========== 1.1 ==========
На дороге образовалась воронка, из которой поднимался то ли пар, то ли дым, то ли смешанная с дождём пыль. Асфальт был разломан, трещины расползались во все стороны едва ли не на несколько метров. Следов аварии Кон не обнаружил, зато он обнаружил торчащие из воронки крылья. Это было бы симпатично, не показывай часы половину второго ночи, не возвращайся он домой с очередной корпоративной пьянки, не лей при этом остервеневший дождь… В общем, нет, симпатичного вообще ничего.
Темно, холодно и сыро, районный асфальт ему до лампочки, в голове выплясывают алкогольные пары — всё указывает на то, что надо обойти как следует незваный кратер, согреться и лечь поспать. Кон и собирался. Делать ему больше нечего, чужие перья из асфальта выколупывать. Получилось глупо: переходя пустую дорогу, он пьяно пошатнулся и приземлился аккурат возле дыры. Глупее не придумаешь…
Зато Кон сразу же протрезвел. Помимо дымящихся крыльев, в дороге покоилось и целиковое тело, и не птичье, а человеческое.
— Блять, — сказал Кон. Протёр глаза, ушибленное место, чихнул. И повторил уже с большим осознанием: — Блять, ну нет. Почему я?
Человек — видимо, мужчина — был одет в какой-то старомодный балахон, который можно было бы назвать шторой, не будь он опоясан вполне себе модным золотистым ремешком. Завязан он был странно, особенно на спине, потому что торчащие четыре крылышка — это вам не хухры-мухры. Кон обошёл воронку и убедился, что на этом странности не кончаются: сочетание белоснежных спутанных волос и довольно смуглой кожи в этом мире встречается нечасто, а у этого чудесатого ещё и ресницы такие же, и брови — вряд ли красился для того, чтобы упасть. Со вздохом Кон признал, что фрику нужна помощь. Иначе бы он не валялся тут без сознания и с раздолбанными в кровь руками.
С какой высоты, интересно, он летел? Да чёрт знает, не без разницы ли? Как бы теперь это недоразумение вытащить…
— Слышь, — позвал он и потыкал человека рукой. Ноль внимания. — Ты не сдох? Вы в порядке, мистер?
Он чуть не заорал, когда крылатое нечто распахнуло глаза и уставилось прямо на него. Ярко-ярко-голубые, с белёсыми прожилками, а ещё — абсолютно не догоняющие, что происходит.
— Моя твоя помогать? — осведомился Кон. — Или нет? Я могу и не помогать, мне не сложно.
Человек (или что это было) медленно покачал головой. Не понимает, наверное. В последний раз в этом мире говорили на разных языках в двадцать четвёртом веке, и Кон был рад, что не застал этот зашквар. Сейчас-то всё просто и понятно, с какого бы континента ты ни приехал — везде тебя поймут, хотя и не без акцента. А это, значит, турист из ну очень далёких мест.
— Ты бы вылез, — посоветовал Кон. — Если можешь.
Тот сделал попытку пошевелиться, но не более того. Кон присмотрелся: наверное, это должно было быть больно, но парнише хоть бы хны. Да наверняка он от шока боли не чувствует, сверзиться с такой высоты…
Стоп, а с какой такой высоты? Кон задрал голову вверх. За облаками сейчас следят, с них бы никто не упал. Пики самых высоких небоскрёбов упираются где-то в третье небо, значит, там контроль присутствует. Неужели с седьмого? Где ещё такие крылатые ребята водятся? И как он не расшибся насмерть?
— Не благодари… — Он слез в воронку, чуть не переломав конечности, и, ухватившись правой рукой за край ещё целого асфальта, левой приподнял страдальца. Вернее, попытался приподнять — крылья оказались тяжеленные. Пришлось его усадить боком к сырой земле и вылезти самому, а потом тянуть. Кона немного успокаивало то, что парнише не было больно, или он хотя бы этого не показывал. Значит, осторожничать можно только с крыльями.
Идти он тоже не мог, впрочем, как и держаться как следует: ноги не гнулись, вернее, гнулись, но как-то странно. Надо бы в медицинский отсек посадить на день-два, однако ближайший медицинский отсек, в который у него был пропуск, находится дома. Перехватив крылатый дар небес за талию и пытаясь не поцарапаться крылом (хорошо хоть, что они короткие, все четыре), Кон потащился под дождём и ветром домой, думая, что надо было оставаться на вечеринке и пить дальше, а не выходить на улицу и трезветь.
***
Незваный гость устроился на диване, парящем в паре сантиметров от пола, и сидел тихо. Можно было связаться с охраной, можно — с Салли, можно — с медицинской комнатой, но Кону стало лениво, а человек-крылышко пока не умирает. Сидит себе и с немым любопытством разглядывает помещение. Смотреть особо не на что, в скай-тауэрах все комнаты типовые, но, наверное, он такого ещё не видел. Добираясь до родного семьдесят третьего этажа, Кон понял, что замёрз, промок и ненавидит эту жизнь, а ещё заметил, что гостю тоже холодно. Ну, он может этого не чувствовать, но всё равно холодно.
— Я бы тебе коньячка налил, — поделился Кон, зная, что его не понимают. — Но тогда и себе, а этого добра на сегодня хватит. Чай будем. Охуенный ромашковый чай. Тебе норм? Думаю, да, от этого ещё никто не скопытился…
За окном была непроглядная тьма, ливень долбился в окно, как проклятый, свет в комнате не зажигался ярче третьего уровня — по ночам потому что надо спать. Кон дождался, пока чайник уберётся обратно в стену, и поставил чашки на стол. Они тут же утекли вниз и через пару минут жужжания всплыли обратно на другом столике, что парил напротив дивана.
Кон присел слева от гостя, скептически его разглядывая. Сколько лет — хрен поймёшь, как объясняться — тоже. И вашу мать, он всё ещё дрожит.
— Сейчас принесу одеж… — он не договорил, потому что это чудо резко повернуло голову, посмотрело на него, моргнуло и схватило за плечо. Аккуратно, надо признать, схватило, скорее уж потрогало. Кон ошалел и не сдвинулся с места; гость придвинулся, царапнув крыльями спинку дивана, и прижался лбом к его лбу. Мокрая и холодная чужая кожа слегка вибрировала, вот и гадай, дрожь это или мысль… Слишком близко, но, может, он тоже чего-нибудь перепил? Там, на небесах у себя?
Кон терпеливо ждал, чай остывал на столике. Процедура оказалась небыстрой, и он уже начал засыпать, очнулся только, когда ткнулся носом в чужой нос.
— Извини, — неожиданно изрёк крылатый, отодвигаясь от него. Голос совершенно не простуженный, приятный даже, с лёгким акцентом — слишком уж чётко выговаривает согласные. — У вас очень богатый язык.
— А, это ты типа загружал себе?.. — догадался Кон. — Ладно, так лучше. Я Кон.
— Татрасиэль Темлакос Сара-Сераф Пура-Накир, — ответил голубоглазый. Кон присвистнул:
— Вот это спизданул, конечно… А покороче?
— Зачем?
— Да затем, что я не буду каждый раз произносить Те… Ти… — он махнул рукой. — Будешь Ти.
— В вашем языке нет таких имён, — заметил Ти.
— Ну, Тирелл какой-нибудь. Устраивает?
— Ты придаёшь слишком большое значение именам, — заявил вторженец.
— Ебись оно конём, это значение, — возмутился Кон и притянул к себе столик. — Чай остывает, хлебай давай.
С питьём у крылатика проблем не возникло, и он даже не грохнул чашку. В принципе, подумал Кон, глядя на него искоса, Ти очень даже смахивает на человека. Если только не смотреть на эти крылья, которые уже изрядно попортили обивку, ну да чёрт с ней, с обивкой. Теперь он окончательно передумал вызывать охрану тауэра: Ти сидел смирно и изучал помещение, правда, он всё ещё был мокрый и побитый, а с этим надо что-то делать.
— Я думал тебя в сухое переодеть, но такого фасона точно не подберу, — поделился он, протягивая руку к крыльям. Ти не возражал, и Кон потыкал ближайшее к нему перо. — Миленько. А оно убирается куда-нибудь?
— Нет, — он как будто удивился. — Зачем? Ладно, «зачем» тебе не нравится, но я не вижу в этом смысла. Тем более, раньше я не нуждался в одежде…
— Шёл двадцать седьмой век, а в Эдеме все ходили голые, — пробормотал Кон.
— Не совсем… — Ти задумался, видимо, подбирая нужные слова на новом языке. — У меня не было тела.
— В смысле, блять? Ты что, воздух?
— Сейчас я не знаю, что. Но у херувимов седьмого неба тела нет, — пустился в объяснения крылатик. — Это то, что вы называете головой, и четыре крыла, хотя их может быть больше в зависимости от рода и личных заслуг. Тело нам не нужно, мы никуда не ходим и ничего не делаем руками. Вся сила нашего существа — в нашем сознании, а сознание — в голове. Для перемещения только крылья, а порождает нас Господь и воля Его. Я ответил на все твои вопросы?
— Угу, — Кона интересовало только «порождение», что ж, ему ответили. — Ладно, ты херувим, я алкоголик, а что ты здесь-то делаешь? На грешной земле, прошу прощения?
— Я наказан, — коротко ответил Ти. — Человеческое тело очень неудобное…
— Пошевели рукой. Ты же чашку держал…
— Просто повторил за тобой.
Теперь Кон заметил, что сам по себе крылатик не шевелится, только копирует его жесты. Поставил чашку: тоже поставил чашку.
— Окей, сиди тут, я поищу одежду, — решился он. В конце концов, это не так уж сложно. Шкаф распахнулся по велению кнопки, выдав ему пижамку и рабочую одежду. — Нет, дружок, ещё рано… А спать — поздно…
— Он тебе не ответит, — счёл нужным предупредить Ти.
— Да ладно, блять, — буркнул Кон. — Привыкай, люди вообще существа ебанутые.
Он запрограммировал какую-то кофту с дебильным вырезом на спине — ничего другого в голову не пришло. Мягкие домашние брюки и свои есть, а вот верхнюю одежду пришлось сочинять на ходу. По-хорошему, затолкать бы гостя в горячую ванну, но с этим определённо возникнут сложности.
— И даже не пытайся сделать это сам, — пригрозил Кон, развязывая пояс. Верхняя половина небесной шторы спала, открывая гладкий торс, испещрённый шрамами, синяками и царапинами. — Нехуёво… Тебе не больно, что ли?
— Здесь — нет, — проронил Ти и уставился на свои руки. В освещённой квартире бросалось в глаза, что они от локтя до запястья оцарапаны и немного распухли, а местами кровоточили. Кон подумал, что всё-таки надо было в медик идти, но… Незарегистрированный житель хрен знает чего, свалившийся с неба посреди ночи, это не для медика. А ломать полезную программу ему ох как не хотелось, это чревато.
— Что ж, будем по старинке… — Кон вернулся с мокрым полотенцем, льдом и мазью, бинтов нет — надерём из балдахина, всё равно здесь в таком ходить не стоит.
С повреждениями он возился довольно долго, часы показывали три. Надо отдать должное, Ти порывался помочь, но с большей вероятностью он бы сделал только хуже, так что пришлось цыкнуть. Теперь крылатое несчастье украдкой разминало пальцы, запоминая, как они работают и зачем. Справившись и с одеждой, Кон скептически его оглядел. Да, выбор цветов просто отвратительный, но они же не на свидании.
— Теперь спать, — решил он, махнув рукой на всё остальное. Самому давно хотелось валяться и храпеть, но не судьба. На всякий случай Кон объяснил: — Ночью люди спят. А это ночь.
— Спасибо, конечно, — неожиданно скептически откликнулся крылатик, — но это я понимаю.
Охренеть, оно шутит! Кон с любопытством уставился на гостя, рассчитывая на продолжение разговора, но его просьбу таки восприняли буквально. Не утруждая себя тем, чтобы лечь, Ти прислонился боком к спинке дивана и так прямо и заснул…
— Вот ведь приключение на мою задницу, — пробормотал Кон, не решившись его трогать и просто плюхнувшись на незанятую часть дивана. — Салли охуеет…
========== 1.2 ==========
Салли зевнул, едва не вывихнув челюсть, и почесал спинку. Если бы Уолтер не задерживался по семейным делам, он бы сейчас не торчал в пятом тауэре Альянса, охраняя покой какого-то нереально важного совещания. Прямо за дверью сидят сильные мира сего, не все из которых — люди, и поясняют друг другу за энергосбережение в небоскрёбах, нехватку пресной воды и налаживание контактов с послами четвёртого неба, а он, Салли, просто хочет спать. И не может — потому что кто-то должен следить за происходящим через прозрачную дверь. Внутрь охранников не допускали.
