КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Земля Ксанфа [Владимир Палагин] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Владимир Палагин Земля Ксанфа

Пролог

Грузный восьмиколесный краулер тормозил тяжело, оставляя на буро-красной земле широкие глубокие колеи, а за собой — шлейф из поднятой в воздух пыли цвета коричневатой ржавчины. Когда машина остановилась, из нее выпрыгнул человек в скафандре, постоял какое-то время, явно смотря на серый массив башни терраформа в восьми километрах к северу, потом махнул кому-то в кузове и стал собирать образцы почвы.

Заняло это у него немного времени, вскоре он уже вернулся в машину, при этом ловко запрыгнув на подножку и открыв шлюз-дверь. Краулер продолжил движение.

— Есть какие-нибудь изменения? — спросил сидевший на водительском месте космонавт. Невысокий, рыжий, бородатый, с глубокими морщинами на лбу. Звали его Гориным Виктором Ивановичем.

Тот, кто выходил наружу, снял со вздохом шлем, привычным движением закрепил его на поясе, отстегнул небольшую сумку с образцами. Лысый, круглолицый и розовощекий, в свои семьдесят восемь Гаврилов Илья Олегович выглядел лет на сорок, не больше. Несмотря на профессорский чин и место на кафедре экзосистем в МГТУ, предпочитал практику теории. И поэтому сейчас находился в мчащемся к башне терраформирования краулере — в сотнях тысяч километров от Земли, а не у себя в кабинете.

— Возрастает примесь гидратов оксида железа, — обеспокоенно ответил он. — Такое не может быть при работающем терраформере. Сделаем еще одну остановку, уже ближе к башне, хорошо, Витя?

Илья Олегович всех называл только по именам. Часто сокращая их или безбожно перевирая. Впрочем, ему было простительно

— Конечно, остановимся, Илья Олегович, но мне кажется, зря потратим время, ничего от этого не изменится. И так видно, что в почве стало больше кремнезема.

— Может быть, просто очередная пылевая буря нанесла?..

— Возможно, но мне что-то не верится. До этого сколько здесь было пылевых бурь? Вот вы скажите! Сотня? Две сотни? А одна-единственная нанесла столько этой бурой гадости, что теперь хоть перезапускай терраформер. Мне кажется, нужно вызывать Донована, он инженер, пусть покопается в башне.

— Витя, не нужно делать преждевременных выводов.

— Да-да, не будем, — махнул рукой Горин, не отрывая взгляда от навигационных приборов. — Сделаем еще один анализ на полпути и у самого терраформера. Для контроля. А потом вызовем Донована. Вот увидите, я буду прав насчет неисправности в главном реакторе. Такое часто случалось в области, где было расположено «Эхо».

Горин взял левой рукой с пульта наушник с микрофоном.

— Красный-три вызывает базу. Красный-три вызывает базу. Кажется, что-то со связью… Красный…

— Я слышу тебя, милый. И прекрасно вижу на спутнике, — раздалось из динамиков сверху навигационной панели.

— От такой женщины не скроешься, — широко улыбнулся Гаврилов, доставая анализатор.

— А ты хочешь скрыться, милый? — услышали фразу профессора на другой стороне.

— Что ты, милая! Что ты! — Горин покачал головой и с укором посмотрел на Гаврилова. — Это у нас Илья Олегович так шутит.

— А-а-а… А то смотри у меня там!

— Светочка… а можно хотя бы чуть официальней. А то мне… неудобно.

— Боже ты мой! Ладно. Красный-три, это база, слушаю.

— Нам нужна метеорологическая сводка за прошедшие семь дней.

— За целую неделю?

— Да.

— Тогда подождите минутку. Сейчас зайду в базу данных.

Горин откинулся в кресле, посмотрел на Гаврилова, спросил:

— Ну что там, Илья Олегович?

— Вы правы, Витя, то же самое, — повернулся к нему Гаврилов. — Скоро будет следующая остановка?

Горин поднял указательный палец вверх:

— Три, два, один. Приехали.

Краулер остановился.

— Ну, тогда и мне пора. Не уезжай без меня, Витя.

Гаврилов встал, снял с пояса шлем, надел, подошел к шлюзу, провернул длинную рукоять влево, открывая проход, и вышел наружу. Люк закрылся за ним автоматически.

— Куда же я без вас поеду, — пробурчал про себя Горин.

Он перевел на фигурку космонавта камеры, включил, согласно требованиям безопасности, запись.

Экзогеолог по образованию, он был колонистом второй волны, прибывшим на Марс еще двадцать лет назад. Сначала жил на исследовательской стации «Эхо», потом перебрался в научный мобильный комплекс на Кальдере, затем судьба его забросила в кратер Эберсвальде. Последняя, как он думал, остановка была в одном из стационарных куполов Первой марсианской колонии, но пять лет назад он перебрался из Первой марсианской во Вторую, решив, что в новом поселении его профессия больше понадобится людям. И он не ошибся, здесь он действительно понадобился и здесь же нашел себе жену. Ту самую Светочку, которая работала в диспетчерской навигатором служебных мобильных групп. Поженились они быстро, спустя три месяца после знакомства. Это было два года назад. Виктор Иванович надеялся, что впереди его ждет еще как минимум два десятка таких же счастливых лет, как эти прошедшие два года.

— Здесь кремнезема даже больше, — забрался в краулер Гаврилов. — Почва снова становится неплодородной. И это мы приближаемся к терраформеру. Даже если сломался главный генератор и башня работает в половину силы, то процесс выветривания должен протекать от внешних границ к центру. Здесь же все происходит наоборот.

— Аномалия?

— Определенно. Только в чем же причина?..

Горин вместо ответа направил краулер к башне, сначала взял разгон до двадцати километров в час, но потом снизил до пяти, снова включил рацию.

— Красный-три базе! Как слышите? Есть сведения?

— Да, — тут же откликнулась Светлана, — есть. По последним данным, в этом районе прошли три пылевые бури категории «С».

— Это не пылевые бури, — фыркнул в бороду Горин, — это легкий бриз с моря. Они не только не могли нанести столько кремнезема, но и тем более повредить башню.

— Если она действительно повреждена, — уточнил Гаврилов. В этот раз шлем он решил не снимать, лишь частично приоткрыл его, чтобы слышать и говорить со своим напарником.

Горин внезапно остановил машину. Потом отключил связь с базой. Полностью убрал светофильтр с лобового стекла, которое до этого было почти непроницаемым, мутным, словно во время дождя.

— Что такое? — Гаврилов сразу понял, что что-то не так.

— Посмотрите, Илья Олегович. Башня… У нее немного другой угол наклона.

— Быть не может… — Профессор всмотрелся в терраформер, который был сейчас от краулера буквально в одном километре. — Я не вижу.

— Этого почти не видно. Я тоже думал, что мне показалось. Можно замерить. — Горин передал данные видеоизображения с передних камер на монитор, сделал несколько нехитрых вычислений. — Видите?

— Да, теперь да. Угол наклона составляет около пяти градусов.

— Терраформер просел.

— Это невозможно! — категорически сказал Гаврилов. — То, что мы видим — лишь малая часть того, что находится под землей. Чтобы изменить угол наклона башни, должен был произойти мощнейший тектонический сдвиг. Он, во-первых, на этом плато невозможен из-за его древней структуры, а во-вторых, на ближайшей отсюда мобильной платформе точно заметили бы колебания такой силы.

— Данные не подделаешь. Приборы не лгут. Это не иллюзия.

— Так давайте посмотрим на эту аномалию поближе!

Горин подергал бороду, что бывало у него всегда в мгновения душевного неспокойствия, произнес:

— Лучше вызвать Донована, он участвовал в постройке десятка таких терраформеров. Он знает лучше.

— Мы потеряем время. Если падение продолжится, то реактор может не просто выйти из строя, процессы в нем могут дестабилизироваться. — Старый профессор увидел, как колеблется Горин, добавил: — Завтра может быть уже поздно. Десять минут. Всего только десять минут. Этого будет достаточно.

— Хорошо! Только Светлане пока говорить не будем, незачем ей волноваться.

Гаврилов кивнул.

Горин снова включил связь.

— …Да что это такое!.. — раздалось тут же из динамиков.

— Светочка, все хорошо. Просто небольшие неполадки. Не беспокойся.

— А с чего это я должна беспокоиться?!

— Да ни с чего, милая. Я говорю, все хорошо.

В диспетчерской помолчали.

— Что это вы там задумали, мальчики? — спросила Светлана.

Мальчики переглянулись. Гаврилов улыбнулся, его напарник, нервничая, стал буквально выдергивать рыжие волоски из бороды.

— Ничего особенного, — ответил Горин. — Просто Илья Олегович возьмет еще одну пробу грунта, уже последнюю.

— И воздуха, — добавил Гаврилов.

— И воздуха, — согласился Горин. — А я составлю ему компанию.

На другой стороне снова помолчали, а затем Светлана произнесла:

— Будьте осторожнее, мальчики. Марс еще очень опасен.

Краулер остановился в самой тени башни терраформирования, узкой, длинной и густой, словно старающейся укрыть незваных гостей от неизвестной опасности.

Сорок метров в высоту, терраформ уходил в грунт еще более чем на полкилометра. Еще года полтора, и он совсем скроется под землей, на поверхности не останется и следа от его существования. Если, конечно, не брать в расчет измененный состав окружающей среды, резко отличающейся от типичного марсианского.

Из краулера вылетел небольшой дрон. Быстро подлетел к башне, облетел ее со всех сторон (это пятьдесят метров в диаметре) и улетел обратно.

Ровно через две минуты дверь машины отъехала в сторону, выпуская наружу двух ученых. Первым спрыгнул с подножки Горин, за ним — Гаврилов. Оба, не теряя времени, быстро направились к башне.

— Подойдем поближе. Так будет вернее, — раздалось по внутренней связи.

Гаврилов, как всегда, рвался в бой.

— К самой башне подходить опасно, — заметил Горин. — У нас нет соответствующего снаряжения. Тот же Донован использует джетпак, чтобы пробираться внутрь.

— Нам не нужно внутрь, Витя. Поэтому нам не нужны джетпаки. Просто подойдем поближе. Данные, которые мы получили с дрона, не показали нам какой-либо опасности. А судя по термобарическим замерам, никакого повреждения реактора.

Они подошли поближе. Когда до терраформа осталось не больше сотни шагов, Гаврилов остановился.

— Здесь.

Он взял пробы грунта, потом достал портативный анализатор. Горин ждал, смотрел в сторону краулера. Шестое чувство тянуло его обратно, в надежную, способную выдержать самую страшную бурю машину.

— И здесь то же самое. — Гаврилов поднялся, размазал по перчатке землю. Здесь она была почти земная, серо-черная. Жаль, что пока безжизненная. — Нужно подойти еще ближе.

— Я думаю, это плохая мысль.

— Витя! Нам нужно…

— Берегись!..

Земля в двух метрах от космонавтов неожиданно покрылась трещинами, просела.

Горин шумно выдохнул, как можно спокойнее сказал:

— Илья Олегович, медленно отступайте обратно, тем же путем, как шли к краулеру. Медлен…

Гаврилов сделал шаг назад и провалился.

Неловко прыгнувший вперед Горин схватил лишь пустоту. А уже через мгновение ему пришлось очень быстро отползать от края все расширяющегося и расширяющегося провала. И он катастрофически не успевал…

Он не успел.

Очнулся Горин от боли. Болело в области в нижней трети левой голени. Пульсировало, жгло, жило своей, какой-то странной жизнью.

Пошевелив ногой, он снова потерял сознание.

Когда пришел в себя снова, уже был более осторожен. Стараясь не шевелиться вообще, стал осматривать место, куда попал. Но кроме марсианского неба в дыре, через которую он провалился, больше ничего не рассмотрел. Непонятно откуда взявшуюся у самого основания терраформера полость скрывала вязкая темнота.

Прикинул расстояние до поверхности: по его расчетам выходило где-то порядком две сотни метров. Чудо, что он еще оставался жив. Хотя скафандр типа «Кондор» тоже внес лепту в его счастливое спасение.

Медленно, очень медленно он приподнялся на руках и сразу увидел Гаврилова. Тот лежал ничком на странного вида ребристой поверхности и не шевелился. Экзогеолог позвал Илью Олеговича по внутренней связи, но тот не отреагировал. Попытался связаться с базой, но услышал странный шум, заглушающий все частоты. Этот же шум проявился, когда он решил вызвать дрон с краулера.

Тогда Горин пополз. Превозмогая боль и несмотря на периодически пропадающее сознание. Направление взял на старого ученого.

Где-то преодолев два метра, он увидел свет. Остановился. Он не слышал ничего, кроме своего дыхания. Еще внутренняя часть шлема запотела — видимо, была повреждена система вентиляции. Надо было просто успокоиться, уменьшить сердцебиение, замедлить дыхание и просто подождать.

Минута.

Две.

Экзогеолог ждал.

Ни разу за все время у него не возникло чувство паники или замешательства. Это был человек своего времени. Сильный, волевой. Умеющий находить выход почти из любых ситуаций. Человек, умеющий надеяться на лучшее. Вот и сейчас он старался надеяться, и у него пока получалось.

Из темноты проступили неясные фигуры. Они быстро обрели очертания, и теперь стало видно, что это люди, одетые в скафандры. Их было четверо, и они шли к экипажу краулера с позывным «Красный-три».

Но что-то было не так. В каждом из них.

Только когда расстояние до них сократилось втрое, Горин понял, что в них было не правильно. Скафандры. Они были другими. Похожими и одновременно другими. В чем-то определенно лучше, в чем-то — хуже.

А еще от всех четверых веяло неприкрытой угрозой.


Часть первая

Глава 1

Олег нервничал. То и дело вставал с кресла, садился. Пристегивался, проверяя ремни безопасности на надежность, через непродолжительное время отстегивал их, вновь вставал, делал несколько шагов вдоль противоперегрузочных кресел к хвосту шаттла, возвращался назад.

Его прогулки и ерзанье в кресле не остались незамеченными. В узком проходе показалась стюардесса, подошла к нему, с участливой улыбкой на лице поинтересовалась, не нужно ли ему чего-либо. Олег отрицательно покачал головой, и она быстро ушла, не став обременять инспектора ЭНэС своим присутствием.

Олег чуть заметно тряхнул левой кистью, проявляя на тыльной поверхности ладони часы-татуировку. Времени было без десяти десять вечера — по-местному. Через десять минут начнутся приготовления к взлету, уберут трап, отсоединят крепежные узлы, а сам шаттл отвезут на взлетную полосу. Ровно в двадцать два часа тридцать минут, после всех приготовлений космический корабль средних и длительных направлений класса «Буран 637-20» отправится с Камчатского космодрома в направлении Луны, на космическую станцию «Глобалис», где в течение пяти часов пройдет техническую проверку, дозаправится и полетит дальше, во Вторую марсианскую колонию.

Он снова посмотрел в иллюминатор. В ангаре в яркой сине-красной форме деловито сновал персонал.

Часы высветили, что осталось восемь минут. Уже семь. А Олег продолжал оставаться единственным пассажиром в салоне «Бурана». И единственным сотрудником Экспертизы Несчастных Случаев. А согласно полученному сегодня в полдень приказу, их должно было лететь двое.

Обычно в командировки посылали одного. Этого всегда было более чем достаточно. Но, судя по делу, с которым он уже успел частично ознакомиться, в этот раз случай был неординарным. Вернее, случаи. Три мертвых тела. Первый погибший — в пределах искусственного котлована «Роуз-20.30», у самого основания башни терраформирования. Двое других — через пятьдесят шесть часов внутри жилого стационарного купола «Новая Россия», с интервалом в пятнадцать минут.

Эксперт ЭНэС, вылетевший на места происшествий с «Маровина», научной станции при Первой марсианской колонии, дал заключения о подтвержденных несчастных случаях, при этом спустя час выслал неуставное сообщение на Землю с просьбой о реэкспертизе. Больше эксперт на связь не выходил. После семи часов попыток связаться с ним, включая привлечение местных властей, Роскосмос предоставил для двух сотрудников Ведомства двадцатиместный космический челнок.

Шли секунды, складываясь в минуты. Второго инспектора все еще не было. Судя по всему, полет откладывался на неопределенное время. Олег почувствовал на себе пристальный взгляд, повернул голову. На него с неприкрытым интересом смотрел второй пилот, судя по нашивкам на плечах. Наверное, ему тоже было интересно, насколько будет задержан рейс. Потому что без полного комплекта пассажиров, понятное дело, никто никуда лететь не собирался, даже если выделенное полетное окно закроется, диспетчера откроют другое.

Пилот неторопливо ушел в рубку, тяжело ступая по полу сапогами с магнитной подошвой. По уставу экипаж должен был активировать их еще до взлета.

Молодой инспектор потер устало глаза. Снова стал думать о несчастных случаях на Марсе.

Слишком много мертвецов за непродолжительный период времени. Олег чувствовал, что это неспроста. Честно говоря, он даже чувствовал, что может не справиться самостоятельно с возложенными на него обязанностями инспектора, поэтому сообщение о том, что вместе с ним полетит еще один сотрудник Ведомства, несколько успокоило его. Правда, лишь до того момента, как он узнал, что его напарником будет сам Доров, человек-легенда, один из основателей ЭНэС. После этого Олега будто подменили. Спокойствие и уверенность, которыми славился молодой оперативник, испарились как-то сами собой. Вместо них непонятно откуда пришли неуверенность и нервозность.

Он вдохнул, выдохнул, повторил процедуру. Еще раз, еще. Пока немного не успокоился.

Когда оставалось полторы минуты до планового закрытия люков, в шаттл поднялся человек. Высокий, жилистый, с худым, остроскулым, неприятным из-за колючего взгляда лицом. Одет он был так же, как и Олег, в черный универсальный комбинезон, имитирующий по своему покрою костюм. Новому пассажиру «Бурана» было на вид глубоко за пятьдесят, но на самом деле возраст Дорова, а это мог быть только он, достоверно не знал никто. Поговаривали, что он родился в начале двадцать первого века, но верить слухам молодой инспектор не привык.

Олег быстро поднялся. Протянул руку.

Рукопожатие было сильным и быстрым, Доров не хотел тратить время, показал пальцем на кресло, предлагая занять выделенные места.

— Сергей Николаевич, — сказал он сухим, надтреснутым голосом, представившись.

— Олег… — начал было Олег, но Доров перебил его.

— Олег Игоревич Ковалый, образование высшее, техническое и юридическое, медицинские курсы, инспектор второго ранга, срок выслуги восемь лет. Тридцать успешных экспертиз. Ни одной последующей реэкспертизы. Работаете крайне чисто и аккуратно. Вы не лучший, но один из. Видите, я знаю о вас практически все. Вы знаете обо мне, что пока должны знать. Не стоит тратить время. Ни ваше, ни мое. Скоро взлет. А я должен продолжить ознакомляться с делом. Надеюсь, вы не против?!

В последней фразе сквозила еле заметная насмешка.

Олег кивнул, он был не против. А еще был уязвлен, но не подал вида.

Доров сел, пристегнулся ремнями безопасности, кресло мягко обволокло его, быстро и незаметно обретая форму человеческого тела. После этого инспектор достал из кармана свернутый в трубочку планшет, развернул, быстро включил его. Олег отметил это мимоходом, устраиваясь в своем кресле. Еще подумал о том, что Доров пользуется устаревшими технологиями, включая планшет, тот использовал отпечаток пальца.

Раздалось шипение, и еле слышный лязг — это задраили люки. Отъехал трап. Чуть заметно тряхнуло — убрали крепежные узлы. Шаттл начал свою дорогу к звездам.

— Хочу кое-что разъяснить, инспектор Ковалый, — заставляя Олега повернуть в его сторону голову, снова заговорил Доров, не прекращая листать страницы документов на планшете. — В этой экспертизе я — старший инспектор, вы — младший, следовательно, подчиненный мне. Но это не значит, что вы не будете нести за собой никакой ответственности. Ваши действия могут повлечь в этом деле такие последствия, о которых вы даже не можете и помыслить. Поэтому, прошу, будьте предельно осторожны в своих поступках и… — Он пристально взглянул на Олега. — В своих помыслах. Одно ведет к другому. Надеюсь, вы меня поняли?!

Олег кивнул.

— Хорошо, — продолжил Доров. — Теперь кое-что еще… Обращайтесь ко мне «инспектор», «старший инспектор» или «инспектор Доров». Соблюдая регламент, мы уважаем друг друга. Но не усердствуйте, Ковалый. Не нужно каждому знать, кто я. Или кто вы.

— Хорошо, инспектор. Инспектор Доров.

Олег был разочарован. Он думал увидеть человека сильного, мужественного, можно сказать, героического (таким его представляли в Ведомстве), своего рода первопроходца. А увидел чванливого чиновника, помешанного на бумажках, регламенте и взаимоуважении, основанном на подчинении.

Молодой инспектор отвернулся к иллюминатору.

Шаттл уже вывезли из ангара и теперь ставили на полосу. Повсюду горели огни — красные, белые, зеленые, синие, — создавая сложный рисунок разума и порядка. Космопорт так и вовсе переливался всеми цветами радуги, но не усердствуя, в меру, так, чтобы его не перепутали со зданием цирка, которое, к слову, находилось всего лишь в трех десятков километров, в центре Эссо. Олег останавливался там полгода назад, перед очередной экспертизой. В цирк, правда, так и не зашел, хотя желание снова почувствовать детство возникло и не отпускало до тех самых пор, пока он не покинул маленький, по-своему уютный городок.

Со вздохом отвернулся от завораживающего воображение вида, достал из нарукавного кармана очки, развернул их, сложенные вшестеро, надел и стал читать документы по поводу несчастных случаев. Начал с мужчины, Гаврилова Ильи Олеговича, ученого, занимающегося направлением экзосистем, по какой-то ему известной причине отправившегося вместе с напарником на краулере в непогоду проверять изменения вокруг одного из терраформеров в самом центре области Земли Ксанфа. Чутье, выработанное за годы службы, подсказывало, что инспектору при удобном случае устроят проверку, если не допрос с пристрастием, и Олег не хотел быть не подготовленным.

Взлет произошел ровно через полчаса. Но давящую тяжесть Олег почувствовал лишь минут через пять, когда шаттл по пологой параболе стал набирать высоту и соответственно скорость, чтобы выйти из атмосферы планеты. Капитан корабля по интеркому сообщил о надвигающихся кратковременных перегрузках и порекомендовал, дабы избежать неприятных ощущений, полностью активировать противоперегрузочные кресла.

Младший инспектор последовал рекомендациям капитана. Его тут же заволокло мягким на ощупь матовым псевдопластиком, закрывая этаким полукуполом. Он включил полную проницаемость, посмотрел на Дорова, но тот как сидел, так и сидел, читая с планшета. Создавалось такое ощущение, что тот вообще не чувствовал увеличивающуюся силу тяжести.

После недолгих колебаний Олег снова снизил проницаемость, как световую, так и звуковую, до минимума, движением глаз отключил очки, заставив их потемнеть, и приготовился вздремнуть. Последние дни выдались хлопотными. И дело было даже не в работе.

Он наконец познакомил свою девушку Лизу, с которой встречался уже два года, с родителями. Забрал брата Егорку (точнее, забирали всей семьей, включая Лизу) из Бурденко, где он находился на лечении по поводу лейкемии. Лечащий врач сказал, что еще две двухнедельные госпитализации с интервалом в месяц и мальчишка будет полностью здоров. Не о чем волноваться, так и сказал, слово в слово. «Не о чем волноваться»… Потом была встреча с одноклассниками. Веселая, начавшаяся в школе в актовом зале, привычно пахнущем пылью и потом, а закончившаяся в большом вирт-кафе в Слободненском переулке. Лиза пошла вместе с ним, и потом они встречали рассвет на Центральной Невской набережной и долго целовались в первых лучах Солнца…

Олег подумал о старшем инспекторе, который сейчас нудно перелистывает страницы в некст-документе, полностью пренебрегая перегрузками от все возрастающей и возрастающей джи, и заснул.

Проснулся он от того, что стал задыхаться. Воздух внутри перегрузочной капсулы, в которую трансформировалось кресло, явно был излишне сперт. Углекислого газа в нем было определенно больше, чем кислорода. Так не должно было быть. Внутренняя система жизнеобеспечения полностью автономна от основной системы корабля и должна быть активна все время, пока живое существо находится в ее пределах. А возможность капсулы продержаться шесть часов в космосе показана еще на демонстрациях прорывных разработок Роскосмоса пятилетней давности. Так что Олег не на шутку забеспокоился. Что-то происходило, и он не знал что.

Активировал очки, затем попытался изменить проницаемость видимой части капсулы, но у него не получилось это сделать. Решил было преобразовать капсулу обратно в кресло, но сразу же отбросил эту мысль. Он не знал, что находится сейчас за ее пределами. Может быть, ничего не изменилось и происходящее с ним локально, небольшая неисправность, которую скоро устранят. А может быть, все намного хуже. Например, его выбросило в космос. Авария? Столкновение с астероидом? Почему-то Олег не верил, что такое возможно.

Он высветил главный экран управления, нашел информацию системы жизнедеятельности. Показатель углекислого газа превышал показатель кислорода уже в шесть раз, и уровень его неуклонно рос. Для наглядности, чтобы постоянно следить за тем, сколько ему еще осталось, инспектор перекинул счетчик уровня составного коэффициента кислорода в правый нижний угол экрана. Сейчас тот показывал неутешительную цифру в сорок шесть процентов.

Только сейчас он заметил почти на уровне глаз красное изображение микрофона. Кто-то пытался связаться с ним по аварийному каналу.

Олег ткнул в значок указательным пальцем.

Сначала ничего не происходило. Потом раздался треск, какой-то шум, инспектор не смог его идентифицировать.

— Скажите, что происходит? — спросил он вслух, надеясь, что рядом кто-нибудь есть, кто-то, кто знает ответ на этот вопрос.

Не дождавшись ответа, он произнес:

— Это говорит инспектор ЭНэС, Олег Игоревич…

— Ковалый, — раздалось приглушенное из встроенного динамика сверху капсулы. — Сидите там, инспектор. Не вздумайте трансформировать кресло. Для вас это может плохо закончиться.

Сначала Олег не узнал голос, но потом понял: с ним сейчас говорил старший инспектор Доров.

— Старший инспектор? Что происходит?

Ему никто не ответил. Даже изображение красного микрофона погасло.

Доров не отвечал. Счет уровня кислорода в правом верхнем углу мигнул и высветил новую цифру: 43. Олег попробовал позвать Дорова снова:

— Инспектор Доров? Инспектор? Сергей Николаевич!

Последнее он крикнул, чтобы его наконец услышали. И его услышали.

— Я говорил вам, чтобы вы обращались ко мне определенным образом. Надеялся, что повторять не надо… И успокойтесь, кричать не нужно. Я вас прекрасно слышу.

— Что происходит? — спокойней повторил вопрос Олег.

— А вы точно хотите знать ответ?

Олег даже поперхнулся. Закашлялся.

— Хочу, — просипел он.

За пределами капсулы молчали, Олег терпеливо ждал. Он уже понял, Доров просто чем-то занят. Чем-то очень важным. Он надеялся на это.

Снова раздался треск, за ним голос Дорова:

— В нас врезался спутник, инспектор. Вернее, мы в него.

— Как такое возможно? — искренне удивился Олег. — Я не почувствовал удар.

— Правильно. Никто не почувствовал. Удара не было. Такие данные выдает центральный навигационный компьютер. Он же посылает в ЦУП, диспетчерам космодрома в «Глобалисе» и еще десяткам кораблей и сотням спутников вокруг сообщения о столкновении шаттла с навигационным спутником. — Доров помолчал, добавил: — Экипаж корабля, как и его пассажиры, согласно переданной информации, погибли при пожаре. Сначала задохнулись, затем сгорели.

— А что?..

— Все живы инспектор, не стоит беспокоиться.

— Так почему?..

— Вам нельзя выходить из капсулы, Ковалый? Потому что, несмотря на то, что никакой астероид в нас не врезался, в связи с тем, что ИИ корабля получил и продолжает получать неправильные вводные от внутренних и внешних датчиков «Бурана», он распылил реагент второй категории, тот, что распыляется, если внутри нет живых существ. Поэтому воздух вокруг вас крайне токсичен.

— А вы?

— Я не умираю, если вы об этом. Успел надеть скафандр, как только сработали распылители. Пару химических ожогов брать в расчет не стоит.

Снова раздался треск, потом удар.

— Вы сейчас в отсеке один?

— Да, один. Пилоты заперты в своем отсеке, стюардесса и инженер-механик тоже находятся в изоляции.

— Что вы делаете?

— Пытаюсь пробиться в вентиляционную шахту.

— Она слишком мала, чтобы туда пролезть.

— Мне не нужно туда пролезать, Ковалый. Мне нужно запустить систему вентиляции вручную.

— Шанс, что у вас получится запустить ее самому, составляет долю процента. У вас нет для этого инструментов.

— Нет, это правда, — как-то слишком легко согласился Доров.

Удары стали чаще и громче.

Уровень кислорода упал до отметки в сорок два процента.

— Возможно, вместе мы сможем добиться большего, старший инспектор. Если я трансформирую кресло, а вы поможете мне надеть скафандр…

— Это плохая мысль, Ковалый. Вы не погибнете сразу. Возможно, даже вовсе не погибнете. Но получите множественные ожоги. А с ними у вас мало что получится сделать. Вы перестанете быть мне помощником еще до того, как станете им.

Раздался грохот.

— Что это?

— Помолчите, пожалуйста, инспектор! Мне нужно сосредоточиться.

Следующие три минуты Олег только мог догадываться, что сейчас делает Доров. Смотрел с тоской на цифры медленно понижающегося уровня кислорода. Треска больше не было, лязга с ударами тоже. Он изнывал от бездействия. Снял очки, сложил их и спрятал обратно в карман.

Когда Доров заговорил, он был так же спокоен, как и все это время до этого.

— Знаете, инспектор, мне больше нравились шаттлы прошлого поколения. Их можно было разобрать по винтику и собрать так, как тебе этого хочется. Пусть из космического корабля при этом получался верблюд.

Нет, все же было в голосе что-то…

— У вас не получилось!

Олег не спрашивал.

И потому Сергей Николаевич Доров, старший инспектор ЭНэС, не стал отвечать.


Глава 2

Молчание затягивалось.

Дышать в капсуле становилось все труднее. И инспектор решил, что пора было поговорить о поломке системы жизнеобеспечения.

— Я все вам хотел сказать… — Олег замолчал, собираясь с духом. Он не хотел выглядеть паникером.

— Нужно попробовать сделать брешь в корпусе, — встрепенулся Доров. — Газ в связи с разницей давления вытянет наружу, пассажирский отсек станет чистым.

Олег покачал головой:

— Вы не сможете сделать пробоину в корпусе подручными материалами, у вас просто нет для этого…

— Ковалый, не забывайте, у меня также не было инструментов, чтобы вскрыть ход в вентиляционную шахту.

Олег задумался. Жаль, что он не мог видеть, что происходит в салоне шаттла.

— Для экипажа это будет вполне безопасно, — продолжил рассуждать вслух Доров. — Для нас тоже. Я нахожусь в скафандре, если что — у меня есть достаточное количество кислородных плит. У вас, Ковалый, есть целая автономная система жизнеобеспечения, которой более чем достаточно для поддержания вашей жизни до прибытия помощи.

— Подождите, подождите!.. — запротестовал Олег, сидя в капсуле. — Вы не можете этого сделать.

— Почему же это? — В голосе старшего инспектора чувствовалась насмешка.

— Потому что, это шаттл нового поколения. Вы сами сказали, что не знаете, как он устроен. Вы полностью уверены, что ваши действия не отразятся на других секциях корабля и не причинят вред экипажу?

Доров помолчал, прежде чем ответить:

— Нет.

Добавил:

— Тогда нам нужно просто подождать, ничего не делать.

— Инспектор?

— Что?

— Я давно вам хотел сказать. У меня заканчивается кислород. Видимо, сбой на корабле затронул также и пассажирские капсулы.

Доров молчал. Долго, очень долго.

— Сколько осталось процентов?

— Двадцать четыре.

— Когда будет три процента, скажете мне, Ковалый. Будем вас одевать в скафандр.

Вот и все.

Ковалый хотел сказать своему новоиспеченному напарнику все, что он о нем думает. Но внезапно понял: Доров прав. Сейчас нужно было просто ждать помощи извне. Столько, сколько возможно. Потому что скафандр — это тоже не спасение, а всего лишь отсрочка.

Снова наступило молчание. Для космоса — это привычная форма существования. Для человека, который решил покинуть планету ради других планет, молчание становится привычкой. Иначе нельзя. Иное сосуществование с вселенной невозможно.

Когда осталось четыре процента кислорода, а от большого количества углекислого газа у Олега стало светлеть перед глазами, он сказал об этом старшему инспектору.

— Скажете, когда будете готовы, Ковалый, — с напряжением в голосе произнес Доров.

— Я готов.

— Трансформируйте кресло!

Олег сделал глубокий вдох, выдох, снова вдох, наполняя оставшимся кислородом легкие, задержал дыхание, закрыл глаза, сильно зажмурив веки, и нажал небольшой рычаг слева, приведя механизм ручного срабатывания.

Капсула сразу стала распадаться. Толстая пленка псевдопластика, которая покрывала кресло, начала расслаиваться, превращаясь в рваные лоскутья, исчезающие буквально на глазах.

Кожу сразу ожгло, но потом отпустило, и боль стала терпимой.

Его грубо схватили, резко подняли и поставили в вертикальное положение.

Правый рукав — кольцо, зажим; левый рукав — кольцо, зажим. Активация. Туловище, словно нагрудник для рыцаря, активация. Голени, наколенники — две пары колец почти одновременно. Активация.

Доров торопился, как мог, вертел напарника из стороны в сторону, надевал части скафандра. Олег чувствовал себя марионеткой в руках кукловода. А еще — как внутрь проникает что-то чужеродное, помимо его воли. В глаза, уши, нос, рот. Слизистую ожгло, он закашлялся, рефлекторно вдыхая еще больше ядовитого воздуха.

Боль пришла внезапно. Такая, что заставила его согнуться, а затем и вовсе упасть на колени.

Он уже не чувствовал, как Доров совмещал воедино части скафандра. Как надевал шлем…

Наверное, на короткое время он даже потерял сознание. Наверное…

— Не отключайтесь, Ковалый! — раздался голос Дорова по внутренней связи, заставляя Олега прислушаться, повернуть голову, всмотреться. — Смотрите на меня! Вот! Вот так!

— Темно, — прохрипел Олег.

— Говорите со мной! Ну же!

— Я… не знаю…

— Расскажите о деле. Вы же, надеюсь, прочитали его?! Я вот так и не успел.

— С чего… начать, инспектор Доров?

— Начните сначала, Ковалый. С самого начала.

— Первый несчастный случай произошел рядом с башней терраформирования. Я… я не помню координат.

— Не нужно координаты, инспектор. Дальше, говорите дальше.

— Погибший: Гаврилов Илья Олегович, семьдесят восемь лет, профессор МГТУ, кафедра экзосистем. — Ковалый на секунду остановился, пережидая боль, продолжил: — Два года являлся главным научным сотрудником «Терра», мобильной станции смешанного типа, перемещающейся в основном в центральной области Земли Ксанфа. Занимался изучением влияния терраформеров на экзосистему Марса. Грунт, вода, воздух…

Послышался шум. Глухой, лязгающий. Неприятный.

— Не останавливайтесь!

— …А также замедлением процессов внутри механизмов терраформов из-за устаревания их технологий.

— Хорошо. Хорошо!

— В ходе одной из проверок на краулере класса «Колосс» совместно с доцентом, экзогеологом Гориным Виктором Ивановичем Гаврилов свалился в новообразованную расселину, в девяноста двух метрах от основания башни терраформа. Экзогеолог самостоятельно спустился за профессором и поднял его на поверхность. Только после этого была вызвана бригада экстренной помощи. Смерть Гаврилова Ильи Олеговича…

— Так, Ковалый, смотрите на меня, кому говорю!

— Согласно заключению вскрытия, смерть наступила в результатеасфиксии из-за фатального повреждения шлема скафандра в двенадцать ноль одну по местному времени… двадцать восьмого августа две тысячи сто двадцать первого года.

— Второй несчастный случай, — потребовал, тормоша Олега, Доров.

— Второй несчастный случай…

— Не молчите, инспектор!

— Второй несчастный случай произошел спустя пятьдесят шесть часов после первого. Иннирова Любовь Алексеевна, тридцать два года, младший научный сотрудник всемирной лаборатории «Гефест», во Второй марсианской колонии, в главном куполе, на втором подземном этаже.

Шум усилился. Стал почти невыносимым. Олег хотел спросить, что там снова делает старший инспектор, но Доров не дал ему это сделать.

— Точнее! — потребовал он.

— Между вторым и третьим этажами. Она спускалась по лестнице, так как лифт был неисправен. Упав, она сломала себе позвоночник в поясничной области, а также получила травму основания черепа. Но консилиум врачей пришел к выводу, что к тому времени, как она получила эти травмы, она уже была мертва. Истинной причиной смерти послужил разрыв стенки обоих желудочков миокарда.

Олег замолчал. Пережидал новую волну боли, которая захлестывала его с головой, не давая дышать, слышать, говорить… надеяться.

Доров стал трясти, тем самым пытаясь привести в чувство, но сделал только хуже.

— Логан… Эльтер… — сказал через силу Олег, понимая: по-другому Доров от него не отстанет. — Сорок восемь лет, техник второго класса. Был найден мертвым в дополнительном хранилище урановых кубов. Считается, что он проводил плановую проверку в изоляционном секторе… Вскрытие показало, что его убило током. Высокое напряжение остановило у него сердце. Это произошло тридцатого августа в десять часов вечера ровно. Через пятьдесят восемь часов после первого несчастного случая и спустя всего два часа — после второго. Каждый раз при этом на автономной геостанции вблизи колонии регистрировалась сейсмическая активность. В отчете есть намек на связь подземных толчков и несчастных случаев. Я считаю, это говорит о некомпетентности эксперта, потому что связь эта невозможна в принципе.

— Что это означает, Ковалый?

— Я… не понимаю вас, старший инспектор.

— Что вы видите? Только ли три несчастных случая?

— А что же еще… У меня нет полноты данных. У нас. Ведь мы именно для этого летим на Марс. Чтобы получить информацию.

— Да, да. Конечно, для этого.

— Что… Что это за шум? — спросил все-таки у Дорова Олег.

— Это, инспектор, к нам прибыла помощь.

Один из шаттлов, так называемых космовиков, обычно курсирующих между ближними внеорбитальными станциями и никогда не садящихся на планету, решил забрать тела с поврежденного космического корабля, чтобы с почестями отправить на Землю — для последующего захоронения. Только при подлете ни одного повреждения «Бурана» не было зафиксировано. Кроме того, на обшивке судна, ближе к его хвостовой части, был замечен космонавт, пытающийся вручную открыть доступ к секции второго бокового двигателя.

Космонавта быстро подобрали, отругали за риск, которому он подвергался, идентифицировали (это оказался сам капитан дрейфующего корабля) и решили спасать остальных, благо все возможности для этого были.

Так операция по возвращению тел превратилась в спасательную.

И дольше всех спасали младшего инспектора. Олега в космовик втаскивали двое. Ему говорили, чтобы он не упирался. Но он и не упирался. Инспектор от боли, которая, будто голодный зверь, вгрызалась в его внутренности, не мог совладать с координацией движений.

Внутри с него стащили скафандр, оказали первую медицинскую помощь, накололи обезболивающими, а потом еще и стимуляторами.

Ему настолько стало хорошо, что он даже поинтересовался у ближайшего астронавта из экипажа спасения, куда, собственно, они теперь летят.

Летели, как оказалось, они туда, куда было ближе всего — на «Вектор-7», станцию обслуживания.

«Вектор-7» встретил спасенных шумом, сутолокой и разговорами. Олег не вслушивался. Он еще не полностью отошел от случившегося на борту «Бурана». Обезболивающих и стимуляторов, которые ему вкололи, должно было хватить на ближайшие пару часов, чтобы он не свалился от усталости или болевого шока. Дальше нужно будет искать врача. Хотя, судя по всему, долго искать его не пришлось бы.

— Меня зовут Натаниель Стефан Дефо, — чисто, без малейшего акцента, на академическом русском представился подошедший высокий мужчина средних лет. Руки он держал сцепленными за спиной. На лице англичанин носил аккуратную треугольную бородку, а на рукавах белого комбинезона — нашивку с красным крестом, что автоматически причисляло его к медицинском персоналу.

— Вы врач? — уточнил Доров.

— Да, я врач, — подтвердил Дефо. — Я вижу, молодому человеку нужна помощь. И вам.

— Мне помощь не нужна! — отрезал старший инспектор, прикрывающий ожоги на предплечьях. — Только одежда на смену. А еще два места на ближайший шаттл, идущий до «Глобалиса». Но об этом я буду разговаривать не с вами.

— Да, — кивнул Дефо, — с этим вопросом вам нужно будет подойти к начальнику станции. Но позже. Сначала медицинская помощь. Мне, как врачу, лучше знать, кому она показана, а кому нет.

— Не нужно спорить со мной, доктор.

— А я и не спорю. Вам будет необходимо пройти в медицинский отсек, хотите вы этого или нет. Как и экипажу шаттла. Иван! Петро! Виктория! Помогите больным. Сопроводите в лазарет.

Откуда они появились, Олег понять не смог. Вот их не было, а вот они стали. Словно материализовались из воздуха.

Иван, Петро и Виктория мало походили на медицинских братьев, впрочем, как и на санитаров. (Виктория уж точно!) В их движениях сквозила выучка и дисциплина, которая преподается совсем не в медицинских учреждениях. И судя по нашивкам, служили они в охране службы безопасности.

Доров буравил взглядом Дефо и молчал.

— Вы арестовываете нас?

— Ни в коем случае! — Англичанин чуть заметно улыбнулся одними губами. — Тем более, как же я вас арестую, если я всего лишь обыкновенный станционный врач, а во-вторых, на «Векторе-7» нет камер для преступников в связи с их отсутствием. Есть лишь изоляторы для дебоширов, но и они уже пустуют который месяц. Вам, как я и говорил, нужна медицинская помощь, а значит, вас проводят в лазарет, пусть это и сделают те, кто мало разбирается в медицине. Я уверяю, они будут внимательны, предупредительны и не применят силы, если, конечно, того не потребуют обстоятельства.

— Мы, — для наглядности Доров показал на Олега и на себя, —инспекторы ЭНэС. Нам нужно в ближайшее время попасть на «Глобалис»

Конечный пункт их маршрута, а именно Землю Ксанфа, он называть, как заметил Олег, не стал.

— Я очень рад, что нашу станцию посетили столь значимые люди, — склонил голову Дефо, снова еле заметно растянув губы в подобие улыбки. — Мы окажем всяческое содействие вам в исполнении вашей, безусловно, важной миссии. После оказания медицинской помощи, конечно.

— Тогда почему здесь делают люди из службы безопасности?

— Попозже, когда начальник станции освободится, вам ответят на этот вопрос. А также на другие, которые у вас, безусловно, появятся.

Олег, до этого сидевший на нижней ступеньке погрузочного комплекса, встал.

— Ни к чему эти пустые разговоры. Я и старший инспектор, — он выделил голосом последние слова, — последуем за вами. Не правда ли, инспектор Доров?

— Хорошо, — процедил сквозь зубы тот.

— Я рад, что мы наконец пришли к соглашению. Позвольте показать дорогу.

Дефо одним слитным движением развернулся и быстро направился в сторону выхода из грузовой секции ангара. Олег последовал за ним. Доров неприязненно посмотрел на людей из службы безопасности и пошел вслед за остальными. Сзади, сохраняя дистанцию в метр, — женщина из безопасников, та, которая Виктория, затем — экипаж оставленного в сотнях километров шаттла. Замыкали это своеобразное шествие с совершенно непроницаемыми лицами Иван и Петро.

Погрузочный сектор сменился секцией технического оборудования, больше похожий на склад запчастей. Здесь с задумчивым видом копалось несколько техников, выбирая с бесконечных полок, а то и просто из сваленных в кучу деталей нужное.

Ковалый неоднократно был на станции, но обычно не выходил из космического корабля, просто ждал, когда шаттл пройдет техническую проверку, в баки зальют топлива и он отправится дальше, выполнять очередное задание Ведомства. Сейчас все происходило иначе.

Идя за странным, раздающим приказы службе безопасности доктором, Олег пытался вспомнить, что знал об этой станции. А знал, как оказалось, он немного.

«Вектор-7» имела функцию перевалочного пункта. Сюда с Земли по большей своей части летали шаттлы малой дистанции, делали дозаправку и отправлялись или на «Глобалис», или на соседствующие научные станции, вынесенные за переделы орбиты планеты. Поэтому здесь был только малый жилой комплекс, в большом просто не было необходимости. Значительную часть станции занимал ангар, делящийся на две части — для приема космических челноков и выхода их обратно в космос, а также погрузочные секции, которые выполняли функцию и хранилищ. Потому не было ничего удивительного, что техники, включая автоматизированную, здесь было куда больше, чем персонала.

Только спустя двадцать минут они вошли в один из коридоров, ведущих к жилому комплексу. Как и на многих станциях, расположенных в космосе, они создавались полностью автономными.

Магнитные подошвы гулко застучали в почти пустом пространстве. Олег сразу почувствовал, что идти стало тяжелее. В ангаре генераторами поля для экономии энергии едва поддерживалась одна двадцатая от земной джи. Здесь она возрастала до одной пятой.

С самочувствием сразу стало хуже. Закружилась голова, в глазах потемнело, он бы упал, если бы не Доров, а затем и не подоспевший Дефо.

— Вот видите, вашему товарищу необходима помощь. А вы еще упрямились.

Доров пожевал губами, медленно произнес:

— Давайте уже дойдем до вашего лазарета.

Англичанин отключил магнитные подошвы на сапогах у Олега. И вместе со старшим инспектором они буквально понесли Ковалого по коридору.

Олег не потерял сознание, как в тот раз, когда надевал скафандр, но был близок к этому. Вот что делает сила тяжести, она не только создает условия для возникновения жизни, она же и способствует тому, чтобы эта жизнь не сильно задерживалась на этом свете.

Он не запомнил, как оказался на смотровом столе. Только свет, который, как он ни старался отвернуть голову, все время, ослепляя, бил точно в глаза.

Он смог двигаться только спустя четыре часа.

Ему помогли сесть. Улыбчивая молоденькая медицинская сестра, на бирке было напечатано, что девушку зовут Елизавета. Олег хотел назвать ее по имени, поблагодарить. Но смог только кивнуть в знак благодарности.

— Я вижу, вы все еще не в полном здравии. Но все же я хочу начать.

Голос был подозрительно знаком. Инспектор повернул голову, сфокусировал взгляд. На него смотрел Натаниэль Стефан Дефо, собственной персоной. Он сидел на стуле, явно принесенном в палату откуда-то из другого места. Почему-то одетый в черное, с алеющим знаком начальника станции в виде перечеркнутого круга на груди. И, да, на носу он носил старомодные, давно вышедшие из употребления очки.

— Меня зовут… — начал он, поправляя их.

— Я знаю, как вас зовут, — слабым, еще болезненным голосом сказал Олег. — Не нужно представляться дважды.

— Нет, — сказал вошедший в палату Дефо, подходя к Олегу. — Это меня вы знаете, как зовут, инспектор. Мой брат из знакомого вам имеет только «Дефо» в конце. И еще, довольно запоминающее лицо. Дайте мне свою руку! Так… Пульс еще достаточно высок, но не критичен. Фибрилляция, а за ней остановка сердца вам больше не грозит. Это хорошо.

— Это все из-за отравления?

— Да. Ожог слизистой дыхательной системы и химическая интоксикация третьей стадии, вызванная экнэксидом железа, который входит в состав пенообразующей жидкости на космических челноках, самоуничтожающаяся при сильном нагревании, то есть при реакции с огнем. На этом основана данная технология тушения. Одно уничтожает другое, не оставляя ничего после себя взамен. Но только если есть оба элемента для протекания столь разрушительно процесса.

— И потому распыляется пожарной системой только при отсутствии живых существ в области. Только никакого огня не было.

— Совершенно точно, — снова заговорил Дефо, тот, что носил очки. — И вот об этом я и хотел бы поговорить. Итак, я — Уильям Джейкоб Дефо, начальник станции «Вектор-7». С моим братом вы уже, к вашему счастью и, безусловно, здоровью, знакомы. Он, к сожалению моему, часто пользуется тем, что он мой брат. Ну, вы поняли, к чему я клоню.

Да, Олег уже понял, откуда у станционного врача в распоряжении оказались безопасники. А еще он понял, что между братьями все же есть разница. И дело было не только в цвете одежды, знаках отличия и очках. Начальник станции говорил более непринужденно, может быть, именно поэтому проявлялся акцент лунных российско-британских колоний. А еще, когда взгляд его проскальзывал мимо, поверх стекол, он смотрел по-другому. Пронизывая насквозь, словно видел внутренности инспектора ЭНэС, душу, а заодно и дело о трех несчастных случая на Земле Ксанфа.



Глава 3

Солнце показалось на горизонте ровно в шесть утра. Выкатилось из-за края, двинулось дальше.

Искусственное солнце по искусственному небу.

Жаль, что оно было лишь в центральном жилом куполе. Достаточно большом, чтобы разместить соответствующие механизмы. На периферии такой роскоши не наблюдалось. Поэтому семейным парам, особенно переселившимся во Вторую марсианскую колонию с детьми, старались выделять жилые отсеки именно здесь. Тем, кто прилетел с Земли и с Луны на Марс работать, предоставляли обычно секции на одного, отличавшиеся заметной простотой и небольшими размерами. И только в периферийных куполах, где располагались лаборатории, склады или фермы.

Анне повезло. У нее была семья. Муж, двое детей. Все они жили в секторе, расположенном вблизи большого пресноводного озера. Один раз в неделю каждому давали разрешение на отлов одной рыбы. Согласно данным, собранным внедренными сотрудниками отдела «Нерв», Анна разрешением не воспользовалась ни разу.

— Мне трудно просыпаться так рано. Может быть… будем встречаться не в шесть утра, а в шесть вечера? Очень похожие числа, а такое разное время.

Рядом с Анной сел мужчина. Высокий, с копной рыжих волос и небольшой аккуратной бородкой клинышком под самой нижней губой. Позевывая, он достал из кармана свернутый в трубочку планшет, развернул, стал пролистывать последние новости.

— Тогда это станет подозрительно, — старательно глядя в сторону, произнесла Анна. — Во-первых, я — трудоголик. Люблю свою работу, часто засиживаюсь допоздна.

Мужчина фыркнул:

— Да уж, твоими стараниями скоро на Марсе наконец растопят ледовые полярные шапки, чтобы запустить туда твою живность из водной лаборатории.

— А во-вторых, — продолжила Анна, делая вид, что не замечает иронии говорившего, — наши встречи могут вызвать лишние вопросы у Николая. А я не хочу терять статус семейного человека. Это может повлиять на исход миссии.

— Ну, если так!..

Почти неслышно подошел пустой электровагон с номером «30» на боку. С тихим шипением открылась дверь. Скрытые датчики не зафиксировали движения со стороны остановки, и дверь с таким же шипением закрылись. А вскоре вагон скрылся за поворотом. Номер «30» шел на пищевой склад.

— У тебя есть восемь минут, — сказала Анна мужчине.

— Я знаю. Просто тут новости интересные… Шучу, шучу.

Анна молчала, разглядывала монорельс. Тот чуть дрожал. Скоро должен был подъехать номер «24».

За четыре дня, которые она жила в центральном жилом куполе, женщина выучила все маршруты, их последовательность, направления. Как и многое другое, не относящееся к транспортному узлу купола.

По данным «Нерва», цетолог Лебедева Анна Игоревна такой внимательностью не обладала. Не критичное различие, которое можно было нивелировать, если не демонстрировать его при каждом удобном случае. Анна и не демонстрировала.

— Из «Нерва» мне сообщили, что у нас новоприбывший, — снова заговорил рыжий. — Горин Виктор Иванович, имеет хорошую должность, место в ученом совете. Многие прислушивается к нему — как здесь, во Второй марсианской, так и в колонии под номером один. К сожалению, подготовлен плохо. Непредвиденные обстоятельства. Внедрение пришлось ускорить.

— Сколько? — ровно спросила Анна.

— Две недели в базе «Реликт», два дня в «Спасении».

— Почему так мало?

Сама она пробыла в «Спасении» четыре месяца.

— Подробностей мне не сообщили. Знаю только, что «Спасения» больше не существует. Одна из башен терраформирования проросла внутрь нее, нарушив целостность Врат. Завтра или послезавтра святилище подчистят, не оставив ничего, что указывало бы на нас, а также на возможность перехода.

Это означало, что его, скорее всего, взорвут, для надежности. А значит, могут привлечь внимание местных властей.

Подъехал и уехал двадцать четвертый номер — в направлении метеорологической станции. На очереди был двадцать шестой.

— Так что мне нужно сделать? Помочь в акклиматизации?

— Нет, не нужно. Думаю, он справится сам, насколько это возможно при его уровне подготовки. — Мужчина выключил планшет, свернул в трубочку, сунул себе в нагрудный карман комбинезона. — К сожалению, местный эксперт ЭНэС, который работал над последними несчастными случаями, что-то заподозрил. Пришлось его убрать, но он успел передать сообщение на Землю. Так что сюда летят новые эксперты. Их пытались остановить, но без видимого результата. Сейчас они на «Векторе-7». Там, к сожалению, у нас только наблюдатель из низших чинов. Следующая попытка по их ликвидации намечается уже на «Глобалисе». Если у нас не получится это сделать и там…

— Мне нужны фотографии — для опознания.

— Нет, — мужчина улыбнулся. — Ты не будешь убивать их. Точнее, это сделаешь не ты. Для этого есть более опытные внедренные, специально обученные, еще из второй волны. Так что, думаю, нет нужды беспокоиться. Но если все же эксперты прибудут на Марс, то ты ликвидируешь Горина. Он не прошел до конца гипнообработку, может выдать информацию, которую оперативникам из Ведомства знать не положено. А он выдаст, потому что за него возьмутся всерьез и в первую очередь.

— Методы?

— Все, кроме колющих, режущих и пулевых. Душить тоже не желательно.

— Я поняла, несчастный случай.

Рыжий расплылся в улыбке:

— Понятливая. Это хорошо. А теперь езжай! Твой вагон подошел.

Подошел вагон с номерным знаком «26». С тихим шипением открылась дверь. Анна встала, зашла внутрь, кивнула немногим знакомым и коллегам — все же было еще очень рано, села на свободное кресло.

Вагон тронулся ровно через две минуты в направлении «Аквариума», как называли водную лабораторию местные. И Анна поехала в нем, выполнять чужую работу, которая уже четыре дня была ее, оставив рыжего зевать на остановке промежуточной станции.

Через двадцать четыре минуты она сошла на конечной.

Здесь свет был другим, по сравнению с центральным куполом менее естественным. Анне это не нравилось. Той, которая шла по узкому коридору в главный исследовательский сектор. Той, которую заменили, было все равно.

Прошла в левый коридор, который вскоре закончился пропускным пунктом в виде массивной бронекабины.

