Эта история началась пасмурным сентябрьским утром 18… года. Мы только что выпили утренний кофе, и сейчас я стояла у окна, вертя в руках гаванскую сигару и наслаждаясь ее запахом, а Шерли, устроившись в высоком кресле с подголовником, грызла чубук вишневой трубки.
— Подойдите сюда, Шерли. Видите вон того юношу на углу? Что вы можете о нем сказать?
Шерли неохотно выползла из кресла и подошла ко мне. Последние дни ее одолевала хандра, и даже мои оптимизм и опытность не могли вселить бодрость в ее сердце. Стоило преодолеть столько препятствий, упертость ее… «дяди» и скепсис моего мужа, чтобы искать потерянных собачек и ловить неверных жен.
Пока Шерли изучает юношу на углу (возможно, для нее он глубокий старец двадцати пяти лет от роду), я могу сказать несколько слов о себе. О нас, чтобы быть точной.
Я — Мэри Ватсон, урожденная мисс Морстон, дочь отставного полковника Британских колониальных войск, всю жизнь проведшего в Индии и добывшего для меня сокровища Агры. Впрочем, мне эти сокровища так и не достались. Зато досталось другое сокровище — доктор Джон Ватсон, самый преданный и самый любящий муж. И самый большой зануда, как я узнала впоследствии. Впрочем, вполне вероятно, что занудством этим он заразился от своего друга и компаньона Шерлока Холмса, блестящего сыщика, вместе с которым распутал не одно преступление и помогал мне. Собственно, так мы познакомились, поженились, и я невольно оставила Холмса в одиночестве. Подозреваю, и свое утопление в Рейнхенбахском водопаде Шерлок организовал для того, чтобы Ватсон хотя бы ненадолго вернулся. Впрочем, через какое-то время Холмс смирился с нашим браком, потому что… потому что на порог ему усадили молчаливую пятилетнюю девочку с сопроводительной запиской в испачканной ладошке. Тут и пригодилась мягкая женская рука и деликатность, с которой я никому не позволила лезть Шерлоку в душу. Даже милейшему Джону.
Девочку записали Карлоттой Холмс, племянницей детектива, и я всецело отдалась ее воспитанию, между делом помогая мужу разбирать его записки и печатать рассказы, все больше проникаясь величием дедуктивного метода. Между тем Карлотта (или Шерли, как ласково звали ее мы) росла и начинала проявлять те же блестящие способности, что были свойственны ее «дяде». Нет, она не играла на скрипке и не нюхала кокаин, зато отлично находила потерянные вещи и обладала безупречной логикой, которую даже ее «дядя» не посмел бы назвать женской.
Если бы мой супруг вздумал живописать ее биографию, то прославился бы еще раз, изложив ее в рассказах: «Пестрый чулок поломойки», «Дело лысых котов»… Увы, эти два благородных джентльмена полагали, что из девушки не может выйти путного детектива. И потому Шерлок, как и намеревался изначально, стал разводить пчел в Сассексе, вынудив Шерли заняться этим скучным делом вместе с ним. Я была возмущена. Когда Джон встал на защиту Холмса, я возмутилась еще сильнее. И сказала себе, что мужскую солидарность способна одолеть только женская.
И я поклялась больше никогда не садиться за печатную машинку и не вести переписку с издателями, если Холмс не отпустит девушку — в то время Шерли минуло семнадцать, и она стала просто красавицей — в Лондон. Разумеется, под моим чутким присмотром.
Мои угрозы здорово смутили Джона, он переговорил с Шерлоком, и в результате мы двое переехали в ту самую квартиру 221Б на Бейкер-стрит, где когда-то обитали холостяки. Миссис Хадсон, вполне еще бодрая пожилая леди, была просто счастлива избавиться от докучливых туристов и вытирания пыли в музее имени памяти своих постояльцев. Тем более что мы не устраивали химические взрывы и не дырявили пулями стены, украшая их монограммой королевы Виктории.
Но вот робкие попытки устроить Шерли в полицию, пользуясь связями общего нашего друга инспектора Лестрейда (к этому времени он давно не был инспектором, ибо достиг в Скотланд-Ярде изрядных высот) Шерлок отверг с негодованием. И все, чем девочке пришлось довольствоваться — было место смотрительницы кошек в Британском музее.
Впрочем, негодовать я тоже умела, и поэтому на собственные средства открыла детективное агентство «Шерли Холмс и миссис Ватсон», полагая, что эти имена еще не забыли в Лондоне. В чем-то я была права, но мужской шовинизм… Впрочем, не будем о грустном. Неверные мужья, жены, пропавшие котики, собачки неплохо пополняли наш кошелек. Дедуктивные способности Шерли расцветали под моим мудрым руководством, и все равно девочку одолевала хандра. Она мечтала превзойти отца, раскрывая действительно опасные преступления, а не занимаясь рутиной, даже и денежной. Но сегодня моя интуиция подсказывала, что мы наконец получим в свое распоряжение преступление века, и тогда… тогда я сама буду живописать его подробности, а не перепечатывать сухие и скучные истории моего милого зануды Джона.
