей и редкий смех зрителей.

Коди мимоходом отметил, что никогда не мог уловить смысла ни в одной передаче, которые смотрела мама.

— О боже, Кириан! — вдруг воскликнула она, беря того за руку. — Ты поранился? Когда?

— Сегодня. Мам, — он постарался высвободиться, избегая пытливого взгляда, — ничего страшного. Просто царапина. Прекрати.

И посмотрел на Коди. Коди проверил, хорошо ли одёрнут рукав — да, хорошо, бинта не было видно, а значит, можно избежать ещё одного допроса. Он не хотел говорить о своей проблеме ей. Да и Кириан вряд ли узнал бы так быстро. Но чего у него не отнять, так это внимательности, правда, порой она его подводила, как сейчас.

После долгих объяснений, что с ним всё в порядке, Кириан кое-как доел свою порцию и быстро соскочил со стула, отправившись мыть тарелку. Мама растерянно оглянулась, но замолчала и сосредоточила улыбку на Коди.

— А у тебя как дела? В школе всё хорошо?

Он привычно кивнул, соглашаясь. Да, в школе всегда всё было хорошо. Так гораздо проще, чем рассказывать каждую мелочь, из-за которой у Коди могла болеть голова.

— Завтра должен приехать папа. Вот хочу приготовить праздничный стол, — ещё шире заулыбалась мама и принялась рассказывать, что конкретно она собирается готовить.

Коди молчал и слушал, сжимая челюсти. Она ждала весь день, чтобы поделиться столь радостной новостью, однако Коди был готов благодарить Кириана за то, что он её опередил. Скорее всего, узнай он эту новость сейчас и от мамы, реакция оказалась бы куда агрессивнее — зуд в руке начинал изрядно беспокоить и мешать.

— Я завтра помогу тебе с готовкой, — встрял Кириан, и Коди заметил, что он пристально наблюдал за ним.

Мама довольно обернулась:

— Правда? А как же работа?

— Аина дала мне выходной из-за травмы, — он помахал рукой. — А здесь я всё равно смогу пригодиться.

— Как хорошо! Тогда сходим вместе в магазин, пока Коди будет в школе!..

И начала сразу составлять список продуктов, пока Кириан снова её не прервал и посоветовал взять лист бумаги, чтобы сразу начать записывать.

— Конечно, — согласилась мама, исчезнув из кухни и скрипнув дверью спальни.

Коди поспешил воспользоваться моментом и, оставив полупустую тарелку, быстро скрылся в ванной комнате.

— Я в душ, — предупредил он Кириана и задвинул щеколду, прижимаясь спиной к стене.

Ответа от Кириана не послышалось, и Коди позволил себе насладиться тишиной. Пальцы приятно остужала холодная плитка, а под бинтом медленно разгорался пожар, пробирающийся всё выше и выше к локтю, а затем и к плечу. Стараясь дышать глубоко и ровно, Коди до солнечных зайчиков в глазах упрямо смотрел на яркий светильник под потолком, пока не вздрогнул от раздавшегося стука.

— Коди… у тебя всё хорошо? — голос мамы.

Он застыл с приоткрытым ртом. Она говорила гораздо спокойнее, чем несколько минут назад, даже с волнением, с беспокойством.

Подавив хрип, рвущийся из груди, Коди ответил как можно спокойнее:

— Всё хорошо! — и сразу выкрутил вентиль на полную, пуская в ванну горячую воду.

Если мама и говорила что-то ещё, он этого не слышал. Быстро раздевшись и юркнув под сильные струи душа, Коди долго стоял, позволяя коже гореть и плавиться, а когда терпеть стало невмоготу, он почти полностью выключил горячую воду, подставив под ледяной поток забинтованную руку.

Подействовало.

Контраст температур перекрыл боль от зуда. Рука из-за намокшего бинта стала приятно тяжёлой.

Дышать можно было свободнее, хотя бы на время.

Душ принёс успокоение и разуму, и телу. Когда Коди вышел обратно в коридор, кухня уже пустовала. Мама, видимо, пряталась в спальне, воодушевлённая завтрашним важным событием, а Кириан…

Кириан обнаружился в их комнате, сидящим на стуле с гитарой; единственная горевшая настольная лампа освещала спину, но прятала лицо в темноте. Пальцы забинтованной руки медленно и неуверенно перебирали струны, губы шевелились, что-то подпевая. Коди редко видел его с гитарой, хоть и знал, что он играет на улицах перед прохожими.

Задержавшись на пороге, он вслушивался в мелодию и слова, но так ничего и не разобрал.

На кровати лежала уже приготовленная раскрытая аптечка. Нарушать уединение определённо не хотелось, но Коди пришлось закрыть дверь, которая откликнулась лёгким щелчком замка. Кириан сразу замолк, поднял голову и улыбнулся.

— Наконец-то.

— У тебя красивый голос, — заметил Коди. — Почему ты никогда не поёшь?

Кириан взглянул на гитару, раздумывая.

— Бесполезный талант.

— Конечно, бесполезный, если не искать ему применения.

Смотреть на обезображенную почерневшую кожу было больнее, чем терпеть снятие бинта. Коди с опаской поднимал глаза на сосредоточенного Кириана, ожидая увидеть на его лице отвращение. Однако Кириан действовал до безумия спокойно, тщательно промывая перекисью свежие ранки и нанося мазь.

— И ты не боишься? — не удержавшись, спросил он, уже расслабленно сидя на кровати, прижавшись спиной к стене.

Кириан удивлённо вскинулся.

— Тебя?

— Ну… — Коди запнулся, не зная, что именно хотел узнать этим вопросом. —Возможно.

Сдвинутые к переносице брови говорили о непонимании.

— Почему я должен тебя бояться? — осторожно поинтересовался Кириан, придерживая конец бинта одной рукой и обматывая другой.

— Ты сам рассказал, какую цену мне нужно заплатить, — тихо прошептал он, напрягаясь.

Казалось, сам Кириан даже не рассматривал это как возможную проблему. В молчании он закончил бинтовать расслабленную руку, потом сложил тюбик и ножницы обратно в аптечку, закрыл её и отставил подальше.

— Что ты помнишь, Коди? — спросил он, теперь полностью переключившись на беседу.

Коди озадаченно потёр лоб.

— О чём?

— О жизни. Мы ведь не росли вместе, но… ты этого даже не помнишь, верно?

Коди, закрыв глаза, неуверенно кивнул. Он толком и сам не знал, что помнил, а что нет. Говорят, невозможно запомнить всю свою жизнь с самого рождения. Такого не бывает. Он ссылался именно на это. Самые ранние воспоминания выглядели будто подёрнутые дымкой тумана — невнятные, отрывистые, короткие.

Сомнения редко посещали Коди, но ему всегда казалось, что там, за пеленой тумана, должно было быть что-то ещё. Не просто рождение и взросление, а что-то ещё.

Жизнь.

— Странно, что мы не родные. Мы с тобой похожи, — Коди почему-то улыбнулся.

Кириан же его улыбки не разделил.

— Тебя это беспокоит?

— Нет, — быстро ответил он, но, задумавшись, уже пожал плечами. — Не знаю. Я ещё не успел осознать. Если быть совсем честным, то я никогда не ощущал себя на своём месте, будто подсознание подсказывало, что так и есть.

— Ты помнишь что-нибудь из прошлой жизни?

Вопрос был не из лёгких. Коди казалось, что нужные воспоминания всегда рядом, но он не может найти их, не может добраться. Ответы постоянно вертелись где-то рядом.

— Нет, — сдался он, устало вздохнув. — Ничего.

— Совсем ничего? Точно?

Коди подозрительно взглянул на Кириана.

— А должен?

— После появления меток воспоминания могут начать возвращаться, — его внимание было приковано к руке Коди. — Слышал, приятного мало.

Коди потянулся к аптечке, вновь открыл её, уговаривая Кириана тоже сменить бинт. Тот упирался, но в итоге согласился. Содранная на пальцах кожа подтверждала историю о стене. Кириан злился? Но на что? Просто так, от скуки, стены не бьют.

Конечно же… Отец.

— Это мне нужно злиться и вымещать ярость на неодушевлённых предметах, — заметил Коди.

— Так почему ты не злишься? Это нормально — злиться, — с напором сказал Кириан и, расслабив плечи, добавил: — Я бы злился.

— На что или на кого? — нервно усмехнулся Коди. — У меня нет нужных воспоминаний, чтобы до конца всё понять. Мне не хватает деталей.

И вдруг он заметил в выражении лица Кириана нечто такое, что заставило его насторожиться.

— Ты что-то знаешь?

— Только то, что мама хотела второго сына. Но если бы прошлый ты не захотел вернуться, Торговец бы не смог дать твоей душе вторую жизнь, Коди. Не думаю, что здесь кто-то виноват.

— Только я сам.

— Коди…

— Что «Коди»? Ты ведь сказал, что злиться — нормально, — он слишком сильно потянул за бинт, передавливая кисть.

— Но я не имел в виду: вини во всём себя и злись тоже на себя! — вспылил Кириан, высвобождаясь и нервно ослабляя узел.

Выпрямившись, Коди с тоской посмотрел на него.

— Ты расстроен сильнее, чем я.

— Конечно! — охотно согласился тот.

— Не понимаю.

— Не понимаешь? Как это можно не понять? — Кириан вскочил с кровати, принявшись нарезать круги по полутёмной комнате. — При любом исходе уже ничего не будет так, как прежде! Думаешь, легко продолжать жить с тяжестью вины за чью-то смерть? А если ты не захочешь? Сам ведь умрёшь! Снова, — он остановился, развёл руками и обречённо покачал головой. — А мне ещё жить. И не только мне: маме, отцу…

— Вот только про отца не надо, он будет, наоборот, рад, — прервал нравоучительную речь Коди.

Кириан плотно сжал губы и, уперев руки в бока, отвернулся. Неудобный момент затянулся — ссориться Коди не хотел, тем более что мазь постепенно снимала боль, и он раздражался не так сильно. При одной только мысли о Феликсе и том, как сильно он ударился головой в момент первой вспышки гнева, Коди начинало мутить.

Это мог быть и не Феликс.

Коди даже стало неудобно. Кириан так сильно переживал из-за сложившейся ситуации, хоть и пытался не показывать вида, а сам Коди оставался холодным. Сложно было осознать, что ему действительно придётся что-то предпринимать. Платить цену? Запачкать руки в крови? Ради чего, ради себя? А нужна ли ему эта жизнь, чтобы ради неё так стараться?

А мне ещё жить, эхом прозвучал надломленный голос Кириана. Стало стыдно.

Аптечка вновь отправилась на самый край кровати. Гитара стояла около стола, чехол лежал чуть дальше, у стены. Кириан повернулся к ней, провёл рукой по волосам и принялся заталкивать инструмент в чехол резкими быстрыми рывками.

— Эй… — позвал его Коди, наблюдая за горевшими яростными огоньками в карих глазах.

— Не надо, — жестом остановил тот. — Не заставляй меня выбирать.

— Я не заставляю, — Коди сполз на край кровати.

Кириан ничего не говорил до того момента, как полностью не застегнул чехол и не убрал гитару в шкаф. Затем закрыл дверцу, положил на неё ладони и упёрся лбом, долго стоя с закрытыми глазами.

— Только с мамой это не обсуждай, — устало попросил Кириан. — Метки и всё остальное. Я уже пробовал с ней говорить, но она убедила себя, что ничего не было.

— В каком смысле?

— Она считает тебя родным. Ей так проще. Знаю, если на неё хорошенько надавить, она не сможет больше жить в фантазии, но боюсь представить, что тогда произойдёт. Слышал бы ты, какая у мамы началась истерика при моей попытке разговора о Торговце, — невесело признался Кириан.

Развернувшись и прислонившись плечом к дверце, он продолжил:

— Мама любит отца и всегда будет любить. Думаю, именно поэтому она выстроила вокруг себя такую стену.

— Но тогда зачем ей понадобился я? Я — причина их разлада. Будь я на её месте, то выбрал бы того человека, кого люблю. Она могла бы меня бросить, выгнать, вернуть Торговцу, в конце концов, или что там можно сделать, — совершенно искренне пытался добраться до правды Коди.

— Коди, ты не понимаешь.

— Не понимаю, — в который раз согласился он. — Совершенно не понимаю.

***

Ночь прошла в беспокойных снах. Утром Коди проснулся с испариной на лбу, за полчаса до будильника. Перед глазами всё ещё плясали обрывки снов, в которых он видел странных незнакомых людей. Видел ссоры, напоминавшие ссоры мамы и отца, но отчего-то знал, что это были не они. Видел человека, похожего на Кириана, но опять же знал — это был не он.

Смазанные лица затуманивали разум, не отпускали, удерживая в жёстких объятиях сновидений. Помогла лишь ледяная вода. Не проснувшись до конца, Коди поспешил выскользнуть из дома до того момента, как проснутся мама и Кириан. Оказавшись на улице, он некоторое время постоял около подъезда, наблюдая, как светлеет утреннее небо, и с сожалением подумал о вылазках на крышу девятиэтажки.

Сегодня предстоял сложный день.

Стараясь не думать о том, что уже к моменту возвращения домой там может оказаться отец, Коди добрался до школы. Нужный кабинет пустовал, пришлось ждать. Чуть позже подтянулись остальные одноклассники, сбившись в кучки и обсуждая неинтересные темы: домашнее задание, свидания, сплетни. Коди краем уха услышал, что сегодня не будет последнего урока — заболел преподаватель по физике. Кто-то радовался, но Коди лишь сильнее расстроился, ведь придётся идти домой раньше.

Алиса Бьёрк прибилась к кучке девчонок и тоже оживлённо болтала. На Коди она даже не смотрела, хотя он сам периодически поглядывал в её сторону. Странное равнодушие заставляло готовиться к какому-то предстоящему удару.

Предчувствие не обмануло: как только закончились занятия и Коди спускался по лестнице, в пролёте между вторым и третьим этажом кто-то схватил его за рукав и потащил в коридор. От неожиданности он не успел воспротивиться, покорно переступил порог пустого кабинета с распахнутой дверью и едва не споткнулся от толчка в спину.

Дверь захлопнулась.

Феликс стоял напротив неё, преграждая путь, и буравил Коди взглядом, однако никаких обидных слов, как раньше, не бросал. В его глазах читалось сомнение. Повязки на голове больше было.

Коди повернулся к нему, выпрямившись, и поправил сползший с плеча рюкзак. К чему-то определённо нужно готовиться — Феликс никогда не цеплялся к нему просто так, чтобы запереть в пустом кабинете и молчать.

— Ты же знаешь, кто мой отец? — слишком серьёзно заговорил Феликс, постукивая пальцами по кисти другой руки.

Коди отступил к первой парте, опёрся на неё.

— Лукас Бьёрк, — ответил он.

— Конкретнее, — уже с требовательными нотками подстегнул Феликс.

Так вот оно что. Коди вспомнил разговор с Кирианом на крыше девятиэтажки, вспомнил, в какой ужас его привёл тот факт, что Феликс Бьёрк увидел пятна на коже.

— Что, пришёл самолично донести сладкую новость о том, что твой отец уже мчится сжигать меня на костре? — не удержался от язвительности Коди. — Можешь посмеяться, тебе ведь это нужно.

Однако, к его удивлению, Феликс не засмеялся, а помрачнел ещё сильнее.

— Я ему ничего не сказал.

Коди вскинул брови, недоверчиво поглядывая на своего главного школьного мучителя.

— Но Алиса знает. И она хочет с радостью тебя сдать.

Он не улавливал, к чему клонил Феликс. Коди несколько раз видел, как брат с сестрой яростно разговаривали на переменах в коридоре. Алиса выглядела напористой, в чём-то постоянно убеждая Феликса.

— Так почему ещё не сдала?

— Я отговорил. Пока что, — Феликс нахмурился.

— Хочешь пошантажировать меня? Заставить делать грязные дела, а ты пообещаешь ничего никому не болтать? Не утруждайся, — Коди скрестил руки. — Это всё равно недолгое развлечение.

Феликс вздёрнул острый подбородок.

— Ты ведь ничего не знал о тех отвратительных пятнах на своей руке в прошлый раз, иначе не попался бы так глупо.

А Кириан был прав насчёт того, что с Феликсом шутки плохи. Он гораздо лучше разбирался в теме, чем можно себе представить. Конечно, ведь Лукас Бьёрк наверняка снабдил сына нужной информацией и вниманием к деталям.

— Чего ты хочешь, Феликс? — напрямую спросил Коди.

— Просто интересно, — уголки его губ приподнялись, в глазах появился азартный блеск. — Как ты сдерживаешься? Я бы на твоём месте тогда себя добил, — он указал на голову. — Было бы куда проще, и часть цены Торговцу оказалась бы выплачена.

Несмотря на то что Феликс вновь пытался вести себя нагло и напористо, он не подходил ближе, оставаясь около двери. И замок так и не закрыл, хотя раньше наверняка сделал бы это, чтобы отрезать возможный путь к побегу. Пальцы продолжали отбивать неровный ритм, ноги были напряжены и расставлены на ширину плеч.

— Ты меня боишься, — догадался Коди и заметил, как дёрнулся Феликс.

Да, в отличие от Кириана Феликс как минимум стал его опасаться, однако открытие истины не заставило испугаться.

— Не преувеличивай, — скрипнул зубами тот. — Даже теперь, когда твоя жизнь в прямом смысле стоит на кону, ты никогда не осмелишься и пальцем к кому-нибудь притронуться, не то что убить. Не ко мне уж точно.

Непоколебимая уверенность в словах ужасала, но Коди оставался с ним солидарен. За всё то время, что Феликс цеплялся и издевался, он ни разу не попытался дать отпор. Так проще — не затевать двустороннюю войну, получалось избежать жертв. Да и школа занимала лишь малую часть жизни, от которой всегда получалось ускользнуть, стоило только выйти за ворота и оказаться на крыше, наблюдая закаты с Кирианом.

Пока Коди всё обдумывал, Феликс запрокинул голову, протяжно застонал от досады и коротко хохотнул.

— Всё-таки с тобой так скучно, Корин. Ты должен злиться! Давай, повесели меня, вас из-за этого и ненавидят!

Коди вцепился в край парты. Почему все твердят ему, что он должен злиться?

А Феликс продолжал наседать:

— Вы становитесь такими жалкими, когда появляются метки. Строите из себя святых, а в итоге убиваете ни в чём не повинных людей, чтобы дать своей потрёпанной душонке ещё несколько лет жалкого существования в мире живых.

— Прекрати.

— О, есть реакция! — обрадовался Феликс, сверкнув зубами. — Смотри, я даже не буду сопротивляться, — он раскинул руки в стороны. — Хочешь попробовать ударить меня или толкнуть в окно, например? А может, спустишь кубарем с лестницы, чтобы я сломал шею?

Несколько глубоких вдохов и выдохов позволили взять себя в руки. Феликс откровенно его провоцировал, но Коди не понимал зачем. Он боялся — это факт. Захотел доказать обратное? Феликс не любил, когда кто-то ловил его на страхе.

— Я ухожу, — решительно сказал Коди и попытался пройти мимо Феликса, отбросив раскинутые руки.

— Ну уж нет, — тот сильно сдавил плечо.

Вывернувшись, Коди с небывалой яростью схватил его за расстёгнутые полы куртки и оттеснил к стене, со всей силы впечатав в неё спиной. Феликс уберёг голову от нового удара, вовремя наклонив вперёд, но всё равно поморщился. В глазах застыл шальной блеск, пересохшие губы были приоткрыты; он смотрел на Коди сверху вниз, явно наслаждаясь тем, что добился своего.

— Больно, но не так, как было, — и рассмеялся.

«Психопат», — мелькнуло в мыслях Коди.

Резко убрав руки, он отскочил к двери, продолжая коситься на посмеивающегося Феликса. Теперь уже стало страшно и одновременно неприятно ему самому. Феликс, прекрасно понимая возможный исход ситуации при таком провоцировании, всё равно продолжал давить. Если бы не мазь, скрадывающая симптомы меток, вряд ли Коди сумел бы сейчас остановиться.

Вспомнив охвативший ужас, когда он думал, что убил Феликса, Коди с трудом сдержал подкатившую к горлу дурноту, толкнул незапертую дверь одновременно со звонком на отменённый урок.

========== Глава 8. Вилле ==========

Коди снова улизнул, пока все спали, а мама порхала по квартире с самого утра. Душ, укладка, макияж, выбор одежды: чтобы была красивой, аккуратной, но не броской.

Кириан долго лежал на застланной кровати и слушал музыку до того момента, пока плеер не выключился — закончился заряд. Мама иногда появлялась в дверях комнаты и показывала новый образ, Кириан же только кивал или мотал головой. В конце концов, выбор пал на светло-голубые брюки и тёмно-синюю вечернюю блузку. Она выглядела прекрасно, как и всегда, только Кириан не понимал, почему её обычный образ вдруг стал слишком простым.

Он помнил, что мама каждый божий день старалась выглядеть так, будто к вечеру ей идти в ресторан, в кафе или на вечеринку. Всегда. И даже когда отец перестал появляться дома, она сохранила эту привычку.

На душе у Кириана было тяжело. Он чувствовал лёгкий привкус дурноты, из-за чего кусок не лез в горло. Когда приготовления были завершены, они вместе отправились в магазин, где набрали целую тележку продуктов, попросили кассира разложить всё в три пакета. Каждый нёс по одному, а третий — вместе.

— Ох, целый час прошёл, — сказала мама, когда они выходили из магазина. — Как же утомляют эти покупки!

— Можно было купить гораздо меньше, — заметил Кириан.

— Сегодня особенный день, — не согласилась мама.

Кириан промолчал, не став напоминать о Коди и о том, что для него это не просто особенный день, а тяжёлый день.

Возвращались в молчании, только хлюпал подтаявший снег под ногами. Кириан вдруг задумался о том, что часть дороги они шли по тому же пути, что и с Коди. Переход через дорогу в неположенном месте, где нет светофора, но и редко ездят автомобили; тропинка между деревьями, чтобы срезать угол.

Мама замедлила шаг, когда они уже подходили к подъезду. Кириан, задумавшийся о Коди, не заметил, как натянулась ручка общего пакета. Он поднял голову, обернулся, увидев, как задрожал подбородок мамы и заблестели от влаги глаза.

— Вилле… — сбивчиво прошептала она, отпустив оба пакета. — Вилле!

Кириан остался стоять рядом с пакетами, наблюдая, словно в замедленной съёмке, как мама бросилась обнимать сидевшего около подъезда отца. За несколько прошедших месяцев он заметно постарел: углубились морщинки около карих глаз, волосы на висках пробила проседь, кожа потускнела. Он быстро встал, раскрыв объятия, и сомкнул руки за спиной матери.

В груди у Кириана оглушительно стукнуло сердце.

— Майя, — тоже прошептал он беззвучно, но шевеля губами.

Поставив третий пакет на асфальт, Кириан с неловкостью наблюдал радость родителей, испытывая весьма противоречивые чувства. После того как мама отпустила отца, тот наконец заметил и его, Кириана. На лице отразилась паника, он на мгновение опустил глаза, но шагнул вперёд, вновь подняв голову.

— Сын, — сказал отец, протянув руку. — Ты уже такой взрослый.

Кириан колебался. С одной стороны, ему хотелось ответить, подойти, обнять, но с другой стороны, где-то в глубине души он всё ещё ожидал подвоха. Отец подошёл первым, несколько секунд помедлил, но осторожно обнял его, хлопнув пару раз по спине шершавой ладонью. Кириан лишь дотронулся до старой, но любимой отцом куртки, которую тот неизменно носил вот уже пятую зиму подряд.

От него пахло терпким одеколоном, дыхание было сбивчивым и прерывистым. Значит, волновался, переживал, будто прошли не несколько месяцев, а несколько лет.

— Ну хватит, — Кириан высвободился из объятий и указал на пакеты. — Лучше помоги донести их до квартиры. В твою честь ведь столько купили.

И отец, радостно засветившись от оказанной чести, кивнул.

— Что у тебя с рукой? Подрался?

— Почти. Подрался со стеной, — улыбнулся Кириан отцу.

Ему было неловко — Кириан заметил это в его движениях и согласии практически во всём, что предлагала или спрашивала мама. Она сама крутилась вокруг него так, словно отец стал центром мира.

Впрочем, он был центром уже давно и никогда не переставал им быть.

Вернулись старые времена, когда Коди ещё не ввергал его в такой ужас. Отец молча сидел за кухонным столом, только теперь без газеты, за которой он любил прятаться, а мама, мурлыкая себе под нос весёлые мелодии, суетилась у плиты.

Кириан, как и обещал, помогал ей с готовкой, но то и дело бросал взгляды на отца. Он не рвался что-либо рассказать о последних месяцах жизни, не выглядел довольным и отдохнувшим. Наоборот — в его мутных глазах осели усталость, тоска и ещё пугающее выражение равнодушия. Когда мама обращалась к отцу с улыбкой, он вздрагивал и выдавливал ответную улыбку. Мама не видела, как улыбка сползала с его лица, когда она отворачивалась обратно.

— А где Коди? — рассеянно спросил отец впервые за долгое время молчания, когда праздничный стол уже был практически накрыт.

Мама замерла над тарелкой салата, размешивая ингредиенты, подняла голову и оторопело посмотрела на него.

— В школе, конечно же. Сегодня пятница.

— Ах, да. Школа, — кивнул отец и, наморщившись, лениво почесал лоб.

— Скоро вернётся, — встрял Кириан, расставляя бокалы.

Мама по такому случаю даже выбрала дорогое вино, которое уже украшало стол.

Отец мельком взглянул на Кириана, но тут же почти стыдливо уставился в пустую тарелку перед собой, сцепив пальцы в замок под подбородком. Сейчас, стоя рядом, Кириан заметил, что его волосы уже засалились, а щетина выглядела неухоженной. Вряд ли он готовился ко встрече так же тщательно, как и мама.

Тарелки оставались пустыми до возвращения Коди. Пока тянулось время ожидания, мама начала расспрашивать о жизни за последние месяцы. Отец поведал о длительной командировке в Лакус, где проходил обучение новой технологии, затем отрабатывал полученные знания и получал опыт. Сказал, что дни сменялись друг за другом так быстро, что он и не заметил, как пролетели несколько месяцев.

— Ты так любишь свою работу, — с восторгом прошептала мама.

Отец скупо улыбнулся.

Но Кириан видел за лживой увлечённостью лишь попытку сбежать, спрятаться, найти причину, чтобы не возвращаться.

— Ты всё ещё любишь свою семью? — сорвалось с языка, прежде чем Кириан успел обдумать необходимость вопроса.

Взгляд отца стал серьёзным.

— Конечно… как ты можешь такое спрашивать?

— Да так. Просто… — Кириан не успел договорить, как по квартире прокатился оглушительный звон.

Мама встрепенулась, отец напрягся, а Кириан поднялся из-за стола и решительно выскользнул в тёмный коридор. За дверью стоял Коди, привычно тихий, но какой-то взвинченный. Он тяжело дышал, словно дорогу от школы до дома преодолел бегом.

— Что случилось? — сразу почувствовал неладное Кириан.

Коди стащил с головы шапку и переступил порог.

— Столкнулся с Феликсом после уроков.

Он стал поспешно раздеваться, бросив ботинки около двери, а повесить куртку на крючок и вовсе удалось не с первого раза.

— Он тебе угрожал? — Кириан похолодел.

— Нет, — обернулся Коди и неопределённо повёл плечом. — То есть да. Я не знаю, как назвать то, что он хотел.

— Просто опиши.

Вздохнув, Коди всё же подобрал нужные слова.

— Феликс сказал, что никому не разболтал про меня, но пытался спровоцировать на агрессию, — он нахмурился.

Кириан выжидающе смотрел на него, но Коди лишь пожал плечами.

— Ничего страшного не произошло, но разозлить меня у Феликса получилось.

Хорошо, что Коди всегда оставался скуп на эмоции, а Феликс вряд ли когда-нибудь сможет стать причиной их яростного проявления. Однако нельзя было сказать то же самое и касательно возвращения отца. То, как остро Коди отреагировал на новости, подсказывало Кириану предупредить его заранее.

— Отец уже здесь, — тихо сообщил он, и Коди застыл с широко распахнутыми глазами.

— Уже? — недоверчиво переспросил тот.

— Сидят с мамой за столом, ждут, когда ты придёшь, чтобы начать есть. Ты почти вовремя.

Коди покачнулся, прислонившись спиной к стене, и поднял руки, спрятав лицо в ладонях.

— Но я не готов, — глухо сказал он.

Жаль, что Кириан не мог дать ему то время, которое требовалось. Подойдя к Коди, Кириан обнял его за плечи, вынуждая уткнуться лбом себе в плечо, и успокаивающе погладил по голове забинтованной рукой.

— Ты справишься.

— А если нет? — голос Коди дрогнул.

— Не в первый раз же. Всё будет хорошо.

Забросив рюкзак в комнату, Коди первым делом вымыл руки в ванной, и лишь потом, следуя за Кирианом по пятам, осмелился войти в кухню. Разговоры сразу стихли. Мама тепло улыбнулась, а отец со смешанными эмоциями обернулся через плечо.

— Как ты повзрослел, — с трудом прошептал он.

Чтобы избежать лишних пререканий, Кириан подтолкнул Коди к столу.

— Сначала нам всем нужно поесть. Мам?

И она принялась раскладывать по тарелкам приготовленный ещё не остывший обед.

Коди не проронил за едой ни слова, смотря только в свою тарелку. Беседу поддерживала мама, рассказывая, что происходило за время отсутствия отца. Когда возникала неловкая пауза, мама вновь принималась рассказывать даже самые банальные глупости: о просмотренных фильмах и передачах, о погоде, о соседях, о бездомных собаках, которых развелось слишком много.

— А как там в Лакусе? — мама решила, что пора и отцу подхватить беседу. — Никогда не была в нём, но слышала, что там много старых домов, ставших исторической ценностью, ведь город старше нашего Дуплекса.

Отец выпил чая, почесал подбородок и, задержав взгляд на Коди, ответил:

— Да, так и есть. Чем южнее, тем больше старых построек, а всё новое простирается на север. Там даже проводят экскурсии в специальных автобусах. Начало у въезда в город со стороны Дуплекса, то есть на южной стороне, а конец — на северной, где находятся все самые современные постройки. Лакус очень интересен своей планировкой.

Было видно, что ему действительно понравился Лакус. Кириан даже подумал, что именно из-за города отец задержался там надолго. Он медленно продолжал есть, искоса наблюдая за мамой, радость которой постепенно улетучилась и сменилась тоской.

— Так… ты останешься в Дуплексе? — с надеждой спросила она. — Или снова уедешь?

— Честно говоря, не уверен, Майя. В ближайшее время точно буду в Дуплексе — я ведь пообещал тебе. Но есть вероятность того, что мне предложат постоянное рабочее место именно в Лакусе.

— То есть снова уедешь, — вздохнула она.

Отец подтянулся, вытянул руку и крепко сжал ладонь мамы.

— Возможно. Но я хотел бы взять тебя с собой. На этот раз я могу позвать тебя с собой, потому что теперь это не путь в никуда.

Она подняла широко распахнутые глаза, явно не веря своим ушам.

— Хочешь… чтобы я осталась с тобой?

— Ну конечно, Майя. Всегда хотел.

Мама заулыбалась, но, будто вспомнив, что в кухне они находились не одни, повернулась и вопросительно взглянула на Кириана.

— А как же…

— Мальчики? — закончил за неё отец. — Кириан уже взрослый и способен сам принимать решения. Если захочет, может отправиться с нами. Если нет, то пусть остаётся, — и обратился уже к нему: — Ты нашёл нормальную работу или всё так же предпочитаешь возиться в пекарне?

— А чем плоха работа в пекарне? — нахмурился Кириан.

Отец лишь приподнял уголки губ и покачал головой.

— Так ты далеко не пробьёшься.

— Как будто ты пробился, — зло отозвался Кириан, за что тут же получил осуждающий и возмущённый взгляд матери.

— Не дерзи отцу! — взвилась она.

— Просто вырвалось, — Кириан пожал плечами и вдруг заметил, что сидевший рядом Коди крепко сжимал нож в руке, но больше ничего не ел. — А как же он?

Все взгляды тут же устремились на Коди, который и головы не поднял.

— Коди всего пятнадцать, — задумчиво произнёс отец. — Он не может остаться в Дуплексе один.

— Если останется, то со мной. Мне-то уже далеко не пятнадцать. Хочешь вот так просто переключить внимание на себя? Думаешь, в переезде в Лакус есть какой-то смысл, кроме призрачного места работы, которое тебе пока что не предложили?

— Не недооценивай меня, Кириан, — отец ударил ладонью по столу так сильно, что звякнула посуда.

— Прекратите, — впервые за последние полчаса подал голос Коди.

Он с яростью обвёл взглядом всех присутствующих, продолжая сжимать нож. Рукав чуть задрался, обнажая забинтованную часть, что не укрылось от зоркого взора отца. Кириан видел, как он с непониманием уставился на дрожащую руку Коди, а немногим позже на его лице отразился истинный страх.

— Неужели нельзя просто посидеть вместе с семьёй, которую давно не видел, за столом? Как, как ты смеешь приходить и начинать диктовать свои правила? — взгляд Коди забегал по столу.

— Коди, ты… — с ужасом прошептал отец.

— С чего ты взял, что имеешь право делать вид, будто хочешь взять меня с собой?

— Коди… — на этот раз сказала уже мама.

— Я всегда знал, что ты думаешь обо мне, когда ты ругался с мамой, считая, что стены здесь толстые и ваших криков никто не слышит. А теперь ты пришёл и решил забрать маму с собой, но на меня это желание не распространяется? Скажи, что с радостью оставишь меня здесь. Ты ведь всегда хотел, чтобы я умер…

— Коди! — взвизгнула мама, да так громко, что Кириан поморщился. — Что ты такое говоришь? Одумайся!

Коди несколько секунд буравил её взглядом. Попытавшись успокоить, Кириан положил руку ему на плечо, но тот сразу же скинул её.

— Всего лишь правду, которую ты предпочитаешь не замечать, — и с этими словами Коди, замахнувшись, со всей силы вонзил остриё ножа в столешницу. Мама снова вскрикнула, испуганно прижав ладони к лицу. Даже отец отпрянул, хотя старался сохранить непроницаемое выражение. Его кружка опрокинулась, и вытекший чай медленно стал подбираться к краю стола, стекая по скатерти, и капать на пол.

Когда вся семья уставилась на него, Коди смешался. Он не любил оказываться в центре внимания, особенно когда от него требовались ответы на вопросы. Отец и вовсе выглядел так, будто перед ним сидел дикий хищник, которого нельзя провоцировать. Его тёмные с проседью волосы, казалось, стали ещё седее, а карие глаза превратились в бездонные воронки, по которым нельзя прочитать ни одну эмоцию.

Сам Коди не сводил взгляда с ножа. Сцепив перед собой руки, он соскочил со стула и выбежал в коридор.

— Коди! — крикнул ему вслед Кириан и рванулся следом, но отец крепко удержал его за руку.

— Оставь его, давай поговорим, — прошипел он. От былой радости возвращения не осталось и следа.

— Что? Не до тебя сейчас… Коди! — Кириан попытался вырвать руку, но прекратил попытки, когда услышал хлопок входной двери.

Он яростно взглянул на отца сверху вниз.

— Доволен? Отпусти меня!

Цепкие пальцы разжались, и Кириан мигом оказался у кухонного окна, переводя дыхание. Мама тихонько застыла на своём месте, не смея сказать и слова.

— Майя, позволь мне поговорить с сыном наедине.

Без всяких пререканий она бесшумно выскользнула из кухни и, похоже, скрылась в спальне. Первым предпринял попытку продолжения разговора отец. Он почти неслышно подошёл к Кириану со спины, тяжело вздохнул и начал:

— Послушай, — сказал отец, — я хочу поговорить с тобой как со взрослым человеком.

Кириан долго молчал. Он был готов сегодня изобразить счастливое семейное воссоединение, если маме стало бы от этого лучше. Он был готов изобразить ту детскую любовь, которая со временем сошла на нет. Но теперь, когда пришло осознание истинной цели возвращения, Кириан не был готов выслушивать оправдания, однако позволил ему говорить.

— Понимаю, вы с Коди провели много времени вместе, и, возможно, ты действительно считаешь его почти родным. Но эти бинты, — тихо-тихо зашептал отец. — Знаешь, что скрывается за ними?

Отвернувшись от окна, Кириан со злостью посмотрел в глаза отцу.

— Знаю, — вздёрнул он подбородок. — Я помогаю ему с перевязкой.

Отец неодобрительно сощурился.

— Как давно всё началось?

— Тебя не касается.

— Ошибаешься, — гневно возразил он. — Я и так уже опоздал. Представляешь, что могло случиться, если бы я приехал на несколько дней, недель позже? Ты хоть представляешь, с кем делишь комнату? Это существо!..

— Не смей так называть Коди, — резко оборвал его Кириан, но не перешёл на крик. Он помнил, как отец и раньше обращался к Коди в подобной форме, когда того не было рядом.

