Я тебе не секретарша (СИ) [Яна Мелевич] (fb2) читать онлайн

Яна Мелевич Я тебе не секретарша

Глава 1 — ТрудовыЕбудни

По всем канонам современных любовных романов властные боссы должны иметь торс, костюм с иголочки и кататься на работу исключительно для выноса мозга главной героине первые полкниги. Собственно, это правда. Все начальники любят ковыряться своими перьевыми ручками в наших серых извилинах, но только без всеми любимой романтики.

— Кирилл!! Немедленно принеси мне бумагу для принтера из отдела бюджетирования!

Да. Вот точно, как мой босс. Будто для того, чтобы напечатать свои договора надо обязательно взять пачку бумаги из отдела пятью этажами ниже при неработающем лифте.

— Марина Марьяновна, упаковка рядом с вашим сейфом. Слева, — ответил, отпил кофе, жду. Сейчас обязательно психанет, потому что найти жалкую пачку Снегурочки — проблема мирового уровня. И точно, минуты две, наверное, прошло.

— Кирилл! Нет здесь никакой бумаги, вот сам ее найди!

Не поверите, но не найду, хотя она там точно лежала. Заверяю своими тремя бестселлерами, один из которых даже в конкурсе победил — забросила подальше, дабы меня лишний раз погонять по этажам. Забава у нее такая, работу мне подкидывать, особенно, когда самой скучно. Все равно поднимаюсь со своего кресла неудобного, да бодрым шагом топаю к двери с табличкой: «Стерлядь Марина Марьяновна. Заместитель генерального директора по экономике и финансам». Всего минута на размышления, а затем тихий поворот ручки. На лице невозмутимость, перед глазами просторный солнечный кабинет с видом на крышу соседнего здания столовой, птички поют, а гадкая брюнетка злорадно так улыбается.

Стерлядь, как есть Стерлядь.

— И где ж там слева? — брови приподняла свои, идеально вычерченные, губы поджала. Возрастом не старше, зато понтов столько, что меня сейчас в космос унесет на одном только раздражении. Но я же секретарь, одно из лиц компании, мужик, в конце концов. Не положено мужчинам плохо о девушках думать. Даже если тебе хочется ее или убить, или…

Все еще спокоен аки сфинкс в Египте, стою, никого не трогаю, плечом косяк подпираю, оглядывая стройную фигуру в костюмчике. Голову выше задрала, чтоб со своих ста пятидесяти пяти меня визуально выше стать. Не выйдет, родилась с гномским ростом, болтаться тебе вечно в районе пупка.

— А вы не знаете, где лево, Марина Марьяновна?

Паровоз пыхтит тише, чем разъярённая начальница, чей авторитет безбожно пал.

— Это вам, мужикам, ясно, где это «лево». Небось, туда часто заглядываешь!

Вот и зачем так кричать? Можно же спокойно, ласково. Мы не идиоты. Все с первого раза понимаем простой человеческой речью, а не криком бешеной кошки в период полового спаривания. Точно какой-то мужик ей в свое время насолил, ненавидит она нас, как пить дать. Ох, удружил ты мне Самойлов. Чтоб у тебя все авторские серии провалились, безбожник. Лучше уж ЛитРПГ писать да боевые академии с драконами-властелинами, чем с этой истеричной драконихой в одном офисе пыхтеть еще восемь месяцев с девяти до шести согласно договору!

— Мне кажется, я вижу пачку Снегурочки под вашим столом.

Выдохнула, прямо сдулась на глазах. Снова красивая, холенная бизнес-леди. Глазами голубыми захлопала, ни дать ни взять святая наивность. Думал, сама наклонится, даст собой полюбоваться, так сказать во всей красе, однако нет. Не видать мне ее прекрасных нижних девяносто. По слухам от женщин в салонах Москвы накачала, у мужчин — богатый хахаль все оплатил. Пощупать проверить первую версию не даст же, а мне кровь из носа нужно доработать, я обещал. Да и деньги терять не хочется.

Взглядом указала и ждет. Прямо над ней президент улыбается, рядом грамоты висят да плакать с изображением нашего предприятия. Вон трубы торчат, дым идет и название: «Металл-Литье». Большими красными буквами.

— Ливанский, ты что надеешься, что тебе с плаката коробку Снегурочки выдадут?

Ой, кто у нас заговорил. Шутница уровень Камеди Вумен, сам Петросян завидует, лысину пеплом посыпает. Просто глаза закачу, да без ответа ее оставлю. Не барское это дело, на глупости отвечать. Прошел мимо огромного кожаного директорского кресла, в котором жить можно, да встал в любимую позу дачников, за дурацкой бумагой наклоняясь. Почти настиг, коснувшись бумажной упаковки, но замер.

Чувствую, руки ползут по мне инородные, ощупывают — оружие ищет или наркотики.

— Марина Марьяновна, у меня с собой опасных веществ нет. За таким в ближайшую подворотню в гаражах, — голос охрип, видимо кондиционером продуло. И мурашки вон бегают от прикосновения к коже горячими пальцами женскими. В кабинете прохладно, мне же жарко. Хотя тут ничего удивительного, все как по сюжету. Только на месте бедной задерганной секретарши — я.

— Так на всякий случай. Вдруг бомбу принес или бутылку где-то прячешь с Боярышником.

Вот на такое остается лишь хмыкнуть, а еще лучше местоположение в пространстве поменять. Дабы я в главенствующей роли, девушка на столе участи своей ожидает, пока мы тут решаем важные вопросы по теме производственного процесса. Теперь можно касаться, где захочешь, стоит ей только вздохнуть тихо, едва слышно, позволяя себя поцеловать. Игра такая — роли в ней меняются в зависимости от локации и обстоятельств. Творческая личность, писатель, временный секретарь с привилегиями по одну сторону ринга, а на другой — суровая леди-босс. Весело, интересно, захватывающе. Марина умудряется превратить любой процесс в удовольствие или каторгу, но сейчас ведущий игрок я. Никакой пощады, в конце концов, зря, что ли столько сплетен, кто кому что оплачивает?

— Кир…

Стоны обожаю не меньше, чем тихий шепот с придыханием, когда мое имя произносит. У всех по-разному, у меня вот так. Пара движений, шорох поспешно снимаемой одежды, касание непослушных пальцев к бляшке ремня в попытке заставить действовать быстрее. Любительница командовать во всем. Не пройдет, властный властелин в нашей постели только один. Хватая запястье, отводя в сторону руку, дабы не мешала мне действовать. Никаких запретов, только она и я. Губы скользят по тонкой шее, чувствуя бьющуюся жилку. Так и хочется впиться зубами, разорвать, а затем ворваться в желанное тело, двигаясь беспрестанно…

— Ты что там, Ливанский, умер?

Вот прямо с небес эротических на землю грешную своим надменным голосом опустила. Что за Стерлядь такая, нехорошая. Только-только фантазией разогнался, заменил в воображении мелкую брюнетку на блондинку с длинными ногами, обхватывающими мой торс, а тут на тебе реальностью по лицу.

— Да и уже воняю, — а что делать, только бурчать. Пока вылезал еще и два раза головой об стол приложиться успел. А этой хоть бы хны, стоит, улыбается. Я тут страдал, значит, ради пачки бумаги несчастной, из-за которой шишку себе заработал — она смеется. Хохочи, хохочи, потом я буду, когда книга выйдет, а мой герой-нагибатор над столом твой прообраз нагнет в позе летящего журавля над солнечным болотом.

Поднялся, отряхнулся, в очередной раз проклиная того идиота, что придумал корпоративную этику. Видите ли, джинсы у них одежда для рабочих. Будто мы все тут не работаем, отдыхаем на курорте не иначе. Жара под сорок градусов, а ты как хочешь. Будь добр носить костюм, потеть и вешаться на галстуке. Правда, от последнего я все же отбился. Даже ради хорошего вдохновения не стану удавку эту носить, тем более окно открыто, хозяйственный отдел уже месяц посылает человека почистить кондиционер. Из открытого широкого окна дуновения ветерка уже чудо, потому выдыхая с трудом. Оттягивая ворот рубашки расстегнутой на одну пуговицу. Еще бы одну, но заклюют свои же за неподобающий вид. Тьфу, монашки.

— Спасибо, Ливанский, есть-таки от тебя толк, — потянула Стерлядь, вцепляясь пальцами в несчастную упаковку. Опускаю глаза, маникюр ее разглядываю, искренне недоумеваю, зачем женщины на эту ерунду столько денег спускают, чтобы у них ногти разноцветные были. Вот скажите на милость, нафига три ногтя розовых, один в блестках и последний с какими-то полосками. Глаза поднимаю на эту бесстыжую женщину, что начальником моим по недоразумению является. Довольна собой, обязательно ей в кофе плюну при случае. Хотя такое свойственно моим коллегам-женщинам, тоже секретарям. Однако ж есть такое правило: как у женщин в одном офисе выравнивается цикл, так любой мужик в женском коллективе теряет свою мускулинную индивидуальность. Чего уже противится природе, завтра первым делом сделаю ей лучший в мире черный кофе с двумя ложками сахара.

— Да не за что, Марина Марьяновна. Все ради вас, любимой, — нельзя так явно сарказм свой демонстрировать. Точно нельзя. В книжках описывают, что взор темнеет, грозовые тучи, ожидаются осадки в виде пиздюлей.

— И в финансовый отдел зайди! Коробки там перетаскать в архив поможешь, — злобно шипит, может кобры у нее в роду были? — Все сто двадцать штук.

Вот теперь стону я. Архив в подвале, финансовый на девятом этаже, лифт не работает. Коробки эти тоже видел, там каждая из-под принтера, даже не ясно где столько оргтехники взяли, чтоб сто двадцать коробок документов накопить. Да у нас цветной принтер надо с собаками по всему заводу искать, а тут аж вон сколько!

— Конечно, Марина Марьяновна, как пожелаете госпожа. Все что угодно, ваше величество.

Язык мой — враг мне любимому. Убегаю быстрее, чем успевает той злосчастной Снегурочкой бросить вслед. Дверь захлопываю, слыша крик:

— Вызови хозяйственников, пусть пыль уберут! Бумаги еще закажи, приказ о премировании допечатай, придешь, будут командировки. Да и не вздумай в кофе мне что-то добавить, уволю к чертям!

Ладно-о-о. Не трону твой кофе, коварность женская не мой конек.

Воды тебе вскипячу из бочка унитаза, Стерлядь.

Глава 2 — Сдавайся мне в архив, негодник!

Сначала таскаешь коробки минимум по 50 килограмм каждая, а затем таскают тебя. Мы, конечно, сильная половина человечества, но на половине стащенных в архив бумаг по лестнице, сдался даже мой молодой организм. Спина заныла, руки дрожат — ощущение возникло, будто пропустили через кофемолку. Мне не 26 лет, а все 80 с соответствующими болячками из международной классификации болезней.

Лестницы бесконечные, ступеньки маленькие, освещение, как в фильмах ужасов, а из-за угла так и норовит выскочить очередной заполошный инженер, чтоб в тебя врезаться. Прямо как сейчас, когда с лету влетел мне в капот Женька Суровцев из сталеплавильного цеха, размахивая каской. Чуть к стене не отнесло, а я вроде не маленький. Хотя в сравнение с этим двухметровым бугаем кто угодно Дюймовочкой станет.

— Ой, Кирюха! — обрадовался, как родному, потрясая пачкой бумаг, пока я пыхтя пытался поймать да поднять повыше ускользающую из потных ладоней коробку. — Ты ж к себе пойдешь?

Нет-нет-нет, не вздумай сунуть мне свои отчеты, сам неси их начальству. Но вместо этого отвечаю:

— Пойду, когда-нибудь. Если по дороге не умру, погребенный под тоннами макулатуры.

Ох уж эти сочувственные взоры, вы бы видели, как они смотрели на меня, когда я говорил, кем тут устроился. «Секретарша?! Мужик, да ты с ума сошел!», — вот что за стереотипы? А кто про равенство кричал?

— О, отлично! Не отнесешь мои графики Бабенко? А то сам понимаешь, у меня там цех, парни, — снова этот жалостливый взгляд, а коробка между прочим тяжелая, — тебе ж не трудно пару бумажечек отнести?

Вообще-то трудно, не видишь, занят я?

— Так я пока со всем хламом так справлюсь, бумаги твои забыть могу. Или в архив случайно сдам, — главное, это вежливый отказ, обличенный в форму давления на жалость. Этому, кстати, я тоже научился у дам. Когда делать им что-то не хочется, даже кот из Шрэка обрыдается их актерской игре в «перекинь работу на другого». Чаще всего прокатывает с парнями, молодыми, особенно если девушка красивая.

— Да ладно, Кирь, ну чего, ты ж у нас это… — тупое ржание, от которого захотелось втащить этому кабану коробкой, — секретутка! У тебя по статусу бумажки таскать, перебирать и носить на подпись!

Знаете, возможно, секретари не спасают мир или цех от возгорания печи, но бумажная работа у них такая же тягомотная, как у менеджеров, бухгалтеров и прочих офисных служащих. Уже можно молчать о бесконечно истеричных начальниках, которым каждый седьмой понедельник в пятницу после обеда, дерганных клиентах, сотрудников, думающих, что мы их личные психологи и обязаны слушать скандалы на рабочих местах — нет, такая же работа, как у большинства. Более того, рабочий процесс в некоторых местах еще прахом не пошел, потому что девчонки-секретари там ситуацию вовремя спасают. Это Россия: потерял бумажку, сам знаешь кто ты.

— Во-первых, секретарь, Жека, — выглянул из-за коробки, с самым суровым видом, — во-вторых сам свои схемы тащи главному инженеру, а то скажу Ладе, как ты называешь ее должность, чтобы больше за тебя отчеты не печатала.

Посинел, побелел, прямо не мужик, а декоративное растение на подоконнике у главбуха. Еще бы, знал бы наш заместитель генерального директора-главный инженер (вы даже не представляете, сколько у нас этих замов), кто за мужиков в цехе документы переделывает до 10 вечера. Головы быстро полетели. Это Синицина Лада у нас филантроп, за шоколадку с комплиментами работу всего цеха выполняет, а я нет. У меня дома глава не дописана, отчет редактору не отправлен.

— Вот связался с бабами, сам таким стал, — пробурчал мне вслед Женька, взбегая по лестнице. Прямо выдохнул, можно дальше шагать. А насчет бабы, кто бы говорил, любитель интересоваться размером груди моей Стерляди да жену свою обсуждать.

Боже, клянусь своими будущими миллионами продаж — пойду в спортзал. Снова. Хватит пить пиво, играть по выходным в стратегии, ездить с друзьями на шашлыки и пить чай с печеньем на обед. Все, завязываю, здоровый образ жизни, тренажерка, никакого сахара. Едва кони не отбросил, пока все это дотащил. Сгрудил между металлическими стеллажами до потолка в просторном подвальном помещении, заполненными сотнями подписанных ящиков за несколько лет и подошёл к столу, за которым сидел Джабба Хатт. В смысле, конечно же, не персонаж Звездных войн, а Зинаида Дмитриевна — дородная дама неопределенного возраста в круглых очках с толстыми линзами с куцым хвостиком седых волос на макушке. По ее презрительному взгляду, которым она меня одарила, поджатым губам и скривившемуся выражению лица — прервал работу бюрократической машины. Буквально: мадам Метелкина читала очередной бульварный роман, как случился я с коробками.

— И что ты мне принес, Ливанский? — прорычала, недовольно сопя с трудом отрывая задницу от стула или наоборот, даже не знаю. Говорю же, вылитый слизнеподобный инопланетянин, даже складочки один в один в районе, где должна быть талия, а может это грудь.

— Финансовый сдался, — невозмутимость мое все. За полтора месяца работы чему только не научишься. — Вот вам, дела, принимайте, а я пошел.

Только развернуться хотел, уже побежал обратно точно сайгак, как суровый командирский тон заставил по струнке вытянуться. Прямо как в армии:

— Стоять! Я еще все не проверила!

Тля-а-а. Это надолго, а Стерлядь мне все мозги вынесет, почему задержался. Это даже не моя проблема, девчонки свои дела должны в архив сами сдавать. Помог по приказу конечно, но и так не отказал, если попросили бы.

Слизень подполз к несчастным коробкам, сгруженным в одну большую картонную кучу, поправляя очки, неторопливо раскрывая каждую на предмет подозрительных вещей. Видимо в архив пытаются сдать не документацию, а взрывчатые вещества.

— А где опись дел сданных в архив? — поинтересовалась издалека, шурша тихонько листочками. Закатил глаза, вот, правда, мне-то какая разница, где эта чертова опись? Это проблема финансового отдела. Не моя.

— Нашла-а, — вот спасибо, век благодарен буду.

— Могу уже идти? Меня Марина Марьяновна ждет, — да, раздражает, Джабба Хатт судя по виду из меня тут раба решила сделать. Эй, чудище, я не принцесса Лея!

— Подождет, — фыркнула так, словно никто ей из начальников не указ. Ну-ну. А стелишься на совещаниях едва не ковриком. — У меня тут правила, знаешь ли! Стандарт № 36! Должен знать, как-никак тебя касается, ты же секретарь, — о, опять это презрительное в сторону профессии. И я вас умоляю, я первые 35 стандартов не читал, а другие 36 тоже. «Организация делопроизводства на предприятии» — что там интересного может быть? Даже инструкцию по безопасности на пятьдесят страниц пролистнул за две минуты, надо оно мне. Все равно никто подобное никогда не соблюдает. Или соблюдает, но не полностью.

Однако день сегодня особенный, видимо бури магнитные, затмение лунное, потому что Зинаида Дмитриевна решила докопаться до всего. Она планомерно вытаскивала пачки прошитых листов, цокая языком, разглядывая каждую едва ли не под лупой. И всюду, вдумайтесь, всюду находила замечания, не поленившись их прокомментировать вслух.

— А вот здесь сроки хранения не указаны! Не по ГОСТу: 9001 и 15489-1, а еще федеральный закон! — мои глаза увидели затылок, ей-богу, зачем все это повторять?

— Зинаида Дмитриевна, — вздыхаю только в ответ, — ну мне-то, зачем повторять? Девочкам позвоните да разбирайтесь.

— Так ты ж принес!

Вот больше не принесу ничего. Вообще. Никогда. Медвежья услуга боком вышла.

— Помог просто, — поправляю в надежде достучаться, куда там. Инопланетный захватчик непреклонен в знаниях федеральных законов, положений и актов. Руки в бока свои широкие уперла, смотрит пристально через очки, кривясь презрительно. Знаете, я раньше думал, мое обаяние работает на любой женщине. Молодой, стильный, оплыть не успел. Периодически даже хожу приводить свое тело в порядок — ничего подобного. Есть же вот особи, которым хоть бы что. Или до первой рюмки коньяка.

— Ты секретарь! Ты обязан был все проверить, — голос звенел, отражаясь от металлоконструкций, еще немного и все ящики поваляться. — Все должно быть четко! Какие сроки? ДЗМ, ДМН, временного? Долгосрочное хранение или 50 лет? А может они все постоянного! Архивные года не везде прописаны, порядковых номеров нет, страницы не пронумерованы…

Пока ее не разорвало от возмущения. Поднимаю руку, останавливая бесконечный поток бессмысленной речи. Уже понял, буду куда-то что-то сдавать, прочту все правила. НА-И-ЗУ-СТЬ.

— Стоп! — заорал не хуже пожарной сирены. Зинаида Павловна замолчала. Подозрительно прищурившись, разглядывая меня вновь как объект научного исследования. Пока сам поправлял пиджак, судорожно вдыхая воздух. Пытаюсь сосредоточиться, а заодно не наорать на даму. Она конечно повернутая, но, правда, сейчас на ее стороне. Осталось от этого отмазаться, что и делаю.

— Я — секретарь заместителя генерального по экономике и финансам. — Проговариваю четко, чтоб дошло, иначе все придется заново повторять. — За сдачу дел в архив, за собственные документы отвечает ответственный за делопроизводство в подразделениях, а не я!

— Но ты же секретарь!

— Но не ответственный за них. Там за это пусть начальники отделов отвечают, — во, выговорил. Спасибо тебе, Маша, что научила меня правду матку пороть в первую же неделю работы. Иначе не выкопался бы из бумажной волокиты, которую всем лень делать. Думают, раз у главного теперь есть секретарь, работку ему подкинуть можно. Нет уж, мне все девочки рассказали. Зря я, что ли тортики им носил? И говорил по утрам комплименты? Вот как работать надо, всему научат. Женщины они сенситивные особи. Ты им хорошее отношение — они свое расположение.

Сказал, как отрезал, да свалил быстрее ветра, чтоб вдогонку чего не придумала. Ох, чую, придется вызубрить все правила к моменту сдачи дел в архив. Кажется, по срокам как раз попадаю. Так что бегу, по лестнице обратно, через три ступеньки прыгая. Еще немного, в зал обязательно пойду, прямо вот завтра за абонементом. Дышите легкие, мы почти у цели. Настиг дверь родную, ввалился с облегчением, поняв, что Стерлядь куда-то вышла — по мне так пусть хоть с концами. И уже падая на родное кресло, замечаю скрученные в толстенькую трубочку цветные квадратики бумаги. Хватаю, разворачиваю, а из нее еще куча таких листочков сыпется исписанных с обеих сторон.

Знаете, что мечтаю сделать? Свернуть чью-то тонкую девичью шею. И пусть меня потом посадят.

«Дорогой Золушка!

Надеюсь, сегодня ты никуда не собирался, потому что я приготовила тебя тысяча и одно задание. Жду завтра, в 8 утра с отчетом. Все прочитаешь на стикерах, приятного вечера, Кирилл. Послесловие: да, помни, столовая работает до шести. Ночная уборщица будет в пять утра. Дерзай, моя «секретарша».

С уважением, Марина Марьяновна»

Я вам уже говорил, что ненавижу эту… Стерлядь?

Ссылки:

ГОСТ Р ИСО 9001 «Система менеджмента качества. Требования».

ГОСТ Р ИСО 15489-1 «Система стандартов по информации, библиотечному и издательскому делу. Управление документами. Общие требования».

Приказ Минкультуры России от 25.08.2010 N 558 (ред. от 16.02.2016) «Об утверждении “Перечня типовых управленческих архивных документов, образующихся в процессе деятельности государственных органов, органов местного самоуправления и организаций, с указанием сроков хранения».

ДЗН — до замены новыми.

ДМН — до минования надобности.

Временного хранения — до 10 лет.

Долгосрочного хранения — более 10 лет.

50 лет — дела по личному составу.

Постоянного хранения — постоянно

Глава 3 — Всегда будь готов!

Я не знаю, какой дурак придумал праздновать профессиональные праздники на предприятиях, но определенно уже его ненавижу. Что-то в этой жизни пошло не так, когда утром в четверг узнал: мы все дружно участвуем в Дне Металлурга. Не в смысле празднуем, как нормальные люди. А прям участвуем. Буквально.

— 19-го числа, чтоб как штык! Ты же свободен? — соизволила поинтересоваться у меня Лидия Федоровна по телефону, пока судорожно пытался продрать глаза после бессонной ночи в офисе. Мельком взглянул на календарь — 19-е пятница. Собирались с парнями посидеть в баре, посмотреть матч. Какой еще праздник?

— Вообще-то… — начал было, но меня прервал суровый женский непреклонный тон.

— Отказов не приму.

— Да, ну что вы, тогда, конечно же, не занят, — сарказм так и пышит, но плевала начальница отдела делопроизводства, собственно мой основной руководитель, на мои хотелки, возмущения, плевки. У нее вот Спортакиада на носу.

— Будешь играть в волейбол, у нас команда неполная. В субботу в 8 утра построение, а потом игры, — уверенно заявила. Нет уж нафиг, в этом я точно участвовать не стану.

— Я не играю в волейбол, — быстро ответил, прикидывая, как бы еще отмазаться. Тянуло в сон, а Стерлядь с самого утра не появлялась в офисе. Может ее автобус переехал? Совершенно не против, во всяком случае, сегодня. Может даже по газам дал. Пока в мечтах устраивал кровавую расправу в стиле GTA, Лидия Федоровна продолжала свою вдохновляющую на подвиги речь, надеясь зазвать меня в мероприятие хоть как-то.

— Тогда грамоты раздашь!

