Брак во спасение (СИ) [Виктория Лейтон] (fb2) читать онлайн

========== Пролог ==========

Лондонский Тауэр, 1557 год.

Опустилась ночь. С наступлением темноты вековая твердыня, некогда служившая резиденцией первых королей, а ныне олицетворяющая железную и беспощадную руку правосудия, выглядела ещё более зловеще. С внешней стороны Тауэр казался мертвой громадиной, но за неприступными каменными стенами кипела жизнь. Томились в одиночных камерах узники, кричали и извивались в пыточных застенках преступники и невинно осужденные, коридоры патрулировали гвардейцы в форменных красных мундирах и скользили чёрными тенями церковные сановники.

Стенания и проклятия, эхом доносившееся со всех сторон, давно уже стали частью повседневной жизни обитателей столичной тюрьмы. Звуки, следы и запахи чужих мучений пропитали каждый уголок Тауэра, и на них уже просто не обращали внимания.

Высокий, худощавый мужчина с ещё не старым, но уже расчерченным морщинами лицом шёл по узкому коридору в сопровождении коменданта Джона Бриджеса [1] и двух королевских гвардейцев. Черное одеяние с глухим вырезом и проглядывающим из-под него белым воротником, говорило о принадлежности его владельца к церковному сословию. Скудное освещение не позволяло определить точный возраст посетителя — на вид ему можно было дать как сорок, так и шестьдесят. Но в Тауэре его хорошо знали, он был здесь частым гостем. Добрый и мягкосердечный по натуре комендант Джон Бриджес почти не скрывал своей неприязни к визитеру, но, конечно, не смел говорить об этом в открытую. «Серый человек», так называли посетителя за глаза — кожа его была землисто-серого цвета, губы бледными и тонкими, а маленькие, глубоко посаженные глаза, смотрели на мир холодно и жестко.

Делегаты свернули в узкий коридор, спустились по винтовой лестнице, затем снова двинулись по коридору и остановились у одной из дверей с висячим замком.

Комендант долго возился с ключами, и всё это время Серый Человек терпеливо ждал, однако, в лице его сквозило раздражение. Он прекрасно знал, как относится к нему Бриджес, но чужое мнение его не волновало. Он был уверен, что исполняет великую миссию, возложенную на него Господом и доброй королевой Марией. Всё остальное неважно.

Но, как ни старался Бриджес растянуть время, как ни болела его душа, остановить сановника было не в его власти. Последний оборот ключа открыл замок, и комендант толкнул дверь. По правилам ему следовало пропустить гостя вперёд, но он пренебрег субординацией и сам шагнул в помещение.

В камере было холодно, несмотря на отсутствие нормальных окон – из щелей пробирался сквозняк, капала с потолка вода, пахло гнилой соломой, пóтом и человеческими испражнениями. За годы службы эта смесь запахов стала для Бриджеса частью обыденности, но он так и не смог к ней привыкнуть. Посетитель же, казалось, не замечал её вовсе. Вряд ли ему нравилось лицезреть мучения и смерть — Джон не был уверен, что для Серого Человека вообще существуют понятия «нравится – не нравится».

Сочувствующий взгляд коменданта упал на трех заключённых, сидящих прямо на полу, спина к спине — двух мужчин и одну женщину, точнее, молодую девушку, хотя сейчас, не зная всех фактов, определить пол и возраст узников было невозможно. Стриженные наголо, в грязно-серых рубахах, обессиленные, они безвольно ждали своей участи и смирились с ней. «Нет ничего проще, чем попасть в Тауэр, и ничего сложнее, чем выйти оттуда», говаривали в народе.

Звук открывшейся двери ненадолго привел заключенных в чувство, возвращая к реальности. Пленники вяло зашевелились и инстинктивно попятились к стене, хотя на сей раз пытать их никто не собирался. В этом уже не было нужды.

— Заблудшие души… — Серый Человек остановился в паре футов от узников и прискорбно покачал головой. Руки при этом он держал за спиной.

Женщина подняла голову и затуманенным взглядом посмотрела на вошедшего. Сердце коменданта сжалось при виде ее грязного, избитого личика, но вместе с тем он невольно восхищался её мужеством.

— Знаете ли вы, зачем я здесь? — спросил Серый Человек.

Пленница закрыла глаза, и визитер удовлетворенно кивнул. Он понял, что это означало «да».

— Я пришёл огласить постановление, касающееся вас, мисс Слеттери. Вас и ваших подельников.

Женщина закашлялась и посмотрела на него удивительно ясным взглядом.

— Я всё поняла, милорд, — хрипло отозвалась она, — можете не утруждать себя продолжением.

Если бы в силах коменданта было спасти это хрупкое создание, он сделал бы всё возможное, но, увы — участь юной Джейн Слеттери была предрешена. Он помнил, какой её привезли сюда — её блестящие золотые волосы, сияющую здоровьем кожу и хрупкие ухоженные ручки. И что осталось от всего этого? Несчастное искалеченное тело, вывернутые суставы и сломанные кости. Но даже сейчас дух этой девочки не был сломлен — юная Джейн смело глядела в глаза собственной смерти.

— У вас есть какие-то просьбы, заявления, пожелания? — бесстрастным голосом поинтересовался Серый Человек.

— Скажите моим жене и детям, что я люблю их, — прохрипел второй заключенный.

Третий не мог сказать ничего — бедолаге отрезали язык.

Серый Человек кивнул и перевел взгляд на Джейн. Она закашлялась.

— Молю Господа, чтобы он направил нашу Королеву на путь Истинной Веры, — одними губами прошептала она, — я же с радостью отдам свою жизнь на костре.

Сановник посмотрел на неё так, словно хотел ударить. На памяти Бриджеса это был первый раз, когда он проявил эмоции. «А вот поделом тебе, старый чёрт!», думал комендант, наблюдая, как искривляется лицо посетителя.

— С радостью, говорите? — переспросил Серый Человек. — Вы думаете, что примите смерть достойно? — усмехнулся он.

— Вы не услышите моих криков.

— Услышу, — равнодушно ответил он, взяв себя в руки, — хотя они мне и не нужны.

Серый Человек был прав — на костре кричали даже самые стойкие. И следующим утром, на рассвете, когда весеннее солнце ещё не поднялось над стенами Тауэра, Джейн Слеттери и ещё двое протестантов окончили свои жизни, привязанные к одному столбу. Их провезли на телеге, связанных, как овец на убой. Выстроившиеся по обеим сторонам люди провожали их громкими выкриками, по большей части сочувствующими, вопреки ожиданиям королевы и её советников.

На эшафот бедняг пришлось буквально тащить, ибо двигаться самостоятельно они были уже не в силах. Минувшей ночью прошёл дождь, и заготовленный для костра хворост промок, что означало ещё более жестокие муки. Комендант хорошо помнил, что лично дал распоряжение убрать вязанки под крышу, но этого не сделали.

Юная Джейн держалась до последнего — дрожа от холода, терзающего израненную кожу, она, тем не менее, стояла с гордо поднятой головой, и лишь когда языки пламени коснулись её босых ног, насквозь прокусила губу, но всё равно не закричала. Мужества её, однако, хватило ненадолго. Джон Бриджесс не присутствовал на казни, но слышал мучительные вопли и чувствовал тошнотворный запах горящей плоти, пробирающийся в комнату даже сквозь запертые ставни. Всю свою жизнь комендант был истовым католиком, но в тот день от всей души пожелал смерти той, по чьей воле в стране вновь вспыхнул пожар религиозной войны.

Комментарий к Пролог

[1] Мне стоило довольно больших усилий отыскать имя реального коменданта Тауэра в годы правления Марии I, но я все же сделала это :)

========== Глава 1. От греха подальше ==========

Из приоткрытого окна тянуло зябким ноябрьским холодком, тонкие, расшитые занавеси подрагивали от ветра, и мягко шелестели бумаги на подоконнике. Лондон жил своей жизнью, его звуки и запахи сливались в одно. Вонь сточных канав, терпкий аромат чьих-то дорогих, но безвкусных духов, хлюпанье грязи под колёсами экипажа, ругань торговца дрянным элем, и ещё сотни других звуков и запахов окутывали душным коконом. В низко повисшем сером небе уже маячила бледно-рыжая полоса рассвета. Начинался новый день. Эхо пушечного залпа, извещающее о том, что очередная казнь состоялась, ударило по вискам.

— Это только начало. Дальше будет хуже, ты и сама это знаешь.

Тётушка Эбигейл стояла в дверном проёме, я чувствовала запах розовой воды и слышала её дыхание, но не хотела оборачиваться. Судорожно сглотнула, чтобы не выдать слёз, хотя это бесполезно, она прекрасно знала, каково мне.

— Ты должна радоваться, что Джейн не назвала наших имён.

Платье Эбигейл мягко зашелестело, подошвы домашних туфель скользнули по каменному полу. Она подошла и опустила руку мне на плечо. В этом жесте не было сострадания или сожаления — тётушка лишь соблюдала формальности, ибо привыкла всё делать так, как должнó. Как обещала перед смертью своему брату, моему отцу. «Любить и заботиться до конца своих дней». С любовью как-то не вышло, а о заботе у Эбигейл своё представление.

— Она мертва. — Я сказала это больше самой себе в тщетной попытке смириться с неизбежным.

— Да, мертва, — сухо повторила Эбигейл. — Но мы-то живы, и слава Господу. — Она обвела взглядом комнату. — Впрочем, если бы сюда нагрянули люди королевы, они бы всё равно ничего не нашли.

Ещё бы! Эбигейл выбросила и сожгла все протестантские книги в тот день, когда было объявлено о смерти короля Эдуарда, ибо знала, что последует за всем этим. Теперь в нашем доме снова висели на стенах католические распятия, по воскресеньям мы исправно посещали мессы и соблюдали все римские обряды.

— Ты ведь понимаешь, что это значит? — Эбигейл опустилась в кресло и, не сводя с меня глаз, грациозным жестом пригласила занять место напротив.

Мне не осталось ничего другого, кроме как подчиниться.

— Твой брак с Джорджем невозможен.

Я знала, что Эбигейл это скажет. Откровенно говоря, он никогда мне не нравился. Но ещё больше меня тяготило пребывание в доме родственницы, да и её саму, как нетрудно догадаться, тоже. Справедливости ради стоит отметить, что она всегда относилась ко мне не хуже, чем к родному сыну, и в детстве я практически ни в чём не знала нужды. До тех пор, пока Эбигейл не развеяла по ветру те деньги, что остались мне в наследство.

— Но вы же не станете возражать, если я нанесу им визит?

Эбигейл посмотрела на меня как умалишённую.

— Элизабет! — воскликнула она, и её тонкие ноздри раздулись от гнева. — Его сестру только что сожгли на костре, как еретичку! Ты хоть понимаешь, что это значит?

— Я понимаю, что Джордж и миссис Слеттери убиты горем. А я, как-никак, пока ещё его невеста. Леди Кэтрин всегда была добра ко мне.

А ещё Джейн была моей хорошей приятельницей. Верной, добросердечной, но слишком упрямой, чтобы я могла убедить её отказаться от своих убеждений хотя бы внешне и уберечь себя от ужасной участи.

— Ты хочешь закончить, как она? — спросила Эбигейл, глядя мне в глаза. — На костре? Утащив за собой меня и Томаса? И, кстати, — будто бы невзначай добавила она, — твоя помолвка с Джорджем официально расторгнута ещё месяц назад. Прости, надо было сказать тебе раньше. — Никакого сожаления в её голосе, однако, не слышалось.

На мгновение мне показалось, что я ослышалась. То есть, как это расторгнута? Всё это время я приходила в дом Слеттери, проводила время с Джорджем, не подозревая о том, что уже не являюсь его невестой. Все, в том числе и его семья, знали, но молчали?

Меня захлестнул гнев. Какого чёрта Эбигейл крутит мною, как хочет, не удосужившись хотя бы поставить в известность?

— Не кажется ли вам, что это уже слишком? — я вскочила с кресла в попытке обуздать ярость. — Сперва вы потратили все мои деньги, выдали замуж за старика, а после его смерти снова принялись тратить то, что принадлежит мне по праву?

— Я заботилась о тебе! — закричала Эбигейл, теряя терпение. — О твоем будущем! И сейчас забочусь! — её моложавое, с тонкими чертами лицо нервно подрагивало.

— Заботились? — криво усмехнулась я. — И каким же образом, позвольте спросить? Тем, что оставили меня без гроша, не забывая при этом напоминать, как много для меня делаете?

Я понимала, что зашла слишком далеко и надо остановиться, пока не поздно, но уже не могла. Смерть Джейн, гибельное финансовое положение и крушение последней надежды уехать из этого дома добили меня окончательно.

— Смею напомнить тебе, дорогая племянница, что эти деньги уходили в том числе и на твоё содержание, — отчеканила Эбигейл, из последних сил сдерживая гнев. — Да и потом… ты ведь не любишь Джорджа. И никогда не любила. Почему ты разговариваешь со мной в таком тоне? Я совсем тебя не узнаю.

Конечно, она не узнавала. Эбигейл привыкла к беспрекословному подчинению с моей стороны — я никогда не спорила с ней и уж тем более не смела дерзить. Но у всего в мире, как известно, есть свой предел. В том числе и у моего терпения. И дело даже не в деньгах. Точнее, не только в них.

— Я благодарна вам за всё, что вы для меня сделали, тётушка, но…

— Присядь, Элизабет.

Эбигейл подозвала служанку и велела девушке налить два бокала вина. В нашем доме не заведено пить с утра пораньше, но разговор, судя по всему, будет не из лёгких. Хотя в тот момент я не могла думать ни о чём другом, кроме как о судьбе бедной Джейн. О том, как пламя терзает её тело, как лопается её кожа и горит плоть. Мне казалось, что я чувствую удушающий запах паленого мяса. К глазам снова подступили слёзы. Бедная Джейн.

— Я знаю, каково тебе, — Эбигейл взяла мою руку, — знаю, что ты чувствуешь, и потому не сержусь. Но и ты должна понимать, — её голос сделался серьёзен, — что теперь любое общение с семьей Слеттери несёт нам угрозу. Я предвидела такой итог, и потому заранее расторгла твою помолвку с Джорджем. Ты сделала всё, чтобы уберечь Джейн от беды, но она была слишком глупа и упряма. А ты умна, я знаю это.

Меня всегда дико раздражала её привычка ходить вокруг да около, но сейчас это было просто невыносимо.

— Что вы хотите?

— Прежде всего, чтобы ты как следует отдохнула. Ступай в свою комнату, а я велю служанке принести тебе успокаивающий настой. И не спорь, — жёстко сказала она, прежде чем, я успела возразить. — Выспись, и мы обо всём поговорим.

Спорить с ней у меня не было сил, ни желания. Нужно ли говорить, что уснуть мне так и не удалось? Стоило закрыть глаза, как я видела корчующуюся в огне Джейн. Мы не были близки, но за пять месяцев нашего знакомства я успела к ней привязаться. И пусть порой меня раздражала её фанатичная привязанность протестантской вере, это никогда не стояло между нами. Но, неужели, она действительно не понимала, к чему идёт? Не думала о том, какие муки ждут её в Тауэре, и в каком положении после её казни окажутся мать и брат? Неудивительно, что Эбигейл расторгла помолвку, хотя, признаться, я, как бы подло это ни звучало, сама не решилась бы связать с Джорджем свою судьбу.

Однако, сорванная помолвка означала, что мне придётся остаться в доме Эбигейл на неопределённый срок. Тётя права, я никогда не любила Джорджа, но, не случись этой беды, он стал бы хорошим мужем, а мне не пришлось бы без конца слушать тётушкины жалобы.

Хотя, её тоже можно понять. Мои родители, которых я никогда не знала, были достойными людьми, но слишком рано ушли из жизни. Матушку унесла в могилу потница, когда мне не было и года, а отец безвестно сгинул во Франции ещё при короле Генрихе. У меня почти не осталось чётких воспоминаний о папе, лишь смутные обрывки, что никак не сложатся в единый образ. Я помню деревянную лошадь, которую он подарил мне на Рождество; запах его одежды; фиалки у пруда, где мы однажды гуляли; и то, как блестел на солнце его мушкет в день, когда он уезжал на войну. Я помню все эти детали, но не помню его самого — и сколько бы ни смотрела на портрет в своём медальоне, не нахожу в нём знакомых черт.

Так я и попала в дом тётушки Эбигейл. Не скажу, что она плохо ко мне относилась, но и душевной близости между нами так и не возникло. Моё воспитание и содержание было для неё скорее тягостной необходимостью, нежели зовом сердца. От отца мне досталось неплохое наследство, но, однако, в финансовых делах Эбигейл ничего не смыслила, и очень скоро мы остались почти банкротами. Когда дело едва не дошло до продажи фамильных драгоценностей, я приглянулась барону Рочфорду, старше меня на сорок три года. Эбигейл, конечно, не могла упустить такой шанс.

Барон был стар и болен, порой невыносимо капризным, как это часто бывает в преклонном возрасте, но в целом относился ко мне с теплотой, и даже больше как к дочери, нежели жене. Мои супружеские обязанности в большинстве своем сводились к присмотру за фактически немощным человеком. Спустя два года он тихо и без мучений отошёл в мир иной. Сохранив добрые отношения с его детьми от двух первых браков, я получила полагающиеся мне по договору деньги, и вновь вернулась под крышу тётиного дома в Патни. Будь у меня такая возможность, я приобрела бы собственный дом и зажила самостоятельной жизнью, но, увы, на такую роскошь моего наследства не хватало. Зато за это время, как выяснилось, тётушка набрала долгов, а кузен проигрался в карты, едва не доведя семью до полного разорения. Первым моим желанием было послать нерадивого братца ко всем чертям, но Томми, находясь в пьяном угаре, грозился свести счёты с жизнью, стоя в гостиной с отцовским мушкетом у виска, и одному лишь Богу ведомо, чем бы это кончилось.

— Я всё отдам, Бесси, — клялся Томас, стоя на коленях и целуя мне руки — отдам до последнего пенни, да не сойти мне с места, если я совру!

Стоит ли говорить, что земля не разверзлась под его ногами, и, вскоре этот толстый, неповоротливый увалень взялся за старое?

…Настали долгие безрадостные дни. Денег катастрофически не хватало, и лишь благодушием юного короля Эдуарда мы худо-бедно оставались на плаву. Тогда ещё было возможно оставаться при дворе, хотя и слепой видел, что слабый болезненный монарх долго не протянет. И когда в возрасте пятнадцати лет Эдуард последовал за отцом, началось то, чего боялась вся страна.

Юная Джейн Грей провела на троне всего девять дней, затем ещё год томилась в тюрьме, пока новая королева не решилась отправить шестнадцатилетнюю девочку на плаху. Над страной вновь раскинулось знамя католической Церкви.

Супруг Марии, король Филипп привёл с собой несколько тысяч испанцев, заполонивших Лондон подобно крысам. Гордые и надменные, они расхаживали по улицам, устанавливая свои порядки, что в конечном итоге привело к кровавым стычкам и последующими за ними расправами над протестантами. Взошли на костер Томас Кранмер и Хью Латимер, сложил голову на плахе Эдвард Сеймур… С маниакальной тщательностью Мария разрушала все, что создал её отец, король Генрих, когда-то также вытравивший под корень католическую веру, заменив её англиканской.

Оставаться при дворе, на глазах у фанатичной королевы и её советников, было равносильно самоубийству. Да и двор нынче стал не то, что прежде. Балы и рыцарские турниры почти не устраивались, роскошь и блеск сменились жёстким аскетизмом, и Уайтхолл застыл в тревожном напряжении. Казна пуста, в стране разруха и вот-вот вспыхнет восстание, на площадях полыхают костры, а на улицах, в тавернах и постоялых дворах не прекращаются стычки с испанцами.

В таких обстоятельствах лучше держаться подальше от двора, и, как бы ни относилась я к тёте Эбигейл, она была права, когда убедила нас покинуть королевский дворец.

…Я лежала с открытыми глазами, разглядывая балдахин над кроватью, но сон не шел. Джейн не была моей близкой подругой, но она понимала меня и всегда относилась с добротой. Бедные Джордж и миссис Слеттери — плевать на запрет Эбигейл, завтра же нанесу им визит. И всё-таки она явно что-то недоговаривала. И я понимала, что, кажется, знаю, что именно.

В очередной раз перевернулась на бок и закрыла глаза. Нужно попытаться уснуть, иначе голова разорвётся от мыслей. Утренние новости вкупе с нахлынувшими воспоминаниями сводили с ума. Я привыкла быть сильной и просчитывать всё на два хода вперёд, прежде, чем сделать шаг, но сейчас мне хотелось запереться в спальне, свернуться калачиком и снова стать маленькой девочкой. Чтобы папа был жив, целовал перед сном и дарил деревянные игрушки.

В какой-то момент усталость взяла своё, и я забылась глубоким сном, а когда открыла глаза, за окнами уже сгущались сумерки — стало быть, проспала весь день. Рядом с кроватью, на тумбочке, тускло коптила масляная лампа, оставленная служанкой, а в кресле лежало её рукоделие. Голова гудела, мышцы затекли, и вместо привычной бодрости, которую должен приносить сон, я чувствовала лишь ещё большую усталость.

— Мисс Элизабет, — дверь открылась, и в комнату зашла Мэгги с подносом, — проснулись, наконец. Вот, — она поставила поднос на тумбочку, — Боб приготовил ягнёнка в меду и тушёную репу. Пальчики оближешь!

Я никогда не страдала отсутствием аппетита, но сейчас одно лишь упоминание еды вызвало тошноту. Мэгги смотрела на меня с осуждением, качала головой и почти подсовывала под нос тарелку.

— Надо есть, мисс Элизабет, — строго сказала она. — Голодом себя заморить хотите? И так прозрачная, как русалка, того и гляди ветром унесёт.

Понимая, что она не успокоится, пока я не съем хотя бы половину того, что лежит на подносе, взяла тарелку и прибор. Наш повар Боб настоящий кудесник — одна из тётушкиных подруг даже пыталась переманить его себе, после чего Эбигейл, больше не звала её к нам в дом, но в тот день я была физически не в силах оценить плоды его стараний. Послушно забрасывала в рот куски, жевала, но не чувствовала вкуса.

— Мужчинам нравится, когда у женщины хороший аппетит, — философски заметила Мэгги. — В Нортумберленде говорят, что если жена хорошо ест, значит, родит сильного и крепкого наследника.

— Но мы-то не в Нортумберленде, — сказала я. — И, слава Богу.

Мэгги опустила глаза, и спешно попыталась увести разговор в другое русло повседневной болтовней, чем и выдала себя с потрохами.

— Мэгги, — строго сказала я, откладывая тарелку, — а ну-ка, посмотри мне в глаза.

Девушка виновато подняла голову.

— С чего это ты заговорила про Нортумберленд?

Я точно помнила, как несколько дней назад Эбигейл тоже болтала что-то о северном графстве, будто бы невзначай, но тогда пропустила это мимо ушей. Смутная догадка ещё не успела обрести форму, когда в спальню зашла тётушка. Мэгги было достаточно одного её короткого взгляда, чтобы всё понять и выйти из комнаты, оставив нас наедине.

Эбигейл закрыла дверь, плавно, точно кошка, подошла к кровати и присела на край. Мягко улыбнулась и взяла меня за руку. Она очень хотела показаться заботливой, но эта несвойственная ласка вызвала прямо противоположную реакцию.

— Я надеюсь, ты хоть немного отдохнула, — с той же заискивающей улыбкой сказала Эбигейл, поглаживая мою ладонь.

— Почему Мэгги говорила о Нортумберленде? — спросила я напрямую.

В отличие от служанки Эбигейл посмотрела мне в глаза.

— Потому, что скоро тебе предстоит туда отправиться, — спокойно ответила она. — Ты ведь так хотела уехать, — последнюю фразу тётушка произнесла почти с откровенной издёвкой.

Неясные домыслы, наконец, сложились в чёткую картинку. Эбигейл было совсем не обязательно продолжать, чтобы я всё поняла.

— Ты когда-нибудь слышала о Стенсбери из Фитфилд-Холла? — спросила она.

Стенсбери… Что-то знакомое. Хотя по большому счёту эта фамилия мне ни о чём мне не говорила — возможно, когда-то я слышала её при дворе, но точно сказать не могла.

— Вы нашли ещё одного богатого вдовца, дышащего на ладан? — я изо всех сил старалась, чтобы голос звучал спокойно, но получилось откровенно плохо. — Надеюсь, ему меньше восьмидесяти лет, а во рту остался хотя бы один зуб.

— Твой сарказм сейчас совершенно не уместен, Элизабет, — тётушка обиженно вздёрнула острый нос. — Но я рада, что ты воспринимаешь это как должное.

Эбигейл скверно разбиралась в людях, и уж тем более, не умела читать по лицам, хотя сама была убеждена в обратном. Я не воспринимала это как должное. Просто моя усталая, измотанная голова в тот момент ещё плохо соображает. Но одно было совершенно ясно — в скором времени мне вновь предстоит идти под венец.

Тётушка истолковала моё молчание на свой лад, и потому с энтузиазмом продолжила

— Ричард Стенсбери — виконт, — последнее она произнесла таким голосом, что здесь уместнее было бы слово «король». — Он владеет старинным имением и тремя сотнями акров земли впридачу.

Стенсбери, Стенсбери… Уж не тот ли, чьего отца отправили на эшафот ещё при короле Генрихе, а за три года до этого уличили в связи с женой собственного брата? Вот только я ничего не знаю о его сыне.

— Да, конечно, его отец был распутником и мятежником, но Ричард, говорят, совсем не похож на него.

На совести Эбигейл было много грехов, но она дорожила репутацией семьи и ни за что не отдала бы меня замуж за того, чьё имя покрыто позором.

— Я не стану выгонять тебя силой, но подумай сама, Элизабет: мы на грани разорения, в Лондоне каждый день полыхают костры, а тебе надо устраивать собственную жизнь. Я не могу и дальше содержать тебя, — тихо сказала она.

— Кто он такой? Чем живёт и какой у него нрав?

— Ему тридцать лет, он вдовец, и у него есть дочь, — отчеканила она, словно читала «Отче Наш», — живёт уединенно, в столице не бывает. А что же до характера… Я слышала, он довольно нелюдим, но не жесток и… — тётушка выдержала паузу, — говорят, весьма недурен собой. А, впрочем, что я тебе тут рассказываю… Вот, держи, — она протянула мне серебряный медальон на потемневшей цепочке. — Это прислала его кузина. Открой.

Внутри оказался портрет. Слишком маленький, чтобы разглядеть черты, да и художник, что писал его, судя по всему, не обладал особым талантом. И, честно говоря, выглядел этот Стенсбери… не очень. Впрочем, и моего первого супруга сложно было назвать эталоном красоты.

— А если я откажусь?

— Ты не откажешься, — Эбигейл посмотрела мне в глаза.

И она была права. Чёрт возьми, тысячу раз права.

— А что думает на этот счёт сам виконт?

— Думаю, ему всё равно. Но его дочери нужна мать, а Фитфилд-Холлу хозяйка. Его кузина, да хранит Господь эту женщину, взялась устроить ваш брак.

Иными словами, с самим Стенсбери Эбигейл так и не общалась. Собственно, в этом нет ничего удивительного — каждый второй союз заключается по такому сценарию. В таком важном вопросе, как объединение двух семей и их имущества, нет места любви. И, идя к алтарю с престарелым бароном, я не чувствовала себя несчастной, как, впрочем, и счастливой. Быть может, это далось мне так легко потому, что я ничего не знала о любви — во всяком случае, не более того, о чем писали в книгах. Но благородные рыцари и прекрасные дамы существуют лишь на страницах романов, а в реальной жизни все решают деньги и земли.

— Когда будет готов наш брачный контракт?

Эбигейл довольно улыбнулась.

— Он уже готов. Стряпчий Стенсбери доставил его на прошлой неделе. Тебе осталось лишь прочитать и подписать.

Интересно, как давно она затеяла это мероприятие? Но еще более занимательный вопрос — зачем виконту, судя по всему располагающему если не большим, то, как минимум приличным состоянием, брать в жену разорившуюся вдову?

Ответ нашелся быстро. Со слов тетушки семья виконта с недавних пор попала под пристальное внимание властей — полгода назад кузен Ричарда был обвинен в ереси, доставлен в Тауэр и вскоре казнен. И в такой ситуации брак с доброй католичкой помог бы существенно снизить риски.

— Я много лет знакома с Маргарет, его сестрой, — сказала Эбигейл за ужином. — Она достойная женщина.

— Однако, замуж мне предстоит выйти не за нее, — не удержалась я, но тетушка пропустила это мимо ушей.

— Ты уже изучила договор? — спросила она. — По-моему, условия вполне приемлемые.

— Я бы сказала, они даже слишком хороши. Но если он так рвется вступить в брак, нет ли опасности, что его тоже в скором времени собираются арестовать?

— Нортумберленд находится далеко, — успокоила Эбигейл, — а кузен Ричарда жил в Лондоне. Ну, так как? Что мне сообщить Маргарет?

В столовой повисла тишина, нарушаемая лишь потрескиванием дров в камине да храпом старой собаки.

— Что я согласна.

========== Глава 2. Добро пожаловать ==========

Все формальности были улажены за две недели. Эбигейл, так и не раскололась, когда именно она начала подготовку к этому мероприятию, но, то с какой быстротой все решилось, наталкивало на определенного рода мысли. Через три дня после нашего разговора из Нортумберленда пришло еще одно письмо — Маргарет писала, что приготовления к свадьбе уже начались, и это лишь убедило меня в том, что Эбигейл с самого начала знала, что я соглашусь.

По большому счету меня мало что связывало с Лондоном, а все детали будущего союза были четко прописаны в брачном контракте. Из личной прислуги у меня была только Мэгги, и я предложила ей отправиться со мной. Родственников у девушки не осталось, приданого тоже не было, а потому она с легкостью согласилась. Эбигейл даже не скрывала, что довольна таким раскладом — деньги заканчивались, и платить Мэгги жалованье с каждым месяцем становилось все труднее.

Доставить нас в Нортумберленд поручили дальнему родственнику со стороны матери, приходившегося мне, кажется, троюродным дядей. Все дорожные расходы, как и полагается в таких случаях взял на себя виконт Стенсбери. На те пять фунтов, что прислала Маргарет, купили провизии, лекарств и наняли карету с охраной.

Вещей у меня было немного, в основном те, что пошили еще года три назад, когда финансовое состояние еще позволяло баловать себя нарядами, да несколько платьев оставшихся от матери. Справедливости ради стоит отметить, что все они были добротного качества, ибо тогда мы еще жили при дворе, что само по себе обязывало выглядеть соответствующе. Все украшения поместились в две шкатулки среднего размера, самое же любимое — жемчужную подвеску, подаренную бабке самóй Анной Болейн, я носила практически не снимая и считала своим талисманом. Таким образом, все движимое имущество, которым я располагала, поместилось в пять сундуков — по нынешним меркам скромно почти до неприличия.

Оставляя тетушкин дом, я не испытывала ни тоски, ни сожаления, ровно как и не стыдилась этого — в конце концов, мы обе в какой-то мере испытывали облегчение. В путь двинулись ранним утром, Мэгги, уже полностью одетая, разбудила меня в половине пятого, принесла завтрак и помогла умыться.

Сидя в полутьме на кровати, я зябко ежилась от осеннего холодка, пробравшегося в комнату, даже сквозь запертые ставни. Поленья в камине почти догорели и уже не давали никакого тепла. Билл постарался на славу, очевидно, желая приготовить мне напоследок нечто особенно вкусное, но даже любимый омлет с вяленым мясом и нежнейшая булочка с медом не могли развеять тревогу. Я так жаждала покинуть дом Эбигейл, но страшилась будущего — что за человек этот Стенсбери? Будет ли он добр или жесток ко мне? Как примет меня его дочь и, как, в конце концов, сложится дальнейшая жизнь?

Минут через двадцать заглянула Мэгги и, убедившись, что я съела достаточно, помогла одеться и собрать волосы.

— Ничего, ничего… В дороге поспите, — говорила она, пока я отчаянно зевала.

Странное это было состояние — и волновалась и спать хотела.

Прощание было недолгим. Эбигейл и Томас по очереди коротко обняли меня на прощание, пожелав доброго пути и взяв обещание написать, как только доберусь. Билл, воспользовавшись моментом, передал сопровождающим еще несколько бутылок вина, свиной окорок и пять буханок хлеба. Все это не поместилось в багажное отделение и еду пришлось размещать в самом экипаже. Тепло попрощавшись со слугами, я села в карету. Махнула рукой…и задернула шторку. Уезжать, так уезжать.

Возница пришпорил лошадь, и мы тронулись в путь.

— Ну, вот и все Мэгги, — улыбнулась я, глядя в лицо компаньонки, тонувшее в темноте, — здравствуй, новая жизнь.

Колеса проваливались в дорожные выбоины, с хрустом ломали тонкий лед в замерзших лужах, и, кутаясь в шаль, я очень хотела выглянуть в окно, но что-то мешало мне это сделать. Чуткая Мэгги, видя мое состояние, протянула мне бокал подогретого вина.

— Спасибо, Мэг.

Теплый напиток мягко обволакивал нутро, и понемногу отгонял беспокойство. Усталость взяла свое, и я провалилась в сон еще до того, как экипаж выехал из городских ворот.

***

Казалось, мы ехали уже целую вечность. Последние несколько дней пейзаж за окном кареты почти не менялся — размытый от нескончаемых дождей тракт, жухлая трава, мертво припавшая к земле, да голые деревья, простирающие облезлые ветви к низкому серому небу. Иногда на пути нам попадались деревушки с одинаковыми, как на подбор лачугами и бедно одетыми, замызганными крестьянами.

Двумя днями ранее, миновав очередное безымянное поселение, мы стали невольными свидетелями расправы над протестантами. Прямо в поле, у железного шеста, обложенного ветками и соломой, сжигали сразу пятерых — троих мужчин и двух женщин. Их мучительные крики и едкий запах горящей плоти проникли в окна кареты, несмотря на то, что тракт пролегал не меньше, чем в сотне футов от места расправы. Возница пришпорил лошадь, чтобы шла быстрее, а Мэгги спешно задернула шторку и приложила к носу надушенный платок.

Мне уже доводилось видеть смерть — в семилетнем возрасте Эбигейл привела нас с Томасом на площадь, где сжигали католического проповедника. Тогда было сложно представить, что всего через несколько лет уже сами католики с благословения новой королевы будут уничтожать протестантов, точно смертельную заразу, паразитирующую на теле истекающей кровью Англии.

Меня не волновали религиозные распри ни тогда, ни сейчас — я помнила лишь лопающую от жара кожу и смрад паленого мяса. А еще крики. Кричали все, даже самые стойкие. Для меня так и осталось загадкой, зачем Эбигейл хотела, чтобы мы видели это — быть может для того, чтобы закалить наш характер или внушить страх перед монархом и осознание того, чем чревато неповиновение воле короля.

В какой-то момент, когда пламя уже охватило тело несчастного, я поймала его взгляд. Никогда в жизни не доводилось мне видеть ничего страшнее этих исполненных боли и ужаса глаз.

В тот день мы простояли на площади от начала до самого конца. Когда от тела нечастного, остались одни только черные кости, тюремные работники собрали пепел, кочергой подцепили за глазницу обгоревший череп, бросили всё в ящик из-под стрел и унесли прочь. От того, что ещё недавно жило и дышало, осталась лишь зола, разносимая ветром.

Ночью меня мучили кошмары, и в течение следующих двух недель старая нянька оставалась в моей комнате до утра.

— In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti. Amen [1], — быстро проговорила Мэгги и перекрестилась.

Я посмотрела на неё долгим взглядом, но ничего не сказала. Мне было известно, что семья Мэгги, как и многие, исповедовала протестантство, но с восшествием на престол Марии Первой, вновь обратилась в католичество. И трудно было судить её за это — кому охота попасть на костёр?

И всё же — где Истина? Одна вера, один Бог и… непримиримые разногласия относительно того, как следует Его почитать. Разногласия, погубившие столько жизней.

— Как хорошо, что ваш будущий муж добрый католик, — Мэгги взяла меня за руку и улыбнулась.

Я не сдержала горькой усмешки. «Добрыми католиками» резко стали все те, кто не желал разделить участь епископа Кранмера, одного из ярчайших представителей новой веры, верного соратника Генриха VIII, впавшего в немилость едва старшая дочь короля получила трон.

— Надеюсь, он обладает и другими достоинствами, — вздохнула я, открывая медальон с портретом, и уже в который раз разглядывая черты будущего супруга.

Как я уже говорила, выглядел он неважно — то ли художник был неумехой, то ли природа и в самом деле обделила виконта внешней привлекательностью. Невольно вспоминалась история одного монарха, заказавшего одному мастеру свой портрет дабы отправить его будущей невесте. Придворный живописец умудрился изобразить и без того неказистого монарха еще хуже, чем тот был на самом деле, но венценосный жених, очевидно, обладал неплохим чувством юмора. «Ну и славно! Кабы вы, господин хороший, сделали меня красавцем, миледи бы постигло жуткое разочарование, а так она увидит портрет, испугается, а когда мы встретимся, поймет, что не все так плохо», заявил король и, как показали дальнейшие события, оказался прав.

«С лица воду не пить», говорила Эбигейл и при всех наших разногласиях, в этом плане я была с ней солидарна. Внешние данные Стенсбери волновали меня в последнюю очередь, все, чего я хотела — безопасность для себя и своей семьи. Но сможет ли он дать мне ее?

***

Еще через пять дней мы пересекли границу Нортумберленда. Ночевали в гостиницах, а ранним утром, еще до рассвета, снова выдвигались в путь. И чем дальше забирались на Север, тем разительнее ощущался контраст со столичной жизнью. Климат, природа, люди и их нравы — все здесь было другим, словно мы были уже не в Англии, а в другой стране. Это был суровый, благодатный, но в то же время очень свободолюбивый край, и не зря монархи во все времена старались держать его под контролем. Именно здесь во времена короля Генриха вспыхнул Северный Мятеж, названный Благодатным Паломничеством и впоследствии жестоко подавленный. Интересно, были ли предки Стенсбери в числе его участников?

На шестнадцатый день нашего путешествия достигли деревушки с незатейливым названием Шейлоу, расположенной в двадцати милях от Фитфилд-Холла. Эти земли принадлежали виконту и, глядя из окна экипажа, я невольно отметила, что крестьяне жили здесь довольно неплохо, по сравнению с теми, которых мы видели ранее. Жилища их были скромны, одежда грязной и бедной, но в то же время от голода они явно не страдали, учитывая даже то, что год по всей стране выдался неурожайным.

— К вечерней службе, коли все будет благополучно, доберемся до замка, — сказал возница.

Мэгги тотчас засуетилась и принялась приводить меня в порядок — заново собрала прическу, достала из-под сиденья туалетную шкатулку с румянами, духами и лавандовой водой для лица.

— Эх, жалко, платье помялось, — досадовала она, заплетая в мои волосы тонкую золотую цепочку, оставшуюся еще от мамы.

Утром, когда мы покидали очередной постоялый двор, Мэгги раз двадцать поправила на мне темно-синее платье из дамаста и муслина, явно не предназначенное для дороги. В течение дня я максимально распустила тугую шнуровку на спине, но жесткий корсет под ним все равно сдавливал грудь, и к вечеру ребра напомнили о себе тягучей ломотой.

— Почти приехали! — зычно крикнул кучер. — Вон уже и крыши виднеются.

Выглянув в окно, я увидела квадратные башни, почти сливающиеся по цвету с темнеющим небом. Вдалеке горели огни.

— Все будет хорошо, — Мэг ободряюще улыбнулась. — Прекрасно выглядите, леди Элизабет.

Что-что, а собственный внешний вид волновал меня в последнюю очередь. Отступившая было тревога снова сковала тело — сердце истово заколотилось, ладони вспотели и предательски засосало под ложечкой. То же самое я испытывала в день встречи с первым покойным супругом, и сейчас забытые ощущения вернулись.

Возница сбавил ход, и через несколько минут мы услышали скрип открывающихся ворот.

— Дай мне вина, Мэгги.

Служанка понимающе кивнула и молча наполнила бокал. Я выпила его содержимое в два глотка и наспех протерла губы платком.

— Спасибо.

Экипаж остановился. Пора.

Я слышала, как спрыгнул с облучка кучер и как захрустел под его сапогами лед на мерзлой земле, а через несколько секунд открылась дверь. С улицы на меня дохнуло зябким холодком — на дворе стояло четвертое декабря, и в последние несколько дней ударили заморозки.

Вложила ладонь в протянутую руку и спустилась по ступенькам. Карета остановилась у парадного крыльца. В темноте было трудно определить размеры замка, но с первого взгляда стало ясно, что они внушительны. От центральной части выступали вперед два крыла с плоскими башнями и арочными окнами, а по правую руку виднелись смутные очертания пруда.

У подножия ступенек стояли люди, и в первые секунды мне показалось, что их целая толпа — в действительности же нас встречали десять человек. Впереди всех стояла женщина, в коричневом платье. На вид она казалась ровесницей Эбигейл, и, судя по всему, это и была та самая Маргарет.

— Леди Элизабет, — сказала она, когда мы подошли, — добро пожаловать в Фитфилд-Холл.

Комментарий к Глава 2. Добро пожаловать

[1] “Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь” (лат.)

========== Глава 3. Откровенность за откровенность ==========

— Леди Маргарет, — я улыбнулась и склонила голову в легком поклоне, — рада с вами познакомиться.

Она тепло улыбнулась в ответ и, как мне показалось, сделала это совершенно искренне — ее голубые глаза смотрели приветливо и доброжелательно. Вблизи она выглядела несколько моложе тетушки, очевидно, ей было где-то около сорока иличуть больше. Светлая кожа не растеряла былой красоты, и даже тонкая сетка морщинок в уголках глаз нисколько ее не портила. Из-под темно-коричневого гейбла [1] выглядывали иссиня-черные волосы, ухоженные и блестящие. Наряд ее был пошит качественно и со вкусом, но явно не меньше десяти лет назад и, возможно, был одним из лучших в гардеробе.

Попутно со всеми этими наблюдениями я вглядывалась в лица людей за ее спиной, пытаясь угадать, кто из них мог оказаться хозяином, хотя, будь виконт здесь, он наверняка бы встретил меня лично. Маргарет перехватила мой взгляд и понимающе улыбнулась.

— Ричард задерживается, — сказала она, беря меня под руку, — думаю, будет здесь где-то через час.

Что ж, может, оно и к лучшему решила я, пока мы поднимались по ступеням. Будет время привести себя в порядок.

Выстроившиеся живым коридором слуги приветствовали меня и заодно почти беззастенчиво разглядывали, наверняка успев оценить стоимость платья, украшений и манеру держаться. Собственно, точно так же, как и в столице, ничего нового.