— Рано или поздно оно покажет свою истинную сущность. Тот, кем был этот мальчик раньше, до смерти, и тот, кем ему посчастливилось быть в новой жизни, скоро умрёт. Как только метки проберутся выше, лишат его разума и способности трезво мыслить, оно уже не будет тем, кого ты зовёшь Коди.

Несмотря на то, какие ужасы рассказывал отец, сейчас Кириан пугался именно его самого. То, как искажалось его лицо каждый раз, стоило только упомянуть имя Коди, то, как брезгливо он говорил о нём, вынуждало содрогнуться.

— Возрождённые Торговцем могут вести нормальную жизнь после того, как заплатят ему долг, — возразил Кириан.

И отец рассмеялся хриплым, некрасивым смехом.

— Думаешь, сможешь нормально жить с ним рядом, если оно заплатит такую гнусную цену? Думаешь, сможешь и дальше защищать его, называть родным братом, зная, что его руки по локоть в крови?

— Если только так можно сохранить Коди жизнь, то да, смогу.

— Такая жизнь хуже смерти, — холодно произнёс отец, шагнув назад. — Жить, зная, что уже умирал и что пришлось отнять чужое время ради своей эгоистичной душонки. Торговец — не спасение, а проклятие Дуплекса. Проклятие твоей матери, которая поверила, что только так сможет исполнить мечту о втором сыне.

Кириан вдруг подумал о том, что отец винит во всём маму. Разве она виновата, что всего лишь хотела исполнить мечту, пусть и любым способом?

— Она просто не могла забеременеть во второй раз. А если бы и смогла, то врачи запретили бы ей рожать. Как думаешь, достойно ли её решение обойти законы природы таким образом?

Кириан не поддерживал отца, который попросту отвернулся не только от Коди, но и от него и от мамы, а теперь вдруг решил заняться спасением. Но он не поддерживал и маму, которая взвалила отплату долга за свои желания на плечи Коди.

— Торговец существует только потому, что нужен людям, — вспомнил он недавний разговор. — Никто не виноват, что так получилось.

— Всегда можно найти виновного, — не согласился отец, вернувшись к столу и, вытащив нож, вернул его в ящик. — Ты же знаешь, что метки подталкивают к выплате долга, даже если сам возрождённый сопротивляется? Не всем удаётся сохранить разум в такой ситуации.

— К чему ты клонишь?

— К тому, что если бы опоздал, оно могло бы убить именно вас обоих — тебя и Майю. И долг был бы выплачен.

Кириан не поверил, что действительно услышал это от отца.

— Коди бы не сделал такого…

— Ошибаешься, — присвистнул тот, подбирая с тарелки остывший кусочек картофеля. — По Торговцу и его зверушкам нет официальной статистики, но число убийств именно членов новых семей, так как они оказываются доступнее всех, зашкаливает. В прошлой жизни оно… тот Коди, которым оно было, умер в возрасте пятнадцати лет. Я перевернул горы информации, но нигде не нашёл точную дату смерти. Поэтому пришёл сейчас, почти вовремя, но у меня ещё есть шанс увезти с собой хотя бы Майю.

— Стоп… — прервал Кириан, отойдя от окна и жестом вынуждая отца посмотреть на себя. — Ты перевернул горы информации? Ты что-то искал?

— Точную дату смерти, — повторил отец. — Но знаешь, о временах строительства моста через реку Ева мало что сохранилось, потому что Старый город был прогнившей деревней, которую мало интересовали такие изменения. Почти никаких фотографий, мало заметок в газетах. Не будь оно сыном Витара Бернаскони, то вообще ничего не осталось бы.

Кириан покачнулся и удержался за тихонько ворчавший в углу холодильник. Сразу вспомнилась дорога по Старому городу, о которой он так никому не рассказал, а также та фотография, которую Кириан до сих пор перекладывал из кармана в карман, чтобы носить с собой. Фотография из дома для строителей, найденная в личной комнате Витара, в ящике стола.

Фотография Коди, который улыбался и выглядел так непривычно, потому что за время жизни рядом Кириан практически не видел его улыбки.

— Коди — сын Витара? — повторил Кириан, не до конца веря, но понимая, что так кусочки мозаики вполне складываются в верную картину.

— О да, — кивнул отец и, расплывшись в улыбке, сказал: — Коди Бернаскони. Звучит, не правда ли?

Кириан не ответил, продолжая прислоняться рукой к холодильнику.

— Забавно, что вы двое действительно похожи, словно родные братья, — уже тише признал отец. — Поначалу я сам едва не убедил себя в этом, как убедила себя Майя. Торговец умеет подбирать души.

========== Глава 9. Старый город ==========

После часа поисков на крыше девятиэтажки, в школе, в сквере и на ближайших улицах Кириан обнаружил Коди в закусочной Луизы. Он сидел за дальним столиком у стены, где не было окна, а свет от ламп практически не добирался. Перед ним стоял большой стакан воды, а напротив сидел Малти, подперев подбородок рукой. Тёмно-синяя бандана с белыми разводами прятала топорщащиеся волосы-косички, из кармана рабочего фартука торчали блокнот и ручка.

Посетителей было мало — середина дня всегда несла в себе пустоту.

Расстегнув молнию на куртке, Кириан неспешно подошёл к столику под внимательным взглядом Малти.

— Подвинешься? — спросил он, и Малти милостиво отсел к стене.

Коди не поднимал взгляд, упорно барабаня пальцами по стакану. Присутствие постороннего человека мешало Кириану сосредоточиться, но он решил не прогонять его, надеясь, что перед Малти Коди не станет больше убегать.

— Поговоришь со мной?

Коди упрямо пожал плечами.

— Он и со мной говорить отказался, — встрял Малти. — Что у вас там, снова семейные разборки? А раньше были такими тихими и милыми ребятами. Что? Молчу-молчу.

Выставив руки в примирительном жесте, Малти прислонился головой к стене с отделкой под кирпич и прижал к груди большой овальный поднос, спрятавшись за ним до самого носа.

Кириан попытался дотронуться до руки Коди, но тот резко выпрямился, пряча их под столом.

— Хоть посмотри на меня.

— Зачем ты пришёл?

— Забрать тебя домой.

— Домой? — Коди нервно рассмеялся. — Как только возвращается отец, то место перестаёт быть мне домом! И ты хочешь забрать меня туда, чтобы я слушал, как отец уговаривает маму уехать, параллельно напоминая, какое я чудовище?!

— Ты не чудовище, — опередил Кириана Малти, устремив на него указательный палец. — Не слушай бред, что слышишь вокруг — люди бывают глупы. То, что твой отец считает тебя чудовищем, не значит, что в итоге так должен считать и ты сам. Твоя жизнь только твоя.

Ему удалось немного успокоить Коди, и Кириан с благодарностью кивнул Малти.

— Как… как ты это пережил? — непонимающе покачал Коди головой, откинулся на спинку двухместного диванчика и закрыл бледное лицо ладонями.

Малти выразительным взглядом будто спросил разрешения у Кириана говорить о насущной проблеме. Выбора не оставалось — уж лучше Коди услышать всё от того, кто это пережил, чем доверять грязным слухам с улиц.

— Я думал, что не смогу, — признался Малти, вздохнув. — Думал, что будет лучше, если умру, и всё закончится, но сил причинить себе вред у меня не было. И я решил дожидаться логичного конца предоставленного мне времени. Я даже успел смириться, стал по-другому смотреть на голубое небо, понял, что каша по утрам не такая и гадкая. А потом пришли воспоминания.

На этих словах Коди убрал руки от лица, напряжённо посмотрев на Малти.

— Воспоминания о первой жизни. Обрывки, приходящие в основном во снах. Порой я мучился чувством дежавю и наяву, пытался вспомнить, почему только что пережитый момент кажется таким знакомым. Подвох в том, что не всегда вспоминаются хорошие вещи, — он уткнулся подбородком в край подноса. — Когда я вспомнил маму, как она умирала от болезни, то решил, что хватит. Но и сам умирать к тому моменту я передумал, во мне что-то щёлкнуло, — Малти изобразил щелчок пальцами. — Связь с Торговцем не остаётся на всю жизнь. Всему приходит конец.

Коди продолжал неотрывно смотреть на Малти, пока не задал следующий вопрос:

— И ты решил убить?

Он нехотя кивнул в подтверждение.

— Но… как?

— Воспоминания и боли от метки постепенно лишают разума, и убийства уже не выглядят такими страшными. Но Торговец помогает — здесь всё по-честному. Помогает убрать следы, меняет убийство на самоубийство. Если, конечно, никого постороннего не было рядом — живые неподвластны Торговцу. Никто не станет за тобой гоняться, ему нужен лишь сам факт смерти, чтобы забрать новую душу.

— Но я буду помнить, — бесцветно сказал Коди.

— Но ты будешь помнить, — подтвердил Малти.

— Не верю, — обречённо прошептал Коди.

— Когда станешь что-то вспоминать, в голове начнётся борьба прошлого и настоящего. Можешь даже путать, что реально, а что — нет. Решишь, что сходишь с ума.

— Он не готов к таким подробностям, — глядя на Коди, сказал Кириан, на что Малти, картинно округлив глаза, возразил:

— А я бы всё отдал в своё время, чтобы хоть кто-то рассказал, что меня ждёт и к чему нужно готовиться. Ещё воды? — и он встал из-за столика, протиснувшись между стеной и диванчиком, приветствуя только что вошедшего мужчину.

***

Аина жила вместе с седовласым отцом через пару домов от пекарни. Первый этаж старенького трёхэтажного здания с восемнадцатью квартирами — по три на каждом этаже, в двух подъездах. Её отец часто жаловался, что ветхие трубы протекают, половину замков на почтовых ящиках давно выкорчевали с корнем хулиганы, а ночами через щели в оконных рамах слышны завывания ветра.

Коди оказался здесь впервые. Поднимаясь по лестнице, он жался к стене, посматривая на облупившуюся штукатурку на потолках, и не держался за грязные деревянные поручни.

Аина открыладверь сама, улыбнувшись и пропуская гостей внутрь.

— Только тихо, папа спит, — она поднесла к губам указательный палец и подмигнула Коди.

Юркнув в маленький коридор, Коди сразу привалился к стене около выключателя, внимательно осматривая помещение, в котором оказался.

На Аине был надет домашний спортивный костюм серого цвета, а волосы собраны в растрёпанный пучок на макушке. Сама она выглядела немного сонной, на щеке виднелась отпечатавшаяся полоса — видимо, от подушки.

Коди отказывался возвращаться домой. Ничего другого не оставалось, кроме как попросить Аину приютить его на несколько дней, пока всё не утрясётся. Кириан понимал, что просит об опасном деле — всё-таки отец говорил правду о смертях и невозможности ясно мыслить, как подтвердил сегодня Малти. По пути они зашли в аптеку и купили обезболивающую мазь и бинты, которые Кириан сунул в карман Коди. Тот заверил, что справится с перевязкой самостоятельно, пусть это и займёт немного больше времени.

— Если придётся, поможешь ему с рукой? — шёпотом попросил Кириан, но Коди услышал:

— Эй!

— Не спорь — на всякий случай, — пояснил он.

Аина напомнила о спящем отце, упомянула, что именно поэтому свет в коридоре не зажжён, повернулась к Кириану и тоже шепнула:

— А как твоя рука?

— Быстро заживает, — и покрутил кистью. — Тебя точно не затруднит?

Она мотнула головой.

— Если только Коди не смутит ночевать в комнате моей сестры. Папа был против, чтобы её сильно меняли. Мы оставили всё, как и было, только убрали игрушки, личные вещи вроде тетрадей и плакатов на стенах. В остальном комната вполне подходит для гостей. Я убираюсь там раз в пару недель, всё чисто.

Кириан вопросительно посмотрел на Коди, который увлечённо рассматривал носки ботинок, но заметил его взгляд.

— Я не против, — пожал он плечами.

«Видимо, считает, что угодно лучше, чем сейчас возвращаться домой», — подумал Кириан, но остался с ним солидарен. Он и сам не захотел бы возвращаться в такой ситуации.

— Если что-то случится — звони. Номер ты помнишь.

— Записная книжка никогда не подводит, — Аина кивнула на спрятавшийся в углу тумбочки телефон, около которого и лежала упомянутая книжка. — Твой номер на первой странице.

После Кириан, вытерев ноги о коврик, подошёл к Коди, который нехотя поднял на него глаза.

— Всё будет хорошо. Слышишь? Не смей хандрить, — он ласково потрепал его по волосам.

— Что может быть хорошо, если мама уедет с отцом? Да и ты тоже захочешь с ними…

— Я не уеду. Не оставлю тебя одного.

Коди смотрел с недоверием.

— Может, отец прав в том, что не хочет наблюдать, как я гнию заживо, — затравленно сказал он с явным отвращением к себе. — И тебе не обязательно.

Кириан схватил его за подбородок, фиксируя голову, чтобы Коди был вынужден смотреть в глаза.

— Обязательно.

И быстро вышел обратно в подъезд, не в силах наблюдать за увлажнившимися глазами Коди.

Аина выскочила следом в потрёпанных тапочках, прикрыла входную дверь и поймала Кириана за руку.

— А ты что собираешься делать?

Он нехотя повернулся, остановившись.

— Вернусь в Старый город.

— Снова? Зачем?

— Нужно кое-что уточнить.

— Торговец ни для кого не делает исключений, ты должен был понять.

— Я и не буду просить об исключении, — пожал плечами Кириан. — Мне просто нужно узнать, сколько точно осталось времени.

***

Несмотря на то, что для встречи с Торговцем требовалась полнейшая темнота, Кириан рискнул пересечь мост гораздо раньше, когда солнце ещё только спускалось к горизонту. Было непривычно наблюдать закат отсюда, а не с крыши девятиэтажки, стоять прямо по центру реки и во всей красе видеть расплывающиеся по воде отражения. В кармане куртки пряталась фотография. Кириан то и дело запускал туда руку, мял обломанные кончики углов и нащупывал еле уловимые бороздки надписи от давления ручки.

— Сын Витара, — пробормотал Кириан, отрываясь от перил, когда солнце почти скрылось за горизонтом. — Когда же ты умер, сын Витара Бернаскони, и почему?

Отогнав от себя мрачные мысли, Кириан добрался до конца моста, вновь ощутив странную пугающую тишину, стоило только ступить на землю Старого города. Теперь место не выглядело чужим — одного визита сюда хватило, чтобы тёмные провалы сгоревших домов перестали пугать, а пустота не казалась такой враждебной.

Кириан быстро дошёл до дома строителей, не сворачивая ни в какие переулки, однако продолжая рассматривать всё вокруг. Сейчас, когда ещё не опустилась полнейшая мгла, он мог себе это позволить.

Там, где в прошлый раз ярко горел огнями магазинчик кукол, теперь чернел обычный подъезд с выбитыми дверьми. Не став приближаться к нему, Кириан вошёл в нужный дом, щёлкнул фонариком и медленно двинулся по скрипучему полу вплоть до комнаты Витара.

Дом разговаривал с ним стонами, шуршанием и далёким отзвуком, похожим на капающую воду. Успокаивала мысль о том, что мертвецы не встают, а души мёртвых заперты в кукольных телах. Кириан осторожно заглянул в распахнутую дверь и скользнув светом фонарика по длинному монотонному прямоугольнику коридора. Тишина, пустота. Никого.

Он переступил порог, замерев около письменного стола. В клочках бумаги, где Витар оставлял мимолётные мысли и напоминания, наверняка крылся ответ, но понять его Кириан не мог. Витар боялся чего-то — это чувствовалось в резких штрихах и искреннем страхе, читавшемся в некоторых фразах. Но Аина говорила, что он сошёл с ума после того, как Ева покончила с собой. Что, если разум стал играть с ним гораздо раньше кончины любимой жены?

Порывшись в ящиках, на полках стеллажа и в рабочих документах, Кириан достал фотографию и положил в центр стола, устремив на неё луч фонарика.

— Коди Бернаскони, — по слогам сказал он, пробуя звучание на вкус.

— Молодец, — раздался голос около самого уха, и Кириан отшатнулся с глухим стоном, врезаясь спиной в зазвеневшие стеклянные двери стеллажа.

Торговец стоял рядом с ним, такой же беззвучный, с бледной серой кожей и тёмными кругами вокруг прозрачных глаз. Сведённые за спиной руки и застёгнутый до упора балахон прятали его фигуру в темноте, но лицо словно светилось своей бледностью.

Бам! — со стеллажа с громким звоном слетела старая ваза, разбившись вдребезги. Кириан в очередной раз отпрыгнул в сторону, Торговец же и пальцем не пошевелил, лениво проследив её полёт.

— Любимая ваза Витара. Он купил её у уличного бродяги за бесценок, но хранил так, словно отдал за неё гору денег. Ваза очень нравилась его жене — Еве, — сказал Торговец, и его слова шорохом пронеслись по комнате.

Кириан, тяжело дыша, оторвал взгляд от осколков.

— Откуда ты знаешь?

— Оттуда, — Торговец лишь моргнул, сбрасывая застывшее выражение с лица, и повернул голову к Кириану. — А ты настырный, раз явился вновь. Вам, живым, в упорстве позавидуют даже мёртвые.

Кириан так и не понял, была ли это похвала или желание задеть за больное.

Торговец тем временем подошёл к столу, где лежала фотография Коди, и посмотрел на неё не мигая. Его лицо, на котором никогда не отображались эмоции, застыло в выражении напряжённой маски.

— Как хорошо ты знаешь души, заключённые в тех куклах? — спросил Кириан, пусть и не решаясь подступить ближе.

Торговец вывел одну руку из-за спины и томящим медленным движением потянулся к фотографии, коснувшись лишь её уголка.

— Очень хорошо. Я знаю их лучше, чем знали они сами себя при жизни.

— Но ты отбираешь их память.

— Разве есть смысл обретать вторую жизнь, помня при этом ошибки и горести прошлой?

— Зачем же тогда заставлять переживать заново ту боль, заставлять всё вспоминать, усложняя тем самым выбор? — не унимался Кириан.

— Новая жизнь без воспоминаний — лишь шанс прочувствовать её, задаток, если тебе так нравится. Чтобы выплатить цену, нужно захотеть остаться. А если этого недостаточно, чтобы принять решение, они начинают всё вспоминать, чувствуя боль. Кнут и пряник, — Торговец отвернулся от фотографии, устремив пустые глаза на Кириана.

Тот вздрогнул.

— Если ты так хорошо знаешь все души… — Кириан перевёл дыхание, продолжая: — Если хорошо знаешь, скажи хотя бы одну вещь: когда умер Коди? Мне нужны сроки.

Вглядываться в бесцветные глаза Торговца было бесполезно — Кириан так и не научился читать по ним и понятия не имел, что творилось в его голове. Торговец не казался ему существом из страшных сказок, хотя веди он себя иначе, вполне мог бы им оказаться. Если сначала Кириан и вовсе не воспринимал его как реального, тот теперь, без окружения кукол и без Аины за спиной, Торговец стал вполне настоящим.

Живым.

Свет от фонаря упёрся в пол около ног Кириана. Он старательно избегал желания поднять руку, направить луч света на Торговца, прекрасно помня, какой была его реакция в прошлый раз.

— Начало декабря.

Не ожидая услышать столь скорый ответ, Кириан на мгновение потерялся во времени. Какой сейчас шёл месяц? Октябрь… значит, осталось чуть больше месяца.

— Ты помрачнел. Считаешь, что отведённого срока мало?

— Лучше бы этого срока вообще не было, — мотнул головой Кириан.

— Я повторюсь: ты требуешь невозможного. Я не всесилен и не могу отменить то, что зависит не от меня.

Кириан устало всплеснул руками, чувствуя себя настолько беспомощным, что подгибались колени и слабели веки.

— Тогда кто ты такой? В Дуплексе тебя кем только не считают: и вымыслом, и самым страшным монстром из всех существующих. Кто-то называет богом, а кто-то — дьяволом, проклятием города. Так кто же ты на самом деле? Почему существуешь, откуда ты взялся, что из-за тебя и твоих правил мне и Коди приходится переживать такое? — Кириан не заметил, что перешёл на крик, эмоционально расписывая всё, что скопилось в душе за последние недели.

Безучастный взгляд Торговца разозлил только сильнее. Он шагнул к нему навстречу.

— Кто ты такой?! — выкрикнул Кириан так громко, что сам испугался оглушившего эха.

Торговец медленно закрыл глаза, пряча пугающую белизну с ярко очерченными радужками, глубоко вдохнул и выдохнул через рот, разлепив сухие истрескавшиеся губы. Кириан не сразу поверил, почувствовав его дыхание, добравшееся до шеи. Шагнув в сторону, он провёл рукой по своей коже.

— Можешь считать меня проклятием Старого города, как многие и делают.

— То есть это правда?

— Отчасти. Что ещё ты хочешь знать?

Поддавшийся на расспросы Торговец выглядел странно покладистым, словно не просто был готов ответить на всё, но и сам желал избавиться от долгих лет молчания.

— Хочу знать о Коди и Витаре.

— Ты уже знаешь о них, — возразил Торговец.

— Но не то, почему умер Коди. Мне кажется, Витар замешан в его смерти, — признался Кириан.

И увидел то, чего увидеть совершенно не ожидал: как кончики губ Торговца исказились в слабом подобии усмешки, белёсые глаза вспыхнули холодным пламенем, а тени вокруг них стали ещё чернее.

— Уверен, что хочешь этого?

— Да, — Кириан хотел быть готовым к тому, что рано или поздно всплывёт в памяти Коди.

— Что ж, — сказал наконец Торговец. — Тогда тебе придётся познакомиться поближе с ещё одним участником той давней истории.

— Ещё одним? С кем же? — напрягся Кириан.

А Торговец, стремительно сократив расстояние, резко приложил ледяную, как дыхание смерти, ладонь ко лбу Кириана и, заставив задохнуться от ужаса, мрачно ответил:

— Со мной.

***

Коди ел залитые молоком хлопья с медовым вкусом, то и дело вертя в руке непривычно большую ложку. Дома он чаще всего пользовался ложкой другой формы, которую всегда выискивал в ящике и отказывался пользоваться другой.

Хлопья оказались вкусными, но несмотря на это, сбитый аппетит во время праздничного обеда с родителями не вернулся даже вечером. Несколько часов он просидел в комнате Сари — умершей сестры Аины, уткнувшись в книгу. Это были старые детские сказки, но очень странные. Услышь он их в детстве, Коди, возможно, не придал бы внимания деталям, но сейчас, находясь уже в более сознательном возрасте, он то и дело спотыкался о жуткие подробности. То принцессе пришлось изранить себя о ветви, чтобы выбраться из магического леса, то принцу нужно было отправиться на охоту, чтобы принести тушки убитых животных как дань королю в обмен на руку его дочери.

Аина заглянула к нему гораздо позже, тряхнув коробкой с хлопьями и позвав в кухню.

Коди почти никогда не общался с Аиной, а Кириан не говорил о ней, разве что только в присутствии мамы. Они с Кирианом никогда не обсуждали других людей, закрывались в известном лишь им двоим мире. Коди было сложно осознать, что девушка, приютившая его — лучший и давний друг Кириана, о котором, как оказалось, он совершенно ничего не знает.

Отец Аины — Стефан Ламур, грузный седой мужчина с аккуратной бородой и густыми бровями, — вышел, когда Коди уже закончил с хлопьями. Он похлопал его по плечу и радостно сказал:

— Надо же! Кто это у нас в гостях? Коди! Как я рад тебя видеть. — Коди показалось, что, если бы он не сидел, прижавшись спиной к стене, Стефан стиснул бы его в медвежьих объятиях. — Ты меня, наверное, совершенно не помнишь, но мы виделись один разок.

Он вежливо склонил голову набок, отведя глаза и раздумывая.

— Нет, — сказал Коди. — Но я помню, кто вы.

— Можешь так и звать меня — Стефан, — подмигнул тот, за что получил лёгкий подзатыльник от дочери.

— Пап, оставь его в покое, дай отдохнуть, — протянула Аина, забирая пустую тарелку.

Зашумела вода.

Стефан со вздохом опустился на свободный стул около окна, облокотился на подоконник и устремил взгляд в темнеющую улицу.

— Курить хочется.

— Сигареты на тумбочке в туалете, если ты забыл, — подсказала Аина, продолжая греметь посудой.

— Я не настолько стар, — хмуро ответил он, но тут же басисто расхохотался.

Лицо Аины озарила улыбка.

Она выдала Коди чистое постельное бельё и подушку, помогла разложить диван и предупредила:

— Вот здесь, — указала Аина, — он проваливается. Осторожнее. Раньше хотели починить, но потом… уже не понадобилось.

Поблагодарив её, Коди отправился в ванную, чтобы сменить повязку. Проверив, хорошо ли он запер щеколду, Коди присел на бортик ванной и принялся медленно разматывать бинт. Пятна поднялись уже до самого локтя и кое-где точками устремились выше, испещряя кожу мелкими рытвинами и кровавыми пузырьками. Смотреть было неприятно, но и просить о помощи Аину Коди не решился бы ни за что в жизни. Он в который раз поразился, с каким спокойствием смотрел на его руку Кириан, не морщившись и не подавая вида, что ему неприятно.

Коди прислонился лбом к холодному кафелю и выкрутил на полную вентиль с холодной водой. Он держал под сильной струёй руку до тех пор, пока не перестал чувствовать пальцы. Одежда оказалась вся в мелких брызгах, но его это совершенно не волновало.

Тихий стук вырвал Коди из плена ледяной воды.

— У тебя всё хорошо? — глухо спросила Аина.

— Да, — поспешно сказал он, принявшись разрывать упаковку с чистым бинтом. — Да, всё нормально.

Коди вспомнил нож, воткнутый им в стол прямо перед уходом. Перед глазами стояли образы родителей, но главное, с чем не получалось смириться — выражение лица отца, от ужаса перешедшее к злости и отвращению.

Стараясь не думать о том, что произошло, Коди неловко закончил перевязку, скомкал старый бинт, пропитанный мазью и кровью, обернул в кусок туалетной бумаги и бросил в мусорную корзину.

В коридоре его встретила Аина с телефонной трубкой в руках.

— Кажется, твоя мама, — пожала плечами она, зажала микрофон ладонью и шепнула: — Волнуется. Я сказала, что ты переночуешь у меня. Просто подтверди, что ты здесь.

Коди нехотя принял трубку, поднёс к уху и долго вслушивался в неровное дыхание матери, прежде чем осмелился что-либо произнести.

— Я здесь, мам. Всё нормально.

— Коди… Коди! — сбивчиво пробормотала она, а потом послышались какой-то шорох, грохот и тихая ругань.

— Коди, — прогремел уже отцовский голос. — Ты слышишь?

Он отпрянул.

— Слышу.

— Отлично, — тон отца стал немного мягче. — Возвращайся. Нам нужно поговорить.

— Нам не о чем говорить, — Коди покачал головой, хоть и понимал, что никто его не видит. — Ты всё прекрасно дал понять сегодня.

— Нет, нам есть о чём говорить! Подумай, в какое положение ты ставишь Кириана! Он из-за тебя!.. Из-за тебя!.. — вновь раздались звуки борьбы — видимо, мама пыталась отобрать телефонную трубку. — Ты вынуждаешь Кириана из чувства ответственности оставаться рядом, но это его погубит!

Последние слова Коди уже практически не слышал, отняв трубку от уха и держа над рычагом. Но последнее, что отец в гневе, смешанным с мольбой, выкрикнул, он разобрал прекрасно:

— Отпусти его!

И повесил трубку на рычаг, содрогаясь всем телом.

В ту ночь сны с разрозненными мутными картинками впервые превратились в связную страшную историю.

========== Глава 10. Райли ==========

— Что значит «не выделили бюджет»? Вы хоть представляете, сколько у меня будет задействовано людей? И вы хотите, чтобы они все не один год ютились в каких-то жалких лачугах, продуваемых ветрами? — бушевал Витар, меряя свой рабочий кабинет широкими шагами. — Та деревенька… О да, та деревенька насквозь прогнила, а люди живут в своём маленьком мирке. Мы с ними договоримся, никаких проблем не будет. Да. Да. И это моё главное условие: у рабочих должно быть место, где они смогут хорошо отдохнуть и выспаться. Оттуда до Нокса не менее шести часов пути, мало кто сможет себе позволить возвращаться домой даже раз в неделю, но они согласны, потому что мы неплохо заплатим, — он остановился возле окна, покачиваясь с пятки на носок, и громко воскликнул: — Нам нужен этот мост!

Телефон несчастно звякнул, когда Витар тяжёлой рукой с силой вдавил трубку в рычаги.

Райли Бернаскони, сидевший всё это время на массивном диване, обитом коричневой кожей, вздрогнул и отвёл взгляд от бегущей секундной стрелки настенных часов. В кабинете на несколько минут воцарилось молчание. На манжете белой рубашки Райли заметил серое пятно, поцарапал его ногтем, но никакого результата это не принесло. Он поспешил перевернуть руку, чтобы не получить очередное замечание касательно небрежности, особенно сейчас, когда Витар — его отец — находился в разгневанном состоянии.

Тёмные волосы, с щепетильной аккуратностью зачёсанные назад, сейчас падали на прорезавшийся морщинками лоб. Отец был взволнован и напряжён, он не любил, когда что-то шло не по плану.

После он метнулся к шкафу, достал тяжёлый гранёный стакан, плеснул в него виски из откупоренной бутылки и осушил в один глоток.

— Ну и долго ты собираешься здесь сидеть? — он наконец обратил внимание на затихшего Райли. — У тебя что, нет других дел?

Райли недовольно нахмурился, но сдержал ответный порыв злости. Отец любил вымещать гнев на всех, кто попадался под руку в неподходящий момент.

— Ты сам хотел поговорить со мной, — напомнил он.

— Да… да, хотел, — усмехнулся отец, поигрывая оставшейся каплей виски в стакане. — Слышал, у Коди проблемы в школе.

— Плохо написал проверочную работу. С кем не бывает, — пожал плечами Райли, стараясь свести всё в шутку.

Но это стало его ошибкой. Светло-голубые глаза отца сверкнули; с грохотом опустив стакан на стол, он широкими шагами подошёл к дивану, схватил Райли за грудки и хорошенько встряхнул, вжав того в мягкую спинку и нависнув сверху. Из приоткрытого рта неприятно пахло алкоголем, и Райли с трудом сдержался, чтобы не отвернуться.

— С кем не бывает? Такого не должно быть с моим сыном, понимаешь? Он испортит мне репутацию! — выкрикнул тот, брызжа слюной.

Райли успел несколько раз пожалеть, что не покинул кабинет сразу же, как только раздался телефонный звонок. Он смотрел на побелевшие костяшки пальцев отца, в его сумасшедшие глаза, чуть неровные плотно сжатые зубы и лёгкую щетину, которая раздражала сильнее всего. Райли смог отчётливо представить, как наносит пену на подбородок, берёт бритву, проводит по коже и после нескольких удачных движений задевает подбородок. Алая струйка крови течёт вниз, приковывая к себе внимание, добирается до шеи и растворяется в идеальном белом воротнике рубашки.

Остаётся пятно.

Чёртовы пятна, которые отец на дух не переносил. Ни на одежде, ни в жизни.

Поспешно облизнув сухие губы, Райли всё же склонил голову, отклоняясь от гнетущего запаха виски.

— Он исправится. Я с ним поговорю. Просто ты порой громко разговариваешь по телефону, а комната Коди находится слишком близко. Ему нужно высыпаться, а не слушать твои крики, — произнёс Райли, нагло взглянув в лицо отца.

Тот рассвирепел ещё сильнее, отпустил его и, замахнувшись, влепил звонкую пощёчину. Райли тронул сведённую судорогой нижнюю челюсть, коснулся губы — на пальцах остались следы крови. Всё ещё приходя в себя, он облизнул разбитую губу и ощутил приятный металлический привкус.

В такие моменты было странно вновь поднимать голову и видеть, как злость отца постепенно испарялась, а на её место приходила растерянность и сожаление. Он никогда ничего не говорил. Сказать: «Прости» для него было слишком сложно. Невозможно. Райли никогда не ждал таких слов, но научился наслаждаться выражением лица, хоть и прекрасно знал, что сожаление и растерянность всего лишь прячут за собой страх.

Отец боялся его. Начал бояться после того, как Райли повзрослел, превратившись из худого тихого ребёнка в того, кто был способен дать отпор. Увлечённость отца строительством постепенно переходила все дозволенные границы. Он становился похож на помешанного, когда на горизонте маячил новый проект, который непременно должен получиться лучше предыдущего. В такие моменты он с головой уходил в работу, сидел в кабинете над чертежами сутками, а иногда среди ночи срывался на срочные встречи. И вот когда кто-то из семьи, никак не связанной с работой, попадался ему под руку в неподходящий момент, дело заканчивалось ссадинами и болью.

В детстве Райли доставалась порка ремнём. В юном возрасте он совершенно не понимал, за что его наказывали. Разве так плохо прийти к отцу в кабинет и спросить, будет ли он ужинать с ним и мамой? Разве плохо попросить починить сломавшуюся игрушку?

Мама пыталась объяснить, что папа слишком занят и сейчас к нему лучше не лезть, но Райли упорствовал. Он верил, что сможет пробиться сквозь глухую стену и получить толику отцовских внимания и любви. Но годы шли, а ничего не менялось. Один проект сменялся другим, превращаясь в бесконечную череду повторяющихся событий.

Подняв голову, Райли увидел уже привычный заметавшийся взгляд отца. Губы поджались, плечи напряглись. И снова никакого: «Прости, погорячился».

Шаг назад.

Райли закрыл глаза, вспоминая, как впервые дал волю эмоциям. Ему тогда исполнилось шестнадцать. Ещё не взрослый, но уже не ребёнок. Ещё далёкий от полного видения мира, но уже осознающий, что постоянная боль — это ненормально. Тем более от человека, от которого ждёшь совершенно другого.

Это произошло здесь, в кабинете. Отец был пьян, празднуя завершение строительства небольшого театра в самом центре Нокса. Разозлить его всегда было проще простого, но тогда оказалось ещё легче. Один только вид Райли, зашедшего поздравить с успешным завершением, исказил его лицо до неузнаваемости. Райли, застыв в дверях, смотрел на почти приконченную бутылку виски, и неодобрительно качал головой. Заметив это, отец пьяно расхохотался.

— Не нравится, что я пью? Но надо же мне как-то расслабляться!

— Мама запекла утку. Специально так, как ты любишь. И достала вино, но тебе, видимо, уже достаточно.

— Да как ты смеешь! — рассвирепел тот и, размахнувшись, кинул тяжёлый стакан в сторону Райли.

Он разбился о стену в нескольких сантиметрах от головы Райли. Осколки больно оцарапали щёку, а в нос ударил едкий запах алкоголя. Инстинктивно прикрывшись руками, пусть и слишком поздно, Райли врезался плечом в дверной косяк и беззвучно застонал от пронзившей боли. Но в тот раз в глазах отца не было ни сожаления, ни страха — один лишь гнев, что ему помешали радоваться очередной маленькой победе в долгожданном одиночестве.

Обернувшись на разлетевшиеся по полу осколки, Райли провёл ладонью по щеке и подцепил носком оставшееся целым донышко.

— Ты… ты в порядке? — вдруг хрипло спросил отец, чем сильно удивил.

— А ты как думаешь? — не остался в долгу Райли. — Мог попасть и в голову. Конечно, в порядке.

В тот же день, после ужина, когда отец сильно поругался с матерью и посмел поднять на неё руку, Райли пришпилил его к стене с невероятной силой, выбив весь воздух из лёгких, сдавил шею локтем и пообещал больше не сдерживаться, если нечто подобное повторится снова.

Около недели на шее отца, там, где давление было сильнее всего, красовался синяк.

Потом ссор и рукоприкладства стало меньше. И вот сейчас, когда новое увлечение — мост, соединивший бы Нокс и Лакус, давший бы развитие маленькому городку около реки Дуплексу, — набирало обороты, он вновь не сдержался. Райли продолжал неотрывно смотреть на отца, а тот медленно отступал, пока не упёрся в стол. Дрожащие пальцы вцепились в столешницу, задев единственную семейную фотографию в рамке, которая стояла на столе. Райли перевёл на неё взгляд. Счастливые улыбки, замершие специально для фотографа, никогда не казались ему искренними. Отец бережно обнимал мать за плечо, с её стороны стоял чуть отчуждённый Райли, а с его стороны — Коди, склонивший голову.

Коди был единственным, кто улыбался искренне.

— Хочешь ещё что-то сказать мне? — Райли поднялся на ноги и заметил, как дёрнулся отец.

Хорошо. Пусть боится, пусть дрожит.

Это придавало сил.

— Нет, — сипло прохрипел он. — Кажется, я слегка перебрал.

— Да, — кивнул Райли. — Тебе стоит отдохнуть. Твоя работа слишком тяжёлая.

***

Райли любил проводить время с матерью. Когда отец был занят, они часто вместе выбирались на вечерние прогулки в парки, разговаривали о всяких глупостях, наблюдали, как загораются фонари вместе с одновременно темнеющим небом. Холод в такие моменты практически не ощущался, и Райли замечал замёрзшие пальцы лишь в тот момент, когда касался руки матери.

Ева Бернаскони была красивой статной женщиной. Чистота двухэтажного дома держалась на ней, хотя нанять помощницу было бы куда лучше. В ответ на подобные предложения она всегда качала головой, заявляя, что не собирается сидеть в комнате и маяться от безделья.