Клипса легонько кольнула ухо, и он услышал механическое: «входящий вызов».
— Принять входящий… вы-о-ызов… — прозевал Салли.
— Это Николсон, — услышал он тихий голос подчинённого. Да уж, так равнодушен к чужому недосыпу может быть только Натан. — Когда вас сменить?
— Уже никогда, — скривился Салли и посмотрел на часы. — Где ты был с утра, засранец? Уолтера нет и не будет, и меня с ночной работы автоматом перекинули сюда, просто зашибись.
— Простите, капитан Йорк, — покаялся Натан, хотя он — один из лучших охранников над-тауэра, и эмоций в голосе был круглый ноль. — Тогда мне придётся дождаться следующей смены. Я буду на сотом…
— Да хоть на сто первом, — застонал Салли. — Я к этому моменту подохну. Ладно, до связи.
Спать хотелось зверски. Ночью он попёрся в под-тауэр, потому что сэру премьер-министру третьего тауэра приспичило устроить сделку на земле, а с утра — вот, пожалуйста, Уолтера нет — и он, Салли, приглядывает за советом… министров… уа-а-а, помогите. Было бы кому.
Снова клипса, на этот раз, наверное, Уолтер. Ну держись, хренов подчинённый. Салли дождался, пока вызов пройдёт, не спуская при этом глаз с длящегося за дверью совещания, и заорал:
— Бодигард Уолтер Пирс, завтра хоть жопу порви, а отработай штрафную смену! Иначе я тебя…
— Бля, Салли, ебись ты нахуй со своей сменой, хоть с Уолтером, хоть с Натаном, хоть с самим министром-хренистром! Я тебе, сукин сын, сто раз говорил — сначала выслушай, а потом втирай своё дерьмо, пока прослушка не околеет!..
— А, Кон, — успокоился Салли. — Доброе утро, дружище. Вижу, ты сегодня счастлив?
— Относительно, — тоже утихомирился друг. — Гони-ка мне сводку, чё было ночью.
— С кем ты вчера наливался, что ничего не помнишь? Я с вами не ходил, так что…
— Я про новости, башка твоя бритая, нормальные человеческие новости. Там… вторжение с какого-нибудь неба, типа, упал кто-нибудь…
— Кон, градус понижать нельзя, — хихикнул Салли. — Это на тебя, видимо, вчера что-то упало.
— Асфальт, — не слушая его, Кон продолжал гнать пургу. — Дороги в норме там?
— Ты в порядке? Какие ещё дороги?.. Ай, перезвоню.
Он потребовал прекращения вызова, и клипса тихо пикнула в знак согласия. Важные люди постепенно вставали из-за столов и покидали конференц-зал. Салли выпрямил спину, пригладил зачем-то ёжик волос на голове и попытался не зевать. Рядовые бодигарды повторили за ним жест приглаживания волос, и Салли стало смешно.
— Спасибо за работу, господа…
— Да здравствует Альянс…
— Встретимся в четвёртом тауэре…
— Седьмые небеса пока закрыты…
И всё в таком же духе. Самое главное они сказали за дверью, а теперь болтают о ерунде, как девки на нижнем рынке. Салли выждал, пока все уйдут и попадут в руки охранникам другого яруса, радостно отпустил подчинённых и побежал к лифту. Кон перетопчется, сначала он выпьет кофе.
В лифте интер-тауэра ещё оставались свободные места. Салли протиснулся в угол, сел и пристегнулся, а потом ввёл на экране подлокотника точные координаты. Теперь можно и поспать… Лифт помотало между разными тауэрами, вверх, вниз, вправо и влево, а через минут пятнадцать его ремни отпали — приехал, значит. Салли выбрался наружу и вдохнул свежего воздуха. Тридцать седьмой этаж, счастье-то какое! Внизу слишком грязно, вверху слишком душно, а вот здесь — самое то. Конечно, несколько десятков лет назад воздух был чище повсюду, но когда-то и горы были, и деревья, а сейчас осталось только море, и то ему скоро придётся потесниться.
В реабилитационном центре было тихо, и работающая при нём кофейня только открывалась. Скользнув внутрь, Салли сдёрнул с себя фирменную жилетку, швырнул её на стол, упал на стул сам и закрыл глаза. Спать… Не выйдет. Сначала надо надрать жопу Уолтеру и разобраться с ночными глюками Кона.
Не будь он телохранителем номер один (ну или почти один), Салли бы послал всё нахрен и завалился в кроватку, но он отлично знал, что если проигнорировать маленькую проблемку, через какое-то время она вымахает в огромную проблемищу. Поэтому он записал гневное сообщение для провинившегося Уолтера, а потом поозирался в поисках Хэнка.
— Хэ-энк? — ноль внимания. — Ты спишь, что ли?
— В настоящее время не сплю, — донеслось из-за стенки. — Тебя здесь быть не должно, поэтому я не счёл нужным выходить.
— И тебе доброе утро, друг, — Салли опять зевнул. — Будь человеком, сделай мне ко-у-офе… да что ж такое…
— Если «будь человеком» — это очередная шутка, то доношу до твоего сведения, что она не смешная, — Хэнк вышел с кухни и посмотрел на него с оттенком укоризны. — Сколько?
— Самую большую чашку.
— Хорошо.
Салли опять почесал затылок и уткнулся сонным взглядом в начищенную до блеска столешницу. Он не шутил, но фразочка правда вышла не очень. Хэнк Вернер всегда был человеком, пока деньги не вынудили его семью пойти на эксперимент. Тогда в центре инноваций набирали добровольцев на новый опыт: в здоровых мужчин от двадцати до тридцати пяти лет вводили искусственные элементы, постепенно превращая ту или иную часть тела в робота. Платили ого-го, результаты оказались плачевны. Мама и бабушка Хэнка перестали голодать, а Хэнк…
— Не спи, иначе разобьёшь мне носом столешницу, — велел Хэнк.
— Да-да…
А Хэнк пострадал больше всех. Ему пытались изменить глазные яблоки, и результат был обещан фантастический: супер-зрение, как вдаль, так и сквозь вещи, встроенный лазер и всякое такое. У кого-то получалось, у кого-то — нет, а Хэнку был нужен только грант, который дадут за смелость, потому что семью грозились выселить на землю. Ниже двадцатого этажа сейчас живут только отбросы общества и всякие криминалы, и такая участь была бы для них гибельна.
Операция сорвалась, глаза у Хэнка остались свои, только этот проклятый аппарат повредил какую-то часть головного мозга. Поэтому последние два года друг обитал в реабилитационном центре, пытаясь вернуться в норму. И у него получалось: Салли ещё помнил, как всё было плохо, а теперь Хэнку разрешили открыть кафе, пусть и недалеко от места вынужденного проживания, общаться с людьми вне центра реабилитации, и вообще жить по-человечески, а не как пациент или неудавшийся робот. Только к нему никак не возвращались эмоции, и иногда это угнетало. А иногда — забавило, правда, только Салли, ведь Хэнк не мог этого ощутить в прямом смысле слова.
— Спасибо, — от души поблагодарил Салли, заливая в себя одним глотком добрую треть огромной чашки. — Теперь не сдохну.
— Ты бы и так не испустил дух ещё лет пятьдесят, — ответил Хэнк. — Не злись, я понял, что это шутка.
— Это не шутка, это переносный смысл, — оскорбился Салли. — Скажи честно, ты прикидываешься или реально не можешь просто пошутить?
— Могу, — неожиданно признался друг. — Но твоё лицо, когда я не понимаю шуток, просто бесценно.
Вот так дела, его, оказывается, водили за нос. Хэнк улыбнулся (дежурно — по-другому он больше не мог) и отправился варить вторую чашку, уже себе.
Связавшись с механической клипсой, Салли запросил Кона, искренне надеясь, что друг хотя бы немного протрезвел.
— Ну, что? Всё ещё грезишь об асфальтах?
— Очень смешно, — пробормотал Кон. — Хер с ними, с асфальтами, лучше скажи, какие у нас сейчас отношения с седьмым небом? Ты же в этой политике варишься.
— Я не варюсь, так, рядышком плаваю. Седьмое небо ещё не открыто, — пожал плечами Салли. — А что, тебе надо? Максимум, что я могу выяснить — это расспросить послов с первого неба, если они, конечно, соизволят мне ответить.
— Не надо никого спрашивать, я просто уточняю. А эти послы, — замялся друг, — они, э… норм люди?
— Кон, твоё «норм» — очень пространное понятие, — он начинал раздражаться. — Ты можешь, мать твою, сказать нормально и не ходить вокруг да около? Ничего не понимаю!
— Это надо видеть. Тебе. А мне — как-то показывать… Слушай, я могу к тебе на работу кое-кого завезти? Ты же сейчас на работу?
— Я с работы, — застонал Салли. — Насколько это важно?
— По-моему, пиздец важно.
Салли взвесил услышанный ответ по шкале важности Кона. В принципе, можно было и послать.
— Ладно, значит, на работу… Кто-нибудь ещё нужен?
— Сейчас спрошу… — Через пару минут Кон вернулся и потребовал: — Желательно одного из этих твоих супер-пупер-послов. Ну, которые крылатые.
— Есть один не крылатый, но тоже супер, — припомнил Салли, и тут до него дошло: — Стоп! Кого ты там собрался подвозить?!
— Вызов завершён, — услужливо доложила клипса.
— Ну спасибо, дорогуша…
Поспать ему сегодня явно не светит. Салли представил, как его восхитительный друг заваливается в любое дежурное помещение сейф-тауэра, и засмеялся. Шоу обещает быть прекрасным. Кон — самый отбитый фрик нижнего яруса, который не чурается ходить ногами по земле, размахивает огненными волосами до задницы направо и налево и ведёт себя соответственно. Только вот что же он такое намерен им предъявить? Над Салли не так много начальников, ведь он один из лучших, но и им иногда приходится объяснять разные вещи.
— Что-то серьёзное произошло? — уточнил Хэнк, усаживаясь напротив со своим кофе. Теперь он выглядел слишком серьёзным сам, вне зависимости от ситуации, хотя был растрёпан после сна и носил реабилитационные очки с толстенными стёклами.
— Вот и узнаю, — подавив зевок, сказал Салли. — И обязательно… расска-у-а… твою мать… Если это окажется ерундой, я Кона убью и закопаю.
— Прямо в земле? — вскинул брови Хэнк.
— Прямо в земле, — уверенно подытожил Салли и встал, натягивая жилетку обратно. — И чтоб он там вечно лежал, люблю его не могу.
— Судя по тому, как вы дружелюбно разговариваете, твои чувства полностью взаимны.
Шутка это была или нет, но Салли искренне захохотал, попрощался и вышел. Снова в проклятый лифт…
========== 1.3 ==========
Сейф-тауэр находился на окраине центральной земли, и видно его было за километр. Все башни как башни: высокие, изящные, стекло и бетон, напоминают тонкую ножку от бокала. А это бельмо на глазу ещё называет себя тауэром… Этажей всего семьдесят, да у него дома и то больше. И как Салли здесь работает? Гроб какой-то. Или нет, как в старой пыльной бутылке, которая почему-то раздалась вширь, а не ввысь. И стёкла все чёрные, отстой…
— Ты не хочешь туда идти? — догадался Ти, как будто читал его мысли. — По-моему, выглядит не так плохо.
— Выглядит дерьмово, — ответил Кон. — А внутри вообще поржём.
Они тряслись в раздолбанном лифте уже полчаса. Кажется, в сейф-тауэр ездили только бодигарды и прочие охранно-оборонительные шишки, а сейчас рабочий день уже начался, и туда никому не надо — кроме незваных гостей.
Лифт сам по себе был испытанием тем ещё, а сегодня — особенно. Сначала на Ти смотрели косо. Потом — опасливо. Потом — заинтересованно. Кто-то осмелился спросить, настоящие ли это крылья. Ти сказал «да» и вежливо улыбнулся, Кону понравилось, а любопытной бабе почему-то нет. Он привык к тому, что сам выглядит экстравагантно, но ещё никогда не перевозил с собой крылатых херувимов.
По дороге не только люди пялились на Ти, но и наоборот. Он впивался взглядом в каждого, кто проходил мимо или сидел напротив, и запоминал. Сначала Кону было жутко, потом он как-то привык. Ну, а что такого, человек учится… э… быть человеком. Половину утра они потратили на то, чтобы просто пройтись пешком — почему-то у крылатика не получалось сразу совладать с собственными ногами, но он усваивал всё слишком быстро и теперь почти не отличался от человека. На первый взгляд. Ну и если на крылья забить, так нормально, да.
