КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Ужасные тайны старого особняка [Александр Зиборов] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Ужасные тайны старого особняка

«Похититель бриллиантов»

Так меня недавно стал называть мой отец – Похититель бриллиантов. Мама нередко добавляет слово «маленький» – Маленький похититель бриллиантов. Второй вариант мне нравится куда меньше.

На самом деле я вовсе не такой уж и маленький, скоро мне будет аж двенадцать лет. Но с мамой не поспоришь. Она в таких случаях внушительно произносит: «Яйца курицу не учат».

Пусть будет Маленький похититель бриллиантов, хоть горшком зовите, только в печку не ставьте.

Похитителем бриллиантов меня прозвали после того, как я открыл все тайны Особняка. Правда, на самом деле по-настоящему там была всего одна-единственная тайна, а остальные так – не тайны, а тайночки, таиночки. И раскрыл не один я, но об этом чуть позже.

Рассказывая об этом своим знакомым, папа говорит, что там тайна на тайне сидит и тайной погоняет. Но вы сами увидите, что он очень далёк от правды. Ну, не может тайна на тайне сидеть и какой-то тайной погонять! Ещё бы он сказал, что правда сидит на правде, свесив ножки. Ха-ха!

Это не правда, а её двоюродный брат.

Учусь я в пятом классе. Живу в историческом центре Самары, так нам сказали в школе. Самара, если кто не знает, – это такой большой город, папа говорит, что Самара-миллионщик или миллионник, потому что в ней живёт больше миллиона человек. Никогда не думал, что столь много! Даже трудно представить, какая это прорва народа. Наверное, не поместится на двух футбольных стадионах, вроде нашей знаменитой «Самары-арены, где матчи чемпиона мира по футболу проводились. Даже если всех людей не рассаживать, а ставить каждого вплотную бок о бок друг к другу.

Когда-то Самару называли «вторым Чикаго» и ещё купеческой. Что это такое, пока плохо себе представляю. Но раз папа сказал – значит это непременно так, не поспоришь. Да и спорить с ним не рекомендуется, тебе же будет хуже, это я хорошо знаю.

Как-то услышал от папы, что мы живём в центре. Долго не мог понять: где же именно этот центр находится? То ли на улице Куйбышева, то ли на Ленинградской, то ли Некрасовской?..

Папа объяснил, что под центром он подразумевал историческую часть города. Когда-то он начинался с маленькой крепости, главным тогда был князь Засекин. Позже вокруг неё появилась Слобода – жилые постройки. Так постепенно Самара разрасталась и разрасталась до современных пределов. И рядом с нами – можно за пять минут от нас до набережной добежать! – течёт Волга.

Живу я с мамой и папой в четырнадцатиэтажном доме. На пятом этаже в семнадцатой квартире. Иногда такие здания называют небоскрёбами. Это я и от мальчишек во дворе слышал. Мы поднимали головы и смотрели вверх, но никто так ни разу не увидел, чтобы верхушка здания скребло небо. Наверное, даже с крыши рукой до него не достать. Разве что когда небо пониже – ну, когда тяжёлые дождевые тучи низко провисают – тогда, наверное, их можно тронуть.

Наш дом стоит на старинной улице Засечной. Она небольшая и узкая, но красивая и тихая, машины здесь ездят редко. На ней много старых зданий с рельефами и всякими украшениями на фасаде. Мой сосед и одноклассник Димка Молодцов называет их финтифлюшками.

Одним краем наш дом выходит на узенький и короткий переулочек Аршинный. Он короткий, как у козла хвост. Это не я сказал, а однажды мой папа. Тянется Аршинный всего два куцых квартала и упирается в Калашниковскую улицу. Так он назван, почему-то, не в честь всемирно известного изобретателя автомата Калашникова, а по калачу, булке. Странно, чем заслужила такую славу обычная булка, что ей предпочли оружейника Калашникова? Понять не могу. Наверное, я ещё маленький, вот вырасту, тогда всё сразу и пойму.

Не на всех картах можно было отыскать переулок Аршинный, разве что на самых подробных. Впрочем, я таких не видел, но Семён уверял, что не только видел, но даже имеет именно такую. Я попросил его принести, показать мне. Он потускнел, глаза отвёл, но под нажимом пообещал. Правда, карту не принёс. Несмотря на все мои напоминания. Он что, боится, что я её съем? Или до дыр просмотрю?!.

Именно на Аршинном находился самый таинственный дом в округе. Его называли Особняком или Купеческим домом. Папа сказал, что когда-то, до какой-то революции, в нём жил купец первой гильдии. Разгильдяй, что ли? Жил один во всём доме. Наверное, был тогдашним олигархом. И зачем ему одному такой домище?!

Мне кажется, что этот Особняк – самое старое здание… нет, самое древнее в городе! Потому в нём и скопилось столько тайн. Очень много тайн, но всех важнее одна – самая главная тайна. Тайна всех тайн. Тайнища!..

Этот дом двухэтажный, из тёмно-красного кирпича. Сразу было видно, что они все до единого старинные. Сейчас кирпичи меньше по размеру и гораздо светлее, а то и совсем бело-серые. Говорят, это современные кирпичи, силикатные. Они не очень хорошие. Обычные кирпичи из глины лучше. Экологичнее, говорит папа.

Особняк имел в стороне слева оформленный колоннами вход, над ним – двухскатная крыша. А выше, на втором этаже находился незастеклённый балкон. Как и с противоположного края. Между ними находились пять высоких окон с закруглённым верхом. Мне всегда было интересно, как для них вырезали стёкла полукругом? Наверное, не просто было мастерам, но они таковые сделали. А вот на первом этаже окна самые простые, прямоугольные. И там, и там по три стекла, между ними были деревянные перемычки, вместе они образуют букву «Т».

Снаружи вдоль здания росли высокие деревья сирени, именно деревья, тогда как в других местах подобных им я не видел. Наверное, по той причине, что очень уж почтенный возраст имели, оттого и вымахали чуть ли не до крыши. Весной от них такой приятный запах исходит, ещё шагов за двадцать до них начинаешь ощущать. Обычно я вспоминал, что у мамы были духи с таким запахом, назывались «Белая сирень». А здесь сирень была разная: и белая, и синенькая и фиолетовая.

Во дворе за домом находились тоже немалой высоты берёзы, липы, вязы, ивы и внушительный дуб в несколько обхватов.

Как и все остальные, я не подозревал о существовании тайн Особняка до тех пор, пока не выселили из него всех жильцов. Его признали аварийным и опасным для проживания. Родители постоянно повторяли, чтобы мы не смели туда заходить: мол, не дай бог что-нибудь случится с нами.

Тогда Сёмка с родителями и переехал на Безымянку. Другие три семьи получили новые квартиры где-то ещё. О них я ничего не знаю, ибо там из школьников был только Серёга-чемпион. Но он учился в выпускном классе, был чемпионом города по плаванию. Его я видел только издали. С такими, как я, он не знался, ведь я для него был мелюзгой.

Какое-то время Особняк стоял заколоченным, но потом двери взломали, разбили в паре окон стёкла. Мы с мальчишками стали в него заходить, играли в войнушку или ещё во что.

Кто-то тайком выламывал батареи отопления и плинтусы, срывал оставшиеся электропровода, ручки и щеколды на оконных ставнях. Мы никого не заставали за этим нехорошим делом, а только видели плоды их деятельности. Неизвестные люди пробовали вскрыть пол, видимо, польстились на половые доски, но они оказались страшенной толщины – вдвое шире моей ладони. Не вру! По такому полу слонов можно водить, и не по одному, а сразу стадом, он бы даже не прогнулся. Как такие доски делали в прежние времена, не пойму! Наверное, каждую доску из огромного дерева выпиливали. Да, на совесть трудились старые мастера!

Я задумался: а нынче что, мастера бесстыжие пошли, да?..

Я и моя семья

Да, забыл представиться. В свидетельстве о рождении, оно у моей мамы хранится, среди прочих документов в верхнем ящике стола её комнаты, я указан как Алексей Александрович Афанасьев. Мама называет меня по-разному. Обычно – Алёшей, Алёшенькой или Лёшей, а ещё сынком, сынулей. Если же я слышу – Алексей, то сразу беру себя в руки, и начинаю быстро соображать, что делаю не так или о каком моём неблаговидном поступке стало известно маме?

Папа, как правило, именует меня Лёшкой, Лёшей и Алексеем. Хотя бывает, что пользуется каким-то из маминых вариантов. Но редко.

Папа мой страшно умный, так говорит мама, а папа её в ответ называет страшно красивой. Слыша это, понимаю, что я страшно непонятливый, несообразительный. Увы.

У меня есть младший брат – Сенька. По свидетельству о рождении, который хранится вместе с моим, он – Елисей Александрович Афанасьев. Папа его нередко именует Королевичем Елисеем. Какой он Королевич, если ему всего пять лёт? Идёт шестой!

Сенька – страшно забавный несмышлёныш, ничего не знает, ничего не понимает, но ужас какой настырный – всюду лезет, всё пробует на зуб. За ним глаз и глаз нужен, повторяет мама. И следить за ним, опекать всегда поручают мне. Одна морока с ним, хлопот не оберёшься.

Недавно он играл и заснул прямо на диване, свесив голову и ручонку с него.

Папа своей диссертацией занимался, умно морща лоб и временами поправляя очки. Увидел, глазами на него показал и тихо велел:

– Перенеси на кровать.

Я только приподнял Сеньку, как он, не разжимая глаз, продолжая дремать, говорит:

– Положи, где взял.

Мне так смешно стало, что я едва его не уронил. Всё же донёс, уложил в кровать. Он что-то пробурчал, повернулся на бок и задал храпака.

Вот такой у нас Королевич Елисей! Как скажет, так хоть стой, хоть падай…

Как-то я его в поликлинику водил, ушки у него болели. Врач начала с проверки слуха. Она его шепотом спросила:

– Любишь шоколадку?

Он ей тоже шёпотом, как заговорщик:

– Мне нельзя, у меня аллергия…

Сдерживая смех, женщина сказала:

– Лучше ешь фрукты, овощи и ягоды. Они куда полезнее. Ты вот что больше всего любишь из фруктов?

– Из фруктов?

– Да, из фруктов?

– Больше всего я люблю фруктовое мороженое.

Тут уж врач удержаться не смогла, начала смеяться. И ей радостно вторил Сенька, довольный, что сказал ей приятное. Наверное, он так подумал. Я не стал его разубеждать…

А как он с папой недавно во время обеда поговорил, у нас от смеха каша изо рта летела.

Мама кормила Сеньку и приговаривала:

– Ешь больше, вырастешь большой-большой.

Он спросил:

– А папа вырастет, если станет больше кушать?

– Нет, папа не вырастет.

Сенька повернулся к папе и предельно серьёзно поинтересовался:

– Папа, а ты зачем тогда ешь?..

Врача мама привела Сеньку из детского сада, а сама прыскает от смеха. Воспитательница рассказала, что он учудил.

Пока дети играли, она свои ногти полировала. Тут он подошёл, уставился на них. Воспитательница показала свои обработанные пальцы:

– Тебе, Сенечка, нравятся?

– Да, нравятся.

– А чем именно нравятся?

– Когти большие. С такими хорошо по деревьям лазить…

Папа это услышал, ему мама тоже рассказала, сказал с улыбкой:

– Кому что, а вшивый о бане. Ему бы только по деревьям лазить…

Однажды мама с Сенькой пошла в магазин. Расплачиваясь за покупку, нечаянно выронила на пол пятьдесят рублей. Попросила Сеньку:

– Зайчик, подними, пожалуйста.

Но его опередил стоящий за ними мужчина, поднял банкноту и протянул маме со словами:

– Я, конечно, не зайчик…

Сенька его укорил:

– Зачем тогда поднимал?..

Мама потом рассказала, что смелась все, кто был в магазине и слышал это.

В другой раз он тоже учудил.

Мама должна была отвести его в детский садик и перед выходом стала краситься у зеркала.

Сенька её спросил:

– А ты зачем это делаешь7

– Дабы быть красивой.

– Я тоже хочу быть красивым, намажь меня.

– Тебе это не нужно, ты мальчик. Ты и так красивый!

Сенька подумал и глубокомысленно заявил:

– Значит, мне повезло – я сразу красивым родился, а девочкам нужно краситься…

А на прошлой неделе как всех насмешил!..

К нам приехала в гости сестра мамы, тётя Алла. Сенька её спросил:

– А вы откуда?

– Из-под Москвы, – ответила та.

– Из метро, что ли?..

Вот такой у меня потешный братишка по прозвищу Королевич Елисей.

А меня в школе прозвали Афоней и Афаном. Понятно, по какой причине: я – Афанасьев. Значит – Афоня и Афан. Второй вариант мне нравится меньше. Потому я сердился, если кто меня называли Афаном. Тогда часто именно поэтому начинали меня дразнить – Афан, Афан! Потом я понял, что это делают, чтобы позлить меня, и стал делать вид, что быть Афаном мне нравится, а вот Афоня не по душе. Скоро это и стало моей обычной кличкой. Я даже перестал притворяться, что обижаюсь на неё.

Это ещё терпимо, а вот, например, у моего одноклассника Семки фамилия Балабаев. Понятно, что его нередко называют Балаем. Он эту кличку почему-то сильно не любит. Те, кто посильней так его зовут, а вот те, кто слабее опасаются, он может и подраться с ними.