Нелюбовь к светским вечеринкам граничила с обожанием театра. Ева всегда следила за репертуарами и приезжими актёрами, а также искренне радовалась, когда Витар взялся за строительство нового театра в Ноксе. Тот проект, наверное, был и оставался для неё единственным светлым пятном в работе мужа. Она присутствовала на торжественном открытии, посещала его ещё несколько раз уже после.

Витар гордился своим детищем, но как только подвернулась новая работа, тотчас позабыл о нём.

Научившись абстрагироваться от проблем с отцом, Райли с удовольствием стал его заменой для Коди — младшего брата, которому на момент начала строительства моста исполнилось всего лишь тринадцать лет. Он помогал ему с домашним заданием, порой подписывал разрешения на поездки куда-либо с классом или же отправлялся на вечерний футбольный матч, когда мать оказывалась занята.

Коди был похож на отца: тёмные волосы, светло-голубые глаза и правильные черты лица. Сам Райли слишком отличался от остальных в семье. Порой он слышал, как одной из тем ссор родителей являлся именно он. Отец иногда напоминал матери, что Райли слишком не похож на него, выделяется на общем фоне своими светлыми волосами, ярко очерченными скулами и формой губ. Не слишком высокий и худощавый, Райли и сам видел заметную разницу во внешности, но всегда считал подозрения отца в неверности матери ошибочными, пустыми. Такой преданной женщины, как она, не найти на всём белом свете.

Однако единственным, что точно их роднило, оставались глаза. Коди как-то подметил, что «папа и брат смотрят одинаково, когда злятся».

Райли такое сравнение не понравилось, но перечить Коди он не стал.

Когда было принято твёрдое решение о переезде всей семьёй туда, где только-только зарождался Дуплекс, Коди изменился. Он остро воспринимал новости о смене обстановки. Когда-то они успели пожить и в Лакусе, а перед переездом в Нокс Коди сильно вредничал и всячески упирался. А сейчас, когда у него в школе появились друзья, переезд воспринимался особенно тяжело.

Запираться в комнате стало для него обычным делом. Порой Коди не трогал замок вплоть до самого утра и не откликался на просьбы матери открыть. У Витара с ней были долгие сложные разговоры, особенно когда пришла пора паковать чемоданы. В конце концов, терпение кончилось, и замок был выкорчеван из двери, лишая Коди единственной возможности спрятаться в своём мирке.

— Я не хочу уезжать, это твоя мечта, не моя! — кричал Коди, когда отец вытаскивал из шкафа вещи и бросал на пол, приказывая собираться.

— Это не мечта, это работа, несносный ребёнок! — на таких же тонах отвечал он.

Райли стоял прямо за стеной, слыша, как громко всхлипывал Коди, и чувствовал гнев отца. Мать уже давно перестала влезать в их разборки, предпочитая прятаться в своей комнате и затыкать уши руками.

— Работа, которая приносит тебе всего лишь желанное уважение! Ты не думаешь о нас! У меня в школе есть друзья!..

— Это увековечит нашу фамилию, как ты не поймёшь! — послышался грохот, от которого Райли вздрогнул и заглянул в светлеющую щель между стеной и дверью.

— Не нужна мне наша фамилия, ненавижу её, ненавижу! — бился в истерике Коди.

Увидев красное от слёз лицо брата, Райли с трудом сдержался, чтобы не выволочь отца так же, как тот выбрасывал из шкафа одежду. Разбившийся светильник лежал на полу, часть книг с письменного стола — тоже.

Поднеся руку к двери, Райли хотел было толкнуть её, поддаться гневу и желанию защитить Коди, но что-то его остановило. Прошептавший внутренний голос не позволил сделать и шага, а рука так и осталась висеть в воздухе.

Отец что-то продолжал доказывать, объясняя, что это не конец света, что люди переезжают с места на место и что Коди сам в будущем, возможно, будет жить именно так. Друзья приходят и уходят, кто знает, может быть, в новой школе он найдёт лучше старых.

«Не заходи, — услышал Райли у себя в голове. — Не заходи, не заходи…»

Будто бы что-то должно было измениться вместе с исчезнувшим за спиной порогом комнаты Коди. Будто бы решись он переступить его, что-то уже не будет так, как прежде.

Он обещал отцу, что не позволит ему более общаться с матерью на высоких тонах, не позволит больше доводить её до слёз и тем более бить. Однако обещание не касалось Коди — с ним отец вообще пересекался редко, предпочитая лишь довольствоваться успехами младшего сына в учёбе, но сильно злился, когда слышал про плохие оценки.

«Не заходи», — настойчиво твердил голос, и Райли повиновался.

Он вернулся к комнате Коди ближе к ночи, когда свет во всём доме погас — остались лишь настенные ночники. Коди лежал на неразобранной постели с открытыми глазами и смотрел в потолок. Вещи по-прежнему оставались разбросанными по полу, а чемоданы — пустыми.

Проскользнув внутрь, Райли осторожно подошёл к кровати и сел на пол около неё, принявшись теребить мохнатый уголок пледа. Коди не смотрел на него, но и не возражал против присутствия. Прошло немало времени, прежде чем тишину прорезало первое робкое признание:

— Я не хочу уезжать, — шепнул Коди так тихо, словно боялся спугнуть.

— Знаю, — кивнул Райли. — Говорят, в Дуплексе зимой выпадает больше снега, чем в Ноксе.

— Люблю снег, — ответил Коди. — Он красивый, белый-белый.

— Всё не так плохо, — Райли улыбнулся, не веря, что пытается найти положительные стороны в переезде, которого сам не желал. — Как насчёт того, чтобы прогуляться?

Вечерние прогулки были их страстью. Выбраться на улицу с Коди не так легко, как с матерью — у того вечно оставалось много невыполненного домашнего задания, которое нужно было сделать на высшем уровне. Сейчас же Райли решил, что несчастной плохой оценке не повредит и последовавшее предупреждение о плохой подготовке. В конце концов, школу в Ноксе уже можно считать ушедшей в прошлое.

Побродив по вечерним улочкам, они зашли в картинную галерею, где обошли сразу несколько выставок. Коди любил рисовать, хоть и делал это крайне редко. На большие красивые картины в резных рамках он смотрел с жадностью, впитывая каждую деталь, словно рисовал сам, глазами. Практически всё время он молчал и ничего не комментировал, а Райли следовал за ним по пятам, вглядываясь в темноволосую макушку.

Коллекция остро заточенных карандашей и множества альбомов лежала в нижнем ящике стола, под стопкой учеников. Отец считал, что живопись — бесполезное занятие, в отличие от архитектуры. «Живопись приведёт тебя к скитанию по помойкам и портретам уродливых людей за бесценок», — говорил он, смотря на детские попытки Коди рисовать людей и пейзажи акварельными красками.

Там, куда они собирались ехать, картинных галерей уж точно не было. Райли редко проводил с Коди несколько часов подряд. Иногда ему казалось, что они друг друга совершенно не понимают. Говорить на общие темы было сложно, а порой и вовсе невозможно. Кроме страсти к рисованию Райли совершенно не знал увлечений Коди.

Они оба были замкнутыми, но Райли, как старшему, приходилось заставлять себя открываться, выворачивать душу наизнанку и делать всё, чтобы угодить отцу. Он не принимал изъянов как в работе, так и в семье, требуя держать заданную планку любой ценой.

Вернувшись домой, он помог Коди собрать вещи, уложил того спать и отправился к себе в комнату, где долго сидел перед распахнутым шкафом в одиночестве.

После того, как все детали были обговорены, а бумаги подписаны, семья переехала.

Дуплекс, который в то время только начинал разрастаться из маленького поселения благодаря перспективе постройки моста, был тихим спокойным местом по сравнению с Ноксом. Никаких шумных людных мест, примечательных зданий или памятников. Один берег Дуплекса представлял собой маленькую деревеньку с невысокими деревянными домиками, другой берег уже больше походил на город: и дома более высокие, многоэтажные, и асфальтированные дороги. Да и людей там было куда больше.

Поначалу пришлось жить в одном из старых деревянных домов, мало чем напоминавшем прошлое место жительства. Коди жаловался на свист ветра по ночам, а мама спустя пару дней и вовсе подцепила простуду.

Отец сразу принялся за строительство дома для рабочих и в первое время занимался только им. Когда он был почти завершён, люди приезжали с сумками, кто-то же отправлялся налегке.

Проект моста по планам должен был занять около трёх лет.

Три долгих года, казавшиеся бесконечным сроком.

Тихая деревенька постепенно превратилась в кишащий муравейник, где днём и ночью что-то происходило.

В выстроенном доме у отца появилась своя комната, как и у других рабочих, где он порой мог пропадать сутками. Коди привыкал к новой школе, но вёл себя куда отстранённее, чем раньше. Мать беспокоило отсутствие у него новых друзей, а в первое время периодически раздавались звонки с предупреждениями о плохом поведении. Райли радовался тому, что отец так редко задерживался дома и мало что знал о подробностях жизни Коди.

Любимым укромным уголком Райли стал поросший кустарниками песчаный берег неподалёку от фундаментов опор моста. Добираться туда было недолго — всего около пятнадцати минут ходьбы от места, где они жили. Там Райли любил проводить время в одиночестве, наблюдая, как люди копошились между собой, подобно настоящему муравейнику. Иногда он видел и отца в идеально выглаженном костюме, который постоянно стоял чуть поодаль от остальных и с важным видом наблюдал за ходом строительства, порой коротко бросая что-то бегающим туда-сюда подчинённым. Те останавливались, кивали без возражений и возвращались к привычному темпу.

Райли наблюдал. Он видел, как рылся котлован, как вбивались сваи и сооружался каркас, медленно принимая форму будущего моста. Его тошнило от горящего взгляда отца, который был устремлён лишь на мост.

Семья для него перестала существовать.

Чтобы приободрить мать, Райли занялся собственным проектом, вооружившись поддержкой нескольких местных жителей. Он собирался сделать открытую сцену, изображавшую театр, а после превратить её в место постоянных представлений любителей-энтузиастов. Совсем не то, что было в Ноксе, но он оставался уверен, что матери непременно понравится затея куда больше, чем отцовский проект моста.

Отдалённость Коди его беспокоила мало. То, что младший брат стал реже улыбаться — факт, но вполне понятно, почему он до сих пор злился и демонстративно отказывался возвращаться к прежней модели поведения. Спустя несколько месяцев после переезда Коди как-то обмолвился, что в школе у него появился друг. Стали объяснимы редкие задержки после уроков. Райли вздохнул с облегчением — уж лучше пусть Коди проводит время со школьным другом, чем отравляется мрачной атмосферой, царящей в семье.

Отец же по-прежнему пропадал на работе. Однако сильнее всего Райли волновало не его отсутствие, а медленное увядание матери. Они реже стали вместе гулять вечерами — всюду было полно строителей, от которых было не спрятаться.

Дуплекс ей не нравился, здесь было скучно, душно. Мать в основном сидела дома, проводя время за вязанием, а однажды Райли застал её за игрой в шахматы. С самой собой. Она не испугалась, спокойно подняла голову, улыбнулась и устало сказала:

— А мы здесь партию доигрываем.

Это странное «мы» всерьёз заставило Райли задуматься о её душевном состоянии.

Всего за несколько месяцев она стала будто выглядеть старше, а волосы и глаза потеряли привычный блеск. Райли не мог отделаться от мысли, что Дуплекс душит её, заковывая в цепи старого дома.

Поэтому в какой-то момент и родилась идея сцены под открытым небом. Сотворить целый настоящий театр было не под силу Райли — ему не хватало знаний и умений, а также людей. Но когда он подыскал подходящее место на пустой лужайке, в тени деревьев, и несколько раз, приходя туда, стоял и смотрел, то познакомился с Себастином и Гретой — людьми, определившими его жизнь в ближайшие месяцы.

========== Глава 11. Карточный домик ==========

— Либо ты просто любишь природу, либо ты сумасшедший, раз пялишься в никуда. — Это стало первой фразой Себастина, которую от него услышал Райли.

Себастин был высоким поджарым парнем, на голову выше самого Райли, с копной тёмно-русых волос с непонятным серым оттенком и кривой улыбкой-ухмылкой, так как левый уголок губ всегда оставался опущен. Весь его вид на фоне зелёных листьев или ярких вод реки был каким-то невзрачным, блёклым — даже глаза серого мышиного цвета. В одежде он предпочитал такие же цвета, без ярких пятен: чёрный, серый, коричневый, болотный.

Поначалу Райли казалось, что Себастин сошёл со страницы чёрно-белого карандашного рисунка, но потом понял, что тот ассоциируется у него с блёклым левым берегом Дуплекса — тем, где они сейчас и жили. С виду ничего особенного, но если копнуть глубже, то можно найти золотую жилу.

Несколько раз они пересекались именно около того места, которое Райли приметил для постройки будущей сцены. Себастин практически всегда оказывался где-то рядом, и Райли вечно цеплялся за него взглядом, но они не перебрасывались и парой слов.

А ещё Райли видел его в кабине большой грузовой машины, снующей к берегу реки — туда, где строился мост. Не стоило особых усилий догадаться, что Себастин работал грузчиком, таская на своих плечах тяжести в угоду другим.

В угоду его отцу.

Когда Себастин в первый раз заговорил с ним, Райли удивился, какой мягкий у него голос. Совершенно не вязался с внешностью. Мышиные глаза Себастина озорно сверкали в лучах полуденного солнца. Внимание привлекли испачканные в грязи пальцы, которыми он уже испачкал футболку на животе. Райли отстранённо подумал, что щепетильный отец за такую грязь, особенно в детстве, как минимум выпорол бы и заставил перестирать одежду на несколько раз.

Поморщившись, он отвёл взгляд и вновь уставился напустую лужайку.

— Ты меня слышишь? Вправду, что ли, сумасшедший? — Себастин махнул перед его носом ладонью, и Райли отпрянул.

Пришлось ответить, чтобы тот, чего хуже, не решил потрясти за плечо.

— Я тебя слышу, — медленно проговорил он.

Себастин улыбнулся — криво, но по-доброму.

— Отлично. Хорошие новости.

— Ты местный?

— Вырос здесь.

— Сюда кто-нибудь ходит? — Райли кивнул на лужайку.

Задумавшись и склонив голову. Себастин ответил не сразу.

— Только на пикники. Ну, знаешь, когда тащат с собой скатерти или покрывала, расстилают на траве и уплетают гору приготовленной еды, — его что-то сильно рассмешило.

Когда Себастин смеялся, то выглядел весьма забавно. Райли не мог точно ответить, почему он вызвал такое доверие, но именно с ним он решил первым поделиться засевшей в голове идеей об импровизированном театре.

Как ни странно, Себастину идея понравилась. Он заверил, что сможет найти необходимые материалы и привезти их на рабочей машине, нужны лишь точные цифры и количество, а ещё говорил, что этому месту давно нужно что-то повеселее больницы, школы и нового моста. Оставалось лишь создать план.

Райли не был хорошо подкован в данном вопросе, но из-за работы отца кое-что знал. А ещё он помнил, что в доме, где отец почти не появлялся, в его комнате в коробках лежали привезённые из Нокса книги по архитектуре и строительству. Да, отец не любил, когда личные вещи трогали без разрешения, но он ведь ничего не узнает и вряд ли заметит или вспомнит, в каком порядке лежали книги в коробке.

Несколько дней подряд Райли сидел в комнате, листая книгу за книгой и выписывая нужное. В сравнении с тем, что делал отец, открытая летняя сцена выглядела карточным домиком, чем-то ненастоящим и несерьёзным, однако захватывала едва ли не сильнее. В конечном итоге Райли потерял счёт времени и, так и не дочитав последнюю книгу, убрал всё в коробку.

Себастин говорил, что ему просто скучно, поэтому решил помочь. Работа приносила деньги, но не удовольствие, а вечная затянувшаяся стройка стала и вовсе казаться адом. Та лужайка, где они планировали возвести сцену, стала спасительным глотком воздуха.

На смену холодной зиме и дождливой весне постепенно пришёл тёплый солнечный май. Идея укрепилась, большинство приготовлений были завершены, а Себастин нашёл пару десятков свободных рук. Там были и взрослые мужчины, и подростки, которые согласились работать за хорошо проведённое время. Пришёл даже учитель, заявивший, что школа как раз находится рядом, а ребятам не помешает организовать театральный кружок.

В вопрос того, кто будет участвовать, Райли не вмешивался. Он прекрасно осознавал, что на самом деле его интересовал только конечный результат. Остальные развлечения он со спокойной душой оставил Себастину.

Учитель, которого звали Уилл, успел организовать театральный кружок, куда дети могли приходить даже летом во время каникул. Они плотно занялись подготовкой первой постановки, которая должна была состояться вместе с завершением постройки сцены. Себастин не раз говорил, что благодаря Райли они собрали целую семью, которая с удовольствием проводила время вместе, как будто дома за столом во время знатного ужина. В тот момент Райли задумался, что уже давно его семья не собиралась вместе, как раньше.

Порой они с Себастином сидели в укромном местечке на берегу реки, наблюдали заход солнца и смотрели на активно продвигающуюся постройку моста. Себастин что-то замечал о том, что мост получается мрачным и угрюмым, как и всё в Дуплексе. Эдакий серый городок, и всё в нём серое: от улиц до моста, и даже зима здесь какая-то бледная, и небо некрасивое. Только закат солнца, отражающийся в водах реки, добавлял красок.

Райли с ним согласился, вспомнив, что Коди как-то заявил нечто подобное. Он вообще не был в восторге от Дуплекса, но постепенно смирился со своим нахождением здесь, однако постоянно ходил мрачнее тучи.

Дома стало неуютно. Мать, играющая сама с собой в шахматы и медленно сходящая с ума от тоски, и Коди, ушедший в столь нелюбимый им внешний мир, лишь бы не замечать семейного разлада.

Райли не был лучше их. Он нашёл занятие себе по душе, выбросил из головы все мысли об отце и тоже пытался жить. Вспоминать об отце теперь на самом деле приходилось нечасто. Чем реже они виделись, тем въедливее становилась мысль о том, что он ненастоящий, всего лишь плод воображения. Но когда Райли смотрел на стройку, то невольно вспоминал о времени, проведённом в Ноксе, где они ещё были настоящей семьёй.

Когда сцена уже практически была готова, Себастин вдруг привёл девчонку с длинными волосами. Она была гораздо ниже самого Себастина и рядом с человеком его габаритов смотрелась совсем миниатюрной, хотя Райли она доставала выше плеча. Девчонку звали Гретой, и она яростно реагировала на шутки о том, не сбежала ли она со школьных уроков.

— Я не школьница, — огрызалась Грета и смотрела так сердито, что мурашки бегали.

Себастина забавляло её поведение, он хлопал Грету по плечу, гладил по голове и говорил, что от насмешек не спасёт даже открытая одежда и высокие каблуки. Грета в ответ тыкала его под рёбра, одёргивала мешковатую кофту и отходила в сторону.

Поначалу Райли не проявлял к ней никакого интереса, но спустя несколько дней она сама подошла к нему и показала несколько листов, на которых была изображена сцена с разных ракурсов. Ярко раскрашенный набросок выглядел совершенно не так, как сейчас это смотрелось на самом деле.

Перебрав все листы, Райли поднял на неё вопросительный взгляд.

— Что это?

Грета возмущённо фыркнула.

— Считай, дизайн-проект. Себастин сказал, что этому городку нужно добавить красок. Вот мы и добавим, в прямом смысле.

К середине лета всё было готово. Райли впервые за долгое время уговорил мать выйти в людное место, заверив, что ей непременно понравится. Она достала из пропылившейся коробки повседневное платье, даже уложила волосы и доверилась ему.

Отец, конечно же, пропадал на работе, Коди где-то гулял со школьными друзьями, особенно часто это происходило теперь, в разгар каникул. Райли не настаивал, понимая, что брата вряд ли интересовало увлечение старшего, столь похожее на ненавистную работу отца.

— Это, конечно, не похоже на те места, которые ты посещала в Ноксе, — сказал Райли, когда они с матерью подходили к сцене.

Выставленные в ряды лавочки уже были частично заняты. Основную массу пришедших зрителей составляли родственники детей, которые сделали первую постановку. Случайно забредших было мало — сцена находилась не в проходном месте, но привлекала пришедших на природу в выходной день.

— Мам?

В её глазах стояли слёзы, на впалых щеках выступил румянец. Она непонимающе смотрела то на сцену, где уже стояли любовно нарисованные (при поддержке Греты) декорации, то на переговаривающихся зрителей.

— Что это? — наконец спросила мать.

— Это для тебя. Чтобы ты не грустила. — Красноречие не было талантом Райли, но улыбка, озарившая осунувшееся за несколько месяцев бледное лицо, стала лучшим подарком даже для такой скудной речи.

***

Теперь мать стала чаще уходить из дома, никому не говоря ни слова. Куда она ходила, долго оставалось загадкой — до самой осени. Когда листья на деревьях пожелтели и стали опадать, покрывая землю золотисто-красным ковром, Райли увидел мать, одиноко сидящую на лавочке перед пустой сценой. Как только наступили осенние холода и начались занятия в школе, театральный кружок стал реже ставить представления. Яркое пятно сцены на фоне неприветливых серых построек стало теряться.

А потом осень сменилась снежной, но тёплой зимой.

Он видел её ещё несколько раз. Порой мать проводила там время с самого утра до позднего вечера, иногда даже забывая приготовить ужин. Поначалу Коди, привыкший к постоянной еде дома, слонялся из угла в угол голодным, потом же начал самостоятельно заботиться о себе.

Райли видел, как медленно угасал огонёк жизни в глазах матери. Видел, но ничего не мог поделать. Как бы он ни старался развлечь её, как бы ни занимал сухими беседами, она оставалась где-то глубоко внутри своих мыслей.

Дуплекс убивал её.

— Поговори со своим отцом, — как-то посоветовал Себастин, выслушав очередной рассказ Райли о состоянии матери. — Больше здесь ничего не поможет. Можешь, конечно, сводить её в больницу, но у нас тут такие врачи, что скорее помогут сдохнуть, чем сделают лучше.

Как только работа над сценой была завершена, они стали видеться редко. Себастин однажды обмолвился, что встречается с Гретой; жаловался, что прохожие косятся на них, мол, какая комичная разница не только в росте, но и в габаритах. Когда они работали над сценой, Райли и не догадывался, что между ними что-то может быть. Грета общалась со многими и никак не выделяла Себастина на фоне остальных. Она была гораздо общительнее, чем сам Райли.

— Думаешь, если я поговорю с отцом, то он бросит работу и станет хотя бы приходить домой ночевать? — подобрав с берега несколько камней, Райли со всей силы запустил один из них в воду.

Камень, описав высокую дугу, плюхнулся где-то далеко-далеко, оставляя рябь.

— Они женаты, — напомнил Себастин, — разве в его обязанности не должно входить волнение за жену?

Райли посмешило то, с каким тоном он произнёс этот вопрос.

— Его не волнует ничего, кроме себя самого. И работы, конечно.

Следующий камень попал на одинокую льдину.

— А твой брат?

— Мой брат? — удивился Райли.

Они редко затрагивали Коди в разговорах. Порой Райли казалось, что Коди тоже остался где-то далеко в прошлой жизни, в Ноксе. Как и мать.

— Он замечает её состояние?

Райли задумался. В последние несколько месяцев он редко видел Коди, в основном это случалось за ужином, когда они одновременно оказывались дома. Райли и раньше не был особо близок с Коди — сказывалась значительная десятилетняя разница в возрасте. Им просто не о чем было говорить. Называть его братом вошло у Райли в привычку, но он так до конца и не осознал, что вообще значило иметь младшего брата.

Он покачал головой и поёжился — от порыва сильного ветра.

— Коди тоже ушёл в свой мир.

— Вы все четверо разбрелись по разным уголкам, хотя живёте в одном маленьком городке. Мост должен соединить два берега, дать развитие Дуплексу. А вас он почему-то развёл, — задумчиво выдал Себастин, когда Райли бросил ещё два камня.

— Раньше я часто ругался с отцом. Он считал меня неправильным, говорил, что я на него совершенно не похож, обвинял мать в измене. Порой мне кажется, что тогда он меня по крайней мере замечал.

Себастин бросил на него внимательный взгляд.

— Врёт всё твой отец. Вы похожи. Ну, подумаешь, цветом волос не удался, но глаза… он вообще видел твои глаза? Точная копия, не сомневайся, — усмехнулся Себастин.

***

Райли всё же поговорил с отцом. Пришёл в тот дом, где жили строители, отыскал его комнату. Оказалось, что он даже ни разу не был здесь. Дом был похож на стандартное общежитие: в коридорах шумно, комнатки слишком маленькие, пол — грязный, с вечной пылью и глиной.

Когда он шёл по коридору первого этажа, попадавшиеся навстречу мужчины с интересом глазели на него и прекращали между собой разговоры. Райли стойко выносил любопытные взгляды, пока не остановился около нужной двери. На ней даже находилась табличка, поэтому ошибиться было невозможно. Он несколько секунд стоял напротив, не решаясь постучать. В последний раз с отцом они пересекались около месяца назад. Он тогда был даже трезвым и явился к ужину. Мать молча встала из-за стола, достала столовые приборы и положила в тарелку тушёный картофель с овощами и говядиной.

Затем села обратно и продолжила есть, больше не поднимая голову.

Коди переглянулся с Райли, и тот незаметным жестом попросил его молчать. Не хватало ещё разжечь ссору, которая оказалась бы совершенно неуместной. В итоге ужин прошёл в тишине, но по лицу отца было видно, что он раздражён таким поворотом событий. Он привык, что всё внимание всегда обращается к нему, стоит только появиться в том или ином месте. Но тогда всё оказалось не так.

С тех пор Райли его не видел, и вот сейчас занёс руку, чтобы постучать.

Когда никто не ответил, Райли постучал снова, подождал и повернул ручку, которая с лёгкостью поддалась. Отец лежал на диване, одна его нога была согнута и опущена на пол. Пиджак чёрного костюма был расстёгнут, рубашка смялась, а верхняя пуговица, похоже, и вовсе оторвалась. Окинув невесёлым взглядом комнату, Райли прислушался к раздавшемуся храпу.

Пахло алкоголем.

Подойдя ближе, он склонился над безмятежным лицом отца, разглядывая каждую морщинку, какую раньше не видел. Он не понимал, какие эмоции вызывал в нём отец, но точно знал, что не хотел его возвращения. Это всё только ради матери.

Обуреваемый чувством ненависти, Райли поддался искушению и положил руку на плечо, медленно пробираясь к горлу. Сердце забилось чаще, пальцы похолодели. Стоило только допустить мысль о том, что сейчас он мог бы сделать, как под ложечкой сладко засосало. В голову вновь пробрались яркие картинки возможных смертей отца. Пришлось зажмуриться и мотнуть головой. Отец продолжал спать.

С трудом уведя руку от горла, Райли сильно сомкнул пальцы на ключице, впиваясь короткими ногтями в кожу под одеждой.

— Знал бы ты, как я тебя ненавижу, — прошептал он с наслаждением. — Знал бы, как мечтаю, чтобы тебя здесь не было. Когда тебя нет рядом, жизнь кажется такой хорошей, такой приятной. Но когда я вижу тебя, вспоминаю страдания матери и меня так и тянет затянуть на твоей шее дурацкий галстук.

Завозившись, отец вдруг причмокнул, поморщился и немного разлепил глаза. Райли замер, не смея шевельнуться. Слышал ли он что-нибудь? Вряд ли. Когда во взгляде появилась осознанность, отец вскочил, отбросив руку Райли, и принялся растирать место около ключицы.

— Что ты здесь делаешь? — спросонья спросил тот.

Райли выпрямился, свёл руки за спиной, отчаянно царапая заусенцы.

— Пришёл поговорить.

Недоверчиво глянув на него, отец оттянул ворот рубашки, и Райли увидел тёмные полумесяцы от впивавшихся в кожу ногтей.

— Поговорить, значит? — с ужасом хмыкнул отец. — Всё сказал?

— Нет.

Райли сделал несколько шагов в сторону, не отводя от отца пристального взгляда. Комната была небольшой, со множеством бумаг и захламлённым столом. Из лежащей на краю книги торчала фотография — Райли узнал глаза Коди. Отец никогда не был сентиментальным, и даже в Ноксе, в том большом рабочем кабинете, он никогда не держал на столе фотографий. Он потянулся, вытащил её, придавил пальцем к столешнице.

Коди на ней, младше на несколько лет, улыбался. Интересно, когда это было сделано? Они настолько редко фотографировались, но Райли помнил каждое мгновение перед затвором объектива фотоаппарата.

Каждое, кроме этого.

Здесь только Коди, а не вся семья.

Ведомый недовольством, Райли подцепил уголок и перевернул фото. «Когда он ещё улыбался» — гласила надпись, сделанная аккуратным почерком отца. Так он писал только в моменты полного сосредоточения, когда имелось время и не нужно было торопиться заполнить те или иные бумаги. Райли невесело усмехнулся и вновь повернулся к отцу, который так и не двинулся с места.

— Почему его ты любишь, а меня нет? — спросил он, постучав пальцем по столу.

Отец свёл брови к переносице.

— Не глупи. Что за странные вопросы…

— Я знаю. Я чувствую, — оставив фотографию в покое, Райли развернулся к отцу. — Надеешься, что Коди станет твоей копией? Дотянет до вершин, до которых не смог дотянуться я?

— Ты никогда не проявлял интереса к моей работе, — его глаза мрачно блеснули.

— Ещё как проявлял. Неужели не слышал, что я сделал подарок матери?

— Ты о том подобии театра под открытым небом, которое сдует ветром при первой возможности? Не уверен, что Ева действительно была в восторге, — он встал, пошатнулся и дотянулся до графина с водой.

— Я, по крайней мере, сделал хоть что-то, — зло процедил Райли.

— Вздумал меня осуждать, маленький негодник? Доживи до моих лет, а там посмотрим, что с тобой случится!

Он видел, что отец был готов вновь поднять на него руку, как в старые времена. В глазах загорелась знакомая злость, плечи напряглись. Райли невольно услышал оглушающий звон разбившегося о стену стакана, который так и не смог забыть. В тот момент было по-настоящему страшно, не то за отца, не то за себя самого.

Поставив графин на место, отец сделал ему навстречу несколько шагов. Не двинувшись, Райли лишь выпрямился, предупредив:

— Не смей меня трогать. Я уже не беззащитный ребёнок.

Злость в его глазах сменилась удивлением, а после — уважением. Столь незнакомое выражение заставило Райли задержать дыхание. Он впервые почувствовал себя на равных с отцом и видел, что это чувство обоюдное.

Покачнувшись, отец отвернулся, посмотрев на фотографию Коди.

— Что ты хотел обсудить? — наконец спросил он.

— Маму, — ответил Райли, бросив на него беглый взгляд. — Ты планируешь появляться дома?

— Я появляюсь.

— Раз в месяц? — он усмехнулся.

— У меня сложная работа, требующая полной отдачи. Ты же занимался своей игрушкой, теперь знаешь, каково это.

Райли подавил уязвлённое самолюбие.

— Уж прости, что не пошёл по твоим стопам на полном серьёзе.

Молчание затянулось.

— Ты понимаешь, что убиваешь её?

Полный недоумения взгляд отца сказал всё лучше любых слов.

— Не понимаешь. Конечно, не понимаешь, ты же ещё и ничего не видишь, кроме своих творений, — и, немного подумав, добавил: — Ты уничтожил нас всех.

Спустя год строительство моста близилось к финальной точке.

Спустя год Ева, окончательно погрязнув в одиночестве, прыгнула с того самого моста и утонула.

========== Глава 12. Точка невозврата ==========

Похорон Райли почти не помнил. В голове упорно продолжал стоять туман, все чувства словно исчезли. Еда казалась безвкусной и холодной, сколько бы он ни спал, постоянно оставался сонным и уставшим. Кладбище Дуплекса, огороженное металлическим чёрным забором, располагалась недалеко от моста. Зимой оно превращалось в белое покрывало, испещрённое редкими следами — сюда приходили не часто, стараясь выбрать время, когда никого нет поблизости.

Он не слышал слов соболезнований, механически кивая головой, но отчётливо запомнил жмущегося к нему Коди. Он обнимал брата за плечо, словно пытался показать свою молчаливую поддержку, а тот её безропотно принимал. Наверное, именно после смерти матери они по-настоящему сблизились, оставшись один на один с утратой.

Отец тенью стоял в стороне, неотрывно глядя на могилу. В последние месяцы они с матерью много ссорились. Просьба Райли чаще появляться дома возымела обратный эффект — никто из них не стал счастливее или ближе. Наоборот, все отдалились ещё сильнее. Порой отец пьяным приходил домой среди ночи, орал, что его ведь здесь ждут, почему же никто не встречает? Райли упорно оставался в постели, игнорируя требования встретить гостя, а мать всё же выходила, старалась угомонить его, а после они начинали ругаться.

Так продолжалось долго, мучительно долго.

Порой Коди, после очередной громкой ссоры, тихонько пробирался к брату в комнату, ложился на свободную половину кровати и жаловался, что не может уснуть. Райли и сам начал страдать бессонницей, и даже когда в коридоре всё стихало, он слышал отголоски громких голосов родителей в своей голове. Появление Коди почти всегда помогало, даже если они ни о чём не говорили.

Коди, и без того излишне молчаливый и вечно обиженный на что-то, стал лишь призраком того, кем был раньше. Теперь он редко задерживался после школы, приходил домой и сразу закрывался в комнате, где сидел весь день. Райли редко удавалось вытянуть из него хоть слово, а если и удавалось, то завязать разговор всё равно не получалось. Каждый запинался, раздумывал над следующим словом. В такие моменты Райли смотрел Коди в глаза, что тоже удавалось сделать не часто, и видел в них такую тоску, от которой мутило и становилось не по себе.

С отцом он наоборот стал вести себя агрессивно. В те редкие дни, когда отец приходил домой (ещё чаще, чем раньше, в нетрезвом состоянии), Коди менялся, скалился по-звериному, огрызался, то и дело провоцируя на злость. Если Райли становился свидетелем, то едва ли не силой уводил Коди в другую комнату, а с отцом разбирался своими методами.

— Этот мелкий паршивец дождётся! — орал он, пьяно размахивая руками. — Неужели он считает, что я во всём виноват? Я?! А кто обеспечивает всю семью деньгами? На чьи деньги он ест и пьёт? Зря Ева его распустила — нужно действовать жёстко!

— Как со мной? — принимал удары Райли.

Отец замолкал, долго смотрел на него, морщился и что-то нечленораздельно мычал.

— Если продолжишь спиваться, то такими темпами скоро тоже отправишься в могилу, — замечал Райли.

— А может, я и хочу, — невесёлая усмешка озаряла его морщинистое лицо.

За несколько месяцев он резко постарел. Виски окрасила седина, а морщинки вокруг глаз стали ещё глубже.

— А как же Коди? — пытался понять его Райли. — Ты ведь… любишь его, он тебе дорог. Думаешь, таким примером воодушевишь его пойти по своим стопам?

— Какой же ты глупый! — смеялся отец. — Я и тебя люблю, ты тоже мой сын. Вот только… — он останавливался. — Характером не вышел. Не покладистый ты. И Коди станет таким же…

Райли передёргивало от уверенности отца в том, что Коди катится по наклонной. В то же время он не предпринимал никаких попыток исправить положение, по-прежнему пропадая на работе. Строительство моста из-за смерти Евы затянулось, хотя должно было уже закончиться. Отец часто уходил в запои, что тоже тормозило процесс. Казалось, внезапно он совершенно растерял весь интерес к своему детищу.

Была ли Ева его музой, хоть они и виделись так редко? Райли не мог дать точного ответа на этот вопрос, но иначе объяснить поведение отца не получалось.

Кто был больше виновен в её смерти — отец или Дуплекс?

Каждый раз, оказываясь на берегу реки, Райли смотрел как разрастался город. Ненавистный город, душивший всё живое, а мост словно превратился в большую каменную удавку. Чем ближе к завершению находилось строительство, тем тяжелее становилось дышать Райли.

А что дальше? Что будет потом? Они останутся здесь или снова куда-то переедут?

Райли отмахивался от вопросов о будущем. Он жил одним днём, только день этот получался длинным, сумрачным и душным. Под ногами плескались воды реки, в которой утонула мать. Каждый раз, когда Райли садился на корточки и опускал пальцы, ему казалось, что он чувствует её прикосновение. Холодное, как и весь Дуплекс.

Мёртвое.

Мертвецам проще, думал Райли. Их не заботят проблемы живых, их больше вообще ничего не заботит. Они свободны, как птицы в небе, вот только всё равно скованны в прямоугольниках могил. Интересно, если предложить им выбор, шанс вернуться и попробовать снова, они бы согласились?

— Ты бы не согласилась, — сказал вслух Райли, сидя на кладбище около могилы матери.

Небо в такие дни обычно было хмурым, но днём навещать её было как-то… неловко. Райли казалось, что со всех сторон на него пялились. Он чувствовал себя неуютно среди рядов надгробных камней, поэтому решил приходить ближе к ночи, когда темнело. Если не хочешь чего-то видеть, просто закрой глаза. Это были слова матери, которые она часто повторяла ему в детстве перед сном. Так действительно было проще: убежать в мир фантазий, закрыться от реальности и наслаждаться воспоминаниями или вымыслом. Он не делал так уже много лет, но теперь вновь и вновь поддавался искушению.

