Исторические сведения о городе Арзамасе [Николай Михайлович Щегольков] (fb2) читать онлайн

Историческия сведения о городе Арзамасе, собранныя Николаем Щегольковым С видами и портретами

Указ Ея императорскаго величества самодержицы Всероссийской из Правителъствующего сената.

Ея императорское величество данным Сенату минувшего августа 16 дня, за подписанием собственные Ея Величества руки, указом Всемилостививше повелеть изволила дать уездному городу Арзамасу, Нижегородскаго наместничества герб состоящий из щита, на золотом его поле два стропила одно из которых красное, другое зеленое. Рисунок оного герба прилагается к данному указу. Об этом всемилостивейшем Ея Императорского Величества повелении через сиё и публикуется.

Подлинный за подписанием Правителъствующего сената.

(М: П:)

Печатан в Санкт-Петербурге при Сенате Августа 26 дня 1781 года.　

Предисловие

1.

Предлагаемыя «сведения» собраны с единственною целью сохранить в памяти арзамасцев воспоминания о достопамятных событиях, совершившихся в их родном городе и его окрестностях, а также о лицах, послуживших в разныя времена к созиданию, украшению и прославлению г. Арзамаса, развитию и сохранению в нем просвещения и добрых нравов и способствовавших благосостоянию местнаго края своими трудами, предприимчивостью и благотворительностью. — На собирание этих «сведений» посвящены досуги целой жизни автора, более 40 лет, и собрано всё, что только можно было собрать и, если собраннаго оказалось очень мало, то причиной тому были недостаток и разбросанность печатных материалов по этому предмету, тем более рукописных. Из устных разсказов и преданий помещены здесь только вполне достоверные, тщательно проверенные автором, а о легендарных он позволил себе выразить свое мнение и приводить их лишь в виду их широкой распространенности. Не смотря на всю ограниченность собранных «сведений», автор решился поделиться ими, посредством напечатания, со своими согражданами и внести свою малую лепту в общую сокровищницу истории. Побуждением к скорейшему напечатанию «сведений» с одной стороны служило полнейшее незнание арзамасцами прошлаго своего города, а с другой опасение, что в случае смерти автора и эти малыя «сведения» могут быть затеряны и никому не принесут никакой пользы, вследствие чего все труды его остались бы напрасными и он был бы подобен человеку, скрывшему данный ему талант в земле.

2.

Приступая к составлению летописи г. Арзамаса и его окрестностей, неудобно было начать её со времени основания города и требовалось сказать, хотя несколько слов, о том, что было в этих местах в отдаленные времена. Поэтому в начале повествования и помещаются сведения о мордве и мордовской земле.　

Равным образом ход исторических событий не позволил ограничиться узкими рамками теперешняго арзамасскаго уезда, а потому здесь и считается окрестностями Арзамаса вся южная половина Нижегородской губернии, принимая за естественныя границы Арзамасскаго края с севера р. Волгу, с востока р. Суру, с юга речки Алатырь и Сатис, а с запада р. Оку, т. е. местность, населенную в древности мордовским племенем Эрзян, от которых и сам город получил свое имя.

3.

Посвящаю этот мой труд памяти достославных Арзамасцев, споспешествовавших созиданию, прославлению и украшению моего родного города, и приношу его в дар современным и будущим поколениям арзамасцев с искренним желанием, чтобы добрые примеры предков воодушевляли и потомков к подражанию им и соревнованию. Лучшей для меня наградой будет, если тогда, когда меня уже не будет на этом свете, мои любезные сограждане, прочтя эту книгу, воспомянут в св. храмах арзамасских раба Божия Никалая Щеголькова.

I Первыя известия о Мордве и мордовской земле

1000 лет назад. Местность, где ныне Арзамас. Ея природа и обилие. Безлюдье. Мордва. Первыя известия о ней. Ея характерные черты. Религия.

1000 лет назад,　когда лишь только возникло Русское Государство и первые князья наши, утвердившись сначала в Новгороде, потом в Киеве; распространили свою власть на все пределы тогдашней Русской Земли, самым крайним русским городом на востоке считался Муром, далее котораго за рекой Окою уже начиналась страна, независимая от русских князей.

Страна эта, составляющая ныне южную половину Нижегородской губернии, а также и северныя части губерний Тамбовской и Пензенской, в те времена сплошь была покрыта непроходимыми дремучими лесами, в которых гигантския сосны и ели, местами, сменялись вековыми дубами и липами, а березовыя и осиновыя рощи как бы чередовались с громадными пространствами, поросшими орешником. На полянах и тучных лугах сочныя травы пестрели цветами, а в летнюю пору спели и переспевали разныя ягоды. При обилии лесов реки и речки этого края обиловали водой, а кроме их, среди лесов, было не мало озер и болот, богатых рыбою. В лесах было не мало зверей и птиц всякаго рода. И в наши дни, когда этот край густо заселен, а от лесов остались лишь жалкие остатки, в арзамасском уезде еще попадаются и лоси и медведи, и лисицы, и куницы, не говоря уже о белке и зайцах, а по летам в окрестностях Арзамаса встречаются представители пернатаго царства самых разнообразных пород. Можно себе представить как богата была природа этих мест 1000 лет назад!

При всем этом обилии, описываемый край представлялся непроходимой пустыней, в которой почти незаметно было следов человека.

Вся страна эта заселена была народом финскаго племени, именуемым Мордвою, в свою очередь разделявшейся на Эрзян, Мокшан и Каратаев (терюхане).

Древнейшим летописцем, упоминающем о мордве, был Иорнанд,^[1] называющий это племя самым миролюбивым из жителей Европейскаго севера.

В Арабских летописях X века также есть известие о мордве, как о народе живущем, в местах, находящихся к югу от теперешняго Нижняго Новгорода.^[2] Арабские писатели называли мордву именем «буртас» а меха зверей водившихся в их лесах, были известны на Востоке под именем «буртасских». В X же веке византийский император Константин Порфирородный в своих писаниях упоминает о стране Мордии.^[3] св. Нестор Печерский, первый русский летописец, перечисляя финския племена, говорил и о мордве, жившей по соседству с исчезнувшей теперь Мерею, на пространстве между Окою, Волгою и Сурой.^[4]

Кроме теперешняго Горбатовскаго уезда, где жили Мещеряки, всю эту местность заселяло племя Эрзян, Мокшаны же жили от них к югу, ближе к реке Мокше, получившей от них свое имя.^[5]

Племя Эрзян было самым многочисленным и даже управлялось собственными князьями, но при всем этом отличалось миролюбием, было чуждо завоевательных стремлений и бралось за оружие лишь по нужде, в защиту себя от врагов, при чем и тут предпочитало скорее скрыться в лесах, чем вступать в бой.　

Основанием такого миролюбиваго настроения было то, что мордва жила, как бы отдельно от всего остального мира, в привольных местах, где, при самом малом труде, можно было иметь с избытком все необходимое для тогдашней крайне простой, не предъявлявшей никаких особых требований, жизни полудикаго народа. Самая природа, среди обширных лесов и болот, не располагала мордву жить большими поселениями, а чуть не каждая семья избирала себе особое место для житья на просторе и приволье, что еще более способствовало укреплению мира между отдельными семьями.　

Сношений с соседними народами у мордвы почти не существовало, ибо, хотя русские люди издавна имели торговыя сношения чрез Муром с Волжскими болгарами, богатым народом, жившим по среднему течению Волги, между реками Камой и Самарой, но путь в болгарскую землю предпочитался водою, по Оке и Волге, минуя мордовскую землю с ея непроходимыми лесами и болотами.　

Лес был родной необходимой стихией для мордвы: лес кормил и одевал мордвина, доставлял ему жилище и топливо, скрывал его от врагов; в глуши лесов мордвин проводил всю свою жизнь и под сенью лесов хоронил своих покойников. Доселе в глубине лесов, а там, где леса уже вырублены и на полях, можно встретить небольшие курганы, в глубине которых находили глиняные горшки с прахом умерших и остатки каменных орудий употреблявшихся мордвой в X и XI веках.^[6]　

Мордва, не имевшая сношений с более культурными народами, довольствовавшаяся лишь самыми необходимыми деревянными постройками и находившаяся на самой низкой степени развития, не оставила по себе никаких памятников и сооружений.　

Религией мордвы, местами до самаго ХVIII столетия, было идолопоклонство. Мордва боготворила видимую природу: воду, деревья, лес, но миролюбивый и кроткий характер этого племени отразился и тут: не было кровопролитных жертвоприношений, их заменяли яства, пиво, мед, которые тут же и истреблялись самими приносящими, среди общаго веселья. Когда же озарил мордву Свет истинной Веры Христовой, то она приняла Ее почти без сопротивления^[7] потомки новообращенной мордвы всегда делались ревностными чадами Православной Церкви. В захолустьях Арзамасскаго уезда, где мордва до наших дней еще сохранила свой язык, одежду и обычаи предков, Православная Вера процветает и хранится не менее твердо, чем в соседних русских селениях.

II Историческия сведения о мордовской земле до основания Арзамаса (1221 г. — 1552 г.)

Стремление русских людей на восток и первыя столкновения с Мордвой. св. Князь Георгий Всеволодович (Юрий II). Основанье Нижняго Новгорода. Войны с мордвой. Мордовские князья: Пургас и Пурейша. Нашествие татар. Князь Нижегородский Константин Васильевич. Колонизация русских в мордовской земле. Завоевание мордовской земли татарами. Городок Сараклыч. Новыя нашествия татар. Арапша. Злосчастная битва на Пьяне. Разорение Нижняго. Ужасная месть Нижегородцев. Опустошения земли мордовской. Нашествие Улу-Махмета. Преп. Макарий Желтоводский. Плененье великаго князя Василия Темнаго. Нашествия Махмет-Аминя и Сафы-Гирея. Казанские походы.

С XII века началось стремление русских людей на восток, а в начале столетия и первыя неприязненныя столкновения их с мордвой.

При раздроблении Руси на уделы, когда в каждом значительном городе был уже свой удельный князь, русским людям стало уже тесно на старых местах. Князья начали помышлять о завоеваниях, а их подданные о привольном житье. Тогда как междуусобныя стычки удельных князей сопровождались всегда пролитием русской крови, а захват каждой пяди чужой земли непримиримой враждой, завоевание земель, принадлежавших инородцам, доставалось более легко и было безобидно для других князей. Привольная мордовская земля невольно привлекала внимание соседних князей Муромских и Суздальских и дружины их начали похаживать в Низовския земли. (Так называлась эта страна по отношению к тогдашним русским владеньям, расположенным выше по течению Оки и Волги).　

Первым завоевателем Мордовской земли был Суздальский князь св. Георгий (Юрий II) Всеволодович, временно лишившийся своего удела и имевший свою резиденцию в городе Радилове (что ныне село Городец) на Волге. Еще ранее Георгия дядя его великий князь Владимирский св. Андрей Боголюбский вел войну с волжскими болгарами и вышел из нея победителем, приходилось воевать с ними и его преемникам, в том числе и князю Георгию. Внимание последняго на пути в Болгарскую землю, невольно привлекла на себя местность на горах, при впадении Оки в Волгу, и князь Георгий вознамерился основать здесь русский город, который служил бы оплотом от нападений врагов и как бы дверью для русских на Восток. Завладев этой местностью в 1221 г.,^[8] Юрий Всеволодович в 1222 г. основал здесь город, который назвал Новгородом Низовской земли, укрепил его валом, построил в нем первую церковь во имя Архангела Михаила, а потом собор во имя Спаса, а за городом монастырь во имя Богородицы. — Таким образом положено было основание Нижнему Новгороду и начало завоевательному движению русских людей на Восток, сопровождавшееся покорением сначала Мордовской земли, потом Казани, Сибири и, наконец, в наши дни Туркестана и Амура. Но мы будем говорить лишь о событиях нашего края.　

Устроив наскоро город, Юрий Всеволодович начал делать нападения на соседния мордовския селения; так по словам летописцев, через четыре года по основании Нижняго Новгорода, русские сильно «пошалили» в мордовских селениях, а зимою 1228 года, мордва, озлобленная этими нападениями, решилась дать отпор и 14 января мордовския полчища, под предводительством своего князя Пургаса, напали на Нижний Новгород, но были отбиты ратью князя Юрия.^[9]　

Отбив нападение мордвы, князь Юрий Всеволодович сам двинулся в Мордовскую землю с братом своим Ярославом, (отцом Александра Невскаго), с племянниками Васильком и Всеволодом Константиновичами, князьями Ростовскими, и Муромским князем Юрием Давидовичем и разорил множество селений во владениях Пургаса. Но это не смирило мордву: в апреле 1229 г. Пургас снова во главе многочисленных полчищ подступил к Нижнему, сожег в окрестностях его Богородицкий монастырь и загородную церковь, но город взять не мог и отступил от него. В это время Юрий Всеволодович воспользовался несогласиями самой Мордвы, заключил мир с другим мордовским князем Пурейшой, котораго и послал вместе со своими союзниками Половцами, против Пургаса.　

Едва Пургас отступил от Нижняго, как на него напал Пурейша, разбил его и истребил почти всё его войско, так что сам Пургас едва успел спастись бегством. На помощь Пургасу, шел на Пурейшу Болгарский князь, но услышав, что в Мордовской земле воюет сам Юрий Всеволодович с союзными русскими князьями, немедленно ушел обратно. Из этих повествований летописцев мы видим, что дотоле мирная Мордовская земля, может быть в первый раз с начала мира, сделалась ареной военных действий. На нее нагрянули неведомые дотоле враги со всех сторон: русские, болгары и половцы. Мордва имела полную возможность укрыться от врагов в своих непроходимых лесах, но горе было тем, которые не успевали скрыться: — их уводили в невозвратный плен и превращали в рабов, как это было в обычаях того времени.　

В 1236 г. впервые появились в этих местах татары или монголы. Первоначально напали они на болгар, живших при устье р. Камы. Болгары, спасаясь от их нашествия, бросились в пределы нынешней Нижегородской губернии, но татары, вслед за ними, вторглись и сюда и, в продолжении месяца, овладели всем Поволжьем. «Поплениша все по Волзе» говорит Суздальский леетописец.^[10]　

В следующем 1237 г. монголы продолжали свои завоевания, а в 1238 году не устоял против них и стольный град, Владимир, где был тогда уже великим князем основатель Нижняго Новгорода Юрий Всеволодович. Сыновья его были убиты при защите Владимира, супруга, дочь и снохи с их детьми задохнулись от дыма в сожженном татарами соборном храме, а сам он, как герой и мученик, пал в битве при р. Сити. Казалось, погибла Русская Земля, но Бог воздвиг ее из пепла. Мощи св. великаго князя и до ныне нетленно почивают в Владимирском соборе.　

С этого времени Мордовская земля перестала уже быть непроходимой и далеко не наслаждалась прежним миром. На севере ея окрепло и утвердилось самостоятельное русское княжество, в столице котораго, Нижнем Новгороде, жили великие князья, завладевшие мало по малу всем севером Мордовской земли и обратившие племя Каратаев (получивших от селения Терюшева наименование Терюхан) в своих данников, плативших ясак.　

Первый князь Нижегородский, Константин Васильевич, княживший с 1340 по 1355 год, переменил свою политику по отношению к мордве и вместо завоеваний перешел на путь колонизации, по его повеленью русские люди просто селились на мордовских землях, мордва по своему миролюбию не сопротивлялась этому и дело закрепления мордовских земель за русскими совершалось так быстро, что к концу княжения Константина Васильевича владенья его простирались от Оки до Суры, а на юге ограничивались рекою Вадом, протекающею в Арзамасском уезде, всего в нескольких верстах на север от г. Арзамаса.　

В 1298 году южные пределы Мордовской земли покорены были татарами под предводительством Ширинскаго князя Бахмета. С того времени и татары начали заводить свои поселения среди мордвы. Около этого времени основан был ими городок Сараклыч, между речек Сарова и Сатиса, где ныне Саровская пустынь. Городок этот был значительно укреплен и в течении 90 лет служил резиденцией особых владетельных князьков.^[11]

Между тем на восток от мордвы на развалинах Болгарскаго царства возникло новое могущественное татарское царство Казанское.　

Все эти новые соседи далеко не были приятны для мордвы.　

По своему миролюбию и непривычности к ратному делу, мордва старалась жить в мире со всеми ими, но они то и дело враждовали между собой, водили свои войска чрез Мордовскую землю и мордва не знала к кому пристать, чьей стороны держаться и, если принимала сторону одних, то делалась врагом других, которые вымещали на ней свои неудачи.　

Так именно случилось и в памятном 1337 году. На Нижний Новгород шел через мордовскую землю свирепый и сильный татарский князь Арапша. Перед ним одинаково трепетали и русския и мордовския поселения. Мордва не знала чью сторону принять и в конце концов переметнулась на сторону Арапши. Соединенныя Московския и Нижегородския дружины ожидали татар на берегу реки Пьяны. Татары долго не появлялись и русские князья, считая себя в безопасности, проводили время в пиршествах и охоте. Арапша воспользовался этим и 2-го августа, внезапно, напав на русское войско, разгромил его. При этом были убиты два князя Иоанн Дмитриевич Брюхатый и Симеон Иоаннович, много бояр и множество войска.^[12]　

Одержав эту победу, Арапша двинулся к Нижнему Новгороду и прежде, чем там узнали о поражении при Пьяне, осадил его и 5–7 августа разорил до основания, причем 32 церкви и весь город сделались жертвою пламени, жители были перебиты, много детей и женщин отведено в плен. Сам великий князь Дмитрий Константинович едва спасся бегством.^[13]　

Едва оправившись от татарскаго погрома, нижегородцы вспомнили тех, кто помогал татарам. Собрав остатки своего войска, они двинулись в Мордовскую землю, грабили и жгли всё, что попадало под руку и, по словам летописца, всю Мордовскую землю «пусту сотворили». Жестокая зима 1377–78 г. была настолько холодна, что небольшие речки и болота вымерзли до суха и это дало возможность нижегородцам добраться до самых глухих поселений мордовских, чтобы выместить свою злобу и там, но им и этого было мало: возвращаясь в Нижниий со множеством пленных, они раздели их, в трескучий мороз, до нага, влекли по льду и травили собаками!.^[14]

В следующем 1378 году чрез Мордовскую землю снова прошли татарския полчища, под предводительством Мамая, который 24 июля разорил Нижний Новгород и его окрестности, не смотря на то, что великий князь Димитрий Константинович, живший тогда в Городце, предлагал татарам откуп.^[15]　

В 1382 г., благодаря искусной политике этого князя, Нижний избавился от новаго разорения татар, шедших на Русь под предводительством Тохтамыша.^[16]

В 1399 году Нижний снова опустошен казанскими татарами, приходившими по проискам князя Симеона Кирдяпы, искавшаго отбить у великаго князя Московскаго Нижегородское княжество, присоединенное в 1392 г. к Москве великим князем Василием Дмитриевичем.　

В 1439 году царь Казанский Улу-Махмед воевал Нижегородскую землю, сын его Мамелюк напал на Нижний Новгород, а другой отряд разорил Желтоводский монастырь, при чем иноки были перебиты, а основатель монастыря пр. Макарий был взят в плен. Впрочем Улу-Махмед, узнав о его святой жизни, отпустил его с честию и ради его освободил еще 40 человек пленных мужчин и всех женщин и детей. Все эти освобожденные пленники вместе с пр. Макарием переселились в пределы Галические в г. Унжу.^[17]　

В 1445 г. зимою Улу-Махмед вторично разорил Нижегородскую Область. Весною татары заняли Нижний Новгород, покинутый жителями, и владели им два года.^[18]

Двинувшись далее к Москве, 14 июля под Суздалем татары разбили московское войско и взяли в плен великаго князя Василия Васильевича Темнаго, который получил свободу лишь в г. Курмыше, будучи выкуплен именитым человеком Строгановым.^[19]

Весь XV век был периодом постепеннаго разселения русских по берегам Волги и Суры и в то же время отклонения мордвы к югу от Нижняго к окрестностям Арзамаса, местность котораго, в то время самая глухая, и сделалась с того времени центром мордовских поселений.^[20] Тогда, как окрестности Нижняго и берега Волги то и дело были свидетелями кровопролитных войн и опустошительных набегов, в местностях нынешняго Арзамаса не было слышно бряцания военнаго оружия и мирные жители спокойно могли заниматься каждый своим делом: ничто здесь не препятствовало земледелию, скотоводству, рыболовству, охоте и пчеловодству. Мордва жила здесь также мирно, как и 500 лет назад, только больше ея стало и чаще стали попадаться в лесах мордовския селения. Невольное знакомство с русскими и татарами внесло в мордовский быт некоторыя новыя понятия, знакомство с неведомыми дотоле предметами, но вообще в такой малой доле, что решительно нисколько не изменило прежний быт.　

Между тем войны русских с казанскими татарами продолжались и во всю первую половину XVI века, а Нижний Новгород и его окрестности продолжали от них страдать.　

Так в 1505 г. 4 сентября к Нижнему подступили казанские татары и ногайцы под предводительством Махмед-Аминя и расположились в самом городе, в виду кремля, на том месте, где теперь стоит Ильинская церковь. 7 сентября защитники Нижняго, руководимые воеводой Хабаром Симским, с помощию пленных литовцев, употребив в дело пленныя литовския пушки (по тогдашнему выражению «бухальцы») отбили нападение. Махмет-Амин, потеряв на приступе много войска, в том числе мирзу Ногайскаго, оставил Нижегородские пределы.^[21]　

В 1523 г. татары перебили в Казани на Арской ярмарке, до 1000 русских купцов и вместе с ними Московскаго посла Василия Юрьевича Поджегина. Великий князь Василий Иванович по этому поводу был в глубокой печали и пролил много слез. В том же году он решился отмстить татарам^[22] и 15 сентября, прибыв лично в Нижний, отправил оттуда рать против казанских татар. Рать эта не достигла Казани: конница под предводительством князя Бориса Ивановича Лупина-Горбатаго-Суздальскаго дошла только до устья Суры, где князь Горбатый, разорив поселения черемисских князей, основал город, назвав его Васильевым-Новгородом (ныне Василь-Сурск), а остальное войско, испугавшись заморозков, возвратилось на своих судах в Нижний, не достигнув Казани.^[23]　

В 1535 г. 25 декабря, в ночь на Рождество Христово, казанские татары разграбили окрестности Нижняго Новгорода и перебили много сонных жителей. 8 января 1536 г. полчища Сафы-Гирея подступили к Нижнему, сожгли на верхнем посаде 200 домов, но от кремля были отбиты.^[24] 15 января русские войска, под начальством князя Гундурова встретились с татарскими полчищами близь Лыскова. В обеих ратях разнеслись преувеличенные толки о силах противников, вследствие чего обе рати ночью поспешно отступили друг от друга без боя.^[25] Что это: пример трусости, безподобный в истории, или одно из проявлений Промысла Божия о благе России?　

В царствование Иоанна Грознаго свершилось покорение Казани. — Под Казань было совершено три похода, из которых третий и последний, увенчавшийся полным успехом, совершен был под предводительством самого Царя. Сохранившееся в Арзамасе предание утверждает, что во время этого похода и был основан Арзамас самим Царем Иоанном Грозным.

Прежде чем говорить об этом, мы, приведя выше историческия известия о событиях, совершившихся в Мордовской земле, воспомянем здесь легендарныя повествования о первоначальном возникновении города Арзамаса.

III Легенды о первоначальном основании Арзамаса и посещении его Александром Невским

Арзамасские летописцы: Шлейников, Мерлушкин и А. Терещенко. Их легковерность и неразборивость. Легенда о мордвине Тёше и его сыновьях. Разсуждение о ней. Легенда о посещении Александра Невскаго. Размышление о ней, опровержение ея.

Среди жителей Арзамаса с давних пор были лица, интересовавшиеся прошлым своего родного города. Некоторые из них даже записывали слышанное. Так в начале ХVIII столетия арзамасский купец Шлейников, на основании устных разсказов, составил историю Арзамаса, которая в рукописи дошла до торговаго человека Мерлушкина, жившаго в конце ХVIII столетия. Будучи, по своему времени, человеком начитанным и интересуясь историей Арзамаса, Мерлушкин составил целую летопись, для которой воспользовался сочинением князя Хилкова «Ядро Российской Империи», вышеупомянутой рукописью Шлейникова и устными разсказами старожилов: арзамасских купцов Плотникова и Синицына, крестьянина Нижне-Ломовскаго уезда Ивана Суслова и какого то Никиты. Летопись Мерлушкина интересовала в Арзамасе многих, с нея делались списки, которые переписчики искажали прибавлениями от себя и толкованиями по своему.

В 1840-х годах А. Терещенко, гвардейский офицер, писатель, гостивший тогда в Арзамасе у своего друга Н. Я. Стобеуса, написал «заметки об Арзамасе», которыя и были напечатаны в «Современнике» и отдельной книжкой в 58 стр. Единственный экземпляр этой книжки сохранился у потомственной почетной гражданки А. М. Подсосовой, с дозволения которой и были сделаны мною выписки из этих «заметок». А. Терещенко также пользовался летописью Мерлушкина и, подобно ему, начинаеть повествование об Арзамасе следующей легендой:

При нашествии Батыя толпы мордвы бежали из своих жилищ и укрылись в диких и непроходимых дебрях арзамасских. В числе других был мордвин Теш, поселившийся на том месте, где впоследствии образовалось мордовское селение Втарес (ныне село Вторусское). В 1245 г. Теш охотился с детьми своими в тех местах, где ныне стоить Арзамас, наловил много дичи, нажарил, наелся вместе с детьми и улегся спать. Он и дети его увидели вещие сны, в которых им было показано, где кому поселиться, а потому они, разсказавши виденное во сне друг другу, и разделили окрестную местность между собой, поселившись каждый на своем участке. Сам Теш поселился на горе, где ныне стоить церковь св. Духа и протекавшую там реку назвал по своему имени Тёшею. Сыновья его поселились: Шамайко на маленькой речке, впадающей в Тешу, которую также назвал своим именем, Шамкою; Якшейка на протекающем оврагами чрез город ручье Сороке; Михалко на север от города на протоке Михалевом и Кусилко на горе Киселевой, находящейся между городом и протоком Михалёвым.　

Разсматривая это предание, трудно согласиться, что оно не было плодом фантазии. Можно допустить разве лишь то, что, действительно, когда то жил здесь мордвин Тёш, который был настолько известен и почитаем среди мордвы, что имя его было дано реке и сохранилось навсегда. Все остальное — чистейший вымысел. Разве возможно допустить, что полудикая мордва запомнила даже год, в котором Тёш поселился на месте теперешняго Арзамаса, когда даже просвещенные народы то-и-дело путаются в летоисчислениях? О вещих снах конечно и говорить не приходится. Наконец, довольно странно, что сыновья Тёша носили русския имена: Михалев овраг и Киселева гора, по всему вероятию, получили свои названия от русских людей, живших в Арзамасе значительно позднее, хотя действительно как увидим далее, в XVII ст. и существовала близ Арзамаса мордовская деревня Михалиха.　

Затем Мерлушкин приводить другое сказание, которое без всякаго разсуждения помещает в своих «заметках» и г. Терещенко. Вот оно:

Через 18 лет от заселения Арзамаса (т. е. в 1263 г.) был встречен здесь жителями Великий князь Александр Невский, который возвращался из Орды и, как говорит предание, он обедал на Духовской горе и потом водрузил на том самом месте крест, моля Господа да просветит Он здесь живущих светом Веры.

Пишущему эти строки, усердному почитателю святаго и благовернаго князя Александра Невскаго и природному арзамасцу, хотелось бы верить этому преданию, но, после продолжительнаго размышления, приходится повторить слова св. Димитрия Ростовскаго «да не будет мне лгати на святого». Предание это совершенно не заслуживает вероятия на следующем основании:　во первых: многия князья, святители и другия важныя лица путешествовали в Орду; но путь их всегда лежал по берегам Волги и незачем им было заходить в глухия дебри арзамасския, во вторых: как говорит история, св. Александр Невский больной прибыл в Нижний Новгород, а в Городце окончательно разболелся, был пострижен и скончался 14-го, а 23 ноября 1263 года привезены мощи его в Владимир. Стало быть: 1) ехал по Волге; 2) если допустить, что ехал чрез Арзамас, то был здесь больной; 3) дело было позднею осенью, а может быть тогда уже и наступила зима, когда вид с Духовской горы не представлял ничего особенно привлекательнаго и когда расположиться здесь обедать больному князю едва ли бы вздумалось и наконец в третьих, что, пожалуй, важнее всего: а) кроме летописи Мерлушкина об этом нигде нет никакого известия, б) среди жителей Арзамаса, вообще известных своей религиозностью, об этом не сохранилось ни малейшаго воспоминания и в) в церквах Троицкой и Духовской, стоящих на том месте, где по этому преданию, останавливался св. князь, нет ни придела во имя Александра Невскаго, ни древних его икон, одним словом, никакого напоминания о его пребывании на этом месте.　

Все это вместе взятое и убеждает считать предание о посещении Арзамаса св. Александром Невским вымыслом кого либо из переписчиков летописи арзамасской.

IV Сказание об основании Арзамаса Иоанном Грозным в 1552 г. и памятники, сохранившиеся от его Казанскаго похода в Арзамасском уезде. Общий вывод из всех этих сведений

Сказание об основании Арзамаса Иоанном Грозным в 1552 г. и памятники, сохранившиеся от его Казанскаго похода в Арзамасском уезде. Общий вывод из всех этих сведений. Последний Казанский поход. Основание Арзамаса по летописи Мерлушкина. Ичалка (или Ардатка). Арза и Мас. Встреча Царя и основание города. Крещение мордвы. Указание на исторические неточности этого сказания. Путь Грознаго по Царственной книге. Места его станов. — Обилие преданий о прохождении Грознаго в разных местностях Арзамасскаго края. Исторические памятники сего похода, сохранившиеся до сего времени. Общий вывод из всего этого: вероятность посещения Арзамаса Иоанном Грозным и построения им арзамасской крепости. Настасьинския ворота. Первая церковь. Икона Воскресения Христова «Государево данье». Объяснение имени «Арзамас». Вероятность расположения царскаго и воискаго стана на месте с. Ивановскаго.

Летом 1552 г. Царь Иван Васильевич Грозный совершил третий последний поход в Казань, окончившийся 2 октября взятием этого города и окончательным присоединением царства Казанскаго к державе Московской.

Царское войско, уже много раз ходившее под Казань чрез Нижний Новгород и по Волге, на этот раз, против обыкновения, шло чрез Муром и Мордовскую землю. Среди жителей города Арзамаса досель сохранилось весьма распространенное предание, что именно во время этого похода и положено основание городу Арзамасу самим Царем Иваном Васильевичем. Предание это разсказывается со многими вариантами и, конечно, за 350 лет, могло быть искажено и разукрашено вымыслами.

В летописи Мерлушкина событие это описано так: Царь Иоанн IV, идя с воинством в Казань (в 1552 г.) и имея вожатым мордвина Ичалку, достиг лесистаго жилища потомков Теша. Жители, предводимые двумя братьями Арзаем и Масаем встретили Государя с покорностью и дарами, частию собственными, а частию собранными с волостей, изъявили желание быть верноподдаными Самодержца Московскаго и проводили его в предстоящий ему поход за свое селение. На возвратном же пути Государь был встречен жителями с прежним усердием и дозволил им просить у него, чего они хотят. Мордва просила: 1) чтобы местность, занятая их поселением была предоставлена во владение им и потомству их, 2) чтобы в их обществе поселено было несколько русских торговых людей и 3) чтобы татары, поселившиеся по берегам Теши, были изгнаны. — Царь принял их просьбу, выслал татар, а дачи, занятыя ими на месте нынешняго Арзамаса утвердил за мордвою и их потомством, разослал по некоторым городам грамоты с приглашением торговых людей и ремесленников селиться на месте теперешняго города и, потом, объявил мордве свою волю: о построении города в их жительстве. Два брата — старшины Арзай и Масай повиновались царскому приказу. На другой день состоялся из воевод царских совет, к которому были приглашены и Арзай и Масай с их старейшинами: с общаго согласия было избрано место дня возведения городской крепости. В присутствии Царя совершено молебствие с освящением и кроплением воды, и в присутствии Монарха произведена немедленно работа: разсчистка леса, копание рва и основание острога. Положив начало городу, Царь предложил язычникам принять святую Веру христианскую. Ответа не было. Тогда Государь объявил им: кто первый крестится, того именем назван будет новый город. Арзай и Масай, первые выступив из толпы многочисленной, изъявили желание к принятию св. Веры и вот из двух имен, Арзая и Масая, и составилось название Арзамаса. Первенцы Православия получили во св. крещении христианския имена: Арзай наименован — Александром, а Масай — Михаилом. Вскоре примеру двух братьев последовали нетолько жители новаго города, но и обыватели волостей, переименованные в дворцовых крестьян.

При основании города заложена внутри крепости церковь во имя Архистратига Михаила, на месте нынешняго собора.

С этим письменным сказанием Мерлушкина во многом сходны и устныя предания, сохранившияся в Арзамасе и переходящия из уст в уста. Впрочем некоторыя из них говорят, что Царь останавливался на том месте, где теперь село Ивановское, в одной версте от Арзамаса и даже предполагал построить на том месте и самый город, что село Ивановское он назвал своим именем, а церковь в нем посвятил своему ангелу Иоану Богослову. Другие говорят, что первая церковь, построенная в город Арзамас, есть также храм во имя Иоанна Богослова. Село Иванцево в 35 верстах от Арзамаса и мордовское селение Ивашкино, в Арзамасском уезде, близ Казанскаго трактира, также претендуют на основание Иоанном Грозным, между тем, как ничем не могут этого доказать и основываются лишь на происхождении имени их от имени Иван. Опровержением этого может служить уже то, что: 1) как исторически известно, Ангелом Иоанна Грознаго был не Иоанн Богослов, а Иоанн Предтеча и следовательно вышеупомянутые храмы в данном случае были бы посвящены Иоанну Предтече, 2) с. Ивановское получило нынешнее свое название от церкви уже в 1678 г., а до того времени именовалось деревней Мельничною.^[26]

В самом письменном сказании Мерлушкина есть неточность: он повествует, что Царь совершил основание города на возвратном пути, а между тем, исторически известно, что Царь возвращался из под Казани по Волге, на судах, 18 октября был в Василе, а 19-го торжественно встречен в Нижнем Новгороде.

А. Терещенко приведя в своих «заметках» сказание Мерлушкина старается согласить его с Царственной книгой о походе Казанском (С. П.-Бург 1769 г.), в которой ничего не говорится об основании Арзамаса. По словам этой книги Царь шел через Мордовскую землю по весьма кривому направлению. Первый ночлег его 20 июля был в лесу, на реке Велетьма, в 30-ти верстах от Мурома: второй его стан был на р. Шиленьт, (ныне на большой дороге между Кулебаками и Ломовкой), третий под Саконсоким Городищем на р. Теше, (на той же большой дороге верстах в 40 от Арзамаса). В селе Саконах действительно до 1872 г. сущ. деревянная церковь, в которой на царских вратах была надпись, что тут был царь Иван Васильевич 24-го июля 1552 г. Четвертый — на р. Ирже (к юго-западу от Арзамаса верстах в 35-ти), пятый — на р. Авшень (ныне речка Акта, именовавшаяся в прежних письменных делах Авше, (верстах в 8-ми от Арзамаса); шестой стан на Ковш; седьмой при озер Икше; осьмой — при озере, не дошед р. Пьяны (верстах в 25-ти от Арзамаса). (Цар. кн. стр. 157–167 и 252–253).

Приведя это указание царских станов А. Терещенко говорит, что путь, намеченный летописью Мерлушкина, далеко разногласит с царственной книгой, что во всем Ардатовском уезде, Нижнегород. губ. сохранилось устное предание, что выйдя из под Саконскаго городка Царь с войськом сбился с дороги в лесах (и уклонился, добавим мы, с прямого пути вправо). Близь г. Ардатова, бывшаго до Екатерины II дворцовым селом, есть село Кунендьево. Житель этого села мордвин (по сказанию Мерлушкина) Ичалка, а по «Нижегородке» А. С. Гацисскаго Ардатка (впоследствии основатель Ардатова) взялся проводить царя лесами на степовой путь. За указание дороги ему были пожалованы многия земли в потомственное владение. По словам А. Терещенко родители известнаго арзамасскаго протоиерея И. О. Сахарова и многие старики из духовенства помнили последняго потомка этого мордвина, по прозванью Огольцова, который быль не женат, слабоумный и пьяный, бродил по окрестным селениям с кузовом на плечах для собирания милостыныни и, в пьяном виде, потерял царскую грамоту чрез что лишился и права на жалованныя его предку дачи. В Кужендееве, в церкви долго хранился серебряный ковш, пожертвованный Государем. От Кужендеева, по сказанию Мерлушкина, царский путь лежал на с. Надежина, а с Надежина на с. Сыресево с уклонением на восток. Уцелевшая до сего времени в с. Сыресеве напольная деревянная церковь во имя св. Параскевы Пятницы, по сохранившемуся в народе преданию, построена на том месте, где стоял царский шатер. От Сыресева войско шло на восток на село Ичалово, где начинается речка Акша, а отсюда по этой речке прямо на север, т. е. к Арзамасу. Тут уже нельзя было Царю миновать того места, где ныне стоит Арзамас. Далее он, по словам того же сказанья, явился близь р. Пьяны, на пути в Казань при селе Вазьяне. (Вазьян слово мордовское и значит озеро). В церкви этого села хранится большая икона св. Николая Чудотворца, пожалованная, как говорит предание, самим Царем. Близь с. Вазьяна расположено и мордовское селение Вашкино или Ивашкино. Далее от этого села, по пути к Княгинину, сохранились предания о прохождении Царя с войском в селах Ягодном, Вельдеманове и Мурашкине.

А. С. Гацисский, весь свой век занимавшиъся изследованием истории Нижегородскаго края, говорит в «Нижегородке», что в южной части Ниж. губ. об этом походе сохранилось множество преданий и всякий курган, марок, всякая старинная находка приурочиваются к этому походу, хотя-бы они, очевидно, и принадлежали к другому веку.

Архимандрит Макарий Миролюбов (вполседствии архиепископ Донской), весьма много трудившийся над изучением памятников церковной древности в разных местах России, на местах своего служения, как известно положил начало этим своим трудам в Нижегородской епархии, где Промыслом Божиим суждено было ему пребывать 4 раза: сперва профессором Семинарии (1842–1851 г.), потом викарием, первым епископом Балахнинским (1866–1867 г.), затем Епископом Нижегородским и Арзамасским (1879–1885 г.) и наконец на покое в Нижегор. Благовещенском монастыре, где он и скончался. Вечным памятником его в Нижегородском крае навсегда останется его книга: Памятники церковных древностей Нижегородской губернии.^[27] В четвертой главе этой книги перечисляются памятники последняго Казанскою похода (1552 г.) и сведения о них, собранныя приснопамятным Владыкой, представляют для истории Арзамасскаго края величайший интерес, поэтому мы и выписываем их почти целиком:

«Свидетелями этого похода в южной стороне Нижегор. губернии служат насыпные мары или курганы, насыпанные войсками Иоанна Грознаго, например: в Ардатовском уезде около селений Ичалова, Онучина и Собакина, до семи курганов; в Арзамасском уезде: между селами Хирином и Корином; в приходах, сел Бестужева, Постникова и Верхних Печерок, и в Сергачском уезде в с. Архангельском, Ветошкино тож, между селами Юриным и Гагиным близь р. Пьяны, и близь деревни Ломанихи».^[28]

По преданиям царем Иоанном Грозным построены церкви: в Ардатовском уезде в селах Моляксе, Надежине и Ичалове, в Арзамасском в Семенове, Четвертакове тож, в Скорятине-Кавлеи тож, Ивановском, Шатках и Малой Якшени и в Сергачском уезде в с. Андосове (понятно, что в течении 350 лет эти церкви не могли сохраниться и заменены новыми и предания — остаются преданиями, но как видно из дальнейшаго повествования сохранились и вещественные памятники).

Иоанн IV, не смотря на свой жестокий нрав, был религиозен и своеобразно-благочестив и, строя церкви на пути своем, в местах новоприобретенных для Русской Церкви и Державы, давал в эти храмы на память о себе св. иконы, церковную утварь и т. п.

Кроме, вышеупомянутых нами, царских врат в с. Саконах и серебряннаго ковша в церкви села Кужендеева, памятниками Царя Иоанна Грознаго и его похода были:

1) Образ св. Николая Чудотворца и Иоанна Воина, с уцелевшими остатками тонкаго серебряннаго оклада, принадлежавший в 1850 г. (время написания вышеупомянутой книги) крестьянину с. Абрамова, Арзамасскаго уезда, Максиму Сидорову. По преданию это одна из пяти икон, данных Грозным пяти окрещенным в то время мордвинам, которые жили на месте нынешняго села Абрамова.

2) В Арзамасском соборе икона Воскресения Христова.

3) В с. Архангельском-Кобылине, Арзамасскаго уезда, хранившияся (в 1850 же году) в церкви, без употребления, на стене царския врата из сломанной еще в XVIII столетии маленькой каменной церкви, построенной Иоанном Грозным. Церковь эта имела внутри длины, кроме алтаря, 8 аршин, а ширины 3 ¹/₂ арш. и высоты с кровлею 7 аршин. Над трапезной возвышался на 5 ¹/₂ аршин черепичный купол с главою и крестом. Село Архангельское-Кобылино пожаловано было Грозным Петру Васильевичу Левашеву, за воинские его подвиги.

Современный Арх. Макарию помещик Левашев удостоверял его, основываясь на актах, хранящихся в герольдии, чтоотряд царскаго войска, под предводительством П. В. Левашева, встретил здесь враждебное сопротивление татар, обитавших по обоим берегам р. Теши, и, сразившись, одержал победу, за что и пожалована Левашеву эта населенная местность с городищами и селищами татарскими.^[29]

4) В 2-х верстах от с. Дубенскаго, Арзамасскаго уезда, близь озера, царь Иоанн на память о своем пребывании поставил мраморный памятник, из местнаго камня, в виде столба вышиною в 2 аршина, а на нем икону Введения во храм Пресвятой Богородицы. Впоследствии икона взята была в церковь с. Дубенскаго и доселе находится в иконостасе. Столб также перевезен в церковь и поставлен пред резным изображением Спасителя в темнице. На верхушке столба устроена чаша для постановки свечей и таким образом памятник превращен в подсвечник.

5) В с. Вазьяне предание и надписи ХVIII столетия свидетельствуют, что Грозным же пожертвованы, кроме упомянутой иконы Николая Чудотворца, еще 3 иконы и царския врата с резными изображениями Спасителя, Божией Матери, Благовещения, трех вселенских святителей, Николая Чудотворца, свящ. муч. Власия и св. муч. Флора и Лавра. Из надписи на них видно, что первым, современным Грозному владельцем с. Вазьяна был Приватарх (?) Лопатин.

6) В церкви с. Воронцова, арзам. уезда находится образ Успения, украшенный серебрянными венцами и цатами, с жемчугом, данный царем Иоанном в церковь с. Успенскаго, которая впоследствии была упразднена. В Евангелии, изображенном на этой иконе, под серебряной створкой, вложены частицы св. Мощей: Тита, Моисея и Евстратия Киево-Печерских.

7) В Сергачском (прежде Арзамасск.) уезде особенно богаты воспоминаниями о Грозном с. Ветошкино и его окрестности. Предание говорит, что Царь, остановившись в здешней местности, нашел, что она очень похожа на местность г. Тихвина и Тихвинскаго Большого монастыря, поэтому он повелел построить здесь, в местности между двух маров, церковь во имя Успения и основать при ней мужский монастырь, потом списать в Тихвине и прислать сюда копию с явленной иконы Божией Матери. Впоследствии монастырь был упразднен, обветшавшая церковь долго стояла, по ветхости, без Богослужения, а икона перенесена в Предтеченскую церковь с. Ветошкина, где особенно чествовалась окрестным населением.

8) В 5-ти верстах от Ветошкина, во время того же похода построен другой мужский монастырь, Троицкий. Предание говорит, что Царь на этом месте отдыхал, а из сохранившагося монастырскаго синодика видно, что устроителем этой обители был схимонах Мина.

9) В Казанской церкви с. Сакмы находится икона св. Николая Чудотворца, бывшая храмовою в третьем мужском, Николаевском монастыре, построенном Грозным на сем месте, почему село Сакма именуется также и Никольским погостом. Предание добавляет, что на содержание этого монастыря Грозным дано было 300 десятин земли.^[30]

Сводя в одно все эти повествования, мы приходим к тому заключению, что действительно царь Иван Васильевич Грозный, идя в Казань, был на том месте, где теперь стоит Арзамас, ибо согласно всех сказаний он шел по речке Акте, текущей прямо к Арзамасу с юга, а потом очутился на озере (по мордовски вазьян, не доходя р. Пьяны на востоке от Арзамаса, следовательно и не мог миновать этого места.

Затем в виду того, что до сего времени имя г. Арзамаса не встречалось ни в каких письменных памятниках, а потом чрез немного лет о нем стало уже известно, как о русском городе, следует полагать, что действительно город этот или основан во время похода Иоанном Грозным или существовал и прежде, как мордовское поселение, а им превращен в русски город, что вполне согласно с повествованием Мерлушкина.

Что Арзамасский острог, т. е. крепость, построен по повелению Иоанна Грознаго, косвенным образом подтверждает грамота Царей Ивана и Петра Алексеевичей, данная Никольскому монастырю в 1689 г., где приведена выписка из писцовых книг 1620, 1621 и 1622 г.г., в которой говорится, что Никольский монастырь находится в Арзамасе, в Меньшом остроге, вышед из города от Настасьинских ворот, идучи к Кузнечным воротам, на правой стороне…

Это наименование городских ворот Настасьинскими не могло произойти ни от чего другого, кроме, как от имени царицы Анастасии Романовны, первой супруги Иоанна Грознаго, а следовательно, и дано им самим, при жизни ея, а скорее всего лично во время Казанскаго похода.^[31]

Сказание, что первая церковь в Арзамасе была посвящена св. Архистратигу Мйхаилу, может подтвердиться тем, что в Арзамасском соборе до сего времени существует придел во имя Архангела Михаила, хотя в соборных документах ХVII столетия и не упоминается об этом.

Если же принять во внимание, что в соборе доселе сохранилась икона Воскресения Христова, которую всеобщее предание называет даром царя Иоанна Васильевича Грознаго, а в соборных документах она именуется «Государево данье», то вероятнее будет полагать, что первый Арзамасский храм Божий был посвящен Воскресению Христову.

Тем более вероятно, что сам Царь указал и место для этого храма, а если вспомним, как в древней Руси в один день строились обыденныя церкви, то можно допустить, что в присутствии царя и положено основание храму.^[32]

Относительно личностей Арзая и Масая можно допустить, что они были мифом, тем более, что наименование Арзамаса знатоки мордовскаго языка объясняют совершенно инача. Они говорят, что Арза или Эрзя есть собственное имя мордовскаго племени Эрзян, а Мась на мордовском языке значит добрый, хороший, прекрасный. Т. е. Эрзяне — добрый, хороший народ или же местность, занятая Арзамасом, или самое поселение есть лучшее в земле Эрзянь. Всего вероятнее, что этим именем называлось бывшее тут мордовское поселение и Иоанн Грозный, сделав его русским городом, оставил ему прежнее имя.

Впрочем урожденец с Выездной слободы Н. Н. Шипов, написавший «Историю своей жизни», которая напечатана была в «Русской Старине» за 1881 г. май пишет, что слово Арзамас — по мордовски значит «красная девушка». Такой перевод может быть объясняется незнанием мордовскаго языка и верой на слова какому нибудь мордвину.

Вещественных памятников пребывания Иоанна Грознаго в Арзамасе никаких не сохранилось, кроме упомянутой иконы Воскресения и страданий Христовых, прекраснаго стариннаго письма, но в древних описях церковнаго имущества она называется просто: «Государево данье», а потому может быть также приписана и преемникам Грознаго — царям Феодору Иоановичу, Борису Годунову, Василию Шуйскому и даже Михаилу Феодоровичу, ко времени царствования котораго относится древнейшая опись, составленная в 1643 году.

Предание о том, что царский стан расположен был на месте, где ныне село Ивановское — можно считать вероятным и даже несомненным: из вышеприведенных сведений видно, что царское войско шло с юга на север по берегу речки Акши, впадающей в Тешу против самого с. Ивановскаго, расположеннаго на горе, с которой открывается прекрасный вид на всю окрестность. Невольно представляется воображению — царский шатер, стоящий на самом возвышенном месте, вокруг него палатки воевод царских, а кругом по берегам Теши и Акши огромный воинский стан… ржание коней и гул человеческих голосов… чудная, теплая июльская ночь… а всего в версте на север мордовское сельбище Арзамас, жители котораго с трепетом ожидают, что-то скажет наступающий день?.. Если летописи и не сохранили нам повествования о пребывании Грознаго царя в Арзамасе, все же сомневаться в достоверности этого факта не приходится, ибо почти тотчас после Казанскаго похода имя Арзамаса появляется на страницах истории.

V События, относящияся к истории Арзамаса, совершившияся во второй половине XVI столетия

Основание Спасскаго монастыря. Пожалование ему царских вотчин. Обращение ко Христу мордвы. Крещение их в Спасском озере. Игумен Сергий. Кончина святителя Филиппа. Усмирение Новгорода и поселение в Арзамасе опальных новгородцев. Следы и памятники их. Феофилакт Яковлев. Основание им Никольской церкви и при ней монастыря. Чудотворная икона святителя Николая. Царь Феодор Иоаннович и его заботы об Арзамасе. Представление об Арзамасе в конце XVI столетия. Пределы городской земли в то время.

В 1556 году положено основание Арзамасскому Спасскому мужскому монастырю.^[33]

В древней Руси основание новаго города всегда начиналось построением храма, затем, обыкновенно, в нем в скором временни возникал и мужской монастырь, считавшийся настолько необходимой принадлежностью каждаго города, что построение подобных монастырей производилось с помощию правительства, а иногда и прямо на счет казны, почему монастыри эти и назывались «строение Государево» или «Царское богомолье». Так было и в Арзамасе: если принять за достоверное, что Арзамас основан Иваном Грозным во время Казанскаго похода в 1552 г., то вскоре, всего чрез 4 года, основан был в нем и монастырь Спасский, который в самом начале своего существования приобрел благоволение царя Иоанна Грознаго и, по просьбе игумена Сергия с братиею, получил от него жалованную грамоту на владение мордовскими царскими вотчинами: с. Ивановским с деревнями, Чернухою и Ореховцем с пустошью Блякином, со всеми угодьями, полями, лесами и покосами.^[34]

Построение мужскаго монастыря в Арзамасе было тем более необходимо, что окрестности города заселены были язычниками, а в самом городе жила новокрещенная мордва, нужно было одних обращать ко Христу и крестить, а других учить и утверждать в истинах Веры, поэтому главнейшей обязанностью иноков Спасскаго монастыря была проповедь Слова Божия — миссионерские труды. Летописи не сохранили нам имен лиц, потрудившихся в этом святом деле и воспоминаний о выдающихся событиях их спасительной деятельности, но явным свидетельством успешности их трудов служит то, что в Арзамасе, основанном среди жилищ языческих, св. Вера Христова распространилась и укрепилась очень быстро. Некоторым памятником обращения язычников ко Христу может служить находящееся по соседству с монастырем, запущенное ныне, Спасское болото. В прежния времена оно называлось Святым озером и даже названо так на плане города Арзамаса, составленном в 1830 году и хранящемся в городской управе, а это название и указывает именно на то, что в этом озере совершалось крещение язычников. (По той же причине получили то же название озера, находившиеся около монастырей: Соловечкаго, Макариева-Желтоводскаго и даже в самом Арзамасск. уезде близ с. Пустыни, где в древности также был монастырь. В Арзамасском же уезде близ мордовскаго села Вечкусова есть котловина уже пересохшаго озера, в котором по преданию, живо сохранившемуся среди окрестной мордвы, были крещены их предки).

Спасский монастырь был построен вне арзамасской крепости, на восток от города, за глубоким оврагом, по которому протекала речка Сорока, на горе, что весьма приличествовало воспоминанию о Преображении Господнем на Фаворе, во имя котораго освящен был первый монастырский храм. В течении более чем 50 лет все церкви и здания монастыря были деревянныя. Каменныя церкви воздвигнуты в нем в царствование Михаила Феодоровича, о чем мы скажем в свое время.

Если не первоначальником и основателем, то во всяком случае одним из первых настоятелей и устроителем Спасскаго монастыря должно почитать вышеупомянутаго игумена Сергия. Сей достопамятный муж, кроме устроения Спасскаго монастыря, оставил по себе память в Арзамасе еще тем, что по его совету положено основание Николаевскому женскому монастырю и им самим пожертвована в церковь этого монастыря резная икона св. Николая Чудотворца, впоследствии прославившаяся чудотворениями и составляющая ныне древнейшую святыню Арзамаса.^[35] Скончался иг. Сергий в 1588 г.^[36]

Заброшенное и загрязненное ныне «Спасское болото» в прежнее время не только называлось «святым озером», но и считалось целебным. В народе хранилось поверье, что вода его исцеляет от слепоты и болезни глаз. Поэтому больные глазами приходили сюда умываться обыкновенно на заре, по три зари подряд. Поверье это основано на том, что вода св. Крещения исцеляет от слепоты, что в свою очередь, вероятно имело основанием события при крещении св. апостола Павла и св. равноапостольнаго князя Владимира, исцелившихся от слепоты при крещении их.

1569 г. 23 декабря преставился святитель Филипп, Митрополит Московский и всея России, умерщвленный в заточении в Тверском Отроче-монастыре любимцем Ивана Грознаго Малютой Скуратовым. Здесь воспоминается об этом событии потому, что в управление св. Филиппа Московской митрополиею город Арзамас находился под непосредственным ведением Митрополита и, таким образом, сей святый угодник Божий был его епархиальным Архиереем.^[37]

В 1576 году 26 июня по повелению Иоанна Грознаго, в память покорения Казани основан в Арзамасском уезде (ныне в Сергачском) на р. Пьяне Троицкий мужской монастырь, ныне уже не существующий.^[38]

В 1580 году Царь Иоанн Грозный, усмирил или вернее сказать, опустошил Великий Новгород за мнимую его измену. Желая нанести как можно более тяжелый удар самостоятельности этого древняго торговаго города, он перевел множество жителей его на новые места, в другие города. Между прочим, многие Новгородцы были поселены и в новоустроенном городе Арзамасе и его окрестностях. Переселение их в эти места не было таким тяжелым бедствием, как они полагали. Удаленные из пределов Новгородских, они не видали тех бедствий, которыя постигли их родину чрез 30 лет, во времена междуцарствия и нашествия шведов, а на местах новаго жительства для их торговой деятельности открылось широкое поле и они вскоре зажили здесь безбедно. Для Арзамаса же эти новые жители были большой находкой: они принесли сюда с собою дух благочестия, который во все времена был достоянием великаго Новгорода, исконные русские обычаи, издревле присущую новгородцам предприимчивость и знакомство с процветавшими в пределах новгородских ремеслами: кожевенным, мыловаренным и скорнячным. Эти отрасли промышленности так привились в Арзамасе, что кожевенные заводы считались первыми в России и процветали почти 300 лет, а скорнячное ремесло, изменяясь и совершенствуясь, существует со славою доселе. Памятниками переселенцев Новгородских остались наименования некоторых арзамасских церквей, например: Софийской, с именем которой неразрывно связано воспоминание о величайшей святыне Новгорода, Софийском Соборе; Знамения (теплой при Троицкой церкви), посвященной также великой Новгородской святыне образу Знамения Пресвятой Богородицы, спасшей Новгород от Суздальцев и союзных им князей; Зосимской, посвященной имени урожденцев Новгородских Зосимы и Савватия. Очевидно, что, воздвигая эти храмы, бывшие новгородцы старались соединить с ними благоговение к святыням своей родины.

Некоторыя фамилии арзамасских купцов долго хранили воспоминание о происхождении своих предков от Новгородцев, даже в 1840 г.г. А. Терещенко, говоря об этом в своих «заметках» называет фамилию Трушениковых (известных более под прозванием Полоусовых). Из устных разсказов старожилов мне приходилось слышать, что от новгородцев же происходили Шилкины (носящие книжныя фамилии Суворовых^[39] и Курьяновых) и Бебещины (при чем замечалось, что правильно следовало бы писать Бебешины от коренных славянских слов бе бе шен), впрочем сами Бебешины говорят, что род их происходит от татарина Бебеша, от имени котораго и произошла фамилия столь многочисленная и распространенная в Арзамасе. То же говорили и о фамилиях Шишкиных и Суриных^[40] Главным несомненным памятником этого переселения осталось новогородское нариъчие весьма распространенное в Арзамасском уезде.

Около того же времени т. е. 1580 г.^[41] в городе Арзамасе построен был храм во имя Святителя и Чудотворца Николая, в котором прославилась чудотворениями его икона, а вскоре потом при этом храме устроен девичий Николаевский монастырь.

Повествование об основании Николаевскаго монастыря нераздельно соединено с воспоминанием о светлой личности основателя его, иерея Феофилакта Яковлева.

Благоговея пред памятью сего достославного арзамасца XVI столетия, пишущий эти строки, собрав и тщательно разсмотрев все дошедшия до нас известия о нем,^[42] нашел возможным составить следующее сказание:

Около 1580 г. один из жителей г. Арзамаса Феофилакт Яковлев, по своему усердию и на собственный счет построил деревянную церковь во имя св. Николая Чудотворца. Так-как в те времена священники, обыкновенно, избирались прихожанами, а не назначались епархиальным начальством, то и здеся во священника, вероятно по выбору прихожан, посвящен был сам храмоздатель.

Вскоре, известный уже нам, игумен Спасскаго монастыря Сергий принес в дар этому храму резной образ святителя Николая, именуемый Можайским, а потом уговорил Феофилакта устроить при этом храме девичий монастырь, каковаго дотоле в Арзамасе еще не было. Это был ни единственный на Руси пример, что игумен мужскаго монастыря заботился об основании монастыря женскаго, а почти во всех новых русских городах, обыкновенно, так и было, что чрез несколько лет по устроении мужскаго монастыря возникал и монастырь женский, устроению котораго всегда помогали иноки мужского.

Вследствие этого Феофилакт, кроме первозданной Николаевской церкви, имевшей придел во имя св. безсребренников Космы и Дамиана, выстроил еще другую деревянную церковь теплую, во имя Богоявления с приделом св. Георгия Победоносца, с жилыми подклетами, деревянными папертями и колокольней, до 30 отдельно стоящих деревянных келий и обнес все это деревянной оградой. Первоначальный монастырь устроен был на 30 монашествующих сестер.

Время кончины Феофилакта осталось неизвестным, но супруга его Пелагия еще была жива в 1650 году, когда после пожара, истребившаго весь монастырь, ею, вместе с сыновями Григорием и Афанасием, построена была новая деревянная церковь.

На первый взгляд очень трудно согласить два известия: 1) что Феофилакт построил церковь в 1580 г. и 2), что жена его была еще жива в 1650 г., т. е. чрез 70 лет, но это можно объяснить двояким образом: или 1), что Феофилакт построил церковь в самых молодых летах, или 2), что он женился пред самым посвящением на очень молодой девице (тогда дозволялось жениться даже на 13-тилетних, но не допускалось посвящать холостых, хотя бы и отличавшихся высокой нравственностью, людей). В таком случае могло быть, что жена его прожила после брака более 70 лет и в глубокой старости, когда ей было около 85 лет, принимала участие в постройке новаго храма.

С течением времени память о Феофилакте изгладилась было не только в Арзамасе, но и в основанном им Николаевском монастыре и возобновилась как-бы случайно в 1870 годах. Управлявшая в то время монастырем игумения Мария, разбирая в ризнице старыя иконы, нашла древнюю икону Владимирской Божией Матери, на которой оказалась надпись, что она дана на благословение Николаевскому монастырю основателем его иереем Феофилактом. Знакомая с историей монастыря, игумения обрадовалась этой находке и, благолепно украсив св. икону, поставила ее в церкви, а при поминовении усопших во время богослужения в монастыре с того времени ежедневно начали поминать основателя святыя обители сея Иерея Феофилакта.

Вышеупомянутая икона св. и чудотворца Николая, пожертвованная игуменом Сергием, прославилась в начале XVII столетия многими чудесными исцелениями, от которых даже самый монастырь получил тогда наименование Николая Чудотворца Новыя Прощи (от слова проща, прощать, прощение грехов, без котораго не может быть и телеснаго исцеления.^[43]

При игумении Марии (в 1870 г.) икона эта украшена новою богатою сребро-позлащенною ризою, с камнями и жемчугом^[44] и на зимнее время стала переноситься в теплую церковь, тогда как до того времени постоянно находилась в холодной церкви в иконостасе. Пишущему эти строки пришлось видеть эту икону без ризы: она представляет чудно сохранившийся памятник четырехсотлетней старины и без ризы даже внушает еще более благоговейное чувство.

1584 г. 18 марта скончался царь Иоанн Васильевич Грозный.

1589 года 23 января при царе Феодоре Иоанновиче учреждено патриаршество в Россиие. При всех 10-ти Всероссийских патриархах Арзамас принадлежал к их области, но, кажется, ни однажды не был удостоен патриаршаго посещения. Во многих церквах Арзамаса имелись и доселе хранятся патриаршия грамоты. Многие антиминсы арзамасских церквей были освящаемы митрополитами Сарскими и Подонскими, или Крутицкими, которые в те времена были как-бы викариями патриархов и жили в Москве на Крутицах. Царь Феодор Иоаннович пекся об утверждении в Арзамасе Православной Веры и благочестия. Из древней описи Арзамасскаго собора видно, что он присылал в собор свои царские дары.

В 1600 году составлена книга большаго чертежа (изданная в Москве в 1846 г. Г. И. Спасским), в которой упомянут и Арзамас такими словами: «А на реке, на Теше, от Мурома 120 верст град Арзамас. А Теша река вытекла с верху реки Алатыри и от реки от Пьяны»…

На основании вышеприведенных сведений, современные нам Арзамасцы могут представить в своем воображении Арзамас в том виде, каким он был на рубеже ХVІ и ХVІІ столетий, лет чрез 50 после своего основания.

Среди дремучих лесов на правом гористом берегу реки Теши стояла небольшая деревянная крепость, которая занимала пространство от теперешняго собора до церкви св. Духа, оттуда городская стена шла к тому месту, где ныне церковь Спаса Нерукотвореннаго Образа, а от нея поворачивала обратно к собору. В крепости находился соборный храм во имя Воскресения Христова, с 2-мя приделами: Вознесения Господня и св. великомуч. Феодора Стратилата. Как говорится в описи 1643 г., храм этот был деревянный клеть, верх шатром, паперти и на стрелех. В крепости же жил воевода, были дома простых обывателей, а служилые люди занимали целую улицу, которая проходила по самой средине города и называлась, как и ныне, Стрелецкой. В крепости вели несколько ворот, доселе сохранились названия двух из них, одне назывались Настасьинскими, а другия Кузнечными. Николаевский женский монастырь с двумя деревянными церквами, обнесенный деревянной оградой, стоял там-же, где и теперь, но это место было уже не в крепости, хотя и было также укреплено, укрепление это называлось Средним малым Острогом. Принимая во внимание, что горы в настоящее время значительно срыты, съезды улучшены и овраги засыпаны, можно составить понятие о том, что тогдашняя арзамасская крепость занимала довольно выгодное место, была неудобоприступной для неприятелей и, по тому времени, была значительно укреплена. На восток от города за оврагом, которым протекала речка Сорока, стоял Спасский монастырь, весь деревянный, а около него, вырубая росший там лес, уже селились жители и заводился посад. Церковь, стоявшая в те времена на месте нынешней Ильинской, именовалась «Никола Чудотворец, что за острогом»^[45] селились посадские люди, а на северо-запад от крепости там, где, вероятно около того же времени построена была Софиийская церковь. Нижняя часть нынешняго города тогда почти сплошь была покрыта болотами, чрез нее протекала речка Шамка, русло которой было тогда гораздо ближе к городской горе, чем теперь, и Сорока. Святое озеро, именуемое теперь Спасским болотом, было несравненно шире и глубже, а вода в нем была настолько чиста, что в ней совершали крещение язычников и больные глазами приходили на заре умываться этой водой в надежде получить исцеление. На юг от Святого озера по берегу Шамки расположились кожевенные заводы, почему в XVII столетии эта часть города и именовалась Кожевенной слободой. Путь из крепости к Москве шел теперешним Никольским монастырем и назывались именно Настасьинскими. По выезде из города, за рекой Тешей жили казаки, которые в числе 600 человек оставлены были Иоанном Грозным для защиты от мордвы и татар^[46] поэтому и селение их получило название «Выездной казачьей слободы». По соседству с ними поселились пушкари и деревня их получила название «Пушкарки». На юг от города на р. Теше, около мельницы Спасскаго монастыря расположена была деревня Мельничная, переименованная потом в село Ивановское, которое, вместе с деревнею Березовкой и с. Кирилловкой, принадлежало Спасскому монастырю.

Границы городской земли в грамоте царя Михаила Феодоровича, данной арзамасскому воеводе Илье Афанасьевичу Стрешневу 25 сентября 1629 года, список с которой сохранился в арзамасском соборе, определяются так:

…«в арзамасских писцовых книгах Тимофея Измайлова с товарищи^[47] написано: дано арзамасским посадским людям на выпуск и на сено селище и поля, что была деревня мордовская Михалева^[48] по обе стороны реки Теши, промеж города Арзамаса и Красною села^[49] и после письма и меры Игнатия Зубова с товарищи за рекою Тешею Михалевския поля взяты и отданы Арзамасским стрельцам в пашню, а за ними^[50] осталось селище Михалевское, да к тому ж селищу долгая поляна^[51] и арзамасским посадским людям велено против^[52] тоя взятыя земли около города разчищать леса и арзамасские посадские люди для животиннаго выпуску леса разсекали и погари разчищали, а межа тому их выпуску и сенным покосам… чистаго от земли Спасскаго монастыря деревни Кирилловки и деревни Березовки и Мельничной^[53] под черным лесом берега, а на ней грани, да через стрелецкий враг^[54] на косой дуб, а на дубу грани, и стрелецкой враг к убожному врагу суховиловаты, что у Кирилловской пашни, да на дуб суховерхой, что на горе, а на нем грани, а с того дубу через Шамку речку на столб дубовой к котловине через дорожку на котловину, что у озерка у Кирилловской дороги, да на вяз виловат, что стоить у ями дорожки, а на нем грани, а с вязу через вражек и через дорожку на березу суховерху, а на ней грани, а от березы середнею дорожкою на столб дубовый, а на нем грани, а от того столба через гать, что было загатили насильством Выездные слободчики крестьяне на монастырской и на посадской на вопчей (общей) земле до новой мельнишной заимки, что было тоя-ж Выездной слободы крестьяне заплотили заплоту к посадской и монастырской земле насильством и по нашему указу и по челобитью Спасскаго игумена Ионы с братиею мельнишную заплотку велено разломать и впредь тут мельнице быть не велено^[55]. А от мельнишной заплоты вниз по реке по Теше тем Тешным протоком, а тот проток течет позадь посадских дворов кожевенные слободы^[56] до большого мосту, которым ездят в Выездную слободку и к Москве, и от большого мосту тем протоком, который течеть от мосту и в Выездную слободу до стрелецких сенных покосов и от того протоку через большое болото, а от стрелецких сенных покосов ниже Воскресенской соборной мельницы^[57] вниз по Теше на столб, а на нем грань, а от того столба вниз до устья речки Соловейки, правая сторона посадских людей, а левая сторона земля и сенные покосы стрелецкия да дворцоваго Краснаго села, а от устья речки Соловейки вверх по Соловейке до Нижегородския до верхния дороги, что ездят из Арзамаса в Нижний, правая сторона земля и росчисти и погари посадских людей, что они разчищали для выпуску, а левая сторона от реки от Теши вверх по Соловейке кулига с болоты для мельничнаго заплоту и на выпуск написано к Никольской мельнице, а та мельница дана^[58] к Николе Чудотворцу в руги место, вверх по Соловейке по земли и по погари боярина князя Бориса Михайловича Лыкова, а от тех граней вверх по Соловейке по Нижегородскую дорогу, на Лубяной враг и по черный лес и до граней монастырския земли деревни Кирилловки розчисти и животинной выпуск и сенные покосы посадских людей»… Вот каким были Арзамас и его окрестности около 1600 года!

VI Арзамас в смутное время.^[59]

Неосведомленность арзамасцев. Их верность самозванцам. Смута в окрестностях Арзамаса. Варкодин и Москов. Арзамас в руках изменников. Взятие его царскими войсками. Умиротворение и ополчение. Гибель 300 арзамасцев в битве под Зарайском. Свидетельства о сем летописцев. Память в потомстве. Усмирение мятежников в пределах Нижняго Алябьевым. Междуцарствие. Смоляне, бежавшие в Арзамас. Козьма Минин и князь Пожарский. Арзамасцы первые являются на их призыв. Освобождение Москвы. Избрание на царство Михаила Феодоровича Романова.

Всякому русскому человеку, хотя немного знакомому с историей своего Отечества, известно, сколько великих бедствий пережила Русская Земля, в так называемое смутное время, началом котораго можно считать 15 мая 1591 года, когда неповинно убит был в Угличе злодейскою рукою юный св. царевич Димитрий, а концом тот благословенный день 21 февраля 1613 года, когда единогласным решением выборных людей ото всех городов русских на царский престол был избран Михаил Феодорович Романов.

Отдаленный от Москвы, юный еще тогда и малолюдный Арзамас не видал под стенами своими ни врагов поляков, ни самозванцев, ни буйных донских казаков, но и до него, как отдаленные раскаты грома доносились страшныя вести из Москвы, где верховная царская власть то и дело переходила из одних рук в другия, одни враги сменялись другими и, казалось, гибли Отечество и Вера. Отдаленные от Москвы, не постигавшие московских событий, не подозревавшие тамошних интриг, Арзамасцы терялись в догадках, не знали кого считать законным Царем, чьей стороны держаться. Лишь сердцем чуяли они, что Отечество гибнеть и Православию грозит опасность, и душой стремились к Москве, чтобы спасти там и Отечество и Веру или положить за них свои души и кости.

Неизвестно, как встречена была в Арзамасе весть о кончине царя Феодора Иоанновича и о вступлении на царский престол новаго царя Бориса Годунова в 1598 году и как отразилось здесь народное бедствие страшнаго голода, бывшаго при царе Борисе, но нужно полагать, что в 1605 году весть о появлении в пределах России и о вступлении в Москву Лжедимитрия, котораго все считали тогда истинным Димитрием, сыном Грознаго царя, встречена была с радостью и Арзамассцы, незнавшие о том, как он вел себя в Москве, оставались верны ему до самой его смерти. На следующий год не успели они опомниться от страшной вести, что он был Самозванец и убит, как пришла к ним новая весть, что он жив и снова стоит с войском, осаждая возмутившуюся против него Москву… Было тут над чем задуматься!.. и в результате, арзамасцы признали Тушинскаго вора истинным царем.

В 1606 году шайки передовых посланцев Лжедимитрия II (Тушинскаго царька) наводнили окрестности Арзамаса. Состоя большею частию из оборваннаго сброда беглых, нищих, бродяг, людей без чести и совести, эта толпа «воров» волновала народ, то, суля ему несбыточныя блага за присоединение к возстанию, то грозя пытками и истязаниями. Они жгли села, грабили проезжавших по дорогам, угоняли скот. Беглые холопы и крестьяне, недовольные отменой Юрьева дня, громадными толпами присоединились к бунтовщикам. Давно уже успокоившаяся мордва также возстала.^[60]

Вся эта голыдьба шла к Арзамасу, откуда под начальством мордвинов Варкодина и Москова двинулась на Нижний, но намерение бунтовщиков овладеть этим городом не удалось. Князь Иван Михайлович Воротынский, посланный царем Василием Шуйским разбил у Арзамаса полчище бунтовщиков. Часть их разбежалась и ушла в стан Тушинскаго вора, а другая часть засела в Арзамасе, Алатыре и Ядрине.^[61]

В 1607 году Лжедимитрий II, подкрепляемый поляками, двинулся на Москву. Вся южная Русь подчинилась ему. За ней последовало все Поволжье, кроме Нижняго Новгорода. Арзамас признавал его истинным Дмитрием, или, как выражались летописцы «был в измене», вследствие чего был взят войсками царя Василия Ивановича Шуйскаго.

Никоновская летопись свидетельствует, что царь Василий послал под Арзамас боярина князя Ивана Михайловича Воротынскаго, который град Арзамас взял. В других летописях говорится, что под Арзамас велено было идти воеводам Григорию Григорьевичу Пушкину и Сергею Григорьевичу Ададурову с ратными людьми Владимирскими, Суздальскими и Муромскими.^[62] Может быть во взятии Арзамаса участвовали все эти соединенныя силы: мятежников было много, а войска царя Василья Шуйскаго, как известно, большой храбростью не отличались.

На успокоение Арзамаса потребовалось не много времени: вскоре после того в Арзамасе было собрано ополчение, которое и отправлено к Москве, на подкрепление царским войскам. 30 марта 1608 г. ополчение Арзамасское вместе с рязанцами, предводимое князем Хованским и Захаром Ляпуновым билось с поляками, предводимыми Лисовским, под городом Зарайском, при чем побито 300 человек арзамасцев. Эти храбрые воины погребены в г. Зарайске рядом с церковью Благовещения и над общею могилою их доселе возвышается большой курган.^[63]

Сказание о битве под Зарайском представляет самую горестную и вместе славную страницу в истории Арзамаса. Слабое перо мое не в силах описать это событие и потому привожу здесь повествования летописцев, почти современников. Столяровская летопись говорит: «В Переславле Резанском^[64] были воеводы князь Иван Андреевич Хованской да думный дворянин Прокопий Петров сын Ляпунов, а с ними были Резанцы всех станов, да с одним князем И. А. Хованским было Арзамасцев дворян и детей баярских по списку лучших людей 250 человек. Из Переславля Резанскаго с весны ходили воеводы под Пронск, а Пронск был в измене, и у Пронска острог взяли и в остроге дворы выжгли и к городу Пронску подступали и немного городу не взяли. Из города ранили из пищали воеводу Прокопия Ляпунова по ноге. И от города воеводы и ратные люди отошли прочь и пошли в Переславль Резанский. И в Переславле, собрався с ратными людьми воевода князь И. А. Хованской, дав Прокопьево место брать его Захар Ляпунов с ратными людьми, с резанцы и с Арзамасцы пошли под город под Заразской. А в городе в Заразском сидел полковник Александр Лисовский и с ним литовские ратные люди, и черкасы, и русские всякие воры. И как Московские люди пришли под город под Заразской, на поле, и Лисовской со всеми людьми из города вышел на бой, и с резанцев и с Арзамасцы был у него бой, и резанцев и Арзамасцев побил и много живых поймал»…^[65]

Никоновская летопись повествует о том же так: «В Переславле Резанском, слыша воеводы, что Зарайской город литовские люди взяли, и послаша под Зарайской город ратных людей; воевода с ними бысть Захарий Ляпунов, и приидоша под Зарайской город не промыслом, со пьяна. Лисовский же видев из Зарайскова, Московских людей побил на голову и многих живых поимали: единых Арзамасцов убита на том бою триста человек; трупы же их Лисовский повеле похоронити в одно место, в яму, и содела ту над ними для своей славы курган великий: той курган стоит и до ныне»…^[66]

Но слава Лисовскаго скоро увяла: через год он стоял уже под стенами обители преподобнаго Сергия, защищаемой видимо только горстью монахов да малоискусных ратных людей, а незримо молитвами своего святого основателя… Стоял Лисовский ни один, а с Сапегою и многочисленным войском, стоял около обители много-много месяцев, томил осажденных голодом, и жаждой, и осадой, и приступами, не жалел и ядер для стрельбы, но взять святой обители не мог… Бродил он и после того, был и в Кинешме и в Дунилове и много-много еще где: пролил много русской крови, еще более заставил пролить слез, но славы не нашел и теперь даже сами поляки не знают где его могила, а высокий курган его сделался памятником убитых им Арзамасцев. Прошло уже слишком 300 лет, а на кургане еще не умолкает пение панихид о лежащих здесь приснопамятных Арзамасцах!

Вскоре после несчастной битвы, как только успокоилась от смуты Русская земля, царь Михаил Феодорович повелел построить близ кургана храм Благовещения для поминовения лежащих под курганом… И доселе возносится в этом храме о упокоении их Безкровныя Жертвы.^[67]

Тяжело было маленькому, еще едва просуществовавшему 50 лет городу Арзамасу перенести такую утрату: не годы, а десятки лет проливали в Арзамасе слезы об убитых под Зарайском.

По свидетельству Зарайских старожилов, в старину раз в год жители Арзамаса приезжали в Зарайск и служили панихиды над телами убитых своих предков и сограждан.

Между тем полнаго спокойствия в окрестностях Арзамаса не было. В конце 1608 года князь Семен Вяземский во главе мятежников, состоявших из жителей Нижегородских окрестностей, арзамасцев, татар, черемис и поляков подступил к Нижнему и 5 декабря осадил его, но был разбит Нижегородским воеводой Алябьевым и обращен в бегство, при чем многие мятежники были захвачены в плен и приведены в Нижний.

Около того же времени, верные царю Василию Шуйскому, нижегородцы разбили мятежных жителей Балахны, державших сторону самозванца. При этом Балахнинский воевода Голенищев и 6 других главных мятежников были повешены в Нижнем, на нижнем базаре.

Через месяц, 16 января 1609 г. Алябьев, разсеяв мятежныя шайки приверженцев самозванца в окрестностях Нижнего, явился с тою же целью под Муром.

Такия успешныя действия против мятежников и бунтовщиков приобрели Алябьеву благоволение и признательность царя Василия Шуйского, который и дал ему похвальную грамоту от 27 мая 1609 г.^[68]

После этого в окрестносях Арзамаса все как будто-бы успокоилось. Здесь даже нашли себе приют жители Смоленска, Вязьмы и Дорогобужа, бежавшие из своих мест от военных ужасов и разорения, которое нанесли им поляки и приверженцы самозванцев. Памятником этого осталось наименование речки Смолянки, протекающей чрез с. Выездную Слободу, составлявшую тогда часть города. Название свое речка получила оттого, что смоленские пришельцы жили по ея берегам.^[69]

Но главное бедствие нашего Отечества было еще впереди, когда в 1612 г, царь Василий Шуйский лишен был престола и насильно пострижен, сердце России — Москва досталась в руки поляков, а великий святитель, патриарх Гермоген умерщвлен был голодной смертию. Наступил 1612 год, когда на Руси не было ни царя, ни патриарха, а Москва, разграбленная, оскверненная и поруганная находилась в руках поляков. Но Бог помиловал Русскую Землю и воздвиг спасителя ей в лице доблестнаго Нижегородскаго гражданина Козьмы Минина, которому дал и не менее доблестнаго помощника князя Пожарского.

О, как счастлив летописец Арзамаса, когда он ссылаясь на целый сонм свидетелей, может поведать, что на призыв Минина идти к Москве, чтобы спасти Отечество и Веру, первые явились дети боярские из Арзамаса и с ними Смоляне, Вязьмичи и Дорогобужане, поселившиеся в Арзамасе!^[70]

20 августа 1612 г. князь Пожарский и Минин с своею ратью подошли к Москве, 22 октября взяли Китай-город, а 27 торжественно вступили в Кремль.

Москва была освобождена, а в феврале 1613 года собрались в нее выборные люди от всех городов русских для избрания царя и 21 февраля единодушно избрали Михаила Федоровича Романова. Выборным человеком от города Арзамаса был игумен Спасского Монастыря Иов.

VII Арзамас при царе Михаиле Феодоровиче

Благоволение Царя к Арзамасу. Его дары собору. Основание Алексеевскаго монастыря. Жалованныя грамоты монастырям. Выездная слобода жалуется в вотчину Салтыкову. Участие Арзамаса в делах государственных. Арзамасские татары. Пожары. Троицкий Особный монастырь. Названия церквей ныне давно забытыя. Построение соборнаго храма в Спасском монастыре. Убогое убранство церквей того времени. Арзамасская церковная десятина. Писцовыя книги. Селения Арзамасскаго уезда, кому они принадлежали. Принесение чудотворной иконы Казанской иноком Даниилом. Прославление ея. Схи-игумень Феодосий.　Митрополит Корнилий. Протопоп Петр Иванов.

По дошедшим до нас письменным памятникам, Арзамас пользовался видимым благоволением Михаила Феодоровича, который в особенности заботился о духовных нуждах этого города, об умножении в нем народнаго благочестия и благолепия церковнаго, так например: он в сентябре 1628 года дал Воскресенскому собору свою царскую грамоту, список с которой хранится в соборе до ныне,^[71] на владение полянами Осиновкой и Никифоровкой, а в 1641 г. еще полянкой Становою. В 1643 г., после пожара, истребившаго собор, пожертвовал в него серебряный вызолоченный украшенный с лицевой стороны сканной работой и жемчугом напрестольный крест. На кресте этом, доселе хранящемся в соборе, имеется следующая надпись: «Повелением великаго Государя, Царя и великаго князя Михаила Феодоровича, всея Руссии Самодержца и его благоверной царицы Евдокии Лукьяновны и благоверных чад сделан крест в Арзамасе в соборную церковь Воскресения Христова в лето ЗРНА». (7151 т. е. 1643 от Р. X.), Кроме того царем присланы были в собор Евангелие обложенное бархатом, с серебрянными Евангелистами, застежками и жучками, св. сосуды серебрянные и оловянные, разная другая утварь и много богослужебных книг.

«В 7142 году (1634) по указу Великаго Государя, Царя и великаго князя Михаила Феодоровича всея России, по грамоте из Новгородскаго приказу воеводе князю Никите Шаховскому указано построить в Арзамасе, на посаде, Царское богомолье, Новодевич монастырь Алексия человека Божия».^[72]

Хотя и не видно того не из каких актов, но, не сомневаясь, можно сказать, что поводом к основанию этой обители послужило рождение наследника престола, впоследствии Благочестивейшаго царя Алексея Михайловича, в память рождения котораго и был посвящен этот монастырь имени его Ангела, пр. Алексия человека Божия.

Исполняя царское повеление, князь Шаховской построил две бревенчатыя Церкви, из которых главная четырехпрестольная была посвящена Казанской иконе Божией Матери, а правый предел ея пр. Алексию человеку Божию. Кроме церквей были построены колокольня и 30деревянных келий. Все это было обнесено пластинной оградой, гороженной в столбы.

Царь Михаил Феодорович прислал в монастырь две храмовыя иконы: 1) Казанской Божией Матери и 2) преп. Михаила Малеина и Алексия человека Божия, ангелов своего и сына, наследника престола. Обе эти иконы до сего времени составляют священную достопримечательность монастыря.

В 1635 г. новою царскою грамотою, данною на имя Арзамасскаго воеводы Гавриила Андреевича Иванова определен штат монастыря положено в нем быть: игуменье и 29 старцам, священнику, диакону, дьячку, пономарю, сторожу и просвирне, и указано ежегодно отпускать им следующие жалованье: игуменье 3 рубля и 6 четвертей ржи и овса, священнику 5р. и 10 четвертей ржи и овса, диакону 3р. и 7 четвертей, дьячкам и сторожу по 1р. и по 3 четверти того и другого хлеба, просвирне по 1 рублю 6 алтын и 4 деньги, ржи и овса по 3 четверти. На церковное вино, свечи и ладан по 3р., а на просфоры по 2 четверти хлеба в год.^[73]

1620 года 4 июля дана царская грамота, Николаевскому девичьему монастырю и на построение в нем церкви пожаловано царем десять рублей.^[74]

Кроме того подтверждена грамота, данная этому монастырю в 1606 году царем Василием Шуйским, которою вместо денежнаго и хлебнаго оклада на содержание священно-церковно-служителей и на церковныя потребности монастыря, пожалована мельница на р. Теше, повыше села Кичанзина, как говорится в грамоте: «К Николе Чудотворцу, вместо руги, на собор дана мельница, большое колесо, на р. Теше… да у той же мельницы разчистки вверх по Соловейке, сена становится полтораста копен… даны Николе Чудотворцу, девича монастыря, на свечи, и на ладан, и на вино церковное»…

Отец Государя, патриарх Филарет Никитич подтвердил 19 июля 1619 года своим подписом несудимую грамоту, данную Арзамасскому Спасскому монастырю патриархом Иовом 15 марта 1604 года и также подтвержденную патриархом Гермогеном 9 февраля 1609 года. А потом в 1628 году дал монастырю вторую несудимую грамоту, за собственноручным своим подписом — при игумене Ионе…, которую впоследствии также подтвердили своими подписями еще два патриарха: «Смиренный Иоасаф Патриарх» и «Иосиф Патриарх».^[75]

В 1635 году царь Михаил Феодорович пожаловал Выездную Слободу, что под городом Арзамасом, в вотчину боярину Борису Михайловичу Салтыкову за то, как гласит царская жалованная грамота, «что он против королевича Владислава, польских литовских, немецких людей и черкес стоял крепко на боях и на приступах бился не щадя головы своей и ни какия королевичевы прелести не прельстили его, многою свою службу и правду Московскому Государству показал, а будучи в осаде во всем оскудение и нужду терпел…».^[76] Во владении рода Салтыковых село Выездная Слобода находилась почти 250 лет, когда, в силу манифеста от 19 февраля 1861 г. жители ея освободились от крепостной зависимости, а земли, леса и барский дом распроданы Салтыковыми в 1880 г.г. Должно заметить, что Салтыковы очень дорожили этой вотчиной, и по видимому, предпочитали ее всем другим.^[77]

Но что было наградой и счастьем для Салтыковых, то было несчастьем для нескольких поколений жителей Выездной Слободы.

Горькой насмешкой звучало самое название села «Слобода» (от слова свобода), а жители ея — рабы, терпевшие не столько от господ, сколько от своего брата, управителей — бурмистров!.. Мы еще будем говорить об этом в следующих главах, теперь лишь скажем, что недаром немедленно по освобождении от крепостной зависимости 19 февраля 1861 г. отпраздновав, это событие благодарственной молитвою, выездновцы в вечную об этом память слили колокол в 850 пудов.

В царствование Михаила Феодоровича Арзамасцы принимали участие и в делах общегосударственной важности. Например по словам историка С. М. Соловьева, когда на земском соборе в Москве предложен был вопрос: «принять Азов в подданство России или нет?» — Арзамасцы вместе со многими другими, просили «принять». В 1614 г. арзамасцы вместе с нижегородцами под предводительством Ивана Остренева ходили походом на низовые волжские города, на подмогу Шеину против поляков, выступили из Москвы князья Черкасский и Пожарский, в войске их было, между прочим, 220 человек арзамасских татар.^[78]

Ныне татарских селений в Арзамасском уезде нет, но на основании приведенною известия были. Выше мы видели, что татары жили даже по близости к Арзамасу и мордва просила Иоана Грозною их удалить, что он и сделал. Есть предание, что татарския селения были на р. Акше. Самое название этой речки испорченное татарское слово «Ак-сау» — значит: белая река; в 8 верстах от Арзамаса на Акше доныне существует русское селение с татарским именем: Исупово. Стоящее на верховьях той же р. Акши село Ичалово, в 25 верстах от Арзамаса, ныне Ардатовскою уезда, даже находилось во владении князей Чегодаевых — татар принявших св. Крещение. Странным кажутся их имена: Семен Иванлеевич, Михаил Делкеевич, Никита Бараевич, Степан Ахметович.^[79]

В 1640 годах Арзамас страдал от опустошительных пожаров, из которых жертвою одною сделался Воскресенский собор, а другой пожар уничтожил Николаевский монастырь. Но, благодаря тому, что все постройки были тогда деревянныя, а окрестности Арзамаса были покрыты прекрасными лесами, город вскоре обстраивался заново и с течением времени становился все больше и лучше.

К концу Михайлова царствования в Арзамасе, кроме Собора, который после пожара построен был весь из дубоваго дерева^[80] существовали уже 4 монастыря: известные нам Спасский, Николаевский, и Новодевич Алексия человека Божия и еще Троицкий особной мужский, получивший известность в первый раз в 1626 г.^[81] Монастырь этот находился на том месте, где ныне церковь св. Духа и назывался особным потому, что иноки его имели каждый особое жилье, пищу и одежду на свой собственный счет, а также — особым в отличие от другой Троицкой церкви приходской, находившейся по соседству, почти рядом с монастырем. В летописи Мерлушкина говорится, что также для этого различия монастырь назывался Черной Троицей, а приходская Белой троицей. Окончательно это различие прекратилось лишь в 1833 г, когда бывшая монастырская церковь переименована во имя Сошествия св. Духа.

Кроме собора и монастырей было в то время в Арзамасе и несколько приходских церквей, из которых положительно известно о существовании трех: Благовещенской на посаде, Крестовоздвиженской, именовавшейся тогда Никола в Стрелецкой слободе и Ильинской, называвшейся Никола за острогом.

Лучшим украшением Арзамаса был тогда Спасский Монастырь, в котором, среди общей массы деревянных построек, появились тогда каменные храмы. — Древнейшим каменным храмом в Арзамасе был собор Спасскаго монастыря, во имя Преображения Господня, сохранившийся до сего времени. К постройке его приступлено в 1683 году при игумене Ионе, предполагавшем построить его в значительно больших размерах и уже заключившем договорную запись со старцем Московскаго Ново-Спасскаго монастыря Ипполитом об устройстве иконостаса в этот храм.^[82]

К сожалению, в том же 1638 г. игумен Иона, вероятно за выдающияся свои заслуги по управлению монастырем, переведен был в Москву, в Ново-Спасский монастырь, а преемник его игумен Корнилий 1-й почему то убавил размеры храма и иконостаса. Освящен этот храм был не позже 1643 года. На прилагаемом рисунке изображен этот древнейший из всех до ныне существующих храмов Арзамасских во всей своей красе. Первоначальный вид его, к сожалению, изменен в XVIII столетии пристройкой трапезы и пробивкой новых окон в западной стене, еще более изменилась его внутренность; но и ныне он еще внушает какое то особое чувство уважения своей древностью и величественным видом и служить одним из лучших украшений Арзамаса. При богатстве материальных средств, вероятно, Спасский монастырь был также богаче других арзамасских церквей утварью и ризницей, тогда как собор и другия церкви в этом отношении были очень бедны. Так например, в соборе до 1643 г. большой колокол был в 8 пудов, а сосуды деревянные, одна риза из бязи, с выбойчатым оплечьем, один подризник полотняный, один дьяконский стихарь крашенинный и одни киндячные воздухи, богослужебныя книги рукописныя ветхия. Серебрянных вещей не было даже в Алексеевском монастыре, построенном, как известно, повелением самого царя. В церковном отношении Арзамас имел тогда важное значение. Существовала особая Арзамасская десятина, составлявшая часть патриаршей области. В Арзамасе находилось управление ею — Десятильный Двор. Во главе управления состоял обыкновенно протопоп Арзамасскаго собора. Из «письма и дозора» Булата Телицына (128–1620 г.) видно, что в Арзамасской десятине было 98 церквей. Но кроме того арзамасские протоиереи ведали еще десятины Алатырскую и Курмышскую до отделения их от патриаршей области. Относительно количества народонаселения в Арзамасе исторически известно лишь то, что в 1626 году в нем насчитывалось людей, способных носить оружие, 650 человек.^[83] При царе Михаиле Феодоровиче в 1620, 1621 и 1622 г.г. писцом Тимофеем Измайловым составлены писцовыя книги о г. Арзамасе. Глухия окрестности Арзамаса становились все более населенными. Одною из причин этому было то, что в 1639 г. летом, мордовское племя Терюхан, обитавшее на севере от Арзамаса, вследствие притеснения воевод, убежало в Муромские леса, оставив даже хлеба на корню.^[84] Таким образом, в непроходимых лесах образовались новыя поселения. Почти все селения Арзамасскаго уезда того времени составляли вотчины и поместья князей, бояр, стольников и друг. служилых людей, редкое исключение представляли несколько сел, принадлежавших Спасскому монастырю, Красное село — было сначала дворцовым, но потом также было отдано в вотчину Матюшкиным, Семеново было государевым селом, Ямская слобода — свободной, а с. Миленино принадлежало Арзамасцу Миленину, повидимому, человеку не дворянскаго происхождения. Были еще «ясачныя» деревни.^[85]

1643 год ознаменовался принесением в Арзамас и прославлением чудотворной иконы Казанской Божией Матери, которая доныне находится в Крестовоздвиженской церкви. В старинной рукописной книжке, хранящейся в ризнице этой церкви, об этом событии повествуется так:

Летом этого года стояла продолжительная засуха, по этому поводу назначен был крестный ход вокруг города. Утром в этот день прихожане Крестовоздвиженской церкви, во время совершения Божественной Литургии, увидели проходившаго мимо их церкви некоего инока Даниила, несшаго большую икону Казанской Божией Матери. Они вышли из храма и спросили его, куда несет он святую икону. Даниил отвечал: «В монастырь Живоначальныя Троицы» (монастырь этот, как выше сказано, был там, где ныне церковь св. Духа). Но крестовоздвиженские прихожане стали просить его, чтобы он отдал икону в их церковь, на что Даниил и согласился. Весть об этом разнеслась по городу и тогдашний игумен Спасскаго монастыря (схимонах Феодосий), совершавший литургию в Соборе, повелел крестному ходу идти первоначально к Крестовоздвиженской церкви, где пред новопринесенною иконою совершенно было молебное пение, после котораго икона взята была в крестный ход. Когда дошли до погоста церкви Илии Пророка, Господь прославил св. икону благодатным знамением: от нея увидели свет и истекло миро, а потом Бог даровал и дождь.^[86]

Упомянутый здесь схи-игумен Феодосий скончался 7 апр. 1645 г. Надгробие его, вделанное в южное крыльцо Преображенскаго соборнаго храма Спасскаго монастыря, сохранилось доселе.

Преемником его был Корнилий II-й (1646–1661 г.г.), бывший потом архимандритом Новогородскаго Хутынскаго монастыря, а с 24 июля 1664 г. архиепископом Тобольским и в 1668 г. 25 мая возведенный в сан митрополита Сибирскаго.^[87] Скончался он в Тобольске 23 декабря 1678 г. и погребен в соборном храме.

Из жителей Арзамаса, современных царю Михаилу Феодоровичу, особенно выдающейся личностью был соборный протопоп Петр Иванов, который упоминается в грамотах собора с 1628 г. Он много заботился об обезпечении собора и соборнаго причта лесными и земельными угодьями. При нем, по его с братиею челобитью, даны были в 1628 г. в собор на свечи, на ладан и на вино церковное и им на прокормление поляны Осиновка и Никифоровка, Жеребячья тож, из оброчных статей безоброчно. В 1641 г. прибавлена еще смежная с этой дачей полянка Становая с лесными и земельными угодьями. В 1645 году отказано в собор стольником Юрьем Федоровичем Шишкиным поместье его, писцовая дача, половина поляны Вадской, половина поляны Колодезной, да половина поляны Засечной со всеми угодьями, помещичьим и крестьянскими дворовыми местами.^[88] Все эти дачи были смежны и находились на старовадской дороге, верстах в 13 от города. Таким образом именье собора округлилось и на нем поселились крестьяне, сделавшиеся соборными крепостными. Неоднократно протопоп Петр бил челом царю Михаилу Феодоровичу и отцу его, патриарху Филарету Никитичу о нуждах собора и причта, бывал и лично в Москве с подобными же челобитиями. Так в 1643 году, с ним присланы были в собор щедрые царские дары: церковная утварь, облачения и книги, как это видно из хранящейся в соборе описи, вероятно им же, протопопом, составленной. На основании всего этого можно было бы назвать протоиерея Петра пастырем добрым и образцовым благопопечительным настоятелем собора, но, к сожалению, из хранящихся в соборе грамоте видны и отрицательныя стороны его деятельности. В умножении церковных угодий он был заинтересован лично. Недовольствуясь данными собору вотчинами, он насильственным образом, без отвода, начал селить своих крестьян на арзамасской посадской земле, заводить деревню, хоромы ставить, распахивать землю на городском животинном выпуску, близко посаду, расчищать городской кустарник и березник и «тесноту чинить посадским людям великую». Выведенные из терпения староста Дружинка Хомяков и посадские люди били на него челом Царю. По указу царскому были разсмотрены писцовыя книги и «про ту спорную землю сыскано на-крепко, всякими сыски».^[89] Земля оказалась действительно городскою, а не соборною. Из другой грамоты видно, что протопоп Петр послан в Сибирь;^[90] за какую вину в грамоте не сказано. Полагают, что за приверженность к возникшему тогда расколу… Впрочем подтвердить этого ничем не могут.

VIII Арзамас при царе Алексее Михайловиче

Основание Введенскаго монастыря. Схимонах Иов. Принесение из Казани иконы Одигитрии Смоленской в Выездную Слободу. Явление иконы близь деревни Нагаева. Дьяк Семен Румянцев и его дар собору. Рождение великаго Арзамасца. Процветание кожевенных заводов. Боярин Федор Михайлович Ртищев. Его благодеяние Арзамасу. Память об этом в Арзамасе. Построение Богословской церкви.

В 1647 г. боярин Б. М. Салтыков, умирая, отказал свою вотчину, с. Выездную Слободу брату своему Петру, от котораго она перешла по третейскому полюбовному разделу, помимо сыновей его Алексея и Петра Петровичей, ко внукам Алексею и Василью Федоровичам, родным братьям царицы Прасковьи Федоровны.^[91]

В 1651 г. в центре города Арзамаса, близь собора и Николаевскаго монастыря, построена деревянная церковь во имя Введения во храм Пресвятыя Богородицы с двумя приделами: 1) Архидиакона Стефана и 2) пр. м. Евдокии, и при ней учрежден мужской монастырь, счетом в городе 5-й. Надобно полагать, что храм этот был построен, при скудных средствах, весьма не фундаментально потому, что через 40 лет, в 1692 г. он пришел уже в ветхость.^[92]

В 1653 году писец Яков Соловцов обложил данью Введенский монастырский двор, находившийся к северу от церкви. Кроме казенных пошлин положено взимать в домовую Патриаршую казну 4 деньги и гривну за въезд. По скудости монастырских средств, оклад этот уничтожен в 1686 году.^[93]

25 июля 1653 г. татары разграбили и сожгли историческую часовню, находившуюся близь Троицкаго монастыря на р. Пьяне (в нынешнем Сергачском, а тогда Арзамасском уезде.^[94]

3 февраля 1654 года скончался иеросхимонах Иов 110 лет от роду и погребен на правом берегу р. Пьяне на месте бывшаго Троицкаго монастыря. Память народная, из глубокой древности, чтет его святым. Окрестные жители доселе стекаются в ночь на Духов день на его могилу, а утром бывает сюда крестный ход из села Ветошкина.^[95]

В 1656 году в с. Выездную слободу, бывшую уже тогда вотчиной Салтыковых, в церковь Рождества Божией Матери и Николая Чудотворца принесена из Казани чудотворная икона Божией Матери Одигитрии Смоленския, копия с чудотворной Седмиезерской иконы Божией Матери, по усердию совладельца села Михаила Михаиловича Салтыкова, бывшаго тогда воеводой в Казани. Как Седмиезерская чудотворная икона избавила Казань от моровой язвы, так и в Арзамасе, по принесении копии с нея, прекратилась свирепствовавшая моровая язва. Память об этом событии сохранилась до сего времени и икона Святой Матери Одигитрии, почитаемая жителями города и уезда, неопустительно бывает носима во все крестные ходы, совершаемые в Арзамасе.^[96] Новая каменная церковь в честь этой иконы построена в 1708 г., а через 100 лет заменена нынешнею обширною.

1664 года (от сотворения мира в 7172 лето) 9 мая в Арзамасском уезде, в приходе села Печерок, близ деревни Нагаева, в роще, над ключом, на дереве клене явилась икона Пресвятыя Богородицы Одигитрия-Смоленския, от которой совершилось много чудес; между прочим одна женщина, по имени Евдокия, бывшая слепою 20 лет, получила зрение. От царя Алексея Михаиловича и патриарха Иоасафа дано было монаху Силе, который первый получил откровение о сей иконе, промышлять о построении на этом месте церкви, но монах Сила вскоре умер, а церковь так и не была построена. Существует только каменная часовня, в которой и находится св. икона.^[97]

В 1667 году дьяк посольскаго приказа Семен Володимеров сын Румянцев послан был с дворянином Петром Ивановичем Потемкиным в Гишпанию (Испанию) и Францию. Памятником его в Арзамасе остались частицы св. мощей 13-ти восточных и российских святых, приложенныя им в Воскресенский собор, где оне хранятся в напрестольном кресте, пожертвованном царем Михаилом Феодоровичем, о чем свидетельствуют надписи на том кресте.^[98]

1670 года 28 марта Царем Алексеем Михайловичем грамота на имя стольника Леонтия Шайсупова, в которой оказаны царския милости Николаевскому монастырю.

В том же году близ Арзамаса, в селе Красном у дьячка Федора Степанова родился сын Иоанн, который впоследствии был подвижником и настоятелем Арзамасскаго Введенскаго монастыря, первым просветителем знаменитой Саровской пустыни и, наконец, много пострадал от временщика Бирона.^[99]

Письменными актами за 1671 год подтверждается, что в то время в Арзамасе уже процветали кожевенные заводы. Обороты их были уже настолько значительны, что о них знало Правительство и брало с заводов известный оброк натурою — юфтями. В этом 1671 г. из юфти, собиравшейся в казну, повелено было ежегодно выдавать Алексеевскому монастырю по 26 юфтей.

В 1673 году 21 июня скончался в Москве любимец Царя Алексея Михайловича ближний его боярин, постельничий, Феодор Михайлович Ртищев, на 47 году от рождения.

Он отличался необыкновенную любовью к ближним, милосердием и сострадательностью к страждущему человечеству. Занимая по своей должности близкое место к царю, он не гонялся за славою и почестями, а всю свою жизнь и почти все средства употребил на помощь несчастным всякого рода. О совершенных им в разное время делах милосердия сохранилась целая повесть написанная современником и называемая «житие милостиваго мужа, Феодора Ртищева». Едва-ли не величайшим и, безспорно, самым долговечным из его добрых дел следует назвать его благодеяние оказанное городу Арзамасу.

Основанный на месте мордовских поселений, маленький в начале городок Арзамас был крайне беден землей. С юга и востока от него, почти рядом с городом начинались земли и угодья Спасскаго монастыря и принадлежавших ему селений Ивановскаго и Кирилловки. За рекой Тешей, т. е. к западу Выездная Слобода с ея землями пожалована была Салтыкову, а с севера близко подходили земли и леса боярина Ртищева, которыя тянулись на 12 верст до самого села Протопоповки, широко раскидываясь на обе стороны поперёк дороги. Между тем число жителей в Арзамасе постепенно возрастало и им становилось тесно: не хватало ни пашни, ни лесу, ни выгона. Единственная надежда оставалась на соседния дачи Ртищева. Вероятно, благодаря его доброте, арзамасцы по соседству пользовались тут кой-чем. Но вот Ртищеву представился случай продать свою водчину. Не щадя своих средств на помощь ближним, он сам часто нуждался в деньгах, почему и продал даже свое подмосковное имение, село Ильинское. И за арзамасское имение ему давали около 17 000р. на нынешния деньги, а тогда это была очень большая сумма. Услыхали об этом арзамасцы, испугались и послали к Ртищеву своих посланцев. Ртищев предложил им купить его водчину, просил арзамасцев назначить сколько они могут за нее дать, потом сам назначил им цену 500 тогдашних рублей, но арзамасцы были тогда настолько бедны, что не могли заплатить и этой суммы. Ртищев навел справки и, узнав, что действительно, город очень беден, а нужда его в земле и лесе самая крайняя, взял да и отдал свою водчину городу Арзамасу даром.

Прошло с тех пор почти 250 лет. Из леса даннаго Ртищевым Арзамасу значительная часть (1500 десятин) отошла в казну, а ею даны участки Ямской слободе, и Алексеевской общине, но и до сего времени Арзамас имеет 1500 десятин леса и обширныя угодия, частью занимаемыя выгоном, а частию сдаваемая под пашни и покосы, всего же 2532 ¹/₂ десятины. Немного найдется городов с такими богатыми угодьями! Лес со введением правильнаго лесного хозяйства, обеспечивает город топливом навсегда. Нужно прибавить к этому еще то, что ранее сего целыя 200 лет большинство бедных жителей города безплатно пользовались дровами из городского леса, а было время, когда лес был еще красный — строевой и строились из арзамасскаго леса целые дома. Некоторые из них сохранились до сих пор, Например дом Фешиных в Большо улице. Из всего этого можно представить какое великое благодеяние оказано было Ртищевым Арзамасу и можно было бы полагать, что имя его в этом городе с благоговением и признательностью передается из уст в уста, от отцев детям, из рода в род. Но на деле этого не оказалось. Арзамасцы всех сословий чрез 150–200 лет положительно забыли об этом, не сохранилось ни малейшаго предания и имя Ртищева было забыто.

Вспомнил было о Ртищеве в 1822 г. Арзамасский купец, откупщик Иван Петрович Ансиев и вздумал поставить ему памятник на свой собственный счет. Испрошено было разрешение Правительства и составлен проект памятника, но вышло разногласие: Ансиев хотел поставить памятник, непременно, пред окнами своего дома (ныне д. Белоногова в Сальниковой улице), на том месте, где до того времени стоял большой дубовый столб, будто-бы служивший прежде гранью между городом и вотчиной Ртищева,^[100] а городское начальство настаивало, чтобы памятник был поставлен у восточнаго угла Спасской церкви, т. е. на другой стороне улицы. Между тем у Ансиева разстроились дела, он сам сошел с ума и потом умер.

Проэкт памятника был забыт, а вместе с ним опять забыли и о Ртищеве. Вновь вспомнили о нем Арзамасцы в 1895 году, когда 21 июня в первый раз отслужили по нем заупокойную литургию в соборе и панихиду на площади. Поводом к этому послужили: лекция профессора В. Ключевскаго, прочитанная в пользу голодающих в 1891 г.: «Добрые люди древней Руси»; жизнеописание Ртищева, помещенное в одном из календарей на 1895 год и изследования некоторых арзамасских патриотов-архиологов, главным образом протоиерея Ф. И. Владимирскаго. Постановлено было думою и разрешено св. Синодом ежегодно 21 июня совершать по Ртищеве в Соборе заупокойную литургию и панихиду, а также соорудить в память его икону св. Феодора Стратилата, его Ангела, которую и поставит в соборе. На сооружение иконы открыта была подписка среди жителей города, которая дала 400 р. и в 1897 г. икона была заказана арзамасскому уроженцу профессору Ник. Андр. Кошелеву, которым исполнена и прислана в Арзамас в 1899 г.^[101]

В 1675 г. построена в Арзамасе каменная холодная церковь во имя св. апостола и евангелиста Иоанна Богослова, существующая до ныне. Трапеза этого храма, с двумя приделами, сооружена впоследсьвии, что вполне заметно даже по разнице в архитектуре. Пожар 26 апр. 1883 г. опустошивший трапезу и оставивший от нея лишь одне голыя стены, не проник в самую церковь, благодаря только тому, что в ней был чугунный пол.^[102] Храм этот — величественное и стройное здание, дышет стариной. Красоту его составляют: узорчатый крест на луне, с цепями, глава из черепицы, золотистаго цвета, наличники у окон из зеленой черепицы, причудливый чугун. пол и чудный резной иконостас.^[103]

13 июня 1675 г. царем Алексеем Михайловичем дана жалованная грамота воеводе Василью Петровичу Кошкареву, в которой упоминается об основанном царем Михаилом Феодоровичем в 1634 г. Алексиевском монастыре, который называется в этой грамоте царским богомольем.^[104]

29 янв. 1776 г. скончался царь Алексей Михайлович.

IX Арзамас во время бунта Стеньки Разина (1670 г.)^[105]

Распространение мятежа в окрестных городах. Арзамасский воевода князь Щербатов. Главный начальник царских войск князь Юрий Долгорукий. Помощник его князь Барятинский. Взятие разинцами Мурашкина и поход их на Арзамас. Поражение их. Жестокая расправа с мятежниками в Лыскове и Мурашкине. Второе нашествие мятежников на Арзамас. Поражение их под Пановом. Битва в Усть-Урене. Казни мятежников в Арзамасе. Ужасное свидетельство о них современника-иностранца. Авдотья Нарышкина.

Царь Алексей Михайлович за доброту и мягкость своего характера получил от своих современников наименование «тишайшаго» и даже такой строгий историк, как Н. Костомаров признает его самым добрым из всех русских князей и царей. Но царствование его не отличалось миром и тишиною. На западе России долго шла тяжелая непримиримая борьба с поляками, а на восток все Поволжье охвачено было бунтом Стеньки Разина. Город Арзамас со славою сохранил тогда верность Государю и в то время, как все поволжские города изменили и перешли на сторону мятежников, он был крайним оплотом Московскаго Государства на востоке России, в нем сосредоточивались царския войска, имел пребывание главный их начальник, князь Юрий Долгорукий и производилась расправа с бунтовщиками.

Сам Разин действовал на низовьях Волги и доходил только до Симбирска, под которым был разбит и принужден был бежать снова вниз по Волге. Но пламя возстания распространилось уже с такою силою, что приверженцы Разина как бы не замечали его отсутствия и его именем распространяли мятеж шире и шире: Алатырь, Корсунь, Саранск, и Пенза сдались бунтовщикам. Козмодемьянцы убили своего воеводу, выпустили из острога преступников, одного из них Ильюшку Долгополова избрали начальником шайки и отправили для распространения бунта на р. Ветлугу.

По примеру Козмодемьянска, взбунтовался Василь-Сурск. Тамошний воевода, не надеясь сладить с мятежниками, бежал. Мятежники овладели казной, сожгли царския грамоты и все дела.

Толпа воров казаков волновала Ядринский уезд. Составилась большая партия бунтовщиков, большею частью из черемис, и овладела Ядрином. Воевода, подъячие, все дворяне и дети боярские были истреблены. Курмыш также предался мятежникам. Главное гнездо мятежников образовалось в с. Усть-Урене, на реке Кандарати.

На Оке первые взбунтовались крестьяне в вотчине князя Одоевскаго. Составились шайки, которыя старались не допустить переход царским войскам чрез Оку для того, чтобы чрез это удобнее было действовать в Арзамасском и Нижегородском уездах мятежникам.

Таким образом мятежники напали врасплох на Павлов перевоз (ныне с. Павлово), захватили тут переходивших чрез Оку ратных людей и побили их. Ободрясь успехом, они думали произвести то же и на Лисовском перевозе, но один священник села Избылецкаго предупредил об этом царския войска и мятежники были отбиты. Священник за это был ими жестоко избит, хотя и остался в живых.

На юге от Арзамаса возстание с особою силой распространилось в Верхнем и Нижнем Ломове и селе Конобееве. Мятежники засели в городах Темникове, Кадоме и Киренске, в Троицком остроге и Красной Слободе. Жители везде изменяли и приставали к мятежникам. Духовенство, почти везде встречало бунтовщиков с крестным ходом.

Во всем Тамбовско-Пензенском крае остался верным царю один только город Шацк, воевода котораго Хитрово, весьма успешно боролся с мятежниками.

В Арзамасе воеводою был тогда князь Щербатов. Он еще заблаговременно писал царю об угрожавшей опасности вместе с Нижегородским воеводой Васил. Петр. Голохвастовым. Царь повелел им принять нужныя меры предосторожности.^[106]

Главным начальником царских войск был князь Юрий Долгорукий, главная квартира котораго была в Арзамасе. Одним из важнейших его помощников был воевода князь Барятинский.

В ближайших окрестностях Арзамаса мятежныя шайки появились в сентябре 1670 года.

Главными становищами мятежников в этих местах сделались села: Богородское, Лысково и Мурашкино, бывшее тогда городом. Заняв город Мурашкин, разинцы овладели там 13-ю железными пищалями и 1174 ядрами и с этим снарядом пошли к Арзамасу. Воевода князь Щербатов, с арзамасскими дворянами и набранными ратниками, бился с ними под Арзамасом и обратил их в бегство.

Преследуя мятежников он вторично разбил их под Мурашкином, взял Лысково и 22 октября освободил от мятежников разграбленный ими Макариев-Желтоводский монастырь, в стенах котораго они укрепились.

Мятежные жители Лыскова и Мурашкина жестоко поплатились за свою измену. Одни из участников мятежа были повешены, другие посажены на кол, иные прибиты гвоздями к доскам, некоторые изодраны крючьями и засечены до смерти. Те, которые избежали казни, разбежались по окрестностям, погибали от голода и стужи.

Проеезжая селами Мурашкиным и Лысковым, невольно обращаешь внимание на множество часовень, стоящих по улицам и на перекрестках. Это памятники на местах казней.

Мечтой мятежников было взять Нижний. Они окружили его и завладели бы им, потому-что войска в нем почти небыло. Но князь Долгорукий, услышав об опасности, угрожавшей Нижнему, послал к нему войска от Арзамаса. Шайки стали сниматься со своих мест, но не успели: воеводы князь Щербатов и Леонтьев разгромили их. Остатки этих шаек разсеялись по Нижегородскому уезду и долго разбойничали по деревням.

В конце сентября, услышав, что в окрестностях Арзамаса собирается многочисленная шайка бунтовщиков, князь Долгорукий выступил с войском из Арзамаса и встретился с мятежным ополчением под селом Пановым.^[107] В ополчении было до 15 000 мятежников. Бой был отчаянный: 4 раза мятежники схватывались с царскими войсками и, наконец, были разбиты на голову. Половина их легла на месте, а другая попалась в плен и предана казням. Князь взял у них 6 пушек и возвратился в Арзамас.

Между тем другие воеводы усмиряли возмутившиеся города. Князь Барятинский 2 ноября взял Козмодемьянск и там 60 человек казнил; ста мятежникам отрубили по пальцу на правой руке, а у других совсем отсекли руки и 400 человек нещадно высекли кнутом.

В Ядрине мятежники сначала не сдались; двух человек, посланных к Барятинским увещать их, убили: монаха сбросили с башни, а посадского человека сожгли, но потом сдались.

Василь-Сурск сдался без боя.

Особенно кровопролитное сражение с мятежниками было у с. Усть-Уреня (в нынешней Симбирской губернии). Вот как описывает его сам воевода кн. Барятинский.

«Стояли полки друг против друга с утра до обеда, я поджидал, чтобы они переправились за переправу ко мне, но они за переправу ко мне не пошли»…

Когда наскучило ожидать, князь приказал намостить сена через реку Кандарать и пехота перебралась.

«Бой был жаркий» продолжает князь — «стрельба пушечная и мушкетная безперерывная и я тех воров побил и обоз взял, да 11 пушек: да 24 знамени и разбил всех врозь: бежали они разными дорогами, и секли воров конные пешие так, что на поле, в обозе и на улице Усть-Уренской слободы за трупами нельзя было и проехать, а крови пролилось столько, как будто от дождя большие ручьи потекли»…

Пленные частию были казнены, а частию отпущены после привода их ко кресту.

Это было на востоке от Арзамаса, а на юге действовали воеводы Шацкий Хитрово и Арзамасский князь Щербатов. Первый сначала разбил мятежников близь с. Конобеева, а потом 14 декабря взял Киренск, а второй 17 декабря — Нижний-Ломов. Верхнеломовцы сами пришли к нему с повинной головой. 23 декабря покорилась Пенза, а в конце этого месяца и в начале января усмирен Тамбовский уезд.

Между тем главный военачальник, князь Долгорукий находился в Арзамасе и чинил суд и расправу с бунтовщиками. Арзамас, не видавший ужасов кровопролитных сражений с мятежниками, сделался невольным свидетелем еще более страшнаго зрелища: в нем было главное место казней. Вот что пишет об этом современник-иностранец (Relation.21): — «Страшно было смотреть на Арзамас: его предместья казались совершенным адом; повсюду стояли висельцы и на каждой висело по 40 и 50 трупов, там валялись разбросанныя головы и дымились свежей кровью; здесь торчали колья, на которых мучились преступники и часто были живы по три дня, испытывая неописанныя страдания. В продолжении трех месяцев в Арзамасе казнили одиннадцать тысяч человек, их осуждали не иначе, как соблюдая обряды правосудия и выслушав свидетелей»… К этим словам современника нечего прибавлять!^[108]

В Арзамасе в настоящее время не сохранилось даже предания, на каких местах производились казни; должно быть казнили сплошь и где пришлось, а может быть, что бы сделали казни изменников еще более страшными, князь Долгорукий и не позволял сооружать на местах казней, вопреки общепринятому обычаю, кресты и часовни…

После этого Арзамас еще неоднократно был Свидетелем казней и пыток государственных преступников. Он даже как будто сделался нарочитым местом для казней. Так, например, вскоре после описанных событий, именно осенью 1681 года пытана была в Арзамасе тетка царицы Натальи Кирилловны, Авдотья Петровна Нарышкина. Интересна судьба этой знатной женщины. Состоя при дворе, она попала под опалу и за многия вины сослана была в с. Лобычево Алатырского уезда, вместе с троими малолетними детьми. Здесь она соскучилась и 29 июля 1678 г. бежала и около трех лет скрывалась в Арзамасском уезде, в пустынных лесах, близь с. Пустыни, на берегу Пустынскаго или Святого озера, под именем раскольничьей старицы Девворы.^[109] Впрочем дальнейшая судьба была более счастливой и с 1682 г. она жила в лесу, доселе известном под именем Царицына или Девворина места и у раскольников пользуется уважением.^[110]

X Арзамас в конце ХVII века

Счастье Арзамаса — следствие верности Царю. Начало его процветания. Усиленное храмоздательство. Иван Сальников, строитель Спасской церкви. Предположение учредить в Арзамасе епархию. Учреждение архимандрии в Спасском монастыре. Первый архимандрит Павел.

Арзамас был очень счастлив тем, что сохранил верность Царю во время бунта Стеньки Разина. В то время, как другие города были сожжены, ограблены, лишились многих жителей и долгое время не могли поправиться от разорения, Арзамас остался целым и невредимым и, по усмирению бунта, начал быстро расти, обстраиваться и обогащаться. В последней четверти ХVII века деревянныя церкви Арзамаса стали сменяться каменными, что явно свидетельствовало о том, что жители его начинали богатеть. Так мы уже видели, что, вскоре после усмирения бунта, (в 1675 г.) построена и освящена была каменная церковь Иоанна Богослова, высокая и прочная, сохранившаяся до нашего времени. В 1678 г. в вотчине Спасского монастыря д. Мельничной построена каменная церковь Иоанна Богослова, Существующая доныне, по ней с того времени деревня стала именоваться селом Ивановским.^[111]

В 1681 г. патриархом Иоакимом дана была грамота о построении каменной церкви Владимирской Божией Матери вместо сгоревшей деревянной.^[112] Храм этот в конце ХVII столетия разобран и заменен новым.

В 1682 году построена, также на месте деревянной, каменная церковь во имя Воздвижения св. Креста, с 2-мя приделами: 12 апостолов и пр. Макария Желтоводскаго, известная по приделу под именем Макарьевской, существующая до сего времени.^[113]

В 1683 году окончена постройкой каменная церковь во имя св. Николая Чудотворца в Николаевском монастыре.^[114] Церковь эта существовала до 1726 г., когда во время пожара настолько разрушилась, что была разобранна, а на месте ея построена новая, существующая доселе.

В 7190 году (т. е. в 1682 г. по Р. Хр.) бил челом патриарху Иоакиму арзамасский посадский человек Иван Сальников: «в Арзамасе де на посаде приходская холодная церковь во имя Нерукотвореннаго Спасова Образа, да другая теплая церковь во имя Покрова Пресвятыя Богородицы, да в приделе святыя великомученицы Екатерины ветхи и служить в них нельзя и ныне де он обещал те обе церкви с приделом разобрать и на том месте построить холодную каменную церковь во имя Нерукотвореннаго Спасова Образа, да к той же церкви приделать теплую церковь во имя Покрова Пресвятой Богородицы, да в приделе св. великомуч. Екатерины». Патриарх грамотою от 10 января 1682 года разрешил постройку церквей, но только почему то без придела; при том в грамоте оговорено, чтобы рвы копать на целых местах, где бы моровым поветрием кладбищ мертвых не было, а также, чтобы верхи на церквах были не шатровые, а алтари круглые тройные, старые антиминсы приказано заделать в престолы, а бревна от старых церквей отвести в поле и на чистом месте огнем спалить.^[115]

В 1683 г. дана другая патриаршая грамота на имя того же Сальникова об освящении храма Спаса Нерукотвореннаго Образа.

Церковь эта находилась вне крепости, но у самой городской стены и в старину называлась в отличие от Спасскаго монастыря «Спасс на проломе», вероятно потому, что около нея был сделан для проезда пролом в городской стене.

Храмосоздатель Сальников жил близ самой церкви. Его именем названа целая улица, лучшая в городе «Сальникова» Потомки его жили на этой улице до конца ХIХ столетия. Около Спасской церкви было 4 дома подряд, принадлежавшие Сальниковым. Сам он был вообще человеком уважаемым в Арзамасе. При освящении первой церкви в Саровской пустыни им были сделаны некоторыя пожертвования и он лично присутствовал при этом священном торжестве.^[116]

В 1692 г. патриарх Адриан, по челобитью Введенскаго старца Аврамия с братиею, дал благословенную грамоту: деревянную трех-престольную церковь разобрать, бревна на чистом месте спалить, а на месте ея построить две каменныя церкви: холодную во имя Введения во храм Пресвятыя Богородицы, да по сторону той церкви другую церковь во имя св. преподобно-мученицы Евдокии для зимняго времени теплую с трапезой, а вход бы в те церкви был с паперти, а из церкви бы в церковь дверей не было, а верхи были не шатровые, а алтари велеть сделать круглые, тройные…^[117]

10 января 1692 года по случаю смерти священника (т. е. Иеромонаха) Тихона, управлявшего Введенским монастырем, составлена была роспись церковной и книг, имевшихся в церкви этого монастыря соборным протопопом Иаковым Федоровым, старцем Аврамием и подъячим Иваном Михайловым.^[118]

Увеличение народонаселения, развитие торговли и промыслов и видимое обогащение жителей Арзамаса обратили на себя внимание Правительства и в конце ХVII столетия оно уже считало Арзамас значительным городом, предпочитая его мелким городкам нынешних губерний: Казанской, Симбирской, Пензенской и Тамбовской. Духовное начальство Всероссийской церкви также постоянно имело в виду благочестие жителей этого города, в котором было уже 5 монастырей и почти с каждым годом созидались новые храмы. Когда в 1681 г., при царе Феодоре Алексеевиче, на церковном соборе в Москве, поставлен был вопрос об учреждении новых архиерейских кафедр в России, то, в числе одиннадцати избранных городов, постановлено было учредить самостоятельную епархию и в Арзамасе.^[119] Хотя постановление это и не осуществилось, но из него видно, какой взгляд имело тогда на Арзамас высшее духовное управление.

В 1694 году духовные лица всякаго чина и мирские жители города Арзамаса били челом патриарху Адриану, прося, чтобы в Арзамасском Спасском монастыре впредь повелел он быть, вместо игумена, Архимандриту, указывая на то, что «град Арзамас многочеловечен и Спасский Преображенский монастырь церквами каменными, и утварью церковною, и строением, и вотчинами и крестьянами изобилен».^[120]

Патриарх внял этой просьбе и грамотою от 9 февраля 1694 г. постановил быть в Спасском монастыре, вместо игумена, архимандриту. Первым архимандритом назначен был патриарший ризничий, Павел, который в течении своего управления (более 10 лет) много послужил утверждению православия и благочестия в Арзамасе и его окрестностях.

XI Великий арзамасец XVII столетия иеромонах Исаакий, в схим Иоанн^[121]

Постриженник и настоятель арзамасскаго Введенскаго монастыря, пустынножитель, первоначальник и основатель Саровской Пустыни, первый просветитель заволжских раскольников и страдалец времен Бирона.

Во второй половине ХVII века город Арзамас, во время Разинскаго бунта,прославился среди других городов непоколебимой верностью царю земному. Но несравненно более он прославил себя около того же время тем, что сохранил, как зеницу ока, Православную веру Небесному Царю.

В то время, как в конце XVII и начале ХVIII столетия вся русская земля смущаема была расколом, вожаки и приверженцы котораго, возставая и воюя против Православной Церкви отторгали от Нея и вводили в заблуждение многих Ея чад, в Арзамасе в делах веры и Церкви царили мир и тишина. Промысл Божий дивным образом ограждал Арзамас от всех раскольничьих наветов. Тогда как в других городах и даже близких окрестностях Арзамаса и скрытно и явно действовали невежественные и фанатичные ревнители старых обрядов, извращая истины Православия, ядовитыя стрелы их не долетали до Арзамаса и жители его сохранили в чистоте Провославную веру, передав Ее, как истинное и безценное сокровище, и всем своим потомкам.

Но мало этого, Бог воздвиг среди жителей Арзамаса человека, который первый, никем не побуждаемый, единственно по влечению своей души, положил начало вразумления раскольников и обращения их к Православию.

То был не какой-либо ученый богослов, ни особо видный предстоятель Церкви, не близкий к Царям и Патриархам человек, а смиренный подвижник и настоятель, убогаго Введенскаго монастыря^[122] Исаакий.

Исаакий во святом крещении наречен был Иоанном и то же имя получил впоследствии опять при пострижении в схиму, а потому мы и будем здесь везде называть его Иоанном.

Он родился в 1670 году, в трех верстах от Арзамаса, в селе Красном, где дед его Стефан и дядя Михаил были священниками, а отец, Феодор Степанов, чтецом. Мать его звали Агафией. Не знатностью и богатством славилась эта семья, а благочестием и добродетельною жизнию. От добраго корня произошла и благая отрасль. Воспитание в вере и благочестии, добрые примеры в жизни родных, частое посещение Дома Божия, где юный Иоанн помогал отцу петь и читать и прислуживал при Богослужении, чтение Божественных книг, преимущественно житий святых, при помощи благодати Божией сделали Иоанна истинным христианином, добрым, любвеобильным человеком и внушили ему не искать утешений в мире, а стремиться угодить Богу трудами и подвигами монашескаго жития. В этом намерении он был укрепляем особым откровением свыше. Однажды, в сонном видении, узрел он икону Пресвятой Богородицы, стоящую на воздухе, которая как бы нисходила на храм и призывала его к себе. В другой раз он слышал голос: «Время тебе, о душе; время обращения и исполнения твоего обещания. Господь во всем благом будет тебе помощник». В третий раз, также во сне, видел он, что пришли в дом отца его иноки и постригли его. Размышляя о том, куда идти и в какой обители принять монашество, он пришел к убеждению, что не место спасает человека, и избрал ближайший к месту своего рождения бедный и малый монастырь Введенский, где и восприял пострижение 6 февраля 1689 года, от строителя этого монастыря, иеромонаха Тихона, имея от роду 19 лет.

Пробыв несколько времени в Введенском монастыре, он стал тяготиться людской молвой, неизбежною в монастыре, стоявшем среди города, вблизи торжища, а также частыми посещениями родных и знакомых. Душа его искала пустыннаго безмолвия, уединения и подвигов. По смотрению Божию пришел однажды в Введенский монастырь инок Санаксарскаго монастыря^[123] Филарет и поведал ему, что верстах в 60-ти от Арзамаса, в непроходимых Темниковских лесах, между речек Сатиса и Сарова есть дикое, пустынное, глухое место, где стоял прежде татарский город Сараклыч, а чрез много лет по разорении и запустении его подвизались один после другого отшельники Феодосий и Герасим, но что и они не стерпели суровости пустынной жизни и оставили это место. Такое известие обрадовало Иоанна, и он, испросив благословение своего духовнаго отца, отправился с одним единомысленным братом-иноком отыскивать указанное Филатером место; нашел его и полюбил. Водрузив на нем крест, Иоанн возвратился во Введенскую обитель с твердым намерением поселиться в пустыни Саровской. Мысль эта никогда не покидала его. Живя плотию в Арзамасе, он витал душою в пустыни Саровской; но, сознавая свою юность, трудность предстоящих подвигов и неизбежныя искушения врагов, он не решался один удалиться в пустыню и долго искал себе спутника и сожителя, котораго, наконец, нашел в лиц того же Филарета, который прежде сообщил ему о пустыни. Получив благословение настоятеля, Иоанн оставил в 1691 г. Введенский монастырь и поселился с Филаретом в дебрях Саровских. Общими трудами они построили лубочный шалаш и начали готовить лес для постройки келии, терпя скудость во всем и скорби пустынной жизни. Эти скорби вскоре оказались не по силам Филарету, и он, прожив в пустыни немного более месяца, возвратился в свой Санаксарский монастырь. Глубоко опечалился этим Иоанн, но, опасаясь наветов вражиих, не решился оставаться один в пустыни и последовал за Филаретом. В Санаксаре он со всею ревностию предался подвигам, умерщвляя плоть свою постом, бдением и трудами и укрепляя душу молитвою и изучением Священнаго Писания и свято-отеческих книг. Богоугодная жизнь его расположила к нему всю братию монастыря и его упросили принять священный сан. Он рукоположен был во иеромонаха в Москве 2 февраля 1692 года.

