========== Ваза ==========
— А вот это — новая работа Пли-тча, — Палпатин показал на постамент в средине коридора. Ему нравилось показывать коллекцию Вейдеру — даже, пожалуй, больше, чем ценителям. Он сам был ценителем, их мнение он знал и так. Мнение Вейдера же… Он спрятал даже мысль об улыбке.
Вейдер медленно обошел вокруг постамента, сцепив руки за спиной, на достаточном расстоянии, чтоб не задеть экспонат даже случайно. Ментальные щиты его были подняты — и ничего сквозь них не ощущалось, кроме очень вежливого интереса.
— Это — что?
— Ваза, разумеется, — Палпатин позволил себе показать неудовольствие недогадливостью. Нарочитое. Его поняли. Вейдер склонил маску к плечу.
— Согласно какому определению? — спросил он. — Из нее упадет все, что туда ни положат.
Палпатин шумно вздохнул.
…не пережать бы и не испортить удовольствия…
— Это ваза для единственной былинки травы эле. Символика обрамления, видишь ли…
И с изумлением ощутил от Вейдера совсем нежданный всплеск веселья. Поднял брови.
— Я ошибся, или же ты, незаметно для меня, проникся современным искусством и символами зитанской культуры?
Вейдер поклонился.
— Увы. Я далек от таких тонкостей. Я подумал о человеческой, — он отчетливо хмыкнул, — символике плодородия.
Палпатин моргнул. Посмотрел на вазу. Моргнул снова.
— Могу ли я идти, повелитель?
Палпатин кивнул, а когда остался один, обошел вокруг постамента.
И ничего кроме разнузданной человеческой символики плодородия увидеть в вазе не смог.
Даже медитация не помогла.
========== Плакат ==========
— Хм, — сказал генерал Скайуокер.
Канцлер Палпатин при виде образцов новой пропагандистской кампании ничего не сказал. Слова как-то… меркли. Перед.
Помолчали.
— Ну хорошо, — сказал генерал. — Мою рожу можно ставить только на плакат фильма ужасов, так что я даже где-то понимаю… Они этим сладким мальчиком, надеюсь, не призывников собираются завлекать?
— Спонсоров. — Палпатин откашлялся. С голо-плаката над столом белозубо улыбался «генерал Скайуокер» — молодой, красивый. В новенькой декоративной броне. С локонами по плечам.
Настоящий генерал Скайуокер — стриженый под шлем немолодой мужик с лицом в шрамах, — скрестил руки на груди и склонил голову к плечу.
— Если спонсоров — тогда сойдет. Мальчик хоть в порнухе не засветился?
— Они утверждают, что это сгенерированный искусственно образ на основе ваших, друг мой, записей.
— Врут, — генерал хмыкнул. — Такого личика у меня и в двадцать не было. Ну да Сила с ними. Бабло — это святое. Я в этом, — он явно проглотил эпитет, не подобающий кабинету Канцлера Республики, — не понимаю одно. Ладно я. Но вы-то почему такой… хм…
— Это — «олицетворение будущей победы», — процитировал описание кампании Палпатин.
— Красное, синее, белое и кубическое?
— Боюсь, друг мой, у меня нет для вас ответа.
— Распустили вы ваших интеллигентов, канцлер. Давайте, я с ними поговорю?
— Бюджет уже потрачен. — Думать о бюджете, ухнутом в пропаганду, было тоскливо. И хотелось убивать. Желательно превентивно. Желательно, полгода назад.
— Это ничего, — Скайуокер плотоядно ухмыльнулся. — Чтоб мне поставщик такую халтуру сбагрил, не бывать тому. Живо все исправят.
— Это художники, — Палпатин поморщился. Хорошие художники не шли в пропаганду, несмотря на льготы и деньги. Большое упущение, нужно исправить, непременно. — Если они разбегутся от вас в ужасе — где сейчас новых брать? Старт кампании нельзя перенести.