Холодный камень морозил спину, земля отвечала тем же. Сидя здесь, в тишине, Райли закрывал глаза и отдавался на волю воспоминаниям, уносящим в своём потоке далеко от Дуплекса. Порой, когда он открывал глаза, ему казалось, что мать стоит рядом, улыбается и выглядит живой. Такой, какой он её и запомнил. Вот только платье в пол на ней было то, в котором хоронили — эту деталь он, как ни странно, запомнил.

Когда это случилось в первый раз, Райли не испугался. Он долго-долго смотрел на иллюзию, созданную надломленным разумом, а потом сказал:

— Ты бы не согласилась вернуться, будь у тебя шанс, — фраза не предполагала вопроса, но на ответ он надеялся.

Иллюзия улыбнулась, покачала головой.

Райли невесело усмехнулся, впился пальцами в землю и уставился на клочок мёртвой почвы с травой.

— Неужели жить — так плохо?

Она снова качала головой.

— Тогда почему? — надавил Райли, сжав в кулаке землю.

Мать смотрела грустно и с такой щемящей печалью, но он только сильнее разозлился.

— Понимаю, тебе было одиноко, но мир не сошёлся клином на отце. У тебя был я. И Коди, — при упоминании брата Райли вздрогнул и подумал о том, что Коди должен переживать потерю гораздо острее, ведь он младше и был сильнее зависим от матери. — Ты хоть представляла, каково ему? Ты бросила его, приняв эгоистичное желание всё поскорее закончить и не искать выход, — выплюнул он и замолк, тяжело дыша. В горле стоял ком, не позволяя продолжить ровным голосом. — А что теперь делать мне?

Иллюзия матери склонила голову набок, смотря куда-то в сторону. Райли, сдерживая желание закричать, посмотрел туда же, наткнувшись на свежие цветы у соседнего надгробия и куклу в красивом бархатном платье. Кукла сидела и не сводила искусственных глаз с него. Передёрнув плечами, Райли некоторое время не двигался. Платье было так похоже на платье матери, что стало не по себе.

Когда он уходил с кладбища, иллюзии рядом уже не было.

А через несколько дней, раздражённо мучаясь воспоминаниями о своём монологе, он вернулся и забрал куклу домой.

***

Кукла была странной и отталкивающей, но Райли часто на неё смотрел, посадив на комод в своей комнате. Очистив одежду от прилипших комков земли и пыли, он протёр лицо мокрой салфеткой, расчесал спутавшиеся от ветра искусственные волосы и оставил в покое. Каждое утро он безмолвно смотрел на неё, вечером перед сном — тоже. И пусть глаза куклы оставались неподвижны, создавалось склизкое ощущение того, что она следит за ним, что её зрение могло дотянуться до любого уголка комнаты.

Находясь дома или занимаясь делами, Райли почти не вспоминал о посетившем его видении на кладбище. Он не мог объяснить себе, зачем забрал куклу с чужой могилы домой, но таким образом смог оградить себя от каждодневных визитов на землю мертвецов.

Когда кукла уже неподвижно сидела на комоде около недели, Райли подошёл к ней поздним вечером, облокотился и долго разглядывал точёное лицо. Красивая мраморная кожа, с любовью раскрашенные глаза, губы, брови. Маленькое произведение искусства, начиная от деталей тела — пальцы, черты лица, выражение глаз, — и заканчивая одеждой. В платье было полно узоров, таких мелких, что сделать их не представлялось возможным. В очередной раз вспомнив одежду матери, Райли вдруг понял, что эта картинка больше не вызывает у него содрогания.

Прищурившись, он ткнул пальцем в маленькое искусственное подобие человека.

— Это ты во всём виновата.

— Что ты делаешь? — спросил Коди.

Райли обернулся. Коди стоял у незакрытой двери с учебником в руках. В последнее время они часто делали домашнее задание вместе. Только так Райли удавалось уберечь брата от пропусков уроков и хоть как-то заставить оставаться на плаву. От отца, понятное дело, ждать помощи не следовало: он продолжал упиваться горем и каким-то чудом умудрялся заканчивать проект моста, хотя всё чаще и чаще Райли слышал, что он вообще не появляется на стройке.

— Кукла? — Коди нахмурился, шагнув вперёд. — Откуда у тебя она? Такая… странная. Но красивая.

Передумав пресечь попытку Коди подойти ближе, Райли молча наблюдал, как он склонился и с блеском в глазах рассматривал кукольную красавицу.

— Где ты её взял?

— Нашёл, — уклончиво ответил Райли, что частично было правдой.

— А я таких видел, — вдруг заявил Коди и, поймав его удивлённый взгляд, пояснил: — На въезде в Дуплекс, если ехать со стороны Нокса, есть магазинчик. Там рядом продают много товаров для приезжих, а теперь, когда скоро будет достроен мост, место должно стать ещё популярнее.

Новости о кукольном магазинчике засели глубоко в голове. Навязчивая мысль познакомиться с тем, кто сделал ту куклу, не давала Райли покоя. Вновь и вновь возвращаясь на кладбище, он сидел с закрытыми глазами около надгробья, иногда поворачиваясь в ту сторону, где сидела кукла. Теперь там никого не было, но изредка появлялись свежие цветы.

Могила принадлежала десятилетней девочке. Райли, смотря на высеченные на камне буквы, смутно задавался вопросом о том, как она умерла и почему так рано. Снова захотелось задать тот же вопрос, что он уже задавал видению матери. Если бы у тебя был шанс вернуться, ты бы вернулась? Попробовала начать жизнь сначала, чтобы избежать столь ранней кончины? Но Райли молчал, с момента разговора с иллюзией так ни разу и не проронив ни слова на кладбище.

Спустя пару недель он всё же забрал куклу из дома и вернул её на законное место около надгробия.

— Мой отец занимается созданием кукол, — нехотя признался Себастин, когда Райли, повинуясь непривычному порыву на берегу реки, рассказал ему историю о кукле и кукольном магазинчике.

Вид у Себастина был отталкивающий. Он напряжённо стоял, спрятав руки в карманах, и смотрел туда, где солнце клонилось к горизонту. В последнее время они виделись в лучшем случае раз в месяц. Смерть матери сильно подкосила Райли, он ушёл в размышления и кое-как выныривал в реальность с помощью Коди. Он знал, что Себастин при встречах не считает его поведение странным — он так считал всё время, порой называя Райли «чудным».

— Твой отец? Кукольник? — переспросил Райли для уверенности.

Себастин как-то криво усмехнулся.

— Говорит, что это дело его жизни. И меня учил когда-то.

— Не понравилось?

— Мне усидчивости не хватает. Грузчик из меня лучше, чем кукольный мастер.

А когда Себастин вынул руку, чтобы почесать затылок, Райли перехватил её с каким-то звериным рвением, развернул ладонью вверх и впился взглядом в мозолистую кожу. Огрубевшие от физической работы пальцы были мало чем интересны, но Райли не позволил дёрнувшемуся Себастину отстраниться. Проведя пальцем по ладони и повторив узор из линий, он произнёс:

— Красивые руки. Хорошо получалось? — и поднял глаза на застывшего в недоумении Себастина.

— Что?

— Твой отец учил тебя кукольному делу. Хорошо получалось?

Тот помедлил.

— Неплохо, но…

— Великолепно, — с восхищением прошептал Райли.

И тогда Себастин выдернул руку, отступив.

— Да что с тобой?

Себастин, который был выше и шире Райли в плечах, выглядел неуверенным и уязвлённым. На лице читалась озадаченность и страх, словно Райли действительно сделал что-то странное, что-то… жуткое.

— Со мной всё в порядке, — невозмутимо возразил он и вдруг рассмеялся, закрыв глаза рукой.

— Ничего смешного. Знаешь, Витар там спивается, никто не может его остановить, а ты с меланхоличным видом любуешься почти достроенным мостом и спрашиваешь меня про кукол.

Смех оборвал так же внезапно, как и начался.

— Наверное, ты прав. Это немножко дико.

— Не «наверное», а точно! Райли, ты… ты… — он долго подбирал нужные слова. — Тебе точно не…

— Я видел свою мать на кладбище, — прервал его скучную речь Райли, отстранённо смотря на мост. — Она была такой настоящей, такой… живой. Я с ней говорил. Жаль, она не отвечала.

Он заметил расширившиеся от ужаса глаза Себастина.

— Что, пугаю? — он вздохнул. — Я сам себя пугал раньше, а теперь привык.

— Ты сходишь с ума.

— Нет, я мыслю очень трезво.

— Райли, тебе нужна помощь.

Он резко повернулся, приблизился вплотную к Себастину и сцепил руки на его горле. Порыв был настолько внезапным, что Райли не успел осознать, что творит. Он не смотрел ему в глаза, а лишь видел, как пальцы сжимались всё сильнее и сильнее. О, сколько раз он ловил себя на мысли, что в порыве злости был готов сделать это с отцом, особенно когда тот орал и с гордым видом вливал в стакан виски. Сколько раз хотелось высвободить внутреннего демона, не сдерживаться и освободить себя.

— Это ты во всём виноват, — прошипел Райли, продолжая сжимать пальцы. — Ты, ты, ты…

— Рай… ли… — прохрипел Себастин, мгновенно отрезвляя, и положил дрожащую ладонь на его руку.

Хватка ослабла. Себастин сипло закашлялся, сразу оттолкнув его от себя. Оторопело замерев, Райли наблюдал, как он, скрючившись, шумно дышит и держится за горло, на котором алели следы пальцев. Когда он поднял голову, взгляд больше не выражал никакого ужаса, а только жалость, от которой стало ещё невыносимее.

***

В жизни встречаются ситуации, после которых уже невозможно стать таким как прежде. Порой эти ситуации совершенно незначительны, а порой полностью переворачивают жизненные взгляды.

Райли никогда не терял над собой контроля. Он всегда старался оставаться в трезвом уме, чтобы чётко понимать, что он говорит или делает. Именно поэтом его так раздражало пристрастие отца к алкоголю. Тот объяснял, что алкоголь — самый лёгкий способ отдохнуть, когда нет возможности, например, куда-нибудь уехать. Алкоголь стирал все проблемы и переживания.

Однако здесь крылась и обратная сторона: отец превращался в иного человека. В работе он был требователен и сдержан. Выпив, он терял всякие рамки. Райли не раз приходилось наблюдать резкие срывы на крики, переходы на рукоприкладства. Да, отец потом сожалел, но ничего не менялось.

Срывы стали нормальными для него. Райли же отказывался принимать такую нормальность. Он чувствовал необходимость защититься, поставить его на место. Внутри клокотала злость, сдерживаемая рамками, которые отец научился стирать. Страшнее всего было сорваться с цепи. Позволить этому случиться.

Судорожно вздохнув, Райли сцепил между собой дрожащие руки, прижимаясь спиной к надгробному камню. Он снова и снова вспоминал взгляд Себастина. С тех пор они ни разу не виделись.

Райли всегда считал сумасшедшим и помешанным своего отца. Но, быть может, Себастин прав, и он сам тоже медленно лишается разума?

Может, у них это семейное. Мать, отец, теперь и сам Райли…

Стало страшно за Коди. Что происходило у него в голове? Они никогда не делились столь потаёнными секретами, говорили только о том, что оставалось на поверхности. Порой Райли умудрялся забыть, что у него был брат. В какие-то моменты они оказывались близки, в какие-то вели себя словно чужие.

— Тебя здесь нет. Я в тебя не верю, — неустанно повторял Райли возвращающемуся видению матери, которое объявлялось только на кладбище.

Мать грустно улыбалась, всегда молча, но в конце концов, к ужасу и трепету Райли, ответила:

— Веришь, — её голос был похож на шелест сухих листьев в порыве ветра. — Если бы не верил, не возвращался бы сюда. Если бы не верил, меня бы здесь не было.

Продрогнув до костей, Райли поспешно плёлся с кладбища домой. Небо уже было тёмным, а фонари над мостом вынудили остановиться. Работа была закончена, оставались лишь мелкие штрихи и детали. Мост был завершён, и вместе с ним подходила к концу целая эпоха. Их семья прожила в Дуплексе не один год, за это время произошло много всего. Райли не отпускала шальная мысль, что как только будет объявлено о настоящем завершении строительства, все рабочие будут распущены, а по мосту двинутся первые автомобили, что-то произойдёт. Он чувствовал надлом, чувствовал, как его неустанно тянуло обратно на кладбище. Там его ждал призрак матери, который пугал лишь поначалу.

Райли перестал пытаться разобраться в своих видениях. Было это в его голове или на самом деле — какая разница? Он верил в то, что видел её. Верил, поэтому возвращался снова и снова, не отдавая себе отчёта в том, что медленно сходил с ума. Он жалел лишь об одном: что не может привести сюда Коди и показать то же самое.

Несмотря ни на что, где-то в глубине сидела настойчивая мысль, что Коди ничего не увидит. И Райли не знал, чего боялся сильнее. Того, что Коди мог бы увидеть или наоборот — не увидеть.

Люди жили по вере, им всегда нужно было во что-то верить. В науку, в волшебство, в приметы, в богов. То, во что они верили, для них существовало. То, во что верил Райли, становилось центром его мира.

Он явился к Себастину уставшим и вымотанным, когда грань между реальностью и воображением почти стёрлась. Порой Райли проводил время на песчаном берегу, смотрел на закат и принимался говорить о давно выстроенной сцене. Чуть позже он обнаруживал, что находился один. Рядом никого не было. Коди несколько раз заикался, что Райли вёл себя странно — разговаривал со стеной, сидя на кровати, даже смеялся и будто бы слушал ответы.

Хмуро взглянув на Себастина, Райли привалился плечом к дверному косяку — в глазах поплыло, держаться на ногах ровно было невозможно. Он так и не извинился перед ним за выходку на берегу, но и виноватым себя не чувствовал. Казалось, это произошло давно-давно, в другой жизни, и Себастин не должен ничего помнить. Однако настороженный взгляд говорил об обратном. Если бы не пара бессонных ночей, Райли придал этому бы большее значение.

Себастин без слов сжал его плечи, легонько тряхнул, заставив запрокинуть голову. Райли уставился на него мутным взглядом снизу вверх, всматриваясь в до ужаса внимательные глаза.

— Что с тобой? — только и спросил он, потом подцепил подбородок, вертя его голову в разные стороны. — Просто не выспался или ещё и есть перестал?

Райли хотел было ответить, но тут же захлопнул рот.

— Когда ты ел в последний раз?

Он пожал плечами. Он действительно не помнил, когда готовил что-то. Кажется, в последнее время готовкой пришлось заниматься Коди.

— Пойдём, — не дожидаясь ответа, Себастин сцепил пальцы на его предплечье и потянул внутрь небольшого домика, расположенного по соседству с тем самым кукольным магазинчиком.

Он жил вместе с отцом и Гретой. Грета показалась в кухонном проёме, когда Райли сидел в светлой гостиной. На его плечи заботливо набросили плед, который грел, но руки всё равно оставались холодными. Он подцеплял ногтями заусенцы, вжимая их в кожу до боли, которой не чувствовал. Стало влажно. Опустив взгляд, Райли понял, что разодрал один палец в кровь. Она сочилась, ярко окрашивая кожу, а ранка коротко пульсировала.

В кухне Себастин негромко переговаривался с Гретой. С такого ракурса Райли видел лишь половину её лица, но понимал, что она хмурится. Поднеся руку ко рту, Райли спрятал пораненный палец во рту, ощутив металлический вкус крови.

Грета бросила на него быстрый взгляд. За время, что они не виделись, она будто бы повзрослела. Стала серьёзнее. Уже не та девчонка, которую можно было бы принять за школьницу, хотя тайна крылась вовсе не во внешности. Раньше Райли не замечал от неё столь настороженных взглядов. В глубине её глаз таилось беспокойство, словно она видела то, чего не видел сам Райли.

Да, она определённо повзрослела.

Прикрыв веки, Райли откинулся на мягкую спинку дивана, позволяя себе вдохнуть глубоко и спокойно. Казалось, он даже задремал. Его разбудило настойчивое прикосновение к руке. Вздрогнул, вскинулся — Себастин. Он протягивал стакан с водой и какую-то таблетку. Райли свёл брови.

— Что это?

— Тебе нужно поспать, отдохнуть, — пояснил Себастин и, немного подумав, добавил: — Выглядишь ужасно.

Грета топталась за его спиной, нервно покусывая губу. Стало быть, он действительно выглядел ужасно.

— Нет, не хочу, — отмахнулся Райли, попытавшись даже выбить стакан из рук, но Себастин легко уклонился.

— Райли, — не став настаивать, он отдал его Грете, а сам присел рядом. — Что с тобой происходит? С каждым разом ты пугаешь меня всё сильнее.

Почему-то это показалось Райли забавным.

— А я-то думал, что самым страшным было сомкнуть пальцы на твоей шее! — рассмеялся он, но Себастин не оценил этот порыв. Он остался неподвижно сидеть, игнорируя внезапный всплеск эмоций.

— Как Витар? Мост закончен. Вы остаётесь или собираетесь переезжать?

Райли не обрадовал вопрос об отце. Улыбка мгновенно слетела с лица, и он холодно уставился на Себастина. Сразу пришлось пожалеть, что дал слабину, пришёл сюда.

— Не знаю, — полушёпотомпризнался Райли.

— А Коди?

— Я не знаю, — Райли помотал головой.

— То есть ты действительно решил окончательно придаться безумию? Ладно, Витар, у него всегда было что-то превыше семьи! Но ты! Разве брат для тебя ничего не значит? Мне казалось, ты можешь о нём позаботиться.

Укол обиды кольнул грудь.

— Уже почти полгода прошло, Райли, — тихо напомнил Себастин.

Полгода со смерти матери. Прошло уже полгода, а казалось, всего несколько дней. Воспоминания всё ещё были слишком живы, чтобы получилось оставить их позади. Дни сменяли друг друга настолько быстро, что провести грань между ними было сложно.

А Коди справлялся куда лучше. Иногда, когда Райли вспоминал, что всё ещё живёт в реальности, он обращал внимание на Коди. Тот продолжал учиться, пусть теперь прогуливал гораздо чаще, чем-то занимался, даже встречался с друзьями. Однако прежнего Коди Райли больше не видел. Он сновал по опустевшему дому хмурой тенью. Райли не помнил, когда в последний раз слышал его голос.

Коди…

Коди заслуживал большего.

Коди заслуживал лучшую семью. Не такую, как Бернаскони.

Он резко поднялся на ноги. Из-за слабости в глазах всё почернело, пришлось прикрыть глаза ладонью и замереть, чтобы не упасть. Райли почувствовал, как Себастин встал следом и попытался его придержать.

— Я справлюсь, — вырвался он и направился обратно в коридор.

— Поешь хотя бы.

— Нет.

В коридоре из зеркала на него смотрело чудовище. Тёмные круги под глазами, заострившиеся черты лица, выпирающие скулы. Волосы спутанными клочками торчали в стороны, губы иссохли и потрескались. Райли поспешно облизнул их, поднял руку, но быстро передумал приглаживать чёлку.

Из прямоугольника света гостиной выглядывала Грета. Теперь она боялась, смотрела с невыносимым сочувствием. Райли не был против сочувствия, но принимать его отказывался. Если сейчас дать слабину, если прогнуться, он больше не выкарабкается.

— Прекрати изводить себя. Ты не виноват в её смерти.

Райли обернулся, со спокойствием взглянув на Себастина, предпринявшего последнюю попытку остановить его. Грустно улыбнувшись, он сказал:

— С чего ты взял, что я виню себя?

— Райли! — крикнул Себастин уже ему в спину.

Но он продолжил медленно спускаться по лестнице.

На улице было зябко. Странно ощущать холод, идя в одной рубашке, чувствовать, как немеют пальцы, но не желать согреться. Изо рта вырывались клубы пара. Ноги спотыкались о замёрзшие комья грязи — дороги здесь по-прежнему оставались отвратительными.

Райли добрался до дома для рабочих за пятнадцать минут. Он уже практически полностью пустовал и не охранялся. В коридорах горел тусклый свет, кое-где валялся мусор. Дверь в комнату отца как всегда была открыта.

Переступив порог, Райли прикрыл её. Раздался тихий щелчок. Отец лежал на диване, воздух наполнял едкий запах перегара. Отросшая щетина и спутанные волосы говорили о том, что он провёл в таком состоянии как минимум несколько дней. Раньше Райли чувствовал отвращение, когда заставал его в таком виде. Сейчас же его переполняла пустота.

Комната превратилась в настоящую мусорку. Чистый ранее стол напоминал склад из всевозможных скомканных бумаг. Приблизившись к дивану, Райли внимательно окинул взглядом отца, такого беззащитного, такого открытого. Он нахмурился.

Ну, что же ты лежишь? Очередное твоё творение уже готово! Почему ты не радуешься? Ты ведь всегда радовался!

— Радуйся, отец, — прошептал Райли, садясь рядом с ним.

Он тронул его руку — сухую и тёплую. Крепко сжал, вызывая недовольное пьяное бормотание.

— Я понял, что вера способна на многое, — он добрался до скинутой на пол подушки. Поднял её, отряхнул. Посмотрел на мерно вздымающуюся грудь. — А я верю в то, что тебя здесь быть не должно.

Райли поглаживал её почти любовно, аккуратно. Поднеся к лицу, он зарылся в неё носом, прижимая настолько крепко, что стало трудно дышать. Так, именно так. Почти безболезненно. Он даже ничего не поймёт. Интересно, какие сны ему сейчас снятся? И снятся ли вообще?

Прощаться он не стал — это выглядело лишним. Пододвинувшись ближе, Райли убрал длинные пряди чёлки со лба, чтобы не мешали. Со стороны могло бы показаться, что верный сын заботится об уставшем отце. Но Райли не был верным — пытался, но его верность и старания ценились слишком низко.

Задержав дыхание, он в последний раз взглянул в безмятежное лицо, представляя, как в следующие секунды тело будет биться в предсмертных судорогах. Видение получилось таким ярким, что сомнений не осталось — да, именно то, что нужно! Избавиться от причины страданий, от причины гибели их семьи. Уничтожить того, кто отобрал жизнь матери — забрать его жизнь тоже!

Райли крепко держал подушку, придавливая с обеих сторон от головы. Он рассчитывал на более сильные сопротивления. Удержать трепещущее тело на месте оказалось не так сложно, особенно когда переполняло предчувствие быстрого и желанного конца. Несколько раз крепкие руки до боли, до синяков вцеплялись в предплечья — Райли игнорировал боль, вслушиваясь в хрипы, которые становились всё тише.

Он закрыл глаза.

Он не хотел видеть его смерть, но хотел слышать. Слух у него был острый, а с закрытыми глазами все звуки обострялись ещё сильнее. Райли не сдержал победной улыбки, когда хватка на его руках ослабла, тело размякло и замерло. Ещё несколько секунд он не двигался с места и не открывал глаз. Тишина окутала со всех сторон, когда пришло осознание: теперь он в этой комнате один.

Себастин говорил верно: Райли не виноват в смерти матери, но он твёрдо знал, кого винить нужно. Отца.

И Дуплекс. Чёртов Дуплекс с его серым тяжёлым небом, мрачной рекой, разрезавшей город на два берега, и мостом — символом не жизни и процветания, а смерти и увядания.

Райли расслабил руки, встал. Дышалось глубоко и свободно.

Оставалось последняя запятая перед твёрдой точкой: Коди.

========== Глава 13. За гранью ==========

Райли долго сидел на берегу реки. Над Дуплексом нависли тяжёлые серые тучи. Снег шёл крупными хлопьями, ложась на землю тонким слоем.

Он смотрел на далёкую линию горизонта, куда опускалось солнце, которое можно было с трудом рассмотреть за тучами. Райли потерял счёт времени. Все чувства притупились, из воздуха исчезли запахи, краски потеряли цвет. Он мог бы сказать, что чувствовал облегчение. Отец давно отравлял жизнь не только ему, но и матери, и Коди. Он заслужил то, что с ним случилось — в этом Райли не сомневался.

Голос в голове настойчиво продолжал напоминать о себе. Пришлось закрыть глаза, когда он был готов выслушать.

Ты почти у цели, Райли. Осталось совсем немного. Приходи… Приходи…

Он вернулся на кладбище. Райли не знал, в чём причина, но возможность увидеть мать предоставлялась только здесь. К тому времени снега стало больше. В Дуплекс полноправно пришла зима, сменив собой дождливую слякотную осень. Кладбище встретило всё теми же рядами надгробий. Райли посчитал своим долгом пройти мимо каждого из них, пока не добрался до свежих захоронений.

Осенью он стряхивал с могильного камня пожелтевшие листья, сейчас же пришлось очищать его от снега. Камень был холодным и молчаливым, но Райли знал, что стоило ему пробыть здесь немного дольше, и сознание обязательно подбросит ему желанное. Он не хотел признавать, что хотел её видеть.

Ему было одиноко.

В какой-то момент осознание содеянного нахлынуло мощной волной. Райли опустился на землю, не справившись с подгибающимися ногами. Обхватив могильный камень руками, он уткнулся в него лбом, крепко зажмурился и заплакал. Рыдания сотрясали скрюченное тело, и Райли не сдерживался, зная, что поблизости никого не было. Он слышал только свой голос.

Посмотрев на руки, он почерпнул мокрый снег и стал яростно тереть их друг о друга, словно там остались следы крови, подтверждающие убийство. Но никаких следов не было, а Райли всё равно чувствовал себя так, словно добровольно нырнул в грязь.

— Ты мог бы вести себя нормально, мог бы быть лучше! — бормотал он, обращаясь к отцу, хотя тот не мог его слышать. — Ты должен был стать для нас примером!

Он захлебнулся воздухом и несколько секунд пытался сделать вдох, пока в груди не закололо.

Дыши.

И он наконец вдохнул.

Призрак появился рядом с ним и касался бесплотной ладонью плеча. Райли не чувствовал прикосновения, но стало легче. Повернувшись, всё ещё хватая воздух ртом, он посмотрел в печальные глаза матери и внезапно остро ощутил необходимость обнять её, но…

Нельзя.

Он не мог дотронуться до неё. Они находились в разных мирах.

Понимание этого внезапно подтолкнуло его заговорить:

— Отец… он с тобой?

Мать покачала головой.

— Я изгнал его из мира живых, мама… Он может причинить вред в твоём мире?

Она снова покачала головой и улыбнулась.

— Никто не пожелает его возвращения, поэтому его душе незачем задерживаться. Он исчез сразу, как только вдохнул в последний раз.

Райли помолчал.

— А ты?

Она встала на ноги, отступила. Райли смотрел на белое платье, подол которого колыхался, хотя ветра не было.

— Я нужна вам двоим. Тебе и Коди. Тебе даже больше, чем Коди.

Опираясь на могильный камень, Райли поднялся следом.

— Но ведь мы больше не можем быть вместе. Ты прыгнула… тебя с нами нет.

— Но мы всё равно рядом. Посмотри! — она обернулась кругом. — Разве я не настоящая?

Райли не знал, как ответить на этот вопрос. Он в неё верил, поэтому не ставил под сомнение нахождение матери рядом. Он с ней разговаривал, спрашивал, и она отвечала.

— Пойдём со мной, Райли. Станет проще, — мать протянула ему руку.

— А как же Коди?

— Ты ведь уже решил, что нужно делать. Ты знаешь ответ на свой вопрос, Райли. Забери его с собой.

***

Когда Райли вернулся домой, то наконец осознал, что в этот дом больше никто, кроме него и Коди, никогда не придёт. Он не хотел сюда возвращаться, но было нужно завершить начатое.

Нужно было забрать Коди.

Переступив порог, Райли остановился. Прислушался. Никаких звуков.

Он обошёл коридор, кухню, гостиную. Везде царила тишина. Казалось, что даже запах изменился, стал таким, будто здесь уже давно никто не жил. Райли иначе посмотрел на дом, в котором просуществовала его семья последние три года. Мать даже пыталась создать уют — она жила в своём мире, закрылась в голове, спряталась в мыслях. Ей было хорошо только там, где она могла сама строить свои воздушные замки.

Райли поднялся на второй этаж, остановившись в нескольких шагах от комнаты Коди. Дверь была неплотно закрыта, внутри горел свет. Значит, Коди до сих пор не спал, хотя время уже давно перевалило за полночь.

Ему нужна другая жизнь.

Новая жизнь.

С этими мыслями Райли тихонько толкнул скрипнувшую дверь и заглянул внутрь. Брат лежал на застеленной кровати и спал, крепко обняв раскрытую книгу.

В последнее время они очень редко разговаривали. Все мысли Райли касались только разрушенной жизни, которую он принимал лишь на свой счёт. Порой он вспоминал о существовании Коди, но не находил в себе сил подойти к нему и поговорить, как они делали раньше.

Он сел рядом с ним, положив ладонь на голову. Коди поморщился, но не проснулся.

Райли улыбнулся. Впервые за долгое время он испытал чувство радости, видя расслабленное лицо брата. Даже Коди после смерти матери ушёл в себя и старался всячески занять любую свободную минуту. Райли знал, что он связывался с компанией не самых приятных ребят, но не стремился лезть с советами. Особенно сейчас, когда он хотел забрать брата в иной мир.

— Райли? — Коди сонно потёр глаза, зевнул и удержал съехавшую книгу.

— Прости, что разбудил, — Райли убрал чёлку с его глаз.

Коди, повертевшись в поисках закладки, тяжко вздохнул и загнул угол страницы. Отложив книгу в сторону, он подтянулся, чтобы было удобнее поднять голову.

Райли поймал его сонный взгляд.

— Выглядишь уставшим.

Райли кивнул.

— Уже поздно. Почему не спишь?

— Хотел дочитать главу, — Коди пожал плечами.

— Но всё же уснул.

— Да, — он поморщился. — Теперь не помню, на чём остановился. Мне не давал покоя один звук.

— Звук?

— Когда читал. Будто что-то упало на пол… но ничего не было. Я испугался, — Коди прижался к тёплому боку брата. — Я так и не понял, что это было.

— Сегодня?

— Сегодня, прямо перед тем, как лечь читать.

Закрыв глаза, Райли откинул голову назад, помня, что прошло всего несколько часов с того момента, как он выходил из кабинета отца.

Он с тобой попрощался, подумал Райли, но не ощутил облегчения.

— Райли… — Коди долго молчал, выдерживая паузу. — Почему мы не можем уехать? Строительство уже закончилось. Мне здесь не нравится.

Дуплекс не нравился никому. Он свёл с ума всех постепенно, предварительно разведя по разным берегам.

— Мы уедем. Вместе.

— Правда? — оживился Коди, вывернув шею.

Райли опустил взгляд.

— Хочешь увидеть маму?

Загоревшийся взгляд Коди подёрнулся дымкой сомнений. Он нахмурился, с недоверием смотря на него.

— Это невозможно.

— Знаю, — Райли дёрнул уголками губ. — Но я верю, что это может получиться.

Райли почувствовал, как Коди отстранился.

Он тоже был связан с миром за гранью жизни. Райли видел призрак матери, а Коди слышал последнее «прощай» от отца. Последний знак, который наталкивал на одну-единственную мысль: он просто не верил в то, что это возможно. Райли же позволил себе верить в самые сумасшедшие, самые нереальные вещи, решив, что хуже уже не будет.

— Ты не должен жить здесь. Больше нас ничего не держит, — он настойчиво удержал Коди за плечи.

— Ты говорил с отцом?

Застыв, Райли нахмурился. В последнюю свою встречу с отцом он чувствовал лишь сильный запах перегара и несоизмеримое ни с чем желание уничтожить причину страданий их семьи.

— Он больше не будет тебе указывать. Он больше не посмеет ни на кого поднять руку. Всё хорошо, Коди.

— Что ты сделал?

Голос Коди прозвучал настолько отталкивающе, что Райли отпрянул.

— Я не разговаривал с отцом, Коди, но я говорил с мамой. Мы можем снова быть вместе.

— Она умерла, — припечатал Коди, смотря так гневно, что вставали дыбом волоски на руках.

— Смерть — это не конец.

— Райли… — перестав сопротивляться, Коди вдруг рухнул на кровать, а брови его болезненно надломились. — Райли, о чём ты говоришь… Она умерла, умерла! Прыгнула с моста! С этого чёртового моста!

Райли прижал к груди заходящегося в истерике брата. Погладив его по спине, он нагнулся, вдохнул запах пахнущих шампунем волос и тихо-тихо зашептал:

— Ей тоже не нравился Дуплекс.

— Я его ненавижу! — выкрикнул Коди и ударил Райли по руке. — Ненавижу!

— Знаю.

— И отца ненавижу за то, что он вечно где-то пропадал!

— Знаю, — Райли сдерживал поток обрушившихся на него ударов.

Как бы отец ни злился на то, что Райли вырос совершенно на него непохожим, общие черты всё же имелись. Отец всегда оставался человеком дела, постоянно увлечённым новыми идеями. Он был зациклен на себе и своих интересах, ставя всё остальное на вторые и третьи места.

Он был эгоистом.

Райли понимал, что стал таким же.

Однако теперь он старался думать не только о себе.

— Т-с-с, — прошептал он на ухо Коди. — Тише. Ты веришь мне?

Коди лишь всхлипнул.

— Ты мне веришь? — настойчивее повторил Райли.

— Да.

— Скоро всё пройдёт, останется позади. Станет легче — обещаю.

Он обещал то, чего точно знать не мог. Райли понимал, что частично обманывал брата, но тянуть дальше было нельзя. Постепенно Коди затих в его объятиях, дыхание выровнялось, стало глубоким и спокойным.

Закрыв глаза, Райли переместил ладони со спины на шею, а с шеи — на лицо. И…

— Я не оставлю тебя здесь одного, — это было последней фразой Райли перед тем, как он с холодной решимостью лишил Коди возможности дышать.

***

Интересно, что чувствовала мать, когда вот так же стояла на краю обрыва?

Райли пытался представить её мысли, стоя за оградой моста и смотря на ночную реку. Но в голове было пусто — ни единой идеи, ни единого слова. Наверное, так оно и происходит.

Где-то в глубине души Райли надеялся услышать её, но призрак не появлялся. Даже когда он закрывал глаза и мысленно начинал разговор, отклика не было. Он остался один.

Совсем один.

Райли знал, что Коди уже ждал на другой стороне. Примет ли он его? Хорошо, если бы было можно стереть ему память. Дать новую жизнь, в которой ему не придётся страдать. Оставалось только верить, что принесённая жертва позволит попасть туда, куда нужно.

Ветер усилился. Пришлось крепче держаться за металлические поручни. Внизу плескались холодные манящие воды реки.

Райли хотел уйти именно так. Пережить то же, что и мать, почувствовать последние секунды её жизни, чтобы замкнуть круг. С этого началась гибель их семьи, гибель фамилии Бернаскони, которой так гордился отец, — этим всё и закончится.

По правую руку активно застраивался новый берег Дуплекса. В последние мгновения Райли успел задуматься, что же будет дальше. Поможет ли мост, соединивший берега, в развитии города? Есть ли у Дуплекса шанс вырасти до такой степени, чтобы заполнить пространство между Ноксом и Лакусом?

Берег по правую руку…

Станет его пристанищем. Станет домом, который Райли изменит для себя.

Повернувшись и посмотрев на зажжённые окна, он расслабил руки. Оставалось сделать последний шаг, который станет решающим. Здесь его больше ничего не держит. Никогда не держало. Он жил только ради двух людей, спасти которых он оказался не в состоянии. Но он всё ещё может попытаться сделать что-то за гранью жизни.

Вспомнились слова матери:

Если не хочешь чего-то видеть, просто закрой глаза.

Райли так и поступил. Тьма накрыла со всех сторон, заботливо обволакивая своим одеялом. Он отпустил руки и качнулся вперёд. Несколько секунд свободного падения закончились обрушившейся на него ледяной теснотой реки.

***

Всё то, что происходило после, Райли почти не помнил, точно так же как и похороны матери. Воспоминания окутывал густой туман, а ещё удушающее чувство. Райли постоянно казалось, что он стремился вырваться из водяного потока, хотя после прыжка отдал своё тело на растерзание воде.

Туман пришёл на смену темноте.

Звуки появились после оглушающего звона.

Пустоту не заполняло ничто.

Когда Райли более-менее пришёл в себя, то обнаружил себя на берегу реки. Краски окружающего мира превратились в серую палитру. Он ничего не слышал и не понимал, почему оказался на суше. Было сложно вспомнить последний прыжок и сам момент смерти. Райли не сомневался, что достиг цели — что-то подсказывало о пересечении грани жизни.

Он стал чем-то иным.

Слух вернулся не сразу — пришлось провести долгие часы и дни в одиночестве, скитаясь по берегу, лесу и пустынной местности. Зрение лучше не становилось. Райли видел всё вокруг слишком расплывчато, недостаточно чётко для того, чтобы чувствовать себя комфортно, как при жизни.

Однако на смену притупленным органам чувств пришло нечто иное, что было невозможно объяснить. Он чуял смерть, когда она приходила за тем или иным человеком. Он не предугадывал момент смерти — просто знал о ней, если находился поблизости.

