Сборник. Хоррор, детективы. Компиляция. Книги 1-9 [Шон Хатсон] (fb2) читать онлайн

Шон Хатсон Белый призрак

«Мы удовлетворены также и тем, что положен конец деятельности триад в Соединенном Королевстве, хотя остались мелкие банды, использующие структуру и терминологию триад. Следовательно, мы можем констатировать, что опасения относительно возможности повторного проникновения триад в китайскую общину весьма преувеличены. Для них нет оснований. И сам термин „триада“ можно смело изъять из полицейской лексики»

Выдержка из доклада Комитета по внутренним делам палаты общин

«О положении в китайской общине» (1985 г.)

"Если вы думаете, что у вас нет проблем, то это лишь потому, что вы их пока не обнаружили... "

Высказывание полицейского офицера, пожелавшего остаться неизвестным (Лондон, 1993 г.)

Часть первая

«Редкий лишь гость наслажденье, а боль неотступно при нас»

Джон Китс

"И если бреду я по темной дороге — по этой дороге бреду я один... "

Iron Maiden

Глава 1

Взрыв сбил его с ног.

Шон Дойл рухнул на пол и несколько раз перевернулся; в ушах у него звенело от непрерывной пулеметной пальбы. В клубах дыма, оглушенный и ослепленный, задыхающийся от пороховой гари, он с трудом поднялся на ноги.

От частой стрельбы револьвер Дойла 45-го калибра раскалился. Раздавались крики и громкие стоны.

Кровью был забрызган не только пол, но и белые стены холла. Внезапно он почувствовал боль. Мучительную боль.

Сильнейший удар в плечо отбросил его назад. Из раны хлынула кровь.

От пулеметного грохота закладывало уши.

Дыма стало еще больше.

Единственное, что он еще был способен различить, — это вспышки от выстрелов. Все остальное терялось в дымовой завесе.

Он побежал по холлу и, споткнувшись вдруг о чье-то тело, распластался на полу. Рядом с ним лежал мужчина в форме. Ирландская полиция.

Полицейский был мертв, лицо разворочено пулями. Дальше Дойл пополз на четвереньках, его руки скользнули по луже крови, в которой лежала изуродованная голова мертвеца.

БУДЬ Я ПРОКЛЯТ!..

Справа виднелась лестница. Низко пригнувшись, одолевая по две ступеньки разом, он бросился наверх.

Стену над его головой прошила очередь.

И снова ранение — на сей раз пуля угодила в бок.

Дикая боль!

Когда же пуля пронзила Дойлу грудь, у него перехватило дыхание.

Он закашлялся, выплевывая сгустки крови, и выстрелил наугад, в клубы дыма.

Отдача «сорок пятого» болью отзывалась в ранах, но он снова и снова нажимал на спусковой крючок.

Через открытые двери в дом врывались какие-то фигуры, едва различимые в дыму.

Оглушительно грохотали выстрелы.

Дойл попытался кричать, ему захотелось услышать собственный голос, заглушить звук пальбы, но, вздохнув, он почувствовал жжение в пробитом пулей легком.

Еще один взрыв.

Голова кружилась, ноги не слушались, и лишь невероятным усилием воли он заставлял себя карабкаться вверх к лестничной площадке.

Оглушенный громоподобными взрывами, полуослепший от едкого дыма, тяжело раненный, он еле двигался, понимая, что вот-вот потеряет сознание. Изо всех сил стиснув рукоятку «сорок пятого», — словно это могло спасти от беспамятства, — ощущал себя как бы на краю бездонной черной пропасти, в которую может низвергнуться в любую секунду.

Люди, врывающиеся в дом, тут же падали, сраженные огнем того же оружия, от которого пострадал и Дойл.

Пули вновь барабанили по стене и по ступеням — пунктирная линия, несущая смерть, неумолимо приближалась к нему. Он нажимал на спусковой крючок револьвера, пока боек не ударил по пустому патрону.

БУДЬ Я ПРОКЛЯТ!..

Адская боль!..

ТЫ УМИРАЕШЬ.

НУ И ЧТО?

Ради чего теперь жить?

Она умерла.

Он видел ее тело, изрешеченное пулями, всего несколько минут назад, он прикасался к ее лицу, чувствовал, как она холодеет.

ТЫ УМИРАЕШЬ.

Еще одна очередь вспорола стену, пробивая дыры в кирпичной кладке прямо у него над головой.

Дрожащими руками Дойл рылся в карманах пиджака и набивал патронами барабан револьвера.

Боль становилась нестерпимой.

ТАК МНОГО БОЛИ.

Он заскрежетал зубами.

Чувствовала ли она эту адскую боль, когда умирала?

Следующая пуля вонзилась в ногу, разорвав икру.

Взревев от боли, он тотчас же открыл огонь, почувствовав, как отдача пронзает болью все тело.

За НЕЕ.

За себя самого.

Он увидел, что две его пули все же попали в цель.

И вновь — ослепительные вспышки пулеметных очередей, ложившихся все ближе и ближе...

Пули теперь впивались в панели.

Он взвыл от ярости и боли.

И тут пулемет ударил прицельно, пронзив его тело длинной очередью.

Глава 2

Шон Дойл оторвал голову от подушки, вырванный из кошмарного сна какими-то неведомыми силами.

Он все еще кричал, освобождаясь от жутких видений.

Сжимая обеими руками обнаженную грудь, словно останавливая льющиеся из нее потоки крови, он медленно приходил в себя. Тяжело дыша, Дойл откинулся на изголовье.

— Дерьмо, — прошептал он, переводя дух.

По телу его струился пот. Раздраженно отбросив простыни, Дойл снова приподнялся. Казалось, целую вечность просидел он на постели, уставясь в пространство. Потом рывком сбросил ноги с кровати, воздух со свистом вырывался из его легких.

— Что случилось, Шон? — послышался позади сонный голос.

Дойл мотнул головой, поднялся на ноги и направился в ванную.

Открыв кран холодной воды, с жадностью выпил две пригоршни, а одну плеснул себе в лицо — приятный холодок освежил разгоряченный лоб. Развеялись последние отголоски кошмара. Он облегченно вздохнул. Дойл стоял перед большим зеркалом, где отражался его торс, испещренный многочисленными шрамами, которые напоминали о боли.

Не отрывая глаз от своего отражения, он вытер ладонью губы.

Хорошо хоть, что он чувствовал себя не так мерзко, как выглядел. Дойл сделал глубокий вдох и на секунду задержал дыхание. С кончиков длинных волос капала вода. Шумно выдохнув, он провел рукой по волосам, смахнув со лба слипшиеся от пота пряди. Линии, избороздившие лоб, не были шрамами — их оставило время и привычка хмуриться. Он прикоснулся рукой к самой глубокой из морщин, к той, что залегла между бровями, и опустил глаза, рассматривая свою грудь, шею, плечи...

Господи, сколько же их, этих шрамов!

Когда он провел пальцами по одному из них на плече, кошмар вновь ожил с ужасающей яркостью.

Сколько же времени прошло с тех пор?

Четыре года? Пять лет? Или больше?

ЦЕЛАЯ ЖИЗНЬ.

Он подумал о светловолосой девушке из кошмарного сна. Она умерла. Истекла кровью.

Дойл тяжело вздохнул.

Сколько времени прошло с той минуты, когда он прикоснулся к ее изуродованному пулями телу?

Сколько лет прошло с той ночи, когда его мир разлетелся вдребезги?

ЦЕЛАЯ ЖИЗНЬ.

Время не лечит. Оно лишь зарубцовывает раны.

— Шон, ты в порядке? — снова прозвучал голос за спиной.

Он взглянул в зеркало. В нем отражалась обнаженная Карен Мосс, стоявшая в дверном проеме.

— Ты испугал меня своим криком, — сказала она.

Он опустил голову.

— Шла бы ты в постель. Мне приснился дурной сон, только и всего.

Она колебалась.

— Я в порядке, — сказал он, повысив голос.

Она вернулась в спальню.

Дойл еще хлебнул воды из-под крана и обеими руками растер лицо.

В зеркале он видел спальню и сидящую на краю кровати Карен. Она обернулась простыней, ее длинные волосы падали на плечи.

Девушка из сна тоже блондинка. Ее звали...

Он прикрыл глаза и тихо произнес ее имя:

— Джорджи.

Завернул кран и пошел в спальню.

Карен с улыбкой наблюдала за ним.

Дойл скользнул в постель. Она тотчас повернулась к нему, прикоснувшись к его груди.

— Так откуда, ты говоришь, у тебя эти шрамы? — спросила она, проведя по одному из них указательным пальцем.

— Об этом я тебе пока ничего не говорил, — уточнил Дойл.

— Несчастный случай?

— Долго рассказывать...

— А я не тороплюсь, — улыбнулась она.

Дойл повернулся к ней, их тела соприкоснулись.

— Зато я тороплюсь, — ответил Дойл, целуя ее в губы.

Карен с жаром откликнулась, ее рука скользнула вниз. От прикосновения к его твердеющей плоти ее желание усилилось. Перевернув ее на спину, он стал ласкать ее грудь. Он гладил ее светлые волосы, и ему казалось, что это волосы девушки из его сна.

Девушки по имени Джорджина Уиллис. Той, чью смерть он тысячи раз переживал в своих ночных кошмарах.

Быть может, ему стоило умереть тогда вместе с ней?

ЕМУ ЕЩЕ ПРЕДСТАВИТСЯ ВОЗМОЖНОСТЬ.

А пока что он насладится близостью с Карен.

Это не позволит вернуться демонам прошлого — по крайней мере до следующего раза.

Однако он прекрасно знал: следующий раз обязательно наступит. Рано или поздно, но наступит.

Время лечит?

БРЕД СОБАЧИЙ.

Глава 3

Абердин-стрит, Центральный район Гонконга

Тормоза такси взвизгнули, водитель отчаянно засигналил.

Человек, вынудивший остановиться машину, не обращая ни малейшего внимания на яростную брань таксиста, неторопливо шел по проезжей части. Машина наконец объехала его.

Человек ступил на тротуар, достал из кармана куртки пачку «Мальборо» и щелкнул зажигалкой. Глубоко затянувшись, он двинулся дальше и, поравнявшись с уличным продавцом чая, остановился. Порывшись в карманах, набрал мелочи на чашку. Пока он маленькими глоточками пил чай, торговец, внимательно оглядывавший его, поморщился, видимо уловив исходивший от него неприятный запах. Человеку, пьющему чай, едва перевалило за сорок. На нем была голубая нейлоновая куртка, похоже, не стиранная уже много месяцев. Под мышками и на спине темнели пятна от пота. Именно застарелым потом от мужчины и разило. Его полосатая рубашка была сплошь покрыта пятнами, брюки же — невероятно коротки и порваны на одном колене. Довершали наряд стоптанные кроссовки.

«Голубая куртка» еще раз затянулся сигаретой. Он стоял, низко опустив голову, словно что-то высматривая в водостоке. Допив свой чай, мужчина вернул чашку продавцу, который, небрежно кивнув, сполоснул ее в небольшом тазу с горячей водой, подогревавшейся газовой горелкой. Продавец долго смотрел вслед «голубой куртке» — тот быстро поднимался на холм, мелькая в толпе пешеходов, запрудивших тротуары. Конечно, размышлял продавец, по городу шляется немало туристов, но эти кварталы их не привлекают; японцы — те иногда сюда захаживают, а вот «гуэйло» — никогда.

Когда торговец снова посмотрел вслед странному прохожему, тот уже затерялся в толпе.

Все еще посасывая «Мальборо», «голубая куртка» вытер лицо тыльной стороной ладони. Недавно прошел ливень, и влажность воздуха заметно возросла. Обливаясь липким потом, он сосредоточенно прислушивался к урчанию в своем пустом желудке.

Он остановился неподалеку от ресторана, наполняющие воздух изысканные ароматы усиливали чувство голода. Последние деньги истрачены на чай, значит, придется вместо обеда подымить сигаретами.

Он снова зашагал по улице. На секунду поднял глаза к затянутому тучами небу, вновь сулившему дождь. Украшавшие магазины вывески выглядели до странности блеклыми в эти дневные часы. Вот когда наступит ночь и они загорятся, тогда будет на что посмотреть. Когда город накроет тьма, всю улицу зальют многоцветные огни. «Голубая куртка» любил этот город ночью, любил его красочные вывески, но любил и его тьму, в которой чувствовал себя уверенней. В темноте можно бесследно раствориться и, ничего не опасаясь, двигаться в любом направлении. А вот день был ему не по душе — при свете дня он чувствовал себя слишком уязвимым.

Когда «голубая куртка» проходил мимо ресторана, его желудок вновь протестующе заурчал. Рядом с рестораном находился магазин готовой одежды, и он увидел, как дефилируют перед зеркалами, примеряя обновки, две посетительницы. Он остановился, наблюдая за ними до тех пор, пока продавщица, заметившая глазеющего бродягу, не отогнала его угрожающем жестом. Как и многим другим, ей не понравился его непрезентабельный вид. Он двинулся к рыбной лавке, где пожилая женщина, низко склонившись над прилавком, болтала с продавцом на кантонском диалекте. Обсуждая достоинства карпа, она тыкала в рыбину пальцем, то и дело обнюхивая его, словно запах пальца мог подсказать ей, какую рыбу выбрать.

Через дорогу мужчины в шортах разгружали грузовик, перетаскивая в магазин ящики и корзины. По их обнаженным торсам струился пот. Музыке, гремевшей в магазине, вторили оглушительные рулады, несшиеся из кабины грузовика.

«Голубая куртка» одолел последнюю затяжку и затоптал окурок ногой. Сделав несколько шагов, он прислонился к стене у входа в магазин, над которым красно-белая вывеска горделиво оповещала: «Самые изящные ювелирные изделия». Рядом с дверью магазина находилась еще одна дверь. Обычная застекленная дверь. За ней видна была деревянная лестница, которая кончалась темной лестничной площадкой. «Голубая куртка» закурил следующую сигарету и уставился на дверь, пытаясь разглядеть что-нибудь через матовое стекло.

Он все еще стоял, глядя на дверь, когда почувствовал на своем плече чью-то руку.

Обернувшись, увидел молодого парня в элегантном костюме. Парень лет двадцати с небольшим с лицом дистрофика — кожа, обтягивавшая лицевые кости, казалось, вот-вот лопнет. Парень резко мотнул головой, давая знать бродяге, чтобы тот убирался подобру-поздорову. «Голубая куртка» повиновался, глядя через плечо, как юноша, толкнув дверь, поднялся по лестнице и растворился во тьме.

Через несколько секунд за ним проследовали еще двое молодых людей.

«Голубая куртка», держась за урчащий живот, пристально разглядывал их. Оба — элегантно одеты, а один из них — длинноволосый, с «конским хвостом».

Похоже, у этих людей денег куры не клюют.

А «голубая куртка» в них крайне нуждался.

Он посасывал сигарету, наблюдая за подкатившим к тротуару «мерседесом», из которого высадились еще двое мужчин лет тридцати пяти. И тоже хорошо одеты.

«Голубая куртка» шагнул вперед, протягивая руку к тому, что шел первым.

Он деликатно, как бы извиняясь, попросил доллар-другой, если найдутся лишние.

Первый мужчина, не глядя на него, прошел мимо, второй засунул руку в карман, извлек пятидолларовую купюру и, сунув ее «голубой куртке», исчез за дверью. «Голубая куртка» благодарно улыбнулся ему вслед и запихал банкнот в карман.

Он уже не раз видел здесь этих людей — и каждый раз приблизительно в одно и то же время. Он знал, что у них водятся деньги, но раньше не решался обратиться к ним за подачкой.

Водитель «мерседеса» заглушил мотор и вытащил из бардачка журнал. Скользнув по «голубой куртке» равнодушным взглядом, он погрузился в чтение.

В здании могли находиться и другие люди, но уж эти-то пятеро, которых он встречал и прежде, были там наверняка. «Голубая куртка» полез в карман и достал оттуда портативную рацию. Включил ее.

— Они внутри, — проговорил Джордж Ли. — Внимание всем подразделениям. Начали.

Глава 4

Машины появились внезапно. С надписями на бортах и без них, все они принадлежали Королевской полиции Гонконга и сейчас выезжали на улицу с обеих ее концов. Часть их тут же встала поперек проезжей части, перегородив движение. Подъехали и крытые фургоны, из которых высыпали полицейские в форме, побежавшие к двери рядом с «Самыми изящными ювелирными изделиями».

Сержант Джордж Ли улыбнулся, глядя на них. Затем, чуть помедлив, толкнул дверь с матовым стеклом и стал подниматься по ступенькам. За ним следовала дюжина полицейских.

На лестничную площадку выходило две двери, обе закрытые. Ли двинулся к ближайшей. Вытащив из плечевой кобуры «смит-и-вессон» 38-го калибра, он вышиб ногой дверь, сбив ее с петель. Комната оказалась довольно просторной; помимо уже знакомой сержанту пятерки, здесь находились еще человек пятнадцать — большинство сидело на полу, вокруг низеньких столиков, на которых были разбросаны карты. Кроме того, Ли приметил стопки банкнотов. Комната тонула в сигаретном дыму.

Когда в помещение ворвались полицейские, все присутствующие повернули головы, а Ли навел на одного из них свой «тридцать восьмой».

— Всем оставаться на местах! — закричал он.

Вероятно, в соседней комнате людей застали за тем же занятием. Ли слышал топот шагов на лестнице, громкие возгласы и брань на нескольких диалектах.

— Встать! — приказал Ли тем, кто, ошалело глядя на полицейских, все еще сидел на полу.

Все, как один, поднялись, нерешительно переминаясь с ноги на ногу. Полицейские в форме принялись выгонять их за двери. К сержанту Ли шагнул один из знакомой ему пятерки, тот, который дал ему деньги.

— Не двигаться! — предупредил Ли.

— Прошу прощения, — улыбнулся мужчина, — а в чем, собственно, дело?

— Заткнись! — рявкнул Ли.

На сержанта с ненавистью взглянул молодой человек с «конским хвостом» и бегающими глазами.

— Через двадцать четыре часа вы все равно нас отпустите, — сказал один из его пятерки. — Для нашего задержания у вас нет оснований.

Это был тощий.

— На сей раз основания найдутся, — ответил Ли.

— Хотите пари? — усмехнулся тощий.

— Хочу, — прошипел Ли, делая шаг в его сторону. Он пнул ногой один из ящиков, служивших игральными столами.

— Вы пытались сделать это и прежде, вы и десятки таких, как вы. Когда же вы, наконец, хоть чему-нибудь научитесь? — насмешливо спросил тощий, ухмылка все еще не сходила с его бескровных губ.

— Теперь вам крышка, — заявил Ли. — Ты это отлично знаешь. И не только вам, но и всем вашим дружкам. Мы взяли вас. Наконец-то...

Он подошел к тощему, достал из куртки наручники и с явным удовольствием защелкнул их на его худых запястьях. Улыбка тощего померкла.

«Конский хвост» решил использовать свой шанс.

Ли оглянулся как раз вовремя, чтобы заметить, как тот, делая шаг к двери, сунул руку за борт пиджака, вытащил «Торус ПТ-92» и дважды выстрелил в полицейского, стоявшего у двери.

Первый выстрел разбил лампу над дверью, второй угодил полицейскому в руку.

Ли выстрелил.

Пуля 38-го калибра поразила «конский хвост» в грудь, пробив легкое. Он рухнул на пол, изо рта хлынула кровь, заливая рубаху.

Игроки молча наблюдали за происходящим.

Ли подошел к «конскому хвосту» и ногой вышиб из его руки пистолет. Наклонившись, заметил, что тот еще дышит.

— Пока еще жив, — сказал Ли. — Отправьте его в больницу. — Затем, взглянув на раненого полицейского, прижимавшего к груди пробитую пулей руку, добавил: — Но проследите, чтобы сначала оказали помощь нашему человеку.

Несколько полицейских повели к выходу раненого товарища, остальные надевали на задержанных наручники.

Засунув револьвер в кобуру, Ли распорядился:

— И поскорее уводите всю эту мразь.

Глава 5

Сержант Джордж Ли отхлебнул из пластикового стаканчика и поморщился: содержимое его совсем остыло. Он выбросил стаканчик в корзину и потянулся за лежавшими на столе сигаретами.

— Курево тебя доконает, — сказал Джон Чинг, не поднимая головы. — Уж я-то знаю, сам выкуривал по сорок штук в день.

— Ты никогда не упускаешь случая напомнить мне об этом, — огрызнулся Ли. — Если и есть в этом мире кто-то, кого я ненавижу, — так это заядлые курильщики. — Он выдохнул дым в сторону Чинга. Тот улыбнулся. Оба некоторое время смотрели друг на друга, затем Ли кивнул в сторону папок из манильской пеньки, которые лежали перед Чингом: — Всех проверили?

— Всех пятерых, в том числе и того, которого ты подстрелил, — ответил Чинг. — Все пятеро признали, что принадлежат к триаде Тай Хун Чай.

Ли кивнул.

Яркий солнечный свет отражался от зеркальных окон полицейского участка на Глочестер-роуд. С крыши этого здания открывался великолепный вид на стадион «Вэнчай», на гавань и на Каолунь за нею. Ли частенько глядел оттуда на город, на скопление лодок на темной воде гавани. На пароме «Стар» до Каолуня можно добраться минут за десять, даже быстрее.

Ли вырос там — в голоде и нищете. Теперь на ту же нищету он смотрел с другой стороны гавани.

— Да, если тебя это интересует... раненный тобой человек будет жить, — сообщил Чинг.

Ли пожал плечами.

— В следующий раз я буду целиться лучше, — пробормотал он.

— Он — довольно известная личность, — продолжал Чинг, просматривая бумаги. — Последние шесть месяцев был Хун Куаном. Амбициозный парень.

Ли погасил сигарету и полез за следующей.

— Что-нибудь не так, Джордж? Похоже, ты не очень доволен, — сказал Чинг.

— А чему радоваться?

— Господи, да за эти десять месяцев мы сорвали больше операций триад, чем вся Королевская полиция Гонконга за последние десять лет. Они покидают Гонконг и Каолунь. Мы заставили их бежать. Наконец-то они теряют силы.

— Ты и в самом деле веришь в то, что говоришь, Джон?

— Но это факт.

— Положим, мы вынудили их убраться из Гонконга или они уйдут по собственной воли — что с того? Они обоснуются в Макао, Бирме, Малайе или Сингапуре. Мы с тобой восемь лет бьемся с триадами. Выбросить их из Гонконга — не значит покончить с ними.

— Это не наши заботы, — вызывающе взглянул на него Чинг.

— Мы перекладываем свои проблемы на других.

— Ну и прекрасно. Пусть другие и поработают с наше. Но я говорю тебе, Джордж, мы их гоним.

— Триады действовали здесь тысячи лет. Ты думаешь, что, разгромив несколько банд, организовав налеты на игорные дома или закрыв бордели, ты покончишь с ними?

— Но раньше мы даже этого не могли сделать. Ублюдки, которых арестовывали время от времени, отделывались штрафами и небольшими сроками. А вот в последние десять месяцев все арестованные получали на полную катушку. И я говорю тебе, Джордж, мы будем их бить.

— Когда я впервые надел погоны, мой офицер-наставник сказал мне, что триады будут существовать всегда. Он говорил, что, пока восходит солнце, они будут жить.

— Он ошибался, — возразил Чинг.

Ли поднял брови.

— Надеюсь, что ты прав, — проворчал он.

Глава 6

Лондон

Он был уверен, что последние десять минут за ним следят.

В первый раз он заметил это, когда остановился выпить кофе. Стоя в «Макдональдсе» на Шафтсбери-авеню, он увидел за окном тех, кто его пас: один высокий, второй чуть пониже, но на вид более крепкий. Высокий не сводил с него глаз. Они даже не пытались скрываться.

Невысокий крепыш вошел внутрь, выпил стакан кока-колы и вернулся к своему напарнику.

Билли Кван потягивал свой кофе и, поглядывая на них, пытался вспомнить, знает ли он этих двоих.

Допив кофе, выбросил стаканчик в корзину и вышел.

Они выждали секунд десять — пятнадцать и последовали за ним.

Кван перебежал улицу, лавируя между машинами.

Двое мужчин последовали за ним, ускорив шаг.

Кван прошел Маклсфилд-стрит и попал на Джеррард-стрит. Он подумал, а не прибавить ли шагу, — просто чтобы проверить, как поступят те двое.

Оглянувшись, убедился, что они следуют за ним.

Он действительно зашагал гораздо быстрее, изредка переходя на бег, чтобы увеличить расстояние между собой и преследователями, хотя и не понимал толком, почему вдруг ощутил настоятельную потребность убраться от них подальше.

Может быть, ему следует просто остановиться и, дождавшись этих двоих, спросить, что им от него надо?

Высокий перешел на бег.

Кван сделал то же самое и столкнулся с парой средних лет, выходившей из ресторана. Мужчина успел лишь досадливо взмахнуть рукой. Не извиняясь, Кван припустил по улице. Несколько раз оглянулся на преследователей.

Они, как и Кван, были в джинсах и спортивных свитерах. Как и он — лет двадцати с небольшим. И как и он — китайцы. Кван повернул за угол, на Вордур-стрит. Уличная иллюминация облегчала задачу преследователям. Ослепительно сверкавшие огни высвечивали каждый метр. Где же укрыться?..

Кван слегка замедлил бег и попытался смешаться с большой группой пешеходов, переходивших улицу в направлении Лестер-сквер.

Проталкиваясь между ними, Кван наступил на ногу светловолосой девушке, которая, взглянув на него, что-то раздраженно проворчала.

Он обошел двух мужчин, сидевших за металлическим столом возле Швейцарского центра. Здесь же стоял еще один — в национальном шотландском костюме, игравший на волынке. У ног его лежала коробка, в которую прохожие бросали монеты. Рядом дремала тощая собака.

Странно, что он замечал подобные мелочи, ведь его сейчас должно было занимать только одно: как оторваться от преследователей?

Обернувшись, Кван снова их увидел. Они торопливо шагали по тротуару, высматривая беглеца.

Следуя за самозабвенно целующейся парочкой, он вышел на Лестер-сквер, обогнул очередь, ожидавшую открытия кинотеатра «Эмпайр».

Возможно, ему лучше было бы укрыться в каком-нибудь здании? Или раствориться в толпе?

СПРЯТАТЬСЯ ИЛИ ПОВЕРНУТЬСЯ К НИМ ЛИЦОМ?

Он решил, что сумеет опередить их.

И тут же, заметив его, преследователи снова бросились в погоню. Они неслись за ним, точно гончие за лисой.

Кван медлил.

КУДА ЖЕ УХОДИТЬ?

Дыхание с хрипом вырывалось из его легких.

Наконец, решившись, он бросился налево, в сторону Сент-Мартин-стрит, и во весь дух понесся по тротуару.

Преследователи тоже бежали во все лопатки, бесцеремонно расталкивая прохожих.

Кван снова оглянулся, утирая со лба пот.

Прямо перед собой он увидел темный двор.

Что, если укрыться там?..

Он свернул за угол и оглянулся. Когда он увидел, что дистанция между ним и его преследователями несколько увеличилась, его лицо расплылось в улыбке.

Двор находился футах в десяти.

Обогнув высокую кирпичную стену, он прижался к ней, затаив дыхание.

Высокий, промчавшись мимо, исчез за углом Орандж-стрит.

Кван улыбнулся, расслабился.

БУДЬ Я ПРОКЛЯТ!

Он вышел из тени и наткнулся на второго преследователя, коренастого.

Улыбка тотчас сползла с его лица.

— Тебе что надо, ты, дерьмо собачье? — прохрипел Кван, его вдруг охватила ярость.

Преследователь молча приближался. Кван заметил, как рука его противника скользнула к поясу, под свитер.

— Я разобью твою гнусную харю, — не слишком уверенно произнес Кван.

В следующее мгновение коренастый выхватил нож. У Квана перехватило дыхание.

Нож был с широким лезвием, в длину — дюймов девять. Тесак мясника...

ОДИН НА ОДИН. В КОНЦЕ КОНЦОВ, ШАНС ЕСТЬ.

И тут из-за угла появился высокий. Он входил во двор и улыбался... Кван похолодел. Высокий вытащил из-за пояса точно такой же нож, как у дружка.

— Что вам от меня нужно? — прошептал Кван, отодвигаясь от них как можно дальше, пока не уперся спиной в стену.

Ни один из преследователей не удостоил его ответом. «Похоже, эти чертовы тесаки ужасно острые», — почему-то пришло ему в голову.

Они набросились на него.

Глава 7

Шон Дойл скрипнул зубами, поднимая штангу. Вены на шее и висках вздулись от напряжения. Опуская снаряд, он вдруг почувствовал легкую боль в плече, однако, не обращая на нее внимания, снова поднял штангу.

И еще раз поднял.

Боль то ли утихла, то ли Дойл привык к ней. Он всецело сосредоточился на упражнении: вверх-вниз, вверх-вниз, и так без устали.

Пот, уже пропитавший его серую футболку, выступил темными кругами под мышками, струился по спине...

Дойл видел свое отражение в зеркале напротив, видел, как напряглись бицепсы, когда он поднимал снаряд.

В зале на Пентонвил-роуд кроме него никого не было. Часы на стене показывали 7. 06 утра. Дойл занимался уже целый час. Полмили, отделявшие зал от его квартиры в Ислингтоне, он пробежал трусцой и так же намерен был вернуться домой после тренировки.

Хозяина зала Дойл знал уже много лет. Этого низенького узколицего типа он звал просто по имени — Гас. Фамилия же хозяина его просто-напросто не интересовала. Каждое утро в шесть часов Гас открывал для него зал, позволяя час и даже больше тренироваться в полном одиночестве. Дойл ценил подобное внимание.

Врачи сказали, что тренировки помогут ему восстановиться. А Дойлу это было необходимо.

ВОССТАНОВИТЬСЯ...

В обретении физической мощи он преуспел вполне, несмотря даже на то, что старые ранения порой давали о себе знать. Но вот психическое восстановление...

Дойл стиснул зубы, твердо решив поупражняться со штангой чуть дольше обычного. Его лицо покрылось испариной. Пот струился по щекам, подбородку, капал на грудь.

Упражнения укрепляли мышцы, делали его сильнее — но как быть с воспоминаниями? Дойл знал, как справиться с болью физической, ее он относил к издержкам своей профессии, — но вот как бороться с душевными страданиями, он понятия не имел.

Он бросил на пол штангу — по залу разнесся грохот металла. Дойл провел рукой по своим длинным волосам, отбрасывая со лба мокрые от пота пряди.

Массируя мышцы рук и плечи, он направился к боксерской груше, свисавшей с потолка.

Удивительно, что он до сих пор жив.

Пока он безжалостно молотил грушу, эта мысль снова и снова приходила ему в голову.

Несколько лет назад он должен был погибнуть от взрыва бомбы в Лондондерри. Однако выжил, хотя до сих пор не мог понять, каким чудом его не разорвало на клочки. После того взрыва Дойл восстанавливался, как и сейчас.

Как бойцу подразделения по борьбе с терроризмом, Дойлу не раз приходилось рисковать жизнью.

Он безжалостно молотил грушу.

...После того случая, после взрыва бомбы, ему советовали выйти в почетную отставку. Однако Дойл не из тех, кто прислушивается к советам. Он вернулся к своей службе, снова отправился в Ирландию. И снова чудом уцелел.

Он умудрился оправиться от ран, после которых, по идее, заколачивают в деревянный ящик. Правда, временами Дойл проклинал свою неистовую жажду жизни. Ведь не осталось никого, о ком он мог заботиться... Все, с кем он работал, к кому имел неосторожность привязаться, — все мертвы. А Дойл уцелел... И ведет его теперь по жизни только гнев да жажда мести. И если этот гнев, если это неистовое стремление к отмщению все же приведут его к могиле, — что ж, так тому и быть. Нет, он, Дойл, не искал смерти — он просто не боялся ее. Для того, кто невысоко ценит свою жизнь, жизнь, полную боли и горьких воспоминаний, трагический финал становится лишь облегчением...

Дойл обрушил на грушу серию ударов, передвигаясь так, словно ему противостоял настоящий противник.

Ему вновь явился образ светловолосой девушки.

ДЖОРДЖИ.

Он с нежностью произнес ее имя.

ЗАБУДЬ ЕЕ. ЗАБУДЬ ВСЕ.

Легче сказать, чем сделать.

ТЫ ВСЕГДА ГОВОРИЛ, ЧТО НЕ ПОЗВОЛИШЬ СЕБЕ УВЛЕЧЬСЯ. ЭТО БЫЛА ТВОЯ ОШИБКА.

Он обрушился на грушу с удвоенной энергией.

Ему предлагали уйти в отставку. Они предлагали... Эти чинуши... Люди, отдававшие ему приказы.

ДА КТО ОНИ ТАКИЕ, ЧЕРТ БЫ ИХ ПОБРАЛ?!

Без своей работы он себя не мыслил, без нее он был мертв. После отставки он и месяца не протянул бы. Всунул бы в рот револьверный ствол да и нажал бы на спуск. С другими такое случалось. С такими же, как он. Дойл не создан был для тихой жизни, пусть даже при хорошей пенсии, полагавшейся ему за прежние заслуги. Тихая, спокойная жизнь — вот к чему его хотели приговорить... Уйти в отставку, сидеть без дела, прозябать, жить одними лишь воспоминаниями, ожидая неизбежной смерти. Возможно, от них бы он рехнулся, от своих воспоминаний, превратился бы в слабоумного идиота.

Дойл не хотел, чтобы его жалели, и не собирался ставить себя в такое положение, когда поневоле вызываешь у людей именно это чувство.

Он в последний раз ударил грушу и остановился, глядя, как она раскачивается. Потом вытер лоб тыльной стороной ладони и направился к двери, прихватив по дороге свитер. Одевшись, снова вытер лоб рукавом и стал медленно спускаться по лестнице.

— Пока, Гас! — крикнул он, уже стоя внизу. — Завтра в это же время, договорились?

Не дожидаясь ответа, Дойл открыл дверь и вышел на улицу.

Дул свежий утренний ветерок, гнавший по улице обрывки

Дойл бежал довольно спорой, но ровной трусцой.

По дороге он обогнал нескольких пешеходов, направлявшихся в сторону Кинг-Кросс. Заметив еще одного бегуна, усмехнулся: бедняга был слишком уж тучен, и бег ему давался нелегко.

Он вдруг почувствовал боль в левой ноге — одно из последствий той ночи, когда он был так близко к смерти.

Дойл постарался выбросить из головы воспоминания, забыть о боли. Если бы он с такой же легкостью мог вытравить из своей памяти образ Джорджи...

Если бы...

К ЧЕРТУ!

Он взглянул на часы и побежал быстрее.

Поскорее бы добраться домой. А там душ, свежее белье...

Ни о чем другом ему думать не следует.

Глава 8

Графство Даун, Северная Ирландия

— Закончится ли когда-нибудь этот проклятый дождь?

Близоруко щурясь, рядовой Стюарт Крайтон вглядывался в ветровое стекло грузовика «скания», — «дворники» едва справлялись с потоками дождя.

— Господи, да он льет не переставая с тех самых пор, как мы здесь появились, — не унимался Крайтон.

— Можно подумать, что в твоем Глазго не бывает дождей, — усмехнулся рядовой Рей Фербридж, бросая взгляд на карту, которая лежала у него на коленях. Он отметил их маршрут указательным пальцем, затем посмотрел в боковое зеркальце.

Следом за ними по дороге, пролегавшей среди сельской местности Ольстера, громыхали еще два таких же грузовика-десятитонки. Параллельно дороге протекала река Банн, вздувшаяся от дождя, лившего непрерывно уже двое суток.

Но вот дорога сделала резкий поворот, и река скрылась за деревьями.

Заднее колесо неожиданно попало в выбоину, «скания» накренилась. Крайтон вполголоса выругался, пытаясь выровнять машину.

В заднюю стенку кабины забарабанили кулаки: сидевшие в кузове давали знать, что встряска пришлась им не по душе.

В каждом из грузовиков находилось по четыре человека: двое в кабине и двое в кузове, с грузом.

Небольшой караван выехал из Ньюри немногим более получаса назад. До Портадауна оставалось ехать часа два, возможно, дольше, учитывая плохую видимость.

— Слушай, а чему это ты все радуешься? — поинтересовался Крайтон, вытирая капли влаги, выступившие на внутренней стороне ветрового стекла. — С самого Ньюри цветешь, точно у тебя второй член вырос.

— Через два дня еду в отпуск, вот и радуюсь, — ответил Фербридж, все еще глядя на карту. — Пока ты тут будешь под дождем сопли жевать да толдычить о своем Глазго, я буду посиживать с приятелями в пабе. Или трахать подружку.

Что-то проворчав себе под нос, Крайтон еще крепче вцепился в руль. Грузовик заносило на скользкой дороге. Водители машин, которые ехали следом, испытывали те же трудности, и всей колонне пришлось сбавить скорость.

— А нет ли какой-нибудь другой дороги? — поинтересовался шотландец.

— Примерно через полчаса мы проедем городок Скарву. После него станет полегче, — сказал Фербридж. — Мы не можем изменить маршрут на полпути, ты же знаешь. Парни из саперной службы проверили эту дорогу прошлой ночью и дали добро.

Высокие склоны, тянувшиеся по обе стороны, становились все ниже, и вскоре они уже ехали по равнине, густо поросшей деревьями. Крайтон порадовался тому, что в настоящий лес они все же не углубились. Он, как и его товарищи из 3-го батальона гренадеров, прослужил в Северной Ирландии достаточно долго, чтобы знать: на открытой местности всегда безопасней. За нынешнюю смену батальон потерял четырех человек: один погиб в перестрелке, а трое получили тяжелые ранения от взрыва бомбы в Арме. Крайтон и сам был легко ранен осколками той бомбы, однако единственным напоминанием об этом остался небольшой шрам на левой щеке. Во времена своей бурной юности в Глазго он зарабатывал шрамы и пострашнее.

— Машина, — сказал шотландец, заметив встречный автомобиль.

Фербридж кивнул и слегка приподнялся на сиденье, наблюдая за синим седаном съехавшим на обочину, чтобы пропустить колонну грузовиков.

Они подъезжали к развилке.

— Поворачивай направо, — сказал Фербридж.

Раздался скрежет — барахлила коробка передач.

— Почем нынче замена трансмиссии? — улыбнулся Фербридж.

— Знаешь, имел я тебя...

— Благодарю за честь, Джок[1]. — Фербридж нервно забарабанил пальцами по дверце. — Скажу тебе по секрету: я прямо помираю, так хочется подставить кому-нибудь зад.

— Ну, тебе не долго ждать осталось, так ведь? — помрачнев, отозвался Крайтон, заметивший, что дорога вновь запетляла между крутыми склонами, густо поросшими лесом.

Дождь по-прежнему барабанил по стеклам.

— Мне кажется, я провел за рулем уже черт знает сколько времени, — неожиданно проговорил Крайтон. — Наверное, это ты нагоняешь на меня такую тоску.

— Могло быть и хуже. Если бы, например, на моем месте сидел Малки-бой... — заметил Фербридж.

— И как этот хрен умудрился дослужиться до сержанта? — недоуменно пожал плечами Крайтон.

— Нам, Джок, только гадать остается. А давай его самого спросим? — Фербридж указал большим пальцем за спину. Сержант Малколм Тернер и был одним из сидевших в кузове. — Если ты посильнее их встряхнешь, может, он и вывалится.

— Не искушай меня, — ухмыльнулся Крайтон.

Оба громко засмеялись.

Они все еще посмеивались, когда лобовое стекло вдруг разлетелось вдребезги.

Глава 9

Сидевших в кабине солдат осыпало осколками. И тотчас же застрекотал автомат.

— О Господи! — завопил Крайтон, изо всех сил пытаясь выровнять грузовик, который заносило к краю дороги.

Фербридж поднял руку, прикрывая лицо от ветра и дождя. Случайно коснувшись виска, он почувствовал на ладони что-то липкое и теплое. Взглянув, увидел кровь.

— Да чтоб вас!.. — заорал он, хватаясь за винтовку.

Крайтон яростно крутил рулевое колесо.

Внезапно разлетелось вдребезги одно из боковых стекол.

В кабину вновь посыпались осколки.

Крайтон инстинктивно поднял руки, прикрывая глаза. Машина осталась без управления, но Фербридж, тотчас вцепившись в руль, попытался выровнять ее. Примерно то же самое происходило и позади них, в кабинах других грузовиков. Последняя из машин остановилась, вторую сильно занесло, когда водитель резко нажал на тормоза.

У Крайтона из пореза на виске хлынула кровь.

— Паршивые ублюдки! — заорал он.

Пуля угодила в его открытый рот и вышла из затылка. Липкое месиво — мозги и раздробленная кость — забрызгало форменную куртку Фербриджа.

Крайтон повалился на руль, нога его вдавила в пол педаль газа. Рванувшись к краю дороги, «скания» поднялась по склону футов на пятнадцать и рухнула вниз, завалившись набок.

Фербридж задыхался — его придавил труп Крайтона. Из головы шотландца, вернее, из того, что от нее осталось, все еще хлестала кровь. Фербридж с трудом выбрался из-под тела товарища и стал карабкаться к дверце водителя. Только так он теперь мог выбраться наружу. Рывком распахнув дверцу, начал подтягиваться вверх, навстречу потокам дождя. Но едва лишь голова Фербриджа показалась над бортом кабины, как в правый глаз его вонзилась пуля, прошедшая сквозь мозг и вырвавшая часть затылка.

Он рухнул вниз, тело его забилось в агонии.

Из крытого кузова выбрались два других солдата, у одного из них кровоточил на щеке глубокий порез.

На обочине дороги раздался оглушительный грохот.

— Минометы! — завопил сержант Тернер, приседая. Его осыпало комьями мокрой земли.

Вновь послышалась пальба из стрелкового оружия: треск винтовочных выстрелов и стрекот автоматных очередей.

Из кузова второго грузовика выпрыгнули рядовые Макмагон и Эндрюс. Они бросились к придорожным насыпям в поисках укрытия.

— Эти гады вон там, в той роще! — заорал Эндрюс.

И снова грохнул миномет. К небу взмыл фонтан грязи, все вокруг заволокло клубами дыма.

— Убрать машины с дороги! — рявкнул сержант Энди Коулз, выпрыгивая из кузова третьего грузовика. Едва лишь ноги сержанта коснулись асфальта, как в его левое бедро угодила пуля, раздробив кость. Коулз повалился на землю, из раны потоком хлынула кровь. Отползая ко второму грузовику, он молил Бога об одном: только бы не оказалась задетой бедренная артерия. За ползущим сержантом тянулся липкий красный след.

Боб Маккензи бросился на помощь раненому. По асфальту вокруг них щелкали пули.

Схватив протянутую Коулзом руку, Маккензи потащил его к обочине дороги. Услыхав грохот миномета, оба припали к земле, прижимаясь к ней как можно плотнее.

Однако на сей раз снаряд угодил в цель.

Этим снарядом их и разорвало.

— Быстрее вызывай подмогу! — закричал Тернер Эндрюсу, возившемуся с рацией. — Передай им наши координаты.

Эндрюсу никак не удавалось настроиться на нужную им частоту.

— Да пошевеливайся же ты! — взревел Тернер.

Вокруг рвались минометные снаряды. Не стихала и автоматная пальба. Клубы дыма, поднимавшиеся после каждого взрыва, тут же прибивало к земле проливным дождем. Но солдаты все равно почти ничего не различали за водной пеленой. Лишь вспышки выстрелов указывали приблизительное местонахождение нападавших.

Рядовой Росс Уильяме пытался наложить жгут на руку раненому Тиму Дэниелу. Осколок мины угодил Тиму в ладонь, и он крепился изо всех сил, стараясь не впасть в беспамятство.

Внезапно пули стали ложиться прямо вокруг них, впиваясь в рыхлую землю насыпи. Оба припали к земле.

— Они берут нас в клещи! — заорал Тернер.

Обернувшись, солдаты увидели ослепительные вспышки уже и на левом склоне, по другую сторону дороги. Эндрюс все еще возился с рацией, когда в ключицу ему впилась пуля. Следующей пулей радисту раздробило голень. Взвыв от боли, он повалился на спину. Потоки дождя лились в его раскрытый рот.

Тернер склонился к рации, но в тот же миг раздался взрыв, отбросивший сержанта на дорогу. В ушах у него стоял звон, глаза почти ослепли. Беспомощно лежа на спине, Тернер прикрывал лицо ладонями, между пальцами струилась кровь — нижняя челюсть у сержанта практически отсутствовала.

— Убрать грузовики с дороги! — прокричал капрал Джон Тернбулл, бросившись к кабине второй машины.

Пули со звоном ударялись о капот. Одна из них впилась Тернбуллу в бок, пробив навылет мягкие ткани и вырвавкусок мяса. И все же капралу удалось забраться в кабину. Повернув ключ зажигания, он до упора выжал педаль газа. Взревел мотор. Грузовик рванулся вперед, едва не задев Тернера, который по-прежнему лежал на дороге, прижимая к лицу руки.

И снова ударил миномет, снаряд разорвался в каком-то футе от колес грузовика. Лобовое стекло лопнуло, покрывшись паутиной трещин. Сжав руку в кулак, капрал пробил в нем дыру как раз вовремя, чтобы заметить, что «скания» летит прямо в образованную взрывом воронку. Грузовик сильно тряхнуло. Тернбулл застонал от боли, когда рулевая колонка въехала ему в солнечное сплетение. У капрала перехватило дыхание; завалившись на бок, он выпал из кабины.

Эндрюс продолжал кричать.

Макмагон и Уильяме отстреливались как могли.

— А ну-ка, подходите ближе, поганые ублюдки! — орал Уильямс, не снимая палец со спускового крючка.

— Я их вижу! — рявкнул Макмагон, указывая на смутную тень, мелькнувшую между деревьями.

Следующий минометный залп был настолько оглушительным, что казалось, превосходил мощью все предыдущие. Земля содрогнулась, к небу взметнулось грибовидное облако, окутавшее поле боя черным саваном.

На дороге воцарилась тишина — если не считать дроби дождя, барабанившего по капотам «сканий».

Глава 10

Первый фордовский фургон быстро спускался по склону; колеса его порой пробуксовывали в топкой грязи, забрызгивающей борта машины. Фургон затормозил у одной из воронок, которыми, словно оспинами, была изрыта дорога.

Второй фургон следовал за первым; его задние дверцы распахнулись еще до того, как он остановился.

Наружу выбрались четверо вооруженных людей в черных масках, скрывавших лица.

Переступая через распростертые на земле тела солдат, они быстро продвигались в направлении «сканий», все еще окутанных клубами дыма.

Один из них, остановившись у воронки, обвел взглядом неподвижные тела людей в армейской форме — они были мертвы или, возможно, тяжело ранены.

Стоявший у воронки крепко сжимал автомат «АК-47», поводя стволом из стороны в сторону, наблюдая, не пошевелится ли кто-нибудь из солдат.

Остальные трое забрались в ближайшую «сканию», набросились на груз, точно гиены на падаль. Они нашли то, что искали: заколоченные деревянные ящики без надписей. Проворно, но вместе с тем и осторожно они вытаскивали их из кузова «скании» и так же быстро и умело грузили в фургоны.

Вытащив три ящика из первого грузовика, перешли к следующему.

Действовали четко и слаженно, и вскоре была разгружена и вторая «скания».

Главарь, самый высокий из четверки, взглянул на часы и постучал пальцем по стеклу.

Нужно было торопиться.

Засада, как они и предполагали, удалась на славу, но теперь решающим фактором становилось время. Для успешного завершения всей операции необходимо было как можно скорее скрыться.

Человек с «Калашниковым» в руках заметил, что один из раненых пошевелился. Обе ноги солдата были перебиты: одна из костей голени, прорвав острым концом штанину, вышла наружу. Солдат тихо застонал.

И в тот же миг сквозь шум дождя до них донесся глухой рокот.

Звук этот становился все громче.

— Эй, пошевеливайтесь! — прикрикнул на приятелей высокий.

Человек с «Калашниковым» нетерпеливо переминался с ноги на ногу, поглядывая то на низко нависшие облака, то на лежавших на земле солдат, — он явно нервничал.

Но вот подняли последний ящик, едва не уронив его. Тащившие ящик налетчики, направляясь к своему фургону, поравнялись с двумя бездыханными телами в форме.

Росс Уильяме, раненный в шею и плечо, внезапно приподнялся и, выбросив вперед руку, ухватил одного из врагов за ногу. Тот рухнул на асфальт, выронив ящик. Истекающий кровью Уильяме, собрав остатки сил, отчаянно рванулся к лицу налетчика. Окровавленные пальцы, зацепив маску, сорвали ее с лица бандита.

— Паршивый ублюдок, — прохрипел Уильяме, захлебываясь кровью.

Наконец налетчику удалось вырваться. Он откатился от Уильямса, и тотчас над самым ухом его грянула автоматная очередь. Повернув голову, он увидел, как человек с «Калашниковым», стоя над Уильямсом, в упор расстреливает его. Тело солдата билось в судорогах, кровь фонтаном хлестала из ран. Наконец стрелявший поднял вверх дуло автомата и, пнув ногой лежащий перед ним труп, сделал шаг назад; он едва не потерял равновесие, поскользнувшись в луже крови. Не говоря ни слова, мужчина без маски вскочил на ноги и снова ухватился за край ящика.

Покончив с погрузкой, налетчики запрыгнули в свои фургоны, которые тотчас же отъехали. Рокот между тем все приближался. Фургоны мчались по дороге, покидая поле боя. Докатив до развилки, они разъехались в разные стороны.

Рокот становился оглушительным, громоподобным; но то были не раскаты грома, а грохот вертолетных лопастей, рассекавших воздух.

Зависший над дорогой «Линкс» походил на огромную марионетку, раскачивающуюся на невидимых нитях. Покружив минуту-другую, вертолет начал медленно снижаться.

Рядовой Найджел Эндрюс слышал стук вертолетных винтов, как слышал до того шум моторов отъезжающих фургонов, как слышал автоматную очередь, когда стреляли в Уильямса. Тело Найджела разрывала на части адская боль. Вот только ног он совсем не чувствовал...

Внезапно в его мозгу, точно неоновая реклама, вспыхнуло слово «калека». Из ран по-прежнему струилась кровь, сливавшаяся с кровью Уильямса в одну огромную алую лужу.

Эндрюс лежал неподвижно — как и в тот миг, когда люди в масках подошли к нему. Он видел их из-под неплотно прикрытых век. Видел, как Уильяме схватил одного из них за ногу и сорвал с бандита маску, как его изрешетили пулями. Но главное — он видел лицо того налетчика и попытается его запомнить. Ведь это очень важно... Эндрюс изо всех сил напрягал память, но мозг его отвергал все — все, кроме слова «калека».

ЗАПОМНИТЬ ЭТО ПРОКЛЯТОЕ ЛИЦО.

Ног он по-прежнему не чувствовал.

Дождь хлестал с такой яростью, что казалось, будто в лицо вонзаются иголки.

КАЛЕКА...

Во всяком случае, он чувствует, как капли стекают по лицу.

ЖАЛЬ НОГИ...

У этой суки были ярко-голубые глаза.

Это он запомнил.

«Линкс» коснулся земли.

Он услышал крики.

Голубые глаза...

КАЛЕКА...

Он впал в беспамятство.

Глава 11

Водитель до отказа выжал педаль газа, пытаясь максимально увеличить расстояние между вертолетом и фургоном.

Фордовский фургон, осевший под тяжестью ящиков, мчался со скоростью семьдесят миль в час.

Поль Риордан оглянулся, однако вертолета не увидел, вытер мокрое от дождя лицо.

Все прошло гладко.

Операция четко спланирована и осуществлена с максимальной эффективностью. Он был доволен, несмотря на инцидент с раненым солдатом. И почему тот ублюдок не лежал себе спокойно? Что ж, придурковатые герои всегда найдутся.

Риордан взглянул на спидометр — стрелка подползала к отметке «80». Прежде чем этот проклятый вертолет коснется земли, они будут уже в нескольких милях от него, хотя едва ли конвой успел подать сигнал тревоги...

Риордан улыбнулся, взглянув на деревянные ящики, стоявшие в задней части фургона. Потом они их распакуют. Он с торжествующим видом похлопал ладонью по крышке одного из них.

Сидевший за рулем человек внимательно глядел на дорогу, уверенно ведя фургон к месту назначения.

Еще несколько минут — и они у цели. Позже встретятся с остальными.

— Спасибо за помощь, — сказал Риордан. — Тот ублюдок застал меня врасплох.

Водитель не ответил. Ухватившись за край маски, он стянул ее и бросил за спину. Потом тряхнул головой, и по плечам рассыпались пышные белокурые волосы.

— Ты просто молодчина. Спасибо тебе, — повторил Риордан.

Мэри Лири лишь улыбнулась в ответ.

Глава 12

Кладбище Норвуд, Лондон

Дойл поставил свой «датсун» у центрального входа и зашагал по усыпанной гравием главной аллее. Камешки слегка поскрипывали у него под ногами.

Дул резкий ветер, моросил дождь, капли воды стекали по кожаной куртке. Порыв ветра отбросил со лба его длинные волосы, и густые пряди развевались за спиной танцующими змейками. Одной рукой он поднял воротник, другой сжимал букетик красных гвоздик.

Свежие могилы по обе стороны аллеи были усыпаны цветами — свидетельствами скорби. Ветер сорвал карточку с одного из букетов, и чернила, размытые дождем, капали на сырую землю черными слезами.

Миновав свежие могилы, он заметил, что остальные ухожены уже не так тщательно. Многие надгробия выглядели крайне неряшливо: надписи местами стерлись, вазы для цветов покрылись ржавчиной, большинство из них пустовало, а из некоторых торчали увядшие стебли. Дойл свернул направо, где трава была гуще. Он шел не по дорожке, а скорее по следу, протоптанному в траве множеством ног. Впереди находились могилы, которым было лет по пятьдесят-шестьдесят и за которыми давно уже никто не ухаживал.

Возможно, люди, когда-то навещавшие эти могилы, и сами уже лежали где-нибудь по соседству.

С одной из надгробных плит с фотографии в виде медальона взирало лицо мужчины лет тридцати пяти. Немногим меньше было сейчас Дойлу.

Он шел все дальше и знал, что уже близко...

Впереди, среди множества белых надгробий и крестов, выделялся могильный камень из черного мрамора. Медленно приблизившись, Дойл прочитал надпись:

"ДЖОРДЖИНА УИЛЛИС

ДА ПОЧИЕТ В МИРЕ".

Даты свидетельствовали, что умерла она в двадцать восемь лет.

Дойл стоял пред могилой. Ветер шелестел целлофаном, в который были завернуты гвоздики. Наконец он опустился на колени и принялся за уборку.

Влажной тряпкой стер с надгробия грязь, протер бордюр, вылил из вазы старую воду.

В нескольких ярдах находился кран. Дойл подошел к нему, ополоснул вазу и, наполнив ее свежей водой, возвратился к могиле.

Он давно сюда не приходил. Уже месяца два, возможно, больше. Время утратило для него значение... Он знал, что, кроме него, никто не навещает могилу. У Джорджи не было семьи — он единственный, кто приходил сюда.

Дойл бережно поставил гвоздики в вазу и, скомкав целлофановую обертку, сунул ее в карман.

Разогнувшись, он заметил женщину, стоявшую у могилы ярдах в двадцати. Припав к надгробию, она что-то тихо говорила, будто надеялась услышать ответ.

Ей было лет тридцать, внешне довольно привлекательная. Но кого же она похоронила?.. Мужа? Отца или мать? А может, ребенка? Еще с минуту наблюдал он за женщиной, затем глаза его вновь обратились к могиле Джорджи.

Наверное, ему не следует больше приходить сюда. Нужно похоронить воспоминания о Джорджи, как похоронена она сама.

Зачем он возвращается сюда снова и снова?

Не для того ли, чтобы напомнить себе, что и он мог бы лежать сейчас в сырой земле?

ВОЗМОЖНО, ТАК И ДОЛЖНО БЫЛО СЛУЧИТЬСЯ.

Сколько времени прошло с тех пор, как она умерла?

Пять лет? Шесть?

ИЛИ БОЛЬШЕ?

Какое это имеет значение? Она мертва, вот и все. Случилось ли это десять минут назад или десять лет — она ушла навсегда.

Ветер, похоже, усиливался. Ветви деревьев метались из стороны в сторону, в воздухе кружились листья.

Жалобные стенания ветра в кронах деревьев походили на плач скорбящих, напоминали о том, сколько горя видели эти деревья на своем веку.

Дойл прикрыл глаза, пытаясь совладать с осаждавшей его мозг круговертью образов, с обрывками мыслей, — они кружили, мелькали, проносились, словно листья, гонимые ветром.

Джорджи.

Дойл представил ее улыбающееся лицо.

Затем то же лицо, залитое кровью.

— Черт, — пробормотал он.

Женщина, недавно сидевшая у соседней могилы, возвращалась теперь к главной аллее. Проходя мимо, она вежливо кивнула. Дойл, ответив тем же, смотрел ей вслед.

Ветер усиливался, очередной порыв заставил Дойла поежиться. Глаза увлажнились...

Слезы?..

Он покачал головой, затем повернулся, уже собираясь уходить, однако, не удержавшись, бросил еще один, прощальный, взгляд на надгробие, на имя, выбитое на плите.

Потом пошел к выходу.

Безжалостный ветер понесся над кладбищем, вырвав из воды одну из красных гвоздик. Еще секунду-другую цветок лежал на мраморной плите, затем, подхваченный ветром, затерялся в высокой траве, исчез, как забытое воспоминание.

Глава 13

Портадаун, Северная Ирландия

Кабинет находился на четвертом этаже административного блока и окнами выходил на казармы. Вглядываясь сквозь покрытое дождевыми каплями стекло, майор Джон Уитерби заметил, как внизу проехали два грузовика «скания». Похожие на те...

Он потер ладонью подбородок.

ПОХОЖИЕ НА ТЕ, В КОТОРЫХ ЕХАЛ КОНВОЙ.

— Какие у нас потери?

Вопрос этот прервал его размышления, однако майор не обернулся, он по-прежнему смотрел в окно,

— Пять человек убиты, семеро ранены, — каким-то безразличным тоном проговорил Уитерби. — Двое ранены серьезно, вряд ли выживут. — Он наконец отвернулся от окна, мельком бросив взгляд на карту Ирландии, прикрепленную к демонстрационной доске.

В кабинете кроме майора находились еще трое.

— Какое оружие захвачено? — спросил все тот же мужчина — высокий полковник, с гладко зачесанными назад редеющими волосами.

Уитерби просмотрел записи, лежавшие перед ним на столе.

— Семьдесят пять винтовок «Энфилд», семьдесят пять автоматов «Стерлинг», четыре пулемета и шесть тысяч патронов, — отчеканил он.

— О Господи! — пробормотал полковник Лоуренс Фолкнер, приглаживая ладонями волосы.

— Мне кажется, дело не в том, что захвачено, а в том, как захвачено, — проговорил сидевший слева от полковника капитан Эдвард Уилтон. Беспокойно заерзав на стуле, он обвел взглядом присутствующих, словно искал у них поддержки.

— Как именно это сделано, полагаю, и так ясно, — раздраженно бросил Фолкнер. — На пути колонны заложили мины, а конвойных расстреляли из автоматического оружия.

— О минах не докладывали, сэр, — вмешался Уитерби. — Упоминались только миномет и стрелковое оружие. Вероятно, они боялись повредить груз.

— Откуда они узнали маршрут? — задумчиво проговорил Фолкнер. — По-моему, это нас должно интересовать в первую очередь.

— Вы полагаете, сэр, что в службе безопасности произошла утечка информации? — спросил Уитерби с ноткой раздражения в голосе. Как начальнику военной разведки, ему не понравился намек на то, что нападение на конвой — следствие провала его людей.

— Полагаю, что на сей раз мы недооценили ИРА, — сказал Фолкнер.

— Нападение на такой внушительный конвой — чрезвычайно дерзкая акция, — добавил капитан Саймон Янг.

— Они прекрасно подготовились, — сказал Уитерби. — И понимали, что их козырь — внезапность.

— Допустим. Допустим и то, что они были абсолютно уверены в успехе. Но все же, почему они напали на вооруженный конвой? — рассуждал вслух Фолкнер. — Ведь это явно не их почерк...

— Они могли решиться на эту акцию по ряду причин, — предположил Уитерби. — Во-первых, в случае успеха они сразу получают кучу оружия, гораздо больше, чем им удавалось прежде. Одним махом более ста пятидесяти стволов — очень даже неплохо.

— Ну а во-вторых? Какие еще причины? — полюбопытствовал Фолкнер.

— Думаю, главная из них — стремление нанести ответный удар, — начал Уитерби. — Как вы знаете, мы на днях перехватили партию предназначенного для них оружия...

— Откуда оружие, сэр? — перебил Уилтон.

— Полагаю, из Ливии. Порой это не так-то просто установить. У них множество поставщиков. Осмелюсь предположить, что они напали на конвой, дабы возместить урон, который мы им нанесли несколько дней назад.

— Однако это не объясняет главного: каким образом они узнали о маршруте конвоя и о характере груза, — возразил Фолкнер раздраженно.

Уитерби пожал плечами:

— Согласен, сэр. Но я уверен, что в моем отделе утечки информации не произошло. — Он вызывающе взглянул на шефа.

— Какой поддержкой обеспечили конвой? — поинтересовался Янг.

— За ними следовал «Линкс» в десяти минутах лета, — немного смущенно ответил Уилтон.

— Оказаться на месте через десять минут после случившегося — какой в этом смысл, а? — фыркнул Фолкнер.

Уилтон, потупившись, принялся вертеть в руках ручку.

— Имеются ли сведения о численности нападавших? — спросил Фолкнер.

— Трое или четверо, не меньше. Иначе они не успели бы выгрузить и загрузить оружие, ведь «Линкс» прибыл на место происшествия сразу же после того, как вертолетчики получили сигнал от конвоя. Нападавшим, вероятно, было известно, сколько «Линксу» потребуется времени, чтобы долететь до места боя.

Фолкнер задумчиво кивнул.

— Самая настоящая бойня! — загрохотал он вдруг. — Отвратительная бойня! И позор. Они выставили нас на посмешище.

— А где сейчас может находиться это оружие? — вполголоса проговорил Уилтон.

— Скорее всего, в Республике [Имеется в виду Ирландия.], — сказал Уитерби.

— Оно там, куда нам не добраться, — добавил Фолкнер. Лицо его помрачнело. — Черт! — Он ударил кулаком по столу. — Самый серьезный наш прокол после Кроссмаглена. Тогда мы потеряли семнадцать человек...

— Но тогда мы не потеряли оружия, — невозмутимо возразил Янг.

— Мне кажется, все мы кое-чего не учитываем. — Уитерби обвел взглядом присутствующих.

— Не учитываем? Чего именно? — взглянул на него Фолкнер.

— Где бы ни находилось оружие в данный момент, — сказал Уитерби, — одно я знаю почти наверняка: пройдет не слишком много времени, прежде чем оно будет использовано против нас.

Глава 14

Лондон

Шон Дойл прикрепил мишень к черной доске с прокладкой из пенопласта и отступил назад, рассматривая силуэт.

Он нажал красную кнопку на пульте, и мишень с жужжанием отъехала на роликах. Дойл остановил ее в пятнадцати метрах от себя. Надев наушники, он осмотрел оружие, разложенное перед ним на стойке. Стволы поблескивали в свете флюоресцентных ламп.

Дойл взял револьвер и принялся набивать барабан патронами. Армейский «бульдог» калибра 0, 357 удобно лег на ладонь. Дойл взвесил его в руке, ощущая приятную тяжесть.

Сквозь толстую перегородку из пуленепробиваемого стекла, отделявшую огневые рубежи от приемной тира на Друид-стрит, он видел служащую, миловидную темноволосую девушку, болтавшую по телефону. Дойл несколько секунд не сводил с нее глаз. Почувствовав на себе его взгляд, она обернулась. Улыбнувшись, помахала ему рукой. Дойл улыбнулся в ответ, затем повернулся к мишени.

Кроме него, в тире никого не было. Чаще всего он упражнялся здесь один — так ему нравилось. Когда в тире появляются другие стрелки, они, как правило, пытаются вступить в беседу: расспрашивают об оружии, демонстрируют свое — словом, докучают. Дойл же приходил в тир не ради разговоров, а стрелять. И что немаловажно — здесь он мог немного расслабиться. Однако главной целью являлось совершенствование мастерства.

Дойл взвел курок, прицелился и — почти без пауз — произвел три выстрела.

Пули легли ниже центра мишени. Дойл что-то проворчал себе под нос и снова прицелился. Сделал еще два выстрела. Улыбнулся, увидев, что вторая пуля попала в наружный обвод десятки. Откинул барабан, выбросил пустые гильзы, перезарядил.

После своего последнего свидания со смертью он установил для себя чрезвычайно жесткий режим тренировок — необходимо было восстановить прежнюю форму. Ежедневные упражнения в гимнастическом зале в Ислингтоне, пробежки, поднятие тяжестей — все это поначалу ужасно изматывало, однако Дойл не сдавался, наоборот, безжалостно подстегивал себя, стремясь как можно быстрее обрести форму, утраченную за месяцы лечения.

Врачи советовали ему уйти в отставку, подыскать себе более спокойную работу.

СТАРАЯ ПЕСЕНКА...

В подразделении ему предложили службу в штабе.

СЕРЬЕЗНОЕ ЗАНЯТИЕ — ПРОТИРАТЬ ТАМ ШТАНЫ...

Дойл нажал на спусковой крючок: пять выстрелов, и все пули кучно легли в центр мишени, подрагивающей при каждом попадании.

Запах пороха ударил в ноздри. Выбросив пустые гильзы в стоявший рядом мусорный ящик, он нажал кнопку «Возврат». Мишень с жужжанием подъехала. Дойл залепил пулевые отверстия кружками клейкой бумаги и отправил мишень на прежнее место.

Повернувшись, взглянул на служащую за стеклянной перегородкой. Девушка продолжала разговаривать по телефону; время от времени бросая взгляды в его сторону и улыбаясь, она изящным движением руки с безукоризненным маникюром поправляла прическу.

Дойл окинул ее оценивающим взглядом.

На ней были джинсы, короткие замшевые сапожки и свободный джемпер. Девушка ему понравилась, и он решил узнать ее имя — на всякий случай, на будущее. Он видел ее в тире уже несколько раз. Нужно обязательно спросить, как ее зовут.

ЗАЧЕМ?

Она довольно привлекательна и выглядит весьма самоуверенной.

НЕ СВЯЗЫВАЙ СЕБЯ НОВЫМИ ЗНАКОМСТВАМИ ТЕБЕ НЕ НУЖНЫ НИ ОНА, НИ КТО БЫ ТО НИ БЫЛО.

И все же он решил, что как-нибудь пригласит ее выпить бокал-другой.

А КАКОЙ В ЭТОМ СМЫСЛ?

Дойла влекло к ней. И чем дольше он смотрел на нее, тем яснее осознавал это.

ЗАБУДЬ. ТЫ ПОТЕРЯЕШЬ ЕЕ, КАК И ВСЕХ ОСТАЛЬНЫХ

ТАК ЖЕ, КАК ДЖОРДЖИ.

Он отвернулся к мишени и взял со стойки автоматическую «Беретту-92Ф». Затем отвел затвор и дослал патрон в патронник. Воспоминания о ранениях поблекли, боль постепенно притуплялась. Но почему так трудно забыть эту женщину? Он нажал на спуск, и три первых выстрела попали в цель. Дойл продолжал нажимать на спусковой крючок, одну за другой выпуская пули из четырнадцатизарядной обоймы.

Потом он вновь перезарядил пистолет, наполнив обойму патронами. Дойл знал: он не сможет забыть Джорджи. Она постоянно с ним, в его памяти, в его душе.

Скрипнув зубами, он разрядил по мишени очередную обойму. Пистолет подпрыгивал в руке. Пустые гильзы рассыпались вокруг. Одна упала ему на руку, горячий металл обжег кожу, но он, не обращая на это внимания, продолжал стрелять.

А если бы она не умерла, у них разве бы могло быть будущее?

Она пыталась понять его. Но ее нет больше. Он снова один.

Один — со своей яростью. И одиночеством.

Дойл протянул руку. Взял следующий пистолет.

Всем своим видом, скрытой в нем мощью оружие внушало благоговейный страх. Ствол смотрел на мир черной пастью, яростной и свирепой...

Автоматический пистолет «Дезерт игл» калибра 0, 50. Таких во всей стране насчитывалось меньше дюжины. Дойл провел указательным пальцем по сверкающему стволу и стал заполнять обойму.

Прицелился и сделал два выстрела.

Оглушительное эхо.

Дойл кивнул. Кивнул одобрительно.

Время стерло воспоминание о боли. Может, Джорджи... забудется? Может... Или время поможет забыть ее.

Он выпустил по мишени остаток обоймы.

Глава 15

Международный аэропорт Кай Так, Гонконг

Самолет опоздал. Двое мужчин среднего роста устроились на заднем сиденье «мерседеса».

Шофер не стал вступать с ними в разговор. Он счел за благо помолчать, ибо понял: они не в восторге от путешествия. По дороге от аэропорта он время от времени бросал на них взгляды в зеркало заднего вида. Оба были бледны. Один из них, тот, которого он знал под именем Чан Лю, зажег сигарету и жадно затянулся, словно никотин подкреплял его, насыщал. Проезжая по оживленным улицам Каолуня, мужчины обменивались лишь короткими репликами, кивком головы указывая друг другу на что-то, мелькавшее за тонированными стеклами «мерседеса».

По обе стороны улицы в тесном соседстве стояли торговые лотки.

Туристы, смешиваясь с местным людом, щелкали затворами фотоаппаратов. И крики торговцев, и автомобильные сирены, и рев моторов.

Шофер уверенно вел машину, правда, нервничал, ослабляя то и дело узел галстука. Нервничал же из-за пассажиров на заднем сиденье. Хотя и возил он их уже более шести недель, а все же почему-то испытывал неловкость — уж больно бесцеремонно вели себя эти пассажиры.

Беседовали оживленно, хотя и негромко, почти шепотом. Похоже, они не хотели, чтобы он слышал, о чем они говорят. Чан Лю закурил вторую сигарету, салон «мерседеса» заполнился дымом. Хуанг, его попутчик, тоже закурил. И оба словно растворились в голубовато-сером облаке.

Они поравнялись с такси, в котором ехали трое японцев: возбужденно жестикулируя, они указывали на дома и лавки Каолуня, теснившиеся по обе стороны дороги.

Внезапно их подрезал синий «ниссан». Водитель выругался, нажав на клаксон.

Чан и Хуанг на заднем сиденье недовольно заворчали, и водитель, словно извиняясь, указал на виновника — синий «ниссан».

Когда «мерседес» въехал в туннель, за ним вплотную пристроился красный «субару». Однако водитель почти не обратил на это внимания. Его больше беспокоило такси, прижимавшееся к его правому борту. Шофер просигналил, свирепо взглянув на таксиста.

Такси немного отстало.

Обогнавший их «ниссан» то увеличивал скорость, словно пытался оторваться от «мерседеса», то притормаживал, вынуждая водителя отчаянно давить на тормоза, при этом каждый раз виновато поглядывая на своих пассажиров.

К концу туннеля скорость, похоже, увеличилась. Флюоресцентное мерцание сменилось светом дня.

«Мерседес», взревев мотором, вырвался из туннеля и тотчас повернул в сторону, туда, где виднелся Королевский яхт-клуб Гонконга. Его на скорости обошло такси.

Хуанг с Чаном снова о чем-то заговорили.

Синий «ниссан» остановился так резко, что водитель «мерседеса» едва успел нажать на тормоз.

И тотчас же из «ниссана» выскочили двое мужчин с оружием в руках (водитель узнал миниатюрные автоматы «Инграм М-10»).

Инстинкт мгновенно сработал: «мерседес» дал задний ход, врезавшись в красный «субару», из которого тоже выскочили люди.

Водитель «мерседеса», ничком бросившись на переднее сиденье, тянулся к бардачку, где хранился пистолет.

Прогремели выстрелы.

Девятимиллиметровые пули прошивали кузов «мерседеса», словно картонную коробку. В салон машины посыпались осколки. Злобно стрекотали автоматы, заглушая гудки автомобильных клаксонов. Разлетевшееся вдребезги ветровое стекло изрезало руки водителя — он пытался прикрыть лицо.