Мы шагнули под своды холла и оказались в просторном помещении, размеры которого из-за скудного освещения оценить было трудно, и от этого зал казался еще больше. Тут и там виднелись арочные проемы, уводящие в соседние комнаты, а прямо по центру поднималась широкая лестница, раздваивающаяся надвое и огибающая колонну. На уровне второго этажа она переходила в галерею с балюстрадой. Ничего себе! По сравнению с этим наш дом в Патни выглядел почти игрушечным.

— Да, осенью и зимой у нас здесь довольно холодно, — сказала Маргарет, заметив, как я поежилась, — поэтому мы стараемся запасти побольше дров, чтобы как следует протопить комнаты. Не беспокойтесь, леди Элизабет, в спальнях гораздо теплее, к тому же мой брат позаботился о добротных одеялах.

— Это очень мило с его стороны.

— Замок старый, нуждается в ремонте и, мы, по мере сил решаем эту проблему, — она посмотрела на меня. — Фитлфилд-Холл замечательное место, и я уверена, вы полюбите его, ему просто не хватает женской руки.

Особого уюта здесь и, правда, не ощущалась. В былые времена, возможно, имение, возможно, выглядело иначе, но сейчас остатки былой роскоши соседствовали с откровенным запустением.

— Стол накроют через час, а пока служанки проводят вас в ваши комнаты. Они на втором этаже.

У подножия лестницы терпеливо ждали две девушки, одетые в одинаковые темно-синие платья.

— Леди Элизабет, — одна из них, та, что выглядела постарше, шагнула вперед, — меня зовут Дороти, а это Мейбл, — представилась она. — Позвольте проводить вас.

Краем глаза я заметила, как нахмурилась моя Мэгги и не сдержала улыбки — неужто, и впрямь ревнует? Уж кого-кого, а ее я не променяю даже на самую лучшую компаньонку.

Отведенные мне комнаты располагались в правом крыле, почти в самом конце длинного коридора. По дороге к спальням я выглядывала в окна, но в кромешной темноте ничего нельзя было разглядеть — лишь ветви деревьев на фоне чернильно-синего неба да растущий полумесяц над ними.

— Благодарю, — я отпустила девушек, как только мы пришли, — можете идти отдыхать, моя компаньонка поможет мне привести себя в порядок.

Спальня оказалась на порядок больше, чем в лондонском доме, что и неудивительно, учитывая размеры Фитфилд-Холла. По центру, у стены стояла массивная дубовая кровать с расшитым на французский манер балдахином и заправленная свежим бельем. По левую сторону, почти незаметная, если бы не блестящая ручка, дверь, ведущая, очевидно, в каморку для прислуги. Напротив, у другой стены, искусной работы трюмо с разложенными на нем гребнями, расческами и прочими принадлежностями. Справа от кровати ширма, заглянув за которую я увидела ванну и табурет. Окна эркера выходили на парадный двор, открывая вид на пруд с каменным мостиком и беседку. Подоконник был переделан в кушетку.

— Какие роскошные покои! — восхищалась Мэгги, оглядываясь вокруг, — похожи на те, что были у вас при дворе, правда?

— Здесь уже кто-то жил, — ответила я. Совсем не похоже, что их обставили к моему приезду. — Возможно, первая супруга виконта.

Мэгги сложила руки на груди и боязливо посмотрела по сторонам.

— Ууу… привидений боюсь, — сказала она. — Один из гвардейцев в Уайтхолле говорил мне, что виден призрак Катерины Арагонской, когда делал обход.

— Ну, что ж, если здесь водятся привидения, мы попробуем с ними договориться, — пошутила я. — А сейчас помоги мне переодеться и заново собрать прическу.

На ванну, как бы сильно ни хотелось мне ее принять, времени не оставалось, а опаздывать к и без того позднему ужину, было бы некрасиво.

Все то время, пока Мэгги возилась с моим нарядом и волосами, я, как могла пыталась унять волнение. Совсем скоро мне предстоит увидеть виконта. Какой он из себя? И какое мнение сложится у него обо мне? В мутном зеркале отражалось вполне привлекательное, но какое-то чересчур бледное лицо, и я добавила немного румян. Негоже выглядеть перед будущим супругом бледной поганкой.

К моменту, когда Мэгги внесла последний штрих в незатейливую прическу, мне почти удалось настроить себя на нужный лад. В конце концов, это мой второй по счету брак, да и мне самой уже не пятнадцать.

Несмотря на спешку, мы все равно немного задержались и по дороге к лестнице ускорили шаг. Наверняка все, в том числе и виконт, уже собрались.

— Черт бы побрал этого трактирщика!

Я резко остановилась у ступенек. Внизу, посреди холла стоял мужчина в мокром плаще и шляпе с поникшими от воды полями. Он снял убор, поднял голову, и мы встретились взглядами. И, да, это был виконт. Сверху лица его мне было не разглядеть, но сходство с портретом в медальоне угадывалось, хоть и весьма относительное.

Воцарилась гробовая тишина. Я растерялась, не зная, как лучше поступить — спуститься вниз, или дождаться, когда он сам поднимется ко мне, но, к счастью, Маргарет, услышавшая, как хлопнула дверь, вышла в холл.

— Ты как раз вовремя, кузен, — улыбнулась она, помогая ему снять мокрый плащ, — стол уже накрыт, — на этих словах Маргарет подняла голову и увидела меня. — Леди Элизабет! Спускайтесь скорее.

Мэгги легонько толкнула меня в спину.

Сопровождаемая взглядом угрюмых карих глаз, я спустилась вниз.

— Добрый вечер, миледи, — сказал он, протягивая мне руку и помогая преодолеть последнюю пару ступенек. — Прошу меня извинить, что не встретил вас по приезду. Были неотложные дела в городе.

— Все в порядке, — улыбнулась я, исподтишка разглядывая будущего мужа. — Ваша кузина обо мне позаботилась.

Руки у него были крепкие, мозолистые, и, совершенно очевидно, хорошо знакомые с физическим трудом.

— Что-то не так? — спросил виконт, заметивший мой заинтересованный взгляд.

— Нет-нет, — успокоила я и зачем-то добавила, — в жизни вы гораздо лучше, чем на портрете.

Леди Маргарет и находящиеся рядом служанки хихикнули. Черт! Вот кто меня за язык тянул?

— Так вы полагаете, я хорош собой? — хмыкнул он, вскинув бровь.

Раз уж я ляпнула, что в голову пришло, менять тему было бы проявлением робости.

— Вполне.

Не слишком высок, но крепкого сложения, с темными отросшими волосами, распрямившимися под тяжестью воды, но все равно упорно вьющимися. Угрюмое выражение удивительным образом сочеталось с мягкими чертами лица, и в его взгляде на меня я не могла прочитать ничего кроме естественной заинтересованности.

— Идемте же за стол, а то ужин остынет, — сказал он, беря меня под руку. — Как прошла ваша дорога?

— Благодарю, хорошо. Правда, немного утомительно, — я поняла, что лукавить с ним не имело смысла, — еще никогда не уезжала так далеко от дома.

— Теперь ваш дом здесь, леди Элизабет, — сказал виконт с неожиданной жесткостью.

Он отодвинул стул.

— Садитесь.

Следующие несколько минут прошли в молчании. Голод взял свое, и я с удовольствием принялась за еду, размышляя попутно, что за человек достался мне в супруги. В нем не читалось жестокости, но в то же время было совершенно очевидно, что виконт привык держать все под контролем, и обитатели дома подчинялись ему беспрекословно. Мой прежний муж был человеком иного склада — мягкий, уступчивый и, за три года нашего брака, управление поместьем, включая финансовые дела, лежало на моих плечах. Но здесь, судя по всему, царили иные законы.

— А где ваша дочь? — я только сейчас вспомнила о девочке, — разве она не спустится к нам?

— Энни немного приболела, — объяснила Маргарет и тотчас успокоила, — ничего серьезного, просто легкая простуда, и я уложила ее пораньше.

— Анна, — коротко поправил Стенсбери. — Ее зовут Анна. Энн. Но не Энни.

Так-так. Стало быть, девочку он тоже держит в ежовых рукавицах. Мне, выросшей в любви и ласке, пусть и совсем недолгой, стало жаль малышку.

— Кстати, спасибо за комнаты, что вы выделили мне. Они прекрасны.

Виконт посмотрел на меня.

— Это спальни моей матери, — сказал он. — У нее был хороший вкус. Я рад, что вы довольны. Впрочем, если хотите, можете там все поменять.

Уфф… Ну, слава Богу, хоть не его покойной жены. В призраков я не верила, но боялась.

— Не стоит. Мне все очень нравится.

В течение следующего получаса Маргарет рассказывала мне о жизни в графстве и деревне, вводила в курс дела и поинтересовалась, как дела у тетушки и кузена. Мы говорили ни о чем и обо всем, Стенсбери же за все это время произнес едва ли и пару-тройку фраз.

Под конец Маргарет, решив, очевидно, дать нам возможность поговорить наедине, отправилась спать, пожелав спокойной ночи и пообещав завтра провести экскурсию по замку. Мне не хотелось, чтобы она уходила — в ее присутствии я чувствовала себя увереннее.

— Почему вы решили жениться на мне?

Стенсбери взял кубок и отпил вина. Вопрос, судя по всему, стал для него неожиданным.

— Потому что Маргарет порекомендовала вас как честную добропорядочную девушку, — ответил он. — И что у вас есть опыт ведения хозяйства. А большего мне и не нужно.

Я и не ожидала, что он начнет рассыпаться в комплиментах, но все же слышать это было немного обидно.

— А почему вы согласились стать моей женой и уехать на край страны?

— Потому что мне до смерти надоело жить под тетиной крышей, — в таком случае, я тоже не стану приукрашивать действительность, — сестру моего несостоявшегося мужа отправили на костер как еретичку, и в Лондоне оставаться опасно.

— Справедливо, — заметил он.

В горле у меня пересохло. Не став вызывать прислугу, самостоятельно налила себе вина и сделала большой глоток.

— Я и не жду, что вы полюбите меня, виконт Стенсбери, но даю вам слово, что буду вам хорошей женой и сделаю все, чтобы вы не пожалели о своем выборе.

Он посмотрел на меня и улыбнулся. Впервые за весь вечер. Точнее, уже ночь.

— Рад это слышать, леди Лесли. В таком случае, думаю, мы с вами поладим.

Комментарий к Глава 3. Откровенность за откровенность

[1] гейбл (он же “тюдоровский чепец) - английский женский головной убор XVI в.

========== Глава 4. Сильные и слабые ==========

Утомительная дорога и напряжение последних дней сделали свое дело — я провалилась в сон почти сразу, едва только моя голова опустилась на подушку. Не помню, что именно видела в ту ночь, но поутру была готова поклясться, что в моем сне присутствовал виконт.

Мэгги разбудила меня, когда уже окончательно рассвело, и обитатели дома успели позавтракать.

Служанка распахнула тяжелые бархатные драпировки, и в спальню хлынуло мутное осеннее утро. Сквозь густые белые облака пробивалось уже не греющее солнце, местность тонула во влажном тумане, и дальше десяти футов ничего нельзя было разглядеть. Из приоткрытого окошка доносились голоса дворовой челяди, хлюпанье грязи под ногами и сердитое карканье ворон на облетевших каштанах.

Я стояла у окна, кутаясь в теплый османский халат, оставшийся еще от матери — подарок жены турецкого посла, в те времена, когда матушка с отцом жили при дворе короля Генриха.

— Думаю, сегодня вам стоит выбрать платье потеплее, — сказала Мэгги, роясь в неразобранных сундуках. — Как насчет синего?

— Пусть будет синее, — равнодушно ответила я.

За ширмой уже стояла горячая ванна, и, это оказалось самым приятным моментом за утро — последние две недели я мечтала о возможности нормально помыться, не дрожа от холода в старой лохани на очередном постоялом дворе.

— Как вам виконт, миледи? — наконец решилась спросить Мэгги, пока натирала мне спину.

— Лучше, чем на портрете, — пока это было единственное, что я могла о нем сказать.

— Если отправитесь сегодня на прогулку, не забудьте взять горячего эля, — посоветовала она. — Вы ведь поедете вместе с виконтом?

Хороший вопрос… Прошлым вечером Стенсбери и словом об этом не обмолвился, но если сегодня мне удастся застать его дома, обязательно попрошу — заодно и узнаем друг друга получше.

…Внизу уже заканчивали накрывать стол. Вокруг суетились две служанки, судя по всему, мать и дочь; увидев нас, добродушно поприветствовали и почти не скрывали своего любопытства. Будь здесь Эбигейл, она наверняка бы отчитала обеих за неподобающее поведение, но меня происходящее развеселило. В них не было столичной чопорности, а дисциплина в Фитлфилд-Холле, очевидно была не такой жесткой, как в тетушкином доме. Странно, я думала, такой суровый хозяин, как виконт, держит все в ежовых рукавицах.

— Мастер Стенсбери отбыл в деревню, — сообщила та, что помоложе, — велел пожелать вам от его имени доброго утра, а еще передал, что вернется к обедне и ждет вас на прогулку.

— Хорошо, — кивнула я и обратилась к Мэгги, — когда поешь, приготовь мою накидку и дорожные сапоги.

При свете дня имение выглядело чуть менее мрачно, но тишина вокруг нагоняла сон.

— А где же леди Анна? Она уже позавтракала?

— Маленькая мисс еще не спускалась, — сообщила та же служанка и, прежде, чем успела добавить что-то еще, в холле раздался топот.

Миг спустя в арку вбежала темноволосая девочка лет шести-семи, но, увидев нас, замерла на пороге.

— Доброе утро, — улыбнулась я. — Ты, должно быть, Анна?

Не сводя с меня настороженного взгляда, малышка медленно кивнула.

— Совершенно верно, миледи, — она, впрочем, на удивление быстро взяла себя в руки и сделала неуклюжий книксен. — А вы Элизабет?

— Верно.

Анна прошла в комнату и уселась напротив. Я не знала, как выглядела ее мать, но сразу поняла, что свою внешность девочка унаследовала от отца. Те же непослушные смоляные кудри, карие глаза и форма бровей. Передо мной сидела маленькая копия виконта, только с более мягкими, нежными чертами лица — вырастет, станет настоящей красавицей.

— Вы будете моей мачехой? — спросила она без обиняков и деловито пояснила. — Так сказал папа.

— Буду, — ответила я, чувствуя себя немного не в своей тарелке.

Смотрела на нее и пыталась понять, какое произвела впечатление. В лице маленькой Анны не читалось неприязни, но вместе с тем она глядела с недоверием и изучала меня не по-детски серьезным взглядом.

— А вы добрая или злая? Просто в сказках мачехи всегда злые.

— Леди Анна! — служанка, та, что была постарше, негодующе всплеснула руками.

— Не мешай нам, Агата, — строго сказала девочка, и в этот момент ее сходство с виконтом стало еще очевиднее.

— Надеюсь, что добрая, — ответила я. — Хотя, со стороны, конечно, виднее. Твоя тетушка говорила, что тебе нездоровится. Как твое самочувствие?

— Уже лучше, миледи, — очень по-светски сказала она, — благодарю вас.

— Ты, наверное, очень любишь сказки, — я не оставляла осторожных попыток разговорить ее.

— Только те, что про рыцарей и войну, — ответила, принимаясь за еду.

— Хм… Это здорово, хотя и необычно, ведь большинство девочек любят истории о принцессах и принцах.

— Большинство девочек дуры, — неожиданно сказала Анна.

Агата снова всплеснула руками, а я едва сдержала смешок. Этой малышке палец в рот не клади — откусит и не подавится.

Мы еще перебросились несколькими фразами, но в целом же разговора не получилось. Анна смотрела на меня без враждебности, но явно не доверяла, что и понятно. И все же, все прошло, лучше, чем я опасалась, а время найти общий язык у нас еще будет.

Сразу после завтрака пришла Маргарет и извинилась, что не успела лично познакомить нас с Анной.

— Замок у нас небольшой, но дела найдутся всегда, — улыбнулась она, — скоро и вы это поймете.

— Тогда, может быть, устроите мне экскурсию? Чем раньше я здесь освоюсь, тем быстрее смогу приступить к делам.

Моя энергичность явно пришлась ей по душе. Она отправила Анну со служанкой наверх, и мы начали осмотр.

— Я покажу вам все, что внутри, а уж снаружи прогуляетесь вместе с Ричардом. Заодно и воздухом подышите.

На первом этаже располагались в основном «официальные» помещения — холл и столовую я уже видела, и от нашего лондонского дома они отличались лишь размерами, а вот гостиный зал произвел впечатление.

Большие окна и уходящий ввысь сводчатый потолок, массивные железные канделябры под ним, гобелены на каменных стенах и огромный камин у дальней стены — в лучшие дни здесь без стыда можно было принять и самого короля. Но сейчас Фитфилд-Холл переживал явный упадок, и некогда роскошные покои выглядели тоскливо.

— Замок был построен в пятнадцатом веке, и славился на всю округу, — вздохнула Маргарет, — а я еще помню, как родители принимали здесь короля Генриха и его супругу Екатерину Говард, во время их визита на север.

На несколько секунд я представила сияющий огнями зал, музыку и голоса, сливающиеся со звоном кубков. Маргарет закашлялась и наваждение исчезло. Тени прошлого растворились в мутном дневном воздухе, обратились пылью и растаяли без следа.

— Завтра же отдам распоряжение готовить его к вашей свадьбе. У вас есть какие-то предпочтения в этом плане?

Я до сих пор не осознала, что скоро мне предстоит стать женой виконта, а уж о деталях праздника не думала и подавно.

— Пусть все пройдет в традициях вашей семьи, — ответила я. — Полагаюсь на ваш вкус, миледи.

— О, можете звать меня просто Маргарет! — отмахнулась она, без сомнения, довольная моим ответом. — Я уже разослала доверенных лиц нашим друзьям и важным людям. Ричард, правда, не хотел пышного торжества, да его и не будет, но как же без праздника? Да и надо же, в конце концов, представить вас местным благородным господам?

Моя свадьба с мистером Лесли обошлась почти в двести пятьдесят фунтов, что составляло половину его годового дохода, но баронет был человеком состоятельным и имел приличные накопления, чего не скажешь о виконте. И меньше всего мне хотелось подрывать и без того сложное положение, учитывая то, что стараниями тетушки и кузена от моих собственных накоплений почти ничего не осталось.

— Так ли уж необходимо официальное торжество? Быть может, стоит пригласить самых близких и доверенных?

— Народу и так будет немного, — успокоила Маргарет. — Так что о деньгах не беспокойтесь.

— Мне бы не хотелось доставлять вам трудности.

— Нам, — тут же поправила Маргарет. — Совсем скоро, Элизабет, вы станете членом нашей семьи и хозяйкой Фитфилд-Холла.

Мне не хотелось, чтобы она думала, будто я прямо сейчас собираюсь взять все в свои руки, и оттеснять ее на второй план, а потому поспешила внести ясность.

— Я планирую заниматься лишь тем, что требует от меня статус виконтессы и жены вашего кузена, но ничего сверх того. Это ваш дом, ваша земля, и я не хочу устанавливать здесь новые порядки.

Но Маргарет и не думала сердиться. Посмотрела на меня и устало улыбнулась.

— Возможно, Лиз, «новые порядки» это как раз то, что необходимо Фитфилд-Холлу. — Она огляделась вокруг. — Посмотрите, он будто застыл во времени, а ведь когда-то здесь вовсю кипела жизнь.

В течение следующего часа мы обошли весь замок — Маргарет показала мне второй и третий этажи, с каминными залами, гостевыми спальнями, кабинетами, библиотекой и укромными уголками. Мансарды в дальней части, где находились комнаты прислуги и складские помещения, забитый старыми вещами огромный чердак, охватывающий весь дом; флигель сторожа и амбары во внутреннем дворе — увиденное без сомнения меня впечатлило.

Когда мы вернулись в дом, в столовой нас ждал виконт. Сегодня он казался менее угрюмым, чем вчера, но таким же серьезным и сосредоточенным, а еще, похоже, его что-то волновало, и вряд ли это было связано с грядущей свадьбой.

— Вижу, Маргарет уже показала вам замок? — он щелкнул пальцами, подзывая слугу, и жестом велел налить себе подогретого эля. — Не утомились?

— Еще даже не обед, — ответила я, — а вот вы выглядите уставшим. Может быть, стоит перенести прогулку?

— Чушь, — резко отмахнулся он. — Я раздосадован, но, смею заверить, нисколько не устал.

— И что же вас раздосадовало? — спросила я, надеясь, что не стала тому причиной.

— Вы здесь не при чем, — ответил он, прочитав мои мысли. — И не забивайте этим голову. А развеяться мне сейчас будет совершенно не лишним, да и вам следовало бы прогуляться, вы сегодня бледнее, чем вчера, — бесцеремонно заметил Стенсбери. — Но одевайтесь теплее, не хватало только, чтобы схватили простуду перед самой свадьбой.

Еще вчера я поняла, что виконт — человек прямолинейный и не умеющий льстить, но все же его замечание относительно моего внешнего вида немного задело. Да и то, что он по сути не дал мне возможности отказаться от прогулки (и, неважно, я сама этого хотела), тоже было весьма показательным.

— Хорошо. Буду готова через четверть часа.

Спустившись в холл, я никого не обнаружила — Стенсбери ждал меня во дворе. Рядом стояли две лошади, и суетился конюх, заканчивая седлать великолепную кобылу гнедой масти. Не то, что бы я была экспертом по части скакунов, но хорошую лошадь могла определить с первого взгляда, и та, что стояла сейчас у конюшни, была прекрасна.

— Шотландская порода, — сказал виконт, поймав мой взгляд. — И досталась по сходной цене. Купил ее у одного епископа. — Он посмотрел на меня. — Теперь она ваша. Считайте это свадебным подарком.

— Спасибо, — искреннее поблагодарила я, когда подошла ближе.

Коснулась шелковистого бока, провела пальцами по жесткой густой гриве… В Лондоне у меня не было собственной лошади, а те, которых запрягали в экипаж, не в счет.

— Она прекрасна.

Виконт посмотрел на меня и коротко улыбнулся.

— Рад, что угодил вам, миледи. — Он похлопал по старому кожаному седлу. — Принадлежало моей покойной жене, и в нем давно никто не ездил, но оно еще крепкое. Я выписал из города новое, и его доставят через пару недель.

— Все в порядке, — успокоила я, хотя от осознания, что последняя, кто сидел в нем, была ныне умершая женщина, стало немного не по себе. Неужто, становлюсь суеверной, как наша лондонская кухарка Берта?

Мы выехали за ворота, свернули на размытую дорогу и направили коней в сторону леса. Точнее, направил Стенсбери, а мне оставалось лишь последовать за ним. Некоторое время ехали молча — разгулявшийся ветер обжигал лицо и говорить было трудно. Воспользовавшись этой тишиной, я рассматривала унылый осенний пейзаж, пытаясь представить, как выглядят эти места в теплое время года. По обеим сторонам вдоль тракта тянулись вересковые пустоши, летом, должно быть, утопающие в зелени и цветах, но сейчас являющие серую, безрадостную картину.

Облетевший лес все приближался, и через несколько минут мы оказались под его сводами. Ветер стих, сменившись новыми звуками природы — треском сухих веток под копытами лошадей, шорохами, редким чириканьем сонных птиц, но в целом же нас окружало безмолвие.

— Летом здесь гораздо лучше, — это было первое, что сказал виконт за время нашей прогулки. — Будучи мальчишкой, я часто играл здесь с Маргарет и ее братом, моим кузеном. — В его лице мелькнула затаенная грусть, смешанная со злобой.

Эбигейл рассказывала мне о нем — около года назад его обвинили в ереси, заключили в Тауэр, где спустя три недели обезглавили, заменив сожжение, на более мягкий приговор.

Говорить об этом вслух я, разумеется, не стала, и увела разговор в другое русло.

— И во что же вы играли?

Виконт посмотрел на меня и улыбнулся. Третий раз за время нашего знакомства.

— В лесных разбойников. Я был Робином Гудом, а Фрэнсис Малышом Джоном. Как-то раз мы умудрились здесь заблудиться, и слуги отца нашли нас лишь глубокой ночью. — Он усмехнулся. — Ох и влетело же нам тогда…

— А я однажды убежала от гувернантки и отправилась в город с детьми ремесленника, что жил на соседней улице. Мы весь день прошатались по Лондону, где они учили меня просить милостыню и воровать хлеб у торговцев. После этого Эбигейл заставила меня тридцать раз прочитать «Отче Наш» на латыни, стоя при этом на горохе.

— Ваша семья всегда была католической? — Стенсбери вдруг резко сменил тему.

— Да, — на всякий случай соврала я, делая это, впрочем, без лишнего фанатизма.

— Наверное, тяжело было принять новую веру? — будто бы невзначай спросил он.

— Меня тогда и на свете не было, — говоря это, я не лукавила, — а потом… король Генрих был по большому счету лоялен к папистам, если те открыто не выступали со своими взглядами.

— И все же, когда на трон взошла Мария вы покинули двор, — заметил он.

Я ждала, что Стенсбери сейчас спросит «Почему?», но этого не произошло. Значит ли это, что он проверяет меня? И если да, то на что? Сомневается в искренности моих убеждений? Я с самого начала знала, что виконт и его семья католики, но ни он, ни Маргарет не были похожи на фанатиков и даже просто истово верующих, хотя на стенах в Фитфилд-Холле и висели распятия.

— Жизнь при дворе требует денег, а у нас их, как вы знаете, в последнее время не хватает. Вот и пришлось потуже затянуть пояса, да и Эбигейл устала от шумной придворной жизни.

Он повернулся ко мне.

— Наверное, мне следует извиниться за то, что лезу не в свое дело, — сказал Стенсбери. — Но я повторю то же, что и вчера. Очень скоро, леди Лесли, вы станете моей женой, и я надеюсь, что между нами не будет тайн. Я не терплю лжи.

От его взгляда у меня по спине пробежал холодок. В голосе виконта не слышалось угрозы или недовольства, но я не сомневалась, что в гневе он страшен и лукавства не простит.

— С чего вы решили, что я буду вам лгать? Вы в чем-то подозреваете меня?

— Нет, — ответил он, глядя мне в глаза, — просто говорю, как есть. Будущим супругам лучше знать все друг о друге заранее, не находите? Не хочу, что бы вы боялись меня, а вы боитесь, я это вижу. Так вот знайте, мне вы можете говорить все, что думаете, даже если это не совпадает с моим мнением. Лучше так, чем ложь и притворство.

— Да, я опасаюсь вас, — отпираться теперь не было смысла. — Опасаюсь, потому что совсем не знаю, вы угрюмый и немногословный, хотя и не кажетесь жестоким. У меня не такой уж большой опыт общения с мужчинами, а мой покойный супруг был человеком совсем иного склада.

Теперь Стенсбери глядел на меня с явным интересом. Наверное, не ожидал, что я и в самом деле скажу то, что думаю, но, было совершенно ясно, что это пришлось ему по душе.

— Да, я и впрямь не очень общителен, — признался он, — но не кажется ли вам, что это лучше, чем пустая болтовня? Особенно для мужчины.

— При дворе каждый второй болтун, — сказала я. — И немало доносчиков, которые с радостью превратно истолкуют любые ваши слова. Нет ничего, чего нельзя извратить дурным пересказом. И это еще одна причина, по которой мы покинули дворец.

За разговором я и не заметила, как мы выехали на небольшую поляну, в центре которой темнело озеро. Заросшие рогозом берега полого спускались к воде, на поверхности которой недвижимо застыли опавшие листья и мелкие ветки. На противоположной стороне стояла на одной ноге мокрая от дождя цапля, зорко выглядывая неосторожных лягушек.

— Если вы жили при дворе, то, должно быть, слышали о том, что произошло с Фрэнсисом, — сказал виконт, устремив взгляд на черную гладь.

— Да, — я не хотела заводить об этом речь, но если он сам заговорил, значит, то было ему необходимо. — Мы не были знакомы, но мне, правда, очень жаль. Примите мои соболезнования.

— Его тоже арестовали по доносу, — будто не слыша меня, продолжил виконт. — Фрэнсис был хорошим, но не умел держать язык за зубами. Увы.

Цапля выследила, наконец, зазевавшегося лягушонка, молниеносно ухватила бедолагу клювом и тотчас проглотила.

— Его оклеветали?

— Нет, — тихо сказал Стенсбери после короткой паузы. — Он был протестантом.

На несколько мгновений воцарилась тишина. Не насытившаяся цапля снова заняла выжидательную позицию у берега, хищно двигая маленькими черными глазками.

— И… — я не была до конца уверена, стоит ли спрашивать о таком, но раз виконт хочет, чтобы я говорила начистоту, все же спросила, — как вы относились к этому?

Стенсбери повернулся ко мне. Наши взгляды встретились.

— Он был моим кузеном.

— Вы, верно, очень любили его, — я подошла поближе и коснулась затянутой в кожаную перчатку руки.

— Да… — медленно ответил Стенсбери. — Любил. — Вдруг он крепко сжал мои пальцы, но в следующую секунду отпустил. — Нам пора возвращаться. — Он посмотрел на небо. — Вот-вот начнется дождь.

По возвращении мы отогревались у жарко натопленного камина в библиотеке на втором этаже. Агата принесла разогретое вино со специями и пирог из осенних яблок. Вечер еще не вступил в свои права, но из-за туч и темных деревянных панелей на стенах комнату окутывал вязкий сумрак.

Первый же глоток вина разлил по телу умиротворяющее тепло, и я с наслаждением сжимала кружку обеими руками, согревая озябшие пальцы. Стенсбери, видя это, поднялся с кресла, взял с подоконника плед и укрыл мои ноги.

— Благодарю, мистер Стенсбери.

— Можете звать меня Ричардом, — великодушно разрешил он.

— Благодарю, Ричард, — повторила я, пробуя это имя на вкус. И мне понравилось, как оно звучало из моих уст.

— У вас, должно быть, сложилось не слишком радужное мнение об этих местах, — предположил он и посмотрел в окно, — согласен, осенью здесь тоскливо, а зимы суровые.

— Я не боюсь холода.

Ричард посмотрел на меня и вскинул бровь.

— А чего вы боитесь?

— Много чего, — ответила уклончиво, — я вообще довольно трусливый человек.

— В самом деле? — усмехнулся он. — Мне так не показалось. Не каждая столичная дама отважится бросить прежнюю жизнь и уехать в глухомань на другой конец страны к незнакомому человеку.

Я не сдержала улыбки.

— Мой первый брак сложился почти по такому сценарию, с той лишь разницей, что барон жил в предместье Лондона. И тогда я ничего не знала о семейной жизни.

Ричард вздохнул, и взгляд его сделался серьезен.

— Я слышал он был богатым человеком, и вы ни в чем не знали нужды. Это так?

— Не совсем. Мы действительно не нуждались, но и чрезмерной роскоши не позволяли. Барон Лесли был разумным хозяином, и научил меня распоряжаться финансами.

Ричард взял стоящий у огня кувшин, заново наполнил наши кружки, протянул мне и сделал большой глоток. Поморщился, обжигая горло, и заговорил:

— Как вы уже поняли, Элизабет, я не располагаю большими деньгами. У меня есть замок и три сотни акров земли, но с трудом хватает средств, чтобы содержать все это. Слуг почти не осталось, лишь те, кому некуда идти, а мой годовой доход составляет около трехсот фунтов в год, и то, если есть урожай, а крестьяне платят аренду. И я сразу говорю, что не смогу дать вам той жизни, какая была у вас с прежним супругом.

Мне стало обидно. Неужто, он, правда, считает, что меня волнует исключительно материальная сторона?

— Последние два года мы сами экономили на всем возможном, и даже при дворе я не позволяла себе слишком дорогие наряды и украшения. И вы, конечно, знали об этом, когда договаривались о нашей свадьбе. Не разумнее ли было найти более состоятельную невесту? И поверьте, я знаю цену деньгам и умею распоряжаться ими. Не бойтесь, я не стану требовать у вас турецких шелков и драгоценностей, если вы беспокоитесь об этом.

Взгляд Ричарда немного смягчился.

— Простите меня, я не это имел в виду, — миролюбиво сказал он. — Лишь хотел предупредить вас.

— Что ж, — ответила я, поднимаясь с кресла, — можете считать, что я предупреждена.

— Вы не жалеете, что приехали сюда?

— Еще рано делать выводы. Я здесь всего второй день, но мне нравится ваш замок, нравится ваша кузина и ваша дочь.

— Анна? — Ричард выглядел удивленным. — Вы уже познакомились с ней?

— За завтраком, — улыбнулась я. — Она не по годам умна и рассудительна, но, мне кажется, вам надо быть с ней помягче.

На его лице появилось уже знакомое мне угрюмое выражение. Он залпом допил содержимое кубка, громко поставил его на каминную полку и развернулся ко мне, сложив руки за спиной.

— При всем уважении, Элизабет, но я сам решу, как воспитывать мою дочь.

— Разумеется, Ричард, — проворковала я, довольная возможностью отыграться, — но вы сами велели мне говорить то, что думаю, даже если мое мнение не сходится с вашим.

Несколько секунд мы смотрели друг на друга и, затаив дыхание, я ждала его реакции. Что он сделает, как выкрутится — рассердится, возьмет свои слова обратно и скажет впредь держать язык за зубами? Мне было страшно и любопытно одновременно.

— Я хочу, чтобы она выросла сильной. Жизнь на севере отличается от той, к которой вы привыкли в Лондоне, и слабые здесь не выживают.

— А что вы скажете обо мне? — расправив плечи, заинтересованно глянула ему в лицо. — Я кажусь вам сильной?

Ричард смерил меня оценивающим взглядом.

— Поживем, увидим, — ответил он неопределенно.

========== Глава 5. Миссис Стенсбери ==========

Следующие две недели пронеслись передо мной как картинки в калейдоскопе — визиты к местной знати и ответные приемы, спешная подготовка к свадьбе и редкие, долгожданные часы уединения. Несмотря на то, что обитателей Фитфилд-Холла, включая прислугу и дворню, было не так много, одна я почти не оставалась. Большую часть времени проводила с Маргарет, с которой успела сблизиться — мы составили список гостей, утвердили блюда, выписали музыкантов из ближайшей деревни и, наконец, рассчитали примерную стоимость торжества. Сумма выходила не громадная, но внушительная. Поначалу я предлагала сэкономить, отказавшись от некоторых увеселений, но Маргарет убедила оставить все, как есть. Возможно, ей самой хотелось праздника — еще в первый вечер нашего знакомства она показалась мне женщиной деятельной и нуждающейся в общении, но волею судьбы заточенной вдали от света.

Кроме этого, к немалому моему удовольствию, Анна несколько раз согласилась составить мне компанию на прогулке, и относилась уже с меньшим недоверием, но все равно без особой теплоты.

С Ричардом же за эти дни я почти не виделась — он уходил рано утром и возвращался затемно, иногда не успевая даже на ужин. Правда, один раз мы все же выбрались на конную прогулку в близлежащую деревушку, большинство домов в которой принадлежало семье Стенсбери. Виконт представил меня как будущую жену и, кажется, сей факт немало удивил местных жителей — Ричард, судя по всему, имел здесь непоколебимую репутацию вдовца.

— Что именно требуется от меня, как от хозяйки Фитфилд-Холла? — спросила я, когда мы зашли пообедать в единственную на все поселение таверну, где заняли столик в эркере.

— Время от времени арендаторы будут приходить к вам со своими проблемами, имущественными или семейными. Если речь идет о деньгах или расторжении брака, сообщите об этом мне, а все, что касается личных неурядиц, в вашей вотчине.

Его слова меня не удивили. Редкий мужчина позволит своей жене вмешиваться в финансовые дела, и Ричард не исключение.

— У вас есть еще какие-то вопросы, которые вы бы хотели обсудить, Лиз? — первый раз за все время он не назвал меня по полному имени. — Полагаю такие нюансы лучше уточнить сразу.

— Да, — я была рада, что он заговорил об этом сам, и мне не пришлось ждать удобного момента или ходить вокруг да около, — в Лондоне я привыкла к свободе и личному пространству, мистер Лесли не возражал, если я выезжала на прогулку в одиночестве и, конечно чтил сохранность моей личной переписки. Могу ли я рассчитывать на то же с вашей стороны?

Эти требования казались мне справедливыми, хотя я и знала, что многие женщины находились гораздо в более ограниченном положении, а их мужья сочли бы такое дерзостью, но Ричард ведь сам хотел откровенности.

Несколько секунд он задумчиво изучал меня, и в его глазах я видела скорее интерес, нежели раздражение. Что ж, думаю, это хороший знак.

— Я не собираюсь запирать вас в Фитфилд-Холле, как и не стану возражать, если вы захотите навестить вашу тетушку и кузена и уж точно не буду перехватывать ваши письма, но, почему вы заговорили именно о них?

— Вы думаете, мне есть, что скрывать, Ричард?

— А вам есть? — в свою очередь спросил он.

Под его пристальным взглядом мне сделалось неуютно. Неужели, и правда, подозревает?

— Вас беспокоит, что у меня есть тайный возлюбленный? — и, не дожидаясь ответа, продолжила, — спешу успокоить, но никаких интимный привязанностей я не имею. А если вы думаете, что мистер Слеттери…

— Да плевать я хотел на этого вашего Слеттери, — отмахнулся он с неожиданной резкостью. — Можете не волноваться на сей счет. Ваша личная переписка останется личной, как и все остальное, что вы решите оставить при себе. Но предупрежу сразу — предательства, какого бы рода оно ни было, я не прощу.

В его глазах на мгновение мелькнуло что-то такое, от чего по спине у меня пробежал холодок. Нет, то была не злость, и даже не угроза — я лишь на секунду увидела ничтожную часть того, каким он может быть в гневе.

— Справедливое замечание, но мне неприятно слышать его от вас. Сама собою напрашивается мысль, что вы мне не доверяете.

— Это неправда, Лиз, — уже гораздо мягче сказал Ричард. — Вы кажетесь мне добропорядочной женщиной, и я не сомневаюсь, что это так.

Тот разговор заставил меня о многом задуматься. Жалела ли я тогда, что в скором времени стану женой виконта? Скорее, нет, но определенные опасения по этому поводу все же испытывала, ибо для меня по-прежнему оставалось загадкой, что он за человек, и из какого теста сделан. Приняв во внимание то, что было известно, я поняла одно — проверять лимит терпения Ричарда не стоит, да и не собиралась делать этого. А еще как нельзя кстати пригодились наставления тетушки — «мудрая жена не станет говорить мужу, как ему поступать, но устроит все так, будто ее решение — это его решение».

***

В день свадьбы Мэгги разбудила меня еще до рассвета. В соседней комнате две служанки подшивали платье. Почти всю ночь я пролежала в постели, не сомкнув глаз, и лишь за пару часов до подъема, провалилась в короткий сон.

— Пора вставать, миледи, — ласковый голос компаньонки вырвал меня из тревожных объятий Морфея.

Она открыла шторы, и спальню наполнили маслянистые предрассветные сумерки. Окрестности замка утопали в густом тумане, но с улицы уже доносились голоса слуг, спешно заканчивающих последние приготовления.

В моей собственной голове был такой же туман, и странное ощущение, что все происходит не со мной, и я наблюдаю за этим действом со стороны. Вот меня усаживают в горячую воду, источающую слабый запах лаванды и сандалового масла, Мэгги натирает спину жесткой мочалкой и, закончив, помогает выбраться из ванны и заворачивает в полотенце, точно маленького ребенка.

Затем появилась Маргарет, радостная и взволнованная одновременно, громко раздавала указания служанкам, когда те надевали на меня сорочку и пышные нижние юбки. Ветерок из открытой форточки холодил кожу, отчего она покрылась мурашками, но я едва замечала этот дискомфорт.

Потом принесли платье. Нежно-голубое, с замысловатым серебряным орнаментом и украшенное по корсажу жемчугом, оно действительно было очень красивым, но в тот день я не могла оценить его по достоинству. Отвороты широких рукавов были утеплены стриженым мехом и оказались довольно тяжелыми. Серо-синяя, с переливами нижняя юбка скользила по ткани сорочки и при каждом шаге мягко шелестела.

— Платье, достойное королевы, — улыбнулась Маргарет, разворачивая меня к зеркалу.

Я глядела на себя, словно околдованная. Смотрела и не узнавала. Моелицо, моя фигура и мои волосы, но все же молодая женщина там, в отражении была мне не знакома.

— Очень красивое.

Меня удивило, что виконт расщедрился на такой подарок. Даже в лучшие дни, когда мы с тетушкой и кузеном жили в относительном достатке, то не могли позволить себе подобных нарядов. Зная о том, в как обстоят финансовые дела Стенсбери, я чувствовала неловкость за то, что стала причиной таких расходов.

— Не беспокойся ни о чем, — ответила Маргарет, поглаживая меня по руке, когда я поделилась с ней своими мыслями, — это подарок от хорошего человека.

Я обернулась и удивленно посмотрела на будущую родственницу, но та лишь улыбнулась.

— От кого же?

— Святые угодники! — вскинулась она. — Мы уже опаздываем, гости вот-вот начнут собираться. Эй, девушки! — Маргарет окликнула служанок, — заканчивайте с прической да побыстрее. Я буду ждать в холле.

…Когда спустились вниз, управляющий Фитфилд-Холла сообщил, что священник готов к церемонии, а виконт и гости уже ожидают нас в церкви.

Дабы соблюсти традиции, к алтарю меня вел давний друг Эбигейл, тот самый, что привез нас сюда, а сегодня исполняющий роль отца.

На тропинке перед церковью уже выстроился простой люд, знатные же гости находились внутри. Пока шли сквозь живой коридор, со всех сторон летели здравицы и поздравления, я видела лица людей, но все они сливались в одно. Колени предательски дрожали, ладони вспотели, а сердце колотилось с неистовой силой. Где-то в стороне играла музыка, легкая и ненавязчивая деревенская мелодия, странно контрастирующая с дождливым туманным утром.

Но вот мы шагнули под своды церкви, и уличные звуки остались за спиной. Нас окружило теплом ладана и терпким ароматом поздних осенних цветов. Присутствующие откровенно глазели на меня, но я не замечала их — лишь алтарь впереди, священника и виконта в праздничном одеянии. Он был похож и не похож на себя. Непохож, потому что непривычно было видеть его в нарядном костюме, а похож оттого, что выражение лица осталось прежним.

Когда я подошла к нему и встала по правую сторону, он взял мою руку, и нашли пальцы сплелись. Священник начал молитву. Свадебная проповедь была короткой, и я не запомнила ни одного слова, послушно отпила вина и приняла из теплых рук сановника кусочек хлеба, а очнулась лишь тогда, святой отец торжественно произнес:

— In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti. Amen [1].