Когда Райли только-только вернул слух, то наблюдал из-за угла дома за умершим на дороге пьяницей. Его тело будто бы темнело, а чем хуже ему становилось, тем отчётливее Райли его чувствовал. Как только он испустил последний вздох, Райли ощутил облегчение и… спокойствие.

От мёртвого тела исходила прозрачная дымка, исчезавшая за секунды. Она поднималась вверх и растворялась в потоках воздуха. Это были остатки уходившей жизни, что была не в состоянии существовать самостоятельно без физического тела — гибкой и пластичной. Сама суть умершего человека.

Душа.

Настолько яркая, что всё остальное меркло на её фоне.

Зайдя в тень дома, Райли уставился на свои посеревшие истрескавшиеся руки. Как выглядел он сам? Почему он смог остаться несмотря на то, что умер?

Райли помнил смерти, которые создал этими руками. Отец.

Коди.

Коди, которого он надеялся удержать рядом с собой.

Мать, которая не оставляла его.

Ответы нашлись на кладбище. Чутьё вело Райли несмотря на сильную слепоту. Он двигался осторожно, в основном ночью, когда был низок риск встретить кого-нибудь на пути. Могильные камни под руками, снег под ногами.

Райли нашёл Коди около могилы матери. Его фигура была бледной и прозрачной настолько, что она не выделялась так сильно, как душа только что умершего человека. Сколько же времени прошло?..

Он сидел, сжавшись в комок около могильного камня, и тяжело, отрывисто вздрагивал.

— Коди, — опустившись рядом, Райли положил руку на бесплотное плечо, поняв, что может до него дотронуться. — Коди…

Тот ответил не сразу. Медленно подняв голову, Коди долго смотрел на него, словно видел впервые. Потом в мутном взгляде появилось зерно осознания, и лишь следом — узнавание.

— Райли, — голос был бесцветным и мёртвым. — Что с твоими глазами? Они такие светлые, почти невидимые…

Если бы он только мог рассмотреть себя в зеркале или отражении воды, Райли бы дал ответ на его вопрос.

Но Коди он видел гораздо чётче, чем всё остальное. Потому что он был мёртвым. Потому что он задержался здесь, скованный желанием Райли не отпускать его после перехода границы.

— Тебе тяжело, — Райли ощущал, как Коди слабел с каждой минутой.

У него ещё нет той силы, чтобы помочь. Он сам ещё не восстановился полностью, не окреп, но он был сильнее, потому что перед самоубийством отнял жизни у двух других людей.

Мама, вдруг вспомнил Райли. Призрак, который настойчиво являлся к нему не только на кладбище, но и звучал голосом в голове. Как она смогла задержаться после смерти? Что держало её здесь?

Он обернулся, внимательно всматриваясь в окружающие мутные пятна. Больше таких ярких дымок, притягивающих взгляд, он не находил, однако знал, что призрак непременно должен быть где-то поблизости.

— Возьми меня за руку, — потребовал Райли, на ощупь находя ладонь Коди и сжимая её.

Коди дёрнулся, потянув руку обратно.

— Я помню, что ты сделал, — прозвучало без ярости, но с твёрдой уверенностью.

Тогда Райли жалел, что слишком хорошо мог рассмотреть его взгляд.

— Ради чего, Райли? Думаешь, сейчас мне лучше? Зачем, зачем ты это сделал?..

— Тихо, — он приложил к губам палец, призывая замолчать.

Между могилами двигалась фигура в белом платье, гораздо более чёткая, чем Коди. Райли узнал её издалека по платью. Мама.

Он медленно встал, не отпуская руку Коди. Казалось, что, если он отпустит её, Коди растворится в порыве ветра в мгновение ока. Райли не желал этого. Встав перед ним, он загородил собой брата.

Призрак приближался, тихо напевая старую колыбельную, которую Райли помнил из детства. Белое лицо матери окрасилось печальной улыбкой.

— Я так ждала тебя. Вас обоих, — сказала она, но осталась на расстоянии. — Так мечтала, что мы снова будем вместе.

Почувствовав, что Коди сжал его руку сильнее, Райли поступил так же.

— Но ты оставила нас, — напомнил Райли.

— Я хотела освободиться, — призрак раскинул руки в стороны. — Хотела сбежать из того места, где мне было так одиноко. Но я позвала вас с собой.

Какое-то время назад Райли мечтал о том, чтобы хоть ещё раз обнять маму. Но теперь то, что она смогла задержаться здесь, не исчезнув спустя несколько мгновений после смерти, настораживало.

— Ты на самом деле моя мать?

Она удивилась.

— Ты сомневаешься?

— Что ты сделала, чтобы остаться здесь после смерти? Я знаю, это всё не просто так.

— То же, что и ты, мой дорогой Райли.

Коди за его спиной вздрогнул.

Райли отчётливо ощущал не только его страх, но и волну небывалой силы, исходившую от матери. Она отличалась от той прозрачной дымки, которая покинула мёртвое тело пьяницы и растворилась в воздухе спустя несколько секунд. Она смогла удержать свой дух, удержать свои воспоминания и сохранить черты личности. И если Коди, который с каждой минутой терял силы, уже был готов раствориться точно так же, то мать, пробыв в таком состоянии гораздо дольше, держалась просто отлично.

Отняв две жизни, Райли обеспечил себе проход за границу, который был доступен только грешникам. Его не держало ничто, кроме собственного желания и крови на руках.

— Ты кого-то убила, мама?

— У меня было много пустого времени, — неожиданно охотно начала рассказывать она. — Витар вечно занимался работой, у вас двоих тоже была своя жизнь.

— Я был рядом… — попытался возразить Райли.

— Этого мало! — выкрикнула она, и Райли рассмотрел сильный гнев в её глазах. — Мне пришлось самой искать выход. Без друзей, без родных. Я нашла его, бродя в переулках и наткнувшись на бездомных. Им было ещё хуже, чем мне, но это не приносило облегчения. И вот тогда я услышала голос, твердивший, что всё можно изменить — нужно только внести плату за жизнь после смерти.

Жизнь после смерти, повторил про себя Райли. Возможность продолжать существование где-то между ними.

— И ты решила, что будешь здесь счастлива?

— Здесь я свободна.

— Но ты не захотела оставаться одна.

— Я желала своим сыновьям только лучшего.

— Скажи честно, мама: что ты испытывала по отношению к отцу? Любовь или ненависть? — спросил Райли.

Она не ответила, но он понял: смерть Витара была лишь способом подтолкнуть к черте и одновременно свершить месть тому, кто принёс лишь страдания.

— Коди не останется здесь, — сказал Райли, потянув его за руку и вынудив встать.

— Вы не можете уйти, вы привязаны к месту… — зашептала мать.

— Как и ты, — Райли вместе с Коди зашёл за могильный камень, на котором было высечено её имя. — Но Коди не пачкал свои руки. У него должен быть второй шанс.

— Ты не представляешь, что затеял, Райли! Мёртвым не вернуться к живым!..

Подтолкнув Коди в сторону, он сказал:

— Ты сама просила меня верить.

========== Глава 14. Гибель города ==========

Она тоже слышала голос. Вот только Райли слышал голос матери, а она… Кто утянул её на другую сторону? Кто убедил её в необходимости убийства и разжёг желание существовать между жизнью и смертью? Мать стала для него совершенно незнакомой, словно таила что-то, о чём никто не знал.

Смерть остудила эмоции. Райли впервые за долгое время мог рассуждать здраво, не подчиняясь боли от потери. Он помнил свою жизнь, но теперь смотрел на неё как сторонний наблюдатель. То, что раньше оставляло в его сердце отклик, теперь совершенно не трогало. Даже то, что он столько месяцев сходил с ума от смерти матери, теперь оставляло равнодушным. Он желал последовать за нею, воссоединиться — но это было глупое желание.

Хотеть подарить брату то, чего не смогли дать ему родители — вон то, ради чего стоило продолжать. Он уже так далеко зашёл.

Мир живых, рядом с которым приходилось учиться сосуществовать, приносил неудобства. Потеря зрения не позволяла ему хорошо видеть живых, но позволяла чувствовать. Горячие, пышущие жаром бьющихся сердец тела, которые когда-нибудь непременно перестанут работать. Райли не нравилось находиться вблизи, но к одному человеку пришлось подойти как можно плотнее.

Он подловил Себастина поздним вечером около его дома, когда на улицах оставалось мало прохожих. Скорее почуяв, чем что-то рассмотрев среди единого мутного пятна в серых тонах, Райли, держась рукой за стену, выступил из тени. Приближающиеся шаги замедлились и остановились. Фигура, которая принадлежала Себастину, не двигалась. Райли ждал.

— Райли?.. — наконец спросил он и бросился к нему. — Господи, что с тобой случилось?! Я тебя не видел вот уже больше недели!

Он слышал его очень хорошо. Райли нащупал руку, схватившую его за плечо, и сразу ощутил, как Себастин начинает дрожать.

— Господи… — пробормотал он. — Господи, Райли… Ты выглядишь как… как…

— Как кто? — спросил Райли и понял, насколько сухо и глухо звучит его голос.

— Твоя кожа… Твои глаза!

Подозревая, что выглядел он весьма отвратительно, Райли не стал тянуть. Неизвестно, как поведёт себя Себастин в дальнейшем.

— Мне нужна твоя помощь.

Себастин попытался отойти, но Райли удержал его руку, дёрнув на себя.

— Куклы. Ты ведь умеешь делать кукол.

— Что?.. Райли, я…

— Мне это нужно, Себастин. Нужно Коди. Я не прошу тебя ни о чём больше, только сделай куклу…

— Райли! — он что есть силы оттолкнул его. Райли не мог рассмотреть выражение лица, но предполагал, что Себастин хмурился и злился. В такие моменты его глаза казались такими огромными, что становилось не по себе. — Какие куклы, Райли? Ты хоть знаешь, что происходит? Где ты пропадал столько времени? Где Коди, чёрт возьми? Твоего отца кто-то убил! Ты хоть представляешь, как я волновался?

Прошло так мало времени. Райли не задумывался о том, что Себастин мог переживать. Он не знал, что слухи о смерти Витара Бернаскони так быстро разойдутся. Строительство моста было закончено, а значит, мало кому мог понадобиться его отец, чтобы отправиться искать специально. Но Райли совершенно не переживал по поводу этого. Он был удивлён, что Себастин воспринял всё так эмоционально.

— Когда мы виделись в последний раз, ты был не в себе, — продолжил Себастин. — Ты выглядел как… как сумасшедший! Я думал, что у тебя окончательно снесло крышу. Спустя пару дней Грета уговорила меня сходить к тебе домой, но там никого не было — мне никто не открыл дверь. Райли… — его голос дрожал. — Я уже не знал, что и думать.

Внимательно слушая, Райли вспоминал о том, как в последний раз приходил к Себастину. Да, он вёл себя странно. Он действительно сходил с ума, но теперь сумасшедшим себя не считал.

— Я не хочу ничего тебе пояснять. Мне нужна только кукла.

— Да что ты заладил со своей куклой, — Себастин всплеснул руками. — Зачем она Коди?

— Это важно.

— Я ничего не понимаю.

— Я бы не пришёл к тебе, будь у меня иные варианты. Я не хочу втягивать тебя в это, но мне придётся. Твой талант… Твой дар мне необходим. Ты ещё жив, — сказал Райли и почувствовал, как он напрягся, — и нам придётся найти общий язык.

Себастин вдруг отступил ещё дальше и указал на Райли дрожащей рукой.

— Ты… ты его убил? — прозвучало с сомнением.

Не ответив, Райли лишь склонил голову.

— Не убегай от меня. Ты мой друг.

— Господи, Райли! Да ты… ты же свихнулся! — он схватился за голову. — Ты совсем потерял разум после самоубийства твоей матери, а теперь заявляешься спустя несколько дней и просишь меня чёрт знает о чём! Да ты же пропал как раз тогда, когда Витара убили! Это был ты! Ты всегда его ненавидел!

Обвинение не вызвало у Райли никаких эмоций. Он не хотел обсуждать эту тему с Себастином, но и уйти от неё теперь было невозможно.

Себастин, к его удивлению, отреагировал очень странно. Не став убегать в испуге, он вдруг коротко рассмеялся и, спрятав лицо в ладонях, отчаянно затряс головой.

— Даже отпираться не будешь? — спросил он обречённо.

Райли рискнул подойти и тронуть рукой его локоть.

— Смерть моего отца — это самое простое, что я могу тебе сейчас сказать. Я тебя не трону. Мне нужно от тебя только одно — кукла. От неё зависит жизнь Коди.

Подняв голову, Себастин посмотрел на Райли, и вблизи он наконец-то смог чётче рассмотреть его лицо. Оно выражало сострадание, но никак не страх.

— Где Коди?

— В безопасном месте.

— Если я дам то, что тебе нужно, ты мне всё объяснишь?

Райли усмехнулся.

— Позже. Когда ты будешь готов.

— К чему? Я только что узнал одну из самых худших новостей в моей жизни.

Подумав, стоило ли говорить прямо сейчас, Райли решил, что всё же стоило.

— К тому, что я теперь тоже мёртв, Себастин.

***

Говорят, куклы могут обретать души. Для Райли кукла стала единственной возможностью спасти Коди, не позволить его душе раствориться. Он и так продержался слишком долго после смерти физического тела, удерживаемый силой не только Райли, но и матери. Ему повезло, а вот Райли корил себя за то, что сразу не предусмотрел все возможные варианты.

Поместив душу Коди в куклу, Райли спрятал её в самом укромном месте — под театральной сценой в деревянном шкатулке, там, куда точно никто не станет соваться.

Коди слабел с каждой секундой. У него не оставалось сил даже на простой разговор, который они начали на кладбище. Райли не сомневался, что брат злился, ненавидел его за содеянное. Если бы он не охладел настолько в эмоциональном плане, то сам бы возненавидел себя. Но боль, причинённая Коди, была необходима для спасения. Для новой жизни, к которой Райли собирался найти подход. Пусть он сам теперь на долгое время заточен между смертью и жизнью — мертвец, удерживаемый не то проклятием, не то собственным желанием на земле.

Мать он больше не встречал. Более того, Райли не ощущал её присутствия. Он знал, что она непременно должна — обязана — находиться где-то в пределах города, потому что место смерти не отпускало таких как они слишком далеко.

Райли это проверил, добравшись ровно до той части моста, с который был совершён прыжок. Там он натыкался на невидимую преграду, которая не пускала дальше. Похожее происходило и с путешествием в другую сторону, вот только вместо преграды удаление от места смерти можно было назвать медленно затягивающейся на шее удавки. Не став проверять теорию, может ли он умереть во второй раз после смерти, Райли вернулся.

С Себастином было сложнее. После той встречи он постоянно оглядывался и вздрагивал от любого шороха. Райли, наблюдая за ним, предпочитал оставаться на расстоянии. Следить в полном смысле он был не в состоянии — слепота к живым не позволяла ему видеть всю картину целиком. Лишь спустя пару недель Райли удалось поговорить с ним вновь.

— Если ты и вправду умер, как ты остаёшься вот таким?

С его слов Райли уже знал, что выглядел паршиво, но продолжал избегать отражающих поверхностей.

— Это теперь моя жизнь.

— Зачем? Неужели ты сам пожелал себе такого? — не понимал Себастин.

— Я хочу дать Коди новую жизнь. Второй шанс. Дать новую семью…

Себастин очень долго молчал.

— Только не говори, что он тоже мёртв, — с каким-то отвращением сказал он.

— Его душа находится в кукле, что ты мне дал. Но я смогу найти способ вернуть его к живым. Без воспоминаний, которые мешали бы начать всё заново.

— Не буду даже спрашивать, что произошло, — Себастин склонился так низко, будто его тошнило.

— Если возможно застрять между жизнью и смертью, значит, возможно вернуть кого-то обратно. Должен быть способ.

— Перестань…

— Он ни в чём не виноват. Он стал жертвой нашей семьи и страдал бы до самого конца. Таких ведь много, — Райли задумался о тех, кто заслуживал второго шанса. — Я мог бы вернуть и их.

Главным вопросом оставалась плата. В его случае потребовалось отнять две жизни, чтобы после смерти застрять в таком состоянии: охладеть эмоционально, но сохранить способность здраво рассуждать. Что нужно сделать, чтобы вернуть кого-то к живым? Сыграть на чужом горе? Предложить взамен утерянному что-то новое? Вряд ли кто-то согласился бы заплатить такую цену — двойную смерть ради того, кого он ещё не знает. А вот тот, кто получает второй шанс…

Райли использовал это как лазейку. Обратить процесс вспять, который привёл его сюда, и при помощи кукол удерживать души, дав им временную замену физического тела.

Он сам получит новый смысл своего существования. Он сможет наблюдать за Коди и знать, что тот прошёл другую жизнь.

Сначала было тяжело. Райли приходил к убитым горем людям, которых заставал на кладбище в одиночестве и предлагал им выбор — страдать дальше или получить кого-то нового. Возрождать их родственников не представлялось возможным, потому что Райли не мог присутствовать рядом в момент смерти, чтобы забрать их души. Он предлагал достойную замену: сына, дочь, мужчину, женщину… Кому-то просто нужен был друг. Кто-то страдал от одиночества. Он давал им живое существо — человека вместо собаки или кошки.

Момент переживания горя от потери был самым сильным, самым могущественным. Именно в этот промежуток времени люди были готовы поверить во что угодно. Даже в мертвеца Райли, которого вскоре стали называть Торговцем душами.

У него было время — он наблюдал за возрождёнными, лишёнными памяти, людьми. Те, кто умер в первой жизни слишком рано, начинали умирать к этому времени и во второй жизни. Райли видел, как начинала гнить их кожа, покрываясь отвратительными кровоточащими чёрными пятнами. Она причиняла нестерпимый зуд и медленно сводила с ума. Чем ближе оказывалась дата смерти, тем ярче проявлялись воспоминания о первой жизни. Приходилось давать подсказки.

Чтобы остаться жить, попробуй убить. Дважды.

Решались далеко не многие. Те, кого сводили с ума воспоминания, часто кончали с собой сами. Те, кто переставал себя контролировать, могли напасть на новую семью или новых друзей. Те, кто действительно ценил новую жизнь, решались на отчаянные условия, выставленные даже не самим Райли.

Успешных возрождённых были единицы, но путь, который они прошли, был действенным.

Слухи распространялись и на другой берег Дуплекса. Чем больше проходило времени, тем больше людей приходили к Райли. Обосновавшись в старой рыбацкой лачуге ближе к лесу около реки вместе с куклами, он поджидал там новых желающих.

История семьи Бернаскони обрастала слухами. Никто не знал, что случилось с сыновьями Витара — их назвали пропавшими без вести, а его убийцу так и не нашли. Кто-то стал поговаривать, что это Витар убил свою семью, а потом покончил с собой. И пусть это было неправдой, многие охотно верили именно в такую версию.

Себастин молчал о том, что знал. Райли предполагал, что им двигал страх, к тому же, мало кто хотел верить в сошедшего с ума сына Витара. Гораздо охотнее верили в помешанного отца.

Райли быстро привык к новому прозвищу — Торговец. Это позволило ему навсегда отбросить ненавистную фамилию Бернаскони и разорвать все связи с прошлым.

Когда по новому берегу Дуплекса прокатилась волна убийств возрождёнными, жители взбунтовались. Городская легенда о Торговце душами умерших уже разошлась далеко за пределы места рождения. Ненавистником оказалось много.

Берег зарождения Дуплекса, который впоследствии был назван Старым городом, разрушили едва ли не до основания. Многие дома были сожжены, многие — разгромлены и разорены. Жители нового берега устроили настоящее побоище, обвиняя местных в сговоре с Торговцем. Нельзя кормить демона — Райли слышал много подобных фраз, но демоном себя не считал.

Многие бежали, боясь оказаться убитыми. Многие стали жертвами пожаров.

Старый город опустел и превратился в пепелище за считанные часы.

***

Себастин погиб при той страшной ночи. Его приближающуюся смерть Райли почуял сразу, но не смог предотвратить, зато мог успеть спасти душу. Это означало бы, что он стал таким же товаром, как и все остальные. Эгоизм, доставшийся ему от отца, подтолкнул поддаться желанию оставить Себастина рядом с собой.

Не в силах отказаться от соблазна иметь помощника, Райли отдал за него две души, которые хранил в куклах. Так Себастин мог остаться за той же гранью — не живой и не мёртвый, застрявший в холодном теле.

Его лицо осталось обезображенным прошедшей бойней. Навсегда запечатлев следы смерти, Райли пригласил старого друга в свой мир.

Опустевший берег теперь полностью принадлежал ему — Торговцу. Место, куда никто не приходит без лишней нужды. Место, полноправно ставшее владениями мёртвых.

ВыжившаяГрета провела ещё несколько лет в Дуплексе, а потом скончалась от болезни. Она стала второй, кого Райли пожелал видеть рядом с собой.

***

Майя Корин появилась в Старом городе спустя несколько лет после его гибели. К тому времени берег давно получил славу места обитания мертвецов, и Райли только соглашался с этим. Сюда никто не приходил без надобности, хотя порой дети на спор пересекали мост, будто шли наведаться в дом с привидениями из старых сказок. Разумеется, никого они не встречали.

Правило было только одно: являться перед теми, в ком ощущался запах утраты и одиночества.

Стражем берега стала Грета — те, кому она встречалась, прозвали её Пешкой. Если состояние пришедшего чувствовалось плохо, она могла позволить себе появиться перед ним и поговорить. Грета ошибалась редко. Точно так же, как и у Райли, после пересечения границы у неё обострились чувства.

Важным звеном был Себастин — Кукольником. Посвятив себя куклам, он не просто делал детские игрушки, а создавал настоящие миниатюрные тела.

Возрождением занимался сам Райли. Он же и подбирал для пришедших души. Зная многое о тех, кто находился в его коллекции, Райли выбирал нужную душу и превращал кукольное тело в человеческую плоть. Процесс требовал много сил, но очередь желающих никогда не набиралась.

Однако сколь бы ни проходило лет, Райли так и не смог подобрать новую семью для Коди. Кукла с душой его брата была самой важной в коллекции и трепетно оберегалась точно так же, как и само хранилище. Райли потребовалось время, чтобы научиться его прятать от посторонних глаз.

Порой он задумывался, откуда в его голове оказывались нужные знания. Действуя интуитивно, он смог подобрать наиболее удобный метод возрождения душ для второй жизни, но изначально не знал, что этот трюк удастся. К смерти его подтолкнула мать, которую он больше встречал, однако и никогда не забывал, что исчезнуть она тоже не могла.

В вере людей был смысл его существования.

Когда мост пересекла Майя Корин, Райли сразу почувствовал в ней то, что хотел бы дать брату — заботу. Она настолько сильно желала заполнить пустоту в сердце, что осмелилась пойти к Торговцу душами и попросить не только для себя ещё одного сына, но и для своего старшего сына — Кириана — брата.

Райли желал, чтобы у Коди был старший брат. Брат лучший, чем он сам.

— Ты уверен, что именно ей можно доверить Коди? — спросил Себастин, когда пришла пора достать нужную куклу.

Его куклу Райли не видел уже очень давно. Он бережно огладил искусственные волосы и взял её с полки.

— Она подходит. К тому же, у неё уже есть сын.

— Но ты ничего не знаешь про отца. Что, если выбор окажется неудачным?

Сомнения всегда имели место быть, но Райли стал забывать, ради чего всё затеял. Так как он сам не имел возможности являться к людям, живущим в Дуплексе, необходимо было распространить легенду о Торговце, чтобы они сами начали приходить. И Майя была той, кого Райли так долго ждал.

— Признайся: ты выбрал не столько её саму, сколько её сына, — настаивал Себастин.

— Я не могу вечно держать Коди взаперти. Я обещал ему…

— Но ты не сможешь наблюдать за тем, как он будет жить. Дуплекс находится вне зоны твоего влияния, — в разговор вмешалась Грета. — Эта женщина действительно сильно желает того, за чем пришла. Я чувствую. Но я не могу чувствовать остальную семью на таком расстоянии. Райли…

Райли не хотел сомневаться в выборе.

— Ты мог бы оставить его с нами, — напомнил Себастин.

— Нет, — отрицательно покачал он головой. — Я начал всё это только ради того, чтобы дать Коди второй шанс. Не хочу вечность видеть то, что он меня ненавидит.

— То есть ты боишься того, как он станет реагировать, если у него будет достаточно сил и ясное мышление?

Райли повернулся.

— Я не боюсь.

— Но обрекаешь его на то, что после отмеренного времени ему придётся кого-то убить. Ты понимаешь, что это тоже не повод для благодарности?

— Я должен попробовать, — скрипнул он зубами. — Остаться здесь — это одно. Стать снова живым — совсем другое.

И Райли отдал Коди Майе Корин.

Было тяжело отпускать его. Райли, почти полностью лишившийся каких-либо чувств и эмоций, впервые за долгое время переживал подобный разрыв. Коди смотрел на него и больше не видел в нём брата. Он не узнавал его, не подавал никаких признаков того Коди, каким знал его Райли.

Это было настолько больно, словно он добровольно оторвал от себя важную часть, без которой дальше будет очень сложно существовать. Но Райли в очередной раз напомнил себе, что не должен держать Коди.

Он создал Торговца только ради этого момента.

========== Глава 15. Без шанса на спасение ==========

Кириан очнулся резко, так, словно вынырнул из воды. Ему не хватало воздуха, сердце бешено колотилось. Вдохнув через рот, он распахнул глаза и отшатнулся, врезавшись плечом в стену. Вокруг царила полутьма. В грудь словно вворачивали раскалённое лезвие — боль расползалась острыми шипами к животу, плечам, рукам.

Ухватившись за подоконник, Кириан метнул взгляд в сторону Торговца. Он продолжал стоять там же, с поднятой рукой, которая секунду назад покоилась на лбу Кириана. Его пустые глаза внимательно за ним наблюдали, не выражая никаких эмоций.

Первым желанием стало разорвать его на куски. Дать почувствовать ему тот же ужас, что чувствовал Коди в последние минуты прошлой жизни. Кириан сполна ощутил себя в шкуре брата, и вот теперь никак не мог осознать, что он может дышать. Горло жгло как при остром воспалении.

— Зачем… зачем ты показал мне это?! — выкрикнул он с хрипом и сильно закашлялся.

Торговец наконец опустил руку.

— Ты сам просил.

— Да, но… — Кириан снова кашлянул и гневно посмотрел на него. — Я думал, что вина действительно лежит на Витаре. Так говорят те, кто хоть что-то знает о временах строительства моста: Витар сошёл с ума после самоубийства жены и убил обоих своих сыновей.

— Витар всегда был сумасшедшим, — вставил Торговец. — Он не замечал, как тянет за собой остальных.

Кириан мотнул головой.

— Если бы ты захотел, то смог бы устроить жизнь Коди и без его смерти!.. Господи, почему?..

Гнев постепенно отступал, лишая тело всяких сил. Кириан чувствовал, как подгибаются ноги и в глазах стоят непрошенные слёзы. Он смотрел на Торговца, но больше не видел его. Картинки чужого прошлого наполняли мысли. Кириан понимал, почему Райли так злился и ненавидел своего отца. Действительно понимал. Он даже принимал факт того, что Райли с холодной решимостью удушил его подушкой и не чувствовал никаких угрызений совести. Но то, что случилось потом, заставило его содрогнуться.

Закрыв глаза, Кириан передёрнул плечами. В висках набатом стучали последние отчаянные хрипы Коди, когда Райли крепко зажимал руками его рот и нос, неустанно шепча что-то успокаивающее. Он решил, что смерть в данной ситуации станет лучшим исходом. Он решил, что Коди не справится, растворится в детской боли, погубит сам себя.

Кириан не выдержал. Закричал громко, отчаянно, пугаясь охотно ответившему эху.

— Коди заслужил лучшую семью, — тихо откликнулся Торговец.

В этой комнате он казался чужим. Рядом стоял тот самый диван, впитавший последний предсмертный сон Витара.

— У него была семья, которую и ты, и твои родители просто не смогли удержать в нужных рамках! — рыкнул Кириан.

— Поэтому я выбрал тебя.

Непоколебимая уверенность Торговца в своей правоте сбивала с толку. Он вёл себя так, будто Кириан был неразумным ребёнком, не понимающим простые истины. Он смотрел на него терпеливо, с лёгкой усталостью, и был готов тщательно объяснить все мотивы своих поступков. Торговец не был тем Райли Бернаскони, которого увидел Кириан. Торговец выглядел лишь призраком, отголоском того человека, которому пришлось в один момент поверить в своё сумасшествие и принять его.

Точно такой же, как Коди.

Кириан вспоминал, каким странным и тихим порой был Коди. Казалось, он живёт где-то глубоко в мыслях, плывя по течению жизни туда, куда бы оно его ни несло. Порой он выглядел потерянным щенком. Каким и являлся.

— Ты выбрал меня? — переспросил Кириан, уже совершенно ничего не понимая.

Торговец подтвердил плавным кивком.

— Я помню, когда твоя мать явилась ко мне, — сухо стал рассказывать он. — Расстроенная, бледная, замёрзшая. Её глаза горели огнём желания. Я считал, что она подойдёт на отведённую роль, ведь у неё был ты. Я хотел, чтобы ты стал для Коди лучшим братом, чем был я.

В его голосе мелькнула грусть. Одна из немногих эмоций, которую удалось заметить Кириану. Поначалу он склонялся к мысли, что Торговец лишь образ, лишённый всяких человеческих слабостей, и продолжал думать именно так. Кириану не было его жаль — значение имел только Коди, которому пришлось пережить смерть только потому, что его родной брат посчитал это лучшим исходом для него.

— И не прогадал: я лучше, чем ты, — зло выплюнул Кириан. — Я сделал то, на что не был способен ты: стал Коди не только братом, но и лучшим другом, и родителем. Даже если ты просчитался с моими отцом и матерью, со мной ты попал прямо в яблочко.

На губах Торговца скользнуло нечто похожее на слабую улыбку.

— Спасибо, — вдруг поблагодарил он.

Кириан отвернулся к окну, отгоняя наваждение. Торговец — родной брат Коди. Того Коди, фотографию которого Кириан нашёл в ящике стола, с тёплой улыбкой и горящими глазами. Таких глаз у Райли не было никогда. Вглядываясь в темноту за окном, он вызвал в памяти образ Райли Бернаскони. Бледное лицо с вечно меланхоличным взглядом, который мог перемениться за секунду, и вот уже тоска превращалась в тщательно сдерживаемую агрессию. В тихом омуте, как говорится.

— Ты хоть представляешь, каково ему будет это вспомнить? — сокрушился Кириан, думая о том, как тяжело Коди переживал дни с момента появления метки. Не дождавшись ответа от Торговца, он обернулся. — Почему нельзя было подарить вторую жизнь безвозмездно, раз уж это было твоим главным двигателем?

— Нельзя делать что-то, ничего не беря взамен. Всему хорошему должно противопоставляться что-то плохое. Я не всесилен, — повторил Торговец когда-то произнесённую фразу.

— А мог бы и постараться, — огрызнулся Кириан. — Сваливать свои обязанности на чужие — мои! — плечи очень легко, а потом прикрываться извечной фразой о том, что нельзя уметь делать всё на свете. Коди твой брат, чёрт возьми! — напомнил он с надрывом.

— Теперь твой.

— До того момента, как не вернутся воспоминания. А что будет потом? Не думаю, что Коди обрадуется второму шансу, когда в памяти свежей раной вскроются последние минуты его первой жизни.

— Именно поэтому я говорил, что нужно заплатить цену заранее.

— Ты совершенно ничего не понимаешь! — выкрикнул Кириан, резко приблизившись, но споткнулся о колкий взгляд, который до сих выворачивал душу наизнанку своей пустотой. — Нельзя так легко просить об убийстве двух человек, нельзя! Он всё ещё ребёнок, пусть и пережил взросление два раза! Неужели ты настолько плохо знал Коди, рискнув предположить, что он и глазом не моргнёт, чтобы отнять чью-то жизнь? Чтобы он поступил так, как поступил ты?

Поза Торговца сообщала о крайней настороженности. Он стоял в центре комнаты, перегораживая путь к отступлению, в то время как Кириан оставался отрезанным у окна.

— Именно поэтому я здесь.

Кириан нахмурился.

— Я заплатил свою цену за то, чтобы находиться тут. Две жизни — отец и брат. Но я, в отличие от Коди, не живу. Я мёртв. У меня холодная кожа, я не чувствую запахов, не чувствую вкуса. Порой мне кажется, что я не ощущаю эмоций, что они лишь сохранились в памяти. Это тоже жертва.

— Эгоистичная жертва, — возразил Кириан. — С чего ты взял, что она была нужна Коди? Ты спрашивал, хотел ли он начать всё заново? Думал, он не справится с потерей матери? А с тем, что его брат — убийца, справиться сможет?

Лицо Торговца заметно напряглось, на него легла глубокая тень, сделавшая черноту вокруг глаз ещё мрачнее.

— Это он вспомнит в самый последний момент, — и внезапно вскинул голову, смотря на Кириана с вызовом. — Уж постарайся этого избежать, если хочешь сохранить ему вторую жизнь. Третьего шанса не будет.

Он не отвечал, кусая губы.

Послышались тяжёлые шаги. В дверном проёме что-то шевельнулось, проникло в комнату. Кириан с ужасом разглядел выросшую рядом с Торговцем высокую плечистую фигуру. Хоть он выглядел иначе, точно так же, как и Торговец, но в обезображенном половинчатом лице смог узнать Себастина. Левая половина, лишённая волос, была покрыта глубокими ужасающими шрамами. Уголок губ из-за них был сильно опущен вниз, глаз превратился в узкую тёмную щель. Однако кожа на правой половине лица смотрелась живее, чем у Торговца.

Кириан вдруг припомнил ту девчонку, Пешку, которую он первой встретил в Старом городе. Внезапно и её черты теперь стали знакомыми. Это была Грета, та самая миниатюрная художница.

— Куклы готовы, — оповестил Себастин таким же ровным, мёртвым голосом. — Помести в них новые души, пока они не истлели.

Торговец даже не повернулся, ровно продолжая смотреть на Кириана.

— Кукольник, — коротко отозвался он не мигая.

И Кириан понял, что это прозвище Себастина. У них всех были клички, словно смерть предполагала отбрасывание старых имён. Кукольник устремил взгляд единственного здорового глаза на Кириана, легко усмехнулся, скрестил руки на груди.

— Отпустишь его? — спросил он.

— Я не трогаю живых, — сказал Торговец, но Кириану показалось, что он был готов отречься от этого правила. — Пусть уходит.

— Давно ли ты перестал убивать? Его жизнь тоже на твоей совести? — Кириан кивнул на Себастина.

Торговец лишь склонил голову.

— Прошло много времени с той истории, что ты увидел. Люди смертны и имеют неприятную особенность умирать без чужого вмешательства.

— То есть своего друга ты решил пощадить.

— Он умер сам, — ответил Торговец. — А я всего лишь заплатил нужную цену.

Торговец не препятствовал, когда Кириан покидал Старый город. Острое чувство, что за ним неустанно наблюдали, не оставляло вплоть до моста. Добравшись до середины, он остановился там, где спрыгнула Ева. Его охватила тоска, словно Ева только что была здесь — Кириан практически чувствовал её присутствие.

На другом берегу остался Торговец. Он наблюдал с земли, не ступая на плиты моста. На фоне искрящегося белого снега его фигура в тёмной одежде выглядела неестественной, чужой. Однако в облик Старого города Торговец вписался надёжно. Кириан вдруг понял, что это, может быть, навсегда. Городские легенды не умирают, если о них помнят жители. А жители Дуплекса нуждались в Торговце: одни его ненавидели, другие видели единственный шанс на спокойную жизнь в будущем.

Лоб всё ещё горел от прикосновения холодной ладони, ворвавшегося в его разум вихрем новых воспоминаний, которые не принадлежали Кириану. Меньше всего ему хотелось, чтобы Коди вспомнил пережитое. Он не заметил особой привязанности между родными братьями. Они жили словно по разные стороны мироздания, каждый утопал в своих проблемах, и даже что-то общее мало сближало их. Однако финальной точкой действий Райли стал именно Коди. Или это всего лишь прикрытие ненависти к отцу? Кириан не знал и вряд ли когда-нибудь узнает.

Беспокоить Аину среди ночи он не стал, а вернулся домой. Цель визита в Старый город была достигнута. Отмеренный временной отрезок неумолимо приближался к концу — оставалось чуть больше месяца. Меньше всего Кириана сейчас волновал отец, поэтому как только он переступил порог, то сразу повалился на кровать и в беспокойстве уснул.

Утром разбудил звонок. Забрав телефон в комнату, Кириан ответил в сонном состоянии. Тихий голос Аины звучал напряжённо.

— С тобой всё хорошо? — спросила она, как только услышала заветное «алло».

Кириан потёр переносицу, шумно выдохнув.

— Да. Сколько времени?

— Почти шесть.

Он усмехнулся, подсчитав, что спал всего около двух часов.

— Я тебя разбудила. Прости, — Аина продолжала говорить шёпотом, видимо, сидя на кухне или в коридоре, чтобы не разбудить отца или Коди. — Приходи, как только получится. Не знаю, может, ничего серьёзного, но Коди уже два раза просыпался от кошмаров. Ему раньше снились кошмары?