Как только первые пули ударили по машине, Хуанг сразу бросился на пол. Чан же, заметив, что одна из задних дверец чуть приоткрыта, протянул руку, чтобы закрыть ее, но было поздно.

Дверца резко открылась.

Две автоматные очереди разворотили весь салон; вырывая клочья из кожаных сидений, свинец впивался в обивку, в тела людей.

Пули попали Чану в лицо, в грудь и в шею. Его тело судорожно билось. Рядом лежал Хуанг, которому снесло полчерепа; пули впивались в его уже мертвое тело.

Водитель толкнул дверцу и выскочил на дорогу, усыпанную пустыми гильзами.

Пули ударили в крыло машины, уже задымившейся в нескольких местах. Следующая очередь пришлась в лицо и в грудь шофера. Упав на капот, он соскользнул на дорогу. Словно в тумане видел он людей из «ниссана»; вскочив в свою машину, они стремительно рванули с места.

«Субару» промчался следом, едва не задев его.

Он чувствовал вонь выхлопных газов и еще какой-то запах, даже более резкий, чем запах пороха. Но вскоре понял, еще успел понять, что вокруг него все шире расползается красная лужа — кровь. Он перевернулся на спину. Глаза его остекленели.

Глава 16

Лондон

Полицейская машина повернула на Лестер-сквер, подъехала к тротуару и припарковалась у кинотеатра «Эмпайр».

Сержант Ник Хендерсон с минуту сидел рядом с водителем, вглядываясь в серое утро. По ветровому стеклу стекали капли дождя; прохожие, пересекавшие площадь, почти все держали над собой зонты. Кое-кто с любопытством поглядывал на полицейскую машину, но большинство спешили по своим делам. Одни направлялись к станции метро, другие, напротив, выходили из него.

Еще один обычный день столицы.

Но, похоже, не для Хендерсона.

Наконец он медленно выбрался из машины, поднял воротник пальто и осмотрелся.

Несмотря на многочисленные афиши и неоновые вывески, — в дневные часы, впрочем, погашенные, — эта обычно оживленная улица Лондона сейчас казалась непривычно затихшей. Словно она устала, утомилась, истощила всю свою энергию... Но с наступлением вечера, когда вспыхнет многоцветье рекламы, сюда вновь вернется жизнь. Хендерсон посмотрел на часы. 8. 20 утра.

Опустив руку в карман пальто, он вынул мятную конфету, развернул и сунул в рот.

«Брось курить — сэкономишь кучу денег», — говорили знакомые. Боже правый, да ведь теперь он тратит десять фунтов в день на одни конфеты... Тридцать штук «Ротманс» ежедневно, конечно, погубят любые легкие, зато зубы не портят. А кроме того, он был уверен, что начал полнеть. На последнем медосмотре, внимательно изучив таблицу соотношения роста и веса, он пришел к выводу, что никакого излишка веса у него нет. Просто ему с его пятнадцатью стоунами [Стоун — английская мера веса, равная 14 фунтам.] нужно срочно подрасти до десяти футов четырех дюймов.

Улыбнувшись собственной шутке, Хендерсон зашагал через площадь. Заметив на ее противоположном конце нескольких констеблей в форме, он направился в их сторону. Подойдя ближе, увидел временный кордон. Площадь окутывала пелена моросящего дождя. Хендерсон пригладил ладонью волосы, немного замедлив шаг.

Люди в форме заметили его и вытянулись при его приближении. За натянутой веревкой высилось сооружение, напоминавшее палатку. На металлическую ограду, окружавшую центр площади, были натянуты пластиковые полотнища, что-то скрывавшие от любопытных взглядов прохожих, — большинство из них замедляли шаг, поравнявшись с группой полицейских.

Наверняка горят желанием взглянуть на то, что скрывается под пластиком, подумал Хендерсон. Человеческое любопытство не переставало изумлять его. Ему не раз приходилось устранять последствия дорожных происшествий, когда образовывались заторы; и неизменно тут как тут появлялись любопытные. Вспомнилось ему и убийство в Камден-таун, случившееся несколько месяцев назад, — тогда потребовалось почти полчаса, чтобы вынести труп из квартиры, так как лестничные клетки и даже подходы к дому запрудили толпы зевак. Всем им совершенно необходимо было взглянуть на труп.

Говорили, что на следующий день после пожара на Кингз-Кросс тиражи газет стремительно взлетели. Ну как бы такое могло случиться, если все вокруг утверждают, что не любят читать о подобных вещах? Такие массы людей не страдают психическими отклонениями. Нет, это самое обыкновенное любопытство.

Хендерсон перешагнул через веревку и направился к пластиковым покрывалам. Когда он приблизился, один из констеблей отогнул край полотнища, и Хендерсон оказался в пространстве, обнесенном наспех установленными щитами.

Там его ждал мужчина в темном костюме. Повернувшись к Хендерсону, он заметил на лице сержанта выражение крайнего отвращения.

— Ребята из лаборатории уже видели это? — спросил Хендерсон.

— Они появились и сразу уехали, — ответил констебль Джон Лейтон.

— Выехала санитарная машина, чтобы забрать... — Он не договорил.

Хендерсон сунул руку в карман за очередной конфетой. Он был не в силах отвести взгляд от представшего перед ним зрелища.

На металлический штырь ограды, словно традиционная тыква, которую носят по улицам в День всех святых, была насажена голова Билли Квана.

Глава 17

— Известно, кто он?

Сержант Хендерсон стоял над каменной плитой, рассматривая обезглавленное тело, лежавшее под белой простыней.

Главный патологоанатом Филлип Барклай просматривал свои записи. Констебль Лейтон посмотрел на сержанта.

— Его зовут Билли Кван, — сообщил он. — Мы нашли при нем кое-какие документы, в частности водительские права, — хотя они могут оказаться фальшивкой. Вот и все, что нам известно о нем. Плюс еще одна деталь...

— Еще одна деталь? — переспросил Хендерсон.

— Он был членом одной из триад. — Лейтон открыл записную книжку. — Тай Хун Чай, или как там, черт их разберет, это произносится. Мы его как-то раз задерживали, месяцев шесть назад, за нарушение общественного порядка в китайском ресторанчике на Джеррард-стрит.

— Давайте взглянем на тело, Фил, — сказал Хендерсон.

Патологоанатом отбросил простыню.

— Силы небесные, — пробормотал Хендерсон. — Что же его так исполосовали?

— Убийство, характерное для триад, — пояснил Барклай, кивая на труп. — Вне всякого сомнения.

— Откуда такая уверенность? — осведомился Хендерсон.

— Взгляните на раны.

— Я на них и гляжу.

Обезглавленное тело лежало на каменной плите, раскинув руки. Глубокие порезы, рассекавшие плоть до костей, покрывали и руки, и ноги, и живот.

— Триады всегда перерезают своим жертвам основные группы мышц. — Барклай указывал на жуткие раны убитого. — У них это называется «сделать отбивную».

— Спасибо за разъяснения, Фил, — пробурчал Хендерсон, разглядывая обезображенное тело. — Ну а голову зачем отрезали?

— Чтобы подчеркнуть свое презрение к убитому, — ответил Барклай.

— Вокруг не очень много крови...

— Его убили в другом месте, затем тело перенесли на Лестер-сквер и бросили здесь. Голову, вероятно, отсекли сразу же после убийства. Хотя я, откровенно говоря, сомневаюсь, что он был мертв, когда это проделывали.

— Ну и дьяволы... — снова пробормотал Хендерсон.

— Раны сильно кровоточили, и он просто потерял сознание от потери крови. Кроме того, характер порезов на шее свидетельствует о том, что голову отсекли двумя ударами, не более. То есть ее отрубили, а не отрезали.

— Что ж, уверен, ему это доставило огромное облегчение, — заметил Хендерсон, кивая на тело. — Каким оружием совершено убийство?

— Большими ножами, и, судя по разной направленности и глубине порезов, убийц было несколько.

— Джон, свяжись с полицейским участком на Боу-стрит. Китайские кварталы в его ведении. Мне нужно собрать как можно больше сведений о стычках между триадами за последние месяцы.

— Уже проверено, — сказал Лейтон. — Согласно их информации, ничего подобного не происходило уже больше десяти месяцев. Правда, случались схватки между членами одной и той же триады. Но ничего похожего на войну между бандами.

— Этого тоже могли убить члены его же триады, — предположил Барклай.

Хендерсон едва заметно кивнул.

— Возможно, — тихо произнес он. — Но как-то не верится, чтобы это сделали его дружки. Что же такого он мог натворить, чтобы они с ним так расправились?

— Так что вы думаете, Ник? — спросил Лейтон. — Что здесь попахивает войной между бандами?

— Об этом пока рано говорить, — ответил Хендерсон. — Но если так, то, полагаю, еще не одного китайского ублюдка найдут в сточных канавах Чайнатауна.

Глава 18

В баре «Три колокола» было полным-полно народу. Занятыми оказались почти все столики. Посетители повышали голос чуть ли не до крика, перекрывая рев автоматического проигрывателя, который, похоже, включили на максимальную мощность. Хор выкриков и ободряющих возгласов, сопровождавших состязания по метанию дротиков в дальнем углу бара, усиливали какофонию.

Бармен налил Дойлу вторую порцию водки. Тот протянул ему пятифунтовую бумажку и, в ожидании сдачи, принялся украдкой рассматривать переполненный бар. Наконец взгляд его остановился на том, кого он и искал.

Мужчина этот сидел спиной к Дойлу, лицом к туалету.

Дойл наблюдал и ждал. Это являлось частью его работы.

"Многих парней она отвергла, — ревел музыкальный ящик, — но я заглянул ей в глаза и увидел этот взгляд...

Дойл непроизвольно притопывал ногой в такт музыке.

— Не угостишь ли стаканчиком? — раздался рядом голос.

Дойл повернул голову.

Она широко улыбалась.

Он окинул ее оценивающим взглядом.

Плотно облегающие ноги лосины, замшевые сапожки, черная куртка поверх белой блузки. Года двадцать четыре. Блондинка.

ОНА И ДОЛЖНА БЫТЬ БЛОНДИНКОЙ.

— Я спросила...

— Я слышал, о чем ты спрашивала, — ответил Дойл, кивая на стакан в ее руке. — Но у тебя ведь есть выпивка...

Девушка поднесла стакан к губам и одним глотком опорожнила его.

— Уже нет, — ухмыльнулась она.

Он заказал для нее джин с тоником.

— Так, говоришь, из каких ты краев? — спросила девица.

— Я пока еще ничего не говорил, — ответил Дойл.

— Но ты ведь не местный, правда?

— А ты что, всех здесь знаешь?

— Я живу по соседству уже три года; у меня квартира на Килберн-Лейн, рядом с церковью.

— Что ж, удобно, хоть каждый день ходи на исповедь. — Он улыбнулся.

Она расхохоталась.

— Если бы я пошла на исповедь, со священником бы случился сердечный приступ. Уж я бы нашла, что ему порассказать, — проговорила она наконец, длинным пальцем смахивая с глаз выступившие от смеха слезы.

— А может, я сойду за исповедника? Мне бы обо всем и рассказала...

— Может быть, попозже, — ответила она, прикладываясь к своему стакану.

На мгновение их взгляды встретились.

— Так, значит, ты часто здесь бываешь? — поинтересовался Дойл. — Ты ведь говоришь, что знаешь многих...

— Кое-кого знаю. А кто именно тебя интересует?

— Например, вон тот парень. — Дойл кивком указал на человека, сидевшего напротив туалета.

— Этого знаю, — сказала она с улыбкой.

— Хорошо знаешь? — Дойл вопросительно поднял бровь.

Протянув руку, она игриво потрепала его по колену.

— Ладно тебе, — хихикнула она. — Я не из таковских.

— Ну вот, не из таковских, — с деланным разочарованием протянул Дойл. — Так выходит, я зря трачу деньги тебе на выпивку?

Она опять расхохоталась, вновь потрепав его по колену.

На этот раз он накрыл ее руку ладонью и, удерживая ее, почувствовал, как ее длинные пальцы стали поглаживать его бедро.

— А почему он тебя интересует? — спросила она неожиданно. — И вообще, ты задаешь слишком много вопросов.

— Такой уж я любопытный тип, — усмехнулся Дойл. — Кроме того, хочу убедиться, что не цепляю его девушку. Так ты не его подружка, а?

— Ничья я не подружка, — ответила она, продолжая поглаживать его ногу.

— Вот и прекрасно. Мне бы не хотелось наступать кому-либо на хвост. Особенно ему.

— Откуда ты его знаешь? — поинтересовалась она.

— Он пытался увести мою девушку, — улыбнулся Дойл.

Она снова засмеялась.

Дойл сделал глоток, искоса взглянув на мужчину, о котором расспрашивал.

— Его зовут Нисон, верно? — спросил он. — Майкл Нисон.

— Почему это тебя так интересует?

— Так кто из нас задает слишком много вопросов?

— Так ведь любопытство заразительно.

— Ага, как грипп.

— Я ведь даже не знаю, как тебя зовут, — сказала она.

— Фрэнк, — солгал Дойл.

— А меня зовут Анджела. Рада знакомству, Фрэнк.

Дойл поцеловал протянутую руку.

— Ты просто душка, — хихикнула она.

Дойл заказал еще выпивку и поглядел вслед Майклу Нисону, который поднялся и направился в туалет. Через несколько минут он вернулся и сел на свое место.

— Твое здоровье. — Анджела подняла стакан.

Дойл ответил на тост и чуть повернулся на своем табурете, чтобы не выпускать Нисона из поля зрения.

Позади них по-прежнему грохотал музыкальный автомат.

Дойл засунул руку за борт пиджака и прикоснулся к рукоятке «беретты» в наплечной кобуре.

Глава 19

Графство Арма, Северная Ирландия

Снаружи дом выглядел заброшенным, нежилым. Домишко одиноко стоял в лесной чащобе; к нему вела узкая грунтовая дорога, известная только тем, кто знал о существовании самого домика. А он едва ли представлял собой нечто достойное внимания — жалкая хижина, не более того. Одно из окон, давно не мытое, почти не пропускало свет. Остальные же были и вовсе заколочены досками.

Барабанивший по крыше дождь обрушивался вниз, потоками заливая колеи, оставленные колесами фургонов.

Фургоны, забрызганные грязью, казалось, стояли здесь уже давно и вид имели под стать домику — неухоженный и сиротливый.

Отпечатки обуви на влажной земле вели к входной двери. Четыре цепочки следов.

При тусклом свете керосинового фонаря Поль Риордан вставил пустую обойму в «АР-180» и вскинул автомат к плечу. Прищурив глаз, навел оружие на одного из находившихся в хижине и нажал на спусковой крючок.

Услышав щелчок, Деклан О'Коннор резко повернулся. Риордан, глядя на него, ухмылялся.

Проведя ладонью по вьющимся темным волосам, О'Коннор почувствовал, что лоб его покрылся испариной. Транспортировка оружия — нелегкая работа. Поль и его три товарища уже два с лишним часа прятали в подвале хижины драгоценную добычу. Возможно, подвал — слишком громко сказано, ведь речь шла о прикрытой досками яме, которая, однако, вполне отвечала своему предназначению.

Снизу донесся крик: требовали спускать оставшееся оружие, что О'Коннор и сделал, передав его Джеймсу Кристи, который аккуратно уложил его и накрыл брезентом, чтобы предохранить от сырости. Осветив фонарем штабеля оружия, Кристи улыбнулся. Затем по деревянной лестнице выбрался из подвала и прикрыл за собой люк.

— Готово, — сказал он, вытирая руки о джинсы.

Риордан кивнул.

— Что теперь? — спросила Мэри Лири, сидевшая за столом напротив Риордана.

— Подождем, — ответил тот. — Пусть немного уляжется переполох. Пускай англичане прочешут местность. Они наверняка захотят вернуть свое оружие, поэтому нам лучше на несколько дней залечь на дно.

— Вернуться домой? — спросила Мэри.

Риордан кивнул.

— Думаешь, оружие здесь надежно спрятано? — спросил О'Коннор.

— Кроме нас, об этом месте никто не знает, — ответил Риордан. — Здесь оружие будет в целости и сохранности. — Он положил автомат на стол.

Мэри взяла его в руки, приложила к плечу. Затем, удовлетворенно улыбнувшись, вернула Риордану.

— А когда оно нам понадобится? — спросил Кристи.

Риордан пожал плечами.

Мэри снова улыбнулась:

— Англичане, должно быть, ошалели. Не могли же они ожидать, что мы нападем на конвой.

Все засмеялись.

— Это известие взбодрит моего братца, — ухмыльнулся Кристи. — Там, где он сейчас находится, не часто случается порадоваться.

Риордан посмотрел на часы.

— Пора уходить, — сказал он. — Англичане усилят контроль на границе.

— А как насчет встречи? — спросила Мэри. — Ты сказал, что позвонишь...

Риордан резко оборвалее.

— Успеется, — ответил он, смерив ее долгим взглядом. — Сначала надо перебраться через границу.

Они поспешно покинули хижину. Риордан накинул на дужки ржавый висячий замок, запер его, а ключ сунул в карман.

Фургоны разъехались в разных направлениях, один — на запад, другой — на юг. Вскоре они исчезли из виду, затерявшись в темной чаще.

Хижина выглядела так, словно в нее уже долгие годы никто не наведывался.

Глава 20

Лондон

Дойл лежал на спине, уставившись в потолок.

В квартире царила тишина, нарушаемая лишь ровным дыханием спящей девушки. Приподнявшись на локте, он посмотрел на Анджелу Пайпер. Она лежала неподвижно, зажав в кулаке угол подушки.

Дойл понаблюдал за ней минуту-другую. Затем осторожно поднялся с постели и снова внимательно посмотрел на девушку: не разбудил ли?

Он поднял с пола свою одежду и положил на стул. Улыбнувшись, взглянул на разбросанные по всему ковру вещи Анджелы. Они раздевались торопливо — стаскивая одежду и небрежно бросая ее куда попало. Дойл, едва зашел в квартиру, предусмотрительно снял «беретту» в туалете и спрятал оружие под пиджак.

Стаскивая с него рубашку, она вдруг остановилась, пораженная видом исполосовавших его тело шрамов. Однако замешательство длилось недолго — ею снова овладела страсть. Пытаясь снять с нее трусики, Дойл в спешке порвал их. Его нетерпеливость еще больше возбуждала Анджелу.

Они повалились на кровать, предаваясь любви.

ДА КАКОГО ЧЕРТА! ПРОСТО ПЕРЕПИХНУЛИСЬ. ВОТ И ВСЕ.

Здесь не было места нежности — была лишь неукротимая похоть.

Они дважды перепихнулись, прежде чем она погрузилась в сон.

Дойл натянул джинсы и прошел в гостиную.

Ее сумочка лежала на столе, рядом с телевизором. Посматривая через плечо, он исследовал ее содержимое.

Кое-какая косметика, полпачки сигарет, бумажник с документами. Дойл вытряхнул их на стол. Кредитная карточка, водительские права с ее фотографией (не слишком удачной), членский билет видеоклуба и профсоюзный билет. Она, оказывается, парикмахер. Затолкав документы обратно в сумочку, он заметил в ней еще одно отделение. Там лежала небольшая черная книжечка. Дойл просмотрел записи: «Встретить Кэрол в 5. 30», «Будет звонить Пит».

Он перелистал записную книжку до конца. Там было всего три или четыре адреса.

Наверное, у нее не очень много друзей, решил Дойл, вытаскивая из того же отделения тонкую красную тетрадку.

Еще одна записная книжка.

Дойл стал просматривать ее.

Имена.

Адриан Фоксман. Барри Грей.

ОБЩИТЕЛЬНАЯ ДЕВОЧКА.

Майкл Нисон.

Дойл обвел взглядом комнату в поисках бумаги. Заметив телефонный справочник, оторвал уголок форзаца и, порывшись в сумочке, отыскал карандаш. Записал адрес Нисона.

Затем прошел в ванную, нацепил плечевую кобуру и, вернувшись в спальню, быстро надел пиджак.

Анджела все еще спала. Простыня с нее сползла, обнажив наготу. Дойл, улыбнувшись, укрыл девушку.

Интересно, близко ли она знакома с этим Нисоном?

Похоже, достаточно близко.

Конечно, не исключено, что у Анджелы ложный адрес Нисона. Едва ли член ИРА настолько неосторожен, чтобы давать кому попало свой настоящий адрес.

Дойл направился к двери и осторожно открыл ее. Несколько секунд стоял, прислушиваясь к ровному дыханию Анджелы. Затем, стараясь ступать как можно тише, переступил порог.

Глава 21

Округ Вэншай. Гонконг

Сержант Джордж Ли отправил в рот очередную порцию лапши и вытер губы тыльной стороной руки. Сержант наблюдал за выходом со станции «Хенесси-роуд». Перед ним мелькало море лиц, сотни тысяч людей выходили из подземки, но он, казалось, нисколько не сомневался в том, что обнаружит в этой толпе одного-единственного человека.

Рядом с ним сидел офицер Джон Чинг, куривший сигарету.

— Те, кто ударил по ним, знали, чем они занимаются, — сказал Ли. — Это была профессиональная работа.

— Ты считаешь, что оба состояли в Тай Хун Чай? — тихо спросил Чинг.

Ли кивнул.

— Не просто состояли, а занимали высокое положение. Чан Лю был хунчу. В триаде — с начала 60-х годов. Хуанг же был фушангу, то есть занимал второе место в иерархии.

— Значит, нападение осуществила другая триада. Вероятно, конкуренты...

— Но зачем, Джон? Это же бессмысленно, — проговорил Ли, снова принимаясь за лапшу.

— Тай Хун Чай, как и все остальные триады, оставляет Гон гонг. Междоусобицы им сейчас совершенно не нужны.

— Возможно, ты прав, — согласился Чинг, затаптывая ногой окурок. — Но если так, то кто же на них напал? — Он вопросительно посмотрел на коллегу. — Кто прикончил главарей одной из основных триад Гонконга? Кто, если не люди из другой триады?

Ли задумчиво кивнул, по-прежнему глядя на выходивших из подземки. Толпы народа выплескивались на поверхность, словно земные недра выталкивали их из своих глубин.

— Ты прав. Во всем этом действительно трудно обнаружить какой-то смысл, — проговорил он наконец.

— А когда, интересно знать, в действиях триад был смысл?

— Убийцы, надо признать, действовали на редкость профессионально. Коронер сказал, что из тела Лю извлекли двадцать шесть пуль, а из Хуанга — девятнадцать.

— Какое оружие использовали убийцы?

— Автоматы «Инграм», как полагают эксперты.

Чинг нахмурился.

— Ну что ж, хоть облегчат нам работу, если начнут косить друг дружку из автоматов, — заметил Ли. — Главное, чтобы не пострадали случайные прохожие.

— И полицейские, — улыбнулся Чинг.

Ли кивнул.

— А как ты думаешь, какая из оставшихся здесь триад способна осуществить подобную операцию? — Чинг с любопытством взглянул на сержанта.

— Все оставшиеся недостаточно сильны, — сказал Ли.

— Но, может быть, сейчас, когда Тай Хун Чай уходит из Гонконга, их место пытается занять какая-то другая триада.

— Занять их место? Какое именно? Здесь им больше нечего делать.

Чинг пожал плечами.

— Впрочем, возможно, что ты прав, — продолжил Ли. — Если триады осваивают новые районы, то эта атака на Тай Хун Чай может рассматриваться как попытка повысить свой статус, чтобы уже на новом месте диктовать условия.

— Так какая же именно из триад? Кто, по-твоему, устранил Лю и Хуанга?

Ли неторопливо дожевал лапшу, отодвинул в сторону чашку и выбросил палочки для еды в мусорное ведро.

— Я сам хотел бы это знать. Готов поставить на кон собственную задницу: Тай Хун Чай сейчас с ног сбивается, чтобы узнать, чья это работа. И если они вычислят убийц, бьюсь об заклад, что трупы с улиц нам придется увозить грузовиками.

Глава 22

Лондон

Выбираясь из-под душа, он услышал звонок телефона. Дойл выключил воду и, не вытираясь, пробежал через гостиную. Поднял трубку, машинально взглянув на часы, вмонтированные в видеомагнитофон. Светящиеся зеленые цифры показывали 7. 46 утра.

— Алло.

— Дойл, это Паркер, — проговорили на том конце провода. Голос своего начальника Джонатана Паркера охотник за террористами узнал сразу же.

Вряд ли стоило так торопиться к этому чертову аппарату.

— Подождите секунду, — сказал Дойл и, положив трубку, отправился обратно в ванную. Он взял полотенце, тщательно вытерся и лишь после этого, завернувшись в то же полотенце, вернулся к телефону.

— В чем, собственно, дело? — осведомился Дойл. — Немного рановато для дружеской беседы, не так ли?

— Я хочу, чтобы вы прибыли в офис в девять утра, — ответил Паркер.

— Зачем?

— Объясню, когда прибудете на место.

— Послушайте, прошедшей ночью я торчал в одной из забегаловок Килбурна — сидел на хвосте у Майкла Нисона. Там подцепил девочку...

— Феноменальные успехи, — саркастически заметил Паркер.

— Так вы меня слушаете или нет? — раздраженно проговорил Дойл. — Я просмотрел ее записную книжку и нашел там адрес Нисона. Сегодня собираюсь его проверить.

— Наверняка фальшивка.

— Да. Я тоже так думаю. Но, полагаю, надо в любом случае проверить адрес.

— А я считаю, что не надо. Ровно в девять вы должны быть у меня.

— Какого дьявола, неужели это так важно? — прохрипел в трубку Дойл. — Я пасу Нисона уже три недели, но только прошлой ночью кое-чего добился. Я хочу наведаться к нему.

— Вы отстранены от этого дела. Я уже назначил другого агента. Когда явитесь сюда, передадите ему всю имеющуюся у вас информацию по Нисону.

— Черт бы вас побрал...

— Дойл, это приказ.

— Вот что, на всякий случай, вдруг вы забыли... Нисон разыскивается за причастность к двум взрывам, одним из которых были убиты два человека. Я потратил три недели, чтобы выйти на этого ублюдка, а теперь вы говорите, что я отстранен от дела. Почему?

— Я вам все объясню, когда вы явитесь сюда.

— Объясните сейчас.

— Приказываю прибыть в девять.

— Вы...

Паркер повесил трубку.

— Сука! — рявкнул Дойл, швырнув трубку на рычаг.

ОТСТРАНИЛИ ОТ ДЕЛА.

Он повернулся и пошел обратно в ванную.

НАВЕРНОЕ, ДО ГНУСНОСТИ УБЕДИТЕЛЬНЫЕ ПРИЧИНЫ.

Дойл сорвал с себя полотенце, швырнул его в ванну.

Затем принялся одеваться.

Глава 23

Графство Донегол. Ирландия

Перейти границу оказалось гораздо легче, чем она ожидала. Патрули, о которых предупреждал Риордан, так и не показались, и машину Мэри Лири никто не остановил.

Утреннее солнце изливало на землю свои бледные лучи, которые отражались в дождевых каплях. Дорога еще не просохла, и Мэри несколько раз судорожно сжимала руль, с трудом справляясь на поворотах с управлением. Зато дороги оказались почти пустынными — за двадцать минут езды она видела всего несколько человек. Фермер, работавший на одном из полей, помахал ей, когда она проезжала мимо, и она охотно ответила на его приветствие. Своим румяным лицом и огромной бородой он напомнил ей отца.

Воспоминания об отце, как всегда, вызвали у нее смешанные чувства. Ощущение счастья, которое дарил ей этот человек, омрачалось сознанием того, что его больше нет, что так много недосказанного осталось между ними.

Он умер от инфаркта три года назад, в канун Рождества. Перед ее глазами до сих пор стояла эта картина: он вдруг обмяк, сидя в своем кресле, окруженный разноцветными огнями и праздничными украшениями, внезапно ставшими такими неуместными.

Мэри считала, что его можно было спасти, если бы санитарная машина приехала быстрее. А она добиралась до их дома целую вечность.

Может быть, врачи знали, кто он? Возможно, они желали ему смерти? Она часто вспоминала, как его уложили на носилки и унесли в машину.

Могли ли они знать, что он был членом ИРА? Много раз она слышала, как он говорил об окружавшей их несправедливости. О господстве протестантов. О безразличии правительства Великобритании к происходящему на Севере. Она прекрасно помнила все, что говорил отец, но его слова не затрагивали за живое. Мэри и ее младшая сестра, Коллет, были вынуждены выслушивать его пространные рассуждения, но они не проникали им в душу, а что же касается двадцатидвухлетней Коллет, то ее интересовали совсем другие вещи. Она училась в университете и стремилась получить степень. Там же, в университете, она встретила Колина Магуайра — человека, за которого собиралась замуж.

Мэри следила за успехами своей сестры с почти материнской гордостью. После того как пять лет назад умерла их мать, Мэри заменила ее в семье. Несмотря на то что ей было всего лишь двадцать семь, она взвалила на свои плечи все обязанности, которые раньше лежали на их матери.

Мэри работала на фабрике в Белфасте, но хозяин (протестант, как не преминул заметить ее отец) счел, что она и еще двадцать работниц — лишние. Вот Мэри и взялась вести домашнее хозяйство, а вечерами работала в пивной за углом.

Она никогда не спрашивала отца, чем он занимается. Когда он по нескольку суток где-то пропадал, она никогда не интересовалась, где именно, и не просила объяснений. А он по возвращении ничего ей не рассказывал. Страстное желание отца добиться объединения Ирландии ее не трогало, и хотя разумом она понимала его точку зрения, отцовские устремления были ей чужды. Мэри и в голову бы не пришло вступить в организацию, так почитаемую ее отцом.

До тех пор, пока не ранили Коллет.

Человека, выпустившего пять пуль в нее и три в Колина Магуайра, арестовали на следующую ночь.

Утверждали, что эти выстрелы — расплата, месть за убийство протестанта.

Колин скончался на месте, а Коллет выжила, несмотря на TO что пуля, затронувшая мозг, к тому же вызвала паралич нижней части туловища.

Ранение практически отняло речь — Коллет нечленораздельно произносила лишь отдельные слова.

Навестив сестру после ранения, Мэри навсегда запомнила широко раскрытые пустые глаза Коллет, ее безвольный рот и стекавшую на подбородок слюну, вялые и заторможенные движения рук...

Хорошо хоть отец до этого не дожил, не увидел...

За три года она лишь дважды навестила Коллет. Сестра превратилась в жалкое свое подобие, и Мэри была не в состоянии выносить это зрелище.

Как сообщила ей полиция, преступление организовали Ольстерские добровольческие силы.

Преступников судили.

Мэри горько улыбнулась, вспомнив о процессе. Не стоило его и затевать. Дело прекратили за недостаточностью улик. Когда из здания суда преступники вышли на свободу, ей казалось, что в ушах ее звучит голос покойного отца: «Протестант — судья, протестанты — присяжные. Чего же ты ждала?»

Она плакала. Оплакивала не только Коллет, но и себя. Она жалела, что не может покаяться перед отцом, ведь он оказался прав. Все, о чем он твердил годами, оказалось правдой.

Что же ей еще оставалось делать, если не примкнуть к организации, членом которой был отец?

Мэри разыскала старого друга отца, пожилого человека, который помог ей вступить в военное крыло организации и поддерживал с ней связь, пока она проходила подготовку.

Восемь месяцев назад подготовка была завершена; она приступила к активной деятельности в ИРА. С грустью и раскаянием Мэри думала о том, что лишь после несчастья с сестрой в ее жизни произошли такие перемены, лишь после этого она прониклась идеями отца и продолжила его борьбу.

Она знала, что отец гордился бы ею, и была уверена, что он и сейчас с ласковой улыбкой наблюдал за ней из иного мира.

Мэри посмотрела на часы на приборной панели. Через тридцать минут она будет на месте.

Глава 24

Лондон

Проезжая в «датсуне» по Хилл-стрит, Дойл высматривал место для парковки. Не найдя ничего подходящего, он раздраженно что-то проворчал себе под нос. Слева от него какой-то мужчина опускал монеты в стояночный счетчик. Окна «датсуна» были чуть опущены, и оттуда доносились звуки магнитофона: "Берешь под контроль простого смертного... " Дойл увидел, как мужчина опустил последнюю монету и вошел в здание. "И видишь, как он становится Богом... " Подходящее место имелось прямо у входа, но оно находилось за желтой линией.

К черту все эти линии!

Дойл въехал на свободное место, выключил магнитофон и стал копаться в отделении для перчаток, выгребая оттуда пустые сигаретные пачки и конфетные фантики. Найдя то, что искал, он улыбнулся.

Пришлепнув оранжевую наклейку «Вышла из строя» к лобовому стеклу, он выбрался наружу и запер машину.

Возвышающееся перед ним здание имело весьма внушительный вид. Три этажа темного камня плюс дворик, огороженный высокой стеной. В 30-х годах — городская резиденция миллионера Джона Пола Гетти. Ныне же — штаб-квартира подразделения по борьбе с терроризмом.

Дойл нажал на кнопку звонка и наклонился к интеркому, включившемуся через секунду.

— Идентификация? — произнес металлический голос.

— Дойл, 23958, — ответил он.

Через несколько секунд щелкнул замок, и дверь открылась. Дойл вошел.

Справа от входа стоял деревянный стол, за которым восседала строгого облика дама, оглядевшая Дойла с ног до головы, пока тот проходил мимо.

Слева находилось несколько дверей из темного дерева, за ними — ступени, ведущие в подвальное помещение. А прямо впереди поднималась вверх широкая парадная лестница. Холл освещала тяжелая люстра, свисавшая с потолка на толстой цепи. Огромная хрустальная чаша светилась электричеством, сотни огней искрились в подвесках.

Когда Дойл ступил на лестницу, ноги его утонули в толстых коврах.

Строгая дама по-прежнему смотрела ему вслед.

Наконец, открыв одну из дверей, он шагнул в приемную, настолько маленькую, что в ней едва помещался письменный стол, за которым сидела секретарша.

Секретарша подняла голову, слегка удивленная его появлением, и смущенно поправила свои длинные локоны. На ней был кожаный пиджак и джинсы.

— Чем могу быть полезна? — спросила она, поднимаясь со стула.

— Паркер у себя? — поинтересовался Дойл, не замедляя шаг. Он направлялся к двери за спиной секретарши, и она, поняв его намерение, попыталась преградить ему дорогу.

— Мистер Паркер занят, — заявила она.

— Что ж, прекрасно, — ответил Дойл.

Она сделала еще один шаг, прикрывая от него дверную ручку.

— Он ждет меня, — сказал Дойл, как бы извиняясь за неожиданное вторжение. Толкнув дверь, он вошел в кабинет. — Вы сказали: «В девять часов», — проговорил Дойл. — Сейчас девять.

— Извините, мистер Паркер, — заикаясь, выговорила секретарша. — Я пыталась остановить его, но...

— Все в порядке, Джудит, — едва заметно улыбнувшись, сказал Джонатан Паркер.

Секретарша отступила за порог.

— Благодарю вас, Джудит, — глянув через плечо, добавил Дойл.

Два огромных французских окна, выходивших на Хилл-стрит, создавали ореол света вокруг поднявшегося из-за стола Джонатана Паркера, статного мужчины высокого роста, в безукоризненно сидевшем на нем тщательно отглаженном костюме. И все же как ни внушительно выглядел Паркер, но и он терялся в своем огромном кабинете. Кабинет казался гигантским — отчасти из-за высокого сводчатого потолка, напоминавшего перекрытие церкви. Пол кабинета покрывал толстый ковер, ворсинки которого светились и переливались в ярких солнечных лучах.

Паркер был не один. Усевшись напротив стола, Дойл пристально посмотрел на незнакомого мужчину, высокого, атлетически сложенного, с узким бледным лицом. И тут же подумал, что перед ним какой-то чиновник или, скорее всего, военный.

Майор Джон Уитерби в свою очередь с любопытством разглядывал охотника за террористами. Дойл, судя по всему, не произвел на него особого впечатления. Майор отметил испещренное шрамами лицо, длинные волосы, кожаную куртку, джинсы и ковбойские сапоги, которые имели такой вид, словно несколько месяцев не знались со щеткой и кремом.

Отхлебнув кофе, Уитерби посмотрел на Паркера.

— Так в чем дело? — спросил Дойл. — По какой такой причине вы отстранили меня от работы с Нисоном?

— Ваше нахальство просто бесподобно, Дойл, — сказал Уитерби.

— А вы, собственно, кто такой? — Дойл исподлобья глянул на майора. — Мы знакомы?

— До сих пор был лишен столь сомнительного удовольствия, — ответил Уитерби.

Перепалку прекратил Паркер.

— Майор Уитерби — глава военной разведки в Северной Ирландии, — сообщил он.

Дойл поднял брови.

— Как там в песне поется: «Военная разведка — поставь два эти слова рядом, и смысла в них на грош». Немного резковато сказано, не правда ли? — Дойл рассмеялся.

Уитерби смерил его ледяным взглядом.

— А все-таки... Почему я сижу здесь, вместо того чтобы сидеть на хвосте у Нисона? — допытывался Дойл.

— Для вас найдется более важное задание, — заверил его Паркер.

Дойл промолчал. Поудобнее устроившись в кресле, он полез в карман за сигаретами.

— Суть дела изложит майор, — сказал Паркер, усаживаясь за стол.

— Не знаю, известно вам или нет, — начал Уитерби, — но три дня назад нападению ИРА подвергся армейский конвой. В руки террористов попало оружие.

— Сколько? — спросил Дойл.

— Сто пятьдесят винтовок и шесть тысяч патронов калибра 5. 56.

— О Господи! — простонал Дойл. — А вы уверены, что это ИРА?

— Кто же еще? — фыркнул Уитерби. — У нас есть основания считать, что это была именно ИРА.

— Даже если и так, какое отношение это имеет ко мне?

Паркер и Уитерби переглянулись. После чего Паркер отчеканил:

— Это и есть ваше новое задание. Найти оружие.

Глава 25

Дойл рассмеялся, откинувшись на спинку кресла. Казалось, слова шефа по-настоящему его развеселили.

— Что здесь смешного? — проворчал Уитерби.

Дойл смотрел исключительно на Паркера, он явно игнорировал присутствие майора.

— Вы забрали у меня Нисона из-за этой ерунды? — спросил он с презрительной улыбкой.

— Эта «ерунда», как вы изволили выразиться, стоила жизни пятерым британским солдатам, — огрызнулся Уитерби.

— Тогда вызывайте хозяина похоронного бюро. Я-то здесь при чем? — возразил Дойл.

— Мы хотим, чтобы вы поработали вместе с военными, которые занимаются этим делом, — сказал Паркер.

— Я работаю только в одиночку. И кроме того... Почему за помощью обращаются в подразделение по борьбе с терроризмом? — Теперь и слова его, и взгляд были обращены к Уитерби. — Почему вы не используете своих людей? Почему не поручите это дело вашей недоношенной САС? [С А С — разведывательная служба британской армии.]

— Нам необходим ваш... опыт, Дойл, — проговорил майор. — Никто не знает ИРА так, как вы. Никто не имеет вашего опыта работы с ними.

— Кроме того, «опыт» мне дался не без риска, верно?

— Вы, похоже, понимаете их образ мыслей, разбираетесь в их психологии, — продолжил Уитерби.

— В этом они мало чем отличаются от Красных бригад, Черного сентября или французского Сопротивления, — пожал плечами Дойл.

— Французское Сопротивление не являлось террористической организацией, — заметил Уитерби.

— С точки зрения немцев, они были террористами, — возразил Дойл.

— Дойл, я вызвал вас сюда не для того, чтобы обсуждать особенности политической борьбы в Ирландии. Я повторяю вам: вы должны помочь армии в розыске этого оружия. Я не предлагаю, а приказываю, — сурово взглянул на него Паркер.

— Если предположить, что вы не очень-то их жалуете, вы должны ясно понимать мотивы действий ИРА, — сказал Уитерби.

— Своих врагов нужно знать как можно лучше, — согласился Дойл.

Уитерби взял со стола папку с бумагами и начал их просматривать, периодически кивая.

— И здесь, и в Ирландии, работая тайно, вы сумели выполнить многие задания, — сказал майор. — Последний раз были в Республике пять лет назад.

ПЯТЬ ЛЕТ. СТО ЛЕТ.

Дойл закурил новую сигарету.

— Вы были тяжело ранены, — продолжил офицер. — Во время следующей операции работали вместе с Джорджиной Уиллис. Она погибла.

— Я пока еще не лишился памяти! — рявкнул Дойл. — Зачем мне все это сообщать?

— Я проверяю самого себя, — отозвался Уитерби. Он по-прежнему изучал содержимое папки. — За четыре года до этого вас серьезно ранило взрывом бомбы в Лондондерри. После чего вам рекомендовали уйти в отставку, но вы отказались. Почему?

— Какое это имеет значение? — спросил Дойл.

— Вы сказали, что вам важно понять психологию своего врага, а я пытаюсь понять вас, — ответил майор. — Дважды вы лежали в госпитале. Оба раза вам лишь чудом удалось выжить. Оба раза у вас была возможность выйти в отставку, но вы не согласились. Вы побывали во множестве переделок, каждая из которых могла закончиться для вас смертью. Что вами движет, Дойл? Месть?

— Я просто люблю свою работу, — невозмутимо ответил охотник за террористами, выпуская в сторону Уитерби струйку дыма.

— Ваши родители были ирландцами, — чуть ли не с укоризной произнес Уитерби.

Дойл кивнул.

— Есть другие родственники?

— Все эти сведения имеются в досье, читайте.

— Вы никогда не были женаты, всегда жили один. Вы непредсказуемы, не признаете авторитет начальства. — Уитерби постучал по папке. — Так здесь сказано. — Майор усмехнулся.

— Вы закончили? — спросил Дойл.

Уитерби кивнул.

— Теперь я расскажу вам кое-что о деталях предстоящей операции, — продолжил он.

— Вы сказали, что надо найти оружие, правильно?

— Да, но...

— Это все, что мне необходимо знать, — отрезал Дойл. — Только предоставьте мне информацию о том, где все произошло, и дайте возможность поговорить с людьми, которые были в конвое. С остальным я справлюсь сам.

— Будете докладывать через день... — начал Уитерби.

— Чепуха, — перебил его Дойл. — Я буду докладывать, если обнаружу что-нибудь достойное доклада, и я не желаю, чтобы контролировали каждый мой шаг. Я работаю один. Если мне что-то понадобится, сообщу.

— Могу ли я чем-нибудь помочь вам? — спросил Уитерби.

— Ага, — ответил Дойл. — Катитесь-ка вы к черту. — Он поднялся. — Когда мне отправляться?

— Как можно скорее, — ответил Паркер.

Дойл кивнул своему шефу, затем майору.

— Хотелось бы сказать, что приятно было с вами встретиться, — произнес он улыбаясь, — да не могу: чего уж тут приятного. — Дойл направился к двери. — Я выйду на связь, — сказал он, переступая порог.

— Боже правый! — простонал Уитерби. — Почему, черт возьми, вы его не приструните?! Надо же, какая наглость...

Паркер вскинул брови.

— Потому что он лучший из всех, кем мы располагаем, — спокойно произнес он. — Если это оружие можно отыскать, Дойл его найдет.

Уитерби вздохнул:

— Дай Бог, чтобы вы оказались правы.

Глава 26

Графство Донегол. Ирландия

Подъезжая к дому, Мэри Лири не обнаружила никаких признаков жизни.

Она притормозила и принялась осматривать здание сквозь ветровое стекло, пытаясь подметить хоть какие-нибудь следы человеческого присутствия. Оставив свой «пежо» в десяти ярдах от двери, она долго всматривалась в окна дома, но так ничего и не заметила.

Дом стоял на отшибе, в полумиле от ближайшего здания, на приличном удалении от городка Клоган. Высокие пригорки и холмы словно специально выросли из земли, чтобы обеспечить уединенность этого места. На западе виднелись горы, вздымавшие к облакам свои вершины. В воздухе пахло дождем, его первые капли уже оросили землю.

Она привезла с собой полдюжины вместительных сумок, в основном набитых одеждой. Рубашки, джинсы, брюки, тенниски... Захватила кое-что и из продуктов.

Она услыхала у себя за спиной какой-то шум.

ШАГИ?

Мэри резко обернулась; в ее руке мгновенно появился автоматический пистолет. Мужчина, увидев оружие, сделал шаг назад. Несколько секунд они стояли лицом к лицу, затем мужчина улыбнулся. Мэри ответила тем же, убирая оружие.

— Помогите мне внести это в дом, — сказала она, направляясь к машине.

Мужчина кивнул, подхватил четыре сумки и направился к двери. Мэри, захватив оставшиеся вещи, пошла следом за ним.

Подойдя ближе к дому, она заметила в одном из окон чье-то лицо — кто-то с любопытством наблюдал за нею. Лицо оставалось в окне еще секунду, потом исчезло.

Мэри вошла в дом и, следуя за мужчиной, прошла на кухню. На столе, покрытом пластиком, громоздились грязные тарелки, сложенные рядом с раковиной, в которой в застоявшейся воде плавали грязные кастрюли.

— Какое великолепное презрение к общепринятым нормам гигиены, — сказала она с улыбкой, водружая сумки с продуктами на разделочный стол.

Мужчина промолчал. Не произнося ни слова, он наблюдал, как она достает из сумок одежду и раскладывает ее на полу.

— Одежды хватит на всех, — сказала Мэри. — Ту, что на них, — постирайте. Через неделю привезу еще. Если понадобятся продукты, доставайте сами. У меня нет времени разъезжать туда-сюда. — Она взглянула на кучу одежды. — Риордан сказал, вы должны проследить, чтобы они не покидали дом.

Мужчина кивнул.

— Если возникнут проблемы, свяжитесь со мной или с Риорданом, — добавила она и, повернувшись, зашагала обратно к двери.

Стоя на пороге, мужчина наблюдал, как она садится в свой «пежо». Мэри подняла голову и увидела в окне второго этажа уже три лица.

— Помните, — обратилась она к мужчине у дверей, — не позволяйте им покидать дом. Ни в коем случае.

Она завела мотор, развернулась и поехала по дороге, то и дело поглядывая на дом в зеркало заднего вида. В окне второго этажа по-прежнему виднелись три лица.

Она улыбнулась, подумав о том, что они, должно быть, уже давно не видели женщину.

И еще долго не увидят.

Пройдет немало времени, прежде чем им позволят покинуть дом.

Глава 27

Джеррард-стрит. Лондон

Возраст семи мужчин, находившихся в комнате, колебался в пределах от двадцати восьми до шестидесяти двух лет. Однако выглядели все они так, словно были почти ровесниками. Морщин на некоторых лицах чуть побольше, но в целом их облик — вплоть до костюмов — носил отпечаток какого-то странного подобия, словно все они являлись потомством огромной амебы, разделившейся на несколько частей. Одетые в безупречные темные костюмы, они хорошо вписывались в строгую обстановку комнаты.

Семеро мужчин в соответствии со своим положением занимали различные места за тремя столами, покрытыми белыми скатертями.

Все взгляды были устремлены на одного из них, а мысли сосредоточены на одном событии. Они являли собой не только внешнее, но и внутреннее единство.

Чанг говорил, медленно расхаживая между столами; время от времени руки его непроизвольно складывались словно в молитве — жест, которым он почти непроизвольно стремился дать понять своим коллегам, что от него не ускользнула вся важность обсуждаемой проблемы.

Чанг, невысокого роста и плотного телосложения человек лет тридцати пяти, то и дело переводил взгляд с одного из присутствующих на другого, затем на следующего, словно пытался оценить реакцию всех сразу.

— Мы знаем, что несколько дней назад здесь, в Лондоне, погиб Билли Кван, — говорил он. — Мы также знаем о гибели Чан Лю и Кан Хуанга в Гонконге. От рядовых исполнителей до шанчу — похоже, наши враги не делают различий. Но мы не знаем главного: почему нас избрали объектом нападений?

— Причина не имеет значения. Главное же состоит в том, что своими нападениями они нас оскорбили. — Голос принадлежал самому молодому из присутствующих, Фрэнки Вонгу. — Все сделано так, чтобы выставить нас дураками, — продолжил он. — Мы обязаны нанести ответный удар.

— Нанести кому? — поинтересовался Чанг. — Мы ведь даже не знаем, кто несет ответственность за нападения.

— Чем дольше мы будем ждать, тем глупее будем выглядеть. Сейчас они смеются над нами, — настаивал Вонг, вопросительно поглядывая на старших.

Трое старших сидели за одним столом: седеющий мужчина в окружении двух худосочных соратников, один из которых непрерывно постукивал костяшками пальцев по льняной скатерти.

— Мастер Во, вы теперь шанчу, вам и слово, — проговорил Вонг, глядя на самого старшего. — Мы уважаем ваш опыт, вашу мудрость. Над Тай Хун Чай станут смеяться и друзья, и враги, если не положить этому конец.

— Чанг прав, — тихо и раздумчиво проговорил Во. — Нельзя сражаться с врагом, не зная его в лицо.

Тяжело вздохнув, Вонг опустился на свое место.

— Меня окружают одни старухи, — раздраженно пробормотал он себе под нос.

— Как мы должны, по-твоему, поступить? — обратился к нему Чанг. — Наброситься на все остальные триады без разбора? Нам не нужна междоусобная война, Фрэнки.

— А вам не кажется, что она уже началась, эта война? — проскрежетал зубами Вонг. — И я не собираюсь сидеть сложа руки и ждать, когда убьют следующего из нас.

— Ты ничего не предпримешь до тех пор, пока мы не примем решение, — категорически заявил Во Фэн.

— Есть несколько вопросов, требующих безотлагательного обсуждения, — продолжал Чанг. — Кто может желать нам неприятностей? Какую выгоду они преследуют? Уже много лет мы самая сильная триада здесь и в Гонконге, и мы должны понять, кто и почему решил напасть на нас.

— Хип Синг, — предположил Вонг.

— Вполне возможно, — поддержал его мужчина, сидевший рядом. Он был всего на четыре года старше Вонга, но его лицо уже покрывала сетка морщин. — У нас имеется информация из Амстердама о том, что Хип Синг пытается противодействовать некоторым нашим операциям.

Вонг кивнул:

— Хип Синг много выигрывает своими акциями против нас. Они — молодая триада, без традиций, а честь для них — пустое слово, их интересуют только деньги.

— Я согласен, — сказал Джеки Тай, кивая головой. — Они слишком молоды и понятия не имеют о чести, не думают о родине.

— Большинство из них никогда даже не видели Гонконга, — напомнил Чанг. — Многие родились здесь и ничего не знают о старых традициях.

— Как вам известно, наша организация опирается на религию, — тихо проговорил Во. — Наши предки боролись за свободу и руководствовались прежде всего интересами своих семей и своей родины. Но сменялись поколения, и все труднее передавать им наши ценности. Они не хотят ничего знать, кроме долларов. Дай им волю, и они вконец развратят триады. В Америке Тонг торгует с итальянцами. Но те хоть имеют понятие о чести семьи... Здесь же мы совсем одни.

— Мириться с нападениями — значит потерять лицо, — заявил Вонг, на которого красноречие Во не произвело ни малейшего впечатления.

— Мы еще больше потеряем, если нанесем удар не по адресу, — возразил Во. — Мы будем ждать до тех пор, пока враг сам себя не обнаружит.

— Сколько же наших умрет, прежде чем вы дадите разрешение действовать? — возмутился Вонг.

Но когда взгляды всех присутствующих обратились на него, он пристыженно опустил голову.

— Виноват, Мастер, — проговорил он тихо.

— Когда мы узнаем, кто наш враг, — продолжил Во, — вот тогда и нанесем удар. Это мое окончательное решение.

Вонг под столом в гневе сжал кулаки.

Глава 28

Джоуи Чанг взял с тарелки кусок мяса и положил его в чашку с рисом.

Глубоко втягивая носом воздух, он наслаждался ароматами, исходившими от стоявшей перед ним пищи.

В ресторане было немноголюдно.

Чанг сидел за столом в одиночестве, задумчиво глядя в окно на неоновые вывески магазинов и ресторанов. Они вспыхивали, словно светлячки. Мимо витрины ресторана проходили люди — китайцы и белые. Чайнатаун всегда привлекал туристов, но для тысячи китайцев район этот являлся родным домом, в сравнительно узких границах которого они жили и трудились. Чайнатаун ничем не напоминал трущобы Каолуня, который еще десяток лет назад Чанг считал своим домом. В Лондоне была бедность, были и бездомные, свойственные большим городам. Однако Чанг никогда не видел здесь ничего, даже отдаленно напоминавшего ту разлагающую душу нищету, в которой он вырос.

Триада дала ему шанс выбраться из этой нищеты, и он воспользовался своим шансом.

Его родители умерли; он приехал в Лондон сразу после смерти матери. Там, в Гонконге, у него никого больше не осталось, и теперь Лондон стал его домом, — домом, в котором ему жилось совсем неплохо.

Чанг положил в рот кусочек говядины, прожевал и потянулся к чашке с чаем. Он уже собрался сделать глоток, но стол вдруг покачнулся — кто-то без приглашения опустился на стоявший напротив него стул.

Подняв голову, Чанг увидел Фрэнки Вонга, мрачно уставившегося на него с противоположного конца стола.

— Я знал, что найду тебя здесь, — проговорил наконец Вонг.

— Что тебе нужно, Фрэнки? — спросил Чанг усталым голосом.

— Ты ведь знаешь, что я был прав относительно Хип Синг, верно?

— Хотелось бы знать наверняка...

— Мне казалось, у тебя больше здравого смысла, чем у Во Фэна. Он слишком стар, с ним трудно найти общий язык, но ты... От тебя я ожидал большего, Джоуи.

— А чего же ты ожидал? Что я втяну старика в войну? Мне надлежит учитывать все точки зрения, Фрэнки. Чтобы давать разумные советы, необходимо" всесторонне изучить ситуацию; принимать же опрометчивые решения я не уполномочен.

— И все же ты знаешь, что я прав.

— Представь доказательства, и я поверю тебе.

— А если доказательством станут твои жена и дети? Уж если наши враги начали войну, им все равно, кого убивать, — членов Тай Хун Чая или наши семьи. Неужели только после этого ты уверишься, что все мы в опасности?

— Один наш человек убит в Лондоне, двое в Гонконге. Пока что не похоже на начало резни, согласен?

— Откуда у тебя такая уверенность? — спросил Вонг.

— Фрэнки, когда у нас появятся точные сведения о наших предполагаемых врагах, вот тогда я с удовольствием посоветую Во Фэну объявить войну. Но пока нет смысла затевать междоусобицу. Если мы втянемся в войну, то потерпим финансовые убытки и тем самым подвергнем опасности и всю триаду. Тут ведь простая арифметика...

— Ты рассуждаешь, как один из тех, о которых говорил Во, как один из тех, для кого доллар выше чести, — злобно прошипел Вонг.

— Не надо мне говорить о чести, Фрэнки, — возразил Чанг. — Моя задача, как пакцина, в том и заключается, чтобы находить правильное соотношение между честью и знанием. Мое дело — анализировать, а твое — применять насилие. Это твоя часть работы.

— Я не могу ничего предпринять, пока не получу приказаний от Во, а он мне их не даст, пока ты не убедишь его.

— Во отдаст приказ, когда сочтет, что настало время. И чтобы я ни сделал, он не изменит своего мнения. — Чанг сделал глоток чая, наблюдая, как Вонг подобрал со скатерти зернышко риса и отправил его в рот.

— Ты можешь его убедить, — упорствовал молодой человек.

— Зачем мне убеждать его? На сей раз я с ним согласен. Нам нужны дополнительные подтверждения того, что именно Хип Синг нападает на наших людей.

Вонг покачал головой.

Несколько секунд он пристально смотрел на собеседника, затем поднялся.

— Запомни то, что я тебе сказал, Джоуи, — произнес он. — Подумай о жене и детях.

Вонг направился к выходу.

Чанг проследил, как тот прошагал мимо витрины ресторана, затем вернулся к еде, рассеянно орудуя палочками. Несколько минут спустя он отложил палочки в сторону и вынул из кармана радиотелефон.

Возможно, стоит позвонить домой, чтобы убедиться, что там все в порядке.

НЕ СЛЕДУЕТ ПОПУСТУ ТРЕВОЖИТЬСЯ.

Он мысленно отчитывал себя, недовольный тем, что позволил себе принять так близко к сердцу бредни Вонга.

ТВОЯ ЖЕНА И РЕБЕНОК.

Нечего бояться Хип Синг.

ЕСЛИ НЕ...

Он набрал домашний номер и стал ждать, когда снимут трубку. К телефону подошла Су.

— Это я, — сказал он тихо. — Хотел просто проверить, все ли в порядке.

Она засмеялась. У нее все было в порядке, но ей бы хотелось знать, зачем он на самом деле позвонил.

— Потому что я люблю тебя, — ответил Чанг. — Пока.

Нажав кнопку «отбой», он сунул телефон в карман.

Глава 29

Портадаун. Северная Ирландия

Все тот же запах.

Всегда этот мерзкий запах.

Дойл в нерешительности стоял у входа в палату. Запах антисептика вызывал у него отвращение. Он, действуя подобно павловскому рефлексу, пробуждал в Дойле воспоминания о собственном пребывании в больнице.

О КАКОМ ИМЕННО? О ТОМ, КОТОРОЕ ПОСЛЕДОВАЛО ЗА ВЗРЫВОМ БОМБЫ? ИЛИ О ТОМ, ЧТО СТАЛО СЛЕДСТВИЕМ ПЕРЕСТРЕЛКИ?

Или о множестве других случаев, когда ему приходилось становиться пациентом по самым разным причинам — начиная от пулевого ранения и кончая переломом пальца.

Медсестра, которая сопровождала Дойла, заметила его нерешительность. Увидела, как заиграли его желваки.

— С вами все в порядке? — спросила она с беспокойством.

Дойл кивнул, досадуя на самого себя из-за того, что она заметила его реакцию. Он быстро открыл дверь и вошел в палату, в которой стояло двадцать коек — по десять в каждом ряду. Семь из них оказались занятыми.

— Мне приказано оставаться с вами, пока вы будете задавать больным вопросы, — проговорила сестра.

— Это еще зачем? — удивился Дойл.

— Им нельзя переутомляться, мистер Дойл. Они еще очень слабы.

Кивнув, он направился к первой койке.

Человек в ней лежал на вытяжке; обе его ноги, полностью перебинтованные, были подвешены к потолочному блоку, а к руке присоединили капельницу. Дойл видел, как по каплям прозрачная жидкость из подвешенного вверху мешочка стекает по трубке в вену раненого.

ЗНАКОМАЯ КАРТИНА.

Охотник на террористов подошел поближе, всматриваясь в лицо лежавшего перед ним человека. Он заметил, что глаза раненого полуоткрыты; казалось, он следил за Дойлом из-под прикрытых век, пытаясь полностью открыть глаза, чтобы лучше рассмотреть таинственного посетителя. Дойл присел на край койки.

ОН ВЫГЛЯДИТ ПОЛУЧШЕ, ЧЕМ Я КОГДА-ТО.

— Ему дали двойную дозу успокоительного, — сообщила сестра, ни на шаг не отстававшая от Дойла.

— Вы меня слышите? — спросил Дойл, ожидая, какую реакцию его слова произведут на лежавшего перед ним мужчину.

Раненый открыл рот и выдавил из горла сухой каркающий хрип.

— Да, — пробормотал он наконец.

— Что вы запомнили о нападении ИРА на ваш конвой? — задал вопрос Дойл.

— Кто вы? — вопросом на вопрос ответил солдат.

— Я из подразделения по борьбе с терроризмом. Меня зовут Дойл. Расскажите, что можете.

Капрал Тернбулл попытался сглотнуть, но в горле у него совсем пересохло.

Сестра наполнила водой из стоящего на тумбочке кувшина пластмассовую чашку и подала раненому. Морщась от боли, он сделал несколько глотков.

— Видели вы кого-нибудь из них? — спросил Дойл. — Их лица?

— Они были в масках, — произнес Тернбулл. — И накрыли нас по всем правилам, видно, тщательно готовились. У нас не оставалось никаких шансов, и так еще повезло, что выбрались живыми.

Дойл задумчиво кивнул.

ПОВЕЗЛО?

Сломанные ноги и Бог знает какие еще повреждения... Если это везение, век бы его не знать. Ведь когда-то, после очередной схватки со смертью, врачи говорили Дойлу то же самое. Не обращайте внимания на переломы, на пробитое легкое и почку и на перечень прочих повреждений.

ДА, ЕМУ ТОГДА ПОВЕЗЛО.

С минуту он безучастно разглядывал раненого, потом встал и перешел к следующей койке.

Этот раненый, по-видимому, спал: грудь его медленно поднималась и опускалась; лицо и руки были перебинтованы, что придавало ему сходство с египетской мумией.

— Вырвана почти вся нижняя челюсть, — объяснила сестра. — Он все равно не смог бы ничего вам сообщить, даже если бы находился в сознании.

Охотник натеррористов мельком взглянул на спящего и перешел к следующей койке.

Тот, кто на ней обосновался, сидел, со всех сторон обложенный подушками. В боку у него Дойл заметил трубку. Какая-то темная жидкость стекала по катетеру, окрашенному кровью. Глаза раненого были прикрыты марлевыми тампонами.

— Возможна полная потеря зрения, — тихо проговорила сестра.

— Ладно, сестра, — проворчал рядовой Дэниел. — Возможно, я и ослеп, зато слышу хорошо.

Сестра Миджли слегка покраснела и виновато потупилась.

— Чем могу помочь, кем бы вы ни были? — произнес Дэниел.

— Что вы можете рассказать о нападении на конвой? — спросил Дойл.

— Я слышал, что говорил Джон, и к этому немногое смогу добавить. Они накрыли нас внезапно, и у них были минометы. Здорово нам всыпали. Что тут еще добавишь?..

Дойл посмотрел на марлевые повязки на глазах солдата. Затем обвел взглядом другие койки, на которых лежали солдаты с переломанными руками и ногами, с раздробленными челюстями... Он вдруг вспомнил слова песни: "МИНА ОТНЯЛА ГЛАЗА МОИ, РЕЧЬ И СЛУХ... "

Дойл поднялся.

"ОТНЯЛА РУКИ, ОТНЯЛА НОГИ... "

Темная жидкость все так же медленно стекала по катетеру. Дойл чувствовал едкий запах крови и мочи.

«ОТНЯЛА ДУШУ, А ЖИЗНЬ ПРЕВРАТИЛА В АД...»

— Не знаю, что вы надеетесь от них услышать, — сказала сестра Миджли, когда они переходили к следующей койке.

— Мне нужно знать, что они видели, — сухо ответил Дойл.

— Тогда поговорите со мной.

Оба повернулись в ту сторону, откуда донесся голос.

Рядовой Эндрюс лежал на боку. Гипс на ногах и нижней части позвоночника не позволял ему лежать на спине.

Дойл взглянул на раненого:

— Так что же вы видели?

— Харю одного из этих гадов, — невозмутимо ответил Эндрюс.

Глава 30

Дойл наклонился, вглядываясь в лицо раненого. Боль, застывшая в глазах солдата, казалось, усиливалась при каждом, пусть самом незначительном, его движении. Эндрюс выдержал взгляд Дойла.

— Так что же вы видели? — повторил тот свой вопрос.

— Я видел одного из них, — выдохнул Эндрюс. Он жадно втянул в себя воздух, словно в легких совсем уже не осталось кислорода. — Они были в масках, но Росс, рядовой Уильям, сумел сорвать маску с одного из них.

— И вы увидели лицо этого человека? — допытывался Дойл.

— Эти суки убили Росса, — прохрипел Эндрюс, и глаза его затуманились. — Другой ублюдок пристрелил его.

— Но вы все же запомнили лицо этого типа? — настойчиво спросил Дойл.

— Да, он был примерно вашего возраста. Каштановые волосы и такие яркие синие глаза, каких я никогда в жизни не видел. Ублюдок...

Дойл машинально кивнул.

— Какого он был роста? Около пяти футов десяти дюймов, стройный?

— Думаю, да...

— Примерно моего возраста и телосложения?

— Мне кажется, чуть выше вас.

— Не слышали, чтобы упоминались чьи-либо имена?

Эндрюс, как сумел, отрицательно покачал головой.

— Мне просто запомнились его глаза, — тихо произнес он. — Помнится, я лежал там и думал о них. Не знаю, почему они так врезались мне в память.

Дойл поднялся, пригладил рукой свои длинные волосы.

— Вы уже закончили, мистер Дойл? — осведомилась сестра Миджли.

— Больше вы ничего не можете мне сообщить? — спросил Дойл, обращаясь к Эндрюсу.

— Разве этого мало? — В голосе сестры послышалось раздражение.

Дойл повернулся и направился к выходу.

— Вы никогда не найдете их! — прокричал вслед ему Эндрюс.

Дойл не отозвался. Толкнув дверь, он вышел из палаты.

Полчаса спустя Дойл звонил по телефону, взгромоздившись на край письменного стола в кабинете одного из интернов и наблюдая, как дым от его сигареты поднимается к потолку. Он ждал.

Когда ему наконец ответили, то сразу узнал голос на другом конце провода.

— Уитерби, послушайте! — рявкнул Дойл, не дав майору и слова сказать. — Мне кажется, я знаю, кто из людей ИРА напал на конвой.

— Откуда? — поинтересовался офицер.

Дойл передал ему свой разговор с рядовым Эндрюсом.

— У того, кого он видел, были поразительно яркие голубые глаза. Эндрюс утверждает, что именно на них обратил внимание, — продолжил Дойл.

— Но ведь этого явно недостаточно, — недоверчиво проговорил Уитерби.

— Посмотрите ваши паршивые досье, — вспылил Дойл. — Я думаю, это Пол Риордан.

— Неубедительно, Дойл, — произнес Уитерби. — Один-единственный свидетель, притом тяжело раненный. Мало ли что ему тогда могло померещиться. Его ранили, и...

Дойл перебил его:

— Послушайте, у вас есть что-нибудь другое? Черт бы вас побрал... Описание совпадает с приметами Пола Риордана. Пусть описание поверхностно, плевать. У меня, Уитерби, имеются предчувствия... И это все, чем я на данный момент располагаю.

— Ну, допустим, это Риордан. И что с того?

— Последние два-три года он состоял в боевой группе, которая действовала здесь и в Англии. Обычно он работает с двумя парнями, О'Коннором и Джеймсом Кристи.

— Согласно сообщениям, нападавших на конвой было четверо, — возразил Уитерби.

— Четыре человека нападало или сто четыре — какая, к черту, разница? Если я прав в отношении Риордана, держу пари, я также не ошибся и в отношении О'Коннора с Кристи.

— Хорошо. Допустим, вы правы. Что дальше?

Сделав последнюю затяжку, Дойл погасил окурок.

— У Кристи есть брат, Дермот, — продолжил он. — И тот сейчас отбывает десять лет в Лабиринте. У него можно узнать, где сейчас находится его братец. Если мне удастся найти Джеймса Кристи, я отыщу и Риордана.

— Вы полагаете, Кристи захочет говорить с вами?

— Я говорю весьма убедительно, когда мне это необходимо. А сейчас мне нужно, чтобы вы предоставили мне возможность наведаться в Лабиринт и переговорить с этим типом.

— Это не составит труда, — ответил Уитерби. — Надеюсь, Дойл, ваш план увенчается успехом.

— Пока вы не предложили ничего другого, для всех нас будет лучше, если так оно и случится. А так как вы с самого начала нуждались в моей помощи, можно с уверенностью допустить, что у вас нет никаких собственных идей. Так что цепляйтесь за мою, Уитерби.

— Могу я еще чем-нибудь вам помочь? — раздраженно спросил майор.

— Ага, — ответил Дойл. — Попробуйте держать кулак на счастье.

И он повесил трубку.

Глава 31

Лондон

— Девятьсот, девятьсот пятьдесят, тысяча.

Ли Чау взял пачку пятидесятифунтовых банкнотов и постучал ею по столу, выравнивая края, после чего стянул ее эластичной лентой.

Улыбнувшись, он сунул деньги в карман. Тучный мужчина лет пятидесяти с небольшим, сидевший напротив него за столиком, невозмутимо наблюдал за Чау и его компаньоном, осматривавшими помещение.

— Как идет бизнес? — поинтересовался Чау, изучая ряды видеокассет на полках.

— Неплохо, — ответил толстяк. — Даже замечательно, если не принимать во внимание тот факт, что взносы, которые я выплачиваю тебе ежемесячно, могут вконец разорить меня.

— Не преувеличивай, — улыбнулся Чау. — Эти чаевые используются должным образом, сам знаешь. — Он похлопал себя по карману. — Для тебя это не слишком накладно, зато душевное спокойствие гарантировано. Здесь масса преступников, которые не прочь лишить тебя твоего бизнеса, Чи. — Чау улыбнулся еще шире.

Контора находилась в заднем помещении магазина на Шафтсбери-авеню. Трое мужчин, сидевших здесь, слышали гул голосов, доносившихся из торгового зала. Магазин, принадлежавший Чи, являлся одним из многих в Чайнатауне заведений, которые торговали видеокассетами с записями фильмов, переведенных на китайский язык. Оборот был солидным.

Чау и его напарник Джордж Хун вот уже восемнадцать месяцев приходили собирать дань за покровительство, как они собирали ее с бесчисленного множества других магазинов, ресторанов и коммерческих предприятий, расположенных в этом районе. И это являлось важной статьей доходов триады Тай Хун Чай.

— Ты мог бы предложить нам выпить, пока мы занимаемся с тобой бизнесом, — заметил Хун, рассматривавший видеоаппаратуру и коробки с кассетами.

— Я бы не назвал это бизнесом, — ответил Чи.

— Почему ты так недружелюбен с нами? Мы здесь, чтобы помочь тебе, — проговорил Чау. — Не будь нас, кто-нибудь другой выколачивал бы из тебя гораздо больше денег.

— Мне кажется, толстяк Чи недоволен нами, — осклабился Хун. — Наверное, нам лучше уйти.

Молодые люди поднялись.

— Выпьем, когда придем через месяц, — заключил Чау.

— И может, твоя дочка захочет поднести нам выпивку, — рассмеялся Хун.

— Мою дочь не трогай, — строго проговорил Чи.

— А где она сегодня? — полюбопытствовал Хун.

— Дома.

— Тогда увидимся с ней в следующий раз, — сказал Хун, направляясь к двери.

Чи последовал за парнями, желая побыстрее их выпроводить. Покупатели в магазине лишь мельком взглянули на них, когда они вышли из-за прилавка.

Клиентов обслуживал один из сыновей Чи — он как раз доставал из кассы сдачу. Чау заглянул в набитые деньгами ящички и ухмыльнулся.

— Твое дело процветает, — заметил он. — Пусть так и продолжается.

Чи промолчал. Его внимание привлекли два молодых китайца, появившиеся в магазине. Обоим на вид лет по двадцать, возможно, чуть больше. У одного на левой щеке шрам. На обоих — кожаные куртки на «молниях».

Чау и Хун, казалось, совсем не обратили внимания на этих незнакомцев. Что же до Хуна, то он заинтересовался молодой женщиной, которая вместе с приятелем рассматривала полки с видеокассетами.

Чи открыл было рот, но слова застряли у него в горле. Парни в куртках открыли огонь.

Первые выстрелы из девятимиллиметровых «мамб» в тесном пространстве магазина прозвучали оглушительно. Их не заглушили ни пронзительные вопли покупателей, ни истошный крик самого Чи, который грузно рухнул на пол, схватившись руками за голову.

Первая же пуля угодила Чау в живот, и тот, согнувшись пополам, осел на пол. Второй выстрел расщепил прилавок. Третья пуля разбила стеклянную витрину, осколки которой разлетелись по всему магазину.

Хун сунул руку за борт пиджака, пытаясь вытащить свой пистолет.

Следующие две пули попали в цель: одна угодила в ногу Хуна, вторая, войдя в правое плечо, раздробила на выходе лопатку.

Стена за спиной китайца окрасилась кровью, смешанной с осколками кости.

Чау поднял глаза на нападавших, пытаясь подняться на ноги. В тот же миг пуля вонзилась ему в глазную впадину, выйдя у основания черепа.

Чау рухнул как подкошенный. Вокруг него тотчас стала расползаться лужа крови.