Пока я предавалась воспоминаниям, Шерли успела рассмотреть застывшего на углу юношу во всех деталях.
— Это джентльмен из провинции, Мэри, — помахивая пустой трубкой, сообщила она. — Судя по всему, он долго ехал на поезде. И в столице бывает редко, иначе не шарахался бы от кэбов и прохожих. Я немногое могу разглядеть на таком расстоянии, но, судя по всему, он очень волнуется и кого-то ищет.
— Он ищет нас! — я торжественно подняла вверх сигару.
И верно, еще через пять минут, перестав колебаться и два раза спросив у прохожих дорогу, он уже звонил в наши двери.
Милейшая миссис Хадсон провела джентльмена в нашу гостиную. Я предложила ему садиться, и он устроился на самом краешке кресла, уронив шляпу себе под ноги.
— Аккуратнее, вы можете испачкать ее, — заметила Шерли, поднимая шляпу, повертев в руках и кладя на угол стола. Туфли джентльмена и в самом деле были забрызганы грязью, типичной грязью южного Сассекса, когда там начинает дождить.
— Почему вы не наняли кэб? — спросила я. — Он бы подвез вас до самой двери.
Юноша посмотрел на меня блекло-голубыми глазами:
— Я не привык роскошествовать, мисс…
— Миссис Ватсон, — заметила я, кивая. Он и в самом деле был одет очень просто: как одеваются провинциальные джентльмены, без претензий на моду, хотя и постарался приодеться для выезда в столицу: свежий воротничок, кружевной платочек, торчащий из-за манжеты, туфли… Хотя из глуши было бы лучше выехать в сапогах и переодеться уже здесь, где мостовые берегут от грязи. Либо скромный, либо бережливый, либо то и другое вместе — сделала я окончательный вывод. Мужчина далекий от света и глуповатый. И судя по лицу — узкие надбровные дуги, вялый подбородок — не способный к самостоятельным решениям. Что же вынудило его добираться так далеко? Губы у парня дрожали. Я позвонила миссис Хадсон и попросила принести кофе.
— О, простите, миссис, — юноша провел рукой по залысинам на висках. — Я приехал… я надеялся… встретить тут мистера Ватсона и мистера Шерлока Холмса, потому что только они…
— Они уехали на север Англии и вернутся нескоро, — заметила я беспощадно.
Джентльмен дернул локтем и снова уронил шляпу. Шерли нагнулась за ней с мрачным видом, попутно еще раз изучив грязь на его башмаках.
— Вы приехали к нам из Сассекса, — заметила она.
— Верно! Откуда вы…
— Я — мисс Шерли Холмс. Мой г-м… дядя изучил и классифицировал двадцать четыре вида грязи из разных провинций Британии.
— Так вы… племянница великого детектива?!
— Я сама детектив, — Шерли поджала губы.
— О, простите, мисс.
— Чтобы ваша поездка и ваши траты не оказались напрасными, может, все же изложите ваше дело?
— И вы телеграфируете мистеру Шерлоку Холмсу?
— Не будем отвлекать дядю по пустякам. Я сама возьмусь за дело.
— Но вы же…
— Да, я женщина! — Шерли гордо вскинула голову. Я любовалась сейчас нашей девочкой. — Но господь дал мне такой же светлый разум и такую же храбрость, как и любому мужчине.
— О, я вовсе не храбр, — губы юноши задрожали. — Мне нужна… необходима помощь. Я растерян. Понимаете, я недавно женился…
Шерли глянула на два колечка на его безымянном пальце и кивнула.
— Это подарок вашей нареченной?
— Увы, да.
Джентльмен покраснел.
— Меня зовут Персиваль Хэд, я родился в поместье Адор…
— Названном в честь реки…
— Да, двадцать два года назад.
Я подосадовала на себя, что не угадала истинный возраст сэра Персиваля. Возможно, некие заботы заставили его состариться раньше времени.
— Продолжайте, — Шерли налила джентльмену шерри, но поставила так, чтобы он не смог задеть фужер локтем. Было бы жаль лишиться богемского стекла из-за его неловкости.
— Мой опекун был человеком не то чтобы легкомысленным, но ему не везло в делах, и к моему совершеннолетию поместье оказалось заложенным, а от состояния почти ничего не осталось. Можно было бы распродать остаток, заплатить долги и поступить на государственную службу по гражданской части, ибо военная меня не прельщала. А можно было бы выгодно жениться. Опекун предложил мне такой брак. Он напомнил мне об обязательствах перед родом и прочих важных вещах, и я покорился. Потому что будучи бедным джентльменом на жалованьи, все равно на мисс Амели Мидлтон не смог бы жениться, ее отец никогда бы не согласился на подобный брак.