— Никто не разбежится, — сообщил Скайуокер. — Я им просто поставлю правильное техзадание.
В финальном варианте кампании «олицетворения будущей победы» не оказалось. Оказалась — пусть стилизованная, — зато узнаваемая и полная достоинства фигура канцлера в полный рост.
И карикатуры на сепаратистов. Красные, синие, белые и кубические.
========== Редактор ==========
Свои речи канцлер Палпатин писал сам. Об этом знал каждый в его секретариате, как и о том, что править их после было не нужно. Объективно не нужно — редактор секретариата их, разумеется, просматривал. Как такое возможно никто не знал, но никто и не удивлялся: канцлер Палпатин был, несомненно, необычайным человеком.
С речами Палпатин работал в кабинете — в закрытой его части. Затворив все двери, затемнив окна. Сев на пол в окружении артефактов и разложив перед собой отпечатанную речь он погружался в медитацию.
Он с детства носил множество лиц — и некоторые пора было уже назвать субличностями. Прогрессивный и демократичный политик Канцлер, любящий интриги и горящий холодом Ситх, гедонист и ценитель искусства Набуанец…
И тот, кого боялись они все. Жестокий садист, непримиримый и безжалостный, одним словом умеющий уничтожить человека, заставить кого угодно рыдать от презрения к себе.
Редактор.
***
Пришедший на прием к Канцлеру раньше времени магистр Винду вздрогнул и покосился на дверь. Не оттуда ли плеснуло Темнотой чернее черного? Столько отчаяния…
Да нет. Показалось.
========== Чиновник ==========
Кем он хочет стать, когда вырастет, Кос Палпатин знает с семи лет.
— Законодателем, — неизменно отвечает он на вопрос родни и друзей отца. Те неизменно же смеются, ерошат ему волосы и кивают отцу.
— Продолжатель династии Палпатин — просто замечательно!
Он кивает. Запоминает их лица.
В семь лет он в первый раз прочитал набуанский кодекс, сбежал из дома, пришел в министерство по «охране детства».
Ему дали сладкого и вернули отцу. «Таков закон», — сказали ему. «Нам очень жаль», — сказали ему. «Закон превыше всего».
Когда он вырастет, писать законы будет он.
И они все склонятся перед ним.
========== Эволюция ==========
— И что же случилось, друг мой? — ласково спросил Палпатин.
Четырнадцатилетний Энакин Скайуокер сидел в кресле для посетителей с ногами, как обычно, когда никто не видел его, кроме канцлера. Канцлер разрешил ему так сидеть, и мальчик теперь доверял достаточно, чтобы воспользоваться. Это хорошо. Хотя манеры у него… Палпатин мысленно вздохнул. Все же первые пять лет жизни — определяющие. И если бы у мальчика было бы хоть искреннее желание исправить ситуацию! А так, при всей джедайской муштре, в ситуации стресса вся центральная цивилизованность с него слетала, а ему и все равно.
— Я сдавал биологию, — ответил мальчик.
— И не сдал?
Энакин мотнул головой.
— Я тут подумал… и вот не знаю, что делать. А делать, наверное, надо именно мне, вот же хатт…
Палпатин тепло улыбнулся. Ну что там опять случилось? Может, наконец-то, первая настоящая влюбленность?
— Джедаи идиоты, — сообщил наконец Энакин. — Потому что целибат, понимаете?
— Не совсем, — честно ответил Паппатин.
— Ну… вот смотрите. Джедаи собирают всех одаренных по галактике — и запрещают им размножаться. То есть — ну если по биологии, — идет искусственное изъятие гена одаренности из популяции. Все сетуют, что джедаи прошлого были сильнее, а сами такое вот учинили!
Палпатин моргнул.
— Разве существует такой ген? — спросил он. — Магистр Винду объяснял мне, что одаренность не наследуется.
