Эта страница может содержать материалы для людей старше 18 лет. Чтобы продолжить, подтвердите, что вам уже исполнилось 18 лет! В противном случае закройте эту страницу!
Ах, Анапа! Конечно, это не Одесса и не Сочи, а очень даже заурядный городишка, но расположенный на дивном берегу Чёрного моря, где вдоль побережья разместились шикарные и попроще санатории, дома отдыха, пансионаты, детские и подростковые лагеря, где тысячи граждан наслаждаются южным солнцем, великолепными песчаными пляжами, чистым воздухом и морской водой.
Вот в таком городе мне посчастливилось родиться и дожить до своих лет, а мне шестнадцать. Наш город небольшой, но с очень пёстрым по национальному составу населением. Компактно здесь проживают греки, армяне, грузины, евреи и, конечно же, представители славянских народов, но большинство семей смешанных.
Ах, к чему это я, да к тому, что я тоже из такой смешанной семьи, отец мой армянин, а в материнской крови столько оттенков, что по ней можно изучать национальный состав Анапы.
К своим шестнадцати годам я вымахал до метра девяносто, был строен, плечист и уже приходилось довольно часто подбривать мягкую поросль на юном лице.
Позади девятый класс, благодатная пора — каникулы, но не для меня. На недавних соревнованиях, проходивших в Новороссийске, я стал чемпионом региона среди юношей, взяв высоту 2 метра и восемь сантиметров, а это уже был результат, близкий к выполнению мастерского норматива. Мне приходилось каждый день тренироваться, ведь впереди союзные соревнования — чем чёрт не шутит, и на Европу можно отобраться, и тренер насел нешуточно.
Вот после такой изнуряющей тренировки, в приятный июньский полдень, я возвращался домой, решив по дороге всё же искупаться в море. Освежившись и слегка обсохнув, потрусил к дому, но решил сократить дорогу и проскочить через территорию пансионата. Проходя мимо волейбольной площадки, где с криком и смехом играли отдыхающие всяких возрастов, вдруг услышал обращённый ко мне милый женский голос:
— Парнишка, подкинь мячик…
Действительно, ко мне, подпрыгивая, катился мяч, я его подхватил и ловким ударом отправил в сторону хозяйки приятного голоса… Она оценивающе поглядела на меня и позвала сыграть за их команду, как раз у них не хватало одного человека. Я не заставил себя упрашивать и с лёту включился в игру. Делал я это неплохо, потому что и в волейболе знал толк.
Молодая женщина, пригласившая меня в команду, всё время покидывала в мою сторону волнующие взгляды. И я, встречаясь с синим пламенем её глаз, невольно смущался, хотя уже привык, что девушки на улицах города всегда смотрели на меня то вызывающе, то потупившись от смущения, и не раз намекали на встречу и продолжение отношений.
Я не был монахом, в моей голове кружились всевозможные фантазии, и часто ночью просыпался с гулко бьющимся сердцем и неприятной сыростью в трусах. Но природная стеснительность и занятия спортом до сих пор не дали мне шанс ощутить счастье обладания женским телом, хотя один раз после школьного вечера я целовался с одной девочкой, но инициатива исходила от неё.
Я играл увлечённо и ловил себя на мысли, что хочу понравиться игрой партнёрам по команде, но особенно Кате — девушке, позвавшей меня в их компанию.
Но вот партия доиграна, и потные разгорячённые игроки потянулись в сторону здания пансионата, время приближалось к обеденному. Я тоже вскинул на плечо свою спортивную сумку, собираясь продолжить путь к дому, но вдруг увидел рядом с собой Катю, которая поинтересовалась, откуда я и как меня зовут… Смущаясь, я ответил, что из города, а зовут меня Рафик.
— Ну, что ты потопаешь такой потный и грязный через весь город, может, заглянем ко мне, примешь душ и слега остынешь…
От неожиданности я потерял дар речи и молча зашагал вслед за ней в корпус, где на входе она отвлекла вахтёршу, дав мне знак быстро прошмыгнуть мимо на лестницу. Мы поднялись на четвёртый этаж и зашли в уютный номер, где стояли две застеленные кровати, две тумбочки, встроенный в стену шкаф, два маленьких кресла и журнальный столик. Катя сразу сказала, что сюда никто не придёт, её соседка вынуждена была уехать раньше времени, поэтому она живёт сейчас в комнате одна.
— Так, молодой человек, дуй в душ, а я сбегаю в столовку и раздобуду что-нибудь нам на перекус, возражения не принимаются.
