Автор — это я, а бесценный совет дал мой муз.
Не знаю, кому как, но мне для пробуждения творческого вдохновения досталось лицо мужеского пола. Пухлощекое такое лицо, с тонкими чёрными усиками над маленьким ртом. В глазах или сонливость, или усмешка. Выбрит. Шевелюра вечно взлохмачена; и, по первому впечатлению, давно пора к парикмахеру.
Каждый раз, как являлся, муз был в старых, потертых джинсах и рубашке, которая из-за огромного выпирающего живота, выглядела на размер меньше, чем нужно. На ногах обычно тапочки. Потому как встречаемся всегда у меня дома.
— Выпить яда? — переспросил я.
— Да, — муз удобней устроился в кресле у окна и зевнул.
Он был ленив, а, когда хотел оправдать нечастые всплески авторского вдохновения, ссылался на усталость. Мол, с работы пришел, уже вечер, поздно, пора спать. Писать, короче, лучше завтра.
— Не хочу пить, — возразил я. — Собирался шестую главу закончить.
— Так пиши, — равнодушно ответил муз.
Смотрел он куда-то в окно. На улице давно стемнело. Зачем только пялится туда?
— Не пишется, — я убрал руки с клавиатуры.
— Почему?
— Ты вот не помогаешь!
— Что читателей мало? — муз, наконец, проявил заинтересованность.
— Вроде есть, но молчуны. Комментариев оставляют немного. Мало подписываются, редко ставят лайки.
Пожаловавшись, я вздохнул. Что-то совсем расстроился.
— Тогда пиши, — муз снова продемонстрировал свое равнодушие. Нет, источником вдохновения этим вечером он становиться явно не собирается.
А я откинулся на спинку стула, демонстрируя нежелание работать.
— Раз нет читателей, значит, ты так пишешь, — бросил муз, снова добавив. — Автор, выпей яда.
— Где твой яд?
Во взгляде, который метнулся в мою сторону, появилась жизнь. Потому как пили мы всегда вместе. Около компьютерной мышки материализовалась кружка.
— Только учти, — ехидно произнес муз, — это гномояд.
— Чего?
— У тебя ж фэнтези нынче в процессе?
Муз проявлял неприкрытое нетерпение. Пока не выпью я, у него кружка тоже не появится. Какой-то такой закон, высшие творческие постулаты; короче, не моего ума дела.
— Фэнтези, — отпираться смысла не было.
— Значит, гномояд! Давай, давай! Начинай уже!
Я посмотрел на кружку. В предпочтениях ядов старался держать марку — только пиво, и без разницы, как называл его муз: яд или гномояд. Хотя…
— Почему гномояд? Чем обычный яд отличается от гномояда?
— Ты… — муз все же сдержался, определенные рамки он никогда не переходил. — Крепостью будет отличаться.
— Не пиво?
— Нет, — муз рубанул ладонью воздух перед собой. Совсем потерял терпение, злиться начал, — и борода вырастет.
— У кого?
— У меня. Ненадолго, — муз никогда не врал, ему можно верить. — Давай, давай…
— Вечно у вас что-то придумывают.
Муз хмыкнул и подмигнул. Весельчак-алкоголик, блин.
Я поднес кружку к губам. Запах хорошего коньяка.
— Нет, так не пойдет, — я встал и ушел на кухню.
Вернулся с пустой рюмкой и порезанным лимоном.
— Скорей, — муз маялся, ерзал в кресле; выпить ему очень хотелось.
Перелив часть гномояда рюмку, я опрокинул стопку. Лимончик! Хорошо пошел гномояд. Борода тоже выросла, однако что-то пошло не так. Густая тёмная растительность появилась вовсе не на физиономии муза, а на его пузе.
— Эй! — муз хватился за живот. — Ты чего?
Борода перла наружу, сорвав нижние пуговицы. Я смеялся, глядя на ничего не понимающего, растерявшегося муза. Ходить с пышной бородой на огромном животе тому совсем не улыбалось.
Я тоже ничего не понимал, но было весело, и, кажется, после второй рюмки гномоядского коньяка борода станет вдвое больше. Как-то вдруг я осознал это. Ну, раз так, то надо наливать вторую. Я потянулся к кружке.
— Погоди! — встревожился муз. — Хватит!
Он тоже знал, что случится после следующей стопки, и выпивать ему резко расхотелось.
— Ладно.
Спорить я не стал, мне от муза требовалось вовсе не борода.
— Тогда пишем?
— Пишем, пишем, — закивал муз.
Он посматривал то на живот, то на меня. Кружка с гномоядом исчезла, борода тоже. Появилось вдохновение!
— А лайки? Комментарии, подписки будут?
Муз выпучил глаза.
— Я-то тут при чём?
Ну… пусть так. Зато застрочил пулемет. Я продолжил шестую главу