— Мисс Амели Мидлтон?
— Да, это самая прекрасная девушка в Сассексе, — сэр Персиваль покраснел. — И моя соседка.
Он вытащил из-за пазухи медальон и раскрыл перед нами. С миниатюры глядела пухлая блондинка с губами бантиком и выпуклыми синими глазами, милая и, судя по виду, очень добрая.
— И вы продолжаете носить этот медальон, имея жену? — спросила Шерли бестактно.
— Увы, — кончики губ сэра Персиваля печально опустились, — я ничего не могу с собой поделать. Мы с Амели дружим с детства. Мы… только не смейтесь с меня, мисс, — вместе разводили уток и кур. Представляете пекинку? Такая изящная, яркая, как она плывет, отражаясь в зеленоватой воде пруда…
— Да вы поэт, сэр Персиваль.
— Я простой деревенский сквайр, мисс…ис. Да, есть немного. Понимаете, Амели будила в моей душе самые высокие чувства, и как я мог излить их еще, если не в молитвах за мою дорогую подружку или в стихах…
— Вы что-то об утках говорили…
— Верно. И о курах, — он кивнул. — И еще о лебедях, индюшках, фазанах… Вообще-то наши поместья славились урожаями проса и репы, но мы всегда мечтали соединить наши сердца и состояния и завести поистине королевские птичники. Если бы не досадная неудачливость опекуна! — юноша промокнул глаза платком. Я обратила внимание на монограмму: «АХА».
— Этот платок вышивала Амели?
— А… нет… по несчастной случайности, имя моей супруги тоже начинается с А — леди Алиса Персиваль Хэд Адор. Впрочем, она не утруждает себя вышиванием.
— А чем же она себя утруждает? — сощурилась Шерли. — Впрочем, рассказывайте по порядку. Вы что-то говорили о птичниках?
Сэр Персиваль покраснел, глаза его увлажнились.
— Нам было по двенадцать лет, когда мы ночью выбрались из дому слушать соловьев. На границе наших владений растет огромный черемуховый куст. Он склоняется к речной воде, и соловьи… как сладко они поют там каждую весну и лето! Амели счастливо сбежала, а опекун поймал меня и… наказал. И когда она узнала об этом, она сказала, что мы всегда будем вместе…
— Разводить птичек.
— Да, — кивнул он, не заподозрив иронии. — Но не мог же я обречь ее на бедность. И ее родители ни по чем бы не согласились. А опекун…
Он углядел шерри и выпил залпом. Прикрыл рот узкой ладонью. В нем вообще ощущались признаки вырождения, как в представителе любых дворянских родов с близкородственными браками. Впрочем, я не стала оглашать свои наблюдения вслух.
— И кем же была сосватанная вам леди?
Я строго глянула на Шерли, предлагая ей не торопить джентльмена, потому что в его рассказе могут скрываться существенные детали. Шерли все поняла, надулась, но замолчала.
— Его партнером по клубу Багатель был один дипломат, сэр Генри Осборн. Он совсем недавно возвратился в Англию, а до того двадцать лет возглавлял посольство в Токио. Он вернулся в Лондон и подал в отставку, когда пришло время выводить в свет его дочь Алису. Она родилась вне брака, ее мать умерла родами, отец признал девочку и завещал ей все свое состояние, а оно оценивается почти в полмиллиона фунтов стерлингов в недвижимости и ценных бумагах…
Я едва успела помахать пальцем, предупреждая, чтобы мисс Холмс не присвистнула. Негоже юным леди вести себя, как мальчишкам-разносчикам.
— Меня представили сэру Генри, к перспективе моего брака с его дочерью он отнесся положительно, девушка тоже ничего против не имела, и мы обвенчались в приходе Святого Петра 6 января этого года.
Меня в Алисе устраивало все: она умна, богата, образованна. Ее отец без споров оплатил мои долги. Я расстался с опекуном и, казалось, должен быть счастлив в браке. Одна вещь омрачает его. Нет, две. Невозможность соединиться с моей Амели и то, что Алиса боится птиц.
Шерли подалась к нему, поставив локти на стол, но я не стала ей пенять. История несчастного Персиваля меня тоже все больше интриговала.
— Когда мы переехали в Адор, Амели постаралась стать сердечным другом моей супруге и привить ей любовь к сельской жизни. Я поощрял их дружбу и наслаждался браком, потому что в постели…
Юноша страшно покраснел и виновато взглянул на мисс Холмс.
— Вы не сказали ничего такого, сэр Персиваль, чего я бы не знала…
— Но юная девушка…
— Я принимала роды у кошки!