Вот и все. Свершилось. Обратного пути нет. Ричард развернул меня к себе, и я ощутила прикосновение его губ и колючей щетины. Странное это было ощущение — последним мужчиной, целовавшим меня, был покойный барон Лесли, но то, что происходило сейчас, не имело ничего общего с прошлым опытом. Впрочем, решить для себя, понравилось мне это или нет, я не успела — поцелуй был слишком коротким и легким.

По церковному залу прокатился восторженный вздох. Мы развернулись к присутствующим, и я наконец получила возможность рассмотреть их. Большинство лиц уже были мне знакомы: Алейна и Эдуард Веттин посетили нас самыми первыми, вдова Кейтлин Монтгомери жила в своем имении в десяти милях, многочисленное семейство Скоттов владело землями, граничащими с Фитфилд-Холлом, баронет Вильгельм Хоттон и его жена Магдален дружили еще с отцом виконта, Кристофер и Элеонора Уайт прибыли вместе с детьми, а убежденный холостяк и мечта всех окрестных девиц на выданье Фрэнсин Говард, был добрым приятелем Ричарда. Лица остальных тоже казались знакомыми, но имен их я не знала. Всего же собралось около пятидесяти человек.

Сразу после венчания отправились обратно в замок, где уже ждали накрытые столы и музыканты. Все происходящее было передо мной словно в тумане — этот странный день тянулся слишком долго, и в то же время его события стремительно сменяли друг друга.

В огромном зале, на помосте стоял главный стол и два высоких резных стула — один побольше, а другой, тот, что по правую сторону, пониже, предназначавшийся для меня.

Тосты, поздравления и здравицы сыпались как из рога изобилия, смех, музыка, разговоры и звон кубков сливались в единый нестройный гул, от растопленных каминов несло жаром, запахи еды, духов и пота заполонили ноздри. Гости смеялись, танцевали, шутили, пили и ели, и наблюдая за происходящим я отчаянно пыталась понять, чего хочу больше — того, чтобы этот день наконец закончился или чтобы он продолжался бесконечно. Ричард, поначалу серьезный и задумчивый, немного расслабился, но со мной держался подчеркнуто вежливо, как, впрочем, и всегда.

— Вам что-нибудь нужно, Лиз? — спросил он, очевидно, устав молча наблюдать за моим состоянием.

— Нет, благодарю, — ответила я. — Просто немного утомилась.

Эбигейл с детства научила меня держать лицо, скрывая свои истинные чувства, и сейчас это умение оказалось как нельзя кстати. Никто, кроме Ричарда и Маргарет не замечал моего волнения и усталости — я принимала поздравления, перекидывалась светскими фразами с присутствующими дамами, улыбалась и пару раз даже засмеялась над несмешными шутками Эдуарда Веттина, которые в изобилии лились из его уст. Справедливости ради в них не было ни грубости, ни вульгарности — добродушный и краснолицы толстяк попросту не умел шутить.

Еще одним человеком, разделявшим мое состояние. была Анна. Она сидела за отдельным столом с другими детьми и приставленными к ним няньками, но, в отличие от своих сверстников, отнюдь не выглядела веселой и беззаботной. Дождавшись подходящего момента, я встала из-за стола и подошла к ней.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила, отведя девочку в сторонку.

— Очень хорошо, миледи, — заученно ответила она. — Благодарю вас.

Мне стало ее искренне жаль. Бедняжка настолько привыкла следовать строгим отцовским правилам, что даже сейчас, когда остальным было дозволено веселиться, не могла расслабиться.

— Мне тоже кажется, что этот день тянется слишком долго, — призналась я. — А еще со мной можно не притворяться и говорить то, что думаешь.

Она подняла на меня свои большие карие глаза.

— Я боюсь даже думать, о чем я на самом деле думаю, — сказала она.

Как это было знакомо! Я видела в Анне саму себя, когда Эбигейл неустанно повторяла мне, как следует вести настоящей леди, и как Бог наказывает непослушных детей не только за дурные поступки, но и мысли.

— Ты ведь никогда прежде не бывала в Лондоне?

— Нет, миледи.

— Если хочешь, мы можем отправиться туда весной. Ты любишь путешествовать?

Анна грустно вздохнула.

— Я никогда не была в настоящем путешествии. А вот папа очень часто уезжает по делам. Но никогда не говорит куда, а я боюсь спрашивать.

Я посмотрела туда, где в компании мужчин, среди которых были Эдуард Веттин и Фрэнсис Говард, стоял Ричард. Они что-то тихо, но горячо обсуждали, и виконт, совершенно очевидно, пытался доказать что-то своим собеседникам, при этом бурно жестикулируя. Вид у него был рассерженный.

— Что-то случилось? — спросила я, когда мы снова оказались за столом.

— Не бери в голову, — резко отмахнулся он, бросив гневный взгляд в сторону приятелей.

Это не выглядело, как ссора, скорее, жаркий спор, и, очевидно, Ричарду не удалось доказать остальным свою правоту. Меня учили, что совать нос в мужские дела — худшее, что может сделать женщина, да я и не собиралась выпытывать у него причину, но расстраивало то, что виконту испортили настроение в такой день.

Меж тем, праздник как-то совершенно неожиданно подошел к завершению. Погруженная в размышления, я пропустила момент, когда стихла музыка, а гости начали расходиться — кто по приготовленным комнатам, а кто по своим домам.

Настал момент, страшивший меня более всего остального.

Тускло догорали поленья в камине и подрагивала на прикроватной тумбочке свеча в старом серебряном подсвечнике.

— Еще вина? — Ричард, не дожидаясь ответа, протянул мне наполненный кубок.

Несмотря на то, что за столом я выпила достаточно, захмелевшей себя не чувствовала. Кивнув в знак благодарности, приняла из его рук кубок и сделала большой глоток. Со стороны это, наверняка, выглядело нервно и смешно.

— Твой первый муж консуммировал ваш брак?

— Да, он был не настолько уж немощен, — усмехнулась я, скрывая тревогу.

Наша с бароном первая ночь прошла не то, чтобы удачно, и все же лучше, чем могла бы. Однако, супружеский долг мистер Лесли исполнял в лучшем случае раз-два в пару месяцев, и меня по понятным причинам устраивало такое положение дел.

— Хорошо, — Ричард плеснул себе вина. — Это многое упрощает.

Что он имеет в виду? То, что в таком случае ему совершенно необязательно быть нежным или то, что это будет легче для меня?

За спиной терпеливо ждало своего часа брачное ложе, заправленное новым бельем, отдающим слабым ароматом лаванды. Интересно, Маргарет везде использует эти цветы? В следующую секунду все посторонние мысли оказались вытиснуты прикосновением пальцев к моей шее. Я вздрогнула. Слишком давно не имела близости с мужчиной, и слишком ничтожным был в этом плане мой опыт.

Пару минут Ричард возился с застежками, пока, наконец, роскошное платье не упало к моим ногам, а следом за ним пришла очередь нижних юбок и тонкой сорочки. Теперь я стояла перед ним обнаженная. Щеки горели от волнения и смущения — то, что происходило, не имело ничего общего с прошлой первой ночью, барон тогда мертвецки напился, а супружеский долг исполнил лишь через две недели после свадьбы.

Мне хотелось прикрыться, но я не сделала этого — было бы смешно и неуместно. Сквозняк из каминной трубы холодил кожу, руки и ноги покрылись мурашками, а соски затвердели.

Стоя перед ним, я, тяжело дыша, наблюдала, как Ричард торопливо избавляется от одежды, и когда он остался полностью обнаженным, смущенно отвела глаза. «Хорошая жена никому не показывает своей наготы, даже собственному мужу», вспомнились слова Эбигейл.

Ричард легко подтолкнул меня к кровати, и, не удержав равновесие, я неловко села в гору мягких подушек. Он едва заметно усмехнулся и уложил меня на спину.

— У тебя есть какие-то предпочтения в этом плане? — Ричард спросил это настолько по-деловому, в своей обычной манере, что я едва сдержала нервный смешок.

— Нет, — покачала головой.

Сердце стучало как бешеное, а когда его ладонь скользнула вверх по внутренней стороне бедра, колени задрожали. Он навис надо мной и, склонившись, поцеловал. Совсем не так, как в церкви — глубже, напористее. И, к удивлению, для самой себя, мне это понравилось, но страх только усилился. Тем временем Ричард, не отводя взгляд, раздвинул мои трясущиеся ноги и устроился между ними. В полумраке я видела лишь очертания его тела и блестящие глаза, отражающие рыжее пламя свечи. Он опустил руку вниз и плавно подался вперед. Я судорожно вздохнула, ощутив в себе твердое мужское естество — было непривычно и немного больно. Ричард начал двигаться — сильно, ритмично. Все происходило в полной тишине, я не видела его лица, но чувствовала горячее дыхание на шее и колючую щетину, царапающую кожу. Он подхватил мою ногу, приподнимая вверх, и толкнулся глубже. Мистер Лесли никогда не делал ничего подобного, мы даже не раздевались, когда ложились в постель, и я ни разу не видела его обнаженного тела. А теперь я лежала раздетая, чувствуя чужую разгоряченную и взмокшую от пота кожу, между нами не было ничего, никаких преград. Движения Ричарда стали отрывистее и беспорядочнее, он резко толкнулся в меня и шумно выдохнул, дернувшись в судороге. Это повторилось еще три раза, после чего он наконец затих и, шумно выдохнув, улегся рядом.

— Ты в порядке? — Ричард повернулся ко мне.

— Да, — я посмотрела на него и стыдливо натянула на грудь одеяло, — уже и забыла, как это бывает. Опыта у меня, конечно, немного…

— Тебе нравилось заниматься любовью? — спросил он без обиняков.

У меня вспыхнули щеки, и оставалось лишь радоваться, что в темноте этого было не видно. Разве о таких вещах принято говорить?

— Я не любила барона, — единственно верный ответ, который можно было дать. — Уважала да, но не любила. Так что «любовью» мы не занимались. А тебе? — впору бы прикусить язык, но слово не воробей.

— Да, — просто ответил Ричард.

Ну, кто бы сомневался! Какому же мужчине не нравится овладевать женщиной?

— Но сегодня ты не получила удовольствия, — констатировал он.

— Близость — удовольствие для мужчин, — ответила я, к ужасу своему понимая, что уже не так стыжусь.

— Уверяю, Лиз, не только — ответил он, — ты ошибаешься. — Ричард приподнялся, пальцами затушил свечу, и комната погрузилась во мрак. — Спокойной ночи.

Уже через несколько минут я слышала его спокойное размеренное дыхание. Глаза привыкли к темноте и, лежа на спине, я разглядывала узоры на каменном потолке. Сон не шел. Рядом, на прикроватной тумбочке, тускло поблескивал в лунном свете недопитый кубок вина. Что ж, может быть это поможет мне уснуть. Глядя на обнаженную спину мирно спящего Ричарда, я пыталась представить, какой будет наша дальнейшая жизнь, ответа пока не видела.

Комментарий к Глава 5. Миссис Стенсбери

[1] Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь (лат.)

========== Глава 6. Дыхание прошлого ==========

В середине декабря выпал снег. В Лондоне в это время обычно шли дожди, мостовые размывало, грязь мешалась с тонким льдом замерзших ночью луж, помоями, которые выливали из окон, а ближе к полудню, когда солнце выбиралось из-за туч, месиво таяло, и дороги превращались в болото. Но здесь, на севере все было иначе.

Проснувшись утром, я выглянула в окно и не сдержала восхищенного вздоха. Деревья и крыши покрывал снег, падал с небес и ложился на землю, укутывая ее белоснежным одеялом. На несколько миль вокруг стояла звенящая тишина — в городе такого не встретишь. Завороженная этим зрелищем, я несколько минут простояла у открытого окна, любуясь зимней сказкой, и совсем не чувствовала холода.

Ричард по обыкновению встал еще до рассвета, и проснулась я уже в одиночестве. С первого этажа доносился стук тарелок, и долетали запахи еды — завтрак в Фитфилд-Холле подавали рано, и, не желая ломать устоявшуюся традицию, я научилась просыпаться раньше.

В комнату постучалась Мэгги, уже приготовившая мне платье и обувь. Ей тоже пришлось нелегко, возможно, даже тяжелее, ибо вставать теперь приходилось с рассветом. Но сегодня верная компаньонка выглядела особенно уставшей, и я решила дать ей выходной, а сама заняться делами, благо, в новом доме они находились всегда.

Минуло уже две недели со дня нашей свадьбы, но я так и не привыкла к положению хозяйки замка, хоть и очень старалась. Бóльшая часть забот по-прежнему лежала на плечах Маргарет, и женщина постепенно вводила меня в курс дела. Так, всю прошлую неделю я изучала приходно-расходную книгу, которую здесь вели с особой тщательностью. Нельзя сказать, что виконт был скупым хозяином, но и лишних трат не позволял, однако, близилось Рождество, что означало дополнительные расходы. Помимо этого ко мне два раза обращались арендаторы с просьбой решить их семейные споры — и если ведение домашних финансов было для меня привычно, то в последнем опыта не было вовсе. Однако, к своей гордости, я, как мне казалось, весьма успешно справилась с новой обязанностью, и никто не остался в обиде.

— Доброе утро, Лиз, — улыбнулась Маргарет, когда я спустилась в столовую. — Садись, завтрак вот-вот подадут.

— Доброе утро, — ответила я, украдкой выглядывая в коридор.

Ричарда, как и следовало ожидать, дома не было. Обычно он уходил с рассветом и возвращался ближе к обеду. Днем занимался делами замка, объезжал владения, иногда коротая вечер в местном пабе, и наедине мы оставались лишь ночью. Да и то, нередко он возвращался затемно, когда я уже почти спала. А несколько раз Ричард и вовсе оставался ночевать в другой комнате, то ли потому, что не хотел меня будить, то ли еще по какой причине.

«— Близость — удовольствие для мужчин.

— Уверяю, Лиз, не только. Ты ошибаешься».

И где же оно это обещанное разубеждение? Не то, чтобы я так жаждала его, но всегда приятно ощущать себя желанной.

— Он только что вернулся, — от проницательной Маргарет ничего нельзя было скрыть. — Ушел на конюшню, распрягать лошадь. Сейчас придет.

Ричард и впрямь явился через несколько минут, а вместе с ним в столовую влетел запах зимы и утреннего холодка.

— Доброе утро, Лиз, — он уселся за стол. — Я только что от Хоттонов. Магдален просила передать, что ждет тебя в гости.

Хоттоны владели землями, граничащими с нашими, и жили ближе всех других соседей. Несколько дней назад Вильгельм со своей супругой заезжали в Фитфилд-Холл и остались погостить на пару ночей, и Магдален взяла с меня обещание, что я нанесу им ответный визит.

— Ты не возражаешь, если я навещу их завтра? — сказать по правде, последнюю неделю, несмотря на обилие дел, я откровенно скучала. Лондонская жизнь еще не хотела меня отпускать.

— Нет, — Ричард покачал головой. — Пожалуй, это будет полезно для тебя. Может быть, заведешь себе подругу. Магдален достойная женщина, а сегодня у меня для тебя кое-что есть, — добавил он загадочно и, поймав мой взгляд, усмехнулся. — Получишь после завтрака.

Этим «кое-чем» оказались ключи от всех уголков Фитфилд-Холла. Ричард торжественно вручил мне тяжелую связку на черном металлическом кольце.

— Замок теперь в твоем распоряжении.

Я обернулась к Маргарет, но та лишь улыбнулась и кивнула.

В течение следующих полутора часов Ричард провел меня по всем помещениям, показывая, какой ключ, предназначен для каждого из них. Спальни, гостиные, кабинеты, кладовки и даже несколько «тайных комнат», замаскированных под зеркала — экскурсия, безусловно, вышла занимательной, а Фитфилд-Холл на поверку оказался больше, чем я полагала.

Под конец мы поднялись на чердак, охватывающий весь замок. Свободного места было мало — мебель, игрушки, коробки, сундуки и кипы бумаг превратили его в лабиринт из старых вещей, некоторые из которых оказались довольно занимательными. Чердаки и кладовки всегда привлекали меня, сколько себя помню, и в детстве я любила подолгу сидеть в чулане под лестницей, перебирая старый хлам, который Эбигейл собиралась выкинуть, но не решалась. Каждый раз после очередного «исследования» тетушка отчитывала меня за то, что я вымазалась в пыли или испортила платье, но очередное найденное «сокровище» вроде деревянных бус или сломанной музыкальной шкатулки стоило того, чтобы выслушать ее нравоучения.

Осматривая чердак в Фитфилд-Холле, я словно вернулась в детство, ощутив, казалось бы забытый азарт. В обшарпанных комодах, мутных зеркалах и покрытых слоем пыли безделушках читалась история семьи, частью которой я стала. Старые вещи тоже умеют рассказывать, но, в отличие от людей, говорят только правду. Вернув на место поблекшую статуэтку пастушки с отколотой ручкой, я пообещала себе, что непременно вернусь сюда еще раз.

Из-за мутных окон под самым потолком здесь царил полумрак, и было видно, как кружатся в воздухе пылинки. Сквозь многочисленные щели пробирался сквозняк, шумел в трубах и, будь я одна, наверняка бы испугалась — звук выходил довольно жуткий.

— Здесь полно всякого старья, — сказал Ричард, оглядываясь вокруг. — Я сам не поднимался сюда уже пару лет.

Я посмотрела на старый обшарпанный комод и стоящую на нем фарфоровую вазу с засохшими розами. Их покрывал толстый слой пыли, и стоило мне прикоснуться, букет рассыпался прахом.

Ричард посмотрел на останки цветов на полу и вздохнул.

— Можешь делать с этим, что угодно. Но, как по мне, лучше избавиться от всего этого. Ни к чему хранить сломанные вещи.

— Она принадлежала твоей жене? — спросила я, коснувшись фарфоровой вазы.

— Может быть, — коротко ответил он. — Не помню. У нее было полно безделушек.

Ричард ясно дал понять, что разговор ему неприятен, и лезть в душу я не собиралась. Но что же с ней все-таки случилось? Эта мысль не давала мне покоя, но я решила, что как-нибудь расспрошу об этом Маргарет.

— Ну, вот и все, — сказал он, когда мы спустились на первый этаж, в кабинет. — Теперь каждый уголок Фитфилд-Холла в твоем распоряжении.

— Но здесь нет ключей от подвала, — не то, чтобы я очень туда рвалась, но было немного странно, что никто не показал мне эту часть дома.

Ричард перемешал кочергой угли в камине и подбросил пару новых поленьев.

— Тебе там делать нечего, — сказал он, забивая табак в трубку. — Все давно прогнило, нуждается в ремонте, и находиться там попросту опасно.

— И все же я хочу его посмотреть.

Ричард пожал плечами и откинулся на спинку своего любимого глубокого кресла, обитого темно-зеленым бархатом.

— Хорошо. Если ты так этого хочешь, завтра я свожу тебя туда, договорились? Но ключи у меня не проси. Не хочу, чтобы ты что-нибудь себе сломала.

После ужина Ричард снова отбыл по делам и, воспользовавшись свободным временем, я решила провести его с Анной. Девочка по-прежнему относилась ко мне настороженно и, по возможности избегала, я же искренне хотела с ней подружиться.

Мы устроились в небольшой гостиной на втором этаже, и я велела служанкам принести яблочный чай и пирог с малиновым вареньем — излюбленное лакомство Анны.

— Ну, что прочитала на этой неделе? — спросила я, зная ее любовь к книгам.

Юная мисс Стенсбери вздохнула и протянула мне тонкую брошюрку в потрепанном кожаном переплете.

— «Житие святой Агаты», — прочитала я вслух и вернула книгу Анне. — Тебе нравится религиозная литература?

— Отец Федерик дал мне ее на прошлой неделе, — ответила она. — Он сказал, что все благочестивые девочки должны читать церковные книги.

По моему мнению это было не самым подходящим чтением для десятилетней девочки, учитывая то, в каких красках описывал автор казнь несчастной девушки, но я не стала ничего говорить по этому поводу и спросила о другом.

— И тебе понравилось? Что ты об этом думаешь?

Анна долила себе чаю, подула на чашку и осторожно сделала глоток.

— В этой книге нет ни слова о том, какой она была. Ну, я имею, в виду, настоящая Агата. Здесь говорится только о силе ее веры, о ее мучениях и казни, но ничего о ней самой. А я бы хотела знать, о чем она мечтала, чего боялась, и что привело ее в христианство.

Анна и прежде не казалась мне глупой, но после этих слов я была вынуждена признать, что малышка оказалась гораздо умнее. Хорошее качество, но слишком опасное для женщины в наше время.

— Только не говори об этом отцу Федерику, — серьезно сказала я. — Ты меня, поняла, Анна? Скажи, что тебе книга тебе очень понравилась и попроси еще что-нибудь почитать.

— Я знаю, как вести себя со священником! — неожиданно резко бросила она, но тут же опомнилась — простите, миледи, мне не следовало на вас кричать.

— Все в порядке, — я хоть и была удивлена, но не думала обижаться. — Просто переживаю за тебя. Как умная девочка ты наверняка знаешь, что не стоит показывать свой ум перед мужчинами. Особенно, если они служители церкви.

Взгляд Анны потеплел. Она вдруг хитро улыбнулась и утащив себе на тарелку кусок пирога, хитро посмотрела на меня.

— Поэтому вы всегда так разговариваете с отцом Федериком? Вы ему нравитесь, потому что он считает вас глупой, — добавила она и хихикнула.

— Вот пусть и дальше так считает, — подмигнула я. — Пусть считает нас дурочками. Но мы-то с тобой знаем, кто на самом деле дурак.

Местный настоятель не понравился мне с самого первого дня. Его предшественник тот, что обвенчал нас с виконтом, умер во сне спустя два дня, и уже к следующему вечеру приехал новый. Престарелый отец Уильям, добрый и начисто лишенный фанатизма, так или иначе, собирался уходить, чтобы провести оставшееся время в тишине и покое, так что епархия отправила к нам Федерика, как только получила письмо.

— Вы хорошая, миледи, — неожиданно сказала Анна. — Наверное, моя мама была такой же.

— Ты совсем ее не помнишь? — осторожно спросила я.

Девочка покачала головой:

— Нет. Она умерла, когда мне было два года. А отец почти никогда не говорит о ней.

Мне стало жаль Анну, а еще я увидела в ней себя — матушка умерла от потницы, когда мне не исполнилось и года, а через несколько лет не вернулся из Франции и отец. Что с ним случилось, и какая смерть настигла его на войне, мы с Эбигейл так и не узнали.

— Очень больно терять тех, кого любишь, — сказала я, прижимая ее к себе, и Анна неожиданно обняла меня в ответ. — Но жизнь продолжается, и, знаешь, — я посмотрела на нее, — это не такая уж и плохая штука. И, кстати, не хочешь завтра наведаться к Хоттонам? Все лучше, чем слушать скучные проповеди отца Федерика.

Анна посмотрела на меня и засмеялась.

========== Глава 7. Вопросы доверия ==========

Ричард сдержал обещание, и на следующий день, после завтрака, лично показал мне подвал. Помещение охватывало весь дом, и в отличие от чердака, не было захламлено. Парочка старых, шкафов и столов, несколько испорченных молью гобеленов и больше ничего. Лестницы, как и предупреждал Ричард, прогнили, и ступеньки угрожающе скрипели, стоило только опустить на них ногу.

— Теперь ты понимаешь, почему лучше не соваться сюда? — спросил он, глядя в потолок, с которого капала вода.

Где-то между стен послышалась возня, и я брезгливо поежилась. С наступлением холодов нам пришлось отражать нашествие крыс, лезущих в дом в поисках пищи и тепла.

— Следующим летом хочу заняться всем этим. Давно пора привести его в порядок. Но материалы для строительства стоят немало.

— Древесину можно выписать из Уилтшира, она качественнее, и даже с доставкой сюда это выйдет в меньшую сумму.

Ричард удивленно посмотрел на меня. Наверняка не ожидал, что я разбираюсь в таких вопросах, и уж тем более, буду давать ему советы.

— Не знал, что ты в этом смыслишь, — в его голосе, тем не менее, прозвучало уважение.

Откровенно говоря, в строительстве я не разбиралась, но помнила, как Эбигейл заказывала дерево в Уилтшире, а экономить деньги без ущерба качеству тетушка умела. Но Ричарду об этом знать необязательно.

— Немного, — я улыбнулась.

Этим же днем мы собирались ехать к Хоттонам. В Лондоне светские визиты чаще утомляли меня, чем приносили удовольствие, но, оказавшись вдали от света, я с удивлением для себя обнаружила, что скучаю по ним. К тому же мы с Магдален неплохо поладили, она казалась мне умной и приятной собеседницей. Немного простоватой, что при дворе неизменно вызвало бы насмешки, но доброй и отзывчивой. В Уайтхолле все прикрывались масками, стремились «казаться», нежели «быть», и, следуя правилам выживания, я принимала правила игры. У меня не было подруг, и я никому никогда не рассказывала о своих истинных чувствах, но мне всегда хотелось иметь настоящего друга. Несбыточная мечта, если живешь при дворе.

Имение Хоттонов находилось в тридцати милях от Фитфилд-Холла, и по заснеженным дорогам это занимало около четырех часов пути. Ехать решено было в экипаже — тракт частично пролегал через пустоши, и на открытой местности нас продуло бы насквозь, будь мы верхом.

Картина, открывавшаяся из окна кареты выглядела унылой — выпавший прошлой ночью снег растаял уже к вечеру того же дня, а наутро его сменил зябкий дождь. Было холодно, дул ветер, и даже утепленные стены экипажа почти не спасали. Анна с ногами забралась на скамью, покрепче закуталась в накидку и прижалась поближе к Мэгги, с которой неплохо поладила. Мы ехали уже порядка трех часов, и подогретое вино со специями, которое нам дала с собой Маргарет, подходило к концу.

— Летом тебе тут понравится больше, — сказал Ричард, очевидно, без труда прочитав мои мысли.

Он, вне всякого сомнения, был сильно привязан к здешним местам, это чувствовалось в его голосе и читалось в глазах. Я смотрела на виконта, пытаясь вообразить его в другой обстановке, но не могла. Он был северянином от ногтей до кончиков волос — суровый и диковатый, как природа вокруг, но вместе с тем не лишенный притягательности — мрачноватой, но по-своему красивой. Север был в его крови. Уже тогда я понимала, что коль скоро судьба занесла меня в эти земли, мне придется стать северянкой. Столичная жизнь осталась позади, и нужно смириться, что возврата к прошлому не будет. Я не ощущала себя несчастной, во всяком случае пока, но, глядя вокруг, сознавала, что была здесь чужой. Маргарет относилась ко мне с теплотой, Ричард был добр, и даже диковатая Анна, кажется, смирилась, но вместе с тем, никто из них не доверял мне. Ровно как и я сама не знала, могу ли довериться кому-то из них.

В имение мы приехали уже затемно. Хоттон-Мэнор стоял посреди пустоши, и на фоне стремительно чернеющего неба смотрелся внушительно. Внушительно — именно это слово как нельзя лучше описывало все, что находилось в этих краях. Давным-давно, когда я была еще ребенком, отец часто рассказывал мне о Севере, в том числе и о местных замках — грубо построенных и воинственных, но не лишенных очарования.

Хоттон-Мэнор почти не уступал размерами Фитфилд-Холлу и внешне очень походил на него, но укреплен был получше, и на въезде нас встретили крепостные стены и ворота с подъемной решеткой.

Как рассказал мне Ричард, особняк построили еще при короле Иоанне Безземельном, а в те времена здесь частенько случались набеги шотландцев.

— Не бойся, теперь они ведут себя поспокойнее, — улыбнулся Ричард, — да и не так уж страшны, как их малюют.

— Мистер МакГрегор однажды гостил у нас с родичами из своего клана, — с сияющими от восторга глазами поведала Анна. — А его жена, леди Нормэнна лучше любого солдата обращается с секирой. Она и меня обещала научить, когда подрасту. Ах, как бы хотела я быть шотландкой! Они сами выбирают себе мужей или могут вообще не выходить замуж.

— Довольно, Анна, — резко одернул Ричард. — Ты не шотландка, и не леди Нормэнна.

Анна притихла. Ричард, вне всякого сомнения, любил дочь, но на мой взгляд был несправедливо строг к ней, а я еще я видела, что она боялась его.

— Тебе еще рано думать о замужестве, — поспешила я сгладить нарастающий конфликт.

Вильгельм и Магдален встретили нас, как только сторож открыл ворота. Рядом с грозной железной решеткой старый привратник смотрелся комично, и я даже не была уверена, что он умеет обращаться с оружием. В прошлые времена Хоттон-Мэнор, возможно, и был несокрушимой громадиной, но сейчас хранил лишь следы ушедшего величия. За крепостными стенами оказался обычный особняк — конечно, гораздо больше тех, что строили в Лондоне, но назвать его замком было нельзя.

— Рад, что ты наконец выбрался, — Вильгельм похлопал Ричарда по плечу, — да и вам, Элизабет будет полезно сменить обстановку, — он с улыбкой посмотрел на меня. А Магдален нужна подруга.

— В Нортумберленде слишком много земли и слишком мало людей, — рассмеялась она.

— Но это наша земля, — серьезно сказал Хоттон. — И мы любим ее. — Поймав мой взгляд, он снова улыбнулся. — Возможно, мы покажемся вам диковатыми, миссис Стенсбери, но вы не бойтесь.

— Вы не кажетесь мне дикими, — честно ответила я, все больше проникаясь симпатией к этой чете. — В детстве отец много рассказывал мне о Севере, и людях, которые здесь живут. А теперь я убедилась, что он был прав.

Мне искренне хотелось подружиться с этими людьми. В них не было столичной напыщенности и высокомерия, к которым я сталкивалась всю сознательную жизнь. Придворные «сливки» наверняка сочли бы деревенщинами, именно так называла северян моя знакомая Алиенора Брендон, одна из фрейлин Джейн Грей, а после казни «девятидневной королевы» ставшая камеристкой Марии Тюдор.

— Ну, что же мы здесь стоим, — опомнилась Магдален. — Так и замерзнуть недолго. Идемте скорее в дом, ужин уже подан.

Я была немало удивлена, увидев за столом нескольких представителей шотландского клана, жившего в ста милях от нас. Тетушка Эбигейл обожала рассказы о шотландцах и частенько пугала ими нас с Джорджем, не скупясь на подробности их зверств. В ее историях они выходили кровожадными дикарями, убивающими всех без разбора и похищающими англичанок для того, чтобы сделать их своими наложницами.

Но сейчас напротив меня сидели обычные люди, отличающиеся от нас разве что своими одеждами, но уж точно не похожие на душегубов и насильников.

Ричард, так и вовсе поприветствовал их, как добрых приятелей, и я не сомневалась, что знают они друг друга очень давно.

— Так, значит, вы и есть миссис Стенсбери? — уточнил мужчина, представившийся Дональдом. — Рад нашему знакомству, миледи. И как вам Север?

— Он не такой, каким я его представляла. Мне сложно привыкнуть к некоторым вещам, но, полагаю, что я справлюсь. Во всяком случае много из того, что мне рассказывали, не имеет ничего общего с реальностью.

— И вы верили в то, что вам рассказывали? — поинтересовался Дональд.

— Я предпочитаю верить своим глазам, нежели чужим языкам, мистер Коннор.

Бородач весело расхохотался.

— Хороший ответ! — похвалил он. — И что же говорят вам ваши глаза?

Сидевшая рядом с ним женщина сердито дернула мужа за рукав.

— Ты пьян, Дональд! Оставь в покое юную леди, пока у нее не испортилось впечатление о тебе. — Она посмотрела на меня и улыбнулась. — Вы уж простите моего мужа, Лиз. Он добрый малый, но как выпьет, становится просто невыносимым болтуном.

Трудно представить, чтобы в Лондоне женщина разговаривала с супругом в подобном тоне, но, к моему удивлению, Коннор и не подумал возражать супруге и, извинившись передо мной, тотчас включился в разговор с соседом.

Бросив взгляд в сторону, я увидела стоящих у окна Ричарда и Вильгельма, а с ними еще одного мужчину. Лицо его тонуло в полумраке, но даже так я могла поклясться, что уже видела этого человека. Он был на нашей свадьбе — в церкви не присутствовал, но явился на пир, поздравил и быстро ушел.

— Кто он? — спросила я у Магдален.

— Уильям Колтон, — ответила она. — Живет неподалеку отсюда. Ричард еще не рассказывал тебе о нем?

— А должен был?

Магдален неожиданно смутилась.

— Я и сама мало что о нем знаю. Но он достойный человек.

Она явно чего-то недоговаривала, но расспрашивать ее и дальше было бессмысленно. Когда я вновь посмотрела на них, наши взгляды встретились. Уильям коротко кивнул мне в знак приветствия и по-светски улыбнулся. В этом не было ничего необычного, но, я, тем не менее, напряглась. Ричард повернулся в мою сторону и, вместе они направились ко мне.

— Лиз, позволь представить тебе моего доброго знакомого, мистера Уильяма Колтона, — сказал он.

Теперь я могла, наконец, как следует разглядеть его. Среднего роста и телосложения, он был еще не стар — возможно, лет сорок – сорок пять, но с уже раскрашенными проседью волосами, что впрочем, совсем его не портило. Карие глаза смотрели с живым интересом — мистер Колтон был явно из тех, кто привык изучать собеседника, подмечая для себя незначительные на первый взгляд мелочи.

— Миссис Стенсбери, — он поклонился и поцеловал мое запястье. — Счастлив наконец познакомиться с вами.

— Взаимно, мистер Колтон, — ответила я.

Глаза у него были добрые, и он не казался мне опасным или неприятным, но в то же время мною овладело какое-то странное чувство, объяснить которое я не могла.

— Приношу свои извинения за то, что не представился вам на свадьбе, — Уильям виновато улыбнулся. — Совсем не было времени.

— Не стоит просить прощения, мистер Колтон. Теперь-то мы с вами знакомы. Вы живете где-то неподалеку? — мне хотелось узнать о нем побольше.

— Я родился здесь, — ответил Уильям, — и провел большую часть жизни, но сейчас дела держат меня на востоке страны, в Хартфордшире, и дома я бываю нечасто, миледи.

Говоря все это, он смотрел мне в глаза, и я видела, что он говорит правду. И все же, ему определенно было что скрывать — жизнь при дворе научила меня разбираться в людях.

Застолье продолжалось еще около часа, после чего все разошлись по приготовленным комнатам. Уложив Анну спать, я решила немного подышать свежим воздухом — в жарко натопленной спальне было душновато.

Миновав коридор, свернула за угол и вышла не небольшой балкон. Ночной ветер забирался под халат и холодил кожу, но дискомфорта я не ощущала, скорее наоборот. Черное небо украшала россыпь звезд, а, значит, завтрашний день обещал выдаться ясным. Мы не собирались задерживаться в Хоттон-Мэноре, так как близилось Рождество, и в Фитфилд-Холле ждали гостей. Сразу после свадьбы я отправила весточку Эбигейл, где приглашала их с Джорджем на праздник. Ответа пока не получила, но, думается, тетушка не упустит возможность сменить обстановку — в последнее время даже она, закоренелая столичная жительница, тяготилась тем, что происходило в Лондоне.

— Конюх сказал мне, что на днях в деревне заметили Ройса, — донеслось откуда-то слева.

Юркнув за стену, я задула свечу и прислушалась. Это был голос Уильяма Колтона и, судя по всему, он находился в соседней комнате.

— Я знаю, — второй голос принадлежал Ричарду.

— И ты так спокойно об этом говоришь? — Колтон был явно встревожен.

— А что я, по-твоему, должен сделать? Убить его?

— Припугнуть, — на пол упали тени, и я поняла, что они вышли на балкон. — Это не шутки, Ричард, ты знаешь, на что он способен.

— У меня нет права «запугивать» его или прогонять, — хмуро ответил он. — Но если Ройс захочет дуэли, он ее получит. И я не буду к нему милосерден.

Я не понимала, о чем они говорят, да этого и не требовалось. Ясно одно — некто желает зла моему мужу, но кто и за что?

— Ты можешь отправиться со мной в Хартфордшир. Бери жену и дочь и поезжай. Да и наш друг хочет познакомиться с Элизабет.

Я стояла, прижавшись к стене, не чувствуя холода каменной кладки. Слышно было плохо, но в голосе Уильяма четко ощущалась тревога, передавшаяся и мне.

— Я не могу, — ответил Ричард. — Сейчас нет, и ты знаешь, почему, — он перешел на шепот, и мне пришлось подобраться ближе к краю стены. — Но ты возвращайся и как можно скорее. Передай нашему другу мои самые теплые пожелания.

Разговор прекратился, и по удаляющимся шагам я поняла, что они уходят. Выждав еще несколько минут, осторожно выглянула в коридор. Никого. В голове роились мысли, одна хуже другой, и все же я мысленно приказала себе успокоиться. Быть может, все не так страшно — в конце концов, мне ведь ничего толком неизвестно. Пожалуй, по возвращении в Фитфилд-Холл нужно подпоить Ричарда и попытаться разговорить, а если не выйдет, провернуть то же самое с Маргарет — она-то поразговорчивее будет.

Заново зажечь свечу было не от чего, и по коридору я шла практически на ощупь.

— Лиз?

Сбоку мне на плечо опустилась чья-то рука. От неожиданности я вскрикнула и едва не выронила подсвечник.

— Что ты здесь делаешь? — передо мной стояла Магдален.

— Выходила подышать, — честно ответила я.

Она как-то странно на меня посмотрела, но дальше расспрашивать не стала.

— Так и простудиться недолго. Идем, провожу тебя в комнату.

Уже у дверей спальни я, наконец, решилась спросить у нее.

— Скажи, тебе знакома фамилия Ройс?

Магдален явно не ожидала этого вопроса. Она вдруг смутилась, но быстро взяла себя в руки.

— Возможно. Но вот так с ходу не вспомню. А почему ты спрашиваешь?

— Да, так… Не бери в голову. — Худшее, что можно ответить, но ничего другого в голову не пришло. — Ладно, спокойной ночи. — С этими словами я спешно закрыла дверь.

Ричард вернулся минут через пять. На первый взгляд он выглядел так же, как и в всегда, но в жестах и движениях, тем не менее, скользила нервозность.

— У тебя все хорошо?

Он удивленно посмотрел на меня.

— Да. А что должно быть не так?

— Ты выглядишь каким-то… напряженным, — я осторожно подбирала слова.

— Просто устал, — Ричард улегся в кровать и натянул одеяло. — А вот ты, кажется, чем-то встревожена. — Он как всегда оказался чрезвычайно проницательным. Но не рассказывать же ему, что я подслушала их разговор с Колтоном?

— Давно ты знаком с Уильямом?

— С самого детства, — Ричард улыбнулся и, придвинувшись ближе, поцеловал меня в щеку. — Знаю, он может показаться мрачным, но уверяю тебя, Уилл хороший человек. Не бойся его.

— А кого мне бояться? Ройса? — Черт! Ну, вот кто меня за язык тянул?

Ричард замер. Даже в темноте я видела его напряженный взгляд, устремленный на меня.

— Откуда тебе известно это имя? — спросил он строго.

Я уже пожалела, что завела этот разговор, но отступать было поздно.

— Слышала, как кто-то упоминал его на нашей свадьбе. Все хотела узнать у тебя, да из головы вылетало.

Ричард сел и откинулодеяло.

— Скажи мне, кто сказал тебе, что ты должна его бояться?

— Никто, — мне не оставалось ничего другого, кроме как сознаться. — Я слышала твой разговор с Колтоном, — и тотчас добавила, — это вышло случайно.

— Случайно? — переспросил он с ехидством. — И что, позволь спросить, ты там делала, Лиз? — В его голосе прозвучали угрожающие нотки.

Это начинало раздражать. Подслушивать, конечно, нехорошо, но сей факт не дает ему право говорить со мной в подобном тоне.

— Я твоя жена, Ричард. И, помнится мне, ты сам говорил, что между нами не должно быть секретов. И если этот Ройс представляет угрозу, я имею право знать. Речь идет не только о твоей, но и о нашей с Анной безопасности.

Он удивленно смотрел на меня, не ожидав, очевидно, такого напора. Ну, ничего, пусть знает, что я не буду молчать, если дело касается моих интересов.

— Мы теперь семья, разве нет? Я переживаю за тебя, Ричард, и не хочу, чтобы с тобой случилась беда. Расскажи мне все.

Его взгляд немного потеплел. Он взял меня за руку.

— Вам с Анной ничего не грозит, клянусь, — заверил Ричард. — Ты имеешь право требовать объяснений, и я все расскажу тебе. Но не сейчас. Это долгий разговор и для него нужна подходящая обстановка. Завтра мы вернемся домой, и вечером ты все узнаешь, даю слово. Но впредь, Лиз, — его голос снова стал жестким. — Впредь ты никогда не должна шпионить за мной и пытаться скрыть что-либо. Никогда больше не ври мне. Я этого не потерплю.

— Почему ты так не доверяешь людям, Ричард? Кто подорвал твое доверие? Я тебе не враг, и не стану плести интриги за твоей спиной. Но как я могу быть с тобой откровенна, если ты не откровенен со мной? Как могу доверять, если ты не доверяешь мне?

Я не ждала, что он полюбит меня, но брак без доверия, когда один из супругов во всем ищет подвох — сущий ад. Судьбе, в роли которой выступили Маргарет и Эбигейл, желая нашего союза, было угодно сделать нас мужем и женой, и, если Ричард имел возможность отказаться, то мне такой роскоши не предоставили. Но кое-что все же было в моей власти — позволить ему и дальше видеть во мне обманщицу и помыкать собой или заявить о своих правах и доказать, что я на его стороне.

— Я хочу доверять тебе, Лиз, — сказал Ричард и попытался прикоснуться ко мне, но я отодвинулась. Сначала отругал, а потом погладил, будто я шкодливая кошка, а не человек.

— Так доверяй, а не пытайся всякий раз уличить во лжи. Именно твоя подозрительность вынуждает меня быть скрытной. Я хочу знать все, что с тобой происходит, все, что тревожит тебя. А если ты не будешь мне рассказывать, я буду выяснять сама. Ты хотел услышать правду, так вот она.

Вопреки ожиданиям, мои слова не разозлили его, и Ричард выглядел скорее… удивленным. Да, это, определенно, было удивление. Наверняка ждал, что после того, как он уличит меня в подслушивании, я начну оправдываться или выдам еще какую-нибудь ложь. Что ж, он ошибался.

— Могла бы сразу сказать все, как есть, а не придумывать отговорки, — буркнул он. — Что еще ты слышала?

— Я слышала весь ваш разговор. И что это за друг в Хартфордшире? И не он ли подарил мне свадебное платье?

— Именно так, — Ричард улыбнулся. — Но, как я уже сказал, ты все узнаешь в свое время. Согласись, сейчас не лучшая обстановка для таких разговоров.