Впрочем, Сёмка уже не одноклассник. Он жил в Особняке на Аршинном, но в прошлом году оттуда всех переселили чуть ли не на другой конец города. На Безымянку. Это очень далеко от нас. Папа сказал, что теперь они живут у чёрта на куличках. Мама возразила, что совсем не так далеко, на маршрутке можно доехать за полчаса.

Мне думается, что всё-таки Сёмка живёт очень далеко, ежели до него нужно мчаться целых полчаса на маршрутке. Мы едим на такой к бабушке, она очень даже быстро мчится. Понятно, что мчится не бабушка, а маршрутка. И тоже полчаса едем.

Мне припомнилась презанятная история с этим Сёмкой. Так и тянет рассказать. Вот она!..

«Храбрец»

Сёмка – отъявленный хвастун. Это известно всем и каждому в нашем классе, но подловить его нам никогда не удаётся. Без всякого стеснения, чтобы объяснить одну нелепицу, он громоздит горы небылиц, холмы выдумок и утёсы привираний… Словом, уводит разговор в такие словесные дебри, что поневоле приходится соглашаться со всеми его вымыслами, только бы он отвязался.

Лопнуло наше терпение, и мы решили его проучить. А сделать запланировали так: заведём разговор на переменке в коридоре, начнёт он по привычке бахвалиться, мы зададим каверзный вопрос, спровоцируем, и когда он несусветно заврётся, что обычно с ним и бывает, то по нашему сигналу выйдет Генка, сосед Семёна, и уличит вруна.

Всё так и получилось.

Вошёл он в свой привычный раж лжеца, мы дали ему разойтись вовсю. Притворяемся, что верим всему. Потом спросили:

– Ты лето обычно проводишь в деревне у бабушке. И кто там самый смелый из деревенских парней?

– Я, – не задумываясь, ответил Семён и гордо выпятил грудь.

– Докажи, – потребовали мы. – Сказать всё можно, но правда ли это?

– Доказать легче лёгкого, труднее лысому причесаться, – заверил он. – Вы знаете, я врать не люблю, не в моём это обычае. Так вот, ходили мы однажды по лесу и столкнулись нос к носу с медведем. Он набросился на меня, но я не растерялся, ухватил за лапу, швырнул через бедро и тут же провёл приём горийской борьбы, которой меня дедушка научил. Так его сдавил, что опосля он заревел и умчался в свою берлогу свирепым галопом. Наверное, обиделся, бедняга!

– Ты про быка расскажи, – подсказал Димка.

Мысленно мы приняли боевые стойки, ибо сейчас он должен был ступить на заминированные поле, где завзятого враля, вне всяких сомнений, поджидал конфуз.

– О каком быке – быке дяди Яши? – деловито осведомился Семён, двигаясь в направлении нашей ловушки. – Да, вот с ним я показал себя истинным, небывалым храбрецом. Можете мне поверить без справки. Значит, дело было так: в прошлом году у дяди Яши имелся бык. Небывалый бычина! Двух таких сложить – настоящий слон выйдет. Африканский. Можете себе представить подобного зверюгу. И злючий, как наскипидаренный козёл. Врать не стану, вы меня знаете.

– Знаем, знаем, – закивали мы, – ври… то есть, рассказывай дальше. Не сомневайся, мы тебя хорошо знаем. И твою честность – тоже.

– Так вот. Как-то сей бычина переломил, ну, словно простые прутики жерди ограды и выбежал на улицу деревни. Все, понятно, врассыпную. Тут случайно я оказался, шёл с пруда домой. Вижу, огромный бык мчит на меня, аж пар из ноздрей валит, острые рога выставлены вперёд, как два копья. «Эге, – думаю, – я и не в таких ещё переделках бывал, враз тебя укрощу!» Сдвинул кепку набок, поплевал на ладони, крякнул и…

Язык Семёна онемел, ибо на наш условленный сигнал к нам подошёл Генка, свидетель того случая, он тоже отдыхает в той деревне. У него тоже там бабушка. Кстати, деревня та называется Стрельцово. И оба они, Сёмка с Генкой – Стрельцовы. Не родственники, а просто однофамильцы. Там вообще половина жителей – Стрельцовы.

– Ну, а дальше? – спросили мы почти хором, с трудом скрывая сильнейшее внутреннее ликование. – Ты «поплевал на ладони, крякнул и…», и что ты сделал дальше?

– А потом, – нехотя продолжил свой рассказ Семён, – я подумал, что ежели другие храбрецы бегут, то и мне не зазорно. И припустил во все лопатки к ближайшей ограде. Едва успел на неё вскарабкаться, бычище чудом не запорол меня рогами.

– Значит, испугался быка? А ещё называл себя храбрецом!

– Да разве я быка испугался! – вскипел Семён, даже с места привскочил. – Да я б его!..

– А кого же ты испугался?

Семён ничего не ответил, только скосил глаза на Генку и обидчиво поджал губы.

Мысленно я порадовался за бедного быка: если б не Генка, то Семён просто ужас что бы с ним сделал!..

Как я стал Народом…

Всё началось в прошлом году, именно тогда я и пошёл в народ, как говорит папа.

Я получил большую и жирную двойку за сочинение «Как я провёл лето». Учительница русского языка Марья Ивановна этим не ограничилась, а вызвала мою маму и провела с ней беседу. Очень возмущалась, но и хвалила. По её словам выходило, что у меня имеются определённые способности, но я их совершенно не развиваю. Не умею понятно излагать свои мысли. Про ошибки – то отдельный разговор, их я делаю превеликое количество. Но главное – правильная речь.

Мама это мне потом дома рассказала, но особенно не ругала, так как Марья Ивановна объяснила: это ни я, ни школа не виноваты. Просто система образования такая, эгэшная. Да ещё мобильные телефоны с их эсэмэсками, компьютерами. И на уроки русского языка отводится меньше часов, чем на уроки иностранных языков, того же английского.

– Они же растут иностранцами! – с возмущением сказала мама папе. – Нужно нам самим образовывать своих детей, чтобы они знали свой язык, свою культуру.

– И свою историю! – подхватил папа. Это и понятно, он историю любит. Сам много раз об этом говорил. С самой школы.

– Историю свою тоже следует знать, – согласилась мама, – но нужно заняться его языком. Иначе не прочтёт ничего, ни обычного, ни исторического. И рассказать не сможет. Он порой двух слов связать не сможет, самое простое пересказать не умеет. Пора нам им заняться.

Я понял, что ничего хорошего меня впереди не ждёт. Так и оказалось. Со мной стали проводить уроки русского языка. Обычно папа, хотя он постоянно жалуется, что ему не хватает времени на свою диссертацию. Как сказала ему мама:

– Ты умнее, ты филолог, тебе и карты в руки.

– То бишь, Алёшка в рука, так? – без видимого удовольствия заметил папа. – Ладно, возьму его в руки.

Уже в этот день он провёл со мной воспитательную беседу. А мне велел внимательно слушать и даже кое-что записывать под его наблюдением. Он тут же текст проверял и следил, правильно ли я пишу.

Недавно нашёл этот листок, он сохранился. Там оказалось написано мною:

«Ничтожен ты или велик – тому причина твой язык».

Вот как велико умение хорошо говорить, объясняться, – пояснил тогда папа. От него нередко зависит судьба: одни становятся великими, а другие остаются ничтожными.

Ещё одна мудрость античного мудреца:

«Заговори, чтобы я тебя увидел».

Очень многое становится ясным, когда человек начинает говорить. По языку сразу видишь ум человека, его образование, можно догадаться о профессии и каких-то особенно важных событиях его жизни.

Папа тогда сказал, что специалисты по языку могут определить, место рождения – вернее, где он жил с детства и воспитывался. Это они делают по его словарному запасу, словесному строению фраз, особенным словам – диалектизмам. Так сказал папа и велел мне записать это слово. Оно тоже было тут же на моей бумажке:

«Диалект – характерная речь жителей определённого региона страны».

Ниже две русские поговорки:

«Слова хороши, когда они коротки».

«Коротко да ясно, оттого прекрасно».

Это папа объяснил так: нужно уметь многое сказать немногими словами. Процитировал двустишие:

– Мысль в сто слов вместить не мудрено, ты сто мыслей в слово умести одно.

Этого я тогда записывать не стал, но запомнил, так оно мне понравилось.

Ещё папа сказал и заставил меня записать:

«Не пером пишут – умом».

Нужно многое знать, учиться всему. А лучшее средство учёбы книга. Нужно больше читать.

С того дня мне стали всучивать разные книжки: давай, читай. А потом предлагали рассказать о прочитанном. Папа придумал, чтобы я заучивал народные пословицы и поговорки. Дал мне толстую тетрадь, чтобы я их туда записывал. Время от времени, проводя воспитание, спрашивал о них. Например, просил рассказать, какие мне особенно нравятся. Или как я понимаю то или иное из прочитанного.

Однажды весь вечер рассказывал, как много юмора, комизма в русских народных пословицах. Видя моё удивление, принялся отыскивать такие. Действительно смешные, вы это тоже сейчас увидите, только скажу, что мне тогда было не до смеха, уж слишком много пришлось мне записать их в тетрадь. Папа разошёлся, так его увлекла тема, спасибо маме, спасла меня – позвала нас на ужин, но этом моё воспитание и закончилось. Всеми я вас мучить не буду, приведу лишь несколько поговорок, которые мне особенно нравятся:

«В гостях Илья, а дома свинья».

«В ноги кланяется, а за пятки кусает».

«В собаку мясом не накидаешься».

«Всякого «нету» припасено с лету».

«Двое пашут, а семеро руками машут».

«Денег девать некуда, кошелька купить не на что».

«Дурак с дураком сходились – друг на друга дивились».

«Если б всё равно – так лазили б в окно, а то дверь прорубили».

«Иного хлебом не корми, только с печки не гони».

«Когда совесть раздавали, его дома не было».

«Комар лошадь не повалит, пока медведь не подсобит».

«Лодырь говорит: нынче отдохну, а завтра горы сверну».

«Лошадь быстра, да не уйдёт от хвоста».

«Мы люди не гордые: нету хлеба, подавай пироги».

«Не суйся в волки с телячьим хвостом».

«Оттого парень с лошади свалился, что мать криво посадила».

«Пошёл дурак на базар – значит, у умного деньги будут».

«Похожа свинья на быка, только шерсть немного не така».

«Собаку съел, только хвостом подавился».

«С одним животом на семь обедов не поспеешь».

«Трус и таракана принимает за великана».

Это я даже не все тут привёл из тех пословиц, что тогда записал. До буквы «У» дошли, но тут мама велела идти ужинать. Папа сказал, чтобы далее я сам посмотрел и выбрал весёлые пословицы, а потом ему рассказал. Я так и сделал. Даже многие запомнил, чтобы ему рассказать, но он так и не спросил об этом. Забыл.

А ещё мне велели вести дневник и записывать всё, что днём делал. Только не «научным слогом», а самым обычным, понятным всем. Время от времени мама или папа просматривали его, указывали на ошибки и учили, как правильнее следует излагать мысли. Папа часто повторял при этом: «Ничтожен ты или велик – тому причина твой язык». Потому я это хорошо запомнил.

Однажды папа, читая мой дневник, рассмеялся и даже понёс маме. Показал, и они долго смеялись вместе. Я посмотрел потом, ничего особенного в дневнике не было. Судите сами, вот что я написал:

«Мама послала меня забрать из детского сада Сеньку. Он был хмурым, чем-то недоволен. Я спросил его, почему он такой, Сенька сказал, что его обидел зловредный Федька.

– И чем же он тебя обидел?

– Я хотел его ударить, но он увернулся и я попал в стенку. Рука и сейчас болит. Больше дружить с ним не буду, так друзья не поступают.

– А почему ты захотел его ударить?

– Врун он! Сказал, что ты в меня не попадёшь.

– Ты не попал в него. Значит, он сказал правду.

– Только в этот раз. А так он всегда врёт!..»

Не понял, что тут особо смешного. Но на следующий день папе пришла идея, он попросил меня переписать про Сеньку и «зловредного» Федьку на отдельном листке и послать в местную газету. Потом это напечатали под заголовком «Нарочно не придумаешь».

А пару месяцев спустя папа нашёл в колонке «Народные анекдоты», напечатанных в московской газете, вот такой:

«Пришёл маленький Сенька в слезах домой. Мама его спросила:

– Кто тебя обидел?

– Федька!

– И чем же?

– Я хотел его ударить, а он увернулся и я попал кулаком в стену…»

Папа сказал:

– Это явно переделанная твоя история. Вернее, история с Сенькой, которую ты записал. Сие можно было бы назвать плагиатом, литературным воровством, если бы кто-то поставил свою фамилию, но раз подали её как «народный анекдот», то спросу нет.

Далее пояснил, что вот так и образуется фольклор – народное творчество: один сказал, другой добавил, третий изложил получше – и родилась народная мудрость.

Мне приятно стало, что я оказался причастным к народной мудрости.

Вечером услышал, как папа всё маме рассказал, газету показал и похвалил меня:

– Наш Алёшка в народ пошёл. Теперь он тоже – Народ…

Вот так я стал Народом.

Это было в прошлом году. А в этом году папа посоветовал мне снова вести дневник, но другой: не описывать коротко «малозначащие мелочи быта», как он выразился, а писать более подробно о самом интересном. Как бы отдельными историями. Сказал: «Представь, что ты кому-то их рассказываешь. И заголовки для них придумывай отдельные, дабы было понятнее».