— Какие грамоты? — заинтересовался. Нет, правда, интересно.

— Как какие? За спортивные достижения, — пришел черед удивляться ей на столь глупый вопрос, ответ которого очевиден.

— Грамоты не могу. В школе помнится, кому-то кубок выносил, так на ногу тот упал. У меня ручки кривые, нервы не к черту, не, не могу подвести вас. Вы же знаете, я человек ответственный, душа за родное предприятие болит. Представьте позорище, какое будет. Нет-нет, к тому же, — для загадочности понизил тон, а начальница отдела делопроизводства на том конце притихла в ожидании, — у меня дела в субботу. Дела, много дел. Занят.

Вру безбожно, кроме как допечатать главу забот особо никаких. Хотя подождите, должна приехать матушка с проверкой, она любит неожиданные приезды, убежденная, что если не посещать меня строго пару раз в месяц, то я точно умру от голода, грязи и полной беспомощностью перед лицом большого страшного мира. Почему все мамы уверены, что мы умрем, стоит переселиться на другой конец города подальше?

Дверь с грохотом распахнулась, впуская в приемную самку богомола — Стерлядь явилась. Одарив меня самым высокомерным из своих взглядов, буркнула что-то приветственное, двинувшись в свой кабинет, не забыв рявкнуть на пороге:

— Кирилл, кофе!

— Все, Лидия Федоровна, прощайте. Я был красивым, умным мальчиком, но умер во благо человечества… — горестно вздохнул, зажимая трубку между плечом и ухом, пока на том конце соображали.

— Ты чего несешь? Перегрелся?

— Марина Марьяновна пришла, — добавил голосе больше трагичности, получив в ответ глубокомысленное: «Ааа».

— В таком случае беги, конечно. Но 19-го не забудь, чтоб как штык. По форме. Костюм черный, обязательно галстук. Мы выдадим косыночки, — строго произнесла, пока я пытался сообразить, где мне галстук взять.

Погодите, чего? Косыночки?

Мы что в пионервожатые записываемся?

— Идиотизм, — бурчу, топая к кофемашине. Своему наказу налить воды с бочка изменил. Пришлось доливать в чайник водичку для растений. Мутно-желтый цвет с неприятным белым осадком на дне приятно тревожил душу, пока я ложечкой помешивал четыре ложки соли. А что? Перепутал сахарницу и солонку. С кем не бывает, всю ночь не спал.

Хватаю дела, бодрым шагом влетая в кабинет Марьяновны, пока она не поднимая головы, сидит за столом, тупо уставившись в монитор.

— Почта, задания, кофе! — громогласно объявил, да так, что Стерлядь поморщилась, потирая лоб.

— Тише можно? Зачем так орать… — вяло огрызнулась. И правда, сидит, как Белоснежка с будуна от гномов приперлась. Кожа белая, как снег, волосы чернющие, глаза красные, губы белые, без привычной помады. Прямо жалко стало, но недолго. Почти.

— Тяжелая ночь сильной независимой женщины? — вот кто меня за язык тянет, а? — Сорок кошек не давали спать?

— Убью я тебя, Ливанский, — засопела, но опять же без огонька. Потянулась к кофе, который я технично отодвинул, не давая добраться. Встретил недоуменный взор, в котором мелькнуло понимание. Одна бровь приподнялась, а затем усмешка коснулась губ. Красивая она, эта Стерлядь. Может, не будь я мальчиком на побегушках, она моей стервой начальницей, что-то бы интересное вышло. Но мне нужна пока эта работа, ей издеваться надо мной — все по-честному.

— Соль? — хмыкнула, убирая руку.

— Водичка под цветы, — иронично добавил, выливая кофе в стоящий чахлый кактус. С момента моего прихода так ни разу цветы эти не полил. Вода кажется тоже с того времени в бутылке находилась. Марина только хихикнула, однако вновь поморщилась, потирая виски.

— Зато полезное дело сделал — полил кактус, — как бы самой себе ответила. Посмотрела на меня глазами своими голубыми, грустными, заспанными, с отчетливыми капиллярами на белках глаз. — Если что, меня сегодня ни для кого нет.

— Меня бы желательно тоже, но мир несправедлив, — буркнул, шагнув в сторону выхода.

— Кирилл кофе! — крикнула в спину.

— Так вас же нет, — ехидно замечаю, слыша драконий рык. Оборачиваюсь, а там Халк ростом метр в прыжке, туфлю с ноги снимает. Иногда я думаю, что это у нее на меня такая реакция только. По крайне мере никто мне не говорил, что Марьяновна обожает реквизитом в сотрудников бросаться. Или повезло слишком, или парень я такой особенный.

— Ты меня доведешь до преступления! — гаркнула, пока дверь ловко закрывал. Глухой удар, туфли врезалась в деревянную поверхность, пока я плечом прижимался к ней с другой стороны. Тихонько посмеиваясь.

— За нападение с отягчающими — сядете, как миленькая, я вам апельсины таскать не буду, — крикнул, а сам, хихикая, к компьютеру двинулся. Раз уж такое дело, можно сесть главу дописать. Стерлядь походу сегодня носа из норы своей не покажет. Сейчас кофе ей сварю, тихонько поставлю под дверью, сама заберет. Не полезу я к дракону в пасть, чай молодой еще, жить да жить.

Почти сел, открыл Word, расслабился, отнес Стерляди ее кружку, как случилось то, чего никак не ожидал. Наша самая главная начальница, под которой ходил отдел делопроизводства, участок обеспечения питанием и хозяйственный, решила, что пора бы приобщить нас к труду.

— Кирилл, ты не сильно занят? — мелодичным голосом пропела мне в трубку Светлана Махмудовна, пока я сидел в перипетиях сюжета собственной книги, обдумывая очередную страстную сцену ссоры главных героев. Спрашивается, кто за язык меня тянул, когда утвердительный ответ давал?

— Не особо пока, — зевнул, быстро печатая, складывая буквы в слова, те в очередь предложения, описывая красочную сцену ссоры двух людей, не способных договорится. Оно полезно, читательницы любят такое. Больше страсти, от ненависти до любви, даже если герой ведет себя, как истеричная баба в предменструальном синдроме. Любой главный герой в любовном романе — мечта женщины, не имеющего ничего общего с реальностью. Красивый, умный, понимающий, но властный, смелый, берущий на себя все заботы. Однако столь же чуткий в отношениях, строящий фундамент любви на обилии эмоций.

Что ж, в описании нереальной особи, Кирилл Ливанский хорош, как никогда.

— Надо там газетки помочь сложить у пресс-службы, они зашиваются, — заявила Светлана, пока я натужно угукал в трубку. Ставлю точку, встаю, отвечая параллельно:

— Минут пять дайте.

Плевое дело, сейчас вот допишу пару слов, сразу же помогать пойду. Газетки — ерунда. Пять минут, плевое дельце, после снова сяду писать. Сегодня стоит закончить работу, отправить главу на редактуру, позвонить Самойлову да отчитаться. Вера то не смог.

Марина застонала, прогибаясь под движением ладоней по коже, будто пытаясь прижаться сильнее, слиться воедино — ничего не выходило. Я просто прижал ее к ковру одной рукой и скользнул губами ниже на плоский живот, покрывая его поцелуями, добираясь до кружевных трусиков, аккуратно стягивая те с длинных стройных ног.

— Ты адски горячая, детка, — выдохнул, отчего Марина даже замурлыкала. Как же она была падка на похвалы. Стоило сказать ей что-то хорошее, как девушка мгновенно из шипящей тигрицы превращалась в ласковую кошечку.

— Отлично, — пробормотал, сворачивая программу, хватая ключ от кабинета. Марьяновне крикнул уже выхода, слыша в ответ очередной невнятное ворчание за дверью. Видимо уснула там в кресле. Уже вышел, как по дороге на меня наткнулась Лиза, секретарь главбуха, с любопытством осмотревшая.

— Куда несешься? — улыбнулась приветливо, наклоняя голову. Симпатичная она, может потом стоит пригласить ее на свидание. Всегда любил рыжеволосых, пусть она и чуть полнее моих привычных дам, кто знает.

— Светленская звонила, помочь надо, — пожимаю плечами, вышагивая к лестнице, ловя на себе сочувственный взор.

— Ох, Кир, вот не повезло.

Понимаю, что ничего не понимаю от этого трагичного голоса. Почему такое лицо, словно меня можно заживо хоронить? Лизавета махает на прощание рукой, двинувшись к лифтам, бросая через плечо:

— Приходи пить чай, Ольга торт принесла! Если конечно, успеешь освободиться.

И что там такого страшного, не пойму? Но киваю, выходя уже на лестницу, ведущую вниз. Спускаюсь на два пролета к пятому этажу, где находился кабинет пресс-службы. Со всеми поздоровайся, каждому кивни, пожми руку, дамам улыбнись. Настроение отличное, несмотря на бессонную ночь, даже Марина Марьяновна не бесит. Есть в ней что-то хорошее, определенно. Да и герои придвинулись к решению проблем в отношениях. Еще немножко, СЛР штука такая, должен захватывать.

С этими мыслишками прохожу по старому еще не ремонтированному коридору с ободранной краской на стенах, подходя к нужной двери, открываю, мысленно надеясь, что тут есть кондиционер. А там…

— О, Кирилл! Отлично, только тебя ждем, — радостно заявила мне Светлана Махмудова, кивая тощей бледной тени отца Гамлета, именуемого начальником пресс-службы, чтобы он с грохотом положил часть печатной продукции прямо на стол перед собой. Сам стою, смотрю и тихо проседаю. Весь кабинет уставлен этими пачками, еще запакованными, ибо только-только прибыли с типографии. Главная суетится, при своих объемных габаритах порхая в легком платье, кивая мне на газеты.

— Вот! Три тысячи экземпляров для завода. Их надо сложить по листам, — кивок на две лежащие на столе кучи, — аккуратно и красиво, Кирилл. Понятно? Пока не разложишь, не вздумай уйти. И помни: красиво.

Не знаю, что было на моем лице, может, виновата дергающаяся бровь, а может этот субтильный бледный ботаник в очках чего-то испугался. Но он отскочил, пробормотав:

— Газетки складывать ровненько, ровненько, ровненько. Чтоб лишний листик не выпал, я все покажу.

— А потом разложить по цехам, — радостно закивала Светлана, отрывая взор от экрана смартфона. Глядя на меня, — красиво! И по ячейкам в канцелярии раскидать. Дерзай.

— Я что… это один должен делать? — у меня закончились приличные слова. Выдохнул что смог, чувствуя, что уже на грани.

— Да, — кивает эта парочка.

Помогать — вы понимаете суть этого слова? Потому что в какой-то момент в словаре значение этого глагола заменили на «выполни чужую работу за БЕ-С-П-ЛА-Т-НО».

Марина Марьяновна, я больше никогда в жизни вам слова дурного не скажу. Не-а, только заберите меня отсюда!

Grand Theft Auto (сокр. GTA) — серия мультиплатформенных компьютерных игр. В этих играх игрок должен почувствовать себя в роли преступника, выполняя такие задания и миссии, как заказные убийства, ограбление банков и другие.

Глава 4 — Мизансцена в любовной истории

Сначала пришла Нелля, затем прислали Галину, после явилась Полина и вот нас уже четверо, кто вынужден складывать в ровный ряд заводские газеты. Стоим, листочки подкладываем, о своем секретарском щебечем. Я чувствую, как утекает в сливной сток прекрасные минуты моей жизни, постепенно взрывается мозг, а сплетен услышал столько, что пришла пора заводить сайт завода «Сплетница Металл-Литье». Буду туда последние новости выкладывать. Всяко интереснее, чем читать о том, сколько в этом году переработали металлолома, какими тоннами и куда.

Пока мои пальцы судорожно мацали в очередной раз при сгибании лицо нашего драгоценного губернатора, что обязали вручать награды в День Металлурга самым отличившимся в своем деле — медленно проседал.

— Татьяна Владимировна так и не научилась здороваться. Тоже мне, королева. Подумаешь она теперь новый заместитель генерального по персоналу — как пришла, так и ушла!

— Ой, Поля, будто бы наше возмущение что-то изменит. Вот Кирилл, — повернулась ко мне Галина, пока я статую Давида изображал во всем великолепии. Где эта бледная тень самого себя, наш начальник пресс-службы и его команда? Точно видел, как они двадцать раз покурить успели!

— Со Стерлядью же тоже жутко работать? Явно же у бабы сложности в личной жизни, — тихое хихиканье женское. Ежику понятно, что Марьяновну не любят многие, даже программисты наши, на редкость ленивые и бестолковые создания, те на дух не выносят. Еще бы, говорят, в прошлом году она их всех премии лишила, не пропустив приказ.

Пожимаю плечами. Не мое дело — ее личная жизнь. Доработать бы, да спать — глаза слипаются, ноги уже не держат. Уже даже в бар с парнями не хочу, а постоянное жужжание над головой откровенно раздражает.

— Да что Марьяновна? Ирка вон наша, замуж вышла — толку. Истеричка истеричкой, вчера заявила мне, что нами правят инопланетяне, захватившие разум нашего президента! Все идет к третьей мировой войне, потому что на нас движется планета Нибиру, которая хочет превратить Землю в свою колонию, — Нелля в очередной раз согнула газетку, полюбовавшись улыбающимся генеральным директором завода — Падлычем Василием Антоновичем, расположившегося на странице чуть ниже губернатора. С минуту полюбовался самыми добрыми в мире глазами, самым честным лицом, затем безжалостно свернул, отвечая невзначай:

— Скоро все равно ядро Земли взорвется, а человечество поработит искусственный интеллект.

— Че, правда?!

Три голоса в унисон едва не оглушают, пока я потираю ухо. Нет, ну нельзя же быть такими доверчивыми! А смотрят, будто я тут им пророчество Настрадамуса зачитал и календарь Майя расшифровал. Потому осталось только глаза закатить, да к печатной продукции вернуться.

— Ой, Девчонки, — охнула Нелля, держа перед собой разворот газеты, но потом бросила на меня извиняющийся взор, добавив:

— И Кирилл.

Вот спасибо тебе, солнышко, не забыла. У меня еще мужские органы остались. Прям забывать начал, что мальчик по половым признакам.

— Наш Дмитрий Викторович-то в депутаты метит!

Заглянул в статью, отмечая пафосный вид заместителя генерального директора по безопасности — ни дать, ни взять будущий слуга народа. Костюм с галстуком, вид умный, щеки бульдожьи втянул, чтобы стройнее казаться да второй подбородок скрыть. Опять вспомнил про спортзал, оглядывая наметившийся через рубашку зама живот. Вот она суть властного героя, о котором вздыхают дамы. Не бывает миллиардеров, боссов, начальников и директоров с теми кубиками, что рисуют графические дизайнеры на обложках хитовых любовных романов. Хорошо если есть время форму, какую-никакую поддерживать. Сидячая работа — убийца вашего внешнего вида.

— Будет на работе еще реже обычного появляться, — усмехаюсь. Дмитрий Викторович и так не особо частый гость на предприятии, вечно надо с собаками искать, чтобы жалкие три бумажки подписать. Так совсем забудем внешний вид, разве что на портрет его в холле любоваться, изредка вспоминая, кто таков.

— Хорошо хоть по Документообороту ему можно часть служебок сбрасывать, — заявила Галя, пока я кривился. Ненавижу эту программу — сатанинское изобретение, честное слово. То служебную записку не отправишь, то права доступа надо, то еще одни права доступа на права доступа, затем подключись к другой программе, а туда тоже права доступа. И все это повязано на дурацкой 1С Документооборот!

— Да бросьте, просто пишите ему в Ватсапп, — фыркнула Нелля, изящным пальчиком с ногтями длиннее, чем зубы саблезубого тигра по экрану смартфона. Это не ногти — это холодное оружие, вросшее в пальцы человека. Боже, когда уже девушки поймут: мы не получаем удовольствие от того, что нам раздерут спину до позвоночника.

— А вы видели его фото в Инстаграм по прошлой Спортакиаде? — Полина закатила глаза, выражение на лице приняло мечтательное выражение, пока я косился на время, неизбежно тикающее к трем часам. Еще пара часов страданий, а я тут, между прочим, весь обед был. — Такой красавчик.

— Полин, ну какой Козлов красавчик? Обычный мужик.

— Ничего ты не понимаешь, Галь, сейчас такие мужики пошли, что… — она опять бросила на меня взгляд, вздыхая, — прости Кир, все время забываю.

— Да я уж заметил, — не удерживаюсь от сарказма, отключая уши. Что-то там про чью-то свадьбу, кажется той же Иры. Затем пошли обсуждения: с кем поругалась Маша, кого пригласили на День Металлурга, почему Кристине можно, а вот она, Полина, будет там помогать. С-КУ-КО-ТА. Бесконечные разговоры ни о чем — суть любого коллектива. Мужского или женского не важно. Поверьте, мы тоже болтаем о всякой ерунде. Только она у нас касается каких-то более насущных вопросов, вроде фильтры на тачку, где зимние шины по дешевке купить. Можно поговорить про Большой адронный коллайдер, но прям, если совсем поболтать не о чем. Или умника накатить хочется. На работе: работа, сплетни по работе и около рабочие моменты. Дома с друзьями — всякая ерунда. Впрочем, порой жалуешься на начальника или глупых коллег своим родным, друзьям с супругой, как тебя все достало.

Среднестатистический человек не зависимо от пола чаще предсказуем, чем нет.

В кабинет возвращаюсь спустя полчаса, вползая на каждую ступеньку, точно умирающий путник по пустыне в поиске мифического озера. Хотел сбежать под предлогом работы, в итоге нас спасла начальница отдела делопроизводства вопреки наказу Махмудовны. Пусть потом друг с другом власть делят, плевать. Хочу просто упасть в кресло, потому что от целого дня на ногах даже у меня спина ноет. Как девушки стойко могут бегать на своих ходулях, сам поражаюсь порой. Впрочем, видя порой легкие тени страданий на лицах, да даже у той же Стерляди облегчение, когда она незаметно под столом сбрасывает свои туфли на шпильках, понятно — красота требует невероятных жертв.

Благословенная дверь открывается, но стоит мне впорхнуть в свою обитель, приемную, как что-то в воздухе меняется. Незаметно так, по непонятной причине я торможу. Будто затылком почувствовав смрадное дыхание смерти. Замираю, как маленький беззащитный сурикат в поисках укрытия, когда слышу ЭТО.

Тихий-тихий всхлип.

Нет-нет-нет, Господи, умоляю, хоть бы мне все это показалось. Пожалуйста.

Очередной звук надрывного плача, а мое сердце колотится в бешеном ритме перепуганного насмерть зверька. Ну почему, вот почему мне настолько не везет? Что в этой жизни я делаю не так?

Знаете, какой самый большой кошмар для мужчины? Женская истерика. Да, мы не суровые герои романов. Не брутальные мены, способные обнять свою хрупкую даму, устроив ее бедовую головушку с кучей жужжащих странных мыслей на плечико. НЕТ.

Большинство из нас не умеет справляться со слезами. И вовсе не от того, что мы черствые, ничего не понимаем. Нас просто никто этому не учил. Поверьте, мамы стараются скрыть от мальчиков свои соленые дорожки на глазах. Тебя учат быть мужиком, которому чуждо подобное. Но в тот момент, когда твоя девушка/знакомая/подруга начинает реветь — мы теряемся. Хотим сбежать подальше, хоть в Гондурас, лишь бы забыть, как страшный сон.

Именно поэтому как предок истинных мужиков, я крался к своему столу, умоляя мысленно ничего не скрипеть, не шуметь, не дребезжать. Дабы Марина Марьяновна не услышала, продолжая топить кабинет потоком воды из собственных глаз. Почти настиг кресла. Бросая взор на время. Черт, до окончания рабочего дня еще полтора часа минимум, а у меня там ниагарский водопад сейчас затопит завод. Рыдания стали громче, от неожиданности рухнул на сиденье, скрипнув так громко в тишине приемной, что сам испугался. Затих аки мышь, жду. За дверью продолжаются всхлипы, крещусь от облегчения — не слышала. И только потянулся к стаканчику с ручками, как будто по чьему-то злому умыслу задел дурацкий степлер, который сам же устроил на краю стола.

Грохот показался настоящим взрывом бомбы в поле.

— Пусть она не услышит, пусть она не услышит, — скрещиваю пальцы в надежде, шепча мантру, когда изприоткрытого кабинета Стерляди раздалось сдавленным голосом:

— Кирилл?

Тля-я-а, все Ливанский, попался подстреленный тушканчик в лапы зверя. Теперь точно спасение в конце тоннеля при смерти. Можно скажу: я в домике, меня нельзя трогать? Как в детстве, глаза закрыл — все, чудовище не видит.

Наступившая тишина создает нереальное давление на барабанные перепонки. Прямо слышу, как кровь гоняет на скоростях по организму, питая органы, разнося поднявшийся на пару уровней адреналин. Серьезно, вставать боюсь, да и Стерлядь там притихла. Может ее в иное измерение засосало туда, где мужчины способны справляться с такими проблемами? Уж точно мне в том кабинете делать нечего.

На самом деле, чего-то там притихла.

Спустя несколько пару минут судорожного молчания с обеих сторон реально забеспокоился, ведь что случись с меня же и спросят. А если она прыгать с окна вздумала? Там хоть крыша, да все равно убиться можно или покалечится. Только по этой причине встаю, перекрещиваюсь, смело шагая к злосчастному месту обитания демона, заливающего наш казенный линолеум своими рыданиями.

— Марина Марьяновна, вы бы аккуратнее, так можно стол прожечь кислотным дождем вашим, — что я несу, сам не понимаю. Молчать бы лучше, идеальнее не заходить сюда совсем. Потому что красноносая Стерлядь с потеками туши, размазанной по лицу косметикой да заплаканными глазами явно шутить, не настроена. Сейчас возьмет папку потолще, бросит в меня нерадивого и нет больше Кирилла Ливанского — любимца женщин, детей да фанатов космической боевой фантастики. Вот не померла бы последняя на бумаге в читательском интересе, не мучился сейчас угрызениями совести глядя на несчастное маленькое создание с взъерошенными волосами.

Хотя зря ее пожалел, ой зря.

— Издеваться пришел? — зарычала не хуже пантеры в зоопарке. Я такую видел, агрессивная кстати. Все пыталась прогрызть клетку, голову хихикающим туристам откусить. Шутить даже перехотелось, правда, вряд ли бы мне этот маленький шмыгающий гном что-то сделал.

— Был бы в этом какой-то смысл, — уже смелее захожу внутрь, осматривая убранство, отмечая сейчас, забитый по самый верх шкаф с папками с финансовыми документами — жуть, как интересно. Смотри, сколько хочешь, если нужно изобразить безразличие. И унылые стены вызывают желание собой полюбоваться.

Дернул иголку кактуса, поморщившись от боли в пальце, возвращаясь взглядом к настороженной Марьяновне. Женщина в слезах даже при самом сволочном характере вряд ли кого-то способна напугать.

— Тогда зачем? — выдохнула, все еще настороженно косясь. Странная такая, сначала ревет, потом удивляется, почему люди на это вообще реагируют. Может я тут обстановку разрядить пришел или там, по делу. Вообще не должно быть никакого интереса ко всему происходящему. Но я тут, сам не понимая отчего.

— Да вот, смотрю, главный демон тут в платочек сопит. Надо, думаю, поинтересоваться. Не насморк ли настиг, а то мало ли, — пожал плечами, осторожно огибая стол, присаживаясь на самый краешек подле сидящей Стерляди. Голову подняла, в глаза мне, чтоб смотреть.

— Не дождешься, — усмехнулась, чуть-чуть совсем, но все же заметно на фоне припухших глаз, да размазанной штукатурки. Жуткое зрелище, вот, правда.

— Я вам так скажу, Марина Марьяновна. Вы бы умылись, — наклоняюсь ниже, разглядывая черные комочки на ресницах. Помада и та частично потрескалась на губах, серьезно, не могу на нее без смеха смотреть. — Китайцы вас за панду примут. Заберут в зоопарк, в клетку посадят. У них, знаете ли, каждый бамбуковый медведь на счету. Могут разве что только в аренду другим странам сдавать на умиление жителям по мирному договору…

Ой-ой-ой, вот почему я никогда не могу вовремя затормозить собственный язык. Сейчас она меня убьет, тогда ни Самойлову книгу, ни сам не доеду до Мексики на Новый год, как мечтал. Все Ливанский, на том свете будешь постройки ацтеков разглядывать с облачка.