— Ты не знаешь, как вести себя внутри? — не в бровь, а в глаз спросил у него Ти, когда ремни отпали и двери лифта раскрылись на нужном ярусе. — Я вижу, что у людей очень много разных моделей поведения…
— Какой умный-то, блять, — проворчал Кон, выбираясь наружу и приглядывая за чужими крыльями. — Ещё идеи?
— Любые?
— Ну.
— Твоя модель поведения этим людям не нравится, — довольно сообщил Ти. Кон застыл, как вкопанный, но не врежешь же такому!
— Следи за языком, пиздюк крылатый, — ограничился он. — И не пытайся переиграть меня в сарказме.
— Конечно, не буду пытаться, — Ти совершенно по-человечески похлопал его по плечу и прошёл вперёд. — Ведь я уже это сделал.
Кону захотелось бросить ему что-нибудь в белобрысую голову. Вот и подбирай всяких чмошников на улице! Ещё вчера он этого крылатого туриста мог… не побить, конечно, зачем, но он мог ему как-то помочь, чего-нибудь подсказать. Прошло не больше суток, а он уже сам ему подсказывает. Ти усваивает всё слишком быстро, как бы чего не вышло.
И с чего он решил, что выиграл?!
До гостевого входа в сейф-тауэр они дошли молча. Кон вспоминал всё, что рассказывал Салли, и думал, как туда попасть. Хотелось справиться самому, без помощи друга-бодигарда, ну в крайнем случае, подлетит на херувимчике…
— Даже не думай, — предупредил Ти, проследив за его взглядом — Кон пялился то на крылья, то наверх.
— А чего нет? Я тебя вчера нёс.
— Потом верну, — пожал плечами херувим. — Войдём по-человечески.
— По-человечески, блять! — восхитился Кон. — Ладно, погнали.
Дежурный охранник башни скептически на них посмотрел. Кон на секундочку пожалел, что оделся в своё любимое рваньё и не надел капюшон, но только на секундочку.
— Регистрация? — осведомился охранник.
— Константин Леранжис, 140-73. А это… — Кон выдумывал на ходу. — А товарищ представится только вашему начальству.
— Что у вас случилось? — не особо впечатлённый мужик допрашивал как-то лениво, как будто ему за это денег не платили.
— У господина посла возникла проблема на нижнем ярусе, — небрежно бросил Кон, внутренне восхищаясь собой до головокружения. Вот так врать надо!
— Посла? — оторопело переспросил дежурный. Ти сообразил: поклонился в пояс, изобразил какой-то жест рукой и выдал пару фраз на неместном языке. — Так вот чего крылья-то… И какая проблема у господина посла?
— А вы не видите? — придав голосу скорби, вопросил Кон и на всякий случай развёл руками. — Господина посла не узнали и побили. На земле! Какое счастье, что мимо проходил я…
— Да уж, вы-то производите впечатление человека из самой высокой башни, — съязвил дежурный.
«Тебе пизда», — взбесился Кон, но вслух сказал:
— Я… двойной агент. Да. Ночью зависаю с фриками на земле, а потом ловлю самых неугомонных и навожу на них ваше начальство.
— Фамилии? — не поверил охранник. Салли, конечно, крутая шишка, но не настолько, тем более, об их дружбе могут знать. Кон выудил из памяти первое попавшееся имя из новостей:
— Капитан Брукс.
Рожа дежурного вытянулась, и он отошёл, вежливо пропуская их внутрь. Похоже, прокатило.
***
Салли проснулся от вежливого тычка в плечо. Это явно был не Кон. Перевернувшись на другой бок, он буркнул:
— Отстань. Те.
— Тебя Кон ищет, проснись, — судя по голосу, это Цу. Открыв глаза, Салли уставился на него и вяло попросил:
— Пошли его к херам, пожалуйста.
— Он не один, а как будто с послом, — настаивал Цу. Он был в тренировочном костюме и весь замыленный, словно бежал через всю башню пешком. — Мастер Джей сказал, чтобы ты разобрался.
— А почему «как будто»? И вообще, нормальный посол у Кона не остановится, — не поверил Салли и тут же взбодрился. — Так, я иду. Спасибо, заинтриговал.
Он спустился на приёмный этаж и быстро нашёл своих. Кон всю жизнь умел выделяться, а его спутник это умение только подчеркнул. Ожидающие приёма у капитана Брукса сидели демонстративно вдалеке, хотя им пришлось потесниться, и кидали косые и злобные взгляды. Ну конечно! Один рыжий, как бес, а вернее — алый, грива до задницы, лицо в веснушках и с вызовом («чё вякнешь про волосы — тебе хана»), одевается как нечто, ведёт себя, впрочем, тоже. Салли иногда завидовал фрикам с земли — они могут носить яркие цвета, а ему что по работе, что по месту рождения не положено. Спутник Кона выглядел приличнее, но разве что в плане одежды: на нём была тёмная жилетка в дырочку, правда, на голое тело — мешали крылья, и вполне себе не дырявые брюки. Интересно, откуда у Кона нормальная одёжка… Только всё остальное вызывало нездоровый интерес. Шоколадного оттенка кожа, например, и пушистый «хвост» белых волос, перекинутый через плечо. Здесь и сейчас так не выглядят, а послов Салли видел и мог с уверенностью сказать — это не посол.
— Салливан Йорк, третий капитан башенной охраны, — представился он и протянул руку. Не-посол руку пожал, хотя и не сразу, и Салли с ужасом обнаружил, что рука где не забинтована, там исцарапана. — Мы можем вам чем-то помочь?
— Доброе утро, можете, — отозвался крылатый, изучающе разглядывая его ярко-голубыми глазами. — Мне сказали, среди вас есть первонебесный посол.
— Есть, и думаю, он вас даже примет, — пробормотал Салли. — Только это, представиться ему придётся…
Крылатый немного подвис и посмотрел на Кона. Кон закатил глаза:
— Только попробуй.
— Ну… Тирелл, — обречённо сказал гость.
***
Кон с опаской покосился на инсайд-лифт, перевозивший людей в пределах одной башни. В принципе, ему дальше ходить не стоило. Таких, как он, здесь обычно заковывают в наручники, а потом уже спрашивают, какова причина визита. Хорошо, конечно, что рядом Салли, он-то прикроет, но ведь есть ребята покруче Салли.
Друг-бодигард болтал с кем-то из своих, пока они медленно ехали куда-то влево и вверх. Здесь сидений не было, старый-старый лифт, всем приходится стоять… что ж, раньше и расстояния были меньше. Кон нервно уставился на коллег Салли. Фриков наверху не любят. Тех, кто живёт на земле, наверху не любят. Ему сюда вообще путь заказан, и лучше смотать удочки, пока не прибили по ошибке.
— Слушай, тут такое дело, — он подошёл поближе к Ти, — возможно, меня выставят. Или сам уйду. Люди, конечно, ёбнутые, ну ты и сам заметил, что мне здесь не место…
Вместо ответа Ти внимательно посмотрел на него и взял за руку. Цепко так, всеми своими царапинами и синяками. Кон немного ошалел, а потом подумал — чёрт возьми, они же оба здесь чужие. И это он его сюда привёл.
— Извини…
— Они тебе ничего не сделают, — спокойно сказал херувим, всё ещё держа его за ладонь.
— А ты прям уверен, — заворчал Кон. — И слушай, это… лапу-то убери, мы ж не дети и не… кхм.
Наконец-то крылатик прокололся! Недоумевая, он переспросил:
— Почему? Я видел, как люди на улице держались за руки, потому что они шли вместе и помогали друг другу. Почему мы не можем?
— Это были муж и жена, ебать тебя за ногу, крылатое недоразумение, — рыкнул Кон и вырвал свою конечность. — Беру свои слова назад, тебе ещё узнать надо дохуя и больше…
— Но я не понимаю…
— Дома объясню! — взвыл Кон. — Приехали, выходим.
Когда они выбирались из лифта в тесный холодный коридор, Салли задержался, проходя мимо него, и шепнул:
— А, у вас даже так…
— Бля, Салли… Он не шарит.
Салли ухмыльнулся и недвусмысленно поиграл бровями, после чего ускорил шаг, чтобы постучаться к господину послу. Вот урод, подумал Кон. Ну ничего, отыграемся.
— Люди неправильные, — крылатик выглядел всерьез расстроенным. — Почему одни могут выражать друг другу признательность и благодарность, а другие считают это зазорным?
— Выражай как-нибудь по-другому, пожалуйста, — Кон сказал это, а про себя подумал, что теперь и ему общепринятая норма кажется каким-то бредом. И ведь, чёрт возьми, всего лишь за руку взял, не изнасиловал же прилюдно! Что с нами делает общество?
В компании пары подчинённых Салли они впятером проследовали к господину послу. Посол явно был с востока, а ещё у него не оказалось крыльев, но об этом Салли предупреждал. Помимо прочих радостей жизни, в круглом и тоже прохладном кабинете были два огромных экрана с данными со всего света, свежий кофе и капитан Брукс.
Этого олдскульного солдафона Кон терпеть не мог, в основном по рассказам Салли. Вредный старикашка с амбициями Всеотца, ну или как-то так.
— Я всё понимаю, капитан Йорк, — не без брюзжания произнёс Брукс, — но зачем вы вместе с почтенным гостем притащили это?
«Это» по имени Кон едва не плюнуло ему на ботинки, но удержалось.
— Я вам говорил, капитан Брукс, — взъелся Салли, — чтобы вы не крысились на моих друзей. Он же здесь не в наручниках!
— Пока не в наручниках, — не остался в долгу Брукс.
— Слышьте, вы, — Кону не было нужды соблюдать субординацию. — Во-первых, я тут по делу, во-вторых, завалите хавальник и не позорьтесь перед гостями.
А гости как будто оказались в своём мире. Посол без крыльев внимательно посмотрел на Ти, Ти — на посла, слегка помахивая своими четырьмя; потом посол кивнул и опустился на одно колено.
— Никогда не думал, что мне доведётся видеть живьём очеловеченного херувима. Вы уже освоились на земле?
— Как выяснилось, нет, — пробормотал Ти. — Поднимитесь, пожалуйста…
— Я должен был, — объяснил посол, отряхивая брюки. — Первое небо не седьмое. Но что привело вас сюда?
— Падение, — очень коротко ответил Ти, но, кажется, они друг друга поняли. — Вы ведь не единственный небесный представитель?
— Не единственный. Когда человеческие здания стали достигать небес в буквальном смысле, я уже был на земле по долгу службы.
— У вас нет крыльев, кто вы?
— Мой отец — один из ангельского пантеона, я живу и работаю среди людей уже больше десяти веков.
Вот это срок. Кон едва не присвистнул.
— Не будем о прошлом, — интересно, для кого крылатик это сказал — для посла или для себя. Акцент опять прорезался: волнуется, что ли? — Лучше скажите, что я…
Ти не договорил и уставился на экраны. Все невольно проследили за его взглядом, но ничего не поняли. Кон ткнул локтем Салли, Салли отмахнулся — он тоже не догоняет, значит. Но херувимчику опять море было по колено, он размашистым шагом подошёл к одной из стен, посмотрел на данные, куда-то там нажал и вывел на экран большую карту мира.
— Вы вообще заметили?.. — он обернулся к остальным. Капитан Брукс, посол, Кон и Салли не знали, что происходит, но неотрывно смотрели на фигуру с четырьмя крыльями напротив них: из-за полутьмы помещения Ти почти полностью сливался со стенами, сияли только белоснежные волосы и ярко-голубые глаза. И глаза сияли тревожно.
— Заметили что?
— Как мало осталось первородного пространства. Природа вас больше не защитит, потому что её нет. На земле и на первых трёх небесах ещё остаётся жизнь, но это ненадолго, — Ти подождал, убедился, что его правда не понимают, и тихо подытожил: — У вас давно нет травы, листвы, зелени, вы смяли горы и высушили озёра, чтобы разместить население. Но… осталось лет пять, максимум десять, и Возмездие придёт.
Никто не проронил ни слова.
========== 1.4 ==========
Кон с третьего раза собрал волосы в относительно прочную хреновину на голове и опрокинул себя на диван. Уставился в потолок, почесал щёку кулаком и подумал, что день выдался охренительным. Не в смысле «лучшим», а в смысле, что он решительно охренел от этой жизни. За полночь найти на улице и припереть домой какого-то херувима, потом проникнуть в сейф-тауэр, причем добровольно, а потом ещё и выслушать весёлые новости о грядущем конце света.