Мама услышала и заметила с улыбкой:

– Хочешь сделать из него Шахерезаду?

Сенька тоже встрял в разговор:

– Он не Шахерезада, она была женщиной. Он Шахерезад…

Все мы рассмеялись.

НЛО над Особняком

НЛО – это Неопознанный Летающий объект. Так мне сказал папа, а он знает всё, даже научную диссертацию пишет. Как говорит мама, он страшно умный.

Что это такое, никто не знает. Бывают НЛО самые разные: большие и маленькие, самой разнообразной формы и любых расцветок. Они походят на шары, диски, гигантские треугольники, цилиндры, да на что угодно!

Папа сказал, что космонавты видели НЛО в космосе, на Луне, фиксировали их аппараты на Марсе.

К папе я обратился после того, как однажды вечером Никита подбежал к нам с Димкой, с которым мы играли у подъезда, и закричал, что только что он видел необычный тёмнорыжий шар. Тот висел далеко вдали над домами. Как бы пульсировал. Затем стал приближаться зигзагами к Особняку. Минуту повисел над ним, как бы нырнул вниз и скрылся в здании.

Как раз в это время мимо Алёнка проходила. Он ей показал на окна дома. Там ещё этот шар немного светился. А после потух.

Позже мы хорошенько обо всём расспросили Алёнку. На самом деле она Лена, Елена Матвеева. Живёт в соседнем подъезде нашего дома. Как и Никита. Только она всегда жила тут, а он недавно из Донецка приехал.

Алёнка рассказала, что ничего особенного не видела. Да, вроде бы, что-то за окнами или в окнах отсвечивало. Может, машина проезжала по улице, и свет фар отразился в стёклах.

Никита весь закипел от возмущения:

– Хлопцы, ни було там никаких машин! И не могло быть. Цэ Аршинный переулок, там редко кто вообще проезжает.

Но Алёнка повторяла своё: ничего удивительного не видела.

Я постарался их примирить:

– Хватит ссориться. Может, ты ей предложил смотреть свой шар слишком поздно, когда его уже по-настоящему и видно не было. Давайте завтра сходим днём сразу после школы и посмотрим, что за шар залетел в Особняк? Вдруг он ещё там?

К моему удивлению решила пойти с нами и Алёнка.

– Ты действительно хочешь идти с нами?

– Неужели! Вы же идёте!

Поначалу я хотел отказать ей, а потом махнул рукой – пусть идёт. Если что увидим там, лишний свидетель не помешает.

Погода хмурилась. Высоко в небе неслись, словно наперегонки, хмурые серые тучи, постоянно меняя свою форму, перетекая одна в другую, словно небесная река. За ними смущённо пряталось солнце, словно обидевшись на кого-то. Вот-вот должен был хлынуть дождик. Или мне это казалось по той причине, что постоянно из недр подсознания всплывала мысль: а не отказаться ли от похода из-за этого? Мол, лучше по домам разойтись, чтобы дождь нас на улице не застал. Никита тоже поглядывал вверх: наверное, у него тоже такие же мысли роились.

Порывистый ветер поднимал пыль с серого асфальта, иногда проносил с шорохом летящие давно упавшие и высохшие листья, порой приходилось отворачиваться от них. Но дождя всё не было. Наоборот, тучи как бы даже принялись редеть, тончать, стало чуть светлее.

Деревья сирень перед фасадом Особняка сохраняли оптимизм, они не хотели мокнуть под дождём и хорохорились, делая вид, что готовы принять природный душ. А может, и не делали, а действительно были бы рады падающей свыше влаги. Наверное, она для них как манна небесная. На нас сирень глядела снисходительно.

Когда мы входили в Особняк, то сердце моё сильно стучало о рёбра. Я испугался, что ребята услышат. Но они не обращали на меня внимания, сами были в таком же состоянии.

Оттянули скрипучую входную дверь с облезшей краской на рассохшихся досках. По одному пронырнули внутрь.

На полу скопилось много разного мусора. По-моему, с каждым днём его становилось всё больше. Прибавлялось пыли и грязи. Как и паутины повсюду с чёрными паучками.

Полы были прочнейшие, ходить по ним было приятно, чувствовалась их надёжность. А вот деревянные лестницы со многими выломанными ступенями сильно скрипели. Я удивлялся этому, пока Димка не нашёл ответ в прошлый наш визит сюда: полы были намного старше, сделаны на совесть, а лестницы установили на месте прежних, они оказались куда хлипче.

В сухом воздухе ощущалась пыль, неприятная горлу и лёгким.

Мы прошли по всем комнатам, внимательно осматривая их. Доски пола под нашими ногами скрипели. Помещения имели прежний вид. Кое-где оставалась основательно разломанная мебель. В средней комнате к окну кто-то подтащил тумбочку и уложил набок. Сверху остались положенные газеты. На них сидели. Рядом стоял стул с отломанной ножкой. Подоконник неизвестным визитёрам послужил столиком. На газете остались пустые бутылки пива «Жигулёвское», рыбьи хвосты, кости и чешуя. В носы ударил неприятный тухловатый запах селёдки.

– Фу! Такая противная вонь, противнее и не найти. – сказал Димка. – Идёмте отсюда быстрей.

Задерживаться тут мы не стали. Алёнка же только издали глянула внутрь помещения и отступила обратно в коридор, морща нос.

Последняя комната оказалась совершенно пустой. Мы её осматривали с особым старанием. По словам Никиты, именно в это комнату проник рыжий шар.

– Не было тут никакого шара, – сказал Димка, – тебе это показалось.

Никита смущённо промолчал, он и сам понимал, что ничем свои слова подтвердить не в состоянии.

Алёнка неожиданно выкрикнула:

– А это что?

Она показала нам на стену под самый потолок. Не сразу мы разглядели там чёрное пятно на лилово-серых обоях. Серых от пыли. Наверное, когда-то они были красивыми. Сейчас же орнаменты на них невозможно было разглядеть.

Я ничего особенно в том пятне не увидел.

Как и Димка, который спросил:

– А что в нём особенного? Пятно как пятно.

– Оно круглое и его кто-то выжег! – выкрикнула Алёнка, как мне показалось с затаённым торжеством: она видит что-то такое, чего нам недоступно.

– Ну и круглое! Ну и выжженное! Что в этом такое! Тут таких пятен много, – продолжал гнуть своё Димка. – И это такое же!

– Неужели? А вот и нет! – твёрдо заявила Алёнка. – Такие круглые сами собой не появляются. И зачем их выжигать так высоко? Попробуйте достать, а?..

Мы даже и не стали пробовать: потолки такие высокие, что нужно было бы вставать друг другу на плечи, чтобы дотянуться до того жжёного пятна.

Алёнка продолжала:

– Кто сумел его достать и как? А главное: для чего? Он же тут никому не виден, почти незаметен. Никто не знал, что мы будем его искать. Или что-то в этом роде.

– Действительно, ты права! – радостно воскликнул Никита. – Цэ сделал он, тот рыжий шар! Рыжим он бул от огня! Он прожёг стенку и прошёл в комнату.

– Не похоже, что стена прожжена, – усомнился я.

Никита сбегал в далёкую комнату, отодрал там тонкую планку с дверцы шкафа.

Её концом мы потыкали в тёмное пятно под потолком. Там была стена, целая. Никто её не прожигал.

Конец планки оказался в чёрной саже. Было похоже на горелые обои.

– Как же он влетел сюда? – озадачился Никита.

Вместе с ним мы осмотрел потолок, стены вверху. Никаких сквозных отверстий, даже самых маленьких, не обнаружили. Даже стёкла в окнах были целые. Створки в них давно не открывались, о чём свидетельствовал слой пыли.

На ней Никита вывел пальцем одну за другой пять букв – «Цэ тайна».

Это была первая из тайн, которую мы разгадать не смогли.

Когда мы выходили из Особняка, то сквозь тучи пробилось солнце. На душе стало теплее. Спасибо, ободрило.

Позже я рассказал об этом странном пятне папе, он поведал много разного и интересного про НЛО. И ещё про шаровую молнию. Одной из таинственных способностей последней было проникновение в закрытую комнату и исчезновение из неё. Правда, зачастую она прожигала себе путь в стенах или стекле. Но иногда проникала сквозь них, совершенно не оставляя следом. Порой в её действиях проглядывается разумность.

Вот так!..

«Разные» телевизоры

Вчера Сёмка приезжал со своей Безымянки. Это очень далеко от нас, в Тьмутаракане или Тьфутаракане, – как говорит папа. Словом, очень далеко. На маршрутке надо ехать не меньше получаса.

Сёмка сказал, что соскучился по нас, по своему дому. Вот и приехал как бы в гости. Очень его огорчило, что дом словно бы состарился. Он так и сказал – «состарился». По мне очень точное слово, меткое. Умеет Сёмка сказать. Хоть нередко и мелет всякую ерунду.

Вспоминали мы разное из той жизни, что раньше была. Как водились, ссорились. И такое бывало.

А я припомнил один случай, который запомнился мне тогда…

В то воскресенье пришёл к особняку, надеясь встретить кого из мальчишек. А тут у подъезда Гришка с Сёмкой стоят. Они только что на улицу вышли.

Сёмка спросил Гришку:

– Ты чего не выходил на улицу? Чем занимался?

– Я хоккей смотрел, – ответил Гришка, – там такая бодаловка шла! ЦСКА победил «Спартак»!

Сёмка удивлённо посмотрел:

– И я смотрел хоккей, но по нашему телевизору «Спартак» победил ЦСКА.

– Да нет же, победил ЦСКА!

– Нет, «Спартак»!..

И они принялись азартно спорить, чуть совсем не поссорились.

Потом ко мне обратились:

– А ты смотрел хоккей?

– Я уроки делал, хоккей смотрел папа.

– Ну, а кто победил? Кто?

– Кажется, ничья, – неуверенно сказал я. Мне было не до телевизора. Папа сказал, что пока все уроки не сделаю, на улицу не выйду. Вот я и старался, на экран телевизора лишь иногда мельком глядел. Не до него было.

Хотели мы потом у кого-то спросить о результате, но начали во что-то играть, увлеклись и позабыли.

Вот и сейчас мы вспомнили о том, стали гадать: кто же победил?

– Ничья была, – сказал я.

– Ты точно не помнишь, сам тогда так сказал, – заметил Сёмка.

– Не помню. Странно, что все мы говорили о разном.

– Так у нас и телевизоры были разные! – воскликнул Сёмка. – Вот если бы мы глядели все вместе по одному, тогда бы и результат был бы один.

– Это верно, – согласился с ним я. Спорить с ним мне не хотелось.

Я принялся рассказывать Семке о чудесах, которые ныне происходят в его бывшем доме. Он долго слушал, чуть ли не разинув рот. Потом спросил:

– А чего всего этого при мне не было? Ну, когда мы жили в доме?

Я не сразу нашёл чем ему ответить. Принялся объяснять:

– Ну, эта вся нечисть вас боялась. Она людям предпочитает не показываться. Или появляется только ночью, когда все спят, вот и творит свои нехорошие дела и делишки.

Вроде бы, убедил.

«Научный слог»

Похитителем бриллиантов с определённого дня стал называть меня папа. Наверное, взял эту кличку с названия книги «Похитители бриллиантов», которую он тогда читал… Впрочем, не читал, а перечитывал. Так папа говорит довольно часто. Сколько уж раз слышал от него эти слова. Написал эту книгу Луи Буссенар. И вовсе не тот Луи, о котором пела Алла Пугачёва, а совсем другой: не король, который может далеко не всё, а писатель. Хотя тоже француз. Папа сказал, что книга интересная, он её перечитывает, чтобы отдохнуть и «немного проветрить мозги». Странно, зачем читать вновь уже когда-то прочитанную книгу? Он же в школе давно уже не учится, на дом такое задание ему не дали!

Правда, папа тоже вроде бы как учится. Пишет диссертацию. Потом будет её защищать. Наверное, кто-то будет стараться её отнять, а он не позволит сделать этого, защитит. Он – сильный! Я ему посоветовал мускулы развивать для защиты. Он сначала не понял, а потом рассмеялся. Объяснил, что до рукопашной дело не дойдёт, защита диссертации – вроде экзамена в школе.

Я уже написал, что до того – до «Похитителей бриллиантов» – папа перечитывал толстенные тома «Графа Монте-Кристо», их аж два. Каждый такой увесистый, что ежели кого с размаху им ударить, то можно мозги напрочь вышибить.

Как сейчас помню его за этой книгой. Он читал, лёжа на диване, одетый в просто царский махровый халат приятного синего цвета, так как только что вышел из ванной. Это подтверждал и приятный запах шампуни. Как же я хотел бы иметь подобный халат. Наверное, такие носили раньше цари. Представляю, как они грозно выглядели в нём, наводя страх на своих подданных. Как вырасту, так обязательно куплю себе точно такой же и буду всех пугать своим видом, уважение внушать.

Я находился недалеко от отца, сидя за столом. Нужно было написать заметку в школьную стенгазету. Писал и так и этак, но когда перечитывал, то рвал листки. Написанное мне не нравилось. И я решил обратиться к папе: пусть поможет, он у нас страшно умный, как говорит мама. Докторскую диссертацию по какой-то шибко умной науке готовит.