По восприятии священства, Иоанн вновь возъимел намерение поселиться в пустыни; но так как среди Санаксарской братии сожителя ему не находилось, то он первоначально отправился в Арзамас, где в то время было три мужских монастыря: Спасский, Троицкий и Введенский, где он надеялся найти себе единомышленника, который пожелал бы разделить с ним тяготу и скорби пустынной жизни. Иоанн разсчитывал на друга своего, Введенскаго монаха, Палладия, но он отказался. Нашелся желающий удалиться в пустыню молодой послушник Спасскаго монастыря, Андрей, юный летами и простой нравом, но рачительный в деле спасения. Весною в 1692 году пришли они в Саровскую пустыню, поселились в прежнем лубяном шалаше, начали рубить деревья и поставили келью. Здесь прожили они в общих трудах и постоянной молитве несколько времени. Иоанн неисходно пребывал в пустыни, а Андрей, как послушник, ходил иногда в ближния селения за необходимыми для жизни предметами. В одну из подобных отлучек с ним, вероятно, случилось какое-либо несчастие и он более не возвращался. Оставшись в пустыни один, Иоанн всецело предался делу спасения. Не желая, среди подвигов и молитвы даже на малое время оставаться праздным, он начал копать в горе пещеру, которая напоминала ему, как гроб, о смертном часе, а с другой стороны о преподобных Печерских. Сам Бог подкрепил его в этом деле чудным видением. Однажды, утрудившись от копания, Иоанн прилег в своей куще и в легком сне увидел себя стоящим близ г. Киева, около Печерскаго монастыря, в какой-то долине, окруженной лесом; на этой поляне толпился народ, ожидавший чьего-то прихода. Вдруг послышался говор: «Архиерей Илларион идет!» Обратившись к востоку, Иоанн увидел шедшаго прямо к нему архиерея, окруженнаго монахами и бельцами. Подойдя к Иоанну, архиерей благословил его. Сердце Иоанново исполнилось мира и радости, которые ощущал он и по пробуждении. Размышляя о видении, он заключил, что это, вероятно, тот Илларион, который первый начал копать Киевския пещеры, но, думал он, был-ли тот Илларион архиереем? Прочитав житие пр. Антония, он удостоверился, что преп. Илларион впоследствии действительно был митрополитом Киевским. Это еще более воодушевило его и он с ревностью продолжал копать пещеры и прилежал пустынному безмолвию.^[124]

Чрез несколько времени Бог утешил его одиночество: к нему пришел друг его, Палладий, и они прожили несколько времени в одной келии в посте, молитве и трудах. Но общий враг спасения человеческаго, вредящий всякому доброму делу, не оставил их в покое. Он избрал своим орудием такого же пустынника, впрочем, имевшаго совершенно другой нрав. К ним пришел монах Герасим, постриженик Спасскаго монастыря, что на Кезе, в нынешнем Семеновском уезде. Прошлое его было таково: вскоре после пострижения, он вздумал сделаться затворником; видя его молодость и неопытность, духовный отец и настоятель монастыря уговаривали его повременить и подготовиться к этому подвигу, но он не хотел их слушать и усиленно просил их исполнить его намерение. Когда, по совершении установленнаго обряда, он был введен в затвор и дверь была заключена, в первую же ночь враг навел на него такой страх, что он, обезумев, вместо того, чтобы прибегнуть к молитве, проломал лазейку в потолке и убежал из монастыря. Потом он долго переходил из монастыря в монастырь; везде был принимаем, как хорошо знающий грамоту и искусный в пении, но невоздержная жизнь и строптивый характер не давали ему нигде ужиться. Так пришел он наконец, в пустыню Саровскую и был принят Иоанном и Палладием, которые поместили его вместе с собою, в одной келии, но вскоре, заметив его характер, чтобы успокоить его, построили ему отдельную келью. Но келия эта не пришла ему по душе, и он сам построил себе другую. Но и живя отдельно, он, по внушению врага, питал злобу на Иоанна и Палладия и однажды, когда по крайней необходимости они оба вышли из пустыни в село Кременки, поджег их келью. По возвращении они нашли на месте своей келии лишь груду пепла. Дело было зимой и строить новую келью не было возможности. Тяжко было Иоанну и Палладию разставаться с пустыней, но нужда заставила их идти в какой-либо монастырь. Они вошли во Флорищеву пустынь; но там пришлось им не по душе. Проживя там только четыре дня, они возвратились в свою пустыню, ископали себе пещерку и поселились в ней. Много перенесли они скорбей и недостатков в эту зиму.

Весной они начали строить новую большую келию, но Палладий, объятый унынием, ушел из пустыни, а Герасим жил в своей келье один, обуреваемый страстями. Он построил себе еще келью на Темниковской дороге, близ мельницы и более жил там, чем в пустыни. В часы раскаяния он приходил к Иоанну, но вскоре опять предавался своим страстям. Наконец, он ушел сначала в г. Темников, а потом в другия места и более не возвращался: После него приходил к Иоанну монах Спиридон; пробыл с небольшим месяц и ушел опять в свой монастырь. Кроме него приходил еще пустынник, раскольник Филарет. Он был постриженик Мурамскаго Спасскаго монастыря, потом жил в Арзамасе в Спасском монастыре, где, по представлению архимандрита Павла, посвящен был в иеродиакона. Здесь он познакомился с Иоанном, приходившим на некоторое время в Спасский монастырь, где они даже жили некоторое время в одной келье. Заметив из откровенных бесед с Филаретом его приверженность к расколу, Иоанн стремился убедить его в правоте Православия, но Филарет затаил свои мысли. Он просил Иоанна дозволить и ему пустынножительствовать в Сарове, но Иоанн всячески отговаривал его. Однако Филарет, однажды ночью, оставив все свои пожитки в Саровском монастыре, тайно ушел в Саровскую пустынь и прожил там полтора месяца с Герасимом; потом опять возвратился в Арзамас, где, вероятно не встретив сочуствия расколу, снова перешел в Муром в монастырь, где был пострижен. Оставаясь раскольником, он дошел до того, что сожег сам себя.

Из всего этого видно, как тяжела была пустынническая жизнь. Не говоря уже о таких людях, как Герасим, сам Иоанн, искавший подвигов, не выносил тягот пустынножительства и неоднакратно уходил из пустыни в монастыри. Но ревность о спасении души и любовь к безмолвию снова влекли его в пустыню, и Богу угодно было соделать его первоначальником пустыни.

Прожив некоторое время в каком-либо монастыре, укрепившись молитвой за церковными богослужениями, а наипаче причащением Святых Животворящих Таин, Иоанн, с обновленными духовными силами, снова стремился в свою пустынь Саровскую. Около семи лет прожил он в ней в совершенном одиночестве; труды и подвиги его за это время остались известны одному Богу; лишь о том, какия искушения от врагов невидимых и болезни телесныя претерпел он, в назидание ученикам, поведано им самим в церкви в сказании о построении церкви в пустыни Саровской.

Мы не будем здесь приводить все подробности о том, какия скорби, лишения и болезни душевныя и телесныя перенес Иоанн в течение семилетняго одинокаго пребывания в пустыни Саровской. Все это, со слов его сказания «о первом жительстве монахов и о построении церкви на Старом городище», подробно и красноречиво описано в его житии, изданном Саровской Пустынью и напечатанном в Муроме в 1892 г. К этой книге и отсылаем мы благочестивых почитателей памяти его, здесь же находим возможным, сказать, что подвижническая жизнь его в пустыни была достойным подражанием жизни древних пустынножителей египетских, палестинских и наших русских. Все, что мы читаем в житиях этих древних угодников Божиих, все их скорби и лишения, борьбу с самим собой и с общими врагами человеческаго спасения, испытал и перенес на себе в конце ХVII столетия и этот новый подвижник. Живя то в пещере, то в шалаше, то в кое-как построенной своими руками келье, питаясь самою скудною и грубою пищею, с одной стороны по неимению в пустыне, иногда, даже хлеба, с другой умерщвляя плоть свою постом, Иоанн, не смотря на свои цветущие лета и крепкое телосложение, страдал внутренними болезнями желудка и наружными язвами, которыя, иногда, как один струп, покрывали все тело его. К болезням телесным присоединялись еще более тяжкия болезни душевныя. Если он начинал усердно молиться, враг смущал его скверными и хульными помыслами, если переставал молиться, враг напускал на него леность, сонливость и уныние. Ему часто казалось, что Бог оставил его, что все труды и подвиги его не принесут ему никакой пользы.

Как древних сподвижников, так и его враг старался изгнать из пустыни, то наводя на него ужас и страх, то влагая мысли, что как хорошо-бы жить ему в Арзамасе, в Введенском монастыре, где и братия одних с ним мыслей, и все его любят, где и родные часто могут навещать его и получать чрез это пользу своим душам. Но Иоанн положил твердое намерение подвизаться до конца в избранной им пустыни и здесь или умереть в борьбе, или победить во Славу Божию врага и все его козни. Если и уходил он из пустыни на некоторое время, то только по своим духовным нуждам, чтобы посоветоваться с опытными старцами, помолиться вместе с ними и причаститься Святых Таин, а затем снова, с обновленными силами приступал к прежним трудам пустынным.

Проводя одинокую подвижническую жизнь в пустыни, Иоанн имел попечение о спасении своей души; при его глубоком смирении, ему не приходила мысль, что он будет основателем монастыря в этой пустыни. Хотя ему и были известны различныя таинственныя предзнаменования о будущей священной славе этого пустыннаго места, разнообразно открытыя свыше прежним пустынножителем и окрестным мирянам, как-то: многие из них видели в разное время необычайный свет на том месте, где ныне стоят соборныя Саровские храмы; другие слышали в лесу звон, как-бы от таких больших колоколов, каких в те времена не было на целыя сотни верст в окрестности этого места, наконец, одним крестьянином в горе, на которой стоял татарский город Сараклыч,^[125] найдены были 6 каменных крестов и 1 медный, — хотя все это было ему известно, и он сам молился о прославлении Имени Божия, на этом месте, а пред мысленным взором его предносился образ будущей обители, но все представлялось ему делом отдаленнаго будущаго, делом, в котором он сам лично не примет никакого участия…

Но Бог судил иначе: после семилетняго уединеннаго безмолвия и забот о собственном спасении, Господь извел его на общественное служение и вверил его попечению спасение многих. В течении долгой жизни Иоанну пришлось не только жить в пустыни и молиться, но и управлять монастырем, обращать в Православие заблудших раскольников, основать и построить знаменитую впоследствии Саровскую пустынь и, наконец, на закате дней своих неповинно жестоко пострадал от временщика, Бирона.

Все это совершилось Промыслом Божиим, избравшим Иоанна на эти дела. Иоанн лишь видел, что Бог избрал его то на одно, то на другое дело, и стремился исполнить его во славу Божию.

Первым великим делом, врученным Иоанну Божественным Промыслом было обращение в свет Православной веры заблудших, омраченных расколом. Почти около того самого времени, когда Иоанн родился на свет, вся Русская земля потрясена была в духовных своих основах, в мирной и безмятежной дотоле Российской Церкви произошел раскол, многия тысячи чад Православной церкви оставили ее, ожесточились против нея, начали порицать, злословить и проклинать ее. Слепо держась за свои старые обряды и, часто, не имея никакого понятия об основных догматах Православия, невежественные и ожесточенные ревнители старых обрядов смущали Церковь, отторгали от нея неопытных, себе подобных людей, гибли духовно сами и губили души других.

По какой-то особой благодати Божией город Арзамас и его ближайшия окрестности находились как-бы вне этого пагубнаго влияния. Трудно даже объяснить, какия тому были причины. Можно лишь полагать, что тогдашние арзамасцы были настолько преданы Церкви, что никакия козни расколоучителей не могли их поколебать. Должно думать, что и тогдашнее духовенство арзамасское оказалось на высоте своего призвания и пастыри арзамасскаго стада Христова не дали волкам похитить ни одной из своих овец. Подвижники и подвижницы пяти тогдашних арзамасских монастырей также были утверждены в истинах Православия и, должно полагать, своим примером сильно влияли и на мирян.　

И вот из этого, совершенно неповрежденнаго расколом православнаго стада своего, Господь благоволил избрать перваго просветителя раскольников, и из православнаго города Арзамаса блеснул им первый луч света.　

Избранником Божиим был Иоанн. Рожденный в православной, священнослужительской семье, с юных лет принявший иночество, просвещенный чтением святоотеческих книг и беседами с мудрыми и просвещенными духовными лицами, которых встречал в Москве и разных обителях, Иоанн был тверд в Православии и мог утвердить других. С раскольниками он также встречался, как в монастырях, так и во время своих путешествий. Мы уже видели, что даже в Арзамасские монастыри заявлялись иногда иноки придерживающиеся раскола, например, живший в Спасском монастыре несколько времени упомянутый выше Филарет. Первый случай обращения Иоанном в Православие раскольника был следующий:　

Неподалеку от места, где пустынножительствовал Иоанн, на р. Сатисе и большой дороге, шедший из г. Темникова, находилась мельница. Иоанн построил близ нея небольшую часовню, в которой 30 ноября 1699 года поставил большой деревянный крест, а на нем изобразил красками распятие Господа Иисуса Христа, также хоругвь с изображением Нерукотвореннаго Образа и иконы Божией Матери, «ради моления мимоходящих путем», — как он сам пишет в своем сказании. Когда он приходил ставить крест, то, зайдя на мельницу, нашел там помогающаго мельнику неизвестнаго человека, по имени Ивана, родом Корелина. Из взаимных разспросов оказалось, что это один из тех раскольников, которые вследствие преследования в городах, массами убегали в обширные заволжские леса и селились там миряне «починками», а монахи «скитами». Так как этот год был неурожайный, то многия из заволжских раскольников разбрелись по низовым городам за сбором милостыни. Одним из подобных сборщиков был и Иван Корелин. Иоанна он сочел за инока-раскольника и весьма откровенно разсказывал ему о житье-бытье за Волгой, в Керженских и Белбожских лесах. Узнав все что было нужно, о заблуждениях собеседника, Иоанн с кротостью и любовью стал вразумлять его. Изумленный Корелин, видя, что ошибся, считая Иоанна раскольником, с гневом и яростью начал укорять его и св. Православную Церковь и никаких доводов Иоанна не хотел и слышать, так-что Иоанн с грустию удалился в свою пустыню. Однако со стороны Корелина это была последняя вспышка; проводив Иоанна, он начал вдумываться в его слова и наедине спокойно обсуждать те и другия стороны вопросов, касающихся спорных мнений. Не безполезно было это событие и для Иоанна: он уже давно, живя и в монастырях и в пустыни, скорбел о гибели душ, омраченных расколом. Душевное чувство, распаляемое ревностью о славе Божией и любовию к ближним влекло его идти к раскольникам, обличать и вразумлять их, наставляя в истинах Православия; но с другой стороны, проникнутый духом смирения, он отталкивал от себя эту мысль, считая ее тщеславием, искушением, — «прелестию вражиею» Теперь первый пример показал ему, что для этого святого дела нужно много терпения и опытности. Иоанн уже не разсчитывал, что обратит и одного этого раскольника, а только скорбел и молился о нем. Но Промысел Божий устроил обращение раскольника очень просто. Однажды приходит к Иоанну мельник и говорит, что ему необходимо куда-то отлучиться и он просит Иоанна побыть до его возвращения на мельнице с тем Иваном, котораго он видел в прошлый раз. Иоанн согласился, но шел на мельницу с взволнованными мыслями: как они встретятся, будут жить и работать с человеком, враждебно настроенным в делах веры? Против ожидания, на ласковый привет Иоанна раскольник ответил с кротостью, без злобы. Это очень обрадовало Иоанна. Оставшись вдвоем, они вступили в дружественный разговор. С посторонних предметов разговор перешел к св. Писанию. Корелин, с явным желанием узнать истину, начал делать вопросы о вере, о церкви, о молитве Иисусовой, о перстосложении для крестнаго знамения и проч. Иоанн отвечал ясно и вразумительно. Душеспасительная беседа длилась целый день и всю ночь. А на другой день Иван Корелин обратился к Иоанну с раскаянием в своем заблуждении и просьбою принять его в лоно Церкви и постричь. Иоанн обрадовался этому, но не решился вскоре исполнить эту просьбу. Сначала он исповедал обратившагося и велел ему испытать свою совесть и до возвращения мельника пожить на мельнице. Через несколько времени мельник возвратился, а Иван Корелин немедленно отправился к Иоанну в пустыню и просил пострижения с плачем и рыданием. Видя его искренность, Иоанн, сделав ему наставление, постриг его, нарекши Иринеем, «и быст первый пострижник в сей пустыни», говорит Иоанн в своем сказании.　

Скорбя о своих заблудших, Ириней просил Иоанна ехать за Волгу обращать их, но Иоанн отказался, предоставляя это святое дело воле Божией и говоря Иринею: «нам подобает здесь плакать о своих грехах по обещанию нашему». Но Промысел Божий и тут все премудро устроил. Около того же времени Иоанну пришлось встретиться с новыми лицами из заволжских раскольников. Раскольничья монахиня Мелания, жившая за Волгой особым скитом, вследствии того же голода, разъезжала по знакомым помещикам, чтобы добыть пропитание себе и жившим с нею сестрам. Набравши хлеба в Темниковском уезде, она возвращалась уже домой, но, застигнутая страшной вьюгой, остановилась в деревне Балыкове. Иоанн в то же время был в с. Кременках и на обратном пути та же вьюга заставила его остановиться в Балыкове. Узнавши от жителей, что в деревне находятся монахини, он отправился в тот дом, где оне остановились, чтобы узнать, откуда оне, какого монастыря и куда едут. Пришедши в дом, он увидел одну сидящую, а пред нею стоящих черниц. Полагая, что пред ними игумения, Иоанн поклонился ей до земли и спросил: из какого города и какого монастыря, и куда лежит их путь? Сидящая назвалась игуменией Нижегородскаго Зачатьевскаго монастыря. Иоанн отвечал ей, что игумения Зачатьевскаго монастыря хорошо ему знакома, а ее он не знает. Пристыженная этими словами, Мелания начала просить прощения и сказала, что она из малого монастыря, из-за Волги. Иоанн понял, что это раскольницы, и не стал с ними более говорить, а спросил лишь об имени игумении. Она также спросила о его имени, и он, назвав себя, сказал, что живет неподалеку в пустыни. Тогда Мелания обратилась к нему с просьбой сказать что-либо на пользу души. Иоанн исполнил эту просьбу, и своим смирением и высоконазидательными словами настолько расположил монахинь, что оне просили его быть их духовным отцом и руководителем; но он отрекся от этого, сказав, что ищет безмолвия. Затем он выразил им свое желание побывать за Волгой, чтобы видеть, как там живут иноки, но что ему неизвестен путь, ведущий туда. Мелания стала просить его придти в ея монастырь, обещая проводить его к пустынникам. Такая готовность удивила Иоанна и представилась ему «прелестью вражию», почему он поспешил проститься с черницами и ушел в свою пустынь. Это свидание еще более побуждало Иоанна идти к раскольникам и обращать их, но ему все казалось, что это диавол «блазнит его». Но все это не было прелестью вражию, а Сам Бог призывал его на обращение заблуждающихся, устрояя все пути его к славе Своего имени.　

Как ни глухи и безмолвны были Саровские дебри, как ни велико смирение Иоанново, но, по словам Спасителя, не мог укрыться город, стоявший на верху горы и светильник остаться под спудом… (Матф. 5, 14–15). Хотя Иоанн искал лишь безмолвия и спасения души и бегал от славы и почестей, но молва о подвигах и богоугодной его жизни постепенно разносилась по окрестным монастырям и по мирским селениям. Знали, помнили и почитали его в Арзамасе. И вот в конце 1700 года, когда в Арзамасском Введенском монастыре не было настоятеля, братия и вкладчики этой обители, вместе с начальством города, умолили его быть настоятелем Введенскаго монастыря и били о том челом патриарху Адриану, который и выдал Иоанну и «перехожую память».　

Недолго, всего шесть лет (1700–1706 г.), управлял Иоанн Введенским монастырем; но это было время делания, время, в которое Иоанн совершил два великих дела, обезсмертивших его имя и прославивших его в Православной церкви. Дела эти были: обращение им в Православие первых, познавших свое заблуждение, заволжских раскольников и основание знаменитой своими подвижниками Саровской обители.　

Вскоре по принятии на себя обязанностей настоятеля, Иоанн, по нуждам Введенскаго монастыря, принужден был ехать на Макарьевскую ярмарку. Здесь он, совершенно неожиданно, встретился однажды в книжном ряду с известной уже раскольницей-монахиней, Меланией, которая, как оказалась, много наговорила о нем в скитах вожакам раскола, а главным образом монаху Ионе, имевшему на Керженце свой скит и слывшему среди раскольников столпом и ревнителем древняго православия. Мелания не замедлила и на этот раз сообщить о встрече с Иоанном Ионе, бывшему также на ярмарке с одним «именитым» его учеником бельцом Иваном Дмитриевым. Иона немедленно пришел к Иоанну, познакомился с ним и завел речь о старой вере. Иоанн на первый раз не прекословил ему, даже сказал, что сам имеет старыя книги и по ним говорит. На вопрос Иовы: «почто из пустыни в град, к церкви новыя веры пришел еси?» Иоанн отвечал: «призван быль от начальника града со многим умолением». Узнав, что Иоанн принял сан священника при патриархе Адриане, Иона заметил: «аще и того патриарха и новыя церкви, но ты зело надобен нам, мощно тебе у нас быти, токмо по старой вере да твориши, в нужде бо велицей есмы без священника. Приходи в наши пустыни, за Волгу». — «Зело хощу с вами быти» — успокоил его Иоанн. Видя такое расположение его, обрадованные раскольники вступили в разговор о своих верованиях, а так как они уже не скрывали от него, не стеснялись в суждениях и усиленно звали его за Волгу, Иоанн, видя, что они еще далеки от обращения, сказал им: «ныне не стужайте мне, Бога ради, о сем, но аще Бог повелит впредь, буду к вам». Он взял у них роспись пути, которым можно добраться до их скита.　

Возвращаясь в Арзамас, Иоанн размышлял в себе, что вот есть уже люди, об обращении которых надлежит ему пещись, известны ему все их заблуждения, известен и путь к ним. Но как начать это великое дело? Если говорить в угождение им, то будешь им подобен, а если обличать их, то вооружив против себя ничего не достигнет. И положил он на сердце своем: «Молить Бога об их обращении, за Волгу пока не ходить, повидаться с ними на следующий год и пещись о том, чтобы сами они пришли в Арзамас.» И начал он усердно молиться о них Господу Богу не только на келейной молитве, но, дерзая на милосердие Божие, и на Божественной Литургии, вынимая на проскомидии части о спасении их.　

Прошел целый год; тщетно ждали раскольники к себе Иоанна. Между тем беседы его произвели сильное впечатление на Ивана Дмитриева, который не замедлил сообщить об этом другому выдающемуся ученику Ионы, монаху Филарету, которому Иона вскоре передал управление своим скитом, жившими в нем монахами и окрестными бельцами, а сам ушел в Польшу, на Ветку для уловления в сети раскола и там.　

На следующий год Филарет, расположенный в пользу Иоанна разсказами других, пользуясь свободой действий, послал на ярмарку Ивана Дмитриева с другими монахами с тем, чтобы встретить там Иоанна и звать его к себе. Иоанн отвечал им уклончиво, желая завлечь раскольников к себе. Такая уклончивость вместе с благотворным влиянием, произведенным на раскольников беседами Иоанна, все более и более располагала их в его пользу, и вот едва посланцы Филарета возвратились к нему, как он решил послать к Иоанну с тем же Иваном Дмитриевым просто и смиренно написанное послание, в котором умолял Иоанна придти за Волгу для общей пользы и спасения. Иван Дмитриев, вероятно опасаясь властей Арзамасских, недружелюбно относившихся к раскольникам, не пошел к Иоанну в Арзамас, а прошел прямо в Саровскую пустыню, где тогда жило трое учеников Иоанновых. Последние уведомили Иоанна о приходе Ивана Дмитриева. Старец немедленно прибыл в пустыню и, прочитав послание Филаретово, удивился и обрадовался такому обороту дела. В радости сердца Иоанн повелел ученикам принести умывальницу и сам умыл Ивану Дмитриеву ноги. Все виденное Дмитриевым в пустыне еще до прихода Иоаннова произвело на его сердце сильное впечатление, но последний знак любви и смирения, заповеданный Спасителем, так поразил его, что он не мог ничего говорить, а только с трепетом и умилением слушал назидательныя слова Иоанновы. Из этих бесед Иван Дмитриев увидел всю духовную высоту Иоаннову, но в то же время познал, что сам он далеко не походит на учеников Иоанновых. По окончании дня Иоанн благославив и отпустив учеников своих, позвал своего гостя в уединенную келию, но не для сна и покоя удалились они туда. Лишь только уединились они, как Иван Дмитриев завел речь о предметах дорогих его сердцу: о перстосложении, аллилуие, молитве Иисусовой, о церкви и священстве… Иоанн вел разговор об этих предметах искусно, со смирением, сам как-бы отыскивая истину, чем располагал слушателя в свою пользу, но потом так уяснял правоту православных понятий по этому предмету, что совопросник ничего не мог уже и возразить. Однако закоренелый в расколе Иван Дмитриев не мог сразу отрешиться от своих заблуждений; он помнил, что за Волгой есть старцы опытнее его, которые могут спорить с Иоанном и отвергать его доводы, а потому и говорил, что «тако по истине, и мне мнится, что глаголешь противу меня, сие будто и есть истина», а потому, де, и нужно тебе ехать за Волгу и переговорить с отцом Филаретом и с братией. Но Иоанн хорошо сознавал, что значит ехать одному препираться с целым сонмищем фанатиков, а потому и уговорил пока Ивана Дмитриева ехать одного, а Филарету написал письмо, в котором напоминал, что: «ко спасению нашему ничто же ино нужно, токмо ужу православно веровати и в соединении Православныя веры обще быти во Единей, Святей, Апостольстей Церкви». Вручив это письмо Ивану Дмитриеву, Иоанн отпустил его, а так как тогда наступали уже морозы, дал ему лошадь и шубу.　

Письмо Иоанново и разсказы Ивана Дмитриева произвели на Филарета такое впечатление, что он поколебался в своих заблуждениях и долго размышлял, что не действительно-ли права та Вера, которую исповедует Иоанн, а они за Волгой хулят? Ему хотелось хорошенько поговорить и поразмыслить об этом с кем либо из опытных людей, но с кем? За Волгой были лишь одни раскольники, к которым с такими вопросами нельзя было и обращаться; идти к православным священникам в ближайшия селения он опасался, боясь пострадать за свои раскольничьи убеждения.　

Оставался один исход: идти к Иоанну в Арзамас. И вот, недолго собираясь он отправился в Арзамас пешком в сопровождении нескольких бельцов своего скита, неся целую кошницу раскольнических писем на обличение православныя веры греческаго закона и на новоисправленныя книги.　

Пришедши к Иоанну, Филарет прямо высказал ему, что находится в сомнении относительно правоты своей веры и пришел к нему поговорить и увериться в истине. Иоанн был удивлен и обрадован словами Филарета, возблагодарил Бога, давшаго ему такую мысль, и заметил, что беседовать и разсуждать им следует «безмятежно, аще будет то на пользу и угодно, то да приимеши глаголанное мною, аще же не угодно тебе будет и не на пользу, то безмятежно да отыдеши от мене».　

В разговорах Иоанна, как с Иваном Корелиным и с Иваном Дмитриевым, так и с Филаретом, записанных им в сказании об обращении раскольников заволжских, видны истинная мудрость, умение приноравливаться к воззрениям собеседников, основательное изучение и знание раскольничьих мнений, искусство в опровержении их и убедительность доказательств. Живая и одушевленная речь его была красноречива и исполнена любви к заблудшим. Ко всему этому искренность желания наставить погибающих на путь спасения подкреплялась благодатию Святого Духа, а потому наставления Иоанновы и действовали благодатным образом на его слушателей.　

Беседы Иоанна с Филаретом, продолжавшияся трое суток, произвели на последняго глубокое впечатление и совершили переворот в его убеждениях. «Божиею помощию умилися зело и нача воздыхати», пишет о нем Иоанн. То, что он с жаром защищал, во что безусловно веровал, теперь показалось ему неправым: он начал сознавать свои заблуждения, он уже сознавал необходимость обратиться с покаянием ко св. Церкви, но, как человек разсудительный и осторожный, не мог сразу оставить то, что так долго признавал за неопровержимую истину, а потому и желал «поразмыслить» и «познать самого себя». Впрочем не долго продолжались его размышления: на другой же день он объявил Иоанну, что церкви у них нет, а «без церкви невозможно спасение получити: аще кто отлучится от нея, вечно погибает». Но его интересовал вопрос: можно-ли и церкви у них быть и книгам старопечатным в ней быть? Иоанн ответил ему, что если обратятся они с покаянием, то могут иметь и церковь и старыя книги, в которых то же, что и в новых, написано. Три дня уже пробыл Филарет у Иоанна, который ежедневно ходил в церковь ко всем службам церковным, но сам не был в церкви еще ниоднажды, боясь «входа церковною». Только чрез три дня, убедясь в ложности своих мнений, он пожелал побывать в церкви и посмотреть Богослужение. Видя, что Иоанн готовится к совершению Божественной литургии, Филарет молвил ему: «пошел бы и аз к церкви вашей и видел бы чин ваш церковный». Иоанн давно уже скорбел о нерадении Филарета к церкви, но не решался ему высказать это и терпеливо ждал, когда он сам изъявит желание. Теперь, когда это желание было высказано, Иоанн с радостию отвечал ему: «грядем, брате ко святей церкви крупно со мною, да послушавши святыя Литургии и помолишися с нами о нашем согрешении. Несть бо у нас ничто же еретическаго, но все православно». Но Филарет всетаки не вошел в церковь, а остановился в трапезе, у дверей церковных, высматривая все священнодействие и слушая пение, молился и кланялся, изображая на себе крестное знамение двумя перстами. По окончании Литургии Иоанн вышел к нему в полном облачении и подал ему просфору. Филарет смутился и не хотел принять. — «Вообрази на себе крестное знамение, призывая Бога», сказал ему Иоанн — «и приими ничтоже сумнящеся и снеждь». Едва мог Иоанн убедить Филарета взять просфору и съесть ее. По возвращении в келью, разговоры о церкви возобновились. Иоанн увещевал Филарета молиться усердно Богу, полагаясь на Его святую волю, а свои смышления все отложить. На другой день Иоанн опять совершал литургию, при чем взял Филарета в церковь, поставил на клирос и велел ему читать часы и петь литургию по своей обыкности, по старопечатным книгам. Вот где явилось начало единовьрия! Филарет простоял на клиросе всю литургию. Пробыв в монастыре пять дней, он отправился за Волгу, упрашивая Иоанна непременно посетить его скит. Иоанн опасался, что Филарет, возвратясь за Волгу, в среде раскольников снова переменит свои мысли, но опасения эти были напрасны. Филарет, по возвращении, прежде всех разсказал все другу своему Ивану Дмитриеву, и оба они, благодатию св. Духа, окончательно утвердились в познании истины и отвергли все заблуждения. Тогда Филарет созвал к себе всех, находившихся под его начальством, монахов, бельцов и прямо без всякаго страха, объявил им о своем «прельщении». — «У отца, у негоже аз в Арзамасе бьих», — говорил он: «уведех, яко прельщени есмы от диавола и живем зде в погибели и неправой вере пребываем, не имеем бо Святыя Церкви, юже Господь наш Иисус Христос стяжа Своею кровию, пи архиереев… Аще же отмещемся Святыя Церкви и архиереев, мню Самого Бога отмещемся… Подобает нам, братие, молити Всещедраго Бога, со слезами, день и нощь, да откроет, что есть путь истины. Аз отселе хощу пещися, да присоединюся ко св. Церкви: вы же якоже хощете». Такая перемена в учении наставников и бывших ревнителей раскола сначала сильно возмутила скитников и произвела среди них разделение: одни говорили «должно молить Господа о познании истины и пещись о том», другие же неудомевали: «како отлучитися от старыя веры?» Но Филарет и Иван Дмитриев не потерялись среди этих разногласий: уговаривали, вразумляли, утверждали упорствующих, и мало-по-малу вся братиия того скита познала свои заблуждения и решила отстать от раскола и обратиться к правой Вере. Все начали заботиться о том, чтобы исповедаться у православного священника и самым делом присоединиться к Святой Церкви. Для приведения в исполнение этого благаго намерения они все единодушно согласились обратиться к Иоанну и пригласить его к себе. Тем более они желали видеть его у себя, что у Филарета явилось желание устроить в своем скиту православную церковь и основать монастырь, чтобы действовать среди окрестных раскольников на пользу Православной Церкви.　

Летом 1705 года Филарет поехал на Макарьевскую ярмарку с единственной целью увидеть там Иоанна, но не нашел его там, потому что Иоанн был тогда в Москве. За то Фииларет познакомился здесь с двумя московскими монахами, которые потом помогли ему получить благославенную грамоту на постройку церкви в скиту и указ на отвод земли под церковь.　

Теперь Филарету и его братии оставалось только возсоединиться с Православною Церковью. Сознавая, что они обязаны своим обращением ни кому другому, как Иоанну, Филарет и его братия решили завершить свое возсоединение с церковью при его посредстве, а потому Филарет и отправился к нему в Арзамас. Он прибыл сюда 21 Ноября 1705 года, как раз в день храмового праздника Введенского монастыря. Не возможно описать радости Иоанна, когда он узнал от Филарета, что все ученики его оставили свои заблуждения и теперь умоляют Иоанна, чтобы он ехал за Волгу исповедать и причастить их св. Таин. Возблагодарив Бога за обращение заблудших, Иоанн в тот же день поделился своею радостию с архимандритом Спасскаго монастыря Павлом, попросил его благословения и советов, а на другой день немедленно выехал с Филаретом за Волгу. По дороге они заехали в г. Юрьевец Поволгский к воеводе Михаилу Андрееву, в ведении котораго находилась местность, занятая скитом Филарета, и сообщили ему цель своей поездки. Воевода был обрадован таким небывалым дотоле событием и, сделав должное распоряжение, отпустил их.　

Когда они подъехали к скиту, то все, бывшие там, монахи и бельцы встретили их за воротами и, едва вышел Иоанн из повозки, все поклонились ему до земли и с великою честию ввели его в «крестовую келию», в которой обыкновенно собирались на молитву. Совершив обычную молитву, Иоанн обратился к ним с вопросом: «аще истинно ко св. Апостольской Церкви обращаются;» истинно-ли желают к Ней присоединиться? Все упали ниц и со слезами отвечали: «Истинно, отче святый», каялись в своем заблуждении и изъявляли всеусердное желание причаститься Святых Таин.　

Иоанн подробно изъяснил им, в чем должно состоять их покаяние и обращение; поучал, вразумлял и испытывал их. Не смотря на всю искренность их, он не спешил окончательно присоединить их и пробыл в скиту две недели. Наконец, вполне убедившись в их искренности он велел им готовиться к исповеди и для того заставил каждаго желающаго соединиться с Церковию, «своею рукою» записать имя «в роспись». Всех обратившихся в Филаретовом скиту было: монахов 7, монахиня 1, бельцов 16 и белиц 3. В Иоасафовом скиту — 15 монахинь и в скиту Артемия Иванова 20.　

Исповедав всех обратившихся, Иоанн велел им идти в ближайший монастырь, Спасский, что на р. Кезе, к Божественной литургии для причащения св. Таин. Другие раскольники, узнав об обращении Филарета, задумали воспрепятствовать ему в этом, напали на дороге на него и его спутников, избили их и отвели в свой притон, где заперли Филарета в подвал и выпустили лишь тогда, когда один его знакомый отдал за него выкуп 15 рублей.

Когда все обращенные собрались в Спасском монастыре на Кезе, Иоанн приготовил их ко св. Причащению, сам совершил Литургию и причастил всех их. Неописанна была радость возсоединившихся с Церковью; не менее их радовался и благодарил Бога, со слезами радости, и виновник их спасения, Иоанн. Они просили его остаться с ними навсегда, но Иоанн не мог согласиться на их просьбу: душа его стремилась к другому великому делу, которое предстояло ему совершить во славу Божию. Мысли его были заняты построением церкви и основанием монастыря в пустыни Саровской. Простившись со своей новообращенной паствой, Иоанн поехал в Москву, чтобы засвидетельствовать обращение ея пред высшими духовными властями. Он взял с собою и Филарета. Смотрением Божиим, проезжая чрез г. Переславль-Залесский, они заехали к строителю тамошняго Николаевскаго монастыря, Питириму, бывшему раскольнику, по убеждению перешедшему в Православие и теперь усердно подвизавшемуся в обращении раскольников. Узнав о совершившемся за Волгой, Питирим не мало дивился и благодарил Бога, а Иоанн, видя в Питириме мужа добродетельнаго, самим Богом избранною на это дело, уже известнаго по сему Царям и местоблюстителю патриаршаго престола, митрополиту Стефану Яворскому, «бил челом» Питириму принять новообращенных «к себе в духовность» и сообщить о сем Царям и Митрополиту, что Питирим и исполнил, приняв на себя все это дело. В Декабре 1705 года он был по этому делу в Москве, а весною 1706 года, по неотступнойпросьбе Иоанна и Филарета, поехал за Волгу, исполнил духовныя нужды новообращенных и заложил у них церковь. Впоследствии на месте Филаретова скита учрежден был монастырь, в котором Филарет был настоятелем и иеромонахом.^[126] А Питирим был впоследствии епископом Нижегородским и в 1722 г. к его епархии отписан был от синодальной области г. Арзамас с его уездом для представления Преосвященному Питириму большаго удобства к обращению раскольников, живших в Арзамасском уезде. По его собственному донесению в течении 5 лет обращено им в Арзамасском уезде в Православие 1066 раскольников, а всего около 60 000 человек. Не смотря однако на свою столь многоплодную деятельность в борьбе с расколом, Питирим всегда достойно чтил Иоанна, как первоначальнаго, смиреннаго и добровольнаго труженника в деле обращения заблудших, Иоанн же, между тем, хотя и передал своих заволжских духовных чад Питириму, еще долго продолжал трудиться в обращении раскольников, которые сами приходили к нему уже в Саровскую пустынь обращались к Православию и иногда оставались иночествовать под его руководством.

Едва успел Иоанн совершить первое свое великое дело, как начались у него труды и новыя заботы, с которыми сопряжено было построение церкви и монастыря в Сарове. Много было поводов Иоанну пещись и заботиться об этом деле. Знал он и о тех предзнаменованиях, которыя в разныя времена предуказывали будущую священную славу сего богоизбраннаго места; желательно было ему воздвигнуть святой храм среди полной безмолвия прекрасной пустыни, в которой подвизался он целых семь лет и где намеревался в таких же подвигах и трудах провести и остаток дней своих; к тому же, вскоре после возвращения его в Арзамас, стали собираться на житье в Саровскую пустыню иноки, число которых в 1706 году достигло 9-ти, а между тем Введенский монастырь был и беден и малолюден, братии было мало, а иеромонах всего лишь один, сам Иоанн, так что в случаях его отъезда некому было совершать Божественную службу, и у него явилась мысль перевести, со временем, весь монастырь в Саров. К постройке храма побуждало его еще и то, что около того времени вышел указ считать всех монахов, живших в пустынях лесах без церквей, а его Саровские ученики, жившие в непроходимых лесах, без церкви, по ошибке или недоразумению, легко могли быть приняты за раскольников. Уже однажды и был к тому повод: один из бывших друзей Иоанна, написал на него ложный донос, в котором его сношения с раскольниками выставлял за сочуствие расколу, а Саровских пустынников называл раскольниками. Хотя ложь и открылась, а доносчик раскаялся и просил у Иоанна прощения, однако это принесло Иоанну много трудов и тревог. Все его духовные друзья, в числе которых были спасский архимандрит Павел и арзамасский посадский человек Иван Васильевич Масленков, котораго Иоанн особенно чтил за его благочестие и разсудительность, одобряли его мысль и советовали ему строить церковь, но совершить это святое дело было очень трудно. Не говоря о материальных затратах, неизвестно было даже и то, кому принадлежала земля, на которой предполагалось построить храм. По справкам оказалось, что земля эта была дана в вотчину помещику Дмитрию Полоченинову, жившему в Москве, Иоанн обратился было к нему с просьбою уступить землю под церковь, но Полоченинов не соглашался отдать дешевле, как за 300 рублей, а Иоанн положительно не мог найти такой крупной суммы. Обещал-было выхлопотать эту землю соседний помещик, князь Илларион Кугушев и велел Иоанну с этой целью ехать в Москву, но потом охладел к этому делу и лишь напрасно задержал Иоанна в Москве. Наконец взял на себя этот труд его племянник князь Даниил Кугушев, который вскоре и устроил все дело, закрепив землю за себя и отказавшись от нея в пользу имеющей быть построенной церкви. Иоанн пробыл по этому поводу в Москве с 28 Июня по 11 Августа 1705 года, ходатайствуя в то же время и пред духовным начальством о разрешении построить церковь во имя Пресвятыя Богородицы, Живоноснаго Ея Источника. На челобитной, подписанной Иоанном, монахами и вкладчиками Введенскаго монастыря, Архиерей немедленно подписал: «дать благословенную грамоту церковь строить». Но не так скоро шло дело в патриаршем приказе, откуда должно было получить эту грамоту. Подъячий Алексей Титов, желая получить взятку, воспротивился выдать грамоту, ссылаясь на Государевы указы, воспрещающие выдачу грамот на построение новых церквей. Дело настолько затянулось, что Иоанн принужден был поручить получение грамоты одному знакомому причетнику, а сам уехал в Арзамас. Осень и начало зимы провел он частию в Введенском монастыре, частию в пустыни, а также, как мы видели, за Волгой. В Январе 1706 года он получил известие из Москвы, что в приказе Казанскаго Дворца «земля под церковь справлена» и «память» о том послана в Патриарший приказ, и ему оставалось лишь ехать в Москву для того, чтобы получить «отказную грамоту» на землю и «благословенную» на постройку церкви. 23 Января прибыл он в Москву, где получил обе грамоты и св. антиминс для новой церкви, которую освятить поручалось архимандриту Арзамасскаго Спасскаго монастыря Павлу. Возвратившись в Арзамас 1 Февраля, Иоанн представил грамоту о земле воеводе, а благословенную и св. антиминс архимандриту. Известие о возникновении новаго монастыря в окрестностях Арзамаса (на границе Арзамасскаго уезда с Кадомским) удивило арзамасцев своей неожиданностию. Ревностные к Православию и усердные к построению св. церквей, они приняли живое участие в создании новаго святого храма и помогали кто чем мог.

Архимандрит Павел был духовным руководителем этого дела и поддерживал Иоанна наставлениями и советами. В материальном отношении главными помощниками были: помещик села Ездакова, Арзамасскаго уезда Федор Васильевич Головачев, который первый подписался под челобитной о построении церкви в пустыни, первый дал сказку о земле, т. е. заявил, как соседний землевладелец, что не имеет на нее претензии, и первый, приехав побывать в пустыню, заставил бывших с ним его людей вывозить из леса бревна для постройки церкви. Он же дал Иоанну решительный совет, на каком месте строить первую церковь. Большое усердие оказал при построении храма крестьянин соседняго села, Кременок, староста той половины села, которая принадлежала князьям Долгоруким, Андрей Никитин Долин. Много помогал Иоанну советами и, при скудных обстоятельствах, деньгами друг его духовный, арзамасский посадский человек Иван Васильевич Масленков, котораго Иоанн в своем сказании называет просто Иваном.^[127]

22 Февраля начали рубить лес. Для этого поряжен был Иоанном крестьянин с. Кременок Андрей Лазарев Зимняк.

Когда наступила весна, лес был вывезен и земля растаяла и оставалось приступить к постройке, оказался недостаток в главном, в деньгах: не на что было нанять плотников. Надеясь всегда на помощь Божию, Иоанн со своею братиею порешил начать постройку самим и назначено было положить основание 28 апреля. «Хорошо-бы было», думали пустынножители, «если-бы на основание к молебному пению прибыл кто из священников». Желание сердца их исполнилось: накануне, т. е. 27 апреля, приехали два священника, один из Арзамаса, а другой из Темникова, диакон и несколько мирян.

Торжественно и восхитительно было молебствие при основании церкви в непроходимой пустыни. Там, где жили прежде идолопоклонники и последователи Магомета, откуда духи злобы много раз своими кознями изгоняли благочестивых подвижников, при утреннем свете весенняго солнца, собор служителей истиннаго Бога, «в ризах блестящихся» огласил воздух пением «Христос воскресе» и священными песнями в честь и славу Спасителя и Божией Матери. Можно-ли себе представить, какими мыслями и чувствами объяты были тогда душа и сердце Иоанновы?..

По совершении молебствия, срублен был первый венец св. храма, а потом всем прибывшим предложена была пустынная трапеза.

Построение храма шло очень быстро. Как только разнеслась об этом весть по окрестности, отовсюду начали стекаться христолюбивые люди, чтобы помочь монахам и потрудиться во славу Божию и на спасение своей души. Большая часть их работала «туне, ничтоже вземлюще», даже «в пропитание свой хлеб приносяще»; иные брали самую ничтожную плату — «по единой цате, иные по две и по три цаты». При таком усердии дело спорилось, как нельзя лучше, но и тут Иоанн не обходился без забот и терпения. Впрочем, надежда на Промысл Божий всегда укрепляла и спасала его. Так, например, однажды, когда он томился от крайняго оскуднения средств и у него не было ни копейки на продолжение работы, вдруг, неожиданно, приехал к нему друг его, И. В. Масленков, дал ему денег восемь рублей, утешил его и обещал помогать и впредь.　

Другое искушение было для Иоанна еще затруднительнее. Мы уже видели, что одна половина с. Кременок принадлежала князьям Долгоруким и староста их относился к постройке церкви в Сарове с большим участием. Другая половина села принадлежала г.г. Леонтьевым, и крестьяне их, напротив, настроены были крайне недружелюбно к пустынникам, потому-что прежде пользовались лесными Саровскими угодьями, а теперь этого лишались. Староста их, А. Трофимов, даже вознамерился вовсе изгнать монахов, а начатое церковное дело разорить и разметать. Взяв с собою несколько человек крестьян, он приехал на место постройки, начал всячески ругать и поносить трудившихся, а в особенности монахов. Иоанна в это время на постройке не было: он был в своей келии под горою. Идя на постройку, он был удивлен неслыханным дотоле шумом и бранью и, остановившись, молчал. А Андрей, между тем узнав, что это сам строитель, с яростью набросился на Иоанна, упрекая его в том, что он без согласия его господ начал строение. После некотораго молчания, Иоанн кротко и смиренно сказал ему: «Как хочешь, так и делай; если Бог, Великий Государь и твои господа повелели тебе так говорить и делать, то делай, что хочешь, мы тебе противиться не будем; а если от Государя и господ твоих сего не повелено, то ничего слова и дела твои успеть не могут.» Потом, взяв Андрея за правую руку, Иоанн, с улыбкою сказал ему: «Сейчас помолчим, пока господам твоим отпишем и решение от них получим. А лучше пойдем в нашу убогую келью и там, о чем следует поговорим…» От этих ласковых слов ярость Андрея утихла, он пошел в келью и там пробыл весь день, беседуя с Иоанном «от писания и о пустынном житии». Уехал он домой совершенно преобразившимся, сделался другом Иоанна, помогал ему во время постройки и после, снабжая его съестными припасами, посылая ему рабочих и даже расположил в пользу обители своих господ.　

Постройка храма шла с необычайной быстротой: к 16 Мая воздвигнуты были стены и покрыта крыша, в этот день, по совершении молебствия, поставлен был на храм св. крест. Тогда Господу Богу угодно было чудесным знамением проявить Свое благоволение к избранному месту и воздвигнутому храму: в ночь на 17 Мая вдруг раздался сильный колокольный звон, который слышали все, бывшие тогда в пустыни и знавшие, что при строющемся храме и вообще в том месте не было еще ни одного колокола. Наступил день. Кровельный мастер Степан Федоров, бывший из с. Елизарьева, взошел на верх храма для окончательной обивки главы деревянной чешуей, а другие занялись отделкой внутри храма. Все шло обычным порядком, но в полдень вдруг осветил всех необыкновенный свет и снова раздался звон «аки во многие колокола звонящий». Все оставили свои дела и, прислушиваясь к чудному звону старались узнать, откуда он исходит, но звон слышался и внутри храма и вне его.　

14 Июня окончено было все церковное строение, но не было ни священных сосудов, ни одежды, ни церковной утвари. Иоанн, много раз уже испытавший попечительное Промышление Божие, не захотел отлагать освящение храма, но поспешил сообщить об окончании постройки архимандриту Павлу и всякаго чина и звания людям, как в Арзамасе, так и в уезде, назначив освящение храма 16 Июня, в день воскресный.　

К назначенному дню по изволению Божию, собрались в безмолвной дотоле пустыни Саровской тысячи народа всякаго чина и возраста. Собравшиеся богомольцы принесли и привезли с избытком все необходимое для храма и для пропитания богомольцев: св. иконы и сосуды, одежды, даже колокола, хлеб, муку, масло и мед, вино и пиво…　

Архимандрит Павел привез и отдал в новую церковь напрестольное Евангелие. Ив. Вас. Масленков — храмовую икону Божией Матери, Живоноснаго Ея Источника, обложенную серебром и позолоченную, срачицу на престол, пелены, епитрахили и иную церковную утварь, также множество сосудов деревянных на потребу братии. Помещик села Ездакова Федор Васильевич Головачев — 4 колокола, покровы, епитрахиль, стихарь и орарь, а для братии разнаго хлеба и меду; арзамасские купцы: Иван Сальников^[128] — покровы, завесу к царским дверям, одежду на жертвенник, стихарь; Михаил Милютин — покровцы, Иван Курочкин одежду и покров напрестольные; монахиня Арзамасскаго Николаевскаго монастыря Анфиса Аргамакова прислала ризы луданныя, красныя с золотыми оплечьями; священник села Юсупова, много помогавший и прежде, — парчу, льняной холст на срачицу для жертвенника и разные продукты для трапезы. Крестьяне села Кременок, по старинному обычаю, сварили у себя в селе, всем миром, пиво и принесли его в Саров, а каждый из них порознь приносил что-либо от своих трудов. Более других усердствовал управляющий г.г. Леонтьевых, Андрей Трофимов, который, как мы видели, не давал-было и строить церковь; он привез множество съестных припасов и взялся заведовать и распоряжаться угощением богомольцев. Из с. Кременок пришел крестный ход и прихожане принесли 2 колокола, аналой, церковныя книги и утварь. Все множество богомольцев расположилось в пустыни, как древний Израиль около Скинии, вокруг новаго храма. Наступил вечер 15 Июня, и раздался первый благовест ко всенощной… Невозможно описать восторг, охвативший души участников светлаго торжества, в простоте и полноте христианскаго чувства сознававших всю торжественность и великое значение той минуты… Не поддается описанию и потомка, чрез 200 лет спустя, пишущаго эти строки, это знаменательное событие, достопамятное не только для ближайших окрестностей, но имеющее значенее в судьбах целой Русской Церкви, а, может быть, даже и всей Церкви Вселенской. Приятно и отрадно думать и сознавать православному арзамасцу, что великая, в духовном смысле, Саровская обитель как бы родилась от православнаго города Арзамаса, из котораго она получила и основателя, и первых иноков, что освящали первый ея св. храм арзамасский архимандрит и арзамасское духовенство и, что можно сказать, все тогдашние граждане Арзамаса, по мере сил своих, усердствовали в созидании св. храма и обители Саровской. Блаженна участь и убогой обители Введенской, давно уже упраздненной и почти забытой, но всегда имеющей остаться в памяти благочестивых людей потому, что из нея вышли первоначальник Саровской пустыни и его сподвижники и ученики.　

После освящения храма и по окончании Божественной Литургии всем собравшимся была предложена трапеза: священству и господам в трапезе храма, а всем остальным на обширной луговине, расчищенной около него. Этим было положено начало тому страннолюбию и гостеприимству, которыя впоследствии прославили Саровскую пустынь на всю Русскую землю.　

С духовной радостью и благоговением к дивному Промыслу Божию возвратились в свои дома участники светлаго торжества. Снова тишина и безмолвие водворились в дебрях Саровских; но ежедневно, в часы Богослужения, начал разливаться в них звон колоколов, и уже не тихия одинокия молитвы отшельников возносились к небу, а громкия умилительныя песнопения целаго братства.　

Со времени освящения в Сарове перваго храма Иоанн остался навсегда в Сарове; управление Введенским монастырем он передал одному из своих учеников, иеромонаху Афиногену, а сам всецело занялся устройством новаго монастыря. Первым самым необходимым условием этого благоустройства он считал введение строгаго монастырскаго устава, и не прошло еще месяца со дня освящения храма, как он собрал всю братию, высказал им мысль о необходимости ввести устав и предложил им на обсуждение уже написанную первую часть его. Все единодушно одобрили мысль настоятеля и собственноручным подписом скрепили обязательство хранить и исполнять все правила, изложенныя в уставе. Приговор братства состоялся 7 Июля, а к 14-му Иоанн написал уже и вторую часть устава. 15 Марта 1711 г. устав этот утвержден местоблюстителем Стефаном Яворским. Содержание устава, доселе неизменно сохраняемаго в Сарове и принятаго во многих других русских обителях, изобличает в составителе его мужа, умудреннаго опытом, истинно преданнаго делу спасения, при посредстве подвигов иноческих, и глубоко сведущаго в Священном Писании и в творениях св. Отцов. Все содержание устава ясно говорит, что пустынножители собрались в общежитие для спасения своей души и для истинно-христианскаго служения ближним.

Хотя Иоанн во всю жизнь свою не искал и бегал почестей и славы и теперь не желал быть настоятелем новой обители Саровской, но, по неотступной просьбе братии и благотворителей, принужден был принять на себя это почетное звание, в котором и был утвержден 5 Февраля 1709 г. особой грамотой из Патриаршаго Приказа. Утвердив внутреннее благоустройство монастыря уставом, Иоанн заботился и о внешнем его благолепии: в скором времени на горе Саровской красовались уже не один, а три храма. Пещеры в горе, начатыя копанием когда-то руками самого Иоанна, теперь общими трудами братии были значительно распространены: некоторые иноки, ревнуя о больших подвигах, удалялись в них на все время великаго поста, и для их удобства в пещерах устроена была церковь во имя преп. Антония и Феодосия Печерских. В устройстве этой церкви помогали благоволившия к Саровской обители царевны Мария и Феодосия Алексеевны. Таким образом бегавший от славы и вменявший ее ни во что, Иоанн сделался известен и почитаем даже в царской семье. Но не одне радости и утешения духовныя были его уделом: Бог посылал ему и скорби и печали, ибо многи скорби праведных (Псал. 33 ст. 20). Весною 1712 г., при сильной засухе, где-то далеко от Сарова начался лесной пожар: 13 Мая он дошел до обители и истребил в ней все, уцелела одна церковь Живоноснаго Источника, но и в ней многое было поломано и повреждено. В один час погибли труды нескольких лет; но доблестный муж не упал духом и немедленно принялся за возобновление обители. При помощи Бога и добрых людей обитель скоро возстала из пепла в еще большей красе. Но за одним испытанием следовали другия. Видя быстрое возобновление монастыря, людская молва разнесла нелепый слух, что монахи нашли богатый клад и на эти деньги теперь украшают монастырь и покупают земли. Слухи эти послужили соблазном для недобрых людей. В те времена окрестные леса были наполнены разбойниками, которые и вознамерились поживиться монастырской казной. Слухи об этом уже доходили до монахов, но они уповали на Бога. В ночь на Воздвижение, т. е. с 13 на 14 Сентября, несколько разбойников перелезли чрез монастырскую ограду и начали ломать двери храма. Стук разбудил монахов и богомольцев, которые проснувшись, прогнали грабителей; но эта неудача не охладила последних и они избрали для грабежа более удобное время — 30 Ноября, когда в монастыре оставались одни монахи и не было ни рабочих людей, ни богомольцев. И вот в ту ночь, когда монахи готовились идти в церковь к утрени, на монастыре раздался крик и сверкнуло пламя. Выбежав из келий, монахи тотчас оказались окруженными вооруженными людьми, которые одних перевязали, а других заперли в кельях. Разведя костер, разбойники начали пытать монахов, чтобы узнать, где скрыто монастырское богатство. Конечно, выпытать они ничего не могли, потому что никакого богатства и не было. Не узнав от монахов ничего, озлобленные разбойники кинулись в храмы и кельи, забрали все, что могли, начиная с 50 рублей медных денег и кончая косами и топорами, все сложили на воза и увезли на монастырских же лошадях. Преследовать их было некому: одни монахи были избиты и изувечены, другие заперты, а третьи в испуге убежали в лес… Они возвратились в монастырь лишь к вечеру и увидели страшную картину опустошения и многих иноков, лежащих без признаков жизни. Убитых не было, но изувеченных очень много. Более других пострадал инок Дорофей, управлявший обителью за отъездом Иоанна, который был в то время в Москве.　

Другое подобное нападение на Саровскую пустынь сделано было 30 Апреля 1731 года. Разбойники подошли к монастырю с вечера и скрылись во рву, окружавшем когда-то город Сараклыч. Когда отблаговестили к заутрени, разбойники вошли в монастырь и прямо пошли в церковь, где начали бить монахов дубьем и колоть рогатинами, причем одного убили и многих изувечили, но некоторые успели спастись, вылезши из церкви чрез окна. Разогнав монахов, рабойники забрали много вещей и угнали 7 лошадей, кроме того перебили и переломали много церковной утвари.

Кроме таких общих для всей братии испытаний, были Иоанну и личныя искушения. Наиболее нравственно-тяжелым было для него следующее. Однажды, в бытность в Москве, он тяжко заболел и пожелал принять схиму. Приглашенный им иеромонах Макарий согласился постричь его не иначе как с обещанием, что Иоанн в случае выздоровления уже не будет управлять монастырем, а пребудет в своей келии, не выходя из монастыря. Иоанн помышлявший лишь о смерти, дал этот обет и был облечен в схиму; но болезнь его прошла, он выздоровел и возвратился в Саров. Во время его болезни многое оказалось запущенным, начались безпорядки и неурядицы. Связанный обетом он не мог ничего предпринять, а братия, между тем, по прежнему обращалась к нему, как к наставнику и руководителю. Теперь только он увидал, как необдуманно дал священный обет. Чтобы разрешить недоумение, он обратился к постригавшему его Макарию, но тот, по простоте своей, не только не разрешил его от обета, но еще более связывал его своими запрещениями и письмами. Не осмеливаясь нарушать запрещения своего духовнаго отца и видя возникшия в монастыре настроения, Иоанн объявил это братии, которая, видя, что порядок в монастыре может возстановить лишь один он, послала челобитную Государю о разрешении иеросхимонаху Иоанну управлять монастырем, а сам он по этому поводу написал донесение митрополиту Стефану. Просьба Саровской братии была удовлетворена, прислан был указ Государев: «быть Иоанну настоятелем и служить по прежнему», при чем в указе приводились древние примеры, что схимники управляли монастырями, между прочим, преп. Ор в Фиваиде и преп. Пафнутий Боровский у нас в России. Митрополит Стефан также благосклонно отнесся к донесению Иоанна и разрешил его от необдуманнаго обета.　

Заботясь о духовном преуспевании новой обители, Иоанн не пренебрегал возможностью обезпечить ее и материально. Те лепты бедняков и щедрые дары благочестивых богачей, которые поступали в обитель, он, как человек мудрый, решил употреблять на покупку окрестных земель и лесов, и обильныя средства, как для самой обители, так и для призрения прибегавших под кров ея странников и нищих. С другой стороны к покупке окрестных земель побуждало его еще то, что владельцы их, считавшие себя потомками сараклычских князей, стали заявлять, что обитель построена на их земле. И вот он начал скупать эти угодья и с 1712 года по 1729-й приобрел по 63-м купчим крепостям от 96-ти владельцев, из которых 7 были русские, 16 ново-крещеные и 73 темниковские и кадомские мурзы и татары, — более 22 000 десятин. Каких трудов и забот стоило Иоанну такое приобретение, трудно и представить! Свыше силы человеческой было уже одно то, что было нужно убеждать полудиких нехристей, татар-магометан, поступиться своими родовыми землями «за малыя деньги», а иногда и «безденежно» в пользу христианскаго монастыря. Но верующему все возможно!..　

Сведущий в делах духовных, Иоанн, впрочем, оказался незнакомым с законами гражданскими: он не знал, что в главе 17-й Уложения Царя Алексея Михаиловича, между прочим, было сказано: «в монастыри ни у кого родовых и выслуженных вотчин не покупать и в заклад и вечный поминок не имать». Эти узаконения были подтверждены и указами царя Петра. Однако, все купленныя Иоанном земли были закреплены за пустынью в присутственных местах и надлежало ходатайствовать о Высочайшем утверждении. Обстоятельства ускорили ход дела. Помещики Семен и Алексей Полочениновы, дети того Дмитрия Полоченинова, который не хотел когда-то взять с Иоанна за свою землю менее 300 рублей, подали в вотчинную коллегию прошение, в котором писали, что: неведомо какие монахи построили монастырь на земле, пожалованной их деду, хотят завладеть той землей, делают подлог, приводят в Арзамас неведомо каких мурз и татар и берут у них крепости…Вотчинная коллегия потребовала от Полочениновых представления документов, а Иоанн представил туда, вместе с своими крепостями, родословныя таблицы мурз, потомков князя Бехана Сараклычскаго, как исконных и природных владельцев проданных ими земель. Вотчинная коллегия, разсмотрев спор, постановила «произвести дознание, кому прежде принадлежали эти земли: если дачи Полочениновых старее дач мурзинских или в одних урочищах с ними, то быть тем землям за Полочениновыми, а если мурзинския дачи старее их или не в одних с ними урочищах, то отписать оныя земли в казну, на том основании, что по выше приведенной статье Уложения, Саровской Пустынью оне приобретены незаконно».　

Когда весть о домогательствах Полочениновых разнеслась по окрестности, все соседние мурзы, помещики и крестьяне поднялись на защиту монастыря и послали в вотчинную коллегию опровержение на неправыя показания Полочениновых. Для Саровской Пустыни определение вотчинной коллегии было громовым ударом: оно не только грозило лишить обитель купленных земель, а даже и того клочка земли, на котором она была построена. Но Иоанн и его братия, как и всегда, уповали на Бога. Дело перешло в Верховный Тарный Совет, а оттуда в Высокий Сенат. По этому делу в Августе 1727 года Иоанн поехал с челобитной в Петербург и пробыл там очень долго. Дело тянулось до самаго царствования Императрицы Анны Иоанновны. Сенат разсмотрев подробно дело, определил: «доложить Императрице, с мнением, не соизволит ли Ея Величество указать: те земли за Саровской Пустынью утвердить вечно, для неимущества доходов, крестьян и руги, другим не в образец». 25 Октября 1730 г. на Всеподданнейшем докладе Императрица благоволила собственной рукою начертать: «учинить по сему докладу». Обрадованный таким успехом, Иоанн поспешил сообщить об этом братии и повелел совершить благодарственное молебствие Божией Матери, Покровительнице обители, с молебным пением за Императрицу и всех потрудившихся в этом деле. Впоследствии он заповедал ежегодно, пока будет существовать Саровская обитель, 25 Октября совершать торжественную службу, со всенощным бдением и благодарственным молебствием в честь Пресвятыя Богородицы, Живоноснаго Ея Источника.　

Среди подвигов иноческих и забот о духовном и материальном благоустройстве Саровской пустыни, Иоанн уделял время еще и на занятия духовнаго писателя. До настоящаго времени в Саровской пустыни, кроме мелких записок, сохранились и более крупныя его писания, числом 4.　

Первое место среди них занимает сохраняемый доселе Устав общежительныя Сатисо-градо-Саровския пустыни в двух частях. В первой 24 главы, а во второй 8 глав, кроме того к первой части присоединены «наказания», а ко второй «пристежение».　

Второй его труд — Сказание о построении церкви Пресвятыя Богородицы, Живоноснаго Ея Источника в пустыни, на «Старом Городище», где ныне стоит общежительная Саровская пустынь. Это летописное сказание, дошедшее до нас в списке с подлинника, всегда служило первоисточником для всех исторических сочинений о Саровской пустыни. Замечательно, что в нем о самом себе Иоанн по скромности и христианскому смирению, говорить в третьем лице и свои пустынные подвиги описывает, как совершенные «юным монахом Илларионом». Это ввело в ошибку некоторых составителей истории Сарова, но при более внимательном чтении сказания становится ясно, то Илларион — никто иной, как сам Иоанн.^[129]　

Третье писание Иоанново Сказание об обращении раскольников заволжских и четвертое Похвала на обращение их и увещание обратившимся. В первом из них автор подробно описывает известную уже нам историю обращения им раскольников и приводит свои беседы с ними, а в последнем похваляет обратившихся и увещевает их пребывать в верности Православию.　

После многих трудов, достигнув 60-ти-летняго возраста, Иоанн начал чувствовать изнеможение и решился, оставив настоятельство, провести остаток дней своих в уединении, для чего в 1731 году он передал настоятельство ученику своему, иеромонаху Дорофею, и удалился в одну из пещерных келий, где и предполагал уже провести остаток дней своих в безмолвии и молитве; но Промысл Божий готовил ему последнее и самое горшее испытание.　

Как во всяком хорошем обществе могут быть дурные члены, так и в среде благочестивой первоначальной братии Саровской нашлись два человека, которые, дав волю своим страстям, погубили и себя и прочей братии принесли много горя.　

Эти недостойные своего звания, люди были иеромонах Иосия и лже-монах Георгий (в действительности не постриженный проходимец Григорий Зворыкин). Первый из них, Иосия, жил первоначально в Московских монастырях и, благодаря своему лицемерию, был известен царевнам Марии и Феодосии Алексеевнам, по просьбе которых Иоанн и принял его в число Саровскаго братства. На первых порах Иосия сумел заслужить расположение Иоанново, сделался казначеем, а во время довольно частых своих отъездов по делам обители Иоанн даже поручал ему управление ею. В это-то время Иосия и делал, что хотел: принимал в монастырь без разбора всех, кто ни приходил, даже безпаспортных, постригал без искуса, лишь бы показать свою самостоятельность, но что всего хуже, начал разными наговорами и суждениями возмущать братию против настоятеля, Иоанна, желая сам занять его место. Когда происки его открылись, Иоанн сначала лишил его прежняго доверия, потом стал уговаривать и увещевать. Честолюбивый Иосия не мог стерпеть этого, отказался от всех должностей и удалился в Москву, где, благодаря влиянию своих знакомых, достиг исполнения своих честолюбивых желаний: был определен настоятелем Берлюковской пустыни, находившейся в 40 верстах от Москвы.　

Самозванный монах Георгий (или, вернее, Григорий Зворыкин) происходил из хорошаго рода и в молодости жил при дворе царевны Елисаветы Петровны. Но безпутная жизнь довела его до скитальчества, и он, одевшись в монашеское одеяние, стал называться монахом Георгием, говоря, что был пострижен в тяжкой болезни где-то на постоялом дворе странствующим монахом. Переходя из монастыря в монастырь он, наконец, добрался до Сарова и, в отсутствии Иоанна принят был Иосиею в число Саровскаго братства.　

Будучи страстным лжецом, он разсказывал о себе невероятныя истории, что знался прежде с бесами, отрекся от Христа, потом раскаялся и, наконец, постригся в болезни. Добродушные Саровские старцы верили ему во всем. Сам Иосия велел ему написать исповедь о всех своих грехах и покаянии, а потом дал ему разрешительное письмо. Как человека, искуснаго в грамоте, его заставили в Сарове переписывать разныя тетради и сочинения, интересовавшия монахов, между прочим, сочинение «о монашестве» Родышевскаго (бывшаго архимандрита Маркелла), бывшаго тогда под судом. В 1733 году Иоанн, отправляясь в Москву, в числе других монахов взял с собой и Георгия. Здесь последний, наслушавшись о трех строгостях, с какими относится Правительство к неправильно постриженным монахам, струсил и додумался до того, что решился сделать донос на самого себя. Явившись к Иоакиму, архиепископу Ростовскому, он разсказал ему те же нелепицы о своем знакомстве с бесами и отречении от Бога, которыя рассказывал в Сарове. Иоаким послал его в Синодальную канцелярию, а последняя распорядилась сделать о нем розыск и донесла в Синод. Около того же времени Георгий встретился в Москве с Иосиею, разговорился и поссорился. Разгневанный Иосия закричал: «слово и дело!» Известно, что значили эти слова в те дни, когда все трепетало временщика Бирона. Их обоих арестовали. Началось следствие. Иоанн, видя это, забрал остальных своих спутников и, не окончив дело, за которым приезжал, уехал в Саров.　

Чрез несколько времени прислан был из Тайной канцелярии в Саров солдат, который забрал бумаги, касавшияся Иосии и Георгия, тетрадь «о монашестве», найденные в келии Иоанна, манифест о царевиче Алексее Петровиче и книгу «Правда о воле монаршей». Синодальная канцелярия с своей строны прислала Калецкаго игумена Пахомия с отрядом солдат. Пахомий нашел еще 46 сомнительных писем и тетрадей и представил их в Святейший Синод, который передал всю эту массу бумаг на разсмотрение архиепископу Новгородскому Феофану Прокоповичу, котораго рукописное «житие» также фигурировало среди бумаг. Феофан особенно вооружился против тетради «о монашестве», осужденной еще в 1731 году, написал разбор ея, признал, что она направлена против Правительства, а читатели и переписчики ея — крамольники.　

Иосию лишили священнаго сана, а потом вместе с Георгием и двумя другими монахами передали, разстриженных, в Тайную канцелярию.　

Саровская братия думая, что с отъездом игумена Пахомия все уже кончилось, понемногу успокоилась. Даже сам Иоанн поехал по какому-то делу в ближайший город Темников. Но вот в отсутствие его, в темный октябрьский вечер 1734 года, прискакала в Саров комиссия, состоявшая из канцеляриста Степана Яковлева, двух копиистов и трех солдат. Грозный канцелярист немедленно арестовал иеромонаха Ефрема^[130] и иеродиакона Феофилакта, заковал их в кандалы и запер под караул, а на розыски Иоанна послал копииста и двух солдат. Они встретили его, не доехав 12 верст до Темникова, тихо ехавшаго обратно в Саров, в простой монастырской телеге, на одной лошади с послушником. Тут же наложили на него цепи и с обнаженными саблями привезли в Саров, где даже не допустили его в свою келию, а посадили под караул. Составив опись монастырских документов и допросив братию, комиссия собралась к отъезду вместе с арестованными. Иеромонах Дорофей с братиею просили дозволения проститься с ними. Канцелярист, видимо, гордившийся своим положением, дозволил… Но как?.. Арестованных в тяжелых оковах вывели за св. ворота и поставили рядом, в 10 саженях от ограды, по бокам стали солдаты с оружием. Братии велели выйти из монастыря, но отнюдь не переступать намеченной черты.

Обремененный летами, скорбями, подвигами и трудами, Иоанн осенил себя крестным знамением, троекратно поклонился до земли пред св. вратами обители, созданной многими его трудами. То же сделали и его соузники. Потом они трижды поклонились до земли провожавшей их братии, которая, проливая слезы, отвечала им теми же безмолвными земными поклонами. Иоанн безмолвно осенил крестным знамением обитель и братию…

Так совершилось последнее его прощание с обителью, на созидание которой он отдал все свои силы, возлюбленной им пустыней, в которой подвизался более 40 лет, и с братией, о спасении которой пекся не менее, чем о своем собственном…

Арестованных везли в Москву; оттуда переправили в Петербург в Тайную канцелярию и заключили в тюрьму. На Иоанна взведено было тяжкое обвинение в государственном преступлении и сообщничестве с раскольниками. Но сами члены Тайной канцелярии, с А. И. Ушаковым во главе, видели, что пред ними не заговорщик, не крамольник, а истинный светильник Православной Российской Церкви, которая в те дни переживала трудное время при господстве иноверных, иноплеменных и своекорыстных временщиков. Поэтому, хотя освободить его, при тогдашнем положении дела, было невозможно, сан священный не был с него снят и допросы его производились без пыток. Дело Родышевскаго разрасталось и захватило множество лиц духовных и светских, а Иоанн все томился, все томился в узах и заключении…

Прошло почти три года. Хотя орудия пытки и не касались тела Иоаннова, но тягость заключения, сердечная скорбь и крайняя скудность пищи, вместе с преклонными летами, поколебали его, прежде крепкое, здоровье.

Наступило, наконец, определенное Промыслом Божием, время перемены многочисленных временных скорбей его на вечную радость. Последнею его заботой было написать письмо в Саров строителю Дорофею, в котором он заповедал братии хранить неизменно данный им устав, пребывать в мире и любви и безропотно нести послушание. Он умолил своего духовника доставить это письмо в Саров и, сподобившись причащения св. Таин, почил о Господе 4 Июля 1737 года, на 67 году.

Тело его погребено на погосте ближайшей к Тайной канцелярии церкви Преображения Господня, что в Котловской.

В 1861 году, когда начали строить новый храм и копали рвы для фундамента, между множеством других костей, нашли скелет с длинными, хорошо сохранившимися волосами. На ногах скелета были цепи… Выяснилось, что это были останки Иоанна, которые и остаются при том храме доселе, чтимые благочестивыми христианами служением панихид об упокоении его души.

Саровская пустынь ежедневно воспоминает Иоанна в молитвах, как своего создателя, а в день кончины его, 4 Июля, совершает особенно усердное моление об успокоении его со святыми.

В г. Арзамасе доселе сохранился, хотя уже неоднократно перестроенный и распространенный, каменный храм Введения Пресвятыя Богородицы,^[131] в котором Иоанн, будучи настоятелем Введенскаго монастыря, два века тому назад, ежедневно совершал Божественную Литургию. Доныне, хотя изредка, почитатели памяти его приходят в этот храм, чтобы воспомянуть имя его при принесении Безкровной Жертвы.

Достопамятный подвижник, пустынножитель, ревностный просветитель раскольников, основатель Саровской пустыни и невинный страдалец времен Бирона, Иоанн достоин вечной памяти. Город Арзамас имеет дерзновение радоваться о господе, что в лице иеросхимонаха Иоанна у него есть, подобный прославленным святым, теплый предстатель пред Богом.

Да будет же память Иоанна в Арзамасе с похвалами, доколе будет стоять этот Православный и храмами Божими наполненный и преукрашенный град!

XII Сказание о Честном и Животворящем Кресте Господнем, находящемся в церкви Илии Пророка в г. Арзамасе

В числе святых, чудотворных и издревле почитаемых икон, находящихся в храмах православнаго города Арзамаса — первою святынею почитается св. Животворящий Крест Господен, с искусно вырезанным Распятием, находящийся в приходской церкви Илии Пророка.

Священное предание, с древних лет передаваемое в Арзамасе из уст в уста, из рода в род, от отцев детям, подтвержденное и письменными актами^[132] относит принесение этой святыни ко второй половине ХVII столетия и сохранило нам следующую дивную повесть:

Во второй половине XVII столетия (год неизвестен) жили в Арзамасе, в приходе церкви Илии Пророка торговые люди по прозванью Кощеевы или Шаянские.^[133] В описываемое время семейство Шаянских состояло из трех братьев, живших вместе. Двое из них были женаты и занимались торговлею, третий же был не женат, неспособен к торговле и, вообще слыл за слабоумнаго, но при всем этом был кроток и отличался благочестием, вследствие чего братья любили его и даже брали с собою на ярмарки. Так, однажды, они взяли его с собой на знаменитую Макарьевскую ярмарку, собиравшуюся тогда под стенами Макариева Желтоводскаго монастыря. Но и здесь Шаянский (имя его к сожалению забыто) не увлекался шумом ярмарки, а проводил большую часть времени в храмах монастырских, усердно посещая их в часы богослужения. Однажды, по окончании Божественной Литургии, он, выйдя из монастыря, вздумал пройдтись по берегу Волги, чтобы полюбоваться на множество разнообразных судов, стоявших возле берега. И вот, проходя по берегу, он заметил стоящую среди судов лодку, украшенную цветами и цветущими деревьями, а между деревьев увидел большой крест с Распятием. Тогда он вошел в лодку и начал молиться пред Крестом. В это время подошел к нему хозяин лодки и спросил его: «не желает-ли он этот Крест купить?» Шаянский, услышав это, обрадовался и тотчас же условился в цене, но сказал, что у него нет с собою денег и что он сходит за ними к братьям. Тогда хозяин лодки сказал ему: «Крест ты возьми сейчас, а деньги принесешь после». Тогда Шаянский, исполненный радости, взял свою безценную покупку, обогатившую духовно его родину, и понес ее в лавку своих братьев. Братья его также обрадовались приобретению такого сокровища и, немедленно, дали ему денег для уплаты за Крест. Но, когда Шаянский пришел с деньгами на место. где стояла лодка, ея там уже не оказалось: он начал разспрашивать о ней людей, находившихся в соседних лодках и судах, но те отвечали, что ничего подобнаго и не видели. Разспрашивая далее, Шаянский узнал, что по всему берегу никто подобной лодки не видал. Таким образом оказалось, что он купил Крест не у обыкновеннаго человека, а, как следует и должно думать, то был Ангел Господень. Не отыскав на Волге лодку и ея хозяина, Шаянский возвратился в лавку к братьям и, разсказав им об этом, взял св. Крест и отправился с ним домой в Арзамас, пешком. Весь путь от Макарьева до Арзамаса (более 110 верст) он прошел в один день, не чувствуя усталости и нигде не отдыхая, несмотря на дальнее разстояние и значительную тяжесть своей священной ноши.

Придя домой, Шаянский поставил Крест на красном крыльце, потому что внести его в дом было нельзя: двери оказались узки. Для этого тогда же вынули косяки, но и тогда внести оказалось невозможно. Тогда смерили Крест и стали вырубать стены, но, как не измеряли и сколько не вырубали стены, Крест не проходил так или иначе. Тогда Шаянским пришла мысль, что Господу Богу не угодно, чтобы Крест был внесен просто, а что следует при этом отслужить молебен, и они послали за священником. И вот, когда, во время пения молебна с водоосвящением, Шаянский с умилением молился пред св. Крестом, он вдруг увидел необыкновенный свет, исходившшй от лика Распятаго Богочеловека, о чем он тогда же и объявил священнику и всем собравшимся тут православным христианам. Тогда священник сказал, что такой святыне не подобает быть в мирском доме, а достойно пребывать в храме Божием. Во исполнении этого совета святый Крест тогда же был перенесен в церковь Илии Пророка, которая была в то время еще деревянная; за неимением другаго приличнаго места, Крест былпоставлен над царскими вратами.

Замечательно, что крест этот четвероконечный и, вероятно, арзамасские ревнители Православия указывали на него современным им раскольникам, которые признают истинным лишь восьмиконечный крест. Совершилось же принесение св. Креста в Арзамас именно в те самыя времена, когда в земле Русской возник раскол, от котораго по особому милосердному смотрению Божию город Арзамас нисколько не пострадал.　

Дальнейшее пребывание св. Креста в Ильинской церкви в разныя времена ознаменовано многими чудесами и знамениями, о которых наиболее прилично упомянуть здесь же.　

В 1740-х годах при постройке каменной холодной церкви во имя Успения Пресвятые Богородицы, для Животворящаго Креста устроено было особое место за правым клиросом, а в 1840 году 9 сентября в трапезе этого храма правый придел, посвященный первоначально св. ап. Матфею, после перемены престола посвящен Воздвижению св. Креста. В 1793 году, при постройке теплой церкви также устроено было место для св. Креста, посреди храма. С давних лет установлено возжигать пред Крестом неугасимую лампаду: с течением времени пожертвовано разными лицами несколько серебро-позлащенных лампад.　

В числе благодатных знамений, служащих подтверждением присутствия особой благодати Божией при сем Кресте, служит свет, исходящий от лика Распятаго, который первоначально видел во время молебна, в доме своем, Шаянский, а впоследствии удостаивались, по временам, видеть священники Ильинской церкви и некоторые благочестивые люди. Так, между прочим, в XVIII столетии, посадские люди Насоновы, возвращаясь домой в позднее ночное время и проезжая мимо церкви, увидели в ней необыкновенный свет, как-бы все свечи и паникадила в ней были зажжены; изумленные таким необычным явлением, они подошли к окну церковному и увидели только одну слабо горевшую неугасимую лампаду. В другой раз из дома купца Сторожева (ныне принадлежащаго Цыбышеву) видели свет в церкви, что можно было различить лики на иконах.　

Другое обстоятельство, прославившее св. Крест, было следующее: в 1780 годах (к сожалению неизвестно в котором) была в Арзамасе и его окрестностях страшная засуха. По обыкновению, как всегда бывает в подобных случаях, назначен был крестный ход вокруг города. Когда крестный ход приблизился к церкви Илии Пророка, то из нея вынесен был св. Животворящий Крест и пред ним совершена лития, во время которой молящиеся заметили на безоблачном дотоле небе облако, которое быстро разрослось в тучу, и неуспел еще крестный ход возвратиться в собор, как полился благодатный дождь, который напоил жаждущую землю и способствовал к изобилию плодов в том году. Событие это совершилось в 9-воскресенье по Пасхе и благочестивое духовенство и жители Арзамаса установили в память сего ежегодно совершать в 9-е воскресенье по Пасхе крестный ход из Воскресенскаго собора в Ильинскую церковь, при чем богослужение в ней совершалось с великим торжеством при многочисленном стечении народа.　

Но сие священное торжество совершалось только в течении около 70 лет с небольшим. В 1853 году приехал в Арзамас преосвященный Иеремия, епископ Нижегородский и Арзамасский. Заметив, что во время крестных ходов в Арзамасе случаются некоторыя неблагопристойности, он вознамерился сократить число их и поэтому потребовал от причтов церковных указы, на основании которых эти ходы совершались. К сожалению в числе других и этот крестный ход не был подтвержден указом, а совершался по обычаю и потому был воспрещен.　

Тогдашний причт Ильинской церкви, запуганный строгостями архиерея, не мог разъяснить почему именно крестный ход совершается в 9-е воскресенье, а не в день св. пророка Илии или просто не смел сделать объяснение. Не взялся за это дело и благочинный протоиерей Иоанн Сахаров, не менее других трепетавший пред преосвященным Иеремиею.　

Городское общество в то время не было на столько самостоятельно, чтобы просить о возобновлении крестнаго хода Святейший Синод и вот благочестивые арзамасцы поскорбели об этом в душе и покорились воле Божией.

Вопрос этот возобновлен был снова через 20 лет по следующему случаю: В 1872 г. в мае месяце началась засуха и продолжалась до половины июня. Все присохло тогда, как всему еще следовало расти и цвести. Во всех церквах совершались молебствия о ниспослании дождя, но так, как Бог его не посылал, то 18 июня назначен был крестный ход вокруг города. День этот пришелся в 9-е воскресенье по Пасхе и арзамасцы вспомнили событие, случившееся 90 лет назад и ежегодные крестные ходы, совершавшиеся в памяти его. Тогда городское общество просило причт Ильинской церкви принести в крестный ход Животворящий Крест. Нужно заметить, что до того времени он постоянно пребывал в церкви и никогда не был носим ни в крестные ходы, ни на молебны в домы усердствующих. Когда крестный ход обошел нижнюю часть города и приблизился к пределам Ильинскаго прихода,^[134] св. Крест был вынесен ему на встречу, за город. Здесь совершены были лития и акафист св. Кресту. С особым усердием молилось многочисленное собрание жителей Арзамаса, видя св. Крест в первый раз вынесенный из храма. По окончании литии шествие со св. Крестом продолжалось около остальной части города. Бог услышал молитвы верующих, на 3-й день, т. е. во вторник 2-й недели Петрова поста, пошел сначала мелкий дождь, который потом увеличился и продолжался, с промежутками, более недели. Вся растительность поправилась, воздух освежился и в тот год в окрестностях Арзамаса был хороший урожай хлеба. Познав в этом милость Божию, Арзамасское городское общество в том же году ходатайствовало пред Святейшим Синодом о возобновлении крестнаго хода в Ильинскую церковь ежегодно в 9 воскресенье, но, по неизвестным причинам, на это ходатайство не последовало даже никакого ответа.　

Впрочем событие это не прошло без благих последствий: с того времени св. Крест начали носить во все крестные ходы и на молебны по домам.　

В 1883 году, 26 апреля значительная часть Арзамаса пострадала от пожара, который, начавшись в нижней части города, при сильном ветре, перешел на гору и истребил 55 домов. Пострадали 2 церкви Богословския и часть Спасскаго монастыря. Бушующая огненная стихия подошла к самой Ильинской церкви, на западе от нея уже пылали деревянные дома прихожан и достаточно было бы одного сильнаго дуновения ветра, чтобы загореться Ильинской колокольне, около которой была сложена масса дров, а рядом стояла новенькая деревянная сторожка. Загорись он — и церкви могли-бы быть в опасности. Тогда из церкви изнесен был Животворящий Крест и обнесен вокруг всей церковной ограды. Священник Ильинской церкви о. Андрей, впоследствии архим. Макарий, в облачении сопровождал Животворящий Крест, неся в руках ковчег с частию ризы Господней.^[135] Лишь только обнесен был св. Крест вокруг ограды, как ветер приутих, а пожар перестал распространяться. Тогда совершен был молебен св. Кресту с акафистом, в ограде на открытом воздухе. В половине молебна пришли и присоединились к молящимся погоревшие диакон и псаломщик… В память этого события установлено ежегодно праздновать 26 апреля св. Кресту, как престольный праздник. Ежегодно стекаются в этот день в Ильинскую церковь во множестве усердные почитатели св. Креста Господня. Особенно чтут этот день пострадавшие от пожара и во весь тот день св. Крест переносится ими из дома в дом на молебны. Таким образом общественное бедствие, как это часто бывает на св. Руси, послужило поводом к установлению в память о нем светлаго торжества.

В разныя времена от св. Креста было много благодатных исцелений. К сожалению записи их не велось: частию по недогадливости и небрежению причта, частию по боязни, что будет произведено следствие и могут даже отобрать св. Крест, что и было с некоторыми св. иконами, прославившимися чудесами в окрестностях Арзамаса, а главным образом потому, что никто в Арзамасе не сомневался в том, что св. Крест Животворящий и чудотворный; «молись только, а уж Господь подаст» говорили наши предки и родители. Впрочем записаны три изцеления больных девочек: 1) разслабленной в 1847 году при священнике Никандре; 2) разслабленной же в 1870 годах, при протоиерее Андрее Ястребском и 3) слепой в 1903 году, при нынешнем священнике Дмитрии Лебедеве, при чем на репорте о сем, Преосвященным Назарием подписано: «Слава, Господи; Кресту Твоему Честному!»

Впрочем примеры благодатной помощи от св. Креста безчисленны. Почти каждое семейство в Арзамасе памятует какую либо милость Божию, явленную по молитве пред Святым Крестом.^[136]

Особенно много обращаются к св. Кресту при болезни младенцев. Их приносят и со всего города и из селений уезда, причащают св. Таин, прикладывают ко Кресту, поят св. водою. Замечено и с верою приемлется, что больные младенцы немедленно или постепенно поправляются, а, если им суждено умереть, то смерть бывает тихая, без сильных страданий.^[137]

В заключение сего сказания не предосудительно будет перефразировать слова Апостола: «Граду Арзамасу да не будет хвалитися, токмо о Кресте Господа Иисуса Христа…» (Галат. посл. 6,14).

Упомянутая здесь другая великая святыня, часть св. хитона или ризы Господней находится в Ильинской церкви с древних лет, но кем, именно, приобретена или отдана в эту церковь неизвестно.

В честь ея ежегодно совершается празднество 10 июля.

XIII Арзамас во дни Петра Великаго.^[138]

Представление об Арзамасе в 1700 году. Рост и постепенное его благоустройство. Обилие монастырей и церквей. Православие и благочестие жителей Арзамаса. Надгробные памятники XVII столетия. Дворяне Мисюри. Сыск и сказка о соборной мельнице. Фамилии, живущия в Арзамасе не менее 250 лет. Азовский поход Петра I. Казни стрельцов в Арзамасе. Причисление к Нижегородской губернии. Два указа Петра I и их последствия. Развитие раскола в уезде и отсутствие его в городе. Основание Высокогорской пустыни. Иеромонах Лука. Иван Грузинцев. Построение Саровской часовни. Процветание Спасского монастыря. Принесение в него Иерусалимской иконы Божией Матери. Крест с частию терноваго венца Господня. Иван Васильевич Масленков. Переселение крестьян в Сибирь. Разбойники в окрестностях Арзамаса.

Перенесемся мысленно, любезный читатель, за 200 слишком лет назад и посмотрим, каким был Арзамас в 1700 году. В главе V мы представляли его себе таким, каким он был в 1600 г. через 50 лет после основания или посещения Иоанном Грозным. Какую же картину представлял Арзамас чрез 150 лет после этого?

Это был уже не тот едва лишь основанный безвестный городок, населенный опальными новгородцами и новокрещенной мордвой. Нет! Это был уже довольно большой город, известный почти во всех концах Московскаго государства и занесенный даже в записки иностранцев. Если он не мог тогда соперничать со старинными русскими городами, имевшими белокаменные кремли, с древними соборами и именитыми монастырями, то во всяком случае резко выделялся из группы соседних незначительных городков.

Русские люди того времени, прилагавшие ко всему религиозно-церковную мерку, не могли не обратить внимание на этот сравнительно молодой город, в котором в течении ста лет возникло пять монастырей, а кроме их и соборнаго храма было еще 9 церквей приходских, у которых почти у всех, было по два храма один летний, другой теплый — зимний. Таким образом всех храмов было не менее двадцати и из них половина — каменные. Расположенный на верху горы, господствующий над окрестностью, Арзамас еще издали привлекал внимание путешественника своими белокаменными церквями. Красою всего города был Спасский монастырь. Окруженный белокаменными стенами и украшенный тремя каменными церквами, из которых две сохранились, почти в том же виде, до наших дней, Спасский монастырь затмевал собою кремль с его деревянными стенами и башнями и дубовым собором. Не мало красоты и величия придавал этому монастырю архимандрит с шапкою среброкованную (как буквально сказано в грамоте патриарха Адриана), тем более, что в описываемое время это место занимал достойный муж, украшенный добродетелями, Павел. Архимандриты Спасскаго монастыря, также как и их предшественники, игумены, издавна первенствовали среди арзамасскаго духовенства во всех крестных ходах торжественных богослужениях, которыя часто и совершались не в соборе, а в Спасском монастыре. Тем же архимандритам принадлежало и главное заведение духовными делами, почему они и являлись как бы викариями Патриархов, к области или епархии которых, непосредственно, принадлежал Арзамас.

Церкви города Арзамаса имели уже в то время свои местныя досточтимыя святыни — чудотворныя иконы, как-то: Животворящий Крест в Ильинской церкви, иконы Божией Матери: Казанскую — в Крестоводвиженской церкви, Смоленскую — в с. Выездной слободе и св. Николая Чудотворца — в Нииколаевском монастыре. В известные дни года на поклонение этим святыням стекались жители соседних сел и деревень. Памятниками этих народных богомолий доселе остались арзамасские торжки: Никольский (9 мая), Казанский (8 июля), Ильинский (20 июля) и Спасский (6 августа). Даже до сего времени они собираются на тех местах, где и 200 лет назад, например: Ильинский до 1903 г. происходил в Выездной слободе, а в Спасов день около Спасскаго монастыря располагаются продавцы яблок.

В религиозном отношении арзамасцы могли служить образцом для жителей других городов. Сохранив православие, как зеницу ока, они проявляли свою заботливость о созидании и украшении св. церквей. Летописи сохранили нам имена особенно усердных в делах этого рода посадских людей:

Ивана Васильевича Масленкова и Ивана Сальникова, но у них было и немало соревнователей, быть может, только менее богатых.

Впрочем храмы арзамасские тогда лишь только созидались и в них не было даже и зачатков того богатства и благолепия, которыя восхищают наши взоры теперь. Из тогдашних описей церквей и монастырей мы видим, что колокола во всех церквах были тогда самые маленькие; ризы священническия — камчатныя, тафтяныя, крашенинныя; священные сосуды — оловянные; кресты напристольные — медные и деревянные; евангелия — большою частию в медных окладах.^[139] Серебрянныя вещи в арзамасских церквах считались тогда редкостью; за то молились долго: заутрени служили по несколько часов, каноны вычитывали все и стихири не пропускали…

В административном отношении — Арзамас в течении всего столетия служил резиденциею воевод, при которых состояли все тогдашние приказы, между прочим Ясачный для сбора ясака с мордвы; а во время Разинского бунта, как мы видели, в Арзамасе имел пребывание главно-начальствующий войсками.

Жители Арзамаса вели значительную торговлю, особенно известны были кожевенные изделия здешних заводов. Кожевенная торговля была настолько распространена среди Арзамасцев, что вошло даже в обыкновение называть кожу просто товаром. Вообще жители Арзамаса и в то время занимались преимущественно торговлей и ремеслами, земледелие же никогда не входило в круг их занятий. Со времени пожертвования боярином Ртищевым лесных угодий, арзамасцам жилось гораздо легче: у них были свои дрова и лесной материал, которые они рубили без всякого запрета. Кроме церквей, в 1700 году в Арзамасе не было ни одного каменнаго здания, но из этого не следует заключать, что арзамасцы жили плохо: тогда и в Москве далеко не у всех бояр были каменныя палаты, даже у царей московских загородные дворцы все были деревянные. Приходския церкви, все уже в то время существовали на тех же местах, где и ныне и носили те же названия, что и теперь, лишь с некоторыми прибавлениями, ныне забытыми, например: Николаевский монастырь именовался Новыя Прощи,^[140] Введенский монастырь — «в зарядьи»^[141] Благовещенская церковь — «на посад», Владимирская или Зосимская — «Пречистенскою»^[142] Рождественская — «Что нареке Шамке»^[143] Спаса Неруктвореннаго «на проломе»^[144] Троицкая называлась — «белой Троицей»,^[145] а Духовская «черной Троицей» и при ней находился «Троицкий Особный монастырь». Кладбищенских церквей тогда еще не было.

Покойников своих арзамасцы погребали в городе, около своих приходских церквей.

Более знатные люди погребались в Спасском монастыре, чему доказательством служит уцелевший надгробный камень, вделанный в западную стену соборного храма Спасскаго монастыря. Надпись, сделанная на этом камне вязью, выпуклыми буквами, гласит что некая Евдокия Герасимовна Мисюря скончалась в ЗРЛВ лето от сотворения мира (т. е. в 1624 году).^[146]

Кроме этой плиты в стены той же церкви вложено еще семь подобных плит, все известковаго камня, с надписями вязью, с годами ХVІІ столетия. По видимому все оне прежде лежали на могилах, а вделаны в стены уже во втрой половине XVIII столетия при постройке трапезы с приделами.

При Петре Великом, около 1700 года, неизвестно по какому поводу и с какою целью, воеводою Федором Афанасьевичем Колзаковым производился сыск об соборной мельнице, находившейся на р. Теше, там, где ныне городская мельница; более 70 арзамасских старожилов были допрошены под присягой, и дали следующее показание:

«В Арзамасе, на съезжем дворе, пред стольником Федором Афанасьевичем — Колзаковым (такие-то) сказали: по святой, непорочной евангельской заповеди Господни, еже ей-ей, то мы ведаем: под городом Арзамасом, на реке Теше мельница с давних лет Государева жалованья дана к соборной церкви Воскресения Христова за денежную ругу и в писцовых книгах РКФ и РЛ (1621 и 1622) годов написана к той церкви и владеют тою мельницею тое соборныя церкви протопопы, попы и диаконы. А сперва та мельница на чьей земле построена в давности лет, а берег один той мельницы пришел к градской земле и близь того берегу пашне и сенным покосам быть невозможно, потому что в близости жилые дворы и огороды, а в другую сторону берег и лесная заросль, кустовник и болотца тоя же соборныя церкви, что даны и показаны в прошлых годах по челобитью протопопа с братиею»… Список с этой сказки, скрепленный гербовыми печатами и подписью Колзакова, хранится в соборе, но главный интерес для истории Арзамаса представляют фамилии старожилов, давших эту сказку: здесь встречаются фамилии, доныне существующия в Арзамасе, то-есть живущия в нем из рода в род не менее 250 лет. Откидывая фамилии, происходящия от имен и отчеств, приводим лишь именно фамилии. Подписались: арзамасские приказные люди подъячие: Мещеринов, Жуков, Караулов, Негоморский, Поляков, Арзамасских крепостных дел подъячие Поляков и Смирнов, дворцовые приказные люди: Патакин, Озеринский, Щербаков и Протопоповы. Это могли быть и пришлые люди по делам службы, но вот далее следуют коренные арзамасцы старожилы:

Гостинной сотни: Мыльников, Полянский и Иван Иванов сын Сальников.^[147] Посадские люди: Ступины, Сальников, Перетрутовы, Иконников, Лепиловы, Маслов, Мурахин, Шлейников, Масленков, Патрикеев, Сурнин, (вероятно не Сурин ли?), Соболевы, Дикушников, Бахарев, Серебряков, Мерлушкин, Журавлев, Дегтярев, Беляев, Холевин, Маркин, Богомолов, Фирфаров, Цыбышев, Лихонин, Широков, Курьянов, Свешников, арзамасские пушкари: Скорняков, Щетинин,　Молотков, Дубровин и Щегольковы.

Из 46 приведенных фамилий, 20 беспрерывно существуют и живут в Арзамесе доселе и мы отмечаем их крупным шрифтом. Не изгладятся в истории Арзамаса, оставившия по себе добрую память фамилии: Сальниковых и Масленковых. Остальныя частию перемерли, частию выехали из Арзамаса в дни упадка и застоя.

Впрочем, вероятно не все тогдашние жители Арзамаса привлечены были к упомянотому допросу; например мы не видим здесь фамилии Кощеевых, живших уже тогда в Арзамасе и упомянутых в ХІІ главе. Точно также из других достоверных источников видно, что в XVII столетии жили в Арзамасе на усадьбе десятильнича двора или духовнаго приказа бобыли Подсосовы (предки миллионеров XIX столетия и потомственных почетных граждан) а тогдашние богачи арзамасцы — Меленины, владельцы села Меленина были предками носящих ныне эту фамилию ремесленников и небогатых людей.^[148]

События, совершившияся в царствование преобразователя России, Императора Петра 1-ого, и великия его дела не проходили безследно и для г. Арзамаса.

В 1695 году Петр великий предпринял поход на Азов. 16-ого мая он прибыл в Нижний Новгород, а 23 с многочисленным войском двинулся на стругах, по Волге к Царицину. В числе других дружин с царем отправилась и арзамасская дружина. Воспоминание об этом сохранилось, благодаря семейному преданию жителей г. Арзамаса купцов (впоследствии мещан) Солдатовых, Предок их был сухарником (т. е. заведывал провиантом) этой дружины. После того, как Азов был взят 18-ого июля 1695 года, а 30 сентября Петр Великий, возвратясь победителем, торжественно вступил в Москву, возвратился в Арзамас и сухарник арзамасской дружины. В память участия в Азовском походе и в благодарность Господу Богу за благополучное возвращение, он принес с собою образ Спаса Нерукотвореннаго. Икона переходила в его потомстве из рода в род более 180 лет. Когда в 1881 году скончалась старушка, жена последняго его потомка, Льва Семеновича Солдатова, Евдокия, родственники ея, слышавшия от нея это предание, передали икону как исторический памятник, в арзамасскую Владимирскую церковь где она и доныне находится, украшенная великолепной ризой.

В 1698 и 1699 годах Арзамас, еще живо помнивший совершенную в нем кровавую расправу с участниками разинского бунта, снова избран местом казней.

В июле 1698 г. приведены были в Арзамас под надзором капитана Чаплина и прапорщика Кочунова и поселены в тюрьму 82 человека бунтовщиков, из числа московских стрельцов полка Ивана Чернова, которые без указа царя Петра Алексеевича пошли из г. Великих Лук в Москву самовольно и под Воскресенским монастырем (Новым Иерусалимом) упорно стояли против боярина и воеводы Большого полка, Алексея Семеновича Шеина и его ратных людей, стреляли из пушек и хотели грудью открыть себе путь к столице.

Надобно полагать, что, кроме этих 82 человек, были присылаемы и другие мятежные стрельцы, потому что число обреченных на казнь к следующему, 1699 году, оказывалось значительно более: грамотой из Иноземнаго приказа вытребованы были 35 человек в Москву, 164 человека, недостигшие совершенолетия, избавлены были от смертной казни, а остальные все (сколько?) казнены. Для совершения казни в 1699 г. присланы были из Москвы стольник Михайло Арсентьев и подьячий Яков Новиков. Им отведены были в Арзамасе квартиры на посаде и даны арзамасские подьячие, стрельцы, пушкари, разсыльщики и заплечный мастер (т. е. палач)… словом все, что к тому делу было надобно.^[149]

Живо сохранившееся в г. Арзамасе и в Выездной слободе предание указывает и место, где совершались эти казни. За селом Выездной слободой неподалеку от большой, прежде почтовой, московской дороги, на широкой поляне стоит каменный столб с образами. Местность эта до ныне носит название «у стрельцов» — «к стрельцам». По преданию здесь вешали мятежных стрельцов, рубили их буйные головы, а прежний деревянный и нынешний каменный столбы с иконами означают место их погребения. Еще не так давно жители с. Выездной слободы в 7-й четверг по Пасхе (в семик), сходились к этому столбу и служили панихиду зде лежащим, а во время крестного хода 28 июля здесь совершается лития.^[150]

В 1708 году Россия разделена была на девять губерний, и Арзамас причислен был к казанской губернии. В 1719 году, указом от 29 мая учреждена была нижегородская губерния в составе трех провинций: нижегородской, алатырской и арзамасской.^[151] С того времени Арзамас в административном отношении, навсегда подчинен Н. Новгороду. В церковном отношении он также в 1722 г., 15 февраля, по ходатайству архиепископа нижегородскою Питирима, приписан к нижегородской епархии,^[152] впрочем не совсем; в 1726 г., как увидим ниже, он отошел в заведывание духовной декастерии, в 1730 г. снова представлен в управление архиепископа Питирима, а потом опять находился в ведении св. Синода, с 1745 года^[153] принадлежал ко Владимирской епархии и окончательно причислен к нижегородской лишь в 1799 году.

В 1714 г. последовал указ Петра Великаго, воспрещавший начинать вновь постройку каменных зданий в провинциальных городах, а начатыя уже постройки повелевалось приостановить. Такое оригинальное распоряжение последовало для того, чтобы скорее и успешнее шло построение новой столицы Петербурга и чтобы каменьщики, которых тогда было очень немного, не отвлекались работой в других местах. Лишь в 1724 г. последовало разрешение продолжать каменныя работы, приостановленныя в 1714 году.^[154]

Этот указ имел большое влияние на постройку каменных церквей в Арзамасе. За это десятилетие их не было сооружено ни одной и потому же, вероятно затянулась постройка церкви во Введенском монастыре: нижний зимний храм построен в 1692 г., а верхний холодный построен лишь в 1747 г.^[155]

Не прошел безследно для Арзамаса и другой странный указ Петра I, которым воспрещалось почему-то посвящать церкви чудотворным иконам Божией Матери. Вероятно, вследствие сего указа в 1713 году новопостроенную каменную Софийскую церковь повелено было посвятить Честному Успению. По этому доселе, хотя церковь уже и другая, престола во имя Софии Премудрости Божией нет, хотя церковь и именуется Софийскою.^[156]

Вот и все сведения о том, какое отношение имели к Арзамасу историческия события и славныя дела царствования Петра І. Конечно, великия преобразования его имели такое же значение для Арзамаса, как и для всей России, но в памяти народной особых местных о том воспоминаний не сохранилось никаких.

Во внутренней жизни Арзамаса за это время, как и прежде, большое значение имели церковныя дела. Еще продолжалось постепенное обращение в христианство окрестной языческой мордвы. Так например были тогда новокрещенные из мордвы в с. Волчихе, в ясашном селе Вторусском и в с. Череватове (ныне Ардатов, уезда). В окрестностях Арзамаса нашли себе приют многие последователи раскола: дремучие леса, покрывавшие арзамасский уезд, были для них самым подходящим жилищем, скрывавшим их от преследоватей, а масса невежественных простецов, живших по деревням среди этих лесов, была самым подходящим элементом для раскольничей пропаганды. Вожаки раскола не дремали — и раскол свил себе в захолустьях арзамасскою уезда прочное и долговечное гнездо. Особенно укоренился раскол в северо-западном лесистом и глухом углу уезда, около сел: Пустыни, Коваксы и Чернухи. Не смотря на то, что последнее селение было вотчиною Спасскаго монастыря, раскол пустил здесь глубокие корни. Не то было в самом городе: здесь не нашлось места для раскола. Объяснить это можно отчасти тем, что жители Арзамаса были настолько близки к церкви, что расколоучители не могли их от нея отторгнуть; в городе было 5 монастырей, которые были разсадниками грамоты и духовно-нравственнаго просвещения в духе истиннаго православия, чем и сослужили Арзамасу великую службу, а в среде духовенства арзамасскаго были такие ревнители православия, как архимандрит Павел, иеросхимонах Иоанн и другие. При их бдительности и ревности о чистоте православия разные приверженные к расколу иноки, приходившие временами, как мы видели в XI главе, в арзамасские монастыри, ничего не могли сделать.

Твердые в православной вере арзамассцы того времени не переставали украшать свой город новыми церквами, так, например, в 1698 г. прихожане Владимирской церкви соорудили вторую теплую каменную церковь во имя св. великом. Димитрия Солунскаго, существовавшую более 60 лет.^[157]

Арзамасцам как бы мало казалось пяти монастырей, существовавших тогда в самом городе, они заботились и об устройстве новых обителей в уезде. Жители Арзамаса принимали живое участие в постройке и освящении перваго храма Саровской пустыни в 1706 г. Десять лет спустя арзамассцы по собственному усердию или, как они выразились в своей челобитной, по обету положили основание другому новому монастырю в 5 верстах от города, на так называемой Высокой горе. В феврале 1716 г. архимандрит Спасскаго монастыря Афиноген, комендант города Михаил Языков, все чины арзамасские, купцы и мещане, собравшись в Спасском монастыре, написали челобитную царю Петру Алексеевичу, в которой просили разрешения построить на горе, в лесу, часовню и при ней 2 кельи для монахов. Строителем и блюстителем часовни избран был спасский иеромонах Лука, который и отправлен с челобитной в Москву. — Разрешение было дано, а в апреле того же года, последовало благословение на постройку часовни от местоблюстителя патриаршаго престола митрополита Стефана Яворского.

Постройка часовни шла очень быстро и 10 мая, в день Вознесения Господня, совершен был из Воскресенскаго собора к этой часовне первый крестный ход.^[158]

Через два года. т. е. в 1718 году, один из жителей Арзамаса, князя Ивана Алексеевича Голицина человек, Иван Грузинцев дал обет построить на Высокой горе храм и просил на это благословение у митрополита Стефана. Благословение было дано в декабре 1718 года, и Грузинцев немедленно начал готовить лес для постройки храма.^[159]

Первая деревянная церковь во имя Тихвинской Иконы Божией Матери, с приделом св. муромских чудотворцев Петра и Февронии, построенная Грузинцевым на Высокой горе, находилась не на самой ея вершине, где ныне монастырь, а ближе к городу, где ныне у въезда в лес стоит небольшая часовня. Так как иеромонах Лука в это время скончался, то по просьбе Арзамасцев, строителем монастыря был назначен иеромонах Герасим, которому указом 18 декабря 1718 года дозволено было производить повсеместный в Империи сбор на постройку церкви и монастыря.

Об основании Высокогорскаго монастыря, вместе с арзамасцами, заботился и ходатайствовал комендант города Языков.

Начальники города умоляли иеросхимомонаха Иоанна принять настоятельство во Введенском монастыре.

Но не всегда, однако, религиозные порывы арзамасцев встречали сочуствие местнаго начальства, что видно из следующаго случая:

28 апреля 1707 года в Арзамасе, под горою, близ городской стены и кузниц, поставлена была часовня Саровской пустыни. О построении этой часовни арзамасцы хлопотали целым городом, к челобитной подписалось более пятидесяти человек, а место под часовню было уступлено безплатно. Вскоре саровцы задумали обратить эту часовню в церковь во имя св. Иоанна Воина, но арзамасский воевода воспротивился этому, находя, что это будет опасно для пожарнаго времени, и той церкви строить не велел для того, что де город Арзамас (т. е. городская стена) деревянный… Между тем, с помощью вкладчиков, монахи приобрели двор в николаевском приходе со всяким строением и огородом, которые обратили в свое подворье, и перенесли сюда часовню^[160] Подворье и часовня существуют и доселе.

Арзамасский Спасский монастырь в царствование Петра Великаго достиг высшей степени своего процветания. Это были лучшие годы в его истории. Внешнему великолепию и материальному достатку соответствовало и внутреннее благоустройство. Настоятели его были достойные подвижники. В 1694 они были возведены в сан архимандритов, а в 1701 году им, дотоле не степенным, дана была степень в порядке настоятелей важнейших российских монастырей.^[161] В 1709 году в Спасский монастырь принесена была из Москвы больших размеров икона Иерусалимской Божией Матери, списанная в Успенском соборе с чудотворной иконы, писанной св. апостолами в 15 году по Вознесении Господа Иисуса Христа. Копию писал игумен костромск. Кривоозерскаго монастыря Корнилий, и она доселе составляет священную достопримечательность Спасскаго монастыря, где ежегодно 12 октября в честь ея совершается празднество.^[162]

В декабре 1720 г. сделан в Арзамасский Николаевский монастырь большой серебрянный напрестольный Крест: из надписей на нем видно, что в него были вложены часть терноваго венца Господня, часть ризы Божией Матери, 15 частиц мощей разных святых и разныя другия святыни. В XIX столетии крест этот, неизвестно какими судьбами, оказался в Нижегородском кафедральном соборе. Здесь видел его арх. Макарий и описал в «Памятниках церковных древностей». По ходатайству арзамасцев он возвращен Арзамасскому Николаевскому монастырю лишь в 1909 году, но при этом ни мощей, ни прочей святыни в кресте уже не оказалось.

Из современных Петру жителей Арзамаса выделяется замечательная личность посадскаго человека Ивана Васильевича Масленкова. Наперекор всесокрушающему времени, в течение целых двух столетий уцелел даже его надгробный камень, вделанный впоследствии во внутреннюю стену холодной Рождественской церкви. Вязью изсеченная на нем надпись гласит: «Лета 1712 января 17 на память преподобнаго Антония Великаго в 7 часу ночи преставился раб Божий Арзамасец посадский человек Иоанн Васильев сын Масленков и погребен был здесь». Церковь построена в 1797 г. и могила. вероятно, осталась под стеной, но память почившаго была еще жива и потому надгробие его вделано было в стену, а что это был человек действительно достойный вечной памяти — свидетельствует в своем сказании основатель Саровской пустыни друг его духовный, иеросхимонах Иоанн. Он говорит, что Иван Васильевич был «муж в разуме зело искусен и по премногу разсудителен и во всем полезен, паче же в духовных».^[163]

Ив. Вас. Масленков был другом Иоанна, укреплял его советами и много содействовал своими пожертвованиями Введенскому монастырю и новостроившейся Саровской пустыни. И свою приходскую Рождественскую церковь Иван Васильевич усердно поддерживал и украшал. Здесь сохранились обложенное серебром Евангелие, пожертвованное им еще в молодости вместе с отцом его Василием Гигорьевичем, и икона Смоленской Божией Матери, писанная по его заказу в Воронеже, в 1709 году. Не может быть никакого сомнения, что в 1703 году при построении прежней холодной Рождественсокй церкви он принимал живое участие. Многие почитали его могилу, как могилу праведника, и даже скоблили его надгробный камень и порошок от него брали на исцеление, так что для охраны надписи пришлось закрыть ее стеклом. Потомство его жило в Рождественском приходе после его смерти более ста лет, и как мы увидим ниже, усердно подражало ему в делах благотворения церквам и ближним.

Но ни один такой человек был в те времена в Арзамасе: мы видели Ивана Сальникова, строившаго Спасскую церковь и прибывшаго с дарами на освящение перваго Саровскаго храма, видели прибывших с ним Михайла Милютина, Ивана Курочкина и других; видели крепостнаго человека Ивана Грузинцева, построившаго церковь на Высокой горе; видели целый город, подписывающийся под челобитными о построении часовен… Вечная им память!.. На них сбылись слова священнаго писания: «Во благих праведных исправится град… Во благословение правых возвысится град…» (Притчи Солом. XI, 10, 11…).

Не смотря на то, что окрестности Арзамаса в описываемое время были покрыты непроходимыми лесами и повидимому, изобиловали всем, многим здесь казалось уже тесно и, как видно из Пермской летописи, в 1711 году уже переселялись в Сибирь крестьяне из Арзамаса, которые и поселились на землях Далматовскаго монастыря.^[164]

Следует отметить еще одно явление, обычное в то время, забытое теперь, но в те времена составлявшее неизлечимую общественную язву: леса, окружавшие Арзамас, наполнены были разбойниками, которые грабили проезжих на дорогах, нападали и на деревни. В особенности сильно обижали разбойники окружавшие Арзамас пустынные монастыри. Так два раза была ограблена в 1772 году Саровская пустынь, 1 октября 1700 года ограблен Оранский монастырь. В другое время ограблен был Троицкий монастырь на р. Пьяне и, наконец, новый монастырь на Высокой горе, настолько страдал от разбойников, что был временно закрыт.

В 1722 году, кроме монастырей, находившихся в самом городе Арзамасе в его уезде насчитывалось 4 монастыря мужских: Высокогорский, Троицкий на Пьяне, Знаменский-Красногривский, приписаннный к гороховскому Флорищеву, Серапионова пустынь, приписанная к гороховскому-Николаевскому монастырю и 1 женский Никольский, что на р. Теше. Приходов в городе было 12-ть, из них два при женских монастырях, а в уезде 186 приходов.^[165]

XIV Арзамас при преемниках Петра I. (1725–1767 г.г.)

Церковная смута: архиепископ Питирим и архимандрит Лаврентий. Ужасный пожар 1726 года. — Мордвин Федор Догада. Событие от грозы в Спасском монастре. Запустение монастыря на Высокой горе., Перепись 1737 года. Кончины: Великаго Арзамасца и арх. Питирима. Первая школа в Арзамасе. Освящение новых церквей в Николаевском монастыре. Димитрий Сеченов и окончательное обращение мордвы в христианство. Построение каменнаго собора. Возобнавление монастыря на Высокой горе. Кончина архимандрита Иоасафа. Причисление Арзамаса к Владимирской епархии. Купец Федор Кочнев. Построение Ильинской церкви. Матвей Степанович Масленков. Предание и построение им убогих домов. Строитель Клеопа. Казни, пытки и телесныя наказания. Иов Чарнуцкий. Федор ушаков. Вознесенский собор на Высокой горе. И. М. Булгаков. Пожертвованное им Евангелие. Монастырская реформа 1764 года и произведенный ею в Арзамасе переворот. Упразднение монастырей. Арзамасския постройки, улицы и дома в XVIII столетии.

В царствование Императрицы Екатерины I в Арзамасе произошла смута в делах церковнаго управления. Как выше было сказано, 15 февраля 1722 г. Арзамас приписан был к нижегородской епархии по ходатайству архиепископа нижегородскаго Питирима, который основывал свое ходатайство на том, что при этом ему удобнее будет вести в арзамасском уезде борьбу с расколом. И действительно, в течение следующих пяти лет обращено им от раскола к св. церкви в арзамасском уезде в разных селах мужского и женскаго пола 1062, да монах 1, да монахинь 3, итого 1066 человек, как показал в своем донесении св. Синоду Питирим. Следовало бы только радоваться этому и благодарить ревнителя Православия, но случилось иначе. В 1717 г. вступил в управление арзамасским Спасским монастырем архимандрит Лаврентий, управлявший десять лет. Он не был подобен своим предшественникам Павлу и Афиногену,^[166] ему, повидимому, прискорбно было с подчинением нижегородскому архирею, лишиться той самостоятельности, которою пользовались спасские архимандриты в то время, когда Арзамас принадлежал к патриаршей области, он захотел отделиться от Питирима и для этого 7 марта 1726 г., подал на него жалобу императрице Екатерине I. В жалобе ей Лаврентий писал, что от управления Питирима происходит Спасскому монастырю отягощение и убытки, а именно, что присылаемые от архирея по разным делам разсыльщики нанимают себе от Нижнего до Арзамаса подводы за монастырский счет, берут себе за съезд от монастыря деньги, а обратно ездят на лошадях монастырских крестьян, что Питирим принуждает архимандрита приезжать в Нижний Новгород для праздничнаго служения, а за неимением монастырскаго подворья, нанимать себе в Нижнем квартиру, что архимандрит, отлучаясь из монастыря на месяц и более, должен нанимать за себя служить, что по двум указам Питирима велено послать в Москву за монастырский счет стряпчаго для приема указов, следующих в нижегор. епархию и пр. пр.^[167] Вследствие этого доношения, Арзамас отошел от нижегородской епархии в ведение духовной декастерии. В следующем году Питирим, при всем своем терпении, принужден был по этому делу сделать большое донесение, в которм указал св. синоду «ложь и клевету» Лаврентия, свои труды, по отношению к арзамасскаму уезду и те ощущения и безпорядки, которые произошли вслед за отделением Арзамаса и пр. мест от епархии. Дело это тянулось целых четыре года и лишь при императрице Анне Иоанновне, указом от 1 мая 1730 года, Арзамас вторично был передан в ведение архиепископа Питирима. Но и Лаврентию не пришлось праздновать свою победу: еще в 1727 году он уже не был спасским архимандритом его место занял благочестивый Иоасаф настоятельствовавший 17 лет (1727–1744 года) память о котором сохранилась среди жителей Арзамаса доселе.

В 1726 г. Арзамас был опустошен пожаром, повидимому, самым ужаснейшим за время его существования. Это видно по документам, сохранившимся в церквах и Московском Архиве Министерства Юстиции.^[168]

На соборе сгорела крыша, которая была исправлена лишь через два года, во Введенском монастыре на каменном храме Введения Пресвятой Богородицы и на приделе св. преп. муч. Евдокии также сгорели крыши, и внутри повреждены св. престолы, что исправлено в следующем году. Николаевский монастрыь сгорел весь дотла: деревянная теплая Богоявленская церковь, колокольня, все кельи и ограда обращены в пепел, а холодная каменная церковь во имя Святителя Николая от сильнаго действия огня обрушилась, стены ея развалились.

В Зосимском приходе в холодной каменной Владимирской церкви от пожара отвалился свод, а на теплой церкви св. Димитрия Селунскаго сгорела крыша. Вероятно тогда же сгорела городская деревянная стена, о чем сохранилось среди старожил предание. Должно полагать, что после пожара, стена, за ненадобностью, не возобнавлялась и это послужило поводом к упразднению арзамасской крепости, о которой действительно с того времени не упоминается уже ни в каких актах.

20 июня 1731 г. в Троицко-Сергиевской лавре принял святое крещение мордвин Федор Догада, сделавшийся впоследствии просветителем мордвы в арзамасском уезде. Через 9 лет после своего крещения он успел мало по-малу обратить в христианскую веру всю свою мордовскую деревню Камкино, принадлежавшую к арзамасск. уезду и сделавшуюся с того времени селом.^[169]

В 1732 году 2 июня, а по другим источникам 16-го, в Спасском монастыре, после вечерни, во время чтения акафиста пред небольшой иконой Божией Матери, именуемой Казанской, ударом грома разбилобольшую главу и свод на соборной Спасо-Преображенской церкви и, вслед за тем, молния, опалив столпы у местных образов, зажгла пол у южных дверей. Братия пораженная страхом, пала на землю, но заступлением Божией Матери, изображенной на иконе, сохранилась невридимою, а также и пожар не распространился по церкви. В память этого события архимандрит Иоасаф украсил эту икону и поставил близ амвона, с левой стороны, а в теплой церкви на киоте, в котором помещалась прежде эта икона зимой, описал полууставом это событие во славу Пресвятыя Богородицы и на память будущим поколениям.^[170]

Тот же архимандрит Иоасаф в 1739 г. 17 марта, соорудил крест деревянный, в серебряном чеканном окладе, в который вложены им части св. мощей разных угодников Божиих, как сказано в надписи на этом кресте. «По обещанию, вечнаго ради поминовения родителей своих». Крест этот до сего времени хранится в Спасском монастыре в том же храме близ амвона, с правой стороны.^[171]

В 1731 году вследствие частых нападений разбойников на новый Тихвинский монастырь, что на Высокой горе, иноки его порешили оставить эту обитель и перешли в город в Троицкий Особный монастырь, перенеся с собой все монастырское имущество, даже колокола. Тихвинский монастырь запустел, а вскоре и совершенно подвергся разрушению.^[172]

В 1737 году в г. Арзамасе насчитывалось дворов 1131, а жителей в них кроме монашествующих, 6767 душ. А в арзамасском уезде, который тогда занимал почти всю южную часть нижегородской губернии, было 12 326 дворов, а жителей 117,695 душ.^[173]

4 июля 1737 года в Петербурге скончался знаменитый арзамасец, основатель Саровской пустыни иеросхимонах Иоанн и погребен при церкви Преображения, что в Котловской. Жизнеописанию его посвящена XI глава этой книги.

8 мая 1738 г. скончался архиепископ Питирим. Особым памятником его в Арзамасе осталось на всегда духовное училище, одна из 13-ти учрежденных им в своей епархии приготовительных к семинарскому образованию школ. Таким образом, этого приснопамятнаго иерарха следует считать первым насадителем просвещения в Арзамасе.

В 1738 году закончена и 9 сентября освящена в Николаевском монастыре новая, холодная каменная церковь Святителя и Чудотворца Николая. Построена она усердием арзамасцев и монастырскою казною, при игуменье Марие Грузинке, управлявшей обителью 30 лет. (1719–1749 г.г.) Освящали ее архимандрит Иоасаф и соборный протоиерей Никифор Козмин.^[174] Доселе сохранился храмозданный крест с надписью, свидетельствующею о сем событии. Храм этот носит отпечаток того времени и своими архитектурными украшениями резко отличается от прочих более новых арзамасских церквей. Замечательны: осеняющий его большой узорчатый крест, ярко блещущий своей позолотой на голубом безоблачном небе. Узорчатые карнизы и наличники около окон, крыльцо и терраса с южной стороны. Внутри большой весь вызолоченный иконостас. В стенах этого храма были устроены голосники в виде кувшинов, к сожалению сначала заделанные, а потом и вовсе уничтоженные.

В 1739 г. управление Российским государством немцев, иноверцев временщиков, отозвалось и в Арзамасе: денежная и хлебная руга, определенная Алексеевскому монастырю царем Михаилом Федоровичем в 1635 году и подтвержденная Петром Великим в 1700 году, удавлена наполовину.^[175]

В 1740 году по указу московскаго синодальнаго управления в Николаевском монастыре, вместо сгоревшей в 1726 г., построена новая теплая деревянная церковь во имя Богоявления, уже без придела. Она существовала только 30 лет и в 1770 г. была разобрана и на месте ея построена каменная.

В 1741 г. по указу императрицы Елизаветы Петровны, составлено исчисление приходов в г. Арзамасе, их оказалось девять: Благовещенский, Пречистенский, Рождественский, Ильинский, Спасский, Софийский, Троицкий и Крестовоздвиженский, а в уезде 184 прихода.

1742 года 31 октября вступил в управление Нижегородской епархии епископ Димитрий Сеченов, впоследствии митрополит новгородский, служение котораго нижегородской пастве ознаменовалось массовым обращением в христианство инородцев, между прочим и мордвы, жившей в окрестностях Арзамаса. При нем насчитывалось в нижегородской епархии новообращенных 50,430 душ, живших в 4,981 дворе.

Деревень, населенных ими было 132, а церквей при них 74. Димитрий, подобно отцу своему, дворянину Алексею Ивановичу Сеченову, благотворил устроившейся тогда Высокогорной пустыни^[176]… После сего о языческой мордве уже нигде не упоминается. Обращение ея ко Христу закончилось. Ныне собственно в Арзамасском уезде мордвы насчитывалось около 27 000, а во всей Нижегородской губернии до 400 000.

1742 год ознаменовался в Арзамасе постройкой каменнаго соборнаго храма. Если верить летописи Мерлушкина, первый храм на месте нынешних соборов построен был деревянный, одновременно с основанием города царем Иоаном Грозным в 1552 году. По сохранившимся в соборе документам видно, что вначале XVII столетия именно в 1628 году, в Арзамасе существовал деревянный соборный храм во славу Воскресения Христова, уже довольно ветхий, который сгорел около 1643 года, а вместо него построен был новый дубовый трехпрестольный, который как своевременно было нами сказано, был снабжен от щедрот царя Михаила Федоровича значительным количеством довольно благолепной по тому времени церковной утвари. В 1742 г. в Арзамасе было уже более 20 храмов, большая часть которых были каменные, и тогдашние арзамасцы, уже известные своей любовью к благолепию церковному, конечно сознавали, что старый деревянный собор не соответствует их городу, украшенному множеством церквей и монастырей, и заменили его каменным. Старый дубовый собор продан был наслом в какое-то село. Летописец собора протоиерей Ф. И. Владимирский полагает, что в Водоватово, а в другом описании собора говорится, что в Чернуху. Сохранившияся в соборе описи дают довольно подробное описчание каменнаго собора, построеннаго в 1742 году.

Он расположен был между теперешними теплыми и холодными соборами, ближе к обывательским домам, от которых отделялся одним узким переулком. По словам старцев, помнивших этот собор, наружный вид его был очень прост: стены гладкия, без всяких украшений. По описанию же он был пятиглавый, купол был покрыт белым железом, а главы белой жестью, жестью же были обиты и деревянные кресты. Крыша сначала была тесовая, но потом заменена железною. Окон с железными решетками в храме было 11, а в куполе без решеток 8. Дверей было трое: западныя деревянныя, а по бокам железная, все наполовину со стеклами. Пол в алтаре и посредине храма, во всю длину, был чугунный, а по сторонам деревянный. Иконостас был высокий пятиярусный с иконами в 2 и 3 аршина вышины. Вызолоченный на полимент двойником с цыровкой. Икон, как и в иконостасе так и на столпах было много. К большому сожалению, почти все оне, при постройке ныненяшняго собора, проданы в церковь с. Степанова, арзамасскаго уезда.^[177]

Храм был двухпрестольный: главный престол во имя Славнаго Воскресения Христова, а придел, устроенный в южной части алтаря, во имя св. великомученика Иоанна Воина. Обе древния храмовыя иконы ныне находятся в холодном соборе. Иконостасы этого собора впоследствии были проданы: один в с. Ари, ардатавскаго уезда, а другой во Введенскую церковь, где его видел, уже в палатке, архимандрит Макарий (впоследствии архиепископ) и описал в памятниках церков. древн. нижег. губ. Из церковной описи видно, что храм этот в свое время был довольно благолепен, но должно полагать, построен он был очень не фундаментально, потому что через 70 лет пришел уже в ветхость и богослужение в нем не совершалось.

В 1743 году жители Арзамаса, скорбевшие о запустении Тихвинскаго монастыря, ходатайствовали о возобновлении его и о возвращении туда из Троицкаго Особнаго монастыря монахов и всего монастырскаго имущества. 18 марта сего года из святейшаго синода последовал указ преосвященному Димитрию Сеченову, епископу новгородскому и алатырскому, в котором предписывалось перевести в Высокогорную пустынь прежних ея монахов, находившихся в живых, а в случае их смерти, отправить надлежащее число братии из Спасскаго монастыря. Возобновленный монастырь был построен не на старом месте, а на самой вершине горы, почему и назван Высокогорской пустынью, а по главному храму еще и Вознесенскою. Возобновлению монастыря способствовали многия благотворители, помещики арзамасскаго уезда: Полениновы: Микулины, князья Хованския и Куракины, дворяне Путятины, Максютовы, Раевские, Панютины, Чемодановы, Лялины, из которых многия избирали этот монастырь местом своего погребения и арзамасские купцы. Из последних особенно выделялись Масленковы и Корниловы, обстроивщие почти всю пустынь за свой счет. Арзамасское общество отдало в вечное владение пустыни 1700 кв. сажен земли с растущим на ней крупным лесом.^[178]

В 1744 г. в Алексеевском монастыре вместо обветшалой деревянной, четырех-престольной церкви построенной еще по повелению царя Михаила Федоровича, построена новая деревянная же, во имя Казанской иконы Божией Матери. Церковь эта существовала 33 года и в 1777 году была сломана и заменена каменною.^[179] Есть предание, что она продана в село Волчишный Майдан, где и доныне существует.　