Хун поднял руку, словно сдаваясь. Его ладонь пробила пуля, оторвавшая указательный палец.

Шальные пули рикошетили от стен, однако «кожаные куртки» стреляли в основном прицельно.

Один из них всадил в Хуна еще шесть пуль; его напарник продолжал дырявить Чау, пока не расстрелял все патроны.

Затем оба развернулись и неспешно удалились. Чи по-прежнему лежал на полу, обхватив руками голову. В ушах его звенело от выстрелов, в ноздри бил запах пороха и крови. Мелкие осколки стекла, словно сверкающие конфетти, покрывали спину Чи.

Девушка с парнем тоже лежали на полу; девушка громко плакала. Первым зашевелился сын хозяина, видевший, пока лежал, как уходили налетчики. Он поднялся на ноги, ошалело мотая головой. От темного пятна на его брюках разило мочой. Парень тяжело дышал, лицо покрылось испариной.

На улице собирались люди, в магазине слышали их пронзительные крики. Чи повернул голову и увидел тела Чау и Хуна, изрешеченные пулями.

Кровь, струившаяся из их тел, растекалась по полу. Взглянув на свои руки, Чи заметил на них ярко-красные пятна и серовато-розовые капельки, похожие на густое желе.

В следующий миг он понял, что «желе» — это частички мозга.

Его стошнило.

Глава 32

Джоуи Чанг внимательно смотрел на свои часы, наблюдая за движением секундной стрелки. Всем им казалось, что они сидят в комнате уже целую вечность, — голоса сделались резкими, раздраженными.

— Сколько они взяли? — спросил Дэвид Лун.

— Ничего не взяли, — ответил Чанг. — Это было не ограбление.

— Очевидная попытка Хип Синг дискредитировать нас! — взъярился Фрэнки Вонг. — И, надо сказать, успешная попытка. Чем дольше мы будет здесь сидеть, тем больший урон они нам нанесут.

— Согласен с Фрэнки, — вступил в разговор Чо Лок. — Из-за них мы теряем авторитет. Надо ответить.

— Кажется, мы уже беседовали на эту тему, — устало проговорил Чанг.

— Ну сколько же еще терпеть? Сколько еще должно погибнуть наших людей, прежде чем мы начнем действовать? — настаивал Вонг.

Взгляды всех присутствующих обратились к Во Фэну. Во сидел чуть наклонив голову, словно в раздумье.

— Вы, Мастер, единственный, кто может отдать приказ, — обратился к нему Вонг.

Во Фэн рассеянно кивнул, словно отрешившись от происходящего. Затем медленно обвел взглядом собравшихся.

— Значит, еще двоих убили? — не слишком внятно спросил он.

Чанг кивнул.

— А известно ли, что это дело рук Хип Синг? — продолжал спрашивать Во.

— Не наверняка, — ответил Чанг.

— Они и в Гонконге были нашими заклятыми врагами. С ними всегда хлопот по горло, — проворчал Вонг.

— Напали в магазине видеокассет. У Хип Синг таких магазинов много, так что, возможно, это попытка запугать нас, — добавил Джеки Тай.

— Тогда почему же не убили ни владельца магазина, ни членов его семьи? — задумчиво проговорил Чанг.

— Что может заставить тебя действовать? — прохрипел Вонг.

Во задумчиво барабанил пальцами по столу. Затем повернулся к Чангу:

— Твое мнение, Джоуи? Мы ждем твоего совета.

Чанг пожал плечами.

— Боюсь, у нас нет другого выбора... Придется ударить по Хип Синг, — проговорил он.

— Раньше ты говорил, что нельзя этого делать. — В голосе Вонга прозвучали обвинительные нотки.

— Я был против по финансовым соображениям. Я и сейчас опасаюсь экономических последствий междоусобицы с Хип Синг. Но если не нанести ответный удар, мы рискуем потерять авторитет, а они не успокоятся.

— А что произойдет, если мы объявим им войну? — спросил Во Фэн, сжимая кулаки.

— Все зависит от того, как долго она продлится, — ответил Чанг.

— Продлится до тех пор, пока не уничтожим их! — закричал Вонг.

Во Фэн поднял вверх руку, заставив умолкнуть молодого человека.

— Если мы нанесем ответный удар и сумеем хорошенько потрепать их, они, возможно, отступят. Ну а если они настроены решительно, то им ведь тоже не обойтись без потерь. А финансовые потери их тревожат не меньше, чем нас, — сказал Чанг. — Единственная проблема заключается, на мой взгляд, в том, что другие организации расценят нашу с Хип Синг междоусобицу как возможность проникнуть в сферу наших интересов.

— Очередные отговорки, — фыркнул Вонг.

— Это не отговорки, — сердито возразил Чанг. — Мне не меньше твоего хочется сохранить авторитет, но существуют вещи, с которыми приходится считаться. С твоими куриными мозгами этого не понять.

Они злобно уставились друг на друга. Через несколько секунд Чанг продолжил:

— Решение, предлагаемое Фрэнки Вонгом, слишком примитивно. Он ведь ничего, кроме грубой силы, не признает.

— Но именно силу Хип Синг и применяет против нас, — возразил Вонг.

Последовала продолжительная пауза, которую прервал Во.

— Итак, что же ты посоветуешь? — обратился он к Чангу.

— У нас нет выбора, — ответил тот. — Мы должны нанести ответный удар по Хип Сингу. Вы, Мастер, должны дать согласие на это. Ничего иного нам не остается.

— Кто еще желает высказаться? — осведомился Во, обводя взглядом лица мужчин.

Взять слово никто не пожелал.

Фрэнки Вонг откинулся на спинку кресла; по лицу его расползлась широкая ухмылка.

— Пусть будет так, — произнес Во, всем своим видом давая понять, что вопрос решен. — Хип Синг заплатит за свое вероломство. Сколько времени потребуется на подготовку? — На сей раз его вопрос был адресован Вонгу.

— Несколько дней, — последовал ответ. — Как только все будет готово, я доложу вам.

— Тогда на этом и закончим, — подытожил Во.

Джоуи Чанг глубоко вздохнул, усаживаясь в кресло. Он пристально посмотрел на Вонга. Тот выдержал его взгляд, продолжая улыбаться.

Чанг понимал, что другого выхода нет. Удар со стороны Хип Синг следует парировать адекватными методами. И хотя он отлично это понимал, в нем боролись два чувства — нетерпение и тревога. И Чанг не знал, какое из этих чувств перевесит.

Время покажет. Покажет очень скоро.

Глава 33

Тюрьма Лонг-Кеш. Графство Даун. Северная Ирландия

Когда Дойл остановился перед очередной запертой металлической дверью, ему почудилось, что он вошел в огромное бетонное облако.

Все здание было серым: стены, пол, потолки, двери. Дойл не удивился бы, если бы и кожа тюремщиков оказалась серой.

Засунув руки в карманы кожаной куртки, он быстро шагал следом за охранником. Перед каждой новой дверью охранник выбирал ключ из связки, болтавшейся у него на поясе, отпирал замок и вводил охотника за террористами в очередной коридор. Дойл уже начинал задумываться: а закончится ли вообще когда-нибудь это путешествие? Не видно было ни заключенных, ни камер, лишь мили серых однообразных коридоров. Не удивительно, что это место назвали Лабиринтом.

За все время их шествия тюремщик оглянулся лишь дважды, словно желал убедиться, что Дойл все еще следует за ним. Тюремщик переходил из коридора в коридор, и лицо его оставалось абсолютно непроницаемым.

Наконец он отпер очередную дверь. Но и здесь вдоль стен тянулся ряд дверей. Камеры, догадался Дойл.

НУ НАКОНЕЦ-ТО.

Дойл обратил внимание на то, что все металлические двери были сплошными, если не считать крошечных глазков, да и те оказались закрытыми. Из камер не доносилось ни звука; тишину нарушала лишь тяжелая поступь тюремщика.

Ни на одной из дверей не было карточки с фамилией, ничто не говорило о том, кто именно содержится в камерах. Однако Дойл знал, что в этом конце Лабиринта отбывают срок осужденные члены ИРА. И, в частности, тот человек, который ему нужен.

— Вон в той камере умер Бобби Сэндс, — сказал тюремщик, показывая пальцем на дверь, мимо которой проходил. Со значением взглянув на Дойла, затем на дверь камеры, он важно кивнул головой, точно демонстрировал памятник, представляющий немалую историческую ценность.

Дойл не обратил внимания на это замечание своего провожатого. Его интересовали живые члены ИРА, а не мертвые.

— А вам сюда, — сказал тюремщик, указывая на следующую камеру.

Дойл отступил на шаг, пока охранник возился с замком.

— Я могу остаться, если хотите, — предложил он, взглянув на Дойла.

Тот отрицательно покачал головой:

— Я позову вас, когда закончу.

Охранник распахнул дверь, и Дойл вошел. Дверь за ним сразу же захлопнулась, в замке повернулся ключ. Охотник за террористами осмотрелся.

В камере не нашлось ничего такого, что могло бы надолго задержать его внимание.

Серая, как и вся тюрьма, камера представляла собой квадрат со стороной в пятнадцать футов. У одной из стен стояла койка, у двери размещалось отхожее место, чуть дальше находилась пластмассовая раковина, а на ней — кувшин и кружка, на стене над койкой висел деревянный ящик, где заключенный мог хранить немногие дозволенные ему личные вещи.

Единственное зарешеченное окно, прорезанное очень высоко, было с обеих сторон забрано металлической сеткой, почти не пропускавшей света.

Дермот Кристи лежал на койке и читал газету. Он чуть опустил ее, услыхав, как хлопнула дверь камеры.

Дойл разглядывал лежавшего на койке члена ИРА, лицо которого оставалось совершенно безмятежным. Кристи дочитал до конца страницу и лишь после этого поднял глаза на посетителя.

— Кто ты, черт тебя возьми, такой? — без особого интереса осведомился террорист.

Дойл не ответил. Он молча подошел к столику и принялся рассматривать лежавшие на нем книги. Одна оказалась детективным романом, другая — справочником по ремонту автомобилей. Дойл взял в руки справочник.

— Когда ты выйдешь отсюда, то забудешь даже, как они выглядят, автомобили, — сказал он, улыбнувшись. Потом бросил справочник на стол. — Ну хорошо, давай начистоту. Я пришел сюда не потому, что очень этого хотел. И чем скорее я отсюда уберусь, тем лучше. Представлюсь по правилам, официально. Я из подразделения по борьбе с терроризмом, и это все, что тебе следует знать. Мне нужна твоя помощь.

— Иди ты... — фыркнул Кристи и снова взялся за газету.

Дойл сделал шаг вперед и вырвал у него из рук газету.

— Я тороплюсь! — рявкнул он. — Чем скорее мы договоримся, тем лучше. Я хочу знать, где сейчас находится твой брат.

— Я уже два года торчу в этой вонючей дыре, откуда мне знать, где он? — Губы Кристи изогнулись в презрительной усмешке. — А если бы и знал, тебе бы с этого ничего не обломилось.

Дойл опрокинул стол, сломав ножку ударом каблука.

— Где он?!

— Да имел я тебя, сам знаешь как...

Дойл смахнул с раковины пластмассовый кувшин и кружку. Они, подпрыгивая, покатились по полу и врезались в противоположную стенку.

Кристи ухмыльнулся:

— Да перестань ты... Ну прямо до смерти меня перепугал.

Дойл посмотрел на отхожее место. Стоявший там бачок наполняла темная жидкость, в которой что-то плавало. Схватив бачок за ручку, он выплеснул его содержимое на Кристи.

Моча душем хлынула на ирландца, размякшие в моче фекалии, залив койку, потекли на цементный пол.

— Ах ты сука!.. — взревел Кристи, бросаясь на Дойла.

Но тот, отступив в сторону, нанес противнику удар ногой по голени. Ирландец рухнул на пол, вывалявшись в нечистотах. Дойл, подскочив к нему, с силой лягнул заключенного в пах.

Кристи скорчился от боли, прижимая руки к мгновенно распухшим гениталиям. Дойл, опустившись рядом с ним на корточки, отвел в сторону его руки.

— Где твой брат? — рявкнул он.

— Имел я тебя... — прохрипел Кристи, закатывая от боли глаза.

Пропитанная нечистотами одежда заключенного источала жуткую вонь, но Дойл, казалось, этого не замечал. Он низко склонился над ирландцем.

— Предоставляю тебе последнюю возможность, — проворчал он.

— А что ты сделаешь, если я не скажу тебе?! — срывающимся голосом закричал Кристи. — Что, убьешь меня?

— Я-то не стану тебя убивать, но, когда станет известно, что ты стукач, твои ребята с удовольствием сделают это вместо меня. — Он ударил Кристи головой о цементный пол, чуть не раздробив череп. На пол, смешиваясь с калом и мочой, закапала кровь. — Слухи здесь разносятся быстро, сам знаешь. Как только я выйду отсюда, твои приятели тут же узнают, что ты заложил свою организацию. Что ты мне сообщил все, что я хотел узнать. Фамилии, явки, время встреч...

— Ты этого не сделаешь. — Впервые в интонациях ирландца зазвучал страх.

— А ты попробуй помешать мне.

— Никто этому не поверит.

— Хочешь рискнуть? Проведем эксперимент? Если станет известно, что ты предал своих приятелей, ты не протянешь и недели.

Дойл схватил ирландца за шиворот и рывком поставил на ноги. Затем отбросил к стене.

— Где твой брат?

— Не знаю, — прохрипел Кристи.

Дойл ударил ирландца коленом в пах.

— Где твой брат?

На глазах Кристи выступили слезы. Боль, казалось, пронзила его насквозь.

— Где твой брат? — с методичной настойчивостью робота повторил вопрос Дойл, пожиравший свою жертву горящими глазами.

— Я не видел его два года, — пробормотал Кристи. — Он давно уже переехал.

— Где вы виделись в последний раз?

— Не помню.

— Я спрашиваю — где? — взревел Дойл, одной рукой надавив на горло ирландца. — Говори, стукач.

При последних словах заключенный дернулся, словно от удара тока.

— Он жил в Андерсонстауне, — прохрипел Кристи, лицо которого по-прежнему было перекошено от боли.

— Адрес?

— Откуда мне знать, что ты никому не расскажешь о том, что я говорил здесь?

— Давай адрес, иначе я точно расскажу. Выкладывай, стукач.

Дойл с такой силой сдавил горло ирландца, что тот едва мог говорить; казалось, Кристи вот-вот потеряет сознание.

— Краун-стрит, 26, — прохрипел заключенный.

— Повтори.

Тот повторил адрес.

Дойл отступил, отпустив горло Кристи.

Ирландец ничком повалился на бетонный пол. Дойл заметил, что тот щекой размазал по полу размякшие фекалии.

Охотник на террористов, перешагнув через ирландца, постучал в дверь. Несколько секунд спустя охранник открыл камеру. Взглянув на распростертое на полу тело заключенного, пробормотал:

— Ого...

— Придется вам отскребать его от дерьма, — сказал Дойл, проходя мимо охранника.

— Что вы с ним сотворили?

— Меня послали сюда добывать информацию, ну я и добыл ее. — Дойл невозмутимо взглянул на охранника. — А теперь выведите меня отсюда.

Глава 34

Мэри Лири крутила ручку настройки; стрелка на шкале скользила от одной частоты к другой. Послышался какой-то разговор в радиостудии, затем — треск атмосферных помех, после этого — классическая музыка и снова треск разрядов. Наконец, настроившись на станцию с поп-музыкой, она немного приглушила звук.

На дороге, ведущей из северных графств в Белфаст, особого оживления не наблюдалось. Транспорт двигался со скоростью, которую диктовали быстро ухудшающиеся погодные условия. Дождь заливал лобовое стекло «пежо», так что даже юркие «дворники» оказались не в состоянии справиться с этим потоком.

Мэри сбавила скорость и посмотрела на спидометр — стрелка не доходила до отметки «60». В ее распоряжении оставалась еще масса времени. Ей предстояло встретиться с Полом Риорданом не раньше чем через час. Он позвонил утром и сказал, что необходимо кое-что обсудить.

Мэри догадывалась, о чем пойдет речь.

После удачного нападения на английский конвой прошло пять дней. Уже почти неделю оружие лежало в надежном тайнике.

Вероятно, настало время забрать его.

Дождь немного поутих, и Мэри надавила на акселератор, увеличивая скорость. Впереди на несколько сотен ярдов дорога оказалась свободной. Обгон здесь запрещался, зато движение было не настолько интенсивным, чтобы помешать ей ехать на приличной скорости. Она наклонилась, чтобы отрегулировать громкость приемника.

Потом взглянула в зеркало заднего вида.

Позади, на расстоянии пятидесяти или шестидесяти ярдов, она увидела полицейскую машину.

У Мэри внутри все похолодело, она с трудом сглотнула. Но это был не страх, а лишь оправданное беспокойство.

Она еще раз взглянула на полицейскую машину, пристроившуюся за белым «монтего».

Полицейские не делали попыток поравняться с ней или хотя бы сократить дистанцию.

Мэри выключила радио, музыка вдруг стала раздражать ее. В салоне воцарилась тишина. Мэри то и дело посматривала в зеркало.

НЕУЖЕЛИ ПРЕСЛЕДУЮТ ЕЕ?

Впереди нее ехал грузовик, из-под огромных колес которого поднимались целые фонтаны воды. Мэри обогнала его.

Полицейская машина тоже выехала на среднюю полосу.

Может, сбавить скорость, вдруг они проедут мимо?

Она перестроилась на крайнюю правую полосу, спидометр показывал «55».

На ту же полосу перешла и полицейская машина.

Ею овладел внезапный приступ ярости.

ПОЧЕМУ ОНИ ПРЕСЛЕДУЮТ ЕЕ?

Она ничего противозаконного не совершила. (Не считая того, что помогла убить и покалечить дюжину английских солдат. )

Нет у них оснований садиться ей на хвост. А может, они и не пытаются.

НУ ХВАТИТ. УСПОКОЙСЯ.

Впереди от автострады ответвлялась узкая дорога, и Мэри решила свернуть. На автостраде им при желании легко будет прижать ее к бровке.

Подъезжая к развилке, Мэри включила сигнал поворота. При этом она не сводила глаз с зеркальца заднего вида.

Полицейские, похоже, нагоняли ее.

Мэри свернула на боковую дорогу.

Полицейская машина последовала за ней.

Что-то пробормотав себе под нос, она потянулась к отделению для перчаток. Открыла его.

Вороненая сталь автоматической «чезеты» выглядывала из вороха гигиенических салфеток и конфетных оберток.

Мэри, облегченно вздохнув, закрыла отделение для перчаток — пистолет оказался на месте.

Она мчалась по узкой дороге, нажимая на тормоз при каждом повороте.

Ее «пежо» и полицейскую машину разделяла дистанция в пять или шесть автомобильных корпусов. Но даже на таком расстоянии Мэри отчетливо видела лицо офицера на пассажирском сиденье. Тот что-то говорил водителю. Возможно, они обменивались мнениями по поводу ее номерных знаков, возможно, пришли к выводу, что «пежо» — краденый. А может, уже успели передать по рации в участок, чтобы те проверили регистрацию, и получили подтверждение, что машину угнали из Дерри две недели назад.

НО КАК ОНИ МОГЛИ ЭТО УСТАНОВИТЬ? ВЕДЬ РИОРДАН ПОМЕНЯЛ НОМЕРА.

Она мысленно упрекала себя за свои страхи.

По обеим сторонам дороги росли деревья, в просветах между ними изредка мелькали дома. Она еще не доехала до пригородов Белфаста, и движение пока было не слишком оживленным.

Никаких свидетелей, если дойдет до этого.

Она снова взглянула на отделение для перчаток.

Впереди показался светофор, и она притормозила.

Полицейская машина тоже замедлила скорость.

Может, проскочить на желтый свет и посмотреть, как они поступят? Так, по крайней мере, она будет знать наверняка...

А если они поедут за ней? Что тогда? Зачем же возбуждать их подозрения, ведь они, вполне возможно, вовсе и не преследуют ее?

ВОЗЬМИ СЕБЯ В РУКИ.

Полицейская машина приближалась; она ясно видела лицо офицера.

Неожиданно прибавив скорость, полицейские догнали ее. Поравнявшись с ней, офицер, сидевший на месте пассажира, взмахнул рукой, указывая на обочину дороги.

Кивнув, она нажала на тормоза и мягко остановила машину. «Дворники» продолжали работать, один из них при этом поскрипывал.

Мэри открыла отделение для перчаток и потянулась к «чезете».

НЕ СПЕШИ.

Один из полицейских вышел из машины.

ПУСТЬ ПОДОЙДЕТ ПОБЛИЖЕ.

Она оглянулась.

Полицейский находился меньше чем в двадцати футах от нее.

Уверенно вышагивая под дождем, он внимательно разглядывал «пежо».

Мимо проскочила легковая машина. Больше на дороге ни души.

НИ ОДНОГО СВИДЕТЕЛЯ.

Офицер приближался.

Пятнадцать футов.

Она почувствовала, как бешено колотится ее сердце.

Десять футов.

Она уложит его, а затем бросится к полицейской машине и двумя выстрелами в голову прикончит второго, прежде чем он успеет связаться с участком.

Пять футов.

Она провела рукой по волосам, посмотрелась в зеркальце заднего вида, словно желая убедиться, что выглядит достаточно привлекательно. Хотя какое значение это имело для человека, которого она собиралась убить?

Мэри улыбнулась ему, опуская боковое стекло.

СПОКОЙНО.

Струйка дождевой воды полилась с его фуражки, когда он наклонился к ней.

Сейчас она выхватит пистолет и в упор выстрелит в голову...

— Доброе утро, — сказал офицер, заглядывая в салон машины.

— Доброе, — ответила Мэри.

— Мы уже несколько миль следуем за вашей машиной, — сообщил он.

НУ СТРЕЛЯЙ ЖЕ.

— Что-то не в порядке? — спросила она, стараясь говорить как можно беззаботней.

— Да.

Отделение для перчаток открыто, она видела рукоятку «чезеты».

ХВАТАЙ НЕМЕДЛЕННО И СТРЕЛЯЙ.

— Один из стоп-сигналов не работает, — сказал офицер. — Нужно по возможности скорее ликвидировать поломку. Это ведь считается нарушением.

— Я не знала о неисправности. Извините.

— Вам повезло, что именно мы остановили вас. Кто-нибудь другой мог бы выписать штраф. — Он широко улыбнулся. — Так что поторопитесь с починкой, пока этого не случилось. — Он слегка хлопнул ладонью по крыше автомобиля, затем повернулся и направился к ожидавшей его машине.

Мэри смотрела, как он садится в нее, как отъезжает.

Лишь спустя несколько минут она перевела дух. Закрыв отделение для перчаток, Мэри неподвижно сидела за рулем, собираясь с мыслями.

— Слава Богу, — тихо прошептала она.

«Дворник» продолжал поскрипывать, очищая от дождевых капель лобовое стекло.

Выждав еще с минуту, Мэри завела мотор.

Глава 35

Однообразие домов на Краун-стрит было удивительным. Здесь, а Андерсонстауне, они ничем не отличались от тех, что стояли в Белфасте: двухэтажные строения из красного кирпича, большинство из которых нуждалось в покраске или ремонте. Они напоминали Дойлу штабеля строительного кирпича: одно жилище ничем не отличалось от другого, и единственным намеком на индивидуальность служила несхожая окраска входных дверей. Не будь этого, однообразие перешло бы в полную обезличенность. Да, эти улицы приносили мало радости их обитателям, и отчаяние местных жителей казалось зеркальным отражением угрюмого однообразия их домов.

Менее чем в полумиле к югу от Краун-стрит находилось кладбище Миллтаун. Дойл размышлял над тем, сколько поколений жителей Андерсонстауна лежит под его газонами и сколько из ныне живущих горожан отправили туда своих близких.

Сделав последнюю затяжку. Дойл отбросил эти мрачные мысли одновременно с окурком, который тут же затоптал. Затем перешел улицу, направляясь к номеру 26 по Краун-стрит.

Краска на оконных рамах и дверях этого дома отслаивалась и осыпалась, местами же вздувалась безобразными пузырями. Занавески на окнах верхнего и нижнего этажей оказались задернутыми, сами же стекла покрывал толстый слой пыли — должно быть, к ним долго не прикасалась влажная губка.

Если Джеймс Кристи ДЕЙСТВИТЕЛЬНО живет здесь, нельзя сказать, что он слишком заботится о своем жилище, подумал Дойл.

Взявшись за дверной молоток, Дойл сильно ударил в дверь четыре раза.

Рука его при ударах касалась массивного корпуса «дезерт игла» калибра 0, 50. Если Кристи, будучи дома, не пожелает открывать, он сможет воспользоваться рукояткой пистолета, чтобы высадить дверь.

Дверь не открывали.

Дойл снова постучал.

Никакого ответа.

Может быть, Кристи еще в постели?

Дойл взглянул на часы.

Маловероятно: уже половина третьего пополудни.

Он постучал еще раз.

А вдруг его братец соврал? Он сказал, что не видел Джеймса два года. Тот мог просто переехать.

ЧЛЕНЫ ИРА ОБЫЧНО НЕ ОСТАВЛЯЮТ НОВЫХ АДРЕСОВ.

Дойл перевел дыхание и принялся снова молотить в дверь.

Дверь открылась — но в соседнем доме; на пороге появилась высокая стройная женщина лет под сорок. Она вытирала руки кухонным полотенцем.

— С чего это вы так разбушевались? — осведомилась она, в упор разглядывая Дойла.

Тот выдержал ее взгляд, однако промолчал.

— Хотите всех покойников на ноги поднять? — В ее тоне звучали вызывающие нотки. — Вам это удастся, судя по грохоту, который вы устроили.

— Я ищу парня, который здесь живет. — Дойл без труда перешел на ирландский выговор. — Вы его знаете?

— Ну и что, если даже знаю? Вы-то кто такой?

— Давно вы его видели? Этот выблядок должен мне деньги, — солгал охотник за террористами.

— Подбирайте выражения, здесь кругом дети.

— Где Кристи?

— Я ему не мать. Я и видела-то его несколько раз.

— Но он еще живет здесь?

— Ну да, живет, но его редко можно застать дома.

— Вот ведь дерьмо.

— Я вас просила попридержать язык. — В голосе женщины звенел металл. — Он почти все время торчит в бильярдном зале на Донегол-стрит.

— Откуда вы знаете?

— Оттуда знаю, что мой чертов муженек тоже почти не вылазит из этой дыры. Как будто ему здесь нечем заняться, — раздраженно проговорила женщина. — Так что, если вы ищете Джеймса Кристи, вам лучше поискать его там, вместо того чтобы ломать здесь двери.

— Благодарю, — сказал Дойл, собираясь уходить.

— Когда он возвратится, сказать ему, что вы заходили? — спросила женщина.

— Нет, не стоит, — ответил Дойл. — Я хочу сделать ему сюрприз.

На стене магазинчика был намалеван трехцветный флаг. Очевидно, пользовались баллончиками, подумал Дойл. Во всяком случае, судя по расплывчатым краям... Рядом огромными зелеными буквами кто-то вывел: «НЕ СДАДИМСЯ». На окнах и на входной двери магазина красовались подвижные решетки. Возле магазина оживленно болтали несколько женщин. Дойл слышал их смех с противоположной стороны улицы.

Время от времени он выходил из своего «вольво» и делал вид, что копается в моторе, задаваясь вопросом, сработает ли столь примитивная уловка. До сих пор никто не подходил к нему, никто даже не поинтересовался, нужна ли ему помощь. Возможно, никто и в самом деле не обращал на него внимания.

Во всяком случае, любопытных взглядов он не заметил.

Прошло часа полтора, однако из бильярдного зала никто, похожий на Джеймса Кристи, не выходил. Много мужчин заходили в бильярдную или покидали заведение, но Кристи среди них не было. Дойл уже подумывал, не подняться ли ему на второй этаж, чтобы осмотреть зал, однако вовремя сообразил, что незнакомое лицо будет выглядеть там таким же чужеродным, как пейсы раввина на нацистском сборище. Он допускал, что его уже приметили и догадались, что он — чужак. Тем не менее игра в неудачливого механика пока что вроде бы удавалась. Но долго ли так может продолжаться?

ГДЕ ЖЕ, ЧЕРТ ПОБЕРИ, ЭТОТ КРИСТИ?

Дойл решил, что минут пятнадцать он еще «провозится с мотором», а потом вынужден будет хотя бы несколько раз объехать вокруг квартала, после чего ему и вовсе придется отправляться на Краун-стрит и дожидаться Кристи там.

У выхода из бильярдного зала показалась чья-то фигура. Это был юноша лет двадцати, с гладко зачесанными назад волосами и прыщавым лбом.

Дойл устало вздохнул.

Две школьницы в форме, проходя мимо, заглянули в машину. Одна из них захихикала, когда Дойл подмигнул ей. Удаляясь, подруги то и дело оглядывались; девчонкам было любопытно, что делает, сидя в машине, этот длинноволосый человек в кожаной куртке. Дойл смотрел им вслед, пока девушки не повернули за угол и не скрылись из виду.

Женщины на противоположной стороне улицы уже закончили разговор и разошлись по своим делам; одна из них завернула в магазин. Дойл достал пачку сигарет и обнаружил, что она пуста. Он вылез из машины, захлопнул дверцу и направился к магазину, посматривая на вход в бильярдную.

Кристи по-прежнему не показывался.

А может, его там вообще нет?

В магазине было душновато; в ноздри Дойлу ударил крепкий аромат молотого кофе. В магазине торговали как предметами первой необходимости, так и периодикой. Дойл подошел к журнальной полке, замедлив шаг рядом с прыщавым юношей, который недавно вышел из бильярдного зала. Тот украдкой листал экземпляр «Пентхауса», но когда Дойл слегка задел его, юноша густо покраснел, сунул журнал обратно на верхнюю полку и поспешно вышел из магазина. Дойл, усмехнувшись про себя, взял с полки газету, а подойдя к прилавку, чтобы расплатиться, прихватил еще плитку «Марса» и тюбик мятных леденцов.

— Двадцать «Ротманс», пожалуйста, — обратился он к полному мужчине за прилавком. Дойл то и дело поглядывал на улицу, в открытую входную дверь. Владелец магазина принял у него пятифунтовую купюру и вернул сдачу. Дойл кивнул и, выйдя на улицу, направился к машине. Он решил отправиться на Краун-стрит. Если он здесь останется, то наверняка привлечет к себе внимание. Если уже не привлек...

Можно ведь и там дождаться Кристи.

Он остановился, чтобы закурить. Вполголоса выругался, уронив зажигалку.

Наклонился, чтобы поднять ее, затем повернулся и зашагал к машине.

Оглянись Дойл в этот момент, он бы увидел Джеймса Кристи, покидающего бильярдную.

Ирландец вышел один и, тотчас повернув налево, зашагал по улице, заложив руки в карманы.

Усевшись за руль, Дойл беспокойно поерзал на уже осточертевшем ему сиденье. Услышав сигнал автомобиля, он взглянул в боковое зеркало и в тот же миг увидел проезжавший мимо «эскорт»; сидевший за рулем мужчина помахал кому-то на другой стороне улицы. Его знакомый помахал ему в ответ.

И тут Дойл увидел Джеймса Кристи.

ЧТО Ж, САМОЕ ВРЕМЯ.

Дойл, облегченно вздохнув, потянулся к ключу зажигания — наконец-то он может сбросить маску незадачливого механика.

В зеркало заднего вида он увидел, что Кристи подходит к углу улицы и вот-вот может исчезнуть из поля зрения.

Дойл повернул ключ.

Мотор, раз-другой чихнув, заглох.

Кристи уже почти добрался до угла.

Фатальное невезение? Насмешка судьбы? Во всяком случае, чертовское невезение. Скрипнув зубами, Дойл еще раз повернул ключ.

Кристи скрылся за углом.

Машина по-прежнему не заводилась.

Глава 36

На приборной доске замигала красная лампочка аккумулятора, и это словно подстегнуло Дойла к решительным действиям.

Он с такой силой потянул на себя рычаг дроссельной заслонки, что чуть было не вырвал его вовсе. Затем нажал на акселератор.

Двигатель ожил.

Дойл еще сильнее надавил на педаль, не обращая внимания на прохожих, с удивлением глазевших на клубы дыма, вырвавшиеся из выхлопной трубы. Включив передачу, он развернулся и устремился в погоню за Кристи.

В конце улицы сбавил скорость. Глянул по сторонам в поисках преследуемого.

Ирландец как сквозь землю провалился.

Дьявол! Дойл ударил кулаком по рулевому колесу.

УСПОКОЙСЯ. ОН НЕ МОГ ИСЧЕЗНУТЬ БЕССЛЕДНО.

На дорогу медленно выехал синий «форд-эскорт».

Дойл следовал за ним на почтительном расстоянии, пытаясь разглядеть человека за рулем. Широкие плечи и плешь на макушке...

Это Кристи. Он был уверен в этом.

ТЕПЕРЬ, ОБНАРУЖИВ ЕГО, ПОСТАРАЙСЯ НЕ УПУСТИТЬ.

Сначала Дойлу показалось, что ирландец направляется на Краун-стрит, но потом он отбросил эту мысль. Стоит ли садиться в машину, если четыре квартала можно пройти и пешком? Кристи ехал к центру города.

Дойл следовал за ним, отставая на корпус автомобиля. Они приближались к более оживленным улицам. Он позволил вклиниться между собой и преследуемым автомобилем попутной «астре», чтобы Кристи не заподозрил, что его преследуют. За городской ратушей «астра» перестроилась на другую полосу. Дойл по-прежнему сохранял дистанцию. Он видел, как Кристи ритмично постукивал пальцами по рулевому колесу, видимо, в такт звучавшей по радио музыке. На следующем перекрестке они повернули направо, и Дойл посмотрел на жилой квартал Дайвис слева от дороги. Огромные серыемонолиты, словно выросшие из земных недр, казалось, устремились прямо в небо. На крыше каждого из зданий располагался пост безопасности, окруженный колючей проволокой. Дойл заметил солдат, расхаживающих перед зданиями.

Он позволил еще одной машине вклиниться между собой и Кристи, стараясь, однако, не допустить, чтобы «эскорт» слишком оторвался.

Вскоре он заметил, что они выезжают из Белфаста; позади уже остался оживленный центр.

Когда Кристи проезжал перекресток, на светофоре горел зеленый свет.

Внутренне негодуя, Дойл увидел, что прямо перед ним загорается желтый.

Не будь он к этому готов, он бы надолго застрял на перекрестке, и Кристи успел бы немного оторваться.

Дойл посмотрел в зеркало заднего вида и, убедившись, что полоса движения справа от него свободна, нажал на акселератор.

Он промчался мимо стоявшей перед ним машины и проскочил перекресток на загоревшийся красный свет.

К счастью, Кристи не заметил его вынужденного маневра. Если бы ирландец увидел, что «вольво» проскочил на красный свет, он наверняка заподозрил бы неладное. Увидев перед собой «эскорт», Дойл снова снизил скорость. Они по-прежнему удалялись от центра.

КУДА ЭТО ОН НАПРАВЛЯЕТСЯ?

На мгновение у Дойла возникла абсурдная мысль, что Кристи, возможно, выведет его на Риордана и на остальных боевиков, приведет к тайнику, где они прятали оружие. Он ухмыльнулся. Ну нет... Такое случается только в кино. А этот сукин сын из реальной жизни.

Дойл машинально сунул руку под пиджак и нащупал рукоятку своего «дезерт игла», словно прикосновение к оружию делало его неуязвимым. Он почти не сомневался, что Кристи вооружен.

«Эскорт» подал сигнал поворота — ирландец поворачивал налево.

Дойл сбавил скорость, увеличивая дистанцию еще на несколько ярдов. «Эскорт» ирландца подкатил к бензоколонке.

Дойл проехал мимо, не желая въезжать на заправочную станцию следом за Кристи. Проехав еще несколько сот ярдов, он свернул в боковую улочку и остановился, не выходя из машины и не заглушая мотор. Улочка была очень узкой, и Дойл въезжал в нее задним ходом. Расчет его был прост: когда Кристи снова тронется в путь, он едва ли что-нибудь заподозрит, даже если заметит выезжающий из-за поворота «вольво».

Дойл терпеливо ждал.

Прошло две минуты.

Пять.

«Эскорт» промчался мимо.

Дойл немного выждал, затем последовая за ним. Если Кристи и догадался, что за ним следят, то не подал виду. Теперь они ехали по дороге с двусторонним движением, постоянно увеличивая скорость и все дальше удаляясь от Белфаста.

Они промчались мимо дорожного знака, и тут Дойл наконец сообразил, куда направляется Кристи.

До аэропорта Белфаста оставалось меньше мили.

Глава 37

Ребенок ни в какую не желал успокаиваться.

Что бы мать ни делала, стараясь его утихомирить, ребенок продолжал плакать. Дойл не торопясь, маленькими глоточками пил кофе. Он то и дело поглядывал на женщину, которая баюкала на руках ребенка, тщетно пыталась унять его вопли. Мать с ребенком привлекали всеобщее внимание: пассажиры и без того нервничали в ожидании предстоящей посадки, а тут еще приходилось терпеть неумолкаемый вой младенца.

Дойл сидел за столиком маленького аэропортовского кафе, откуда был хороший обзор зала ожидания. Здесь работало несколько магазинов, куда заходили те, кто предпочитал коротать оставшееся до посадки время не только в мыслях о предстоящем полете. Кто-то покупал подарки, кто-то — книги и журналы, чтобы почитать в пути.

Очередной раз взглянув на орущего младенца, Дойл мысленно пожелал, чтобы мамаша купила ему кляп.

Допив кофе, он отодвинул чашку и поднялся, намереваясь отправиться еще за одной.

Здесь же, в кафе, сидел и Джеймс Кристи, правда, в той части кафе, которая предназначалась для некурящих. Последние тридцать минут его внимание привлекало лишь табло прибытия да газетный киоск.

Сейчас перед Кристи стоял стакан молока, а рядом лежала газета. Ирландец поглядывал то на часы, то на табло.

«Он что же, проверяет, вовремя ли самолеты прилетают?» — раздумывал охотник за террористами.

Дойл вернулся к своему столику. Вопли ребенка по-прежнему разносились под сводами аэровокзала. Закурив сигарету, он уселся на пластмассовый стул.

Со стороны табло прибытия раздался громкий щелчок, будто на пол упала гигантская колода игральных карт. Взглянув на табло, Дойл увидел последнюю информацию: через десять минут из Лондона прибывал рейс «ВА-127».

Дойл отхлебнул кофе и посмотрел на Кристи, который, близоруко щурясь, поднялся и подошел к табло. Через несколько секунд ирландец направился к выходу.

Охотник за террористами на всякий случай немного подождал. Может, он просто отлить пошел — туалет находился в том же направлении.

Дойл выждал еще немного, затем поднялся, отодвинув чашку с недопитым кофе.

Кристи, похоже, не собирался возвращаться.

Дойл вышел из зала и, увидев впереди себя Кристи, ускорил шаг. Ирландец вошел в зал для прибывающих. Дойл последовал за ним и тотчас же снова его увидел: Кристи стоял, прислонившись к стене неподалеку от таксофонов; стоял, заложив руки в карманы и внимательно глядя на дверь, через которую должны были войти прибывшие. Дойл достал сигарету, но, заметив неодобрительный взгляд полицейского, воздержался от курения. Сейчас ему меньше всего хотелось привлекать к себе внимание. Он засунул пачку в карман и прислонился к одной из бетонных колонн, посматривая то на Кристи, то на дверь.

В зал вошел первый из прибывших пассажиров. Это был мужчина с кейсом в руке. За ним показалась женщина с двумя детьми. За нею — пожилая пара. Затем людской ручеек превратился в полноводную реку.

БОЖЕ, КОГО ЖЕ ИЗ НИХ ВСТРЕЧАЕТ КРИСТИ?

Дойл взглянул через плечо на телефоны-автоматы.

Кристи пропал.

Дойл с беспокойством обвел глазами толпу.

Ирландец бесследно исчез.

Глава 38

Дойл проталкивался сквозь толпу, тщетно пытаясь отыскать Кристи. Бесполезно — того и след простыл.

Он ругал себя последними словами.

Действительно: ТАК БЛИЗКО ПОДОБРАТЬСЯ И ДАТЬ УЙТИ ЭТОМУ СУКИНУ СЫНУ...

Кто-то сильно толкнул его; Дойл раздраженно обернулся. Женщина с огромным чемоданом принялась бормотать какие-то извинения, но он даже не пытался ее выслушать — взгляд его блуждал по морю лиц.

ГДЕ ЖЕ ТЫ?

Он направился обратно к телефонам-автоматам, у которых видел Кристи в последний раз.

Ирландца там не оказалось.

В стороне от толпы стояли только несколько полицейских.

Нескончаемый поток людей все еще вливался в двери зала прибытия.

Дойл решил отправиться к выходу — единственному в здании. Если он перекроет этот путь, то рано или поздно обнаружит Кристи. Он стал пробираться сквозь толпу и столкнулся с пожилым мужчиной, отпустившим в его адрес весьма нелестное замечание.

Полицейские, мельком взглянув на Дойла, снова обратили взоры на поток прибывающих пассажиров, выходящих в дверь и исчезающих в ночи.

Дойл добрался до выхода и обернулся.

Кристи быстро шагал менее чем в десяти футах позади Дойла. Рядом с ним шел какой-то мужчина.

Дойл ухмыльнулся и, наклонив голову, принялся прикуривать. Когда Кристи с незнакомым мужчиной проходили мимо, Дойл заметил, что ирландец крепко сжимает плечо своего попутчика и почти тащит его за собой. Мужчина был бледен, глаза воспалены.

Что-то не похоже на радостную встречу друзей, подумал Дойл. Они вышли наружу, и Дойл увидел, что Кристи потащил незнакомца в сторону автостоянки.

ЧТО БЫ ЭТО МОГЛО ЗНАЧИТЬ?

Прибывший мужчина был высок ростом, но слишком худощав; рыжеватые волосы оттеняли восковую бледность его лица.

Вспоминая фотографии из многочисленных досье, которые ему случалось просматривать, Дойл не мог его вспомнить. Он задавался вопросом: мог ли этот человек быть членом ИРА? И кем он мог быть вообще? Черт бы его побрал...

Мужчина с явной неохотой следовал за Кристи, но послушно стоял у машины, ожидая, когда Кристи отопрет дверцу. Ирландец затолкал рыжеволосого в машину, затем зашел с другой стороны и уселся за руль. Завел мотор и выехал с автостоянки.

Дойл бросился к своему «вольво», надеясь, что колымага заведется сразу. Он повернул ключ зажигания; мотор на сей раз не подвел. «Вольво» тронулся с места.

Дойл заметил, что Кристи то и дело поворачивался к пассажиру — видимо, что-то говорил ему. Рыжеволосый сидел неподвижно, глядя прямо перед собой сквозь лобовое стекло.

Кто же он такой?

Майор Уитерби сказал, что на конвой, сопровождавший оружие, напало четверо вооруженных людей. Дойл знал, что один из них — Пол Риордан; Кристи и Деклан О'Коннор, скорее всего, помогали ему. Может, это мужчина был четвертым?

Если так, то откуда столь явная враждебность со стороны Кристи?

СЛИШКОМ МНОГО ВОПРОСОВ...

Из аэропорта к автостраде вела плохо освещенная дорога, по обеим сторонам которой тянулась высокая живая изгородь, усиливавшая общее мрачное впечатление. Дойл переключил фары на дальней свет, убедившись, что соблюдает достаточную дистанцию.

Достаточную, но не слишком большую.

Приближался перекресток, и Дойл сбавил скорость, внимательно наблюдая за «эскортом».

Одни машины поворачивали направо, другие налево.

«Эскорт» повернул налево.

Дойл последовал за ним.

Глава 39

— У тебя что, какие-то проблемы?

Джеймс Кристи уверенно вел машину, время от времени поглядывая на своего пассажира.

— Я спросил — какие у тебя проблемы? — повторил он раздраженно.

Сидевший на пассажирском сиденье Стивен Мерфи едва заметно покачал головой, по-прежнему глядя в лобовое стекло, в котором отражалось его изможденное лицо.

— Ты опоздал, — сказал Кристи.

— Самолет задержался, — виновато отозвался Мерфи. Он говорил очень тихо, почти шепотом. — Это из-за Хитроу, там какая-то забастовка... — Конец фразы повис в воздухе.

Кристи, казалось, не проявил к сказанному ни малейшего интереса, всецело сосредоточившись на дороге. Глянув в зеркало заднего вида, он заметил, что за ним кто-то едет. «Вольво»...

Кретин, сидевший за рулем, включил фары на дальний свет, резко бивший в глаза Кристи каждый раз, когда он смотрел в зеркало. Он решил свернуть и поискать другую дорогу, надеясь, что идиот, ехавший за ним, поедет прямо.

На ближайшем перекрестке Кристи свернул направо. В следующую минуту свернул и «вольво»; свет фар снова ударил в глаза ирландцу. Кристи пробормотал себе под нос нечто нечленораздельное.

— Я думал, мы возвращаемся в город, — тихо проговорил Мерфи, заметив, что они по-прежнему едут по проселочной дороге, по обеим сторонам которой высилась живая изгородь.

Кристи промолчал. Затем вдруг презрительно усмехнулся:

— А ты что, очень спешишь?

— Я просто подумал...

— А ты не думай, мыслитель чертов, — грубо оборвал его Кристи. — Ты здесь не для того, чтобы думать. Ты будешь делать то, что тебе прикажут. Усек?

Мерфи кивнул.

— Для тебя может найтись еще работенка, — продолжал Кристи.

— Когда? — спросил Мерфи с ужасом в голосе. — Когда мы решим, ясно?

Некоторое время они ехали молча. Кристи все еще злился из-за света, по-прежнему бившего в глаза. Несколько раз он сбавлял скорость, прижимаясь к обочине узкой дороги, тем самым пропуская следовавшую позади машину. Но это не помогало — «вольво» сидел на хвосте.

Кристи нахмурился: почему «вольво» не обогнал его?

Он заметил впереди автостоянку или, вернее, то, что вполне могло бы за нее сойти: грязный и изъезженный множеством колес клочок земли, просто промежуток в сплошной стене живой изгороди. Но для него и этого было достаточно. Кристи свернул на эту прогалину и остановился.

«Вольво» промчался мимо, забрызгав грязью борта «эскорта».

— Идиот, — ворчал Кристи.

Несколько секунд спустя машина исчезла за поворотом; ее задние огни поглотила тьма. Ирландец немного выждал, развернулся и поехал в обратном направлении. А через минуту за ним снова ехал «вольво», и снова в глаза бил яркий свет его фар.

Кристи надавил на акселератор, стрелка спидометра подобралась к отметке «50».

«Вольво» висел на хвосте.

Мерфи вдавило в кресло — настолько резко прибавлял скорость «эскорт».

— Что случилось? — Он озабоченно взглянул на Кристи.

— Тебя надо спросить, — со злостью в голосе ответил тот. — Я уверен, что этот чертов «вольво» нас преследует.

— Почему ты так думаешь?

— Уж поверь мне.

Кристи резко взял влево.

«Вольво» повторил его маневр и еще больше приблизился к «эскорту».

— Вот сучара! — прорычал Кристи, запуская руку под пиджак и нащупывая рукоятку автоматического пистолета «Торус», который он носил за поясом.

Мерфи оглянулся, пытаясь рассмотреть преследующую их машину. Свет фар ослепил его.

— Сиди спокойно! — рявкнул Кристи, вытаскивая пистолет. Он с силой ткнул Мерфи в пах дулом, тот застонал от боли. — Ты знаешь, кто он?

— Нет, клянусь...

— Врешь, скотина. Если это ты подстроил, я прикончу тебя на месте.

— Я ничего не знаю, — с отчаянием в голосе произнес Мерфи.

— Дерьмо собачье, — прошипел Кристи.

«Вольво» приблизился почти вплотную. Кристи понимал, что единственным спасением остается бегство.

Он еще сильнее нажал на акселератор.

«Вольво» не отставал.

Глава 40

Дойл сообразил, что его раскусили, когда Кристи съехал на обочину. Когда же ирландец развернулся и поехал в обратном направлении, охотник за террористами понял, что наступил момент, которого он так долго ждал. Собственно, он сам и спровоцировал Кристи на подобные действия. До сих пор он лишь следил за членом ИРА. Теперь же пришло время взяться за него вплотную.

«Эскорт» мчался по проселочной дороге, забрызгивая грязью радиатор «вольво».

Дойл вовсю давил на газ. На этих мерзких дорогах нельзя было позволять Кристи оторваться. Но и обогнать «эскорт» он не мог, так как этого не позволяла узкая дорога. Надо было найти иной способ остановить ирландца. Дойл выжал до упора акселератор. «Вольво» рванулся вперед, ударив «эскорт» в задний бампер.

Дойл злорадно ухмыльнулся, увидев, как от его удара вдребезги разлетелся один из задних фонарей «эскорта».

Кристи резко свернул налево, при этом его сильно занесло. Дойл вцепился в рулевое колесо, «вольво» тоже занесло при повороте на третьей скорости.

На прямой оба автомобиля снова прибавили скорость, помчавшись по грязной проселочной дороге, словно гонщики.

У Дойла мелькнула мысль прострелить «эскорту» шину. Но тогда машина могла перевернуться, а пассажиры — погибнуть. А они были нужны ему живыми...

Впереди показался еще один разъезд, «эскорт» проскочил его прямо перед носом приближавшейся слева машины, водитель которой бешено сигналил.

«Вольво» промчался через перекресток, повиснув на хвосте у «эскорта», заставив тем самым водителя сигналящей машины резко затормозить. Успев расслышать лишь визг тормозов, Дойл резко увеличил скорость.

Грязь, летевшая из-под задних колес «эскорта», моментально залепила лобовое стекло преследователя. Дойл, громко выругавшись, включил «дворники».

Он вновь надавил на газ и снова врезался в «эскорт». На сей раз от удара разбилась одна из передних фар «вольво», а в заднем бампере «эскорта» появилась вмятина.

Дорога сделалась шире, и Дойл решил поравняться с беглецом. Если он сумеет пристроиться сбоку, то, возможно, ему удастся вытеснить ирландца на обочину дороги. Он нажал на газ, и «вольво» рванулся вперед.

Заметив, что происходит, Кристи резко вывернул руль и сам ударил «вольво».

Оба автомобиля занесло, затем они вновь набрали скорость. Дойл увидел лицо рыжеволосого — посеревшее, испуганное.

КТО ЖЕ ОН, ЧЕРТ ЕГО ПОБЕРИ?

Кристи кричал, крепко вцепившись в руль. Потом замахнулся на своего пассажира.

Дойл повернул руль и ударил «эскорт» боком; машины на несколько секунд сцепились, со скрежетом обдирая краску с бортов.

Дойл, находившийся не более чем в шести футах от своего противника, не сводил с него пристального взгляда.

ТЕПЕРЬ НЕ УЙДЕШЬ, МРАЗЬ.

Он заметил, что Кристи сунул руку под пиджак и вытащил оружие.

Дойл вновь атаковал «эскорт», удар был настолько силен, что Кристи выронил свой «торус». Дойл ухмыльнулся. Взглянув на дорогу, он заметил, что она опять сужается.

На него стремительно надвигались ярко горящие фары. Водитель встречной машины яростно сигналил, предупреждая об угрозе столкновения.

Дойл крутанул руль вправо, Кристи же бросил свой «эскорт» влево.

«Вольво» с треском проломился сквозь живую изгородь и выехал на поле; машину занесло, из-под бешено вращавшихся колес летели фонтаны жидкой грязи.

Сквозь пролом в изгороди Дойл видел «эскорт», ехавший параллельным курсом. Он нажал на газ и помчался по полю; живая изгородь отделяла его от Кристи на несколько сотен ярдов. Затем Дойл вывернул в сторону дороги, проломившись сквозь изгородь, врезался в борт «эскорта». Он наконец-то добился своего — «эскорт», подминая кусты, съехал с дороги.

«Вольво» устремился за ним.

Кристи, взяв влево, уходил все дальше в поле, прочь от дороги.

Дойл продолжал преследовать его.

Вдали показались огни. Какой-то дом...

Кристи, по-видимому, к нему и направлялся.

Дойл снова врезался в задний бампер «эскорта». Затем еще раз. Шон едва справлялся с управлением, но упрямо продолжал таранить машину противника.

Огни дома приближались.

Впереди показалась низкая кирпичная стена с воротами.

«Эскорт» с ходу врезался в ворота; в воздух взлетели обломки дерева.

Проскочив в образовавшуюся брешь, Дойл промчался следом.

Справа он заметил сарай. Рядом — свинарник и какие-то сельскохозяйственные машины.

Заехав сбоку, Дойл вновь пошел на таран.

Машины вломились в широкие двери сарая.

Дойл резко затормозил; «вольво» чуть занесло, и он остановился.

Ирландцу повезло меньше.

Колеса «эскорта» пробуксовали на земляном полу, и машина уткнулась в высившиеся у стены кипы соломы, тотчас обрушившиеся на ветровое стекло.

Дойл мгновенно выскочил из машины, вытаскивая на ходу свой «Дезерт игл».

Кристи, распахнув дверцу, вывалился из машины; из пореза на лбу струилась кровь.

Он с ненавистью взглянул на Дойла.

— Не двигаться! — закричал Шон.

— Сволочь, — прорычал Кристи, запуская руку за борт пиджака.

Дойл выстрелил дважды. Грохот разорвал тишину.

Первая пуля прошла навылет, забрызгав «эскорт» кровью и легочной тканью, вторая угодила в дверцу машины, пролетев в нескольких дюймах от ноги ирландца.

Кристи лежал на полу ничком; рядом с ним валялся его «торус». Дойл с пистолетом в руке бросился к машине. Рыжеволосый сидел, уткнувшись лицом в приборную панель.

Мотор «эскорта» все еще работал; клубы выхлопных газов заполняли сарай.

Дойл пригнулся и навел пистолет на незнакомца.

Невдалеке послышался собачий лай.

— Выходи, подонок! — заорал Дойл, мельком взглянув на истекающего кровью Кристи, который неподвижно лежал у открытой дверцы.

— Пошевеливайся, — рычал Дойл.

Пассажир не двинулся с места.

— Даю тебе три секунды. Выходи, мерзавец.

Дойл услыхал за спиной громкий щелчок и тотчас же узнал этот звук: взвели курок дробовика.

Он медленно обернулся и увидел в дверях сарая силуэт мужчины, сжимавшего в руках дробовик.

Раздался голос:

— Брось пистолет, или я снесу тебе башку.

Глава 41

Человеку с дробовиком было, по-видимому, лет пятьдесят — точнее определить его возраст Дойл затруднялся. Высокий, крепкого телосложения, со слегка поседевшими висками, мужчина крепко сжимал толстыми пальцами ложе «росси», стволы которого чуть подрагивали.

Дрожь чувствовалась и в его голосе, что, по мнению Дойла, являлось признаком неуверенности, если не страха. Фермер стоял, переминаясь с ноги на ногу, что подтверждало предположение охотника за террористами.

БУДЬ ОСТОРОЖЕН. НЕ ПРОВОЦИРУЙ ЕГО.

Фермер взглянул на бездыханное тело Кристи, и Дойл заметил страх, промелькнувший в его глазах.

ТОЛЬКО БЫ ЭТОТ БОЛВАН НЕ ПАЛЬНУЛ С ПЕРЕПУГУ.

Перепуганный человек с ружьем в руках может, конечно, промахнуться, а может и продырявить...

Дойл навел на фермера свой «игл», тот же продолжал целиться в Дойла из дробовика.

Они стояли друг против друга, словно дуэлянты из фильма о Диком Западе.

— Убери свой пугач, — произнес фермер, и Дойл снова уловил дрожь в его голосе.

— Не стоит волноваться, — невозмутимо проговорил Дойл.

Он криво усмехнулся: действительно, абсурд — выжить после взрывов бомб, после многочисленных ранений для того, чтобы погибнуть от выстрела перепуганного придурка...

За сараем опять послышался собачий лай.

— Я выстрелю, не сомневайся, — заверил фермер.

Дойл не опускал свой «игл», готовый, если придется, продырявить этого зануду. Но он не стремился к развязке.

За спиной раздался хриплый стон Мерфи. Дойл повернулся и увидел, что тот откинулся на спинку сиденья. Изо рта и из носа у него струилась кровь.

— Ты и его пристрелил? — спросил фермер.

Дойл, по-прежнему сжимая рукоятку пистолета, перевел взгляд на своего противника.

— Послушайте, вам лучше уйти, а этим парнем я сам займусь, — сказал он спокойно.

Фермер покачал головой.

— Меня зовут Дойл, я из подразделения по борьбе с терроризмом.

— Так я тебе и поверил, — сказал фермер.

— Я говорю правду. А эти двое — они из ИРА. Я выследил их.

Фермер тяжело дышал, глаза его расширились. Он чуть опустил ружье, словно оно вдруг стало для него слишком тяжелым.

Дойл сделал шаг вперед, но фермер снова поднял дробовик.

Охотник за террористами скрипнул зубами.

— Пойдите и вызовите «Скорую помощь» для этого человека, — сказал он, кивнув в сторону Кристи.

— А не поздновато ли? Похоже, он мертв.

— Пожалуйста, — сказал Дойл, — пойдите и вызовите карету «Скорой помощи». — Он едва сдерживался, но понимал, что должен держать себя в руках. Стволы ружья смотрели на него, словно хищно разинутые пасти.

— Откуда мне знать, что ты тот, за кого себя выдаешь? Где твое удостоверение? — спросил фермер.

— Я не ношу его с собой. Вы должны поверить мне на слово.

— Черта с два.

— Если бы я захотел убить вас, я сделал бы это сразу же, черт бы вас побрал.

Фермер посмотрел на Мерфи; тот громко стонал, пытаясь выбраться из машины.

— Что с ним?

— Именно это я и хочу выяснить, — ответил Дойл и сделал шаг в сторону Мерфи.

Мерфи толкнул дверцу и вывалился на земляной пол.

— Вызовете вы, наконец, врача?! — заорал Дойл.

Фермер медленно опустил ружье.

— И поторопитесь.

Тот повернулся и выбежал из сарая.

Дойл убрал пистолет, подбежал к Мерфи и, чуть приподняв его, заглянул в глаза.

Тот громко застонал, черты залитого кровью лица исказились от боли.

— Кто вы? — спросил Дойл.

Мерфи снова застонал, его глаза закатились.

— Как тебя зовут? Отвечай! — рявкнул Дойл. Схватив Мерфи за отвороты пальто, он ударил его о борт машины.

Мерфи закашлялся, изо рта у него снова пошла кровь; смешиваясь со слюной, она алой лентой тянулась по подбородку, свисая и раскачиваясь маятником.

— Помогите мне, — выдавил из себя Мерфи. Он отвернулся, его вырвало.

ПОВРЕЖДЕНИЕ ВНУТРЕННИХ ОРГАНОВ?

Лицо ирландца приобрело цвет прогорклого масла. Дойл подтащил его к своему «вольво», распахнул дверцу со стороны пассажирского сиденья и, втолкнув ирландца в салон, пристегнул ремнем. Затем быстро обошел машину, уселся за руль и завел мотор.

Протянув руку, он залез Мерфи в карман и, порывшись там, вытащил посадочный талон на рейс в Белфаст.

На талоне значилась фамилия ирландца.

Дойл озабоченно взглянул на своего пленника и дал задний ход. Надо было как можно быстрее доставить Мерфи в больницу.

— Помогите мне, пожалуйста, — пробормотал ирландец. Дойлу показалось, что того снова вырвет, но Мерфи лишь стиснул зубы и бессильно откинул голову на спинку сиденья.

«Вольво» выехал из сарая. Каждый ухаб вызывал у Мерфи болезненные стоны.

— Держись, сукин сын, — прошипел Дойл. — Я не хочу потерять еще и тебя.

Глава 42

Лондон

Даже в это позднее время Парк-Лейн была запружена транспортом. Фрэнки Вонг нервно барабанил пальцами по рулю, ожидая, когда тронется стоявшее перед ним такси.

Громко просигналил водитель задней машины, но Вонг не обратил на него внимания и вовремя влился в поток транспорта. Он уверенно вел свой «скорпио», разглядывая многочисленные отели, расположенные на левой стороне улицы и соперничавшие друг с другом роскошью фасадов.

Раздался металлический щелчок — сидевший рядом Чо Лок передернул затвор, проверяя свой «Смит-и-Вессон-459».

Тем же занимались и на заднем сиденье, где сидели еще двое членов Тай Хун Чай.

Салон автомобиля провонял потом и сигаретным дымом.

Вонг взглянул на здание отеля «Хилтон», мимо которого проезжал. Он немного сбавил скорость, разглядывая импозантный фасад, украшенный колыхавшимися на ветру флагами. Перед отелем стояло множество машин; то и дело подъезжали и отъезжали такси, высаживающие и подбиравшие пассажиров, которым помогали швейцары в униформах.

— А что, если он остановился в другой гостинице? — спросил Чо, приглаживая ладонью волосы.

— Вряд ли, — уверенно ответил Вонг. — Он всегда останавливается в «Хилтоне». Полагает, что это необходимо для поддержания репутации.

Вонг обогнул квартал, проехав по улицам с односторонним движением, и снова повернул на Парк-Лейн. Слева, окутанный тьмой, раскинулся Гайд-парк, резко контрастировавший со слепящими огнями гостиниц, расположенных на противоположной стороне улицы.

— Чи должен прибыть в «Хилтон» в 12. 45, — сказал Вонг. — Обычно его сопровождают несколько человек. Он пробудет там два-три часа.

— Что он, черт бы его побрал, собирается там делать? — поинтересовался Чо.

— Две шлюхи затрахают его до потери пульса. Первоклассные проститутки. Работают по вызову. Он всегда берет двоих.

— Счастливчик, — задумчиво проговорил Чо, снова засовывая за пояс свой пистолет.

Мужчины хохотнули. Вонг, однако, уловил в их смехе что-то неестественное, напряженное.

— Когда он будет выходить, уберете его, ясно? — сказал Вонг.

— Слышали, уже много раз слышали, — огрызнулся Чо.

— Мы должны действовать безошибочно. Если удастся убрать одного из главарей, Хип Синг прекратит свои наскоки. Тогда эти ублюдки поймут, что им не по силам с нами соперничать. Чай — это их фушанчу. Если уберем такую фигуру, то докажем, что еще не потеряли свой авторитет. — Он ударил ладонью по рулю. — Давно бы так... Если бы раньше меня послушали...

— А что делать с людьми Чая? — спросил Чо.

— То же самое. Кроме одного из них. Я хочу, чтобы они узнали, кто это сделал.

— Сколько еще ждать? — спросил Чо.

Вонг посмотрел на часы на приборной доске.

— Чай должен прибыть с минуты на минуту, — ответил он.

Нахмурившись, он затормозил. На сей раз дорогу перекрыло такси, пытавшееся включиться в поток автомобилей.

Вонг энергично просигналил.

Наконец движение возобновилось.

Подъезжая к «Хилтону», Вонг снова сбавил скорость.

— Вот он, — произнес Вонг, ткнув пальцем в сторону новенького «ягуара», подъезжавшего к парадному входу гостиницы. — Это Чай.

Из «ягуара» вылез невысокий, седоволосый мужчина. По обе стороны от него шагали два здоровяка. Они довели Чая до парадного входа, затем один из них остановился и, прислонившись к стене, вытащил пачку сигарет.

Вонг потянулся к диску автомобильного телефона и, набрав номер, включил «прием». В салоне зазвучал знакомый голос:

— Слушаю тебя, Фрэнки. — Говорил Джоуи Чанг.

— Чай только что прибыл, — сказал Вонг. — Он зашел в гостиницу с одним из своих людей.

— Вы готовы?

— Готовы.

— Тогда ждите.

Линия отключилась.

Вонг нажал кнопку «отбой» и положил трубку. Затем снова взглянул на часы.

Они показывали 12. 52.

— Что дальше? — спросил Чо.

Вонг окинул взглядом фасад отеля, пытаясь угадать, в каком номере находится их враг.

— Подождем еще, — сказал он вполголоса.

Глава 43

Северная Ирландия

Дойл опустил монету в щель автомата и нажал кнопку «КОФЕ С САХАРОМ». Сначала выпал пластмассовый стаканчик, затем в него полилась струя жидкости.

Протянув руку, он тихо выругался — горячая пластмасса обожгла пальцы. Быстро поставив стаканчик на ближайший столик, Дойл досадливо поморщился, встряхивая кистью.

ПРОКЛЯТЫЕ ПЛАСТМАССОВЫЕ СТАКАНЧИКИ.

Стоя в зале для посетителей больницы, он прислушивался к сиренам санитарных автомобилей, подвозивших вновь прибывших пациентов. В конце концов привыкаешь и к этим пронзительным звукам... Дойлу вспомнилось, как его самого везли в такой машине. Смерть была близко так много раз...

Он вдруг подумал о Джорджи.

В памяти всплыл образ молодой длинноволосой блондинки, тело которой изрешетили пулями.

ВОТ ДЬЯВОЛЬЩИНА...

Он взял со столика чашку и держал ее в руке, несмотря на жгучую боль, которая становилась все острее. Но Дойл упрямо держал стаканчик в руке.

ДЖОРДЖИ.

Дойл крепко зажмурился.

ЗАБУДЬ О НЕЙ.

Он поставил стаканчик на столик и посмотрел на руку. Ладонь покраснела от ожога. Он вздохнул, подошел к двери и выглянул в коридор.

Больница находилась в двух милях от Белфаста. Она представляла собой огромное здание, собранное из массивных серых бетонных блоков, — здание в современном стиле, с большими окнами, в которых, словно в тусклых зеркалах, отражалась желтая луна.

Два часа назад Дойл доставил Стивена Мерфи в отделение для пострадавших от несчастных случаев, и ирландца сразу же увезли в операционную. Дойлу, однако, не удалось узнать диагноз, Х9тя он и выдал себя за брата Мерфи. О состоянии Мерфи он сообщил врачам только то, что тот жаловался на боли в желудке. Возможно, они ему поверили, возможно — нет. Как бы то ни было, Мерфи быстро увезли. Сестра провела Дойла в комнату для посетителей, пообещав сообщить новости, если таковые появятся. Роль заботливого брата Дойл играл довольно убедительно, и его немного забавляла мысль о том, как он ловко всех провел.

Что ж, такая у него работа.

Он все время задавал себе вопрос: доставили Джеймса Кристи сюда же или в другую больницу?

БЕЗМОЗГЛЫЙ ИДИОТ.

Дойлу не давала покоя мысль о том, что пришлось застрелить Кристи, впрочем, мучило его это лишь только потому, что без Кристи усложнялись поиски Риордана.

Хотя, может быть, удастся вытянуть что-нибудь из Мерфи?..

МОГ ЛИ МЕРФИ БЫТЬ ОДНИМ ИЗ ЧЕТВЕРКИ?

Дойл отхлебнул кофе и достал сигарету, проигнорировав надпись «НЕ КУРИТЬ» на ближайшей от него стене. Взглянув на наручные часы, он сверил их со стенными часами.

И те и другие показывали 3. 06.

ЧТО ОНИ, ЧЕРТ БЫ ИХ ПОБРАЛ, ДЕЛАЮТ С ЭТИМ МЕРФИ?

Сначала Дойл заподозрил, что рыжеволосый притворяется раненым, но потом понял, что он действительно очень плох. Может быть, он ударился о приборную панель. Однако удар этот не мог быть настолько сильным. Услышав шаги, Дойл замер в напряженном ожидании. Однако шаги, приблизившись к залу для посетителей, стали удаляться. Он приоткрыл дверь в коридор: молодой человек в белом халате катил перед собой тележку с медицинскими инструментами. Пришлось вернуться в зал. Он обвел взглядом висевшие на стенах плакаты, которые он прочитал уже добрый десяток раз.

Рассеянный склероз... СПИД... Рак...

Для того, наверное, повесили, чтобы приободрить посетителей, ждущих новостей о близких...

Дойл поднес стаканчик к губам и вдруг снова услышал звук приближавшихся шагов.

На этот раз дверь распахнулась, и вошел врач, мужчина примерно одного с ним возраста, тщательно причесанный, с глубоко посаженными глазами.

— Мистер Мерфи? — спросил он.

Дойл кивнул.

— Ваш брат... — проговорил врач, тяжело вздохнув. — Он умер на операционном столе. Увы, мне очень жаль...

Дойл отвернулся, желая скрыть досаду.

ЧЕРТ ВОЗЬМИ, ДВЕ НИТОЧКИ — И ОБЕ ОБОРВАЛИСЬ.

— Мы оказались бессильны, — добавил врач.

Дойл сделал жест рукой — жест, означающий отчаяние и одновременно покорность судьбе.

— Послушайте, мистер Мерфи, сейчас, конечно, не самое подходящее время, но... вы знаете, что случилось с вашим братом?

— Вы ведь врач, а не я, — сказал Дойл, прекрасно имитируя ирландский акцент. Он полагал, что достаточно убедительно играет роль убитого горем родственника.

— Мы все равно хотели, чтобы вы освидетельствовали тело для соблюдения необходимых формальностей, но... — Врач осекся.

Дойл удивленно поднял брови.

Врач нахмурился и облизал губы.

— Понимаете, я хочу, чтобы вы взглянули... кое на что. Может, вы сумеете объяснить нам, в чем дело.

Глава 44

Лондон

— Он выходит.

Появились люди Чая. Выходя из гостиницы, они осмотрелись по сторонам. Один из них подал знак водителю «ягуара», и роскошный автомобиль подкатил ко входу. Второй охранник остался стоять у двери, посматривая то направо, то налево.

Чо Лок, сидевший на пассажирском сиденье «скорпио», вытащил из-за пояса свой «четыреста пятьдесят девятый» и, сжимая его в руке, оглянулся на приятелей, сидевших сзади. Эти двое были вооружены «смит-и-вессоном» 38-го калибра. Один из них держал в руке еще и мясницкий нож.

Наблюдая за суетой перед парадным входом, Вонг ждал появления главного противника.

Билли Чай все еще не появлялся.

— Куда же он делся, этот дьявол? — проворчал Чо.

— Может, смылся через запасной выход? — предположил один из сидевших сзади.

— Конечно нет, — сказал Вонг, явно нервничая.

Один из телохранителей сел в машину, другой по-прежнему стоял у двери. Чай не появлялся.

— Он мог уйти черным ходом, — снова разнесся голос с заднего сиденья.

— Он еще в отеле, — возразил Вонг. — Он должен быть там. Ну, давай же, выходи! — Вонг уже и не пытался скрыть волнения.

Телохранитель у двери сунул руку под пиджак, достал переговорное устройство и что-то сказал в него.

«Ягуар» отъехал.

— Что это значит? — проговорил Чо Лок. — Его там нет, я уверен.

— Надо проверить, — сказал Вонг.

Он обернулся, собираясь дать задний ход, но его ослепили фары. Вонг даже не успел рассмотреть машину, подъехавшую сзади. Он лишь заметил, что расстояние между его «скорпио» и стоявшей позади машиной едва превышает фут.

— Да это же полицейские, будь они прокляты! — выдохнул Чо.

И действительно: из стоявшей позади машины вылезли люди в полицейской форме и направились к ним.

Вонг переключился на задний ход и надавил на акселератор. «Скорпио» рванул назад и, врезавшись в полицейскую машину, вдребезги разнес ей фару. Полицейский автомобиль откатился футов на десять.

Люди в униформе бросились врассыпную. Вонг крутанул руль и включил первую скорость. Машина проехала несколько десятков ярдов, и Вонг резко затормозил, шины протестующе взвизгнули.

Ко входу в «Хилтон» задним ходом подъехал «ягуар». Через несколько секунд из отеля выбежал Чай и прыгнул на заднее сиденье. «Скорпио» рванулся вперед, он несся прямо на «ягуар».

— Действуйте! — завопил Вонг. — Убейте Чая!

Он снова нажал на тормоза. Чо Лок выскочил из машины, сжимая в руке «четыреста пятьдесят девятый».

Он выстрелил дважды и оба раза промахнулся; вторая пуля продырявила кузов «ягуара».

Выскочили и двое сидевших на заднем сиденье; один из них, сжимая в руке мясницкий нож, бросился на ближайшего телохранителя.

Он занес нож над головой, готовясь нанести удар. Однако телохранитель его опередил, выхватив из-под полы пальто продолговатую металлическую коробку.