«Аквариум» был стационарным комплексом среднего размера, покрытый куполом, как и большинство подобных ему. Открытый для всех желающих. Видимая его часть представляла собой три огромных бассейна и двадцать застекленных сверхпрочным эндостеклом резервуаров, полных различной рыбы и множества видов млекопитающих с Земли, не считая другой водной живности. Сюда часто ходили родители с детьми, студенты, школьники, влюбленные пары, просто любители или скучающие. Посмотреть, поглазеть. Вообще приезжали со всего Марса. В Первой Марсианской колонии такого не было, ее заложили колонисты другого времени, другой эпохи, поэтому она получилась более рациональной: совершенно ничего лишнего, все только жизненно необходимое.

Анна зашла в кабину. Подставила левый глаз для сканирования, потом большой палец правой руки — для считывания отпечатка, напоследок для сличения с оригиналом вывела электронным стилом на экране планшета свою подпись.

Не было ни светового, ни звукового сигнала. Просто дверь, не отличимая от стены, отъехала в сторону.

За дверью снова был коридор, короче предыдущего, ведущий в зал очистки. Он делился на множество помещений. В каждом чуть слышно гудел стерилизатор.

Женщина зашла в ближайшую секцию, сняла одежду. Аккуратно сложила бежевый брючный костюм в одну из ячеек наверху. Включила стерилизатор.

Обработка заняла четыре минуты тридцать секунд. У Анны было отлично выработано чувство времени. Когда очистка закончилась, из нижней ячейки она достала рабочую одежду — белый с вкраплениями серого мембранный гидрокостюм. Надела взятую оттуда же маску со встроенным преобразователем воздуха. Ласты оставила. Другая Анна не любила, чтобы что-то мешало ногам, хотя эта не отказалась бы. В них женщина чувствовала себя в воде куда увереннее, чем без них.

Туда, куда собиралась цетолог, можно было пройти, именно пройти, другим путем. Скучно, медленно, через еще несколько проверок. В конце пути ждал тот же стерилизатор и переодевание. Согласно информации от «Нерва», Анна такой способ очень не любила и предпочитала ему альтернативу. Экстремальную, на взгляд той, что сейчас набирала код доступа на сенсорной панели, расположенной на уровне глаз.

Сложив руки на груди, она стала считать до десяти. На десятой секунде активировался гидролифт.

Ее буквально затянуло в водяную трубу, закрутило, а затем выбросило в простор одного из скрытых водных резервуаров, второго по величине из трех.

Да, в водной лаборатории была и другая, скрытая от большинства глаз, часть. Та, куда пускали лишь десять процентов служащих «Аквариума». Неспроста «Нерв» рекомендовал как можно быстрее внедрить сотрудника в этот исследовательский центр. Здесь не разрабатывали оружие (его разработки не велись уже более четырех десятков лет), не содержали заключенных (тюрьмы ликвидировали уже как полвека назад), не проводили испытания на людях (такое просто было невозможно). Нет, здесь создавали будущее Марса.

Новый разумный вид.

Приспособленный к меньшему тяготению, почти полному отсутствию кислорода в атмосфере и стерильной, мертвой воде, которая пока все еще пребывала в своем твердом агрегатном состоянии на полюсах планеты. Но не здесь, в скрытых резервуарах «Аквариума».

Анна ждала. Почти не шевелилась. Так было надо. Сейчас за ней следили шесть пар глаз. Преобразователь воздуха в маске исправно поглощал воду, прогонял по внутренним фильтрам-трубкам, разъединял на составляющие: азот, кислород, аргон, углекислый газ, неон, криптон, метан, гелий, водород, ксенон. Все в тех пропорциях, что нужны человеку, чтобы дышать. Излишек выходил наружу в виде мелких пузырьков.

Вода не была прозрачной, мутная, в связи с приближением ее к составу, который планировался быть при растоплении марсианского льда с обязательным его обогащением элементами, которые встречались и на Марсе, и на Земле. Поэтому Анна увидела лишь силуэт, подкрадывающийся к ней справа. Она резко повернула голову, слева тоже была расплывчатая тень. Третья, она знала и так, сейчас стремительно приближалась снизу, из глубины резервуара.

На нее охотились. Брали в клещи, целенаправленно окружив. Так всегда делают стайные хищники — инстинкт, передающийся на генном уровне, нельзя заглушить даже модификациями на уровне хромосом.

Внутри нее помимо воли все сжалось, хотелось закричать. Она пересилила себя. Продолжая висеть в водном пространстве, одинаково далеко от спасительных площадок-берегов.

Ближе. С каждым мгновением они становились ближе.

Она инстинктивно внутренне сжалась. Но расслабленной позы не изменила, при этом пристально вглядываясь в мутную воду.

И все же не заметила момента, когда около нее вдруг возникли три больших серых тела, задавливая своей массой. Ткнулись в нее шершавыми носами, головой.

А затем подхватили и вынесли за пару секунд на поверхность.

Такому в «Спасении» не готовили. Просто не могли подготовить.

— Они тебя любят. Готовы часами играть с тобой.

Уже на площадке, когда она выжимала из волос воду, к ней подошел Андрей, ассистент, тоже цетолог, как и она. Андрей в отличие от нее дневал и ночевал в закрытой части «Аквариума». Вот кто здесь был настоящий трудоголик. Анна, другая Анна, раз в неделю выгоняла его из лаборатории — побыть дома, поспать в кровати, просто пройтись, пусть хотя бы и под искусственным Солнцем. В центральном куполе было куда зайти, в тот же кинотеатр, например.

— Они и тебя любят, — сказала она, собирая мокрые волосы в пучок на затылке.

— Тебя больше. — Он сел рядом, опустил босые ноги в воду.

— Жаль, что мы не выпускаем их к людям, — сказала она.

Эту тему нужно было обсуждать. Анна весь последний месяц добивалась разрешения у начальства на то, чтобы выпустить марсианских косаток в один из открытых бассейнов. Пока безрезультатно.

— Ты знаешь, дело не в нас, — Андрей махнул рукой в сторону резервуара, — и не в них. Они милые, доброжелательные к человеку создания. Не зря в их основу легла ДНК косатки. Но это знаем только мы с тобой. Остальные…

— Боятся.

— Осторожничают, — поправил Анну Андрей. — Ты ведь знаешь, что наши косатки отличаются от своих прародителей на Земле. Они больше, они умнее, они добрее, они общаются.

— Все киты общаются.

— Но не так, как эти. Ты это прекрасно, знаешь.

— Знаю, — сказала Анна.

На поверхности показался один из питомцев. Кажется, его звали Яша. Кажется. Она до сих пор немного путала их.

Трое братьев: Яша, Миша и Тоша. Все трое были идентичны. Толстая серая шкура в твердых буграх, восемь метров в длину, шесть тонн живого веса (и это притом, что они не достигли своего максимума, так как не были еще взрослыми особями). Они даже привычки имели сходные. Отличались только мыслеобразы, которые они посылали людям. Они были у них исключительно индивидуальны.

— Знаю, — повторила она.

Прошлую Анну это знание радовало, Анну нынешнюю пугало.

Андрей чуть склонил голову набок, прикрыл глаза.

— Вижу целый косяк рыб. Мне кажется, или братьев пора кормить?

Перед глазами женщины промелькнула большая толстая рыба. За ней еще одна. Потом снова.

— Не кажется, — подтвердила Анна, усилием воли прогоняя питомцев из своих мыслей. Образы, связанные с едой у марсианских косаток получалось донести лучше всего.

Андрей резко качнулся назад, перевернулся через голову, попытался, используя инерцию, встать на ноги, но не удержался и упал на мокрый пол.

— На ногах уже не держишься, — улыбнулась Анна. — Ты когда последний раз уходил домой.

— Ну, если считать, что живу я Брянске… — начал Андрей.

— Не ерничай.

— Тогда где-то на прошлой неделе.

— Где-то?

Андрей кивнул.

— Значит так, — поднялась Анна. — Сейчас кормежка. А после пойдешь домой.

— Рабочий день только начался, — запротестовал мужчина.

— А у тебя он закончился, — отрезала цетолог. — Я твой начальник. Поэтому иди, нормально поспи, поешь. В общем, отдохни. Послезавтра…

— Послезавтра? — сделал круглые глаза Андрей.

— Послезавтра, — выделила голосом Анна, — я жду тебя на работе. Не раньше!

Ассистент закатил глаза.

— Как же вы все здесь без меня справитесь?!

— Минут через сорок придут Адам и Юлия. Справимся.

— Хорошо, — нехотя согласился Андрей.

— Начнем с главного резервуара. Как там Офелия?

— Все так же.

Цетолог нахмурилась, так было нужно — проявлять определенные эмоции при определенных обстоятельствах:

— Это плохо. Почему молчал?

— Вчера было то же самое. Я говорил. — Мужчина устало направился в левый коридор, выводящий из зала с питомцами в зал с самым большим в «Аквариуме» резервуаром. — Сегодня то же самое. Почему-то я думаю, что и завтра ничего не изменится.

— Она продолжает отказываться от еды?

— Пойдем вместе. Посмотришь.

Анна активировала часы-татуировку, оставалось тридцать восемь минут до прихода биологов. Нехотя направилась вслед за своим ассистентом. Ей нужно было как можно раньше выпроводить Андрея, чтобы остаться одной. Двух дней не хватило, чтобы скачать нужную ей информацию. Архивы были огромны. А нужные ей данные хранились в различных ячейках памяти центрального сервера. Это не было проблемой. Ко всем у нее имелся доступ. Проблема была в объеме. И времени. Вчера к ней приходили из «Нерва», требовали ускорить передачу.

Коридор по наклонной уходил вниз. Это было сделано специально. Резервуары находились на одном уровне. Но в центральный нельзя было нырнуть, как в другие два. Он являлся инкубатором. И именно там жила Офелия. Первая среди марсианских косаток и единственная, которая выжила после рождения, а затем принесла потомство. Яшу, Тошу и Мишу. Сейчас она снова была беременна. Двадцатый месяц. До рождения малышей оставалось всего лишь около тридцати дней.

— Вот, сама посмотри. Лежит в дальнем углу, всплывает на поверхность лишь раз в час. Подышит и снова на глубину.

Тень в ближнем углу резервуара зашевелилась, отплыла дальше, исчезла за мутной взвесью.

— Вот, видишь! Она избегает контакта.

— Проверяли?..

— Как ты и просила, проверяли. Резервуар, а потом ее. Никаких видимых повреждений. Никаких внутренних. Вчера вечером делали УЗИ, подключали через эхорезонатор. Все в порядке, по органам. Малыши тоже. Все четверо шевелятся, дышат, даже поют что-то на своем китовом.

— Посмотрим на экранах.

— Да там смотри не смотри. В прошлый раз, помню, ела, как не в себя, активная была, веселая. Сейчас… даже не знаю.

Анна подошла к мониторам, сменила ракурс камер, увеличила.

Офелия лежала на самом дне. Не намного больше своих сыновей, но с более плавными чертами туловища, с высоким, хищного вида спинным плавником и большим, раздувшимся брюхом. Полностью сформировавшаяся беременная взрослая особь, которая вела себя, словно была больна.

Это началось четыре дня назад.

Цетолог снова сменила ракурс и вновь увеличила. Внезапно косатка шевельнулась, резко подалась в сторону и вверх. И посмотрела на Анну через объектив подводной камеры. А потом… послала мыслеобраз.

Сумбурный, сложный, сотканный из многих. Словно кусок ткани со сложным рисунком на ней взяли и порезали на разные по размеру части, а затем сшили снова уже в свободном порядке.

Но Анна поняла, косатка знала, что та, что стоит за внешней стеной резервуара и смотрит на нее через экран, не та Анна, которая вырастила Офелию с самого ее рождения. Другая. Чужая. Лишняя здесь, в этом мире.

Анна отпрянула, закрыла глаза, пытаясь сосредоточиться и выкинуть мысли животного из головы, но не могла этого сделать, они стали расслаиваться, расползаться внутри, охватывая все больше пространства, проникая внутрь мыслей женщины, ее воспоминаний, вытаскивая на поверхность то, что она запрятала не так уж и давно.

Например, воспоминание о том, как она смотрит на саму себя. Мертвую. С тонкой странгуляционной бороздой на шее. А затем закрывает в криогенной камере в двадцати метрах отсюда, в глубине, в хранилище биологических отходов.

Горестный крик косатки, внезапно выплывшей на поверхность, слышали даже в открытых секциях водной лаборатории. Все посетители и служащие, находящиеся в это время в «Аквариуме». Но только Анна знала, что он означает.

Плач по лучшему другу, которого никогда не вернуть.


Глава 4

Олег читал с листа. С обычного, белого, с левого верхнего угла загнутого вниз, в центре помятого и даже каким-то немыслимым способом… жеванного.

У начальника станции «Вектор-7» оказался в кабинете настоящий раритет. Принтер со струйным картриджем. Знаток коллекционер выложил бы за него абсолютно любые деньги, возможно, даже оставшись без гроша в кармане, но все равно был бы при этом неимоверно счастлив.

«При обследовании левой конечности на предмет повреждений на боковой и прямой гаммаграммах выявлено: встроенный в левое предплечье клинок, предположительно выдвижной, длиной в тридцать сантиметров, шириной — в пять…».

Инспектор ЭНэС поднял глаза на Дорова, разглядывающего Солнце через иллюминатор. Светофильтры были выкручены на максимум, поэтому единственная звезда в Солнечной системе выглядела крайне неестественно, приобретая для человеческого глаза грязно-коричневый оттенок.

«Словно запекшаяся рана», — подумал Олег. Повернул голову к начальнику станции, уместившемуся с ногами в единственном кресле возле небольшого шкафа, забитого под завязку настоящими бумажными книгами. Кажется, хозяин кабинета был любителем старины.

Дефо сидел с закрытыми глазами и, казалось, спал.

Ковалый снова вернулся к чтению.

«… сантиметров. А также компактный аппарат для плазменной резки…»

Для резки…

«Так вот чем старший инспектор «пробивался» в вентиляционную шахту».

«… в верхней трети плеча, вдоль двуглавой мышцы имплантирована часть ручного диодного квантового генератора с приблизительной мощностью в 120000 мW».

Олегом вспомнился разговор, который был в медицинском отсеке минут сорок назад.

Молодой инспектор в основном молчал, говорил Уильям Джейкоб Дефо, поправлял очки:

— Для начала хочу вам задать один простой вопрос. Вы знали, что ваш… напарник, э-э, я правильно сказал это слово, брат?

— Абсолютно, — кивал, подтверждая правильность, другой Дефо.

— Так вот, вы знали, что он — высокоуровневый кибернезированный организм с замещением искусственных частей тела порядком в шестьдесят пять процентов от общей биомассы?

— Главное не это, брат.

— Совершенно верно, главное, знали ли вы, что все его тело буквально напичкано оружием различного класса поражения? Что он, по сути, сам оружие?

Ковалый вернулся к распечатке. Она занимала целых десять страниц текста.

«Вдоль нервных волокон визуализируются множественные наногенераторы активных веществ, способные ускорять процессы передачи нервных импульсов…»

– ‌Очень долго. Разучились читать с листа, младший инспектор? — не оборачиваясь, произнес Доров.

Олег пролистнул распечатку, аккуратно сложил листы, положил их на стол, сровняв их с краем. Такой аккуратизм показывал, что младший инспектор нервничает, но старается не подавать вида.

— Что молчите?

Олег прокашлялся и… промолчал. Он не знал, что говорить. Он не знал, что и думать об этом человеке (и человеке ли?) с таким уровнем кибернизации.

Допустимый уровень замещения биомассы был установлен еще тридцать лет назад и составлял не более двадцати процентов. Кто превышал его, принудительно отправлялся в общенациональную клинику на Аляске, так сказать, на «очеловечивание». Процесс занимал годы. Но результаты превосходили все ожидания.

— Согласно протоколу два точка тридцать семь уставного кодекса первопроходцев, — заговорил Дефо, — я имею право на…

— Будете меня арестовывать? — перебил его Доров, резко повернулся, быстро прошел по кабинету, отодвинул от стола стул, развернул, сел на него верхом.

— Буду, — серьезно посмотрев на старшего инспектора, сказал начальник станции, спуская ноги на пол. — Обоих. За подозрение в саботаже на шаттле в экстремальных условиях космоса с угрозой для жизни экипажа и пассажиров корабля.

— Мы и есть пассажиры этого корабля, — сказал Олег. Встал. — Вы думаете, что мы могли саботировать полет, подвергнуть людей на борту корабля опасности?

— Такая вероятность есть.

— Мы погибли бы сами!

— Он, — ткнул Дефо пальцем в Дорова, — нет. По крайней мере, он смог бы прожить в челноке много дольше, чем все остальные. А значит, у него оставался шанс выбраться с него живым. Но арестовать, мне кажется, лучше вас обоих. На всякий случай.

— А вы не рассматриваете это как покушение именно на инспекторов ЭНэС? — спокойно спросил Доров.

— Рассматриваю, — улыбнулся Дефо. — Поэтому вы находитесь у меня в кабинете, а не в изоляторе. В отличие от членов экипажа. Хотя, думаю, старшего инспектора Дорова не смогут задержать три стены из полиметалла и четвертая в виде суперкарбиновых прутьев.

— Нет, — сказал Доров. — Задержать не смогут.

Дефо поправил на носу очки.

— Честный ответ. Поэтому я скажу тоже честно. Ваше присутствие на «Векторе-7» для меня нежелательно. Вы нарушаете, как это сказать по-русски… идиллию.

— Идиллию? — поднял левую бровь в знак удивления Доров.

— Да, идиллию. Это самое точное слово. Это и еще слово «нарушаете». И знаете почему?..

— Почему же? — заинтересовался Олег.

— После того как вы прибыли сюда, прошло три с половиной часа. Очень короткий срок для космоса и много времени для людей, живущих в нем — внутри стальных коробок.

— Не тяните! — поморщился Доров. — Сейчас не до философских рассуждений.

— Согласен, — вздохнул Дефо. — Хотя я был бы не против…. Так вот… После вашего прибытия, — сказал англичанин, — мы зафиксировали шифрованную передачу данных на станцию «Глобалис». Шифр сложный, но в какой-то мере примитивный.

— Я так понял, — смотря Дефо в глаза, сказал Доров, — вы его расшифровали.

— Совершенно верно. В передаче говорилось о вас и о том, что, дословно, «инспектора выжили, требуется команда зачистки второго уровня трансформации».

Олег сжал и разжал пальцы на левой руке.

— Вы смогли найти источник?

— Источник мы нашли. Старая аппаратура полувековой давности. Другое дело, что мы пока не нашли человека, использовавшего ее. Розыски идут по всему «Вектору-7», но, вы понимаете, я не могу поднимать шум. Ведь мы даже не знаем, с чем или с кем имеем дело.

— Так вы что, до сих пор считаете, что виноваты мы? И будете держать нас под замком? Здесь или где-нибудь еще? — напрямую спросил Олег.

Уильям Дефо только улыбнулся:

— О, конечно, я считаю вас виновными в том, что произошло на шаттле. Ведь если вы не летели бы на нем, ничего не случилось бы. И, да, я буду держать вас под замком, выражаясь вашими словами. На грузовом челноке под номером «семь, три, семь». Он отправляется на «Ковчег» через сорок минут. Поэтому советую поспешить. Капитан корабля предупрежден. Номер дока седьмой. На «Глобалисе» для вас делают очередную ловушку, может пострадать много людей, не только вы. «Ковчег» будет безопасен. Оттуда вы можете отправиться сразу на Марс. Как можно дальше от этого участка космоса и моей станции.

— Хочу вас попросить об одном одолжении, — заговорил Доров, до этого терпеливо слушающий англичанина. — С делом, ради которого нас послали в марсианскую колонию, намечаются осложнения. Думаю, что несчастные случаи вовсе не несчастные случаи. Даже уверен в этом. Медицинских курсов моего коллеги будет, скорее всего, недостаточно для оценки смертей. И потому нам понадобится хороший врач. А ваш брат так хорошо обследовал меня на предмет… аномалий, что теперь лучше всех подходит под эту кандидатуру.

— Вы рекрутируете его как инспектор ЭНэС?

— А в этом есть необходимость?

Дефо помолчал, усмехнулся каким-то своим мыслям, поправил очки на носу (куда же без этого), поднялся:

— Думаю, он будет неимоверно счастлив… этому поручению.

— Вы думаете? — бросил насмешливо Доров.

На что получил более чем утвердительный ответ.

— Я уверен в этом.

В технической комнате, уже при выходе в ангар, их заставили надеть скафандры. Выглядели они совсем иначе, чем те, которые предоставлялись на экстренный случай в пассажирских челноках. Массивнее, надежнее, со встроенным ранцем для полетов в открытом космосе. Ковалый при этом не почувствовал никакого стеснения, особенно когда подогнал его под себя. Потом их сопроводили все те же безопасники — Иван, Петро и Виктория.

Грузовой космический корабль средней дистанции с номерным знаком «737-0» (последняя цифра, указывала на то, что шаттл не предназначен для перевозки гражданских лиц) стоял в доке не один. Еще два его брата-близнеца тоже готовились к старту. Было ли это сделано специально начальником станции, чтобы ввести в заблуждение неизвестного соглядатая или являлось простым совпадением, Олег не знал.

Трапа для грузового шаттла не полагалось. Инспекторам ЭНэС показали лестницу, идущую вдоль левого борта наверх, к открытому аварийному люку. Видимо, экипаж корабля находился уже на борту, ждали только их. И Дефо. Олег оглянулся, но врача позади не было. Лишь троица безопасников, спешно покидающая опасную для людей зону взлета.

Первым ступил на подножку Доров. Ступень за ступенью, он полез вверх. Быстро и необычайно ловко для своих лет. Олег вспомнил про то, что большая часть старшего инспектора является кибернетической, и подавил удивление в зародыше.

Ковалый подождал, отключил магнитные подошвы и тоже полез по лестнице. Где-то на пятидесятой ступеньке — третья часть от пройденного пути — он понял, насколько шаттл огромен по сравнению с пассажирским кораблем. Большую часть его занимал отсек с грузом. Каким — он только мог догадываться. Но на «Ковчег» доставляли и ресурсы для строительства, и продукты питания для самих строителей, включая питьевой лед, который создавали искусственным путем на нескольких фабриках в северном Казахстане, в двух городах — Тоболе и Державинске.

— Не хотите спросить, инспектор, зачем нам понадобился местный врач? — спросил Доров Олега. Встроенная в шлем рация не полностью передавала тембр и интонации голоса старшего инспектора, отчего тот казался неестественно безжизненным. Вопрос угадывался лишь по построению предложения.

— Вы же сами сказали, — ответил младший инспектор. — Я с моими медицинскими курсами не смогу провести должноеосвидетельствование тел.

— А вы самолюбивый человек, инспектор Ковалый.

— Это плохо?

— Это плохо и хорошо одновременно. Но вы упускаете детали.

— Те детали, которые вы не рассказываете мне? — спросил Олег. — Почему вы решили, что произошедшее на Марсе — это не несчастные случаи? У вас есть сведения, которых нет у меня? Если есть, поделитесь ими. Пусть вы и мой начальник, но и одновременно коллега. Тем более, мы делаем одно дело.

— Все сложнее, чем вы представляете, Ковалый. Намного сложнее.

— Так расскажите мне! — Олег остановился. — Расскажите! Старший инспектор! Я смогу понять.

— Не здесь и не сейчас! — отрезал Доров, скрываясь внутри корабля.

«Да за кого он меня принимает, за мальчишку?» Что-то подсказывало инспектору, что да.

Олег, обычно такой спокойный, с досады саданул кулаком в перчатке по стальным перилам лестницы. Ткань скафандра компенсировала удар, младший инспектор не почувствовал боли. Быстро выровняв дыхание и успокоившись, снова полез наверх. До люка оставалось немного.

В самом конце подъема Ковалый понял, что начал уставать. Напряжение в руках и ногах. Мышечная слабость. Сказывалось отравление энексидом железа в шаттле.

Он протиснулся в проем открытого люка. Пошатнулся, чуть не упал, схватившись за стену, выпрямился.

Старшего инспектора уже не было в шлюзовой. Он успел пройти дальше.

Один, люк за спиной Олега, стал закрываться, другой — напротив — стал открываться.

— Когда закроется шлюз, приоткройте, пожалуйста, щиток шлема, — услышал он в этот момент по внутренней связи. — Хочу взглянуть на вас.

В шлюзовую после ее герметизации шагнул Дефо. Тоже в скафандре, но шлем его был пристегнут к поясу. Выглядел доктор чересчур бледным и усталым. А еще Олегу почему-то хотелось нацепить на его нос очки.

Вместо этого Олег послушно открыл щиток.

Конечно, Доров взял врача не только за его профессионализм, но и за то, что тот уже знал о деле оперативников ЭНэС и об одном конкретном инспекторе много больше, чем было положено. Но было что-то еще.

— Так. Посмотрите сюда. Теперь сюда. Наверх, вниз. Да не головой, глазами. — Дефо внимательно посмотрел ему в глаза, поводил указательным пальцем влево, вправо, вниз, вверх, проверяя, присутствует ли нистагм глазных яблок. — Ничего не болит? Что же, молодой организм способен на многое. Еще раз. Смотрим прямо и… Все хорошо.

— А у вас, доктор? — поинтересовался молодой инспектор

— У меня плохо, — неожиданно ответил врач, отвернулся. — Я плохо стал переносить нагрузки. Все же десять лет на станции. По той лестнице, которую вы с вашим напарником преодолели за восемь минут, мне пришлось карабкаться на порядок больше. Мне нужно туда, где есть гравитация, а не ее подобие, иначе я скоро превращусь в обыкновенную амебу, без сухожилий, мышц и костей.

— Поэтому вы согласились лететь с нами?

Дефо остро глянул на Олега, растянул узкие губы в подобие улыбки:

— И поэтому тоже.

— Значит, у вас есть еще причины.

— Конечно, есть, инспектор, — легко согласился Стефан Дефо, выходя из шлюзовой. — Например, я вижу, что происходит что-то странное. Неправильное. Такое не должно происходить. Людей не должны пытаться убить. Не должны готовить им смертельные ловушки. Что это вообще за слово — «зачистка»?

Он имел в виду текст зашифрованного послания на «Глобалис».

— А вы, доктор, идеалист.

— Как и вы, — криво, на левый бок усмехнулся Дефо.

— Как и я, — согласился Олег.

— И еще, — доктор нажал на сенсорной панели ключ ввода, закрывая тем самым люк, — чтобы полностью удовлетворить ваше любопытство по поводу того, что могло привести меня в вашу со старшим инспектором компанию… Так вот, это долг врача. Вы мой пациент. Еще два дня. После, я думаю, выпишу вас.

Олег поперхнулся:

— Куда?

— На Марс. Вы же именно туда собирались?!

— А как же другие больные, которых вы оставляете здесь, на станции?

Они двинулись вперед по коридору, направо.

— Моя совесть спокойна. Я не оставляю здесь никаких больных, инспектор, потому что их у меня сейчас нет. А если такие и будут, то на станции есть кому меня заменить. И пойдемте быстрее! Ждут только нас.

Олег пошел быстрее. В иллюминаторе, куда он глянул мимоходом, было видно, как стартуют два соседних челнока. Через выходные шахты они, наращивая мощь двигателей, покидали приютившую их станцию.

Дефо тоже заметил старты кораблей, ускорил шаг. Так что младшему инспектору пришлось практически бежать за врачом.

В секции управления они вошли одновременно. Дефо показал на левый от входа ложемент, сам сел в соседний. Старший инспектор полулежал в самом крайнем из трех во втором ряду, полностью готовый к старту корабля.

Впереди было расположено еще четыре ложемента. Их заняла команда корабля.

Ковалый закрыл шлем, проверил крепления, активировал кресло.

— Говорит капитан судна, — раздалось из встроенных динамиков в стенах секции, — прошу приготовиться к пуску задних ориентационных двигателей. Отсчет: двадцать, девятнадцать, восемнадцать, семнадцать…

Ложемент обволок Олега, медленно опустился и принял полувертикальное положение. То же самое происходило и с креслом Дефо. Наружу у врача из псведопластика выглядывали только голова в шлеме и руки в перчатках.

— … двенадцать, одиннадцать… — продолжал отсчет капитан.

Младший инспектор повернул голову насколько мог, посмотрел на Дорова, ожидая почему-то, что тот снова читает с планшета, как делал это на пассажирском шаттле, но тот просто смотрел перед собой, на большой экран, где сейчас камеры станции передавали гладкую поверхность выходной шахты.

–.. три, два… Зажигание.

Олега вжало в кресло — это включились задние ориентационные двигатели. Корабль медленно стал подниматься вверх, входя в черноту туннеля.

Но тьма ушла быстро, освобождая место космосу.

Сработали боковые ориентационные двигатели, меняя ось корабля согласно заданному пилотом курсу. Изображение на экране переключилось с камер станции на камеры челнока.

Медленно в сторону проплыл «Вектор-7», с этого ракурса похожий на раздувшееся от накрученной на него шерсти веретено.

Пошел новый отсчет, теперь до пяти.

Олег успел подумать о том, что он сегодня чудом избежал смерти. А он так и не поблагодарил своего спасителя. А потом он перестал думать.

Включились маршевые.


Глава 5

Грузовые шаттлы, вопреки всеобщему мнению, летали вдвое, а то и втрое быстрее пассажирских челноков. Их дизайн пренебрегал комфортом для экипажа, а пассажиры при перелетах этих кораблей и вовсе не предусматривались. Это не значит, что пассажиров не было вовсе. Были. Особенно, если не обращать внимания на отсутствие удобств, можно было добраться до нужного места очень быстро. Например, за шесть с половиной часов, из которых шесть проведено в ложементах.

— Мне нужно снова осмотреть вас, инспектор, — устало, даже слишком, сказал Стефан Дефо. Он пытался встать, но у него это не получалось. Тело почти не слушалось его. Несмотряна скафандр и противоперегрузочное кресло, англичанин плохо перенес перелет.

Олег же не хотел думать, говорить (тем более отвечать доктору) или вообще двигаться. Он полулежал в своем ложементе и смотрел на то, как центральный экран складывается и уходит вверх, а передняя часть кабины шаттла частично приоткрывается, давая увидеть Венеру.

Он никогда не видел Венеры. Восемь лет летал между Землей, Луной и Марсом и совсем забыл, что существуют другие планеты.

Грязно-серый неприглядный шар с огромной белоснежной воронкой облаков, пронизывающей атмосферу планеты до самой тверди. Воронка, конечно, имела искусственное происхождение. Человеческое.

Терраформы на Марсе преобразовывали красную планету исподволь, понемногу меняя ее для того, чтобы колонисты, их дети и дети их детей — уже внуки и правнуки — успели приспособиться. Потому что баланс нужно создавать понемногу, чтобы вовремя среагировать на малейшее его колебание.

Жить на Венере в ближайшие два, а то и три века никто не собирался. Работать — да. Для этого была создана «Воронка Хамова». Долгая, кропотливая и рискованная работа, унесшая жизни пяти десятков человек. Лучших из лучших. Умных, благородных, отважных. Все для того, чтобы те, кто пришел бы за ними на планету, смогли сделать, казалось бы, невозможное: создать завод по добыче и переработке полезных ископаемых, а также преобразованию их в нужные материалы для постройки еще более грандиозного сооружения — орбитальной венерианской верфи.

Пилот челнока скорректировал курс, и потому планета вскоре стала уходить на второй план, чтобы дать место для огромной, возможно, несколько нелепой на первый взгляд, конструкции. Длиной в восемь километров, диаметром в пятнадцать, она поражала воображение. Здесь повахтенно жили и работали одновременно порядка десяти тысяч человек, не считая тех сотен, что находились внизу, в центре «Воронки».

По шлему постучали, Олег скосил взгляд. Над ним, кривясь на левый бок, стоял Дефо.

Инспектор медленно приоткрыл шлем.

— Вы меня не слышите, — сказал Дефо.

— Не нужно трогать его сейчас, доктор, — раздался голос старшего инспектора. — Инспектор Ковалый сейчас… немного занят.

— Занят?

— Тем, что приходит в себя после долгого перелета. И тем, что пялится на венерианскую верфь. Скажу честно, незабываемое зрелище, особенно для тех, кто прибыл на Венеру впервые. Тем более, младший инспектор выглядит лучше, чем вы.

Дефо провел ладонью по лицу, сверху вниз (шлем он уже снял и прицепил к поясу), сказал:

— Наверное, да.

— У нас есть еще время, — снова заговорил старший инспектор, — до основных маневров и стыковки. Капитан сообщил мне, что шаттл прибыл чуть раньше намеченного срока, поэтому нам придется ждать своей очереди, чтобы нас приняли в грузовом доке. Минут двадцать у вас еще есть. Отдыхайте. Отдых вам нужен. Отдых нужен всем.

— И вам? — спросил тихо Олег.

— И мне, — ответил Доров спокойно, понимая подтекст вопроса. — Но не сейчас.

Было слышно, как включились магнитные подошвы. Спустя двадцать секунд Доров покинул кабину.

Из экипажа — во втором ряду кресел три ложемента пустовали. Только пилот вводил дополнительные данные в навигационный компьютер для коррекции курса корабля.

Доктор молча вернулся на свое место, с совершенно стариковским кряхтеньем забрался обратно.

Можно было спокойно наблюдать за Венерой, воронкой, внутри которой совершенно по-земному плыли облака, заводом, еле виднеющимся в центре ее основания, парящей над планетой орбитальной верфью и… межзвездным ковчегом, строящимся на ней.

Как известно, перед тем как начать строить корабль поколений, для начала нужно разобраться с двумя задачами. Первая — это решить, куда, собственно, направиться, а вторая, не менее важная, — найти место, где будет построена верфь, где в свою очередь будет построен межзвездный ковчег, в котором полетят переселенцы.

Над вопросом, а что, собственно, будут делать долетевшие до назначенного места, никто никогда не задумывается, потому что это и так понятно. Сумевшие добраться до цели будут продолжать делать то, что делали на протяжении всего полета: выживать.

Человечество с успехом справилось с поставленными им же целями еще в двадцать первом веке.

В две тысячи шестнадцатом году с помощью роботизированного 0,6-метрового телескопа TRAPPIST, расположенного в Чили, а потом спустя год и телескопом «Кеплер» в созвездии Водолея была обнаружена планетная система, состоящая из красного карлика спектрального класса М8 и семи планет, совершающих витки вокруг своей тусклой звезды. Согласно заключениям видных астрономов того десятилетия, три планеты должны были находиться в зоне обитаемости, то есть быть близкими к условиям на Земле с обязательным существованием воды в ее жидкой фазе.

Что-то лучше за следующие семь десятков лет люди так и не обнаружили. Разве что благодаря совершенству техники разобрались, что самой пригодной экзопланетой для колонизации оказалась TRAPPIST -1 е. Именно туда и решили направить корабль поколений. И огромное расстояние в сорок световых лет не стало психологической преградой для человечества.

После того как были определены координаты полета межзвездного ковчега, стали строить верфь. Корабль поколений — это очень большой корабль, даже больше, чем можно себе представить, и, конечно же, строиться он должен не на Земле. Но так, чтобы строители могли вовремя получать нужные для этого ресурсы.

Таким местом, достаточно удаленным от колыбели человечества, но достаточно близким к первым космическим колониям, оказалась Луна. Только спустя пять лет стало ясно, что было ошибкой строить верфь около единственного спутника планеты. Колонии забирали почти все ресурсы, которые отправлялись с Земли. Строительство корабельного дока было заморожено на неопределенный срок.

Три года облик Луны дополнялся видом нелепого сооружения, напоминая жителям Земли об их неисполненной мечте.

Новость отправить недостроенную космическую верфь на орбиту Венеры и там продолжить строительство многие восприняли как несмешную шутку, фейк, набирающий по неизвестной причине все большую популярность во всемирной паутине интернета. Но когда с Земли и Луны стали отправлять десятки грузовых ракет с разгонными двигателями в трюмах, надежда человечества вновь стала разгораться, пока из еле тлеющей искры не превратилась в пылающий костер.

Начало две тысячи сто пятого года ознаменовало значительное событие: окончание постройки космической верфи. На это был положен колоссальный труд рабочих со всех стран мира. А Утренняя звезда в свою очередь дала людям для этого все необходимое, прямо из своих необъятных недр и ядовитой атмосферы.

Спустя месяц после этого в венерианском космическом доке было положено начало строительству первого в своем роде корабля поколений.

Поначалу он не имел названия, так же как и любой другой космический корабль, построенный для полетов в космосе. Лишь номер: 1-1000, где первое число показывало, что такой корабль в линейке один, а второе — сколько человек должно отправиться в далекое путешествие. Но люди не приемлют номера вместо имен. Терпят до поры до времени, а потом меняют на свое усмотрение.

Уже через неделю «1-1000» назвали Ковчегом. Хотя во многих статьях весомых журнальных изданий, посвященных различным отраслям науки, корабль часто называли взрыволетом Дайсона. Потому что именно проект физика Фримена Дайсона, который он создал в середине двадцатого века, был взят за основу межзвездного ковчега века двадцать второго. Как ни парадоксально, но гении и их идеи находятся вне времени, расы, пола, планеты. Они просто существуют и в какой-то момент начинают претворяться в жизнь.

Так и случилось и со «взрыволетом Дайсона». Доработанная и исправленная его версия стала строиться на венерианской верфи.

Новая версия корабля поколений представляла собой полусферическую конструкцию с диаметром основы в двенадцать километров и массой в двадцать миллионов тонн. Сзади кормы у взрыволета располагался щит-толкатель с отверстиями для выхода в космос десятков зарядов с ядерной начинкой внутри. Именно их синхронные взрывы должны были дать импульсы для начала продвижения «Ковчега», а затем — и для его разгона с последующим достижением скорости в десять тысяч километров в секунду. До созвездия Водолея с учетом непостоянного ускорения (на это отводилось всего десятилетие) поселенцы должны были прибыть спустя семьдесят лет после запуска основных двигателей, еще двадцать два года им нужно было добираться до красного карлика TRAPPIST — включая торможение в две трети от этого срока.

К концу две тысячи сто двадцать первого года планировалось закончить постройку «Ковчега». Еще два года выделялось для создания искусственной биосферы внутри него. А потом корабль должен был устремиться к звездам, точнее, к одной-единственной звезде: TRAPPIST.

Несколько сотен миллионов желающих, жесточайший отбор до третьего поколения, и все для того, чтобы лучшие из лучших провели больше сотни лет запертыми в межзвездном корабле. Определенно, поселенцев ждала долгая дорога к новому дому, а человечество — такое же долгое ожидание, когда те, кто решился на этот полет, достигнут желанной цели.

В док грузовой челнок смог зайти лишь спустя час. Капитан пропустил вперед пассажирский «Буран», везший на своем борту рабочих. Впрочем, Олег не был против этого, все это время он лежал в ложементе и приходил в себя.

Потом последовала процедура стыковки, доразгрузочная проверка систем шаттла, санитарная обработка, и только затем пассажиров выпустили из корабля. Младший инспектор по привычке решил уже воспользоваться лестницей, но пилот — высокая, выше Олега, неулыбчивая блондинка — показала на открывающийся центральный шлюз, через который было видно готовых приступить к разгрузке рабочих в громоздких, открытого типа экзоскелетах.

Олег, с трудом переставляя ноги, прошел мимо них, на ходу снимая шлем. Прикрепил его зажимом слева, на пояс. Небольшой, чуть заметный ветерок тут же охладил вспотевший затылок, взъерошил короткие волосы. Определенно местная система жизнеобеспечения дала сбой. Инспектор огляделся и увидел ремонтную бригаду из пяти человек, занимающуюся вскрытием огромной панели на высоте трехэтажного дома в сотне метрах от себя.

Англичанин сошел с корабля вслед за инспектором ЭНэС. Сразу же подошел к одному из операторов погрузочных платформ в сине-красной форме, спросил, где находится ближайший лазарет. Через две минуты вернулся к Олегу, который, прислонившись спиной (так было легче) к одному из выгруженных пластиковых ящиков, терпеливо ждал возвращения доктора. Чувствовал он себя отвратительно. Сначала отравление, потом перелет — все это негативно отразилось на его состоянии.

— Здесь недалеко есть медицинский сектор, инспектор. Исходя из вашего соматоневрологического статуса, я предположил, что даже с моей помощью вам будет весьма проблематично добираться до него. Поэтому я попросил, чтобы за нами прислали электромобиль.

Олег внимательно посмотрел на доктора, спросил:

— Зачем нужно просить о помощи рабочего, если капитан корабля, на котором мы прилетели, предлагал вызвать медбригаду в док, прямо к кораблю?

— Во-первых, инспектор, — стал загибать пальцы англичанин с совершенно бесстрастным выражением лица — так учитель в десятый раз объясняет условие задачи нерадивому ученику, — на верфи могут находиться те, кто способен причинить вам вред…

— Я понял вас, доктор, — перебил врача Олег, поднимая руки, продолжил вместо него: — Капитан корабля известит о пациенте местную медицинскую службу, там в свою очередь передадут сообщение о возможном инциденте в местную администрацию.

— Совершенно верно, младший инспектор Ковалый. — К Олегу с доктором подошел Доров. — Слишком много людей, слишком много вопросов. Нам этого не нужно. А еще капитана третьего ранга Вересова — это капитан шаттла, на котором мы прилетели, — могут разжаловать за то, что он допустил на борт своего корабля больного, имевшего шанс умереть прямо в полете.

— Инспектор Ковалый не мог умереть в полете, — возмутился Дефо; на его лице, обычно бесстрастном, появились до этого никогда не виденные Олегом эмоции. Англичанин гневался. — Если у него был бы такой шанс, то он остался бы на «Векторе-7» до своего полного выздоровления.

— Я не говорю, что вы плохо лечили моего напарника, доктор, — улыбнулся старший инспектор. — Но пока разобрались бы, что к чему, капитана Вересова разжаловали бы, а то и списали — преподавателем летного состава. В земных училищах как раз недобор, знаю из своих источников. А восстановиться в Роскосмосе, да чтобы потом тебе снова дали корабль, это нужно, знаете ли, еще постараться.

— Значит, ждем мобиль? — вмешался со своим вопросом Олег, пытаясь сменить тему. А то у доктора играли желваки на лице, показывая, что англичанин не на шутку обиделся.

Доров покачал головой:

— Нет. Здесь на венерианской верфи есть внештатный сотрудник ЭНэС.

— У меня нет информации о таких сотрудниках, — насторожился Олег.

— Я послал сообщение, чтобы она забрала нас, — не замечая высказывания Олега, продолжил Доров. — Думаю, минут через пятнадцать она уже будет здесь. Есть время снять скафандры. Они — собственность «Вектора-7», оставим на шаттле, и их доставят обратным рейсом.

Олег посмотрел долгим взглядом на старшего инспектора, стал снимать с себя скафандр.

Ему определенно не нравился этот человек. Несмотря на то, что без него на «Буране» он не выжил бы. Слишком много было в нем тайного. И то, что Ковалый прочитал в распечатке, являлось лишь вершиной айсберга.

Доров снял скафандр первым, оставшись в универсальном комбинезоне с эмблемой «Вектора-7» — белая семерка в красном круге. Потом доктор. Олег замешкался. Он только начал убирать фиксационные зажимы на плечах, когда недалеко от их небольшой группки остановился черный с белой крышей мобиль.

Из машины вышла молодая, лет двадцати пяти, женщина. Что сразу отметил Олег, непривычно коротко постриженная. Сейчас в моде были длинные женские прически — это он знал от своей девушки. Второе, что тоже не оставляло без внимания, — это одежда: черные джинсовые брюки, белая блуза и кожаная, черная же, куртка. Такое обычно не носят в космосе. Единственное, что оставалось привычным, — это сапоги на магнитной подошве. Без этого здесь было просто никуда. Самое интересно, что женщина при этом не выглядела нелепо.

Опасно — да. Нелепо — нет

Дорову не нужно было ничего говорить, и так было понятно: это за ними. Тот самый внештатный сотрудник ЭНэС. Точнее, сотрудница.

Женщина тоже увидела их троих. На ее лице при этом не отразилось ничего, она просто посмотрела в их сторону. Сделала шаг, второй, третий. Быстро, почти незаметно, так что Олег еле успевал следить за ее движениями. То, что произошло дальше, наверное, предвидеть, не мог никто.

Она стала трансформироваться.


Глава 6

— Сколько еще?

— Две минуты, может быть, три. Подождем, пока он не отлетит подальше.

— Патрулей стало больше.

— В два раза.

— После взрыва в космопорте?

— Да. Они даже стали менять маршруты патрулирования каждые сорок восемь часов. Хорошо, что у нас там сидит свой человек.

Горин почти не вслушивался в речь своих конвоиров. Он смотрел на юркий корабль, отдаленно похожий на челнок малой дистанции. Только более быстрый и маневренный, настолько маневренный, что он мог при полете за пару секунд поменять угол смещения на девяносто градусов. Большую часть корпуса его при этом занимали двигатели и выставленные вперед пушки. Для пилота внутри оставалось совсем мало места, для пассажиров места просто-напросто было не предусмотрено. Такие кораблики назывались джедами и являлись полноценными боевыми единицами. Экзогеолог и восхищался машиной, и одновременно ужасался, понимая, что вся ее видимая грация и мощь могут в мгновение ока превратиться в нечто разрушительное и отвратительное по своей сути.

Пилот джеда не видел их. Вездеход был надежно укрыт за скалами, почти полностью сливаясь с ними. Лучи прожекторов высвечивали красно-коричневые участки земли, проскальзывали мимо. Скалы патруль не заинтересовали.

— Полетел.

— Выждем еще секунд двадцать.

— Давай посчитаем. Двадцать, девятнадцать…

— Ладно, ладно! Уже едем.

Вездеход крутанулся на месте и медленно, даже осторожно, как зверь, выполз из-за скал и, оставляя на песке след гусеничных траков, направился на юг.

Изображение удаляющейся крылатой машины на большом мониторе, заменяющем в гусеничном вездеходе лобовое стекло, сменилось на панораму почти идиллическую: ровная полоска красной земли и желто-оранжевого цвета полоса неба.

На Марсе, который помнил Горин, она была желто-серая, можно сказать, грязная — это из-за башен терраформирования, которые медленно приближали атмосферу Марса к земной.

Этот же Марс экзогеолог не помнил. Не мог помнить. Ведь это был другой Марс. Чужой.

Но и здесь жили люди. Со своими страхами, надеждами, стремлениями. Только они тоже были чужие. Может быть, именно поэтому и люди здесь тоже отличались.

Одежда, предметы обихода… разговоры, манеры речи… тот же язык: вместо общего русского здесь использовался английский — то, что отметил Виктор.

Здесь все было другое. И одновременно похожее.

Горин пошевелил сломанной недавно ногой и теперь медленно срастающейся под частой металлической сеткой из темного, мягкого на ощупь металла.

Нога почти не болела. Ему делали каждый день уколы. Помимо обезболивающих, как он подозревал, вместе с ними вводили и транквилизаторы. Потому что каждый раз спустя полчаса или меньше он проваливался в тяжелый муторный сон. Виктор знал, что сон один и тот же, но ни разу ему не удалось его запомнить. Лишь смутные образы, не способные побудить память для воспроизведения полноценного воспоминания.

— Я не заметила, что он проснулся.

— Минут двадцать уже.

— И ты молчал?

— А что тут плохого?

— Он должен спать. Согласно инструкции.

Горин посмотрел на женщину, рвущуюся выполнять инструкции. Худая, с таким же худым, даже изможденным лицом, с костлявыми руками, на которых болтались разноцветные, издающие звон при каждом соприкосновении друг с другом браслеты. В ее глазах затаился страх. Она боялась странного, слишком спокойного для ситуации, в которую попал экзогеолог, человека. Для нее лучше было бы, если бы Виктор снова заснул. И в идеале никогда больше не проснулся.

Звали ее Саманта. Но откликалась она на имя Сэм.

— Да зачем все эти инструкции! Чего он нам сделает? Он же в наручниках. Тем более, наши лица он видел еще в ангаре, при погрузке.

Мужчина очень походил на женщину. Кривляющийся, манерный, жеманный.

В лицах обоих можно было увидеть много общих черт. Брат, решил Горин, скорее всего. Его имя было Тик, экзогеолог подозревал, что оно не настоящее и является всего лишь прозвищем. В отличие от сестры, в глазах у Тика вместо страха таилось безумие. Не такое, какое бывает у людей, склонных к авантюрам. Нет, это было такое безумие, которое, если вырвется наружу, то сметет все на своем пути.

Странное чувство испытывал к ним Горин, но не мог пока понять какое.

— Он расскажет, — сказала Сэм, следя за монитором и одновременно косясь на Горина. Кажется, его спокойствие пугало ее. — Он точно расскажет.

— Кому? Нет, ты скажи, кому?

— Вколи ему снотворное.

— Слушай…

— Вколи!

— Я…

— Сколько можно повторять?! Вколи. Ему. Снотворное. Сделай. То. Что. Я. Прошу. Или сделать мне? Так, понятно! — Сэм поднялась из кресла, перегнулась через Виктора и стала рыться в прикрученных к левой стене ящиках. — Я так и знала, что придется все делать мне. Да где же эти ампулы? Они же должны быть в аптечке. Или они здесь?..

Тик нервно облизнул губы:

— Ты не найдешь их.

— Это почему же? — повернулась к нему Сэм.

— Ну, потому что я продал их, — развел руками Тик.

Сэм молчала. Так же молча она вернулась в свое кресло.

За время короткой перепалки пейзаж на мониторе совершенно не изменился.

— Это кому же? — спокойно поинтересовалась она.

— Барыге.

— Какому барыге?

— Ты знаешь его. Рыгану Джо.

— Рыгану Джо?

— Да. Я же сказал. Только что.

— Рыгану?

— Ну, да. Я не виноват, что у него такое погоняло.

— Сколько он заплатил?

— Сто кредитов.

— Всего лишь сто кредитов?!

— На самом деле двести. Но сотню я был должен Жестянщику. А потом я встретил Лину.

— Ту шлюху с первого барака?

— Она не шлюха. Хотя нет, шлюха. Судя по тому, как она…

— То есть, денег у тебя нет?

— Нет.

Горин подумал, что сестра будет ругать брата, но ошибся.

— Никакой от тебя пользы, Тик, — с горечью произнесла Саманта.

Следующие полчаса они ехали почти в абсолютной тишине. Лишь тихо урчал мотор. Дважды за это время небольшой вездеход прятался в тени скал. Каждый раз джеды улетали восвояси, не заметив наземную машину буквально у себя под носом.

В какой-то момент — Виктор не успел заметить когда — красно-желтый горизонт превратился в темноту подземного туннеля, слабо просвечиваемую фарами вездехода.

Внезапно машина остановилась.

— Что-то с двигателем? — сразу уткнулась в приборную панель Саманта.

— Слушай, Сэм, — быстро заговорил Тик, разворачивая ее кресло. — У меня к тебе предложение. Нам очень нужны кредиты. Ты знаешь сама, как они нам нужны. Он, — Тик ткнул в Горина грязным пальцем с неровно обгрызенным ногтем, — чистый. Я точно знаю, вернее, не точно… слышал, что у них там, ну, ты поняла, в другом мире, экология на высшем уровне. Они, типа, не пьют, не курят и не колются. Прикинь! Ха! Продадим его торговцам на Марике. Сердце, печень, легкие, еще чего-нибудь там насобирают. Тысяч на двадцать будет, если не больше. Заживем, долг Бугру выплатим. А?

— Заводи мотор, братик.

— Сэм?

— Заводи! Если мы, — теперь пришла очередь тыкать пальцем в Горина Саманте, — не привезем его на станцию «Реликт» сегодня, завтра, или в лучшем случае послезавтра, нам уже не нужны будут никакие деньги. И знаешь почему?

— Сэм…

— Да потому что на то время будем уже мертвы. Ортни не будет долго думать. Он не прощает тех, кто не выполняет его приказы.

— Он не узнает.

— Узнает, Тик. Он — Первопроходец. Он — истина. Он — слово. Он — само естество.

Тик завел мотор, вездеход снова двинулся вперед по тоннелю.

— Нам доверили важную миссию, — снова заговорила Саманта. — И мы должны ее выполнить.

— Нам не заплатят. А еще нам доверили эту важную, по-твоему, миссию только потому, что у этих первопроходцев тупо не хватает людей.

— Мы работаем не за деньги, а ради высшей цели.

— Ну, только ты не начинай, Сэм! Какая, к черту, высшая цель!

— А ты не говори ереси!

— Хорошо. — Тик поднял руки. — Хорошо. Мы едем в «Реликт». Смотри, я даже отпустил руль.

— Тик!

— Держу, держу! Все под контролем, Сэм!..

Горин смотрел на этих странных людей, так не похожих на тех, кто жил в его мире. Слушал их. Они говорили о наркотиках, об алкоголе, верили в какого-то Первопроходца, словно в мессию, хотели продать экзогеолога по частям, чтобы заработать денег. Они говорили, а он все слушал. И понял наконец, какое чувство испытывает к ним. По крайней мере, к этим двум.

Жалость.

Полчаса машина неспешно двигалась вперед по тоннелю. Иногда тот изгибался, плавно, как тело у змеи, а иногда настолько резко уходил в сторону, что у Горина, неотрывно смотревшего на экран, периодически возникало ощущение, что за очередным поворотом они увидят самих себя — грязный, покрытый ржавчиной вездеход на гусеницах.

Тоннель явно имел смешанное происхождение. В большинстве своем искусственное, судя по стенам и потолочным укреплениям из ребристого золотистого металла, а где-то переходил в просторные пещеры, лишь в некоторых местах укрепленные огромными колоннами.

Попадались развилки, но Тик неизменно поворачивал вправо.

«Интересно, — подумал Виктор, — а на моем Марсе тоже присутствует такая сеть тоннелей? Или она существует только по эту сторону?» Поразмыслив, он пришел к выводу, что, скорее всего, сеть тоннелей в его мире тоже имеется. Может быть, не такая обширная и разветвленная, но она есть.

Болезненно дернуло в ноге. Отпустило.

Сейчас на него никто не смотрел, можно было воспользоваться шансом и попробовать освободиться. Но только он переменил положение в кресле, как в него впился тяжелый взгляд темно-серых глаз Саманты.

Горин прикрыл глаза веками, пытаясь сделать вид, что решил задремать. Но даже с закрытыми глазами чувствовал, что Сэм смотрит на него.

Почти четыре дня назад он и помыслить не мог, что окажется в такой ситуации. В наручниках, привязанный к креслу, в компании двух вооруженных людей (он увидел у своих конвоиров оружие еще в ангаре), в другом мире. На другом Марсе.

«Как там моя Светочка без меня…» — горестно вздохнул Виктор.

Илья Олегович погиб. Еще при падении. Те, кто нашел их обоих в пещере, были сильно разочарованы. Горин теперь понимал почему.

Где-то минут за пятнадцать до того, как его, полусонного, заволокли в вездеход, он видел Гаврилова.

Сильно постаревшего, со щеточкой усов под трясущейся губой и коричневыми пятнами на всегда сверкающей лысине. Он смотрел на Горина и не узнавал его. И Виктор понял — это другой Гаврилов. Но если сбрить усы, замазать старческие морщины… Получится двойник, вполне годный на замену тому, чье тело уволокли в темноту пришедшие с другой стороны.

Возможно, сейчас где-то ходил другой Горин. Вот только где? По эту сторону Врат или по ту, с которой привезли его?