Как по мне, обстановка была вполне подходящая, раз уж мы завели эту тему.

— Хорошо, — я чувствовала, что если продолжу, то все закончится очередной ссорой. — Но, учти, Ричард Стенсбери, у меня хорошая память, и, если ты вдруг «забудешь», я напомню тебе, когда мы вернемся в Фитфилд-Холл.

========== Глава 8. Кровь за кровь ==========

Мы покинули Хоттон-Мэнор еще до обеда. Анна уговорила Ричарда разрешить ей остаться до Рождества и он, к удивлению моему, легко согласился. Вильгельм и Магдалена заверили нас, что лично сопроводят ее обратно, к тому же в этом году праздник отмечали в Фитфилд-Холле и, Хоттоны, конечно, были приглашены.

Итак, сразу после завтрака мы выдвинулись в путь.

— Чем раньше, тем лучше, — объяснил Ричард. — Нужно успеть добраться до темноты. Ночью может подняться буран, и если он застанет нас в дороге, мало не покажется.

Я посмотрела вверх. Утреннее небо было чистым и ясным, светило зимнее солнце, и день обещал выдаться погожим. Метели не предвещало ничто.

— Пока на бурю нет и намека. Может, поедем верхом?

Ричард и возничий переглянулись.

— Ладно, — согласился виконт. — Но, учти, ветра здесь холоднее, чем в Лондоне, так что если замерзнешь, не геройствуй.

Я и не собиралась. Но перспектива сидеть несколько часов в маленькой карете и трястись по ухабам пугала не меньше, чем холод. К тому же, справедливости ради внутри экипажа было немногим теплее, и по дороге в Хоттон-Мэнор у меня онемели ноги.

…Зимний лес очаровывал. Выпавший ночью снег укутал деревья тончайшим кружевом, сверкающим в лучах утреннего солнца, как драгоценные камни. Безмолвие окружало нас, и лишь стук копыт, да фырканье лошадей нарушали эту тишину. Вспорхнула с заснеженной ветки птица, и снежинки из-под ее лапок осыпались хрустальным дождем. Околдованная этой незатейливой красотой я восторженно смотрела по сторонам и невольно вздрогнула, увидев среди белых кустов волчью морду.

— Не бойтесь, миледи, не тронет, — успокоил Фрэнсис, слуга, которого Ричард взял из Фитфилд-Холла сопровождать нас. — Они умные звери, без нужды не нападут. Это вам не кабаны. Опасные твари. Злые, как черти, и тупые, как пробки. Опаснее кабана зверя нет, миледи!

Я снова посмотрела туда, где притаился волк, но в кустах уже никого не было.

— За последние двадцать лет я не слышал ни об одном нападении, — продолжил Фрэнсис. — Ну, на тракте, я имею в виду. В лесу-то, конечно, могут атаковать, голодно им зимой бывает, ну, или если детишек своих защищают, а так… Благородные животные, одним словом.

— Страшнее человека зверя нет, — вспомнились мне слова отца.

— Что верно, то верно, миледи, — согласился Фрэнсис.

Ехавшая рядом Мэгги передала мне кубок с подогретым вином, которое ей, в свою очередь передал кучер, везущий за собой пустой экипаж.

— Надо бы чаще устраивать такие прогулки, — я с наслаждением отпила и натянула поводья, чтобы лошадь сбавила прыть. — Так гораздо теплее, чем в карете.

Из всей нашей компании только Ричард не разделял общего приподнятого настроения и выглядел хмурым и задумчивым. Он то и дело смотрел по сторонам, и этот быстрый взгляд говорил о напряженности.

— Есть что-то, о чем мне следует знать? — тихо спросила я, поравнявшись с ним.

— Не сейчас, Лиз. Просто наслаждайся прогулкой и не забивай голову тревогами.

Никакого другого ответа я не ждала, и, конечно, помнила вчерашний разговор. Как только вернемся домой, лично приготовлю для него горячую ванну, авось, удастся выведать побольше.

Фрэнсис, ехавший впереди, неожиданно остановил лошадь и вытянул назад руку. Прежде, чем я успела понять, что все это значит, Ричард ловко ухватил мои поводья.

— Стой, — велел он.

Я не стала спрашивать, в чем дело, хоть по спине и пробежал холодок. Мэгги позади нас тоже остановилась.

— Мистер Стенсбери…

— Тихо, — шикнул он и обратился к кучеру. — Джоэл, посади их в экипаж и разворачивайся назад.

Если в первые секунды мне было тревожно, то после этих слов стало уже по-настоящему страшно. Ричард, не дожидаясь, вытащил меня из седла и буквально запихнул в карету. Так же он поступил и с Мэгги.

— Ты не поедешь с нами?

— Нет, — коротко бросил он и собирался захлопнуть дверцу, но я успела выставить ногу.

— Ройс, да?

— Лиз, убери ногу и дай мне закрыть эту чертову дверь, — рявкнул он.

Кто бы ни был там впереди, я не собиралась оставлять его здесь, как и еще раз становиться вдовой. Во всяком случае, не так скоро.

— У тебя, черт возьми, маленькая дочь, Ричард Стенсбери! — крикнула я. — Хотя бы о ней подумай.

Он открыл рот, но ответить он не успел — сзади вырос укутанный в черное силуэт, и в следующий миг раздался глухой удар. Злость в глазах сменилась болью.

— Назад! — Ричард толкнул меня в грудь и рывком захлопнул дверцу.

От удара я налетела на Мэгги, и мы рухнули на пол.

— Пошла! — закричал Джоэл.

Карету сильно тряхнуло, но мне все же удалось подняться и выглянуть в окно. Ричард лежал на снегу, а над ним стоял одетый в черное незнакомец. Фрэнсиса не было видно.

Лошади прибавляли ходу, и было слышно, как хлыст рассекает воздух.

— Мисс Элизабет! — в ужасе закричала Мэгги. — Что вы делаете?

«Возможно, самую большую глупость в жизни», пронеслось в голове. «И самую последнюю». Распахнув дверь, я выпрыгнула наружу.

Тонкий слой снега несколько смягчил падение, но колени и ладони я все равно отбила. Кубарем покатилась с дороги на обочину, ломая сухие ветки.

— Леди Стенсбери! — невесть откуда появился Фрэнсис и поднял меня на ноги. — Господи Всемогущий, что же вы такое творите?! Оставайтесь здесь! — он посадил меня в снег, а сам побежал на помощь Ричарду.

Но я не для того рисковала переломать себе кости, чтобы стоять на обочине, молча наблюдая за тем, как убивают моего мужа.

— Да что вы за… — ругнулся Фрэнсис, но в следующую секунду осекся. — Откуда это у вас?!

— Подарок покойного баронета, — дрожащие пальцы вдруг обрели твердость. — И стреляю я метко. Особенно в упор.

Ричард тем временем поднялся на ноги и теперь стоял напротив незнакомца в черном. Они повернулись в нашу сторону.

— Пуля быстрее ножа, сэр, — от страха меня всю трясло, но ноги несли вперед. — Опустите ваше оружие.

— Уходи отсюда, Лиз, — потребовал Ричард.

Незнакомец сбросил капюшон, и я получила возможность разглядеть его лицо. На вид ему было лет тридцать-тридцать пять, но жидкие светлые волосы уже расчертила ранняя седина. Узкое, вытянутое лицо и бледно-серые, почти прозрачные глаза, вкупе с нездоровым цветом делали его похожим на призрака.

— Послушайте вашего мужа, миледи, — голос у него был хриплый, надорванный. — Я пришел не за вами.

— Вы Ройс? — спросила я, не опуская мушкета.

— Так, значит, Стенсбери уже рассказал вам обо мне, — он повернулся к Ричарду. — Вот уж не думал.

Ричард мог бы воспользоваться секундой и нанести удар, но не сделал этого, хотя рука его сжимала клинок. Что же здесь происходит?

За спиной раздались шаги, и лишь каким-то чудом я сумела увернуться от пары рук, намеревавшихся схватить меня за плечи. Споткнулась о ветку и упала наземь.

— Не подходите!

Рядом, взирая сверху вниз, стоял еще один незнакомец, вооруженный коротким двуручным мечом.

— Не делайте глупостей, миледи. Отдайте мушкет. — Он шагнул в мою сторону и вытянул коренастую руку с короткими узловатыми пальцами.

— Приблизитесь еще хоть на фут и, клянусь Богом, выстрелю. — Я неуклюже попятилась назад.

— Не думаю, леди.

Я зажмурилась нажала курок. Слова насчет меткости были враньем, но пуля, просвистевшая рядом с ухом, изрядно напугала здоровяка. А дальше… Все развивалось слишком быстро. Ударом в грудь Ричард отшвырнул Ройса и подбежал ко мне, закрывая собой от второго незнакомца. Тут же подоспели Фрэнсис и Джоэл. Завязалась драка.

— Идемте же отсюда! Прячьтесь! — подбежавшая сзади Мэгги схватила меня за капюшон и потащила с дороги в кусты.

Четверо катались по земле, взвихрив вокруг себя облако снега и нанося друг другу беспорядочные удары. Ричард повалил здоровяка на спину и несколько раз ударил кулаком по лицу. Отошел в сторону, переводя дыхание, и затем осмотрелся. Наши взгляды встретились. Было совершенно понятно, что дома меня не ждало ничего хорошего, ну и пусть, зато я…

— Сзади!

Слишком поздно. Напавший со спины Ройс ударил его ножом, и Ричард, болезненно охнув, упал на колени. Из-за набившегося внутрь снега порох в мушкете отсырел — раз за разом я отчаянно нажимала курок, но ничего не происходило, а Мэгги по-прежнему держала меня за воротник, не давая броситься на дорогу.

— Пусти меня! — я оттолкнула ее и вырвалась. — Стойте! Не делайте этого! Прошу, не надо!

Ройс замер и посмотрел на меня. Лицо его выражало совершенное отчаяние.

— Уходите, миледи. Не стоит вам на это смотреть.

Меньше всего он сейчас походил на разбойника, но, как бы там ни было, был преисполнен желания убить. Но больше всего поражало другое — Ричард, гораздо более сильный физически, почти не сопротивлялся, хотя мог уложить его одной левой.

— Я должен это сделать, — голос Ройса дрожал, а в глазах блестели слезы. — За мою сестру. Его жену. Жену, которую ты убил! — закричал он с ненавистью и разрыдался.

«Жену, которую ты убил». Эти четыре слова обрушились на меня ударом молота. Воздух вокруг точно застыл. Я посмотрела на Ричарда с безумной надеждой увидеть опровержение страшному заявлению, но к моему ужасу он не отвел взгляд и лишь тяжело вздохнул.

— Это правда, Элизабет. Я убил ее.

— И ты заплатишь за это, Стенсбери, — Ройс занес над ним кинжал.

— Нет! — закричал Джоэл за его спиной.

Ройс обернулся и тут же упал, сраженный ударом в челюсть. Тотчас подоспел Фрэнсис и вдвоем они скрутили Ройса и связали ему руки.

— Ступайте в карету, миледи, — выдохнул кучер. — Джоэл, присмотри за ними, а я поеду за констеблем.

Мэгги взяла меня под руку и потащила к карете. Напоследок я обернулась и встретила печальный взгляд карих глаз моего мужа. Мужа-убийцы.

***

Уже через пару часов Ройса и его подельника отвезли в ближайшую деревню, где их обоих заключили под стражу. Все это я узнала от вернувшегося Фрэнсиса — уставшего и злого как тысяча чертей. Вместе с ним приехал и Ричард; местный врач обработал его рану и наложил повязку. Маргарет увела брата на второй этаж, а мне велела спуститься в столовую и ждать ее там.

— Еще вина, миледи? — робко поинтересовалась кухарка и, не дожидаясь ответа, поставила передо мной полный до краев кубок. Кажется, третий по счету.

— Спасибо, — поблагодарила я и сделала большой глоток, но не почувствовала ни вкуса, ни хмеля.

В коридоре раздались приближающиеся шаги, и вошла Маргарет.

— Оставь нас, Берта, — коротко велела она.

Служанка поклонилась и бесшумно исчезла. Маргарет обошла стол, медленно отодвинула один из стульев и села напротив. Пальцы у нее дрожали, что было удивительно, ибо с первого дня нашего знакомства она показалась мне женщиной уверенной и спокойной.

— Как он? — я сделала еще один глоток.

— С ним все будет хорошо, — Маргарет немного расслабилась. Она, очевидно, ждала, что я накинусь на нее с обвинениями. — Рана неглубокая, быстро заживет.

Снова повисло молчание. Я не знала сказать, голова разрывалась от мыслей. Он убил свою жену. Ричард. Убил. Жену. Каким бы мрачным ни показался он мне с самого начала, я не могла предположить подобное. Как такое возможно?

— Я знаю, что сказал тебе Ройс, — продолжила Маргарет, — но все не совсем так. Ричард отчасти виновен в смерти Арабеллы, — вздохнула она, — что верно, то верно, но мой брат не убивал ее.

Говоря это, она смотрела мне в глаза, но я уже не знала, во что верить. Маргарет очень любила Ричарда и, возможно, пыталась его оправдать, но, может, и мне не стоит делать поспешных выводов?

— Что с ней произошло?

— Тебе будет лучше поговорить об этом с Ричардом. Можешь, зайти к нему прямо сейчас. Он не спит.

Не сказать, чтобы в тот момент я была готова к разговору, но знала и то, что не найду покоя, покуда не выясню правду.

— Хорошо. Я поговорю с ним.

========== Глава 9. Исповедь ==========

Поднимаясь по лестнице, я неосознанно замедляла шаг, хотя все внутри меня рвалось вперед. Неведение было невыносимым, я лихорадочно строила догадки, но собрать воедино растрепанные мысли не удавалось. У двери в нашу супружескую спальню я остановилась. Я не знала, какие открытия ждут меня там. Хотела постучать, но в последний момент передумала и тихонько вошла.

На прикроватной тумбочке тускло горела масляная лампа, выхватывая из темноты очертания кровати и Ричарда на ней. Еще не стемнело, но шторы в комнате были наглухо задернуты, отчего создавалось впечатление, что стояла глубокая ночь. Стараясь не создавать лишнего шума, я направилась к постели, но он услышал мои шаги и повернулся.

— Элизабет?

Я подошла к кровати и осторожно присела на край. Ричард был бледен, на лбу выступила испарина и, судя по всему, его одолевала лихорадка. Жалость кольнула мне сердце, но в следующий миг я снова вспомнила слова Ройса.

— Ты имеешь полное право презирать меня, — вздохнул он, увидев резкую смену эмоций в моем лице.

— Я не презираю тебя, Ричард. Но мне страшно.

Он хотел было коснуться моей руки, но, поймав взгляд, остановился.

— Прости меня. Я хотел рассказать тебе, но позже. Не знал, с чего начать такой разговор.

— Маргарет говорит, ты не убивал ее, — я взглянула на него с надеждой увидеть в глазах подтверждение, но он лишь помрачнел.

— Она слишком добра, и слишком любит меня.

Сердце заколотило по ребрам. Неужели, это правда? Я смотрела на него, но не видела убийцу. Ричард просто не мог быть им. Или мог?..

— Что произошло с Арабеллой?

Он вздрогнул, точно это имя причиняло ему физическую боль.

— Она умерла. Покончила с собой.

— Так… значит, ты все-таки не убивал ее? — мне немного полегчало, хотя я и догадывалась, что услышу дальше.

— Я не делал этого своими руками, но она лишила себя жизни по моей вине. Я был жесток с ней.

— Жесток? — переспросила я. — В каком именно смысле? Ты изменял ей, поднимал на нее руку?

Тетушка Эбигейл не раз говорила, что почти все мужья колотят своих жен: богачи и бедняки, ремесленники и герцоги, аристократы и безродные пьяницы. Но покойный баронет Лесли никогда не применял ко мне физическую силу, и Эбигейл не уставала повторять о том, как мне повезло, а, значит, грех жаловаться на все остальное.

— Один раз я отвесил ей пощечину, — признался Ричард.

— За что?

— Я узнал, что она изменяла мне с одним шотландцем. Много раз. Они были любовниками. — Ричард вздохнул. — Ходили слухи, но я долгое время не верил, а потом однажды застукал их. — Он замолчал. У меня было много вопросов, но чутье подсказывало, что сейчас лучше молчать и дать ему возможность выговориться самому. — Шотландцу я сломал нос и пару ребер, а Арабелле, — Ричард с трудом выговорил ее имя, — отвесил пощечину, запер в комнате, а через несколько дней отправил в монастырь за сто верст от Фитфилд-Холла. — Он вздохнул. — Я сказал ей, что ее насильно постригут в монахини и оставят в обители до конца дней, хотя не собирался воплощать это в жизнь. Я был очень зол и хотел наказать ее. Думал оставить ее там на год, а после оформить развод и отправить на все четыре стороны, да хоть к тому же шотландцу, чтоб ему провалиться. Но спустя четыре месяца рассудок Арабеллы не выдержал. Она наложила на себя руки. Повесилась в своей келье.

В спальне воцарилась тишина. Не могу сказать, что была рада слышать это, но у меня отлегло от сердца. Ричард говорил правду, я видела это в его глазах. Конечно, я осуждала его, но с другой стороны… Вряд ли он мог предположить, что жена покончит с собой, иначе не заточил бы ее в монастыре.

— Ты любил ее?

— Я был очарован ей. Мы познакомились, когда ей едва исполнилось семнадцать. Арабелла была сиротой, и воспитанием занималась дальняя родственница. Обстановка в их доме строгостью не отличалась, и на момент нашей встречи Арабелла уже лишилась невинности с каким-то мальчишкой-слугой, но меня это не смущало. Я потерял от нее голову, и уже через месяц мы обручились.

Ричард смотрел в пустоту, погруженный в собственные воспоминания, и было совершенно ясно, он испытывал к покойной жене сильные чувства. К удивлению, я почувствовала укол ревности.

— Страсть к ней захватила меня с головой, я не видел ничего вокруг, не придавал значения тому, что она флиртовала с другими мужчинами, мне даже нравилось, когда они смотрели на нее с вожделением, я чувствовал себя победителем, это льстило мне. Но потом страсть угасла, а Арабелла продолжала требовать моего внимания, ей нравились дорогие подарки, и она обижалась, если не получала желаемого. Мы стали часто ссориться, но потом родилась Анна, и все вроде бы наладилось. Но я уже не испытывал к ней прежних чувств, это был пожар, который вспыхивает от одной искры, но быстро догорает. — Ричард приподнялся и, морщась от боли, сел. — Я отдалился от нее, а ей было нужно восхищение и обожание. Закономерно, что она стала искать его на стороне.

Я не знала, что сказать. При дворе было много женщин, подобных Арабелле, я не считала их дурными, но и походить на них не хотела. Конечно, мне также нравилось мужское внимание, и я любила красивые вещи, но долгие годы экономии после смерти отца научили меня обходиться без материальных благ. Эбигейл не скрывала, что больше любит родного сына, но три раза в год, на Рождество, Пасху и день рождения я получала от нее подарки: отрезы тканей на платья, жемчуг, духи или изящные туфельки. Завидовала ли я тем, кому повезло больше? Однозначно, да. Презирала ли? Нет. Поэтому, и Арабеллу судить не спешила.

— Но если ты не любил ее, то почему просто не развелся?

— Я был зол и чувствовал себя униженным, — признался Ричард. — Мне хотелось проучить ее. Собирался оставить ее там на год, а то и меньше. Но Арабелле сказал, что ее постригут в монахини. — Он закрыл глаза. — Если бы я только знал, что все обернется вот так…

Ричард опустил голову, не решаясь посмотреть в мою сторону. А я не могла разобраться в собственных чувствах. Можно понять, почему он отправил ее в монастырь, но это все равно было жестоко, хотя и совершенно обычно для нашего времени. Многие мужчины избавлялись таким образом от надоевших жен под предолгом заботы о «спасении их душ и искупления грехов», но в действительности это был законный способ отправить наскучившую супругу с глаз долой.

— Ну, вот. — Ричард наконец посмотрел на меня. — Теперь ты все знаешь.

— Не мне тебя судить. Но я благодарна тебе за то, что ты рассказал все без утайки. А сейчас постарайся поспать. Тебе нужно отдохнуть. Завтра утром я поменяю тебе повязку. Спокойной ночи.

Я встала с кровати и направилась к двери, спиной чувствуя его пристальный взгляд.

— Лиз, — окликнул он, когда мои пальцы уже поворачивали ручку. Я обернулась. — Анна ничего это не знает.

— Хорошо. Я поняла тебя.

***

Через пару недель он уже почти полностью оправился. Все это время я, как и полагается супруге, выхаживала его: меняла и стирала бинты, обрабатывала рану и смешивала мази. Покойный баронет страдал незаживающими язвами на ноге, говорят, что такой же недуг одолевал короля Генриха, и что это отчасти стало причиной его смерти. Вид крови меня не пугал, к тому же рана Ричарда была несерьезной, мне доводилось видеть и похуже. Перевязки тоже давались легко — дочь моего первого мужа, леди Джейн, которая была старше меня на четыре года, научила их делать.

Воскресным утром заглянул старый доктор. Осмотрев рану, он удовлетворенно кивнул и в этот же день снял швы.

— У вас очень умелые руки, миледи, — похвалил он с улыбкой. — Продолжайте накладывать мазь и повязки, пока не заживет окончательно.

Доктора ждали и другие дела, поэтому задерживаться на бокал вина, который я ему предложила, он не стал и, извинившись, ушел.

— Спасибо тебе, — Ричард накрыл мою руку своей.

Мы мало разговаривали за это время. Первые дни его мучила лихорадка, а потом на меня обрушились и другие дела. Близилось Рождество, и в Фитфилд-Холле ждали гостей, в частности Эбигейл с сыном, которые уже были на пути сюда.

— Тебе не за что меня благодарить. Это мой долг.

Я знала, как это звучит. Мне не хотелось причинять ему боль, но и притворяться я не собиралась. Все эти дни я пыталась определиться с тем, что чувствую и принять открывшуюся мне правду. Ричард не терпел обмана, я поняла это еще до нашей свадьбы, но теперь знала, какой может быть расплата за ложь. Разумеется, я не собиралась изменять ему или еще как-то предавать, но сам факт осознания того, на что он способен в гневе, пугал.

— Тебе не нужно бояться меня, Лиз. Я не хочу, чтобы ты видела во мне Синюю Бороду.

В принципе нашим мужчинам было свойственно избавляться от жен самыми разными способами — а чему удивляться, если еще король Генрих блестяще демонстрировал это на собственном примере?

— А каким ты хочешь быть в моих глазах?

— Я хочу сделать тебя счастливой. Настолько, насколько это в моих силах.

Была ли я счастлива в Фитфилд-Холле? Это настолько размытое и относительное понятие, что трудно сказать. Человеку всегда свойственно желать большего, это как аппетит, который приходит во время еды — когда появляются одни блага, мы тотчас начинаем желать других, еще и еще… В дни благополучия и спокойствия жизнь часто кажется однообразной, хочется разбавить ее, наполнить красивыми и ненужными вещами, но стоит беде постучаться в дверь, как все они разом теряют значимость. И лишь в такие моменты мы в полной мере осознаем, что счастье — это уютный дом, стены которого защищают и придают сил; близкие, чья любовь способна возвратить к жизни, и здоровье, без которого нет ничего.

— Мне тоже хочется сделать тебя счастливым, — я говорила искренне, — и, знаешь, я ценю твою откровенность. Это и правда очень много для меня значит. Но, прошу, дай мне время, чтобы принять твое прошлое. Мне это нужно.

Наши взгляды встретились, и я увидела облегчение в его глазах.

— Если тебе важно это услышать, я не считаю тебя плохим человеком, Ричард. И Ройс не прав. Ты не убивал свою жену. Не нужно было отправлять ее в монастырь, но она наложила на себя руки по собственному выбору.

— Выбору, к которому я ее подтолкнул, — грустно заключил Ричард.

— Да, — жестко ответила я. — Не буду тебя в этом разубеждать. В том, что случилось, есть и твоя вина, но все мы совершаем ошибки.

— Она умоляла меня не делать этого, — взгляд Ричарда устремился в пустоту, — рыдала, падала на колени… А я просто вышел и комнаты и захлопнул дверь. — Он снова посмотрел на меня. — И, знаешь, Лиз, в тот момент мне было ее ничуть не жаль.

Что я могла ответить ему? Гнев затуманивает разум, и, поддавшись ему, мы подчас совершаем непоправимое. Но в одном я была уверена точно: если бы Ричард знал, чем все обернется, он бы просто вернул Арабеллу в дом ее брата.

— Что теперь будет с Ройсом? Его казнят?

— Вряд ли. Скорее всего, отправят в тюрьму на несколько месяцев, а после вышлют из графства. Я не желаю ему зла, — вздохнул Ричард. — А вот он имеет полное право меня ненавидеть. Как и ты.

— Не говори так. — Я придвинулась ближе и сжала его ладонь. — Мы муж и жена. Я ношу твою фамилию и живу в твоем доме. А прошлое пусть останется в прошлом. Нужно учиться на его ошибках, но не позволять им отравлять настоящее.

Не знаю, кто первым подался навстречу, но через несколько секунд наши губы соприкоснулись. В этом поцелуе не было страсти, но в тот миг я и не желала ее. Мне лишь хотелось, чтобы Ричард понял — я не жалею, что оказалась здесь. И я на его стороне.

— Теперь ты – мое настоящее. — Он улыбнулся и провел ладонью по моей щеке.

В тот день я впервые увидела его в новом свете. И, конечно, я понимала, что у Ричарда еще оставались от меня секреты, но всему свое время.

========== Глава 10. Добрый друг ==========

Через неделю, ровно за два дня до Рождества, наконец, добрались Эбигейл с Томасом. Я никогда не испытывала нежности по отношению к ним, а потому и не чувствовала радости от встречи. Впрочем, и неприязни тоже. И, тем не менее, было приятно видеть, что тетушка впечатлена как Фитфилд-Холлом в целом, так и моей нынешней жизнью в частности. Не преминув словно бы вскользь напомнить, кто поспособствовал всему этому, она принялась рассказывать о том, что происходило в Лондоне.

Семья казненной Джейн подверглась опале, Джорджа лишили титула баронета и вдобавок ко всему наложили штраф. Их мать, как нетрудно догадаться, после этого слегла, и семейный доктор уже и не чаял, что несчастная женщина выкарабкается, но сейчас ей немного лучше.

— К нам тоже приходили с обыском, — вздохнула Эбигейл. — Ворвались посреди ночи, искали запрещенные книги и письма, перевернули весь дом и напугали слуг. Ох, и наломала же дров эта безмозглая Джейн.

Сколь бы сильно я не любила подругу, была вынуждена признать, что Эбигейл права. Своими неосторожными действиями Джейн загубила не только собственную жизнь, но и поставила под удар чужие. И в то же время ее стойкость не могла не восхищать. До пришествия к власти Марии Первой, мы, как и многие, исповедовали англиканскую веру — я родилась уже после расторжения союза с Римом, и все католическое было мне чуждо. Но когда ветер неожиданно переменился, мы «перекрасились» в добросовестных папистов [1], и я не видела в этом ничего ужасного, возможно, потому, что никогда не была особо религиозна. Конечно, для кого-то такая смена выглядела трусостью, но, честно признаюсь, жизнь была мне дороже.

— Теперь нам бояться нечего. Ричард и его семья католики. Это всем известно.

— Надеюсь, вы исправно посещаете мессы?

— Не каждый день, но трижды в неделю точно.

Эбигейл удовлетворенно выдохнула.

— Это хорошо. А спите вы вместе?

— Отношения мужа и жены касаются только их двоих, — холодно ответила я.

Эбигейл всегда была любопытна сверх меры, но вряд ли бы поехала в такую даль, чтобы узнать подробности моей интимной жизни или просто погостить пару недель.

— Не сочтите за грубость, тетя, но зачем вы приехали?

Я ждала, что в ответ она театрально обидится и уже подготовила достойный ответ, но Эбигейл повела себя неожиданно.

— Мы погрязли в долгах, Элизабет, — призналась она. — Брак с Джорджем мог бы решить эту проблему, но… как видно, пути Господни неисповедимы. Наш лондонский дом конфискуют, если к февралю мы не заплатим триста фунтов.

Признаться, я ждала чего-то подобного. Страсть Томаса к роскошной жизни и расходы не по средствам привели к закономерному итогу. Об этом говорил и внешний вид Эбигейл — она, как и всегда была одета утонченно, а ее платье отлично скроено, но я знала, что этому наряду пошел седьмой год, и кое-где на нем уже читался отпечаток времени. Тетушка умела заботиться о вещах, но у всего есть свой срок. К тому же на ней не было украшений, с которыми она никогда прежде не расставалась — обручального кольца и серег, подаренных покойным мужем. Нетрудно догадаться, что все это было отдано в уплату многочисленных долгов.

— Полагаю, вы уже заметили, что Фитфилд-Холл тоже переживает не лучшие времена, — я огляделась вокруг.

Будет жаль, если лондонский особняк уйдет с молотка, но такими деньгами мы не располагали.

— О, Лиз, я знаю, мы пустили по ветру все твое наследство и…

— Да пустили, — как ни странно, это уже не вызывало у меня злости. Только сожаление. — Но дело не в этом. Я не могу дать вам триста фунтов, по той причине, что у нас их нет, но вы можете остаться здесь. Ричард не выгонит за дверь родню своей жены.

Эбигейл обняла меня. Конечно, она знала, что именно так все и будет, потому и приехала.

— О, девочка моя! Мы перед тобой в неоплатном долгу.

Ну, кто бы сомневался, с усмешкой подумала я. Жить с ними под одной крышей было не лучшей перспективой, но совесть не позволила бы мне оставить их на произвол судьбы да еще в столь неспокойное время.

***

— Само собой я не стану их выгонять, — Ричард сложил вдвое исписанный лист и убрал в конверт. — Будь добра, передай мне сургуч.

По субботам он как обычно начинал день с писем — подолгу сидел в кабинете, перебирая бумаги и отвечая на послания. В это время я старалась его не беспокоить, но ввиду сложившихся обстоятельств решила, что чем раньше мы обсудим этот вопрос, тем лучше.

— Но ты сама-то хочешь видеть их каждый день? — он запечатал конверт и посмотрел на меня.

— Нет, но что делать? Денег они не найдут, а если пойдут по миру, то я себе этого не прощу.

Ричард усмехнулся.

— Смею предположить, что твоя тетушка именно на это и рассчитывала. Ладно, — он положил письмо в верхний ящик стола и запер его на ключ. — Мы что-нибудь с этим придумаем.

Я не совсем поняла, что он под этим подразумевал. Придумаем что? Дать им три сотни фунтов, которых у нас нет?

— Не переживай ни о чем, — Ричард встал из-за стола, обошел его и положил руки мне на плечи. — Обещаю, все утрясется. Подумай лучше о Рождестве, — он подвел меня к окну, — смотри, Фирс уже и елку доставил.

Внизу во дворе, привратник и двое слуг тащили на санях здоровенную, усыпанную снегом ель.

— Ты со своей компаньонкой уже, кажется, начала мастерить украшения?

Всю последнюю неделю мы с Мегги провели, разбирая старые вещи, найденные чердаке, в поисках того, из чего можно сделать рождественские украшения. Фирс нарубил веток омелы и насобирал шишек, а Анна отдала свои лучшие ленты. Втроем мы целыми днями корпели над работой, и уже наполнили четыре коробки. В этом году в Фитфилд-Холле ждали гостей, и мне хотелось проявить себя хорошей хозяйкой, но в тот момент мне казалось, что Ричард намеревается уйти от разговора. Как обычно.

— Эй, — я развернула его к себе, вынуждая посмотреть в глаза. — Мы ведь с тобой договорились: больше никаких тайн.

Он привлек меня к себе и поцеловал.

— А я думал, что тебя это возбуждает – разгадывать чужие секреты, — Ричард тихонько усмехнулся и снова приник к моим губам.

Всю последнюю неделю мы провели в разных спальнях — Ричард восстанавливался после нападения, днем его частенько одолевала лихорадка, и с утра до вечера я сидела у его постели, а ближе к ночи, когда он засыпал, мне не хотелось беспокоить его и без того чуткий сон.

Его губы нежно скользили по моей шее, а руки напротив властно сжимали ребра, и этот контраст пробуждал в теле целую палитру ощущений.

— Я скучал по тебе, — тихо сказал он, накрывая ладонью мою грудь, стянутую тугим корсетом.

Эта простая фраза прозвучала так сладко и порочно, что на мгновение я испугалась захвативших меня чувств.

— Нам надо спускаться вниз. Стол уже накрыт. — Я попыталась выкрутиться из его рук, но не тут-то было.

Ричард легко подхватил меня на ноги и, прежде, чем я опомнилась, посадил на стол. Справа раздался стук — кажется, чернильница упала на пол и разбилась — эта мысль проскользнула на краю сознания и тотчас исчезла, когда Ричард навис надо мной, снова впиваясь в губы поцелуем и одновременно задирая подол платья.

— Дверь не заперта, — слабо прошептала я. — А если кто-нибудь… — от мысли, что в любую секунду нас могут застать врасплох, внизу живота разлилась сладкая истома.

Прежде, я, конечно, не делала ничего подобного, да и, признаться, не думала об этом — близость с первым мужем не приносила никакого удовольствия, и по возможности я старалась ее избегать. Страсть была мне чужда. До сегодняшнего дня.

— Тебя заводит эта мысль? — ухмыльнулся Ричард. — Чувствую, что да, — прошептал он, проведя пальцами между моих раздвинутых ног.

Здравый смысл и правила приличия разлетелись в щепки, уступая место чистому вожделению и необузданному желанию ощутить в себе твердую мужскую плоть.

Все случилось быстро, но в тот день я впервые в жизни познала удовольствие от близости с мужчиной, грубые ласки, непристойные комплименты, которыми щедро одаривают уличных девок, и сама пикантность ситуации, пробудили во мне чувства, о существовании которых я и не подозревала. Меня охватило вожделение, настолько сильное, что, пожалуй, это было именно то, что наш пастор называл похотью. Мы были мужем и женой, но предавались греху, и осознание этого греха было тем самым запретным плодом, который я вкусила, не испытывая ни капли стыда.

Вниз мы спустились как ни в чем не бывало. Ричард чинно придерживал меня под руку, как и полагается мужу, но я чувствовала жар, исходящий от его тела. Мои колени до сих пор подрагивали, голова кружилась, а между ног все еще было горячо и влажно.

— Лиз, ты в порядке? — Эбигейл казалась встревоженной. — У тебя щеки горят.

— Всего лишь немного душно, — ответила я, садясь за стол. — В комнатах очень жарко натоплено.

Тетушка с пониманием кивнула и принялась обмахиваться салфеткой.

— И не говори, дорогая. Я сама задыхаюсь, — она картинно вздохнула и отпила вина.

Ричард поймал мой взгляд и чуть заметно улыбнулся. Мы сидели напротив друг друга, слуги подали обед, и Маргарет рассказывала гостям о нашей жизни. Ее голос долетал до меня сквозь пелену еще не потухшего удовольствия и, глядя на Ричарда, видя его тяжелое дыхание и немного потерянный взгляд, я понимала, что он чувствует то же самое.

— Так что насчет вина, Лиз? — голос Маргарет вернул меня к реальности. — Закажем в деревне или откроем наши запасы?

— Откроем наши, — ответила я, тряхнув головой. — У нас, как я помню, еще достаточно бочек, а гостей ожидается не так много.

— Ты не учла МакГрегора, дорогая, — заметила она с улыбкой. — Этот шотландский плут, пьет как сам дьявол.

Эбигейл, обожавшая давать советы и заниматься организацией, тотчас подключилась к обсуждению, и я не стала им мешать.

***

Вопреки опасениям Маргарет, запасов вина хватило сполна, как и всего прочего — приглашенные на Рождество гости остались довольны, а я получила возможность считать этот праздник, к которому так долго готовилась, и в который вложила столько сил, своим маленьким личным достижениям. Хотя, не могла не признать, что львиная доля успеха была заслугой Маргарет и Эбигейл, так же рьяно включившейся в его организацию.

— Очевидно, я ошибалась на твой счет, — призналась тетушка. — Это было несправедливо с моей стороны, но я всегда считала тебя неприспособленной к жизни. А сейчас, — она огляделась вокруг. — Сейчас, я вижу, что ты можешь позаботиться не только о себе, но и других. — Эбигейл вздохнула. — В том числе и о нас с Томасом. Не могу даже передать, насколько благодарна тебе, за то, что ты дала нам возможность остаться.

Этот разговор случился через три дня после Рождества. За это время я почти смирилась с тем, что они останутся здесь если не навсегда, то надолго, но к моему удивлению, тетушка тоже сильно изменилась. Она больше не пыталась командовать мной, не смотрела свысока и не обращалась с вежливой снисходительностью. Конечно, я понимала, что отчасти ее поведение продиктовано сложившимися обстоятельствами, ведь теперь это они с кузеном жили под моей крышей, но что-то подсказывало, что дело не только в этом. Оглядываясь назад, я понимала, что и сама была далеко не подарком и, наверное, только сейчас в полной мере осознала, какая ответственность лежала на плечах Эбигейл все эти годы.

— Твой муж не очень-то разговорчив, — заметила она. — Хотя, видно, что он хороший человек.

— Он типичный северянин, — улыбнулась я. — Но мы с ним неплохо ладим.

Это было правдой. После того случая в кабинете мы, как бы смешно это ни звучало, перешли на новый уровень наших отношений — я уже не испытывала той робости перед ним, не зажималась в моменты близости, а Ричард… Он открылся мне с новой стороны, я поняла, что за непроницаемой маской суровости скрывалась горячая и страстная натура. Страстная не только в пределах супружеской спальни, но и во всем остальном. Это восхищало и одновременно вселяло тревогу — импульсивные люди склонны к внезапным порывам, последствия которых не всегда можно предугадать.

В тот день мы с Маргарет и Эбигейл коротали вечер за вышиванием — я не слишком любила это дело, да и получалось оно у меня весьма посредственно, но золовка видела в этом некое единство — мы садились в гостиной, пили вино, слушали потрескивание дров в камине и обсуждали последние новости. А пяльцы и нитки требовались, чтобы чем-то занять руки.

Из холла донесся звук открываемых дверей, и через несколько секунд в гостиную зашел Ричард в компании уже знакомого мне Уильяма Колтона.

— Мистер Колтон, — после нашей встречи в Хоттон-Мэноре он снова покинул Нортумберленд и отбыл на восток, в Хартфордшир, — рада снова видеть вас.

— Добрый вечер, леди Стенсбери, — Уильям снял запорошенную снегом шляпу и поклонился. — Добрый вечер, дамы.

— Уилл только сегодня вернулся, — пояснил Ричард, — я пригласил его погостить у нас несколько дней.

Несмотря на то, что о Колтоне мне было ничего толком неизвестно, он производил впечатление исключительного порядочного человека, и я была искренне рада его приезду.

Маргарет тотчас распорядилась накрыть стол, несмотря на то, что время ужина давно миновало. Уильям проделал долгий путь, и наверняка был голоден, как волк.

Мы разместились в столовой.

— Мистер Колтон, позвольте представить вам мою тетушку Эбигейл, и ее сына Томаса. Именно Эбигейл я обязана счастьем быть женой Ричарда.

Супруг поймал мой взгляд и улыбнулся. Вне всякого сомнения ему было приятно слышать это.

— Счастлив знакомству, миледи, — Уильям обошел стол и поцеловал тонкое, ухоженное запястье Эбигейл и пожал пухлую веснушчатую руку кузена. — Леди Стенсбери, — он обратился ко мне, — прошу, зовите меня просто Уильям.

Тетушка, услышав это, удивленно вскинула бровь — в ее понимании это выглядело не слишком прилично, но Ричард, судя по его лицу, ничуть не ревновал. Да и сам Колтон не был похож на человека, который стал бы заигрывать с женой друга или вообще с чьей-либо женой.

— Хорошо, Уильям, — ответила я, и спрятала усмешку, наблюдая, как вытягивается лицо Эбигейл.

— Уилл прибыл с хорошими новостями, — Ричард поднял бокал вина. — И вам, Эбигейл, будет особенно приятно это услышать.

— Мне? — тетушка удивленно вскинула бровь. — Но причем здесь я?

— У вас, кажется, были проблемы с домом? — уточнил Уильям, — простите, если вмешиваюсь не в свое дело.

— Да чего уж там… — отмахнулась она. — Раньше я, может, и оскорбилась бы, но какой смысл скрывать то, что мы сами загнали себя в долги?

— Не мы, а я, — впервые за весь день Томас подал голос. — Проигрался в карты, как последний идиот, тратил деньги в кабаках, да заказывал наряды… Вернуть бы теперь все, да что толку. Дурак я. Как есть дурак.

Спорить с этим заявлением было трудно, но тот факт, что братец в кои-то веки признал свою неправоту, вызывал уважение.

— Пустое, Томас, — я погладила его по руке. — Теперь вы здесь, и без крыши над головой не останетесь. Так, что это за хорошие новости?

Уильям и Ричард переглянулись.

— Ваш лондонский дом останется при вас.

В столовой повисла тишина. Эбигейл, ошарашенная таким заявлением, сидела ни жива, ни мертва, а Томас так и вовсе застыл с ложкой супа в руках, не донеся ее до рта. Из нас четверых только Маргарет, казалось, была ничуть не удивлена.

— Не думайте, что я гоню вас, — продолжил Ричард, — но, согласитесь, всегда лучше иметь свой угол. Так считайте, что ваша проблема решена.

— Как тебе это удалось?

Сразу после позднего ужина, Ричард поднялся наверх и уже собирался лечь спать, но я решила во что бы то ни стало, выяснить у него правду.

— Уилл помог.

Он повернулся на бок, но мне было недостаточно столь короткого объяснения.

— И с какой это стати он так просто отдал три сотни фунтов? Откуда у него деньги? Ладно, насчет последнего можешь не говорить, я все равно не знаю, чем он занимается, но с какой стати ему помогать незнакомым людям?

Поняв, что так просто я от него не отстану, Ричард повернулся ко мне.

— Это не совсем его деньги. Но, не беспокойся, — улыбнулся он, увидев мое выражение лица, — крови на них нет. И добыты они честным путем.

— Ты же понимаешь, что это очень большая сумма и вернуть ее Эбигейл сможет нескоро. Я хочу знать, откуда они, и кто их дал Колтону.

— Один наш друг в Хартфордшире.

Отличное объяснение! А главное — сразу вносит ясность.

— Ты так много про него говоришь. Почему бы тебе не познакомить меня с ним. Как я понимаю, это тот самый друг, что прислал мне свадебное платье?

— Да, — кивнул Ричард. — И когда-нибудь я вас обязательно познакомлю.

— Он протестант?

— Какое это имеет значение?