Персиваль замер, шокированный. Я налила ему еще вина. Он глотнул, откашлялся и выдавил:
— Она в постели была львицей! Боюсь, Амели никогда не смогла бы доставить мне подобного наслаждения. Может, мать Алисы была гейшей… э… прошу прощения…
— Мисс Ватсон, будьте добры, — произнесла Шерли церемонно, — подайте мне том Британской энциклопедии на Г.
Я пошла выполнять указание, гордясь нашей девочкой: именно так действовал бы в подобном случае ее блистательный отец.
Шерли перелистала плотные страницы и, сдвинув папиросную бумагу, разглядывала акварель — девушку со сложной прической и в трех халатах-кимоно. Персиваль покосился туда же и отвернулся. А мисс Холмс прочитала вслух: «Гейша (гэйся) — девушка (женщина), развлекающая своих клиентов японским танцем, пением, ведением чайной церемонии, беседой на любую тему. Название профессии состоит из двух иероглифов: „искусство“ и „человек“. В провинции Кансай, в Киото, начиная с реставрации Мэйдзи, используются понятия „гэйко“… Ученицы токийских гейш называются хангёку — „полудрагоценный камень“ (их время вполовину дешевле); также имеется общее наименование о-сяку — „разливающая сакэ“».
— Ничего страшного здесь не вижу, — обратила она пристальный взор на сэра Персиваля. — Я читала об эллинских гетерах. Они исполняли примерно ту же роль и вовсе не обязательно торговали своим телом. О, тут как раз и упоминается о сиро-гэйся («белых гейшах»), что занимались только развлечением гостей, и о короби-гэйся («опрокидывающихся гейшах»)… — Шерли вежливо помолчала. — Так что вовсе не факт, что ваша покойная теща — публичная женщина.
Сэр Персиваль покраснел и вскочил, уронив шляпу в третий раз.
— Я… я… — он задыхался.
— У вас грудная жаба, сэр Хэд?
— Что? Нет… Простите, я не привык вести столь откровенные беседы с женщинами.
— Что ж, милорд, — Шерли подала ему шляпу, — если вы не можете быть откровенны с детективом, как с врачом или священником, то мы не в силах вам помочь. Прощайте.
Он провел руками по жидким соломенным волосам, побледнел и вернулся на место.
— Прошу простить меня. Как бы то ни было, репутация отца моей Алисы безупречна. То есть, она устроила в Адоре чайный домик, как раз под моей любимой черемухой, и принимает там окрестных джентльменов. Они без ума от нее. В невинном смысле, я имею ввиду. Отец доставил ей все, что нужно для чайной церемонии, и, замечу, это выглядит прелестно…
— И позволяет вам встречаться с Амели в курятнике, — едва не брякнула я.
— Отец привез ее на венчание в крытой карете, — перескакнул несчастный Персиваль, оторвавшись от Японии, — а когда мы выходили после, старушка кормила на площади голубей. Тогда Алиса лишилась чувств в первый раз. Я посчитал, что это вызвано волнениями свадьбы и духотой в храме и не придал этому значения. Но когда мы переехали в провинцию, когда началась весна и к нам потянулись певчие птицы, дикие гуси, болезнь обострилась. Хуже всего стало, когда я привел ее в птичник. Она кричала и билась в истерике, как ненормальная. Мы с Амели едва сумели ее оттуда унести. Я даже подумал… не отвезти ли ее в Париж к Жану Шарко, но Алиса сама поведала мне о причине своего недуга. Видите ли, в детстве ее напугала курица. Будучи пятилетней, она выбежала на задний двор, где кухарка рубила голову курице. Безголовое тело пробежало мимо нее, окропив кровью Алисин передник. Представляю этот ужас! Бедная девочка…
Мы с Амели сделали все, чтобы облегчить ее страдания. Я нанял специального сторожа, изгоняющего птиц из поместья, разоряющего гнезда грачей и прогоняющего малиновок. Ведь Алиса бледнела и падала в обморок при виде невинного воробья. И еще… у нас в поместье не стало мышей…
— Что?! — оборвала его тягучие речи мисс Холмс.
— Мышей, — повторил сэр Персиваль, недоуменно моргая. — Впрочем, возможно, дело в нашей новой кошке Дине. Она так ловко их ловит!
— Продолжайте, — бросила я сухо, отмечая для себя факт с мышами. Полагаю, и Шерли обратила на него внимание. Мы переглянулись. Дело казалось нам все интереснее. — Случилось что-то, что вынудило вас обратиться к нам, верно?
— Вообще-то я собирался к мистеру Шерлоку Холмсу… А, — он махнул рукой. — Видите ли… мою Амели нашли вчера утром в чайном домике, на границе наших владений. Она была без памяти, очень бледна, и имела следы зубов вот тут, — сэр Хэд коснулся основания шеи. — Полагают, на нее кинулся бешеный хорек или что-то в этом роде. Я… — он бурно задышал, — я назначил ей там свидание ранним утром и проспал после буйных ласк Алисы.