Вонг сразу понял: автомат «Инграм М-10».

Телохранитель выпустил две короткие очереди; стреляные гильзы, описывая дугу, со звоном сыпались на тротуар. Очереди угодили нападавшему в лицо и в грудь, он рухнул как подкошенный.

Чо вскинул пистолет и выстрелил в телохранителя, тот не замедлил ответить очередью из «инграма»: девятимиллиметровые пули снесли полчерепа Чо. Труп его, завалившись на капот «скорпио», медленно сполз на тротуар.

Вонг, пригнув голову, надавил на акселератор.

Рванувшись вперед, «скорпио» врезался в телохранителя, подбросив его в воздух на несколько футов. Изувеченное тело с глухим стуком упало на капот, затем сползло на асфальт.

На другой стороне улицы полицейские поспешно садились в машину.

Вновь прогремела автоматная очередь — пули прошили дверцу и крыло «скорпио».

Приподнявшись, Вонг увидел, что еще один из боевиков Тай Хун Чай корчится на асфальте в луже крови, и было очевидно, что ему уже ничем не поможешь.

Однако Вонг все еще не потерял надежды добраться до Билли Чая.

Он направил свой «скорпио» на машину противника, ударив ее в задний бампер. Но «ягуар», более массивный, лишь ускорил движение, взвизгнув шинами, — он вылетел на проезжую часть, едва не столкнувшись со встречной машиной.

Полицейский автомобиль уже въезжал на гостиничную автостоянку, его сирена дико завывала, «мигалка» бешено вращалась.

Один из телохранителей выпустил по полицейским очередь, пробившую лобовое стекло. Затянутое паутиной трещин, стекло словно покрылось инеем. Водитель-полицейский, прикрывший ладонью глаза, не успел объехать распростертое на асфальте тело Чо, и машина, проехав по трупу китайца, врезалась в стоявший неподалеку «бентли».

Телохранители бросились на противоположную сторону; оба все еще сжимали в руках автоматы.

Бежавший впереди, выскочив на дорогу, замахал руками. Увидев человека на проезжей части, водитель приближавшейся машины энергично засигналил, притормаживая. Второй телохранитель рванул на себя дверцу притормозившей «сьерры» и, схватив за руку водителя, швырнул его на асфальт. Китайцы мигом забрались в машину.

Оглянувшись, Вонг увидел бежавшего к нему полицейского. Китаец до упора выжал газ и рванулся в сторону Пикадилли.

— Срочно вызывайте подмогу! — закричал один из полицейских.

Он посмотрел на тела, лежавшие на асфальте. Повсюду видна кровь и битое стекло; в воздухе запах крови и кала.

Полицейский покачал головой, словно не веря собственным глазам: парковочная площадка походила на бойню.

Послышались завывания полицейских сирен, но, похоже, слишком поздно.

Глава 45

Северная Ирландия

Дойл стоял в спускающемся лифте понурив голову — брату покойного надлежало скорбеть, а не сожалеть.

Мерфи был единственной ниточкой, которая могла вывести на ИРА. Теперь же ниточка оборвалась.

И УГОРАЗДИЛО ЖЕ ЭТОГО ПОДОНКА ТАК НЕКСТАТИ ПОДОХНУТЬ.

Врач стоял напротив, уставясь на папку, которую держал в руках. Он явно избегал встречаться с Дойлом взглядом.

Лифт со скрежетом остановился, двери раздвинулись. Коридор был совершенно пуст — если не считать нескольких каталок, на одной из которых лежала простыня. Проходя мимо, Дойл заметил на ней огромное кровавое пятно.

Они подходили к моргу.

Врач распахнул дверь, и в ноздри ударил запах смерти, гнилостно-сладковатый, такой привычный им обоим.

Стены морга были облицованы кафелем, белизну которого еще больше подчеркивал холодный свет люминесцентных ламп. Справа находились холодильные ниши для хранения трупов, слева стояло шесть столов из нержавеющей стали.

На ближайшем из них лежало тело, прикрытое белой простыней.

Врач нерешительно подошел к столу и взглянул на Дойла, словно желая убедиться, что тот не покинул его.

— Простите, но без этого никак не обойтись, — сказал он, потянув простыню за уголок.

Дойл кивнул.

— Как я уже говорил вам наверху, мистер Мерфи, — продолжил врач, отводя взгляд, — есть тут кое-какие странности, потому вам и необходимо взглянуть...

Дойл подошел ближе, посмотрел сначала на Мерфи, затем перевел взгляд на врача.

— Вы, конечно, понимаете, что мы вынуждены будем сообщить в полицию. Но я решил, что сначала это должны увидеть вы. — Врач сдернул простыню, обнажив торс и живот Мерфи.

Даже Дойл был поражен.

— Бог ты мой! — воскликнул он.

Брюшная полость Мерфи была вскрыта. Дойл увидел внутренние органы. Из живота вывалились толстые, раздувшиеся кишки. Но не это поразило Дойла. Возглас изумления относился к содержимому желудка, заполненного множеством цилиндров: потолще указательного пальца и несколько длиннее, они походили на огромных гнойных червей.

Дойл склонился над трупом, разглядывая странные предметы.

— Я извлек один из них, — сказал врач, потянувшись за стеклянной чашкой, стоявшей рядом. Он подвинул ее поближе к Дойлу.

Тот присмотрелся: обтекаемая форма, гладкая поверхность, небольшой выступ на конце.

— Презерватив, — проговорил наконец Дойл.

Врач кивнул.

— Я обнаружил их двенадцать штук, включая и тот, который лопнул. Это и стало причиной смерти вашего брата. Или, вернее, то, что содержалось в лопнувшем презервативе. Ваш брат скончался от обширного внутреннего кровотечения.

Врач вынул ручку из нагрудного кармана своего белого халата и ткнул ею в презерватив, из которого высыпалось некоторое количество какого-то порошка, смешанного со свернувшейся кровью.

— Что это? — спросил Дойл.

— Героин. Ваш брат наполнил презервативы наркотиком и проглотил. Весьма распространенный способ перевозки...

Дойл не отрываясь смотрел на содержимое презерватива.

ЧТО МЕРФИ СОБИРАЛСЯ ДЕЛАТЬ С ГЕРОИНОМ?

— Теперь вы понимаете, почему я обязан уведомить полицию, мистер Мерфи, — как бы извиняясь, проговорил врач.

Дойл кивнул.

— Вы догадывались, что ваш брат занимается подобными вещами?

— Понятия не имел, — искренне изумляясь, ответил Дойл.

ИРА и наркотики? Что-то здесь не вяжется... Сумятица вопросов... Вопросов, требующих незамедлительных ответов.

— В полиции наверняка захотят с вами побеседовать, — сказал врач.

Дойл кивнул, стараясь сохранять на лице выражение убитого горем брата.

— Прежде чем вы им позвоните, я хотел бы сообщить обо всем нашей матери. Я не хотел бы, чтобы о его смерти ее известила полиция.

— Телефон в канцелярии, в конце коридора, — сказал врач.

Дойл вышел, тотчас женахмурившись.

Стивен Мерфи... Кто он такой? Член ИРА? Если так, то почему он перевозил наркотики?

СЛИШКОМ МНОГО ВОПРОСОВ.

И ни одного ответа.

Он нашел телефон и, набрав номер, ждал соединения.

СЛИШКОМ МНОГО ВОПРОСОВ.

Наконец он услышал на другом конце провода знакомый голос.

— Уитерби, — проговорил он, прикрывая трубку ладонью, — это Дойл. Слушай меня внимательно.

Глава 46

Майор Уитерби терпеливо слушал отчет Дойла. Выслушав рассказ о погоне и последующих событиях, офицер что-то вполголоса пробормотал, но собеседник не расслышал его из-за внезапно возникших шумов на линии.

— Вы меня слышите? — рявкнул Дойл.

— Да, я вас слышу, — ответил Уитерби. — Но не вижу в сказанном вами никакого смысла.

— Я позвонил вам не для того, чтобы обсуждать, есть в этом смысл или нет. Мне нужна информация о Стивене Мерфи. Вы говорили, что на конвой с оружием напали четверо. Возможно, он и был четвертым. Но если так, то зачем этому подонку героин?

— Вы знаете, мне кажется, я где-то слышал эту фамилию.

— Наверняка слыхали. Мерфи — едва ли не самая распространенная ирландская фамилия, — язвительно проговорил Дойл.

— Не думаю, что он член временного крыла ИРА.

— Откуда такая уверенность?

— Это ведь моя работа.

— Вот и занимайтесь своей работой. Раскопайте мне что-нибудь о нем, — сказал Дойл раздраженно. Он закурил, вновь проигнорировав призыв «НЕ КУРИТЬ». На другом конце линии послышался стук клавиатуры компьютера и стрекотание принтера.

— Есть, — наконец отозвался Уитерби. — Стивен Джеймс Мерфи. Родился в Кэррикморе, графство Тирон, в 1951 году. Разведен. Детей нет.

— Мне не нужна его дурацкая биография. Скажите, был ли он осужден?

— Известно, что он являлся членом временного крыла ИРА и два года назад был арестован за хранение взрывчатых веществ. Сбежал из полицейского участка. Шесть месяцев назад его опять арестовали и... — Конец фразы повис в воздухе.

— Ну, дальше?!

— Я же говорил, что уже слышал эту фамилию, — невозмутимо ответил Уитерби.

— Как вы полагаете, он был участником нападения?

— Сомневаюсь, Дойл. На протяжении последних пяти месяцев Мерфи являлся нашим информатором.

Дойл не отвечал.

Затянувшись сигаретой, он выпустил густой клуб дыма, задумчиво наблюдая, как он рассеивается в воздухе.

— Не может этого быть, — проговорил он наконец. — Если бы Мерфи работал на нас, они бы вычислили его и прикончили в течение недели.

— Но не прикончили же...

— Вы пытаетесь мне доказать, что ИРА спокойно терпит стукачей? — Дойл затушил окурок о столешницу. — Не спешите, майор.

— Но, возможно, в этом и состоит наша главная задача — понять, почему ИРА оставила его в живых.

— Они, скорее всего, использовали его в качестве перевозчика наркотиков. Это единственное объяснение. Его не убрали потому, что живой он был для них полезнее, чем мертвый. Вот почему его живот набили героином. — Дойл нахмурился. — Но почему наркотики? ИРА же этим не занимается...

— Дойл, наркотики — не ваша забота. Вам поручено найти оружие.

— Не указывайте мне, чем я должен заниматься, Уитерби. Я знаю, что мне делать. Тут может быть связь.

— Да какая, к черту, связь? Послушайте, забудьте вы о Мерфи.

— Забыть о Мерфи? Он был единственной ниточкой к Риордану и О'Коннору. После того, как я прикончил Кристи...

— Вам, наверное, следовало хорошенько подумать, прежде чем убивать его.

— Он наставил на меня свою пушку. Что мне, черт подери, оставалось делать?

— Тогда найдите остальных.

— Легче сказать.

— Мне говорили, что вы лучший специалист, Дойл. Постарайтесь это подтвердить.

— Идите к дьяволу, Уитерби!

Дойл швырнул трубку на рычаг и направился к двери. В коридоре — ни души. Врач, вероятно, так и не выходил из морга, ждал, когда он вернется. Дойл ухмыльнулся и пошел к лифту.

Поднявшись на первый этаж, он вышел из больницы.

На обратном пути в Белфаст Дойл перебирал в уме те немногочисленные факты, которыми располагал.

Почему все-таки ИРА не убила Мерфи? И зачем им наркотики?

Есть ли здесь какая-нибудь связь с нападением на конвой?

Вопросы, одни вопросы...

Оборваны обе ниточки. Придется начинать с нуля. Но выход есть.

Надо разыскать Пола Риордана и Деклана О'Коннора.

ИМЕЮТ ЛИ ОНИ ОТНОШЕНИЕ К НАРКОТИКАМ?

Он должен найти это проклятое оружие.

А время убегает так стремительно...

Глава 47

— Это он, — сказал Пол Риордан, кивнув в сторону молодчика, выходившего из пивной. — Это Джимми Робинсон.

Мэри Лири, вглядевшись в темноту, окинула парня оценивающим взглядом. Молод, едва за двадцать, решила она. Коренаст, одет в белый свитер и джинсы. На ногах яркие кроссовки.

Парень остановился, закурил и зашагал по улице.

Риордан завел мотор, и, взвизгнув шинами, машина вырулила на дорогу.

Шагавший впереди парень оглянулся на звук. Увидев медленно приближавшуюся машину, замедлил шаг, пытаясь разглядеть водителя. Что им от него нужно?

ШИКАРНАЯ ТАЧКА.

Машина поравнялась с ним, теперь Джимми мог разглядеть человека за рулем.

— Ох, мать твою! — вырвалось у него, и он бросился бежать.

Риордан нажал на газ, и машина, описав дугу, остановилась перед Робинсоном. Пол выскочил из автомобиля и схватил парня за шиворот.

— На пару слов, — бросил он и втолкнул Робинсона в темный переулок.

— Послушай, я же ничего не сделал, — бормотал напуганный парень.

— Ты лживый подонок! — рявкнул Риордан.

Робинсон видел выходящую из машины Мэри — она шла к нему.

Рука ее скользнула за лацкан жакета, и парень почувствовал, как похолодело у него в животе, — в ее руке оказался автоматический пистолет «Чезета». Женщина приставила дуло пистолета к его виску.

— Клянусь своей матерью, я ни в чем не виноват! — взмолился Робинсон. Он закрыл глаза, чувствуя, как дуло прижимается к его виску все сильнее.

— Ты угнал машину в Бэллимерфи два дня назад, — сказал Риордан. — Выпендривался перед своими дружками, да? Ты чуть не сбил маленькую девочку, так ведь?

Робинсон только тихо скулил.

— Простите меня, — сказал он сдавленным голосом.

— Ты компрометируешь нас такими поступками. Ты знаешь, как мы относимся к угонам. Ты должен помнить об этом, — произнес назидательно Риордан.

— Господи, пожалуйста, простите.

— Ты мог убить ту маленькую девочку, Джимми, — продолжал Риордан, отойдя от перепуганного парня.

— Не двигайся, — предупредила Мэри Робинсона, следившего за Риорданом, который направился к багажнику машины.

— Послушайте, я не хотел этого... — начал Робинсон.

— Заткнись, — прошипела Мэри.

Риордан вернулся, в руке он нес тяжелый молоток для вытаскивания гвоздей.

— Пожалуйста, — всхлипывал Робинсон. — Не калечьте меня, я сделаю все, что вы от меня потребуете, клянусь!

— "Не калечьте"! — передразнил Риордан. — А ты ведь мог искалечить ту девочку. Закатывай свои дурацкие джинсы.

Робинсон медлил.

— Ну же! — рявкнул Риордан.

Мэри взвела курок пистолета, металлический щелчок эхом отозвался в пустом переулке.

Робинсон закатал джинсы до колен, обнажив голени.

Риордан кивнул.

— На этих проклятых улицах достаточно опасностей и без таких подонков, как ты, Джимми, — произнес он и нанес Робинсону страшный удар молотком по голени, который пришелся чуть ниже колена.

После первого удара берцовая кость треснула, второй удар сломал ее.

Робинсон закричал, но Мэри зажала ему рот ладонью. При очередном ударе Риордана она почувствовала на ладони тепло дыхания и слюну Робинсона. Риордан продолжал бить по кости до тех пор, пока из-под лопнувшей кожи не показались сломанные края кости...

Робинсон свалился на землю, а Риордан принялся за левую ногу.

Последовали еще четыре мощных удара, и обломок кости в несколько дюймов длиной прорвал кожу своими острыми краями, закапал костный мозг.

Риордан выпрямился и пошел рядом с Мэри к машине, не обращая внимания на отчаянные вопли Робинсона.

Они сели в машину, Риордан бросил окровавленный молоток на заднее сиденье, Мэри Лири засунула свою «чезету» обратно под жакет.

Они уехали.

Глава 48

Лондон

На ветровом стекле «даймлера» уже расплывались первые капли дождя, когда Джоуи Чанг въезжал в гараж.

Часы на приборном щитке показывали 23. 07. У Чанга ныла спина, ныла целый день. Головная боль, несколько часов глодавшая затылок, усилилась, и Чанг осторожно наклонял и поднимал голову, надеясь унять боль.

В ночном Найтсбридже было относительно тихо. Он проехал мимо Хэрродса — из многочисленных баров и кафе выходили засидевшиеся посетители. Чанг скользнул по ним равнодушным взглядом. Его мысли сейчас были заняты другим.

Многоквартирный дом на Кадоган-Плейс насчитывал семь этажей и имел собственную подземную автостоянку. В это подземелье Чанг сейчас и въезжал.

Он редко встречался с обитателями дома. Знал лишь, что все они состоятельные люди, раз могли позволить себе приобрести такую собственность. Свою квартиру он купил два года назад, тогда она обошлась ему в четверть миллиона. Он часто думал, что сказали бы его родители, если бы дожили до этого времени и увидели его жилище.

Он проделал долгий путь. От однокомнатной каморки в Каолуне, которую делили между собой он, его родители и семеро братьев и сестер, до этого символа богатства здесь, в Лондоне.

Многим он был обязан своей организации, и не в последнюю очередь — доходом, приближавшимся к полумиллиону долларов в год. Организация оплатила все, что он имеет, и, когда придет время, оплатит образование его детей в частных заведениях. Чанг заботился о будущем детей. Впрочем, и его работа отчасти была подчинена будущему. Из-за этой работы у него появились седые волосы на висках и несколько лишних морщин у глаз. Сколько еще морщин прибавится на его лице, прежде чем будет улажен конфликт с Хип Синг?

Неудачное нападение прошлой ночью убедило всех людей Тай Хун Чай в том, что единственным выходом оставалась тотальная война. Чанг тоже понимал это, но все еще не решался рекомендовать такой выход Во Фэну. Он знал: если война начнется, она будет быстротечной и кровавой, и никто не сможет избежать опасностей.

НИКТО.

При въезде на пандус, который вел к подземной автостоянке, он затормозил. Если не считать света фар его автомобиля, на стоянке было темно. Неисправная люминесцентная лампа, пугающе шипя, мигала, как стробоскоп.

Чанг посмотрел в зеркало назад.

БОИШЬСЯ, ЧТО КТО-ТО ЕДЕТ СЛЕДОМ?

Он поставил машину на обычное место и сидел за рулем, массируя рукой затылок. Кажется, отпустило. Взял с пассажирского сиденья свой кейс и, выбравшись из машины, закрыл дверцу.

Замок щелкнул, и звук эхом разнесся по автостоянке, усиленный пустотой подземелья. На бетоне темнели масляные пятна, в воздухе стоял запах бензина.

Рядом разместились еще с полдесятка автомобилей: «роллс-ройс», пара «ягуаров» и «феррари».

Чанг обернулся, услышав какой-то звук.

Он стоял неподвижно, вслушиваясь в тишину.

Чье-то дыхание?

Нет, это всего лишь легкий ветерок, гулявший по автостоянке. Он гнал по грязному бетону обертки от конфет и печенья, и они тихо шуршали. Люминесцентная лампа, зажужжав, погасла. Гараж погрузился в непроницаемую тьму, ее нарушал лишь тусклый свет уличных фонарей, который лился из проема въезда на стоянку, как грязная желтая вода льется сквозь решетку канализации.

Чанг пошел прочь от машины, звук его шагов гулко звучал в тишине.

Он был раздосадован своей нервозностью, но шага не замедлил и не сводил глаз с двери лифта, который увезет его из этого мрака.

Свет снова мигнул, ярко загорелся и погас окончательно.

Чанг решил про себя, что утром обязательно заявит о неисправности.

Он подошел к двери лифта и нажал кнопку вызова, оглядываясь в пугающую темноту.

Казавшаяся живой, она заполняла весь гараж, поглотив малейшие проблески света, окутав машины и словно бы плотным покрывалом укрыв все вокруг.

Чанг услышал звук шагов и встревоженно завертел головой.

Люминесцентная лампа вспыхнула на мгновение, залив все ярким светом.

Чанг окинул взглядом подземелье.

И ничего не увидел. Никаких подозрительных теней. Вообще — ничего. Но звуки шагов были слышны.

Лампа погасла снова.

И тут он понял, что шаги доносятся сверху, с улицы, эхом отзываясь в тишине, которую принесла с собой ночь, — все звуки усиливались пустотой помещения.

Лифт спустился, распахнулись дверцы. Чанг облегченно вздохнул, вошел внутрь и нажал кнопку пятого этажа. Он ждал, пока закроется дверь, и что-то ворчал себе под нос, раздраженный тем, что закрывается она крайне медленно. Он стоял, прижавшись спиной к задней стенке лифта, и всматривался в темноту.

Ждал.

Наконец двери закрылись, и Чанг не смог сдержать вздоха облегчения.

Лифт начал подниматься.

Глава 49

Поднявшись на нужный этаж, Чанг полез в карман пиджака за ключом.

Он ступил на толстый ковер, который покрывал пол в коридоре, и направился к самой дальней двери. В доме царила тишина, он услышал лишь приглушенный звук работающего телевизора, когда проходил мимо одной из дверей.

Чанг вошел в свою квартиру, закрыл дверь и запер ее на ключ.

— Ты сегодня поздно вернулся.

Услышав голос жены, он улыбнулся и повернулся к ней.

Су вышла из кухни, ее худощавое лицо светилось улыбкой. Она протянула к Чангу руки и обняла его, он тепло ей улыбнулся и крепко прижал к себе.

— Я уже начала волноваться, — сказала она, не выпуская его из объятий. — Дети хотели дождаться тебя, но я сказала, что ты вернешься очень поздно.

Чанг нежно поцеловал ее в губы и кивнул, гладя рукой ее длинные черные волосы.

Когда он впервые увидел ее двенадцать лет назад в баре гостиницы «Мандарин Ориентал» в Гонконге, то был очарован ее красотой — тонкими чертами лица, великолепной фигурой. Сейчас, после десяти лет брака и рождения двоих детей, она сохранила и свою жизнерадостность, и хрупкую красоту, осталась такой же желанной для него. Су была моложе Чанга на несколько лет. С начала их совместной жизни она знала, кто он на самом деле. Тогда он был лишь рядовым исполнителем, низшим чином в сложной иерархии Тай Хун Чай, и не надеялся, что когда-нибудь пробьется наверх. Но за прошедшие годы ему удалось многое. Не раз Су вместе с мужем подвергалась риску, обеспечивала ему алиби — это спасало его от тюрьмы. Да разве только этим он обязан ей!

Чанг прошел в гостиную и наполнил бокал.

— Неужели все так плохо? — спросила она и присела на краешек софы, подобрав под себя длинные ноги.

— Плохо — это не то слово, — задумчиво произнес Чанг и снова наполнил бокал. Он показал рукой на бутылку «Мартеля», и Су согласно кивнула. Он наполнил второй бокал, подал ей и смотрел, как она греет в руке пузатый сосуд.

— Что же происходит, Джоуи?

— Я сам хотел бы знать, — бросил он неопределенно, гладя рукой ее струящиеся волосы.

Она встала, села к нему на колени и теперь смотрела на него сверху вниз.

— Хип Синг уходит из Гонконга, многие другие организации тоже покидают его. Новый режим неблагоприятен для бизнеса, как для нашего, так и для чьего-либо, — начал он. — Но Хип Синг, похоже, сильнее нас, они лучше подготовлены, лучше вооружены и готовы к драке.

— А вы не готовы?

Он пожал плечами.

— Что ж, если война остается единственным выходом, пусть будет война, — пробормотал он.

— Будь осторожен, Джоуи, — сказала она, положив руку ему на колено.

Он наклонился и поцеловал ее в губы.

— Это тебе надо быть осторожной, — возразил он. — Тебе и детям. За себя я не боюсь, но у людей Хип Синг нет чести. Они обязательно нанесут удар и по нашим семьям. Вы — это самое ценное, что у меня есть.

Она сжала его руку с силой, неожиданной для такой изящной белой ручки.

— А что говорят по поводу войны другие? — спросила она.

— Верхушка пойдет за мной. А Фрэнки Вонг, я уверен, ждет войны с нетерпением.

— И нет способа избежать ее?

Он снова пожал плечами, словно устал от обсуждения этой темы.

— Хочу взглянуть на детей. Я не потревожу их. — Чанг поднялся и направился в холл. Су с улыбкой проводила его взглядом.

В квартире было четыре спальни. Чанг остановился у первой двери и прислушался, прежде чем приоткрыть ее.

Анна спала в обнимку с большим плюшевым медведем.

Чанг подошел к своей шестилетней дочери и опустился на колени рядом с кроваткой, прислушиваясь к спокойному дыханию ребенка, затем он наклонился и осторожно поцеловал ее в теплую макушку. Анна пробормотала что-то и перевернулась на спину, медведь выпал из ее ручонок. Чанг поднял его и положил в кровать, затем на цыпочках вышел из комнаты, притворив за собой дверь.

Спальня сына находилась напротив — он вошел к нему так же осторожно, стараясь не наступать на игрушки, разбросанные вокруг, словно это было игрушечное минное поле.

Майкл спал, зарывшись лицом в подушку, простыни сбились в комок.

Чанг поправил простыни, старательно укрыв ими пятилетнего сына и подоткнув с боков. Нежно прикоснувшись к голове мальчика, он вышел из комнаты.

Он улыбнулся стоявшей за дверью Су.

— Оба спят, — сказал он тихо.

— Хорошо, — ответила она вполголоса и, взяв его за руку, повела в ванную. Из открытых кранов лилась вода, наполняя персикового цвета ванну, в ноздри Чанга ударил запах бадузана.

— Прими ванну, ты расслабишься, — улыбнулась Су.

Чанг ответил ей благодарной улыбкой и стал расстегивать рубашку. Его улыбка стала еще шире, когда он увидел, что и Су расстегивает блузку, распахивает ее и выскальзывает из леггингсов.

Под ними не оказалось ничего, и он с восхищением смотрел на ее стройные бедра и небольшой треугольник темных волос между ними.

Движением плеч она сбросила блузку, подошла поближе и прижалась к нему грудью с уже набухшими сосками.

— Это ванна такая большая, — промурлыкала она, — и я подумала, что тебе одному будет в ней скучно.

Чанг рассмеялся.

Давно он этим не занимался и опасался, что вряд ли ему представится возможность заниматься слишком часто в ближайшее время.

За окном усиливался дождь. А вода наполняла персиковую ванну. Аромат бадузана возбуждал Чанга, и он снова рассмеялся.

Су захихикала, и они вошли в благодатную теплую воду.

Глава 50

Северная Ирландия

Оружие он спрятал под досками пола.

Войдя в комнату, Дойл запер дверь. Приподняв одну из половиц, он убедился, что под ней достаточно места для оружия. Он сунул туда «дезерт игл», армейский револьвер и патроны к ним. «Беретту» он спрятал отдельно в небольшом гардеробе под одеждой — тремя рубашками, несколькими парами джинсов и кожаной курткой. В комнате имелся еще и комод, принявший в себя носки, белье и несколько теннисок.

Ему не пришлось тратить слишком много времени на поиски квартиры на Мэлоун-роуд. Как многие другие контртеррористы и секретные агенты, действующие в Ирландии, Дойл знал, где искать. Его как нельзя больше устраивало и то, что квартира находится в самом центре республиканской части города.

Ответ на вопрос, почему он снимает квартиру именно здесь, он тоже подготовил заранее.

Он рассказал хозяйке, маленькой женщине с неожиданно обильной растительностью на лице, что приехал в Белфаст с Юга к своему брату, чтобы работать в его водопроводной фирме, но по прибытии узнал, что брат убит членами Ольстерских добровольческих сил. Дойл сказал хозяйке, что ему необходимо остановиться здесь, чтобы осмотреться и решить, как поступить дальше.

Легенда сработала великолепно, и хозяйка не только позволила занять ему одну из четырех пустующих комнат, но и выразила живейшее участие, сказав, что он может занимать комнату столько, сколько ему понадобится. Он пришелся ей по душе, и Дойл был благодарен маленькой женщине за ее заботу.

Он не видел других постояльцев. Хозяйка оказалась вдовой, и не было дня, чтобы она не упоминала об этом факте, каждый раз показывая на фото своего усопшего мужа, занимавшее почетное место на камине. Черно-белая физиономия мистера Уильяма Шэннона отвечала безучастным взглядом всякий раз, когда в нее тыкали пальцем.

Миссис Шэннон много говорила, часто даже сама с собой, как заметил Дойл, но при этом оставалась все же довольно приятной женщиной. Она не беспокоила его, а это было для него важнее всего.

Он сидел на голом полу, прислушиваясь к тому, как из крана в раковину капает вода. Он смотрел вниз, на тайник, в котором спрятал свои пистолеты, завернутые в пластиковые пакеты, чтобы на них не попали пыль и грязь.

Комната была небольшой — квадрат пятнадцать на пятнадцать футов, — кроме комода и гардероба тут помещалась односпальная кровать и раковина, прикрепленная к стене. Обои местами пожелтели, прикроватный коврик вытерся, но Дойл был доволен своей комнатой. Ему приходилось останавливаться в местах, выглядевших куда хуже.

ЕМУ И ДЖОРДЖИ...

Он крепко зажмурился и попытался выбросить из головы мысли о ней — Господи, почему они снова всплыли в его сознании?..

ЗАБУДЬ О НЕЙ.

Он продолжал набивать патронами обойму «беретты», дыша глубоко, словно в состоянии медитации.

ОНА ЖЕ УМЕРЛА, ЧЕРТ ПОБЕРИ. ЗАБУДЬ О НЕЙ.

Дойл откинул голову. Из подтекавшего крана продолжала капать вода. Вокруг сточного отверстия образовалось темное пятно, а на фаянсовом боку раковины виднелась трещина, выглядевшая на белой поверхности шрамом.

Снизу доносилось бормотание телевизора — наверное, миссис Шэннон опять смотрела одну из ее любимых «мыльных опер».

Дойл закончил чистить «беретту» и, удовлетворенный, вставил в нее полную обойму. Держа пистолет перед собой, он поймал на его хромированной и полированной поверхности свое отражение. Небритый, с темными кругами под глазами, он выглядел скверно.

НУ И ХРЕН С НИМ, С ВНЕШНИМ ВИДОМ.

Он подошел к гардеробу, вытащил рубашку и натянул ее на себя.

Заправил в джинсы, обулся в бейсбольные кеды и начал завязывать шнурки.

НАРКОТИКИ.

Зачем они понадобились ИРА? И как это связано с нападением на конвой с оружием? А может, здесь и нет никакой связи. И в самом деле, чем дольше Дойл размышлял над этим, тем бессмысленнее казались ему попытки найти связь между этими двумя фактами. Какой только хреновиной не занимается ИРА, в организации полным-полно самостоятельных групп, каждая из которых выполняет свое задание. Почему же наркотики и оружие должны быть связаны, черт их побери?

Если бы он нашел Риордана и О'Коннора, то знал бы все, что ему нужно. А то и отыскал бы похищенное оружие.

Дойл заглянул в зеркало, висевшее над раковиной, и пригладил пятерней свои длинные непричесанные волосы. Он надел кожаную куртку, засунул «беретту» в плечевую кобуру, затем выключил свет и тщательно запер дверь.

По узкой лестнице он спустился в прихожую; звук работавшего телевизора стал слышен яснее, когда он проходил мимо полуоткрытой двери в гостиную.

Миссис Шэннон сидела на выцветшей зеленой софе, уставившись на экран. Она не заметила ухода Дойла, только услышала, как хлопнула наружная дверь.

Он поднял воротник куртки, засунул руки в карманы и отправился в путь. При ходьбе он чувствовал, как «беретта» упирается ему в бок.

Скоро ли она ему понадобится?

Глава 51

Лондон

Его разбудил телефонный звонок. Резкий звук ворвался в сон.

Джоуи Чанг, пробормотав что-то, потянулся к трубке, чтобы звонок не разбудил Су и детей.

Он перекатился на спину, пытаясь сконцентрировать взгляд на светящихся красных цифрах электронного будильника, — вдруг это его сигнал? Но телефон продолжал звонить.

На циферблате значилось 4. 03 утра.

ЭТО ЕЩЕ ЧТО ТАКОЕ, ЧЕРТ ВОЗЬМИ?

Он нащупал трубку и сел в кровати, опершись на спинку.

Рядом с ним зашевелилась Су, протянула к нему руку.

— Алло, — сдавленно произнес Чанг.

— Джоуи? — Голос на другом конце провода звучал возбужденно. — Джоуи, слушай.

Он сразу узнал голос Фрэнки Вонга.

— Что случилось? — пробормотала Су, не открывая глаз.

Чанг протянул руку и сжал ее ладонь.

— Эти подонки снова взялись за свое! — кричал Вонг в трубку. — Теперь ты мне поверишь. И скажешь старшим, что пора переходить к действиям.

— Успокойся, ради Бога. И не спеши. Расскажи, что произошло.

— Люди Хип Синг, — выдохнул Вонг. — На рассвете они совершили налет на один из наших игорных клубов в Ньюпорт-Корте, около часа назад. Они убили троих наших людей и похитили деньги

Чанг глубоко вздохнул.

— Где ты сейчас находишься?

— Я в клубе, — выпалил Вонг. — И это только начало, Джоуи. У тебя нет выбора, ты должен пойти к старшим и сказать, что надо начинать войну против Хип Синг.

Чанг слушал, поглядывая на Су. Она смотрела на него затуманенным со сна взглядом и пыталась вникнуть в суть разговора, на ее лице резче обозначились морщинки.

— Ты слушаешь? — переспросил Вонг.

— Успокойся, Фрэнки, я обо всем позабочусь, — ответил ему Чанг. — Свяжусь с Во Фэном и другими.

— И что скажешь?

— Скажу, что нам необходимо встретиться. Что нам не остается ничего другого, кроме войны с Хип Синг. Я постараюсь убедить их.

— Приведи их сюда и покажи погибших, если их еще необходимо убеждать, черт побери!

— Фрэнки, выслушай меня. Я хочу, чтобы прямо сейчас же были посланы телохранители в дома каждого из старейших, понял?

— Зачем?

— Не спрашивай, просто сделай, как я прошу. У людей Хип Синг хватит наглости напасть и на них.

— А ты как, послать людей и к тебе?

— Да.

Чанг встал, подошел к прикроватной тумбочке и выдвинул верхний ящик. Между носовыми платками лежал «Стар ПД-45». Он взглянул на пистолет, как бы набираясь уверенности.

— Что надо сделать еще? — спросил Вонг.

— Ничего, пока снова не свяжусь с тобой, понял? Позвоню тебе примерно часа через два. И, Фрэнки...

— Что?

— Будь осторожен.

И он повесил трубку.

Долгое время Чанг молча сидел на краю кровати, опустив голову. Су прикоснулась к его спине.

— Случилось что-то скверное, да? — спросила она.

Чанг кивнул.

— Это война, — тихо сказал он.

Часть вторая

«Вы должны найти себе врага, вы должны вести собственную войну»

Ницше

"И с ума сошли от боли, наверняка известной им... "

«Metallica»

Глава 52

Северная Ирландия

Дверь громко скрипнула, и Дойл, закрывая ее, что-то раздраженно пробормотал себе под нос, опуская ключ в задний карман джинсов.

Оружие снова надежно спрятано под досками пола. Насколько ему известно, миссис Шэннон не держала при себе запасных ключей от комнат, которые сдавала. Она готовила для постояльцев еду, и только. Уборка была уже их заботой. Независимость от хозяйки и от жильцов полностью устраивала Дойла. Подальше от греха.

Спускаясь по лестнице, он почувствовал запах готовящейся еды.

В доме имелась маленькая кухня и, слева от лестницы, то, что служило столовой. Он вошел в эту комнату и сел, с удовольствием отметив, что, кроме него, здесь никого нет.

Со времени своего переезда три дня назад в эти меблированные комнаты Дойл ни разу не видел остальных жильцов, кроме пожилого мужчины, квартировавшего в комнате слева. Очевидно, все здесь жили уединенно, что конечно же устраивало Дойла. Обзаводиться здесь друзьями он не собирался.

Прогулка по местным кабакам прошлой ночью оказалась практически бесполезной. Несколько сплетен об ИРА, но ничего представляющего интерес.

Он не слышал также упоминание имен Риордана или О'Коннора, и самому ему не удавалось навести разговор на них. И все же он был уверен: кто-то из местных слышал о них или, более того, знал, где они могут находиться. Не обладая большим терпением, Дойл все же понимал, что ему не остается ничего другого, как ждать. Только ждать.

На столе стояли две грязные тарелки, возле одной из них лежала газета. Дойл прошел через столовую, прихватил газету и стал просматривать ее в поисках отчета о матче между «Ливерпулем» и «Манчестером юнайтед», который состоялся прошлым вечером. Игра транслировалась по телевидению, и Дойл видел ее урывками в одном из пабов. Делая вид, что все его внимание приковано к экрану, он больше приглядывался к посетителям, но не обнаружил ни одного знакомого лица. А в матче победил «Ливерпуль».

— Доброе утро, мистер Фейган. Как поживаете?

Дойл оглянулся и увидел входящую с большой тарелкой в руках миссис Шэннон. Тарелку она поставила перед Дойлом.

Он едва начал есть, как снова появилась миссис Шэннон, катя перед собой столик, сервированный для чая. Она наполнила чашки для Дойла и себя и присела за стол напротив.

— Вы не будете возражать, если я присоединюсь к вам? Я хочу кое-что вам рассказать, — сообщила она.

— Уж не собираетесь ли вы поднять плату за комнату, а? — спросил он улыбаясь.

— Скажете тоже, — отмахнулась она. — Я хотела поговорить с вами о работе. Я думала о вашем брате, о том, как его убили. Если бы не это, вы бы сейчас работали. Это несправедливо, когда мужчина должен сидеть дома. Мой муж, прими Господь его душу, перед смертью два года был без работы. Человек теряет уверенность в себе, чувствует себя ненужным. — Она сделала глоток.

Дойл внимательно слушал ее с легкой улыбкой.

— У моего брата есть паб в центре города, рядом с гостиницей «Европа». Вчера вечером я позвонила ему и спросила, не нужны ли ему подручные. Он ответил, что ищет кладовщика. Если вас это заинтересует...

Дойл усмехнулся.

— Очень любезно с вашей стороны, — сказал он.

— Надеюсь, вы не считаете, что я сую нос в ваши дела? Просто хочу помочь. Это, должно быть, очень тяжело — потерять брата.

Дойл кивнул.

— Каждого из нас коснулось подобное горе, — продолжила она. — Здесь творятся кровавые дела. Я не думаю, что на нашей улице есть хоть один человек, который бы никого не потерял из близких или знакомых. Я жила по соседству с девушкой-протеетанткой, когда сама была ребенком. Мы до сих пор переписываемся с ней, но если бы мы прошлись вместе по улице... — Она не договорила и передернула плечами. — Печально это все. — Миссис Шэннон сделала еще глоток чая. — Я вам дам адрес паба, зайдите и потолкуйте с братом, если желаете.

— Большое спасибо, — сказал Дойл. — Вы очень добры.

Женщина отправилась искать адрес, а Дойл вернулся к своему завтраку.

Паб в центре города.

Это может пригодиться.

Глава 53

Взрыв произошел два дня назад, следы разрушений уже убрали, но и сейчас осколки бетона и стекла валялись в водосточных желобах. Оконные проемы были забраны досками, как и вход в винный бар. На досках большими красными буквами кто-то написал: «СМЕРТЬ ИРА».

Над головой Дойла свисало то, что осталось от дверного проема, не мешая наблюдать за фасадом гостиницы «Европа», вернее, пабом, который находился в нескольких ярдах от гостиницы.

Вывеска паба «Лучник» раскачивалась под порывами сильного ветра. Внутри не заметно было никакого движения, да и что можно рассмотреть за матовыми стеклами. Дойл отшвырнул окурок и продолжил наблюдение, стараясь запомнить каждую деталь.

К гостинице «Европа» то и дело подъезжали такси, люди садились в авто и высаживались из них, за ними вносили и выносили багаж. Дойл заметил несколько постояльцев, сидевших в фойе и в кафе.

Он перешел улицу, подошел к пабу и трижды постучал в дверь. Не получив ответа, постучал снова, из-за двери донесся шорох. За матовым стеклом обозначился мужской силуэт.

Дойл постучал еще раз.

— Кто там? — спросили из-за двери. — Мы еще не открылись.

— Я Фейган, — ответил Дойл. — Меня прислала ваша сестра, мистер Бинчи.

Через секунду Дойл услышал лязг отпираемых засовов. Дверь приоткрылась, и в проеме возник крупный розовощекий мужчина.

— Вы насчет работы? — спросил Джим Бинчи.

Дойл кивнул.

— Тогда входите. — И, пропустив посетителя, Бинчи запер за ним дверь.

Помещение паба было насквозь пропитано запахами спиртного и табачного дыма — они напрочь въелись в мебель и стены этого довольно неопрятного помещения. Здесь имелся стандартный набор развлечений: автоматический проигрыватель, несколько игровых автоматов и обязательные видеоигры, для любителей старины на стене висела доска для метания дротиков. Стойка бара изгибалась в форме полукруга.

— Джек Фейган, — представился Дойл, пожимая руку Бинчи.

— Сестра рассказала мне о вас, — сообщил хозяин.

— Она прекрасная женщина. Кстати, сколько человек будет работать со мной?

— Только вы. Если окажется, что у вас достаточно крепкая спина и работа вам подойдет. Придется, помимо всего прочего, работать в баре. Сервировка и всякое такое. Это не Бог весть что, я понимаю, но лучше, чем ничего.

— Рекомендации нужны?

— Если вы двигаетесь не спотыкаясь о собственные ноги, можете поднять и принести бочонок пива, то считайте, что обладаете всем необходимым для работы, — отшутился Бинчи. — Когда можете начать?

— Да хоть сейчас, если хотите.

— Прекрасно. Пойдемте, я покажу вам заведение.

Бинчи поводил Дойла по пабу, рассказал о работе, об остальном персонале и о посетителях. Обычная болтовня. Когда же хозяин попросил Дойла немного рассказать о себе, охотник за террористами был к этому готов.

— Вообще-то я не беру людей с улицы, Фейган, — заключил хозяин, — но моя сестра сказала, что доверяет вам, и мне этого достаточно. Не разочаровывайте меня, пожалуйста.

Дойл только улыбнулся.

К часу пополудни в пабе уже стоял шум. Смех, крики, разговоры сопровождались громкой музыкой из неумолкающего проигрывателя, звоном игровых автоматов и электронными руладами видеоигр.

Дойл успешно справлялся со своими новыми обязанностями, совершая челночные рейсы между баром и подвалом. Он коротко отвечал на вопросы посетителей, которые обращались к нему, но в общем-то работал молча, больше прислушиваясь к разговорам, чтобы выжать из них интересующую его информацию.

Большинство посетителей работало в близлежащих конторах — клерки, секретари.

Дойл заметил, что на него поглядывает симпатичная молодая женщина. Уплетая сандвич, она умудрялась улыбаться ему, оправляя свое платье цвета ржавчины. Дойл, пробегая мимо, пару раз подмигнул ей.

— Не приберете ли со столов, Джек? — спросил Бинчи, наливая очередную пинту.

Кивнув, Дойл прежде всего направился к столу, где сидела женщина с подругой — высокой стройной брюнеткой. Они улыбнулись Дойлу, когда он убирал пустые тарелки.

— Женской работе конца нет, не так разве? — сказал он улыбаясь.

Они весело засмеялись.

Дойл пошел дальше, собирая пустые стаканы и тарелки.

К двум часам посетители начали расходиться.

Встала и та, в платье цвета ржавчины. Дойл помахал ей рукой, решив, что завтра попытается познакомиться с ней поближе.

Обычно розовое лицо Бинчи, стоявшего за стойкой, стало багровым, на лбу у него выступил пот.

— Поднимите, пожалуйста, наверх еще одну бочку «Гиннесса», — обратился он к Дойлу.

Внизу, в подвале, было холодно. Ощущение не из приятных после душноватой атмосферы паба. А если честно, то в подвале стоял чертовский холод: изо рта валил пар, ноги деревенели от прикосновения к промерзшим каменным плитам. Вернувшись наконец в теплое помещение, Дойл обнаружил, что бар почти опустел.

Осталось не больше дюжины посетителей.

Двое пожилых мужчин лет семидесяти метали дротики. Три парня стояли за игровыми автоматами, неутомимо опуская в них монеты.

Остальные сидели за столиками. Читали газеты, болтали, молча курили.

Резко завыла автомобильная сирена, и Дойл подошел к двери взглянуть, что происходит, — мимо паба пронеслась машина «Скорой помощи».

Дойл вернулся к бару.

— Неплохо управлялись во время ленча. — Бинчи похлопал его по плечу. — Работенка еще та, не так ли? Позовете меня, если понадоблюсь.

И он вышел через заднюю дверь, прикрыв ее за собой.

Дойл принялся вытирать стойку.

Открылась входная дверь, и он поднял голову — еще два посетителя покидали заведение. Все так же позванивали игровые автоматы, в их тихую перекличку время от времени врывались победные крики игроков, которых посещала удача.

Дойл вытирал стойку.

— Простите.

Услышав голос, он поднял глаза.

Стоявшая перед ним молодая женщина улыбнулась ему.

— Я ищу Джима Бинчи, — сказала она.

— Он вышел, — ответил Дойл. — Могу ли я чем-нибудь помочь?

— Мне нужен именно мистер Бинчи, — покачала она головой.

— Я могу ему сказать, кто его спрашивает?

— Спасибо, но просто позовите его, так будет проще.

— Хорошо, я доложу, что его хочет видеть очаровательная женщина, так подойдет?

— Вы новый бармен?

Дойл кивнул:

— Можно, конечно, и так сказать. Но вообще-то я тут самый главный — куда пошлют.

— И далеко вас посылают? — улыбнулась ему Мэри Лири.

Глава 54

Дойл поднял загородку бара и пропустил ее внутрь.

— Сюда, мисс... э...

Она вежливо улыбнулась, но себя не назвала.

— Я знаю дорогу, спасибо, — сказала Дойлу Мэри и пошла в направлении подсобки.

Дойл увидел, что она сворачивает по коридору направо, к помещению, где находился Бинчи. Охотник за террористами сделал несколько шагов к двери — на счастье, она осталась приоткрытой.

— Вот тебя-то я никак не ждал, — произнес Бинчи сдавленным голосом.

— Но кого-то из наших ждал, — ответила она.

Тишина. Ее нарушил Бинчи:

— Я еще не все собрал.

— У тебя было достаточно времени.

Дойл наклонился к двери пониже, стараясь ничего не пропустить из этого разговора.

— Мне они нужны сегодня, — сказала Мэри.

Очередная продолжительная пауза.

— Кончай морочить мне голову, — угрожающим тоном произнесла она.

— Я достану их, — нервно ответил Бинчи. — Если ты зайдешь чуть позже...

— Доставай сейчас, — потребовала она. — Я подожду.

Услышав шаги за дверью, Дойл мгновенно отскочил от нее и нагнулся за ящиком «Лимонной горькой», которая стояла у косяка.

Когда дверь открылась, он нес ящик к стойке. В двери показались Бинчи и Мэри, в бар они вошли вместе. Бинчи уже надел пальто, и его лицо обрело нормальный для него розовый цвет.

— Джек, мне нужно на время выйти. Присмотри за заведением, ладно? — сказал он, потуже затягивая пояс.

Дойл кивнул.

Бинчи покосился на Мэри и вышел.

Она присела на табурет возле стойки и запустила руку в свои длинные светлые волосы.

СОВСЕМ КАК ДЖОРДЖИ КОГДА-ТО.

Да, и мертвая она не выходит у него из головы. Совершенно лишнее.

— Могу я предложить вам что-нибудь выпить? — обратился он к Мэри, окидывая ее оценивающим взглядом.

Когда она подняла голову, он был поражен цветом ее глаз. Светло-карие, они словно светились изнутри и прожигали насквозь.

— Я выпью апельсинового сока, — ответила она, роясь в своем кошельке.

— Я угощаю, — сказал Дойл, придвигая к ней стакан.

Он стал наблюдать, как она пьет.

— Вы знакомая Джима? — спросил он.

— Можно и так сказать.

— И давно вы знакомы?

— Вы задаете слишком много вопросов.

— Я любопытный.

— Я заметила.

— Я говорил вам, как меня зовут?

— Не помню, чтобы я спрашивала об этом.

— Джек Фейган, — сказал Дойл, протягивая ладонь для рукопожатия.

— Привет, Джек Фейган, — ответила она улыбаясь.

Прикоснувшись к ее руке, он почувствовал, какая гладкая у нее кожа.

КТО ТЫ?

— Давно вы здесь работаете? — спросила она.

— Начал сегодня утром. Меня рекомендовала на эту работу сестра мистера Бинчи. Снимаю у нее комнату, в доме на Мэлоун-роуд... Я должен был работать вместе с братом, но... — На его лице появилось горестное выражение.

— Что случилось?

— Гады из ОДС убили его. Он позволил себе сказать все, что думает о них. Ублюдки.

Мэри бесстрастно смотрела на него.

— ОДС, чертовы англичане, какая разница? — продолжал он. — Все они враги. Мой брат понимал это, и вот теперь он мертв.

— А как насчет вас? — тихо спросила Мэри. — Что думаете вы?

— Я думаю, что только ИРА борется за правду, — сказал он, понижая голос.

— Очень многие не согласились бы с вами.

— Ну и хрен с ними. Тех, кто со мной не согласен, не волнует судьба Ирландии. Чертовы политиканы ничего не делают. Одна лишь ИРА продолжает борьбу. — Он перегнулся через стойку бара — его лицо оказалось в нескольких дюймах от ее лица. — Вот что я вам скажу: если бы мне дали оружие и показали ублюдков, убивших моего брата, я бы их собственноручно перестрелял.

Мэри пила сок, оценивающе разглядывая Дойла.

— Вы из какой части Ирландии? — наконец спросила она.

— Эннис, графство Клэр, знаете?

— Кажется, бывала там проездом.

— Все проезжают, но никто не останавливается, — усмехнулся он.

Мэри засмеялась.

— А вы откуда? — поинтересовался он.

— Я родилась здесь, в Белфасте.

— И семья есть?

ТОЛЬКО СЕСТРА, ДА И ТА ЖИВЕТ РАСТИТЕЛЬНОЙ ЖИЗНЬЮ.

— Нет, — ответила она тихо. — Нет семьи.

Дойл взял ее левую руку и провел указательным пальцем по гладкой коже, по тонким пальцам.

— Что вы делаете? — смеясь, спросила она.

— Проверяю, есть ли обручальное кольцо, — ответил он.

Она засмеялась:

— Мужа у меня тоже нет.

— Вот и хорошо. А то ведь не хотелось бы, чтобы он выходил из себя, когда я поведу вас в какой-нибудь ресторанчик.

Она покачала головой, не сводя с него взгляда:

— Н-да, в вас этого с избытком, так ведь?

— Зависит от того, что вы подразумеваете под «этим». — Он подмигнул. — Вы говорите, что родились в Белфасте. А хоть какое-нибудь имя вам при этом дали?

— Мэри Лири.

— Очень приятно, Мэри.

Она допила то, что оставалось в стакане.

— Может, предложить вам еще один или потерпите до вечера?

Она недоуменно посмотрела на Дойла.

— До этого вечера, до следующего или до любого другого, когда вы будете свободны. До того вечера, когда вы соблаговолите принять мое приглашение.

Она встала с табурета.

— Спасибо, но я воздержусь, — улыбаясь, ответила она.

— Я что-нибудь не так сказал?

Она подняла воротник.

— Мэри, а вы не согласились бы принять приглашение мужчины из жалости к нему?

— Почему вы спрашиваете?

— Потому что собираюсь встать на задние лапки.

Она рассмеялась.

— Джек, мне очень жаль, что так случилось с вашим братом, — мягко сказала она.

— Мне тоже. Эх, если бы мне только знать, как я могу отплатить.

Она кивнула и направилась к двери.

— Передайте Бинчи, что я вернусь.

Дойл кивнул и долго смотрел ей вслед.

— Я буду ждать, — пробормотал он.

Мэри Лири.

КТО ЖЕ ТЫ, ЧЕРТ ВОЗЬМИ?

Глава 55

— Боже правый, — бормотал Джим Бинчи, закрывая дверь на засов. — Когда приходит время закрываться, им хоть пистолет к башке приставляй, иначе не уберутся.

Он перевел дыхание и двинулся к стойке, где Дойл протирал стаканы. Дойл молча наблюдал, как хозяин бросил на стойку ключи от двери, повернулся и, обойдя помещение, выключил проигрыватель, видеоигры и игровые автоматы. В пабе воцарилась благодатная тишина.

Дойл покончил со стаканами и расставил их по местам под стойкой.

— Не хотите ли присоединиться ко мне? — обратился к нему Бинчи. Взяв два стакана, он потянулся к бутылке с виски.

Дойл кивнул и с благодарностью принял стакан.

— За ваш первый день, — сказал Бинчи.

— За первый день, — эхом отозвался Дойл. — Джим, могу я вас кое о чем спросить? — произнес он наконец.

Бинчи внимательно сортировал купюры, только что вынутые им из кассы.

— Если вы собираетесь в первый же день попросить о повышении жалованья, то можете сразу же об этом забыть, — пошутил он.

— Девушка, которая была здесь днем, блондинка. Кто она?

Желваки заиграли на скулах Бинчи.

— Вы, конечно, можете сказать, чтобы я не лез не в свое дело. Если так, то...

Бинчи даже не взглянул на него.

— Не лезьте не в свое дело, Джек, — произнес он бесстрастным голосом, продолжая сортировать купюры.

Дойл покосился на него.

— И если вы намерены строить какие-то планы в этом направлении, — продолжил Бинчи, — то посоветовал бы не выпускать эти планы из своих штанов.

— Она сказала, что не замужем.

— Когда это вы успели выяснить?

— После того, как вы ушли. И что тут плохого? Она чертовски соблазнительно выглядит.

Бинчи теперь пересчитывал столбики фунтовых монет. Его пальцы дрогнули.

— Если впредь вам захочется поболтать с ней, делайте это где угодно, только не в этом чертовом заведении! — рявкнул хозяин.

— Если я кому-то наступаю на пятки, вам достаточно просто сказать мне об этом, Джим.

Столбик монет выпал из рук Бинчи, деньги разлетелись по стойке.

— Мать твою! — взревел он и принялся собирать монеты.

Дойл взялся помочь ему. И не сводил с хозяина вопросительного взгляда.

— Господи Боже ты мой, — устало пробормотал Бинчи. — Если вы намерены здесь работать, то рано или поздно все равно узнаете правду. — Он пристально посмотрел на Дойла. — Она из ИРА.

Дойл приподнял бровь.

— Не надо так удивляться, Джек. Они бродят вокруг в самых разных обличьях, — сказал Бинчи. — Не все же они в маскировочных робах и масках.

— Она требовала деньги за охрану?

— Да какая, в задницу, охрана, — с негодованием проговорил хозяин. — Я занял у них немного денег. Картежные должки за мной тянутся. Знаете ведь, как это бывает.

— Вот уж не думал, что ИРА занимается ростовщичеством, — задумчиво произнес Дойл.

— ИРА занимается всем, Джек. Они правят этим чертовым городом. Не полиция, не армия, а ИРА. Во всем, что бы ни происходило здесь, есть доля их участия. И знаешь, что я тебе скажу? Дай Боже им удачи.

Дойл осушил стакан и уселся на пустую бочку.

— Если хочешь, Джек, можешь отправляться домой.

Дойл натянул кожаную куртку.

— Хочешь, я подвезу тебя к дому сестры, — предложил ему Бинчи.

— Нет, Джим, спасибо. Я, пожалуй, прогуляюсь. Мозги проветрю.

— Вот бы и Мэри Лири выветрилась из них.

Дойл кивнул на прощанье:

— Увидимся утром.

Едва выйдя на улицу, он ощутил холод — северный ветер крепчал. Дойл поднял воротник, засунул руки в карманы куртки и направился к автобусной остановке. Автобус подвез бы его полпути до Мэлоун-роуд.

Итак, Мэри Лири — член ИРА. Ну а почему бы и нет?

Дойл усмехнулся.

ТАКАЯ, ЗНАЧИТ, КАРТА ВЫПАЛА.

Девушка могла бы ввести его в организацию, а может быть, даже привести за ручку прямо к Риордану или О'Коннору.

А при определенных обстоятельствах — к оружию.

НУ, НЕ ЗАРЫВАЙСЯ. ПОСПЕШИШЬ — ЛЮДЕЙ НАСМЕШИШЬ.

А что, если он ее больше не увидит?

ОНА ДОЛЖНА ВЕРНУТЬСЯ, ЧТОБЫ ПОЛУЧИТЬ С БИНЧИ ДЕНЬГИ.

Это только вопрос времени.

Он пересек улицу, стараясь не слишком много думать о предстоящей встрече с ней; но это было не так-то просто. Кристи мертв. Она может стать еще одной ниточкой.

Кажется, она похожа на Джорджи.

Он раздраженно пнул пустую банку из-под пепси — та перелетела через дорогу.

Светлые волосы. Фигура.

Даже глаза у нее такого же цвета, разве не так?

А ТАК ЛИ?

Какого же цвета были глаза у Джорджи?

Зеленые? Голубые? Карие?

А ведь она умерла всего четыре года назад.

ДАВАЙ ЖЕ, ВСПОМНИ.

ЧЕТЫРЕ ГОДА. ПЯТЬ ЛЕТ. ЦЕЛАЯ ЖИЗНЬ, МАТЬ ЕЕ ТАК!

Дойл достал из кармана сигареты, закурил и огляделся вокруг.

Темно синий «остин-маэстро» проехал мимо и повернул налево.

Дойл пошел дальше.

Он добрался до автобусной остановки. Павильон оказался разбитым, стеклянная панель пропала, как будто кто-то аккуратно вырезал ее и унес вместе с рекламным щитом. Дойл прислонился плечом к уцелевшему металлическому столбу и посмотрел на часы.

Член ИРА или нет, Мэри Лири все равно привлекательная молодая женщина, подумал Дойл. Если будет ему полезна, тем лучше. Но не надо забывать об осторожности.

Темно-синий «маэстро» снова проехал мимо.

Дойл проводил его взглядом и отступил под прикрытие каменной стены, возвышавшейся за остановкой.

Он почувствовал, как поднялись на затылке волосы, а сердце глухо заколотилось в груди.

Сначала он услышал, как взвизгнули на повороте шины, затем увидел «маэстро», замедляющий ход.

ЧТО Ж, ПОПРОБУЙТЕ, КОЗЛЫ.

Машина остановилась.

Открылась дверца.

Дойл заглянул в салон.

Ему улыбалась Мэри Лири.

— Садитесь, — пригласила она.

Глава 56

Лондон

— Если хотим победить в этой войне, мы должны тщательно выбирать объекты для нанесения ударов, — сказал Джоуи Чанг, меряя шагами комнату из угла в угол под внимательными взглядами присутствующих. — Пока Хип Синг наносила удар только по нашим солдатам и по некоторым предприятиям.

— Они нас боятся! — воскликнул Фрэнки Вонг.

— Поэтому первыми начали войну? — съехидничал Чанг.

— Думаю, просто рассчитали: пока мы нанесем ответный удар, пройдет куча времени.

— А ты хотел, чтобы мы нанесли его наугад, не определив, кто наш враг — Хип Синг или кто еще, — проскрипел Чанг, испепеляя Вонга взглядом.

Молодой человек выдержал его.

— Вспомни, Фрэнки, единственная атака, которую мы предприняли, окончилась провалом, — уже спокойнее сказал Чанг.

— Ты обвиняешь меня? — возмутился Вонг.

— Я никого не обвиняю, — ответил Чанг.

— Только давайте не будем воевать друг с другом, — Поднял руки Джеки Тай. — Мы знаем, кто наш враг, вопрос в том — как его разгромить.

Все одобрительно загудели.

— И как же нам разгромить Хип Синг? — поинтересовался Чо Лок.

Чанг задумчиво потер подбородок.

— Если мы ударим по их бизнесу, мы нанесем им финансовый урон, — начал он, — и надолго выведем организацию из строя. В конце концов мы полностью вытесним их из Лондона. Однако — и вы все знаете, что именно этого я и опасаюсь, — все остальные организации не станут спокойно созерцать начало всеобщей войны. Если начнется война, полиция прихлопнет все деловые операции, и не только наши или Хип Синг, но и Во Шин Во, Шуй Фонг, Сан И Он. Достанется всем. Ясно, что другие организации захотят объединиться с Хип Синг, чтобы предотвратить последствия войны.

Во Фэн согласно кивнул, взглянув на двух старших товарищей.

— Ты все хорошо обдумал, Джоуи, — сказал он. — Мы не ошиблись, избрав тебя пакцином. Мы и впредь будем полагаться на твою мудрость. Скажи, как нам действовать в этой войне?

— Похоже, ты хочешь убедить нас вообще не начинать эту войну, — выпалил Вонг.

Чанг проигнорировал эту реплику и обратился к Во:

— Хип Синг лучше оснащена, чем мы, у нее более современное оружие. Если наши солдаты столкнутся с их людьми, мы проиграем. Первая наша задача — вооружиться.

— А затем? — поинтересовался Во.

— Ударим по их предприятиям — быстро и решительно. Так мы нанесем им максимальный ущерб. После этого нанесем удар по их руководству.

Послышался одобрительный шум.

Фрэнки Вонг улыбнулся.

— Наконец-то, — прошептал он.

— Оружие для нас сейчас — самое важное, — повторил Чанг.

Он смотрел на Во, пока тот одобрительно не кивнул.

Чанг прошел в угол комнаты, к телефону, набрал номер и стал ждать.

Когда абонент отозвался, интонация его голоса не изменилась.

— Нам необходимо встретиться и поговорить с вами.

Члены группы внимательно смотрели на него, но лицо Чанга оставалось бесстрастным.

— Как можно быстрее. Нужно закончить дело, — продолжил он. — Вы знаете, где нас найти, все остальное мы берем на себя.

Чанг одобрительно закивал, прислушиваясь к тому, что говорит человек на другом конце провода.

— Это мы обсудим при встрече... Да, мы позаботимся об этом, — сказал он и, повесив трубку, взглянул на Во Фэна: — Мы договорились.

— Когда?

— Через два дня, — ответил Чанг.

Фрэнки Вонг довольно улыбнулся.

Глава 57

Северная Ирландия

Дом оказался очень чистым, аккуратным, не загроможденным всякими безделушками и лишними вещами.

Дойл подошел к окну, прикрыл штору и прильнул к просвету. Стандартные домики, ничем не отличавшиеся от стоявшего напротив, тянулись вдоль всей улицы. Бедные районы Белфаста отличались весьма однообразной архитектурой. Белфаст. Лондон. Глазго. Любой город в стране, любой город в мире, как казалось Дойлу, собирает свою бедноту вместе, чтобы потом растворить ее в безликом единообразии.

Так было всегда.

— Кого это ты там высматриваешь?

Он обернулся. Мэри. Она вошла в комнату с двумя кружками чая, одну поставила на стол.

Дойл наблюдал, как она села на стул, вытянув стройные ноги, взяла свою кружку обеими руками.

— То, что надо, — сказал Дойл, взяв свою кружку.

— Добавить в него что-нибудь? — смеясь, спросила Мэри, кивком показав на дымящийся напиток.

Дойл недоуменно посмотрел на нее.

— Пару капель чего-нибудь погорячей, — улыбнулась она. — Так говаривал мой отец. — Ее улыбка поблекла.

— Это твой отец? — спросил он, кивнув на фотографию, которую он заметил на камине между вазой и часами.

Мэри кивнула.

Дойл встал и подошел к фотографии.

— Да, это мой папа. — Она снова улыбнулась.

— А кто там? — спросил он, показывая на молодую женщину, снявшуюся рядом. Он подумал сперва, что это Мэри.

Мэри опустила глаза, наблюдая за струйками пара.

— Моя сестра Коллет, — прошептала она.

— Очень похожа на тебя.

— Она умерла, — вздохнула Мэри. — А у тебя есть родные? — Она явно хотела перевести разговор. — Я ведь ничего не знаю о тебе, об этом я подумала еще в дороге. Где и кто твои близкие?

— Следовало быть поосторожней, приглашая незнакомого мужчину, не так ли? — улыбнулся он. — Можешь притащить Бог знает кого.

ОХОТНИКА ЗА ТЕРРОРИСТАМИ.

— Я знаю, что твой брат убит ОДС, — вот и все, что мне известно.

Он снова поглядел на фото.

Потом на Мэри.

— Что бы ты хотела узнать? — спросил Дойл.

— Есть ли у тебя кто-нибудь? Женщина?

Он покачал головой.

— Кто-то ведь у тебя должен быть, — предположила она, улыбнувшись. — Или ты блюдешь невинность?

— Кто-то и БЫЛ, — негромко ответил он.

ДЖОРДЖИ.

— Она умерла.

— Извини, — сказала Мэри.

— Ничего.

Несколько секунд они молчали.

— Она была немного похожа на тебя, — наконец произнес он.

ПОКА ОНИ НЕ УБИЛИ ЕЕ.

Он сделал глоток.

ЗАБУДЬ ЭТО.

— Ты сказала, кто-то обязательно должен быть, — спокойно проговорил он. — Почему ты так уверена?

— Да брось, Джек. У парня вроде тебя? У которого так подвешен язык? Да девушки должны за тобой толпами бегать.

— Такие, как ты? — тихо спросил он.

Мэри встала и подошла к дивану, где сидел Дойл. Она устроилась на краешке и посмотрела ему прямо в глаза.

— Да, такие, как я, — сказала она и наклонилась, подставляя ему губы.

Они жадно поцеловались. Ее язык, теплый и влажный, проник ему в рот. Дойл откликнулся, увлекая ее, откинулся на спинку дивана и стал гладить ее длинные шелковистые волосы.

Она прервала поцелуй, провела кончиками пальцев по его щекам и подбородку с пробивающейся щетиной. Она очертила линию его губ, и Дойл, садясь, лизнул ее пальчик языком.

Мэри не сдвинулась с места. Она сидела верхом у него на коленях лицом к нему. Ее промежность прижималась к его паху, и девушка слегка покачивала тазом. Даже через джинсы она чувствовала его эрекцию. Мэри чуть отодвинулась, чтобы можно было расстегнуть его джинсы, сунула свои длинные пальцы еще дальше и охватила ими напряженный пенис.

Когда она провела подушечкой пальца по набухшей головке, Дойл застонал.

Она встала и под его взглядом стала раздеваться: стащив свитер, отбросила его в сторону, расстегнула джинсы, спустив их к полу, переступила через них и осталась стоять перед Дойлом в одних трусиках.

Дойл соскользнул с дивана и опустился перед ней на колени. Его горячее дыхание обожгло ее лобок, соблазнительно вырисовывающийся под тонкой материей. Он почувствовал запах мускуса, и это возбудило его еще больше. Он стал целовать ее тело через ткань, прижимаясь ртом к влагалищу. Его слюна проникала сквозь тонкий хлопок. Он стащил с нее трусики, позволив ей перешагнуть через них, и погрузил язык во вьющиеся на ее лобке волосы.

Ощутив на языке влагу, он лизнул ее клитор, от чего у нее перехватило дыхание, и она сильнее прижала к себе его голову.

Она оттолкнула его и присела на краешек дивана. Ее стройные бедра раздвинулись, лепестки половых губ набухли и увлажнились.

Дойл сбросил с себя одежду и опустился на колени между ее ног. Головка его члена раздвинула влажные губы и проникла в щель.

Он замедлил движение, едва войдя в нее. Затем вынул член, набухшая головка которого теперь тоже увлажнилась. Он снова и снова повторял это, пока она не посмотрела на него умоляюще, призывая к более глубокому проникновению, которое он обещал, но не спешил осуществить.

Сжимая член одной рукой, он водил его напрягшейся головкой по клитору, все более возбуждаясь от этого, все сильнее желая ее.

— Возьми меня! — хрипло простонала она.

Дойл одним движением проник в нее, Мэри вскрикнула и откинулась на спину, повалив его на себя. Она схватила его за руки, когда он начал ритмично двигаться.

Он почувствовал, как ее внутренние мышцы плотней сомкнулись вокруг его члена. Ощущение было таким восхитительным, что он сладостно застонал.

Она подняла свои ноги и сомкнула их вокруг его талии, позволив ему еще глубже проникнуть в себя.

Он снова поцеловал ее, погладил по лицу, волосам, груди. Дойл ощущал под пальцами упругость ее сосков, а она, почувствовав, что приближается оргазм, положила ладонь на его руку, побуждая его к более энергичным ласкам.

Спина Мэри изогнулась, когда нахлынула первая волна наслаждения, все ее тело напряглось, а Дойл продолжал свои мощные движения. Он чувствовал, как сокращаются мышцы ее влагалища, видел, как исказились от наслаждения ее черты. Ее шею, грудь, лицо залила пунцовая краска. Он чуть замедлил ритм, глядя на нее, впитывая каждую деталь увиденного: лицо, покрытое бусинками пота; шелковистые пряди волос, которые разметались по ее шее; упругость грудей с напрягшимися сосками; ровный и гладкий живот, переходящий в треугольник светлых кудрявых волос между ее ног, куда он по-прежнему вонзал свой пенис, и, извлекая его, видел, что он покрылся соком ее удовлетворенного желания.

Мэри протянула руку и обхватила пальцами член, не дав ему еще раз проникнуть в себя.

Она, улыбаясь, села, продолжая сжимать рукой пульсирующий ствол пениса, и принялась быстро двигать рукой вверх и вниз, пока не почувствовала, что Дойл напрягся, и тогда отдернула руку, остановив задыхающегося партнера на самом краю оргазма.

Мэри соскользнула на пол и подставила ему ягодицы, опираясь на колени и локти.

— Давай, — прошептала она.

Дойл вошел в нее сзади, чувствуя, как она отзывается на его движения.

— Давай. — Она снова задохнулась, когда он ускорил темп, стремясь достичь наконец оргазма. — Я хочу.

Дойл сжал ее бедра, надвигая их на себя, напряжение стало приближаться к пику.

Он видел пот, выступивший на ее спине, светлые волосы, прилипшие к ней.

ОН ДУМАЛ О ДЖОРДЖИ

Мэри протянула руку назад и погладила клитор. Теперь член Дойла двигался между ее пальцами.

И этого оказалось достаточно, чтобы он перешагнул через край и бурно кончил, с такой силой сжимая ее бедра, что едва не испещрил их синяками.

— О Иисусе! — выдохнул он сквозь стиснутые зубы. Его движения стали замедляться и наконец вовсе прекратились, когда утихли последние пароксизмы наслаждения.

Мэри тоже тяжело дышала, ее руки вцепились в ворс ковра. Почувствовав, что он вышел из нее, она повернулась и поцеловала его. С камина на все происходящее бесстрастно смотрела фотография отца.

Она подумала: что бы он сказал о Джеке?

Возможно, хотел бы узнать побольше об этом человеке, с которым и она-то едва знакома.

Дойл улыбнулся, взглянув на нее, и убрал волосы с ее лица.

Когда придет время, подумал он, трудно ли будет убить ее?

Глава 58

— Не мог же ты заполучить такое, работая в пабе?

Дойл почувствовал, что ее палец обводит контур глубокого шрама на его правой икре.

Голова Мэри лежала на ковре рядом с его ступнями, и девушка смотрела на него снизу вверх.

Ее левая нога упиралась ему под мышку, а правая покоилась на его груди.

Дойл нежно поглаживал ее ступню и время от времени приподнимал голову, чтобы поцеловать пальцы ног. Он легко проводил языком по ногтям и между пальцами.

Каждый раз, когда он делал это, Мэри постанывала от удовольствия.

Ее спальня была невелика, но, как и все остальное в доме, очень опрятна. На стенах висело несколько фотографий. Еще одна, на которой были запечатлены они с сестрой в школьной форме, стояла на туалетном столике.

— Откуда у тебя эти шрамы? — спросила она.

Но Дойл уже приготовил ответ.

— Несколько лет назад я работал в Дублине, в магазине на Графтон-стрит, — начал он. — Мы вставляли стекло в световой люк, и я провалился в него. Все это наделали осколки.

Миг она внимательно смотрела на него, потом прикоснулась к другому шраму на бедре. Круглая ямка. Очень похоже на пулевое ранение. Что он скажет теперь?