У меня было мало времени разглядеть её вблизи, но я сразу обратил внимание на кольцо на правой руке и на то, что она достаточно рослая, выше моего плеча, где-то под метр семьдесят, стройная, с довольно большой грудью, но это мне могло и показаться после фигур одноклассниц. Лицо я плохо рассмотрел, потому что стеснялся взглянуть прямо и чувствовал, что забавляю Катю своим смущением.
Я быстро принял душ и вытерся полотенцем, пахнущим Катей, отчего у меня и вовсе захватило дух. Затем переоделся в сухое — благо, было во что, я всё же с тренировки и всегда ношу с собой несколько смен трусов, шорт и маек.
Вышел и уселся в одно из кресел, не зная, что мне делать дальше. Тут в комнату ворвалась Катя, в её руках были тарелки и что-то завёрнутое в салфетки. Всё это она поставила на журнальный столик, а сама, схватив из шкафа какие-то одежонки, скрылась в душе.
Я сидел, как приклеенный, в кресле, и тучи шальных мыслей неслись в голове. Но вот из душа вышла разрумяненная Катя в коротенькой юбочке, в маечке, откуда нахально лезли прелести груди, с распущенными белокурыми волосами и тем же пламенем синих глаз.
Она достала из тумбочки бутылку вина и приказала мне открыть, сама же занялась сервировкой стола и немудрёной закуской.
Нет, я не был докой по открытию бутылок, как, впрочем, и по распитию спиртного, спортсмен всё же, да и возраст. Я очистил горлышко бутылки от сургуча, взял предложенный Катей штопор, неловко вкрутил его в пробку и резко потянул. Пробка вырвалась со шпоком, и на стол пролилось немного вина.
Катя рассмеялась, заметив, что не очень ловко справляюсь с мужскими обязанностями, на что я сильно смутился, а она потрепала меня по волосам и подставила стаканы. Я налил на три четверти вина, и Катя предложила выпить за дружбу на брудершафт. Конечно, я знал, что это такое, не раз видел в кино и почувствовал, как задрожали мои пальцы.
Мы переплели наши руки и медленно выпили терпкое вино до дна. После этого я несмело прикоснулся своими губами к пухлым Катиным… В голове зашумело… Катя, взяв из моей руки стакан, поставила на стол вместе со своим и вдруг села ко мне на колени, обвила за шею длинными загорелыми руками и впилась губами в мои долгим одурманивающим поцелуем.
— Юноша, да ты совсем зелёный… — сказала она, оторвавшись от моих губ и вновь присасываясь.
Моя рука несмело легла ей на грудь, и я почувствовал мягкую упругость, от которой у меня кровь ударила в голову… В трусах удалец рвался на свободу, доводя до умопомрачения.
Катя вскочила на ноги, задёрнула резко шторы и начала быстро снимать с себя одёжки. На соседнюю кровать полетели юбочка, майка, а затем бюстгальтер и трусики! Я смотрел на это представление с расширенными зрачками: вначале мне бросились в глаза колышущиеся два сочных полушария, а затем треугольный островок с курчавыми светлыми волосками.
Катя юркнула в кровать под покрывало и недоумённо уставилась на меня, стоявшего посередине комнаты с наиглупейшим видом и с парусом из трусов и шорт.
— Ну, давай, хлопец, скидывай одёжку и ныряй ко мне… — позвала она, улыбаясь.
Второй раз звать меня не понадобилось, в мгновение я сорвал с себя трусы вместе с шортами и следом майку, присел рядом с Катей, недоумевая, что делать дальше. Молодая женщина громко рассмеялась, обняла меня за шею и притянула к себе, вновь впиваясь в губы сладким поцелуем, принуждая моё тело налечь на неё.
Мне было неловко и я вытянул ноги рядом с её, наслаждаясь поцелуем и чувствуя под своим телом бархат Катиной кожи. Моя рука легла на пышную грудь, вторая несмело поползла по её атласному животу и боку, затем скользнула по бедру и замерла нерешительно возле впадины, зовущей в досель неизведанное. Катя опустила вниз свою руку, нежно обхватив пальцами моего дрожащего удальца, и потянула меня на себя, раскрывая ноги и поднимая в сторону колени…
Мгновение, и я уже лежу на ней, и нежные пальцы запускают моё копьё во влажную, невероятно вожделенную пещеру… Мой мозг взорвался, а следом мой удалец излился потоком лавы, казалось бы, заполняя всё пространство благостной горячей глубины.
— О, мальчишка, да у тебя это, похоже, в первый раз, хорошо ещё, что руку мне не опачкал и донёс до цели… — сквозь заливистый смех говорила Катя, а я краснел и покрывался потом от стыда и смущения.