Обратился к отцу, который нехотя оторвался от книги.

– Пап, а пап, выручай. Мне поручили написать в нашу школьную стенгазету «Юный собачковод» о том, как я смастерил конуру для нашего Бобика. Ну, не совсем нашего. Бобик соседский, как ты знаешь, но конуру ему сделал я. Правда, немного мне Сёмка помог. Но это не важно. Я пишу, стараюсь изо всех сил, но получается слишком просто – любой поймёт. А ведь это где-то даже техническая статья и писать её следует соответственно: не абы как, а по-научному. Как ты свою диссертацию.

– И на чём же ты остановился? – поинтересовался папа.

Я понял, что папа не рассердился, что я оторвал от чтения. После ванной он находился в хорошем настроении и был готов помочь.

– Слушай! Все предыдущие варианты я забраковал. Остался такой: «Забил гвоздь молотком…» Видишь, как примитивно, ясно и понятно до тошноты каждому дураку.

– Можешь написать иначе, – охотно откликнулся папа, – произвёл забивание гвоздя путём постукивания его молотком.

– Неплохо, – прокомментировал я, – получше, чем у меня. Пап, а ты не можешь ещё круче, чтобы каждый удивился, насколько я умён и эрудирован?

Мне показалось, папа хотел рассмеяться, но нет: он встал предельно серьёзный, приосанился, задумчиво прошёлся по комнате, оправляя халат, сосредоточился и принялся диктовать:

– Пиши, Алёша! Дискретно производя циклические, с переменным вектором приложения сил движения двусоставным предметом, именуемым в просторечии «молоток», до его физического контакта с верхней рубчатой и овальной в поперечнике частью (шляпкой), совершил предельное погружение острозаточенного стержня круглого сечения, диаметром 5 мм и длиной 100 мм в вышеуказанное место. Точка.

– Вот теперь просто здорово, лучше и не надо! – не удержался от восторга я. – Молодец папка, давай и дальше писать так, по-научному!..

Тут папа принялся хохотать. Значит, мне вовсе не показалось, что он сдержал улыбку, он её до того действительно сдерживал.

Вдоволь насмеявшись, он сказал:

– Извини, Алёша, я просто подшутил над тобой. Это вовсе не научный стиль, как тебе кажется. А псевдонаучный! Так пишут только тогда, когда не о чём писать. И вот такими «научными» словесами, терминами затемняют суть вопроса. А лучшая научность – в ясности, точности, простоте. Ежели кто-то пишет иначе, то он скорее дурак, а не учёный. Потому и старается скрыть свою дурость. Так что иди, садись за стол и пиши дальше сам предельно ясно и понятно для всех. Ты остановился на словах «забил гвоздь молотком». Очень хорошо, верно и лаконично. Пиши и дальше в том же стиле, избегай «производить забивания» и прочую мнимо научную дребедень. Понятно?

Я старательно закивал, а сам на самом деле мало что понял. Кроме одного и самого важного: на папу надежды нет, нужно трудиться над заметкой самому.

Чем я и занялся.

Тем временем к папе пришли гости. Очень серьёзные дядечки с его работы. Мама про них говорит: «вумные» и «очень светлые головы». Наверное, это потому, что они очень умные, у всех блестящие безволосые головы. Они под лампочкой прямо-таки светятся.

Заметка не очень писалась, да и меня отвлекал разговор папы с гостями в соседней комнате, их я слышал довольно хорошо.

Сначала ничего интересного они не говорили, а потом разговор пошёл про старение. Мол, постепенно с возрастом у всех людей ухудшаются память, зрение и слух, теряется умение учиться и даже удовольствие от еды уменьшается, так как вкусовые рецепторы у иных становятся вдвое хуже. Потому справедливо каждый вспоминает свою молодость и говорит, что тогда зелень была зеленее, солнце светило ярче, продукты были лучше и так далее. На самом деле это изменилось восприятие всего этого.

Один из гостей пошутил:

– Да, у всех у нас в юности море было шире и мокрее, шустрее зрели помидоры и были вкуснее огурцы. Сейчас таких не делают!..

Я с огорчением подумал: неужели такое и со мной будет? Стану есть конфеты, а они будут мне казаться вдвое менее вкусными?..

Папа сравнил старость человека с автомобилем. Мол, с возрастом ухудшается внешний облик каждой машины, хотя при желании и известных усилиях её можно поддерживать на неплохом уровне. Например, с помощью ремонта, покраски и декора. Постепенно, обычно незаметно для самого человека, снижается мощность мотора и сокращается литраж бензобака. Трубы засоряются. В результате к старости все ресурсы вырабатываются всё больше ибольше: уменьшается дальность пробега, скорость и не все подъёмы этому «автомобилю» по плечу…

С машиной мне всё было ясно, а как такое могло происходить с людьми?

Позже улучил момент и спросил маму, которая возилась на кухне:

– Что такое старость?

Мама удивлённо посмотрела на меня:

– Вот какие у тебя, оказывается, мысли рождаются. А с какой стати?

– Слышал от папы. Он назвал её автомобилем.

Тут как раз – ох, как не вовремя! – вошёл на кухню папа. Мама обратилась к нему:

– Послушай, какие вопросы задаёт твой ребёнок. Про старость! Объясни ему, что это такое. Ты же спец по этой части.

Папа взъерошил волосы на моей голове своей пятернёй и сказал:

– Вырастешь, узнаешь. У тебя вся жизнь впереди, она тебя просветит. А вкратце так: старость – это будущее всех людей. И как сказал наш замечательный самарский юморист: «Старость – не радость. Но как рьяно все стараются её продлить…»

«Помогли нашим»

После окончания уроков учительница попросила весь класс остаться и предложила поговорить о бережном отношении к книгам.

– Вот посмотрите, ребята, что сделал Ваня Михайлов с учебником истории, – показала она. – Испортил великолепную картину Ильи Ефимовича Репина «Бурлаки на Волге». Перерисовал баржу в современный теплоход. А зачем, спрашивается?

– Разве вы этого не понимаете, Мария Ивановна, – насупясь, ответил Михайлов, – я помог бурлакам тянуть баржу. Теперь им будет легче, а то они совсем из сил выбились.

В наступившей тишине было слышно, как жужжит муха, ударяясь о стекло.

Мария Ивановна улыбнулась, развела руками и отпустила учеников домой.

На следующие дни в классе началось массовое «исправление» истории: Петров довооружил отряды гладиаторов Спартака танками, пушками, «катюшами» и ликовал: «Теперь они покажут этому Крассу!..»

Сидоров на поле Куликовом против орд хана Мамая выставил установки «град» и «ураган», а дружины Александра Невского усилил пулемётами «Максим» и автоматами «Калашников»…

Русаков снабдил бластерами витязей Арконы, которые защищали свой Руян от крестоносцев…

Медведев позаботился об атамане Ермаке и предоставил ему десяток боевых вертолётов «Чёрная акула»…

Кузнецов переживал за исход Бородинского сражения, говорил: «Надо помочь нашим», и укрепил Багратионовы флеши железобетонными дотами, минными полями и колючей проволокой…

Учительница растерянно наблюдала за героическими усилиями своих питомцев, азартно помогавшим нашим, не зная – радоваться ей или огорчаться?..

И назначила обще классное собрание.

Учительница на нём пылко говорила и повторяла:

– Учебники следует беречь. Родину и «своих» так не защищают. Нужно всем и каждому расти умным, хорошо учиться и заниматься физкультурой, спортом. Тогда мы сможем защитить страну и народ.

Говорила много. Прорабатывала, словом. Ну, как обычно!

Потом распустила нас по домам.

После обеда я вышел на улицу. Чуть ли не минуту спустя из соседнего подъезда выбежал Никита. Наверное, углядел меня в окно, и вышел.

Понятно, мы не могли не говорить о собрании.

Никита покачал головой и сказал:

– Тилько спорта хлопцам мало. Недостаточно бувать сильными и ловкими. Нужно ещё быть сообразительными, зоркими. Як казаки!

– Да, ты прав, – согласился я. – Недавно показывали киношку про казаков-разведчиков. Они такие глазастые, по едва заметному следу сразу всё замечают. Любого найдут. Никуда от них не спрячешься.

– Цэ верно. Тилько само цэ умение к человеку не приходит, нужно учиться. Как и всему.

– И где этому учат? Школы есть такие? Ты их знаешь?

Никита покачал головой. А потом спохватился:

– А мне папа рассказывал недавно, як они с гарными хлопцами в станице в разведчиков играли. Цэ для того, чтобы сообразительность развивать. Он мне сие сказал.

– И как же они играли в казаков-разведчиков?

– Рядом с их домом находилась стройка дома. Они что-то ховали в нём, а потом искали.

– Нет у нас строящегося дома поблизости, – пожалел я.

– Зато есть Особняк! В нём можно прятать, – ответил Никита. – Давай я сначала туда пойду и что-то сховаю. Потом иди ты, тоже ховай. Мне скажешь, я прихожу, и мы вместе начинаем искать.

– А что прятать? – спросил я.

– Ну, не очень маленькое. И неизвестное для другого. Ну, чтобы другой играющий этого не знал.

– Понятно, что не иголку! – закивал я. – Только я первый пойду прятать.

– Нет, тильки я!

– И почему?

– Я придумал так играть! Мой папа мне об этом размолвлял, а не тебе.

Тут я сообразил, что вторым идти выгоднее: пока буду прятать своё, многое осмотрю, смогу найти быстрее Никитки. Но сделал вид, будто не очень доволен и соглашаюсь нехотя.

Пока Никита находился внутри особняка, прятал что-то для меня. Я подобрал около мусорной урны брошенную кем-то пустую пачку сигарет «Прима». Решил спрятать именно её, пусть Никита ищет.

Успел авторучкой, которая была у меня со мной, написать на ней: «Это динамит!» Упрятал в карман, Чтобы не увидел прежде времени Никита. Пришлось ждать его ещё несколько минут, пока он вышел.

Потом в Особняк поспешил я. Оглядываясь по сторонам, медленно прошёл по комнатам. Где же спрятать свой «динамит»?.. Подходящего места не видел.

Посмотрел на обломки мебели, пустую тумбочку. Нет, сюда Никита заглянет сразу, они не подходят!

Под окошком заметил пустое место: кто-то вынул кирпич и дальше в глубине стены имелось небольшое пустое пространство, вполне достаточное для сигаретной пачки. Только нечем было закрыл дыру, кирпича поблизости не было.

Осенило: можно вытащить другой кирпич и спрятать за ним!

Принялся расшатывать кирпичи соседние с дыркой, но они не поддавались.

Обошёл другие комнаты, проверил кирпичи под всеми подоконниками. Без толку.

Поднялся на второй этаж. И там всюду кирпичи сидели плотно, ни один вытащить не сумел.

Только у последнего окна один из кирпичей неожиданно поддался. Щепкой с пола я вытянул его наружу и за ним увидел плотно перевязанный пакет. Ага! Нашёл то, что спрятал Никита! И ему пришла та же идея, что и мне. Нужно положить всё на место. Притворюсь, будто пока ничего не нашёл.

Но где спрятать свою «взрывчатку», где?..

Неожиданно вспомнил слова папы: труднее всего найти то, что лежит перед глазами. На видном месте.

Спустился вниз, сбоку у лестницы увидел брошенную грязную тряпку. Раньше она была то ли платьем, то ли халатиком. Сунул под неё сигаретную коробку. Пусть будет то, что будет. Ежели Никита сразу найдёт её, то и я после этого поведу к его тайнику. Он хитрее спрятал, найти труднее, а я нашёл.

Никита уже плясал от нетерпения:

– Ты що так долго? Ты не прятал своё, а искал моё! Цэ нечестно!

– Ничего я не искал твоего! Честное слово!

Никита мне не поверил, но препираться перестал, нужно было приступать к игре.

В дом мы вошли друг за другом. Я следил за Никитой. Он увидел скомканную газету на полу, поднял и проверил: нет ли под ней чего?..

Я думал, что он посмотрит и тряпку, под которой лежал мой «динамит», но он отпихнул её ногой в сторону. И только. Потом я видел, что он проходил мимо её не менее двух раз, но посмотреть под ней не догадался.

Мне пришлось тянуть время, делая вид, что я ищу спрятанное им.

В конце концов Никита разозлился. Хмуро заявил:

– Всё, не хочу бильше играть. Ничего тут найти не можна. Тильки время зря теряю. Нужно хотя бы знать, что заховано.

– А вот я не знал, но твоё нашёл, – торжествующе заявил я.

Повёл Никиту к окну, хотя он не очень хотел, на его глазах извлёк кирпич и достал свёрток.

– Що это? – удивился Никита.

По его лицу я понял, что это спрятал вовсе не он. И испугался.

– Это разве не твоё?

– Нет, – покачал он головой.

– А чьё же это тогда? И что это?

– Не знаю. Но лучше положить на место. Вдруг цэ спрятали бандиты. Вдруг цэ яд или взрывчатка…

Подобные мысли уже зароились и в моей голове. Внутри появился неприятный холодок.

Я вернул свёрток на место и заткнул дыру кирпичом, чтобы всё вернуть в прежний вид.

Внизу Никита повёл меня в ближайшую от входа комнату. Показал, что за первой рамой окна лежит пачка самарской жевательной резинки «Сладкота». Сбоку внизу куска стекла не было, как раз проходила его рука.

– Вот що я заховал, – показал он.