— Вы что-то не договариваете, — заметила Шерли проницательно.
— Вы же не сочтете меня за сумасшедшего, мисс? — юноша схватил ее за руку. — Когда я проснулся, Алиса мирно спала рядом, губы у нее были в крови и к ним налипло пестрое перышко.
— Я перепечатывала роман мистера Стокера, сэр Хэд, по просьбе издателя. По-моему, ужасная чушь, — заметила я.
— Э-э… а при чем тут этот джентльмен?
— Это роман о вампирах. Скоро вы сможете им насладиться.
— Но…
Шерли умоляюще посмотрела на меня. И я решила не выпускать это дело из рук.
— Мы приедем в Адор, сэр Персиваль, и во всем разберемся на месте.
— Подайте мне расписание поездов, отходящих с Чаринг-Кросс, миссис Ватсон.
Я охотно исполнила просьбу, и мы определились, когда сэру Персивалю нас встречать. Он обрадовано кивнул, схватил трость и шляпу и кинулся к двери, вероятно, опасаясь, что мы передумаем.
— Аванс, сэр Хэд! — удержала его Шерли. Юноша выложил на стол пухлый бумажник: — Прошу простить, леди.
— У меня такое чувство, тетя (она звала меня так в отсутствие клиентов), — заметила Шер, перебирая безделушки на камине, когда гость ушел, — что я упустила нечто важное. Например, не спросила, кому принадлежало перышко с губ его жены и сохранил ли он его, чтобы показать.
Она сердито выплюнула трубку с погрызенным чубуком. Я бросила терзать бумажник. Все равно, кроме денег, в нем ничего не было. Я отметила, что он из хорошей, но потертой кожи и знавал лучшие времена. Хотя, судя по толщине пачки впиханных в него банкнот, лучшие времена вернулись. Возможно, бумажник был дорог сэру Персивалю, как память, хотя вряд ли был подарком от мисс Амели — иначе сквайр не расстался бы с ним. Если, разумеется, не выдумал эту пылкую страсть. Но все его поведение у нас свидетельствовало об обратном. Женщину с аморами не обманешь.
— Все это дело выглядит, как истерзанный кошкой клубок с торчащими нитками. И никак не угадаешь, за какую потянуть.
— Не кори себя так, моя девочка, — с нежностью сказала я. — Едва ли твой великий отец сразу стал безупречен. Если как следует подумать, я могу назвать два или три дела, где он даже на пике своей славы ошибался, и одно — которое провалил.
Шерли с живостью обернулась ко мне. Но потом выдохнула:
— Не сейчас. Мне надо навести справки и отправить несколько телеграмм. Кроме того, это первое наше дело, и мне не хотелось бы опростоволоситься.
Я похлопала ее по руке:
— Не беспокойся, дорогая, я рядом. И закажу билеты на поезд. Последний вопрос: что ты об этом думаешь?
— Ну-у, — она взлохматила густые каштановые волосы, — если отбросить эмоции и пользоваться чистым разумом, то нас стараются подвести к выводу, будто миссис Хэд Адор — лиса. Но тогда мне приходится признать, что мисс Мидлтон — курица.
И сделав это феерическое заявление, мисс Холмс покинула гостиную.
В поезде, сидя в покачивающемся двухместном купе, увозящем нас к месту преступления, при свете газовых рожков изучая телеграммы и выписки из подшивок «Таймс», Британской энциклопедии, справочника «Все знатные семьи Британии» и книг по орнитологии, мы вернулись к данному вопросу.
Шерли потянулась и устало потерла глаза:
— В основной части своего рассказа сэр Адор ни разу не соврал. Сэр Генри Осборн действительно покинул дипломатическую службу в Японии и вернулся в Лондон, чтобы выдать замуж свою дочь. Она действительно потеряла сознание по выходе из храма — ее свадьбе был посвящен целый разворот в Таймс. Поместье Адор и в самом деле процветало, пока опекун сэра Персиваля не растратил доверенное ему состояние… Я не понимаю, почему сэр Генри удовольствовался ничем не блещущим сэром Хэдом, когда мог подобрать для Алисы куда более блестящую партию. Возможно, дело в ее болезни. Или в происхождении и положении ее матери. К сожалению, нигде я не смогла найти упоминаний о покойной курице, так напугавшей малышку. И сведений о японской гейше, покорившей сэра Генри до того, что он готов был на ней жениться. Вероятно, все происходило достаточно тайно, потому что он продолжал оставаться на дипломатическом посту до прошлого года и скандала не было. Уфф!
Она потянулась еще раз, разроняв заметки.
— Я ужасно сбивчиво все излагаю?