Наконец, разлепив веки, Кириан уставился в противоположную стену.

— Как и у всех — редко.

— Он не сказал, что именно ему снилось. Но я думаю…

— Думаешь, он что-то вспомнил?

Молчание Аины послужило согласием. Когда вышел, заметил приоткрытую дверь в родительскую спальню. Отец курил на кухне в распахнутое окно, но лёгкий запах сигарет уже витал по всей квартире. Он услышал скрип половиц, но не обернулся.

— Ты вернулся поздно ночью, — заметил отец.

Кириан не посчитал нужным ответить.

— Как себя чувствует Коди? — назвать его по имени было сложно, Кириан различил брезгливые нотки в интонации. — Он ещё спит? — теперь отец обернулся.

Не переступив порога кухни, Кириан покачал головой, встречаясь с ним взглядом.

— Может быть.

— Его здесь нет?

— Он в безопасности.

Брови отца взметнулись вверх, а в следующую секунду он тихо рассмеялся.

— Значит, решил спрятать его… от кого?

— От тебя.

— Может, наоборот?

— Отнюдь.

Разговор зашёл в тупик. В сонной дымке утра продолжение вчерашней темы выглядело глупо. Кириан считал, так будет безопаснее — оставить Коди у Аины. Где угодно будет безопаснее, чем здесь.

— Ты никак не хочешь понять, — отец сделал долгую затяжку. — Это не я в порыве злости втыкаю ножи в столешницу в опасной близости от руки.

— Ты его разозлил, — твёрдо возразил Кириан.

— Будешь до последнего его защищать, да? — устало вздохнул он, и изо рта вырвалось облако едкого белого дыма.

Снова повисло молчание.

Сменив опорную ногу, Кириан, подумав, предложил:

— Если хочешь уехать — уезжай. Только молча. И маму забери, но я останусь. Так уж получилось, что у меня совесть есть, в отличие от тебя.

Отец оценивающе на него взглянул.

— Что случилось с тобой этой ночью? Говоришь странные вещи, да ещё так спокойно, а вчера был готов убить за своего… брата.

Что с ним случилось ночью? Он прожил целую жизнь, побывал в чужой шкуре, увидел, что такое смерть, и почувствовал настоящую боль и ненависть. Однако вслух Кириан ответил другое:

— Я посмотрел на ситуацию под другим углом.

— Что ж, — он закивал, туша сигарету. — Мудрый вывод. И хоть я надеялся, что ты уедешь с нами, видимо, переубедить тебя никак не получится.

Кириан улыбнулся уголками губ.

— Не получится, — подтвердил он.

— Сколько времени потребуется?..

Окончание фразы повисло в воздухе. Сколько времени потребуется до того, как с Коди всё решится? Ты ведь этим занимался ночью?

— Месяц. Не спрашивай, как я узнал.

Закрыв окно, отец подошёл к нему, положил на плечо руку и одобрительно похлопал.

— Видимо, действительно посмотрел на ситуацию под другим углом, — и, помрачнев, напомнил: — Будь осторожен. Видя твою преданность и жертвенность, не удивлюсь глупым поступкам. Но не смей так делать, имей голову на плечах.

Кириану не понравился блеск в его глазах. Между строк крылось что-то неприятное.

***

— Он нормально уснул только полчаса назад, я дала ему успокоительное. Не буди его, — предупредила Аина перед тем, как впустить Кириана в комнату.

Кивнув, он потянулся к ручке, но Аина удержала его, заставляя посмотреть на себя.

— Скажешь хоть что-нибудь о Старом городе?

Кириан отвёл взгляд.

— У Коди осталось мало времени на принятие решения. Месяц.

Аина отступила на шаг, но не удивилась.

— Хочешь сказать, Торговец взял и выложил информацию на блюдечке? — не поверила она.

Меньше всего Кириану хотелось объяснять то, что видел. Однако скрывать тот факт, что Коди был сыном Витара Бернаскони, казалось глупым. Он до сих пор ничего не рассказывал самому Коди, но понимал, что метки сделают всю работу сами.

— Коди — родной сын Витара. Он был тем, с кого началась вся история с Торговцем. Расскажу потом, — Кириан отмахнулся, видя, как округлились глаза Аины.

Воспользовавшись её замешательством, он проскользнул в комнату и плотно закрыл дверь, запоздало вспомнив о шуме. Коди лежал на неразобранном диване, укрытый тёплым бежево-коричневым пледом. Повернувшись на бок, он обнимал объёмную подушку обеими руками и хмурился. На душе вновь стало тяжело. Кириан принял сложное для себя решение: отец ни за что не обидит мать, но отпускать её было неприятно. Во время обеда он видел, что она хотела согласиться, хотела уехать сразу же, как только прозвучала такая идея. Однако она тоже чувствовала ответственность за Коди, хоть и ставила на первый план вовсе не приёмного сына. Кириан был готов освободить её от этой обязанности.

Он на цыпочках подошёл к дивану, сел рядом, подоткнув сползший угол пледа. Коди даже не шевельнулся, продолжая дышать глубоко и размеренно. Успокоительное. Насколько же плохо ему было от каких-то снов?

Кириан приподнял угол подушки, рассматривая перебинтованную руку. Повязка была свежей, но не такой аккуратной. Значит, менял сам, отказавшись от помощи. Он улыбнулся, поражаясь непокорности Коди в подобных делах, и невесомо взъерошил волосы на голове.

Задремав, Кириан вздрогнул, как только Коди завозился. Открыв глаза, он не сразу сообразил, что отключился прямо так, сидя на диване в неудобной позе и подперев рукой голову. Спина отозвалась протяжной болью. Кириан поморщился, встречая спокойный взгляд Коди.

— Давно проснулся? — спросил он.

— Минут десять назад. У меня ноги затекли, а тут ты. Выглядишь уставшим, не хотел будить, — сказал Коди как-то слишком по-взрослому.

Кириан вновь прочитал это выражение на его лице, из-за которого всегда казалось, что Коди старше, а не наоборот. В каком-то смысле так и получилось, если сложить время, прожитое Коди за обе жизни.

— Не думал, что отключусь прямо так, — пробормотал Кириан, медленно выпрямляясь и потягиваясь. Коди, освободившись от давления, сделал то же самое, выгибаясь с довольным видом. — Аина говорит, ты плохо спал.

Тот сразу нахмурился.

— Ты поэтому сидишь около меня? Я выпил успокоительное, всё хорошо.

Кириан молчал, пытаясь этим заставить Коди рассказывать дальше.

— Сны были странными.

— Насколько странными? — насторожился Кириан.

Подняв глаза в потолок, Коди долго кривился, будто подбирал нужные слова. Он вскинул брови, округлил губы, когда пришло осознание:

— Малти говорил про воспоминания. — Прозвучало настолько уверенно, что Кириана передёрнуло.

— Что тебе снилось? — голос сразу сел.

Коди продолжал смотреть в потолок, выискивая там только ему ведомые узоры.

— Я видел человека, — сказал он. — Видел его уже давно, но он приходил в мои сны чёрной тенью. Я никогда не мог рассмотреть лицо, но замечал его почти в каждом сне. И сон обрывался. В такие моменты я понимал, что сплю, а потом просыпался.

Кириан поджал губы, не смея спрашивать.

— А сегодня я слышал ссоры. Громкие ссоры, как у матери с отцом… только это были другие. Другие… мать с отцом. Наверное, — он словно всё ещё сомневался, верно ли понял увиденное. — А тот человек был со мной. Мы сидели вместе и слушали бесконечные ссоры, которые заканчивались криками, стуками и, кажется, драками. Я увидел его лицо, пусть и смазанное, но увидел, Кириан, — Коди опустил на него взгляд. — Он смотрел прямо на меня, а я боялся того, что произойдёт в следующий момент. Не знаю, что именно, но мне было так страшно…

У Коди перехватило дыхание. Кириану с трудом хватило выдержки, чтобы не вскочить на ноги. Он не хотел рассказывать о Райли, не хотел, чтобы память Коди добралась до самых страшных моментов прошлой жизни. Однако задумчивость Кириана заставила Коди сесть, пытливо заглянуть ему в глаза и с подозрением спросить:

— Ты что-то знаешь, — заявил он, схватив Кириана за руку, пресекая попытку отодвинуться и отвернуться. — Почему даже ничего не спрашиваешь?

Кириан рассеянно пожал плечами, высвободил руку из цепких пальцев и достал помятую фотографию. Коди округлившимися глазами смотрел на самого себя, то поджимая губы, то качая головой. Добравшись до надписи с обратной стороны, он прочитал её вслух и вопросительно обратился к Кириану:

— Это я?

— Ты.

Коди провёл рукой по своим волосам, невпопад отмечая:

— Мне не нравится такая стрижка, — кивнул он на фото, где его волосы были раза в два короче.

— Поэтому ты не позволяешь себя стричь слишком часто, всегда придирчиво контролируя работу мастера, — Кириан улыбнулся, хотя ему было совсем не весело.

— Где ты её нашёл?

— В Старом городе.

— Зачем ты туда ходил? А если бы нарвался на Торговца? — недовольно вскинулся он, и Кириан понял, что это попросту волнение.

«Уже, — мысленно признался Кириан. — Дважды».

Уклоняясь от ответа, он поднялся с дивана и потянул Коди за собой.

— Нужно сменить повязку. Пойдём.

Всё ещё продолжая смотреть на фотографию, Коди нехотя поднялся следом и прошлёпал босыми ногами в ванную комнату. Пятна, естественно, поднялись ещё выше, и Коди рассматривал свою руку без прежнего отвращения, будто бы окончательно примирившись с тем, что это — часть него.

— Увиливаешь от ответа, — прервал тишину он, когда Кириан закрепил бинт. — Нравится продолжать водить меня за нос?

Закрутив тюбик с мазью и бросив его в раковину, Кириан терпеливо вздохнул.

— Нет.

— Тогда просто скажи, что тебе понадобилось в Старом городе, — Коди вцепился в край раковины, не позволяя Кириану встать с бортика ванной.

— Искал обходной путь для твоей жизни, — сдался он, стараясь не вдаваться в подробности. Коди явно почувствовал недоговорённость.

— И как, нашёл?

Пришлось отрицательно покачать головой. Усмешка исказила его губы.

— Иначе и быть не могло.

========== Глава 16. Неродные родные ==========

Дни потянулись мучительно медленно. Коди отказывался возвращаться домой, хотя Кириан и сам был против того, чтобы он появлялся там. Аина разрешила ему остаться ещё на некоторое время, но с оговоркой, что Кириан будет рядом с ним. Её волнение было легко понять: время, отмеренное возрождённому, стремительно подходило к концу, самочувствие в любой момент могло ухудшиться — в лучшем случае. Кириан надеялся, что Коди сильный и сможет справиться с застилающим голову туманом. Поначалу он вздрагивал при воспоминании о том, как Коди без колебаний едва не вонзил нож в руку отца. Он начинал сомневаться в собственном решении, склонялся к тому, что отец прав, но быстро одёргивал себя.

Аина больше не спрашивала про визит в Старый город, но частенько смотрела на Кириана с подозрением и невысказанным вопросом. Кириан же делал вид, что ничего не замечает.

Пару раз он заходил домой за одеждой для себя и Коди. Ему повезло застать там только маму. Она хвостиком ходила за ним по квартире, с укором стояла в дверном проёме, и Кириану пришлось взять всю волю в кулак, чтобы избавиться от сравнения с Аиной, которая вела себя почти так же.

— Не скажешь, где вы остановились? — тихо спросила мама, когда Кириан пришёл во второй раз и перебирал в шкафу тёплые футболки и свитера Коди.

Тёмно-синий в мелкую вязку. Коди часто надевал его прошлой зимой. Положив свитер в небольшую дорожную сумку, Кириан закрыл дверцу и повернулся к матери. Её глаза влажно блестели, она то ли злилась, то ли обижалась.

— Не скажу, — подтвердил он. — Ты всё равно не удержишься и передашь отцу. Но с нами всё в порядке, не беспокойся.

Застегнув молнию, Кириан расправил сумку и переставил её к кровати.

— Ты серьёзно собираешься остаться в Дуплексе один? — не унималась она.

— Не один, — возразил Кириан, но не стал упоминать Аину, о которой в принципе говорил довольно редко. — Я же с Коди.

— Почему ты вдруг решил поддержать идею Вилле с переездом? Тем более со мной!..

— Мам, — прервал её Кириан резче, чем следовало. — Ты знаешь почему. Давай без лишних эмоций. Ты много лет игнорировала природу происхождения Коди и ничего мне не сказала, даже когда я прямо говорил о начавшихся проблемах. Ты сама не захотела ничем помочь, — он развёл руками, — а теперь злишься, что я готов отпустить тебя. Может, спросишь для начала себя, хочешь ли ты видеть то, от чего так старательно убегала?

Мама продолжала топтаться на пороге, нервно впиваясь пальцами в мягкую кожу предплечья.

— Коди не умрёт… — беспомощно прошептала она и всхлипнула, признавая поражение.

Кириан лишь гневно отмахнулся.

— Проблема не в этом! Проблема в том, что ради своей жизни ему нужно убить! — он подлетел к ней и схватил за плечи, пытливо смотря в испуганные глаза. — Хочешь оставаться рядом, когда ни один из вариантов исхода не кажется счастливым концом? О чём ты думала, когда пришла к Торговцу просить о таком?

По её щеке скатилась слеза. Кириан дрогнул, разжимая пальцы, крепко сжал челюсти, чтобы самому контролировать эмоции.

— Не смей плакать. Это последствия твоего решения.

Она опустила глаза, и Кириану показалось, что в них мелькнул стыд.

Подхватив сумку, он ещё немного постоял в комнате. Почему-то думалось, что в этой комнате он вряд ли больше станет ночевать, тем более когда всю сознательную жизнь рядом находился Коди. И пусть впереди оставался ещё целый месяц, переломный момент чувствовался именно сейчас.

Он опустил веки, прощаясь.

В груди заболело сердце, сжалось и сделало особо сильный удар, оглушивший Кириана. Покачнувшись, он отступил к двери, дождался, когда мама пропустит его, и вышел в коридор.

Гитара осталась стоять в чехле в самом тёмном углу комнаты.

Пару дней всё шло относительно спокойно. Кириан вышел вместе с Аиной в пекарню, отработав целый день, а вечером они возвратились к ней домой. Стефан сообщил, что Коди просидел всё время в комнате, отказавшись даже что-нибудь съесть. Аина сразу вытолкала отца из коридора, махнув Кириану рукой. Разбираться с Коди ему поручили самому, мол, нечего лезть в чужие семейные дела.

Ещё через пару дней ему стало хуже. К концу смены Аина подозвала Кириана к телефону, передав послание отца. Не дожидаясь позволения уйти, он сорвался с места, забыв надеть шапку и застегнуть куртку. Стефан развёл руками, в панике бормоча, что не знал, как правильнее поступить — вызвать скорую или же дождаться его возвращения. Коди лежал на спине и тяжело дышал через рот. У него резко подскочила температура, но никаких других симптомов не наблюдалось. После трёх часов попыток хоть немного снизить температуру Кириан наполнил ванную холодной водой и едва ли не силой запихнул в неё Коди. Сопротивляясь, тот вскоре замер и блаженно закрыл глаза, держа больную руку на поверхности.

Оставив Коди в одиночестве, Кириан отправился в кухню, где залпом осушил стакан с водой. Аина, вернувшаяся десять минут назад, тихонько остановилась позади. Она наблюдала отчаянные попытки Кириана уговорить Коди принять холодную ванну ради его же блага. Заметив её сочувственный взгляд, он поспешил пресечь любые слова сожаления.

— Лучше молчи, — предупредил он, взмахнув стаканом и отправив его в раковину.

Аина пожала плечами, но молчать не стала.

— Уверен, что справишься?

— А что мне остаётся? — не выдержал Кириан, сразу сорвавшись на высокие тона. — Бросить его? Уехать в Лакус в поисках счастливой и красивой жизни?

— Ты взвалил на свои плечи тяжёлую ношу, но не знаешь, что с ней делать.

— Я не могу иначе, Аина. Ты сама говорила, что я для Коди — всё.

— И поэтому должен смотреть, как он медленно умирает? — спросила она с жалостью, от которой Кириана затошнило. — Признайся хотя бы мне: ты не веришь, что он сможет выплатить долг Торговцу. Да ты и не хочешь, чтобы он это сделал…

— Хватит, — жёстко прервав Кириан. — Я хочу, чтоб Коди жил. Хочу. Но не ценой убийства. На самом деле я сам бы убил вместо него. Мне… плевать, что кто-то должен умереть ради моего брата. Но я не могу вынести мысль о том, что ему самому придётся тащить за собой груз вины.

«А Малти живёт, и ничего», — мрачно подумалось ему.

— Останешься, приняв любое его решение, и в итоге потеряешь всё, — пожала плечами Аина с умным видом.

Кириан усмехнулся.

— Где-то я уже слышал подобное.

— То есть не я один такой советчик?

— Отец, — помрачнел он.

— Прости, — помолчав, извинилась она. — Не хотела вставать на его сторону. Само получилось.

— Твоё мнение. Имеешь право. Но я решаю сам.

В Коди что-то изменилось. Днём он ходил мрачным и задумчивым, а ночью метался в постели из-за мучавших сновидений. В школу Кириан позвонил и сообщил, что Коди не будет несколько дней из-за простуды. Ему легко поверили.

Он ночевал в той же комнате, расстилая на полу около стены старенький матрац. Когда было нужно, приходилось будить Коди. Он вырывался из снов испуганный и нервный, порой вскакивал на ноги, неверяще смотря на Кириана, и принимался нарезать круги по комнате, что-то бормоча под нос. Как-то раз в комнату после поднятого шума заглянула сонная Аина. Открыв дверь, она уставилась на Коди и перевела изумлённый взгляд на Кириана.

— Это нормально? — спросила она, когда тот попытался выставить её обратно в коридор.

— У него был кошмар.

— Кошмар или сон с воспоминанием?

— Аина…

— Что?! Если так и будет продолжаться, чем это закончится?

Аина становилась нервной. Она не переживала за себя или отца — она переживала за Кириана, который в моменты вспышек оказывался к Коди ближе всего. А пятна тем временем уже подобрались к плечу и с опасной скоростью продвигались дальше. Кириану стоило огромных усилий не лезть к Коди с расспросами, зная, что тем самым он может лишь разозлить или спровоцировать его. Однако никаких попыток причинить боль Коди не предпринимал. Он не был агрессивным, он не срывался и не впадал в ярость. Это и пугало.

Ещё через неделю Кириан и Аина, вернувшись с рабочей смены, не обнаружили Коди дома.

***

Зябко ёжась под порывами ледяного ветра, Коди прятал лицо от впивавшихся мелких снежинок, похожих на ледяные кристаллы. Несколько раз за время пути он думал, что идея была плохой. Путь от дома Аины до моста осложняла погода, всё вокруг словно взбунтовалось против визита в Старый город.

Отмахиваясь от сонливости, Коди, пусть и не быстро, но добрался до реки и как вкопанный остановился перед мостом. Раньше он видел его только с крыши девятиэтажки, которая с земли смотрелась тёмной мёртвой башней. Повернув голову, он очертил её взглядом. Ни одно окно не горело. Наверное, последние жильцы уже съехали. Ещё немного, и, может быть, дом снесут. Стало грустно от осознания ухода целой жизненной эпохи. Как давно они с Кирианом поднимались на крышу в последний раз? Как давно Коди заносил время захода солнца в блокнот? Казалось, прошёл не один месяц.

Гнетущие мысли заставили его отвернуться. Старый город чернел на другом берегу молчаливой заброшенной деревней, точно так же, как и девятиэтажка. Волнение охватило Коди, стоило только сделать несколько шагов по мосту. Внизу плескалась река, ветер нашёптывал разными голосами предупреждения. Коди несколько раз оборачивался, словно ждал появления Кириана. Его никто не остановит, а сам себя он останавливать не хотел. Пятна неумолимо ползли вверх по руке, причиняя всё больше и больше дискомфорта, а пугающие сны лишили последней возможности на отдых. Из-за жара, с которым Коди боролся последние несколько дней, он уже не мог ясно мыслить. Решение пойти в Старый город казалось наиболее логичным.

Фотографию он оставил на диване. Теперь знание того, что когда-то у него была другая семья, толкало Коди вперёд. Кириан был в Старом городе, искал способ избавить его от метки. Дело было не только в фотографии и надписи на обороте. Дело было в Торговце. Коди не знал как, но Кириан наверняка искал Торговца и, скорее всего, нашёл. Кто, как не он, может дать ответы на все вопросы?

Где-то внутри грызло понимание: осталось мало времени.

Остаток моста Коди преодолел бегом и упал на колени, как только оказался на другом берегу, в Старом городе. Он долго пытался отдышаться и лишь потом заметил, насколько здесь было тихо. Ветер пропал, а острые снежинки медленно и ровно кружили, опускаясь на землю. Следов было мало, и почти все вели по направлению к кладбищу. Туда Коди заглядывать не стал, чувствуя, что где-то там, среди рядов надгробий, он непременно нашёл бы своё.

До сих пор было странно осознавать, что он мёртв. Именно мёртв. Вторая жизнь выглядела чем-то неправильным, нереальным. Воспоминания впивались когтями: ты уже жил, ты уже умирал, отступись! Время, проведённое с Кирианом, уходило на второй план.

Поднявшись на ноги, Коди огляделся в поисках возможного пути. Прямо, только прямо, через дорогу из сожжённых домов. Он брёл по занесённой снегом дороге и мучился от осознания, что видел это во снах. Дома, которые ещё не были сожжены, люди, которые ещё жили здесь.

Мост…

Он помнил строительство. Помнил, что камнем преткновения стал мост.

— Что привело тебя? — раздался из-за спины девичий голос.

Коди резко обернулся, вынырнув из размышлений, и оторопело замер. Красивая девушка в лёгкой одежде, совершенно не вязавшейся с холодной зимой, и с обаятельной улыбкой, за которой прятались чёрные гнилые зубы. Открыв рот, Коди так и не смог ничего ответить, а лишь крепче сжал кулаки. Вежливая улыбка незнакомки сразу испарилась. Теперь она тоже внимательно рассматривала его, хмурилась, раздумывала.

— Зачем ты пришёл? — повторила она вопрос, сверкая большими стеклянными глазами.

Неживая, подумалось Коди. Она слишком… мёртвая. Мертвее, чем он сам.

— Ты меня знаешь? — задал он встречный вопрос, с трудом овладевая собой.

Лёгкое движение головой. Нервное, неуместное. Лучший ответ на вопрос, пусть и без слов.

— Что ты хочешь?

— Хочу увидеться с ним.

Незнакомка была непреклонна. Коди стоял на месте и продолжал сверлить её взглядом. Может быть, если бы он мог мыслить более трезво, а не воспринимать реальность через призму жара, он бы испугался, бросился прочь. Но сейчас жизненно важным казалось остаться именно здесь, выяснить хоть толику того, о чём умолчал Кириан.

— Пропусти его, Пешка.

Сбоку из темноты вынырнула ещё одна высокая фигура. Вздрогнув, Коди зацепился взглядом за изуродованное шрамами половинчатое лицо и уставился в единственный здоровый глаз. Второй незнакомец — молодой парень, тоже был одет не по погоде. Он внимательно смотрел на Коди, но говорил только с Пешкой.

— Плохая идея, Кукольник.

— Когда-нибудь это должно было случиться. — Кукольник прищурился. — Мальчик не в себе. Если ты его прогонишь, Торговец вряд ли обрадуется, узнав об этом.

— Ещё меньше он обрадуется очередному внеплановому визиту, — не уступала Пешка. — Тебе было мало того наглеца, решившего, что он может столь хамски себя вести?

— Не тебе решать, с кем говорить Торговцу.

— Он сам поставил меня на стражу. И я считаю, что разговоры не приведут ни к чему хорошему, — она дёрнула головой, прожигая взглядом Коди насквозь. — Не с ним.

Коди мало что понимал из развернувшегося перед ним диалога. Он чувствовал, что стояние на месте делает ему лишь хуже. Медленно опустившись на корточки и борясь с приступом головокружения, Коди уставился в искрящийся снег и постарался не потерять равновесие.

— Пусть уходит, — безжалостно вынесла приговор Пешка.

— Грета…

— Пусть уходит! — рявкнула она.

Проскользнувшее имя заставило Коди слегка поднять голову. Грета, Грета… когда-то он слышал его. Имя эхом отдавалось в голове. Всколыхнулись обрывки снов. Имя не вязалось ни с каким конкретным образом, но отчётливо соединялось с другим — Себастин. Коди не знал, откуда взял эти имена, но решил, что второй мертвец перед ним и есть тот, кто прятался за выдуманным прозвищем Кукольник.

Окончательно осев на колени, Коди взглянул на Кукольника.

— Нужно сообщить Торговцу, — теперь уже он смотрел только наКоди.

— Плохая идея, — повторилась Пешка.

— Сообщи, — давил Кукольник. — Пусть сам решит, нужна ли ему эта встреча.

Коди не видел, куда делась Пешка, но понял, что рядом её больше нет. Когда перед глазами стало темнеть, он услышал скрип снега и почувствовал, как его подхватили, поставили на ноги и толкнули вперёд.

Когда Коди распахнул глаза, он уже был в доме. В воздухе ощущался запах сырости. Он лежал на кровати, видел испещрённый трещинами потолок. Подскочив, Коди огляделся по сторонам, чувствуя, как тело прошиб жар. Незнакомая, но в то же время знакомая комната, которую освещала единственная горящая свеча на покосившемся подоконнике. Старые раздвинутые шторы кое-где были порваны, а грязное окно было в мутных разводах.

Не понимая, где находится, Коди терялся в догадках между реальностью и сном. Он уже определённо видел эту комнату — всё было узнаваемым, словно он здесь жил. Однако осознание того, что комнату он делил с Кирианом и жил вообще в другом месте, постепенно возобладало. Проведя рукой по скомканному одеялу, Коди вновь обратил внимание на заплясавший огонёк свечи. Прошиб холодный пот — из угла, где стояло кресло-качалка, за ним кто-то наблюдал. Пламя свечи показало тёмную фигуру сидящего человека, который пристально смотрел на него, пряча лицо в тени наброшенного капюшона.

Коди отполз к стене. Страшно было даже просто дышать.

Человек слегка оттолкнулся ногой — кресло жалостливо скрипнуло.

— Кто ты? — вырвалось против воли. — Где я нахожусь?

— Значит, ещё не вспомнил, — донёсся тихий голос, от которого Коди передёрнул плечами. Голос был ему знаком точно так же, как и эта комната, но память отказывалась подсказывать детали. Всё это принадлежало другому Коди и другой жизни. — Я поторопился.

Коди отчаянно вглядывался в его лицо, стараясь рассмотреть черты и понять, с кем он говорил.

— Ты хотел меня видеть, — подсказал он.

Торговец. Коди желал встретиться с Торговцем, когда столкнулся с Пешкой и Кукольником. Однако тех двоих в комнате не было. Он отключился, не рассчитав свои силы для похода с температурой в Старый город. А теперь очнулся здесь и вздрагивал от каждого произнесённого Торговцем слова. Закрыв глаза, Коди вдруг подумал о Кириане. Он, наверное, волнуется, места себе не находит. Плохо…

— Сколько сейчас времени?

— Далеко за полночь.

Конечно, волнуется. Будет ругаться.

— Тебя так просто отыскать, оказывается, — Коди перестал елозить по кровати и, привалившись к стене, тихо сидел, обхватив колени руками.

— Не просто, — возразил Торговец, качнув головой. Огонёк свечи скользнул по его бледно-серому лицу, высветив чёрные провалы вокруг белых глаз без зрачков. Коди ужаснулся и прикусил губу, сдерживая страх. — Просто показалось лишь тебе, пожалуй. Считай себя исключением.

— Почему?

Торговец долго молчал.

— Ты ещё не вспомнил ответ на этот вопрос.

— А должен?

— Должен, если будешь тянуть.

Речь шла о выплате долга. Коди поморщился. Он до сих пор не знал, как нужно относиться к решению, которое предстояло принять.

— Мой брат приходил к тебе. Кириан, — назвал его имя Коди. — Полагаю, он хотел узнать лишь то, возможна ли жизнь без выплаты долга.

Он не ждал ответа, а сам раздумывал, как правильно сформулировать дальнейший вопрос. Коди хотел знать оба варианта развития событий и к чему именно они приведут. Он смутно предполагал, что случится, сумей он выплатить цену. Дальнейшая жизнь? Жизнь с пониманием того, что руки запятнаны кровью? А если другой выбор?

Потупив взгляд, Коди посмотрел на замершего Торговца.

— Что будет, если я не выплачу долг? — выдохнул он.

— Смерть, — разумный логичный ответ.

— Просто смерть?

— Просто смерть, — подтвердил Торговец. — Твоя душа на этот раз исчезнет, словно её и не было, а нынешнее тело станет пустой куклой, которая служит оболочкой. Ты исчезнешь. Без права на третий шанс.

— А кто дал мне право на второй шанс? Кто решил, что мне позволено жить второй раз, если я уже умер?

Фигура в кресле шевельнулась. В мгновение ока Торговец оказался на ногах, подступив на расстояние опасной близости. Огонёк свечи испуганно заплясал, отбросив на стены множество суетящихся теней.

— Я, — сказал он громче, чем прежде, и Коди показалось, что это было слишком оглушающе. — Я дал тебе шанс на вторую жизнь, а ты приходишь сюда и спрашиваешь о смерти. Неужели даже теперь в твоей жизни нет ничего, за что стоило бы бороться?

Торговец возвышался над сидящим на кровати Коди подобно мрачной неприступной скале, вокруг которой дуют северные ветра. Смотря на него, Коди вдруг смутно подумал, что, несмотря на слишком угловатое лицо, черты кажутся ему знакомыми. Прищурившись, он поднял голову, всматриваясь в тёмные провалы вокруг глаз и ярко очерченные скулы. Светлые волосы, выбившиеся из-под наброшенного капюшона…

— Кто ты? — вновь повторил изначальный вопрос Коди, поймав выражение сомнения на безэмоциональном лице Торговца. Он вёл себя так, будто это была далеко не первая их встреча. — Мне кажется, я тебя знаю, но никак не могу вспомнить.

Плечи Торговца чуть опустились, расслабились.

— Я ведь сказал — рано, — примирительно выдохнул он и опустился на колени рядом с кроватью, складывая локти на её край. Коди поймал на себе внимательный слепой взгляд, а в следующее мгновение Торговец поднял одну руку, почти касаясь его пальцами. Он осторожно очертил кисть, добрался до колена, скользнул вверх, туда, где было лицо. Замерев от неожиданности, Коди не смел даже вздохнуть. Он следил за истрескавшимися пальцами, которые ни разу не дотронулись до него. Когда рука опустилась обратно, по спине пробежался холодок. — Не так я представлял нашу встречу, если она вообще должна была случиться.

Может быть, последняя фраза вовсе не предназначалась для ушей Коди. Она была произнесена настолько тихо, что Коди скорее прочувствовал её, нежели услышал. После холода тело окатила волна жара, и её можно было бы списать на вернувшуюся температуру, если бы не отчётливо ударившее по вискам имя.

— Райли… — сказал Коди одновременно с тем, как имя всплыло в сознании.

Торговец застыл, приоткрыв иссохшие губы.

— Тебя зовут Райли, — уже увереннее повторил Коди. — Но я всё ещё не знаю, кто ты такой.

========== Глава 17. Чудовище ==========

Добравшись до середины моста, Коди выдохся. Дышать было сложно, метка стала больно жечься. Весь путь обратно он боролся с тем, чтобы не разодрать кожу прямо через бинт — зуд становился слишком сильным, нестерпимым. Уйдя от Торговца сразу же, как только в памяти всплыло имя, Коди нырнул в водоворот охвативших его чувств. Он волновался так, словно пробил трещину в крепком стекле, за которым пряталось что-то важное. Дальше идти пришлось только опираясь на ограждение здоровой рукой. Старательно игнорируя зуд и головокружение, Коди кое-как дошёл до конца моста и не сразу сообразил, что путь преградили двое человек. Остановившись, он вгляделся в их фигуры, понимая, что никого не знает. Парень и девушка. Они ждали его?

Отведя взгляд, Коди осторожно спустился на землю, инстинктивно пряча руку в карман.

— Эй, — окликнул один из них. — Ночная прогулка в Старый город? Там нынче экскурсии проводят?

Коди остановился. Когда-то Малти вытащил его с пути похожей группы, заявив, что ночью нужно вести себя осторожнее. Торговец был главной городской легендой Дуплекса, а у любой легенды обязательно появляются недоброжелатели.

Покачнувшись, Коди с трудом сохранил равновесие и поднял взгляд, продолжая отмалчиваться.

— Ну что стоишь, как воды в рот набрал? Что, бегал к дьяволу просить воскресить девчонку, которая… ну, не знаю… получила плохую отметку за школьную контрольную и решила наглотаться таблеток? — раздался неприятный смех. — Вы ведь, подростки, такие эмоциональные!

Коди покоробило от сочившегося ядом тона.

— Ну так что, уже совершил самый ужасный поступок в своей жизни? Знай, если просил дать вторую жизнь кому-то, когда-нибудь этот кто-то может тебя убить — такова цена Торговца!

— Оставьте меня, — помотал головой Коди, отгоняя усилившуюся боль.

— Что ты там бормочешь? Не слышу! — незнакомец делано приставил руку к уху, изображая, что внимательно слушает, и сделал шаг к нему. Коди отпрянул, предчувствуя неладное. Эмоциональная нестабильность делала из него лёгкую добычу. То, что и было нужно для выплаты цены, если возрождённый сам не мог решиться на подобный шаг.

— Не подходи ко мне, не подходи, — уже с угрозой произнёс Коди, выставив перед собой забинтованную руку. Рукав задрался, обнажая белую повязку, из-под которой виднелись пробравшиеся к пальцам тёмные болезненные пятна.

Они замерли. Издевательская ухмылка мгновенно слетела с лица парня, он выпрямился, уже настороженно уставившись на его руку. А потом вдруг вновь грязно улыбнулся.

— Да ты сам возрождённый! — выдавил он и неприятно расхохотался. — Вот так рыбка попалась на крючок.

— Возрождённый? — с сомнением произнесла девушка, подходя ближе. В отличие от него она выглядела испуганной, а не довольной. — Постой, если так, то он уже на грани…

— Да не бойся ты, он же просто ребёнок! Что он нам сделает?

— Это возрождённый! — прошипела девушка, дёрнув парня на себя. — Посмотри на него! Его не провоцировать нужно, а уходить отсюда!

Коди охватила ярость. Он злился, что никак не мог вспомнить, кем ему приходился Райли и почему он помнил его имя. Злился, потому что не хотел ни с кем разговаривать и уж тем более препираться. Развернувшись, он вскинул голову, глубоко вдохнул морозный воздух и шагнул по направлению к незнакомцам. Руки безвольно опустились по швам, однако кончики пальцев покалывало от нетерпения. Хотелось что-то сделать. Сделать хоть что-то, что прояснит мысли и отрезвит голову.

— Ты сам дьявольское порождение, которое нужно уничтожить, прежде чем ты кого-то убьёшь! — не успокаивался тот.

— Прекрати! — испуганно взвизгнула девушка, но её грубо толкнули.

— Что, боишься этого пацана? Бьюсь об заклад, он в жизни и мухи не обидел, не сможет ничего сделать и сейчас! — он быстро зашагал вперёд, попутно закатывая рукава. — А вот я смогу выбить из него весь дух!..

Коди отреагировал быстрее. Несмотря на непослушное тело, оно двигалось само по себе. Когда между ними оставалось всего несколько шагов, Коди бросился на недоброжелателя, вцепившись в рёбра и сбивая с ног. Он шумно повалился на спину, явно сильно ударившись головой. Недавно выпавший снег взвился в воздух от падения. Девушка снова что-то закричала, но Коди уже не разбирал её слова. Воспользовавшись моментом, он пьяно посмотрел в мутные глаза парня — карие, такие холодные, такие… отвратительные.

Метки вспыхнули на руке огнём.

Прижав его к земле, Коди смутно понимал, что стал наносить удар за ударом, бил хлёстко и коротко, разбивая лицо в кровавое месиво. Поначалу парень пытался брыкаться, больно цеплялся за ноги, ловил руки, но сильный удар головой сыграл свою роль. Когда костяшки пальцев стало саднить, а руки неприятно грела кровь, Коди впился в его плечи, слегка поднял и несколько раз с силой приложил о землю, завершая начатое.

Всё вокруг затихло. Он тяжело дышал, смотря на проделанную работу. Незнакомец больше не шевелился, а безвольно лежал, распластавшись на тонком слое снега. Внутри было неожиданно пусто и… так спокойно, что наконец-то дышалось свободнее. Это не пугало, а, наоборот, приносило умиротворение.

Обтерев руки о его же куртку, Коди отодвинулся в сторону, поднимая голову. Девушка в ужасе смотрела на него так, словно видела самое ужасное чудовище в своей жизни. В глазах застыли слёзы, губы сильно дрожали. Её потряхивало. Несколько мгновений, и она отступила, споткнулась, наконец, отмерев, и громко закричала. Коди отстранённо наблюдал, как она не с первой попытки поднялась на ноги и, спотыкаясь, бросилась бежать прочь.