Уже с миром попрощался, жизнь свою прекрасную вспомнил, поговоревать успел да сорок дней в голове справить. Так хорошо видимо праздновал эти дни, что не сразу понял, кто рядом так безбожно ржет. Не смеется, не хихикает, а именно ржет. Ревет, как тюлень на лежбище над моим последним путем в никуда.

— Чего смешного? — удивляюсь ей, честное слово. То зыркает, как зверюга, то смеётся, как лошадь Пржевальского. А она слезы от смеха вытирает, окончательно убивая остатки эстетической красоты на лице, и головой в ответ трясет.

— Дурак ты, Ливанский, — наконец произносит, глядя на меня более ясным взглядом. Не воет от горя — прекрасно. Значит, самоубийство с моим убийством отменяются. Даже сел на стол, облегчение такое наступило. Оборзел вконец, улыбаясь, демонстрируя прекрасную работу своего стоматолога.

— Вот видите, Марина Марьяновна, вы начальник — я дурак. А вместе у нас полный штиль с идиллией на рабочем месте, — пока салфетки влажные искала судорожно, да стирала месиво из косметики на лице, продолжал на жёрдочке своей сидеть. Немного залюбоваться успел, тем, как постепенно отчищается кожа от остатков продукции, призванной превратить женщину в богиню. Возможно оно и так, однако состирывать вашу помаду с рубашки, различные крема с половиной ресниц — полный отстой. Хотя признаюсь, так все женщины действительно ярче, краше, да интереснее.

— Ладно, Ливанский, посмеялись, хватит, — проворчала, вновь включая начальницу, выбрасывая в мусорку использованные салфетки. — Исчезни, мне нужно носик припудрить.

— Да тут надо заново холст рисовать, глаза какие краснющие, любой вампир обзавидуется, — прекрати шутить, прекрати, точно убьет этой кисточкой измазанной в чем-то черном. Она гуталином ресницы свои красить собралась что ли?

— Дошутишься сейчас, я тебе лицо разукрашу.

— Что за угрозы, Марина Марьяновна? Я же из добрых, человеколюбивых соображений к вам, родимой!

— Знаю твое человеколюбие, — фыркнула, пару раз проведя этой палкой с мини щеткой для вытирания пыли по ресницам, глядя на себя любимую в зеркальце. — Ладно, все, иди.

— Не, вдруг вы прыгать-таки надумаете, — головой мотаю. Чего остался вообще, сказала же идти.

— Куда прыгать? — лицо такое озадаченное, даже прекратила свои ресницы в опахала превращать. Моргнула пару раз, да так и отпечатала часть своего гуталина на коже прямо под глазом.

— С крыши, — уверенно заявляю, кивая на косяк, — у вас там это… — тыкаю себе пальцем в нужный глаз, показывая где. Стерлядь еще пару секунду моргает, затем подносит зеркальце, смачно ругаясь:

— Вот… блин! Стирать теперь придется. Из-за тебя все, — бурчит, потянувшись к салфеткам, но вовремя перехватываю тоненькое запястье, с удивлением отмечая, какая она хрупкая. Не ест совсем или от вредности иссохла.

— Погоди, — выхватываю злосчастное орудие чистки, приметившись к ее левому глазу.

— Ты что делаешь?! Кирилл, сейчас все испортишь.

— Испорчу, если будешь так ерзать! — от раздражения даже не понимаю, как с «вы» на панибратское «ты» перешел. Склонился ниже, аккуратно стирая черную грязюку под глазам, рыкнув невольно:

— Глазами не хлопай, сейчас еще больше на панду похожа станешь.

Затихла, терпит, сопит, пока я в визажиста играю, убирая еще и осыпавшиеся мелкие комочки, грозящие испортить все окончательно. Наклонился совсем близко, так что можно дыхание почувствовать мятное, а тепло воздуха ощутить. Тут хочешь, не хочешь что-то ощутишь ответное, да и Стерлядь не самая страшная женщина на Земле.

По-честному она очень даже ничего.

— Все? — шепчет, а у самой зрачки расширились, пока в гляделки играем. В этот момент случается та сцена, которая обязательно должна присутствовать в любом мало-мальски закрученном сюжете. В приемную влетает особо ретивый работник конторы, у которого срочное «надо». После, как в закадровой съемке плохого кино: не видит секретаря на месте, напрямую бежит по направлению к двери руководства, ибо политика предприятия гласит: «Руководство открыто к общению для всех служащих завода».

— Ой, кажись я не вовремя, — ухмыляется Евгений, исчезая в секунду, потому что застает нас в самой недвусмысленной позе, вид которой со стороны напоминает жаркий поцелуй двух влюбленных голубков. Потрясающе, просто великолепно. Теперь я точно не отмажусь от шуток, прибауток, сплетен и разговоров на тему кто в чьей постели спит.

— Ливанский, — выдыхает Стерлядь, глядя на меня расширившимися от шока глазами.

— Я уволен? — спрашиваю как-то обреченно. Честно, даже спорить сейчас не хочу.

— Да.

Больше никогда в своей жизни ни одной женщине помогать не стану. Клянусь своей писательской карьерой.

Глава 5 — Нечто откровенное

— Как она могла тебя уволить, если твой отдел подчиняется Махмудовне? — в голосе Гришеньки столько возмущения, сколько во мне не наскребется даже после отвратительного разговора с начальницей в кабинете один на один. Стоило этому ужаленному в одно место скрыться, как спустя час ко мне не подошел только ленивый, не позвонил только немой, интересуясь произошедшей ситуацией. Каждый секретарь, начальники и зам. начальники цехов, мастера, бригадиры, часть рабочих, да половина чертового завода бегали туда-сюда в конце рабочего дня с любопытными лицами. Удивительно еще, что не дошли до высшего руководства. Впрочем, нет предела совершенству. Завтра узнаю много интересного, а то к концу рабочего дня мы оказывается, едва ли не закончили голыми на столе.

Самое обидное во всей этой ситуации: я ее даже не целовал. Вообще бьет по самооценке так, что нажраться охота. Если уж чихвостить за косяки, хотя бы за дело, а не слухи. Получается, натворил дел, но только в воспаленных умах любопытных сотрудников. Маша успела отчитать меня до того, как через эмоциональный шредер пропустила главная.

«Это просто отвратительно, Кирилл! Мы надеялись, что ты порядочный человек»

Надеялись они, лучше бы научили работников стучать прежде, чем входить. Заодно язык держать за зубами различных бестолковых личностей, однако все равно во всем буду виноват один я.

— Ты должен на нее пожаловаться!

— Угу.

— Кир, я серьезно, — Гриша хмурит брови, будто мне дело есть. Отпиваю пива, задумчиво рассматривая стеклянные бутылки с этикетками на полке спортивного бара. Где-то на задворках несколько мужиков смотрят повтор хоккейного матча, с другой болтает вяло парочка. От постоянных криков уже болит голова, сказывается недосып, плохое настроение и какая-то вялотекущая депрессия. Совсем обабился в этой конторке, скоро начну хандрить на осень да рыдать в подушку от одиночества.

— Ага, — снова выдавливаю, чувствуя, как меня трясут за плечо.

— Кир, ты че, кончай страдать. Завтра с новыми силами решишь эту проблему, уверен, — заявляет мне Гришаня, как-то прям неуверенно, но он старается, чувствую.

— Прекрати ластами трогать мое плечо. У меня, знаешь ли, зона комфорта есть. Сегодня я унылый интроверт, дай утопится на дне стакана от серости праха бытия насущного. — Как хорошо сказал-то, записать нужно обязательно, потом использую где-нибудь в постапокалипсисе. Нафиг эти романы, любовь — не мое кредо. Даже офисный планктон с меня никудышный, выкинули с насиженного места спустя пару месяцев.

Что-то, правда, нюни распустил. Драный насос, во что я превращаюсь?

— Ты же не собираешься оставить все как есть? — поинтересовался Гриша, отклоняясь на стуле с высокой спиной, вытянув ноги. Собрался уже ответить, как остановился на полпути, заметив вошедшую фигуру со стороны входа. Если я еще не ослеп к середине вечера — сама Стерлядь в мужскую обитель явилась, судорожно оглядываясь. Не в своей тарелке себя чувствует, жалость прямо какая. Косится нервно, а сама гуськом к баре пробирается, осторожно оббегая пьяную компанию. И что она тут вообще забыла? Пусть центр города, место приличное, но пьяному мужику в голову что угодно прийти может. Тем более, когда она тут в своей юбке узкой щеголяет на радость сидящим. Один уже посматривает, любуясь нижними девяносто под темной тканью одежды.

— Ты чего? — удивляется Григорий, затем переводит взгляд свой на Марьяновну, идущую к бару, — красотка какая, погляди. Вот занесло-то птичку! Может, стоит познакомиться?

Развалился аки павлин в период спаривания, хвост распушил, ноги расставил — мужественность демонстрирует. Ничего сказать про друга своего не хочу, но нафига мне подобные заботы? Он сейчас к ней подкатит, все закончится ожидаемо или нет, а я потом оправдывайся, почему мой друг лошара. Мол, может я такой. Знаем мы. Никаких шашней с начальницами твоего товарища, даже если тот почти на увольнении.

— Сиди, зад прижми к стулу, пикапер уровень начальный, — ладонь на плечо лучшего друга опустил, окидывая взглядом серьезным, чтоб проникся. Видимо слишком настойчиво смотрел, бедолага прям, побелел весь. А Марина Марьяновна тем временем уже рядом оказалась, удивленно застыв точно изваяние, на меня глядя.

— Что такое, босс? — ох, не могу от сарказма удержаться. Кажется, она еще больше впала в ступор, но вскоре справилась, головой качая.

— Вот значит, как время свое проводишь, Ливанский, — насмешка в голосе бесит, а стимулирует мой речевой аппарат на ответную реакцию. Пока там Гриша не очнулся, переводя с одного на другого взгляд, попивая свой коньяк, отвечаю:

— Так радость же — уволили. Чего бы ни отметить, — стаканом почти пустым салютирую, намекая на нее. Вздыхает, бросает сумку на соседний свободный барный стул, затем с трудом взбирается, прикидывая его возможности. Выглядит гораздо лучше, чем пару-тройку часов назад. Видимо заново накрасилась, правда вид особенно унылый немного виноватый, но разве ж в том моя проблема?

— Об этом поговорить хотела, — бросает взгляд на Гришу, уже грызущего пустой бокал от волнения с любопытством, — думала завтра в офисе. Не знала, что ты тоже тут.

А чего она сегодня добрая такая? Неужели права наша чокнутая Ирка, людей подменяют инопланетные захватчики? Неспроста чую, что-то не так. Хочет меня тоже в лабораторию на исследования, Гришка только пока мешает. Хотя вон, этот гад со стула уже сползает, чуть покачиваясь, да улыбается мне как идиот последний.

— Ну, пошел я, — подмигивает раньше, чем успеваю остановить, бодрой неровной походкой шагая на выход.

— И скотина даже не оплатил счет, — уныло изрекаю, поворачиваясь обратно к бармену, шустро меняя стакан с пустого на полный местами. Пиво пенится, Марьяновна жмется, не зная с чего начать. Тоже молчу, пусть сама начинает излагать свое мнение, на которое мне глубоко наплевать.

— Что желаете? — улыбается во все тридцать два бармен, поправляя бабочку на шее. Того гляди растечется по стойке перед взглядом брюнетки голубоглазой.

— Виски, — твердо заявляет, а затем ловит мой удивленный взгляд, добавляя, — с колой.

— Мигом!

— По-моему это у меня право пить сегодня легализовано, — фыркаю, чтобы как-то сгладить неловкое молчание, наступившее вновь, — женщине вообще вредно питью.

— Сказал мой пьяный любовник, — иронично заметила. Ой, не могу, смешно, сейчас на пол рухну, умру от хохота.

— Ха-ха.

— Не шучу, мне так заявил генеральный, — отозвалась рассеяно, осторожно обхватывая пальцами свой поданный коктейль.

— Что я пьяный?

— Что ты любовник, — с укоризной посмотрела, будто моя вина. Нетушки, перевалить ответственность не получится. Вот только легче не станет — уволят меня, а Марьяновна работу продолжит. Козел отпущения всегда нижестоящий по должности.

Сколько ни думай, один черт смысла расстраиваться нет. Напишу что есть, а затем вернусь к боевой фантастике. В конце концов, могу сменить издательства или вовсе на интернет площадки уйти. Хотя каюсь, плевать на неустойку — это было весело.

— У меня вчера было день рождения, — рассеяно говорит Марина, заставляя вернуться мысли на землю грешную. Вот для чего так ошарашивать? Видимо изумление мое на лице отразилось, потому что Стерлядь усмехнулась, к бокалу прикладываясь, выпивая половину мути коричневой. — Ты думал, у меня не бывает дней рождений?

— Я вообще считал, что демоны, рожденные в котле сатанинском, только Вальпургиеву ночь да Хэллоуин отмечают, — плечами пожимаю, понимая, что хмель мне в голову ударил. Сам уже не понимаю, почему язык мой без тормозов вовремя закатиться куда-нибудь не может в район глотки. Слава Богу, Марьяновна сейчас в настроении глупые шутки слушать, потому что смеется, кивая бармену, чтобы повторил.

— Мне вчера исполнилось двадцать шесть лет, — отсмеявшись, ответила, головой качая, пока я в голове подсчеты вел. Получалось плохо, но соотнести даты вышло.

— Ой, дак я ж вас на шесть месяцев старше. Ночью с тридцать первого на первое января родился, — хмыкаю, стаканом салютируя парням орущим «гол». Все, я уже немного в ноль, так что можно особо не напрягаться с вежливостью. Перевожу взгляд на Марьяновну. Ловя ее внимательный взор на себе. Изучающий такой.

— Новогодний подарок?

Кого задолбали подобные шуточки, поднимите руки! Да, я родился первого января, прямо в первой половине праздничной ночи. Глаза закатываю только, фыркая.

— Именно поэтому мне дарят один подарок, ибо: «Это тебе, Кирюша, на Новый год и День рождения!», — эй, кто тут обиды свои детские высказывает. Прекрати ноющая телка, иди вон, погуляй.

— Ну вот, зато теперь я знаю, что можно тебя не поздравлять, мы же 31 не работаем, — локти на стойку устроила, подбородок, на них поставив, пока я слова переваривал, непонимающе разглядывая. Какие поздравления? Меня уволили.

— Нельзя тебя увольнять, Ливанский. Над кем я тогда буду издеваться? Так что никто не посмеет тебя вышвырнуть, пока я не разрешу, — будто мысли прочла, ведьма, руки убрала, голову в мою сторону повернула, улыбается. На такое я не подписывался, хотя признаться на душе прямо потеплело. Эта женщина меня точно любит, я — маленький сурикат под защитой суровой львицы.

— Щас расплачусь от умиления, — ладонь к правой части груди приложил, — серьезно. В голос рыдаю, вы меня, Марина Марьяновна, своей щедростью в легкое поразили.

— А что ж не в сердце? — Ой, это что же сарказм? Ничего, тоже так могу.

— Для сердца, дорогой мой босс, вам придется постараться!

Ничего не ответила. Только вновь к горячительному своему вернулась, отпивая еще немного, продолжая разглядывать бутылки впереди. Ни матч, ни веселая компания ее не интересовали, мне кажется, ей даже моя компания не особо-то нужна. Просто время убивает, домой идти не хочет. Пора завязывать с шутками про сорок кошек, а то ведь правда нечто похожее вырисовывается.

— Не знаю, правда, как со сплетнями быть, — озадачилась Стерлядь вдруг, снова ввергая меня в ступор своими неожиданными словами. Вот что за женщина такая. То молчит, словно рыба, то выдаст нечто из ряда вон.

Вздыхаю, представляя себе какое безумие завтра будет твориться. Спать хочется, но мысли все равно в полупьяном мозге дырочке сверлят, выискивая червоточины, дабы туда забраться и пилить до самого утра. Бросаю взгляд на очередной наполненный стакан, затем отодвигаю, говоря пареньку за баром:

— Вискарь тащи, не одной даме сегодня в кураж уходить.

Затем к Стерляди поворачиваюсь, удивленно хлопающей глазами своими. Видно, что плакала, если присмотреться лучше. Белки глаза чуть покраснели, да припухлости остались — никакая косметика не скроет. Возможно, в обычные дни я даже внимания не обратил бы, но сегодня все иначе. Звук открывающейся новой бутылки, наполняющийся второй бокал янтарной жидкость и шум на заднем плане, пока лицо разглядываю озадаченное.

— Давай-ка, Марина, — говорю прежде, чем успеваю хорошенько подумать. Думать — оно вообще походу не про меня. Бокал хватаю, осторожно касаясь ее с тихим перезвоном стекла, уставившись прямо в голубые глаза.

— Что давать? — выдохнула, рот открыв, когда я залпом виски осушил, чуть морщась.

— Сплетни подтверждать. Собак повесили, надо значит работать на публику — подогревать общественный интерес! — и пока сказать ничего не успела, за руку хватаю, со стула стаскивая, прижав к себе. Мелкая такая, даже на своих каблучищах макушка в районе плеча. Рукой обхватить талию дважды можно или вовсе как попугая говорливого на плече носить. Стерлядь и Кирилл Одноногий, потому что сейчас моя птица-говорун шпилькой меня ступни лишит от злости. Вон аж кончики ушей покраснели, пока я ее крепче прижимал. Даже к духам принюхался — сладкие, но терпимо пока. Правда, если врать о страстных отношениях в жизни никто не поверит, все знают в нашей компании, сколь сильно не люблю облитых парфюмерией девушек.

— Знаешь, так нам точно не поверят, — говорю сам себе, а заодно ей, уху наклоняясь. И что это за мурчание утробное такое, кот Вася внутренний включился, прекрати.

— Почему это? — даже дыхание затаила, прижалась, точно мышка, притихнув в ожидании ответа.

— Духи твои — гадость редкостная!

Вот я уже скачками от нее убегаю, чтоб не убила, врываясь в толпу гогочащих мужиков, празднующих в пятый раз повтора матча Спартак-ЦСКА. Марьяновна следом летит, злющая аки ведьма, что-то там насчет того, чтобы оторвать какие-то части тела да пришить в другое место. Не, не надо так. С заводскими настройками я более хорош, чем в сборном виде своими руками. Уже кажется эти игры в догонялки дело привычное, весело, словно нам по пять лет. Однако вскоре устаю, да и мужики уже что-то ободряющее кричат, потому перехватываю Стерлядь на бегу, спиной к себе прижимая, обхватывая руками в замок. Приятно, чертовски приятно. Даже надоедливый аромат какие-то экзотических фруктов не раздражает. Наоборот, заставляет уткнуться носом в распущенные волосы.

— Кирилл?

— Ась? — отзываюсь, глаза прикрывая, чувствуя умиротворенное спокойствие, уносящее в легкую дрему под звуки очередного матча, смешанного с криками толпы. Такое чувство, словно любимое одеяло, обнял или игрушку мягкую. Хочу сильнее почувствовать живое тепло, почему сейчас оно необходимо. Наверное, сказывается недосып, регулярный стресс — с завтрашнего дня перехожу на здоровый образ жизни.

— Может, отпустишь меня? — Что за тон недовольный, я же из лучших побуждений. Стой да наслаждайся мгновением грядущего, нет, обязательно нужно возмущаться.

— Не-е-ет.

— Ты что там спишь?! — плечом подталкивает, пытаясь повернуться, но лишь крепче сжимаю объятия. Алкоголь достиг критической отметки в организме от наших спортивных забегов на короткие дистанции видимо. Мозг не варит, речевой фильтр отключился, стоп-кран сорвало, а тормоза, сколько не выжимай, больше не работают. Больше за себя не отвечаю, честно-честно. Спросят, кто творил дела, скажу автопилот.

— Не-е-ет, — могу только это сказать, зубами проводя по местечку за ухом, касаясь немного кожи. Волосы изрядно мешают, стоим по-прежнему посреди бара в обнимку, и кажется, не только я сегодня в хлам. Потому что Марина поворачивает голову, позволяя нашим губам соприкоснуться, тихонько шепча в едва ощутимом поцелуе:

— Не вздумай заснуть, Ливанский. Уволю.

И мое привычное:

— Не-е-е.

Любовные истории созданы, чтобы дарить людям призрачную надежду на истинное счастье. В серых суровых буднях человек ищет кусочек радуги, надеясь разукрасить свою жизнь яркими красками. Пережитые эмоции, невероятные приключения, поджигающий кровь адреналин — фломастеры, которыми ты раскрашиваешь раскраску, что подарила тебе судьба. Но каждый из нас ищет в безликой толпе того, чьи рисунки столь же схожи. Вместе ведь веселее, не так ли?

Мой телефон, как брошенная климакстеричная истеричка — разрывается в скандале, требуя от меня немедленного пробуждения. Его психованные вопли заставляют с трудом оторвать чугунную голову от подушки, дабы почти не глядя вытянуть руку, нащупывая на тумбочке надоедающий смартфон. Пара секунд — до меня доходит, что там, где должна быть тумбочка, ее просто нет. Озадачиваюсь, но не расслабляюсь. Судя по звукам, трезвонит любимый Хуавей где-то рядом. А если не тумбочка, значит подушка. Потом проснусь и выясню, кто спер мой реквизит. Если Грише одолжил по пьяной лавочке, так оно не считается, я себя не контролировал.

Наконец цель достигнута, едва продираю глаза, неприятно морщась от противного привкуса во рту после хорошей попойки. В голове прыгают африканские шаманы, стуча в тамтамы, в ушах звенит, вокруг летают белочки. Молодец, Ливанский, вот к чему приводят непреднамеренные пьянки. Бросаю отключенный смартфон, вновь падая на подушки и раскидывая в стороны руки с надеждой еще поспать, желательно до обеда, как чувствую нечто странное.

Мне кажется или кто-то спит в моей кровати?

— Гриха, вали к себе домой, — бурчу, не открывая глаз, поворачиваясь спиной к шевелящемуся бугру рядом с собой. Господи, как я мог поделиться с ним одним одеялом? Кстати почему-то оно необычайно теплое, у меня точно такого нет.

Рядом раздается подозрительно тихий, едва слышимый стон. Озадачиваюсь, прямо даже не знаю. Вдруг у меня тут друг в постели умирает, а я сплю? Нельзя так, привык уже к нему. Надо спасать.

Руку за спину завожу, лежащее под пуховым одеялом тело ощупывая. Нет, шевелится, вроде живой.

— Давай Гришаня, знаю, ты жив. Поднимайся и топай к своему дому, в соседнем подъезде живешь, — можно успокоиться, руку под щеку подложить да баиньки. Новый полу всхлип, полу стон заставил глаза распахнуть, рыча от недовольства. И так на веки, будто по мешку картошки накидано, а яркий свет от окна в глаза слепит, еще этот умирать вздумал!

— Не вздумай наблевать мне на постельное, эй! — возмущенно поворачиваюсь, хватая край этого защитного полотно, в кое пытается замотаться мой разлюбезный друг и в сторону отдергиваю, мигом застывая на месте.

На меня щурясь бессознательно, смотрят голубые глаза. И они точно не Гришины. Нет у Хромова длинных черных спутанных волос, он точно не любит косметику, которая сейчас отпечаталась на всех местах. А главное Григорий уж всяко не женщина.

— Что ты делаешь в моей постели? — выдает она хриплым голосом первое, что видимо на ум пришло. Пока просыпаются нейроны, гоняя серое вещество, мы все еще пытаемся понять, что происходит, рассматривая друг друга.

— Что я делаю в твоей постели? — отвечаю вопросом на вопрос, продолжая пялиться, медленно скользя взором по обнаженным плечам. Заметив это, Марьяновна глубже зарывается в одеяло, по-прежнему пребывая в состоянии остатков сна, спасающего нас обоих от глубокой психологической травмы.

— Это вообще моя квартира? — интересуюсь у нее, совсем не понимая, что произошло вчера и почему сегодня все вышло так.