— Значит, протестант, — вздохнула я. — Не подумай, что отношусь к ним предвзято, как ты знаешь, мы и сами раньше были евангелистами, но, учитывая то, что происходит по всей стране… Ричард, скажи мне честно: ты один из них?

Я была готова к любому ответу. В конце концов, лучше знать правду, какой бы тяжелой она ни была — в таком случае ты будешь готов ко всему.

— Я не считаю, что небольшие религиозные разногласия являются причиной для кровопролития, — Ричард сел и положил руки на колени. — Католики, протестанты… Какой смысл воевать, если, по сути, мы верим в одного Бога?

— Надеюсь, тебе хватит благоразумия не говорить это за пределами нашей спальни, — вздохнула я, в глубине души соглашаясь с его словами. — Не мне учить тебя жизни, Ричард, но прошу, будь осторожен. Тебе есть, что терять. — Я прижалась к нему. — Нам есть, что терять.

Комментарий к Глава 10. Добрый друг

[1] паписты - католики

========== Глава 11. Что скрывают темные углы ==========

К удивлению для самой себя, я спокойно приняла тот факт, что Ричард ведет дела с протестантами и, возможно, помогает им скрываться от правосудия. Главное, что он не тащил их в наш дом, как делала это покойная Джейн. Успокаивало и то, что Нортумберленд находился далеко от столицы, и приближенные королевы появлялись здесь нечасто. В письмах Эбигейл рассказывала о происходящем в Лондоне — в последнее время Мария редко появлялась на людях, и в народе гуляли шепотки о ее нездоровье. Ее супруг, король Филипп отбыл в Испанию и, если верить досужим сплетням, не собирался возвращаться к жене. Значило ли это, что градус напряжения спадает и можно расслабиться? Едва ли. Скорее напротив — коль скоро дела так плохи, и королева действительно теряет власть, она сделает, чтобы удержать ее. А, значит, нужно быть осторожными вдвойне.

Когда я поделилась своими опасениями с Ричардом, он успокоил меня, хотя и признавал, что следует держать ухо востро.

— То есть,, ты даже не пытаешься отрицать, что связан с протестантами? — удивилась я.

— А в этом есть смысл? — он отпил вина и посмотрел на меня. — Да, у меня есть друзья-евангелисты, и я помогаю им по мере своих сил.

Мы сидели за обеденным столом, и кроме нас, в зале никого не было.

— Я могу что-нибудь сделать для тебя?

Отправляясь на Север, я думала, что стану супругой доброго католика и буду в безопасности, но вместо этого оказалась женой еретика.

— Нет, — ответил он жестко. — Тогда и ты окажешься под ударом, а я этого не допущу. — Ричард обошел стол и сел рядом со мной. — И больше никогда не проси меня об этом.

— Поздно. Я втянулась в это, когда стала твоей женой.

Я не жалела, что все так сложилось. За четыре месяца нашего брака Фитфилд-Холл стал моим домом — мне очень нравилась Маргарет, и я совершенно искренне привязалась к маленькой Анне. Что же касалось Ричарда, то мне было сложно описать свои чувства к нему — в последнее время мы отлично понимали друг друга, он был нежен со мной, правда, ровно настолько, насколько позволял его характер и, пожалуй, я могла бы сказать, что довольна своей нынешней жизнью.

— Да, в этом плане я не оправдал твоих надежд, — признал Ричард.

— Не говори так. — Мне хотелось, чтобы он думал, будто я сожалею о своем решении. — Ты ведь знаешь, мы и сами были протестантами.

— Ими были почти все, — сказал Ричард с усмешкой. — Покойный король крайне скверно провел эту реформу, но свои плоды она дала. Не думай, будто я плохо отношусь к папистам, вовсе нет. Пусть оставят себе свои распятия и ходят на мессы. Какая вообще разница, как молиться Богу?

За такие слова на кострах погибло немало добрых людей, в том числе и епископ Кранмер. Я не была знакома с ним лично, но Эбигейл, которая застала еще Анну Болейн и входила в число ее свиты, пусть и не самой приближенной, хорошо помнила «доброго господина Томаса», как частенько называла покойного епископа.

— Многие думают, что так и будет, если трон перейдет принцессе Елизавете. — Об этом говорила и тетушка. Всегда шепотом и только тогда, когда мы были наедине.

Я же ничего не знала о младшей дочери короля, но в любом случае было бы опрометчиво надеяться, на чудо — власть имеет свойство менять людей.

— А что ты об этом думаешь? — спросил Ричард и внимательно посмотрел на меня.

— Ничего не думаю. Для этого надо разбираться в политике, а я не сведуща в этом вопросе. Мне хочется лишь безопасности. Для всех нас. Поэтому я прошу тебя, Ричард, будь осторожен в том, что делаешь и говоришь.

Он обошел стол и присел рядом со мной.

— Ты действительно переживаешь за меня, Лиз?

После предательства жены он, очевидно, настолько привык не доверять людям, что не верил, будто кто-то может искренне беспокоиться о нем. Но это было так — Ричард стал мне дорог, и я не хотела, чтобы он попал в беду.

— Да, — я ласково коснулась его колючей щеки. — Поэтому, умоляю тебя, не делай глупостей.

Он накрыл мою руку своей и улыбнулся:

— Моя жена считает меня глупым. Даже не знаю, злиться на тебя или нет.

***

Подошел к концу февраль. Зима одна тысяча пятьсот пятьдесят восьмого года выдалась холоднее прежней, но закончилась раньше обычного — уже в начале февраля снег растаял окончательно, что было нетипично для севера Англии, где он лежал до конца месяца.

В первых числах марта зарядили дожди — дороги превратились в грязное месиво, экипажи проваливались в ямы, напрочь увязая в глубоких лужах, и по этой причине мы не покидали Фитфилд-Холл без особой нужды. Правда, один раз, все же отправились навестить Хоттонов: Магдален подарила Вильгельму долгожданного сына, но разрешение от бремени едва не стоило ей жизни, и лишь усилиями местного врача моей новой подруге удалось выкарабкаться. Как только пришло известие о том, что Магдален стало получше, я уговорила Ричарда отпустить меня с Фирсом в Хоттон-Мэнор. Маргарет и Анна, скучающие в четырех стенах, тоже вызвались ехать. Мы решили отказаться от экипажа и отправились верхом.

До замка добрались без приключений, проведали Магдален и Вильгельма, познакомились с их новорожденным сыном, и в целом хорошо провели время. Неприятность постигла нас на обратном пути — когда до Фитфилд-Холла оставалось меньше полутора миль, лошадь, на которой ехала Маргарет, оступилась и угодила передним копытом в глубоченную яму. Золовка не удержалась в седле, рухнула наземь и сломала руку.

— Ничего, ничего, леди Маргарет, — успокоил ее наш лекарь, после того как соорудил деревянную колодку. — Кости не сместились, стало быть, через месяцок-другой заживет.

Перелом был открытый, и, во избежание заражения, конструкцию надлежало снимать дважды в день и обрабатывать шов специальной мазью, а после накладывать чистую повязку.

Маргарет лежала на кровати в своей комнате и скалилась от боли. В тот момент я не могла не восхититься ею — было совершенно очевидно, что бедняжка испытывала настоящие мучения, но держалась и даже сохранила свое обычное чувство юмора.

— Насколько все плохо? — спросил Ричард, когда мы втроем оставили ее отдыхать на попечении моей верной Мэгги.

Он явно нервничал, хоть и не показывал этого, но я знала, как сильно Ричарда был привязан к старшей кузине.

— Могло быть и хуже, господин. Переломы дело, конечно, опасное, но в данном случае я уверен, мы сможем избежать трагических последствий. От вас же требуется обеспечить ей покой и надлежащий уход.

На практике это оказалось трудноосуществимо. Маргарет, с ее неумной жаждой деятельности, уже через две недели, когда боли поутихли, всеми силами стремилась вернуться к повседневным делам, и один раз у нас ней даже вышла небольшая ссора по этому поводу.

— До чего же ты несносна! — в сердцах крикнула я, застав ее в конюшне, расчесывающей гриву своей любимицы Персефоны, гнедой кобылы ирландской породы.

Маргарет души не чаяла в этой лошади и лично ухаживала за ней, не доверяя нашему конюху, который, между прочим, прекрасно справлялся со своими обязанностями.

— Ну, уж это не твое дело, Элизабет, — так же разгневанно бросила она. — Будь твоя воля, ты бы, наверное, и вовсе заперла меня в комнате.

— Видимо, именно это мне и придется сделать. Хочешь заработать гангрену и остаться без руки?

— Ступай-ка ты лучше в дом и займись вышиванием, дорогая, — посоветовала она и собралась уже вернуться к своему занятию, но, развернувшись, ударилась больной рукой о стену денника и взвыла от боли. — Вот, дьявол!

Набожный конюх, услышав ругательство из уст хозяйки, торопливо перекрестился.

— Проклятье, Маргарет! — я подскочила к ней. — Оставь это. — Я забрала у нее лошадиный гребень. Идем в дом.

Золовка не стала противиться и, морщась от боли, взялась здоровой рукой за мою руку. Мы поковыляли к дому. Кое-как поднялись по лестнице, после чего я уложила Маргарет в кровать.

Пришло время очередной перевязки. Бережно сняв колодку, я размотала повязку, и с облегчением обнаружила, что рана на месте снятых вчера швов не разошлась. И все же следовало пригласить лекаря для осмотра. Мэгги вызвалась ехать к нему, благо жил он всего в паре миль от Фитфилд-Холла.

— Можешь взять мою Персефону, — разрешила Маргарет.

Мы со служанкой удивленно уставились на нее. Золовка всегда отличалась щедростью, но свою любимицу не доверяла никому.

— Быстрее нее кобылы нет, — добавила она. — Хотя, я не вижу в этом никакой необходимости.

— Ради всего святого, прекрати, — я протянула ей кубок подогретого вина. — Ты уже и так наворотила дел со своим упрямством.

Возможно, мне не следовало говорить с ней в таком тоне, ведь Маргарет была старше меня и долго время являлась негласной хозяйкой дома, но я искренне полюбила эту женщину и беспокоилась о ее здоровье.

Мэгги ушла. Обыскав ящики, я обнаружила, что бинтов осталось ровно на одну перевязку, а, значит, нужно где-то раздобыть еще. Ричард был в отъезде и, судя по всему, дела его опять были связаны с протестантами, так что решение этой проблемы легло на мои плечи. За две недели я вынесла с чердака целую гору старого тряпья, служанки прокипятили его и разрезали на широкие ленты.

— Отдыхай. Я скоро вернусь.

Лезть на чердак было бессмысленно — от половины хлама, я избавилась еще до Рождества, а то, что осталось уже пустили в дело.

— В подвале полно старых вещей, — подсказала Анна.

— Ты была там?

Падчерица покачала головой:

— Отец не разрешает. Говорит, что там все прогнило, и можно сломать ноги.

Мне он сказал то же самое. До сего момента, покуда не было нужды, я и сама не рвалась в подвал, тем более, что положение хозяйки дома требовало моего участия во всех делах, и на глупые приключения не оставалось времени.

— Что ж, значит, буду осторожной.

Сразу после свадьбы Ричард выдал мне связку ключей от всех закоулков Фитфилд-Холла, кроме одного, но я догадывалась, где он может храниться.

Я не имела привычки копаться в чужих вещах, даже если это были вещи моего мужа, но Ричард уже третий день, как был в отъезде, и вернуться должен был лишь к вечеру. Рассудив, что то, о чем он не узнает, ему не повредит, я поднялась в его кабинет и буквально через несколько минут обнаружила ключ на столе, среди бумаг. То, что он лежал на видно месте, говорило о том, что Ричард не допускал мысли, будто я могу шарить в его бумагах, но я быстро отогнала муки совести. Будь муж здесь, я бы, конечно, сама попросила у него ключ. И, дабы окончательно успокоить себя, пообещала, что вечером все ему расскажу.

— Можно мне с тобой? — попросилась Анна, когда я спустилась вниз.

— Не думаю, что это хорошая идея.

Учитывая неумную энергию падчерицы, риск получить еще одну «раненую героиню» в довесок к Маргарет, возрастал как минимум вдвое.

— Я еще ни разу там не была, — Анна принялась дергать подол моего платья. — Пожалуйста, Лиз, ну пожалуйста! Обещаю, что всегда буду вовремя ложиться спать, а за ужином съем полную тарелку.

— Даже гусиной печени с капустой? — уточнила я, зная ее нелюбовь к этому блюду.

— Да, да! Даже печени! — заверила она. — Только возьми с собой.

— Ну, хорошо, — вздохнула я, сдаваясь маленькой искательнице приключений. — Только от меня ни на шаг, иначе поставлю на горох.

— Пффф…. — фыркнула Анна, — ты постоянно этим грозишься, но никогда не выполняешь, — засмеялась она.

Что верно, то верно. Всякий раз, после очередной ее проделки, я собиралась как следует наказать проказницу, но жалость брала верх, вспоминая, как Эбигейл заставляла меня на рассыпанном по полу горохе и читать «Деву Марию», покуда язык не онемеет и колени не сотрутся в кровь.

Впрочем, справедливости ради, на сей раз Анна послушно держалась за моей спиной, очевидно, потому, что боялась. В подвале действительно было жутковато — когда я открыла тяжеленную дверь, снизу потянуло плесенью и еще чем-то сладковатым, отдаленно напоминающим запах церковных свечей, но затхлость все равно брала верх.

— Дай мне лампу.

Освещая путь, я начала осторожно спускаться. Сверху капала вода, и на ступенях тут и там образовались лужи, отчего камень стал скользким.

— Держись за мою руку.

Анна даже не стала возражать. Она взволнованно дышала, но совершенно очевидно была вдохновлена нашим маленьким приключением.

Наконец, мы спустились до самого низа и оказались в большом помещении. Точные его размеры определить было трудно, но, судя по разносящемуся эху шагов, они были внушительными. Дрожащий свет масляной лампы выхватывал из темноты покрытые плесенью стены и несколько ящиков вдоль них. Осмотревшись, я заметила четыре закрепленных металлическими прутами факела.

— Думаю, не помешает добавить света.

Ричард уже показывал мне подвал, но наша экскурсия получилась короткой, и ничего особенного в тот раз я не увидела.

Мы зажгли факелы. С прошлого раза здесь ничего не поменялось, только теперь внимание мое было приковано к ящикам и сундукам, где могло найтись что-нибудь подходящее для бинтов.

— Если уж вызвалась со мной, помогай искать, — сказала я, открывая тот, что был ближе ко мне.

Внутри оказалась старая посуда и какие-то сломанные безделушки. Отметив про себя, что малахитовая статуэтка неплохо смотрелась бы на каминной полке в кабинете, я положила ее обратно и продолжила поиски. Сейчас меня бы куда больше обрадовала старая рубаха или изъеденное молью платье.

Во втором сундуке обнаружилась гора макулатуры — полуистлевшие приходно-расходные книги, письма и уже не имевшие никакой ценности документы. Да уж, может, не стоило так радикально избавляться от старой одежды на чердаке?

— Анна? — покончив в с третьим сундуком, я обнаружила, что падчерица исчезла. Ох, и устрою же я этой девчонке! — Анна!

Судя по тонкой полоске света тянущейся из коридора, маленькая разбойница все-таки решила исследовать подвал в одиночку. Может, горох и в самом деле не такая плохая идея?

— Анна! — Я захлопнула крышку сундука и, сняв со стены факел, пошла на свет. — А ну быстро сюда, негодница!

Свернув за очередной угол, я обнаружила падчерицу.

— Вот ты где! Ну, подожди у меня.

Она стояла, держа на весу масляную лампу, и смотрела куда-то вперед.

— Элизабет… — Анна нервно сглотнула и вытянула дрожащую руку. — Что это там?

Я посмотрела туда, куда она указывала. Узкий коридор упирался в тяжелую дубовую дверь, из-под которой лился свет. Никаких жилых помещений в подвале не было и быть не могло, а комнаты прислуги находились на первом этаже. К тому же, когда мы спускались, дверь была заперта снаружи.

Несколько секунд я лихорадочно размышляла, как поступить: тихонько убраться и позвать Фирса (что было бы самым разумным) или?..

— Ступай наверх, — шепотом велела я.

— Но…

— Живо!

Анна испуганно посмотрела на меня, затем снова на дверь, но подчинилась и убежала. Оставшись в одиночестве, я направилась к двери, уже догадываясь, что увижу за ней. Эти подозрения возникли у меня давно, но не находили подтверждения. До сего дня.

Прежде, чем я коснулась ручки, дверь открылась, и в темный коридор хлынул свет.

— Вы миссис Элизабет Стенсбери? — на пороге стоял средних лет мужчина в одежде священнослужителя, а за его спиной я увидела его четырех, двум из которых было едва ли больше двадцати.

— Именно, святой отец. А вы, надо думать, протестанты в бегах?

Комментарий к Глава 11. Что скрывают темные углы

группа в контакте - https://vk.com/lena_habenskaya

========== Глава 12. Протестанты в бегах ==========

— Меня зовут Ноэль Бретон, — представился мужчина. — Можно просто отец Бретон. — В дрожащем пламени факела я видела его мягкую улыбку.

— Вы священник?

— Я всего лишь покорный слуга Господа, — кротко ответил он. — Прошу прощения, что напугал вас, леди Стенсбери.

— Вы меня не испугали. — Не хватало только, чтобы Бретон и его спутники сочли меня трусихой. В конце концов, это был мой дом и моя территория. — Но не скрою, что это было неожиданно.

— И еще раз прошу нас извинить, — он отошел в сторонку, приглашая меня внутрь комнаты. — Теперь я должен представить вам моих верных помощников.

— Генри Флетчер, миледи, — совсем юный на вид мальчик лет четырнадцати вышел вперед и поклонился. — К вашим услугам, госпожа.

— Джоэл Смит, — представился второй, выглядевший немногим старше. Он в точности повторил действия Флетчера. — К вашим услугам.

Двое других были взрослыми мужчинами, и также являлись монахами-протестантами, сопровождающими отца Бретона.

Сказать, что я оказалась в замешательстве — не сказать ничего. Оставлять их в подвале теперь не было никакой нужды, кроме того Генри выглядел болезненно и то и дело глухо кашлял, и дальнейшее пребывание в холоде и сырости вскоре попросту убило бы его.

— Ступайте за мной, господа. Вам больше нет необходимости прятаться здесь.

Маргарет, которая, разумеется, была в курсе всего, даже не пыталась отвертеться и сказала, что с самого начала настаивала на том, чтобы Ричард все мне рассказал.

— Он скоро вернется, вот тогда и поговорим, — ответила я.

На деле же мне было страшновато, хотя по сути бояться должен был Ричард, ведь это он, а не я скрывала опасную тайну. Но, зная, как сильно он не любил вмешательство в свои дела, я все равно волновалась.

Вскоре вернулась Мэгги и вместе с другими служанками помогла гостям разместиться в комнатах на третьем этаже. Генри выделили самую теплую. Приглашать доктора было опасно, но моя компаньонка кое-что смыслила в медицине и неплохо справлялась с лихорадкой.

— Легкие здоровы, — заключила она. — Так что поправится. — Она усмехнулась и потрепала парня по растрепанным волосам. — Не бойся, красавчик, жить будешь.

— Мэгги! — одернула я, и едва сдержала смех, наблюдая, как бедный парень заливается краской. — Он монах, так что прояви хоть каплю богобоязненности.

— Я еще не принес обеты, — тихо сказал Генри, но тотчас опомнился. — Ой, простите, миледи.

Только этого не хватало. Когда мы еще жили при дворе, Мэгги частенько флиртовала с пажами, умудряясь при этом сохранять репутацию добропорядочной девушки, что, в общем-то не меняло сути. Моя верная компаньонка могла запросто соблазнить беднягу Генри, если он ей приглянется, а это, кажется, уже случилось.

— Только попробуй что-нибудь учудить, — пригрозила я, оттащив ее за угол. — И так проблем по горло.

Время до вечера тянулось издевательски медленно. Ричард обещал быть затемно, и остаток дня я готовилась к разговору, подбирала нужные слова и мысленно проигрывала возможные реакции мужа. За пять месяцев нашего брака у меня сложилось вполне четкое представление о том, что он за человек, как воспринимает те, или иные события — что злит его, что радует или же повергает в ступор. Ричард был вспыльчив и временами просто невыносим, но вместе в нем присутствовал здравый смысл. И я надеялась, что в данной ситуации разум возьмет верх над чувствами.

…Он вернулся тогда, когда уже подали ужин. Мы собрались в столовой, в том числе и старые-новые гости — я специально отдала распоряжение накрыть стол и на них, хотя Маргарет предлагала накормить беглецов в их комнатах. Ну, уж нет. Пусть Ричард видит, что я не боюсь и твердо уверена в своих решениях.

— Добрый вечер, муж мой. — Я улыбнулась и жестом пригласила его за стол. — Вы как раз вовремя, виконт. Ужин еще горячий.

Несколько бесконечно долгих секунд он стоял в дверях, буравя нас взглядом, и мне стоило больших усилий не отвести глаз.

— Какого дьявола здесь происходит? — Ричард швырнул плащ подоспевшему мальчишке-слуге и медленно прошел в комнату.

— Будь добр не богохульствовать в моем присутствии, Ричард, — скромно попросил отец Бретон.

Я усмехнулась. В моем присутствии муженек бывало позволял себе еще и не такие выражения. А еще ему нравилось, когда я ругалась в моменты нашей интимной близости, словно уличная девка.

— Кто-нибудь ответит на мой вопрос? — Ричард сел напротив. — Элизабет? — впервые за долгое время он назвал меня по полному имени.

— Я предложила нашим гостям отужинать с нами. Согласись, не слишком-то вежливо держать их в подвале.

— Мы искали тряпки для бинтов, а нашли отца Бретона и его друзей, — сообщила Анна. — Папа, почему ты их там запер?

В столовой повисла тишина. Я смотрела на Ричарда и пыталась понять, что происходит у него внутри. Вне всякого сомнения он был зол и растерян, но вряд ли по-настоящему гневался. Мне уже доводилось видеть его в моменты ярости, и это был не тот случай.

— Потому что они протестанты. А протестанты сейчас вне закона, и тебе это известно, Анна. Если кто-то узнает, что они здесь, меня, скорее всего казнят, а имущество конфискуют в пользу короны, и остаток своей жизни ты проведешь в нищете.

Я уже даже не удивлялась такой прямолинейности. В этом был весь он. Впрочем, и Анна, несмотря на юный возраст, многое знала о жизни и не нуждалась в розовых шорах, однако, это, пожалуй, все равно чересчур.

— Если они все равно живут в нашем доме, то какая разница, где? — Анна пожала плечами. — Их все равно найдут, если придут с обыском.

Падчерица была не по годам рассудительна — может, я действительно ошибаюсь на ее счет?

— Думаю, стоит отложить эти вопросы до завтра, — я подманила служанку и велела долить нам еще вина и подать десерт. — А сейчас давайте просто насладимся ужином и приятной компанией.

В тот вечер, за столом, я узнала и историю этих людей. Отец Бретон был священником еще при короле Генрихе, но даже тогда, когда над страной реяло знамя англиканства, вынужден был скрывать свою деятельность. Несмотря на разрыв с Римом и создание в Англии собственной Церкви, Генрих не жаловал протестантов, а англиканская вера отличалась от католичества лишь тем, что не подчинялась распоряжениям Папы. К сожалению, понимали это далеко не все — так, например, окончила свою жизнь на костре храбрая, но безрассудная Анна Эскью [1], не только исповедовавшая протестантство, но и яро его продвигающая.

— Я ничего не имею против папистов, — сказал отец Бретон, — но я вырос в Германии, и был воспитан в протестантской вере, это мои убеждения, и я останусь им верен.

— Так почему же вам просто не уехать обратно? — удивилась я. Мне это казалось самым разумным вариантом.

— Я англичанин, милая леди, — Бретон мягко улыбнулся. — И мне больно видеть, как страдают здесь мои братья по вере. По возможности своих сил я хочу помочь им. Вот взять хотя бы моих молодых помощников, — на этих словах он окинул взглядом юных послушников, сидящих с нами за столом. — Они остаются здесь, потому что верят. И я нужен им.

Фактически он говорил сейчас словами Ричарда. Подобное желание не могло не умилять, но все же мне было трудно понять это — к своему стыду я признавала, что на их месте не готова рискнуть собственной жизнью.

— А еще я верю в то, что не все потеряно для Англии, и, возможно, эта страна еще объединит всех братьев и сестер во Христе [2].

— Уж не имеете ли вы в виду принцессу Елизавету?

— Да, да, леди Стенсбери, — подтвердил Бретон. — Именно ее.

— Да что вы все заладили с этой Елизаветой! — не выдержала я. — Что вам о ней известно? И откуда вам знать, что при ней будет лучше, чем при нынешней королеве?

В столовой повисла тишина. Я видела, с каким благоговейным трепетом говорил о ней Бретон, и, возможно, он был лично с ней знаком, но сути это не меняло. Можно сломать колесо, устроить переворот, но кто даст гарантию, что после этого все изменится в лучшую сторону. Как показывает история, революции редко приводят к чему-то хорошему.

Бретон, очевидно, прочел эти мысли на моем лице.

— Никто не говорит о свержении нынешней власти, Боже Упаси, — он перекрестился. — Я сам ежедневно молюсь о здоровье Ее Величества, но вы же не станете отрицать, что ситуация в стране накалилась до предела?

— Она накалится еще больше, если королева умрет. Англию наводнили испанцы, а их король только и ждет повода, чтобы начать с нами войну, и смерть Марии даст ему такое право.

Прежде я крайне редко говорила о политике, и уж тем более никогда не спорила о ней с мужчинами. Эбигейл бы выпорола меня за подобную дерзость, но, удивительное дело, сейчас никто и не думал гневаться. Даже Ричард с его властными принципами, смотрел на меня с интересом и уважением. И это невероятно вдохновляло.

— Вы очень разумная женщина, леди Стенсбери, — Бретон поднял бокал. — Это опасное качество, но я уверен, вы можете скрывать его, когда сие необходимо.

— Могу, уж будьте уверены, — усмехнулась я. — И потому до сих пор жива.

Ужин кончился поздно вечером. Постояльцы разошлись по своим комнатам, и дом погрузился в тишину.

— Я взяла ключ из твоего кабинета.

— Я знаю, — Ричард снял дублет и небрежно швырнул его на софу. — Нетрудно было догадаться.

— Ты сердишься на меня? — Мне не хотелось, чтобы между нами оставалась хоть малейшая недосказанность.

— Нет. — Он лег в постель и натянул на себя одеяло. — Но я бы предпочел, чтобы их присутствие оставалось для тебя в секрете. — Ричард затушил свечу.

Я скинула халат, положила его рядом с дублетом и тоже забралась в кровать. Спальня тонула в темноте, лишь из окна проникал призрачный лунный свет. В детстве Эбигейл обожала рассказывать мне на ночь страшные сказки, в которых злобные существа утаскивали непослушных детей. Не думаю, что делала она это из чистого садизма, скорее уж, в профилактических целях, но с тех пор темнота пробуждала во мне глубинные страхи. Конечно, сейчас я уже не боялась иллюзорных чудовищ, но, к своему стыду, инстинктивно укрывала одеялом пятки и никогда не свешивала руки с края постели. Ричард посмеивался над этим, но было видно, что ему доставляет немалое удовольствие прижимать меня к себе, или обнимать со спины, а я в такие моменты чувствовала себя в безопасности.

— Я не сержусь на тебя, — повторил он, повернувшись ко мне.

— Что еще ты от меня скрываешь?

Я давно заметила, что под покровом темноты, в супружеской постели он наиболее откровенен.

— Ты уверена, что хочешь это знать?

— Не была бы уверена, не спрашивала.

— Никого в нашем доме я больше не прячу, можешь не беспокоиться на этот счет, — усмехнулся он.

Его рука легла на мою талию, и я невольно улыбнулась.

— А этот твой друг в Хартфордшире? Ты обещал, что познакомишь меня с ним. Не думай, что я забыла.

Около недели назад к нам снова заезжал Уильям Колтон и говорил, что собирается на восток, когда просохнут дороги. В моем присутствии он не уточнял, куда именно едет, но мне не составило труда догадаться. Ричард намеревался отправиться с ним.

— Ты хочешь, чтобы я взял тебя с собой?

— А ты возьмешь? — удивилась я, чувствуя нарастающее волнение. Он бы не стал спрашивать просто так.

На несколько секунд воцарилась тишина. Даже в мутном свете луны я видела напряженную работу мысли на его лице. Ричард явно сомневался и наверняка уже жалел, что вот так спросил, не подумав.

— Пожалуй, это будет можно устроить. — Он вздохнул. — Ладно, уж, раз мы договорились, что у нас не будет друг от друга секретов.

— Иди ко мне, я тебя поцелую.

Дело было не в том, что я так сильно жаждала познакомиться с очередным протестантом вне закона, нет — согласие Ричарда значило доверие с его стороны, вот, что действительно имело для меня значение.

Комментарий к Глава 12. Протестанты в бегах

[1] Анна Эскью - знатная дама, известная протестантка, жившая во время правления Генриха VIII. Вопреки существовавшему тогда закону, запрещающему пытать знатных женщин, была подвергнута жестоким экзекуциям и впоследствии сожжена на костре.

[2] братья во Христе - имеются в виду христиане в целом

группа в контакте - https://vk.com/lena_habenskaya

========== Глава 13. Невидимая соперница ==========

После нашего разговора все мои мысли, так или иначе, возвращались к предстоящей поездке. Не потому, что я горела желанием познакомиться с влиятельным покровителем протестантов, а потому, что означало смену обстановки.

До свадьбы с Ричардом я даже ни разу не покидала пределы Лондона, что в общем-то и неудивительно. Большинство женщин, независимо от высоты положения, всю свою жизнь проводят на одном месте — так устроен мир, и этим миром правят мужчины. Они пересекают океаны и открывают новые континенты, возводят города и управляют ими, в то время как удел женщины — быть тенью, или в лучшем случае дополнением своего мужа.

Конечно, я слышала рассказы о женщинах, которые осмелились бросить вызов сильному полу, но все они либо плохо заканчивали, либо выставлялись в крайне негативном свете. А чаще и то, и другое.

«Всяк сверчок знай свой шесток» часто говорила мне Эбигейл, имея в виду, что главное украшение женщины — смирение и покорность. И я была хорошей женой. Покойный баронет Лесли ни разу не упрекнул меня, ведь я никогда не оспаривала его решения, даже если они были откровенно глупыми. «Умная жена сама знает, когда притвориться дурой».

Но с Ричардом этого не требовалось. Ему было интересно знать мое мнение, он прислушивался ко мне, но, разумеется, всегда оставлял за собой последнее слово. Что ж, я не собиралась перетаскивать на себя одеяло, к тому же, в отличие от баронета Ричард был человеком дальновидным.

— Ты не пойдешь со мной?

Было воскресенье и по традиции в этот день мы посещали церковную службу. Теперь, когда я знала о том, кем на самом деле являлся Ричард, мне было понятно его нежелание слушать проповеди, но, учитывая обстоятельства, привлекать к себе внимание крайне нежелательно. А если мы не появимся в церкви, пронырливый священник обязательно поинтересуется, в чем дело.

Прежний настоятель нравился мне куда больше — он тоже был католиком, но в отличие от своего преемника не отличался религиозным фанатизмом и нетерпимостью.

— Мне нужно ответить на письма.

В последнее время Ричард дни напролет проводил у себя в кабинете.

— Так и скажи, что ищешь повод не идти на мессу, — усмехнулась я.

— В следующее воскресенье пойду с тобой, — он встал, обошел стол и поцеловал меня. — Даю слово.

В церковь я отправилась вместе с Мэгги и Анной. Последняя, как и я, не жаловала нового пастора, но ради будущей репутации падчерицы приходилось брать ее с собой. Анна, несмотря на буйный нрав, отличалась не свойственной возрасту хитростью и послушно делала все, что от нее требуется. Всякий раз после исповеди отец Карл подходил ко мне и хвалил ее, пересказывая все то, что рассказывала ему Анна. Очевидно такое понятие как «тайна исповеди» не имело для него большого значения.

Так было и на сей раз. Анна честно выдала пастору свой еженедельный «список грехов», который мы вместе составляли каждую субботу: отказалась ложиться спать вовремя, не пожелала отцу доброго утра и забыла помолиться перед обедом в четверг. Ну и такие мелочи как «уснула во время вечернего чтения Библии», «взяла кусочек шоколада, не спросив разрешения» и так далее.

— А что насчет Вас, леди Стенсбери? Желаете ли вы исповедаться? — поинтересовался он с наигранным смирением, но буравя меня внимательным взглядом.

Понятное дело, что мои мысли волновали отца Карла куда больше, нежели прегрешения Анны. С таким, как он, следовало держать ухо востро — новый пастор хорошо разбирался в человеческой натуре и умел выводить собеседника на разговор. Но и я ведь долгое время жила при дворе, и уж что-что, а следить за языком научилась в совершенстве. И все же расслабляться было нельзя.

— Я беспокоюсь о том, что не смогу подарить виконту сына и наследника. Как вы знаете, святой отец, мой первый брак был бездетным. Не является ли это наказанием за то, что я воспитывалась в еретической протестантской вере?

Пастор посмотрел на меня и довольно улыбнулся.

— Конечно, ты не несешь ответственности за то, что тебя крестили отступники, но ты долгое время придерживалась ложного учения. А это, несомненно, грех.

— Я благодарю Господа за то, что он послал нам добрую королеву Марию, вернувшую Англию в лоно истинной веры.

Отец Карл сощурился. Он совершенно явно изучал меня, прощупывал. Под его взглядом мне было не по себе, но я открыто смотрела ему в глаза.

— Молись, дитя, — вздохнул он с фальшивым прискорбием. — За себя и своего супруга.

— Мой муж истинный католик, и я благодарна Господу, за то, что Он послал мне виконта.

— Конечно, конечно, — отец Карл торопливо закивал, — но ты ведь знаешь, дитя, что его брат был обвинен в ереси?

Я понимала, к чему он клонит. Нового пастора можно было упрекнуть в чем угодно, но только не в глупости. Ни для кого, не секрет, что после той истории семья Ричарда была под особым вниманием, но прежний настоятель глядел на это сквозь пальцы.

— Мы не можем нести ответственность за всех родственников. Даже за самых близких.

— Разумеется, — отец Карл подошел ближе и коснулся моей руки. — Я говорю это лишь потому, что думаю о спасении души виконта. Если он вдруг ступит на неверный путь, если чьи-то злые сердца склонят его к неправедному делу, наш с вами священный долг, леди Стенсбери, помочь ему. Вы согласны со мной?

— Конечно, святой отец, — кротко ответила я. — Но смею вас успокоить, что виконт даже более прилежный католик, чем я. Мне есть чему у него поучиться.

— Счастлив это слышать, леди Стенсбери. И все же, вы должны знать, что всегда можете обратиться ко мне, если окажетесь в трудной ситуации.

Иными словами он предлагал мне в случае чего сдать Ричарда в руки Инквизиции, о чем фактически говорил прямым текстом. В тот момент мне стоило немалых усилий, чтобы сохранить почтительное выражение на лице.

— Спасибо вам, святой отец, — я тепло улыбнулась ему и, переборов себя, поцеловала протянутую руку.

К нашему возвращению Ричарда дома не оказалось. Он предупреждал меня, что отлучится в деревню, так что я отдала кухарке распоряжение подать обед на час позже обычного, а заодно приготовить побольше разогретого вина — день выдался дождливым и ветреным, а, значит, Ричард вернется замерзшим.

Конкретных планов у меня не было. Коротать время за чтением или рукоделием не хотелось; у Маргарет опять разыгралась мигрень, и она ушла к себе, а новые знакомые-протестанты удалились на молитвы, так что составить мне компанию было некому.

Чтобы чем-то занять себя, я решила навести порядок в бумагах Ричарда. Теперь, когда мне было известно о его подпольной деятельности, мы вместе разбирали корреспонденцию. Итак, прихватив с собой кубок вина, я закрылась в кабинете.

На его столе как всегда царил образцовый беспорядок: приходно-расходные записи валялись вперемешку с письмами, поздравительными посланиями и малограмотными записками жителей деревни, которые иногда обращались ко мне или Ричарду за разрешением споров.

Монотонный разбор бумаг успокаивал меня, что было особенно необходимо после разговора с отцом Карлом. Сейчас он, конечно, ничего не мог нам предъявить, но мир не без «добрых людей», да и недоброжелатели у Ричарда, конечно были.

Размышляя об этом, я раскладывала бумаги по стопкам, и за этим занятием спадало и напряжение. Теплое вино со специями согревало изнутри, тихо потрескивали дрова в камине… Так, что это тут у нас?

Среди прочих я обнаружила конверт без подписи, но мое внимание привлек торчащий из него лист бумаги. А именно почерк. Тонкий, изящный, выверенный до каждой черточки, он определенно принадлежал женской руке.

Нахмурившись, я вытащила письмо из конверта и нервно отхлебнула вина.

«Мой дорогой Ричард,

вчера я получила твое письмо, слуга принес его уже поздно ночью. Я уже собиралась спать, когда горничная постучалась в комнату. Твои послания согревают мою душу, я перечитываю их по много раз, но была бы куда более счастлива, еслибы имела возможность увидеть тебя лично. Учитывая нынешние события и изменения в твоей жизни, это затруднительно, но ты всегда умел находить лазейки и использовать возможности. Согласись, в этом мы с тобой очень похожи. А потому я надеюсь, что в скором времени ты приедешь навестить меня, к тому же у меня есть для тебя хорошие новости. И, конечно, не забывай, что это послание не должно попасть в чужие руки, ведь ты говорил мне, что твоя жена очень любопытна.

С наилучшими пожеланиями и до скорой встречи».

Не знаю, сколько прошло времени, прежде, чем я опомнилась. Не было никаких сомнений в том, что автор письма — женщина. Но ни на конверте, ни в письме не было указано имени, ровно, как и обратного адреса, что говорило о повышенной секретности послания.

Мне понадобилось несколько минут, чтобы прийти в себя. Я еще дважды перечитала письмо — и пусть в нем не было ни слова о любви, первое, что упорно приходило на ум — у Ричарда есть другая женщина. Любовница. Конечно, это могла быть и старая подруга и дальняя родственница, но почему в таком случае он ни разу не упомянул ее? Но с другой стороны, крайне неразумно оставлять письмо от любовницы на видном месте, ведь Ричард знал, что я часто бываю в его кабинете и помогаю разбирать бумаги? Случайно забыл? Ну, это вряд ли. А, может, он хотел, чтобы я нашла его? Но зачем? Бред какой-то.

У меня закружилась голова. С самого начала Ричард, несмотря на все свои недостатки, показался мне человеком чести, и до этого момента я не сомневалась, что так оно и было на самом деле. Он не из тех, кто заводит любовниц.

Я положила письмо на место и налила себе еще вина. Сколько женщин наивно убеждают себя, что их мужья никогда не пойдут «налево»! Порой легче смотреть на мир через розовые шоры, не желая замечать очевидного, которое буквально кричит «да оглядись же ты вокруг, дура!» Неужели, я тоже из числа тех несчастных и недалеких клуш, которые готовы найти любое, даже самое бредовое объяснение, но только признать, что муж им неверен?

И все же следовало успокоиться. Никаких доказательств у меня нет. Да, письмо, конечно, подозрительное, но даже если у Ричарда есть другая, что я могу с этим сделать? Каждый второй муж изменяет своей жене, так уж устроен мир, и не мне его менять. Но, черт возьми, как не хотелось этого признавать! Я ведь была абсолютно уверена, что мне выпал счастливый жребий и, наверное, уже успела полюбить Ричарда, хоть старалась и не задумываться об этом.

Остаток дня прошел как в тумане. Ричард вернулся где-то через час, голодный и уставший. Как ни в чем не бывало поцеловал меня, только сейчас поцелуй его отдавал горечью. Но я ничего не сказала ему. Не потому что боялась, или хотела убедить себя в его честности, нет — я решила убедиться, и только потом решать, что делать. Меня раздирали противоречивые чувства, эмоции клокотали внутри, а в таком состоянии недолго и бед наворотить. Я понимала, что нужно дать себе успокоиться.

Будучи проницательным, Ричард конечно заметил, что со мной что-то не так, но я отмахнулась от его вопросов и сослалась на мигрень.

— Раньше ты ей не страдала. — Он внимательно посмотрел на меня, но я выдержала его взгляд.

— Не переживай обо мне. Отлежусь, и все пройдет.

Мне было тяжело находиться с ним в одной комнате. Еще несколько часов назад я пребывала в отличном настроении, занималась домашними делами и обдумывала детали предстоящей поездки. Может, и правда, было бы лучше, если бы это проклятое письмо так и осталось для меня тайной? Хотя, что теперь об этом жалеть…

Я поднялась в спальню и закрылась на засов. Было тревожно и больно, но даже заплакать не получалось. С самого начал мне казалось, что подобная участь обойдет меня стороной — просто удивительная наивность!

И в то же время я понимала, что, если не хочу извести себя окончательно, то рано или поздно, придется обсудить это с Ричардом. Но только не сегодня, когда эмоции бьют через край.

Если женщина, что написала письмо, и впрямь его любовница, то чего ему не хватает в отношениях со мной? Впрочем, это, пожалуй, глупый вопрос. Мужчинам всегда чего-то не достает. А, может, у них была связь еще до нашей свадьбы. Но в таком случае, почему бы ему на ней не жениться? Возможно, она сама замужем или вообще какая-нибудь шлюха из борделя. От этих мыслей голова шла кругом.

Спать я в тот день ушла рано. Почти сразу после ужина вернулась в комнату, отправила восвояси Мэгги, быстро переоделась и погасила свечи. Залезла в постель и натянула одеяло до самого подбородка.

В тот момент, когда уже сон уже почти сморил меня, скрипнула дверь, и негромко шаркнули сапоги по полу. Я притворилась спящей и, лежа на боку, слышала, как он раздевается — сначала расстегнул дублет, бросил его на софу, а следом пришла очередь рубашки и брюк.

Ричард лег рядом и какое-то время лежал тихо, но спать не собирался — это было понятно по его дыханию. Он медленно повернулся на бок, и я почувствовала как на мое плечо ласково опустилась рука. Ричард придвинулся ближе, поглаживая меня и одновременно задирая подол сорочки.

— Я знаю, что ты не спишь, Лиз, — прошептал он мне на ухо.

Прежде, это всегда заводило меня, мне нравилось, когда он прижимался ко мне сзади, нравилось чувствовать, как его твердый член упирается в бедро, но сейчас было тошно.

— Не сегодня, Ричард, — я отодвинулась, давая понять, что никакой близости он сегодня не получит. — Я устала и у меня болит голова.