— Что ты, — я потрепала Шерли по плечу, — мне все понятно. Но при чем тут лиса?
— А! Вот! — Шерли потрясла листком мелованной бумаги. «Кицунэ — японское название лисы. В японской мифологии эти животные обладают большими знаниями, длинной жизнью и магическими способностями. Главная среди них — способность принять форму человека. Чаще всего — юной обольстительной красавицы»…
— То есть, и «львица в постели», и восторженные соседи…
— Да, мне показалось, сэр Персиваль аккуратно подводил нас к некому выводу, — Шерли усмехнулась. — Тут еще много о талантах лис-оборотней, о количестве хвостов и цвете шкуры, об умении творить фантомы, появляться в чужих снах и сводить людей с ума… То есть, отсюда проистекает, что сэр Генри был близок с лисой — эти обольстительницы часто становятся гейшами, чтобы морочить мужчинам голову, — и произвел с ней на свет потомка, которого признал. Обычно наследники лис сохраняют их невероятные способности.
— Тогда почему, — спросила я ехидно, откидываясь на мягкую спинку сиденья, — леди Алиса так панически боится птиц?
— А тут я обратилась к юному светилу психиатрии Сигизмунду Шломо Фрейду, — Шерли потрясла очередным листком. — Он писал о так называемом вытеснении. Если человеку неприятно что-то или запрещено обществом и воспитанием, он вытесняет некую привычку в подсознание и осознанно начинает испытывать к ней отвращение.
Я хлопнула ладонями:
— Как и случилось в данном случае! Браво!
— Я бы не торопилась с восторгами, — проворчала мисс Холмс. — Я бы могла понять, если бы мисс Мидлтон застала супругу сэра Персиваля за пожиранием птицы в курятнике. Это могло бы спровоцировать нападение. Но чайный домик?
— Помнишь, сэр Хэд упоминал, что там рядом река? Возможно, лиса поймала уточку и потребляла ее на берегу, а мисс Амели, большая любительница птичек, решила ей помешать…
— Не верю, — буркнула Шерли мрачно. — Кицунэ с такими сверхспособностями станет просто кусать за шею? И, заметь, опять нам подсовывают чайный домик как нечто японское — чтобы мы не потеряли этот след. Мне это кажется чем-то навязчивым и фальшивым.
— Верно, — согласилась я и достала записную книжку. — Если погода в последнее время стояла сухая, полагаю, мы найдем следы на берегу и рядом с чайным домиком.
— Ну, это если спасители мисс Мидлтон все там не затоптали. Еще надо поговорить с ней самой. Или хотя бы с доктором, чтобы он описал следы укуса и размер челюсти напавшего на мисс Амели животного. И расспросить восхищенных джентльменов. А вдруг дело все же в ревности и сэр Персиваль решил опорочить супругу, чтобы от не избавиться и сохранить деньги?
— Или упечь бедняжку в клинику для душевнобольных, — строчила я. — Если они с мисс Амели так обожают курочек…
— Надеюсь, доктор все же в заговоре не замешан, — Шерли зевнула и стала складывать бумаги. — Утро вечера мудренее. Спокойной ночи, тетя.
— Спокойной, моя девочка.
Утро выдалось свежее и солнечное. Небо сверкало синевой, как это всегда бывает в сентябре, когда летняя жара закончилась, в сельской местности, где нет ужасающего лондонского смога и сырости. Над горизонтом распростирались перистые облака, дул легкий прохладный ветерок, но утренний туман уже развеялся и день обещал быть жарким, когда мы подъезжали к аккуратному, как игрушка, особняку — свежепобеленному, с яркой черепичной крышей. Зеленые плети плюща вились по стене, обрамляя высокие окна с чисто вымытыми стеклами. Подъездная аллея была засыпана свежим речным песком. Все здесь свидетельствовало о богатстве и благосостоянии.
— Похоже, ваш хозяин не жалеет денег на ремонт? — спросила я у кучера, везшего нас от станции в Адор.
— Да, мистрисс, — отозвался он с важным видом. — Когда сэр Персиваль женился, все у нас пошло на лад.
— Он так старается для жены? — подала Шерли звонкий голосок.
Кучер басовито хохотнул, но промолчал, и мы не стали настаивать на ответе.
Лакей отнес наши вещи наверх, в две прелестные светлые спальни, расположенные друг напротив друга, и провел в столовую, где, кроме искренне приветствовавшего нас сэра Персиваля завтракал осанистый мужчина с окладистой бородой на румяном добродушном лице. Хозяин поместья представил его нам как доктора Адамса и извинился за отсутствие жены.
— Это из-за ее недуга? — поинтересовалась мисс Шерли проницательно, расстилая салфетку на коленях и приступая к омлету с ветчиной.