— А это твоя квартира? — словно попугай интересуется начальница, судорожно оглядывая спальню. Следую ее примеру, рассматривая бледно розовые обои, белую мебель, широкую кровать, миленькие шторы. Прямо комната большой принцессы Барби, куда меня по недоразумению поселили. Гляжу, понимаю — моя квартира где-то далеко, а я дома у Стерляди, перепутал с Гришкой.

Только не моя начальница. Не мог накосячить, даже для меня слишком.

Не Стерлядь. Е-мое, почему мы оба голые в одной кровати утром?

Нет.

Боже.

— Ливанский? — слышу сдавленный голос, прежде чем начать паниковать. Останавливаясь на полпути к самобичеванию через осознание происходящего. Поворачиваю голову. Видя панику на лице Марины.

— Чего?

— Мы только что оба опоздали на работу!

Все, с этой минуты все слухи становятся официальными.

Глава 6 — Позвони мне, позвони

Каждую секунду в мире случаются миллиарды разных вещей, которыми не может управлять один человек. Течет вода, горит огонь, ураганы продолжают буйствовать на побережьях, но одно нам точно доступно — не брать кредит тогда, когда ты не способен его отдать.

Все начиналось мирно, если конечно, можно таковым считать наше фееричное появление спустя пару часов на проходных завода. Вдвоем, запыханные, злые и прямо в руки генеральному директору, изумленно смотрящего на нас.

— М-да… — только сумел выдавить из себя Павел Львович, отворачиваясь от нашей парочки. Еще бы, да у нас на лицах написано, как тяжела жизнь офисного планктона, вынужденного после хорошего вечера встать с утра пораньше. Вселенское страдание над мировой несправедливостью.

— Видите, босс, а вы беспокоились, — как ни в чем не бывало, замечание делаю, пропуск прикладывая. Охраннику нашему Сашке киваю, делая первый шаг навстречу своему свободному будущему, где меня Лидия Федоровна увольняет, а я такой гордым оленем ухожу дверью хлопая.

Красота-а-а.

— Не стой столбом, Ливанский, — возмутилась Стерлядь, прерывая мои мечтания о том, как я чашечкой кофе сяду, наконец, за свой первый роман. Ей Богу, если эта женщина продолжит так бесцеремонно врываться в мое пространство, умру раньше, чем узнаю, как закончилась «Игра престолов» в книге!

Поворачиваюсь к ней, чтоб претензии на сий счет высказать, да замолкаю задумчиво.

Сегодня утром после пробуждения все было сумбурным. Пришлось на скоростях собираться, чтобы успеть заехать к себе и переодеться в один из костюмов. Пришлось вооружить утюгом Марьяновну, пока я по обители своей летал, вспоминая, куда перед походом в бар пропуск забросил. О том, что меня вообще-то уволить собирались, даже не вспомнил. Глядящая рубашку Марина — отдельный вид утешения мужского самолюбия. Я бы ей еще фартук розовый выдал, дабы совсем вписалась в гармонию моей холостяцкой берлоги, если не угроза мне этот агрегат в одно место засунуть.

Странная какая-то. Орать не стала, в машине косилась подозрительно. Чует моя душа сурикачья — задумала коварное. Хотя главная загадка остается не раскрытой: какого черта ночью произошло? Ведь вряд ли у нас был секс, уж такое точно бы запомнил, а она почувствовала. В своих-то силах я не сомневаюсь.

— Я думаю, — отозвался, пока мысли галопом в сознании проносились. Шагали к лифту, со всеми здороваясь, игноря взгляды хитрые да злобные. Хотя вон Славка Егоров, наш электрик. Мне большой палец показал. Чую в курилке сегодня будет жарко, новость дня же — Стерлядь и ее любовник. Тьфу.

— Как та мартышка?

Это что за тон такой ехидный? Нажал кнопку вызова лифта сугубо для руководства, знающего только три этажа: первый, четвертый с бухгалтерией и наш седьмой. Встал у стеночки, плечом подпирая, взглядом сверлю.

— Уволиться хочу, жду приказа, — фыркаю, глаза закатывая, когда Марьяновна волосы свои, глядя в экран смартфона, поправила. Не знал, что они у нее от природы прямые да еще до середины спины, она же вечно со строгими пучками бегает. Рука дернулась коснуться, но сам себя пнул. Что с тобой, Кирилл? Давно с девушкой не был, сам к хищнику на амбразуру готов броситься?

— Не будет приказа, сказала же, — рассеяно отвечает Марина, входа в открывшиеся двери кабинеты, дожидаясь пока вползу следом, — ты меня устраиваешь. Во всем.

— В чем всем?

Серьезно, мне интересно. То с первого дня не выносит за шутку с пацанами: «папка на место золотое устроил», то нравится все, возражений прямо нет. Помню прекрасно, как она слюной у Махмудовны в кабинете плевалась, крича, чтобы меня вышвырнули. Будто бы не прав я был. Ее же реально сюда по протекции отца взяли, он некогда тут генеральным был, устроил чадо, любимое на место теплое. Может Марьяновна грамотна в своей сфере, но это не значит, что среди сотрудников отработавших тут гораздо больше времени не было таких же.

И да, все это я в первый же день узнал от того же секретариата. Они все знают, как уборщицы, только сведения посвежее и поточнее.

Голубые очи на меня перевела, пристально так смотрит, губу нижнюю закусила и молчит как Сфинкс.

— Что? — брови вскинул, жду. Нет серьезно, я нервничать уже начинаю.

— Мне кажется, Ливанский, — промурлыкала, а я рассеяно за губами, следить продолжаю. В голове вспышки такие, яркие, от которых приятная дрожь по телу бежит, кровь закипает, к местам причинным приливая. Вот только этого не хватает для полного счастья. Мало мне того, что я только вспомнил. — Ты мне начинаешь нравиться.

— К тебе или ко мне?

— А есть какая-то принципиальная разница, куда тела свои уложить?

— Ну и выражения у тебя, Ливанский, — смеется мне в губы, горячим дыханием обжигая кожу. Пальцы зарываются в шелковистые пряди черных волос. Кто не был фанатом брюнеток, им точно станет, все же длинные красивые волосы, одна из прекраснейших черт любой мало-мальски симпатичной женщины. Нам же много не нужно: хорошая кожа, ухоженный вид, фигура приятная на глаз да шепот ласковый, когда особенно хочешь услышать его на ухо. Прижимаешь к себе в такси, слыша мелодичное кошачье мурчание, пока озорные пальчики по краям твоей рубашки бегают, намереваясь пробраться под ткань.

Наплевать на таксиста, косящего невольно в нашу сторону через зеркало заднего вида. В голове такой туман, впору кричать: «караул». Но я этого делаю. Рукой скольжу по ноге стройной, чуть сжимая пальцы. Эти дурацкие узкие юбки созданы в Аду, где все мужики на поголовном воздержании.

— Блин, как это в романах должно задираться? Там типо какой-то секретный замочек или она сама вверх подпрыгивает, стоит штаны расстегнуть?

До кровати мы не доберемся, Марина раньше от хохота помрет. Мне весело, ей тоже. Ситуация такая глупая, костюм этот с мелкими пуговицами, что норовят сбежать от пальцев в попытке расстегнуть. Воздух теплый, ночь выдалась безветренная, но будь на улице глубокий тотальный минус, все равно сгорел бы от жара в собственном теле.

От губ отрываюсь, потому что наша остановка. Почти не слыша звука уведомления снятия денег, просто вытаскиваю за руку, чтобы следом к двери подъезда прижать, скользя ладонями по бедрам.

— Кирилл? — голос у нее охрипший, будто простуженный. Подозреваю, болезнь нас одна накрыла и, черт возьми, мне определенно нравится такой расклад. Почти не глядя дергаю ткань четко по вырезу, слыша треск. Все, текстильный монстр повержен, пал смертью храбрых под градом нашего желания.

— Не передумаешь? — приподнимаю на руках, позволяя обхватить себя ногами. Сюрприз тому, кто решит выйти из подъезда поздно ночью с собачкой погулять, будет обеспечен.

— Не-е-е, — отвечает мне моими же словами ранее, обхватывая шею.

Уже полчаса размешиваю сахар в остывшей кружке кофе, задумчиво смотря в экран монитора на написанный текст. Все что пишу, нечто сокровенное. Впервые в моей работе то, что пережил сам. Не сказать, что сентиментальность меня поразила, просто, будто бельем своим перед читательницами мифическими замотал. Есть мнение, будто мужчины любят свои приключения любовные обсуждать. Любим, с друзьями в своей компании. И женщины тоже об этом говорят. Однако, бывают вещи и партнеры, которые совсем не хочется делить с общественностью, если только ты не отпетое трепло без царя в голове.

Меня на самом деле волнует ещё один вопрос. Начало такое многообещающее, а дальше все. Полная темнота. Помню, как в квартиру ворвались, снося на своем пути обувь, безделушки с тумбочек, сбрасывая одежду. Затем порог спальни и все, полное отключение электричества.

Бросил взгляд на дверь Марьяновны, отпивая приторно сладкий остывший кофе, морщась.

— Мерзость, — оглянулся, заметив перенесенный сегодня из кабинета Стерляди кактус. С минуту раздумывал, затем схватил кружку и, встав из-за стола, подошел к подоконнику, выливая коричневую сладкую жижу прямо в горшок.

Хорошо, тишина. Никто не пристает, не цепляет. На тему увольнения тоже молчат, похоже Стерлядь обещание сдержала, упорхнув на директорский рапорт после того, как симпатии на меня свои вывалила. Последнее всерьез не воспринял. Не, никакие почти проведенные страстные ночи меня в это поверить не заставят. Что я совсем дурак? Да даже если, правда, строить отношения на работе с начальницей совсем уж гиблое дело.

Сажусь обратно настроенный на работу, пальцы размял, спинку кресла поправил, к труду с обороной готов. Только-только подушечками кнопок клавиатуры коснулся — звонок. Закатываю глаза, если опять припрячь к какой работе, лесом отправлю по грибы с ягодами, плевать, что не сезон!

— Приемная, — бурчу, слыша шипение на том конце.

«Алло? Алло, это бухгалтерия? Мне надо справку по зарплате, я у вас год назад работал, хочу заказать!», — орет какой-то мужик, да так громко, можно в Китае услышать. Морщусь, отводя трубку от уха в сторону.

— Это приемная заместителя генерального директора по экономике и финансам, — отвечаю максимально вежливо. Минутная пауза, видимо человек переваривает. Терпеливо жду, наконец, выдает:

«Не бухгалтерия? А вы мне справку не выдадите?»

Я тебе сейчас такое выдам, ни одна справка не поможет.

— Нет, — я спокоен, как скала. — Звоните в бухгалтерию.

Только хочу сбросить звонок. Не тут то было.

«Дайте тогда телефон бухгалтерии!»

Судорожно морщу лоб, вспоминая, где у меня находятся списки телефонов, мысленно костеря нерадивого человека, умудрившегося дать этот номер звонящему. Пока искал в ворохе бумаг, чуть не поседел. Нашел потрепанный листик, испачканный в пятнах кофе. Видимо я на него кружку ставил.

— Записывайте.

Только-только положил, перенастраивая себя на творчество. Опять коснулся букв, снова звонок.

Да что за тля такая?

— Приемная, — недовольно, но надеюсь, не заметит. Заученными фразами мужской голос произносит:

«Здравствуйте! Вам звонит «РоссельхозкадастрБанк». Нас интересует Аникина Ольга Николаевна. Скажите нам, это вы?»

Че-е-го-о?! Ладно, я спокоен. Будто бабочка, летящая над фиалковым полем.

— Нет, я не Ольга Николаевна. И даже не женского пола, — вежливо отвечаю, держа себя в руках. — Это приемная заместителя генерального директора по экономике и финансам — Стерлядь Марины Марьяновны. Никаких Аникиных тут нет.

«Прекрасно, так как нам услышать Ольгу Николаевну?»

Мужик, ты издеваешься? Я тебе, что только что сказал?

— Никак, — чуть более раздраженно отвечаю, — не владею данной информацией, да и не в праве ее разглашать.

«Но она у вас работает?», — продолжает настаивать. Боже, в кредитных сферах работают смертники, реально. Или конченные идиоты.

— Понятия не имею, — отвечаю, хватая несчастный измусоленный листок с телефонами. — В отдел кадров звоните, запрашивайте все там!

Продиктовал, трубку точно змею отбросил, выдыхая. Бабочка, нет, лань посреди леса. Релакс, тишина, давай Кирилл, работай.

Лучше бы я ничего не делал. Снова потянулся рабочему инструменту, снова бесячая трель рядом. Сжимаю кулаки, считая до пяти, поднимаю трубку:

— Приемная заместителя генерального директора по экономике и финансам! — отрапортировал не хуже, чем в армии. Ой, старший лейтенант Шубочкин мной бы гордился. Сказал бы, что Кирюха молодец, за год автомат в руки мои кривые не доверили, зато тон генеральский освоил.

«Ой, девочки, это не расчетный отдел? Мне просто алиментам узнать нужно, бывший муж уехал в отпуск с любовницей, а я все жду и жду…»

Понятия не имею, почему несчастная так жаждала поделиться интимными подробностями постельной жизни своего супруга, но мне плевать. Ибо этого слушать точно не желаю. А посему гаркнул, пусть пытаясь сдержаться:

— Это не расчетный! У нас тут алименты не начисляют, ищите их на морях у мужа с любовницей!

«Хамло!», — пискнула рыдающая бывшая жена какого-то Вовы, сбрасывая вызов раньше, чем успел дать телефон. Хорошо, не звоните больше. Здесь вам не бухгалтерия и не справочник сотрудников.

Вдохнул, выдохнул, поднялся, включая чайник. Надо передохнуть. Это просто стресс с усталостью последних дней сказывается. Да и голова гудеть начинает независимо от выпитого обезболивающего. Бросаю взгляд на время — 15:00. Отлично, как раз заслуженный регламентированный перерыв.

Вы думаете, вам дадут спокойно кофе попить? Не-е-ет.

Только кружку к губам поднес, вожделея горячий напиток испить, снова-здорово. Подпрыгиваю, часть горячего кофе, проливая на белую отглаженную Марьяновной рубашку. Кожу жжет, отвратительное пятно расползается по ткани, пока с матами, еще тихими, лечу к злосчастному разрывающемуся аппарату.

— Приемная!! — рявкаю так, что там можно умереть от инфаркта миокарда. Но кажется звонящие личности стойкие, поскольку спустя пару секунд замешательства бодрый женский голос отвечает:

«Коллекторская компания «Найдем Вас», простите, мне нужен Пупочкин Мефодий Педросович. Это вы?»

Знаете, обязательно при удобном случае посочувствовал мужику, вот только кофе очень жгет, рубашке походу хана, а я уже на пределе своего терпения. Выброшу телефон к чертовой матери в окно и плевать, как буду отвечать.

— Нет! — рявкаю, хотя умом понимаю. Звонят они туда, куда направили. Но они же упрямые.

«И все-таки вы точно не Пупочкин? Мефодий Педросович нам дал этот номер. Может, вы его знаете? Он нам денег должен», — голос даже в интонации не поменялся. Вот это выдержка.

— Поздравляю, а это предприятие, где таких Пупочкиных три вагона и парочка маленьких тележек. Увы, знать их мне не обязательно!

«Но если вы знаете…»

— Не знаю!

Бросаю трубку, выдыхая. Мрачно сверлю взглядом злостного зачинщика всего этого переполоха. Кофе успело высохнуть на рубашке, грудь почти не так жжет, а вот оставшиеся пару часов по этажу я буду ходить, как последний неудачник.

Еще раз зыркнул ненавистным взором по телефону, делая шаг в сторону обеденной зоны, дабы убрать последствия пролитого кофе, как снова оно. Звонок.

— Да что за тля такая! — взревел, мчась к столу. Стоило только-только пойти, как все стихло, заставляя непонимающе уставиться на безобразника. Это что, шутка такая? Все резко прекратили брать кредиты или выплатили их? Или может алименты, зарплату и аванс с отпускными выплатили сразу?

Все еще косясь, делаю шаг к оставленной кружке. Два шага, снова звонок. Я к нему, он замолкает. Я снова в сторону, он опять за свое. Прищурился, нагнувшись, выжидающе замирая в позе броска кобры. Сейчас зазвонит, я точно трубку возьму и наору на кого-нибудь.

— Ну, давай, — потянул, нервно постукивая носком ботинка, упрямо глядя перед собой, почти не моргая. Даже наклонился, застыв изваянием. Ни дать, ни взять гепард во всем великолепии животного мира.

Минута, две, три — спина затекла. Дверь входная открывается одновременно со звонком телефона, к которому я бросаюсь в прыжке истинного хищника. Вижу вытянувшееся от удивления лицо Марьяновны, запинаюсь заножку стула, падая, успеваю рукой схватить шнур между трубкой и аппаратом. Все летит вместе со мной, ибо падающий телефон захватывает пачку стикеров, стакан с ручками, степлер с дыроколом, ударяясь головой, падаю под стол, вымученно прижимая к уху:

— Приемная…

«Ой, а это не квартира?»

Тля-я-я…

––

БУМ

СПОЙЛЕР

— Блин, ты подведешь меня под монастырь, Маринка!

Знал бы ты, Веня, в какой монастырь я уже готова пойти, вообще рта своего не открывал.

Влюбиться в парня, который даже не ведется на твои провокации? Могу, умею, вот вам практика, девочки. На ринг выходит Марина Стерлядь: принцесса, папочкина дочка и та лохушка, чьи литературные потуги Кирилл Ливанский высмеял давным-давно.

Запомните, красотки, одну простую вещь. Не пытайтесь переписать Шекспира. А самое главное: не нужно этого делать, желая через поэму выразить свою любовь к парню, иначе рискуете оказаться на моем месте.

В этот раз я не буду нежничать, а значит, Кир, у тебя нет никаких шансов.

— Ох, мне придется долго его уговаривать, — закатил глаза Самойлов, крутанувшись в своем кресле. Потуги финансовых вычислений на лице отражали все сомнение, которому он подверг мой гениальный план по захвату Ливанского. Ишь, гляди, лоб наморщил, думает.

— Возмещу в тройном размере. Плюс, я уверена в Кирилле. Он осилил боевую фантастику, жанр не особо популярный. Любовные романы ему по плечу, — хмыкнула, наклоняясь к главному редактору издательского дома «Чайка». С минуту смотрели друг на друга. Пока губы Вени Самойлова не растянулись в улыбке. Он протянул мне руку, давая возможность скрепить устный договор рукопожатием.

— Уломала, Стерлядь. Жду приглашения на свадьбу и все права на авторскую серию!

Глава 7 — Таких страстей Шекспир не ожидал

Послушали Кирилла, дадим слово Марине.

Вернемся на несколько лет назад, когда наши герои были еще очень молоды.

Если бы несколько лет назад кто сказал мне, что я буду преследовать творчески двинутого оболтуса, помешанного на книгах братьев Стругацких — в асфальт бы закатала. Честное слово, меня, Стерлядь Марину Марьяновну, дочку выходцев из Польши, любимицу отца, как обухом по голове приложило и больше не отпустило.

Он — «Языкознание и литературоведения», я — «Экономика и управление». Он с факультета филологии, я — экономического. Ему давался русский язык, литература, мне же экономика, математика и точные науки. У меня цифры, у него буквы. И хотя я считала, что гуманитарий это просто, Кирилл доказал обратное в тот момент, когда подчистую разнес мою самооценку в этой сфере.

Все началось на первом курсе нашего славного МГУ им. Ломоносова. Еще тогда зеленая студентка, я пришла со школы с красным дипломом, идеальными баллами и прозвищем «Стерва-Стерлядь». Парни, знаете ли, очень не любят девчонок, что голову задирают выше положено. Я была такой: умной, красивой, богатой. Родилась с золотой ложкой во рту и шелковой сорочке под пристальным вниманием двух любящих родителей. Отец — генеральный директор металлообрабатывающего предприятия, мама — главный бухгалтер. Да мне на роду написано: королевой быть.

Слушая не смешные бородатые шутки одногруппников на тему моей фамилии и отчества, шагала по коридору, никого не замечая. Первые курсы самые скучные. Общие предметы, вроде истории или социологии, первые ступени познаний таинства менеджмента, бухучета и мировой экономики.

— Маринка, а Маринка. А твое отчество часом не матчество? — гоготнул мне в ухо Димка Самсонов, закидывая свою лапищу мне на плечи. Остановилась прямо посреди наполненного голодающими студентами коридора, медленно поворачивая голову в сторону рыжего дурака. На простом веснушчатом лице Самсона, как звали его в группе, не отразилось даже понимания глупости собственного вопроса. За несколько лет такие речи слышать от людей, живущих в стране, где от Хабиба до Василия по самую Камчатку, значит быть интеллектуальным инвалидом. А я с такими не общаюсь, тупость заразная штука.

— Марина Марьяновна, — жестко отрапортировала, небрежно поведя плечами и сбрасывая конечность обалдевшего Димы. Один холодный взгляд, как отрезвляющий душ для алкоголика. — Будь добр выучи, когда обращаешься ко мне. На «вы» и шепотом.

Два шага вперед, слышу привычное в спину:

— Стерва ты Стерлядь!

Ага, ничего нового. Неудачникам всегда проще женщину обвинить, чем научится вести себя не как животное в зоопарке. А ведь парни в большинстве именно такие: грубые, невоспитанные и каждый, считающий себя необыкновенным, унылый пикапер верит в свою исключительно.

Тьфу, дилетанты. Не таких как орехи в школе щелкала.

У самой лестницы ведущей на верхние этажи столкнулась с нашим преподавателем истории. В прошлый раз мы поспорили на тему великих женщин в истории. Мне кажется, у этого мужика какие-то проблемы по сексуальной части. Ну, серьезно, вопить на всю лекционную, что Екатерина никто без своих многочисленных любовников? Эх, тяжела доля мужская, если дамы интереса не проявляют. Кроме занюханной серой мыши библиотекарши в очках с толстыми линзами, вот уж точно классическая героиня романа, кои я в детстве от скуки почитывала. Мама у меня женщина сентиментальная, этой макулатурой дома можно два гектара лесом засадить, если уметь бумагу обратно в дерево превращать.

— Стерлядь, — губы тонкие поджал, зыркая своими маленькими поросячьими глазками. Еще бы давненько тебя студентки-первокурсницы по доскам интерактивным аргументами не размазывали. Попытался даже мне незачет за семинар впаять, вот только папа быстро объяснил ему, кому он зубы свои вставные может показывать, а кому нет.

— А, Степан Сергеевич, — потянула скучающе, приметив мою подругу Машку Синицыну. Как подружку, вместе обедать ходим да на лекциях сидим. Прикольная девчонка, хоть и среднего класса на стипендии, но тоже полезна иногда. Всякие бестолковые рефераты, например, писать по социологии за деньги. — И вам не хворать. Как там моя практическая работа поживает? Уже проверили? — знаю, что издеваюсь, вон, как зубы сжал, сейчас раскрошит последние от злости. Даже кончик носа побелел, того гляди пар из ушей лопоухих пойдет, да лысина вскипятится.

— Прекрасно, студентка Стерлядь, прекрасно, — процедил, разворачиваясь, пока я задумчивым взором его мерзкий коричневый костюмчик оглядывала, в закат ушел, а Машка ко мне подскочила, возбужденная вся будто за углом распродажа шмоток от Гуччи.

— Ты чего тут с Вороном трешься? — спросила, прямо подпрыгивая от нетерпения на месте. Чего она нервная такая, ударило током что ли?

— Да вот думаю ему папиного дизайнера посоветовать, — брезгливо заметила, ремешок от сумочки, на плече поправляя и складывая руки на груди. В отличие от меня, всегда одетой в красивые стильные деловые костюмы да платья с туфлями, Машка любила кеды, джинсы и рубашки. Вот и сейчас в очередной своей клетчатой гадости стоит, то и дело глазами в сторону лестницы косит. Неужели контузия?

— Что с тобой? — спрашиваю, хотя не особо мне интересно. Так для порядка, вроде как подруги.

— Ты не представляешь, что за парня я сейчас в корпусе языковедов встретила, — и глаза так закатила, видимо желая, обратную сторону затылка рассмотреть в черепной коробке.

На это только скривилась. Гуманитарии — чем там восхищаться можно? Балаболы, бездельники и люди далекие от нормальной науки. В магазине час сдачу отсчитывают, в Макдаках после окончания универа бургеры подают. Как вообще можно всерьез восхитится парнем, учащимся на подобной профессии? Там же 90 процентов одни девчонки и те волосы друг другу дерут между литкружками за парочку своих тощих бледных ботанов.