– А ты говорил, что нужно прятать не маленькое.

– А это що, иголка? Жвачка не маленькая!

Я был иного мнения. Рассердился, и мы серьёзно с Никитой рассорились.

Дома я поведал папе о нашей игре в Особняке. Он отнёсся к моему рассказу очень серьёзно.

– Нужно посмотреть, что это там. Идём!

Пришлось идти с ним.

У нужного окна в Особняке я показал кирпич. Папа быстро вынул его. Внутри ничего не было. Он вопросительно посмотрел на меня. Внутри у меня стало неуютно, я почувствовал себя очень нехорошо, он подумал, что я соврал.

– Папа, честное слово, здесь был пакет. Честное-пречестное! – поклялся я. – Перевязанный лентой. Никита видел. Он тоже может подтвердить.

– Я тебе верю, Алексей. Неужели уже успели забрать, после вас? После того, как вы ушли.

– А что там могло быть?

– Точно не скажу. Вероятнее всего, это была закладка. Прятали наркотики. Это наиболее вероятная версия. Мы опоздали…

Затем папа направился в опорный пункт полиции. Пришлось там рассказать всё, что я знал о том тайнике. Потом и к Никите полицейские пришли, его расспросили.

Вечером мы встретились на улице, но он от меня отвернулся. Обиделся из-за этого.

А с какой стати? Разве я сам всё это сделал, так получилось. Папа заставил.

Ну, не хочет, и ладно! Впрочем, совсем не ладно. Одному было скучно. Никто из других ребят на улицу не вышел.

Мимо прошла по тротуару женщина с большим лохматым псом. Местами её серо-коричневая шерсть была покрыта пятнами совершенно чёрными пятнами. Одно из них было вокруг её левого глаза, что создавало эффект повязки. Вспомнил одноглазого пирата.

Женщина остановились, принялась рыться в своей сумочке. Возможно, вспомнила что-то и проверяла, на месте ли, не забыла дома?..

Собака села и, глядя на хозяйку, терпеливо ждала, чуть повизгивая.

Моё внимание отвлекла хрипло каркнувшая птица, сидевшая на большом кудрявом клёне. Меня осенило.

Я повернулся к Никите:

– Спорим, я расскажу такое, что ты мне не поверишь.

– Наврёшь с три короба. Конечно, я не поверю.

– Нет, расскажу, что видел и ты или мог видеть. Прямо сейчас, на твоих глазах. Вот на это улице! Но ты этому не поверишь.

– Не может такого быть!

– Может, спорим! Проиграешь, тогда мы помиримся.

– Не проиграю. Говори!

– Только что я видел, как летела птица, а на хвосте сидела собака.

– Врёшь! – выкрикнул Никита. – Такого ни було! Никто тебе не поверит. Это як же птица может на своём хвосте унести собаку!

– Да ты сам видишь, погляди, вон сидит собака на своём хвосте. А до того я видел, как летела вон та птица, она сейчас сидит на дереве. Можешь посмотреть, она ещё на нём.

– Що ты врёшь, ты же сказал совсем иное!

– Я сказал тоже самое, только в обратном порядке: летела птица, а на хвосте сидела собака. На своём хвосте сидела. Ты что, ни того, ни другого никогда не видел? Видел! Тысячи раз.

– Тилько ты меня обдурил.

– Обман – это когда с нехорошими целями, для зла и всего такого.

– А ты для чого?

– А у меня хорошее намерение, чтобы помириться с тобой. Раз мир – это плохо? Так что, мир?

– Добре, мир, – смилостивился Никита. – Хитро ты меня розиграл…

Урок поэзии

Мой папа не только самый умный на всём свете, но и самый хитрый. Мама порой упрекает его, что он мало уделяет времени воспитанию детей, то есть, нам с Сенькой. Время от времени он вспоминает об этом и проводит с нами «уроки», так это он называет, воспитывает нас.

На этот раз он обнаружил среди своих бумажных завалов, к которым нам даже подходить близко запрещено, листки со стихами поэта Олега Григорьева. Прочитал их, вдохновился и подозвал к себе нас с Сенькой. Показал свои бумажки и многозначительно сказал:

– Когда я был чуть постарше тебя, Алексей, то прочитал их в журнале, и они мне так понравились, что я их выписал себе на память. Даже знал почти все наизусть. Хочу прочитать их вам. Ты, Сеня, тоже послушай. Ты хотя ещё и мал, но ничего страшного, если не всё поймёшь. Это у тебя ещё впереди. А тебе, Алексей, я думаю, они в самый раз.

Я понял, что папа решил заняться воспитанием, а потом гордо поведает маме, что провёл с нами урок поэзии.

– С какого же начать? Они все хорошие. Ну, ладно, большой разницы нет. Итак, стихотворение называется «Старая бабушка».

И папа принялся с выражением читать:


– Старая, слабая бабушка

Оставила дома ключик.

Звонила старая бабушка,

Но не открыл ей внучек.

Старая бабушка ухнула,

В дверь кулаком бахнула,

Дубовая дверь рухнула,

Соседка на кухне ахнула.

Качнулся сосед на стуле,

Свалился с кровати внучек.

Упала с полки кастрюля

И бабушкин маленький ключик.


Закончив чтение, папа выразительно поглядел на нас, желая увидеть нашу реакцию.

Я рассмеялся, а Сенька только таращил глаза. Потом сказал:

– Дверь жалко, потом её старой бабушке будет трудно вешать её обратно на прежнее место.

– Это верно, – согласился папа, пряча улыбку. – Теперь другое стихотворение поэта Олега Григорьева, оно называется «Яма».


– Яму копал?

– Копал.

– В яму упал?

– Упал.

– В яме сидишь?

– Сижу.

– Лестницу ждешь?

– Жду.

– Яма сыра?

– Сыра.

– Как голова?

– Цела.

– Значит живой?

– Живой.

– Ну, я пошёл домой!..


На этот раз я смеялся меньше, мне показалась ситуация просто дурацкой: один упал в глубокую яму, ударился головой, а другой ему даже не хочет помочь – ушёл домой. Так друзья не поступают!

Я и сказал об этом. Папа только собрался мне ответить, как его опередил Сенька:

– Это не друг, а враг! Друг бы протянул руку и вытащил его из ямы.

– В этом ты прав, Сеня. Как и ты, Алексей. Продолжим наш урок поэзии. Следующее стихотворение без названия…

И папа стал читать:


– Молодой моряк в матроске

Вышел к берегу реки.

Снял матроску по-матросски,

Снял морские башмаки,

По-матросски раздевался,

По-матросски он чихнул,

По-матросски разбежался…

И солдатиком нырнул.


Папа улыбнулся, я понял, что стихотворение он считает смешным, сделал вид, что мне тоже смешно. Он же старается, воспитывает, я должен это ценить и воспринимать соответствующе.

Папа этим удовлетворился и продолжил читать:


– Как вы думаете, где лучше тонуть?

В пруду или в болоте?

– Я думаю, что если тонуть,

Так лучше уж в компоте.

Хоть это и грустно,

Но, по крайней мере, вкусно.


Я засмеялся, а Сенька решительно заявил:

– Я не хочу тонуть в компоте, я хочу его пить. А когда мама сварит его? Сегодня?

– Это её нужно спросить, – ответил папа и остановил Сеньку: – Не беги к маме, оставайся тут, потом спросишь. Я ещё не все стихи дочитал. Вот ещё одно хорошее:


– Мой приятель Валерий Петров

Никогда не кусал комаров.

Комары же об этом не знали

И часто Петрова кусали.


Вот это стихотворение мне понравилось. Комары часто мне досаждали, я бы с удовольствием их укусил в ответ.

Папа продолжил урок следующим стихотворением:


– Ты боишься высоты?

– Нет нисколечко.

А ты?

– Не боюсь, коль высота

Мне не выше живота.


Сенька заявил, что он тоже храбрый и такой высоты тоже не боится.

– А вот это почти о тебе, Сеня, – с улыбкой произнёс папа.


– Я забрался под кровать,

Чтобы брата напугать.

На себя всю пыль собрал.

Очень

М А М У

НАПУГАЛ!..


Я вспомнил, что на прошлой неделе Сенька лазил под диваном и вылез оттуда весь в пыли. Мама как его увидела, так сразу повела в ванную мыться. Стих был как раз о нём, о Сеньке! Я это и сказал. Сенька же не согласился:

– Я не хотел никого напугать и пыль не собирал, она сама собиралась.

– Ладно-ладно, – упокоил его папа, – дело старое. Кто старое помянет, тому глаз вон!

Я тут же продолжил:

– А кто старое забудет – тому оба глаза вон!

– Молодец, Алексей, – похвалил меня папа, – запомнил пословицу. Вижу, мои труды по твоему воспитанию не пропали даром. Приятно.

Именно пословицы были «уроком» в предыдущий раз. Эта сама собой мне внезапно вспомнилась, я выпалил её продолжение, даже не подумав. А мне казалось, что тогда я мало что запомнил. Значит, прав был папа, когда говорил, что что-нибудь всегда в голове остаётся.

Между тем папа решил читать следующее стихотворение, но вдруг смешался, лицо его сделалось непонятным. Он протянул:

– Э-э, это стихотворение читать не стоит. Тут есть и другие, но они не такие интересные. Так что урок закончился, можете быть свободны. Оба!

Сенька тут же побежал на кухню с криком:

– Мама, а я храбрый! Я не боюсь высоты! Когда ты нам сваришь компот?..

Я же запомнил, куда папа положил стихотворение, а после, когда он вечером пошёл в магазин, я отыскал то стихотворение, которое он не стал нам читать. Вот о чём оно было:


«Папа вазу опрокинул

Кто его накажет?

– Это к счастью! Это к счастью! -

Всё семейство скажет.

Ну а если бы, к несчастью,

Это сделал я…

– Ты – разиня! Ты – растяпа!

Скажут про меня».


Так часто и бывает. Недавно я нечаянно рукавом свалил чашку на пол, и хотя она осталась целой, но меня обругали. А когда папа мыл посуду, выронил тарелку, и она раскололась надвое, то мама сказал:

– Ничего, посуда бьётся на счастье.

Как несправедливо устроен мир.

Со вздохом я аккуратно положил листки со стихотворениями обратно на место. Папа не должен заметить, что я брал их.

Анчутка, домовой, шишига или кикимора?

В один прекрасный день (так часто говорит мой папа) мы узнали о таинственных гостях в Особняке.

Алёна сказала, что там ищут золотой кирпич: мол, недавно она читала о таком. Даже принесла газетную вырезку, но там говорилось совсем не о нашем доме.

Димка сказал, что он видел каких-то чертей или вообще невесть что. Разглядел их через окно, когда проходил мимо по Аршинному переулку. Он тогда от тёти шёл.

– Страшные – ужас! – рассказывал он. – Глаза огнём светится! Их там несколько было. И с ними мохнатая старуха, вся в волосах, как обезьяна!

Мы ему не очень-то и поверили.

А потом кого-то в Особняке увидели Витька с Валеркой.

О них следует рассказать особо. Они не очень похожи между собой, хоть и братья. Витька чуть повыше, шире в плечах и почему-то светлее Валерки, только у него всегда будто светлый загар. Только он не сходит, постоянно такой. И не только один я обратил на это внимание, но и другие. Никитка удивлялся:

– Не разумию, два брата, а таки разные.

Алёнка заметила:

– Это от природы. Они вот такие, и всё. Как и мы с вами.

Живут братья в доме по соседству со мной, тоже на Засечной. Их дом рядом с нашим, их разделяет всего метров двадцать.

Витька с Валеркой – погодки, но один учится классом выше меня, а второй – на класс ниже. Вышло это так в силу того, что старший Витька родился в первых числах сентября, а его младший брат Валерка – в самом конце декабря следующего. Потому первого приняли в школу ещё до того, как ему исполнилось семь лет – всего-то нескольких дней не хватало! А Валерке на следующий год отказали, не приняли: мол, до семи лет ещё далеко. Вот такой разрыв и образовался: по возрасту – год с небольшим, а по классам – на два.

Витька с Валеркой поздно вечером оказались вблизи Особняка и заметили в них всякую нечисть. По их словам, там были какие-то уродцы. Вроде бы, между собой ссорились. Один имел хвост!

Братья испугались, что их заметят через окно, и поспешили удалиться побыстрее отсюда.

Тогда закипели у нас споры: кто это там?

В конце концов, пришли к выводу, что в Особняке живут то ли домовые, то ли кикиморы, то ли шишиги. Алёнка про Анчутку сказали. Мы не знали, кто такая, но спорить не стали – пусть будет Анчутка.

Кто именно, в этом наши мнения не сошлись. Каждый ратовал за своих.

Потом я догадался спросить у отца: кто такой Анчутка?

На этот раз он читал… нет, перечитывал толстую книгу «Повести древних лет». Написал её Валентин Иванов. Я порадовался, что нам ещё в школе не задают читать такие. Очень уж большая она. Это сколько же пришлось бы за нею просидеть!..

Папа отложил раскрытый том обложкой с картинкой кверху на стол. Посмотрел на меня и поинтересовался: откуда интерес к подобной теме?

Пришлось ему рассказать про таинственных чудищ в Особняке.

Он засомневался в наличие таких:

– Уверен, вам всё это только показалось. Никого там нет. А про Анчутку, домовых, кикимор и прочей нежити тебе уже впору узнать. Это всё из древнего русского фольклора. Анчутка – это одно из старых названий чёрта. Кстати, существует поверье, что он обладает способность мгновенно отзываться на своё имя. Только сказал – и он здесь!