Ти, кажется, знал об этом больше всех. Посол кивнул, поверил и умчался к себе на родину — вероятно, готовиться к апокалипсису. Остальные восприняли весть скептически, в первую очередь — капитан Брукс. Эту старую дрянь никто не переубедит, кроме, пожалуй, мастера Джея, но мастера Джея под боком не оказалось.
Он прикрыл глаза и вспомнил, как Ти убедительно им доказал, что миру крышка. Природа, припоминал Кон, естественная защита человечества от внешних врагов. Небеса прикрывают сверху, деревья — снизу, горы же закупоривают самые опасные дыры в Преисподнюю… Слишком уж всё возвышенно и как-то мифично, но доказательств обратного не было ни у кого. Единственная поверхность, которую люди пока не тронули — это море. Земля стонет под тяжестью небоскрёбов, собственно, то, что она продавилась на несколько километров, общепризнанный факт.
Но что за Возмездие? И от кого? Не от загубленной же природы?
«От того, что в ней обитает», — сказал Ти.
Жуть. Надо выпить, что ли.
— Что желаете? — осведомилась кухонная стена. Днем она работала с голосом, а ночью приходилось делать все самому.
— Ну давай джин-тоник, — Кону было всё равно, а времени у него вагон. Крылатика отправил принимать душ, предварительно объяснив, как это делается. Крылья вроде не пострадали, значит, если намокнут — не проблема, а с синяками и прочим придётся туго, но Ти от помощи отказался. Заразился самостоятельностью или обижается за лифт?
Алкоголь всё делает лучше. Так же, как отсутствие прямых обязанностей перед какой-либо башней. Развалившись в кресле, парящем над полом в паре сантиметров, Кон попробовал представить себя бодигардом сейф-тауэра и не смог. А ведь хотел. В детстве, пожалуй, даже мечтал об этом: как же, самая престижная работа на всём континенте. Но его угораздило родиться слишком близко к земле.
Пусть Салли людей охраняет, ему и форма идёт, и волосы не жалко. Из хрени-пучка на затылке демонстративно выбилась огненно-рыжая прядка.
— Иди нахуй, дура, — сказал Кон прядке.
— Ваш запрос недействителен, — отозвалась стена. Твою мать, не выключил.
— Да не ты…
Ти вернулся — значит, не утоп. Конечно, белобрысый парень с полотенцем на крыльях выглядел диковато, но Кон начал к нему привыкать. Пройдясь в сухой одежде до дивана, крылатик рухнул с краю, не задев, однако, ничего своими полотенцами.
— Должно быть, неудобненько, — самую малость заплетающимся языком заметил Кон из кресла. — Есть будешь? Если ты ешь, конечно…
— Наверное, — отозвался Ти. — Откуда ты вчера достал… как это называется…
— А что оно делает?
— Исцеляет.
Кон вздохнул, со второго раза вытащил себя из кресла и поплёлся за аптечкой. Наверное, он мазь имел в виду. Как вчера, то есть, сегодня, присев слева от херувимчика и копаясь в коробке, Кон скосил глаза на его руки.
— Нихуя…
— Ночью ты спрашивал, не больно ли мне, — напомнил Ти немного сдавленным голосом. — Если это ощущение, как будто конечность пытаются оторвать, то мне очень больно.
— Конечно, тебе очень, — пробормотал Кон, уставившись на покрасневшее и распухшее ещё сильнее запястье. — Бля, надо было не ломаться и в медик…
— Регистрация. Та штука, которой у меня нет.
— Будет… Так, не двигайся, ага… Хочешь сказать, что вчера больно не было?
— Сегодня, — педантично поправил крылатик, разобравшийся в человеческом временном пространстве, тьфу на него. — Было, конечно, но я не знал, что боль мешает человеку двигаться и разговаривать. Теперь вижу, что мешает…
— А раньше так не было? — надо как-то его отвлечь, пока он будет бинтовать лапы. — Ну, в смысле… когда ты был летающей башкой.
— Нет, — коротко ответил Ти. — Как ты можешь догадаться, рук у меня не было… Подарили перед тем, как отправить сюда. Я летел через Небесное Пламя…
— И ебанулся в асфальт, — в тон ему подсказал Кон. — Ага. Ясно… Я сейчас приложу вот эту хреновину, будет больно — скажи.
— Зачем? Это же необходимо.
Вот и разговаривай с ним. Пожав плечами, Кон осторожно приложил ватный диск с прохладной мазью к краю ранки. Ти вздрогнул и тихо заскулил. Чёрт возьми, подумал Кон, это первая в его жизни боль. И её невольно причиняет он.
— Это поможет, — уверенно сказал он. — Видишь, там, куда вода не попала, стало намного лучше… Чуть-чуть осталось. — Он только начал, но надо же что-то такое говорить.
— Не надо, — Ти слабо отдёрнул руку, посмотрел на него из-под влажных прядей. Кон почти почувствовал себя последней сволочью, но людям-то с детства известно, что некоторые лекарства сначала причиняют боль, а потом убирают её. И чего он ждал? Откуда это знать херувиму?
— Надо… Это пройдёт, правда, — твою мать, в жизни даже с детьми не разговаривал, а как с этим говорить? — Неприятно, конечно, но что поделать… Бывает хуже. У Салли есть друг один, ему вообще чуть голову не снесли по ошибке, тупые идиоты, тоже мне, центр инноваций… Представляешь, то же самое, только внутри головы? А тут всего лишь синяки да царапины, — Кон не был уверен, джин-тоник это говорит или он сам, в любом случае, не помогало. — Ну, бля, короче… Помнишь, ты нам про природу рассказывал? Есть поверхность, а есть то, что под ней прячется.
— Я понял, так надо, — видимо, Ти тоже решил, что он несёт какую-то ерунду. — Только осторожно…
— Да уж ясен хрен, — отозвался Кон и снова взялся за дело. Им очень повезло, что тут нет ни одного перелома.
Через какое-то время он с облегчением выдохнул и сказал:
— Вот… Теперь ляг и поспи, только нормально на этот раз.
— Если в твоей рыжей голове что-то есть, — издалека начал Ти, — то подумай этим ещё раз.
Кон не успел обидеться, потому что понял, где неправ. На спину крылатик не ляжет в любом случае, а всё остальное — просто в хлам. Ни на боку, ни на животе ему даже заснуть не удастся, во всяком случае, сейчас.
— Ладно, но я не знаю, как тебе помочь.
— Я нормально посплю сидя, в этом ничего такого нет, — успокоил его Ти. Твою мать, кто здесь кого успокаивает? — Можешь пока рассказать, чего не надо делать среди людей. Я всё-таки не понимаю…
— Сказки на ночь? Ну-ну… — Кон потребовал у домашней кухни ещё чая и подумал, с чего начать. — Да не знаю я… Это как-то само, ты привыкнешь. Ну… со временем. Особенно если работу примешь.
— Меня никто не звал.
— Позовут. Я видел, как они на тебя уставились. Будешь самый охуенный сотрудник сейф-тауэра, — попытался улыбнуться Кон. — Ещё и с крылёхами.
— Ты сказал не выражать благодарность, — напомнил Ти, устраиваясь на диване и немного морщась.
— Я не имел в виду вообще… ну… за руки меня точно хватать не надо, — ограничился он. — И вообще прикосновения все по-разному воспринимают. Мне, конечно, до лампоса, но…
— Если тебе без разницы, то почему нельзя?
А в самом деле, почему? Хочет — пусть хватает, хочет — пусть лбом в лоб, как ночью, на людях. Почему они всё время думают, что скажут другие?
— А потому, блять, — поделился откровением Кон, — что Салли с меня не слезет. Когда освоишься, найди себе подружку и трогай её.
— Почему можно только её? — устало, как будто они спорят уже часа три, спросил крылатик.
Кон скептически посмотрел на чай и потребовал коньяка. А нет, погодите, лучше сразу водки. Кажется, настало время пестиков и тычинок…
Комментарий к 1.4
Все, конец шутейкам, пристегивайте ремни ахах
========== 2.1 ==========
Натан и Уолтер были похожи, как две капли воды, только они вообще не родственники. Салли поначалу их даже путал, пока не привык. И теперь они с одинаковым скепсисом смотрели на своего босса.
— Вы правда хотите, — убийственно равнодушным голосом переспросил Натан, — чтобы мы вернулись к капитану Бруксу?
— Капитан Йорк, это жестоко, — хмыкнул Уолтер. Он отличался куда большим спектром эмоций, чем напарник, потому и лажал чаще. — Я отказываюсь.
— Я вас понимаю, но это ненадолго, — уговаривал Салли. — Ну, пожалуйста.
— Не «пожалуйста», босс. Я вам больше скажу, идите нафиг, — выдал Натан. Уолтер сначала дал ему подзатыльник, потом не выдержал и заржал, Салли, впрочем, тоже. А посмеяться было над чем — Натан говорил это всё с интонацией деревянного сундука.
Прошло два года с тех пор, как Кон подобрал на земле херувима, и год с того дня, когда Хэнка окончательно выпустили из реабилитационного центра. Собственно, это дало Салли возможность наконец-то познакомить своих друзей. А на работе — да что на работе, всё как обычно, мастер Джей — в боевых искусствах, капитан Брукс — в истерике, Салли — счастлив, а Ти теперь капитан Тирелл.
— Я повторяю, — настаивал Натан, — пожалуйста, можно мы останемся с капитаном Тиреллом?
— Сейчас помру от смеха, парни. Что это за разговор с начальством? Я вам — пожалуйста, вы мне — пожалуйста. Капитан Брукс не такой страшный, — соврал Салли. — Вы всего лишь смотаетесь на разведку в брошенные земли и успокоитесь на этом.
— Почему с Бруксом? — буркнул Уолтер, наплевав на субординацию. — И почему мы? Вон, у мастера Джея полно народу, и все дерутся.
— Так они дерутся, а не разведку разведывают, — непреклонным голосом сказал Салли. — Хотите, я с вами пойду?
В дверь вежливо постучались. Полупрозрачная входная ширма отъехала в сторону, и Ти со вздохом протиснулся внутрь — здание сейф-тауэра не было рассчитано на крылья херувимов. Единственный башенный капитан, которому дозволялось не носить верхнюю форму, а ограничиваться специально пошитой жилеткой, с порога заявил:
— Никто никуда не идёт, если вы про западный дистрикт.
— Почему? — не без облегчения спросил Салли. — Брукс передумал?
— Ему пришлось.
— А, я понял. Парни, дружно благодарим капитана Тирелла.
Счастливые парни поблагодарили и вышли из кабинета. Салли проследил взглядом за новым начальником и уже два года как другом. Ти оказался очень классным, особенно когда они наконец поделили подружку, а ещё он ненавидел своё придуманное имя, но такова была регистрация.
— Что там случилось на западе?
— Случится, — поправил Ти, кивком указывая ему на настольный экран. — Смотри, здесь раньше были холмы. Как я уже говорил, любая возвышенность — своего рода пробка, которая закупоривает ход злым силам природы. Если сократить лекцию, оттуда вот-вот что-то вылезет.
Салли кивнул. Он прекрасно понял… Однажды уже вылезало. Примерно год назад, когда они с мастером Джеем уже выбили регистрацию для Ти, но всерьез херувима еще никто не воспринимал. Тогда никто не поверил, что в бывших Карпатах вот-вот рванёт… А оно рвануло.
Погиб целый жилой район, рухнули небоскрёбы, несколько местных сейф-тауэров в том числе. Они не успели прийти на помощь, а Возмездие уже началось. С тех пор они прислушивались к предупреждениям Ти, а чтобы сэкономить силы, мастер Джей досрочно произвёл его в башенные капитаны. Хоть кто-то сразу понял, что к чему! Только башней до сих пор заправляет капитан Брукс.
Салли невольно улыбнулся, вспомнив, как они поначалу шарахались от крылатого капитана и всячески ему не доверяли. Пара совместных вылазок, когда они выжили только благодаря чутью и скорости капитана Тирелла, и всё, белобрысое чудо раз и навсегда покоряет его отдел.
Уволиться, что ли? И уйти дебоширить на землю вместе с Коном? Всё равно мир скоро рухнет, почему бы и нет.
— Слушай, а это как-нибудь можно остановить? — спросил Салли. — Я имею в виду, то, что на нас полезет.
— Можно было. Где-то четыре века назад, — отозвался Ти. Когда речь заходила о человеческой глупости, в сарказме ему не было равных. — Теперь только бегать и прятаться. Ты доволен?