— Что вы! — доктор Адамс рассмеялся и воздел вилку. — Разумеется, было бы лучше, если бы леди Адор сама вам все рассказала, милорд. Но я не утерплю! Она в интересном положении…
Сэр Хэд уронил вилку, покраснел, потом побледнел и, кажется, готов был умереть от счастья.
— Как же… это… я должен… ей подарок… бегу…
Он выскочил из-за стола, как был, с салфеткой, заткнутой за жилет, и кинулся вверх по лестнице.
— Как интересно! — Шерли сняла крышку с масленки и стала намазывать масло на тост. — А мисс Мидлтон… Вы ведь лечите всех в окрестностях.
— Да, мисс, — отозвался доктор, сияя. — Нет, она не в положении. Или вы имеете в виду давешнее происшествие, когда ее покусала лиса?
Мы с Шерли переглянулись.
— Это точно была лиса?
— Бесспорно! — взмахнул вилкой доктор Адамс. — Видите ли, я увлекаюсь охотой на лис и… извините за подробности, не раз их препарировал. Челюсть лисы шире, чем у хорька, и уже, чем у собаки, — с увлечением повествовал он. — Хотя данный экземпляр был явно крупнее прочих. Впрочем, укус оказался неглубоким, зубы лишь царапнули кожу. Мисс Мидлтон потеряла сознание от испуга, а не от кровопотери. И если лисья слюна не попала в кровь, то бешенство исключено. Кроме того, если бы мы имели в округе бешеную лису, то она покусала бы еще многих и передушила уток и кур, а о таком что-то не слышно.
— Было ли еще что-то удивительное в этом случае?
— Ну, я не особо там осмотрелся, к сожалению, поспешая на помощь несчастной мисс. Но то, что лиса не укусила за руку или за ногу, а пыталась вцепиться в горло… Возможно, мисс Амели нагнулась. Кстати, — он пристально вгляделся в меня. — Имею ли я честь видеть перед собой ту самую миссис Ватсон?
Я, рассмеявшись, кивнула. И спросила в свою очередь, можем ли мы навестить мисс Мидлтон и расспросить ее о происшедшем.
— Это простое любопытство, леди?
— Сэр Персиваль нанял нас как сыщиков.
— О, понимаю, понимаю, — доктор Адамс кивнул. — Можете отправиться со мной в моей двуколке, миссис Ватсон. Ведь вы разбираетесь в мазях и перевязках? Я представлю вас мисс Амели в качестве моей новой помощницы.
Мне не слишком хотелось оставлять Шерли одну, но, пожалуй, появление двух незнакомых дам могло смутить Амели, а мне хотелось вызвать ее на откровенность.
— Что ж… — Шерли вздохнула и взяла еще один тост. — Мне достается чайный домик.
— Прихватите туда лакея, — посоветовал доктор. — Вдруг лиса еще прячется рядом. Шерли кивнула и пообещала.
Мисс Амели оказалась особой сдержанной, и единственное, что я извлекла из визита: доктор обмолвился, что уже лечил мисс от мозговой горячки, вызванной известием о свадьбе сэра Адора. Естественно, леди Алису и ее интересное положение при визите доктор Адамс не упоминал.
След укуса и вправду оказался пустяковым, хотя на повязку была истрачена уйма бинтов. Я возвращалась не слишком довольная и надеялась лишь, что нашей Шерли больше повезет. Доктор охотно подкинул меня до чайного домика и уехал к остальным пациентам. А я, обойдя строение, залюбовалась черемухой, пышной даже в осени, жалея, что не могу видеть ее в пору цветения. Зато я в подробностях рассмотрела крутой берег и усомнилась насчет версии с обедающей уточкой лисой. Зверю пришлось бы долго плыть, чтобы выбраться с добычей на сушу. Скорей уж она попыталась трапезничать в чайном домике.
Тут мое внимание обратила возня за черемухой, и я увидела лакея, сматывающего крепкую веревку, и свою напарницу с абсолютно мокрой головой. У ног ее лежал омерзительно мокрый, склизкий сверток.
— Отнесите его в чайный домик, Джон! — распорядилась мисс Холмс. — И не оставляйте ни на минуту.
Я подождала, пока лакей скроется, и набросилась на девушку с упреками. Она вынесла их стоически. В чайном домике я заставила ее переодеться в зимнее кимоно — потому что платье на ней тоже было весьма подмокшим. Насухо вытерла ей волосы, приготовила горячий чай. А когда лакей вернулся с медом и моим несессером, еще и растерла мазью с пчелиным ядом.
И только после этого позволила распираемой восторгом и нетерпением Шерли начать рассказ.
Мы внимательно изучили содержимое свертка, еще раз с лупой прошлись по следам и лишь тогда, окончательно договорившись о плане, отправились просить сэра Хэда назначить свидание в чайном домике на закате дня.