Сам Горин все эти дни пробыл под замком, в помещении, стены которого были из красноватого плохо обработанного камня. Его кормили и поили раз в сутки, поднос с едой и чашкой воды подсовывали под широкую щель под дверью. Заходил врач, тот, что вправлял ему сломанные кости в области голени и накладывал сетку-гипс. С усталым, каким-то серым лицом, колол с помощью примитивного пистолета-инъектора препараты. Уходил.

Пару раз к нему наведывался человек, в мешковатой бесформенной одежде, небольшого роста, с совершенно незапоминающимся лицом. В левой руке он всегда держал яркий электрический фонарь, а в правой оружие, похожее на то, что применяли в двадцатом веке в его, Виктора мире. Здесь же, похоже, его использовали до сих пор.

В первое посещение человек большую часть времени молчал. Молчал и Горин. Только перед уходом, посетитель бросил через плечо, что его зовут Эклан Лирз, и что он придет снова, через некоторое время.

И он действительно пришел, прошло сутки, и около того, и дверь снова открылась. В этот раз Эклан Лирз принес собой табурет, деревянный, грубо сколоченный. Поставил на пол, сел на него, затем достал из складок одежды планшет, сильно устаревшего образца, включил, долго ждал загрузки, стал читать.

Виктор сначала не понял что. Но когда вслушался…

Человек по имени Эклан Лирз читал с планшета его биографию — с самого рождения. И она разительно отличалась от той, что помнил Виктор Иванович. Больше всего впечатлило то, что этот Горин вовсе не был экзогеологом, он вообще не имел никакого образования, и работал на одну из многих криминальных марсианских группировок, доставляя молодых женщин — помимо их воли — с Земли и Луны на Марс, распределяя их потом по местным борделям.

Лирз читал долго, посматривая на сидящего у стены Горина, от расстройства и непонимания щиплющего свою рыжую бороду. Почему-то Виктор был уверен: этот человек сейчас читает ему правду, жестокую и неумолимую. Именно тогда экзогеолог осознал, где находится — в другой, невероятно искаженной реальности. Здесь, в этом мире, Горин был именно такой, какой и должен был быть. Жестокий, беспринципный, совершающий ужасные поступки.

Вездеход въехал в зал, являющийся частью грандиозного храма. Огромный, со сверкающим куполом, с десятками ярусов галерей, с барельефами по стенам, с колоннами, со статуями… Свет фар вездехода то и дело выхватывал их из темноты. Двуногие, двурукие, широкоскулые… трехглазые. Из красного, как кровь, камня. У каждого в руках оружие, подобное земному из прошлых веков: меч, топор, лук, копье, что-то похожее на пращу… С сотнями мелких различий, непонятных экзогеологу. Мужчины и женщины (неизвестный скульптур выделил это). Каждый и каждая — в доспехах из крупных пластин, похожих на чешуйки, наложенных друг на друга. Наручи, поножи. Шлемы. У кого-то они надеты, кто-то держит небрежно в руках, кто-то зажал под мышкой. Герои прошлых эпох? Возможно. Даже, скорее всего.

Память Марса. Очень похожая на земную.

Марсиане, очень похожие на людей.

Они не подпирали золотистый свод головами. Скорее всего, были выполнены в натуральную величину. А это означало, что рост марсиан варьировался от двух до двух с половиной метров. Горин отметил это как интересный факт.

Все выглядело мощным, массивным, надежным, готовым простоять еще не одно тысячелетие.

Виктор пожалел, что он, ученый и практик, каких поискать, а еще очень далек от архитектуры и не может вполне оценить красоту постройки. Тем более, его уже было не удивить, он уже видел нечто похожее, только куда в меньшем масштабе. Пусть тогда сознание время от времени пропадало от боли в ноге.

Под землей, рядом с башней террафомирования. Там, не здесь. В этом мире, похоже, терраформы так и не изобрели.

Правда, в том храме не было статуй.

— Последний шанс передумать, Сэм.

— Рули давай!

— Понял, понял. Рулю! — подозрительно быстро, по мнению Горина, согласился Тик.

Экзогеолог знал, что будет дальше, в темноте, куда еще не проник свет фар. Там будет туннель, широкий и прямой. А за ним…

За ним будут Врата.

Он до сих пор не мог забыть ощущение перехода. Словно его невидимый механик разобрал его миллионы частей, а затем собрал снова, спустя лишь одно мгновение.

И это означало лишь одно, «Реликт», о котором говорили Тик и Саманта, находится на его стороне.

Горин Виктор Иванович, не пробыв в чужом ему мире и четырех дней, связанный и скованный, но не сломленный (он очень надеялся на это), возвращался домой.

На свой Марс.


Часть вторая

Глава 1

Горела грузовая платформа. Металл плавился, шипя, капал на пол, проедал покрытие. Едко воняло горелым псевдопластиком. Выла сирена. Над потолком с интервалом в две секунды вспыхивали и гасли сигнальные лампы. Клубился дым, но из-за неполадки в локальной системе жизнеобеспечения он не поднимался, а наоборот — старался опуститься вниз. Легкие волей-неволей заполнялись едкой горечью, вызывая надсадный кашель. Во рту было солоно и горько одновременно, левый глаз застилала красная пелена, протяжно звенело в голове. Олег попытался встать, но у него не получилось: правую лодыжку прижало куском оторванной от шаттла центральной антенны.

— Не шевелитесь, инспектор. — Над лежащим на спине Олегом появился Дефо. Со лба, вдоль левого виска, вниз, к подбородку у него текла тонкая струйка крови. Несколько капель упали Ковалому на лицо. — Попробую вас вытащить, но сначала проверю, целы ли у вас кости и позвоночник; возможно, любое движение может вам навредить.

— Если вы меня сейчас не вытащите, — прокашлявшись, сказал Олег, — то я здесь могу задохнуться.

«Уже в который раз».

— Тоже верно, — вздохнул доктор. — Так. Кажется, все кости целы. На счет пять.

— Почему не на три?

— Потому что я — англичанин, — резонно заметил доктор. — Итак, на счет пять. Я приподнимаю — вы вытаскиваете. Раз, два, три…

— Поднимайте уже, доктор!

— Пя-я-ть.

Олег выполз из-под антенны. Перевернулся на живот, сам встал, скривился от боли в лодыжке, но устоял. Доктор хотел помочь ему, но инспектор жестом остановил его, огляделся. Все было хуже, чем он предполагал.

Горела не только грузовая платформа. Еще часть груза, которую успели сгрузить с шаттла, — вот откуда было столько дыма. Несколько автоматизированных погрузчиков в стороне сыпали искрами. Рядом с открытым шлюзом лежали два рабочих в экзоскелетах. Один из них пытался встать, но ножные сервоприводы вышли из строя, поэтому он лишь нелепо загребал руками. Мужчина, видимо из-за раны на голове, не осознавал этого, поэтому безуспешно повторял попытку подняться. Снова и снова. Нужно было помочь.

Дефо и Олег, несмотря на травму лодыжки, подошли одновременно, перевернули страдальца на спину.

— Рана в височной области, справа, — сказал Дефо. — Проникающая. Точнее сказать не могу. Вероятно, затронуты внутренняя мозговая оболочка и мозг. Много крови. Держите ему руки, мне нужно осмотреть его лучше.

Чтобы удержать рабочего в экзоскелете, Олегу пришлось навалиться всем своим весом, прижав раненого к полу.

— Что… со старшим… инспектором? — задыхаясь, спросил он у Дефо. Его сил явно не хватало, чтобы справиться с мышцами, усиленными наружной механикой.

— Не знаю, — сказал англичанин, ладонями удерживая голову бедолаги и пытаясь провести первичный осмотр. Пальцами открыл веки, осмотрел зрачок. Посмотрел в левое ухо. Еще раз рану. — Все плохо.

— Не понял… Что плохо?.. И почему вы не знаете, где… инспектор?

— Этому человеку срочно нужна нейрохирургическая операция. Помимо видимой раны в области правого виска, у него перелом основания черепа. Видите? — Доктор показал на жидкость, вытекающую из уха. — Это ликвор.

Рабочий к этому времени прекратил пытаться встать и размахивать руками, подозрительно затих.

Дефо пощупал пульс на шее, удовлетворенно сказал:

— Пульс есть, хоть и слабый. Так, дайте мне что-нибудь положить ему под голову и плечи.

Рядом оказался кусок пластика, оторванный взрывом от стенки ящика.

— Подойдет! — Дефо положил его под плечи раненому, затем повернул голову вправо, чтобы ликвор свободно стекал наружу. — Теперь нужно осмотреть остальных.

— Доктор, старший инспектор…

Врач встал, подошел к рабочему, лежащему неподалеку. Олегу уже не нужно ничего было подсказывать. Он помог перевернуть мужчину на спину.

От едкого дыма, которого стало еще больше, Ковалый снова закашлялся. Стал кашлять и Дефо.

— Здесь состояние лучше. Кха. Внутренняя гематома. Поэтому он сейчас без сознания. Кха. Проклятый дым!

Дефо снова поднялся, направился к очередному раненому, лежащему у погрузочной платформы. Мужчина лежал на левом боку и тихо стонал.

Олег встал перед доктором, чуть не упав при этом, снова спросил:

— Вы не ответили! Что со старшим инспектором?

Англичанин вздохнул:

— Я же сказал, я не знаю, что с вашим напарником. Отойдите, пожалуйста, людям нужна моя помощь. И ваша, кстати, тоже.

Он уже хотел обойти Ковалого, но инспектор остановил его, схватив за плечо.

— Не понимаю. Объясните!

— По поводу вашей помощи? — удивился Дефо.

— По поводу Дорова, старшего инспектора Дорова.

— Здесь и понимать нечего, инспектор. Его здесь просто нет. Больше нет. Как и той женщины, которая напала на нас.

Через десять минут подоспели медики. Все это время Олег помогал Дефо. На медицинских курсах показывали, как оказывать первую помощь, даже проводили практику в комнатах симуляции. Но все это было не то. Никакая симуляция не может показать человеческую трагедию или боль. Из шестерых, которых осмотрел англичанин, двое оказались мертвы. Один рабочий среднего возраста и пилот — та неулыбчивая блондинка с грузового шаттла. Будучи экспертом ЭНэС, Ковалый часто работал с телами и поэтому без дополнительных разъяснений Дефо понял, что женщина мертва.

Они бы осматривали раненых и дальше, оказывали бы им первую помощь, оттаскивали с задымленного участка, но Дефо стал задыхаться, упал, но поднялся и упрямо направился к очередному раненому. Олегу пришлось насильно увести доктора подальше, туда, где можно было вдохнуть чистого воздуха.

Медицинские бригады сделали все остальное. Забрали раненых. В том числе и доктора с инспектором ЭНэС, единственно оставшегося из двух прибывших на венерианскую верфь.

Медицинская секция была огромная. А еще стерильная и вызывающе белая. Белые стены, белый потолок, белые простыни, белые халаты…

Олег, изнывая от бездействия, лежал на кровати и смотрел на всю эту белизну с непонятной брезгливостью.

Нога больше не болела, не болело совсем ничего. Ему ввели такую дозировку общего обезболивающего, что у него могла отвалиться рука, а он даже не почувствовал бы.

На соседней койке сидел Дефо. Англичанин хмурил брови, трогал пальцами псевдокожу в области уже почти зажившей раны на лбу и горестно вздыхал. Он хотел помочь местным врачам, но его, сердечно поблагодарив за первую помощь пострадавшим, вежливо отослали на больничную койку лечиться. А по факту — составлять компанию инспектору экспертизы несчастных случаев.

Но Олег заверил Стефана Дефо, что вскоре они займутся делом. Нужно всего лишь немного подождать.

Ждать пришлось почти час, а именно пятьдесят пять минут (Олег решил засечь время).

Порог больничной палаты переступил высокий широкоплечий мужчина лет пятидесяти на вид. Наверное, его широкое породистое лицо с длинным носом и квадратным, по-мужски волевым подбородком очень нравилось женщинам. Как, впрочем, и все остальное. Мужчина это явно осознавал и потому привык нести себя с откровенным достоинством.

— Здравствуйте! — сказал он, широко и обворожительно улыбаясь. — Меня зовут Адам Лозински, я — эксперт несчастных случаев. Мне нужно задать вам несколько вопросов, если вы не против.

Последнее слово он выделил, явственно намекая, что «против» быть просто не должно. Каково же было его удивление, когда Олег, поднимаясь с койки, сказал:

— Против!

А после этого Ковалый активировал наручный идентификатор инспектора, и перед вытянувшимся лицом Адама Лозински возникла голограмма с фотографией Олега, его ранг, а также принадлежность к земному Ведомству и постановление в любом содействии на весь период расследования трех несчастных случаев во Второй марсианской колонии. Он, конечно, мог поговорить, рассказать то, что можно было рассказывать. Но и так много времени было потрачено впустую.

— Что вам необходимо, коллега? — быстро, поняв кто перед ним и как нужно себя вести в такой ситуации, спросил Лозински.

— Данные с камер места происшествия. Абсолютно со всех. Даже с тех, которые напрямую не фиксировали разгрузку шаттла. И переносной визуализатор.

— На это понадобится время, — в некотором замешательстве потер подбородок Лозински.

— Один час, — Олег решительно направился к выходу из палаты.

Время бездействия прошло. Пришло время действовать.

Адам Лозински достал информацию с камер и визуализатор за сорок пять минут. Все это время Ковалый и Дефо ждали там, где несколько часов назад оказывали помощь раненым. Дыма больше не было. Был искореженный, местами оплавленный металл, горелый пластик, до сих пор искрящаяся проводка, кровь и голографические ленты, ограничивающие территорию — от погрузочной платформы до грузового шаттла, оставшийся экипаж которого временно разместили в жилой секции верфи.

Обо всем распорядился местный эксперт ЭНэС. Олег не мог не отметить профессионализм этого человека. С другой стороны, он не мог ему доверять. В связи с вновь возникшими обстоятельствами. Ведь та женщина, которая должна была помочь, стала убийцей двух человек. При этом не было известно, куда она пропала, куда пропал Доров. И почему вообще старший инспектор и он, Олег, стали первоочередными целями для убийства. Причина напрашивалась только одна: три несчастных случая со смертельным исходом на Земле Ксанфа — во Второй марсианской колонии. Кто-то очень не хотел, чтобы два оперативника Ведомства провели реэкспертизу.

— Я хотел визуализировать этот несчастный случай завтра. — Лозинский поставил треногу, зафиксировал ее, аккуратно поставил визуализатор сверху, до щелчка вогнав его в специальный паз. — После опроса всех возможных свидетелей.

— Завтра может быть поздно.

— Я понял, — эксперт потер подбородок, видимо, это была привычка. — Уважаемый доктор сказал мне, что вас было трое.

— Третьим был старший инспектор Доров.

— Сам Доров?

— Вы что, не смотрели записи? — удивился Олег.

— Некогда было, знаете ли. Вы же дали мне всего час.

Кажется, у эксперта Лозински была уязвлена гордость. Ковалый понимал его: Адам Лозински, опытный оперативник с большим стажем, подчинялся какому-то юнцу. Что ж, Олег по этому поводу его утешать не собирался.

— Доктор! Подойдите сюда, пожалуйста, — позвал Олег англичанина. — Вы слишком далеко от центра визуализации.

— Знаю, знаю, — подошел врач ближе. — Будут искажения цветовосприятия, возможно даже влияние на сенсорную зону коры головного мозга, а это значит, что я могу испытывать иллюзии или даже галлюцинации — слуховые, зрительные, тактильные.

Лозински после слов доктора тоже встал ближе к Олегу, сказал:

— Я загрузил на жесткий диск записи с камер видеонаблюдения. Ограничил местом происшествия. Можете включать.

Младший инспектор высветил голографический пульт управления, но тот стал мигать, то пропадая, то возникая в пространстве вновь.

Вот почему в космосе (на кораблях и станциях) основные и дублирующие системы были только из железа и пластика, никаких голограмм. Все должно быть надежно, насколько это вообще может быть. Колонии тоже придерживались такого же мнения.

— Где вы его взяли, инспектор? — спросил Олег у Лозински, переходя на управление с крышки самого визуализатора

— У местной театральной труппы «Шекспиры», она выступает по выходным, моя дочь тоже иногда участвует в представлениях.

— А вы не могли взять штатный аппарат?

— Чтобы взять штатный аппарат, инспектор Ковалый, — с нажимом произнес Адам Лозински, — мне нужно заполнить десять бланков, подать три заявления к рассмотрению, и может быть, к завтрашнему обеду…

— Я понял вас, благодарю за оперативность.

— Ага. Не за что! — буркнул Лозински.

Ковалый нажал кнопку запуска.

Сначала ничего не происходило. Визуализатор обрабатывал данные. Маломощный, старого образца, судя по году выпуска, не первый год в эксплуатации, ему понадобилось минуты три, чтобы начать визуализировать данные с камер. Сначала появилась небольшая пространственная рябь, она волной прошла от аппарата в четырех направлениях. Затем появились изображения, пока двухмерные, плоские, словно нарисованные набумаге. Некоторые из них соотносились с реальными объектами: грузовой платформой, шаттлом… Некоторые — нет.

Олег увидел себя, Дефо, Дорова… ту женщину, пилота. Она шла в направлении их троицы. Изображение подергивалось, расплывалось, уходило в сторону.

— Нажмите пока на «стоп», — сказал Лозински. — Визуализатору нужно до конца обработать данные, дозагрузить их, иначе мы так и будем видеть картинки, вместо голограмм.

Младший инспектор не успел последовать совету местного эксперта. В какое-то мгновение плоские изображения стали объемными. Даже появился звук.

— Не хватает цвета, или я был действительно таким бледным? — стал вглядываться в самого себя доктор.

— Вы и сейчас точно такого цвета, — решил прийти на помощь Лозински, за что заработал укоряющий взгляд Ковалого.

Заскрежетало, взвизгнуло, отчего Олегу показалось, что у него сейчас лопнут барабанные перепонки.

— Звук здесь лучше отключить, — пришел на помощь Лозински. Он подошел к аппарату и стал менять настройки визуализатора.

— Как же его использовали в театральных постановках? — задал резонный вопрос доктор.

— Только как декорацию.

— То есть, запахи он тоже не передает?

— Визуализатор такого не может. Для запахов нужна голографическая комната. На верфи есть с десяток, но туда редко заходят. Если только завсегдатаи поиграть в онлайн-игры. Но таких можно пересчитать по пальцам. Обычная жизнь интереснее виртуальной. Вот теперь будет без звука.

Лозински отошел в сторону.

— Так даже лучше, — согласился Олег, внимательно изучая окружение, людей, всматривался в лица, в том числе и свое. Никто из них не знал, что произойдет через — инспектор активировал часы-татуировку — одну минуту и пятьдесят восемь секунд.

Заданный объем площади наконец полностью визуализировался. Перестал существовать отдельно, начал просачиваться в настоящее, преображать его, становясь неотделимой его частью. Становясь частью прошлого, которое уже нельзя было изменить, но все еще оставалась возможность изучить. Это и хотел сделать Олег Ковалый, младший инспектор ЭНэС.

Мобиль подъехал точно в срок, по-другому и быть не могло. Открылась дверь, женщина вышла из машины.

Момент трансформации Олег упустил, пришлось приостановить визуализацию, а потом перемотать чуть назад.

— Лучше сделать воспроизведение в расчете один к десяти, — посоветовал Лозински.

— Медленно, — сказал Олег, выставляя воспроизведение один к четырем.

— Как знаете, — пожал плечами эксперт. Будете ведь снова перематывать, меня не обвиняйте.

Ковалый включил воспроизведение.

Трансформ у женщины начался с верхней половины лица. Лизировалась кожа, веки втянулись внутрь, зрачки сузились, белки и радужки покрылись серой пленкой. После этого изменения коснулись челюсти: она словно бы просто перестала существовать, но это было не так. Ее давно уже не было, вместо нее был имплант, имитирующий кости и зубы; теперь же он видоизменился, расслоился на отдельные овальные пластины и покрыл большую часть лица, поднявшись вверх и вниз, закрывая шею.

Правая рука в области локтевого сгиба вывернулась в обратную сторону, обнажая встроенное внутрь оружие. Тонкий ствол его выдвинулся вперед и буквально выплюнул сгусток ярко-красной плазмы.

Олег снова остановил движение. Задал процесс построения траектории, создал пунктирную линию, которая белой прерывистой лентой зависла в воздухе, и снова запустил визуализатор.

Сгусток плазмы продолжил движение; конечным пунктом его полета была голова Олега — не того, который стоял и наблюдал, а того, который ничего не мог с этим поделать.

Ковалый пытался понять почему. Почему он даже не сделал попытку спастись? От растерянности? От усталости, связанной с перелетом и отравлением? От невозможности происходящего? Наверное, все причины привели к тому, что младший инспектор продолжал стоять, прислонившись к ящику с грузом, и смотреть, как к нему стремительно приближается смерть.

Плазменный шар поймал Доров. Молниеносно вытянул руку и схватил его, сжал пальцы. Кожа, которая оказалась с приставкой «псевдо», испарилась за секунду. Металл фаланг и суставов оплавился, потек, словно свечной воск. Второй выстрел плазмой отбросил старшего инспектора к главному шлюзу шаттла. Третий — превратил ближайший погрузчик, случайно оказавшийся на его пути, в кучу металлолома.

Рабочие и экипаж челнока только теперь начали осознавать, что происходит нечто экстраординарное. Работа была приостановлена. Многие стали оборачиваться, пытаться понять.

Женщина между тем продолжила трансформироваться. Теперь трансформ затронул левую руку. Кисть и предплечье расслоились, превратившись в пластины, которые, завернувшись у основания, немыслимым образом сплавились в одно целое, превратившись в щит. И вовремя, потому что следующим удар нанес уже Доров.

Он успел встать, грудь его дымилась, обнажая нечто, видимо, заменяющее инспектору сердце, — судя по тому, как оно вздымалось и опускалось под клетью частично расплавленных металлических ребер.

Доров прыгнул, вытянув уцелевшую руку вперед; жилистая ладонь раскрылась, выпуская наружу множество тонких, толщиной с человеческий волос, ножей.

— Поразительно! — выдохнул Адам Лозински. — Я не видел ничего подобного. Это какова же замена его биомассы? Пятьдесят? Нет, не меньше шестидесяти процентов.

«Шестьдесят пять», — мысленно поправил его Ковалый. И подумал: «Он снова меня спас».

Клинки сначала летели в сторону женщины все вместе, в едином пучке, но перед ней внезапно часть из них изменила направление. Поэтому щит смог защитить его обладательницу лишь частично. Не меньше трети общей массы миниатюрных клинков вонзилось в тело. После этого последовали такие же миниатюрные, но оттого не ставшие менее опасными, взрывы.

Женщину опрокинуло, но даже находясь в горизонтальном положении, она продолжала стрелять. Разве что стрельба стала не так прицельна.

Олег увеличил скорость воспроизведения визуализатора до нормальной.

Дальше он не помнил; его отбросило очередным взрывом, контузило, зажало упавшей антенной. Минуты три младший инспектор (это он помнил хорошо — свою беспомощность) пытался сосредоточиться и не вслушиваться в оглушающий звон в голове. Затем к нему на помощь пришел доктор.

А между тем плазма буквально летела во все стороны. Загорелась грузовая платформа, ящики с грузом. Шлюз в челнок искорежило и разворотило. Несколько рабочих отбросило взрывом. Женщину-пилота убило на месте.

Стефан Дефо и Адам Лозински смотрели на происходящее со смесью ужаса, непонимания и душевной боли на лицах.

И только Олег смотрел на Дорова.

Можно было смотреть и дальше, но Ковалый выключил визуализатор. В голограммах больше не было нужды.

Он уже знал, где нужно было искать старшего инспектора и ту, что напала на них на верфи.



Глава 2

В этот раз его посадили в камеру, стены которой были сделаны из странного металла: зернистого, мягкого, но одновременно невероятно прочного на ощупь, похожего на тот, что фиксировал сломанные кости на его ноге.

Дали одежду, чистую, но с чужого плеча. Рубашка оказалась великовата, штаны наоборот малы и еле прикрывали верхнюю треть голени. Грязное белье забрали. Скафандр у него отняли еще раньше.

Там, где его держали в «Спасении», кроватей не было вовсе. В прошлый раз Горину кинули соломенный тюфяк, пахнущий потом, кровью и мочой, что заставляло задуматься о тех, кто спал на нем до экзогеолога. Сейчас ему предоставили кровать — два метра длиной, метр шириной. К кровати прилагался матрас, от которого сильно пахло каким-то химическим раствором, вероятно, дезинфектантом. В углу камеры была дыра, воняющая ничуть не лучше; как понял Горин, это было отхожее место. Еще был умывальник, ржавый до дыр, с рваными, сыплющимися краями. Из крана тонкой струйкой постоянно текла вода, белая от добавленной в нее хлорки.

Под потолком располагалась круговая камера; тускло подмигивали красным светодиоды, открыто намекая, что за Гориным будут наблюдать даже при отсутствии света, который давали две небольшие лампы под самым потолком.

— Виктор Иванович, вы ли это, друг мой сердечный? Неужели вы? Боже ты мой, вы! Точно вы! Как же так, Виктор Иванович! Как же так!

В камере было две койки. На левой стороне и на правой — это если считать от решетчатой двери.

Честно говоря, Горин сразу не понял, что на второй кровати кто-то есть. Куча старого белья, рваные одеяла, два порванных матраса. Все свалено в кучу. И то, что из-под всего этого вдруг выбрался человек, для экзогеолога оказалось полной неожиданностью.

Незнакомец был одет в рванье, от него исходил дурной запах давно немытого тела; косматая седая борода и длинные спутанные волосы обезображивали, превращали в древнего старика.

Горин знал этого человека? Наверняка, раз тот назвал экзогеолога по имени и отчеству. Но сколько ни вглядывался Горин в морщинистое лицо, узнать его не мог.

— Не узнаете, да? — старик осклабился, показывая ряд желтых, частично раскрошенных зубов. — Не узнаете, Виктор Иванович. Оно и понятно. Смотрите, в кого я превратился! Срамота одна!

Человек слез с койки, постоял, раскачиваясь из стороны в сторону, сгорбился, хотя какое-то время стоял прямо, сделал шаг в сторону Горина. Виктор невольно отпрянул.

— Не бойтесь, Виктор Иванович! — тут же остановился старик. Медленно поднял руки вверх, показывая пустые ладони. — Уж я-то точно не причиню вам вреда.

— Кто вы? — спросил Виктор.

— Я думал, все же узнаете, хотя бы по голосу. Значит, голос тоже изменился; наверное, из-за пищи, что здесь дают. Хотя не знаю, может быть, я просто постарел. И вы тоже изменились, но не сильно. Борода только стала больше и гуще, раньше-то была так себе, одно слово — бородка. Да морщин прибавилось, сильно прибавилось. И в плечах стали шире, прямо атлет, а не ученый. Но я вас почему-то сразу узнал, наверное, из-за рыжины, мало у меня таких рыжих студентов было. Двадцать два года прошло, как мы виделись последний раз, если не ошибаюсь… Скажите, как там моя, уж простите мне такую вольность, «Воронка»? — неожиданно спросил оборванец. — Еще держится?

Горин наконец с ужасом понял, кто стоит перед ним.

— Леонид Павлович? Вы?

— Я, — закивал старик. — Я, конечно же, я, Виктор.

— Но как же так?

Виктор смотрел на величайшего в истории Земли ученого, профессора, физика-теоретика, чей труд «О делении материи и антиматерии при взаимодействии друг с другом в условиях экзопланет» лег в основу проекта «Венерианской Воронки», впоследствии переименованной в «Воронку Хамова». Смотрел и не мог поверить глазам.

— Вот так, — старик вернулся обратно на свою койку, сел, улыбнулся как-то заискивающе и одновременно виновато. — Ну, так что с ней? Еще работает?

— Все хорошо, насколько я знаю.

Горин тоже сел. Теперь они сидели друг напротив друга.

— Не намечается схлопывание?

— Я не знаю, Леонид Павлович. Мои интересы теперь далеки от интересов того студента, который прибегал к вам на кружок занимательной физики.

— Ну да, ну да, — вздохнул Хамов. — Помню, ты каждый раз опаздывал, Виктор. А я каждый раз говорил тебе… О, прости, что на «ты», — сконфузился Леонид Павлович. — Я совсем забыл, что ты… вы… теперь тоже видный ученый…

Хамов вздохнул и неожиданно заплакал.

Горин смотрел на этого жалкого, сломленного человека, грязного, вонючего, заросшего, в рваных обносках, и у него внутри появилось странное чувство, которое он никогда не испытывал, имя которому было гнев.

Он решительно встал и направился к решетке двери; толстые прутья, некогда крашенные синей краской, теперь облупились и покрылись ржой. Это было обычное железо, коррозийно-нестойкое, не способное сопротивляться агрессивной среде. Горин взялся за прутья, покрепче обхватил руками и стал тянуть их в стороны.

— Не надо, — тихо попросил Хамов. — Виктор, не надо.

Но Горин лишь больше приложил усилий. В университете он занимался штангой, поднимал до двухсот пятидесяти килограммов. Для хиляка-геолога вполне себе результат. Прутья стали расходиться в стороны, медленно, но неумолимо.

— Пожалуйста, Виктор! — взмолился Хамов. — Отпусти прутья. Они накажут тебя. А потом могут наказать и меня. Это больно, Виктор, это очень больно. Они любят причинять боль.

— Кто… они? — процедил сквозь зубы экзогеолог.

— Они, — с ужасом ответил профессор.

И тут Горина ударило током. Напряжение дали на секунду, не более, но этого хватило, чтобы пальцы словно сами по себе разжалась и тело отбросило к противоположной стороне, к трубе слива.

Он не потерял сознание. Но ни ноги, ни руки не хотели слушаться своего хозяина. Экзогеолог словно не чувствовал их. Щемило сердце. А еще Виктор не мог вдохнуть. Кажется, прошла вечность, прежде чем у него получилось это сделать. Потом пришла чувствительность в верхние конечности. Ловя ртом воздух, будто рыба, выброшенная на берег, он приподнялся, схватился за ножки кровати и стал медленно подтягивать себя вверх. Заняло это минуты две, но ему они показались двумя часами.

Сев, он еще какое-то время просто сидел, смотря перед собой. Мыслей не было. В голове была одна лишь пустота.

— Они не будут нас обижать, — схватил за плечи его Хамов, а затем, пританцовывая от радости, забрался обратно на свою койку. — Прошло много времени. Они пришли бы уже сюда. Они просто сделали тебе предупреждение. Ты важен для них. Как и я. Это хорошо, это очень хорошо. Значит, мы еще успеем поговорить.

Горин повернул голову к двери, тяжело встал.

— Только не повторяй проделанного, Виктор, прошу тебя! Иначе они точно разозлятся.

Хамов наспех набросал на себя тряпье с кровати и теперь со страхом наблюдал за экзогеологом.

Но Горин, тяжело ступая, будто к каждой ноге было подвешено по гире, направился к умывальнику, зачерпнул хлористой воды, умыл лицо. В уголках глаз защипало.

— Сколько вы здесь? — спросил он, вернувшись на койку.

— Пять лет два месяца и двадцать два дня, — быстро проговорил профессор. — Спросишь, откуда я знаю…

— Я видел вас на прошлой неделе по видеофону, вам вручали премию за вклад в науку, — перебил профессора Горин. — Это было в Берлине.

— Это был не я, — после продолжительной паузы грустно сказал Хамов, спросил: — Скажи, я выглядел прилично?

— На вас был розовый смокинг. В синий горошек.

— Почему розовый? — удивился Хамов. — Почему в горошек?

— Не знаю, — ответил Горин. — Но выглядели вы… запоминающе.

Про женские туфли на шпильках он решил ученому не говорить.

— Срамота какая! — пробурчал Леонид Павлович, окончательно зарывшись в тряпье с головой.

Долгое время они не разговаривали. Горин вяло теребил бороду, посматривая на дверь, на два гнутых прута в решетке. Хамов чуть слышно всхлипывал.

— Скажите, Леонид Павлович, вы видели своего… двойника? — неожиданно спросил Горин.

Всхлипывания тут же прекратились, из-под дырявого матраса высунулась всклокоченная борода.

— В самом начале, — ответил Хамов, шмыгая носом. — До того, как меня привезли сюда. Они называют то место «Спасение».

— У меня есть данные, что такого места больше нет, — сказал Горин, решив не уточнять, откуда у него информация.

— Может быть, оно и к лучшему.

Борода снова пропала, уже где-то среди рваного одеяла.

— Какой он был?

Тряпье зашевелилось.

— Что?

— Какой он был? Ваш двойник? — спросил Горин.

— А твой, Виктор? — спросил в свою очередь Хамов.

— Не знаю. Я своего не видел.

Снова появилась борода, а за ней постепенно и все остальное. Хамов свесил худые, покрытые расчесами ноги с кровати.

— Странно. Обычно их показывают еще на «Спасении».

— Для чего?

— О, Виктор, — хихикнув, непривычно жестко ощерился Хамов, разом превратившись из жалкого, надломленного жизнью старика в старика безумного и, несомненно, опасного, — они хотят сломать нас! Вывернуть наизнанку, заставить поверить, что мы можем быть совсем другими людьми, такими, от которых хочется или блевать — да, Виктор, блевать, и не просто кусками непереваренной пищи, а кровью, — или схорониться в какую-нибудь щель, чтобы только не видеть, не знать…

Леонид Павлович внезапно сник, забрался с ногами обратно на кровать, снова стал зарываться в тряпье, но на полпути бросил это занятие, не глядя на Виктора, спросил:

— Тебе ведь тоже зачитывали биографию?

Горин кивнул, понял, что Хамов не видел этого, коротко сказал:

— Да!

Вспоминать подробностей он не хотел.

— И мне. Но биография ничто, если ты не видишь другого себя воочию. Ты спрашивал, какой он был, мой двойник? Так вот, он был словно мой доппельгангер. Уродливый и необыкновенно похожий. Копия, которая не являлась копией в полной мере. — Хамов захихикал. — Мне даже сейчас кажется, что он не отбрасывал тени. Это страшно, Виктор! Знать, что в тебе есть и темная сторона.

Профессор помолчал какое-то время, заговорил снова:

— Что за чушь я говорю, Виктор. Какой доппельгангер. Все, абсолютно все подчиняется законам физики. Весь этот мир, другой я — все это всего лишь воплощение интерпретации квантовой механики.

— Я помню, — кивнул Горин. — Интерпретация Эверетта. Правда, теория о Вселенной, подчиняемой уравнению Шредингера, мне нравится больше.

— Не Вселенной, — замотал головой профессор, — а функции состояния Вселенной. Хотя суть от этого не меняется.

— Значит, этот мир…

— Да, Виктор, да. Это одна из реальностей мультиверсума. Возможность существования множества логически непротиворечивых вариантов одной и той же Вселенной теперь доказана. Наглядным путем. — Хамов заговорил быстрее, съедая окончания слов. — Все дело в точке расхождения, в нашем конкретном случае и в размерах целой Вселенной. Эта точка должна быть только одна. Возможна ее вариация во времени и пространстве относительно одновременно существующих Вселенных. Другие расхождения накапливаются как снежные комья, катящиеся с горы, с каждой секундой увеличиваясь в размерах, пока в конце концов не достигают критической массы — сливаются в одну большую лавину. И вот тогда появляется новая точка противоречия, не первичная, уже вторичная; она в свою очередь дает еще одну точку, та следующую, а вместе они…

— Геометрическая прогрессия.

Горин снова встал, стал медленно расхаживать по камере: пять шагов в одну сторону, вдоль стены — три шага, обратно и снова в том же порядке. До двери он немного не доходил, благоразумно сворачивая раньше. За ним медленно поворачивалась камера на потолке, вероятно, имевшая встроенный датчик движения.

— Именно, геометрическая прогрессия. Она, только она приводит к тому, что мы имеем в совокупности неисчислимое множество противоречий, которые способствуют изменению мира, звездной системы, галактики…

— Почему это происходит?

— Множество причин, — развел руками Хамов. — Можно разглагольствовать до бесконечности. Большой взрыв, который породил своего двойника. — При этих словах Хамов снова захихикал. — Тот в свою очередь создал свое подобие, а затем еще и еще, в результате чего, соответственно, образовалось бесконечное множество Вселенных. Или же это обосновано возможностью существования во Вселенной областей с различными элементарными частицами и законами их взаимодействия, порождающей противоречия, развилки, вероятности, воплощенные в сотнях, тысячах, миллионах реальностей. Сюда можно даже приплести божественную теорию или, лучше, теорию высшего разума. И она тоже может оказаться вполне достоверной причиной возникновения мультиверсума.

Горин остановился, снова сел на кровать, спросил:

— Вы знаете точку расхождения этого мира по отношению к нашему?

— Сидя взаперти, многого не узнаешь, Виктор, — снова сник Хамов, медленно стал натягивать на себя рваное одеяло. — Я хотел узнать больше. Предлагал им свою помощь в подготовке, но…

Профессор увидел, как подобрался Горин, осекся.

— В подготовке чего? — спросил Виктор. — Или… лучше сказать, кого?

Хамов молча стал забираться в свое тряпье. Горин решительно встал, схватил Хамова за левое плечо, развернул лицом к себе.

— Раз начали, говорите, Леонид Павлович!

Тот съежился, закрыл лицо руками.

— Прошу тебя, Виктор, не надо, не бей меня, пожалуйста.

— Говорите!

— У них есть школы.

— У кого «у них»?

— Они называют себя революционерами и Первыми Среди Равных, сокращенно ПСР. Но, по моему мнению, это больше похоже на секту. Руководит ими некий Курт Уорд — Первопроходец, это что-то вроде титула и одновременно имени. Они молятся ему, поклоняются ему, даже приносят кровавые жертвы. Божественная личность, и так же, как и бога, его не видел никто — по крайней мере, уже лет десять точно.

— Кто управляет ими тогда?

Хамов молчал, шумно дыша при этом; Горину пришлось встряхнуть его, чтобы профессор снова заговорил.

— Они называют себя Приближенными, этакий круг избранных, их двенадцать, всегда. Мне сказали, что они бессмертные, но я, конечно, не верю в это.

Леонид Павлович попытался вырваться, но Виктор держал его крепко.

— Отпустите меня! Пожалуйста!..

— Так что значат ваши слова о помощи?

— Это нужно для школ. Мне говорили, что их три. В «Реликте», «Спасении» и «Верити». Больше здесь, в «Реликте» их целых две.

— Так что за помощь?

— Они и от вас попросят эту помощь. Не отказывайтесь, Виктор, иначе… иначе…

Хамов заплакал.

— Я так понял, они собирают информацию о нашем мире.

— Совершенно верно. О мире, о нас, а также о наших близких, друзьях, товарищах, знакомых. Обо всех тех, кого еще можно заменить.

— Долго?

— Что?

— Долго эта ПСР собирает о нашем мире информацию?

— Двадцать семь лет, после того как актировались первые Врата.

— Вы знаете, как это произошло?

— Я так понял, в результате банальнейшего недоразумения или случайности. Но Первые преподносят это как чудо. А Уорда, который на то время был всего лишь обычным механиком, считают человеком, принявшим свою божественную суть.

— Я так понял, эти Врата и храмы — продукт местной марсианской цивилизации.

— Вымершей цивилизации, Виктор, — поправил Горина Хамов. — И самое интересное, такой цивилизации в нашей реальности нет и никогда не было.

— Но я видел…

— Это эффект просачивания. Врата прорвали ткань мультиверсума, создали тоннели, оставили отпечаток себя и своего окружения в другом, в конкретном случае, в нашем мире. Почему мы не видим марсиан на своем Марсе, я не знаю. Возможно, они пытались избежать какой-то угрозы, но не смогли этого сделать. А может быть, причина совсем в другом. Вариантов множество.

— Значит, Врата сообщают только два мира?

— Абсолютно верно, Виктор. Возможно, технически они способны на большее, но этими знаниями я не владею. Отпустите меня, пожалуйста! — взмолился Хамов.

Горин разжал пальцы, отпуская ученого, инстинктивно, практически не замечая этого, брезгливо вытер руку о штаны.

— Расскажите мне об этом мире.

— Я знаю немного, Виктор.

— Все, что знаете, Леонид Павлович!

— Хорошо. — Почесывая шею грязными пальцами, Хамов забрался с ногами на кровать. — Это не займет много времени. Я точно знаю, они колонизировали Марс раньше нас где-то лет на пятнадцать. Это произошло в результате гонки вооружений, а также завоевания первенства в освоении космоса между Китайской Народной Республикой и Соединенными Штатами Америки.

— Только между этими двумя странами? — поднял в удивлении брови Горин.

— Вы сейчас хотите узнать судьбу России? Я прав, Виктор? Я тоже в первую очередь задался этим вопросом. И, к моему глубокому сожалению, узнал. К тому времени большая часть территории России превратилась в зараженную радиацией территорию — последствия третьей мировой войны. Само государство выстояло, но утратило свое мировое значение. Главные страны-противники — Пакистан и Индия — вовсе прекратили свое существование. — От шеи ученый перешел к ногам, нещадно сдирая длинными ногтями грязь с частью кожного покрова. — Дальше у меня очень смутное представление о ходе истории. Было еще несколько войн, затрагивающих более восьмидесяти процентов стран мира. Воевали даже те, кто не хотел воевать. Как итог, огромное количество городов лежит в руинах. Мне как-то показывали фотографии, так вот Земля — это могильник планетарного масштаба. Несмотря на это, лунные колонии процветают. Именно там сформировано новое правительство — правительство объединенных наций. Именно ему подчиняются орбитальные земные колонии и колонии на Луне и Марсе, а кто не хочет подчиняться, идут в ПСР. Таких много, но сосредоточены повстанцы только на красной планете. А здесь уже давно введено военное положение.

— Патрули, — сказал Горин чуть слышно, вспомнив джед, от которого прятались его конвоиры Саманта и Тик.

— Если бы не то, что на Марсе нет нормальных условий для жизни, — продолжил профессор, — то, наверное, здесь давно разразилась бы полномасштабная война. А так, повстанцы скрываются в своих убежищах, которые роют под землей, войска ПОН периодически их находят, возникает мелкая стычка, в ходе которой не случается победителей. И все повторяется снова. Когда-нибудь это прекратится, но думаю, пройдет еще не менее десятка лет. Одни люди будут преследовать других людей, убивать, унижать… Все это просто немыслимо. Я до сих пор не понимаю, как это возможно…

Внезапно, прерывая профессора, погас свет. Горин поднял голову вверх и отметил, что и светодиоды камеры не светятся в темноте, а это означало, что за ними почему-то перестали вести слежение. Это настораживало.

Со стороны двери раздался противный до зубовной боли скрежет. Яркий луч света ослепил экзогеолога, мешая увидеть тех, кто сейчас стоял в дверном проеме, а потом он почувствовал резкий удар в области груди, от которого его мышцы обмякли, и потом тело будто само собой рухнуло на холодный пол.

Сознание он при этом не потерял. Слышал, как к нему идут люди. Слышал, как хрипло, тонко и совсем не по-человечески визжит Хамов. Слышал, как стучит сердце, все реже, и реже, и…


Глава 3

Большегрузный кран медленно, включив предохранительные огни, двигался в сторону места происшествия. Эксперты ЭНэС дали добро на то, чтобы переместить грузовой шаттл в ремонтный док. Остальную технику, которая уже не подлежала восстановлению, должны были забрать чуть позже и отвезти в разборочный цех. Что-то должно было пойти на переплавку, что-то могло еще пригодиться в инженерном отделе.

— Это всего лишь один из погрузчиков. — Лозински пожал плечами. — Я не вижу здесь ничего необычного.

Они стояли в пяти метрах от шаттла, около новенького, словно никогда не использовавшегося в работе погрузчика. На нем даже манипуляторы блестели по-заводски.

— Когда визуализатор был включен, вы точно смотрели, что происходило вокруг? — спросил Олег эксперта.

— Более чем, — сложил руки на груди Лозински, принимая слова Олега за укор.

— Значит, вы смотрели не туда. Видите?

— Это фаланга пальца кисти, — первым откликнулся доктор, посмотрев, куда показывает Ковалый. — Смею предположить, что от указательного пальца. Мужского, судя по величине и обкусанному под корень ногтю.

— И она, эта фаланга, находится в одном сантиметре от погрузчика.

— Ну и что? — На лице Лозински отразились все эмоции, которые он испытывал по отношению к инспектору с Земли; и они явно были не очень приятные, можно сказать, даже нелицеприятные, и что вполне вероятно, нецензурные, если эмоции он решил бы выразить словами. — Что в этом такого? Место, где произошло это… это побоище, по-другому я не могу выразиться, находится буквально в нескольких метрах отсюда. Этот кусок пальца мог…

— Не мог, — отрезал Олег. — Смотрите, нет крови, срез ювелирный.

— Я все равно вас не понимаю.

— Сейчас поймете, — серьезно произнес Ковалый. Нагнулся и откинул кусочек пальца в сторону.

— Что вы… Святая Мария!

У Лозински было такое выражение лица, словно он съел морского ежа или просто ежа вместе с иголками, и теперь мучается — то ли от своего скудоумия, то ли от того, что у него очень болит рот.

— Вам плохо? — спросил доктор эксперта. — Может быть, вам нужна медицинская помощь?

Судя по интонации, Дефо сейчас насмехался над местным инспектором ЭНэС.

— Что мне сейчас нужно, — отошел от ступора Лозински, — так это что-нибудь выпить, и желательно что-нибудь покрепче кофе.

— У вас есть оружие? — вздохнув, спросил у него Ковалый.

— Разве теперь на Земле Ведомство отправляет своих сотрудников расследовать дела без штатного набора?

— Весь штатный набор, включая мой пистолет, сейчас находится очень далеко от этого места, — ответил Олег.

— Это насколько же далеко?

— Вы мне дадите оружие или нет?

Лозински махнул рукой, достал из-за пояса лазерный пистолет, небольшой, легкий, удобный, сделанный из полиметалла. Весил он не больше трехсот граммов. Олег пользовался таким, еженедельно ходил тренироваться в тир. С тридцати метров он попадал точно в молоко. С пяти бил в яблочко. Да, стрелок из младшего инспектора был не лучший, но его работа заключалась не в том, чтобы, стреляя, делать в ком-либо дырки. Его работа заключалась в том, чтобы думать и выдавать результат своей мыслительной деятельности.

— Вот еще наладонный шокоразрядник.

— У меня есть еще один, запасной… Доктор?

— Мне ни к чему, — сказал англичанин. — Оставьте себе.

— Как знаете, — пожал плечами Лозински, возвращая шокоразрядник в карман брюк. Подошел поближе.

Теперь они все вместе стояли перед дырой с рваными, наполовину прожженными, наполовину разодранными краями и смотрели вниз.

Рядом, в четырех метрах от них, на полу валялась фаланга пальца, которая на самом деле являлась высокотехнологичным камуфлированным голопроектором, а рядом стоял погрузчик, вернее, его точная голографическая копия.

— Как туда еще никто не провалился? — Судя по выражению лица местного эксперта, он хотел плюнуть в дыру, но в последний момент передумал.

— Обходили погрузчик, — сказал Олег, всматриваясь в темноту. — Вы знаете, что там, инспектор?

— Нет, — ответил Лозински, доставая ручной коммутатор. — Но думаю, это будет не сложно выяснить.

Минут через пятнадцать подъехал грузовой мобиль с ремонтной бригадой. За это время Лозински успел где-то раздобыть стаканчик с кофе и теперь вяло попивал горький напиток, с удрученным видом косясь на дыру. Когда подъехала машина, он выбросил стаканчик в мусоросборник и подошел к выпрыгнувшему из кабины крепышу в красно-желтом комбинезоне.

Олег стоял вместе с доктором, смотрел, как эксперт договаривается о том, чтобы им троим предоставили ремонтное снаряжение, и одновременно вручную (программа распознавания лиц почему-то не работала) просматривал список сотрудников верфи через наладонную татуировку-коммутатор. Код доступа ему предоставил Адам Лозински.

— Могу я высказать свое не экспертное мнение об этом человеке? — неожиданно спросил Дефо у Олега.

— Вы знаете, доктор…

— Называйте меня Стефан. Так будет удобнее и вам, и мне.

— А почему не Натаниель? — спросил Олег, с раздражением закрывая интерфейс коммутатора и переключая внимание на англичанина.

— Не думал, что вы запомните, — смутился доктор. — «Натаниель» произносится слишком долго по сравнению…

— Не нужно объяснять, доктор. Я понял.

— Хм. Доктор, тоже неплохо. Я уже привык. За столько лет.

— Устали от работы? — задал прямой вопрос Олег.

— Наверное, да, — после раздумья согласился Дефо. — Честно говоря, давно хочется в отпуск, месяца так на три, инспектор.

— Зовите меня Олег. Так что вы хотели сказать мне про местного эксперта? — спросил его Ковалый, то и дело невольно переводя взгляд на края искореженного металла и одновременно прикидывая в уме, какое оружие могло сделать такое с нижней переборкой, заменяющей в данной секции пол.

— Что он мне не нравится.

— Почему?

— От него исходит непонятная мне угроза.

— Согласен, — кивнул младший инспектор. — И я вам объясню почему. Лозински — самолюбивый, чванливый карьерист. А карьеристы часто из-за того, что пытаются выслужиться, представляют угрозу для окружающих. Не люблю таких. Уверен, он уже сообщил в Ведомство о двух странных оперативниках, прибывших на верфь. Согласно протоколу, конечно.

— Вы говорите об этом так спокойно…

— Лозински — часть того, что нельзя изменить, по крайней мере, пока.

— Олег… а вот вы, если были бы на его месте, сообщили бы о двух странных оперативниках, прибывших на верфь? — задал провокационный вопрос англичанин.

— Я сначала разобрался бы, что к чему, — честно ответил Ковалый.

— Интересный ответ. Не думали, что именно из-за такого образа мыслей и стали напарником инспектора Дорова?

Олег почесал в задумчивости подбородок, который стал уже покрываться короткой черной щетиной.

— Честно говоря, не думал в таком ключе.

Доктор хотел сказать инспектору ЭНэС что-то еще, но к ним подошел Лозински с комплектами снаряжения.

— Я договорился. Они будут подстраховывать нас здесь, наверху. Вы точно хотите туда лезть? — спросил он конкретно у Олега. — Можно дождаться моих людей. Их немного, всего пятеро, но…

— И нас будет восемь, — подсчитал Дефо.

— Это определенно больше, чем трое, — раздраженно произнес эксперт, явно недовольный, что его перебили.

— У нас мало времени, — веско сказал Олег.

— Тогда надевайте! — кинул обмундирование Олегу и Дефо Лозински.

Минут пять все молчали, сосредоточенно надевая снаряжение. Это оказалось не так просто. Дольше всех провозился доктор, пока к нему на помощь не пришел Ковалый.

— Готовы? — К ним подошел рабочий, тот самый крепыш.

— Да, — сказал Лозински.

Олег кивнул. Дефо шумно выдохнул, защелкивая последнее крепление.

— Антигравами все умеете пользоваться? Смотрите, — не дожидаясь ответа, шагнул крепыш к доктору. — Вот здесь и здесь переключатели мощности. Сейчас они стоят на двадцати пяти процентах. Этого хватит, чтобы спуститься. Когда захотите подняться, мощность нужно будет увеличить до сорока. Больше не нужно. Иначе могут быть травмы.

— Мы поняли, — сказал за всех Ковалый.

— Это просто замечательно. — Рабочий отцепил у каждого с пояса по карабину и, постепенно вытягивая тросы, медленно пошел обратно к мобилю. — Но лучше я возьму и прикреплю тросы к бамперу. Лучшая страховка — это хоть какая-нибудь страховка.

— Хорошо сказал, — заметил доктор.

— Вы узнали, что там внутри? — спросил Олег у Лозински, смотря, как крепыш возится с их тросами.

— Да, да, — кивнул тот. — Закрытая палуба прямо перед корпусом верфи не используется уже восемь лет, как поверх нее нарастили новую, основную. По сути, это дополнительная антиметеоритная защита. Снизу доверху укреплена многочисленными опорами. Отсюда до дна — сто восемь метров.

— Минуты две на антигравах, — прикинул Олег.

— Думаю, что я воспользуюсь тросом, — сказал Дефо.

— Доктор, — укоризненно сказал Ковалый, — вы ведь жили на «Векторе-7», неужели ни разу не пользовались таким устройством?

— Пользовался, — ответил Дефо. — Но моей практики явно будет недостаточно для этого спуска.

— Тогда все спускаемся на тросах. Так будет медленнее, но зато мы не потеряем друг друга из виду, — распорядился Олег и, удостоверившись, что трос закреплен хорошо, первый полез вниз.

Внутри было темно. Нагрудные фонари включились автоматически. Олег изменил угол освещения у своего, чтобы было видно не только металлические опоры, балки и бесчисленные перемычки, через которые то и дело приходилось перелезать, но и то место, куда он спускался. Свет прорезал тьму, как горячий нож масло, но все равно не доставал дна.

Никто не разговаривал. Все двигались вниз молча. Лишь изредка что-то бурчал про себя Лозински, явно недовольный таким приключением, да пару раз закашлялся Дефо. Внутри скопилось много пыли, и теперь при каждом их движении она ощутимой взвесью поднималась в воздух.

Только когда до конца спуска оставалось метров пять, Олег сказал:

— На опоре, справа от меня, видите?

Он посветил фонарем.

— Кровь, — мрачно произнес Лозински. — Еще свежая.

— Нельзя сказать, свежая она или нет, — отреагировал доктор. — По крайней мере, невооруженным взглядом это не определить. Доров, как и напавшая на нас женщина, являются кибернизированными организмами, а значит, имеют другую структуру плазмы и лимфы.

— Да, насчет женщины. — Ноги Олега коснулись пола. — Вы нашли ее в базе данных сотрудников верфи?

Лозински понял, что обращаются к нему, ответил:

— Ни среди сотрудников, ни среди временных рабочих. Пока.

— Думаю, еще нужно проверить гостей и туристов.

— Хорошая идея, — согласился с Олегом эксперт. — Их на верфи немного, можно уложиться за час.

— Как может быть такое, что человек, который находится на верфи скорее всего уже не одни сутки, нигде не был зарегистрирован? — спросил доктор.

— Честно говоря, не представляю. Но меня волнует другое. — Лозински, как и все, отстегнул крепление и обвязал трос вокруг ближайшей опоры. — Почему не работает программа распознавание лиц?

— Вывод напрашивается сам собой, — сказал Олег.

— Не может быть, — замотал головой Лозински, — только не в моем ведомстве.

— И вы это говорите после того, что произошло в доке?

— Нет, не верю, — неожиданно распалился эксперт. — Такого просто не может быть!

— Признайте, — Олег снова сменил угол луча фонаря, теперь заставив светить его прямо перед собой, — или здесь поработал хакер, а это означает, что у неопознанной женщины есть соучастник, или кто-то в высших чинах, имея доступ к основной базе данных прибывших на верфь, прикрывает ее. И скорее всего, этот человек сидит в местном ведомстве ЭНэС.

— Вы еще скажите, что это сделал я, — зло произнес Лозински. — Стер все к чертовой матери!

— Стирать не обязательно. — Олег подошел к впереди стоящей опоре, присел, рассматривая, снова поднялся. — Снова кровь.

— Значит, мы на верном пути, — последовал за ним Доров.

— Так вот, — вновь заговорил младший инспектор. — Стирать не обязательно. Достаточно запустить в систему вирус.

— И?..

Лозински сильно нервничал. Он стоял позади всех, и руки у него, как и голос, чуть заметно дрожали.