– Значит, он уже здесь? Ты, а до этого и я, назвал его имя, – мне от этого стало не по себе. Я даже поёжился.

– Это же только мифы, сказки. Но всё равно лучше о них помалкивать.

– Это хорошо, – облегчённо вздохнул я. – О нём давай помолчим, расскажи о других. О домовых и прочих.

– Что ж, скажу о домовых. Так именуются незримые духи, живущих в доме. Люди ещё называют домового дедушкою, хозяином, суседкою, доможилом (доброжилом), бесом-хороможителем. Они хранители домашнего очага. Ежели хозяева им нравятся, они им помогают, в противном случае – вредят. В деревенских избах водился Баюнок, он насылал приятные сновидения, а за печкой прятался Воструха. В овинниках жил Овинник, во дворах – Дворовые.

– И у нас во дворе они есть?

– Нет, – покачал головой папа, – это в деревнях. Тут им негде прятаться, людей слишком много в городе.

– А кто ещё жил в домах?

Папа ненадолго задумался, а затем продолжил:

– Ещё есть Чур или Щур. Он считался воплощением домашнего очага и покровителем рода, оберегал дом от всего плохого. По сей день иные говорят «чур меня!» Это означает – «Чур, защити меня!»

– А кто такая Кикимора?

– Её изображают страшно сгорбленной престарелой старушкой, в обносках. Она столь мала и легка, что сильный ветер может её унести. Потому она крайне редко выходит наружу. Может, потому у неё скверный характер и она любит вредить людям. Способна оставаться невидимой, только голосом пугает жильцов.

– Димка её видел, – сказал я, вспомнив рассказ Димки о мохнатой старухе в доме. – Теперь ты про шишигу расскажи.

– Ну, шишиги – тоже разновидность домовых духов. Они любят зло подшутить над человеком, напугать его. Облик могут иметь самый разный.

На шишиге папа не остановился, много чего рассказал. Только я мало что запомнил…

О всякой нежити, русалках, о демоне ссор – Переруге, Ведогоне, Матохе, Вазиле, двенадцатиглазом духе огня Жыже, обитающем под землёй. А ещё о олицетворении негасимого огня Зниче, нагоняющих зимой стужу и заставляющих трещать от мороза деревья Трескунах, о гнездящихся за печью Злыднях, ведьмах, ведьмаках и прочем, прочем, прочем.

Ночью мне снилось, что я бегаю по тёмным комнатам, пытаюсь спрятаться от анчуток, домовых, шишиг, кикимор и всяких прочих странных обликом чудовищ…

Увлёкся

К Особняку мы долгое время и подойти боялись. Только пугали друг друга домовым, кикиморой, шишигой, анчуткой или ещё кем. Потом я догадался, что это всё чистейшей воды выдумки. Но не сразу понял, а после того, как сам сочинил и рассказал друзьям историю про то, как вечером подошёл к дому, заглянул в него и увидел там престрашного анчутку.

– Анчутка на чёрта похож! – завирал я друзья. – Только ростом небольшой, чуть выше моего пояса. Сам голый, в болотной тине. Волосы на голову пучками во все стороны растут. Уши огромные, сверху острые. А на ногах грязные мозолистые ступни с перепонками. Пахло от него неприятно, как из болота.

– Как ты мог запах почувствовать, если смотрел на своего анчутку через стекло она?

Я растерялся, но не сдался. Сначала потянул время, изобразив лёгкую обиду:

– Что ты врёшь, никакой анчутка не мой. Он ничей. Он – нечистая сила.

– Неужели! А про болотный запах ты врёшь! – отпарировала Алёнка.

– Ничего я не вру, – вдруг я сообразил, как мне выкрутиться. – Я смотрел в окно с обратной стороны дома, из двора. Там в окне у двери нет одного стекла, давно уже разбили. Сама знаешь.

– И чего ты туда попёрся, однако? – недоверчиво вопросил Муравский. – Когда можно было с улицы в окно заглянуть.

– Это ты глядишь, где легче и безопаснее, – подколол его я, – а я специально туда пошёл. Ну, чтобы проверить свою смелость. Не боюсь я никаких анчуток с кикиморами!

– И я не боюсь, однако, я тоже шибко смелый, – поспешил заверить меня Муравский.

– Неужели? Если вы такие смелые, то сможете пройти по всему дому, по всем-всем комнатам? – спросила Алёнка.

Я сразу закивал:

– Легко, мне не страшно! Хоть завтра.

– А ты, Женя, пойдёшь завтра в Особняк? – обратилась Алёнка к Муравскому: так его звать – Женька. Мы же, почему-то, его по фамилии зовём. – Пойдёшь вместе с Алёшей? Не испугаешься?

Муравскому отступать было некуда, он хмуро показал на свою ногу:

– Завтра, не могу, у меня ещё нога шибко сильно болит, однако. А вот когда пройдёт, то сразу же.

На этом и остановились.

Конечно, Муравский лишь отговорку придумал, сославшись на свою ногу. Он уже ходил почти не хромая.

А с ногой его произошла чудная история. Вы не поверите, но я даю вам честное-пречестное слово, то всё было именно так.

Муравский в нашей школе учится недолго, в позапрошлом году приехал он с Севера. Из Воркуты. Не сам приехал, с семьёй. Говорит, что его отец – старатель, золотоискатель. Говорит Муравский как-то не так, как мы. Наверное, прикалывается, чтобы выделиться. Хотя внешне на это не похоже.

В прошлом году физрук Генпалыч организовал кружок вольной борьбы. Многие в него записались. И Муравский тоже. Он жилистый, сильный. Раньше, на своём Севере, борьбой занимался.

На прошлой неделе в честь годовщины работы кружка Генпалыч провёл первенство школы.

Мы всем классом за своего Муравского болели. Он всех побеждал, несомненно, и с нашей помощью: мы так кричали, поддерживая его. Я даже голос сорвал.

В решающей схватке за звание чемпиона школы ему пришлось бороться с Верзилой. Это прозвище Толяна из соседнего класса.

Едва прозвучал свисток Генпалыча, как Муравский с Верзилой набросились друг на друга, постоянно проводили приём за приёмом, бросок за броском и тут же контратаковали. Что творилось на ковре, словами не описать! Просто битва титанов, это папа так сказал, когда я ему описал их поединок. Порой они катались клубком, трудно было понять, кто и что кому делал.

Мы тоже орали изо всех сил.

Вдруг раздался душераздирающий вопль и пятерня Муравского затарабанила по ковру – он сдавался. У нас глаза на лоб полезли: почему?!.

Но Генпалыч уже остановил схватку и поднял руку торжествующего победителя, Верзилы.

Прихрамывая, Муравский направлялся в раздевалку, но мы его остановили, окружив чуть ли не всем классом:

– Муравский, как же ты проиграл? Что с тобой вдруг приключилось? Вроде бы, всё шло так хорошо, ты так ловко боролся.

Муравский отвёл глаза:

– Сам не пойму, однако, как это всё произошло. Я так шибко увлёкся атакой, что в азарте принялся сильно выкручивать вместо ноги Верзилы свою собственную. И едва её не сломал, однако. Хорошо, что шибко вовремя успел сдаться!..

Да, сдался он вовремя. Ногу себе не сломал, а только немного потянул. Потом неделю прихрамывал. Да и то, как мне кажется, лишь для виду: мол, из-за неё я проиграл.

И сейчас она ему пригодилась. Как отговорка, чтобы не пойти в Особняк. Но скоро нога пройдёт и тогда он отвертеться не сможет.

Осознав эту истину, мне стало не по себе: идти в старый дом не хотелось. Я про Анчутку соврал, а ребята, возможно, и не врали, и там на самом деле можно столкнуться с кикиморой, шишигой или ещё с каким злющим чудищем. Стало страшно до жути!..

Загадка древнего подвала

В последующие дни Алёнка постоянно напоминала нам об Особняке. Особенно это не нравилось Муравскому. Он постоянно указывал на якобы больную ногу. Но однажды он забылся и на перемене устроил забег с Вадькой из соседнего класса. Обогнал его, издал ликующий крик и тут же осёкся, увидев нас с Димкой. А в стороне ещё стояла и Алёнка. Теперь уже Муравский отпереться не мог. Пришлось ему соглашаться на поход к Дому.

Мне было стыдно отказываться, если решила туда идти Алёнка. Раз девчонка не боится, то мне тем более стыдно. Это ж позор какой! Согласился.

Мы стали зазывать Генку с Никитой, но они находили какие-то отговорки. Димка обвинил их в трусости и запальчиво воскликнул, указывая на Алёнку:

– Даже она смелее вас, а вы просто трусы!

– Неужели?! – На их защиту неожиданно встала Алёнка. – Ничего они не трусы, они пойдут с нами. Так ведь, мальчики?

Генка с Никитой усиленно закивали, пряча глаза.

Муравский уважительно сказал Алёнке:

– А ты шибко смелая, однако.

Она засмеялась и покачала головой:

– Неужели? Я такая же, как и вы. Просто я знаю то, чего не знаете вы.

– А чего мы не знаем? – послышался почти одновременный хор наших голосов.

– Я знаю, что нечисть боится света, а потому днём она прячется подальше. Это мне бабаня сказала. И ещё нечисть боится тех, кто крещён. Такие люди под защитой бога и ангелов. А ещё они молитвы и креста боятся. Мне бабаня говорила. Тем более, серебряного креста. На мне как раз такой и молитвы я знаю. Бабаня меня научила.

Бабаней Алёнка называет свою бабушку.

– Я тоже не нехристь какая, крещёный, – сказал Никита.

– И я!

– И я!..

Димка даже крестик показал. Только один Муравский оказался среди нас некрещённым.

– Ничего, ты выучи Иисусову молитву, она короткая, а потом читай, если что, – сказала Алёнка. – Я тебя научу.

Я обругал себя мысленно за то, что забыл сегодня надеть нательный крестик: снял его, когда умывался, да так и оставил на раковине. Нужно будет идти в Особняк с ним.

– И ещё, – с очень значительной миной на лице обратилась к нам Алёнка, – вряд ли там когда-то была и есть ныне нечисть. Бабаня мне сказала, что если кто там и был, то те, кто пытались чем-то поживиться. Вот их вы и приняли за чертей, кикимор, домовых и анчуток. – Последнее слово она говорила, глядя на меня, это я врал им про анчутку. Неужели догадалась?

– И чем же кто-то может поживиться в пустом старом доме? – спросил Никита.

– Это могли быть просто мальчишки. Или – бомжи. А может, кладоискатели.

– Какие ещё кладоискатели? Однако, разве клады в таких домах шибко ищут?! – удивился Муравский.

Алёнка парировала:

– Бабаня сказала, что именно в старых домах есть вероятность найти клад. Раньше всякие времена были, вот и прятали от ворогов.

Конечно, слово «вороги» Алёнка услышала от своей бабушки или как она её называет – бабани.

Алёнка продолжала:

– Раньше Самара была купеческим городом, очень богатым городом, ибо в ней жило много купцов, промышленников, заводчиков, предпринимателей. Её называли «Вторым Чикаго». Они многим чем владели, им было чего прятать. Бабаня говорит, что некоторые только этим и занимаются, ищут клады. В первую очередь – в старых домах. А Особняк очень старый.

– Он даже древний, – заявил Димка, – самый древний в городе. Значит, Самара – очень кладовитый город!

– Ну, это вряд ли, – возразил ему я, – вон на улице Степана Разина имеются дома и старше.

– Неужели? Да, кстати, о Степане Разине, – молвила Алёнка, – бабаня говорила, что он зарыл по разным местам множество кладов. В том числе, и на Самарской Луке. Их ищут-ищут, но найти не могут.

– Ну, в этом доме его кладов быть не может, однако! – категорически заявил Муравский. – Тогда его ещё и не было.

– А ты откуда знаешь? – спросил Димка.

– Шибко сильно уверен в этом, однако…

– Хватит спорить, – остановила их Алёнка. – Давайте решать, когда мы идём в Особняк?..

Решили, что после уроков отнесём сумки домой, пообедаем и сразу собираемся на углу нашей Засечной улицы с Аршинным переулком.

Так мы и сделали.

Все пришли с крестами, кроме Муравского, понятно. Никита похвастался, что у него тоже серебряный крестик, тут же продемонстрировал его.

Снаружи Дом выглядел совсем не страшно. Да и за входной дверью ничего такого тоже не оказалось. Лишь давно нам всяческий привычный мусор, затхлый воздух.

С опаской вошли в ближайшую комнату, но в ней ничего особенного не увидели. Только заметили, что в некоторых местах ободраны обои, а под подоконником вывернуто несколько кирпичей.

Алёнка торжествующе показала на них:

– Я же вам сказала, это клады искали!

– Наверное, по той же причине и обои отодрали, – сказал я.

– Верно, – согласился Муравский, – Ленка шибко сильно была права, однако, когда говорила про кладоискателей.

В других комнатах наблюдалась та же картина. Не было оставлено в покое ни одно окно, под каждым теперь зияли пустоты, а на полу валялись вынутые кирпичи.

– Искали очень старательно, – заметил Димка, – после них ничего не найдём, уже поздно. Нужно было раньше сюда приходить.

– Интересно, нашли они где-то тут клад? – задал я вопрос друзьям.