Дойл продолжал массировать ее ступню.

— Твоя сестра... — Он кивнул в сторону фотографии. — Что с ней случилось?

Мэри молчала.

— Я спросил...

— Я слышала, о чем ты спросил, — резко оборвала она его и откатилась в сторону.

— Хорошо, давай замнем эту тему, — сказал он, когда Мэри уселась на край кровати.

— Она не умерла, — ровным тоном произнесла Мэри. — По крайней мере, была живой, когда я в последний раз ее навещала. Хотя такое существование трудно назвать жизнью.

Дойл присел рядом с ней. Его поддельное участие оказало свое действие. Она снова легла на кровать, и он прикрыл ее простыней до пояса.

— Что же случилось? — спросил он и выслушал рассказ о том, как стреляли в сестру и ее друга. В результате чего Коллет до конца дней своих останется в больнице.

— Они убили и твоего брата! — воскликнула она. — Так что ты знаешь, какие чувства испытывают при этом. Ты говорил, что хочешь отомстить ОСД, англичанам, всем этим подонкам. — Ее глаза сверкнули. — Но я испытываю не только горечь, горечь и гнев, но и стыд тоже. Она моя родная сестра, а я до сих пор не могу найти в себе силы, чтобы взглянуть на нее, прикоснуться к ней. Из-за этих ублюдков она не может самостоятельно даже сходить в туалет. Вот что они сделали с ней.

Дойл кивнул.

— Поэтому ты и присоединилась к ИРА? — тихо спросил он.

Она резко села, оттолкнув его.

— Откуда ты знаешь?

— Бинчи рассказал мне. После того, как ты приходила получать с него деньги.

Она подозрительно посмотрела на него.

— Я восхищаюсь тобой, — продолжил он. — Ты хоть что-то делаешь.

— У Бинчи слишком длинный язык, — ответила она, снова ложась рядом с ним.

Дойл перекатился по кровати и потянулся к сигаретам, повернувшись к ней спиной.

— Он не видел в этом ничего плохого, — сказал охотник за террористами, выпустив облачко дыма.

Он услышал, как за его спиной открылся выдвижной ящик, услышал металлический щелчок.

Дойл мгновенно сообразил, что это клацанье взведенного пистолетного курка.

Когда он повернул голову, Мэри уже навела на него «чезету».

Он медленно встал.

— Мне действительно очень хотелось бы, чтобы Бинчи ничего тебе не рассказывал, Джек, — тихо сказала она.

Дойл быстро взглянул на пистолет, а затем перевел взгляд на Мэри. Даже если он и испугался, на его лице это не отразилось.

— Ты собираешься меня убить только потому, что я кое-что узнал о тебе? — спросил он.

СУКА ХРЕНОВА.

Она выдержала его взгляд.

Дойл не сдвинулся ни на дюйм.

ДАВАЙ. СДЕЛАЙ ЖЕ ЧТО-НИБУДЬ.

У него две возможности. Броситься на нее, отнять пистолет и убить, потеряв таким образом еще одну нить, или...

ИЛИ ЧТО?

Или дождаться, пока она спустит курок.

И ОТСТРЕЛИТ ТЕБЕ БАШКУ, МАТЬ ЕЕ ТАК.

— Откуда мне знать, могу ли я тебе доверять? — сказала она.

— Ниоткуда, и, если ты испытываешь ко мне недоверие, тебе лучше меня убить.

ШАНС НЕВЕЛИК.

Она подняла пистолет на уровень его глаз.

ВАЛИ ЕЕ СЕЙЧАС. НЕ ПОХОЖЕ, ЧТО ОНА ПРОМАХНЕТСЯ С ТРЕХ ШАГОВ.

ВОТ ХРЕНОВИНА.

— Мне не хотелось бы делать это, — сказала она.

— Тогда не делай, — спокойно проговорил Дойл, — никто тебя не заставляет.

— Я не могу верить тебе, Джек.

— А что, если бы смогла?

Она посмотрела озадаченно.

— Есть способ для этого, — заверил он ее.

— Интересно, в чем же он?

Внезапный стук в парадную дверь застал обоих врасплох.

Глава 59

Они не сдвинулись с места.

Дойл и Мэри смотрели друг на друга, а удары в дверь становились все громче и настойчивей.

— И что ты намерена делать? — спросил Дойл. — Пристрелишь меня или дверь пойдешь открывать?

Мэри по-прежнему держала свой пистолет нацеленным в его голову.

Они стояли как две обнаженные статуи, их разделяла лишь кровать.

Стук не утихал.

Дойл взглянул на часы, стоявшие на прикроватной тумбочке. 1. 56 пополуночи.

— Если это полиция... — спокойно сказала она, сузив глаза.

Он почти незаметно покачал головой.

Она отступила на шаг, когда Дойл сел на край кровати.

— Открой, Мэри, — проговорил он спокойно. — Я никуда не денусь.

Мэри замешкалась еще на секунду, затем схватила свои джинсы и поспешно натянула их. Майку она надела навыпуск, прикрыв ею пистолет, который засунула за пояс.

Дойл отвернулся, когда она направилась к лестнице и стала торопливо спускаться. Стук в дверь продолжался.

Услышав, что она уже внизу, он быстро натянул джинсы и подкрался к дверям спальни.

Снизу донесся лязг отодвигаемых засовов и щелчок открываемого замка.

Затем послышались голоса.

— Что-то ты долгонько, — сказал мужской голос.

— Черт подери, откуда в такое время? — раздраженно спросила Мэри, закрывая за посетителем дверь.

Дойл подкрался поближе к лестничной площадке, под ногами громко скрипнула половица.

Черт подери!

Он догадался, что Мэри с посетителем переместились в гостиную. Теперь, кроме отдельных слов и обрывков фраз, ничего нельзя было разобрать.

Словно слушаешь неисправный радиоприемник.

— ...В такое время, мать его... позвонил бы сначала... — услышал он голос Мэри. Она сердилась.

— ...Раньше... встреча... чему-то помешал?

Второй голос — мужской.

— ...Не твое дело...

Дойл подошел еще ближе к краю лестницы, намереваясь немного спуститься, чтобы получше слышать разговор.

Одна ступенька.

Слова по-прежнему звучат нечетко.

Две ступеньки.

С этого места он уже видел дверь в гостиную. Она была слегка приоткрыта.

Он видел, как по комнате прошла Мэри, энергично жестикулируя и что-то выговаривая своему гостю.

КТО БЫ ЭТО МОГ БЫТЬ, МАТЬ ЕГО?

Дверь в гостиную внезапно распахнулась.

Дойл поспешно отступил назад и услышал звук шагов в узкой прихожей внизу, затем — скрип открывающейся двери.

— Что ж, позволю тебе вернуться к прерванным занятиям, в чем бы они ни заключались, — сказал мужской голос. — Это кто-то из наших общих знакомых? — хихикнул посетитель.

— Не твое дело, черт подери, — отрезала Мэри и закрыла дверь.

Дойл огляделся. Слева была еще одна дверь, которая вела в спальню, выходившую окнами на улицу. Он открыл ее, проскользнул внутрь и подбежал к окну, всматриваясь в темноту и пытаясь разглядеть человека, который только что вышел из дома.

Он увидел тень, легшую на тротуар перед домом, потом рассмотрел человека, направлявшегося к машине, припаркованной неподалеку.

— Я тебя знаю, — пробормотал Дойл с едва заметной улыбкой на губах.

Он узнал крепко сбитую фигуру и кудрявые черные волосы.

Деклан О'Коннор. Он уселся за руль, завел мотор и уехал.

Риордан, О'Коннор и Кристи. Три этих человека, насколько Дойлу было известно, действовали как единая боевая группа.

ВОТ, ЗНАЧИТ, КАК КАРТА ЛОЖИТСЯ.

Дойл бросился назад в спальню Мэри, когда услышал, что она поднимается по лестнице.

— А теперь убьешь меня? — спросил он спокойно.

Она вытащила из-за пояса пистолет и направила на него с абсолютно бесстрастным выражением лица.

— Послушаю сначала, каким образом ты собирался меня убедить, что тебе можно доверять, — сказала она.

— Это просто, — ответил он улыбаясь. — Позволь мне присоединиться к вам.

Глава 60

Лондон

Школа находилась на углу Кадоган-стрит и Драйкотт-Террас, и когда Чанг остановил «даймлер», десятки детей в школьной форме уже ждали родителей, носясь по площадке перед зданием.

Отсюда до их дома было совсем недалеко, и Су обычно водила детей в школу пешком, он же предпочитал отвозить их на машине. Особенно если, как сегодня утром, шел дождь.

Чанг видел, как рядом останавливаются другие автомобили, некоторые приехали издалека. Как обычно, взрослые стояли группками неподалеку, за воротами, и мирно болтали. Он приметил пару молодых нянечек; благополучно доставив своих подопечных в школу, они теперь возвращались, покуривая сигаретки, что, на его взгляд, совершенно недопустимо в присутствии их воспитанников. Сидя на заднем сиденье «даймлера», Майкл Чанг, расстегивая ремни безопасности, выглядывал в окно.

— Можно мне сесть впереди в следующий раз, папа? — спросил он.

— Ты должен сидеть сзади, потому что ты еще ребенок, — надменно сказала ему с переднего сиденья Анна.

— Я не ребенок, — запротестовал он.

— Но ты младше меня, — напомнила она ему. — Мне скоро семь, через несколько недель. — Она взглянула на отца: — У меня будет вечеринка, папа?

— Посмотрим, — сказал Чанг, внимательно осматривая подходы к школе. Нет ли чего подозрительного.

— У Майкла была вечеринка на его день рождения, — сказала Анна возмущенно.

— И у тебя будет, — сказал Чанг, повернувшись к ней, и игриво ткнул ее в бок.

Она захихикала.

Он ткнул ее снова под бочок, и она заерзала на сиденье.

— А теперь бегите, а то опоздаете.

Ребята отбросили ремни и выскочили из машины.

Чанг вышел за ними, поцеловал Анну в лоб, шлепнул Майкла по попке и молча смотрел им вслед — дети побежали к игровой площадке.

Дождь забрызгал лобовое стекло, и Чанг нажал кнопку работы «дворников».

Он видел, как белый «БМВ» высадил очередного ребенка, и его мама вышла, чтобы поправить мальчику галстук. Она поцеловала сына, и Чанг улыбнулся, когда мальчик, прежде чем побежать на площадку, вытер щеку тыльной стороной ладошки.

«БМВ» уехал.

Еще два автомобиля высадили своих маленьких пассажиров. Подъехал микроавтобус по крайней мере с восемью ребятами. Мимо промчалась черная «кортина», Чанг лишь мельком взглянул на нее.

Заметь он, что в конце улицы машина замедлила ход, он, возможно, пригляделся бы к ней повнимательнее.

Посидев еще какое-то время, Чанг завел мотор.

Черная «кортина» развернулась на углу улицы и медленно поехала обратно.

Чанг развернул «даймлер» и в последний раз посмотрел на игровую площадку.

Анна о чем-то болтала со своими друзьями. Майкла уже и след простыл.

Он услышал, как зазвенел звонок, извещая о начале занятий, и сверил время по часам на приборном щитке.

9. 00 утра.

Черная «кортина» подъехала поближе, и когда Чанг взглянул в зеркало, чтобы проверить, нет ли позади транспорта, он ее заметил.

Чанг повернул налево.

«Кортина» — направо.

Пять минут спустя она проехала мимо школы снова.

Ее пассажир что-то записывал.

Су Чанг поставила в посудомойку последнюю тарелку, закрыла дверцу и нажала кнопку. Машина ожила.

Ее гудение едва не заглушило телефонный звонок.

Су пересекла кухню и сняла трубку.

— Алло.

Молчание.

— Алло, — повторила она.

Никакого ответа.

Возможно, кто-то неправильно набрал номер или...

— Су Чанг? — наконец осведомились в трубке.

— Да, а кто спрашивает?

— После того, как мы убьем твоего мужа, мы отрежем ему голову, — спокойно произнес голос в трубке.

Су почувствовала, как кровь отхлынула от лица. Сказать что-то в ответ она не могла, ощущение было таким, словно кто-то набил ее горло толченым мелом.

— А ты будешь на это смотреть, — продолжал голос.

Она прислонилась к стене, боясь упасть.

— И когда покончим с этим, мы убьем твоих детей, — сказал ей голос. — Распорем им животы, а потом возьмемся за тебя. Мы тебя трахнем и...

Су швырнула трубку так, что едва не вырвала штепсель телефона из розетки.

Она отступила назад, не сводя глаз с телефона, как с опасного животного.

Она прерывисто дышала и дрожала всем телом.

Телефон зазвонил снова.

Су стояла у стены, прижавшись к ней спиной, сердце бешено колотилось в груди.

Звонки продолжались.

Скрипнув зубами, она потянулась к трубке, — руки у нее дрожали.

Она поднесла трубку к уху, не произнося ни слова.

Несколько секунд на том конце провода все было тихо, затем тот же голос зазвучал снова.

— Вы все умрете, — прошипел он. — Твой супруг, твои дети и ты. Мы помочимся на ваши тела, когда вы будете подыхать, мы будем трахать тебя и плевать на тебя.

— Заткнись! — крикнула Су, швыряя трубку. На этот раз она выбежала в гостиную и выдернула шнур из розетки. То же самое она проделала и в спальне, а потом вернулась на кухню.

Когда она потянулась к телефонному шнуру, услышала, как открылась передняя дверь.

Су выдернула штепсель и бросила его на пол, в глазах у нее стояли слезы.

— Что ты делаешь?

Она обернулась, услышав голос Чанга, подбежала к нему и обвила его руками.

Она громко всхлипывала, уткнувшись ему в грудь.

— Что случилось? — Сердце его тревожно забилось.

Она рассказала ему о телефонных звонках.

Чанг судорожно дернул шеей, желваки на скулах напряглись и заходили.

— Просто эти подонки пытаются тебя запугать, — сказал он не очень уверенным тоном.

— Они раздобыли этот номер телефона, Джоуи, — сказала Су, вытирая глаза тыльной стороной ладони. — Что еще им известно?

— Хочешь, чтобы я вызвал телохранителей? — спросил он.

Она покачала головой:

— Со мной все будет в порядке.

Он крепко обнял ее и поцеловал в теплую макушку.

— Телефоны не выключай. Если мне понадобится связаться с тобой, я позвоню по радиотелефону.

Она кивнула.

— Когда отправишься за детьми, с тобой будет один из охранников, — добавил Чанг. Он посмотрел на часы и глубоко вздохнул. — Мне надо идти. Ты уверена, что не боишься оставаться одна?

— Иди, дорогой.

— Это скоро закончится, я тебе обещаю. — Он поцеловал ее снова. — Если тебе понадобится выйти, один из телохранителей...

Она подняла руку, чтобы заставить его замолчать.

— Со мной все будет хорошо, — уверила его Су.

Еще какое-то мгновение он крепко сжимал ее руку, затем повернулся и вышел.

Су подошла к кухонному окну и выглянула на улицу, вглядываясь в завесу дождя, нависшего над городом. Затем вновь решительно отошла от окна.

Мало ли кто может стоять внизу и наблюдать за ней, подумала Су.

Глава 61

Северная Ирландия

С озера Лох-Ней дул холодный ветер, резкие порывы срывали листья с деревьев, стоявших у кромки воды, и гнали на глубину.

Вода, неспокойная и серая, как небо над ней, плескалась о берег.

Этот участок восточного побережья густо порос деревьями, которые кое-где подступали к самому берегу. Он круто поднимался к дороге, которая представляла собой вязкую колею, тянущуюся через лес. Движение на ней трудно было назвать оживленным.

Там они и припарковали свои автомобили — в нескольких сотнях ярдов друг от друга, чуть в стороне от колеи, спрятав их в кустарнике.

Любой прохожий или проезжающий, рыбаки или просто любители природы подумали бы, что хозяева этих машин приехали на озеро отдохнуть.

Мэри Лири подняла воротник куртки и отвела с лица пряди длинных волос.

Рядом с ней широко шагал Пол Риордан, время от времени обводя взглядом поверхность озера. Его ярко-голубые глаза слезились, лицо раскраснелось.

Деклан О'Коннор шел рядом, глубоко засунув руки в карманы пальто, его кудрявые черные волосы трепал ветер. Он смотрел себе под ноги и ворчал под нос всякий раз, когда его ботинки попадали в прибрежную грязь. Пнув упавшую ветку ногой, он остановился, чтобы поднять отломившийся сук, а потом запустил его подальше, словно ожидал, что какой-то невидимый пес принесет его обратно.

Ранним утром Мэри позвонила им обоим, сказав, что надо встретиться. То, что она хотела им сообщить, нельзя было доверить телефону.

Риордан согласился на встречу охотно. О'Коннор выразил куда меньше энтузиазма.

Они медленно шли по усыпанному опавшей листвой берегу, почти в ногу. На берегу царила тишина, мутное солнце пряталось за серой завесой туч; которые таили в себе какую-то скрытую угрозу.

— Итак, что ты знаешь об этом Джеке Фейгане? — спросил Риордан, так же заинтересованно изучающий гладь озера.

— Его брата убили люди из ОДС. Он зол на них и хочет расквитаться.

— Говорить и делать — это разные вещи, — заметил Риордан. — Как долго ты его знаешь?

— Пару дней.

— И он уже хочет присоединиться к нам? Ты сказала ему, что входишь в организацию?

Мэри кивнула:

— Он уже знал, Бинчи ему сказал.

— Ты, Мэри, сумасшедшая, полная идиотка, — резко сказал Риордан. — Он может оказаться кем угодно.

— Это он был в твоем доме прошлой ночью, когда я заходил? — спросил О'Коннор.

— Что-что? — переспросила Мэри.

— С тобой ведь кто-то был. Это он?

— Не твое дело. Это не имеет никакого отношения к делу.

— К нашему делу все имеет отношение, — парировал Риордан.

— То, что он тебя трахнул, не ставит его вне подозрений, — добавил О'Коннор.

— Он искренен, я знаю это, — проговорила Мэри сердито.

— Да не можешь ты знать, — возразил Риордан. — И до тех пор, пока не узнаешь, я не буду подвергать организацию риску. Мы должны выведать о нем как можно больше.

— Тогда проверьте его. Мне известно, где он живет, — сказала она, давая им адрес на Мэлоун-роуд.

— О'Коннор, — сказал Риордан тоном приказа, — проберешься в дом под любым предлогом. Обыщи его комнату, выясни все, что сможешь. Посмотри, какие документы у него имеются, и все прочее.

О'Коннор кивнул.

— Если он окажется провокатором, тебе, Мэри, грозят крупные неприятности, твою мать, запомни, — раздраженно бросил Риордан.

— Сегодня ночью я возьму его с собой в Донегол, — сказала она.

— В задницу ты его возьмешь, — фыркнул Риордан. — Мы даже не знаем, кто он такой, мать его, а ты говоришь — взять его с собой на дело. Ни в коем случае. — Он достал сигареты и закурил, рукой прикрыв от ветра огонек зажигалки. — Я не хочу, чтобы какой-то чужак или даже ты все нам перегадили, мать вашу. Слишком много поставлено на кон, я думал, ты это понимаешь.

— Я-то как раз понимаю, вот поэтому и настаиваю на том, чтобы Фейган доказал всем, что он тот, за кого себя выдает, — бросила Мэри. — Он хочет присоединиться к нам, нам нужны люди, нам они всегда нужны. Зачем же отвергать человека, который стремится нам помочь?

Риордан посмотрел как бы мимо нее, задержав свои холодные голубые глаза на О'Конноре.

— После того, как обыщешь жилище Фейгана, позвони мне, — сказал он. — Я буду где обычно. Не важно, во сколько ты закончишь.

О'Коннор кивнул.

— Я возьму его в Донегол с собой, Пол, — настаивала Мэри.

— Я сказал тебе: ни в коем случае.

Мэри протянула руку и, схватив Риордана за плечо, повернула к себе лицом. Она заглянула ему в глаза и не увидела в них никаких эмоций.

— Я возьму его, — сказала она. — Я выясню о нем все, что смогу.

Риордан отрицательно покачал головой.

— Послушай, — настаивала Мэри. — Это ведь единственный способ.

— А если он не тот, за кого себя выдает? — возразил Риордан.

Мэри выдержала его взгляд.

— Тогда я убью его собственными руками, — прошептала она.

Глава 62

В тот день Дойл не мог думать о работе. Он надеялся, что Бинчи не заметил, насколько невнимательно он отнесся к своим обязанностям, но события двух последних дней не шли у него из головы.

Собственно, он не мог выбросить из головы Мэри Лири.

ДАЖЕ НЕСМОТРЯ НА ТО, ЧТО ОНА ВРАГ?

Он знал, что эта часть его работы во многом зависит от удачи. От случайного совпадения обстоятельств. Можно назвать это как угодно. Кроме интуиции, сообразительности, осведомленности о действиях противника его работа требовала — и Дойл всегда ощущал это — хотя бы доли везения.

Мэри Лири и стала для него счастливым случаем. Тем, что позволял проникнуть в ИРА. Добраться до Риордана и О'Коннора и в конечном счете — он на это надеялся — найти похищенное оружие.

В то утро он ушел от нее около семи и пешком вернулся в свою комнату на Мэлоун-роуд. Приняв душ, он позавтракал и отправился в бар. Миссис Шэннон пыталась подшучивать над ним — мистер не ночевал дома, — но Дойл лишь ухмыльнулся и переменил тему.

Это ее не касалось. К счастью, она совершенно не подозревала, что в своем доме приютила сотрудника подразделения по борьбе с терроризмом.

А если бы узнала — что тогда?

Вышвырнула бы его? Плюнула ему в лицо?

СВЯЗАЛАСЬ БЫ С ИРА?

Он улыбнулся своим мыслям.

Вроде бы не должна.

ИРА сама пришла к нему, пусть и непреднамеренно, в образе Мэри Лири.

Теперь ему нужно быть осмотрительным. Играть как можно осторожнее. Мэри должна поверить ему.

Он не может позволить себе опростоволоситься, черт подери. Он зашел слишком далеко.

Дойл помахал рукой, прощаясь с покидавшими бар посетителями, с которыми во время ленча он болтал о футболе. Он продолжал мыть стаканы и ставить их на полотенце, лежавшее перед ним на стойке.

В другом конце зала Бинчи все еще обслуживал посетителей, наливая и подавая им пинтовые кружки.

Дойл слышал, о чем они говорят, но их болтовня не занимала его. Мысли занимало другое.

Музыкальный автомат горланил вовсю, и Дойл отчетливей слышал слова песни, чем треп сидящих поблизости.

«Любить тебя — значит быть в огне, но я устал гореть...»

Он мыл стаканы.

"Как бы долго это ни длилось, крошка, но столы уже убрали... "

Бинчи взял деньги у клиентов и подошел к кассе.

"Ты убила мою душу, ты забрала мою молодость... "

Дойл смотрел перед собой ничего не выражающим взглядом.

"Но настало время, пришел момент истины... "

Бинчи нажал на кнопку кассового аппарата, взял сдачу и отошел от Дойла.

Бар опустел, как обычно в это время. Ленч, когда было много работы, прошел. Дойл умудрялся удовлетворительно справляться с ней, хотя его мысли были заняты совершенно другим.

Дверь бара открылась.

Мэри Лири улыбнулась, идя через зал к Дойлу. Он глядел на нее с восхищением. Длинные струящиеся волосы, стройные бедра и ноги, туго обтянутые джинсами.

Он улыбнулся ей в ответ.

ЕГО ПУТЬ В ИРА.

— А вот и мы! — сказал он улыбаясь.

Она ответила на его улыбку и уселась рядом с ним на табурете.

— Если ты ищешь Бинчи, то он там, — сказал Дойл, кивнув на хозяина, который тоже заметил, как она вошла.

— Собственно говоря, я ищу тебя, — сказала Мэри.

— Счастливчик! Чем могу служить? Я искренне готов это сделать.

— Ты уже сделал это прошлой ночью, — хмыкнула она, тут же стерев улыбку с лица. — Впрочем, поговорим о том, о чем ты говорил вчера...

О ЧЕМ? ОБ ИРА?

— О том... чтобы присоединиться к нам, — понизила она голос.

Дойл выдержал ее взгляд.

— Мне нужно поехать в Донегол сегодня ночью, и я подумала: не пожелаешь ли ты присоединиться ко мне?

Не стоит ли упомянуть о ее сегодняшней встрече с Риорданом и О'Коннором, прикидывала она, но решила, что пока не надо делать этого.

— Вечером я могла бы заехать за тобой, — добавила она.

Дойл кивнул.

— Около десяти, — уточнила она.

— Я попрошу Бинчи, чтобы он отпустил меня на час раньше, — пообещал он.

Она встала.

— Ты не представляешь, что это значит для меня, Мэри, — сказал он.

И НИКОГДА НЕ УЗНАЕШЬ, МАТЬ ТВОЮ.

Она улыбнулась.

— В десять у выхода. — Повернувшись, она ушла.

Дойл подавил улыбку.

НА ОДИН ШАГ БЛИЖЕ.

— Чего она хотела?

Он повернулся и увидел у себя за спиной Бинчи.

— Я встречаюсь с ней сегодня вечером, — сказал ему Дойл.

Бинчи покачал головой:

— Берегись ее, Джек.

— Не волнуйся, — ответил Дойл, вытирая стаканы. — Я только забегу домой. Идет?

Бинчи кивнул.

— Я напоминаю, Джек, будь с ней поосторожней, ты не знаешь, чем все может кончиться.

— Я ТОЧНО знаю, чем, — отрубил Дойл.

Глава 63

Аэропорт Хитроу. Лондон

Рейс из Белфаста прибыл раньше времени. Когда Пол Риордан двигался по проходу между креслами «Боинга-737», он услышал, как командир экипажа объявил, что лайнер приземлился на десять минут раньше расписания. Интересно, что бы они сказали, если бы задержались на десять минут.

Стюардесса улыбнулась, когда он покидал самолет. Риордан ответил ей тем же. Крепко сжимая в руке вещмешок, он отступил на шаг назад, чтобы пропустить пожилую женщину. Она благодарно улыбнулась ему, выходя на трап, приставленный к люку самолета. Окинув взглядом окутанную мглой посадочную полосу, мокрую от дождя, Риордан последовал за ней. Белесая пелена затянула небо над Лондоном, от чего надвигающиеся сумерки казались неприветливыми. Ирландец проворно спустился по трапу и направился к автобусу, который должен был доставить пассажиров к зданию аэровокзала.

По виду это были в основном деловые люди, привыкшие к подобным перелетам; их лица не выражали ничего, кроме скуки и безразличия. Риордан мельком взглянул на пассажиров; автобус остановился. Автоматическая дверь зашипела, и пассажиры устремились к зданию.

Сразу за дверьми стоял одетый в форму сотрудник службы безопасности, второй дежурил у эскалатора, ведущего в таможенный зал.

Риордан прошел мимо, не глядя ни на кого, и встал на эскалатор. Свою небольшую дорожную сумку он держал в руке. Любопытно, когда позвонит ему О'Коннор, который должен обыскать комнату Джека Фейгана? Это надежней, чем полагаться на рекомендации Мэри Лири. А пока он не узнает о результатах обыска, не поверит никому. Если окажется, что этот Фейган тот, за кого себя выдает, вот тогда и можно будет поговорить с ним. Только тогда. Лишь идиот станет полагаться на случайность.

Особенно теперь.

У спуска с эскалатора, у электронных табло, где должен появиться номер багажного отделения, куда доставлен груз с их рейса, собралась большая толпа.

Риордан наблюдал, как люди, суетливо разбирая багажные тележки, наезжают друг другу на ноги, кто-то при этом произносит слова извинения, а кто-то и нет. Благо, что при нем только ручная кладь. Он направился в мужской туалет, где было уже полно страждущих.

Нырнув в пустую кабинку, Риордан облегчился и направился к одному из умывальников, чтобы ополоснуть руки и лицо. Ему удалось еще захватить бумажное полотенце, запасы которых катастрофически уменьшались на глазах.

Некий господин рядом с ним безуспешно пытался распушить остатки волос на совершенно облысевшей макушке. Поймав на себе взгляд Риордана, он сдался и прилизал их по бокам сверкающего черепа.

Ирландец победно улыбнулся, провел расческой по своей роскошной шевелюре и вышел из туалета.

К выходу Риордан направился через коридор таможни, по которому проходили пассажиры, чей багаж не требовал заполнения декларации. Два таможенных офицера, мужчина и женщина, пристально смотрели на него. Женщина, стоявшая ближе к Риордану, направилась к нему.

Ирландец уверенно шел своей дорогой.

Женщина в униформе улыбнулась официальной улыбкой высокому лысому господину, шедшему за Риорданом и попросила его оказать ей такую любезность и открыть свой портфель.

Вздохнув с облегчением, Рииордан пошел дальше. У киоска он задержался, чтобы купить газету и сигареты.

Яркие указатели направляли прибывших к автобусным остановкам, к стоянкам такси или к метро, но Риордан прошел мимо, взглянув лишь на часы, чтобы узнать, не слишком ли он рано вышел.

Тех, кого он искал, пока не было.

Справа располагалось маленькое кафе, и он решил подождать там, но, едва заказав кофе, заметил две фигуры, торопившиеся к нему.

Обменялись рукопожатиями.

— Я прилетел немного раньше, — начал Риордан, когда направились к ожидавшей их машине.

Оба его спутника только улыбнулись в ответ.

Водитель включил мотор.

Риордан проскользнул на заднее сиденье машины.

Фрэнки Вонг сел возле водителя.

Джоуи Чанг устроился рядом с Риорданом.

Когда автомобиль тронулся, Чанг кивнул ирландцу.

— Рады снова видеть вас, — сказал он улыбаясь.

Глава 64

Северная Ирландия

Деклан О'Коннор больше часа следил за домом на Мэлоун-роуд, выдержки ему не занимать. Он не спеша докурил сигарету и, убедившись, что миссис Шэннон уходит, бросил окурок на тротуар, затем, как бы прогуливаясь, пересек улицу.

О'Коннор прошел мимо дома, украдкой взглянув на его темную парадную дверь. Затем он вдруг ускорил шаг, словно торопился как можно быстрее убраться прочь.

Он знал, что вход в дом через парадные покои ему заказан.

На узкой улице, где дома плотно прижаты друг к другу, нельзя незамеченным проникнуть внутрь ни через парадные двери, ни через одно из окон. Хотя улица и казалась безлюдной, он был уверен, что из-за тюлевых занавесок за ним наблюдает не одна пара любопытных глаз.

О'Коннор дошел до конца улицы и свернул направо, в узкий проход, отделявший тыльные стороны строений на Мэлоун-роуд от домов, что стояли на следующей улице.

Бесконечный ряд абсолютно одинаковых задних дворов предстал перед ним. Он медленно шел по узкому переулку, отсчитывая номера домов в порядке убывания, пока не приблизился к искомому.

Дворики были обнесены высокими каменными стенами. Кладка почти везде оказалась выщербленной и потихоньку разрушалась. За последние тридцать лет вряд ли кто-то занимался здесь ремонтом.

Бачки для мусора, часть которых переполняли отбросы, как молчаливые часовые, стояли у ворот.

Во дворах лаяли собаки, доносились какие-то голоса. Слева кто-то непрерывно бил футбольным мячом о стену. Где-то плакал ребенок.

О'Коннор заметил, что по верху одной из стен вцементированы осколки битого стекла.

Слава Богу, что это не та стена, через которую ему предстоит перебираться. Он подошел к задним воротам нужного ему дома и огляделся.

Вокруг никого.

Плохо, если кто-нибудь наблюдает за ним из окна. Однако, так или иначе, ему необходимо проникнуть в эту чертову развалюху, причем сделать это нужно быстро и так же быстро смыться оттуда. Люди в подобных местах обычно держатся друг друга. Каждый знает, что делают другие, но открыто обсуждать это не принято.

О'Коннор сам вырос в очень похожем районе Дерри.

Ворота, напротив которых он стоял, как и парадное, были выкрашены в черный цвет, но здесь краска снизу облупилась.

Он попробовал замок, обнаружив с досадой, что запор довольно надежен.

Еще раз быстро оглядевшись по сторонам, он подтащил к воротам один из бачков для мусора и, воспользовавшись им как приступкой, взобрался на высокую стену.

С секунду он сидел на ней верхом, разглядывая двор, затем спрыгнул вниз. В маленький дворик был втиснут крошечный сарай, к которому прислонена зимняя оконная рама без стекла, поверху, из угла в угол, тянулась бельевая веревка. Если не считать всего этого, двор оказался пустым.

О'Коннор подошел к черному ходу, слегка толкнул дверь — та тоже надежно заперта.

В дверь было вставлено стекло. Заглянув внутрь, О'Коннор увидел, что ключ торчит в замке.

Он улыбнулся про себя и, сняв куртку, обмотал ею локоть, чтобы предохраниться от порезов, а заодно и заглушить звон разбиваемого стекла.

Одним резким ударом он выбил окно.

Несколько осколков упали в кухню, разбившись о кафельный пол.

Просунув руку в отверстие, он повернул ключ в замке.

Шагнув внутрь, закрыл за собой дверь.

В доме было тихо. Пахло мебельной полировкой и освежителем воздуха.

О'Коннор быстро прошел к лестнице и поднялся на второй этаж. Он знал, что следует торопиться. Женщина могла уйти на пять часов, но могла и на пять минут. Попробуй тут угадай.

Но в эту минуту его заботило только одно: как можно больше разузнать о человеке, которого он знал как Джека Фейгана.

Глава 65

Гостиница «Савой». Лондон

Пол Риордан поблагодарил Джоуи Чанга и принял бокал «Джеймсона» из его рук; отсалютовав всем присутствовавшим, он пригубил из бокала. Обернувшись, ирландец направился к широкому, почти во всю стену, окну. Вид из номера открывался впечатляющий, но Риордан смотрел на Темзу, по темной полосе которой прокладывал себе путь небольшой катер. Ребенком Пол часто наблюдал за такими суденышками, плывшими по Лиффи: в ту пору его очень занимало, откуда они пришли и куда направляются. И, глядя сейчас на катер, раскачивающийся на неспокойной воде, он на мгновение вспомнил свое детство. Но затем, словно разозлившись на самого себя за то, что позволил воображению унестись так далеко, он обернулся, чтобы взглянуть на шестерых мужчин, сидевших в гостиной люкса. Его взгляд скользнул по их лицам — лицам, которые были ему хорошо знакомы.

— Не хотите ли присесть, мистер Риордан? — предложил Во Фэн, указывая на кресло рядом с собой.

— Последние два часа я только и делал, что сидел, — улыбнулся Риордан. — Но все равно спасибо. — Он еще раз отхлебнул из бокала.

— Вы сказали по телефону, что вам важна эта встреча. Чего же вы хотите?

Во кивнул на Джоуи Чанга.

— Как вам известно, мистер Риордан, — начал тот, — наша организация и другие, подобные ей, были изгнаны из Гонконга. Теперь ситуация здесь, в Лондоне, стала... э... сложной, чтобы не сказать хуже. Другая группировка, вроде нашей, попыталась перехватить инициативу. Они уже убили нескольких наших людей.

— И все же — чего вы хотите от нас? — повторил вопрос Риордан, допивая вино.

Чанг взял у него пустой бокал и снова его наполнил.

— У вас есть кое-что из того, что необходимо нам, — сказал китаец, возвращая Риордану бокал. — Оружие.

Риордан улыбнулся.

— Что именно у вас есть, мистер Риордан? — спросил Фрэнки Вонг.

— В основном винтовки, — ответил ирландец. — Семьдесят пять «энфилдов Л-70», столько же «стерлингов АР-180» и шесть тысяч патронов, но не все продается.

— Мы хорошо вам заплатим, — вмешался Во Фэн.

— Нам и самим может понадобиться кое-что из этого запаса, возможно, даже больше, чем вам.

— Но мы воюем, мистер Риордан, — сказал Вонг.

— А чем, по-вашему, занимаемся мы? — процедил ирландец.

Во Фэн поднял руку, чтобы снять возникшее напряжение.

— Что бы вы могли нам отдать? — спросил он.

— По сорок штук того и другого, — ответил Риордан. — Но это обойдется вам недешево.

— Мы оба бизнесмены, мистер Риордан. Я уверен, что мы сможем прийти к соглашению, в конце концов, у нас ведь тоже есть кое-что нужное вам, — напомнил Чанг.

— Так с кем воюете вы? — поинтересовался ирландец.

— С конкурирующей организацией под названием Хип Синг, — ответил Вонг.

— И все же я не понимаю, почему вам понадобилась наша помощь с оружием.

— Хип Синг вооружена лучше нас, — объяснил Вонг. — И они становятся все сильнее. Если мы не нанесем удар в ближайшее время, потом будет поздно.

— А каковы причины их агрессивности? — спросил Риордан.

— Они стремятся покрепче утвердиться здесь, в Лондоне, — ответил ему Чанг. — И, по-видимому, решили, что им следует напасть на нас. Мы здесь самая влиятельная организация. Вот они и подумали: в случае нашего разгрома другие группировки не посмеют их тронуть.

Риордан кивнул.

— Когда вам понадобятся винтовки? — спросил он.

— Как можно скорее, — сказал Чанг. — Мы не можем терять ни минуты. Когда вы сможете передать нам груз?

— Вы получите его, как только мы договоримся о цене. Но перевозкой будете заниматься сами.

— Это не проблема, — заверил Чанг, поглядев на утвердительно кивнувшего Фрэнки Вонга.

— Тогда давайте сразу же и договоримся, — вмешался Во Фэн.

Глава 66

Северная Ирландия

В первых двух комнатах, которые осмотрел Деклан О'Коннор, никто не жил. Кровати были не тронуты, тщательно застеленные покрывала выглядели так, словно их выгладили прямо на кроватях. Но он все же заглянул в шкафы — все полки оказались пустыми.

Выйдя в коридор, он открыл дверь небольшой ванной комнаты. Как и во всем доме, здесь не оказалось ничего примечательного, если не считать характерного резкого запаха освежителя воздуха. Поморщившись, О'Коннор проскользнул в следующую комнату. Она принадлежала миссис Шэннон.

Достаточно было беглого взгляда, чтобы убедиться — и тут искать что-то бесполезно. Над кроватью висело маленькое деревянное распятие и изящные четки. С фотографии, стоявшей на полированном туалетном столике, на О'Коннора взирал сам мистер Шэннон, следивший за его бесплодными поисками безмятежным взором.

Комната напротив, к радости О'Коннора, оказалась незапертой. Осторожно повернув ручку, он заглянул внутрь. В комнате повсюду лежала одежда. Аккуратная стопочка на краю постели, что-то разбросано на ковре. В небольшом умывальнике остатки засохшей мыльной пены и использованные лезвия для бритья. В шкафчике под раковиной О'Коннор обнаружил туалетные принадлежности. Он открыл прикроватную тумбочку и обследовал стопки нижнего белья. Сморщился, наткнувшись на носки, лучшим местом для которых была бы корзина для грязных вещей.

Небольшой комод у окна тоже оказался забитым одеждой, в основном стопками аккуратно сложенных мужских рубашек и свитеров.

О'Коннор направился к шкафу. Маленький ключ торчал в замке, и он без труда открыл дверцу. Внизу стояло несколько пар обуви и закрытая картонная коробка.

Он достал ее, снял крышку и вывалил содержимое на пол.

По полу рассыпалось не менее дюжины журналов для мужчин. Он поднял пару верхних журналов и с улыбкой взглянул на обложки. Ему ответили взглядами улыбающиеся или надувшие губки молодые женщины в разной степени обнаженности. На одной обложке красовалась рыжеволосая девушка в форменной одежде французской горничной. «ГОРНИЧНАЯ ДЛЯ НАСЛАЖДЕНИЯ» — вещал заголовок, набранный ярко-желтыми буквами. На другой обложке позировала красавица в форме медсестры. «НАША СЕКСУАЛЬНАЯ СЕСТРИЧКА БЕЖИТ ПО ВАШЕМУ ВЫЗОВУ», — прочитал О'Коннор.

Он быстро пролистал журнал, откровенно выставлявший на всеобщее обозрение женские красоты, затем швырнул всю эту отливающую глянцем продукцию в коробку и поставил ее обратно в шкаф.

На плечиках висело три-четыре пиджака, и О'Коннор быстро обыскал их карманы. В одном из пиджаков он обнаружил бумажник и открыл его.

Денег в бумажнике не оказалось, зато было водительское удостоверение.

Оно принадлежало Дональду Хьюзу, так же как и билет в библиотеку и визитная карточка. Мистер Дональд Хьюз, если судить по этой карточке, напечатанной на дешевой бумаге, торговал скобяными изделиями.

О'Коннор затолкал все это добро обратно в бумажник и опустил его в карман пиджака.

Теперь он должен покинуть эту комнату — времени на обыск последней, остававшейся неосмотренной комнаты совсем мало. Хозяйка могла вернуться в любую минуту.

И ЧТО ТОГДА?

Он прикоснулся к рукоятке автоматического «смит-и-вессона», выглядывавшей из-за пояса.

Эта дверь оказалась запертой на ключ. Выругавшись, О'Коннор отступил на шаг и навалился на дверь всем телом.

Дерево затрещало, но не поддалось.

О'Коннор попробовал еще раз.

Дверь распахнулась, сломанный замок отлетел в сторону, и О'Коннор влетел внутрь.

Вот это уж наверняка комната Фейгана.

И он начал обыск.

Глава 67

Автобус остановился перед очередным светофором, и Дойл беспокойно заерзал на месте. Казалось, он уже прирос к этому проклятому сиденью. До Мэлоун-роуд оставалось пять или шесть остановок, но охотник за террористами решил, что сойдет на следующей и оставшуюся часть пути пройдет пешком. Он не мог больше выдерживать эти бесконечные остановки перед каждым столбом. Не меньше его раздражал и сидевший напротив малец.

Дойл прикинул: на вид ему лет десять. Большую часть пути от центра города парнишка провел, ковыряясь в носу и с пристрастием изучая его содержимое, налипшее на кончике пальца. А в данный момент развлекался тем, что каждые несколько минут рыгал или громко портил воздух, озираясь при этом по сторонам, чтобы посмотреть, как прореагируют на это остальные пассажиры. Вот говнюк маленький!

Помимо Дойла и мальчишки, в автобусе ехали еще два человека. Пожилая женщина и непомерно грузный мужчина, зарывшийся носом в вечернюю газету.

Дойл попытался представить, чем сейчас занимается Мэри.

Ее предложение поехать вместе в Донегол этим вечером стало одновременно и сюрпризом, и наградой.

КАКОГО ХРЕНА ЕЙ ТАМ НУЖНО?

Поездка в этот город займет часа три, если не больше.

ЭТО ВЕДЬ УЖЕ В РЕСПУБЛИКЕ.

Дойл чувствовал, что сейчас он близок к цели как никогда за все время работы. Он раздумывал, следует ли ему уведомить майора Уитерби, что он вот-вот проникнет в ИРА изнутри, а не просто вернет украденное армейское оружие.

НЕТ. ХРЕН С НИМ, С МАЙОРОМ.

Не стоит предупреждать военную разведку, пока он наверняка не убедится, что находится на верном пути. Тот факт, что Риордан, О'Коннор и Кристи когда-то работали вместе, вовсе не означает, что все они несут ответственность за нападение на конвой.

Нет, Уитерби подождет. Слишком многое еще предстоит выяснить.

На светофоре зажегся зеленый свет, и автобус двинулся дальше.

Дойл взглянул на свои часы.

Мальчишка напротив громко пукнул.

Засунув руки в карманы куртки, Дойл сошел с автобуса, осторожно перешагнув переполненную водой сточную канаву.

Портивший воздух малец глазел на него из забрызганного грязью окна отъезжавшего автобуса.

Охотник за террористами направился в сторону Мэлоун-роуд. Он шел мимо группки молоденьких девушек, стоявших в дверном проеме магазинчика спиртных напитков. Одна из них, завидев его, присвистнула. Дойл ухмыльнулся и продолжил свой путь. Позади послышался девичий смех.

Оставалось пройти не так уж много.

О'Коннор обнаружил, что в отличие от предыдущей комнаты, которую он обыскивал, эта оказалась на удивление не обремененной вещами — минимум предметов личного туалета и одежды. О'Коннору не пришлось слишком напрягаться, чтобы прийти к выводу, что постоялец не собирается осесть здесь надолго.

Кожаная куртка, кроссовки, ботинки, несколько футболок и немного белья — вот все, что он нашел в шкафу и в ящиках комода. Ничего особенного.

Никаких документов, удостоверяющих личность.

О'Коннор направился к окну, выходящему на Мэлоун-роуд и, выглянув наружу, осмотрел улицу из конца в конец — как там с миссис Шэннон? Успокоившись, что у него еще есть время в запасе, ирландец продолжил обыск.

Он проверил прикроватный столик.

Ничего.

Заглянул под кровать.

Под матрас.

Пусто.

Половицы громко скрипнули, когда он снова подошел к платяному шкафу. Он извлек оттуда кожаную куртку и швырнул ее на кровать, затем вновь принялся шарить по карманам, прощупал подкладку, рукава и...

ГОСПОДИ, КАКОЙ ЖЕ ЗДЕСЬ СКРИПУЧИЙ ПОЛ, МАТЬ ЕГО ТАК.

О'Коннор принялся обыскивать карманы куртки.

И в нем никаких документов.

Отступив на шаг, он прислушался — тихо.

Шагнул влево.

Скрипнула половица.

Вправо.

Тихо.

ВСЕГО ЛИШЬ ОДНА ПОЛОВИЦА — ТАК, ЧТО ЛИ?

Отбросив ковровую дорожку каблуком, он носком туфли прижал половицу.

Один ее край слегка приподнялся. Крепившие ее шурупы кто-то вывинчивал, а затем вновь ставил на место, но уже неплотно.

О'Коннор опустился на колени, нащупывая в кармане перочинный нож. Конец лезвия он вставил в шлиц одного из шурупов и принялся его выкручивать. Нож постоянно соскальзывал, но постепенно дело пошло на лад.

— Великий Боже! — выдохнул О'Коннор, приподняв половицу.

Его взору открылся тайник с оружием.

Каждый пистолет, как и патроны, был завернут в пластиковый пакет.

О'Коннор вынул револьвер калибра 0, 357, взвесил его на руке и отложил в сторону.

То же он проделал и с автоматической «береттой».

— Господи Иисусе, — вновь пробормотал он, ощутив тяжесть пистолета «Дезерт игл» калибра 0, 50. Оружие казалось огромным даже в его мощной руке.

Довольно долго О'Коннор не отрывал взгляда от разложенного перед ним оружия, затем, сузив глаза, он встал с колен.

Значит, их подозрения относительно мистера Джека Фейгана — или как там его на самом деле — все-таки оправдались. И до какой степени — пока они даже не представляли.

Впрочем, это теперь не имело значения.

Он уже знал, что ему следует предпринять.

Глава 68

Дойл полез в карман за сигаретами и, вытащив пачку, открыл ее.

Обнаружив там одну сломанную сигарету, он потихоньку выругался.

На углу улицы находился маленький магазинчик. В нем продавали все что угодно, и Дойл захаживал туда за сигаретами. Он пересек улицу и вошел в магазин, отметив, до чего в нем тепло. Несколько покупателей, двигаясь по тесным проходам, снимали с полок продукты и опускали их в корзины. Одна женщина, несшая несколько консервных банок с запеченными бобами, поставив одну на другую, едва не столкнулась с Дойлом, проходившим мимо, и улыбнулась в ответ на его извинения.

Он пристроился в хвост небольшой очереди, стоявшей в кассу, сразу за женщиной с дюжиной жестянок кошачьих консервов и за мужчиной, который, похоже, развлекался тем, что выстраивал свои покупки на прилавке по ранжиру.

Привинченный к консоли высоко на стене, в магазине работал телевизор, и Дойл поднял глаза на черно-белое изображение.

Демонстрировалась очередная «мыльная опера».

Дойл стал дожидаться своей очереди.

О'Коннор заметил телефон, когда еще проходил по коридору, ведущему к лестнице наверх.

Теперь он стремительно сбежал вниз по ступенькам и схватил трубку, едва не смахнув телефон с полированного столика.

Быстро набрал нужный номер.

Мистер Джек, мать его, Фейган!

Кто он? Полицейская ищейка?

НЕТ. ПОЛИЦЕЙСКИЕ НЕ НОСЯТ ТАКОГО ОРУЖИЯ, КОТОРОЕ ОН ОБНАРУЖИЛ.

Раздался гудок, затем он услышал треск в трубке, и линия отключилась.

Выругавшись, он нажал на рычаг и начал снова набирать номер.

Может, он член ОДС?

ДА ЗАЧЕМ ПРОТЕСТАНТУ УКРЫВАТЬСЯ В ТАКОМ МЕСТЕ?

Он продолжал набирать номер.

А что, если он из военной разведки?

ВОТ ЭТО ВОЗМОЖНО. НО ТЕ ОБЫЧНО РАБОТАЮТ ПО-ДРУГОМУ.

На другом конце провода снова раздались длинные гудки вызова.

Может, он из подразделения по борьбе с терроризмом?

ДОЛЖНО БЫТЬ, ТАК ОНО И ЕСТЬ.

Довольная ухмылка появилась на лице О'Коннора, когда на другом конце провода подняли трубку.

Он узнал голос Пола Риордана.

— Это О'Коннор, я только что закончил обыск в комнате у Фейгана.

Риордан поинтересовался, обнаружено ли что-нибудь.

— Еще как обнаружено, мать его так. Оружие, патроны. Не знаю, кто он, но вооружен отлично.

Риордан высказал предположение, что этот таинственный мистер Фейган, скорее всего, и убил Джеймса Кристи.

— Более чем вероятно. Мне что, подождать его здесь? Убрать его прямо сейчас?

Риордан велел ему предупредить Мэри Лири и перезвонить.

— Я полагаю, что эта сука — англичанин, — злобно проговорил О'Коннор.

Риордан повторил, что необходимо срочно связаться с Мэри.

— Так ты не хочешь, чтобы я о нем позаботился? — настаивал О'Коннор.

Риордан ответил, что, поскольку тому неизвестно, что его легенда раскрыта, он не представляет опасности. Его можно устранить в любой момент.

— Ладно, я позвоню Мэри.

Риордан еще раз велел перезвонить после этого.

О'Коннор нажал на рычаг и начал набирать новую серию цифр.

Раздались длинные гудки.

Много гудков.

— Ну, давай же, Мэри, — прошипел он.

Трубку подняли.

О'Коннор говорил быстро, почти не переводя дыхания, стараясь выложить все, что было ему известно, но договорить ему не дали.

Он услышал, как за спиной щелкнул замок парадной двери, когда в нем повернулся ключ.

О'Коннор поспешно положил трубку и проскользнул в комнату слева от него, оставив щель в двери, чтобы наблюдать за прихожей.

Он вытащил свой револьвер калибра 0, 459.

Входная дверь открылась.

Глава 69

Лондон

— Что-нибудь случилось, мистер Риордан? — спросил Джоуи Чанг, наблюдая за тем, как ирландец кладет трубку на место.

Риордан сделал глубокий выдох и взглянул на китайца.

— Могло бы случиться, — произнес он спокойно.

Все, кто сидел в комнате, дружно посмотрели на него, а он, сделав глоток, стал помешивать виски в хрустальном бокале.

— Человек, имени которого мы не знаем, пытается проникнуть в нашу организацию. Один из моих коллег только что нашел доказательства, подтверждающие это.

— Как такое могло случиться? — поинтересовался Во Фэн.

— Не знаю, но это может создать кое-какие проблемы, — ответил Риордан.

— Проблемы с нашим бизнесом? — спросил Чанг.

— Нам нужно убрать этого парня из-за наших спин, вот и все.

— Вы уверены, что других проблем не будет, мистер Риордан? — настаивал Чанг.

— Я же сказал вам, — огрызнулся ирландец. — В любом случае все у нас под контролем. Он не знает, что мы его раскусили.

— Повлияет ли это на продвижение оружия? — задал вопрос Фрэнки Вонг.

— Не исключено, что возникнет задержка на день или два, только и всего.

— Мы не можем это себе позволить, — сказал Чанг. — Нам нужно получить оружие как можно скорее.

— Я же сказал, что мы все уладим, — сказал Риордан, как бы оправдываясь.

Он пересек комнату, поднял телефонную трубку и набрал номер.

На другом конце послышались длинные гудки.

— Нельзя допустить ничего, что могло бы поставить под угрозу наш бизнес, — настаивал Чанг.

Длинные гудки продолжались.

— Ничего ему и не помешает, — огрызнулся Риордан, размышляя над тем, куда могла запропаститься Мэри Лири.

Он подождал еще некоторое время и положил трубку.

Чанг настороженно следил за Риорданом, когда тот подошел к окнам с видом на Темзу. Ирландец стоял, напряженно сцепив руки за спиной.

— Вы сказали, что не имеете представления о том, кто этот человек? — спросил Во Фэн.

— Он может быть из службы безопасности, — ответил Риордан, — из подразделения по борьбе с терроризмом или откуда угодно.

— И вы не знали, что он вас выследил? — В голосе Чанга прозвучало слишком много сарказма — так, во всяком случае, показалось Риордану.

Ирландец резко обернулся.

— Если бы мы знали, то давно бы отреагировали! — рявкнул он. — Своими проблемами мы займемся сами, ладно?

Чанг поднял руку.

— Можно мне сделать предложение, мистер Риордан? — начал он. — Поскольку этот человек, этот незваный гость может угрожать интересам обеих сторон, почему бы вам не предоставить возможность позаботиться о нем и нашей стороне?

Риордан озадаченно поглядел на него.

— В знак доверия между двумя нашими организациями позвольте нам убрать это... препятствие на пути нашего бизнеса. — Чанг хмыкнул.

Присутствовавшие заулыбались и с энтузиазмом закивали.

Риордан нахмурился, но тут же выражение его лица смягчилось.

— Вы хотите шлепнуть этого парня? — спросил он осторожно.

— Как я сказал, это станет символическим жестом доверия между нами, — подтвердил Чанг, — и закрепит наш союз. — Он засмеялся.

Риордан улыбнулся:

— Мне нужно сообщить об этом моим людям. — Он взял свой бокал.

Чанг кивнул.

— Мы понимаем, — ответил он. — Но как только это будет сделано, мы позаботимся о том приятеле.

Риордан отсалютовал бокалом.

— Ваше здоровье, — хохотнул он.

— За устранение последнего препятствия, — откликнулся Чанг.

Комната наполнилась смехом.

Глава 70

Северная Ирландия

Деклан О'Коннор крепко сжимал рукоятку пистолета, и когда дверь стала открываться, он поднял его и прицелился.

С того места, где он стоял, ему не видно было, кто входит, так как дверь открывалась внутрь и прямо на него, однако он ясно различал силуэт, вырисовывавшийся за матовым стеклом входной двери.

ДАВАЙ, ВХОДИ, СУКА, КТО в ТЫ ТАМ НИ БЫЛ, И ПОЛУЧИ, ЧТО ЗАСЛУЖИЛ.

Он услышал, как из замочной скважины вытаскивают ключ.

МИСТЕР ДЖЕК, МАТЬ ТВОЮ, ФЕЙГАН.

Палец его уже начал нажимать на спусковой крючок.

Миссис Шэннон перевела дыхание, протиснувшись в проем с огромными сумками. Она толкнула дверь плечом, но та зацепилась за коврик и осталась слегка приоткрытой.

С выражением удивления и разочарования на лице О'Коннор отпрянул назад.

Он отступил в глубь комнаты. Между дверью и косяком оставалась достаточно большая щель, чтобы он смог разглядеть прошедшую мимо женщину. Она направилась на кухню.

А ГДЕ ЖЕ ФЕЙГАН, МАТЬ ЕГО ТАК?

Миссис Шэннон поставила сумки с покупками на кухонный стол.

Разбитое стекло в задней двери она заметила сразу же и, поглядев вниз, увидела на полу осколки.

Она с трудом перевела дух, ее нижняя челюсть мелко задрожала.

Каких-нибудь других следов вторжения, кроме разбитого стекла на кухне, она не обнаружила. Похоже, больше ни к чему здесь не прикасались.

Она развернулась и, выскочив в прихожую, бросилась к телефону.

Сняв трубку, она уже собиралась набрать первую из трех девяток, но в этот момент О'Коннор вышел из комнаты.

Миссис Шэннон закричала.

— Положи на место! — рявкнул он, показывая на телефон.

Эти слова донеслись до Дойла, переступившего через порог.

О'Коннор услышал шаги и повернулся лицом к двери.

На какое-то мгновение все словно оцепенели.

Миссис Шэннон стояла с открытым ртом, сжимая в руке телефонную трубку.

О'Коннор наконец увидел человека, которого знал как Джека Фейгана, а Дойл понял, что всего лишь в двух шагах от него стоит один из тех, кого он так стремился отыскать.

Охотник за террористами первым перешел к действиям.

Как только способность двигаться вернулась к нему, он прыгнул вперед и ударил О'Коннора плечом, да так, что тот повалился на спину и у него перехватило дыхание.

Когда ирландец оказался на полу, Дойл заметил пистолет в его руке. Он тут же бросился на поверженного врага и выбил у него оружие. Руки Дойла сомкнулись на шее ирландца, большие пальцы вжались в глотку.

Миссис Шэннон снова закричала и отступила назад.

О'Коннор поднял руку и уперся ею Дойлу в подбородок, пытаясь оттолкнуть его голову. Дойл чувствовал, как нападающий все сильнее давит ладонью на подбородок. Ощутив палец ирландца у себя во рту, он сжал зубы с такой силой, что едва не откусил фалангу. О'Коннор сдавленно вскрикнул, кровь потекла Дойлу в рот, и он, ощутив металлический привкус, изо всех сил рванул ирландца вверх. Поставив его на ноги, он с размаху шмякнул его спиной о стену.

О'Коннор зарычал от боли и нанес ответный удар, целясь кулаком в пах.

Попал он в бедро, но тут же ударил снова, и на этот раз удар пришелся точно в мошонку, оказавшись достаточно сильным, чтобы Дойл ослабил захват.

Заскрежетав зубами от злости и боли, Дойл чуть отступил.

И увидел, как рука О'Коннора потянулась за пистолетом.

Охотник за террористами бросился на противника, и оба, налетев на дверь, ввалились в столовую, где, натолкнувшись на стол, перевернули его.

Расставленные на столе тарелки полетели на пол и с грохотом разбились. На дерущихся дождем посыпались столовые приборы.

«Четыреста пятьдесят девятый» отлетел в сторону.

Протянув руку, О'Коннор попытался достать его.

Дойл схватил вилку и что было мочи ударил ею по вытянутой руке.

Зубья воткнулись в тыльную сторону кисти, сломали две пястные кости и вышли из ладони. Хлынула кровь. Когда ирландец перекатился на спину, вилка по-прежнему торчала из руки.

Дойл отбросил пистолет в сторону и вскочил на ноги.

О'Коннор орал, пытаясь вытащить вилку. Кровь хлестала из раны и стекала по руке.

Дойл с размаху ударил его ногой в пах, не без удовольствия наблюдая, как тот согнулся пополам, корчась от боли.

Со страдальчески искаженным лицом ирландец грохнулся на пол, приземлившись совсем рядом с пистолетом. Он резко выбросил в сторону левую руку, схватил оружие и, описав рукой полукруг, навел его на Дойла.

Раздались два громких выстрела.

Первая пуля продырявила антикварное бюро, стоявшее в углу комнаты, вторая угодила в стену, от которой отвалился целый пласт штукатурки.

Дойл нырнул в прихожую и, перекатываясь по полу, продвигался таким образом к лестнице.

Еще две пули пронеслись ему вслед. Одна расщепила деревянную ступеньку, другая раздробила перила.

Дойл поднял отломившуюся балясину и выставил ее перед собой, как бейсбольную биту.

И когда О'Коннор вылетел из столовой, Дойл размахнулся своей импровизированной дубинкой и вытянул его поперек груди.

Пистолет снова вылетел из рук ирландца, от удара у него перехватило дыхание, но теперь он бросился к входной двери в отчаянной попытке убежать от этого сумасшедшего, от этого ненормального Джека, мать его, Фейгана.

О'Коннор рывком распахнул дверь, получив при этом еще один удар деревянной балясиной — на сей раз по спине.

Ему удалось все же выбежать на улицу.

Дойл, отбросив дубинку, понесся за ним.

О'Коннор, прижимая к груди раненую руку, летел вперед что есть духу, чуя за спиной преследование.

Тихая Мэлоун-роуд чуть дальше вливалась в оживленную магистраль. О'Коннор бросился туда. Он уже видел автомобили, проносившиеся впереди.

Дойл скрипнул зубами и, напрягая силы, стал сокращать расстояние между собой и ирландцем.

О'Коннор оглянулся, чтобы посмотреть, как далеко ушел от преследователя. И на какую-то долю секунды выпустил из виду дорогу с транспортом, на которую как раз выбегал.

Он услышал отчаянный автомобильный гудок, визг тормозов, потом звук, похожий на тот, который издает упавший на асфальт арбуз.

Машина, ударившая его, шла, должно быть, со скоростью добрых миль пятьдесят в час.

Ударом его подбросило вверх, и на долю секунды он завис в воздухе, как марионетка, подвешенная на нитях, затем ударился о крышу машины и свалился на асфальт.

Дойл видел, с какой силой он ударился о землю, видел и то, как заносит на него вторую машину.

Голова О'Коннора словно взорвалась изнутри, когда на нее наехало колесо. Кровь и мозги брызнули в стороны. Череп лопнул, как надутый воздушный шарик, выплеснув на тротуар все свое содержимое.

Дойл едва задержался у самого края проезжей части, не сводя глаз с того, что осталось от головы О'Коннора.

— Ох, мать его, — прошипел он.

Он потерял еще одного.

ТЕПЕРЬ ОСТАЛАСЬ ТОЛЬКО МЭРИ.

Она — его последняя ниточка к Риордану.

Он стоял, согнувшись, уперев руки в колени и стараясь восстановить дыхание.

И видел, как густым потоком кровь заливает асфальт.

Глава 71

Если кто-то из водителей и видел, как Дойл отступил от бордюра и быстро прошел по Мэлоун-роуд, то окликать этого возможного свидетеля не стал.

Водителей больше заботила пробка, тут же образовавшаяся там, где произошел несчастный случай, а люди, которые выскочили из своих домов, заслышав автомобильные гудки и крики, не обратили на возвращавшегося к своему дому Дойла никакого внимания.

Он потерял О'Коннора — еще одну нить.

И тем не менее Дойл хорошо понимал, что это далеко не самая серьезная причина для беспокойства. Он дорого отдал бы за то, чтобы узнать, что успел увидеть человек из ИРА. Не то чтобы это сейчас слишком много значило, поскольку голову О'Коннора размазало по асфальту, но уж если ирландец оказался в доме, то приходил туда явно по какой-то веской причине.

У Дойла не было выбора, ему поневоле приходилось принимать в качестве рабочей гипотезы предположение, что легенда его раскрыта.

ТАК ЛИ ЭТО?

И знает ли что-нибудь об этом Мэри?

Если да, то не станет ли она следующим человеком, который попытается его убить? Или ему первым придется убить ее? А он ведь так и не продвинулся ни на шаг к тайнику с чертовым оружием.

Вопросы теснились в его голове, и ни на один он не находил ответа.

Теперь ему нужно покинуть квартиру. Уж это он знал наверняка.

А полиция? Определенно ведь кто-то услышал пальбу, которую открыл О'Коннор, и вызвал полицейских. И миссис Шэннон обязательно захочет узнать, что произошло в ее доме.

Дойл раздумывал, сможет ли провести их всех.

Приблизившись к дому, в котором квартировал, он обнаружил, что у передней двери уже столпились люди. Кто-то что-то кричал, но слов Дойл еще не мог разобрать. Ускорив шаг, он добрался наконец до крыльца и стал проталкиваться вперед мимо толпы любопытных.

Миссис Шэннон неподвижно лежала на полу прихожей на спине, над ней склонилась женщина примерно ее возраста.

— Что с ней? — спросил Дойл.

— Думаю, что-то с сердцем, — ответила женщина, удерживая голову миссис Шэннон у себя на коленях. — Я уже вызвала «скорую».

СЕРДЕЧНЫЙ ПРИСТУП.

Дойл кивнул.

Это, по крайней мере, дает ему какую-то передышку. Миссис Шэннон не в том состоянии, чтобы задавать ему вопросы. Ну а кроме того, ей можно сказать, что проникший в дом был просто грабителем.

— Кто-то вломился сюда, — сказал Дойл. — Он стрелял в нас. Я стал его преследовать, но ему удалось убежать.

ТЫ И В САМОМ ДЕЛЕ НАДЕЕШЬСЯ, ЧТО ЭТА ЧУШЬ СОБАЧЬЯ СРАБОТАЕТ?

Женщина поглядела на него снизу вверх и кивнула.

— Он не ранил вас? — поинтересовалась она.

— Нет, я в порядке.

ВОТ ВЕДЬ, МАТЬ ЕГО. ВСЕ-ТАКИ СРАБОТАЛО.

— Поднимусь-ка я наверх, погляжу, не прихватил ли он чего, — заявил Дойл.

Он поспешил к себе в комнату и увидел вынутую половицу, лежащие на полу пистолеты.

Итак, О'Коннор все знал.

УСПЕЛ ЛИ ОН СООБЩИТЬ МЭРИ?

Дойл собрал пистолеты, сложил их в тайник, прикрыв его доской, и быстро спустился по лестнице.

— Не думаю, что он успел что-нибудь взять, — сообщил он, снова взглянув на женщину.

Снаружи донеслись звуки сирены.

Кто-то крикнул, что «скорая помощь» прибыла.

— Езжайте с ней, — сказал Дойл женщине. — А я свяжусь с полицией и дождусь их.

Женщина кивнула.

Дойл медленно пересек прихожую и вошел в столовую.

«Четыреста пятьдесят девятый» лежал рядом с дверью. Он затолкал его ногой под комод. О нем он позаботится, когда дом опустеет. Вернувшись в прихожую, он увидел, как два санитара, один из которых нес свернутые носилки, подошли к миссис Шэннон.

Укладывая ее на носилки, они произносили стандартный набор ободряющих фраз.

Когда ее проносили мимо Дойла, миссис Шэннон посмотрела на него и слабо улыбнулась.

Он надеялся, что старушка не умрет.

Она была ему полезна. Возможно, следует позвонить Бинчи, сказать ему, что его сестру забрали в больницу.

КАКОГО ЧЕРТА. СЕЙЧАС У НЕГО И БЕЗ ТОГО ХЛОПОТ ПОЛОН РОТ.

Он посмотрел, как они вынесли ее к ожидавшей у парадного «скорой помощи», затем запер дверь и снова направился в столовую.

Достал пистолет и понес его через кухню, держа двумя пальцами за предохранительную скобу. На заднем дворе он опустил его в мусорный ящик, прикрыв сверху размокшими газетами и картофельными очистками, затем вернулся в дом и поднялся в свою комнату.

Там Дойл уложил дорожную сумку, поместив оружие и боеприпасы на самое дно и прикрыв их одеждой.

Надо уходить. Если О'Коннор рассказал обо всем своим, они могут, разыскивая его, прийти сюда.

ЕСЛИ он рассказал.

А ЕСЛИ НЕ РАССКАЗАЛ?

Дойл оказался ближе к Риордану, чем мог на то надеяться. Близко к Риордану, а значит, близко и к оружию.

Мэри осталась единственной его нитью.

ЕСЛИ ОНА ЗНАЕТ, ОНА ЕГО УБЬЕТ.

Он спустился по лестнице в прихожую, поглядев по пути на дыру от пули в стене.

Сняв трубку, он набрал номер телефона.

Скоро он все узнает.

Глава 72

Лондон

Пол Риордан поднял бокал, салютуя присутствующим, и, казалось, еще глубже погрузился в свое кресло. В комнате стояло приятное тепло, и ирландец расслабился под воздействием выпитого виски. Он никогда не пил лишнего, напиваться во время заключения сделки было бы и вовсе глупо, непрофессионально, а своим профессионализмом он гордился.

Он солдат. У него есть обязанности. Солдат, бизнесмен — Риордан считал себя многогранной личностью.

Мастерство военного он доказывал на протяжении последних двенадцати лет, его карьера в ИРА поднималась от новобранца до командира боевого подразделения, а эта встреча, где он является центральной фигурой, лишний раз подтверждает его деловые качества. А она одна из многих подобных встреч, которые регулярно проходили в течение последних восемнадцати месяцев.

Риордан окинул взглядом комнату, внимательно всматриваясь в каждое лицо.

Он достаточно доверял этим людям, чтобы признавать партнерами по бизнесу, но и только. Не доверяй никому — вот один из первых уроков, которые он усвоил еще до вступления в ИРА. Даже своим соратникам, считал он, нельзя доверять до конца. Поэтому и сумел пережить многих.

Доверие было роскошью, которую он не мог себе позволить.

И он знал, что чувство это взаимное. Люди типа Чанга и Вонга мыслили точно так же. Две организации возникли по разным причинам, у них были разные цели и идеалы. Риордан знал о своих компаньонах не слишком много. Да это и не больно-то его занимало. Его интересовало одно — чем они могут быть полезны друг другу.

И в данную минуту его занимал только бизнес.

— Мы не обсудили оплату, — сказал он, потягивая напиток из своего бокала.

Чанг и остальные посмотрели на него.

— За оружие, — уточнил Риордан.

— Вы не смогли бы все же назвать нам точную дату поставки? — напомнил ему Чанг.

— Я сказал — через пару дней.

— А я сказал, что это нас не устраивает, — заявил китаец. — Оружие должно быть у нас завтра.

— Вы всерьез предлагали устранить Фейгана? — поинтересовался Риордан.

Чанг кивнул.

— Рассматривайте это как часть сделки, — сказал он улыбаясь.

Риордан какое-то мгновение смотрел на него ничего не выражающим взглядом.

— У вас товар с собой? — спросил он наконец.

Чанг кивнул.

— Давайте-ка взглянем, — потребовал Риордан.

— Сначала сроки, — сказал Чанг. — Нам нужно восемьдесят стволов, предложенных вами. А те люди, которые поедут с вами, чтобы позаботиться об этом человеке,как там его зовут, вернутся со стволами. Завтра.

Риордан ничего не ответил.

— Это приемлемо для вас, мистер Риордан? — поинтересовался Во Фэн.

Ирландец медленно кивнул.

Чанг поднялся и пошел к двери, которая вела в спальню люкса.

Жестом он пригласил Риордана следовать за ним.

Черный атташе-кейс лежал на кровати. Чанг подошел к нему и стал поворачивать диски, набирая шестизначную комбинацию цифр, затем нажал замки и открыл кейс.

Риордан не смог сдержать улыбки.

— Сколько там? — поинтересовался он.

— Десять килограммов, — сказал Чанг.

— "Дурман за стволы", — улыбаясь, пробормотал Риордан.

Чанг бросил на него непонимающий взгляд.

— Это название песни, — объяснил ирландец. Он протянул руку и взял один из мешочков с кокаином. — Я не хочу, чтобы с таким количеством товара произошли какие-нибудь неприятности, — сказал он приглушенным голосом.

— Что происходило у вас с товаром прежде, к нам не имеет никакого отношения, — сказал Чанг. — И что случится с вашим курьером после ухода отсюда, нас не касается.

Риордан запихнул пакет с белым порошком обратно в кейс.

— Завтра, — сказал он жестко.

Чанг кивнул.

Глава 73

Графство Донегол. Ирландия

Темно-синий «маэстро» мчался по пустынной дороге. Дойл повернул голову к Мэри Лири.

Она не отрывала глаз от дороги, все ее внимание было сосредоточено на управлении автомобилем, который несся сквозь тьму. Высоко над ними мутная луна пыталась вырваться из объятий заволакивавших ее туч, но, если не считать света автомобильных фар, сельская местность, по которой Мэри умело вела машину, была погружена во мрак.

Дойл взглянул в боковое стекло на темные очертания деревьев, ветви которых опускались так низко, что задевали крышу автомобиля. Сучья, как костлявые пальцы, царапали краску.

Он вновь посмотрел на девушку.

Знает ли она?

Связался ли с ней О'Коннор, обнаружив пистолеты?

Дойл пытался обдумать все варианты.

Если бы она знала, наверное, уже попыталась бы его убить?

ВЕДЬ ТАК?