— Нет, конечно…
— Вот и мир недоволен, — объяснил капитан и любимым жестом отбросил волосы за спину. — Свяжись с капитаном Бруксом и напомни ему об эвакуации. Там три жилые башни, четыре торгово-промышленные и одна энергетическая. Если они рухнут, ничего не изменится, да и разобрать тауэры нам не успеть, но пусть уцелеют хотя бы люди.
— Иду-иду, — Салли знал, что эти двое друг друга на дух не переносят, и уже привык передавать послания по десять раз на дню. Конечно, он тоже не любил капитана Брукса, но это чувство не шло ни в какое сравнение с тем, какое испытывали друг к другу солдафон с херувимом. — Кстати, мастер Джей опять тебя искал расспросить насчёт квартиры.
Ти комично закатил глаза и никак не среагировал.
— Ну Ти.
— Ну чего? — теперь махнул крылом, не хочет разговаривать, значит.
— Он любя, — заявил Салли. — Дядечка желает тебе только лучшего. Например, квартирку в какой-нибудь крутой башне поближе к небесам.
— Если бы я подходил этим небесам, меня бы оттуда не сбросили, — любезно напомнил Ти. — Что ему еще надо?
— Ему не нравится, что ты много времени проводишь на земле.
— Дай-ка угадаю, сейчас я услышу про рыжего сатану.
— Это само собой, — хмыкнул Салли. — Так вот, мастер Джей просто непреклонен. Объясни ему сам, что тебе нормально, хорошо? Я больше не могу, он слишком добрый, на него не наорёшь… начальник тем более…
— Ты столько лет общаешься с Коном и до сих пор не порыжел, — безапелляционно сказал капитан Тирелл. — Значит, и я от этого не умру.
— Ты с ним живёшь! — счёл нужным напомнить Салли и засмеялся. — Это всё компенсирует!
— Ваши человеческие предрассудки меня раздражают… Какая разница, где я живу и с кем? Как ты себе представляешь продажу квартиры крылатому существу, которое в дверь с трудом проходит? — возмутился Ти. Одной из любимых тем на поспорить были именно человеческие предрассудки. Как совершенно верно заметил Кон, после таких споров начинаешь думать, что Ти — прав, а люди — дерьмо, причем все без исключения, и человечество обречено в первую очередь из-за своей глупости.
В самом деле, какая разница. Всё равно люди обречены. Салли пожал плечами и отправился искать нелюбимое начальство, попутно думая, что сбрасывай Рай херувимов почаще, может, человеческая жизнь сложилась бы иначе…
***
Кон с десятой попытки вошёл в пустой лифт, пристегнулся и куда-то тыкнул. Возможно, на кнопку. В три часа ночи с земли никто не поднимается, а ему приспичило домой, ну, хоть иногда надо приезжать до утра? Они прилично повеселились сегодня, ай, точно, надо перезвонить Милинде… Доехала ли домой Милинда? А не похрен? Нет, он обещал.
— Как ты, рно… родная? — поинтересовался Кон, чувствуя, как ключ-карточка уплывает из рук, и ловя её на коленях. — Я пчти деохал. Дмой. А ты?
— По счастью, нас с тобой не связывают кровные узы. И я надеюсь, что никогда не свяжут брачные, — ответил Хэнк. — Что-нибудь ещё, достойное моего пробуждения среди ночи?
— Ох ты ж блять. Извини, я не звонил тебе хотеть, — пожаловался Кон. — Слшй… А когда мирнет рух? Я всё забываю спорсить…
— Рух мирнет, если ты не проспишься, — посоветовал Хэнк. — Знаешь, я, пожалуй, позвоню Ти, раз проснулся… К такому надо быть готовым.
— Да ему норм! — Кон зачем-то махнул рукой, собеседник этого увидеть никак не мог. На том и порешили. Как-то раз он действительно расшевелил совесть и осторожно спросил, не нарушают ли его пьянки и загулы какую-нибудь херувимскую заповедь. Ти ответил, что хозяин дома не может нарушать заповеди гостя, и это он зря, потому что Кону больше нравилось зависать на земле, чем страдать на высоких этажах башни.
Как ни странно, они ни разу не поругались, в том числе по этому поводу. Крылатому капитану было по барабану, кто и во сколько приходит, алкоголь на него действовал максимум как вода, а с новой работой Ти и сам задерживался часами и днями, так что никаких проблем. Хоть Нора с Милиндой были знакомы, так что иногда дамы сердца оставались на самообеспечении.
Или почти никаких проблем, подумал Кон и треснулся лбом в стену. Нет, это не его квартира. Его дальше…
Полотенцем по лицу… нет, это вообще не его квартира. Следующая…
— Вот теперь да, — пробормотал Кон, покачнувшись и упершись спиной во входную дверь. — Дбро пожаловат.
Он скинул ботинки и кое-как стащил с себя куртку — волосы мешали жутко, но не стричь же из-за ерунды. Не дай бог, решат, что он в башню собрался… тоже мне, в ба-ашню… Слишком высоко. Проползя к раковине, Кон наспех умылся и хлопнул рукой по столу в поисках полотенца. Нету…
— Ти, — жалобно позвал он в темноту. — Где полотенце?
— На месте полотенце, — зевнули в ответ. — Ты его сам куда-то перекладываешь всё время…
— Не пекерладываю я, — Кон оскорбился до глубины души. — У каждого полетенца есть своё мес… то. А, нашёл.
— Полетенец — это я, а ты алкоголик, — радостно констатировал друг.
— Вот это новость, неожиданно пиздец! Щас, я найду диван…
Наконец он рухнул на своё место, и через пару минут потолок перестал качаться. Кон вгляделся в темноту — ворох крыльев, который Ти во сне сбрасывал со своей софы, немного светился.
— Когда мы умрём? — без обиняков спросил Кон. — Я знаю, что обязательно, но когда?
— Скоро, — поворочавшись, Ти повернулся лицом к нему. И глаза у него светятся, зашибись. — Я-то не умру, то есть, умру, но не от этого. А вы все слишком легкомысленные… бежать надо.
— Куда?
— Свободным осталось только море. Других выходов я не вижу, — в крылатике явно заговорил капитан сейф-тауэра. — Эти небоскрёбы, эти башни… Вы сами себя загоняли в ловушку столько лет, и вот, пожалуйста. Теперь даже спрятаться негде.
— Твоими бы устами тышу лет назад, — съязвил Кон. — На строительстве первой высотки. А на море не вариант…
— Почему?
— Салли укачивает, он сдохнет первый.
Кон закрыл глаза, почувствовав, как диван качается. Вот так же и на корабле будет… Интересно, они правда смогут бежать морем? А зачем? Жить-то хочется. Хотя… иногда не очень.
Но не потому ли он так цепляется за землю, что хочет жить? Внизу остаются не только криминалы, внизу остаются те, кому ещё хоть как-то дорога собственная свобода. Салли другой, он любит защищать свободу других и ловить преступников, и вообще ему нравится эта работа. У Хэнка не было выбора, а теперь он где-то посередине и тоже очень хочет жить дальше. Ти так вообще дар небесный, ха-ха, только небо от дара отказалось… Херувим никогда не хотел об этом рассказывать, и любопытствовать про себя вскоре надоело. Он просто есть, и всё. Есть, был и будет, потому что не умрёт, наверное.
— Когда ты в последний раз делал глупость? — спросил Кон.
— Что? — кажется, он уже заснул, во даёт.
— Глупость, говорю. Ты, когда упал, очень этим увлекался.
— Отстань, — сонно сказал Ти. — Всё равно забудешь под утро, ты же пьяный…
— А хули нет, — Кон почувствовал прилив сил и сел обратно. Правда, промахнулся и оказался на полу. — Да бля…
Через полминуты шороха и заспанного бормотания он почувствовал движение совсем рядом. Ти взял его лицо в свои ладони и внимательно посмотрел в глаза.
— Точно забудешь, — улыбнулся он. В темноте одни глаза светятся, больше ничего.
— Н тргй, — попросил Кон, — мня.
— О да, я помню. Людей нужно трогать по строго определённой схеме отношений.
Слишком много слов для пьяного Кона. Покачав головой, он попытался встать, но только оперся локтем о край дивана — и больше ничего. Темно и тихо… Его щеки коснулись тёплые губы.
— Мне всё равно, — вполголоса сказал Ти. — И здесь никого нет. Мне кто-то говорил, что это знак защиты… Ты не умрёшь, потому что я этого не допущу. Мы возьмём всех, кого захотим, Салли, Хэнка, Милли, Нору, и бежим на море. Ну как, я сделал глупость?
— Да, — Кон невольно потёр щёку. — Сделал…
— Хорошо. — Сильные руки подняли его обратно на диван, и потолок снова закачался. — Какая всё-таки разница, кто где родился, кто где живёт, кто как выглядит? Мне же никто не может запретить защищать тех, кто дорог?
— Никто…
— Тогда спокойной ночи.
========== 2.2 ==========
Салли видел, как стёкла башни задребезжали, застонали и закряхтели, а потом небоскрёб утянуло вниз. На полпути он сложился пополам и в таком виде рухнул под землю. Задрожали соседние здания, поднялась пыль, слышались людские крики, а он находился слишком далеко, чтобы что-то сделать — через два дистрикта. И всё равно…
— Мы далеко, капитан, — заговорила клипса голосом Уолтера. Встревоженным, не предвещающим ничего хорошего голосом. — Где вы?
— Ещё дальше, — вздохнул Салли. — Этим займётся местный сейф-тауэр.
Чем — этим? Запоздалым заламыванием рук? А ведь Ти их предупреждал, только его опять не послушали. Что ж, ещё не все поняли, кого здесь действительно надо слушать.
— Значит так… Уолт, бери Ната и идите искать Брукса, — решил Салли, поднимаясь из-за стола: катастрофу он наблюдал из-за столика кафе этаже эдак на восьмидесятом. — Пусть делает, что хочет, но объявит тревогу. И готовность к эвакуации.
Корабли были готовы, об этом позаботился первонебесный посол с востока, с которым они не виделись с того самого дня. Вопрос лишь в том, кто этими кораблями воспользуется. Люди не хотят покидать насиженных земель, даже несмотря на то, что эти земли вот-вот сожрут их! Один Ти не переубедит весь континент, нужно спасать тех, кто готов спасаться…
Раньше Салли бы ударил себя за такую мысль, но, проработав много лет в сейф-тауэре и наслушавшись о грядущем апокалипсисе, он убедился, что всем помочь не выйдет. Ну никак. Да, они уговорят женщин и детей, потому что мать всегда защищает ребёнка. Да, они посадят на корабль своих. Да, Салли сцепит зубы и сядет на корабль сам. Но все остальные покажут зубы и останутся умирать…
Когда Салли вышел из лифта на скромном десятом этаже, чтобы пересесть на другой, горизонтальный лифт дальнего следования, снова задрожала земля. Близко… очень близко. Он спешно припомнил географию, но не обнаружил на территории этого дистрикта ни гор, ни холмов.
Инстинкты бодигарда пересилили инстинкт самосохранения. Посмотрев по сторонам, Салли немедленно обнаружил группу людей, которая нуждалась в помощи.
— Вызови мне ближайшую охранную башню, — потребовал он у клипсы. Через какое-то время сигнал прошёл. — Капитан Йорк. Я под сто третьей башней, срочно приведите сюда
отряд. Завал…
— У нас везде завал! — неожиданно громко ответили ему. — Здесь… Здесь стены, они… помогите…
Связь прервалась, и за спиной у Салли застонала очередная башня. Не помня себя, он прыгнул вперёд, попал с крыши лифта на чей-то балкон — этаж седьмой, наверное, совсем бедняки, и по пожарной лестнице, оставшейся от старых домов, слез на землю.
— Отойдите! — проорал Салли. Кто-то среагировал, кто-то нет, на земле осталась лежать комочком женщина — она прикрывала своего ребёнка. Чёрт возьми, выхода нет. Сзади на него полетело стекло.
Салли рванул вперёд и прикрыл собой мать с ребёнком. Башня рухнула, земля задрожала, заходила ходуном. К счастью, небоскрёб стоял через один, иначе бы они все умерли на месте. Кашляя от пыли и пытаясь вернуть слух, отобранный силой удара, Салли потряс головой. Женщина пошевелилась. Блондинка, и девочка тоже светлая, обе напуганы, исцарапаны и дрожат.
Женщина что-то сказала ему, но Салли по губам не читал, а слух возвращался медленно. Помотав головой, он схватил обеих, девочку — на руки, женщину — под локоть, и поволок их к лифту. Ещё можно успеть. Кажется, на тракты ещё ничего не падало, они смогут, они справятся…
— …приморский дом! — надрываясь, кричала блондинка. Из её рассечённой губы текла кровь, а она всё настаивала. — Бросьте меня, увезите Миранду!