— Если это были бы вы, Адам, — впервые обратился к нему по имени Ковалый, оборачиваясь, — то, думаю, я и доктор давно были бы мертвы. А теперь помолчите, пожалуйста. Дальше идем в полной тишине. Не хочу, чтобы мы превратились в мишени.

И Ковалый направился к очередной опоре. Следом пошел доктор. Помедлив с полминуты, к ним присоединился и Адам Лозински.

С полчаса они шли от одного кровавого следа к другому.

Остановились только возле нескольких контейнеров, проржавевших, с облупленной краской. На каждом было выведено большими печатными буквами: «Propertyofthecompany «Selena»»

— Собственность компании «Селена», — негромко вслух перевел на русский Дефо.

— Первый раз слышу о такой, — сказал Лозински.

— Здесь крови больше всего. — Олег показал на самый дальний и самый проржавевший, до огромных дыр в стенках, контейнер.

Было видно два неподвижных тела внутри.

— Они здесь, — понял первый это Дефо и уже сделал несколько шагов по направлению к ним, как его остановил Ковалый.

— Я первый, вы за мной, доктор.

Сквозь дыру Олег протиснулся внутрь контейнера, посветил фонарем вокруг.

Доров выглядел ужасающе. Весь в запекшейся крови и белесой, явно имеющей псевдоорганическое происхождение субстанции. Пальцы правой руки от пойманного инспектором плазменного шара сплавились в безобразный на вид кусок металла. В нижней трети голени зияли две продолговатые раны; такие же, только меньшего размера Олег отметил на левом предплечье, плече, в области лопатки, тоже слева, и шеи.

Комбинезон служащего «Вектора-7», который Дорову дали на станции, превратился в лохмотья. Планируя выйти на поверхность, чтобы прикрыть повреждения на груди и видимые неорганические детали, он где-то достал служебную куртку, какую носят механики на верфи, но и она представляла собой жалкое зрелище. Судя по всему, Доров нашел ее где-то неподалеку от контейнеров, уже драную, ветхую, запачканную краской и машинным маслом и надписью «Selena Corporation».

— Доктор, осмотрите старшего инспектора, — распорядился Ковалый, — я посмотрю, что с женщиной.

Лозински молча вытащил из кармана лазерный пистолет, щелчком достал обойму, проверил, удовлетворенно загнал ее обратно. Олег отрицательно покачал головой, но местный эксперт несчастных случаев убирать оружие не стал, тихо сказал:

— В целях нашей обшей безопасности. Директива два точка один.

Дефо между тем направился к Дорову, стал проверять пульс. Олег же подошел к женщине. Она сидела у противоположной стены, одним боком вперед, с безвольно раскинутыми руками и, казалось, была мертва; но как только инспектор ЭНэС склонился над ней, открыла глаза и пристально посмотрела на него.

Инспектор среагировал молниеносно. Шокоразрядник, который дал ему Лозински, в одно мгновение оказался у него в руке. Женщина при виде оружия криво ухмыльнулась. У нее была обезображена левая половина лица: ожоги, кровоподтеки, порезы, часть кожи у левого виска висела никому не нужным лоскутом. И потому ухмылка придала ей совершенно жуткий вид.

— Меня этим не убить, — практически не разжимая губ, произнесла она. Теперь, когда она заговорила, стал виден тонкий, почти не заметный нановолоконный провод, тянущийся от ее головы в сторону Дорова. — Даже не пытайся. — Женщина скосила взгляд на Лозински. — А вот у тебя есть шанс, дедок, пусть и небольшой.

Лозински при слове «дедок» невольно закашлялся, поднял руку, наставляя пистолет на женщину. Он видел с помощью визуализатора, что творила она в доке, и поэтому понимал, с кем имеет дело. Как и Олег. Он прибавил шокоразряднику мощность до максимума, по его ладони пробежали голубоватые искры.

Женщина издала нечто похожее на рык и приподняла верхнюю губу, обнажая зубы, словно собака, почуявшая опасность.

— Инспектор, — позвал Дефо.

— Что, доктор? — спросил Олег.

— Старший инспектор просит не трогать… Еву, говорит, что она больше не представляет опасности.

Ковалый выпрямился, сделал шаг назад, по направлению к Дорову, стараясь не отводить от женщинывзгляда.

— Говорите со старшим инспектором, — кивнул ему Лозински, поняв его затруднение. — Я здесь пригляжу.

Названная Евой женщина превратила ухмылку в улыбку, больше похожую на волчий оскал.

— Ковалый, — за правую руку, в которой был зажат шокоразрядник, схватили, заставили развернуться.

Дефо успел перевернуть Дорова на спину и частично снять куртку, и потому стало видно, насколько плох старший инспектор. К ране на груди присоединились еще две на животе. Это точно произошло в последние полчаса. Потому что эти раны еще кровоточили.

— Младший инспектор, Ковалый, — чуть слышно произнес Доров. — Подойдите ближе, мне трудно говорить…

Олег сделал шаг вперед, наклонился.

— Я не смогу больше сопровождать вас, младший инспектор. Какое-то время точно. Вместо меня с вами полетит Ева.

— Вы предлагаете убийце лететь с нами на Марс? — перепросил Ковалый, думая, что ослышался.

— Не с нами, — проговорил с трудом Доров. — Вместо меня. Она поможет… она…

Он закашлялся, из горла на грудь хлынула кровь.

— Доктор, мне кажется, он не в себе.

— Да, такое возможно, учитывая, насколько он тяжело ранен. Хотя могу предположить иной диагноз, совсем не медицинский. Смотрите! — Дефо пальцами левой руки поддел тонкий, почти прозрачный провод, идущий из левой височной кости старшего инспектора к затылочной области головы женщины. Тот же самый провод. — Возможно, его взломали и переписали личность, если замещение затронуло мозг, конечно. К сожалению, я не сильно сведущ в данном вопросе.

— Нужен специалист. И его лучше перенести на поверхность. Втроем мы…

— Инспектор, — перебил Олега Дефо, — думаю, нам придется обходиться меньшими силами.

Олег, предчувствуя непоправимое, обернулся.

Адама Лозински не было в контейнере. Вдалеке были слышны спешно удаляющиеся шаги.

Местный инспектор ЭНэС просто ушел. Увидев достаточно для своего нового отчета в земное Ведомство. Он не стал использовать силовые методы, зная, что выход из закрытого сектора один — тот же, откуда они все пришли сюда. Через дыру. Олег был уверен, что, когда они с инспектором дойдут дотуда, наверху их уже будут ждать. С одним шокоразрядником сильно не навоюешь. Впрочем, младший инспектор и не собирался воевать.

— Ковалый, — снова заговорил Доров, то и дело захлебываясь кровью, — нужно как можно скорее попасть на Марс. Я ошибся… И тебе придется исправить мою ошибку. Ева… расскажет тебе, что нужно будет сделать по прибытии… В ней теперь часть моей памяти. Часть меня.

— Поднимайте его, доктор.

— Оставьте! — оттолкнул Олега Доров. — Я не умру!.. Я выкарабкивался и не из таких передряг. — Теперь он оттолкнул Дефо, решившего помочь младшему инспектору. — Скоро сюда придут. Устанут ждать и придут… И арестуют всех вас. Пока в Ведомстве разберутся что к чему — пройдет время… А его-то у нас и нет.

— Решайте!

Олег обернулся.

Женщина медленно поднималась с пола. Только теперь Олег смог рассмотреть, что вся правая половина ее тела представляет собой мешанину из окровавленной плоти и неорганических структур из металла и пластика: схем, сервоприводов, трубок и сотен волокон-проводов.

— Решайте, — повторила она голосом Дорова.


Глава 4

— Я думал, что мы будем встречаться намного реже!

— Я тоже, — сказала Анна. — Но мне нужна помощь, Матиас.

Рыжий с интересом посмотрел на женщину. За те дни, что она жила во Второй марсианской колонии, она впервые назвала его по имени.

— Сейчас одиннадцать часов дня. Тебе нужно работать. Много работать, если ты понимаешь, о чем я говорю. «Нерв» требует информацию.

— Я не могу… — Анна закрыла глаза.

Они стояли под одной из радужных арок, в самой верхней секции «Аквариума». Справа от них резвились дельфины. Обычные, земные. То и дело до них долетали брызги воды. Рыжий, облокотившись на красные перила, терпеливо ждал.

— Я не могу, — снова заговорила Анна, — находиться внутри. Там…

Она хотела сказать про касатку, про мыслеобраз, который до сих пор не могла выкинуть из головы. Про то, что генномодифицированное животное знает о том, что она не та, за кого себя выдает. Но внезапно поняла: если скажет об этом, то до завтра цетолог Анна Лебедева скорее всего не доживет. Ее уберут свои же, устроят несчастный случай, никто ничего не заподозрит. «Нерв» не будет разбираться, сошла ли внедренная с ума или же говорит правду. Так или иначе, она представляет опасность.

— …моя другая «я»…

— Ты сама убила ее, — пожал плечами рыжий, явно недоумевая, зачем вообще выслушивает Анну. — Теперь в водной лаборатории есть только одна Анна Лебедева, и это ты.

— Тело, — сказала она чуть слышно, сама не понимая, что сейчас нашла выход из положения.

Стоит Офелии послать мыслеобразы о преступлении Анны другим сотрудникам «Аквариума», и ее легенда будет раскрыта, тело сразу найдут. Но тело можно убрать, а мыслеобразы списать на болезнь касатки. Никто ничего не поймет. А потом она избавится от животного, нужно всего лишь изменить состав воды. Всего лишь.

— Подожди минутку, куплю себе и тебе мороженое, а то стоим здесь у всех на виду…

Рыжий подбежал к автомату с мороженым, активировал наладонную тату-кредитку, совершая оплату, смешно почесал нос, дождался, когда ему выдадут два вафельных стаканчика, и уже не спеша вернулся обратно.

— Тебе — трюфельный, — протянул он. — Мне шоколадный. Ну же, не стой столбом! На нас смотрят!

Анна взяла стаканчик, держа его на вытянутой руке, как гранату с выдернутой чекой, произнесла:

— Тело находится в хранилище биологических отходов на минус четвертом этаже.

— Какое тело? Ты убила кого-то из персонала?

— Мое тело, — сказала Анна, поправилась: — Тело другой «я».

— Ты до сих пор не избавилась от него? — поперхнулся мороженым рыжий.

— Я… не смогла.

— Не думал, что ты такая сентиментальная. — Матиас в несколько укусов закончил с мороженым, потер ладони. — Хорошо, мои люди приберут за тобой. Мне нужен ключ доступа с образами сотрудников.

Анна молча протянула ему миниатюрную, размером с ноготь, флэшку.

— О, подготовила заранее. Хвалю.

— Там информация для «Нерва», образы и ключ доступа тоже есть. Видишь, я работаю.

— Вижу, — ухмыльнулся рыжий. — А теперь иди отдохни. Сошлись на усталость. Тем более, выглядишь ты действительно… неважно. Акклиматизация для многих проходит с определенными трудностями. Особенно для женщин — ты понимаешь, о чем я.

Флэшку он неуловимым движением спрятал между пальцами, собрал их в кулак, дунул, разжал его. Карты памяти там уже не оказалось.

Матиас развернулся и медленной, размеренной походкой направился к бассейну с дельфинами.

Анна еще постояла какое-то время, а потом, буквально заставляя себя, направилась обратно в нижнюю секцию. Нужно было предупредить в лаборатории, что сегодня она уйдет с работы пораньше.

Стаканчик с мороженым полетел в ближайший утилизатор отходов.

В час пополудни она уже выходила из электровагона. А через двадцать минут входила в типичный для центрального купола двухэтажный моноблок из четырех квартир. Анна жила на втором этаже. Согласно закону о семейных колонистах, ей полагалась двухкомнатная квартира с кухней и двумя санузлами. Но законы нужны лишь для того, чтобы их нарушать, поэтому администрацией Второй марсианской колонии для семьи Лебедевых из четырех человек была предоставлена квартира из пяти комнат с кухней, лоджией, прихожей и двумя санузлами. Анна не понимала такой математики. В ее мире у нее отобрали бы даже то, что она имела, а не дали бы что-то большее взамен.

Дома никого не было. Она это поняла по неестественной тишине, царящей в квартире. Анна сняла обувь, осторожно, чуть ли не на цыпочках, прошлась по комнатам, чтобы убедиться — да, никого. На кухне, на столе, она нашла записку на обычном разлинованном листе бумаги. Младший, Артем, последнею неделю стал увлекаться бытовой ретроспекцией.

«Ушли с папой на концерт. Люблю тебя, мама», — прочитала она, и что-то в душе у нее шевельнулось — то, что должно давно было быть мертво.

Анна отодвинула от стола стул, села. На нее внезапно навалилась усталость, а с ней и непонятно откуда взявшаяся апатия. Пересилив себя, она налила себе чаю, отхлебнула, поняла, что холодный, скривилась, включила автоподогрев.

Сегодня на центральной площади должен быть концерт. Песни, стихи. Николай тоже выступал. Даже приглашал ее вчера, но не настойчиво — знал, что она откажется. Работа для Анны Лебедевой была превыше отдыха. Для той, что сейчас находилась в хранилище в водной лаборатории. Та, что сидела сейчас дома, хотела пойти, только то, что она не должна так себя вести, сдерживало ее.

— Дом, голосовой протокол, активация! — произнесла Анна.

— Активация произошла успешно, — секунд через тридцать донесся мягкий мужской баритон из встроенных в стены динамиков. — Рад снова вас слышать, Анна. Прошло много времени. Чем я могу быть полезен?

Цетологу показалось, что она услышала укор в словах программы. Безусловно, это было игрой ее воображения.

Ни Анна, ни Николай практически не пользовались встроенной функцией «Умный дом», всегда обходились своими силами. Вообще, в колониях было дурным тоном пользоваться домашним ботом. Но иногда, как сейчас, когда ничего не хотелось делать, он действительно был удобен.

— Есть сообщения?

— Два письма из министерства здравоохранения Земли, еще два, подписанные Виолетт с Первой марсианской колонии, одно видеосообщение от вашего мужа, записано два час…

— Покажи, — прерывая бота, велела цетолог.

Картина с изображением лесов Подмосковья на стене напротив подернулась рябью, пропала, вместо нее появилось довольное, улыбающееся лицо мужа. Он у нее был блондин с синими, как лед, глазами и с пшеничными усами, которые сейчас дергали в разные стороны два ее сына. Артемка, ему буквально пять дней назад исполнилось шесть, и Вадим, ему на следующей неделе, в среду, должно быть уже девять. Сыновья пошли в мать — оба черноволосые, черноглазые, часто улыбающиеся. Анна Лебедева любила улыбаться, у нее даже были специфические морщинки-лучики вокруг глаз. Этой Анне пришлось сделать пластическую операцию, чтобы добиться такого же эффекта.

— Привет, мам! — одновременно крикнули в камеру Вадим и Артем.

— Да прекратите вы! — пытался унять разбаловавшихся детей отец. — Подожди, милая! Я сейчас сначала разберусь с этими сорванцами. А то… мои усы… Вы же оторвете их!

— Усы, усы, усы, — начали дразниться мальчишки.

— Не возьму на концерт, — строго сказал отец.

— Ну, ла-а-дно! — протянул младший и спрыгнул с отцовских колен, пропав из виду.

— Ты же обещал! — сказал с укором Вадим, все же оставив отцовские усы в покое.

— Тогда ведите себя хорошо!

— Так уж и быть! Пошутить нельзя, что ли?!

Вадим тоже исчез. Николай остался в камере один. Он уже был одет в синий, в потайную полоску, костюм. Галстук болтался на шее незавязанным. «Оставит дома», — подумала Анна. Согласно данным из «Нерва», Николай не любил галстуки.

— Знаю, ты придешь сегодня поздно. На концерт не успеешь. Поэтому я для тебя решил записать новую песню. Ты ее еще не слышала. Никто не слышал. Я посвящаю ее тебе, милая.

Николай хитро улыбнулся.

Анна знала, что это посвящение не первое. Николай часто посвящал своей жене стихи и песни. Он был поэтом. В этом мире это было профессией, за это платили, награждали и даже превозносили. Наверное, так и должно было быть в нормальной, не разрушенной несколькими мировыми войнами, реальности.

В кадре появилась гитара. Обычная, деревянная, семиструнная. Николай привез ее с Земли. Говорил, что она еще дедушкина. Чуть изменил настройки. Взял пару аккордов на пробу. И не сильным, но хорошо поставленным голосом запел:

Горек сок спелых ягод рябины
На губах и твоих, и моих;
Сладок сок поцелуев невинных,
Он для нас, лишь для нас, для двоих.
Ветер в кронах червонных играет,
И шумит, словно шепчет, листва
Про любовь, о которой не знает…
Только сказаны все уж слова.
Анна закрыла глаза. Ей было страшно. Страшно от того чувства, которое вызывала у нее эта песня. Страшно от того, что она пробудила воспоминания, которые она запрятала глубоко в памяти.

Ее первый поцелуй. У старого барака, где она жила с самого рождения. Вдали виднелись развалины Москвы, отчаянно кричала ворона на иссохшем наполовину дубе, визжала свинья в загоне, лаял соседский пес. Это длилось мгновение. А потом поцелуй перешел в секс. Прямо на голой земле. И… ей это не понравилось. Совсем. Потому что было больно, грязно и хотелось есть. Живот буквально сводило от голода.

Анна открыла глаза.

Николай пел:

Горек сок спелых ягод рябины
На губах и твоих, и моих;
Сладок сок поцелуев невинных,
Он для нас, лишь для нас, для двоих.
Солнце красное, будто жар-птица,
Все летит и летит в небесах,
Освещая счастливые лица,
Отражаясь любовью в глазах.
Наверное, ей повезло, что ее заметили работорговцы — гринго, как они себя называли. И то, что она впоследствии попала на одну из лунных баз в качестве наложницы одного из наркозаправил. И то, что ее внешность внесли в базу данных, чтобы включить в список проституток-на-выезд — наркобарону она быстро наскучила. И то, что ее заметили люди из отдела «Нерв». Только благодаря этому она получила именно такую жизнь, о которой мечтала: любящего мужа, двоих детей, хорошую работу.

Фальшивую жизнь, почти не отличимую от настоящей.

Горек сок спелых ягод рябины
На губах и твоих, и моих;
Сладок сок поцелуев невинных,
Он для нас, лишь для нас, для двоих.
— Я люблю тебя, милая!

На экране снова появилось изображение Подмосковья. Место, очень похожее на то, где жила Анна.

— Конец видеосообщению, — сообщил домашний бот.

— Да, я уже поняла.

Она встала, устало и оттого медленно стала снимать с себя пиджак.

— Вам аудиозвонок.

— Кто?

— Номер не определяется.

Теперь Анна явственно услышала в голосе бота удивление. Значит, и в первый раз ей не показалось. Наверное, кто-то из мальчишек изменил настройки конфигурации, добавив эмоции. Ей определенно не нравилось.

— Прими, — коротко приказала она.

— Кажется, сегодня особенный день. Уже в третий раз я связываюсь с тобой. Так и до раскрытия недалеко.

Это был Матиас. Его голос.

— Ты не должен сюда звонить!

Анна снова села на стул.

— Я не должен посылать своих людей прибирать за тобой. Вот что я не должен делать.

— Что тебе нужно? — спросила цетолог, поняв, что просто так от рыжего не отделается.

— Помнишь, я говорил, что, если кое-что пойдет не так, тебе придется выполнить миссию по зачистке.

— А что-то пошло не так?

— Издеваешься? Это хорошо. Значит, отдых тебе пошел на пользу.

— Теперь издеваешься ты.

— Иронизирую. Но ладно. Если по существу, инспектора летят на Марс. Им осталось два часа полета.

— Их не получилось ликвидировать на «Глобалисе»?

— Они вообще не были на Лунной станции. Они летят с венерианской верфи.

— С верфи? — удивлению Анны не было предела.

— Подробности несущественны.

— Тогда что же существенно?

— Горин и его жена. Еще пара человек, но ими уже занимаются.

— Значит, он раскрыт.

Это уже не был вопрос.

— Да. Перешлю тебе информацию о местоположении этих двух. Очередность целей за тобой. У тебя два часа.

Анне не пришлось долго одеваться, единственное, на что она потратила время, так это на то, чтобы зачистить кэш домашнего бота и вернуть поведенческие характеристики к заводским настройкам; эмоции компьютерной программе, по ее мнению, были совсем ни к чему.

Вскоре она вышла из дома и направилась в сторону центра. Прошла мимо озера, мимоходом посмотрела, как двое мальчишек лет шести-семи играют в пиратов, используя привязанную к небольшой пристани лодку в качестве быстрого и маневренного брига, который имел на борту не меньше ста пушек и тысячи вооруженных до зубов матросов. В ее мире мальчишки в таком возрасте уже брали в руки оружие. И не деревянное, а настоящее.

Она свернула на дорожку, ведущую к четырем трехэтажным моноблокам, расположенным полукругом. Монорельс с электровагоном, движущимся по нему, остался слева.

Как странно, что адрес местожительства семьи Гориных оказался настолько близко. Самого Горина дома не было. Была его жена, Светлана. Сегодня она не вышла на работу, да и последние два дня вела себя странно. А это означало: или она знала, или догадывалась. Оба варианта подводили к ее устранению.

Анна зашла в подъезд, проигнорировав лифт, пошла по лестнице. Нужная дверь оказалась слева, под номером «33». Цетолог достала из кармана перчатку, которую всегда носила с собой, надела на правую руку, приложила к сенсору на двери. Не медля ни секунды, сняла перчатку и стала ждать.

Дверь открыли не сразу.

— Здравствуйте! — сказала Анна. — Я по поводу вашего мужа.

— Здравствуйте. Что-то с Витей? — спросила Анну Светлана, стоявшая на пороге.

— И да, и нет, — ответила Анна. — Можно поговорить внутри? Это очень серьезный разговор.

На фотографии и видео, которые переслал Матиас Анне, она выглядела по-другому: жизнерадостная, улыбающаяся, спокойная, имеющая твердую опору в виде любимого мужа. Сейчас она не походила на саму себя. Тревожная, напряженная, суетливая. В глазах притаился страх. Не зря Матиас послал Анну ее ликвидировать.

— Да, да, проходите, Ольга…

— Просто Ольга.

Сенсор на двери, сканировав перчатку, выдал другую личность гостьи. Реально существующей Ольги Листовой, работающей в георазведке.

Они прошли в зал.

— Вы работаете с моим мужем? — старательно не смотря на гостью, спросила Светлана.

— Два года, — не моргнув, соврала Анна. — Можно чаю?

— Да, конечно, подождите пока здесь.

— Я с вами, — пошла вместе с хозяйкой на кухню Анна, стараясь ни до чего не дотрагиваться, чтобы не оставлять отпечатков пальцев. — Не хочу тратить ваше время попусту.

— Ого! У вас тут настоящий…

— Музей? К сожалению, нет, большинство вещей — всего лишь функциональные реплики, как этот чайник или плита. Но есть и настоящие, с тех времен, — слабо улыбнулась Светлана. — Так о чем вы хотели поговорить?

— О вашем муже, — сказала Анна, незаметно активируя небольшой берилловый перстень у себя на среднем пальце; у его основания выдвинулась тонкая, почти незаметная игла. — Мы давно с ним встречаемся. Уже где-то восемь месяцев. Но я считаю, это все зашло слишком далеко. Я… я не могу так. Поэтому хочу прекратить наши… мои с ним отношения.

— Отношения? — словно не веря тому, что только что услышала, переспросила Светлана.

Анна подошла к застывшей женщине, взяла ее за руку, сжала. Та отшатнулась — это игла впилась в ладонь.

— Ой, простите, кольцо. Видите, я тоже замужем. — Анна с грустной улыбкой показала кольцо на пальце. — И я не хочу портить жизнь ни своему мужу, ни вам.

Яд должен был подействовать спустя десять минут. К этому времени она успеет уйти. Никто не заподозрит цетолога из водной лаборатории. А если и возникнут подозрения, то падут они только на геолога Ольгу Листову. Если же у нее окажется алиби, скорее всего, спишут на сбой в программе двери. Такое случается часто.

— Знаете, — сказала Светлана. — Вы ни разу не назвали моего Виктора по имени. А еще Ольга — моя хорошая подруга…

Анна не успела среагировать. Сковородка — тяжелая, чугунная, как раз из настоящих вещей — ударила ее по голове.

… — и я знаю, как она выглядит, — успела услышать окончание фразы Анна, перед тем как потеряла сознание.

Очнулась она на полу. Во рту чувствовался привкус крови. Она дотронулась до головы, до чего-то густого и липкого, отняла руку, посмотрела: пальцы окрасились в красное.

Анна с трудом встала. Огляделась. На кухне никого не было. Прислушалась. В квартире царила тишина.

Сковородка, которой ее ударили, лежала на плите. Цетолог взяла ее, повертела, осматривая. С одного бока на ней была видна кровь с прилипшими к ней двумя черными волосками. Анна поставила сковородку обратно. Еще раз внимательно осмотрелась.

Кровь.

Ее кровь была повсюду. На полу, на шкафах, на кофемашине, на стене. Взгляд невольно остановился на часах с нарисованной на циферблате чашкой дымящегося кофе. Стрелки показывали без двадцати четыре дня. Анна в ужасе закрыла глаза, зажмурившись что есть силы.

Она была без сознания больше двух часов. А это означало, что инспектора ЭНэС уже прибыли на Марс.


Глава 5

Холод пронизывал все его тело. Но шел он не снаружи. Он исходил изнутри.

Все начиналось с клеток. И в каждой клетке процесс брал свое начало с ядра. И дальше распространялся в центросферу, оттуда в сателлиты и в зернистую эндоплазматическую сеть, в митохондрии и внутренний сетчатый аппарат, пока не подбирался через цитоплазму к клеточной мембране. А уже из плазмолеммы выходил наружу. В кровь, плазму, лимфу. В мышцы, сухожилия, хрящи и кости. Во внутренние органы. Становясь единым целым с большим человеческим организмом, одновременно пожирая его изнутри, замещая его. Клетку за клеткой. Пока не оставался только он, холод, в пустой оболочке человека.

С его сознанием происходило нечто похожее. Если только сознание может начинаться с одной клетки. Но если организм сдался холоду, предоставив рвать ему себя на части, впиваться ледяными зубами все глубже и глубже, то сознание еще боролось, отбивалось, с каждым разом все слабее и слабее, но при этом все равно не желало сдаваться без боя.

Иногда он слышал голоса. Мужской и женский. Они то комментировали, то приказывали. То кричали, то шептали. И все время перемещались. Слышались издалека, словно за несколько километров от него. А иногда становились настолько близко, что казалось, можно дотянуться до говорящих рукой. Но разницы в расстоянии почти не чувствовалось — все рано слов было не разобрать.

Но сейчас голоса, как и холод, исходили от него самого. Изнутри наружу.

— У него криошок.

Мужской голос с очень правильным произношением русских слов. Так говорят только иностранцы, учившие язык посредством гипнолингва и закрепившие потом успех с помощью обычного текстового учебника.

— Такого не может быть. Эта криокамера последнего поколения. Чтоб ее!..

Резкий женский голос. Неприятный, буквально вызывающий отторжение на подсознательном уровне.

— У него внутриклеточный криошок, или, по-другому, синдром Полигана, — и это констатация факта. Последнее время его организм подвергался перегрузкам, теперь это сказывается на восстановительном периоде.

— Да мне глубоко… все равно, чему он там подвергался. Ты, чертов доктор, приведи же, наконец, его в чувство!

Женский голос становился все более раздраженным и все более неприятным.

— Ему просто нужно дать немного времени.

— Сколько?

— Пять-шесть часов. И он придет в себя сам.

— У меня есть аптечка. Кольните же его чем-нибудь, чтобы ускорить процесс! Вот, смотрите, есть адрекалин, кордиан, мезат, сульфокамокаин…Черт, да здесь хватит, чтобы хорошенько так обдолбаться.

— С летальным исходом.

Он начал узнавать голоса. Подсознание готово было выдать имена, факты…

— Тогда что же ты, чертов доктор, предлагаешь?

— Для начала перестаньте называть, меня чертовым доктором! — Теперь мужской голос тоже стал раздраженным. Определенно, его хозяин не привык к такому обращению. — Я ведь не хамлю вам. И вы не хамите! Я старше вас вдвое.

— Вот с этим бы я поспорила…

— Я имею высшее медицинское образование, ученую степень и первую квалификационную врачебную категорию. Так что будьте так любезны, обращайтесь ко мне соответственно статусу!

Подсознание наконец разродилось, в муках: с болью, криком и кровью.

Мужской голос принадлежал англичанину, врачу. Его звали Натаниель Стефан Дефо. Просто Стефан Дефо. Имя Натаниель доктор не любил.

— Согласно статусу, у нас откажет система жизнеобеспечения через сорок минут и тридцать… оп-па… уже через двадцать пять секунд. Ну, ты понял. Но главное не это. Главный реактор нестабилен. И он рванет минут черед двадцать-тридцать, точнее я сказать не могу. Поэтому нам нужно как можно быстрее сваливать отсюда! А для того чтобы это было более эффективно, нам нужно привести в чувство эту спящую красавицу. Лично я его на своем горбу таскать не намерена.

Женский голос был неотъемлемой частью Евы Райт, убийцы по своей сути, по воле случая связавшей свою судьбу с Сергеем Николаевичем Доровым, основателем ведомства, занимающегося экспертизой несчастных случаев.

Да, подсознание не скупилось на информацию.

— Тогда потащу его я.

— Не советую. Потому что в противном случае ты не дойдешь. И у меня на руках будут два мертвяка вместо одного.

Ева не стесняется в выражении своих мыслей и чувств.

— Подождем помощи, — сказал доктор. — Я думаю, корабль засекли на радарах.

— А ты уверен, что к нам придет только помощь, док, а не очередные убийцы с пушками наперевес?

— Тогда выход один.

— И какой же?

— Нужно, чтобы инспектор Ковалый ненадолго умер, — после паузы произнес Дефо. — И лучше — несколько раз.

С этими словами возникла тишина, совершенная по своей сути, той, которой не существует в природе.

А следом за ней пришло воспоминание.

Первое из многих.

Наверное, это смотрелось дико со стороны: почти в полной темноте, лишь при свете тускнеющих фонарей двое здоровых мужчин бегут за раненой женщиной и не поспевают за ней.

Из звуков слышны только удары их ног о покрытый многолетней пылью пол. За ними остаются следы, точно показывая их направление. Строго на запад, к переборке, основной, но не последней перед холодным, чужим, но таким притягательным космосом.

Олег оборачивается, смотрит назад, светя себе фонарем. Погони нет. Но если прислушаться, то можно услышать спешные шаги. Далеко, на самой грани слышимости.

Адаму Лозински надоело ждать».

Холод выдернул его из воспоминания, обдал с головы до ног морозной свежестью, заставив зубы выбивать чечетку во рту.

Ладонь, горячая, словно в ней текла не кровь, а кипяток, легла ему на лоб, согревая…

Сорок минут. Прошло? Проходит?

Олег плохо чувствует время. Не понимает: это происходило с ним или происходит в данный момент?

Инспектор слышит, как с громким сипом доктор выдыхает воздух, с шумом вдыхает, пытается восстановить дыхание. Ковалый чувствует себя не намного лучше. Ева стоит без движения, ее дыхания не слышно вовсе. Может быть, ей не нужно дышать? Может быть.

Она сдвигается вперед внезапно, так не двигаются люди, прислоняет к переборке ладонь. Отстраняет ее. В этом месте остается ее отпечаток, горящий красным. Красное сменяется синим. Переборка перестает быть монолитной, она идет симметричными трещинами, раскрывается, создавая проход.

— Идемте! — говорит она и шагает из темноты, которую то и дело прорезают лучи света от фонарей, в темноту абсолютную. Невозможную. И Олег следует за ней».

Снова холод.

Леденящий, лютый, пронизывающий, мертвенный, стылый, нестерпимый, жуткий, жгучий, арктический…

Лампы зажигаются одна за одной, в ряд, вдоль стен. В пустотах между лампами располагаются прозрачные шкафы, в каждом из них закреплены скафандры усиленной защиты. Всего четыре.

Женщина подходит к одному из шкафов, открывает его, достает шлем, кладет его наверх.

— Люк видите? — спрашивает она.

Дефо кивает. Олег говорит:

— Да.

— Нам туда.

Она облачается в скафандр быстро, умело, явно имея большую практику за плечами.

— Что за ним? — спрашивает Ковалый.

— Переходник к кораблю. Я должна доставить вас двоих на Марс. Во что бы то ни стало. Даже ценой собственной жизни. — Она усмехается, с учетом обезображенного лица выглядит это как волчий оскал. — Это приказ Серого. А приказы, как известно, не обсуждаются. Особенно его.

Олег сначала не понимает, о ком идет речь. Потом осознает. Приказ отдал Доров.

Дефо идет к шкафу, женщина отрицательно мотает головой, говорит:

— Вам они ни к чему. Вы — груз, поэтому полетите без скафандров».

Холод внезапно перестал быть холодом, потерял свою сущность, естество, превратившись в… тепло.

Согревающее, благодатное, успокаивающее, долгожданное, желанное…

Корабль мал. Лишь для одного. Такие используют в гонках, устраиваемых раз в полгода. Трасса проста: от Земли к Солнцу, вокруг него и обратно — на Землю. Более сложные трассы запрещены уже в течение двенадцати лет, после одного трагического случая, когда погибли пилоты сразу трех гоночных кораблей. Для инспекторов ЭНэС не нашлось работы. А еще не осталось тел для экспертиз. Как и кораблей.

Прямо к ложементу, почти не оставляя места для того, чтобы пилот смог принять в нем горизонтальное положение, расположены две криогенные камеры. Они идентичны, различаются лишь серийные номера.

Женщина замечает, куда смотрит Олег, говорит:

— Да, ты угадал, смазливый наш, дальше вы вдвоем поедете внутри этих морозильников.

— Это с «Ковчега».

Дефо понимает первым.

— Вы украли их.

Олег не спрашивает, он знает: украла. Откуда она могла их еще взять?

Он складывает скафандр рядом с ложементом. Туда же, куда положил свой Дефо. Их все же пришлось взять, когда Ева поняла, что внутри корабля нет запасных.

— Позаимствовала, — отвечает женщина, смотрит на Ковалого пристально. — И слушай, перестань называть меня на «вы», я не отношусь к высшему лунному сословию.

— К какому такому лунному сословию?

Ева проговаривается. Олег пытается вытянуть из нее информации больше, но тут же натыкается на эмоциональный барьер.

— Ты не знаешь. Мне в лом рассказывать. — Так что проехали! Но еще выкнешь мне, я тебе нос сломаю, для начала. Тебя это, док, тоже касается.

Доктор смотрит на Еву с укором.

Олег переводит взгляд на криогенные камеры.

Это прототипы. Олег читал о таких в каком-то научном журнале, смотрел 3D-фотографии в приложении. Забыл почти сразу. Теперь вспомнил.

Они испытывались на «Ковчеге». И до серийного производства еще было не меньше трех десятков лет бесчисленных проверок и доработок. Хотя уже по выявленным эффектам в результате заморозки живых существ писались статьи и защищались диссертации с кандидатскими и докторскими.

На корабле поколений должны разместить две сотни таких устройств — так называемый последний шанс, если что-то пойдет не так. Но выживут ли поселенцы в криогенных капсулах, которые еще не доведены до ума, которые нужно совершенствовать и совершенствовать, — оставалось под вопросом.

Ева Райт, видимо, решила не дожидаться отправки «Ковчега», чтобы испытать криокамеры на людях.

Крышки камер поднялись вверх, открывая узкие ложа.

— Залезайте, мальчики, — женщина улыбается своей жуткой улыбкой. — Только не забудьте снять всю одежду, а то придется выковыривать ее из вас по прибытию. А это, знаете, не очень приятное зрелище.

— Кажется, он снова ожил, доктор. Ты же говорил, что ему нужно подохнуть, чтобы снова стать здоровым.

— Я не говорил такого.

— Это твои слова, док.

— Эти слова не мои. — Дефо на удивление спокоен. — Я не говорю настолько вульгарно. Дайте еще аррилата.

— Это последний.

— Больше и не надо.

— Ему не лучше.

— Но и не хуже.

— Так, что ты делаешь, док?

— Пытаюсь мобилизовать организм. Раскачать его!.. Заставить работать на пределе возможностей.

Ему сделали укол. И холод снова проснулся в нем.

«Они медлят. И доктор, и инспектор. Никто из них не доверяет убийце. Женщина смотрит на них и осознает это. Трансформ правой руки происходит медленно, чтобы они поняли, с кем имеют дело, но не достаточно медленно, чтобы успеть среагировать.

— Даже не думайте! Это развалюхой могу управлять только я.

Женщина говорит правду. С кораблем разумеется ни Дефо, ни Ковалый не справятся.

Доктор делает шаг назад, рядом с его левой рукой панель управления люком. Олег видит это и понимает, если англичанин сейчас начнет действовать, то может пострадать.

— Или вы ложитесь в криокамеры, — говорит Райт, — или я помогу это сделать вам. Решайте!

Олег передергивается при этом слове, всматривается в Еву, в ее лицо, пытается в мимике и во взгляде увидеть старшего инспектора Дорова. Не находит. Отводит взгляд.

Начинает снимать одежду. Минута требуется, чтобы снять ее всю. Ложится в камеру, кивает доктору, чтобы тот отошел от пульта. Тот кивает в ответ, отходит.

— Мне жаль, что так получилось, внезапно снова заговаривает Ева. — Меня взломали, еще когда я находилось на «Глобалисе». Знаешь, зашла перекусить в одну забегаловку на какой-то милой до тошноты улочке. И тут меня накрыло. Минуты на две. Не больше. Я подумала, что у меня глюк.

— Глюк? — переспрашивает Олег; он до сих пор не понимает, как относиться к этой женщине. Она помогает им, но еще является убийцей, а значит, подлежит немедленному аресту и изоляции от общества минимум на пять десятков лет. Но Доров доверяет ей, несмотря на то, что она практически убила его.

— Кибернизация моего уровня — а это порядка восьмидесяти шести процентов — подразумевает периодические сбои. Ну, знаешь, как критические дни. А-а, кому я говорю! Так вот, эти две минуты выпали у меня из памяти. А, как оказалось, какая-то тварь копалась у меня в мозгах. Она не смогла подменить основную директиву; возможно, не успела, но заменила несколько второстепенных, запутала, создала иллюзию исполнения команд, перенаправила информацию. Короче, я не видела ни вас, ни Серого, ни техников — никого. Я ехала в своей машине. Все ехала и ехала. А на деле разносила док вместе с шаттлом внутри ко всем венерианским чертям!

Последние слова женщина буквально выкрикивает, замолкает.

Крышка медленно опускается, отгораживая инспектора ЭНэС от внешнего мира.

Вскоре приходит холод».

Холод оставлял его постепенно. Но не просто уходил вовне. Нет, наоборот, он концентрировался внутри него. Собирался отовсюду, проникая в организм через поры на коже, через все слои эпидермиса, сквозь дерму и подкожно-жировую клетчатку. Но он не останавливался на этом, рвался дальше.

В сосудах — в эритроцитах, тромбоцитах и лейкоцитах — он несся словно по гидравлическим трубам вперед, к центру тела, к сердцу, чтобы уже там, достигнув своей максимальной концентрации, ледяной, не растапливаемой глыбой двинуться вперед снова. Разрывая стенки между предсердиями и желудочками, прорезая своими острыми гранями эндокард, за ним миокард и эпикард. Изнутри — наружу. Чтобы потом, повреждая по ходу легкие, бронхи и трахею, прорваться в пищевод, подступить к горлу и… вырваться наружу.

Олег открыл глаза.

Сверху искрило, поверху стелился дым — значит, система вентиляции уже не работала.

Ковалый приподнялся на руках, схватился за ложемент, подтянул себя, закашлялся. Внезапно накатила слабость, и он с грохотом упал обратно.

— Кажется, спящая красавица очнулась. Браво, док! Не прошло и… двенадцати минут. Дай ему тоник! И пусть натягивает скафандр. Пора выдвигаться.

— Где мы? — спросил Олег.

В горле саднило, в груди хрипело, а в ногах кололо. Кажется, его организм еще не был готов выдвигаться куда бы то ни было.

— Вы прибыли туда, куда и хотели, — сказал Дефо, появляясь в поле зрения инспектора ЭНэС. — Дайте мне, пожалуйста, вашу руку.

Олег протянул левую руку. Доктор закатал ему рукав до локтя, наклеил на внутреннюю сторону предплечья пластырь

— Это лучше, чем тоник, — сказал Дефо. — Эффект длится вдвое дольше. И наступает быстрее. Нужно всего лишь подождать полминуты.

— Необходимо вызвать техников, — сказал инспектор, имея в виду плачевное состояние их корабля.

В поле зрения Ковалого появилась Ева. Она была одета в скафандр, лишь шлем пока держала в руке. Райт склонилась над Олегом и, мило улыбаясь, сказала:

— Ты малость не в курсе. Но мы приземлились, точнее сказать — грохнулись, не на космодроме, и это нам еще повезло. У нас не работает коммутатор. Поэтому ни техников, ни шлюх, если они есть в этом мире, в чем я сильно сомневаюсь, мы тебе вызвать не можем. Еще: скоро откажет система жизнеобеспечения. А реактор взорвется к чертовой матери! Вот так вот: пф-ф!

Ева развела руки в сторону.

— Поэтому нам всем нужно как можно скорее валить отсюда, — продолжила она. — А учитывая, что до ближайшей станции пять часов хода, впереди нас ждет долгая дорога. Так что поднимай задницу, влезай в скафандр — и вперед с песней.

Когда Олег вышел на поверхность Марса из корабля, наступили сумерки. Через два часа должно было зайти Солнце.

Ковалый узнал это место. У него была хорошая память. Еще на пассажирском «Буране» он хорошо изучил местность по фотоснимкам из файлов по несчастным случаям во Второй марсианской колонии.

Да, полет оказался слишком длинным и с большими пересадками, чем Олег предполагал. Да, вместо двух инспекторов ЭНэС до цели долетел лишь один. Пусть еще предстояла дорога до купола. Но все же он прибыл на Землю Ксанфа.

Они прибыли.


Глава 6

«Нужно бежать».

Это первая дельная мысль, которая пришла Анне в голову. И она была самая правильная. Но сначала необходимо было избавиться от следящего импланта.

Нож она взяла в подставке у раковины, удостоверилась в остроте, срезав часть ногтя на пальце, занесла над головой, на две секунды замешкалась, а затем резанула в области виска.

Почувствовала, как тонкой струйкой течет кровь, вниз, к подбородку, хотела сначала убрать ладонью, но потом оставила, решив не отвлекаться. Тяжелая тягучая красная капля безнаказанно упала на пол. Первая из многих.

Боли не было. Сначала. Она пришла тогда, когда Анна углубила разрез, расширила его. Стиснув зубы, она продолжила, дойдя до твердой мозговой оболочки, сменила угол, стала увеличивать рану.

Выронила нож, тот упал с неприятным лязгающим звуком. Пальцами залезла в рану, нащупала имплант и резким рывком вытащила его. С хрустом сломала пальцами, раздавила, словно толстобрюхого клеща, вдосталь успевшего попить человеческой крови.

Если бы могла, то вытащила бы и остальные биочипы, но те были имплантированы в паутинную оболочку еще десять лет назад, на Луне, при покупке ее в бордель. Клиенты попадались разные, многие любили бить, насмерть. Только благодаря имплантам Анна оставалась в сознании, по край ней мере до приезда сутенера. Хотя бывали моменты, когда она хотела потерять его и больше не приходить в себя. Никогда.

Как два часа назад.

Анна невольно посмотрела на чугунную сковородку.

Закружилась голова, затошнило. Но она встала, сделала несколько шагов, вышла из кухни, уже не стараясь не оставлять отпечатков (в этом уже не было смысла), медленно прошла зал, миновала узкий коридор. И только когда вышла на лестничную площадку, ее вырвало.

Следующие рвотные позывы цетолог смогла побороть. Вышла из моноблока и быстро, хоть и периодами пошатываясь, пошла к монорельсу, в сторону ближайшей остановки.

Сейчас Анна откровенно радовалась, что навстречу не попадались прохожие. Еще где-то час было до того, как начнут возвращаться с работы, из школы. Еще концерт на площади, он продлится до девяти вечера. Там тоже соберутся. Будут слушать местных исполнителей. Ее мужа…

Но она все равно торопилась. Анна была уверена, что ее заметили, не могли не заметить. Женщина, у которой время от времени заплетаются ноги, а одежда и голова в крови, достаточно сильно привлекает внимание. Особенно в том случае, когда поблизости вроде как никого и нет.

Остановка пустовала. На ней и не должно было быть никого. Анна села на скамейку, попыталась привести себя в порядок. Но поняв тщетность усилий, оставила все как есть.

Активировала часы-татуировку, посмотрела: до приезда электровагона было восемь минут. Он шел со складов на востоке купола. Но ей было все равно, самое главное уехать отсюда.

Секунды тянулись невозможно медленно, с трудом складываясь в минуты.

Когда вагон появился на горизонте, она вдруг поняла, что совершила ошибку. Нужно было подождать, спрятаться, но Анна так спешила, что совсем забыла про осторожность. С другой стороны, у нее совсем не было времени. Счет шел на минуты. Сейчас было не до осторожности.

Она встала, достала из волос две шпильки, острые, прочные, сделанные из полиметалла. Подошла ближе к монорельсу, тот чуть заметно дрожал от приближающегося электровагона под номером «67».

В нем находилось трое. Двое сидели. Один приготовился выходить. Мужчина средних лет, одетый в комбинезон рабочего. Единственное, что сразу бросалось в глаза и выделяло его среди прочих, — красная повязка на правой руке. Она будто говорила: смотрите, перед вами не обычный человек, перед вами Часовой.

Мужчина держался за перила, и казалось, спал, вероятно, устав после трудового дня.

Анна, мило улыбаясь, сделала шаг навстречу, одновременно толкая мужчину обратно в вагон и вгоняя одну из шпилек ему в левый глаз на всю ее длину, дальше, дальше, сквозь глазницу до самого мозга.

Другую шпильку она воткнула в голопроектор, расположенный сверху, одновременно закоротив систему в левой стороне вагона, в результате чего одна из камер перестала работать. Вместе с голопроектором. Но на это никто не обратил внимания. Две женщины, сидевшие впереди, даже не обернулись на шум. Сказалась усталость после рабочего дня.

Цетолог, освободив руку, зажала ею рот умирающего рабочего, заглушив хрипы. Сделала еще пару шагов с еще живым мужчиной назад, а затем посадила его на кресло, уже мертвого. Нашла в кармане комбеза рабочую кепку, надела на голову, сдвинула козырек на максимум, скрывая страшную рану. Села рядом, склонившись вперед так, что почти скрылась за широкой спинкой соседнего кресла.

Руки дрожали от усилий, разболелась голова, кровь, до этого остановившаяся, снова стала выходить толчками из раны, пятная пол вагона.

Анна прислушалась, удостоверяясь: Часовой не дышал, женщины впереди тихо сидели на своих местах. Кажется, они спали.

Створки двери с тихим шипением закрылись. Электровагон двинулся дальше.

Анна небрежно провела пальцами по сенсорному стеклу, сделав окно непрозрачным, оставляя на нем пятно крови. Но перед тем как окно окончательно помутнело, она увидела еще одного красноповязочника, спешно шедшего кмоноблоку, откуда десять минут назад вышла цетолог. А это означало, что через пять минут будет объявлена красная тревога. Ее объявили бы раньше, но, скорее всего, Светлана не успела найти помощь: яд подействовал раньше, чем она нашло кого-то. Но после того, что увидит Часовой в квартире, ее примутся искать. А вскоре за ней начнут искать и Анну — следов женщина для этого оставила предостаточно.

Но еще минут сорок в запасе имелось. И она намеревалась использовать их с пользой, не потратив напрасно ни одной секунды.

В этом мире не было вооруженных сил. Больше не было. Последняя война закончилась семьдесят лет назад. В ходе ее было уничтожено несколько крупных государств, десятки городов превратились в руины, более трех сотен миллионов людей погибло. Еще столько же умерло впоследствии от радиоактивного заражения — лучевой болезни (были применены водородные бомбы). Но кровопролитная война, забравшая так много, отрезвляюще подействовала на человечество этого мира.

Произошло всеобщее разоружение.

Все ресурсы были направлены на восстановление городов и помощь пострадавшим.

Россия первая из стран, которая протянула символическую руку помощи для всех страждущих. Помогала, и в ответ помогали ей. Очень быстро Российское государство, до этого чуть не канувшее в небытие в горниле войны, вновь превратилось в мировую державу. Единственную в своем роде, объединяющую жертвенностью русского народа людей других национальностей, других стран, других континентов.

В две тысячи семьдесят первом году была окончательно распущена Организация Объединенных Наций, до этого дня в течение пяти лет существующая лишь номинально. Многие ее руководители были казнены за преступление против человеческой расы. Вместо ООН была создана Национальная Организация Опеки и Попечительства — НООП, в которой Россия стала занимать место страны, указующей путь. Указующая стала синонимом Российского государства.

Утвержденный новый Устав окончательно закрепил за ней этот статус.

Конечно, не все приняли новый порядок. Многие коррумпированные политики и так называемые оружейные бароны, наживающиеся на голоде, болезнях, смертях — на всех ужасах войны, решили вернуть прежний уклад жизни. Но потерпели поражение в своих начинаниях. С ними расправились жестоко. Им не дали ни одного шанса искупить вину. Такие люди не исправляются.

С того времени прошло полвека.

Живя в центральном куполе Второй марсианской колонии, Анна наблюдала за тем, к чему привела новая мировая политика. А именно — к благоденствию, которое никогда не наступит в ее мире, где правят преступные группировки и продажные чиновники.

Она учила чужую историю в «Спасении» и «Реликте». Ей рассказывали о другом мире, но ее сознание часто воспринимало полученную информацию как сказку. Настолько нереальной она казалась со стороны. Но вот цетолог Анна Лебедева (женщина к тому времени перестала отличать саму себя от той, которую должна была заменить) прошла Врата. И фантазия стала реальностью. Невозможной, невероятной, не сбывшейся для одной конкретной мультивселенной лишь для того, чтобы каким-то чудом воплотиться в другой.

Но, несмотря на всеобщее благополучие, людям свойственно уничтожать то хорошее, что есть в мире и в них самих.

Убийцы, воры, насильники появляются всегда. Какое бы общество ни было сформировано.

Для обеспечения общественной безопасности, охраны правопорядка и борьбы с преступностью была сформирована общемировая организация внутренних расследований, чья эмблема — черные часы на белом фоне — дала название оперативникам, работающим в ней. Их прозвали Часовыми.

К сожалению, хотя Анна считала совершенно иначе, по большей своей части Часовые состояли из добровольцев. Но среди них был и костяк, профессионалы. Обычно их было немного — чтобы направлять, армия не нужна. Но когда совершалось серьезное преступление, они выходили из тени на первый план. Те, кого действительно можно было брать в расчет.

Они были единственными, кто имел разрешение носить оружие (помимо инспекторов ЭНэС), а также средства защиты. В полном боевом обмундировании Часовой не уступал хорошо подготовленному отряду из ее мира. Лунному правительственному отряду, а это чего-то да стоило!

Выбивались из общего канона только службы безопасности на космических станциях, но оружия их сотрудникам все равно не полагалось. Судя по информации, которую имел «Нерв».

Она вышла через две остановки, у мусороперерабарабывающего завода.

Электровагон под номер «67» направился дальше по маршруту, увезя с собой троих, один из которых не дышал вот уже двенадцать минут и которого, несмотря на все чудеса медицины двадцать второго века, вернуть к жизни не представлялось возможным.

Анна, оглядевшись и удостоверившись в отсутствии людей, не теряя ни секунды, побежала по широкой дорожке, ведущей к главным воротам. Не добежав шагов двадцать, резко свернула вправо, к густо посаженным елям. Там из земли, из переплетений корней деревьев, привезенных и адаптированных под местный стерильный климат купола, она достала герметичный ручной бокс.

Этот схрон она сделала еще на второй день пребывания в колонии. Завтра намеревалась сделать еще один, в противоположной части купола, но этим намерениям, видимо, не суждено было сбыться.

За четыре минуты она привела себя в порядок: смыла кровь с лица, волос и рук. Обработав раны на голове, наложила стягивающие скобы. Сменила брючный костюм на рабочий комбинезон (такой носили в колониях и мужчины и женщины), лакированные туфли поменяла на тяжелые ботинки. Проверила, как актируются магнитные подошвы. Сунула в потайной карман на «молнии», которая открывалась при качании, пистолет Стечкина. Девятимиллиметровый. Хороший, надежный, металлический. Настоящее произведение искусства в военной инженерии. Из позапрошлого века. Ее мира.

Когда зазвенел колокол, а главные ворота открылись, выпуская рабочих, она безбоязненно влилась в толпу, идущую к остановке. На нее никто не обратил внимания. Усталые люди шли с рабочей смены домой. Жизнь в колониях была нелегкой, каждому необходимо было трудиться. Кто не хотел этого, отправлялся обратно на Землю. Там бездельников тоже не привечали, но, по крайней мере, не гнали взашей.

К остановке подкатил номер «55», как раз тот, который был нужен Анне. Он шел к периферийному куполу с расположенной в нем запасной станцией мобильных групп.

Пришло время покинуть Вторую марсианскую колонию.

И как можно скорее.

В шестнадцать часов двадцать пять минут Анна Лебедева была практически на месте.

Солнце постепенно садилось за горизонт. Света становилось значительно меньше. Медленно наступали искусственные сумерки. Скоро должны были зажечься фонари. Но сейчас тени устраивали Анну как никогда раньше. Среди них труднее было заметить женщину, а тем более опознать. Но время поджимало, потому цетолог ускорила шаг.

Ей навстречу попался техник, судя по эмблеме на комбинезоне, немолодой, но и не старый мужчина с проблеском седины в кудрявых, черных как смоль волосах.

Анна хотела проскочить мимо него, но техник неожиданно, подняв взгляд на женщину, спросил:

— Ты, что ли, Сокола девушка?

— Я, — не моргнув глазом, соврала Анна, останавливаясь. Не остановившись или побежав, она больше привлекла бы к себе внимание. Можно было, конечно, убрать ненужного свидетеля, и рука уже сама собой потянулась к карману с пистолетом, но в последний момент цетолог передумала. На звук выстрела могли сбежаться люди. Да и шанс покинуть купол уменьшался в лучшем случае наполовину.

— Красивая! Он про тебя уже целую неделю говорит без остановки. Какая ты… Завидую твоему Соколу. Он в гараже, в «десятке» ковыряется. Сколько раз говорил, что пора списать ее в утиль. А Иван ни в какую. Говорит, починю. Да куда там, починит он!

— Ага, — сказала Анна.

— Иди, деваха, вправь ему мозги. Пусть лучше домой собирается. Металлолом хорошей машиной не сделаешь.

Техник пошел дальше. А Анна, выдохнув, проскользнула в гараж.

В гараже было светло. Даже слишком. Цетолог прикрыла глаза ладонью, прищурилась.

Справа стояли краулеры класса «Колосс». Уже прошедшие очистку: ни одного следа бурой марсианской грязи. Их можно было принять за новые, если бы не едва виднеющиеся царапины на облицовочном покрытии. Чуть дальше за ними виднелся «Титан». Им, насколько знала Анна, пользовались редко. Уж слишком эта громадина много требовала энергии.