— Не грусти, это мы поправим, быстренько побежали в душ…
Она спихнула меня с себя, ловко перескочила через моё тело и, схватив меня за руку, потянула за собой…
Мы зашли в ванную, Катя включила воду, и нас обдал благодатный душ, смывая пот, моё необузданное семя и снимая жар с моих мозгов и тела. Но успокоение длилось недолго, Катя набрала шампунь, щедро нанесла на мой повисший стилет и начала мыть, мягко поглаживая и приговаривая:
— Ах ты, мой шустрик, уже получил некоторый опыт и только раздразнил мою киску, нехорошо…
И мой удалец резко воспрял духом, вырастая и крепчая в её руках. Сильный душ смыл шампунь с наших тел, Катя завернула кран и повернулась ко мне задом, наклоняясь вперёд, прижимая своими округлостями к стенке тесной душевой, её рука обвила мой вздыбившийся член и медленно ввела в раскрывшуюся ярким огнём щель, напоминающую бутон красной розы. Мои бёдра прижались к упругим ягодицам, я обвил руками стройное тело, сжимая пальцами тяжёлые отвисшие вниз груди, и поспешно стал двигаться, до упора вонзая копьё в бархат влажной пещеры… Катя издала стон и сквозь него зашептала:
— Не спеши, не спеши, мой мальчик, вынимай подальше, заходи, покручивая… вот так, миленький, а теперь быстрей, быстрей, быстрей… ооо, ааа…
И в этот же миг моё тело содрогнулось, и новый поток лавы резкими толчками ворвался в глубины затягивающей воронки…
Катя разогнулась, лицо раскраснелось, глаза блестели, грудь порывисто вздымалась… Она уронила голову мне на грудь и нежно заворковала, пробуя на вкус моё имя:
— Рафик, Рафуля, Рафичек…
После повторного принятия душа мы вернулись в комнату, я обвернулся полотенцем, а Катя уселась в кресло, нисколько не стесняясь своей наготы. Она сама разлила по стаканам вино, мы чокнулись, выпили и наконец-то принялись за еду, это были не мамины кушанья, но на меня напал такой голод, что тарелки стали пустеть в одно мгновение, что вызвало в Кате неподдельный смех. Я уже пробовал раньше вино, на том же злополучном вечере в школе, и дома папа на праздники наливал мне несколько рюмочек, но такими дозами я пил впервые. После трёх стаканчиков голова моя поплыла, на лице появилась глупая улыбка, я весь раскрепостился и стал признаваться Кате в своей вечной любви и расхваливать её прелести тела и лица, а потом схватил её за руку и потащил на кровать.
Нет, она не сопротивлялась, только умоляла меня не спешить, повалила меня первого на ложе, а сама пристроилась сверху, целуя в губы, в шею, спускаясь губами по груди, животу, паху… И вдруг я почувствовал, как она обхватила ртом мой уже вздыбившийся скипетр и стала нежно облизывать его языком…
Трудно передать моё состояние от этого неожиданного проникновения, заставившего вновь задрожать всё моё тело. Сознание плыло от выпитого, от новых ощущений, от нереальности происходящего со мной, от какого-то стыдливо-бесстыдного вожделения. Её язык медленно двигался от головки к основанию и обратно, губы нежно скользили по стволу, плотно сжимая кожицу вокруг головки, то опуская её вниз, то поднимая наверх, и я уже стонал, выл, ревел и извивался, пока не почувствовал, как мощный поток выплеснулся в рот любимой женщины. Я замямлил:
— Прости, прости, я не хотел, это случайно так получилось…
— Что ты, миленький, ты такой вкусный, сладенький… — приговаривала она, слизывая остатки семени со спадающего в размере и силе удальца.
Её губы вновь побежали по моему телу, совершая на сей раз путь в обратную сторону, целуя меня в кучерявые чёрные заросли, пуп, живот, грудь и, наконец, впиваясь в мои разгорячённые уста. И пока её губы совершали этот длинный и до невозможности приятный путь, моя плоть вновь восстала, упираясь в её бёдра. Почувствовав это, она отпрянула от моего лица, оседлала моё тело и, взяв в руку удальца, ввела медленно в своё пылающее лоно.
На этот раз инициатива полностью принадлежала ей, Катя диктовала темп, ритм, глубину погружения, выписывала восьмёрки и другие невероятные фигуры высшего пилотажа. Она то надолго зависала, приподнимаясь на коленях и чуть покручиваясь на самой верхушке удальца, то резко ныряла всем телом вниз и застывала на мгновение с полностью погружённым в её лоно членом, то неслась аллюром, то переходила на рысь.