— Кого ты там опять встретила, дитя мое неразумное? — отвлеклась на маникюр, делая шаг подальше, чтобы идущим студентам не мешать, вставая аккурат почти под лестничным пролетом возле выемки. — Рыцаря стишков Маяковского и томика Набокова?

Да, нельзя смеяться над убогими, но не могу я иначе. И Машка вон губы обиженно надула, снова на меня фыркая. Я разве ж виновата, что она в подобие мужчин влюбляется? Нет, определенно, сама точно бабочка к таинству посвящения слога литературного стремится. Он ей лапшу, а она потом на трех работах пахать, пока муж гения своего по углам пыльным в однушке за ипотеку ловит.

— Ничего ты не понимаешь, Мара, — вздохнула Машка, не замечая моего кривляния от сокращения имени. Не люблю я, когда меня «Мара» зовут. Мара — приведение, а в другой мифологии вообще демон сна. Я конечно не подарок, но на грудь никому душить не сажусь.

Только-только замечание сделать собралась, рот уже открыла, как послышался лошадиный гогот парней над нашими головами вперемешку с визгливыми вскриками каких-то девчонок. Нахмурилась, собравшись, было замечание сделать, когда эти недоумки спустятся, и тут случилось невероятное.

Мне по макушке прилетело толстеньким таким библиотечным томиком. Просветление наступило, точно у Ньютона от яблока в известном мифе. Глаза Машки расширились от ужаса, а я боли не почувствовала, скорее очень удивилась, кто смелый такой, да глаза вниз опустила на книжку библиотечную. В золотом теснении на темно-синем фоне красовался портрет известного драматурга. «Уильям Шекспир. Трагедии. Комедии. Сонеты» — гласили буквы, чуть разъезжающиеся перед моими глазами.

— Ой, Марин, ты в порядке? — очнулась Синицына меня за плечо, хватая, чуть потряхивая, а я вот не в порядке. Меня в себя прихожу, чувствуя боль, пульсирующую в голове. Жажда убивать просыпается, сейчас Марина Стерлядь той курице, что эти собрания сочинений на меня уронила, наподдаю хорошенько словесно, так что вообще на своей филологии больше слова произнести не сможет!

Наклоняюсь, чтобы злосчастную книжку в руки взять и слышу сверху крики радостные каких-то болванов:

— Видали парни, вот я дал, девчонок прямо словом драматурга с ног сбиваю! — проскандировал на всю лестницу видимо виновник моего будущего сотрясения и собственной адской мучительной смерти. На попытки Маши меня остановить не обращаю внимания, особенно, если рядом хихикают как дурочки девчонки. Оборачиваюсь и замираю, вот прям на месте с этим талмудом, потому что глаз оторвать не могу.

Как в той истории про любовь у очередной писательницы: «она встала точно вкопанная, не способная пошевелится от его пристального взора шоколадных глаз». Хотя привираю, радужки у него не шоколадные, а ореховые, а улыбка такая солнечная, что ей одной можно весь мир светом одарить. И ямочки эти, подбородок, ровный аристократичный нос, губы и даже голос:

— Хоть встретишь в ней ты ангела, душою не робей! Ну, ангел добр! Будь дьяволом она, другое дело.

Процитировал, стоит, ждет от меня реакции какой-то, а я вообще не понимаю, что хочет этот образчик всего прекрасного, что в парнях есть. Плечи широкие, рост высокий, волосы каштановые в идеальном беспорядке лежат, только курицы эти, что рядом вертятся, бесят немного.

— А? — только и могу выдавить вместо той тирады, что пару минут назад выпалить собиралась. Глазами хлопаю точно дурочка, наверное, за нее он меня и принял. Ибо сам потянулся к книжке, спустившись, обойдя лестницу ко мне.

— Говорю, прости принцесса, надеюсь, ты не злишься. Такая красавица просто не может держать обиды на криворуких бестолочей вроде меня, — бархатистым своим тоном рассмеялся, аж замурлыкать захотелось. Даже пальцы сжала, книжку с неохотой отдавая, хотя бы на секунду момент встречи продлить.

— Кир, ну ты идешь? У нас сейчас философия начнется, — позвали его недовольным тоном с лестницы девчонки, меня взглядом сверлящие. Будто мне дело до пернатых каких-то есть, когда тут любовь всей моей жизни стоит. Да я уже имена детей запланировала наших, количество гостей на свадьбу и дизайн платья подобрала. Моргнула пару раз, а мечта моя уже к уткам своим просвещением литературным обиженным двинулся под смешки дружков.

Ничего, как только поженимся, быстро избавлю своего мужа от дурной компании. Нечего со всякими время проводить.

— Марин, ты в порядке? — моей руки коснулась Маша, отвлекая от созерцания задницы в джинсах будущего мужа. Пока медитировала, он уже в толпе скрылся.

— Синицына, — выдыхаю, хватаю ее за руку, да так, что она аж вскрикнула от неожиданности, — ты мне друг или черствая ватрушка с универской столовой?

— Эээ… — понятно, у Синички апгрейд идет, перезагрузка системы. Терпеливо жду, носком туфли притопывая. В груди поет Бейонсе, в голове марш Мендельсона, красивая я с букетом орхидей по красной дорожке идут навстречу мечте своей с ямочками.

— Мне нужен этот парень! — тыкаю туда, куда шатен мой распрекрасный ушел. Некогда мне ждать, пока Синичка додумается, у меня тут свадьба прослаивается. Надо будет вечером папе сказать, чтоб больше сынков партнеров своих не подсовывал, дочка уже нашла своего Ланселота.

Маша стоит, глазами своими непонимающе хлопает, рот раскрыв. Не прогрузилась система еще что ли?

— Кирилл Ливанский что ли? — выдохнула ошарашено, пока я имя его на языке смакую. Кири-и-илл — идеально просто. А Ливанский, так вовсе веет духом польским, шляхтичи, дворянство — Марина Ливанская, звучит ведь. Ой, дворянской себя столбовой ощутила.

— Видишь, ты меня уже с полуслова понимаешь, — хмыкаю. Представляю, как сейчас выгляжу. Волосы растрепанны, глаза голубые горят, щеки красные, сама взбудоражена аж кровь кипит девичья да сердце стучит словно бешенное, насыщаясь адреналином. Мозг лихорадочно соображает, прикидывая кто этот парень. Наверняка кто-то из крутой братии, тоже первокурсник, интересно, какие у него родители? Может даже мой папа их знает, проще будет удочку забросить. Бизнес-партнерство через браки детей даже в 21 веке не редкость.

Пока я там, в мечтах вся розовых, слышу отдаленный голос Марии, доносящийся до моих ушей сквозь стекловату чувств высоких.

— … учится на кафедре русского языка и литературы, первокурсник. Девчонки рассказывали, что он стипендиат, выиграл какой-то литературный конкурс современной российской прозы, приехав сюда по стипендии поступать из Краснокаменска…

Ась? Откуда-откуда? Краснокаменска? Господи, это хоть в Московской области? И погодите, он что… филолог?!

— Марина? — неуверенно потрясла меня за плечи Синицына, испуганно в лицо второй раз заглядывая, — ты чего побелела так? Нормально все, точно? Может тебя в медпункт отвести?

Медпункт, если бы мне помогла таблетка от несвоевременно появившегося чувства к парню, которого я получасом ранее причисляла к группе недалеких, то я бы с удовольствием пошла. А так, походу все. Смертельно больна, неизлечима и умру молодой да красивой.

— Ох, — выдыхаю, хватаясь за голову со стоном той, качая. — Синица, где хоть этот Краснокаменск-то? — спросила первое, что в голову пришло. Подруга только плечами пожала, руками разводя, а я айфон свой достаю, карту Гугла загружая. Две минуты подумать Гуглу, пять мне, дабы осознать всю тленность бытия земного.

Краснокаменск — почти 53 тысячи жителей по данным переписи. Где-то в Забайкальском крае мечта моя родилась 18 лет назад среди горных рельефов, бурных рек и глубоких озер. Красивый мальчик с прекрасной дворянской фамилией Ливанский — будущий филолог, писатель и просто веселый парень. Моя самая большая головная боль и дырка от бублика в сердце, потому что тогда, я еще не знала, что все мои мечты с ним пойдут прахом.

Хоть встретишь в ней ты ангела, душою не робей! Ну, ангел добр! Будь дьяволом она, другое дело.

(с) Бесплодные усилия любви. Уильям Шекспир

Глава 8 — Кирилл работай, Кирилл не работай!

Бывают у женщин такие дни, когда им чего-то хочется, но сами не знают что. То ли поныть, то ли мозги вам вынести. Чаще последнее. Вот как сейчас, стоило Светлане Махмудовне зайти в кабинет в тот момент, когда я печатал сообщение на телефоне и все. Зоркий взгляд, цепкое ухо уловили момент слабости противника.

— А что это, Кирилл, ты не работаешь? — поинтересовалась начальница управления по административным и общим вопросам, цепко осматривая помещение. Я прям, видел, как мозг ее фиксирует каждую деталь, выбивающуюся из целостной картины представления мира. Вот, к примеру, четыре лампы не горят. И поднос под кружки не по законам дзена, а там еще карандаши не по цвету, маркеры не по радуге.

— Как-то у тебя, Кирилл, очень все… — она скривилась, будто я ей жука под нос сунул, причем навозника. — Все очень беспорядочно!

— Марина Марьяновна любит легкий хаос, он придает ей эстетическое удовольствие, — отозвался тут же, искренне надеясь, что Стерлядь мне потом эстетично не приложит ничем по голове.

— Рубашка тоже слишком яркая, — ткнула пальцем в мой оранжевый кошмар, некогда бабулей подаренный на день рождения. Чувство юмора у нее отменное, я в этой рубашке будто в ведро с краской люминесцентной рухнул, но других глаженых рубашек не нашлось, поленился я даже стирать их. Все равно ведь пятница.

— В следующий раз надену похоронный костюм, — закатил глаза, провожая нерадивую дамочку взглядом. Мне показалось или она бедрами попыталась вильнуть? Ай да Махмудовна, прямо танец живота и все мне одному.

Медитирую дальше, изображая бурную деятельность. Сегодня Марьяновны нет, даже странно и немного непривычно. Я так привык к ее хлопанью дверьми с самого утра, что чувствую, будто чего-то не хватает. Вчера вот она тоже после совещания только поинтересовалась, остались ли на месте мои мозги после удара об стол. А затем ушла! Как так можно? Нельзя на парней сначала орать, потом просыпаться в одной кровати, после огорошивать своими симпатиями и делать вид, будто ничего не произошло. Мозги уже завернулись, все извилины сломал над нелогичностью поведения ее, раздумывая.

Роман не пишется, ночь не вспоминается. Не понимаю, почему мы до главного не дошли? Отчего без кульминации, где он, она и пять оргазмов за час?

Вот вспомнил, сразу неудобно в брюках стало, жутко так неудобно. Натянул еще черные джинсы эти узкие, которые бабуля «пидотрениками» называет. Хорошо Машки на месте нет, уже бы пять замечаний сделала о неподобающем внешнем виде секретаря. Она же мой куратор на время испытательного срока!

Не успел подумать о том, чтобы разлечься как-то удобнее, звонок.

— Приемная? — ленивым тоном потянул в трубку, натужно зевая, борясь со сном. Скучно в офисе, если занять себя нечем.

— Кирилл, зайдешь ко мне? — попросила Кристина, одну из секретарей. Плечами пожал, поднялся. Пара кабинетов, шесть раз поздоровался с кучей неизвестных мне людей. Я даже не в курсе, как выглядит наш генеральный директор, может он среди них был.

Вхожу неспешно, руки в карманы, нога за ногу, плечо к косяку прислонил, жду. Кристинка девица симпатичная, меня на десяток лет старше, но вполне ничего такая. Задницы подкаченная, грудь высокая, ноги длинные и рост не метр с кепку в прыжке с самолета. Главное блондинка — все то, что люблю в женщинах. Даже по характеру достаточно легкая, дабы мозги не впаривать. Однако

отчего-то мне совсем не хочется никуда ее приглашать, хотя точно знаю, она была бы не против.

Поворачивается, чуть улыбаясь. Губы тонковаты, нос с горбинкой, да и черты лица грубоваты для женщины. У той же Марьяновны есть в лице нечто такое кошачье, сама немного кошку напоминает своими плавными движениями. И по фигуре: Марина более тонкокостная… Стоп.

Ливанский, что за твою мать?

— Кирюш, — морщу лоб, от такого уменьшительно-ласкательного выражения по отношению к себе, но Кристина, будто не видит, продолжая рассеянно готовить кофе заместителю генерального директора — главному инженеру (да, у нас много замов!). — Свеленская заходила к Лидии Федоровне сегодня, жаловалась, что ты не работаешь и на рабочем месте хамишь.

А? Чего?!

— Чего-чего я делаю? — от косяка отлип, в приемную ступая, огибая громадный фикус, стоящий на тумбе и раскинувший свои листья. Или это пальма. — В смысле я не работаю?

А кто, по-вашему, весь мусор из ящиков выбрасывал, да кучу макулатуры ненужной из папок вытащил, сдав в утиль? На своем горбу, между прочим! Там за несколько лет накопилось куча документов, уже не пригодных к использованию, срок хранения которых давно вышел. Это не считая наведения порядка в шкафу, да я как Золушка пахал.

— Ну, вот, — развела руками Шимакина, обернувшись ко мне. С тихим жужжанием кофемашина заработала, распространяя невероятный запах кофейных зерен по помещению. Слюни потекли, но от кофе сознательно отказался на немой вопрос в глазах голубых. Не таких ярких, как у Стерлядь, конечно.

Господи, Кир, заткнись.

— Короче, создавай атмосферу работы, — строго погрозила пальцем, кивая на свой заваленный всяким бумажным хламом стол, — бумаги раскидай, папки, вид замученный сделай из-за монитора. Чем больше страданий во взгляде, тем интенсивнее ты работаешь. Запомнил?

— Ага, — киваю уныло, вновь поражаясь человеческой глупости. Или женским завертонам? Не знаю, иногда, кажется, что только женщины способны на нелогичность. — Создам рабочий хаос, буду делать вид самого усердного муравья во всем муравейнике, — бурчу, уже собравшись исчезнуть, как Крис меня вновь останавливает вопросом:

— Не хочешь сегодня с нами сходить развеяться?

Задумался на пару секунд — отличная идея. Стоит развеяться и посторонние эмоции да мысли уйдут сами.

— Давай, — кивнул, уже выходя, — во сколько?

— В восемь, ресторан «Граф» на Добрынинском, — подмигнула Крис, приоткрывая окно и отключая кондиционер, позволяя свежему воздуху наполнить помещение летней свежестью. Несколько листочков озорник подхватил махом, пытаясь сбросить на пол, но девушка не дала, вовремя перехватывая проказников. — Нас пятеро будет, я уже заказала столик. Если что, напишу потом в Ватсапп.

— Ага, — махаю рукой, выходя в коридор под прицел камер, слыша вслед:

— И помни: рабочий вид!

— Да-да.

Возвращаюсь на рабочее место, а там Стерлядь у двери недовольная стоит. Пыхтит злобно, каблуком по плитам постукивает, точно Дьявол копытами. Вздыхаю, что я опять натворил за полдня, пока ее не было?

— Заняться нечем? — рявкнула так, что несколько человек в коридоре обернулось. Я даже ошалел от такого наезда. В конце концов, меня самого позвали, чего орать?

— Завались работы, вот и работаю, — огрызаюсь в ответ. Прямо вижу, сверлят взорами, уже пометки в подкорке делают, действительность приукрашивая: Стерлядь и Ливанский подрались на глазах у изумленных инженеров да уборщиц — живым не ушел никто. Тьфу, сплетники. Зыркаю злобно на нее, обходя невысокую фигурку, вплывая с достоинством царя в приемную.

— Орать в коридорах на коллег — неприлично. Пятый пункт положения о деловой этике, — замечание дела, наблюдая, как она кулачки сжимает, побелев от злости. Зрачки расширились, и радужка цвет поменяла на темный, никогда раньше не замечал.

— Работай, иди, пока на выходные тебе забот не нашла! — гавкнула, шагнув в сторону своей двери, громко ею хлопая.

— А я не согласен на выход в свой законный отдых! — отвечаю в тон, чувствуя раздражение. Честно, достала уже. То нравишься, то бесишь. Эмоциональные качели какие-то с перерывом на затишье. У меня вестибулярный аппарат слабый, смену бабских истерик плохо переношу. Плевать, что звучит сексистки. У них там массовый ПМС среди женского руководства, а я виноват.

Падаю в кресло свое, выдыхая, открываю документ с набранной первой главой будущей саги о звездных пиратах. Сейчас мне не до любовных страстей. Кровища, бои и мессиво из трупов при нападении на боевой межзвездный лайнер — идеально для сброса накопившегося стресса. Заодно отличный пример уработанного в край человека.

Пока разряжал бластеры в очередного сквирда с планеты Турин, не заметил, как прошел час. Сегодняшняя сцена должна шокировать моих преданных фанатов, обычно я более сдержан в описании боев, но тут обязывает состояние с сюжетом. Первые мои книги содержали в основном утопические истории о будущем землян, как они продвигались в космос, расширяя границы своего сознания. Затем пошли боевые сцены, инопланетяне, киборги, искусственный интеллект. Борьба за ресурсы, выживание на умирающих планетах. Мне действительно нравится фантастика, хотя стал замечать, что все чаще люди просили включить или расширить романтическую линию. В основном, конечно, женщины. Не считаю чем-то зазорным, просто никогда подобным не увлекался. Любовный роман должен был стать для меня настоящей пробой пера в этом жанре, дабы добротно прописать будущие страстные сцены в своих последующих сериях. И читательскую аудиторию увеличить, что не говори, а славы много не бывает.

Я — человек зависимый от восторгов. Творческие люди все такие. Любим комментарии, нравится, как вы обсуждаете героев в той или иной ситуации. Иногда читатели объединяются, рассуждая о противоречивом поведении и поступках тех или иных персонажей, делясь друг с другом выводами.

Это самое прекрасное в писательской среде.

Мечты о мировой славе, где мне присуждают парочку престижных премий вроде «Небьюла» за вклад в фантастическую литературу, прерывает стук удара двери о стену. Стерлядь вылетает из своей обители зла, походя к столу, отстукивая Имперский марш своими каблуками по полу. Настроение, как лопух по ветру сдуло, особенно, когда она с перекошенным лицом рычит:

— Ты чем там занят?! Нельзя что ли не бесит меня стуком клавиш, сосредоточится невозможно!

Я просто не могу. У одной мало работаешь, у другой много работаешь. Неважно чем ты занимаешься, везде будешь плохой. Серьезно, достало. Особенно Стерлядь со своим «нравишься-не нравишься». Три дня назад целовала, сегодня вопит в ухо.

Долбанная психованная истеричка.

— Может мне вообще исчезнуть, чтоб ваше величество довольно было? Помнится, не я себя обратно на рабочее место брал! — ее глаза снова становятся больше, кажется, волосы еще шевелятся от наэлектризованной ярости, так она пылает.

— Да тебя вообще куда-то брать — толку ноль. Нигде толком себя не проявляешься, — с презрением окидывает, отворачиваясь, оставляя за собой последнее мерзкое послевкусие.

Нигде себя не проявляю, вот оно как. Укусила сильно, можно сказать отгрызла целый кусок. Прямо по гордости мужской рубанула со всего размаху. И от этого только взбесила сильнее, чем обычно. Ведь человек я не конфликтный, мне проще словесно отбиться, если только на меня амбал какой с наездом не прет. Уж тем более не разводить военные конфликты на рабочем месте с женщиной, пусть изрядно обнаглевшей.

Однако в этот раз все стало иначе.

В тот момент, когда в состоятельности моей усомниться решила, сама себе приговор подписала да печать предприятия поставила. Не контролируя самого себя, бросился за ней, не обращая внимания на упавшее кресло. Стерлядь едва успела до места своего рабочего дошагать, удивленно оборачиваясь.

Видели, как бешеный носорог на врага своего несется? Вот, знакомьтесь.

— Что за… — только успевает голос подать, тут же с визгом оказываясь в воздухе, а через секунду на моем плече. Реагирует на такую подставу не сразу, мне же хорошо, больше не буду отношения в кабинетах выяснять, нет уж. Нравится устраивать публичные гонения, пусть на своей шкуре их испытает на радость всех, кого достала.

— Кирилл! Поставь меня на место! — орет, по спине стуча, пока брыкающуюся выношу в коридор под изумленные взоры. Время обеда почти, люди собрались у лифтов, чтобы в столовую спустится, тут мы. Красота.

— Замолкни! — гаркаю в ответ, ладонь свою на задницу округлую приземляя, брюками обтянутую. Затихает на пару секунд, шокированная произошедшим. Судя по всему, к ней никто никогда пальцем не притрагивался, с учетом какая принцесса выросла. Ничего, все бывает в первый раз. Даже воспитательный процесс.

— Опусти на землю, — рычит, о очухалась. Быстро она, несмотря на взоры все равно гордая, вырывается, шипит, пытается даже ударить в ответ. Еще один шлепок ощутимый, иду мимо Ромки Совковина, нашего начальника экономического, взглядом нас провожающего. На ходу руку подал, пожимая.

— Кир?

— Нормально все, Ром, — улыбнулась, добычу свою, подбрасывая на плечо поудобнее. Знаю, что ей тяжело, но идти недолго, всего-то до архива.

— Что ты встал, Совковин?! — Стерлядь в своем репертуаре, могу глаза ее гневные представить, — помоги! Или уволю, сегодня же!

Новый шлепок, тихое «ой».

— Не уволит, Совок, шагай обедать спокойно, — довольно мурчу, настроение уже не такое мрачное. Убивать своего сквирда точно не буду, во всяком случае, пока.

— Ты это… — парень глаза опускает, не собираясь в наши разборки лезть, — вы там аккуратнее.

— Ага!

— Да помогите же! — вопит Маринка, обращаясь ко всем стоящим в коридоре, вновь задергавшись. Пришлось ноги покрепче обхватить, чтоб врезать мне ими не вздумала.

— Ой, Марин Марьяновна, дак дела у нас! — спохватились трое девчонок из финансового, бросаясь, кто куда. Хмыкаю, уже мягче пошлепывая по мягкому месту.

— Все Стерлядь, допрыгалась. Никто тебе не поможет, злобный маленький сквирд, — злорадно хмыкаю, чувствуя, как она по спине меня шлепает, пытаясь до задницы дотянуться. Настойчивая, однако.

— Я вас всех по миру пущу! — шипит, но уже не так активно, опасается. Ай, нравится мне во властного героя играть. Только тащить неудобно да Стерлядь что-то тяжелая.

— Отъелась, — ворчу, по лестнице спускаясь.

— Да во мне 52 килограмма, — возмущается, пока мы по этажам по ступеням скачем. Точнее я, а она на плече подпрыгивает. — Эй, не мешок картошки несешь! — вопит на очередном пролете, по спине хлопая.

— Да? — делаю удивленный вид, голосу прямо эмоций добавляя, стараясь не ржать, — а так не отличить.

— Убью, — сипит злобно сквозь зубы.

По-моему ей уже тяжело, потому нафиг этот архив. С плеча спускаю, усаживая прямо на подоконник между лестницами. Здесь как раз выхода нет, если кто выйдет, то мы точно услышим. Обе руки, ставлю по обеим сторонам от нее, между ног вклиниваясь и в глаза горящие заглядывая. Понимаю, отчего все так любят подобные сцены. И знаете что? Мне они тоже нравятся.

— Кирилл? — как-то неуверенно выдыхает Марьяновна, взгляд к губам опуская. Кажется, она тоже затухла, будто вулкан уснувший. Вообще ее бы страсть да в другое русло. Хотя ведь уже. Плевать сколько людей видело, все равно на сплетни. Они всегда будут, поведение начнут обсуждать, теперь наверняка уволят, причем без согласия Стерлядь.

Об этом подумаем завтра.

— Знаешь, мы кое-что не закончили, — мужчины тоже мурлыкать могут, особенно, если атмосфера располагает, а женские пальцы волосы так приятно ерошат, вызывая мурашки. Много с котами роднит, к примеру, тяга к ласке.