Сцена была поставлена безупречно. Сэр Персиваль с супругой скрывались за ширмой с видом Фудзи-ямы, я с констеблем из соседней деревни пряталась за второй — с изображением храма Ицукисима, а Шерли в парике в форме сложной японской прически и трех кимоно замерла за чайным столиком.
За резными ставнями буйствовал багряный закат, когда лаковые доски пола скрипнули под легкими шагами. Гостья заморгала, как сова, ничего почти не различая со света, но едва глаза привыкли и она разглядела неподвижную фигуру гейши, то с диким криком: «Ты! Снова ты! Я покончу с тобой!» — кинулась на нее.
— Стоять!! — мы с констеблем опрокинули ширму и нацелили оружие на мисс Амели Мидлтон. Шерли сбросила парик.
Амели задрожала:
— Ты не Алиса!
— Естественно, нет, — Шерли нервно хихикнула. — Я — мисс Шерли Холмс.
И в поезде на обратной дороге, и в Лондоне мы не раз обсуждали эту финальную сцену. Мисс Амели, убитая фразой сэра Персиваля: «Как ты могла так жестоко обойтись… с курочкой?!» — охотно давала показания, почти полностью совпадавшие с тем, что мне и Шерли удалось раскрыть.
В то роковое утро, когда сэр Хэд обнаружил на устах своей спящей супруги кровь и пестрое перышко, не только он пригласил мисс Амели на свидание. Часом раньше письмом в чайный домик была вызвана леди Алиса.
Мисс Амели, знающая историю детства и ее страхи, решила разделаться с соперницей весьма жестоко. Припрятав под корнями черемухи платье, она переоделась в кимоно (их несколько висело в шкафу в чайном домике) и на глазах несчастной хозяйки поместья Адор отрубила голову пестрой курице, которую сама же и унесла из курятника. Как мы выяснили, ключи от него были только у старшей птичницы, сэра Персиваля и мисс Амели. А о пропаже курицы расстроенному хозяину мисс Маргарет, старшая птичница, сообщить просто не решилась.
Целью мисс Амели было или окончательно довести несчастную леди Алису до сумасшествия (тогда безвольный и мягкий сэр Персиваль мог бы определить жену в клинику для душевнобольных и получить развод, сохранив за собой часть приданого)…
Или представить дело так, будто миссис Хэд в припадке безумия сперва убила курицу, на защиту которой кидалась мисс Амели, а потом бросилась на нее. Но — упала в обморок с топором в руках.
Сэр Персиваль становится свидетелем финальной сцены: мисс Амели лежит в крови… несчастной курицы, рядом покоится леди Адор с окровавленным топором в руке… Занавес!
Но когда мисс Мидлтон швырнула безголовой курицей в леди Алису, и та от страха потеряла сознание, а сама Амели наклонилась, чтобы переодеть ее в кимоно и вложить в руку топор, вмешалась лиса. Возможно, зверя привлек аромат куриной крови, и лиса кинулась, напугав до обморока саму мисс Амели. Когда же она пришла в себя, леди Алисы рядом не было. А сэр Персиваль, увы, так и не появился.
Пришлось мисс Мидлтон на ходу менять план, топить окровавленную одежду, топор и тушку курицы в омуте, сунув для веса в сверток и несколько камней, и снова изображать потерю чувств, надеясь, что ее все же найдут. Амели не учла сущей мелочи: что дотошная, как и ее отец, Шерли отыщет на черном лаковом полу влажное пятно, прилипшие к нему шелковые нитки и кусочки характерной сассекской глины с башмаков мисс Амели, пришедшей к чайному домику короткой дорогой, через поле.
И что по цепочке уцелевших кровавых пятнышек и ошметков глины на лужайке доберется до обрыва. И отыщет шерстяной лоскуток под корнями черемухи. И не побоится нырять в холодную воду, чтобы достать улики.
Впрочем, об одной детали для полиции и прессы мы умолчали. Англичане обожают мистику в театре и литературе, но совершенно не склонны доверять ей в обычной жизни. И потому рассказ леди Алисы, как она от нервного потрясения стала лисой и бросилась на обидчицу, а потом обнаружила себя совершенно голой в осеннем парке, достоянием публики так и не стал.
Я надеюсь, что сэр Персиваль с супругой будут счастливы, мисс Амели понесет заслуженную кару, а мы — продолжим сыскную деятельность. Кроме того, наконец, и я попробовала себя в литературе. Надеюсь, мужу мой скромный опыт понравится. Не все же мне перепечатывать его труды. Прошу прощения, миссис Хадсон вошла в гостиную:
— Там вас спрашивает какой-то джентльмен, леди. Кажется, отставной моряк. У него такая типичная походка…
Шерли бодро выпрыгнула из кресла, забыв о хандре, и заметалась в поисках трубки:
— Просите!