Я потерял представление о времени, о реальности происходящего, отдаваясь полностью во власть неведанного доселе чувства и наслаждения. Перед моим лицом прыгали и сотрясались груди, и я хватал губами розовые клювики сосков, сжимал в ладонях упругую мягкость, видя по лицу Кати, что это ей тоже очень приятно. Её дыхание участилось, стоны становились всё громче, порой с подвыванием, темп резко увеличился, и я почувствовал, что момент семяизвержения совсем близко, и через несколько секунд мы вместе взорвались в бурном оргазме.
Катя ещё несколько мгновений посидела на мне неподвижно, нагнулась, поцеловала меня в губы и, соскочив, побежала в душ.
После очередного принятия душа и разлитого оставшегося вина, которое я выпил с жадностью жаждущего, Катя вдруг встала передо мной на колени и вылила мне, сидящему в кресле, последний глоток вина прямо в пах. От неожиданности я дёрнулся, а она, обхватив мягкой ладонью моего готового к бою удальца, стала снова будоражить его влажными губами, проделывая с ним всевозможные дразнящие движения и не давая ему ускользнуть от её беспредельной ласки…
Я сидел, развалившись в кресле с закрытыми глазами, и только одна мысль всё время преследовала меня, неужто это происходит со мной…
А затем Катя встала на колени на край кресла и оседлала меня, словно скакуна, и, естественно, мой удалец с чмоком вошёл во влажные недра благодатной плоти.
Не знаю, что на меня так подействовало, выпитое вино или то, что это уже происходило далеко не в первый раз, но сейчас было такое чувство, что до кульминации никогда не дойдёт. Меня от этого слегка коробило, и в висках стучали молоточки, сердце колотилось так, что казалось вырвется из грудной клетки наружу, пот застилал глаза и струился по всему телу, и в голове зарождался страх, а вдруг Катя примет это за слабость… Но я глубоко ошибался, моя наездница не сбавляла темпа и вдруг, неожиданно для меня, подняла ноги на спинку кресла и выгнулась дугой… Я поддерживал руками её гибкую спину, и она, упираясь ногами, втискивалась и втискивалась в меня до самого предела.
Наступившая через какое-то время кульминация трудно передаётся описанию, мы вдвоём выли, как дикие звери, сотрясаясь от оргазма.
На улице уже стемнело, и Катя вдруг заволновалась, а не хватятся ли меня дома… Но я её заверил, что ничего страшного, мама вернётся с дежурства в санатории только под утро, а папа уехал с бригадой на шабашку и надолго.
Не хочу повторяться в описании всех наших кульбитов и изощрений, случившихся позже, — впрочем, похожих повторов, как таковых, и не было… Наши фантазии, ласки и бешеный секс продолжались до тех пор, пока в окошко не ворвался рассвет. И в свете наступающего нового дня я смотрел уже без всякого стеснения и смущения на лицо Кати…
Сквозь прикрытые веки Катя видела, что я разглядываю её и не пресекала эту мою беспардонность. А потом спросила:
— Что, старенькая я?..
И не дождавшись моего ответа, поведала:
— Да, мне уже тридцать четыре, я замужем и доченька есть десяти лет. А теперь одевайся, и я тебя выведу потихоньку из корпуса, не надо нам неприятностей, возражения не принимаются.
Я беспрекословно оделся, вскинул на плечо свою сумку, мы спустились на второй этаж, Катя открыла какое-то окно и показала мне на пожарную лестницу.
— Давай спортсмен, это для тебя семечки…
Я потянулся к Кате за прощальным поцелуем, она не отвернулась, но поцелуй был почти по касательной, без прежнего огня, скорее дружеский. Я спросил:
— Когда мы ещё встретимся? Я могу и сегодня…
— Никогда — ответила Катя, — пусть я останусь у тебя хорошим воспоминанием, а не навязчивой старой дурой.
Глядя в её лицо, я понял — это приговор и обжалованья не будет.
Я легко спустился по пожарной лестнице, покинул территорию пансионата и медленно побрёл к дому. И, надо признаться, меня шатало так, словно я сутки болтался в лодке на волнах нашего Чёрного моря и только что сошёл на берег.
Прошли годы, я не стал чемпионом по прыжкам в высоту, окончил школу и институт, занимаю приличную должность в Новороссийском порту, жена, дети — всё, как положено.
Хотя после моего посвящения в мужчины словно чёрт вырвался из табакерки. Я часто посещал территории пансионатов и курортов и смело шёл на контакт с молодыми женщинами, а иногда ловил рыбку и в мутной воде, делая это с каждым разом всё уверенней и уверенней — как не хочешь, а парень был уже с опытом и каким.
А вот Катю никогда не забуду, и не только потому, что прошёл на ней боевое крещение в сексуальном плане, хотя это очень даже немаловажно. А просто до сих пор меня не покидает чувство, что это была её лебединая песня… Никогда не забуду грусть в её глазах при прощании…
Никогда!