В том же 1744 году скончался приснопамятный архимандрит Спасскаго монастыря Иоасаф 1-й, управлявший монастырем 17 лет. Добродетельная жизнь его приобрела долговечную память в сердцах арзамасцев, предпочтительно пред всеми другими настоятелями и монахами Спасскаго монастыря. Доныне, более чем чрез полтораста лет, можно слышать его имя, поминаемое в церквах арзамасских, и на гроб его стекаются почитатели памяти его, как на гроб праведника.^[180]

В 1745 г. Арзамас перешел в ведение архиереев Владимирской епархии, что и продолжалось до 1799 года.

В том же году в Троицком Особном монастыре, имевшем две деревянныя церкви, вместо обветшавшей церкви во имя Успения Пресвятыя Богородицы, с приделом во имя священно-мученика Антипы, начата постройка новой деревянной же церкви на средства благотворителя, арзамасскаго купца Федора Коченева, которому монастырь был обязан и благолепием церквей, и пособиями в пользу братии.^[181]

В этом же году в возобновленной Высокогорской пустыне освящен каменный храм во имя Вознесения Господня с приделом св. Петра и Февронии Муромских чудотворцев. Храм этот был теплый и существовал в первоначальном виде всего только 14 лет, до 1759 года.^[182]

В 1746 г. построена^[183] или, как нужно полагать, совершенно закончена постройкой холодная Ильинская церковь, в которой главный престол посвящен Успению Пресвятыя Богородицы, а приделы: правый — посвящен был первоначально св. апостолу Матфию, (память котораго 9 августа), ангелу одного из храмоздателей Цыбышевых, а в 1840 г. переименован в честь Животворящего Креста Господня, находящагося в этом храме, а левый — св. Пророку Илии, имя котораго с давних времен носить этот храм, его приход, улица и даже целая часть города. Церковь эта построена без особых претензий на красоту и изящество, но зато чрезвычайно фундаментально и прочно: стены двухаршинной толщины, окна даже в куполе с решетками, что указывает на то, как боялись разбойников, а может быть, даже и неприятельскаго нашествия. Пол в этой церкви был чугунный, пожертвованный прихожанами, именитыми купцами Цыбышевыми, которые имели тогда свои собственные чугунные заводы. В роду других прихожан, Насоновых, сохранилось семейное предание, что предки их, зажиточные посадские люди, по ремеслу крашенники, принимали большое участие в построении этого храма. Главный Успенский собор освящен вышеупомянутоым спасским архимандритом Иоасафом, о чем свидетельствует надпись на храмозданном кресте, хранящемся в алтаре.^[184]

Из всех старинных арзамасских церквей Ильинская менее других потерпела от переделок. Наружность ея остается доселе в первоначальном виде, но внутри выломан чугунный пол, переменены иконы и иконостасы, не говоря уже о стенной живописи. Замечательнейшая древность — один из предельных иконостасов весь резной, с резными же фигурными местными иконами, по личному распоряжению епископа Иеремии поставлен в главном алтаре, у восточной стены и представляет собой неоценимую редкость, весьма хорошо сохранившуюся. В царских вратах его, резное апокалипсическое изображение явление Господа Иоанну Богослову среди 7 светильников, иконы: Спасителя, седящаго на престоле. Божией Матери — Печерской, на южной двери — муч. Христофора, на северной архидиакона Стефана и по сторонам иконы: апостола Иаковы и муч. Кирика и Иулиты. Верхняго яруса или заменяющих его украшений нет.　

В 1747 году при настоятеле Введенскаго монастыря Геласии над теплою Введенскою церковью надстроена каменная холодная церковь во имя Успения Пресвятыя Богородицы с теплым приделом во имя св. Евдокии, для служения в зимнее время ранних литургий. Освящал этот храм спасскиий архимандрит Давид. В то же время построена в этом монастыре и каменная колокольна вместо существовавшей деревянной, которую настоятель Геласий, по совету с братией, продал высокогорскому строителю Варсонофию.^[185]

В 1748 году из арзамасскаго магистрата в арзамасский уездный суд была прислана промемория на 34-х листах, из которой видно, что в Арзамасе убогие дома находились в самой близости города и построены в немногих годах, а прежде они находились в верстах трех от стараго Арзамаса, близ с. Ивановскаго, на городской земле, по скату берега реки Теши.^[186]

Здесь прилично вспомянуть предание о построении арзамасских убогих домов купцом Масленковым.

В старинных русских городах божедомками и убогими домами назывались места, где погребались все те, кто по насильственной или внезапной смерти, не могли в свое время воспользоваться молитвами и таинствами св. Церкви, наказанные смертною казнию, утонувшие, сгоревшие, погибшие от убийц, замерзшие, также те странники и нищие, которые не принадлежали ни к какому приходу и не имели чем заплатить за погребение. Патриарх Филарет в 1619 году установил хоронить без отпевания тех, «которые вина обопьются или зарежутся, или с качелей убьются, или купаючись, утонут, или сами себя отравят, или иное что дурно сами над собой учинят»… А патриарх Адриан предписал «самоубийц и убитых в разбое и на воровстве не класть на кладбищах и убогих домах, но зарывать в лесу или в поле, без поминовения в Семик. Если же вор или разбойник при смерти будет исповедан и причащен св. Таин, то их положит без отпевания в убогом доме, где такие воры и разбойники кладутся»… Туда же отвозились трупы казненных, а со времен Петра І-го и анатомированных в госпитале.

Особенно замечательны убогие дома были в Москве, бывшие на том месте, где ныне Покровский монастырь, здесь клались без отпевания тела всех несчатстных убитых, замерзших и найденных умершими в течение всей зимы, а в 7-й четверг по Пасхе, т. е. в Семик, сюда собирался чуть ли не весь город, несли ладан, свечи, саваны и предавали погребению всех этих несчастных. Бедняки, неимевшие сами чего принести, брались обмывать, одевать и погребать усопших своими руками. После погребения всякий по своему творил поминовение. Богачи раздавали милостыню бедным.　

Убогие дома существовали в некоторых городах до царствования Екатерины II и были уничтожены в 1767 году. Впрочем в некоторых городах, например, в Киеве, Алесандрове, Владим. губ., сохранился обычай в Семик служить около убогих домов панихиды.^[187]　

Арзамасские убогие дома, подобные описанным, как видно из промемории 1748 г., находились далее от города, ближе к селу Ивановскиму, а доныне сохранившиеся, как видно из той же промемории, построены около этого времени и как говорит предание, вот по какому случаю: — В те времена тяжких преступников казнили. Обыкновенно их вешали, но иногда обезглавливали, сажали на кол и зарывали живыми в землю, кого по пояс, а кого по шею. Казни в Арзамасе совершались не редко и в разных местах: по оврагу Сороке, пересекаюшему город, от самой Спасской церкви до Благовещенской, и за городом, там где ныне убогие дома. Однажды, в лунную ночь, возвращался домой с какого то торга хмельный арзамасский купец Матвей Степанович Масленков. Подъезжая к городу, он увидел на виселице три тела. Ему пришла мысль потешиться над повешенными, уже умершими. Он остановил лошадь, взял плеть и стал стегать мертвецов, упрекая их и понося за преступления. Наругавшись вдоволь, он хотел сесть и уехать, но вдруг услыхал голоса повешенных, которые велят ему остановится. В испуге он крестится, читает молитву, покушается сесть и скорее уехать. Повешенные снова останавливают его и говорят: «Мы осуждены Богом и Великой Государыней за наши злыя дела, а тебя ничем не обидели. За что ты бил нас?…» Дерзкий очнулся от хмеля, стал пред повешенными на колени, начал просить прощения и дал обет, что если они его отпустят, то он построит как им, так и всем несчастно-умершим, убогий дом и будет просить все городское духовенство служить над ними, ежегодно, в Семик панихиды. Масленков был помилован и на другой же день объявил о случившемся и о своем намерении построить убогий дом. С согласия сограждан и начальства, Масленков обещание свое исполнил, кроме убогаго дома он даже построил еще 3 часовни наподобие надгробных памятников, и с того времени ежегодно в Семик духовенство из собора и других церквей приходило к этим часовням и часов с семи до заката солнца совершало здесь панихиды по просьбе усердствовавших жителей. Со временем в этот день около убогих домов собиралась даже маленькая ярмарка, устраивались народныя гулянья и хороводы.

Убогий дом построенный Масленковым, существовал около 120 лет. Это было уже очень ветхое здание со сводом и деревянной крышей на два ската. Старая тесовая крыша почернела и покрылась мхом: наверху, посредине был водружен старый железный, восьмиконечный крест. Наружныя боковыя стены от земли до крыши имели всего по 1 ¹/₂ аршина вышины. В западной стене была дверь, а в южной небольшое отверстие, заменявшее окно. Внутри здание имело 8 арш. длины, около 6 аршин ширины и 3 ¹/₂ арш. вышины по средине. Дугообразные своды соединены были двумя железными связями, из которых на одной висела стеклянная лампада пред алебастровым Распятием, поставленным в нише восточной стены. На лавках вдоль стены стояли старинныя иконы, облинявшия от времени и сырости, тут же были приставлены старыя царския двери, принесенныя, вероятно, из какой-либо старой, сломанной церкви. Истертый пол, по разсказам, был выстлан в 1809 году квартировавшим в городе Уфимским полком. Можно полагать, что убогий дом заменял тогда этому полку походную церковь. Близкий к совершенному разрушению, этот убогий дом перестроен был около 1872 года, по инициативе священника Тихвинской кладбищенской церкви Александра Орлова, старостою этой церкви Александром Алексеевичем Барсуковым. Убогий дом разобрали и из того же кирпича выстроили часовню меньших размеров и самаго простого типа. В этой часовне и до сего времени совершаются в Семик панихиды причтом Тихвинской церкви. Причты же приходских церквей перестали приходить к убогим домам тоже в 1870 годах. Около убогих домов по прежнему бывает гулянье, преимущественно детское, на котором продается довольно много игрушек.^[188]

В 1752 году построена в Софийском приходе небольшая каменная теплая церковь во имя Сошествия св. Духа с приделом во имя преп. Марона чудотворца, существующая и доселе. Храмовая небольшая икона пр. Марона чтится всем городом, пред ней служат молебны пр. Марону страдающие лихорадкой.

В 1753 году скончался строитель Высокогорской пустыни Иеромонах Клеопа. О жизни и делах его не сохранилось никаких сведений, но, однажды, при копании могилы у юго-западнаго угла Вознесеикской церкви, тело его, нечаянно, было найдено нетленным.

В том же году в Алексеевском монастыре освящена была теплая каменная церковь. При этом произошло замечательное недоразумение. Московская синодальная контора, разрешая постройку этой церкви, указом повелела в знамение монастыря освятить храм во имя Алексия человека Божия, а придел с левой стороны — во имя Успения Пресвятыя Богородицы. Между тем игумения Дорофея Полочанинова с сестрами и священослужителями, самовольно, переменила имена престолов, посвятив главный — Успению, а придел пр. Алексию и, скрыв это от епархиальнаго архирея Платона, епископа Владимирскаго, просила у него благословенной грамоты на освящение. Преосвященный Платон, по разследовании этого дела, отнесся к нему очень строго и определил: оштрафовать виновных по 5 рублей каждаго и освятить главный престол во имя пр. Алексия человека Божия, а придел во имя Успения, а главному духовному управителю, строителю Введенскаго монастыря Геласию подтвердил, «что, ежели он, Геласий, еще какия неиправности и бездейства, а иначе в духовных церковных делах, употреблять станет, то не только оштрафованием, но и неослабным на тем наказанием, жестоко за тот долговременный неуем (как и по сему делу довольно обличительно приличился) наказан будет» (Собственноручная резолюция преосвященнаго Платона). Благословенная грамота дана 22 марта 1753 года. Церковь эта в 1798 году перестроена с такими изменениями, что от нея не осталось и следов.

24-го марта 1753 года отменена смертная казнь, а 30 сентября 1754 года императрица Елизавета, уничтожив смертную казнь, повелела заменить ее кнутом и ссылкой на каторгу.^[189] Впоследствии Екатерина II отменила и пытки. Нам уже не раз приходилось говорить, что Арзамас имел несчастие быть как-бы каким-то нарочито избранным местом для совершения казней и пыток. По свидетельству современника иностранца^[190] около 11 000 человек казнено было здесь при усмирении Разинскаго бунта, здесь же казнены стрельцы, бунтовавшие против Петра Великаго, и кроме того, то и дело совершались так называемыя торговыя казни, т. е. казни над преступниками, прозванными торговыми потому, что обыкновенно, совершались на торговых площадях. Старожилы арзамасские разсказывали очен много ужасов про эти казни. Особенно поразителен разсказ об одной молодой женщине, зарытой по шею в землю, неподалеку от Благовещенской церкви. Она томилась несколько дней, кивая головой из стороны в сторону, и сначала кричала, а потом уже шептала: «пить…пить…пить»… У насмотревшихся на ея страдания арзамасцев долго чудились в ушах эти ея слова… А около собора, с западной стороны стояла дубовая высокая башня, в которой хранились страшныя орудия пыток… Как мы видели, еще в XVII веке пытали здесь царскую сродницу, боярыню Нарышкину,^[191] а о простых да еще преступных людях нечего и говорить. С отменою пыток, башня стала не нужна, ее сломали, а лес купил купец Скоблин и выстроил кожевенный завод^[192]. Но и после этого еще сто лет арзамасцы были свидетелями тяжелых зрелищ. Существовали телесныя наказания: преступников клеймили, секли плетями и кнутом. Наказания производились, обыкновенно, на Сенной площади и грубая толпа, охочая до зрелищ, толпилась здесь по целым дням, доколе незабвенный Император Александр II-й не отменил телесных наказаний.

В 1753–1755 г.г. Арзамасским Спасским монастырем управлял архимандрит Иов Чарнуцкий. Это кратковременное управление ничем особенным не ознаменовано, но самая личность Иова замечательна. Родом он был из Малороссии, учился в низших классах Киевской Духовной Академии, потом в Черниговской семинарии. Здесь будучи отчаянно болен, он дал обет принять монашество, который и исполнил в 1734 г. В Чернигове он был ключарем Собора и протодиаконом, потом протодиаконом же в Троицко-Сергиевской лавре (1742–1745 г.г.), где обратил внимание Императрицы Елизаветы Петровны и, посвященный в иеромонаха, отправлен в Голштинию для служения при православной церкви, при дворе Анны Петровны, тогда уже умершей, и сына ея, впоследствии бывшаго Императора, где пробыл 4 года, в течении которых ездил в Гамбург причащать св. Таин престарелаго генерал-адмирала графа Ник. Фед. Головина в 1746 г. и в Копенганен для крещения дочери у нашего посла А. М. Мусина-Пушкина. С 1749 года он снова жил в Троицко-Сергиевской Лавре, отправляя соборную службу, учась в академии философии и сам преподавал студентам немецкий и французский языки. Затем посвящен в архимандрита Спасскаго монастыря, но вскоре от управления им, по разстроенному здоровью и по собственной просьбе, был уволен и провел остаток дней своих при архиерейском доме в Нижнем Новгороде, где тогда епископом был его родственник, Феофан Чарнуцкий.^[193]

9 декабря 1755 года Платон, епископ Владимирский, дал грамоту на освящение в Троицком Особном монастыре деревянной церкви во имя Успения Пресвятыя Богородицы с приделом священномученика Антипы построенной арзамасским купцом Федором Кочневым. Впоследствии эта церковь продана в с. Васильев Враг, где освящена во имя Рождества Христова и Смоленской иконы Божией Матери.^[194] Древняя храмовая икона священномученика Антипы благоговейно чтится всеми жителями Арзамаса, которые весьма часто прибеегают к ней в зубных болезнях.

В 1757 году прибыл в Арзамас из Петербурга знаменитый подвижник того времени, Иеромонах Федор Ушаков, в сопровождении своих учеников и учениц. Последних было немного и он поместил их в Никольском монастыре, а сам с учениками отправился в Саров, где пробыли они два года, после чего перешли в запустевшую Санаксарскую пустынь, находящуюся на р. Мокше, в 3-х верстах от г. Темникова и в 100 верстах от Арзамаса. Пустынь эта обязана иеромонаху Федору своим полным возстановлением и процветанием. А в г. Арзамасе он оставил по себе вечную память тем, что благодаря ему, упраздненный в 1764 г. Алексеевский монастырь не запустел, а вскоре возобновился под именем Алексеевской Общины^[195] и, впоследствии сделался замечательнейшим женским монастырем по всей нижегородской епархии.

В 1759 г. в Высокогорской пустыни перестроен и освящен во имя Вознесения Господня с двумя приделами, на месте первоначальнаго теплаго храма того же имени. Храм этот существует доныне и по своей прекрасной старинной архитектуре напоминает сооружения более отдаленнаго времени, но, к сожалению, он сильно обезображен сделанными с крайнем безвкусием позднейшими пристройками. Так, например, первоначально храм этот имел одну главу, но в 1826 г. при строителе Арсении, неизвестно для чего, по углам поставлены были 4 деревянные главы, которыя даже неопытному в архитектуре глазу с перваго взгляда кажутся чуждыми остальному зданию, а при игумене Алимпии крыльцо было обращено в паперть, для чего сделаны были грубыя деревянныя перегородки со стеклами, что еще более исказило наружный вид храма; наконец, прежде открыто и величественно стоявший среди монастыря, храм этот стеснен со всех сторон садовыми решетками так, что даже невозможно обойти его кругом.

В том же 1759 году в окрестностях Арзамаса снег не сходил очень долго, так, что даже урожая не было.^[196]

В 1763 году в церковь Благовещения сделан был ценный и достопримечательный вклад. Пожертвовано большое напрестольное Евангелие, печатанное в 1628 году и украшенное серебром и золотом: перваго в окладе 24 фунта 72 золотника, а всего весу в Евангелии около 2 пудов. Пожертвование это поступило от прихожанина дворянина Ивана Михайловича Булгакова, сын котораго Яков Иванович Булгаков также некоторое время живший с отцом в Арзамасе, впоследствии получить известность в истории, так как был при Императрице Екатерине II министром (т. е. русским послом) в Турции и, находясь в Константинополе во время объявления войны с Россией, по повелению султана был посажен в Семибашенный замок.^[197] Род Булгаковых и прежде был не чужд Арзамасу: еще в 1674 году был в Арзамасе воеводою Тимофей Иванович Булгаков, и некоторые лица этой фамилии были погребенены при Благовещенской церкви. На Евангелии имеется собственноручная надпись жертвователя.^[198] Оно хранится в алтаре, в особой для него устроенной нише за стеклом и по тяжести никогда при Богослужении не употребляется.　

26 февраля 1764 года последовало учреждение монастырских штатов и отобрание от монастырей и церквей имений и крестьян. В жизни и истории русских монастырей эта реформа произвела громадный переворот: большая половина монастырей, преимущественно малолюдных и бедных, были упразднены: монастырския церкви, из которых во многих были достопримечательныя святыни и почивали мощи св. основатлей, — обращены в приходския, богатые монастыри лишились всех своих вотчин и число монашествующих, вследствии учреждения штатов, значительно сокращено. На многочисленные монастыри Арзамаса и его окрестностей (их было до 10) реформа повлияла также очень сильно. Древнейший из арзамасских монастырей Спасский лишился почти всех своих богатых вотчин и всех, без исключения крестьян, число которых доходило до 1500 душ. От богатых вотчин: Иванавскаго, Кириловки, Скорятина: Ореховца и Чернухи остались жалкие остатки, немного леса под Чернухой да мельница и сенокос под с. Ивановским. Монастырь был зачислен в 3-й класс и определено быть в нем только 12-ти постриженным монахам, но что прискорбнее всего — настоятели вместо архимандритов должны быть игуменами. Тогда было забыто, что патриарх Адриан повелел в 1694 г. быть в Спасском монастыре архимандриту «на похвалу граду Арзамасу»… Тогдашний настоятель Калистрат, конечно оставался архимандритом, но приемники его Иоасаф II (1767–1791) Иоанн (1791–1798) Галактион (1798–1800) и Евграф до 1807 года были игуменами.

Малые мужские монастыри: Троицко-Особный и Введенский были упразднены: церковь перваго из них обращена в приходскую, а Введенская приписана к собору. Более других монастырей посчастливилось Высокогорской пустыни — реформа ея не коснулась, потому что она приписана к Саровской пустыни и в ней введен был общежительский устав.

Николаевский женский монастырь сделан штатным третьеклассным, с окладом жалованья игуменьи и 16 сестрам.　

Новодевич-Алексеевский монастырь, не смотря на то, что был основан царем Михаилом Федоровичем по особому его повелению, был упразднен, вероятно по скудости средств, а может быть по духу реформы, оставить в одном небольшом городе два женских монастыря считали излишним, так-как предписано было даже в губернских городах оставить только по одному женскому монастырю. Церковь Алексеевскаго монастыря обращена в приходскую, а монахини причислены к Николаевскому монастырю. Но судьбы промысла Божия неисповедимы и идут часто на перекор указам и распоряжениям светских властей. В Николаевском монастыре не достало для всех монахинь помещения и алексеевския остались пока жить в своем упраздненном монастыре. Чрез 10 лет, благодаря участию знаменитаго подвижника, иеромонаха Федора Ушакова, оне составили самостоятельную Алексеевскую общину и получили от него строгий монашеский устав, соблюдая который, прославились во всех концах Православной России, а чрез 134 года община сделалась первоклассным монастырем.

Бывшие в арзамасском уезде монастыри: Троицкий, на р. Пьяне, Серапионова пустынь, Знаменско-Красногривский и Никольский-женский, что на реке Теше, были упразднены.

30 декабря 1763 г. освящена каменная церковь во имя Богоявления. Она существовала около 60 лет и была разобрана, когда построена новая обширная и благолепная церковь того же имени, существующая до сего времени. Сохранился храмозданный крест из старой церкви с надписью, что освящал ее введенский игумен Геласий, т. е. это может быть самое последнее слово о существовании Введенскаго монастыря. В 1766 году 28 марта, по просьбе, Троицкой Особной церкви, по упразднению монастыря, сделавшейся приходскою, священника Пантелеймона Иванова с прихожанами, Павел, епископ владимирский дозволил вместо бывшей монастырской главной церкви во имя Святыя Троицы, с приделом «Александра Свирскаго, построенный из давних лет и пришедший в немалое обветшание, в коей и священнодействие совершать почти невозможно было» — построить каменную, во имя св. Троицы, с приделом пр. Александра Свирскаго.^[199] Каменная церковь строилась очень долго — около 15 лет и заменила собою обе монастырския церкви: Троицкую и Успенскую, построенную в 1745–1755 г.г. иждевением купца Федора Кочнева, при чем престола во имя Успения Пр. Богородицы не было уже устроено.

В описываемое в этой главе время крепость в Арзамасе была уже упразднена, улицы носили те же названия, что и теперь, но направление их было далеко не так правильно, как ныне. Достаточно посмотреть на несколько старинных домов в Большой улице, чтобы видеть, как крива и извилиста была эта улица. План нижней части города еще более этого разнился от теперешняго и направление тогдашних улиц теперь даже невозможно разъяснить. В средине XVIII столетия начали строится в Арзамасе каменные дома. До конца столетия их было только пять: магистрат, что ныне дом под каланчей, дом Бутурлиха, что ныне Белыя казармы, дома чугунных заводчиков Ив. И. Цыбышева, сломанный в 1860 годах, и Ив. Ив. Белянинова, самый прочный по постройке, что ныне почтово-телеграфная контора, и еще один. Деревянные дома строились, обыкновенно, из прочнаго леса, в два этажа и три окна, с большими холодными сенями, чуланами и задними. Тип этих домов сохранился в Арзамасе почти до сего времени. Богатые люди и тогда уже начали строить большие деревянные дома: одни в 4 и 5 окон с крестообразной планировкой, другие в 7 окон с мезонинами, на подобие барских домов. Дома всех этих трех типов, с некоторыми переделками, сохранились еще доселе.^[200]

Пределы города в то время были те же что и теперь, если не шире. Тогда, например, теперешняя лесная и конная площади были заняты домами, сады и огороды которых доходили до самой реки Теши; было много домов по нижней набережной р. Теши и в слободе Бутырках; около Спасскаго монастыря, над болотом, жили монастырские служки и улица эта называлась Ерзовкой, Другая улица близ Спасскаго монастыря Ореховская получила свое название от того, что на ней первоначально жили также монастырские служащие из с. Ореховца. На месте нынешняго холоднаго собора, садика и на площади также находились, большею частию небольшие обывательские дома. Нужно полагать, что число домов и жителей тогда было более, чем ныне. Было даже жительство за чертой города в теперешних лугах за р. Шамкой, где жили на своем мыловаренном заводе купцы Трушениковы. Арзамасцы того времени называли, обыкновенно, каменные дома палатами, хорошие и большие деревянные — хоромами, комнаты — горницамии упокоями, холодныя помещения в нижнем этаже — подсенъями, нижний этаж — подклетом.

XV Посещение Арзамаса императрицей Екатериной II^[201]

Путешествие императрицы. Состав Ея свиты. Царица в с. Черновском. Крещение дочери Ермолова. Мальчик-Прапорщик. Отзыв Екатерины о землях Арзамасскаго уезда. Ожидания Арзамасцев. Встреча корья со звоном. Арзамас просыпаеть приезд Императрицы. Екатерина называет Арзамас «Сон-городом», посещение Ею собора, обозрение города и окрестностей. Обед в доме Бутурлина. Представление Арзамасцев. Милостивое обращение Императрицы. Замечание купцам. Арзамасския гуси. Встреча устроенная помещиком Жуковым.

1767 год ознаменовался для Арзамаса событием безпримерным в его истории: в июне этого года Арзамас осчастливлен был посещением своей Самодержавной Государыни, славной Императрицы, Великой Екатерины.　

Весной этого года мудрая Императрица, с целью обозреть часть своего необъятнаго царства, предприняла большое путешествие, которое, хотя и было обставлено всевозможными удобствами и казалось сплошным триумфальным шествием, однако при тогдашних путях сообщения, когда еще не только никому и не снилось о пароходах и железных дорогах, а даже нигде не было шоссе, — совершенно было не без утомления и неминуемых в дороге неудобств, но вместе с тем и было богато такими впечатлениями, каких совершенно невозможно получить, путешествуя в вагоне железной дороги: Государыня имела возможность видеть свой народ и царство лицом к лицу, и от Ея проницательнаго взгляда многое не могло ускользнуть.　

Путешествие началось в Твери 2 мая, и первая половина его была совершена водой по Волге на 12 великолепных галерах. Императрица останавливалась во всех попутных городах, в Казани пробыла целую неделю и снова отправилась водой до Симбирска, откуда уже вторая половина пути до Москвы совершена была на лошадях.^[202]　

Екатерину сопровождала блестящая громадная свита: тут были и фрейлины: Авдотья Полянская и Елизавета Штакенберг, графы: Чернышевы, Орловы, Шувалов. Здесь же находились вероятно, для того; чтобы показать лицом Русскую землю, иностранные послы: австрийский — князь Лобкович, прусский — граф Солмс, испанский — виконт де-ла-Герер, датский — Ассенбург и шведский — барон Рибенг. Всей свиты с прислугой было до 200 человек. Можно себе представить, сколько потребовалось, для перевозки такого множества людей с их багажом, лошадей и экипажей! Если принять во внимание, что часть свиты не последовала далее Симбирска и возвратилась домой, то и тогда царский поезд представлял невиданное грандиозное зрелище.　

На границе Нижегородской губернии Государыню встретил нижегородский губернатор Аршевский, уже имевший счастие встретить Ее в селе Черновском, на реке Пьяне в нынешнем уезде. Село это принадлежало дворянину Федору Ермолову, у котораго в то время родилась дочь Мария. Императрица милостиво изъявила согласие быть ея крестной матерью и пожаловала новорожденной крестнице 100 душ крестьян при селе Гавриловке, в лукояновском уезде. Здесь же обратил на себя внимание Императрицы один однодворческий мальчик. Она приласкала его, подарила ему 25р. и назвала в шутку прапорщиком. Прозвище это осталось за мальчиком навсегда и потомки его получили фамилию Прапорщиковых.　

После спокойнаго плавания на галерах, путешествие на лошадях, по грунтовым дорогам, в гористой местности было очен неудобно, но наблюдательная Императрица имела здесь случай поближе увидать действительность и ознакомиться с бытом своих поданных. Так она писала графу Н. И. Панину из Мурома: «Я по дороге сделаю вам краткое описание того, что приметила дорогою. Где чернозем и лучшия произрастания, как-то: симбирская провинция и половина алатырской, там люди ленивые, и верст по 15 места пустыя, не населены, а земли не разработаны. От Алытыра до Арзамаса и от сего места до муромских лесов земли час от часу хуже, селения чаще и ни пяди земли нет, коя бы была не разработана, и нигде голоду нет».^[203]　

О посещении царицей города Арзамаса сохранилось устное предание, которое в 1860-х годах, когда было слышано мною, было еще весьма свежо: старцы того времени, сообщившие его мне, разсказывали со слов своих родителей — очевидцев, кроме того, сохранилось два печатных повествования, довольно различных между собой. Одно из них, напечатанное в 1845 г. в «Нижегородских губ. Ведомостях»,^[204] дышит какой-то оффициальностью и, видимо, о многом умалчивает. Другое сообщаемое в «Заметках об Арзамасе» А. Терещенко, со слов старожила арзамасскаго уезда, Н. Н. Кутлубицкаго, во многом сходно с преданиями арзамасцев. Сопоставляя эти три свидетельства, мы приходим к следующему общему заключению.　

Выехав из Чернавскаго, Государыня в тот же день, в 11 часу вечера, прибыла в село Пречистенское (вероятно, теперешнее Бритово) арзамасскаго уезда. Здесь приготовлен был ужин, за которым просидели очень долго, так что прошла вся летняя ночь, и, когда стали садиться в кареты, было уже светло, «Что было народу весьма удовольственно, ибо ночной мрак не скрывал Августейшаго лица ея», говорит современный писатель.^[205] Часу во втором утра пошел проливной дождь и дорога испортилась. Между Пречистенским селом и Арзамасом очень много крутых гор, и дальнейший путь сделался очень затруднительным. В четвертом часу дня царский поезд прибыл в деревню помещика Саблукова, где была последняя остановка. До Арзамаса оставалось около 30 верст, но, при дурной погоде, приехали в город среди ночи.　

Между тем арзамасцы, сгорая от нетерпения поскорее увидать Царицу, несметными толпами вышли за город и расположились по симбирской дороге.　

Другие забрались на колокольни, чтобы оттуда лучше увидать царский поезд. Но время шло и наступил вечер, а давно желанная гостья еще не приезжала… Когда уже смерклось, и стало трудно вдалеке различать предметы, люди, бывшие на колокольнях, заметили, что от села Кирилловки тянется к городу какой-то поезд. Не время было сомневаться, что это не царский поезд… и на одной колокольне зазвонили, тотчас откликнулись и на других колокольнях, и по всему городу загудели колокола… Каждый выбирал себе местечко, откуда бы удобнее было посмотреть на Императрицу. Но вот поезд стал приближаться и все, к своему удивлению увидели, что это не царский поезд, а обоз корья, которое везли в Арзамас на кожевенные заводы… Замолк трезвон, Арзамасцы разочаровались, многие разошлись по домам, говоря: «Завтра приедет»! и улеглись спать. Другие остались ночевать в поле, расположились кучками, улеглись и заснули богатырским сном. Среди глубокой ночи приехала Царица и, видя людей, спящих на дороге, и тишину в сонном городе, произнесла: «Сон-город! Сон-город!»　

Государыня проехала прямо на ночлег. Одно предание говорит, что она ночевала в воеводском доме, который находился близ собора, где ныне городское училище, а другое, — что она проехала прямо в дом отставного гвардии прапорщика Семена Бутурлина, где для нея было приготовлено помещение. Дом этот в то время был лучшим в городе, очень роскошно отделан, а по своим размерам и ныне напоминает дворец, хотя и обращен уже давно в казармы.　

В официальном описании события в «Нижегор. ведомостях» о том, что Арзамас проспал приездИмператрицы ничего не сказано, но достоверность этого факта не подлежит сомнению, так как единогласно засвидетельствована разсказами всех старожилов. Скорее можно сомневаться в том, что, по свидетельству «Нижегородск. ведомостей» Арзамасские дворяне с воеводою во главе, и эскадрон Грузинскаго полка, стоявший в Арзамасе, встретили Государыню за полверсты от Арзамаса в поле.

Утром 11 июня, после недолгаго отдохновения, Императрица изволила ездить по городу и, обозрев его, осталась довольна его устройством, хотя в то время в Арзамасе еще не было многих теперешних великолепных церквей, улицы были кривы и косы, а каменных домов было только пять. В соборе встретило Ее все городское духовенство. Здесь она слушала краткое молебствование: а по выходе из собора, проехала по вершине горы и несколько времени любовалась живописными окрестностями города. По возвращении в дом Бутурлина, Императрица изволила обедать. К столу Ея были приглашены нижегородский губернатор и арзамасский воевода, всего за столом было 21 человек.　

По окончании обеда в третьем часу дня, Императрице представлялись арзамасское дворянство, в то время очень многочисленное, с женами и дочерьми, купечество, Спасский игумен Иоасаф ІІ с братией и игумения Николаевскаго монастыря с сестрами. Все они удостоились целовать руку Императрицы. Разговаривая с купцами Екатерина разспрашивала их о торговле и промышленности арзамасской. Среди купцов, представлявшихся Государыне, были именитые арзамасцы того времени: владельцы чугунных заводов Ив. Ив. Цыбышев и Ив. Ив. Белянинов, тогда еще 32-х-летний молодой человек, и Сергей Ив. Куракин, торговец мехами. Императрица пожаловала всем им по серебряному ковшу с гербами.^[206] Разсказывали, что Цыбышева она удостоила своим посещением. А потомки С. И. Куракина разсказывали, что их предок сказал Императрице, что жители Арзамаса между прочим, и «скорнячно работают». Императрица не поняла этих слов и переспросила, тогда ей объяснили, что это значит выделывать меха. Приняв от купцов кожевенныя изделия местных заводов и меха. Императрица сделала им замечание, почему они явились без жен и дочерей?…

Купцы смутились, а Государыня сказала, «Не надобно подражать туркам и татарам и держать женщин взаперти».　

Между тем, как Государыня милостиво беседовала с арзамасцами, на главной площади устроен был бой гусей арзамасских, славившихся тогда на всю Россию.　

Императрица не была на этом зрелище, но зато была почти вся свита, а графы Чернышев и Орлов бились об заклад, т. е. держали пари: Орлов выиграл, а хозяин гуся-победителя подарил его графу, чем Орлов был весьма доволен.　

В пятом часу вечера Императрица выехала из Арзамаса в Муром. В седьмом часу переменили лошадей близ деревни Быковки, в теперешнем ардатовском уезде, в имении отставного подполковника Жукова, который устроил на месте остановки триумфальныя ворота с аллегорическими картинами, а на верху ворот поставил музыкантов. Напротив ворот была раскинута великолепная палатка, в которой были приготовлены десерт, чай, вина и закуски. Жуков со всей семьей дожидался Императрицы у палатки. Когда кареты остановились началась музыка и стрельба из трех фальконетов, но Государыня тотчас повелела стрельбу прекратить, чтобы не пугать лошадей.　

Допустив Жукова и его семью к руке, Государыня изволила откушать в палатке чай. В это время хор крестьянских девушек пел песни. Приготовлен был фейерверк, но сжечь его Императрица запретила. В 10 часов вечера поезд тронулся, а в 3 часа ночи прибыл в с. Севастленку, находившееся по тогдашнему уже в московской губернии.

XVI Арзамас во время пугачевщины

Пугачевский бунт и его ужасы. Разорение Казани. Полковник Михельсон. Мятежники в с. Черновском. Убийства в Арзамасском уезде. Арзамас, как крайний оплот Государства. Тревога жителей Арзамаса. Суворов в Арзамасе. Пугачева в железной клетке провозят чрез Арзамас. Арзамасская пословица: «бунт помнит».

Выдающияся события, быстро сменяющияся в столицах и больших городах, скорее выходят там из памяти, чем в захолустьях, где они глубоко врезываются в памяти народной. Так было и в Арзамасе, где разсказы о посещении Императрицы Екатерины сохранились более ста лет, но, между тем, можно сказать, по свежим следам Ея триумфальнаго шествия, пронеслась волна мятежа, страшных зверств, совершенно подобно тем, которыя произведены были полчищами Разина. В 1773 и 1774 годах весь восток европейской России и часть западной Сибири взволнованы и потрясены были бунтом Емельяна Пугачева, выдававшаго себя за Императора Петра III. Волнение началось на Урале реке, носившей тогда имя Яиока, среди яицких казаков с помощью киргизов, башкиров и взбунтовавшихся помещичьих крестьян. После продолжительной осады Оренбурга, пламя мятежа охватило всю страну от Тюмени до Казани, мало было таких городов, которые дали отпор Пугачеву и остались верны Правительству. Ничтожные гарнизоны в городах и маленьких крепостях ничего не могли поделать с громадными полчищами Пугачева. Подкрепления из центра России не могли поспеть во время, а на помощь местных жителей нельзя было разсчитывать. Крепостные крестьяне, замученные и выведенные из терпения тягостью барщины, немедленно приставали к Пугачеву, тем более охотно, что он обещал всем волю и свободу и клялся перевешать и истребить всех дворян и помещиков… Слову отвечало дело: все дворяне, чиновники и даже просто грамотные люди, попадавшиеся в руки Пугачеву, немедленно вешались и убивались.

В июле 1774 года Пугачев подступил с своими полчищами к Казани, выжег ее, разорил, перебил множество жителей и не успел лишь взять кремля, в котором заперлись архиепископ Вениамин с горстью верных защитников Казани… На помощь им явился полковнике Михельсон. Нестройныя полчища бунтовщиков не могли бороться с небольшим, но стройным его отрядом и отступили. Пугачев перебрался за Волгу, шайки его разсеялись по всему бассейну Суры.

Михельсон тоже не дремал и быстро двинулся назад к Чебоксарам, а оттуда устремился к Арзамасу, чтобы заградить путь к Москве, а с дороги отрядил Хардина к Ядрину.^[207]

Между тем шайки Пугачева с берегов Суры проникли и в Арзамасский уезд. Оне ограбили и осквернили церковь в с. Черновском на р. Пьяне, где 7 лет назад Екатерина крестила дочь помещика ермолова. В Арзамасском уезде убиты пугачевцами до смерти:

1) Священник этой церкви Василий Алексеев,

2) капитана Петра Ермолова дворовый человек, Егор Васильев,

3) его же приказчик Парфен,

4) Гвардии коннаго полка секунд-ротмистр Иван Исупов,

5) жена его Ирина Петровна и дочери:

6) девица Елена и

7) вдова Настасья,

8) Титулярнаго советника Ивана Бахметова дочь,

9) Поручика Николая Языкова служитель Сергей Борисов.

10) Секунд-маиора князя Кольцова-Мосальскаго земский Семен Алексеев,

11) Прапорщика Алексея Дубенскаго приказчик Кондратий Андреев и

12) служитель Иван Гуняев.

В соседних местностях нижегородскаго уезда убито 11 человек. Эти лица поименно перечислены А. С. Пушкиным в примечаниях к его истории Пугачевскаго бунта, но могли быть и другия жертвы.

Сам Пугачев намеревался после отступления от Казани напасть на Макарьевскую ярмарку, но, когда один из отрядов его был разбит под Кумышевым, а Михельсон загородил ему путь чрез Арзамас в Москву, метнулся к югу.

27 июля ему, — как бы в насмешку, улыбнулось счастье: доселе его встречали с честью только в деревнях и крепостцах, а в этот день его встретило с крестным ходом духовенство целаго города Саранска, с архимандритом во главе. Купцы саранские поднесли ему хлеб-соль. Крестьяне и дворовые люди стекались к нему толпами, а несчастным дворянам саранским пришел черный день: он повесил их в Саранске 300 человек, всякаго пола и возраста. 30 июля он двинулся из Саранска к Пензе… События эти имели разительное сходство с тем, что было при Стеньке Разине. Арзамас, как и тогда, был крайним оплотом государства, и Михельсон, как и тогда Долгорукий, был в Арзамасе. Узнав о саранских событиях, он двинулся за Пугачевым к Пензе, туда же спешил Муфель из Симбирска, а Меллин шел по пятам Пугачева.

Жители Арзамаса, не посвященные в тайны полководцев и не знавшие о движении Пугачева к югу, а лишь слышавшие о зверствах его шаек в Черновском и даже в Починках, ждали его с часу-начас и в Арзамас. Одни собирались бежать, другие зарывали свои деньги и драгоценности в землю.

29 июля Екатерина для усмирения бунта назначила графа Петра Ивановича Панина, а потом был вызван с турецкой войны великий полководец Александр Васильевич Суворов. Он ехал чрез Арзамас. Для ночлега отведена ему была квартира в доме именитаго купца Ив. Ив. Цыбышева, у котораго были в то время два маленьких сына: Андрей и Александр. С детским любопытством они разсматривали великаго гостя. Добрый Суворов приласкал их, взял младшаго, Александра, на руки, усадил на колени и сняв с себя кортик, подарил ему. Этот подарок хранился у Цыбышевых около 60 лет и лишь крайняя нужда заставила их продать его помещику Штевену за 100 рублей ассигнациями.^[208]

14 сентября, наконец, Пугачев был выдан казаками. Его сковали и повезли в Москву в железной клетке, которая ныне хранится в Румянцевском музее. Везли его чрез Арзамас. Жители во множестве стекались посмотреть на него, когда переменяли лошадей.　

Сохранились разсказы о том, что, когда ребятишки подходили близко к клетке, Пугачев поднимал руки и гремел цепями, а испуганныя дети, да может быть и взрослые, широко разступались.　

24 декабря обнародован манифест о Пугачеве, его происхождении и преступных замыслах.　

К чести Екатерининскаго времени нужно сказать, что расправа с бунтовщиками была самая милостивая: о тех ужасах, какие творились в Арзамасе при расправе с разницами, не было и помину, казнены с Пугачевым только несколько главнейших его соучастников, а всего во всех местах — Москве, Уфе и Нижнем не более десяти лиц.^[209]

Взволнованныя мятежом местности успокоились очень скоро, но в Арзамасе и это событие осталось в памяти народной и даже сложилась пословица, которую я слыхал и 100 лет спустя. Говоря о какой либо старинной вещи, определяли давность ея словами «она ведь бунт помнит».

XVII Устроение кладбищ в Арзамасе

Московская чума 1771 года. Устройство двух кладбищ. Построение на них церквей. Великое усердие Матвея Степановича Масленкова. Память о нем. Ограбление Тихвинской церкви. Чудесное самообличение разбойника. Сергей Ив. Куракин. Биток. Построение Выездновской Напольной церкви.

В 1771 году Москву и подмосковныя губернии посетило ужасное бедствие: свирепствовала чума, со всеми ея ужасами. В Москве за мором последовал бунт, во время котораго чернь убила архиепископа Амвросия. Были случаи чумы и в Нижнем Новгороде. Там 4 января совершено было всенародное молебствие об избавлении от моровой язвы и с того же времени начали приносить туда чудотворную икону Божией Матери из Оранскаго монастыря. В Арзамасе о чуме несохранилось никаких преданий: должно полагать, что Бог сохранил этот город от мора. Но, тем не менее, это общенародное бедствие послужило к благоустройству Арзамаса. Ранее мы видели, что арзамасская почва обильно пропитана была человеческою кровью от множества казней, но кроме того в недрах земли тлели десятки тысяч человеческих трупов. В течение 220-летняго существования города, всех покойников хоронили внутри его, около приходских церквей. При тесноте погостов, часто разрывались могилы с еще не перегнившими останками умерших, и при моровых поветриях и заразительных болезнях, с такими порядками нечего и думать о каких-либо санитарных мерах. Но так было не в одном Арзамасе, а во всех городах, и вот в 1771 году последовал указ, воспрещавший погребать покойников при церквах, и повелено было устроить кладбища вне городов. Несмотря на небольшие размеры Арзамаса, в нем устроены два кладбища, одно для верхней части города, другое для нижней. Вскоре нашлись среди Арзамасских купцов добрые люди, которые пожелали устроить на свои средства церкви на этих кладбищах. Почин в этом святом деле принадлежал уже известному нам Матвею Степановичу Маслёнкову. Говорят, что он предложил арзамасцам устроить кладбище для нижней части города около построенных им убогих домов и обещал воздвигнуть здесь церковь, но жители города положительно восстали против этого, говоря, что неприлично быть храму на месте казни и сами они не желают быть погребены вместе с казненными преступниками и убийцами. Для кладбища избрали место по другую сторону Саратовскаго тракта и предложили Маслёнкову построить церковь если есть усердие, там, а не на убогих домах. Недостатка в усердии у Матвея Степановича действительно не было и он построил не одну, а две каменных церкви: холодную — в 1777 году в честь Тихвинской иконы Божией Матери, а теплую — во имя Богородицы всех скорбящих Радости, в 1786 году. Над этой, меньшею по размерам, церковью построена колокольня, или правильнее сказать, звонница, а не подалеку от нея каменный дом для жилья сторожам и бедным старцам. В Тихвинскую церковь Маслёнков принес свою родовую святыню, большую икону Тихвинской Божией Матери. С самаго освящения этой церкви в 1777 г. установлен был на это кладбище крестный ход из собора, совершающийся ежегодно до сих пор, в день праздника Тихвинской иконы Божией Матери, 26 июня, а день этот считать особым светлым праздником для всей нижней части города Арзамаса. 25 и 26 июня на Тихвинском кладбище перебывает чуть-ли не весь город, множество жителей села Выездной-Слободы и других окрестных селений.

Маслёнков погребен на этом кладбище, но место его могилы, к сожалению, забыто. Впрочем память о нем хранится доселе. На паперти холодной церкви издавна существует доска с надписью о том, что храм построен им, а в другой церкви, под колокольнею, в 1906 году, при возобновлении ея, поставлена, художественно написанная в память о Маслёнкове, большая икона св. Евангелиста Матфея, с соответствующей надписью.　

В памяти Арзамасцев доселе сохранился один дивный разсказ о событии, совершившемся вскоре по освящении Тихвинской церкви. Окрестности кладбища покрыты были тогда сплошной растительностью и примыкали к лесу, в котором росли даже строевыя деревья. Ценная утварь, которую М. С. Масленков и другие благочестивые арзамасцы снабдили новый храм, соблазнила любителей чужого добра и в одну ночь неизвестные злоумышленники, проломав стену под окном алтаря, забрали всю ценную утварь и деньги, даже содрали большой серебряный венец с иконы Тихвинской Божией Матери. Святотатство было замечено лишь утром; весть об этом разнеслась по всему городу. Многие пришли в церковь, чтобы видеть следы погрома.　

Разговорам не было конца, всякий разсуждал по своему, но общее внимание привлек один молодой человек. Стоя пред Тихвинской иконой Божией Матери, он говорил: «Матушка Заступница! экие варвары — и икону-то Твою не пощадили: венец у Тебя сняли!» Потом, зайдя в алтарь и смотря на пролом под окном, в котором торчали железныя прутья от решетки, он сказал: «Ах, разбойники! чай, спину-то всю ободрали об эти прутья!» Стоявшим около него людям показались странными его речи о спине, его задержали, начали разспрашивать, а потом и спину у него поинтересовались посмотреть, ан, глядь — она вся разцарапана. Больше и разспрашивать было нечего, преступник тут же сознался. «Пресвятая Богородица сама привела его и обличила на месте преступления», — говорили арзамасцы. Все сокровища были найдены в целости за кладбищем, в Малаховом овраге, а венец еще сто лет украшал св. икону, до тех пор, когда была сделана новая серебряная риза.　

На другом кладбище, предназначенном для верхней части города, церковь была построена в 1796–1797 г.г. усердием другого благочестивою арзамасскаго купца, Сергея Ивановича Куракина. Церковь эта трехпрестольная, главный престол во имя Всех Святых, приделы: правый во имя Сергия Радонежскаго — служить памятником храмоздателя, так как посвящен его ангелу, а левый во имя святой великомученицы Варвары.　

Внутри колокольни, на своде, с восточной стороны, на штукатурке доселе сохранилась надпись красным карандашем, свидетельствующая, что храм построен тщанием С. И. Куракина в 1797 году.^[210] На это кладбище также издавна установлен крестный ход в день Всех Святых. Это едва ли не самый многолюдный из крестных ходов в Арзамасе.　

Сохранилось предание, что на Всехсвятском кладбище первый был погребен некто Биток. Это был торговый человек, прозванный так за свою ловкость. Имя и фамилия его давно уже забыты, но прозвище до сих пор сохранилось в памяти арзамасцев, даже местность где он жил называется Биткова гора. Когда его перваго похоронили за городом, старушки арзамаские плакали, причитая: «последния времена пришли: родителев (так в старину, да и ныне, простые мещане в Арзамасе называют покойников) стали вон из города выносить!..»　

В подгородном селе Выездной Слободе также было устроено вновь особое кладбище за селом, около Тамбовскаго тракта. Церковь на нем, известная в Арзамасе под именем Напольной, во имя преподобнаго Сергия Радонежскаго, каменная, построена в 1795 году на средства жителей села и их помещика Василья Петровича Салтыкова.^[211] В этом храме замечательны иконы, всего до 16-ти, разных святых изображенных в рост человека.　

Надписи на этих иконах свидетельствуют, что оне написаны в память разных русских государей и некоторых членов фамилии Салтыковых, носивших имена этих святых.　

От кладбищ бывших при приходских церквах, в настоящее время не осталось никаких следов, хотя при церковных постройках и вырывают из земли очень часто человеческия кости. Даже в 1910 г., в котором печаталась эта книга, при ремонте теплаго Собора, под полом его найдено множество костей.

ХVIII Золотой век Арзамаса.^[212] (1775–1850 г.г.)

Наступление спокойнаго времени. Тракты проходившие через Арзамас. Обилие рыбы. Баснословная дешевизна икры. Постоялые дворы. Процветание ремесел кузнечнаго, каретнаго и шорнаго. Кожевенные заводы. Места куда сбывалась юфть. Именитые заводчики. Легкость сбыта и настойчивость при продаже кожевеннаго товара. Бр. Скоблины — первые отправляют кожевенные изделия на Дон. Развитие сапожнаго ремесла в Выездной-Слободе. Мееховое производство. Зайчина. Заячьи меха. Меха других зверей.　Главные меховщики Золотого века. Сергей Ив. Попов. Его сношения с Ирбитской ярмаркой. Торговля скотом, мясом и салом. Громадные гурты баранов и обилие баранины. Свечные заводы и мыловарни.　Арзамас — центр торговли салом. Ростовские купцы Плешановы. Возвышение Подсосовых. Солидность их оборотов. Ив. Ник. Бебешин. Торговля холстом. Пестрядь и крашенина. Чугунные заводчики Цыбышевы. Еще о рыбе и икре. Николай Матвеев и его потомки купцы Николаевы. Обилие лесных орехов. Торговля ими. Пряжа, мед и хмель. Торговцы гостиннаго ряда. Менялы и дисконтеры. Ремесленники гладильщики. Сапожники. Скорняки. Плотники, каменщики и штукатуры из крестьян арзамасскаго уезда. Выездновские кровельщики. Резчики и позолотчики. Иконописание и живопись. Иконописец-диакон Ефим Яковлев. Академик А. В. Ступин и его школа живописи. Чеканное искусство. Бр. Лысковчевы. Золочение ими меди через огонь. Работа пожарных труб. Женския рукоделия. Шитье золотом и вышивание. Тканье тесьм. Плетение кружев. Вязание ботинок. Широкое развитие этого ремесла. Плоды обогащения: постройки, наряды, обилие жемчугов. Драгоценныя иконы и кресты со св. мощами. Благочестие арзамасцев Золотого века. Безпрерывное в течении 75 лет храмоздательство. Построение 25 церквей. Благовещенский протоиерей Иоанн Адндреев. Сооружение им креста с частию Животворящаго Древа. Замечательное расширение церкви в Алексеевской Общине. Егор Мишайлов. Строитель Софийской церкви — купец Петр Чулошников. Краткая история теплаго собора. Сведение о иконе Божией матери «Утоли моя печали». Василий Михайлович Фадеев-Телегин, строитель церкви Спаса Нерукотвореннаго Образа. Две чтимыя иконы в этой церкви. Игумения Евсевия. Ея строительская деятельность. Усердие к церкви жителей Выездной-Слободы. Иван Васильевич Гостьков. И. Н. Чесноков. Их торговая кампания с целью построения храма. Перестройка Введенской церкви. И. Л. Скорняков — строитель острога и церкви при нем. Постройка Воскресенскаго Собора. С. В. Бытров и прочие созидатели собора. Создатель Рождетвеннской церкви А. М. Заяшников. Обогащение арзамасских церквей ризницей и утварью.　Драгоценные дары Салтыковых в Выездновскую церковь. Знаменитая картина — Распятие. Жертвы Подсосовых и Кошечкова. Вечные вклады. Купец Феоктистов. Учреждение Благотворительнаго капитала.　И. А. Попов и его воспитательный дом. Киреев и Елисеев. Рождественская богадельня. А. И. Подсосов строит дом для уезднаго училища. Подсосов и Заяшниковы учреждают общественный Банк.

«Есть время славы и есть время безславия» — говорит Екклезиаст. «Ничего на свете нет вечнаго» — говорят самые простые люди. «Слава не стоит, богатство мимо течет»… поясняет один духовный вития. В истории народов, царств и некоторых городов мы видим, что нередко периоды их наибольшей славы проходят безвозвратно.　

У нас, на Святой Руси, есть немало городов, переживших свою славу. Великий Новгород, Владимир, древний Ростов и даже, сравнительно с ними, молодой Тобольск в Сибири живут лишь воспоминаниями невозвратнаго своего славнаго прошлаго. В некоторой степени можно то же сказать и о нашем родном Арзамасе. Золотой век его прошел, да и был он, сравнительно очень недолог, всего 75 лет, но он вполне заслуживает название золотого: Арзамас за это время приобрел всероссийскую известность, богатство текло в него рекой, но, что всего важнее, в нем процветало тогда на все полезное благочестие, оставившее в этом городе глубокие следы. Что все это было действительно так, постараемся разъяснить и указать в этой главе.　

С усмирением пугачевскаго бунта затихли и разбои на больших дорогах: наступили довольно сносныя времена. Хотя местами и тяжело жилось крестьянам под гнетом барщины, а в городах своевольничали городничие, и всякаго рода крючкодеи побирали взятки, но все же тихо да смирно жить было можно. У крестьян, не знавших тогда роскоши, и хлебец родился, и скотинка водилась, а у иных на черный день и денежки копились. В те времена крестьяне пили, ели и носили все свое домашнее трудовое, покупали одну соль. В городах, подобных Арзамасу, хотя жители не пахали и не сеяли, все можно было купить за дешево и всего было привольно, а роскоши почти никакой и в городах еще не знали, а между тем заработать копеечку было очень свободно, как торговому человеку, так и ремесленнику. Арзамас во всех отношениях пользовался тогда счастливыми условиями.　

Во-первых, он расположен был на перепутье, при соединении нескольких важных больших дорог. Большой московский почтовый тракт, шедший чрез Владимир и Муром, в Арзамасе разделялся на двое: одна дорога шла прямо на юг чрез Саранск, на Пензу и Саратов и была известна под именем Большого саратавскаго тракта; другая, под именем Симбирской — шла на юговосток, на г.г. Симбирск, Оренбург и Уральск. По этим дорогам ехали в каретах в свои черноземныя саратовския, пензенския и симбирския имения пышные московские баре, в начале зимы они же возвращались в теплых возках в столицы, тут же тянулись в зимнюю пору нескончаемые обозы с уральской и астраханской рыбой и икрой, огромных белуг везли часто по одной штуке на паре. Громадные хвосты этих съеедомых чудовищ выглядывали из-под покрывавших их рогож. Паюсную икру возили даже не в бочках, а просто в пологах, как ныне возят на базар рожь и овес, а продавали ее на базаре в Арзамасе по пяти алтын за фунт, недаром в те времена, в виде наказания кормили паюсной икрой преступников чтобы после помучать их нестерпимой жаждой. Свежая зернистая икра впрочем, и тогда была в почете и ее возили на тройках, на переменных, чтобы скорее привезти в Москву. А из Москвы той же дорогой везли всякие московские и заграничные товары. Летом пред нижегородской, а до 1817 года пред Макарьевской ярмаркой, с июня месяца начиналось безпрерывное движение товаров и торговцев на ярмарку. Железных дорог и пароходов тогда не было, водою на судах отправляли только дешевые товары, а более ценные везли сухопутно, сухим же путем предпочитали ехать и сами торговцы. Тогда чрез Арзамас ехали на ярмарку персияне, армяне, грузины, казаки с Дона и жители украинских городов. Первые ехали с саратовскаго тракта, с Дона шел тракт чрез Темников и Тамбов, а из Украйны и Малороссии чрез Шацк. С этих трактов везли бакалею, пшено, табак казаки и чумаки на волах. И арзамасские крестьяне хорошо знали все эти дороги, они ездили в Украйну и на Дон в извоз от арзамасских купцов с юфтью, холстом и мехами, а от туда везли те же товары, что и чумаки. На Нижний из Арзамаса шел почтовый тракт, до Макарьева также была большая дорога, которая в 75 верстах от Арзамаса разделялась, в с. Большом Мурашкине, на-двое: одна вела в Макарьев, а другая поворачивала чрез Княгинин на Казань, по ней же ехали и в Сибирь. Всех трактов соединялось в Арзамасе 10. При таком большом сухопутном движении в Арзамасе, именно на нижней части города, где был узел этих трактов, целыя улицы были застроены постоялыми дворами, их было белее 120-ти, был целый сенной ряд, с течением времени выстоены целые корпуса каменных кузниц, десятки семей из рода в род занимались кузнечным ремеслом, например: Феоктистовы, Цыбышевы и другие. Прежде существовала целая слобода ямщиков, а после занимались ямщичеством несколько домов, лошадей часто не хватало, за что приезжие кляли арзамасских ямщиков на чем свет стоит, что впрочем, вовсе не мешало ямщикам брать очень дорогие прогоны. Вследствие того же большого движения, в Арзамасе развились ремесла — каретное и шорное. Каретные мастера, например бр. Лысковцевы, возили даже свои экипажи продавать на нижегородскую ярмарку, а шорным товаром некоторые торговцы, например Перетрутовы, торговали из рода в род.　

Арзамасские кожевенные заводы, получившие свое начало чуть не одновременно с основанием города от новгородских выходцев и получившие известность еще в XVII столетие в это время сделались знаменитейшими в России; арзамасская красная юфть, так называемая булгара, шла чрез Оренбург в Среднюю Азию, а чрез Москву, также — как и белая юфть, — заграницу, что заставило даже тогдашних малограмотных арзамасских заводчиков ставить на своих изделиях клейма вместе с русскими и на немецком языке. Но главный сбыт был на Дон, куда шли черная юфть и мостовье. В период процветания, в начале XIX столетия в Арзамасе насчитывалось до 100 кожевенных заводов, вся нижняя часть города сплошь была застроена кожевенными заводами, особенно много их было в улице, называемой за-Теша или Затешная, но были заводы и на горе. Почти все арзамасские богачи имели кожевенные заводы, были заводчики и в слободе Выездной. Наибольшею известностью пользовались заводы купцов: Скоблиных, Подсосовых, Поповых, Цыбышевых. Это были крупныя фирмы, выделывавшия все сорта товара, в количестве каждая фирма ежегодно 15 000–25 000 кож, но было много и таких заводчиков, которые выделывали от 5000 до 10 000 кож, более ходовые сорта: тебенек, половал, выросток, башмак… Из этих заводчиков особенно были известны: Суворовы, Трушенниковы, Курьяновы, Шилкины, Потехины, Гоматькины, Игнатьевы, Короваевы, Феоктистовы, Масленниковы, Евстифеевы, Ситниковы, Узковы, Хомутинниковы, Сурины, Чулошниковы и многие другие. Затем много было таких, которые работали сами наравне с рабочими и выделывали, сравнительно понемногу, например: Наседкины и Волововы. В конце XVIII столетия продажа кожевенных изделий производилась почти вся дома в Арзамасе, отправлялся товар для продажи только на Макарьевскую ярмарку. Покупатели с Дона и из других мест сами приезжали в Арзамас. Арзамасцы продавали товар очень настойчиво, об отпуске в кредит и речи не было. В семьях кожевенных заводчиков сохранились разсказы о том, как обращались наши прадеды с приезжими покупателями. Приедет; бывало, казак с Дона и придет к заводчику, тот ведет его в амбар и кажет ему товар. Покупатель, посмотря товар, спрашивает цену. Продавец ему назначит, но когда покупатель начнет торговаться, он скажет ему, бывало: «Нет, брат, видно мы с тобой не сторгуемся. Ну-ка выходи!» — возмет да и запрет амбар да и ключ в карман положит. А покупатель знает, что вместе с ними приехали еще другие покупатели и что, если он здесь не купит, в другом месте ему купить, пожалуй, непридется. Подумает, подумает, да и даст по чем просит заводчик. Случалось, что заводчики наживали в год более рубля на рубль. Но впрочем уже в 1820 годах нашлись предприимчивые люди два брата Иван и Сергей Васильевичи Скоблины,^[213] не богатые заводчики, которые первые отправили свой товар на Дон в урюпинскую ярмарку, взяли хороший барыш и с того времени начали отправлять на Дон в разныя места юфть, как своего изделия, так и купленную у других заводчиков, чем и составили себе хороший капитал. Со временем им. последовали и другие заводчики, начали сами ездить на Дон и отправлять юфть на продажу в Москву и даже за границу. У Д. И. Попова за границей товар лежал даже не один год. Но впрочем за все описываемое время дела кожевенных заводчиков шли очень хорошо. В с. Выездной Слободе было несколько заводов, владельцы которых — Раковы, Жевакины, Шиповы, Пузаковы продавали свои изделия большею частию арзамасским торговцам, а также своим односельцам, среди которых развилось сапожное ремесло, пережившее даже кожевенные заводы.　

Весьма обширной отраслью арзамасской торговли было также меховое производство, ведущее свое начало также от новгородцев, переселенных в Арзамас Иваном Грозным. Главным предметом меховой торговли в Арзамасе была зайчина. Ее ежегодно в самом городе и подгородных селениях выделывалось не менее 2 000 000 штук. Заячьи меха пользовались громадным спросом. При простоте тогдашних вкусов и требований, когда мода не была так капризна, как ныне, а люди берегли каждый грош, заячий мех при своей теплоте, легкости и дешевизне, служил домашней шубой и теплым одеялом и небогатой помещице, и богатой купчихе, а также нарядом мелким чиновницам, мещанкам и крестьянкам. Этому помогало и разнообразие заячьих мехов; они были и хребтовые и черевьи, и…

???

… начале XIX столетия заторговал рыбою крестьян, с. Ивановскаго Николай Матвеев.　

Когда он отправлялся с работниками, на своих лошадях, в Астрахань за рыбой, то жители Ивановскаго, в виду отдаленности и опасности путешествия, провожали его за село с крестным ходом и на околице служили напутственный молебен. Должно быть, тепла была мирская молитва: потомки его, впоследствии арзмасские купцы, получившие фамилию Николаевых, торговали рыбою и икрою более 100 лет.

В лесах, окружающих Арзамас, было осенью много орешника. Орехи свежие в гранях, продавались гривна за меру. Выщелканные сырые и каленые орехи так же были дешевы, их собирались в Арзамасе, как местных, так и привозимых из под Казани целыя партии тысячами пудов. Орехи шли тогда на масло, которое считалось лучшим из постных масел. Особенно много бывало орехов у купца В. И. Шкарина. Говорят, что бывали годы, когда в Арзамасе собиралось орехов до 8000 пуд.

Кроме холста, крестьянки арзамасскаго уезда продавали и посконную пряжу; местами даже помещики брали с баб в оброк известное количество пряжи. Другие помещики заставляли крестьянок прясть помещичий лен. Пряжа издавна продавалась в нижегородский уезд, где из нея ткали рыболовныя сети, которыя отправляли в Астрахань. Поэтому многие арзамасские холщевники торговали и пряжей. Особенно известные пряжники были Маркины и Мартовские, торговавшие этим товаром много десятков лет. Были торговцы, специально торговавшие медом, напр.: Ароновы, хмелем — Солдатовы и т. п.

В Гостинном ряду лавок было менее, чем ныне, а по улицам, вне базара, и вовсе не было ни одной лавки, т. е. торговцев лавочников было значительно менее, но зато торговля была более солидной и более барышистой. Не считалось например, неудобным то, что в лавке Ступина покупатели стояли по часу, дожидаясь, когда дойдет до них очередь получить товар за наличныя деньги, а у И. Л. Скорнякова брали тот мануфактурный товар, который он сам покажет и присоветует взять, а если бы попросить его показать еще другого сорта для выбора, то он разсердится, швырнет товар и начнет заниматься с другими покупателями. Хорошая торговля в Арзамасе привлекала в него торговцев из других городов, например, московский купец Ив. Ив. Мочалов около 1800 г. переселился в Арзамас, чтобы торговать бакалейным товаром. Из тогдашних торговцев гостиннаго ряда особенной известностью и долговечностью фирм славились краснорядцы: Сальниковы, Корниловы, Скорняковы, бакалейщики: Беляниновы, Мочаловы,　

Сторожевы, Ступины, железняки Быстровы, галантерейщики Сухаревы, шляпники Плотниковы и Кокуевы. В руках тогдашних арзамасских торговцев был не один арзамасский уезд, а вся южная половина нижегородской губернии, север губерний пензенской и тамбовской и западная часть симбирской. При таких солидных оптовых делах, при их разнообразии, хорошо жилось и мелким небогатым, но бойким окружным торговцам: они целый год разъезжали по базарам, ярмаркам и окрестным городам, собирали в розницу и партиями всякие местные продукты и везли в Арзамас, где на все это были постоянно денежные покупатели из числа крупных торговцев. Одной только сырой кожей в Арзамасе торговало до 100 домов перекупщиков, не имевших своих заводов, за ними шли холщевники, торговцы зверьем и другие… Большинство же арзамасцев торговали всеми этими товарами. Про таких универсальных торговцев не даром говорили, что «он ста товарам цену знает»… Так-как деньги в обороте тогда были и золотыя и серебряныя, и медныя, а ассигнаций в ходу было мало, то деньги составляли для торговцев большую обузу: серебро приходилось возить с собой и таскать на базарах мешками, а с донских ярмарок привозили его кто воз, кто два воза; на маленкия ярмарки для покупки холста отправляли возами медныя деньги все это было не так давно, даже в 1840 годах, что я слышал от своего отца. При постоянной нужде в Размене денег существовал целый класс торговцев — менял, в Арзамасе было несколько меняльных лавок, другие менялы разъезжали по ярмаркам и базарам. Нужда в размене тем более была настоятельной, что в ходу была даже иностранная монета: таллеры, гульдены, дублоны и пр. и пр. Банков тогда не было, в случае нужды брали денег у своего брата. 12 % годовых считали небольшими, потому-что на товары наживали много, а деньги выручались скоро: в год можно было сделать 4–5 оборотов при оптовой торговле, а о маленьких торговцах и говорить нечего: они делали оборот в неделю, много — в месяц. Дисконтером слыл в Арзамасе П. И. Суворов, торговавший, как говорили только наполовину собственнаго капитала для того, чтобы в случае, если с кожевенным товаром будет заминка, то чтобы юфть дешево не продавать, а вновь иметь возможность купить сырье подешевле. Поэтому у него были всегда свободныя деньги, которыми он и ссужал своих земляков — еще давал денег шляпный торговец Ив. Петр. Кокуев, а также и известный академик А. В. Ступин, вообще не упускавший случая нажить копеечку.　

Не хуже торговцев жилось и арзамасским ремесленникам. Мы уже говорили, что в Арзамасе, благодаря большому проезду, развились и процветали ремесла: кузнечное, экипажное, шорное, но это было далеко не все: при кожевенных заводах рабочими были преимущественно крестьяне с. Новаго Усада и соседних с ним деревень, но гладильщики, т. е. отделывальщики товара были всегда арзамасские горожане, а для 100 заводов их требовалось несколько сот человек, с развитием сапожнаго ремесла в с. Выездной Слободе, увеличилось число сапожников и в городе. Скорняжный промысел считался самым выгодным: им не брезговали заниматься даже небольшие торговцы, а другие ремесленники считали за счастие для своих детей, если им представлялось возможным обучить их скорняжному ремеслу. Сейчас мы увидим, что в то время развилось в Арзамасе церковно-строительство: безпрерывно строились церкви в самом городе и в уезде, первые мастера были, конечно, приезжие, но потом обучились и местные жители: крестьяне южной части арзамасскаго уезда сделались искусными плотниками, каменщиками и штукатурами; когда число их размножилось и в Арзамасе дела стало для них недостаточно они стали на лето уходить в низовые города и таким образом образовался отхожий промысел. Из жителей Выездной Слободы многие приспособились крыть железныя крыши и изумляли всех своей смелостью при устройстве церковных глав и постановке крестов, и здесь замечалась передача ремесла из поколения в поколение — таковы семьи выездновских кровельщиков: Пупковы, Усановы и другие; в деревне Пушкаревке приготовлялись лепныя украшения из алебастра, в самом городе особенно процветало иконостасное ремесло, возведенное в искусство, резчиков и позолотчиков в Арзамасе была не одна сотня, потому-что было несколько мастерских, в которых работали по 30–50 человек, а у Веренцова (Коринфскаго) в 1850 г., когда он спешил окончить иконостас в Рождественскую церковь, было даже 90 человек рабочих.^[214] Арзамасские иконостасные мастера того времени славились далеко за пределами Нижегородской губернии, их выписывали в казанскую и вятскую губернии, например, тот же Веренцов работал несколько иконостасов в Елабуге, Барсуков в Козмодемьянске и Владимирской губ., Барабанов в Нижнем Новгороде и т. д.　

Было в Арзамасе много и хороших живописцев. Хорошие иконописцы появились в Арзамасе в половине XVIII столетия: в ХVII ст. иконы для раздачи новокрешенной мордве в большом количестве высылались в Арзамас из Москвы из Патриаршаго приказа; в начале XVIII ст. писались иконы по заказу арзамасцев в Москве и Воронеже.

Первым известным хорошим иконописцем в Арзамасе был соборный диакон Ефим Яковлев, живший в конце ХVIII столетия и бравший подряды на целые иконостасы. Доселе сохранились иконы его работы во многих церквах. Это искусство особенно прославило Арзамас, благодаря основанной арзамасским уроженцем, академиком Александром Васильевичем Ступиным школе живописи, существовавшей в Арзамасе с 1802 по 1861 год в течении 60 лет, в которой преимущественно писались иконы и картины на сюжеты из священной истории. Эта школа воспитала несколько десятков учителей рисования, иконописцев и живописцев. Из нея вышли такия знаменитости как профессоры Марков, Перов, Алексеев, Кошелев и др.^[215] Процветало и чеканное искусство: в мастерской бр. Лысковцевых работались даже паникадила, напр. доселе сохранившияся в холодном соборе. Ими же сделана сияние, в котором носится в крестные Одигтрии-Смоленской. Они же постигли секрет золочения меди через огонь. Памятниками этого искусства остались золотыя главы Соровских и Арзамасских церквей. Те же бр. Лысковцевы славились и работой пожарных труб.

Процветали в Арзамасе между прочим и женския рукоделия. Монастыри, особенно Алесеевский, прославились золотошвейной работой, вышиванием по бархату, низанием жемчугов. Вышиванием занимались не только в монастырях, но и девицы в купеческих семьях. Особенно много трудились оне над вышиванием картин, иногда очень больших, шерстями, шелком и бисером. Много таких картин сохранилось и до сего　времени. В городе женщины в начале XIX столетия ткали тесьмы из шелка в виде ленты и поясов. Пояса эти и тогда продавались за аршин по 3р., шли они в разныя места, между прочим в Саратов. Затем весьма распространено было плетение кружев. Богатыя девицы плели для себя шелковыя косынки и тонкия, как блонды, раскольныя кружева, а бедныя девушки, женщины и старушки плели кружева из толстых, простых ниток, иногда пополам с красной бумагой. Эти кружева даже в 1860-х годах плелись во многих домах и продавались кучками, т. е. кусками, в 20 кружевных аршин, а аршины эти имели не более 10 вершков. Цена была, судя по ширине и доброте, от 30 до 70к. сер. за кучку. Расходились эти кружева в громадном количестве среди инородцев: чуваш, черемис и татар. Кружева эти носили самыя оригинальныя названия: самое узкое кружево называлось мышиная тропа, далее шли вороньи глазки, которыя плелись пополам с красной бумагой, потом были свинки, гусиныя лапки и др., наконец самыя широкия, белыя кружева назывались речкой. Около 1840 г. в Никольском монастыре начали вязать ботинки и сапожки из разноцветной шерсти, с узорами в виде цветов, листьев и т. п. Вскоре это рукоделие переняли и городския девицы и женщины в 1860 годах ботинки сделались предметом обширной торговли: их вязалось в городе, монастырях и селе Выездной Слободе по 10 000 и более пар. В нижегородской ярмарке арзамасския торговки занимали целое подворье; товар этот партиями покупали в Сибирь, на Кавказ и во все города России. Но с 1870 года постепенно товар этот вышел из моды и производство его упало до минимума; кроме прихотей моды, прекращению спроса способствовало и небрежное изготовление их. Стараясь удешевить стоимость и больше нажить, торговки и вязальщицы стали было вместо прежних красивых и удобных ботинок приготовлять нечто вроде лаптей, чем и отбили от себя покупателей.

Из всего вышеприведеннаго можно ясно видеть, что действительно время с 1775 г. по 1850 г. было для Арзамаса временем бойкой, кипучей торговой деятельности, временем процветания местных ремесел и искусств, временем привольной жизни, обогащения и приобретения всеобщей известности. И действительно: деньги и товары везли в Арзамас со всех сторон, город быстро и хорошо обстраивался, богатые купцы строили себе каменные дома, что твои палаты; люди средней руки обстраивали свои деревянные дома прочными и удобными надворными службами.^[216] С течением времени весь гостинный двор обстроился сплошь каменными лавками. Что эти лавки построены не вдруг ясно показывает их разнокалиберная архитектура.^[217] Кожевенные заводы у более зажиточных владельцев также были каменные. Обращенные впоследствии в разные фабрики, мастерския и склады, они доселе свидетельствуют о процветаниикожевеннаго производства в те времена, немало кожевенных заводов теперь уже сломано до основания. При хороших торговых делах, приволье в деньгах и больших барышах, жители Арзамаса постепенно привыкли к драгоценностям и богатой парадной одежде. К чести наших предков нужно сказать, что они не гонялись за модой, но любили и богатую праздничную обстановку, которая выражалась у них в серебряных окладах многочисленных домашних икон, в серебряных чарках и ложках оловянной столовой посуде, с золотыми и серебряными узорами, женских сарафанах, лисьих мехах, собольих воротниках и, главным образом, в обилии жемчугов. Богатыя женщины того времени имели тогда по несколько перемен жемчужных украшений, у некоторых было жемчугу по 40 ниток, а другие прямо считали свой жемчуг фунтами! Остатки этих жемчугов, переходя из рода в род, в некоторых семьях храняться доныне, бережливые люди также хранят на память о предках чарочки и ложки, которыя употреблялись прадедами в ХVІІІ столетии, во время их званых пиров. Почти в каждом природном арзамасском доме приходится видеть старинныя иконы с украшениями XVIII века, а у многих хранятся и кресты с частицами святых мощей, приобретенные благочестивыми предками в том же ХVIII веке и переходящие на благословение потомкам из рода в род.

Арзамасцы золотого века, наши прадеды и деды, были истинно благочестивые люди: их не ослепляло временное благополучие. Наживая капиталы, они не прилеплялись к богатству всей душой. Воспитанные в истинной Православной Вере, совершенно чуждые расколу, не тронутые тлетворным влиянием Запада, они сияли истинным благочестием, соединенным с смиренномудрием и простотою. Видя на себе явную милость Божию, выражавшуюся в избавлении от моровых поветрий, разбойничьих нападений и в необычайных успехах в торговых делах, они в простоте, но вполне сознательно, понимали, что это милость Божия и стремились отблагодарить Господа Бога. Жили они в страхе Божием: нравы того времени отличались чистотою, девицы арзамасския были настоящими затворницами, даже в храмах Божиих оне бывали раз или два в год, а на гуляниях никогда не появлялись. Положительно все мужчины и женщины считали своей обязанностью посещать все воскресныя и праздничныя Богослужения, проспать заутреню в воскресный день считалось грехом; даже маленьких детей будили во время заутрени, чтобы и они, хоть немного дома помолились. Есть в постные дни скоромное никому и в голову не приходило. В посты Великий, Успенский и, с 12 декабря, в Рождественский никто не ел и рыбу. Подояние милостыни нищим и убогим составляло священную и приятную обязанность каждаго. Избыток средств своих почти все арзамасцы золотого века стремились издержать на благолепия дома Божия и тем заслужить Царство Небесное себе и своим родным.　

Золотой век Арзамаса был беспрерывной цепью храмосоздательства: небыло времени, чтобы в Арзамасе не строилась какая-либо церковь. В эти 75 лет выстроено в Арзамасе и Слободе Выездной двадцать пять церквей, существующих доселе, кроме тех, которыя заменены новыми. Все оне — одна больше и прекраснее другой. Благочестивым арзамасцам тесны казались старые храмы, они разбирали их и на их местах быстро созидали новые. Прихожане одной церкви как бы старались перещеголять в этом отношении прихожан другого храма. То, что в других городах созидается веками, в Арзамасе вырастало в каких-нибудь 20 лет. Так например, прихожане Владимирской церкви на 20-ти годах выстроили два великолепных храма — холодный и теплый. У Троицы также две церкви выстроены на 25 годах. В с. Выездной Слободе два пятипрестольные храма выстроены в течении 25 лет.　

Первенцем этой 25-ти-цленной семьи церквей был небесам подобный храм Благовещения Пресвятыя Богородицы, составляющий красу и славу Арзамаса; основание этого храма в 1775 г. совпало с началом золотого века.　

Венцом храмосоздательства, последним построенным в золотом веке храмом, была церковь Рождества Христова, сооруженная Заяшниковыми и освященная в 1850–1852 годах.　

Средину составляло 28-летнее созидание громаднаго собора.　

Смиренномудрие арзамасцев проявилось и при создании св. церквей: о двух или трех церквах только известно, на чей счет оне построены, а, при созидании остальных, главные жертвователи смиренно прятались в группе других лиц и в описях церковных, обыкновенно, скромно записывалось, что церковь построена усердием прихожан. Но видел всех и всем воздаст Праведный Судия!

Вот перечень этих 25 церквей в хронологическом порядке, по времени их построения.

1. Приходская церковь Благовещения — шестипрестольная. Начата постройкою в 1775 г., а совершенно закончена в 1788 г. Там, где стоит ныне этот благолепный храм, до 1775 года находились две церкви: деревянная, холодная, в честь Благовещения Пресвятой Богородицы, имевшая два придела: правый во имя св. Иоанна Предтечи и левый во имя Архистратига Михаила и прочих небесных сил, другая церковь каменная теплая во имя св. трех вселенских святителей Василия Великаго, Григория Богослова и Иоанна Златоустаго, также с двумя приделами, правым во имя святителя и чудотворца Николая и левым во имя св. мученицы Параскевы-Пятницы. Приход у этой церкви был двойной, одна половина прихожан жила на горе, главным образом по Большой улице, а другая по всей нижней части города, в перемежку с прихожанами других церквей. Издавна прихожанами Благовещенской церкви, как будто на подбор, были преимущественно богатые люди и вот, когда дела их особенно стали процветать, Господь вложил им мысль создать Ему, от своих праведных трудов, благолепный храм. Инициатором этого святого дела был, как говорят, благочестивый прихожанин, дворянин Иван Михайлович Булгаков, пожертвовавший ранее, как мы видели, в этот храм драгоценное евангелие. Много старался и протоиерей этого храма, Иоанн Андреев, сооруживший в 1786 году, в память о себе и своих родителях, серебряный напрестольный крест, в который вложены частицы св. мощей и часть Животворящаго Древа Креста Господня (вследствие чего этот крест и носится во все крестные ходы, совершаемые в гор. Арзамасе для освящения воды).^[218]

Постройка производилась на средства прихожан, которые не скупились, но старались сделать все, насколько возможно, прочнее и лучше. Храм был воздвигнут, по тогдашнему выражению двухрамовой, т. е. внизу теплый, а на верху холодный, в обоих этажах сделано 6 престолов, которые посвящены тем же святым, что и в старых церквах, даже св. антиминсы остались старые и существовали в новом храме более 100 лет. Фасад и храм избраны были весьма удачно и отчасти заимствованны с незадолго до того времени построеннаго в Саровской пустыни Успенскаго собора. Прихожане, как-бы друг перед другом, старались послужить постройке Дома Божия. Даже молодыя девицы, не имевшия что-либо пожертвовать, выражали свое усердие тем, что, по вечерам, когда каменщики уходили с работы, приходили и натаскивали им кирпичей на целый следующий день, ускоряя тем постройку. Стены, чтобы в них не попадала сырость, на ночь, ежедневно, покрывались лубками. (В числе девиц, носивших кирпичи, была моя прабабушка, Ирина Яковлевна Наседкина, от которой разсказ этот, переходя из уст в уста, дошел и до меня).　

В нижней теплой церкви все три престола освящены были в 1777 году игуменом Спасскаго монастыря Иоасафом II-м.　

В 1784 году свершилось небывалое дотоле в Арзамасе духовное торжество: освящен главный престол этого храма во имя Благовещения Пресвятыя Богородицы, нарочито для того прибывшим преосвященным Виктором, епископом Владимирским и Муромским. Остальные два придела освящены в 1788 году потоиереем Иоанном Андреевым. В первоначальном своем виде Благовещенская церковь не была настолько богата, как теперь. Главы ея, блещущия ныне червонным золотом, были окрашены тогда медянкой, не было серебряных риз на местных иконах, не так богата и полна была церковная ризница, не было еще и теперешних больших колоколов и раззолоченных подсвечников, что все собралось и наполнило этот святой храм в течение более чем сотни лет, благодаря усердию, может быть, не одной сотни прихожан, но и тогда храм этот восхищал сердца всех любителей благолепия Дома Божия и своим величественным наружным видом, и великолепием своего прекраснаго раззолоченнаго резнаго иконостаса, и художественно написанными иконами, работы как самих арзамасцев, так и заезжих людей, но что всего важнее, пример благовещенских прихожан возбудил соревнование и в прочих арзамасцах, которые, вслед затем, начали перестраивать и украшать свои приходския церкви.　

1777-й год особенно был ознаменован освящениями арзамасских церквей: кроме трех престолов, освященных в этом году, в Благовещенской церкви, были еще освящены: а) главный престол во имя св. Троицы, в Троицкой-особной церкви, что ныне св. Духа, б) каменная церковь во имя Богоявления с двумя приделами в Николаевском монастыре, построенная на месте разобранной деревянной и существовавшая до 1811 года, и доныне существующие церкви:

2. Тихвинской Божией Матери, на кладбище того же имени, построенная купцом М. С. Масленковым, о сем подробно говорено в XVII главе.

3. Теплая церковь в Богословском приходе во имя Входа Господня в Иерусалим с приделами: а) во имя св. архидиакона Стефана и б) св. 5 мученников: Евстратия, Авксентия, Евгения, Мардария и Ореста, которых совершается 13 декабря. В прежния времена в этом храме особенно торжественно праздновалась память св. архидиакона Стефана, 27-го декабря. Разсказывали, что звон к заутрени в этот день начинался с полуночи, а богомольцы стекались со всего города. Впрочем, и доныне в этот праздник собираются к богослужению не только одни прихожане, но и жители города из других приходов в довольно большом числе.

4. В том же году положено основание Вознесенской соборной церкви, что в Алексеевском монастыре. Монастырь в то время был упразднен, а церковь его была приходскою, хотя в келиях около нея и жили еще монахини. Холодная деревянная церковь во имя Казанской Божией Матери была очень бедна и прихожане решили построить на месте ея каменную, деревянная церковь продана была в село Волчишный Майдан, где и до ныне существует, а вновь построенная каменная освящена также во имя Казанской Божией Матери и была едино престольною. И по наружности и по внутреннему убранству одну из сельских церквей. Впоследствии, когда вместо упразненнаго монастыря возникла Алексеевская община и ею управляла Ольга Васильевна Стригалева, в инокинях монахиня Олимпиада, в 1821–1822 г.г. нашлись средства расширить этот храм устройством приделов и хор. План составлен был гениально самою настоятельницей, а работы под управлением полуграмотнаго крестьянина, Егора Михайлова, скончавшагося потом монахом в Саровской пустыни. Храм не разобрали, а только выбрали старыя стены и обнесли его новыми. От северной и южной стен остались одне колонны, а от восточной и западной не осталось и следа. Так как все материалы были заготовлены заблаговременно, то работы шли необычайно быстро: 6 июня 1821 г. последовало разрешение епархиальною начальства, 9 июня приступили к работам, а через год, 22 августа 1822 года в этом храме снова началось богослужение. Иконостасныя и живописныя работы производились послушницами общины. В храме, кроме главнаго алтаря, освященнаго после перестройки в честь и славу Вознесения Господня, устроено было еще сем престолов, два внизу и пять на хорах, в честь следующих святых: внизу,　1) Владимирской иконы Божией Матери и св. царей Константина и Елены. Престол этот пришелся над могилой блаженной Елены Афанасьевны, происходившей из рода дворян Дертьевых, подвизавшейся в общине много лет, имевшей дар прозорливости и скончавшейся 28-го марта 1820 года в самый день Светлаго Воскресения;^[219] 2) придел во имя прп. Антония, Феодосия и прочих чудотворцев киево-печерских — устроен над могилою Марии Петровны Протасьевой, в схимонахинях Марфы, бывшей настоятельницею общины в течении 28 лет, строгой подвижницы, скончавшейся 30 апреля 1813 г., на 54 году.^[220]　

На хорах приделы: 3) Николая Чудотворца, 4) Казанской иконы Божией Матери, 5) св. Духа и обретения мощей св. Алексия, митрополита московскаго, 6) Боголюбской иконы Божией Матери и Рождества Иоанна Предтечи и 7) св. Димитрия Ростовскаго. После перестройки храм вышел чрезвычайно благолепным, так что имеет мало подобных себе не только в Арзамасе, но и в других местах России.

Особую красу придает этому храму множество богато-украшенных икон, оставшихся после монахинь и собранных в этом храме. Главным жертвователем на устройство его был шуйский купец Василий Максимович Киселев.^[221]

5. В 1782 году достроен и освящен при церкви Спаса Нерукотвореннаго, что в Сальниковой улице, теплый храм во имя Покрова Пресвятыя Богородицы Храм этот небольшой, при нем трапеза круглая, что бывает очень редко, и в ней два придела: 1) св. трех святителей вселенских — Василия Великаго, Григория Богослова и Иоанна Златоустаго, и 2) св. великомученницы Екатерины, память которой в этом храме совершается 24 ноября весьма торжественно. Мне приходилось быть в этот день в Екатеринбурге и там в Екатерининском соборе служба менее торжественна, чем здесь. При построении этого храма особенно потрудился, как разсказывали, церковный староста Мартьянов.

6. В 1791 году освящена церковь во имя Успения Пресвятой Богородицы, именуемая Софийская. Как известно, и в Великом Новгороде главный храмовой праздник в церкви св. Софии совершается 15 августа. Ранее мною сказано было, что церковь во имя св. Софии в Арзамасе была одною из древнейших и, вероятно, построена новгородцами, переселенными в Арзамас Иоанном Грозным. К сожалению, в храме не осталось никаких следов древности, кроме нескольких старинных икон, среди которых есть и икона св. Софии, Премудрости божией новгородскаго, а не киевскаго начертания. Церковь эта имеет форму креста, в ней два придела — правый во имя св. Петра, Митрополита Московскаго, и левый преп. Сергия Радонежскаго. Воздвигнут этот св. храм усердием купца Петра Чулошникова, почему правый придел и посвящен имени его ангела. Старики, лично знавшие Чулошникова, когда еще были детьми, разсказывали мне, что это был купец самаго стариннаго типа, седой, коренастый старик, в пуховой шляпе, плисовой поддевке и портах из самотканной бумажной пестряди. Он имел каменный дом близ Софийской церкви, в котором впоследствии была открыта городская общественная богадельня. При доме у него был кожевенный завод. В старину ходили слухи, что он разбогател оттого, что нашел у себя на дворе клад. Слухи эти вспомнили старики в 1896 г., когда, при распространии богадельни, нашли в земле несколько серебряных мелких монет времен царя Михаила Феодоровича. «Это уж только мелкие остатки, — говорили старики, — а клад то давно уже был взят Чулошниковым». Насколько это верно — неизвестно. Потомки Чулошникова обедняли и были самыми заурядными людьми, замечателен был только один его правнук по дочери Ив. Ив. Потехин, бывший городским головой и выдающимся общественным деятелем в Арзамасе.

7. В 1792 г. построена в Крестовоздвиженском приходе теплая церковь во имя находящейся здесь чудотворной иконы Казанской Божией Матери. Храм этот по форме и размерам несколько напоминает московский Казанский собор, но в отличие от него имеет хоры, на которых устроен придел во имя Успения Пресвятой Богородицы.

8. В 1793 году в Ильинском приходе построена небольшая теплая церковь, двух-престольная. Правый придел посвящен св. апост. Анрею Первозванному, ангелу одного из жертвователей, именитаго купца Андрея Цыбышева, а левый свв. Симеону Богоприимцу и Анне Пророчице. Церковь эта довольно долго была неблагоустроенной — крыша на ней была деревянная и даже чинилась иногда по старому тесу новыми досками, что представляло весьма плачевный вид, но современем она перекрыта железом, устроен новый, позлащенный иконостас, а в 1870-х годах прихожанин купец Петр Алексеевич Рукавишников на собственный счет сделал к ней каменную пристойку, вследствие чего церковь сделалась значительно поместительнее.

9. В 1794 г. построен теперешний теплый собор во имя Пресвятыя Богородицы Живоноснаго Ея Источника на месте старой каменной, неизвестно когда построенной, церкви. Главный престол освящен 13 января 1795 года спасским игуменом Иоанном. Должно полагать, что или постройка этого храма производилась очень экономно, при скудных средствах, или строился храм неумелыми руками, ибо в 1823 году он уже успел обветшать и летом этого года капитально перестроен. В 1862 году вместо стараго устроен был новый, изящный, весь вызолоченный иконостас усердием старосты, 1-й гильдии купца Алексея Ивановича Будылина, а в 1884 и 1885 г.г. усердием старосты купца Константина Степановича Токарева к этому собору сделана сзади большая пристройка на 19 ¹/₂ аршин в длину, вследствие чего собор сделался довольно обширным, тогда как прежде в торжественные дни далеко не мог вмещать всех, желавших присутствовать при богослужении. Храм этот имеет два придела — правый во имя Архистратига Божия Михаила, освященный 20 января 1796 года. Если считать достоверными сведения, сообщаемыя летописью Мерлушкина, — придел св. Михаила Архангела существовал при соборе с самаго основания города в 1552 г. Впрочем описями собора это не подтверждается. Левый придел освящен был во имя свв. Афанасия и Кирилла патриархов Александрийских, в день памяти их 18 января 1798 г., но впоследствии переименован в честь чтимой иконы Пресвятыя Богородицы «Утоли моя печали» и празднество св. Афанасию и Кириллу не совершалось. В 1904 г. оно возстановлено по ходатайству Общества хоругвеносцев и по особому благоволению Епископа Назария. Здесь уместно сказать об иконе «Утоли моя печали» несколько слов. Первыми усердными почитателями ея были почетные граждане Подсосовы. Один из них, Василий Петрович, бывший старостою собора, возил ее в Москву, где искусные мастера очистили с этой древней иконы всю копоть и она стала как новая. Он же заказал на нее серебряную ризу, за которую пришлось ему заплатить деньги два раза — в первый раз он послал их с почтой, но серебряных дел мастер, имевший с Подсосовыми торговые разсчеты, поставил их в счет, а за ризу потребовал другия деньги, которыя Василий Петрович снова заплатил ему. С 11 октября 1866 г., также по почину Подсосовых пред этой иконою, еженедельно по четвергам, совершается молебен с акифистом.^[222]

На одном из столбов храма, у праваго клироса, еще в 1860 г.г. была доска, что тут погребены господа Симеон и Анастасия Лебедевы, но при ремонтировке собора доска эта убрана и память о том почти исчезла. Одновременно с собором построена и соборная колокольня. Самый большой колокол, в 510 пудов, отлит 31 июля 1849 г. в память потомсв. почет. гражд. Петра Ивановича Подсосова, усердием и на средства его сыновей, мастером Мартьеновым, который жил и умер в городе Ярославле, но по смерти завещал в пользу арзамасской Тихвинской церкви 400р. и арзамасской общественной богадельни 200р. В 1910 г. теплый собор отремонтирован почти заново на собственныя средства старостою купцом Дмитрием Аднр. Суриным, затратившим на этот предмет 17 000р. Между прочим устроено водяное отопление, какового до того времени не было еще ни в одной из арзамасских церквей. При этом ремонте снова обнаружено, что собор построен был сначала очень не фундаментально.

10. В 1795 году, в слободе Выездной, усердием владельца этого села Василия Петровича Салтыкова, построена на кладбище, напольная церковь во имя преподобнаго Сергия Радонежскаго. Впоследствии эта церковь дважды была распространяема: сперва по бокам ея устроены два придела: правый в честь Покрова Пресвятыя Богородицы и левый во имя св. апостолов Петра и Павла, потом в 1860 г.г. устроена сзади обширная трапеза также с двумя придельными престолами: Сретения Господня и святого Алексея митрополита Московскаго.

11. В 1796 и 1797 г.г. построена кладбищенская каменная церковь во имя Всех Святых с приделами преподобнаго Сергия Радонежскаго и св. великомученицы Варвары усердием купца Сергия Ивановича Куракина, о чем написано в XVII главе.

12. В 1797 году строилась и освящена обширная и весьма высокая каменная холодная церковь во имя Смоленской иконы Божией Матери при церкви Рождества Христова, с двумя приделами: правым во имя Иоанна Богослова и левым во имя св. благоверн. князя Александра Невскаго и преп. Александра Свирскаго. В то время в Рождественском приходе было много благочестивых богачей: Масленковы, Корниловы, Быстровы, Иконниковы и многие другие. Они создали храм обширный и благолепно его украсили. В западную стену храма, изнутри, вделано было надгробие приснопамятнаго прихожанина этого храма Ивана Вас. Масленкова, скончавшагося в 1712 г. и тем доселе сохранена память о месте его погребения.

13. В 1798 году построена каменная холодная церковь во имя Спаса Нерукотвореннаго Образа, на Сальниковой улице. — Мы видели, что деревянный храм этого имени построен здесь на месте прежняго в 1682 г., а освящен в 1683 г. при патриархе Иоакиме, стараниями посадскаго человека Ивана Сальникова.

В 1780 годах, как говорит устное предание, этот храм сгорел дотла, на месте пожарища нашли неповредненную одну лишь местную икону, «Нерокутворенный Образ», к которой не прикоснулось пламя. Скоро выстроен был новый деревянный храм. Но прихожане возымели усердие построить каменный и этот деревянный, существовавший всего лет десять, сломали и продали куда-то в село. С того времени в Арзамасе не осталось уже ни одной деревянной церкви. При постройке каменнаго храма принимал деятельное участие прихожанин богатый купец Василий Михайлович Фадеев или Телегин, (скончав. 9 мая 1807 года), о чем, между прочим, свидетельствует надпись в стихах на большой чугунной плите, на его могиле, на Всехсвятском кладбище.^[223]

Дом В. М. Фадеева-Телегина долгое время принадлежал его потомкам, а ныне составляет часть дома занимаемаго духовным училищем. Потомство его было очень многочисленно, прямые его потомки, внуки Фадеева переселились в Сибирь и получили там известность, а потомки дочери его Татьяны, бывшей за известным купцом Петром Ивановичем Скоблиным, частью доселе живут в Арзамасе, а частью также разъехались по всей России.

Говоря о досточтимой иконе Спаса, неврежденно сохранившейся в пламени пожара, нельзя не упомянуть о другой чудотворной иконе Казанской Божией Матери, находящейся в той же церкви. По преданию она явилась на двери в кабаке, который находился в Спасском приходе, на Большой улице, близ дома, принадлежащаго ныне И. Н. Коноплеву. Когда уже икона эта была передана в церковь от нея получила исцеление некая г-жа Тараканова, которая несколько лет лежала разслабленная, видела эту икону во сне и получила приказание взять ее на дом и отслужить молебен, после котораго она и исцелилась. Эти события совершились в XVIII столетии и в свое время были известны всему Арзамасу.

14. В 1801 году построена в Троицком приходе теплая церковь Знамения Пресвятыя Богородицы, с двумя приделами: правым во имя Гурия и Варсонофия казанских чудотворцев и левым во имя преподобнаго Феодосия Тотемскаго, мощи котораго лишь незадолго перед тем были открыты.

15. 23 марта 1802 г. Иоанном, бывш. игуменом спасским, а тогда уже архимандритом Макарьевскаго Желтоводскаго монастыря освящена новопостроенная каменная холодная церковь во имя Владимирской иконы Божией Матери, в трапезе которой, впоследствии, устроено два придела: правый Зосимы и Савватия соловецких чудотворцев и левый св. Димитрия Ростовскаго. Церковь эта построена в замен старой каменной, существовавшей с 1681 г. и построенной вместо деревянной, сгоревшей, время основания которой неизвестно.^[224]

16. В 1806 г. в Спасском монастыре построен каменный корпус и при нем домовая церковь во имя св. Георгия Победоносца, взамен старой церкви того же имени построенной досточтимым архимандритом Иоасафом I.

17. В 1811 году в Николаевском монастыре, взамен каменной теплой церкви во имя Богоявления, построенной всего 33 году назад в 1777 году, построена новая более обширная и прочная церковь также во имя Богоявления, существующая доселе. Это уже пятый теплый храм этого имени, построенный со времени основания монастыря, в нем устроены приделы: правый во имя Боголюбской иконы Божией Матери и левый — Всех Святых и внизу больничная церковь Божией Матери Всех Скорбящих Радости.

Постройка производилась тщанием и трудами игумении Евсевии, которая по происхождению была бедная крестьянка села Ичалова, но сделала для монастыря более чем все другие игумении его. За время управления ея (1801–1821 г.) только одних зданий построено по описи на 125 000р.

18. С 1803 г. по 1825 год, в с. Выездной слободе происходила постройка одного из благолепнейших храмов нижегородской епархии собора во имя Смоленской Божией Матери с 4 приделами: 1) св. пророка Илии, 2) св. муч. Флора и Лавра, 3) Рождества Богородицы и 4) св. чудотворца Николая. До того времени в с. Выездном были две каменныя церкви, которыя уже приходили в ветхость, а потому прихожане и просили епархиальное начальство, еще в 1798 г., о разрешении построить вместо них одну новую каменную церковь. Жители слободы Выездной славились своим усердием к церкви, были вообще очень богаты, а между тем, находясь в крепостной зависимости, не были обеспечены в спокойной и беспечальной жизни, а потому и находили себе отраду только в храме Божием. Поэтому они взялись за дело построения храма Божия с большим усердием. Тогдашний владелец Выездной слободы, Сергей Васильевич Салтыков также содействовал этому святому делу, но душой дела, главным старателем был староста церковный, крестьянин Иван Васильевич Гостьков, служивший в этой должности 26 лет. Будучи человеком бездетным, он употребил все свои средства на создание Дома Божия, но так как и этого всего было недостаточно, то он нашел себе благочестиваго компаниона крестьянина того же села Ивана Никифоровича Чеснокова, имевшаго значительный капитал. Они составили компанию и устроили кожевенный завод с условием, чтобы всю прибыль употреблять на постройку церкви. Кожевенныя дела в Арзамасе тогда процветали, да и Бог благословил их благое предприятие. Боли годы, когда чистая прибыль вдвое и втрое превышала их основной капитал. Были и тайные жертвователи на постройку храма. Так однажды, придя в церковь, Гостьков нашел в церковном сундуке запечатанный пакет, адресованный на его имя, а в нем была значительная сумма денег. При таком всеобщем усердии храм был воздвигнут очень большой: длина его 27 сажен, ширина храма 17 ¹/₂ сажен, а в трапезе 20 сажен и высота 24 сажени, в то время (1815 г.) это был самый обширный храм в нижегородской губернии, а по внутреннему благолепию он доныне приводит в восторг всякаго, кому приходится в нем быть, от лиц высокообразованных, много путешествовавших и много видевших, до смиренных земледельцев, живущих где-нибудь в глуши арзамасскаго или ардатовскаго уездов, для которых он представляет невиданное зрелище, особенно во время праздничнаго богослужения в день пророка Илии. В подобный восторг приходили и посещавшее этот храм архипастыри. Первым из них был преосвященный епископ нижегородский и арзамасский Моисей, освятивший храм в 1815 г. Предание говорит, что, сказав после освящения проповедь, он взял храмосоздателя Гостькова за руку и ввел его в алтарь через царския врата. С. В. Салтыков, ценя труды Гостькова, освободил его от крепостной зависимости, а благодарное потомство воздвигло на могиле его, около церкви, массивный чугунный памятник, изображающий самого Гостькова, молящагося пред Распятием. Надпись в стихах, между прочим, говорит, что　

И. Н. Чесноков скончался монахом на Высокой горе.　

В 1810–1812 годах старинная Введенская церковь, построенная еще в 1692 г., на которой в 1747 году надстроен был верхний холодный храм в честь Успения Пресвятыя Богородицы, перестроена почти заново. К ней пристроена трапеза двухъэтажная и колокольня. В трапезе устроено 4 придела: на верху правый во имя Божией Матери всех скорбящих Радости, левый во имя Иоанна Предтечи и Николая Чудотворца, а внизу правый преподобномученицы Евдокии, во имя которой придел существовал еще в монастырския времена, и левый во имя свв. Софии, Веры, Надежды и Любви. Этот придел устроен значительно позднее прочих усердием Подсосовых, так как место, где находится этот предел было занято палаткой. Посвящен этот придел свв. мученицам по усердию Надежды Сергеевны Подсосовой. Ежегодно 17 сентября в день престольнаго праздника за всеми Богослужениями бывает очень много имянинниц. Вследствие последней перестройки, произведенной, по-видимому, при недостаточных средствах и простыми мастерами, не имевшими изящнаго вкуса и понятий в архитектурном искусстве, Введенская церковь утратила свою старинную красу. После упразднения Введенскаго монастыря она дважды была приписываема к собору и дважды объявляема самостоятельною приходскою. В приход ей были даны все питейные дома гостинницы и трактиры и, кроме того отделено по два дома от каждаго прихода; даны были вообще дома самые бедные, только одни под. поч. граждане Подсосовы сами пожелали перейти из благовещенскаго прихода во Введенский и, действительно, сделали для этого храма очень много: устроили новые резные позлащенные иконостасы, украсили иконы серебряными ризами и пополнили ризницу ценными облачениями.

19. В 1818 году во Владимирском или Зосимском приходе освящен новый большой теплый храм во имя Богоявления с приделами: правым св. великомученика Димитрия Солунскаго и левым св. великомученицы Варвары. Храм этот построен вместо прежняго каменнаго, того же имени, существовавшаго с 1764 года, на новом месте, которое было пожертвовано прихожанами: купцом Иваном Васильевичем Свешниковым и мещанином Иваном Ивановичем Цыбышевым-Белугою, имевшими на этом месте свои дома. Последний, т. е. И. И. Белуга был и строителем храма и, как человек бездетный, провел остаток дней своих при храме, где у него была устроена в колокольне келия, следы которой уцелели до сего времени. Строителям этого храма пришла блестящая мысль устроить под ним палатки для склада товаров. Помещения оказались удобными, сухими и приносящими церкви и причту постоянный значительный доход. Палатки эти служат издавна главным образом для склада мехов, выделываемых арзамасскими купцами.

20. При существовании в Арзамасе крепости все казенныя здания находились около собора там, где ныне городское училище, пожарное депо и бульвар. Около бульвара находился и острог, обнесенный тыном. Но в 1820 г. построен был за городом, близ Тихвинскаго кладбища, новый каменный тюремный замок. Экономом и строителем его был избран от города купец Иван Львович Скорняков. По общему плану при тюремном замке следовало устроить домовую церковь, но Скорняков, по своему усердию, на свой счет построил отдельно от тюремнаго здания каменную церковь во имя св. Благовернаго Князя Александра Невскаго, которая была освящена в 1823 году. И. Л. Скорняков и 3 сына его были, преемственно, старостами этого храма. Внуки его переселились в Екатеринбург, и теперь фамилия его прекратилась, но потомство осталось: в Нижнем Новгороде — купцы Щелковы, в Екатеринбурге — купцы Дмитриевы. Дом его в Арзамасе продан П. Н. Бебешину, а могила на Тихвинском кладбище обвалилась, заросла и почти всеми забыта. Кроме построения этой церкви, И. Л. Скорняков содействовал и созиданию Воскресенскаго собора, а в своей приходской Благовещенской церкви, в 1848 г., устроил новый иконостас в теплом храме.

21. В 1824 году построена большая холодная церковь св. Живоначальныя Троицы с двумя приделами Казанской иконы Божией Матери и св. Иоанна Предтечи. Повидимому западная часть этого храма существовала еще в XVIII веке, что очень заметно по архитектуре, а особенно по старинной орнаментировке входных западных дверей, и в 1824 г., вероятно, церковь только распространена пристройкой собственно самого храма во имя св. Троицы, причем главный алтарь перенесен на новое место.

22. В 1825 году в Алексеевской общине построен больничный корпус и при нем большая больничная церковь во имя св. великомученицы Варвары и преподобнаго Иоанна Лествичника, освященная в 1826 г. В церкви устроены хоры и на них приделы Пресвятыя Богородицы Неопалимой Купины, освященной в 1827 г. Жившая в Алексеевской общине блаженная Елена Афанасьевна, умершая в 1820 г., за много лет предсказала, что на этом месте будет храм великом. Варвары. Постройка корпуса и церкви произведены на пожертвования московкой купчихи Прасковьи Ивановны Мухиной, скончавшейся в общине в числе сестер ея.

23. С 1814 по 1842 год, в течение 28 лет, производилась в Арзамасе постройка громаднаго и величественнаго Воскресенскаго собора. Много было потрачено времени, труда и средств, но и дело это было великое и святое. Оно доставило потрудившимся в нем духовное утешение при жизни, несомненно, награду на небесах и вечную память и признательность потомков на земле. Если бы наши деды и прадеды не выстроили этот собор именно в это время, то у их потомков не хватило бы ни усердия, ни средств построить его после и Арзамас не имел бы никогда на своей седой голове этого венца, который для него то же, что св. София для Великаго Новгорода. Описание собора и его постройки займет целую главу ХХІ-ю, здесь же уместно лишь сказать, что построен он в память избавления Церкви и Державы Российской, а с ними и города Арзамаса, от нашествия французов в 1812 году.　

Немедленно по миновании этого бедствия, от котораго Арзамас был избавлен, у жителей его явилась мысль возблагодарить Господа Бога каким-либо вечным памятником. Между тем при обилии церквей, в Арзамасе не было приличнаго собора, даже более того, старый холодный собор пришел в ветхость, в нем даже не совершалось богослужение, а служили круглый год в теплом соборе. Конечно, все видели, что лучшим памятником будет новый собор. Первым вкладом на его постройку послужили кормовыя деньги, выданныя правительством за прокорм войска, ратников и пленных, шедших чрез Арзамас в 1812 году. Затем, неоднократно делаема была раскладка по душам и наконец богатые люди очень щедро помогали своими пожертвованиями. Вечной памяти и благодарности потомства достойно имя старосты собора, купца Сергея Васильевича Быстрова, не щадившаго ни сил своих, ни средств, а также и имена его споспешников: Петра и Алексея Ивановичей Подсосовых, Василия и Петра Ивановичей Скоблиных, Григория Ивановича Сурина, Ивана Львовича Скорнякова и многих других. Можно вспомянуть и Алексея Александровича Студенцова, невольно пожертвовавшаго более 5000 рублей сер. на позолоту главнаго иконостаса. Постройка начата с 1814 года, а последний престол освящен в 1842 году, При тогдашней дешевизне материалов постройка обошлась всего в 320,000 рублей ассигнациями (91 500р. серебр.); но о громадности сооружения нужно судить по количеству употребленных материалов: кирпича новаго, кроме взятаго из здания стараго собора пошло на постройку около 5 ¹/₂ миллионов, бутоваго камня до 1000 кубических сажен, железа до 10 000 пудов. Что особенно должно быть замечательно — все мастера, работавшие при постройке, начиная с архитектора Михаила Петровича Коринфскаго и кончая пследним рабочим были жители Арзамаса и его уезда. С одной стороны тут важно то, что арзамасцы соорудили этот храм своими собственными силами, без помощи других, а с другой — из этого можно видеть как процветали в то время в Арзамасе все искусства и ремесла. Главный соборный престол освящен во имя Славнаго Воскресения Христова 15-го сентября 1840 г. преосвященным Иоаннном, епископом нижегородским и арзамасским.

24. В 1845 году окончен и освящен на Высокой горе теплый храм Покрова Пресвятыя Богородицы, имеющий два придела: 1) Скорбящей Божией Матери и 2) святителей Николая Мирликийскаго и Димитрия Ростовскаго. План для этого храма прислан бывшим настоятелем Высокогорской пустыни, наместником Троицко-Сергиевой Лавры, архимандритом Антонием, по мысли и указанию котораго под этой церковью устроена усыпальница для погребения настоятелей, благотворителей и более выдающихся из братии монастыря.

25. Как ранее было сказано, венцом золотого века города Арзамаса было построение величественнаго храма во имя Рождества Христова, которым закончилось созидание 25 церквей, начатое постройкой церкви Благовещенской. С древних времен в Арзамасе существовал храм Рождества Христова, он был каменный двухпрестольный. Один придел был во имя Рождества, а другой — Собора Богородицы, празднуемаго 26 декабря. Храм был очень тесен и во дни престольнаго праздника, при стечении богомольцев из других приходов, не мог вместить всех их. Воспоминание о постройке новаго храма нераздельно связано с именем одного из замечательнейших арзамасцев, Александра Михайловича Заяшникова и его семьи. По рождению он был бедный арзамасский мещанин (родился в 1794 году, скончался 4 ноября 1846 г.), но был предприимчив и счастлив. В начале он был целовальником, но потом начал торговать рыбой, а наконец сделался откупщиком, так как средств у него было очень мало, то он в компании с А. А. Студенцовым взял на откуп за дешевую цену, плохонький городок Бузулук в Уфимско-Оренбургской губ. Жена его, Любовь Степановна поехала из Арзамаса в Бузулук зимой с обозом и чуть не замерзла дорогой, ее спас извозчик, укрыв своим тулупом, но в Бузулуке-то и ждало их счастье. В те годы переселилось в бузулукский уезд из внутренних губерний громадное количество крестьян, вследствие чего там развилась торговля всеми товарами, а между прочим и вином. Заяшников нажил в Бузулуке большия деньги и выдал там старшую дочь свою Марию за небогатаго дворянина, Николая Яковлевича Стобеоса, который был сын штабскапитана, а сам дослужился только до поручика, не был особенно и умен, слыл чудаком, но при всем этом имел очень доброе сердце и любил делать добро. Выдавая за него дочь, Заяшников, повидимому, имел в виду на его имя покупать крестьян и, действительно, вскоре у Стобеоса явились деревни и крестьяне и около Бузулука (село Александровка) и на Ветлуге и даже под Арзамасом старинное и большое Красное село перешло в его руки и сделалось его резиденцией. Заяшников тоже уехал из Бузулука и жил то в Арзамасе, то в столицах. На откупе у него было 17 городов, да не таких как Бузулук, а вроде Ярославля, Вятки и Воронежа. Ну вот, не смотря на то, что он уже нажил миллионное состояние, Бог стал посылать ему скорби: 25 августа 1845 года умерла у него дочь, девица Евдокия в возрасте невесты. Он очень скорбел о ней и возымел намерение предназначенную ей в приданое сумму 50 000р. употребить в добрыя дела. Он стал просить совета у своего духовнаго отца, Рождественской церкви, Димитрия Феодоровича Раевскаго: что бы сделать хорошее? О. Димитрий сказал ему, что хорошо бы распространить церковь, но Заяшников решил старую церковь сломать, а выстроить большую, новую. Но он успел только дать обет и заказать план, который был составлен знаменитым архитектором Тоном, автором проекта Храма Христа Спасителя в Москве. Заяшникову не пришлось видеть созданный им храм, он умер через год, 4-го ноября 1846 г. 52 лет. Наследники его супруга и зять выполнили его обет чуть ли не лучше его самого: они не щадили средств на постройку церкви, которая была построена в готическом стиле, увенчана 5 куполами крытыми белым железом, с главами и крестами, вызолоченными чрез огонь; великолепный　иконостас блистал золотом. Священник Д. Ф. Раевский тоже не дожил до освящения храма, которое предполагалось 1 октября 1850 г. Он простудился 26 сентября, служа в холодной церкви, и 1 октября в тот день когда предполагалось освящение храма скончался. В новом храме главный престол освящен во имя Рождества Христова, правый придел, по настоянию причта, вместо Собора Богородицы, посвящен Благовещению, а левый первоначально предполагали посвятить св. Евдокии, в память девицы Евдокии, кончина которой дала повод к построению храма, но потом Н. Я. Стобеус решил посвятить его своему Ангелу, Николаю Чудотворцу. Освящение этого придела совершал Иеремия. епископ нижегородский и арзамасский.^[225]

Усердие арзамасцев к церквам, понятно, не могло ограничится только одним возведением церковных зданий: оно распространялось и на все принадлежности церковнаго богослужения. На сколько бедны были церкви Арзамаса утварью и ризницей в конце ХVII столетия, настолько оне обогатились и наполнились ими в описываемый период, то есть с 1775 по 1850 год. О медных крестах и оловянных сосудах осталось одно воспоминание. Киндяшныя и камчатныя ризы заменили бархат и парчи. Почти во всех церквах лучшими ризами были красныя или малиновыя бархатныя, вышитыя золотом в Алексеевской общине, оне стоили иногда по 3000р. асс. за пару и употреблялись лишь на Пасху и на Троицу. Невозможно перечислить всего, кто что пожертвовал в какую церковь, но невозможно и умолчать о таких жертвах, как, например, владелец Выездной Слободы Василий Петрович Салтыков, очень любивший эту свою родовую вотчину, пожертвовал в церковь Смоленской Божией Матери в 1787 году три ковчега со св. мощами, полученныя в дар от киевскаго митрополита Самуила, когда был в Киеве в свите Екатерины II, путешествовавшей в Тавриду и в 1790 году — картину Распятия Господня, полученную в Саксонии в подарок от дочери короля Фридриха Августа, Марии Августы, когда он был послом во Франции, при дворе Людовика XVI. Знатоки ценили ее тогда в 50 000р. ассигнциями.^[226] Сын его, Сергей Васильевич, в 1811 г. пожертвовал в ту же церковь 7 риз, 4 стихаря и одежду на престол из дорогой золотой парчи. Облачения эти доныне считаются первыми и известны под именем «Барских». Салтыковыми же пожертвованы серебряные брачные венцы, украшенные крупным жемчугом и камнями. В городском Воскресенском соборе пожертвованы Подсосовыми: священническое и диаконское облачение малиновою бархата, шитое золотом, стоившее с воздухами около 3000р. сер., две ризы серебряной парчи, купленной по 20р. за аршин. Замечательны в том же соборе свящ. сосуды и напрестольный крест, пожертвованные купцом Афанасием Михайловичем Кочетковым тайно, чтобы утаить свою жертву от людских похвал и благодарности.　

Одного недоставало арзамасцам, они долго не додумались до того, чтобыобеспечивать свои церкви вкладами на вечные времена. Первый почин в этом деле положили Заяшниковы, пожертвовав в 1842 годах по 500р. в каждую церковь на вечное время и в вечное поминовение их сродников. В течении 70 лет таких вкладов положено в арзамасские церкви и монастыри около 150 000 рублей.　

С 1808 года положено начало благотворительному капиталу, проценты с котораго раздаются бедным и употребляются на другия дела благотворительности. Первый жертвователь был купец Иван Феоктистов, на капитал котораго построен мучной ряд, состоящий из 16 лавок, и калачной, в 1823 г. Впоследствии на тот же предмет жертвовали многия другия лица и часть благотворительнаго капитала затрачена на покупку большого дома, бывшаго Подсосовых, и на постройку другого, в котором ныне помещаются присутственныя места. Наконец в 1909 году на средства того же капитала куплен дом, бывший Фадеевых, в Прогонной улице.^[227]　

Потомственный почетный гражданин Иван Алексеевич Попов много лет содержал на свой счет, у себя при доме, воспитательный дом, но так как кроме него в этом деле участия никто не принимал, и богоугодное заведение это не было ничем обеспечено, то со смертию Ивана Алексеевича, 7 февраля 1845 г., и оно прекратило свое существование.　

Прихожане Рождественской церкви Парфен Иванович Киреев и Афанасий Филиппович Елисеев построили при этой церкви два каменных флигеля для бесплатнаго житья вдовам и сиротам духовнаго звания. Заяшниковы и Стобеус положили в пользу их на вечное время 3000р., а преосвященный Иеремия узнав об этом положил еще из собственных средств 1200р. С тем чтобы проценты выдавались им на дрова.^[228]

Таковы были виды общественной благотворительности в первой половине XIX столетия в Арзамасе. В те же времена потомственный почетный гражданин Алексей Иванович Подсосов, бывший строителем дома для уезднаго училища, из соревнования делу народнаго просвещения, затратил на эту постройку много лишних денег из собственных средств.　

Брат его, известный уже по жертвам на сооружение собора, Петр Иванович Подсосов вместе с Александром Михайловичем Заяшниковым ассигновали 10 000р. на учреждение общественнаго банка, но так как долго не было на то разрешения Правительство, то банк и был открыт лишь в 1863 году.

От автора к читателям

В предыдущей главе описан мною «золотой век» Арзамаса, период возвышения и обогащения его, время наибольшаго развитая в нем торговли, промыслов, ремесел и художеств, а вместе с тем и тот истинно — золотой век, когда в нем наиболее, чем когда либо, цвели и сияли Православие и благочестие, памятниками чего остались в Арзамасе многочисленные святые храмы. Позднее мы увидим «век серебряный» когда все это стало оскудевать, слабеть и исчезать, а потом и «век упадка» когда одно совсем исчезло другое ослабело, а третье едва удержалось на ногах…; но, соблюдая　последовательность и хронологический порядок, в нижеследующих главах разскажем о тех событиях, которыя совершились в Арзамасе в последний четверти ХVIII и в первые 50 лет XIX столетий и не были упомянуты в предыдущей главе. Здесь же, кстати, мы воспомянем и тех достопамятных арзамасцев, которые жили и действовали в этот период времени. Материалами для их биографий и характеристики служили мне многочисленные разсказы их современников, моих родных и знакомых. К разсказам этим я относился не без осмотрительности и, сопостовляя их одни с другими, старался по мере сил, изображать достопамятных арзамасцев в истинном свете, беспристрастно.　

Арзамасские старожилы, достопочтенные старцы, родившиеся в конце ХVIII и начале XIX столетий с которыми я очень любил беседовать об арзамасской старине во дни моей юности, (в 1860–1870 г.г.) были, по большей части люди неученые и вели летосчисление не по годам, а по «арзамасским эрам» т. е. по важнейшим событиям, оставившим надолго память по себе в Арзамасе. События эти были Пугачевский бунт, нашествие французов в 1812 г. и большой пожар опустошивший нижнюю часть Арзамаса в ночь на 7 августа 1823 г. От этих-то событий и вели наши прадеды и деды свое летосчисление. В уважение к памяти их «изволися и мне» озаглавить следующия главы, может быть сранными для читателей, названиями.

XIX Арзамасская жизнь «от пугача до француза» (1775–1812 г.г.)

Рождение А. В. Ступина. Священник Василий Ильин и вырезанная им группа: положение Христа во гроб. Возстановление Алексеевскаго монастыря под именем общины. Учреждение арзамасскаго уезда в теперешних границах. Открытие Присутственных мест. Городское самоуправление. Тягость для жителей в отбывании должностей. Открытие цехов. Множество общественных должностей. Порядок избрания. Имена городских голов, служивших по Екатерининскому городовому положению. Ловцы. Их обязанность. Тяжесть военной службы и способы избежать ея. Надежное убежище — Выездная слобода. Как спасались от солдатства. Опасность для ловцов. Герб города Арзамаса. Происхождение его. Списки арзамасцев второй половины XVIII века по книгам, хранящимся в архиве мещанской управы. Вторыя фамилии и прозвища. Родство большинства нынешних арзамасцев между собою. Исчезновение посадских людей. Купечество. Возникновение мещанскаго сословия. Назначение денежной руги Высокогорской пустыни. Радостная встреча в Арзамасе иеромонаха Феодора Ушакова, возвращавшагося из заключения. Рождественский колокол. Благовещенский крест с частию Животворящаго Древа. Перестройка церквей в Спасском монастыре с уничтожением памятников древности. Игумен Иоасаф ІІ-й. Открытие перваго народнаго училища в 1787 году. О грамотности и ученьи до открытия его. Общий взгляд на образование. Выдающиеся арзамасцы — любители просвещения. Снег и мороз в день Вознесения 1787 г. В. П. Салтыков в свите Екатерины II. Его пребывание в Киеве, знакомство с митрополитом Самуилом и присылка святыни в с. Выездную Слободу. Яков Иванович Булгаков, живший в детстве в Арзамасе. Новая жертва В. П. Салтыкова в церкви с. Выездной Слободы. Его характеристика. Приезды его в Выездную. Роща Утешная. Гулянья в этой роще. Богатство выездновских крестьян. Доброе отношение к ним Василья Петровича. Мрачное прошлое Выездной Слободы. Неписанная ея история. Грабежи. Разсказ моего пра-прадеда С. И. Попова. Брехово болото. Разбои. Объяснение усердия выездновцев к поминовению «всех православных». Гнет крепостного права и самоуправство бурмистров. Кончина иеромонаха Феодора Ушакова. Краткая биография его. Чрезвычайная строгость устава в его монастыре. Пророчество о. Феодора о умножении сестер Алексиевской общины. Оранская икона Божией Матери. Начало ежегоднаго ношения ея в Арзамас. Высочайшия пожалования Арзамасским монастырям новых угодий. Отмежевание в казну 1530 десятин городского леса. Неудачи ходатайств о возврате его городу. Игумен Иоанн. Окончательное присоединение Арзамаса к Нижегородской епархии и присвоение нижегородским иерархам титула «и Арзамасских». Игумен Евграф и строитель Мелетий. Арзамасская жизнь в начале XIX столетия. Помещики арзамасскаго уезда, имевшие дома в городе. Их веселая жизнь. Отчужденность дворян от горожан. Отношения дворян к духовенству. Городничие. Экстренные расходы мещанскаго общества за 1804 год. Частныя приношения и взятки. Секретарь Терентьев. Арзамасское житье-бытье. Распределение дня и ночи. Раннее вставание по утрам. Начало чаепития. Простота пищи. Брага. Обилие меда. Одежда арзамасцев в начале XIX столетня. Брадобритие. Табак. Катание и гулянья. Приличия и порядки на гуляньях. Игра в лапту. Ярилы. Обычай обливания водой. Хороводы. Сборныя воскресенья. Выборы невест. Сватовства. Девичники. Свадебныя обычаи, существующие только в Арзамасе. Проводы к венцу священником. Вывод молодых в церковь. Похоронные обычаи. Благовест по усопших. «Хождение с Николой». Темныя стороны Арзамасской старины. Первые трактиры. Кутежи приказчиков и мелких торгашей. Бр. Цыбышевы и их безшабашная жизнь. Богатство и обилие их родительскаго дома. Купленые люди. Кабальные. Потомки купленых людей. Их горькая жизнь. Друзья Цыбышевых — новые опричники. Беззащитное положение мирных граждан. Обнищание Цыбышевых. Открытие А. В. Ступиным школы живописи. Преобразование Народнаго Училища в уездное. Скоблинский колокол. Кончина строителя Мелетия. Его биография. Описанное им путешествие во Иерусалим. Землетрясение в Арзамасе в 1807 г. В. М. Фадеев-Телегин и его потомство. Возстановление Архимандрии в Спасском монастыре. Раздел Выездной Слободы на три барщины.

13 февраля 1776 года в небогатой мещанской семье Ступиных родился Александр Васильевич, впоследствии основавший в Арзамасе художественную школу живописи, благодаря которой имя Арзамаса получило заслуженную известность в художественном мире. Мы еще будем говорить, как о самом Ступин, так и о его школе под 1861 годом.

В этом же 1776 году жил в Арзамасе, при Спасской церкви священник Василий Ильин, находясь на покое, он не проводил время в праздности, а трудился. Духовенство того времени вообще, в свободное время, занималось приличными своему сану искусствами: одни писали полуставом книги, другие писали иконы, третьи резали и золотили иконостасы и т. п. О. Василий также был резчик и притом весьма искусный. Пользуясь свободным временем, он вздумал и искусство свое употребить во славу Божию и по себе оставить памятник. В течении 1776 года он вырезал из дерева целую группу фигур в рост человека, а именно: гроб и в нем резное изображение погребеннаго Господа Иисуса Христа, а вокруг гроба предстоящих: Божию Матерь, Иоанна Богослова, Марию Магдалину, Иосифа, Никодима, двух ангелов и четырех евангелистов; всего 12 фигур (т. е. Иоанн Богослов здесь изображен в двух видах и фигурах, что не может не казаться странным для людей внимательных). Вся группа была им раскрашена и поставлена в Спасской церкви. В те времена почти во всех церквах Арзамаса, как-бы необходимая принадлежность, находились так называемыя темницы с резными изображениями Страждущаго Спасителя в терновом венце. До сего времени сохранилось до 7-ми таких темниц, но было время, когда воспрещалось иметь в церквах резныя изображения, тогда и группа о. Василия была вынесена в сарай. Впоследствии ее купила настоятельница Алексеевской общины Мария Петровна Протасьева, и поставила в келье, где читается неусыпающая псалтирь по усопших. Здесь она привлекает особое внимание сельских богомольцев.^[229]

1777-й год уже отмечен был нами тем, что в течении его освящено было в Арзамасе 4 новопостроенных храма и, кроме того, 3 придела в Благовещенской церкви, здесь же следует упомянуть, что в том же году был возобновлен под именем общины, упраздненный в 1764 году Алексеевский монастырь. Как мы уже видели в XIV главе, монастырь этот не смотря на то, что построен был повелением царя Михаила Феодоровича, в память рождения сына его царя Алексея Михайловича, при учреждении монастырских штатов был упразднен и монахини из него переведены в Николаевский монастырь, а церковь обращена в приходскую. Но случилось так, что в Николаевском монастыре недостало помещений для всех и алексеевския монахини остались жить на своем пепелище. Так прошло 13 лет. Потрясение, произведенное в монашеской среде реформою 1764 года, понемногу успокоилось и монастырская жизнь снова вошла в свою колею. Тем временем прихожане Алексеевской церкви, которых было 60 дворов, испросили разрешение вместо обветшавшей деревянной холодной церкви построить каменную, а оставшияся без монастыря и начальства алексеевския монахини нашли себе опытнаго в духовной жизни руководителя в лице строителя Соноксорскаго монастыря, иеромонаха Феодора　Ушакова. В XIV главе мы видели, что в 1757 г. он прибыл из Петербурга в сопровождении своих учеников и учениц и поместил в Арзамасском Николаевском монастыре, а сам удалился с учениками в Саров, откуда вскоре перешел в Санаксарь и, возобновив этот монастырь, привел его в цветущий вид. Не переставая руководить в духовной жизни пребывавших в Николаевском монастыре своих учениц, о. Феодор принял участие и в судьбе монахинь алексеевских. Он помог им составить собственную общину, независимую от Николаевскаго монастыря, дал им строгий устав и поставил настоятельницу, одну из своих учениц, Евдокию Ивановну, старушку, девицу, дочь сержанта, родом из Петербурга, которая и управляла общиною 8 лет. Впоследствии нам еще не раз придется говорить об Алеквеевской общине, что ныне первоклассный монастырь. В 1779 году, 9 сентября обнародован указ об учреждении Нижегородскаго наместничества. В составе Нижегородской губернии вошло 12 городов, в том числе и Арзамас. Но при этом арзамасский уезд чрезвычайно сократился в своих размерах, так-как в прежних его пределах образовались, кроме него, еще уезды: Сергачский, Лукояновский и Ардатовский.　