Он задумчиво потер подбородок и откинул голову назад.

Зачем это делать в городе, если она может убить его здесь, и тело не найдут по меньшей мере несколько дней.

Он глубоко вздохнул.

УБЕЙ ЕЕ СЕЙЧАС. ПРОСТО ПРЕДПОЛОЖИ, ЧТО ОНА ЗНАЕТ. ОПЕРЕДИ ЕЕ.

Но тогда он потеряет последнюю нить.

А если она не знает? Что тогда?

Ему было необходимо, чтобы она срочно вывела его на Риордана.

Пусть занимается своим делом — вот и все, что ему нужно.

И ТЫ ДУМАЕШЬ, ЧТО РИОРДАН РАССКАЖЕТ ТЕБЕ, ГДЕ НАХОДЯТСЯ ЭТИ ДОЛБАНЫЕ СТВОЛЫ?

Риордан не расскажет. Мэри — БЫТЬ МОЖЕТ.

Если она не Знает, кто он такой.

ЕСЛИ.

Дойл заерзал на своем сиденье.

Он ненавидел неопределенность.

Но он узнает все лишь тогда, когда она приставит дуло пистолета к его башке.

НЕ ЛУЧШИЙ СПОСОБ ПОЛУЧИТЬ СВЕДЕНИЯ.

Он уставился на девушку.

Делать нечего — только ждать.

И ТЕРЯТЬСЯ В ДОГАДКАХ.

— О чем задумался?

Дойл повернул голову, когда она заговорила.

— Ты ни слова не промолвил с тех пор, как мы покинули Белфаст. Что у тебя на уме?

ТЫ БЫ МОГЛА НА ЭТО ОТВЕТИТЬ.

— Извини, — сказал он. — Я, собственно, думал о тебе.

— А можно поинтересоваться, что именно?

— Это слишком непристойно, чтобы сказать вслух, — засмеялся он.

Мэри хихикнула.

Дойл закурил.

— Я думал о том, что ты рассказала мне о своей сестре, — соврал он. — Застрелили, понимаешь, и все. У нас действительно много общего, я ведь тоже потерял брата.

— У каждого найдется грустная история, Джек, — пробормотала она. — Никто не может надеяться пройти по жизни, не испытав так или иначе боли. Просто есть боль невыносимая и есть та, которую можно терпеть.

— Слишком философская тема для столь поздней поры, — сказал он, улыбнувшись.

БОЛЬ. Дойл знал о боли все.

— Впрочем, ты права, — признал он. — Что бы ты ни делал, что бы ни говорил, в итоге это приносит боль. Если слишком привязываешься к кому-нибудь или позволяешь привязаться к тебе... — Он не договорил.

— Так было с той девушкой, о которой ты упоминал? — спросила она. — Как ее звали?

— Это не важно.

Образ Джорджи промелькнул в его мыслях.

— Когда она умерла? — поинтересовалась Мэри.

— Какая разница? Четыре года, пять лет тому назад, может, раньше.

— Как она умерла?

— Что это? Допрос, мать его?! — зло выпалил он.

ОСТЫНЬ.

— Я ничего плохого не имела в виду, — сказала она, взглянув на него.

Дойл снова поерзал на сиденье, понимая, что его неожиданная вспышка огорчила Мэри.

— Ты просто интересуешь меня, — продолжала она.

— Ты заставляешь меня почувствовать себя так, будто я оказался под следствием, со всеми этими вопросами.

ВОЗМОЖНО, ТАК ОНО И ЕСТЬ.

Она скользнула по нему взглядом.

— Ты любил ее? — спросила Мэри спокойно.

Дойл скрипнул зубами.

ЧЕГО ОНА ВЫДРЮЧИВАЕТСЯ? НАМЕРЕННО ПРОВОЦИРУЕТ?

— Может быть.

ТАК ЛИ ЭТО?

Они молча проехали несколько миль, затем заговорил Дойл:

— Куда мы едем?

— В местечко сразу за Клоганом.

— Зачем?

— У меня там дела.

— Какие дела?

— Кто теперь ведет допрос? — спросила она, украдкой взглянув на него.

Он улыбнулся и мягко кивнул.

— Я понимаю, ты не доверяешь мне, Мэри, — произнес он как можно проникновенней. — На твоем месте я бы вел себя точно так же.

— С какой мне стати НЕ ДОВЕРЯТЬ тебе, Джек?

— Потому, что ты не знаешь меня. Я понимаю. Но если в моих силах что-нибудь сделать, чтобы ЗАСТАВИТЬ тебя поверить мне, скажи.

Он протянул руку и нежно сжал ее колено.

На мгновение она положила на его руку свою ладонь.

Дойл взглянул на нее, пытаясь различить в темноте выражение ее глаз.

Знает ли она, кто он? Или она такая же искусная лгунья, как и он? Его сумка с пистолетами на дне по-прежнему лежала на заднем сиденье.

Стоило бы убедиться, что, когда придет время, он сможет быстро дотянуться до них.

Мэри продолжала вести автомобиль.

Глава 74

Когда Мэри остановила машину, Дойл все еще сидел, уставившись сквозь лобовое стекло на дом.

Даже когда она выбралась из «маэстро», он оставался на своем месте. Только после того, как она открыла багажник, он наконец распахнул дверцу и окунулся в холод ночи.

Сильный ветер, разгуливавший по лужайке перед домом, трепал кроны деревьев, которые густо росли по периметру участка; они раскачивались и шумели.

Дойл уловил лишь отблеск света за толстыми портьерами в одной из верхних комнат. Если не считать этого, дом оказался погруженным во тьму.

— Помоги мне, — сказала Мэри, вытаскивая коробку из багажника и кивком показывая еще на одну.

Дойл подхватил вторую и последовал за девушкой, следующей к дому.

Коробка не была тяжелой.

ОРУЖИЯ В НЕЙ НЕТ.

Хотелось бы ему знать, что это за место.

На грязной подъездной дорожке отпечатались глубокие следы — значит, машины приезжали и уезжали отсюда достаточно регулярно.

НО ЗАЧЕМ?

Дом от дороги прикрывали деревья и высокая живая изгородь.

Если не знать, что он здесь, вполне можно проехать мимо, не заметив его даже при свете дня, подумал Дойл.

Единственным источником света во мраке была луна, бросавшая на все холодный отблеск.

И внутри дома лишь одинокий тусклый лучик, едва пробивавшийся сквозь плотные портьеры.

Мэри подошла к парадной двери и громко постучала — звук эхом отозвался в тишине.

На мгновение у Дойла мелькнула тревожная мысль, что его пытаются завести в ловушку.

Мэри все же знает, кто он. Она перехитрила его.

Сейчас дверь откроется, и окажется, что в лицо ему глядит девятимиллиметровый ствол.

И КОНЕЦ ИСТОРИИ, ТВОЮ МАТЬ.

Дойл посмотрел на девушку. Она, поймав на себе его взгляд, улыбнулась.

Он услышал звук шагов изнутри.

Засов отодвинулся, и на долю секунды все стихло. Он ждал.

СЕЙЧАС ИЛИ НИКОГДА.

Дверь открылась.

— Кто он, мать его? — потребовал объяснений стоявший на пороге человек.

— Все в порядке, он со мной, — сказала Мэри.

— Я вижу, но кто он? — настаивал человек.

Дойл холодно оглядел его: плотно сбитый, лет двадцати пяти, с усами, волосы до плеч, одет в черную водолазку и джинсы.

— Риордан о нем знает? — поинтересовался человек.

Мэри кивнула.

— Да впусти же нас! — рявкнула она. — Не торчать же мне на улице всю ночь, козел.

Она оттолкнула парня и вошла внутрь. Дойл последовал за ней, глядя прямо в глаза встречавшему. На секунду их взгляды скрестились. Человек в водолазке первым отвел глаза и дернул себя за кончик уса.

Когда они проходили по комнате, которую Дойл сначала принял за гостиную, он увидел телевизор и видеомагнитофон. Вокруг валялось множество видеокассет. Пепельницы были переполнены окурками. Несколько грязных стаканов и кружек стояли тут и там. Комната, это все же скорее была кухня, провоняла застоявшимся табачным дымом и потом.

Мэри поставила принесенную коробку на кухонный стол, точно так же Дойл поступил со своей.

Он наспех осмотрел кухню, пытаясь не слишком выдавать свое любопытство. В мойке громоздилась гора немытой посуды, еще больше ее скопилось в сушилке и на столе.

В доме живет не один человек, понял Дойл.

Он услышал шаги наверху, кто-то спускался по лестнице.

— Сколько еще, мать их, они будут здесь бездельничать? — проворчал усатый. — Мне до чертей надоело с ними нянчиться.

— Ты уж лучше делай то, что тебе сказано, — сказала Мэри и стала вынимать из коробки одежду: джинсы, майки, свитера, выкладывая все это на стол перед собой.

Дойл вдруг понял.

Уединенный дом, охрана, свежая смена одежды, — все признаки того, что в этом доме живут несколько человек, которые не могут его покинуть.

Это убежище.

То место, где люди могут залечь на дно, выполнив очередное задание.

Это, должно быть, и ЕСТЬ ответ.

Он услышал шаги в гостиной, увидел чью-то фигуру, которая рыскала в темноте по комнате — что-то искала.

Мэри продолжала распаковывать коробку.

Усатый озабоченно и раздраженно поглядел вслед Дойлу, когда тот побрел в другую комнату.

— Куда это ты направился? — гаркнул усатый.

— Просто осматриваюсь, — отрезал Дойл. — А что, есть возражения, твою мать? — Он смерил усатого испепеляющим взглядом.

Усатый поглядел на Мэри, словно искал у нее поддержки, но она не обратила на их перепалку никакого внимания и начала распаковывать вторую коробку.

Усатый последовал за Дойлом в гостиную, где какой-то человек по-прежнему искал что-то, переворачивая подушки на диване, не обращая внимания на Дойла, который молча наблюдал за ним.

— Если это то, что ты ищешь, — сказал усатый, доставая зажигалку из кармана, — то ты оставил ее на кухне.

Он бросил ее человеку, и тот, обернувшись, на лету поймал ее, благодарно кивнув.

Потом он поглядел на Дойла.

Охотник за террористами, перехватив его взгляд, собрал всю свою выдержку, чтобы скрыть удивление, невольно появившееся на его лице, — перед ним был китаец.

Глава 75

Дойл молча смотрел, как китаец щелкнул зажигалкой, поднес оранжевое пламя к кончику сигареты, свисавшей с его губ, затем повернулся и вышел из комнаты.

ЧТО ЭТО ВСЕ, ТВОЮ МАТЬ, МОЖЕТ ЗНАЧИТЬ?

Усатый заметил выражение удивления, появившееся на лице Дойла.

Мэри подошла к нему.

— Теперь мы уходим, — сказала она. — Одежды хватит на всех. Пусть отберут, что им нужно.

Усатый кивнул и последовал за Мэри и Дойлом к двери.

Направляясь к ней, Дойл бросил взгляд на лестничную площадку и обнаружил, что сверху за ними кто-то наблюдает.

Еще один китаец, моложе первого. Высокий и жилистый. Он недоуменно смотрел на Дойла, который пытался не показать виду, насколько он заинтригован.

ЧТО ЖЕ ЗДЕСЬ ПРОИСХОДИТ?

— Еще увидимся, — сказала Мэри.

— Конечно, увидимся, — пробормотал усатый, который не отрывал взгляд от ее туго обтянутых джинсами ягодиц, пока она шла к машине.

— До встречи, — сказал и Дойл, последовав за Мэри.

Усевшись, Дойл увидел, как он закрыл дверь. В комнате на втором этаже по-прежнему горел приглушенный желтоватый свет, и Дойл заметил, как слегка шевельнулась портьера, когда Мэри завела двигатель.

— Черт побери, — сказал он, силясь улыбнуться. — Кто они?

Мэри развернула автомобиль и направила его к дороге, переключив фары на дальний свет, чтобы разогнать мрак, окутавший подъездную дорожку.

Она молчала.

— Или ты не настолько мне доверяешь, чтобы рассказывать еще и об этом? — добавил он.

— Да брось, Джек, — сказала она раздраженно. — Ты и так увидел больше, чем следовало. Если бы Риордан узнал...

— Кто такой Риордан? — спросил Дойл, изображая полное неведение.

— Командир группы.

— Ну и что, если бы он узнал, что я видел этих китайцев? Подумаешь, большое дело. Долбаные китайцы — что такого ты можешь сообщить мне о них? Когда, черт возьми, ты начнешь доверять мне?

Он взглянул на нее, внутренне похвалив себя за разыгранное как по нотам негодование.

Она глубоко вздохнула, но глаз от дороги по-прежнему не отрывала. Так знает ли она о нем? Может, потому так неохотно и отвечает? Но зачем же ей так далеко заходить, раз она знает, кто он на самом деле?

ЕСЛИ ОНА НАМЕРЕНА УБИТЬ МЕНЯ, ТО КАКАЯ РАЗНИЦА?

— Это люди триады, — сказала она спокойно, все так же не глядя на него. — Тебе ведь приходилось слышать о них, не так ли? Китайская мафия.

Дойл напрягся, чтоб оставаться бесстрастным.

ТЕПЕРЬ НЕ ПЕРЕЖМИ, ТЫ ПОДОШЕЛ СОВСЕМ ВПЛОТНУЮ.

— Я все-таки не пойму, — сказал он. — Почему они здесь?

БОЖЕ, ДО ЧЕГО ЖЕ МНОГО ВОПРОСОВ Я ХОТЕЛ БЫ ЕЙ ЗАДАТЬ.

— Мы работаем с ними на протяжении последних восемнадцати месяцев, — сказала она.

СПОКОЙНО.

— И что за работа? — спросил он, пытаясь ничем не выдать свое нетерпение.

— Торговля. У нас есть то, что нужно им, у них — то, что нужно нам. Все просто.

— Так кто же те парни, что остались в доме?

— Они из гангстерской группировки под названием Тай Хун Чай, или как он там, черт возьми, произносится. Это место служит для них укрытием. Есть и другие здесь, в Ирландии, в основном в окрестностях Дублина, но существует несколько убежищ и на западном побережье. Мы предоставляем им укрытие, пока они здесь.

— Взамен на что? Ты сказала, что это торговая сделка.

— Да. Мы даем им защиту, они нам — деньги или наркотики.

— Наркотики?

МЭРФИ С ПОЛНЫМ БРЮХОМ ГЕРОИНА. БОЖЕ ПРАВЕДНЫЙ.

— Это большой бизнес, Джек, — продолжала Мэри.

— Но ваша казна всегда пополнялась за счет добровольных пожертвований или рэкета, который вы контролируете. При чем здесь наркотики? — лез Дойл почти напролом.

— Это громадный денежный потенциал. Чем больше у нас денег, тем больше оружия мы можем приобрести.

Дойл кивнул.

— Я понимаю, — сказал он. — Но как вы связались с триадами?

— Я не знаю всей этой истории. В основном этим занимался Риордан. Он все и устроил. Он ездил в Лондон, два, иногда три раза в месяц, чтобы встретиться с ними. Делает бизнес.

— Но вы же не торгуете наркотиками на улицах. Вы солдаты, а не толкачи.

— Мы-то не продаем, но есть такие, кто готов делать это за нас, и не только в Ирландии. Часть наркотиков сплавляется в Германию, во Францию, даже в Штаты. Вырученные деньги возвращаются сюда, в организацию.

Дойл опять кивнул.

Это было все, что он мог сделать, чтобы скрыть волнение.

— И только этого триады требуют взамен? — полюбопытствовал он. — Покровительства здесь?

— Им нужно место, где они могут скрываться. Обычно после неприятностей в Англии они просто бегут оттуда. Мы заботимся о них до тех пор, пока они не смогут вернуться. Но это не все, чего они хотят. Мы снабжаем их также и оружием.

— Я думал, у вас самих с ним проблемы, — сказал Дойл, закуривая сигарету.

— Были, но теперь их нет. И тот последний груз...

Она не договорила.

— Значит, это вы напали на британский конвой возле Ньюри пару недель назад.

Она кивнула.

Дойл внезапно почувствовал себя одураченным. Тупица этакий, злился он на себя. Разгадка-то, мать ее, все время была совсем рядом. Она и сейчас сидит рядом с ним. Майор Уитерби сказал, что в нападении на конвой участвовали четверо мужчин. Четверо, мать их, мужчин. Чушь собачья. Четыре человека участвовали в нем, и Дойл устыдился своей собственной тупости, устыдился того, что не мог сразу понять: четвертым участником была Мэри Лири. Боже, какой же он непроходимый дурак.

— Так вы напали, чтобы добыть оружие для триад? — продолжал расспрашивать он.

— Мы нападали, чтобы добыть его для себя, но знали, что и триады захотят перекупить часть оружия.

— Значит, вот где сейчас этот Риордан. — Это прозвучало скорее как утверждение, чем как вопрос.

— Он в Лондоне, на встрече с ними, договаривается.

ВСЕ ТАК ПРОСТО, МАТЬ ЕГО.

Дойл сделал глубокую затяжку.

Нападение на вооруженный конвой, наркотики, которые он видел в животе Стивена Мерфи. Все связано.

БОЖЕ, КАКИМ ЖЕ НАДО БЫТЬ ИДИОТОМ, ЧТОБЫ НЕ ДОГАДАТЬСЯ ОБО ВСЕМ РАНЬШЕ.

— Что еще ты хочешь знать, Джек? — тихо спросила она. — Или ты уже закончил задавать мне вопросы?

Дойл взглянул на нее.

ЗНАЕТ?

Какое это теперь имеет значение?

— Прости, — сказал он наконец. — Я слишком увлекся.

Она медленно кивнула.

Дойл взглянул на часы на приборном щитке — перевалило за час. Чтобы вернуться обратно в Белфаст, им, должно быть, понадобится часа три.

Он посмотрел через плечо на свою сумку. Его пистолеты надежно спрятаны.

Теперь ему остается только ждать.

Глава 76

Графство Дерри. Северная Ирландия

Дойл откинулся на сиденье, вопросы затеяли в его голове чехарду.

Он чувствовал себя так, словно в мозгу у него крутится неуправляемый вентилятор. Казалось, он никогда уже не сможет сосредоточиться на чем-то одном дольше секунды. Слишком много навалилось на него.

ИРА ДЕЛАЕТ БИЗНЕС С ТРИАДАМИ.

НАРКОТИКИ ЗА СТВОЛЫ.

Господи, да конца-краю нет вопросам, которые надо обдумать.

А те стволы, что он должен разыскать, — большинство из них, похоже, предназначено для Британии.

Вот бы дождаться и взглянуть на Уитерби, мать его, когда он узнает об этом.

Дойл едва сдержал улыбку.

НО ВЕДЬ ОСТАЕТСЯ ЕЩЕ И МЭРИ.

А Мэри терла глаза тыльной стороной ладони. Должно быть, устала.

Если бы она знала, кто он на самом деле, разве сказала бы ему так много? Но если она знает и намерена убить его, то вполне может откровенничать.

Если знает.

Однако оставалось еще кое-что для расспросов, только продолжать это сейчас означало бы навлечь на себя еще большие подозрения.

СПОКОЙНО.

Он уже и так узнал гораздо больше, чем мог рассчитывать, и все же оставались ускользнувшие от него детали.

ПОЛЕГЧЕ, ДОЙЛ! ПОЛЕГЧЕ.

— И что Риордан сказал обо мне? — наконец заговорил он, нарушив тишину.

— Что ты имеешь в виду?

— Я так понял, что ты говорила с ним о моем вступлении в организацию. Что он ответил?

— Он сказал, что слишком мало знает о тебе.

— А что думаешь ты?

Она следила за дорогой.

— Я хотела бы верить тому, что ты рассказал мне, Джек, — сказала она спокойно. — Я бы хотела, чтобы Риордан оказался не прав.

— Но?..

— Ты говоришь о вступлении в организацию, а не в какую-то там группу бойскаутов, черт побери.

— Дай мне встретиться с Риорданом. Дай МНЕ с ним поговорить.

И КОГДА Я ПОГОВОРЮ, Я ОТСТРЕЛЮ ЕМУ БАШКУ, МАТЬ ЕГО.

— Нельзя, — возразила она.

— Почему? Из-за бизнеса с триадами? Из-за того, что ты позволила мне узнать о триаде, об убежище, о наркотиках и оружии?

Она не ответила.

— Ты же веришь мне, правда ведь, Мэри? — допытывался Дойл. — Ты ведь знаешь, что я рассказал правду.

— Вряд ли ты сможешь обвинить меня в чрезмерной осторожности, Джек, — сказала она раздраженно. — Я знаю тебя меньше недели, мы переспали с тобой, вот и все. Ты рассказал мне, что твоего брата убили люди из ОДС, что ты ненавидишь их и англичан, что готов их убивать. И это определяет твое стремление вступить в организацию. Ненависть, одна ночь в постели и очень много болтовни — вот и все твои верительные грамоты. Что бы думал ты, окажись на моем месте?

— Тогда зачем взяла меня сюда сегодня ночью?

— Возможно, я пытаюсь убедить себя в том, что доверяю тебе.

ОСТОРОЖНО.

— Тогда позволь мне пойти с тобой на встречу с Риорданом, — сказал он. — Когда триада будет получать стволы, позволь быть рядом. Я пригожусь. Я постараюсь убедить Риордана.

— Я не могу взять тебя с собой, Джек, — сказала она сердито.

— Когда состоится обмен?

Она вздохнула и покачала головой.

— Мэри? — настаивал он. — Когда у них обмен? Завтра?

— Джек, и думать забудь об этом.

— Только скажи мне, где. Я отправлюсь туда. Поговорю с Риорданом. Ему вовсе не обязательно знать, что это ты сказала.

— А откуда еще ты можешь узнать, где произойдет обмен? Риордан не дурак, Джек. Он нас обоих убьет.

— Я готов рискнуть, пусть даже он убьет меня, — слукавил Дойл. — Это так много значит для меня, Мэри. И если риск необходим, чтобы доказать тебе и Риордану, — быть посему. Скажи, где состоится сделка. Я отправлюсь туда. И поговорю с Риорданом. Если он поверит мне — отлично. А нет — пусть убьет, ты здесь ни при чем. Ты вне опасности. Никто ничего не теряет.

Она изучающе смотрела на него.

— Это действительно так много для тебя значит? — спросила она спокойно.

Дойл утвердительно кивнул.

КАЖЕТСЯ, СРАБОТАЛО. ТОЛЬКО СПОКОЙНО. СПОКОЙНО.

— Так где состоится обмен?

Она набрала полную грудь воздуха, словно серьезность того, что она почти готова была сказать, требовала чистого дыхания.

Дойл, внимательно следивший за ней, увидел, как она покачала головой.

— Джек, кажется, я уже не способна трезво мыслить, — проговорила она. — Я устала. Мне нужен отдых. Так много вопросов, на которые необходимо ответить.

И Дойл сказал:

— Пересядь, я поведу.

— Есть одно местечко в миле отсюда, гостиница. Она небольшая. Можно остановиться на ночь. Отдохнуть. Утром сможем поговорить.

Дойл улыбнулся и, протянув руку, похлопал Мэри по бедру.

ВОТ ДЕРЬМО.

— Мне нужно все обдумать, — сказала она. — Ради нас обоих.

— Я понимаю, — пробормотал он.

Несколько минут спустя они подъехали к гостинице.

Терпение Дойла начинало иссякать, но он знал, что должен сдерживать себя, должен противостоять искушению выбить из нее место встречи силой.

Он взял с заднего сиденья спортивную сумку и пошел следом за Мэри к гостинице, вверх по дорожке, усаженной клумбами и безупречно ухоженными газонами.

УЖЕ ТАК БЛИЗКО.

До утра он узнает всю правду.

Глава 77

Комната оказалась маленькой, но удобной. Меблирована без излишеств, однако с достаточным комфортом. Шкаф, тумбочка для белья, кровать и пара стульев, но Дойла и Мэри в тот момент интересовала только кровать.

Она разделась и забралась под простыню, уснув почти мгновенно.

Дойл лег рядом, положив сумку возле кровати.

Он не спал — не мог себе это позволить. Он лежал, закинув руки за голову, время от времени посматривая на свое нагое тело. Иногда поглядывал на Мэри, безмятежно спавшую рядом.

Раз или два Дойл провалился в полусон. В тревожную, беспокойную дремоту на грани сознания и забытья, и в этом полуоцепенении являлись сны.

О ДЖОРДЖИ.

Он пытался растормошить себя, прогнать видение, но, как только вновь погружался в сон, грезы возвращались.

Он видел ее смеющейся.

УМИРАЮЩЕЙ.

Мысль о ее нагом теле возбудила его, и когда он открыл глаза и взгляд его упал на Мэри, он нежно погладил ее светлые волосы, не в силах враз отделить явь ото сна.

Он сел, потер глаза и взглянул на лежащую рядом женщину. Ее лицо менялось — теряя черты Джорджи и обретая облик Мэри Лири.

Мэри сонно потянулась и обвила его рукой, прижавшись к его телу. Дойл погладил ее по щеке. Она уткнулась в него лицом, и он почувствовал ее губы на своей груди — легкие поцелуи.

Кончиками пальцев она проследила контур глубокого шрама на его плече, притянула Дойла к себе, провела языком от шеи к лицу.

Дойл откликнулся, порывисто прижал ее к себе, и она ощутила, как напрягается его плоть. Она опустила руку, обхватила ее пальцами и стала мягко и быстро поглаживать.

Он втиснул колено между ее ног, дав прижаться лобком к мускулам своего бедра, и почувствовал, что она скользит по нему, почувствовал влагу между ее ног. Дыхание ее стало частым и прерывистым.

Дойл обеими руками обхватил ее ягодицы, крепче прижав к себе, а ее рука продолжала поглаживать его восставшую плоть.

Потом он обнял ее за плечи и, уложив на спину, стал целовать ее лоб, затем губы, подбородок. Она запрокинула голову назад, позволяя ему ласкать ее шею губами и языком, потом он принялся целовать ее грудь, покусывая напрягшиеся соски, стал теребить их губами и языком. От наслаждения она тихо постанывала.

Он провел языком по ее груди и животу, на миг погрузил кончик языка в пупок, потом скользнул ниже, а она вся подалась к нему, выгнув гибкое тело.

Он целовал ее еще ниже, вдыхая мускусный запах ее пола, ощущая губами плотные завитки волос. Он смаковал мягкий привкус ее влаги, языком касался напрягшегося бутона клитора. Проведя рукой по стройному бедру, он двумя пальцами осторожно проник между припухших скользких губ.

Дойл почувствовал, как напряглось ее тело, когда он стал нежно двигать пальцами, вводя и извлекая их. При этом он посасывал ее клитор, прикасаясь к нему языком, пока она не вцепилась руками в его плечи.

Он услышал, как она, задыхаясь, проговорила что-то, но слов не разобрал, потом наступил оргазм.

Дойл не сдвинулся с места, пока ее тело содрогалось, затем поцелуями проложил дорогу к ее лицу и дал ей попробовать ее же собственный вкус, принесенный им на губах и языке.

Она раздвинула ноги, направляя в себя его плоть, которая тоже искала удовлетворения.

Он глядел на Мэри, продолжая ритмично двигаться внутри нее, он стремился к наслаждению, желая, однако, чтобы это чувство длилось как можно дольше.

Она улыбалась ему и целовала его.

Дойл закрыл глаза и излился в нее.

Наконец он оторвался от Мэри, учащенно дыша. Он чувствовал, как она гладит его грудь, и снова ее пальцы касались его шрамов.

ТАК МНОГО ШРАМОВ.

— Я бы не хотела ошибиться в тебе, Джек, — сказала она спокойно, все еще поглаживая его тело.

Дойл не ответил.

— Скажи мне только одно: ты веришь, что все должно произойти именно так, а не иначе? — продолжила она.

— Я понимаю, почему ты не можешь доверять мне, — сказал он. — Я хочу лишь получить возможность доказать тебе, что мне можно верить.

Приподнявшись на локте, она посмотрела ему в глаза.

— Отец, бывало, говорил мне, что в глазах мужчины можно увидеть историю его жизни, — сказала она. — Увидеть его радость, боль. Можно понять, настоящий он или нет, по тому, как он смотрит на тебя, когда говорит или когда говоришь с ним. — Она провела указательным пальцем по его бровям. — Риордан встречается с триадами завтра на «Харленд энд Вулфф», — сказала она спокойно. — Встречи обычно проводятся там.

— Но почему на судоверфи? — спросил Дойл.

— Оружие вывозится на катере или гидропланом. Наркотики в большинстве случаев доставляются тем же путем.

Дойл кивнул.

— Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось, Джек, — продолжила она.

Он улыбнулся, взял ее лицо в ладони и легко поцеловал в губы.

— Ты будешь там? — поинтересовался он.

Мэри прикоснулась к его руке.

— Я буду с Риорданом, — сказала она.

Движение было настолько быстрым, что если бы даже она успела понять, что он делает, то помешать ему не смогла бы.

Дойл ладонью зажал ей рот, затем с дикой силой свернул ей голову набок. Раздался громкий хруст, когда сломались два шейных позвонка.

Еще секунду охотник за террористами держал ее в таком положении, затем положил на постель. Ее глаза были по-прежнему широко открыты, кожа у основания черепа тут же начала бледнеть из-за обильного внутреннего кровоизлияния: когда он сломал ей шею, порвалось несколько вен.

Дойл встал с постели, быстро оделся и обыскал джинсы Мэри: вот они, ключи от «маэстро».

Дойл так и оставил ее лежать голой на постели, только бросил на нее последний взгляд, когда забирал свою сумку.

Закрыл за собой дверь и, спустившись по лестнице, вышел из дома.

Автомобиль завелся сразу же, и он вывел его на дорогу, на ходу взглянув на часы на приборном щитке.

Начинало светать, первые лучи солнца окрасили тучи.

Он порылся в кармане, вытащил сигареты и закурил, глубоко втягивая дым в легкие.

Еще час-другой, и он в Белфасте.

Глава 78

Лондон

Джоуи Чанг плотнее запахнул халат и приоткрыл первую дверь.

Стоя в дверном проеме, он смотрел на спящую дочь. Вытянув руки вдоль туловища, она лежала на спине, чуть приоткрыв рот.

Грудь девочки спокойно поднималась и опускалась. Он прошел в комнату сына.

Майкл тоже спал. Он лежал спиной к двери, свернувшись клубочком. Оттопыренный маленький задик повис в воздухе. В любой момент он мог перевесить тельце, и тогда мальчик свалился бы на пол. Чанг подошел к сыну, уложил как следует, поправил одеяло, подтянув его до самой шеи. Поднял с пола огромного плюшевого динозавра, которого ребенок сбросил во сне с постели, положил игрушку рядом с мальчиком и вышел из комнаты.

В кухню вошел, не включая свет. Уверенно передвигаясь в темноте, направился к холодильнику, достал несколько кубиков льда и положил в стакан. Свет из холодильника на несколько секунд осветил кухню, но Чанг быстро закрыл дверцу, словно стремился побыстрее оказаться в темноте.

Он прошел в гостиную, налил поверх льда виски и поболтал в стакане, прежде чем сделать первый глоток.

Мерцающие цифры на электронных часах высвечивали 5. 46 утра. Чанг подошел к окну; за окном лежал город, замерший в ожидании часа, когда жизнь снова забьет ключом.

То здесь, то там вспыхивали в окнах огни, кое-где еще горели уличные фонари. Проезжали одиночные машины, преимущественно такси.

Скоро движение оживится, образуя вначале прерывистый ручеек, потом пойдет ровный поток, и, наконец, транспорт хлынет на улицы неудержимой приливной волной.

Прежде эти ранние утренние часы были исполнены умиротворенности, но сейчас, потягивая свой напиток, Чанг чувствовал не покой, а тревогу, словно это затишье должно оказаться прелюдией к какому-то гигантскому взрыву.

И еще немало тревожных дней и ночей предстоит ему впереди. Только дурак мог думать иначе.

Чанг подошел к бару и налил себе еще виски. Затем снова вернулся к окну и поглядел на все еще пустынные улицы.

Что бы сказал отец о сложившейся ситуации?

Что он этого заслужил? Что все к тому и шло.

Прошедшие годы стерли в его памяти образ отца — течением времени размыло на старой, пожелтевшей фотографии знакомые черты. В последний раз он видел отца лет двадцать назад. Понятно, они уже не встречались после того, как он покинул Гонконг. Но и за пять предшествующих отъезду лет они виделись лишь дважды, и оба раза дело кончалось ссорой.

Отец в штыки воспринял его увлечение делами Тай Хун Чай. А когда понял, что сын стал членом триады, просто-напросто вышвырнул его из дома.

— Они подонки! — кипятился отец. — Все триады мерзавцы. Они не защищают простых людей, а высасывают из них жизнь.

Отец Чанга плохо разбирался в людях. Он работал в одной из мастерских Каолуня, где всю свою жизнь шил дешевые шелковые рубахи для туристов. Что дала ему его честность, кроме нищеты и частых болезней? Джоуи Чанг не хотел себе такой судьбы.

Его родного брата убила триада-соперница, когда Чангу было всего шестнадцать лет, — он в одиночку выследил убийцу и свершил над ним свой суд.

Просто поймал подонка в переулке в районе Шенг Ван и перерезал ему глотку. Затем отрубил руки, отрезал гениталии и заткнул их мертвецу в рот. Это не вернуло брата, но Чангу стало легче.

Чанг по сей день не был уверен, что отец не сдал бы его в полицию Гонконга, узнай он об убийстве того типа.

И теперь, по прошествии двадцати с лишним лет, Чанг готов был убивать снова, если придется.

Он обернулся, почувствовав на плече чью-то руку. Несколько капель виски выплеснулось из стакана на запястье.

— Черт! — прошипел Чанг, тяжело дыша. — Ты напугала меня.

Су Чанг увидела стакан в его руке.

— Я слышала, как ты встал.

— Мне просто не спалось.

— Хочешь поговорить? — спросила она, обнимая его.

Чанг поцеловал ее в лоб.

— Нет, — сказал он улыбаясь. — Возвращайся-ка ты в постель.

На мгновение она крепко прижалась к нему, затем, мягко ступая, удалилась в спальню.

Чанг допил свой стакан и пошел за ней, повернувшись спиной к улице.

Если бы он еще раз взглянул вниз, то, возможно, заметил бы плотно сбитого мужчину, который стоял на противоположной стороне, наблюдая за окном.

Когда Чанг исчез из виду, человек скрылся в тени.

Глава 79

Северная Ирландия

Миль за десять до пригорода Белфаста Дойл свернул на проселочную дорогу, проехал немного по вязкой колее — по обе стороны рос густой лес. Тут он остановился, перебрался на заднее сиденье, чтобы вздремнуть часа три.

Проснулся он от боли: шея и поясница просто разламывались. Проклиная все на свете, он вылез из машины и несколько минут походил, разминая затекшие мышцы. Но даже за такой отдых он был благодарен судьбе. Ему всегда везло в том смысле, что удавалось соснуть хотя бы чуток, что бы ни происходило. И за время своей работы он не раз думал, что такое везение — просто благословение судьбы. Как и его удивительная способность засыпать в самых неприспособленных для этого местах и при любых обстоятельствах.

Он сделал несколько глубоких вдохов — чистый утренний воздух взбодрил его, взял с заднего сиденья дорожную сумку и пошел к шоссе. «Маэстро» он бросил. В нем больше не было нужды.

Если в ИРА уже знают о нем, в чем нет сомнений, то они будут разыскивать свой автомобиль. Дойл подошел слишком быстро к развязке, чтобы совершить такую элементарную ошибку.

Он вышел на шоссе и присел на корточки. Каждый раз, когда приближалась машина, он вскакивал и голосовал, подняв вверх большой палец.

Первые три автомобиля проехали, не остановившись; Дойл осыпал их бранью, когда они уносились прочь.

Ему удалось остановить попутную машину, когда он курил уже пятую сигарету. Водитель, подобравший его, весело болтал всю дорогу до Белфаста, хотя Дойл отмалчивался. Лишь улыбался и кивал, когда это казалось уместным; разговор настолько не интересовал его, что хозяин машины мог бы с равным успехом говорить с ним по-марсиански.

Дойл сочинил какую-то историю о том, что у него сломался автомобиль, не слишком заботясь о ее правдоподобности.

Когда его наконец высадили и водитель попрощался, в ответ он лишь кивнул, захлопнул дверцу и тут же закурил новую сигарету.

Затягиваясь «Ротмансом», он стоял напротив «Лучника», пытаясь обнаружить хоть какие-то признаки жизни внутри.

ПРИТВОРЯТЬСЯ ТАК ПРИТВОРЯТЬСЯ.

Он докурил свою сигарету и бросил окурок на мостовую, раздавив его каблуком. Затем пересек улицу и постучал в запертую дверь. На улицах было немноголюдно — в основном домохозяйки, шедшие за покупками. К «Европе», расположенной по соседству, подъезжали и тут же уезжали машины. Подняв глаза, Дойл увидел, что кто-то выглядывает из окна третьего этажа.

Мимо проносились автомобили. Дойл заметил среди них полицейскую машину.

Не дождавшись ответа, он постучал снова.

Наконец за дверью послышалось движение и звук отодвигаемых засовов.

Джим Бинчи, довольно широко распахнув дверь, выглянул на улицу.

— Мы еще не открылись, — заявил он и лишь после этих слов узнал Дойла.

— Доброе утро, Джим, — как ни в чем не бывало поздоровался тот.

Бинчи впустил его и снова запер дверь.

— Вот уж не думал, что увижу тебя еще раз, — сказал Бинчи, возвращаясь за стойку бара, где он расставлял в витрине бутылки. — Так что там, черт возьми, произошло вчера в доме у сестры?

Дойл пожал плечами.

— Грабитель, — бросил он. — Как она?

— С ней все в порядке, слава Богу. Говорят, легкий сердечный приступ. Шок.

— Не удивительно. Меня это тоже напугало.

— Я слышал, что ублюдок был вооружен, — продолжал Бинчи.

Дойл кивнул.

— Тебе не кажется, что это выглядит немного странно? — настаивал Бинчи. — Если только он не знал, что ищет.

— То есть?

ПОДОЗРЕВАЕТ ЛИ ЕГО ТЕПЕРЬ И БИНЧИ?

Дойл придвинул ногой свою сумку.

— Возможно, он знал о тебе и о Мэри Лири, — сказал Бинчи. — Может, он и не грабитель, может, хрен его дери, легавый. Ты об этом не думал?

Дойл хмыкнул:

— Сомневаюсь, Джим.

— И как тебе новая подруга? — спросил Бинчи с сарказмом. — Как прошла ваша маленькая прогулка прошлой ночью?

Дойл пожал плечами.

— Нормально, — сказал он, постукивая пальцами по ручке щетки, прислоненной к стойке бара. — Послушай, Джим, я зашел, чтобы сказать тебе кое-что. Я уезжаю домой, назад в Эннис. После смерти брата мне нечего делать здесь.

Мгновение Бинчи молча изучал его.

— Это из-за нее, не так ли? Она втянула тебя. Ты связался с ними?

Дойл замотал головой.

— Я возвращаюсь обратно, вот и все, — сказал он.

ПРИКИДЫВАЙСЯ ДО КОНЦА.

Кто-то постучал в дверь заведения.

Бинчи взглянул на часы.

Оставалось несколько минут до открытия.

— Подождите! — крикнул он и поинтересовался: — Когда ты едешь?

— Первым же поездом или автобусом, — сказал Дойл.

Стук в дверь повторился.

— Да сейчас! — закричал Бинчи. И снова поглядел на Дойла: — И ты зашел взять немного денег, не так ли?

— Собственно, я зашел только для того, чтобы попрощаться, — ответил тот.

— А, да брось ты. Я заплачу тебе по крайней мере за день — это могу.

В дверь заколотили. На этот раз более настойчиво.

— О Господи, — прошипел Бинчи. — Еще высадят двери, туда их в качель. Джек, окажи мне услугу, а? Впусти этих буйных ублюдков, пока дверь, черт подери, цела.

Дойл улыбнулся и сполз с табурета. Подойдя к двери, он отодвинул засовы и отступил чуть назад.

С треском распахнулись обе створки.

Дойл отступил еще на шаг, глаза его сузились, когда он увидел, кто стоит на пороге.

— Что, мать ва... — начал Бинчи, но не договорил.

В паб ворвались три китайца, один из них крикнул что-то, указывая на Дойла.

Бинчи оцепенел и уставился на ворвавшихся, перепуганный их свирепым видом.

Дойл бросил взгляд на вожака, но видел он, как и Бинчи, не лица незваных гостей, а острые как бритва тесаки в их руках.

Глава 80

Дойл среагировал первым.

С проворством ласточки он нырнул под стойку, пытаясь дотянуться до своей сумки.

ЕГО ПИСТОЛЕТЫ.

Первый китаец, высокий жилистый молодчик с темными длинными волосами, крикнув что-то, бросился на охотника за террористами, который, несмотря на ушиб при падении, узнал главаря.

ГОСПОДИ, ДОМ В ДОНЕГОЛЕ.

Худой, пытающийся его прирезать, — это тот тип, что пялился на них с лестничной площадки, когда они с Мэри покидали дом.

Несмотря на долговязую, нескладную фигуру, он двигался быстро и уверенно размахивал тесаком, пытаясь достать Дойла.

Лезвие с громким свистом рассекало воздух.

Дойл откатился, оттолкнувшись от одного из столиков и опрокинув его на тощего.

Двое других нападавших — один коротко, почти наголо, стриженный, другой с глубоким шрамом на лице, — устремились к Дойлу.

Вскочив, Дойл схватил высокий табурет и, размахивая им как дубинкой, стремился достать главаря.

Удар пришелся по носу, размозжив его, — кровь залила лицо, — но у Дойла не было времени, чтобы закрепить преимущество, тут же на него ринулся тип со шрамом.

Лезвие со свистом разрезало воздух. Дойл не успел уклониться, и сталь, разрезав рукав его кожаной куртки, полоснула по предплечью. Из раны потекла кровь.

Дойл снова размахнулся табуретом, но тип со шрамом пригнулся и полоснул Дойла по ногам, распоров джинсы и раскроив кожу на колене.

— Черт! — прорычал Дойл и швырнул табурет в меченого.

Тот рукой отбил его в сторону.

Стриженый со всего размаха рубанул тесаком, но тут Дойл успел отскочить, и лезвие вонзилось в стойку бара.

Пока стриженый пытался выдернуть его, Дойл двинул его кулаком в лицо, рассек верхнюю и нижнюю губы и выбил зуб. Но триумф его был недолгим: как только стриженый покатился по полу, Дойл почувствовал жгучую боль — это тесак меченого раскроил ему левую щеку.

Охотник за террористами обернулся, сшиб китайца с ног и, когда тот свалился, схватил стоявшую у стойки щетку.

Скрипнув зубами, он изо всех сил ткнул ею меченого в лицо и зарычал от удовольствия, когда жесткая щетина впилась китайцу в глаза.

Тот закричал от боли, выронил тесак и схватился обеими руками за лицо, прикрывая поврежденные глаза.

Длинноволосый, с лицом, которое после удара табуретом представляло собой кровавое месиво, надвигался на Дойла, но тот, орудуя щеткой как копьем, удерживал нападавшего на расстоянии вытянутой руки.

В кровавую схватку вмешался Бинчи, он бросился за тесаком, который обронил меченый, и с триумфом потрясал им в воздухе. Заметив это, стриженый китаец с силой рубанул хозяина паба по предплечью, распоров бицепс почти до кости. Кровь хлынула из раны, и Бинчи, вскрикнув от боли, уронил клинок.

Бинчи выбросил руку, чтобы подхватить его, но стриженый нанес новый удар. На этот раз клинок отсек три пальца на правой руке Бинчи, фаланги покатились по полу, кровь брызнула из обрубков.

Бинчи упал навзничь, держа перед собой окровавленную руку, — кровь хлестала из ран.

Длинноволосый, метя в Дойла, замахнулся клинком, тот сумел блокировать удар щеткой, но древко не выдержало и треснуло — в его руках остались два зазубренных обломка.

Развернувшись, он с ходу всадил один из них в спину длинноволосого, как раз над правой почкой.

Китаец вскрикнул и ухватился за толстое древко, пытаясь выдернуть его из спины, кровь хлынула изо рта, и он ничком рухнул на пол.

Дойл и сам чувствовал, как кровь заливает ему лицо, мешая видеть движения стриженого,который, переступая через раненых дружков, двигался на Дойла.

Два человека, стоя лицом к лицу, тяжело дышали.

Стриженый бросился на Дойла, лезвие тесака просвистело в считанных дюймах от его виска.

Дойл нанес ответный удар, сделав выпад концом рукоятки щетки, и попал противнику по косточкам пальцев, содрав с них кожу, но удар оказался не настолько сильным, чтобы тот выронил клинок.

Охотник за террористами заскрипел зубами, кровь на его лице смешалась со струйками пота.

Стриженый снова бросился на Дойла, зацепив тесаком плечо, но на сей раз лезвие только разрезало куртку, и когда китаец отскакивал, Дойл схватил его за запястье и резко дернул, шмякнув парня о стойку бара.

Тот хрюкнул от боли. Удар на мгновение оглушил его, и он едва не выронил тесак.

Дойл лягнул его ногой, угодив в пах.

Китаец завертелся волчком, но клинок удержал и, замахнувшись, снова нанес удар. Дойлу едва удалось увернуться.

Они вновь стояли лицом друг к другу.

Длинноволосый еще громко стонал, пытаясь выдернуть обломок древка, торчавший в спине.

Бинчи, одна рука которого беспомощно свисала, а вторая выглядела так, словно на нее натянули алую боксерскую перчатку, пытался встать.

Меченый еще прижимал руки к глазам, но уже поднялся и слепо тыкался из стороны в сторону.

Дойл и его противник все еще стояли в боевой стойке в шаге друг от друга.

Они делали обманные движения, переступали с ноги на ногу, как два боксера, ожидающие, когда противник раскроется.

Глаза Дойла перебегали с клинка на лицо противника и назад.

Китаец сделал полшага вперед.

Дойл отхаркнул и плюнул ему в лицо.

Реакция была инстинктивной. Китаец поднял руку, прикрываясь от летящей ему в лицо мокроты, и это было то, что требовалось Дойлу.

С сокрушительной силой он опустил рукоятку щетки на голову китайца и тут же нанес ему два мощных удара в солнечное сплетение, от которых тот сложился пополам.

Дойл, ухватив руку с тесаком, сжал запястье и резко дернул. Послышался громкий хруст ломающейся кости, и стриженый, вскрикнув от боли, выронил клинок.

Дойл вцепился китайцу в горло, оторвал на несколько дюймов от пола и двинул ему лбом по лицу.

Первый удар раздробил тому нос. Второй рассек левую бровь. Но тут же, зашипев от боли, Дойл почувствовал, как холодная сталь рассекает его мышцы. Он отпустил стриженого, оглянулся и увидел длинноволосого, который, пошатываясь, стоял позади него со все еще торчавшим в спине обломком рукоятки.

Охотник за террористами развернулся, сосредоточив все внимание на новом противнике.

Длинноволосый двигался медленно, ослабленный потерей крови, и Дойл относительно легко ушел от его следующего выпада, поднырнув под руку противника, и тут же нанес ему сокрушительный удар головой в подбородок. Снова послышался хруст кости, и китаец повалился на спину.

Дойл развернулся и схватил свою сумку, все еще лежавшую у стойки бара. Ему удалось расстегнуть «молнию» и, засунув руку внутрь, нащупать рукоятку своего «дезерт игла» 50-го калибра.

— Джек!

Услышав крик Бинчи, Дойл обернулся как раз в тот момент, когда меченый бросился на него.

Бинчи прыгнул вперед и оттолкнул Дойла в сторону.

Удар, предназначенный Дойлу, пришелся Бинчи в лоб, и был он нанесен с такой ужасающей силой, что клинок, разрубив лобную кость, врезался в мозг и застрял в черепе.

Когда китаец высвобождал клинок, раздался звук, напоминающий треск толстого сломанного сучка, — череп хозяина паба раскололся, обнажив серо-розовые мозги. Кровь хлынула по лицу Бинчи, он рухнул, как мешок с тряпьем, и вокруг его тела тут же разлилась алая лужица.

Дойл, вскинув «игл», пристрелил меченого.

Пуля ударила китайца в живот, прорвала брюшину, прошла сквозь внутренности и вышла из спины, перебив позвоночник.

Он рухнул на колени, его тело забилось в судорогах, сфинктер разжался, и экскременты смешались с кровью, хлынувшей из раны. Стриженый, словно умытый красной краской, бросился к двери.

Дойл выстрелил, но промахнулся, пуля пролетела по коридору и пробила дверную панель.

— Ублюдок, мать твою! — взревел Дойл и бросился за китайцем.

Длинноволосый, вытянув руку, вцепился в охотника за террористами и повалил его на пол.

Дойл растянулся во весь рост, но «игл» из руки не выпустил и, перекатившись на спину, выстрелил в длинноволосого.

Пуля попала тому в грудь, пробила грудину и легкое, прошила всю грудную полость и вышла из спины вместе с кровью, осколками кости и розовой легочной тканью.

Дойл еще раз выстрелил в лицо китайца, затем подхватил свою сумку и выскочил на улицу, столкнувшись у выхода с женщиной, толкавшей перед собой детскую коляску.

Она вскрикнула, когда Дойл сбил ее с ног, но он видел лишь убегающего китайца.

Их разделяло ярдов двадцать, и он уже забирался на заднее сиденье серого «монтего».

Машина рванула с места.

Дойл выбежал на дорогу. Он не обращал внимания ни на гудки мчавшихся мимо машин, ни на вопли лежавшей на асфальте женщины, на помощь к которой уже спешил другой прохожий.

На Дойла накатывала красная «астра», и он, шагнув вперед, прицелился в лобовое стекло.

Водитель нажал на тормоз, машина, взвизгнув покрышками, остановилась.

— Вон! — заорал Дойл, нацелив на хозяина автомобиля свой «игл».

Бледный водитель стал нащупывать трясущимися руками дверцу, ощущая, как в паху расплывается влажное тепло.

— Вон из машины, мать твою так! — взревел Дойл и распахнул дверцу, вытаскивая водителя из салона на асфальт.

Охотник за террористами швырнул сумку на заднее сиденье, «игл» положил на пассажирское место спереди, сам впрыгнул в машину, захлопнул дверцу и нажал на акселератор.

Колеса пронзительно завизжали, пробуксовывая, но потом вошли в сцепление с мостовой, и машина рванулась вперед.

Не обращая внимания на боль, которая уже давала о себе знать, Дойл крепко сжимал руль, не отрывая взгляда от серого «монтего», петлявшего впереди в потоке транспорта.

Дойл сильнее нажал на акселератор.

«Монтего» успел проскочить на мигающий желтый свет светофора.

Прежде чем Дойл достиг перекрестка, загорелся красный свет.

МАТЬ ЕГО ТАК.

«Астра» с визгом промчалась через перекресток, выжимая почти восемьдесят миль в час.

Машины по обе стороны перекрестка тревожно сигналили, но Дойл никого не слышал.

Его интересовало только одно: как можно быстрее догнать чертов «монтего».

И он уже настигал его.

Глава 81

«Монтего» петлял, перестраивался с полосы на полосу, однако ему все же пришлось слегка сбавить скорость из-за плотности транспортного потока в этом районе города.

Дойл еще крепче сжал руль, не сводя глаз со спасавшейся бегством машины; он следовал за ней с безошибочной точностью самонаводящейся системы, вышедшей на цель.

Он плохо представлял, а скорее, и вовсе не имел понятия о том, в какой части города они находятся, все его внимание было полностью поглощено преследованием «монтего», глаза сосредоточенно щурились. Он позабыл даже о боли, не чувствовал своих ран.

Кроме той, что на спине, ни одна из них не была глубокой. Ему повезло.

ПОВЕЗЛО БОЛЬШЕ, ЧЕМ Бинчи.

Он чувствовал запах собственной крови в жарком замкнутом пространстве автомобиля, кровью были забрызганы панель управления и руль.

Время от времени человек на заднем сиденье «монтего» оглядывался, чтобы удостовериться, не отстал ли преследователь.

И все похлопывал водителя по плечу, явно подгоняя его. «Монтего» сбросил скорость перед поворотом, и Дойл воспользовался этим. Обогнав грузовик, он врезался в багажник «монтего». Задний подфарник разлетелся вдребезги — начинка посыпалась на дорогу.

Дойл осклабился, заметив, что серый автомобиль сильно занесло, прежде чем он снова сумел набрать скорость. Поворачивая, Дойл слышал, как протестующе взвизгнули его собственные колеса; пока он боролся с рулем, черный след от покрышек, от которых потянуло резиновой гарью, прочертил дорогу.

«Монтего» снова свернул на еще более узкую улицу. При повороте машина бортом чиркнула об угол дома, краску на крыльях ободрало, посыпались искры.

Дойл неотступно следовал за серым автомобилем.

Улица вывела «монтего» на пешеходный участок, но машина мчалась вперед, не снижая скорости, и прохожие вопили от страха, когда автомобиль проносился мимо них.

Мать едва успела схватить своего ребенка на руки, как машина тут же врезалась в коляску, подбросив ее в воздух.

— Прочь с дороги! — ревел Дойл, не убирая руки с клаксона, пока летел по площади.

Он видел, как люди бросаются врассыпную, ищут спасения в магазинах, слышал их крики, которые перекрывали даже рев двигателя и его собственные свирепые вопли.

«Монтего» оставил позади еще одну улицу, снова вылетел на шоссе, и его опять на повороте занесло.

Вырвавшись из узкой щели улицы, Дойл прибавил газу, и ему еще раз удалось приложиться к багажнику серого автомобиля.

На этот раз удар оказался более мощным, и Дойл застонал от боли, когда его с силой бросило на руль. Но он справился с управлением, и стрелка спидометра стала подползать к отметке «70».

Дойл продолжал погоню.

Только теперь он услышал позади вой сирены.

МАТЬ ВАШУ ТАК!

Дойл не нуждался в их помощи.

Машины приближались к очередному светофору — вот уже перекресток остался позади, а они неслись дальше.

Впереди разворачивался грузовик.

«Монтего» вильнул в сторону, чтобы обойти тяжелую машину сзади, и зацепил крыло грузовика. Скользящим ударом у легковушки сорвало боковое зеркало и разбило стекло одной из дверей.

Дойл видел, как от столкновения пассажиров подбросило вверх.

Он до отказа утопил акселератор и обошел грузовик, почти не задев его.

И только краешек откидного борта зацепил лобовое стекло. Осколки посыпались внутрь «астры», и Дойл инстинктивно поднял руку, чтобы прикрыть лицо. Он почувствовал, как мелкие осколки впились ему в ладонь, словно хрустальная шрапнель, но плевать он хотел на это, главное — справиться с автомобилем, который сильно занесло, и он ударился багажником о припаркованную машину.

Холодный воздух сквозь разбитое лобовое стекло ворвался в салон, ударил Дойла в лицо, взвихрил длинные волосы, которые извивались, как хвосты рептилий. Ветер заставил его вновь почувствовать, как стекает по щеке кровь из раны.

«Монтего» все еще находился в поле его зрения, а грузовик, заблокировавший улицу сзади, — это даже к лучшему. Он перекроет путь полицейским машинам.

Дойл знал, что должен достать «монтего» прежде, чем это сделает полиция.

Он по-прежнему видел залитое кровью лицо пассажира на заднем сиденье, когда тот оглядывался. Маленький ублюдок остался единственным из нападавших, кому удалось уйти.

Пока, по крайней мере.

Они удалялись от центра города — вот все, что понимал Дойл. Но куда они направляются, этого он по-прежнему не знал. Куда пытаются сбежать эти ублюдки?

Он увидел, как пассажир снова обернулся и поднял руку. Разбитое заднее стекло осколками разлеталось по асфальту. Дойл промчался по ним, чуть подтянувшись к «монтего». Он понял вдруг, что серый автомобиль чуть снизил скорость.

ПОЧЕМУ?

И тут он увидел дробовик.

В тот самый момент, когда пассажир выстрелил, Дойл нажал на тормоза, и «астру» мгновенно отбросило назад на несколько автомобильных корпусов. Одновременно Дойл направил машину в сторону, чтобы увильнуть от мощного заряда.

Мимо.

Пассажир выстрелил снова и разбил переднюю фару его «астры». Следующий выстрел попал в решетку радиатора.

Дойл, держа руль одной рукой, бросал машину из стороны в сторону, чтобы увильнуть от пуль.

ЧТО, ЕСЛИ ОДНА ИЗ НИХ ПОПАДЕТ В ШИНУ...

Свободной рукой он быстро схватил сумку и перетащил ее на переднее сиденье. Порывшись в ней, он вытащил «беретту» и снял ее с предохранителя.

Он поднял пистолет и нацелил его в дыру, пробитую в лобовом стекле.

Скрипнув от напряжения зубами, Дойл выстрелил — отдача подбросила его руку вверх.

За долю секунды автоматический механизм пистолета выплюнул одну за другой три девятимиллиметровые пули, и Дойл улыбнулся, увидев, что все три попали в заднюю часть «монтего». Одна разбила фару, другая прошила багажник, а третья с визгом отрикошетила от крыши.

Пассажир пригнулся, когда Дойл снова открыл огонь. Рукоятка пистолета больно отдавала в основание ладони, звук выстрелов оглушал его. Встречный ветер относил назад пороховые газы, которые забивали дыхание.

Стреляные гильзы отлетали вверх, ударялись о потолок «астры» и, еще горячие, падали вокруг Дойла. Он пальнул еще раз и услышал громкий хлопок, когда лопнула одна из шин «монтего».

Серый автомобиль круто занесло. Он потерял управление. Дойл улыбнулся, увидев, как пассажир заметался на заднем сиденье.

Водитель пытался справиться с управлением, но без одной шины это было вряд ли возможно. Клочья разорванной резины свисали с обода и летели в воздух, потом Дойл увидел искры, посыпавшиеся на дорогу, — обод заскрежетал по асфальту.

И, упершись ногами в пол, Дойл врезался в потерявший скорость «монтего».

То, что осталось от заднего стекла, полетело внутрь, и Дойл, скрежетнув зубами, снова вскинул «беретту».

Он нажал на спусковой крючок, и вспышка ослепила его.

Кровь алым фонтаном хлынула из горла пассажира.

Водителю пуля угодила в плечо, и прежде чем вырваться из груди, она раздробила ему лопатку — кровь залила стекло.

Неуправляемый «монтего» занесло еще круче.

Дойл видел, как он подскочил от удара о непонятный предмет и взлетел в воздух, как подброшенная вверх детская игрушка.

Перевернувшись несколько раз в воздухе, машина пролетела изрядное расстояние на высоте десяти-пятнадцати футов и грохнулась на землю — стекла брызнули осколками в разные стороны, заскользили по крыше.

— Господи, — пробормотал Дойл, затормозил и выскочил из машины, не выпуская из рук автоматический пистолет.

Отчего же, черт возьми, так подбросило «монтего»?

На что он налетел?

На рельсы.

Проложенные не сбоку, а поперек дороги.

Дойл поднял голову и увидел портовые краны, которые возвышались над ним причудливыми динозаврами. Громадные, ржавые, заброшенные стальные скелеты этих монстров, казалось, укоризненно подпирали своими крохотными головками небо, отражались в воде, которая плескалась о стенки доков.

ДОКИ.

Прошло несколько секунд, пока Дойл сообразил, куда привела его погоня.

Он огляделся вокруг, посмотрел на брошенную технику, на груды ржавого металла.

Все, что осталось от судоверфей «Харленд энд Вулфф».

Глава 82

Обмен должны были провести на судоверфи.

Так сказала Мэри Лири.

«ОРУЖИЕ ОБЫЧНО ВЫВОЗИТСЯ НА КАТЕРЕ ИЛИ ГИДРОПЛАНОМ».

Ее слова эхом прозвучали в ушах, когда Дойл заторопился назад к «астре».

Она сказала, что обмен должен состояться в полдень.

МОЖЕТ, СОЛГАЛА.

Даже если это должно произойти здесь, судоверфи занимают обширную территорию. Можно целую армию спрятать среди заброшенной техники.

Но не гидроплан.

Дойл отъехал внимательно вглядываясь в темный и неспокойный водный простор в поисках чего-то хотя бы отдаленно похожего.

Он двигался на малой скорости, ухитрившись одновременно вставить новый магазин в «беретту» и передернуть затвор.

Может, члены триады, которые пытались убить его, решили бежать после провала. Бежать единственным известным им путем.

Он вел машину по широким проездам между штабелями контейнеров, ржавых, с отслоившейся и облезшей краской.

Дойл взглянул на свое лицо в зеркало заднего вида и увидел, что кровотечение из самой большой раны остановилось.

ЕЩЕ ОДИН ШРАМ.

Словно их у него еще недостаточно.

ШОН ДОЙЛ. ЧЕЛОВЕК, СЛОЖЕННЫЙ ИЗ КУСОЧКОВ.

Он повернул автомобиль, выехав в проезд между высокими металлическими стенами, сложенными из контейнеров, которые возвышались на двадцать футов. Казалось, они нависали над ним со всех сторон. Цепи и блок портального крана, торчавшего над контейнерами, раскачивались и скрипели на ветру.

ДВИГАТЕЛИ.

Рокот мощных турбин нарушил призрачную тишину, и Дойл завертел головой, стараясь обнаружить источник звука.

Рокот нарастал, и Дойл объехал вокруг еще одной башни, сложенной из контейнеров.

Он увидел гидроплан, который рассекал темную воду гавани, оставляя за собой пенную дорожку.

Дойл выскочил из машины и стал наблюдать за тем, как в ста ярдах от него набирает скорость «дорнье-систар».

Ему был виден кокпит.

Видны были лица.

Китайские лица.

Мэри солгала. Сделка уже завершилась.

Дойл поднял «беретту», взял прицел на самолет, готовясь открыть огонь, но пока он готовился, «дорнье» уже, казалось, набрал нужную скорость. И Дойл увидел, как тот взмыл в воздух и вода ручьями потекла с его фюзеляжа. Словно гигантская чайка, он покидал бухту, шестисотпятидесятисильный турбовинтовой «Пратт энд Уитни» без усилий поднял его в серое небо.

Охотник за террористами опустил автоматический пистолет и смачно выругался.

В ушах его еще отдавался рокот, когда он, поворачивая голову, следил за парящим самолетом. Боковым зрением он видел док, ту его часть, откуда гидроплан начинал свой разбег.

И увидел там автомобиль.

Багажник его был еще открыт.

Голубой «вольво» неподвижно стоял на расстоянии примерно пятисот ярдов от него.

Дойл разглядел в нем двух человек, и один из них прицелился...

Отрывисто затрещала автоматная очередь, пули защелкали об асфальт рядом с Дойлом.

Дойл укрылся за «астрой», почти забыв про «дорнье», который пробивал себе дорогу сквозь низко нависшую тучу.

Он прыгнул в машину, нажал на акселератор и помчался прямо на «вольво».

«Астру» осыпали пули; рикошетом отскакивая от обшивки, они визжали и глухо ударяли в капот.

Одна пуля угодила в зеркало заднего вида и выбила стекло. Дойл пригнулся на сиденье, но не переставал давить на акселератор и крепко держал руль, готовясь к столкновению.

Выглянув, он увидел, что перед «вольво» остался только один человек, по-прежнему сжимавший в руках автомат.

Времени на то, чтобы избежать столкновения, у автоматчика уже не осталось.

Дойл распахнул дверцу и бросился из машины; ударившись об асфальт, он покатился кубарем, крепко обхватив голову руками.

Машины столкнулись.

«Астра» перерезала автоматчика пополам.

Она врезалась в тело, прижав его к «вольво», в нескольких местах сломала обе ноги, раздробила таз.

Торс с глухим стуком упал на капот «астры», кровь брызнула во все стороны.

Автомат отлетел.

В голове у Дойла стоял непрерывный шум, все шло кругом, оглянувшись, он увидел раздавленное в лепешку тело автоматчика, разбитые машины, всю жуткую картину разгрома.

И Пола Риордана.

Ирландец садился в «вольво». пробираясь через сиденье к водительскому месту. Усевшись, он попытался завести машину.

Дойл с трудом встал на ноги. Сжимая в руке «беретту», он заковылял к «вольво», собрав последние силы.

Риордан запустил двигатель.

НЕТ, НЕ УЙДЕШЬ.

Дойл поднял «беретту» и спокойно, как в тире, нажал на спусковой крючок.

Пули с глухим стуком ударялись по капоту машины и в живую мишень, стреляные гильзы отлетали в сторону.

Лобовое стекло провалилось внутрь.

Гильзы со звоном падали на бетон.

Одна пуля угодила Риордану в грудь.

Дойл продолжал стрелять.

У ирландца была снесена левая сторона лица.

ВЫСТРЕЛЫ ОГЛУШАЛИ.

Левая глазница превратилась в дыру.

ВСПЫШКИ СЛЕПИЛИ.

Кровь фонтаном хлестала из зияющих ран.

Дойл увидел, как отскочил назад затвор, когда ударник наконец щелкнул по последнему патрону.

Пуля попала Риордану в горло.

ПОРОХ. ДЫМ.

Дойл подошел к автомобилю и взглянул на истерзанное тело Риордана. Он пошарил в куртке и, достав еще одну обойму, вставил ее в патронник.

Его дыхание стало прерывистым, и он больше не мог сносить боль от многочисленных ран.

ТАК МНОГО БОЛИ.

Он чувствовал себя так, словно кто-то подвесил его над огнем и закачивал в вены горящий бензин.

Взглянув вверх, он увидел, что «систар» исчез в облаках.

Дойл кашлянул и сплюнул в воду сгусток крови.

Он обошел вокруг «вольво» и открыл дверцу. На заднем сиденье лежало пять-шесть маленьких картонных коробок, прикрытых одеялом. Дойл разорвал одну из коробок.

Он прикинул на глаз — в ней помещалось не меньше трех килограммов кокаина.

В других коробках — тот же товар.

Итак, сделка все-таки состоялась.

А он опоздал.

Ветер донес приближающийся вой сирен.

Дойл подошел к краю дока, посмотрел вниз, в пенную, темную пучину, затем вверх, на небо.

Он снова упустил оружие.

ОКАЗАТЬСЯ ТАК БЛИЗКО И ТАК, ЧЕРТ ВОЗЬМИ, ДАЛЕКО. ХА-ХА-ХА!

Две полицейские машины с включенными сиренами влетели в док, к месту только что умолкшей перестрелки.

Дойл засунул «беретту» за пояс и пошел им навстречу.

Обе машины затормозили, из них выскочили вооруженные полицейские, прикрываясь открытыми дверцами.

— Стой смирно и подними руки! — закричал один из них.

Дойлу не нужно было повторять.

Он остановился и стал ждать.

Глава 83

Дойл ворчал скорее от раздражения, чем от боли, когда подходил к окну и выглядывал во двор.

На одном из дубов, росших рядом с домом, на самой его верхушке сидел ворон, ветер топорщил перья птицы, грозя сбросить с дерева. Ворон несколько раз печально крикнул, словно созывая себе подобных, но никто не явился на зов.

Птица сорвалась и улетела, скрывшись вдали.

Дойл выпустил струйку дыма и вздрогнул, почувствовав, как задергало рану на лице. И эта, и все остальные были обработаны и перевязаны. На щеке теперь красовалась аккуратная повязка.

Когда Дойл направился обратно к постели, он понял, что в палате вот уже несколько минут находится майор Уитерби. Стоит и молча смотрит на него. Офицер армейской разведки делал над собой усилие, чтобы не пялиться на многочисленные шрамы, которые, казалось, сплошь покрывали тело и руки Дойла, но и такой человек, как Уитерби, при всем его хладнокровии, не мог не думать о боли, которую переносил обладатель этих шрамов.

Уитерби прибыл сюда примерно час назад, сразу же после Дойла. На военную базу под Белфастом охотника за террористами доставила карета «Скорой помощи» в сопровождении двух людей из Королевской полиции Ольстера.

Цепочка событий, последовавшая за его схваткой в доках с Риорданом развивалась так, как Дойл и предполагал.

Он был арестован и доставлен в ближайший полицейский участок. Там его подвергли серии допросов. Бесило, что допрашивавшие его офицеры не поверили его рассказу, но, что еще возмутительнее, они отказались проверить сообщенные им сведения. Они оставили его в камере на два часа, с ранами, причинявшими ужасную боль, и лишь потом занялись расследованием его дела.

Дойл добился, чтобы ему вернули оружие, прежде чем повезли на базу в карете «Скорой помощи».

Полиция даже не принесла ему своих извинений. Дежурный офицер утверждал, что недоразумение произошло из-за того, что Дойл не имел при себе удостоверения личности и мог оказаться кем угодно. Понятно, что, покидая участок, Дойл не пожалел отборной ругани в адрес полицейских чинуш.

Уже в армейском госпитале медсестра промыла и забинтовала его раны.

ВСЕ БЫЛО КАК ВСЕГДА.

Она предложила ему обезболивающее, но он отказался и лишь закурил сигарету.

Уитерби прибыл спустя пятнадцать или двадцать минут.

Он молча слушал рассказ Дойла.

— И вы уверены, что триады получили оружие? — спросил он наконец, наблюдая, как Дойл затушил одну сигарету и тут же зажег другую. — Вы сказали, что не видели, как они грузили его в самолет.

— Но наркотики-то оказались в машине Риордана, — раздраженно сказал Дойл. — Они уже совершили обмен.

Уитерби покачал головой.

— Я внимательно выслушал все, что вы рассказали об ИРА и триадах, об их сотрудничестве, и все же мне трудно в это поверить, — сказал майор.

— Почему? Обе организации занимаются бизнесом, что же тут странного? Это взаимовыгодное сотрудничество.

— Хорошо, вы сделали все, что могли. Теперь это наше дело.

— О чем вы говорите, мать вашу так?

— Вы нашли оружие, но упустили его. Мы знаем, куда оно направляется. Теперь это дело армии, Дойл.

— Меньше чем через двадцать четыре часа, а может, даже сейчас, пока мы тут треплемся, это оружие, мать его, может оказаться в Лондоне. Так что проблема НЕ РЕШЕНА, Уитерби, просто изменилось место действия.

— Хорошо, но это уже не ВАША проблема.

— И кто же будет его изымать? Вы?

— Я сказал вам, Дойл, — это теперь дело армии. Мы позаботимся об оружии.

Дойл покачал головой.

— Так что же вы намерены предпринять? — спросил он с вызовом. — Осуществить вторжение в Чайнатаун?

Уитерби выдержал его взгляд.

— Вы поручили это дело мне, вы хотели, чтобы я вернул оружие, — продолжил Дойл. — Я и собираюсь это сделать. Кроме всего прочего, те узкоглазые ублюдки пытались убить меня. Так что появились ЛИЧНЫЕ счеты.

— Поставлено на карту нечто большее, чем ваша личная вендетта, Дойл, — сказал ему Уитерби. — Вы ведь профессионал. Вот и занимайтесь исключительно своей работой.

Дойл улыбнулся.

— Не волнуйтесь, — произнес он спокойно. — Я ею займусь. Можете поставить на это любую сумму.

Глава 84

Лондон

6. 18 утра.

Обоим парням, появившимся из черного входа дома на Ньюпорт-стрит, было не больше двадцати.

Один чуть повыше, а в остальном они походили друг на друга, как близнецы, даже одеты были одинаково — в джинсы и водолазки. Тот, что пониже, выходя на ветер, накинул на плечи кожаную куртку, запахнул ее поплотнее, поеживаясь от холода, — после духоты в здании он показался даже резким.

Последние восемь месяцев это помещение использовалось Хип Синг в качестве игорного притона. Как и любое другое нелегальное деле, игорный бизнес разрастался из года в год, и подвал здания, откуда только что вышли молодые люди, оказался идеальным местом для такого рода бизнеса. Люди толклись там день и ночь, набивая казну Хип Синг деньгами.

Два парня, вышедшие из здания, знали, что доходы от рэкета, снимаемые с этого злачного места, как и со многих других, контролируемых в Лондоне Хип Синг, будут расти.

Вдоль улицы стояли припаркованные автомобили, кое-где бампер к бамперу. Парни направились к одному из них. Тот, что в кожаной куртке, сунул руку в карман за ключами.

Громкий треск винтовочного выстрела оглушительно прозвучал в тиши раннего утра.