— Вы поедете вместе с ней! — рявкнул Салли и вернул ей ребёнка. Девочка тихо плакала от ужаса, глядя на паникующих людей, наверное, ушки у неё тоже заложило. — Все поедут! Откуда вы знаете о приморских домах? Вы с земли?
— Да, но… мы согласны, — слизнув кровь с губы, спешно заговорила женщина, пока они шли к ближайшему горизонтальному лифту. — Мы слышали, неважно, где ты родился, в дома поедут все, кто хочет спасаться морем…, а потом — плыть…
— А потом — плыть, — рассеянно кивнул Салли. — Забирайтесь первыми, я вас отвезу к эвакуационным лифтам… твою мать, — неожиданно злобно рыкнул он и хлопнул кулаком по стене дома. — Я надеялся, что они никогда не пригодятся. Знал, и всё равно надеялся…
***
Мастер Джей никогда не вмешивался в чужие конфликты, но даже он сейчас не медитировал. Один из башенных капитанов смотрел на другого, и Салли был готов поклясться, что капитану Бруксу крышка. Он и сам бы придушил старого тормоза, просто не мог поверить в то, что он говорит.
— Рядовая тревога? — переспросил Салли, еле шевеля онемевшими губами. — Капитан Брукс… Я тащил полумертвых людей через несколько кварталов, у нас не хватало людей, на подмогу никто прийти не смог — это рядовая тревога?
— Мир не рухнул, значит, рядовая, — отрезал Брукс. Салли очень хотелось вырвать с мясом эти густые седые брови, презрительно выгнувшиеся в обрамлении старческих морщин. Он сделал глубокий вдох и сколько-то там посчитал в ожидании, что мастер Джей сейчас всех помирит, как обычно.
— Вы сошли с ума, капитан Брукс, — тихо сказал мастер, перебирая пальцами нунчаки, только на этот раз жест не казался дружелюбным. И Брукс, видимо, это понял.
— Уберите свои недоделанные чётки, вы…
— Это не чётки, вы знаете, что они могут сделать.
— Это угроза?
Салли опешил. Он был самым молодым из главных капитанов сейф-тауэра, но еще ни разу не видел, чтобы эти двое грызлись между собой. Им давно был нужен новый лидер, если бы только капитан Брукс признал Ти…
— Простите за задержку, — Ти поздоровался с подоконника — на срочные совещания он предпочитал являться через окно. — Мы загружали эвакуационные лифты. Натан и Цу…
— Какие лифты? — взвизгнул Брукс, брызжа слюной. Салли с сожалением отметил, что его взгляд оставался осознанным — даже психом не заклеймить. — Вы с ума сошли?! Немедленно отзовите людей! Более того, это не ваши люди!
— Почему вы не хотите эвакуировать людей, капитан Брукс? — ровно спросил мастер Джей. Его спокойствия на всех не хватит, но хотя бы чуть-чуть…
— Ложная тревога! Пара башен падёт, и на этом всё. Мы зря потратим энергию, чтобы переправить эти лифты, зря подадим воду и электричество в приморские дома, зря…
— Капитан Брукс, — сказал Ти, — вы ошибаетесь.
Старик опять начал ворчать, а Салли, не принимая участия в дискуссии, смотрел на херувима и думал, когда в последний раз видел что-то подобное. Ти злился, наверное, или даже был очень зол, но его лицо оставалось вежливым, глаза — непроницаемыми, а улыбка — ровной. Салли знал, почему: оказавшись среди людей, херувим быстро сориентировался благодаря подсказкам новых друзей и поэтому забирал только самое лучшее. Он копировал чужое поведение, походку, речь, манеры, но никогда не брал лишнего — зависти, отчаяния, слабости, вспыльчивости… Это казалось фантастическим, но Ти по-другому не мог, и для него было вполне естественно воплощать в себе только добродетели.
Салли моргнул и понял, что не так. Да, с Ти всё как обычно — вежливый, непроницаемый и ровный, только четыре крыла за спиной напряжены так, что воздух вокруг дрожит.
— У нас нет выбора, — негромко сказал мастер Джей, обращаясь к ним.
— Вы о чем? — Салли повертел головой. Если речь о смене капитана…
— Да, Салли, речь о смене капитана, — как давно Ти читает мысли? Нет, это он просто угадал. — Капитан Брукс, нас трое, вы один. Большинство из башенных капитанов настаивает на смене лидера.
— Как вы смеете? — задохнулся Брукс. Он вскочил на ноги и вызвал своих людей, пришли все, кто только мог — все были в пыли, грязи, поту и крови, кое-кто ранен, кое-кто заплакан, товарищей всех собрать не удалось, за окном небоскрёбы летят к земле.
— Мы готовы голосовать, — подал голос Натан.
Салли оглядел их всех. Отряды, подотряды, пары, тройки. Все свои и в то же время ничьи. Его, Салли, прямые подчиненные смотрят упрямо, мастера Джея — смиренно, но с затаенным огоньком, капитана Брукса — виновато и решительно. У Ти пока нет своих людей. Пока нет.
— Никто за вами не пойдет! — возмутился капитан Брукс. Он был главным из главных слишком долго, чтобы признать чужое первенство — и, что хуже, собственное тупое упрямство закрыло ему глаза на реальную опасность. — Тоже мне, компания кандидатов… Молокосос, монашек и это крылатое недоразумение…
Крылатое недоразумение улыбнулось ещё разок, и Салли был готов поклясться, что в комнате стало холоднее.
— Если вы уверены в себе, то и опасаться вам нечего. Дело срочное, — теперь Ти, а точнее — капитан Тирелл, разговаривал с людьми, а люди смотрели только на него и слушали только его. — Нужно увозить людей к морю, всех, кто согласен. Опасность исходит из земли, оставаться внизу ещё дольше нельзя. Открывать эвакуационные лифты и приводить в действие механизмы приморских домов может только первый башенный капитан. Первый башенный капитан Брукс не хочет этого делать. Вы все, — он обвёл глазами уставших и побитых бодигардов, — прекрасно знаете, что творится снаружи, и можете мне поверить, что это уже не остановить. Вас могут вывести наружу капитан Йорк и капитан мастер Джей. Пожалуйста, поднимите руки…
Салли переглянулся с мастером. Должен был начать кто-то из них! Ти не станет называть себя, а ведь кроме него — некому… Что ж, ладно, назад уже не повернешь. Если выберут мастера Джея или Салли, они сделают все, как скажет Ти. Они спасут людей…
— Пожалуйста, поднимите руки, кто согласен с отставкой капитана Брукса.
Чего он тянет?! Салли с удивлением пронаблюдал, как все руки, медленно или быстро, тянутся вверх.
— Пожалуйста, — монотонно продолжал Ти, — поднимите руки, кто готов довериться капитану Йорку или капитану мастеру Джею.
Все, или почти все. Зато уверенно. Но что делает Ти?
Херувим наконец спрыгнул с подоконника и выпрямился во весь рост, слегка касаясь крыльями потолка. Голубые глаза горели, он больше не улыбался.
— Вы пойдёте за мной? — спросил капитан Тирелл.
И люди сказали «да».
========== 2.3 ==========
Хэнк ответил на вызов не сразу, но Салли упорно цеплялся пальцами за клипсу, пока его не соединили. Судя по шумам на заднем плане, друг уже далеко не в реабилитационном центре.
— Это срочно, — заболтал Салли. — Очень срочно. Собирай всех своих, маму, бабушку, нужно как можно скорее эвакуироваться и… для начала, где ты? Может, мне к ним ближе?
— Никому не ближе, — ответил Хэнк. Его голос, как обычно, ничего не выражал. — Они погибли, Салли… обе. Я ищу Кона.
Землю будто выбили из-под ног, вернее, не землю, а сотый этаж еще целого сейф-тауэра. Салли прикусил губу.
— Нет…
— Да.
— Мне так жаль, — он не соврал, скорее, не сказал всего. Хэнк столько пережил ради того, чтобы они жили и жили счастливо, а теперь семьи не стало. — Как… уже что-то упало?
— Всё падает, если ты не заметил, — если бы их разговор слушал посторонний, он бы был убежден, что Хэнку Вернеру плевать на свою семью. — Слушаешь?
— Да… — Салли на две-три секунды сжал пальцами переносицу. — Слушаю. Блять, я сейчас зарыдаю. Прямо здесь. Мы опоздали…
— Я тоже очень хочу зарыдать, — тихо сказал Хэнк. — Не представляешь, как сильно я этого хочу. И не могу. Иронично, не правда ли? Так что просто скажи, в каком направлении двигаться. В каком квартале нужный лифт?
Взяв себя в руки, Салли дал координаты и сам отправился наружу. Никого близкого из родных у него не было, дальняя родня до последнего будет сидеть у подножия первого неба — и, может, даже усидит. Значит, нужно вытаскивать людей и друзей.
Люди — так он всегда называл подчиненных — вытаскивают других сами, и Салли за них поручиться не может — это и его работа тоже. Оставались Кон и Хэнк, и если он сумел уговорить Хэнка спасаться самому, то только потому, что рассчитывал на Кона.
Он же был не против бежать на море. Ти сказал, не против.
— Регистрация запрашиваемого номера? — вежливо осведомилась клипса.
— Константин Леранжис, дрянь ты механическая, — пробормотал Салли, одновременно пристегиваясь в сиденье местного вертикального лифта.
— Связи ниже двадцатых этажей больше нет, — услужливо сообщил ему механизм. — Новый запрос?
А вот теперь всё действительно плохо. Либо из земли уже полезла всякая херня, которую один Ти возвышенно зовёт Возмездием, либо это проделки капитана Брукса. Кто, как не он, так ненавидит фриков, что был бы не прочь избавиться от них при удобном случае? Кто, как не он, действительно в силах это сделать? У капитана Брукса все ниточки в руках…
Салли безумно хотелось обвинить во всем престарелого капитана, но он не мог. Потому что видел самолично, как Брукс через ворчание и брюзжание, но всё-таки помогает налаживать энергетическую сетку.
«Что же там случилось?»
— Я у нужного лифта, — доложился Хэнк. Салли кивнул, забыв, что его не видят. Он уже стоял на пороге тридцатых этажей. — Здесь никого из наших нет, ты уверен…
— Найди блондинку с девочкой, — неожиданно вспомнил Салли. — Аманда и Миранда Дюнкерк. Они должны быть в том же секторе, где и ты.
— Хорошо, раз ты просишь. Но где Кон?
«Отличный вопрос, дружище», — нервно подумал капитан.
— Я уже за ним иду, не беспокойся.
— Думаю, единственный, за кого мы можем не беспокоиться — это Ти. — Отключаясь в последний раз, Хэнк безэмоционально попросил: — Береги себя. Иначе мне будет некому шутить несмешные шутки.
— Да, Хэнк, — пробормотал Салли, со злостью на самого себя вышибая ближайшую дверь. Чёрт возьми, он сегодня точно над чем-нибудь разревётся.
***
Ти свалился на него с пятидесятых этажей и в последнюю секунду схватил за шиворот. Сначала Салли услышал хлопающие крылья, потом почувствовал, как ему дали подзатыльник растрепавшимися волосами, а уж после этого ощутил цепкие пальцы, которые его тормознули.
— Далеко собрались, капитан Йорк?
— Ваше сиятельство, — хмыкнул Салли. — Да вот, мне бы вниз…
— Нельзя, — ничего не объясняя, Ти указал одним взглядом, куда смотреть. Салли посмотрел — и тут же пожалел об этом, потому что его моментально затошнило.
Разверзшаяся под ними земля напоминала нечто среднее между увеличенной в микроскопе человеческой порой и еще каким-нибудь нелицеприятным отверстием, только абсолютно отвратительным и грязным. Комья почвы свисали по краям, асфальт давно треснул — не было никакого асфальта, изнутри разило серой и несло каким-то дымом. Гарь мешала дышать и застилала глаза, а ведь они находятся очень высоко! Каково сейчас внизу?!
Из мерзкой распахнувшейся дыры, которая к тому же шевелилась по краям, осыпаясь и умирая, раздался противный вой, больше похожий на скрежет несмазанной двери.
— И отверзлись Врата, — пробормотал херувим. — И пришло Возмездие. И поднялся наружу из мглы страшный зверь Его…
— Какой зверь? — осипшим голосом спросил Салли. Страшно было и без того.
— Боюсь, увидишь сам. Я бы хотел тебя попросить… — Ти очень правильно сделал, что повернул его спиной к земляной дыре: Салли не мог оторваться, но смотреть дальше он тоже уже не мог. — Клипса сломалась… запроси Милинду Ллойд и Нору Палмер.