28 декабря 1779 года открыты в Арзамас уездныя присутственныя места.^[230]

Вместо прежних воевод появились городничие капитан-исправники и проч. чины. Возникло городское самоуправление: городская дума, магистрат, мещанская управа. Из среды арзамасскаго купечества начали избираться: градские главы, бургомистры, гласные, ратманы, квартирмейстеры, старосты и другия должностныя лица. Так как все эти должности были обязательныя и безплатныя и были сопряжены с ответственностью и расходами, то можно с уверенностью сказать, что все арзамасцы видели в них для себя только тяжелое бремя и вступали в должности только после продолжительных отказов, а отслужив известный срок, с радостью слагали с себя служебныя общественныя обязанности. Так продолжалось 90 лет до самаго 1871 г. когда введено было новое городовое положение. В том же 1779 г. образовались в Арзамасе из ремесленников цеха: кожевенный, сапожный, скорнячный, крашенинный и калачный, имевшие своих голову, старшин и т. д. Таким образом почти все тогдашние арзамасцы, то и дело, состояли в какой либо должности. Кроме вышеупомянутых, были еще должности сборщиков, базарных смотрителей, продавцов соли, сотских, разсыльных и сторожей при разных присутственных местах. Так как и в низшия должности иногда выбирали людей богатых, особенно молодых, то богатые люди отбивались деньгами, нанимая в сотские и сторожа за себя бедняков, которые и служили безсменно. Но более ответственныя должности приходилось проходить самим. Для более правильнаго распределения должностей велись особыя книги, в которых записывалось кто, в каких годах и какия отбывал должности. Такия книги за 1774–1800 г.г., между прочим сохранились в архиве мещанской управы. Должность Городского Головы считалась весьма почетной и в нее кого-нибудь не выбирали. Городскими главами постоянно были самые почетные и богатые купцы, но при том такие, которых и разумом Господь не обделил. Так, как известно, исправляли эту должность в разное время: Петр Шевяков, Петр Ив. Скоблин, Масленков, И. А. Попов, Алексей Александр. Студенцов, Петр Ив. Подсосов, Ив. Герас. Попов, И. А. Ступин, Алексей Ив. Подсосов, Вас. Вас. Фадеев, Ник. Ив. Попов, Дм. Ив. Попов, Ив. Ник. Николаев и Ив. Алексеев. Бебешин. Это был последний голова, служивший по старому городовому положению без жалованья и первый по новому положению с жалованьем. Особенно неприятной была должность ловцов. Так называли лиц, которыя во время рекрутских наборов обязаны были отыскивать и ловить тех людей, которым предстояла очередь идти в солдаты.　

Военная служба в те времена была и тяжела и безконечна. Редко старый убогий инвалид возвращался на родину, в большинстве случаев взятый в рекруты оставлял родину на веки, а умирал или на поле брани или в военном лазарете. Поэтому и отбивались от солдатчины всеми силами. Очереди плохо соблюдались, потому что непременно нужно было доставить известное количество рекрут. Если состоявших на первых очередях не было дома, или они успевали скрыться, то по окончании набора, их уже и не тревожили. А наборы бывали иногда чрез несколько лет, поэтому иным и удавалось счастье вовсе улизнуть от набора. Но горе было тем, кто имел неосторожность попасть в руки ловцов. Хоть, иногда очередь была бы еще и далеко, а уже выпуску не было. Беднягу тотчас же сажали в черную, так называлось помещение для арестованных, находившееся при городском магистрате, а оттуда уже была одна дорога — в солдаты. Прятались от ловцов, где попало: и дома, и у родных, и знакомых, в сундуках, между полов, убегали в поле и окрестные леса. В с. Ямской Слободе есть болото Моховое, где прежде был лес, в котором, по преданию, прятались арзамасцы, которым предстояла очередь идти в солдаты. Надежным убежищем для многих служила Выездная Слобода: арзамасские ловцы не имели права туда ходить, а потому всего чаще туда и убегали. Прадед мой Ив. Ив. Наседкин, имевший на руках мать, безумную сестру, жену, тещу и несколько человек детей, застигнут был ловцами врасплох и как сидел за кожевенной работой, с ножем в руках, бросился со всех ног к р. Теше, в одежде поплыл чрез нее в Выездную, доплыв до острова, погрозил ловцам ножем, перебежал остров, да и опять в брод через реку; прибежал в Выездную к своим знакомым Кирилловым и выжил у них три месяца, чем и спасся от солдатства. Бывали мои предки и ловцами. Один из них Иван Петрович Наседкин и на тот свет пошел от этой должности. Ему стало известно, что какие-то молодцы прячутся под Высокой горой в стогу сена. Он с товарищами туда. Дело было ночью, произошла схватка. Один из скрывавшихся хватил моего предка вилами в живот: от этой раны он и Богу душу отдал… Вообще ловцов не любили, но служба их была подневольная.　

Тогда же в 1779 году, при учреждении новых присутственных мест город Арзамас получил и свой собственный герб: две красныя ленты, крестообразно, из-угла в угол, перевитыя на подобие андреевскаго креста на серебряном щите. В наше время герб этот наводит на глубокое раздумье: «что сие означает?» и в самом дел, какое символическое или историческое значение имеет этот герб? Но надобно вспомнить, что в то время нужно было придумать гербы почти для всех городов России. До того времени гербы были только у самых древних городов, бывших некогда главными городами удельных княжеств. А тут только около 200 сел сделано уездными городами и понадобилось всем им изобресть гербы. Самая изобретательная фантазия могла истощиться, тем более, что большинство новоявленных городов не имели ни историческаго прошлаго, ни славнаго настоящаго, вот и рисовали на гербах, что только в голову придет… Герб Арзамаса, по всей вероятности, указывал на то, что тогда в этом городе женщины ткали тесьмы или ленты из шелка и вот этого было достаточно, чтобы занести эти ленты в городской герб.　

Давно уже тесьмы арзамасския вышли из употребления, перемёрли труженицы, которыя их ткали, переломались и угодили в печь их инструменты, а герб между тем сделался загадкой для потомства.　

В архиве арзамасской мещанской управы сохранились списки тогдашних жителей Арзамаса, начиная с 1757 года. Списки эти велись не по алфавиту, а по улицам, кто где жил. Весьма интересно, что многия фамилии доселе живут на тех местах, где жили их предки 150 лет назад. Так, например, Беляевы и Сурины, Печкорины и Потехины жили на низу, Скоблины — в Скоблинской улиц, Быстровы — около Рождества, Шестовы — в конце Ильинской улицы, Сальниковы и Ситниковы — в Сальниковой улиц, Бебешины — в Большой. Вандышевы и Кадашевцевы везде пишутся рядом, они и в конце XIX столетия жили по соседству. Многосемейная фамилия Мерлушкиных группировалась и в те времена, как и в наши дни, около Алексеевскаго монастыря. Многочисленные Насоновы, Иконниковы, Перетрутовы и Демиховские жили в разсыпную по всем улицам города. Интересны эти списки и в других отношениях. Например: многосемейные в то время Масленковы, Сальниковы,　Прорубщиковы, Голявины, Галанины совсем ныне перевелись. Давно уже нет в Арзамас Крестовниковых, Рыбаковых, Нижегородцевых. Почти не осталось Трушениковых, Пережегиных, Ступиных, Студенцовых, Куракиных, Лысковцевых. Впрочем, хотя многия старинныя фамилия и прекратились, но потомство их, по женскому поколению, не перевелось и в большинстве случаев в жилах коренных арзамасцев досел течёт кровь　самых давних арзамасских старожилов, хотя происхождение их и скрывается под другими фамилиями и, если хорошенько разобрать старину, то почти все современные арзамасцы оказываются родня между собою, хотя в болынинстве случаев и не знают своих родословных. В некоторых книгах на ряду с главными, книжными фамилиями значатся и другия фамилии или прозванья, например: Беляев, он же Жадаев, Скорняков, он же Солнцев и т. п. В действительности же почти все арзамасцы до 1870 годов имели по две, а иногда и по три фамилии. Главныя фамилия, большею частию писались только в книгах и документах, а звали и знали друг друга под другими фамилиями. Конец этому положило развитие грамотности и образования.　

В школах мальчики стали привыкать называть друг друга настоящими фамилиями, появились вывески, увеличилось число корреспонденции, повестки из общественных учреждений стали посылаться с правильными адресами и т. д. В последния 30 лет вторыя фамилии почти у всех забыты, но впрочем, и до сих пор есть некоторыя семьи, известные еще под двумя фамилиями, например: Верхоглядовы — Шугуровы, Демиховские — Кисляковы, Милютины — Пановы, Беляевы — Жадаевы и другие. Арзамасцы торговаго сословия, называвшиеся при Петре Великом посадскими людьми, в книгах 1750 и 1760 годов сплошь пишутся купцами, среди них некоторые числятся в гостинной сотне, например Сальниковы; с 1779 года большинство их записано в мещане, но во избежание от солдатства многие записывались в купцы третьей гильдии. Купеческий капитал стоил тогда очень дешево, всего 5 рублей, но между тем избавлял от солдатства целую семью. Впрочем арзамасцы того времени были настолько экономны, что и пятью рублями зря не кидали. Поэтому в списках тогдашних мещан были и очень богатые люди и многия будущия арзамасския знаменитости.　

До 1779 года арзамасское городское общество выдавало ежегодно, ругу Высокогорской пустыни в размере 50р. ассигнациями в год, а с этого года вновь возникшия общества, купеческое и мещанское, стали давать по 50р. каждое, т. е. всего 100р. в год. Оба общества продолжают давать пособие монастырю до сих пор, но размеры выдачи изменились: купеческое выдает ныне 30р. (т. е. 105р. ассигн.), а мещанское только 10р. (=35р. ассигн.).^[231]

9 октября 1783 года прибыл в Арзамас известный уже нам подвижник, иеромонах Феодор Ушаков, возстановитель Санаксарского монастыря и Арзамасской Алексеевской общины, возвращавшийся из девятилетней несправедливой ссылки в Соловецком монастыре. Много раз приезжал в Арзамас о. Феодор и прежде для устройства и посещения Алексеевской общины, но приезды его были скромны, тихи и незаметны, имели значение для одной только Алексеевской общины, но этот приезд был радостный, необычайный и триумфальный.　

Несправедливое изгнание и томительное заключение в Соловецком монастыре, с лишением иеромонашескаго сана, о. Феодор претерпел по злобе темниковскаго воеводы Неелова, который сначала очень почтительно относился к старцу и даже избрал его　своим духовником, но, когда о. Феодор, как духовный отец и служитель Церкви, стал обличать воеводу в его несправедливости и притеснениях, делаемых жителям Темникова и окрестным крестьянам, Неелов возненавидел его и, при помощи своих подчиненных, мелких чиновников-крючкодеев, сделал ложный донос воронежскому губернатору. Губернатор доложил Императрице Екатерине II, а от нея повелено разследовать это дело св. синоду.　

Хитрая неправда восторжествовала.　

О. Феодор был вызываем в Воронеж на личный суд губернатора. Синод присудил Феодора, как безпокойнаго человека, лишив сана, отправить в Соловецкий монастырь. Имущество старца приказано отправить в сундуках, вместе с ним, предварительно описав и представив опись духовному начальству. Для составления описи назначен был игумен арзамасскаго спасскаго монастыря Иоасаф ІІ-й, но описывать пришлось недолго. Всё имущество о. Феодора составляли: войлок, обшитый холстиной; подушка, набитая коровьей шерстью; овчинная шуба, мантия и ряса. С этим имуществом и отправился на далекий север о. Феодор в сопровождении нарочнаго, напутствуемый слезами и молитвами своих учеников и учениц. — Суд божий незамедлил разразиться над виновником невинных страданий о. Фодора, воеводой Нееловым. Прошла только неделя после отъезда старца, как на город Темников напала одна из шаек Пугачева и разграбила город. Трусливый воевода убежал из города с такой же трусливой командой, не забыв, впрочем, захватить с собою денежную казну. Они прибежали в г. Шацк, не предупредив об этом тамошнее начальство, и тем произвели среди жителей тревогу. За эти поступки Неелов попал под суд и вскоре умер в Шацке, признавая публично, что всем этим наказан за о. Феодора. Между тем невинный страдалец томился в Соловецком монастыре целых 9 лет в самом строгом заключении, нуждаясь во всем необходимом. Он изнемогал и от северных жестоких холодов и, главным образом, от угара в сырых каменных кельях, которыя топили, из экономии, лишь два-три раза в неделю, а трубы закрывали рано. Угарал он так, что его часто замертво вытаскивали из кельи и оттирали снегом. Хотя санаксарские монахи, из любви к своему учителю и наставнику, и посылали к нему ежегодно по два брата, а один из них всегда оставался на год в Соловецком монастыре, но там не допускалось оказывать заключенному больших услуг и санаксарский послушник жил всегда в отдельной келье. Наконец Бог положил конец невинным страданиям. Один из учеников о. Феодора, монах Феофан, сопутствовавший ему в Воронеж на суд губернаторский и знавший весь ход дела, попал в Петербург и сделался келейным служителем знаменитаго митрополита Гаврила, пред которым и начал ходатайствовать за неповиннаго страдальца за правду. Митрополит тщательно разсмотрел всё дело и решился уверить в невинности о. Феодора Императрицу Екатерину, избрав для ходатайства нарочитый день, Великий четверг 1783 года.　

Екатерина, знавшая о. Феодора, когда он был ещё в Петербурге, спросила: «Сколько ему лет?» и на ответ митрополита, что 70, заметила: «Столько лет, кажется, ему не будет. Я его знаю». На другой день она прислала митрополиту повеление о возвращении о. Феодора в какую он сам пожелает обитель. Митрополит отвёз это повеление в Синод, который и распорядился возвратить о. Феодора в Санаксарский монастырь в прежнем сане иеромонаха. — Неописанную радость сестер алексеевской общины разделяли и все жители Арзамаса. Для встречи о. Феодора прибыли в Арзамас два санаксарских иеромонаха, а для свидания с ним настоятели окрестных монастырей и съехались из своих поместьев многие благочестивые дворяне арзамасскаго уезда, а купцы арзамасские просили многострадальнаго старца посетить и благословить дома их. Смиренный подвижник не противился, на этот раз, их желанею и, радуясь с радующимися, пробыл в Арзамасе целую неделю, преподавая всем благословение и назидание.^[232]　

В 1784 году продолжавшая обстраиваться Высокогорская пустынь обнесена была со всех сторон каменными стенами с башнями, а в следующем году над святыми воротами ея начата постройка каменной колокольни, которая и доныне существует.　

11 декабря 1785 г. в Москве, в заводе Калинина лит колокол в 212 пудов для арзамасской Рождественской церкви, по заказу приходских людей. В то время это был второй по величине колокол в Арзамасе (надпись на самом колоколе).

В 1786 г. протоиерей Благовещенской церкви, Иоанн Андреев, путешествовавший ранее по св. местам, соорудил в эту церковь, на память о себе и своих родителях серебряный напрестольный крест, в который вложены им частицы св. мощей и часть животворящаго древа Креста Господня. В уважение к сей великой святыне крест этот носится во все крестные ходы, совершаемые в Арзамасе для освящения воды, как-то: в день Богоявления, Преполовения пятидесятницы и 1 августа.　

Мы уже видели в XVIII главе, что в описываемое время арзамасцы усердно заботились о перестройке старых и создании новых церквей. К сожалению перестройка арзамасских церквей сопряжена была с разрушением памятников древности. Тогда было такое время, что стариной не дорожили. Даже в древних городах без стеснения разрушали историческия здания и воздвигали вместо них постройки казарменною типа. Так было и в Арзамасе. Особенно приходится пожалеть о ревности не по разуму настоятелей Спасскаго монастыря. Несмотря на то, что монастырь в это время уже лишился своих вотчин, настоятели его находили средства на значительныя постройки. Вероятно им помогали тогдашние помещики арзамасскаго уезда и начавшие богатеть арзамасские купцы. Может быть они же и являлись инициаторами безжалостнаго разрушения и безразсуднаго сооружения, а настоятели, боясь оскорбить жертвователей, не противились им и в результате памятники древне-русскаго зодчества безвозвратно погибли. Игумен Иосаф II, по благословению Виктора, епископа Владимирскаго, перестроил Спасо-Преображенский храм монастыря. Уничтожена паперть или притвор, примыкавший к храму с западной стороны. Уцелел от этой паперти только фундамент, следы котораго и теперь еще сохранились в палатке, устроенной под трапезой храма. Эта трапеза пристроена во всю ширину храма с западной стороны. При сооружении ея воспользовались материалами тогда же сломанной Успенской больничной церкви, которая находилась под колокольней. Сама колокольня осталась в прежнем виде, находившаяся под нею, средняя часть храма превращена в келью, а пристроенные к колокольне с востока алтарь и с запада притвор, в котором погребен был архимандрит Иоасаф I, сломаны. Следы их доселе заметны на стенах колокольни. Престол Успения перенесен в новую трапезу. Другой придел в ней посвящен Марии Магдалине, вероятно ангелу какой либо благотворительницы. В наружныя стены вложено до 7 надгробных плит, вероятно лежавших на могилах, потревоженных при постройке; в западной стене храма пробиты новые окна. Древний иконостас, сделанный, как мы видели, московским мастером старцем Ипполитом, в 1638 году, заменен новым, древния иконы заменены новыми живописными. 21 марта 1786 года совершено великое освящение этого храма, что видно из надписи на хранящемся в алтаре, на стене, храмозданном кресте. О первоначальном же освящении храма и о событии в нем во время грозы в 1732 г. ныне не сохранилось никакой надписи. Не пощадили от перестройки и другой монастырский храм, теплую церковь Рождества Богородицы, построенную также в ХVII-м столетии, в выдержанном стиле того времени. У нея обломали крыльца с лестницами на обе стороны и устроили новое крыльцо с неудобной лестницей. Ограда монастыря также подвергалась перестройке, следы которой видны доселе: местами заметно, что сверх зубцов старинной кладки наложено еще около аршина в вышину более новым кирпичом, а на флюгерах башен вырезан год перестройки, 1807-й.　

1787 год памятен для Арзамаса во многих отношениях. Во первых в этом году открыто в Арзамасе народное училище, преобразованное в 1804 году в уездное, а в 1878 г. в городское. До того времени в Арзамасе существовала только одна школа духовная, открытая еще при архиепископе Питириме, но в ней обучались только дети духовенства, дети же арзамасских горожан не имели в нее доступа. Последние обыкновенно учились грамоте у приходских священников, диаконов и причетников, позднее взялись за учительское дело так называемые мастера и мастерицы, т. е. доморощенные грамотеи, сами не знавшие ни грамматики, ни арифметики, но тогдашние арзамасцы и не слишком заботились о подобной премудрости. Отдавая мальчика учиться, считали достаточным, если он научится читать, писать да на счетах выкладывать.

«Больше нам и не надобно: ведь нам его ни в попы ставить», говорили эти простодушные люди. Учили тогда по церковно-славянским книгам. Непонятливыя дети учили азбуку по целому году. Научившись чтению псалтири, считали курс оконченным. Многие иногда забывали и то, что учили. Девочек учили редко, разсуждая, что: «им ученье ни к чему». Самое большое, если научали девочку читать, но учить ее письму считали даже неприличным. «Зачем это? Иль парням записки писать?» — Разсказывали мне много анекдотов такого рода: например у богатаго купца Ефрема Степановича Потехина (дед известнаго впоследствии Ив. Ив. Потехина) живший при дворе старик гладильщик выучил грамоте хозяйскую дочь. Ефрем Степанович так разгневался на это, что прогнал работника учителя со двора. Петр Ив. Суворов, богатый купец и кожевенный заводчик, умерший в 1860 годах слишком 80-ти лет, был неграмотный и, служа в разных должностях, вместо подписи прилагал везде свою печать.　

Богатые люди сначала стеснялись отдавать в училище своих детей, говоря: «иль у нас за ученье заплатить нечем?» и думая, в простоте души, что училища устроены только для бедных. О разнице в преподавании они, конечно, и не подозревали. Лучшим у них считался тот, который скорее выучивает. Впрочем и в те времена у жителей Арзамаса взгляды на образование были различные: тогда, как одни считали чуть не грехом учить грамоте своих дочерей и мало заботились об образовании сыновей, другие с увлечением читали книги и не жалели денег на покупку их. Могу указать несколько таких светлых личностей: купец Андрей Ив. Сурин, родившийся в 1721 г. покупал книги на ярмарках Макарьевской и Симбирской и делал на них собственноручныя надписи. Из числа его книг теперь хранятся две во Владимирской церкви, одна «Уложение Царя Алексея Михайловича» в городской безплатной библиотеке и три у его потомков, Суриных. Мещанин Мерлушкин также имел много книг, довольно редких и ценных, и даже сам составил «арзамасскую летопись», которая, к сожалению, ныне утрачена. Прадед мой по матери, Василий Федорович Скоблин (род. в 1751 г. и скончавш. в 1820 г.) также славился начитанностью и своими книгами, благодаря чему даже образованные дворяне арзамасские не брезговали знакомиться с ним, простым мещанином. Было немало и других им подобных людей среди арзамасцев, в конце XVIII столетия.　

В том же 1787 году, в день Вознесения выпал снег и лежал три дня. Был такой мороз, что, из числа пошедших на Высокую гору в крестный ход и на ярмарку, многие обморозились и даже 10 человек померли (вероятно замерзли).^[233]　

В том же году Императрица Екатерина II совершила свое известное путешествие в новопокоренную Тавриду. В ея многочисленной блестящей свите находился и владелец с. Выездной Слободы, действительный тайный советник Василий Петрович Салтыков. В бытность свою в Киеве этот благочестивый боярин особенно сблизился с митрополитом Самуилом и получил от него в благословение многия святыни, именно: 1) икону Успения Пресвятой Богородицы, копию с Киево-Печерской чудотворной иконы. Внизу этого образа находится ящичек с мощами св. великомученика Феодора Тирона и св. мучеников Севастийских, 2) серебряную овальную доску с частицами мощей подвижников Киево-Печерских и　серебряный ковчег с частию мощей пр. Иоанна Многострадальнаго, в этом ковчеге находятся еще два маленьких ковчега, один с частию ризы Господней, а другой с частию пояса Пресвятыя Богородицы. В. П. Салтыков передал все эти святыни в церковь своей любимой родовой вотчины, села Выездной Слободы, где оне и находятся доселе, благоговейно чтимыя всеми прихожанами и жителями г. Арзамаса.^[234]　

В том же году получил историческую известность, бывший некоторое время житель Арзамаса, Яков Иванович Булгаков. Под 1763 годом мы видели, что отец его пожертвовал в арзамасскую Благовещенскую церковь драгоценное евангелие, а сам Яков Иванович жил в детстве в Арзамасе. Теперь же, как нельзя более уместно сказать о нем несколько слов.　

Родовитый дворянин, Яков Ив. Булгаков получил образование в единственном тогда на всю Россию, Московском университете вместе с Гр. Ал. Потемкиным-Таврическим, почему и сохранил с ним дружбу на весь век. Первоначально состоял на службе в коллегии иностранных дел, а в 1774–1776 г.г. сопровождал в Константинополь чрезвычайнаго и полномочнаго посла, князя Репнина. С 1781 г. по 1787 год сам состоял посланником при дворе турецкаго султана. Это был один из самых выдающихся наших представителей в Константинополе. В июне 1783 г. он заключил с Турцией торговый трактат, которым подтверждалось право русских купеческих судов проходить безпрепятственно чрез Дарданеллы и Босфор, при чем это право распространялось на все купеческие под русским флагом корабли, а вообще России представлялось право наиболее благоприятствуемой нации.　

Его же переговоры, 28 декабря того же 1783 г. привели к заключению конвенции, которою независимость Крыма была уничтожена и границею между Россией и Турцией назначена р. Кубань. В том же году Англия, потеряв свои северо-американския колонии, обратила свою деятельность на завоевания в Индии. В планы Англии входило сохранить целость Турции и поэтому с того же времени начались английския интриги в Константинополе против влияния России.　

Летом 1787 года великий визирь Реис-эфенди предъявил Булгакову такия требования, на которыя Россия не могла согласиться. Порта требовала выдачи бежавшаго в Россию молдавскаго господаря, Маврокордато; отозвания русских консулов из Ясс, Бухареста и Александрии; признания грузинскаго царя, Ираклия турецким подданным и осмотра всех русских кораблей, приходящих из Чернаго моря. Булгаков отказался. Порта объявила России войну, а посланника, Булгакова посадили в Семибашенный замок (Едикуле), где он просидел 27 месяцев. Время это у него не пропало даром: он перевел здесь на русский язык огромное сочинение аббата де-ла Порта, 27 томов, которое потом и было напечатано в Петербурге, под заглавием «Всемирный Путешественник». Не смотря на строгость надзора, Булгаков нашел средства и из Едикуле писать письма Потемкину, Безбородко и даже самой Екатерин II, уведомляя о намерениях султана и интригах французскаго посла, графа Шаузель-Гуффье. Когда на войне перевес оказался на стороне России, Шаузель, чтобы поправить обстоятельства, убедил Порту освободить Булгакова, а ему дал знать, чтобы он готовился к отъезду на французском фрегате, который будет ждать его в Босфоре. Но Булгаков с достоинством ответил ему, что освобождение его будет зависеть единственно от побед русскаго оружия или от повеления Императрицы Екатерины, и остался в заключении. После падения Очакова и Измаила, султан поспешил отпустить Булгакова. Впоследствии Яков Иванович был виленским и гродненским губернатором, где, в 1798 году, своими решительными мерами спас весь край от заразы.^[235]　

В феврале 1789 года в Москве на заводе Асона Струговщикова лит колокол в 250 пудов по заказу камергера Василия Петровича Салтыкова для приходскаго храма его родовой вотчины, с. Выездной Слободы, (надпись).　

В следующем 1790 г. Василий Петрович, бывший посланником во Франции при дворе Людовика XVI, проезжал чрез Саксонию и здесь получил в подарок от дочери короля Фридриха-Августа, Марии-Августы художественную картину «Распятие Христа Спасителя». Знатоки ценили ее тогда в 50 000р. ассигнациями (т. е. слишком 14 000р. сер.) Вас. Петров. отдал и эту картину в церковь Выездной слободы, где она и ныне находится в главном алтаре, на горнем месте т. е. за престолом.^[236]　

Уже в начале ХХ столетия распространилось мнение, что эта картина принадлежит кисти знаменитаго испанскаго художника эпохи Возрождения Мурильо, но доказательств этому не имеется. Замечательно, что на этой картине Спаситель изображен пригвожденным 4-мя гвоздями, т. е. не по-католически.　

Позднее, в 1795 г. тот же Вас. Петр. Салтыков соорудил в с. Выездной Слободе кладбищенскую церковь во имя преп. Сергия Радонежскаго, о чем мы уже упоминали в XVII и XVIII главах. В память о своих наиболее достопамятных родных из фамилии Салтыковых, он украсил этот храм большими иконами тезоименитых этим лицам святых, о чем свидетельствуют надписи на иконах. Из всего этого видно, что Василий Петрович, хотя и жил в довольно легкомысленном веке и вращался в среде, зараженной неверием и распущенностью, однако был верующим христианином и истинно-русским человеком, в лучшем идеальном смысле этого слова. В Выездной сохранилась о нем память, как об одном из самых добрых владельцев. Его приезды в Выездную были праздником для всех крестьян. Барский дом его, находившийся на берегу реки Теши — там, где ныне каменные хлебные магазины и богадельня и сгоревший в начале XIX столетия, в таких случаях бывал полон гостями, съезжавшимися отдать почтение сановитому вельможе со всех сторон. Но еще более веселились знатный хозяин и его гости в другой части села, в роще, насажденной по желанию и мысли господ Салтыковых и названной ими Утешною. Роща эта, парк или сад, наполнена была всякаго рода беседками и павильонами, в ней были и вокзал, и горка, под которой еще в 1860-х г.г. была цела каменная арка в виде ворот, а на самой горке, в присутствии боярина, гремела музыка. Среди тенистых аллей шли широкия, всегда разчищенныя, дорожки. Общий план рощи был очень замысловатый и, как мне разсказывали, будто-бы представлял в миниатюре местность какого-то известнаго сражения, а группы деревьев означали расположение полков. Выездновские крестьяне имели право гулять в этой роще, а Салтыков, как и многие другие богатые помещики, любовался и гордился тем, что его крепостныя крестьянки гуляли по праздникам в этой роще все в златотканых сарафанах, самоцветных камнях и жемчугах, не уступая своими нарядами арзамасским купчихам. Жители Арзамаса, также считали большим удовольствием погулять в Утешной и тамошнее гулянье в Троицын день долго-долго, даже до наших дней, считалось самым главным в году и арзамасцы являлись на него в лучших своих нарядах. Относясь благосклонно к своим крепостным, Василий Петрович был восприемником от купели детей у некоторых из своих крестьян, причем, иногда, отпускал своих крестников на волю. Например он крестил у своего бурмистра Николая Ивановича Шипова дочь Анну, которая, как имевшая вольную, впоследствии выдана была за арзамасскою купца И. Н. Феоктистова. У ея потомков, живущих ныне в г. Бузулуке, сохранилась икона Божией Матери, в золотой ризе, данная ей в благословение сановным крестным. Но это только показная идиллическая сторона из жизни крепостных у знатною барина, была и другая мрачная сторона у этой картины. О прошлом села Выездной Слободы было уже довольно мною писано и напечатано во многих периодических изданиях, но все написанное, а тем более напечатанное, касалось лишь светлой стороны, о прошлом мрачном и жестоком молчали до сихпор и мне часто приходила мысль поведать миру неписаную историю слободы Выездной, самыя интересныя страницы которой относятся именно ко временам Василия Петровича. Благодаря его знатности и могуществу, выездновцы приобрели какое-то привилегированное положение: «на них в те времена не было ни суда, ни расправы». Хотя во внутренней жизни села, в отсутствие барина, и управляли всем как деспоты, ею бурмистры, выбиравшиеся, почти всегда, на целую жизнь из самых богатых крестьян; хотя они и потворствовали своим сродникам и друзьям, хотя и пили часто кровь из своего же брата, таких же выездновских крестьян, почему-либо ставших бурмистру поперек дороги, но в отношении к внешнему миру выездновцы крепко стояли за своих, не выдавали друг друга и были ограждены со всех сторон знатностью и влиянием своего барина. Мы уже видели, что арзамасския городския власти не имели права являться в Выездную. Спрячется ли там молодой человек от солдатства, или должник от уплаты долгов, убежит-ли туда воришка или увезут туда краденое, — все шито и крыто: с обыском в выездную не ходили, да выездновския власти и не пускали. Чиновники арзамасские не смели идти против Салтыкова и вот, благодаря всему этому, в Выездной многие стали заниматься грабежом и разбоями. Нельзя сказать, чтобы все уже выездновцы занялись этим ремеслом, оставались, конечно, и там добрые люди, но, должно-быть, недаром все село заслужило название «головорезов», недаром целая улица доселе сохранила наименование «Погибловки», не даром, как разсказывают, проезжие в Москву и из Москвы служили молебны, что бы только благополучно проехать через Выездную. Сохранилось много разсказов, как арзамасцы, нечаянно попавши в гости к своим выездновским друзьям, становились невольными свидетелями убийств и грабежа и, чтобы спасти свою голову принуждены были или убежать или притвориться спящими. Приведу один только разсказ моего пра-прадеда, известнаго торговаго деятеля и родоначальника многих арзамасских именитых купеческих семей, Сергея Ивановича Попова, о котором мне уже приходилось говорить в XVIII главе. Когда около его смертнаго одра собрались 4 сыновей, 2 дочери и несколько человек внучат, он заповедая им, как жить, между прочим сказал, приблизительно, и следующее наставление:　

«А вот в Выездную, смотрите, зря не ходите: будьте осторожны. Я до сих пор никому не говорил, а теперь для вашей пользы сказываю вам, что там однажды со мной случилось. Был я у одного знакомаго торговца, котораго считал вполне добрым человеком, торговал у него товар, да, чтобы он мне уступил, и угораздило меня сказать ему: — „ну, уступай, что-ли? да и денежки сейчас получай“, а с самим и денег-то не было. А они думали, видно, что и в самом деле я с деньгами пришел, накинулись на меня и начали душить. На коленях, со слезами умолял я их, чтобы они меня не губили и отпустили мою душу на покаяние. Видя, что и денег-то со мной нет, да и впредь я им гожусь, они отпустили меня, вынудив меня заклясться самыми страшными клятвами, что я о происшедшем никому не скажу и даже пригрозили, что если я прекращу с ними торговыя дела, то и тогда они меня где-нибудь найдут. Никому я не говорил об этом, помня свои ужасныя клятвы, и сейчас вам не скажу, где и у кого это было, а только предупреждаю вас: берегитесь!» Неподалеку от Утешной, где летом весело гуляли и арзамасцы и выездновцы, в темныя осенния ночи, на большой московской дороге, часто раздавались раздирающие душу стоны и крики ограбленных и убиваемых выездновцами проезжих людей. Чтобы спрятать концы, трупы убитых и вещественныя доказательства, обыкновенно, бросали в окружающее Утешную «Брехово болото». Само странное его название как будто-бы напоминает плеск воды от брошенных в это болото трупов… Говорят даже, что особое усердие выездновских женщин поминать за упокой всех православных христиан произошло от угрызений совести в убийстве множества проезжих людей. Разсказывают, что бывало даже на выездновском мосту, ночью окликали проезжих, словами: «кто едет?» Выездновские отвечали на это условными словами, которыя по дружбе, иногда, сообщали и арзамасцам.　

Неудачный ответ выдавал неопытных путников и им, иногда, приходилось плохо даже в виду городских огней, на выездновском мосту. Говорят, что остров, на котором ныне стоит паровая фабрика Жевакиных весь принадлежал прежде городу, но Арзамасское общество отступилось от части его в пользу выездновскаго помещика лишь только для того, чтобы избавиться от ответственности за тех людей, трупы, которых очень часто находили на этом острове. Говорят даже, что зимою, иногда, выездновцы провозили трупы убитых чрез город и бросали около убогих домов, пртому-де прежде выездновския старухи и ходили всем селом накануне семика к убогим домам служить там панихиду о всех, «зде лежащих».　

Таким образом внутренняя жизнь Выездной Слободы в конце XVIII столетия представляла странное зрелище: одни из ея жителей заботились о постройке громадных церквей и украшении их, другие, а может быть, иногда, и те же душили в своих домах неосторожных покупателей и заехавших ночевать проезжих; одни толпами шли в Арзамас молиться Богу за праздничными службами, а другие выезжали на большие дороги убивать и грабить; одни вели громадныя торговыя дела, наживали сотни тысяч и имели возможность платить барину оброки по 10 000р. асс. в год (такую сумму платили Шипов и позднее Будылин), а другие, по милости бурмистров, становились из богачей нищими и пастухами… Корнем всему этому было крепостное право, но в то же время сам барин очень многаго не знал и не подозревал. Он думал, что правит по отечески, а крестьяне его все сплошь благоденствуют тогда, как под благообразной и покорной личиной бурмистров скрывались жестокие кровопийцы и лютые звери, на крупные жемчуги и штофные сарафаны часто лились горячия слезы выездновских красавиц, а славным и достопочтенным именем камергера Салтыкова прикрывались и ограждались всякия неправды и преступныя деяния его рабов.

В 1789 году Николаевскому женскому монастырю Высочайше пожалован участок сосноваго дровяного леса в Никольских казенных дачах, в 40 верстах от Арзамаса.^[237]　

19 февраля 1791 года скончался в Санаксарском монастыре, а 22 февраля там же погребен знаменитый подвижник XVIII столетия иеромонах Феодор Ушаков, 73 лет от рождения. Подвижничество его продолжалось 52 года, в том числе 45 лет он был постриженным монахом. Хотя он не был жителем Арзамаса, но умом и духом он очень часто переносился в Алексеевскую общину, которая благодаря лишь ему не исчезла с лица земли и его молитвами впоследствии сделалась многолюдным и славным монастырем. О его отношениях к общине, а также о заключении его в Соловецком монастыре мы уже своевременно говорили, теперь скажем лишь несколько слов из его биографии, чтобы хотя немного познакомить читателей с личностью этого праведнаго и замечательнаго человека.　

О. Феодор происходил из старинной дворянской фамилии Ушаковых, назывался в мире Иваном Игнатьевичем, родился в 1718 г., близь г. Ярославля, в родовом поместьи и был богат. По обычаю того времени он, почти ребенком, был записан в гвардию, в Преображенский полк. В 20 лет он был уже сержантом и, находясь в Петербурге, вел веселую, жизнь в обществе своих молодых сослуживцев. Богатство и легкомысленные друзья уже начинали влиять на его нравственность, как вдруг в жизни его произошел необычайный переворот. Во время одной из веселых пирушек, один из его друзей внезапно упал и умер. Это так глубоко поразило Ушакова, что он решился бросить все и убежать в пустыню. Он, наскоро собравшись, отправился, как бы домой к родителям, с одним только слугой, но потом, отпустив с дороги слугу обратно в Петербург, ушел пешком, в нищенской одежде на берега р. Северной Двины, в поморские леса, где найдя какую-то келью, прожил один три года в крайних лишениях. В виду того, что начальство преследовало тогда пустынников, живших одиноко в лесах, признавая их за раскольников, он принужден был идти в какой-либо монастырь и для этого перебрался в Орловскую губернию, где стал проситься в Площанскую пустынь, назвавшись церковником. Строитель долго не принимал его, как не имеющаго вида на жительство, но потом смиловался, принял и заставил читать псалтирь. По чтению строитель заметил, что это не церковник, а или дворянин или господский человек, и, чтобы не попасть из за него в беду, выслан его из монастыря, дозволив поселиться в монастырском лесу, в одной из келий. Здесь он попался в руки сыскной команды и при допросе во всем откровенно сознался, почему и был отвезен в Петербург, где был представлен самой императрице Елизавете Петровне. Бывшие товарищи гвардейцы с любопытством приходили посмотреть на него, бледнаго и худого, одетаго во власяницу и подпоясаннаго ремнем. Увидев и узнав его, Императрица спросила его: «Зачем ты ушел из моего полка?» «Для спасения души моей, Ваше Величество», отвечал Ушаков. «Прощаю тебя и жалую прежним чином сержанта», сказала Елизавета. Но Ушаков стал убедительно просить ее, чтобы она отпустила его в монахи. Видя его искренность, Елизавета исполнила его просьбу, но с непременным условием, жить в Алекандро-Невской лавре. Здесь чрез три года, 19 сентября 1747 г. он был пострижен в присутствии самой Императрицы и наречен Феодором. Императрица, бывая в лавре всегда спрашивала его: «нет-ли ему от кого какой обиды?»…

Добродетельная монашеская жизнь о. Феодора сделалась известна всему Петербургу. Даже Император Петр III, бывший тогда еще наследником престола, вообще не любивший монахов, выражался, что он знает только одного хорошаго монаха, Ушакова. Видя добродетельную жизнь о. Феодора, к нему начали сходиться за советами и наставлениями многие жители Петербурга, мужчины и женщины. Это возбудило зависть в старших монахах, которые удивлялись: как это простой молодой монах да учит? Зависть еще более усилилась, когда Феодор был приставлен к раке мощей св. благовернаго князя Александра Невскаго и доходы у раки увеличились. Феодор безропотно терпел все обиды и оскорбления, но потом, чрез десять лет, в 1757 году, руководствуясь словами Спасителя: «егда гонят вы во град сем, бегайте в другой…» (Мф. 10.23) испросил разрешение переселиться в Саровскую пустынь. Многие ученики и ученицы его не хотели остаться в Петербурге и последовали за своим наставником. Мы уже видели, что он поместил учениц своих в Арзамасский Николаевский монастырь, а потом перевел их в Алексеевскую общину. Ученики же последовали за ним в Саров, где они прожили два года.　

В Сарове, как и в Петербурге, подвижническая жизнь о. Феодора привлекла к нему почитателей, которые часто посещали его. Наученный опытом, подвижник стеснялся этим, боясь возбудить неудовольствие других, тем более, что в Саровской пустыне было тогда много таких старцев, которых он считал опытнее и выше себя. К Саровской пустыни был приписан тогда почти запустевший убогий монастырь Санаксарский, находящийся верстах в 30-ти от Сарова, на р. Мокше, близь г. Темникова. Посетив, однажды, эту обитель, о. Феодор был восхищен ея прекрасным местоположением и тишиною уединения, которое в Сарове часто нарушалось большим стечением богомольцев. Он полюбил эту смиренную обитель и положил на душе намерение возобновить ее. По возвращении в Саров он стал просить у строителя Ефрема^[238] отдать Санаксар в его ведение, и получив согласие и благословение старца, переселился в 1759 году туда со всеми своими учениками. В течении 15 лет он совершенно переустроил весь монастырь. Вместо ветхой деревянной церкви воздвигнут им величественный каменный храм, при постройке котораго он сам лично трудился. Почти развалившаяся деревянная ограда заменена новою. Воздвигнуты вновь все необходимыя для монастыря постройки, при чем оне как-бы носят отпечаток характера своего строителя, поражая посетителя своею строгостью, порядком и отсутствием украшений. Но всего важнее была для иноческой обители внутренняя краса: введенный в Санаксаре устав был строже известнаго своею строгостью Саровскаго устава. Достаточно упомянуть здесь о продолжительности богослужения: вечерня продолжалась 1 ¹/₂ часа, повечерие 1 час, утреня 5 часов, литургия 2 часа, а когда и долее: всего в сутки не менее 9 часов, а в праздники, иногда, более 10 и даже до 12 часов. Поклоны в церкви безвременно творить воспрещалось, вся братия кланялась вместе, смотря на чтеца и певчих. По приходе от утрени и повечерия, каждый брат обязан был исправлять у себя в келии еще два раза в сутки продолжительное правило с поклонами. Все, кроме больных, обязаны были ходить в трапезу. Брать хлеб и пищу, кроме кваса, по кельям воспрещалось. Пирогов и белаго хлеба никогда, даже в Светлое Воскресение не полагалось. Разве только пришлют какие благотворители, тогда предлагалось всем в трапезе. Огня иметь в кельях не позволялось, кроме топки печей и необходимаго при работах, производимых с помощью огня. Одеждой и обувью для братии служили холщевые балахоны и лапти. Даже иеромонахи и иеродиаконы совершали литургию в лаптях. На весь монастырь был один кафтан, в который и одевался тот, кого посылали в город, за покупками. О запорах, замках, бане и вине даже помину не было. Но что важнее всего так это то, что здесь, как и в древних монастырях введено было, чтобы каждый брат открывал все свои помыслы настоятелю, а тот вразумлял его, назидал и утешал. Беседы о. Феодора были продолжительны, он говорил часа по два и более, принимал приходивших к нему ради душевной пользы во всякое время и днем, и ночью, а отпускал всегда утешенными, успокоенными и умудренными на дальнейшие подвиги и труды. Деятельность о. Феодора не осталась незамеченной начальством, Епископ Пахомий в 1762 году убедил его принять священство, а потом и сделал его самостоятельным настоятелем Санаксарскаго монастыря. Под руководством такого старца воспитались многие, ему подобные ученики, которые впоследствии, по распоряжению святейшаго Синода и по просьбам архиереев, вызываемы были на настоятельство в славнейшие древние монастыри, чтобы обновить в них строгую подвижническую монашескую жизнь.^[239]　

Строгость настоятеля часто даже была не под силу его ученикам, но в большинстве случаев недоразумения обращались в пользу тех же учеников. Здесь нет надобности приводить примеры, но следует сказать лишь об одном.

Некоторые смущались тем, что такой, по видимому строгий подвижник принимает близкое участие в судьбе Арзамасской Алексеевской общины и таким образом управляет двумя монастырями мужским и женским. Эти соблазнившиеся люди ходили даже в Киев и говорили об этом с знаменитым тамошним подвижником схимонахом Досифеем.　

«Вы слабости какия в нем заметили?» спросил Досифей. — Нет. Он строгой жизни.　

«Недостатки что-ли какие есть?» — Никаких нет.　«За кого вы его почитаете?» — За святого.　«Что он грамоте знает?» — Ученый!　«Что же вы сомневаетесь? не сомневайтесь! Умная голова не только два стада, а десять может пасти».　

Сомневающиеся успокоились.　

Мы уже видели, по какому случаю о. Феодор невольно должен был оставить Санаксарь и провести 9 лет в заточении, в Соловецком монастыре. По возвращении из ссылки, он с великой радостью и честью встречен был жителями Санаксарскаго монастыря, но вскоре опять постигли его скорби. Начались недоразумения с настоятелем монастыря о. Венедиктом, главным образом из за того, что в отсутствии о. Феодора монастырская жизнь ослабела и в монастырь проникло даже пьянство. Венедикт, негодуя на то, что Феодор вмешивался в управление монастырем сначала писал на него несколько доносов, которые впрочем ни к чему не повели, а потом запретил допускать к о. Феодору посетителей и последний снова очутился как бы в заключении. Терпели же от этого, главным образом те, кто искали получить от о. Феодора наставление, утешение и пользу для души. Впрочем Венедикт умер ранее Феодора на три года, в 1788 году, и, как полагают, пред смертью помирившись с ним. Незадолго до своей кончины о. Феодор посетил Арзамас и дал последнее наставление своим алексеевским ученицам. Между прочим, он говорил, что всегда будет молиться о них и, если по смерти он будет иметь дерзновение ко Господу, то число их достигнет 500.

Впоследствии сестры Алексеевской общины могли утешать себя мыслию, что их «батюшка Феодор» наследовал Царство Небесное, так как число сестер превысило даже и 600. По пути из Арзамаса, о. Феодор посетил Саров и там со всеми простился, а, по возвращении в Санаксар сильно ослабел; на некоторое время даже лишился языка и в тот же день скончался. Погребли его близь созданного им храма, а на могиле его положена аспидная доска с надписью. Время от времени из Алексеевскаго монастыря приезжают избранныя сестры, чтобы поклониться его останкам, имя же его вечно и непрестанно воспоминается при всех молитвословиях Алексеевскаго монастыря. Благоговея пред памятью о. Феодора, прилагаем к сей главе его портрет.

С 1791 г. ежегодно начала посещать гор. Арзамас достопочтимая святыня всего Нижегородскаго края Оранская чудотворная икона Божией Матери Эта святая икона есть список с чудотворной Владимирской иконы Божией Матери, находящейся в Москве, в Успенском соборе, писанной по преданию св. евангелистом Лукою. Написана она в царствование царя Михаила Феодоровича по усердию боярина Петра Андреевича Глядкова, который основал в 1634 г. в честь этой иконы храм и обитель в местности «Ораное поле», почему, как обитель, так и икона получили наименование Оранских. Глядков, постриженный под именем Павла, был настоятелем этой обители и убит напавшею на обитель языческой мордвою, а святая икона прославилась безчисленными чудотворениями. С 1771 г. она, ежегодно, начала посещать Нижний Новгород, а потом и другия места. Из одного письма вышеупомянутаго иеромонаха Феодора можно заключить, что она и ранее бывала в Арзамасе, но таковыя посещения были случайными.

С 1791 г. посещение св. иконою г. Арзамаса ежегодно, в известное время, утверждено было указом преосвященнаго нижегородскаго епископа Дамаскина (Руднева), хотя Арзамас и принадлежал еще ко Владимирской епархии. Арзамасцы сами ходатайствовали об этом и поводом к их ходатайству, как говорит предание, послужили опустошительные падежи скота и чрезмерное умножение в Арзамасе бесноватых женщин.

24 августа 1791 г. Оранский игумен Мефодий доносил преосвященному Дамаскину, что:

…«Арзамасское общество, по их усердию желает образ Божией Матери принять к себе в Арзамас сего месяца 26 числа, а я без благословения Вашего Преосвященства не смею, на что и требую от Вас Архи-пастырскаго благословения». На том же донесении Пр. Дамаскин положил резолюцию: «Бог благословит, пускай берут Образ, только в Арзамасе надобно знать, чтобы игумен и протопоп первенствующий с прочими священниками встретили за городом, со крестом и проводили в соборную церковь порядочно и без смятения»… С того именно времени и установился благочестивый обычай приносить в Арзамас святую икону. В первые годы св. икона пребывала в Арзамасе с 29 августа до Рождества и к празднику возвращалась в Оранский монастырь. В церквах арзамасских она пребывала по нескольку недель. С течением времени срок пребывания иконы в Арзамасе постепенно сокращался: еще в 1830-х годах провожали икону 12, 14 и 16 ноября, в 1840-х годах проводы часто приходились на 22 октября, а в наше время обыкновенно св. икона пребывает в Арзамасе до перваго октябрьскаго воскресенья. Сообразно с этим и срок пребывания иконы в каждом храме ограничивается ныне 1–3 днями, но за то в наше время весь сентябрь, т. е. все время пребывания св. иконы в Арзамасе, является как-бы одним сплошным праздником: храмы, в которых пребывает икона, бывают полны молящимися, стекающимися со всех концов города и богослужение всегда отличается торжественностью. В старину, когда икона пребывала, например, у Благовещенья по две недели, такой торжественности конечно не могло быть. Проводы иконы в разныя времена были в разныя места, но около 1870 г. установился обычай торжественно провожать св. икону в церковь с. Выездной Слободы, что также увеличило благолепие проводов. Прежде св. икону сопровождали по два иеромонаха. Ныне, обыкновенно, сопровождают иеромонах, иеродиакон и 3 послушника. Служение молебнов и всенощных в последнее время, к сожалению, по произволу монашествующих, значительно сокращено. Впрочем, можно сказать, что доселе все жители Арзамаса считают своею священною обязанностью принять святую икону в своем доме. За все истекшее время, в течении 110 лет, однажды только, при епископе Иеремии, по его распоряжению, икона вовсе не была в Арзамасе и арзамасцы, отправившиеся в Оранку встречать икону, возвратились без иконы. Это привело к огорчению и ропоту на архиерея. На следующий же год, по прошению арзамасцев, снова разрешено ежегодно, в обычное время, приносить св. икону в Арзамас. С 1874 г. св. икона стала посещать Арзамас вторично на обратном пути, обыкновенно в конце Великаго поста, при чем она приносится в один из городских монастырей.^[240] Для встречи иконы отправляется большое число богомольцев. В 1860 г.г. усердствующие начали носить с собою хоругви. Первыми подобными хоругвеносцами были: Ив. Гр. Ичаловский и крестьянин д. Пушкарки Ив. Егор. Котенков. С течением времени у них явилось много соревнователей и в конце — концов это послужило поводом к учреждению в Арзамасе Общества хоругвеносцев.　

9 мая 1794 г. прибыл в Нижний-Новгород новый епископ Павел II (Пономарев, впоследствии архиепископ Ярославский и Ростовский). Хотя при нем Арзамас еще и не принадлежал к Нижегородской епархии, но преосвященный Павел сам лично много благодетельствовал арззамасской Высогорской пустыни.　

В 1798 году, по распоряжению нижегородской казенной палаты, отведены этой пустыни рыбныя ловли на р. Теше, две мельницы и 30 десятин земли, а Святейший Синод причислил Высокогорскую пустынь к числу семибратских обителей, но не предоставил ей права получения денежных пособий от казны. С того времени Высокогорская пустынь изъята из ведения Саровской пустыни и поставлена в зависимость от епархиальнаго начальства.　

В том же году Николаевскому монастырю Высочайше пожалована водяная мельница на р. Вадке, близь села Вада, арзамасскаго уезда, а в 1800 году «Унзово озеро» в Горбатовском уезде, в 60 верстах от Арзамаса.　

В мае месяце 1798 г. по распоряжению правительства от Арзамасских городских угодьев, когда-то (в ХVII столет.) подаренных городу боярином Ртищевым, отмежевано в казну 1529 десятин 344 саж. лесу на том основании, что будто-бы «городским сословиям более благопристойно заниматься торговлею и промыслами, нежели землепользованием»… Из этих отмежеванных земель впоследствии нарезано казною крестьянам с Ямской Слободы 312 десятин, а остальное количество 1216 ¹/₂ десятин осталось за казной под именем Арзамасской казенной лесной дачи.^[241] Тогдашнее городское общество не смело даже выразить своего мнения по этому предмету. Впоследствии говорили, что межевание произведено под влиянием выездновскаго помещика Салтыкова, которому будто-бы также перепала частичка арзамасских лесов. Сами арзамасцы тогда еще плохо знали цену своему добру: перелески подходили вплоть к городу, лес рубили жители без разбора, где попало и сколько угодно. Доселе сохранилось несколько домов, рубленных из арзамасскаго городского леса. Таких бревен ныне уже и на базаре в Арзамасе никогда не бывает!..　

Вопрос о возбуждении ходатайства о возврате этого леса городу поднят был впервые около 1880 г. мещанином Никол. Никол. Скорняковым-Солнцевым, который брался ходатайствовать об этом в Петербурге, но просил у городского общества на расходы 2 или 3 тысячи рублей, почему общество взглянуло на его предложение подозрительно и оставило дело без движения. Лишь в 1897 году, в виду благоприятнаго исхода подобных же ходатайств городов Бузулука и Сергача, городское общество снова взялось за это дело уже само, но и на этот раз дело тянулось слишком 10 лет и успехом не увенчалось.　

В том же 1798 году игумен спасскаго монастыря Иоанн переведен в сане архимандрита в Желтоводский-Макарьев монастырь. Спасским монастырем управлял он около 7-ми лет, а Желтоводским почти 14 лет, в самую цветущую эпоху этой обители, построил там храм во имя пр. Макария, существующий до ныне, и скончался в 1813 г. В Арзамасе он пользовался любовью и почтением горожан и посещал Арзамас, даже когда уже был Макарьевским архимандритом, так, например, он освящал нынешнюю Владимирскую церковь 23 марта 1802 года.　

16 октября 1799 года повелением Императора Павла I Арзамас окончательно присоединен к Нижегородской епархии и епископам Нижегородским повелено именоваться и Арзамасскими. Титул этот они носили в течении всего XIX столетия и носят доселе. Первым носил его знаменитый творец «Новый Скрижали», изданной в 5 частях, в Москве, в 1803 г., Архиепископ Вениамин II (Краснопевков). Еще при жизни его «Новая скрижаль» выдержала 3 издания. Нынешний преосвященный епископ Иоаким есть 19-й иерарх Нижегородский и Арзамасский.^[242]

В 1800 г. в управление обоими мужскими Арзамасскими монастырями вступили новые настоятели: в Спасский переведен из Рязани, из Троицкаго монастыря игумен Евграф, при котором в 1805 году построен большой каменный корпус, со святыми воротами и церковью над ними, а на Высокую гору определен строитель Мелетий, человек весьма замечательный, о котором мы будем еще говорить под 1805 годом.　

Ранее, в предыдущих главах, мы обращали внимание на то, каким представлялся Арзамас на рубежах столетий т. е. к 1601 и 1701 годам, а потом пред началом своего «золотого века» или во время посещения Императрицей Екатериной II т. е. около 1770 года. Теперь бросим взгляд на Арзамас в 1801 году: оказывается, что за последние 30 лет ХVIII века он значительно шагнул вперед. Построено было много новых каменных храмов. из существующих ныне арзамасских церквей более половины были уже тогда построены. Каменные дома уже не представляли редкости: даже улицы начинали замащиваться, но было много еще и непроездных, во время грязи, мест. План нижней части города был похож на какой-то лабиринт, в котором теперь невозможно и разобраться. Почти все кожевенные заводы, а их было тогда не менее 100, находились в нижней части города, здесь же были и постоялые дворы, которых было до 130.　

Такова была внешность, с одной стороны, носившая еще отпечаток времен давно прошедших, а с другой уже начинавшая принимать тот вид, в котором ныне представляется нам Арзамас. Взглянем теперь на внутреннюю жизнь Арзамаса, которая мне хорошо известна по разсказам тех старичков, которые в 1801 году были чуть не младенцами, а со мною беседовали в 1870 годах, уже стоя одной ногой в могиле. XIX век вообще многое изменил на свете, изменилась в течении его и вся внутренняя жизнь арзамасцев. По этому не будет лишним разсказать, как тогда жили-были наши деды и прадеды. Хотя рассказ и далеко не будет полон, но из немногаго можно будет видеть, как все изменилось за 100 лет.　

При наступлении XIX столетия в Арзамасском уезде одна только волость, Вадская была заселена сплошь государственными крестьянами, с. Волчиха принадлежало к удельному ведомству, большинство же селений уезда принадлежало дворянам-помещикам; крепостное право достигло своего апогея.　

В числе арзамасских помещиков было в то время много знатных и богатых фамилий. Кроме Салтыковых, владевших Выездной Слободой еще со времен царя Михаила Феодоровича, в арзамасском уезде имели поместья: графы Скавронские — Новый Усад с деревнями, Зубовы — Красное село, князьям Оболенским принадлежали Мотовилово, Ломовка и Михайловка, Бутурлиным — Новая деревня и другия селения, Полуэктовым — Шатки, Безсонову — Спасское, Тучковым — Пиявочное озеро, Багратиону — Чуварлейка. Это только отборная знать, жившая почти постоянно в столицах, но, кроме их, Много было других господ, которые жили в поместьях, а для приезда в город имели свои дома в Арзамасе. Многие господские дома перешедшие в другия руки, существуют еще и теперь. Глядя на них, приходишь к воспоминанию о живших когда-то в Арзамасе господах: Приклонских, Пушкиных, Полчаниновых, Полянских, Ханыковых, Алексеевых, Чемодановых, Панютиных, Патрикеевых, Трескиных, Пантелеевых, Анненковых, Заваровых, Алфимовых, Трегубовых, Карауловых, Ермоловых, Баженовых, Калмацких, Болявиных и множестве других… Вся эта аристократия жила в своих поместьях, тою же барскою жизнию, которую уже столько раз описывали историки, писатели и поэты и нам уже нечего тут прибавлять, хотя в уме и носятся отдельныя картины помещичьей жизни, вспоминаются эпизоды, слышанные от очевидцев и от дворян, и от их крепостных, и от случайных свидетелей других сословий. Все эти дворяне-домовладельцы съезжались в Арзамас, чтобы повеселиться в общем аристократическим кругу; не знаем какова была их полезная общесословная деятельность в Арзамасе, но за то слыхали, что веселиться они умели: балы у них сменялись одни другими, разнообразились съездом, в так называемое дворянское собрание, которое с течением времени переродилось в арзамасский общественный клуб. Устраивались спектакли. Но нужно сказать, что все это происходило в замкнутом кругу аристократии, которая не гнушалась принимать в свою среду взяточников городничих и разных чиновников-крючкодеев, но с высоты и презрительно взирала на арзамасских именитых граждан и первостатейных купцов. Между этим и двумя сословиями была глубокая пропасть. Единственным связующим звеном были деньги, но и те переходили от дворян к купцам и обратно чрез руки управляющих и бурмистров. Позднее, лет чрез пятьдесят, пред самым уничтожением крепостного права, начались уже и непосредственныя сношения между купцами и более благоразумными помещиками. Благодаря именно этой розни между сословиями и не осталось в Арзамасе почти никаких памятников местнаго дворянства, кроме их домов, перешедших в другия или третьи руки, да несколько десятков чугунных плит на Всехсвятском кладбище и в Высокогорской пустыни, под которыми погребены бренные останки этих бар. Из сохранившихся записок соборнаго протоиерея о. Степана Пименова видно, что арзамасскому духовенству иногда доставалась не легкая обязанность сопровождать эти останки на Высокую Гору пешком в трескучие морозы или во время распутицы, в конце Великаго поста… Более сановитых бар хоронили в их поместьях, куда для встречи покойников всем собором выезжали архимандрит, протоиереи, избранные священники и громогласные диаконы. Этими похоронными церемониями и ограничивались сношения дворян и духовенства. Первые утопали в роскоши, вторые питались от крупиц, подающих от трапезы господей… того задушевнаго радушия, с которым относились к духовенству арзамасские граждане, в дворянской среде, за редкими исключениями, не было.　

Скажем несколько слов о городничих и прочем чиноначалии града Арзамаса в те времена. Это были те же типы, которые в общих чертах давно уже описаны нашими классическими писателями, а чтобы про меня не сказали, что я без основания назвал г.г. городничих взяточниками, привожу, почти целиком, любопытный документ, открытый мною в архиве арзамасской мещанской управы. В бумагах за 1804 год нашел я запись экстренных расходов мещанскаго старосты Ив. Сазанова, учиненных вместе с купеческим старостой И. Ф. Трушенниковым. Вот эти расходы:

2 февраля. В день Сретения Господня по случаю привода к присяге выбранных из купечества и мещанства лиц, снесено господину городничему, Даниле Афанасьевичу, голова сахару и штоф спирта на 9р. 87к., тогда как духовенству за присягу отдано только 25к.

По случаю сырной недели, 6-го марта, опять господину городничему хлеб в 85к., осетра, в коем весу было пуд с полуфунтом на 5р. 25к., да бочонок икры свежей 33 ¹/₂ ф. на 8р. 25к. Двоим квартальным по хлебу же, да бурак икры пополам 20 ³/₄ фун., казначею — хлеб, штоф водки французской, да опоек для сапог на 5р. 85 коп., да еще в разныя места 2 хлеба и кое-чего на 5р. 70к.

В Светлое Воскресение господину городничему снесены голова сахару, 1 фун. чаю в 2р. 50к. и штоф спирту, а двоим квартальным надзирателям 1 фун. чаю по-полам да два штофа спирту. 22 июля по случаю приезда новаго квартальнаго, какого-то Андрея Яковлевича, ему преподнесены штоф водки и фунт чаю на 3р. 30к. 28 июля записано: губернаторскому кухмистеру в кушанье десяток яблоков на 30к. 11 декабря, в день ангела, городничему опять голова сахару, фунт чаю и штоф спирту. Ему же по совету мещанскаго общества, снесено на дрова 100 рублей.　

Каждый раз при сдаче подушных денег в казначействе давалось и казначею, и подъячим, и счетчикам, и сторожам, и солдатам. Так под 12 декабря записано, что при сдаче денег в казначейство, за вторую половину, в 3 раза дано казначею 10р., приказным 5р. и счетчикам, сторожам и солдатам 3р. 40к.

Из всех этих записей видно, что экстренные расходы были ничто иное, как взятки, которыя давались городничему, квартальным, казначею и даже губернаторскому повару. Хотя 1804 год и был високосный, но нет никакого основания думать, чтобы простые года обходились без подобных расходов. Это были общественныя подношения местным властям, за ними шли частныя. Подобно тому как в Рождество по городу разъезжало духовенство, новый год был сенокосом для подъячих, которые сновали по домам купцов и собирали новогоднюю дань. Более солидные из них не унижались до того, чтобы собирать эту дань самим, а принимали даяние у себя на домах. Городничие даже не удостаивали приносящих своего лицезрения: у них подарки принимались особыми приставленными к тому лицами, с задняго крыльца. Приносящих никогда не приглашали садиться или побеседовать, а только облегчали и отпускали с миром. Но приношения делались не только в Новый год, а и в Пасху и в день имянин городничаго, что же касалось деловых сношений с начальством, то, при получении каждой ничтожной бумажки, нужно было давать и писцам, и секретарям, и так далее. Неграмотность еще более этому помогала. Многие чиновники покончив свою службу в Арзамасе, уехали из него навсегда, но некоторые и оставили здесь свое потомство, так, например, известный секретарь городского магистрата Иван Яковлевич Терентьев сделался родоначальником купеческой фамилии Терентьевых. Замечательно, что наклонность к законоведению укоренилась в этой семье надолго, даже до четвертаго рода.　

Теперь скажем о житье-бытье всех горожан вообще. День распределялся тогда не так, как у нас ныне. С вечера, особенно зимою, все рано ложились спать, часов с семи. За то с полночи начиналась работа на кожевенных заводах и хозяева вместе с рабочими, должны были вставать, чтобы наблюдать за работой. На свету рабочие завтракали и опять ложились спать часа на полтора, хозяева также следовали их примеру. Неимеевшие заводов вставали часов с 4 или 5. На базаре лавочники выходили рано, до света и торговля начиналась с огнем. В большие базары торговыя дела начинались часов с двух. Даже арзамасския женщины, которыя плели кружева, выходили продавать их на базар арзамасским торговкам также часа в 2.　

В праздники зимою всенощных не служили, а все ходили к заутрени, которая в воскресные дни начиналась часа в 4, а в праздники, чем торжественнее праздник, тем ранее, часа в 2 или 3, а то и раньше.　

Часов около 8-ми все вообще завтракали. Чаепития в 1800 году в городе еще почти ни у кого не было. Лишь в XIX столетии арзамасские купцы начали, как предмет роскоши, покупать самовары, но большинство арзамасцев не знали еще, как обращаться с самоваром, как его поставить, как заварить и разлить чай. Разсказывали массу анекдотов о неумелом обращении и с тем, и с другим. Обед полагался часов в 10, 11 и уже никак не позднее 12. После поздней обедни по праздникам все прямо садились за стол обедать. Гастрономическими и кулинарными способностями арзамасцы не отличались, но при тогдашней дешевизне на все продукты, имели возможность пользоваться дешевой, здоровой и вкусной пищей. Достаточно вспомнить, как мы говорили в XVIII главе, что икра паюсная продавалась в Арзамасе на базаре 5 алтын за фунт, а баранов пригонялось только в Выездную по 50,000 штук, а в Арзамас еще более и арзамасцы всю осень только и ели, что баранину, бараньи головы, почки и кишки. Сообразно с этим были недороги хлеб, рыба и все другие продукты. Для питья, чуть не в каждом доме, всегда имелась брага. Ее варили домашним способом к каждому большому празднику: Рождеству, Масленице и Пасхе. А в богатых домах варили и мед, который для аромата растворяли розовым маслом. Не смотря на дешевизну мяса во всякое время, домовитые хозяева запасали впрок солонину, окорока и соленую рыбу. В посты, когда и рыбу считалось греховным кушать, лакомились маслами маковым и ореховым, мочеными яблоками и истребляли целыя кадушки меду.　

Одежда в то время была национальной. Женщины сплошь носили сарафаны, бострока, кокошники, тулупчики и холодники. Молодые мужчины брились и носили немецкое платье, т. е. длинные сюртуки, бархатные картузы, набитые пухом, и козловые сапоги. Многие из них нюхали табак, щеголяя серебряными табакерками, некоторые курили из трубок с длинными чубуками. Среди женщин употребление табаку презиралось. Пожилые мужчины одевались в бумажные самотканные или плисовые штаны, кафтаны и шляпы. Шубы кроме овчинных и мерлушчатых, носили беличьи, заячьи и лисьи. Щеголяли куньими и собольими воротниками, а богатые мужчины и собольими шапками. Чтобы показать другим свои наряды зимой, особенно на масленице, катались по всем улицам города, а летом устраивали гулянья. Чего либо вроде бульваров или общественных садов тогда не было, а ежегодно в большие праздники собирались гулять где нибудь, в избранном раз навсегда, одном и том же месте. Так, например, ежегодно гуляли в субботу на Пасхе в Выездной Слободе, около церкви; в день Вознесения, в роще, около монастыря, на Высокой Горе, в семик около Убогих домов; в Троицын день — в Выездной, в роще Утешной; в Духов день, хотя не все, ездили в с. Кирилловку; в день Всех Святых ежегодно гуляли «Загородами». Это, доныне существующее гулянье на Загородах собиралось неподалеку от города, в местности, окруженной в те времена прекрасными ореховыми перелесками, и привлекало массу гуляющих. Женщины, гулявшие в Утешной на троицу в лучших своих нарядах, являлись на Загороды во вторых одеждах и украшениях. 24-го июня или на Предтечу гуляли около Рамзая, куда в тот день утром, обыкновенно, совершался крестный ход из Всехсвятской церкви. 1 августа гуляли по берегу р. Теши; на этом гулянье, обыкновенно, щеголяли новыми нарядами, привезенными с Макарьевской ярмарки, которая к этому дню уже кончалась. На этих гуляньях гуляли часов с 4 и не далее 8-ми вечера, женщины одни чинно прохаживались, другия стояли по сторонам, созерцая гуляющих. Мужчины в дамском кругу могли быть только молодые, т. е. женившиеся в этот год, все же остальные гуляли отдельно. Песен, подобно селам и деревням, на гуляньях в Арзамасе не допускалось, даже считалось не приличным громко разговаривать, но смеяться при тихом разговоре было можно. Верхом неприличия считалось есть на гуляньи какия-либо лакомства или грысть орехи. Молодые люди и мальчишки на гуляньях, обыкновенно в стороне, играли в лапту. Были гулянья другаго рода, так называемые ярилы. Происхождение их древнее, чисто славянское, занесенное в Арзамас и его уезд из древних русских городов. В селах: на Ваду, в Ичалове, и других этим именем назывались ярмарки на 1-й неделе Петрова поста, сопровождавшияся гуляньями. В городе же было несколько ярил. Их, как ни странно, называли еще христианскими именами: были ярилы Вознесенская, всехсвятская и тихвинская. Происхождение их было таково: обыкновенно в тех улицах, где проходили в большие праздники крестные ходы, по окончании их у обывателей собирались гости, родные и знакомые из других концов города, начиналось угощение, которое и длилось во весь день; к вечеру на улицах устраивались хороводы. Само собою разумеется, ночь была уже неспокойная и выходила из своей колеи. Утром кто с похмелья, а кому работа на ум нейдет, начинали опохмеляться и играть, обливая друг друга, преимущественно неожиданно, водою из ведра; это и называлось ярилой. После игры и обливанья, доходившаго до того, что даже на улицах обливали незнакомых прохожих, работа уже конечно на ум не шла и день опять заканчивался хороводами. Впрочем нужно сказать, что ярилы справлялись только на окраинах города, Вознесенская в Прогонной улице и Казарменской слободе, всехсвятская в конце Ильинской улицы, девятая около Ильинской церкви и Тихвинская в Мартовке и на Бутырках. Мало-мальски зажиточные люди и жители центральных улиц участия в ярилах и хороводах не принимали. Обыкновенно водили хороводы дети гладильщиков, скорняков, сапожников и прочих ремесленников тогда, как девушки из купеческих и даже небогатых, но хорошаго рода, семей жили затворницами: оне не только на гуляньях, а даже в крестных ходах не участвовали, даже в церковь брали их очень редко. А, чтобы высмотреть жениху какую-либо невесту, нужно было идти или в Алексеевскую общину, в сборное воскресенье, или к Благовещенью, в день Параскевы-Пятницы к обедне, куда ежегодно выводили девушек невест как на выставку. Чаще всего случалось так, что свахи предварительно устраивали все дело, родители приходили к обоюдному соглашению и тогда уже жених со своими родителями и свахой являлся в дом невесты. Когда эти гости чинно разсаживались на почетных местах, мать или одна из сродниц выводила разряженную в лучшую одежду и жемчуги невесту, которая, молча кланялась гостям и садилась. После некотораго безмолвнаго созерцания, невесту иногда уводили из комнаты, а жених с родней выходили в сени и там шепотом решалось: «да» или «нет». Обыкновенно кончалось рукобитьем, т. е. возвращались в горницу. Родители били по рукам, говоря образно, а выражаясь просто, давали друг другу руку в знак согласия. Жениха и невесту ставили рядом и молились Богу, иногда тут уже был и священник наготове или за ним посылали. Символом решения было то, что невеста дарила жениху платок. Начинались поздравления, сопровождавшияся поцелуями старых и новых родных между собой. Жениха и невесту сажали рядом. По обычной застенчивости, а главным образом вследствии тогдашняго обычая, держать себя в обществе чинно и невозмутимо, жених и невеста целые вечера просиживали молча, не смея или не находя повода сказать слова друг другу, многие из них, а особенно невесты, даже не смели поднять глаза, чтобы хорошенько разсмотреть своего суженаго. Вся обязанность жениха и невесты состояла в том, чтобы безсчетное число раз целоваться в угоду гостям, которые кричали«горько!» с рюмками в руках… В следующие дни жених и невеста вели себя уже развязнее, когда общество являлось уже другое, собирались девицы, подруги и сродницы невесты, чтобы днем шить приданое, а по вечерам веселиться и петь песни. Танцев тогда не было, их заменяло чинное хождение по комнате, под руку, при пеньи песен; музыки не полагалось; звуки гармонии, по тогдашним понятиям, безчестили весь дом. Посторонние молодые люди на подобные вечера также не приглашались, имели доступ только самые близкие родственники жениха и невесты, да тогда такого элемента и было очень мало: женили рано, одни числились еще в недоростях, другие уже занимались делом, торговали, ездили по ярмаркам, а третьи и просто стеснялись, боясь сконфузиться своей неловкостью, ненаходчивостью или не находя во всем этом и удовольствия.　

Здесь потребовалось бы очень много места описывать все обычаи, сопровождавшия тогдашния свадьбы, похороны и другия церемонии, исполнявшияся в торжественные моменты человеческой жизни. Замечу только, что при тогдашней религиозности арзамасцев, все они совершались под благословением церкви, почему и установились да и доселе сохранились в Арзамасе благочестивые обычаи делать все с молитвою и призыванием имени Божия. Вот те именно обычаи, которые существуют только в одном Арзамасе и неизвестны в других городах: жениха и невесту к венцу сопровождает священник. Прийдя в дом жениха, он сначала читает молитву и осенив крестом сваху, отпускает ее за невестой. Потом читает вторую молитву и после нея едет с женихом в церковь. Если невеста того же прихода, то священник, оставив жениха в церкви, едет за невестой, а если невеста живет в другом приходе, то ее сопровождает свой духовник, который ожидает приезда свахи в доме невесты. С невестой тем временем прощаются родные и дают ей деньги. По приезде свахи, священник читает молитву, осеняет невесту крестом и, благословляя крестом весь путь невесты, едет в церковь во главе поезда вместе с шафером (по старинному со светчим), который имеет в руках св. икону. За эти проводы по издревле установившемуся обычаю священник не получает никакого вознаграждения. После венчания, если дом жениха близко, священник в облачении, с крестом в левой руке, правою рукою ведет новобрачных в дом в венцах, со свечами при пении молитв в честь Божией Матери. Ныне такия церемонии случаются раз в десять лет, но прежде бывали довольно не редко, но и ныне, обыкновенно весь причт и певчие тотчас же после венчания отправляются в дом жениха и там немедленно начинается молебен, во время котораго новобрачные стоят в венцах, с горящими свечами. В первое воскресенье после брака, обыкновенно, до сих пор совершается вывод молодых в церковь. Новобрачные отправляются к обедне и после нея слушают благодарственный молебен. Кончина каждаго православнаго арзамасца делается известной всему городу, потому что тотчас по его кончине, родственники, сообщив об этом священнику, просят его благословения ударить в колокол. Священник, обыкновенно назначает сколько раз ударить, от 6 до 12 раз, имея в виду возраст умершаго и его отношения к церкви. Умелые люди ударяют очень редко, в большой колокол и вот во всем городе раздаются вопросы: «кто это умер? Царство ему небесное!» говорят сограждане, осеняя себя крестным знамением. Крышка гроба обыкновенно выставляется к воротам дома, в котором находится покойник. Вынос тела в церковь и проводы на кладбище всегда сопровождаются редкими ударами в большой колокол. Все это обычаи собственно арзамасские, не встречающиеся в других местах. Все они свидетельствуют насколько были религиозны и близки к Церкви наши предки. К этим же обычаям следует отнести и неизвестное в других городах «Хождение с Николой». Это обычай пред праздником св. и чудотворца Николая (6 декабря), когда каждый церковный причт обходит весь приход с иконой святителя и в каждом доме служат ему молебен с водосвятием В старину обходили весь приход в одну ночь, накануне Николина дня, почему весь город проводил эту ночь без сна, как-бы ожидая посещения великаго святителя, который при жизни разносил по ночам нуждающимся «узлецы злата и сый, в сониях являлся человеком».^[243] С течением времени обычай этот несколько изменился: во многих домах стали служить всенощныя, а потому хождение с Николой ныне обнимает до трех недель, до и после праздника.　

Но, как известно, мир во зле лежит, добро и зло в нем страшно перемешаны, борются и побеждают одно другое… И мне, как летописцу, не приходится описывать только лишь то, елика праведна, елика честна, елика прелюбезна, елика доброхвальна… Нужно для полноты исторической картины указать и темныя стороны жизни стараго Арзамаса.　

Около 1800 года, когда торговыя дела в Арзамасе сильно развились, появились в нем трактиры: первый Монахов, на базаре в доме, принадлежащем ныне С. В. Бебешину, Чичканов, который около 80-ти лет содержали крестьяне с. Выездной Слободы Чичкановы. Лопашев, владельцы котораго, впоследствии прославились своими ресторанами в Нижнем и в Москве… При трактирах были биллиарды и ничего такого невидавшая молодежь, падкая на развлечения, потянулась в них сначала задними дверями, крадучись от старших, а потом и вьявь, без стеснения. Находили молодые ребята где повеселиться и кроме трактира. Один из участников тогдашних кутежей и попоек разсказывал мне 70 лет спустя, когда ему было уже 90 лет, что они бывало снимали заднюю избу на какой-то горе, обтягивали стены полотном, зажигали целых 2 фунта сальных свечей и потом пели песни, пили вино и пировали целую ночь. Это гуляли мелкие торговцы и приказчики, которым опасно было показать свои проказы хозяевам и богатым людям, а вот, что делали богатые молодые люди, которые никого не стеснялись, не боялись даже городничих, потому — что умели их задарить. Такими безшабашными гуляками, об удали которых сохранилась память в течении целой сотни лет, были братья Цыбышевы, Андрей и Александр. Предки их были самыми богатыми людьми в Арзамасе, имели свои чугунные заводы. Отец их, Иван Иванович, был одним из почтеннейших жителей Арзамаса, принимал у себя в доме великаго Суворова и даже будто-бы сама Екатерина, обозревая Арзамас, заезжала к нему в дом. Дом этот, хотя и не был обширен, напоминал палаты до-Петровских бояр своими узкими окнами и комнатами со сводами. В кладовых Цыбышева, по преданию, деньги хранились в боченках, прикованных к сводам цепями. За двором, наполненным всякаго рода хозяйственными постройками, был обширный сад, в котором росли лучшия яблони и всякаго рода плодовыя деревья. Двор с садом занимали пространство более чем полторы десятины, на углу Куриной или Цыбышевой улицы, на вершине горы, саженях в 150 от Ильинской церкви. Но это еще не все: от задних ворот сада, чрез овраг перекинут был прекрасный, прочный мост, который вел в другой, еще более обширный и прекрасный сад, занимавший целую гору, находящуюся на востоке от Арзамаса и доныне известную под именем Цыбышевой.　

Дом Цыбышевых был полон всяким добром, а слуги у них были не нанятые, а купленные. В те времена не только дворяне, а и купцы имели право покупать крестьян. Многие арзамасские купцы широко пользовались этим правом, покупая крестьян и у помещиков, и у однодворцев, и даже в оренбургских степях у киргизов, башкир и калмыков. Когда лицам не дворянскаго сословия воспрещено было покупать крепостных, то начали обходить этот новый закон, совершая с помещиками кабальныя записи, будто-бы барин отдает парня или девку на всю жизнь в кабалу, тогда, как он на самом деле продавал их совсем. Купленных парней и девок часто венчали и затем являлись на свет свои доморощенные люди, которых записывали во время ревизий под фамилиями их господ; потому-то и развелось в Арзамасе очень много Цыбышевых, явились второстепенные Подсосовы, Быстровы, Корниловы, Куракины… В большинстве это были потомки купленных… Я еще застал в живых несколько старушек, которыя во дни оны были куплены рублев по двести, а в 1870 г.г., пережив своих господ и их богатство и славу, доживали свой век, которая, ходя по миру, а которая живя своими трудами… Некоторым купленным жилось еще вмоготу, потому-что хозяева их боялись Бога, но жизнь других была горька…　

Мой отец своими глазами видел в палатке одного богатаго купца висящия на стене нагайки, которыми секли провинившихся купленных, а бабушка моя разсказывала, как одна купленная девка уморила свою жестокую госпожу, посыпав ей кашу ядом… С особым удовольствием могу здесь отметить, что Слава Богу мои деды и прадеды, Скоблины, Наседкины, Щегольковы не имели купленных, хотя по своему достатку и могли бы их иметь, а, что они и с наемной прислугой обращались по-христиански, свидетельствует то, что няньки и даже кучера жили у них по 30 и более лет… Впрочем я сделал отступление в своем разсказе и возвращаюсь к Цыбышевым. Роднились они все с богачами и даже с москвичами. Жена Ивана Ивановича и одна из ея снох, необыкновенная красавица Наталья Ивановна, были москвитянки… Арзамасцы заглядывались на Наталью Ивановну, когда она, вся в крупных жемчугах, приезжала на рысаках в собор, к крестному ходу. Но вот умер Иван Иванович и молодые сыновья его очутились на своей воле. Все им стало доступно, все льстило и все кланялось. Отцовское богатство казалось неистощимым, дело на разум не шло да, может быть, на первых порах и само делалось, идя давно заведенным порядком. И вот молодые люди зажили, что говорится, во всю… Все прихоти их за отцовския деньги исполнялись, как по щучьему веленью… Они подобрали себе целую артель таких же молодых и безшабашных друзей и, как новые опричники, не знали себе ни в чем границ, кутили и дома и где вздумается, ходили по улицам с песнями… Идут бывало, и увидят, что у кого ни-будь вечеринка, сидит жених у невесты, заходят туда сами, всех поят и угощают, а их за это чествуют и ублажают… Иной бы хозяин и не рад таким гостям, да не пустить их в дом никак нельзя: и окна выбьют и разгонят всех, да и после пожалуй отомстят. Жаловаться на них не кому: городничий с ними за одно, давно уж ими куплен, а квартальные за ними же подобострастно ухаживают. Об мелких людишках и говорить нечего. Бабушка моя разсказывала вот что: «у одного богатаго купца дочь-красавица была присватана за равнаго себе жениха, степеннаго и зажиточнаго купеческаго сына. Вдруг одному из бр. Цыбышевых кто-то и скажи: „вот бы тебе невеста, да уж просватана“. Этого только Цыбышеву и недоставало. Посылает он сваху, но ей говорят, что невеста уже просватана, отказать жениху теперь нельзя. Цыбышевых это взорвало и они начали говорить: „невеста будет наша: уж на своем поставим! Вот как повезут накануне свадьбы постель с приданным в дом к жениху, мы остановим поезд и завезем все к себе на двор, ничего не поделают, от нас со двора не скоро возмешь, по неволе отдадут“. Нужно заметить, как тогда были уверены в могуществе Цыбышевых: даже отец невесты поверил в возможность исполнения угрозы и, чтобы избежать беды, принял все меры предосторожности. Придумали хитрость: наняли извощиков, уложили все приданое в воза, как какой-либо товар, укрыли рогожами, даже ведра к возам привязали для отвода глаз. Постельниц тоже укрыли рогожами. Со двора невесты, таким образом, выехал обоз, точно с каким товаром, и благополучно, проехав несколько улиц, въехал на двор к жениху». Так детски-наивно разрушен был план арзамасских опричников, Цыбышевых. Другой разсказ я слышал из уст своей матери. Муж одной из ея теток, Иван Макарович Макаров пировал на какой-то свадьбе и имел неосторожность поссориться с явившимися туда же погулять Цыбышевыми. Его вытолкали из горницы и столкнули с лестницы, причем он жестоко расшибся. Видя, что дело неладно, друзья Цыбышевых взяли его на руки и понесли домой. Ворота оказались запертыми. Тогда принесшие его раскачали его за руки и за ноги и перекинули через забор. Тут он и душу Богу отдал. Цыбышевых ничем и обличить было нельзя: «умер у себя на дворе, знать лишняго выпил на свадьбе!» Все это сходило с рук, но судей и городничих надобно было задабривать и вот, с течением времени, богатство Цыбышевых оказалось не прочным, а тут, как на грех, у них в дальнем саду нашли в стогу сена убитых людей. Началось длинное судебное дело, которое накормило множество судей и истощило все цыбышевское богатство. О чугунных заводах даже забыли, где они и были. Дом перешел в собственность города. Сначала в нем была открыта больница, а потом его почему-то решили сломать, кирпич продали купцу Сурину, а щебень развезли по всему городу. Оба сада порубили. Пустырь был продан И. С. Белоусову, а гору сначала купил священник, но потом продал ее Ив. Сер. Чичканову. Имя Цыбышевых осталось только в названиях улицы и горы. Судьба жестоко посмеялась даже над памятниками их заводов. Пожертвованный Цыбышевыми в Ильинскую церковь чугунный пол попечительство выломало, продало и заменило деревянным в 1895 году, а на Тихвинском кладбище чугунныя плиты, лежавшия на могилах Цыбышевых, еще ранее были сняты и проданы в лом. Андрей Иванович Цыбышев кончил жизнь уже на квартире, в бедности. Городское управление из милости дало ему должность сборщика за места на базаре. Он вел крайне нетрезвую жизнь.　

В 1802 году урожденцем города Арзамаса, академиком Александром Васильевичем Ступиным основана в Арзамасе школа живописи для приготовления учителей рисования, иконописцев и дворовых живописцев. Школа эта существовала до самой кончины Ступина, т. е. до 1861 года. В ней, преимущественно, занимались писанием икон и картин духовнаго содержания. Произведения школы развозились в разныя, даже отдаленныя, места России и Сибири.　

С 1802 г. по 1850 г. для двух только губерний Нижегородской и Казанской написано учениками школы 24 полных иконостаса и 432 образа, а в самом Арзамасе 21 иконостас, 392 образа. Сам Ступин не был художником, но был хорошим организатором школы. Из учеников школы вышло много хороших живописцев и несколько известных талантливых художников, каковы например: Василий Григорьевич Перов, знаменитый русский жанрист-сатирик (родившийся в Тобольске 1833 г. 23 декабря, скончавшийся в Кузьмине, под Москвою, 29 мая 1882 г.) превзошедший всех бывших до него русских художников жанристов. Профессоры Марков, Кошелев и зять Ступина, Алексеев.^[244]　

В 1804 году народное училище преобразовано было в уездное, кроме него открыто и приходское, которыя помещались в одном доме, напротив собора, там где прежде жили воеводы.　

В том же году тщанием, попечителя Благовещенской церкви купца Василия Ивановича Скоблина слит в эту церковь полиелейный колокол весом около 250 пуд., известный доселе под именем Скоблинскаго, о чем свидетельствует надпись на самом колоколе.　

В том же году лит колокол в 110 пудов в Богословскую церковь, замечательный по яркости звука, доныне служащий праздничным.　

6 ноября 1805 года на Средиземном море, в 17 верстах от Акры разбило бурею корабль патриарха Константинопольскаго, на котором, в числе других, плыл во Иерусалим строитель Арзамасской Высокогорской пустыни, иеромонах Мелетий. Он спасся от потопления, но чрез два дня, 8 ноября скончался, вдали от отечества и не достигнув Святой Земли.^[245] Это был человек весьма замечательный. Родом он был из астраханских купцов и получил хорошее образование, немыслимое тогда в купеческих семьях, знал несколько языков и в молодых летах вступил в монашество, избрав для своих подвигов знаменитую Саровскую пустынь. В 1789 г. он совершил путешествие во Иерусалим, составил подробное описание этого путешествия с некоторыми критическими замечаниями на проскинитарий Арсения Суханова, посетившаго восточныя святые места в XVII веке для ознакомления с тамошними обрядами и уставами.^[246] Мелетий возвратился в Россию лишь в 1794 году и привез с собою много различной святыни: часть св. древа Животворящаго Креста, часть камня гроба Господня и много частиц мощей св. угодников Божиих, восточных и российских. Все эти святыни вложены в резной кипарисный крест, окруженный такими же образками дванадесятых праздников, и хранятся в Вознесенском храме Высокогорской пустыни, в киоте за левым клиросом, составляя достопоклоняемую святыню этого монастыря. После четырехлетняго управления Высокогорской пустынью, он снова отправился в Палестину, но как мы уже видели, Промысл Божий направил путь его в Горний Иерусалим. В годы моего детства мне пришлось читать книгу его путешествия. Из нея глубоко врезались в моей памяти черты бедственнаго положения тогдашних палестинских христиан, теснимых турками, и близкое знакомство автора с армянами, язык и верования которых он знал хорошо, еще живя в Астрахани. Кроме вышеозначеннаго креста на Высокой Горе памятниками его остались чтимая Иверская икона Божией Матери, принесенная им с св. горы Афонской, вылитый при нем колокол в 162 пуда и привезенныя им из Палестины пальмовыя ветви, с которыми, долгое время, обыкновенно монастырское духовенство стояло на всенощном бдении в неделю Ваий.　

В 1805 г. преосвященный Вениамин освящал храм Алексея человека Божия в Алексеевской общине.^[247]　

Как-то летом 1806 года (день никто не запомнил), на разсвете, в Арзамасе, также, как и в Нижнем, чувствовалось землетрясение которое было, впрочем, настолько слабо, что многие его проспали, а те которые не спали, видели, как посуда в шкафах тряслась и звенела, а вода в посуде плескалась.^[248]　

9 мая 1807 г. скончался в Арзамасе, богатый купец Василий Михайловичь Фадеев, по старинной фамилии Прорубщиков, а по новейшей и более употребительной Телегин, торговавший мехами и красным товаром, имевший большой каменный дом в Сальниковой улице^[249] и принимавший большое участие в построении нынешней холодной церкви Спаса Нерукотвореннаго Образа, о чем свидетельствует надпись на чугунной надгробной доске его, на Всехсвятском кладбище, составленная стихами. В следующем 1808 г. 7 февраля умер его сын Дмитрий Васильевич, 45 лет, после котораго остались сыновья Иван и Михаил, долгое время слывшие в Арзамасе богачами, торговавшие теми же товарами и имевшие дела в Сибири. Потомство Василия Михайловича было весьма многочисленно. Так у внука его, Ивана Дмитриевича, было 7 сыновей и 5 дочерей, да у дочери его Татьяны Васильевны, бывшей за известным купцом Петром Иван. Скоблиным, от сына их Ивана Петровича 8 сыновей и 3 дочери и от дочери Т. П. Ступиной 4 сына и 2 дочери, было потомство и от другой их дочери А. П. Ерышевой. Потомство это также Бог благословил видением сынов и дочерей и в настоящее время потомков В. М Фадеева нужно считать сотнями, они разсеялись по всем концам Русской земли и принадлежат ко всем сословиям и всем слоям общества, но к сожалению, вероятно, многие из них даже не знают имени своего предка и едва-ли несколько человек из них посещают вросшую в землю его надгробную плиту.　

18 декабря 1807 года именным Высочайшим указом повелено возстановить в Арзамасском Спасском монастыре архимандрию. Таким образом не было в Арзамасе архимандритов более 40 лет. Последним игуменом был Евграф, а с этого года архимандритом назначен Мельхиседек, управлявший 4 года.　

В том же году Выездная Слобода, вследствие кончины помещика Сергея Васильевича Салтыкова, разделена на две барщины: большую, доставшуюся сыну его Сергею Сергеевичу, и малую, поступившую во владение жены и трех дочерей Сергея Васильевича.^[250] Впоследствии образовалась еще третья барщина, почему в Выездной Слободе и существует до сих пор 3 общества.　

В 1809 г. в Арзамасе квартировал Уфимский полк. Им устроен был пол в большом убогом доме, построенном М. С. Масленковым лет за 60 до того времени.^[251] Должно полагать, что в убогом доме помещалась, временно, полковая церковь. Иначе чем объяснить заботливость полка об убогом доме?　

В том же 1809 году закончили свою деятельность существовавшие в Арзамасе с 1787 года ремесленная управа и цехи: кожевенный, сапожный, скорнячный, крашенинный и кузнечный. Все дела их переданы в архив мещанской управы, где и доныне хранятся. Впоследствии, в 1858 году, в Арзамасе снова открыта общая ремесленная управа и большая часть ремесленников, по желанию выделившись из мещанства, составила свое отдельное общество.　

В 1810 году Спасский архимандрит Мельхиседек, переведенный сюда из Ростовскаго Яковлевскаго монастыря и управлявший 4 года, перемещен в Суздальский Евфимиев монастырь, а на место его в Арзамас назначен живший на покое в Москве в Ново-Спасском монастыре архимандрит Александр, который управлял Спасским монастырем целых 35 лет. Из того, что настоятели Спасскаго монастыря перемещались в древния и достопримечательныя обители, а из них назначались сюда, можно заключать, что и Спасский монастырь в то время в глазах духовнаго начальства стоял на значительной высоте.　

Николаевскому монастырю, в этом году, Высочайше пожаловано 33 десятины земли в Сергачском уезде.

XX Арзамас в 1812 году

Первыя известия о нашествии французов. Общее уныние. Безлюдье на Макарьевской ярмарке. Речь Епископа Моисея. Прохождение войск. Бегство москвичей. Их остановки в Арзамасе. Привоз пленных и раненых. Общая могила воинов на Всехсвятском кладбище. Прекращение почты из Москвы. Приезд Куракиных. Страшная весть о занятии Москвы французами. Приготовления богачей к бегству. Молитвенное настроение Арзамасцев. Всеобщая скорбь. Радостныя вести о бегстве французов из Москвы и о победах над ними. Занятия пленных французов. Арзамасцы воздвигают в память 1812 года обширный Воскресенский Собор. Кормовыя деньги. Жертва выездновцев. Знамя.

Достопамятный 1812 год, известный каждому русскому человеку, ученому и неграмотному, по тому бедствию, которое в течение его испытало наше Отечество, и по небывалому всеобщему подъему народнаго духа, вызванному этим бедствием, без сомнения, не только навсегда останется достоянием всемирной истории, но воспоминания о нем всегда живо сохранятся и в сердцах русскаго народа.　

Мы лично слышали повествования современников, переживших и перечувствовавших события этого года, и потому, хотя и в слабой степени, можем представить, какое впечатление производили эти великия события на жителей Арзамаса.　

Летом 1812 года мирные арзамасцы узнали, что Земле Русской угрожает давно небывалое бедствие: идут на Русь французы, со всемирно-известным непобедимым полководцем Наполеоном во главе.　

6 июля обнародован Манифест о всеобщем вооружении; скоро он получен был и в Арзамасе и прочитан во всех церквах.　

Приуныли жители Арзамаса. Жалко было Отчизну, нужно было защищать ее, но грядущее бедствие угрожало и каждому лично. Наступила пора Макарьевской ярмарки; по обычаю многие арзамасцы поехали туда торговать: и разстояние было близкое, всего 100 верст, и дела у всех были связаны с этой ярмаркой; но на этот раз знаменитая ярмарка и на ярмарку была не похожа. Не было видно на ней многих обычных и главных ея посетителей: москвичей, подмосковных и замосковных торговцев. Приехал туда, как и всегда, ко дню преподобнаго Макария преосвященный Моисей Епископ Нижегородский и Арзамасский, и сказал в монастырском храме такое слово, что все плакали и вполне осознали, что России грозит великая опасность, что нужно забыть свои интересы и ничего не щадить для спасения Отечества.

Чрез Арзамас все лето шли к Москве войска. Сначала проходили обыкновенные полки солдат, но вот потянулись невиданные дотоле в Арзамасе отряды, состоявшие почти из одних татар, черемес и башкирцев; поняли арзамасцы, что для борьбы с безчисленным войском Наполеона недостаточно одних русских людей, а понадобились и эти сыны степей и пасынки России. В августе поехали чрез Арзамас из Москвы в свои поместья господа, а потом и простые граждане, из которых одни останавливались в Арзамасе, другие ехали далее. Конечно все они, не стесняясь, говорили, что бегут из Москвы, опасаясь неприятельскаго нашествия. К именитым купцам Цыбышевым наехали целый дом их московских родственников. В арзамасских монастырях остановились и нашли себе приют московские монахи и представители духовенства. Привезли в Арзамас пленных французов, затем еще и еще… Приятно было видеть, что мы берем их в плен, но вот вслед за пленными повезли раненых… Страшно было смотреть на этих страдальцев, которых везли 500 верст и более по грунтовым летним дорогам, через болота и пески муромских лесов, на простых телегах… Многих привозили еле-еле живыми; многие вскоре умирали и их хоронили на Всехсвятском кладбище в одну братскую могилу. Дворяне арзамасские и богатые купцы с нетерпением ожидали «Московских ведомостей» и читали их, но отраднаго в них ничего не было… Небогатые, простые люди прислушивались к тому, что пишут в «ведомостях» и как разсуждают об этом знающие люди… Но вот в конце августа, вдруг прекратилась высылка «ведомостей», не было и почты из Москвы… Болезненно сжались сердца арзамасцев; страшная догадка, которую они боялись высказать друг другу, мелькнула в их умах… Вскоре приехали в Арзамас купцы Куракины, жившие постоянно в Москве для продажи арзамасских товаров, и объявили, что французы уже под самой Москвой.　

Впоследствии оказалось, что едва Куракины выехали из Москвы, как с другой стороны в нее вступили французы.　

Общее горе, слезы и стоны объяли Арзамас и всех его жителей… По ночам на небе виднелась огромная, дотоле невиданная комета и невольно вызывала общее убеждение, что и она служит знамением великаго события… Никто не думал, что французы остановятся в Москве и не пойдут далее, а ждали, что они дойдут и до Арзамаса. Богатые люди уже готовились уехать куда либо далее: в Саратов, в Уфу, в Оренбург… У кого не было лошадей — покупали… А у бедных людей, которым не на чем и не с чем было уехать, оставалась одна надежда на Бога…　

Все церкви Арзамасския отверзты были во весь день: с ранняго утра до поздняго вечера… Духовенство арзамасское почти безпрерывно служило молебны и возносило молитвы о победе над врагами и о избавлении от нашествия иноплеменников… Отверзтые храмы не оставались пустыми: теперь, когда остановилась торговля, прекратились работы и забыты были семейныя дела, у всех была одна мысль о бедствии, постигшем Отчизну: и старцы, и дети, и мужчины, и женщины, и богатые, и бедные обратились с молитвой ко Господу Богу. Мы уже говорили о благочестии тогдашних арзамассцев и их любви к церквам. В церкви стремились они и в это ужасное время; в церквах изливали пред Богом свое горе и в церкви находили отраду в надежде на помощь Божию. Пребывание Наполеона в Москве совпало с тем временем, когда, по обыкновению, в Арзамасе прибывала чудотворная Оранская икона Божией Матери; пред Нею-то, в особенности, изливали арзамассцы свои усердныя молитвы о спасении Отечества, взывая: «Богородице Владычице, Державная Помощнице! укрепи славящаго Тя Императора на враги, да якоже древле спасла еси Царский град от нахождения поганых, тако и ныне спаси страну Российскую от нахождения вражия».^[252]　

Почти два месяца прошло в тяжких скорбях и печали до тех пор, когда наконец арзамасцы достоверно узнали, что французы оставили сожженную, ограбленную и оскверненную Москву, а русское войско победоносно преследует их по пятам… Прошел год. Москвичи и дворяне проехали обратно; стали приходить добрыя вести о победах над врагами уже за пределами России.　

Одни из раненых воинов выздоровели; другие скончались. Добрые люди насыпали над общею могилою их довольно высокий курган; посадили на нем березки и водрузили крест.　

Пленным французам жилось в Арзамасе не дурно: они занимались кто чем мог… Какие то живописцы расписали все потолки в доме богатаго купца Корнилова,^[253] оставив по себе на долго память своей прекрасной живописью… Какой-то доктор-француз вылечил многих больных и тем заслужил признательность арзамасцев… Многие французы подделались к русским дворянам, издавна падким на все французское, и поступили к ним в гувернеры и камердинеры… Какой-то арзамасский чиновник попал под суд за то, что вместо покупки полушубков для пленных французов, положил деньги в карман, а пленников познакомил с русским морозом.　

В благодарных сердцах граждан арзамасских возгорелось пламенное желание увековечить память грознаго посещения Божия и великой Милости Божией, явленной в избавлении России и православной церкви от иноплеменнаго и безбожническаго нашествия и порабощения. Арзамасцы, всегда ничего не жалевшия для прославления Имени Божия, сознавали, что за столь великую милость Божию должно принести и великую благодарственную жертву. В то же время они видели, что их родному городу украшенному множеством церквей, недоставало поместительнаго и благолепнаго Собора, и порешили всем Обществом: в память избавления от нашествия французов воздвигнуть на общественныя средства новый обширный собор. 1813 год прошел в обсуждении этого великаго предприятия, изыскании средств и составлении плана. К такому большому делу нельзя было приступить без разсуждения и подготовки и нужно признать, что, если на все эти приготовления достаточно было одного, далеко неспокойнаго для русских людей, 1813 года, то это значит, что руководители дела неусыпно заботились о скорейшем его осуществлении. Первою лептою на сооружение собора послужили, так называемыя кормовыя деньги, т. е. суммы выданныя Правительством жителям Арзамаса за продовольствие проходивших чрез Арзамас в 1812 и 1813 годах воинских чинов людей. Когда было решено построить собор, все сословныя общества г. Арзамаса единодушно согласились отдать все эти суммы на построение собора.　

Впоследствии возбуждено было ходатайство чрез Обер-Прокурора Святейшаго Синода, князя Петра Сергеевича Мещерскаго о том, чтобы суммы эти были выданы единовременно. Ходатайство было уважено и комиссия погашения долгов в уважение в Арзамасе новостроющагося каменнаго холоднаго собора не в пример подобным претензиям доставила в 1831 году в Арзамас, для выдачи кому следует, 5740р. 52к.^[254]　

Жители села Выездной Слободы также ознаменовали память 1812 года достойным памятником: они соорудили прекрасную серебряную ризу, весом в 1 пуд 9 фун. на местную икону Спасителя в строившуюся тогда в их селе обширную Однгитриевскую-Смоленскую церковь.　

Как особый памятник 1812 года хранится в Арзамасском соборе знамя Арзамасской Дружины Государственнаго ополчения, переданное в собор в 1815 г. начальником Дружины Федором Михеевичем Стремоуховым.

XXI Построение нынешняго Воскресенскаго Собора. (в 1814–1842 г.г.)

Архитектор М. П. Коринфский. Всесословное собрание арзамасцев. Приговор на построение собора. Резо люция, благословение и благодарность Епископа Моисея. Начало и ход постройки. Скудость средств. Повреждение и исправление столпа. Егор Михайлов. Займы. Староста Сергей Васильевич Быстров. О роде Быстровых и их жертвах. Жертвы П. И. Подсосова, Гр. Ив. Сурина и Воронежцев, живших в Арзамасе. Освящение приделов. Торжество прославления св. Митрофана Воронежскаго. Кончина старосты Быстрова. Живописныя работы. Осип Семенович Серебряков и сын его Александр. Невольная жертва Студенцова. В. А. Ломакин. Освящение главнаго престола 15 сентября 1840 г. Красота и величие собора. Стоимость его.

Как уже сказано в предыдущей главе, мысль о построении новаго собора возникла тотчас же по избавлении России от французскаго нашествия. Тогдашние арзамасские градоправители с большим усердием взялись за это святое дело. Уроженцем г. Арзамаса, профессором архитектуры Михаилом Петровичем Коринфским (или, как его обыкновенно звали в Арзамасе, Веренцовым) начертаны были фасад и план здания. С.-Петербургская Императорская Академия художеств одобрила и утвердила их.

В феврале 1814 года состоялось незабвенное в истории Арзамаса общее всесословное собрание его жителей, на котором составлен приговор:　

«1814 года февраля Нижегородской Епархии, города Арзамаса Благородное сословие и знаменитые граждане, имея ревностное желание соборный холодный храм во имя Воскресения Господа Нашего Иисуса Христа с приделом великомученика Иоанна Воина, за ветхостью его таковою, что хотя оный и неоднократно поправляем был, но не перестает и ныне угрожать отваливающеюся от сводов известью и отрывающимися некоторыми кирпичами причинить вред здоровью бывающих в нем, разобрать и вместо него по избранному и удостоенному от всех одобрения, засвидетельствованному С.-Петербургскою Императорскою Академиею Художеств, плану создать новый великолепный. При собрании последних общий сей приговор учинили: послать того собора старосту церковнаго купца Василия Ивановича Подсосова к Его Преосвященству Моисею Епископу Нижегородскому и Арзамасскому с протопопом для исходатайствования разрешения и благословения и для снабжения о устроении новаго храма грамотою». Приговор подписали: городничий, надворный советник Даниил Афанасьевич Юрлов, предводитель дворянства бригадир Павел Чемоданов, 14 человек дворян и чиновников, Градской Глава Петр Иванович Скоблин, Степенный (купец) Степан Яковлевич Цыбышев, купцы: Иван Алексеевич Попов, Василий Иванович Скоблин, до 40 других купцов и многие мещане.^[255]　

Соборные протоиерей Стефан Пименов и староста Василий Иванович Подсосов отправились в Нижний Новгород и 17-го февраля 1814 года вместе с общественным приговором и чертежами собора, представили Преосвященному Моисею следующее, подписанное старостою прошение:　

«Города Арзамаса, Воскресенскаго собора церковнаго старосты Василия Ивановича Подсосова.　

Онаго Вашего города жители, дворянское благородное и гражданское сословие изъявили желание разобрать в означенное наименование храм соборный за его ветхостью и вместо того воздвигнуть новый, дали мне с избранным по общему всех согласию планом, приговор утруждать Ваше Преосвященство о позволении всего прописаннаго… Архиерейскою властию Вашею позволить нам оный соорудить, снабдить храмозданною грамотою и для ведомости гражданам одному пред другим соревновать подписом пожертвований повелеть дать из консистории шнуро-запечатанную книгу»…　

Преосвященный Моисей, разсмотрев фасад и план, пришел в восхищение и положил на прошение старосты такую резолюцию:　

«Храм великолепный и прекрасный поприложенному при сем плану и фасаду начат строением благословляем, на что и выдать храмозданную грамоту. При сем со Архипастырским нашим соуслаждением объявляем нашу Архипастырскую благодарность почтенным гражданам, любящим благолепие Дому Господня и сию нашу Архипастырскую благодарность чрез о. протоиерея объявить. Епископ Моисей. 18-го февраля 1814 г.»　

В тот же день, 18 февраля, в Нижегородской Духовной Консистории, по выслушании прошения и состоявшейся на оном резолюции, определили:　

«По силе оной резолюции пункта 1-го изготовить храмозданную грамоту и выдать оную, за подписанием Его Преосвященства, означенному просителю с роспиской, а по силе 2 пункта для объявления архипастырской благодарности гражданам любящим благолепие Дому Господня послать к благочинному города Арзамаса, Воскресенскаго собора протоиерею Стефану Пименову. Книгу выдать с тем, чтобы: 1) сбор производился по одному только г. Арзамасу, 2) сумму собранную представлял он староста в церковь для внесения в общую приходорасходную книгу к употреблению на означенное построение собора, 3) по окончании года оную книгу по надлежащим освидетельствованиям, представить в консисторию».

Когда именно и при какой обстановке произведена была закладка новаго собора, ни из каких документов не видно, не сохранилось об этом и разсказов среди старожилов арзамасских, известно лишь одно, что первый камень в основание собора положен тогдашним настоятелем его, благоговейным протоиереем Стефаном Пименовым.　

Собор построен на новом месте, где до того времени были расположены небольшие домики небогатых обывателей, купленные при этом на слом. Одновременно с закладкой новаго собора разбирался старый, при чем старые материалы, немедленно употреблялись на новое здание. Иконостас и все иконы стараго собора проданы в Успенскую церковь села Степанова, при чем, в уважение к особой древности, оставлены для новаго собора только две храмовыя иконы: Воскресение Христово, «Государево данье», и Иоанна Воина, да перенесены в теплый собор особо ценныя иконы Божией Матери, Толгская и Владимирская и крест, стоявший за жертвенником. Все они до ныне находятся в теплом соборе в алтарях, за престолами. Все остальныя иконы признаны были неподходящими для новаго собора, как и записано в описи собора, с чем, впрочем, далеко нельзя согласиться.

14 января 1816 года соборный протоиерей Стефан Пименов рапортовал, что в течении прошедших двух лет (1814–1815 г.г.) на основание и цоколь храма употреблено 26 170р. 62к. Собрано из подписных пожертваванных сумм 27 076р. 12к. Материалу изошло: кирпичей 1 159 000, а бутоваго камня и щебня 505 куб. сажен.　

27 февраля 1818 года тот же протоиерей рапортовал Преосвященному Моисею о книге, выданной прежде бывшему старосте от 19 февраля 1814 года, что в течении 1817 г. «от добровольных здешними гражданами пожертвований поступило 10 768р. 85 коп.; кроме пожертвованнаго некоторыми кирпича и вся оная сумма на означенный предмет употреблена, а кирпича всего за прошлое лето положено 552 000, на наступающее же изготовлено до 600 000».　

Других сведений о ходе постройки, кроме приведенных, в архиве Нижегородской Духовной Консистории не имеется. Должно полагать, что каменная кладка продолжалась до 1821 г., т. е. в течении семи лет. Из разсказов современников известно, что кирпич изготовлялся хозяйственным способом: около Тихвинскаго кладбища построены были специально для заготовки кирпича на постройку собора кирпичные заводы, которые даже в 1860-х годах назывались соборными. Избранный городским обществом строитель собора, Василий Иванович Скоблин нарочито скупал на слом старыя деревянныя постройки и материал их употреблял на обжигание кирпичей. Всего кирпича употреблено на постройку около 5 ¹/₂ миллионов, камня до 1000 кубических сажен и железа до 10 000 пудов.^[256]　

Сохранилось воспоминание о том, как один из четырех столпов, поддерживающих своды собора, юго-западный, дал трещину и привел арзамасцев в большую тревогу. Случилось это тогда, когда своды были уже сведены и нужно было приступать к сооружению главнаго купола. Вдруг заметили, что столп дал трещину. Все перепугались, думая, что построенное с великими трудами и затратами здание придется перестраивать. Всякий высказывал свое мнение, но продолжать постройку все считали невозможным.　

В это время жил в Арзамасе, близ Алексеевскаго монастыря, полуграмотный крестьянин, Егор Михайлов, слывший опытным подрядчиком по каменным делам и уже отличившийся в Арзамасе тем, что искусно, не ломая, распространил пристройкой (в 1821 и 1822 г.г.) главную церковь Алексеевскаго монастыря. К нему-то и обратились испуганные строители собора.^[257] Егор Михайлович, осмотрев здание, успокоил их. По его совету треснувший столп оковали железом, на подобие обручей, заклали и заштукатурили. Тогдашний городничий приказал облепить столп бумагой, говоря что если бумага лопнет, то значит, что на столп надеяться нельзя, если же бумага не лопнет то можно продолжать постройку. По прошествии продолжительнаго времени бумага осталась целой и постройку продолжали; но для легкости, порешили свод на главном куполе сделать деревянный, обив его снизу листовым железом, что и было исполнено.

В виду грандиозности и большой стоимости здания постройка собора длилась 28 лет, при недостатке средств дело иногда приостанавливалось. Как уже сказано в предыдущей главе, первой лептой на сооружение собора послужили кормовыя деньги. Затем мещанское общество делало раскладку по душам на постройку собора, а купеческое обложило налогом на этот предмет все капиталы, т. е. семьи, частные лица жертвовали по мере сил. Случалось, что когда у строителей не оставалось ни копейки, посылали с кружкой по городу собирать грошами и копейками на собор. Когда стены были возведены и не было свободных средств на покупку кровельнаго железа, оно было куплено на Нижегородской ярмарке 1821 г. у московскаго купца Герцова в кредит.　

Когда же пришел срок платежа, а денег опять не было, то купеческое и мещанское общества заняли, 8 февраля 1823 г., на один год 15 000 рублей ассигнациями в Арзамасе у девицы из дворян г. Желтовой, но уплатить ей не могли очень долго: через 10 лет 9 марта 1833 года, долг этот не был еще уплачен, а платились только проценты.^[258]　

Очень мало средств было при старосте Иване Степановиче Загрекове, в 1823–1825 г.г. когда торговыя дела в Арзамасе были в заминке, а в тоже время и теплый собор требовал безотлагательнаго крупнаго ремонта. Вероятно неблагоприятно отозвался на постройке собора и страшный пожар, истребивший, в ночь на 7 августа 1823 года нижнюю часть города Арзамаса, когда сгорело около 120 домов и много кожевенных заводов, а некоторые жители почти разорились. Однако как бы то не было, святое дело понемногу продвигалось вперед. Особенно усердно взялся за него староста, Сергей Васильевич Быстров.　

По всеобщему согласному свидетельству современников из пяти старост, принимавших участие в постройке собора, он потрудился более всех, а потому здесь уместно сказать в память и похвалу его несколько слов.　

Род Быстровых — один из самых древних родов в Арзамасе. Члены этой фамилии особенно отличались любовию к благолепию церковному. В Арзамасской Рождественской церкви хранится св. Евангелие, в серебряном окладе, пожертвованное в начале XVIII столетия в память купца Якова Быстрова женою его Анною. В 1790 годах отец Сергея Васильевича, вместе с прочими рождественскими прихожанами, принимал участие в построении при Рождественской церкви холоднаго великолепнаго храма в честь Смоленской иконы Божией Матери. Брат его Иван Васильевич, живя в мире, в 1808 г. украсил серебряной ризой икону св. Апостола и Евангелиста Иоанна Богослова, местную в приделе его имени, в той же церкви, а, поступив в Саровскую пустынь и приняв там пострижение с именем Иринарха, все свои средства отдал на украшение серебряными ризами икон в Успенском соборе Саровской пустыни.^[259]　

Сергей Васильевич был достойным членом своего благочестиваго рода. Избранный городским обществомв должность соборнаго старосты, он употребил все меры, чтобы скорее окончить постройку храма и не щадил для этого своих собственных средств. Как разсказывают, не только купленные для своего дома лучшие лесные материалы отдавал в собор, но даже, когда, однажды, не достало досок для настилки пола в соборе, он выломал у себя в доме полы и отдал их в собор.　

Кроме старост, о постройке собора пеклись избранные гражданами строители Иван Алексеевич Попов и Василий Иванович Скоблин, но особую ревность и усердие проявлял тогдашний городской голова Петр Иванович Подсосов, брат бывшаго соборнаго старосты Василия Ивановича Подсосова. Содействуя постройке, как городской голова, он в то же время принял на собственный счет устройство и украшение придела в честь Покрова Пресвятыя Богородицы, который и был освящен прежде всех прочих приделов, 10 июля 1832 г. Амвросием, Епископом Нижегородским и Арзамасским, в сослужении с архимандритами Иннокентием Нижегородским Печерским и Александром Арзамасским Спасским. По освящении и литургии, Владыка посетил дом старосты Быстрова и обедал у него.　

В следующем 1833 г. 7 мая, освящен второй престол во имя Всех Святых. В устройстве его принимал деятельное участие купец Григорий Иванович Сурин, у котораго за месяц перед тем умер единственный сын Андрей. 28-го мая в день Всех Святых, первый раз праздновался в соборе престольный праздник в этом приделе.　

В 1834 году, 9 мая совершилось освящение третьяго престола во имя святых благовернаго князя Александра Невскаго и Митрофана Воронежскаго, тогда новоявленнаго чудотворца. Здесь уместно сказать по поводу сего события несколько слов. При самом основании собора предположено было посвятить правый придел его, имени св. бл. князя Александра Невскаго, Ангела тогдашняго Государя Императора Александра I и покровителя царей и воинов Российских. Но, пока строился собор, в Русской церкви совершилось радостное событие — открытие мощей и причисление к лику святых святителя Митрофана, перваго Епископа Воронежскаго. Манифест о сем прочитан был в Арзамасском соборе 22 августа 1832 г. при многочисленном стечении народа. Для арзамасцев это священное событие было сугубо радостным: еще при жизни св. Митрофана около 1700 года, начались торговыя сношения Арзамаса с Воронежем. Воронежцы приезжали в Арзамас за покупкой юфти, холста и мехов.^[260] В описываемое время в Арзамасе постоянно жили также с коммерческой целью, уроженцы Воронежа Парфений Иванович Киреев, Иван Дмитриевич Зайцевский и братья Поповы, носившие в отличие от других Поповых, природных арзамасцев еще фамилию Воронежских. Благоговея пред памятью своего новопрославленнаго Воронежскаго святителя, они принесли свою лепту на постройку и украшение Арзамасскаго собора и упросили, чтобы в одном из пределов престол был посвящен имени св. Митрофана. Просьбу эту исполнить представилось весьма легко: память св. Митрофана совпала с памятью св. благов. князя Александра Невскаго в один день 23 ноября. По сему правый придел и посвящен им обоим.　

По случаю праздника св. и чуд. Николая и бывающей 9 мая в Арзамасе ярмарки, стечение народа при освящении сего престола было громадное. Богослужение в соборе началось с 4 часов утра. Священник о. Георгий в течении трех часов безпрерывно служил молебны святителю Митрофану. В 7 ¹/₂ часов началось водоосвящение, затем последовала освящение храма и литургия, окончившаяся в 11 ¹/₂ часов.

1 июня 1834 года, во время вечерни ко всеобщему прискорбию арзамасцев, скончался приснопамятный ктитор собора, Сергей Васильевич Быстров. Хотя он и был прихожанином Благовещенской церкви, но погребение его совершено в соборе, 3 июня. Надгробное слово сказал его духовник, священник Благовещенской церкви, Иаков Иванович Охотин, отец Иустина, Архиепископа Херсонскаго и Одесскаго. Могила С. В. Быстрова, осененная обыкновенным кирпичным памятником находится на Всехсвятском кладбище, окруженная могилами его потомков, купцов Бебешиных.　

В преемники ему, по должности старосты, избран был один из вышеупомянутых воронежцев Парфений Иванович Киреев, уже и ранее заявивший себя делами благотворительности: он на свой счет построил при Рождественской церкви каменный флигель с безплатными квартирами для вдов и сирот духовнаго звания. При избрании его в должность старосты, арзамасцы, вероятно, руководились его усердием при устройстве придела во имя святителя Митрофана, но служение его было непродолжительно, всего три года, по 20 июля 1837 г., когда вследствие его болезни, в должность старосты избран и вступил потомственный почетный гражданин Иван Сергеевич Бебешин, при котором и закончен постройкою собор, украшен внутри и освящены остальные два престола.　

При освящении первых двух приделов стены собора не были еще украшены живописью также, как и иконостасы не были вызолочены. В приделе Всех Святых позолота производилась в 1834 году, а в 1835 г. 25 апреля староста П. И. Киреев порядил мастеров расписывать стены храма и золотить иконостасы. 20 мая совершено молебствие перед началом живописных работ. Нынешние арзамасцы, обыкновенно говорят, что собор расписан известным основателем арзамасской школы живописи, академиком Александром Васильевичем Ступиным. Но это несправедливо. Ступин был человек разсчетливый, любил взять за свою работу хорошую цену, а собор строился при скудных средствах. К тому же у Ступина всегда было много заказов. Взявшись за большую невыгодную работу в соборе, он мог потерять эти заказы.

Вследствие всего этого, не смотря на то, что Ступин был уроженец Арзамаса, вращался в кругу созидателей собора и был в дружественных отношениях с настоятелем его о. Стефаном, он не сделал для украшения собора ничего. Расписывать собор взялся один из его учеников, Осип Семенович Серебряков с сыном Александром за изумительно дешевую цену, около 2000р. сер., но расписал так, что и строгие критики не могли его упрекнуть. Ныне за такую работу нужно заплатить не менее 20 000р. Собор расписан «альфреско», по сырой штукатурке тушью. Красками писаны только «Триипостасное Божество» в главном куполе и «Распятие» на горном месте. Поэтому отсутствие пестроты придает всей внутренности храма величественный вид громаднаго целаго. Обширные размеры здания дали мастерам возможность развернуть всю силу своего таланта. Все картины на сводах и на стенах храма изображают земную жизнь Господа Иисуса Христа. Оригиналами для картин служили произведения знаменитых западно-европейских художников. Влияние Ступинской школы видно во всем. Поэтому все картины носят характер итальянской живописи, византийскаго тут нет ничего, но при всем этом нет ни единой черты оскорбительной для Православия, что следует поставить г.г. Серебряковым в большую заслугу. И недаром, по справедливости, арзамасцы всегда восхищались и дорожили живописью собора.　

На позолоту иконостасов долгое время не находилось средств. Наконец на этот предмет невольно пожертвовал 18 000р. ассигнациями (более 5000р. серебром) местный купец Алексей Александрович Студенцов. Сохранилось об этом следующее, достоверное и в то время всем в Арзамасе известное сказание: Студенцов был скуп. Все арзамасские купцы уже принесли свои посильныя жертвы на постройку собора, а он все еще только обещал, но ничего не давал. У него была какая-то опека, при чем в числе имущества были крупные именные билеты. Однажды он обратился к городскому голове, Петру Ив. Подсосову с просьбой разрешить ему внести эти билеты в залог по откупам. Подсосов знал, что так сделать нельзя, но воспользовался случаем. Он сказал, что можно бы на это согласиться, но напомнил, что Студенцов еще ничего не давал на собор. Поговорили и согласились на том, что Студенцев вместо денег выдаст векселей на 18 000р. Именные сиротские билеты в залог, конечно, приняты не были, но Подсосов уже заказал иконостас и купил для него золото. Студенцов не спорил и уплатил за все по своим векселям. Он скончался будучи после Подсосова городскими головой 2 октября 1834 года.　

При освящении главнаго престола, жена его, Анна Александровна пожертвовала несколько перемен облачений на престол и жертвенник. Над иконостасом работал мастер Василий Алексеевич Ломакин с братом Климом. Замечательна его кончина, 11 июня 1839 года, в воскресенье был он у обедни в соборе, а придя домой, на крыльце, умер.　

15 сентября 1840 года совершилось давно-желанное освящение собора.　

Молебен накануне освящения совершал Печерский архимандрит Иннокентий, он же на всенощной выходил на литию и величание, а служение перед столом, посреди храма исправлял соборный протоиерей о. Стефан, который в день освящения один со своим диаконом исправил водосвятие, а после освящения храма совершал проскомидию, успев окончить ее до входа Архиерея с Евангелием. Разсказывают, что на освящении собралось очень много сельскаго духовенства, прибывшаго без приглашения. Это не понравилось Архиерею и он распорядился, чтобы участвовали при освящении только приглашенные, остальные принуждены были разоблачиться. День был облачный, солнце часто скрывалось за облаками. Дул легкий северный ветер. Стечение народа было необычайное, более чем при освящении приделов. Думали сосчитать число богомольцев по числу свечных огарков собранных после освящения. Насчитали 12 000. Собор был полон: даже на хорах стоял народ. Многие стояли снаружи, около собора. Освящение совершал Иоанн Епископ Нижнегородский и Арзамасский, в сослужении с архимандритами Иннокентием Нижегородским, Печерским и Александром Арзамасским, Спасским, с нижегородскими протоиереем и ключарем и избранным арзамасским духовенством. Так, 15 сентября 1840 г., совершилось величайшее торжество города Арзамаса, освящение его собора… Другаго подобнаго торжества в Арзамасе, вероятно, уже не будет!..　

17 сентября именитые граждане арзамасские, с городским головой Иваном Алексеевичем Ступиным во главе, ходили к Преосвященному Иоанну в Спасский монастырь, благодарили его за освящение соборнаго храма и приняли его благословение.^[261]　

Прекрасен и величествен был Воскресенский собор во дни его освящения! Сердца арзамасцев исполнялись восторгом и умилением при виде его благолепия.　

Удивлялись обширности и благолепию его и путешественники во множестве проезжавшие тогда чрез Арзрамас. Но для исторической верности нужно сказать, что тогда не доставало еще многих украшений собора, которыя мы видим в нем ныне. Так, например, местныя иконы Спасителя и Божией Матери работы профессора Алексеева, написаны уже после освящения, а прежния ныне находятся в алтаре. Не было 4-х великолепных киотов на столпах. Находящияся на них две иконы не были еще написаны, а две древния стояли без риз, в простых столярных киотах, окрашенных голубой краской. Не было ни одного из теперешних больших подсвечников, паникадила не были вызолочены. Не было драгоценной плащаницы и многих ныне чтимых икон. Ризница соборная была скудна и не богата. Все ныне видимое благолепие собора собралось не вдруг, а постепенно, в течении 70 лет после освящения, при участии трех или четырех поколений любителей благолепия Дома Божия.　

Созидание собора закончено в 1842 г. освящением пятаго престола, на левой стороне, во имя св. Великомученика Иоанна Воина. Освящение совершилось 9 мая. Служба была св. Николаю, Иоанну Воину и освящению. Стечение народа опять было многочисленное и на этот раз безпорядочное, так что во время всенощной, когда народ двинулся прикладываться к св. иконам, протоиерей не мог устоять на своем месте посреди храма и принужден был уйти в алтарь.　

Общая стоимость постройки холоднаго собора по записям определяется в 320 000р. ассигнациями (т. е. 91 500р. сер.), а по описи 1849 года распределяется собственно за здание 75 000р. и иконостасы 15 000р. сер. В нынешнее время стоимость всего вообще нужно считать в пять раз дороже.

XXII Арзамасская жизнь «от француза до пожара.»

Период полнаго разцвета арзамасской торговли и промышленности. Золотыя кольца арзамасской работы. Мария Петровна Протасьева (схимонахиня Марфа). Ея жизнь, подвижничество и кончина. Алексевская чудотворная икона «Утоление печали.» Кончина Ив. Ив. Белянинова. Его разнообразные дела и многочисленная недвижимая собственность. Снятие перваго плана города в 1814 г. Самозванец Тарасов. Открытие Арзамасскаго Духовнаго Училища. Смотритель его — Архимандрит Александр. Арзамассцы уступают Высокогорской пустыни местность вокруг монастыря. Перенесение Макарьевской ярмарки в Нижний Новгород. Макарьевский Архимандрит Израиль. Его кончина в Арзамасе. Блаженная Елена Афанасьевна Детьева. Посещение Арзамаса игуменом Валаамским Назарием. Юродетво Христа-ради. Дар предвидения. Прасковья Ивановна Мухина. Врач Андрей Гаврилович Медведев, впоследствии архимандрит Антоний. Княжна Дивлеткильдеева, впоследствии игумения Паисия. Постройка Выездновскаго моста. Сооружение Выездновской часовни Вас. Фед. Вязововым. Заставы и будки. Постройка Высокогорской часовни в Арзамасе. Открытие Арзамасскаго библейскаго сотоварищества. Пострижение Андрея Медведева. Проект памятника Ртищеву. Множество больших построек в 1823 году. Тюремный замок. Строитель его Ив. Л. Скорняков. В. В. Скоблич-первый обитатель новаго острога. Постройка мучнаго ряда на капитал, пожертвованный Феоктистовым, и Зосимских лавок. А. С. Молодцов и П. Ф. Грязев. Большой пожар 1823 года. Новая распланировка нижней части Арзамаса. Затешная улица. Уменьшение числа кожевенных заводов и перевод их за город. Первый удар кожевенному производству.

Период времени с 1813 по 1823 г. или, как выражались арзамасцы XIX столетия с того времени, когда «француз шел» до «пожара», был временем самаго пышнаго разцвета арзамасской торговли и промышленности. Это легко объяснить: в то время, как Москва, разоренная французам и и выжженная самими русскими, обстраивалась и понемногу поправлялась и в окружающих ее местностях, также пострадавших от неприятельскаго нашествия, происходило тоже самое, а бедному народонаселению приходилось с великим трудом и лишениями обзаводиться всем вновь, в Арзамасе не успевали наготовить товаров для отправки в упомянутые места. Кожевенные изделия, сапоги, Меха, холст — все это покупали у арзамасцев на расхват, везли на все стороны. Арзамасцы развивали свое производство, расширяли заводы, заезжали за покупкой сырья все дальше и дальше, а счастье им все везло и везло… Уже и прежде мы говорили, что главный сбыт арзамасских товаров был на Дону, а на Дону в это время было денег так много, как никогда. Известно, что донские казаки возвращались с войны всегда с деньгами, а об этой войне нечего и говорить: сокровища, награбленныя французами в Москве были все растеряны ими на пути и большая часть их досталась казакам, не с пустыми руками возвратились казаки и из-заграницы… Было тогда им на что покупать арзамасские товары! Этим и объясняется обилие ходившей в Арзамасе, почти до самой крымской войны иностранной монеты, золотой и серебряной. Талеры были в обращении также, как и рубли. Им знали цену не только торговые люди, а вообще все. Гульдены и дублоны — не считались редкостью. Золотую иностранную монету, которую в Арзамасе тогда называли «арабчиками» и «лобанчиками», Арзамасские золотых дел мастера, даже переделывали в кольца. До сего времени в купеческих семьях хранятся такие кольца, перелитая из иностранной золотой монеты. Золото самое чистое, но кольца все без пробы… Особенно много делалось колец оригинальных, например: «горошком», «рука с рукой», «змейкой» и т. п. … Наши бабушки считали свои кольца десятками и носили их на всех пальцах, конечно, кроме больших, на обеих руках… Нужно отдать справедливость и мастерам: работа в большинстве случаев была изящная.　