Ему было всё равно.

Здесь, на другом берегу, противоположном Старому городу, оживали звуки. Коди чувствовал лёгкое дуновение ветра, слышал далёкие сигналы автомобилей. Оставаясь на границе мира живых и мёртвых, он изредка смотрел на лежащее рядом тело, запорошенное редким снегом. В голове не было ни единой мысли. Зуд в руке прекратился, накатила слабость, не позволяющая встать на ноги. Пальцы погрязли в снеге, но Коди не ощущал холода — он словно резко лишился всяких чувств, и эмоциональных, и тактильных.

Приближающиеся шаги заставили его насторожиться. Повернувшись в сторону моста, Коди увидел Кукольника. Тот шёл медленно, ровно. Коди не дёрнулся, даже когда он присел рядом, опустившись на одно колено, склонил голову и упёрся прямым взглядом единственного глаза. Сейчас Коди смог спокойно рассмотреть изуродованную часть лица, скользя по ней взглядом без всякого удивления и отвращения.

— Возьми, — Кукольник протянул ему небольшую склянку с пробкой.

Коди протянул руку, сжал её, изучая.

— Что это?

— Это для души, — пояснил Кукольник.

— Я не понимаю.

Он кивнул на мёртвого.

— Ты выплатил половину цены. Душа умершего переходит во власть Торговца. Мне нужно сделать оболочку — куклу, чтобы удержать душу в искусственном теле. Но до этого момента мы не можем допустить, чтобы она растворилась, рассыпалась. Душу нужно удержать. — Кукольник говорил внятно, объясняя мельчайшие детали. — Давай, у тебя получится.

Склянка была маленькая. Пустая.

Позади, на границе моста, Коди заметил неприметную фигуру Торговца. Он не сходил на землю, а стоял перед самой чертой, словно не мог ступить дальше. Коди вновь мысленно произнёс его имя — Райли. Райли, которого он помнил и одновременно забыл. Тот наблюдал за ним, отбросив капюшон за плечи и скрестив угловатые руки на груди.

Повинуясь странному желанию подчиниться, Коди достал пробку и поднёс склянку к посеревшему лицу. Дотрагиваться до мёртвого неожиданно стало страшно. Он видел, как дрогнул воздух рядом, как прозрачные потоки устремились прямо в склянку. Пальцы обожгло чем-то горячим. Неожиданно возникла мысль: он сопротивлялся, не желал попадать в плен к Торговцу. Коди метнул взгляд в сторону, убедившись, что Торговец продолжал наблюдать за его действиями, и не посмел воспротивиться. Он не хотел убивать — так получилось. Он потерялся в эмоциях, к которым не привык и которые теперь резко схлынули подобно отливу. Коди покорно заткнул горлышко пробкой и протянул склянку Кукольнику. Тот кивнул, встал и отошёл к Торговцу.

— Он бы справился и в других случаях, — расслышал Коди тихий шёпот.

Торговец неопределённо повёл плечом, никак не комментируя замечание Кукольника.

— Дальше тебе нужно быть осторожным, — обратился он к Коди. — Если решишь использовать то, что сделал, действуй аккуратно. Рано или поздно следы приведут живых к тебе, придётся прятаться. Конечно, при условии твоего желания продолжить жить.

Коди взглянул на тело.

— А что мне делать с ним?

— Просто уходи.

— Я теперь убийца.

— Вынужденно. Не принимай близко к сердцу.

— Серьёзно? — он наконец почувствовал опалившую сердце злость, вскочил на ноги, перешагнул тело и взмахнул рукой. — Я, в отличие от тебя, живу и всё ещё могу чувствовать! «Не принимай близко к сердцу»?! Я только что убил человека!

Оказавшись рядом с Торговцем, Коди с трудом сдержался, чтобы не ударить его. Кукольник стоял за его спиной и с какой-то жалостью наблюдал за развернувшейся сценой.

— Я тебя не заставлял этого делать, — спокойно возразил Торговец.

— Не заставлял, но вынудил! Это ведь твои фокусы с меткой, так она действует — дурманит голову, а масло в огонь добавляют эти чёртовы воспоминания, — он осёкся. — Не хочу больше ничего вспоминать. Я боюсь того, что было.

Растерянно уставившись под ноги, Коди старался привести мысли в порядок. Он не знал, что делать дальше, как поступить. Вернуться домой? Вернуться к Кириану? Рассказать, что он успел натворить? А что потом?

Что потом?..

Отец был прав насчёт опасности. Останься Коди дома, кто знает, насколько быстро он поддался бы ярости и совершил самый непростительный поступок в новой жизни. Он не имел права поднимать руку на тех, кто впустил в свой дом и вырастил его, пусть взаимопонимания они так и не достигли.

— Возвращайся к Кириану. У тебя ещё есть время.

— А с ним что делать? — Коди кивнул на тело.

— Рано или поздно его найдут. К тому же ты оставил свидетеля, — сказал Торговец укоризненным тоном. — В проблемах с живыми никто из нас тебе не помощник. Я могу лишь дать шанс на вторую жизнь, но мне нужна плата. У тебя осталось мало времени. Очень мало времени.

***

Когда Кириан уже был готов сам отправиться на очередные поиски Коди, раздался звонок. Он опередил Аину, уставшую от бессонной ночи, распахнул дверь и застыл как вкопанный. Мимо него протиснулся Коди — сердитый, растрёпанный и грязный. Его руки были выпачканы чем-то тёмным, но в полутьме коридора разглядеть не получалось.

— Коди… — позвал Кириан, попытавшись ухватить брата за руку, но тот увернулся.

— Не надо, — попросил он, отходя в сторону и прижимаясь спиной к стене. Взгляд у Коди был бегающий, взволнованный. Он почти не смотрел ни на Кириана, ни на Аину, что стояла около входа в зал и покусывала ноготь большого пальца. Все стояли в молчании. Кириан даже забыл о волнении, от которого не находил себе места в последние несколько часов. Продолжая смотреть на Коди, он растерянно застыл, не зная, как реагировать на внезапное возвращение. — Не спишь?

И тут его прорвало. Вопрос Коди вызвал волну негодования. Кириан взвился.

— Разумеется! Как я могу спать, когда ты куда-то пропал и не вернулся к ночи?! — он предпринял ещё одну попытку подступить к Коди, но тот снова отодвинулся, на этот раз резче. — Где ты был, чёрт возьми?

— Ходил в Старый город, — совершенно спокойно ответил Коди, наконец прямо смотря на него. Его глаза лихорадочно блестели. Он выглядел возбуждённым.

— Что? — охнул от неожиданности Кириан. — Зачем?

— За тем же, за чем и ты — искать ответы, — огрызнулся Коди, ведя себя гораздо жёстче, чем обычно. Кириан улавливал изменения в нём, но не отдавал себе отчёта. — Ты знал, что у меня осталось меньше месяца?

Коди выглядел таким разозлённым, спрашивая это, что растерянность Кириана лишь подтвердила положительный ответ на заданный вопрос.

— А мне это знать, значит, не нужно? — рыкнул Коди, нахмурившись.

Посчитав целесообразным продолжить разговор наедине, Кириан силой втолкнул Коди в комнату сестры Аины, захлопнул дверь и ткнул указательным пальцем ему в грудь. Коди пыхтел от злости и продолжал уворачиваться от каких-либо прикосновений.

— Ну и зачем ты запер нас здесь? — он всплеснул руками.

— Твой срок определяется датой смерти в прошлой жизни, вот почему я ничего не говорил тебе! — не выдержал Кириан.

— Это важно! — гнул своё Коди. — Мне — важно! На кону стоит моя жизнь, а ты скрываешь необходимую информацию. Я бы всё равно узнал, разве нет? Малти говорил, что воспоминания появляются, когда время подходит к концу. Неужели так трудно было просто сказать правду, раз уж ты сам ходил в Старый город?

Закусив губу, Кириан отступил под напором Коди.

— Я просто не хотел ограничивать тебя.

— Это не ты ограничиваешь, — усмехнулся он. — Ты хотел защитить меня. Как мама. Но в итоге пришлось делать всё самому, а мне было бы гораздо легче, узнай я правду от тебя. Может, ты ещё что-то недоговариваешь?

Коди пытливо уставился на Кириана. Лгать при таком взгляде было в разы труднее.

— Видел Торговца? — Кириан заметил, как вздрогнул Коди при его упоминании. Не хотелось верить, что он всё вспомнил до конца, и правду о Торговце — тоже.

— Видел, — согласно кивнул Коди и помедлил, прежде чем продолжить. — Я помню, что его настоящее имя — Райли, но не понимаю, почему я это вспомнил.

Кириан задержал дыхание. Коди вплотную подобрался к черте основной тайны своего прошлого. Ему осталось вспомнить, что Райли был его настоящим братом, и этот же брат повинен в его смерти.

— Он сказал, что я не помню, потому что ещё рано, — тихо пробормотал Коди будто бы самому себе и снова поднял глаза на Кириана. — Почему рано?

Не считая себя вправе открывать столь важную правду, Кириан смолчал. Он щёлкнул выключателем, устав от темноты. Комнату озарил искусственный свет, поначалу ослепивший. Поморщившись, Коди прикрыл глаза рукой, и лишь теперь Кириан зацепился за тёмные разводы на коже. Костяшки на правой руке были сбиты, кровь размазана по всем пальцам и ладоням. Уже засохшая, кое-где она смотрелась грязно-чёрной. Коди словно забыл об этом и не пытался спрятаться, а когда сам увидел свои руки, приоткрыл рот и уставился на поражённого Кириана.

Догадка больно хлестнула по щекам.

— Что ты сделал? — сипло спросил он, не отрывая взгляда от рук Коди.

Отпираться было бесполезно. Его голубые глаза опасно потухли, губы сложились в плотную напряжённую линию. Выпрямившись, Коди пожал плечами, вскинув голову.

— Теперь ты меня ненавидишь? — прицельно выстрелил он. — Боишься, как отец?

Кириан боялся. Вот только не его.

— Кто?

— Не знаю. Впервые его видел. Я разозлился, уже шёл обратно, — Коди нахмурился, потёр переносицу, снова бросил взгляд на ладонь и нервно отвёл руку за спину. — Меня видели, Кириан. Там была девушка…

— Какая девушка? — похолодел он.

— Да не знаю я! — в голосе Коди мелькнули истеричные нотки. — Она всё расскажет. Меня найдут. Я ведь не заметал следы, я случайно, я этого не хотел!

— Тихо, — Кириан шагнул к нему, обхватил за плечи и притянул к себе, крепко обнимая. Коди дышал прерывисто, со свистом и тихонько скулил. — Успокойся. Ещё не всё потеряно.

— Не всё потеряно, — с сарказмом отозвался он, цепляясь за его футболку. — Я выплатил Торговцу лишь половину, а меня уже не оставят в покое. К тому же отец узнает, а этот его друг… Лукас Бьёрк. Он ему расскажет, наверняка расскажет! Отец и сейчас-то молчал лишь потому, что я ещё ничего не сделал раньше… теперь всё кончено. Даже если я решу продолжить жить, меня всё равно поймают.

Он мелко дрожал. Кириан гладил брата по спине, призывая успокоиться, но понимал, что спокойствие требовалось не только Коди. Лихорадочно соображая, что делать дальше, он прижимал к себе Коди, словно только так мог удержать его в мире живых. Однако правда в его взволнованной речи прозвучала слишком отчётливо: жизни после открытого убийства у него не будет. Что он мог поделать? Отправиться искать ту девушку, объяснить, что её друг пал незапланированной вынужденной жертвой возрождённого? Это не спасёт Коди. Искать иголку в стоге сена можно долго, а времени у них почти не осталось.

Отец не был дураком. Как только до него дойдёт информация об убийстве, он сможет сложить два и два. Возрождённых в Дуплексе было не так много, чтобы сомневаться в том, кто именно стоит за преступлением.

Убежище в доме Аины пришлось оставить, как только спустя пару дней в её доме раздался телефонный звонок. Звонила Майя — мать Кириана, и бессвязно лепетала что-то о городских новостях. На фоне слышался гневный голос Вилле. Аина не сказала, что братья находятся вместе с ней, но вряд ли они ей поверили. Кириан понимал, что уж если мать вспомнила о его дружбе с Аиной, то наверняка даже под сомнение не ставит вопрос их местонахождения.

По телевизионным новостям в мгновение ока разошлась новость об убийстве около моста. Конечно, разыскивался подозреваемый. И в тот момент Кириан вытащил Коди из комнаты, надел на него куртку и низко натянул капюшон, бросив короткое: «Уходим». Нужно было искать укрытие в другом месте, а подставлять Аину хотелось меньше всего. Кириан был готов поклясться, что её раздирало противоречие. Она всегда была готова помочь, с того самого момента, как они стали друзьями. Однако сейчас Кириан не мог рассчитывать на помощь Аины. Коди был лишь его заботой, поэтому он не смел обижаться, когда Аина даже не попыталась остановить их.

— Будь осторожен, — сказала она напоследок перед тем, как Кириан переступил порог.

— Ты тоже, — кивнул он.

Немного поколебавшись, Аина в домашних тапочках переступила порог вслед за ним, шагнула ближе, кладя тёплую ладонь на шею, и коротко прижалась к его губам. Поцелуй вышел странным, как только что озвученное пожелание об осторожности. Отстранившись, она заглянула в глаза Кириана, отпустила его и указала на лестницу.

— Это на удачу. Уходите.

Кириан не осмелился больше ничего спросить. Переводить разговор на что-то личное означало бы остаться здесь снова, а им действительно нужно было уходить. Прикусив губу, Кириан развернулся, подтолкнул молчавшего Коди к лестнице и поспешно стал спускаться следом за ним.

========== Глава 18. Вне жизни и смерти ==========

— Если бы не Луиза, я бы не смог продолжить жить даже после выплаты долга Торговцу.

Кириан стоял с Малти на маленьком балкончике. Его однокомнатная квартира находилась на шестом этаже старого дома, по соседству с закусочной, в которой он работал. Коди спал на диване, свернувшись калачиком и уткнувшись лбом в стену. У Малти нашёлся потрёпанный тёплый плед и лишняя подушка, однако место для второго гостя не было, на что Кириан просто махнул рукой. Он не думал, что сегодня удастся заснуть.

— Метка сходит сразу же? — Кириан внимательно посмотрел на него. Малти стоял около балконной двери, скрестив на груди руки, и отвечал, глядя в сторону.

— В течение суток. Но да, она сходит, а после нужно как-то жить. Если подумать, то в каком-то смысле начинается третья жизнь, нужно только суметь её обустроить.

Кириан уставился вниз, на проезжую часть, освещённую ночными фонарями. Район здесь был тихий, поэтому в тёмное время суток автомобилей практически не было.

— Мне жаль, что Коди приходится через это проходить, — вкрадчиво произнёс Малти. — Я бы не пожелал такого никому.

— Но ты ведь справился? — Кириан обернулся.

— Я просто не вспоминаю. Ни о том, что пришлось сделать, ни о том, что успел узнать о своей первой жизни. И если Коди решит жить, то ты будешь ему необходим, понимаешь? Ты для него и так самый близкий человек, а после выплаты долга, полагаю, останешься единственным, кто знает о нём всё в буквальном смысле и кому он сможет доверять. Тот период, через который сейчас проходит Коди, ломает даже самых сильных.

Самым отвратительным было то, что Кириан ничем не мог помочь Коди. В его силах было лишь спрятать их от остального мира, чтобы выиграть ещё немного времени. Малти стал тем, о ком никто больше не знал. Кириан не рассказывал о нём ни Аине, ни матери, поэтому здесь последнее место, где их будут искать. Ещё Малти действительно можно верить — он был когда-то возрождённым, он знает, что это такое.

Коди нужно было прийти в себя. Отоспаться, отдохнуть. Его непременно искали, поэтому выпускать его на улицу было опасно. После полученной жертвы Коди сказал, что метки успокоились, зуд прошёл, а распространение если не остановилось совсем, то стало практически незаметным. Это давало шанс на передышку.

Больше они не говорили о Торговце. Коди отказывался вспоминать детали их встречи, но было видно, что его продолжают мучить скрытые воспоминания. Любой сон без сновидений теперь превратился в самое ценное сокровище.

Рано утром, когда Коди ещё спал, Кириан выскользнул на улицу и по дворам добрался до родительского дома. Оставалось лишь дождаться, когда выйдет отец — выходит же он когда-нибудь на улицу? — и воспользоваться моментом. Ожидание могло затянуться, но рисковать он не хотел.

Зимой рассветы наступали позже, а закаты — раньше. Сегодняшний рассвет сиял на фоне ясного неба, без снегопада и ветра. Невольно засмотревшись на природную красоту, Кириан едва не пропустил момент, когда хлопнула дверь подъезда, и спрятался за тень угла дома. Отец шёл широкими шагами, в расстёгнутом лёгком пальто. Явно торопился. Нервничал. Спустя несколько секунд Кириан уже стоял перед дверью и стучал, надеясь, что у него есть хотя бы несколько минут.

Мама выглядела так же хорошо, как и всегда, если не считать еле заметных мешков под глазами, тщательно скрытых макияжем.

— Кириан? — сперва она не поверила тому, что видит, но после заключила его в крепкие объятия. — Я уже думала, что ты не придёшь в ближайшее время!

Он втолкнул её вглубь коридора, тихо прикрыв за собой дверь.

— У нас есть несколько минут?

— Да! Да… конечно. Проходи, — засуетилась она. — Я не скажу, что ты заходил.

Остановившись, Кириан выпрямился и вопросительно посмотрел на неё.

— Почему?

— Ты знаешь. То убийство, о котором говорили в новостях, привлекло внимание. Вилле думает… Вилле считает…

— Он считает виновным Коди, конечно, — торопливо подхватил он.

Мама сразу вся собралась и устремила на него взгляд повлажневших уставших глаз.

— Это ведь неправда, верно?

Пришлось покачать головой.

— Здесь ничего нельзя поделать, мама. Но Коди — не монстр и не чудовище, он не лишился рассудка, он всё ещё тот, кто прожил с нами много лет.

— Вилле его найдёт, — зашептала она, прижимая руки к лицу. — Он найдёт его, теперь непременно найдёт. Мой мальчик… мой мальчик!

— Мам! — Кириан попытался привести её в чувства, слегка встряхнув за плечи. — Мы больше не у Аины. У нас есть время. Он нас не найдёт.

Взгляд матери слегка прояснился.

— Но что будет потом? — задала она тот же вопрос, каким Кириан задавался вот уже не один день.

— Не знаю, — честно ответил он. — Я не знаю даже того, что творится у Коди в голове. Не знаю, какое он примет решение.

Мама сникла. После они ещё немного посидели в кухне, не говоря ни слова. Она вскипятила воду, поставила перед Кирианом чашку чёрного чая. На столе всё ещё виднелся след от вонзённого острия ножа. Чёрная линия темнела, притягивала взгляд, увлекала в воспоминания. В комнату он заходить не решился — боялся, что не совладает с собой. Казалось бы, его жизнь тоже разделилась на «до» и «после» появления метки на руке Коди. Кириан позволил себе улыбнуться, вспомнив об относительно беззаботных годах. Невольно он задумался о том, что они уже очень давно не поднимались на крышу девятиэтажки. Сейчас же наблюдать закат было проблематично. Но ночь… Ночь открывала новые границы.

Этим же вечером Кириан утянул Коди с собой на улицу, когда на город уже опустился мрак. Он тащил его за руку, пресекая всякие попытки к сопротивлению. Жара не было. Метки не беспокоили. Коди не хотел идти с ним, и невысказанная причина висела тяжёлой ношей между ними.

«Как ты можешь хотеть остаться один на один с тем, кто может тебя убить?»

Кириан вдруг осознал, что мог бы решиться на ту самую глупость, о которой многие его предупреждали — пожертвовать собой ради жизни Коди. Однако мысль сразу улетучилась, стоило лишь понять, что брат такой жертвы не примет.

Коди покорно поднимался по лестнице, а Кириан не отпускал его руки. Казалось, стоит только проявить слабость, как Коди сразу пойдёт на попятную, развернётся, убежит. Кириан не оборачивался, а Коди ничего не говорил.

Крыша встретила их тишиной. Воздух здесь казался прохладнее, чем внизу. Ночью они приходили сюда впервые. Всё вокруг выглядело уснувшим, даже Старый город, черневший на противоположном берегу реки.

Подойдя к хлипкому ограждению, Кириан отпустил Коди, а сам остановился в опасной близости от края. Он заметил, с каким подозрением Коди посмотрел на его ноги, как дёрнулся, когда комок снега сорвался с навеса и взрывным снарядом полетел вниз. В этот раз он не жаловался на холод, хотя шапка осталась лежать в комнате Малти.

Теперь видеть Коди было в разы сложнее. И хоть Кириан мог поклясться, что не сомневается в решении остаться рядом до конца, он не мог сказать то же самое о Коди. Коди был главной загадкой в его жизни, и даже сейчас, когда он знал о его прошлом гораздо больше, всё равно казалось, что до конца понять Коди просто невозможно. Взгляд пронзительных голубых глаз выворачивал душу. В них застыло выражение грусти и чего-то ещё. Чего именно, Кириан прочитать не смог, а Коди посчитал нужным не пояснять.

— Мама ещё здесь?

Кириан повернул голову, но Коди больше не смотрел на него. Его внимание увлёк Старый город: далёкий, пустой, пугающий.

— Здесь, — кивнул Кириан. — Но полагаю, отец не позволит ей оставаться тут долго. Не теперь, когда считает тебя опасным.

Коди тяжело вздохнул.

— Ты тоже должен так считать, а не стоять со мной наедине на крыше.

Кириан невольно рассмеялся — у Коди лицо вытянулось от удивления, — а когда перестал, криво усмехнулся, пожав плечами.

— Ну не столкнёшь же ты меня вниз.

Лицо Коди исказила боль. Он отступил.

— Если бы хотел с помощью меня выплатить оставшуюся часть цены, уже сделал бы это, — пояснил своё веселье Кириан.

— Не смешно, — отчаянно помотал головой Коди.

— Я совершенно серьёзно.

Но Коди его веселья не разделял, хотя сам Кириан просто старался спрятаться за маской шута.

— Я так больше ничего и не вспомнил, — вдруг сменил тему Коди. — А меня как будто изнутри разрывает невозможность найти ответы. Метки больше не беспокоят, а легче не становится. Разве не должно быть иначе? Время ведь… теперь я хочу вспомнить. Хочу.

— Ты останешься? — припечатал его вопросом Кириан, пытливо ловя взволнованный взгляд. — Я тоже мучаюсь от невозможности узнать ответ. Всего лишь один ответ.

Коди растерялся. Его растерянность ощущалась настолько отчётливо, что Кириан решил, что устал ждать. Коди мучился, а он стоял здесь, рядом с ним, и в его силах было подтолкнуть к нужному решению.

— Он твой брат. Родной.

Непонимание Коди вынудило дать пояснения. Кириан вздохнул.

— Тот, кого ты называешь Райли, твой брат, — сказал он, видя, как с каждым словом меняется лицо Коди. — Райли Бернаскони — так его звали при жизни. Вы носили одну фамилию. Ту фотографию, которую ты видел, я нашёл в ящике стола, в кабинете Витара Бернаскони — твоего отца. Витар был тем, кто построил мост, соединивший два берега, и был тем, с кого всё началось.

Коди только хлопал огромными от удивления глазами, открывал и закрывал рот, но не произносил ни слова. Когда короткое пояснение закончилось, Кириан с тяжёлым сердцем посмотрел на мост. Решение рассказать всё здесь и сейчас было спонтанным и эгоистичным. Внезапно ему захотелось, чтобы конец наступил как можно скорее. Он свалил груз вины на плечи Торговца. В конце концов, они были родственниками, им есть что обсудить.

— Я не хотел тебе говорить вот так, — признался Кириан. — Думал, ты должен справиться сам. Но мне тоже тяжело. Я не бегу, как отец, но мучаюсь, не зная, какое решение ты примешь в итоге.

— Он просил меня тебя отпустить, — раздался тихий шёпот Коди.

Резкий поворот заставил Кириана захлопнуть рот.

— Коди, прекрати…

— А что мне делать? — он развёл руками. — Ты спрашиваешь, останусь ли я. Что, если останусь? Тебе совесть не позволит бросить меня, но в то же время ты всегда будешь видеть во мне убийцу. Будешь мучиться, убеждать себя, что поступил правильно. Но правильнее будет мне тебя отпустить. Иди, живи! — Коди указал в неопределённом направлении. — И тебе тоже нужно отпустить меня. Только так ты сохранишь свою семью.

— Но ты ведь уже выплатил часть долга!..

— Это было случайностью.

— Хочешь сказать, сдаёшься?

Ответа не последовало. Кириан видел, как Коди борется сам с собой, раздираемый сомнениями на две половины. Метнувшись в сторону, он отошёл к противоположному краю крыши, откуда был хорошо виден забрезживший рассвет.

— Райли, — бросил Коди. — Что ещё ты знаешь о нём?

— Остальное ты должен узнать у него сам.

— Он не расскажет.

— Попытайся. Я и так сболтнул лишнего. То, что случилось, должно остаться только между вами.

Обернувшись, Коди зло посмотрел на него повлажневшими глазами. В них плескались огромная обида, ярость, ненависть. Покачав головой, он медленно зашагал к Кириану, положил руку на плечо и, наклонившись к самому уху, отчётливо произнёс:

— Эгоист.

***

В ту же ночь Коди вернулся в Старый город. Он понимал, что передвигаться одному опасно, но вопрос собственной безопасности после разговора с Кирианом стал волновать его в последнюю очередь. Перейдя мост, Коди оглянулся. Где-то в глубине души он надеялся, что Кириан догонит его и объяснит, почему скрывал столь важные вещи. Коди понимал, что злиться — глупо, но ему не нравилось, когда влезали в личное пространство. Воспоминания из прошлой жизни были слишком личными, чтобы смириться с тем, что кто-то узнал их первее него.

— Дурак, — с обидой бросил Коди себе под нос, взглянул в сторону кладбища и, недолго думая, побрёл туда.

После получаса блуждания между рядами могильных камней он нашёл искомое. В самых дальних рядах, где снег практически не был примят, Коди наткнулся на фамилию «Бернаскони». Четыре аккуратных чёрных камня, перечислявшие имена: Ева, Витар, Коди, Райли. Увидев своё имя, Коди непроизвольно вздрогнул и сжал руки в кулаки. В голове вихрем пронеслись знакомые голоса. Семья… они были семьёй. Но Райли посчитал нужным дать ему второй шанс, лишив прошлого.

Райли стал Торговцем. Почему?

— Я тебя не понимаю, — прошептал он, касаясь кончиками пальцев холодного камня Райли. — Наверное, должен понимать, но не знаю как.

— Снова ты здесь, — раздался знакомый шелестящий голос из-за спины.

Не привыкший к подобным появлениям Коди подпрыгнул, царапнул о камень руку и уставился на преспокойно стоящего в нескольких шагах от него Торговца. Его лицо было таким же печально-грустным, отстранённым. Теперь Коди попытался рассмотреть лучше, чем тогда в комнате, пытался уловить знакомые черты.

Торговец отличался от Райли. В одном из последних снов Коди видел Райли, но он выглядел иначе. Неудивительно, что эти две личности не показались ему одним и тем же человеком. Коди видел Райли живым, без мертвенно-серой кожи, без глубоких синяков, с живыми видящими глазами. Ему стало его жаль. Если поначалу Торговец вызывал отторжение и страх, то сейчас Коди посмотрел на него иначе. Подняв руку, он попытался дотянуться до Торговца, но тот резко отступил, не позволяя до себя дотронуться.

— Не надо, — предостерегающе сказал он.

— Я просто хотел…

— Нет.

Коди стало грустно. Пусть он так и не вспомнил сам тот факт, что Райли — его брат, зияющая между ними пропасть тяготила. Приняв слова Кириана на веру, Коди ни секунды не сомневался в их правдивости. В конце концов, скрывать что-то он был горазд, но до лжи практически никогда не доходило.

— Кириан сказал, мы были братьями.

Торговец вымученно улыбнулся, насколько были способны его сухие истрескавшиеся губы. Очередная эмоция, которая била под дых.

— Ты не выглядишь удивлённым.

— Я видел тебя во сне, но никак не мог понять, кем ты мне приходишься. Всё оказалось просто, — пожал плечами Коди.

— Просто… — повторил Торговец и покачал головой.

— Могу я называть тебя Райли?

— Это имя было дано мне при жизни. Теперь я им не пользуюсь, — возразил Торговец. Они долго стояли друг напротив друга, прожигая взглядами, пока первым не продолжил Торговец: — Ты злишься на Кириана.

— Конечно, злюсь! — взвился Коди, хотя за последние несколько минут и вовсе забыл об этом. — Он знал то, что нужно знать мне, и молчал!

— И должен был молчать дальше. Тебе не нужно вспоминать меня, Коди.

Прозвучало очень холодно, отталкивающе. Коди на секунду успел отстраниться от мысли, что разговаривает с Торговцем — не с Райли, не с живым человеком. Кем бы он ни был при жизни, сейчас он изменился, стал иным. И пусть Коди не мог с точностью провести параллели, интуиция подсказывала: существо перед ним могло обладать разумом и воспоминаниями Райли Бернаскони, но им не являлось.

— Почему? — Коди нахмурился, припоминания напутствие Кириана о имеющихся темах обсуждения.

Торговец болезненно прикрыл пустые глаза и свёл руки в районе живота. Бросив на них взгляд, Коди поразился длинным пальцам, казавшиеся лишь костями, обтянутым кожей.

— Потому что я сделал то, за что не прощают.

Интересно. Коди хищно облизнулся, а Торговец отмер, сделал по направлению к нему несколько медленных шагов и выудил из кармана балахона такую же склянку, как и несколько дней назад. От воспоминаний прошиб холодный пот, Кодизажмурился, отгоняя наплывшее видение с мертвецом.

— Для второй души, — пояснил Торговец, протягивая ему склянку. — Ты ведь хочешь продолжить жить? Поторопись.

Коди долго колебался, глядя на руки Торговца, потом поднял уверенный взгляд и качнул головой.

— Я не говорил, что мне это нужно.

— Не отказывайся, — надавил тот.

— Я плохо помню прошлую жизнь. Не могу с уверенностью назвать ни одного события, в котором был бы точно уверен, но зато я помню ощущения. Может быть, именно из-за того, что мне до сих пор не было радостно от сновидений, я одновременно хочу и не хочу вернуть память. Там ведь не было ничего хорошего, верно?

Конечно, Торговец не собирался подтверждать или опровергать его теорию.

— Витар Бернаскони, — продолжил Коди, указав на могильный камень. — Знаешь, что о нём говорят в Дуплексе? Что он был сумасшедшим. Убил обоих сыновей, а потом покончил и с собой. Такие же слухи ходят обо всей нашей семье. Но знаешь, что? Я уверен, что Витар никого не убивал. Никого. Однако Кириан сказал, что всё началось именно с него.

— Он виновен в смерти Евы, — без колебаний возразил Торговец. — Река названа в её честь. Задумывался когда-нибудь, почему?

Догадка была слишком явной, чтобы её озвучивать. Коди даже порадовался, что толком не помнит своих чувств ко всем членам семьи Бернаскони, потому что, наверное, такую новость он воспринял бы слишком остро. Так же остро, как и сокрытие правды Кирианом.

— А ты? — Коди не стал углубляться в раздумья о родной матери, предпочтя разобраться с тем, с кем можно было говорить здесь и сейчас. — Ты стал Торговцем — существом вне жизни и смерти. Дал мне второй шанс, но не дал его родителям, — и, сообразив, что не получит никаких ответов, не надавив, спросил: — Скажешь, наконец, что произошло?

Было видно, что Торговец не горел желанием ворошить прошлое, особенно с переведёнными на него стрелками. Однако Коди выжидал как затаившийся в кустах хищник, желая услышать это именно от Торговца, а не проснуться в холодном поту однажды ночью и сойти с ума.

— Ева бы отказалась от новой жизни, — нехотя сказал он. Коди заметил, что Торговец специально называет родителей по именам, таким образом выстраивая стену между собой нынешний и собой прошлым. — Витар же этой жизни не достоин.

В последних его словах полыхнула ненависть. Райли ненавидел отца, догадался Коди. Ненавидел так сильно, что это чувство проследовало за ним и осталось даже в сознании Торговца. Однако Коди не верил, что Витар действительно убил их обоих, как бы ни пытался.

— А я хотел этой жизни? — с упрёком спросил Коди. Молчание Торговца подтолкнуло к мысли, что его мнения и вовсе не спрашивали. Устало вздохнув, он покусал губу. — Ты такой же, как Кириан — делаешь так, как считаешь нужным, и не ставишь себя на место другого.

— Я желал тебе добра.

— Если бы желал, то не ставил бы сейчас перед выбором жизни и смерти. Не заставлял бы сейчас пачкать руки в крови.

Торговец спрятал в руке склянку и больше не пытался предложить её Коди. Его лицо вновь приобрело то равнодушное выражение, с каким он встретил Коди в первый раз. Бесстрастное, отрешённое.

— Жизнь невозможна без смерти.

— Без смерти других, хочешь сказать. Но это та цена, которая нужна именно тебе. Если ты не будешь получать души взамен тех, которым дал вторую жизнь, смысл в твоём существовании попросту исчезнет. Вот чего ты боишься — исчезнуть. Предпочитаешь существовать в этой форме, считая, что в тебе нуждаются, потому что стать вновь живым ты не можешь. — Говоря это, Коди ясно видел, как мрачнеет Торговец, но остановиться уже не мог. — Почему же? Потому что твоя смерть была иной, чем у других? Такой же, как смерть Евы? В чём причина? — допытывался Коди, осознавая, что ходит по краю пропасти. — Тебя никто не убивал, Райли. Ты сам уничтожил себя.

Ранее всегда молчавший Старый город ожил с порывами сильного ветра. Коди задохнулся от неожиданности — горло вдруг сдавило невидимыми тисками, было сложно вздохнуть. Расширившимися от ужаса глазами он смотрел на Торговца, которого потряхивало от обуреваемой ярости. В белёсых глазах проступили очертания светлой радужки, зрачки вспыхнули чернотой. Коди, хватая ртом воздух, опёрся о надгробный камень, чувствуя, как дрожат колени. Страх внезапной смерти вдруг полностью окутал его, обнимая ледяными руками. Осев рядом с собственной могилой, Коди бросил затравленный взгляд на соседний ряд — там сидела кукла, мёртвыми огромными глазами пялившаяся на него.

Скребя пальцами по шее, словно стараясь избавиться от невидимой руки, Коди задыхался. Он с ужасом смотрел на Торговца, губы которого сжались в плотную линию, а в светлых глазах читалось явное желание задавить его до конца. Именно в этот момент сознание Коди всколыхнулось. Он наконец вспомнил глаза Райли — у них были одинаковые глаза, светло-голубые, с серым оттенком.

Те самые глаза, которые он видел, точно так же задыхаясь.

— Райли… Райли… — шептал он, жмурясь от ослепляющих картинок. — Отпусти… Отпусти! Хватит!!

И резко втянул носом воздух, когда горло перестали сдавливать тиски, пошатнулся, упав в мягкий снег.

========== Глава 19. Четвёртый ==========

Коди чувствовал, как его держали чьи-то руки, а мягкий голос напевал незнакомую мелодию. Он лежал неподвижно, позволяя баюкать себя, и не спешил открывать глаза. В голове было пусто — мир сузился до одного-единственного голоса, пение которого было настолько хорошим, что Коди мог бы провести так вечность. На нос упало что-то холодное, заставив вздрогнуть. Пение тут же прекратилось, яркое пятно за закрытыми веками заслонилось тенью, а лицо опалило тёплым дыханием.

— Коди? — осторожно позвали его. — Коди, это я, Кириан. Приди в себя, ну же…

Внимательно прислушавшись, Коди постарался открыть глаза. Кириан продолжал звать его, вырывая из мучительного плена сновидений. Небо было ярко-голубым, прозрачным. Светило солнце, падал редкий снег. Коди лежал на коленях у Кириана, а тот придерживал его руками и грустно улыбался.

— Очнулся, — уголок губ Кириана дёрнулся.

Коди попытался оглядеться, не понимая, почему из их ртов вырываются клубы пара. Наткнувшись на могильные камни, один из которых служил опорой спине Кириана, Коди невольно вздохнул. Кладбище. Кладбище Старого города.

Торговец…

Райли.

— Как ты нашёл меня? — спросил он, посмотрел на Кириана снизу вверх. Шевелиться было лениво.

— Есть не так много мест, куда может пойти возрождённый, разыскиваемый, наверное, многими неравнодушными в Дуплексе. Да и куда ты мог ещё пойти после нашего последнего разговора?

Коди усмехнулся — Кириан знал его слишком хорошо. С трудом сев, Коди потёр замёрзшие ладони, щурясь от солнца. Между ними повис неоконченный разговор. За спиной — надгробные камни, впереди — искрящаяся река.