Это была самая глупая и самая распространенная отговорка, какую только можно придумать, но меня это не волновало. Сейчас одна только мысль о супружеском долге была мне отвратительна.

— Я тебя чем-то обидел? — он взял меня за плечо и развернул к себе.

Мне стоило огромных усилий заставить себя сохранять спокойствие. Я знала, что если скажу сейчас хоть слово, то меня попросту «прорвет» и ничего хорошего из этого не выйдет.

— Все в порядке. Просто хочу спать.

Даже в темноте я видела цепкий взгляд его карих глаз. Ричард не поверил моим словам, это было совершенно ясно, но расспрашивать не стал.

— Ладно, — он пожал плечами и повернулся ко мне спиной. — Спокойной ночи, Элизабет.

Через несколько минут его дыхание стало тише и реже, и я поняла, что он уснул. «В лепешку разобьюсь, но узнаю, кто ты такая» ворочаясь с боку не бок, мысленно пообещала я незнакомой мне женщине и, возможно, сопернице.

========== Глава 14. Новые встречи и старые знакомые ==========

Настал день отъезда. Путь предстоял неблизкий, потому и выезжать решено было затемно. Хартфордшир находился далеко, дорога туда занимала около недели, а, учитывая размытые после череды ливней тракты, к этому можно было смело прибавить еще три-четыре дня.

Накануне вечером я еще раз лично проверила все и удостоверилась, что запасов еды, одежды и лекарств достаточно для такого пути. За всеми этими приготовлениями мысли о таинственном письме отошли на второй план, хотя не могу сказать, что они не беспокоили меня вовсе.

Я понимала, что нужно поговорить с Ричардом, коль скоро мы решили, что у нас не будет друг от друга тайн, но всякий раз меня что-то останавливало. А я была уверена, что дело тут не в любовнице. Во всяком случае, найденное мною послание не слишком походило на любовное письмо, но тогда — кто она?

— Волнуешься? — спросил он за завтраком.

Еще не рассвело, и столовая утопала в маслянистых весенних сумерках.

— Меня не дорога волнует, а то, что мы едем в логово протестантов.

Ричард посмотрел на меня и улыбнулся:

— Но если бы я не взял тебя с собой, ты бы меня не простила, — то было утверждение, а не вопрос.

— Вам досталась крайне любопытная жена, виконт Стенсбери.

Я смотрела на него и видела все того же Ричарда, которого, кажется, успела полюбить. Ничего не изменилось в его поведении и отношении ко мне, а когда у мужчины появляется другая, именно это и происходит, пусть даже на первый взгляд и незаметно.

— Да уж, — согласился он и отпил вина. — Настолько любопытная, что штудирует мою почту не хуже церковных перехватчиков. — Ричард выразительно посмотрел на меня и сомнений не осталось. Он имел в виду то самое письмо.

Не так я представляла себе момент нашего разговора, но, увы, как это часто бывает, обстоятельства внесли свои коррективы.

— И была удивлена, что мой муж не сказал мне о нем ни слова, — в том же духе ответила я. — Если, конечно, ему нечего от меня скрывать.

В столовой повисла тишина. Внешне я оставалась спокойной, но внутри натянулась как струна. Вне зависимости от того, каким будет ответ, мне не хотелось ударить в грязь лицом.

— Ты уже, верно, и сама поняла, что это письмо от женщины, — Ричард поднялся из-за стола. — Но уверяю тебя, Лиз, поводов для ревности нет. И все же пусть ее имя останется пока в секрете.

Любая нормальная жена в таком случае устроила бы благоверному знатную взбучку, но я, очевидно, была ненормальной. Впрочем, наши с Ричардом отношения, как выяснилось, вообще далеки от обычных, так что…

— Ну, ты и прохвост, Стенсбери.

— Не больший, чем ты, дорогая, — спокойно ответил он. — А теперь заканчивай завтрак и одевайся. Нам пора выезжать.

Впору было обидеться на него, но я, к удивлению своему, оставалась спокойной. Хотя было, конечно, досадно, что Ричард опять счел за лучшее оставить меня в неведении. Интересно, как бы он отреагировал, если бы мы поменялись местами?

Изначально я планировала взять с собой Мэгги, но Ричард запретил, объяснив это тем, что лишние глаза и уши нам ни к чему. Меня это даже обидело, ибо за компаньонку я ручалась как за саму себя. К тому же в дороге без помощницы будет тяжело — взять хотя бы то, что мне придется самостоятельно шнуровать корсет [1].

— Я не сомневаюсь в честности твоей служанки, — заверил Ричард, — иначе бы давно выставил ее за порог. Но там, куда мы едем, лучше обойтись без свидетелей.

У меня уже не осталось никаких сомнений в том, что направлялись мы прямиком в протестантское логово, и нам предстояла встреча с неким очень влиятельным человеком. Могла ли я, простая девушка, когда-нибудь представить, что буду участвовать в подпольных интригах? Что мой дом станет укрытием для церковников в бегах и мне придется вести двойную игру? Конечно, нет.

И что странно — раньше, окажись я в подобной ситуации, то непременно испугалась бы, но сейчас не испытывала страха. Мною овладел азарт, я чувствовала, что делаю что-то важное и полезное, хотя не и не была противницей католичества. Скорее напротив, я была бы счастлива, если бы в Англии не притесняли людей за их убеждения, ведь в самом деле — какая разница, как именно ты почитаешь Бога, если при этом остаешься хорошим человеком?

А еще мне нравилось то, что я могла спокойно делиться своими размышлениями с Ричардом. Немногие мужья позволяют женам открыто выражать собственное мнение. По уверению большинства женщина должна быть мила и покладиста, держаться за спиной супруга и по возможности не отсвечивать вовсе. Мне это казалось вопиющей несправедливостью. И, кто, интересно, решил что мы, женщины, хуже? По-моему это вообще несусветная глупость делить людей на «хороший» и «плохой» пол — все в первую очередь зависит от личных качеств человека. И в этом плане мне очень повезло с Ричардом, ибо он видел во мне не только красивое дополнение или нечто вроде говорящего предмета интерьера, но, в первую очередь, личность. Личность со своими стремлениями и убеждениями. И за это я была готова поддерживать его, даже если весь мир ополчится против.

Путь в Хартфордшир занял больше двух недель. Это оказалось дольше, чем планировали, но меньше, чем могло бы быть, учитывая отвратительное состояние дорог по всей Англии. За всю свою жизнь я не так уж много путешествовала, но однажды в детстве, Эбигейл отвезла нас с Томасом к своей дальней родственнице в Кент.

Тогда еще на троне сидел король Генрих, про которого, конечно, можно сказать много нелестного, но вот тракты при нем были на порядок лучше.

— Лучше бы вместо того, чтобы наводнять страну испанцами, она позаботилась бы о дорогах, — пробормотала я, когда экипаж тряхнуло на очередной колдобине.

За время пути мой зад (не постесняюсь этого слова) должно быть, превратился в синяк, несмотря на то, что сиденье устелили подушками. И это не считая таких мелочей, как пролитое вино, рассыпанные по полу бусины, когда в недобрый час мне приспичило заняться рукоделием и прочее.

Я никогда не любила постоялые дворы, но в эту поездку жесткие кровати и насквозь продуваемые комнаты гостиниц казались мне королевскими покоями. А еще была во всех этих неудобствах какая-то своя, особенная прелесть. Видимо, дух путешествий все же жил во мне, как бы ни старалась Эбигейл его вытравить.

***

Утром пятнадцатого дня мы, наконец, пересекли границу Хартфордшира, а в месте назначения оказались лишь к вечеру. Я видела, как росло волнение Ричарда, и не знала, что было тому причиной. Прежде, в любых ситуациях он сохранял спокойствие, но сейчас явно нервничал.

— Видимо, затевается нечто действительно серьезное.

— Я не хотел втягивать тебя в это, — повторил он, — но сейчас отступать уже поздно.

Когда окончательно стемнело, мы оказались у каменных стен. За ними возвышалось здание, но определить его размеры было трудно — я видела лишь, что оно достаточно большое, больше Фитфилд-Холла, но до замка все же не дотягивало.

У ворот дежурили люди с факелами. Нас явно давно ждали. Кучер остановил экипаж.

— Ну, вот и приехали, — Ричард улыбнулся, взял меня за руку и помог выбраться наружу.

От долго сидения ноги затекли и, оказавшись на земле, я болезненно охнула. Тем временем один из дозорных направился в нашу сторону.

— Приветствую тебя, Стенсбери, — он пожал Ричарду руку. — Мы ждали вас днем. Миледи, — он повернулся в мою сторону и учтиво поклонился. — Леди Элизабет, не так ли?

— Совершенно верно, сэр, — ответила я, протягивая ему руку для поцелуя. — Мое имя вам известно. Могу я узнать ваше?

— Роберт, — представился он.

Он казался очень воспитанным и обходительным, но я хорошо знала такой тип мужчин — при дворе их пруд пруди. Улыбаются, говорят комплименты и ловко кружат головы юным девам. Слава Богу, что в свое время Эбигейл научила меня, как взаимодействовать с такими, как новый он.

— Благодарю, что встретили, сэр Роберт. Это ваш дом? — во всяком случае, вел он себя как хозяин.

Ричард и новый знакомый посмотрели друг на друга и рассмеялись.

— Ну, что вы, миледи. Я всего лишь скромный гость, которому доверили честь встретить вас. Ну, пойдемте же.

Нас провели за ворота и далее по широкой длинной аллее, ведущей непосредственно к дому. Подойдя ближе, я поняла, что прогадала с размерами — от центральной части уходили вбок еще два больших крыла, а судя по количеству труб позади, это был вполне себе добротный замок.

По обеим сторонам дороги раскинулся ухоженный сад, даже сейчас, когда ничего еще не цвело и не зеленело, было видно, что за ним ревностно следят.

— Добро пожаловать в Хэтфилд-Хаус, — сказал Роберт, когда мы подошли к крыльцу.

Из пустого холла нас провели в гостиную, где уже ждал накрытый стол и несколько слуг. В помещении царил мягкий полумрак — верхние свечи в канделябрах не горели, и единственным источником света был тлеющий камин высотой больше человеческого роста.

Несмотря на размеры и искусную архитектуру, замок удивлял скромностью, я бы даже сказала бедностью внутреннего убранства. Портьеры и мебель явно знавали и лучшие времена, а немногочисленные гобелены на стенах поблекли.

— А где же хозяин? — спросила я, когда мы уселись за стол. — Он не поужинает с нами?

Может быть, мы и не Бог весть какие именитые гости, но подобное поведение казалось мне невежливым.

— Хозяйка сейчас спустится, — прозвучал за моей спиной голос служанки.

— Хозяйка? — я удивленно посмотрела на Ричарда. — Уж не та ли самая, что шлет тебе письма?

Прежде, чем он успел мне ответить, в арке мелькнул черный силуэт, а миг спустя на свет вышла молодая женщина. На вид она казалась немногим старше меня, но, может быть, это лишь приглушенный свет сглаживал черты. Дама была невысокого роста и хрупкого сложения, что подчеркивало элегантное, но явно не новое платье. При дворе этот наряд сочли бы весьма откровенным — приспущенные рукава оголяли острые белые плечи, а вырез порядочно обнажал грудь, стянутую тугим корсетом.

Доходящие до талии рыжие волосы обрамляли не слишком красивое, но запоминающееся лицо. Вошедшая дама не была хороша собой, однако и дурной я бы ее не назвала.

— Добрый вечер, — она приветливо улыбнулась Ричарду, который встал из-за стола и поцеловал ее тонкое запястье. Странно, но я даже не испытала ревности. — А вы, должно быть, леди Стенсбери? — дама посмотрела в мою сторону. Она без сомнения меня оценивала.

— Да. Я Элизабет Стенсбери. Ричард много говорил о вас, но ни разу не называл вашего имени.

Несколько секунд она внимательно смотрела в мое лицо и, наконец, улыбнулась.

— Это не удивительно. Но вот вы здесь, и я рада нашей встрече, леди Стенсбери. Мы с вами уже встречались однажды, очень давно, но, вижу, вы меня не узнали.

Ее слова сбили меня с толку. Я смотрела в ее лицо, но не узнавала, она даже не казалась мне знакомой. Если только когда-нибудь в детстве…

Дама тем временем продолжала улыбаться. Было видно, что ситуация ее забавляет.

— Так и думала, что вы меня не вспомните, — сказала она. — И я бы тоже не вспомнила, если бы Ричард не сказал мне вашу девичью фамилию.

Меня уже просто распирало от любопытства. Кто она? Молодая женщина, некогда мне знакомая, и, судя по всему, не последняя личность среди протестантов. Однако, сколько бы ни вглядывалась я в ее лицо, не находила в нем даже смутно знакомых черт.

— Ваша покойная матушка была одной из придворных дам моей матери. Как и ваша тетушка.

Я замерла с кубком в руке. Мерно потрескивали догорающие поленья, бил по стеклам дождь, а в голове у меня словно пороховая бочка взорвалась. Догадка была столь безумной и, кажется, столь маловероятной, что я не решалась произнести ее в слух.

— То есть, выходит, что вы…

— Все верно, — дама покровительственно улыбнулась. — Елизавета Тюдор.

Комментарий к Глава 14. Новые встречи и старые знакомые

[1] дамские корсеты той эпохи, как правило, имели шнуровку на спине, в связи с чем затянуть их самостоятельно было практически невозможно

группа в контакте - https://vk.com/lena_habenskaya

========== Глава 15. Ставки ==========

Елизавета Тюдор. Что я знала о ней? Не больше того, о чем шептались, а иной раз и говорили в открытую при дворе. Бастард, отродье «шлюхи Болейн», а с недавних пор еще и мятежница, хотя ее причастность к восстанию Уайетта так и не была доказана. Впрочем, иные ей восхищались, тайно лелея надежду, что придет день и «добрая леди Елизавета» взойдет на трон, сменив жаждущую крови сестру.

Это то, что говорили о ней в народе, но сама я не придерживалась какой-либо точки зрения. Но теперь, когда судьба свела нас лично, мое мнение об этой женщине было двояким.

Вне всякого сомнения, Елизавета хотела стать королевой, хотела власти, и, пожалуй, не стоило осуждать ее за это. Но вместе с тем я не увидела в ней ненависти по отношению к Марии — опальная принцесса говорила о ней с уважением, хотя явно не любила ее. Да и за что бы?

— Нам не дано предвидеть будущее, — Елизавета посмотрела на меня своими пронзительно-зелеными глазами, — но в наших силах повлиять на него. Возможно, я стану править Англией, а, может, как моя мать, сложу голову на эшафоте. И все же, — она грациозным жестом подманила служанку, веля принести еще вина, — я более рассчитываю на первый вариант. Ричард говорил мне, вы жили при дворе?

— Да, и довольно долгое время. Но с приходом вашей сестры оставаться там стало опасно.

— Что вы думаете о Ее Величестве, леди Стенсбери?

— А что вы хотите услышать? — вопрос поставил меня в тупик.

— Правду, — просто ответила Елизавета. Она глядела на меня с интересом, изучающе, но в глазах не было враждебности.

— Я в первую очередь думаю не о монархах, а о собственной безопасности и безопасности своих близких. Гонения на протестантов принесли Англии немало горя, но мятеж обратится еще большими бедами. Революции редко приводят к чему-то хорошему.

Возможно, Елизавета рассчитывала на какой-то другой ответ, быть может, ожидала услышать в свой адрес лесть, но сказанное мной, определенно, пришлось ей по душе.

— Ричард не солгал на ваш счет, — она подперла кулачком острый подбородок и задумчиво склонила голову. — Впрочем, он всегда хорошо разбирался в людях. И в женщинах, в частности. — На этих словах Елизавета выразительно посмотрела на Ричарда.

От нее исходил странный магнетизм, она флиртовала, но делала это без пошлости и вульгарности, хотя, без сомнения, наслаждалась обращенными на нее взглядами. Роберт Дадли входил в число ее фаворитов, было видно, что ему Елизавета благоволит больше остальных.

— Поддержите ли вы меня, если Господу угодно будет сделать меня королевой?

— Я почти ничего о вас не знаю, но знаю, что мой муж хорошо разбирается в людях, и не стал бы оказывать поддержку дурному человеку. А, значит, и у меня нет причин быть против.

— Сейчас вы говорите как большинство покорных женщин, — Елизавета улыбнулась, — но, Ричард говорил мне, что вас за пояс не заткнешь.

— Ну, так я женщина, а не перчатка или полотенце, чтобы затыкать меня за пояс, — пошутила я.

Елизавета рассмеялась.

— Тоже верно, — она вдруг сделалась серьезной. — Если я попрошу вас кое о чем, вы согласитесь?

— Зависит от того, что именно вы попросите.

Конечно, я догадывалась, что нас пригласили не просто так. Ричард помрачнел, и от Елизаветы это не укрылось, но она лишь улыбнулась.

— Мне нужен доверенный человек при дворе моей сестры.

— Вы хотите сказать «шпион»? — я почему-то совсем не удивилась, когда она это сказала.

— Называйте, как хотите, — Елизавета пожала острыми плечами. — Но я ни к чему вас не принуждаю, и уж точно не стану отправлять в Лондон против воли.

Ее стремление обзавестись в Уайтхолле «глазами и ушами» было вполне объяснимо, но я вряд ли могла оказаться полезной.

— Даже если я соглашусь, это совершенно невозможно. Как я вернусь в столицу, не вызвав подозрений?

Елизавета прищурилась. Она видела меня насквозь, а именно то, что ее предложение разожгло во мне азарт.

— То есть, в принципе, вы согласны? — уточнила она. — Среди моих людей есть те, кто могут это устроить. Им можно доверять.

Она говорила «мои люди» с таким видом, словно уже сидела на троне. Странно, но это не вызвало у меня отторжения.

— Если им можно доверять, то почему вы не отправите ко двору их? — не то, чтобы я ждала от нее подвоха, но вопрос казался вполне логичным.

— Потому что только женщина может стать фрейлиной моей сестры и Ее Величества королевы, — Елизавета теперь смотрела на меня еще пристальнее.

Иными словами она хотела, чтобы я отправилась в самое пекло. В случае разоблачения мне была только одна дорога — в Тауэр, но если эта женщина, что сидит сейчас передо мной, станет королевой, нам обеспечено безбедное будущее.

— Исключено. — Ричард допил остатки вина и жестом остановил служанку, собиравшуюся налить ему еще. — Моя жена никуда не поедет. Простите, леди Елизавета, но я этого не допущу.

Она повернулась в его сторону, посмотрела задумчиво, но и не думала гневаться. Напротив, происходящее явно казалось ей занимательным.

— При всем моем расположении к тебе, Ричард, но я предлагаю это твоей жене, а не тебе. Выбор за ней.

— Леди Елизавета…

— Тссс… — она приложила палец к губам. — Дай нам поговорить, Ричард. Я уверена, сэр Роберт с удовольствием составит тебе компанию в игре в карты.

Проще говоря, эта хрупкая женщина, формально еще не имевшая никаких прав, выставила за дверь двух мужчин. Сколько же ей было, когда ее мать отправили на эшафот? Три года? Четыре? С тех пор никто не рассчитывал на то, что девочка-бастард может однажды стать претенденткой на трон, а, значит, ее не воспитывали, как королеву, и все же она научилась виртуозно управлять окружающими.

— Так, значит, вы согласны, леди Элизабет, — уточнила она, когда мы остались вдвоем.

Я понимала, что независимо от того, каким будет мой ответ, обратной дороги не будет. Настал момент истины, и пришло время выбирать, на чьей я стороне? Отказаться, оставить все, как есть, надеясь на милость нынешней королевы? Но, ходят слухи, что здоровье Марии ухудшилось, и, возможно, ей осталось недолго. Тогда Елизавета станет королевой, но после моего отказа уже вряд ли приблизит ко двору. Но с другой стороны Мария, поддавшись уговорам фанатичных советников, может отправить сестру на казнь, а следом за ней и нас с Ричардом. Я понимала, что мои размышления прагматичны и, быть может, даже корыстны, но и сидящая передо мной Елизавета тоже думала в первую очередь о собственной выгоде.

— Да. Согласна.

Я сделала ставку, и теперь оставалось уповать на то, что она окажется выигрышной.

— Хорошо, — Елизавета улыбнулась, явно довольная моим ответом.

— Ты должна была обсудить это со мной.

Поленья в камине догорели, но даже в темноте я видела гневное выражение его лица. Ричард злился и, надо сказать, небезосновательно. Я понимала его чувства. Он сидел на краю постели и пристально наблюдал за каждым моим движением.

— Должна была. — Я сняла халат и положила его на обитую бархатом софу в изножье кровати. — Но твое негодование не изменило бы мой ответ. А помешать мне ты бы не смог.

Я обошла кровать и легла с другого края.

— Ты знаешь, какое наказание бывает за шпионаж?

— Знаю. Как знаю и то, что делают с теми, кто укрывает в своем доме еретиков. — Я повернулась к нему. — Мы оба преступники, Ричард. Может быть, судьба не случайно свела нас вместе?

— Ты веришь в судьбу? — Он придвинулся ближе, положил руку мне на бедро, и это прикосновение отозвалось в теле сладкой тяжестью.

— Отчасти. Я верю в то, что некоторые вещи происходят не просто так. Эбигейл могла найти мне другого мужа, тем более что претенденты были. Или ты мог найти невесту поближе к дому. Но вот мы здесь, в Хэтфилд-Хаусе. Еретик и шпионка. — Я тихонько засмеялась. — Хороша парочка, да?

За напускным весельем скрывался страх. Я понимала, что ввязалась в очень опасную игру, которая, вполне вероятно, приведет меня на эшафот, но, как бы странно это ни звучало, верила в Елизавету. Несмотря на противоречивость натуры, она казалась мне хорошим человеком и, главное, достойной трона. И если уж выбирать, под чьим подданством жить — Марии или Елизаветы, то я бы предпочла последнюю.

— Не думай, что мне не страшно, Ричард. Я знаю, что ждет нарушителей закона.

Впервые за долгое время я вспомнила о бедной Джейн. О том, как она, извиваясь, выла от боли, пока дыба рвала ее мышцы и суставы, а потом корчилась в огне. В ночь перед казнью шел дождь, хворост промок и горел из рук вон плохо. Несчастная, несчастная Джейн!

— Иди ко мне.

Ричард не пытался отговорить меня, не сетовал на то, какая плохая жена ему досталась — нет. Он просто был рядом и делал все, чтобы поддержать меня. Уже за одно это я была готова идти за ним хоть в саму преисподнюю.

В ту ночь мы занимались любовью пока не остались совсем без сил. Так мы чувствовали, что все еще живы и есть друг и друга. Когда все висит на волоске, когда ходишь с завязанными глазами по краю пропасти, только близость и спасает. Физическая, душевная — важно чувствовать, что ты не один в темноте, что есть рядом рука, рука того, кто подхватит, удержит, а быть может, и рухнет вместе с тобой в бездну. Но не отпустит.

— Я поеду с тобой, — выдохнул Ричард, когда обессиленный упал рядом.

Его спина взмокла от пота, он тяжело дышал, но, черт возьми, как же он был хорош! Глаза уже привыкли к темноте, и мне казалось, что я могу смотреть на него вечность.

— Ну, конечно, со мной. — Я покрепче обняла его, наслаждаясь прикосновением липкого обнаженного тела к коже.

От частого дыхания его грудь и живот вздымались, я слышала, как бьется его сердце.

— Она тебе нравится?

Ричард, конечно, понял, кого я имела в виду, когда сказала «она».

— Я очень ценю ее. Как человека. Елизавета помогала моей семье, тогда, когда все от нас отвернулись. Даже когда это вышло боком ей самой, она не отступилась. Ты ревнуешь? — в его глазах блеснули лукавые огоньки.

— Нет, — честно сказала я. — Ей нравится флиртовать с мужчинами, в том числе и с тобой. А этот Дадли? Кто он? Можно ли ему верить?

— Думаю, да. Некоторые считают его скользким типом и, пожалуй, недалеки от истины, но он никогда не сделает чего-то, что навредило бы Елизавете.

— Так, значит, мы едем в Лондон? — Ричард лежал на спине, а я вполне уютно устроилась у него на груди.

— Раз моя жена так сказала, — он сунул руки под голову, — значит, едем.

Комментарий к Глава 15. Ставки

группа в контакте - https://vk.com/lena_habenskaya

========== Глава 16. Заложники веры ==========

Дело, в которое мы ввязались, требовало обдумывания мельчайших деталей, ибо даже незначительный промах мог обернуться катастрофой для всех. Елизавета понимала это лучше, чем кто-либо — в случае неудачи на плаху лягут не только наши головы, но, вполне вероятно, и ее собственная.

— Я уже имела честь побывать в стенах Тауэра, — сказала она, когда мы прогуливались по замковому парку. — Он, безусловно, впечатляет, но это не самое лучшее место.

— Что ж, верю на слово, Ваша Милость, и обещаю не стремиться туда попасть, — пошутила я.

Елизавета оценила шутку, но уже в следующий миг опять стала серьезной.

— Я не желаю зла Ее Величеству, как многие думают, — повторила она вчерашние слова, — и отправляю вас в Лондон не с целью навредить ей. Но мне нужны сведения. Любые. Что происходит во дворце, о чем говорят, каковы настроения в народе… Понимаете, о чем я?

— Да, Ваша Милость. Я не стала бы делать ничего, что противоречит моей совести.

Мы вышли из кустарникового лабиринта, являвшего сейчас переплетение укрытых остатками снега голых ветвей, и оказались у небольшого пруда с фонтаном. Летом здесь, наверное, было очень красиво, но сейчас это место выглядело тоскливо. В низко повисшем сером небе кружили вороны, и их крики почему-то вызывали тревогу.

— Вы мне нравитесь, — призналась Елизавета. — Берегите себя, Лиз. Я не хочу, чтобы вы попали в беду.

— Я постараюсь, Ваша Милость.

Погода не располагала к длительным прогулкам, и за полчаса в продуваемом лабиринте, мы успели замерзнуть. Во всяком случае, пальцы на моих ногах уже онемели, а уши болели от ветра.

— А я ведь совсем забыла поблагодарить вас за свадебный подарок, — к своему стыду я вспомнила о нем только сейчас. — Это же вы прислали то платье?

— Когда-то оно принадлежало моей матушке. — Елизавета мягко улыбнулась. — Она надевала его лишь раз, когда вместе с моим отцом встречала испанского посла, Юстаса Шапуи.

Получается, я вышла замуж в платье обезглавленной королевы. Не знаю, можно ли считать это хорошей приметой, но у меня было, чем отблагодарить Елизавету.

— Тогда позвольте и мне сделать вам небольшой подарок. Я дам вам его, когда вернемся в замок.

Это была нитка жемчуга с подвеской, доставшая моей матери от Анны Болейн. Она отдала ее своей фрейлине в день своего ареста. «На счастье», сказала тогда королева-консорт. Во всяком случае, именно так гласила наша семейная легенда — это было то, что мне всегда говорила Эбигейл.

Но когда я показала украшение Елизавете, она наотрез отказалась его брать.

— Пусть она останется у вас, Лиз. Если моя мать отдала ее вашей матери, значит, она хотела, чтобы подвеска принадлежала вашей семье. К тому же удача вам понадобится, — Елизавета посмотрела мне в глаза. — Но не рассчитывайте только на фортуну. Она очень ветреная дама.

Всеми необходимыми приготовлениями занялся Роберт Дадли. Очевидно, он и впрямь обладал связями при дворе, что было удивительно, учитывая его недавнее пребывание в Тауэре. Видимо, сэр Роберт происходил из той породы людей, которые выходят сухими из океана — он умел подстраиваться под обстоятельства, умел нравиться людям и находить верное решение в трудной ситуации.

Но жизнь при дворе научила меня не доверять внешнему лоску, хоть Роберт и не выглядел, как предатель. Он был скорее… игроком. Играл исключительно в свою пользу — как, впрочем, и все мы.

— Все получилось даже лучше, чем мы могли рассчитывать, — сообщил он через две недели после начала подготовки. — Вы будете одной из фрейлин Марии.

Я заметила, что он ни разу не назвал ее «королевой» или «Ее Величеством» — только «Мария» и «она». Его самоуверенность и гордость от приближенности к Елизавете порядком раздражала, и не только меня одну, но Ричард сказал, что здесь ничего не поделаешь — Елизавета благоволила Дадли и многое ему прощала.

— «Ее Величества», — уточнила я. — Мария Тюдор все еще королева Англии. Если мы хотим сохранить головы, то не нужно забывать об этом.

Дадли беззлобно улыбнулся. Он полулежал на софе, расслабленно потягивал вино и смотрел на меня с неподдельным любопытством.

— Вы считаете меня плохим человеком? — спросил он.

— Нет, — честно ответила я. — Самоуверенным.

— Разве это не одно и то же? — он взял со столика графин и налил себе еще. — Будете? — Роберт наполнил второй кубок и протянул мне.

— Благодарю, — я взяла кубок из его рук и отпила. — Иногда да, иногда нет. Все дело в умеренности, сэр Роберт. Порой самоуверенность берет города, а порой…

— Можете, не продолжать, — улыбнулся он. — Я, знаю, вы, наверное, думаете, что я бравирую своей дружбой с леди Елизаветой, но это не так. Она очень дорога мне, и ради нее я готов рискнуть всем. И уж, конечно, я не так глуп, чтобы на что-то надеяться. — В его глазах появилась неизвестная мне прежде грусть, но в следующий миг он вновь стал самим собой. — Клянусь, Лиз, не будь вы замужем, я бы уже сделал вам предложение.

— Но она замужем, Дадли.

Мы одновременно повернулись. В дверях стоял Ричард и, судя по всему, уже довольно долго наблюдал за нами.

— Увы, и ах, я проиграл грубому северянину, — Дадли рассмеялся и поднял бокал. — Твое здоровье, Стенсбери.

Чем меньше оставалось времени до отъезда в Лондон, тем больше я терзалась сомнения относительно правильности выбранного решения. От меня требовалось не только войти в число придворных дам Марии, но и завоевать ее расположение. А для этого нужно знать, что она за человек.

— К ней нелегко найти подход, но со временем я уверена, вы справитесь, — сказала Елизавета. — Моя сестра и Ее Величество ценит скромность и аскетизм, а еще она очень хорошо разбирается в людях. Если она спросит о Вашем прошлом, не скрывайте того, что исповедовали протестантизм. И помните, — Елизавета выразительно посмотрела на меня. — Вы не шпионка. Вы – наблюдатель.

Для меня по-прежнему оставалось неясным, что она думала о сестре. Елизавета была чрезвычайно живой, и любые эмоции — будь то гнев, благосклонность, интерес или безразличие, отражались в глазах, но когда речь о заходила о Марии, то по ее лицу ничего нельзя было прочесть. Несмотря на кажущуюся открытость, Елизавета умела виртуозно скрывать свои чувства. Полезный навык для будущей королевы. Но королевы ли?

В течение следующих десяти дней, пока ждали ответа из столицы, я слушала и запоминала наставления леди Сомерсет, одной из фрейлин Елизаветы, знакомой и с Марией тоже.

— Английский двор уже не тот, что раньше, и некоторые вещи могут вас шокировать, — предупредила она. — Будьте готовы к этому.

До меня доходили слухи о том, что в Уайтхолле теперь стало довольно мрачно. Супруг королевы, принц Филипп привез с собой несколько тысяч испанцев, и они наводнили Лондон, что вызывало ярое недовольство жителей, даже тех, кто изначально поддерживал Марию. Медленно, но верно она теряла свой авторитет.

— Вы, наверное, знаете, что муж королевы отбыл в Испанию, — сказала леди Сомерсет. — Кое-кто говорит, что он вряд ли вернется обратно.

— Он ждет, — сказал Ричард, войдя в комнату. — Потому и оставил в Лондоне своих цепных псов. — Под этим словом он имел в виду испанцев.

Занятые приготовлениями, мы редко оставались наедине — в основном по ночам, но вместо близости падали в кровать и засыпали. Я, как правило, ложилась раньше, а Ричард иной раз мог явиться и под утро — они с Дадли решали какие-то свои организационные вопросы.

… В тот день после совместной трапезы с Елизаветой и леди Сомерсет я, устав сидеть в четырех стенах, решила прогуляться в одиночестве. Погода наладилась, и в последние несколько дней размокшая от дождя земля подсохла, ветер стих, а после полудня и вовсе выглянуло солнце. Не хотелось упускать погожий денек, к тому же на воздухе мне было легче успокоиться и привести мысли в порядок.

Прихватив с кухни флягу подогретого вина, я вышла на улицу и направилась прямиком в лабиринт.

У пруда, на скамейке сидел Ричард и, услышав мои шаги, обернулся.

— Я знал, что ты придешь, — сказал он с улыбкой. — Мне тоже нравится это место.

Я села рядом и протянула ему флягу. Он приобнял меня и, только ощутив на пояснице его руку, я поняла, как сильно мне этого не хватало. А еще с ним было спокойно. И дело не в физической силе, хоть я и своими видела, что Ричард может дать отпор — но он так же исходила уверенность, которая передавалась и мне. С ним я тоже чувствовала себя сильной.

— Мой отец был папистом, — Ричард задумчиво разглядывал клинок с резной рукоятью из бронзы и слоновой кости, — убежденным папистом, непримиримым. И, конечно, не признал Реформацию, за что лишился части имущества, отправился в Тауэр и умер там от чахотки. Старший брат был не менее упрямым, но протестантом, и, как отец, отказался менять веру, когда трон перешел Марии. Его обвинили в ереси и казнили. У них с отцом были разные убеждения, но одинаковый конец. — Ричард посмотрел на меня. — Вот почему я верю в Елизавету. Она может дать Англии то, чего у этой страны никогда не было. Свободу. Мы веками завоевывали другие страны, расширяли владения, но душили собственный народ. — Он покачал головой. — Я не хочу жить в таком мире.

— Тогда мы попробуем изменить его вместе. — Я взяла его руку и крепко сжала. — И постараемся остаться в живых. — Я усмехнулась. — Может быть, нам даже повезет.

— Люблю твое чувство юмора, — Ричард усмехнулся в ответ. — Но я бы предпочел не вмешивать тебя в это.

— Ты это уже говорил. И не раз. И даже не два. — Я улыбнулась, хотя наше положение к этому не располагало.

Но в одном Ричард был прав — всегда имеет смысл бороться за лучшую долю.

Мы еще посидели некоторое время у пруда, грелись пряным вином и близостью друг друга — один только Бог ведал, что ждало нас впереди, но тем ценнее было это время, что он еще оставил нам.

В холле нас встретила взволнованная горничная и сообщила, что «Ее Милость и сэр Роберт» немедленно ожидают нас в гостиной. Мы с Ричардом переглянулись и, не раздеваясь, поспешили в комнату.

— Пришел ответ из Лондона. — Дадли стоял у камина и держал в руке распечатанное письмо. — Только что. — Он подошел ко мне и отдал послание. — Поздравляю, леди Элизабет, — Роберт игриво улыбнулся в своей обычной манере, — с сегодняшнего дня вы одна из дам Ее Величества королевы Марии.

Комментарий к Глава 16. Заложники веры

группа в контакте - https://vk.com/lena_habenskaya

========== Глава 17. Игра началась ==========

Мы прибыли в Лондон уже через три недели. Первые несколько дней в дороге я почти не волновалась, еще не до конца осознавая, во что ввязалась. Но с приближением к месту назначения, все сильнее чувствовала, что на взводе.

Было странно вновь очутиться в Лондоне. С момента моего отъезда прошло меньше года, но все вокруг казалось непривычным — слишком много людей, толкотня, грязь… А еще отвратительный запах. Живя в столице я привыкла к нему и не замечала, а теперь он буквально впивался в мои ноздри.

От городских ворот до Уайтхолла добирались больше часа — узкие улицы превратились в грязное месиво, а пешие, всадники и экипажи двигались единым потоком. Среди горожан сразу бросались в глаза испанцы — одеты они были на свой манер и значительно дороже, а их лица выражали откровенное презрение к происходящему вокруг. Подданные Филиппа чувствовали себя здесь полноправными хозяевами.

— Вот почему нельзя допустить, чтобы английский трон достался испанцам, — мрачно сказал Ричард, наблюдая, как двое солдат с перьями на шлемах, смеясь,зажали в угол юную девушку. — Если они придут к власти, то поимеют нас всех.

Возразить ему было нечего.

У дворцовых ворот нас остановила стража. Слава Богу, они были англичанами. Обыскали экипаж, проверили бумаги и только затем пропустили. У одного из многочисленных черных ходов ждал доверенный Елизаветы.

— Добро пожаловать в Уайтхолл, — коротко поприветствовал он. — Сейчас уже поздно, и с Ее Величеством вы встретитесь завтра, а пока я провожу вас в ваши комнаты.

В первую ночь мне выделили небольшую спальню, но я знала, что впоследствии мне придется делить комнату с другими фрейлинами.

Минут через десять–пятнадцать вошла служанка и принесла ужин. Последний раз я ела часов шесть-семь назад, но от волнения не чувствовала голода, все мои мысли крутились вокруг завтрашней аудиенции с Марией. Если бы этого можно было избежать, я бы сделала все, но, увы, каждая новоприбывшая дама неукоснительно представала перед королевой.

Будь здесь Ричард, мне было бы легче, но ему отвели комнату этажом выше. Собравшись, я кое-как заставила себя поужинать, хотя бы потому, что силы мне завтра понадобятся. Выпила три бокала вина, но даже это не принесло расслабления. Сон не шел. Почти всю ночь я ворочалась с боку на бок, и лишь когда в окне, на горизонте обозначилась рыжая полоса рассвета, провалилась в чуткую дрему.

— Миссис Стенсбери, — кто-то легонько потряс меня за плечо.

Я открыла глаза и увидела вчерашнюю служанку. Спальню заливал солнечный свет, но время, судя по всему, было еще раннее.

— Я принесла вам завтрак. — Передо мной снова опустился поднос. — Покушайте пока, а я скоро вернусь и помогу вам одеться.

Один только вид еды вызывал у меня тошноту, и дело было не в качестве продуктов. Внутренности скручивались в узел, стоило только подумать о том, что совсем скоро я буду стоять лицом к лицу с королевой. И, тем не менее, я заставила себя съесть немного запеченной в меду тыквы и выпить воды. Последняя показалась мне райским нектаром — от волнения в горле пересохло.

Служанка помогла мне одеться. На вид ей было не больше пятнадцати, и выглядела она запуганной.

— Как тебя зовут?

— Арабелла, миледи — ответила она, затягивая дрожащими пальцами шнуровку корсажа на спине моего платья.

Девушка показалась мне хорошим человеком и, желая подбодрить ее, я дала ей четыре медных монеты. На эти деньги можно было купить отрез льняной ткани или уцененных французских кружев.

— Спасибо, миледи, — поблагодарила Арабелла.

Закончив со шнуровкой, она собралась уходить, но в последний момент замерла у двери, вернулась ко мне и сказала шепотом:

— Будьте осторожнее с другими фрейлинами. Они все испанки.

— Спасибо, — кивнула я, отметив про себя, что эта девочка может оказаться полезной.

Само собой верить ей я не спешила, ведь ее тоже запросто могли подослать, но что-то подсказывало — она «своя».

Как только Арабелла ушла, ко мне в комнату снова зашли, на этот раз без стука.

— Леди Стенсбери. — На пороге стояла средних лет женщина. Говорила она с явным испанским акцентом. — Прошу за мной.

Я хорошо помнила эти коридоры. Когда-то здесь кипела жизнь, но теперь выглядели они уныло. Встречающиеся нам на пути люди шли молча, глядели остро и подозрительно и, казалось, даже сам воздух вокруг был пропитан напряжением. Что еще особенно бросилось в глаза — одежда придворных дам. О, какое разнообразие цветов я видела прежде, когда жила здесь! Нарядные девушки и женщины как райские птички щеголяли в ярких туалетах, блистали дорогими украшениями и изящными головными уборами. Сейчас же казалось, что при дворе объявлен траур — черные, коричневые или в лучшем случае темно-фиолетовые и бордовые платья с воротниками под самое горло и ужасные черные гейблы портили даже самых красивых женщин.

Но я хорошо помнила наставления Елизаветы.

«Моя сестра придерживается аскетизма и скромности во всем. Забудьте о ярких платьях и украшениях, и вы понравитесь ей».

Ради этого мне специально пошили несколько платьев темных цветов и выписали два испанских чепца — черный и синий.

«Но все же не слишком усердствуйте — Ее Величество хорошо разбирается в людях и мигом учует подвох».

Даже в скромном темно-синем платье я была разительно непохожа на окружающих дам — они в открытую глазели на меня и разве что пальцем не показывали.

«На вас будут смотреть, шептаться в спину, а может статься, и дерзить в открытую. Воспринимайте это как должное, не давайте себя в обиду, но и врагов старайтесь не заводить».

Не обращая внимания на косые взгляды и шепотки за спиной, я шла по коридору за своей провожатой и с виду казалась гордой и спокойной, но внутри дрожала, как осиновый лист.

Наконец, мы остановились у тяжелых дубовых дверей. Двое испанцев, стоящих на карауле, молча, расступились.

Раньше в этих покоях принимал визитеров юный король Эдуард — я плохо помнила его, но мне уже доводилось бывать здесь.

— Девушки, поприветствуйте вашу новую подругу, — моя провожатая отошла в сторону. При слове «подруга» на ее лице появилась насмешливая гримаса.

Точно такое же выражение было у шести из семи присутствующих в комнате женщин разного возраста. Уже в первую минуту мне стало ясно, что легкой жизни тут ждать не стоит. Я в прямом смысле этого слова оказалась в змеиной норе. Но показать им растерянность — все равно что добровольно отдать себя на растерзание.

— Доброе утро, дамы, — я ослепительно улыбнулась и кивнула головой. Кланяться не стала. Мы находились в одном положении, и демонстрировать перед ними раболепие я не собиралась. — Для меня большая честь оказаться в вашей компании.

Стоит ли говорить, что мне никто не ответил. Одна из дам, по виду моя ровесница, хмыкнула и, не сводя с меня глаз, что-то прошептала своей соседке. Та понимающе закивала.

— Я сообщу Ее Величеству о том, что вы прибыли.

Провожатая дама, очевидно бывшая особо приближенной к королеве, прошла через зал и скрылась в дверях в противоположном конце.

Стоять в центре под обстрелом семи пар глаз было глупо, и я подошла к окну. Не стоит пытаться заводить с ними дружбу, это будет выглядеть подозрительно, но и в открытую конфронтацию лучше не вступать. Мое дело понравится не им, а королеве, и тем, кто близок к ней. Например, женщине, что привела меня сюда.

— Ты вы супруга виконта Стенсбери? — спросили за моей спиной.

Я обернулась.

— Совершенно верно. А с кем имею честь разговаривать?

— Изабелла Дуссантес, — черноволосая девушка с отметинами от оспы на красивом лице, гордо расправила плечи. — Не знала, что королева снова приблизила вашего мужа ко двору.