Около 1823 г. в торговых делах арзамасцев произошел некоторый застой, на что даже жаловались причт и староста собора в прошении к архиерею Моисею, упоминая об «упадке торговых оборотов и ремесленных производств»,^[262] но это было ничто иное, как «последствия перепроизводства» о чем тогда еще не имели понятия, а на самом деле, было не так страшно, а только научило арзамасцев не сидеть дома, а самих заняться отысканием мест для сбыта своих товаров, что принесло им еще большия выгоды.　

Но приступим к обзору событий этого периода.　

В 1813 году 30 апреля скончалась в Алексеевской общине настоятельница ея Марья Петровна Протасъева, в схимонахинях Марфа. Это была замечательная подвижница и город Арзамас должен считать за счастие, что в числе живших в нем праведников была и эта угодница Божия, тем более, что и останки ея почивают в Арзамасе.　

Вот краткия биографическия о ней сведения.　

Она происходила из Костромских дворян, отец ея был воеводой в Великом Ростове. Лишившись матери почти в младенчестве, она росла под надзором бабушки, женщины благочестивой. Часто бывая с нею в монастырях, она наслушалась там от монахинь разсказов о подвижниках и подвижницах и сама стала поститься так, что даже отказывалась от молочной пищи и непрестанно молилась. Дома она часто проводила время в назидательных беседах со старичком, конторщиком своего отца. Зная, что отец ни за что не отпустит ее в монастырь, она вознамерилась, по примеру некоторых древних святых, тайно оставить дом родительский и, выбрав удобное время, накануне того дня, когда в доме отца готовился бал, она, написав письмо отцу, тайно ушла из дома, но была настигнута посланной погоней и возвратилась, но вскоре, однако, умолила отца отпустить ее в Костромской монастырь. Там жила схимница высокой жизни. Марья Петровна взялась ухаживать за нею: носила ей воду, дрова, топила печь и готовила ея постническую пищу. От родных, часто посещавших ее, Марья Петровна, тщательно скрывала свои монастырские труды. Вскоре скончался ее отец, а она, услышав от проезжавших чрез Кострому санаксарских монахов о известном уже нам старце Феодоре Ушакове, который в то время томился в ссылке в Соловецком монастыре, возымела твердое намерение отправиться к нему в Соловецкий монастырь, чтобы просить его руководства к богоугодной жизни. Не смотря на все неудобства и трудности далекаго пути, она достигла Соловецкой обители, усердно помолилась при раках почивающих там первоначальников обители пр. Зосимы и Савватия, а потом обратилась к живому праведному подвижнику о. Феодору, который, действительно доставил ей своими боговдохновительными речами великую пользу для души и утешение духовное. Как наиболее подходящее место для богоугодных подвигов, он указал ей на Арзамасскую Алексеевскую Общину. Послушно и со смирением приняла Мария этот совет и поспешила исполнить его. Она вступила в общину в 1782 году, а чрез год имела утешение, вместе с другими сестрами, встретить о. Феодора, возвращавшеюся из Соловецкаго монастыря в Санаксар. Как мы уже видели, о. Феодор часто навещал Алексеевскую общину и пекся о ея благоустройстве. Заметив, что первая настоятельница, Евдокия Ивановна, достигнув преклонных лет, уже тяготиться обязанностями своего звания, он уволил ее на покой, а настоятельство вручил Марье Петровне, которой было тогда еще только 26 лет. Вначале многия сестры смущались тем, что настоятельница их так молода, но потом, видя ея подвижническую жизнь и мудрое управление, оне успокоились.　

Марья Петровна отличалась кротостью и терпением, незлобиво переносила все неприятности и прискорбия. На подчиненных она действовала не строгостью, а убеждением и любовию. Усугубляя свои подвиги, она тайно приняла схиму, при чем наречена была Марфою. Чтобы скрыть свое отречение от молочной пищи, она отзывалась, что не может вкушать скоромнаго, а постную пищу более перебирала, чем кушала. Имея удивительный дар слова, она, обыкновенно за трапезой и за мирским столом, когда это случалось, занимала других беседой от Божественнаго писания или от своего любвеобильнаго сердца и так увлекала слушателей, что они не замечали, что она ничего не кушает. Число сестер в общине быстро увеличивалось, Марья Петровна ни кому не отказывала, всех желающих вступить в общину принимала с любовию, часто повторяя слова Христовы: «Грядущаго ко Мне не иждену вон».　

При всей скудости средств, которыя община тогда имела единственно от рукоделия и подаваемой милостыни, Марья Петровна ежедневно питала странников, нищих и никогда не отпускала без подаяния бедных, приходивших за куском хлеба, квасом или просивших другой какой-либо монастырской пищи, говоря, что рука дающаго никогда не оскудевает. Храмы монастырския во время ее настоятельства были малы, бедны и скудны утварью. Рукоделие сестер состояло в шитье золотом, украшении икон фольгою, вязаньи чулок и шитье одежды для мирских женщин; заработанных денег было недостаточно на все расходы, подаяния арзамасцев также были не велики, а посылать за сбором воспрещено было уставом общины, данным о. Феодором. Чтобы поддержать общину и приобресть ей доброхотных благотворителей, Марья Петровна ездила в Москву и там действительно, нашла их не мало, среди дворян и именитых купцов. Привлекла их она своим смирением, назидательными беседами и любовию к ближним. Все, узнавшие ее, москвичи за счастие считали видеть ее в своих домах и принять ея благословение. Спустя десятки лет, во многих семьях московскаго купечества имя ея с любовию и благоговением передавалось из рода в род.

С помощию московских купцов: Афанасия Ивановича Долгова, Алексея Ивановича Кушашникова и Семена Прокопьевича Васильева она, вместо старой теплой церкви, построенной в 1753 г.г., воздвигла обширное новое здание, в котором, в нижнем этаже помещаются кухни, пекарни, квасоварня и кельи сестер, трудящихся в этих послушаниях; во втором этаже обширная трапезная со сводами, украшенная множеством св. икон, перед которыми в часы богослужения теплятся многочисленныя лампады; в 3-м этаже помещается церковь, разделенная на две части столпами и перилами; правая часть с алтарем, посвященным Успению Пресвятыя Богородицы, предназначена для богомольцев мирян, а левая, посвященная покровителю обители пр. Алексию, человеку Божию, для сестер обители; входы в обе части храма сделаны особыя, с обеих сторон. В самом верху, под крышей помещаются монастырская библиотека и склады для зерноваго хлеба.^[263]

Во дни настоятельства Марии Петровны принесена в Алексеевскую общину и прославилась в ней чудотворная икона Божией Матери, именуемая «Утоление печали». Замечательна история этой святой иконы: к арзамасскому живописцу Василию Тюфилину явился неизвестный ему человек и заказал написать икону Божией Матери «Утоление печали», оставив задатку 10р. Икона была готова, но прошло более года, а заказчик не являлся. Иконописец предложил ее в дар Алексеевской общине. Марья Петровна с радостию приняла этот дар и благоговейно поставила в монастырской трапезе. Однажды трапезная старшая, приготовляя столы для трапезы, взглянула на икону и заметила, что из Руки и Шеи Пресвятыя Богородицы и из Ноги Спасителя истекает миро. Весть о сем чудесном явлении облетела Общину и все сестры, собравшись в трапезную, благоговейно припадая к Святой Иконе, помазались, с верою во всемогущество Божией Матери, миром, истекающим от Святыя Ея иконы. По всеобщему желанию св. икона перенесена была в церковь. Следы течения мира видны на иконе до сих пор.　

В 1820 г. благотворитель общины шуйский купец Василий Максимович Киселев украсил ее серебрено-позлащенною ризою с камнями и жемчугом. Всего жемчугу 2185 зерен, камней разноцветных 436 и сраз 925 штук, серебра вместе с жемчугом и камнями 25 фунтов. Разными лицами, с течением времени, пожертвовано к этой св. иконе несколько серебряных лампад. Летом 1868 г. удостоился от этой святой иконы благодатнаго видения и утешения известный всей Русской Церкви, Наместник Троицко-Сергеевской лавры о. Антоний. Посетив в этом году последний раз Арзамас и Алексеевскую общину, о. Антоний прикладывался к этой иконе. В это время изображенная на ней Пресвятая Дева представилась ему как Живая, Простирающая к нему Свои Пречистые Руки. О. Антоний изменился в лице и едва устоял на ногах. Все обратили на это внимание, но он тогда скрыл этот благодатный дар, как и подобало смиренному иноку и православному христианину, и лишь после кончины его это видение сделалось известным.^[264] В настоящее время, еженедельно по воскресным дням, после вечерни, перед этой иконою совершается молебное пение с акафистом, при котором, почти всегда, бывают, кроме сестер обители, и мирские богомольцы.　

Марья Петровна управляла общиною 28 лет и скончалась на 54 году жизни. При погребении ея было необычайное стечение народа и объявились во услышание всех многия тайные ея дела: облагодетельствованные ею бедняки, плача у ея гроба, говорили: одни «матушка ты наша — ведь ты нам келью поставила», другие «ты нам коровушку купила», третьи: «ты нам шубу пожаловала!». Скорбь сестер общины была неутешна; вопли и рыдания их заглушали погребальное пение. Совершавший его спасский архимандрит Александр, питавший к почившей глубокое уважение, принужден был сказать во всеуслышание «Господа ради перестаньте, от слез и рыданий я сам изнемогаю и продолжать не могу»… Над могилой почившей, впоследствии устроен престол придела во имя преподобных Антония, Феодосия и прочих печерских чудотворцев, а внизу, над самым гробом, устроено нечто вроде пещеры, где постоянно теплится неугасаемая лампада. В важные моменты в жизни обители настоятельницы ея, преемницы Марьи Петровны, всегда приходили в эту пещеру и, припадая к ея гробу, просили ея благословенья и молитв.^[265]　

Вообще память народная чтит схимонахиню Марфу, как праведницу. В обители сохранилось несколько ея назидательных писем.　

16 сентября 1823 г. скончался один из самых именитых граждан Арзамаса Иван Иванович Белянинов, 78 лет. Еще в 1767 гаду он, в числе других представился Императрице Екатерине и получил от нея серебряный ковш^[266] Торговыя дела его были широки и разнообразны. Подобно Цыбышевым, он имел чугунные заводы, несколько времени был откупщиком, торговал бакалейным товарам. Много было у него в Арзамасе и недвижимых имуществ: так ему принадлежал каменный дом, в котором уже более 100 лет помещается почтово-телеграфная контора; другой дом деревянный, в котором он жил сам, перешел впоследствии к дворянам Чемодановым, а ныне принадлежит В. С. Софонову. Из одной бумаги, хранящейся в архиве мещанской управы, видно, что ему же принадлежат лавки: 1 в сапожном ряду, 9 в москательном, 1 в соляном ряду и 4 деревянных в рогожном ряду, огороды: 4 в конце Сальниковой улицы, 1 в Гатиловке (подле двора Кузьмы Попова), 1 позади улицы Марковки и 1 по течению реки Шамки. Повидимому дела его, под конец, были в разстройстве, потому-что все эти имения были в споре с каким-то чебоксарским купеческим сыном Николаем Ивановичем Клюевым и в 1815–1817 г.г. сдавались в аренду с торгов, на Всехсвятском кладбище до сего времени сохранилась чугунная плита, обозначающая место его погребения.　

В 1814 году производилось снятие плана города Арзамаса присланным от губернскаго начальства землемером. Городская дума указами от 18 апреля этого года предписала старостам, городскому Корнилову и мещанскому Волову, оказывать землемеру всякое содействие, выдать 22 стопы разной бумаги, 4-х сортов красок, клею, крахмалу, туши китайской, 12 немецких карандашей, столбов, шестов и пр. и пр., а также 13 человек народу для работы. Из указов, между прочим, видно, что в архиве думы старых планов города в то время никаких не оказалось.^[267]　

В конце мая 1815 г. в арзамасском уезде появился самозванец именовавший поручиком Петровым и сыном императрицы Екатерины II, в действительности же оказавшийся рядовым Николаем Тарасовым. Он разсказывал о себе, яко-бы послан был от Императрицы Марии Феодоровны возвестить помещичьим крепостным, что они будут казенные. С этой целью он проезжал по подгородным селам и деревням: был во Пешелани, Князевке, Кожине и Чуварлейке, но здесь был схвачен помещиком с. Кожина, Михайловым и представлен начальству. 31 января 1816 года его присудили: «учиняя наказание кнутом, вырезать ноздри до кости, поставя на лбу и щеках литерные знаки, сослать навечно в каторжныя работы».^[268]　

В 1815 г. положено начало Арзамасскому Духовному Училищу. Ранее (в главе XIV) мы упоминали об открытии в Арзамасе первой школы, приготовительной к семинарскому образованию, по распоряжению Нижегородскаго Архиепископа Питирима. Существовала ли эта школа безпрерывно в течении почти ста лет и какия она принесла плоды, — никаких сведений до нас не дошло. Новое же духовное училище получило свое устройство постепенно в течении 7 лет. В 1815 году оно лишь основано: в течении двух лет выстроен для него в Спасском монастыре каменный корпус на собранную сумму, за что архимандрит Александр, в 1818 г. году, удостоился архипастырской благодарности и был представлен к ордену св. Анны.　

При недостатке помещения, первоначально занятия происходили только с самыми малознающими учениками, а более подготовленные, в числе которых, были даже юноши, уже занимавшие места сельских дьячков и пономарей, распущены было по домам для отправления своих обязанностей. Правильныя занятия начались только с 11 сентября 1822 года, когда открыто было приходское духовное училище, уездное же открылось лишь в 1837 году, когда упомянутому архимандриту Александру было вверено управление обоими училищами. «Слава Богу! (писал он в 1824 г. своему другу, московскому иерею Георгию) — есть кому петь в монастырском храме: в моей арзамасской академии слишком 200 мальчиков». Смотритель духовных училищ архимандрит Александр был до 1842 г., когда, по собственной его просьбе, вследствие старости и слабости здоровья, уволен от всех училищных должностей, с награждением золотым кабинетским крестом. Награда в те времена была весьма высокая.　

23 декабря 1815 года, при строителе Высокогорской пустыни, иеромонахе Дамаскине, арзамасское общество всех сословий определило отдать этой пустыни в вечное владение, доколе она будет существовать, землю, на которой она выстроена, 1700 саж. в окружности, с растущим на ней черным разнаго рода крупным лесом, кустарником и сенными покосами, предоставив ей право добывания бутоваго камня, находящагося в недрах этой земли.　

В 1817 г. Макарьевская ярмарка, в течение почти 200 лет собиравшаяся под стенами Макариева-Желтоводскаго монастыря, переведена в Нижний Новгород. На Арзамас и его торговлю это событие не имело положительно никакого влияния. Проезжающие и обозы ехали все также через Арзамас, а арзамасцам торговать было безразлично, что в Макарьеве, что в Нижнем. В следующем 1818 году 14 ноября скончался в Арзамасе, в Спасском монастыре, проезжавший чрез Арзамас, бывший архимандрит Макарьевскаго Желтоводскаго монастыря, Израиль, переводившийся в Новоторжский Ефремов монастырь.　

О. Израиль имел несчастие управлять Макарьевским монастырем в то именно время, когда ярмарка была переведена в Нижний и монастырь лишился чрез это своих богатых доходов. Как попечительный настоятель, он много хлопотал о том, чтобы Макарьевский монастырь сохранил свое влияниие на ярмарку и на новом месте, но в этом деле он встретил сильнаго противника в лице самаго епископа Нижегородскаго Моисея. Монастырь утратил все свои права на доходы с ярмарки, а архимандрит, вследствии бывших столкновений, был перемещен. Вероятно он уже больной выехал из Макарьева, потому что доехал только до Арзамаса и здесь скончался. На месте погребения его, близ соборной монастырской церкви, в ряду могил спасских архимандритов, находится большая чугунная надгробная доска.　

В 1820 году, 28 марта, в самое Светлое Воскресение, во время вечерни скончалась в Алексеевской Общине Христа ради юродивая Елена Афанасьевна, происходившая из рода дворян Дертьевых, имевшая дар прозорливости и, когда это требовалось для Славы Божией и пользы ближних, проявлявшая необычайный ум.^[269]　

Впоследствии неоднократно было напечатано ея жизнеописание, из котораго мы приведем лишь главнейшие черты. Отец ея был какой-то чиновник, служивший в Арзамасе. Родители воспитали ее в страхе Божием и, прилично своему званию, дали ей домашнее образование, за тихий и кроткий нрав ее все любили. С самаго детства она изъявляла желание посвятить себя монашеской жизни, но родители не хотели этого и слышать. Когда ей было 14 или 15 лет, дом отца ея посетил, проезжавший чрез Арзамас, подвижник Саровской пустыни о. Назарий, бывший игуменом и возобновителем знаменитаго Валаамскаго монастыря. Елена открыла ему свое желание и он старался уговорить родителей, чтобы они не препятствовали намерению дочери, но они не согласились. Тогда Елена, выбрав время, когда осталась одна с о. Назарием, спросила его как ей поступить. Старец сказал ей: «будь юродствующей Христа ради, покрой разум буйством, сим путем спасешься и угодишь Богу.» Елена приняла этот совет и молила Бога, чтобы он помог ей выполнить его. Елене нашелся хороший жених и, не смотря на то, что она всячески отговаривалась от вступления в брак, родители порешили выдать ее замуж. Назначен был день брака. Елену одели в подвенечное платье, нарядили во все украшения и привезли в церковь. Пред началом венчания священник, по обыкновению, обратился к ней с вопросом: «волею-ли сочетаваешься?» «Я не желаю», смело отвечала она, — «но родители меня принуждают против моей воли». Священник в изумлении остановился, но бывшие тут родные сказали: «продолжайте, батюшка, что смотреть на ребенка?» В церкви произошло смятение и говор в народе, который роптал на противозаконное венчание, но таинство совершили и новобрачных, привезли в дом отца Елены Афанасьевны, где был приготовлен брачный стол. Молодых усадили на лучшее место. Дом был одноэтажный, окна были открыты, а пред домом, среди улицы была грязь и огромная лужа. Вдруг невеста проворно встала из-за стола, выскочила в окно, бросилась в лужу и вся покрытая грязью начала рвать свои брачные одежды. Гости, видя такое странное происшествие, быстро разошлись, жених уехал в свою деревню, а в городе разнеслась молва, что невесту испортили.

Родители, пораженные скорбию, старались образумить Елену уговорами, слезами и угрозами, но ничто не помогало. Она казалась безумною, ничего неслышащею и непонимающей и рвалось убежать из дома. Наконец родители оставили ее на волю Божию, а она покинула их дом, не имея нигде пристанища, бродила, где день, где ночь, юродствовала, опрокидывала у торговцев товар, за что ее били и нигде не принимали; особенно дразнили и обижали ее уличные мальчишки. Так провела она 4 года, потом была отправлена в Нижний Новгород, в дом умалишенных. Там, конечно, ни чем не могли помочь ей и отправили ее, как неизлечимую в Николаевский монастырь. Здесь также ей были очень не рады. Тогда-то сжалилась над нею известная уже нам Алексеевская настоятельница Мария Петровна и взяла ее на-поруки, поместила у себя в общине, приставила к ней старшую сестру-послушницу и, приказала никуда не пускать ее, но Елена рвалась, стучала в двери, а если ей удавалось вырваться, то уже не скоро давалась в руки, стараясь в это время, как можно более, выказать свое юродство. С течением времени, однако, она как-бы подчинила себя послушанию, перестала дурачиться и лишь изредка шумела, бранила кого ей вздумается, а иногда и дралась. Тут-то именно и начали замечать, что она вовсе не безумная, а напротив очень умна, речи ея были иносказательныя, а, иногда, даже изобличали в ней дар предведения. Если она бранилась, то оказывалось, что она и действительно журит за дело, как иногда и дралась. Знавшие за собой какие-либо тайные грешки даже боялись показываться ей на глаза. Одежду она носила не монашескую, а мирскую, приличную ея дворянскому званию, обыкновенно, ситцевое платье и чепец. В руках у нея постоянно был носовой платок, который она то и дело свертывала и развертывала. Спать она, почти никогда, не ложилась, а сидя, дремала просыпаясь очень часто. Если ей давали чаю, то она переливала его из чашки в блюдечко до тех пор, как или осудит или разольет; если предлагали пищу, то смешает все, — щи,　кашу, квас или что другое, вместе и тогда покушает немного, а сама займет всех разговором, чтобы не заметили, что она делает. С течением времени не только сестры общины, но и все граждане Арзамаса убедились, что Елена Афанасьевна вовсе не безумная, а юродивая Христа ради, но сама она продолжала прикрываться безумием до самаго конца своей жизни, оставляя юродство лишь в самых важных случаях. Из многаго упомянем лишь о самых выдающихся событиях. 1) В 1813 г. избрана была в настоятельницы общины Ольга Васильевна Стригалева, которая долго колебалась и отказывалась от тяжелаго бремени настоятельства, Елена Афанасьевна прислала ей собственноручную записку следующаго содержания: «Иисус Христа слова — Алена говорит: Приидите ко Мне все труждающиися и обременении и Аз упокою вы, возмите иго Мое на ся, и научитеся от Мене, яко кроток и смирен сердцем; и обрящите покой душам вашим. Иго бо Мое благо и бремя Мое легко. Спасителя моего слова. 1813 года 21 апреля писано». То есть писано было еще при жизни настоятельницы Марьи Петровны задолго до избрания Ольги Васильевны и вместе обнаружило и ум и прозорливость Елены Афанасьевны. 2) Подобно этому, когда прибыл в общину вновь определенный протоиерей о. Афанасий Крутовской, блаженная, увидев его в первый раз, встретила словами: «вот иерей по чину Мельхиседекову». 3) Был в общине старый деревянный корпус, уже близкий к разрушению. Елена однажды, указывая на него, говорит сестрам: «как-бы хорошо поставить тут храм во имя мученицы Варвары». «Чего вы, матушка, не скажете» отвечали ей сестры. «Право хорошо-бы» отвечала она и начала это повторять. Уже после ея кончины, поступившая в общину московская купчиха, Прасковья Ивановна　Мухина построила на этом месте каменный больничный корпус и в нем прекрасный храм во имя св. великомученицы Варвары. Так чрез много лет сбылось предсказание Елены Афанасьевны. 4) По монастырю разсажены были тогда деревья. Елена Афанасьевна не трогала их, кроме одного, которое росло напротив ея кельи. Она часто трясла его, как-бы стараясь выдернуть и приговаривая: «ты на моем месте сидишь». Впоследствии когда она скончалась, настоятельница Ольга Васильевна, уже готовившаяся распространять соборную церковь, вознамерилась похоронить Елену симметрично на таком же на правой стороне, как как на левой была погребена Марья Петровна, и вот могилу пришлось рыть, как раз на том месте, где росло это деревцо, его и срубили. 5) Еще было одно предсказание блаженной Елены, относящееся к обстоятельствам ея кончины. Обращается она к одной старшей сестре и говорит ей: «у меня до тебя крайняя душевная нужда!» — Что вам, матушка? «Сделай милость, пожалуйста походи по городу, да хорошенько подберись!» Сестра говорит — Да какая это нужда душевная, чтобы мне по городу походить? — Елена не объяснила, но убедительно упрашивала ее походить. По кончине блаженной это объяснилось. Когда она скончалась, была весенняя распутица, грязь и слякоть, а упомянутая сестра, по имени Ольга, по монастырскому послушанию послана была настоятельницей разнести по всем 17 церквам Арзамаса сорокоусты по новопреставленной Елене. Тогда-то, обходя весь город и то и дело подбираясь, вспомнила она просьбу блаженной и ея предсказание. Но всего примечательнее 6) предсказание Елены Афанасьевны наместнику Свято-Троицкой Сергиевой лавры о. Антонию, который увидел ее в первый раз, когда был еще светским человеком, врачом, носил имя Андрея Гавриловича Медведева, и не только не имел намерения сделаться монахом, а даже был предубежден против монашества вообще. Прибыв в Арзамас в первый раз, вместе с одной дворянской семьей, поздно вечером и остановившись на постоялом дворе, он, как человек любознательный, начал разспрашивать хозяйку двора о том, что есть в городе достопримечательнаго. Эта простая женщина первым долгом указала на Елену Афанасьевну, говоря что она узнает и предсказывает. То же подтвердила и дворянка, спутница будущаго отца архимандрита, которая, зная некоторыя его религиозныя недоразумения, заметила ему: «вот она вас проберет!» Молодой врач, будущий архимандрит, заинтересовался этим и, несказавшись никому, ранним утром отправился в Алексеевскую общину. Здесь, после заутрени, он попросил, чтобы его проводили в келию Елены Афанасьевны и шел не без некотораго безпокойства, потому что знал за собой грех, именно сомнение в действительности св. мощей, которых он сроду еще не видал, но между тем беседы с лысковскими раскольниками вселили уже в его сердце тревожное сомнение по этому предмету. Он так и думал, что Елена Афанасьевна начнет прямо с того предмета, и, пожалуй, еще и поколотит его. Но Елена Афанасьевна прикрыла свою праведность и прозорливость, по своему обыкновению, юродством. Встретив его самым обыкновенным образом, она начала насмехаться над его модной прической, фраком и всем костюмом и стала с увлечением говорить, что ему очень к лицу были-бы длинные волосы и широкое черное платье. По том, взяв несколько пряников и орехов, она отдала ему, сказав: «а это вот вашим больным». «У меня здесь нет больных!» ответил врач. «Это вашим больным» повторила Елена Афанасьевна. Они разстались. Посетитель пошел на постоялый двор, не составив положительно никакого понятия о Елене Афанасьевне, склонный видеть в ней действительно помешанную. Но вот подходя к квартире, он был встречен лакеем, который сказал ему: «где вы были? Ведь мы вас искали, искали… у нас несчастие: господа чуть не до смерти угорели». Оказалось, что хозяйка, берегя тепло, закрыла трубу очень рано и постояльцы угорели, а Антоний спасся только тем, что рано ушел в Алексеевскую общину. Тут-то и объяснилось, что орехи посланы были Еленой Афанасьевной больным — угоревшим… Спустя много лет когда религиозныя сомнения молодого врача разсеялись, а сам он, постриженный под именем Антония, надел черныя ризы и отростил длинные волосы, объяснились и прочия загадочныя речи блаженной Елены.　

Впоследствии, живя уже в Арзамасе он часто посещал Блаженну Елену, почитая ее, как праведницу, но она не переставала пред ним юродствовать. Так было даже до самой ея кончины. Благоговея к ней, как к угоднице Божией, Антоний нашел время посетить ее даже в Великую Субботу. Видя, что она страдает, он сжалился, развел в стакане магнезию и поднес ей, чтобы она выпила, но она схватила стакан и плеснула ему вглаза, со словами: «я не этого лекарства хочу!» Потом она стала просить его, чтобы позвал о. Афанасия исповедать и причастить ее св. Таин, что и было исполнено.^[270]　

Всю страстную неделю Елена Афанасьевна лежала на полу, не произнося ни одного слова, ни пропуская в рот ничего. Голова ея лежала на голом полу. Сначала сестры пробовали подложить ей под голову подушку, но она при этом всегда вдруг ударялась головой в противоположную сторону. По этому сестры уже и не решались ее безпокоить. О. Афанасий говорил после, что ея последняя исповедь была дана в памяти и полном уме, с глубоким смирением. Скончалась она мирно, в присутствии настоятельницы, О. Афанасия и многих сестер, в то время, как в теплом храме совершалась первая пасхальная вечерня. 1-го апреля, в четверг на Пасхе, совершилось ея погребение при безчисленном множестве народа, который не оставлял гроба ея ни днем, ни ночью, во все 5 дней. В следующих 1821–1822 годах настоятельница Ольга Васильевна широко распространила пристройкою соборный храм Алексеевской общины и при этом над могилою Елены Афанасьевны пришелся престол праваго придела, посвященнаго Владимирской иконе Божией Матери и равноапостольным царям Константину и Елене. Постройка производилась на средства почитательницы блаженной Елены, княжны Прасковьи Ивановны Дивлеткильдеевой, жившей тогда в общине, а в последствии принявшей монашество под именем Паисии и бывшей игумениею в Московском Страстном монастыре. Позолота иконостаса сделана самими сестрами, при материальном пособии другой жертвовательницы, которая подвигнута была к этому самою Еленою Афанасьевною, явившейся ей, уже после своей смерти, во сне. Келия Елены Афанасьевны была деревянная. Впоследствии, когда был построен каменный корпус длиною в 38 сажен, на месте этой келии в нем устроена псалтирная, в которой помещена резная группа положения Иисуса Христа во гроб, о которой сказано в XIX главе, под 1776 годом. Здесь же установлено непрестанное чтение псалтири по усопших, а на память о Елене Афанасьевне поставлен ея портрет. Память о почившей сохранилась в Арзамасе доселе и имя ея можно слышать, поминаемое в церквах арзамасских.　

В том же 1820 г. перестроен так называемый Выездной мост, чрез р. Тешу, соединяющий Арзамас с Выездной слободой и составлявший звено большого Московско-Саратовскаго тракта. О существовании большого моста чрез р. Тешу, еще в начале XVII столетия, упомянуто было нами в V главе этой книги. При перестройке направление моста было избрано новое. Старый мост к Выездной начинался прямо против так называемой Мостовой улицы. Незадолго до перестройки воздвигнут был нынешний обширный Выездновский храм и мост пришелся против самаго алтаря, а церковь нужно было объезжать далеко кругом, поэтому выездновский конец моста и перенесен немного к югу, выше по р. Теше. В Арзамасе старый мост примыкал к берегу против самаго Никольскаго съезда, который начинался от главных ворот Арзамасскаго кремля. Поэтому, как помнят старожилы, все Арзамасские крестные ходы и сходили с горы всегда Никольским съездом, а не базаром. В нижней части города, от этого моста, мимо Саровской часовни шла улица Московская (ныне Старо-Московская). После перестройки и в Арзамасе мост примкнул к берегу несколько выше по течению реки. Вновь образовавшаяся по плану 1814 г., улица названа Ново-Московскою. На арзамасском конце мост а для красы устроена была арка с колоннами вроде триумфальных ворот, вверху арки находились св. иконы, но, вероятно, сооружение было не прочное, скоро стало грозить падением и, не простояв и 20 лет, было сломано. Мост строился на средства города, мещанскаго общества и крестьян села Выездной слободы. Один из выеездновских крестьян, которые строили мост частями, каждый на своем участке Василий Федорович Вызовов, предок всех известных современных нам арзамасских и выездновских Вызововых, по собственному усердию построил на своем участке, на выездновском берегу каменную часовню, существующую до настоящаго времени. В Арзамасе, около самаго моста, по обычаю того времени, как и на других трактовых улицах, находилась застава с будкой и шлагбаумом, у которой всех проезжающих останавливали, спрашивая их паспорты, а товары, иногда пробовали щупом для того, чтобы не провезли вино из района другого откупщика; при этом много товаров подвергалось порче; чтобы избежать ея, а также не стоять долго, у заставы, обыкновенно, давали будочникам деньги, которыя избавляли от выполнения всех формальностей. В 1823 г. высокогорские монахи, не имевшие до того времени в городе подворья, испросили у нижегородскаго губернатора Крюкова и арзамасскаго городничаго Бабушкина дозволение построить каменную часовню и подворье у самой московской заставы. Городское общество отвело им под постройку безвозмездно 10 ¹/₂ квадр. сажен земли. Впоследствии, при уничтожении застав, им же досталась и каменная будка. Подворье и часовня существуют до сих пор.　

15 сентября 1820 г. по поручению начальства, после литургии в соборе архимандритом Александром открыто «Арзамасское Библейское Сотоварищество». Архимандрит говорил при этом речь, предварительно просмотренную архиереем. При избрании членов, он согласился быть директором сотоварищества, но в душе глубоко сомневался в плодотворной деятельности сотоварищества и потому писал: «собрание будет ученое и благородное и диковинно, касательно Арзамаса, и не знаю, как Бог меня исправит!» И действительно — учрежденное в духе времени, по приказу начальства сотоварищество не оставило в Арзамасе никаких следов.^[271]　

27 июня 1822 г. послушник Высокогорской пустыни Андрей Медведев пострижен под именем Антония, чрез 4 года он сделался строителем этой пустыни, а потом был 46 лет наместником св. Троицкой-Сергиевой лавры, другом и духовником знаменитаго митрополита Московскаго Филарета и одним из выдающихся лиц в среде русскаго монашества XIX столетия.^[272]　

В том же 1822 г. арзамасцы лелеяли мысль украсить свой город памятником боярина Феодора Михайловича Ртищева, за 150 лет перед тем отдавшаго безплатно городу Арзамасу свои земли и леса. Инициатором этого дела являлся купец-откупщик Иван Петрович Ансиев. Получено было уже и разрешение Правительства, составлен и рисунок, но возникшее разногласие погубило это дело: Ансиев желал поставить памятник, непременно, у своих окон (дом его ныне принадлежит г. Белоноговой), на том месте, где стоял старинный дубовый столб, якобы служивший гранью земли, пожертвованной Ртищевым, но городское начальство назначило место для памятника на другой стороне улицы, у восточнаго угла Спасской церкви. Согласиться никак не могли, а между тем у Ансиева разстроились дела, сам он сошел с ума и умер. Проэкт памятника был забыт и даже имя Ртищева вышло из памяти арзамасцев. О нем вспомнили лишь в 1895 году.^[273]　

1823 год должен быть особенно памятен для арзамасцев. множеством солидных построек, возведенных в течении этого года. Некоторыя из них претендуют даже на историческую известность.　

1) Не смотря на то, что в это время строился грандиозный холодный собор, крайняя необходимость заставила капитально ремонтировать теплый собор, который, хотя и был выстроен всего лишь 30 лет назад, почему-то сильно обветшал и требовал немедленнаго ремонта, который и произведен в течении одного лета.^[274]

2) На средства прихожан Введенской церкви отремонтировано ветхое каменное здание, уцелевшее еще от времен монастырских, и приспособлено для житья причта. С 1852 по 1868 г. в этом здании помещалось духовное правление, а потом снова поселился причт.^[275]　

3) Вместо стараго арзамасскаго острога, помещавшагося в крепости, около нынешняго бульвара, построен за городом новый тюремный замок. Экономом-строителем его был купец Иван Львович Скорняков, который, будучи довольно набожен и желая оставить по себе память, вместо того, чтобы устроить домовую церковь в самом здании замка, построил отдельно небольшой храм во имя св. Александра Невскаго, о чем уже говорено в XVIII главе. Первым в новый острог имел несчастие попасть арзамасский мещанин Василий Васильевич Скоблин, впоследствии известный московский купец. Живя постоянно в Москве и будучи там комиссионером почти всех арзамасцев, он имел неосторожность продать кому-то юфть своих двоюродных братьев, известных купцов Петра и Василия Ивановичей Скоблиных, и отпустить товар на совесть, без денег и без росписок. Покупатель сделался несостоятельным, а у Василия Васильевича не было ни денег, ни оправдательных документов. Двоюродные братья сочли это за злой умысел, озлобились, начали судиться и в результате Василий Васильевич присужден на высидку в остроге; желая избавиться от этого, он уговорил свою жену, Анну Михайловну поручиться за него; напуганная угрозами мужа, она поручилась, но, конечно, ея жемчугов и сарафанов не хватило для уплаты долгов мужа, а потому и ее посадили в острог. Отсидев свое время, Василий Васильевич снова уехал в Москву, где заслужил всеобщую любовь среди купечества, жил безбедно и скончался в 1866 г. Со своими арзамасскими родными он, по выходе из острога, скоро примирился.^[276]　

4) В мучном ряду построен каменный корпус, состоящий из 16 лавок и калачной. Постройка произведена на благотворительный капитал, пожертвованный купцом Иваном Феоктистовым, после котораго теперь уже не осталось ни родных, ни потомков. Согласно его завещанию проценты с капитала должны раздаваться бедным. Тогдашние градоправители, видя недостаток в городе торговых помещений и значительную их доходность, сочли за самое лучшее построить на эти деньги мучной ряд. Впоследствии пример Феоктистова нашел среди добрых арзамасцев многих подражателей, жертвовавших с тою же целью. На их жертвы, в разное время, куплен большой каменный дом с лавками в гостинном дворе, построен другой дом, в котором помещаются присутственныя места, а внизу лавки; остатки благотворительнаго капитала находятся в ведении городского общественнаго управления. В прежнее время все доходы от имущества и проценты с капитала раздавались бедным горожанам, но впоследствии, по постановлению думы, часть этих сумм стала уделяться в пособие городской богадельне, Кирилло-Мефодиевскому братству, безплатной аптеке и проч. городским благотворительным учреждениям.

5) Так же с разсчетом на постоянный хороший доход на углу гостиннаго двора построены каменныя лавки и калачная, принадлежащия Владимирской или Зосимской церкви. Мысль построить на церковной земле лавки принадлежала тогдашнему старосте, мещанину Алексею Семеновичу Молодцову, но, при всем его усердии, денег на постройку не было ни у церкви, ни у старосты. Тогда нашелся добрый человек, купец Петр Ферапонтович Грязев, дед современных нам бр. Колесовых, который дал денег на постройку заимообразно и безпроцентно. Лавки были выстроены и капитал выплачен в течении нескольких лет, частями. Впоследствии протоиерей Владимирской церкви о. Иов Авситидийский говаривал автору, что он считает своей священной обязанностью всегда поминать при литургии А. С. Молодцова, как оказавшаго церкви и причту постройкою лавок великое благодеяние.

6) Строилась, как выше сказано, Высокогорская часовня.

Но всего больше вызвал арзамасцев к производству построек страшный пожар, случившийся в Арзамасе в ночь с 6 на 7 августа 1823 года, истребивший в нижней части города 120 домов, со множеством кожевенных заводов, и известный до ныне под именем большого пожара. Даже чрез 70 лет после него в нижней части города о нем знали, по наслышке от старших, и маленькия дети, а многие старики не могли говорить об этом бедствии без слез,^[277] это событие сделалось местной эрой и до сих пор в нижней части Арзамаса определяют давность чего либо словами до или после большого пожара.　

Пожар начался в Мостовой улице в каменном доме, ныне принадлежащем г. Фадееву. Улицы до того времени, как уже не раз говорилось, были на низу узкия, кривыя; были даже переулки с выездом в одну только сторону; благодаря дешевизне леса и зажиточности жителей, постройки по большей части, были из краснаго, здороваго, смолянистаго леса, покрытыя, для прочности, между тесом, скалою т. е. берестом; постройку домов и заводов жители производили безо всякаго плана и порядка, без наблюдения со стороны городничих, а как кому и где удобнее было для своих надобностей; почти при каждом доме были кожевенные заводы, на которых все было просалено и пропитано дегтем, при каждом заводе были запасы корья и толченаго дуба; садов и огородов в этой части города было мало, наконец, и время было летнее сухое, а средств противо-пожарных тогда почти не существовало. Можно себе представить, что тогда случилось!　

Огненное море бушевало от Мостовой улицы почти вплоть до р. Теши, на севере оно ограничивалось Мартовской улицей, но на юг все пылало сплошь до самаго поля. Все почти, богатые люди пировали в эту ночь в доме купца Василия Ивановича Скоблина, который тогда просватал дочь за купеческаго сына Сурина. Многие гости добежали до своих домов, когда последние уже пылали. Не бывшие на этом пиру уже успели заснуть и, проснувшись с ужасом не знали за что схватиться. Многих мужчин не было дома, так-как это случилось в самый разгар Нижегородской ярмарки. В Мостовой улице, в одном каменном доме сгорела старушка-хозяйка. Бедствие это было не чуждо и моей родной семье. Дед мой также, как и многие другие купцы, был на Нижегородской ярмарке, бабушка и ея мать не успели вынести даже всех икон, отца моего, которому было только два года, посадили в борозду на огороде, где он долго сидел и плакал, а дядю, которому было уже пять лет, прабабушка моя вывела в поле и накрыла большой кадушкой, чтобы не убежал… На низу осталось только несколько домов в юго-западном углу около нынешней Конной площади.　

После пожара вся нижняя часть города разбита на правильные кварталы, впрочем углы были у этих кварталов острые и тупые, а не прямые, так-как общий план представлял нечто вроде звезды: от Владимирской церкви, как от центра, шли радиусами новыя улицы: на восток Рождественская, на ю.-в. Мостовая, на юг Зосимская или Евстифеевская, на ю.-з. Ново-Московская. Поперек города, от запада к востоку, проведена новая улица Затёшная, длинная прямая, заменившая старую кривую Затёшу. По ней опять начали строиться жившие там кожевенные заводчики, но случился неожиданный казус: новая улица прошла чрез обширные огороды купца В. И. Скоблина и у него очень много земли отошло под улицу безплатно, но судьба помогла ему собрать слишком за всё это со своих соседей. Дело в том, что обе стороны новой улицы, Затешной, оказалась его, Скоблина, земля, а у соседей его дворы очутились внутри кварталов, без выезда и выхода, куда-бы то ни было, и вот он начал продавать им свою землю клочками. Покупали поневоле, чтобы только иметь выезд в новую Затешную улицу, таким образом он наделил 6-х своих соседей, продавая им по 100р. за погонную, по улице, сажень, а у самого у него опять таки осталась чуть-ли не самая большая в городе усадьба, принадлежащая ныне вместе с его домом наследникам Н. И. Ускова. Кожевенные заводчики вновь стали строить заводы при своих домах. К их счастию пожар случился именно в такое время когда товаров было на заводах очень мало, юфть была или продана или отправлена на Макарьевскую ярмарку, а сырье еще не начинали покупать. Впрочем, некоторые мелкие заводчики, лишившись заводов и домов, которые тогда еще и не имели понятия, как страховать, принуждены были отказаться от своего стариннаго занятия, вследствие чего число заводов в Арзамасе убавилось. Еще более убавилось их лет чрез 12-ть, когда, по распоряжению губернскаго начальства положительно воспрещено было иметь заводы внутри города и отведено было для них место за городом, вниз по р. Теше. Этим был нанесен первый тяжелый удар кожевенному производству, процветавшему в Арзамасе уже 250 лет. У многих после пожара были выстроены большие каменные заводы; их пришлось бросить, а строить новые. Жить пришлось в городе, а трудиться за городом, непосредственное наблюдение за ходом дела ускользало из хозяйских рук. Вдали от хозяйских глаз работа пошла медленнее и хуже. Переселиться жить на завод не решился почему-то ни один из арзамасских заводчиков тогда, как в других городах везде заводчики живут на своих заводах. Теперь можно удивляться этому, но тогда должно быть тяжело было арзамасцам разстаться с насиженным веками местом, с домами, базаром и церквами, к которым так лежало их сердце, а может быть они были так уверены в несокрушимости своей кожевенной промышленности, что сочли это переселение ни за-что и жестоко ошиблись.

XXIII Арзамас во дни Императора Николая I

Благовещенский колокол. В. С. Самохвалов. Бр. Петр и Василий Ивановичи Скоблины. Семен Семенович Щегольков. Чувства и мысли автора на благовещенской колокольне. Необычайныя перемены погоды в 1827 г. Ольга Васильевна Стригалева, во инокинях Олимпиада. Ея подвижничество, вступление в Алексеевскую общину и управление ею. Время наибольшаго духовнаго процветания обители. Стремление в нее подвижниц со всех концов России. Благотворное влияние обители на духовно-нравственную жизнь горожан. Арзамасския девицы вступают в Алексеевскую общину. Духовное общение обители с мирянами. Стремление Ольги Васильевны в Киев. Путешествие и кончина ея в Киеве. Дешевизна хлеба в 1828–1829 годах. Наводнение 1830 г. от прорыва пруда. Фока и его беда. Первая холера 1830 года. Бойкая торговля в этом году. Донские казаки покупают у С. В. Скоблина весь товар, отправленный в Урюпино. на пути около напольной церкви. Карантин. Противо-холерныя предприятия в 1830 г. Предание о пребывании в Арзамасе А. С. Пушкина. Архимандрит Антоний, его происхождение. Обучение врачебному искусству, первые шаги к подвижнической жизни, сомнение его в нетлении св. мощей и уверение в этом у мощей св. Глеба. Влияние на него О. В. Стригалевой. Поступление в Саровскую пустынь. Переход на Высокую Гору. Пострижение и священство. Путешествие по св. местам. Личное знакомство с подвижниками XIX столетия. Первая встреча с митрополитом Филаретом. Предсказание пр. Серафима. Управление Лаврою. Благотворительность. Построение на его счет часовни в Алексеевском монастыре. Последнее Посещение Арзамаса. Кончина. Чудесное исцеление больной. Бурмистр Выездной Слободы Н. И. Шипов. Его богатство и громадный оброк. Почет. Отношения к главным управляющим Салтыковых. Сын его Н. Н. Шипов. Его побег, лишения, плен, разорение, путешествие во Иерусалим, принесение в Выездную Слободу Касперовской Иконы Божией Матери, новыя скитания и неудачи, Стихотворство и писательство. Смерть на улице. Пожар в доме бр. Скоблиных, предсказанный преподобным Серафимом Саровским. Голод 1832 года, также предсказанный им. А. М. Заяшников спасает арзамасских бедняков от голода. Кончина пр. Серафима и его отношения к Арзамасу. Благодатное влияние его на духовно-нравственную жизнь арзамасцев. Радость арзамасцев во дни прославления его. Возобновление в честь его храма и установление крестнаго хода. Пророчество пр. Серафима о будущности Аразмаса. Прасковья Ив. Мухина. Прославление Высокогорской Иконы Божией Матери и чудеса от нея. Георгий Караулов. Переименование Троицкой-Особной церкви в Духовскую. Первая паровая машина в Арзамасе. Крещенский мороз 1834 г. Отзыв епископа Амвросия об Алексеевской Общине. Пальба из пушек в день св. Пасхи. Кончины: старосты собора С. В. Быстрова, протоиерея Феодора Раевскаго и городского головы Студенцова, Неожиданная смерть и необычайное погребение последняго. Характеристика Студенцова, его невольная жертва в собор. Посещение Императором Николаем I Нижняго Новгорода и путешествие туда многих арзамасцев, с целью лицезрения Царя. Петр Ив. Скоблин. Сказание о роде купцов Скоблиных и о самом Петре Ивановиче. Перевод уезднаго училища в новый дом в 1835 году. Пребывание в Арзамасе героя-генерала Скобелева — деда. Достопамятные маневры под его начальством. Кончина Сергея Федоровича Бебешина, родоначальника потомственных почетных граждан Бебешиных. Освящение храма в с. Новом-Усаде. И. В. Быстров. Необычайныя зима и весна 1839 года. Переустройство и переименование придела в Ильинской церкви. М. В. Патрикеева. Гр. Ив. Сурин. Вас. Ив. Скоблин. Превратности его жизни: общественная деятельность, жертвы, предприимчивость, изобретенный им способ солить кожу. Жалкая участь дочери его. Два крестных хода в один день. Бездождие и крестные ходы по этому поводу в 1841 и 1842 г.г. Начало пароходства на Волге и тяжкий удар, нанесенный этим Арзамасской промышленности. Устройство придела св. 4-х мучениц во Введенской церкви. Кончина Петра Ив. Подсосова. Его происхождение. Семья. Обширныя торговыя дела: овчина, продажа ея графу Шереметеву. Покупка баранов в Уральске и Оренбурге. Сало. Громадныя партии его. Кожевенный завод. Паровая машина. Перемещение сальнаго дела в Самару и Екатеринбург. Хлебное дело. Золотые прииски. Начало отъезжаго промысла на золотые прииски арзамасских крестьян. Общественная деятельность П. И. Подсосова. В должности городского головы. Ссылка порочных арзамасцев в Сибирь. Жертва на учреждение Банка. Благотворительность. Усердие его при сооружении собора, жертвы церквам и монастырям. Жена его. Дом. Похороны. Память о нем среди арзамасцев. Приказчики Подсосова. Иван Ефремов. Его шапка и оригинальное ведение дела. Открытое им судоходство по р. Самаре. Его помешательство. Павел Мерлушкин. Его сватовство. Александра Петровна Подсосова. Гнев отца. Разбитое счастье. Пострижение в монашество жениха и невесты: Саровский казначей о. Пахомий и схимонахиня Анастасия. Ал. Ив. Феоктистов. Ив. Алексеев. Попов-Щетин. Его воспитательный дом. Кожевенный завод, удостоенный Государственнаго герба. Меховое дело. Архимандрит Александр. Его бедность до монашества. Монашеския добродетели. Сношения с современными подвижниками. Терпение. 35 летнее управление Спасским монастырем. Училищная деятельность. Почитатели его. Подвижничество и болезни. Кончина. Погребение. Его завет. Иван Герасимович Попов. Его характер и общеполезная деятельность. Трудолюбие, ворчливость, доброта, гостеприимство. Обширная торговля. Общественная деятельность. Авторитетное положение в кругу родных и сограждан. Введенский священник о. Аврамий. Его бедность и любовь к бедным. Усердное поминовение за дешевую цену. Введенская церковь делается самостоятельною Игумен Иоанникий. Кончина А. М. Заяшникова. Приезд архиепископа Иакова. Его любовь к Арзамасу. Бездождие и холера 1847 г. Молебствие. Холера 1848 г. Признание врачей, что известковое свойство воды предохраняет Арзамас от холеры. Высочайшее пожалование леса Алексеевской Общине. Архимандрит Амфилохий. «Общество посещения бедных города Арзамаса». Кончина архиепископа Иакова. Буря 1 июня 1851 г. Староста Благовещенской церкви С. И. Мунин. Золотыя главы. Марфа Павловна Пирожкова. Разделение городского леса на участки. Епископ Иеремия и запрещение крестных ходов. Принесение с Афона образа «Достойно есть». Кирилл Ив. Стахеев. Крымская компания. Арзамасская дружина Государственнаго ополчения. Отношение арзамасцев к этой войне. Ступин пожар.

25 февраля 1827 г. отлит приезжим из Воронежа мастером, купеческим сыном Владимиром Степановичем Сомохваловым (или, как доныне говорят и пишут в Воронеже, Самофаловым) самый большой из арзамасских колоколов благовещенский. Событие это чрезвычайно интересовало весь Арзамас и сохранялось в разсказах старожилов более 70 лет. По этим разсказам большой колокол у Благовещенья, в начале XIX столетия, был пудов в 300. Прихожанин купец Петр Иванович Скоблин перелил его, прибавив около 200 пуд. своей меди. Медь эта состояла большею частию из Павловских грошей т. е. медной монеты времен Павла I, которая, как известно, очень веска и была тогда дешевле штыковой меди. Такой монеты свезено было со двора Скоблиных на колокольный завод несколько возов с большой предосторожностью, чтобы не попасть под ответственность за уничтожение монеты. Колокол, в 500 пудов, вышел очень хорош; для лучшаго подбора звона брат Петра Ивановича, Василий Иванович Скоблин, в 1804 году слил полиелейный колокол пудов в 250, который и ныне известен под именем Скоблинскаго. Но вот большой колокол Петра Ивановича оказался непрочным: его разбили еще при жизни жертвователя; тогда прихожане прибавили еще 150 пудов и вызвали перелить колокол известнаго мастера Самохвалова. Колокол был отлит и вышел очень хорош. Прихожанам захотелось его взвесить, на где было тогда достать для этого громадный коромысел? Среди арзамасцев, однако, нашелся ловкий человек, молодой мещанин Семен Семенович Щегольков.^[278] Он уже и ранее кое-чем отличился: был подрядчиком при постройке домов: каменнаго, что ныне благотворительнаго капитала, и деревяннаго, что ныне, дом причта Владимирской церкви, построил прочный мост чрез р. Пьяну, между селом Бутурлиным и деревней Катаршею, где до того времени мосты не держались: их сносило быстрым течением, в тех же местах устроил барину сахарный завод, который не удался не по его вине, а по недостатку в Нижегородской губернии свекловицы, впоследствии он принимал участие в постройке дворца в Нижегородском кремле. Вот этот-то механик- самоучка и взялся взвесить благовещенский колокол, для чего сделал коромысел из бревен, выверил его и взвесил колокол. Гири собирали чуть не со всего города. Весу оказалось 654 пуда, но колокол вышел так звучен, что благовещенские прихожане говорили: «нет, Семен Семенович не верно взвесил: должно быть более 654 п.» Самохвалов торжествовал. Когда колокол везли с завода к церкви, он возседал на ушах колокола, как триумфатор, когда поднимали его на колокольню, также не побоялся на нем сидеть; а когда подняли, утвердили и зазвонили в первый раз, то собрал к себе всех арзамасских богачей и начал угощать их шампанским… Говорят очень хотелось ему жениться в Арзамасе на какой-либо богатой купеческой дочке, но разгульная жизнь сгубила его и он вскоре помер в Арзамасе же. Хоронили его из Владимирской церкви, в которую в память о нем пожертвованы дорогия серебряныя ризы, ныне, к сожалению, уже сильно изветшавшия. Колокол, Слава Богу, вышел так же прочен, как и звучен; он и до ныне служит одним из лучших украшений Арзамаса. В светлые пасхальные дни на благовещенской колокольне перебывают каждогодно тысячи арзамасцев, сотни молодых людей, потомки жертвователей, перезвонят в этот колокол. Любил и я, в годы юности моей, взобраться в эти святые дни на благовещенскую колокольню, чтобы с замиранием сердца поближе послушать звон, которым услаждали свой благочестивый слух мои христолюбивые деды и прадеды, чтобы прочесть на полиелейном колоколе фамилию предков моих по матери: «Скоблин», чтобы осязать рукою те кирпичи, которые при постройке Благовещенской церкви, по усердию, носила на своих плечах, вместе с подругами, моя прабабушка, чтобы с высоты этой колокольни окинуть взором весь мой родной город с его обителями и многочисленными церквами, а, когда бывало в мои руки попадала веревка от языка большого колокола, то, осенив себя крестным знамением, я, при каждом ударе, воспоминал тех арзамасцев, которые дороги моему арзамасскому сердцу своим благочестием, умом, общеполезною деятельностью и добрыми делами… Светло и радостно бывало у меня тогда и на душе, и в сердце!

12 марта 1827 г., когда стоял еще хороший санный путь, вдруг по утру сделалось тепло; туча взмыла; пошел сильный дождь; были сильные раскаты грома и многократная молния так была сильна, что и летом редко бывает. Туча шла с Ю.-З. на С.-В.^[279]

1827 г. 9 мая на Николу летнюю выпал сильный снег, который не сходил три дня.^[280]

6 августа 1828 г. скончалась в Киеве и погребена в Киево-Печерской лавре, на дальних пещерах, замечательнейшая из настоятельниц Арзамасской Алексиевской общины Ольга Васильевна Стригалева, во инокинях Олимпиада. Это была не только строгая подвижница, но и гениальная женщина, одаренная необычайным умом и блестящими способностями к управлению и постройкам, имевшая необычайный дар слова и способность также красноречиво и увлекательно писать, как и говорить. Ко всему этому она имела такое любвеобильное сердце, что, совершенно забывая о себе, пеклась только о ближних, главным образом о вверенных ея управлению сестрах.　

Она родилась в 1773 году в Костроме, где отец ея Василий Иванович Стригалев был одним из именитейших купцов. Лишившись матери, она вместе с сестрой проводила время в строгом посте, молитвах и чтении назидательных книг. Мало этого казалось молодым труженицам и оне придумали умерщвлять плоть свою, когда, по всей вероятности, ее нечего было и умерщвлять. Ревностное подвижничество их было не совсем разсудительно: они выходили зимой на двор, становились босыми ногами на снег и стояли до тех пор, пока снег не растает до самой земли. Терпели оне, действительно, Христа ради, но не по разуму. Ольга Васильевна вследствие этих подвигов страдала ногами во всю жизнь, а под конец не могла уже ходить и сестры носили ее на руках. Видя наклонность Ольги Васильевны к монашеству, отец ея не удерживал ее и отпустил в монастырь на 20-м году. Наслышавшись о строгости устава Алексеевской общины и зная Марью Петровну, Ольга Васильевна не захотела идти в какой либо другой монастырь, кроме Алексеевской общины, и вступила в нее 17 марта 1793 г. в самый день Алексия, человека Божия, Покровителя обители, а ровно чрез два года приняла, тайно ото всех, монашеское пострижение под именем Олимпиады. Исполняя все возлагаемыя на нее послушания, она вскоре сделалась примером для всех сестер послушанием, смирением, чистотою, строгим воздержанием и совершенной нестяжательностию, приобрела всеобщую любовь, а настоятельница Марья Петровна, во время своих отъездов, не смотря не ея молодость, поручала ей вместо себя управлять общиною. Когда Марья Петровна скончалась, то все желали избрать ее в настоятельницы и избрали вдову дьячка, Матрену Емельяновну, лишь потому, что Ольга Васильевна указывала на свое слабое здоровье и обещала во всем помогать и наставлять настоятельницу. Впрочем Матрена Емельяновна управляла только 10 недель и скончалась. Тогда Ольга Васильевна уже не могла отговориться ни чем и приняла на себя бремя настоятельства. Мы уже видели, что к этому подвигла ее своею запискою и блаженная Елена Афанасьевна. Управление ея продолжалось 15 лет (1813–1828 г.) За это время Алексеевская община, в которой тогда подвижничество процветало в полном блеске своей неземной славы, сделалась известна по всей России. Под ея спасительный кров стекались благочестивыя девы и вдовицы со всех концов нашего Отечества, без различия звания и состояния. Среди сестёр Алексиевской общины были тогда и несли равныя послушания и княжны, и дочери генералов, и воспитанницы дворянских институтов, и неграмотныя крестьянки, и дочери донских казаков, и смиренныя мордовки, и бедныя сироты, и дочери богатейших купцов московских и костромских. Все оне несли благое Иго и легкое Бремя Христово в простоте и терпении. Близость этого разсадника благочестия благотворно влияла и на жителей Арзамаса. Во многих богатых семьях этого города нашлись девушки, которым опостылело богатство, опротивели наряды, ничтожеством показалось земное счастье и тяжкими узами супружеская жизнь, и оне, часто не взирая на слезы своих матерей, оставляли мир и все, что в нем, смиренно вступали в Алексеевскую общину, облекались в ней в черныя одеяния послушниц и терпеливо несли всякия послушания, изнуряя себя молитвою и постом. Между ними были Корниловы, Подсосовы, Евлампия Васильена Скоблина, Бебешины, Ситниковы, Хомутинниковы, Перетрутовы. Все оне отрясли земную славу и притекли в общину в чаянии венцов небесных… Но не для них одних благотворна была богоугодная монастырская жизнь, она отражалась и в покинутых ими родительских домах, и в семьях их родственников, и на всех событиях их жизни. Каждое посещение какою либо арзамасской женщиною своей родственницы или знакомой, жившей в общине, приносило в семью хотя-бы одно назидательное слово; каждая просфора, принесенная из общины, низводила на родственный дом благодать Божию. Едва рождался на свет Божий младенец, а уже какая нибудь родственница-монахиня присылала ему крестик или образок; захворает-ли он, а ему уже несут из общины маслица, св. водички или какое-либо другое священное врачество. Брак ли свершится в родне, отрекшиеся от мира не пируют на нем, но радуются вдали, молятся о новобрачных и шлют им просфоры и иконы, а какое утешение доставляют сестры обители, когда кто либо из их родных оставляет здешний мир! Оне и молятся, и плачут, и утешают, и читают боговдохновенную псалтирь!..

Вся эта духовная благодать насажденная в Алексеевской общине о. Феодором укрепилась при　Марье Петровне, а при Ольге Васильевне расцвела в полном блеске. Внутреннему духовному процветанию общины, соответствовало при ней и внешнее благоустройство. Мы уже говорили в ХVIII-й главе, что ея заботами и по ея гениальной мысли соборная церковь общины в один год из скромной, как-бы сельской, церкви превратилась в великолепный храм, которому подобнаго не скоро найдешь во всей России. При ней же воздвигнуты и больничный корпус с храмом св. великомученицы Варвары, и два других каменных корпуса, один из них на собственныя средства родителя Ольги Васильевны, В. И. Стригалева, возведена с трех сторон обители каменная ограда и построена ветреная мельница на огороде, неподалеку от монастыря. Всё это памятники ея неусыпных забот и мудраго управления. Для сестер она была любвеобильной матерью. Если ей приходилось сделать кому либо выговор или наказать кого, то она не могла успокоиться до тех пор, пока виновная не испросит прощения и тем, вместе с сознанием своей вины, как-бы примирится с настоятельницей. Она говорила, что в тот день, когда знала, что на нее досадуют, не могла читать молитву Господню: «Отче наш». Обладая необычайным даром слова и будучи весьма начитанною, она часто говорила в трапезе продолжительныя речи. Слова лились из уст ея рекою, как бы она читала по книге. А когда болезни не допускали её говорить с сестрами лично, то она, лежа на одре болезни, писала им письма, которыя и читались сестрам в назначенном месте. Благодаря этим запискам, представляется возможность и ныне, читая, как-бы слушать ея мудрыя наставления. Особенно замечательно ея наставление сестрам, расписывавшим потолки в соборном храме, где она, прося их быть осторожными, чтобы не упасть, наставляет с благоговением исполнять это святое дело, напоминая текст св. писания, что: «проклят всяк, творяй дело Господне с небрежением». Но лучшим письменным памятником ея осталось завещание сестрам, найденное в ея бумагах, после ея кончины. Еще с юношеских лет она возымела большое усердие посетить Киево-Печерскую лавру, чтобы поклониться мощам пр. Печерских, к которым имела глубокую веру. Кроме того она часто задумывалась над молитвою пр. Феодосия, в которой он просил Господа Бога о даровании Царствия Небеснаго и упокоения с преподобными всем тем, кто будет погребен на месте их обиталища. Она с трепетом желала себе такого блаженства. В последнее время жизни неотступная мысль влекла ее в Киев и она обещалась ехать туда на богомолье. В 1827 г. она просила на это благословения у преосвященнаго Афанасия, епископа Нижегородскаго и Арзамсскаго, но он, имея в виду благо общины и сестер, не отпустил ее, принимая на себя ответственность за неисполненное обещание. Однако пламенное желание посетить святыни Киева не оставляло Ольгу Васильевну, а таинственныя видения еще более побуждали ее к тому. Однажды она увидела во сне преп. Антония и Феодосия, которые сказали ей: «мы тебя от себя не отпустим». А в другой раз, лежащая на одре болезни, видит она себя в Великой Киево-Печерской церкви, среди целаго сонма преподобных, идущих в алтарь чрез царския врата, в которых стояли преп. Антоний и Феодосий, благословив ее, сказали ей: «мы ждем тебя сюда к нам». Это видение побудило ее снова просить у архиерея благословения и отпуска в Киев, что и было ей на этот раз дано. 14 июня 1828 г. назначен был день ея отъезда. Ходить она не могла, сестры на руках принесли ее в соборную церковь и посадили на обычном месте, против иконы Божией Матери «Утоление печали». Со слезами и воздеянием рук, тихо молилась она Царице Небесной, вручая Ея покровительству и сестер и обитель. Сестры плакали и рыдали, сознавая, что уже более не увидят свою любвеобильную и праведную матушку. Видя, что она уже сильно утомилась, сестры на руках вынесли ее из храма и уложили в дорожный экипаж. Длинно и трудно было тысячеверстное путешествие на лошадях. В Ельце Ольга Васильевна пожелала побывать в церкви и сопровождавшия ее сестры вносили ее в храм также на руках. Наконец она, едва живая, прибыла в Киев 3-го июля. Побывав в св. храме и пещерах, она окончательно ослабела, несколько раз причащалась св. Таин и мирно скончалась 6-го августа.　

Митрополит, узнав о ея кончине, распорядился чтобы над телом ея читалось священником св. Евангелие, вынос тела и отпевание совершалось лаврским духовенством, а погребли ее на дальних пещерах, близ церкви Рождества Богородицы. Так совершилось исполнение желания Ольги Васильевны: тело ея погребено в одной земле с преподобным Феодосием и его св. учениками. Впоследствии почитатель ея, шуйский купец Киселев поставил на могиле ея чугунный памятник, с приличной надписью, окруженный решеткою, а в память ея принес в храм, что на дальних пещерах, много серебряной утвари. Известие о кончине ея глубоко опечалило не только сестер общины, на и многих жителей Арзамаса. Хотя тело ея и погребено далеко, в Киеве, но память о ней в обители хранится с благоговением и похвалами, как-бы не замечая, что по кончине ея прошло уже не мало лет:^[281] «Праведник во веки живет!»　

Особым памятником ея в обители служит серебряный ковчег с приобретенными ею 29-ю частицами св. мощей разных святых.　

Цены на хлеб в 1828 г. в Арзамасе были не высокия: рожь 3.50-4р. ассигнациями за четверть (т. е. 1р.15к. на нынешния деньги). Ржанная мука 55к. ас. за пуд (т. е. 16 коп.) Пшеничная 1р.30к. (37к.) Пшено 1р.30к. (37к.) за меру.　

В 1829 году урожай ржи был порядочный; яровых мало, особенно гречи. В Нижнем ржаная мука 80к. пуд, а в Арзамасе в конце года 60к. пуд (17к.) крупа гречневая 1р.25к. мера (36к.). Пшено 1р.40к. (40к.).^[282]

В 1830 году 19 июля т. е. накануне Ильина дня случилось в Арзамасе не виданное дотоле наводнение. Произошло оно следующим образом. Чрез город, как известно, протекает поток Сорока проходит оврагом, в котором ныне запружено до 7-ми прудов разной величины, но тогда их было только два, Сальников и Большой; далее избыток воды идет в р. Тешу Мучным рядом, а оттуда искуственным образом направляется по Старо-Московской улице, но прежде, естественным путем. Сорока текла из Мучного ряда, прямо на юг топкими местами, чрез нынешние двор Бебешиных и погост Владимирской церкви, пересекала Ново-Московскую улицу и дворами П. И. Скоблина, что ныне Иконниковой и Жевакиных, вытекала на лесную и впадала в Тёшу между кузниц там, где ныне крещенская иордань. Русло Сороки в этом месте и теперь еще очень заметно.　

В 1830 году, вследствие проливных дождей, пруды переполнились и 19 июля, среди дня, у Большого Пруда прорвалась плотина. Вода с неудержимой силой двинулась вперед и затопила овраг, ряды и улицы. В овраге в то время были разбросаны домишки бедняков, среди которых жил какой-то Фока. Дом его снесло вместе с сенями, закружило и понесло по течению. Испуганные Фока и жена его отчаянно кричали о помощи, в сенях у них была коза, которая также блеяла, но спасти их на первых порах было некому да и невозможно. Пронеся избенку Мучными рядами, с необыкновенной силой ударило в ворота одного дома, стоявшею там, где ныне гостинница, вышибло их, пронесло двором и вынесло на Ново-Московскую улицу, где уже около дома Ярышевых, что ныне Башкировых, избушку остановили пожарными баграми и тем спасли Фоку, сделавшагося историческим лицом, вместе с его козою. 1830-й год оставил по себе на долго скорбную память по всей России тем, что появившаяся в этом году дотоле неведомая болезнь холера унесла с собой множество жертв. Бедствие это было тем уже ужаснее, что случилось в первый раз: никаких средств ни для устранения этого бедствия, ни для разумной борьбы с ним никто не знал. Все меры, которыя тогда принимались, впоследствии оказались безполезными и даже, подчас, смешными и странными, а то, что необходимо нужно было-бы делать, как будто нарочно не применялось. Обыкновенно все страшныя моровыя поветрия, язвы, чума, и пр. приходят в Европу из глубины Азии, первым долгом делают оне свой визит нашей матушке России, а в ней похищают первыя жертвы в Оренбурге или в Астрахани. Той же дорогой шла и первая холера в 1830 году. Путь к Москве лежал ей чрез Арзамас, но впрочем холера сперва посетила Нижний Новгород, где во время ярмарки умерло несколько человек. Ярмарка тогда была очень бойкая, торговали всеми товарами хорошо. Арзамасцы, хотя и под страхом смерти, съездили на ярмарку, иные даже не по одному разу. По случаю хорошаго спроса на арзамасские товары: юфть и холст, их продавали быстро, как приедут, на свал и за наличные деньги: это-то и заставило некоторых съездить в другой раз.

На Дон в донския ярмарки тогда почти еще никто не ездил, кроме братьев Ивана и Сергея Васильевичей Скоблиных. Смекнув, что в Покровской Урюпинской ярмарке торговля должна быть хорошая они отправили туда товару, как с своего кожевеннаго завода, так и покупного значительно более обыкновеннаго. В половине сентября поехал туда и сам Сергей Васильевич, по обыкновению, на своих лошадях. Лишь только проехал он Выездновскую напольную церковь, помолился на нее и пустился в далекий путь по Тамбовскому тракту, как видит, едут какия-то тройки: подъезжают ближе, ба! да это знакомые все лица, его покупатели донские казаки… «Здорово! куда?» «А вы куда?» После взаимных приветствий, донцы обращаются к Сергею Васильевичу с предложением продать весь отправленный в Урюпино товар. Но он был человек догадливый и вдруг не поддался, стал отговариваться, что ему самому необходимо быть в Урюпине, что он уже решился ехать, что старший брат будет его бранить, если он воротится домой. Ничто не помогало! оставалось только запросить дороже; ну он, конечно, так и сделал, но и этим не мог отбиться. Донцы дали ему ту цену, которую он запросил, тут же вручили ему задаток, а потом, поворотив его оглоблиназад, приехали с ним в его дом запивать магарычи, где в тот же день разсчитались за весь товар по фактуре, отдали наличные деньги и отправились довольные туда, где струится Тихий Дон, краса полей, а Сергей Васильевич пошел покупать сырье. Домашние его сначала страшно испугались его возвращения, вообразив, что он заболел холерой, но потом возблагодарили Бога. И было за что! Этим положено начало их капиталу, от котораго, впоследствии, много сделано и для храмов Божиих и для бедствующаго человечества, а малая толика осталась и потомкам.^[283]　

Но между тем страшная гостья приближалась. В ожидании ея устроен был карантин, въезд в город и выезд из него были воспрещены. Около города обрыты канавы, следы которых и теперь еще видны вблизь бывшаго Симбирского тракта, около улиц Мартовки и Задувалихи. Чрез канаву переезд был строжайше воспрещен. В канавах и около их безпрестанно курился навоз. Это курево считалось очищающим воздух и отгоняющим холеру. Но между тем практиковалась следующая нелепица: наступила осень, пришло время рубить капусту: ведь в самом деле холера-холерой, а тем, кто останется в живых, не без щей же оставаться! и вот тогдашнее мудрое начальство разрешило жителям покупать капусту, которую крестьяне подвозили к канаве. Чрез канаву, издали, капусту осматривали, торговались, покупали, только по рукам не ударяли, потом капусту со счетом перекидывали чрез канаву, а на ту сторону летели, завернутыя в какую нибудь тряпку, деньги. Очевидно, думали, что нельзя только прикасаться друг к другу, а с капустой, с деньгами или чем другим холера перейти не посмеет…　

Около 20 сентября холера, перескочила чрез канаву и появилась в Арзамасе на низу, на постоялых дворах и по соседству с ними. Вероятно, она была занесена проезжающими.　

21 сентября по случаю народною бедствия совершен был крестный ход вокруг всего города.　

24 сентября умерла мещанка Бирюкова. Городничий не дозволил выносить ее для отпевания в церковь и ее отпели на Тихвинском кладбище.　

12 октября, в воскресенье, архимандрит Александр, по просьбе граждан, совершил в соборе молебствие об избавлении от холеры.^[284]

К зиме холера прекратилась, похитив в Арзамасе, сравнительно, немного жертв.　

В том же году начертан план Арзамаса, который хранится ныне в городской управе за стеклом, на нем видны предполагавшиеся кварталы, которых никогда не было.　

К тому же 1830 году относится предание о посещениях Арзамаса великим поэтом А. С. Пушкиным. Этот год провел он в своем родовом имении, селе Болдине. Несомненно, что путь его из Москвы в Болдино лежал чрез Арзамас, но около 1899 г., когда вся Россия чествовала столетнюю годовщину рождения Пушкина, среди арзамасской интеллигенции стали ходить разсказы, что живя в Болдине, Пушкин езжал по делам в Арзамас, останавливался на Сальниковой улице, в доме, принадлежащем ныне г. Лебедеву, а по вечерам одиноко, задумчиво прохаживался по Сальниковой улице. Ранее этого от более старых людей, сверстников Пушкина, я никогда ничего подобнаго не слыхал, не смотря на то, что многие из них знали о Пушкине, как о великом человеке и понимали значение его. Около того же времени (в 1830 г.г.) в Арзамасе поселилось семейство отпущенных Пушкиными на волю крестьян с. Болдина, Виляновых, которых в Арзамасе, обыкновенно, просто называли Болдинскими.　

Из этой большой семьи до 1899 года дожила одна только девяностолетняя старушка, девица Феврония. Узнавши, что она была крепостной Пушкина и знала его лично, к ней повалили разные корреспонденты и интервьюеры с разспросами о Пушкине. Напуганная старуха, и без того уже все перезабывшая, большею частию отделывалась молчанием; посетители заключили из этого, что она была неравнодушна к Пушкину и сочинили на эту тему маленький роман… Независимо от этого в день столетия рождения великого поэта, 27-го мая 1899 года, устроен был праздник древонасаждения. Учащиеся всех городских школ собраны были на соборной площади, а оттуда с флагами, при пении Пушкинских стихов, прошли по Сальниковой улице и далеко за город, где и состоялось насаждение «Пушкинской рощи». Шествие, сопровождаемое множеством жителей Арзамаса, напоминало большой крестный ход. Во главе его шествовал инициатор древонасаждения, законоучитель городского училища, протоиерей Ф. И. Владимирский, прочитавший пред началом древонасаждений молитву.　

В 1831 г. по особому усмотрению знаменитаго иерарха Российской Церкви, митрополита Московскаго Филарета, собственноручным письмом его от 26 февраля вызван был в Москву строитель Арзамасской Высокогорской пустыни, Антоний, для того, чтобы занять должность наместника Свято-Троицкой Сергиевой лавры. 10-го марта он был уже в Москве и явился к митрополиту, с которым ранее виделся только однажды; 15 марта возведен в сан архимандрита, а 19-го марта уже вступил в должность наместника лавры. Антонию было тогда лишь 39 лет, он был в полной крепости сил душевных и телесных, а потому, при помощи Божией, и имел возможность потрудиться в управлении лаврою в продолжении 46 лет. Младший годами современник его, также уроженец Нижегородской епархии и в свою очередь незабвенный труженик Церкви Христовой, Михаил епископ Курский отзывался о нем так: «это был человек, богато одаренный замечательными душевными качествами, с наблюдательным, крепким, тонким и острым умом, не любившим останавливаться на поверхности, но стремившимся проникнуть в глубь, с сильной энергической волей, с сердцем нежным, впечатлительным и восприимчивым, глубоко чувствующим и отзывчивым, с характером бодрым, деятельным, подвижным и с воображением живым, несколько поэтическим». Разсматривая жизнь этого человека невольно проникаешся благоговением к Премудрости Божией и удивлением Судьбам Ея, дивно устрояющим и частную жизнь отдельных лиц и общее благо Церкви Христовой. Антоний, родившийся в семье крепостных крестьян, получивший самое ничтожное образование и проведший юность в скромных, незаметных трудах, избран был Промыслом Божиим для того, чтобы достойно управлять величайшею и знаменитейшею из православных обителей, руководить духовною жизнью большого числа русскаго монашества XIX века и быть самому образцом и примером для других, заслужить любовь и уважение знаменитаго метрополита Филарета, избравшаго его даже своим духовником, и, наконец, на таком высоком посту, достойно обратить на себя внимание современных Государей и всех истинных чад Православной Церкви. Годы духовнаго возрастания проведены были о. Антонием в Арзамасе, в пределах этого города он восприял пострижение в иночество и жившие тогда в Арзамасе и его окрестностях истинные рабы Христовы, смиренные и праведные подвижники и подвижницы, своим примером и беседами много способствовали его духовному самоусовершенствованию, а потому вполне уместно здесь привести биографию о. Антония, как арзамасца, своими добродетелями умножающаго духовную славу Арзамаса.^[285]　

Он родился 6 октября 1792 г. и в мире носил имя Андрея. Отец его Гавриил Иванович Медведев, будучи освобожден от крепостной зависимости своею владелицею, графинею Головкиной, служил по найму поваром у известнаго владельца села Лыскова князя Георгия Александровича Грузинскаго. Научившись грамоте, Андрей Медведев мальчиком поступил в ученики к аптекарю, в господскую Лысковскую больницу, а, обладая в то же время хорошим голосом, состоял в церковном хоре. Князь Грузинский, между прочим, славился и любовью к благолепию церковному, торжественному богослужению, расположением к духовенству, монашествующим и вообще ко всему, что было близко к церкви. Заведывающий лысковскою больницею доктор француз полюбил Андрея, взял его к себе, под своим надзором заставлял прислуживать больным, знакомил со средствами врачевания, а, умирая, отказал ему все свои книги. Андрей так усердно занимался с больными и успешно помогал им, что кн. Грузинский поручил ему заведывание всею больницею, а в 1812 г., когда кн. Грузинский предводительствовал Нижегородским Ополчением и при нем не было врача, Андрею дано было формальное дозволение заниматься врачебной практикой.　

По окончании похода молодой врач Медведев снова занимался в Лысковской больнице, но не для врачевания однех только болезней телесных предназначен был промыслом Божиим этот человек. Провидение постепенно готовило его для врачевания недугов духовных. Началось это просто, незаметно, как-бы случайно. Однажды Андрей, ночью, вошел в нижний этаж господскаго дома и там в темной комнате освещенной лишь одной лампадой, горевшей пред иконами, увидел стоявшаго на коленях и молящагося послушника, совершавшаго правило. Андрей поинтересовался узнать что такое монашеское правило и в чем оно заключается. Странник предложил ему совершить это правило вместе ним. Сердце Андрея особенно услаждено было многократно призываемым в каноне и акафисте Именем Сладчайшаго Иисуса.　

Это было первое благодатное впечатление и сохранилось у него во всю жизнь. С течением времени Андрей все более и более предавался молитве и богомыслию. Чтобы скрыться от взоров людских, он отыскал для этих богоугодных занятий отдельный уголок господскаго дома и удалялся туда, когда на день, а когда и на два. Кроме молитвы, он много читал священное писание и свято-отеческия книги, что постепенною развивало его религиозныя чувства. В Лыскове было много раскольников. Как известно, раскольники всегда замечают среди православных лучших, благочестивых людей и стараются завлечь их в свои сети. Так случилось и здесь. Благочестивый юноша, как не скрывался, не мог остаться незамеченным и православными и раскольниками. Последние не преминули попытаться завлечь его к себе. Они начали беседовать с ним, разсуждать о том, чья вера правая, не упуская случая, чтобы похулить Православную Веру. Андрей, защищая Православие, всего чаще указывал на то, что у нас в Православной Церкви много св. нетленных мощей, а у раскольников их нет. Раскольники имели возможность узнать, что сам Андрей никогда еще лично не видал св. мощей, а потому с обычною им наглостью и постарались вселить в его душу сомнение в том, что действительно ли это нетленныя мощи, а не какие либо поддельные предметы и изображения. Твердя одно и то же, они действительно, если не совсем поколебали веру Андрея, то вселили в душу его какое-то горькое чувство неуверенности. Обуреваемый этим чувством, он стал искать случая, как можно поскорее увидать своими глазами св. мощи, поклониться им и увериться. Случай к этому скоро представился. Одна знакомая ему дворянская семья отправлялась на богомолье в Муром и Владимир. Андрей воспользовался этим случаем и отправился с этой семьей в качестве попутчика. Мы уже видели, под 1820 годом, что в эту поездку он в первый раз посетил Арзамас, был там в Алексеевской общине и видел блаженную Елену Афанасьевну, которая тогда же, под видом юродства, предсказала ему, что он будет монахом, тогда, как он об этом еще и не помышлял и даже был несколько предубежден против монашества, сомневаясь в действительности св. мощей. Но вот он прибыл в Муром. Горя нетерпением увидать скорее св. мощи, он немедленно отправился в собор, где почивают св. Петр и Февронья, муромские князья и чудотворцы. Подойдя к их раке, он увидал их иконы и спросил: «а где же мощи?» Ему отвечали, что: «они под спудом». «Как под спудом? Что такое значит под спудом?» недоумевая спросил он. Ему объяснили, что под спудом значит в земле, сокрыты, а над ними только гробница с изображением святых. Сомнение Андрея еще более увеличилось. Он обратился за объяснением к своей спутнице, благочестивой дворянке. Она объяснила ему, что бывают мощи и под спудом и на вскрытии. «Вот пойдемте в Благовещенский монастырь» — сказала она. «Там мощи почивают открыто». Прийдя в монастырский храм, Андрей, действительно, увидел раку со святыми мощами благоверных князей Константина, Михаила и Феодора. Под пеленами даже заметны были их главы и ручки. Но сомнение его дошло до крайних пределов. — «А что, если в самом деле, — думал он — это не мощи, а восковыя или деревянныя изображения?» и вот, когда во время молебна, все усердно молились, он подошел сзади и начал ощупывать главу одного из св. князей. Вдруг это увидел служивший молебен иеромонах, остановил его, накинулся на него с упреками в неверии… Андрей окончательно потерял веру в действительность святых мощей, а с тем вместе пожалуй и в правоту Православия, ему припоминались хулы раскольников; но, зная доводы и против них, он готов был потерять какую бы то не было веру… Душу его охватило почти полное отчаяние… С неописанной скорбию в смятенной душе оставил он Муром и ехал до Владимира, не мил казался ему свет Божий, ни в чем не находил он себе отрады и, насколько мог в таком смущенном состоянии, молил Бога пощадить его и уверить в Истине. По прибытии во Владимир, он немедленно отправился в собор и, увидав там священника, готовившагося к совершению Литургии, упал к ногам его и сказал: «Батюшка! Ради спасения души моей покажите мне св. мощи!» Затем он разсказал о своих сомнениях, о том, что никогда не видал св. мощей, и о происшедшем в Муроме. Священник, выслушав его, помолился, подвел его к мощам св. князя Глеба, открыл пелену и покровы и показал ему ручки святаго. Как чешуя спала с глаз Андрея, слезы радости духовной полились из этих глаз, легко и радостно стало в душе его, с верою и умилением припал он к святым мощам и благоговейно облобызал их. Когда первый восторг прошел, Андрей машинально схватился за бумажник вынул первую попавшуюся ассигнацию и хотел отдать ее священнику, но тот строго взглянул на него и сказал: «ведь Вы просили показать Вам св. мощи ради спасения души вашей. Ради его я это и сделал. Но за деньги св. мощи показывать нельзя. Никогда я не возьму их!» Андрей поблагодарил священника и с радостью в душе и сердце оставил св. храм.

Впоследствии он, часто размышляя о святых, пришел к убеждению, что всего удобнее спастись в иноческой жизни. Он имел случай познакомиться лично с настоятельницей Алексеевской общины Ольгой Васильевной Стригалевой. Ея вдохновенныя беседы и свято-отеческия книги, которыя она давала ему для чтения еще более расположили его оставить мир и постричься в монашество. Наконец он однажды увидел во сне своего ангела, преп. Андрея Критскаго, который повелел ему идти в Саровскую пустынь. Андрей прибыл туда 27-го июля 1818 г. и был любезно принят игуменом Нифонтом. Здесь Андрей приручался к монашеской жизни, пел на клиросе и был чтецом. Во всю жизнь свою он вспоминал о том, как в первый раз начал читать в храме кафизму. От волнения и радости он читал дрожащим голосом. К нему подошел уставщик и, отодвигая его от аналогия сказал: «не так читаешь как подобает!» и зачитал сам громко, отчетливо, выразительно и внятно. По окончании славы, уставщик снова пододвинул его к аналою и сказал: «читая в церкви, помни всегда, что твоими устами произносится и возносится к Престолу Божию молитва всех предстоящих и что каждое слово, произносимое тобою, должно проникать в слух, сердце и душу каждаго, молящагося в храме…» После этого Андрей зачитал уже без робости, твердо, проникнутый сознанием высокаго значения церковнаго чтеца… Наставление это он помнил во всю свою жизнь и всегда совершал Богослужение и читал молитвы не спешно, внятно и осмысленно. Голос у него был не сильный, но приятный. При сановитой наружности, служение его было величественно.

В Сарове он провел 1 ¹/₂ года, но не мог пользоваться наставлениями светильника Сарова о. Серафима, который находился тогда в затворе. Поэтому, чтобы иметь возможность чаще пользоваться наставлениями Ольги Васильевны Стригалевой, он перешел в Арзамасскую Высокогорскую пустынь, где и восприял пострижение 27 июня 1822 года под именем Антония, в честь пр. Антония Печерскаго. Менее, чем чрез месяц, 22 июля, он был рукоположен во иеромонаха. В 1824 г. он предпринял путешествие для поклонения св. мощам великороссийских св. угодников Божиих. С этой целью он посетил Кострому, Ярославль, Ростов-Великий и Сергиеву Лавру. Лобызая мощи св. угодников Божиих, он не упускал случая сближаться и с живыми подвижниками, жившими в этих обителях, беседовал с ними, принимал их благословение и наставления, присматриваясь в тоже время к порядкам и обычаям монастырей. Путешествие это произвело на душу его глубокое впечатление, обогатило его многими сведениями, расширило круг его воззрений и умудрило его на пути духовной жизни. Прибыв в Москву, он решился представиться архиепископу Филарету, тогда еще лишь только возженному светильнику Христовой Церкви, но который уже и в то время не мог остаться незамеченным, как град стоящий на верху горы. Филарет, приняв и благословив Антония, разговорился с ним. Беседа шла о Саровской пустыни и ея подвижниках, а потом о господствовавшем в то время мистицизме. Филарет и Антоний произвели друг на друга глубокое впечатление. Из Москвы Антоний отправился в Киев, где, конечно, еще более получил пользы для своей души и обогатился новыми благодатными дарами. С громадным запасом благодати духовной, христианской мудрости и опытности в делах иноческой жизни возвратился он в свою смиренную Высокогорскую обитель, способный уже умудрять на пути спасения и других. Все это не могло остаться незамеченным и молодой иеромонах обратил на себя внимание епархиальнаго начальства. 2 апреля 1826 г. иеромонах Антоний назначен строителем, т. е. настоятелем Высокогорской пустыни. Достойно внимания то обстоятельство, что среди арзамасскаго духовенства того времени было много лиц праведных и благочестивых, стоявших на высоте своего звания. То были спасский архимандрит Александр, соборный протоиерей Стефан Пименов, благочинный протоиерей Крестовоздвиженской церкви Иоанн Сахаров, Алексеевский протоиерей Афанасий Крутовский, Николаевский Иоанн Покровский (впоследствии архимандрит Иоаким), Введенский священник Авраамий, Благовещенский протоиерей Феодор Раевский. Алексеевская община, как известно, была тогда в полном духовном блеске и сияла подвижницами, во главе которых стояла праведница-настоятельница Ольга Васильевна. Среди арзамасцев-мирян, людей малообразованных и по большей части простых, было много твердых в вере и готовых на всякое дело благое. Воистину благодать Божия пребывала тогда в Арзамасе и Слава Господня сияла над этим городом! Все эти благочестивые люди имели тогда себе руководителем богоугоднаго старца Серафима Саровскаго, который всех поучал и наставлял, как жить и что творить во Славу Божию и во спасение своей души. Среди этих лиц о. Антоний, конечно, был одним из первых, влияние о. Серафима на него было также очень велико. Антоний во всех важных делах обращался за советами к о. Серафиму, сблизился с ним и посещал его несколько раз в год.　

Управление о. Антония было, конечно, лучшим временем в жизни и истории Высокогорской пустыни. Она цвела при нем духовно, но заботливость о. Антония простиралась и на внешнее благоустройство обители, за пять лет его настоятельства сделано было в этом отношении довольно много: 1) соборный Вознесенский храм возобновлен внутри и освящен вновь, 2) на чтимую икону Божией Матери, именуемую Иверскою, сделано сребро-позлащенная риза, 3) пчельник из монастырскаго сада что было далеко неудобно, перенесен в рощу и хорошо обстроен, 4) над монастырским колодезем устроена машина для накачивания воды в монастырь, 5) близ монастыря устроен скотный двор. Заботливость об обители не оставила о. Антония и тогда, когда он жил уже в Лавре. Так, когда строилась в обители теплая Покровская церковь, он прислал для нея план и оказывал содействие советами и пособиями.　

Около 1830 г. Антония начал смущать помысл о скором наступлении смерти. Хотя смерти он собственно не боялся, но мысль, что ему уже не долго остается жить, преследовала его неотступно и отнимала у него охоту от всякой деятельности, делая его безучастным ко всему. Он уже помышлял отказаться от настоятельства, чтобы провести остаток дней своих в заботах о своей душе, но предварительно поехал в Саров посоветоваться со старцем Серафимом. Серафим, беседуя с ним, сначала разсеял его мысли о скорой смерти, а потом предсказал ему новую большую деятельность, говоря, что ему предстоит не умирать, а жить и еще более трудиться. «Тебе Господь вверяет лавру обширную», говорил о. Серафим: «будь матерью для братии, а не отцом». Непонимая слова старца, Антоний отвечал ему: «Где уж убогой Высокорной пустыни быть лаврой. Хоть-бы быть в таком положении, как теперь находится, так и то хорошо». Но Серафим, не отвечая на это замечание, начал усердно просить Антония, чтобы он не отказывался принять в лавру тех Саровских монахов, которые пожелают туда перейти. Снова, не понимая предсказания, Антоний отвечал Серафиму, что едва-ли кому придет мысль из знаменитой и славной Саровской пустыни перейти в малую и бедную Высокогорскую. «Будь матерью, а не отцом для братии» говорил ему о. Серафим. А на обратном пути в Арзамас, Антоний заметил, что везший его послушник, плачет навзрыд. На вопрос, о чем, он отвечал, что о. Серафим сказал ему: «ну, вот и вам придется разстаться с о. строителем!»　

Через два месяца после этой беседы, Антоний получил письмо от митрополита Филарета,　 который вызывал его к себе, чтобы занять место наместника Лавры. Впоследствии митрополит Филарет сам разсказывал, что он был очень озабочен выбором наместника, мысль его остановилась на Антонии, но ему не хотелось вызывать человека из чужой епархии тогда, как много было людей своих, потому он долго колебался, но однажды явился к нему странник и назвал о. Антония, как достойнаго быть наместником лавры. Филарет сочел это за указание Провидения и вызвал Антония.　

Очевидно велика была разница между митрополитом Филаретом и архимандритом Антонием. С одной стороны — великий святитель, которому не было равнаго среди современников, европейски известное духовное лицо, великий ученый, полновластный управитель Московской епархии, лицо, облеченное особым доверием царей, одним словом всемирная знаменитость — с другой — простой монах, происходивший из крепостных крестьян, сделавшийся архимандритом и наместником лишь по милости того же митрополита, самоучка и вполне зависимый от митрополита человек. Все складывалось так, чтобы одному быть Господином, а другому рабом, но случилось иначе: оба они были истинные христиане и истинные монахи. Пред их мысленными очами предносились образы древних св. отцев, великих подвижников пустынножителей. Оба они стремились угодить Богу иноческою жизнью. Обоим были любезны проявления истинно-иноческой жизни в среде современников. Антонию лично или чрез других были известны все современные подвижники, в памяти своей он хранил все, что когда либо слышал или читал относящееся к этому любезному обоими им предмету. Вот на этой-то точке и произошло их сближение. Беседы с Антонием доставляли Филарету истинное утешение и наслаждение. Кроме того Антоний всеми мерами старался охранять спокойствие духа Филаретова и, как сведущий во врачебном искусстве, оберегал его телесное здоровье, и помогал ему в недугах. Узнав из частых бесед опытность и добродетельную жизнь Антония, Филарет избрал его своим духовником, делил с ним радость и горе, советовался в важных случаях своей жизни и даже, как опытному в духовной жизни, посылал для проверки некоторыя свои проповеди.　

В управлении лаврою, Антоний деятельно пекся о ея внутреннем и внешнем благоустройстве. Заметив, что в лавре забыт завет пр. Сергия о приятии и питании странных, Антоний очень сожалел об этом и с перваго же года своего управления начал, по временам предлагать трапезу странникам, а впоследствии учредил и постоянное питание странных. Для заболевающих богомольцев он устроил больницу. Для многочисленных слепцов и калек, стекающихся в лавру для прошения милостыни, располагавшихся прямо на земле, он устроил панели и скамейки. Открыл училище для бедных детей разнаго звания. Чтобы обезпечить их участь в дальнейшей жизни, завел в лавре различныя мастерския. Открыл школу иконописания. 16-ть студентов духовной академии принял на полное содержание лавры. Стены, окружающия лавру, и ея историческия башни пришли в ветхость. Антоний, оберегая их достославную древность, привел их в надлежащий вид. Пустыри и запущенныя места внутри лавры превратил в сады и цветники, дав возможность уборкой их в продолжении лета 25 бедным женщинам зарабатывать кусок хлеба. Возобновил и украсил храмы Божии. В Троицком соборе на чугунный пол, чтобы было не слишком холодно, зимою настилали сено, Антоний сделал его теплым. Благолепно украсил келию преп. Сергия. Заботами его в богатой, и без того уже, ризнице лавры прибавилось несколько перемен священнических и диаконских облачений в таком количестве, чтобы 40 священников могли выходить в одинаковых облачениях. По его мысли, на память о крашенинной ризе пр. Сергия, устроена на средства князя Долгорукова 40 риз и стихарей из белаго льнянаго полотна для совершения служб во дни памяти пр. Сергия (25 сентября и 5 июля).　

Сам всегда священнодействуя с умилением и благолепием, он заботился, чтобы все службы в лавре совершались благоговейно и величественно.　

Особое внимание обращено было им на духовную жизнь братии, помня всегда слова пр. Серафима: «будь не отцом, а матерью для братии» он искоренял пороки не наказанием и упреками, а увещанием, представляя красоту и доблесть добродетелей и срам и гнусность пороков. К подвижникам лавры он относился с большой внимательностью, следил за проявлениями духовной жизни и благодати Божией и своими наблюдениями делился с митрополитом, чем доставлял ему величайшее утешение. Добрыя дела Антония далеко не ограничивались пределами лавры: в 3-х верстах от нея он устроил Гефсимонский скит, где вскоре одна за другой возникли келии и ископаны пещеры, в которых совершались подвиги поста, молитвы и молчания. Неподалеку от скита возникла Боголюбская киновия, а в 5 верстах обитель Параклита.

Гефсиманский скит вскоре сделался любимым местом уединения для митрополита Филарета, а, под конец дней своих, и Антоний нередко удалялся туда, чтобы предаться умной молитве и созерцать в любимой им видимой природе Невидимаго Творца.　

Посетив, однажды, тюрьму Сергиевскаго посада, он был поражен нечистотой, сыростью и теснотой помещений. — «Это ведь то же люди!» сказал он и с помощию одной благотворительницы, его духовной дочери, он устроил для арестованных лучшее помещение и церковь во имя Божией Матери «Утоли моя печали». На дела благотворительности уходили все его доходы. Многим нуждающимся он выдавал пособия в виде пенсии, ходил всегда и всюду с кошельком полным мелкаго серебра, которое раздавал нищим. Когда он умер у него ничего не оказалось, не на что было похоронить его. Конечно он погребен на лаврский счет.　

Еще живя в Высокогорской пустыни, он слыл среди арзамасцев и окрестных крестьян врачевателем. Не переставал он помогать больным и в лавре　до самой своей кончины. Но более важными были раздаваемыя им врачества духовныя, он врачевал и словом и писанием, утешая и наставляя духовных чад своих и всех, кто к нему по этому поводу обращался. Сохранилось много его писем. Все оне дышат верой в Бога и любовию к Богу и ближним. Поэт в душе, любивший природу и умевший в твари познавать Творца, Антоний часто в словах и письмах своих начинал речь с природы и видимых ея явлений, а от них переводил мысли и внимание слушателей и читателей на предметы духовные.　

Не оставлял он без даров духовных и близкия его сердцу арзамасския обители: Алексеевскую общину, в которой подвизалась первая его наставница Ольга Васильевна и Высокогорскую пустынь, где он был пострижен и где осталась первая его паства. Слал туда он и свои учительныя письма и благословение на подвиги и дела благия, сопровождая свое благословение видимым его символом св. иконами. В некоторых благочестивых домах Арзамаса доселе благоговейно хранятся присланныя им св. иконы. В Алексеевском монастыре вечным памятником его осталась каменная часовня во имя «Живоноснаго Источника» Пресвятыя Богородицы, построенная по присланному им плану и на его средства.　

19 ноября 1867 г. Антоний лишился своего друга и благодетеля, митрополита Филарета. Кончина святителя глубоко поразила Антония, он с усердием и любовию занялся погребением и поминовением его и выполнил это святое дело самым достойным образом. Преемник Филарета, святитель Иннокентий отнесся к Антонию с должным уважением и благоволением, но потеря Антония была настолько тяжела, что он долго не мог утешиться и, чтобы хотя немного изменить настроение, испросил разрешение посетить после 37-летней разлуки свои родныя места, Лысково и Арзамас. Летом 1868 г. он совершил свое последнее путешествие. Мы уже говорили в главе XXII под 1813 годом, о благодатном и утешительном видении, которое он сподобился видеть в Алексеевской общине от чудотворной иконы Божией Матери «Утоли моя печали». Впрочем в течении своей жизни он неоднократно удостаивался, в благопотребное для души его время, благодатных явлений.　

В 1871 г. 10 марта исполнилось 40 лет его наместнической деятельности. Начальство Московской духовной академии и общество Сергиевскаго посада устроили по этому поводу в честь его юбилейное торжество.　

В 1872 г. чувствуя слабость сил и здоровья о. Антоний просился на покой, но митрополит Иннокентий отвечал ему поговоркой: «Хоть лежа, да в корню оставайтесь!» Возвратясь в свою келью Антоний упал на колени пред иконой и произнес: «Да будет воля Твоя, Господи!» После этой попытки, он не смотря на свою старость и недуги, продолжал править лаврою еще 5 лет, до самой своей кончины.　

Пред наступлением войны с Турцией за освобождение славян он благословил у раки пр. Сергия отправлявшагося на войну Главнокомандующаго войсками Великаго князя Николая Николаевича Старшаго, а в январе 1877 г. собрал все свои последния силы, чтобы у той же раки преподобнаго Сергия приветствовать Императора Александра Николаевича с супругой и Августейшей их семьей.　

Когда тяжкая болезнь недопускала о. Антония ходить ежедневно в церковь, митрополит Иннокентий благословил устроить при его келии домовую церковь.　

Физическия страдания о. Антоний переносил благодушно, лишь по временам смущали его мысли о смертном часе, но потом он успокоился, удостоившись видения наяву, в Бозе почившаго митрополита Филарета, который, приблизившись к его одру, спросил: «Тяжело тебе?» — «Тяжело, Владыка святый!» отвечал Антоний. «Читай 5 раз Христос Воскресе и один раз Отче Наш!» сказал явившийся святитель и стал невидим.　

Когда старец лежал уже на смертном одре, братия лавры, чередуясь, безпрерывно читали ему св. Евангелие. После напутствия святыми таинствами покаяния, Причащения и елеосвящения о. Антоний тихо скончался, 12 мая 1877 года, на 85 году жизни и погребен в лавре, в притворе церкви св. Филарета Милостиваго, в которой погребены митрополиты Филарет и Иннокентий. Место для погребения избрано им самим, над могилой его находится белая мраморная плита с надписью.　

Чрез 11 лет после его кончины, в 1888 г. Господу Богу угодно было чрез чудесное исцеление явить, что о. Антоний был праведник, а также, что он и в загробной жизни не перестает заботиться о любезной ему Арзамасской Алексеевской общине. В ней была больная послушница Ксения Земскова, которая в течении 40 дней подвергалась ужасным припадкам: шею ея растягивало и загадывало голову назад, руки и ноги крутило в разныя стороны так, что кости трещали; то всю ее свертывало клубом, то вскидывало в разныя стороны, то растягивало с такою силою, что, казалось, все члены ея готовы разлететься по частям. Припадки так измучили ее, что она вся разбитая и изломанная 25 дней не могла двинуть рукой или ногой, не могла даже говорить, а 12 дней только по слабому дыханию можно было заключить, что она еще жива. Однажды, в тонком сне, явился ей о. Антоний, с открытой головой, в рясе, с панагией на груди, подал ей кисть винограда и бутылочку, говоря: «вот тебе, Ксения, маслице от Царицы Небесной, мажь себя им и голову»…

Проснувшись, больная помазалась маслом из лампады, бывшей пред иконою Божией Матери, и с этого времени стала поправляться, а чрез месяц была уже совершенно здорова. Достоверность этого разсказа Земсковой засвидетельствовали духовный ея отец свящ. Николай Страгородский, настоятельница общины Евгения и врач Н. М. Лебедев и об этом было напечатано в «Нижегор. епарх. ведомостях» № 16-й за 1888 г. и в «Церковных ведомостях» №№ 18–19 за 1897 год.　

15 февраля 1831 года в с. Выездной слободе Спасский архимандрит Александр, Высокогорский строитель Антоний, духовенство всех арзамасских церквей и многочисленный причт выездновской церкви, состоявший тогда из 5 священников, 2 диаконов и нескольких дьячков, отпевали бурмистра этого села Николая Ивановича Шипова, надгробный мраморный памятник котораго доселе показывает его могилу за алтарем Сергиевской напольной церкви. В Выеездной не было крестьян богаче Шиповых. Еще отец его был бурмистром и пользовался милостями помещика Василия Петровича; сын вместе с наследством получил, как бы тоже по наследству, и должность бурмистра. Не знаю каковы были Шиповы по отношению к крестьянам, думается что не особенно нежны и мягкосердечны: не такое тогда было время; не знаю и их отношений к знаменитым выездновским грабежам. Я знаю о Шиповых по разсказам их потомков, которые впоследствии близко породнились с нашей семьей, а известное дело, что едва-ли кто будет разсказывать про грехи своих предков; так и мои родственники в своих разсказах о старине, говорили о Шиповых только одно хорошее.　

Барский дом в Выездной был деревянный на берегу Теши, он сгорел в начале XIX столетия и более не возобновлялся, а у Шиповых дом был громадный каменный, в котором теперь помещается училище. К дому примыкал большой кожевенный завод, тут же были и бойни для баранов, которых Шиповы пригоняли десятками тысяч из Оренбурга и Уральска. Состояние Шиповых по смерти Николая Ивановича, определялось более чем в 300 000р. ассиг., тогда это было более чем теперь миллион. Одного оброку они платили барину 10 000р. асс. в год (т. е. 2857р. на теперешния деньги). По тогдашнему закону даже крепостным можно было иметь своих крепостных, поэтому и у Шиповых, не смотря на то, что сами они были крепостными Салтыковых, было несколько семей своих крепостных. Невольно возблагодаришь Бога, что мы живем не в те времена, и помянешь Царя-Освободителя Александра II. Можно себе представить, как жилось рабам у рабов, когда мы знаем о житье-бытье простых помещичьих крестьян… Дом Шиповых был полной чашей: всего в нем было много. Каково было о них общественное мнение, уж один Бог только теперь знает, но все им кланялись. Об выездновских крестьянах уже, конечно, и говорить нечего, богатые купцы арзамасские за честь считали знаться с Шиповыми, а духовенство, получая от них щедрыя даяния, также относилось к ним с почетом. Но были люди, которых боялись и сами Шиповы: это были главные управляющие делами и имуществом Салтыковых. Шиповы трепетали и пресмыкались перед ними; да и было чего трепетать: мы сейчас это увидим. Впрочем сам Николай Иванович умел ладить с этими людьми: он приносил им в жертву самыя святыя свои чувства. Даже в великом посте он не смел отказаться есть мясо за обедом вместе с управляющим. Он даже не намекнул, что не ест в посте не только мясо, но и рыбу… А нужно заметить, что, по тогдашним выездновским понятиям, есть в Великом посте мясо было грешнее, чем убить человека… но вот похоронили Николая Ивановича и остались после него вторая жена да сын от первого брака Николай Николаевич, хоть и молодой, но уже женатый и семейный человек. Парень он был не глупый, начитанный и много путешествовавший, но, воспитанный в богатстве, набалованный, не знавший границ своим желаниям, и он забыл главное, что он крепостной крестьянин. Дед его был бурмистр, отец то же — ну и ему захотелось быть то же бурмистром. Он думал, что должность бурмистра также будет переходить из рода в род, как бриллиантовый перстень, которым обручались его дед, отец, и он сам… Но он жестоко ошибся: главный управляющий нашел уже другого бурмистра, нужно было скромничать, стушеваться, припрятать лишнее отцовское добро, что бы не раздразнить им управителя и новаго бурмистра, а он пошел наперекор, нагрубил управляющему попал в немилость и, чтобы спасти свою спину и остатки отцовскаго добра, молодой Шипов подобно многим своим односельцам, принужден был убежать. Потом был пойман, как беглый и опять бежал… Был в турецких землях жил на юге России, попался в плен к кавказским горцам и оттуда опять убежал. (Ловок был бегать!) Как побывавший в плену, он был освобожден от крепостной зависимости и сделался херсонским мещанином. Двоим сыновьям своим он дал хорошее образование и они избрали жизненный путь, посвященный народному просвещению. Имущество свое Шипов, перед побегом, роздал на хранение своим родным и друзьям. Пока он пропадал, многие из них распорядились с его добром, как со своим собственным; а когда он возвратился чрез много лет в Арзамас, то у многих все уже было прожито, другие были настолько безсовестны, что сознавались Шипову, что то-то и то-то действительно принадлежало ему, но отдать отказались… Немногие отдали ему сполна… Под конец жизни, когда уже ему понемногу помогали дети, он путешествовал в Иерусалим, принес оттуда освященную при гробе Господнем икону Божией Матери Касперовскую, которую отдал в дорогую для него Выездновскую церковь, где она и ныне почитается прихожанами и в честь ея 9 октября ежегодно совершается празднество. Потом он жил в Бузулуке у своих родных, был в Петербурге, где представил императору Александру II свои стихи, за которые получил Высочайшую благодарность. Потом жил в новопокоренном Ташкенте, имел там ресторан, но это предприятие кончилось крахом. Всю жизнь свою он вел дневныя записки, описывал сначала свое привольное житье в богатстве, потом свои неудачи, лишения и скорби, скитания и путешествия. Он продал свои рукописи в редакцию «Русской Старины». Из его записок извлечена «История моей жизни», напечатанная в майской книжке «Русской старины» за 1881 г., а также и отдельно в небольшом числе экземпляров. Умер он в Москве в марте 1882 г., на улице и был узнан лишь по находившимся при нем бумагам… Шиповский дом, как имущество беглаго крепостного, перешел в собственность барина Сергея Сергеевича Салтыкова, детьми котораго в конце 1880-х годов продан под 2-х классное училище.

В ночь на воскресение 27 ноября 1832 г., в праздник Знамения Пресвятыя Богородицы, произошел пожар в Зосимской улице, при доме бр. Ивана и Сергея Васильевичей Скоблиных. Пожар этот за месяц до того предсказан Сегею Васильевичу Серафимом, подвижником Саровским. «Гнев Божий на вас!» сказал он Скоблину, когда последний по своему обычаю, возвращаясь с Покровской Урюпинской ярмарки, заехал в Саров, чтобы принять благословение о. Серафима и принес ему в дар бочонок лучшаго церковнаго вина. Когда испуганный Скоблин, начал спрашивать, какой это гнев Божий: не сам-ли он умрет, не жена-ли его? О. Серафим успокоил его, говоря: «этот гнев Божий с милостью». И действительно гнев Божий с милостью: сгорели только кожевенный завод и амбары, а новый деревянный дом и даже кожа, засыпанная в чанах, не сгорели. Скоблины были люди благочестивые и после этого события ежегодно праздновали день Знамения с особым усердием, заповедав это и своим потомкам, а преп. Серафима чтили, как угодника Божия, святого.^[286]　

Урожай хлеба в 1832 году был скудный, особенно ржаного, а потому цены на него возросли до небывалой высоты: ржаная мука была в начале от 1р. 60к. до 1р. 80к. Пшеничная мука 2р. за пуд. Горох и крупа гречневая 2р. за меру, ячменная крупа 2р. 40к. за меру. Пшено 3р., лук 80к. и 1р. за меру. Среди зимы рожь была уже 20–24р. четверть, а мука 3р. 50к. асс.　

«Во многих местах от недостатка хлеба питались дубовыми желудями, древесными корами и кой-чем. А от сего-ли» — пишет в своем дневнике, заканчивая год соборный протоиерей Степан Пименович: — «или особливо от неблагорастворения воздухов в продолжении осени и в конце ея да и в начале следующаго года болезни, называемая врачами катарра, многих перебрала, а некоторую часть и переселила от сей жизни в другую. Это пути Провидения! Воровство, грабежи и даже смертоубийства… от недостатка, кажется, более в пропитании… особливо от безстрашия».^[287]

Этот голод был очень тяжел для арзамасской бедноты. Старики, дожившие до голоднаго 1891 г., говорили мне «что это теперь еще за голод? а вот в 1832 году так голод был. Тогда во весь год ни песен, ни смеху не было слышно!» Достойно примечания, что этот голод также был предсказан о. Серафимом Саровским. Беседуя с одной арзамасской вдовой, Пелагеей Ив. Шкариной, этот св. старец, обыкновенно учивший не заботится о том «что ямы, или что пием», на этот раз приказывал ей непременно запастись хлебом.^[288]

Игумену Нифонту он советовал запасти хлеба на 6 годовых погребов и говорил, что это уже 4-й голод, как он живет в Сарове.　

При недостатке хлеба некоторые арзамасские торговцы, забыв Бога, вздумали возвысить цены на хлеб искуственным образом, чтобы чрез то побольше нажить, но этот злой умысел разрушил достопамятный арзамасец, Александр Михайлович Заяшников. Накупив хлеба в других местах и привезя в Арзамас, он начал продавать его в убыток себе и тем спас многих своих сограждан от голодной смерти. Понесенный убыток Заяшников скоро загладил, а благодеяние его арзамасцы с благодарностью вспоминали даже 60 лет спустя.　

В ночь с 1 на 2 января 1833 года скончался в Саровской пустыни замечательнейший ея подвижник о. Серафим, имя котораго известно во всех концах нашего Православнаго отечества. Это был, по всеобщему согласному мнению, величайший из праведников XIX столетия. Город Арзамас счастлив тем, что о. Серафим жил так близко от Арзамаса, в родном ему Сарове, основанном достопамятным арзамассцем XVII столетия, иеросхимонахом Иоанном. О. Серафим бывал в Арзамасе еще будучи молодым послушником, когда его, как происходившаго из купеческаго сословия, посылали для покупок на ярмарки: Макарьевскую, Петровскую в с. Палец и Спасскую на Зеленыя горы. Вероятно, приходилось ему ночевать в Арзамасе при Саровской часовне, может быть он посещал при этом некоторые арзамасские храмы, ходил на почту и даже что-либо покупал для обители в арзамасских лавках. Но все это покрыто забвением и неизвестностью. Несравненно важнее то, что когда он уже отбыл свои послушания то уже подвизался напокое, близость Арзамаса к Сарову позволяла арзамасцам без особаго труда пользоваться его наставлениями, утешением и благословением. Почти в каждой коренной арзамасской семье сохранились воспоминания о нем, о его назидательных беседах и даже предсказаниях. Можно с уверенностью сказать, что молитвы, наставления и благословения о. Серафима низвели на Арзамас много благодати Божией и то благочестие, которое процветало в Арзамасе во второй половине его «Золотого века», в значительной части насаждено было им.　

До самого дня открытия св. мощей его в Арзамасе, положительно, за каждой литургией приходилось слышать многократно воспоминаемое имя Иеромонаха Серафима: почти каждая семья записывала его в свои поминания вместе со своими родными.　

Почти в каждом доме в Арзамасе был его портрет и младенцы арзамасские с самыми первыми понятиями о Боге узнавали и имя отца Серафима. Никто из арзамасцев не сомневался в том, что он праведник и все они чаяли открытия святых мощей его. И преподобный Серафим не забывал Арзамас. Со временем прославления его совпало прекращение бед и неудач, обрушившихся на Арзамас в конце XIX столетия, и начало новаго его процветания. Во дни прославления преподобнаго Серафима и Арзамас был прославлен царевым пришествием. Вся Россия была обрадована прославлением его, но едва-ли не более всех городов русских радовался тогда Арзамас. Немедленно по открытии св. мощей его, в Арзамасе возобновлен 42 года находившийся в запустении храм и посвящен его имени, а потом в честь преподобн. Серафима установлен ежегодный крестный ход к этому храму с остановкой у Саровской часовни, где преподобный останавливался, и с шествием по Старо-Московской улице, которую он совершал путь.

Замечательно пророчество пр. Серафима о будущности Арзамаса. Утешая старицу Дивеевской обители Евдокию Ефремовну, (впоследствии инокиню Евпраксию) и предсказывая о будущей славе и благоустройстве Дивеевской обители, он, между прочим, сказал ей: «Дивеево-то лавра будет, Вертьяново город, а Арзамас губерния». Предсказание о Дивееве сбылось воочию всех, что же касается Арзамаса, то может быть проречение преподобнаго еще сбудется во время свое, а, может быть он говорил иносказательно, разумея оживление, многолюдство и славу Арзамаса во дни прославления его, когда в Арзамасе имели прибывание Нижегородский губернатор и Епископ Назарий и проследовал чрез Арзамас Государь Император, Государыни Императрицы и Особы Царской Фамилии, не говоря уже о множестве перебывавших в Арзамасе министров, сановников и архиереев.　

2 августа 1833 года скончалась, а 5-го погребена жившая в Алексеевской общине бывшая московская купчиха Прасковья Ивановна Мухина, на средства которой в этом монастыре построен больничный корпус и при нем прекрасный храм св. великомученицы Варвары. 10 сентября, в 40-й день ея, в Алексеевской общине совершали божественную литургию и поминовение высогкогорский строитель Сергий, соборный протоиерей Стефан Пименович и пр. духовенство.^[289]　

В том же 1833 году совершились в Арзамасе следующия события:　

Помещик арзамсскаго уезда Георгий Григорьевич Караулов передал в Высокогорский монастырь чудотворную икону Божией Матери Всех Скорбящих Радости, которая доселе привлекает в эту обитель многих богомольцев а также в течении года посещает г. Арзамас и многия селения уезда, где по этому поводу совершаются в честь ея торжественныя богослужения. Прославление этой иконы совершилось незадолго пред тем следующим образом. По Кончине помещика Григория Феодоровича Караулова осталось три имения: Арзамасское, при сельце Забелине, ардатовское и саратовское. Наследниками были два сына Сергей и Георгий. Первому досталось старинное родовое поместье Забелино, а второму ардатовское именье, в котором было более крестьян. Из-за саратовскаго же имения у них произошел спор, дошедший до такой вражды и ненависти, что братья даже не хотели видеть друг друга. Тем временем Георгий заболел глазами, а потом и совсем ослеп и более полугода не мог видеть даже солнечнаго света; никакия врачебныя пособия ему не помогали.　

Когда он уже потерял надежду на выздоровление, однажды явился ему во сне благолепный старец и сказал: «У брата твоего, в Забелине, есть икона Божией Матери всех скорбящих Радости, если ты съездишь к нему, помиришься с ним и, отслужив молебен с водосвятием пред этой иконой умоешь глаза св. водой, то прозришь. Иначе же останешься слепым на всю жизнь.» Караулов сначала принял это видение за обыкновенный сон и не думал ехать, но жена уговорила его и он, спустя уже много времени, поехал, брат принял его холодно. Послали в село за священником, чтобы отслужил молебен. Священник прибыл, но, ко всеобщему удивлению во всем доме не оказалось иконы Скорбящей Божией Матери, хотя, по православному обычаю, все комнаты барскаго дома были украшены многочисленными св. иконами. Георгий уже сомневался в том, что явление было от Бога, продолжал считать его за простой сон и хотел уехать домой, но священник обойдя все комнаты дома, начал искать св. икону по амбарам и людским избам и, наконец, нашел ее в сенях одной избы, над дверью, всю в пыли и тенетах, очистил, омыл и принес в дом. Тотчас же начали молебен. Как только умылся Караулов св. водой — тут же прозрел. Он примирился с братом, отдал ему все саратовское именье, в котором было до 200 душ крестьян, а у него выпросил себе только эту св. икону.　

Чрез несколько времени Сергей Караулов умер, а все его имение досталось его брату Георгию, который, будучи по выбору дворянства судьей, жил в Арзамасе, где у него в доме находилась и икона, уже украшенная серебро-позлащенной ризой, с жемчугом и разноцветными каменьями; каждую субботу пред этой иконою пели молебен. Однажды в один и тот же день пришли в дом Караулова две слепыя мордовки, обе из разных мест: одна из казанской губернии, а другая из Курмышскаго уезда, Симбирской губернии и просили позволения отслужить молебен с водосвятием пред иконой Божией Матери, так-как обе оне, каждая в своем месте, видели благолепнаго старца, который, явясь им во сне, приказывал идти в г. Арзамас, в дом Карауловых, отслужить там молебен пред иконою Божией Матери, умыться св. водой и обещал, что оне прозреют. По совершении молебна обе оне действительно прозрели.^[290]　

В 1833 году Караулов, умирая завещал сыну своему, Ивану Егоровичу похоронить его на Высокой горе, отдать туда же чудотворную икону и позаботиться о построении там в честь ея придела.　

Придел этот устроен в новом, теплом Покровском храме и освящен игуменом Иоанникием 11-го ноября 1845 года. В 1837 г. барон Николай Антонович Шлиппенбах пожертвовал 5000р. асс. (1428р. 50к. сер.), с тем, чтобы на проценты с этого капитала вечно теплилась пред св. иконою неугасимая лампада. Благоговейное почитание этой св. иконы широко распространено по окрестности и на поклонение ей стремятся богомольцы с разных сторон. В 1880 г.г. при епископе Модесте и игумене Софронии, учрежден указом обычай носить ежегодно в известное время икону в Арзамас, по общему ходатайству всего городского общества. Окрестныя селения последовали тому же примеру.　

В том же 1833 г. особо-Троицкая церковь, приходская стоящая на месте Особнаго Троицкаго монастыря, упраздненнаго в 1764 году, переименована в Свято-Духовскую для более удобнаго различия от другой Троицкой приходской церкви, находящейся по соседству.^[291]　

В 1833 г. на заводе П. И. Подсосова поставлена первая в Арзамасе паровая машина, которая качала воду, пилила дрова, и толкла дуб. Должно полагать, что это была первая паровая машина во всей Нижегородской губернии. Впрочем арзамасцы не обращали на нее особою внимания и считали ее за прихоть богатых людей.　

В 1834 г. на Крещенье мороз был 28 градусов. Соборный протоиерей Стефан Пименович неся крест на иордань, чувствовал охлаждение перстов.^[292]　

От 2 марта 1834 г. последовал указ св. Синода епископу Нижегородскому и Арзамасскому Амвросию с предписанием: «Представить св. Синоду обстоятельное сведение когда и на каком именно основании учреждена Арзамасская Алексеевская община?» При рапорте от 26 мая Преосвященный Амвросий представил историческое описание общины и копию с ея устава, даннаго основателем и учредителем ея иеромонахом Феодором, при чем со своей стороны отозвался, что: «сия община есть краса и венец всех женских Нижегородской епархии монастырей».^[293]　

В 1834 г. 22 апреля в день Светлаго Воскресения литургия в соборе началась в 5 ¹/₂ часов по благовесте с пушками, как пишет протоиерей Стефан Пименович в своем дневнике. По разсказам старожилов в старину на Пасхе ежегодно, около собора палили из пушек, уцелевших еще со времен существования арзамасской крепости.　

1834 год унес в вечность многих выдающихся в истории Арзамаса лиц: 1 июня скончался достопамятный и неусыпный староста Воскресенскаго собора, Сергей Васильевич Быстров, ревности котораго и любви к благолепию Дома Божия, более всего обязан Арзамас построени ем обширнаго и благолепнаго Воскресенскаго собора.

11 июля скончался местный протоиерей Благовещенской церкви, бывший уже на покое, Феодор Герасимович Раевский. Это был старец весьма чтимый за свою простосердечную любовь к прихожанам. Как и вообще водилось в те патриархальные времена, прихожане в важных обстоятельствах своей жизни не редко обращались к нему за советами. Многих из небогатых прихожан он ссуживал и деньгами, давая, большею частию, под залог домов. Бог благословил о. Феодора Герасимовича хорошим потомством: старший сын его Дмитрий Феодорович был священником в арзамасской Рождественской церкви и оставил по себе добрую память в сердцах не одних только своих прихожан, а и всех арзамассцев; другой сын, Михаил, был протоиереем при Русской миссии в Вене, третий, Иоанн, протоиереем в храме Христа Спасителя в Москве. Внучки о. Феодора Герасимовича, дочери Дмитрия Феодоровича, рано осиротевшия, были впоследствии за протоиереями и священниками, а в настоящее время правнук Феодора Герасимовича, уроженец г. Арзамаса Сергий Страгородский, бывший некоторое время ректором С.-Петербургской духовной академии состоит в сане Архиепископа Финляндскаго. Дом Раевских небольшой деревянный, принадлежит ныне мещанину И. И. Иконникову и находится на Богословской горе. Отпевали о. Феодора в Благовещенской церкви 12 июля архимандрит Александр, высокогорский строитель Сергий и старшее городское духовенство. Погребен он на Тихвинском кладбище.

2 октября 1834 г. во время утренняго присутствия в Арзамасском магистрате внезапно умер от удара городской голова Алексей Александрович Студенцов. Неожиданна и поразительна была его кончина, необычайно и погребение. Бездыханный труп его на дрожках перевезли из магистрата в дом его, что ныне И. П. Серебрянникова, на Мостовой улице. Разговорам и аханью в городе, конечно не было конца. Родные плакали, рыдали, но нужно же было его и хоронить. 4 октября в день назначенный для погребения, в Благовещенской церкви собрались архимандрит, протоиереи и священники, совершили проскомидию и готовы были идти за останками усопшаго, как вдруг присылают им сказать: «погодите»! Арзамасские чиновники и врачи того времени были далеко не безкорыстные люди и смерть Студенцова для них была находкой. Они все молчали, целых двое суток, а когда с благовещенской колокольни раздались удары большого колокола к выносу, они, как воронья, услыхав трупный запах, слетелись за добычей. «Анатомировать!»… раздались грозные голоса их!.. В доме Студенцовых раздались рыдания сильнее, чем два дня назад, когда получена была весть о внезапной кончине отца семьи. «Анатомировать? в такое время, когда уже готовились нести тело умершаго в церковь?» Анатомирование считалось в то время и постыдным, и страшным, и даже чуть-ли не вредным для самой души умершаго. Но слезами взять было нельзя. Одни чиновники уезжали другие приезжали,　явилась и стража из солдат… А протоиереи в то время и сидели, и похаживали по алтарю, и в окошечко посматривали, как доктора и чиновники разъезжали взад и вперед… и литургию начинать до выноса необычно, и выносить покойника не велят, и разойтись грешно… Так прошло до полудня. Студенцовым уже кто-то объяснил, что нужно брать деньгами начались переговоры и кончились выдачей целых 2000р. Хоронить разрешили… Литургия началась в 1 час дня, схоронили в 4-м часу, а поминальный обед кончился в исходе 6-го.

Здесь уместно сказать несколько слов о Студенцове. По рождению он был небогатый мещанин, торговал холстом и жил в Большой улице, где его старинный деревянный дом в 3 окна и сейчас еще стоит довольно прочно. Образования он не получил никакого, характер имел грубоватый и самолюбивый и к тому же был известен скупостью и неподатливостью. В 1820 годах он сделался откупщиком, между прочим вел это дело и в компании с А. М. Заяшниковым, хотя разница в характерах их и была очень большая. Благодаря удачным результатам откупных операций, Студенцов нажил порядочный капитал и приобрел несколько больших домов в Арзамасе; благодаря солидности капитала, его выбрали и в должность городского головы, но сделать что либо такое, чтобы память о нем осталась в Арзамасе навсегда он так и не собрался, если бы его не вовлекли в доброе дело обманом. Случилось это так. Когда строился собор, все состоятельные арзамасцы уже принесли свои доброхотныя даяния на это святое дело, а Студенцов все мялся, откладывал до другого времени, да все только обещал… Была у. него какая-то опека, в которой, между прочим, находились и именные банковые билеты на большую сумму… Давно уже он подумывал нельзя ли их отдать в залог при взятии откупов, и вот, однажды, он обращается к городскому голове Петру Ив. Подсосову за дозволением это сделать. Подсосов был сведущее Студенцова, знал, что этого сделать нельзя, но воспользовался случаем взять что-нибудь и со Студенцова на постройку собора… «Так то так», говорит он ему — «да вот на собор-то ты ничего не даешь. Ты пожертвуй нам на позолоту иконостаса, мы тебе и позволим заложить детские билеты». Студенцов подумал и согласился. Так-как денег у него свободных тогда не было, то он на позолоту иконостаса пожертвовал векселями 18 000р. асс. (то-есть 5150р. сер.). Сиротские именные билеты дали ему в руки и он повез их в Петербург, но, когда представил в залог, то их не только не приняли, а еще пригрозили ему отдачей под суд за растрату имущества, находящагося в опеке. По векселям он отдал безо всякого спора.^[294] Могилы Студенцова и его родных, с ценными мраморными памятниками, ныне покачнувшимися, находятся на Всехсвятском кладбище у самаго входа в храм.

10 октября 1834 г. Император Николай I в первый раз прибыл в Нижний-Новгород и пробыл там 3 дня. Многие жители Арзамаса, движимые любовию к Царю и сгорая желанием лицезреть Его, нарочно ездили в Нижний, чтобы только посмотреть на Царя. А небогатые люди даже ходили пешком за 112 верст. В числе подобных пешеходов-патриотов был скорняк Петр Андреев Зобнин, которому тогда было уже около 60 лет (он умер в 1869 году, имея более 95 лет).

12 апреля 1835 г. в пятницу на Пасхе скончался известный арзамасский купец Петр Иванович Скоблин. 14-го на Радоницу его хоронили. Здесь уместно сказать несколько слов о самом Петре Ивановиче и его родне. Фамилия Скоблиных одна из самых почетных и старинных в Арзамасе. Сохранилось семейное предание, впрочем, никакими фактами недосказанное, что предки Скоблиных были природные арзамасские туземцы-мордва, восприявшие святое крещение. В окрестностях Арзамаса эта фамилия встречается только в селе Якшени, что ныне находится в Княгининском уезде. Во дни Петра Великаго жил в Арзамасе посадский человек Никита Иванов сын Скобелин с сыновьями Иваном и Федором. От них-то и произошли все Скоблины. Федор Никитич родился в 1721 г., жил на низу, в приходе Благовещения и имел свой большой кожевенный завод, на котором, при дешевизне труда работали самым первобытным способом: дуб толкли в ступах пестами, а кожу прыскали дегтем из рта и потом мазали а не прямо макали в деготь. Завод его был один из крупных, потомки его жили по той же улице более ста лет, так что самая улица получила название Скоблинской. У Федора Никитича было три сына: два Ивана, большой и малый, да Василий. После них потомство разделилось еще на несколько домов, при чем потомки Ивана малого до ныне слывут под другой фамилией Малыгиных.^[295] Петр Иванович был старший сын Ивана большого и родился в 1764 году. Женат он был на дочери богатаго купца Василия Михайловича Фадеева или Телегина, Татьяне. О В. М. Фадееве мы уже говорили в XVIII главе и в XIX под 1807 годом. Скоблины никогда не были первыми людьми в Арзамасе, потому что не имели особенно больших капиталов, но почти всегда были в числе первых, потому что умели откликнуться на всякое благое общественное дело.

Петр Иванович в свое время, как старший в роде Скоблиных, был самым видным представителем этого рода. Как общественный деятель он некоторое время (в 1814 г.) был городским головой, принимал участие в постройке Воскресенскаго собора, в Благовещенской церкви перелил большой колокол, причем пожертвовал около 200 пуд. меди от себя (смотри выше, под 1827 г.). Кожевенный завод его был одним из самых крупнейших в Арзамасе и его каменныя кожевни, приспособленныя теперь для разных других целей, существуют до сих пор, принадлежат г.г. Стригулиным. Петр Иванович имел одного сына и 2-х дочерей, сын его, Иван Петрович в 12 лет лишился зрения, но его женили и он имел взрослых 8 сыновей и 3 дочерей. Петр Иванович мечтал, что все внуки его вырастут и будут жить в Арзамасе и, скупив почти целый квартал, выстроил 7 каменных домов для жительства своим потомкам. Но обстоятельства сложились иначе: по смерти его потомки его принуждены были разъехаться по разным городам, жили и в Москве, и в Киеве, и в Самаре и много кое-где еще и даже тем, которые остались в Арзамасе, не пришлось жить в построенных им домах, которые чрез 60 лет после его кончины все уже перешли в чужия руки, а ныне принадлежат Жевакиным, Стрегулиным и Иконниковым, а один дом даже разобран. Все это еще лишний раз доказало непрочность всего земного!　