— Архивы не согласны с магистром Винду, — хмуро сказал мальчик. — Ну то есть как… Открытая одаренность точно не наследуется, тут как повезет. А вот предрасположенность — еще как. Я программу написал, — пояснил он. — Ну когда меня в архив сослали после… неважно. Биологию-то все равно сдавать, а я так запоминаю лучше, когда знания зачем-то, а не просто чтоб был этот самый хаттов багаж. Там очень-очень четко видно. Сила любит династии, статистически.
— Ты говорил об этом с Советом?
— «Не лезь в то, что не понимаешь, Энакин», — явно передразнил кого-то Энакин. — Они все упертые, как банты. …И ситхи не лучше.
Палпатин не вздрогнул чистым чудом — так удивился.
— Ситхи?
— Правило Бейна, — Энакин поморщился. — Искуственно созданная угроза существованию популяции. Наверное, очень бодрит, но глупость же.
Очень… бодрит?
— Ты интересуешься ситхами? — старательно обеспокоенно спросил Палпатин, с трудом задавив желание сказать «Не лезь в то, что не понимаешь, Энакин». Какой ужас — быть согласным с неизвестным джедаем… И поймал полный иронии и уже чем-то совсем недетский взгляд.
— Канцлер, — Энакин свернулся в узел и положил подбородок на колено, — меня ж в миссии на Коррибан посылали. И на Явин-4. И вообще в самые-самые темные дыры в Галактике. Я прямо думаю, с целью, чтоб я потемнел уже наконец, они б тогда вздохнули, сказали всем «ну я ж говорил» и выпилили бы меня уже.
— Я уверен, что так думают далеко не все.
Энакин дернул плечом.
— Ну не все. Но так думают. Да и хатт с ними, это неважно все. Ничего там нету интересного на Темной стороне, я там был, там все то же самое. Сила-то на всех сторонах одинаковая, на Темной только голова болит сильнее, Сила из гнева — это круто, но недолго.
Палпатин молчал. Пытался уложить в голове.
— И… кто? — слова как-то не складывались. — Кто твой учитель?
— Меня с Коррибана выпихали, — рассмеялся Энакин. — Сказали приходить, как пубертат закончится, а то пока с контролем полный ужас, с джедайскими техниками я менее опасен для окружающих. Они правы, конечно… Но я, наверное, не вернусь — ну, по-настоящему. — Он поморщился. — Знаете, «хранить древние тайны» — это все очень круто, но если б инженеры так рассуждали, мы б до сих пор ковырялись палками в земле. И это что у джедаев, что у ситхов, что у Бейнитов, у Бейнитов так вообще… Я вот и подумал, только не знаю, как это сказать… По-дурацки звучит.
— Что?
— Канцлер, — Энакин улыбался. — Одаренным давно пора развиваться. Давайте устроим новый орден, а?
========== Вакуум ==========
— Мне нельзя ничего дарить, — сказал Энакин. — И на день рождения тоже.
Палпатин перевел взгляд с него на браслет для коммуникатора на столе между ними. Металлический, самый простой браслет. С такими ходила половина Корусанта.
— Совсем ничего, — повторил Энакин. — Джедаям не пристало иметь личные вещи.
Палпатин знал совершенно точно, что личные вещи у джедаев были. Немного, это верно. Но все же.
— Разве? — спросил он. Энакин пожал плечами.
— Мне нельзя иметь личных вещей, — поправился он. — Это специальное правило специально для меня. Потому что я такой весь особенный. И слишком старый для правильного обучения.
Ожидаемой Палпатином злости в его голосе не было. Спокойствия, впрочем, тоже. Энакин что-то решил про себя, по поводу сказавших ему это, и Палпатину от тона его голоса стало не по себе. Ощущать от ребенка настолько отстраненный холод было неестественно.
И ведь ни капли Темной стороны, вот же…
— Ну хорошо, — сказал он, убирая браслет в ящик стола. — Шоколад, я полагаю, тебе не запрещен.
У него возникла мысль, нужно было занять ребенка минут на пять, чтобы обдумать — и осуществить.