— Ее Величеству не обязательно делиться планами с фрейлинами. Так что не удивительно, что вы не знали об этом, — я улыбнулась.

Новая знакомая вспыхнула, но ничего не сказала. Я понимала, что, кажется, только что обзавелась неприятельницей, но и позволить оскорблять себя была не намерена.

В этот момент открылись двери и уже знакомая мне женщина, пригласила меня в покои Марии.

— Ее Величество ждет вас, леди Стенсбери.

Это прозвучит странно, но в момент, когда я переступила порог, страх ушел. Тяжелые двери за моей спиной закрылись.

Помещение было небольшим и дорого обставленным — данная комната предназначалась для неофициальных приемов. Из-за плотно задернутых окон здесь царил полумрак — источниками света были камин и свечи в канделябрах. Это казалось странным, учитывая, что день выдался солнечным и впору бы открыть окна, впустить внутрь солнце и свежий воздух, но королева, очевидно, придерживалась иного мнения.

Она сидела в глубоком кресле, облаченная в черное с бордовыми вставками платье — худая, прямая, бледная.

— Ваше Величество, — я преклонила колено и опустила взгляд, — сердечно благодарю за то, что согласились меня принять.

Она молчала. С минуту я стояла на одном колене, стиснув зубы от напряжения в мыщцах.

— Поднимитесь, леди Стенсбери, — сказала она, наконец, — и подойдите ближе, я хочу видеть вас.

Я подошла и получила возможность рассмотреть ее лицо. В нем, к моему удивлению, не было злости — я видела перед собой уставшую, одинокую и нездоровую женщину. В молодости она, вероятно, была красивая, остатки привлекательности еще читались на ее лице.

— В послании вы говорили, что хотите вернуться ко двору, — сказала Мария. — Хотя покинули его по доброй воле. Что же произошло?

Письмо сочинял Дадли, он же и проинструктировал меня о том, что следует ответить на этот вопрос.

— Как вам известно, финансовое положение нашей семьи довольно шатко. Я хотела спокойной жизни, но с моей стороны было ошибкой оставить двор. И я благодарна вам, Ваше Величество за то, что вы согласились дать мне шанс.

— Кхм… — закашлялась она, — я думала, вы начнете говорить о долге и патриотизме. Хорошо, что не стали врать. — Наши взгляды встретились. Мария смотрела серьезно, но без враждебности. — Я, конечно, знаю о том, кто ваш муж, и о том, что еретичка Джейн Слеттери была вашей подругой, это все мне хорошо известно. Что, кстати, вы думаете о ее казни?

— Мне тяжело судить, — сказала я, помня наставления Елизаветы, — Джейн была дорога мне, и я очень сожалею о том, что с ней случилось.

— Порой нам приходиться делать выбор между долгом и привязанностью, — ответила королева. — Это нелегко, но только так мы можем противостоять искушению.

— Мне еще только предстоит научиться этому, Ваше Величество.

Все шло не так, как я ожидала. Я думала, что увижу перед собой чудовище, религиозную фанатичку, но Мария произвела на меня странное впечатление. Она не вызвала отвращения, как впрочем, и симпатии. Мне было жаль ее. Королева выглядела иссушенной и уставшей. Ее нездоровье увидел бы и слепой. Интересно, когда она в последний раз была на свежем воздухе? И почему не прикажет хотя бы открыть окна? Полумрак, пыль и затхлый воздух превращали эту комнату в склеп, а ее обитателей в похороненных заживо. Мне стало душно.

— Я даю вам разрешение вернуться ко двору и стать одной из моих фрейлин, — сказала Мария. — Вы будете получать соответствующее жалованье, как и ваш супруг.

— Благодарю, Ваше Величество, — я снова опустилась на колено и поцеловала протянутую мне руку. Она была холодной и шершавой.

— Вы можете занять место в кресле, — разрешила королева и обратилась уже к фрейлине. — Оставьте нас, Катерина.

Ага, значит, приближенную даму зовут Катерина, подметила я. Надо запомнить.

Мы остались вдвоем и около минуты сидели в полной тишине. Сказать, что я чувствовала себя неуютно — не сказать ничего. Королева задумчиво смотрела в едва приоткрытое окно и будто бы не замечала меня. Возможно, она ждала, что я заговорю первой — но о чем?

— Каковы настроения на севере? — спросила она, наконец, по-прежнему не глядя в мою сторону.

— В Нортумберленде все спокойно, Ваше Величество, — ответила я. — Шотландцы ведут себя тихо, и за время моего пребывания в Фитфилд-Холле не было ни одного конфликта.

Мария подперла ладонью острый подбородок и повернулась ко мне. Ее глубоко посаженные, внимательные глаза, впились в меня. Худая, сухопарая, с выбившимися из-под чепца темно-рыжими волосами она напоминала старую синицу, хотя в действительности ей было не так много лет.

— Я спрашиваю не о шотландцах, — королева наклонилась вперед. — Думаю, вы понимаете, леди Стенсбери.

Она была не из тех, перед кем можно притвориться дурой, и это сойдет тебе с рук. Как и Елизавета, Мария очень остро чувствовала любую фальшь.

— Север Англии всегда был предан католичеству и Его Святейшеству Папе. В Лондоне я терзалась сомнениями, ибо, как вы знаете, воспитывалась в протестантской вере, но мой муж объяснил мне суть истинной веры.

— В Лондоне много еретиков, — согласилась Мария. — Особенно сейчас, когда вовсю гуляют слухи о моей болезни.

— Вам следует беречь себя, Ваше Величество. Возможно, я не та, кто имеет право давать советы, но если позволите, вам все же следует чаще бывать на воздухе.

— Я прощаю вам вашу дерзость, леди Стенсбери, — отмахнулась Мария. — За моим здоровьем следят лучшие испанские врачи. Что ж, — она закашлялась и расправила плечи, — с сегодняшнего дня вы считаетесь одной из моих дам. Я распоряжусь выделить вам и вашему супругу отдельные покои. Негоже мужу и жене спать в разных опочивальнях, — на этих словах в ее лице скользнула едва заметная грустинка. — А теперь ступайте и познакомьтесь с другими фрейлинами.

Из приемной я вышла в смешанных чувствах. Сложно сказать, как отнеслась ко мне королева, но пока я, без сомнений вызывала у нее подозрения, что совершенно естественно, однако враждебности с ее стороны не было. Сейчас все находилось в моих руках. Радовало одно — мне дали возможность быть рядом с Ричардом, а две головы всегда лучше, чем одна.

Итак, игра началась.

Комментарий к Глава 17. Игра началась

группа в контакте - https://vk.com/lena_habenskaya

========== Глава 18. Законы природы ==========

В действительности все оказалось не так плохо, как я поначалу предполагала. Фрейлины Марии невзлюбили меня с первого дня, относились холодно и с подозрением, но открытой враждебности с их стороны я не увидела. Первое время было тяжело игнорировать едкие замечания, но каждый раз, когда желание сорваться становилось особенно острым, я напоминала себе, для чего нахожусь здесь. Вера в «большое дело», сколь бы пафосно это ни звучало, отрезвляла в моменты гнева.

Кроме того, уже через пару недель я откровенно жалела своих недоброжелательниц — все им было не меньше двадцати восьми, и ни одна не состояла в браке. Учитывая нетерпимость королевы к внебрачным связям, у бедняжек не оставалось ни одного шанса познать мужские ласки, а без них, женщина, как известно, хиреет, и у нее портится характер. Я убедилась в этом на собственном опыте, когда умер баронет Лесли, хоть и любовник из него был неважный.

— Именно это я и представляю каждый раз, когда мне хочется нагрубить им.

Мы лежали в кровати, и Ричард вырисовывал указательным пальцем узоры на моей обнаженной спине. Время подбиралось к полуночи, а просыпалась королева рано, и чтобы к ее пробуждению быть в подобающем виде, нам, фрейлинам приходилось вставать еще раньше. Но меня не клонило в сон. К тому же надо было дописать письмо и завтра утром отдать его доверенному.

— А, знаешь, она все-таки не такая, как я представляла.

Ричард забрал у меня письмо и положил на тумбочку, чтобы чернила высохли.

— Ты сама понимаешь, что дело не в ней, а в ее окружении. Скоро испанцев в этом дворце станет больше, чем англичан. За эту неделю я кое с кем переговорил, — Ричард свесился с кровати и взял стоящий на полу кубок, — Филипп на полном серьезе планирует вторжение в Англию.

Не то, чтобы сказанное меня удивило, но я не думала, что в Уайтхолле об этом говорят практически в открытую.

— Говорить о смерти королевы считается преступлением, но поверенным Филиппа нечего бояться.

— Будь осторожен, Ричард, — я коснулась губами его плеча. — Не доверься не тем людям.

— Не переживай за меня, — он взял письмо, положил в конверт и поставил сургучную печать. — Я умею выживать, Лиз.

— Выживать на Севере, и выживать при дворе – разные вещи, — вздохнула я.

О, нет, я не считала его глупым. Но Ричард, с его прямолинейностью был идеальной мишенью. Какому-нибудь испанцу достаточно зажать в углу испуганную служанку, чтобы спровоцировать конфликт — кто-то может и пройдет мимо, но не Ричард. Или сказать гадость о его казненном брате, назвать меня шлюхой… Да что угодно. Он взрывался как пороховая бочка, и в этом заключалась его главная и, возможно, единственная слабость.

— Не поддавайся на провокации. А если кто-то уж очень достанет, скажи мне, и я отравлю его синильной кислотой.

У меня действительно имелся пузырек с этим веществом, но использовать его против кого-то я бы никогда не решилась. А хранила потому, что когда обитаешь при дворе, без некоторых специфических вещей не обойтись. Это как носить с собой мушкет, но не вынимать его из чехла. Ты просто знаешь, что он всегда под рукой, и это вселяет уверенность. Так же было и с ядом.

Где бы я ни находилась, что бы ни делала — за мной наблюдали. Наблюдали исподтишка и в открытую, почти ежедневно провоцировали и, можно не сомневаться, докладывали королеве о каждом моем шаге. Я с ужасом думала о том, что было бы, не будь здесь Ричарда. В змеиной норе, которую теперь представлял из себя Уайтхолл (хотя, он, в сущности, был ей всегда) только он и удерживал меня от безумия. Одна я бы точно не справилась.

Фрейлины здорово досаждали, но куда опаснее были королевские советники, в частности епископ Поул, известный своей фанатичной привязанностью Риму.

Одним воскресным утром, когда мы вместе с королевой по традиции посещали утреннюю службу, в конце проповеди, ко мне подошел мальчик-слуга.

— Его Превосходительство хотят вас видеть, леди Стенсбери, — шепотом сказал он. — Если, конечно, вас это не затруднит.

Можно подумать, у меня был шанс отказаться! Стараясь ничем не выдать страха, я велела мальчишке передать, что с удовольствием навещу епископа, когда ему будет угодно. И, кажется, именно такого ответа ждал слуга.

— Сегодня после дневной трапезы.

Я знала, что Ричарда сегодня не будет до вечера, а, значит, помощи мне ждать неоткуда, как не с кем и посоветоваться — что говорить? Как себя вести? До сего дня я ни разу не говорила с епископом, не считая дежурных приветствий, когда мы сталкивались в храме или дворцовых коридорах. Но несколько раз я ловила на себе его взгляд — цепкий, холодный. В такие моменты казалось, что меня окатили ледяной водой. А теперь мне предстояло остаться с ним наедине.

За обедом мне кусок в горло не лез. И все же я давилась, буквально запихивая в себя тушеного ягненка с яблоками в меду. Аппетит у меня всегда был хорошей, и сегодня его отсутствие вызвало бы подозрение у фрейлин, что, конечно, не входило в мои планы.

— Вы сегодня бледны, леди Стенсбери, — с фальшивой заботой улыбнулась Изабелла Дуссантес, та самая, что особенно невзлюбила меня. — Как ваше здоровье.

— Благодарю, дорогая, все хорошо. Увы, мне нечем тебя порадовать.

За столом пронесся тихий шепоток, а Изабелла нахохлилась, как недовольная синица. И поделом ей. Как ни старалась я сдерживать себя и не обращать на нее внимания, получалось не всегда.

После обеда королева всегда уединялась в своих покоях на два-три часа, а мы получали возможность отдохнуть, вот только сегодня такой роскоши мне ждать не приходилось. Едва только я вошла в нашу с Ричардом спальню, как в дверь постучались.

— Открой, — велела я служанке.

Так и есть. Ко мне снова явился мальчик-посыльный.

— Его Превосходительство ждут вас, — сообщил он. — Идемте за мной, миледи, я провожу.

Покои епископа находились в восточном крыле и, без сомнения, это были одни из лучших покоев в Уайтхолле. Прежде, в этих комнатах жила королева Екатерина Парр, а до нее Кэтрин Говард — тогда здесь было светло и свежо. Но теперь громадные окна закрывали плотные портьеры из темно-красного бархата и почти не пропускали дневной свет. За стенами солнце еще и не думало садиться, но из-за проклятых штор, казалось, что на дворе поздний вечер.

Мягкий ковер заглушал шаги, но в звенящей тишине я все равно слышала, как скрипит под моими ногами истертый ворс.

— Ваше Превосходительство. — Я поклонилась.

— Проходи, дитя мое.

Он сидел за широким столом, и дрожащее пламя свечи освещало его длинный нос, острый подбородок и лоб. Глубоко посаженные глаза слабо поблескивали. Епископ сейчас меньше всего походил на божьего человека — скорее, на демона. Старого и умудренного опытом.

— Мне сказали, вы хотели меня видеть.

— Так и есть, — он кивнул и указал на кресло. — Присаживайся, дитя. Негоже стоять, ты, наверное, устала.

Его вопрос не подразумевал ответа, и я молча опустилась на предложенное место. С минуту мы глядели друг на друга, и мне стоило немалых усилий выдержать пристальный взгляд.

— Хорошо ли тебе при дворе?

— Да, ваше Превосходительство. Вполне. Я очень благодарна Ее Величеству за то, что она позволила мне вернуться.

— Да, да, — епископ понимающе кивнул, — наша королева, да хранит ее Господь, — он перекрестился, — очень добра. Иногда даже к тем, кто этого не заслуживает. — Последнюю фразу епископ произнес после короткой паузы.

— Что вы имеете в виду? — я сцепила руки на коленях, чтобы скрыть дрожь.

— Мне больно говорить это, — епископ покачал головой, — но меня очень беспокоит незаконнорожденная сестра Ее Величества. Леди Елизавета.

Почему он заговорил о ней в моем присутствии? Вряд ли Поул знал что-то наверняка, иначе я уже была бы не здесь, а в Тауэре, но…

— Вы хотите знать, не слышала ли я что-то о прин… леди Елизавете?

— А вы слышали? — он наклонился вперед, и теперь мне было хорошо видно, его морщинистое лицо. Худое и серое, как старая бумага.

— Увы, ваше Превосходительство, гораздо чаще я слышу о себе и своем муже, — я горько усмехнулась. — Сказать по правде, думала, что и вы позвали меня сюда по этой причине.

Лучшая защита – это нападение. Судя по лицу епископа, он не ожидал, услышать этого и даже немного растерялся, но быстро взял себя в руки.

— Здесь все знают о том, кто вы и, кто ваш муж, леди Стенсбери, — сказал он многозначительно. — И то, что вы дружили с еретичкой.

— А еще сама исповедовала протестантство. Зачем вы позвали меня, епископ? — я посмотрела ему в глаза. — Допросить? Арестовать? Не нужно ходить кругами, я не такая, как другие фрейлины королевы. Со мной можно говорить прямо. Так скажите, чего вы хотите?

— От вас ничего, — он пожал плечами, хотя и выглядел удивленным. — Всего лишь посмотреть, что вы из себя представляете. Моя работа наблюдать и защищать.

— Что ж, полагаю, вы уже сделали обо мне вывод. Если я представляю опасность, извольте арестовать меня. А нет – разрешите идти. Меня ждут обязанности фрейлины, а Ее Величество не любит, когда дамы опаздывают.

Из покоев епископа я вышла на негнущихся ногах. Его острый взгляд, буравящий мою спину, буквально ощущался физически. Коридоры дворца заливало солнце, и я чувствовала себя вампиром, вылезшим из пыльного склепа — глаза щипало от яркого света, но в тот момент это было меньшей из моих проблем.

Можно считать, что разговор с Поулом прошел лучше, чем мог бы, но теперь он считал меня опасной вдвойне. О, да… он, определенно, был не глуп. А еще имел большое влияние на королеву.

Уайтхолл, конечно, всегда был той еще змеиной норой, но теперь эти змеи оголодали, как никогда. Они жаждали мяса, теплой и свежей плоти, в которую можно вонзить зубы, отравить ядом, а когда жертва ослабеет и размякнет – сожрать. Я была добычей, маленькой белой мышкой, которую бросили в аквариум с аспидами.

Чего мне хотелось тогда более всего? Оказаться за много миль от Лондона, в мрачноватом, но ставшем уже родным Фитфилд-Холле. Греться у камина, укрывшись меховым пледом, засыпать и просыпаться в крепких объятиях Ричарда, зная, что пока он рядом, ничего дурного не случится. Жизнь на севере казалась мне скучной, а теперь я готова была отдать все, чтобы вернуться в Нортумберленд. «Если хочешь туда вернуться и вообще выбраться отсюда живой, соберись и прекрати себя жалеть».

— Ты правильно сделала, что повела себя с ним именно так.

О разговоре с епископом я рассказала Ричарду только на следующее утро. Он вернулся ближе к полуночи, уставший и напряженный. Лег в постель и буквально через пару минут уснул.

— Думаешь?

— Пусть теперь он будет наблюдать за тобой вдвойне, но если бы испугалась, ему было бы легче тебя сломать. — Ричард задумчиво почесал подбородок. — Значит, этот старый лис крепко за нас взялся. — Он внимательно посмотрел на меня. — Прости, что втянул тебя во все это.

— Не нужно извиняться. — Я прильнула к нему и уткнулась носом в грудь. — Это мой выбор, я сама так хотела. И счастлива, что вышла за тебя замуж.

Он легонько приподнял мою голову за подбородок, посмотрел в глаза и улыбнулся.

— Правда?

— Нет, я пошутила. Ты отвратительный муж.

Он рассмеялся и прижал меня к себе. Так странно. Мы были женаты всего семь месяцев, но уже столько пережили, и оттого казалось, что прошел целый век. Могла ли я подумать, что отправляясь в Нортумберленд, иду навстречу таким авантюрам? Моя жизнь была расписана и предсказуема до зубовного скрежета, все в ней было ясно и понятно, а теперь пошло наперекосяк. Но, будь у меня выбор, и знай я, что меня ждет, поступила бы точно так же.

— Мы сделаем то, что должны. Ничего не бойся, Лиз. С тобой все будет хорошо, — пообещал Ричард. — Даю слово.

— С нами, — серьезно уточнила я, разворачивая его лицо к себе. — С нами, Ричард. Со мной и с тобой.

Стоит ли говорить, что о нашем разговоре с епископом королева узнала в тот же день? Тогда она ничего не сказала, просто приняла это к сведению, но на следующей неделе ее доверенная, та самая пожилая фрейлина, сообщила, что Мария желает меня видеть.

Сказано это было в присутствии других дам — после обеда мы, как обычно, сидели в гостиной за рукоделием. Я и раньше не очень-то жаловала это занятие, а теперь, когда сидеть с пяльцами приходилось ежедневно, тихо ненавидела.

— Ее Величество ждет вас в своих покоях.

Другие фрейлины, как по команде, замерли, перестав орудовать нитками и иголками. Никто и слова не сказал, но все взгляды обратились в мою сторону. Я была готова поклясться, что компаньонка Марии сделала это специально.

Под обстрелом шести пар глаз я встала и последовала за женщиной, даже не взглянув в их сторону. Спрашивать, о чем именно хочет поговорить королева, не имело смысла, да я и так знала ответ.

— Ваш наряд слишком откровенен, — сухо заметила она, когда мы остановились у дверей.

— В самом деле? Не заметила. Я слышала, в юности, Ее Величество любила такой фасон.

Фрейлина поджала губы, но ничего не ответила и открыла двери, впуская меня в покои королевы.

Вопреки моему ожиданию, окна ее приемной сегодня были открыты, и просторную комнату заливал солнечный свет. Правда, он же и выставлял напоказ ее увядающую красоту — нездоровую бледность потерявшей упругость кожи, потухший взгляд и проседь в некогда медно-рыжих волосах.

Она была облачена в темно-красное платье, расшитое по корсажу черным бархатом. Глухой вырез закрывал горло почти до подбородка, но все равно не скрывал складок и пигментных пятен на шее. Ей было всего сорок два, на три года меньше, чем Эбигейл, но по сравнению с королевой, тетушка все равно выглядела моложе.

— Ваше Величество. — Я поклонилась.

— Добрый день, Элизабет. Проходите, — она грациозным жестом указала на французское кресло рядом с ее. — Я слышала, вы беседовали с епископом Поулом.

Мне понравилось, что она не стала ходить вокруг да около в отличие от уже упомянутого епископа. Всегда легче общаться с человеком, если он говорит прямо.

— Какое впечатление он на вас произвел?

— Его Превосходительство человек дела, — расплывчато ответила я. — Хотя, признаюсь, мне было немного не по себе.

Возможно, не следовало говорить это, но королева производила впечатление человека прозорливого и хорошо разбиралась в людях. Она в два счета раскусила бы мою фальшь, начни я лукавить.

— У господина Поула нелегкая работа, — согласилась Мария. — Это накладывает отпечаток. Но я позвала вас не затем, чтобы поговорить о нем. Я хочу поговорить о вас. — И, не дожидаясь ответа, продолжила, — Вижу, вы не слишком поладили с другими дамами.

— Они видят во мне чужачку, — улыбнулась я. — Что и понятно. Впрочем, двор не то место, где следует заводить друзей.

Королева сощурилась. Было невозможно понять, устроил ее такой ответ или нет, но слово не воробей. Я смело посмотрела ей в глаза.

— Что верно, то верно, — впервые за все время я увидела улыбку на ее лице. — Вы производите впечатление умной и расчетливой женщины. Это хорошее качество. А еще мне нравится, что вы всегда говорите прямо.

— Иногда мне приходится лгать, — честно призналась я, чувствуя облегчение. — Но вы, Ваше Величество, не тот человек, с которым пройдет этот трюк.

Мария рассмеялась. Впрочем, это слово, пожалуй, не слишком подходило. Это был, скорее, тихий смешок, но в этот момент ее лицо показалось мне по-настоящему живым.

— Раз уж мы договорились быть честными, скажите откровенно, что вы обо мне думаете?

А вот теперь нужно соблюдать предельную осторожность. Не могла я же признаться, что жалела ее и считала несчастным человеком.

— Теперь мне ясно одно, Ваше Величество. Доверять надо не слухам, а глазам.

— И что же говорят вам ваши глаза? — она внимательно посмотрела на меня.

— Что вы хороший человек. Я не сведуща в государственных делах, и не мне судить о политике, меня учили не управлять, а быть хорошей женой и матерью.

— Это верно, — кивнула она. — Удел женщины следовать за своим мужем. Даже если мы считаем их неправыми. — В этих словах скользнуло что-то очень личное, и на секунду я увидела боль в ее глазах.

— Ваше Величество, я…

— Сейчас лучше помолчать, Элизабет, — королева приложила палец к губам.

— Я поняла Вас, Ваше Величество. — Мне и впрямь не стоило расслабляться и терять бдительность.

Она поманила кого-то из темного угла комнаты, и на свет вышла девочка-служанка с подносом, на котором стояли два бокала вина.

— Испанское, — пояснила королева. — Угощайтесь, Лиз.

Никто кроме Ричарда не называл меня так. Элизабет, леди Элизабет, миссис Стенсбери… Но не Лиз. Так обращаются к близким людям или хорошим приятелям — но значит ли это, что Мария доверяет мне?

— Отныне я бы хотела видеть вас в числе моих приближенных дам. Считайте, что с этого дня вы находитесь под моим покровительством.

Из приемной королевы я вышла в смятении. Чувствовала себя хуже некуда, на душе было липко и гадко. «Кровавая Мэри», которую все это время рисовало мое воображение, оказалась обычной женщиной, нуждающейся в друзьях. Муж, которого она любила, бросил ее и страну, уехал в Испанию, ожидая ее смерти. По слухам, Филипп уже и Елизавете посылал своих людей, предлагая брак, хотя супруга его еще ходила по земле.

Но почему Мария приблизила меня к себе? Я меньше всего подходила на роль доверенной фрейлины — не было ли это попыткой уличить меня? И что теперь писать Елизавете? Откуда мне знать, что человек, который передает эти письма, не предаст нас?

— Ниоткуда, — мрачно сказал Ричард, когда я пересказала ему наш разговор и поделилась своими опасениями. — Но выбора нет. Дадли никогда не навредит Елизавете, и он умеет подбирать нужных людей. — Ричард посмотрел на меня. — Но это не значит, что гонца нельзя перекупить. Цена есть у каждого.

— Даже у нас, — грустно ответила я.

По сути все было так. Мы тоже продались, хоть и не за деньги, но за идею, в которую верили.

— Ты узнал что-нибудь сегодня?

— Конюх, который прислуживает Елизавете, шпион Норфолка. Я уже отправил депешу в Хартфордшир. Дадли с ним разберется.

Я напрягла память, пытаясь вспомнить, как выглядит этот самый слуга.

— Но он же совсем ребенок!

— Да, ему всего тринадцать, — подтвердил Ричард. — И он тоже хочет денег. А Норфолк богатый человек.

— И что с ним сделает Роберт? — тихо спросила я, хотя и так все понимала.

— Не знаю. Но я дал слово защищать Елизавету и делаю то, что должен.

Вот она – цена светлого будущего, которое, может, и не настанет. Сколько еще крови и поломанных жизней будет на нашей совести, прежде, чем мы дойдем до финала? Но самое главное – это никогда не закончится. Кто бы ни сидел на троне, в чьих бы руках ни находилась власть, грязные игры будут продолжаться. Нет правых и неправых – лишь извечная человеческая борьба. Самый древний закон природы. Или ты, или тебя.

Комментарий к Глава 18. Законы природы

группа в контакте - https://vk.com/lena_habenskaya

========== Глава 19. Кто вы, леди Стенсбери? ==========

После разговора с Марией мое положение несколько улучшилось. Близость к королеве приносила свои плоды. Теперь я сопровождала ее на всех прогулках, во время молитвы в храме стояла по правую руку, и сидела рядом за трапезой. Неприятие со стороны других фрейлин возросло, как минимум, вдвое, но я не обращала на это внимания. Их неловкие попытки задеть меня за живое, с треском проваливались. Особенно старалась Изабелла. Она не упускала случая назвать меня деревенщиной (что было странно, ведь я родилась и выросла в Лондоне), а Ричарда дикарем.

— Каково это, быть женой еретика, леди Стенсбери? — громко спросила она, когда после обеда мы занимались рукоделием.

— Лучше, чем старой девой, дорогая, — ответила я, не отрываясь от вышивания.

Если бы взгляды могли убивать, мое бездыханное тело уже валялось бы на полу. Странно, но сейчас эти колкости не вызывали гнева, а порядком забавляли. И все же, я напомнила себе об осторожности — не терять бдительности и не задирать нос слишком высоко. Коварная спесь погубила немало достойных людей.

— Ты думаешь, если Ее Величество благоволит тебе, то ты в безопасности?

Изабелла вскочила и в два шага пересекла комнату. Она стояла надо мной, полыхая от гнева.

— Если тебе есть, в чем меня обвинить, ступай к епископу или Ее Величеству, — я отложила вышивание и посмотрела ей в глаза.

Зрительный поединок продолжался несколько секунд, но мне они показались неестественно долгими.

— Рано или поздно ты допляшешься, мерзавка, — прошипела Изабелла. — Ее Величество прозреет и увидит, что ты на самом деле из себя представляешь.

Остальные фрейлины замерли в любопытном ожидании. Пять пар глаз уставились на нас.

— Это все, что ты хотела сказать?

Она посмотрела на меня так, будто хотела ударить, и в какой-то момент я действительно поверила, что Изабелла сделает это, но она лишь зло сверкнула глазами и вернулась на свое место.

Итак, я, кажется, нажила себе еще одну врагиню. Сколько же человек хотят видеть меня, корчащейся в огне? Епископ, Норфолк, Изабелла… И, возможно, королева. Не так уж много, если не брать в расчет еще сорок-пятьдесят имен. Можно сказать, дела идут хорошо.

Уже упомянутый герцог Норфолк тоже не стал тянуть с личным знакомством и подошел ко мне на второй день пребывания в Уайтхолле. Тогда мы перекинулись парой дежурных фраз и разошлись. После этого он несколько раз заговаривал со мной на ужинах и церковной службе, а один раз подловил в коридоре. Я шла в свои покои после стычки с Изабеллой, и мысли мои были заняты обдумыванием ситуации.

— Добрый день, леди Стенсбери.

Я остановилась. Передо мной стоял Норфолк. Одетый с иголочки, с подстриженной на испанский манер бородой и предельно галантный. А еще опасный как сам дьявол.

— Здравствуйте, Ваша Светлость.

Я не испытывала ни малейшего желания заводить с ним разговор. Его папаша, хитрый лис, еще при Генрихе показал феерическое умение идти по головам, не пожалев родную племянницу, а его сын унаследовал этот талант.

— Вы спешите?

— Должность фрейлины накладывает определенные обязательства, милорд, — улыбнулась я.

— Да, да, — он понимающе кивнул. — Чем ближе к монарху, тем больше забот. Но, согласитесь, то, что мы получаем от этого положения, сглаживает мелкие неудобства.

Было неясно, выполнял ли он поручение Марии, или же играл за самого себя, но существенного значения это не имело – от герцога следовало держаться подальше.

— Не могу не согласиться, Ваша Светлость.

Норфолку недавно исполнился всего двадцать один год, но уже сейчас он подавал большие надежды, и задался целью превзойти по влиянию покойного отца.

— Наконец-то выдался погожий денек, — герцог посмотрел в окно. — Составите мне компанию на прогулке? — Он заговорщицки улыбнулся. — Уверяю, вашей репутации это не повредит.

С позиции здравого смысла лучше было отказаться, но не стоило забывать, зачем я здесь. Норфолк состоял в королевском совете и многое знал. Разговорить его сложно, но попытаться стоит. В любом случае, таких, как он, следует держать при себе.

— С удовольствием, Ваша Светлость, — я протянула ему руку. — Я и сама думала о том же.

Королевский сад был отдельным миром. Он не пустовал никогда, а большинство людей, с виду мирно гуляющих по аллеям, являлись чьими-то шпионами. Рыжеволосая красавица Джейн Уоррингтон, занятая вышиванием – наперсница епископа; загорелый юноша, одетый на французский манер – работал на лорда-канцлера, а шумная стайка молодых девиц были доносчицами Изабеллы. Наверняка, и у Норфолка имелись здесь свои глаза и уши.

Он увел меня с главной дороги на тенистую аллею. Голоса и шум остались позади, и на окружили шелест листьев и щебетание птиц. Не знай я герцога так хорошо, подумала бы, что он хочет меня соблазнить, но Генри, несмотря на юный возраст, не разменивался подобными авантюрами.

— Я слышал, Ее Величество приблизила вас к себе. Как ее здоровье? Я очень переживаю за королеву, она много сделала для нашей семьи.

Ну, конечно, он переживает. Если Мария умрет, а это, судя по всему, случится скоро, Говарды окажутся в подвешенном состоянии. Елизавета писала, что не доверяет их семье, что и понятно.

— Ее состояние удовлетворительное.

Я лгала, и Генри это знал. Королеву все чаще мучили лихорадка и боли в животе. Придворный врач предполагал, что это может означать беременность, поскольку у нее уже два месяца не было кровей, а живот увеличился. Но в ее окружении все чаще звучало слово «опухоль». Мария умирала, и вопрос теперь заключался лишь в том, сколько времени ей осталось.

— Бросьте, миледи, — отмахнулся герцог. — Мы оба знаем, что ее скоро не станет.

— Говорить о смерти королевы – государственная измена, — напомнила я.

Норфолк остановился и сжал мою руку.

— Изменой будет бросить страну на произвол судьбы, — сказал он жестко. — Вы ведь тоже думаете о собственном будущем.

— И потому осторожна в своих словах, милорд. Королева жива, и власть в стране принадлежит ей. Как и наши жизни.

Генри ослабил хватку.

— Вы умная женщина, поэтому я и позвал вас сюда. Со мной можете говорить откровенно.

— Что вы хотите от меня услышать?

— Правду.

— Но вы еще не задали вопрос.

Герцог улыбнулся.

— Кто вы, леди Стенсбери?

— А вы?

— Я тот, кто может спасти Англию.

Самоуверенности Генри было не занимать. Вот только непонятно, на чьей он стороне. Герцог часто подвязался с испанцами, и одновременно проводил время с французами, дружил с епископом и часто бывал в покоях королевы.

— Смелое заявление, Ваша Светлость. Да поможет вам Бог в этом благородном деле.

— Если бы я хотел причинить вам вред, то уже сделал бы это. Но я вижу в вас союзницу. Вы близки к королеве и располагаете информацией. А еще я знаю, что ваша семья нуждается в деньгах. Во всяком случае, раньше нуждалась. — Он окинул меня взглядом. — В последнее время у вас появилось много новых нарядов.

— Так, вы хотите знать, на кого я работаю?

— Нет, — улыбнулся он. — Мне это не интересно. Я хочу, чтобы вы работали на меня.

Конечно, герцог знал, что у меня есть покровитель, но это и не было секретом. У всех, кто находился при дворе, они имелись. В том числе и у самого Норфолка. Около двух недель назад Ричарду стало известно, что Генри шпионит для Филиппа, но выдавать его было не в моих интересах.

— И какого же рода услуги я должна буду оказывать?

— Ничего такого, миледи, — поспешил успокоить он. — Просто наблюдать, смотреть и делиться этим со мной. Со своей стороны я гарантирую вам безопасность и достойное вознаграждение.

— Должна вас разочаровать, мне это не интересно, Ваша Светлость. Боюсь, вы зря потратили время.

— Ну, что вы, — герцог взял меня под руку, — разве может общество столь прекрасной женщины быть тратой времени? Запомните, Лиз, — он остановился и посмотрел мне в глаза, — я ваш друг.

— Возьму это на заметку, Ваша Светлость.

Я написала о нашем разговоре Елизавете. Наверное, нужно было упомянуть и здоровье королевы, но вдруг, совершенно некстати, я испытала угрызения совести. Марию окружали шпионы и доносчики: Норфолк, епископ, я и еще Бог знает сколько людей.

Впоследние несколько дней ее состояние ухудшилось. Она не выходила на улицу и почти все время проводила в постели. Я видела, насколько сильна ее боль, хоть королева и не показывала этого.

— Этот дурень врач утверждает, что я беременна, — скрежетала она зубами, пока я утирала пот с ее лба. — Вздор. А все-таки, как жаль, что у меня нет наследника.

— У вас есть сестра, Ваше Величество, — робко напомнила я.

Другие фрейлины находились за дверью, и кроме нас в спальне были только три молоденьких служанки.

— Еретичка и дочь этой змеи Болейн! — рявкнула королева. — Я пыталась вразумить ее и вернуть в лоно истинной веры, но эта девчонка… ооох… — Мария снова скривилась от боли.

В покоях стояла духота и неприятный запах, но этот безмозглый врач запретил открывать окна и шторы. Можно подумать, вонь и тусклое мерцание свечей пойдут кому-то на пользу.

— Тише, тише, Ваше Величество, — я протянула ей стакан воды. — Простите меня за эти слова, я просто хотела сказать что-то, что успокоило бы вас.

— Иногда лучше молчать.

— Еще раз прошу меня простить.

Я действительно не злилась на нее и не могла даже представить каково это – терпеть столь сильную боль. Боль душевную и физическую.

Своими размышлениями я поделилась с Ричардом. Он разделял мою позицию, но напомнил о том, что в первую очередь мы должны думать о собственном будущем.

— У меня есть Анна и ты. Есть Маргарет. Королева скоро умрет, ты знаешь это не хуже меня, Лиз. Что будет тогда? Думаешь, я желаю Марии зла?

— Нет. Я так не думаю, потому что знаю тебя. Но это очень тяжело. Понимаешь, я… Я так запуталась, Ричард! Все оказалось не так, как я ожидала. Я думала, что королева чудовище и ненавидела ее, а теперь… Где правда?

За несколько месяцев, проведенных при дворе, я чувствовала себя постаревшей на тысячу лет. Постоянное ожидание, подглядывание, подслушивание, все эти тайные переписки… Казалось, во мне не осталось ничего от себя прежней. Дворцовые интриги убивали в людях все лучшее, выжигали душу, оставляя только самые низменные чувства – алчность, честолюбие и жажду наживы. Но хуже всего – я понимала, что становлюсь такой же.

— Я так боюсь, что мы потеряем друг друга.

— Не потеряем, — Ричард прижал меня к себе. — Все будет хорошо.

— Как ты можешь обещать это? — я подняла голову и посмотрела ему в глаза.

— Потому, что я твой муж и дал клятву тебя защищать. А еще я люблю тебя, — добавил он тихо.

Комментарий к Глава 19. Кто вы, леди Стенсбери?

группа в контакте - https://vk.com/lena_habenskaya

========== Глава 20. Капкан ==========

Мария, определенно благоволила мне, но я по-прежнему не знала, как трактовать ее расположение. Королева изъявила желание, чтобы я находилась рядом с ней прогулках, трапезе и богослужениях. Иногда, в часы отдыха, она отсылала других фрейлин, и мы оставались наедине и много говорили: Ее Величество оказалась умной и приятной собеседницей, к моему удивлению, даже не лишенной чувства юмора, пусть и весьма специфического.

— Я знаю, что вы и ваш муж протестанты, — сказала она однажды.

— Тогда почему мы все еще не в Тауэре?

Я говорила спокойно, но пальцы предательски теребили подол платья. Мария заметила это и улыбнулась краешками иссушенных губ.

— Если сжигать всех протестантов, Англия совсем останется без дров.

Я могла бы поспорить с этим заявлением – епископ Поул не пожалел бы и последнее дерево на острове, если бы королева дала ему отмашку творить все, что вздумается. «Иногда лучше помолчать, Лиз», вспомнились мне слова Марии.

— Конечно, это меня печалит, — продолжала она. — Тем более, что таких, как вы, при дворе гораздо больше, чем можно подумать.

Но говорили мы не только о религии. Иногда, когда ей ненадолго становилось получше, королева пускалась в воспоминания и рассказывала о своем детстве: о том, как мать играла с ней в прятки в лабиринте, а отец заваливал дорогими подарками.

— А, знаете, Лиз, судьбы моей матери и Анны Болейн похожи гораздо больше, чем можно подумать. Они обе были игрушками в жестоких руках моего отца.

Другие фрейлины, видя это, исходили бессильной злобой. Хотя, почему бессильной? Мне ли не знать, что большие дела часто делаются руками маленьких людей. Изабелла перестала изводить меня злобными придирками и теперь, напротив, приветливо улыбалась, не забывая интересоваться, как прошел мой день. Вполне вероятно, что Поул или кто-то еще наказал ей следить, и хитрая испанка наблюдала за мной, как хищник. Даже ее улыбка напоминала оскал.

С каждым днем я чувствовала, что мои силы подходят к концу, и взять их было неоткуда. По ночам мне часто снился Фитфилд-Холл и, бывало, что просыпаясь, я лежала с закрытыми глазами, цепляясь за иллюзорный мир, потому что знала – открою их, и все исчезнет.

— Я хочу домой. Хочу обратно в Нортумберленд.

Было раннее утро – редкий момент, когда нам с Ричардом удавалось остаться наедине. Солнце пробивалось сквозь мутные стекла, в воздухе кружились пылинки. Я наблюдала за тем, как ветерок колышет портьеры и думала о нашей спальне в Фитфилд-Холле. Все здесь казалось чужим и враждебным, я засыпала и просыпалась с внутренним напряжением и ожиданием неминуемой катастрофы.

— Я тоже, — признался Ричард.

Он лежал на спине, закинув руки за голову. Сонный, взъерошенный и до замирания сердца родной. Я придвинулась ближе, положила голову ему на грудь и улыбнулась, почувствовав, как крепкая рука опустилась на мою спину.

Нужно сказать ему. Я долго набиралась решимости, подбирала слова и не знала, как он отреагирует. Если честно, мне самой еще не до конца верилось. Сердце заколотилось сильнее, ладони вспотели. Давай же, Лиз. Просто соберись и скажи это.

— Я вчера была у доктора Клиффорда, — собственный голос показался мне каким-то чужим.

Ричард нахмурился и серьезно посмотрел на меня.

— Ты не говорила, что плохо себя чувствуешь. В чем дело? — он приподнялся.

Я набрала полную грудь воздуха и выпалила на одном дыхании:

— У нас будет ребенок.

Сердце билось с такой силой, что казалось, еще чуть и сломает ребра. Я глядела на Ричарда, пытаясь уловить реакцию на его лице.

Он немного помолчал.

— Ты уверена?

— Доктор Клиффорд сказал, это так, — затаив дыхание, я не отводила от него глаз. — Ты… ты не рад?

Ричард продолжал смотреть на меня и, к своему облегчению, я заметила, что взгляд его потеплел.

— Это прекрасная новость, Лиз, — он улыбнулся, хоть все еще и выглядел растерянным.

Если честно, мне и самой не до конца верилось. Я беременна. Внутри меня маленькая жизнь. Ребенок. Мой и Ричарда. От этого делалось и страшно и радостно.

— Тебе нужно вернуться в Фитфилд-Холл, — его взгляд посерьезнел. — Здесь и без того опасно, а в твоем положении…

— Знаю, знаю, — торопливо перебила я и прильнула к нему, — я собираюсь написать Елизавете и все объяснить.

— Она поймет, — уверенно сказал Ричард. — Но я останусь здесь. Кто-то должен держать руку на пульсе.

Я знала, что он это скажет. Мы все еще выполняли свою работу. Именно сейчас, когда обстановка при дворе накалилась до предела, Елизавете были нужны доверенные люди.

— Я не хочу оставлять тебя здесь одного. И ты нужен мне рядом.

Разве могла я спокойно жить, зная, что Ричард будет здесь, в окружении жаждущих его крови хищников? Но я знала и то, что не смогу его переубедить.

— Теперь ты в ответе не только за меня, — я положила руку на еще плоский живот. — За нас двоих.

— И потому должен остаться. Ты и сама это понимаешь.

Он опустился и поцеловал мой живот.

— Кэтрин. Мы назовем ее Кэтрин.

— Раз уж мне ее рожать, то и мне выбирать имя, — рассмеялась я. — А если это сын?