Слева поставили краулеры значительно меньшего размера, класса «Варан» и «Змейка» — на двоих и одного водителя соответственно. Быстрые, юркие. Ими пользовались в отделе спасения и разведке.

Сверху, на уровне второго яруса, зависли на антигравах два Воздушных Крыла, или просто Крылья. Их выделили колонии недавно, привезли с Первой марсианской, только что с конвейера — там в прошлом месяце открыли небольшой завод по производству атмосферных кораблей.

Лязг и негромкое ругательство заставили Анну обратить внимание на третью машину, стоявшую в левом ряду. Краулер класса «Змейка». Там стоял человек — молодой парень лет двадцати. Коренастый брюнет. С правильными крупными чертами лица. Звали его Иван Сокольников, а в гараже, судя по недавнему разговору, прозвали Соколом.

Сокол был настолько погружен в работу, что не слышал, как цетолог подошла к нему.

Какое-то время Анна постояла около парня, посмотрела на то, как он соскабливает грязно-серый налет с клеммы аккумулирующей солнечной батареи. Тихо произнесла:

— На другой стороне солнце все еще не зашло.

Кодовая фраза, от которой Иван застыл ровно на пятнадцать секунд, больше, чем того требовали приличия.

— Мне повторить? — спросила она.

— Не нужно. — Он присоединил клемму на место, вернул аккумулятор в специально отведенный отсек, закрыл крышку. Повернул к Анне свое чумазое от машинного масла лицо, спросил: — Можно, я не буду говорить кодовую дурацкую фразу в ответ.

— Можно, — разрешила Анна.

— Почему не «Ящерку»?

— «Ящерки» капризные в управлении, без должной сноровки не справиться.

Парень ходил возле «Варана», вручную убирая вокруг него крепления. Потом взял в руки планшет и активировал площадку для выезда из гаража. Стена сдвинулась в сторону, потом еще и еще раз, образовывая хорошо освещенный коридор, плавно уходящий вправо.

— Ты первая, кто обратился ко мне с просьбой об эвакуации.

— Моя миссия здесь закончена, — сказала Анна, почти поверив в свою ложь. — Скоро многие придут к тебе с такой же просьбой. Если не все.

— Я так и думал. — У краулера зажглись аварийные фонари. — Последнее время толчки стали… значительней. В куполе они пока не ощущаются. Но снаружи, особенно если едешь на скорости, будто земля уходит из-под колес. Буквально вчера…

Техник остановился, не закончив фразу, зрачки его расширились. Анна сразу поняла, что прочитал на своем планшете парень, учитывая, что он у него был рабочий. Ее объявили в розыск. А потом пискнула татуировка-коммутатор — редкая штука для колонии, даже молодежь здесь любила более надежные и осязаемые вещи.

Сокол хотел уже сделать небрежное движение рукой, чтобы развернуть сообщение, но Анна успела первой.

— Садись в машину! Ты поведешь.

К интонации она присовокупила пистолет, направленный в голову Ивану.

— Может быть, не надо? Ты же знаешь, я из местных, мне до тебя и дела нет. — Медленно обернулся Сокол, поднимая руки.

— Когда придут из «Нерва», будет и дело, и труп. Твой. За то, что помог мне. Так что я тебе сейчас жизнь спасаю.

— Что-то не сильно верится.

— Садись в машину! — Она кивнула на крайлер.

— Ты где его взяла, я такой только в музее видел?

— Последний раз прошу, по-хорошему.

— Ничего себе, по-хорошему, — пробурчал парень, но все же открыл шлюз-дверь.

— Ты поведешь!

— Нужно надеть скафандры.

— Успеется!

— Мы нарушаем правила безопасности.

— Вот именно, Сокол! Мы нарушаем правила безопасности. — Войдя в машину, Анна закрыла за собой шлюз-дверь, почему-то почувствовав себя от этого спокойнее. — И мы продолжим их нарушать!

Иван на это только неопределенно повел плечами, включая зажигание и заводя мотор.

Когда они отъехали километров на десять, Сокол включил радио-плеер.

— Они нас уже заметили, — тихо сказал он, ища вручную нужную ему радиостанцию.

— Тогда гони!

— Если я увеличу скорость…

— Увеличь!

Она ткнула ему в затылок дулом пистолета.

— Хорошо, — вздохнул Сокол. И увеличил скорость с пятнадцати километров в час до тридцати пяти.

— Еще.

Иван молча выполнил указание. Теперь они ехали со скоростью в шестьдесят километров в час. По Земле Ксанфа, поднимая тучу бурой пыли за собой.

Иван нашел радиостанцию. Ожили динамики:

…И кружилась Она в белом платье,
На песке оставляя След…
И кружилась Она на закате,
Собирая в ладонях свет.
Иван хотел уже снова приняться за поиск радиостанции, но Анна его остановила.

— Оставь! — сказала она.

Бились волны о берег, и пена
Щекотала ей пальцы ног,
Словно тыкался самозабвенно
В ноги мокрый от волн щенок.
Вдалеке невозможно певуче,
Превращая себя в елей,
Лились скрипы ночных уключин —
У невидимых кораблей.
Гитара мешалась с флейтой и голосом, приятным мужским баритоном. Замолкала, чтобы снова зазвучать с новой силой.

— Вот почему на Земле поют о космосе, звездах и далеких планетах, а в колониях — на Луне и Марсе — о Земле?

Анна не ответила, она слушала. Ведь это пел Николай. Ее Николай. Тот, кого она бросила на произвол судьбы. Его и еще двоих детей. Тех, которые были не ее. И ее.

Их должны были ликвидировать — максимально, насколько это возможно, уничтожить следы ее пребывания в колонии. Всю ее ненастоящую семью. Возможно, быстро и безболезненно, возможно — нет. Несчастные случаи, так, как любил Матиас.

Багровел край закатного неба,
Моря вышних и чистых вод,
И Селена в накидке из крепа
Шла по этому морю, вброд…
Берег пуст был, как был он в начале,
В первозданной своей поре,
Лишь фигурка Её у причала,
На высокой стене-скале,
Говорила, что было на пляже
Не обманом усталых глаз…
Перемазались дети в гуаши,
Рисовали для взрослых нас.
— Разворачивай! — выдохнула она, боясь передумать.

— Не понял? — повернул голову к ней техник.

— Разворачивай, говорю!

Она повела оружием.

Иван только вздохнул. Медленно сбавил скорость, так же медленно развернул машину на сто восемьдесят градусов.

— Скажу, что заставила, взяла в заложники, должно сработать, — бурчал он при этом себе под нос. И уже совсем тихо что-то о женщинах, о дурах и о том, в каких пропорциях они сочетаются в жизни.

Но этого цетолог, на счастье Сокольникова, не услышала.

— Прибавь! — только сказала она.

Краулер стал набирать скорость. Купол, тускло отсвечивающий в лучах закатного Солнца и своей массой затмевающий горизонт, стал стремительно приближаться.

Анна возвращалась. Спасать свою семью.


Часть третья

Глава 1

Этот вездеход внутри вонял тухлятиной. Вонь забивалась в ноздри, оседала в горле, пробиралась в бронхи. Горин с трудом сдерживался, чтобы не закашляться. Кашель выдал бы, что он уже давно в сознании и пытается раскрутить провод, которым его связали. А этого Виктор допустить никак не мог.

— Поверить не могу! Я столько раз здесь был. Бухал в баре в десяти метрах от того места, где их держали! Первопроходец меня забери во Врата Небесные!

Тик, а это был он, радостный, дерганный еще больше обычного, вел вездеход, но иногда Горину казалось, что машина сама выбирает направление, куда ей ехать, и горе-водитель здесь совершенно ни при чем. И это казалось не одному экзогеологу.

— Не упоминай Первопроходца всуе! Смотри лучше за дорогой! Патрули кругом.

Мужчина, что сказал это, держал на коленях оружие. Достаточно массивное, мощное на вид. Такого Виктор никогда не видел. Правда, за свою жизнь Виктор видел мало оружия, и все оно находилось за витринами. В Берлине его как-то раз затащили в Музей Страха. Но он ушел, точнее сказать, сбежал оттуда уже после того, как гид-голограмма перешел в зал, где были расположены экспонаты со второй мировой войны. К слову, сбежал Горин не из-за страха, а из-за банальной скуки.

Теперь ему было интересно. Как никогда раньше.

— Нет, ты только подумай! Их держали в старом контейнере еще периода колонизации. Как он туда попал?

— А нам-то почем знать. Да, Дейл?

— Что, Ло?

— Я говорю, а нам-то почем знать?

— Да, лунная знать совсем…

Рев двигателя, который Тик запустил на полную мощность, заглушил последние слова Дейла.

— Это что сейчас было? — приподнялся было со своего места Ло, но машину качнуло, и он всем весом плюхнулся в кресло обратно.

— Патруль, — захихикал Тик. — Патруль-сруль.

— Ты что, уже ширнулся?

Машину бросило во внеочередной поворот, и рев двигателя предусмотрительно заглушил слова Тика. Но Горину послышалось, что ответ горе-водитель зарифмовал. Хотя ему могло и показаться.

Он еле заметно сместился в сторону, так чтобы его полностью закрывал своим телом Хамов. Он тоже, как и экзогеолог, лежал на полу вездехода и был связан проволокой и совершенно не пытался что-то предпринять, только что-то мычал сквозь грязную тряпку, засунутую ему в рот после часа хныканья и просьб пощадить его. Горин даже был рад такому стечению обстоятельств. Профессор ему порядком надоел.

Из полуприкрытых век он посмотрел на своих новых конвоиров, которые сидели в креслах рядом с ним, закрыл глаза.

Тот, кого звали Ло, был высоким бледным мужчиной со щеткой усов, которые топорщились у него в разные стороны; седые лохматые брови и куцая седая бородка дополняли образ. Второй, по имени Дейл, коренастый крепыш, был чернокожим, гладко выбритым, с видимым металлическим имплантом, идущим от левой стороны подбородка вверх, вдоль скулы к виску — то есть представлял собой полную противоположность своему товарищу. У него тоже было оружие. Два пистолета, которые чуть ли не выпадали из карманов черной кожаной куртки.

И ни на одном из них не было скафандров.

Насколько понял Горин, они были охранниками его и Хамова, пока они находились в контейнере. Ключевым словом здесь являлось «были».

Ло несильно пнул профессора.

— Мне кажется, сорока кусков будет мало. Да и делится сорок на троих не очень. Пусть будет шестьдесят. Шестьдесят — хорошая цена, чтобы предать и Ортни, этого выскочку, решившего назваться верховным жрецом, — Ло смачно сплюнул на пол, — и самого Первопроходца. Пусть Врата ему будут пухом!

— Не хочу я холодца из свиного уха, — услышал свое Дейл.

Ло заржал как мерин.

— Ты слышал, Тик? — отсмеявшись, спросил он. — Чего думаешь? Шестьдесят ничего себе так цена, правда? И делится хорошо.

Вездеход резко остановился. Горин вместе с Хамовым по инерции проехали по грязному полу вперед. Бывших охранников чуть было не выкинуло из кресел.

— Ты что, с ума сошел, придурок? — заорал Дейл. Он хоть и был глухой, но все же понимал, что такая манера езды — перебор даже для Марса, кишащего патрульными джедами.

Тик, не отпуская руль, сидел в кресле и с безумной улыбкой наблюдал за экраном. Горизонт сейчас полнился красно-бурой взвесью, изредка ее прорезали ярко-алые вспышки. Приближалась буря.

— Совсем забыл вам сказать, чуваки, — крутнувшись в кресле, повернулся к головорезам Тик. Он все продолжал улыбаться. — Я не люблю делиться. Совсем.

Бывшие охранники не успели ни встать с кресел, ни тем более применить оружие. У каждого во лбу в одно мгновение появилось по круглой аккуратной дырочке.

Тик встряхнул руками, его запястья снова стали целыми, словно несколько секунд назад они не надломились, как у испорченной куклы, обнажая спрятанное внутри оружие.

С не сходящей с лица улыбкой идиота Тик встал, подошел к усатому, потыкал в него пальцем, словно не был уверен в том, что он мертв. Удовлетворенно хмыкнув, наклонился над Гориным, который уже не скрывал, что пришел в себя, потрепал его за левую щеку.

— Шестьдесят кусков! Ха! Ты со своим дружком принесешь мне гораздо, гораздо больше, особенно если я буду продавать вас по частям. Нынче чистые в цене! В очень большой цене!

В узких, как игольное острие, зрачках Тика ничего не отражалось.

Взревело. Вездеход качнуло, затем еще и еще раз. Звуки — шуршание песка и стук камней о броневые пластины машины — пришли вслед за качкой.

Экран наполнила багровая тьма.

Это пришла буря.

Следующий час прошел за тем, что Горин пытался освободиться от проволоки. Хамов смотрел на Виктора с полным равнодушием. Кажется, он принял свою судьбу.

Все это время Тик пялился в экран, иногда крутился в кресле, все так же нелепо улыбаясь, ел какой-то коричневый порошок, вытащенный из кармана куртки Дейла, и закапывал себе в глаза раствор грязно-серого цвета.

Даже когда буря ушла дальше, забрав часть красного песка с собой, он продолжал делать это, пока порошок не закончился (остатки его, смешавшись со слюной, коркой покрыли области рта и подбородка), а из глаз не потекла кровь. Только тогда Тик завел вездеход снова.

Когда Виктор смог наконец освободить руки, машина вновь остановилась.

— Назовитесь! — раздался прокуренный хриплый женский голос из динамика на панели.

— Ты чего? Не узнаешь, что ли? Это же я! — брызгая слюной, визгливо заорал Тик в микрофон. — Я. Я. Я. Я. Я-я-я-я…

— Это Тик. Пусти его, иначе он так и будет засорять эфир, — сказали с насмешкой на другой стороне. В этот раз голос был мужским.

— Этого отморозка я лучше убила бы на месте, — с сожалением вздохнула женщина. — Так для всех нас будет спокойнее.

— Открывай ворота, Сокка! У нас договоренность.

— Ну, если так!.. — с еще большим сожалением протянула она. — Тогда открываю. Первопроходец, прости меня, грешную, и закопай несогласного! Поглубже!

Вездеход двинулся дальше. Горин не смотрел на экран, сейчас ему было не до этого. Он освободил ноги и теперь рукой пытался приглушить почти членораздельное мычание Хамова. Тот, увидев, что Виктор освободился, пытался предупредить об этом Тика. Экзогеолог тоже сначала не поверил в это, но колебался он лишь секунду. С силой приложил голову Хамова об пол, так чтобы профессор потерял сознание. Проверил — дышит, с облегчением выдохнул.

— Ну! — снова раздался мужской голос из динамика. — Привез?

— Как договаривались! Два первосортных тельца. Кромсай — не хочу. Каждый кусочек пойдет в дело. Мясо — первый сорт.

— Хвост с собой не привел?

— Обижаешь, Шанхай!

— Сокка, проверь на всякий случай. Выпусти парочку дронов.

— То сначала открой ворота, то теперь выпусти дронов, — беззлобно забурчала женщина. — А задницу тебе не подтереть? Нет, не надо? Ну, спасибо и на этом!

Горин медленно встал.

На экране коридор сменился полуразрушенным залом. Статуи здесь практически не сохранились, как и колонны. Во многих местах стояли искусственные подпорки, предотвращая обрушение потолка и стен.

— Все норм! — раздался голос Сокки из динамиков.

— Тик же говорил, — сказал Тик о себе в третьем лице и захохотал, то и дело срываясь на визг.

Виктор сделал шаг по направлению к горе-водителю. Осторожно, практически не слышно. Чуть не закричал от боли в ноге — перелом давал о себе знать.

— Ты же понимаешь, — заговорил снова Шанхай. — Мы должны быть осторожны. Этот храм пока еще никто не обнаружил, кроме нас. И я надеюсь, что так будет и дальше.

— Учитывая, что активизировалось еще с десяток Врат, ПСР есть чем заняться в ближайшее время, — пробурчала Сокка.

Горин встал за спиной Тика.

Наверное, тень выдала Виктора, незадавшийся торговец людьми что-то почувствовал и стал поворачиваться в кресле. Но экзогеолог не дал ему этого сделать до конца. Ударил. Без сожаления и жалости. Впервые за двадцать лет.

Голова Тика мотнулась вперед и назад, словно боксерская груша. По панели управления запрыгал выбитый, изъеденный кариесом зуб.

Горе-водитель попытался встать, но Горин ударил его во второй раз. Так, что в кисти тотчас отдалось резкой болью.

В этот раз Тик потерял сознание, тело его моментально обмякло и буквально само вывалилось из кресла.

— Тик? Что это у тебя там за шум? Блюешь, что ли?

— Нет, не блюет, — честно ответил Горин.

— Э, а ты кто еще такой? — заинтересовалась Сокка.

— Мясо, — сказал Горин и посмотрел на экран.

Тот не мог передать всего того, что творилось снаружи.

Камеры вездехода не справлялись, как не справилось бы и человеческое зрение, с тем, что происходило внутри Врат.

Горин сомневался, что это вообще возможно было передать чем-либо или как-либо. Нереально было подобрать ни образов, ни звуков, ни красок, ни слов.

То, что наблюдал Виктор в глубине перехода, просто существовало, как существует истина. Как бы ее ни скрывали, недоговаривали или ни выдавали за ложь.

Пространство буквально разрывалось на части, переплавлялось, перековывалось, переливалось само в себя, не оставляя ничего взамен, чтобы в то же мгновение вновь явиться на свет, ни капли не изменившись.

А еще это пространство имело массу. Это словно горизонт вдруг приобрел вес, стал осязаемым, полновесным, прорывающимся под своей тяжестью, перестав быть просто словом, означающим границу между небом и землей.

И лишь тонкая, с еле заметными письменами арка Врат, вырубленная в скале цвета крови, немыслимым образом отделяла это бушующее пространство от пространства тихого, незыблемого, привычного.

Ограничивая его переход изнутри вовне.

Это была технология, настолько развитая, что ее не хотелось познавать, чтобы она и дальше оставалась волшебством — настоящим, которое можно увидеть, а не только прочитать в детских книгах.

Длилось это не больше пяти-шести секунд, затем Горин с усилием заставил себя отвести от Врат взгляд. Взялся за ручку газа и медленно отжал ее от себя, заставляя вездеход направиться вперед.

Завыли сирены. Протяжно и тоскливо. Так воют волки, когда понимают, что добыча уходит от них, оставляя стаю лишь скалить пасти и грызть от голода своих же соплеменников.

Женщина, Сокка, проклинала на чем свет стоит и Тика, и Шанхая, и того, кто вел вездеход во Врата, по дороге сминая и превращая дорогую аппаратуру, стоящую перед ними, в никому не нужный хлам.

По броневым плитам машины застучало. Горин не сразу понял, что в него начали стрелять.

Врата приближались. Как и пространство внутри них.

Когда Виктора переправляли в этот мир, ему что-то ввели, какой-то препарат, от которого он плохо запомнил переход. Сознание периодически гасло. Но и тех воспоминаний, что у него были, хватило, чтобы на всю жизнь запомнить дорогу из одного мира в другой.

Теперь же он находился в ясном сознании. Кристально ясном, до хрустального звона.

Боковая камера внезапно вывела на экран изображение большой турели. Она спешно разворачивалась, буквально вырастала из пола.

Горин довел рычаг до конца. Мотор взревел, посылая вездеход с удвоенной скоростью в центр Врат.

Включилась турель. Пять сотен выстрелов слились в один, следующие пять сотен —

во второй. Две секунды — и тысяча смертей устремилась в сторону ржавой старой машины, из последних сил преодолевающей последние метры до перехода.

Но Горину было уже все равно.

Вездеход достиг цели.

Пространство внутри Врат вобрало в себя и несуразную машину, и людей внутри нее, как живых, так и мертвых. Перековало, переплавило…

Сместило.

Горин Виктор Иванович перестал существовать в привычном понимании этого слова. Он был нигде и везде. Рука проваливалась в приборную панель, которая потекла вниз единым расплавленным куском металла, пластика и плоти.

Тик буквально переливался в Ло и Дейла. Живое становилось мертвым, чтобы спустя долю секунды снова разделиться и стать живым.

Вездеход сминался под немыслимыми углами, становясь податливым, как расплавленный воск, тек, чтобы в какой-то миг возвратиться обратно в твердофазное состояние.

Ничто не имело четкой формы.

Никогда не имело.

От начала времен.

Это длилось мгновение, секунду, долю секунды? Он не знал. Он не хотел знать.

А потом это прекратилось.

Вездеход снова приобрел свою форму. Горин — свою. Тела на полу и в креслах. Приборная панель. Все стало, как прежде.

Снова завоняло тухлятиной.

Горин выдохнул, только теперь осознав, что все это время задерживал дыхание. А потом посмотрел…

… на того, кто сидел в кресле с простреленной головой…

… на того, кто лежал на полу, связанный толстой многожильной проволокой по рукам и ногам…

… на того, кто стоял и смотрел на него.

И не отвел взгляда.

Разве человек отводит взгляд, когда смотрит в зеркало?

С ревом дикого зверя вездеход вырвался из пространственно-временного плена, протаранил несколько ящиков с грузом, буквально взлетел наверх по пологому железному настилу и, оставляя за собой шлейф из поднятой в воздух пыли цвета коричневатой ржавчины и широкие глубокие колеи на буро-красной земле, проехал еще с десяток километров вперед, наконец с трудом остановившись. Прямо перед наполовину закопавшимся в песок разбившимся совсем недавно шаттлом. При свете заходящего солнца, если присмотреться, можно было увидеть три пары следов, ведущих к ближайшему холму и дальше — за него.

Прогремевший следом за этим взрыв ядерного реактора космического корабля в радиусе десяти километров осветил предзакатный Марс, ненадолго создав маленькое солнце, которое, впрочем, быстро погасло.

Через час сумерки сменились холодной марсианской ночью.


Глава 2

Вспышка чуть не ослепила Ковалого. Хотя Олег даже не смотрел в ту сторону. Зрение спасли светофильтры, за одно мгновение сделав прозрачное стекло шлема матово-черным. Массив терраформера вдалеке из едва различимого превратился в невидимый вообще, слившись с окружающей темнотой.

— Знатно так жахнуло! — остановилась Ева.

Первый час она шла далеко впереди них, но потом сбавила темп. Олег пришел к выводу, что раны, полученные женщиной в бою с Доровым, давали о себе знать. Только высокая степень кибернизации поддерживала ее на ногах. Обгонять он ее не спешил в отличие от доктора, пытался постоянно держать Райт в поле зрения. Таким образом он создавал хотя бы видимость контроля.

— Будь мы еще там, от нас мало бы что осталось, — сказал Дефо. В его голосе чувствовалась усталость.

— От нас бы вообще ничего не осталось, — раздраженно уточнила женщина.

— Продолжим идти, — сказал инспектор ЭНэС.

Впереди его ждала аварийная станция, одна из сотен себе подобных, раскиданных по Марсу для таких вот «потерявшихся» путников, нуждающихся в помощи и по каким-либо причинам оставшихся без средств связи. Этим станциям было уже больше полувека, но они продолжали служить целям, для которых их построили люди: спасать, оберегать и давать кров.

— Нет, подожди, может быть, бабахнет еще раз.

Олег невольно поморщился. Как же его раздражала эта женщина. Самоуверенная, наглая, грубая, пренебрегающая устоями и условностями, не знающая меры, часто использующая обсценную лексику… Он решил сравнить ее со своей девушкой, Лизой, такой доброй, такой отзывчивой, не способной сказать грубого слова, даже если того требует ситуация… Но понял: не стоит этого делать. Нельзя сравнивать два полюса. Они просто существуют и будут существовать, потому что миру придет конец. Раз — и его просто не станет.

— Зачем это… тебе? — спросил-выдавил он из себя.

— Давно не видела фейерверков.

— Это вредно для зрения, — заметил доктор. Было непонятно, шутит он или говорит серьезно. — Светофильтры не способны… — Доктор осекся, увидев, что его не слушают. — Да кому я говорю! — еле слышно пробормотал он.

— А вот действительно интересно, — ухватился за случайно оброненную фразу Олег, нехорошо усмехнувшись. Правда, эту ухмылку трудно было разглядеть сквозь стекло шлема. — Кто же ты?

Ева повернулась к Олегу, так и не дождавшись дополнительных взрывов.

— Что ты сейчас спросил?

— Ты прекрасно слышала мой вопрос. Но для тебя я повторю. Кто ты? С кем мы говорим? Я и Стефан. Кроме того, что ты — Ева Райт и что ты работала на старшего инспектора Дорова, перед тем как тебя взломали из-за того, что твой организм, включая мозг, настолько кибернизирован, что теперь больше похож на компьютер в человеческой оболочке, мы не знаем больше ничего. Да, и то, что в тебе целый арсенал различного вида оружия, тоже знаем. Мне кажется, это до смешного мало — знать столько.

— Инспектор, кажется, у вас нервный срыв.

— Возможно, — согласился Олег с Дефо. — А возможно, я просто устал. Полет до Марса оказался слишком длинным и… насыщенным. Но мне нужны ответы. Много ответов на бесчисленное количество вопросов. И я начал с самого простого.

Его голос был спокоен. Так было всегда, когда он злился. Еще со школы он стал замечать это за собой. Ледяное спокойствие снаружи, тогда как внутри бушует, бьется о стенки этого спокойствия ураган, готовый смести все на своем пути, если только дать ему волю.

— Шел бы ты со своими вопросами! — грубо ответив, Райт пошла вперед, к очередному холму. — Если что-то другое женщине предложить не можешь.

— Кто ты? — снова задал вопрос Ковалый, двинувшись за ней. — Ответь на этот простой вопрос.

— Инспектор, вам нужно успокоиться!

— Я спокоен, доктор. Я очень спокоен. Мне нужно получить простой ответ на простой вопрос. И я его получу. Даже если повторю его тысячу раз.

Олег сжал пальцы на правой руке, разжал.

— Кто ты?

Он повторял вопрос раз за разом.

— Кто ты?

Она молчала слишком долго. Все так же шла впереди и, кажется, не собиралась ни отвечать, ни отпускать свои остроты.

Ковалый хотел спросить еще раз. И еще раз. Он намеревался получить ответы на вопросы.

— Она не скажет.

Олег остановился. Инспектор ЭНэС узнал голос, он принадлежал Дорову.

Остановился и Дефо. Он повернулся к Ковалому, без слов спрашивая, что ему делать, готовый ко всему, но Олег покачал головой.

— Почему, инспектор?

— Старший инспектор. Не забывайте субординацию, Ковалый!

— Я не вижу здесь никакого старшего инспектора, — спокойно сказал Олег. — Поэтому не вижу смысла соблюдать дурацкую субординацию.

— Дурацкая субординация? — раздался приглушенный смех. — А ты повзрослел, младший инспектор Ковалый. Мне это и было нужно. Пришлось ждать совсем недолго, как видишь, инспектор, многое зависит от обстоятельств. Но не нужно останавливаться. Запасы кислорода не безграничны, как и силы Евы. Ты знаешь, Ковалый, она ведь на грани. Я слишком сильно ее потрепал на верфи. Как и она меня. Но иначе было нельзя. Иначе я потерял бы ее.

— Я нашел ее двенадцать лет назад. В самом центре Москвы, в небольшом кафе «Аквамарин». Она не уходила оттуда почти сутки. Никого не трогала, просто не уходила. Заказывала себе турецкий кофе литрами и смотрела в окно, словно кого-то ждала. Наверное, ей повезло, что я приехал в то кафе раньше красноповязочников. Когда я ее увидел, то понял, кто она такая. В «Спасении» над ней знатно поработали. Тогда они еще использовали жесткое гипновнушение с подавлением не только сопутствующей памяти, но и волевых функций. Они превращали людей в роботов, запрограммированных на определенные действия. Такими людьми легче управлять, но действуют они всего лишь в пределах определенных, заданных для конкретных целей схем. Обычно их не больше двух сотен. Этого достаточно, чтобы имитировать обычное человеческое поведение в рамках определенного социума. Конечно, специалист способен увидеть установочные реакции на действия со стороны. Другое дело, что среди Часовых нет таких специалистов. А простым обывателям заподозрить человека в ненормальности, что тот всего лишь запрограммированная личность, практически невозможно. Конечно, с течением времени действия агентов другой стороны выходят за привычные поведенческие рамки. Они совершают ошибки, которые становятся видны со стороны. Моя работа, как и работа Евы и еще двух десятков человек, заключалась в том, чтобы выявлять их на раннем этапе.

— Не знал, что Ведомство занимается подобной работой.

— Ведомство подобной работой не занимается. Такой работой занимается организация «Аргус». Но об этом я говорить сейчас не намерен. Слишком рано.

Олег ускорил шаг, стремительно стал приближаться к женщине. Дефо, увидев это, перегородил ему дорогу. Ковалый обошел его, но тот, удерживая, положил ему руку на плечо.

— Не надо, инспектор. Вы все равно ничего не сможете сделать. Он… Она сильнее вас.

— Конечно, возникла проблема с двойником, — продолжал говорить Доров, взбираясь на холм, словно не слышал слов доктора по внутренней связи. — Райт так и не убила ту, которую должна была заменить в этом мире. Даже не предприняла попытку. Когда она пришли к другой домой, увидела двух маленьких детей, у Евы произошел сбой программы. Так она и оказалась в кафе «Аквамарин».

Доров замолчал. Минута, две. Время шло.

Три цепочки следов, еле виднеющиеся на песке в марсианских сумерках, продолжали становиться длиннее.

А потом женщину прорвало.

Цензурными из потока слов Райт были только предлоги «в» и «на» — и это только на русском, периодически она переходила на английский, а с него на французский. И хоть Олег понимал через слово, ему и этого было предостаточно.

— Клянусь Первопрохоцем, я вскрою себе голову и выковыряю тебя из своих мозгов! — произнесла Райт, упав на колени. Начала снимать шлем. Она успела отстегнуть первое крепление, когда подоспели инспектор и доктор.

Остановили.

Какое-то время они просто стояли возле нее. Смотрели на небо, на горизонт. Олег успел заметить Воздушное Крыло, небольшое, разведывательное. Оно мелькнуло и пропало, направившись в сторону взрыва. Их искали. И самое плохое было то, что он не знал кто. И самое главное — кого. Его — одного из лучших, но не лучшего инспектора ЭНэС? Доктора, который скрывал истинную причину сопровождения Олега на Марс (Ковалый чувствовал это)? Еву Райт, которая, кажется, и сама была не рада их компании? Или Дорова, старшего инспектора, одного из основателей Ведомства, человека, работающего на некую организацию «Аргус». Олег Ковалый, прокручивая каждый из возможных вариантов в голове, всегда останавливался на последнем.

— Чувствуете? — неожиданно спросила Райт.

Олег сначала не понял, о чем она спрашивает, но затем… Затем он почувствовал. Как и доктор, замер, пытаясь через подошвы ботинок почувствовать то же, что и несколько секунд назад.

Земля вздрогнула. И не где-то локально — у Олега возникло ощущение, что весь Марс содрогнулся. Замер. Как и троица людей, застигнутых врасплох землетрясением.

Через сорок секунд все повторилось. Но с еще большей силой. Словно накатила волна, сбивая с ног. Первым упал Дефо.

— На землю! — крикнула Райт по внутренней связи, чуть не оглушив Олега; уже вставшая, она снова упала коленями в буро-красный песок.

Олег не раздумывая последовал совету женщины. Он все равно не мог устоять на ногах.

Толчки стали чаще. Волны мельче. Ковалый буквально пропускал их через себя, раз за разом. Дрожь невольно передавалась телу. Он чувствовал это в скафандре: спазмы в левой руке. Словно что-то невидимое сжимало и разжимало мышцы в плече. Ковалый повернул голову: другие испытывали нечто похожее, судя по удивлению на лицах. Но, кажется, только Дефо понял, что это необычное землетрясение и что произойдет дальше.

— Приготовьтесь, — сказал он спокойным голосом, от которого у Олега пробежали по спине мурашки. — Это пройдет. Должно пройти.

— Землетрясение? — крикнула снова Райт.

— Десять, пятнадцать минут — самое большое. Если это не перейдет в эпистатус. Тогда нам конец.

— О чем он вообще…

Ева, не договорив, захрипела. Распласталась на земле. Тело ее выгнуло дугой, руки будто сами собой запрокинулись вверх, ноги сначала вытянулись, а затем резко согнулись в коленных суставах.

Олег попытался подняться, чтобы помочь женщине. Но вдруг понял, что сознание плывет, а тело не слушается. Его с силой бросило на землю. Руки вытянулись вдоль туловища. Глаза помимо воли завелись наверх. Мышцы лица сначала свело, а затем они, завибрировав, стали дергаться, сокращаясь сначала бессистемно, с течением времени приобретая четкий, почти музыкальный ритм.

То же самое происходило с его телом. Со всем его телом. Будто невидимая сила била его о шероховатый крупнозернистый песок, об острые камни, пытаясь то ли сломать скафандр, то ли кости в человеке.

И Олег чувствовал: не выдерживают именно кости. Трещат, с трудом переносят внезапную нагрузку.

Он хотел что-то сказать, все равно что, но внезапно осознал, что не может говорить. А еще не может дышать. Из-за спазма дыхательной мускулатуры, произошло апное.

Возможно, это длилось десять минут, как и сказал доктор. Но Олегу показалось, что значительно больше. Сознание походило на молочный кисель, в котором медленно-медленно, по часовой стрелке плыли мысли. Мышление было настолько тугоподвижное и малопродуктивное, что инспектор ЭНэС не сразу осознал, что его больше не колотит, мышцы не сгибаются и не разгибаются в только им известном ритме.

Воздух с сипом ворвался в легкие, давая живительный кислород измученному гипоксией и напряжением мозгу.

Внезапный толчок, самый сильный из всех, подбросил Олега в воздух.

— С-с-слева, — с трудом шевеля языком, произнесла Ева.

Олег повернул голову. Медленно, очень медленно. Ковалый буквально заставлял шею поворачиваться в нужном направлении.

Горизонт горел, не весь, конечно, только его определенный участок.

Это был терраформер, тот, который они видели издалека, еще когда Солнце не село. Он, не выдержав землетрясения, раскололся на две неравные части, и теперь из его нутра вырывалось бурое, как и все на Марсе, пламя, тщетно коптя звездное небо.

Инспектор поднялся на ноги первым, подошел к Дефо, помог встать ему. Уже вместе они подошли к Еве. Женщина лежала без движения и невидящим взглядом смотрела на звезды. Шлем частично скрадывал уродующие лицо раны, но все равно казалось, что перед ними лежит мертвец.Несколько капелек пота, смешавшиеся с кровью, под действием системы вентиляции медленно испарялись в левом углу шлема, превращаясь в красное подсыхающее пятно.

Резко подул ветер, это было заметно по завихрениям на песке.

Воздушное Крыло, другое, не то, которое они видели час назад, большое, пассажирское, судя по габаритным огням, зависло над ними. Резко сместилось в сторону и стало медленно опускаться, в метре над землей оно остановилось, используя антигравитаторы.

— Молите Первопроходца, парни, или кому вы там молитесь, чтобы это были хорошие ребята. Потому что-то мне худо. А без меня вы, как говно в проруби, сами даже потонуть не сможете, — окончательно опровергая факт своей смерти, сказала Райт, как раз тогда, когда из Крыла стали выпрыгивать вооруженные лучевыми винтовками люди в черно-красных массивных скафандрах, покрытых композитной броней. — Так что не поднимайте меня. Все равно придется мордой в песок бухаться.

— Быстро легли на землю! — раздался хриплый мужской голос по внутренней связи. — Дважды повторять не буду.

— Что я говорила!..

— Я служащий экспертизы несчастных случаев, — сказал Олег, пытаясь вычленить говорившего с ними. Он, скорее всего, являлся лидером группы. — Мне поручено…

Не дав договорить, его грубо повалили, перевернули на спину, заставили сложить руки на груди, зафиксировали цельнометаллическими пластинами. С ногами проделали то же самое. Подняли. Его. Дефо. Райт. Понесли к Воздушному Крылу. Уже внутри аккуратно посадили в кресла, дополнительно зафиксировали каждого уже в них.

Когда Воздушное Крыло поднялось в небо, к инспектору ЭНэС подошел человек в скафандре, штатно черном, какие обычно выдаются в Ведомстве. Склонился над Ковалым, давая рассмотреть себя в шлеме получше.

— Ну, здравствуйте, инспектор, очень давно не виделись, — фальшиво улыбнулся Адам Лозински. — У меня есть к вам пара вопросов.


Глава 3

Ее учили искать лишнее. Все равно что. Все равно где. Человека ли или вещь. Все равно.

Лишнее приносит хаос в мир, не нарушая, но пододвигая порядок в сторону. И чтобы его вернуть на прежнее место, нужно убрать лишнее. Человека ли или вещь. Все равно.

Сейчас лишним был рабочий в форме метеорологической станции. В это время он должен был или заступать на смену, или ехать в электровагоне, но никак не стоять возле моноблока, где жила цетолог Анна Лебедева.

Мужчина захрипел, напрасно пытаясь закрыть руками глубокую рану на шее. Анна позволила ему упасть на газон. Под куцей травой была земля, привезенная с Земли, под ней почва, обработанная на местной фабрике на станции «Восточная», а уже под ней, под всеми ими, таился Марс. С которого ей нужно было сбежать. Вместе со своими детьми, со своим мужем. Или хотя бы попытаться сделать это.

Женщина посмотрела в медленно стекленеющие глаза мертвеца, в зрачках увидела себя: неестественно спокойную, отрешенную, холодную. Так и должно было быть. Это хаос отступал в сторону, давая дорогу порядку. Пусть начиналось это с отнятой жизни, она была готова проливать кровь и дальше.

Нож, настоящий, боевой, она позаимствовала у Сокола. Он был не против. Даже обещал подождать ее. Дурак, она не собиралась возвращаться к станции мобильных групп. Впрочем, жизнь она ему сохранила, правда, сейчас сильно жалела об этом.

Она нагнулась над телом, пошарила по карманам, нашла шокоразрядник. Нахмурилась: он был модифицирован, судя по всему, снижение количества разряда компенсировалось его мощностью. Усмехнувшись, она забрала оружие. Перешагнула через труп и направилась к дверям в моноблок. Но не дошла лишь пары шагов, как сильный подземный толчок чуть не отправил ее в объятия мертвого.

Анна почувствовала, как задрожала земля, пошла волнами, страшно затрещал купол. Невольно она посмотрела наверх, ожидая, что оттуда на нее сейчас начнут падать его части: облицовка, перемычки, опоры… искусственное солнце. Но купол выдержал. Не выдержал монорельс. Даже отсюда цетолог слышала грохот сошедшего с пути электровагона. Наверное, там, внутри, были люди. Наверное.

Она поспешила в квартиру. Забежала в подъезд, бегом, преодолевая две ступени за раз, поднялась на второй этаж.

Цетолог знала: за одним таким толчком последуют другие. Потому что время пришло.

Врата стали открываться по всему Марсу.

В коридоре было темно, несмотря на то, что встроенные в стены лампы должны были загореться, как только Анна открыла дверь.

Площадка, еще восемь и уже налево, к двери, которая была чуть приоткрыта. Анна прислушалась. Шум выдавал незваного гостя.

Женщина разулась, аккуратно поставила ботинки к стенке, медленно приоткрыв дверь, босиком, на цыпочках зашла внутрь. Умный дом был отключен. Но свет был во всем доме. Цетолог быстро проверила комнаты: ни детей, ни мужа. Только мужчина точно в таком же комбинезоне, как и первый. Он не спеша, методично обшаривал каждый угол. Выгребал белье из ящиков, вспарывал небольшим ножом подушки, разбил несколько ваз, просмотрел осколки, разбросав их носком ботинка. Когда он, намереваясь двинуться дальше, поднял взгляд от пола, женщина воткнула нож, все тот же, позаимствованный у Сокола, ему в живот. Как раз туда, где у человека не имелось крупных сосудов или органов, не считая четырех метров кишок.

— Значит, так, — сказала Анна мужчине, одной рукой надавливая на плечо, заставляя его отойти к стене, а второй держа рукоять ножа. — Если ответишь на все мои вопросы, я не стану вытаскивать его у тебя из раны. Тогда ты успеешь позвать на помощь, вызвать медицинскую бригаду или даже покончить с собой, если того пожелаешь. Если будешь молчать, ты знаешь, что тебя ждет. Ты будешь мучиться долго, но недостаточно долго, чтобы выжить, даже если тебе окажут помощь. Решай.

— Я буду говорить, — хрипло произнес мужчина.

— Где мой муж и дети?

— Я…

— Прежде чем ты ответишь: «Я не знаю», — перебила его Анна, — прошу, хорошо подумай. Потому что твой дружок тебе не поможет. Даже наоборот. Его тело лежит перед моноблоком у всех на виду. Как думаешь, скоро ли здесь будут красноповязочники?

— Их не было здесь, когда мы сюда пришли. И их не будет…

— Какое-то время, согласна. Но скрывать мертвеца вечно не получится.

— А вечно и не нужно, — осклабился мужчина, показывая ровный ряд зубов. — Скоро все закончится.

Анна внимательно смотрела на чистильщика, оценивая полученную информацию, спросила:

— Я не слышу ответа на свой вопрос.

— Тебе не интересно, что скоро случится?

Анна нажал на рукоять, вгоняя лезвие ножа еще глубже.

Мужчина выдохнул, закашлялся, сгибаясь от боли, и уже хотел упасть на пол, но Анна не позволила ему это сделать.

— Они в медицинской секции, — произнес он, сплевывая алый сгусток крови.

— Так-то лучше.

— Тебе не справиться одной. Туда направилась большая команда. А еще там будут Часовые.

— Часовые? — удивилась Анна. — И несмотря на это, Матиас направил туда полную обойму чистильщиков? Он же не любит громкие убийства.

— Он сказал, теперь можно поразвлечься, — вновь осклабился чистильщик. Теперь у него между зубов проступала кровь, смешанная со слюной. — Он сказал, что процесс Обмена ускорился. Вместо трех недель, как планировалось, осталось чуть больше суток. Многих уже готовят к эвакуации. Когда процесс перейдет в решающую стадию, они отправятся к ближайшим Вратам.

В голосе мужчины слышалась ненависть. Но не конкретно к Анне или ее детям и мужу. Не к тем, кого нужно было ликвидировать в медицинском секторе. Нет, эта ненависть распространялась на всех жителей Марса. Точнее сказать, на весь Марс.

Но помимо ненависти Анна уловила еще и зависть.

Да, человек, лежащий на полу с раной в животе, завидовал людям этого мира. Черной, испепеляющей завистью. Как и многие такие же, как он, пришедшие с другой стороны.

— Мои муж и дети не знают, кто я такая, — сказала Анна.

— Скажи, не успели узнать, — он все же сполз по стене на пол. Женщина в этот раз не стала его поддерживать. Лицо мужчины заострилось, цвет кожи стал бледным, губы посинели, чистильщику осталось недолго.

— Зачем посылать команду из тринадцати человек (полная обойма) за тремя людьми, которые ничего не знают?

Чистильщик засмеялся. В груди у него при этом неприятно забулькало.

— О, сейчас в медицинском секторе не только твой муженек и детишки. Там столько людей, которых нужно убрать… — Он закашлялся, но Анне показалось, что снова засмеялся. — Жаль, что меня послали не туда.

Все равно для Матиаса это считалось нетипичным — посылать на открытое устранение стольких людей. Скорее всего, пока чистильщики будут шуметь в больнице, отвлекая внимание Часовых и властей на себя, он первым уберется из Купола. Хитрец.

Анна вытащила клинок из раны.

— Ты… ты обещала…

Чистильщик пытался остановить кровь, толчками вытекающую из раны, руками, но все напрасно.

— Я солгала, — сказала Анна.

Она вытерла клинок об одежду стремительно умирающего мужчины. Постояла какое-то время и, убедившись, что чистильщик больше не подает признаков жизни, направилась в зал.

Расстояние от квартиры до зданий медицинского сектора измерялось почти полутора десятками километров. При этом команда чистильщиков находилась уже внутри лечебного учреждения. Чтобы добраться до нужного места, учитывая, что ее разыскивает местная служба правопорядка, Анне понадобится около часа. Но цетолог знала один способ, который значительно сократит время ее прибытия до цели.

Он был спрятан в тайнике, под ковриком, сверху которого стояла тумбочка. Пришлось сдвинуть в сторону сначала ее, чтобы добраться до стимулятора. Правда, вещество, которое Анна вытащила из металлического футляра, не совсем правильно было называть стимулятором. Цетолог замешкалась перед тем, как вводить его себе в вену. Но иначе было никак нельзя. Здания медицинского сектора находились достаточно далеко от ее дома. Она больше не имела возможности добраться до них с помощью связующего секции монорельса. Даже если электровагоны ходили, на остановках ее искали сейчас в первую очередь. И вот-вот должны были прийти сюда. У нее не было выбора.

Она вколола препарат. Затем забрала миниатюрный инъектор с капсулами снотворного — не каждого же ей убивать на своем пути. Встала, прошла в спальню, открыла настежь окно. Посмотрела время на часах, висевших на стене напротив кровати. Нужно было подождать минуту, Анна уже почувствовала усиливающийся жар, медленно расползающийся по ее телу.

Подергивание мелких мышц пришло позже, сердце забилось чаще, а конечности похолодели — произошел отток крови к жизненно важным органам.

На исходе шестидесяти секунд у нее обострились все чувства. На самом деле она не могла описать в должной мере, как и что произошло в данный момент. Просто Анна стала использовать зрение, обоняние и слух как единое целое.

Она стала чувствовать.

Одним слитным движением она прыгнула в окно на втором этаже, мягко, словно кошка, приземлилась на все четыре конечности в невысокой, искусственно посаженной траве и, не задерживаясь ни на секунду, побежала в сторону медицинского сектора.

Средняя скорость бега тренированного человека на длинные дистанции обычно составляет шестнадцать километров в час. Если, конечно, он тренирован и если действительно берется средняя величина из всех возможных.

Скорость Анны на тот период времени составила тридцать восемь километров в час. В среднем, конечно. Хотя человека, который делал бы измерения, рядом не было. Но даже если бы и был, то вряд ли стал заниматься таким неблагодарным делом. Скорее всего, он просто открыл бы рот от удивления и не закрывал его до тех пор, пока цетолог не скрылась бы за очередным поворотом.

Единственное, что он точно бы понял: женщина очень спешила.

Медицинский сектор находился за центральной площадью и состоял из шести двухэтажных корпусов, соединенных между собой переходами. Раньше этот сектор был отдельно стоящей станцией, но после того как жилой купол разросся, станция как-то незаметно стала его частью.

Стараниями специалистов «Нерва» Анна знала схему многих зданий во Второй марсианской колонии, в том числе и зданий медицинского сектора. Например, где находятся все входы-выходы, в том числе и потенциальные. Конечно, необходимо было знать еще тысячу нюансов: когда приходит персонал, кто любит задерживаться после работы, кто дежурит в данную смену, запирают ли все запасные выходы или ограничиваются лишь частью… и так далее и тому подобное.

Прежде чем идти в здание, в которое уже проникли подчиненные Матиаса, нужно было тщательно изучить его. Но времени у Анны Лебедевой не было. У нее оно уже давно закончилось. Можно было сказать, что она живет в долг. И женщина подозревала, что отдавать его ей нужно будет очень скоро и процент будет огромный.

Пожарный выход во второй корпус был открыт, около него стоял уже немолодой врач, судя по значку на груди, и разговаривал по коммутатору. К русской речи то и дело примешивались испанские словечки. И судя по отдельным фразам, разговаривал он с женой, пребывающей на данный момент на Земле.

Цетолог не могла пройти так, чтобы он не заметил ее. Поэтому направилась прямиком к врачу. Самое интересно, что он ее не замечал, разговор пошел на повышенных тонах, испанских слов стало значительно больше. Немолодой доктор раскраснелся, волосы растрепались, кажется, диалог с супругой не задался.

Анну он заметил лишь у самой двери, попытался остановить, не прерывая разговор по коммутатору; цетолог дала себя схватить за плечо, а затем повернулась и всадила ему в шею дозу снотворного. Капсула с лекарством с тихим щелчком выстрелила из инъектора, упала женщине под ноги.

Доктор закатил глаза, во взгляде мелькнуло удивление, потому что он понимал: никакой препарат не может действовать так быстро, так бывает только в кино, но он не знал, что лекарство это из другого мира. Анна придержала мужчину, чтобы он не разбился, прислонила к стене. Зарядила новую капсулу в инъектор. Доза снотворного ей могла еще пригодиться.

Внутри было тихо. И чисто. Стерильно чисто. Анне даже стало стыдно за то, что она топочет своими ботинками, оставляя следы на напольном покрытии.

Она остановилась около схемы-маршрутизатора. Итак, она внутри. Теперь нужно было найти детей и мужа. Скорее всего, они все были в детском отделении. Значит, Анне нужно было идти в первую очередь именно туда. Стала считать, одновременно запоминая кратчайший путь. Ей необходимо было пройти, учитывая все повороты, коридоры и переходы… около двух сотен метров.

Анна вздохнула и пошла вглубь здания.

Первых трех красноповязочников, которые решили ее остановить, она честно усыпила. Остальных двух убила. Медицинскому персоналу она говорила одно: «Бегите!».

Цетолог слышала выстрелы. Крики боли. Кто-то умолял о помощи, она не останавливалась. Она искала родных.

Когда поднялась по лестнице и вышла в очередной коридор, сразу поняла, кто идет ей навстречу.

Таких монстров уже больше не посылали в этот мир, несмотря на высокий уровень внешнего контроля и гипновнушения. Слишком большая степень киборгизации, а значит, высокий риск раскрытия. Вот как сейчас. Было видно невооруженным взглядом, что ее тело уже процентов на семьдесят состоит из неживых материалов. «Да, ее сильно потрепало», — невольно подумала Анна. Метаорганы, искусственная кожа, большое количество защитных и боевых имплантатов. Все было видно невооруженным взглядом. Ее здесь пытались «лечить», но ей был нужен не обычный доктор, впрочем, обычный механик ей тоже вряд ли сгодился бы.

Женщина-киборг была без оружия, но цетолог не обманывалась на ее счет, знала: та сама являлась оружием.

Она шла ей навстречу не спеша, словно никуда не торопилась, левой рукой она вела по стенке, оставляя кровавый след от пальцев, правой, ухватив за щиколотку, тащила за собой мертвого красноповязочника с противоестественно вывернутой шеей. На лице женщины застыла усмешка, превратившаяся в звериный оскал, когда она увидела, что держит цетолог в правой руке.

Огнестрельное оружие по эту сторону Врат сохранилось только в музеях. И лишь оперативникам обмена, перешедшим через временно-пространственный туннель, оно выдавалось в качестве штатного.

Она не стала убивать Анну, хотя могла, просто кивнула и прошла дальше, таща за собой мертвеца.

У Анны потом еще с минуту потряхивало руки. От напряжения, которое она испытала. Хорошо, что очередные звуки выстрелов снова привели ее в состояние собранности. «Детское отделение», — прочитала она табличку над входом. Цетолог была на месте.

Действие «Виртиго» еще не кончилось, поэтому она буквально чувствовала их. Троих красноповязочников и шестерых чистильщиков. От последних еще несло другим миром, таким знакомым и таким далеким.

Еще были трупы. Здесь уже было не разобрать. Единственно, что могла сделать Анна, посчитать. Женщина принюхалась — запах мертвечины буквально забил ей нос, закупорил ноздри. Зря она сделала это. Но зато она точно знала, сколько мертвецов находилось вокруг нее: восемь.

Детей и мужа она тоже чувствовала. Мальчики боялись, да. Николай боялся тоже, но у него страх был иным, он боялся не за себя, а за сыновей.

Анна осторожно выглянула из-за угла. Прямо перед ней, используя перевернутую каталку как прикрытие, затаился один из чистильщиков. Дальше у поста сидели двое. Третий, четвертая и пятая — да, среди чистильщиков присутствовали и женщины — находились в дальней части коридора. Шестой находился около двери, выжидал. У каждого было огнестрельное оружие.

Она знала, потом будет больно, чертовски больно. Надрывы в мышцах и сухожилиях, мелкие трещины в хрящах и костях. Разрывы во внутренних органах.

Первого она убила, выстрелив ему в голову. На второго ушло две пули. Третий получил нож в горло. Третьего она, прыгнув, буквально припечатала к стене, а затем свернула ему шею.

Только после трех убийств, спохватившись, в нее начали стрелять.

Осечка не дала ей сделать выстрел и убить очередного чистильщика. Она замешкалась и получила пулю в плечо. Ее развернуло, но равновесия она не утратила. Рывком сократила дистанцию между чистильщицей, схватила и, прикрываясь ею как живым щитом, впилась ей зубами в гортань. Подняла ее, уже умирающую, и бросила в ближайшего головореза. Но расчет не оправдался, мужчина сместился. Стал неприцельно стрелять, пытаясь попасть в смазанную из-за скорости фигуру Анны. Ему повезло.

Пистолетная пуля попала в малоберцовую кость, раздробив и расщепив ее точно посередине. Но это не помешало Анне убить его.

Последний даже не пытался сопротивляться. И даже узнал ее, судя по взгляду. Наверное, видел вместе с Матиасом днем в «Аквариуме» — Анна заметила нескольких из «свиты» рыжего, просто не подала вида.

Она чувствовала, как напряглись красноповязочники в палате. Они слышали шум в коридоре и теперь гадали, что произошло за дверью.

Анна осмотрела мертвых чистильщиков, убедилась, что каждый из них действительно мертв. Подошла к двери палаты, остановилась. Зайти внутрь она не могла. Она не могла показаться чудовищем своим родным. Не могла показать свою суть, основу другого мира.

Она не могла, и от этого готова была выть, царапать пластик двери, как дикое животное.

Дрожащей рукой Анна включила громкую связь, сказала, сглатывая слезы.

— Вадим… Артюша… Я люблю вас, мальчики. Николай, позаботься о них, ладно? Тебя я тоже очень сильно люблю. Прощайте!

Когда Часовые с оружием в руках вышли из палаты в коридор, прикрывая собой детей и их отца, кроме трупов там больше никого не было.


Глава 4

Двое, одетые в белые универсальные комбинезоны, посадили его за железный, привинченный к полу стол, сняли цельнометаллические наручники с запястий. Отступили на шаг назад, встали каменными изваяниями за его спиной. Не просто добровольцы, настоящие Часовые. Хоть красных повязок у них и не было. Впрочем, они не обязаны носить их постоянно.

Олег потер следы от наручников, провел пальцем по столу, оставляя на нем продольный след. Помещением долго не пользовались, если пользовались вообще. Скорее всего, после того как построили, сразу же законсервировали. Инспектору совсем не льстило, что ради него и его товарищей его открыли снова.

Камеры заключения с допросными проектировали во всех колониях Марса. Но если в Первой они какое-то время проработали, то во Второй они просто стали обязанностью проектировщика.