Энакин улыбнулся.
— Ну вообще-то запрещен, — сказал он. — Но у меня и так недобор веса, так что наш врач меня не сдаст.
Врач?
— Тебя обследуют после твоих визитов сюда? — удивился Палпатин.
Дроид принес Энакину шоколад, а ему самому каф. Энакин одним глотком выпил полчашки и дернул плечом.
— Ну да, конечно. Рабов всегда обследуют, мало ли, вдруг принесли заразу.
Вот оно как…
— Энакин…
— Это, — мальчик поставил чашку на стол, облизал запачканный кончик носа, — была аналогия. Я знаю, что я не раб. Спасибо, канцлер, было очень вкусно.
— Это не все, — сказал Палпатин и протянул ему датапад. — С днем рождения, Энакин.
— Я же сказал… — Энакин прочитал на датападе написанное и осекся. — Это… что?
Палец его осторожно тронул координаты.
— Это — ничего, — сказал Палпатин. — Сорок кубических километров ничего. И они твои.
— Среди звезд, — прошептал Энакин. И посмотрел на него сияющими глазами.
Мой, подумал Палпатин. Вот сейчас, с этого момента начиная — мой. Навсегда.
Потому что только я понял, что на первый свой день рождения на чужой планете ребенок захочет получить особенный подарок — пусть даже это будет пустота.
Какая ирония.
========== Перспективы ==========
— Так, — сказала Лея.
В кают-компании Сокола было ровно на два человека больше, чем положено. Один полупрозрачный — высокий, широкоплечий, в чем-то вроде плаща, — стоял у карты, заложив руки за спину. Второй — в балахоне с капюшоном, — сидел на диване и ухмылялся очень знакомо. Напротив него сидел Люк и явно не знал, куда девать руки.
— Здравствуйте, принцесса, — очень доброжелательно сказал призрак в балахоне, и Лея наконец-то его узнала.
— Что это значит, Люк?
Если этот вот — Его величество Палпатин, то второй… Лея внутренне собралась. То, что Вейдер выглядел как-то… по-человечески, ничего не меняло.
— Они пришли, — ответил Люк. — Просто вот… возникли. Пять минут назад.
— И ты ничего не делал. — Лея понимала, что ее иронии и скептицизма Люк, скорее всего, не заслуживает. Но сдержаться… Люк поймет. А у нее стресс. Да.
Люк опустил голову. Лея мысленно вздохнула. Ну конечно.
— Он меня позвал, — сказал Вейдер, поворачиваясь к ним. — А я пригласил Его величество.
— Почему я не удивлена, — процедила Лея. — И зачем же? И вообще, лорд Вейдер, вы не могли бы перестать морочить нам всем головы и выглядеть так, как должно?
— Лея, — вскинулся Люк, — отец…
— Если ты думаешь, что он теперь стал белый и пушистый, то я тебя отправлю к психологу, как только мы сможем до какого-нибудь добраться.
Император Палпатин изобразил аплодисменты, улыбаясь во все зубы. Глаза его, к большому удивлению Леи, смеялись. И оттенка безумия, так пугавшего ее в последние годы в Сенате… не было?..
— Ну а я о чем тебе говорю, Вейдер? Дочь твоя видит суть вещей лучше, чем твой сын-идеалист.
Вейдер равнодушно пожал плечами.
— Я выгляжу так, как мне удобно. А доспех мне надоел чудовищно, уж просите, ваше высочество. Что касается стороны Силы… Тьма и Свет к морали не имеют ни малейшего отношения. Но это философские вопросы, они подождут. Люк меня позвал по поводу вопросов сугубо практических.
— Нам от вас ничего не нужно! — вспылила Лея.
Люк сглотнул и посмотрел на Лею. Взгляд у него был хмурый и упрямый.
— Слушай, — сказал он, — ты только не злись. Но я ошибаюсь — или мы находимся в гипере, в Соколе, и драпаем от Эндора — да еще и стартовали среди ночи, — никак не потому, что тебе приключений захотелось? Я чувствовал смерти на орбите. Кто?