— Мужскую силу свою показать жаждешь? — в губы выдыхает, чуть прикусывая. Хмыкаю едва слышно, вжимаясь в нее бедрами, давая ощутить накопленное возбуждение. Пока пальцы непослушные пытаются мне рубашку расстегнуть, пока исследую шею длинную. Вдруг там жабры, как у сквирдов, злобной расы захватчиков, пожирающих сердца своих врагов. Но нет, кожа гладкая, белая. Пара отметин не помешает.

— Прекрати так делать, потом ничем не замажешь следы, — взвизгивает от очередного укуса, тут же ахнув. Стоило дернуть ее рубашку, срывая парочку не нужных, по-моему, мнению пуговичек. С тихим стуком раскатились по бетону, отлично вижу кружево нижнего белья. Не могу удержаться, дабы не коснуться губами одного из холмиков груди, заманчиво выглядывающих в образовавшемся вырезе. Сердце невероятно громко стучит, отзываясь с телом на прикосновения. Кто бы знал, что под маской холодной стервы такая пылающая натура.

— На лестнице нас увидят, — шепчет, когда я вновь возвращаюсь к этим губам. И прежде чем заткнуть, отвечаю:

— Замолкни уже, властная начальница. У нас произошла смена иерархии.

Определенно, эту сцену в роман я включать не буду.

Глава 9 — Директор на кухне

И снова привет Марина…

Вчера голову ему свернуть хотела, сегодня прямо, мурлыкать хочется. Не подвел Кирилл, не расстроил. И с мужской стороны все отлично, целый загон устроить способен. Голову поворачивая, чудо мое носом в подушку сопит, лапищей своей сурикачьей обнимая. Последствия дают о себе знать, стоит только потянуться к щеке небритой.

Время три часа, не сплю. А поскольку женщина, мне как положено, если не спиться — думать надо. Женские вывертоны, чудо логики и экспрессии

Что теперь? Мы в отношениях или я просто очередная зарубка на кровати? И если все вполне нормально, то к чему придем? Вообще он собирался в ресторан с теми курицами из своего отдела пойти, это можно считать за факт измены?

Как только мысль в голову пришла, сразу обиделась на него. Мужик еще ни сном не духом, сон десятый видит, что-то там под нос про стандарты предприятия бормочет. Пф-ф, много что ли времени надо, дабы злость в душе откопать, да решить с ним не разговаривать? Не-а, ерунда. Вот еще полчасика, начну себе ложечкой мозг выедать на тему того, что не любит он меня. Завязывать пора да делом заняться, иначе не в ту степь несет.

Ноги с постели измятой спускаю, чувствуя, как дрожат. Никакого спортзала с такими тренировками домашними не нужно. А ведь в прошлый раз этот оболтус уснул прямо на самом интересом, пока я юбку эту дурацкую пыталась снять. Сейчас при воспоминаниях о случившемся никакого эротического романа писать не нужно, достаточно воспоминания в памяти перебрать.

— Кирилл…

— Мне нравится, как ты мое имя произносишь, — мурлыкает будто кот, кончиком носа о щеку потираясь. Мужская ладонь медленно, будто специально скользит вниз прямо к поясу брюк, губы чуть искривляются. Чувствую его усмешку, в поцелуе дразнящем, стоит только большим пальцем сжать напряженные соски, скрытые под тканью белья. Прекрасно чувствует, что заводит с пол оборота, но нарочито не торопится. Движения плавные, ласки неспешные, словно десерт смакует.

Витая в тумане между возбуждением и реальность, не сразу поняла, как ремень тонкий расстегнул, расстегивая молнию на брюках. Даже напряглась, на задворках сознания с транспарантом забегали нейроны. Мол, что творишь, мать. Вы же на виду. Лестница — любой, кто хочешь, увидит, чем заняты.

Стоит ему вжаться в меня бедрами сильнее, давая почувствовать силушку молодецкую да пальцами пробраться на запретную территорию, все буквы алфавита из головы вылетаю. Ударной волной от разгромного взрыва удовольствия сносит напрочь. Только могу простонать возмущенно в ответ, на ласкающие движения пальцев, раздразнивающие пылающие огоньки наслаждения. Пальцы, судорожно сжимая, сминаю ткань рубашки. Слишком яркой, запоминающейся, заставляющей других женщин оборачиваться в его сторону.

— В чем нет услады, в том и пользы нет, — шепчет на ухо горячо. И своим воспаленным подсознанием узнаю строчки из комедии Шекспира «Укрощение строптивой». Мне этот Уильям по самые печенки сидел, но вот сейчас просто удержаться не могу, крепче ногами обхватывая.

— Она строптива — но и я настойчив. Когда же пламя с пламенем столкнуться, они пожрут все то, что их питало, — отвечаю на ходу, видя, как расширяются его зрачки, а дыхание сбивается быстрее, чем, если бы я разделась догола. Понимаю почему — Кирилл фанат, давно знаю. Может пьесы не пишет, однако любовь одному автору хранит, не считая братьев Стругацких. Именно на этом классике я погорела, теперь же уступать, не намерена.

— Сказал и сделал — я люблю таких, — выдыхает, приподняв выше. Приходится обхватить шею, улыбаясь, царапая кожу и забираясь пальцами в волосах.

— Ливанский, до конца обеда сорок минут, — отвечаю уже не по канону, охнув, стоит ему пальцы вытащить из брюк моих, усаживая обратно, стягивая их ниже.

— Нас уже уволили за аморальное поведение, так что мы не работаем, — хмыкает в ответ, больше не давая мне возможности болтать, рот поцелуем закрывая.

Вырываюсь резко сходу из жарких глубин прямо в реальность суровую. Время идет, а я еще как положено любящей девушке даже завтрак не приготовила. Мы же в моей квартире, к тому же закормленный мужчина оно всем известно. Вы думаете, почему жены мужей отъедаться заставляют аки бабушки внуков? Тайный план, дабы не глядел никто в их сторону. Хотя конечно не собиралась я никого в толстяка превращать, не настолько извращенка. Удивить хочется. Дабы верил, что я не только цифрами командовать могу.

Беда в том, что дева к плите не приспособленная. Мне ее как подключили, так с того дня только готовые блюда на ней разогреваю. Но решение есть: мамины банановые оладьи. Как раз недавно доставку овощей, фруктов сделала для смузи. Повод есть использовать.

В общем, как положено все. Бананы достала, посуду приготовила, емкости, красиво скатертью стол накрыла… и набрала мамин номер, считая гудки. Подумаешь четыре утра почти? Любимая дочь тут все шансы имеет счастье личное потерять, не, мама спасти должна. Кто ж, как не она.

«Дочь…» — ой, не нравится мне этот умирающий голос сонный. Спала? Глупости какие, время уже вставать пора, вон солнышко скоро выглянет.

— Мамуля, мне срочно нужна твоя помощь, — акцент делаю на слове «помощь», чтоб не решила, что я просто так тут ее из десятого сна вырывала. Нервничаю уже, на фрукты косясь. — Прям, уже пылает.

«А помощь до человеческого времени дотерпеть не может? Ты время видела вообще, пострадавшая моя?» — тон, какой тоскливый, понимает — отвязаться не выйдет. Я же настырная, вся в отца.

— Не может. Личная жизнь на кону стоит. И нет, она тоже не подождет. Подумай хорошенько, прежде чем отказать. Дочь твоя несчастной будет на веки вечные, любовь всей ее жизни от нее уйдет, потому что оладьи те волшебные мамины не спекла, — отрапортовала, не давая даже слово вставить. Определенно после такой отповеди у нее нет шансов на отказ. Вообще. Никаких.

Тихий горестный вздох на том конце. Смирилась с упрямством моим, как и с любовью казалось бы безответной.

«Ладно» — проворчала, сопя недовольно.

«Рецепт записывай, смотри не перепутай ничего! Знаю тебя, ты в прошлый раз чуть кухню не спалила, печенье готовила в школу. Этими печеньками убивать можно, так что учти все. Значит: два банана, три яйца куриных, щепотка корицы, яблоко потереть по вкусу можно. Сковородку греешь, жаришь на сухой. Небольшими порциями льешь тесто, обжаривая чуть-чуть»

Ептить и все что ли? Ой, ерунда, за пару минут управлюсь.

Отключаюсь, пожелав спокойной ночи, не слушая ворчание в трубку и корицу хватая. Озадаченно крута. Щепотка это же немного, верно? Мечтательно улыбаюсь, прямо в душе ликуя, как пораженный моей кулинарной техникой Ливанский будет наповал сражен. Трясу, трясу, трясу эту несчастную пачку корицы, когда понимаю, что туда все сто грамм бахнула. Икаю от испуга, разглядывая коричневый порошок на дне кастрюльки. Плечами пожимаю, тянясь к яйцам. Ничего, добавлю апельсины. Полезно и вкусно, яблок-то нет. Бананы почистила, кое-как размяв с отвращением оттирая руки от склизкого белка. Сковородка греется, а настойчивые банановые сопли никак не хотят отлипнуть. Ладно, ничего страшного. Подумаешь пара крупинок скорлупы, мелочи. Главное с любовью. Хватаю апельсин, пару минут озадаченно верчу в руках, затем за нож хватаюсь почистить.

Вы вообще знали, что чистить цитрусовые травмоопасно? Вот! Знайте. Пока кожуру срезала. Язык, высунув от усердия, все пальцы изрезала. Вот смотрю теперь на гада оранжевого чищенного. Его кубиками, кружочками или давить? Решаю размять, как бананы, а мякоть после порезать. Будут с кусочками апельсина оладушки.

Сок бьет во все стороны из злосчастного фрукта, попадая прямо в глаза, жмурюсь от жжения, отскакивая, бросая апельсин на раскаленную уже сковородку. Шипение змеиное, озадаченно пытаясь слезы стереть, ойкая от боли. Руки все в бананах с яйцами, по сковородке аки яблочко наливное цитрус катается. Повсюду срач, банановая кожура с оставшимися яйцами, падает под ноги стоит мне руками взмахнуть в попытке удержаться. И вот уже тапком в это месиво наступаю, летя прямо на пол, задницу отбивая.

Рухнули, сижу, одно из яиц медленно скатилось до края стола, затем со шлепком мне на макушку приземлилось. Чувствую себя мерзко, зато точно знаю, кому позади меня так весело, что он уже пять минут поржаться никак не может.

— Маринка, — улюлюкает Ливанский, в ладоши хлопая, — я думал нас тут грабят, а это ты решила квартиру собственную разнести.

Он успокаивается, правда, еще посмеиваясь, осторожно обходя опасные участки. Волосы всколочены, джинсы расстегнуты, измятая рубашка просто на плечи накинута. Аккуратно комфорку отключает. Сковородка с изрядно прожаренным апельсином медленно остывает, а этот сурикат ко мне лицом с улыбкой поворачивается.

С ног до макушки оглядел, затем разгром и многочисленные кастрюли, резюмируя:

— Лучше бы ты, Стерлядь, цифры считала, чем готовила, — хмыкает.

Вот сейчас, я реально обиделась.

Глава 10 — Работа — вечный праздник

Знал бы, что на праздник День Металлурга надо выглядеть, как бравый пионер, не согласился даже пакость эту оранжевую натянуть. Стою, в белой рубашечке, на мне косынка с эмблемой предприятия. Только что пилотки нет — ни дать, ни взять Костя Иночкин. И наша Лидия Федоровна бродит, инструктаж, проводя — пионервожатая. Чулки натянула черные, юбку с блузкой и косынка. Тьфу.

— Значит так, ты Кирилл будешь встречать гостей на дверях. Открываешь, помогаешь при случае сориентировать по местам, — вещала она, строго поглядывая из-под рисованных вытатуированных бровей. Жуть какая, особенно если видишь, какие они не симметричные.

— Вас понял, — так и захотелось честь отдать, да только Машка меня в бок локтем острым ткнула, шипя:

— Не поясничай.

— Ага, — скучающе отвернулся, подмигнув улыбнувшейся мне Кристине. Им вдвоем с Машкой и еще парой секретарей самая ответственная работа досталась: вручать цветы да грамоты награжденным. В большом Доме Культуры, где через пару часов должен был начаться праздник, мы собрались для предварительной репетиции. Прошлую-то я успешно прогулял. Отпустили прямо с обеда, лучше бы документы разбирал, чем такой ерундой занимался. Тем более с Маринкой в ее кабинете. Делами… сугубо важными.

Именно всякая внеурочная работа не отпустила меня, настоящего трудоголика секретарского фронта, с девочками в ресторан на прошлых выходных. Всю субботу, как не в себя пахал, потом воскресенье. Так неделяпролетела с задержками, минимум, на пару часов в кабинете. Обедать некогда.

При мысли о сегодняшнем утреннем чаепитии неудобно стоять стало, Машка еще шипит чего-то в ухо.

— Что? — склоняюсь, а она меня локтем своим острым опять под ребра тыкает. Так дырку в человеке проделать можно, ну!

— Гляди, Махмудовна, прекрати мечтать, — рыкнула тихо, — по глазам вижу, не о празднике думаешь.

— Чего это не о празднике, — обиделся даже, глаза прищуривая на нашу Светленскую, между стройными девичьими рядами секретарей прохаживающуюся. По холлу метались наши работники социально-хозяйственного отдела. Вон вижу, бедная закупщица Любаня уже с ног сбилась, туда-сюда бутылки мартини таская.

Весь зал украшен ленточками, плакатами вдохновляющими вроде: «За сталь», «Почетный металлург» и прочая дребедень. Шарики, декор, дальше зал с расставленными столами. Придется еще после прибытия гостей на концерт помогать еду да напитки расставлять хозяйственникам. Пока все будут песни, пляски местных звезд да хор пенсионерок слушать, мы будем заняты. И не скажу, что хуже. Наверное, все же, самодеятельность. Это я еще по универу помню. Ох уж эти жуткие песнопения под гитарку, брр.

Краем глаза замечаю Марьяновну в белом платье с юбкой такой красивой, разлетайкой. Косынки на ней нет, оно и понятно, заместители директоров такой ерундой не украшают. Не знаю, что больше меня заводит. Колыхание ткани при ходьбе или то, как она командует всем, будучи сегодня ответственной за вручение наград. Каблукам не изменила, правда шпилька меньше. Без того маленькая, сейчас вовсе на Дюймовочку похожа. Руки чешутся в угол затащить, потому не особо бесхитростно оглядываюсь, понимая, что все отвлеклись на Махмудовну. Та показывает, как букеты нести. С чистой совестью тихонько в сторону Марины двинулся. Не видит ничего, в телефоне копается, подкрадываюсь незаметно и за талию хватаю, в сторону банкетного зала утягивая.

— Кирилл! — шипит, а у самой глаза сверкают предвкушено. Брось, знаю твои желания. Когда платье это без рукавов с декольте одевала, точно ведь думала обо мне.

— Юбка у тебя жуть, какая удобная, — мурчу ей в ухо, таща темному коридору, ведущему к черной двери за сцену. Там нас в ближайшие сорок минут никто не побеспокоит. Кому мы там за кулисами нужны.

Вот и заветная коморка за тяжелыми портьерами бархатными. Тут же невысокая тумба, на которой мелочевка наша всякая валяется: от микрофона до бутылки воды. Дальше колонка здоровая, вот на нее пристраиваю свою начальницу, беспрестанно ворчащую на тему, что платье помнется.

— Тебе идет белый, — делаю комплимент, стягивая глупую косынку с шеи. Есть у меня одна идея, и я ее думаю.

Марина нос морщин, целомудренно одернув задравшийся подол, сводя ноги. Ну-ну, надолго ли.

— Вообще-то это слоновая кость! — деловитым тоном сообщает, как на дурака посмотрев.

— Да хоть цвет известки, которой Том Сойер забор красил, — усмехаюсь, руки девичьи, в стороны разводя за запястья. Одним махом обхватываю пальцами оголившиеся коленки, устраиваясь между ног и придвигая свою добычу за ягодицы так, чтобы Марина могла меня за шею обхватить.

— Ливанский, культурный человек, а в цветах не разбираешь, — привычно ворчит, по волосам гладя, пока я утыкаюсь носом в вырез платья, языком дразня кожу. Чувствую, дрожит, знаю нравиться ей подобное. А мне нравится заставлять ее стонать и то, как имя мое выдыхает в восторге.

— Стерлядь, кого волнуют такие мелочи? — фыркаю в ответ, замочек расстегивая, слыша, как расходится молнию с тихим «вжиком», оголяя прелести. Ох, мать твою, эта лиса сегодня без белья. Теперь можно касаться, целовать, кусать во всех местах без необходимости стаскивать ненужные вещи.

Скользнул ладонями под юбку, касаясь кромки трусиков, со стоном утыкая в ложбинку груди, жарко дыша на нежную кожу.

— Меня радует, что тут ты предпочла-таки одеться, — рычу, просто представляя себе на миг, если бы там не было этой маленькой кружевной детали. От собственных мыслей с силой дернул ткань, слыша в отдалении треск, закрывая рот с возмущенными воплями поцелуем. А чтобы не дергалась, быстро перевязываю перед собой запястья дурацкой косынкой. Криво, слабо, но для игры сойдет.

— БДСМ? — с трудом проговорила Стерлядь, выгибаясь навстречу мне. Хмыкаю в ответ молча, стягивая ее с колонки и разворачивая спиной, перекидывая копну темных волосы через плечо, в ухо шепча:

— Ну и кто теперь тут властный, госпожа начальница?

Юбку задрал, второй рукой расстегивая ремень. Сквозь пелену тумана послышались голоса. Марина едва дернулась подо мной, пришлось прижать грудью к колонке, заставляя вцепиться в края ногтями, избавляясь от испорченного нижнего белья.

— Я так ужасно волнуюсь, будто бы сам мэр города мне вручать будет награду, — кажется. Это Иринка. Но я точно не уверен, в ушах звенит от предвкушения, стоит только тонкую талию пальцами обхватить.

Марина открыла, было, рот, но тут же захлопнула, стоило мне, наконец, достичь финишной прямой. Все, мой автомобиль представительского класса в уютном темном домике. Горячо, влажно и да, мать вашу, плевать, что вы думаете о таких сравнениях. Это по части женщин звездочки в глазах. Надеюсь, Марина целые созвездия увидела, потому что именно этого мы все и ждем. Все эти чувства, эмоции в страстных сценах по типу «меня накрыла душераздирающая волна безумного удовольствия» или «огонь горел в чреслах, я задыхался от восторга, входя в нее до упора». Лишь красивая обертка, вам подают то, чего вы ждете. Реальный секс намного круче. Может я профан в метафорах, но зато у моей девушки нет ко мне претензий. И каждый ее слабый сладкий стон, шепот моего имени на устах — реальное тому подтверждение.

Еще одно движение, выхожу и снова вбиваюсь, продолжая отдаленно какой-то частью мозга улавливать разговоры, прижимая к себе Стерлядь. Ее волосы рассыпались по моему плечу, на которое она откинулась, выгибаясь дугой. Просто. О. Мой. Бог.

— Букет несешь в левой руке, грамоту лицом к поздравляемому в правой!

— Я и так знаю, чего ты меня учишь?

Да, Машка решила сегодня доканать всех этими грамотами. Нахрен, у меня дела поинтереснее. Опускаю руку ниже, от груди к животу, забираясь под юбку. Позволяю забросить связанные руки себе за голову. Знаю, ей адски неудобно, она же маленького роста. Вот только вряд ли сейчас меня бы это остановило. Особенно, стоило кончиками пальцев коснуться влаги между ее ног.

— И губы накрась!

— Я поняла тебя!

— Да свалите вы уже или нет, — прорычала сквозь зубы моя тигрица, заставляя тихо рассмеяться в тонкую шею, аромат тела вдыхая. Слабый стон, тихий, едва слышимый вскрик и я едва могу удержать самого себя в узде, дабы не заорать от удовольствия, сносящего с ног одним ударом в нокаут.

Где-то там за кулисами притихли, видимо ушли. Мы же стояли, пытаясь отдышаться, хватая ртом воздух. Марьяновна с трудом опираясь о колонку, развернулась, протягивая руки.

— Знаешь, тебе он больше идет, — улыбаюсь, разглядывая все еще подрагивающую от оргазма девушку. Фыркает в ответ, позволяя себя поцеловать. Еще несколько минут уходит на приведение себя в порядок. Марина с сожалением глядит на трусики, которые я ногой задвигаю за тумбочку, произнеся задумчиво:

— А если кто найдет?

— Вот будет сюрприз да, — подмигиваю, рассмеявшись.

Спустя полтора часа стою, точно солдатик оловянный. Улыбаюсь, киваю, всех поздравляю с Днем Металлурга. Как попугай Кеша, честное слово со своим: «Здравствуйте, с праздником, приятного вечера». Моя напарница Полина в телефоне копается, Светлана Махмудовна уже в зале, люд по креслам гоняет, а Лидия Федоровна давно присела на свое законное место в ожидании будущей награды «Почетный начальник отдела».

Хотите прикол? Махмудовна прислала указание, как рассаживать гостей по Ватсапп в тот момент, когда половина гостей уже в зале осела по местам в пригласительных билетах. Марина Марьяновна давно за сценой, хорошо, если момент нашего уединения прокручивает, а не речь заунывную повторяет, что пару ней у зеркала разучивала. Честное слово, вот никакой с нее оратор. Все официальным сухим тоном, ни одной эмоции в голосе. Понимаю, волнение, но не умеет моя Маринка душу в слова вкладывать.

Потом людей почти закончился, у вторых дверей, где Нелля с Олесей стоят, уже тишина. Именно этот момент выбрал Гришаня, чтоб осчастливить меня звонком своим. То дулся три дня, что я с ним пиво в выходные пить не пошел, то теперь общаться хочет.

Ладно-о-о.

В конце концов, я же ему рассказал о той самой маленькой брюнетке из бара.

— Чего тебе? — ворчу, кивая Полине, отходя в сторону закутка за колоннами. Время поджимает, концерт через три минуты. А люди умудряются опаздывать. Что за непунктуальные личности, а?

«Кир, помнишь я говорил, что Марьяновну твою где-то видел?», — спрашивает, как бы невзначай. Я пытаюсь вспомнить, вроде да. В последний наш разговор он натужно пытался вспомнить, где Маринку мою встречал. Я тогда еще на галлюцинации от алкоголя списал. Мол, мало ли по городу брюнеток маленьких бегает, как та что в бар заглянула. Не думал, что запомнил Гришка этот случай.

— Ты только ради этого мне звонишь? — хмыкнул, выглядывая из-за колонны. Полина все еще в телефоне, изредка кивает гостям, а я прислонился спиной к мрамору, разглядывая накрытые частично столы. — У меня праздник вообще-то.

«Кирюх, ты меня не понял. Это реально важно. Помнишь ту поэму Шекспира? Мы еще ржали над ней, оказалось ее девчонка, какая-то с курса экономистов написала и при всех зачитала тебе. Ну?»

Ой, мать моя лингвистка. Тот литературный кошмар мне никогда не забыть. Если бы от Шекспира остались останки, они бы в гробу вертелись. Бедные, бедные Ромео с Джульеттой, пошто вас так наказали. Хотя ладно, признаюсь, этот эпос я наизусть помню. Девчонку нет, а опус да.

«Не смекаешь?»

— Блин, ты можешь яснее выражаться? Причем тут поэма и Марина?

«Ты че Кир, ваще не можешь в логику что ли»

Ладно, признаюсь. Логика не моя сильная сторона. Я в школе математику осилил, только потому, что мне Лидка Свеколкина списывать алгебру давала. С трудом ЕГЭ сдал на хилые проходные баллы, помог товарищ случай и хорошие шпоры. Не мое это, совсем. И я не понимаю, к чему сейчас ведет Гриха.

— Нет.

— Твоя Марина и была той девчонкой, написавшей поэму.

С добрым утром, Кирилл. Привет суровая реальность для тупеньких гуманитариев.

Костя Иночкин — пионер в фильме Э. Г. Климова «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещён»

Глава 11 — Авторская правка

И снова на несколько лет назад вернемся…

Вот приоденешься ты такая красивая, бронелифчик натянешь от Виктория Сикрет, да в бой пойдешь. Только мандраж он при тебе, не делся никуда. Синичкина одергивает, мол, чего психуешь. Да вы вообще себе можете представить мое состояние? Выступить перед целым залом со своим экспромтом во время выступления ректора? Не зря папенька меня отговаривал настойчиво, сейчас бы не тряслась, как Каштанка по зиме.