Ковалый вытер палец, покрытый марсианской бурой пылью, о комбинезон и принялся ждать. Ничего никому не доказывая, не информируя, что он — инспектор ЭНэС, который должен провести важное расследование. Во-первых, это не имело смысла. А во-вторых, Олег уже сильно сомневался в важности расследования. К информации о трех трупах во Второй марсианской колонии присоединились данные об убитых на венерианской верфи, неопровержимые факты об одном выведенном из строя шаттле (точнее, о покушении на убийство двух и более лиц), одном разбитом челноке, работе в Ведомстве сотрудника, уровень киборгизации которого превышал допустимые нормы, привлечении к расследованию дела гражданского с еще более превышающим уровнем замещения тканей и органов…

Нельзя было забывать о некой организации (предположительно существующей, потому что Олег не имел неопровержимых для того доказательств), стоящей за всеми смертельными несчастными случаями на Земле Ксанфа, а также событиях, которые последовали после назначения инспекторов Дорова и Ковалого на должности экспертов в данном деле. Догадки он не хотел брать в расчет. И конечно, нужно было учитывать еще одну структуру, имеющую неясное моральное ориентирование, со слов «старшего инспектора», под названием «Аргус».

Не складывалось. Не хватало нескольких пазлов в мозаике. Олег упускал что-то важное. То, чему он не придал значения. Что-то мелкое, несущественное.

Доров также говорил о «Спасении», и ментальном воздействии на мозг, и о двойниках. На первый взгляд, совершеннейшая бессмыслица. Возможно ли, что именно эта информация была ключевой для решения головоломки?

Открываясь, лязгнула дверь. В допросную вошел Адам Лозински.

— Надеюсь, вы не успели заскучать, Олег Игоревич? — Лозински сел напротив, положил на стол перед собой планшет, а рядом с ним стилсручку.

— Вы арестовали инспектора ЭНэС, находящегося при исполнении, это значит, помешали исполнению его обязанностей. Согласно закону…

— Не надо меня тыкать носом в законы, Олег Игоревич. Я прекрасно их знаю, как и вы.

— Если знаете, тогда почему я нахожусь здесь? — спокойным тоном задал вопрос Олег.

— А вы не хотите лучше спросить, что с вашими спутниками?

— Надеюсь, они находятся в добром здравии. В противном случае о вашей некомпетентности будет доложено в земное Ведомство.

— Ну не надо, Олег Игоревич, — поморщился Лозински. — Мы оба прекрасно понимаем, что все ваши угрозы пустые, пока вы находитесь здесь под стражей, со мной.

Пришел черед морщиться Олегу — было неприятно признавать его правоту.

Лозински актировал пальцем планшет на столе, пролистнул несколько страниц. Олег же внимательнее присмотрелся к эксперту.

Перелет с верфи на Марс не дался Адаму Лозински просто так: щеки сдулись, как использованные парашюты, стали больше выпирать скулы, под глазами набрякли темные мешки, склеры глаз стали инъецированы; безымянный и средний пальцы правой руки то и дело сводило судорогой, а на шее виднелись следы от длительного ношения скафандра при перегрузках, намного превышающих три джи.

— Это того стоило? — спросил напрямую его Ковалый.

Лозински понял, улыбнулся:

— Более чем. Конечно, мне пришлось использовать все свои связи, а не только удостоверение эксперта ЭНэС, чтобы мне выделили один из разведывательных шаттлов с «Ковчега», но только так я смог вас нагнать. Честно говоря, полет выдался… — Лозински подбирал правильное слово… — трудным. — Решил не сильно углубляться в филологию эксперт. — Я не представляю, как вы пережили его, Олег Игоревич. Или доктор. Про Еву Райт я говорить не буду, здесь все более-менее ясно.

О криокамерах эксперт не знал, а Олег не собирался ему говорить.

— Значит, вы проделали такой трудный путь, чтобы посадить в допросную, за стол свою коллегу? Теперь, наверное, ждете награды от Ведомства? Хотя, думаю, вы не сообщали в Ведомство о полете на Марс, ведь так? Как и то, что закрыли меня и моих спутников под замок.

— О, я, безусловно, получу награду, — нехорошо улыбнулся Лозински. Про сообщение в Ведомство он промолчал, тем самым подтверждая догадку Олега. — Когда выведу вас всех на чистую воду. Вас, Олег Игоревич. Этого докторишку. У меня на него уже кое-что накопано. На эту убийцу… Как ее еще земля держит?

— И что же вы хотите получить от ведомства, Адам?

— Повышение, конечно же, — совершенно не стесняясь, честно ответил Лозински.

— Повышение? — переспросил, не веря словам, Ковалый.

— За хорошо проделанную работу: за трех пойманных мной террористов.

«Значит, Доров погиб, там, на верфи, — со смесью горечи, досады и облегчения в душе подумал Олег, — иначе Лозински хвастался бы и его поимкой». О том, что Ева Райт говорила голосом старшего инспектора, а значит, имела часть личности старшего инспектора, он решил пока не вспоминать и вообще помалкивать об этом. Пока не разберется в ситуации.

— Так вот кем вы нас считаете, — потянулся Ковалый. Его разговор уже стал раздражать. Определенно, они теряли время.

— Считаю, — жестко произнес Лозински. — И буду считать.

— А как же презумпция невиновности?

— На вас она не распространяется.

— Это почему же? — Олегу разговор все больше и больше не нравился. Адам Лозински, кажется, действительно считал их всех преступниками, включая инспектора ЭНэС Ковалого.

Лозински взял планшет, хотел что-то зачитать с него, но потом снова отложил гаджет в сторону.

— Вам будет трудно понять меня. Ведь вы родились на Земле и служите в земном Ведомстве, даже если летаете в командировки, то возвращаетесь обратно на родную планету. Я родился на Луне. Учился, работал тоже там. Когда мне стукнуло тридцать пять, меня заметило Ведомство. Честно говоря, до сих пор жалею, что согласился работать экспертом несчастных случаев, ведь в противном случае остался бы жить и работать в центральном ПрофКуполе и уже года черед два переселился на Землю — мне уже тогда предложили хороший инженерный контракт. Да, я инженер, если вы не знали.

Лозински устал, если не это, то Олег не услышал бы печальную историю эксперта. Впрочем, ему было интересно.

— Меня откомандировали на венерианскую верфь двенадцать лет и восемь месяцев назад. И уже почти тринадцать долгих лет я живу внутри этой околопланетарной громадины вместе с семьей. Мне дали неплохую квартиру, просторную, несмотря на то, что космос — это не место для роскоши. Недалеко гимназия, удобно для дочки. Работа для жены тоже близко, она работает техконтролером служебных грузовых машин, и ей нравится возиться в мозгах этих гигантов. Со службой я свыкся, зарплата хорошая. Но вот в чем дело: моя дочь не знает, что это такое — ходить без ботинок с магнитными подошвами, жена уже два года видит сны о голубом земном небе и плачет в подушку, я хочу и никак не могу попасть на землю своего отца и матери, в Краков. Ваша поимка даст мне шанс выбраться с верфи, попасть на Землю.

— Вы карьерист, Адам Лозински, — сказал Олег, смотря эксперту в глаза. — Вот что я понял из вашего рассказа о себе. Вы не хотите видеть фактов, которые могут привести вас к другому мнению обо мне или докторе. Но я не враг вам и тем более не террорист. Я так понял, что вы не выпустите меня отсюда, пока не разберетесь, в чем, собственно, дело. Нет, — остановил Олег решившего заговорить Адама, — не надо говорить, что вы во всем уже разобрались. Вы многого не знаете. Я не знаю еще больше. Давайте разберемся в происходящем вместе, если без этого никак не обойтись. Так мы сэкономим время.

Он думал, что Лозински его не послушает, отмахнется от его слов, как от нескольких назойливых мух. Но эксперт молчал, водил пальцем по планшету, смотрел на Олега, наконец произнес:

— Когда вы, Олег Игоревич, вместе с Натаниэлем Стефаном Дефо (матерь, никак не привыкну к европейским именам!) и, конечно, несравненным Сергеем Николаевичем Доровым только прилетели на верфь, мне предоставили информацию о вас в виде обычного списка. Вы же на то время были еще инкогнито. Признаюсь, я не просмотрел список должным образом, даже не взглянул на него. Это было моей ошибкой, Олег Игоревич. Может быть, если бы я прочитал тот список и сделал запрос по поводу прибывших, того ужаса в доке не было бы. Может быть. Но я виню себя в этом. Пусть вы и говорите, что я карьерист. Но скажу, за вами на Марс я прилетел не только ради повышения, хотя все же ставлю эту цель первоочередной, но и для того, чтобы поймать преступников. А с учетом той информации, которую я получил от Ивана Лосько, местного управляющего специальной командой Часовых, и того рвения, с которым вы так пытались попасть во Вторую марсианскую колонию, картина складывается вовсе премерзкая.

— Можно сказать, паскудная, — нехотя согласился с ним Олег.

— Совершенно верно, — кивнул эксперт. — И, да, я считаю вас преступниками. Улики, которые я собрал, по большей части косвенные, но их настолько много, что ваша вина практически доказана. Единственно, чего я не понимаю: в чем ваша цель? В чем мотив? Хотя мотив убийц один — жажда смерти. И все же я не понимаю. — Он повторно активировал планшет, ушедший в режим ожидания. — Например, как долго Лебедева Анна Игоревна является вашей соучастницей?

Олег поднял глаза к потолку. Что ж, видимо, продуктивной беседы «на равных» с Адамом Лозински никак не получится.

— Я не знаю, кто она такая, — сказал он.

— А я думаю, знаете. По имеющимся у меня данным, порядка четырех часов назад она убила, точнее, отравила неизвестным ядом (сейчас эксперты проводят более детальное обследование) Горину Светлану Александровну. Этот человек вам известен?

— Если вы хотите знать, знаю ли я лично Горину Светлану Александровну — то нет.

— А если не лично?

— Нет, я не знаю. И не пытайтесь поймать меня на словах, все равно ничего не получится. Лучше послушайте, раз вы теперь тоже участвуете в расследовании, я могу сообщить некоторые данные по этому делу.

Олег подался вперед больше, чем надо, и тут же почувствовал, как напряглись Часовые.

— Внимательно вас слушаю, — сложил руки в замок на груди Адам Лозински.

— На Земле Ксанфа и на расположенной на ней колонии при странных обстоятельствах погибли три человека. Первый случай — Гаврилов Илья Олегович, семидесяти восьми лет, профессор на кафедре экзосистем Московского государственного технического университета, занимался на Марсе изучением положительной деятельности башен терраформирования. Второй — Эльтер Логан, сорока восьми лет, техник второго класса, работа его во Второй марсианской заключалась в ежедневной проверке в хранилище урановых кубов. Третий, точнее, третья — Иннирова Любовь Алексеевна, тридцать два года, младший научный сотрудник лаборатории «Гефест», занимающейся испытанием новых технологических разработок земной госкомпании, принадлежащей Роскосмосу.

— Обычные дела, — отмахнулся от Олега Лозински. — Я в курсе событий, читал доклад.

— Этот доклад фальсифицирован.

— Ну вот же, вот, — всплеснул руками Лозински. — Рассказывайте, что еще вы сделали со своими подельниками?

Неожиданно Олегу захотелось ударить дурака. Встать, подойти, покрепче ухватить пальцами затылок и приложить об стол. Но он быстро подавил в себе это желание. Во-первых, ему бы не дали этого сделать: лишь только он попытался бы встать, ему сразу бы заломили руки, надели наручники и посадили обратно на место. А во-вторых, это не имело смысла: удар об стол не сделает дурака умнее.

— Требую связи с земным Ведомством, — вяло произнес Олег, по выражению его лица и тону голоса совсем не казалось, что он чего-то требует. Усталость от бессмысленного разговора давила, сдавливала со всех сторон, заставляла отрешиться от происходящего в допросной.

— И чего же вы хотите получить от земного Ведомства, Олег Игоревич?

— Подтверждение полномочий.

— А если я скажу, что никаких полномочий для расследования этого дела у вас никогда не было.

— Поясните, — усталость и скука испарились, словно их не было.

— Поясню, — охотно залистал страницами на планшете Лозински. — Дело под номером три тысячи пятьдесят пять, сформировано и передано… такого-то… так…вот, эксперту ЭНэС первого ранга Филатову Алексею Альбертовичу. Этот документ я получил по запросу еще на верфи, к сожалению, уже тогда вы со своими… спутниками, хотя лучше называть их подельниками, отбыли на Марс.

— Он жив?

— Он жив. Был найден спящим у себя в квартире на Лубянке. Официальное письмо с приказом о вылете на красную планету он так и не получил. Вместо него на Марс полетели вы, Олег Игоревич, и Сергей Николаевич Доров, которым и были сфабрикованы новые документы с уже вашими фамилиями в них.

Олег растерялся. Инспектор не понимал сути происходящего. Зачем Дорову понадобился именно он? Или это просто нелепая случайность? С другой стороны, если Доров мог полететь с любым служащим ЭНэС, почему тогда не полетел с Филатовым. Ковалый знал Алексея Альбертовича, не раз пересекался с ним на заданиях. Филатов имел большой стаж работы в Ведомстве и не зря заслужил свой ранг: на его счету было более полутора тысяч раскрытых дел, некоторые из них изучались на курсах экспертизы несчастных случаев.

— Я вижу, вы хотите сотрудничать, поэтому снова начну задавать свои вопросы. Как долго вы знаете Дорова?

— С момента задания, — после паузы ответил Олег. От нечего делать он активировал часы-татуировку, но синий круг на запястье не изменился. Странно, он думал, что вывести их из строя невозможно.

— Точнее, пожалуйста.

— Сами считайте, если надо, — уже более грубо ответил Олег, прикидывая в уме, справится ли с тремя Часовыми. Но быстро отбросил эту мысль. Еще с одним у него был бы шанс…

— Хорошо. Хорошо… Сколько человек состоит в вашей террористической организации?

— Я. Не. Состою. Ни. В какой. Организации, — раздельно произнес Ковалый, внутри него стала нарастать ярость. — И никогда не состоял.

— Ладно, пусть будет так, — что-то записал у себя стилсручкой на странице планшета Лозински. — Как долго Натаниэль Дефо работает с вами?

— Стефан Дефо сопровождает нас со станции «Вектор-7».

— Видите, как легко говорить правду.

Олег поймал себя на мысли, что если имел бы такой характер, как у Райт, то разбил свою голову о стол, лишь бы не слушать Адама Лозински. Хотя, нет, неправда. Райт для начала разбила бы головы всех присутствующих о металлический стол и начала с глупого эксперта. Интересно, но Ковалому тоже приходила такая мысль, насчет головы Лозински и стола. Что его сдерживало? Воспитание? Природная тактичность? Условности? Так это все можно было легко поправить! Усилием воли подавить все к чертовой матери.

Взгляд Ковалого изменился, правая рука у Олега дрогнула, ноги приготовились для рывка, чтобы быстро, чтобы Часовые не успели перехватить… Но следующий вопрос Лозински подействовал на молодого инспектора, как ледяной душ, окативший его с головы до ног.

— Вы знали, что у начальника станции «Вектора-7» Уильяма Джейкоба Дефо никогда не было брата?


Глава 5

Он умирал. Горин знал это. Как знал и то, что не сходил на концерт с женой, куда они собирались пойти еще неделю назад. Точнее сказать, планировали. Большое, длинное бессмысленно-пафосное слово.

Да, они планировали. Они многое что планировали.

Например, слетать в отпуск на Землю. На Аральское море (наобум ткнули пальцем в вирт-глобус). После полувека восстановительных работ оно вновь вернуло себе статус четвертого по площади озера мира и стало жемчужиной среди курортов России.

Затем завести ньюфаундленда. Большого, косматого, доброго. Назвать его Джеком. Виктору обещали, что скоро дадут квартиру в центральном куполе, поэтому проблема с водой должна была отпасть сама собой. Он бы водил водолаза на озеро или в «Аквариум», там ему было бы раздолье, по крайней мере, без воды пес точно не остался бы.

А потом они вместе со Светой планировали ребенка. Он хотел дочку, она — сына. Но суть от этого не менялась. Они хотели быть полноценной семьей. Тогда их было бы трое, не считая собаки.

Его вырвало. Учитывая, что это был десятый раз за последние полчаса, рвотная масса практически полностью состояла из слюны, желчи и… крови. Он этого не видел, не было электричества. Вся проводка и электроника полностью сгорели после взрыва.

Вездеход сейчас напоминал консервную банку, которую несколько раз ударили молотком, потом бросили в костер, затем вытащили из него, не сильно чтобы далеко, и потушили (это каким-то чудом сработала противопожарная система), попросту нассав на нее — запах и цвет у пены для тушения был именно такой.

Снова накатила волна головной боли. У Виктора каждый раз при этом создавалось ощущение, что черепную коробку вскрывают изнутри, предварительно изрезав мозг до полной его неспособности выполнять свои функции.

Мыслей не оставалось. Почти. Одна пробивалась даже сквозь боль.

«Как же там моя Светочка без меня?» — беспрестанно думал он.

Очнулся Виктор на больничной кровати. Долго лежал, смотрел в потолок, осознавая то, что он не умер.

Был в шаге от смерти, но каким-то образом не сделал его, этот последний шаг.

Вздохнул облегченно. Пошевелился, решив встать. Но, видимо, сделал это слишком резко. Тут же пришла слабость. Отбросила сознание на прежний уровень. Вновь ему привиделся кошмар, как он лежит, сдавленный со всех сторон искореженным металлом вездехода, блюет, вспоминает о Свете и умирает.

Прошло не меньше получаса, прежде чем он снова полностью пришел в себя. Сначала повернул голову, удостоверяясь: да, он все так же лежит на кровати; рядом чуть слышно гудит система жизнеобеспечения, тонкие трубки идут к его венам, очищая кровь; металлическая сетка так и блестит на ноге — видимо, ее решили не снимать; за полупрозрачной дверью стоит человек. Его смазанную фигуру Виктор рассматривал особенно долго, пытаясь понять, зачем она вообще нужна там, за дверью. Так и не придя к определенным выводам, он решил сделать попытку сесть.

В этот раз он все проделал медленно. Никаких резких движений. Сначала нога, левая, за ней — правая. Туловище подтянулось само собой. Он и не заметил, как сел на кровати, опираясь на руки, чтобы не упасть. Пальцы левой кисти жгло, но он решил не обращать на это внимание: сейчас было не до того. Голова кружилась, в груди, там, где начинался пищевод, скопился тошнотворный комок.

Аппарат жизнеобеспечения протяжно запищал, извещая ближайший медицинский персонал об изменении состояния пациента, но Виктор нажал кнопку отмены в самом низу панели. Как-то раз он уже лежал в больнице, так что научился отключать подобные аппараты. Посмотрел на фигуру за дверью. Человек даже не шевельнулся, не обратив на странные звуки внимания. Вероятно, привык. Горин сразу же задался вопросом: а сколько, собственно, он лежал в бреду, не приходя в сознание? Полчаса, час… или больше? Много больше?

Чтобы аппарат жизнеобеспечения не запищал снова, он совсем отключил его и только затем вытащил трубки с иголками из вен. Аккуратно положил их рядом с собой, на белую простынь, пачкая ее кровью.

Скоро в связи с отключением аппарата в палату должен был подойти врач.

Горин встал. Медленно, опираясь на руки. Сделал шаг по направлению к двери, но потом передумал, сменил направление.

Пять шагов до вирт-зеркала, которое еще являлось и телепроектором, были самыми длинными в его жизни. Казалось, прошла вечность. На деле он понимал: прошло минут пять, не больше, но ощущение потери времени не проходило.

Он нашел небольшой пульт на полочке сбоку, включил только отображение.

Долго смотрел на самого себя, медленно протянул руку к голове, отнял ее, посмотрел на ладонь, на пучок рыжих волос, оставшихся между пальцами. Внимательно посмотрел на кожу, она была багрово-красного цвета. Как и все на Марсе.

Лучевая болезнь.

Он получил облучение, когда шаттл, возле которого остановился вездеход, взорвался. Чудо, что он остался жив. Хотя он подозревал, что угнанный Тиком вездеход оказался более крепким, чем он ожидал.

Кто его нашел? Нет, не этот вопрос он сам себе должен был задать первым. В каком мире он сейчас находился? Сумел ли преодолеть Врата, или ему это лишь привиделось?

Выжили ли Тик и Хамов? Скорее всего, да. Странно, но ему не было жаль ни одного из них.

Резкий звук отвлек его внимание от отражения. Он повернул голову, отчего его снова затошнило. Звук повторился. Еще и еще раз. Не сразу, но он опознал в них звуки выстрелов.

Горин посмотрел на дверь. Фигуры за ней больше не было.

Прежде чем выйти в коридор, он оделся. В шкафчике у самой кровати нашел больничную одежду: хлопковые штаны и рубашку белого цвета.

Дверь была закрыта на замок. Его опасались? Почему? Разве только его двойник успел показать себя во всей красе.

Что же было делать? Ему нужно было выйти от сюда. Он знал это, чувствовал.

Внезапно Виктору стало плохо, накатила слабость, затошнило, закружилась голова, ему пришлось сесть на пол, чтобы не упасть. Минуту или две он смотрел на дверь пустым, ничего не выражающим взглядом. И только, когда его немного отпустило, внезапно понял, куда смотрит. На несколько отверстий в стене, и искрящуюся проводку в одной из них.

Вставал он целую вечность, больше вечности возился только с проводкой. Несколько раз он ощущал покалывание в пальцах, но напряжение было невелико, поэтому не опасно. Громкий щелчок оповестил Виктора о том, что у него получилось.

Он потянул за ручку, открывая дверь. В коридоре стояла тишина. Ни одного врача, ни медицинской сестры или санитарки. Никого. Возможно, сейчас было позднее время, но все равно отсутствие персонала насторожило Горина. У него возникло ощущение, что он что-то упустил, пока лежал на больничной койке без сознания. И что за человек стоял возле его палаты? Главное, что он хотел? Или же он был приставлен к нему в виде охраны? Тогда зачем это было нужно? И кому? Ясно было одно: экзогеолог все же прошел Врата и теперь находился на своей стороне.

Босыми ступнями ступил на холодный пол в коридоре. Медленно, одной рукойопираясь о стену, двинулся вперед. Дошел до развилки, свернул налево, туда, куда показывала стрелка с надписью над ней «Дежурный пост».

Если Виктор правильно понимал, он сейчас находился в медицинском секторе. До Первой марсианской было слишком далеко. А на мелких станциях, раскиданных по красной планете, вряд ли где-то было столь огромное количество зданий лечебного характера.

До поста он дошел минут за двадцать. И именно там увидел первый труп. Это был Часовой, судя по черной форме помимо вездесущей красной повязки, не просто доброволец. Профессионал. Не его ли фигуру, стоящую у палаты, Горин видел сквозь мутное стекло двери? Так или иначе, мужчина был мертв. И его убил не пучок лазера, его убили голыми руками. Разорвали грудную клетку, сломав ребра и грудину и смяв сердце. На органе до сих пор четко виднелись следы тонких женских пальцев.

Виктора стошнило, хотя ему казалось, что он все уже выблевал в вездеходе, но нет, организм решил избавиться от последнего, что находилось в желудке у экзогеолога.

От поста он направился дальше по коридору. Мертвецов стало больше. Медицинская сестра, судя по бирке, с огнестрельной (Горин сначала не поверил своим глазам) раной в груди, врач, молодой мужчина, с ножом в горле. Еще один Часовой, с оторванной головой. Виктор решил не искать недостающую часть тела взглядом, чтобы желудок, и так желающий последние минуты снова опорожниться, не взбунтовался окончательно.

Горин пытался найти выход и не мог найти его. Слепя, ярко горели лампы на потолке, ему пришлось остановиться, закрыть глаза и какое-то время просто постоять, прислонившись спиной к стене. Когда он открыл глаза снова, то ожидал не увидеть мертвецов и кровь, размазанную по стенам и полу, но этого не произошло.

— Боже, что же здесь творится! — пробормотал Горин, снова двинувшись вперед, даже не посмотрев на указатель — ему просто нужно было уйти поскорее отсюда.

Он прошел бы мимо двери (тем более два трупа, которые лежали на полу с простреленными головами, просто обязывали сделать это), она не отличалась от других ничем, кроме номера «2/121», но в мутное, почти непрозрачное стекло ударила окровавленная пятерня, привлекая внимание Горина.

Экзогеолог долго смотрел на красный, смазанный след ладони. Уже отвернулся, как в дверь ударили с новой силой. Ему послышалось, кто-то назвал его имя. Кто-то очень знакомый.

Виктор тяжело, преодолевая слабость, повернулся, сделал шаг по направлению к двери, одновременно прислушиваясь. Но удары не повторились. Как и окрик.

Он подошел ближе, прислонил лицо к стеклу, заглядывая внутрь помещения. Но ничего не увидел — внутри царила темнота.

Удар заставил его отшатнуться. Снова ударили по стеклу, размазав предыдущий след.

Но Горина дверь со странным пациентом уже перестала интересовать. Нужно было дойти до конца коридора, это являлось его целью на ближайшее время.

— Виктор! — позвали с другой стороны двери. — Виктор, это же ты. Виктор! Не уходи, Виктор!

Мужской голос сорвался на плач, а затем на крик. Хриплый, гортанный. Так кричат вороны, но никак не люди.

Горин снова посмотрел на дверь, поморгал, сфокусировал взгляд (видимо, облучение подействовало на зрительный нерв или сетчатку). С полминуты пытался осознать, чье лицо он видит за стеклом.

— Виктор! — снова раздался приглушенный голос. Его голос. — Это же ведь я, Виктор! Подойди, пожалуйста! Мне очень нужна твоя помощь.

— В чем? — спросил Горин тихо, смотря на самого себя. На свое обезображенное безумием лицо.

Его не услышали, но его поняли. Ведь за дверью стоял он сам. Как совсем недавно в вездеходе, внутри Врат. Только здесь двойник был настоящим, а не иллюзорным.

— Подойди! Ну подойди же!

Горин снова сделал шаг к двери, встал почти вплотную.

— Открой мне ее. Ну же, не стой столбом! Открой дверь! Открой же эту чертову дверь!

Виктор молча наблюдал, как перекашивается в крике его собственное лицо.

— Ну же, что тебе стоит. Кодовый замок: один, три, пять, девять, восемнадцать. Спросишь, откуда я это знаю? А я не отвечу. Потому что данная информация тебе ни к чему. Ни к чему. Понимаешь? Они показали мне ее. Показали, а я не поверил. Дотронулся до нее, а она холодная как лед. Никогда не видел настоящего земного льда. Мне говорили, что он не отличается от марсианского. А она говорила, что отличается. Говорила, что отличается на ощупь. Другой. Она говорила, другой.

— Кто холодный, как лед? — вычленив что-то полезное для себя, решил уточнить Горин.

— А, ты не знаешь. Да, ты же ничего не знаешь! Ты же — другой я. Ты — другой я.

Двойник внезапно замолчал, безумный блеск в его глазах на какое-то время угас.

— Как ты вернулся домой? — серьезно спросил он.

Горин молчал, он сейчас пытался понять, о ком говорил другой он. Мысли ворочались тяжело, словно валуны, которые никак не желали скатиться с горы.

— Как ты вернулся домой? — закричал двойник. — Отвечай, кому говорю!

Кажется, он уже забыл, что пару минут назад требовал у Горина открыть дверь.

— Ответишь на мой вопрос, и я отвечу на твой, — спокойно даже для самого себя произнес Виктор.

Двойник замолчал, всматриваясь в лицо экзогеолога, словно пытался в нем найти отличия. Сейчас их было более чем предостаточно. Считать не пересчитать.

— Спрашивай, — согласился он.

— О ком ты только что говорил?

— О своей жене, конечно, — облизнул разбитые губы другой.

Горин перестал дышать, сказал-выдохнул:

— Говори!

Но двойника и так уже было не остановить.

— Знаешь, какая она у меня была? Загляденье. Не для каждого, это точно. Она у меня была лучшая из всех. А потом они отняли ее у меня. Говорили, что у меня будет все. А на деле не дали ничего. Разве это жизнь? Все это у меня было и на Луне. Женщины, работа, много денег. Но здесь они пообещали мне, что у меня будет много, много больше. Сволочи! Они обманули меня. Поимели, Первопроходец забери их к себе в Пекло! Хотя женщина была хороша! Божественно хороша. Я, кажется, даже влюбился. Представляешь, я и влюбился. Но потом что-то стало с моей головой. Я стал слышать странные звуки, за ними — голоса, они насмехались надо мной, но это поначалу, затем стали приказывать. Иди, значит, туда, подними то, съешь, попей. Мрази! Я сначала подчинялся им, думал, так и надо. Но потом понял: это ОНИ. ОНИ. Из «Нерва». Что-то подсадили мне в голову и хотят сделать из меня марионетку, знаешь, такую дернешь за ниточку, а она брык и ножкой, дернешь за другую — а она ручкой.

— Что с ней?

Экзогеолог уже знал ответ на свой вопрос, но все же надеялся…

Другой Горин молчал, дышал на стекло, чесал левый глаз.

Виктор думал, что он не ответит. Взгляд двойника был устремлен внутрь себя.

— Да сдохла она у меня, — вдруг сказал он, оскалив рот. — Мне сказали, что от яда. Кажется, поработал кто-то с другой стороны. Хотели убить меня, а не повезло. Ну, это ничего, я выберусь отсюда и убью эту сволоту, которая так со мной решила обойтись. Ты ведь откроешь дверь, ведь правда?

— Где ты ее видел? — спросил Горин мертвенным голосом.

— В морге, конечно же, идиот. Открой дверь, мы вместе поймаем их. Обещаю, тебе оставлю одного. Двоих съем, конечно, я. Начну с сердец, вырву их…

Виктор повернулся и пошел прочь, не слушая.

— Э! Э-э! Открой дверь! Я тебе обещаю, все сердца получишь ты. До последнего кусочка. Только открой! Открой, говорю!!!

Горину вспомнился Тик, перед тем как свернуть к пожарному лестничному пролету, Виктор не удержался, обернулся. Безумца за стеклом было уже не видно. Из палаты слышался плач. Вполне даже человеческий.

Горин посмотрел на указатель «Морг», открыл дверь и стал спускаться по лестнице. Учитывая состояние, ему предстоял долгий путь.

В морге было светло, даже слишком. Горин свернул направо по коридору, выйдя в хранилище. Здесь, на железном стуле, сидел дежурный в серо-белой форме, спал. Молодой парень не проснулся даже тогда, когда Горин встал прямо около него. «Интересно, он знает, что происходит наверху?» — мелькнула у него мысль.

— Лебедева Светлана, — сказал он спящему, тормоша его за плечо. — Мне нужно посмотреть на ее тело.

— Что такое? — открыл глаза дежурный.

— Мне нужно посмотреть на тело Лебедевой Светланы, — повторил Виктор.

Дежурный скептически оценил болезненный вид Горина и его больничный наряд.

— Вам здесь находиться нельзя, — строго сказал он, вставая и беря в руку коммутатор. — Сейчас я вызову санитаров, вас проводят обратно в палату.

— Я ее муж, — сказал Горин. — Я должен ее увидеть. Пожалуйста.

Что-то в голосе Виктора заставило дежурного так и не нажать кнопку вызова. Вместо этого он спросил:

— Как имя и фамилия умершей, вы сказали?

— Лебедева Светлана.

— Да, помню такую, ее должны были два часа назад вернуть из судебно-анатомического отдела. — Дежурный подошел к пульту. — Да, так и есть. — Он набрал серию цифровых команд. — Номер капсулы: один, два, ноль, дробь, четыре, четыре.

В центре небольшого зала образовалось прямоугольное отверстие, из которого наружу вышла черно-матовая капсула той же формы. Крышка медленно отошла в сторону, давая рассмотреть того, кто в ней находился.

— Две минуты, не больше.

— Хорошо, — кивнул Горин, сглатывая подступивший к горлу комок. — Две минуты. Мне больше и не надо.

Он подошел ближе, протянул руку. Дотронулся до ее запястья. Оно у Светланы оказалось обжигающе ледяным: там, внизу, находились холодильные камеры.

— Прости меня! — выдавил он из себя после минуты молчания. — Прости, что меня не было рядом! Больше такого не повторится. Я тебе обещаю. Мы будем всегда вместе. Чего бы это мне ни стоило. Сколько времени бы ни прошло. Я найду тебя. Снова.

Он поцеловал жену в губы.

Виктор знал, что ему необходимо делать. Он уже решил. Ему нужно было вернуться обратно.

Ему нужно было снова пройти через Врата.


Глава 6

За последующие два часа Олег не ответил ни на один вопрос Адама Лозински. Сначала молчал, смотрел на раздраженного таким поведением инспектора, затем, когда эксперт стал выходить из себя, потребовал двадцать минут разговора с Дефо.

— Двадцать минут без вас и без ваших сторожевых псов. Для вас это ничего не стоит.

— Ты ничего не получишь, упрямая ты скотина! — брызгая слюной и переходя на «ты», проорал Лозински Олегу в лицо. У венерианского эксперта сдали нервы? Казалось, еще чуть-чуть, и он начнет грызть планшет или запустит им в Ковалого. Олег не верил этому, а еще подозревал, что эксперт многое скрывает. Что-то вероятно уже произошло в колонии. Но вот только что?

— Вы все равно будете слышать наш разговор и видеть нас. — Олег со вздохом показал пальцем в сторону левой стены. — Уверен, это стена Гезелла, за ней находится смотровая. Посидите там, послушаете, может быть, в процессе часть ваших вопросов отпадет сама собой.

Лозински с шумом встал, взял планшет, забыв про стилсручку. Вернулся, взял и ее. Движения его были резкие, прерывистые, незаконченные.

— Вы у меня заговорите. Вашего начальника, Дорова, мне допросить не удалось, но из вас я выбью информацию, чего бы это ни стоило.

— Подождите! — остановил Олег уже уходящего Лозински. — Вы не сказали, почему не смогли допросить старшего инспектора.

— Сами избавились от тела, а теперь спрашиваете, почему это я не смог «допросить старшего инспектора»?! Какова наглость!

Лозински, фыркнув, вышел из допросной.

Кажется, эксперт не врал. Это было интересно…

На Ковалого, оставив сидеть на стуле, снова надели наручники. Он не сопротивлялся.

Он не понимал происходящего. Тело старшего инспектора пропало? Но куда? И как это произошло? Кто-то избавился от него? Адам Лозински винил во всем Ковалого, так было выгоднее ему, да и для Ведомства тоже. Но заблуждение или, скорее, ложь не становилась при этом истиной. Если, конечно, не подкреплялась документами, заверенными бесчисленными подписями и печатями.

Ждать пришлось минут десять. Наверное, Лозински не согласился бы на эти условия, просто из принципа решив не выполнять требования преступника, которого он видел в Олеге, но произошел еще один подземный толчок. В этот раз обошлось без судорожного приступа, скорее всего, из-за удаленности от эпицентра землетрясения. Но даже так тряхнуло изрядно. На небольшой промежуток времени погас свет. Когда лампы на потолке снова загорелись, Олег готов был поклясться, что дальняя стена приобрела другой угол наклона.

А вскоре дверь открылась, и в допросную Часовые завели Дефо. Посадили напротив. Проверили наручники, на обоих. Ушли.

Олег даже обернулся посмотреть: не стоят? Нет, не стоят.

— Раз я здесь, — заговорил первым Дефо, — и раз здесь вы, то, скорее всего, у вас ко мне есть пара вопросов.

— Больше, — выдохнул Олег.

— Нас будут слушать. Вас это устраивает, инспектор?

— Говорите, доктор!

Наверное, не стоило сегодня выходить на улицы «Мун-Муна», второсортной шахтерской станции, расположенной на обратной стороне Луны. От смрада, распространившегося от переулка Бурильщиков вплоть до Безымянной площади, слезились глаза, а дышать было настолько тяжело, что Стефану время от времени приходилось останавливаться, включать баллон с кислородом, секунд на десять не больше, чтобы не тратить почем зря, и только потом идти дальше. Респиратор, пусть и закрытый, не помогал, хотя продавец, местный старьевщик Корельм, обещал минимум тридцать часов работы.

Стефан в очередной раз остановился, прислонился к липкой на ощупь от постепенно выходящей из строя системы очистки воздуха стене, включил подачу кислорода в баллоне, сделал два вдоха, проясняя сознание, вновь перекрыл вентиль. На противоположной стороне узкой улочки появился головорез из «Стокгольмов», остро глянул на Дефо, но, признав доктора, кивнул и прошел мимо, свернув за угол.

Да, определенно нужно было остаться внутри, в небольшой комнатке, которая ему была и кабинетом, и приемной, и спальней, в жилом блоке под номером «17». Там у него имелся относительно чистый воздух, и сверху не капала очистительная жидкость. Стефан поднял воротник кожаного пальто, накинул капюшон, уже прожженный в некоторых местах, но все еще годный.

Хотя могло быть и хуже: на прошлой неделе с купола падали куски тел — это несколько рабочих попали в сфагноут, прозванный в народе задельщиком дыр. Купол последнее время постоянно ремонтировали. Стефан посмотрел наверх, сегодня сфагноуты не вывезли: может быть, у рабочих был сегодня выходной, но, скорее всего, просто закончилось топливо.

Уже в течение трех лет мужчина копил кредиты, чтобы убраться отсюда, хотя бы в «Прекскоп», орбитальную станцию-завод, которую иногда было видно сквозь купол, но пока на билет не хватало минимум трех тысяч, а это еще где-то два года работы. Поэтому выходных у доктора просто- напросто не существовало.

Стефан Дефо попал на «Мун-Мун» случайно, еще семь лет назад. Сильно проигрался в покер, задолжал, затем каким-то невероятным образом очутился в мешке — обычно в таких перевозят фекалии для смешивания с местным грунтом. На шахтерской станции его хотели продать на органы, тем самым он бы закрыл карточный долг, но, узнав о его профессии, доктора перепродали, даже с определенной выгодой. В итоге последние семь лет Дефо занимался тем, что сначала выкупал самого себя из рабства, а потом собирал на билет подальше отсюда. Неоднократно он пытался договориться со своими клиентами вне пределов «Мун-Муна», но никому не нужен был врач с сомнительной репутацией и с просроченным медицинским сертификатом.

Он толкнул плечом неприметную с виду дверь, зашел в небольшое помещение, пришлось наклонить голову — притолока здесь была очень низкая. В глаза сразу ударил яркий свет неонового фонаря, специально подвешенного под потолком. Дефо откинул капюшон, давая себя рассмотреть, сделал шаг вперед, выходя из круга света. Какое-то время привыкал к сумраку, когда зрение восстановилось, подошел к барной стойке.

— Тебя не было три дня, — с упреком сказал Марак, являющийся в «Толстой дрели» хозяином, барменом, барыгой, а еще — лучшим посредником Стефана между клиентами за пределами вне «Мун-Муна». Именно они приносили самый большой доход в его врачебной практике. Местных в основном Дефо лечил бесплатно, за что его уважали, ценили и оставляли живым, что было, в общем-то, очень даже неплохо.

— Есть клиенты?

— Будешь заказывать что? — спросил Марак, убирая обрез под стол и снова принимаясь за протирание кружки грязной, отдающей падалью тряпкой.

— Марак, ты же знаешь, не буду.

— Знаю, — вздохнул барыга, — но каждый раз даю тебе шанс стать таким же, как все.

Марак любил пофилософствовать. Особенно когда набирался, а делал он это периодически, часто уходя в запой. А потом подручные приносили его к Дефо на откапку. Поговаривали, что он был первым среди тех, кто пошел за Первопроходцем и смог вернуться обратно. Дефо в россказни не верил. Сам же хозяин «Толстой дрели» никогда не говорил ни о Первопроходце, ни о том, что он куда-то ходил вместе с ним, даже когда в результате интоксикации и отмены от алкоголя у него на фоне помрачения сознания возникали галлюцинации. Обычно Марак кричал и мочился под себя, пугаясь того, что видел только он один.

Дефо окинул взглядом помещение «Дрели»: за дальним столом резались в карты два бугая из «Доморощенных», чуть ближе пил самогон здоровенный на вид детина, один из тех, кто работал на сфагноуте и оставался при всем этом живым и здоровым. У него на коленях сидела, смеясь, местная шлюха Рози, успевшая уже сбросить практически всю свою одежду. Ей было уже глубоко за пятьдесят, а вес ее превышал возраст как минимум в три раза. На взгляд Дефо, как раз для рабочего со сфагноута, другой в первую же минуту заработал бы себе паховую грыжу, только решив хлопнуть Рози по заднице.

— Так у тебя есть для меня работа?

— Работа-то… — Марак отставил в сторону кружку, чистую, по его мнению, вздохнул и стал протирать этой же тряпкой свою лысину. — Вчера заходил франтовской типчик из «Горгоны», вроде нужно было кого-то поправить из работяг. Но я-то знаю, кого хотели подлатать, уже давно отправились прямиком к Первопроходцу.

Фирма «Горгона» относилась к числу государственных и в «Мун-Муне» как раз занималась починкой Купола с помощью сфагноутов. То, что «типчик» приходил именно в «Толстую дрель» и искал врача, указывало на то, что он был не из местных. Дефо сильно сомневался, что мог помочь несчастному, попавшему под резцы или плавильни сфагноута, скорее всего, «типчику» нужно было врачебное заключение — для отчетности.

— И сегодня тоже заходили, да, — продолжил говорить барыга. — Два раза уже были. Вот с полчаса, как только ушли, все тебя ждали, посетителей всех распугали, уроды.

— Адрес мой им дал бы, и никто бы у тебя никого не пугал, — раздраженно заметил Стефан, понимая, что Марак упустил для доктора возможность подзаработать.

— Таким лучше личные адреса не давать. — Марак, облокотившись на стойку и понизив голос, наклонился ближе к Дефо. — Не понравились они мне. Мутные больно. Я лучше тебя свел бы с тем типчиком, он хоть чинуша и мразь изрядная и на бабло кинет обязательно, но, по крайней мере, стрелять тебе в спину не станет. — Хозяин «Толстой дрели» вдруг остро глянул в сторону входа. — Помяни черта!..

Дефо обернулся, ожидая чиновника из «Горгоны», но от входа шли двое в дорогих костюмах, не скрывающих ни экзосклетов, ни оружия, прикрепленного к ним.

Они, не задерживаясь в круге света под лампой, сразу направились к барной стойке.

— Мой тебе совет, — прошептал быстро Дефо Марак, — отказывайся от всего, что они предложат. Если, конечно, можно будет отказаться.

Как оказалось, отказаться было нельзя. Дефо, впрочем, и не сильно упирался: деньги, которые ему предложили за оказание медицинской услуги, были настолько хороши, что разом перекрывали недостающую часть цены на билет из «Мун-Муна».

Так что из «Толстой дрели» он вышел в сопровождении двух вооруженных и хорошо одетых мужчин, ловя на себе сочувствующий взгляд Марака, снова принявшегося протирать кружку приметной вонючей тряпкой.

Снаружи Стефан снова надел респиратор и нацепил капюшон, а вот его сопровождающие ограничились широкополыми шляпами, никак не реагируя на нехватку кислорода. Киборги, осознал Дефо, и, судя по тому, что механические и электронные детали не бросались в глаза, как у большинства жителей шахтерской станции, замещение тканей и органов им делали явно не на темной стороне Луны. А это означало, его повезут далеко, не настолько, чтобы очень, но все же достаточно, чтобы увидеть, насколько мал «Мун-Мун» по сравнению с другими станциями.

Сходить за инструментами и лекарствами ему не дали, сообщив, что у него будет все необходимое.

В ангаре их ждал большой тяжеловооруженный бронированный вездеход. Честно говоря, с учетом таких сопровождающих он рассчитывал как минимум на флайер, но, кажется, у хозяина киборгов были определенные ограничения в финансах. Его, предварительно проверив на наличие оружия, буквально затолкали внутрь, заставили надеть скафандр, а затем прификсировали в одном из ложементов, которые явно были свинчены и поставлены в машину с какого-то космического челнока.

Поездка заняла около трех часов. Стефан от скуки то и дело смотрел на большой экран, на котором одновременно отображались потоки данных с двух десятков центральных и периферийных камер. Но кроме как на удаляющуюся шахтерскую станцию, опостылевшие лунные кратеры и «Щит» — огромный купол, который должен был закрыть защитным барьером спутник Земли и который строился уже пятый десяток лет, смотреть было, в общем-то, не на что.

Вездеход заехал в подземный ангар, проехав вниз не меньше сотни метров, остановился. Дефо освободили от креплений ложементов, помогли снять скафандр, еще раз проверили на наличие оружия, в этот раз просветив портативным рентгенографом, провели к лифту.

На минус десятом этаже доктора вывели в коридор. Как только его ноги ступили на паркет из настоящего дерева, Дефо сразу понял: он прибыл именно туда, куда нужно. Такое себе мог позволить на Луне не каждый, особенно если брать в расчет, что официальные поставки с зараженной радиацией Земли прекратились более тридцати лет назад. А вот стены блестели золотым покрытием. Доктор поймал взглядом искаженные отражения себя и своих сопровождающих. Правда, как смог убедиться Стефан впоследствии, богатство не добавляло хозяину личной лунной станции хоть какого-то вкуса, потому что в отделке коридора, а за ним и кабинета использовались лишь два материала: дерево разных пород и золото. Последнего было особенно много.

Дефо пригласили сесть в гостевое кресло, выполненное из золота, и ждать нанимателя, смотря на золотой стол, на котором расположились в строго отведенном им порядке дисковый телефон (без проводов) на самом краю, по центру — настольная лампа, за ней, ближе к Стефану, глобус луны, дальше — подсвечники, бювар, пресс-папье, лупа, нож для разрезания конвертов, карандашница, колокольчик и беспроводной звонок. Все из чистого золота, конечно, разве что свечи в подсвечниках были из воска. Что поражало — мастерское исполнение этих вещей под старину.

Доктор даже не сразу заметил вошедшего в кабинет мужчину, усевшегося на хозяйское кресло, тоже золотое, как практически все здесь, и теперь с недовольным выражением на лице рассматривающего Дефо. Одет он был на удивление неброско, хотя было видно: темно-коричневый костюм шился под заказ.

— Если ты хочешь спросить, почему я, — грубо сказал мужчина, — то отвечу: больше некому. Можешь гордиться этим, док, а можешь задуматься над моими словами.

— Вы угрожаете мне? — в недоумении спросил Дефо. — Я даже еще не приступил к работе.

— Я угрожаю, — подтвердил мужчина. — Я имею право. Я — Страховщик. Если плохо выполнишь свою работу, или не выполнишь, или эта работа по какой-либо причине не понравится мне, то, согласно постановлению лунного правительства о врачах, тебя отправят на станцию «Новый Вашингтон», на «Комбинат», а затем, дня черед два, если повезет — через три, тебя, быдло, разберут на органы. — Мужчина осклабился, сверкая золотом зубов. — Об оплате, конечно, не идет речь, доктор.

Дефо резко встал.

— Что, хочешь уже уйти? Даже не осмотрев пациента, не послушав его, не поставив диагноз?

— А вы — будущий пациент? — поднял в удивлении правую бровь Дефо.

— Будешь дерзить, не доедешь даже до «Комбината»!

— Вы не имеет права! — Дефо сам не узнал свой голос, в нем слышался страх.

Страховщик тоже услышал его в голосе Стефана, улыбка его стала еще шире, а золото во рту стало блестеть еще ярче.

— Ты же знаешь, я имею право, я государственный служащий. А ты всего лишь жалкий докторишка, а значит — никто. Согласно закону.

«Говорил же Марак, не связываться с этими людьми».

Дефо сжал кулаки, пальцы впились в мякоть ладони.

— Что мне нужно сделать?

— Вот так-то будет лучше. Да, и зови меня «господин Бергер». Каждый раз, когда обращаешься ко мне, быдло.

Уже знакомые безымянные киборги возникли словно из ниоткуда, повели Дефо в лифт. Стефан спиной чувствовал презрительный взгляд Страховщика, даже когда створки лифта закрылись, он все равно продолжал ощущать его.

В этот раз они поднялись на два этажа вверх.

Когда Дефо вышел из лифта, он сразу понял, что от него потребуется: принимать роды. Специальная кровать-кресло Рахманова последней модели, инкубатор-трансформер, который можно было использовать и как инкубатор, и как реанимационный стол. Дефо подошел ближе, посмотрел внимательнее: тройные стенки, встроенные весы, монитор концентрации кислорода, три веб-камеры. Стоимость такого оборудования превышала стоимость всей шахтерской станции «Мун-Мун».

— Мне нужны данные на роженицу.

Уже включенный планшет в одно мгновение оказался у него в руках.

Минут через пятнадцать чтения Дефо отложил планшет в сторону. Закрыл глаза: кажется, его ждала судьба быть разобранным на органы.

Натали Бергер, девятнадцати лет отроду, находилась на четвертом месяце беременности. И в ближайший час ей предстояло рожать. С современными технологиями вполне можно сохранить и мать, и ребенка. Но было одно «но», складывающееся из десятка себе подобных.

Натали Бергер, по-видимому, была изрядная потаскуха, наркоманка и алкоголичка. В свои девятнадцать лет она болела нейросифилисом, хроническим вирусным гепатитом «С», хроническим вирусным гепатитом «В», ВИЧ-инфекцией, хламидиозом и гонореей. В ее крови кроме анти-иммуноглобулинов к гепатитам и другим инфекциям плавала адская смесь из токсинов в результате начинающегося распада печени и селезенки, отказа почек и приема алкоголя, а также героина, кокаина, амфетамина и еще десятка различных психоактивных веществ. Ее органы уже были изрядно поражены этими препаратами. Тот же мозг превратился в настоящее желе с обширными участками заместительной гидроцефалии и атрофии. Кажется, в нем сохранились только мысли типа: кольнуться, нюхнуть, покурить, выпить и потрахаться.

На всем этом фоне у роженицы развился гестоз с уже проявляющейся эклампсией. Что в свою очередь могло привести в любой момент к отеку легких, потере зрения, инсульту, инфаркту, впадению в кому и смерти.

Теперь Дефо знал, почему больше некому было принимать роды у дочери Страховщика — кем-то другим она просто не могла быть. Остальные доктора отказались, даже под страхом быть убитыми. Потому что принимать роды у такой роженицы было равносильно тому, чтобы подписать себе смертный приговор: потерять или мать, или ребенка, или обоих сразу в процессе родов являлось не исключением, а данностью, которую Страховщик Бергер просто- напросто не принимал.

Скорее всего, врачей, отказавших Страховщику, отправили на «Комбинат» или же не отправили, а убили прямо здесь, на личной станции Бергера. Возможно, эти врачи поступили так, как и было нужно поступить. С гордо поднятой головой отказываясь принимать унизительную долю, которую выделило им Лунное правительство.

Отказаться мог и Дефо, прямо сейчас, но он знал, что не сделает этого. Не сможет. Не посмеет. На кону было две жизни, не считая его, врач не мог просто так отказаться.

Киборг стоял за спиной, ждал.

— Пусть ее заводят, — глухо сказал Дефо, стерилизуя руки и успокаивая свое сердце, уничтожая хоть что-то, похожее на эмоции, потому что врач, выполняя свою работу, должен быть холодным и расчетливым спасителем.

— Что стало с ними? — спросил Олег у Дефо.

Доктор молчал долго, прежде чем ответить.

— И женщина, и ребенок выжили. Конечно, у ребенка были врожденные патологии, а женщина, скорее всего, не прожила долго, ей оставалось от силы недели две. Полиорганная недостаточность… Но я все равно оказался на «Комбинате».

— Почему?

— Когда Бергер в очередной раз назвал меня быдлом, я сломал ему нижнюю челюсть.

— Вы?

— Я раньше занимался боксом, правда, недолго, года три всего, но удар правой отработал хорошо.

Ковалый постучал костяшками пальцев по столу, сказал:

— Я верю вам.

Дефо опустил голову.

— Мне не нужно было рассказывать вам об этом. Это было вам ни к чему. Нужно было рассказать про другое.

— Про то, как вы попали в этот мир?

— Да.

Олег подался вперед.

— А существует ли он, тот другой мир, о котором вы мне рассказали?

— Существует. — Дефо посмотрел Олегу в глаза. — Я — порождение того мира.

— Доров нашел вас здесь и сделал своим агентом. — Олег не спрашивал.

— Одним из многих, — кивнул Дефо. — Отправил подальше от Марса. Сделал мне прикрытие. Вернее, познакомил со своим двойником, мы на удивление быстро поладили.

— Вы хорошо притворялись на «Векторе-7». Все вы. Можно спектакли ставить во главе с инспектором Доровым. Почему было нельзя сказать правду?

— Вам не приятен будет мой ответ.

— Скажете, что я был не готов.

Дефо молчал, поэтому Олег спросил:

— Сколько вы здесь?

— Семь лет. Семь лет, три месяца, две недели, три дня и восемь часов, если быть более точным. После обработки в «Спасении» сотрудниками «Нерва» у меня улучшилась память на факты. Но аффективная память, память эмоций и чувств, сошла практически на нет.

Олег хотел задать очередной вопрос, благо их накопилось к англичанину более чем достаточно, но в это время открылась дверь.

Высокого чернявого мужчину Олег раньше не видел. На мужчине был обычный комбинезон рабочего, но шедшие за ним двое Часовых вели себя по отношению к нему, как подчиненные к начальнику.

Позади всех стоял Адам Лозински. Бледный, усталый, левое веко у него заметно подергивалось.

Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понять: что-то произошло — за те двадцать минут, что Олег слушал исповедь Дефо.

— Иван Андреевич Лосько, — представился чернявый, снимая наручники сначала с Олега, потом с Дефо.

— Вы — командир отделения Часовых на Второй марсианской, — догадался Олег.

— Абсолютно верно, — кивнул тот, доставая планшет и ставя его на стол перед Коваловым. — И я хочу принести вам мои извинения за причиненные вам неудобства. За себя и моих людей. А также за инспектора ЭНэС Адама Лозински, потому что он сам, — Лосько повернулся к венерианскому эксперту, — сейчас несколько не в том состоянии, чтобы кому-то приносить свои извинения.

— Поясните, почему такие перемены?

— Я и уважаемый Адам Лозински получили подтверждение ваших, вас и Сергея Николаевича Дорова, полномочий для расследования дела во Второй марсианской колонии.

— Теперь уже только меня, — мрачно сказал Олег.

Лосько включил планшет, на экране загорелся знак межпланетарной связи: солнце с крутящимися вокруг него планетами — Марсом и Землей.

Видеоизображение на экране появилось внезапно. Камеру, с которой шел поток видео- и аудиоинформации, постоянно трясло; звук то пропадал, то появлялся вновь, и тогда Олег и все, кто сейчас находился в допросной, слышали рев дюз шаттла.

— Шаттл типа «СП», — заговорил Лосько. — Предназначен для оказания врачебной помощи на местах чрезвычайных происшествий. Приблизительное время прибытия в колонию — через двадцать часов тридцать четыре минуты по местному времени.

Поток данных был нестабилен, но все же Ковалый смог узнать человека, одетого в скафандр и находящегося в ложементе — прямо напротив камеры.

Это был Доров. Живой, пусть и не совсем здоровый.

Красный огонек сверху планшета указывал, что старший инспектор тоже видит и слышит своего напарника.

Доров молчал. Смотрел в камеру и молчал. Минуту, две, давая привыкнуть к факту, что он все еще жив, что он летит, пусть и будет, возможно, слишком поздно, а затем произнес:

— Приступайте к своим обязанностям, инспектор Ковалый.

И оборвал связь.


Часть четвертая

Глава 1

— Мне нужно, чтобы вы сопровождали меня.

— Для этого нет необходимости.

— Есть. У меня к вам, Стефан, много вопросов. И вы ответите мне на них. Вы слышали, ответите!

Они шли быстро, чуть ли не бежали. Шаги гулко раздавались в практически пустом коридоре.

Впереди Ковалый, отставая на полшага — Дефо, позади всех — Лосько.