На секунду оба парня застыли, словно этот звук лишил их способности двигаться, но тут же услышали еще один выстрел. И еще.

Тому, что повыше, пуля попала в лицо, пробила щеку и вышла из затылка.

Вторая пуля настигла его прежде, чем он упал на землю, угодив в грудь, сломала два ребра и вонзилась в сердце.

Кровь хлынула из ран и забрызгала машину, а «кожаная куртка» завертелся на месте — то ли искать источник огня, то ли попытаться укрыться в машине.

Но времени ни на то, ни на другое у него уже не было. Пуля угодила ему в поясницу, раздробив позвоночник, — он был убит мгновенно.

Три следующие пули — в голову и в живот — угодили уже в бездыханное тело.

Машина, из которой стреляли, умчалась прочь; эхо выстрелов все еще звучало в воздухе.

6. 34 утра.

Три человека, подходивших ко входу в ресторан на улице Вардур-стрит, не знали, сколько врагов их ждут внутри. Да это их и не волновало.

Четыре или, скажем, полдюжины, как их предупреждали, — какая, в сущности, разница.

Ресторан «Минг Во» находился на углу Вардур-стрит и Виннет-стрит. Шторы на обоих окнах заведения, как и на застекленной двери, были задернуты.

Первый из троицы вскинул «Стерлинг АР-180» и, крепко прижав его к плечу, нажал на спусковой крючок.

Град пуль вышиб оба окна, сорвал замок и одну из дверных петель. Автоматчик ударил дверь ногой, и она отлетела в сторону.

Он спокойно вошел в затемненный ресторан, за ним следовали его спутники.

Люди Хип Синг сидели за большим столом, уставленным спиртными напитками, словно на дворе стоял полдень, а не раннее утро.

Их было пять человек.

Они уставились на пришельцев, даже не успев по-настоящему удивиться изрыгнувшемуся огню.

Трое, вооруженные «Ар-180», выкашивали огнем все подряд, пули легко прошивали людей, крошили мебель и дырявили стены.

Облако пыли и дыма наполнило ресторан. Даже крики боли заглушались оглушительным треском автоматной пальбы.

Первый автоматчик заметил, что за столом сидит женщина.

Лет двадцати с небольшим, красивая. С длинными черными волосами. Он пристрелил и ее.

6. 44 утра.

Лифт гостиницы «Мередиан» на Пикадилли поднялся на третий этаж, и официант, обслуживающий номера, вышел из него, протирая глаза рукой, второй толкал тележку с завтраком, он сверился со списком, уточняя нужный номер, и двинулся по коридору в направлении комнаты 326.

Он ненавидел эти ранние заказы. Уже в четыре утра его униформа должна быть безукоризненно выглажена и вычищена. А какое, черт подери, это имеет значение: любой, кто заказывает завтрак в такую рань, все равно будет полусонным. Кто станет обращать внимание на его форму?

Да и вряд ли вообще кто-то из постояльцев взглянет на него, когда он войдет с завтраком. Высокомерные ублюдки. Как тот маленький дерьмовый выскочка из 216-го. Что он о себе возомнил, козел эдакий? Вчера вечером дважды отсылал его со стейком, потому что мясо, видите ли, недожаренное. И в конце концов ничего не дал на чай.

Когда официант вез тележку мимо пожарного выхода, он заметил, что дверь на лестницу слегка приоткрыта. Задержавшись на мгновение, он хотел было закрыть ее, но решил, что сделает это на обратном пути. Приближаясь к нужному номеру, он поднял серебряную крышку и полюбопытствовал, что же скрывается под ней. Глубокая тарелка овсяных хлопьев и несколько сухих тостов. Это вряд ли заслуживало особых церемоний.

Официант остановился возле двери, собравшись постучать.

И тут он заметил, что дверь номера 326 приоткрыта на дюйм или два. Изнутри доносились голоса. Приглушенный разговор, заговорщицкий шепот.

Официант откашлялся, прочищая горло, и поднял руку, чтобы постучать.

В то же мгновение в номере стало тихо, затем дверь распахнулась, и из номера выскочили два человека, налетели на официанта и, свалив его на пол, умчались. Он крикнул что-то, замахнулся вслед убегавшим, но оба они уже скрылись за приоткрытой дверью пожарного выхода. Официант слышал торопливый топот, когда мужчины сбегали вниз по каменным ступенькам. Он был уверен, что убегавшие — китайцы.

Дверь номера осталась открытой, и, поднимаясь на ноги, официант заметил, что несколько соседних дверей тоже приоткрылись, и любопытные постояльцы выглядывали из них, чтобы узнать, что происходит.

Официант осторожно вошел в номер, нарочито покашливая.

Кашель мгновенно сменился громким воплем ужаса.

На постели, раскинув руки и ноги, лежало обнаженное тело.

Мужчине нанесли несколько колотых ран, кровь обильно пропитала матрас и стекала на пол, образовав липкую лужу вокруг кровати.

Половые органы убитого были отрублены — между ног у него зияло кровавое месиво. Убийцы засунули гениталии мертвецу в рот, от чего щеки его непристойно оттопырились. Алая жидкость запеклась на губах и шее.

Стояло ужасное зловоние.

Как и налетчики, убитый был китайцем.

Но для официанта это едва ли имело какое-то значение.

Он упал в обморок.

Глава 85

Детектив-сержант Ник Хендерсон поправил рукой волосы и откинулся на спинку кресла.

— Черт, — пробормотал он, уставившись на рапорты, лежавшие на его столе.

Он прочитал каждый по два-три раза, но от повторного чтения содержание их не стало более утешительным.

Восемь убийств.

Все в радиусе трех миль.

Все убитые — китайцы.

Все — члены триады Хип Синг.

Хендерсон устало вздохнул, встал и, выйдя из кабинета, направился к торговому автомату, который стоял в коридоре недалеко от его двери. Оперся на автомат рукой и стал опускать в щель монеты.

ВОСЕМЬ, ТАК ИХ ПЕРЕТАК, УБИЙСТВ, И ВСЕ В ОДНО УТРО.

Он покачал головой, не обращая внимания на то, что за спиной у него раздались чьи-то шаги. Детектив извлек свой кофе из автомата и повернулся — и только тогда услышал голос:

— Сержант Хендерсон?

Он оглянулся.

Человеку, который стоял перед ним, на вид было лет тридцать пять. Плотного телосложения, небрит, волосы до плеч, на левой щеке — свежая повязка. Одет в джинсы, майку и кожаную куртку. Хендерсон обратил внимание на его ковбойские сапоги. Давно же к ним не прикасалась щетка, подумал он.

— Так точно, Хендерсон, — отозвался он. — Чем могу служить?

— Меня зовут Дойл. Шон Дойл, — сказал незнакомец. — Я из подразделения по борьбе с терроризмом. — Он открыл бумажник из тонкой кожи, который достал из кармана, и протянул полицейскому служебное удостоверение.

Хендерсон кивнул, убедившись, что Дойл действительно тот, за кого себя выдает.

— Не уделите ли вы мне минуту? — спросил охотник за террористами. — Я знаю, что вы очень заняты. У вас масса хлопот со всем этим дерьмом, что приключилось сегодня утром. Но у меня очень важное дело.

— Заходите, — сказал Хендерсон и махнул рукой в сторону своего кабинета. — Хотите кофе? В автомате, конечно, бурда, но это все же лучше, чем ничего.

Дойл улыбнулся.

— Благодарю. С молоком и один сахар, — сказал он.

Хендерсон опустил в автомат еще несколько монет.

— А без кофеина у вас, конечно, нет? — спросил Дойл.

Хендерсон поднял бровь. Дойл снова улыбнулся и прошел его кабинет.

Полицейский присоединился к нему через минуту, передал ему пластиковый стаканчик и уселся напротив.

— Итак, мистер Дойл, чем могу вам помочь? — спросил он.

— Мне нужна кое-какая информация. О триадах.

Какое-то время Хендерсон рассматривал его с любопытством и некоторой настороженностью.

— Откуда у подразделения по борьбе с терроризмом такой интерес к триадам? — поинтересовался он.

— Это длинная история, — сказал Дойл. — Я просто хочу знать все, что вам известно о них. — Он вытащил сигареты и закурил. — Мне необходимо понять, как они организованы, каким образом действуют? Какова там внутренняя иерархия? И прочее дерьмо в этом духе.

— Почему вы решили, что я смогу вам помочь? — полюбопытствовал Хендерсон, едва ли не с тоской глядя на сигаретный дым, вьющийся в воздухе.

— Вы отвечаете за это расследование, вы, надо полагать, и является специалистом.

— По триадам нет специалистов. Во всяком случае — здесь. У нас неплохое представление о том, как они работают, кое-что знаем об их структурной организации и обо всем прочем, но это только поверхностные знания. Дело в том, что мы не ожем в них проникнуть, как в другие преступные организации, по той причине, что в наших рядах не так уж много полицейских-китайцев. Европеец же в этой среде не продержится и пяти минут. Они зовут нас «гуэйло». Это значит — «белые призраки».

Дойл заметил, как полицейский смотрит на его сигарету, и протянул ему пачку.

— Вообще-то я пытаюсь бросить, — сказал ему Хендерсон. — Впрочем, хрен с ним. — И, уже не сопротивляясь, взял «Ротманс».

Дойл щелкнул зажигалкой и поднес огонек к сигарете.

Он улыбался.

— Итак, вы полагаете, что нет никакой возможности подобраться к ним поближе? Проникнуть в организацию изнутри.

— Исключено. Начнем с цвета лица. Сразу — провал. С тем же успехом вы можете попробовать продавать свиные отбивные на ритуальном празднике евреев.

Он с удовольствием выпустил струйку дыма.

Дойл отхлебнул кофе.

— Еще одна особенность заключается в том, что люди в триадах не связаны порукой чести или семьи, как в мафии. У них все построено на религии. Потому они и сильнее, — продолжал полицейский. — Когда-то они были борцами за свободу, патриотами.

Как ИРА, подумал Дойл.

— Все они буддисты, — вел дальше Хендерсон. — И связаны обетом, а не преданностью какой-то одной семье. К тому же не существует центрального штаба для всех триад. Это разрозненные группировки, работающие автономно и подотчетные только своим выборным чинам. Каждая группа имеет родственную организацию в Гонконге, но на этом связи между триадами и кончаются.

— А мне послышалось, будто вы говорили, что не спец в этих делах, — бросил Дойл.

— Я знаю только то, что несложно узнать. Все это можно раскопать в первой попавшейся библиотеке. Такой минимум входит в мои служебные обязанности. Я ведь представляю себе, как работает автомобильный двигатель, но это не делает меня механиком, так ведь?

Дойл снова отхлебнул свой кофе.

— Вы сказали, они подотчетны выборным чинам. Кого вы имели в виду? — поинтересовался Дойл.

— Иерархическую верхушку триады, к которой они принадлежат. Администрацию, если хотите. — Хендерсон улыбнулся. Он взял лист бумаги со своего стола и положил перед Дойлом. — Вот здесь у нас будет самый главный их лидер — шанчу. Затем идет его заместитель фушанчу. — Хендерсон написал оба титула и стал вычерчивать схему, напоминавшую генеалогическое древо. — Затем идет хунчу, наставник, он и его окружение называется синфунг, или авангард, они ответственны за такие вещи, как отправление правосудия, соблюдения ритуалов, посвящение в члены общества...

Дойл слушал и смотрел как зачарованный.

— Еще два наиболее важных поста, — продолжал Хендерсон, — вот они здесь. Хункуан, что означает «Красный шест», отвечает за организацию ударов по другим триадам, за уничтожение людей, которые обманули организацию, ну еще они выбивают деньги из проигравшихся бедолаг, что задолжали. Он и его люди исполняют наказания внутри и за пределами триады. Затем следует пакцин, то есть «Белый Бумажный Веер». В нынешнее время это очень важная персона. Правая рука лидера, ни одна триада пальцем не шелохнет, не посоветовавшись с ним. Это эквивалент консильере в мафии. Обычно хорошо образован. — Хендерсон откинулся на спинку кресла. — Все триады в Лондоне построены по этой иерархической схеме.

— Сколько же их всего?

— Нам известны по крайней мере пять группировок. Общество 14 К, Шуй Фонг, Во Шин Во, Сан И Он и Тай Хун Чай.

Дойл подался вперед.

УЖЕ ТЕПЛЕЕ.

ЧТО ТАМ ГОВОРИЛА МЭРИ ЛИРИ?

"ОНИ ИЗ ГРУППИРОВКИ ПОД НАЗВАНИЕМ ТАЙ ХУН ЧАЙ... МЫ ПРЕДЛАГАЕМ ИМ ЗАЩИТУ, ПОКА ОНИ НАХОДЯТСЯ ЗДЕСЬ... "

Дойл бросил окурок на дно пустой кофейной чашки.

— Сколько в них членов? — поинтересовался он.

Хендерсон пожал плечами.

— Об этом я могу гадать с той же степенью вероятности, что и вы, — сказал он. — Кое-кто полагает, что в одном только Лондоне насчитывается более пятидесяти тысяч членов триад.

— Боже правый, — пробормотал Дойл.

— Мы регулярно проводим встречи и совещания с другими полицейскими подразделениями по триадам, а раза два или три в год к нам обычно приезжают люди из Королевской полиции Гонконга. И все же многого о них мы еще не знаем, да, скорей всего, никогда и не узнаем. — Он затушил сигарету. — Мы писаем против ветра, и хуже всего, что сами понимаем это.

— А главари их известны?

— О да, некоторые даже зарегистрированы, но, как правило, они хорошо прикрыты. Слишком умны, чтобы проводить время в тюрьме. Нам удается ежегодно арестовывать по нескольку рядовых членов, но добраться до боссов мы не можем.

— А чем они зарабатывают?

— Обычный набор. Незаконные азартные игры, бордели, ростовщичество. Преуспевают и в видеопиратстве. Но копируют только китайскую продукцию. Он хмыкнул. — Видимо, китайские «мыльные оперы», туда их в качель, самое доходное кино в мире. Кроме того, с успехом проникают в компьютерные сети.

— И еще наркобизнес, — уверенно подсказал Дойл.

Хендерсон кивнул.

— Это приносит самый большой доход, — сказал полицейский, раздавив окурок. — Хотите верьте, хотите нет, а семьдесят процентов всего опиума и героина в мире проходит через Чайнатаун, именно здесь, в Лондоне. Вы не представляете, какими путями это доставляется сюда. Ими пропитывают гигиенические салфетки, прячут наркотики в дынях. Мы задерживали курьеров, которые набивали себе задницы этим дерьмом.

ИЛИ ПРОГЛАТЫВАЛИ В ПРЕЗЕРВАТИВАХ, КАК СТИВЕН МЕРФИ.

— А как насчет оружия?

Хендерсон озадаченно посмотрел на него.

— Оружием они не торгуют?

— У нас таких сведений нет. Но почему вы спрашиваете?

Дойл пригладил пятерней волосы.

— Вы уже получили результаты баллистической экспертизы? Знаете, из какого оружия убили этих китайцев сегодня утром? — поинтересовался он.

— Да, а что?

— Пули выпущены из автоматических винтовок, не так ли? «АР-180» калибра 5, 56.

— Почем вы знаете?

— Я знаю, откуда это оружие взялось.

Глава 86

Хендерсон заинтересованно выслушал рассказ Дойла о случившемся за несколько последних недель. Подробности охотник за террористами сокращал до минимума. В конце концов он признался, что его стремление помочь полиции диктуется еланием взять реванш у триад. Ему наплевать, если они подомнут под себя весь Лондон.

Его задевает только то, что они пытались убить его, и для того, чтобы найти этих людей, ему нужна помощь Хендерсона.

Закончив излагать всю эту историю или, по крайней мере, то, что счел нужным изложить, Дойл откинулся на спинку стула.

— ИРА и триады, — тихо пробормотал Хендерсон. — Боже, подумать только. Вы же не думаете, что ИРА замешана в этой войне триад, не так ли?

Дойл покачал головой.

— Лишь косвенно. Они снабдили оружием Тай Хун Чай, не более того, — сказал охотник за террористами.

— Боже, — повторил Хендерсон.

— Эти стволы уже в Лондоне, и ими успели воспользоваться. Мне нужно их найти, и единственная возможность — вплотную подобраться к триадам.

Хендерсон скрестил на груди руки.

— Забудьте об этом, — сказал он категорично. — Как я уже говорил, даже нам это не под силу. Вы же не подберетесь к ним и на милю. Кроме того, не думаю, что моему начальству понравится, если вы разбушуетесь в Чайнатауне и начнете потрошить каждого встречного узкоглазого.

Дойл едва заметно улыбнулся.

— Вы сказали, что на некоторых из них заведены досье, — заметил охотник за террористами. —Есть у вас картотека, на которую я мог бы взглянуть? Если я буду знать, кого ищу, это наверняка пригодится.

Хендерсон медленно кивнул, затем потянулся к телефону. Дойл, наблюдая за движением диска, снова закурил.

— Билл, мне нужна вся имеющаяся информация по триаде Тай Хун Чай, — сказал Хендерсон в трубку. — Да, и картотеку, и реестр задержаний. Спасибо.

Он положил трубку и взял сигарету, предложенную ему Дойлом.

— Но почему люди Тай Хун Чай пытались убить вас? — спросил полицейский.

— Может, я каким-то образом наступил им на мозоль.

— Вам повезло, немногим удается уйти от них. Вся их организация держится на страхе и насилии.

— Такой уж я, наверное, счастливчик, — съязвил Дойл.

— Если вы найдете оружие, что тогда? — поинтересовался Хендерсон.

Дойл пожал плечами:

— Попрошу их, чтобы они его вернули.

— Позвоните мне. Не пытайтесь ничего предпринимать в одиночку. Помимо всего прочего, это не ваше дело, они на моей территории. Вы, кстати, тоже на моей территории.

— Это значит, что я должен действовать по вашим правилам?

Наступила неловкая пауза, которую нарушил Дойл:

— Я уже вам сказал, они пытались меня убить, но прежде всего меня интересуют стволы.

ЧЕРТОВСКИ.

В дверь кабинета постучали, и вошел полицейский в форме сержанта, который принес стопку черных папок. Он положил ее перед Хендерсоном, бросил любопытный взгляд на Дойла и удалился.

— Здесь все, что мы знаем о Тай Хун Чай, — сказал Хендерсон, хлопнув ладонью по папкам.

— Включая и имя того засранца, который приказал напасть на меня? — спросил Дойл. — Вы сказали, что наказание внутри и за пределами организации санкционируется одним человеком. Я хотел бы знать, кто он.

Хендерсон открыл одну из папок и положил ее перед Дойлом.

— Я говорил, что ни одна триада не сдвинется с места без согласия своего пакцина, — сказал он. — Если кто и приказал убить вас, так это он. — Хендерсон ткнул пальцем в маленький черно-белый фотоснимок, приколотый к бланку ордера на арест.

Дойл долго изучал лицо, каждую черту, каждую морщинку.

Он медленно обвел указательным пальцем контур головы Джоуи Чанга.

Глава 87

Она увидела их, когда вышла из лифта подземного гаража.

Оба мужчины сидели в темно-синей «кортине», один из них читал газету, другой курил, высунув руку из открытого окна.

Су Чанг помахала им вместо приветствия, поплотнее запахнула на себе куртку и направилась к «даймлеру», звонко цокая каблучками по бетону.

Она видела, как один из них выскочил из машины, поспешно бросил окурок, затоптал его и поспешил к ней.

Уже вставив ключ в дверцу «даймлера», Су повернулась к нему лицом.

— Я знаю, что вы собираетесь сказать, — начала она, улыбнувшись телохранителю. — Но вам нет нужды ехать со мной. Я лишь заберу детей из школы. Отлучусь всего на десять минут.

— Мы могли бы привезти их, миссис Чанг, — сказал телохранитель.

— Нет, не стоит. — Она села за руль. — Кроме того, я весь день просидела взаперти. С ума сойду, если не проветрюсь.

— Но ваш муж приказал нам охранять вас, и...

Су перебила его.

— Понимаю, вы добросовестно выполняете его приказ, но я отлучусь всего на десять минут, — настаивала она.

— Тогда мы должны поехать следом за вами. Должны сопровождать вас.

Су улыбнулась:

— Ну, раз должны... Спасибо.

Она захлопнула дверцу и завела мотор. «Даймлер» взревел, рокот двигателя многократно отразился от стен подземного гаража. Она повела машину по пандусу, ведущему на улицу и, взглянув в зеркало заднего вида, убедилась, что «кортина» следует за ней.

Надо ехать помедленнее, чтобы бедняги не отстали. В конце концов, они лишь следуют инструкциям ее мужа.

Она улыбнулась, подумав о Джоуи, но озабоченность отразилась на ее лице. Он предупреждал ее, что в следующие два-три дня обстоятельства могут измениться к худшему. Он даже предлагал ей с детьми уехать из Лондона, пока он не сочтет, что в городе снова безопасно. Су наотрез отказалась уезжать. Она не хотела покидать его теперь, знала, что и дети тоже не захотят. Что бы ни случилось, они останутся вместе.

После тех телефонных звонков ничего опасного так и не произошло. Угрозы не повторялись. И Су начало надоедать это сидение в четырех стенах. Так много можно было бы сделать, не слишком удаляясь от квартиры. Она попросила телохранителей о кое-каких покупках для нее, и один из охранников вызвался помочь, оставшийся проявлял бдительность за двоих.

Су посмотрела в зеркало заднего вида. «Кортина» следовала за ней чуть поодаль, водитель и пассажир отчетливо были видны в салоне. Пассажир оглядывался по сторонам, словно рассматривал не только проезжавшие мимо автомобили, но и пешеходов.

Су вдруг подумала, женаты ли эти мужчины. Наверное, нет, решила она. Один всегда носил рубаху с обтрепанными обшлагами, другой выглядел так, словно его одежда неделями не видела утюга. Она не могла представить себе женщину, способную настолько запустить своего мужа. Впрочем, трудно было понять и мужчину, которому до такой степени наплевать на свой внешний вид. Похоже, им не на кого производить впечатление.

Су улыбнулась своим детективным построениям. Подъезжая к светофору, она сбавила скорость. «Кортина» тоже притормозила.

Небо над головой затянуло тучами, вот-вот пойдет дождь, и Су взглянула вверх, прикидывая, когда же первые капли застучат о лобовое стекло.

Светофор дал зеленый свет, и она поехала дальше.

«Кортина» не сдвинулась с места.

Су чуть убавила скорость, сопровождавший ее автомобиль по-прежнему был неподвижен.

Охранник выскочил и стал махать ей рукой. Видимо, просил вернуться.

Позади слышалось жужжание стартера, водитель пытался запустить двигатель.

Охранник бежал за ней и жестами умолял обождать. Су, вздохнув, посмотрела на часы на приборном щитке.

Дети. Она не хотела заставлять их ждать. Телохранители догонят, когда заведут автомобиль. А может даже, она подберет их на обратном пути. Су улыбнулась и поехала дальше. Когда она завернула за угол, бежавший за ней телохранитель исчез из виду.

Впереди показалась школа, Су уже видела первую группку детей, которые пересекали игровую площадку, направляясь к воротам, где их ждали родители.

Вдоль бровки стояли припаркованные машины, сидящие в них ожидали появления своих ребят.

Су нашла место для парковки, вышла из автомобиля, заперла его и только тогда почувствовала силу пронизывающего ветра.

Подняв воротник куртки, она двинулась к воротам.

Если бы Су и заметила «ситроен», медленно ехавший вдоль улицы, она наверняка не обратила бы на него особого внимания.

Как и на трех его пассажиров. Китайцев.

Тот, который сидел впереди на месте пассажира, кивнул водителю.

Поравнявшись с Су, автомобиль притормозил.

Глава 88

Водитель «кортины», еще раз повернув ключ зажигания, со злостью ударил кулаком по рулю. Двигатель только безнадежно взвыл.

— Попробуй еще! — крикнул напарник, залезший под капот.

Позади застрявшего автомобиля начал образовываться затор, лышались первые сигналы машин, которые пытались объехать препятствие.

На их требование к китайцам убрать машину с дороги, те лишь зло отмахивались, продолжая свои тщетные попытки запустить двигатель.

— Ну, заводись же! — хрипел водитель, понимая, что Су теперь надолго лишилась их прикрытия.

Он и его компаньон попали бы в большую беду, если кто-то узнал бы об этом. Приказ звучал категорично: ее нужно сопровождать в любое время дня и ночи и ни на секунду не выпускать из-под присмотра за пределами дома.

И вот пожалуйста.

Его напарник вылез из-под капота, поднял замасленную руку, возбужденно взмахнул и отступил назад, когда водитель повернул ключ зажигания еще раз.

Двигатель взвыл, чихнул и заглох. Но водитель не прекращал своих попыток оживить машину. Мотор взвыл, затарахтел, взревел, когда водитель нажал до отказа на акселератор, хотя стоило ему немного отпустить ногу, как мотор снова заглох. Но, по крайней мере, они продвинулись на черепаший шаг.

Вокруг ревели сигналы, напарник сердито кивал ему.

СКОЛЬКО ЖЕ ЕЩЕ ПОПЫТОК?

Сначала Су увидела дочь.

Анна с ранцем на плече вышла из главного здания и вприпрыжку побежала по игровой площадке. Майкл появился секундой позже и заторопился, догоняя сестру.

Су сделала несколько шагов, следя за своими детьми, которые все еще находились на площадке в окружении своих сверстников.

Вокруг Су стояли родители, дожидаясь своих детей. Подъехал небольшой автобус, чтобы забрать и развезти по домам ребят, за которыми никто не пришел.

Молодая женщина в джинсах и толстом свитере улыбнулась Су и заговорила о погоде. Та кивнула в ответ и пробормотала то-то о похолодании. Подул пронизывающий ветер, словно подтверждая ее слова; длинные темные волосы женщины затрепетали под его порывами.

Она оглянулась на «даймлер». Задние огни она оставила включенными, давая этим понять, что машину покинула ненадолго. Многие водители, припарковавшие тут машины, поступили так же.

Су увидела «ситроен», остановившийся позади ее машины, и забеспокоилась, не перекрыл ли ее «даймлер» дорогу.

Ее ничуть не насторожило то, что человек на заднем сиденье малолитражки смотрел на нее в упор.

Она увидела, что «ситроен» отъехал и через несколько секунд скрылся за углом.

— Мамочка! — радостно закричала Анна у Су за спиной. Девочка бежала к матери, Майкл поспешал за сестрой.

Су повернулась к ним и широко улыбнулась, когда дочь выскочила из ворот. Держа детей за руки, она пошла к машине, слушая, как они, захлебываясь, наперебой рассказывают ей о событиях прошедшего дня.

В «даймлере» было тепло, и Су, подождав, пока дети пристегнут ремни, выехала на дорогу.

Первые капли дождя ударили в лобовое стекло.

«Кортина» завелась.

После очередного приступа судорожных покашливаний двигатель взревел и ожил.

Лицо водителя расплылось в улыбке, он с облегчением вздохнул. Его напарник закрыл капот и поспешил обратно в машину, но едва они проехали ярдов двадцать, как увидели «даймлер», идущий навстречу.

Водитель взглянул на компаньона, с облегчением перевел дыхание и сбавил скорость, подпуская «даймлер» поближе.

Су улыбнулась и, проезжая мимо, помахала им рукой.

Убедившись, что ему никто не помешает, водитель развернул машину и пристроился за «даймлером».

Его напарник спокойно вытирал тряпицей замасленные руки — пока все в порядке. Но по приезде на место, так сказал водитель, двигатель придется осмотреть еще раз.

Главное, что миссис Чанг и дети в безопасности.

Мирная картинка — мать и двое ребятишек на заднем сиденье «даймлера» — настолько усыпила их, что они не заметили ситроен", идущий следом на расстоянии двух автомобильных корпусов.

Лица мужчин, ехавших в «ситроене», мигом лишили бы их не только беспечности, но и покоя.

«Ситроен» продолжал выдерживать дистанцию, а его пассажиры неотрывно следили за «даймлером» и «кортиной», которые приближались к въезду в подземный гараж дома на Кадоган-Плейс. Вот первый автомобиль уже повернул налево и спустился по пандусу. Второй двигался следом.

«Ситроен» проехал мимо; человек, сидевший на заднем сиденье, пристально смотрел вслед автомашинам, скрывшимся в гараже.

В то же время он опустил руку во внутренний карман.

Водитель малолитражки, помедлив еще мгновение, нажал на газ.

Оказавшись в гараже, Су подала машину назад, чтобы поставить ее на место; дети радостно щебетали.

В зеркале она видела, как паркуется водитель «кортины», а пассажир уже вышел из машины и идет к ее «даймлеру» — наверное, будет извиняться, подумала Су.

Улыбнувшись, она выключила двигатель.

В этот момент «даймлер» и взорвался.

Глава 89

В закрытом пространстве подземного гаража сила взрыва оказалась разрушительной.

«Даймлер» исчез в гремучем клубке бело-оранжевого пламени; взрывом машину разорвало на куски.

Густой черный дым наполнил подземное помещение, когда вспыхнувший бензин фонтаном ударил вверх и расплылся по бетону огненной лужей.

Обломки шасси, вращаясь в воздухе, раскаленной шрапнелью разлетались в стороны, впивались в припаркованные рядом автомобили, внушительный кусок капота пробил ветровое стекло соседнего «ягуара».

Колесо с пылающей покрышкой, подпрыгивая на бетоне и волоча за собой смрадный шлейф, покатилось по гаражу.

Телохранителя, направлявшего к «даймлеру», сшибло взрывной волной. Он упал на спину и, ударившись о бетон, так и остался лежать неподвижно; поток раскаленного воздуха пронесся над ним.

Его товарищ, остававшийся в «кортине», согнулся на переднем сиденье. Переднее и одно из боковых стекол разлетелись вдребезги. Водитель «кортины», подняв голову, с ужасом увидел, что пылающий бензин из взорванной машины растекается по всему гаражу. Огненные щупальца уже подбирались к топливному баку.

Второй взрыв оказался не таким мощным, как предыдущий, но замкнутое пространство гаража вновь усилило его разрушительное действие.

Казалось, запылали даже стены, бетонный пол накалился. Его покрывали искореженные обломки металла, лизали огненные языки пламени, клубы дыма сгустились, на расстоянии фута уже трудно было что-нибудь различить. Чад от тлеющей резины затруднял дыхание, даже вонь горящего бензина была не столь тяжелой.

Телохранитель, с трудом вставший на ноги, почувствовал, что по лицу его течет что-то теплое. Он прикоснулся пальцами к щеке — это кровь. Она текла из раны на голове, теперь он ощутил и боль. Возможно, он получил рану, когда взрывом его бросило на бетон, а возможно, задело шальным осколком металла или стекла.

Да, собственно, какая разница.

Он шел к «даймлеру», прикрывая лицо рукой от жаркого пламени. Остов взорванного автомобиля был скрыт за стеной огня. Он попытался подойти ближе, но пламя оттеснило его назад.

Его товарищ выбрался наконец из машины и подбежал к нему. Горевший «ягуар» добавил жару в удушливую атмосферу гаража. Дым проникал в легкие. Над обломками клубилась ядовитая черная туча, заполняя воздух мириадами частиц горячей сажи. Черным снегом они оседали на одежду и лица, разъедали глаза. Они смотрели на огонь, потеряв на мгновение представление о происходящем.

Надеялись, что в пламени сохранились какие-то признаки жизни?

Разум говорил: это невозможно.

Невозможно и подступиться ближе к пылающему корпусу.

Сделав шаг в сторону, один из охранников заметил, что рядом с горящим топливом на полу есть еще какие-то темные лужицы.

Кровь расползлась по бетону, кое-где она уже почернела, запекшись от огня.

Ближе к машине крови было больше.

Задыхаясь, он бормотал что-то, но голос его глох в реве пожара.

Водитель попробовал оттащить напарника, понимая, что теперь все бесполезно, но тот упирался, пытаясь заглянуть за огненную завесу. Его ослепило жаром, он отступил на шаг, почувствовал, что наступил на что-то.

Часы!

Окровавленный ремешок разорван, часть циферблата отсутствовала.

Женские часы. «Картье».

Он наклонился, чтобы поднять их, — раскаленный корпус ожег пальцы. Он взглянул на товарища, тот молча покачал головой, глаза его от едкого дыма слезились, веки покраснели.

Увидев залитое кровью лицо товарища, водитель силой оттащил его от огня.

Бросив разбитые часы на бетон, он позволил увести себя к «кортине» и бессильно привалился к корпусу. Он почти не слышал, в ушах его все еще звучало эхо взрыва.

По губам товарища он понял, что тот просит его обождать, — шофер по пандусу выбежал из гаража. За ним к свету потянулись клубы черного дыма и гари.

Оставшись в гараже один, охранник приложил руку ко лбу — почувствовал, как кожа зудела от выступившей испарины. Он пытался глубоко дышать, но пламя, казалось, выжгло в легких весь кислород, они сморщились от жара. Каждая новая порция воздуха отдавала бензиновой вонью. Он закашлялся и сплюнул. Комок темной мокроты шлепнулся на бетон в нескольких шагах от его ног, рядом с каким-то предметом.

Что это?

Потом узнал: ранец Анны Чанг.

Он закрыл глаза и в этой адовой жаре почувствовал, как по спине пробежал мороз.

Глава 90

Казалось, прошла вечность, прежде чем он добрался до госпиталя. Чанг не стал дожидаться своего водителя. Услышав о взрыве, он вскочил в машину и погнал ее на предельной для часа пик скорости. Ум его пребывал в смятении, мысли беспорядочным роем теснились в голове. Он пытался сосредоточиться на дороге, на чем угодно — лишь бы отвлечься от мыслей о том, что может ждать его по приезде в больницу.

Он оставил машину у главного входа в клинику Святого Стефана на Фулхем-роуд и взбежал по лестнице. Сердце его бешено колотилось, готовое выскочить из груди. Только в холле он смог привести мысли в кое-какой порядок. И беспросветная реальность обрушилась на него, словно гигантский железный кулак.

Что он знает? Несчастный случай. Стряслась беда. Это все, что ему удалось добиться. В коротком телефонном разговоре до него дошли слова: «бомба в машине», «взрыв» и «пожар», но все это казалось ему нереальным. На все вопросы о жене и детях он так и не получил ответа.

Злость уступила место отчаянию, а оно переросло в страх. В страх, лишающий рассудка, от которого все переворачивается внутри.

Мчась в поисках реанимационного отделения, он чуть не свалил человека на костылях.

Всех их доставили сюда — вот все, что ему было известно.

ЕГО СЕМЬЮ.

Он нетерпеливо жал кнопку вызова лифта. Влетев в кабину, он привалился к стенке, не сводя глаз со светового табло с мелькающими номерами этажей.

ГОСПОДИ, ПОЖАЛУЙСТА, ОСТАВЬ ИХ В ЖИВЫХ!

Он почувствовал, как слезы наворачиваются на глаза.

СЛЕЗЫ ДУРНОГО ПРЕДЧУВСТВИЯ. НЕУЖТО ТАКОЕ ВОЗМОЖНО?

Пустота. В голове он чувствовал только пустоту. Мыслей не было, словно их стерли, как записи со школьной доски. Он не мог вспомнить даже лица своих детей.

ТОЛЬКО БЫ ОНИ БЫЛИ ЖИВЫ!

Лифт остановился, и Чанг выскочил на площадку.

Он оказался в приемной — за столом сидела медсестра.

На пульте, за ее спиной, мигало множество зеленых лампочек, но, похоже, ей не было до них никакого дела. Чанг подошел к ней.

— Меня зовут Чанг, моя жена и дети были доставлены сюда час назад или около того...

— Мистер Чанг?

Он повернулся, услышав свое имя, и увидел подходившего к нему молодого врача.

Доктору, судя по всему, не исполнилось и тридцати.

Большие зеленые глаза молодого врача, казалось, подсвечивались изнутри зеленым огнем.

— Моя фамилия Джексон, — представился доктор. — Пройдемте со мной, пожалуйста.

Доктор не пытался отвести взгляд, он прямо смотрел Чангу в глаза и видел в них слезы.

— Что случилось с моей семьей? — спросил Чанг, затаив дыхание.

— Произошел взрыв. — Доктор снова попытался увлечь китайца за собой по коридору.

— Они пострадали? — спросил Чанг.

— Мистер Чанг...

— Да говорите же! — рявкнул Чанг и вцепился в руку врача.

— Ваш сын и ваша дочь умерли. Мне очень жаль.

Чанг стиснул зубы, глаза доктора наполнились болью и гневом. Он почувствовал, как пальцы Чанга впились в его тело.

— А моя жена? — спросил он тихим, но требовательным голосом.

— Она в реанимации. Боюсь, что все обстоит не лучшим образом.

Чанг слегка ослабил хватку.

— Я должен ее увидеть, — сказал он сдержанно и позволил отвести себя по коридору к палате со стеклянным окошком.

Заглянув внутрь, Чанг увидел лежавшую на кровати фигуру, но из-за бинтов, сплошь покрывавших ее, невозможно было определить даже пол, не говоря уже об облике человека.

К рукам, к носу и ко рту шли трубки, соединенные с аппаратурой жизнеобеспечения. Даже из коридора Чанг слышал равномерное пиканье осциллоскопа.

— Мистер Чанг, мы сделали все, что было в наших силах, — сказал устало Джексон. — Я бы очень хотел, чтобы Бог позволил нам сделать больше.

— Мои дети... — сказал Чанг, и голос его прерывался. — Они погибли сразу?

— Ваш сын — да, а ваша дочь жила еще пятнадцать минут после того, как ее доставили сюда. Мы ничего не могли поделать.

Чанг кивнул, первая слеза скатилась по его щеке.

Он последовал за доктором в палату и взглянул на жену.

Медсестра, сидевшая рядом с ней, встала и вышла.

Чанг сел на ее место, писк осциллоскопа стал теперь более громким.

НЕ УМИРАЙ.

— Какие у нее шансы? — спросил он, не отрывая глаз от ее лица.

Из-под бинтов проглядывала алая кожа. Обожженная.

Джексон покачал головой.

— Буду честен с вами, мистер Чанг, — сказал он. — Это вопрос времени.

— Почему вы ничего не можете сделать для нее? — требовательно спросил Чанг.

— Раны слишком тяжелые. Она была едва жива, когда ее привезли. Мне очень жаль.

— Значит, я должен сидеть и смотреть, как она умирает. Так, по-вашему? Это все, что мне остается?

Джексон с трудом кивнул в ответ.

— Пожалуйста, оставьте нас, — сказал Чанг тихо, по-прежнему не отводя взгляда от обезображенного повязками лица Су.

Джексон поколебался мгновение и вышел.

Чанг держал забинтованную руку Су, не отрывая глаз от жены.

Тело его оцепенело, словно его доверху наполнили ледяной водой. Время от времени он посматривал на экран осциллоскопа, наблюдая за светящейся ломаной линией. Все другие звуки вокруг, казалось, замерли. Весь мир с его заботами, суетой и волнениями пусть провалится к чертям. Все сконцентрировалось для него в этой палате.

ЗА ИСКЛЮЧЕНИЕМ ДЕТЕЙ.

На мгновение перед глазами возникли их образы, и он с трудом сдержал слезы.

А ТЕПЕРЬ И СУ ТОЖЕ. ТОЛЬКО НЕ ЭТО, ПОЖАЛУЙСТА.

Осциллоскоп пикнул, замолчал, затем запикал снова, сигнал выровнялся и вновь ослабел.

Чанг вскочил на ноги, наклонился над Су.

Пульсирующий сигнал осциллоскопа пропал.

НЕ УМИРАЙ.

Появился опять.

Чанг склонился ниже и поцеловал ее в забинтованный лоб.

— Я люблю тебя, — прошептал он.

Линия на экране стала прямой.

В палате раздался пронзительный звук. Не ритмичное пиканье, а непрерывный, нестройный электронный вой.

Чанг услышал шаги, кто-то спешил по коридору к палате.

Слезы текли по его щекам.

— Не умирай, — бормотал он.

Электронный вой, казалось, усилился.

— Су, пожалуйста, — проговорил он громче, сжимая ее руку:

Две медсестры и доктор поспешно вошли в палату.

— Вам надо уйти, — сказал ему Джексон.

Чанг не отпускал ее руки.

— Не умирай! — кричал он.

Одна из медсестер попыталась его оттащить.

Джексон уже делал ей непрямой массаж сердца, нажимая на грудь обеими руками.

— Нет! — взревел Чанг, щеки его блестели от слез.

Светящаяся линия осциллоскопа оставалась прямой.

Джексон прижал к груди Су стетоскоп. Покачал головой.

Еще раз помассировал грудь. Послушал.

И утомленно опустил голову.

Чанг закрыл глаза и завыл высоким голосом, и этот вопль первобытного страдания болью отдался в ушах окружающих.

Джоуи упал на колени возле кровати и зарыдал.

Глава 91

Шон Дойл сделал большой глоток чая из кружки, затем откинулся на стуле и потянулся за сигаретой.

Полдюжины других столиков в кафе оставались незанятыми, и компанию Дойлу составляло только радио. Но мысли его были далеко. Все его внимание было сконцентрировано на фотографии человека, лежавшей перед ним на столе.

Мужчина, изображенный на снимке, вызывающе глядел на Дойла.

Джоуи Чанг.

Дойл закурил сигарету и выпустил струйку дыма, обволокшую фотоснимок.

ЧЕЛОВЕК, ПРИКАЗАВШИЙ ЕГО УБИТЬ.

Он попросил детектива-сержанта Хендерсона сделать для него копию, и полицейский согласился. Он пообещал также связаться с Дойлом, если произойдет что-то, имеющее отношение к Чангу или к другим членам Тай Хун Чай.

Дойл откусил кусок уже остывшей сосиски в тесте и вытер рот.

ПОЧЕМУ ЧАНГ ПРИКАЗАЛ ЕГО УБИТЬ?

Какие у триад могут быть с ним счеты?

Он не сводил глаз с фотографии, изучая это лицо и откладывая его черты в хранилище своей памяти, чтобы извлечь их оттуда, когда понадобится.

Похищенное армейское оружие находилось в Лондоне, в руках Тай Хун Чай, но Дойл плевать на него хотел. Он обнаружит стволы тогда, когда выйдет на Тай Хун Чай; проблема озврата стволов была второстепенной. Дойл прежде всего хотел найти сукиных детей, пытавшихся его убить. В особенности Чанга.

Сначала ИРА, а теперь вот триады.

СТАНОВИШЬСЯ ПОПУЛЯРНЫМ, ЧЕРТ ПОБЕРИ!

Он повернул голову к окну и стал разглядывать прохожих, шагавших по тротуару, подсвеченному красными неоновыми огнями вывески над входом в кафе.

Взяв фотографию Чанга со стола, Дойл спрятал ее в карман и вышел на улицу. Порыв холодного ветра толкнул его в спину и растрепал волосы.

Засунув руки в карманы, он побрел по Шафтсбери-авеню. Дойдя до Джеррард-стрит, перешел дорогу и медленно ступил под крышу огромной пагоды, служившей входом в Чайнатаун. На одно белое лицо здесь приходилось одно желтое.

И сколько встреченных китайцев принадлежит к триадам?

Судя по тому, что рассказывал ему Хендерсон, чуть ли не большинство. Дойл не спеша шел по улице — обычный праздношатающийся турист, глазеющий на бесконечный ряд ярко освещенных ресторанов и магазинов.

Он заметил, что небольшая группка мужчин, стоявших на пороге и оживленно беседовавших, притихли, едва он поравнялся с ними, и глядят ему в спину.

Дурманящая смесь запахов вела его по улице. Каждый ресторан источал свой собственный, особый аромат. Заглядывая в окна, он видел жующих, смеющихся, оживленно болтающих людей.

А сколько из этих заведений принадлежит Тай Хун Чай?

Ему теперь были понятны проблемы Хендерсона. Попробуй, твою мать, разобраться во всем этом! За каждым законным бизнесом тут наверняка кроется другой — нелегальный.

И где-то здесь действует Тай Хун Чай, здесь спрятаны и те армейские винтовки.

Дойл остановился на углу и закурил, два молодых парня, проходивших мимо, окинули его презрительным взглядом.

Дойл смотрел им вслед, пока они не свернули за угол. Он шел дальше — видеомагазины, продуктовые лавки, швейные ателье, снова рестораны. Над заведениями мерцающие неоновые вывески: «Булочная Мин Во», «Кантонская кухня Лу Фонга». Многие надписи на китайском.

Дойл знал, что оружие где-то здесь — если не спрятано в одном из магазинов или ресторанов, то наверняка кто-то из того шумного землячества знает, где оно находится. И Дойл его найдет!

Стволы и Джоуи Чанга.

Даже если для этого придется все разнести здесь на куски, мать его так, он все равно найдет.

Глава 92

Они пришли к нему домой полчаса назад. Сперва Джоуи Чанг удивился, увидев их, но справился с изумлением и теперь стоял, повернувшись к ним спиной и бездумно глядел из окна на улицу внизу, согревая в руках бокал.

Позади него молча сидел Во Фэн, Фрэнки Вонг и Джеки Тай.

Во обводил комнату взглядом, Тай потягивал свое виски, Вонг наблюдал за Чангом.

Поздоровавшись, они выразили свои соболезнования, и Чанг поблагодарил их, сказав старейшинам, что своим присутствием они почтили его дом. Слова он произносил машинально. Говорил, не понимая смысла своих слов, все его мысли были там, с погибшими. Оглядываясь, он видел их фотографии, расставленные в гостиной, и осмысление утраты вновь и вновь оглушало его, било по голове молотом. Ему казалось, что его враз лишили души, и "теперь в нем изломано, искалечено то, что составляет основу человеческой жизни. Если это чувство останется с ним навсегда, то лучше ему лишиться своей бесполезной жизни. Мертвому, ему по крайней мере не придется выносить эту муку.

Он выпил глоток виски и попытался выбросить из головы мысли о Су и детях, но даже сама эта попытка вызывала в нем чувство вины. Да к чему запрещать себе думать о них? Мысли и воспоминания — вот и все, что у него теперь осталось.

— Мы пришли поговорить с тобой, потому что уважаем твое мнение, — сказал ему Во. — Ты обладаешь большой мудростью, удивительной для такого молодого человека.

Чанг молчал, только сделал еще один глоток виски.

— Мы понимаем, как тебе тяжело сейчас, — добавил Тай.

ПОНИМАТЕ? ДА ОТКУДА ВАМ ЗНАТЬ?

— Однако дело у нас неотложное, — продолжал Во.

Чанг медленно кивнул, по-прежнему стоя к ним спиной и глядя в окно.

— Когда Хип Синг приходила к вам? — наконец спросил он, поворачиваясь лицом к Во и остальным.

— Их представители явились прошлой ночью, — ответил Во.

— И они просили о мире? — поинтересовался Чанг.

— Они знают, что разбиты, — произнес Вонг с триумфом. — Они хотят положить конец войне.

— Мы вернули себе авторитет, — добавил Чай.

На Чанга это не произвело впечатления.

— А если вы согласитесь, то как долго, полагаете вы, можно им верить? — процедил он. — Сколько времени пройдет, прежде чем они попытаются снова отыграться?

— Что такое ты несешь? — удивился Во.

— Уже совершено предостаточно убийств, — сказал Тай.

— Я знаю, — бросил Чанг. — Я знаю это лучше, чем кто бы то ни было.

— Мы понимаем твои чувства... — начал Вонг.

— Нет, не понимаете, Фрэнки, и надеюсь, вам никогда не выпадет участь — понимать такое. — Чанг опустил голову. — Никто не чувствует ничего подобного. Все, кого я любил в этой жизни, отняты у меня.

— Но теперь они предлагают заключить мир, уверяют, что больше не будет убийств, — проговорил Тай.

— А мне плевать! — зарычал Чанг. — Мне больше терять нечего.

Он провел руками по волосам и глубоко вздохнул.

— Война закончена, Джоуи, — сказал Вонг. — Хип Синг проиграла, они хотят мира.

— А вы? — потребовал ответа Чанг, поочередно глядя на своих гостей. — Чего хотите вы?

— У нас уже есть многое, — ответил Во. — Мы снова контролируем ситуацию, и больше никто не посмеет бросить нам вызов.

— Я не хочу мира, — твердо сказал Чанг. — Я хочу продолжать войну. Хочу продолжать до тех пор, пока не сдохнет последний ублюдок из Хип Синг.

— Когда все начиналось, ты был один из немногих, кто не хотел насилия, — напомнил ему Вонг.

— Продолжение войны с Хип Синг не приблизит нас к цели, — добавил Во.

— Зато послужит моей цели! — крикнул Чанг.

— Какой? — уточнил Во.

— Возмездию, — прохрипел Чанг.

Во Фэн прервал наконец воцарившееся молчание:

— Мы пришли сюда, чтобы здраво обсудить предложение Хип Синг. Надеялись найти у тебя поддержку, услышать твой мудрый совет. Значит, ты советуешь продолжать бойню? В таком случае мы вынуждены пренебречь твоим советом.

— Итак, вы заключаете мир с Хип Синг? — уточнил Чанг.

Во кивнул.

— Я не приму в этом участия, — сказал Чанг. — Я буду мстить.

— Мы полагали, что ты человек благоразумный, не забывай, какой пост ты занимаешь, — напомнил ему Тай.

— В задницу этот пост! — рявкнул Чанг. — И мать вашу так, если вы подумали, что я заключу мир с людьми, убившими мою семью.

— Нам еще многое предстоит, — сказал Во. — Конец войне должен быть положен сейчас.

— Итак, вы принимаете предложение Хип Синг? — спросил Чанг.

Во кивнул.

— Тогда я больше не состою в Тай Хун Чай, — сказал Чанг. — Мы больше не братья.

— Ты отдаешь себе отчет в том, что говоришь? — Вонг встал.

— Точно знаю, что говорю, Фрэнки. Никогда в жизни я не был так уверен в своих словах, — возразил ему Чанг. — Я отомщу Хип Синг, даже если мне придется драться с ней в одиночку.

Во задумчиво переплел пальцы.

— И если вы попытаетесь остановить меня, я буду драться и с вами, — добавил Чанг вызывающе. — Теперь уходите из моего дома.

Во и Джеки Тай встали и вышли.

Вонг задержался на минуту.

— Сколько времени мы были друзьями? Лет десять?

— Больше, — сказал Чанг.

— Я не могу позволить тебе так поступить, Джоуи.

— Тогда помоги мне.

— Как? Не могу же я пойти против воли старейшин. Если они хотят принять предложение Хип Синг покончить с войной, я не должен противиться их желанию.

— Я не требую, чтобы ты помогал мне сражаться с Хип Синг.

— Тогда как я помогу тебе?

Чанг выдержал взгляд товарища, в глазах его стояли слезы.

— Пойми меня, — произнес он тихо. — Это все, о чем я прошу.

Вонг кивнул и протянул ему руку.

Чанг пожал ее.

Вонг повернулся и вышел. Чанг услышал, как за ним затворилась дверь.

— Он на время утратил способность логически мыслить, — сказал Фрэнки Вонг, поглядев на обоих старейшин.

Гости Чанга устроились на заднем сиденье лимузина, Тай бездумно смотрел в боковое окно.

— Мы не можем ему позволить разрушить возможный мир и нашу победу. Они слишком дорого нам достались, сколько людей полегло за это. Тебе-то это известно, — сказал Во. — Решения принимаются на благо всей организации, а не отдельных ее членов.

— Джоуи все равно не боец, — сказал Вонг.

— Люди, ослепленные местью, опасны. Если Чанг стремится мстить Хип Синг, он предает нас всех. Я не допущу этого, — заключил Во.

Он протянул руку к телефону и набрал номер.

Ответ последовал мгновенно.

Глава 93

Да что они понимают?

Что может знать любой из них? Им не понять той боли, которую чувствует он, им не знакомо ощущение такой утраты.

У них не отобрали самого главного в их жизни.

Джоуи Чанг опустошил еще один стакан виски, сел на край кровати и огляделся.

На туалетном столике стояла фотография Су.

Маленький сюрприз к дню его рождения; на ней красное платье, лицо с умелым макияжем, одна рука лежит на бедре, другой она поправляет волосы на затылке. Хороша, как фотомодель. В бумажнике Чанг носил уменьшенную копию этой фотографии.

У него отняли его любовь.

На его прикроватной тумбочке снимок в рамке — он и Су в день свадьбы.

Годы оказались благосклоннее к ней, чем к нему, подумал Чанг.

Там, где у него ясно обозначились морщины и складки — вокруг глаз и на лбу, — у Су кожа оставалась безупречно гладкой. Он долго сидел, рассматривая знакомое изображение, потом встал, подошел к бельевому ящику и выдвинул его.

Под майками и носовыми платками, как всегда аккуратно сложенными, — Су всегда блюла порядок, — лежал девятимиллиметровый автоматический пистолет «Мамба» в наплечной кобуре.

Чанг вынул из кобуры пистолет, положил его на постель и несколько секунд рассматривал вороненые обводы оружия. Потом он надел кобуру, достал из ящика коробку с патронами и, распечатав ее, уставился на девятимиллиметровые пули. Взяв в руки пистолет, он отжал защелку и подхватил магазин, выскользнувший из рукоятки. Снова присев на край кровати, он начал набивать магазин патронами.

С тумбочки на него бесстрастно взирали Су и дети.

Чанг допил свое виски и, все еще держа в руке «мамбу», поднялся и направился в спальню Анны. Он замешкался перед дверью, словно там спала девочка и его вторжение могло ее побеспокоить.

ЕСЛИ БЫ ЭТО БЫЛО ВОЗМОЖНО

Протянув руку, он повернул дверную ручку — его пальцы слегка дрожали.

Тишина комнаты, казалось, тут же сомкнулась вокруг него, густая и гнетущая, как его печаль. Он подошел к шкафу Анны, открыл его, протянул руку и коснулся пальтишка.

На глаза ему навернулись слезы. Проглотив ком в горле, он еще крепче сжал рукоятку «мамбы».

Прошептав имя дочери, он повернулся и вышел из комнаты, благоговейно прикрыв за собой дверь. Собравшись с духом, он повторил тяжелый ритуал в комнате сына.

В спальне мальчугана по полу были разбросаны игрушки: солдатики, машины, танки. Чанг поднял электронный «Геймбой», включил и молча смотрел на яркую картинку на экране.

Майкл любил эту игрушку.

Чанг отшвырнул аппаратик прочь, ярость закипала в нем, соперничая с болью.

И они посмели сказать ему, что война против Хип Синг закончена.

Они, которые не потеряли ничего.

Старейшины. Люди Тай Хун Чай, которых надлежит уважать.

Да пошли они к такой-то матери!

Чанг вложил «мамбу» в наплечную кобуру и побрел в прихожую.

Как они посмели сказать ему, что война окончена?

Для него она не закончится никогда. Только смерть освободит его от этой боли.

Но он умрет не бесцельно. Покуда хватит сил, он будет убивать людей Хип Синг — пока жив. Таков его долг перед погибшей семьей.

Звонок в дверь насторожил его, на мгновение он замер.

Звонок прозвенел снова, за ним последовал громкий стук по деревянной обшивке двери.

Чанг подошел и взглянул в глазок.

За дверью стояли двое мужчин.

Белые мужчины.

Они постучали вновь, еще настойчивей.

Чанг набросил цепочку, но открывать не спешил.

— Кто там? — крикнул он.

— Полиция, — откликнулись из-за двери. — Впустите нас, мистер Чанг.

ЛОВУШКА?

— Покажите мне удостоверения, — потребовал он. — Поднимите их повыше.

Один из пришедших достал бумажник, раскрыл его и поднес к глазку.

Удостоверение сыскной полиции.

МОЖЕТ, ПОДДЕЛКА?

Что-то подсказало ему — сними цепочку. Он сбросил ее и отворил дверь.

— Мистер Джозеф Чанг? — спросил мужчина, и теперь Чанг увидел, что в коридоре находятся не только люди в штатском, но и двое полицейских в форме. Вся группа протиснулась мимо него в квартиру.

— Мы арестовываем вас за незаконное хранение огнестрельного оружия, — сказал тот, что вел переговоры. — А также за сговор с целью совершения убийства. Вы имеете право не отвечать. — Он отобрал у Чанга пистолет. — Все, что вы скажете, может быть использовано против вас.

Чанг не сопротивлялся. Он знал, что это бессмысленно.

Второй человек в штатском подал ему куртку, Чанг надел ее. Он спокойно стоял в прихожей, пока полицейские в форме бегло обыскивали квартиру.

Они еще не кончили свое дело, когда один из полицейских в штатском взял Чанга под руку и повел к двери.

Чанг вырвал руку и зло бросил:

— Я способен передвигаться без вашей помощи.

В прихожей на маленьком столике стояло фото Су и детей.

Выходя, он взглянул на них.

Шедший позади него полицейский неловко зацепил столик — фото глухо шлепнулось на пол.

Глава 94

Выйдя из-под душа, Дойл услышал телефонный звонок. Снимая трубку, он посмотрел на часы и нахмурил брови.

9. 46 вечера.

Кто это, черт побери, беспокоит его в такое время?

Он вытер руки о полотенце, затем поднял трубку:

— Алло.

— Дойл. Это детектив-сержант Хендерсон, из участка на Боу-стрит.

— Чем могу быть полезен?

— Скорее наоборот — это я могу быть вам полезен. Кое-что произошло. Я подумал, вам будет интересно.

— Выкладывайте.

— Сегодня мы взяли Джоуи Чанга. Сейчас он находится у нас, и мы допрашиваем его. Кто-то грохнул всю его семью.

Дойл крепче сжал трубку.

— Где вы его взяли?

— В его собственной квартире около четырех часов назад. Самое странное, что его заложили.

— Кто?

— Они не назвали своих поганых имен, — посмеиваясь, сказал Хендерсон. — Но полагаю, кто-то, тесно с ним связанный. Звонившие сообщили, где его найти. Они даже назвали тип оружия, которое есть при нем.

— Кто-то из его организации?

— Похоже на то.

— Он много сказал?

— Вот это и любопытно. Он все время говорит с тех пор, как мы его привезли. Как правило, члены триад хранят молчание, этот же отвечает на все наши вопросы о Тай Хун Чай.

— Он упоминал ИРА или похищенное оружие?

— Об этом он как раз молчит, зато назвал имена главарей своей организации, что лишний раз убеждает меня: его подставили свои же, и, полагаю, ему это известно.

— Я хочу с ним поговорить.

— Забудьте об этом, Дойл, он не скажет вам ничего, чего бы не сказал нам.

— Я умею быть весьма убедительным.

— Уверен, что умеете. И спасибо за предложение. Но выбросьте это из головы. Чанг нужнее мне с целыми зубами, черт побери, а у меня есть такое ощущение, что, беседуя, вы облегчите его челюсть штук на пять минимум.

— Но мне необходимо поговорить с ним.

— Зачем? Он и так прекрасно контактирует с нами.

— Дерьмо, в котором он барахтается, имеет отношение и к моей работе, Хендерсон.

— Отнюдь. Его дела касаются только полиции; ни вы, ни кто-то из подразделения по борьбе с терроризмом к этому не причастны.

Дойл с силой сжал трубку, желваки на его скулах заходили ходуном.

— Если вы все же заявитесь сюда, — продолжал Хендерсон, — я позабочусь, чтоб вас не пустили и на порог.

— Добро, — прошипел Дойл раздраженно. — Кто-нибудь спрашивал его об оружии?

— Пока не знаю.

— А не кажется ли вам, что вы обязаны выяснить это?

— Я об этом позабочусь. О результатах сообщу вам.

— Что будет с Чангом после допроса?

— Он проведет здесь ночь. А завтра в девять утра его переведут в «Чистилище».

Дойл молча кивнул.

— Что ж, спасибо за звонок, Хендерсон, — сказал он, достал сигарету и зажал ее в зубах, не закуривая.

— Кушайте на здоровье. Только не дергайтесь пока. Чанг никуда не денется, — хмыкнул полицейский. — Во всяком случае, до утра.

— Пока, — произнес Дойл и повесил трубку.

Он наконец зажег сигарету и пустил слабое колечко дыма.

«ЧИСТИЛИЩЕ», ЗНАЧИТ?

И снова отправился в ванную.

Глава 95

— Мы предали его, — зло бросил Фрэнки Вонг, расхаживая из угла в угол. — Мы все присягали на крови, вступая в организацию. Давали обет помогать друг другу и вот предали своего.

— Это не было предательством, — возразил Во Фэн.

— Джоуи Чанг пока сидит в тюрьме у «гуэйло». Ему нужна наша помощь. Мы же отвернулись от него, — продолжал Вонг.

— Он не оставил нам выбора, — возразил Джеки Тай.

— Навредил бы организации, — добавил Во Фэн.

— И поэтому вы решили его предать?

— Что нам оставалось делать? — развел руками Во. — Нет смысла жевать уже пережеванное. Чанг не смирился бы с нашим решением. Мы не могли рисковать всей организацией ради него.

— Вместо этого вы заключаете мир с нашими врагами. Стелетесь перед ними, — прошипел Вонг.

— Где твое уважение к старшим? — рявкнул Тай.

— Я уважаю вас, Мастер. Я вас всех уважаю, — сказал Вонг, поднимая руку и размашистым жестом обводя всех старейшин, смотревших на него. — Но Джоуи Чанг тоже заслуживает моего уважения и верности.

— Значит, Чанг заслужил твою верность, а мы нет? — спросил Дэвид Лун.

— А как насчет вашей верности товарищу, попавшему вбеду?

Перепалку остановил Во Фэн, подняв руку.

Внимательно взглянув в лицо каждого, он заговорил. Он произносил слова медленно и раздельно, словно подбирал с таким расчетом, чтобы оно произвело наибольший эффект.

— Мы победили Хип Синг, — сказал он. — Мы выиграли войну, давайте же не упустим мир из-за раздоров между собой. Чанг действительно не оставил нам выбора. Не могли же мы позволить ему подвергать опасности все то, за что так упорно сражались.

Все одобрительно закивали.

Но Фрэнка Вонга это не впечатлило.

— И вы так легко сбрасываете со счетов человека, который вам стольким помог? — спросил он.

— Он знал порядки нашей организации, он был связан тем же обетом, о котором ты говорил, — сказал Тай. — Но решил его нарушить.

— Ничего он не нарушал, — бросил Вонг. — Он только сказал вам о своих чувствах и за это был наказан предательством.

— Так ты предлагаешь продолжить войну с Хип Синг? — Голос Во дрожал. — Ты предлагаешь отвергнуть их предложение о мире? И все ради одного человека?

Вонг тяжело вздохнул.

— Чанг нам брат, — произнес он спокойно. — И мы предали его. Это все, что я знаю.

— Если забота об остальной организации есть предательство, тогда ты прав, — пожал плечами Во.

— Что ж, в таком случае я в этом не участвую, — резко бросил Вонг. — И, учтите, не буду сидеть сложа руки и спокойно наблюдать, как белые гноят его в одной из своих тюряг. Он достойный человек.

— Его достоинств никто не умаляет, но его несдержанность могла принести нам вред, — возразил Во. — То, что он говорил, было лишено здравого смысла, он просто неуравновешенный человек. Не задумывался ни над своими действиями, ни над последствиями своих поступков для нас всех. Он говорил и думал как эгоист. И ему нет места среди нас.

— Почему ты не хочешь это понять? — включился Тай.

— Я понял лишь одно — насколько вы вероломны, — бросил Вонг.

— Тогда, пожалуй, и тебе тоже здесь нет места, — развел руками Во.

Вонг посмотрел ему в глаза долгим испытующим взглядом и направился к двери.

— Я не отвернусь от Джоуи Чанга, — бросил он на ходу.

И ушел.

Глава 96

Джоуи Чанг очнулся от беспокойного сна, когда чья-то рука стала трясти его за плечо. Он перевернулся на спину, открыл глаза и, щурясь со сна, огляделся: кто там его потревожил?

Над ним склонился полицейский в форме.

Чанг смерил его злобным взглядом и вновь откинулся на подушку.

Койка была узкой и для человека средней комплекции, так что Чангу приходилось соблюдать осторожность, чтобы не свалиться с нее.

Камера представляла собой квадрат двенадцать на двенадцать футов, и, кроме кровати, там помещались только ведро (им Чанг вынужден был пользоваться ночью) да маленький стол. На столе красовались остатки завтрака, принесенного часом раньше. Куски бекона с яйцом прилипли к толстому слою давно застывшего жира. Чанг взглянул на пищу и почувствовал тошноту.

— Пошевеливайтесь, пора идти, — сказал человек в форме, снова коснувшись его плеча.

Чанг поежился, принял сидячее положение и стал руками растирать лицо. Господи, он словно целый месяц не спал. Во рту кисловатый привкус. Встав с койки, Чанг сплюнул в ведро.

— Неужто даже умыться нельзя? — буркнул он раздраженно.

— Умоетесь в «Чистилище», — отрубил полицейский, надевая на него наручники.

Второй полицейский безучастно стоял в дверях.

Чанг поправил волосы закованными в наручники руками и, зевнув, позволил охранникам вывести себя из камеры. Оба полицейских вышли за ним в коридор и повели мимо плотно закрытых дверей других камер.

Возле одной из них стоял третий человек в форме полицейского. Когда Чанг и два его конвоира подошли к этой камере, он открыл дверь и отступил, давая им проход.

За порогом Чанг обнаружил, что они оказались на заднем дворе полицейского участка, и дверь, как оказалось, выходит на бетонированный двор, еще темный после недавнего дождя.

Небо затянули тучи, серые и беспросветные, грозившие вновь промочить насквозь всю столицу. Здания, окружавшие двор, были сложены из камня того же хмурого серого цвета. Несмотря на пасмурную погоду, Чанг, выйдя на дневной свет, прикрыл глаза руками — наручники его глухо звякнули.

Арестованного уже ждали пересылочный фургон и полицейская машина. Задние дверцы фургона были открыты, Чанг заметил внутри еще одного полицейского.

Им предстояло проехать по узкому, в ширину фургона, как подметил Чанг, проезду. У полицейской машины их ждали еще два констебля в форме. Завидя процессию, они забрались в свой автомобиль и завели мотор.

Один из сопровождавших Чанга полицейских кивком головы показал ему на фургон: мол, влазь.

И тут Джоуи услышал рев мотора.

По узкому проезду во двор влетела черная «астра», ее водитель крутанул руль, и машина, взвизгнув покрышками, описала почти полный круг по бетону.

Чанг остановился, ошеломленный, а «астра», рванувшись вперед, врезалась в полицейский автомобиль. От удара водителя швырнуло вверх, и он тяжело рухнул на сидевшего рядом напарника. «Астра» же мгновенно стала давать задний ход, едва не задев при этом полицейского, — тот успел прыгнуть в сторону. Он пытался и Чанга потащить за собой, но тот и сам успел отступить на шаг назад.

«Астра» с глухим стуком врезалась в фургон, полицейский, сидевший в нем, описав дугу, растянулся на бетоне.

А из «астры» уже выскакивал ее сумасшедший водитель.

Мужчина в глухой маске с прорезями для глаз и рта.

В руках этого человека китаец заметил пистолет.

Он почувствовал, как его хватают за запястье и швыряют на заднее сиденье «астры».

Один из полицейских бросился на типа в маске, но тот, размахнувшись, ударил полицейского по переносице рукояткой пистолета. Кровь брызнула из разбитого носа.

А нападавший, оказавшись уже на водительском сиденье, нажал на акселератор. Задние колеса, пробуксовывая, бешено вращались на мокром бетоне, но вот «астра» рванулась вперед и, промчавшись по узкому проезду, вылетела на улицу.

Чанг, ошеломленный всем произошедшим, лежал поперек заднего сиденья, а «астра», вклиниваясь в транспортный поток, уже успела ударить такси, развернуть его и отбросила на встречную полосу. Хор автомобильных гудков и звон бьющихся фар сопровождали столкновение.

«Астра» петляла в потоке автомобилей, отталкивая и тараня машины, которые не могла объехать, чтобы как можно дальше уйти от полицейского участка.

Водитель, поглядывая в зеркало заднего вида, держал под контролем ситуацию, но и уверившись, что полицейские не преследуют его, скорость не сбавил, а только покрепче сжал руль, когда машина выезжала на Друри-Лейн.

Чанг тоже поглядел в заднее окно — не сел ли кто-то им на хвост. От всех этих событий у него голова шла кругом.

Кто же это так рискнул, чтобы вызволить его?

КТО?

Чанг почувствовал, что автомобиль сбавляет скорость. Водитель, подцепив маску пальцем, сдернул ее с лица.

— Надо сменить машину, — сказал незнакомец. Он повернул голову и взглянул на Чанга. — Не поднимай башки и лежи молча, мать твою перетак. Понял? — зашипел на китайца Шон Дойл.

Глава 97

— Кто ты?

Слова Джоуи Чанга эхом отозвались в пустой комнате, отражаясь от стен и усиливаясь в замкнутом пространстве.

Джоуи не имел ни малейшего представления, где он находится. Ему было понятно только одно: добра не жди.

Стены из красного кирпича потемнели от сырости и покрылись плесенью, а воздух такой затхлый, словно Чанг и его похититель оказались первыми людьми, кто посетил эту трущобу за последнее десятилетие.

Окна — те, что не были забраны досками, — заросли грязью до такой степени, что не пропускали света. Снаружи их покрывал птичий помет. Штукатурку, похоже, наносили садовым совком.

Пол покрывали масляные пятна, и Чангу казалось, что он чует запах бензина. Груды мусора — пустые жестянки, целлофановые пакеты, обрывки пожелтевших газет — валялись вокруг. К духу запустения, насквозь пропитавшему это местечко, добавлялась вонь гниющих отбросов.

Откуда-то сверху до Чанга порой доносился грохот, в котором он в конце концов узнал шум проносившихся над ним поездов. И всякий раз мелкие хлопья потерявшей первоначальный цвет штукатурки слетали с потолка и грязным снегом падали вниз, оседая у него на плечах.

Чанг сидел на видавшем виды деревянном стуле, одна из задних ножек которого держалась лишь потому, что ее скрепили, обмотав проволокой. Вокруг валялись ящики из-под апельсинов, два из которых, перевернутые на попа, стояли напротив.

Шон Дойл, попыхивая сигаретой, расположился на одном из них. Он безучастно следил за Чангом, его серые глаза не выражали никаких эмоций. Затянувшись сигаретой, он бросил ее под ноги.

Дойл отметил неуверенность в глазах Чанга, но китаец все же выдерживал его взгляд.

ИТАК, ЭТО И ЕСТЬ ТОТ СУКИН СЫН, ЧТО ПРИКАЗАЛ МЕНЯ УБИТЬ, А?

— Если ты собираешься убить меня, то ради этого удовольствия ты доставил себе чересчур много хлопот, — сказал Чанг.

— Возможно, — спокойно ответил Дойл. — Но это мое дело, не так ли, мистер Чанг?

— Ты знаешь меня?

— Я знаю все о тебе, мать твою растак. Имя, чем занимаешься и что из себя представляешь. Я знаю о твоей организации. И о твоих связях с ИРА.

Чанг сглотнул противный комок, и Дойл уловил выражение озабоченности, промелькнувшее на лице китайца.

Охотник за террористами едва заметно улыбнулся.

— Да, я знаю об этом дерьме, — продолжал он. — Я даже знаю о тех стволах, которые Пол Риордан продал тебе за наркотики.

— Тебе так много известно обо мне, что, по сравнению с тобой, я нахожусь в невыгодном положении.

— Ты совершенно прав, твою мать, — бросил Дойл и потянулся за очередной сигаретой.

Чанг беспокойно поерзал на своем стуле, наручники брякнули, когда он пошевелил кистями рук. Он посмотрел на запястья и увидел красные полосы под браслетами.

— Зачем я тебе нужен? — спросил Чанг.

— Мне нужна кое-какая информация. О тех стволах, что ты купил у Риордана.

— Кто ты?

— А ты не в том положении, чтобы задавать вопросы, Чанг, но, раз уж ты спросил, я отвечу. Меня зовут Дойл. Ты приказал меня убить. Я хочу знать, почему?

— Это было частью договора с ИРА.

— Ты пакцин триады Тай Хун Чай, верно?

Китаец кивнул.

— И все нападения осуществлялись только по твоему указанию, — продолжил Дойл. — Я это знаю наверняка, потому что основательно подготовился к нашему разговору. Три твоих узкоглазых кореша пытались убить меня в Белфасте неделю тому назад. Это тебе о чем-нибудь говорит?