— Успокойся, — заунывно повторяла Маша, пока мы за сценой любовались Михал Петровичем, рассказывающего о перспективах обучения в нашем славном университете. Пуговички на пузе в истерике бьются, грозясь от рубашки дорогущей оторваться, лицо красное, руками размахивает. А в зале тишина: кто-то дремлет, кто-то уже внаглую похрапывает. Любовь всей моей жизни какой-то лохудре со своего факультета убогих в уши шепчет, заставляя смеяться. От злости даже кулаки сжала. Сколько не пыталась мелькать перед его глазами в коротких юбках, хоть бы раз остановился. Нет же, упрямо не замечает. Впрочем, оно не удивительно, слава про меня ходит, будто кавалеров на завтрак ем и в полдник перекусываю.

Пфф, да кому вы нужны, пакость всякую в рот не тащу.

— Прическа нормально? Платье не помялось? — судорожно ищу, во что бы посмотреться, пока Машка свое зеркальце под нос не сует, губы поджимая. Поправила платье аля греческая богиня, прическу из кудрей, накрученных в салоне. Помада на месте, макияж неброский не считая акцента на губы, одни достоинства подчеркивает. Никаких изъянов, разве что рост у меня не модельный. Но вообще кому нужны эти саранчихи с кривыми лапками? То ли дело маленькие изящные женщины!

— Ты точно уверена? — спросила Маша в пятый раз, косясь из-за портьер в сторону ректора, — может ну его, этого Ливанского? Че ты себе парня не найдешь что ли лучше?

Глаза закатила, фыркая в ответ. Прямо как папенька мой давеча.

«Дитя мое, солнышко, да зачем тебе этот… Господи прости, филолог! Папа тебе лучше найдет, мы тебе устроим бал, хочешь путешествие по загранице? Папа устроит, найдешь себе хоть принца Уэльского внебрачного, хоть барона какого. Ну, вот откуда он там? Краснопопинска?»

Тогда я тоже устала взглядом изнанку черепной коробки разглядывать на эти слова, пока мама отчаянно руки заламывала, подвывая о том, что ее дочка с ума сошла.

«Из Краснокаменска, пап. Прекрасное место: природа, горы, Байкал рядом. Весь цвет озерного края, а ты глупости такие говоришь!»

«Да там же никого нет!»

«Как нет? Почти 53 тысячи жителей по данным переписи. Зеленая зона. Уверена, родители Кирилла прекрасные, добрые люди, лучшие из представителей рабочего класса»

Ох, сколько он тогда изображал обморок, за сердце хватался, стонал, что умирает. Не верила, знаю его. Здоровее нас всех вместе взятых будет, маменька ему в жизни зачахнуть не позволит раньше себя. При первых признаках к врачам тащит.

Одернула платье белое, с чудесным золоченым поясом под грудью. Грудь вперед в вырезе, походка ровная, без дрожи. Сжимаю в руке произведение свое. Кто бы знал, каких мучений оно мне стоило. Десять ночей нормально не спала, сочиняя любовное послание. Должен оценить старания мои, он же литературный гений.

— Одна из наших самых лучших молодых студенток на курсе, сейчас произнесет свою вдохновляющую речь, — громко объявил меня Михаил Петрович, косясь маленькими глазками в нашу сторону, пока рядом суетились, припаханные к работе за сценой студенты, реквизит таская. — Мы очень горды, что дочь таких уважаемых родителей, как Стерлядь Марьян Бенедиктович и Милана Браниславовна, — на этом моменте какой-то недоумок громко заржал. Честное слово, обидеться захотелось. Между прочим, Стерлядь — представители польской шляхты. Привилегированное сословие, да у нас древо семейное аж века до тринадцатого есть!

— Стерлядь Марина Марьяновна!

Как и ожидалось, из зала послышался громкий мужской гогот.

— Вот урод, — засопела, прищурив глаза, высматривая того, кто посмел над именем моим посмеяться. Ага, Сережка Пуговецкий. Ничего-ничего, Сережа. Райская жизнь у тебя на экономическом настанет, кажется, ты задолжал пару лабораторных работ нашему преподавателю по аудиту.

— Иди уже, воительница, — вздохнула Машка, пихая между лопаток, шепнув напоследок:

— Удачи, подруга.

Хорошая она у меня все-таки. Наверное, стоит присмотреться к ней получше. Вон сколько поддерживала меня, правда сочинительства мои графоманством обозвала. Но что бы понимала со своей сетевой литературой про властных беременных драконов.

Знала бы тогда, что это самая большая минута моего позора, вряд ли подвиг повторила. Умнее стоило быть еще тогда. Но разве сила любви когда-то кого-то останавливала от глупых подвигов? Неа, потому подошла к микрофону за стойкой, прокашлялась, взглядом королевским оглядывая погрузившийся в тишину зрительский зал и бумажку с шедевром своим развернув, выдохнула.

Пеплом голову посыпать мне, за все хорошее.

— Кирилл — любовь всей жизни, трагедия с комедией литературного пера! Порыв души моей так страстен, как будто я под тонной ЛСД! Тебя, увидев, позабыла все на свете. Точно Джульетта своего Ромео жду…

Слышу хлопок пропечатавшейся ладони по лицу Машки, как медленно сползает подруга, прямо по одной из тумбочек, беззвучно хохоча. Сама стою, продолжая. Вижу широко распахнутые глаза карие, рот открытый от удивления. Ага, проникся. Вот, молодец. Слушай дальше, разве зря я сочиняла?

— Великий драматург нас сблизил под сводами гранита, что ежедневно дураки грызут. Во всем занудном, ты один Ромео! Источник силушки любви моей с напором трактора сравним. Как вместе под луною цифры сходятся в таблицы, так мы с тобой Шекспиром лишь едины.

Широкие плечи начинают подозрительно трястись, сам же парень упорно скрывая лицо, отчаянно содрогается. Неужели так проникся моими чувствами? Так это я не дочитала еще. Вот у ректора глаза из орбит повыскакивали, челюсть свою за сто тысяч сейчас потеряет между креслами первого ряда.

Слышаться отовсюду смешки, перешептывания, а где-то откровенно ржут. На задних рядах по сиденьям целый отряд первокурсников дизайнеров сполз, истерически повизгивая. Мне все равно, стою, зачитываю. Погибать — хоть с музыкой.

— Короче, мой Ромео. Твоя Джульетта действий поактивней ждет. Не будь как банк, при выдаче кредита. И ипотеку поживее оформляй. Хорош ломаться, как бухгалтер на зарплате. Ты сбережения свои отдай в мое хранение, активы из офшоров притащи. Из тени бизнес свой ко мне перенеси, ведь я твоя навечно. Словно миллионы друг дружке мы должны!

Знаете, еще никогда не слышала, чтоб парень от смеха плакал. А он плакал, рыдал прям. Навзрыд, долго, слезы утирал, пальцем тыкая, постанывая между истерикой:

— Ща помру… миллионы, офшоры, сбережения, кредиты, ухахахах, — ржал этот лоб здоровый громче остальных. Вы вообще представляете себе масштаб моего стыда? Однако стояла, молчала, гордо подбородок подняв. Наверное, поэтому ребята решили, что это шутка. Долго потом подбегали, хваля за смелость с крутостью. Я обрела популярность среди однокурсников, на меня заточили зуб преподаватели и ректор лично.

Однако Кирилл по-прежнему оставался недосягаем.

Тогда он просто громко крикнул:

— Шекспир при упоминании этого на облаке завертелся!

И недоумки из их литкружка поддержали его. Возможно, подумал, будто я вздумала посмеяться над всем их факультетом, который никогда не пользовался популярностью среди учащихся. В университете с упором на технический и научный прогресс, гуманитариев не очень-то жаловали. А уж Ливанского со своими конкурсами в прозе многие просто не выносили. Ух, сколько сердец он разбил своими стихами.

Никаких плюшек мне за семиминутный позор не привалило. Кирилл меня не запомнил, зато очень активно цитировал поэму наизусть, каждый раз насмехаясь над сочинителем.

— Гениально же. С подобным талантом только все маститые гении могут лишь презренно головы склонить, — хмыкал, пока рядом стоящие курочки ему в такт клювами кивали, успевая соглашаться.

Короче, пока заедала свое разбитое сердце веганским чизкейком в компании утешающей меня Машки, слушала ее причитания, пытаясь осознать всю степень собственной никчемности.

— Блин, Марин, хватит страдать! Чего нос повесила, кто орал: моим будет? — возмущалась Синичка, поправляя на себе плюшевую пижаму с мишками. Взрослые девочки, а все еще как дети.

— Ыыы, — только выдала, жуя, глотая соленые слезы.

— Так, Стерлядь, — рявкнула на меня подруга. Ишь какая, голос прорезался. — Ты зря, что ли от него Ксеньку Сорокину отвадила?

— Кого? — подняла глаза полные слез на недовольную блондинку.

— Ту девку рыжую, из юристов, — напоминала, глаза закатывая. Точно, было такое. А еще какая-то швабра с программирования, курица языковедения и десятки других. Впрочем, не шибко они старались, а сам Кирилл им верностью не отличался. Может, влюбись он по-настоящему, тогда бы я отступила. Для меня разрушение счастья любимого человека слишком.

Кстати, однажды попыталась с ним поговорить. Решилась-таки на втором курсе после летнего отдыха подойти. История ведь с поэмой забылась. Вот только не судьба. Подошла к столовой, хотела столик с ним сесть, как бодрой козой на примеченное место устроилась длинноногая пигалица в коротком мини. Присосалась к губам Ливанского точно пылесос Кирби, мне же оставалось развернуться, двинувшись в сторону своего места, с отвращением бросив:

— Смотри не сожри его!

Затем пигалицу сменила другая девица, после нее следующая. Каждая блондинка, длинноногая или хотя бы крашенная, но с ногами от ушей. Пока блонды в нашем универе не закончились, перескочил на рыжих опять.

И все это время он писал. Много, часто. Сначала короткие фантастические истории, прозу, стихи. После перешел к активной фазе, на третьем курсе начал выкладывать свои наработки в сеть. Его первая книга «Покорители вселенной» была достаточно популярной, пусть и бесплатной. Но не настолько, чтобы ею заинтересовались издатели.

Для хорошей книги — нужна отличная реклама. Послал Кирилл свою рукопись в крупнейшие издательства, но лишь одно приняло, дав добро на достаточно большой тираж — 10 тысяч копий. Вы знаете, сколько ежедневно поступает книг на рассмотрение редактору? Сотни, тысячи книг разных жанров. Многих просто не замечают, откладывают в долгий ящик или выбрасывают раньше, чем откроют первую страницу. А если вам повезло, и вас заметили, ждите рабский контракт, по которому прибыль в лучшем случае будет чуть больше фитиля аромасвечки. С виду большая, но горит быстро.

Ради этого мне пришлось просить отца поднять старые связи. Сын папиного друга, старого сослуживца, редактор крупнейшего в стране издательства. Несуразный, жилистый, высокий Венька Самойлов с вечно бегающими глазами пуговками — за него наши отцы меня мечтали меня замуж выдать. Тем паче открещивался папенька, не желая помогать.

— Я не прошу тебя дать денег. Лишь посмотреть рукопись и при условии заключения контракта сделать выгодные условия для Кирилла! — возмущалась я, пока дорогой Марьян Бенедиктович возмущенно ворчал на нерадивую дочь.

— Вбила в голову любовь, — набирая номер старого друга, рыкал под моим пристальным взором. — Вместо оболтуса без работы, лучше бы на того же Веньку внимания обратила!

— Не нужен мне твой Самойлов, — отрезала, руки скрестив на груди. — Только Кирилл Ливанский!

Сейчас у всех в голове вопрос: почему ты раньше к нему не подкатила на хромой кобыле, Марина?

Я, будучи истинно романтичной девочкой, росла на сказках о прекрасных принцах. Мой папа был моим примером, он часто рассказывал, как часами стоял под конами маминой общаги. Бросал камешки, бегал за ней до самого дома. Дарил букеты, гулял по вечерам. Мне хотелось того, чтобы кто-то также добивался. Не испугался видимой суровости, не струсил, познакомившись с отцом. Где-то в глубине души понимала, что возможно все это лишь глупые мечты. Не пристало девчонке с волевым характером такой ерундой страдать.

Но разве можно прекратить мечтать?

Шли годы, Кирилл без моей помощи стал знаменитым писателем в своих кругах, гонорары его росли. Уж я-то следила, чтобы Венька не вздумал мозги пудрить. Он все также порхал точно бабочка от цветка к цветку, моя любовь росла, не собираясь никуда исчезать. Говорят первая любовь самая яркая, но быстропроходящая. Либо я однолюб, либо кто-то не влюблялся впервые по-настоящему. И сколько бы я не проходила мимо него на улице — Ливанский меня никогда не замечал.

— Не задолбалась еще? Может пора быка за рога взять? — в один из девчачьих вечеров, моя старая добрая Синичка со стуком грохнула бутыль вина на стол, отчего коробки с суши подпрыгнули.

— Эй, эй, — замахала руками, — спокойно Тарзан юбке. На что намекаешь? Дубиной ему по куполу и в свою квартиру?

— Начни действовать, так и будешь слюни на фотку на сайте союза писателей-фантастов пускать да молельный памятник из его нетленок в хате строить? — кивнула на мою коллекцию книг, включающих переиздания в мягких обложках. Засопела от недовольства. Чего она привязалась к моему храму поклонения? Пусть спасибо скажет, что не как сталкерши, фотки не развесила по всем стенам.

— Недавно ты говорила найти нормального парня и построить уже с кем-то отношения, — напомнила Машке, отпивая из бокала, брезгливо рассматривая онигири с лососем. Поназаказали черте чего вместо похода в нормальный ресторан. Если завтра слягу, стрясу с Синицыной компенсацию.

— Судя по твоим последним отношениям, максимум у тебя выйдут долгие страстные дни в обнимку с искусственным фаллосом, — со скепсисом заметила Маша.

Обидно вообще-то.

— Он был скучный, — поболтала красную жидкость на дне, задумчиво откусывая кусок японского деликатеса. — И нудный.

— А Иван?

— Тупой.

— Влад?

— Чрезмерно наглый.

— Денис?

— Страшный скупердяй.

Синица поджала губы, качая головой.

— Ты во всех бывших изъяны нашла!

— Так если они были, — пожала плечами, допивая остатки.

— А у Кирилла они есть?

— Есть, — охотно согласилась, а затем добавила на изучающий взгляд. — Но с ними я готова мириться.

— Тогда это ответ на все твои вопросы, — пожала плечами Машка, громко хмыкая. — Пора взять быка за рога. Сделай так, чтобы в этот раз Ливанский точно тебя не забыл.

И знаете, что я сделала? Поступила, как истинная баба с вывернутой наизнанку логикой. Мысль пришла гениальная, в три ночи, к концу нашей попойки. Никто в жизни бы до такого не додумался в здравом уме да твердой памяти.

Решила нанять Кирилла на работу, показав себя во всей красе.

Чтоб не забыл больше никогда.

Приехала утром с будуна к Вене на следующий день. Пока шагала по длинному светлому коридору, ловя восхищенные взгляды мужчин и мрачные женщин, думала, не сошла ли я с ума. Скорей всего да, ведь кто бы еще решился на подобную авантюру. Тощая вечно раздраженная секретарша Самойлова встретила меня недружелюбно, попросив сквозь зубы подождать на белом кожаном диванчике, копаясь в чьих-то рукописях, отбрасываю в макулатуру те, что точно не примут на рассмотрение. Бедные авторы, знали бы, куда отправляются их творческие труды, наверняка бы устроили забастовку под стенами.

— Проходите, вас ждут, — процедила недовольная дамочка, зыркая на меня из-под очков. Не особо церемонясь, поднялась с видом королевы, небрежным взмахом руки снеся с ее стола пачку бумаг. Случайно проходя мимо. Ибо нечего тут, фыркать на меня. Только сопение вслух, да смешок Веньки, открывшего мне дверь.

— Ты все такая же злая, Стерлядь, — улыбнулся, одергивая галстук, галантно приглашая присесть в мягкое кожаное кресло. Ничего особенно в интерьере. Все такое располагающее. Деревянные полки с книгами именитых авторов да зарубежных классиков, парочка макетов рекламных стендов будущих книг, ковролинчик беленький, стол дубовый, сейф, картины, окно панорамное и большое редакторское кресло с модным ноутбуком фирмы откусанного яблока. Дорого, стильно, почти по-домашнему. Самого Самойлова за дядю доброго принять можно, если не видеть этого фанатичного блеска в глазах, да хищных черт в выражении лица не уловить, когда он смотрит и вычисляет выгоду продаж твоих произведений.

— Зачем пожаловала? — поинтересовался, с любопытством крутясь в кресле. Делает вид, будто не понимает, а я нарочно время тяну, разглядывая статуэточки слоников из Индии. Глаза подняла, приковывая к спинке насиженного места. Знаю, он у меня хорош. Натренировала еще в университете, а когда на завод пришла ведущим экономистом, добравшись за пару лет до должности заместителя генерального директора по экономике и финансам — вовсе жизнь спасла. Просто не представляете, как тебя ненавидят лишь за то, что твой отец помог тебе устроиться удачно. И плевать, сколько ночей ты не спишь, работая на благо предприятия. Им твое родственное генеалогическое древо важнее. Лучше бы впахивали так.

— Я хочу, чтобы ты уговоришь Кирилла Ливанского написать любовный служебный роман, — не стала бродить вокруг сосны, закидывая ногу на ногу, пристально рассматривая изменения на лице Вениамина. — Устроим его к нам на завод, поработает секретарем на полную ставку. Нетленку накатает о любви начальницы и подчиненного, — причмокнула, обращая взор к маникюру.

— А ты будешь в роли прототипа или злой соперницы, мешающей влюбленным соединить сердца? — вскинул брови Венька. Все еще неверяще посмеиваясь. Ага, хохочи-хохочи, дружок.

— Сам как думаешь?

Наверное, что-то в моей интонации ему намекнуло на глупость произнесенного ранее вопроса. Потому рот захлопнул, пару раз открыв, а после выдохнул.

— Марин, ты шутишь что ли? Он же фантаст, у него авторская серия на носу! Хочешь парню грохнуть все старания, когда сама на путь творчества привела?

— Хочу ему аудиторию расширить. Фантастика фантастикой, а вот любовные романы давно и прочно нишу свою по ценникам отбивают гораздо лучше. Женщинам хочется любви, — взмах ресниц, вот Самойлов уже вздыхает. — И я хочу. Надоело мне в спину ему дышать. Так что давай, помоги по старой дружбе.

— А если нет? — полюбопытствовал, но тут же заткнулся, проворчав:

— Блин, ты подведешь меня под монастырь, Маринка!

Знал бы, Веня, в какой монастырь я уже готова пойти, вообще рта своего не открывал.

Влюбиться в парня, который даже не ведется на твои провокации? Могу, умею, вот вам практика, девочки. На ринг выходит Марина Стерлядь: принцесса, папочкина дочка и та лохушка, чьи литературные потуги Кирилл Ливанский высмеял давным-давно.

Запомните, красотки, одну простую вещь. Не пытайтесь переписать Шекспира. А самое главное: не нужно этого делать, желая через поэму выразить свою любовь к парню, иначе рискуете оказаться на моем месте.

В этот раз я не буду нежничать, а значит, Кир, у тебя нет никаких шансов.

— Ох, мне придется долго его уговаривать, — закатил глаза Самойлов, крутанувшись в своем кресле. Потуги финансовых вычислений на лице отражали все сомнение, которому он подверг мой гениальный план по захвату Ливанского. Ишь, гляди, лоб наморщил, думает.

— Возмещу в тройном размере. Плюс, я уверена в Кирилле. Он осилил боевую фантастику, жанр не особо популярный. Любовные романы ему по плечу, — хмыкнула, наклоняясь к главному редактору издательского дома «Чайка». С минуту смотрели друг на друга. Пока губы Вени Самойлова не растянулись в улыбке. Он протянул мне руку, давая возможность скрепить устный договор рукопожатием.

— Уломала, Стерлядь. Жду приглашения на свадьбу и все права на авторскую серию!

Наше время…

— Сколько лет же ты план этот вынашивала? За обиду решила с землей сравнять, так получается?

Знаете, как бывает. Задумываешь одно, работаешь над этим, стараешься. Выходит же совершенно иначе. В какой-то момент идеальный план дает сбой, один из винтиков отлаженного механизма теряется, руша всю конструкцию. Мой тщательно продуманный план по завоеванию Кирилла провалился в тот момент, когда его дружок недоумок умудрился меня вспомнить. Да еще любезно доложился обо всем Ливанскому. Сейчас стоит передо мной, руки в кулаки сжаты. Никто там, в концертном зале не подозревает, какая за сценой драма разворачивается.

И знаете, что делают нормальные бабы, когда настает пора оправдываться?

Пфф, учитесь.

Мы делаем все в точности наоборот, ибо страшно опять высмеянной оказаться в попытке оправдаться. Ужас сковывает сознание, кричащее, что пора бы завязывать с игрой в «помню или не помню». И дурочку не состроишь. Вон, как глазищами сверкает зло, даже рубашка на плечах натянулась.

— Естественно, Кир, — боже, заткните меня кто-нибудь. Остановите мой дурной язык, больную голову, идиотское бабье упрямство!

— Ты думал можно смеяться над Мариной Стерлядь? Неа, это я тебя провела. Стремно, правда? — усмехаюсь, а самой реветь хочется. Бежать нужно, пока во всех грехах не покаялась, вцепившись в его рубашку. Не простит он меня, не после этих глупых, ни вообще. Да и хотел бы, давно уже заметил бы, значит, не так важна, как сама себе придумала.

— Зато теперь, ты меня точно запомнил, — разворачиваюсь, походкой красивой шагаю, носочек тяну. Ой, молодец Маринка. Вся гордая, спина прямая, плечи расправлены, грудь вперед.

Вот только слезливый поток обзор загораживает, жаль никто не додумался придумать очистители на глаза.

— Марина… Марьяновна, — выдыхает одна из моих работник, стоит нам на выходе из черного хода за сценой столкнуться. Она должна грамоту вручить, а мне сбежать бы.

— Алла, — с трудом произношу, едва способная разглядеть. — Меня тут нет, и не было, поняла?

С минуту молчит, вглядываясь в лицо зареванное, после кивает, отводя взор карий.

— Не видела, не слышала, не знаю.

— Вот и отлично.

Ухожу, потому что знаю. Все закончились отношения, прошла любовь, картошку колорадский жук пожрал.

И нет печальнее истории на свете, чем повесть о влюбленной дуре, романе и зареванном прообразе брошенной Джульетты.

Глава 12 — Укрощение строптивого секретаря

— Котеночек мой…

— Ууу…

— Принцесса, — Марьян Бенедиктович жалобно посмотрел на супругу, стоящую поодаль и усиленно показывающую жестами немедля успокоить дочь, то есть меня. Откровенно вам скажу. Когда ревешь, выходит плохо. Только по голове гладит, к себе прижимая, а сам уже планы Барбаросса по отступлению строит.

— Хочешь, я твоего Кирилла в порошок сотру?! — пыхтит от ярости папа. Хороший он у меня. Но Кирилла трогать не хочу. Сама виновата, знаю, чего уж теперь. Вот только легче не становится, потому, шмыгая красным носом, выдыхаю:

— Не хочу.

Я действительно больше не хочу его трогать. На работе специально неделю больничного взяла, пятый день идет, мы с самого праздника не виделись. Все выходные, как зверь в клетке с ежеминутными порывами позвонить, написать, кинуть весточку. Уехала к родителям загород, чтоб в квартире, где им пропитано не находится наедине со своими мыслями.

И самое печальное: в глубине души надеялась, что Кирилл приедет.