— Я не останусь, Кириан, — твёрдо заявил Коди, качая головой в подтверждение словам. — Я не стану выплачивать вторую половину цены.

К счастью или к радости, но он не увидел в глазах Кириана разочарования, испуга или расстройства. Казалось, что такой ответ был весьма ожидаем. Если бы Кириан стал настаивать на изменении решения, Коди понимал: вряд ли он сможет устоять. Конечно, ему хотелось остаться в мире живых, повзрослеть, чего не удалось сделать в первой жизни, и стать поддержкой Кириану, который так носился с ним много лет. Однако в то же время Коди понимал простую истину: он будет представлять другой вариант развития жизни, в котором ему места нет.

— Ты просил отпустить тебя, — наконец вздохнул Кириан, потупив взгляд.

Коди повернулся к нему, намереваясь внимательно выслушать.

— Может, я и правда эгоист. Не сказал того, что ты заслуживал знать с самого начала. Но ты тоже принял очень эгоистичное решение, — колко поддел его Кириан.

— Знаю, — согласился Коди.

Закатив глаза, Кириан устало провёл рукой по лбу, отбрасывая назад тёмные волосы. Он был легко одет — тонкая расстёгнутая куртка, явно не рассчитанная на долгое пребывание на улице зимой. Коди пожалел, что и сам не удосужился накинуть шарф. Холод чувствовался не сильно, но весьма ощутимо.

— Я думал, что стану переубеждать тебя, — нехотя признался Кириан.

— И я.

— Наверное, действительно стоило раньше рассказать о Торговце. Мы бы сэкономили много времени и, может быть, смогли бы тщательнее взвесить всё…

— Я вспомнил, что сделал Райли, Кириан. — Его голос прозвучал так глухо, что Коди поначалу решил, что не сказал этого вслух. Но Кириан замолчал, уставившись на него большими от напряжения глазами, и выжидал продолжения. — Но я не хочу винить его.

— Он виновен в твоей… — почти гневно начал Кириан, но Коди прервал его.

— Смерти? Возможно. Но он тоже всего лишь жертва обстоятельств.

— Не выгораживай его, — почти разозлился Кириан. — Он загубил то, что осталось от вашей семьи, прикрываясь благородными побуждениями и желанием лучшей жизни, которой и быть-то не должно.

Коди грустно улыбнулся.

— Вот видишь. Ты сам считаешь моё нахождение здесь ошибкой.

— Я не так сказал!

— Именно так. А Райли был и остаётся моим братом. Точно так же, как и ты. И я благодарен вам обоим за то время, что я чувствовал себя живым. Обе мои семьи оказались не такими идеальными, но всё-таки было в них кое-что хорошее, — неожиданно даже для себя признался Коди.

***

Кириан не хотел говорить об этом вслух, но в глубине души он уже давно отпустил Коди. Коди просил отпустить его, так советовали и другие. Невольно Кириан соглашался с тем, что брат уже давно принадлежит иному миру. Привязанность к нему, мнимая ответственность, которую Кириан взвалил на свои плечи добровольно, должна была рано или поздно закончиться. Он знал, что так будет, всегда был готов, но в итоге, подойдя к черте, не смог её перешагнуть.

Когда он нашёл Коди, без сознания лежащего в снегу, Кириан испугался, что опоздал на последнее прощание. Торговца поблизости не наблюдалось — он не появлялся среди дня. При солнечном свете Старый город выглядел не таким пугающим, как ночью. Днём здесь оживали звуки.

— Мама ещё в Дуплексе. Хочешь, устроим ужин? — робко предложил Кириан, гадая, согласится ли Коди.

Однако тот, пусть и удивившись, согласился.

Они неспешно вернулись к Малти, пробираясь дворами, чтобы не попасться на глаза не тем людям. Оттуда Кириан позвонил домой. Трубку взяла мать, обрадовалась, услышав его голос. Кириан предложил устроить встречу, пока они с отцом не уехали в Нокс, заверив, что Коди вполне способен себя контролировать. Однако пришлось умолчать о том, что решение уже принято — этой новости наверняка обрадуется отец, но расстраивать заранее мать совершенно не хотелось.

Переночевав у Малти, Кириан сообщил ему, что собирается вместе с Коди встретиться с родителями. Малти воспринял новость со скептицизмом, заявив, что это плохой вариант. Добровольно идти к тому, кто так яро показывает своё отношение к возрождённым! Глупости. Неразумно. Они родители? Ну и что. Коди не их ребёнок — теперь уже точно.

И оказался прав. Наивно было полагать, что встреча пройдёт без осложнений. Придя в оговоренное время — вечером, когда уже стемнело, — домой, Кириан заметил в коридоре несколько пар незнакомой обуви. Мама виновато смотрела на них, а Коди прятался за спиной Кириана и не поднимал взгляда. Из кухни доносились громкие разговоры. Голос отца и голос незнакомого мужчины. К смеху примешивалось что-то ещё. Судя по всему, девичий голос.

— Что происходит? — шёпотом спросил Кириан, удерживая Коди около двери.

— Вилле не предупредил! — стала оправдываться мама, хотя выглядела, как всегда, прекрасно и ухоженно. — Он согласился на семейный ужин, но… но…

Она спрятала лицо в ладонях, сокрушённо качая головой.

— Кто здесь?

— Лукас, — глухо ответила она.

— Лукас Бьёрк? — недоверчиво переспросил Кириан и переглянулся с Коди, который сразу побледнел и весь сжался.

— И Феликс с Алисой, — добавила мама. — Вилле сказал, что так давно с ними не виделся, поэтому пригласил и их тоже, да и Коди давно не появлялся в школе — за него волнуются…

— Чушь! — махнул рукой Кириан, подталкивая Коди к выходу. Волнуются, как же. Только бы он им ничего не рассказал!.. — Мы уходим.

— Останьтесь, — добродушно прозвучало, прежде чем Кириан успел открыть дверь.

В коридорчике, ведущем из кухни, появился отец. Его щёки заливал румянец, на губах играла почти приветливая улыбка. Однако Кириан знал своего отца — улыбка была хитрой, стоило только увидеть глаза, в которых плясали недобрые огоньки.

Кириан крепко сжал плечо Коди — того трясло так сильно, что, казалось, был слышен стук зубов.

— У нас накрыт прекрасный стол, присоединяйтесь! Вы, наверное, жутко голодные!

— Отец, — угрожающе поднял указательный палец Кириан.

— Что? — наигранно удивился он. — Мы просто поболтаем, проходите. Алиса очень беспокоилась за тебя, Коди. Нельзя же так долго болеть и пропускать занятия. Она принесла тебе пропущенные конспекты по предметам, — и вновь скрылся в кухне, одарив Коди весьма недобрым взглядом.

Мама испуганно заозиралась по сторонам.

— Мы уйдём, — вновь надавил Кириан, понимая, насколько опасной становится ситуация. Судя по всему, отец ещё не посвятил семью Бьёрков в проблемы Коди, но наверняка намеревался приоткрыть страшную тайну. Не зря ведь он решил совместить семейный ужин и встречу со старым другом.

— Коди, — позвала мама. Её голос дрогнул.

Они остановились. Коди напрягся, и Кириан почувствовал, что ему хочется обернуться.

— Коди, как ты?

Терпеть больше не было сил. Увернувшись от удерживающих его рук, Коди скользнул к матери, крепко обнимая её. Кириан почти был уверен, что тот еле сдерживал слёзы.

— Прости, прости, — шептала она, обнимая в ответ. — Мальчик мой, прости, что так долго притворялась. Я всего лишь хотела тебе нормальной жизни, но в итоге подставила тебя.

«Не говори ей, — мысленно упрашивал Кириан, наблюдая со стороны. — Не говори, что принял решение».

— Всё в порядке, мам. Со мной всё в порядке.

Решив дать им время, Кириан отлип от стены и прошёл по коридору, останавливаясь перед кухней. Обеденный стол был выдвинут, чтобы вокруг могли спокойно разместиться несколько человек. Четыре места были уже заняты. Рядом с Вилле сидел Лукас — серьёзный, слегка подвыпивший мужчина средних лет, волосы которого уже тронула седина. С другой стороны стола, уставившись в свои тарелки, находились Феликс и Алиса. На появление Кириана никто из них не отреагировал, а он сам не торопился присоединяться к застолью.

— Сын мой! — хохотнул отец и махнул рукой. — Давай, садись сюда, — и он похлопал по стулу рядом.

— Я сяду рядом с Коди, а здесь пусть будет мама.

Оценив отказ, он пожал плечами.

— Ну, как хочешь.

Они ещё долго играли в гляделки. Кириан то и дело ловил на себе странный взгляд отца, не суливший ничего хорошего. Хотелось выволочь его за собой и выбить правду о том, зачем он устроил это шоу.

— Вилле, Вилле, — отвлёк Кириана от размышлений громкий оклик Лукаса, который теперь смотрел на него. — Твой сын вырос прекрасным молодым человеком. Полагаю, тебе есть чем гордиться.

Отец, пусть и наигранно, но смущённо кашлянул.

— Ну, у него ещё вся жизнь впереди. Если справится — буду гордиться им ещё сильнее.

— А где же Коди? — встрепенулся Лукас, заглядывая за спину Кириана.

— Да, где же Коди? — уже в издевательской манере повторил Феликс, подняв наглые с прищуром глаза.

Среди всех присутствующих только один не знал правду о Коди — сам Лукас. Однако именно его незнание пока что сохраняло нейтралитет между остальными. Кириан почувствовал всколыхнувшуюся злость и послал Феликсу полный ненависти взгляд, но тот лишь выгнул бровь, явно понимая причину вспыхнувших между ними искр.

— Я здесь, — опередил Кириана Коди, бесшумно выскользнув вперёд.

— Ох, а вот и он! — обрадовался Лукас. — Ну, Коди, расскажи, как поживаешь? Мои дети говорили, что ты заболел, поэтому тебя долго не было на занятиях. Вижу, тебе уже лучше.

Ничего не подозревающий Лукас совершенно искренне интересовался его здоровьем, но Кириан глаз не спускал с отца, который ожидал лжи от Коди. Его надменный взгляд и молчание указывали на то, что он не просто хотел бы разоблачить тайну при всех собравшихся — он хотел насладиться представлением. Кириан осуждающе покачал головой, чем привлёк внимание отца. Тот ухмыльнулся и вновь перевёл взгляд на Коди.

— Мне уже лучше, — подтвердил Коди.

— Алиса принесла конспекты, которые ты пропустил. Чудесная девочка, не правда ли?

Отец активно закивал. Конспекты оказались в рюкзаке Феликса, так как Алиса пришла с маленькой сумочкой. Кириан подумал, что это было сделано специально. Не вставая с места, Феликс протянул Коди несколько исписанных листков. Брату ничего не оставалось кроме как вежливо принять помощь и поблагодарить.

— Кстати, Вилле, — перевёл тему Лукас, — не думаю, что сейчас безопасно гулять поздним вечером. Ты ведь наверняка слышал новости…

Лицо отца переменилось.

— Да, разумеется, слышал! Ужасно! Дуплексу никогда не будет покоя от Торговца!

— Что поделать — злой дух есть злой дух. Городская легенда. Пока в неё верят, Торговец будет существовать, — сочувственно согласился Лукас.

— Пока будут те, кто потерял близких или же нуждается в близком человеке, Торговец будет приносить не только вред, но и пользу, — не сдержавшись, возразил Кириан.

Коди едва заметно вздрогнул и повернул к нему голову.

— Надо же, не думал услышать такое мнение, — развёл руками Лукас. — Пользу, говоришь? А недавно обнаруженный труп — это польза? Глупый мальчишка. Убийство человека — это вред, а не польза! Тот, кто умер, не должен жить снова! — и он ударил кулаком по столу.

Краем глаза Кириан заметил, как попятился Коди. Он выглядел испуганным, затравленным. Взгляд его выдавал с головой. Феликс испустил гнусный смешок, Алиса же хмурилась, наблюдая за ним. Когда Кириан понял, что Коди охватил приступ паники, было уже поздно. Он шарахнулся назад. Грудь тяжело вздымалась и опускалась. Мама отскочила в сторону, попыталась удержать Коди, но тот оттолкнул её с криком.

— Не трогай меня!

— Что ты наделал, — прошептал Кириан, смотря на отца. — Зачем? Он просто пришёл попрощаться, а ты… ты…

Последнее, что он увидел перед тем как покинуть кухню, были расширившиеся от изумления глаза. Но сил на разборки с ним больше не осталось. Единственное, что стучало в висках Кириана, пока он бегом спускался по лестнице, это желание остановить Коди прежде, чем тот натворит глупостей. Уже в середине пути он понял, что Коди направлялся к девятиэтажке. Обида придала ему сил, Кириан бежал быстро, но никак не мог его нагнать.

Вдох, выдох, вдох, выдох.

Только бы не упустить из виду.

Подниматься по лестнице после долгого бега было тяжело. Запыхавшись, Кириан совершил вынужденную остановку, продолжая двигаться с перерывами на медленный шаг. Звуки в подъезде затихли. Значит, Коди уже поднялся на крышу.

Холодный ветер ударил в лицо, стоило только толкнуть чердачную дверь. Коди стоял около самого края, не держась за ограждение. У Кириана внутри всё оборвалось.

— Что ты делаешь?! — крикнул он и бросился вперёд, но замер, боясь этим только спугнуть Коди. — Отойди, отойди от края!

Ветер трепал длинные волосы, когда Коди обернулся.

— Но ведь отец прав, не так ли? Тот, кто умер, не должен жить снова.

— Не смей! — Кириан сделал шаг, не в силах оставаться на месте. — Ты ведь и так решил уйти, зачем выбирать столь ужасный способ? Я уверен, Торговец заберёт тебя без боли, ты его брат, в конце концов!

Тоскливая улыбка украсила его губы.

— А если я хочу, чтобы было больно? — прошептал он.

— Прекрати! — в панике выкрикнул Кириан, чувствуя, что не может подобрать толковых слов. — Мне тоже будет больно, ведь я остаюсь, а ты уходишь! Я тебя отпускаю, слышишь? Отпускаю, но не таким способом!

Коди продолжал смотреть на Кириана, но потом его взгляд метнулся за спину. Он напрягся, а Кириан услышал тихий скрип старой двери. В проёме показался Феликс, с интересом осматривающий крышу, и присвистнул. Разочарованно дёрнувшись, Кириан подавил желание тотчас прогнать незваного гостя. Только Феликса здесь и не хватало!

— Уютно, — кивнул он, посмотрев на Кириана и переведя взгляд на Коди. — Что, нервы не выдерживают? Прыгать собрался? Успел на зрелищное представление!

— Замолчи, — прошипел Кириан, не отводя глаз от Коди. Любое неосторожное слово могло спровоцировать непоправимую ситуацию.

— Прекрати его защищать, заботливый старший братик. Ты ведь ему даже не брат! — продолжил гнуть своё Феликс. — Знаете, мне хотелось раскрыть его прямо при отце, но потом я решил, что наблюдать за душевными терзаниями куда интереснее! Хотя, честно признаться, никогда не думал, что возрождённые могут сохранить рассудок в такой период. Я даже удивлён, что он до сих пор не сбросил тебя с этой крыши, — красноречиво посмотрел на Кириана Феликс.

Насколько он помнил Лукаса Бьёрка, Феликс вырос таким же заносчивым, как и его отец. Впрочем, вряд ли всё дело было лишь в воспитании. Феликс, видя его поведение и замашки, попросту повторял их, считая, что таким образом ставит себя выше других.

— Не сбросил бы, — с уверенностью возразил Кириан.

— Алиса считает иначе.

Коди отпустил ветхое ограждение, отойдя в сторону, и теперь не мигая смотрел на Феликса таким взглядом, будто был готов испепелить его прямо на месте. Судя по всему, Феликсу оказалась по нраву такая реакция. Его глаза зажглись, он хищно облизнулся и уверенно направился к нему.

— Тебя не приглашали, — Кириан преградил ему дорогу рукой.

— Пусть подойдёт, раз не боится, — осадил его Коди.

Он задумал что-то нехорошее. Застывшее уверенное, непоколебимое выражение на бледном лице. Совершенно спокойный взгляд. Никаких сомнений. Коди, избавившийся от метаний и принявший решение, отличался от того Коди, которого знал Кириан.

— Ты рассказал своему отцу обо мне? — спросил Коди, когда Феликс оказался почти рядом.

Тот остановился, застыл.

— Думаю, Алиса прямо сейчас объясняет, почему ты так резво решил покинуть семейный ужин. И как возрождённый смог бы продолжить жить после убийства, о котором не слышал разве что глухой?

— Не провоцируй меня, — прошипел сквозь зубы Коди.

— У меня неплохо получается, — оскалился Феликс и, повернувшись к краю спиной, раскинул руки в стороны. — В школе у тебя уже дважды хватило самообладания. Ну, я ведь здесь, не сопротивляюсь. Сможешь толкнуть меня? Получишь вторую жертву, выплатишь свой дурацкий долг, будешь жить долго и несчастливо…

Кириан, почувствовав неладное, быстрым шагом двинулся к ним.

— Мне не нужна твоя жертва, — отрицательно махнул Коди головой. На мгновение расслабившись и вспомнив его решение, Кириан расслабился. Но ненадолго. — А вот Торговцу нужные новые души.

— Стой! — только и успел выкрикнуть Кириан перед тем, как Коди сделал резкий выпад вперёд, со всей силы толкая Феликса в грудь. Шаткое ограждение жалобно заскрипело, первым обрушиваясь в пропасть. Феликс лишь взмахнул руками, широко распахнутыми глазами смотря на Коди. В них читалось удивление и… восхищение, но никак не паника или ужас.

Так и не добравшись до Коди, Кириан остановился. Прирос к месту, смотря на выпрямленную спину и расслабленные пальцы руки. Ветер трепал тёмные волосы, и кроме его свиста на крыше больше не было ни звука.

— Коди… — с содроганием прошептал Кириан, закусывая дрожащую губу.

— Он заслужил, — совершенно равнодушно откликнулся тот, чем привёл Кириана в небывалый ужас.

— Долг выплачен, — раздался голос со стороны.

Он принадлежал Кукольнику. Но Кириана больше не волновало появление мёртвых существ Старого города рядом. Лениво скользнув взглядом по обезображенному лицу Кукольника, он обратил внимание обратно на Коди, который внезапно сделался незнакомым. Теперь развернулся, с грустью смотря на Кириана и будто бы без слов говоря: «Я не сожалею».

— Мне не нужна вторая жизнь, — вдруг произнёс он.

Кукольник с непониманием выгнул бровь.

— Это для него. Для Райли.

— Но ты выплатил долг, — чуть помолчав, вновь напомнил Кукольник. — Отказываешься?

Коди кивнул.

— Что ж… Тогда мне велено передать тебе слова Торговца о третьем варианте, кроме жизни или смерти, — и он протянул руку, разжав пальцы, а в ладони оказалась небольшая склянка.

***

Все пути вновь сводились к мосту, а Кириан почему-то думал об Аине и том, как она воспримет то, что случилось. Далеко впереди шёл Кукольник, посередине — Коди. Последним плёлся Кириан, утопавший в мрачных мыслях. Немного подумав, он прибавил шаг, поравнявшись с Коди, и окликнул Кукольника.

— Тебя ведь звали Себастин, верно?

Тот замедлился, на секунду и вовсе остановившись, чтобы обернуться.

— При жизни — да, — согласился он.

— Как ты умер?

Нехорошая кривая ухмылка озарила его лицо, словно прочитать мысли Кириана ничего не стоило.

— Если считаешь, что Торговец виновен во всех грехах, которые приходят на ум, то ты ошибаешься. Он меня не тронул и пальцем. Он умер гораздо раньше, чем я, — последнее было произнесено тихо, с сожалением. Кириан невольно посчитал, что у них и правда было некое подобие дружбы.

— Как? — вопрос задал уже Коди, в упор глядя на Кукольника.

Кириан же вдруг подумал о том, что этого Коди никак помнить и не мог, ведь Райли оставался ещё жив после его смерти.

— Спрыгнул с моста, как и его мать Ева, — не моргнув и глазом, ответил Кукольник. — Грета через несколько лет простудилась и тяжело заболела, а мне оставалось продолжать мучиться, пока спустя четыре года не столкнулся лоб в лоб с несущимся по трассе автобусом.

Казалось бы, за последние недели стоило уже привыкнуть к историям о смерти, но Кириан всё равно передёрнул плечами. На какое-то мгновение он даже пожалел Торговца, которому пришлось долго томиться в одиночестве, застряв между жизнью и смертью в окружении мёртвых душ, которые удержать без всякой помощи и кукол наверняка было куда сложнее.

— Но ты всё равно даже после смерти решил остаться рядом с Торговцем.

— Здесь была Грета. Что бы тебе ни казалось, это лучше, чем смерть и холодная земля. Это мой выбор. И, может быть, станет твоим, — Кукольник перевёл взгляд на притихшего Коди.

Они двинулись дальше, пока не преодолели мост целиком. Там, на другой стороне, где в Старом городе их уже ждали Торговец вместе с Пешкой, время опять замирало. Коди сжимал в руке ту самую склянку — сосуд, служивший временным вместилищем души, пока не будет готова кукла. Сейчас в ней томилась душа Феликса, и от осознания этого Кириану становилось не по себе. Он не представлял, как себя вести, когда придётся вернуться домой. Однако на сердце было спокойно — до Коди ни Лукасу Бьёрку, ни кому-либо ещё теперь не добраться.

Слова Кукольника, на удивление, принесли странное умиротворение. Как бы Торговца и его свиту не ненавидели, порой желая испепелить вместе с сожжённым Старым городом, живым людям до них было не добраться.

Коди топтался на границе моста, неотрывно глядя в слепые глаза Торговца. Кириан вывел его из транса, неуверенно положив руку на плечо. Казалось, в последние минуты он начинал сомневаться, но Кириан уверенно покачал головой.

Не нужно. Оставь сомнения.

Неловкость была разрушена последними крепкими объятиями. Кириан изо всех сил сжал брата, сомкнув руки за его спиной и уткнувшись носом в тёмные волосы, которые делали их похожими, будто они действительно родственники. Он чувствовал дрожь Коди, слышал напряжённое прерывистое дыхание. Прощаться он не умел, да и никогда не считал нужным учиться. Всегда было легче уходить без обжигающего ядом слова. Просто развернуться и уйти, чтобы избавить себя от ненужных страданий. Таким образом создавалось обманное впечатление, будто расставания и не было, будто поставлено всего лишь многоточие или запятая вместо уверенной точки.

Изменить себе он не смог и сейчас. Тем более сейчас. Повернувшись, он сказал тихо-тихо, так, чтобы услышать его мог только Коди.

— Я всегда буду тебя любить и помнить, — пообещал он, почувствовав, как зажгло глаза. Сморгнув, Кириан ослабил руки, выпуская его.

Взгляд Коди говорил гораздо красноречивее любых слов. Кириан давно привык, что его нужно не слушать — на него нужно смотреть. Не удержавшись, он всё-таки шмыгнул носом, нелепо улыбнулся и сделал шаг назад.

— Здесь ты будешь в безопасности, — напоследок сказал он и обратился уже к Торговцу: — Эй, Райли, — дождавшись ответного взгляда, Кириан прищурился. — Не потеряй и свой второй шанс.

На мгновение показалось, что он увидел очертания светлой радужки, и наконец выдохнул с облегчением. Коди не останется один — свите Торговца был необходим четвёртый член, который стал бы сборщиком душ умерших, важным звеном в цепи к тому моменту, как кто-то получит вторую жизнь. По крайней мере Коди всегда будет где-то рядом. Пусть и не так, как хотелось бы, но Кириан не чувствовал горечи утраты, ведь Коди не умирал в полном смысле этого слова. Он отпускал его со спокойствием, ведь точно знал, что когда-нибудь они непременно встретятся вновь.

========== Глава 20. Вдох ==========

Смерть Феликса Бьёрка прокатилась новостной волной по всему Дуплексу. Его отец Лукас рвал и метал, угрожая поднять на воздух весь Старый город и добиться принятия закона как о полном запрете перехода моста, так и о запрете любых контактов с Торговцем. Жители напоминали о том, что в Старом городе находится кладбище — нельзя запрещать им посещать своих умерших родственников.

— Именно кладбище держит всех нас! Мы, привязанные к воспоминаниям, сами виноваты в том, что породили такое ужасное создание! — Лукасу удалось добиться выступления на местном новостном канале, ради которого он приготовил целую речь. — Мало кто всерьёз верит в городскую легенду о Торговце. Многие вообще легкомысленно относятся к тому, что некоторые смерти целиком и полностью лежат на совести тех самых возрождённых. Конечно, никто не признается, что пользовался услугами Торговца. Но! Уверяю вас, такие люди есть. Моего сына Феликса убил один из возрождённых. И я с чистой совестью заявляю, что на его плечах висит вина ещё за одну смерть…

Конечно, Коди найти не смогли. Некоторые ищейки даже рискнули пересечь мост и обыскать Старый город, но делали это при свете дня. Несмотря ни на что, многие верили слухам, что Торговец сильнее именно ночью, поэтому днём там безопасно.

Кириан не знал, как Торговцу удавалось скрываться, но понимал, что только с ним у Коди действительно был шанс спрятаться. Поэтому он так легко отпустил его. Да, это было нечестно. Да, на руках Коди осталась чужая кровь, но он не стал относиться к нему хуже. Кириану просто пришлось принять, что его брат (неродной, но называть его братом он не собирался переставать) был поставлен перед жестоким выбором. И пусть он совершил то, что совершил, под влиянием обрушившейся на него тяжести воспоминаний, Кириан верил в его желание остаться в мире живых.

В конце концов то, что Торговец позволил ему увидеть, говорило об одном-единственном желании, в котором они оба сходились: дать Коди шанс на лучшую жизнь. И пусть Кириан совершенно не понимал, как можно поднять руку на собственную семью, он цеплялся за оставшиеся в нём человечные чувства и мотивы.

Кириану предстояло уехать из Дуплекса. Он понимал, что теперь Лукас Бьёрк не оставит всё случившееся без внимания. Он продолжит добиваться запрета прохода в Старый город, продолжит поиски Коди и не остановится, пока не достигнет результатов.

Паника, поднятая им, не позволит Кириану и его семье остаться. Сообщив отцу о принятом решении, он сказал маме быстро собрать самые необходимые вещи и уехать из города той же ночью. Он сам уезжал вместе с ними. Отец не был против, но и не спрашивал, с чего вдруг такие перемены. И как только следующим утром он услышал новости, сразу всё понял.

Лукас с Алисой покинули их дом до возвращения Кириана из Старого города, потому что Феликс слишком долго не возвращался. Пока Кириан и сам собирал вещи в небольшую сумку, мама продолжала расспрашивать о Коди. Он не собирался говорить ей правду, потому что сам до сих пор до конца не осознавал её.

— Коди в надёжных руках, мам, — заверил он, бросая в сумку зубную щётку.

— Он с Аиной, да?

— Нет, но его точно не найдут.

— Почему его должны искать? Кто?

И лишь отец молчаливо догадывался о правде и о неожиданной пропаже Феликса, который последовал тогда за ушедшими Коди и Кирианом.

Игнорируя подозрительные взгляды, Кириан с трудом заставил маму отправиться тоже собирать вещи. И лишь когда он остался с отцом наедине, тот спросил:

— Случилось то, что я думаю?

Кириану пришлось посмотреть ему в глаза и кивнуть.

— Коди никогда бы не тронул ни меня, ни маму — в этом ты ошибался.

— Получается, он выплатил цену. Но…

— Я не скажу тебе, где он, — сказал Кириан. — Но выплаченная цена теперь не спасёт его, потому что твой друг Лукас слишком ненавидит таких, как Коди, и уж точно не оставит его в покое. Ему необходимо спрятаться. Залечь на дно. И нам всем тоже, потому что если Лукас Бьёрк сделает из истории Коди настоящий скандал, то…

Кириан не договорил. Он не хотел представлять, что могло случиться, и не хотел потонуть вместе с родителями. Кроме того, маме точно было необходимо уехать как можно дальше. Вряд ли она справится с обрушившимися на неё известиями, поэтому чем в более спокойном месте они окажутся, тем лучше. Дуплекс с этого момента перестал быть для них тихим домом.

Стараясь не думать, увидит ли он когда-нибудь Коди снова, Кириан застегнул сумку и остановился на пороге комнаты, в которой они оба прожили столько лет. Сожаление горячей волной накатило на него, но Кириан пытался убедить себя, что изменить что-то было не в его силах. То, что случилось с Коди, не зависело ни от него, ни от кого-либо ещё. Кроме Торговца. Но Торговец говорил, что плата установлена не им, поэтому он тоже оказался бессилен.

Он мог спрятать Коди сейчас. Мог защитить его, укрыть от того, что грядёт. Оставалось только верить: Старый город должен выстоять.

***

Себастин всегда мастерил куклы в полном одиночестве, обложившись инструментами и деталями. Даже Грете никогда не позволялось наблюдать за процессом. Он называл это слишком личным занятием, требующим полного сосредоточения.

Со временем Райли было позволено нарушать личное пространство в момент работы. Чаще всего он стоял на расстоянии и молча наблюдал, как Себастин — такой высокий крепкий молодой мужчина — настолько искусно обращается с мелкими деталями и уделяет внимание всем частям тела. По его словам, нельзя относиться халатно к созданию кукольного тела, потому как это не просто игрушка, а жилище для души.

Раньше Райли мало интересовался процессом создания, но теперь понимал, что без Себастина ему бы пришлось тяжело. Он не использовал тела от первой жизни, отдавая их земле, и ловил душу уже после момента её выхода наружу. Для того, чтобы сделать возможным возрождение, была необходима альтернатива. Умение Себастина оказалось незаменимым.

— Знаешь, иногда мне очень хочется прогнать тебя, — сказал он, не оборачиваясь.

Райли стоял за его спиной, ничего не говоря.

Комната, в которой всегда работал Себастин, была просторной. Свет исходил только от зажжённых свеч — после перехода границы искусственное освещение причиняло боль им всем. Она скрывалась так же, как и помещение для готовых кукол, куда было позволено приходить живым. Здесь находилось много заготовок, разложенных на высоких стеллажах у стен. Райли называл это беспорядком, Себастин же утверждал, что только в такой обстановке чувствует себя комфортно.

Иногда Райли казалось, что Себастин был единственным, кто из них троих сохранил человечность. Грета при встрече гостей в Старом городе переигрывала и порой очень жёстко добивалась ответов на вопросы. Райли не противился — он не хотел заниматься отбором, а Грете это занятие более чем нравилось.

— Мне уйти?

Себастин не обернулся.

— А ты хочешь говорить?

Райли не знал, чего он хотел. Это был минус притупленных эмоций. При жизни такой проблемы не было.

После затянувшегося молчания Себастин отложил голову куклы, у которой пока не было глаз, и повернулся.

— Я думал, первое время ты решишь провести с Коди.

— Он хочет побыть один.

— То есть ты до сих пор боишься говорить с ним о том, что произошло в его первой жизни?

Райли склонил голову и свёл руки за спиной.

— Он отнял две жизни, но всё равно решил остаться здесь.

— Как и ты, — напомнил Себастин. — Я предупреждал, что ему может быть сложно вынести такое.

— Я помню, — Райли вспомнил о том разговоре, который произошёл перед возрождением Коди.

— Полагаю, ты понимаешь, что он вернулся не к тебе, а просто воспользовался возможностью притупить чувства.

Закрыв глаза, Райли мысленно согласился. Он так и не поговорил с Коди о произошедшем, потому что не знал, с чего нужно начать. Прошло достаточно времени, когда он умел быть старшим братом, а теперь попросту разучился. Коди был так далеко столько лет, что Райли не предполагал возможности их воссоединения. Он надеялся, что у него получится обустроить новую жизнь. Но Коди оказался в большинстве тех, кому этого не удавалось.

— Чем дольше будешь оттягивать момент, тем сложнее будет решиться. К тому же он не станет реагировать слишком эмоционально — в этом плюс пребывания рядом с нами. Лучшей ситуации никогда не сложится. Коди уже ею воспользовался — воспользуйся и ты.

Им никогда не удавалось поговорить по душам. Между ними всегда пролегала пропасть. В некотором смысле Райли восхищался Кирианом Корином, который настолько упорно искал способ освободить Коди от выплаты цены. Если бы такой способ был, Райли непременно им бы воспользовался. Но он не был создателем — лишь последователем чего-то большего, чего-то могущественного. Его мало волновал вопрос истоков. Легче всего было принять происходящее, не задумываясь и не мечась в поисках сокрытого.

Коди стоял на берегу реки — там, где обычно любил стоять Райли. Он смотрел на Дуплекс, и по спине Райли не мог понять, какие мысли бродили в его голове.

Так странно было видеть брата и абсолютно чужого человека. Они никогда не были близки, но сейчас оказались ближе, чем когда-либо.

После перехода через границу Коди практически не изменился внешне. Его смерть не была смертью в полном смысле этого слова. Он перешёл границу после того, как честно отдал долг за возрождение, но решил стать иным. Да, его кожа побледнела, но…

Особых различий Райли не замечал.

Когда он остановился рядом, Коди бросил на него внимательный взгляд, и Райли заметил в них печаль.

— Никогда не привыкну к тебе такому, — сказал он и вновь устремил взгляд на Дуплекс.

— Ты не должен привыкать.

— Ну, мне придётся, — пожал Коди плечами.

Разговор не клеился.

— Скажи то, что думаешь на самом деле, — попросил Райли.

Выражение лица Коди стало растерянным. Райли в который раз задумался о том, насколько непохожими друг на друга они были. То, за что отец всегда недолюбливал именно его одного…

— Что ты хочешь услышать? — он сделал паузу, и Райли показалось, что Коди хотел назвать его имя, но что-то его остановило.

— Когда ты больше неживой, чувства притупляются.

— Хочешь услышать, что я тебя ненавижу?

Райли не нашёл в себе сил посмотреть на него в этот момент.

— Я не задумывался о том, что ты будешь меня ненавидеть. Меня волновало только то, смогу ли я дать тебе шанс на нормальную жизнь.

Коди действительно реагировал не так, как должен был. Продолжая смотреть прямо перед собой, он не показывал никаких признаков хотя бы малейшей злости.

— Почему ты решил, что мне была нужна новая жизнь, с новой семьёй? — наконец спросил он.

Пришлось вернуться к истокам.

— Мама умерла…

— Это был её выбор, — холоднее, чем ожидал Райли, ответил Коди. — Ты же утянул нас всех вслед за ней.

— Я дал тебе новую семью, новую мать и нового брата. Но ты решил…

— У меня оставалсяты! — выкрикнул Коди, посмотрев на него с яростью. Светлые глаза влажно блестели. — И отец, каким бы он ни был помешанным. Да, я помню, что он сошёл с ума, но ты тоже, Райли, ты тоже! Почему ты не смог держать себя в руках? Почему решил, что нужно поступить именно так?

Выдержать такой прямой взгляд брата было выше его сил.

— Она звала меня, — признался Райли.

— Что? — Коди отступил на шаг, едва не поскользнувшись.

— Она звала меня, а я не мог ясно мыслить.

Мать продолжала беспокоить Райли, хотя её отсутствие со временем превратилось в томительное ожидание. Она никуда не могла исчезнуть. Она должна быть где-то здесь, возможно, с тем, кто позвал её сюда.

— Райли.

Райли напряжённо смотрел на мост, за которым невдалеке начиналось кладбище.

— Ты говоришь… о маме?

Кивнув, он ответил:

— Я тогда не понимал, что происходит, и до сих пор не понимаю. Это долгая история.

— Я никуда не тороплюсь. В тебе столько всего поменялось, ты стал чем-то таким, что я не могу понять до сих пор, — Коди прервался и перевёл дыхание. — Когда память стала возвращаться, я вспоминал всё кусками, видел людей, но не их лица. И меня это мучило. Я чувствовал, что забыл нечто очень важное, и это сводило с ума. А потом когда я понял, что Торговец — это и есть ты…

Коди не договорил.

Времени у них теперь было много, очень много. Главным оставался вопрос, могло ли оно когда-нибудь подойти к концу.

Но было и ещё кое-что. Сейчас, когда вокруг стало особенно тихо, Райли отчётливо ощущал колебания земли под ногами. Коди, казалось, этого не замечал, да и вряд ли должен был, ведь он отличался — он так и не перешёл границу полностью.

— Что случилось? — спросил он.

— Земля дрожит, — Райли присел на корточки, припадая к ней ладонями.

— Что это значит?

— Не знаю… — честно сказал он.

— Я ничего не чувствую.

— Зато чувствую я. — Он слышал их. Нельзя было описать словами то, что слышал Райли. — Мертвецы переворачиваются в гробах.

Он сам был мёртв и ощущал таких же на расстоянии. Но это же невозможно. Тела, лишённые души, превращаются не более чем в обычный кусок мяса. Суть находилась не в них. Они не могли двигаться по собственной воле, если только…

Райли понимал, что ему не хватало знаний. С самого начала перехода за границу он действовал по интуиции, пробовал, искал верные пути и находил их. Но сейчас, когда поиски завершились, что-то вновь начало происходить с возвращением Коди.

Старый город, который был мёртв вместе с оставшимися обитателями, вновь сделал вдох.