Они пожали плечами. Было ясно, что этого мы не узнаем.

Мы уже собрались уходить, делать нам в Особняке было нечего, но тут Никита показал на самую маленькую комнатку, в которую мы не заходили, а только проходя мимо заглянули:

– Мы в ней не были.

– Хлопцы, я бачил, там ничего нет, – сказал Никита.

– Неужели? А вот мне кажется, что Никита прав, нужно и в неё зайти, раз мы сюда пришли, – решила Алёнка. – Не только ты, мы все заглядывали в неё. Но – не зашли.

Пришлось идти.

Осмотрели пустоты под окном, внизу валялась пара тёмно-коричневых кирпича, один треснувший почти пополам. Куски сорванных обоев.

Один был метра полтора в длину да ещё с метровым суживающийся к концу «хвостом».

– Ого-го! – воскликнул Димка. – Такого большого они нигде не срывали.

Он поднял его, взмахнул над головой и отбросил в сторону.

Глазастая Алёнка сразу разглядела:

– Смотрите, что под ним было!

Мы чуть рты не раззявили, когда увидели квадрат деревянного пола, который явно поднимали, а затем вставили обратно на место.

– Это тайник! – прошептал Муравский. – Потому они его и накрыли, однако, обоями. Шибко хорошо спрятали, однако!

– Точно! – поддержал его Никита. – Цэ обои сорваны зовсим не здесь, а принесены из другой комнаты. На этих стенах обои зовсим другие, да и срывались потроху, и не так много.

Мы осмотрели тайник на полу. Нашли место, где сбоку вставляли какой-то плоский предмет, которым подняли доски. На ней остались следы.

– Нужно посмотреть, что тут спрятано! – загорелся Димка. – Может быть, клад!

– Его уже забрали, – засомневался я.

Никита возразил:

– Хлопцы, тогда бы они не стали класть доски на прежнее место и забрасывать обоями.

Это прозвучало убедительно.

– Но чем мы поднимем доски? Тут нужна стамеска, топор или ещё что-то в этом роде.

Муравский сказал Никите:

– Сегодня уже шибко сильно поздно, скоро вечер, однако. Нужно завтра прийти с инструментами и шибко хорошо всё посмотреть.

Все с ним охотно согласились. И я тоже, хотя подумал, что можно было бы успеть всё сделать и сегодня. Но понятно, почему боится вечера Муравский, он же один из нас некрещённый. А начнёт смеркаться, так с темнотой может объявиться нечисть…

Сказочные сокровища Особняка

Ночью я проснулся в каком-то совершенно необычном состоянии. Из окна светила полная луна, она хорошо освещала комнату.

Во мне бурлили неведомые силы, хотелось сделать что-то небывалое.

Я быстро оделся. Осторожно, на цыпочках, чтобы никого не разбудить, направился к двери. Рядом с ней в уголке увидел гвоздодёр. Наверное, приходил дядя Костя, сослуживец папы, и оставил его.

«Ого! Он-то мне и нужен! – обрадовался я. – Будет чем вскрыть пол с тайником в Особняке!»

Вышел из квартиры, спустился по лестнице вниз и направился в Аршинный переулок с гвоздодёром в руках.

Россыпи ярких жемчужных созвездий на совершенно чёрном небосводе не могли соперничать с затмевающим их светом полной луны. От меня отходила тёмная тень, которая находилась впереди меня и, как мне казалось, одобряла мои действия, потому я не чувствовал себя одиноким.

Дом с совершенно тёмными окнами показался мне страшным, по телу пробежала дрожь, но внутреннее чувство не дало мне остановиться, подбодрило: иди, ничего не бойся.

Бросил взгляд на огромный дуб во дворе, тот выглядел богатырём, расставившим в стороны руки-ветви для моей защиты: только скажи, сразу приду на помощь.

Робость прошла, я потянул скрипучую дверь и смело шагнул в подъезд.

Тут меня ждало открытие: он оказался чистым и неплохо освещённым. Непонятно откуда лившийся свет позволял всё видеть не хуже, чем на улице при полной луне.

В первой же комнате я увидел огромный сундук из дерева, потускневшего от времени. Он был высотой мне почти до пояса, не меньше в ширину, длиной метра полтора.

– Ого-го! – покачал я головой. – Откуда он тут взялся? Что в нём?

Гвоздодёром сорвал замок вместе с петлёй.

Поднял тяжёлую крышку, отбросил назад и ахнул, увидев, что он доверху наполнен монетами. Самыми разными – от маленькой копейки до десяти рублей.

Тут же принялся набивать карманы именно последними, пренебрегая более мелкими. Мысленно я прикидывал, сколько всего смогу накупить потом на них. Было очень радостно.

Когда места в карманах уже не было, я направился в соседнюю комнату. Почти на каждом шагу из карманов сыпались на пол звонкие монеты. Останавливался, поднимал.

В этой комнате тоже находился сундук. Он выглядел немного красивее, светлее. Размеры его были чуть меньше первого, но по высоте почти такой же.

Было немного жаль ломать гвоздодёром петли с замком, но пришлось. Уж слишком сильно тянуло посмотреть содержимое.

В нём оказались тугие пачки денег в банковской упаковке.

Обрадованный этим, я тут же освободил карманы, выбрасывая монеты прямо на пол, а затем принялся рассовывать по ним пачки пятитысячных рублей. Немало уместилось их и за пазуху. Вспомнил о родителях, вот они обрадуются, когда увидят, сколько денег я им принёс!..

Но домой я не пошёл, а по коридору прошёл в соседнюю квартиру. Здесь по углам стояли два мешка. Гвоздодёр мне уже не понадобился, положил его на пол и быстро распутал на них крепкие бечёвки, аккуратно завязанные бантиками.

В первом мешке увидел увесистые слитки серебристого металла. Сразу понял: «Это серебро!»

Во втором мешке находились точно такие же слитки, но только жёлтого цвета. «Золото!»

В минуту освободился от денежных пачек. В карманы брюк уместилось лишь по одному тяжелому слитку. Этого было мало. Я снял с себя рубашку, принялся укладывать в неё золото. Положил пару десятков, попробовал приподнять, но едва сумел оторвать от пола. С трудом взвалил себе на спину, сделал шаг, но тут же ткань рубашки затрещала, и золотые слитки посыпались на пол. Словно козёл, я совершил прыжок в сторону, чтобы они не попали мне на ноги, иначе могли бы поломать кости.

Сбоку раздались смешки. Я посмотрел на дверной проём, а в нём стояли тёмные фигуры. Страшные лица, с торчащими изо рта клыками. Они ухмылялись, видя мою неудачу.

В комнату стала протискивать уродливая старуха, одетая в драную дерюгу. Вместо волос у неё было истинное безобразие, словно воронье гнездо: во все стороны торчали грязные лохмы. Она нахраписто заухала, явно беря меня на испуг:

– Чувствую русский дух! Вкусненькое мясо! Сегодня я им поужинаю!

– Подавишься, старая карга! – закричал я, хватая золотые слитки с пола.

Первым же броском метко попал в её косматую голову. Старуха ахнула, схватила за голову и жалобно заскулила. Но в комнату начали протискиваться другие чудища.

Я попятился, бросая в них золото.

Сам не заметил, как оказался в коридоре, а затем и в самой маленькой комнате, где мы днём обнаружили тайник.

У меня оставался последний золотой слиток. Собрался, что было сил метнул его в козлоногого чудища. Отступил назад, при последнем шаге моя нога угодила в пустоту, и я стал заваливаться навзничь. Повернув голову, заметил, что пол на месте тайника разобран, и я падаю в подвал, который почти доверху засыпан какими-то стекляшками.

При ударе о них боли не почувствовал, погрузился с головой. Испугался, что задохнусь в камнях, но потом обнаружил, что могу дышать.

Было тихо. Значит, следом за мной нечисть сюда не сунулась.

С усилием стал продвигаться в сторону, преодолевая массу стекляшек. Через пару минут оказался у стены. Шаря по ней, обнаружил, что мне повезло, тут имелась какая-то дверца. На петлях нащупал висячий замок. Подёргал его, дужка освободилась. Принялся оттягивать дверцу, не сразу, но мне это удалось. В щель стекляшки стали сыпаться наружу и передо мной начало освобождаться пространство. Сразу дышать стало совсем легко. И дверка пошла легче…

И вот уже я сумел протиснуться в щель.

Огляделся, я находился снаружи у дома Особняка. Из дверцы наружу продолжал литься поток стекляшек, они засыпали меня почти до колен. Под лунным светом они красиво искрились всеми цветами радуги.

Вдруг я понял, что это вовсе не стекляшки, а драгоценные камни – алмазы, рубины, сапфиры, бирюза, александриты, смарагды, яшма, сердолик, нефрит, опалы, янтарь, чаровит, жемчуг и прочие.

«Да это же лучше всех денег и золота!» – обрадовался я.

Принялся рассовывать по карманам пригоршнями драгоценные камни.

Делал это торопясь, спеша, но услышал укоризненный шелест листвы грустных ив: «эх, жадина ты, жадина…» И берёзы проявляли с ними солидарность. А многовековой дуб глядел сурово, словно собирался учинить мне разнос.

Я поумерил свой пыл, стал выбирать самые большие и красивые камни.

Тут со скрежетом через щель вывалился огромных размеров тёмно-вишнёвый рубин, размером с мою голову.

«Всё, больше мне ничего не надо!» – с этой мыслью я поднял огромный переливающийся всеми оттенками красного и рубинового цветов огромный кристалл, но вдруг меня схватила огромная когтистая лапа из прохода в стене и принялась тянуть к себе.

От страха я закричал, отчаянно упираясь, но чудище неумолимо подтягивало меня к себе. Я уже не думало драгоценностях, а бился за свою жизнь, крича и сопротивляясь изо всех сил…

Меня потрясли за плечо и кто-то голосом Сеньки спросил:

– Ты что плачешь? Сон страшный приснился?

Я заморгал глазами, внезапно осознав, что нахожусь в постели, а все сокровища Особняка – это лишь сон. Облегчённо вздохнул. Сеньке же сказал:

– Да, снилась всякая чепуха.

– А мне Кощей снился! Так страшно было!..

– Иди, спи, – оборвал я брата. – Завтра расскажешь про своего Кощея. Уже очень поздно.

– Он вовсе не мой, он из леса прискакал на чёрном коне, – ответил Сенька, но послушно вернулся к своей кровати.

Я был доволен, что он меня спас от той страшной волосатой лапы, но вместе с тем испытывал досаду, что не смог захватить тот огромный рубин и принести его домой.

Удивлялся, как это я сразу не понял, что вижу сон, ведь здание было совсем не такое, как в реальности: заметно выше, имело кривые стены, странной формы крышу и окна. Но так во сне бывает. Пока не проснёшься, этого не осознаёшь.

Кирпичная стена

Я никому про свой сон рассказывать не стал, а идти в Особняк мне хотелось ещё меньше прежнего. Но пришлось, увы.

После школы, я дольше обычного засиделся за гречневой кашей, ел её неторопливо, разговаривая с мамой. Потом не спеша пил компот. Но отвертеться от похода не удалось. Прибежал Никита. Пришлось выйти к нему и сказать, что собираюсь, почти готов. Соврал:

– Не знаю, что взять, чтобы приподнять крышку. Ищу, но никак не найду.

– А я нашёл! – похвастался Никита и показал мне монтировку. Совсем такую же, с какой я направился в Дом во сне. Едва удержался от желания рассказать свой страшный сон.

– Сейчас выйду, – сказал я.

Никита спустился во двор. Я принялся собираться, но ко мне привязался Сенька, ему тоже захотелось на улицу.

Я отказал ему. Он пожаловался маме:

– Алёшка не хочет брать меня на улицу!

Вышла из кухни мама:

– Возьми с собой ребёнка, пусть тоже погуляет. Одного пускать его нельзя, а я занята. Ты старший брат, должен заботиться о младшем.

Поневоле пришлось согласиться. Спор с мамой мог мне дорого обойтись, лучше не спорить. Вспомнил подходящую к данному моменту пословицу: «Чем язык скупее на слова, тем твоя целее голова».

– Одевайся быстрее, настырный ребёнок, – со вздохом сказал я Сеньке.

Пришлось ждать, пока он натянул свои тёмно-синие бриджи с красными лампасами, рубашку косоворотку. Затем мама пригладила ему непослушные вихри на затылке и проводила нас.

Мне пришла мысль, оправдаться перед нашими: мол, мама велела погулять с братом, пусть идут в Особняк без меня.

Но мои надежды не оправдались, уловка не сработала. «Добавка» ко мне в виде Сеньки их не обрадовала, но Алёнка сказала:

– Его взять можно, он же крещёный. Это сразу видно, ведь он носит косоворотку.

В этом можно было не сомневаться, ибо был виден крестик на шее Сеньки. В прошлом году его окрестили.

Гурьбой пошли на Аршинный. Все мы были одеты по-обычному, только Алёнка вырядилась, словно в настоящий поход. На ней был джинсовый комбинезон со многими карманами. Даже ниже колен сбоку имелись небольшие продолговатые карманчики. Она походила на туриста или рабочего.

Когда мы подходили к Особняку, то я обратил внимание на колышущиеся верхушки деревьев сирени. Странно, внизу ветра не было, значит, он дул лишь сверху, на уровне крыш.