Мне хотелось назвать его Фрэнсис, в честь отца. Думаю, папе было бы приятно.

— Фрэнсис Стенсбери, — Ричард перекатился на спину и мечтательно посмотрел в потолок. — Мне нравится, как это звучит. — Виконт Фрэнсис Стенсбери из Фитфилд-Холла.

Я нырнула к нему в объятия. Только бы все получилось. Мне хотелось лишь вернуться домой, и жить спокойной жизнью – неслыханная роскошь в нынешних обстоятельствах. Но я была уверена, что Елизавета все поймет.

***

Тремя днями позже я, как обычно, спешила в покои королевы. В последнее время Мария изъявила желание видеть меня за завтраком.

Все мои мысли были заняты обдумыванием предлога. Требовалась убедительная причина, чтобы покинуть двор, не вызвав подозрений. Я не сомневалась, что Елизавета разрешит мне вернуться в Нортумберленд и уже отправила Маргарет письмо.

— Леди Стенсбери.

Меня остановил мальчишка-слуга.

— Епископ Поул желает вас видеть.

— Хорошо, — я постаралась, чтобы моя улыбка вышла приветливой.

Его Преосвященство приглашал меня «на стакан вина» как минимум раз в неделю. И вечно в самый неподходящий момент. Впрочем, я догадывалась, что неподходящими моменты были лишь для меня, а епископу нравилось вносить сумятицу в мои планы и подрывать душевные силы.

Итак, значит, сегодня на трапезе я не появлюсь. Королева не любила, когда фрейлины опаздывают, а еще больше – когда они не приходят совсем. Конечно, потом можно будет все объяснить, осадок все равно останется.

Мысленно желая епископу подавиться своим «добрым вином», я шла за слугой.

— Покои Его Святейшества в другой стороне.

Парень обернулся.

— Сегодня епископ принимает в другом зале, — сказал он.

Мы свернули в восточную галерею, спустились вниз и оказались у тяжелых дубовых дверей. По обе стороны дежурили гвардейцы. Мальчишка постучал и, не дожидаясь ответа, пропустил меня внутрь.

— Входите, миледи.

Он закрыл за мной двери.

Еще с самого начала, когда мы пошли другим путем, меня не оставляло липкое и крайне неприятное чувство, но я приказала себе успокоиться. В моем нынешнем состоянии волнения крайне нежелательны.

Но теперь, оказавшись в душном и полутемном помещении (интересно, есть здесь вообще окна, или нет?), я напряглась. Ничего угрожающего пока не случилось, но интуиция редко обманывала меня.

— Ваше Преосвященство.

Он сидел за массивным столом, и свет двух свечей в резных подсвечниках по обе стороны выхватывал только темно-фиолетовую мантию, отороченную черным горностаем и желтоватую кожу. Глубоко сидящие глаза тонули в темноте, и были похожи на черные дыры.

— Подойди, дитя мое. — Он ласково поманил меня рукой.

На ватных ногах я подошла к нему. Обычно во время наших встреч он всегда ставил для меня кресло напротив, но сегодня его не было.

— Чем я обязана чести видеть Вас?

Сухие потрескавшиеся губы изогнулись в подобии улыбки.

— Я надеялся услышать это от вас, леди Стенсбери.

То, что это не просто беседа, было уже совершенно ясно. Значит, очередной донос. Очередной – потому что за последние два месяца их было три. Интересно, кто на сей раз? Опять Изабелла?

— Полагаю, некто опять обвинил меня в ереси или государственной измене. А, может, и том, и другом.

Епископ не спешил отвечать. Я не видела его глаз, но знала, что он изучает меня. Прощупывает, как опытный рыбак прощупывает багром дно озера.

— Это письмо позавчера попало в мои руки.

Грациозным жестом он вынул из темноты конверт и толкнул мне через стол. Я с ужасом узнала в нем свое послание Елизавете.

— Я был очень огорчен, когда получил его.

Ага, огорчен, как же. Небось, радовался, как ребенок рождественскому подарку. Я чувствовала, как пол уходит из-под ног. Нужно было сохранять лицо, не показывать страха, но меня резко качнуло, и, чтобы не упасть, я схватилась за край стола.

Епископ снова улыбнулся. На сей раз, как хищник.

— Полагаю, вы знаете, что за этим последует.

Он поднялся, обошел стол и встал рядом. Я чувствовала запах его дыхание – кисловатый, отдающий испорченными продуктами. К горлу подступила тошнота.

— Позвольте мне увидеть королеву.

Шанс, что мне удастся убедить ее, минимален, но это последняя возможность.

— Королева уже в курсе и не желает вас видеть.

Епископ сделал короткий жест рукой, и из темноты явились двое гвардейцев. Я инстинктивно отступила на шаг, но сзади на плечи опустились сильные руки.

— Ну, право же, это бесполезно, миледи. Вы ведь умная женщина. — Епископ подошел вплотную. — Умеренно умная.

Из его рта пахло так, что я закашлялась. Еще секунда – и меня вывернет наизнанку. Живот скрутило. В темном помещении было душно, просто невыносимо душно. Мне хотелось выскочить на улицу, и жадно глотать осенний воздух, пока не закружится голова и не заболит горло.

— Вы арестованы по обвинению в государственной измене. — Он обратился к гвардейцам. — Позаботьтесь о том, чтобы леди Стенсбери доставили в Тауэр немедленно.

Меня взяли под руки и повели к выходу.

— Ах, да, — словно бы невзначай напомнил епископ, — ваш муж тоже арестован. Мы знаем, что он тайно укрывал протестантов в Фитфилд-Холле.

Комментарий к Глава 20. Капкан

группа в контакте - https://vk.com/lena_habenskaya

========== Глава 21. Жертва ==========

Я с трудом понимала, что происходит. Точнее, осознавала. Все было как в тумане: гвардейцы, обступившие меня с двух сторон, безучастное лицо епископа и его равнодушное «вы арестованы, миледи».

Из логова Поула я вышла в сопровождении стражи. Не знаю, специально ли, но меня провели по длинному пути, и всякий, кто встречался нам, становился свидетелем моего сокрушительного падения. Люди глазели, шептались, показывали пальцем, а некоторые злорадно усмехались. В числе последних была и Изабелла, я увидела ее как только мы вышли из покоев епископа – наверняка она подслушивала у дверей. Но испанка волновала меня в последнюю очередь: в голове стучало лишь «Тауэр, Тауэр, Тауэр». Я думала о том, где сейчас Ричард – арестовали его, или еще нет? Позволят ли нам видеться в заключении? И главное – что теперь делать?

У меня дрожали руки, я была готова поддаться панике, но каким-то чудом умудрялась держать лицо. Наивно полагать, что мой страх может кого-то разжалобить, скорее, наоборот, именно этого они и ждут.

Без всякой надежды на успех я еще раз попросила разрешения увидеться с королевой, на что, конечно, получила отказ.

— Вы разрешите мне взять кое-что из вещей?

У всех заключенных было такое право. Даже Джейн в день ареста разрешили собрать небольшую котомку.

— Об этом вы поговорите с епископом, миледи, — отрезал гвардеец. — Сейчас нам велено доставить вас в Тауэр.

Когда «путь позора» был пройден, меня посадили в экипаж с крошечными окнами, захлопнули дверь, и кучер тронулся. Гвардейцы сидели напротив, и в полумраке я видела их лица – равнодушные, ничего не выражающие. Они будто глядели сквозь меня.

Экипаж трясло на городских ухабах, по ту сторону кипела жизнь, но когда я сделала попытку отодвинуть шторку, меня грубо пресекли.

Арестованных по подозрению в измене, доставляли в крепость через «Ворота Предателей»: мы вышли из экипажа и пересели в лодку. К тому времени уже стемнело, и в сумерках Тауэр выглядел еще более неприступным и зловещим.

Под днищем лодки тихо плескалась черная вода, скрипели доски, а где-то наверху кричали в темноте вороны. Я подняла голову и вдруг ощутила себя невероятно крошечной перед этой древней твердыней, столь гостеприимно распахнувшей передо мной объятия.

Мы приблизились к огромным воротам из железа и дерева. Лодка сбавила ход. Створки медленно разошлись, и я увидела причал – впереди, у самой воды стояли трое человек в черных одеяниях, а по обеим сторонам от них гвардейцы с зажженными факелами.

— Сушить весла!

Лодка теперь двигалась совсем медленно, а мое сердце, напротив, колотилось, как бешеное. Ворота со скрипом сомкнулись. Вот и все. Путь назад отрезан. «Нет ничего проще, чем попасть в Тауэр, и ничего сложнее, чем выйти оттуда». Кажется, так говорила Эбигейл. А, может, Маргарет. В тот момент я мало что соображала.

Тем временем мы причалили. Удивительно, но мне даже протянули руку, помогая выбраться из лодки.

— Спасибо, — я нашла силы улыбнуться молодому гвардейцу.

Парень не ответил, смутившись под взглядом одного из одетых в черное мужчин.

— Меня зовут Джон Бриджесс, миледи, — представился он. — Я комендант Тауэра.

В его лице не было жестокости или злорадства, он смотрел доброжелательно и, как мне показалось, с искренним сочувствием. Впрочем, первое впечатление не всегда верно.

— Элизабет Стенсбери.

— Я знаю ваше имя, миледи, — Бриджесс мягко улыбнулся.

Двое других, впрочем, оказались менее дружелюбны.

— Епископ ждет вас, — коротко сказал он. — Ни к чему тянуть время.

Я сжала подол платья. Понимала, что нужно держаться, но чувствовала, что силы на исходе – еще чуть-чуть, и я упаду на камни и забьюсь в истерике. Губы предательски дрожали. Хорошо, что уже стемнело.

Мы вошли в крепость, и в ноздри тотчас ударило омерзительное зловоние: смесь гнили, сырости и человеческих испражнений. Желудок скрутился в узел, а к горлу подступила тошнота.

Узкие коридоры переходили один в другой, а лестницы уводили все глубже под землю. На стенах коптили факелы, выхватывая из темноты неровные очертания влажных стен. С потолка капала вода, а под ногами хлюпала грязь. Вдруг, совершенно некстати я подумала о том, что новое платье из изумрудного муслина теперь безнадежно испорчено, не говоря уже о туфлях.

Впрочем, когда свернули в очередной коридор, стало не до того. По правую руку, вдоль стены, из земли торчали деревянные колья с нанизанными на них отрубленными головами. Некоторые, судя по почерневшей коже и сгнившим глазам, были здесь уже давно. Интересно, моя собственная тоже пополнит эту жуткую коллекцию? Инквизитор перехватил мой взгляд и криво ухмыльнулся.

Миновав коридор, мы, к моему удивлению, стали подниматься наверх, но уже другим путем. Видимо, прогулка по подземелью была нужна, чтобы произвести впечатление. Что ж, следовало признать – цель достигнута. От страха и отвращения я едва стояла на ногах.

Комната, куда меня привели, являла собой небольшое помещение круглой формы – вероятно, оно находилось в одной из башен. Из крохотных окошек-бойниц доносились звуки свободного Лондона, ставшего теперь невообразимо далеким. Мебели не было – только низенький стул в самом центре, и, очевидно, предназначался он для меня.

— Прошу, леди Стенсбери. — Епископ повернулся в мою сторону и любезно указал на колченогий стул. — Присаживайтесь.

…Втроем они обступили меня, как акулы окружают пойманную добычу. Не помню, кто рассказывал мне об этих морских хищниках.

— Знаете ли вы, в чем вас обвиняют? — один из инквизиторов наклонился к моему лицу.

Глаза у него были маленькие, злые и совершенно бесцветные.

— Да. Но, смею заверить, что я непричастна ни к чему из этого, милорд.

— Неужели? — спросил второй, тот, что стоял у меня за спиной.

Я вздрогнула и обернулась.

— Вы приехали ко двору по поручению леди Елизаветы, — это сказал уже епископ. — Вы шпионка.

Я вжала голову в плечи и не знала, на кого из них смотреть. Они двигались по кругу и подступали все ближе.

— Ваш муж укрывал еретиков в Фитфилд-Холле.

— О чем же вы хотите услышать в первую очередь? — я сама удивилась тому, как дерзко произнесла это. — О еретиках или леди Елизавете? Да, я вела переписку с ней. Знаю, что вы перехватили мои письма. Где в них хоть слово о заговоре?

— Вы были протестанткой, — сказал инквизитор.

— Вот именно, что «была». Теперь, как вам известно, я исправно посещаю мессы.

— Ложь! — воскликнул второй. — Ложь и коварство! Душа у вас черная.

Он стоял так близко, и глядел с такой злобой, что казалось еще миг, и он ударит меня. Я приготовилась к боли.

— Не думайте, что я жажду увидеть вас на костре, — Поул оттеснил инквизитора. — Мне известно, что вы ждете ребенка. Признайтесь во всем и облегчите душу.

— Мне не в чем признаваться. Я не желаю зла Ее Величеству.

— Так докажите это. Так вы поможете себе и своему мужу.

У меня задрожали губы, когда он заговорил о нем. Бедный Ричард. Где он сейчас? Что с ним? Воображение рисовало ужасные картины пыток, и Поул, конечно, прочитал эти мысли в моих глазах.

— Что я должна сделать?

Считать, что такого человека, как Поул, можно обвести вокруг пальца, было бы верхом наивности. Придется идти на сделку. Другой вопрос – какую цену с меня потребуют?

— Я допускаю, что вы могли оступиться, свернуть на кривую дорожку, поддавшись чужом влиянию, — епископ наклонился ко мне и доверительно посмотрел в лицо. — О чем просила вас леди Елизавета? Она замышляет переворот?

Теперь стало ясно, зачем меня привезли сюда. Епископу была нужна ни я, ни Ричард и даже не протестанты, которых мы укрывали. Поул хотел выловить рыбку покрупнее.

— Это не так. Во всяком случае, я такими сведениями не располагаю.

— Тогда какими сведениями вы располагаете, леди Стенсбери?

Епископ выглядел больным и уставшим, периодически кашлял и тяжело дышал, но я не чувствовала к нему сострадания.

— Лишь теми, что вы прочли в украденных письмах, — я специально сделала упор на этом слове. — Это была личная переписка, в ней вся правда. Или вы хотите, чтобы я солгала?

— Вы лжете сейчас!

Второй инквизитор подскочил ко мне и больно схватил за плечо. Я вскрикнула.

— Держите себя в руках, Грин, — предостерег Джон Бриджесс. — Перед вами леди.

— Она еретичка, — не унимался церковник.

— Довольно! — пресек Поул.

Он обратился к гвардейцам.

— Отведите леди Стенсбери в камеру.

Место заключения оказалось лучше, чем я думала, хотя слово «лучше» вряд ли подходило к ситуации. В камере была грубо сколоченная кровать с сенным матрасом и старым постельным бельем, колченогий стол, керосиновая лампа и… о, чудо! Камин. Забавно, но даже в стенах Тауэра социальное положение играло роль.

— Вечером вам доставят кадушку с горячей водой, — шепотом пообещал Бриджесс. — Только между нами, — он приложил палец к губам, — это запрещено.

— Спасибо, — я слабо улыбнулась ему. — Я не забуду вашу доброту, сэр.

Комендант воровато огляделся и, убедившись, что нас не подслушивают, продолжил.

— Они не казнят вас, леди Стенсбери. Ничего не бойтесь.

— Но мой муж…

Я знала, что беременных не отправляют на эшафот, во всяком случае, до родов. Здоровье королевы стремительно ухудшалось и есть надежда… Господи, прости мне эти мысли.

— Прошу, позвольте мне увидеть его.

— Не сейчас. Возможно, завтра. А теперь, извините, я должен идти. — С этими словами он вышел и запер дверь.

Оставшись одна, я, наконец, дала волю чувствам и, осев на холодный пол, разрыдалась.

***

Комендант сдержал слово, и на следующий день привел меня в камеру к Ричарду. Его клетушка была раза в три меньше моей, а вместо кровати в углу лежал мокрый сенник и дырявое одеяло. Но не это привело меня в ужас: Ричард выглядел ужасно. Нос разбит, под глазом чернел огромный синяк и вдобавок его колотило в лихорадке. В камере дуло из всех щелей, а с потолка капала пахнущая тиной вода.

— Иди ко мне.

Я обняла его и закутала в накидку, что вечером принес мне комендант. Она была достаточно теплой и подбитой мехом.

— Все хорошо, — стуча зубами, ответил он. — Оставь себе, тебе нужнее.

До чего же невообразимый упрямец!

— В моей камере есть камин, не замерзну.

Я уложила его на сенник и устроилась рядом, пытаясь согреть своим телом. Надо бы попросить Бриджесса раздобыть еще одеял и лекарств.

— Ничего не бойся, Лиз, — прошептал он, обнимая меня. — Скоро ты выйдешь отсюда.

Его трясло, а на лбу выступили капли пота. Я знала, какой коварной может быть лихорадка. В десять лет от нее умерла моя кузина, дочка Эбигейл.

— Мы оба выйдем отсюда. — Я нежно коснулась губами его губ. — У них нет прямых доказательств, а королева…

— Я сказал, что это моя идея, — Ричард отвел взгляд.

— Ты… что?

Я не поверила своим ушам. Какого дьявола? Зачем, зачем он так поступил?!

— Я сказал, что хитростью вынудил тебя помогать мне. Заставлял укрывать протестантов, угрожая побоями и расправой. Все это есть в протоколе под подписью епископа.

Не считая синяков, на его теле не было следов пыток, значит… Он пошел на это, желая оградить меня и Маргарет с Анной.

— Ты хоть понимаешь, что теперь будет? — мой голос задрожал.

— Это было мое решение. Я твой муж, а ты моя жена и обязана подчиняться. Теперь Анна и Маргарет на твоем попечении. Королева не станет отбирать у нас дом и имущество, ты вернешься в Нортумберленд и…

Мне захотелось ударить его.

— Вот, значит, как, да? Ты бросаешь нас?

— Замолчи, Лиз, — резко ответил он.

Ричард сбросил накидку, выпутался из моих рук и сел. Передо мной снова был тот угрюмый и непримиримый северянин, которого я встретила в Фитфилд-Холле. Жесткий, властный.

— Нет. — Я вцепилась ему в плечо. — Не замолчу. Ты не имел права так поступать. Говорил, что любишь меня, а теперь сам все разрушил. Я выкручивалась, как могла, я солгала, глядя в глаза епископу, взяла грех на душу, и знаешь, зачем? Ради нас. Тебя, меня. И нашего ребенка. Ребенка, у которого должен быть отец. Я спасала нас, Ричард и у меня бы все получилось.

Он молчал, пораженно глядя на меня. Честно говоря, я сама от себя этого не ожидала, но злость и отчаяние хлестали через край.

— И ты спасла, — Ричард коснулся моего лица. — Мне жаль, что все так вышло. Я хотел бы прожить с тобой всю жизнь.

Я понимала, почему он так поступил, но не могла и не хотела смириться. Выходя замуж в первый раз, я знала, что в моей жизни не будет любви и приняла это. С такими же мыслями я шла под венец и с Ричардом, но он открыл мне иную сторону жизни. Я узнала, что такое любить мужчину, я была счастлива. А теперь все это просто вырывали из моих рук.

— Они сказали, когда будет суд?

— Через два дня.

Вот так. Вот и все. Два дня. Совсем недавно впереди была целая жизнь, а теперь, все, что у нас осталось – сорок восемь часов. Глупо надеяться, что судьи будут к нему благосклонны, своими показаниями Ричард подписал смертный приговор.

В тот миг я одинаково ненавидела и Марию и Елизавету, но был ли смысл швыряться проклятиями? Мы сами ступили на этот путь и сами сделали выбор.

Комментарий к Глава 21. Жертва

группа в контакте - https://vk.com/lena_habenskaya

========== Глава 22. Пьеса сыграна ==========

На суд меня, конечно, не пустили. Я все еще была заключенной, хотя Бриджесс и намекнул, что епископ составил указ о моем освобождении.

— Очень скоро вы покинете эти стены, леди Стенсбери, — улыбнулся комендант.

Его слова принесли облегчение, но лишь отчасти. Я мерила шагами камеру и пыталась успокоиться, но тщетно. Да и как, если в ту самую минуту Ричард стоял перед лицом беспощадного правосудия, готового обрушиться на него со всей мощью? Ну, зачем, зачем он оговорил себя?

Бриджесс разрешил нам только одно свидание – больше нельзя. И я не смела сердиться на него, ибо комендант и так рисковал, согласившись пустить меня к Ричарду. Я смогла лишь передать ему записку, в которой еще раз умоляла не губить себя, но знала, что Ричард все равно сделает по-своему. Он был уверен, что поступает правильно – спасает меня и Анну, и отчасти я понимала его, но не могла и не хотела смириться. Только глупец мог поверить в то, что судьи будут к нему милосердны. Королева не щадила предателей.

Время в день слушания тянулось бесконечно. Ночь я провела без сна, хотя честно пыталась, не ради себя, но ради ребенка, которого носила под сердцем. Если Ричарда казнят, мне придется любить его за двоих. Да, я готовила себя к самому страшному. Знала, что справлюсь, переживу, но от отчаяния и бессилия хотелось лезть на стену. Я сидела на узкой постели, поджав ноги, и занималась самым неблагодарным и болезненным делом – рассуждала на тему «а что если бы?» Если бы Ричард не связался с протестантами, если бы не покидали Фитфилд-Холл и не согласились шпионить для Елизаветы. Если бы… Самые жестокие и бесполезные мысли.

Я уже не хотела ни власти, ни денег – только спасения для нашей семьи. Да, очень скоро Мария умрет и трон, вероятно, перейдет Елизавете, но что мне от этого, если к тому времени я все потеряю?

Лязг ключей в двери заставил меня встрепенуться. В камеру зашел Бриджесс.

— Миледи. — Он поклонился, но не взглянул мне в глаза. — Присядьте.

Я и не думала подчиниться. Вскочила с кровати и дрожащим голосом спросила:

— В чем дело?

Боже, какой глупый вопрос. Конечно, я знала, с какой вестью он пришел.

— Слушание по делу вашего мужа только что завершилось.— Он снова замолчал.

Казалось, что стук моего сердца эхом отдавался вокруг. Ноги ослабли, и я инстинктивно схватилась за изголовье колченогой постели.

— Говорите, как есть, мистер Бриджесс, — я не узнала собственный голос.

— Виконта признали виновным и вынесли смертный приговор. Присяжные требовали сожжения, но Его Преосвященство смягчил наказание до обезглавливания.

Я села на кровать. Звуки и краски притупились, а в ушах зазвенело.

— Ее Величество уже поставили свою подпись?

— Нет, — Бриджесс покачал головой, и я почувствовала, что страх немного отступил.

Без подписи королевы документ не имел юридической силы, а, значит, время еще оставалось.

— Но она подписала приказ о вашем освобождении, леди Стенсбери, — комендант слабо улыбнулся. — Вам больше нет надобности оставаться в этой камере.

— И шагу не сделаю, пока вы не дадите мне увидеть мужа.

— Леди Стенсбери, это…

— Прошу вас, Джон, — я подошла к нему и взяла за руки. — Вы так много для меня сделали, так много рисковали, и, клянусь, я никогда не забуду вашей доброты. Но, позвольте мне увидеть его.

Комендант немного помолчал.

— Хорошо, — сказал он наконец.

— У вас десять минут, не больше, — предупредил Бриджесс, открывая дверь.

— Спасибо, Джон, — я улыбнулась ему и проскользнула в камеру.

Ричард сидел на полу, под окном и, увидев меня, встрепенулся.

— Мне сказали, с тебя сняли обвинения, — он заключил меня в объятия. — Вот видишь, — он чуть отстранился и обхватил мое лицо, — я же говорил, все будет хорошо.

— С тобой тоже. — Я прижалась к нему всем телом. — Ничего не бойся, родной. Я вытащу тебя отсюда.

Ричард все еще был здесь, со мной. Его сильные руки обнимали меня, я чувствовала тепло его дыхания и биение сердца. От мысли, что это может быть наша последняя встреча, делалось дурно.

— Ты должна вернуться в Нортумберленд, Лиз, — сказал он серьезно. — Здесь оставаться опасно. К тому же ты нужна Анне и Маргарет. Теперь они на твоем попечении.

— Не говори так, — голос задрожал, а к глазам подступили слезы. — Ричард, прошу тебя, не говори так. Я не оставлю тебя.

Мне хотелось сгрести его в охапку и убежать отсюда. Так далеко, насколько это возможно. Туда, где нет ни Марии, ни Елизаветы, ни католиков и протестантов. Убежать на край света.

— Пришло время быть сильной, Лиз, — Ричард посмотрел мне в глаза. — Кто, если не ты? — Он с нежностью провел запястьем по моему лицу. — Я так сильно тебя люблю. Если бы ты знала…

— Я знаю. И я тоже люблю тебя. Когда я стала твоей женой, то дала клятву быть рядом и в горе, и в радости. Помнишь?

Конечно, он был прав. Тысячу раз прав. Я должна позаботиться о Маргарет и маленькой Анне, и сделаю это, если нужно. Но кто позаботится обо мне? Теперь я уже не могла представить свою жизнь без него.

— Разумеется, помню. — Ричард слабо улыбнулся. — Но я еще жив, и, даст Бог, выйду отсюда. Но ты, — он сжал мою руку, — ты должна обещать мне, что справишься. Неважно, какие испытания тебе выпадут. Обещай мне, Лиз.

Лязгнул замок, и в дверь заглянул Бриджесс.

— Пора, леди, — мягко, но настойчиво сказал он.

Ричард в последний раз коснулся моего лица.

— Иди, — он прижал меня к себе и легонько поцеловал. — Все будет хорошо.

Я до последнего не отпускала его руку и отпустила только тогда, когда расстояние между нами стало непреодолимым.

— Я люблю тебя.

Дверь закрылась.

***

Из Тауэра я вернулась в дом Эбигейл. Она и Томас советовали мне как можно скорее вернуться в Нортумберленд, настаивая, что в Лондоне оставаться опасно.

— Сейчас нужно быть тише воды, ниже травы, — настаивала тетка. — А там, глядишь, и все уладится.

Она, конечно, хотела, как лучше, но я не теряла надежды добиться для Ричарда если не помилования, то хотя бы отсрочки казни или замены ее тюремным сроком. Доверенный Бриджесса регулярно приносил новости, и единственное, что успокаивало меня – королева до сих пор не подписала вынесенный епископом приговор. Значило ли это, что она смягчилась? Я не могла сказать. Несколько раз пыталась добиться аудиенции, и, само собой, получила отказ. Вопреки советам и здравому смыслу явилась во дворец, и меня даже принял секретарь, но к Марии не допустил.

— Ее Величество не желает вас видеть, миледи, — сказал он. — Все имущество и деньги виконта останутся при вас.

Это, безусловно, было хорошей новостью – помимо судьбы Ричарда я переживала и за будущее семьи, ибо, согласно закону, у изменников конфисковали все.

— Вы так же можете оставить титул виконтессы, — добавил он. — Но, разумеется, о возвращении ко двору не может идти и речи.

Ха! Можно мне это было нужно. Я не вернулась бы сюда и под страхом смерти.

— Что-то еще, миледи?

— Прошу вас, сир, передайте Ее Величеству, что я молю о прощении для моего мужа и готова служить ей как угодно в уплату этого долга.

Секретарь как-то неопределенно двинул губами.

— Я передам вашу просьбу королеве, — сказал он кисленько. — А сейчас, будьте так добры, покиньте кабинет.

В коридоре поджидали фрейлины. Я была готова поклясться, что Изабелла нарочно привела их сюда.

— Каждому по заслугам, леди Стенсбери, — она даже не пыталась скрывать, какое удовольствие получала от происходящего. — Ведь говорила же я вам «не задирайте нос».

Я схватила ее за плечо и толкнула в стену. Ударившись спиной, Изабелла охнула.

— Я тебе его сейчас сломаю, если не заткнешься.

Угрожать фрейлине королевы увечьями, едва освободившись из Тауэра, было крайне неразумно, но ярость взяла верх. Я действительно была готова ударить ее и сделала бы это, если бы другие девушки, не оттащили меня.

— Дикарка! Еретичка! — вопила Изабелла.

Она делала это показательно громко, чтобы привлечь внимание, и добилась своего – на нас глазели все вокруг. Поборов желание плюнуть мерзавке в лицо, я развернулась и пошла прочь. Хотелось быстрее сбежать от позора, но я шла, гордо подняв голову. Пусть видят, что не сломали меня.

Впереди был небольшой закуток, и я нырнула туда, скрываясь в спасительной темноте. Привалилась к стене и обессилено сползла на пол.

— Леди Стенсбери.

Я вздрогнула и подняла голову. Рядом стоял Дадли.

— Вставайте, — он протянул мне руку.

— Сэр Роберт, — я наспех поправила прическу и отряхнула подол. — Как вы здесь оказались?

— Меня послала Елизавета, — Дадли улыбнулся. — Она знает, что случилось с вами и никогда не бросает друзей в беде. — Идемте же. Я отведу вас в тихое место, незачем нам светиться у всех на виду.

Дадли привел меня в небольшую комнату, судя по всему, кабинет, и усадил на диван.

— Насколько мне известно, королева еще не подписала приговор вашему мужу.

Я покачала головой.

— Это хорошая новость. Но меня беспокоит Поул. Он чрезвычайно настойчив, и давно точит зуб на семью виконта. Состояние Марии ухудшается, а у ее постели днями напролет вьются советники. Вам нужно попасть к ней на аудиенцию и сделать это тогда, когда она будет одна.

— Это мне и без вас известно, — хмуро ответила я. — Вот только меня к ней и на пушечный выстрел не пускают.

Дадли немного помолчал.

— Я могу вам помочь.

Дадли был скользким типом, и я не строила иллюзий на его счет, но выбора не осталось. Сейчас он был единственным, кто мог помочь, и если есть хоть один шанс, что так я могу помочь Ричарду – упускать его нельзя.

— Я проведу вас в покои Марии через черный ход. Сейчас с ней только врач и две фрейлины, — шепотом сказал он. — Следуйте за мной, леди Стенсбери.

Мы шли незнакомыми узкими коридорами, где почти не было людей. Оставалось лишь гадать, откуда Дадли все это известно. Прав был Ричард, когда говорил, что такие, как он, способны пролезть в любую щель.

— Пришли. — Дадли остановился у неприметной двери. — Отсюда вы попадете в комнату прислуги, а из нее в королевские покои. И не бойтесь, вас не схватят. Я знаком с гвардейцами, что стоят у главного входа, — он улыбнулся. — Они работают на меня.

Он оказался даже еще опаснее, чем я поначалу предполагала. Как все-таки хорошо, что мы играем на одной стороне.

— Зачем вы делаете это, сэр Роберт? — я потянулась к ручке.

— Зачем помогаю вам? — уточнил он. — Вы и ваш муж еще можете принести пользу Елизавете. От мертвых толку немного. — Он не стал лукавить.

— И все равно спасибо.

Дадли заговорщицки подмигнул.

— Сочтемся как-нибудь. А сейчас ступайте, не теряйте время, у вас и так его мало.

В комнате прислуги никого не было – возможно, тоже не без участия Дадли. Стараясь идти как можно тише, я подошла к двери в противоположной стене. По ту сторону едва различались негромкие голоса: два женских и один мужской. Я узнала его – он принадлежал королевскому лекарю.

Было страшно, но раз уж я забралась так далеко, отступать глупо. Я осторожно толкнула дверь. В покоях царили полумрак и отвратительный запах.

— Леди Стенсбери? — лекарь удивленно вскинул голову. — Что вы здесь делаете?

Фрейлины испуганно уставились на меня, а с кровати послышался хриплый кашель.

— Ваше Величество, — не обращая на них внимания, я подошла к постели. — Это леди Стенсбери.

Мария выглядела совсем уж нехорошо. Лицо осунулось еще больше, так что глаза казались запавшими внутрь черепа. Тонкие губы были искусаны до крови, а изо рта исходило зловоние.

— Ради Бога, простите меня за эту дерзость, — я упала перед ней на колени. — Вы знаете, зачем я здесь.

— Леди Стенсбери, вам сюда нельзя! — одна из фрейлин очнулась и попыталась оттащить меня. — Уходите сейчас же!

Но я лишь оттолкнула ее.

— Вы были так добры ко мне, вы подарили мне свободу, а сейчас я прошу вас сохранить жизнь моему мужу. — Я схватила ее горячую иссушенную руку. — Умоляю, проявите милосердие!

Королева находилась в сознании, взгляд ее был ясен, но она молчала. Только смотрела на меня с болью, раздражением и… да, я видела уважение в ее глазах. Что ж, возможно, это хороший знак.

— Я готова служить вам, как угодно, сделаю все, что вы скажете, Ваше Величество.

За парадными дверями раздался шум. Судя по всему, сюда ломились стражники, но кто-то сдерживал их. Времени оставалось все меньше.

— Его казнь ничего не изменит, вы и сами это знаете. Но вы ведь не мстительный человек, я уже поняла это. Сначала я думала, что увижу перед собой чудовище, фанатичку, и, ненавидела вас, когда сожгли мою подругу. Но я ошибалась. Вы не монстр.

Мария закашлялась.

— Я не желаю вам зла, и ваша сестра тоже не желает.

С неожиданной силой она отдернула мою руку. Морщась от боли, приподнялась и посмотрела в глаза.

— Уходите, леди Стенсбери, пока я снова не отправила вас в Тауэр.

***

— Ты сделала все, что могла, и даже больше, — сказал Томас.

Эбигейл была в гостях у священника, когда я вернулась. Дома меня встретил кузен, и впервые на моей памяти мы говорили по душам.

— Не уверена.

— Так всегда кажется, — он пожал плечами. — Особенно, когда случается что-то плохое. Знаешь, Лиз, — Томас сел рядом и посмотрел на меня. — Я восхищаюсь тобой. Всегдавосхищался, откровенно говоря. Только признавать хотел. Ну и завидовал еще. Мне казалось, что тебе всего досталось больше. А еще эти деньги… — он почесал лоб. — Ты прости, что я их промотал.

Я уже давно не злилась на него. Он и Эбигейл были единственными моими родственниками, и как бы мы не ругались, они оставались моей семьей. Да, не умели любить так, как «нужно», но все же пытались, хоть и по-своему.

— Прощаю, — я накрыла его руку своей.

…Каждый день я просыпалась в мучительном ожидании. Меня по-прежнему не допускали к Ричарду, а от Бриджесса не было никаких вестей. Молчал и Дадли. От служанки, что была со мной при дворе, я узнала, что он по-прежнему оставался в Уайтхолле.

Эбигейл уже не пыталась уговорить меня ехать в Нортумберленд, только вздыхала. Каждый день мы ходили в церковь. Тетка всегда была религиозной, я же делала это больше из надобности, но теперь впервые в жизни молилась от сердца. Верила ли я, что кто-то там, наверху, слышит меня? Не знаю. Хотела верить.

Я очень рано осознала то, что каждый человек является кузнецом своей судьбы, и привыкла рассчитывать лишь на собственные силы, но когда их оказалось недостаточно, была готова поверить даже в такую эфемерную помощь.

Что-то удерживало королеву от подписания приговора, и это вселяло надежду. Но рядом с ней были Поул и его советники, жаждущие очистить страну от «неверных», а, учитывая состояние Марии, склонить ее было не так уж сложно.

— Элизабет!

Томас яростно молотил в дверь моей комнаты, но спросонья я не сразу узнала его голос. Не дождавшись ответа, он пинком распахнул дверь, и влетел в спальню, едва не уронив туалетный столик.

— Что случилось?

Остатки сон как рукой сняло. Я вскочила с постели и набросила халат. Время было раннее, и комнату заполнял предрассветный сумрак. Томас стоял возле меня, держа в трясущихся руках подсвечник с зажженной свечой, и тяжело дышал.

— Пришел этот… — он, напрягся, вспоминая, — Дадли. Он ждет внизу. Говорит, что-то срочное.

— Идем. — Я побежала к двери.

С бешено колотящимся сердцем спустилась по лестнице, подвернув ногу, но не почувствовала боли.

— Сэр Роберт.

Он повернулся. С его плаща и шляпы стекала вода, а лицо выражало крайнее волнение.

— Есть новости.

Впервые на моей памяти Дадли пренебрег светскими условностями, и я не знала – считать это плохим знаком, или хорошим.

— Говорите же. — Я вцепилась в перила так, что заболели пальцы.

Дадли немного помолчал. Это продолжалось пару-тройку секунд, но мне показалось, что минула вечность.

— Королева скончалась.

Комментарий к Глава 22. Пьеса сыграна

Итак, это последняя глава. Остался только эпилог

группа в контакте - https://vk.com/lena_habenskaya

========== Эпилог ==========

Эбигейл говорила, что это было Божьим проведением, Томас называл удачей, а Дадли настаивал на закономерности. Пожалуй, каждый из них был прав, но я не задумывалась над этим – Ричард остался жив, и это главное.

Его освободили через неделю – тогда, когда пришел приказ от Елизаветы, тогда еще не коронованной королевы. Если все же говорить о причинах, то, как бы странно это ни звучало – благодарить нужно было покойную Марию. Судьи приговорили Ричарда к смерти, и ей ничего не стоило отправить его на эшафот росчерком пера, но она не сделала этого. Что остановило ее руку? Очевидно, мы никогда этого не узнаем. Но важно другое, по крайней мере для меня: что бы ни говорили о ней в народе, сколько бы ни называли «Кровавой Мэри», я знаю, что это неправда. Мария не была чудовищем – лишь заложницей обстоятельств и просто несчастной женщиной.

— Теперь вам ничего не грозит, — сказал Дадли, когда мы сидели в гостиной дома Эбигейл. — И, конечно, для вас найдется достойное место при дворе Ее Величества.

Мы с Ричардом переглянулись.

— Да, да, — улыбаясь, продолжил Дадли. — Елизавета не забывает своих друзей.

Как бы ни хотелось мне поскорее вернуться в Нортумберленд, нам пришлось задержаться в Лондоне до коронации. Церемония прошла с размахом, а когда новоиспеченная королева появилась перед народом, восседая на белой лошади, ее приветствовали, словно богиню. Вездесущий Дадли заботился о ее репутации, когда она еще звалась «леди Елизаветой».

Дворец и столица праздновали восшествие новой звезды, а мы теперь оказались в числе особо приближенных. За ужином сидели по правую руку от королевы, и те, кто еще недавно не упускали возможности унизить меня, откровенно заискивали. Я соврала бы себе, если б сказала, что мне это не льстило, но выставлять напоказ вновь обретенное положение не собиралась.

В течение следующих трех недель Уайтхолл изменился до неузнаваемости. С него будто пыльную тряпку сорвали – исчезли мрачность и напряжение, даже света и воздуха, казалось, стало больше. Страх и подозрительность на лицах сменились уверенностью, в коридорах зазвучал смех, но, конечно, оставались и те, кто жаждал возвращение Англии в лоно католичества.

— Я не собираюсь устраивать гонения на папистов, — сказала Елизавета. — Пусть оставят свои распятия, если только не будут проповедовать.

Королевские покои, где еще недавно обитала Мария, перешли в ее распоряжение. Правда, теперь их было трудно узнать: Елизавета поменяла здесь практически все.

— Оставьте нас, — она сделала жест фрейлинам.

Девушки поклонились и вышли за дверь. Мы остались с глазу на глаз.

— Я ведь так толком и не поблагодарила вас, Лиз, — сказала она. — Примите же сейчас мою благодарность.

— Принимаю с удовольствием, — я улыбнулась. — Но должна признаться, что отчасти мои мотивы были эгоистичными.

В ответ на мои слова королева пожала плечами:

— Не вижу ничего постыдного. Напротив, — она чуть склонила голову на бок и выразительно посмотрела на меня, — ценю вашу откровенность. Было бы странно, если бы вы рассуждали иначе. У вас есть семья.

Елизавета замолчала и теперь внимательно изучала меня. Я знала, о чем она думает, и что сейчас скажет.

— Я предлагаю вам остаться в Лондоне. В моем окружении не так много тех, кому я могу доверять, и на чью верность могу рассчитывать. И, конечно, вы будете вознаграждены по заслугам.

Она не пыталась купить меня, но и отпускать не хотела. Год назад я бы многое дала за возможность остаться при дворе, но сейчас прелести дворцовой жизни уже не казались столь привлекательны. Ричард придерживался того же мнения. Парой дней ранее мы обсудили этот вопроса и единогласно пришли к решению.

— Это большая честь, Ваше Величество. — Елизавета поймала мой взгляд и улыбнулась. Она все поняла. — Но… нет. Однако, если понадоблюсь, я всегда к Вашим услугам.

Королева улыбнулась.

— Это ваше право, леди Стенсбери.

Через месяц мы уже были дома. Признаюсь, в определенный момент я уже потеряла надежду вернуться сюда, и когда это случилось, почувствовала, что нахожусь там, где должна. События последних месяцев многое перевернули во мне – вещи, которые прежде казались важными, отошли на второй план. Роскошь дворцов не заменит тепло домашнего очага, а останься мы в Лондоне, о покое можно забыть.

Королева хотела сделать нас своими агентами, но незаменимых нет, а «свято место пусто не бывает», как любила выражаться Эбигейл. Найдутся и другие. Тетушку это решение огорчило, она уверяла, что близость к Елизавете вознесла бы нас к самым вершинам, и была права. Но чем выше взлетаешь, тем больнее падать – это я знала не понаслышке.

Но я не жалела о том, что пришлось пережить: так я поняла, чего хочу на самом деле, и что для меня есть самое важное. У меня был Ричард, Маргарет, и маленькая Анна, а через несколько месяцев на свет появился Уильям – мы назвали его в честь моего отца. Думаю, он был бы счастлив.

Конечно, положение обязывало нас время от времени навещать двор: вскоре после коронации Елизавета пожаловала Ричарду титул графа и тысячу акров земли. А еще через некоторое время поняла, что на севере мы принесем ей больше пользы, чем в столице. Нортумберленд граничил с вечно мятежной Шотландией, но Ричард и с ними нашел общий язык.

Уже в первые месяцы ее правления в народе говорили, что настал «Золотой Век», несмотря на то, что после нескольких лет дворцовых переворотов страна была разорена и истощена. Филипп Испанский, получив отказ в предложении руки и сердца, грозил пойти на Англию войной, французы как всегда юлили - заключая союзы с тем, с кем это выгодно в данный момент.

Да, угроза сохранялась, но есть ли смысл страшиться будущего? Зачем бояться того, что еще не случилось и, возможно, никогда не случится? Страх мешает человеку жить настоящим, поддавшись ему так легко пропустить самое важное.

Я не знала и не могла знать, что ждет нас, наших потомков, и тех, кто придет после них. Но кое-что было известно наверняка.

Я – счастливая женщина.

Я – леди Элизабет Стенсбери из Фитфилд-Холла.

И это моя история.