Летом 1835 года производились перестройка здания уезднаго училища, а 15 сентября в воскресенье, по этому случаю, совершен из собора в училище крестный ход, сопровождавшийся молебном с водосвятием.^[296]　

В 1836 году Арзамас посетил по делам своей службы известный герой, генерал Иван Никитич Скобелев, дед известнаго, впоследствии, современнаго нам героя Михаила Дмитриевича Скобелева. Из записок соборнаго протоиерея о. Стефана Пименовича видно, что генерал 13 января призывал протоиерея дважды к себе, разсказывал ему как нужно служить молебен о победе над врагами. Молебен совершен был принтами соборным, Рождественским и Зосимским очень торжественно, к общему удовольствию и Скобелева и протоиерея.　

Должно полагать, что Скобелев был в Арзамасе не однажды, потому-что это было зимою, а в памяти Арзамасцев запечатлелись маневры, произведенные Скобелевым летом. К сожалению те, кто помнит эти маневры, не могли сообщить мне в котором году они были. Общий план маневров представлял взятие города и таким образом Арзамас был взят Скобелевым со стороны Всехсвятскаго кладбища.　

30 июля 1836 года в Благовещенской церкви отпевали одного из старожилов Арзамаса Сергея Федоровича Бебешина, который родившись небогатым мещанином, сделался, впоследствии купцом второй гильдии и один из первых в Арзамасе заслужил своим потомкам потомственное почетное гражданство. От трех сыновей его в Арзамасе громадное потомство. Бебешин и его дети торговали баранами, салом, мясами и имели кожевенные заводы.　

1836 г. 18 Октября в с. Новом-Усаде, в 8-ми верстах от Арзамаса освящен обширный новый каменный храм во имя Живоначальныя Троицы. Освящал архимандрит Александр и с ним 12 священников. Большинство жителей Новаго-Усада были тогда рабочими на арзамасских кожевенных заводах.　

В 1837 году в главном храме Саровской пустыни, Успенском соборе, закончено украшение богатыми серебро-позлащенными ризами икон в иконостасе и на столпах. Храм получил чрез это чрезвычайно благолепный вид. Этому украшению, стоившему больших денег, много способствовал Арзамасский купец Иван Васильесвич Быстров, принявший в Сарове монашество под именем Иринарха. Еще задолго, будучи мирянином и живя в Арзамасе, Иван Васильевич любил благолепие дома Божия, памятником чего осталась серебряная риза на храмовой иконе св. апостола Иоанна Богослова в Рождественской холодной церкви; надпись на этой ризе гласит, что она сооружена в сентябре 1808 г. усердием купца И. В. Быстрова.　

В 1839 году зима и весна были необычайныя, до меня дошли записки об этом современников: протоиерея Степана Пименовича, деда моего С. В. Скоблина и дяди Д. Ив. Скоблина, из общаго свидетельства которых, видно следующее: зима стояла почти вся теплая, на крещение мороз был 7 и 8 градусов, но весна была поздняя и холодная: 8 и 9 марта был мороз в 27 градусов; Пасха была 26 марта и в 1-й день был мороз в 25 градусов. 5 апреля снежная буря, 12 подморозило добре (выражение Степ. Пим.). 15 апреля еще мочили зольную кожу с заводов на льду, но в тот же день выбрали, потому-что вода стала прибывать (пишет дедушка), но лед на Теше стоял еще до 18 апреля; 16 апреля подпало снегу еще и продолжался до 30 апреля. На санях ездили очень долго, а в оврагах снег лежал до Троицы, которая в тот год была 14 мая. В мае дождя не было, а потому, вследствие продолжительной засухи, 28 мая, в 9 восресенье по Пасхе, вместе с обычным крестным ходом в Ильинскую церковь совершено было и молебствие о ниспослании дождя. Впрочем урожай хлеба был плохой; цены ржаной муки были 11 сентября 1р. 80к., а 17 ноября 1р. 65к. ассигн. за пуд.　

В 1840 году, 31 марта в 5-е воскресенье Великаго поста в холодной Ильинской церкви уничтожили престол во имя св. ап. Матфия, вновь в том же алтаре престол был посвящен св. Кресту; тогда же старинные резные иконостасы в этом храме заменены новыми. Старыми не дорожили и один отдали в какое-то село, а другой более 10 лет стоял, в небрежении, у входа в холодную церковь, но здесь его увидел епископ Иеремия, обратил не него особое внимание и велел поставить в главном алтаре.　

9 сентября в холодной Ильинской церкви вновь, после переустройства, освящен придел св. Креста усердием старушки из дворян Марфы Васильевны Патрикеевой, которая и ранее благотворила Ильинской церкви и жила около нея.　

В 1840 году умер купец Григорий Иванович Сурин, имевший большой каменный дом в Мостовой улице и кожевенный завод, торговавший прежде и баранами. Памятником его, кроме придела Всех Святых в соборе, остались еще пожертвованныя им серебро-позлащенныя ризы на местных иконах в Богословской церкви, а в 1841 году 20 января в Благовещенской церкви отпевали его свата, Василия Ивановича Скоблина. Это был брат Петра Ивановича. В течении 70 лет своей жизни он видел много счастья и несчастья. Мы уже ранее кое-что о нем говорили, теперь скажем подробнее. Женат он был три раза: в первый раз на дочери именитаго купца Ив. Ив. Цыбышева, Агриппине, которая вышла за него 13-ти лет и жила с ним около двух лет. На Тихвинском кладбище доселе сохранилась ея надгробная чугунная доска и, читая надпись на ней, посетители кладбища дивятся, как рано вступали в старину в супружескую жизнь!.. Во второй раз он женился на дочери так же богатаго купца Петра Ивановича Перетрутова, большой каменный дом котораго, принадлежащий ныне г.г. Стрегулиным, находится близ спасскаго болота. Третья жена его, Агриппина Григорьевна, была взята из г. Краснослободска из богатой купеческой семьи Образцовых. Когда после смерти родителей Петр Иванович отделился и выстроил свой собственный дом, то Василий Иванович остался на отцовском месте и таким образом ему достался старинный родовой Скоблинский кожевенный завод, но дом он выстроил новый каменный большой… В 1840 году он пожертвовал в Благовещенскую церковь колокол в 250 пудов, который и доныне известен под именем Скоблинскаго. В 1814 году, когда Петр Иванович был городским головой, Василий Иванович служил бургомистром. При постройке Воскресенскаго собора он был попечителем. В это время он скупал по соседству со своим домом деревянные домишки бедных соседей, лес сломанных домов и надворных построек весь шел на дрова на соборные кирпичные заводы а пустыри Василий Иванович присоединял к своему дворовому месту, которое чрез это сделалось очень обширным. Пожар 1823 года, истребивший большую часть низоваго Арзамаса, застал Василия Ивановича врасплох: когда загорелось, у него шел пир горой, он просватал тогда дочь свою Глафиру за сына купца Григория Ив. Сурина, о котором мы только что говорили. Пожар истребил у Скоблина завод и все постройки, у дома обгорели деревянныя крыльца, но самый дом был каменный и не сгорел, а даже сослужил службу и соседям: под защитой этого дома уцелели несколько деревянных домов расположенных в юго-западном углу Арзамаса. Два из этих домов принадлежали моим предкам, один из них существует до сих пор, а другой перестроен. Торговыя дела Василия Ивановича прежде шли хорошо, но к концу его жизни позапутались, так что ему пришлось приостановить платежи и по смерти его дом, завод и все имущество проданы с аукциона. Дом его принадлежит ныне наследникам Ускова, а завод, перешедший чрез несколько рук, г. Жевакину.　

Для торговцев кожевенным товаром он должен быть особенно памятен тем, что первый придумал солить сырую кожу. До него этого никто не знал, а между тем соленая кожа всегда выходит в деле лучше, чем сухая, да и вес в ней чрез это соблюдается, не говоря уже о том, что соль кожу никогда не испортит, а сушеная кожа может еще испортиться от подмочки и от моли. И так все русские кожевенные торговцы должны-бы в складчину поставить памятник В. И. Скоблину. Но где ему этого дождаться, когда большинство русских торговых людей не знают, что необходимыя для каждаго из них счеты изобрел именитый человек Строганов, который то же кажется никогда не дождется памятника, потому что был русский и изобрел для одних русских. Во всю свою жизнь Василий Иванович гонялся за богатством и ради богатства жертвовал даже счастьем своих детей. Особенно жалка участь дочери его, Александры, принесенной в жертву богатству: она была выдана за муж за совершенно глупаго человека, сына богатаго купца Ивана Ивановича Мочалова. Не говоря уже о том, что она перенесла, живя с дураком, в домашней жизни, упомяну о том, что разсказывали мне очевидцы. В праздники она ходила к службе во Владимирскую церковь и становилась на левой стороне, а муж ея стоял на левом клиросе и дразнил ее языком. Она, конечно конфузилась, а стоявшия около нея женщины, часто-часто видели, как из глаз ея текли горькия слезы на золотыя кольца и бриллиантовые перстни…

8 мая 1841 года в день Иоанна Богослова Пришлось Вознесение. Из собора два крестных хода вышли одновременно: к Богослову пошли соборный протоиерей Стефан Пименович, Благовещенский Иван Александрович и Ильинский о. Никандр, у Николаевскаго монастыря к ним присоединился протоиерей Иван Львович Покровский, а на Высокую гору отправились выездновские священники Петр Терновский и о. Максим да спасский о. Владимир.^[297]

1841 1 июня в 9 воскресенье по случаю бездождия, когда в соборе собралось духовенство для обычнаго крестнаго хода в Ильинскую церковь, по предложению благочиннаго протоиерея Ив. Ос. Сахарова совершено молебствие о ниспослании дождя по отшествии крестнаго хода в соборе, как и всегда началась поздняя литургия, на которой также читались молитвы о дожде…

14 июня, так-как бездождие продолжалось, опять совершено молебствие о дожде с крестным ходом около всего города. Накануне были всенощныя пророку Илие. Самое молебствие по словам дневника протоиерея Стефана Пименовича совершалось так: после литургии, в соборе совершен молебен Господу Богу и Божией Матери, пред чудотворной ея иконой Казанской, принесенной из Макарьевской церкви, с акафистом и водосвятием. При различном пении, о. Стефан прочел 3 молитвы о дожде. Затем начался крестный ход. У Саровской часовни о. Иоанн Львович Покровский прочел 4-ю молитву, пройдя Мостовую улицу И. О. Сазаров читал 5-ю, против Рождественской улицы 6-ю, против Ильинской церкви — молитву Пророку Илие, у Прогонной улицы 7-ю молитву о дожде. Пройдя улицу Казармы и огороды Алексеевской общины, спустились на низ, а поднялись в гору с образами одни у Троицы, а другие у Саровской часовни.　

Весною 1842 года опять было бездождие, а потому в день Преполовения, 13 мая, совершено было особое молебствие таким образом; по окончании литургии, молебен в соборе пред Казанской иконой Божией Матери, затем обычный крестный ход на р. Тешу и после его употреблено 3 часа времени на обход всего города с крестным ходом, было 7 литий и великая ектения.^[298]　

В 1843 году учреждено Высочайше утвержденное общество пароходства по Волге. Дальнейшее развитие пароходства оживило Волгу и ея берега, дало дело и хлеб миллионам народа, торговля и промышленность увеличились, водой по Волге везли только самые тяжелые и дешевые товары, а все более ценные грузы шли в Нижний и Москву, гужем. Проезжающие из Бухары, Оренбурга, Уральска, с низовьев Волги, с Кавказа и из Персии ехали в Москву и Петербург на лошадях, неминуемо, чрез Арзамас, а на Нижегородскую ярмарку чрез него же лежал путь с Дона и из Украйны. Вся Крымская бакалея шла гужом на волах. В июле и августе, днем и ночью над Арзамасом стон стоял от скрипа колес и звона колокольчиков, ехали персы, армяне, горцы, казаки, бухарцы… С открытием пароходства все это, по немногу, стало исчезать и в течении 25 лет совершенно исчезло. Железныя дороги докончили то, чего не могло отбить у Арзамаса пароходство. В течении 40 лет из 130 постоялых дворов 110 было закрыто, ямской и извозный промыслы прекратились. Шорное, экипажное и кузнечное ремесла сократились до минимума, а при падении всего этого и отсутствии проезжающих упала торговля и всеми другими товарами. При совершенной непригодности р. Теши для судоходства и отдаленности, более чем на 100 верст, от Волги и Оки, арзамасцам нечего было и думать о какой либо выгоде от пароходства, а об железной дороге они хлопотали целых 40 лет, что первыя ходатайства об ней возбудили еще деды, а первые плоды от железной дороги пришлось вкусить лишь их внукам после того, как почти все в Арзамасе успело уже перевернуться вверх дном.　

В 1844 г. в нижнем этаже Введенской церкви уничтожена палатка и устроен левый придел во имя св. мучениц Софии, Веры, Надежды и Любви. Устройство произведено на средства городского головы Алексея Ивановича Подсосова и по усердию его жены Надежды Сергеевны.

12 июня 1844 года скончался в день своего ангела пр. Петра Афонского, а 14-го погребен знаменитейший арзамасец и вечной памяти достойный, потомственный почетный гражданин Петр Иванович Подсосов. Не много было таких сынов у Арзамаса за все 350-летнее время его существования. Почтим здесь добрым словом его память.　

Фамилия Подсосовых существовала в Арзамасе еще в первой половине XVII столетия, но до XIX столетия она ничем особенно не выделялась. Жили Подсосовы на Московской улице, в мясном ряду, торговали мясом, а потому, по арзамасскому обычаю, даже носили другую фамилию Мясниковых, Эта последняя фамилия настолько была общеизвестна, что даже письма, адресованныя на имя Мясниковых и посланныя с почтой, доставлялись Подсосовым безо всякой задержки. В начале XIX столетия главой семьи был Иван Васильевич Подсосов (сконч. 5 марта 1830 г.) по жене своей Екатерине Яковлевне (ск. в 1813 г.) он был свояком Сергею Федоровичу Бебешину, (сконч. 29 июля 1836 г.), о котором говорено выше. Торговали они одними и теми-же товарами: мясами, салом, баранами, овчиной и сырой кожей. У Подсосова было 4 сына: Петр, Василий, Павел и Алексей. Переженив всех их, он разделил их двое-на-двое: старшего Петра и младшего Алексея вместе и средних тоже вместе. Средние оба умерли ранее отца, а Петр и Алексей впоследствии разделились и каждый из них повел большия дела. Отец в последнее время жил не делая ничего, даже по старости и в разуме мешался. Петр Иванович развел такое дело, какого до него в Арзамасе никто еще не вел, да и после едва-ли кого Бог приведет вести. В его руках сосредоточена была торговля овчиной, как русской так и калмыцкой. Ее ему везли в Арзамас со всех сторон, бывали годы, когда у него проходило по 300 000 овчин. Это такое количество, какого нигде, ни у кого и, кажется, никогда не собиралось. Не даром в шутку его называли «овчинным богом». Русскую овчину он продавал арзамасским овчинникам, а калмыцкую в село Богородское в контору помещика графа Шереметева. Дело велось так: контора покупала овчину у Подсосова в кредит, граф выдавал векселя, которые Подсосовым представлялись в Государственный Банк к учету.　

А контора Шереметева раздавала овчину богородским крестьянам также в кредит, до выручки. Крестьяне работали из нея рукавицы и голицы. Не смотря на то, что доступ в Государственный банк был тогда чрезвычайно труден, Шереметевские векселя всегда учитались без остановки и Подсосов, попользовавшись на овчину и заплатив в банк сравнительно с частным дисконтом, тогда очень высоким, небольшие проценты, с этими деньгами принимался за другия дела. Один из внуков Петра Ивановича разсказывал мне следующий случай: однажды богородские поторговали голицей очень хорошо. Петр Иванович, видя это, хотел также побольше нажить и назначил цену овчине довольно высокую, так, что контора Шереметева не согласилась и даже вовсе отказалась купить. Время между тем шло, овчины партия собралась такая большая, что Подсосов снял все свободныя в Арзамасе сараи и сушила, везде навешал овчины и уже негде было ее вешать, да и в деньгах ощущалась нужда. Необходимость заставила Петра Ивановича самого ехать в Петербург и там он едва-едва укланялся графу Шереметеву, чтобы он его выручил. Граф сделал ему хороший выговор, но все таки купил овчину, дав барыша, по совести, только 5 % на рубль, тогда как контора ранее дала-бы больше, а Петр Иванович мечтал нажить процентов 30. С 1824 г. Алексей Ивнович Подсосов завел дела с Нижне-Уральском, где начал покупать баранов. Вскоре и Петр Иванович последовал его примеру, а в начале 1830 г. он стал покупать и в Оренбурге. Партии баранов, впрочем, у него бывали сравнительно небольшия, не более 25 000 голов, но за то с покупкой баранов начались у него сальныя дела, чрез которыя он завел сношения с Петербургом и получил большую известность. Партии сала местнаго, самарскаго и сибирскаго у него собирались громадныя, бывали годы, когда собиралось сала до 600 000 пуд. Таких громадных партий не бывало ни у каких других сальных торговцев, ни у шадринского Фетисова, ни у кунгурскаго Кузнецова, ни у Плешановых ростовских. Ведя такия большия дела и живя в Арзамасе, уже никак нельзя было не иметь кожевеннаго завода и Петр Иванович завел и кожевенный завод сначала при своем доме, а потом за городом, на р. Теше. Завод этот был похож на городок, все постройки его были каменныя и на нем в 1833 г. поставлена была первая в Арзамасе паровая машина. На этом заводе выделывалась крупная кожа, количеством от 25 000 до 48 000 кож в год. Много выделывалось на красную юфть, так называемую булгару, которая тогда очень хорошо требовалась за границу. При развитии сального дела нельзя уже было сосредоточить все дела в Арзамасе и Петр Иванович, у котораго подросли уже 3 сына, построил салотопни или так называемыя заимки в г.г. Самаре и Екатеринбурге. В Самаре между прочим производилась у него и покупка хлеба, который отправлялся в Рыбинск и Петербург, хотя впрочем, и не в большом количестве. А в Екатеринбурге дела его развились как раз в то время, когда местное общество увлеклось золотопромышленностью. Многим золотоприискателям очень повезло. Это заинтересовало предприимчивых Подсосовых и они в 1838 году приобрели золотые прииски в Минусинской тайге, в Енисейской губернии. С разработкой и оборудованием ко времени кончины Петра Ивановича, прииски эти стоили Подсосовым уже около миллиона рублей ассигнациями. Замечательно, что приобретением этих приисков Подсосовы указали дорогу в Сибирь крестьянам арзамасскаго и ардатовскаго уездов, нанимая их туда в работу. Главным образом рабочие эти были из с. Личадеева и его окрестностей.

Но не по одним только торговым делам был замечателен П. И. Подсосов. Это был и полезный общественный деятель. Он был в свое время городским головой. Особенно заботился он, чтобы жители Арзамаса были честными тружениками и не было среди их негодяев. С этой целью, будучи головой, он приложил старание избавить общество от дурных членов и добился того, что 14 человек порочных людей сосланы были в Сибирь. Арзамас он очистил, но себе нажил этим много врагов. Заботясь о том, чтобы дать возможность честным, но не богатым арзамасским торговым людям пользоваться недорогим кредитом, он вместе с А. М. Заяшниковым задумал открыть в Арзамасе общественный банк. А общественных банков тогда было только три во всей России, в г. Вологде, г. Слободском — Амфилатовский да в Осташкове — Савинский. Для этой цели он пожертвовал в основной капитал 14 000р. ассигнациями. Но открытие банка по независящим от арзамасцев обстоятельствам последовало лишь чрез 19 лет после его кончины. Впоследствии банк этот служил и служит большим благодеянием для торговых жителей Арзамаса, где всегда были дороги. Из прибылей банка всегда уделялась значительная доля на дела благотворительности, а милостыня, как известно, сама вопиет к небу о помиловании сотворивших ее.　

Мы уже говорили о том, что при постройке собора, П. И. Подсосов был одним из самых щедрых жертвователей, на его счет отделан был первый придел, посвященный Покрову Пресвятой Богородицы. Кроме постройки собора, как сам Петр Иванович, так и его сыновья жертвовали в собор и драгоценныя ризы на иконы, и ценную утварь, и великолепныя облачения. Не забывал он и свою Благовещенскую церковь, в которой был крещен, венчан и отпевался, и бедную Введенскую, находящуюся по соседству с его домом, и Выскогорскую пустынь, и Алексеевскую общину, в которой спасалась его доч.　

Вообще достойно и праведно сказать, что он сделал в Арзамасе много добра. Женат он был на внучке много раз уже упомянутого мной С. И. Попова, Анастасье Михайловне, женщине доброй, но простой и даже неграмотной. Родительский дом его в Старо-Московской улице сгорел в 1814 году, а потому он в 1815 году и купил себе каменный большой дом в самом центре г. Арзамаса, принадлежавший прежде откупщику Кочешкову, а потом перешедший к графу Орлову-Давыдову, за 50 000р. ассигнац. (т. е. 14 285р. сер.) Тогда это были очень большия деньги. Скончался Петр Иванович 67 лет; последние два года, разбитый параличем, он уже не занимался делами. Никого Арзамас не оплакивал так, как его. Отец мой разсказывал, что Благовещенская площадь вся была, как залита водой, наполнена народом. Все только сожалели и молились, ни у кого не сорвалось с языка обиднаго для памяти его слова, хотя он подчас бывал и строг, и горяч… Добрыя дела его далеко превосходили недостатки. Память о нем и доселе еще хранится в Арзамасе довольно свежо. На могиле его, на Всехсвятском кладбище, высится мраморный памятник, к которому еще не заросла народная тропа, а в банке, носящем его имя, на почетном месте красуется его портрет. Особым памятником его служат большой соборный колокол в 510 пуд., надпись на котором гласит, что он отлит в память П. Т. Подсосова усердием его сыновей.　

При таких больших делах, какия вел Петр Иванович Подсосов, нельзя было обойтись и без деловитых и честных приказчиков. Помянем и их добрым словом!

Приказчики П. И. Подсосова были одни из местных арзамасских мещан, даже купеческие сыновья, другие из крестьян близлежащих селений. Первое место среди них занимал неграмотный, но замечательно честный и хорошо знавший свое дело крестьянин села Выездной Слободы, Иван Александрович Ефремов (или, как его обыкновенно звали, Офремов). Жалованье получал он по тем временам порядочное, но по делам небольшое, 1000р. асс. в год (285р. с.). Хотя у Подсосова и была контора, велись конторския книги и все подробно и правильно записывалось сыновьями, а потом и внуками Петра Ивановича, но Офремов свои окружныя дела носил в шапке в буквальном смысле этого слова. Обыкновенно, отправляясь в начале осени в назначенное хозяином место, он получал от него несколько тысяч рублей денег, затем разъезжал по разным городам и базарам, покупал всевозможные товары, в известное время отправлял их, куда следовало, получал от хозяина новыя суммы денег и с почтой и с оказией т. е. с кем нибудь из ехавших попутно торговых людей. В конце зимы он приезжал в Арзамас и являлся отдавать отчет хозяину. С остатком денег он выкладывал из своей большой четырех-угольной шапки целый ворох оправдательных документов. Это были крошечные клочки бумаги, на каждом из которых было записано: «на таком-то базаре истрясено столько-то». Или «у кого-то куплено столько-то». Офремов, обыкновенно, кончив какой-либо базар или купив у кого-нибудь партию товара, обращался к какому нибудь грамотею и просил его записать на клочке бумажки сколько им истрачено денег. Тулья у его шапки была с отверстием и все эти записочки он прятал туда. К концу поездки бумаг у него набиралось столько, что шапка отвисала назад на подобие шиньона и он кланяясь, уже не снимал ее, а только прикладывал к ней руки. Когда он являлся отдавать отчет, Петр Иванович разстилал на столе платок, а Офремов осторожно вынимал из своей шапки все до одной бумажки. Петр Иванович свертывал платок и прятал в шкаф, а потом дня по три они производили счет и выкладку. Офремов имел замечательную память, разбирая бумажки он объяснял у кого, сколько, чего и почем купил, каков был товар, по чем наняты были извозчики и т. п. Когда все счеты были сведены, обыкновенно, оказывались лишки, иногда рублей по тысяче ассигнациям. «Да тут мы лишняго наклали!» бывало скажет Петр Иванович. «Все твое, батюшка, Петр Иванович!» отвечает Офремов: «Да откуда же лишния-то взялись?» спрашивает Подсосов. — «А это вишь-ты», отвечает Офремов: «у меня ведь расходы были, харчи-то ноне знаешь, какие; вот я, что мене-то десяти рублев и приписывал: делал вклад, вот оне и набрались!». Этим все счеты и кончались. Из этого, впрочем вовсе нельзя заключать, чтобы Офремов был особенно прост или плутоват. Он пускался в такия предприятия, что и ученым впору. Например, стараясь об удешевлении про возов, он задумал открыть судоходство пор. Самаре и однажды весной спустил по этой реке целый караван сала из Бузулука в Самару; Подсосовы возбудили было ходатайство о признании Самары судоходной рекой, но встретили сильных противников в лице владельцев мельниц, расположенных по этой реке, и ходатайство не увенчалось успехом. Под конец жизни Офремов разстроился здоровьем и даже рехнулся, помешался он на «вечном двигателе», о котором наслушался в кругу своих молодых хозяев. Сыновья Петра Ивановича ежемесячно выдавали ему маленькую пенсию, чем он и кормился.　

Замечателен был и другой приказчик Подсосовых арзамасский мещанин Павел Мерлушкин. Это был человек молодой, красивый, умный, деловой и честный. Он, можно сказать, вырос при Подсосовских делах, Петр Иванович был им доволен. Мерлушкин мечтал и сам сделаться солидным купцом, ему понравилась хозяйская дочка, Александра Петровна и он решился посватать ее за себя, думая и жениться на хорошей невесте и приобрести себе чрез этот брак общественное положение. Но Петра Ивановича это сватовство взорвало, он страшно разгневался и прогнал от себя Мерлушкина, находя его предложение дерзостью, а для себя унизительным отдать свою дочь в мещанскую семью. Дочь его, Александра Петровна, напротив, далеко не разделяла отцовскаго взгляда и, хотя она жила, как и все тогдашния хорошия купеческия дочери, в страхе Божием и почти затворницей, но имела случай видеть на своем дворе этого, из ряда вон выходящаго, приказчика своего отца и не прочь была выйти за него замуж. Когда она узнала о сватовстве и об отказе отца, то смело объявила, что она не разделяет отцовскаго взгляда и с удовольствием вышла бы за Мерлушкина. Это еще более раздражило Петра Ивановича. Мнение невесты признали девичьей глупостью, безразсудством и запретили ей даже и думать о Мерлушкине Счастье молодых людей было разбито!.. Но они хотя и издали только знали друг друга, но так были верны в чистой своей любви, что решились лучше отказаться от всего, чем найти счастье друг без друга. Мерлушкин ушел в Саров, постригся там в монахи под именем Пахомия, скоро был посвящен в иеромонаха, а, как обладавший большими коммерческими сведениями и сметливостью, наконец сделался казначеем Саровской пустыни. Он скончался 18 ноября 1847 года.　

Лет более, чем чрез 20, после его кончины я был в Сарове. Увидав меня на могиле о. Серафима и узнав, что я из Арзамаса, один почтенный Саровский старец подвел меня к находящейся неподалеку могиле о. Пахомия и сказал: «это вот то же Ваш земляк, арзамасский, такой-же, как и Вы, торговый человек, Подсосов приказчик, Мерлушкин. А у нас, в Сарове не было да, кажется, и не будет такого отца-казначея!». Самое место погребения на ряду с преподобным Серафимом, схимонахом Марком и другими досточтимыми светильниками Сарова говорит, конечно, красноречивее этих слов!.. Александра Петровна также не захотела дожидаться другого жениха, оставила мир, отрясла, как прах, Подсосовские богатство и славу и сделалась послушницей Алексеевской общины, где проводила дни свои в посте, молитве и трудах. Отец, лишивший ее супружескаго счастья, старался загладить свой грех пожертвованиями в пользу избраннаго ею монастыря. В Вознесенском соборном храме Алексеевскаго монастыря монахини с удовольствием покажут Вам принадлежавшую ей икону Казанской Божией Матери, украшенную жемчугом и разноцветными камнями, которыми отказалась украшаться сама Александра Петровна. Жемчугу крупнаго 1310 зерен, средняго 2615 и мелкаго 425 зерен. Камней 470, в числе их 63 бриллианта.　

Вот какия романическия истории случались в старом благочестивом Арзамасе и как оне добропобедно кончались!.. Впоследствии она приняла схиму, при чем получила имя Анастасии. Погребена на Всехсвятском кладбище около самой церкви. Братья поставили на могиле ея памятник с крестом.　

Были и еще приказчики у Подсосова: Иван Савельевич Шитиков, крестьянин села Стексова, котораго 4 сына также служили у Подсосовых, а потом имели свои хорошия капиталы. Крестьянин с. Морозовки Василий Филиппов Ивлев, очень дельный мужик, и, наконец, арзамасский купеческий сын Александр Иванович Феоктистов. Это был уже человек иного типа. Обладая природным умом и даром красноречия, он самообразовал себя чтением серьезных книг, а, живя часто в Петербурге и вращаясь в хорошем обществе вместе со своими хозяивами Подсосовыми, далеко выдвинулся из толпы современных ему коммерческих людей. Впоследствии он жил в г. Бузулуке, где приобрел значительное состояние и был в разное время городским головой и директором банка в этом городе, но, что важнее всего, пользовался всеобщим уважением всех жителей Бузулука; он умер в Бузулуке 31 августа 1872 года.　

1845 год унес многих достопамятных арзамасцев. Скажем здесь кое-что о некоторых из них. 7 февраля скончался на 84 году потомственный почетный гражданин, Иван Алексеевич Попов, Щетинин тож, Всего более он достопамятен тем, что много лет добровольно содержал на свои средства воспитательный дом, в котором воспитывались круглыя сироты и подкидыши. Хотя этот приют не избег общей участи себе подобных учреждений и младенцы в нем умирали очень часто, но все же цель была благая, истинно-христианская, и некоторые воспитанники достигали совершеннолетия. Памятником этого учреждения осталась в Арзамасе фамилия Крыльцовых, Родоначальник ея был подкинут к Попову на крыльцо, от котораго и получил свою фамилию. Были конечно, и другие живущие ребята… За учреждение и содержание воспитательною дома Ив. Ал. Попов в свое время был награжден медалями и орденами. К сожалению воспитательный дом его имел совершенно частный характер: он находился у него на дворе, управлял им Попов по своему усмотрению, содержал на свои средства, ни от кого не получая пособий и никому не давая отчёта. Обезпечен приют ни чем не был, а потому со смертью Ивана Алексеевича и воспитательный дом был закрыт. Некоторое время И. А. был арзамасским городским головой. Как торговый деятель он был очень замечателен. Кожевенный завод его считался одним из главных в Арзамасе, изделия его шли заграницу и за них он получил на первой Всероссийской выставке золотой Государственный герб, который красовался над конторой его завода. Это был единственный пример в Арзамасе, другого герба еще ни у кого не было до сих пор. Затем он вел обширную торговлю мехами. За покупкой зверя он много лет посылал своих приказчиков на Ирбитскую ярмарку, а потом и в разныя места Сибири. Сначала от него ездил в Ирбит его родственник Александр Алексеевич Попов, а потом Дм. Степ. Щегольков. Они покупали не только одну необходимую для Арзамаса зайчину, но и горностая и другое ценное зверьё. В обыкновенной жизни он был очень прост, разсказывали много анекдотов про его отношения к старику кучеру, Тихонычу, родом малороссу, В обществе он пользовался большим почетом, даже у Подсосовых его всегда сажали на первое место. Женат он был два раза. Первая жена его была дочь известного арзамасскаго богача С. И. Куракина, но, как говорили старики, ему было очень неприятно, что она была женщина простая и неграмотная, а потому, овдовев, он женился во второй раз на француженке-гувернантке, которая и воспитала своих троих детей уже по своему. Один из сыновей их сделался чиновником, дочь вышла за помещика Пантелеева и лишь один сын, Николай Иванович остался купцом, был два раза арзамасским городским головой и принес Арзамасу свою долю пользы. Еще одна подробность — у И. А. постоянно сильно тряслась голова. По этому поводу в Арзамасе разсказывали следующее: когда то, еще в молодости, он был в Москве и ночевал на постоялом дворе, у кого-то в эту ночь на том же дворе украли полушубок. Чтобы найти вора, всех, кто ночевал на этом дворе подводили к присяге, в том числе и И. А. Попова. Это так потрясло его, что с тех пор у него стала трястись голова и он постоянно ходил с костылем, не выпуская его из рук даже у Подсосовых в гостинной. К церкви он, вопреки другим арзамасцам, был не особенно усерден. Рядом с его домом находилась приходская церковь Спаса Нерукотвореннаго. Церковь была не из богатых, особенно малы были колокола, такие, что родственник его, В. А. Куракин называл их «горшечками» и много раз вызывал его слить колокол побольше, но И. А. так и не собрался это сделать, лишь после его смерти, сын его Николай Иванович в 1853 году, слил в память его колокол в 95 пудов.^[299]　

9 февраля, при погребении его, потеряли одну из его золотых медалей. Над гробом его, на Всехсвятском кладбище поставлен ценный памятник, ныне от тяжести глубоко ушедший в землю; потомков его в Арзамасе не осталось. Дом его, проданный сыном его Н. Ив. городу, занят ныне квартирою воинскаго начальника, а сад с вековыми липами некоторое время был открыт для публичных гуляний.　

29 апреля скончался, а 2 мая погребен архимандрит Спасскою монастыря Александр, управлявший обителью 35 лет (1810–1845 г.). Уже одна продолжительность управления свидетельствует, что оно не могло пройти безследно, но кроме того в Арзамасе доселе сохранились воспоминания о нем, как о человеке праведной жизни, как об истинном монахе — подвижнике. В 1867 году была напечатана его биография, приводим из нея важнейшия черты.　

Архимандрит Александр родился в Малороссии, в 1758 году, происходил из польской шляхты, но вероисповедания православнаго, в мире именовался Андрианом Ивановичем Подгорченковым, учился в Киевской Духовной Академии, в качестве приватною ученика и курс не окончил, а потому по образованию не получил никаких прав. Служил в Московском департаменте Камер-коллегии, за 6-ти летнюю усердную службу был представлен к награждению чином коллежскаго регистратора, но не получил его, а по болезни уволен в отставку, после чего два года проводил самую бедственную жизнь, полную неудач, скорбей и лишений. Людей близких у него не было, влиятельныя лица, к покровительству которых он обращался, не сделали для него ничего добраго.　

Видя в мире только суету, бедствия и своекорыстие, он в 1789 году вступил в Московский Ново-Спасский монастырь, где еще не будучи пострижен, простым послушником исполнял различныя обязанности и обратил на себя внимание строгим образом жизни и послушанием. Настоятель обители Павел Пономарев (впоследствии епископ Нижегородский), будучи вызван в 1792 г. в Петербург, взял и его с собою в качестве писца. Здесь он обратил на себя внимание митрополита Гавриила, который и постриг его, назвав Александром по имени Покровителя Петербурга св. благ. князя Александра Невскаго. В мае 1793 г. он был уже иеромонахом, а в следующем году возвратился в Москву, в Новоспасский монастырь, где проводил время в молитве, чтении свящ. писания и святоотеческих книг, ведя в то же время переписку с современными иноками-подвижниками, особенно благоговея пред великим подвижиком о. Паисием Величковским, жившим и подвизавшимся в Молдавии. Имел намерение ехать во Иерусалим на поклонение Гробу Господню, но митрополит Гавриил не благословил его, советуя искать Христа не в Турции, а внутри себя… Видя в Александре истиннаго инока, митрополит неоднократно вызывал его в свою епархию, предлагая занять место архимандрита в каком-либо из древнейших и знаменитейших монастырей Новгородской епархии, но Александр постоянно уклонялся от такой чести, сознавая сопряженный с нею труд и предпочитая смиренную жизнь простого монаха. Любя его, митрополит Гавриил 5 апреля 1797 года, в самый день Светлаго Воскресения взял его с собою в Успенский собор и доставил ему возможность присутствовать при короновании Императора Павла I. Смирение Александрово однако не могло скрыть его добродетелей, его заметили и оценили: в конце 1797 г. он назначен казначеем, а в июне 1798 г. наместником Новоспасскою монастыря. Впрочем недолю состоял он во главе обители, в том же году испросил увольнение и будучи зачислен в число больничных, посвятил себя уединению, молитве, богомыслию и беседе с подвижником той же обители Филаретом. Продолжая переписку с современными подвижниками и входя, в случае возможности, в личное общение с ними, Александр умудрился в духовной жизни так, что сам сделался наставником монахов. К нему приходили за советом многие юноши и молодые люди, искавшие наставления в духовной жизни и он умудрял и наставлял их. Подобные ученики его впоследствии сами сделались известными подвижниками. Таковы: Александр Путилов, происходивший из Московской купеческой семьи, впоследствии архимандрит Оптиной пустыни (сконч. в 1862 г.) брат его, впоследствии игумен Малоярославецкаго Черноостровскаго монастыря Антоний, и известный писатель монах Троицко-Сергиевой лавры Авель. Из благочестивых москвичей, не принадлежавших к монашеству, особенно близок был ему студент Георгий Беляев, впоследствии священник Московской церкви св. Космы и Дамиана, что «в старых панех», в Китай-городе.　

Когда Александр был уже в Арзамасе, в 1812 г. Георгий, бежавший из Москвы от французов нашел у него себе приют в Спасском монастыре, а впоследствии, уже живя в Москве, оказывал Александру великия услуги. Впрочем, пользуясь любовию и уважением людей благочестивых, Александр много терпел в Новоспасском монастыре, терпение усугублялось нерасположением к нему настоятеля. Келия его, по его собственным словам, представляла совершенный погреб, где у него волосы на голове и бороде стали лезти и зубы шататься.

Перемена в его жизни произошла 10-го мая 1810 г., когда он в Московском Успенском соборе возведен в сан архимандрита Арзамасскаго Спасскаго монастыря. Московские почитатели снабдили его всеми принадлежностями архимандритскаго служения и достаточной суммой денег, что ему было очень необходимо, так-как своей собственности он не имел и отправлялся в обедневший монастырь, вотчины котораго все были отобраны, доходов не имелось и братии было всего 15 человек.　

35-ти летняя деятельность его в Арзамасе была весьма разнообразна. Кроме управления монастырем, он был первоприсутствующим Арзамасскаго духовнаго правления. Должность эта была сугубо тяжела, потому что, по собственному его отзыву духовенство арзамасскаго уезда привыкло к кляузам, а он не умел делать как нибудь. Не менее забот причиняла ему и должность смотрителя арзамасских духовных училищ, приходскаго и уезднаго. При том он был еще директором арзамасскаго библейскаго сотоварищества; благочинным над 5-ю монастырями; на него была возложена обязанность ежемесячно посещать народныя училища и каждый раз рапортовать в Казанский учебный округ. К подчиненным он был снисходителен, с бедными учениками делился последним алтыном.

После затворничества в Московском монастыре такая жизнь была для него тяжела и он писал о себе, что «развлечен многою суетою и почти себя забыл кто есмь!» управление обителью было тем труднее, что средств было очень мало, благотворителей не было так что он писал: «где сущая бедность, те места сатана закрывает от благотворителей». Заботясь о благе своих подчиненных и снисходя к их немощам, он говорил: «ни в какой обители видимых ангелов нет, а все человеки; переродить их не можем, а терпеть брат от брата должны и можем».　

Посетителей, обращавшихся к нему за духовными советами, он принимал с любовию и поучал. Со многими вел обширную переписку. В числе их было много купцов, особенно московских. Ростовские купцы Плешановы, бывавшие в Арзамасе по торговым делам, также пользовались его наставлениями. Из помещиков особенно чтили его: обер-гофмаршал Василий Александрович Пашков, в имении котораго с. Ветошкине о. Александр освящал храм 16 декабря 1819 г., князь Петр Алексеевич Голицын, помещик арзамасскаго уезда и директор библейскаго общества Месинг, который в начале знакомства был не тверд в Православии и исповедовал какую-то смесь религий, но о. Александр утвердил его в Православии.　

И, наконец, генерал-лейтенант Николай Осипович Кутлубицкий, сделавший с о. Александром завет, что если один из них умрет ранее, то другой непременно должен присутствовать при погребении (случилось так, что во дни кончины о. Александра Кутлубицкий находился в Малороссии и конечно не успел бы прибыть к погребению его, но сын Кутлубицкаго сочел своею обязанностью заменить отца и особенно усердствовал при погребении архимандрита).　

Вообще арх. Александр любил людей простых, чистосердечных и безхитростных, а людей молодых, гордящихся своими современными взглядами, избегал и отвращался, они тяготили его своим посещением и он писал: «нелюблю встречать и провожать их, кто бы они не были. Против таких нужно принять и иметь в готовности благоразумную осанку, чтобы они поняли: кто мы и кто они; чем мы и чем они заняты… и имея в предмете нрав Христа, Спасителя Нашего, не подводить себя под их глупый лад. Иногда не Бог, а диавол посылает к нам людей.»

О. Александр был очень милостив. О многих, впавших в несчастие, ходатайствовал пред начальством. Всё свое жалованье и доходы и то, что иногда дарили ему почитатели, раздавал нищим и бедным, когда не было денег, раздавал вещи, даже свои сорочки. Одежду носил самую простую. Пышныя рясы не любил и стеснялся надевать их. Одну подаренную ему богатую одежду послал в Москву свящ. Георгию Беляеву с просьбой продать за сколько бы то не было. Пищу употреблял простую, одинаковую с братиею. Чай пил редко. Вина и напитков боялся, как яда. Всегда с нетерпением дожидался Великого поста.　

Здоровья он был слабаго и особенно плохо чувствовал себя каждую осень. В 1815 году перенес простудную горячку. Вырыта была даже для него могила. Лежа без языка, после совершения таинства Елеосвящения, он слышал, как говорили: «Ну, что же теперь делать? вынесем его в собор»… (в холодную церковь). А это было в марте. «Испугался я», — писал он после: «что вынесут меня, беднаго,　в собор, на ночь… Отложили только до тех пор, когда я закрою глаза, но я не закрыл глаза до тех пор, пока из моих уст, чернее сажи, вырвались слова: о, помилуйте, постойте!».　

Несмотря на плохое здоровье, он жил очень долго, потому что имел здоровую душу.　

С 1842 г. (84 лет) он постепенно начал отказываться от побочных должностей. В начале 1845 г. слег в постель, читал евангелие и готовился предстать пред Богом, не принимая никого, кроме казначея иеромонаха Аркадия. Мысль о смерти не покидала его ни на минуту. 18 дней он не принимал никакой пищи, кроме нескольких капель воды. Всякий день причащался св. Таин. Чтение св. Евангелия в келии его не прекращалось. Из любви к нему братия обители читала по очереди. В воздаяние за это старец завещал в пользу братии свой золотой кабинетский крест, но братия, получив эту священную награду, отдала ее в ризницу обители на вечное хранение. Тихо без страданий догорала жизнь его, он имел спокойный радостный вид, до самой смерти был в твердой памяти и лишь часто повторял: «Господи! изведи из темницы душу мою!»… Напутствованный св. Тайнами, он скончался в 7 ¹/₂ часов утра 29 апреля 1845 года на 87 году жизни и 52 году священнослужения.　

При омовении тела его усмотрено 5 пролежней и раны до самой внутренности. Дотоле никто из братии не знал и не слыхал об этих ранах!.. хотя уже 4 года замечали, что он ходил, склонясь на один бок. Догадывались, что он носил вериги, но при появлении ран принужден был снять и скрыть, их… Одному Богу ведомы были его страдания…

Тело его облечено было в полное архимандритское облачение… Сохранился портрет его лежащаго в гробу.　

Говорили, что он, еще будучи в Ново-Спасском монастыре в Москве, келейно т. е. тайно был облечен в схиму, но автор печатной биографии его не признает этого, в виду погребения его в архимандритском облачении.　

По кончине о. Александра в келии найдено только 90 копеек медными деньгами и не оказалось никакой одежды. Но ничего этого и не нужно было: когда граждане арзамасские узнали об этом, то наподавали столько денег, что их с избытком достало на все расходы по погребению, а один, особенно чтивший его, богатый человек возложил на гроб его золотой глазетовый покров.　

В самый день кончины тело его перенесено из келии в теплую церковь, где лежало 3 дня, а пред отпеванием, до литургии перенесено в холодную Спасо-Преображенскую Соборную церковь. В погребении участвовало все городское духовенство и многие священники, прибывшие из сел. Стечение народа было необычайное; при гробе безроднаго старца-архимандрита пролито много слез братиею о Христе. Последнее прощание продолжалось очень долго. Тело его погребено по правую сторону Преображенскаго храма, у самой алтарной стены. Над могилою выложено из кирпичей надгробие, покрытое листовым железом, а на нем лежит небольшая доска сераго уральскаго мрамора с изсеченными крестом и надписью: «Здесь покоится архимандрит Александр, управлявший обителью 35 лет (1810–1845)».　

По внешнему виду о. Александр был красив и благолепен. Браду имел полную, выговор малороссийский, память замечательную. По смерти его не оказалось в келии его собственных записок и бумаг, ни писем, на его имя адресованных. Он сжигал их, желая избавить себя от хранения их, а ближних от соблазна.　

Последняя просьба о. Александра была следующая: «Ежели послышите, что уже на свете меня нет, помолитесь обо мне: да не лишен буду тех обителей, идеже упокоеваются праведнии, по единей милости и заслугам Сладчайшаго Иисуса».

26 июня скончался, а 28 отпевался у Благовещенья Иван Герасимович Попов, (или, как обыкновенно звали, Ямщиков),^[300] имевший от роду 66 лет. Это был один из внуков С. Ив. Попова, о котором нам приходилось говорить уже несколько раз. Родился Иван Герасимович в Ямской Слободе, но, когда ему было 3 года, отец и дед его переселились в Арзамас и приписались в купцы; первоначально, более 30-ти лет, они жили в Скоблинской улице, где имели небольшой каменный дом и кожевенный завод, а потом уже сам он купил большой дом на углу Большой улицы, близ Благовещенской церкви и Спасскаго монастыря. При счастливом сочетании строгих нравственных качеств и независимаго общественнаго положения он был замечательнейшим из арзамасских граждан своего времени и представлял собою идеал русскою купца-гражданина, живущаго не только для себя, а для блага общественнаго, в котором и его собственное благо заключается. Не упуская случая к умножению своего богатства, он давал возможность трудиться с пользою при его больших делах множеству своих небогатых родственников и сограждан, если только видел в них способности и желание трудиться. Когда у них не было возможности своими силами выбиться из какой-либо беды, он охотно помогал им: нанимал охотников или покупал рекрутския квитанция за тех, кому предстояло идти в солдаты, строил дома погорельцам, выдавал замуж бедных девушек, снабжая их необходимым приданым, заботился о судьбе бедных сирот, многих бедных мальчиков вывел в люди так, что они впоследствии сами сделались купцами. Чтобы показать облагодетельствованным, что они не даром получают его пособия, он брал с них росписки, по которым они обязывались платить ему, когда справятся, но никогда не искал этой уплаты, и долги эти, большею частию, забывались. Сам он, несмотря на все его богатство, вел трудовую жизнь и никогда не был без дела, а потому терпеть не мог видеть праздными и других, особенно своих подчиненных. Также не любил видеть роскошь и прихоти в людях небогатых. Поэтому, когда провинившиеся в этом отношении обращались к нему с какой либо нуждой, то он накидывался на них с нравоучениями о бережливости и простоте. Вообще своей ворчливостью и беззастенчивыми обличениями он сам лишал себя той всеобщей любви и расположения, которыя вполне заслуживал. Но он об этом и не заботился, потому что знал, что добро, если оно сделано, так добром и останется, несмотря на то, что его, не сумеют понять и оценить. Благодарностей и похвал он не искал. При крайней бережливости, поднимая на дворе каждое лычко и мочальце, он не был скуп: нищим подавал часто серебром и ни один просящий не уходил от него с пустыми руками. Сам он не пил вина и пьяниц терпеть не мог, но рабочих, после трудов, часто угощал вином, а по праздникам кормил пирогами. Ни один гость или пришедший по какому либо делу человек не уходил у него со двора без угощения чаем. Торговыя дела его были очень велики и крайне разнообразны: чрез его руки, ежегодно, проходили миллионы аршин холста, пестряди и крашенины; десятки тысяч кожи и разных мехов, сотни тысяч зайчины; от его рук не отбивался никакой товар: он торговал и салом, и маслом, и воском, и щетиной, лишь бы был расчёт купить, а то уж не задумается купить и попользуется. Разсказывают, что он никогда не отпускал продавца с товаром со своего двора: дорого-ли, дешево-ли, а уж непременно купит. Ныне с такой привычкой давно-бы проторговался, но тогда время было иное, товаров не могли напастись. Фабрик не было, машин паровых тоже, все было ручное и не успевали работать, да и товары везли из Арзамаса на все стороны. Иван Герасимович сам жил постоянно дома, но его приказчики то и дело, разъезжали по базарам и ярмаркам Нижегородской, Пензенской, Тамбовской и Симбирской губерний. Более крупные из них забирались в Вятку, в Сибирь, ездили вниз по Волге на парусных судах до Царицина и на лошадях в Саратов, в землю Войска Донскаго, от близкаго Урюпина до отдаленных Криворожья и Лугани, в Украинския ярмарки и в Москву, не говоря уже о ближней Макарьевской ярмарке.　

В донския ярмарки товары отправляли сотнями возов, а оттуда вырученныя деньги привозили возами, серебром и золотом. Бумажных денег было тогда мало, о переводах не имели еще и понятия. Деньги составляли обузу и их приходилось или таскать везде с собой или очень бдительно хранить. Продажи в кредит было очень мало, росписки писались на грошевых лоскутках бумажки, на вексельную бумагу денег не тратили, а с людей, известных своею честностью, не брали никаких документов, но, между тем, деньги никогда почти не пропадали. Для покупки, товаров на базарах и ярмарках, приказчики обыкновенно разъезжали на хозяйских лошадях, возили с собой мешки серебряной монеты, в которой очень много было тогда иностранной. Медныя деньги на ярмарки, иногда, отправлялись с извощиками, возами, в запечатанных мешках…

Капитал Ивана Герасимовича был, действительно, родовой, основание его положено было еще дедом Попова и приумножено отцом, но сам Иван Герасимович нажил гораздо более, чем получил от отца. Деньги наживались легко, барыш в 10 % считался умеренным, бирали 20, 30, 40 процентов, а обороты были очень скорые: четыре раза в год капитал обращался свободно, а случалось и более.　

Живя в такое время, когда вся умственная деятельность ограничивалась только посещением Дома Божия да чтением священных книг, Иван Герасимович посвящал все свое время торговой деятельности и домохозяйству. В карты он не играл, табаку не курил, жены лишился в молодых годах, сына и двух дочерей пристроил, поэтому ему только и оставалось торговать, наживать деньги да работать. Когда не было купли и продажи, он наблюдал сам за уборкой товаров и всегда присутствовал при отправке товара. Транспортных контор тогда не было, извощиков нанимали сами; Иван Герасимович следил за уборкой каждаго воза, указывал, как укрыть рогожами, как привязать рогожи лычками и мочалами, чтобы не раздувало ветром и, благодаря его бдительности, товары никогда не подмачивались. Он сам укладывал камешки и мостил свой двор, а приказчики, в свободное время, усыпали его песком и утаптывали. Сам часто копался в саду, залезал на сушилы посмотреть, не травят-ли зря сено, и, если это замечал, то читал кучерам длинныя нотации, обглядывал каждый раз окружныя повозки, на которых ездили приказчики, а, если что находил не в порядке, то доставалось и им. Вообще он был враг всякого безпорядка и небрежности. В виду всех этих качеств, его почитали все, кто только знал и в Арзамасе, и в окрестных селениях, и в отдаленных городах. Арзамасское общество избирало его на почетныя должности: в 1818 г. он был градским старостой от купечества, с 1822 по 1825 г. 3 года ратманом в магистрате и наконец 3 года городским головой (1831–1834 г.). Любовь к порядку проявил он и тут. При нем в Арзамасе срыты были крутые косогоры и засыпались овраги. Например на Благовещенской площади, около весов, был крутой обрыв, его срыли и, засыпав яму, сделали удобный съезд; от дома Подсосовых на эту площадь и езды не было потому, что был также крутой обрыв, тут то же срыли и образовался съезд. Иван Герасимович был также в течении 9 лет церковным старостой у Благовещения. При нем своды и стены храма украшены хорошей живописью. Благодаря уму и образцовой жизни, среди арзамасцев он считался большим авторитетом: к нему обращались за советами и богатые и бедные; ходили жаловаться матери на непокорных сыновей, жены на мужей. Он поневоле должен был судить их и мирить. О родственниках уже и говорить нечего, они считали его, как бы отцом или родоначальником, шли к нему и с нуждой и за советом. В многочисленном родстве его осталось множество воспоминаний о его истинно-родственных отношениях.^[301] Особенно счастлив он был на приглашение в кумовья: после его кончины насчитывали до 60-ти крестников взрослых и живых, а с умершими во младенчестве и счет потеряли… Со смертию его всеобщия симпатии перешли на его сына, Дмитрия Ивановича, который оправдал их во всех отношениях, и таким образом на Иване Герасимовиче и его сыне сбылись слова свящ. писания «умре праведник и якоже не умре: остави бо по себе сына, подобна себе…». Могилы И. Г. и Д. И. Поповых находятся на Тихвинском кладбище.　

В 1846 году 22 января скончался священник Введенской церкви о. Авраамий. Это был идеал простоты, нестяжательности и довольства своей далеко незавидной судьбой. Служа в самом бедном приходе и получая самые ничтожные доходы, он привлек к себе бедноту со всего города, служа панихиды за гривну меди, поминая покойников за грош. При этом он служил неспешно, с чувством, нисколько не хуже того, как другие священники поминали своих богатых прихожан. С его времени во Введенской церкви установился обычай всегда, и в будни и в праздники, служить позднюю обедню с разсчетом, чтобы те, кому не пришлось быть у ранней литургии, могли помянуть своих усопших за поздней литургией. Разсказывают, что бывало о. Авраамий совершает неспешно проскомидию, а единственный его причетник Платоныч, сидит на паперти и дергает за веревку, благовестит; давно-бы пора начинать, а о. Авраамий выйдет из алтаря, посмотрит в окно, подойдет к дьячку и скажет: «поблаговести еще! может кто и подойдет!» Жил он с супругой своей Вассой при церкви в крошечной убогой келье, в которой даже пол был кирпичный, а потому всегда было очень холодно. Детей у них не было. По смерти его Введенская церковь была присоединена к собору, но вскоре потом, по ходатайству городского общества, сделана самостоятельной, при чем в приход этой церкви отданы все гостиницы, трактиры и питейные дома, а кроме того ото всех приходов отписано по два дома, большею частию бедных.　

7 июля 1846 г. на Высоккой горе освящен теплый храм во имя Покрова Пресвятыя Богородицы. Освящение совершал преосвященный Иоанн епископ Нижегородский и Арзамасский в сослужении 9 священников. Достраивал этот храм управляющий в то время Высокогорской пустынью игумен Иоанникий (1842–1853), человек смиренный и простой, но благопопечительный и разумный. Он много сделал для обители: кроме окончания храма, наложил ограду кругом на аршин, построил новый братский каменный корпус, а другой архиерейский начал постройкой, при нем же, в 1845 г., пустыни пожалована лесная дача.^[302]　

В конце октября 1846 года в Арзамасе был мор на скот.^[303] Это бедствие в те времена очень часто посещало Арзамас. Причиной являлись прогонявшиеся чрез Арзамас в Москву и Петербург, из Оренбургскою края многочисленные гурты быков, среди которых нередко попадались зараженные чумой, сибирской язвой и другими болезнями, впоследствии лет чрез 50, когда гурты перестали гонять чрез Арзамас, эти бедствия почти прекратились.

4 ноября 1846 г. Арзамас снова понес тяжелую утрату: скончался один из лучших людей в Арзамасе Александр Михайлович Заяшников. Мы уже говорили о нем в XVIII и других главах. Повторим здесь кратко, что он родился небогатым мещанином, в молодости был и целовальником и небольшим рыбным торговцем, но потом сделался откупщиком и, благодаря счастливым случайностям, нажил миллионы и получил потомственное почетное гражданство. Если не считать легендарное богатство Цыбышевых, то должно признать А. М. Заяшникова самым крупным богачём в Арзамасе за все время существования города. Впрочем можно сказать, что он был достоин своего богатства и очень много сделал хорошаго для Арзамаса: во время голода продавал дешевой ценой хлеб, пожертвовал капитал для учреждения общественнаго банка, завещал 50 000р. на постройку Рожденственской церкви, что и было исполнено его наследниками; пожертвовал 3000р. с тем, чтобы % выдавались вдовам причта этой церкви; положил начало вкладам на вечныя времена в пользу церквей, чего прежде в Арзамасе никто не догадался сделать. Им пожертвовано в каждую церковь по 500р., а в некоторыя и более. Можно было бы ожидать от него еще более, если бы смерть не похитила его так рано: он умер всего 52 лет. Отпевали его в холодной Рождественской церкви 7 ноября и похоронили на Всехсвятском кладбище, где доселе могилу его украшает лучший в Арзамасе надгробный памятник. Потомство его переселилось в Петербург и, благодаря военной службе, удостоилось потомственнаго дворянства, даже его супруга Любовь Степановна, урожденная мещанка Феоктистова, Бешенова тож, скончавшись в Петербурге, как благотворительница Сергиевской пустыни, погребена в главном ея храме между известным писателем М. Н. Загоскиным и каким-то вельможей… С ея именем соединено, также, как с именем П. И. Подсосова, наименование арзамасскаго общественнаго банка, в присутственном зале котораго рядом с портретом П. И. Подсосова красуется и портрет А. М. Заяшникова. Портреты эти, помещаясь рядом, представляют некоторый контраст: Подсосов был типом исконнаго русскаго купца своего времени, а Заяшников был купец петербургский и смотрит с портрета европейцем. Обоим им вечная память! Дай Бог видеть Арзамасу и впредь таких купцов!

13 января 1847 г. назначен на Нижегородскую и Арзамасскую кафедру Саратовский епископ Иаков (в мире Иосиф Вечерков 1847–1850 г.г.) Этот архипастырь особенно любил Арзамас и называл его городом благословенным за его православие. Путь его из Саратова в Нижний лежал чрез Арзамас, а потому Арзамас и удостоился приять его благословение прежде Нижняго. Его ждали целый день 17 февраля, напрасно. В этот день приехал в Арзамас назначенный на его место в Саратов епископ Афанасий, который, обратив внимание на холодный собор, посетил его, затем ожидал в Арзамасе преосв. Иакова, в беседе с которым почерпнул важныя сведения о состоянии Саратовской паствы. Телеграфа тогда еще не было. На другой день, во вторник на 3-й неделе Великаго поста, владыку опять ждали до самаго вечера. Протоиерей Стефан Пименович пишет о его приезде кратко: «вечером приехал и встретили добре»… Разсказы современников более подробны и весьма интересны. Путь от саратовской заставы до собора лежал мимо Владимирской церкви, где священником тогда был Иов Авситидийский, а старостой Ив. Вас. Скоблин. Церковь была по праздничному освещена. Сам-ли владыка остановил или ямщик остановился, неизвестно, но владыка вошел в храм и, видя, что его встречает один молодой священник, спросил: «разве это не собор?» и, получив ответ, что приходская церковь Владимирской иконы Божией Матери, приложился к иконе и немедленно уехал в собор. В соборе после обычной встречи он обратился к благочинному о. Иоанну Сахарову с вопросом: «много-ли здесь раскольников?» «Ни одного», — отвечал благочинный. «Что вы говорите?» переспросил владыка. «Ни одного нет» повторил о. Сахаров. Архиерей обратился к престолу и положил три земных поклона в знак благодарения Живоначальной Троице, а по том начал речь к народу с выражения радости, что Арзамас — град Православный. 19 февраля владыка объехал все монастыри и церкви, даже кладбищенския — безприходныя. Несмотря на холод зимний, он побывал и в холодном соборе. 20-го в 7 часов утра он выехал в Нижний. Вообще арх. Иаков любил Арзамас за его православие.^[304]

19 сентября 1847 г. в Благовещенской церкви отпевали местнаго второго священника, магистра Богословия, Якова Ивановича Охотина, отца Иустина, Архиепископа Херсонскаго и Одесскаго.

21 сентября 1847 года в воскресенье сугубое молебствие о ниспослании дождя и об избавлении от холеры, которая появилась в других городах. По этому поводу тогдашний архимандрит Спасскаго монастыря, Амфилохий писал преосвященному Иакову и получил разрешение сделать молебствие. В Спасский монастырь перенесены были три чудотворныя иконы Пресвятыя Богородицы: Оранская, бывшая тогда в Арзамасе, Казанская из Макарьевской церкви и Смоленская из церкви села Выездной Слободы. После литургии и молебна с водосвятием из Спасскаго монастыря, а не из собора, совершен был крестный ход вокруг всего города, кончившийся в 3 часа дня.^[305]　

23 сентября скончался громогласный благовещенский диакон Алексей Асафович. Болезнь его вероятно сочли за холеру: возникла переписка с полицией. Погребение совершено 26-го сентября.　

В 1848 г. после холодной зимы, в конце марта сделалось очень тепло и 30-го в ночь был ужасный гром.^[306]　

В 1848 году 1–3 июня в Арзамасе в третий раз пребывал епископ Иаков, 2 июня совершал литургию в Благовещенской церкви и потом посетил собор. 17 июня он посетил школу живописи Ступина и обратился к ученикам его с речью, в которой увещевал их остерегаться вина.　

В конце июня снова появилась в Арзамасе холера. Первыми жертвами были 3 человека из семьи Щелкиных, живших на Конной площади. В доме у них никого не осталось.　

1 июля умер холерой сторож при соборе Андрей. 5-го июля началось молебствие в соборе о прекращении холеры, служили всенощную архимандрит Амфилохий, благочинный Сахаров и соборяне. 6-го крестный ход около всего города. 16-го в Благовещенской церкви отпевали купца Василия Ивановича Шкарина. Нужно удивляться тогдашним порядкам. Смерть Шкарина последовала от холеры, в этом не было никакого сомнения, умер даже старик, который его обмывал, и также от холеры но между тем Шкарина не хоронили до третьяго дня, потом хоронили с выносом, отпевали торжественно в приходской церкви, в доме были устроены обычныя поминки, на которых даже протоиерей Стефан Пименович пресытился, как сам он пишет в своем дневнике. С такими порядками арзамасцы конечно, не далеко ушли от того, что было в 1830 г., когда только жгли навоз… Эпидемия 1848 г. была самой сильной в Арзамасе за все XIX столетие. Умерло сравнительно немного и врачи пришли к заключению, что само известковое свойство воды в Арзамасе препятствует развитию холеры. Это, кажется, единственное утешение для Арзамаса, очень беднаго хорошею питьевой водою. 22 сентября, когда холера совершенно прекратилась, совершено было благодарственное молебствие с крестным ходом вокруг всего города, при чем у обоих кладбищ были отслужены панихиды по умерших холерою.　

В 1849 году Алексеевской общине Высочайше пожалован первый участок леса, 100 десятин, в Арзамасск. казен. даче.^[307]　

Летом 1849 года мирную и тихую арзамасскую жизнь взволновали два события: 31 июля лили соборный колокол в 510 пудов, о чем мы уже не раз говорили, и провели слона из Средней Азии в Петербург. Весь город перебывал на постоялом дворе при доме купцов Скоблиных, где слон дневал под сараем. Его кормили пряниками и потом долго про него разсказывали нам, когда мы были малыми детьми.　

В декабре 1849 г. скончался, а 21-го погребен купец Иван Львович Скорняков (по прозванью Всемирнов), создатель Александро-Невскаго храма при тюремном замке, крупный торговец красным товаром, о котором мы уже не раз говорили.　

В 1850 году скончался архимандрит Спасскаго монастыря Амфилохий, управлявший 5 лет, будучи преемником архимандрита Александра. При всем уважении к памяти их обоих, нужно сказать, что между тем и другим была громадная разница, в особенности заметная в глазах современников. Александр был ветхий старец, монах почти от юных лет, постник, почти затворник, редко разстававшийся с своею келией. Амфилохий был дворянин по происхождению, бывший военный, полный здоровья и сил, вел знакомство и с помещиками и с купцами, не отказывался от участия в торжественных обедах и от посещения знакомых. Первый в священнослужении наблюдал московские обычаи, которые были издавна приняты в Арзамасе, второй — начал вводить петербургские порядки, например служение обедни в 1-й день Пасхи прямо после заутрени, чего прежде в Арзамасе не бывало. В управлении монастырем Амфилохию пришлось принять крутые меры: в последние годы жизни архимандрита Александра тяжкие недуги не позволяли ему лично вникать во все, управление поручено было им казначею, иеромонаху Аркадию, который мало заботился о духовном процветании монастыря, благодаря чему монастырская жизнь ослабела, появилось среди братии пьянство, и Спасский монастырь потерял свою славу. Амфилохию предстояло все это исправить, но не пришлось. Вместо исправления, ему оказывали сопротивление, истолковывали его собственную жизнь в превратном виде и распускали про него нелепые слухи среди горожан.　

Незначительныя предприятия его к внешнему благоустройству монастыря также нельзя назвать удачными. Мы уже упоминали, что им устроена деревянная сень, вроде часовни над могилой приснопамятною архимандрита Иоасафа, но при этом с самым непростительным невежеством над гробом праведника положена чужая надгробная плита с надписью, которая может сбить с толку неосведомленнаго посетителя. По его же распоряжению почти по всему монастырю разсажены были аллеями различныя деревья. Уже по смерти его, епископ Иеремия нашел эти аллеи неприличными для монастыря и приказал все деревья порубить. Осталось только несколько лип около южной стены монастыря. Несравненно важнее для истории Арзамаса участие архимандрита Амфилохия в деятельности возникшаго в те годы «Общества посещения бедных г. Арзамаса». Это общество существовало около трех лет, принесло свою долю пользы, но принуждено было прекратить свою деятельность вследствии того, что официальное учреждение его неразрешено было Правительством. Цель его была оказывать помощь таким бедным жителям Арзамаса, которые скрывали свою нищету, голодали и бедствовали, не решаясь просить помощи или подаяния. Цель прекрасная, святая… Учредителями общества были Подсосовы, Николай Яковлевич Стобеус, Ник. Ив. Попов и другие, в числе их был и архимандрит Амфилохий.Собрано было до 2000 рублей. Между прочим Подсосовы за свой счет отпечатали 1000 литографических видов города Арзамаса, с южной стороны. Виды эти пущены были в продажу по 30к. Вся выручка поступила в пользу общества. Все члены принялись за дела благотворительности с большим рвением. Общество уже действовало, когда еще не было утверждено. В те времена Правительство вообще подозрительно относилось ко всякаго рода обществам. В числе других заподозрено было в неблагонадежности и это общество и потому учреждение его не разрешено. Напечатанныя под видами Арзамаса слова «Общества посещения» были зачеркнуты, а разрешено оставить только «в пользу бедных г. Арзамаса» По уставу члены общества должны были находить истинно-бедных и развозить им пособия. Архимандрит принимал участие и в этом, посещая по вечерам дома бедняков. Злые люди воспользовались этим, распуская сплетни, что он ездит по вечерам вовсе не с целью благотворения. Не получив разрешения, со смертию архимандрита и вследствие разстройства дел Подсосовых, общество распалось.　

20 мая 1850 г. скончался в Петербурге вызванный туда для присутствования в св. Синоде, Иаков, архиепископ Нижегородский и Арзамасский. Мы уже упоминали, что он очень любил Арзамас и за 3 ¹/₂ года своего управления епархией, нашел возможным посетить его 4 раза. Арзамасцы сознавали это и отвечали ему любовью со своей стороны. В разсказах о нем современников-арзамасцев мне приходилось слышать много светлых о нем воспоминаний.^[308]

В 1851 г. в июне была в Арзамасе ужасная буря, сорвавшая много крыш, свалившая заборы и т. п. С Благовещенской церкви снесло северо-западную главу и поставило ее рядом с церковью, никого не убив и ничего не повредив. Последствия этого события послужили к украшению Арзамаса. Старостой в то время был купец Сергей Иванович Мунин. В его уме, занятом безпрерывными заботами о благолепии Дома Божия, блеснула мысль, которую многие его сограждане-арзамасцы на первых порах назвали безумием.　

Бывая в Сарове и любуясь тамошними златоглавыми церквами, он мечтал и вверенную его попечению Арзамасскую Благовещенскую церковь увенчать золотыми главами, которыя были совершенно одинаковыя с главами Успенскаго Саровскаго собора, но только были окрашены зеленой медянкой, а не блистали червонным золотом, как в Сарове. Когда буря снесла главу, он принял это за указание Свыше. В его голове уже созрел план: заменить деревянныя стропила железными и покрыть главы медными, вызолоченными чрез огонь, листами… Мастера, золотившие Саровския главы бр. Лысковцевы жили в Арзамасе и готовы, были работать без барыша, только бы не было убытка, так как и им желательно было разукрасить золотыми главами, хоть одну из церквей родного города… Оставалось дело за деньгами, их требовалось 25 000р. серебром. У старосты, хотя он и торговал лисьими мехами, далеко не было такой суммы, нужно было идти собирать по приходу… Помолясь Богу, Сергей Иванович начал с края: пошел сначала в первый ближайший к церкви дом, к 1-й гильдии купцу Дмитрию Ивановичу Попову… Любезно принятый хозяином, он изложил ему цель своего прихода. Дмитрий Иванович заметил ему, что с арзамасскими средствами это не возможно. Мунин возражал ему, говоря, что с Божиею Помощию все возможно, и стал просить Попова, чтобы он первый пожертвовал на это дело приличную сумму. Такая настойчивость разгорячила Попова, он вышел из себя и почти выгнал старика-старосту… Первая неудача не разочаровала Мунина, он поделился своей мечтой со священником и они уговорились идти опять к Попову уже вместе… А Попов тем временем одумался. Он был человек весьма умный и разсудил, что староста не для себя хлопочет, а печется о благолепии Дома Божия и, когда староста и священник пришли к нему, он ласково принял их, угостил чаем и сказал, что он принимает все расходы на себя, все сделает за свой счет, только не вдруг, полегоньку… И, действительно, это великое дело совершилось в течении целых 18 лет. Первую большую главу окончили в 1859 г., 14-го сентября подняли на нее Крест. В 1864 г. Дм. Ив. Попов скончался и окончить пришлось уже его сыну Ивану Дмитриевичу; все работы закончены лишь в 1869 году. Последний крест поднят был на ту самую главу, которая снесена была бурей. Тем временем С. И. Мунин сделал в Благовещенской церкви еще много хорошаго. Украсил все иконы в нижних ярусах иконостасов и около 4 колонн, поддерживающих своды храма, как в теплой, так и в холодной церкви, серебряными вызолоченными ризами. По его собственным словам, за время его служения поступило в церковь 18 пудов серебра.

21 августа 1852 г. скончалась настоятельница Алексеевской Общины Марфа Павловна Пирожникова. Будучи современницею и преемницею праведниц и подвижниц Марьи Петровны Протасьевой и Ольги Васильевны Стигалевой, она восполнила собой тройственный лик праведных настоятельниц общины, введенных в нее самим возстановителем Алексеевской обители, иеромонахом Феодором. Житие ея, также как и жизнь ея предшественниц, всецело посвящено было на служение Богу и ближним и на спасение души. Она скончалась 80 лет, из которых 77 лет провела в Алексеевской общине, так как принята была в нее трехлетним ребенком. Отец ея — сержант гвардии — был одним из почитателей иеромонаха Феодора и, умирая, вверил попечению его свою единственную дочь. О. Феодор отдал ее на воспитание в Алексеевскую общину, где она выросла и осталась на всю жизнь. Воспитанная великими подвижницами она и сама была проникнута их духом и украшена всеми иноческими и христианскими добродетелями, а потому по кончине Ольги Васильевны (монахини Олимпиады) в 1828 г. и было ей вверено управление общиною. 24 года несла она это тяжелое бремя, поддерживая и укрепляя все то, что было сделано добраго и хорошаго ея предшественницами. Пред кончиною она приняла великую схиму, но не переменила своего имени.　

В 1853 году арзамасский городской лес, в количестве 1613 десятин, для более правильною ведения лесного хозяйства, разделен на 28 участков. До того времени лес не берегли, рубили кто, где и чего хотел. В результате к 1853 году строевого леса уже ничего не осталось, а дровяной истреблялся без всякого порядка. Вне означенных 28-ми участков оставалась заросль на выгонах и на землях, предназначенных для сдачи под пашню, рядом с городом начинались и тянулись на несколько верст великолепные перелески, сплошь почти состоявшие из хорошаго орешника. Но всего этого многим казалось мало. Урегулирование лесного хозяйства они считали ненужным и стеснительным; поднялся ропот. В первое время недовольные делали порубки в лесу, говоря, что «он наш!» Орешники в течении 30 лет безпощадно истреблены, а чрез 50 лет не осталось следа и от перелесков.　

Летом 1853 г. довольно продолжительное время провел в Арзамасе епископ Иеремия, отличавшийся строгостью. Сохранилось о нем много воспоминаний. Между прочим он воспретил совершение крестных ходов, на которые не было указов. Таковых оказалось три: 8 мая в Богословскую церковь, в Троицын день в Троицкую и в 9-е воскресенье по Пасхе — в Ильинскую.

31 августа 1853 г. в Алексеевскую общину принесена с Афона икона Божией Матери «Достойно есть». При встрече ея и после, благодатию Пресвятой Богородицы, от нея явлены были благодатныя исцеления. Присылкой этой св. иконы Алексеевская община^[309] обязана своему благотворителю, Елабужскому купцу Кириллу Ивановичу Стахееву.^[310]　

Чрез него Алексеевския монахини просили было у иноков Афона на благословение Иверскую икону Божией Матери, но им была прислана эта св. икона при объяснительном письме иноков Пантелеймонова, русскаго на Афоне, монастыря.　

В том же 1853 г. началась несчастная для России Крымская компания или восточная война. Арзамас не был безучастен в этом, хотя и тяжком, но славном историческом подвиге нашего Отечества. Почти один за другим были три рекрутских набора. Многие арзамасцы находились в действующей армии и в Черноморском флоте. Жители Арзамаса с напряжением следили за известиями с театра войны. В это время, благодаря войне, сильно развилось в Арзамасе чтение газет. Большинство купцов выписывали тогда «Московския Ведомости». В среде средняго сословия были люди, считавшиеся знающими дело, знакомыми с политикой, особенно выделялись из них Н. И. Трушеников и Н. И. Терентьев. Они ежедневно читали ведомости и разглагольствовали по поводу прочитаннаго… Молодые и менее сведущие люди внимательно слушали их и, придя домой, пересказывали их мудрые глаголы своим домашним… Не оставались безучастными к бедствию Отечества и тогдашния жительницы Арзамаса, наши матери и тетки, оне заготовляли корпию, собирали ее и пудами отсылали на войну для раненых… Прошло почти два года, война затянулась и становилась все более тяжелой для России… Это уже не было тайной ни для кого… Арзамасские купцы, торговавшие на Украинских ярмарках, своими глазами выдели, с каким трудом везли тяжелыя орудия и снаряды по грунтовым черноземным дорогам Украйны на театр войны, как все дорого обходилось Правительству и как наживались евреи поставщики и подрядчики… И тяжело было русским солдатам.

В январе 1855 года в Нижегородской губернии начали формироваться дружины Государственнаго ополчения. В Арзамасском уезде была сформирована своя особая дружина в 1000 человек ратников. Она разделялась на 4 роты. Начальствовал над Арзамасской дружиной помещик Арзамасскаго уезда с. Водоватова Александр Васильевич Месинг. Из жителей Арзамаса в ратники было зачислено много торговых людей, средних лет, от 30 до 40, необремененных семьями, хотя и женатых; многих из них впоследствии пришлось мне знать. Дело шло очень медленно и ратники выступили в поход лишь 17 июля. Купеческое общество, вообще принимавшее деятельное материальное участие в снаряжении ратников, поднесло им икону св. и чудотворца Николая в серебряной ризе. От Алексеевской общины дана им была икона Божией Матери «Достойно есть», а богатый крестьянин села Выездной слободы Ив. Сергеевич Чичканов поднес ратникам односельцам т. е. выездновским также икону в серебр. ризе св. Николая чудотворца и великомуч. Екатерины. Все эти иконы хранятся ныне в Арзамасском соборе.　

Провожали ратников из Арзамаса с крестным ходом. От большого скопления народа при этом провалилась часть Выездновскаго моста, при чем впрочем особенно сильно никто не пострадал; отделались легкими ушибами и царапинами.　

Арзамасские ратники не дошли до Севастополя. Когда они миновали Киев и были уже в 250 верстах за ним, в местечке Бурты, Киевской губернии, получено было известие о заключении мира.　

В Арзамас они возвратились чрез 11 месяцев со дня выхода, 21 июня 1856 г. Им была оказана торжетсвенная встреча. В Гостинном ряду были устроены три арки, на подобие триумфальных ворот, которыя по вечерам иллюминировались плошками. Те же арки впоследствии пригодились для иллюминации по случаю коронации Государя Императора Александра II.　

Арзамасский городской голова Вас. Вас. Фадеев за труды по сформированию дружины награжден серебряною медалью, на Станиславской ленте, чем очень восхищался. Ратники также получили кресты, которые в торжественные дни носили на груди. Всем священникам за молитвы во время войны, выданы были большие бронзовые наперсные кресты на Владимирских лентах.　

По окончании этой войны арзамасцы очень удачно торговали мехами на украинских ярмарках, так-как в Украйне тогда было много денег. Между прочим в это именно время очень много нажил Ив. Ст. Белоусов, впоследствии отдавший при жизни и завещавший по смерти большую часть своего состояния г. Арзамасу.　

3 июня 1853 г. в нижней части г. Арзамаса, в Ново-Московской и прилегающих к ней улицах был сильный пожар, истребивший 22 дома, преимущественно больших и благоустроенных, при многих из них были постоялые дворы. Пожар этот навел панику на всех жителей нижней части города. Опасались, что повторится бедствие 1823 года. Так как вместе с другими сгорел дом потомств. почетнаго гражданина Ступина, то и пожар этот долго называли Ступиным. Ходила молва, что во время этого пожара у Ступина похитили шкатулку с деньгами и потому будто бы с того времени дела его и пошли на убыль.

XXIV Серебряный век Арзамаса (1851–1889 г.г.)

Несостоятельности: «Петра Подсосова Сыновей» и других крупных арзамасских фирм. Опустение трактов, проходивших чрез Арзамас. Неудачи ходатайств о проведении железной дороги и телеграфа. Переплаты при провозе товаров чрез Нижний. Мученья проезжающих по пути до Нижняго. Падение кожевенных заводов в Арзамасе и процветание в с. Богородском. Развитие торговли сырьем и падение ея. Конкуренция д. Нагаева. Меховая торговля и ея видоизменение. Развитие выделки кошачьих мехов. Временный переход части мехового дела в иногородния руки. Изменения в торговле скотом, мясами и свининой. Измельчание торговли салом, рыбой, икрой. Холст и пряжа. Исчезновение орехов, браги и хмеля. Сокращение пчеловодства. Новыя отрасли арзамасской торговли. Красная бумага. П. Ив. Серебренников. Его торговый гений, обширныя дела и благотворительность. Кошомное и войлочное производство. Сергей Вас. Вязовов. Клееварение. Табак. Сахар. Чернослив. Общественный Банк и общество взаимнаго кредита. Упадок живописи и чеканнаго искусства. Еще о бр. Лысковцевых. Кузнечныя работы Цыбышевых. Колокольный завод В. Д. Язычкова. Ботинки. Изменение в домашней жизни и обстановке. Роскошь и щегольство. Погоня за модой. Материальное и нравственное оскудение. Построение двух новых церквей. Конец храмоздательства. Крупныя жертвы в церкви, построенныя прежде. Выездновския плащаница и евангелие, пожертвованное старухами-блинницами. Остатки Салтыковскаго имения переходят к их бывшему крепостному А. А. Жевакину. Арзамасская Общественная Богадельня, ея история, главные жертвователи. Кирилло-Мефодиевское Братство. Народное образование.

Золотой век Арзамаса, описанный нами в XVIII главе, прошел невозвратно. На смену ему наступил еще более краткий «век серебрянный».

Приступая к описанию его в настоящей главе, постараемся доказать, что он не был уже золотым, но вполне достоин названия «серебрянаго».　

Докажем это, проводя параллель к описанию «золотого века».　

При цветущих торговых делах арзамасцы того времени почти не имели понятия о торговой несостоятельности. Подобные неприятности случались в Арзамасе раз в десять лет. Но вот в конце 1840 годов разстроились дела Алексея Ив. Подсосова. Арзамасцы о нем искренно сожалели и даже, чтобы он не упал духом, выбрали его в городские головы. Но он, видя, что дела его уже непоправимы, уехал в Самару и там кончил свою жизнь в страшных лишениях. Разсказывали, как он там купит, бывало, на базаре десяток зайчины и русака и несет приезжим из Арзамаса землякам, чтобы продать и нажить 10 или 20к… Так пришлось кончать свой век первостатейному купцу, имевшему два великолепных дома, большой кожевенный завод, громадныя дела от Оренбурга до Петербурга, не скупившемуся на жертвы, первому из арзамасцев, взявшему гувернантку для своей внучки и купившему рояль, о чем до того времени арзамасские купцы и понятия не имели…　

Прошло несколько лет… Арзамасцы начали забывать Алексея Ивановича… Дома его купил богатый крестьянин с. Выездной Слободы Алексей Иванович Будылин, который вскоре откупился от барина, переехал в Арзамас и сделался 1-й гильдии купцом.　

После смерти Петра Ивановича Подсосова, три сына его учредили торговый дом «Петра Подсосова Сыновья». Дела их ширились, шли своим чередом и даже, повидимому, процветали. Сала покупали Подсосовы не менее прежняго. Всем известно было, что они имеют золотые прииски, 　 ежегодно отправляют туда массу рабочих. В 1851 г. один из внуков Петра Ивановича, Дмитрий Васильевич, человек необыкновеннаго ума, не смотря на свои 23 года, весьма много обещавший в будущем, вступил в брак с А. М. Посылиной, дочерью именитаго и богатаго шуйскаго фабриканта. Свадьба их, отпразднованная в Арзамасе, превзошла великолепием все, когда-либо виданное в Арзамасе. Весь путь от собора до дома Подсосовых и весь дом были иллюминованы. Эту иллюминацию приезжали посмотреть со всего уезда, за десятки верст. Родственницы невесты, приехавшия на свадьбу из Шуи, были разодеты в бархатных платьях по тогдашней моде, с золотыми бахромами. Все оне, можно сказать; усыпаны были бриллиантами. Арзамасския купчихи, гордившияся своими жемчугами, уже не завидовали, а только с изумлением смотрели на богатство шуйских гостей… В том же году Подсосовы совершили путшествие в Лондон, на первую всемирную выставку. Слава Подсосовых достигла своего апогея!.. Но… «Есть время славы и есть время безславия!» говорит Екклезиаст… Совершилось это и с Подсосовыми. Не смотря на громадныя дела и только что описанный блеск, у них почти не было своего состояния и они постоянно нуждались в деньгах. Еще в 1844 году, вскоре после смерти Петра Ивановича собрались в Арзамасе его сыновья и держали совет, что делать: продолжать дела по-прежнему или как изменить их. По подсчету оказалось, что у них в это время было собственнаго капитала миллион рублей ассигнациями (т. е. 285 тыс. руб. серебром), но весь этот капитал был затрачен в золотые прииски и постройки. Решили дело продолжать по-прежнему, а так как наличных денег не было, начали широко пользоваться кредитом, покупали в кредит сало и в Сибири, и в Самарской губернии, и кожу для заводов, где придется, также большею частию в кредит. При отсутствии в те времена банков, брали денег за большие проценты у иногородних богачей… А в Арзамасе ничего этого не знали и ничего не подозревали, видели только большия дела, крупныя жертвы, благотворительность и пышную жизнь Подсосовых. Разныя вдовы и старушки арзамасския сами несли свои деньжонки Подсосовым, как в сберегательную кассу, чтобы не прожить их, имея в своих руках, чтобы воров на грех не навести, да и процентики получить, а этим Подсосовы не обижали: платили хорошие, да в случае надобности и деньги без задержки возвращали… все шло повидимому хорошо… Но только повидимому… Золотые прииски не оправдали сами себя: затрачено было в них много, но золота добывалось мало, расходы шли своим чередом. Случилось несчастие, на пути водой из Самары в Петербург разбило суда с пшеницею, которыя вся потонула и это-бы еще прошло, но вот случилось главное несчастье: караван сала, купленнаго в Самаре и Сибири по очень дорогой цене, не дошел в течении лета до Петербурга, а застрял на Мариинской системе и остался где-то зимовать. Нужно было выручать деньги, чтобы заплатить долги и вновь покупать сало, а деньги были затрачены в товаре. Продать его на пути или доставить в Петербург зимой не было возможности. А между тем цена новаго сала на местах сильно упала… Конкуренты Подсосовых этимм воспользовались. Все это привело к тому, что Подсосовы в сентябре 1852 года объявили себя несостоятельными. Долгов у них набралось 12 000 000 рублей ассигнациями (3 400 000р. серебр.) Известие об этом поразило весь тогдашний торговый мир. Тридцать леть спустя, в 1882 г. крах Скопинскаго банка не произвел такого всеобщаго потрясения… Арзамасцы боялись даже об этом говорить… Сохранились письма, сообщавшие об этом с какими-то опасениями, оговорками и нерешительностью. Подсосовы предлагали своим кредиторам 60к. за рубль с разсрочкой на три года, но крупные кредиторы, в интересах которых было совсем уничтожить фирму Пососовых, настояли на учреждении администрации, которая, просуществовав около 20 лет, уплатила около 30к. за рубль. Особенно старался погубить фирму Подсосовых их конкурент и вместе кредитор краснослободский купец Ненюков. Благоразумные арзамасцы глубоко сожалели о несчастьи Подсосовых, но находились и такие, которые злорадствовали. Затем люди, совершенно не понимавшие обстоятельств, злословили и обвиняли их в злостном банкротстве, к числу таких людей, конечно принадлежали и пострадавшие материально кредиторы Подсосовых. На самих Подсосовых это несчастие произвело потрясающие действие: они замкнулись в своем кругу, отшатнулись от общества, в котором прежде занимали первенствующее положение, можно сказать одичали… Мужчины, впрочем, скоро оправились, сделались комиссионерами крупных фирм, торговавших также салом, и даже опять принялись по-немногу за общественную деятельность, но женская половина их семьи так и осталась в отчуждении от арзамасскаго общества и целые десятки лет хранила отпечаток великаго несчастья…　

Почти одновременно с Подсосовыми разстроились дела у Ив. Серг. Бебешина, торговавшаго скотом, баранами и имевшаго кожевенный завод; он даже посажен был за долги в тюрьму. Немного позднее у Н. И. Попова, которому пришлось прекратить и даже продать свой кожевенный завод, награжденный золотым гербом и считавшийся первым в Арзамасе. Здесь причиной несостоятельности было то, что по смерти отца Н. Ив-чу пришлось по духовному завещанию выдать брату — большую сумму наличными, а самому без денег продолжать большое дело, которое платежи процентов, торговые убытки и по привычке роскошная жизнь привели чрез несколько лет к плачевному концу. Благодаря поддержке богатых родственников жены, Н. И. удержался от полнаго разорения и, развив и усовершенствовав свое меховое дело, кончил жизнь безбедно. Было несколько несостоятельностей менее крупных: мануфактуриста Скорнякова, галантерейных торговцев Скоблиных и др. Все это в совокупности убедило арзамасцев, что золотой век прошел, наступило более тяжелое время, но как увидим далее, жить и трудиться еще было можно, если бы арзамасцев не обуяла роскош.　

С развитием пароходства на Волге и постройкою Московско-Нижегородской железной дороги тракты, проходившие чрез Арзамас, постепенно потеряли свое значение. Южно-русское купечество поехало на Нижегородскую ярмарку по железным дорогам и на пароходах по Волге, минуя Арзамас с его грубыми и несносными ямщиками. Товары повезли на ярмарку водой по Волге и Оке и по той же железной дороге. Арзамасские тракты заглохли, постоялые дворы опустели. Особенно заметно было это в летнюю пору, зимой еще шли длинные обозы с рыбой, мясами и проч. Но в 1870 г.г. открылись железныя дороги до Саратова, Сызрани, а потом и до Оренбурга, тогда и из этих мест товары повезли в Москву уже по железным дорогам. Украинские товары, табак, чернослив, сахар, которые ранее шли зимой в Казань, Вятку и в Сибирь обыкновенно с перевалкой в Арзамас также направлялись новыми путями, дошло до того, что товары, принадлежавшие арзамасским купцам, уже не попадали в Арзамас: они покупались на чужой стороне и для продажи отправлялись кратчайшем или более выгодным путем, возить их в Арзамас было-бы убыточно. Дошло наконец и до того, что все товары в Арзамас и из Арзамаса везли чрез Нижний, где были ближайшия пристань и станция жел. дороги. Чтобы выделать на арзамасских заводах кожу, меха, войлоки, сырье отправляли чрез Нижний, а выделанный товар опять везли до Нижняго на лошадях, чтобы сдать на пароход или железную дорогу. Приходилось платить лишняго на каждый пуд товара не менее 40 коп., кроме расходов на покрышу и траты времени на провоз в два конца от 10 до 14 дней. А это иногда был расход в 10 % на стоимость товара. Обстоятельства заставили арзамасцев хлопотать о железной дороге, но добиться этого было трудно. Железная дорога дошла до Нижняго, как до конца света. Далее ее не продолжали. На восток России и в Сибирь железнодорожные пути прошли по другим, хотя и более удлиненным направлениям. О железной дороге от Нижняго на юг считали преждевременным заботиться. В конце 1880 г.г. пишущему эти строки самому приходилось ежегодно путешествовать в Сибирь из Арзамаса чрез Нижний, Москву, иногда Тулу, Моршанск, Пензу, Сызрань, Самару и Уфу, т. е. вместо того, чтобы ехать прямо, объезжать Арзамас кругом на большом разстоянии… Ходатайства о проведении через Арзамас железной дороги возбуждалось много раз и длилось 40 лет. Арзамасское городское общество обещало отдать под железную дорогу городскую землю даром, но ничто не помогало и пока взошло солнце (как говорит малороссийская пословица) у многих роса выела очи т. е. когда арзамасцы наконец дождались железной дороги, многие из них уже успели разориться, почти все отрасли арзамасскй торговли и промышленности упали и Арзамас через 50 лет стал неузнаваем… Но ни одной железной дороги так долго не видал Арзамас, ему пришлось около 10 лет ходатайствовать о проведении телеграфа. Несмотря на то, что город давал безплатную квартиру под телеграф на 10 лет и городских столбов на протяжении всей городской земли. Арзамасу дали и телеграф не вдруг. Приходилось присылать телеграммы в Арзамас, в Нижний, а оттуда за особую плату 13к. оне пересылались в Арзамас с почтой, которая ходила 4 раза в неделю. Тоже проделывалось с ответной телеграммой из Арзамаса. Таким образом обмен телеграммами, например, Арзамаса с Ирбитской ярмаркой, требовал целую неделю времени; можно было ускорить посылкой вместо почты эстафетой, но тогда уже обменяться телеграммами стоило не менее 12 рублей и все таки требовалось не менее 2 суток времени. Телеграф в Арзамасе открыт с 1 октября 1874 года. Сообщение с Нижним было самое мучительное. Ехать на своих лошадях или на одной нанятой лошади нужно было около 2-х суток, две ночи ночевать в дороге. На долгих т. е. с кормами на тройке или на паре ехали более суток с расходом от 10 до 12р. Чтобы ехать на почтовых или на вольных или переменных нужно было подыскать компанионов, так как проехать на паре одному или двоим стоило одно 10 или 11р. Самая хорошая езда от Арзамаса до Нижняго (112 верст) требовалось 17 часов, а то езжали и целыя сутки т. е. 24 часа. Дорога была гористая, грязная. Экипажи маленькие, неудобные, точно нарочно придуманные для мучения пассажиров, ямщики по этому тракту с истари веков славились своей грубостью, не отставали от них далеко и содержатели почтовых станций. Самыя станции были любимым жилищем мух, клопов и тараканов.　

Для путешествия от Арзамаса до Нижняго непременно требовалось особое дорожное платье, без него зимой можно было замерзнуть, осенью перепачкаться в грязи, а летом насквозь пропылиться. Бывало в Нижегородской ярмарке все купцы едут с пристаней и вокзала всё люди, как люди, а наши арзамасцы на пыльных и грязных тарантасах, запыленные, с черными лицами, как арапы… Вот с какими прелестями было сопряжено тогда путешествие из Арзамаса в Нижний…　

Кожевенные заводы, составляющие вековую славу Арзамаса, в описываемый период окончательно упали. Первый роковой удар, как мы видели, нанес им пожар 1823 г. Многие маленькие заводчики, потеряв при этом почти все состояние, уже не возобновили свои заводы, а принялись за другия дела. Второй, не менее тяжелый удар нанесло арзамасским заводам Правительство: в 1830 годах приказано было закрыть заводы при домах в городе, а кому угодно строить новые за городом за две слишком версты от домов, на берегу Теши вниз по течению. Это было сделано с благим намерением, но многих заводчиков опять разорило и заставило бросить свое вековечное природное дело. После пожара многие понастроили большия каменныя кожевни, которыя теперь принуждены были пустовать. Богатые люди действительно построили на новом месте хорошие заводы, но число их чрезвычайно сократилось: в городе до пожара насчитывали более 100, а на новом месте не более 25. Маленькому заводчику, живя в городе, занимаясь там покупкой и разными неотложными делами, трудно было следить за тем, что делалось без него на заводе. Кроме того в 1850 г.г. сильно сократилось требование юфти за границу. Туда повезли кожу из России сырьем. На Дону появились свои кожевенные заводы. В Среднюю Азию кожевенный товар повезли с заводов, открытых в разных сибирских городах. В первое время на эти заводы брали рабочих из Арзамаса и для руководства нанимали арзамасских приказчиков. Самое производство в Арзамасе шло по старине, без улучшений. Товар арзамасской работы отличался прочностью, но был грубоват, а покупатели требовали и внешняго вида. Большим конкурентом Арзамасу явилось с. Богородское, где в это время кожевенное производство чрезвычайно развилось и село наполнилось заводами, как Арзамас в XVIII столетии. Процветанию кожевеннаго дела в Богородском способствовали с одной стороны…

???

…15 лет возвысилась в цене до 1р. 50к., а в настоящее время не дешевле 2р. 50к. и достоинством хуже той, которая продавалась по 80к. Потребление ея стало роскошью, а в 1870 г.г. арзамасские купцы не ездили в путь без икры. Это было единственное кушанье, которое не мерзло во время зимних поездок, а потому и считалось необходимой принадлежностью саквояжа. Тогда в лавке Николаевых постоянно стояли большия бочки икры разных цен. Ныне икру привозят из Нижняго банками… торговля холстом постепенно сократилась. Его вытеснили мануфактурные товары и в то же время крестьянки пришли к убеждению, что выгоднее продавать лен и конопляную пряжу, чем тратить время на тканье холста. Вместо прежних 7 000 000 аршин уже в 1875 г. в арзамасе собиралось только 2 000 000, а ныне едва 500 000 аршин. Крашенина и пестрядь давно забыты. Торговля конопляной пряжей достигла самых больших размеров в 1870 г.г. Тогдашние пряжники Сурины, Фирфаровы, Мартовские торговали очень барышисто. Сбыт был главным образом в с. Константиново, Нижегородскаго уезда, в окрестностях котораго сильно было развито вязание рыболовной сетки. С течением времени и это дело сократилось, отчасти благодаря также большой конкуренции торговцев из д. Нагаева.

О торговле орехами осталось одно воспоминание: по освобождении крестьян заповедные орешники все вырублены. Ореховаго масла ныне нигде нельзя купить ни за какую цену. Брага вышла из употребления, а потому и прекратилась торговля хмелем. Число пчельников в окрестностях Арзамаса сократилось, а потому и меду стало менее, появилась фальсификация его. Таким образом мы теперь ознакомили читателей со всеми переменами, какия произошли в арзамасской торговле за это время.　

Читатели вправе спросить: «неужели в Арзамасе все только сокращалось и исчезало? Неужели не было ничего новаго, отраднаго»? К счастию было, — скажем мы и опишем здесь эти отрадныя явления.　

В последней половине XIX столетия в Москве и некоторых ея окрестностях сильно развилось производство красной бумажной пряжи. Крестьяне, освободившись от крепостной зависимости, понемногу начали щеголять, но с разсчетом: свои крашенинныя рубахи они заменили самоткаными красно-бумажными, находя ситец и дорогим и марким, и непрочным. Красной бумаги вырабатывалось громадное количество. Торговля ея сосредотачивалась в арзамасских руках, арзамасцы покупали ее у фабрикантов в кредит, иногда очень долгосрочный, а сами старались продать за наличныя деньги, которыя потом и обращали на покупку других товаров: холста, зверья и главным образом сырой кожи. Такое ведение дела не для всех было одинаково удачно. Некоторые чрез это разорились, например бр. Волковы, уже упомянутые меховщики, и несколько человек арзамасских армян, живших в Арзамасе и торговавших красной бумагой; но не у всех красно-бумажное дело кончалось так плачевно. Были фирмы составившия от этой торговли солидные капиталы. Первой и самой знаменитой по этому делу фирмой были: «братья Петр и Иван Ивановичи Серебренниковы». Они были по рождению небогатые мещане, вели трудовую жизнь, торговали холстом, сырою кожею и некоторыми другими товарами. Петр Иванович был гений торговаго дела. Он начал покупать у фабрикантов всю годовую выработку красной бумаги в кредит. В Симбирской сборной ярмарке, считавшейся главным пунктом красно-бумажной торговли, доверенные фабрикантов только для видимости сидели в своих лавках и продавали бумагу за наличныя, по назначенной Серебряковым цене, неохотно занимаясь с покупателями, которые и уходили к Серебренникову. А он продавал дешевле, чем назначали фабриканты, и по большей части за наличныя. Очевидцы и теперь разсказывают, как Серебренниковы выручали в Симбирске по 50 000 рублей в день наличными: по целому вечеру у них три человека только сортировали и считали мелкие кредитовые билеты! Такой торговле, хоть какой купец позавидует. Часть денег Серебренниковы выплачивали до срока, за вычетом процентов, и вместе с тем постоянно имели свободныя деньги на покупку кожи, холста и других товаров. Мы уже говорили, что однажды у них в течении сезона прошло 63 000 кож. Холста они переводили до 800 000 аршин, имея постоянный склад его в Саратове. Бумаги у них бывало по 25 000 пудов при цене 25р. за пуд (в 1871 г.). Для торговли бумагой они имели до 40 человек приказчиков и молодцов, и по 15 окружных лошадей. Их торговля бумагой захватывала обширный район губерний Нижегородской, Тамбовской, Пензенской, 　Симбирской, Уфимской, частию Вятской и Самарской, а впоследствии Пермской и Тобольской.　

В 1880 г. Петр Иванович разделился с братом, купил за 100 тысяч рублей слишком Шатковское лесное имение Полуэктовых, но бумажное дело продолжал до самой смерти. К чести его нужно сказать, что приказчикам у него жилось очень хорошо, все они могли копить деньги, обстраивали свои дома и многие из них сами сделались купцами. Происходя из среды людей небогатых, бр. Серебренниковы всегда отзывчиво относились к нуждам арзамасских бедняков. Петром Ивановичем сделано несколько взносов в капитал Кирилло-Мефодиевскаго братства, пожертвовано на учреждение безплатной аптеки, устройство в Арзамасе детскаго приюта на 10 000р. и по духовному завещанию на устройство водопровода 20 000р., во все арзамасския церкви пожертвовано им в два раза по 500р. Иван Иванович также сделал значительныя жертвы в братство, городскую богадельню и детский приют, а в последние годы своей жизни, состоя старостою собора, жертвовал и на украшение его. Петр Иванович скончался 23 марта 1889 г., а Иван Иванович 12 сентября 1899 года, погребены оба в Спасском монастыре.

Другой еще более широкий и полезной отраслью арзамасской промышленности было развившееся в этот период времени кошомное и войлочное производство. В старые годы, сто лет назад, при самом широком развитии кожевеннаго производства все отбросы его, как-то: рога, мездра и даже шерсть выкидывались в навоз. Почва нижней части Арзамаса доселе обильно перемешана с еще не перегнившими отбросами кожевенных заводов: где не покопай землю, везде подзол, дуб и рога… В 1830 г.г. нашелся человек, который первый обратил на это внимание. Это был небогатый кожевенный заводчик, села Выездной Слободы Сергей Васильевич Вязовов. Он устроил в Выездной клееваренный завод, на котором варился клей из мездры с кожевенных заводов, частию из ножек от овчин (хотя этот сорт клея, как содержащий много жира, и расценивался значительно ниже мездриннаго), а из шерсти, снимаемой с кожи после золения, он начал работать кошмы и войлока. Дело у него пошло настолько хорошо, что он прекратил свой кожевенный завод, а всю свою деятельность посвятил кошомному делу. Не говоря о том, что он покупал шерсть со всех арзамасских заводов, он за покупкой ея объезжал ежегодно все русские города, известные своими кожевенными заводами: Казань, Саранск, Касимов Богородское, Судислав, Ржев, Осташков и др. Покупал на Нижегородской ярмарке много шерсти, привозимой из Саратовской губернии, Вятскаго края и Сибири. Кроме коровьей шерсти, он не мало покупал поярка т. е. овечьей шерсти, из которой работался высший сорт белых поярковых кошем. Число рабочих на его кошомном заведении доходило до 300. Шерсти покупалось громадное количество, например, однажды только на Нижегородской ярмарке куплено было 40 000 пудов. При тогдашних условиях перевозки, только для перевозки этого товара в Арзамас требовалось не менее 1600 подвод. Клееварение производилось, обыкновенно весной, около Пасхи, для этого дела требовалось ему до 200 человек. Лишь изредка, в случае усиленнаго спроса, варили клей в сентябре. В виду развития этих двух отраслей арзамасской промышленности, у Вязова явилась масса конкурентов; кошомныя заведения начали открывать сначала в Выездной, а потом и в г. Арзамасе. Конкуренты были очень сильные, обладавшие средствами не менее Вязовова, а именно А. И. Будылин в конце 1840 г.г. откупившийся от Салтыковых и переселившийся в Арзамас. Выездновский же кожевенный заводчик А. И. Жевакин, с тремя сыновьями, также откупвшийся на волю и купивший в 1850 г.г. в Арзамасе кожевенные заводы Подсосовых, дом купца А. Б. Корнилова и открывший 1-е кошемное заведение в самом городе Арзамасе, в запустевшем кожевенном заводе А. Ф. Хомутинникова. Кроме этих богатых выездновцев, превратившихся в арзамасских купцов, кошемное дело привлекло в Арзамас и иногородние капиталы. Гениальный торговый человек, урожденец Сибири, а под конец жизни москвич-миллионер Николай Мартимианович Чукмалдин также вложил свои средства в арзамасское кошомное дело: сам он производством не управлял, а предоставлял это дело молодой и трудоспособной молодой выездной семье Бр. Жевакиных, которые впоследствии и сделались его преемниками.

Затем несколько лет вела в Арзамасе кошомное дело еврейская фирма «А. Г. Леви». Глава ея прибыл в Арзамас первоначально, в 1870 г.г. в качестве комиссионера немецких заграничных фирм, для покупки кошем и войлоков. Таких комиссионеров явилось много. Покупали они преимущественно у Вязовова, который принимал их с чисто русским гостеприимством, а они отплатили ему чисто по еврейски. Леви, открыв в г. Арзамасе свое производство, отбивал у Вязовова и продавцов, и покупателей, и рабочих, стараясь всячески ему навредить… И только неутомимость и трудолюбие Вязовова дали ему возможность не допустить дело до распада до конца своей жизни. Клейное дело особенно процветало в 1870 г.г. В это время уже стал входить в употребление в большом количестве керосин, но еще не было изобретено ни вагонов-цистерн, ни наливных судов для перевозки нефти по Волге, ни громадных баков для хранения ея на пристанях: весь керосин перевозился и хранился в дубовых бочках, которыя внутри эмалировались клеем. Кроме того клей требовался на мануфактурныя фабрики для наклейки сукон и ситцев и для столярнаго дела. При таком громадном спросе клееварные заводы появились не только в городах, а даже в деревнях, где только были материалы для клееварения. С прекращением спроса клея в Баку (для керосиновых бочек), клейное дело быстро упало и о большинстве клейных заводах теперь осталось только воспоминание. В годы процветания этого дела в Выездной, кроме Вязовова, существовал еще клееваренный завод Мамонова, а в Арзамасе — А. Ф. Феоктистова. Впрочем клей их производства был хуже, чем у Вязовова, благодаря отчасти разнице в материалах. В последнее время стали было варить клей из всякой дряни, падали, дохлых собак и т. п.　

Особую честь и вечную память С. В. Вязовова должно оставлять то, что он, благодаря своей предприимчивости, первый из арзамасцев открыл торговый путь в Западную Европу. Не зная немецкаго языка, он, много лет кряду, ежегодно ездил в Германию и Австрию, где и находил новый сбыт своим кошемным товарам. В частной жизни он был строго-требовательным, но вместе и любвеобильным главою семьи. Любимой его мечтой было желание, чтобы по смерти его сыновья (а их было шестеро) не делились, а составили Торговый Дом, продолжая дело, им начатое и окрепшее, благодаря его энергии и трудам. Но между братьями не было братской любви и согласия, они начали ссориться между собой и отделяться от отца еще при его жизни. Вследствии этого через 25-лет по кончине С. В. Вязовова и не осталось никаких следов его, выходящей из ряда вон, торговой и промышленой деятельности. В частной жизни он славился необычайным, даже в русской среде, хлебосольством и гостеприимством. Дом его был открыт для каждаго гостя, всех ласкаво встречали и угощали. Арзамасское чиновничество отчасти злоупотребляли этим, одолевая Вязовова своим посещением, но там, хотя и были не рады, но никогда не обнаруживали этого, усердно угощая и милых и не милых гостей. В торжественных случаях Вязовов любил пышность и умел показать себя лицом. Скончался он 73 лет 15 декабря 1885 г. Как общественный деятель он оставил по себе особую память жертвами в пользу Выездной церкви, при которой состоял старостою и около которой был погребен.　

Громадный сбыт арзамасских мехов в Украйну, невольно вовлек арзамасцев в торговлю Украинскими товарами: листовым малороссийским табаком, сахаром и черносливом. Арзамасские извозчики, в большинстве крестьяне подгородных деревень, привозя на малороссийския ярмарки обозы мехов, часто не находили там клади для обратнаго пути, одолевали арзамасцев просьбами найти им подходящий груз и даже грозили, что в другой раз уже не поедут туда, так как возвращение за 1000 верст порожняков грозило разорением. Приходилось купить чего-нибудь подходящаго и отправить в Арзамас. На первом плане был листовой малороссийский табак, который до 1882 г. обращался в торговле не переработанный на фабриках и без правительственной бандероли. Табак этот шел во все места России, а главным образом в Сибирь. Главным же местом, где сибиряки запасались этим табаком была Ирбитская ярмарка, так-что в Сибири обыкновенно малороссийский табак называли Ирбитским в отличие от самосадки т. е. табака, разводимаго в некоторых местах переселенцами. Арзамасским меховщикам эти условия были очень выгодны, так как они осенью бывали в Малороссии, находили время купить там табаку и отправить со своими извозчиками до Арзамаса или даже до Казани.　

В половине февраля табак прибывал в Ирбит и здесь немедленно продавался. Табачная торговля вообще была очень барышистой. Торговали табаком И. С. Белоусов, Д. И. Попов, Алексей Васильевич Фадеев и Мих. Фед. Щегольков. Последний проводил в Малороссии 15 лет кряду по 4 месяца, покупая табак для себя и для других и торговал ими долее всех, до 1894 г. т. е. уже и когда табак был обложен правительственной бандеролью и продавался в виде махорки. Временно и случайно принимали участие в табачной торговле и другие арзамасцы. И. С. Белоусов торговал, кроме того, сахаром и черносливом. Сахар он покупал в Харькове у сахарозаводчиков, преимущественно у Харитоненко, с которым был в дружбе, а продавал главным образом в Казани, где у него для этого по целой зиме жили приказчики. Больших складов сахара в Казани тогда (в 1860–1870 г.г.) еще не было, пути сообщения были первобытные, случалось, что запасы сахара оскудевали, и тогда приказчик Белоусова снабжал им всю Казань, а иногда у него требовали сахару телеграммами в Екатеринбург и др; города. В Казани же был и главный сбыт чернослива. Этот товар приносил И. В. Белоусову баснословные барыши и много способствовал его обогащению: вурожайные годы чернослив покупался на украинских ярмарках по 60к. за пуд, извозчики, которым не находилось другой клади, соглашались вести его до Казани по 60к. с пуда. А в Казани продавали по 3р.; конечно это случалось не каждый год…

Оживлению в арзамасской торговле в это время способствовал открытый в 1863 году общественный банк: в первыя 30 лет существования обороты его постепенно расширялись, в деньгах недостатка никогда не было: вклады несли со всех сторон. Учетнаго комитета не существовало, не было и нормы кредитов, а потому некоторыя фирмы пользовались чрезвычайно большим кредитом. В 1890 г.г. пришлось все это урегулировать, но к счастию банк не пострадал. Напротив со введением устава о банках 1892 года, обороты его и прогрессивное увеличение основного капитала сильно сократились. В 1880 г.г. возникло в Арзамасе Общество взаимнаго кредита, но дела его не процветали и существование его прекратилось очень скоро.　

Школа живописи Ступина в 1850 г.г. доживала последние дни, а со смертью Ступина, в 1861 году и совсем прекратилась. Ремесла продолжали существовать, но уже не развивались. Развилось одно чеканное ремесло, благодаря усиленному спросу на чеканныя ризы и одежды на престолы, для церквей, но искусство при этом жестоко пострадало. Благодаря неумению и небрежности мастеров и обезцениванию их труда со стороны заказчиков, чеканка производилась в самом грубом и невежественном виде. При всем этом некоторыя семьи арзамасских чеканщиков нажили от этого ремесла денежки, городския и сельския церкви наполнились произведениями безвкусия и незнания, а прекрасная живопись закрыта медными листами. Появившиеся после Ступина живописцы-самоучки таким же образом способствовали упадку и живописнаго искусства.　

Процветало в описываемое время заведение брат. Лысковцевых, на котором золотили через огонь медные кресты и главы для церквей; работались экипажи и пожарныя трубы, последния в большом количестве. Бр. Лысковцевы славились прочностью всех своих работ и добросовестностью: они никогда не брали лишняго, почему и не имели большого состояния.　

Прославились тогда же искусною кузнечною работою Ив. Мих. Цыбышев и его сыновья. Они постоянно были завалены обычной работой, но, кроме того исполняли такие солидные заказы, как железный купол для новаго Нижегородскаго ярмарочнаго собора, железныя рамы во все окна Дивеевскаго собора и многочисленные заказы на ограды, решетки и рамы для церквей… Для этих работ устроена была ими паровая машина (вторая в Арзамасе). Дело их распалось со смертью отца и разделом братьев.　

С 1858 года в Арзамасе начал свое производство колокольный завод арзамасскаго цехового Вас. Дм. Язычкова. До того времени все колокола или отливались на временно-устроенных заводах приезжими мастерами, в первое время существования завода дела его процветали: крестьяне, освободившиеся от крепостной зависимости, усердно лили колокола для своих церквей, и Язычков снабдил колоколами большую половину сел арзамасскаго и соседних уездов. Он то и дело лил колокола от 150 до 300 пуд, были и значительно более. Особенно тяжелые (до 1000 пуд.) он лил на местах, например, в Павлове и Починках. Первым большим колоколом его завода был колокол Владимирской или Зосимской церкви в 345 пуд., отлитый в октябре 1858 г.　

Женския рукоделия заключались тогда почти единственно в вязании ботинок, на которыя был спрос в Сибирь, на Кавказ и в др. места. Главный сбыт был на Нижегородской ярмарке. Торговали ботинками не только женщины, но и мужчины. Плетением кружев в это время занимались уже одне старушки, не умевшия вязать ботинки.　

Так видоизменилась торговая и промышленная жизнь Арзамаса; теперь скажем о том, как изменился домашний быт.　

Русская жизнь во второй половине XIX столетия повсеместно сильно изменилась сравнительно с тем, какой она была в начале столетия. В Арзамасе эта перемена была еще резче. Все изменилось, все пошло по новому: начиная со всеобщаго чаепития и кончая безчисленным множеством предметов комфорта, о которых 100 лет назад не имели понятия; теперь они сделались необходимостью. Глядя на свою скромную домашнюю обстановку, я часто думаю: «ведь деды мои были богаче меня, а обходились безо всего этого»… Но это уже относится к нашему времени, в описываемый же нами период арзамасцев действительно обуяли щегольство, погоня за модами и роскошь. Они уже не дорожили тем, что им осталось ценнаго от предков, им нужно было новаго и моднаго. Мебель краснаго дерева, зеркала с громадными стеклами, ковры, дорогие стенные часы, а в более богатых домах рояли и фортепианы поглощали немало трудовых денег. А какая роскошь царила в одежде, можно судить по тому, какое приданное давали дочерям: по 4 салопа на лисьих мехах, крытых разною шелковою материю или бархатом, с собольими воротниками. Салопы имели по 5 и 6 аршин ширины в подоле и на них требовалось по меху с четвертью, одного меха не хватало, затем нужно было не менее 3-х летних салопов или бурнусов в числе их хоть один бархатный; от 10 до 12 шелковых платьев, отделанных кружевами и блондами, если не было бархатнаго платья, то и все приданное теряло свою ценность; не говоря уже о носильном платье и разном белье, требовалось по крайней мере полторы дюжины серебряных ложек, самовар и сервиз, пуховая перина пуда в три весом, 6 или 8 пуховых подушек, до 5 одеял, простыни, скатерти и салфетки… Долго было бы перечислять платки и шали, чепцы и шляпки, но если чего-нибудь не хватало, то это порождало неприятности, от которых всякий наперед старался избавиться; свадьбы сопровождались еще дарами: дарили не только всех домашних, но и близких родных: жених — невестиных, а невеста — жениховых, в богатых домах дарили мужчин сукнами на сюртуки, а женщин шелковыми материями на платья; священникам, благословлявших жениха и невесту при начале дела, дарили шелковыя рясы… Свадьбы сопровождались пирами, на которых кроме всевозможных вин, закусок и десерта, непременно предлагался обед или ужин с накрытыми столами, за которые сажали гостей по старшинству. Удостаиваемые чести, особенно женщины, при этом чинились и отнекивались. На подобных столах подавалось от 8 до 12 разных кушаний. Вкусы в это время уже успели утончиться: среди арзамасцев появилось немало сластников и гастрономов…　

Мужчины в щегольстве немного отстали от женщин, енотовые и лисьи шубы, камчатские бобровые воротники, пальто на хорьковых и лисьих мехах считались уже не роскошью, а какой-то необходимостью для поддержания своего достоинства… Не без краски на лице за свое прошлое, можно сказать, что в XX веке молодой народ в этом отношении поступает разсудительнее, чем мы в свое время… Не менее уже описаннаго поглощала арзамасских денег и страсть к пышным выездам и рысистым лошадям… Выезды парою в дышло имели тогда многия купцы, дорогих рысаков поодиночке имели еще более. Стоимости лошадей соответствовали экипажи. Первенство в этом отношении принадлежало Ив. Ст. Белоусову. Как он сам, так и сыновья его были страстные любители и знатоки лошадей. А. А. Жевакин имел даже свой конный завод и тратил на это удовольствие очень большие деньги. Зимою, по праздникам, Сальниковая улицы бывала переполнена катающимися. На крещенье насчитывалось катающихся до 69 хороших выездов, а в простых санках или на плохой лошади тогда в Сальникову улицу полиция не пускала… Вот далеко не полное описание того внешняго блеска, которым старались ослепить друг друга. Немногим это доставляло истинное удовольствие, большинство было обременено такой показной жизнью, но не имело силы воли отказаться от этих ненужных излишеств, боясь показать себя беднее, безсильнее других. Люди тщеславные, напротив, стремились перещеголять всех. От купцов и людей богатых этот дух тщеславия и стремления не отставать в нарядах от других перешел и к небогатому классу и ремесленникам. Шелковыя платья, бархатныя шубы и бурнусы, шляпки, дорогая обувь считались в это время необходимыми предметом для поддержания достоинства семьи. Все только и думали о том, чтобы одеться по моде и не хуже других… Домишки ветшали без ремонта, надворныя постройки валились и шли на дрова; коровы сменялись козами или без замены продавались, оставляя семьи без молока, старинныя ценныя вещи продавались за безценок, а одежа шилась вновь и сменялась по прихотям моды.　

В таком положении и застали Арзамас дни его лихолетья…　

Суета, тщеславие, ложный стыд и томительное желание показать себя чем-то более крупным, имели влияние на дух и характер большинства арзамасскаго населения. исчезли почтительность и взаимное уважение, появились недовольство и зависть. Умножились семейные разделы. Почти не осталось в городе больших семей. Развилось пьянство, особенно в небогатой ремесленной среде, что многия семьи привело к обнищанию. Распространилась и страсть к картежной игре. Все это вместе не могло не повлиять на духовно-нравственную жизнь арзамасцев: она поколебалась и ослабла. Арзамасцы по прежнему и душой и сердцем оставались православными, но уже и жизнью и делами своими явно свидетельствовали, что утратили часть благочестия своих отцов и дедов.　

Так печальны были последствия всеобщаго увлечения щегольством и роскошью!　

Но нужно сказать, что оставалось еще не мало людей с твердыми убеждениями, которые и в этот период времени шли по стопам своих благочестивых предков. Арзамас не утратил в эти годы лучшую свою славу: любовь к церквам и благотворительность не оскудели, а только видоизменились, согласно требованию обстоятельств и времени.　

В постройке новых церквей не было уже надобности, но требовалось поддерживать и украшать те св. храмы, которыя уже построены были ранее. Так и поступали тогдашние арзамасские ревнители благочестия.　

Новых церквей построено только две: 1)　теплая трех-престольная на Тихвинском кладбище во имя Божией Матери Всех Скорбящих Радости и 2) на Высокой горе домовая, при архиерейских келиях, во имя святителя Тихона Задонскаго.　

К постройке первой из этих церквей привела необходимость: старая теплая церковь, устроенная в 1786 г. М. С. Масленоквым, под колокольней, была тесна, сыра и угарна. Построить новую на собственный счет вызвался почтенный старец купец Петр Иванович Суворов, что и выполнил с полным усердием, но так-как некоторыя другия лица пожелали принести свои лепты на это св. дело, то и их жертвы были приняты. Так, например, Д. М. Попов пожертвовал все потребное количество железа на крышу и купол. А одна молодая купчиха, Любовь Ив. Кокуева, урожденная Скоблина, напуганная тем, что если церковь будет строиться на том же месте, где стояла прежняя, то будут потревожены могилы ея родителей, пожертвовала 300р., только за то, чтобы церковь построили на другом месте, кроме того дала столько же на постройку, а пред освящением в 1861 году пожертвовала 3 перемены облачений на главный св. престол — последствия чрез 45 лет, показали, что первой своей жертвой она спасла старинный храм от разрушения: ибо хотя и было уже получено разрешение разобрать старый храм с колокольней и построить новую колокольню над св. воротами, но за неимением средств, план этот не был приведен в исполнение и всеми забыт, а церковь, простояв в запустении более 40 лет в 1903–1906 г. возобновлена в честь преподобнаго Серафима Саровскаго чудотворца. В новой теплой церкви правый придел посвящен поклонению вериг св. апостола Петра, ангела П. И. Суворова, а левый св. Тихону Задонскому, православление и открытие св. мощей котораго совершились в тот самый год, когда окончена была постройка этой церкви.　

Домовый храм на Высокой горе начат постройкой в 1855 г. по воле епископа Иеремии, готовившаго уйти на покой и предполагавшаго здесь поселиться. Так-как владыка, по увольнении на покой, поселился в Нижегородском Печерском монастыре, то, как архиерейский корпус, так и церковь при нем оставались долго не отделанными. Предполагалось посвятить церковь Иверской иконе Божией Матери, но так же по поводу прославления Святителя Тихона, она посвящена его имени.

С освящением этих двух церквей храмоздательство в Арзамасе прекратилось на целых 40 лет, составлявших период упадка и всесторонняго обеднения г. Арзамаса.

Заботы о поддержании благолепия в прежде построенных св. храмах за это время выразились весьма ценными жертвами. Скажем по порядку о всех церквах: кто и какия принес в них за это время главнейшия жертвы.^[311]

1) В теплом соборе: Старостою Алексеем Ив. Будылиным сделан новый, весь вызолоченный иконостас: вышита золотом по бархату, больших размеров плащаница, украшенная сибирскими самоцветными камнями и французскими сразами. Другим старостою Константином Степановичем Токаревым сделан к этому собору пристрой во всю ширину, на собств. его счет, стоимости) в 9350р.

2) На холодном соборе старостой А. А. Жевакиным вызолочены чрез огонь яблоки и кресты. При нем же и про его ходатайству 15 июня 1882 года арзамасская городская дума постановила ежегодно отпускать из городских средств на ремонт собора, по пятьсот рублей, поставил на первую очередь устройство вокруг собора хорошей железной ограды, на цоколе из тесаннаго камня, что и выполнено в течении нескольких лет.

3) В Николаевском монастыре на собственныя средства игумении Марии Ахматовой вызолочен вновь большой резной иконостас в холодной Николаевской церкви стоимостью 7000р. и на собранныя деньги заново переделана риза на чудотворную икону св. чудотворца Николая.

4) В Введенской церкви старостою Дмитрием Вас. Подсосовым сделаны в приделах новые вызолоченные сплошь иконостасы и поновлена позолота иконостасов прежних.

5) Благовещенская церковь, прихожане которой издавна считались первыми в Арзамасе и по богатству и по любви к благолепию церковному, безпрерывно украшалась во всех отношениях: мы уже говорили об устройстве 5 золотых глав; внутренния стены храма вновь прекрасно расписаны московскими мастерами. В иконостасах, как в верхнем, так и в нижнем храмах и на 4-х столпах почти все большия иконы перваго яруса (числом около 40) украшены серебряными вызолоченными ризами, ризница пополнена многими драгоценными облачениями. Всем этим храм в значительной степени обязан ревности и неусыпным трудам старосты Сергея Ивановича Мунина, который: не имея собственных избытков на украшение храма., умел выбирать время, кого и когда из прихожан привлечь и расположить на какую либо жертву. Успехи в торговых делах или потеря дорогих близких давали ему повод располагать жертвователей и он никогда не упускал благоприятнаго момента, но при этом ему приходилось переносить немало оскорблений и неприятностей, но он все это терпел и переносил, видя в этом свой крест, спасение души и радуясь, что вверенный его попечению храм Божий цветет и украшается.^[312] Преемник его, потомственный почетный гражданин Сергей Николаевич Бебешин оставил по себе память особенно тем, что обнес храм великолепною оградою с двумя воротами. Он же заменил почти все старые подсвечники массивными вызолоченными.

6) Во Владимирской церкви особенной ревностью к украшению храма отличались прихожане Василий Васильевич Фадеев с сыновьями и староста Иван Вас. Скоблин. Они обогатили этот храм ризницей и утварью. В 1859 г. тщанием старосты Михаила Федоровича Щеголькова деревянная обветшалая глава на теплой церкви заменена величественным куполом, покрытым белым железом и увенчанным большим, вызолоченным чрез огонь, крестом с таким же яблоком. Купол этот доселе составляет одно из лучших украшений Арзамаса. Сооружен он по плану, составленному самим старостой. Крест вызолочен бр. Лысковцевыми за изумительно дешевую цену 600р., тогда как москвичи просили за эту работу 1500р. Простояв 50 лет, крест нисколько ни побледнел, ни изменился. Не даром говорил С. И. Лысковцев, что будут его работу вспоминать. При том же старосте перестроено крыльцо этого храма, перелит колокол и положено начало постройке ограды, святыя ворота которой сооружены также по рисунку, начертанному самим старостой. Когда же он был избран в эту должность вторично (в 1883 г.), то соорудил на свои средства подобный же крест и на холодную церковь, при чем перекрыта новым железом глава на ней и деревянные рамы в куполе заменены железными.

7) Богословская церковь, сильно пострадавшая от пожара в 1883 г., в течении целаго ряда лет приведена в благолепный вид тщанием старост Мих. Вас. Перетрутова и Ник. Мих. Перетрутова.

8) В Рождественской церкви, в холодном храме Смоленской иконы Божией Матери заново сплошь вызолочен громадный, высотою более 10-ти сажен, иконостас и расписаны живописью стены иждивением старосты Ивана Алексеевича Жевакина и его братьев. Кроме этой великой жертвы, ими сделано было в Рождествескую церковь много других ценных пожертвований, до и после этого. В той же церкви сделана была серебряная сторонка для одежды на св. престол купцами бр. Иконниковыми-Королевыми; серебряныя ризы на местныя большия иконы — Петром Ивановичем Портных (Чернухин тож).; Богатыя бархатныя ризы, вышитыя золотом — Ив. Ст. Белоусовым, который, по переселении в Арзамас, был прихожанином Рождественской церкви.

9) В Александро-Невской церкви, при тюремном замке, на средства старосты Николая Сергеевича Вязовова расписаны стены, построена деревянная колокольня из леса его собственной лесной дачи и отлит колокол в 86 пуд. в память родителей его «Сергея Васил. и Марии Мих. Вязововых» из медных корыт с уничтоженнаго их клейнаго завода.

10) На Тихвинском кладбище старостой Александром Алексеевичем Барсуковым на свой счет вызолочен иконостас в холодной Тихвинской церкви. Барсуков сам был иконостасный мастер и славился своей работой. Особенно солидныя его работы в г. Козьмодемьянске, Казанской губ., в с. Красново — Владимирской губ. и в Арзамасской Рождественоской церкви. Получив значительную пользу от последней работы, Барсуков и возымел усердие вызолотить Тихвинский иконостас за свой счет.

11) В Ильинской церкви на средства прихожанина распространен теплый храм пристройкой сзади. Тщанием много лет служившаго старосты Василия Алипиевича Нестерова старая развалившаяся ограда заменена новой, возобновлены иконостасы в обеих церквах и производился разный другой ремонт.

12) На Всехсвятском кладбище тщанием старосты Ив. Ив. Зайцевскаго благоукрашена церковь и все кладбище кругом обнесено каменной оградой, что требовало больших средств, часть которых отпущена в городской думе, в качестве гласнаго и члена управы. Неизвестным благотворителем прислан большой колокол.

13) Церковь Спаса Нерукотвореннаго Образа, прекрасно расписана внутри на средства, присланныя из Екатеринбурга урожденцами Арзамаса и сего прихода, потомками Вас. Мих. Фадеева-Телегина Бр. Фадеевыми. Расписывал староста храма Александр Васильевич Шмидт.

14) В Спасском монастыре также расписаны внутри стены Спасо-Преображенскаго храма, бывшия дотоле просто белыми, тщанием архимандрита Макария. В 1880 г. в монастыре пожертвован колокол в 206 пудов, арзамасским купцом Петром Алексеевичем Рукавишниковым, который и погребен в этом монастыре.

15) Софийская и Троицкая церкви на средства прихожан обнесены каменными оградами.

16) Духовская церковь, вследствие реформ 1869 г., по бедности и малочисленности прихожан, в 1874 г. приписана была к Троицкой, но благодаря ходатайству прихожанина Владимира Михайловича Скубы и пожертвованию им 2000р. в пользу причта, оставлена самостоятельною.

17) Крестоводвиженская церковь, пострадавшая от пожара 14 сентября 1879 г. усердием прихожан возобновлена. В 1866 году риза на чудотворной иконе Казанской Божией Матери переделана с прибавлением жемчуга и камней, которые собирались по немногу со всего города.