Нет, правда. Мне кажется, каждая из нас при расставании с тем, кого любит, мечтает об этом. Вернется, обнимет, скажет все хорошо. Обещаешь себе прекратить думать, сама телефон каждые пять минут проверяешь. Позвонит или не позвонит? Время идет, никакого отклика. Выключила к черту смартфон, отписавшись генеральному директору, что временно отсутствовать буду. Сама успела до истерики глубокой Вене отзвониться. Хватит уже и правда парня мучить — ни себе, ни людям. Пусть пишет то, что ему нравится. Роман можно без погружение в действительность написать.

Оставлю Ливанского в покое, больше никогда к нему не подойду.

— Вот я знал, что ни к чему хорошему эта твоя любовь не приведет, — продолжал кипятиться папа, размахивая кулаком.

— Марьянчик, тебе нельзя волноваться! — тут же всполошилась мама, бросаясь к мужу, кидая мне свой поддерживающий материнский взор. Сердце заныло от боли. Хочу также, прожить годы бок о бок с человеком, которого люблю. Делить радости, заботы, ссорится, бурно мирится. Но либо много хочу, либо не судьба. Потому что знаю: Кирилла я забыть не смогу, в отличие от него.

Снова накатывает хандра, а папа бросается утешать, однако мама мягко уводит из комнаты, мягко шепнув напоследок:

— Все будет хорошо, Мандаринка.

Ага, будет. Не у меня.

Будто в подтверждение мыслей завыли наши собаки. Дом у нас двухэтажный, в элитном поселке, с садом, небольшим огородом, теплицами и даже камином внутри. Забор высокий под охраной, которая дежурит на въезде. Сейчас только три добермана, в такой поздний час, как раз по территории бегают. Судя по протяжному лаю, это Ниф-Ниф опять птичку залетную увидел. Обычно на любое движение в тени лаять начинает. Наф-Наф и Нуф-Нуф более спокойные, вот только сегодня они решили в три голоса запеть. С добавлением рычащих нот.

— Ниф-Ниф, Наф-Наф, Нуф-Нуф! — заорал на них папа, видимо пытался успокоить. Наши три поросенка добермана на секунду замолкли, затем опять залаяли где-то в районе одной из стен забора. Может, случилось что?

— Пойду, проверю, — нахмурился, кивая нам с мамой, чтоб оставались в доме. По телу прошла дрожь. Где охрана, она ведь должна среагировать на такую собачью активность? Звонок, точно гром среди ясного неба. Отец хмурится, отвечая начальнику охраны, пока мы, с мамой обнявшись, стоим посреди коридора, слыша голос Потапа Антоновича.

«Марьян Бенедиктович, у нас тут какой-то недоумок на стене сидит. Парни согнать не могут, собаки взбесились, горланит ерунду какую-то. Нам его пристрелить или вызвать неотложку?»

Отец пару раз моргнул удивленно, потом покосился на меня с мамой, пробормотав в трубку:

— Ну-ка, выведи изображение на планшет!

Спустя пару минут отец так глупо улыбался, глядя на изображение, что я уже начала подозревать не сошел ли он с ума. Широкие плечи затряслись, а сам ко мне повернулся, хитро синими глазами косясь.

— Дочь, ну и оболтуса же ты себе выбрала! Ей Богу, внукам потом это видео буду каждый год показывать. Пусть видят, какой папка у них, — хохочет папка, пока я отчаянно пытаюсь в экран заглянуть. Мама с другой стороны подкрадывается, рот зажимаясь, будто борясь сама с собой, но вижу уже ей тоже весело.

— Да дайте посмотреть! — возмущаюсь, выхватывая из рук гогочащего в ухо отца планшет, всматриваясь в видео, которое фиксируют камеры по прямому эфиру. А там… Сердце гулко бьется, кровь в ушах стучит. Не помню, как бросилась на выход, под окрик родителей:

— Маринка, ты куда рванула?!

Плевать вообще, да я сейчас олимпийский рекорд по бегу поставить готова. Вылетаю на освещенное крыльцо, слыша, как наши доберманы тявкают в стороне, а охрана что-то кричит возмущенному Кириллу. Бросаюсь туда, прямо чувству, не бегу, лечу уже. Вот он передо мной, в освещении фонарей, сидит на стенке, одну ногу в лосинах каких-то черных перекинул, от гавкающих на него доберманов шляпой с пером отмахиваясь…

Так стоп. С пером?

Знаете, такое чувство, называется: «я ощущаю себя долбодятлом». Вот я тот самый долбодятел. Во всяком случае, мне об этом успело сообщить несколько человек, прежде чем понял почему.

После того «разговора», когда Марьяновна перешла в фазу активного наступления, откровенно не знал, как себя вести. Она говорила правду? По выражению лица не понять было, честно. Не умею я читать мысли. В ту секунду казалось — мои обвинения обоснованы. А она сама наслаждается местью. На душе котейки скребли, не иначе как сфинксы, лысые такие противные инопланетные чудовища. Сам себя убеждал, что плевать ей, радуется, поди, празднует.

Только вот убежала почему-то быстро, не насладившись триумфом. Ждал все выходные, с каким лицом она меня в понедельник встретит. Каждую секунду порывался написать, позвонить, пробегая глазами по списку контактов. Чуть на стенку не влез от собственной непостоянности. Гришка еще притащился в воскресенье с бутылкой. Прям с порога пакет мне всучил в руки, заявив:

— На вот, депрессию лечить будем! Помни дружище: все бабы стервы!

— Маринка не стерва, — вяло огрызнулся, разглядывая четыре бутылки водки с изумлением. — Ты офонарел? Мне завтра на работу вообще-то!

— Считай, что мы празднуем День Металлурга, — важно отмахнулся, ехидно ухмыляясь. — А заодно твое разбитое маленькое сердечко, мой друг сурикат.

Идиот, вот как есть. Посмотрю на него, когда сам влюбится. И да, не такой уж тупой я, чтобы не осознавать, куда ведут меня эмоциональные порывы и эти сопливые мыслишки в тоске по зазнобе своей.

Потому что я скучаю, действительно скучаю. И откровенно не пойму, почему не замечал ее раньше. Может не судьба, может нарочно избегал, боясь глубоко в душе с подобными девушками связываться. Вы знаете, мы творческие люди, бываем ранимыми. В те годы я был никем, боялся остаться в неизвестности. Это сейчас на любую отрицательную критику могу лишь плечами пожать, но в те года все было иначе.

Любое хаяние твоего труда — хочешь все бросить. Ведь писательское искусство это вершина, которую не всем дано достигнуть. Потому и Маринка Стерлядь — неприступная гора. Таких девушек сознательно избегаешь. Они успешны, красивы, да любой парень в здравом уме к ногам печенку выдерет, не то, что сердце. Мне нужно было попроще, без обязательств. И я так жил, пока она сама не заставила на себя обернуться.

— Вот вангую, без твоего редактора не обошлось тут. Заметил, как точно тебя определили на завод? Венька-то твой тебя туда пристроил, — фыркал Гришка, запивая горькую, морщась.

— Ерунду говоришь, он мне просто объявление о вакансии подсунул, — пожимаю плечами. Дружок мой цыкает только, головой качая на меня будто на блаженного смотря.

— Ой, наивный ты верблюд Кирюха. Талантище большой, да только во всем остальном догоняешь позже всех. Прямо как в школе. Все кросс бегут, а ты на старте в облака смотришь, о вечном думаешь. — Гогочет лось, похлопывая меня по спине. Тьфу, шутник. Нашел, какую древность вспомнить.

Еще не знал же: слова-то Гришкины правдой окажутся. Потому что ни в понедельник, ни во вторник мы с Маринкой не увиделись. Оказалось она больничный взяла, а меня наказала не трогать никому. Захочу уволиться — не препятствовать. О чем Махмудовна губы поджав, сообщила, косясь неприязненно исподлобья.

— Не знаю, какие между вами произошли проблемы, но будь добр не создавай еще больших! — сказала, как отрезала. Девчонки только недовольно косились на меня, даже вчерашние экономистки, жалующиеся на перекуре на Марьяновну злобно зыркали, да губы поджимали.

— Мудак ты Кирилл, — бросила Алла как-то. И хоть бы одна причину назвала! Будто я понимать должен, что у них в головах творится!

— Не понимаешь, ты Ливанский, женской тонкой натуры, — вздохнула Кристина, сигаретку раскуривая, пока я в сотый раз набирал номер Марьяновны в четверг. Бесполезно. Абонент не абонент, никаких ответов, никаких приветов. Выключила сотовый, а мне тут мучайся.

— Чего мне понять надо, блин? — раздраженно спрашиваю, убирая смартфон в карман брюк, щуря глаза от солнца, вглядываясь в лицо секретарши. Но Крис предпочла только плечами пожать, стряхивая пепел.

— Все равно ведь не поймешь, — улыбнулась. Вот спасибо, пояснила блин!

К концу все же решаюсь на еще один звонок, однако безуспешно. Теперь-то еще больше нервничать начал. Решил все же съездить к ней, но и там меня обломили. Вахтерша, суровая бабуля, явно еще в КГБ жалобы писавшая, послала лесом, заявив, что уехала Марьяновна далеко.

— А ты не шастай тут, голубчик, — фыркнула, указывая мне на дверь подъезда элитной многоэтажки. — Ходют тут всякие, вдруг маньяк!

— Да я парень ее, бойфренд, — возмутился, выходя на улицу. В ответ мне донеслось в спинупрежде, чем перед носом дверь закрыли:

— Был бы френд, дивчина в слезах из дома бы не бежала!

Да что ж такое-то. Сговорились или как? Будто весь женский пол меня врагом номер один объявил, хотя вроде бы меня бросили, чувства мои с гордостью в луже искупав, нет? Ладно-о-о, придется спросить у самой знающей в мире женщины, которая точно не скажет обо мне плохого слова.

Мама, настало твое время.

— Ой, ну и олень ты у меня, Кирюшка. Весь в отца, дурной такой же. Пока до вас дойдет, девушка дважды поседеть успеет, — заявила мне спустя полтора часа эта святая женщина. Карма или что? Почему собственная мама упрекает на кухне в уютной двушке, которую они с отцом купили, переехав в Москву за мной из Краснокаменска? Ничего не понимаю. Или я дурак, или лыжи не едут. Потому решаюсь уже поинтересоваться, на каком момента повести собственной жизни так споткнулся, что всем бабам разом насолить успел.

— Неужели искренне веришь, что стала бы женщина с тобой спать, чувств никаких к тебе не имея. Чисто из мести? — неверяще спросила, глядя на меня как на дурака. Вот хорошо папа в гараже пропадает, сейчас его шуточек в тему «мой сын — гуманитарий», не хватает. Плечами пожал, опуская глаза в чашку с чаем, бормоча.

— Откуда знаю, некоторые вон не знакомясь, могут в кровать прыгнуть.

Вот это подзатыльник. Белый свет в конце тоннеля увидал, созвездие Большой да Малой медведиц. Шиплю, хватаясь за побитое место, а мама мне и говорит:

— Лосяра здоровый вырос, книжки писать научился, а ума так и не набрался! Точно весь в папашу своего дурного, тот вон никогда намеков не понимает. О, Боже, за какие грехи два таких жирафа мне на голову свалились? Неужто не ясно, девочка бедная гордость спасала, чтоб ты второй раз по ней не прошелся!

Разошлась-то, сразу нельзя вот это было сказать без рукоприкладства?

— Ты понял меня? — недовольно спросила, глаза щуря. На нее гляжу, маленькую, боевую, понимаю. Каждый мужик таки ищет подобие матери или старательно его избегает. Вот гляжу на Светлану Константиновну, мамулю свою, Стерлядь вижу годков через «надцать», аж перекрестится охота. Не прям один в один, но тоже учить горазда. Ох, папа, почему ты не сказал, что женщины это сложно. Я был наивный, искренне верил, будто начал их немного понимать.

Неа, нифига.

— Да, мам, — отвечаю, и тут осеняет меня мысль великая. Прилетело, как говорится. Ведь если все так есть, получается, Маринка наврала? Пыталась обелиться, значит, все эти годы меня одного любила, бегала за мной, Шекспира ради этого выучила. Точно знаю, она цитировала… в горизонтали, в общем. На душе в секунду посветлело, хорошо так стало, прямо загорелся идеей. Ничего-ничего, Стерлядь, раз уж побегала ты, придется мне тоже нечто эдакое выдать. Только чтоб не на несколько лет, оттого как можно быстрее найти нужно тигрицу мою, раны мифические зализывающую. Все ей сам объясню, что-что, а в уши воду лить я умею гораздо лучше, чем уравнения для восьмиклашек считать.

Осталось лишь найти ее.

— Мама, мне бежать нужно!

В коридор под взглядом пристальным бросаюсь, натягивая кроссовки. Если Гришка прав и Самойлов приложил лапу свою к моему последующему трудоустройству, то должен знать, где моя Марьяновна сейчас обитает. А нет, так найду. Никуда не денется, на работу придется вернуться. Надо будет, палатку у подъезда поставлю, бабку противную терроризируя своей рожей счастливой. Ведь нет для мужика ничего приятнее, чем узнать, что холят да лелеят его многие годы. Прямо мысля поперла невовремя творческая, но некогда. Нужно из Веньки информацию выпытать.

Короче, ребят. Опуская беседу с Венькой, где я узнал много интересного о начале своего писательского пути, несколько бутылок коньяка, скупка в интернет-магазине нужного костюма да пару часов поисков родительского дома Марины — все шло гладко. До того момента, пока на каменную стену забора семьи Стерлядь не забрался. Сижу такой, одетый по шекспировской моде, в рубашке, дублете и «джеркине» — верхней мужской одежды наподобие французского пурпуэна. Задницу узкие штаны-чулки обтягивают, которую жмут ВЕЗДЕ! От трех бешеных псов с охранниками отбиваюсь баретом с пером страусиным. Глядя на меня разве что доберманы не хохочат, но когда в свете фонарей примечаю знакомую фигурку, горланить начинаю громче, чем ранее под ворота просил впустить в обитель семьи Стерлядь.

— Любимая, о свет очей, неукрощенная моя! Мне сам Шекспир путь осветил священный, страстями сердце ранило мое. Будто Ромео в тоске безмолвной погиба, узнав, что сердишься ты на меня без основанья. Готов колени в кровь стереть, умолять о встрече. Прости, цветок души моей, я укрощен навеки лишь тобой…

— Ливанский, — в тишине заслушавшихся работников с собаками раздался голос Маринки, прервавший меня на середине моего маленького экспромта. Каюсь, совсем было не обязательно выряжаться, как франт того, но после шутки Вени: «Да твоей Стерляди от тебя же Шекспировским томиком прилетело, вот и попала девка» — захотел в памяти воскресить тот эпизод. Не только у себя, но и у нее. А там походу дела разобрались бы уже.

Смотрит на меня непонимающе, глазами хлопает. Маленькая такая, совсем не в моем вкусе. Никогда не любил брюнеток подобных ей, да еще вредных. Однако знаете, иногда чувства появляются сами собой, порой это наваждение. Или как у меня: постепенная осада, сдавшийся город перед одной хрупкой женщиной, в чьих руках теперь часть сердца бьется. Достаточно большая, чтобы осознать, что больше никуда и никогда я убегать, ища что-то невозможное — не буду.

— Круто да? — интересуюсь, гордо выпятив грудь, поморщившись от неприятных ощущений. Сидеть в этих чулках, да еще в кроссовках такое себе удовольствие. И выгляжу как идиот, не удивительно, что таксист предложил меня до психушки бесплатно подкинуть. — Сам сочинил.

— Ой, Ливанский, — Марьяновна начинает смеяться, утирая слезы. — Прав папа, вот что ты за дурак такой!

А я в этот момент понимаю — все будет хорошо у нас. Несмотря на то, что штаны я таки порвал.

Только это совсем другая история.

Эпилог

— Так зятек, видишь этот торт? Расстроишь мне дочь, я тебя сам за решетку упеку, — рука Марьяна Бенедиктовича с большим перстнем печаткой махнула куда-то в сторону свадебного экспоната, который бы назвал «страдания жениха в брачном Аду». У моей почти женушки чувство юмора бомбическое. Мало того, что записавшись на курсы кондитеров, решила сама сваять шедевр на свадьбу, так еще изобразила его в виде тюрьмы, где через решетку между слоями коржей грустный жених выглядывает.

«Это чтоб ты проникся, и сбежать не вздумал», — заявила мне вчера, пока я грустью прощался с мечтами о тихом торжестве в окружении родни. Я-то проникся. Еще когда список гостей с двадцати человек возрос до 546 голов с вычетом тети Люси из моего родного города — она просто ногу сломала в двух местах, сходив в поход. Но моя мама, ее мама, папы наши — вспомнили всю родню с двух сторон походу до пятого поколения. Тут еще, как гром среди ясного неба — экранизация моего дебютного романа «Я тебе не секретарша», разошедшегося десятком тысяч копий. Каналы в драке за сценарий оборвали все телефоны нам. Как итог, теперь я не менее богатый человек. Могу жениться на своей девушке, ведь: «Прости Кирилл, но замуж не пойду. Семья, где женщина получает больше мужчины — обречена».

Заявила мне в один из романтических зимних вечером в Италии, пока я там челюсть о мостовую чесал, пытаясь осознать всю суть происходящего. Сначала мозги мне выпаривала со своим узакониванием отношении, журнальчики с платьями на виду оставляла, маме моей намекнула, а теперь вон че!

Замуж, видите ли, сразу не пойду. Какого х-х-художника, епть! Вот и пойми этих женщин после такого. Не семь пятниц, а двадцать семь. Полтора года ушло на этот знаменательный день, правда радость есть, Маринка прекратила сжигать продукты в попытке приготовить сносную еду, пошла на курсы. Ибо не пристало будущей матери только лапшу быстрого приготовления на сковородке с яйцами жарить. Единственное, с работой она так и не прекратила долгих отношений. Я-то свой договор отработал по полной. С завода увольнялся, будто на свободу вышел — два дня с Гришкой отмечали, за что после конечно прилетело от ненаглядной, но плевать. Устал я, замаялся. Хотя Венька жаждет продолжения серии, больно отличные продажи у книги, к тому же еще готовятся снять сериал.

Жизнь налаживается, если бы не кислое лицо будущего тестя.

— Марьян Бенедиктович, что за угрозы в мой адрес? — возмущаюсь, поправляя бабочку, разглядывая в зеркало свой фрак. Такой мандраж, руки трясутся, ноги подпрыгивают. Но не в попытке убежать, скорее предвкушении.

— Сейчас напугаете, точно из окна свинтит, — хмыкает Гришка, ловя мой грозный взор. И зачем этого кретина шафером взял? Только и может, что подружке моей невесты, Машке Синицыной, глазки строить. Никакой пользы, даже защитник моей чести так себе.

— Смотри мне, сурикат полевой, — пальцем грозит, как маленькому, пока я глаза закатываю, — дернешься — хвост тебе твой оторву, суслик.

— Вы уж определитесь: сурикат или суслик, — вздыхаю, чувствуя сжимающиеся по-отечески пальцы на моем плече.

— Да один черт грызун, — хмыкает, подмигивая напоследок. — Давайте, шевелитесь. Тут толпы журналистов, важных личностей, нельзя опаздывать на собственную свадьбу, — мимо торта прошел, чуть скривившись. — Прости Господи, лучше б она цифры считала, — бормочет, перекрестившись.

Ага, значит не я один такого мнения. Надеюсь, десерт хотя бы съедобен.

Марш Мендельсона, щелчки фотопаппаратов, возбужденные перешептывания. Слезы матерей, женщин, подруг, друзей, приятелей, коллег — не важно, когда ты видишь свою любимую женщину, идущую по проходу в своем платье мечты под руку с отцом. Ее улыбка затмевает все вокруг, белые цветы вплетенные в темные волосы, сияющие будто драгоценные камни синие глаза. Больше ничего вокруг не имеет значения: ни слава, ни деньги, ни книги. Ведь если бы не Марина. Кто знает, как повернулась моя жизнь, не урони я тогда тот злосчастный томик ей на голову.

Беру под руку, сплетая наши пальцы и пока работница Загса зачитывает речь, шепчу в ухо:

— Давай назовем сына Рома, а если девчонка — Юлька.

— Чего это? — удивляется, брови приподнимая.

— В честь Ромео и Джульетты, — важно кивая, смотря, как на глупенькую. И нечего фыркать, я же серьезно. — А Юлька еще сочетается с Уильям — Уильям Шекспир. Я — гений, — вздыхаю, самого себя мысленно нахваливая.

— Ливанский, вот что ты за дурак. Кто ж детей называет в честь погибших персонажей. — возмущается. Слышим покашливание со стороны, оглядывая. Суровые очи регистраторши смотрят на нас с откровенным неодобрением.

— Я повторяю, — с нажимом произносит, наконец, добившись от нас реакции, — согласны ли вы, Ливанский Кирилл Арсеньевич, взять в законные жены…

— Назовем сына Ипполит, — между делом шепчет Марина, пока я глаза пучу, — у меня так прадеда со стороны матери звали, прекрасный человек. Благородная личность. А если дочь — Божена. Идеально.

— Согласен! — рявкаю так, что бедная женщина чуть бумаги не уронила. Очки покосились, поправила, на всякий случай, отойдя от нас на шаг.

— Согласна ли вы, Стерлядь Марина Марьяновна…

— Ипполит Кириллович, да ты с ума сошла?! — шиплю, ногой притопывая. — А Божена, что за имя такое вообще? Еще давай Прасковья или вообще до Параши сократим!

— Нормальные польские имена!

— Вот пусть и будут нормальными, но в Польше!

— Марина Марьяновна? Невеста? — подает голос регистратор, прерывая нас.

— Погодите, у нас спор, — останавливает ее Марина, сопя и уперев в бока руки. — Это что значит, тебе выбор мой не нравится? Между прочим, ты то не слишком был озабочен подобной проблемой, а мы уже все обговорили.

— А меня никто нее спрашивал, — возмущаюсь, тыча пальцем в испуганную работницу Загса, — отвечай уже.

— Не буду я отвечать, ты на что намекаешь вообще? Никогда не принимаешь участия в разговорах. Знал бы давно, что я книгу писать начала. Имя Ипполит многим девушкам на свободном ресурсе понравилось!

— Лучше бы ты цифры считала, а не книжки писала, — закатываю глаза, кивая побелевшей окончательно женщине. — Она согласна.

— Нет, не согласна! — возмущается, — ты меня сейчас бездарью обозвал?

— А ты у меня талант? — интересуюсь, оглядывая с ног до головы, всю недовольную, пока многочисленные гости ворчать начинают.

— Завелись, — бурчит рядом Гриша.

— Еще не поженились, уже поругались, — вздыхает Машка.

— Говорил же, лучше бы принца Уэльского нашла себе, — негодует неподалеку отец Маринки.

— Ты мне тут на Кирюху не гони, мы люди простые, можем и в дыню, — о, мой проснулся.

— Хватит ссориться! — возмущаются мамы.

— Ах, скандальный скандал в семье известного писателя-романтиста, — стонут взбудораженные журналисты, строча в блокнотики. Улыбаюсь, видя, наблюдая за замершей Стерлядью, дождавшись ее недовольного:

— Конечно да, я та…, - прерываю, громко заявляя перед всеми гостями и несчастной администраторше, обмахивающуюся папкой.

— Слыхали? Она сказала «да»!

И прежде, чем Марьяновна успела возразить, закрываю ей рот поцелуем, забывая обо всем на свете. Лишь слыша облегченный вздох рядом под радостные хлопки да крики:

— Объявляю вас: мужем и женой!

Я уверен, поссоримся еще тысячи раз. Неважно сколько пройдет лет, как назовем детей или получится ли у Марины написать свою книгу. Теперь и всегда мы будем делать это вместе. И клянусь себе и ей, — больше никогда не забуду ее, несмотря ни на какие обстоятельства.

С благодарностью моим читателям, ваш Кирилл Ливанский.

Оглавление

Глава 1 — ТрудовыЕбудни

Глава 2 — Сдавайся мне в архив, негодник!

Глава 3 — Всегда будь готов!

Глава 4 — Мизансцена в любовной истории

Глава 5 — Нечто откровенное

Глава 6 — Позвони мне, позвони

Глава 7 — Таких страстей Шекспир не ожидал

Глава 8 — Кирилл работай, Кирилл не работай!

Глава 9 — Директор на кухне

Глава 10 — Работа — вечный праздник

Глава 11 — Авторская правка

Глава 12 — Укрощение строптивого секретаря

Эпилог