— Мон, — выдохнула Лея. — Они убили Мон. Я не знаю, кто за этим стоит, но к ней пришел Мадин. И следующими в списке были я и ты. Она успела передать то, что узнала — и запись тоже. Своего убийства. Поэтому мы и драпаем. Поэтому так быстро. Мы должны…
И она осеклась. Под очень внимательным взглядом призрачного Императора говорить стандартную фразу про продолжение борьбы не получалось, а никакого иного плана у Леи пока не было. Она едва удерживалась, чтобы не закричать. Или зарыдать. Или разбить что-нибудь. Очень хотелось вернуться, построить всех — и убить всех предателей. И допросить. И вытащить — кто… Вот только — убьют, да и не решит это никакой проблемы, ведь очевидно, что предателей направляли с имперского верха…
— Это не ваша операция, случаем, ваше величество? — прошипела Лея. Император скривился.
— Нет, к сожалению, — сказал он. — Но есть у меня предположения…
— Заигрались, — бросил Вейдер.
— Заигрался, — признал Палпатин. — Но есть шанс все исправить!
— Это еще какой? — сощурилась Лея.
— Я — официальный наследник отца, — сказал Люк. — А он…
— А он — мой, — широко улыбнулся Палпатин. — Неофициальный, но никто оспаривать не осмелится, я вас уверяю.
Лея тряхнула головой. Потерла лицо ладонями.
— Нас убьют, — сказала она.
— С флотом за спиной — не получится, — сказал Вейдер. — Палач ушел от Эндора и увел флот, и я знаю куда. Я дам вам все коды…
Лея вскинула руку, и он замолчал, смотря на нее с отчетливым интересом.
— Я не про захват власти, — сказала Лея. Схема выстраивалась в голове будто сама собой, и сложного в ней и вправду ничего не было… ну, относительно. Они справятся. Она справится. Она отомстит. Но… — Мы не удержим власть. Люк — не удержит. Кроме всего прочего, авторитарное управление…
Ее прервал смех Палпатина.
— Ваше высочество, ну что вы в самом деле. Вы же собирались строить вашу Республику?
— Республику! — воскликнула Лея.
— А вам принципиально, как называется государственный строй, если он отвечает нуждам народа?
— Это демагогия.
— Разумеется, — усмехнулся Палпатин. — Но в последние свои годы Республика, мягко говоря, отличалась от вашего сияющего идеала… Кроме того, вас, ваше высочество, никогда не смущало, что лично вас народ никогда в сенаторы не выбирал?
Лею это смущало — в самом начале. Но потом, когда она познакомилась с политикой сената и собственной планеты… Как ни странно, идеализм ее при этом только окреп.
— То есть, сажать на трон предполагается Люка, а управлять предполагается мне? — спросила она.
И увидела как брат смеется. А Палпатин качает головой.
— Предполагается, — сказал Люк, — что именно так все и будут думать. А на деле… Ну я хоть и фермер, но тоже не совсем дурак, разделим обязанности. И сыграем в паре, как в саббак. Против всех этих… кто нас со счетов списал.
Взгляд у него при этом был… Лея посмотрела на Вейдера, смотрящего на сына с улыбкой, и сглотнула. Похожи. Как похожи. Да и она… Вырисовывающиеся перспективы становились все интереснее, чтоб их.
Иметь настоящую власть, чтобы изменить то, что давно требовалось изменить. Иметь возможность. Право. То, чего она так хотела, во что так верила в первый свой год в Имперском сенате… Изменить мир, чтобы те, у кого не было голоса, его наконец-то получили, чтобы рабство исчезло не на словах, а на деле, чтобы никто не умирал с голоду — и не только благодаря военным заказам…
— Нас убьют, — повторила Лея и села на диван рядом с Люком. — Ну и хатт с ним. Ради такой попытки не жалко. Давайте планировать.