Адама Лозински было решено с собой не брать. Он сейчас был несколько не в рабочем состоянии, как правильно отметил командир отделения Часовых. Облачный замок венерианского эксперта внезапно рухнул, все его планы с грохотом попадали в пропасть, и все это после внезапного и такого неудачного для Лозински объявления Дорова, направляющегося на Марс. Нельзя было забывать и подтверждения Советом Ведомства о полномочиях оперативных агентов, посланных на Землю Ксанфа.

Ковалый самолично просмотрел отрывок записи посланного с Земли сообщения. Внимательно всматриваясь в нечеткое изображение зала Совета, который был заполнен едва ли наполовину — пятеро из двенадцати (четверо мужчин и одна женщина), и пустые кресла, много пустых кресел. Кроме членов совета на собрании обычно бывают Соглядатаи, которые большинством голосов могут поставить под сомнение или даже оспорить решение какого-либо вопроса. Но их не было. Ни одного.

Присутствующих Олег знал, кого-то лично, кого-то лишь по артвизуализации. Люди не двигались и сейчас напоминали насекомых, застывших в янтаре. Если говорить точнее, насекомых, которые совсем не хотели оказаться в окаменевшей ископаемой смоле.

Он рассматривал лица, недовольные, непонимающие, возмущенные. Эти пятеро явно не хотели находиться в зале Совета, их кто-то заставил это сделать, прийти туда.

На это был способен только один человек: Доров.

— … Повторяю…. — заговорила женщина, губы ее при этом дергались невпопад: видео- и аудиоизображения были асинхронизированы. — … На принятый нами запрос о подтверждении полномочий экспертов несчастных случаев Дорова Сергея Николаевича и Ковалого Олега Игоревича собрание Совета подтверждает полномочия выбранных нами экспертов ЭНэС…

Изображение дернулось и пропало, как и аудиопоток. Шестнадцать секунд длилось сообщение с Земли. Но этого было достаточно, по крайней мере, для Олега.

— Я должен провести повторное обследование трупов, — Дефо был непреклонен. О трех мертвецах, из-за которых Олег сейчас находился на Марсе, доктор практически заговорил сразу после разговора с Доровым, если одна-единственная фраза от старшего инспектора могла приравниваться к разговору.

— Ничего вы не должны. Насколько я понимаю, вы не находитесь на госслужбе.

Коридор кончился внезапно, оборвавшись лестницей.

Олег, перескакивая ступени, направился вниз. В здании администрации, новеньком и совершенно лишним в колонии, по мнению инспектора, лифты работали еще не все.

— Я нахожусь здесь, с вами, по трем причинам, инспектор. Во-первых, мне нужно было проконтролировать состояние вашего здоровья, ведь я врач, а вы так и не прошли нормального лечения ни на станции, ни на венерианской верфи. Во-вторых…

— Подождите, — остановил его Олег, останавливаясь сам на одной из ступеней, — прежде чем вы назовете вторую причину, давайте-ка разберемся с первой, Стефан. Я чувствую, вы что-то не договариваете. Говорите правду, доктор. Я не буду вас отправлять ни в какие «Комбинаты».

— У вас здесь, к счастью, нет таких учреждений.

— Так не молчите же!

Олег возобновил движение вниз.

— Вы были нужны инспектору Дорову, целым и невредимым, насколько это возможно.

— Почему?

Ступени закончились.

Они вышли из здания. Лосько жестом показал, что дальше нужно идти к большому краулеру. Около машины скучали двое Часовых, на каждом из них была броня и оружие — винтовка у одного, лазерный пистолет у другого.

— Он не распространялся планами насчет вас. Но сказал, что вы — Представитель.

— Представитель кого или чего?

— Я не знаю.

— Заводите! — крикнул Лосько своим людям, стоящим у краулера. Тот, что с винтовкой, выученным жестом отправил ее в крепление на спине, открыл шлюзовую дверь, забрался внутрь машины.

Пять минут назад командиру отделения Часовых пришло на коммутатор экстренное сообщение: «В медицинском секторе стрельба. Есть раненые, убитые. Киборг». Вот это последнее слово особенно настораживало и создавало с десяток вопросов.

Когда Лосько пытался дозвониться до отправившего это сообщение, то не смог этого сделать. Минуты через две, когда командир стал перебирать номер за номером, ответил некий Романис, доложил, что неизвестные совершили нападение на больницу, при этом конкретных целей не имеют; про женщину-киборга он знал только то, что она сбежала из палаты.

Поэтому они все так спешили.

— Хорошо. Какова вторая причина, доктор? — спросил Олег, быстро идя по бетонной дорожке к машине.

— Вторая причина — это помощь в расследовании. Повторное вскрытие тел.

— Вы что-то хотите найти, то, что упустил предыдущий судмедэксперт?

— Хочу. И советую арестовать эксперта, который проводил вскрытия. Думаю, он работает на другую сторону.

— Иван Васильевич, вы слышали? — обратился инспектор к командиру отделения Часовых.

— Уже отправляю людей, — набрал он быстрое сообщение на коммутаторе.

— Хорошо.

Они остановились около краулера, машина заметно вибрировала. Открылся шлюз.

— Другая сторона? Так вы называете ее? — спросил Олег у Дефо, продолжая разговор.

— Я называю, — уточнил Дефо. — Другие в «Аргусе» называют второй мир просто Местом.

— Третья причина, доктор? Вы не сказали мне про третью причину.

Второй Часовой уже забрался внутрь, Лосько ждал Ковалого в проходе, не давая шлюзу закрыться.

— Я состою в организации «Аргус», — сказал Стефан. — А значит, я должен исполнять приказы, отданные ее руководителем, Сергеем Николаевичем Доровым.

— «Аргус?»

— Да.

— Он упоминал о нем. Точнее, об этом говорила Райт.

— Это была Райт. В обоих случаях, это была Райт.

— Но я слышал его голос…

— Райт в связи с большим процентом замещения живых тканей и органов способна к имитации любых голосов, человеческих или животных.

— Но…

— У нас мало времени, — вмешался в разговор Лосько.

Они забрались в машину. Шлюз закрылся.

— Надевайте броню, — достал из зажимов специальное обмундирование Часовых Лосько. — Мои молодцы рослые, подойти должна даже вам, доктор. Поспешите! И не спорьте со мной.

Краулер двинулся вперед, по дороге сбив пару столбов.

Олег стал надевать броню прямо поверх одежды. Дефо, решив, что нагрудника ему будет вполне достаточно, остальное отложил в сторону.

— Инспектор… Олег, — возобновил разговор доктор, — Райт давно нестабильна психически. Я знаю, я лечил ее около полугода назад. Сергей Николаевич обратился к ней на верфи, потому что там не было других оперативных агентов.

— От чего вы ее лечили?

— Она страдает параноидной шизофренией.

— В смысле, параноидальной.

— Нет, так говорить неверно, неправильно. У нее параноидная форма шизофрении, течение приступообразно-прогредиентное.

Их тряхануло. Это водитель нарастил скорость. Поваленных столбов, отлетающих в сторону, на пути стало гораздо больше.

— Что это означает?

— Это означает, что приступы случаются раз в полгода или даже реже.

— Синдром?

— Параноидный. Я не должен говорить, это врачебная тайна, но вы закончили медицинские курсы и уполномочены вести расследование, поэтому вы имеете право знать… — Он понизил голос, чтобы его слова слышал только Ковалый. — Когда Доров привез ее на «Вектор-7», она была плоха, крайне плоха. Называла себя Вольгой Сомовой. Говорила другим голосом. Была экзальтирована, возбуждена, легко аффектировалась. Высказывала бредовые идеи величия и изобретательства. Считала себя писателем, лучшим мемуаристом в истории всех стран и народов. Считала, что по ее книгам снимают кино, а издательства во всем мире борются друг с другом за издание ее книг. Хорошо, что она забыла на время, что имеет кибергизированное тело, буквально начиненное оружием, иначе на станции ее было бы не удержать. Она крайне опасна. У нее паралогичное мышление. Я не знаю, принимает ли она сейчас препараты или нет. Судя по тому, что я видел, — нет. Как на нее повлияло то, что ее уже не совсем человеческий мозг взломали, я не могу даже себе представить! Но уверен в одном: снаружи, когда мы все вместе шли по поверхности Марса, это была она. Не Доров. Скорее всего, болезнь видоизменилась. Как известно, фабула бреда всегда растет и часто соотносится со временем и местоположением больного, а также с событиями, которые с ним происходили. И то, что сейчас происходит в медсекторе… Я думаю, мы даже представить себе не можем, что там творится.

— В любом случае ваша помощь там тоже не помешает.

— Согласен. Но после я займусь вскрытиями.

— Вы так уверены, что их убили?

— Не на сто процентов, как и инспектор Доров, вот поэтому я здесь.

Какое-то время они ехали молча.

— Минута, и мы на месте, — сказал Лосько, протягивая Олегу лазерный пистолет.

— Когда мы были на поверхности Марса, с нами случилось странное, — повернулся инспектор к Дефо. — Судороги, вызванные землетрясением. Я закончил медицинские курсы, но моих знаний не хватает, чтобы объяснить случившееся. Вы — доктор. Такое вообще возможно? Что вы знаете об этом?

— Дорову необходимо, чтобы вы до всего дошли сами.

Олег резко встал, легко удерживая равновесие, подошел к сидящему в кресле доктору, спросил, нависая над ним:

— Если вы знаете что-то, что поможет мне в расследовании, вы должны рассказать мне. От ваших постоянных недомолвок может случиться так, чтопострадают невинные люди…

— … если такого уже не случилось, — закончил фразу молодого инспектора Стефан.

— Мы на месте. Всем на выход!

Лосько с лазерной винтовкой наперевес выпрыгнул из «Колосса» первым. За ним — его подчиненные.

— После поговорим, — сказал Дефо.

— После, — согласился Олег, следуя за Часовыми.

Они опоздали.

Инспектор ЭНэС шел по коридорам зданий медицинского сектора, по лестничным переходам, проходил мимо палат, постов и кабинетов и всюду видел кровь, раненых и убитых.

Никогда в жизни он до этого не видел такого.

Смерть со своей косой прошла по отделениям больницы, по пути собирая обильную жатву из человеческих жизней. Хотя… Олег не верил, что существует какая-то там старуха с сельскохозяйственным инструментом, которая прибирает души умерших. Зато он знал, что существуют убийцы.

Но все равно его сознание отказывалось принимать увиденное.

Следующие три часа Ковалый был занят тем, что помогал находить мертвецов и тех, кто еще был жив. Кто-то, кажется, Лосько, пытался остановить его, говорил, что работа эксперта Ковалого заключается в другом, что он инспектор ЭНэС и что-то там еще… Олег просто не обращал на это внимания и продолжал делать то, что был должен. Помогать. Здесь и сейчас. Наплевав, что он там что-то кому-то должен.

Дефо занял место хирурга в одной из операционных: врачей сейчас не хватало, шестеро было убито, четверо ранено, еще трое пропали без вести.

Лосько, помимо увещеваний Олега, занимался тем, что орал на подчиненных, тех, кто остался в живых в бойне в больнице. Если кто заглянул бы в это время в его глаза, то увидел бы страх, растерянность и непонимание.

— Сколько? — спросил устало Олег.

Он сидел на стуле в коридоре детского отделения, сгорбившись и опустив голову.

— Четырнадцать убитых, двое раненых.

— Вы плохо подготовили своих подчиненных, командир.

— К такому нельзя подготовиться, инспектор.

На Лосько страшно было смотреть. Смерть своих бойцов он воспринимал как смерть родных. Хороший командир, отметил про себя Олег.

— Можно, если знать, к чему готовить.

— Вы правильно сказали: «если знать».

— Теперь вы знаете.

— Теперь — да. Но, надеюсь, такого больше не повторится.

— Есть такая поговорка: «На Бога надейся, а сам не плошай».

— Очень старая поговорка.

Олег устало потер глаза указательным и большим пальцами, помассировал веки.

— Сколько всего погибло?

— Тридцать два человека. Пятнадцать ранено, двое из них находятся в крайне тяжелом состоянии и, скорее всего, не доживут до утра.

Ковалый посмотрел в окно, через стекло слепило Солнце.

— Уже утро.

— Сейчас четыре часа тридцать одна минута. Сегодня Солнце запустили раньше.

— Сколько было нападавших? — спросил Олег, решив не спрашивать, почему сегодня Солнце решили запустить раньше и что это вообще означает.

— Территорию еще проверяют, но насчитали тринадцать человек: двенадцать мужчин, одна женщина. Все мертвы.

— Мне нужны данные на них, — инспектор резко встал, заставив Лосько отшатнуться. — На каждого.

— Хорошо. Есть еще кое-что.

— Что же? — насторожился Олег.

— У всех нападавших было с собой огнестрельное оружие.

— Огнестрельное, значит… — Ковалый задумчиво поскреб щетину на подбородке.

— Раритеты двадцатого века. Единственная особенность — все оружие новое, или же… за ним очень хорошо следили.

— Предположим первое, самое худшее.

— Кроме того, я просмотрел частично видео с камер. Все нападавшие были профессиональными бойцами. И… Я, кажется, понял, по какой причине было осуществлено нападение на больницу, инспектор.

— Я внимательно вас слушаю.

— Целью нападавших, подозреваю, была ликвидация важных свидетелей.

— Скажите мне, Иван Васильевич, как среди убитых вы отличите свидетелей и как разделите их на важных и неважных? По мне, так все, кто погиб сегодня в больнице, важны.

— Согласен, — хрипло произнес Лосько. — Но некоторые были особо важны. Не для нас. Для них, кем бы они ни были. — Он помолчал, прежде чем продолжить. — Убит Горин Виктор Иванович. — При упоминании этого имени Олег встрепенулся, стал слушать внимательнее. — Прямо в палате. Дверь выбили, а когда добрались до него, буквально изрешетили пулями. Другие палаты не тронули, вообще пациенты пострадали только те, кто находился в коридорах. Экзогеолог — исключение. Это раз.

— Давайте без подсчета, — поморщился Олег. Ему «во-первых» и «во-вторых» поднадоели уже от доктора.

— Пытались убить Лебедевых, отца и сыновей. Это два. — Олег вздохнул, не перестав при этом внимательно слушать. — Самое интересное, что им помешали не мои бойцы, а женщина, которая, как подозревают, отравила неизвестным ядом Горину, супругу…

— Не продолжайте, пожалуйста. — Олег не выдержал бы «это три». — Лучше покажите.

— Тогда пройдемте со мной.

Планшета с собой у Лосько не было, и им пришлось пройти в комнату мониторинга, там командир отделения Часовых показал Ковалому запись.

И полминуты Олег смотрел на женщину, которая совершала невероятное, невозможное: убивала шестерых вооруженных человек за тридцать секунд.

Когда Дефо говорил о другом мире, так называемом Месте, Олег поверил ему, но все равно в душу к нему закралось сомнение. Теперь же оно окончательно развеялось.

Все эти люди, которых зафиксировала камера, не могли быть отсюда. Потому что чудовища давно перевелись в этом мире.

— Что о ней известно? — спросил Олег Лосько.

Тот сразу ответил:

— Лебедева Анна Игоревна, цетолог, работает в «Аквариуме», водной лаборатории. Подробнее информацию…

— Не нужно подробную информацию, — откинулся в кресле Олег. — Это ничего не даст. Если не изучать действительно подробно, но тогда и информация нужна другая. Не такая, как «где работает» или «какую научную степень имеет».

— А какая же нужна?

— Привычки, склонности, например. Вот какие данные необходимы.

— Для этого нужно время.

— Для этого нужно много времени, а его, я чувствую, у нас очень мало. Лучше скажите, где она сейчас, эта цетолог.

— Камеры зафиксировали, что она покинула больницу. Направление — геологическая станция «Земляная».

— Отправьте к ней домой Часового.

— Уже. В ее квартире обнаружен труп. Опознан: это Игорев Илья Романович, техник, работает в депо электровагонов. Около моноблока, буквально в метре, обнаружено второе тело: тоже техник, Бурцев Денис Борисович, работал на запасной мобильной станции.

Олег встал.

— А сейчас ответьте: вы послали на квартиру к Лебедевым Часового до того, как я попал в купол или уже после?

Лосько отвел взгляд.

— Я так и думал. Что вы мне еще не сказали?

— В одном из вагонов был обнаружен мертвый Часовой. Глубокая рана, через глазницу в головной мозг. Действовал, несомненно, профессионал.

— Что еще? — Олег не заметил, как повысил голос.

— Несколько часов назад, уже после того как Воздушное Крыло подобрало вас, неподалеку от взорвавшегося шаттла был обнаружен краулер необычной конструкции. Группа спасателей смогла вытащить из машины пять человеческих тел. Трое были мертвы, притом двоих убил кто-то, кто находился внутри машины. Еще один погиб после взрыва. Двое выжили, мужчины были сильно облучены и получили травмы различной степени тяжести. Одного при нападении убили, он находился в реанимационном блоке, второй пропал.

— Вы идентифицировали их?

— Процесс по их идентификации был приостановлен. Инспектор Лозински, сказал, что это все, включая смерти Часовых, второстепенно.

«А первостепенно — это поимка страшного террориста Олега Игоревича Ковалого и его сообщников», — подумал Олег, вслух же сказал:

— Инспектор Лозински не видит дальше собственного носа. Но вы-то, вы-то…

В проеме двери появился один из Часовых, протянул коммутатор Олегу:

— Вас, — односложно сказал он.

— Кто?

— Это Дефо, — послышалось из динамика — была включена громкая связь, — инспектор, к вам просьба. Спуститесь, пожалуйста, в морг.

— В морг?

— В принципе, я могу подняться к вам, но не хочу прерывать вскрытие.

— Что случилось, доктор?

— Я хочу, чтобы вы поговорили с одним человеком. Я думаю, он сможет помочь в вашем расследовании.

В морг вела лестница. Длинная, с крашеными в синий цвет ступенями. Грузовым лифтом Лосько предложил не пользоваться — в связи с землетрясением повредило проводку, они могли застрять между этажами.

Как в воду глядел. Новый толчок не заставил себя ждать.

Мигнул и пропал свет. На ближайшей к Олегу стене поползли, зазмеились трещины. С потолка упала лампа, разбившись об пол. «Волна» чуть не сбила Ковалого с ног. Чтобы не упасть, инспектор схватился за перила, но рука ушла в пустоту, тело по инерции продвинулось вперед, он не удержался и полетел, завалившись на правый бок, со ступенек вниз. Но не это привело его в ужас. Рука, та, которая должна была удержать его, та, на которую он так понадеялся, исчезла. Кисть, предплечье, плечо… Внезапно, мгновенно.

А потом, следом за ней, исчез и он сам.


Глава 2

Дежурного звали Петро, и никак иначе. Без фамилии и отчества. Без чванливости и спеси. И еще много чего «без».

И только на «ты». Если Горин называл его на «вы», тот хмурил брови и неизменно говорил одну и ту же фразу: «Да что же вы, Виктор Иванович, меня так обижаете!» Вот Горин пытался его и не обижать. Получалось не всегда.

— Вам не надо так беспокоиться обо мне.

— Да что же вы, Виктор Иванович, меня так обижаете!

— Даже в мыслях не было.

— Ну, тогда не надо называть меня «вы», я же вам в сыновья гожусь, в конце концов. И пейте, пейте. Этот чай я привез еще два месяца назад с Земли. Больше ничего не взял, только чай, брикетов тридцать прессованного. И на смену из белья себе кое-что. Друг сказал, что хорошего чая здесь днем с огнем. А я люблю чайку попить. Страсть как люблю.

— Чай и правда был не такой, какой повсеместно использовали жители колонии. Он был ароматнее, насыщеннее. Во Второй марсианской вместо заварки засыпалась в чайник труха. Здесь же через полупрозрачное матовое стекло Горин видел тонкие с прожилками листья, даже будучи засушенными отдающие свой сок кипяченой горячей воде.

— Слушайте, Сокол — хороший малый. Я с его братом в одном вузе учусь, поэтому знаю. Он вас вывезет. Я ему уже сообщение отослал. Так что он будет ждать. Запомнили, куда идти? — Горин кивал, мол, да, запомнил. — Ну, вот и хорошо.

Петро учился на третьем курсе медицинского, еще далеко не врач, но уже не санитар. Вот его и поставили дежурантом в морг, на вскрытия смотреть; ассистировать при вскрытии тоже давали, но редко.

Умирали в колонии не часто, но в морге при этом трупов было более чем достаточно. Родственники умерших предпочитали хоронить их на Земле, вот мертвецы и ждали транспорта на родную планету. Бывало, по два-три месяца. Сейчас грузового шаттла не было уже восемьдесят шесть дней. Причина — ремонт космодрома, который работал сейчас лишь на сорок процентов, пропуская только важные для населения Второй марсианской рейсы.

— Это вам пригодится. — Петро сунул в универсальную сумку пару пирожков, которые он припас себе на утро. — Чайку вам я тоже налью в терм.

Виктор рассказал ему. Выложил как на духу. Обычно неразговорчивый с незнакомцами, он говорил, не переставая. Наверное, ему надо было выговориться. Петро, за что ему экзогеолог был благодарен, выслушал, только чай подливал в пластиковый одноразовый стакан, который, судя по неомаркеру, использовал уже не меньше десяти раз. Но на то она и колония, пусть даже хорошо обеспечиваемая, все равно время от времени приходится экономить.

— Значит, так, — решил студент. — Я не знаю, на каком этапе лечения лучевой болезни вы находитесь. Но в любом случае вам нужны антирад, вескес и глобаниамид.

Последнее прозвучало, как отрава для крыс, но Горин не стал спорить. Студент все же учился не в абы каком вузе, а медицинском, поэтому знал, что говорит. Во всяком случае, экзогеолог надеялся на это.

— Если я обращусь к вашему лечащему врачу (Горин боялся, что его лечащий врач уже мертв, но не сказал об этом студенту, чтобы не сбивать того с высокого полета мысли), то скорее всего не получу препаратов, а вас снова отправят в палату. И вы не сможете покинуть пределы купола. Поэтому я просто возьму для вас лекарства.

— Достанется тебе потом, парень, — сказал Горин.

— А, — махнул студент, — разберусь. — Он встал, поставил кружку с заваркой на самое дно небольшого выдвижного столика. — Подождите меня здесь, я скоро приду.

И на полчаса Горин остался один на один со своими мыслями. Чтобы хоть как-то отвлечься, допил чай. Но все равно взгляд то и дело возвращался туда, где недавно стояла капсула с телом Светланы. Петро вернул ее на место в холодильную камеру. Наверное, так было лучше.

Время от времени Горин прислушивался, не идет ли студент, но было тихо.

Интересно, что Петро экзогеолог просто попросил о помощи, привычно, естественно. И парень сразу согласился, поверив всему, что рассказал Горин. Не ставя под сомнение слова незнакомого мужчины. Такое могло быть только в его мире. В том, другом, за помощь поставили бы условие, или попросили бы денег, или отказали бы. Да, наверное, отказали, не став даже связываться.

Вернулся Петро, не такой, какой уходил, став более серьезным и сосредоточенным.

— Нужно спешить, — сказал он, поднимая Виктора. Сунул экзогеологу стопку с одеждой и ботинки с магнитной подошвой. — Одевайтесь.

— Вы… видели? — спросил Горин, хотя по глазам понял: да, видел — мертвецов, а с ними кровь, внутренности…

— Видел, — коротко ответил Петро, даже не удостоив вниманием горинское «вы».

— Вы нужны там, — сказал экзогеолог, — вы сделали для меня больше, чем я надеялся.

Петро положил в сумку лекарства, сказал:

— Колите их себе каждые шесть часов, и с вами будет все в порядке. Какое-то время. И, да, моя помощь наверху не будет лишней, но сначала я помогу вам.

— Хорошо, — согласился Горин и стал одеваться.

Заняло это немного времени, но больше, чем нужно было прежде. Магнитная подошва на левом ботинке почему-то не работала, но он не придал этому значения, его больше беспокоила слабость, которая то накатывала, словно волна, то отступала.

Сейчас он чувствовал себя более-менее сносно. Но что будет дальше?

Петро, видя, что Виктор оделся, уже было хотел взять сумку, но экзогеолог решительно отстранил его:

— Понесу я, попривыкну.

Тот согласно кивнул.

Вскоре они вышли из морга.

Пришлось подняться на этаж, пройти по коридору, снова подняться, опять пройти по коридору, вновь спуститься.

Коридоры и лестничные пролеты были стерильно пусты. Петро старательно избегал и мертвых, и живых. Студент насмотрелся крови, когда ходил за лекарствами для экзогеолога.

У запасного выхода, куда они пришли, на полу, прислонившись к стене и опустив голову на грудь, сидел мужчина в расстегнутом белом халате.

— Это же доктор Фернандес! — воскликнул Петро, оставляя экзогеолога и подбегая к врачу.

— Что с ним? — спросил Горин, устало прислоняясь к стене. Лестничный марафон утомил его. А еще предстояло идти до станции мобильных групп. Хорошо, что от медицинского сектора это было всего в паре километров, вдоль путей монорельса.

— Он… спит, — удивлению студента не было предела.

— Сон — самое лучшее, что могло с ним произойти.

«Если это не кошмар», — добавил про себя Горин, открывая дверь и выходя наружу.

— Я проведу вас до гаражей.

Кажется, студент решился взяться за опеку старого больного экзогеолога всерьез.

— Не надо, — повернулся к нему Виктор. — Вы… ты уже сделал достаточно. Теперь помоги ему, — он кивнул, показывая на спящего доктора Фернандеса. — И еще тем, кто нуждается в помощи. До станции я как-нибудь доберусь сам.

— Я…

Горин протянул широкую ладонь.

— Удачи, студент! Еще увидимся.

— Конечно, Виктор Иванович!

Они пожали друг другу руки.

И без лишних слов разошлись. Понимая, что скорее всего больше никогда не встретятся.

Дорога до запасной станции мобильных групп заняла довольно много времени. Слабость, которая на некоторое время прошла после того, как Виктор ввел себе препараты, вернулась с новой силой, заставляя идти медленнее, пригибая к земле. Словно он все это время взбирался на гору, а не шел по пешеходной дорожке.

Несколько раз мимо него пробегали взволнованные последним подземным толчком редкие прохожие, все спешили по домам. Кажется, это был приказ руководства колонии. Наверное, его даже передавали по громкоговорителям, развешанным на фонарных столбах, но сейчас репродукторы молчали. Вообще в колонии царила подозрительная тишина и безлюдье.

Вторая марсианская строилась с учетом увеличения численности населения, на данный момент жителей в ней находилось в шесть раз меньше должного количества. Поэтому ничего удивительного, что экзогеолог встретил на своем пути лишь несколько человек. Но при этом практически каждый из них, видя болезненный вид Виктора, поинтересовался, не нужна ли ему помощь. Горин через силу улыбался и вежливо отвечал, что нет, не нужна, что он вообще-то довольно хорошо себя чувствует и будет чувствовать себя еще лучше, если не умрет по дороге, и, да, насчет последнего, конечно, он шутит, он просто шутник, каких еще поискать.

Электровагоны не ходили. Горин видел погнутые рельсы и рабочих, сосредоточенно срезающих искореженные куски шпал. Несколько раз почти над самой головой на низкой высоте, рискуя угодить в угол моноблока, пролетели патрульные Крылья, которые обычно использовались для разведки вне пределов купола. Минуты через две краулер класса «Змейка» направился в сторону медицинского сектора. «Колосс» медленно, давя деревья и сшибая столбы из-за своего негабаритного размера, не умещаясь в пределах дорожки для пешеходов, с шумом проехал за ним.

Практически у самых гаражей в глаза Горину ударил яркий луч света. Он невольно посмотрел наверх. Из-за горизонта медленно выкатывалось искусственное солнце. И это при том, что на больших голографических часах, расположенных в трех метрах от него на столбе, было половина четвертого утра.

Администрация колонии решила правильно, что прекратила искусственную ночь. В темноте легче поддаться панике. При свете дня все кажется не таким страшным или безнадежным.

Он толкнул дверь. Конечно, было не заперто, охрана тоже не стояла за каждым углом. Это же был его мир, а не тот, другой, из которого он сбежал и в который теперь собирался вернуться.

Неожиданно Виктор поймал себя на мысли, что уже давно сравнивает два мира. Этот — тот. Мой — не мой. Так нельзя было делать, он знал это. Ведь тогда и Светлана окажется не та. Другая. А он не хотел этого. Ему нужна была его единственная и неповторимая. Та, которая могла существовать лишь в единственном числе.

Шум, гам, голоса вывели его из ступора, вырвав из потока неприятных мыслей, заставили снова действовать.

Он огляделся. Внутри было очень светло и многолюдно.

Техников двадцать и еще с десяток профессиональных водителей сновали от машины к машине. Почти все краулеры были на ходу — прогревались двигатели. Готовили технику к эвакуации? Возможно. И видимо, тоже по распоряжению сверху.

Сокола он заприметил сразу. Он выделялся среди остальных. Не потому что студент медик в красках описал внешность брата своего друга, хотя да, описал, в пиететах и эпитетах. Дело было в другом. В манере держаться, в интонациях в голосе, в движениях, небрежных и при этом таящих в себе опасность. Практически незаметных для глаза. Но все равно Горин почти сразу увидел, что парень пришел с другой стороны Врат. Это определенно осложняло дело. До этого экзогеолог знал, что знакомый Петро поможет ему, по меньшей мере — постарается сделать это. Теперь же от его уверенности остался лишь жалкий огрызок, хорошо так погрызенный сомнением, прикинувшимся мышью.

Сокол возился с краулером класса «Титан». Он и еще два техника подключали к станционным генераторам переходники для последующей зарядки запасных аккумуляторов, располагающихся у машины за бронированной закрытой (сейчас открытой) панели в задней части корпуса.

Горин направился прямо к нужному ему технику. Никто не задерживал его, большинство вовсе не заметили его присутствия на станции — так были заняты своей работой.

— Что вам? — грубо спросил Сокол у остававшегося возле него Виктора, продолжая вручную проверять крепления у одного из переходников. — Если по поводу эвакуационного статуса, то это не ко мне, а к завгару. Вы можете его найти…

— Я к вам, Сокол, — перебил техника экзогеолог. — Мне сказали, что вы сможете помочь мне.

— Вам? Помочь? Кто сказал? — Сокол наконец оторвался от работы, пристально взглянул на Горина.

— Петро. Вы должны его знать.

— Я много кого должен знать… Особенно почему-то сегодня. Ну, чем вам помочь? Только не говорите, что вам позарез нужно выехать из купола.

Горин кивнул и тут же получил бурную реакцию в ответ.

— Да пошел ты, дядя! Еще тебя тут не хватало! Ходят и ходят, словно им тут медом намазано…

Только теперь Виктор заметил, насколько Сокол раздражен, он буквально еле сдерживал кипящий внутри себя гнев. «Он сам не может уехать, — догадался Горин, — хочет и не может в связи с эвакуационным статусом».

— «Нерв», — Сокол подошел ближе, зашептал, — готовит эвакуацию. Подожди до вечера, тебя этапируют вместе со всеми, чтобы не привлекать внимание. А то с меня голову снимут. Как еще не сняли!.. А теперь проваливай отсюда! — Последнюю фразу он сказал уже в полный голос.

Виктора приняли за своего. Но даже это не помогло сразу решить проблему.

Вокруг стали собираться рабочие, пока немного, но если так продолжится, то Горину придется уйти и искать другой быстрый способ выбраться из колонии.

— Нельзя так разговаривать со старшими. Это очень неприлично. Можно лишиться последних мозгов. Через лишнюю дырку в башке, — раздался насмешливый женский голос.

Экзогеолог обернулся.

Позади него и еще троих техников, собравшихся на шум, стояла женщина-киборг. Одежда на ней была изодрана и покрыта кровью и совершенно не скрывала механических и электронных деталей. Улыбка, которую она продемонстрировала Горину, больше была похожа на волчий оскал, особенно с учетом ужасных ран на лице. Было непонятно, как она сумела пробраться на станцию незамеченной.

Искалеченными и то и дело искрящимися пальцами левой руки женщина держала пистолет, и направлен он был точно на Сокола.

— Тебе-то чего? — спросил у нее тот, показывая сослуживцам, что у него все под контролем и не стоит вмешиваться, хотя в глазах техника появился страх.

— Мне того же, что и ему, — кивком головы указала киборг на Горина, и улыбка ее стала еще неприятнее. — И лучше двухместный. И прямо сейчас.

Двое рабочих попытались было остановить их, но киборг прострелила обоим ноги и этим остудила пыл остальных.

Они выехали прямо перед тем, как в гараж ворвались Часовые.

Двухместный «Варан» взял с места в карьер, разогнавшись за секунду до шестидесяти километров в час.

— Ты знаешь, кто я такая? — спросила киборг, одновременно заставляя вильнуть краулер вправо, так что он какое-то время ехал на трех колесах, а Горин считал, что они перевернутся и на этом его путешествие до Врат закончится, не успев толком начаться.

— Думаю, та, что пришла из другого мира.

— Правильно думаешь и слишком много знаешь. Откуда?

Она увеличила скорость. Теперь спидометр показывал сто тридцать. Горин пожалел, что, торопясь, не надел скафандр, теперь страховочные ремни больно врезались в тело.

— Я был там.

— Был. Это ведь не значит — родился?

— Нет.

— Счастливчик, ты вернулся в свой мир.

— И теперь возвращаюсь обратно, — сказал Горин.

— Возвращаешься? — Она повернулась к нему. — Да, ты такой же отмороженный, как и я. Не зря Первопроходец свел нас вместе. Хотя как раз он в этом-то и ни при чем. Я знаю точно.

Она снова сменила направление. В этот раз краулер не стал подниматься, а уверенно ушел в поворот на всех своих шести колесах. Заработала рация, с ними пытались связаться, но на вызов с колонии никто не обратил внимания — ни Ева, ни Горин.

— Значит, тебе нужно к ближайшим Вратам? — спросила она.

— Да.

— Тогда нам по пути. Но мне надо будет сойти пораньше. Есть у меня одно дельце…

— Кто ты? — спросил он ее.

— Человек, как и ты. Точнее, была когда-то. Даже от меня самой мало что осталось. Еще несколько часов, и я, надеюсь, сдохну. Стану куском из металла и плоти. Металла, правда, будет больше. Да, и меня зовут Ева. А тебя?

— Виктор.

— Отличное имя. Ты, кстати, хреново выглядишь, Витек. Ну, если ты не знаешь этого, конечно.

— Я знаю.

— Твоя осведомленность выше всяческих похвал. О, — она отобразила на экране изображение с камер заднего вида, — они все-таки послали за нами погоню. Я заметила, в каком мире я ни была бы, люди, представляющие закон, обычно слишком медленно соображают. Что ж, придется еще пару раз сменить направление. Но ты не обольщайся, сейчас они подключат спутники, и как бы я тут ни виляла, они все равно узнают, где мы находимся. Точнее, будем находиться.

Дальнейший час они ехали молча, если не считать периодических ругательств, которые время от времени выдавала Ева. Женщина вела краулер уверенно, с редким водительским мастерством. Горин в это время думал о том, что компания его не так уж и плоха. Могло быть хуже, например, он не смог бы выбраться из купола. Виктор чувствовал: промедли он еще несколько часов, и было бы уже слишком поздно.

Краулер остановился резко, проехал еще вперед по инерции, поднимая тучу красной марсианской пыли в воздух, женщина заглушила мотор, чтобы сэкономить энергию.

Впереди, на экране, высилась башня терраформирования, вернее, то, что от нее осталось. Искореженная и полуразрушенная, она сейчас напоминала старую крепость на Земле.

Женщина включила радио. Читали стихи. Приятный мужской баритон произносил слова чуть нараспев:

Млечный Путь предо мною клубится

На пороге рассвета времен,

И летят Солнца, будто жар-птицы

В ореолах злоченых корон.

— В моем мире всех поэтов отправляют на переработку, чтобы не засоряли людям мозги, чтобы не заставляли думать. О природе, о войне, о любви… Все равно о чем. Ну, так вот. Поэтов, значит, отправляют на переработку, на органы, на пищпаек… но они все равно откуда-то появляются. Все появляются и появляются. Появляются и…

Раскрывает объятья туманность

Андромеда из россыпи звезд.

И за шепот: «Тебя дожидалась!»

Я дарю ей созвездие Роз.

— Только вот люди, что слушают их, что не слушают, думать уже, почему-то не могут. Разучились, наверное.

А потом ухожу. Ведь Вселенной

Нет конца. И я знаю, вдали

Ждет меня та, что звал «несравненной»

И дарил цвет прекрасной Земли.

Ева выключила радио, встала из водительского кресла, достала из креплений скафандр, стала надевать его на себя. Когда она закончила, то взяла из соседнего крепления еще один скафандр и кинула его Горину.

— Надевай. Мне нужно выйти наружу. Если я это сделаю сейчас, когда на тебе нет скафандра, то разгерметизация кабины…Что я тебе объясняю, словно младенцу! Хочешь доехать до своих Врат — тогда надевай.

В краулерах класса «Колосс» или «Титан» предусматривались небольшие шлюзовые камеры для выхода на поверхность. В «Варане», для того чтобы сделать его как можно меньше, такой роскоши не существовало.

Так что Горину волей-неволей пришлось слушаться киборга. Это заняло у него минут десять, чтобы надеть скафандр. Когда он был готов, женщина открыла шлюз.

— Ты мне нравишься, рыжий, — сказала она по внутренней связи, — мало говоришь, много знаешь, еще больше понимаешь. Не убей себя раньше времени!

Автоматика закрыла шлюз, и экзогеолог остался один. С минуту он просто стоял, смотрел на то, как женщина идет, взбираясь на красно-коричневый бархан.

Затем сел на водительское кресло. Краулер завелся с пол-оборота.


Глава 3

Его сдавливало со всех сторон так, что он не мог пошевелиться. Дышать он тоже не мог. Нос, рот были забиты… землей?! Олег чувствовал ее вкус, солоноватый с примесью горечи. Железо и ржавчина? Запекшаяся кровь? В любом случае в ней чувствовалось что-то чужеродное. А еще она пахла: древностью и невообразимой для земли стерильностью. В иной лаборатории так пах только что стерилизованный стол. Ультрафиолет, химические вещества, вакуум. Все пошло в ход.

Но при этом Ковалый не ощущал себя похороненным заживо. Может быть, потому что никогда сильно не страдал клаустрофобией, а может быть, потому что не мог воспринять все происходящее с ним всерьез.

Сколько длилось его погребение, он не знал. Когда инспектор стал уже терять сознание от недостатка кислорода, то внезапно почувствовал, что падает, спиной вниз.

Свободу от земляных тисков, которые сдавливали его все это время, Ковалый почувствовал одновременно с болезненным ударом о ступеньку лестницы.

С трудом, откашливаясь, выплевывая комки красно-бурой земли, он встал на ноги. Чуть не упал снова, но удержал равновесие, прислонившись к стене. Вдохнул, выдохнул, закашлялся. Протер грязными пальцами глаза, посмотрел вокруг. Олег стоял на ступенях, ведущих в морг, ниже того места, где провалился в пустоту. Перила, кстати, были на своих местах, будто никуда и не исчезали.

— С вами все в порядке? — подбежал к нему Лосько. — Вы вдруг упали на лестнице… Я бы даже сказал…

— Исчезли?

— Да. Что это на вас?

Командир отделения Часовых хлопнул Олега по плечу, подняв в воздух облачко красноватой пыли.

— Это? — Инспектор, попытался стряхнуть с комбинезона грязь, но вскоре понял тщетность своих попыток. Грязь буквально въелась в ткань одежды, став с ней единым целым. Разве что в воздух поднялось еще больше пыли. Посмотрев на свои ладони, ставшие по цвету как пережженный кирпич, сказал: — Это земля Ксанфа.

Внизу, в морге, было тепло. Даже слишком. Ковалый побывал во многих мертвецких, поэтому знал: так быть не должно.

Дефо он обнаружил в дальнем зале с табличкой над открытой дверью: «Лаборатория». Рядом с ним стоял высокий парень. На обоих были надеты белые медицинские халаты и черные фартуки.

— Вы попали в «трещину», — сказал Дефо, мельком глянув на Олега, и замолчал.

— Боже мой, Стефан, неужели из вас придется тянуть все клещами! Объясните, что означает «попал в трещину»? Мне нужно больше информации.

— Однажды я видел «трещину», тогда погибли трое. Смотрите лучше сюда. — Дефо подошел к небольшому столику у дальней стены. — Это я вытащил у двоих из них.

Не нужно было объяснять, кого он имел в виду. Конечно, тех, из-за смерти которых Олег сейчас находился на Марсе.

— Вы уходите от ответа, — подошел Ковалый к Дефо. Лосько остался стоять у входа.

— Информацию лучше всего получать дозированно. Тогда она лучше усваивается и сможет лучше помочь вашему расследованию.

— Доктор!

— Что вы видите? — англичанин показал на стол.

— Детали механизмов. Микрочипы.

— Все это я обнаружил в телах Иннировой Любови Алексеевны и Логана Эльтера. Они работали внутри купола. Первоначальная причина смерти — отравление сильнодействующим веществом. Сейчас я провожу его подробный анализ. А вот Гаврилов чист от технологий замещения, убит пистолетным выстрелом в затылок; интересно, что он испытывал сильную нехватку кислорода перед смертью. Скорее всего, с него сняли шлем, перевернули, затем приставили оружие практически к самому черепу. Волосы опалены, а волдыри указывают на ожог кожных покровов.

— Когда вы успели, Стефан?

— Я знал, что и где искать.

— Стефан, — Олег пододвинул к себе стул, сел на него, посмотрел на доктора. — Несмотря на то, что вы помогли мне и продолжаете помогать, я не могу игнорировать тот факт, что вы скрываете от меня важную информацию. Я бы охарактеризовал ее как ключевую. Для расследования. Для колонии. Не знаю, еще для чего-то или кого-то.

— Сначала поговорите с ним.

— С кем?

— Со мной, — вклинился парень, протянул руку, чтобы поздороваться: — Петро.

— И…

— Просто Петро.

Олег руки не пожал. Не в том он был сейчас настроении, чтобы пожимать руку.

— Просто Петро подождет, доктор. Мне надоело, что меня держат за… нет, не за дурака, но близкого к нему по значению. Ведут, как барана на поводке.

— Вы не баран, инспектор.

— Очень надеюсь на это.

— Вы — Представитель.

— А вот теперь не вижу разницы. Как по мне, одно и то же.

— Администрация решила провести подготовку к эвакуации, — вмешался в разговор Лосько, держа коммутатор у уха. — Еще у нас проблемы с освещением центрального купола.

— В смысле? — спросил Петро.

Лосько раздраженно посмотрел на парня, но все же ответил:

— Что-то с искусственным солнцем, кажется, поломка довольно серьезная, грозит последствиями, возможны жертвы.

— Это все из-за землетрясений? — снова задал вопрос Петро.

— Олег Игоревич, может быть, выслушаете парня, если за него так просит доктор, и отправим его домой, чтобы не мешался под ногами.

— Я студент-медик. Мой долг служить пациентам, — неожиданно пафосно произнес парень.

— Или отправим его наверх. Там найдут, куда его пристроить.

Следующие десять минут Ковалый слушал Петро. Тот неожиданно оказался хорошим рассказчиком, еще немного актерского мастерства, и студенту можно будет выступать в любительском театре.

Лозински, после того как парень выдохся, предложил:

— Может быть, мои парни отвезут его в допросную? Пусть посидит там, подумает над тем, как поступил.

— Виктор Иванович не преступник!

— Потому что он сам тебе так сказал? — спросил Олег.

— Это же и так видно! Он хороший человек.

— Хорошо, хорошо. Тогда кого же убили в больничной палате?

— Вскрытие покажет, — весомо заметил Дефо. — Но я хочу отметить один неоспоримый факт: Горин из моего мира, кем бы он ни был, не пошел бы за двойником своей жены. Тем более, будучи тяжело больным. Эгоизм и эгоцентризм характерны для людей с моей… другой стороны.

— Какого другого мира? — встрепенулся Лосько.

— Это я гипотетически, — ответил доктор.

— Ну, ну… — Видно было, что командир Часовых не поверил Стефану.

— Вы провели повторное вскрытие Светланы Гориной?

— Вы начинаете мне льстить, инспектор. Моя трудоспособность не настолько высока, насколько вы думаете. Но я сделал тест тканей. Судя по всему, ее отравили тем же ядом, что Иннирову и Альтера.

— Пора вам говорить, доктор, — сказал Олег, вставая и понимая, что при Часовом и студенте Дефо будет продолжать обходить интересующую инспектора ЭНэС тему «другого мира», несмотря на то, что оба были частично в курсе происходящих событий. Обратился к Лосько: — Иван Андреевич, можете сопроводить Петро наверх, так сказать, передать из рук в руки.

— Я могу дойти и сам… — обиделся Петро. Он хотел остаться.

— Пойдем, студент! — Лосько понял все правильно.

Когда они остались одни, Олег спросил Дефо:

— Землетрясения и смерти как-то связаны, Стефан. Я это чувствую. Но у меня нет полноты информации.

Доктор тяжело вздохнул, снял перчатки, выкинул их в мусоросборник в углу, повернулся к Олегу, сказал:

— Переход через Врата всегда сопровождается небольшим подземным толчком, почему это происходит, я не знаю. Скорее всего, отдел «Нерв» решил поменять некоторых своих людей на этой стороне. Одних агентов ликвидировали, других агентов внедрили. Вот почему толчки совпали с убийствами. Теперь, инспектор, вы спросите у меня об отделе «Нерв».

Ковалый недобро усмехнулся:

— Расскажите поподробнее о Вратах.

— Доров…

— Дорова здесь нет, — перебил Дефо Олег. — Нет, и еще раз нет.

Доктор молчал.

— Чего вы боитесь? — спросил его инспектор ЭНэС.

— Что меня отправят обратно, — не скрывая, ответил англичанин.

— А Доров может это сделать?

— Может, — коротко ответил доктор.

— Хорошо. — Олег направился к выходу. — Мне надоело вас упрашивать, чтобы вы рассказали мне больше. Можете молчать, сколько вам хочется. Лично я с вами ничего не сделаю. Я — не Доров.

— Вы — не Доров. И, надеюсь, никогда не станете им. Но он, подчеркиваю, он хочет, чтобы вы изменились.

— Как это изменился?

— Стали другим.

— В лучшую или худшую сторону?

— В правильную. Но для этого вам необходимо будет сделать еще несколько шагов.

— А я уже, значит, куда-то иду? — Ковалый не мог удержаться от иронии.

— К изменениям, — серьезно ответил Дефо.

— Стефан!

— Существует такой отдел «Нерв», — умело сменил тему Дефо, начав рассказывать о том, что так долго пытался вытащить из него Ковалый, — он занимается вербовкой новых агентов, подготовкой и внедрением в социум вашего мира. Но это лишь на бумаге, по факту — он имеет много больше полномочий, включая ликвидацию неугодных агентов или людей вашего мира. Зачистка, как в «Нерве» называют такую операцию. Зачистки проходят периодически и обычно связаны с психическим изменением агентов. Многие не выдерживают обработки, которой подвергаются в отделе перед тем, как их посылают сюда через Врата.

— Врата, доктор?

— Врата — это обузданные неведомой технологией черные дыры, точнее, их пространственно-временные особенности.

— Неведомой технологией?

— Я не ученый, тем более, в подробности меня не посвящали. Это постройки марсиан, древние артефакты, вписанные в систему храмов. Возможно, Врата когда-то были частью религии. Что-то более конкретное знает лишь верхушка «Нерва» да избранные, так называемые жрецы, а таких наберется человек пятнадцать, если не меньше. Остальные воспринимают проходы как данность.

— Уже что-то, Стефан. Давайте продолжим в том же духе. Сколько агентов «Нерва» во Второй марсианской?

— Не знаю, инспектор. Несколько десятков, думаю.

— А всего их сколько? На этой стороне?

— Не меньше сотни.

— Целая сеть.

— Отдел «Нерв».

— И об этом знают лишь Доров и его люди из организации «Аргус», я правильно понял вас, доктор?

— Да. Думаете, это плохо?

— Думаю, незнание — вот это плохо. А сокрытие информации в конкретном случае можно приравнять к преступлению. Агенты «Нерва» представляют опасность для общества. Они банально опасны. И они убивают людей. Почему Доров, имея такое знание, молчит? Не выносит это на обсуждение в Совете?

— Самый трудный вопрос: «почему?» Почему происходит так, а не иначе? Вы, видимо, молчать не будете.

— Первым делом напишу отчет. А затем соберу Совет, у меня есть такое право. «Право правого».

В дверях появился Лосько:

— Вы почему коммутатор не берете, Олег Игоревич?

— Что-то случилось? — спросил Ковалый.

Командир отряда Часовых кивнул:

— Да, случилось. С мобильной станции на одном краулере уехали некто, называющийся Гориным, а также женщина-киборг. За ними послана погоня. Но это еще не все. Мы нашли Лебедеву. С помощью аварийной системы слежения купола.

— Она еще в колонии? Где?

— Вы себе даже представить не сможете!..


Глава 4

Этот участок только стали благоустраивать. Пару дней назад здесь находился пустырь в колониальном смысле этого слова: участок под строительство жилого моноблока и территории под зеленые посадки. Теперь здесь высился каркас здания с частично выложенными блоками-стенами. Рабочих не было, грузовая техника стояла в стороне. После объявления тревоги в связи с возможностью нарушения целостности центрального купола здесь вряд ли мог кто-то объявиться. Если только специально, чтобы найти ее. Но Анна считала, что у нее есть еще время. Оно, это время, было ей просто необходимо, потому что сейчас она не была способна ни на какие действия. Только лежать, сжимать зубы от невыносимой боли в теле и считать секунды. А у нее они набирались в значительное число: пять тысяч четыреста. Именно столько нужно было организму, чтобы он смог наконец отойти от введенного «Виртиго».

Мышцы выкручивало, органы будто выворачивало наизнанку. Из горла шла пена и скулеж, словно у побитой собаки. Кровь, несмотря на то, что она наложила себе повязки, толчками выходила из ран, пропитывая одежду. Иногда по ее телу пробегали судороги, волнами: начинали дергаться пальцы на левой или правой кисти, затем дрожь змеей заползала выше, к локтю, к плечу, и вот уже вся рука дергается из стороны в сторону, а за ней — голова, туловище, ноги выплясывают только им известный танец. Внезапно дрожь прекращалась, сознание Анны в это время прояснялось, чтобы спустя какое-то время помутнеть вновь.

На четырех тысячах ее стало отпускать. Судороги больше не повторялись, тело стало постепенно расслабляться, вытягиваясь на земле.

На пяти тысячах Анна окончательно пришла в себя и теперь смотрела на потрескавшийся купол колонии. Особенно ее заинтересовало Солнце. За те полтора часа, пока цетолог находилась в сумеречном помрачении сознания, искусственное светило изменилось. Оно деформировалось и теперь опасно нависало над строениями купола, вероятно, после последнего толчка сорвало крепления.

Анна с трудом встала. Левая нога тут же подломилась. От невыносимой боли цетолог завалилась обратно на землю, рыхлую, податливую, почти земную.

Снова встала.

С помощью колоссальной силы воли заставила себя сделать шаг по направлению к выходу со стройки.

«…два, три, четыре…», — считала она про себя шаги, которые сумела сделать.

После двадцатого шага она поняла: вот она, ее цель, — идти. Все равно куда, все равно зачем.

Идти вперед — цель жизни. Ее или человечества, не все ли равно.

Дальше пошло лучше. Можно сказать, она втянулась в процесс, привыкла. Ноги сами шли вперед, справляясь со своей главной функцией: перемещения. Перед глазами периодически то светлело, то темнело. В любом случае женщина с трудом различала дорогу перед собой.

Наверное, ей лучше было отлежаться, но время, время… оно ускользало скользкой змейкой, просыпалось сквозь пальцы мелкими крупинками песка, утекало, как вода сквозь разрушенную запруду.

Новое землетрясение она почувствовала подошвами ног: мелкая вибрация, которая почти сразу же прошла. А затем она ощутила, что правая нога проваливается в пустоту, тут же изменила направление движения, но это помогло мало. Потому что спустя мгновение она уже утопала в марсианском красном песке, буквально увязая в нем по щиколотку.

Это означалоодно: последние Врата на ее Марсе открыты, и теперь происходит Обмен.

У ПСР получилось то, что начал Первопроходец. Несмотря на экспертов ЭНэС, которые, даже прилетев на Марс, не смогли помешать началу процесса. Даже мифические аргусы, о которых говорили в «Спасении», что они убивают агентов «Нерва», оказались не способны предотвратить открытие Врат. Да и как они смогли бы?!

Подготовка длилась несколько десятков лет. С этой и с той стороны, с помощью технологий марсиан, которых (вот парадокс!) никогда не существовало в этом мире, открывались переходы. Когда их открылось достаточное количество, возник процесс индуцирования. Вот почему Обмен начался раньше высчитанных сроков.

Почему-то Анна не была очень рада такому исходу дел. Единственное, что сейчас испытывала цетолог, это облегчение. Не нужно было обходить препятствия и постоянно оглядываться, высматривать погоню и смотреть на искусственное светило, боясь, что оно упадет прямо на голову.

Перед ней открывалось широкое плато. Нужно было только выбрать направление.

И Анна знала, куда пойдет.

Она вытащила из песка ботинок в магнитной подошве, сделала шаг, совершенно не задумываясь по поводу того, почему она еще не умерла от холода или отсутствия пригодного для дыхания воздуха. Анна просто сделала еще один шаг, забыв о ране в ноге, забыв о разорванных связках и мышечных волокнах.

Почему-то здесь было идти не в пример легче, чем под куполом.

Прошло около минуты, прежде чем все вернулось в норму. Разве что солнце стало меньше слепить, по краям став багрово-черным: видимо, были повреждены генераторы.

К новому толчку Анна уже была готова, ждала его с нетерпением.

В этот раз смещение реальностей произошло на более долгий срок. На полчаса. За это время женщина не успела пройти большое расстояние, но увеличение процесса Обмена, несмотря на состояние, определенно заметила.

В третий раз Обмен произошел неправильно. В этот раз все осталось, как прежде, визуально. Но вот по ощущениям… Анна тут же почувствовала смертельный холод и отсутствие достаточного количества кислорода в воздухе. Хорошо, что длилось это всего лишь пару секунд, иначе она умерла бы. Цетолог осознала это, но отнеслась к произошедшему со странным равнодушием. Сейчас, когда ее семья была спасена, она не видела большой беды, если Анна Лебедева вдруг умрет. Ведь настоящая Анна Лебедева уже давно умерла.

Наверное, прошло не меньше четырех циклов Обмена, прежде чем она добралась до цели. Дрожь под ногами практически не ощущалась, толчки стали больше, чем просто землетрясением. Анна чувствовала, как искажается само пространство, идет волнами, пока с большим интервалом между собой, но с каждым разом временной разрыв между искажениями становится все меньше и меньше.

А женщина все делала шаги, перестав считать их после второй тысячи. Сбилась.

Только когда она уткнулась лбом в стекло, ей пришлось остановиться.

Сделала пару шагов назад, но для раненой ноги это оказалось чрезмерной нагрузкой, и Анна упала на пол.

В водной лаборатории.

Когда она была здесь? Сегодня? Вчера? На прошлой неделе? Или отошла всего лишь на минуту и теперь вернулась обратно?

В любом случае она пришла туда, куда и собиралась.