Да простят мне жертвователи или, вернее, да не оскорбятся их дети или потомки, что я не все перечислил и не всех упомянул. Да воздаст по достоянию всем Праведный Судия, моя же цель была доказать, что в описываемое время, хотя церкви вновь уже не строились, но любовь к св. церквам не оскудела и много было благолепия церковнаго.

Говоря о храмах Арзамаса, никогда не возможно забыть и о храмах близкой ему по вере и по духу Слободы Выездной. И здесь боголюбивые люди несли в храм Божий свои трудовыя лепты; старостой там был небогатый, но усердный старичек Иван Михайлович Мамонов, а помощником его еще более ревностный молодой человек Алексей Иванович Таланов, впоследствии иеромонах Оранскаго монастыря Агапит. Они неусыпно пеклись о благолепии св. храма и Бог им помогал. Среди многочисленных пожертвований, прошедших чрез их руки выделяются:

1) Плащаница, не имеющая себе подобных по богатству и изяществу даже в столицах. Кроме дорогого и художественнаго золотого шитья, она унизана жемчугом, котораго счетом крупнаго 5313 зерен, средняго 25 000 и мелкаго 45 000, а всего 75 313 зерен, 4168 разных сраз и 6 драгоценных камней малиноваго цвета.^[313]

2) Большое напрестольное Евангелие стоимостью 600р., купленное на деньги, пожертвованныя двумя бедными старушками, занятие которых было по нынешним временам странное и удивительное. Оне пекли маленькие блинки, величиной с серебряный рубль и выносили их в Арзамас, на базар, где им очень многие подавали по копеечке и по две с тем, чтобы оне раздали на эту сумму блинков «о упокоении всех православных христиан», что оне и исполняли: около них постоянно толпились нищие и обирали блины. Таким трудом жили и кормились эти старушки и от избытков скуднаго содержания оставили и по себе такой величественный памятник! — Преемником Мамонова был Сергей Вас. Вязовов, употребивший на благолепие храма около 15 000р. собственных.　

К Выездной Сергеевской напольной церкви построена каменная трапеза с приделами, служащая по зимам теплою церковью. Значительную жертву принес при этом урожденец с. Выездной Слободы, арзамасский купец Алексей Алекс. Жевакин, почему левый придел и посвящен его Ангелу, Алексию Митрополиту. Впоследствии А. А. Жевакин купил у Салтыковых остатки выездновскаго имения. Таким образом, родившись в Выездной рабом, он умер владельцем части с. Выезднаго.　

Если мы немного ранее упрекали большинство арзамасцев «Серебрянаго века» в тщеславии и роскоши, то здесь обязаны сказать, что в то же время в Арзамасе было много лиц, которыя неусыпно пеклись о том, как бы и чем помочь меньшему брату, как вывести его из нужды, как…　

???

…собора, то в первые 30 лет братством ничего не было сделано и лишь с 1900 года оно начало отпускать, каждый раз по просьбе старосты, некоторыя суммы.

В 1900 г. отпущено на ремонт собора — 100р.　

«1902» на штукатурныя работы — 300р.

«1903» ремонт крыши — 200р.　

«1904» ремонт полов — 200р.　

«1908» окраску стен и полов — 150р.

«1909» отпечатание книги «Арзамасский Воскресный собор» — 100р.

Итого — 1050р.

Благодаря описанной деятельности, в настоящее время братство пользуется в Арзамасе всеобщим уважением и ежегодно получает пожертвования, которыя, за покрытием вышеописанных расходов, вносятся в банк вкладами на вечное время. Из подобных взносов в настоящее время (т. е. к 1910 г.) составился капитал в 13 313 рублей.　

Кроме того А. Н. Николаевым пожертвован находящийся в ведении городского общества каменный дом, в Старо-Московской улице, доходы с котораго поступают в пользу братства.　

В день свв. Кирилла и Мефодия, 11 мая, братство ежегодно празднует в соборе свой годовой праздник. Литургия и после нея молебен совершаются собором законоучителей в присутствии всех учащихся в арзамасских училищах, числом до 1500 человек. Всем им раздаются приобретаемыя за счет братства просфоры.　

Наконец, необходимо заметить, что «серебряный век Арзамаса» ознаменовался всеобщим стремлением к образованию, началом научнаго просвещения его жителей.　

За это время в всеобщем сознании созрело убеждение в пользе и необходимости просвещения. Еще в 1860 годах были в Арзамасе отцы, из темной ремесленной среды, которыя находили, что детям их не нужна грамота, и как это не грустно, оставляли своих сыновей совершенно неграмотными. В то же время и некоторые арзамасские купцы не давали своим сыновьям окончить курс в уездном училище, а спешили скорее приспособить их к своему делу. К счастию подобныя убеждения скоро уступили место сознанию, что «ныне детей надобно учить».　

В начале 1860 годов, кроме духовнаго училища, бывшаго сословным в самом строгом смысле, в Арзамасе существовали училища: уездное и два приходских. Софийское и Крестовоздвиженское; последния оба помещались в центре города в одном доме, бывшем магистрате. О том, чтобы они равномерно обслуживали окраины города никому и в мысли не приходило.　

В 1862 г. открыто женское училище. В 1864 г. в нем открыт 3-й класс. Училище это, благодаря посредничеству г. Карамзиных, принято под покровительство принцем Петром Георгиевичем Ольденбургским и в память умершей дочери его принцессы Екатерины, названо Екатерининским. Через 10 лет оно преобразовано в прогимназию, чрез 25 лет для него приобретен собственный дом на Сальниковой улице, через 40 лет прогимназия преобразована в гимназию, а через 45 лет число учениц достигло 700.　

С 1866 г. открыто третье мужское приходское училище Владимирское на низу. Вскоре за тем прежния приходския училища переименованы Крестовоздвиженское в Троицкое, а Софийское в Ильинское, которыя и переведены в районы одноименных им церквей. Затем уже в 1870 годах открыты приходския училища мужския Рождественское, Кирилло-Мефодиевское и Троицкое, вследствии чего составилось в Арзамасе 8 начальных городских училищ: 5 мужских и 3 женских. Благодаря такому значительному числу городских безплатных школ, размещенных во всех частях города, обучение грамоте частными лицами за плату постепенно прекратилось.　

Многия арзамасцы недовольствуясь обучением своих детей в местных школах, начали отдавать их в средния учебныя заведения, преимущественно в Нижегородскую губернскую гимназию, что впрочем сопряжено было с большими расходами, благодаря путешествию на лошадях.　

Состоявший в 1860 годах во главе арзамасскаго педагогическаго персонала смотритель Александр Ив. Раевский очень поощрял стремление учеников к высшему образованию и помогал им в этом, чем мог. Благодаря его же влиянию наиболее развитые арзамасския купцы Будылины, Подсосовы и Бебешины помещали своих сыновей в Московскую академию коммерческих наук.

К концу XIX столетия арзамасцы уже сильно ощущали необходимость открытия в Арзамасе средняго учебнаго заведения для мальчиков, но все попытки их ходатайствовать об этом не приводили ни к чему, кроме горькаго разочарования.　

Учебными заведениями обогатился Арзамас только лишь в XX веке.

XXV Александр Васильеевич Ступин и основанная им Арзамасская школа живописи

Происхождение и детство Ступина. Учение грамоте. Бедность. Сидение в лавке. Учение живописи, поступление в подмастерья. Женитьба. Открытие собственной мастерской. Монах Доримедонт. Поездка в Петербург. Встреча с митрополитом Гавриилом… Его наставление Ступину. Поступление в Академию Художеств. Благосклонное внимание к Ступину профессора Акимова. Притеснения от мещанскаго общества. Покровительство высочайших особ и графа Строганова. Освобождение из податного состояния.　Окончание курса и получение аттестата. Возвращение в Арзамас и открытие школы. Процветание ея и возвращение Ступина. Ступин помогает другому арзамасцу М. П. Коринфскому. Скорби и неудачи Ступина. Пожар. Возобновление школы. Отношения Ступина к городскому обществу. Служение церковным старостой. Причина увольнения. Отношение к ученикам. Дисконтерство и торговля. Последняя поездка в Петербург. Старость и смерть. О посещении школы архиепископом Иаковом.

Читатель, благосклонно просмотревший эту книгу, вероятно заметил что в ней в хронологическом порядке разбросаны биографии наиболее замечательных арзамасцев. Автор наперед уверен, что найдутся читатели, которые упрекнут его в односторонности и пристрастии к описанию арзамасскаго благочестия и в восхвалении праведных и благочестивых арзамасцев. Автор сознает это вполне: красной нитью чрез всю историю Арзамаса проходит его повествование о церквах, монастырях, подвижниках и ревнителях благочестия, но он видит в этом наилучшую неувядающую и ничем не омрачаемую славу Арзамаса и с великим удовольствием повторяет еще раз слова священнаго писания: «во благих праведных исправится град… во благовении правых возвысится град…» (Притчи Соломоновы XI, 10 и 11).

Но кроме праведников мы упоминали и об общественных деятелях.　

В этой главе предстоит нам воспомянуть славнаго арзамасца, прославившаго свой родной город совершенно иным образом, арзамасца, единственнаго в своем роде, основателя знаменитой Арзамасской школы живописи, академика Александра Васильевича Ступина.　

Он родился в Арзамасе в 1776 году и здесь же скончался 85 лет, 30 июля 1861 г. Сообщаем биографические сведения о нем, уже неоднократно появлявшияся в разных периодических изданиях.　

Происхождение Ступина неизвестно или, вернее сказать, окружено тайной. Мать его умерла вскоре после его рождения и он был взят на воспитание бедной мещанкой Анисьей Степановной Ступиной, которая усыновила его и записала в мещане под своей фамилией. В детстве он имел тихий нрав и пяти лет стал просить, чтобы его отдали учиться грамоте. Неразвитая Ступина находила это совершенно излишним, но, снисходя к неотступным просьбам своего питомца, отвела его к мастерице, у которой он выучил азбуку, но потом, когда мастерица назначила за дальнейшее учение более высокою цену, воспитательница перевела его к дьячку, который, действительно брал за обучение дешево, но ограничивался лишь задаванием уроков, а сам целый день занимался починкой часов, к вечеру спрашивал уроки, при чем сыпались колотушки и раздавался крик учителя. В заключение неисправных секли. Это повторялось изо дня в день. Ступин в течении зимы вызубрил часослов. Потом, по совету добрых людей, Ступина снова отдала его прежней учительнице. Здесь он выучил псалтырь. Нужно было учиться писать, но учительница сама не умела писать, а потому он снова отдан к пономарю. Потом 3 года пробыл дома, не видя книг. Пел на клиросе, звонил, носил дрова в церковь, за что получал гроши, а дома вязал чулки и заработанныя деньги употреблял на покупку шапок, сапог и т. п.　

10-ти лет его отдали в лавку к знакомому купцу, но жил у него он недолго и видя его недобросовестность, упросил Ступину взять его от хозяина. Ступина посадила его в свою лавку. Лавка была маленькая, товару было мало, покупатели заглядывали редко, Ступин начал скучать. Здесь он читал духовныя книги и начал рисовать карандашом. Человечки и животныя выходили у него недурно. Стал просить, чтобы отдали учиться рисованию. 28 сентября 1787 года поступил в учение к мастеру живописцу на 3 года с платой по 5р. в год. Мастер был незавидный и пьяница, жизнь у него была неприглядная; 3 года Ступин только тер краски, да варил масло, исправляя в тоже время всякую работу, а жил впроголодь. В то же время он иногда посещал народное училище, которое тогда только что открылось. Здесь он кое-чему научился и так. обр. пополнил свое скудное образование. Прожив 3 года у живописца, он еще более полюбил искусство живописи. Чтобы иметь хотя какой либо заработок, он начал брать в поправку старые портреты и даже начал писать иконы, но работа выходила плохая и заработок был ничтожный.　

Видя все это, он поступил еще на год к монастырскому дъячку-иконописцу. Но тут опять постигла его неудача. Был объявлен рекрутский набор. Ему было 16 лет, но боясь быть взятым в солдаты, Ступин убежал из Арзамаса в с. Выездную Слободу. Там он нанялся к дьякону писать иконы за 1р. в неделю. По окончанию набора он возвратился в Арзамас и поступил к соборному дьякону живописцу Ефиму Яковлеву в подмастерья и начал получать до 80р. в год. Он полюбил дочь этого дьякона и стал ее сватать. Дьякон уже согласен был на этот брак, но невеста отказалась идти замуж, так как имела намерение поступить в монастырь. Вскоре умер диакон. Между тем, Анисья Степановна стала приступать к Ступину с просьбой, чтобы он женился. Слушаясь своей названной матери, он 19-ти лет вступил в брак с мещ. девицей Екатериной Мих. Селивановой, которою почти не знал до свадьбы, что было в те времена очень обычным явлением. Супружество его было счастливое и он прожил с женою около 40 лет.　

После женитьбы Ступин стал брать подряды на писание икон для сельских церквей. С 1 сентября 1797 года он для исполнения заказов начал брать к себе учеников.　

Положение его настолько улучшилось, что он купил собственный небольшой домик. Но это не удовлетворило его. Он страстно желал пробраться в Петербург и поступить в академию художеств, чтобы поучиться там живописи.　

В Арзамас приехал иеромонах Александро-Невской лавры Доримедонт, который узнав о мечтаниях Ступина, назвался свести его в Петербург на свой счет; в уплату за это Ступин обязан был списать копию с портрета иеромонаха и написать портреты его родителей. Ступин с радостью взялся за эту работу и скоро ее исполнил.　

5 марта 1800 г. они выехали из Арзамаса в Петербург. Проездом чрез Новгород, Ступин, представлен был о. Доримедонтом жившему там на покое митрополиту Гавриилу. Гавриил подарил Ступину две книжки, благословил его и, после продолжительной беседы, сказал ему: «Ты едешь теперь в царство познаний и, если пойдешь по прямому пути, то найдешь всякое добро и счастие, если же свернешь на другую дорогу, то встретишь зло и неминуемую гибель».　

Вскоре по прибытии в Петербург, А. В. принят был в число приходящих учеников академии художеств. Нечего и говорить, что он предался ученью всей душой. Здесь на него обратил особое внимание профессор исторической живописи Иван Акимович Акимов, человек начитанный, знаток своего дела и имевший особый дар красноречия. Акимов брал к себе на содержание учеников академии с платой по 175р. в год. Так как Ступин очень нуждался, то Акимов принял его с уступкой, обещавши брать с него только по 100р. в год. Помещение у Акимова было хорошее, но пища состояла только из чернаго хлеба и невской воды. Кроме того Акимов был любитель садоводства и потому часто отрывал учеников от занятий, чтобы заставить их работать в саду.　

Деньги, которыя Ступин захватил с собой из Арзамаса, скоро вышли, а из дома писали ему, что без него дела пошли плохо и требовали, чтобы он возвращался домой. Между тем арзамасское мещанское общество, полагая, что Ступин имеет большие средства, позволяющия жить ему в Петербурге, обложило Ступина податью за 5 душ. Акимов, узнав об этом от Ступина, удивился, что в Арзамасе такое невежественное общество, которое вместо того, чтобы поощрять художника, поехавшею учиться, притесняет его.　

Он посоветовал Ступину написать свою краткую автобиографию и подать ее Императрице Елисавете Алексеевне, которой Акимов давал уроки живописи. Он надеялся, что Императрица примет участие в судьбе беднаго художника. Государыня уже знала Ступина лично и очень была довольна, услыхав, что ему дана от академии медаль за успехи в живописи. Ступин с большим трудом мог исполнить эту задачу. Не получив правильнаго образования, он не привык письменно излагать свои мысли. Робость, что сочинение пишется для Императрицы, еще более смущала его, но наконец автобиография была написана, Акимов одобрил ее и представил Государыне, которая прочитав автобиографию Ступина, приняла участие в его судьбе и обещала ему свою помощь.

При посредстве Акимова, Ступин удостоился внимания президента академии графа Александра Сергеевича Строганова, который подал о Ступине записку Государю Императору Александру Павловичу. Государь, прочитав ее, собственноручно начертал: «Александра Ступина со всей его семьей освободить от всяких податей и даровать ему свободу, свойственную художеству, с тем, чтобы по мере, оказанных им успехов пользоваться всеми правами и преимуществами обучающихся в академии.»　

А преимущества эти были очень велики: все кончавшие с успехом курс в академии получали аттестат, чин и звание дворянин.　

Сам Строганов не ожидал такой царской милости и, не смотря на свою старость и сильный ледоход, сел в лодку и отправился в академию, чтобы объявить там Высочайшее повеление. Он приказал собрать всех учеников и поручил секретарю прочесть вслух царский указ об увольнении Ступина из податнаго сословия. По прочтении указа, граф обнял и поцеловал Ступина: поздравили его все профессора и ученики академии. Ступин ожил и считал себя счастливцем. Остальное время пребывания в Петербурге он всецело употребил на изучение дорогого ему искусства. В 1802 г. он окончил курс, получил аттестат художника 1-й степени, а с ним чин и звание дворянина. Императрица подарила ему 200р. на дорогу. Академия дала ему для школы 2 статуи и несколько бюстов; профессора собрали много книг, картин, рисунков, чертежей и гипсов. У беднаго Ступина составилось роскошное собрание произведений искусства: до 6500 предметов и около 2000 книг, это был целый музей изящных искусств. Все это богатство он привез в Арзамас и немедленно занялся преобразованием своей школы.

Он открыл классы живописи, но кроме того пригласил для малообразованных учеников преподавателя Закона Божия, русскаго языка, арифметики, истории, географии и чистописания.　

В школу поступали ученики всех сословий: от потомственных дворян, любителей искусства до крепостных людей, которых помещики отдавали для того, чтобы впоследствии иметь своих живописцев.　

Увеличение числа заказов на иконы и иконостасы для церквей давало возможность Ступину составить некоторое состояние и приобрести дом со всеми удобствами для школы (1808 г.). В этом доме, кроме комнат для занятий живописью, были две галлереи: картинная и античная. В последней помещалось собрание статуй, бюстов и гипсов.　

В 1809 г. Ступин снова посетил Петербург, где представил в академию работы своих учеников. Академия, приняв во внимание, что стараниями Ступина развивается искусство живописи в северо-восточной части России, удостоила его звания академика, а школу его приняла под свое покровительство с тем, чтобы ежегодно, отчеты о школе и работы учеников представляемы были в академию. В то же время Ступин привез в Петербург своего сына, лучшаго из своих учеников Горбунова и арзамасскаго мещанина Михаила Петровича Коринфскаго, который нигде не учась, чертил всевозможные планы и фасады зданий и искусно резал по дереву. Все они были приняты в академию, сын Ступина на полное казенное содержание, а Горбунов и Коринфский приходящими учениками. Поездка увенчалась полным успехом, Ступин возвратился довольный и привез своей школе новый запас картин и книг.　

Дела школы пошли еще лучше. За работы учеников ежегодно получались одобрения и награды, а сам Ступин получил орден св. Анны 3-й степени.　

На второй половине жизни Ступина начали посещать скорби и лишения.

Сын не оправдал надежд и вскоре умер. Умерла и дочь, выданная за одного из учеников, впоследствии профессора Алексеева и наконец скончалась жена Ступина. Через 4 года после ея смерти на Ступина обрушилось новое бедствие. Сгорел дом с обеими галлереями всеми сокровищами искусства. Дом и имущество, по обычаям того времени, не были застрахованы и Ступин очутился в весьма затруднительном положении. Но он не упал духом и прежде всего начал заботиться о возобновлении школы. Академия поддержала его, а Государь Император Николай I пожертвовал на возобновление школы 5000р. Президент академии герцог Максимилиан Лейхтенбергский разрешил послать в дар Ступину 5 статуй и 5 бюстов. Школа возобновилась и дела пошли по-прежнему.　

Среди арзамасцев Ступин пользовался заслуженным уважением и почетом от всех слоев общества, но нужно сказать правду, от себя он для Арзамаса не сделал ничего, например, вращаясь в кругу лиц, озабоченных постройкой собора, он ничего для него не сделал и если есть в соборе иконы, писанныя в его школе, то за все это было ему заплачено. Равным образом он не взялся и расписать стены и своды собора, находя назначенное за это городом вознаграждение очень низким. Поэтому собор и расписан одним из бывших его учеников Осипом Семеновичем Серебряковым и сыном его Александром. Как на личную жертву Ступина в собор, можно только указать на небольшую картину «Моление о чаше». Ступин несколько лет состоял церковным старостой своей приходской церкви св. Духа, где им написаны иконы в иконостасе, расписаны стены (доселе сохранилась написанная на стене картина «беседа Иисуса с Никодимом») и пожертвовано несколько картин, написанных на полотне. Служение его в должности старосты кончилось очень неприятным образом. Епископ Иеремия, в одно из своих посещений Арзамаса, ехал в Алексеевский монастырь и, проезжая Троицкой церковью и школой Ступина, был неприятно поражен: на наружное стороне Троицкаго алтаря, на горном месте изображен был Иисус Христос, а прямо против Него, через улицу, в нише средняго окна школы была написана обнаженная Венера. Увидав это. архиерей приказал кучеру остановить лошадей, а собравшемуся народу закидать изображение Венеры грязью. Когда приказание было исполнено, владыка уехал и, узнав, что Ступин состоит церковным старостой, тотчас же уволил его от этой должности. В обращении с учениками Ступин отличался двойственностью: дворян, любителей живописи, поступавших в его школу от нечего делать, хотя и не имевших таланта, всячески ублажал и они жили у него припеваючи, предаваясь кутежам, а людей бедных, но способных держал в черном теле, в низеньких душных комнатах, на антресолях, и заваливал работой, что подтверждается разрывом его с таким высоко-талантливым учеником, как Василий Григорьевич Перов (Криденер). Имея свободныя деньги, Ступин раздавал их за большие проценты, большею частию под залог домов. То и дело вел он судебныя дела по взысканию подобных долгов. Видя, что местные торговцы берут значительные барыши от мехов, он также заторговал заячьими мехами, для чего пригласил в компанию к себе крестьянина с. Ивановскаго Сергея Семеновича Белова, котораго для покупки зайчины посылал даже на Ирбитскую ярмарку. Благодаря этим отрицательным качествам, Ступин и не пользовался любовью своих сограждан, которые видели в нем лишь обыкновеннаго человека, с присущими ему недостатками и не сумели оценить в нем гениальнаго общественнаго деятеля. Все это приводится здесь не для того, чтобы омрачать память Ступина, но ради исторической правды.　

В 1854 году Ступин, уже имея почти 80 лет, совершил последнюю поездку в Петербург. Здесь в академии он встретил новых лиц, которыя отнеслись к нему с должным уважением, нов среде их не было уже старых друзей и покровителей. Последних никого уже не осталось и в живых. Величайшим утешением для старика было милостивое внимание, с которым отнеслась к нему президент академии художеств Великая Княгиня Мария Николаевна. По возвращении в Арзамас, он называл эту поездку счастливейшей из всех.　

Время брало свое: оставшийся без семьи, доживший до 86 лет, Ступин поневоле должен был подводить итоги своей когда-то обширной деятельности. Истинноарзамасская черта обнаружилась и в его последних речах. Будучи человеком верующим, он благодарил Бога, что жил на свете не даром и принес свою долю пользы.　

Внуки его продали дом его городу и в нем до 1910 г. помещались два училища Троицкия мужское и женское. Вид этого дома приложен нами на странице 111-й. Здесь же прилагаем портрет Ступина, в молодых летах, и вид памятника на его могиле.　

В школе Ступина в разное время учились живописи многия впоследствии знаменитые профессора: Марков, Алексеев, Кошелев и В. Г. Перов.　

Выше мы привели инцидент по отношению Епископа Иеремия к Ступину здесь же не можем умолчать о посещении школы Ступина другим великим Иерархом, Архиепископом Иаковом. Это было 17 июня 1849 года. Посетив школу и будучи наслышан о довольно безшабашном поведении некоторых учеников Ступина, святитель-постник обратился к ним с следующей речью: «Господа художники! Остерегайтесь вина: оно повлечет за собой все дурныя наклонности. Лучше пейте квас и воду, в особенности воду. Как она чиста и здорова, и как и мысли ваши должны быть подобны ей. А художнику необходимо иметь светлыя мысли, здравый разсудок и чистое воображение: они поведут вас к телесному здравию и душевному спасению. Остерегайтесь же вина и да будет над Вами благословение Божие»…^[314]

XXVI Арзамасская летопись за вторую половину XIX столетия (1856–1900 г.)

1856 годъ

В сентябре, скончался один из самых замечательнейших представителей Арзамасскаго духовенства соборный протоиерей Стефан Пименов.　

Происхождение его в точности неизвестно: он явился в Арзамас уже протоиереем в самом начале XIX столетия и священствовал здесь около 55 лет.　

По сохранившимся в его потомстве преданиям он, окончивши курс духовной семинарии, был чиновником губернскаго правления в г. Пензе и носил фамилию Дубровский; из Пензы перешел в Нижегородскую епархию, где определен священником к Воскресенской церкви села Воскресенскаго, что на р. Ветлуге; вскоре получил сан протоиерея и переведен в Арзамас, ко Владимирской церкви, иначе именуемой Зосимскою, при которой пребывал не менее 10 лет, в той церкви имеется надпись на св. Евангелии, сделанная его рукой в 1802 году в, а в собор перемещен в 1812 году; некоторое время был благочинным, долго цензором проповедей и до самой кончины духовником арзамасскаго духовенства; настоятельствовал в соборе 42 года и при том в такое достопамятное время, когда строился обширный холодный собор. Он вместе со старостой Вас. Ив. Подсосовым, послан был арзамасцами к Преосвященному Моисею просить благословения на постройку собора, получить храмозданную грамоту: с высоты амвона передал арзамасцам, любящим благолепие Дома Господня, благословение и архипастырскую благодарность Преосвященнаго Моисея; он же положил первый камень в основание собора; на его глазах и при содействии его молитв вырос из земли этот величественный памятник веры и благочестия; он участвовал в освящении всех пяти престолов сего святаго храма и встречал в нем четырех Архипастырей; имел утешение видеть, как постепенно благоукрашался этот дивный храм, благовейно священнодействовал в нем и учил глубоко чтившую его паству не столько словом, сколько собственным примером. В этом же храме совершенно и его отпевание.　

О. Стефан был весьма религиозен. Дома почти постоянно можно было видеть его с молитвенником в руках. Чтение его, в часы досуга, составляли свято-отеческия и проповедническия книги, изредка исторические и только в особо-важных случаях газеты, в которых описывались современныя события, имевшия общегосударственное или церковное значение.　

Служить он не только не тяготился, но особенно любил. Не говоря уже о богослужении в свою недельную череду, он охотно служил, как и в соборе, так и в приходских церквах, за других отсутствующих или больных священников.　

Чтившие его арзамасцы всех сословий, видя его богоугодную жизнь и веруя в особую действенность его молитв, весьма часто приглашали его на отпевание своих родных; в дни крестных ходов, престольных праздников и других торжеств он всюду был готов к служению соборне, а потому из дневника его, (о котором несколько далее будем говорить подробно), видно, что он служил положительно во всех арзамасских церквах. Священнослужение его сопровождалось умилением и глубоким сознанием важности священнодействия. Дневник его испещрен заметками такого рода:　

«Отслужил раннюю и благодарю Господа Бога, в Троице Славимаго.»　

«Отслужил раннюю и благодарю Господа Бога, сподобившаго сего спасительнаго Дара».　

«Отслужил Литургию и добре».　

«Исправил Литургию и радуюсь!»　

«Исправил Службу и благодарю Бога!»

«Служил и днесь… Радуюсь и славословлю Господа!»　

В будничные дни в соборе ему, иногда, приходилось служить положительно одному. Так, например, однажды он сам благовестил к заутрене, всем спящим…　

В другой раз служил без причетника, диакону поющу на клиросе…　

За то, будучи ревностным исполнителем устава, он строго следил, чтобы все было пропето и вычитано. Если причт почему либо ослушивался его, спешил или что либо пропускал, то это его терзало и мучило. Он делал выговоры и замечания, а потом опять мучился до тех пор, пока помирится с опечалившими его. За то торжественныя богослужения были для него наслаждением. Он всякий царский день отмечал в своем дневнике, сколько священников было на молебне, а также, кто участвовал в каком либо крестном ходу или Богослужении. Часто сам пел на клиросе и читал каноны.　

За время своего служения при соборе о. Стефан окрестил многих язычников, иудеев и магометан из солдат, и присоединил к Православию несколько раскольников и протестантов из дворян.　

По свидетельству современников, о. Стефан был постник и воздержник, но в дневнике своем он часто укоряет себя в невоздержании, в пище и питии. Должно полагать, что это было далеко не объедение и пьянство, а только нарушение строго заведеннаго порядка в жизни. Тяжко скорбел он о том, что в Великом посте в гостях у помещиков, по необходимости, приходилось вкушать рыбную пищу.　

Жизненный крест о. Стефана составляли бедность, скорби многочисленной семьи и болезнь ног.　

Доходы соборнаго духовенства в то время были самые скудные, с трудом можно было сводить концы с концами. В дневнике своем о. Стефан усердно благодарил Бога за каждый полученный рубль медных денег, а о какой либо роскоши или остатках сбережений нет и помина… Семья у него была большая и далеко не счастливая: один из сыновей его, Евлампий, был диаконом, но заболел чахоткой и умер в 1824 г.; другой, был чиновником и также умер в цвете лет, третий, Филолог, был священником в с. Новом-Усаде, арзамассскаго уезда, но, имея свою семью, не был помощником семье отца. Старшая дочь была за священником, овдовела, жила у отца и умерла ранее его; когда скончалась после продолжительной болезни и его супруга, старец остался один с младшей дочерью, пожилой девицей.　

Давно уже он жаловался на болезнь ног, приписывая эту болезнь своему невоздержанию, но, вероятно, большое влияние на эту болезнь имели и продолжительное стояние на молитве и хождение пешком, во всякое время года, из конца в конец города для служения в кладбищенской, острожной и других церквах. Нередко случалось ему в зимнюю стужу и весеннюю распутицу, прямо после литургии, провожать на Высокую гору покойников-дворян, т. е. голодному быть на ногах целый день. Чем старше становился о. Стефан, тем более ослабевали его ноги. 6 января 1849 г. во время хождения со св. водою, бешеная лошадь сшибла о. Стефана с ног и повредила ему правую больную ногу. Поправившись, на Пасхе он опять заболел. 6 ноября 1850 г. утром, прогребая в снегу дорожку, у себя на дворе, он упал и так расшибся, что целый месяц лежал неподвижно в постели и с того времени почти уже не участвовал в богослужении. В 1851 году его болезненнаго посетил на дому Епископ Иеремия. 28 октября этого года, в день своего ангела пр. Стефана Савваита, о. Стефан в последний раз съездил в собор к заутрене и поздней литургии и потом уже остальныя пять лет своей жизни не выходил из своего дома.　

В 1854 году он уволен за штат, но, оставаясь духовником, исповедал, сидя и лежа в постели, иногда доходя до изнеможения, но никому не отказывая. Средства его крайне оскудели: он жил пособиями своих почитателей. Доктор Рачинский лечил его безплатно. В сентябре 1856 года он скончался и временныя скорби его окончились. Погребен на Тихвинском кладбище, на восток от холодной церкви. Могила его, почти сравнявшаяся с землей, ныне всеми почти забыта; за то имя его доселе воспоминается с молитвою в церквах арзамасских и с похвалами в беседах знавших его.　

В этой книге неоднократно были сделаны ссылки на дневник о. Стефана, который он вел много лет, ежедневно записывая в него, что делал, иногда выдающиеся события, свои чувства и мысли, а на полях перемены погоды. Сохранилась тетрадь дневника в 111 листов, в четвертку, исписанных кругом, за время с 14-го октября 1828 года по 6 ноября 1850 г. ежедневно, а потом с большими перерывами по 10 апреля 1852 года. Дневник писан гусиным пером, таким бисерно-мелким подчерком, что невооруженным глазом нельзя читать его. По смерти о. Стефана доч его подарила дневник одному из усердных его почитателей Дмитрию Вамильевичу Подсосову, скончавшемуся в 1866 году. Благодаря любезности наследников последняго пишущему эти строки, в 1901-м году, представилась возможность прочесть этот дневник, с помощью лупы и сделать из него выписки.

1857 год.

17 июня. Иеремия епископ Нижегородск. и Арзамасский удалился на покой в Нижегор. Печерский монастырь. Первоначальное его желание было поселиться в Высокогорской пустыни, где для него и были уже приготовлены келии, с домовой церковью.　

Во время управления епархиею, епископ Иеремия посещал Арзамас почти ежегодно. Почти в каждом храме арзамасском сохранились воспоминания о его посещениях. Общею отличительною чертою всех отношений Владыки к Арзамасу была строгость. Духовенство арзамасское трепетало пред этой строгостью. Будучи сам строгим иноком, владыка особенно благоволил к арзамасским женским монастырям и, желая еще более их возвеличить, перевел в них лучших иереев своей епархии: в Алексеевский — священника с. Собакина Иоанна Страгородскаго, а в Николаевский из с. Павлова протоиерея Аврамия Некрасова, которые действительно впоследствии сделались столпами и светильниками Арзамаса.

8 декабря. Скончался купец Иван Васильевич Скоблин, замечательный тем, что вместе с братом своим Сергеем Васильевичем в 1820 г,г. первый начал отправлять кожевенный товар для продажи в Донския ярмарки. Более 20 лет был старостой Владимирской церкви, которую обогатил великолепною ризницею и церковной утварью, не щадя на это своих средств. Сохранившиеся доселе его пожертвования отличаются изяществом и ценностью, например: одежда на престол малиноваго бархата, вышитая золотом, воздухи, унизанные жемчугом, ризы из золотой и серебряной парчи.

1858 год.

В Николаевском монастыре под теплою Богоявленскою церковью, в нижнем этаже, среди больничных келий иждивением Московскаго купца, Михаила Кирилловича Жильцова, устроена больничная церковь во имя Божией Матери, всех скорбящих Радости.

30 января открыта общая ремесленная управа, после 48-летняго закрытия цехов. Ремесленное общество составились из мещан-ремесленников, которыя впрочем имели право и оставаться в мещанах. Вследствие этого произошли некоторыя несообразности: многие ремесленники, отказались от вступления в ремесленное общество, до сего среди цеховых есть много лиц, не знающих никакого ремесла и занимающихся торговлею. Основной самой заманчивой мечтой вновь соорганизовавшегося ремесленнаго общества было отделиться от городского общества, получить на свою долю отдельную часть городской земли и леса и распоряжаться всем этим по своему усмотрению, но так как это желание не осуществилось, то и ремесленное общество не проявило никакой особо-выдающейся деятельности, прозябало в течении 50 лет и прозябает до сих пор.

1859 год.

В этом году на место арх. Никодима, переведеннаго в Островоезерский монастырь, вступил в управление Спасским монастырем архимандрит Иоаким, бывший (в мире Иоанн Львович Покровский) священником Николаевскаго монастыря, потом экономом архиерейскаго дома.

3 апреля. Необыкновенный разлив р. Тёши, превосходивший все разливы предъидущих и последующих лет. Тогда в нижней части города затопило улицы Скоблинскую и Зосимскую, далее пересечения ея Мартовской, которыя также была покрыта водой. Снесло мосты Выездновский и чрез р. Шамку, на. Сарат. тракте, так что часовые некоторое время у острога стояли без смены, а с Выездной сообщения не было. На конной площади потревожило с основания кабак, называвшийся «Тычек», в котором были целовальник и его мать. Спасший их цырюльник Александр Петров. Курочкин получил серебр. медаль.

22 сентября Алексеевской общине Высочайше пожалован второй участок леса, 50 десятин, в Арзамасской казенной даче, рядом с первым, пожалованным в 1849 году.

19 октября ночью произошел пожар в доме торговых людей бр. Серебренниковых, живших близ Софийской церкви. Сгорело товара на 4000 р., 4 лошади и 2 коровы. Вследствие этого Серебренниковы переселились в нижнюю часть города, купили дом Студенцовых, а впоследствии, с развитием своих торговых дел, заняли в арзамасском обществе очень почетное место (смотри XXIV главу «Серебряный век Арзамаса»).

1861 год.

В марте публично объявлен и прочтен в соборе великий манифест 19 февраля об освобождении крестьян.

Более половины селений арзамасскаго уезда находились в крепостной зависимости, а потому это событие имело громадное значение.

20 апреля. Уроженец Выездной Слободы Николай Николаевич Шипов, известный своей жизнью, исполненной злоключений, будучи во Иерусалиме возложил на Гроб Господен икону Касперовской Божией Матери, которую потом принес в дар приходской церкви с. Выездной Слободы.

30 июля скончался Александр Васил. Ступин, 85 лет от рождения. Погребен на Всехсвятском кладбище, на восток от главнаго алтаря, саженях в семи, близ могилы известнаго богача и благотворителя И. А. Попова. На могиле стоит надгробный памятник, сложенный из тесанаго камня, с небольшой чугунной дощечкой с южной стороны, на которой сделана надпись. Памятник окружен железной решеткой, внутри которой растут две березы. Все это запущено и заросло (1896 г.).

3 октября. Учреждено, а в следующем году открыта духовная публичная библиотека при Крестовоздвиженской церкви, стараниями местнаго священника о. Виктора Степановича Никольскаго, при содействии прихожан.

В том же году в Спасском монастыре построена часовня, вместо башни на юг. — зап. углу ограды, во имя Спаса, в честь Нерукотвореннаго образа.

1862 год.　

В Введенской церкви все три иконостаса внизу в теплой церкви заменены новыми, сплошь вызолоченными усердием старосты Дмитрия Васильевича Подсосова.　

Усердием соборнаго старосты купца Алексея Иванавича Будылина в теплом соборе сооружен новый великолепный иконостас. За свои труды и пожертвования Будылин 25 октяб. 1868 г. Всемилостивейше награжден золотою медалью.

2 августа, открыта Нижегородская железная дорога, вышел из Нижняго в Москву 1-й поезд. Последствиями этого события было то, что почти все арзамасские почтовые и коммерческие тракты запустели и вместо 10 трактов, чрез 30 лет осталось только 2 или 3. Почта из столицы стала приходить чрез Нижний, и проезда иногородних проезжающих и извозчиков чрез Арзамас почти не стало.

В сентябре открыта Арзамасская Екатерининская женская прогимназия.　

В этом году в Арзамасе освящены два новейшие храма:　

1) Домовый на Высокой горе, при архиерейских келиях во имя св. Тихона Задонскаго. Первоначально предполагалось посвятить этот храм Иверской иконе Божией Матери, но когда 13 августа 1861 г. были открыты св. мощи святителя Тихона, то было решено посвятить этот храм его имени.　

2) Теплая церковь во имя Божией Матери всех скорбящих Радости на Тихвинском кладбище. Построена она купцом Петром Ивановичем Суворовым или Шилкиным; впрочем в этом деле принимали участие и другия лица, напр.: Дмитрий Иванович Попов пожертвовал железа на крышу, Любовь Ив. Кокуева, урожденная Скоблина, деньгами 600р. и три смены одежд на св. престол. При этой церкви приделы посвящены: правый поклонению вериг ап. Петра, Ангела храмоздателя, а левый св. Тихону, новоявленному чудотворцу. Старая церковь упразднена 12 октября, новая освящена 15-го.

1863 год.

С перваго января упразднены винные откупа и введена вольная продажа вина. В экономической жизни арзамасскаго края это было своего рода событие, стоящее быть отмеченным в летописи. Откупа существовали в Арзамасе, как и везде. Большею частию откупщики здесь, также как и везде, обогащались. Обогатились арзамасские мещане Студенцовы и Заяшниковы и те и другие сделались впоследствии потомственными почетными гражданами, а потомки Заяшниковых да же получили дворянство. Заяшниковы в 1840-х годах имели на откупе единовременно 17 городов, таких больших, как Ярославль, Воронеж, Вятка и др. Не только они, но даже их приказчики тоже арзамасские урожденцы, сделались миллионерами, например П. И. Кокуев в Саратове, брат его Рафаил Иванович в Ярославле, Лашкин, И. И. Потехин и другие… Для продажи вина в Арзамасе в разных частях города было несколько кабаков, которые отличались друг от друга характерными названиями, например: большой — на соборной площади, Рожок — на Ново-спасской улице, Разувай — на Верхне-набержной, Ямка — в доме Подсосова, Тройня — в Мучном ряду, Тычок — на Конной площади, Кузнечный, Песочный и т. д. Со введением вольной продажи вина, оно подешевело и торговать им явилось чрезвычайно много охотников, вместо прежних природных целовальников, бывших главных образом из темниковскаго, кадомскаго и елатомскаго уездов, явились желающие заняться этим делом природные арзамасцы, многие прельстились сдать свои дома на кабаки и по тогдашнему закону в трехоконных домиках прорубали средния окна, сделав в них двери, перед которыми водрузили фонари, а над дверями появились вывески: «питейный дом». Такие дома появились на всех улицах, не говоря уже о гостинном дворе. Впрочем скоро многие торговцы разочаровались, но народная нравственность много потеряла и пьянство сильно развилось.　

Усердием жителей села Выездной Слободы слит колокол для их приходскаго храма в 837 пудов, 13 фунт. в благодарность Господу Богу за освобождение от крепостной зависимости, 19 февраля 1861 г. Начали в него благовестить с заутрени на «Светлое Воскресение» 1863 г.

15 апреля открыт общественный Банк «Подсосова и Заяшниковой». Мысль об открытии банка созрела уже давно. Известные торговые люди арзамасские П. И. Подсосов и А. М. Заяшников еще в начале 1840-х годов, узнав о блестящих результатах, сопровождавших открытия первых в России обществ. банков Слободскаго — Амфилатовскаго и Осташковскаго — Савинскаго пожелали сделать добро своему родному городу открытием подобнаго же учреждения и пожертвовали по несколько тысяч в основной капитал. Открытие банка было сущим благодеянием для большаго числа мелких арзамасских торговцев, нуждавшихся в кредите. Дела торговыя в Арзамасе в то время процветали, дела было много, но денег мало, а частные ростовщики, дававшие торговцам денег, держали себя недоступно и обирали процентами, поэтому общественный банк был как-нельзя более кстати, но правительство разрешало тогда открытие банков очень медленно и арзамасское ходатайство тянулось около 20 лет до тех пор, когда были разработаны правила для всех вообще обществ. банков. Основной капитал к этому времени достиг слишком 23 000р. Первым директором был избран пожизненно сын учредителя Василий Петрович Подсосов, а товарищами его были купцы Рувим Васильевич Сторожев и Павел Михайлович Шкарин, впоследствии сам бывший директором.　

Лето 1863 года памятно сильными бурями. Их было три на одной недели: в день св. Духа, потом среди троицкой недели и, наконец, самая сильная в день всех святых. Туча желто-огненнаго цвета шла с юго-запада. Снесло много крыш, разрушило каменную кузницу, опрокинуло на Сенной площади воз с яйцами, которыя разметало по всей площади; сломило шпиц колокольни церкви Нерукотвореннаго Спаса и пробило им крышу на теплой церкви.　

В 1863 году был необычайно большой проход чрез Арзамас войск, с знаменами и артиллерией, для усмирения польскаго мятежа. Усиленные толки среди жителей по поводу вмешательства иностранных держав и паника по этому поводу среди детей и легковерных взрослых.

В сентябре значительный пожар в Скоблинской улице, сгорели 5 домов.

1864 год.

С начала года и весной продолжался проход чрез Арзамас войск по случаю польскаго мятежа.

Летом этого года стояла продолжительная засуха. По этому поводу в Арзамас было совершено два крестных хода, обходивших по половине города: 1-й в одно из воскресений Петрова поста, а 2-й 24 июня. Дожди пошли в первых числах июля; осталось особенно памятно то, что после перваго дождя, упавшаго часа в 3 дня, из земли появилось множество лягушек, которыя лезли на стены и на заборы. Полагали, что в земле, раскаленной от жаров, сделалось испарение и лягушкам стало душно; другие же полагали, что лягушки падали с дождем, но этого никто не замечал.

В августе и осенью паника в среде жителей по поводу Симбирских пожаров, приписанных поджогу поляков.

8 сентября происходило открытие 3-го класса в Арзамасском женском училище. Протоиерей Воскресенск. собора Иоанн Сахаров говорил речь.

6 октября скончался Дмитрий Иванович Попов, 1-й гильдии купец, бывший некоторое время городским головой. (Под 1845 г. мы упоминали отца его Ивана Герасимовича). Торговыя дела его были громадны и чрезвычайно разнообразны, он торговал всевозможными товарами: мехами, холстом, мясами, салом, листовым табаком, имел кожевенный и винокуренный заводы. Можно сказать половина арзамасцев торговаго сословия участвовали в его делах: одни продавали ему собранные товары, другие торговали с ним в компании на известных условиях, третьи были у него в качестве временных или постоянных приказчиков. Вообще, благодаря честности и постоянству, он пользовался большим уважением.

11 ноября учреждена Серафимо-Понетаевская женская община в с. Понетаевке, Арзамасскаго уезда в бывшем имении госп. Копьевых, монахиней Еврпаксией с сестрами, вышедшими из Серафимо-Дивеевскаго монастыря. Впоследствии эта община, преобразованная в монастырь, прославлена чудесами от иконы Знамения Пресвятой Богородицы и обогащена пожертвованиями Императорской Фамилии и елабужскаго купца Сергея Петровича Петрова.

1865 год.

В мае состоялся первый избирательный съезд для выборов в земския учреждения. Первым председателем арзамасской земской управы был помещик арзамасскаго уезда, потомственный дворянин Василий Александрович Хотяинцев.

В начале зимы Арзамас посетила святыня Афонскаго Пантелеймонова монастыря, которая пребывала в Спасском монастыре, потом в других монастырях и, наконец, в соборе, откуда с крестным ходом провождена из города.

1866 год.

В этом году для церкви с. Выездной Слободы сооружена единственная в своем роде плащаница. Прихожанки этого храма не пощадили для сего святого дела своих драгоценностей. Трудно определить цену этой плащаницы, потому-что кроме дорогого и изящнаго золотого шитья, она украшена жемчугом, котораго счетом: крупнаго 25 000 и мелкаго 45 000 зерен, страз разных 4168 шт. и 6 драгоценных камней малиноваго цвета.

19 апреля. Скончался пот. поч. гражданин Дмитрий Васил. Подсосов, 38 лет, известный своим умом, благотворительностью, обширной коммерческой деятельностью, а более всего тем, что своим просвещенным взглядом и складом своего ума опередил своих современников лет на 30-ть, если не более, хотя и получил домашнее образование.

31 мая. Скончалась настоятельница Алексеевской общины Прасковья Александр. Щетинина.

17 июля. Открыта Арзамасская общественная богадельня, о чем подробно сказано в ХХIV главе. Первый жертвователь, отдавший для богадельни один из своих домов, Иван Алексеевич Ступин не присутствовал на открытии, в это время он уже лежал на смертном одре и через несколько дней скончался на своем стеклянном заводе, в Ардатовском уезде, тело его привезено в Арзамас и погребено на Тихвинском Кладбище. Это был замечательный человек: в детстве он ходил по миру, купец Иконников обратил на него внимание и взял к себе в мальчики в лавку. Вскоре он сделался приказчиком, а потом и купцом. Его бакалейная торговля славилась на несколько уездов, обороты были большие. За 3-й женой Татьяной Петровной, дочерью купца Скоблина, он взял в приданое большой каменный дом, а еще 6 домов нажил сам. Был некоторое время городским головой, получил потомственное почетное гражданство. Известен был своим надменным и самолюбивым характером. Под конец жизни дела его упали. Памятниками его остались упомянутый дом, пожертвованный под богадельню, и великолепные сосуды в Благовещенской церкви.

20 декабря. Указом св. Синода, Спаский архимандрит Иоаким назначен настоятелем Новгородскаго Юрьева монастыря, а вместо его доктор богословия, член С.-Петерб. комитета цензуры духов. книг архимандрит Макарий назначен управлять Спасским монастырем; он прибыл в Арзамас 21 января 1867 г. и так же, как и его предшественник, Иоаким определен был смотрителем арзамасскаго духовнаго училища, первоприсутствующим Арз. духовнаго правления и благочинным монастырей.

1867 год.

3 января. Уехал из Спасскаго монастыря в Новгород в Юрьев монастырь архимандрит Иоаким, памятный своим благолепным служением и стараниями поддержать славу Спасскаго монастыря.

17 февраля. Скончался протоиерей Воскресенскаго собора, Иоанн Иосифович Сахаров, священствовавший в Арзамасе 52 года. Сначала при Крестовоздвиженской, потом при Благовещенской Церкви и наконец в соборе, бывший долгое время благочинным, составивший описание арзамасских церквей. За 50 лет священства о. Иоанн, имевший дар проповедничества, сказал множество проповедей и поучений, которыя по обычаю того времени, обязательно излагались на бумаге и цензировались. Благоговение его ко Пресвятой Богородице, выражаемое, как в проповедях, так и в глубоком почитании чудотворной Ея иконы Казанской, находящейся в Крестовоздвиженской церкви, в особенности выражено им в сочинении, озаглавленном: «Порфира и венец, Приснодевы», которое по распоряжению епископа Иеремии передано в рукописи на хранение в Нижегородскую духовную семинарию. Погребен он на Всехсвятском кладбище.

30 мая в 4 часа дня был град. Некоторыя градины были величиной с небольшое куриное яйцо, а вообще с грецкий орех. Перебиты почти все стекла в домах и церквах, обращенных на запад. Подобнаго града в Арзамасе никто из старожилов не помнил.

4 августа. Скончался купец Василий Васильевич Фадеев. Он в молодости вел обширную торговлю салом и заячьими мехами. В 1855 г. был городским головой и за труды по сбору государственнаго ополчения имел серебряную медаль на Станиславской ленте; памятен как благотворитель Владимирской церкви.　

В этом году поновлены иконостасы в верхнем храме Введенской церкви усердием прихожан Подсосовых.

1868 год.

Летом сего года Арзамас посетил наместник Тройце-Сергиевской лавры, Антоний, бывший настоятель Высогорской пустыни и благотворитель Алексеевской общины. При посещении сей последней обители он удостоился видеть благодатное знамение от чудотворной иконы Божией Матери «Утоли моя печали». Изображенная на иконе Пресвятая дева представилась ему, как Живая простирающая к нему Свои Пречистыя Руки. Антоний изменился в лице и едва устоял на ногах. Все обратили на него внимание, но он овладел собой и скрыл в то время этот дар благодати, по христианскому смирению.

В течении 1868, 1869 и 1870 г.г. построен в Арзамасе Ив. Ст. Белоусовым очень большой каменный дом, с лавками внизу, выходящий на три улицы: Скоблинскую, Ново-Московскую и Зосимскую (Евстифеевскя тож). По лицевой стороне дом этот имеет 17 растворов лавок и во втором этаже 34 окна. Стоимость его по постройке более 100 тысяч рублей. Дом этот придал Арзамасу много красы, тем более, что на этом месте до того времени находились два деревянных дома с постоялыми дворами и целый ряд сенных лавок, самых жалких и самых ветхих. Дела Белоусова в это время были в самом цветущем положении и он выстроил этот дом без стеснения в средствах. Впоследствии, когда дела его пошли значительно хуже, два сына его умерли во цвете лет, а сам он сильно устарел и заботился лишь о том, чтобы сделать побольше добра, он отдал этот дом городу, на содержание его доходами детскаго приюта.

1869 год.

18 апреля. Жена Арзамасскаго купца, Анна Николаевна Попова-Корнилычева получила исцеление от болезни по молитве пред иконою, в которой находились части св. мощей разных святых. Вследствие сего она и муж ея, Николай Александрович, передали эту святыню, находившуюся, как благословение предков, в их доме, в Спасский монастырь.^[315]

4 мая окончено украшение Благовещенской церкви золотыми главами: в этот день, в неделю жен мироносиц, подняты последние два креста.

6 мая скончался в Москве на 61 г. потомств. почет. гражд. Василий Петрович Подсосов 1-й директор Арз. общ. банка, бывший в свое время солидным коммер. деятелем, старостой Воскр. собора и украсителем его. Погребен у Всех Святых.

22 августа Серафимо-Понетаевская Община, в арзамасском уезде, переименована в монастырь.　

В этом году при духовном училище учреждена, по инициативе арх. Макария, библиотека. Первоначальныя средства составились из 2 % вноса с жалования наставников духовнаго училища в размере 102р. 40к. Во второй год сбору было 187р. 53к. Библиотека составилась из книг: а) собственно-учительской библиотеки; б) пожертвованной Преосвященным Иеремию, бывш. епископом Нижегор. и Арзамасским и в) библиотеки арх. Макария. Кроме книг пр. Иеремия пожертвовал зрительную трубу, готовальню и 24 гравюры. В 1870–1880 г.г. за неимением в Арзамасе других библиотек, библиотека духовнаго училища была почти единственным источником знания и самообразования для всего города.

1870 год.

3 мая первый крестный ход из Собора на Рамзай, снабжавший тогда питьевой водой весь город. Учрежден по мысли архимандрита Макария, по ходатайству всего городскаго общ. от 15 января 1869 г. и по благословению С. Синода. Указ С. Синода от 27 сент. 1869 г.　

11 мая открытие Арзамас. Кирилло-Мифодиевскаго Братства. В 1-й год собрано по подписке 716р. 09 ¹/₂к. Израсходовано на нужды общества 511р. 05к. Осталось ко 2-му году 205р. 04 ¹/₂к. Первым председателем был арх. Макарий. Казначеем купеч. сын Алексей Ив. Николаев, делопроизводителем священник Крестовоздвиженской церкви Виктор Степанов. Никольский.

12 июня Алексеевской Общине Высочайше пожаловано 250 десятин леса в Чернухинской казенной даче. Это 3-й участок, пожалованный правительством.

Около Введенской церкви перестроена каменная ограда: вместо деревянных решеток тычинками, выложена крестчатая из кирпича.

12 и 13 октября в Арзамасе, как и во всей Европе, по вечерам видимо было световое явление, напоминавшее северное сияние, но не оно. Небо казалось кровяным, огненно-красным. Простой народ говорил, что это имело отношение к шедшей тогда ожесточенной войне между Францией и Германией.　

Зимою этого года от морозов погибли почти все яблони в Арз. уезде, что весьма пагубно отозвалось на садоводстве, местами существовавшем десятки лет.

1871 год.

21 июля вследствие полученных известий о том, что в разных городах распространилась холера, в Арзамасе был совершен крестный ход около всего города. По тому же поводу жители нижней части города брали в свои дома икону Тихвинской Божией Матери из Тихвинской церкви. Холера на этот раз миновала Арзамас.

В сентябре этого года были выборы гласных в Арзамас. Гор. Думу по новому городовому положению. Избрано 57 человек, по 19-ти каждаго из трех разрядов. Все избранные были из купцов и мещан, между ними только два чиновника: доктор Н. Г. Рачинский и секретарь прежней и новой думы А. Е. Венский. Потом были выборы головы и членов Управы. Избраны прежние: голова пот. поч. гражд. Иван Алексеевич Бебешин с жал. 1000р. и члены: П. И. Серебрянников, И. А. Вавин и Ив. Иван. Потехин с жалов. по 500р. каждому. Все они отказались от жалованья и отдали его на учреждение в Арзамасе безплатной аптеки для бедных. Служили они только 2 года: 1872 и 1873, а потом, не дослужив четырехлетия, отказались.

1872 год.

18 июня по случаю засухи в этот день, пришедшийся в 9 воскресение по Пасхе совершен был крестный ход около всего города. На этот раз Арзамасцы вспомнили, что лет 90 назад то же в 9 воскресение по Пасхе, был подобный крестный ход и тогда Бог скоро услышал молитву предков наших, явил силу Креста Господня и даровал дождь во время самаго крестнаго хода. В памяти многих еще были живы воспоминания о крестных ходах, совершившихся до 1853 г. в Ильинскую церковь и решено было взять в этот ход св. Крест из Ильинской церкви, дотоле никуда не выносимый.

В ночь на 20 июня собрались облака, а утром пошел дождь, который потом усилился и шел дней 10 к ряду; все оживилось и позеленело, получился хороший урожай. С того времени св. Крест начали носить в крестные ходы и на молебны по домам. Ходатайствовало городское общество и о возобновлении крестнаго хода в 9 воскресение, но безуспешно.

В августе этого года в Арзамасе были случаи заболеваний холерой. Умерло до 20 человек, преимущественно из числа тех, которые купались в реке Теше или пили из нея воду. Один молодой крестьянин объелся на базаре огурцами.　

В том же году Николаевскому монастырю Высочайше пожаловано 55 десятин лугов в Абрамовских дачах.

1873 год.

В декабре　вследствие отказа гор. головы И. А. Бебешина и членов управы, были в Думе новые выборы. Избран в головы купец Афанасий Федорович Колесов, служивший почти 14 лет до самой своей кончины. Он неусыпно трудился в пользу города, устроил училища, приобретал для них дома, замостил те улицы, в которых не было проезда, устраивал съезды, разбил сквер около собора, построил каланчу и сделал еще много хорошаго. Он имел очень много недоброжелателей, которые порицали все его начинания.　

Теперь, когда со дня его кончины минуло уже почти 25 лет (он скончался 6 октября 1887 года), можно сказать безстрастно, что это был лучший, самый мудрый и благопопечительный, городской голова г. Арзамаса.

Происходил он из крестьян подгороднаго села Кирилловки, образование получил домашнее; начал трудовую жизнь мальчиком, а потом приказчиком в лавке своего родственника А. К. Попова-Корнилина. Потом начал вести свое собственное хлебно-бакалейное дело; участвовал в подрядах и поставках. Значительнаго собственнаго состояния не имел, но благодаря своей честности, пользовался всеобщим доверием. Находился в дружественных отношениях с Ив. С. Белоусовым, который большую часть своего состояния при жизни отдал и по смерти завещал г. Арзамасу не без совета с своим другом А. Ф. Колесовым.　

Особенно следует обратить внимание на то, что происходя из темной крестьянской среды и живя в кругу общества, далеко не увлекавшагося стремлением к образованию, Афанасий Федорович глубоко сознавал пользу про свещения; первой его заботой было открытие в Арзамасе новых начальных училищ и даже одному из своих сыновей он не воспрепятствовал сделаться учителем.

1874 год.

В этом году церковь св. Духа, по малочисленности горожан и бедности их, была причислена к Троицкой, но по ходатайству прихожанина Владимира Михайловича Скубы, внесшаго в обезпечение причта капитал 2000р. — оставлена самостоятельной.　

28 июня прибыл в Арзамас преосвященный Иоанникий, епископ Нижегородский и Арзамасский, впоследствии бывший экзархом Грузии, митрополитом Московским и наконец, митрополитом Киевским. Арзамасцы, всегда с любовию и радостию встречающие своих Архипастырей, встретили его в этот раз с еще большим восторгом, потому что Арзамас уже 10 лет не был посещаем архиереями и подросшее поколение увидало подобное посещение в 1-й раз, а пожилые люди еще вперед были наслышаны о ревности и заслугах этого архиерея. Он пробыл здесь три дня, служил 28-го всенощную в Спасском монастыре, 29-го литургию в соборе, всенощную в Николаевском монастыре и 30-го литургию в Алексеевск. Общине. Объехал все церкви, обошел в них все приделы, в каждой церкви делал замечания относительно икон, стенной живописи и т. п. Наконец, в этот раз он воспретил духовенству ручной сбор во время всенощнаго бдения, потому-что прежде во время каждения на 9-ой песни, ходя по церкви, священник собирал в руку или на тарелку, иногда даже давая сдачи, диакон то же собирал в руку или в иных церквах даже были для этого особые подсвечники с чашечками, в которыя клали деньги, а причетники собирали во время великаго славословия с тарелками, подавали по ¹/₄, ¹/₂ и никак не более 1к., но, между тем, некоторые священники, отстаивавшие этот сбор, сами говорили преосвящен. Иоанникию, что набирали по 150р. сер. в год и поэтому при упразднении сбора теряли очень много. Преосвященный был неумолим и назвал этот сбор отжившим свое время. Действительно, люди, попадавшие в Арзамас случайно, очень удивлялись этому обычаю и отзывались о нем критически.

1 октября открыт в Арзамасе телеграф. В XXIV главе мы уже сказали, как много теряла арзамасская торговля от отсутствия телеграфа и каких трудов стоило Арзамасу получить его.

7 июля освящена малым освящением холодная Рождественская церковь, в которой к этому времени заново вызолочен величественный иконостас и расписаны стены иждивением старосты купца Ив. Ал. Жевакина и его братьев на их собственный счет.

1875 год.

В этом году Николаевскому монастырю Высочайше пожаловано в Никольских казенных дачах участок леса, рядом с прежним, пожалованным в 1789 г.; в оба раза пожаловано 130 десятин.

6 мая скончался Сергей Иванович Мунин — достойный вечной памяти староста Арзамасской Благовещенской церкви. Мы уже говорили о его усердии и деятельности в XXIII и ХХIV главах и поместили его портрет.

14 сентября Скончался 1-й гильдии купец Алексей Иванович Будылин. Он родился в селе Выездной Слободе, имел значительное состояние, вел большие дела (у него были заводы восковых свечей и кошомный). Поэтому он платил г.г. Салтыковым огромный ежегодный оброк 10 000р. ассигнациями (2857р. сер.). Откупился на волю за очень большую сумму, переселился в Арзамас, где купил дома и заводы А. И. Подсосова. Оставил по себе память, как староста собора, затративший на украшение его весьма много собственных средств, о чем было уже сказано.

Октября 7, 8 и 9. Были выборы гласных думы на 2-е четырехлетие. Избраны 72 человека, из которых было: 4 священника, 3 чиновника, а остальные купцы, мещане и цеховые. В таком большом количестве гласных оказалось действительно много людей искренно преданных делу. Многия из них состояли гласными более 20 лет и сослужили Арзамасу большую службу. Вообще, просматривая и сличая списки первых и вторых выборов, можно убедиться, что четырехлетняя деятельность гласных перваго состава не прошла безследно для избирателей.

1876 год.

Весна была ранняя, реки вскрылись в марте и в марте же открылась навигация по Волге, но май был очень холодный, 7–9 мая был снег вершка в 3 и сильный холод.

В этом году монахи Спасскаго монастыря построили вне монастыря с южной стороны деревянный дом со службами (сгоревший в 1883 г.). Чрез это возникло препирательство с городом о земле, которою, вместе со Спасским озером, монастырь считал своею, не имея документов. Спор этот кончился ничем.

В этом же году, кроме телеграфнаго сообщения с Нижн. Нов. и Пензой, проведена из Арзамаса телеграфная линиия на гор. Ардатов, Нижегор. губ. и далее.

8 сентября. Отправились из Арзамаса в Сербию для освобождения славян от турецкаго ига 32 человека добровольцев. Собраны они были жившим в Арзамасе отставным штабс-капитаном В. М. Крамеровым. 20 человек отправлены на 1500р., пожертвованных купеческим обществом, а остальные 12 чел. на пожертвованныя частными лицами суммы. Патриотизм свой арзамасцы проявили на этот раз как-то внезапно. Собрание купеческаго общества собрано было 7 сентября после всенощной и постановление выдать 1500р. состоялось в 10 часов вечера, а менее чем чрез сутки добровольцы уже катили на тройках в Нижний.

1877 год.

12 мая в Тоице-Сергиевской лавре скончался маститый наместник ея, архимандрит Антоний, бывший постриженник и настоятель Арзамасской Высокогорской пустыни, 85 лет. Мы уже говорили о нем в XXIII главе и поместили его портрет.

16 июня. Страшный пожар в г. Ардатове, Ниж. губ. Арзамасское купеческое общество отнеслось к этому бедствию сочувственно, выдав погорельцам из общества 2000р. Впоследствии когда средства купечества значительно оскудели, многие купцы раскаялись в своей тароватости, тем более, что жители Ардатова со своей стороны взаимностью не отвечали.

1878 год.

18 марта. Скончался житель г, Арзамаса Николай Ив. Пишин. замечательный своим долголетием: он жил 121 год. Погребен в Спасском монастыре.

В мае посетил Арзамас епископ Хрисанф, управлявший Нижегор. епархией один год. Богослужений он в Арзамасе не совершал, в слове своем к жителям города, сказанном, при встрече его, в соборе, он сказал, что желает и молит Бога, чтобы души слушателей были также благолепно украшены, как и храмы Божии в этом городе.

В этом году наиболее благочестивых жителей Арзамаса сильно интересовал вопрос о судьбе Спасскаго монастыря. Местное духовенство было озабочено приобретением или постройкой дома для духовнаго училища. В интересах духовенства было воспользоваться для этой цели зданиями Спасскаго монастыря. Своекорыстные материальные интересы, к сожалению, играли в этом деле не последнюю роль. Приархимандритах Иоакиме и Макарии, благодаря их симпатичным характерам, богатые арзамасцы избрали Спасский монастырь местом погребения своих родных. Поминовение их конечно в значительной степени перешло в монастырь. Это возбудило зависть приходскаго и кладбищенскаго духовенства, которое первоначально старалось о воспрещении хоронить покойников в монастыре, а потом стало изыскивать способы к совершенному упразднению монастыря. Устройство училища на монастырском пепелище было самой благовидной личиной для столь неблаговиднаго деяния. К счастию среди арзамасцев нашлись ревнители и возбудили ходатайство о сохранении монастыря. Ходатайство началось ранее, чем официально был поднят вопрос об упразднении обители, что было даже поставлено в упрек ходатаям, но в действительности они сослужили свою службу, показав белому духовенству, что прихожане далеко не сочувствуют посягательствам духовенства. Наиболее ревностным защитником неприкосновенности Спасскаго монастыря был купеческий сын Владимир Рувимович Сторожев, вскоре умерший и погребенный в любимом монастыре.

1879 год.

15 января скончалась настоятельница Алексеевской общины Варвара Степановна Вольронд.

Это была достойная преемница тех великих в смирении праведниц-подвижниц, стоявших во главе Алексеевской общины, матушек Марии Петровны Протасьевой, Ольги Васильевны Стригалевой и Марфы Павловны Пирожниковой, о которых мы говорили в предыдущих главах. На ней подобно им явлены были дивныя судьбы Промысла Божия, подобно им подвизалась и она и не менее их послужила духовному процветанию и материальному обогащению общины. Она была дочь генерала, родилась в лютеранской семье, носила имя Терезы и получила воспитание в Екатерининском Институте. По окончании курса поступила воспитательницей в семейство княгини Дивлеткильдеевой, с которою нередко бывала в Алексеевской общине, сблизилась с настоятельницей Ольгой Васильевной, Еленой Афанасьевной и другими подвижницами. Их глубокая вера и подвижническая жизнь произвели на нее такое впечатление, что она приняла Православие, а потом и вступила в Общину, в которой провела 60 лет (1819–1879), прошедши многоразличныя послушания: занималась живописью, золочением иконостасов, была 10 лет благочинною, 4 года казначею и более 12 лет настоятельницей Общины. При ней приобретено от разных лиц 745 десятин земли, пожертвовано несколько домов в Арзамасе и в Нижнем Новгороде и произведены значительныя постройки. Неусыпно трудясь на благо общины, она не оставляла и личных подвигов, для спасения своей души и тайно приняла схиму, под тем же именем Варвары.

14 сентября вечером (с 8 до 12 часов) был в г. Арзамасе большой пожар, истребивший более 50-ти домов в центральной части города в улицах: Сальниковой, Новой и Стрелецкой и на Соборной площади. При этом обгорела снаружи древняя Крестовоздвиженская церковь, а внутри ея много поломано и потревожен св. Престол. Колокольня выгорела внутри, сгорел шпиц ея. Большой колокол, лишь только тогда перелитый, висел на козлах и был укрыт кошмами, которыя не допустили загореться козлам. Сгорела аптека К. О. Румеля. Два крестьянина, помогавшие вытаскивать медикаменты, полагая, что в бутылках было вино, напились каких-то ядовитых жидкостей, отчего один умер немедленно на Соборной площади, а другой на другой день.

В том же году скончался в г. Шуе бывший арзамасский городской голова, потомственный почетный гражданин Николай Иванович Попов. Мы уже неоднократно упоминали о нем, его отце и их делах. Здесь скажем лишь то, что, как коммерсант и торговец мехами Николай Иванович, много способствовал улучшению производства мехов, почему его товары и славились своим достоинством. Под конец жизни, прекратив дела, он ради спокойной жизни переселился в Шую, где у него было много родных. Родовой дом свой он продал городу за 8000р. с разсрочкой в 4 года.

1880 год.

19 февраля 25-летие царствования Александра ІІ-го; в память котораго была открыта в Арзамасе городская больница. Основным капиталом для сего учреждения послужили капиталы И. А. Бебешина, Ив. Ив. Потехина, И. А. Вавина и П. И. Серебренникова, составлявшие их жалование за 2 года (первые по введении новаго Городового положения) за службу их 1-го городским головой, а последних членами гор. управы. Капитал этот вошел в состав капитала безплатной аптеки.

В том же году куп. Петр Алексеевич Рукавишников пожертвовал в Спасский монастырь колокол в 206 пуд., на котором сделана надпись, что он пожертвован то же в память этого юбилея. Колокол лит в Арзамасе арзамасск. цеховым Василием Дмитр. Язычковым.

24 мая в первый раз за время управления Нижегородской епархией, посетил Арзамас епископ Макарий (Миролюб). В первом своем слове, в соборе, он сказал: что знает Арзамас уже 40 лет; что в первый раз приезжал в Арзамас, когда собирал сведения о его истории и древностях, будучи еще мирским человеком, когда невозможно было ему и мечтать, что он приедет сюда, как епархиальный архиерей; что он тогда еще полюбил Арзамас за его православие и любовь жителей к благолепию храмов Божиих, что, потом, живя в разных местах за целыя тысячи верст, он всегда вспоминал Арзамас, скорбел, что он обойден удобными путями сообщения, не переставал радоваться тому, что Православие в Арзамасе не перестает процветать. При посещении прочих церквей города, преосвященный Макарий везде говорил речи, приличныя месту, например: в Спасском монастыре, на текст: «не бойся малое стадо»… Во Владимирской церкви о величии Пресвятой Богородицы и силе Ея заступления; в Александро-Невской — к заключенным, на Тихвинском кладбище о необходимости молиться за усопших и о силе этой молитвы… Арзамасцы очень любили его и толпами бегали за ним из церкви в церковь, чтобы еще раз услышать его слова… 25-го мая в неделю о слепом он служил в соборе литургию.

19 июля. При сильном дожде, была сильная гроза, убило громом в Арзамасе и окрестностях семь человек.

1881 год.

2 марта. Получено в Арзамасе, глубоко всех поразившее, известие о мученической кончине Государя Императора Александра ІІ-го. День был базарный и в виду громаднаго стечения народа, не смотря на зимнюю пору, открыт был холодный Воскресенский собор, где и совершена первая панихида по Царе-мученике, а затем присяга Императору Александру III и молебен по случаю восшествия Его на Прародительский Престол. Обширный собор не мог вместить всего народа, а потому на соборной площади, по окончании молебна, присягали те, которые не могли войти в собор.

1882 год.

16 января в Николаевском монастыре скончалась игумения Мария (в мире дворянка Варвара Алексеевна Ахматова), управлявшая с 1886 года и употребившая все свое состояние на благоустройство этого монастыря. Она украсила холодную церковь, в которой один иконостас стоил ей до 7000р., и при смерти вложила в монастырскую казну 3000р. В 1910 г. напечатано «житие» ея, составленное протоиереем В. Гагинским.

29 мая. Кончина Василия Григорьевича Перова (природная его фамилия Криденер) художника-жанриста, именуемаго отцом русскаго жанра. Он учился живописи в школе Ступина, а потом, живя в с. Никольском, Арзамасскаго уезда написал для тамошней церкви 1-ю свою картину «Распятие».

20 июня. Получена в Арзамасе присланная из Тихвинскаго монастыря в Тихвинскую кладбищенскую церковь копия с чудотворной явленной Тихвинской иконы Божией Матери. Известие об этом широко распространилось, и на поклонение этой иконе начали собираться богомольцы, из которых некоторые приходили верст за 150. Впоследствии эта икона усердием бр. Ходалевых и других лиц украшена серебряной ризой и доныне благоговейно чтится жителями Арзамаса.

В октябре. В Арзамасе, как и в других местах видима была по ночам, после полуночи огромная комета, похожая видом на красно-огненный сноп. Видели ее на юго-востоке.

1883 год.

Этот год памятен в Арзамасе давно небывалыми в таких размерах, пожарами: 26 апреля, часа в 2 загорелось на низу, а через 2 часа уже пылало более 50 домов. Погорела вся местность около Спасскаго болота в 3-х кварталах, 5 домов каменных и 16 деревянных, большею частию богатых и солидно обстроенных; деревянный дом Спасскаго монастыря, стоявший на горе под болотом, юго-восточная башня монастыря. Обгорели колокольня Богословской церкви, купол и крыша на теплой церкви и выгорели два придела в холодной церкви, в трапезе. В самую церковь огонь не пробрался только потому, что пол был чугунный. Далее сгорел целый порядок деревянных домов по улице, называемой Лобковка, что на восток от Спасскаго монастыря и на север от него еще около 15 домов. Пожар остановился на Ильинской церкви. Причина пожара осталась неизвестна.

29-го. Был поджог на Соборной площади, но успели погасить, а на другой день 30-го загорелось там же и сгорело 12 домов.

5 июня. В Троицын день вечером сгорел целый квартал, 5 домов на нижней набережной р. Теши. Два деревянных дома были очень большие.

7 сентября. Скончался И. М. Добротворский, урожден. с. Стрелки, Арзам. уез., профессор церковн. истории и изследователь раскола.

24 июля в С.-Петербурге, в Зимнем дворце, в числе других, более чем 150, депутаций, представлялась Государю Императору Александру III и супруге его, Императрице Марии Феодоровне, депутация от города Арзамаса для принесения поздравления по поводу совершившагося 15 мая священнаго коронования, при чем городской голова купец Афанасий Федорович Колесов поднес Их Императорским Величествам хлеб и соль на серебряном, вызолоченном блюде, ассистентами его были почетные граждане Иван Алексеевич Бебешин, бывший городской голова, а в это время директор банка, и Сергей Ник. Бебешин, попечитель богадельни и староста Благовещенской церкви. Депутаты г. Арзамаса удостоились чести целовать руки Их Величеств и выслушать несколько милостивых царских слов.

1884 год.

30 января. Скончалась в Серафимо-Дивеевском монастыре блаженная юродивая Пелагея Ивановна Серебренникова, урожден. Сурина. Она родилась в 1809 г. в старинной купеческой семье, крещена во Владимирской церкви, осталась после смерти отца малолетнею вместе с двоими братьями. Мать их вышла вторично за богатаго, но весьма суроваго, купца-вдовца Королева-Иконникова у котораго также были дети от перваго брака. Пелагея Ивановна, вместе с братьями оставлена была в отцовском доме, под надзором прислуги. Несмотря на то, что дом Иконниковых был очень близко, свидания детей с матерью были очень редкими. Случалось, что дети прибегут к воротам, посмотреть в подворотню, их никто не заметит и они, не повидавшись с матерью, уйдут домой. Так тяжела была ея жизнь в детстве. Когда ей было 19 лет, ей нашелся жених, мещанин Сергей Серебренников, человек грубый. Мать рада была ее пристроить, много разспрашивать невест о согласии на вступление в брак тогда было не в обычае, и брак совершился в Богословской церкви 23 мая 1828 года. Супружеская жизнь была тяжела для обоих супругов: жена тяготилась супружеством, а муж был недоволен женой и считал себя несчастным. Наслышавшись о пр. Серафиме Саровском, они, с обоюднаго согласия, поехали в Саров, чтобы попросить его наставления и молитвенной помощи. Мать Пелагеи Ивановны, при всей своей простоте и неразвитости, была женщина глубоко верующая и очень милостивая к бедным. Она также поехала с ними в Саров. Преподобный Серафим, приняв их у себя в монастырской келии, благословил мужа и тещу и немедленно отпустил их, а Пелагею Ивановну оставил у себя и поучал целых два часа. Он возложил на нее подвиг юродства, как необходимый для ея душевнаго спасения и предрек ей, что она будет в последствии жить в Дивееве и заменит там его самаго. Между тем муж, возвратясь в монастырскую гостиницу, запряг лошадей, чтобы ехать обратно в Арзамас, но Пелагея Ивановна все не возвращалась, это разгневало мужа и он, не вытерпев, побежал в келию отца Серафима и увидел, что преподобный, провожая Пелагею Ивановну, поклонился ей до земли. По возвращении домой Пелагея Ивановна начала юродствовать. Муж бил ее, приковывал цепью к стене, и наконец, отказался от нея и отдал матери. В доме вотчима все возненавидели ее, видя в ея юродстве унижение для всей семьи. Мат не знала, что с нею делать. Пелагея Ивановна бегала по городу юродствовала, ее везде били, сажали на цепь, а однажды, по просьбе матери поучить ее городничий приказал ее высечь при полиции и ее высекли так, что кровью залили весь пол, а тело у нея висело кусками. В следующую же ночь городничий увидел ужасный сон: он видел себя в адских муках за Пелагею Ивановну, и немедленно дал приказ не бить ее и не трогать, а сам, без стеснения, разсказывал всем этот сон… Пелагея Ивановна не переставала юродствовать, а ночи проводила без сна, в молитве пред дверьми храма Иоанна Богослова, стоя на открытой паперти, под колокольней, где постоянно дул резкий ветер, а подвижница стояла с воздетыми рукам в одном платье или сарафане. Желая ея исцеления и думая, что она испорчена и страдает от злого духа, мать повезла ее в Киев к мощам св. угодников, а по дороге заехала в Воронеж помолиться пред мощами новопреставленнаго угодника Божия святителя Митрофана. Здесь оне имели случай беседовать с Антонием, архиепископом Воронежским, который, вероятно понял, что Пелагея Ивановна юродствует Христа-ради. Однако и по возвращении из Киева юродство не прекратилось. Промаявшись с дочерью несколько лет, мать ея обрадовалась случаю поместить ее в Дивеевский монастырь, при чем внесла за это 500 рублей.

Так исполнилось предсказание о. Серафима, что она будет жить в Дивееве. Она жила там 46 лет. (1837–1884 г.г.) Первое время она юродствовала очень буйно, потом стала гораздо тише, сперва много говорила, а впоследствии отличалась молчанием. Говорила большею частию кратко и иносказательно, но весьма мудро и имела дар прозорливости. Терпение и лишения были ея уделом; она никогда не просила пищи, а вкушала только когда ей предложат и то в самом малом количестве и как-нибудь… Спала на полу между проходных дверей, только уже в предсмертной болезни не противилась лежать на кровати, летом обыкновенно сидела на крылечке у своей кельи, любила перебирать цветочки, бегала по всему монастырю. При посещении матери и родных никогда не здоровалась и не прощалась, но если скажет какое нибудь слово, то оно всегда имело важное значение и исполнялось в свое время. Среди ея родных сохранилось много подобных воспоминаний,　приводить их здесь потребовалось бы много времени и места. Молитва ея была мысленная… От причащения св. Таин она не уклонялась. В обители все считали ее за прозорливицу и святую, обращались к ней в трудных обстоятельствах и, хотя она никому не отвечала понятным образом, но вероятно, главным образом, надеялись на силу ея молитв. Тоже можно сказать и о ея родных, в присутствии которых она ничего не говорила, а или пристально смотрела на кого либо из них или занималась посторонними предметами, но родные все-таки ездили к ней за благословением во всех важных обстоятельствах своей жизни.

Уход за нею был поручен послушнице Анне Герасимовне, которая и жила с нею в одной келии 45 лет.　

Не смотря на свое видимое юродство, она зорко следила за тем, что делалось в монастыре, выполняя этим завет преп. Серафима и его предсказание. Особенно было заметно всем ея озабоченное настроение, когда в Дивееве началась внутренняя смута по поводу избрания настоятельницы. Одна часть сестер желала избрать Марию Ушакову, а другая Гликерию Занятову (впоследствии игумению Евпраксию). Ныне уже обе эти игумении скончались и историк русской церкви, безпристрастно и непогрешая, может сказать, что обе оне были верныя рабы Христовы, обе достойны были игуменскаго сана обе прослужили к прославлению Имени Божия, но в 1861 г. разделение сетер обители при избрании их произвело великую смуту, вследствии которой Серафимо-Дивеевский монастырь был временно отчислен от Нижегородской епархии к Тамбовской, а Гликерия Занятова была выслана с несколькими сестрами. При помощи Божией и сочувствии благотворителей оне основали новый Серафимо-Понетаевский монастырь, который впоследствии ознаменован был благоволением Самой Царицы Небесной чрез прославление Ея Образа. Таким образом, как это многократно бывало в церкви Христовой, самая смута и нестроение послужили к вящему прославлению Имени Божия. Но, повторяем, что эта внутренняя смута была очень тяжела для Дивеевской обители. Пелагея Ивановна была далеко не равнодушна к этим событиям и видимо страдала. Когда же преосвященный Нектарий принял сторону Гликерии Занятовой, Пелагея Ивановна ударила его по щеке. Это стало известно св. Синоду и митрополит Московской Филарет упоминает об этом случае в одном из своих, ныне напечатанных писем, отнюдь не обвиняя Пелагею Ивановну, а видя в этом поступке ея ревность о правде и благе обители.　

Последния дни ея ознаменовались еще большим проявлением прозорливости. Память ея свято чтится в Дивееве; в келии ея собраны все принадлежавшие ей вещи; в том числе цепь, которой ее приковывал муж; в этой келии ежедневно служатся по ней панихиды. Могила ея находится близ соборнаго храма. Прилагаем при сем ея портрет.^[316]

В Троицын день всенощную литургию в Воскресенском Соборе совершал преосвященный епископ Макарий.

В Духов день он совершал литургию в Алексеевской Общине, где в слове своем, обращенном к монахиням, показал им образец для подвижнической жизни в лице преп. Алексия человека Божия.

27 мая на другой день, т. е. во вторник по Пятидесятнице он совершал литургию в церкви слободы Выездной и удостоил своим посещением дом церковнаго старосты, купца Сергея Васильевича Вязовова, котораго лично знал и очень любил.

6 декабря скончался епископ Иеремия, управлявший Нижегор. епархией в 1851–1857 г.г.; погребен в Нижегор. Благовещенском монастыре.

В этом году Алексеевской Общиной приобретено от Д. И. Панютина 604 десятины земли при с. Пешелани, арзамас. уезда. Покупка эта оказалась весьма неудачной и причинила обители, впоследствии, много хлопот. Панютин, впоследствии попавший под суд, при продаже этого имения также поступил не по дворянски.

В этом же году за золотошвейныя работы плащаницы и хоругвей в храме Христа Спасителя в Москве начальница Алексеевской Общины награждена золотой медалью, а старшая из мастериц серебряной.

1885 год.

В великом посте священниками некоторых церквей положено начало внебогослужебных собеседований, которые возобновлялись по постам ежегодно около 20 лет.

В том же году построен на Соборной площади дом Николаевскаго монастыря, в котором помещается просфорня, и при нем на углу красивая часовня.

Благовещенская церковь обнесена со всех сторон каменной оградой с железными решетками, усердием старосты потомственнаго почетн. гр. Сергея Николаевича Бебешина. До того времени у Благовещенской церкви ограды не было и она стояла прямо среди базарной площади; впрочем в ХVIII ст. при церкви было даже приходское кладбище, впоследствии при постройке ограды находили здесь остатки гробов и кости.

14 мая. Первое чудесное знамение от иконы Божией Матери в Серафимо-Понетаевском монастыре.

25 июля. Произведено было следствие о сей иконе, после котораго эта святая икона принесена в Арзамас в Алексеевскую общину, где была совершена ранняя литургия, а потом перенесена в дом благочиннаго протоиерея Иоанна Стратоградскаго, где уложена в ящик и с почтой послана в Нижний Новгород, где более 2-х месяцев хранилась в ризнице Кафедральнаго собора.

27 сентября. Святейший Синод признал эту икону действительно чудотворною и она была возвращена в Понетаевский монастырь.

21 ноября и в следующие дни сия св. икона торжественно пребывала в Арзамасе, в соборе и монастырях, при чем Арзамас посетил и преосвященный Модест, совершавший богослужения в тех церквах, где находилась икона.

26 ноября. Чудотворная икона, ко всеобщей радости, возвратилась в прославленную Ею Понетаевскую обитель.

15 декабря. Скончался в слободе Выездной купец (прежде бывший крепостной крестьянин) Сергей Васильевич Вязовов, предприимчивый коммерсант, развивший в Арзамасском уезде кошомное и войлочное производство, бывавший по торговым делам много раз за границей; благотворитель и украситель местнаго храма. Мы уже говорили о нем в ХХIV главе, где и приложен его портрет.

1886 год.

5 апреля в Лазареву субботу скончался отличавшийся строгим благочестием и праведною жизнию протоиерей Николаевскаго монастыря, духовник Арзамасскаго духовенства Аврамий Некрасов на 81 году. После него осталось 4 тома писем к духовным детям, имевшия два издания и отличающияся христианским смирением и простотой. Напечатаны они без имени автора с исключительною целью назидания для простых людей, ищущих спасения.　

О. Аврамий родился 14 августа 1805 г. в селе Фроловском, Горбатовскаго уезда, где отец его, Георгий, был священником; мать его звали Марией. Образование он получил в Нижегородской духовной семинарии, окончил курс в 1826 году. Мать его желала дать ему фамилию Озерский, по озеру, бывшему близ их села, но родственник их, протодиакон Иоасаф, пожелал дать ему свою фамилию, Некрасов, что и исполнилось. В семинарии, во время случившагося пожара, юный Аврамий оказал большое усердие, спасая семинарскую библиотеку, за что и был принят на полное казенное содержание. В свободное от ученья время он помогал своему бедному отцу пахать, боронить и жать. По окончании курса семинарии, имел намерение поступить в Духовную Академию, но его отец был против этого, пришлось пробыть два года учителем в духовном приходском училище. Будучи расположен к подвижнической жизни, он уже намеревался поступить в монастырь, но один инок Нижегородскаго Печерскаго монастыря разъяснил ему, что для поступления в монахи ему не нужно было и учиться столько времени. — «Твое ученье пропадет» — говорил он — «тебя учили и ты должен учить». Тогда Аврамий оставил мысль о монашестве. 22 августа 1828 г. он вступил в супружество с дочерью священника, Александрой, а 23 сентября рукоположен во священника в Троицкой церкви села Павлова, при которой состоял 25 лет до 1853 года, когда, как мы уже видели, перемещен был в Арзамасский Николаевский монастырь. В первые годы своего священства он познакомился с великим подвижником о. Серафимом Саровским, который, преподав ему наставление, предсказал, что он будет обличителем раскольников, благочинным и будет много терпеть от недостойных диаконов. Все это в свое время сбылось. В Павлове, кроме церковных проповедей, он все свои беседы направлял к духовно-нравственному учительству и просиживал со своими прихожанами в подобных беседах целыя ночи, забывая ужин и покой. Там же он начал вести душеспасительную переписку со своими духовными детьми. В Арзамасе, обремененный другими обязанностями, он поставил себе в обычай писать по одному подобному письму в день. Еще при жизни некоторые его почитатели собрали часть этих писем и отпечатали 4 тома, под заглавием письма духовнаго отца к духовным детям.

Из своих Павловских прихожан о. Аврамий особенно любил двоих: купца Алексея Гурьевича Воротилова и крестьянина Петра Никифоровича Ерина за их духовныя качества. Руководимые его наставлениями, оба они поступили в Саровскую пустынь, первый из них удостоился благорасположения о. Серафима, а второй, в последствии был игуменом и устроителем черемисскаго Михаило-Архангельскаго монастыря.　

Беседы о. Аврамия с раскольниками многих из них обратили на путь истины.　

В 1840 году он был назначен увещателем раскольников по гор. Горбатову и его уезду. Плодом его деятельности было массовое обращение раскольников в православие. В формуляре его значилось, что по 1846 год обращено им 362 человека. Его стараниями возникла женская община в с. Медянах, Курмышскаго уезда, Симбирской губернии, Высочайше утвержденная в 1878 году. В эту общину он передал свою домашнюю святыню: часть св. Древа Креста Господня и частицы св. мощей разных угодников Божиих, полученныя им от Патриарха Иерусалимскаго, от Афонских старцев и во время путешествий по св. местам.　

О. Аврамий был до крайности воздержен в пище, никогда не ужинал. Сделавшись монастырским священником, он совершенно отказался от употребления мяса и к тому же убедил свою супругу.　

Детей они не имели. Разрешая, иногда своим духовным детям употребление более питательной пищи, он усугублял свое воздержание, принимая их тяготу на себя. Престарелым монахиням, просившим разрешения более питательной пищи, он говаривал: «старость, матушка, не подделаешь!» А игумению Марию он наставлял поститься так, чтобы из за обильнаго стола выходить голодной, т. е. вкушать по немногу, а сладкаго ласкающего вкус никогда не есть. С 1862 года до самой своей кончины он состоял духовником арзамасскаго духовенства, которое, главным образом, наставлял не забывать высоту своего звания, беседовать только о духовном и удаляться от всего светскаго. Живя в обители, он имел обыкновение ежегодно летом, посещать все келии для того, чтобы в каждой побеседовать о спасении, а, уходя, обыкновенно, говорил: «может быть я в последний раз у вас в келии». Богослужение он всегда совершал благоговейно и не спешно. Особенно усердно молился за усопших, был очень милостив, помогал всем, кому чем мог, если же не мог оказать кому либо помощь то весьма скорбел. Двери его дома были открыты для всех. К нему обращались и знатные, и простые, и богатые, и бедные, и ближние, и дальние… В особенности последние, так-как слава о его благочестивой жизни достигла отдаленных пределов. Чувствуя слабость сил и зрения, он испросил себе в 1880 году помощника и совершал богослужение только в праздничные дни. Имевшияся у него св. икона, книги, кресты, ордена и домашния вещи он, первоначально, предоставил было Медянской общине, но за две недели до кончины изменил свое намерение: приказал распечатать завещание, прочитать вслух и потом своею рукою подписал: обращаю в Николаевский родной мой монастырь, в полное распоряжение игумении Паисии, что и скрепил своим подписом. На слова игумении, что ему уже готово место для погребения в Николаевском монастыре, он низко поклонился и сказал: «Повинуясь воле вашей, по закону-то меня стоило-бы отвезти в р. Тешу или в овраг. Просившим его молитв, если будет иметь дерзновение у Господа, я раб неключимый, творил повеленная мне. Вы за меня помолитесь, да не низведена будет душа моя на место мучения!» Предсмертная болезнь его была очень трудная, но не желая печалить других он бодрился, принимал всех и спешил всем и каждому преподать требующееся утешение. Принимая лекарства, он говорил: «как мне это надоело! ох, как надоело. Лечусь только для спокойствия обители!» Благоговея пред памятью своего духовнаго руководителя старца о. Серафима Саровскаго, он с благоговением хранил лоскуток его мантии, зуб, некогда вышибленный напавшими на него разбойниками, и часть власов. За год до своей кончины он передал все это, как сокровище, заведывавшей монастырскою аптекою монахине Евфросинии, что ныне игумения. Так-как она в последний год жизни обязана была ежедневно посещать его, справляясь о ходе болезни и принося лекарства, то, обыкновенно, каждое посещение сопровождалось беседою о отце Серафиме. О. Аврамий имел обыкновение, ежегодно, 1 января, накануне для кончины о. Серафима, после вечерни, служить по нем панихиду, при чем на свой счет ставил свечи пред всеми иконами в храме и раздавал в руки всем молящимся. За три дня до своей кончины о. Аврамий дал тоже монахине Ефросинии серию в 50р. и сказал: «отнеси это матушке игумении и попроси ее, чтобы 10 лет 1 января служить панихиду, по обыкновению. Попроси, доченька, чтобы с праведником помянули и убогаго Аврамия». Завет этот исполнялся и по прошествии 10 лет до самаго прославления о. Серафима. Пред кончиною о. Аврамий несколько раз сподобился причаститься св. Таин и был соборован. В последний раз он причастился св. Таин пред самою кончиною вечером. Ожидая священника со св. Дарами, он читал про себя молитвы пред причащением, а после причащения, когда священник читал акафист Успению Пресвятыя Богородицы, он крестился и по окончании акафиста, сам сказал: «Ангел Предстатель»… На приветствие с принятием св. Таин ответил: «благодарю!» и после этого, дохнув только пять раз, скончался, спокойно испустив дух. По облачении, в 12 часов почти совершена была первая лития и началось чтение св. Евангелия. Днем, почти безпрерывно, пелись панихиды. Отпевание совершали 2 архимандрита: Спасский Макарий и Высокогорский Алипий, 2 протоиерея, 2 иеромонаха, 16 священников и 9 диаконов. Над могилою его, находящеюся у северной стены Николаевскаго храма, поставлен белый мраморный памятник, на котором пред св. иконою возжигается лампада.

1887 год.

24 марта скончался архимандрит Макарий 72 лет; управлявший Спасским монастырем более 20 лет, весьма любимый арзамасцами. Благодаря ему, арзамасцы стали любить Спасский монастырь, несравненно, более прежняго, многие из них избрали его местом для своего погребения.

Архимандрит Макарий родом был из Костромской губернии, родился в 1811 году, воспитанник Москов. духовн. академии, выпуска 1840 г. Служил инспектором Тамбовской дух. семинарии, потом Симбирской. Здесь обратил на себя внимание преосвящ. Григория, архиепископа Казанскаго и по его влиянию определен был инспектором Казанской духовн. академии от окт. 1850 года, где пробыл до весны 1853 г., когда был назначен ректором Тверской семинарии. Потом состоял членом С.-Петербурскаго комитета церковной цензуры до 20 декабря 1866 г., когда назначен управлять Спасским монастырем вместе с должностями смотрителя Арзамасскаго духовнаго училища и председателя духовнаго правления.^[317] В Арзамас о. Макарий прибыл 11 января 1867 г. и в течении 20 лет и 2 месяцев управлял Спасским монастырем, пользуясь всеобщей любовию и уважением арзамасцев, которых располагали к нему его благоговейное священнослужение, усердие, с которым он участвовал в крестных ходах и торжественных богослужениях, отзывчивость на всякое возникавшее в Арзамасе доброе дело, ласковый и любвеобильный его характер, полныя утешения его беседы с обращавшимися к нему в скорбях и печалях и наконец помощь, которую он оказывал многочисленным больным, врачуя их гомеопатическими средствами. Последнее обстоятельство привлекло к нему больных не только из Арзамаса, но и из селений уезда. Среди арзамасскаго купечества у о. Макария было много почитателей. Между прочим один из купцов, Николай Сергеевич Вязовов принял на себя часть расходов по погребению его и поставил на могиле его мраморный памятник.

6 октября скончался городской голова Афанасий Федорович Колесов, о котором уже говорено подробно под 1873 годом, где помещен и портрет его.

1888 год.

С 20-го на 21-е марта необычайный разлив р. Тёши. Затопило улицы: Затешную, Скоблинскую и другия, а также кожев. заводы. Подмочено и испорчено много товаров. Потревожен Выездновский мост.

19 апреля Пожар близ Владимирской церкви, истребивший 7 домов с лавками и надворными постройками.

Пасха была 24 апреля и отличалась необыкновенным теплом, которое доходило до 22 градусов. В великую Субботу во время окрестнаго хода, бывшаго на разсвете, шли по зеленеющейся траве, а на березах были уже листочки; в ночь на 1-й день Пасхи расцвела черемуха.

9 июля скончался Александр Николаевич Карамзин, на 72 г. Сын историографа Н. М. Карамзина, поручик гвардии, поселившийся в с. Малом-Макателеме в 1851 году, основавший чугунолитейный Ташин завод, чему послужило поводом открытие в его поместье прекрасной руды и способствовало родство с Демидовыми. Это был истинно-русский человек и принес местному краю большую пользу благотворительностью и насаждением просвещения. Супруга его, Наталья Васильевна, урожденная княжна Оболенская, скончалась 9 ноября 1892 года. Она содействовала своему супругу во всех его добрых начинаниях. Для Арзамаса должно быть незабвенным их просвещенное участие в открытии женскаго училища и учреждении Кирилло-Мефодиевскаго Братства.

30 августа. Скончался Иван Степанович Белоусов, весьма крупный и талантливый торговый деятель и незабвенный благотворитель гор. Арзамаса, имевший более 75 лет от роду.

Он родился в подгородном селе Ямской Слободе, где фамилию Белоусовых носили в старину более половины жителей всего села. Отец его был торгующий крестьянин, пользовался уважением своих односельцев и долгое время служил церковным старостой. Коренные жители Ямской Слободы издавна славились грамотностью, знанием церковнаго устава и любовию к благолепию церковному и торжественным богослужениям. Все эти качества с юных лет привились к Ивану Степановичу и еще более окрепли, когда отцу его по должности старосты пришлось неусыпно трудиться около 10 лет над постройкой храма во имя св. Троицы. Отец заставил его вести запись расходов, покупки материалов и т. п. Смышленый, развивавшийся мальчик отдался делу храмасоздательства всей душой. Уже в глубокой старости он разсказывал, что, когда по недостатку средств решено было убавить размеры церкви, он, десятилетний мальчик, начал наедине, в отсутствии отца, упрашивать подрядчика: «дяденька! нельзя-ли, пожалуйста, не убавлять церковь?!» Подрядчик ему это обещал, но, конечно, не исполнил. — «Вот пришлось же мне теперь её распространять»… прибавлял он, улыбаясь… В другой раз благочинный, желая проверить его отца-старосту, в отсутствии последняго, хотел взять с собою приходо-расходную тетрадь, но мальчик Белоусов не отдал ее ему. — «Ну, так перепиши мне все, что в ней написано» — Этот приказ юный Белоусов исполнил в точности, переписал все целиком. Разсматривая список, благочинный нашел там расходную статью: «подарено благочинному 10 рублей». При свидании с отцом он сказал ему: «ну, честный будет человек твой сын: ничего не утаил»…

По сельскому обычаю Белоусова женили очень рано, но вскоре умерла его мать, отец женился на другой, между молодыми женщинами начались ссоры и неприятности, Белоусов начал попивать и дошло до того, что отец, отделив его, остался один, а Иван Степанович переселился в Арзамас, снял постоялый двор и начал дворничать. Дела у него шли плохо, в лавках ему никто не доверял на несколько рублей, кроме Афанасия Федоровича Колесова, котораго поэтому Белоусов и полюбил особенно и впоследствии ценил его, как друга или брата. Между тем продолжая выпивать, он однажды напился до того, что чуть не умер: его спас случайно остановившийся у него на дворе извощик… Это событие послужило переворотом в жизни Белоусова: он с тех пор вовсе перестал пить водку, начал трудиться, торговать мехами; разумом его Бог наградил, дела пошли удачно, и отец его, видя это, принял его опять в свой дом и передал ему все хозяйство.

Первое время, в 1840-х годах, Иван Степанович трудился неусыпно, изо всех сил, не жалел себя… Потом, когда у него уже составилось собственное состояние он имел большой штат приказчиков. Главным предметом его торговли были меха и не одни только заячьи, как у большинства арзамасских торговцев, а и лисьи, и беличьи, и хорьковые, и волчьи, и мерлущатые… Зайчины он покупал, только в Ирбитской ярмарке иногда до 400 000, хоря до 100 000 в год, кошки ежегодно более 100 000. Вся Ямская слобода работала на него круглый год, мехами торговал он на всех украинских ярмарках, не говоря о Нижегородской. Никто из арзамасцев не был так известен в Украйне, как он. Из Украйны, кроме тамошняго зверя, он вывозил сахар, чернослив и табак. В XXIV главе мы уже говорили об этих его делах. Дела его особенно, процветали в 1855–1875 г.г. в эти 20 лет он составил полумиллионное состояние и если капитал его был менее, чем у Ив. Дм. Попова, то нужно принимать во внимание, что он сам его нажил, а Попов унаследовал от предков. Дела же Белоусова были крупнее, чем у Попова. Но арзамасское лихолетье　коснулось и его: с 1875 года дела его пошли на убыль, убытки от товаров, неудачныя продажи в кредит, пожар,　уничтоживший дом его в Ямской Слободе, со всем имуществом, ряд других пожаров в деревнях и на постоялых дворах, где горели его товары, щедрыя пожертвования и большие расходы сыновей много убавили его　состояние. В 1874 году умер младший его сын, а в 1885 году он лишился и старшаго сына, Алексея Ивановича, имевшаго более 40 лет от роду. Это был человек необыкновенно добрый, а в делах торговых хороший помощник отцу. Лишившись большей части своего состояния, потеряв детей и состарившись, Иван Степанович, хотя и не прекратил совершенно торговые дела, но вел их уже далеко не в прежних размерах. Теперь главной его заботой было сделать побольше добра и оставить по себе добрую память. Мы уже сказали, что он с малолетства от всей души отдался заботам о благоукрашении своей сельской церкви. Сделавшись после отца церковным старостой, он разукрасил холодный Троицкий храм в Ямской Слободе так, что своим благолепием этот храм напоминает Московския церкви. Ежегодно жертвовал он в свою церковь церковную утварь, драгоценныя облачения, сделал несколько денежных вкладов, между прочим 6000р. на содержание на проценты с них диакона. Пред самой смертию он просил одного из своих друзей купить на Нижегородской ярмарке большое, паникадило в эту церковь и с нетерпением ожидал его, но паникадило привезли, когда Иван Степанович только что скончался и лежал уже на столе… Он также украсил и расширил теплую Михаило-Архангельскую церковь, выстроил новую великолепную колокольню, а под нею помещение для богадельни, отлил новый большой колокол в 200 с лишком пудов. Для жителей Ямской Слободы он был отцом благодетелем, не даром до сих пор зовут его там «дедушкой Белоусовым». Ни одна беда, ни одна нужда, ни одно семейное событие в Ямской Слободе не проходили без того, чтобы не пришли к Белоусову за помощью, не попросили денежнаго пособия. А он всем давал и давал: кому под работу, кому взаймы, всегда без процентов, а кому и просто Господа-ради. Ни одна свадьба, ни одне похороны, ни одна постройка не обходилась без его денежной помощи. Односельцы при жизни его не умели это ценить: принимали эти милости, как-бы его обязательную повинность…

Особенно много старался он о том, чтобы в Ямской не было кабака… Если видел в ком недостатки, журил и учил, чем обличаемые были, конечно, недовольны и злословили его заочно… Особенно памятен такой случай: Видя громадное неудобство в том, что весной переправа из города в Ямскую чрез р. Тешу происходит более месяца на лодках, он построил постоянный мост и дамбу. Ямские жители не оценили это, а стали говорить, что он это сделал для себя, что-де у него езды более всех… Белоусова это возмутило и он не стал поддерживать свое сооружение, почему от него и остались только жалкие следы. В 1880 г. после пожара истребившаго дом Белоусова в Ямской, он переехал в Арзамас и поселился в доме, принадлежавшем некогда А. М. Заяшникову, на Рождественской улице.　

Доживая здесь последние свои дни, он оказал Арзамасу безпримерныя благодеяния, которыя, к стыду своему, арзамасцы не сумели своевременно и по достоинству оценить. Около пятнадцати лет тянулось в Арзамасской думе дело об открытии детскаго приюта, на что Белоусов жертвовал большую сумму. Находились гласные, которые всеми силами препятствовали осуществлению этого добраго дела. Некоторые лица, изъявившия было желание принять участие своими пожертвованиями, охладели и отказались… Не охладел один Белоусов, к счастию ему нашелся соревнователь П. И. Серебренников, пожертвовавший на содержание приюта капитал в 10 000р. Белоусов же пожертвовал два дома: один хороший деревянный, со службами, для помещения приюта, а другой громадный каменный, о котором мы уже говорили, стоивший ему более 100 000р. для того, чтобы доходы шли на содержание приюта. Бог не привел его при жизни порадоваться, глядя на этот приют: открытие его состоялось чрез месяц по кончине Белоусова 1 октября 1888 года.　

Видя крайнюю нужду арзамасских бедняков и жителей подгородных сел: Ямской Слободы, Кирилловки, Ивановскаго и Березовки, населенных частию сродниками, частию работниками Белоусова — скорняками, и зная, как их обирали и теснили сельские ростовщики, он пожертвовал 10 000р. на учреждение в Арзамасе городского ломбарда, который открыт в 1892 году, принес местному и окрестному населению большое облегчение в нужде и обслуживает своими ссудами большой район, далеко выходящий за пределы арзамасскаго уезда.　

Сблизившись в последние годы своей жизни с П. И. Серебренниковым, Белоусов вознамерился вместе с ним оказать Арзамасу новое большое благодеяние устройством водопровода. Чувствуя приближение кончины, он оставил обширное духовное завещание, которым завещал наличный капитал, имевшие быть полученными долги и суммы, вырученныя из оставшагося непроданнаго товара, разделить на 3 части: одну из них завещал своим потомкам, а 2 остальныя городу на устройство водопровода и в капитал безплатной аптеки для бедных поровну. Когда, в 1911 г., готовились эти строки к напечатанию, со дня кончины Белоусова прошло уже 22 года, но устройство водопровода все еще находится на пути к осуществлению. Значительная часть Белоусовскаго водопроводнаго капитала истрачена на изыскания, а на проценты с него рылись колодцы, например в ильинской части города.　

Кроме вышеупомянутых крупных жертв, Белоусов жертвовал в Кирилло-Мефодиевское Братство, участвовал в постройке новаго здания городской больницы, сделал несколько ценных пожертвований в Рождественскую церковь. Нельзя не упомянуть о его любвеобильных жертвах всем обращавшимся к нему за помощью погорельцам.　

Однажды он, возвращаясь с Ирбитской ярмарки, в весеннюю распутицу ехал по Волге и попал в полынью. Находясь на шаг от смерти, утопая, он дал обещание помогать всем погорельцам и на первых порах выдавал по 10р. на погорелый дом. Слава об этом прошла далека. В летнюю пору погорельцы шли к нему в Арзамас толпами… Когда дела его ухудшились, а пожары по деревням приняли ужасающие размеры, он сократил выдачи до 3р. на дом, но никому не отказывал и кроме того оказывал погорельцам помощь в другом виде: так как земство иногда задерживало выдачу страховых премий, а деньги погорельцам были нужны скорее, то он выдавал им премии, а сам получал их от земства, когда придется, иногда очень чрез долгое время.

Вот кто был Иван Степанович Белоусов. Царство ему Небесное и вечная память!

1 октября открыт детский приют, на капитал пожертвованный Ив. Ст. Белоусовым и П. И. Серебренниковым, а потому приюту и присвоено их имя.

1889 год.

23 марта скончался Петр Иванович Серебренников, благотворитель арзамасских церквей, один изоснователей городской больницы и детскаго приюта, завещавший кроме того городу 20 000р. на устройство водопровода или на учреждение взаимнаго страхования от огня. Весьма уважаемый коммерсант, приобретший состояние единственно своим умом, так-как происходил из очень небогатых мещан. О нем мы уже говорили подробно в главе «Серебрянный век».

В апреле дождей не было. 5 и 6-го мая выпал снег на сухую землю, который стаял. Наступили холода, а потом, вдруг, жары, которые к 20 мая усилились, а дождя так и не было. 21 мая в воскресенье в день Владимирской Божией Матери, совершался крестный ход вокруг города. С Троицына дня пошли дожди и урожай вышел хороший.

С 13 июня по 11 июля в Арзамасе пребывала Афонская святыня из Симо-Петрскаго монастыря: часть Животворящего древа св. Креста, левая рука св. Марии Магдалины и части мощей: св. Анны, Матери Пресвятыя Богородицы и св. велико-муч. Пантелеймона. Жители Арзамаса неописанно были обрадованы этим посещением и на перерыв старались принять святыню в свои дома. Кажется, не осталось ни одной убогой хижины, которую не посетила бы эта святыня.

19 июля была сильная буря при восточном ветре, которым выбито очень много зерен изо ржи, уже поспевшей, но не сжатой. Кто успел до этого времени сжать, тот избежал это беды. А пострадали таким образом ни одни жители Арзамасскаго уезда, а весьма многие на пространстве губернии Нижегородской и Казанской.

14 сентября при арзамасской Крестовоздвиженской церкви открыта церковноприходская школа, первая в Арзамасе, в которую Арз. купцом Алексеем Ив. Николаевым пожертвована обстановка и внесен вклад 500р. Впоследствии школа эта перенесена к Ильинской церкви.

17 сентября освящена и открыта в с. Выездной Слободе образцовая Богадельня, построенная по завещании Федора Семеновича Пузакова, урожденца выездновскаго, бежавшаго от притеснений помещика и бурмистров в Румынию и скончавшагося в Бухаресте. Он завещал на устройство этой богадельни 100 000р. и на образцовую школу 40 000р.

В этом году к прежним 28 лесным участкам отмежевано от выгона еще 2 уч., равных 150 десятинам.

1890 год.

Год этот был тяжелый и неурожайный. Весна наступила рано, снег согнало скоро, но дождей почти не было ни в апреле, ни в мае.

В мае по селам Арзамасскаго уезда начались молебствия о дожде. Было много разительных примеров ниспослания дождя там, где происходили молебствия, тогда, как в самых ближайших окрестностях была страшная засуха. Особенно памятный пример был почти рядом с городом. Жители дер. Пушкарки, прихожане Арзамасской церкви св. Духа, просили свое приходское духовенство совершить крестный ход на их поля. Не помню, какого именно числа (в мае) после обедни крестный ход отправился чрез р. Тешу и дер. Пушкарку прямо на запад, к месту, называемому Липов куст, и вот, когда были верст за 12-ть упал обильный дождь так, что на всех не осталось сухой нитки.

Благоприятным последствием подобных дождей было то, что рожь вышла зерном очень хороша, но поспела она очень рано: начали в Арзамас. уезде жать с 23 июня и до Петрова дня убрались, тогда, как, обыкновенно, зажинают самое раннее около 8 июля. Старики говорили, сто на их памяти был один только подобный год, лет 50 назад.

Зато жары очень пагубно повлияли на яровые хлеба, с них не собрали даже столько, сколько было посеяно, а местами вовсе нечего было убирать. Травы все присохли, сена собралось очень мало и оно было чрезвычайно дорого. Скоту даже на выгонах нечего было есть и от этого начались падежи скота. В с. Кирилловке, например, у падших коров в желудках находили только грязную воду. Жары были днем от 28 до 38 градусов по реомюру, а по ночам духота. По случаю этих бедствий в Арзамасе было совершено 3 крестных хода вокруг города, июля 1-го, 7-го и 11-го, особенным многолюдством и обширностью разстояния отличался последний ход, но Богу не угодно было услышать наши грешныя молитвы.

Овощей было мало; яблок, хотя и много и они были дешевы от 20 до 80к. за пуд, даже зимой не дороже 1р. 50к., но они были сухия и вялыя. При недостатке кормов с самаго августа и вплоть до зимы продавался за безценок скот. Лошади были от 1р. 50к. их покупали целыми табунами на убой. Коровы были хорошия по 12р. а плохия 8р.; в деревнях осталось скота менее ¹/₃. В октября было много дождей, принесших пользу озимым.

12 и 13 ноября были страшныя метели, при морозе в 30 градусов, замерзло много народа.

1891 год.

В этом году производились деятельныя работы по разработке источников «Мокраго Оврага», начатыя в предыдущем 1890 году. Вода оказалась очень хорошей, но для устройства водопровода ее оказалось недостаточно. К тому же среди жителей по водопроводному вопросу образовалось несколько партий и все труды городск. головы Ив. Ив. Потехина, свящ. Троицкой церкви Ф. И. Владимирскаго, заведывавшаго работами и других лиц остались без желанных результатов, а Арзамас, по прежнему без воды.

Весна была ранняя, но дождей не было до 22 мая, да и потом они только перепадали, а этого было далеко недостаточно. Все почти лето этого года можно назвать сплошным народным бедствием.

В Арзамасе за это время совершены были крестные ходы 16 мая вокруг города, 19-го крестный ход на Высокую Гору, за иконой Божией Матери, а оттуда чрез Мокрый Овраг в собор. В ночь на 20-е всенощное моление в соборе и 20-го крестный ход вокруг города, 21-го молебствие на площади. 22 был сильный дождь, а 23-го на площади благодарственное молебствие.

25 июня прибыл преосвящ. Владимир I (впоследствии архиепископ Казанский) при встрече его, в соборе он вспомянул, что св. Апостол Павел, живя в Афинах, возмущался духом, видя город, наполненный капищами, чтобы чувствовал св. Апостол, если-бы пришел в Арзамас, где такое множество храмов Истиннаго Бога?… 26-го владыка совершал в соборе Божественную Литургию.

31 июля в 10 часов вечера вспыхнул пожар в Алексеевской женской общине. Загорелся деревянный сарай, оттуда огонь, благодаря скученности построек, быстро распространился и на жилыя помещения, в которых были расположены кельи монахинь. Пожар угрожал опасностью монастырской церкви, но дружными усилиями собравшагося народа ее удалось отстоять, а к 7 часам утра совсем затушить огонь. Сгорело 13 жилых корпусов со всеми службами. Убыток от пожара простирался до 200 000р. Сгоревшия здания, а равно и имущество монахинь застрахованы не были.

10 сентября купеческое общество пожертвовало из своего капитала общине 1000р. сер. на возобновление сгоревших зданий.

Сентября 14 скончался архимандрит Спасскаго монастыря Алипий, управлявший 4 ¹/₂ года, прежде же бывший игуменом, а потом архимандритом Высокогорской пустыни.

Результат урожая в 1891 г. в Арзамасском уезде был следующий: ржи собрали немного более того, что потребовалось для новаго посева, яровые местами хороши, а овес даже великолепный, хотя тоже местами. Сена собрали поболее прошлогодняго. Особенно много родилось картофеля и в течение осенних месяцев он оказал большое подспорье хлебу: хлеб пекли почти все на ¹/₂ с картофелем; местами беднота кормилась одним картофелем, им же кормили и скот, и в Арзамасском уезде, нужно воздать благодарение Богу, не только не было примеров смерти от голода, а даже не прибегали к подмешиванию в хлеб лебеды и др. суррогатов, кроме картофеля. Мука была 1р. 80к. пуд, овес 4р. 20к. четвер.

20 декабря скончался протоиерей Введенской церкви, бывший законоучителем уезднаго, а потом городского училища более 30 лет, Иоанн Петрович Лавров, 66 лет, пользовавшийся безпредельной любовью своих учеников; человек необыкновенно добрый и сердечно относившийся к своему делу. Протоиерей Ив. Петр. Лавров по окончании курса Нижегор. Духов. Семинарии со степенью студента определен во священника арзамасской Троицкой церкви в 1846 г. В 1860 г. переведен в Воскресенский собор, а в 1863 г. в Введенскую церковь. Имел награды: набедренник, скуфью, камилавку, крест за войну 1853–1856 г.г. золотой наперсный крест, орден св. Анны 3-й и 2-й степени и в мае 1884 г. возведен в сан протоиерея. Погребен на Всехсвятском кладбище, где над могилою его поставлен мраморный памятник.

В конце этого года и в начале следующаго в Арзамасе как и в других местах России на первом плане была борьба с народным бедствием, голодом. Благодаря Бога и Государя а также и почти всех истинно добрых людей, бедствие это прошло без тех ужасных последствий, которых можно было ожидать.

1892 год.

26 января открыт городской ломбард на капитал 10 000р., пожертвованный И. С. Белоусовым.

23 апреля два пожара в один день: в 2 часа дня в Красном селе, сгорело 50 двор. до тла, 2 человека сгорели и 2 сильно обожжены. Сгорело 6 лошадей. При сильном ветре пожар распространился в ¹/₄ часа по всем простр.; в 6 часов в Арзамасе, в Прогонной улице загорелось у евреев Балтийских и Белиной, сгорело 8 домов и 1 разломан. Пожар угрожал Алексеевской общине и каким-то чудом спасся дом Мерлушкиных.

В этом же году вступил в управление Спасским монастырем архимандрит Алексий, в мире Александр Петрович Соболев, священник Нижегородской Покровской церкви, в короткое время заслуживший любовь арзамасцев в особенности своими проповедями. Пребывание его в Арзамасе было весьма непродолжительно, на следующий же год он вызван был в С.-Петербург, на череду служения и вскоре возведен в сан епископа Сарапускаго. Вторично он возвратился в Арзамас в 1906 году, на покой, с управлением Спасским монастырем.

В июле этого года, когда уже видимы были хорошие результаты урожая и можно было с уверенностью сказать, что голодные годы миновали, а народ уже повеселел и, стыдно сказать, даже забылся и принялся пьянствовать, появились слухи о новой беде: в Поволжье, даже в Нижнем, появилась холера и собирала свои жертвы. Молодое поколение еще не знало этого бедствия, да и старики уже почти забыли его, потому что холера не посещала наши места уже 20 лет. Начались санитарныя меры, очистка города, постройка бараков. Гласный городской думы купец Алексей Алексеевич Жевакин первый предложил обществу прежде всего помолиться Господу Богу и выразил мнение, что следовало бы с подобающей честию взять из Слободы Выездной икону Смоленской Божией Матери, которая и первоначально была принесена в наши места во время морового поветрия. Все гласные единодушно приняли этот совет и поспешили с ходатайством об исполнении этого благого намерения.

13 июля в 3 часа дня из Арзамасскаго собора отправился крестный ход в приход. церковь Слободы Выездной, где, после краткаго молебствия, первенствующий протоиерей, взяв св. икону, в свои руки, нес ее, высоко подняв, до самаго собора. В 7 час. вечера началось всенощное бдение и во всю ночь в соборе молился народ. 14-го совершен крестный ход вокруг города. Божией милостью холеры в Арзамасе не было ни в этом, ни в следующих 1893 и 1894 г.г., хотя в уезде напр.: в с. Шатках и дер. Туманове и было много смертных случаев.

1893 год.

24 февраля. Собранием думы постановлено открыть новую аптеку, купив у Лебедева.

Весна в этом году началась рано: 7 марта сделалось необыкновенно тепло, снег рухнул, разлились реки. Торговые люди понесли большие убытки вследствие того, что товары шедшие с ярмарок Ирбитской и Симбирской завесновали на пути. 14 марта начались вновь сильные морозы. В конце марта было второе разлитие рек. 8-го апреля опять выпал снег и стояли сильные морозы, Теша стала. В уезде замерзло два человека, из них один был совершенно трезвый и здоровый. 21 апреля был третий разлив Теши, в день Преполовения все острова были покрыты водой: зрелище невиданное в этот праздник, во время крестнаго хода.

29 марта скончался на ст. Лозовой и 12 апреля погребен на Тихвинском кладбище в Арзамасе Ив. Ив. Потехин, бывший городским головой около 6 лет, употреблявший все жалованье и прибавлявший своих денег на благоустройство города.

Урожай в этом году в Арзамасск. уезде был хороший, но в течении лета, было чрезвычайно много насекомых: червей, гусениц и кобылки, поедавших частию хлеба, частию траву, особливо сорную, а в лесах было множество червей, непарных шелкопрядов, так, что леса стояли во все лето голые, особенно поражал вид вековой рощи, около Высокогорской пустыни, где черви съедали все листья и всю траву, но монастырский сад, стараниями монахов удалось спасти.

В этом же году протоиерей Арзамасской Ильинской церкви и законоучитель Ильинскаго училища Андрей Ефремович Ястребский пострижен в монашество под именем Макария и определен управлять Нижегородским Благовещенским монастырем, в сане архимандрита.

21 ноября. В селе Большом Терешеве происходило трогательное прощание служившаго там 34 года протоиерея Феодора Счастнева с прихожанами, поднесшими ему дорогой наперсный крест. О. Феодор в скором времени был пострижен в монашество под именем Евфимия и назначен архимандритом в Арзамасский Спасский монастырь. Через 3 года, 17 ноября 1896 г. о. Евфимий хиротонисан во епископа Новгород-Северскаго.

1894 год.

В сентябре этого года открыта подписка на учреждение вольной пожарной дружины. 1-й сбор, молебен и парад были 13 мая 1896 г., а на другой день, в самый достопамятный день Коронования Государя Императора Николая II-го, все дружинники снова участвовали в параде, работники в красных, а охранители в синих фуражках. Устав утвержден 21 июля 1896 г., а официальное открытие последовало 10 марта 1897 г. В 1900 г. открыта школа для обучения духовной музыке и образовался при дружине оркестр.

В октябре 1894 г. в г. Арзамасе было 9 училищ, в уезде 48.

24 декабря. Скончался архиепископ Макарий (Миролюбов), на 78 г., весьма любивший Арзамас.

1895 год.

4 января. Скончался в Нижнем Новгороде Александр Ив. Раевский, инспектор народных училищ на 77 г. Он с марта 1859 г. по сентябрь 1869 г. состоял смотрителем Арзамасскаго уезднаго училища и много способствовал распространению просвещения в Арзамасе. По его совету многие окончившие курс ученики Арзамасскаго уезднаго училища продолжали ученье в средних и высших учебных заведениях.

9 мая. Скончался купец Ив. Ив. Зайцевский. Личность своеобразно замечательная: сын воронежца, поселившагося в Арзамасе и женившагося на дочери арзамасскаго купца-старожила Корнилова. Рано лишился отца, служил приказчиком у разных мехоторговцев, в молодости отличался удалью: никто, как он, с таким безстрашием, не щадя своей жизни, не решался залезать в пасхальную ночь на верхушки колоколен, чтобы разукрасить кресты плошками и фонарями, никто так не бросался в огонь на пожарах, первенствовал он и на кулачных боях, собиравшихся зимою на льду р. Теши. В торговом деле он также отличался ловкостью, особенно когда служил у Белоусова. Здесь его заметили москвичи Сорокоумовские и, переманив от Белоусова, поставили во главе своего арзамасскаго дела. Впоследствии он вел свое довольно большое меховое дело и оставил значительный капитал, который жена его, Анна Кирилловна, завещала большею частию на дела благотворительности.

21 июня. В 222-ю годовщину по кончине благодетеля г. Арзамаса боярина Феодора Михайловича Ртищева, арзамасцы в 1-й раз почтили его память заупокойной литургией в соборе и торжественной панихидой на площади.

В ночь на 22 июля сгорело в Выездной Слободе большое заведение Чукмалдина и Жевакиной, а в ночь на 27 июля еще две кошомных фабрики, принадлежавших Вязововым. Жители Выездной, напуганные этими пожарами сделали постановление не допускать в селе устройство кошомных заведений. Вследствие этого все кошомное дело перешло в Арзамас.

В этом году площадь Арзамасскаго уезда занимала 344 490 десятин или 3307 квадр. верст. Жителей было 139 500 человек, в том числе 27 000 мордвы. Фабрик и заводов было в городе 21, при 257 ч. рабочих и сумме производства в 211 300р. а в уезде 12, при 3320 рабочих и сумма производства 3 205 400.

В этом же году отремонтирована и украшена живописью внутренность верхняго холоднаго храма во Введенской церкви, стараниями старосты купца Ефима Громова.

1 октября. Открыто в Арзамасе общество любителей церковнаго пения, существовавшее около 2-х лет.

1896 год.

Зима была не особенно холодная, но без оттепели; снегов в Арзамас. уезде было довольно. В марте начало таять, но очень медленно. По ночам были сильные морозы. На страстной 21 и 22 марта выпало очень много снега, котораго местами навалило сугробами в 2 арш. вышины. Буран был очень сильный, особенно в ночь на 22-е т. е. в Великую Пятницу. 24 марта в первый день Пасхи был мороз более 20° так, что похоже было скорее на Рождество или на Крещенье. Санный путь стоял до 10 апреля.5-го отправляли еще товар на санях в Нижний и довезли благополучно. Река Теша вскрылась 10 апреля, 13-го был полный разлив, а речка Шамка в этот день затопила восточныя улицы нижней части города. С этого же времени наступила теплая погода. Около 20 апреля в уезде местами прошли хорошие дожди, но в городе дождя очень долго не было.

14 мая Свящ. Коронование Императора Николая II. В память сего постановлено открыть в Арзамасе безплатную народную библиотеку, на которую опред. выдавать 160р. в год при безплатном помещении.

Лето 1896 г. было обильно дождями. Необычайный большой урожай ягод, особенно земляники. В конце июня и начале июля были большие, почти безпрерывные, дожди, от которых рожь повалилась и налив ея, а также и яровых хлебов, которые изнежились и переросли в солому, оказался тощим. На овсы, местами, пала ржа. Вследствие всего этого, хотя хлеба и уродилось в окрестностях Арзамаса много, но он был сыр, тощь и легковесен.

В сентябре погода стояла ясная и жаркая (19-го было в тени 35°). Цены на хлеба были в Арзамасе: рожь 2р. 80к. четверть: ржаная мука 35–40к. пуд. Овес от 1 до 2р. четверть. Семя льняное от 65 до 80к. мера, конопляное 60к. Греча 2р. 50к. четверть и до 3р.

Осень была необыкновенно ветренная и сухая, до 22 октября не было ни дождей, ни грязи. 22 октября, после нескольких туманных дней в 9 час. утра пошел сильный дождь, продолжавшийся 1 ¹/₂ суток. В ночи на 24 окт. выпал первый снег и поехали на санях. Хотя в следующие дни и было тепло, но снег совершенно не стаял, а в ночь на 1 ноября выпал снег глубиною более аршина, вследствие чего зима окончательно установилась. В течении ноября и декабря зима отличалась суровостью; были то сильные ветра, то морозы, то выпадал глубокий снег.

С ноября цены на все хлеба повысились: рожь дошла до Зр. 40к. четверть; овес до 2р. 30к; ржаная мука до 42к.; семя конопляное до 6р. Свинину покупали в Арзамасе 1р. 60к. и до 2р. и продавали в Москве с пользою до 30 %. Вообще все товары за осень повысились в цене и принесли пользу.

В сентябре, скончался пот. почетный гражданин Сергей Николаевич Бебешин, оставивший по себе память, как попечитель богадельни, староста Благовещенской церкви и деятельный гласный думы.

4 ноября скончался заштатный протоиерей Владимир. церкви Иов Григорьевич Авситидийский, уроженец г. Арзамаса сын диакона той же церкви, священствовавший при этой церкви 48 лет, 86 лет.

17 ноября в С.-Петербурге совершена хиротония архимандрита Спасскаго монастыря Евфимия (Счастнева) во епископа Новгород-Северскаго, викария Черниговской епархии. 1 ¹/₂ года пред тем он провел в С.-Петербурге на чреде служения.

8 декабря по 10. Преосвященный Евфимий в последний раз посетил Спасский монастырь, пред отъездом к месту своего служения.

Вскоре по отъезде его прибыл в Спасский монастырь новый архимандрит Василий, бывший до того времени ректором Вологодской духовной семинарии, а еще ранее священником в селе Чернухе, Арзамасск. уезда, где его усердием положено основание новаго каменною храма.

28 декабря вечером случился провал на дворе Иконниковой и пустопорожнем месте Жевакиных близ Ново-Московской улицы на том месте, где лет 90 ранее было русло р. Сороки. Диаметр провала 7 сажен, глубина 7 аршин.

Осенью этого года обществом Московско-Казанской ж.д. производились изследования для проведения чрез Арзамасский уезд железной дороги от Ниж. Новг. до одной из станций Московской-Казанской ж. дороги.

Составлено было много проэктов и вариантов. По одному из них предполагалось станцию Арзамас, устроить на земле с. Выездной Слободы, версты за 1 ¹/₂ на юг от города, по другому версты за 4 на север от города, на Соловейке. Наконец принят был вариант инженера Гопиуса, по которому станция и построена на настоящем ея месте, на горе, близ р. Теши и кожевенных заводов.

1897 год.

Весна в этом году была не особенно дружная. Несмотря на обилие снега, разлив весенней воды был не особенно большой. Река Теша вскрылась 23 марта. Дождей с начала весны и до половины июня было очень мало, а жары стояли сильные, озимые хлеба частью вымокли во время таяния снега, а во время жаров не имели хорошаго роста, зажелтели и стали присыхать, яровые посеянные в сухую землю всходили очень медленно и были очень тощи. Цены на хлеб в мае месяце сильно поднялись. Ржаная мука в один Никольский базар с 43к. поднялась до 55к. за пуд. Овес бывший в одной цене более 5 месяцев в конце мая от 2–2р.25к. дошел до 2р. 80к. и Зр. за четверть.

В этом году вырыт новый пруд близ духовнаго училища, стоивший более 900 рублей.

9 мая. Около полудня страшный пожар опустошил с. Чернуху. Сгорели 475 домов, деревянная церковь, построенная в 1765 г. новая каменная сильно пострадала. Также сгорели волостное правление со всеми делами и училище. Сгорел старик 85 лет. Большинство жителей было тогда в Арзамасе на ярмарке.

7 августа. Произведена закладка новаго здания для духовнаго училища в Сальниковой улице. Закладка произведена весьма торжественно. После литургии, совершенной в ближайшей церкви Спаса Нерукотвореннаго Образа архимандритом Спасскаго монастыря Василием, на место закладки совершен был крестный ход, в котором приняли участие 23 священника.

