Иногда она задавалась вопросом, кто держал её в плену: Ланнистеры или он? Сложно сказать, ведь, в конце концов, она даже не помнила, почему её забрали. Она думала, что никто ей этого никогда не говорил, но могла ошибаться. Ей говорили так много всего, так много сладкой лжи, так много отвратительной правды. Нельзя ожидать, что она запомнит всё.
Иногда она думала, что они забыли о ней, пока кто-то не приносил ей еду, воду, а изредка даже газету.
Петир приносил ей книги. Она не уверена, что он знал, что они с ней делают.
Она часто ловила себя на том, что тонет в серо-зеленой глубине, и задавалась вопросом, кто держит её в плену: Ланнистеры или он? Сложно сказать.
В холодном свете зари золотые решётки окон выглядели так, словно были сделаны из серебра.
Они нашли книгу рядом с ней, так ему сказали. Небольшую книгу в красной обложке.
Он не спрашивал её названия. Он знал, потому что лишь одна из них лежала каждый вечер у её кровати.
— У меня от неё кошмары, — шептала Санса пару недель назад, голубые глаза блестели ярко, а он только рассмеялся.
Она не могла вспомнить, когда он пришёл в первый раз. Кажется, это было в прошлой жизни. Он зашёл в комнату молча, сел в кресло напротив и посмотрел на неё.
Санса думала, что одиночество — это пытка, но его неустанный взгляд был хуже. Что-то в его глазах заставляло чувствовать себя обнаженной от одного только взгляда, плавило кожу и не оставляло ничего, чтобы защитить от внешнего мира. Она отчаянно искала, что сказать, как нарушить тишину, но её голова была абсолютно пуста. А он просто улыбался, делая всё ещё хуже.
— Я предупреждал тебя, — тихо произнёс он с той же дразнящей улыбкой на губах. — Ты должна была послушать.
Жизнь — не песня. Санса почти рассмеялась.
— Как будто я могла что-то изменить.
— Возможно, это так, милая, — ответил он, пожал плечами и вышел из комнаты, прежде чем она могла ответить.
С того вечера она жила в странном ожидании его визитов. Часть её — разумная часть — пугалась от мысли, что Петир снова будет сидеть здесь и наблюдать. Другая часть надеялась услышать за дверью шаги, не принадлежащие охраннику.
Иногда по ночам он сидел и смотрел на неё, как в первый раз. Иногда рассказывал истории о городе. Она не знала, были ли они правдой, ей было всё равно, на самом деле. То были не милые песни, что она когда-то любила. Они были страшными, полными жадности, крови и предательства, и девочка, которой она однажды была, пришла бы в ужас.
Но сейчас в них было что-то неоспоримо пленительное, в их болезненности и горечи, и его тихий, хриплый голос вдыхал жизнь в эти темные сказки.
Он помнил, как она сидела на кровати у противоположной стены, обнимала колени, а её яркие глаза не на секунду не покидали его лица. Она думала, что он наблюдает за ней, но в действительности было прямо наоборот.
— Почему ты всегда сюда приходишь?
Её охранник называл её пташкой, и в этот момент Петир понял почему. Её голос, такой невинный, всегда словно бы напевал песню, даже не взирая на то, что её держали в плену.
— Может быть, я наслаждаюсь твоей компанией, — ответил он с кривой улыбкой, но Санса только покачала головой.
— Я никогда ничего не говорю.
— Тебе и не нужно, милая.
А потом начались кошмары, книга и поцелуй. Что-то было первым, но как бы она не старалась, никак не могла выстроить последовательность в голове.
Книга была до поцелуя, это единственное, что она знала наверняка. Обложка была красная, как кровь, что бежала по его словам и мрачным шуткам. Она читала её однажды, ещё в школе, тысячу лет назад. Но сейчас, это казалось ей таким реальным, она тонула в сюжете до точки, что это становилось опасным, но проигнорировала предупреждение.
Она так давно не чувствовала себя столь живой.
Он сидел за столом, пролистывая маленькую книгу, пытаясь успокоить нервы. Что эта девчонка сделала с ним?
Петир чувствовал себя неустойчиво, почти грустно, почти… виновато.
Книга с полки напротив привлекла его внимание не в первый раз. Он пытался игнорировать это несколько часов, но, конечно, книга продолжала оставаться на том же месте, не важно, как он желал её исчезновения. Она была зажата двумя увесистыми томами энциклопедии, едва заметна, и находилась пямо на уровне его глаз.
Набоков. Как если бы домовладелец мог о чем-то догадываться за несколько лет, когда расставлял книги на полке.
Оба главных героя тоже умерли, да?
Слишком много параллелей было между этим проклятым романом и тем, что лежал у него на столе.
На одной из страниц виднелось огромное коричневое пятно прямо по абзацу:
Коль буйны радости, конец их буен;
В победе - смерть их; как огонь и порох,
Они сгорают в поцелуе. Мед
Сладчайшей сладостью своей противен,
И приторность лишает аппетита.
Петир вздрогнул и выбросил книгу в мусорный ящик.
В своих снах она блуждала по странной земле, где реки были багряно-алыми, деревья цвета отшлифованной кости, а листья серебряными и золотыми. В этом лесу росли розы, их шипы ранили её щиколотки. Их бутоны были бледно-голубыми.
Сердце гулко стучало, когда Санса проснулась, её взгляд упал на книгу, и она в панике скинула её с прикроватной тумбочки.
Ты, вписанный со мною в скорби книгу!
В торжественной могиле схороню
Тебя, убитый мною. В светлой башне,
А не в могиле: здесь лежит Джульетта!
Стал светел склеп, как пиршественный зал.
Он никогда не выкинет эту чертову пьесу из головы, думал Петир, глядя на неаккуратную гравировку имен на надгробиях.
— Ты могла хотя бы устроить им похороны, — слышал он голос Джейме, на что его сестра только фыркнула.
— Я бы устроила ей, если бы от неё была хоть какая-то польза. Кроме того, не могла же я закопать Клигана со всеми почестями, после того, как убила за то, что он был слишком сентиментальным и не смог проследить, чтобы пленница была жива, верно?
Он вдруг осознал, что Серсея смотрела на него, и заставил себя улыбнуться, и спокойно ответить, понизив голос лишь на йоту:
— Это не донесло бы сообщения.
Следующим вечером Петир поднял книгу и положил её на место.
— У меня от неё кошмары, — прошептала она, и, рассмеявшись, он поцеловал её на прощание.
Птица пела за поблескивающими в свете луны серебряными решётками.
Может быть, соловей, а, может, жаворонок.
Иногда он задавался вопросом, кто по-настоящему свёл её с ума: Ланнистеры или он? Сложно сказать.
В холодном свете зари золотые решётки окон выглядели так, словно были сделаны из серебра.