Дверь Дома оказалась закрытой, в петли для висячего замка кто-то просунул палку, она держала створки. Мы её вынули, после чего прошли внутрь. По засыпанному мусором и грязью коридору прошли к маленькой комнате.

Здесь наш ждал сюрприз: тайник был вскрыт, деревянная крышка его валялась в стороне, открыв тёмный провал подвала.

– Тут уже кто-то побывал до нас, однако! – воскликнул Муравский. – Мы шибко сильно опоздали!

Никита сокрушённо помотал головой:

– Эх, нужно було вчера его открывать.

– Неужели? Забыл, что вчера нечем было открывать? – напомнила Алёнка.

Заглянув вниз, мы увидели грубо сколоченную лестницу. Сделана она была просто и грубо: к двум длинным деревянным брусам приколотили огромными гвоздями поперечные доски шириной в ладонь. Верх её как раз доставал до массивной балки перекрытия пола.

– Зачем её принесли? – спросил Димка.

– Не иначе как для того, чтобы спуститься вниз, – ответил на его вопрос Сенька.

Мы рассмеялись.

– Цэ и без тебя понятно, – сказал Никита. – Лестница эта зовсим не для того, чтобы залезть на потолок, а дабы спуститься в подвал. Дякую, объяснил, а без тебя бы мы этого не зрозумили.

– Они искали клад! – воскликнула Алёнка. – Интересно, нашли?

– Нужно посмотреть, однако, – решил Муравский и первый спустился в подвал.

За ним последовали Димка, Никита, Алёнка и я с Сенькой.

Подвал оказался маленьким, мы едва разместились в нём. Его освещал квадрат солнечного света, который отбрасывало вниз стекло двери в маленькую комнату. Нам в этом повезло и после того, как наши глаза привыкли к контрасту света и тьмы, стали хорошо всё видеть. В самом тёмном углу земля была перекопана и рядом валялась старая лопата с новой ручкой из бруса, похожего на те, которые были использованы для изготовления лестницы. Низ его был обструган и вогнан в штык лопаты.

– Видите, здесь был клад. Его выкопали, – уверенно произнесла Алёнка.

– Мы шибко сильно опоздали, однако, – с сожалением сказал Муравский. – Теперь искать бесполезно.

– Да, нам эти кладоискатели ничего не оставили, – согласился Никита.

– А может, тут и ещё один клад есть? – предположил Димка. – Давайте поищем.

Муравский засмеялся:

– Держи карман шире, однако! Тут клад на кладе лежит и кладиком погоняет! Шибко крепко тебя все дожидаются, однако.

Алёна сказала:

– Тот, кто здесь был, знал про хранящийся тут клад.

– А ты почему так думаешь? – спросил я.

– Видите, они копали только в одном месте, больше нигде. Иначе бы тут было перекопано всё.

– А может, они принялись копать и с первого раза наткнулись на клад?.. – высказал я предположение и сразу понял, что сморозил глупость.

– Неужели? Нет, они точно всё знали! – возразила Алёнка.

– Это верно, – поддержал её Димка. – Я бы начал с самого светлого места, а они в самое тёмное пошли.

– Шибко умно думаешь, мыслитель, – саркастически похвалил его Муравский, – в верном направлении. Клад они забрали и нам ничего не оставили, однако…

– Я нашёл! Нашёл клад! – закричал Сенька, что-то поднимая с пола.

В его руках мы увидели почти квадратный металлический квадратик, с неровными краями и очень грязный.

Муравский обтёр её руками, а затем о клочок бумаги, некогда бывший частью обоев. После этого стал виден на ней двухголовый орёл, заключённый в круг. По краям шла рамка. Под верхней линией мы прочитали – «копейка».

– Это старинная монета! – воскликнула Алёнка. – Одна копейка.

– А чому она не круглая? – поинтересовался Никита.

– Неужели не ясно, тогда были монеты всякой формы, и вот такие, – объяснила Алёнка.

Мы с ней согласились. По очереди осмотрели копейку.

Снизу на ней было ещё какое-то слово, но такое затёртое, что прочитать мы не смогли.

– Может, тут есть ещё такие же? Нужно хорошеньки всё осмотреть, – предложила Алёнка.

Но наши поиски не увенчались успехом. Все были разочарованы. Принялись выбираться из подвала.

Я ждал, пока все выберутся наверх, чтобы затем помочь брату подняться по лестнице.

Вспомнился сон, как я барахтался в груде драгоценных камней, как затем нащупал дверцу в стене…

Посмотрел на то место. Стена подвала была сложена из красных кирпичей, потемневших от времени и пыли. Она простояла так века. Солнечный квадрат падал как раз на то место, где во сне была дверца. Понятно, её на самом деле не имелось, но четыре кирпича, образующих квадрат, чем-то выделялись среди прочих, они были чуть больше вдавлены внутрь по сравнению с остальными.

По какому-то наитию я взял лопату и принялся обстукивать то место: оно отдавалось совсем иным звоном.

Ребята сверху наблюдали за мной. Первым догадался Димка:

– Там клад!

– Неужели! Там – тайник, – поправила Алёнка.

В минуту все спустились ко мне.

Димка своей стамеской быстро удалил раствор вокруг четвёрки кирпичей. Впрочем, это был не раствор, а что-то мягкое, пористое, очень похожего на него.

Никита засунул с другой стороны край монтировки и они вдвоём извлекли кирпич наружу, за ним второй, третий…

Последний открыл нам тайник со шкатулкой. Рядом с ней стоял тёмный глиняный горшочек. Сначала мы извлекли его, в нём оказались монеты. А в шкатулке – кольца, серьги, ожерелья, браслеты.

– Это клад, – сказала Алёнка.

Мы закивали головами.

– Что нам с ним делать?

– Нужно шибко хорошо поделить между нами, однако! – воскликнул Муравский.

Я вспомнил слова папы, что все клады принадлежат государству и за их утайку можно угодить под суд.

Сказал об этом ребятам. Потом добавил:

– А ещё папа сказал, что четверть стоимости клада получает тот, кто его нашёл.

– Мы с тобой нашли, – сказал Сенька.

– Нет, мы все нашли, – возразил я, – мы – одна команда.

– Шибко верно говоришь, однако, – поддержал меня Муравский, – мы все его нашли!..

Так мы и сказали в полиции, куда отнесли нашу находку.

Никогда не думал, что столь трудно, сложно и хлопотно сдать клад.

Вначале нам не поверили, потом долго всех опрашивали. Составляли опись всего того, что оказалось в шкатулке и горшочке. Даже найденную Сенькой копейку описали, хотя поначалу сомневались, стоит ли она этого.

После ещё и наших родителями вызвали. Мы уже были и не рады, что решили обратиться в полицию. Но пришлось терпеть все формальности. Как говорит папа, назвался груздем – полезай в кузов.

«Находитель бриллиантов»

О нас написали в нашей школьной стенной газете, а позже и в настоящей городской, сообщали о кладе и по телевидению. А перед этим корреспонденты приходили, телевизионщики. Я не читал и не видел эту телепередачу, но Алёнка посмотрела. И многие из нашей школы. Потом нам рассказали. Словом, мы стали героями.

Алёнка дала мне газету, где про нас было написано. Клад оказался купеческим, спрятали его во времена Гражданской войны. Он больше ста лет пролежал! Купцов тогда новая власть не щадила, как и многих других. Наверное, они не пережили то время или убежали за границу, а потом не смогли вернуться за кладом.

В той шкатулке, что мы нашли оказались драгоценности, большей часть бриллианты, но были также рубины, сапфиры, бирюза и перстень с редким драгоценным камнем александрит, который меняет свой цвет в зависимости от освещения.

В горшочке же находились преимущественно серебряные монеты, а ещё три платиновых и девять золотых монет.

Корреспонденту специалисты сказали, что Российская империя была единственной страной на планете, где чеканили платиновые рубли. В 1836 году их выпустили всего одиннадцать штук, каждая достоинством двенадцать рублей. Позже ещё делали подобные для частных коллекционеров. Они страшно дорогие. В декабре 2010 года на торгах британского аукционного дома Bonhams одна такая монета была продана за 96 000 долларов, а уже в апреле 2011 года на аукционе «Монеты и медали» – за 4,65 миллиона рублей. Вот это да, это же целый мешок денег!

Оказывается, потом Особняк изучали криминалисты, а после них учёные. Построен дом аж в середине позапрошлого столетии, числится среди самых старых домов Самары. Кто-то даже предложил его считать памятником архитектуры девятнадцатого века, но предложение поддержки не нашло.

Так было написано в газете.

А месяца через два Дом снесли. Приехала машина такая, с огромным шаром впереди на тросе, им все стены порушили, после чего строители явились, и завалы мусора на свалку вывезли. Осталось лишь ровное место. Подвал оказался засыпанным. Мы потом туда с ребятами приходили, смотрели. Был Особняк – и нету. Словно корова языком слизнула.

Забыл сказать, что после находки клада, рассказал папе с мамой про свой сон, про взятую монтировку и про то, как я тонул в драгоценных камнях, как едва выбрался. И про то, что именно в том месте, где во сне была дверца, оказался тайник. Про чудовищ рассказал, как они за мной гнались, схватили меня. Я тогда страшно испугался заорал…

– Это я тебя от них спас, – заявил бывший тут Сенька. – Я тебя разбудил. Если бы не я, то они бы тебя поймали.

Что тут скажешь?! Пришлось его поблагодарить. Объяснять ему долго, он ещё маленький, не поймёт, что во сне они бы мне ничего не сделали.

Тогда папа с мамой прозвали Похитителем бриллиантов.

Сенька тут же удивлённо вопросил:

– Почему Алёшка – Похититель бриллиантов? Он – Находитель бриллиантов.

– Это ещё что за «Находитель»? – поинтересовался папа, поправляя очки, которые едва не упали.

– Он нашёл бриллианты, а не похитил их, – объяснил Сенька. – Он – Находитель!

– Что верно, то верно, – согласилась мама. – Ты прав. А Похитителем бриллиантов мы называем его в шутку.

– А-а, – только и протянул мой маленький братишка, Королевич Елисей.

Но всё же меня продолжали называть Похитителем бриллиантов, только мама порой добавляла слово «маленький» – Маленький похититель бриллиантов.

Сенька же, когда обижался на меня из-за чего-то, то начинал дразниться:

– Маленький! Маленький!

Было скорее смешно, а не обидно слышать такого от маленького карапуза. Потом как-то я ему сказал:

– От маленького слышу! И ещё: папа говорит: маленький, но удаленький.

– Это я маленький, а не ты! – сразу заспорил Сенька. – Это я удаленький!

Я с ним сорить не стал:

– Ты, ты. Ты – маленький.

– Но удаленький, – сразу же добавил братишка. Он любит оставлять последнее слово за собой.

– Да-да, удаленький. Самый удаленький из всех. Удалистый-преудалистый!

Сеньке это понравилось, он потом похвастался маме, я слышал из соседней комнаты:

– Я – удалистый!

– Кто ты, кто? – удивилась мама.

– Удалистый, – повторил Сенька, – маленький, но удаленький. Самый-самый удаленький. Удалистый.

Мама рассмеялась и сказала:

– Это верно, ты самый удаленький. Ну, просто удалистый! А если ещё и игрушки за собой будешь убирать после игры, то станешь вдвойне удалистым.

Кстати, про Сеньку. Он тогда нашёл медную монету, которая почти вдвое старше клада. В газете написали, что её, наверное, потеряли вскоре после сооружения дома. Так она и пролежала там, пока глазастый Сенька её не углядел. Какой-то самарский учёный заявил, что она чуть ли не ценнее всего прочего клада. Для науки, конечно. Сегодня известно лишь одиннадцать штук таких копеек. Выпущена она в 1726 году монетным двором в Екатеринбурге. Она самая большая из всех копеек. Не так давно на одном московском аукционе подобную продали за два миллиона рублей.

Журналист написал, что выпускались и другие квадратные монеты при Самодержавии. Например, в 1725-1727 годы самые разные, в том числе самый большой квадратный медный рубль, он весил аж килограмм и 638 граммов!

Про то, что Дом снесли, я уже написал выше. Наверное, нужно ставить точку на всей этой истории с его тайнами, тайночками и таиночками.

Да, совсем забыл, что нам, вроде бы, полагается четверть стоимости клада. Но какой-то чиновник заявил, что нам ничего не полагается: мол, дом в собственности у города, а значит, его хозяин город, и клад его. Сейчас специалисты определяют, что и как. Возможно, потом нам заплатят. Ждём-с, как говорит в таких случаях мой папа. И ещё он говорит: «Надо надеяться на лучшее, но готовиться к худшему».

Наверное, это правильно. Подождём-с…


РИСУНОК НА ОБЛОЖКЕ: Pixabay License. Бесплатно для коммерческого использования. Указание авторства не требуется: witchs-house-836849_960_720


Оглавление

  • Ужасные тайны старого особняка
  •   «Похититель бриллиантов»
  •   Я и моя семья
  •   «Храбрец»
  •   Как я стал Народом…
  •   НЛО над Особняком
  •   «Разные» телевизоры
  •   «Научный слог»
  •   «Помогли нашим»
  •   Урок поэзии
  •   Анчутка, домовой, шишига или кикимора?
  •   Увлёкся
  •   Загадка древнего подвала
  •   Сказочные сокровища Особняка
  •   Кирпичная стена
  •   «Находитель бриллиантов»