В тот же день, чрез несколько часов, произошел опустошительный пожар в Красном селе, истребивший около 200 домов и много разных мастерских для обработки шерсти.

28 сентября. Открыта безплатная народная библиотека-читальня, учрежденная по постановлению думы в память бракосочетания Государя Императора Николая II. Библиотека открыта при Кирилло-Мефодиевском приходском училище.

8 октября состоялось открытие церковно-приходской второклассной женской школы для приготовления учительниц в сельския школы грамоты и церковно-приходския школы. Для этой школы куплен и приспособлен дом Ермолова, близ Алексеевской общины.

В ночь на 7 ноября в Алексеевской общине сгорел почти новый деревянный трех этажный корпус от поджога, сделанною из мести исключенной из общины послушницею Анной Валовой.

Снег выпал 23 октября, но пути хорошаго не было до 9 ноября.

Вследствие недорода хлеба и сена, осенью этого года было крестьянами арзамасскаго уезда распродано чрезвычайно много рогатаго скота. Цены на мяса в Арзамасе были дешевле всех других местностей, именно говяжьи переды от 85к. за пуд. Стягами от 1р. до 2р. и лучшие зада недороже 2р.40к. Свинина от 1р.40к. до 2р.40к. за пуд. Кожи выходило на горе от 500 до 700 шт. каждый базар.

В декабре. Указом св. Синода Алексеевская община переименована в первоклассный общежительный монастырь, с наименованием, как было при основании ея: «Новодевичий Алексия человека Божия монастырь.» Так Господь не допустил запустеть св. месту и монастырь обновился чрез 133 года по упразднении его.

1898 год.

3 января. В Алексеевском монастыре, в церкви при торжественной обстановке единогласно, хотя и закрытой баллотировкой, бывшая начальница общины монахиня Евгения избрана в игумении.

2 июня. Вследствие пятнадцатидневной, засухи, по ходатайству городского управления после Божественной литургии всем городским духовенством совершен был крестный ход из собора на площадь и здесь совершено молебствие о ниспослании дождя, с троекратным коленопреклонением и освящением воды. Чрез 1 ¹/₂ часа по окончании молебствия Бог даровал сильный дождь, не только на городской Арзамасской земле, а даже в ближайших селениях Кирилловке, Березовке и Ямской Слободе дождя не было. В следующие дни пошли дожди и в окрестностях города и освежили растительность, которая начала было сохнуть от жаров.

29 июня. Совершилось в Арзамасе великое церковное торжество: Алексеевская община преобразована в первоклассный монастырь. На торжество нарочито прибыл епископ Владимир II, совершены были торжественныя богослужения и крестный ход вокруг всего квартала, в котором расположен монастырь. Так увенчались труды и подвиги многочисленных подвижниц общины и Господь не только не допустил запустеть святому месту, но и воспрославил его большею славою. Алексеевский монастырь является теперь одним из самых многолюдных и благоустроенных монастырей в России, но должно помнить, что к созиданию и славе его более всего послужили те подвижницы, которыя, живя в общине, даже не дерзали именоваться монахинями, хотя многия из них облечены были в схиму, но хранили это в тайне со Христом в Бозе, видящим тайное и воздающим явно.

8 августа скончался в Москве и погребен в тамошнем Алексеевском монастыре Арзамасский потомственный почетный гражданин Иван Дмитриевич Попов. В этой книге мы много говорили о его предке Сергее Ивановиче, о деде Иване Герасимовиче и частию о отце Дмитрии Ивановиче. Пять поколений их семьи вели в Арзамасе обширныя торговыя дела, около которых кормились сотни семей. Поповы принимали деятельное участие и в делах общественных. Семья их в конце XIX столетия считалась первою в Арзамасе. Сам Ив. Дм. некоторое время был директором банка. Будучи человеком весьма осторожным и видя, что все торговыя дела в Арзамасе захудали и приносили более убытков, чем барышей, он постепенно уменьшал свои торговыя дела и наконец уехал жить в Москву с миллионным состоянием… Это было для Арзамаса большой утратой. Дом Поповых продан за безценок Будылиным и ныне производит удручающее впечатление своим запущенным состоянием. Супругой И. Д. Попова пожертвовано 5000р. на устройство в Арзамасской богадельне 5-ти кроватей его имени, предназначенных для лиц, занимавшихся торговлею.

1899 год.

28 августа в Нижнем Новгороде скончался архимандрит Благовещенскаго монастыря Макарий, в мире Андрей Ефремович Ястребский, бывший с 1853 по 1893 год (40 лет) священником Арзамасской Ильинской церкви, а потом протоиереем и 32 года законоучителем Ильинскаго приходскаго училища. Он был знаток, любитель и преподаватель церковнаго пения. Под руководством его научились пению многие арзамасские певцы, сделавшиеся впоследствии весьма известными.

1900 год.

30 мая освящена в Арзамасской Общественной Богадельне церковь во имя святых Иоанна Многострадальнаго и Димитрия Селунскаго. Честь устроения этого храма всецело принадлежит тогдашнему попечителю богадельни, купцу Павлу Пафнутьевичу Никитину.

В истории Арзамаса это событие является символическим знамением его воскресения, первым отрадным явлением после дней всеобщаго упадка.

11 августа к новой железно-дорожной станции «Арзамас» по вновь только что настланному и скрепленному рельсовому пути пришел первый локомотив с несколькими товарными вагонами.

XXVII Арзамас во дни упадка (1885–1900 г.г.)

Пятнадцатилетний, промежуток времени с 1885 г. по 1900 г. по справедливости можно назвать «Арзамасским лихолетьем». Пишущему эти строки лично пришлось перенести все невзгоды этого времени и воспоминания о них еще свежо в памяти всех арзамасцев.　

От славнаго прошлаго Арзамаса за это время не осталось почти ничего, кроме благолепия арзамасских святых церквей. В старинных сказках есть разсказы, как жители городов поголовно засыпали богатырским сном, а города их зарастали дремучими лесами… То говорится в сказках, а с нашим родным Арзамасом совершилось нечто подобное наяву, в конце XIX века. Жители его хотя и не заснули, но заснула всякая жизнь и деятельность; дремучими лесами город не зарос, напротив даже окружавшие его леса сильно поредели, а перелески и орешники исчезли, но зато опустели и поросли быльем все сходившиеся в Арзамасе тракты. Незачем стало ездить в Арзамас и иногородним людям… Дошло до того, что появление на базаре или в Гостинном ряду приезжаго человека становилось событием, все на перерыв спрашивали друг друга: «кто это такой? откуда? зачем приехал?…»　

Неговоря уже о отживших свой век кожевенных заводах, сильно сократилось меховое производство: почти вся деятельность арзамасских меховщиков в это время ограничивалась кошкой и серой зайчиной, которая в то время была очень дешева. Ее покупали от 2к. за штуку, меха заячьи продавались то же очень дешево. Одним словом только кормились, а деньги не наживали. Кошомное дело также расшаталось, потому что шерсть стала дорога и пошла за границу, а кошомныя заведения поразвелись и в других городах кроме Арзамаса.　

При оскудении заработков, сократилась и местная торговля, в Гостинном ряду более 20-ти лавок стояли пустыя, в Мучном ряду также около 10 лавок ни кем не были заарендованы. Лавочная торговля шла самым плачевным образом. Местные торговцы беднели, разорялись и сходили со сцены. Новых отраслей торговли и промышленности за это время не возникало. Многие природные арзамасцы, в поисках за куском хлеба, разъехались по другим городам и остались там навсегда. Именитыя купеческия фамилии одне пресеклись, другия обнищали, третьи выехали из Арзамаса или в молодом поколении превратились в чиновников разных ведомств. Особенно грустна была судьба мальчиков из небогатых мещанских семей… Лет с семи — восьми им старшие уже начинали говорить: «вот выучишься грамоте, отдадим тебя на чужую сторону». Слова оправдывались на деле. Не успеет мальчик окончить городское училище, лет 12-ти, пока не перерос, везут его на Нижегородскую ярмарку, мать или тетка ходит с ним там по номерам и предлагает каждому встречному: «не надо-ли вам мальчика?» И отдавали мальчиков куда попало: некогда было разбирать, к хорошему человеку или нет, к солидной фирме или к эксплоататору… Появился даже особый тип ловких посредниц в этом деле, из торговок-ботиночниц, преимущественно старых дев, которыя, обивая пороги номеров с ботинками, в то же время разузнавали и о том, не надо-ли кому мальчика в отвоз. С родителей их они брали за наход места определенное вознаграждение. А увозили из Арзамаса ежегодно не менее полусотни таких мальчиков, из них возвращались в Арзамас только уже ни к чему неспособные или совершенно испорченные, большинство же так и остались на чужой стороне. И куда только не забросила судьба этих юных арзамасцев? Много их есть во всех городах Сибири, по всему Кавказу, во всех поволжских городах, в Украине, на берегах Черного моря и во всех больших городах России, не говоря уже о столицах. И в этой массе вырванных с корнем из родной земли молодых людей очень мало было таких счастливцев, которых бы чужая сторона обогатила и выдвинула на вид, большинство дослужилось до приказчиков и на том остановились… Наиболее добросовестные из них присылали своим родителям на прокормление, но находились и такие, что забывали и родителей с их арзамасской нуждой.　

О том, чтобы молодые современные нам арзамасцы, живущие в добре на чужой стороне, и присылали что-нибудь на общую пользу своего родного города, к сожалению почти не приходилось слышать… Ремесла в Арзамасе также отчасти сократились, отчасти же огрубели. Многие хорошие ремесленники также разъехались по чужим местам. Даже женския рукоделия перестали давать приличный заработок. Ботинки вышли из моды: на вязание их в последнее время зарабатывали по 5к. в день. В шутку говорили, что арзамасския ботиночницы зарабатывают только себе на табак… А курение женщинами табаку в эти годы, особенно среди небогатаго класса, сделалось поголовным…　

При скудной наживе арзамасцам было уже не до построек: за эти лихие годы в Арзамасе не выстроено ни одного хорошаго дома: не было видов для чего бы их строить, а у бедных людей, живущих изо дня в день и старые домишки ветшали и рушились. По крайней нужде большие старинные дома перебирали и делали из них маленькие. Число домов в городе сильно сократилось. Идешь, бывало, по улице и видишь: не давно был тут дом, а теперь забор, или было рядом два дома, а теперь на их месте — один… В ширь город не прибывал, а на окраинах целыя слободки, например Бутырки опустели… На дворы к мещанам, бывало, хоть не заходи: то покривилось, другое вовсе развалилось, третье сами хозяева разбирают на дрова.　

Внешнему разрушению соответствовала и бедная внутренняя обстановка. Недостаток заработка на все клал свой отпечаток. Той привольной жизни и свидетельствующей о довольстве обстановки, какую приходилось автору видеть например в Сибири или в Пермской губернии, здесь и в помине не было. Только в одежде арзамасцы обоего пола продолжали тянуться за модой, все свои заработанныя деньжонки употребляли на щегольство и внешний блеск, стараясь этим как-бы обмануть друг друга… При недостатках средств все, что оставалось ценнаго после предков, пошло на продажу: старинные жемчуги, золотыя вещи, национальные костюмы, столовое серебро… все это сошло с рук. Некоторые по истине несчастные люди разстались даже с благословением предков, продав богато украшенныя иконы.　

Достаточно привести такие факты: в торговавшем тогда в Арзамасе нижегородском часовом магазине Тихановскаго, не хватало выручки на покупку старинных вещей и деньги для этого выписывались из Нижняго. Один богатый житель Выездной Слободы вздумал купить старинный женский национальный костюм, но такового уже не нашлось во всей Выездной ни за какую цену, все уже было продано… Офени-вязниковцы, покупатели старинных вещей, то и дело ездили в Арзамас точно на ярмарку, покупали за безценок старинныя вещи и наживались…　

Материальному обнищанию соответствовало и умственное убожество: до XX столетия в Арзамасе не было средних учебных заведений. Все уже сознавали, что детей нужно учить, но где? Вот вопрос перед которым глубоко задумывались отцы и матери. Для мальчиков было только переполненное учащимися городское училище, а для девочек прогимназия. При арзамасских доходах того времени и при сообщении с Нижним на лошадях не легко было отдавать в Нижегородскую гимназию или реальное училище 12-ти летних малышей. Перспектива оставить их в Нижнем на квартире, у кого пришлось, тоже наводило родителей на глубокое раздумье. Приходилось или оставлять детей вовсе без образования или, выбиваясь из сил, учить их наукам, с громадным риском, что пока еще они не окончат ученье, дурная среда собьет их с пути истиннаго. Подобныя опасения не редко оправдывались… Через несколько лет пребывания на чужой стороне, в среде вольнодумцев и безбожников арзамасская молодежь возвращалась домой со взглядами совершенно противоположными убеждениям их родителей и заветам благочестивых предков.　

Но, слава Богу, арзамасское лихолетье было непродолжительно: с началом двадцатаго столетия пришел ему конец.　

В эти лишь только описанныя дни всеобщаго упадка только святые храмы арзамасские остались в той же неувядаемой красе, в которой были они в золотом и серебряном веках. Как непоколебимыя твердыни, одни только они сохранили на себе отпечаток прежняго величия. Находились люди, которые поддерживали и украшали их.

Если уже арзамасцы не строили новых церквей, то слава Богу, не давали не только запустеть или разрушиться, а даже оставаться без ремонта церквам уже существовавшим.　

И чудное предзнаменование! В самом начале новаго более спокойнаго периода арзамасской жизни, совершенно для всех неожиданно Бог утешил арзамасцев созданием новаго святого храма! В 1900 г. освящена домовая церковь при арзамасской городской богадельне, во имя св. Иоанна Многострадальнаго.　

Много выстрадали арзамасцы в конце XIX столетия, но повторим еще раз: «Слава Богу: арзамасское лихолетье кончилось».

XXVIII Важнейшия события, совершившияся в Арзамасе в течении перваго десятилетия XX века

1901 год.

25 апреля. Вследствие преобразования Екатерининской женской прогимназии в гимназию, произведена закладка каменнаго для нея здания, рядом с уже существовавшим деревянным, на углу Сальниковой улицы.

31 мая скончался протоиерей Иоанн Дмитриевич Страгородский, 94 лет, священствовавший 72 года, в том числе при приходской церкви с. Собакина, арзамасскаго уезда, 23 года, в Алексеевской Общине 16 лет и при Воскресенском соборе 32 года. 30 лет был благочинным, при чем, кроме церквей г. Арзамаса в ведении его находилось еще 17 сельских церквей. Епархиальным начальством вверяемы были ему весьма важныя поручения, например: в 1885 г. следствие о прославлении и чудесах Понетаевской иконы Знамения Пресвятыя Богородицы. И имел все награды до палицы и золотою кабинетскаго креста включительно. Погребен в Алексеевском монастыре.

5 сентября открылось правильное пассажирское движение по железной дороге от Арзамаса до Темирязева.

12 сентября прибыл в Арзамас по железной дороге Епископ Назарий.

22 декабря открылось движение по железной дороге до Нижняю Новгорода.

1902 год.

23 сентября освящено новое здание женской гимназии.

1903 год.

Год этот был один из самых достопамятных в истории Арзамаса. Все важнейшия события этою года имели отношение к прославлению преподобнаго Серафима, Саровскаго чудотворца.

10 января проехал через Арзамас Московский митрополит Владимир в Саров, для освидетельствования св. мощей преподобнаго Серафима.

23 марта открыто Арзамасское Александро-Невское Общество хоругвеносцев.

С конца зимы и во все лето до глубокой осени через Арзамас проследовали десятки тысяч богомольцев, направлявшихся в Саров; ко дню открытия св. мощей число богомольцев достигло громадных размеров.

С 5 июля пребывали в Арзамасе епископ Назарий и Нижегородский губернатор.

14 июля отправилась в Саров, сопровождаемая крестным ходом, депутация Общества Хоругвеносцев, принесшая в дар Саровской обители драгоценный напрестольный крест, для возложения на раку мощей преп. Серафима.

17 июля чрез Арзамас проследовали в Саров на светлое торжество открытия св. мощей преподобнаго Серафима Государь Император Николай II, Государыни Императрицы Александра Феодоровна и Мария Феодоровна, Великие Князья и Великия Княгини. Императорский поезд железной дороги остановился в виду г. Арзамаса близ Выездновской напольной церкви, у нарочито устроеннаго и великолепно украшеннаго царскаго павильона. Здесь Их Императорских Величеств встретили многочисленныя депутации, в том числе от г. Арзамаса и Арзамасскаго уезднаго земства, поднесшия Их Величествам хлеб-соль. Стечение народа при встрече Их Величеств было громадное, никогда в пределах Арзамаса небывалое, полагают, что около места встречи было не менее 50 000 человек. Настроение народа было восторженное. Забыто было все на свете: у всех в уме только и было светлое торжество св. Церкви, а в сердцах радость о прибытии Государя и молитвенном с ним общении.

19 июля совершллос в Сарове светлое…

???

… прикосновенном виде. Тогда же окрашены полы во всем храме. Работы продолжались все лето, так-что в этом году для богослужения в холодный собор вовсе не переходили. Стоимость всех этих работ превышала 1500 рублей.

Всего же в течении десяти лет (1900–1910) сим старостой употреблено на ремонт и приобретено имущества на сумму около 16 000р., не считая церковной утвари, пожертвованной за это время разными лицами.

1910 год.

23 января освящен домовой храм во имя пр. Сергия Радонежскаго и св. велико-мученника Димитрия Селунского при духовном училище. Устройством этого храма училище обязано главным образом жертве купца Димитрия Андреевича Сурина, сделанной им еще в 1902 году.

В течении лета этого года теплый собор почти заново перестроен вновь избранным старостою Д. А. Суриным. На его собственный счет устроено водяное отопление, новыя рамы во всех окнах, расписаны стены и заново вызолочен иконостас.

Заканчивая этим историю Арзамаса, автор должен сказать, что чувство уважения к согражданам внушило ему перечислить только самыя выдающияся события последних 10 лет и не входит в оценку чьей-либо деятельности. Что Арзамас за эти десять лет действительно ожил, на виду у всех. Что ему нужно в будущем, также всем известно.

Дай Бог, чтобы примеры прошлаго руководили арзамасцев в будущем, добрые заветы предков наших не забывались, ошибок их мы научились бы избегать. Православие до скончания века да сияет в Арзамасе и под сению величественных святых храмов арзамасских да процветает благочестие. Аминь!

Об авторе

Николая Михайловича Щеголькова можно по праву назвать одним из самых известных и почитаемых жителей г. Арзамаса. Созданные им многочисленные труды по истории города являются неотъемлемыми источниками информации для исследователей и краеведов. Его патриотическая и духовно-нравственная деятельность во благо родного города не осталась незамеченной для последующих поколений жителей г. Арзамаса. Подтверждением этому служат не только книги Н. М. Щеголькова, но и различные факты из его жизни, встречающиеся на страницах архивных документов фондов местного самоуправления и различных общественных, в основном благотворительных, организаций.

Точная дата рождения Н. М. Щеголькова — 17 апреля 1856 года по старому стилю (29 апреля 1856 года по григорианскому календарю). Подтверждается этот факт, во-первых, посемейным списком жителей г. Арзамаса, составленным в 1874 году, а также ревизской сказкой г. Арзамаса от 23 ноября 1857 года (здесь и далее даты указаны по старому стилю). В этом документе представлена купеческая семья, в которой родился Николай (на тот момент ему был 1 год и 7 месяцев), следующим образом: глава семьи — 57-летняя вдова Александра Ивановна Щеголькова (бабушка известного краеведа) и ее сыновья — Иван, Михаил и Василий. Отцу Н. М. Щеголькова, Михаилу Федоровичу Щеголькову — 34 года, его жене Глафире Сергеевне — 26 лет. В ревизской сказке от 21 июня 1850 года, кроме трех братьев, указана также их 22-летняя сестра Анна, которая в 1855 году вышла замуж за арзамасского купца Андрея Ивановича Сурина. Бабушка Н. М. Щеголькова, Александра Ивановна, рано овдовела — ее муж Федор Семенович Щегольков (дед Н. М. Щеголькова) умер в возрасте 35 лет в 1831 году, помощь в воспитании племянников оказывал его младший брат Семен Семенович Щегольков. В списке цеховых мещан и рабочих людей, составленном Арзамасской городской Думой в 1836 году, он записан с племянниками Иваном, Михаилом и Василием Федоровичами. В ревизской сказке 1850 года указано, что семья Н. М. Щеголькова перешла из арзамасского мещанства в купечество в 1845 году. Записью, сделанной 28декабря 1849 года в книге Арзамасской городской Думы о выдаче торговых свидетельств купцам, удостоверяется об оплате всех взносов и зачислении вдовы Александры Ивановны с сыновьями и дочерью к третьей купеческой гильдии.

Бракосочетание родителей Н. М. Щеголькова было совершено во Владимирской церкви г. Арзамаса. В брачном обыске от 14 мая 1852 года значится купеческий сын Михаил Федорович Щегольков (31 год) и дочь умершего арзамасского купца Глафира Сергеевна Скоблина (21 год), при этом отмечается, что ранее они оба относились к приходу Благовещенской церкви. Мать Н. М. Щеголькова умерла, когда ему было 19 лет — 05 декабря 1875 года. Его отец прожил 72 года и умер 19 июля 1895 года. Через пять лет после его смерти, 13 сентября 1900 года, Н. М. Щегольков закончил труд под названием «Материалы к истории Арзамасской Владимирской церкви, собранные прихожанином ея Николаем Щегольковым». В нем он подробно описал местоположение, строительство церкви, представил малоизвестные исторические сведения о причте и деятельности церковных старост, в числе которых с 1855 по 1860 годы и с 1883 по 1892 годы значился и его отец М. Ф. Щегольков. Уважение и глубокая почтительность к отцу выражена Н. М. Щегольковым в следующих строках: «…выросший в сиротстве и бедности, но воспитанный в духе православной веры и истинного благочестия, он видел промысел Божий во всех случаях своей многотрудной жизни и всякое проявление милости Божией в семейных обстоятельствах и торговых делах своих старался ознаменовать каким-либо приношением храму Божию. Поэтому, хотя его пожертвования не отличались такой ценностью, как жертвы Фадеевых и Скоблиных, но усердие и их количество были очень велики…». Подтверждением этих слов служит и тот факт, что 16 июля 1891 года Михаил Федорович был награжден «за усердие» золотой медалью для ношения на шее на Станиславской ленте.

Участие в организации храмопопечения Владимирской церкви требовало немалых затрат. Основной же доход М. Ф. Щеголькова складывался за счет торговли мехами. В книге «Исторические сведения о городе Арзамасе» Н. М. Щегольков писал, что его отец занимался торговлей табаком до 1894 года. В течении 15 лет он проводил по четыре месяца в год в Малороссии, покупая табак для себя и для других, пока табак не был обложен правительственной бандеролью и стал продаваться в виде махорки. Дело в том, что во второй половине XIX века, из г. Арзамаса широко велась торговля мехами, которые направлялись на территорию Украины. Купцам было не выгодно отправлять обратно домой пустые обозы — это грозило им разорением. Поэтому они были вынуждены везти обратно хоть какие-нибудь товары, на первом месте среди которых был листовой табак, не переработанный на фабриках. Вероятно, именно из-за того, что торговля табаком перестала приносить прибыль, торговые дела семьи ухудшились. Как указано в посемейном списке жителей г. Арзамаса, отец Н. М. Щеголькова с 1895 года вновь стал относиться к арзамасскому мещанству. Соответственно сам Н. М. Щегольков во всех документах до 1909 года значится как арзамасский мещанин.

Немногочисленные сведения сохранились о военной службе и обучении арзамасского краеведа. В анкете на Н. М. Щеголькова, как члена Арзамасского комитета по снабжению армии Всероссийского Союза городов помощи больным и раненым воинам, составленной 12 января 1917 года, имеются сведения о его образовании: «окончил 1 курс Арзамасского уездного училища», и отношении к отбыванию воинской повинности: «ратник ополчения 2 разряда призыва 1877 года».

Николай Михайлович вступил в брак 01 октября 1884 года в возрасте 28 лет. Его жена, 17-летняя Вера Михайловна Бочарникова, была дочерью умершего купца из г. Зарайска Рязанской губернии. Из шести рожденных у них детей четверо умерли в младенчестве. В живых остались только Михаил, родившийся 06 августа 1889 года и Федор, родившийся 30 января 1891 года.

Первые публикации Н. М. Щеголькова были изданы в нижегородской политико-общественной и литературной газете «Волгарь». В книге «Летописец» арзамасского краеведа П. В. Еремеева приведены следующие произведения: «Чествование боярина Ф. М. Ртищева» (1895 год), «Посещение Поволжья императрицей Екатериной II в 1767 году (1896 год)», «Материалы к истории г. Арзамаса, собранные Н. Щегольковым. Гл. XIII, XIV, XV, XVI, XVII, XVIII» (1900–1901 годы). Публикации, посвященные истории г. Арзамаса и его жителям, печатались также в «Нижегородских епархиальных ведомостях» за 1901, 1902 и 1903 годы. В их число входят такие произведения, как «Достопамятные арзамасцы», «Воспоминания о посещениях города Арзамаса архипастырями» и др. Многие из них позднее издавались в качестве отдельных книг.

В 1903 году вышла книга «Арзамасский Николаевский общежительный женский монастырь. История и его описание». В ней Н. М. Щегольков писал, что в г. Арзамасе «…сияют две обители, носящие имена великих угодников Божиих: Святителя и Чудотворца Николая и Алексея Человека Божия…». Древнейшей же женской обителью в городе и во всей Нижегородской епархии является Николаевский монастырь, которому и была посвящена книга, составленная с благословения преосвященного Назария, епископа Нижегородского и Арзамасского, и по просьбе управлявшей в то время обителью игуменьи Евфросинии. Книга была выпущена перед торжеством открытия мощей преподобного Серафима Саровского в количестве 3200 экземпляров. Через 10 лет вышло второе издание книги, дополненное сведениями за последующее десятилетнее существование монастыря.

Из документов, содержащих сведения о жизни Н. М. Щеголькова, становится ясно, что он, как и его отец, был воспитан в духе православной веры. 23 марта 1903 года в Арзамасском Воскресенском соборе состоялось первое заседание созданного в г. Азамасе Александро-Невского общества хоругвеносцев. Изначально в обществе было записано 62 человека. Н. М. Щегольков был избран одним из трех членов правления, а также изъявил желание быть делопроизводителем общества. Согласно уставу, главной целью общества было «…служить благому делу усиления благолепия крестных ходов, совершаемых в г. Арзамасе… на средства общества в память особо важных отечественных и местных событий…». При этом общество существовало на взносы и пожертвования членов, которые исполняли свои обязанности безвозмездно.

Н. М. Щегольков вносил достаточно большие пожертвования и часто ездил по делам общества. 20 апреля 1908 года в г. Зарайске Рязанской губернии (ныне Московской области) он вместе с представителями различных арзамасских обществ принимал участие в мероприятиях по чествованию памяти 300 воинов — арзамасцев, павших в битве с поляками в 1608 году. По окончании крестного хода и панихиды Н. М. Щегольковым была произнесена речь, а около Благовещенской церкви рядом с курганом установлен хоругвь-памятник.

6 июня 1909 года он отправился в составе делегации от общества в г. Кашин, чтобы принять участие во всероссийском церковном торжестве в честь Святой Благоверной Великой княгини Анны Кашинской Чудотворицы, где в дар от г. Арзамаса был преподнесен напрестольный серебряный позолоченный крест, сделанный в г. Москве по заказу Н. М. Щеголькова.

В 1909 году вышла его книга «Арзамасский Воскресенский собор». О цели создания книги в предисловии автором указано: «…давно уже слышалось желание, как арзамасских граждан, так и путешественников, иметь описание сего собора. В удовлетворение такового благого желания, в предлагаемой книге изложены история собора и описание его в настоящем виде…». 17 июля 1909 года он положил на хранение в сберегательную кассу 300 рублей, при условии выдачи ему книжки на имя Арзамасского Воскресенского собора и выплаты процентов с этого неприкосновенного капитала церковному старосте собора с целью их дальнейшего употребления на ремонт и украшение храма. Действительно, в приходных книгах Воскресенского собора встречаются записи следующего содержания: «… поступило от продажи книги, составленной г. Щегольковым „Арзамасский Воскресенский собор“ и начислено… по книжке № 27434-й 27 рублей 5к.».

Самой неоценимой заслугой Н. М. Щеголькова перед городом и его жителями остается его главный труд — книга «Исторические сведения о городе Арзамасе», которая вышла в свет в 1911 году. Сведения для нее автор собирал более 40 лет. Как он писал, скорейшему ее напечатанию было две причины. Во-первых, «полнейшее незнание арзамасцами прошлого своего города» и, во-вторых, опасение, что, в случае смерти автора, собранные им сведения затеряются и не принесут никакой пользы. Единственной целью автора при написании книги, по его словам, было «…сохранить в памяти арзамасцев воспоминания о достопамятных событиях, совершившихся в их родном городе и его окрестностях, а также о лицах, послуживших в разное время к созиданию, украшению и прославлению г. Арзамаса, развитию и сохранению в нем просвещения и добрых нравов и способствовавших благосостоянию местного края своими трудами, предприимчивостью и благотворительностью…». Одной из особенностей книги является описание истории города как отражения фактов общей истории России. Другая ее особенность заключается в том, что представленные в ней события имеют тесную взаимосвязь с арзамасцами, которые жили и оставили значимый след в определенные периоды исторического развития города. По словам Н. М. Щеголькова, материалами для их биографиий и характеристики служили многочисленные рассказы их современников, родных и знакомых автора, а он, в свою очередь, «…старался по мере сил изображать достопамятных арзамасцев в истинном свете, беспристрастно…».

После выхода книги «Исторические сведения о городе Арзамасе», Н. М. Щегольков продолжал собирать материалы по истории города. В 1912 году вышли сочинения, посвященные Отечественной войне 1812 года: «Арзамас в Отечественную войну (настроения арзамасских жителей в 1812 году по рассказам современников)» и «1812 год. Подобно всей России». Увлечение историей родной страны и города, в частности, находило отражение и в деятельности краеведа. Самое значимое пожертвование в 15 рублей было внесено им в 1912 году на устройство ограды и памятника на могиле русских воинов — участников войны 1812 года, скончавшихся от ран и погребенных в г. Арзамасе. При этом деньги собирались только для пьедестала, поскольку чугунный крест с литым распятием были пожертвованы Н. М. Щегольковым. Но собранных средств оказалось недостаточно, поскольку далее в подписном листе указано, что «…краски и масло для ограды и крыши пожертвованы Николаем Щегольковым…», а в самом конце ведомости дописано «… Н. М. Щегольковым добавлено из своих средств 64р. 30 коп…».

Последним, опубликованным в 1913 году, произведением Н. М. Щеголькова стал «Исторический очерк учреждения и пятидесятилетнего существования Арзамасского городского общественного банка Подсосова и Заяшниковой». В нем автором подробно описана долгая история по учреждению городского банка, а затем его 50-летнее существование. В конце книги представлены биографические сведения об учредителях и директорах банка.

Сведения о трудовой деятельности Н. М. Щеголькова на благо родного города можно узнать из документа о личном составе Арзамасской городской Думы, избранном на четырехлетие с 1914 года, составленном арзамасским городским головой для нижегородского губернатора 11 ноября 1914 года. Арзамасский 58-летний купец Николай Михайлович Щегольков записан в нем в качестве гласного, каковым он являлся в периоды с 1904 по 1908 годы и с 1910 по 1914 годы. С 1904 года он занимал должность заступающего место городского головы, а с 1906 — члена оценочно-раскладочной комиссии. При этом за свою деятельность на всех вышеперечисленных должностях жалованья он не получал. Также в 1903 году он был избран членом Арзамасского городского по квартирному налогу присутствия, с 1904 года являлся одним из попечителей Арзамасского общественного дома призрения малолетних детей, в 1908 году был избран членом комитета по устройству чествования памяти Минина и Пожарского. 20 ноября 1916 года на заседании попечительного Совета Арзамасской школы ремесленных учеников было постановлено принять Н. М. Щеголькова почетным членом с уплатой всех ежегодных взносов. С 19 марта 1917 года Н. М. Щегольков являлся арзамасским купеческим старостой.

На должность арзамасского городского головы Н. М. Щегольков был избран городской Думой 15 апреля 1915 года. 18 мая он был утвержден на этой должности нижегородским губернатором, а 27 мая 1915 года принял присягу на верность службы, и в этот же день состоялось первое заседание Арзамасской городской управы, на котором он присутствовал в качестве арзамасского городского головы.

На активную деятельность Н. М. Щеголькова в должности Арзамасского городского головы большое влияние оказала непростая ситуация в стране, связанная с Первой мировой войной. Зачастую приходилось решать сложные организационные задачи.

Летом 1915 года требовали разрешения вопросы о выделении помещения для городского лазарета, увеличении числа коек для эвакуируемых больных и раненых воинов, заготовке продовольствия первой необходимости и закупке топлива для городского населения. Одновременно с вступлением в должность городского головы, в обязанности Н. М. Щеголькова добавилось руководство деятельностью созданной в г. Арзамасе городской общественной комиссии по изготовлению обуви и других предметов обмундирования для армии — в городе изготавливалось 1500–2000 пар сапог в неделю.

В докладе Арзамасской городской Думе 4 сентября 1915 года городской голова описывает деятельность городского управления по оказанию помощи беженцам: регистрации, расквартированию, оказанию медицинской помощи, обеспечению питанием, снабжению обувью, бельем и одеждой. В связи с уже предпринятыми им мерами по постройке бани и составлению предварительной сметы расходов, он предлагает выбрать попечительный комитет, в состав которого избрать уже задействованных в этом деле людей и себя в том числе.

Зимой 1916 года, в связи с войной, в г. Арзамасе наблюдалось очень существенное повышение цен на дрова, поэтому городской управе пришлось принять целый ряд мер для урегулирования этого вопроса, используя как собственные силы, так и прибегнув к помощи нижегородского губернатора. С ходатайствами перед министром земледелия по обеспечению топливом городского населения Н. М. Щегольков ездил в г. Петроград и г. Москву, пребывая при этом в двухнедельном отпуске.

В начале 1916 года Н. М. Щегольков, с целью улучшения торгово-промышленной деятельности, ходатайствовал об открытии в г. Арзамасе отделения государственного банка, рассматривал вопрос о расширении городского водосбора. Проявляя заботу о жителях, он обратил внимание на загрязненность и неудобство для конного и пешего движения, образующиеся после торговли на Благовещенской базарной площади, и предложил городской полиции обязать убирать торговцев свои полки (деревянные столы) в специально отведенное городской управой место.

Н. М. Щегольков с большим вниманием относился к чистоте города и здоровью его жителей. В июне 1916 года было подготовлено обязательное постановление о запрете постройки в черте города новых заводов и фабрик, «… производство коих сопряжено с порчей воздуха, загрязнением почвы, с употреблением ядовитых веществ и вообще вредных для народного здравия…». Таким образом, вредное для здоровья жителей города производство было решено перенести на участки за городом — по берегу р. Теши, ниже города, и по Симбирскому тракту.

Летом 1916 года Н. М. Щеголькову, как арзамасскому городскому голове, пришлось ходатайствовать перед министром путей сообщения о возобновлении движения грузов со ст. Арзамас I до г. Нижний Новгород, которое было приостановлено в связи с загрязненностью территории, большая часть которой не была вымощена. Это могло серьезным образом отразиться на торговом и промышленном положении города. Ситуация усугублялась еще и тем, что приближалось время открытия Нижегородской ярмарки, куда обычно отправлялось на продажу множество арзамасских товаров.

Неравнодушие Н. М. Щеголькова к судьбе простых бедных жителей города прослеживается по многочисленным документам городской управы. Когда, в 1916 году, общественные благотворительные учреждения, такие как богадельня, больница и детский приют, испытывали проблему со снабжением продуктами первой необходимости, он лично посетил все эти учреждения, выяснил необходимое количество крупы и пшена и постановил отпустить нужное количество из городской продовольственной лавки. Это доказывает и случай, когда в апреле 1916 года проводилась реквизиция рогатого скота в городе для нужд армии, и Н. М. Щегольков ходатайствовал перед Нижегородской губернской земской управой об освобождении хозяйств, в которых была только одна корова, поскольку «…при всеобщей дороговизне молоко составляет единственный доступный бедноте продукт питания…».

Заботы Н. М. Щеголькова были связаны не только с материальными, но и с духовными потребностями жителей города. Многие документы не только показывают его активную деятельность во благо г. Арзамаса, но и раскрывают его духовно-нравственные качества. В качестве примера можно привести «усерднейшее прошение», направленное архиепископу Нижегородскому и Арзамасскому Иоакиму 14 сентября 1916 года. В нем Н. М. Щегольков просил о продлении пребывания в г. Арзамасе Оранской Чудотворной иконы, в связи с тем, что, ввиду недостаточности времени, «… для ношения на молебны по домам почти не останется времени, и по сему не будут посещены Св. иконою присутственные места, училища и лавки торговцев Гостиного двора, что вызовет глубокую скорбь в сердцах верующих арзамасцев, особенно теперь, в скорбное и тяжело переживаемое время войны и надвигающегося голода…».

Н. М. Щегольков считается одним из самых известных краеведов города. Не случайно в период, когда он был городским головой, в г. Арзамасе чаще обычного проходило чествование знаменательных для города юбилейных дат. В 1916 году исполнилось 200 лет со времени основания Арзамасской Высокогорской пустыни. Н. М. Щегольков призывал присоединиться к этому «церковно-историческому арзамасскому юбилейному торжеству» всех жителей города, а от лица Арзамасского Александро-Невского общества хоругвеносцев в дар обители был преподнесен серебряный напрестольный крест.

В том же 1916 году проходило чествование памяти благодетеля г. Арзамаса боярина Федора Михайловича Ртищева. После проведения литургии в Арзамасском Воскресенском соборе, на главной городской площади проводилась панихида, принять участие в которой было приглашено духовенство всех городских церквей. Согласно краеведческим исследованиям Н. М. Щеголькова, ссылавшегося на грамоту царя Михаила Феодоровича, выданную 23 сентября 1629 года воеводе Стрешневу, боярин Ф. М. Ртищев собирался продать г. Арзамасу свою вотчину, начинавшуюся на месте городского леса (ныне дендрарий и парк г. Арзамаса). Но, когда Ртищев узнал, что арзамасцы были очень бедны и испытывали большую нужду в земле и лесе, отдал городу свою вотчину даром. При этом Н. М. Щегольков признавал ошибочными свои предыдущие статьи по данной теме, опубликованные в газете «Волгарь», в которых указано, что земли, принадлежавшие Ртищеву, начинались около самой городской стены, недалеко от церкви Спаса Нерукотворного.

Многочисленные рапорты, посланные нижегородскому губернатору, свидетельствуют о том, что он контролировал и нес ответственность за деятельность многочисленных благотворительных учреждений. При этом, можно отметить тот факт, что доклады Н. М. Щеголькова, посвященные каким-либо событиям городской жизни, отличались четкостью, последовательностью и подробным изложением фактов. Он фиксировал в них жизнь дорогого для него города и как бы продолжал записывать свои «Исторические сведения о городе Арзамасе», уже вышедшие в свет в 1911 году.

Помимо выполнения разного рода общественной работы, Н. М. Щегольков продолжал заниматься скорняжным делом и торговыми делами. Об этом свидетельствуют такие документы, как журнал Арзамасской городской управы от 18 июля 1916 года, где говорится о предоставлении ему отпуска для поездки по торговым делам на Нижегородскую ярмарку. Согласно переписи недвижимых имуществ, проведенной в 1918 году, Н. М. Щеголькову принадлежал дом № 33 по улице Цыбышевой (ныне улица Пушкина). В соответствии с планом постройки дома к нему прилегала скорняжная мастерская и помещение, где находился барабан с конским приводом. Этот дом до сих пор принадлежит потомкам известного краеведа.

Н. М. Щегольков был вынужден оставить пост городского головы в связи с приходом к власти Временного правительства. По сообщению «Известий Арзамасской городской Думы» от 05 марта 1917 года, в ночь на 04 марта 1917 года председателем земской управы Г. С. Панютиным и городским головой Н. М. Щегольковым была получена телеграмма из г. Нижнего Новгорода с предложением «…председателю управы вступить в начальствование уездом, городом — городскому голове…». Но уже на следующий день, 06 марта 1917 года Н. М. Щегольковым была направлена телеграмма председателю Нижегородской губернской земской управы Демидову о том, что он «…по требованию толпы подвергнут воинским начальником домашнему аресту…» и просил освободить его от должности городского головы, «…желая более всего на свете общественного спокойствия…». На страницах «Известий Арзамасского общественного комитета» от 08 марта 1917 года председатель комитета Г. И. Вязовов высказал сожаление по поводу случившегося и обратился к населению с призывом «…к спокойствию и воздержанию от самочинных задержаний разных лиц…».

После того, как Н. М. Щегольков оставил пост городского головы, в г. Арзамасе и окрестностях его недоброжелателями стали распространяться слухи о том, что у него найдены запасы пшеничной муки (по разным версиям от 16 мешков до 1500 пудов). В своем прошении от 23 марта 1917 года он призывал Арзамасскую городскую управу публично опровергнуть эту клевету, как позорившую его честь и незаслуженно набрасывавшую тень на его деятельность на должности городского головы. Он писал: «…тем более почтительнейше прошу Вас рассеять своевременно эти нелепые слухи, что доброе имя дорого для меня и по смерти, а незапятнанная честь моя будет честью и для моего потомства…». Во многом объясняется такое народное отношение протоколом заседания президиума Арзамасского уездного Совета крестьянских депутатов от 07 сентября 1917 года № 15, в котором о бывшем городском голове, в числе прочих лиц, сказано: «…известны были всегда как стоящие против обновления строя в России…».

На основании записи, сделанной в книге регистрации смертей отдела ЗАГС при Арзамасском исполкоме, Н. М. Щегольков умер 26 ноября 1919 года в возрасте 63 лет в г. Арзамасе. Незадолго до этого, в возрасте 29 лет, 09 апреля 1919 года от туберкулеза умер его сын Михаил. Продолжателем рода остался единственный сын Федор, сведений о котором в архивных документах практически не сохранилось.

Можно с уверенностью сказать, что желание Н. М. Щеголькова оставить доброе имя в памяти жителей родного города, исполнилось. Его благочестие вызывает огромное уважение к его деятельности, а проведенные исследования по истории родного края до сих пор не имеют себе равных. Жители города с благодарностью вспоминают имя арзамасского краеведа, в городе организуются мероприятия, посвященные юбилейным датам, связанным с его именем. Решением Арзамасской городской Думы от 27 ноября 1996 года № 45 Щеголькову Николаю Михайловичу — арзамасскому краеведу и историографу, автору книг о городе Арзамасе, было присвоено звание «Почетный гражданин города Арзамаса».

Главный архивист направления использования документов И. Г. Зайцева.

(Государственный архив Нижегородской области, г. Арзамас ).

Примечания

1

Лекции профессора Ключевскаго, читанныя в 1882–1883 г.г. на юридическом факультете Московскаго Университета.

(обратно)

2

Русская история С. М. Соловьева, том 1.

(обратно)

3

Географическо-статистический словарь Российской Империи Семенова 1863 г.

(обратно)

4

Летопись Нестора.

(обратно)

5

Исторический очерк Василь-Сурскаго уезда Н. Демидова Ниж. Новг. 1884 г.

(обратно)

6

Подобные предметы имеются, например у г. Демидова, найденные около устья р. Имзы и в Румянцевском музее найденные Л. В. Далем.

(обратно)

7

Если иногда, например во второй половине ХVІІІ ст. при епископе Димитрие Сеченове, сопротивления и оказывались, то возникали оне на материальной почве и вовсе не были следствием религиознаго фанатизма.

(обратно)

8

Нижегородский летописец.

(обратно)

9

Нижегодоская Старина. — Особый отдел в «Нижегородском биржевом листке», издававшемся с 1875 г. по 1892 г. в Ниж. — Новгор. Ив. Алек. Жуковым, где ежедневно печатались воспоминания об исторических событиях Нижегородскаго края, совершившихся в то же число того же месяца и «Нижегородка» А. С. Гацисскаго. 1877 г.

(обратно)

10

Суздальская летопись 1237–1238 г.г.

(обратно)

11

Историческое описание Саровской пустыни и жизнеописание Первоначальника ея, иеросхимонаха Иоанна, иеромонаха Порфирия. Муром 1892 г.

(обратно)

12

Нижегородская старина.

(обратно)

13

Нижегородская старина.

(обратно)

14

Очерк Вас. — Сур. края Н. Демидов.

(обратно)

15

«Нижегородка». — А. С. Гацисскаго.

(обратно)

16

Ниж. Старина и «Нижегородка».

(обратно)

17

Житие преподобнаго Макария Желтоводскаго и Унженскаго чудотворца и «Желтоводский Троицкий монастырь у стараго Макарья». Андр. Ал. Титова.

(обратно)

18

«Нижегородка» А. С. Гацисскаго.

(обратно)

19

Там же и русская история.

(обратно)

20

Очерки Васил. — Сур. края Н. Демидова.

(обратно)

21

Нижегор. старина и «Нижегородка» А. С. Гацисскаго.

(обратно)

22

Казанская летопись, глава XII

(обратно)

23

Нижегор. старина, «Нижегородка» и Очерк Вас. — Сур. края.

(обратно)

24

Там-же

(обратно)

25

Там-же

(обратно)

26

Материиалы для истории церквей Нижегор. епархии. Выпуск первый. Арзамасской десятины жилыя данныя церкви. Свящ. Холмогорова Москва 1902 г. страница 118.

(обратно)

27

Книга эта, напечатанная в С.-Петербурге 1857 г. (синодальн. типогр.) в ограниченном числе экземпляров, составляет ныне библиографическую редкость. В Арзамасе неть ни одного экземпляра, в Нижегородских библиотеках тоже нет и автору представилась возможность найти ее лишь в библиотеке Нижегородской Архивной Комиссии и сделать выписки месть относящихся к Арзамасу, в 1909 году.

(обратно)

28

Некоторые из этих курганов описаны в записках отдела Русской и Славянской Археологии Императ. Археолог. Общества том 1-й, 1851 года.

(обратно)

29

Нынешние владельцы Кобылина, князья Кутыевы и Кулунчаковы — не суть-ли потомки татарских князей, владетелей сих мест, добровольно покорившихся Иоанну Грозному?

(обратно)

30

«Памятники церковных древностей». Арх. Макария

(обратно)

31

После долгих размышлений, автор пришел к убеждению, что Настасьинския ворота, находились на вершине нынешняго Никольскаго съезда, между нынешними холодным собором и Николаевским монастырем, чрез них шел путь из Арзамасскаго кремля к Москве, а Кузнецкия ворота находились, вероятно около нынешней каланчи, по дороге к оврагу и ручью Сороке, где тогда находились кузницы.

(обратно)

32

Много обыденных церквей было в Новгороде и Пскове, сохранилось название церкви Спаса-обыденнаго в Вологде, и даже по взятии Казани первая церковь в этом городе построена обыденкой в тот же день, 2 октября, и освящена во имя св. Киприана и Иустинии, память которых совершается в тот день.

(обратно)

33

История Русской Церкви, Макария Митрополита Московскаго. — «Нижегородский летописец» и диакон А. Н. Снежницкий в «Епархиальном адрес-календаре, 1888 г.», относят основание Спасскаго монастыря к 50-м годам XVI столетия.

(обратно)

34

Летописец Нижняго Новгорода с его уездами И. Востокова и «Адрес-календарь» Снежницкаго. Опись дел Арзамасской земской избы во второй половине XVII столетия (в архиве город. думы) и дело Спасскаго монастыря о земле с. Ивановскаго 1738 г. (в Арзам. уезд. суде).

(обратно)

35

Летописец Ниж. — Нов.1. Востокова и записки препод. Нижег. Духов. Семинарии Ив. Ник. Четыркина.

(обратно)

36

Автор находит здесь наиболее всего уместным привести список всех известных настоятелей Спасскаго монастыря, со времени основания его до напечатания этой книги, так как многие из них принимали участие в важнейших событиях Арзамасскаго края. Игумены: 1) Сергий, извест. с 1585 г. сконч. в 1588 г. 2) Геронтий (1589–1590); 3) Иеремия (1590–1591); 4) Тихон I (1593–1594); 5) Никифор (1596); 6) Тихон II (1604); 7) Иов (1607–1614) был выборным человеком от г. Арзамаса при избрании на царство Михаила Феодоровича Романова; 8) Иосиф (1615–1621); 9) Иона, основатель соборнаго Преображенскаго храма, переведен в Московский Ново-Спасский монастырь (1628–1638); 10) Корнилий I (1638–1643) окончивший постройку Преображ. храма; 11) Схимонах Феодосий (1643–1646) сохранилось надгробие его; 12) Корнилий II (1646–1661) впоследствии знаменитый митрополит Сибирский и Тобольский; 13) Иона II (1665–1676); 14) Нифонт (1676–1681); 15) Афанасий (1682–1693). Архимандриты: 16) Павел (1694 -17…); 17) Матфей Шушерин (1713); 18) Афиноген бывший настоятель Введенскаго монастыря (1713–1716); 19) Лаврентий (1717–1727); 20) Иоасаф I (1727–1744), прославившийся святостью жизни; 21) Давид (1746–1748), освящавший Введенскую церковь; 22) Иов II Чарнуцкий бывший прежде архидиаконом в Троицко-Сергиевой лавре и иеромонахом при посольстве в Голштинии лично известный Императрице Елизавете Петровне (1753); 23) Амвросий (1756); 24) Каллистрат (1757–1767) при нем отобраны монастырския вотчины и монастырь зачислен в 3-й класс. Снова Игумены: 25) Иосаф II (1767–1791) встречавший в Арзамасе Императрицу Екатерину II и перестроивший Преображенский соборный храм монастыря; 26) Иоанн (по 1798 г.) впоследствии архимандрит Макарьевскаго Желтоводскаго монастыря, в самую цветущую его эпоху. 27) Галактион (1798–1800); 28) Евграф (1801–1807). Снова Архимандриты: 29) Мельхиседек (1807–1810); 30) Александр (1810–1845) памятный святостью жизни и управлявший обителью долее всех проч. настоятелей (35 лет); 31) Амфилохий (1845–1850); 32) Никодим (1851–1859); 33) Иоаким Покровский — бывший прежде протоиереем Николаевскаго монастыря в Арзамассе и скончавшийся архимандритом Юрьева монастыря в Новгороде (1859–1866); 34) Макарий (1867–1887) Магистр Богословия; 35) Алипий, бывший прежде архимандритом Высокогорской пустыни (1887–1891); 36) Алексий Соболев (1891–1893) возведен в сан Епископа Сарапульскаго; 37) Ефимий (1893–1896) также возведен в Епископа, ныне Енисейский и Красноярский; 38) Василий (1896–1901); 39) Адриан (1902–1904); 40) Стефан, (назначенный и уволенный в 1904 г. и даже не бывший в Арзамасе); 41) Тихон (1905–1906) постриженник Верхотурскаго монастыря, восстановитель Соликамскаго монастыря и впоследствии снова его настоятель; 42) С 1906 г. вторично управляет Спасским монастырем Преосвященнейший Епископ Алексий, бывший Вологодский и Тотемский. Список этот, как видно из приведенных лет управления, неполон за недостатком сведений о монастыре за первую половину его существования.

(обратно)

37

Память святителя Филиппа чтится Церковью 9 января, но кончина его последовала 23 декабря. Смотри книгу «Русские Святые» Филарета Гумилевскаго, Архиепископа Черниговскаго, под 9-м января и в примечаниях его ссылку на князя Андрея Курбскаго стр. 120 и 121; на 3-ю новгородскую летопись; надпись на стене в Соловецком монастыре и на службу в Минее, печатаной в 1636 году, под 23 декабря.

(обратно)

38

Нижегородская старина.

(обратно)

39

В 1572 году жил в Новгороде подъячий Богдан Суворов, четырехлетний сын котораго получил исцеление от мощей св. Гликерии Новгородской (смотри книгу «Русские Святые» Филарета Гумилевскаго, Арх. Черниговскаго, под 13-м мая). В виду этого свидетельства можно полагать, что Арзамасские Суворовы — действительно потомки новгородцев, как и говорит предание.

(обратно)

40

Что фамилия «Сурин» новогородскаго происхождения, подтверждает самое ударение на «у», от реки Суры, протекающей в Архангельской губ. в бывших новгородских владениях, а не от р. Суры, текущей чрез Нижегор. губ., ибо тогда ударение было бы на «и».

(обратно)

41

В грамоте царя Алексея Михайловича данной 28 марта 1670 г. стольнику князю Леонтию Шайсунову, писанной на семи склеенных листах и скрепленной дьяком Иваном Степановым, сказано: «как-де тот Никольский девич монастырь построен тому лет с девяносто и больше»… (т. е. в 1580 г. или ранее).

(обратно)

42

«Нижегород. адрес-календарь» диакона А. Н. Снежницкаго 1888 г. «3аписки И. Н. Четыркина» (примечания его к описанию Алексеевской общины). «Памятники Церков. древностей». Арх. Макар 61я. Нижегор. губ. ведомости за 1849 г. Московския ведомости за 1850 г. Краткое сказание об Арз. Ник. монастыре. С.-Петербург 1885 г.

(обратно)

43

Записки И. Н. Четыркина.

(обратно)

44

По свидетельству Арх. Макария в «Памятниках Церк. Древностей Ниж. губ.» еще в 1840 г.г. эту икону украшали 200 разных крупных камней и 90 зерен жемчуга; игумения Мария еще более украсила ее, а в 1909 г. в последний раз, при игумение Ефросинии, риза вызолочена заново.

(обратно)

45

Материалы для истории церквей Ниж. Епархии. Свящ. Холмогорова Выпуск I.

(обратно)

46

Нижегор. губ. ведомости 1850 г. № 26-й и книжка село Выездная Слобода. Свящ. Н. В. Лузина.

(обратно)

47

Тимофей Измайлов составлял арзамасския писцовыя книги в 1620, 1621 и 1622 годах.

(обратно)

48

В местности ныне известной под именем Михалева врага.

(обратно)

49

т. е. на луговой стороне за Тешею, нынешния владения дер. Пушкарки.

(обратно)

50

т. е. за Арзамасскими посадскими людьми.

(обратно)

51

Нынешний Долговский враг.

(обратно)

52

т. е. взаменъ

(обратно)

53

Нынешнее село Ивановское

(обратно)

54

Вероятно так назывался овраг отделяющий ныне городской лес от земли с. Кирилловки.

(обратно)

55

Должно полагать — на том месте, где ныне на правом берегу Теши — граница городской земли с Ивановской.

(обратно)

56

Так называлась нижняя часть города, около нынешней конной площади, которая вся была застроена, а сады и огороды доходили вплоть до берега Теши.

(обратно)

57

Там же где ныне городская.

(обратно)

58

Царем Василием Шуйским в 1606 г.

(обратно)

59

Глава эта читана автором в заседании Нижегородской ученой архивной комиссии 31 июля 1908 года в Нижнем Новгороде.

(обратно)

60

Летопись о мятежах и Никоновская летопись VIII ст. 82.

(обратно)

61

В Столяровской летописи (535 под 1606 г.) говорится: «Орзамас и Олатарь… с уездами были в измене, от царя Василья отложились… А на Олатыре воеводу Ждана Степановича Сабурова воровские люди в воду посадили. А Нижний Новгород стоял за царя Василья, от воров, от русских людей был в осаде, а стояли под Нижним русские люди и бортники и мордва, а с ними был за воеводы место Иван Борисов сын Доможиров. Никоновская летопись (82) говорить: в те же времена собрався мордва, бортники и боярские холопи и крестьяни приидоша под Нижний Нов-город осадиша, в них же старейшин два мордвина, Москов да Варкадин (в Столярова. Варгадин) и стояху под Нижним и многия пакости граду делаху.» (Прим. к XII т. истории Карамзина).

(обратно)

62

Примечания к истории Госуд. Российскаго XII т. Н. М. Карамзина.

(обратно)

63

История Госуд. Росс. ХІІ т. Н. М. Карамзина.

(обратно)

64

Нынешняя Рязань.

(обратно)

65

Столяров. лет. 544.

(обратно)

66

Никоновская летопись, 68.

(обратно)

67

В 1880 г. на этом кургане Зарайским воинским начальником А. А. Мариным поставлен чугунный памятник с крестом и Распятием, с надписью и стихами.

В Благовещенской церкви хранится старинная икона Благовещения, как гласит надпись на ней, копия с чудотворной Арзамасской, как говорит предание бывшей в походе с убиенными Арзамасцами. О Судьбе 80 подлинника неизвестно.

Урожденец Арзамасской) уезда, С.-Петербугский митрополит Палладий, посетив Зарайск, когда был еще епископом Рязанским и Зарайским, отслужил вместе со всем Зарайским духовенством на кургане панихиду по своим землякам.

Особенно торжественно почтена память убиенных Арзамасцев 20 апреля 1908 г., когда, по поводу 300-летия зарайской битвы, приезжала в Зарайск избранная депутация, которая привезла сюда хоругв-памятник. В этот день достостлавным Арзамасцам возданы были почести церковныя, гражданския и военныя.

(обратно)

68

Нижегородская Старина.

(обратно)

69

Нижегородския ведомости за 1896 год (№№ 16, 19, 20, 21 и 22). Письма из с. Выездной Слободы свящ. Н. В. Лузина.

(обратно)

70

а) Никоновская летопись.　 б) Биография князя Д. М. Пожарскаго — С. Смирнова сср. 18. Москва 1852 г. в) Русская история Костомарова Том I, изд. 2-е С.-Петербург 1880 г. стр. 741. г) Ополчение Нижегородское А. Остроумовскаго. д) «Пчела» Н. Щербина стр. 145 С.-Петербург 1874 г.

(обратно)

71

Старинные списки с грамот хранятся в Арзамасском соборе.

(обратно)

72

а) Исторический очерк Алексеевской общины 1866 г. б) Описание Общины Ив. Ник. Четыркина. 1887 г. в) «Нижегород. Епарх. адрес-календарь» диакона А. Н. Снежницкаго. 1888 г.

(обратно)

73

Описание Алек. Общины И. Н. Четыркина.

(обратно)

74

Ведомость представленная во Владимирскую Дух. Консисторию игум. Марию в 1777 г.

(обратно)

75

Летописец Ниж. — Нов. с уездами И. Востокова. Нижегород. Старина и Нижегор. Епарх. адрес- календарь А. Н. Снежницкаго 1888 г.

(обратно)

76

Царская жалованная грамота во времена крепостного права хранилась в барской канцелярии в с. Выездной Слободе, а по освобождении крестьян взята Сергеем Сергеевичем Салтыковым в С.-Петербург.

(обратно)

77

Родь Салтыковых происходит от Михаила Прушанина, выехавшею в XIII веке из Пруссии в Великий Новгород, от него в 5-м колене произошли Морозовы, Чогловы и Шестовы, а в 8-м колене от Морозова-Салтыка — Салтыковы, игравшие в истории России многократно большую роль. Так во время междуцарствования Михайло Глебов Салтыков запятнал себя изменой и перешел на сторону поляков, за настойчивость избрать в цари королевича Владислава был проклят патриархом Гермогеном и в конце смутнаго времени убежал в Польшу. Дети его впоследствии возвратились в Москву и опять попали в честь. Борис Михайлович — напротив, как сказано в грамоте, не щадил головы своей и ни какими прелестями не прельстился. — Михаил Михайлович Салтыков при царе Алексее Михайловиче был воеводой в Казани. Прасковья Федоровна Салтыковасделалась царицей, супругой царя Ивана Алексеевича, а дочь ея Анна Иоанновна была Самодержавной Императрицей Всероссийской (1730–1740 г.г.) При Екатерине II Василий Петрович Салтыков был камергером и послом во Франции, при дворе Людовике XVI.

(обратно)

78

История России С. М. Соловьева.

(обратно)

79

Материалы для истории церквей Нижегор. Епарх. «Арзамасской десятины» свяиц. Холмогорова Выпуск I стран. 25.

(обратно)

80

Нижегор. Вед. 1889 г. № 8 и 9.

(обратно)

81

Ив. Ник. Четыркин в описании Алекс. Общины.

(обратно)

82

Копия с договорной записи, данной Спасскому игумену Ионе старцем Ипполитом об устройстве иконостаса в 1638 году:

«Но по воле великаго Государя, царя и великаго князя Михаила Феодоровича, всея Русии Самодержца, государскаго богомолья Всемилостиваго Спаса монастыря, что в Арзамасе, с игуменом Ионою, с келарем старцем Германом, с братеию, резных дел мастер Всемилостливаго Спаса монастыря, что на Новом старец Ипполит уговорился в том Спасском монастыре, в Соборной церкве Всемилостливаго Спаса сделать иконостас, как церковь изготовлена будет по размеру, каковы ныне в той соборной деревянной церкви местныя и праздничныя иконы, и пророки и праотцы, и страсти, а тому иконостасу мера и строению всякому и о чем договор, и то писано ниже, и чем строить и какими людьми и что взять из монастырския казны денег, и тому под размером всего иконостаса роспись. Иконостасу мера поперек девять сажен с аршином, да в завороты от северных и от южных дверей по сажени, в трех- аршинную сажень, а вышина томе у всему иконостасу и с местными иконами, и со крестом, что на верху, одиннадцать сажень, а окроме наместной работы четыре пояса в дейсусах. А в том иконостасе царския двери сделать резныя добрым мастерством, а вышина их пять аршин а ширина три аршина, а над царскими дверьми франуга резная, а около царских дверей два столпа сквозные резные. А около местных икон столпы сквозные все резные ж. А над северными и южными дверьми по клейму сделать резному-ж. А местных икон киоты сделать с Флямовенными дорожники и в заворотах десять киотов. А поверх местных икон во всем иконостасе меж икон столпы и кзымсы все флямованные, а по счету всех столпов во всем иконостасе и местным 64, а карнизы, штабы и архидраки и рамы флямованныя ж с дорожники, а под столбами во иконостасе, буде вместятся резать караки, штыны, а на верху всех столпов капители, чеканнные из медных монастырских листов. А во крылисах извороты и изветки резать по местам. А поверх всего иконостаса учинить клеймо великое резное, а кзымс кружальной. А поверх кзымса поставить крест, а на нем Распятие Христово, по сторон образ Пресвятыя Богородицы, по другую сторону Иоанна Богослова, писанные на досках образных.　

Роспись против договору　

Лес всякий сосновый и еловый и дубовый и липовый и всякая того иконостаса работа и резные и столярные мастеры всякия к тому делу снасти мои старца Ипполита. А рядил от всего дела того иконостасу поставить к золоченью 500р. денег. Клей на тот иконостас мой же только взять из монастырской казны 5 пудов клею добраго. А тесать всякой лес ко иконостасу и ко флямованию монастырским плотником четырем человекам добрым мастерам и быть беспрестанно и волочить дорожники по два человека работников монастырских до отделки ж. А в монастырских кельях топить и по воду и по всякую пищу и по квас ходить и на посылке быть двум человекам неотходно верным, чтобы всякое строение и монастырская всякая снасть была сохранена. А мне старцу Ипполиту жить до совершения всего иконостаса у них в монастыре в монастырской особой келье, есть и пить монастырскую брацкую пищу, а в потешение и за многую мою работу и за снискание пищи из погребов питья давать мне излишнее сверх трапезнаго поставления, а келью нагревать монастырскими дровами. А мастером резного дела и столярнаго, что у меня старца Ипполита ни будет, жить в монастырских кельях, есть им и пить монастырскую пищу по вся дни, по трижды на день приносить им в монастырския кельи, да им же в потешение и в праздники Господские дать монастырских 2 быка нарочитых, да 20 баранов, да 10 полот ветчины, как оне мастера похотят; а монастырския кельи топить и нагревать монастырскими дровами. А посуда всякая какая мне, старцу Ипполиту, понадобится в келью и мастеровым людям из чего пить и есть и вода и квас носить монастырские. И сию мою всякому делу уговорную роспись принять в монастырскую казну, впредь и для уверения дать им властем мне, старцу Ипполиту, росписку; а как ту роспись примет, дать им наперед на всякий завод и на лесные припасы и мастером всяким на задаток из монастырския казны мне, старцу Ипполиту, двести рублей. А как я, старец Ипполит, вырежу царския двери и наместную работу, в отделке поставлю взять из монастырския казны сто рублей. А как над местною работою и над местными иконами в отделку учиню два пояса взять из монастырския казны сто рублей. А как последние два пояса верхние и всее иконостасную свою работу в отделке поставлю, взять последние сто рублей. А делать всее работу добрым мастерством и поставить всее в отделке как церковь изготовлена будет.» — Подлинная писана на трех склееных листках, на обороте ея означено «146 года марта 1-го дня».

В архиве уезднаго суда находится другая такая же договорная запись, в которой отменяется размер иконостаса и все его украшения против записи, заключенной игуменом Ионою. Условия те-же, год тот-же. Подписана в конце игуменом Корнилием и старцем Ипполитом.

(обратно)

83

Летописец Ниж. Новг. с его уездами.

(обратно)

84

Нижегор. старина и очерк Вас. — Сурскаго Уезда Н. Демидова.

(обратно)

85

Материалы к истории церквей свящ. Холмогорова.

(обратно)

86

Рукописное сказание, писанное полуставом, хранящееся в Крестовоздвиженской церкви. — Адрес-календарь диак. А. Н. Снежницкаго. Упоминается и в «Памятниках церков. древ.» Арх. Макария, который почему то, ошибочно, годом принесения св. иконы называет 1634-й.

(обратно)

87

Пермская летопись В. Шишонко, в которой под 1664 годом помещено подробное повествование о деятельности сего замечательнаго иерарха в Сибири, но ничего не приводится из событий периода его жизни. Что он действительно был игумен Спасскаго монастыря Корнилий ІІ-й, свидетельствует древнее рукописное сказание о принесении в село Выездную Слободу иконы Божией Матери Одигитрии Смоленской.

(обратно)

88

Старинные списки с грамот хранятся в соборе.

(обратно)

89

Грамота царя Михаила Феодоровича воеводе Илье Афанасьевичу Стрешневу от 23 сент. 1629 года.

(обратно)

90

Грамота царя Алексея Михайловича стольнику воеводе Михаилу Юрьевичу Татищеву от 8 ноября 1673 года.

(обратно)

91

Нижегор. ведомости 1850 г. 17 мая № 9 26.

(обратно)

92

Летописец Ниж. — Нов. с его уездами. И. Востокова. Ив. Н. Четыркин, в описании Алексеевской Общины и житие Иеросхимонаха Иоанна.

(обратно)

93

Летописец Ниж. Нов. с его уездами. И. Востокова. — Ив. Н. Четыркин, в описании Алексеевской общины и житие Иеросхимонаха Иоанна.

(обратно)

94

Нижегородская старина.

(обратно)

95

Нижегородская старина

(обратно)

96

О сем событии свидетельствует древняя рукопись, хранящаяся в церкви с. Выездной Слободы; в этой рукописи сначала повествуется о том как моровая язва свирепствовала в Москве и по всей России, как царь Алексей Михайлович и патриарх Никон сетовали, молились, установили всеобщий пост и повелели совершать крестные ходы. Как язва появилась в Казани и производила там ужасное опустошение, как принесена была в Казань чудотворная икона Божией Матери из Седмиезерской пустыни, находящейся в 17 верстах от Казани. По молитве пред сею св. иконою язва в Казани прекратилась. Наместником в Казани и свидетелем сего события был боярин Михаил Михаилович Салтыков. И вот когда к нему явились его крестьяне из села Выездной Слободы и поведали, что и у них в Выездной, и в Арзамасе, и в его окрестностях свирепствует та же моровая язва, а напуганные жители бросают свои жилища и бегут в леса, боярин Салтыков, проникнутый любовию к ближним и укрепляемый верою в помощь Царицы Небесной, повелел списать копию с Седмиезерской иконы и послать ее в Выездную Слободу. По пути туда, св. икона была сначала с подобающею честию встречена в Арзамасе и на руках священников принесена в Спасский монастырь, где Игумен Корнилий (бывший в последствии митрополитом в Сибири) поставил ее в соборном храме Преображения и, по совершении молебствия, с крестным ходом проводил в церковь с. Выездной Слободы. Усердная молитва была услышана и язва в Арзамасе и его окрестностях прекратилась. Вследствие сего икона эта и почитается чудотворною. — Сказание это отпечатано в отдельной книжке в 19 страниц, составленной свящ. Ник. Вас. Лузиным (Арзамас тип. Доброхотова 1884 г.).

(обратно)

97

Повеет о чудесах от иконы Божией Матери Одигитрии-Смоленския, что на ключе, близ деревни Нагаева, Арзамасскаго уезда. (взята из летописца Нижняго Новгорода с его уездами)

Бысть в лето 7172-е (то-есть от Рождества Христова в 1664 году) при державе Благочестивейшаго великаго Государя Нашего Алексия Михаиловича, царя и великаго князя всея России Самодержца и при святейшем Иоасафе Патриархе Московском и всея России, Арзамасскаго уезда, в вотчине князя Михаила Васильевича Львова бысть явление образа Пресвятыя Богородицы Одигитрии- Смоленския месяца маия в 9-й день. В праздник перенесения мощей Святителя и чудотворца Николая во святой церкви села Печерок во время Божественныя литургии, стоящим многим людям, человек некий именем Сила, житель деревни Нагаева, внезапу паде на землю от видения Пресвятыя Богородицы и речено бысть ему: «иди и узриши близь деревни Нагаева в роще, над ключем, на древе кленовом стоит образ Пресвятыя Богородицы Одигитрии-Смоленския.» И оный муж Сила по окончании Божественныя литургии возвести бывшее ему явление всему народу и идоша на оное место видети и узреша образ Пресвятыя Богородицы, стоящ на показанном вышереченном месте в роще, над ключем, на древе клене. Тогда вси тамо бывший христоименитии людие, исполнившися неизреченныя радости о явлении сея чудныя иконы, с верою и любовию лобызаху ю и мыяхуся из онаго ключа и покланяхуся изображанней на ней Богородице Приснодеве. Пресвятая же Богородица яви многая и преславная от тоя Своея иконы чудеса, слепии б тамо тогда зрение получиша и болящий здравие прияша, и страждущим различными недугиизцеление подаде Пресвятая Дева. Между же сими жена именем Евдокия, от села Печерок сущая, слепа бывшая, лет двадесять, изцеление получи от сея святыя иконы Богоматере и светло-прозре. И прохождаше весть о явлении сея святыя иконы во вся окрестныя грады и веси, доиде же слух сей и до богохранимаго града Мурома и слышавши о сем воевода града того, прииде на поклонение сему святому образу Пресвятыя Богородицы и молебное соверши Ей зде пение. Потом же воевода оный иде в царствующий славнейший град Москву и возвести о сем Великому Государю царю и великому князю Алексию Михаиловичу и святейшему патриарху Иоасафу и по оному доношению воеводы Муромскаго преждереченный муж Сила взять бысть в Москву и тамо дорашиван истиннаго ради свидетельства, и подана бысть роспись имен исцелившихся от образа Пресвятня Богородицы. Потом по повелению Государеву послано бысть в Арзамасский уезд и спрашивано бысть за руками священников окрестных селений от исцелишихся и здравие получивших от святыя иконы, еже и прислано и по свидетельству положено было в Патриаршем доме, идеже сохраняется и до ныне. Оный же муж Сила повелением и благословением Святейшаго Иоасафа патриарха пострижеся и отпущен бысть по обещанию на место, идеже бысть ему явление иконы Пресвятыя Богородицы Одигитрии Смоленския и повелено бысть ему от князя Михаила Васильевича Львова промышлять о построении на оном месте святыя церквит, но оный монах Сила в скором времени преставися и иного рачителя о построении храма Божия не обретеся даже до дней наших. Аминь.

(обратно)

98

Дьяк Семен Володимиров сын Румянцев при Царе Алексее Михайловиче состоял в разных приказах. Имеется подпись его на грамоте сего государя, данной в 1667 г. на имя Арзамасскаго воеводы Михаила Юрьевича Татищева, касающейся соборных вотчин в Арзамасском уезде у него небыло.

(обратно)

99

Описанию жизни и подвигов его посвящена XI глава этой книги.

(обратно)

100

Предание о том, что земли Ртищева, начинались от самой городской стены, около церкви Спаса Нерукотвореннаго, неверно: нами уже приведена выписка из грамоты царя Михаила Феодоровича воеводе Стрешневу, от 23 сент. 1629 г., из которой видно, что Долговской враг (по тогдашнему долгая поляна) пренадлежал г. Арзамасу, следовательно земля Ртищева, начиналась не ближе теперешняго городского леса. В архиве городской думы никаких документов о получении дара Ртищева не отыскано. Предание о дубовом столбе, служившем гранью городской и Ртищевской земле, приведенное в заметках об Арзамасе. А. Терещенко. до ознакомления с упомянутой грамотой, я принимал за достоверное, а потому и приводил его в прежних моих печатных трудах: «чествование памяти боярина Ф. М. Ртищева» напечатано в «Волгаре» 1895 г. и «Достопамятныя Арзамасцы: Ив. Сальников» в Нижегор. епархиал. ведомостях за 1902 г. № 24. Каюсь в легковерности и невольной ошибке.

Автор.

(обратно)

101

Литература о Ртищеве: а) «Житие милостиваго мужа Оеодора Ртищева» (читальня народной школы. С.-Пбургь 1894 г.) б) «Добрые люди Земли Русской» Профессора В. Ключевскаго второе издание 1896 г. в) «Заметки об Арзамасе» А. Терещенко и г) Нижегородская старина.

(обратно)

102

Сведения о времени построения всех ныне существующих арзамасских церквей почерпнуты из Нижегор. Епархиальн. адрес-календаря, составленнаго з 1888 г. ко дню 900-летия крещения Руси, приснопамятным тружеником диаконом, а впоследствии священником Нижегор. ярморочнаго Спасскаго собора, Александром Николаевичем Снежницким.

(обратно)

103

В главе IV на странице 12-й этой книги доказана неверность предания, что храм Иоанна Богослова — первый в Арзамасе и построен Иоанном Грозным. Но есть еще другое предание: будто бы во времена языческия на том месте, где ныне стоит Богословская церковь, стоял идол, которому окрестная мордва воздавала божеския почести. За достоверность этого предания никто не ручается, но если принять во внимание, что мордва, при всем своем невежестве, отличалась каким то поэтическим чутьем: любила природу, воду, лес и прекрасные виды, то очень могло быть, что замечательно живописная местность, занимаемая ныне Богословскою церковью, и действительно служила местом молитвы языческой мордве. А что на местах, где стояли идолы или капища, впоследствии нарочито строились св. храмы, тому можно привести безчисленное множество примеров. До построения этой каменной церкви здесь еще в 1639 году уже существовала прежняя церковь с приделами св. жен Мироносиц и Входа Господня во иерусалим. (Материал. к истории церквей).

(обратно)

104

Описание Алексеевской общины разных авторов.

(обратно)

105

Содержание этой главы взято главным образом из книги «Бунт Стеньки Разина» Н. И. Костомарова. С.-Петербург 1859 г.

(обратно)

106

«Нижегородка» А. С. Гацисскаго.

(обратно)

107

В тогдашнем Арзамасском уезде было 3 села Пановы. Одно, находящееся на юг от Арзамаса, верстах в 20-ти, а два другия в нынешнем Сергачском Уезде: Паново-Леонтьево и Паново-Осаново. Здесь, вероятно говорится о последнем, находящемся на Симбирской большой дороге, откуда именно и двигались главная силы разинцев.

(обратно)

108

Выписка из примечания к Русской Истории Н. Костомарова. О том же говорит А. С. Пушкин в 107-м примечании к своей истории Пугачевского бунта: Relation des particularites de la rebbelliuon de Stenko-Razin contre le gdand duc de Moscovie. La naissance, leprogores et la fin de cette rebbellion; avec la maniere dont fut pris ce rebelle, sa sentence de mort et son execution traduit del’anglas, par C. Decmares. Пушкин прибвляет, что книга сия весьма редка и он видел один экземпляр ея в библиотеке А. С. Норова. Теперь чрез 80 лет она, конечно, сделалась еще большею редкостью.

(обратно)

109

Русский Архив 1871 г.

(обратно)

110

Русский Вестник 1872 г.

(обратно)

111

Материалы к истории церквей священ. Холмогорова выпуск I.

(обратно)

112

Подлинная грамота хранится в Арзамас. Владимирской церкви. Текст ея полностью помещен в «Памяти церков. древностей» Арх. Макария. Замечательно, что почему-то, разрешив этой грамотой постройку церкви, Патриарх не дозволил устроить в ней придель во имя св. Феодора Стратилата. По принятому в то время обычаю, в грамоте оговорено, чтобы верх на церкви был не шатровый, а на алтарь тройной.

(обратно)

113

Нижегород. Епарх. адрес-календарь А. Снеежницкаго 1888 г. Из книги: «Матер. к истории церквей Ниж. Епар.» «Арзамасск. десятины», в которой о построении этого храма ничего не сказано, видно, что придел пр. Макария освящен лишь в 1707 году, то есть через 25 лет. Можно полагать, что храм первоначально был построен без приделов. На эту мысль наводит и разницы в архитектуре самого храма и трапезы, в которой находятся приделы. Из той же книги видно, что старая, уже ветхая, деревянная церковь Воздвижения существовала до 1728 г. когда прихожанам разрешено было ее сломать и на месте ея построить новую во имя преп. Сергия и св. м. Иоанна Воина. Ныне об этом не сохранилось никакого воспоминания: нет ни приделов во имя этих святых, ни даже древних их икон. Архитектура храма в общем имеет большое сходство с церковью Николая Чудотворца в Николаевск. монастыре, построенною в 1738 году, но разнится в деталях.

(обратно)

114

Нижегор. Епар. адрес-календарь А. Н. Снежницкаго 1888 г.

(обратно)

115

Подлинная грамота, хранившаяся в Спасской церкви, при епископе Модесте взята в Нижний Новгород и хранится в древнехранилище Духовной Семинарии. Содержание ея полностью приведено в «Памятниках церковных древностей Ниж. губ.» Арх. Макария.

(обратно)

116

Житие иеросхимонаха Иоанна и его повесть об основании Саровской пустыни.

(обратно)

117

Грамота эта полностью приведена в «Памятниках церк. древн.» Арх. Макария.

(обратно)

118

Опись эта также полностью приведена в той же книге.

(обратно)

119

Русская история Н. Костомарова.

(обратно)

120

Летописец Ниж. Нов. сь его уездами. И. Востокова и адрес-календарь А. Снежницкаго.

(обратно)

121

Эта глава, в отдельной рукописи, с особым посвящением, 12 сентября 1901 года поднесена автором Преосвященному Назарию, Епископу Нижегородскому и Арзамасскому, прибывшему в Арзамас в первый раз. В декабре того же года она была напечатана в Нижегородских Епархиальных ведомостях №№ 21, 22, 23, и 24-й, а потом отдельной брошюрой (Нижний Новгород 1902 г.), которая быстро разошлась.

(обратно)

122

Арзамасский Введенский монастырь, основанный в 1651 году, находился в самом центре г. Арзамаса, близь собора и Николаевскаго женскаго монастыря и существовал до 1764 года, когда, при учреждении монастырских штатов, был упразднен. Церковь монастыря при этом была приписана к Воскресенскому собору, а в ХІХ столет. сделалась самостоятельной приходской.

(обратно)

123

Санаксарский или Сеноксарский монастырь находится в 35 вер. от Саровской пустыни, вблиз г. Темникова, на р. Мокш; основан в XXVII столетии; название свое получил от пожертвованных ему основателем обширных сенокосов по р. Мокше. В XVIII столетии Санаксарский монастырь находился в периоде упадка, был приписан к Саровской пустыни, но вскоре был возстановлен трудами настоятеля, иеромонаха Феодора Ушакова, который вообще известен, как замечательный инок-подвижник XVIII столетия, а в особенности близок и памятен г. Арзамасу, как возобновитель Арзамасскаго монастыря.

(обратно)

124

Все приводимые здесь сказания о видениях, знамениях и чудесах, сопровождавших основание Саровской пустыни, взяты из печатных ея описаний и из жития ея основателя иеросхимонаха Иоанна, составленнаго иеромонахом Порфирием и печатаннаго в Муроме в 1892 году.

(обратно)

125

Местность, где ныне находится Саровская пустынь, в древности населена была мордвой, но в 1289 г. завоевана татарами, под предводительством ширинскаго князя Бахмета, которые и начали с того времени заводить в этих местах свои селения, в числе которых был и город Сараклыч. Он был значительно укреплен и в течение 90 лет служил резиденцией особых владетельных князьков. Последним из них был князь Бехан, современник Димитрия Донского. Теснимый русскими, Бехан, около 1389 г., оставил эти места и удалился к югу. С того момента местность Сараклыча опустела, сделалась дикой и безлюдной.

(обратно)

126

Питирим Архиепископ Нижегородский, в мире Петр, происходил из торговых посадских людей, родился в с. Горнцах, близ г. Шуи, около 1665 года, от родителей раскольников и сам был раскольником. Имея расположение к отшельнической жизни, удалился в Польския владения, в Стародубскую область, на Ветку, где было главное гнездо раскола. Здесь он был пострижен, но вскоре возвратился в Россию, где, обходя разбросанные в лесах Ростовских, Переславских и Керженских раскольничьи скиты и поселки, был наставником, ревнителем и защитником старой веры. Будучи убежден в чистоте и истине «древняго православия», т. е, раскола, и желая принести ему еще большую пользу, Питирим прилежно изучал св. Писание, творения св. отец, богослужебныя книги и русскую историю, занимался церковной архиологиею и много размышлял о предметах Веры. Плодом всего этого было то, что он, при помощи благодати Божией, познал истину, оставил раскол и перешел в Православие. Соединяя в себе глубокия познания с чистотою жизни, он сделался мудрым и ревностным обличителем раскольников, за что удостоился благословения и похвалы великаго столпа Православия, святителя Димитрия Ростовскаго, который лично благославил его на дальнейший подвиг. Сначала он прибывал в Николаевском монастыре, что на болоте, в г. Переславле-Залесском, где был строителем, но потом, когда, как ревнитель Православия, сделался известен Петру Великому, по указу его, от 28 Сентября 1707 года и по благословению местоблюстителя Патриаршаго престола, избран на подвиг против раскола и деятельность его распространилась в пределах нынешних губерний: Ярославской, Костромской, Владимирской и Нижегородской. 23 марта 1719 года он рукоположен во епископа Нижегородскаго и Алатырскаго и управлял Нижегородскою епархиею 19 лет. Деятельность его была обширна и многоплодна. Скончался 8 мая 1738 года и погребен в Нижегородском Спасо-Преображенском соборе.

(обратно)

127

Посадски человек Иван Васильевич Масленков был одним из наиболее достопамятных жителей г. Арзамаса Иеросхимонах Иоанн свидетельствует о нем в своем сказании, что он был «в разуме зело искусен и по-премногу разсудителен и во всем полезен, паче же в духовных». В Арзамасе, в церкви Рождества Христова сохранилась икона Смоленской Божией Матери, писанная по его повелению в Воронеже в 1709 году, о чем свидетельствует подпись на этой иконе. В той же церкви каменная доска вложенная в западную стену, внутри храма, указывает место его погребения а надпись на ней гласит: «лета 1712, генваря 17, на память преподобнаго Антония Великаго, в 7 часу нощи, преставися раб Божий, Арзамасец посадский человек, Иван Васильев сын Масленков и погребен бе зде». Потомки его жили по смерти его в Арзамасе более 100 лет, отличались благочестием, принимали большое участие в устройстве Арзамасской Высокогорской пустыни, а один из них, Матвей Степанович Масленков построил 2 церкви на Тихвинском кладбище и 4 часовни на «убогих домах».

(обратно)

128

Смотри о нем в X главе этой книги.

(обратно)

129

Все историческия сказания о начале Саровской пустыни лучше всего разработаны и подробно изложены в вышеупомятутом (примеч. 124-е) «Житии иеросхимонаха Иоанна» иеромонахом Порфирием. Там именно, в XIV главе, и разъяснено подробно, что «юный монах Илларион» — никто иной, как сам Иоанн, ибо нигде не говорится об их встрече или совместной, жизни и деятельности, а со времени избрания Иоанна в настоятели Веденскаго монастыря, Илларион как-бы исчезает и имя его уже более не упоминается в сказании.

(обратно)

130

Сострадалец иеросхимонаха Иоанна иеромонах Ефрем осужден был тайной канцелярией очень жестоко. Его лишили священства, разстригли, били нещадно кнутом и сослали в Оренбург, где он томился в изгнании, исправляя должность пономаря. Лишь через 17 лет возвратился он в Саров и, впоследствии, был там строителем. Памятником его настоятельства остался построенный им холодный Успенский собор, составляющий лучшее украшение Саровской пустыни. Близ этого собора находится и могила Ефрема.

(обратно)

131

Современная иеросхимонаху Иоанну часть Арзамасской Введенской церкви есть именно самый храм во имя Введения, теплый в нижнем этаже, построенный в 1692 году. Над ним в 1747 году надстроена холодная церковь Успения Пресвятыя Богородицы. Трапеза с 4-мя приделами, из которых 2 в верхнем этаже и 2 в нижнем, построена в 1810 году, а колокольня в 1812 году. Кроме храмовой иконы введения во храме Пресвятыя Богородицы и оловяннаго потира, никаких древних икон и вещей, которыя можно было-бы считать современными иеросхимонаху Иоанну, в церкви не имеется.

(обратно)

132

а) Сведения о чудотворных иконах, имеющияся в Нижегородской Духовной Консистории.　 б) Сказание протоиерея Виктора Лавровскаго. в) Сказание о св. Кресте, свящ. Ильинской церкви Андрея Ястребскаго (впоследствии архимандрита Макария), напечатанное в Арзамасе, в 1885 году особой книжкой. г) Нижегор. Епарх. адрес-календарь 1888 г. диакона А. Н. Снежницкаго. д) Нижегор. Губерн. Ведомости 1851 года № 44-й.

(обратно)

133

Последний потомок этой фамилии Дмитрий Иванович Кащеев-Шаянский в 1850-х г.г. переселился по торговым делам в г. Шадринск, Пермской губ., и там скончался бездетным в 1880-х годах.

(обратно)

134

В местности на Цыбышевой горе, у конца Попова переулка. Так как у св. Креста носилок тогда еще не было, то он принесен был усердствующими прихожанами на полотенцах.

(обратно)

135

Я, автор этой книги, Николай Щегольков, вместе со своими родителями и многими доселе здравствующими родными и знакомыми жителями Арзамаса, был участником крестнаго хода 18 июня 1872 года. Живо помню засуху, крестный ход, религиозное воодушевление арзамасцев, вызванное появлением св. Креста в крестном ходу, и начало дождя, молитвами испрошеннаго. — Также был я зрителем крестнаго хода около церкви, во время пожара, 26 апреля 1883 г. так как в это время спасал от огня имущество моих родственников, Мартовских, живших напротив Ильинской церкви.

(обратно)

136

Благодать Божия от св. Креста явлена была даже и на мне грешном: ребенком я не мог ходить до 2 ¹/₂ лет. Это очень озабочивало мою мать. Она была женщина благочестивая и во всех случаях своей жизни первым долгом обращалась с молитвой к Господу Богу. И на этот раз осенью 1858 года, в один из праздничных дней, она вместе со свекровью, моей бабушкой и крестной, съездила к обедне в Ильинскую церковь, отслужила молебен, причастила меня Святых Таин и приложила к св. Кресту. По приезде домой, стали пить чай, а меня посадили на пол. — Я подполз к стулу, встал и тотчас-же, к общей радости, сделал несколько первых шагов, держась за стулья…

Н. Щегольков.

(обратно)

137

В праздничные дни, особенно летом, у обедни в Ильинской церкви бывает очень много причастников-младенцев, здоровых и больных, по вере матерей приводимых и приносимых к св. Кресту не только со всего города, но и из окрестных сел и деревень.

(обратно)

138

Главы XIII,XIV,ХV,ХVІ,ХVІI и ХVІІІ были напечатаны в «Волгаре», за 1900 и 1901 года в отделе «из прошлаго», под заглавием: «Материалы к истории г. Арзамаса, собр. Н, Щегольковым» и обратили на себя внимание Нижегородской ученой архивной комиссии, которая 6 апреля 1901 года почтила автора избранием в число своих членов. Затем эти главы дважды были напечатаны отдельной книгой в 144 стр. в Ниж. Новгороде в 1901 и 1903 годах.

(обратно)

139

Например: По описи 1692 г. в Введенском монастыре церковное имущество состояло из следующих предметов: 2 евангелия одно с серебрянными евангелистами, другое с медными, один крест с распятиием в чеканном окладе, другой деревянный, золоченный сусальным золотом, двои сосуды оловянные. Семеро риз: 1) камчатыя белыя, оплечье бархатное, опушка красной камки— ветхия; 2) Тафтяныя — таусинныя — новыя оплечье камчатое, опушка тафта зеленая 3) Дорогильныя — заплаченныя киндяком, оплечье бархат золотный — ветхия; 4) Тафтяныя черныя, плачены китайкой, оплечье атлас цветной; 5) киндяшныя — ветхия; 6) Дорогильныя рудо-желтыя — ветхия; 7) Киндяшныя белыя, оплечье камчатное, опушка тафтяная зеленая, 1 подризник камчатный, 1 стихарь киндяшный, другой полотняный с крашенинным оплечьем, 5 эпитрахелий, 1 орарь, 6 пар поручей, 1 напрестольная пелена, двое покровов. Кадило серебряное и два медных; киндяшныя пелены. От паникадила страусовое яйцо. У икон на прикладе: 4 креста серебрянных, 1 жестяной, два алтына серебрянных и и три копейки золоченных.

(обратно)

140

Описание Николаевского монастыря

(обратно)

141

Надпись на колоколе, который еще недавно хранился во Введенской церкви.

(обратно)

142

Грамота патриарха Адриана, хранящаяся в этой церкви. В купчих крепостях XVIII столетия Владимирский приход именуется Пречистенским.

(обратно)

143

Надпись на евангелии, пожертвованном в эту церковь Масленковыми около 1700 года.

(обратно)

144

По словам старожилов.

(обратно)

145

«3аметки об Арзамасе» А. Терещенко.

(обратно)

146

Архиепископ Макарий в «Памятниках Церковных Древностей Ниж. епархии» пишет: «в западной стене соборнаго храма на юг от паперти вложена плита с выпуклыми буквами, составляющими довольно четкую надпись: вверху вокруг креста с тростию и копием „Царь Славы Іс. Хс. ни ка“ далее: лета ЗРЛВ (7132–1624) году ноября в 13 (17) память иже во святых отца вашего Григория чудотворца преставися раба Божия Евдокия Герасимовна Мисюря» далее строчка мельчее и залеплена известью. Погребенною под стеною храма Е. Г. Мисюря и ея родственников считают строителями сего храма. От фамилии Мисюрей или Мисюревых получили название два селения в Арзамасском уезде: Мисюрихи, из которых одно ныне известно под именем с. Никольскаго-Кобылина. При этом последнем селе, в 27 верстах от Арзамаса, на берегу р. Теши есть место, известное под именем Городища, где по разсказам старожилов, были находимы монеты и хозяйственныя орудия… Из сего Арх, Макарий с достоверностью полагает, что: 1) в древности местность эта была заселена и именно народом татарского племени. 2) Селение получило название от имени владельца Мисюря или татарина или потомка татар; 3) что Кобылином оно названо, по преданию потому, — что прежние жители употребляли в пищу лошадиное мясо. 4) Грамотою царя Михаила Федоровича, данною в 7130 году (1621 г.) пожаловано Мисюрю-Мансурову за верную службу при защите Москвы от поляков не городище и не село Кобы_ лино, которыми Мисюрь владел и ранее, а земля, находившаяся у него дотоле в излишнем завладении. 5) от упомянотаго Мисюря-Мансурова вероятно и произошли две дворянския фамилии: Мисюрей, погребенных в Спасском монастыре и Мансуровых, до ныне существующая. К этим словам арх. Макария нужно прибавить, что у него, в той же книге, на стр. 24-ой упоминается Мисюрь Иванович Соловцов вкладчик Нижегор. Благовещенскаго монастыря, живший еще при Иоанне Грозном.

(обратно)

147

Смотри о нем в главах Х и XI этой книги.

(обратно)

148

Материалы к истории церквей Нижегор. епархии. Арзамасской десятины. Свящ. Холмогорова Москва 1902 г.

(обратно)

149

О сем свидетельствуют: а) дело о стрельцах. б) Нижегор. губ. вед. за 1850 г. 15 марта № 13-й. в) Русския достопримечательности. Сборник А. Мартынова Выпуск 7-й Покровский монастырь, что на убогих домах в Москве И. М. Снегирева, г) Из прошлой жизни г. Арзамаса свящ. Н. В. Лузина 1894 г.

(обратно)

150

Об этом упоминается и в «Заметках об Арзамасе» А. Терещенко.

(обратно)

151

Нижегородская Старина.

(обратно)

152

Летописец Ниж. Новгорода с его уездами — диакона И. Востокова.

(обратно)

153

Летописец Ниж. Новгорода с его уездами диакона И. Востокова и Ниж. Епарх. Адрес-Календарь 1888 г. А. Снежницкого.

(обратно)

154

Пермская летопись. В. Шишенко IV период под 1680 г. страница 471-я.

(обратно)

155

Летописец Н. Н. с его уездами И. Востокова и И. Н. Четыркина в описании Алексеевской Общины.

(обратно)

156

Ранее, в V главе, говорилось о вероятности построения Софийской церкви ссыльными Новогородцами. В 1760 г. (1652) 24 мая дана патриаршая грамота по челобитию града Арзамаса посадскаго человека Ивашка Долгова на три престола: Софии Премудрости Божией, да сошествия св. Духа, да Иоана Предтечи, это вероятно строилась уже вторая деревянная церковь. А в 1713 г. 1 апреля запечатан указ о строении церкви по челобитью г. Арзамаса Софийского попа Василья. Велено ему в г. Арзамасе вместо ветхой деревянной построить вновь церковь Софии Премудрости Божией честного Успения (?)…　

29 января 1729 г. по челобити попа Василья Иванова (вероятно того же самаго) велено построить вместо ветхой деревянной церкви вновь на том- же месте во имя Сошествия св. Духа, да в приделе Сергия Радонежского чудотворца.

(обратно)

157

Грамота патриарха Адриана, хранящаяся во Владимирской церкви.

(обратно)

158

　Описание Высокогорской пустыни. Игумена Афанасия 1862 г. и Ниж. Епарх Адр. Календарь 1888 г. А. Снежницкаго.

(обратно)

159

Там же и Нижсгород. Старина.

(обратно)

160

Житие первоначальника Саровской пустыни Иоанна. Муром 1892 г.

(обратно)

161

История о Иерархии. Часть ІІ.

(обратно)

162

Подлинная икона Иерусалимская, весьма большого размера, составляет одну из великих святынь всего христианскаго мира. Замечательна ея история. Она написана св. апостолами в 15 году по Вознесении Господа Иисуса Христа, т. е. в 48 году по Рождестве Его. В Иерусалиме она находилась до 453 г., когда перенесена была в Константинополь, а потом в Херсонес Таврический. Сохранилась во времена иконоборства. В 988 св. Владимир, после своего крещения, взял ее из Херсонеса (Корсуня) с другими святынями в Россию и послал в Великий Новгород, где она пребывала до дней Иоанна Грознаго, который разорив Новгород, взял ее в Москву и поставил в Успенском Соборе, за правым столбом. В 1812 году после нашествия французов этой Святой иконы в Успенском Соборе не оказалось: она была, к глубокой скорби православных людей, похищена. На месте ея, при возобновлении собора, поставлен чудотворный список с нея, находившийся дотоле в церкви Рождества Богородицы, что на Сенях, в Московском дворце. Впоследствии русские благочестивые люди, осматривая церковь Божией Матери в Париже, увидали там подлинную Иерусалимскую икону: оказалось, что в войске Наполеона, приведенном им в Москву, были не одни безбожники и грабители, а были люди, благоговевшие перед святыней. Может быть и сам Наполеон отправил эту св. икону в Париж вместе с другими трофеями. Например, посох св. Стефана Пермскаго также был взят во Францию. Арзамасская св. икона, хотя и велика, но значительно менее подлинника. Она украшена ценною серебрянною ризою при Архимандрите Александре.

(обратно)

163

Собственноручно писанное сказание об основании Саровской пустыни первоначальника ея Иеросхимонаха Иоанна, хранящееся в Сарове.

(обратно)

164

Пермская Летопись, В. Шишонко.

(обратно)

165

Летописец Н. Н. с его уездами И. Востокова.

(обратно)

166

Афиноген был учеником иеросхимонаха Иоанна и заступил его место настоятеля Введенского монастыря, когда Иоанн окончательно остался в Сарове. Между тем Спасским монастырем по смерти арх. Павла управлял арх. Матвей Шушерин; в 1713 г. крестьяне монастырскаго села Чернухи били на него челом про всякие его обиды и разорения. Произведены допросы и розыск, архимандрит был послан за поруками к Москве, а на его место по челобитию братии, вкладчиков и монастырских крестьян в августе 1713 г. опрелелен Афиноген, управлявший более трех лет. Лаврентий управлял десять лет. При нем стольник Афанасий Михайлович Тоузаков построил в монастыре каменную больничную церковь Успения и над нею колокольцу, существующую доселе. Церковь, лет чрез 30, упразднена, но следы до сего времени заметны на стенах колокольни. (Материалы для истор. церкв. Ниж. епархии).

(обратно)

167

История Нижегородской Иерархии, арх. Макария 1857 г. стр. 182-я.

(обратно)

168

Материалы для истории церквей Ниж. епархии и адрес-кал. 1888 г. диакона А. Н. Снежницкаго.

(обратно)

169

а) История Нижегор. Иерархии арх. Макария стр. 100-я. б) Полное собрание законов том XI № 8236-й стр. 8075. в) Словарь Исторический митрополита Евгения том I стр. 175-я.

(обратно)

170

а) Летописец Ниж. Нов. с его уездами И. Востокова, б) Адрес-Календарь А. Н. Снежницкаго, в) Нижегор. Епарх. ведомости 1888 г. № 36-й, г) Памятники церковных древностей Нижегор. губ. и арх. Макария 1857 г. стр. 346-я, д) Нижегор. губерн. ведомости за 1849 год.

(обратно)

171

Нижегор. Епарх. ведомости 1888 г. № 3-й от 1 февраля.

(обратно)

172

Описание Высокогорской пустыни. Игумена Афанасия 1862 г. Л. Н. Снежницкаго в «Адрес- Календаре» относит это событие к 1734 году.

(обратно)

173

Летописец Ниж. Нов. с его уездами И. Востокова.

(обратно)

174

Личность замечательная и в среде Арзамасскаго духовенства выдающаяся. В молодых летах он поставлен был во диакона кВознесенской церкви с. Семети, Вознесенское тож, в Нижегор. уезде. В 1716 г. перешел диаконом в Арзамасск. Николаевский монастырь. В 1720 г. рукоположен во священника к Арзам. Воскресенскому собору, где впоследствии был протоиереем, а с 1730 г. судиею духовных дел в Арзамасском духовном Приказе. Будучи современником архимандрита Иоасафа, освящал вместе с ним многия церкви Арзамасскаго уезда. (Материал для истории церквей Ниж. епархии)

(обратно)

175

Описание Алексеев. Общ. И. Н. Четыркина.

(обратно)

176

История Нижегор. Иерархии Арх. Макария.

(обратно)

177

Полное описание прежняго собора составляет V глава моей книги «Арзамасский Воскресенский собор» (Арзамас 1909 г.)

(обратно)

178

Описание Высокогорской пустыни. «Адрес-Календарь» А. Н. Снежницкаго и «3аметки об Арзамасе» А. Терещенко.

(обратно)

179

Описание Алексеев. Общ. И. Н. Четыркина.

(обратно)

180

Погребен он был в притворе Успенской церкви, которая вскоре была упразднена. Могила осталась снаружи. При архимандрите Амфилохие (1845–1850 г.г.) над могилою устроена палатка, а в ней невысокое надгробие, на которое, по крайнему невежеству, положена совершенно чужая надгробная каменная плита, взятая с другого места монастырскаго кладбища, со следующею надписью, изсеченною вязью: Лета 1764 г. (т. е. 1656) ноября в 16 день, преставился раб Божий, черный священник Паисей, а в мире был Петр Борисов сын… (фамилию разобрать невозможно) Такая безрассудная замена надгробия чужой плитой является большим соблазном для тех, кто, приходя на поклонение архимандриту Иоасафу, интересуется прочесть надгробную надпись. Впрочем большинство посетителей до этого не доходять, да и сама плита закрыта пеленой.

(обратно)

181

Летописец Ниж. Новг. с его уездами, И. Востоков и И. Н. Четыркиц.

(обратно)

182

Описание Высокогорской пустыни.

(обратно)

183

Адрес-Календарь 1888 г. диакона А. Н. Снежницкаго.

(обратно)

184

Из этого и явствуется, что в 1746 г. храм этот был уже вполне закончен, освящение же главнаго престола совершенно ранее при жизни арх. Иоасафа (ск. в 1744 г.).

(обратно)

185

И. Р. Четыркин в описании Алексеев; Общины и описание Высокорск. пуст. игумена Афанасия.

(обратно)

186

Нижегор. губерн. Ведомости 15 марта 1850 г. № 13-й.

(обратно)

187

Труды Общества Истор. и Древностей Российских часть III, страницы 235–261-я, 1826 года и «Русския достопримечательности.» Сборник А. Мартынова выпуск 7-й «Покровский монастырь, что на убогих домах в Москве» И. Н. Снегирева.

(обратно)

188

Предание о случившемся с Масленковым сохранилось в Арзамасе очень живо и передавалось из уст в уста около 150 лет. Оно записано и А. Терещенко в его «3аписках об Арзамасе».

(обратно)

189

Нижегородская Старина

(обратно)

190

Смотр. наше примечание 108-е.

(обратно)

191

Русский Архив 1871 г., Русский Вестник 1872 г. и Пермская летопись В. Шишенко.

(обратно)

192

«Заметки об Арзамасе» А. Терещенко.

(обратно)

193

Летописец Ниж. Новг. с его уездами И. Востоков.

(обратно)

194

Ив. Н. Четыркин, в Опис. Алексеевск. Общины.

(обратно)

195

Жизнеописание иеромонаха Федора Ушакова. Тамбов 1886 г.

(обратно)

196

Записки Дм. Ив. Скоблина.

(обратно)

197

О Якове Ив. Булгакове, в Московских Ведомостях за 1855 г. и «Исторический Вестник» за 1891 год.

(обратно)

198

Надпись эта следующая: «Сие святое Евангелие города Арзамаса церкви Благовещения Пресвятыя Богородицы и Приснодевы Марии, что на посаде, приложено лейб-гвардии Преображенского полку от секретаря Ивана Михайловича сына Булгакова в проповедь и душевное спасение слушающих слово Божие, а по неложному благовествованию сего Святого Евангелия, во отпущение грехов в Бозе усопших рабов Божиих, родителей его и положенных при той церкви, которых при приношении Безкровной жертвы, как ныне обретающихся при той церкви, так и впредь будущих священников и прочаго причта прошу, дабы упования, установленнаго ко избавлению от всех мук сего таинственнаго и святаго средства от нерадения лишены не были, а паче взятой талант своим деланием старались приумножать, опасаясь за неисполнение осуждения лениваго раба во тьму кромешную. А при том и о сем прошу, чтобы сие святое Евангелие ни под каким предлогом от сея церкви, яко посвященное, отлучено не было, кольми паче (о чем страшно и помыслить) похищено не было или с онаго оклад снят не был же, под опасением вечнаго осуждения за святотатство. Не в похвалу же и тщеславие будет мне, но ради ведения впредь будущим ктиторам той церкви, паче же ради к разбиранию внезапнаго какого либо случая, не оставил и сие изъяснить, что в окладе сего св. Евангелия имеется серебра весом 24 фунта 72 золотника, в позолоте золота 24 золотника, обоего весу двадцать пять фунтов. Сие же мое убогое приношение да вменит мне Господь Бог со вдовицыными двумя лептами, мытаря и блудницы со слезами, и сподоблюся от всеблагаго Бога услышати вожделенный глас: вера твоя спасет и отпущаются грехи твои многи, яко возлюби много. И сие подписал я, Иван Булгаков, своею рукою, в лето от сотворения мира 7251, от Рождества Христова 1763 года, февраля в 20 день, от рождения своего на 58 год. Аминь.»

(обратно)

199

И. Н. Четыркин, в описании Алексеев.　Общины.

(обратно)

200

На прилагаемых выше рисунках изображены: дом богатого купца Сальникова и дом, построенный около 1780 года кожевенным заводчиком В. Ф. Скоблиным, прадедом автора по матери.

(обратно)

201

Глава эта составляет часть моей статьи «Посещение Поволжья Императрицей Екатериной II в 1767» году напечатанной в «Волгаре» 6 ноября 1896 года, в день столетия кончины Императрицы Екатерины.

(обратно)

202

Источники, послужившия к составлению означенной статьи приведены в примечаниях к ней, что же касается собственно посещения Арзамаса и его уезда, то это видно из содержания настоящей главы.

(обратно)

203

Русская история С. М. Соловьева.

(обратно)

204

№ 5 стр. 59–62-я.

(обратно)

205

Так сказано в «Заметках об Арзамасе» А. Терешенко.

(обратно)

206

Ныне ковши эти утрачены, так как потомки упомянутых лиц обедняли и принуждены были продать их. В 1840 годах ковш Белянинова хранился у купца И. Л. Скорнякова, где видела его моя мать.

Автор

(обратно)

207

История Пугачевскаго бунта А. С. Пушкина примеч. 79 и 81.

(обратно)

208

«Заметки об Арзамасе» А. Терещенко.

(обратно)

209

В Нижнем казнены были три человека, посланные Пугачевым для подстрекательства к бунту и пойманные близ с. Богородскаго. Их повесили на барке и пустили вниз по Волге в назидание приволжским жителям.

(обратно)

210

Надпись эта никогда не забеливалась и прочитана мною в 1896 году.

Н. Щ.

(обратно)

211

Нижегор. Епарх. адрес-каледнарь 1888 г. а. Снежницкаго и «с. Выездная Слобода» свящ. Н. В. Лузина.

(обратно)

212

Глава эта писана в 1899 г. в период упадка Арзамаса и, будучи напечатана в 1901 году, заслужила в Арзамасе всеобщее одобрение правдивостью изложения.

(обратно)

213

Сергей Васильевич Скобин — дед автора по матери.

(обратно)

214

Издавна процветало в Арзамасе и его уезде резное искусство, памятниками котораго остались резныя изображения святых в иконостасах, а в особенности множество так называемых темниц, т. е. резных изображений Спасителя в терновом венце, поставленных в особых футлярах, вроде часовни, которые именно и называются темницами. Доныне сохранилось их в Арзамсских церквах до 7-ми, а в уезде до 40 (об этом говорится и в «Памятниках церкв. древностей» Арх. Макария).

(обратно)

215

Об этом А. В. Ступин и его школе будет подробно разсказано под 1861 годом.

(обратно)

216

На прилагаемых рисунках изображены каменныя палаты Арзамасских купцов Поповых и дом в котором родился и вырос автор, арзамасский купецеский сын.

(обратно)

217

См. приложенный вид Гостиннаго ряда.

(обратно)

218

Надпись на сем кресте.

(обратно)

219

О ней будет подробно сказано под 1820 г. в XXII главе.

(обратно)

220

И о ней будет подробно сказано в той же главе., под 1813 годом.

(обратно)

221

Описания Алексеевской Общины, ныне первокласснаго монастыря, составлен. в разныя времена, разными лицами.

(обратно)

222

Рукописная летопись протоиерея Ф. И. Владимирскаго, хранящаяся в соборе.

(обратно)

223

Вот содержание этой надписи:

(обратно)

224

На прилагаемом рисунке церковь эта видна вместе с колокольнею на правой стороне, а на левой теплая Богоявленская церковь, построенная в 1818 г. смотр. № 19-й.

(обратно)

225

Все иконы в Рождественской церкви хорошаго письма, особенно замечательны из них те, которыя писаны в Петербурге художником Игоревым. Наиболее же замечательна икона Божией Матери всех Скорбящих Радости. Она имеет отношение к самому живописцу: он получил исцеление по молитвам своей матери, а потому и изобразил себя в виде разслабленнаго, а мать свою в виде ухаживающей за ним и молитвенно взирающей на Божию Матерь пожилой женщины. Другая женщина, изображенная на иконе, говорят, — дьячиха его родного села, также получившая исцеление по молитве к Божией Матери, наконец ландшафт на иконе, говорят, изображает местность, где совершились эти события.

(обратно)

226

Имя художника, написавшаго эту картину неизвестно. В 1903 г. во время Саровских торжеств, кто-то пустил слух, что это произведение знаменитаго Мурильо, но это неверно: в 1-х нет надписи, во 2-х в течении 110 лет об этом никто не говорил и в 3-х Господь изображен на картине Православно, т. е. пригвожденный 4-мя, а не тремя гвоздями на что едва-ли бы решился католик Мурильо, в Испании, столь известной католическим фанатизмом.

(обратно)

227

Благотворительный капитал до 1871 г., находился в распоряжении Сиротскаго Суда, а с этого времени находится в ведении Городского Общества. Проценты с него употребляются на пособие городским богодельне, детскому приюту, Кирилло-Мефодиевскому братству и на раздачу ежемесячных и предпраздничных пособий бедным гражданам. Крупныя отчисления в пользу благотворительных учреждений производятся по постановлению городской думы, а пособия бедным назначаются особою комиссиею «По разбору бедных».

(обратно)

228

К сожалению, вследствие оскудения Рожденственскаго прихода, это благое дело ныне почти замерло: флигеля пришли в ветхость, на ремонт их нет средств, жить в них почти нельзя. Проценты с капитала Заяшниковых получают вдовы священно-церковнослужителей Рождественской церкви, дрова идут на отопление церкви.

(обратно)

229

Эта группа весьма подробно описана в «Памятниках церковных древностей» арх. Макария в глав о ръзных священ. изображениях сохранившихся в арзамас. уъзде (стр.390–406).

(обратно)

230

Нижегородская старина.

(обратно)

231

Описание Высокогор. пуст. игумена Афанасия. 1862 г.

(обратно)

232

Жизнеописание иеромонаха Феодора Ушакова. Тамбов 1886 г.

(обратно)

233

Свиледельство современников и «записки» купеч. сына Дмитрия Ив. Скоблина.

(обратно)

234

«Село Выездная Слобода» свящ. Н. В. Лузина и Нижегор. губ. Ведомости 1850 г. 17 мая № 26.

(обратно)

235

О Якове Ив. Булгакове см. «Московския ведомости» 1855 г. часть неофициальная, и «Исторический вестник» том ХLV за 1891 год.

(обратно)

236

«Село Выездная Слобода» свящ. Н. В. Лузина и Нижегород. губер. Ведомости 1850 года 17 мая № 26-й.

(обратно)

237

Нижегор. Епарх. адрес-календарь 1888 г. А. Н. Снежицкаго.

(обратно)

238

Ученик и сострадалец Иеросхимонаха Иоанна. Мы уже упоминали о нем в главе XI и примечании 130-м.

(обратно)

239

Из учеников о. Феодора особенно замечательны, как знаменитые подвижники и возстановители монастырей, архимандриты: Игнатий бывший впоследствии постепенно казначеем Флорищевой пустыни, строителем Островской Введенской пустыни, архимандритом монастырей Николаевскаго Песношскаго, Большого Тихвинскаго, наконец возстановитель Московскаго Симонова монастыря. Все эти монастыри, пришедшие в упадок и запустение, он привел в цветущее положение. 2) Макарий, бывший после Игнатия архимандритом Песношскаго монастыря, и 3) Феофан знаменитый возстановитель Кирилло-Новозерскаго монастыря, первоначально подвизавшийся в Санаксаре, а потом в Молдавии и там постриженный, известный св. Тихону Задонскому, бывший 10 лет послушником митрополита Гавриила, любимый собеседник Императора Александра I, оставивший интересныя записки (до 2000 страниц), в которых описываются жизнь и слова подвижников XVIII столетия. Все эти лица были из потомственных дворян, служили в гвардии, обладали богатством и все оставили ради Христа и спасения души. Духовным руководителем их был о. Феодор.

(обратно)

240

Описание Оранского монастыря арх. Макария. Москва 1851 г.

(обратно)

241

Отчет Арзамасской Город. Управы за 1897 год «Волгарь» за 1897 г. Ноября 10-го № 309-й.

(обратно)

242

Перечень святителей Нижегородских и Арзамасских:

1) Архиепископ Вениамин (Краснопевков до 1811 г.). 2) Епископ Моисей (Близнецов-Платонов 1811–1825 г.) 3) Мефодий (Орлов 10 месяцев 1826 г.) 4) Епископ Афанасий (1827–1832 г. скончался в сане архиепископа Сибирскаго и Тобольскаго). 5) Епископ Амвросий (Морев 1832–1835 г. сконч. епископом в Пензе). 6) Епископ Иоанн (Доброзраков 1835–1847 г. скончался в сане архиепископа Донского). 7) Архиепископ Иаков (Вечерков 1847–1850). 8) Епископ Иеремия (Соловьев 1851–1857). 9) Епископ Антоний (Павлинский 1857–1860 г. скончался в сане архиепископа Владимирскаго и Суздальскаго). 10) Нектарий (Надеждин 1860–1869 г. скончался в сане архиеписк. Харьковскаго). 11) Епископ Филарет (Малишевский 1869–1874 г.г.) 12) Архиепископ Иоанникий (Руднев 1874–1877 скончался в сане Митрополита Киевскаго). 13) Хрисанф (Ретивцев 1877–1879 г.) 14) Макарий (Миролюбов 1879–1885 г.г. Впоследствии архиепископ Донской. Скончался на покое в Нижнем Новгороде). 15) Модест (Стрельбицкий 1885–1890 г.г. скончался в сане архиепископа Волынскаго). 16) Владимир I (1891–1893 г. скончался в сане архиепископа Казанскаго и Свияжскаго). 17) Епископ Владимир ІІ (1894–1901 г.). 18) Архиепископ Назарий (1901–1910 г. переведен в Полтаву), и 19) Епископ Иоаким (с 1910 г.).

(обратно)

243

Слова из акафиста св. Николаю Чудотворцу.

(обратно)

244

О школе Ступина, между прочим, Ниж. губ. Ведомости 1850 г. №№ 22–25. «Люди Нижегородскаго Поволжья» А. С. Гацискаго. Ниж. Новг. 1886 г.

(обратно)

245

Описание Высокогорской Пустыни Игум. Афанасия 1862 г. и «3аметки об Арзамасе» А. Терещенко.

(обратно)

246

Сочинение о. Мелетия, составляющее довольно большой том, ныне является библиографической редкостью. Я имел случай видеть и читать его только однажды, около 1870 года.

(обратно)

247

И. Н. Четыркин в опис. Алексеевской Общины.

(обратно)

248

Разсказы старожилов и «Нижегородка» А. С. Гацискаго.

(обратно)

249

Ныне составляющий часть дома Духовнаго Училища.

(обратно)

250

Нижегор. губенкие Ведомости 1855 17 мая № 26-й.

(обратно)

251

Ниж. губ. Вед. 1850 г. 15 марта № 13-й.

(обратно)

252

Стихира на «Господе воззвах», поемая на службе в честь Владимирской и Оранской икон Божией Матери.

(обратно)

253

Впоследствии дом Жевакиных, а ныне Колесовых на Рождественской улице.

(обратно)

254

Дело о сем хранится в архиве Нижегородской Духовной Консистории и было использовано автором в 1904 году при составлении истории Арзамасскаго Воскресенскаго Собора.

(обратно)

255

Подлинный приговор, прошение и пр. бумаги с резолюциею Епископа Моисея хранятся в Архиве Нижегородской Духовной Консистории.

(обратно)

256

Сведения эти заимствованы из летописи свящ. О. И. Владимирскаго, хранящейся в соборе.

(обратно)

257

Смотр. главу XVIII этой книги.

(обратно)

258

Дело в архиве Ниж. Дух. Консистории.

(обратно)

259

Надписи на евангелии и иконе. Описания Саровской пустыни разных авторов.

(обратно)

260

Как мы видели ранее, еще в 1709 г., вероятно вследствие торговых сношений, И. В. Масленковым была заказана в Воронеже для написания икона.

(обратно)

261

Большая часть сведений о ходе постройки собора и освящения почерпнуто из дневника тогдашняго протоиерея о. Стефана Пименова.

(обратно)

262

Дело о ремонте теплаго собора в 1823 г.

(обратно)

263

Описания Алексеевской Общины, составленыя в разныя времена: 1) Архиепископом Макарием, 2) И. Н. Четыркиным, 3) диаконом, впоследствии священником А. Н. Снежницким и др. лицами и Краткое описание жизни ея настоятельницы М. П. Протасьевой, неизвестно кем составленное и выдержавшее несколько изданий (последнее Арзамас 1895 г.)

(обратно)

264

Церковныя ведомости 1897 г. 6 мая №№ 18–19, статья протоиерея Ф. Знаменскаго «Архимандрит Антоний».

(обратно)

265

Краткое описание жизни Марьи Петровны Протасьевой. Москва 1866 г.

(обратно)

266

Смотр. XV главу этой книги.

(обратно)

267

Архив мещанской управы. Дела 1814 г.

(обратно)

268

Русский архив 1898 г. заметка П. Юдина:　«Самозванец XIX стол.» и Волгарь 1898 г. № 121.

(обратно)

269

Жизнеописание ея, 1-е издание Москва 1867 г. 2-е Казань 1892 г.

(обратно)

270

«Архимандрит Антоний», статья прот. Знаменскаго в Церковных Ведомостях № 18–19 от 6 мая 1897 года. О первом посещении им Елены Афанасьевны и о разрешении его сомнения относительно святых мощей, смотри в книге «Русские святые» Филарета Гумилевскаго, архиепископа Черниговскаго, под 20 июня, житие св. благовернаго князя Глеба Андреевича, Владимирскаго Чудотворца.

(обратно)

271

Биография арх. Александра, напечатанная в 1867 году.

(обратно)

272

Церков. Вед.1897 г. № 18–19.

(обратно)

273

«3аметкм об Арзамасе» А. Терещенко.

(обратно)

274

Дело о ремонте теплаго собора хранится в соборе.

(обратно)

275

Летопись Введенской церкви, составленная священником ея, Фофаном Лествицыным.

(обратно)

276

Фамильныя воспоминания автора.

(обратно)

277

Писано в 1901 году.

(обратно)

278

Родной дядя моего отца.

(обратно)

279

Записки Сергея Вас. Скоблина.

(обратно)

280

Записки Дмитр. Ив. Скоблина.

(обратно)

281

Заимствовано отчасти из ея биографии. Казань 1892 г.

(обратно)

282

Цены на хлеб в 1828 и 1829 г.г. приводятся в записках протоиер. Стефана Пименова.

(обратно)

283

Фамильныя воспоминания автора.

(обратно)

284

Последния даты взяты из дневника протоиерея Стефана Пименова

(обратно)

285

Биографическия сведения о архимандрите Антонии почерпнуты: а) о первом посещении им Арзамаса, предсказании Елены Афанасьевны и о разрешении его сомнения относительно нетления св. мощей из книги «Русские святые» Филарета Гумилевскаго архиепископа Черниговскаго, под 20 июня, в житии св. благовернаго князя Глеба, Владимирскаго чудотворца, б) о деятельности во время управления Высокогорской пустынью из описания ея, сост. игуменом Афанасием (Петербург 1862 г.); в) о предсказании пр. Серафима из сочинения свящ. Л. Чичагова (что ныне Епископ Серафим); г) об отношениях к Алексеевской общине — из описаний ея; д) о вступлении в монашество и деятельности во время управления Лаврою из ст. «Архимандрит Антоний» пр. Знаменскаго, напечатанной по поводу 20 летия со дня его кончины в «Церковных ведомостях» за 1897 г. от 6 мая № 18–19-й; е) о чудесном исцелении по его молитвам уже по кончине его Нижегор. Епархиальп. Ведомости 1888 г. № 16-й.

(обратно)

286

Фамильныя воспоминания автора.

(обратно)

287

Дневник соборнаго протоиерея Стефана Пименова.

(обратно)

288

Жизнеописания пр. Серафима.

(обратно)

289

Записки в дневнике прот. Стефана Пименова.

(обратно)

290

Описание Высокогорской пустыни (Петербург 1862 г.) и Адресъкалендарь А. Н. Снежницкаго. 1888 г.

(обратно)

291

Ив. Ник. Четыркин в примеч. к описанию Алексеевск. общины.

(обратно)

292

Его Дневник.

(обратно)

293

По делу о постройке в Алекс. общине колокольни, в которой предполагалось устроить церковь в честь Иверской иконы Божией Матери.

(обратно)

294

Неподлежащий сомнению общеизвестный в Арзамасе факт.

(обратно)

295

Фамильныя воспоминания автора.

(обратно)

296

Записки протоиерея Стефана Пименова.

(обратно)

297

Это краткое упоминание взято из дневника протоиер. Стефана Пименова и не смотря на краткость весьма ценно: а) напоминает о несуществующем ныне крестном ходе в Богословскую церковь, б) свидетельствует, что не принимающие ныне участия в городских крестных ходах причты женских монастырей — тогда ходили, и в) перечисляет поименно участвовавших священников; почти все они были достопамятныя лица. Почти о всех их мы уже имели случай говорить, здесь же мы укажем лишь на священника выездновской церкви о. Максима, человека простого и весьма кроткаго, почему в Выездной и почитали его за праведника.

(обратно)

298

О бездождии и крестных ходах 1841 и 1842 г.г. взято из того же дневника.

(обратно)

299

Надпись на колоколе.

(обратно)

300

В XIX столетии в Арзамасе одновременно жило несколько семейств, носивших фамилию Поповых, имевших разное происхождение и неродных между собою, а потому и различавшихся еще по прозваньям; особенно известны были 1) Поповы-Щетинины коренные арзамасцы, жившие более 130 лет рядом с церковью Спаса Нерукотвореннаго, мы уже упоминали о Ив. Ал. Попове-Щетинине, бывшем городским головой, также, как и сын его Николай Иванович, имевшем большой кожевенный завод и меховую торговлю и содержавшем на свой счет воспитательный дом. Родственники его носившие ту же фамилию жили в Большой улице, в спасском приходе. 2) Поповы-Ямщиковы, потомки многократно упомянутою нами Сергея Ив. Попова, от сына его Герасима, прозванные так потому, что жили сначала в Ямской Слободе, они имели крупный капитал и вели обширную и разнообразную торговлю. Два из них были городскими головами, жили сначала в Скоблинской улице, потом в Большой, принадлежали к Благовещенскому приходу. 3) Поповы-Корнилины или Корнилычевы, потомки того-же. Сергея Ив. от старшею сына его Корнилы и внука Алексея Корнилыча, жили близь Спасскаго болота, в Благовещенском приходе, торговали рыбой и железом, брали большие хлебные подряды для казны. 4) Поповы-Матвеевы, от 5-го младшего сына того же С. И. Попова, Матвея, торговали холстом, не имели значительной) состояния, а в последнее время даже и собственнаго дома. 5) Поповы-Воронежские, два брата переселившиеся из Воронежа, один из них женился на дочери богатаго купца Фаддеева, имел 2 больших дома в Ново-Спасской улице, близь Троицкой церкви, другой жил в Ново-Московской улице. Покупали все арзамасские товары, как комиссионеры воронежских купцов. 6) Поповы, скорняки — в Ильинской улице, были и еще менее известные Поповы и все эти роды почти перевились.

(обратно)

301

Фамильныя воспоминания автора.

(обратно)

302

Описание Высокогорской пустыни игум. Афанасия 1862 г.

(обратно)

303

Дневник прот. С. Пименова.

(обратно)

304

Дневник прот. С. Пименова и разсказы современников.

(обратно)

305

Дневник прот. С. Пименова.

(обратно)

306

Записки Скоблиных.

(обратно)

307

Описание Алексеевской Общины И. Н. Четыркина.

(обратно)

308

Желающим предлагаю прочесть мою статью «Воспоминания о посещениях г. Арзамаса Архипастырями», напечатана в Нижегор. Епархиальн. Ведомостях в 1903 г. и отдельной брошюрой в 28 страниц.

(обратно)

309

Историко-статистическое описание Арзамас. Алексеевск. Общины И. Н. Четыркина. Ниже-Новг. 1887 года.

(обратно)

310

Известные своею щедрою благотворительностью церквам и монастырям Елабужские, Вятской губ., купцы Стахеевы были нечужды Арзамасу и бывали в нем по торговым делам.

(обратно)

311

Во избежание недоразумений автор заявляет, что здесь упоминается только пожертвования, сделанныя в период 1850–1885 г.г. при том самыя значительныя и достоверно известныя автору, а потому да не посетуют на него потомки жертвователей, не упомянутых здесь.

(обратно)

312

Сергей Ив. Мунин не имел за свою слишком двадцатилетнюю службу и выдающуюся деятельность никакой награды и не был к ней представляем. Когда он отказался, по старости и болезни, от должности и сам указал себе достойнаго преемника, прихожане поговорили о том, что нужно поднести ему благодарственный адрес, но в течении почти целаго года не собрались и это сделать… Таким образом Сергею Ивановичу пришлось получить «многую мзду свою» полностью на небесах, не разменянную на земную мелочь…

(обратно)

313

Здесь нужно заметить, что в Выездной подобно Арзамасу развилось поголовное щегольство и погоня за модами. Женщины, по освобождении от крепостной зависимости, постепенно переменили свой богатый национальный костюм на платье, сшитое по парижской моде, при чем старые богатейшие костюмы распроданы за безценок. Жемчуги, вышедшие из употребления, также проданы и прожиты. Только наиболее благоразумныя женщины отдали их в церковь на украшение плащаницы.

(обратно)

314

Жизнеописание Архиепископа Иакова. И. М.

(обратно)

315

Нижегородския Епархиальныя Ведомости 1888 г. от 1 февраля № 3.

(обратно)

316

Жизнеописание ея было напечатано в Твери, отдельной книжкой, в 1891 году. Затем о ней упоминается в летописи Серафимо-Дивеевскаго монастыря свящ. Л. М. Чичагова (что ныне епископ Серафим). Москва 1896 года. Страницы 287–289; 499–518; 602–618; 711–740.

(обратно)

317

Свед. эти взяты из статьи «высокопр. Григорий, архиепископ Казанский», профессора каз. дух. ак. П. Знаменскаго, помещенной в журнале «Странник». Август 1890 г.

(обратно)

Оглавление

Предисловие

I Первыя известия о Мордве и мордовской земле

II Историческия сведения о мордовской земле до основания Арзамаса (1221 г. — 1552 г.)

III Легенды о первоначальном основании Арзамаса и посещении его Александром Невским

IV Сказание об основании Арзамаса Иоанном Грозным в 1552 г. и памятники, сохранившиеся от его Казанскаго похода в Арзамасском уезде. Общий вывод из всех этих сведений

V События, относящияся к истории Арзамаса, совершившияся во второй половине XVI столетия

VI Арзамас в смутное время.[59]

VII Арзамас при царе Михаиле Феодоровиче

VIII Арзамас при царе Алексее Михайловиче

IX Арзамас во время бунта Стеньки Разина (1670 г.)[105]

X Арзамас в конце ХVII века

XI Великий арзамасец XVII столетия иеромонах Исаакий, в схим Иоанн[121]

XII Сказание о Честном и Животворящем Кресте Господнем, находящемся в церкви Илии Пророка в г. Арзамасе

XIII Арзамас во дни Петра Великаго.[138]

XIV Арзамас при преемниках Петра I. (1725–1767 г.г.)

XV Посещение Арзамаса императрицей Екатериной II[201]

XVI Арзамас во время пугачевщины

XVII Устроение кладбищ в Арзамасе

ХVIII Золотой век Арзамаса.[212] (1775–1850 г.г.)

От автора к читателям

XIX Арзамасская жизнь «от пугача до француза» (1775–1812 г.г.)

XX Арзамас в 1812 году

XXI Построение нынешняго Воскресенскаго Собора. (в 1814–1842 г.г.)

XXII Арзамасская жизнь «от француза до пожара.»

XXIII Арзамас во дни Императора Николая I

XXIV Серебряный век Арзамаса (1851–1889 г.г.)

XXV Александр Васильеевич Ступин и основанная им Арзамасская школа живописи

XXVI Арзамасская летопись за вторую половину XIX столетия (1856–1900 г.)

XXVII Арзамас во дни упадка (1885–1900 г.г.)

XXVIII Важнейшия события, совершившияся в Арзамасе в течении перваго десятилетия XX века

Об авторе

*** Примечания ***