Салли кивнул и принялся за дело; пока вёлся поиск девушек по регистрации, он наблюдал, как Ти ходит туда-сюда по балкону, где уже не осталось людей, разминает руки, помахивает крыльями и напряжённо смотрит вниз. Возмездие… то самое, о котором он говорил.
— Милинды больше нет, — пробормотал Салли. — Нора находится на восьмидесятом этаже бывшей башни Хэнка около лифта, но, похоже, она не собирается уезжать, а помогает кому-то.
— Издержки работы в реабилитационном центре…
— Ты полетишь к ней?
— К ней полетишь ты, — поправил херувим. — Вернее, поедешь на ближайшем скором лифте. Это же не далеко?
— Не очень.
— Где Хэнк и его родные?
— Хэнк уже уехал… их нет. Ты куда, Ти?
— Угадай с трех раз, — хлопнув его по плечу, Ти передумал, задержался и крепко обнял, а потом прыгнул вниз. Салли посмотрел, как он летит камнем на землю, а потом в последний момент взмывает ввысь. Наверняка это очень страшно — так летать…
Надеясь, что он не опоздает хотя бы к Норе, Салли побежал в сторону лифта. Они виделись с подругой Ти пару раз, она милашка, только слишком самоотверженная — сейчас наверняка помогает эвакуироваться пожилым людям и ребятам из центра реабилитации, но только не себе. Что ж, кто-то должен это делать, но Салли не мог допустить ещё одной потери.
По дороге он зачем-то посмотрел вниз, на землю.
А земля посмотрела на него.
***
Кон как раз собирался послать всё к чёрту и прыгнуть вниз, когда асфальт встал на дыбы. Пошел трещинами, задымился, надломился, окончательно треснул. Не став досматривать, Кон перемахнул через балконную решётку, ухватился за ту, что была этажом выше, и поднялся на двадцать первый. Фриков могут презирать, сколько угодно, но в каком месте обрывается связь, они знают получше бодигардов…
Надо связаться с кем-нибудь из своих, а потом — валить отсюда нахрен. Кон выглянул в окно. По земле, прочь от разлома, бежали его соседи: вон тот парниша с пирсингом в носу как-то раз выручил полотенцем, татуированная бабуля быстрее всех несётся, ещё и дымит на ходу, компания крашеных ребят из тридцать пятой башни… Если эвакуация общая, фриков должны пустить в лифты. Если нет, то и ему даже пытаться не стоит.
— Слушаю ваш запрос.
— Свяжи меня с…
Балкон захрустел, как старческие суставы, и Кон еле успел прыгнуть внутрь квартиры. Там, оказывается, кто-то был. Маленький плачущий мальчишка, явно то ли забытый, то ли брошенный. Типичная комнатушка, каких в любом тауэре полно, да и у него у самого почти такая же, только по центру сидит пацан с вывернутой ногой и рыдает, и с этим надо что-то делать, раз ты пришёл.
— Как тебя зовут, пацан? — Кон попробовал его поднять, но ребёнок икнул между рыданиями и отполз на пару сантиметров. — Эй, с фриков ссышь, что ли? Ну так сейчас без разницы…
— Н-нет, — глотая слёзы, попытался объяснить ребёнок. — Мама придёт… с братиком… и заберут меня. В-вас не возьмут, вы снизу…
А, точно. Отбросы общества с земли никому не нужны. Пожав плечами, Кон обошёл комнату и выглянул в коридор: где-то тут должны ошиваться предки пацана, не бросили ж они его, раз ждёт?! Он сделал шаг вправо и заорал: здесь и вправду было женское лицо, вернее, голова, она была подвешена к потолку и смотрела прямо на него остекленевшими распахнутыми глазами. Тут же в нос ударил жуткий запах — остальная часть тела валялась на полу, тоже покромсанная на части чьими-то огромными зубами.
— Мама? — звал из комнаты ребёнок. — Мам, ты где?..
— Твою мать… — Кон отошёл на два шага, споткнулся, посмотрел назад. Только что головы там не было, а теперь свисает. Как две капли воды — тот малой, который сейчас сидит по центру комнаты. Даже веснушки такие же… нелепые… как у самого Кона… Вот и братик.
— Вы их нашли? — судя по шороху, мелкий пытался встать, потом заскулил. Конечно, с такой ногой далеко не упрыгает, но лучше ему этого не видеть. Кон медленно двинулся обратно, поглядывая на потолок. Как вывести пацана, не проводя его через коридор?
Стало немного темнее, хотя свет никто не выключал. Пространство казалось тягучим и вязким, а время — замедленным, потому что каждый шаг Кона занимал секунды четыре, а то и все десять. Может, кажется? Может, он просто идти не хочет? Но как же это всё противно…
Его потрогали за плечо, хотя сзади никого не было.
Никого живого, во всяком случае.
Ругнувшись от души, Кон не стал оборачиваться, прорвался через вязкую невидимую хрень, сцапал хнычущего ребёнка и сиганул в окно.
***
Салли продирался через толпу реабилитированных и не очень: больные, старые, идущие на поправку или не желающие на неё идти, все они бесили его прямо сейчас. Эвакуация длилась долго, слишком долго, они не вывезли и половины тех, кто действительно этого хотел. Может, кто-то ещё изъявил желание, но его уже сожрали…
— Сестра Палмер! — проорал Салли, забравшись на небольшое возвышение в стеклянном коридоре. Кого-кого, а подружку Ти надо было вытащить отсюда. Только они два сапога пара — уходить собираются последними… — Кто-нибудь в курсе, где она?
Бывшие пациенты испуганно покачали головами, глядя на свихнувшегося бодигарда. Что ж, ясно, понятно, его приняли за психа. Ну хоть не выглядит как фрик. Спрыгнув с тумбочки, подоконника, хрен знает, что это было, Салли растолкал толпу локтями и догнал какого-то дежурного.
— Капитан Йорк? — это же тот парень, который помогал Хэнку! — Вы ищете Вернера? Он уже…
— Я знаю, спасибо, где Нора Палмер?
Знакомое лицо скривилось то ли от раздражения, то ли от восхищения, то ли от того и другого вместе:
— Выводит «недвижимость» с балкона… Капитан Йорк, она не уйдёт, вы же знаете.
Салли знал, прекрасно знал, но оставить просто так не мог. Он был уверен, что Ти со всеми его божественными тараканами в голове никогда не влюбится в земную девушку, люди же порочные, с массой загонов и запретов; собственно, они все так думали, а потом он заявил, что есть в этом мире чистые существа. Ну, как минимум одно.
Сейчас это чистое существо стояло на краю балкона и собственной грудью защищало пациентов реабилитационного центра, которых прозвали «недвижимостью»: они уже ничего не соображают сами, целыми днями сидят и смотрят в одну точку, но всё ещё остаются живыми людьми.
«Этих, Нора?!»
Салли приближался к стеклянным дверям балкона семимильными шагами: кто-то из молоденьких сестёр, видимо, подчинённых Норы, вытаскивал «недвижимость», они явно хотели бросить никчёмных пациентов и спасать семью, на худой конец — себя, но обезумели от страха, а ещё были немного восхищены сестрой Палмер. Да, она вошла бы в историю, если бы у мира был хоть какой-то шанс на эту историю.
Выскочив наружу, он едва не задохнулся. От пациентов не пахло ничем, даже смертью, а вот от земли несло просто отвратительно. Более того, из неё, земли, лезли какие-то многометровые когти, испачканные почвой, червями и, кажется, человеческой плотью.
«Меня сейчас стошнит и я умру», — в очередной раз за день подумал Салли.
А эта всё стояла на краю, спиной к нему и лицом к огромной когтистой лапе размером с неплохую башню, и защищала тех, кого высшее командование планировало бросить. Всё равно они не жильцы, так зачем?! Салли подался вперёд, но его отбросило ударной волной невыносимого запаха. Пучок на голове Норы давно растрепался во что-то неописуемое и в то же время прекрасное. Конечно, альтруисты выглядят именно так, но они долго не живут, а Салли пообещал себе и не только спасти эту неудавшуюся святую.
Или всё-таки удавшуюся?
Он позвал её по имени, она не услышала. Что-то поднималось снизу, что-то падало сверху, что-то ломалось изнутри — последнее сильно смахивало на человечество. Салли ещё раз попробовал шагнуть вперёд, но тут справа разбилось стекло. Невесть откуда, как обычно, взялся Ти — видимо, до Норы оказалось ближе, чем до Кона.
Теперь можно спокойно страдать и умирать, он больше не нужен, но почему-то Салли не мог уйти, смотрел на тупое, ничего не понимающее лицо ближайшего пациента, на спину Норы и никак не на выход.
Ти резко шагнул вперёд, буквально вырвав крылья из разбитой балконной двери. Жуткий подземный рёв и гул грязного, пыльного ветра заглушал его слова, а может, слов и не было. Нора обернулась через плечо, Салли убедился ещё раз, что со всеми своими заскоками она очень красивая, а потом вверх взметнулся бесконечный ком земли; из него высунулась лапа, бывшая едва ли не больше трещины на асфальте, которой он испугался с утра, а затем — вторая, точно такая же и уже в чужой крови. Сестра Палмер не успела ничего понять, она защищала пациентов и улыбалась Ти за мгновение до того, как её схватили за плечи и разорвали надвое, как старую плохо пошитую игрушку.
Салли опустил глаза, а потом всё-таки рухнул.
Всегда белоснежный балкон окрасился алым.
Возмездие действительно пришло, только карало оно не тех…
========== 2.4 ==========
Рыжевато-русый пацан по имени Перси был единственной причиной, по которой Кон сохранял самообладание, то есть, пытался сохранять, если таковое ещё осталось. Например, вместо суицидального прыжка на землю он выбрал не менее опасные, но всё же ведущие вверх, а не вниз, скачки по балконам и лестницам. Чем выше, тем непригоднее будет становиться воздух, но им надо долезть хотя бы до какого-нибудь лифта.
У Перси больше нет семьи, у Кона больше нет земляков. До двадцатого, нет, уже до тридцатого этажа из земли поднимается нечто и жрёт башни, как семечки.
Впрочем, почему «нечто»? По небесно-мифологическим рассказам Ти и собственным наблюдениям Кон сделал вывод, что их жрёт сама земля. Возмездие… за то, что понастроили? За то, что выкорчевали из почвы всё живое, чтобы нагромоздить на месте гор и лесов стекло и бетон? Пожалуй, что так.
— Куда мы бежим? — в очередной раз спросил Перси. — Почему мы не вернемся?
— Да умерли они! — воскликнул Кон. Ему было плевать, насколько это неправильно с педагогической точки зрения. Остановившись на каком-то лестничном пролете, он обернулся и внимательно посмотрел на пацана: тот светил изодранными коленками и держался за его руку, а ещё не ревел, хотя стоило бы.
— Я знаю, — так же упрямо повторил ребёнок, всё-таки шмыгая носом. — Все умерли… Но если кто-то ещё остался, мы должны их спасти! Вы же меня спасли?
«На свою голову, блять, спас».
— Слушай, пацан… Можешь засунуть в задницу своё ребяческое благородство. Я, конечно, очень горд и всё такое, что сопляк типатебя рвётся спасать людей и защищать землю-матушку. Земли-матушки больше нет, схавала она нас! Потому что мы съели её первыми… А люди сейчас сами по себе. Это не наша работа, — голос охрип, — вытаскивать их оттуда. Этим занимаются специальные люди, пацан. Мы выжить должны…
— Выжить и спасать других людей! — гнул своё Перси.
— Да, как скажешь, господи, блять, — Кон сцапал его за локоть и потащил дальше. Больше, чем необходимость нянчиться с ребёнком, его бесили только собственный страх перед происходящим и эти грёбанные волосы. Слишком длинные и слишком яркие, они при первой же возможности сыграют с ним злую шутку.
Наверху, через пару этажей, распахнулась балконная дверь. Неужели им наконец-то протянут руку помощи? Кон с большим энтузиазмом схватился за перила, пацан тоже задрал нос кверху. Есть надежда. Сначала из окна вылетел горшок для растений — последние такие закончились лет десять назад, но люди упрямо разводили цветы и фикусы дома, хоть это и запрещалось высшей властью. За горшком последовал какой-то шкаф неслабого размера, а потом с балкона выпал очередной труп.
Старушка летела мимо них всего пару мгновений, но Кону этого хватило. Перси зажмурился, и правильно сделал, потому что старческое тело было увито каким-то плющом, кожа покрыта стремительно разрастающимися мхами и лишайниками, а из глаз, ушей и носа женщины пробивали себе дорогу корни.