Обмен позволил ей пройти мимо охраны, если она еще находилась здесь, и даже сквозь стены, которых на плато в ее мире просто не существовало.

Цетолог сидела прямо перед огромным резервуаром с водой, тем, что служил инкубатором. Через стекло, тихо шевеля плавниками, на нее пристально смотрела беременная марсианская косатка.

— Ну, здравствуй, Офелия, — с трудом разлепив губы, произнесла Анна. — Скажешь мне что-нибудь?

И Офелия сказала.

Телепатический удар был такой мощи, что Анна на неопределенное время потеряла сознание. А когда пришла в себя, то оказалось, что она стоит прямо перед резервуаром.

«Убила, — услышала она у себя в голове. — Убила, убила, убила, убийца, убийца…»

Она хотела сказать: «Да, я — убийца. Я сознаюсь. Я каюсь. Прости меня! Если сможешь. Я пришла к тебе». Но язык не повернулся во рту, чтобы выдать звуки, намертво пристав к небу. Анна попыталась пошевелить раненой ногой, потому что стоять на ней было все больнее и больнее, но и этого она сделать тоже не смогла.

Ментальное доминирование, с ужасом поняла она, но тут же успокоилась. Разве она не знала, куда шла, разве не понимала, что может с ней произойти?!

В голове между тем звучало: «Убийца, убийца, убийца, убью, убью, уб…».

Тело Анны внезапно ожило: до этого способное только стоять, оно резко подалось вперед, врезавшись в стекло; удар был такой силы, что у женщины потемнело в глазах. Когда темнота ушла, оказалось, она сидит на полу и тщетно пытается остановить кровь, льющуюся из сломанного носа.

Косатка медленно из-за заметно увеличившегося живота нарезала круги внутри резервуара. Все в ней выдавало злость и раздражение. Чужеродное, ни на что не похожее, оно росло диким цветком внутри Анны Лебедевой.

Животное потеряло контроль над человеческим телом, но цетолог ощущала нарастающее давление на свое сознание — это Офелия пыталась взять под контроль его снова. Женщина не стала сопротивляться. Впустила косатку и тут же ощутила печаль и боль потерявшего лучшего друга, мать…

Вооруженные люди, ворвавшиеся в водную лабораторию, не остановили процесс, но сильно замедлили его. Косатка отвлекалась. Судя по ее резким, рваным движениям, стала оценивать степень опасности.

— Не двигайся! Сиди, где сидела! — приказал средних лет мужчина. То, как он двигался, выдавало в нем настоящего Часового.

Как и еще троих, которые, в общем, чем-то неуловимо походили на него.

Все они держали в руках оружие, направленное на нее. Каждый из них боялся. Она чувствовала их, потому что сейчас была частично связана с косаткой. А вот зашедший последним страха не испытывал и тем отличался от всех стальных. Высокий, с короткой стрижкой под «ежика», которая ему совсем не шла, со ссадинами и кровоподтеками на породистом лице.

— Уходите! — с трудом сказала Анна. Ее губы онемели, стали чужими. — Она зла. Она убьет и вас.

Сознание женщины плыло. Она с трудом могла сосредоточиться на том, что говорит.

— Экспертиза Несчастных Случаев, — представился высокий. — Инспектор Ковалый. Вы — Лебедева Анна Игоревна. Мне нужно задать вам пару вопросов. Для этого вам придется проехать с нами.

— Никуда я с вами не поеду, инспектор Ковалый, — устало проговорила Анна.

— Берите ее, — приказал инспектор.

Красноповязочники осторожно (наверное, видели запись с камер в больнице, догадалась Анна) двинулись в сторону женщины. И остановились буквально в метре от нее. В совершенно неудобных для этого позах. Все четверо. Инспектор ЭНэС тоже не избежал этой участи.

Офелия, увидев, что ее добычу (только так теперь она воспринимала цетолога) пытаются забрать у нее, предприняла меры по ее защите. Как могла, как умела.

Но при этом полностью потеряла контроль над Анной.

Женщина могла сейчас сбежать. Подальше отсюда. Не очень далеко, но за пределы ментального воздействия Офелии точно. Могла, но не хотела. Она ждала нового толчка, и он не заставил себя ждать.

Пространство и время исказились внезапно, превратились в одно целое, барьеры пали, как и стеклянная преграда. Теперь Анне не нужно было биться головой об нее, разбивая лицо в кровь.

Вода при этом никуда не делась, не вылилась бушующим потоком вовне, она, словно живая, соблюдала условные границы. Так животное, всю жизнь прожившее в неволе и внезапно получившее свободу, не выходит из клетки, потому что не понимает, что такое возможно — иметь свободу.

Косатка не понимала. Люди, которые застыли, словно мухи в янтаре, не понимали.

Понимала Анна. Поэтому она, единственная из всех, кто находился сейчас в водной лаборатории, перешагнула через барьер.

Анна вошла внутрь резервуара. И обняла Офелию. Как мать дитя. Вот только она не была ей матерью, а косатка — ее ребенком.

Четырнадцатисантиметровые зубы сомкнулись на Анне, вошли глубоко, пронзив всю левую половину, по ходу разорвав коду, мышцы, сухожилия и органы, раздробив хрящи и кости.

«Убийца, убью», — мелькнула мысль Офелии в голове цетолога, прежде чем животное вырвало огромный кусок из тела человека. Секунда, и зубы снова пришли в движение, в этот раз косатка заглотила женщину практически целиком, лишь ступни торчали из тупорылой пасти наружу.

Перед тем как челюсти Офелии сомкнулись, Анна испытала облегчение. Она сюда шла именно за этим, за смертью. Она не видела своего места в этом мире, независимо от того, произойдет Обмен или нет. Женщина не хотела жить чужой жизнью, а своей у нее больше не было.

Но смерть не пришла к ней сразу. Несколько секунд цетолог еще находилась в сознании. Но в сознании уже не своем. На эти несколько секунд мыслеволны косатки и человека объединились, став единым целым. И вот тогда Анна закричала, но не от боли — за все время ее практически не было, от того, что ей открылось.

Весь Марс, весь — от экзосферы до самого ядра. От простейших до тысяч сложных организмов, людей, живущих на красной планете. И при этом к каждому человеку Анна могла влезть в голову, повлиять на его мысли, стереть, подчинить, изменить…

А еще она чувствовала переходы, лакуны в пространстве и времени, открывшиеся по всей поверхности Марса и внутри него. Десятки Врат, сосредоточенные на территории Земли Ксанфа, виделись ей рукотворно-упорядоченным пламенем, рвущимся из недр планеты. И женщина чувствовала, что может перемещаться между ними или перемещать. Процесс Обмена нарушил пространственно-временные барьеры, создавая коридоры — короткие, длинные, ветвящиеся, словно ветви деревьев, или прямые, как дистанция спринтера.

Что ей резервуар в водной лаборатории, если перед ней открывались такие просторы, такие возможности!

И этой силой обладала марсианская косатка, в связи со своей животной ограниченностью не способная осознать всю мощь своего разума.

Анна, недолго думая, рванулась вперед, оказавшись за секунду всеми организмами на планете, не став перекраивать ничьи сознания, она просто была ими. Чувствовала, ощущала. Жила.

В рыжего Матиаса она тоже вошла, тенью тени, удивилась, что пройдоха еще на этой стороне Марса. Вспомнила больницу она не сразу. Прошло какое-то время, прежде чем память выдала ей картинку, как в зданиях медсектора люди пытаются прикончить ее детей, ее мужа: кровь, мертвые тела, ужас оставшихся в живых…

Анна пришла в бешенство, попыталась раздавить рыжего, убить его изнутри, стереть личность, превратить в безмозглую куклу. Но время было уже упущено. Она начала умирать и оттого стала терять контроль над ментальной силой животного.

Рванулась к своему бывшему руководителю, но тоже не смогла этого сделать. Не хватило сил.

Единственное, что она еще могла, это переместить кого-нибудь к рыжему. Например, того инспектора ЭНэС, из всех, кто пришел за ней, он был самый сообразительный и даже в непредвиденной ситуации должен был разобраться что к чему.

В следующую секунду произошло две вещи.

Олег Ковалый исчез, испарился на глазах у четверых Часовых.

Анна Лебедева умерла.

Куски ее тела плавали внутри резервуара, и касатка быстро и методично пожирала их, пока от цетолога не осталось даже крошечного кусочка.


Глава 5

Горин разогнал краулер до шестидесяти пяти километров в час; когда скорость поднималась выше этих чисел, то «Варан» начинал плохо слушаться управления, рыскал из стороны в сторону, подпрыгивая на невидимых для камеры ухабах, словно норовистый жеребец, пытающийся сбросить надоевшего седока. Каким образом женщина-киборг управлялась с юркой машиной и на куда больших скоростях, Виктор даже предположить не мог. Сам он привык к тяжелому «Колоссу», для разведок с возможностью поработать «в поле» экзогеолог находил его самым оптимальным вариантом. И, к слову, не он один.

Изуродованная взрывом башня терраформирования показалась на горизонте две минуты назад. Хорошо, что этот терраформ был другой, не тот, который послужил причиной гибели его друга. Возможно, Горин тогда не смог бы решиться ехать к механизму. Хотя ради Светланы он бы решился на многое.

Несколько раз ему пришлось объезжать странные пространственно-временные искажения, похожие на контролируемые, если это, конечно, было возможно, видимые для глаз черные дыры. Горин для краткости назвал эти искажения лакунами и решил для себя не въезжать в них.

Внезапно на экране загорелся сигнал предупреждения о сближении. Поблизости находилась другая машина. Виктор увеличил изображения с передних камер, вывел их по центру.

«Змейка», одноместный краулер, пользующийся популярностью у студентов-практикантов, прилетающих по распределению из различных вузов Земли во Вторую марсианскую на летнюю практику, и человек в скафандре, в нескольких шагах от машины.

Краулер дымился, человек махал руками, привлекая к себе внимание.

Восемь километров, семь, шесть… один.

Виктор стал останавливать машину.

Каковы шансы одному человеку встретить другого человека при условиях, что у каждого из них есть свои цели в жизни, которые определенно разнятся в исполнении, и есть механизмы для перемещения в пространстве, которое настолько обширно, что способно вместить дециллион этих самих людей, если их размножить и поставить рядом друг с другом? Правильно, минимальные.

Тогда что это? Совпадение? Случайность? Рояль в кустах? Хотя. это, кажется, антинаучный термин.

Опровергнутое невозможное событие. Вот что это такое.

Чтобы понять это, для начала необходимо определиться с самим «невозможным событием». В теории вероятностей оно является событием, которое не способно произойти в результате эксперимента, то есть не может содержать в себе ни одного элементарного исхода, это соответствует пустому множеству — множеству, не содержащему ни одного элемента в пространстве элементарных исходов.

Если провести эксперимент: двум людям, которые на разных видах транспорта выехали из одного места в разное время с разной скоростью предполагаемо в одном направлении, но различными дорогами в конкретный пункт назначения, дать шанс встретиться, то процент вероятности такого расклада будет крайне мал, но из этого следует, что событие это все равно может произойти.

То есть вероятность невозможного события равна нулю. При этом нужно отметить, что из нулевого значения вероятности не следует, что данное событие является невозможным.

Другими словами, этот «рояль в кустах» возможен и научно обоснован.

Может быть, поэтому Горин, ученый до мозга костей, совершенно не удивился краулеру у себя на пути. Невозможное событие, которое совершилось, ничего особенного.

Он остановился, подняв в воздух клубы марсианской пыли. Водитель краулера перестал махать, прихрамывая подошел к машине Виктора, постучал пальцем по одной из передних камер и показал в сторону люка, прося тем самым пустить его внутрь.

Несколько дней назад Виктор не колебался бы. Пустил попавшего в беду человека и отвез бы его на ближайшую станцию. Но после того как он побывал в другом мире, его мнение о людях изменилось, может быть, изменился и он сам.

Виктор уже хотел двинуться дальше, но в последний момент поменял решение.

— Что я делаю! — в сердцах сказал вслух он. — Человеку же нужна помощь.

Горин не стал снимать шлем, включил динамик для громкой связи, располагающийся справа на груди:

— Что вам от меня надо?

— Для начала, чтобы вы стали моим личным водителем.

— Вы можете повести машину и сами, — отметил Горин.

— Могу, — согласился рыжий. — Убью вас и поведу. Но убить вас я всегда успею. Для начала мне хочется узнать, как вы выбрались из моего мира?

— Так вы…

— Совершенно верно, Виктор Иванович. — Матиас повел пистолетом в сторону пульта управления. — Ну, так что, будете моим личным водителем?

Виктор молча сел в кресло. Рыжий устроился в соседнем, не забывая угрожать экзогеологу оружием.

— Куда? — глухо спросил Горин, думая о шансах мятежа. Учитывая его физическое состояние, оружие, огнестрельный пистолет, новенький, будто из запасников музея, молодость рыжего, шансы близились к нулю.

— Все туда же, Виктор Иванович. Все туда же. Нам в одну сторону. Вы же к Вратам?

Горин дал команды для движения. Краулер медленно двинулся с места.

— Хотите, чтобы нас поймали, Виктор Иванович? Ай-ай-ай. Увеличьте скорость. Ну же!

Горин, скрипя зубами, увеличил, с двенадцати до пятидесяти километров в час.

— Вот это уже хорошо. — Рыжий повернулся в кресле боком, чтобы удобнее было разговаривать. — Так как вам удалось выбраться, Виктор Иванович? Насколько мне известно, вы первый, кому это удалось сделать целым и практически невредимым.

— Мне повезло.

Рыжий молчал, жевал губы, сдирал зубами кожицу.

— Я так понял, что диалога между нами не получится.

— Нет.

— Плохо, Виктор Иванович. Очень плохо. Так можно получить и пулю в лоб, за несговорчивость. А вы ведь не просто так едете к Вратам. Хотите найти замену жене? Ну, ну, я знаю о вашей потере, я сам отдал приказ об устранении Светланы.

Горин молча вел краулер вперед, все так же беря за ориентир разрушенный терраформер.

— Ничего не скажете? Нет? Неужели вам плевать на убийство супруги? Как печально…

— Вам страшно, — сказал Горин.

— Что?

— Ваше поведение, вся эта болтовня указывают на то, что вам страшно. Скажите, чего вы боитесь?

Неожиданный попутчик снова замолчал, в этот раз надолго. Башня терраформирования росла в размерах. На панели загорелась предупреждающая лампочка, Горин вывел новые показатели окружающей среды на монитор. Радиация. Это из-за взрыва реактора шаттла, догадался экзогеолог. Значит, близко находились Врата.

— Неопределенность пугает меня, точнее, отсутствие дальнейшего плана, — заговорил Матиас. — Обмен, который окончательно произойдет в течение нескольких часов, поставит точку в планах «Нерва» и моих, разумеется, тоже. Дальнейшие действия — что нужно будет делать после Обмена — нигде и никем не прописаны. Вот это пугает. Я не знаю, что делать дальше.

— Обмен?

— Я не буду вам объяснять, слишком долго и утомительно. Считайте, что для вас, для таких, как вы, для вашего Марса скоро наступят тяжелые времена. Вы даже себе представить не можете…

— Вы правда отдали приказ об убийстве моей жены? — перебивая разговорившегося рыжего, спросил Горин, продолжая смотреть на экран вперед. Лакун стало больше, приходилось более тщательно следить за дорогой.

— Правда, Виктор Иванович. И что вы сделаете?..

Краулер резко повернул вправо, так резко, что перевернулся. Раз, другой, третий. По песку, по земле, по камням. Через восемь секунд встав снова на колеса, частично влетев в одну из лакун. И ничего не произошло. Мелкие царапины, сломанная антенна да две камеры, вышедшие из строя, — вот и все повреждения, то, что было видно снаружи. Внутри все было намного печальнее, и это не касалось машины.

Горин, перед тем как сделать такой опасный фокус с краулером, активировал ремень безопасности, это его спасло от тех головокружительных кульбитов, которые проделал рыжий внутри кабины.

Пистолет Матиас не выронил, выронил шлем, но Виктор решил все равно действовать; как только машина перестала вращаться, он расстегнул ремень и прямо из кресла прыгнул на рыжего. Упал на него всем весом, придавил, попытался вырвать оружие, но тот держал его крепко.

Выстрел прозвучал для экзогеолога неожиданно и глухо.

Резкий удар опрокинул Горина на бок, рыжий в одно мгновение оказался сверху, приставил пистолет к шлему Виктора и нажал на спуск. Мужчина дернул голову влево, и пуля прошла по касательной, задев лишь правое ухо.

Следующий выстрел и вовсе ушел в молоко, только в прозрачной части шлема оказалось уже на две дырки больше. Трещины, расползшиеся от них, мешали Горину видеть, но он все же не допустил, чтобы Матиас нажал на спусковой крючок в четвертый раз, ударом кулака в перчатке выбил у него оружие, а затем сбросил с себя рыжего. Это стоило ему немалых усилий.

Поднялся Горин с трудом и тут же пропустил удар коленом. Шлем снова спас его, в этот раз от разбитого лица. Но устоять экзогеолог не смог, повалился на водительское кресло. Рыжему стоило закончить начатое, но вместо этого он полез за оброненным пистолетом. Виктор воспользовался шансом, схватил Матиаса со спины, сцепил руки в замок, сдавил что есть силы. В обычной ситуации у человека треснули бы ребра, грудина, пронзили бы острыми краями внутренние органы. Но скафандр спас паршивца.

На какое-то время возникла патовая ситуация: Горин давил, хотя силы его иссякали, Матиас тщетно пытался вырваться, никто никому не мог причинить хоть какой-нибудь значительный вред.

Первым сдался Виктор: произошедшее с ним в последние дни сильно подкосило его здоровье. Хватка его стала ослабевать, и рыжий не преминул воспользоваться этим. Толчок, подножка — и вот уже Горин летит на пол краулера. В этот раз Матиас не стал рваться за пистолетом, он, ногой придавив Виктора, вырвал из креплений шлем, откинул его в сторону и стал бить экзогеолога по незащищенной больше ничем голове.

Уже после второго удара Горин почувствовал, как меркнет сознание. Из последних сил рванулся в сторону, пытаясь одновременно и уйти из-под ударов, и сбросить с себя ногу рыжего. Но у него не получилось.

Матиас бил остервенело, вкладывая всю силу в удары. Горин с трудом подставил левую руку для защиты, но рыжий пнул ее ногой; в кисти, там, где крепилась перчатка, хрустнуло.

Рыжий неожиданно отступил, согнулся, сипло и глубоко дыша, восстанавливая дыхание. Виктор тут же попытался встать, но так и остался там, где лежал, сил у него больше не осталось.

— Надо было тебя… сразу прикончить. Сейчас меньше возни было бы, — сплюнув тягучую, смешанную с кровью слюну на пол, сказал рыжий. Сделал шаг в сторону, взял с пола пистолет, нацелил его на экзогеолога. — Но сейчас я все исправлю.

Горин пристально смотрел на мужчину, не отводил взгляд, поэтому и заметил, как неожиданно воздух над крышей кабины сгустился, превратившись в нечто, похожее на кисель, и оттуда что-то зашвырнуло — другого слова экзогеолог подобрать не смог, — человека в черном универсальном комбинезоне прямо на голову готового стрелять Матиаса.

Выстрел прозвучал, но пуля попала в небольшой периферийный монитор слева от панели управления.

Рыжий, ошалевший не меньше, если не больше Виктора от такого поворота событий, сбросил с себя упавшего ему на голову человека в сторону, приставил к его голове пистолет и спросил:

— Ты еще кто такой? И откуда, Первопроходец тебя забери, ты здесь взялся?

Интересно, что последнюю фразу он произнес на английском.

Мужчина в комбинезоне действовал молниеносно. Дернув голову в сторону, уходя тем самым от возможного выстрела, он сунул в лицо рыжего шокоразрядник. Отключился попутчик Виктора за секунду, даже не успел нажать на спусковой крючок. Повалился на пол.

На короткое время в краулере наступила тишина.

Виктор собирался с силами, а заодно изучал непонятно как появившегося нового пассажира «Варана».

Под тридцать, коротко стриженый. Заметная щетина, мешки под глазами, кровоподтеки разной свежести на левой скуле и на подбородке, ссадины с запекшейся кровью на лбу показывали, что последние несколько дней для мужчины оказались не из легких.

Тот в свою очередь изучал Виктора, нехорошо так смотрел, думал. Резко вытянул вперед руку, как-то странно согнул пальцы, при этом активировался наручный идентификатор, и в воздухе возникла голограмма с фотографией мужчины, а также надпись крупными буквами о принадлежности новоявленного пассажира к земному Ведомству ЭНэС. Мелким шрифтом экзогеолог читать не стал, он уже и так знал, что ему сейчас скажут.

— Экспертиза Несчастных Случаев, инспектор Ковалый…

Экзогеолог надел шлем, который снял после герметизации кабины, и открыл люк. Встал, чтобы помочь водителю «Змейки» попасть внутрь краулера, но тот уже справился сам и теперь, наставив на Горина пистолет, вручную закрывал шлюз.

Когда в кабине восстановилось нормальное газовое состояние, пригодное для дыхания, человек левой рукой (в правой у него было оружие) снял шлем, давая рассмотреть себя. Молодой, лет тридцати, с копной рыжих волос, как у Виктора, и небольшой козлиной бородкой под самой нижней губой.

— Меня зовут Матиас, — представился он, чуть склонив голову. — Вас я знаю, Виктор Иванович. О вас говорят в новостях на всех радиостанциях. Правда, я ожидал увидеть вашу неотразимую спутницу, описываемую с куда большей тщательностью, особенно ее кибернетические части тела. Но ничего страшного нет, что я с ней так и не познакомлюсь.


Глава 6

— Вы пришли по мою душу? — услышал инспектор. Самое интересное, спрашивающий нисколько не иронизировал.

— Я не Бог и не Дьявол, чтобы приходить по чьи-то души. — Олег встал. — Я инспектор ЭНэС.

— Вы уже сказали. Эксперт Ковалый…

— Инспектор, — поправил Олег.

Он снял с напавшего на него перчатки и ботинки, открепил от пояса скафандра плоскую коробку с мягким тросом для фиксации и стал связывать им рыжего.

— Хорошо, инспектор. Хотя я не вижу большой разницы.

Разница и правда была не существенной.

— Вы Горин Виктор Иванович? — спросил Олег строго, когда закончил с путами и педантично вернул коробочку обратно на место.

Шокоразрядник, который он не отпускал все это время, щелкнул в руке, давая понять, что заряд в накопителе восстановился. Но направлять оружие на лежащего экзогеолога Ковалый не стал, закрепил на поясе, но так, чтобы в любой момент можно было выхватить и активировать парализатор.

— Да, — коротко ответил Горин и добавил: — Поможете подняться?

— Сначала покажите руки!

Экзогеолог показал раскрытые ладони, согнул и разогнул пальцы в перчатках, спросил:

— Боитесь?

— Всего лишь предосторожность.

Ковалый помог Горину встать, посадил в кресло. Экзогеолог оказался тяжел, так что пришлось повозиться. Олег сел напротив и теперь пристально смотрел на измученное лицо ученого.

— Пытаетесь определить, с какой я стороны? — устало усмехнувшись, спросил тот.

— Петро уверен, что вы не агент другого мира.

— Петро — хороший парень. — Горин поморщился, когда решил поменять положение в кресле. — И теперь многое знает, наверное, я совершил ошибку, рассказав ему.

— Думаю, что да. Но так думаю я. — Олег потер лоб, предложил: — Давайте я вас осмотрю.

— Не надо, — отмахнулся Горин. — Кажется, задел в драке ребро. Но на перелом это не похоже, скорее всего, трещина.

— Вы плохо выглядите! Для трещины в ребре.

— Я знаю. Мне уже говорили об этом. Совсем недавно.

— Райт?

Из сообщения Лосько следовало, что это могла быть только она.

— Она не называлась. А я не спрашивал.

— Киборг?

— Да, — кивнул Горин, — изрядно потрепанная.

— Райт. — Потрепанных киборгов Олег знал немного. Заметил: — Ее нет в краулере.

— Вышла, — неопределенно махнул рукой экзогеолог. Выглядело это довольно комично. — Около часа назад.

— И вы, конечно, не знаете, куда она могла направиться?

— Я вообще мало что знаю, как оказывается, — тихо проговорил ученый.

— Не вы один. — Олег пододвинул свое кресло к пульту управления. — У нас гости.

Ожила рация, зашипела, как змея, слова проступили сквозь шум внезапно:

— … вайтесь. Выходите из краулера по одному. Без оружия.

Сразу несколько камер зафиксировали быстрое приближение Воздушного Крыла, вывели его на экран.

— Повторяю. Говорит борт «двести двадцать два-два». Сдавайтесь! Выходите из краулера по одному. Без оружия.

— Что-нибудь знаете о том, с кем вы дрались? — развернувшись в кресле, спросил Олег Горина, для наглядности ткнув в рыжего пальцем.

— Он сказал, что его зовут Матиас. И, судя по всему, он из другой метавселенной.

— Метавселенной, значит. Не очень информативно. Ну, хорошо. — Ковалый вздохнул. — А теперь молчите.

— Что значит…

— Молчите, я сказал. — Олег включил громкую связь. — Борт «двести двадцать два-два», говорит инспектор Экспертизы Несчастных Случаев Олег Игоревич Ковалый, номер лицензии «шесть-три-пятьдесят четыре-восемь». Прошу соединить меня с командиром Часовых Второй марсианской колонии Лосько Иваном Андреевичем.

Крыло висело прямо над краулером. Рация молчала.

— Повторите, — глухо попросил голос, скорее всего, пилот воздушного транспорта.

Ковалый повторил.

— Инспектор, кто в краулере сейчас находится вместе с вами? — после продолжительной паузы спросили Олега. Не верили? Проверяли? Пусть проверяют, решил Олег, а в рацию произнес:

— Со мной в краулере находится неизвестный мужчина, без сознания. Его состояние оцениваю как средней степени тяжести. На данный момент опасности не представляет.

— С вами есть кто-нибудь еще, инспектор? — В этот раз голос был другим, женским, вкрадчивым.

— Со мной больше никого нет. Повторяю, прошу связи с Лосько Иваном Андреевичем, командиром…

На той стороне отключили связь, рация замолкла. Крыло при этом не улетело, поднялось метров на десять и зависло.

— Сейчас они думают, не сошли ли они с ума.

Гонялись за одними, а поймали совсем других.

— Почему? — спросил Горин. Его вопрос не относился к последней фразе Ковалого.

Олег молчал. Смотрел на Горина и задавался вопросом: а действительно, почему?

Человек, который сидел перед инспектором, и был ответом. Измученный, больной, убитый горем, но не сломленный. И не преступник. Нет. За свою недолгую карьеру Ковалый видел немного людей, решивших по той или иной причине преступить закон, обычно он имел дело действительно с несчастными случаями, то есть с трупами. Но Виктор Иванович не подходил ни под одну категорию. Мертвым он точно не был.

— Вопрос «почему» всегда самый сложный. Вы точно хотите знать ответ?

— Нет, — покачал головой экзогеолог, — не хочу.

Минут через пятнадцать рация ожила снова. Вызывал краулер уже собственно Лосько. Чувствовалось, что командир отделения Часовых прислушивается к голосу инспектора, обдумывает сказанное им, пытаясь поймать на фальши и лжи.

— Не верите мне, Иван Андреевич?!

Лосько молчал.

— Что там с цетологом? — спросил тогда его Олег.

— Лебедеву сожрала косатка, жуткое зрелище. Было. Послал людей разыскивать сослуживцев. Возможно, они что-то знают. Учитывая предэвакуационное положение, скорее всего, разбираться со всем этим уже надо будет не в колонии.

— Совсем плохо?

— Гораздо хуже, чем вы думаете и можете себе представить. Несколько зданий пропало вместе с жителями, это порядком тридцати человек. Упало искусственное светило — эта штука никогда мне не нравилась, — но обошлось без пострадавших. Целостность Купола нарушена, при этом нет фиксации утечки воздуха. А, вот, мне докладывают, уже есть. Вообще творится черт его знает что!

— Это да, — согласился Ковалый. Для него это вот «черт его знает что» началось еще в «Буране».

— Я пробил ваш лицензионный номер, — обронил Лосько промежду прочим.

— Ну?

— Все совпало.

— По-другому и быть не могло.

Лосько, к сожалению, как и многие чиновники, пусть даже будучи на оперативной работе, верил больше не словам, а документам.

— Как? — Лосько дал волю эмоциям. — Инспектор, как вы попали в машину, которая находится в нескольких десятках километров от Купола?

— Я не знаю. И пока не буду забивать себе этим вопросом голову. Но раз я здесь, хочу воспользоваться случаем. Здесь недалеко есть заброшенная шахта…

— Вам нужно возвращаться в колонию. Крыло заберет вас обоих.

Лосько имел в виду не только Ковалого, но и рыжего, о котором Олег успел рассказать Часовому.

— Я отказываюсь от эвакуации. Можете написать в отчете, чтобы вас не таскали потом в Ведомство за оставление инспектора ЭНэС на заведомо опасной территории.

— Не забывайте, у вас есть попутчик.

Олег посмотрел на Горина.

— Он неопасен, — сказал инспектор.

— Сейчас да, а когда очнется…

— Приложу его шокером еще раз. На пару разрядов в накопителе еще есть энергия.

— Крыло не улетит без вас.

— Я не могу, мое расследование… включает изучение заброшенной шахты.

Лосько вздохнул:

— Шахты, значит.

— Заброшенной, — подсказал Олег.

— А может быть, вас держат в заложниках, Олег Игоревич, и к вашей голове приставлено оружие?

— Не мелите ерунды, Иван, — обозлился Ковалый.

— Тогда почему упираетесь, вопреки логике и здравому смыслу?

— Значит, так: я сейчас выйду и вытащу из машины напавшего на меня. Увидите, наконец, что со мной все в порядке. И в краулере нет ни Горина, ни Райт.

Следующие пятнадцать минут были потрачены на то, чтобы Олег сумел одеться, взяв для этого запасной скафандр, который всегда предусматривался уставом для космонавтов, выйти из машины наружу и вытащить неподвижное тело Матиаса, не забыв надеть на голову рыжего шлем.

— Убедились? — спросил Ковалый, когда вернулся назад.

— Да.

— Пристройте его пока куда-нибудь. Но одного не оставляйте, пусть всегда будет под охраной, он очень опасен и, подозреваю, может многое знать.

— Сделаю, инспектор. — Лосько прокашлялся. — Олег Игоревич, тут такое дело… То, что творится с колонией, фиксируется по всему Марсу. Пропавшие станции, люди, много погибших. Связывался с Первой марсианской, там дела обстоят получше, чем у нас, но ненамного.

— Во всяком случае, у них не случилось бойни в медицинском секторе.

— Да. И жуткой косатки у них тоже нет. Кстати, Дефо со мной, на станции мобильных групп, оказывает помощь пострадавшим; здесь произошло нападение на технический персонал, угнано несколько краулеров класса «Колосс», один направляется в вашу сторону.

— Я это учту.

— Да, Дефо желает вам удачи. Конец связи.

Лосько оборвал связь раньше, чем Олег что-то сказал в ответ.

Крыло медленно развернулось и, быстро набирая скорость, направилось в сторону Купола Второй марсианской колонии.

Олег включил двигатель краулера.

— Почему вы не выдали меня им?

— Опять вопрос «почему».

— Я понял вас. А что за шахта, про которую вы говорили с Часовым? На этот вопрос вы мне ответите?

Олег улыбнулся:

— Я хочу увидеть Врата. И вы, Виктор Иванович, отвезете меня к ним.

— Хорошо, — согласился Горин. Кивком головы показал на экран: — Мне кажется, нам давно уже пора уехать с этого места.

Лакуна, в которой находился краулер, за это время расширилась, и если раньше походила на проем выбитого наружу окна, то теперь была похожа на то, что кто-то или что-то проломило целую стену.

Там, на другой стороне, красным пылевым массивом в сторону машины быстро двигалась буря.

Горин молчал до самых Врат. Молчал и Ковалый. Смотрел на экран. Только когда краулер с грохотом съехал по железному настилу вниз, сказал:

— Все это время я надеялся, что другой мир, агенты, землетрясения, убийства, Врата окажутся неправдой. Дурным сном.

— Краулер я оставлю вам, — медленно поднялся экзогеолог с кресла.

— А он красив!

Переход завораживал, притягивал взгляд, заставлял смотреть, смотреть, смотреть…

— По-своему, — согласился Горин, открывая шлюз.

Ожила рация, судя по зеленому огоньку на корпусе, вызов исходил с орбиты планеты. Олег включил громкую связь.

— Докладывайте, инспектор Ковалый! — раздался из динамика голос инспектора Дорова.

Олег подумал, усмехнулся и отключил связь.

Через секунду рация снова известила инспектора ЭНэС о приеме входящего сигнала. Инспектор снова включил рацию на громкую.

— Не отключайте рацию, Ковалый. Мне стоило большого труда собрать Совет, чтобы они подтвердили вашу миссию на Марс. Выслушайте меня!

Судя по голосу, Доров не просил. Нисколько.

Олег уже хотел нажать кнопку отбоя, а затем вытащить из крепления переговорное устройство и превратить его в металлолом ботинком об пол, но передумал.

— Я знаю, вы донимали расспросами бедного доктора. Но настоящие ответы на свои вопросы вы можете получить только от меня.

— Предлагаете задавать вам вопросы?

— Предлагаю просто послушать меня.

Олег молчал, в задумчивости тер левую бровь.

Даже Горин, открыв шлюз, не торопился отпереть люк, чтобы выйти наружу.

— Я пришел в этот мир семьдесят восемь лет назад. Тогда меня звали иначе. Курт Уорд. Сейчас, когда произношу это имя, а бывает это крайне редко, я чувствую, что оно перестало быть моим. Но это, конечно, не так. Я все тот же Курт Уорд, техник третьего класса. Без семьи, без детей. Лишь с одной целью в жизни. Правда, за семьдесят восемь лет она изменилась, хотя, нет, не так, трансформировалась.

— А настоящий Сергей Николаевич Доров? Что стало с ним? Вы убили его?

— Видно, что вы побывали в моем мире, Виктор Иванович, — нисколько не удивился присутствию экзогеолога Доров. — Инспектор не задал бы мне этот вопрос. Но, нет, я не убивал другого себя. Когда я только прошел через Врата, я еще не осознавал, куда попал. Тогда я думал только о выживании, но при этом отказывался возвращаться через портал — для меня это было равносильно смерти. Земля Ксанфа — древние речные долины и дельты, усеянные кратерами. Безлюдное, мертвое место. Я бы умер там, не подбери меня группа экзогеологов, исследовавших местность для постройки Купола будущей Второй марсианской колонии. Мне повезло, наверное. В судьбу я не верю. А вы, инспектор Ковалый?

— Я тоже.

— Это правильно. Судьба — это сочетание факторов, так или иначе повлиявших на определенного человека, при этом обычно факторы — всего лишь действия других людей.

— А вы философ, — усмехнулся в бороду Горин.

— Скорее, прагматик.

Олег молчал, тер левую бровь и молчал. Ждал, когда Доров, или Курт Уорд — впрочем, какая разница! — продолжит говорить с ним.

— Я представился другим именем, — возобновил свой рассказ Доров. — Сейчас даже не помню, каким, нес какую-то ахинею про работу на поверхности. Мне поверили. Накормили, подлечили и отправили на ближайшую стационарную станцию. Вот там меня стали проверять. Раньше на красную планету летало не так уж много людей, риск раскрытия был высок, но я вовремя взломал центральный сервер и подделал себе документы. А через два месяца уже выходил из шаттла в Российском космодроме в Челябинске.

— Зачем вы все это рассказываете? — спросил Дорова Олег.

— Просто выслушайте меня, Ковалый.

— Пусть говорит, — положил на плечо Олега руку Горин. — Пусть выговорится, иногда это необходимо.

— Уже тогда я подумал, насколько мир, в который я попал, разительно отличается от моего. Хотя бы даже тем, что Земля не была загажена радиоактивными отходами и на ней все еще можно было жить. Что я, собственно, и сделал. Двадцать лет я просто жил. Работал, путешествовал, даже женился. Все было хорошо, наверное, я бы состарился и умер счастливым, и вы, инспектор Ковалый, никогда не узнали бы обо мне. Вы даже не были бы инспектором ЭНэС. Но случайно в каком-то захудалом баре в Ричмонде я встретил пришедшего с другой стороны. Я сразу понял, кто он такой. И я испугался. И сделал то, что должен был сделать в таком случае: убил. Перед смертью в надежде, что я пощажу его, он рассказал мне страшное… Невозможное… Обо мне, о том мире, об этом.

Как оказалось, на то время я уже был не обычный человек. Я стал Первопроходцем. На меня молились, мной проклинали. Те, кто помогал мне пройти через Врата, так и не решившиеся переступить черту — тогда, — они создали вокруг моей персоны целый культ, назвали себя избранными, бессмертными. И продолжили изучать открытые мной однажды Врата. Они сумели активировать еще два перехода, как оказалось, нужны были провоцирующие факторы со стороны этого мира.

— Терраформеры, — неожиданно догадался Горин.

— Вы правы, Виктор Иванович. Башни терраформирования стали этими самыми провоцирующими факторами. А чтобы их устанавливали туда, куда нужно, культ создал отделение «Нерв», взявший на себя обязанности по подготовке двойников. Воровство технологий тоже включалось в их задания. Если бы только общество на моей стороне было такое же, как здесь, оно смогло бы добиться многого. Но вся информация, которая была добыта агентами, так и осталась лишь знаниями бессмертных избранных.

Когда я понял, что происходит, я бросил все и приехал к своему двойнику, Дорову Сергею Николаевичу, уже на то время занимающему должность директора самой влиятельной организации мира — Ведомства. Я боялся, что мы не найдем общего языка друг с другом. Но мои страхи были напрасными. Он понял все правильно. Курт Уорд прекратил свое существование. Мы стали единым целым: два человека, объединенные одной целью. Вот тогда-то появилась организация «Аргус», занимающаяся ликвидацией агентов другого мира. Но, несмотря на то, что нас было очень мало, наша активность стала заметной. В обществе, где насилие становится скорее исключением, чем правилом, убийства дают большой резонанс. Чтобы прикрывать «Аргус», подчищать за ним, быть на виду, чтобы он оставался постоянно в тени, была создана Экспертиза Несчастных Случаев.

— ЭНэС, — тихо проговорил про себя Олег, не зная, верить словам старшего инспектора или нет, а вслух спросил:

— Почему вы держите это в тайне.

— Этот мир хрупок. Но еще больше хрупки люди, живущие в нем. Если все предать огласке, они захотят во всем разобраться и в процессе этого могут измениться. Я боюсь, они станут такими же, как люди в моем мире. Беспринципными, лживыми, эгоистичными, жестокими. Этого допустить я не могу.

— Зачем вам понадобился я?

— Разве Дефо не сказал вам?

— Он говорил, что я — Представитель.

— Так и есть. Вы человек этого мира.

— Почему я?

— Вы не знали о существовании ни аргусов, ни агентов с другой стороны. Небольшой опыт работы, острый ум, склонность к насилию, пусть и очень хорошо подавляемая вами, решительность, особенно в экстремальных ситуациях, когда необходимо брать командование и, соответственно, ответственность на себя. Поэтому вы стали идеальным кандидатом.

Олег молчал.

— Вы даже не спросите, для чего?

— Я думаю, вы сами сейчас мне все скажете.

Доров засмеялся. Ковалый впервые слышал смех инспектора: сухой, надрывный, кашляющий.

— Аргусы потерпели поражение. Я потерпел поражение. Слишком поздно я начал свою войну против «Нерва». Они смогли запустить процесс индуцирования. Обмен уже начался.

— Обмен?

— Сейчасактивны все Врата, они рвут пространство и время на куски, смещают их, мешают друг с другом. И в какое-то мгновение поменяют планеты местами. Ваш Марс, инспектор Ковалый, станет частью другого мира, а чужой Марс — частью этого. Тысячи погибнут, если не при Обмене, то после него. Но у вас, инспектор, есть возможность остановить процесс. На орбите планеты сейчас находится старый шаттл, я постарался, чтобы он выглядел как никому не нужный мусор, внутри него находится термоядерная бомба. В челноке нет никакой автоматики, она наводится и управляется только оператором. Ева уже на месте, я загрузил в ее мозг координаты корабля еще на верфи. Она наведет корабль в нужную точку — после взрыва сместятся сразу несколько тектонических плит, Обмен прекратится. Настройка рации для закрытого канала связи с Райт по коду: два-три-пять-восемь-пробел-двадцать девять.

Некстати вспомнилось: «… Ваши действия могут повлечь в этом деле такие последствия, о которых вы даже не можете и помыслить. Поэтому, прошу, будьте предельно осторожны в своих поступках и… в своих помыслах».

— Это можете сделать и вы, старший инспектор, — отдать приказ Райт.

— Я не вправе. Это должны сделать вы, Ковалый. Только вы.

— При взрыве могут погибнуть люди.

— Точка взрыва выбрана не случайно — там нет станций, ни стационарных, ни мобильных.

— Вы даете стопроцентную гарантию, что никто не умрет?

— Риск есть всегда, инспектор Ковалый. Поспешите: времени осталось мало. Скоро ничего уже нельзя будет исправить. Решайте! Конец связи.

И Доров отключился.

Олег же ударил кулаком ни в чем не повинную рацию, оставив в пластике вмятину.

— Если бы я был на вашем месте, то не раздумывал, — жестко сказал Горин, — ни на секунду. Но я больше ни о чем не буду говорить, это пустая трата слов, все равно не смогу передать всего того, что я увидел там, на другой стороне. — Он протянул шлем. — Прошу, наденьте, мне нужно возвращаться.

Инспектор молча, надел шлем, встал.

Горин протянул руку, крепко сжал левое запястье Ковалого:

— Удачи вам, инспектор.

— Вам она тоже не помешает.

Экзогеолог открыл люк, выбрался наружу. Олег запер за ним шлюз и теперь смотрел на изображение на экране, как тот идет к переходу. Долгую минуту.

А потом его не стало. Врата словно затянули его внутрь.

Олег тяжело опустился в кресло.

Снял шлем, кинул его на ближайшую панель. Схватил голову руками, сжал.

Его все-таки вели. Как барана. Только в самом конце отпустили веревку, чтобы он решил, что делать дальше, сам.

Память подкидывала картинки: бойня на венерианской верфи, бойня в медсекторе во Второй марсианской. Трупы, кровь, искалеченные люди, судьбы…

Прошло не меньше получаса, прежде чем он снова посмотрел на экран. Там ничего не изменилось. Переход никуда не делся. Разве что камеры на крыше краулера показывали, что наверху начинается буря. Пришедшая с другой стороны или же порожденная планетой этого мира — об этом Олег мог только догадываться.

Он набрал код связи на панели рации.

— Инспектор Ковалый… — произнес он в переговорное устройство и осекся.

— Я думала, я уже тебя не услышу, — раздался голос Райт. — Ну, что, готов отдать мне приказ?

— Где ты находишься? — спросил Олег у Евы. На «вы» он называть ее не стал. Посчитал верхом глупости в такой-то ситуации.

— В гипотетической точке разлома.

Ковалый прикрыл веками глаза.

«Проклятье! Проклятье! Проклятье!»

— Чего молчишь? А, этот параноик тебе не сказал. Шаттл с боеголовкой нужно не просто вести к цели, здесь необходима беспрецедентная точность, так что челнок должен грохнуться прямо мне на голову.

— Уходи оттуда.

— Не могу, ты же знаешь, инспектор.

Наверное, прошла целая вечность, прежде чем Олег произнес в рацию:

— А если я не отдам приказ?

— Если ты печешься обо мне, то напрасно. Я все равно скоро подохну. Мне жить-то осталось пару часов.

— Твои координаты.

— Не дам. Ты что, дурак совсем, что ли?! Даже если ты прикатишь сюда, каким образом будешь управлять шаттлом?

— У меня есть курсы пилотирования.

— Вот тогда точно жертв не избежать. Я все равно на тот свет отправлюсь, а ты будешь выглядеть не героем, а полным уродом.

Наверху набирала силу буря. Связь стала понемногу пропадать, стало больше помех. Еще немного времени, и он уже не свяжется с Райт.

— Действуй, — глухо произнес он, откинувшись в кресле.

Ровно через восемнадцать минут все оборудование краулера разом пришло в негодность, и потому Ковалый не видел, как все видимое снаружи пространство поглотил свет. Он сидел в полной темноте. Один. Включил нагрудный фонарик, но тот только тихо щелкнул, приходя в негодность. Тогда Олег ощупью нашел шлем, надел его, защелкнул на скафандре. Так же ощупью нашел шлюз, вручную открыл его и люк за ним. Буквально вывалился из машины. Но и здесь тоже была темнота. Только не кромешно черная, а багрово-кровавая. Буря достигла своего апогея.

И вот только тогда инспектор ЭНэС закричал.


Эпилог

Первое, что он почувствовал, когда пришел в сознание, — это злость.

Не ощущение вины.

И все время, пока он находился в реанимационном блоке медсектора в Первой марсианской колонии, куда его доставили для оказания помощи, это чувство не отпускало его.

Когда после его отправили для дальнейшего лечения и реабилитации на Землю, в Москву, она, злость, полетела вместе с ним, вернее, внутри него.

За время полета Ковалый пытался сначала приглушить ее, а затем проанализировать.

На кого он, собственно, злился? На себя? На Дорова? На Лозински, который летел со своей семьей вместе с ним на шаттле (Венерианскому эксперту нашли замену, а его самого уволили в запас, предоставили хорошую пенсию и отправили на планету).

Или причина злости была в другом? И крылась в его поступках? Тех, которые он совершил, или, что самое страшное, не совершил. Не смог, не успел, не посмел.

Не поддающаяся анализу злость не отпускала его и в столичном госпитале. Все две недели. За это время его навещали родные, бессчетное количество раз приезжала любимая девушка. Но это не смогло убрать это уродливо-въедливое чувство из его души. Новости он практически не смотрел. Несколько раз к нему наведывались из Ведомства, для отчета. Олег ничего не скрывал. Разве что про организацию «Аргус» не упомянул ни слова. Заподозрил в незваных посетителях людей Дорова.

Здесь же, в госпитале, договорился и свел татуировку-часы с запястья, она все равно почему-то отказывалась работать. Новую набивать не стал, вместо этого заказал себе механические на цепочке и с крышкой из чистого серебра.

Пытался связаться Лосько, но сумел найти информацию, что командир Часовых спешно вылетел с космодрома первой марсианской колонии на «Глобалис». Там его следы затерялись. О Дефо вообще никто не знал, даже его лже-брат на «Векторе-7».

Прямо в день выписки он получил сообщение. По-старомодному написанное на бумаге шариковой ручкой и запечатанное в конверт, тоже бумажный. Олег долго сидел на кровати, думая, вскрывать его или нет.

Вскрыл.

Потом быстро собрался, получив выписку от врача и свои вещи со склада, и, никого не предупредив и отключив коммутатор, ушел из больницы раньше, чем за ним приехали родные.

Где-то около двух часов побродил по городу, глазел на людей, на машины, на витрины магазинов, а затем зашел в кафе.

В кафе «Аквамарин» в этот час было немного посетителей. Двое, парень и девушка, сидели за ближайшим к выходу столиком и, то и дело чему-то смеясь, ели мороженое. Одно на двоих. Почти у самой стойки заказов сидела женщина в деловом костюме и, пролистывая на коммутаторе сообщения, медленно, небольшими глотками допивала кофе. Минуты через две она закончила, собралась и ушла. Экостакан, который она оставила на столе, стал постепенно съеживаться, уменьшаться в размерах, а затем уплощаться, под конец аккуратно согнулся в несколько раз, пока на столе не появился небольшой темно-коричневый треугольник. При этом наружу не вылилось ни одной капли недопитого напитка.

Олег покосился на свой стакан с недопитым чаем, с отвращением отставил его в сторону. Как и тост с беконом и яйцами, к которому он даже не притронулся. Есть не хотелось.

Хотел достать свои новые часы, посмотреть время, но в последний момент передумал. Откинулся на стуле, заложив руки за голову, приготовившись ждать.

На улице пошел дождь, искажая в своем небесном потоке неоновые огни готовящейся к ночи Москвы.

Через полчаса звякнули колокольчики над входной дверью. Это девушка и парень покинули кафе. Но не успела дверь захлопнуться и отгородить Олега от звуков города, как внутрь вошел человек.

Высокий, жилистый, с худым, остроскулым, неприятным из-за колючего взгляда лицом. И, несмотря на то, что одет он был не в черный комбинезон, а темно-красный, идеально подогнанный по фигуре костюм и белое длиннополое пальто, небрежно накинутое на плечи, у Ковалого возникло стойкое ощущение дежавю.

Неторопливо мужчина подошел к столику, за которым сидел Олег, отодвинул стул, сел напротив. Прислонил к стенке трость с идеально круглым набалдашником из электрума. Снял шляпу, экономным движением стряхнул с нее капли дождя, положил рядом, на стол.

Ковалый всмотрелся в мужчину получше.

Доров Сергей Николаевич, такой же, как и прежде. Разве что худоба его стала более заметна, лицо осунулось, да под глазами залегли глубокие тени.

— Думали, что я не приду? Думали, сбегу, после всего случившегося? — спросил у инспектора Олег. — Вижу по лицу, что да, так и думали.

Доров, не говоря ни слова, высветил голографическое меню, заказал горячий шоколад.

— Двадцать три погибших, не считая сотен раненых. Мужчины, женщины. Я просмотрел все имена. Все лица. Они въелись в мою память, вплавились. Теперь я и они — единое целое.

Нет, Олег не кричал. Его голос был ненормально спокоен.

— Девяносто процентов терраформов пришли в негодность. Сущность их деятельности — воссоздание экосферы планеты — тоже понесла потери. Процесс терраформирования приостановлен на неопределенное время. Из-за угрозы обрушения купола Вторая марсианская колония закрыта. Персонал перевезен в Первую и на орбитальные станции. Тот, который решил и дальше работать на Марсе. Большинство вернулось на Землю.

Доров все так же молча достал из внутреннего кармана пальто небольшую бумагу с голографическими знаками и подписью чернилами в самом низу документа. Положил на стол, пододвинул Олегу.

— Что это? — Ковалый взял документ, быстро просмотрел. — Приказ о моем увольнении из Ведомства в связи с профессиональной непригодностью. То, что я как раз хотел получить. Могу теперь идти на все четыре стороны. Хотя, наверное, вы не дадите мне этого сделать. Ведь так, Уорд?!

Доров никак не отреагировал на свое настоящее имя. С его стороны стола открылось отверстие, через которое появился закрытый стаканчик с кофе. Он взял его, открыл крышку, сделал глоток, посмотрел на Олега.

— За те недели, что я не видел тебя, вы изменились, Ковалый, — наконец произнес он. — И надо сказать, я доволен этими изменениями. И удивлен.

— Это чему же?

— Вашему прогрессу. Тому, что вы стали меньше подходить для этого мира.

— И что это означает?

Голос Ковалого все еще оставался спокоен. Но где-то на глубине, на самом дне, клокотала хорошо сдерживаемая ярость.

— Конкретно для вас это означает, что у вас появился выбор, Ковалый.

— Выбор? Какой такой выбор? Например, стать убийцей десятков людей или нет? И не говорите, что все погибшие — это несчастные случаи, которые произошли в результате неисправностей оборудования на ближайших к эпицентру взрыва станциях. Я и так это знаю. Напрямую, от моей руки, не умер никто. Но я отдал приказ Еве. Я. А мог и не отдавать. Так что выбор был у меня всегда.

— Это отчасти правда, — чуть наклонил голову Доров, признавая правоту собеседника. — Но только отчасти. Потому что вы не обладали всей полнотой информации, даже тогда. Разве вы могли предположить, что все произойдет именно так, а не иначе. Была вероятность, что ничего не получится. И Обмен состоится. Несмотря на жертвы. Тогда это был бы самый плохой исход для этого мира. Для этого Марса. Но все случилось так, как случилось. И еще кое-что. Теперь вы знаете то, что знают лишь несколько десятков человек во всей Солнечной системе. Что существуют два мира, связанные между собой.

— Теперь уже нет, — отрезал Олег.

— Я не был бы так уверен. Термоядерная бомба лишь приостановила процесс Обмена. Возможно, на десять лет, возможно, на сто. Я не знаю. Никто не знает.

— Значит, все произойдет снова.

— Такая вероятность существует.

— Что с Дефо?

— Я изменил его статус: теперь он активный агент.

— А с Иваном Андреевичем?

— Он теперь работает на меня.

— Слишком много знал?

— Слишком.

— Обходитесь без лишней крови?

— Насколько это возможно.

— Как это понимать?

— Матиас Рейхард, от него пришлось избавиться.

Тот рыжий, вспомнил Олег.

— Так в чем же мой выбор? — спросил он после продолжительной паузы.

Странно, но он чувствовал, как в процессе разговора с Доровым его злость, от которой он никак не мог избавиться, нет, не ушла… приросла к нему, став частью души бывшего инспектора Ковалого, практически растворившись в ней. Олегу стало легче. Наверное, ему просто-напросто нужно было выговориться.

К этому времени Доров успел допить кофе.

— Вы можете дождаться, когда я выйду отсюда один, спокойно допить свой остывший чай, съесть тост. И пойти домой. К семье. К любимой женщине. Я предоставлю вам такую возможность… А можете выйти через эту дверь вместе со мной. Вы не потеряете ничего, ваша любимая останется с вами, семья никуда не денется. Конечно, вы отдалитесь от них. Возможно, со временем настолько далеко, что потеряете навсегда. Возможно. Но взамен в любом случае вы станете аргусом, неспящим стражем, тайно охраняющим этот хрупкий мир от тех, кто его не достоин. Если пойдете со мной.

— Райт вы тоже предлагали сделать выбор? — напрямую спросил Олег Дорова.

Инспектор чуть заметно улыбнулся.

— Я не успел. Она вообще не любила долгие разговоры. Райт пошла за мной не задумываясь.

— И погибла.

— Погибла, да… Через двенадцать лет после сделанного ею выбора. И мне очень будет ее не хватать. Как и вас, бывший младший инспектор Ковалый, если вы не согласитесь принять мое предложение.

Доров встал, надел шляпу, взял трость, повернулся и медленно направился к выходу.

— Подождите! — крикнул ему в спину Олег, останавливая у самой двери. — Дайте допить чай.

В двадцать три часа три минуты в ночную Москву, в дождь из кафе одновременно вышли двое, чтобы тут же затеряться в многолюдном потоке города-мегаполиса.

На Земле.

В Солнечной системе.

Во Вселенной, в которой они были всего лишь незначительными крупицами материи, ничего не значащими и не способными что-либо изменить.

Но, уверен, они не брали в расчет такие масштабы.



Оглавление

  • Пролог
  • Часть первая
  •   Глава 1
  •   Глава 2
  •   Глава 3
  •   Глава 4
  •   Глава 5
  •   Глава 6
  • Часть вторая
  •   Глава 1
  •   Глава 2
  •   Глава 3
  •   Глава 4
  •   Глава 5
  •   Глава 6
  • Часть третья
  •   Глава 1
  •   Глава 2
  •   Глава 3
  •   Глава 4
  •   Глава 5
  •   Глава 6
  • Часть четвертая
  •   Глава 1
  •   Глава 2
  •   Глава 3
  •   Глава 4
  •   Глава 5
  •   Глава 6
  •   Эпилог