«Для нас выращивание домашних растений было попыткой спасти природу, — Кон медленно поднял глаза на балкон: тихо. — Для растений это стало сигналом к действию… Твою мать, у них что, мозги есть?! Или что-то большее, чем мозги…»
— Мы т-туда не пойдём? — дрожащим голосом спросил пацан, цепляясь за его пыльную и грязную штанину.
— Не пойдём…
Но куда?
Одновременно зашумело снизу, сверху и сбоку. Снизу — продолжала поедать всё сущее земля; сверху — скрип на балконе, сбоку — какой-то человек, наверно, бодигард, кто ещё может оказаться в таком месте… Перси радостно закричал и бросился к человеку, Кон не мог оторвать глаз от балкона. Что же там происходило?
— Кон!
Это оказался парнишка из подразделения мастера Джея. Цу помахал рукой, спрыгивая со стены. Техника мастера и спецодежда позволяла ему ходить по любой поверхности и под любым углом, но быть человеком Цу от этого не перестал:
— Я могу только одного, но здесь недалеко…
— Хватай пацана, я переживу как-нибудь, — отмахнулся Кон. — Да не в этом смысле, блять! Ты вернёшься и заберёшь меня! Я что, на самоубийцу стал похож?
— Нет, конечно, — не без облегчения отозвался Цу, поднимая Перси на руки. — Ещё кто-нибудь? Нет? Мы скоро…
Он умчался по стене: далеко, по лестницам пока будешь добираться, сотрёшь руки и ноги в кровь. Значит, ждать этого брата-акробата. Можно было спуститься, но это безумие, залезть внутрь — только на тот проклятый балкон. Подумав немного, Кон плюнул и залез.
Ничего там не было, тьфу ты. А зассало-забулькало… Взбесившись на самого себя, он прошёл к выдвижному столу и затребовал ножницы. Система услужливо предложила десятка два, Кон схватил ближайшие и почти без сожалений откромсал свою огненную гриву. Пошла она в жопу, эта грива, если угрожает твоей жизни.
Снаружи донёсся утробный вой. Где-то вдалеке зазвенело стекло. Так звенят битые бокалы и битые башни…
Кон шаркал ногами по отрезанным локонам, когда в комнате резко потемнело. Ножницы он уже убрал, да и лезть с ними на то, что показалось в окне, было бы просто глупо. Огромный ком земли, который застилал вид на остальную улицу, медленно открыл глаза.
«Вот мне и пиздец…»
Стену проломила огромная клешня, перепачканная почвой, кровью, чьими-то внутренностями и оборванным тряпьём, похожим на женское платье сестры центра реабилитации. Кон оторопело таращился на неё, потом шатнулся назад — стена. Тупик. Все проходы завалило землёй. Как ЭТО сюда попало, почему оно пришло? В коридоре блеснул проклятый горшок для домашних растений…
Кон почти не почувствовал, как меж ребер вонзается что-то огромное, острое и грязное, как оно проворачивается изнутри, цепляет его и с силой вытаскивает, почти вырывает из дома — он не мог оторваться от глаза, большого, с тройным вытянутым зрачком, вместо ресниц — трава, вместо век — земляная прослойка. В голове прозвучало что-то похожее на «люди должны умереть», но никто ничего не говорил в этой грёбанной комнате.
Вылетев наружу со вспоротым животом и оказавшись перед обоими глазами Земли, он наконец закричал.
***
Ти летел на уровне сотого этажа и смотрел, как гневается земля. Херувим всегда знал, что она живая: живее, бессмертнее и долговечнее любого человека, только люди в это не верили. Глупость и самонадеянность этих организмов привела к такому печальному концу… Их много и они умеют давать продолжение роду, а земля — она одна, только старше всех вместе взятых людей.
Спикировав, он оттолкнулся ногами от трещавшей по швам стеклобетонной стены. Люди одумались и бежали к лифтам, и те увозили их к морям. Кораблей на всех не хватит, но об этом Ти старался не думать. С горечью приходилось признавать, что половина лифтов по дороге пересечётся с землей, и тогда — какая отвратительная мысль! — кораблей, пожалуй, хватит с избытком.
Он начинает думать, как человек, и это ужасно… Шаг, ещё шаг, взмах, поворот. Где-то здесь должен был быть Цу. Всё вокруг падает, и Ти падает тоже, только он ещё может взлететь обратно, а разгромленные человеческие жилища — нет. Кое-что полезное люди ему объяснили: невозможно спасти всех, кем бы ты ни был. К сожалению, это так. К сожалению. Приходится делать выбор между человеком и человеком, а такой выбор Ти терпеть не мог. Почему люди ссорятся и не могут просто простить друг другу какие-то мелкие недостатки? Почему одни люди заставляют других что-то делать, если они всё равно твари одной породы и ничто их не различает? Почему он не может…
А это как раз понятно. За два года до катастрофы он успел убедить многих, но не всех. Это открыло Ти глаза на ещё два людских свойства — количество и упрямство. Одних много, но они довольны. Других мало, но их упёртость может стоить десятка довольных…
— Капитан Тирелл…
— Я уже близко.
— Нет, я не об этом, — пауза в словах Цу. — Мне жаль… ну, сестра Палмер, она…
Он знает. Он видел. Невозможно спасти всех, но почему самые лучшие умирают?
Почему Нора — добрая, умная, смелая, самоотверженная сестра — разорвана надвое и мертва, а капитан Брукс и ему подобные уже приближаются к приморским домам?
Ти немного ускорился, завидя наконец на одном из балконов знакомого бодигарда. Чем быстрее летишь, тем скорее забываешь увиденные ужасы — это он тоже хорошо усвоил… Нора навсегда останется на пустом балконе вместе со своими пациентами, бывший там же Салли успешно эвакуируется. Ти одинаково любил обоих, и только это оттягивало шок от самой жуткой человеческой смерти, которую он когда-либо видел.
— Они были здесь, — кинулся к нему Цу. Херувим остался в воздухе. Окно как окно, почему именно тут? — Я не знаю, где искать… то есть… ребёнка я отвёл, но Кон…
— Я посмотрю.
— Внутри нет.
Ти доверял ему, в основном потому что люди не умели врать вообще. Сколько бы технологии ни шагали вперёд, ничто не избавит тебя от дрожащего голоса или бегающих глаз, а Цу всегда был предельно честен.
— Иди к остальным, я найду его и вернусь, — велел Ти. Его поймали за руку. — Да?..
— Невозможно спасти всех, — Цу явно не хотелось этого говорить, но он должен был. Сегодня все это говорили. — Я очень хочу, чтобы вы нашли Кона, но если все уедут…
— Тогда я полечу следом за вами, — Ти, как мог мягко, оторвал его руку от своей. — Но один не вернусь.
— Но…
— Уходи.
Немного нахмуриться, убрать руку, не улыбаться… он всё правильно сделал? Ти не нравилось командовать таким образом, но иногда даже самые хорошие люди нуждаются в строгости. Ничего не поделаешь: Цу должен уйти. И он ушёл, а Ти остался, и больше живых существ в этом районе не было.
Почти не было, не считая бессмертного по человеческим меркам херувима и самой земли.
Куда мог деться Кон? С этого балкона — разве что вниз. Через пару башен блеснули отвратительные клешни, которые Ти запомнил на всю оставшуюся жизнь. Стараясь не смотреть туда, он спустился ещё на пару метров и небыстро полетел над развороченной землёй, высматривая хоть что-то ярко-рыжее. Его волосы всегда нравились Ти, но сейчас они просто выручали. Выручили бы, если бы херувим мог их увидеть.
Люди должны умереть,
Люди должны умереть…
Что-то завывало и пело, очень похоже на человеческий язык. Значит, ЭТО уже знает, как разговаривают их жертвы. Ти вспомнил, как он сам усваивал чуждую речь, но улыбки это не вызвало.
Кто причиняет смерть,
Тот и вкушает смерть…
Твой завершается век,
Смертный живой человек.
Некому больше смотреть:
Люди должны умереть…
И без того страшные слова в окружающей обстановке звучали просто жутко. Со всех сторон сыпались осколки стекла. Дым, гарь и пыль, где-то далеко — огромный пожар. Надо найти Кона раньше, чем всё это взорвётся. По земле что-то ползло… Земля ползла…
Люди должны умереть…
Что-то ярко-рыжее в дыму. Кон!
Твой завершается век…
Это не он… Какая-то вещь.
Ти едва не промчался мимо, он не учёл, что ориентир в виде рыжих волос тоже может покрыться пылью и потускнеть. Стремительная пикировка вниз, крылья в беспорядке — хлещут по щекам, не должно такого быть. Как он не упал? Сила воли, сказали бы люди.
— Кон!
Он лежал на осыпающемся балконе, свернувшись, и, кажется, не слышал. Среди смертных Ти не учили, как правильно исцелять людей, то есть, у Кона была аптечка, но здесь и сейчас у них нет аптечки Кона. Зато учили наверху… Опустившись рядом на колени, он осторожно приподнял друга. Живот и плечо в крови, левый бок как будто… нет, показалось, иначе бы он уже не дышал… Всё равно впечатление было такое, словно половины тела не хватает. Ноги целы, но идти не сможет. Волосы и впрямь обрезал…
— Если ты меня слышишь, мы скоро выберемся отсюда.
Ти для разминки помахал верхними крыльями: донесут. Хотя нет, на двоих нужно напрячь и нижние.
— Помнишь, я обещал тебя покатать? — вот же, придёт такое в голову. — Пришло время…
Дышит, но слабо, глаза закрыты, лицо в ссадинах и синяках. Ти отвёл со лба взмокшую потускневшую прядку. Люди странные, но простые до невозможности. Скрывать боль они тоже не умеют, не то что херувимы.
Вот и пригодилось учение верховного ангела. Тогда Ти не понимал, зачем им это нужно — но тогда Ти не знал, куда попадёт через пару лун после того, как его научили исцелять живое. Они тренировались на птицах и на цветах, но не более того. Склонившись над человеком, которого он должен был спасти, херувим закрыл глаза. Нужно коснуться тем, чем ты лечишь, того, что ещё живо… Приложил ладонь к сердцу. Кровь — липкая и горячая, и хорошо, что не холодная, было бы уже поздно.
Так это и работает. В какой-то момент Ти пожалел о том, что два с лишним года назад научился определять боль. Потому что ему опять было больно, и это сильно мешало делу. Повреждения, нанесённые Кону Зверем земли, отражались на нём самом. Значит, ребро, ещё ребро, плечо — хоть какое-то утешение, крылья болеть не будут, ведь у Кона крыльев нет. Ти на какое-то время погрузился в темноту, потом встал с кружащейся головой: рана в районе живота казалась самой опасной. Но не теперь. Теперь у Кона — только механические повреждения, а вся боль сосредоточилась в нём.
— Океан спасёт нас, — прошептал херувим, зная, что его не слышат. Кон не был лёгким, но теперь хотя бы не так страшно его задеть. Боль нашла себе новый дом. Оттолкнуться от перил, держать крепко, не кричать… Земля опять шевелится, возвращается сюда. Надо спешить. — Не умирай до воды.
И после тоже, но сил договаривать не осталось.
Ти летел к горизонту и вспоминал, как когда-то давно, казалось бы, вечность назад он обрёл человеческое тело и очнулся на дороге. Тогда Кон вытащил его, а теперь он вытаскивает Кона.
Люди должны умереть… Люди должны умереть…
Теперь он слышал не только это. В голове гремели другие слова, казалось бы, давным-давно забытые и канувшие в белое ничто:
«Грех твой — Равнодушие, Пренебрежение к Близким твоим. Наказание твоё — Падение твоё. Пусть будут Прокляты твои четыре крыла, пока ты не поймёшь…»
Ти никогда не пугали проклятия, тем более, крылья не голова. Он не знал даже, что значит это низвержение: он что, должен отработать? За то, что равнодушен? Ти уже не помнил, как это было, почти не помнил.
Проходя мимо умирающего один раз, мы не рассчитываем на второй раз.
Проходя мимо умирающего второй раз, мы умираем сами.
«Так что, теперь я не прошёл мимо?»
Ти не знал. Они бросили сотни и тысячи здесь, чтобы спасти единицы, но невозможно спасти всех. Знает ли об этом Тот, Кто сверг его?
Херувим никогда не вспоминал тот день, потому что прошлое не меняется, а будущее не ждёт, и всё-таки теперь он подумал об искуплении. Ти не собирался никого спасать, но сделал это. И сделает ещё раз, и ещё, и ещё…
Впереди показалась вода и корабли. Скоро они уплывут отсюда, и все кошмары закончатся раз и навсегда.