Чанг не ответил, он просто смотрел в глаза Дойлу.

— Твои ребята облажались, как ты понимаешь, — сказал охотник за террористами, выпустив струю дыма.

— Так ты ввязался в неприятности, отбивая меня у полиции, только затем, чтобы убить меня?

— Как я уже сказал, мне нужна информация.

— Похоже, тебе и без того все известно. Чем же я могу помочь? — В голосе Чанга слышалась издевка.

— Где эти стволы, говори! — потребовал Дойл.

— Не знаю.

— Чушь.

Дойл засунул руку в карман куртки и вытащил «беретту». Он передернул затвор, дослав патрон в патронник.

— Можешь меня убить, — вызывающе сказал Чанг. — Смерть меня теперь не страшит.

— А это что? Цитата из какой-нибудь конфуцианской чепухи? Ты не боишься смерти. Так ступай тогда в клуб дохляков.

— Моя жена и дети погибли, у меня больше ничего не осталось в этой жизни. Неужели ты думаешь, что я побоюсь умереть?

— Мне наплевать на то, чего ты там боишься, а чего нет.

Наверху пронесся поезд, и грохот мгновенно наполнил все омещение. С потолка снова посыпались хлопья штукатурки.

— Когда теряешь псе, Дойл, смерть становится желанной, ее перестаешь бояться — сказал Чанг.

— Только не надо рассказывать мне об утратах, — проскрежетал Дойл.

Я ПОТЕРЯЛ ДЖОРДЖИ.

Охотник за террористами вскочил на ноги и вышиб из-под китайца стул. Тот отлетел в сторону — китаец упал и покатился по грязному полу.

Подняв глаза, он увидел нацеленный на него ствол «беретты».

Чанг приподнялся, помогая себе закованными в наручники руками.

— Стволы?! — рявкнул Дойл.

— Я могу привести тебя к ним, — сказал Чанг.

— Почему я должен тебе верить?

— У тебя нет выбора.

— Чушь собачья, — бросил Дойл и взвел курок.

Потом прицелился и выстрелил.

Глава 98

Грохот в замкнутом пространстве показался оглушительным. Из ствола вырвалось пламя, «беретту» подбросило в руке Дойла.

Девятимиллиметровая пуля ударила в наручники рядом со стальным браслетом на правой руке и перебила цепочку. Осколки металла взлетели в воздух, и, когда пуля вошла в пол, маленьким гейзером поднялась пыль.

Чанг перевернулся на бок, в ушах у него звенело, глаза засыпало грязью и пылью.

Дойл посмотрел на него сверху вниз, продолжая целиться в своего пленника.

— Это просто для сведения, — сказал похититель. — Я могу убить тебя в любой момент.

— А если я покажу тебе, где спрятано оружие, откуда мне знать, что ты не убьешь меня потом? — поинтересовался Чанг.

— Этого ты не можешь знать. Ну и что? Тоже мне, большое дело. Ведь мы с тобой знаем, что людям, у которых ничего не осталось, смерть не страшна, — произнес он насмешливо.

Чанг поднялся на колени, затем встал и принялся отряхивать с одежды пыль.

— Ты знаешь хоть, кто тебя засадил? — спросил Дойл.

— Ты о чем?

— Тебя арестовали дома, верно? Полиция утверждает, что тот, кто заложил тебя, сообщил немало подробностей. Они знали даже, каким пистолетом ты вооружен. Это наверняка был кто-то из близких к тебе людей, верно ведь?

Чанг сделал глубокий вдох, пододвинул к себе сломанный стул и примостился на самом его краешке.

— Ты ведь знаешь, что тебя сдали, не так ли? — продолжал Дойл. — Поэтому ты и называл имена руководителей организации, когда тебя допрашивали. Почему они заложили тебя, Чанг? Что, черт возьми, сделало тебя таким опасным для них?

— Другая триада, Хип Синг, убила мою семью, — спокойно произнес Чанг. — Я хотел отомстить. Мои товарищи отказали мне в этом. Они не могли допустить, чтобы между двумя нашими ложами продолжалось кровопролитие.

— Значит, они запрятали тебя в тюрягу, чтобы ты не путался под ногами?

Чанг кивнул.

— Они хотели мира и получили его, — сказал китаец. — Будут переговоры, встретятся старейшины обеих лож, они и заключат мир.

— Когда это произойдет?

— Через день или два.

— Где?

— Точно не знаю.

— А какие имеются предположения?

— Есть много мест, где это может произойти. Гостиница в Стренде, ресторан на Джеррард-стрит. Трудно сказать.

— А стволы?

— Я могу привести тебя к ним.

Дойл медленно кивнул и жестом показал на дверь.

— Тогда отправимся за ними сейчас, — сказал он.

— Можно задать тебе вопрос, Дойл?

— Какой?

— Ты не полицейский — это более чем очевидно. Почему тебя так интересует моя организация?

— Я выполняю задание, Чанг. Кое-кто попросил меня отыскать те стволы, этим я и занимаюсь, но, когда ты попытался меня убить чужими руками там, в Белфасте, ты превратил это дело в очень личное. Я же очень ревностно отношусь к своим делам, вот и все.

— Тогда зачем было нарываться на неприятности с полицией, выдергивая меня оттуда?

— Ты был мне нужен, чтобы подойти вплотную к твоей организации. Ты мой пропуск в нее, Чанг.

Взгляды двух мужчин пересеклись.

— А после того, как я приведу тебя к оружию, — что будет потом? — поинтересовался Чанг.

— Ты что имеешь в виду? — спросил Дойл.

— Ты вернешь меня опять в полицию?

— Я могу просто отстрелить тебе башку, мать твою, верно?

— Дай мне найти людей, которые убили мою семью, Дойл. Или, по крайней мере, сделай это для меня.

— Я не занимаюсь сделками, Чанг. Но у меня хорошая память, и в данный момент в ней крепко засел тот факт, что ты отдал приказ убить меня. Поэтому благодари Бога, что жив до сих пор, твою мать.

Глава 99

— И что же, никто не рассмотрел его рожу? — сердито заорал сержант Ник Хендерсон.

Полицейские лишь покачали головами.

— Мы нашли первую машину, — сказал один. — Он бросил ее.

— Ясное дело, что он ее бросил, вашу мать! — рявкнул Хендерсон.

— Так вы думаете, шеф, это был человек триад? — спросил детектив-констебль Джон Лейтон.

— Кому же еще, черт возьми, понадобилось умыкать Чанга? — раздраженно осведомился Хендерсон.

— Но какой в этом смысл, а? — упорствовал Лейтон. — Сами же закопали его, а спустя двадцать четыре часа взяли и выдернули.

— Нечего говорить глупости. Почем я знаю, как работают мозги у этих ублюдков, — сказал детектив-сержант и безнадежно махнул рукой. Взгромоздившись на край стола, он обвел взглядом своих собеседников. — Кто бы это ни был, его проворонили. Как они узнали о времени перевозки? Нас застали врасплох. Вот и все дела. Нас поимели. А теперь нам нужно вернуть Чанга.

— Но как? — поинтересовался Лейтон.

— Вот что я вам скажу, — проговорил Хендерсон. — Мы не станем лезть в каждую крысиную нору и копаться в канализации Чайнатауна. Скорее всего, Чанг уже далеко, небось сидит в самолете, который летит в Гонконг. Если его выдернула его триада, она и укроет его в надежном месте, пока все не уляжется. А если он похищен другой триадой, то, скорей всего, уже мертв.

— Другая триада не стала бы предпринимать такое рискованное нападение только ради того, чтобы заполучить Чанга, — сказал один из тех, на ком была форма. — Он ведь вышел из игры, они понимали, что никуда ему не деться.

Хендерсон кивнул.

— Значит, тем более, то были его люди, — подытожил детектив-сержант. — Что ж, если так, давайте посмотрим, как они запоют, оказавшись в камерах. Засадить их. Поймать всех. Я хочу, чтобы все до единой большие шишки Тай Хун Чай были арестованы. Понятно?

— По какому обвинению? — спросил Лейтон.

— По обвинению в том, что публично ковыряются в носу или в том, что роняют лапшу на тротуар. Мне наплевать! — взревел Хендерсон. — Проверьте их досье, может, в них найдете что-нибудь, но я хочу, чтобы всех их доставили сегодня же утром. Выполняйте.

Ставни на двух больших витринах, а также на стеклянной двери ресторана были закрыты. Никто из прохожих не мог заглянуть в помещение.

Большинство столов в зале сдвинули к одной стене, чтобы освободить место для большого стола, который разместился по центру. Он был покрыт свежей скатертью. Рядом стояло десять стульев. По пять с каждой стороны.

Позади большого стола находилась дверь, ведущая в кухню. Справа еще одна дверь, отделявшая аванзал от ресторана и бара.

Поблизости стоял огромный аквариум, подсвеченный розовым светом, где сновало множество самых причудливых тропических рыбок.

Фрэнки Вонг наблюдал за морским ангелом и улыбался, глядя на его грациозные движения.

Позади него за столом сидели Во Фэн, Джеки Тай и Дэвид Лун.

Питер Сум, стоя у бара, потягивал из стаканчика воду.

— Вы этого в самом деле хотите? — спросил Вонг, не отрывая глаз от аквариума. — Вы заключаете мир, хотя теперь мы можем навсегда вышибить Хип Синг за пределы Лондона?

— Война окончена, Фрэнки, — сказал ему Во Фэн. — И это главное. Мы победили. Проливать кровь больше нет нужды.

— Скажите это Джоуи Чангу. — Вонг постучал указательным пальцем по стеклу — полдюжины ярких рыбок брызнули в разные стороны.

— Мир будет заключен сегодня утром, — вмешался Лун. — И точка.

— Так вы думаете, что им можно доверять, они будут соблюдать мир? — спросил Вонг.

— Да, — ответил Во. — Они будут здесь через час, и ты прекрати эти разговоры, ясно?

Вонг не ответил.

Пять человек из Хип Синг усаживались в машины, перебрасываясь короткими репликами. Билли Чай занял место на заднем сиденье и закрыл глаза. Тряхнув головой, он как бы стряхнул с себя оцепенение, наклонился вперед и похлопал водителя по плечу.

«Ягуар» тронулся, за ним двинулся «мерседес». Машины увозили своих седоков с Биг-стрит.

Большой белый фургон, который следовал за ними, держался на расстоянии двух-трех автомобильных корпусов.

Выжидал.

Глава 100

Дойл колотил кулаком по клаксону «сааба», подгоняя застрявшую на дороге машину.

— Мать твою, — шипел он, пытаясь разглядеть, что там стряслось.

Разворачиваясь, огромный грузовик блокировал проезд по Гауэр-стрит. Взбунтовались и другие водители, присоединившись к Дойлу, — какофония гудков наполнила улицу.

Джоуи Чанг, сидевший рядом с Дойлом, откинулся на сиденье и безучастно поглядывал по сторонам. Его эта пробка не волновала вовсе.

Он взглянул на часы на приборном щитке.

9. 57 утра.

Интересно, сколько они проторчат в этом заторе?

— А ты уверен насчет этих стволов? — неожиданно спросил Дойл, посмотрев на Чанга.

— Уверен, если вообще в этой жизни можно чему-то верить, — ответил китаец.

— Что ты, черт возьми, имеешь в виду? Ты ведь говорил, что знаешь, где оружие.

— Насколько мне известно, еще там, но ведь ты не станешь меня обвинять, если его перевезли.

— Послушай, Чанг, хорошо бы этим стволам оставаться на месте.

— Предположим. А что дальше? Войдешь туда и возьмешь оружие? Думаешь, они позволят тебе это сделать?

— Будет очень глупо с их стороны, если они попытаются меня остановить.

— Они убьют тебя.

— Пусть попробуют. Как бы там ни было, но и ты отправишься вслед за мной.

Дойл заметил, что, пока они говорили, пробка начала рассасываться.

Он встроился в сдвинувшийся автомобильный поток и, приоткрыв боковое стекло, выбросил щелчком окурок.

Одного взгляда Чангу было достаточно, чтобы заметить рукоятку «бересты» в наплечной кобуре охотника за террористами.

Значит, это уже второй. Первый он заметил, когда Дойл перед выходом надевал свою кожаную куртку.

Значит, придется рассчитывать каждое свое движение в решающий момент.

А пока он сидел расслабившись и ждал.

Детектив-сержант Ник Хендерсон нетерпеливо ерзал на сиденье. Машина неслась по улицам, удаляясь от Боу-стрит.

Все три машины, лишенные опознавательных знаков, как и два черных автофургона, набитые людьми в форме, не пользовались сиренами, чтобы пробиться сквозь плотный поток машин.

В конце концов, думал Хендерсон, спешить, собственно, некуда. Люди Тай Хун Чай их не ждут.

А ТАК ЛИ ЭТО?

Если они причастны к похищению Чанга...

Мысль оборвалась.

В этом действительно нет смысла, Лейтон прав.

Но если Тай Хун Чай ни при чем, тогда — кто, черт возьми?

ЕСЛИ ТОЛЬКО НЕ...

Хендерсон тряхнул головой, словно отгоняя какую-то назойливую мысль.

Когда старейшины триады будут арестованы и вывернуты наизнанку, вот ТОГДА он узнает, куда девался Джоуи Чанг.

— Вы уверены, шеф, что нам не следует запросить вооруженную поддержку? — спросил Лейтон.

Хендерсон мотнул головой.

— Они не будут сопротивляться, не такие дураки, — сказал он.

— Только потому что уверены — они через пару часов выйдут на свободу, — устало сказал Лейтон. — За что, черт побери, их задерживать?

— Я говорил уже: можно придумать что угодно, твою мать. — Хендерсон вытер ладони о штаны, думая, как хорошо бы сейчас закурить сигарету. — На этот раз их не вытащит ни один из тех хлыщей адвокатишек, которые готовы самого черта взять на поруки. Ни один, сука, не выйдет, пока я не узнаю, где находится Джоуи Чанг.

Всю короткую поездку люди Хип Синг молчали, каждый был занят своими мыслями. «Ягуар» и «мерседес» шли ровно, продвигаясь к Шафтсбери-авеню.

Белый автофургон, шедший за ними, пропустил еще одну машину, однако водитель не отрывал глаз от «мерседеса».

Обе машины остановились на пересечении с Грейт-Виндмил-стрит перед светофором.

Билли Чай выглядывал в боковое окно «ягуара», провожая глазами двух цыпочек в коротких юбках, проходивших по тротуару. Подтолкнув своего товарища, он кивнул на женщин, одобрительно улыбаясь им вслед, пока те не растворились в толпе прохожих.

Светофор переключился на зеленый, и «ягуар» покатил дальше, увлекая за собой «мерседес».

Белый фургон последовал за ними.

Они подъезжали к кольцевой развязке на Кембридж-Серкус, когда Чай потянулся к радиопередатчику, вмонтированному в панель, и стал настраиваться на нужную волну. Треск разрядов наполнил машину.

Закончив настройку, Чай нажал кнопку передачи. Снова раздался треск.

— Как слышишь? — произнес он в микрофон, зажав его в пухлой руке.

— Ясно и отчетливо, — пропел голос.

— Передай им, чтобы приготовились, — сказал Чай. — Мы почти на месте.

«Ягуар» и «мерседес» свернули на Чаринг-Кросс.

Автофургон тоже.

Глава 101

Джоуи Чанг отметил про себя: рукава куртки прикрывают стальные браслеты, охватывавшие его запястья, и со стороны они почти незаметны. Один браслет сильно врезался, поранив кожу, но ему удалось отвлечься от боли.

Сейчас его занимали вещи поважнее.

Идя с Дойлом плечо к плечу, он подтолкнул его локтем, указав на черный ход ресторана, который прятался за кирпичной стеной футов в пять высотой. Переулок, ведущий во двор, был достаточно широк, чтобы два человека могли пройти по нему рядом.

Когда они приблизились к входу, Дойл заметил двоих парней, стоявших в конце переулка: один курил, а дружок что-то оживленно рассказывал ему.

— Это там, — сказал Чанг, кивнув в направлении здания.

Дойл обвел взглядом строения, выходившие окнами во двор. колько же глаз наблюдают за ними?

Надо пошевеливаться.

— Чанг, смотри, твою мать, если водишь меня за нос, — прошипел Дойл.

— Пойдем, — спокойно сказал китаец.

— Эти типы знают тебя? — спросил Дойл, кивнув на двух парней, торчавших у черного хода.

— Ну, если ты не желаешь войти через парадную дверь — это наш единственный путь, — сказал Чанг.

Их взгляды скрестились, и Дойл кивнул.

— Возьмешь левого, — сказал охотник за террористами. — Только, Чанг, предупреждаю: если попытаешься меня подставить, пристрелю на месте.

Китаец улыбнулся уголками рта и пошел в направлении охранников, Дойл следовал в двух шагах позади.

Охранники спокойно ждали, плечо к плечу, словно для того, чтобы перекрыть дорогу. Тот, что повыше, бросил окурок и растоптал его ногой.

Его напарник выпятил грудь и, шагнув к Чангу, упреждающе вытянул вперед руку: мол, остановись.

И быстро заговорил по-китайски.

ЧТО ПРОИСХОДИТ, ЧЕРТ ВОЗЬМИ?

Тот, что повыше, взглянул на Дойла и хмыкнул.

Другой помотал головой и полез рукой за отворот куртки.

Чанг действовал с быстротой молнии.

Он шагнул к парню, развернулся и нанес ему настолько мощный удар в солнечное сплетение, что тот не удержался на ногах.

Дойл выхватил «дезерт игл» из кобуры и, действуя тяжелым стволом как дубинкой, ударил высокого по лицу. Парень упал, свалив мусорный бачок, его содержимое высыпалось на землю.

Китаец попытался подняться, но Дойл двинул его ногой в лицо, разбив нижнюю губу и выбив два зуба.

Упредив противника, Чанг провел молниеносную серию из двух ударов — первым он сломал ему челюсть, вторым попал в висок.

Охранник упал как подкошенный.

Дойл вложил «игл» в кобуру, затем подошел к двери и нажал на ручку. Чанга он пропустил вперед.

— Ты первый, — бросил охотник за террористами, подталкивая китайца вперед, не позволяя, однако, отойти слишком далеко.

Они проскользнули внутрь и очутились на кухне. Довольно обширное помещение. Над разделочными столами, расставленными углом, на подвесных настенных полках громоздились бесчисленные кастрюли, горшки и прочая кухонная утварь. Справа дверь. Она была слегка приоткрыта и вела на лестницу.

Низко пригнувшись, Дойл двинулся вперед, но Чанг, покачав головой, кивнул на двустворчатые двери, ведущие в переднюю часть здания.

Дойл услышал голоса.

Пригибаясь и прячась за столами на случай, если кто-то вдруг войдет в кухню, Дойл и Чанг двинулись на голоса.

Говорили по-китайски, и Дойл многое отдал бы, чтоб узнать, о чем, черт бы их подрал, они говорят.

Чанг знал.

Продвигаясь вперед, он улавливал целые предложения, время от времени оглядываясь на Дойла.

Охотник за террористами отставал всего на два-три фута.

Они пробирались мимо полки с ножами — Чанг метнул быстрый взгляд на тускло поблескивающие острые как бритва лезвия.

Дойл подал Чангу знак остановиться — оба они подкрались к двустворчатым дверям зала, за которыми явственно звучали голоса.

В дверь были вделаны круглые оконца с матовыми стеклами.

Дойл, подобравшись к ним, смог разглядеть четыре или пять силуэтов.

Пригнувшись, он отступил назад, к Чангу.

Чанг узнал пару голосов — Во Фэна и Джеки Тая.

Дойл, освободив из кобуры под мышкой «беретту», снял ее с предохранителя.

Чанг наблюдал за ним.

Он знал: когда наступит момент, у него будет только одна попытка.

Билли Чай, сидя на заднем сиденье «ягуара», поглядывал на фасад ресторана.

«Мерседес» был припаркован в нескольких ярдах позади.

Белый автофургон стоял чуть поодаль, на углу.

Чай потянулся к переговорному устройству и переключил его на передачу.

Поморщился, когда в динамике затрещало.

— Слышишь меня? Прием, — сказал он в микрофон, глядя на фасад ресторана.

— Говорите, — отозвался голос в динамике.

— Входим, — сказал Чай. — Дайте нам десять минут. — Он посмотрел на часы. — Ты понял?

— Десять минут, — отозвался голос.

— Сколько на твоих часах?

— Десять пятнадцать.

— В десять двадцать пять вы войдете и убьете всех до единого членов Тай Хун Чай, которые окажутся в здании. Ясно?

— Ясно. Конец связи.

Чай выключил передатчик и бросил микрофон на заднее сиденье «ягуара», затем он вылез из машины и в сопровождении двух человек, выбравшихся из того же автомобиля, направился ко входу в ресторан. По пути к ним присоединились двое из «мерседеса».

Постояв несколько секунд на тротуаре, группа двинулась к двери.

Чай еще раз взглянул на часы.

ДЕСЯТЬ МИНУТ.

Глава 102

На всем протяжении трассы от Кембридж-Серкус до Трафальгар-сквер движение замерло; вся Чаринг-Кросс была забита транспортом, водители, нервничая, давили на клаксоны. Подобно сплошной металлической стене, автомобили, фургоны, грузовики перегородили путь, заблокировав любое движение.

— Это что, мать его? — рявкнул детектив-сержант Ник Хендерсон, когда полицейские машины дружно встали на выезде с Крэнборн-стрит. По ту сторону улицы, за колонной замершего ранспорта, виднелась станция метро «Лестер-сквер» и фасад ипподрома, выглядевший безжизненным без пестрых неоновых вывесок, — он ждал темноты.

За машиной Хендерсона остановились и черные фургоны.

— Выясни, что происходит, — бросил Хендерсон.

Детектив-констебль Джон Лейтон тут же схватил микрофон переговорного устройства.

Хендерсон не стал слушать разговор, а распахнул дверцу и вышел, пытаясь обнаружить причину столпотворения.

Если бы такую пробку попытались организовать намеренно, вряд ли это удалось бы с большим эффектом. Между бамперами машин, стоявших впритык вдоль всей улицы, не удалось бы втиснуть и мотоцикл.

Хендерсон со зла хватил кулаком по крыше автомобиля и залез внутрь.

— Столкновение на Трафальгар-сквер, — сообщил ему Лейтон. — Автобус и грузовик. Движение блокировано по всей округе.

— Господи Боже, — прошипел Хендерсон.

— Нам нужно было ехать другой дорогой, — сказал Лейтон и пожал плечами, это было и без того очевидно.

Хендерсон поглядел на него так, словно затор образовался по злому умыслу детектива-констебля.

— Вывози нас отсюда! — рявкнул он водителю.

Дверь ресторана, скрипнув, открылась, и взгляды сидевших за столом обратились на вошедших.

Их было пятеро. Вся верхушка Хип Синг, соответствующая по рангам людям Тай Хун Чай, готовым приветствовать гостей.

Билли Чай шел первым. Он вежливо поклонился Во Фэну, все последовали примеру своего шанчу.

Фрэнки Вонг безразлично следил за входящими. Он сразу приметил человека своего ранга, хотя и не знал его имени. На пару лет старше Вонга, худощавый, с изможденным лицом.

Вонг подошел к пятерым гостям и обыскал их, похлопав под мышками и ощупав ноги — убедиться, нет ли при них оружия. Удостоверившись, что оружия нет, он отступил назад и занял свое место в ряду людей Тай Хун Чай.

Словно по сигналу, все десять человек, собравшихся в ресторане, поклонились друг другу и сели.

— Добро пожаловать, — сказал Во Фэн. — Давайте проведем эту встречу быстро, руководствуясь исключительно благими намерениями.

Билли Чай только улыбнулся.

— Эта встреча обнаружит наши намерения, — сказал он.

Обе стороны поглядывали друг на друга через стол, а Во Фэн тем временем разливал из стеклянного графина китайскую водку в десять маленьких стопочек.

Чай взглянул на часы.

10. 19 утра.

Он улыбнулся Вонгу.

В белом автофургоне сидели четыре молодых человека лет двадцати. Одеты кто как. Все вооружены автоматами «Инграм М-10».

Остро пахло потом. Человек, сидевший ближе к дверце, сглотнул слюну, его сердце громко колотилось. Он проверил предохранитель на своем автомате и, оглянувшись, обвел взглядом своих компаньонов, которые тоже держали оружие наготове.

Время шло медленно.

Один из парней посмотрел на часы.

Шесть минут...

Дойл чуть приоткрыл дверь и заглянул в щель, пытаясь рассмотреть лица людей, сидевших в зале.

Вот вошли еще, обменялись приветствиями; Во Фэн, наполнив последнюю стопку, стал приподниматься.

Билли Чай последовал его примеру, глядя старику в глаза.

— Что они, черт побери, делают? — спросил Дойл.

— Они заключают мир, — ответил ему Джоуи Чанг, прильнувший к матовому стеклу кухонной двери. В его голосе клокотала ярость, он что-то прошипел по-китайски.

— Кто они?

— Это члены Совета Хип Синг.

— Верхушка?

Чанг кивнул.

И Дойл увидел, как он потемнел лицом.

— Эти люди повинны в убийстве моей семьи, — на удивление спокойно сказал Чанг.

Дойл снова приник к щели между створками.

Чанг посмотрел на него.

Он понял, что пришло его время.

Дойл видел, что Билли Чай и Во Фэн продолжают стоять друг против друга.

— Я должен убить этих людей, — прошептал Чанг.

Он ударил быстро, Дойл не успел сообразить, что происходит.

Охотник за террористами почувствовал ошеломляющей силы удар — как будто на левую сторону шеи обрушили палицу из очень гладкого и очень твердого дерева.

Он упал, не потеряв сознания, но тело перестало повиноваться ему.

В состоянии оцепенения, не в силах даже пошевелиться, он увидел, как Чанг наклонился над ним, сунул руку за отворот куртки и вытащил из кобуры «дезерт игл».

Дойл открыл рот, силясь что-то сказать, но после удара, нанесенного Чангом, он не мог не только двигаться, но и говорить. Он мог лишь беззвучно шевелить губами, а китаец угрожающе размахивал пистолетом.

Хотел убить его? Нет, он смотрел лишь на дверь, ведущую в зал ресторана.

ИДИОТ ЧЕРТОВ, ГДЕ ТВОЯ БДИТЕЛЬНОСТЬ?

Дойл с натугой сжал руки в кулаки — ну точно калека, который после многих лет неподвижности учится владеть своими мышцами.

Оцепенение все еще держало в тисках его тело, хотя и стало вроде бы отпускать.

Дойл попытался подняться на колени.

Он видел, как Чанг ворвался в зал, толкнув дверь, створки которой закачались.

Люди в зале дружно повернулись к двери, еще не понимая, кто так бесцеремонно нарушил их уединение.

И вот уже улыбка слетела с губ Билли Чая.

Чанг поднял «дезерт игл».

Его палец нажал на спусковой крючок.

Выстрел прозвучал громоподобно — сверкнула белая вспышка.

Чанг даже хрюкнул, дернув плечом от мощной отдачи «игла».

Вылетев со скоростью две с половиной тысячи футов в секунду, пуля нитро-экспресс ударила Билли Чая точно под левый глаз.

Она легко пробила кость, расплющившись при этом, вышибла глаз и без усилий пронзила мозг и вырвалась из затылка, разбрызгав по всему полу кровь, смешанную с осколками кости и серым веществом мозга.

Какие-то доли секунды тело Чая еще стояло покачиваясь, — все замерли, пораженные ужасом происшедшего. Затем, как в замедленной съемке, убитый повалился вперед и рухнул на стол, разлив водку и забрызгав скатерть кровью, фонтаном бившей из раны.

Чанг сделал еще шаг вперед и выстрелил вновь.

Глава 103

Дойл вскочил, прежде чем Чанг успел выстрелить в третий раз.

Как и два предыдущих, выстрел эхом прокатился под сводами зала, пуля попала в стол, выломив кусок дерева. Люди Хип Синг упали на пол, пули впивались в половицы, выстрелы оглушали.

Чанг попал кому-то в спину, пуля перебила позвоночник, расплескав по полу густую кашицу непереваренной пищи, смешанной с кровью.

Во Фэн кричал что-то, но Чанг не слышал его. Грохот выстрелов оглушал Джоуи, а вспышки притупляли зрение.

Он все же увидел, как Фрэнки Вонг побежал к нему.

У тех, кто уцелел, появилась надежда, кто-то метнулся к двери.

Чанг выстрелил вслед, но промазал — пуля вдребезги разбила стекло в двери, осколки разлетелись по тротуару.

Звон бьющегося стекла, крики людей, оглушительные выстрелы.

Дойл распахнул ногой дверь из кухни и вытащил из кобуры «беретту», голова у него все еще кружилась.

ЧТО ПРОИСХОДИТ, МАТЬ ЕГО?

Сквозь разбитое стекло входной двери он увидел людей, бежавших к ресторану.

Их было четверо.

Тот, кто ворвался первым, сжимал в руках «М-10».

Дойл кинулся на пол, и прозвучала автоматная очередь. Пули веером разлетелись по залу, попадая в стол, на котором распластался Билли Чай. Три девятимиллиметровые пули впились в бедро несчастного.

Из разбитого аквариума вода вместе с рыбами разливалась по алому от крови полу.

Следующий ворвавшийся в зал стрелок действовал столь же решительно — гильзы сыпались дождем, а он все палил, не снимая пальца со спускового крючка.

Когда он потянулся за новым диском, Дойл воспользовался моментом и выстрелил из «беретты». Первая пуля вошла автоматчику в грудь, вторая просвистела у его головы и разбила остатки стекла, торчавшие в двери. Раненый попятился и столкнулся с подбегавшим товарищем, с ходу открывшим стрельбу.

Очередь легла вразнобой, пули прошили пол ресторана, впиваясь в полированное дерево, пробивали его насквозь.

Пуля попала Питеру Суму в колено и раздробила коленную чашечку; он распростерся на полу.

В ресторан ворвался еще один боевик, и зал снова взорвался автоматной очередью.

Пули, визжа, попадали в цель.

Во Фэн упал, зажимая руками рану на животе, кровь сочилась сквозь его пальцы.

Джеки Тай не успел добежать до кухни — одна пуля угодила ему в поясницу, другая в основание черепа. Он упал ничком, заливаясь кровью.

Дойл пристроился за стойкой бара, руку с зажатой в ней «береттой» положил на полированную поверхность — уж теперь-то он не промахнется, снимая на бегу людей Хип Синга.

Но были еще живые и в помещении: один из поверженных китайцев потянулся за оброненным «М-10». Дойл опередил его и вогнал незадачливому снайперу две пули — одна разорвала ему легкое, а вторая размозжила почку, выйдя из живота. Автоматная очередь замолотила по витрине бара, и Дойл нырнул под стойку, оставаясь под ее прикрытием, а пули слизывали с полки стаканы, осыпая его битым стеклом.

Следующий автоматчик стал жертвой Чанга — пуля угодила ему прямо в сердце.

Ища укрытия, Дэвид Лун опрокинул стол и залег за ним, но пули прошили столешницу насквозь. Лун получил пули в лицо и в живот.

В воздухе стоял пороховой смрад. Клубы дыма заволокли помещение. Стрелявшие уже с трудом видели, куда летят их пули. Живые были оглушены стрельбой, ослеплены вспышками огня.

Чанг, заметивший, что один из людей Хип Синг меняет магазин, не упустил свой шанс. Он метнулся к автоматчику и повалил его на пол. «Инграм», отлетев в сторону, завертелся на полированном паркете.

Чанг, стиснув горло противника, нещадно колотил его затылком о деревянный пол. Ослепленный яростью, он не заметил, как тот сунул руку за пояс. Выхватив клинок, боевик полоснул Чанга по руке, распоров ее до кости, — рука ослабила хватку.

Дойл услышал крик: автоматчик из группы Хип Синг полз к двери, таща за собой изрешеченное пулями туловище.

Фрэнки Вонг наклонился и дважды выстрелил ему в затылок. Торжествуя, он оглянулся по сторонам, и оказалось — вовремя, на него смотрело дуло «инграма».

Очередь прошила тело Вонга. Пули попали в грудь, живот, плечо и отбросили Фрэнки назад. Последняя пуля, угодившая в пах, оторвала ему яичко. Он грохнулся на пол и остался лежать неподвижно, заливая пол кровью.

Дойл вел ствол «беретты» в сторону автоматчика, но слишком медленно. Два выстрела грянули одновременно.

Дойл попал противнику в плечо, однако и сам почувствовал жгучую боль в руке: пуля пробила ему запястье и раздробила кость. Он выронил пистолет.

— Черт! — рявкнул Дойл, боль опалила руку, она мгновенно онемела. Дойл вцепился в нее, и у него потемнело в глазах от боли — пальцы задели торчавший из запястья острый обломок кости. Кровь потекла по руке, стекая на пол.

Пошатываясь, на него шел человек из Хип Синг, из-за пояса он доставал тесак.

А в другом конце зала Чанг пятился от вооруженного таким же тесаком противника, пытаясь отмахнуться от него ножкой стула.

Господи, кто мертв из них, а кто жив? — подумал Дойл.

Тела усеяли пол ресторана. В воздухе стоял запах крови и экскрементов.

Стрельба утихла.

Но Дойл видел лишь одно: ублюдка, стоявшего с ним лицом к лицу.

Китаец взвыл и кинулся на Дойла.

Глава 104

Охотник за террористами нырнул под стойку, лихорадочно шаря рукой в груде разбитого стекла. Осколки резали ему пальцы. Но он все же нащупал бутылку с целым горлышком и дном, ощетинившимся острыми зазубринами.

Выпрямившись, Дойл угрожающе взмахнул своим оружием, устрашая им боевика.

— Давай, косоглазый ублюдок, — шипел Дойл, следя за тесаком, резавшим воздух.

Китаец сделал выпад и промахнулся всего на несколько дюймов.

Дойл отступил. Что у него было еще, кроме этой бутылки?

Правая рука его бесполезно висела вдоль бедра,обагряя пол, усеянный осколками битого стекла.

Боевик лягнул Дойла ногой.

Но тот сделал выпад, и зазубрины бутылки полоснули китайца по предплечью, раскроив кожу, — из глубоких порезов полилась кровь.

В ответ боевик нанес удар ногой в живот. Дойл устоял на ногах, лишь покачнулся от удара.

Он оскалил зубы, движимый не только инстинктом самосохранения, но и яростью.

Сражавшийся рядом Чанг увернулся от тесака, просвистевшего у него над головой, и в ответ провел мощный удар левой, сломав нападавшему два ребра. Да еще и саданул соперника плечом в живот, сбив его с ног.

Дерущиеся, столкнувшись, налетели на стол и перекатились через него.

Чанг зашипел от боли, чувствуя, как лезвие полоснуло его по спине. Но, вскочив на ноги, он сумел нанести противнику удар в пах.

Дойл и его противник сошлись вновь.

На этот раз Дойл ждал нападения справа — удар он принял на раненую руку.

Боль была ошеломляющей.

Заскрежетав зубами, он тут же второй рукой с зажатой в ней битой бутылкой сделал выпад и вонзил «розочку» в горло нападающему.

Кровь хлынула из рваной раны, залив Дойла и стойку бара.

Китаец уронил тесак и схватился за горло, словно пытаясь соединить края раны, но порез зиял рыбьими жабрами. Разрыв мягких тканей был настолько широк, что через него проглядывала гортань. Боевик рухнул на колени, кровь лилась по его груди, пузырилась на губах.

Дойл, отступив на шаг, поднял «беретту» с груды битого стекла.

Приставив ствол к голове китайца, он выстрелил — пуля сорвала верхушку черепа.

Его правая рука по-прежнему висела вдоль бедра. Дойл, пошатываясь, двинулся вперед, его одежда потемнела от пота и крови.

Заметив Чанга, который пятился от своего противника, не сводя глаз с тесака, Дойл поднял пистолет. Несколько выстрелов, и человек Хип Синг кулем свалился к ногам Чанга. Джоуи повернулся к Дойлу.

Оба тяжело дышали.

Вокруг царил хаос и ужас смерти.

— Ты этого хотел? — спросил Дойл, с трудом переводя дыхание.

Чанг не ответил. Он смотрел на тело Билли Чая, распростертое на столе.

Неподалеку от него лежал Во Фэн, прижав окоченевшие руки к животу, — мертвые пальцы его были засунуты в рану.

Длинные волосы Дойла стали темными от пота.

Чанг, пошатываясь, стоял и смотрел на Дойла, все еще сжимая в руке ножку стула.

И вдруг совсем рядом взвыли сирены. Их истошный вой приближался.

— Стволы, — произнес Дойл. — Где они?

— Здесь, — ответил Чанг. — Наверху.

Дойл кивнул.

— Я думаю, это те самые ребята, которых ты послал в Белфаст, чтобы убить меня, — сказал он спокойно.

Чанг смотрел на все мутным взглядом.

— И что? — нахмурил он брови.

— Надо было выбирать другую компанию, — сказал Дойл и дважды выстрелил Чангу в лицо.

Дойл отвернулся и увидел первого полицейского, бежавшего к ресторану. Он чувствовал, что у него кружится голова и подкашиваются ноги.

Полицейских становилось все больше.

Дойл надеялся, что хоть у одного из них найдется сигарета.

Он потерял сознание.

Глава 105

Пока он ставил машину на стоянку, ветер чуть поутих, но Дойлу это, пожалуй, было безразлично. Он стоял у черного мраморного надгробия, глубоко засунув руки в карманы куртки. Сигарета, зажатая в зубах, давно погасла, он так и забыл стряхнуть с нее пепел.

Дойл удивился: даже в такой ранний час на кладбище немало посетителей. Не было и десяти утра, а по дороге сюда он видел где-то с полдюжины людей, ухаживавших за могилами.

Сам он уже завершил привычный ритуал.

Обычные дела. Почистить плинтус, поменять воду, добавить свежих цветов. Вытереть камень так, чтобы читались слова:

"ДЖОРДЖИНА УИЛЛИС

ДА ПОЧИЕТ В МИРЕ".

Надпись была простой.

Дойл вынул изо рта сигарету, стряхнул пепел и тут понял: кто-то наблюдает за ним с соседней дорожки.

Это была женщина лет тридцати, и она улыбалась ему.

Он видел ее здесь раньше и поэтому кивнул в ответ на приветствие.

Она прошла мимо, возвращаясь назад, к главной аллее, проходившей посередине города мертвых. Он слышал скрип ее шагов по щебенке, затихавший постепенно.

Он снова остался один.

ТОЖЕ МНЕ НОВОСТЬ.

Когда Дойл подносил сигарету к губам, он почувствовал, как заболело правое запястье. Оно все еще было туго перебинтовано.

МНОГО БОЛИ.

Дойл бросил окурок и, растоптав его, еще раз поглядел на могилу.

ДЖОРДЖИ.

Он пообещал себе, что придет сюда снова. Будет приходить регулярно.

Почему бы ему не проводить здесь больше времени? Здесь, по крайней мере, ему есть о ком заботиться. И ни единого живого человека, до которого ему есть дело.

Он снова засунул руки в карманы. Ветер крепчал. В воздухе повисла морось.

Дойл посмотрел на надгробную плиту.

На ее имя.

Джорджина Уиллис.

Едва заметно улыбнулся.

— Скоро увидимся, — прошептал он, затем повернулся и пошел прочь.

Начинался дождь.

Шон Хатсон Возмездие

Белинде с любовью

15 августа 1940 года

Они приближались.

Это было очевидно.

Подземный коридор наполнился гулом; ему казалось, что каждый кирпичик, каждая трещина исторгают из себя этот оглушительный вой, ежесекундно нарастающий, словно он очутился в эпицентре надвигающегося шторма.

Джордж Лоуренсон знал, что туннель, по которому он сейчас шагал, проложен по крайней мере футах в семидесяти под тротуарами Уайтхолла, но тем не менее грохот достигал его ушей, заставляя то и дело вздрагивать. С потолка, точно хлопья снега, осыпалась штукатурка. Отряхнув с пиджака пыль, Лоуренсон взглянул на мигавшие под потолком лампочки.

Под землей было светло. Наверху же царила тьма.

Лоуренсон подумал о том, что даже это случайно пришедшее на ум сопоставление прекрасно иллюстрировало состояние, в котором все они пребывали вот уже несколько недель: роли странным образом переменились, все встало с ног на голову. Там, где надлежало царить тьме, горел свет. Улицы же, освещенные прежде фонарями, погрузились в полумрак, кое-где озаряемый отсветом пожарищ.

Пылали остовы домов, пылали фабрики, зажженные бомбами люфтваффе.

Так было каждую ночь — каждую ночь на протяжении последних двух недель, — и никто не мог сказать, когда же этому придет конец.

Небо над Лондоном заполонили немецкие самолеты, засыпавшие город бомбами, превратившие его в гигантский факел.

Лоуренсон продолжал свой путь, крепко прижимая к груди папку с бумагами. Когда он завернул за угол, свет на несколько минут почти совсем погас. Но вскоре лампы вновь ярко вспыхнули.

Бомбы уже падали на набережную.

Совсем близко.

Сколько же их будет на этот раз? Сколько людей, выйдя утром из относительно безопасного убежища подземки, обнаружат, что их домов больше не существует, что их жилища превратились в груды почерневшего кирпича.

Каждую ночь они наводняли станции метро, коротая время до утра: кто спал, а кто просто лежал, прислушиваясь к грохоту бомбежки. С наступлением утра людской поток выливался на поверхность. Их можно было сравнить с душами грешников, вырвавшимися из преисподней. Правда, в данном случае они в самое пекло-то и попадали — поднимались в охваченный пожарами город, улицы которого, изрытые бомбежкой, были запружены разбитыми машинами и окровавленными человеческими останками.

Теперь же люди, точно забившиеся в норы пугливые зверушки, попрятались под землю. Им оставалось лишь ждать и надеяться. Ждать, надеяться и молиться.

Лоуренсон шагал по коридору... Он думал о жене. Его дом находился за городом, в сорока километрах от столицы. В отличие от лондонцев, он имел веские основания считать, что жена его в безопасности. Каждый вечер он говорил с ней по телефону, она жаловалась, что ей страшно, и она боялась за него. И каждый раз он уговаривал ее не волноваться, а затем спускался вниз, под землю, точно пещерный человек, пережидающий ночную тьму в своем укрытии.

Гул все нарастал... Вновь замигали лампочки, Лоуренсон быстро шел по коридору.

Когда он снова завернул за угол, перед ним внезапно выросли две фигуры, казалось вышедшие прямо из стены. Лоуренсон непроизвольно замедлил шаг.

Небрежно кивнув ближайшему к нему военному, он полез во внутренний карман пиджака за пропуском. Протянув документ старшему по званию, с нетерпением ждал, пока закончится тщательная сверка крохотной фотокарточки с ее предъявителем. Патрульный смотрел то на фото, то на Лоуренсона, желая удостовериться наверняка, что податель документа — действительно тот, за кого себя выдает. Завершив проверку, военный повернулся к двери, несколько раз постучал в нее — то был условный стук — и отступил, пропуская Лоуренсона внутрь.

За дверью его приветствовал еще один военный, на сей раз офицер.

Слева от двери находился стол с развернутой на нем картой, над которой склонились двое мужчин. Стены также были увешаны картами и диаграммами. В одной из них Лоуренсон распознал схему вывода британских войск в Дюнкерк.

Комнату наполнял аромат кофе, смешанный с запахом сигарет. Лоуренсон несколько раз взмахнул рукой, словно рассчитывал таким образом развеять застоявшийся табачный дух. Однако никто из присутствующих не улыбнулся.

Лоуренсон откинул со лба прядь волос и приблизился к столу.

Склонившиеся над картой мужчины подняли головы. Старший из них почтительно кивнул и, взглянув на папку Лоуренсона, стал смотреть, как тот раскладывает на столе ее содержимое.

Вокруг стола стали собираться люди — папка точно магнит притягивала их к себе из разных концов комнаты. Остался сидеть лишь один пожилой мужчина; устало щурясь, он снял очки, затем снова их надел.

Земля над ними сотрясалась от разрывов бомб. Укрывшись в своей подземной штаб-квартире, Уинстон Черчилль приступил к просмотру содержимого папки под названием «Генезис».

Глава 1

Машина неслась в нескольких дюймах от него; Гэри Синклер, резко повернув руль мотоцикла, лишь каким-то чудом избежал столкновения.

— Ты, ублюдок! — гаркнул он вдогонку автомобилю, через секунду-другую растворившемуся во мраке ночи.

Гэри с силой втянул в себя воздух, испытывая одновременно и гнев, и облегчение — ведь он находился только что на волоске от смерти. Неужели водитель его не заметил? А может, этот идиот накачался под завязку. Другого объяснения не находилось. Еще бы несколько дюймов — и ему крышка. Мотоцикл сердито заворчал, словно разделяя негодование своего владельца. Гэри непроизвольно глянул на указатель топливного бака. Стрелка вплотную приблизилась к нулю — бензобак был практически пуст. Вполголоса выругавшись, Гэри чуть прикрыл дроссельную заслонку. Он подумал, что, если держать заслонку в таком положении, ему, возможно, удастся добраться домой до того, как мотор окончательно заглохнет. Сделав несколько пробных выездов, Гэри решил, что бензобак протекает, однако его брат, продавший ему мотоцикл, уверял, что все в полнейшем порядке.

— Как же, в порядке! — проворчал Гэри, снова взглянув на стрелку. До Хинкстона оставалось добрых пять миль, и он сомневался, хватит ли ему тех капель, что еще остались в баке.

Словно подтверждая его сомнения, мотоцикл замедлил ход, хотя седок яростно жал на рукоятку газа. Мотор отчаянно зачихал и наконец заглох. Гэри коснулся почвы носком ботинка, выскочил из седла и привалил свой «кавасаки» к протянувшейся вдоль дороги ограде.

Затем сорвал с головы шлем и свирепо взглянул на злополучное транспортное средство. Запустив пятерню в копну каштановых волос, Гэри присел на корточки и после минутного раздумья пришел к выводу, что заниматься ремонтом — каковы бы ни были поломки — в данной ситуации бессмысленно. Он находился в пяти милях от дома, и все пять миль ему придется толкать впереди себя этот проклятый мотоцикл — ничего другого не оставалось. Гэри вытащил из кармана своей кожаной куртки пачку сигарет и прикурил, глубоко затягиваясь, согревая легкие горячим дымом. Затем ухватился за руль и повел мотоцикл в направлении города.

Ветер за последний час заметно усилился. Гэри по-прежнему шел по обочине дороги, то и дело отбрасывая с лица пряди волос и мысленно проклиная брата, навязавшего ему свой мотоцикл. Каждую сотню ярдов он останавливался, переводя дыхание.

А ветер все усиливался, все ниже пригибая к земле деревья, росшие по обеим сторонам дороги. Луна исчезла в затянувших небо тучах, и стало совсем темно. Злобной насмешкой звучал свист ветра в ветвях деревьев и кустарников. Справа от него поднимались темные холмы, скрывавшие от взора окраины Хинкстона и свет уличных фонарей. Гэри взглянул на часы. Четверть первого... А ведь в шесть утра он уже должен опять быть на ногах... Снова и снова поминал Гэри недобрым словом своего брата. Господи, когда же он наконец доберется до дома? Ему поспать бы хоть несколько часов... «А что, если, — подумал Гэри, — позвонить утром на работу и сказать, что заболел?» Подумал, но тотчас отбросил эту мысль. Прошло два года с тех пор, как он окончил школу, но лишь недавно наконец-то получил работу — работу в булочной. Так что Гэри не мог себе позволить испытывать судьбу. Ведь имея на руках всего лишь школьный аттестат, не так-то просто найти работодателя.

Наконец Гэри добрался до поворота. Ветер здесь дул даже сильнее, чем он ожидал. Его злобное пронзительное завывание в высоких зарослях кустарника напоминало стоны сказочных духов, вещающих о смерти. Гэри продолжал устало брести по обочине, и, несмотря на холодный ветер, он даже чуть вспотел.

Остановившись в очередной раз передохнуть, поднял голову и увидел впереди себя машину: она стояла ярдах в двух от него. Стояла на придорожной стоянке с включенными фарами.

Гэри невольно улыбнулся. Возможно, водитель подбросит его до Хинкстона. А мотоцикл они как-нибудь пристроят в багажнике... Не может быть, чтоб этот парень отказал ему... Гэри прибавил шагу.

Что-то в машине этой было знакомое...

Что-то... Но что именно?

Он подошел поближе и вдруг сообразил, что это та самая машина, которая час с лишним назад чуть не сбила его.

Гэри почувствовал, как в нем закипает гнев. Но он все же сумел взять себя в руки. Если водитель подбросит его до города, то, возможно, Гэри изменит свое мнение о нем. А об инциденте он упомянет по дороге лишь вскользь, как бы в шутку... Стоит ли придираться к мелочам?

Подойдя к машине, он услыхал приглушенное урчание мотора — единственный звук, нарушавший ночную тишину.

Вероятно, водитель не один... Должно быть, уединился со своей подружкой. Видать, решили наскоро перепихнуться. Гэри ухмыльнулся, затем с сомнением покачал головой: если бы они возились на заднем сиденье, водитель вряд ли оставил бы включенными двигатель и фары.

Мотор урчал в полночной тиши все так же тихо, монотонно...

Ветер чуть утих, но по-прежнему клонились вниз ветви деревьев, словно кто-то невидимый пригибал их к земле. Гэри подошел к машине. Заглянул.

В салоне было пусто.

Парень, наверное, зашел за изгородь по малой нужде, размышлял Гэри, осматривая машину. Что ж, придется подождать, пока тот не вернется.

Прислонив мотоцикл к изгороди, Гэри снова подошел к машине, восхищенно рассматривая сверкающий кузов. Он подумал о том, что пора бы начать откладывать деньги на уроки вождения. Ему нравилось гонять на мотоцикле, но машина ведь совсем другое дело. Он обошел автомобиль со всех сторон, изучая его с видом знатока, приценивающегося к товару.

Мотор работал по-прежнему.

Гэри в недоумении оглянулся на изгородь — куда же запропастился водитель? Он вздохнул и продолжил осмотр. Рука его почти непроизвольно потянулась к ручке.

Дверца тотчас отворилась.

Гэри нахмурился.

Как странно... Не очень-то разумно оставлять машину с включенным двигателем и зажженными фарами, но чтоб не запереть дверцу... Одно из двух: либо водитель чересчур доверчив, либо круглый дурак. Гэри взялся за ручку задней дверцы.

И тут не заперто.

Обойдя машину, он нажал на ручку со стороны водителя. И уже не удивился, когда дверца поддалась.

Машина, качнувшись, сдвинулась с места.

Сдвинулась лишь на дюйм-другой, но и этого оказалось достаточно — Гэри в испуге отпрянул назад. «Наверное, ручной тормоз отошел», — подумал он. Двигатель по-прежнему работал вхолостую. Минуту спустя Гэри вновь шагнул к дверце водителя, рассудив, что все же лучше поставить машину на ручной тормоз, пока она не скатилась с пологого холма. Он приоткрыл дверцу. И в тот же миг почувствовал на своем затылке чьи-то руки. В следующее мгновение сильные цепкие пальцы сомкнулись у него на шее, впившись в горло.

Захваченный врасплох, совершенно беспомощный, Гэри не в силах был сопротивляться, когда руки невидимого противника с силой швырнули его на стекло.

Гэри почувствовал, как по лицу его заструилась кровь.

Он вскрикнул от боли и изумления, и тут же последовал еще один толчок — гораздо сильнее предыдущего. Теперь он ударился лицом о дверцу; его пронзила жгучая боль: осколок одного из сломавшихся зубов вонзился в язык. Рот Гэри наполнился кровью, заструившейся по подбородку и закапавшей на куртку. Тут наконец он попытался оказать сопротивление, однако невидимый противник нанес еще один удар: после очередного столкновения с машиной Гэри лишился еще нескольких зубов и сломал нижнюю челюсть. Юноша попытался закричать, но боль была невыносима и он уже находился на грани беспамятства.

Гэри Синклер привалился к капоту, соскользнул на землю. Перекатившись на спину, попытался разглядеть своего мучителя. Незнакомец сел на корточки, ухватил Гэри за волосы, приподнял над землей; он вглядывался в залитое кровью лицо, словно оценивая тяжесть нанесенных увечий.

И тут Гэри увидел нож. Лезвие десяти дюймов длиной. Чуть толще вязальной спицы. Гэри застонал — боль была мучительной, невыносимой... Он попытался вырваться, но тщетно: рука вцепилась в него мертвой хваткой.

Острие ножа коснулось века... Почувствовав, как штаны его становятся теплыми и влажными, Гэри понял, что обмочился.

Острый как игла кончик ножа проколол белок его правого глаза.

Острие погружалось в глаз долго и медленно. Неторопливо, с какой-то садистской основательностью нож как бы вставляли в дергающееся глазное яблоко.

Наконец Гэри нашел в себе силы закричать, но его безумный вопль тотчас оборвался — лезвие еще на дюйм вошло в глазницу. Нож продвигался все так же медленно, размеренно...

Еще на дюйм...

На два...

На три...

...Остекленевший глаз выплеснулся на залитую кровью щеку. Лезвие же проникало все дальше... Вот острие коснулось лобной доли мозга.

Гэри Синклер судорожно дернулся и затих.

Убийца, вытащив нож, обошел машину и открыл багажник. Спустя минуту труп юноши лежал в багажном отделении. Убийца же, проследовав к передней дверце, уселся за руль, выехал на дорогу, и машина мгновенно исчезла во тьме.

Глава 2

Будто кто-то угольным карандашом навел ей под глазами тени. Сьюзен Хэкет взглянула на свое отражение в зеркале и вздохнула. Она взяла с туалетного столика расческу и провела ею по волосам, невольно прислушиваясь к их электрическому потрескиванию. Взбив кончиками пальцев и без того пышную прическу, она потянулась к косметичке, из которой извлекла пуховку, чтобы припудрить бледное лицо. Косметический набор ей подарили семь месяцев назад, к двадцатипятилетию. А вот сегодня она чувствовала себя на все сто двадцать пять.

Сьюзен снова вздохнула, утомленная косметическими упражнениями, поднялась и направилась в ванную — смыть грим с лица. Лишь насухо вытершись махровым полотенцем, она решила еще раз посмотреться в зеркало, висевшее над раковиной. Посмотрела — и нахмурилась. Но все же — несмотря на множество бессонных ночей — она сохранила присущую ей от природы привлекательность. Она очень осторожно пользовалась косметикой. Впрочем, многие утверждали, что ей вовсе не нужно краситься. Так стоило ли все менять? Потому только, что...

Снова ополоснув лицо и насухо вытершись полотенцем, она возвратилась в спальню, где быстро, но при этом весьма искусно подвела глаза, подкрасила тушью ресницы. Темные круги под глазами уже не казались ей такими безобразными. Ей бы несколько ночей поспать по-человечески — и все будет в порядке. Но вот когда ей выпадут такие ночи, Сьюзен понятия не имела.

Натянув свитер и джинсы и надев замшевые полусапожки, она вышла в узкий коридорчик. Дверь в комнату напротив спальни была чуть приоткрыта. Секунду помедлив, Сью осторожно переступила порог, стараясь при этом не задеть свисавшие с потолка марионетки. Белоснежка, семь гномов и прочие сказочные персонажи покачивались в дуновении ветерка, проникавшего через открытое окно. Сью зябко потерла руки — в комнате было довольно прохладно. Она подошла к окну и закрыла его, с озабоченным видом потрогала батарею. Приблизившись к кровати, отвернула край одеяла, под которым свернулось калачиком крохотное тельце.

Лиза Хэкет мирно спала. Мать осторожно провела рукой по ее светлым шелковистым волосам, убрала с лица дочери несколько тонких прядей. Потом наклонилась и поцеловала девочку в щечку.

— Любимая моя, — прошептала Сью и, медленно распрямившись, тихо вышла из комнаты.

Спустившись по ступенькам, Сью взяла сумочку, накинула куртку и, заглянув в гостиную, с улыбкой сказала:

— Кэролайн, я пошла. Буду часа через два.

Кэролайн Фернз, расположившаяся на диване, повернулась к Сью. Это была веселая и довольно привлекательная шестнадцатилетняя девушка с развитой грудью. Глядя на Сью, она, как всегда, улыбалась.

— Извини, что не предупредила тебя заранее, — сказала Сью, но Джон сегодня задерживается на собрании в школе, и я точно не знаю, когда он вернется. Если придет раньше меня, будь добра, скажи ему, что еда на плите. Хорошо?

Поспешно кивнув, Кэролайн снова улыбнулась и повернулась к экрану телевизора. Ей нравилось сидеть с четырехлетней дочкой Хэкетов. Они хорошо ей платили, и у них был цветной телевизор и видео — именно то, что ее отец категорически отказывался покупать. Но дело не только в деньгах и цветном телевизоре: вся прелесть этой работы состояла в том, что ее, приходящую няню, каждый раз после очередного «дежурства» отвозили домой на машине — мистер Хэкет неизменно на этом настаивал. Кэролайн находила, что он выглядит необычайно сексуально, несмотря на свой тридцатилетний возраст. Ей хотелось, чтобы и ее учитель английского хотя бы немножко на него походил.

Она услышала, как хлопнула входная дверь, и взглянула на часы. Восемнадцать тридцать пять.

Еще несколько минут — и мыльная опера закончится. После этого она пойдет выпьет чашку чая. Кэролайн блаженно потянулась и поудобней устроилась на диване.

Выйдя из дома, Сью невольно зябко вздрогнула. По улицам гулял холодный ветер. Она, поежившись, подняла воротник куртки и торопливо зашагала к машине. Усевшись за руль «метро», она завела мотор и мельком глянула на свое отражение в зеркало заднего вида.

Откинувшись на спинку сиденья, мысленно напомнила себе о цветах — нужно было захватить цветы. Цветы — это очень важно...

Они видели, как она уезжала.

Затаившись в полумраке, они наблюдали за удалявшимся «метро». Восемнадцать тридцать восемь.

Один из них, выглянув из машины, зыркнул на освещенное окно.

Они решили еще немного подождать.

Глава 3

Сверху раздался глухой стук. Он уставился на потолок, словно ожидал, что тот вот-вот обвалится. Однако обошлось — не видно было ни трещин, ни выпирающих балок, ни осыпающегося бетона. Потолок оставался таким же безупречно ровным, как и десять минут назад.

Джон Хэкет положил руку на лоб, попутно взглянув на наручные часы, которые тикали, как ему казалось, слишком громко.

— О чем задумался?

Голос с легким ирландским акцентом прозвучал совсем рядом.

Хэкет медленно повернул голову. Никки Ривз уставилась на него немигающим взглядом своих огромных карих глаз, тем самым взглядом, который сразу же его очаровал, когда он увидел ее впервые. Для таких глаз и подобного взгляда существует множество банальнейших определений: «завлекающие глаза», «гипнотический взгляд» и тому подобное.

Хэкет хмыкнул, подумав: "А как насчет потрахаться и черт с ними, с твоими глазами?.. "

Она откинула с лица волосы и повторила свой вопрос:

— О чем ты думаешь?..

Хэкет помотал головой, отгоняя досаждавшие ему мысли. Никки приподнялась на локте, вглядываясь в его лицо. Указательным пальцем правой руки она выводила узоры на его обнаженной груди. Он почувствовал запах ее духов. Он прекрасно знал этот запах. Не мог не знать, так как сам же и подарил их.

— Ты полагаешь, меня что-то беспокоит? — спросил Хэкет, проводя пальцем по ее нижней губе.

Высунув язык, она лизнула его палец.

— Потому что ты какой-то задумчивый, — сказала она с улыбкой.

— Что значит — задумчивый?.. — Он пожал плечами.

...Хэкет лежал неподвижно; она поглаживала его грудь, а он рассматривал ее лицо, словно изучая его. Простыня сползла на пол, обнажив ее груди с набухшими сосками. Он снова заглянул в ее глаза. И тотчас же почувствовал, что тонет в них, теряется... Его палец соскользнул с губ девушки; Хэкет принялся поглаживать ее щеку, наслаждаясь шелковистостью кожи. Но главное — его по-прежнему пленял аромат ее духов — один из важнейших факторов, определивших их дальнейшие взаимоотношения. Ее красота играла, по-видимому, второстепенную роль. Любовные истории начинаются по-разному, и Хэкет мог бы дать десятки всевозможных описаний того специфического чувства, которое присуще как влюбленным мужчинам, так и женщинам. Но он прекрасно знал, что случай с Никки не имеет ничего общего с возвышенными чувствами. Просто любовная связь, чистейшей воды. Он мысленно улыбнулся такой формулировке. Что же в этом нечистого? Любовница — она и есть любовница.

Ей было двадцать два, на восемь лет меньше, чем Хэкету. Их связь длилась уже три месяца. С тех пор как...

Он попытался отогнать эту мысль, но она слишком прочно засела в его мозгу.

С тех пор как заболел отец Сью.

Ему вдруг пришло в голову, что он занимается самооправданием. И более того: вину за собственную измену пытается переложить на жену.

Ее отец умирал. Она вся целиком погрузилась в заботы о нем. Для мужа у нее времени почти не оставалось, вот он и завел себе любовницу. «Да, все это так», — с горечью подумал Хэкет. Беда лишь в том, что слишком уж просто выглядело подобное объяснение.

Никки, склонившись над ним, прижалась губами к его губам. Кончик ее языка настойчиво раздвигал его зубы, проникая все дальше, касаясь его языка... Хэкет с готовностью ответил на поцелуй. Когда они наконец оторвались друг от друга, оба дышали глубоко и прерывисто. Он чувствовал, как прижимаются к его груди ее соски, как твердеет его член, упираясь ей в живот...

Она вдруг отстранилась от него и села на краю кровати.

— Я что-то не то сказал? — Он с любопытством наблюдал, как Никки, вскочив, потянулась за футболкой, мешком свисавшей со спинки стула.

Она прошествовала к двери и, задержавшись на пороге, с улыбкой сообщила:

— Что-то я проголодалась... А ты как? Может, принести чего-нибудь?

Он покачал головой.

— Нет, спасибо. Я... — Он закашлялся. — Спасибо, я не голоден. Дома поем. «Ведь там меня ждет ужин», — подумал Хэкет. Он тяжко вздохнул, нахмурился и, усевшись на кровати, потянулся к своим брюкам — за пачкой «Данхилла». Прикурив, жадно затянулся. Взглянув на часы, Хэкет подумал о том, что Сью в это время должна уже быть в больнице. Ночное дежурство. Господи, зачем себя так изводить? Каждую ночь торчать в больнице! Он выпустил струйку дыма, задумчиво глядя, как дым, медленно поднимаясь к потолку, растворяется в воздухе. Когда же этому настанет конец?

Никто не знает ответа... И никто не мог бы сказать, как долго будет продолжаться его связь с Никки. В глубине души он конечно же раскаивался... Так не положить ли этому конец прямо сейчас? Правда, угрызения совести он испытывал, лишь находясь вдали от нее. Когда же Никки была рядом, желание порвать с ней раз и навсегда несколько притуплялось. Разумеется, он не любил ее, это он знал наверняка. Не любил, но привязался...

Ведь она заполняла пустоту, образовавшуюся в его жизни. Пустота — вот где корень бед! — которая, в сущности, не должна была возникнуть. Ну вот... Он снова обвиняет Сью. Однако роль мужа, которым пренебрегают или которого не понимают, — эта роль не очень-то ему подходит.

А что, если муж сожалеет о содеянном?

Хэкет снова затянулся.

А как насчет мужа — бесчувственного, самодовольного ублюдка? Похоже, подходит идеально...

Философские раздумья Джона Хэкета были прерваны появлением Никки. Она несла на подносе стакан молока и несколько наспех сооруженных бутербродов.

Зябко поежившись, она с улыбкой сообщила, что на кухне ужасно холодно, затем присела рядом с ним на кровать и с удовольствием откусила от одного из бутербродов.

— Хрюшка, вот ты кто, — сказал он, наблюдая, как она ест.

— Хрю-хрю! — отозвалась она со смехом.

Он обхватил ее за талию и, притянув к себе, поцеловал в ухо. Никки отложила бутерброд, коснулась губами его носа и потянулась за стаканом. Набрав полный рот молока, она наклонилась к Хэкету. Белые струйки текли из уголков ее рта. Она поцеловала его в приоткрытые губы, вливая ему в рот согревшуюся жидкость. Когда они разъединились, на лице ее сияла улыбка. Она опустила руку на его бедро, постепенно перемещая в область паха. Добравшись до мошонки, чуть поскребла ее ноготками и потянулась к напрягшемуся пенису.

— Мне скоро уходить, — прошептал он в тот момент, когда она крепко ухватила его член, пытаясь придать ему предельное напряжение.

— Скоро и пойдешь, — выдохнула она ему в ухо.

Их тела переплелись. Они снова повалились на кровать.

Глава 4

Дома в этой части Клэпхэма внешне почти ничем не отличались один от другого. Эти строения, обрамленные террасами, населяли зауряднейшие, ведущие ничем не примечательную жизнь люди, такие как Джон и Сьюзен Хэкет. Но именно их жилище являлось объектом пристального наблюдения. Вот уже двадцать минут двое сидевших в сером «форде» не сводили глаз с освещенного окна.

...Словно по сигналу оба вылезли из машины и не спеша направились к проулку, за которым начинался сад, расположенный рядом с домом Хэкетов. Уличный фонарь напротив дома не горел, и, похоже, это было незнакомцам на руку. Во дворе одного из соседних домов залаяла собака, но они не обратили на нее ни малейшего внимания. Шедший впереди высокий мужчина с непомерно длинными руками подошел к калитке, осторожно приподнял щеколду. Его спутник следовал за ним. Дорожка палисадника, посыпанная гранитной крошкой, протянулась футов на пятнадцать. Стараясь ступать как можно осторожнее, мужчины продвигались к задней стене дома.

Сад был погружен во мрак.

Дверь оказалась запертой, однако это нисколько не удивило поздних визитеров. Один из них, с ухмылкой взглянув на приятеля, вытащил из-за пояса длинный нож с обоюдоострым, тщательно отточенным лезвием. Вставив нож в зазор между оконной рамой и подоконником, он со знанием дела принялся расшатывать задвижку. Затем слегка надавил — и вот одна из створок окна уже открыта.

Питер Уолтон самодовольно улыбнулся, кивнув приятелю. Тот присел, сложив руки в замок. Уолтон поднял ногу и, воспользовавшись этим импровизированным стременем, забрался на подоконник. Секунду помедлив, он спрыгнул на выложенный плиткой пол. Прислушался... Где-то в доме работал телевизор. Стоя в потемках, он дожидался своего долговязого дружка. Для мужчины его роста Рональд Миллз проявил поразительное проворство. Он вспрыгнул на подоконник, а в следующее мгновение уже стоял рядом с Уолтоном.

Оба очутились на кухне. Миллз шагнул к закрытой двери, прислушался: телевизор смотрели в гостиной.

Уолтон задумчиво прикусил нижнюю губу. Он не ожидал, что кто-то из хозяев окажется дома. Его физиономия, поначалу озабоченная, расплылась в довольной ухмылке.

Кивнув Миллзу, он потянулся к ручке двери.

Дверь бесшумно отворилась.

Они вышли в коридор и направились к лестнице.

Телевизор звучал все громче. Мыльная опера заканчивалась. По экрану побежали титры, потом пошла реклама. Кэролайн посмотрела и ее. Ведь в цвете даже хорошо знакомые ей рекламные ролики выглядели совсем иначе. Наконец она решилась оторваться от экрана и заварить чай. И еще надо было проверить, как там малышка. Из спальни девочки не доносилось ни звука. Вообще-то с ней никогда не возникало проблем. Тем не менее Кэролайн считала своим долгом время от времени заглядывать в детскую. Потянувшись, она поднялась с дивана и с сожалением бросила взгляд на экран телевизора. Затем открыла дверь и вышла в холл, невольно замедляя шаг. Непроглядная тьма... Но разве миссис Хэкет не оставила в передней свет, когда уходила из дома?

Кэролайн потянулась к выключателю, и в этот миг кто-то схватил ее за горло — она не успела даже вскрикнуть. Девушка задыхалась, ее горло точно тисками сжимали чьи-то сильные крепкие пальцы. Потом что-то холодное коснулось ее щеки... Она догадалась — нож. И кто-то зашептал ей в ухо низким хриплым голосом:

— Только пикни — башку отрежу.

26 августа 1940 года

Она кричала не переставая.

Лоуренсон пытался успокоить женщину, как-нибудь подбодрить ее, но тщетно. Унять ее не удавалось.

— Господи, дайте же ей эпидурала! — рявкнул Морис Фрэзер.

Склонившись над женщиной, он пристально смотрел в ее вылезшие из орбит глаза.

— Никаких болеутоляющих, — невозмутимо проговорил Лоуренсон, глядя на женщину.

Ей было лет двадцать пять, но боль, исказившая ее лицо, делала ее лет на десять старше. Ноги ее были привязаны прочными ремнями к металлическим стременам, руки — к боковым стойкам. Когда накатывалась очередная волна боли, тело женщины начинало судорожно биться под стягивавшими ее путами.

Ее нижняя рубашка задралась к подбородку, обнажая вздувшийся живот, внутри которого что-то шевелилось, перекатывалось, пульсировало, — похоже, младенец пытался вырваться из чрева матери во что бы то ни стало. Бурные судороги бежали по телу женщины. Она издала ужасный вопль. Лоуренсон почувствовал, как у него на затылке зашевелились волосы.

— Она теряет много крови, доктор, — сказала сестра Кили, глядя, как из вагины вытекают потоки крови. Тампоны не помогли остановить кровотечение — целая куча их лежала на металлическом подносе.

— Вытащите ребенка, Лоуренсон, ради Христа! — не выдержал Фрэзер. — Сделайте кесарево, пока не поздно. Не то мы потеряем их обоих.

Лоуренсон покачал головой.

— Успокойтесь, все будет в порядке.

Раздался еще один пронзительный вопль, эхом заметавшийся меж стен.

Сестра Кили, стоявшая у ног женщины, подняла глаза на Лоуренсона.

— Начинается, — сообщила она.

Лоуренсон придвинулся ближе, не спуская глаз с роженицы.

Фрэзер взял женщину за плечи, пытаясь хоть как-то ее успокоить, но та кричала не переставая; схватки усиливались.

Вскоре Лоуренсон увидел головку младенца. Окровавленные половые губы напоминали рот человека, силившегося выплюнуть что-то омерзительное, скверное на вкус... Губы растянулись до такой степени, что, казалось, вот-вот лопнут. Из расширившейся половой щели хлынули потоки крови. Женщина забилась как безумная, пытаясь высвободиться из ремней. Нестерпимая боль придала роженице такую силу, что ей действительно удалось высвободить одну руку и выдернуть из локтевого сгиба иглу, присоединенную к капельнице. Кровь фонтаном ударила из вены. Сестра Кили поспешила закрепить капельницу, как положено.

— Ну давай же, давай! — кричал Лоуренсон, наблюдая, как выходит наружу головка ребенка.

Тельце младенца билось, извивалось, словно он пытался побыстрее покинуть свою кровавую тюрьму. Роженица сделала последнее усилие и как бы вытолкнула младенца из себя. Не обращая внимания на кровь, Лоуренсон протянул к ребенку руки.

Он поднял младенца перед собой. Все еще прикрепленная к плаценте пуповина обвисла, точно издохшая змея. Секундой позже выпал наружу зловонный сгусток.

Голова женщины безжизненно откинулась назад. Ее лицо и тело поблескивали от пота.

Фрэзер, повернувшись, взглянул на младенца, которого Лоуренсон держал перед собой, словно какой-то ценный трофей.

— О Господи! — выдохнул доктор, вытаращив глаза.

Сестра Кили, увидев новорожденного, не сказала ни слова. Она отвернулась — ее рвало.

— Лоуренсон, вы не можете... — У Фрэзера перехватило дыхание, он прижал к губам ладонь.

— С ребенком все в порядке, как я и говорил. — Лоуренсон крепко держал в руках младенца.

Пуповина пульсировала, напоминая жирного червя, пытающегося пробраться в крохотный животик.

Он поднес новорожденного к матери, которая уже настолько оправилась, что сумела поднять на него взор. Затуманенные болью глаза постепенно прояснялись...

— Ваш сын, — торжественно объявил Лоуренсон.

И женщина закричала снова.

Глава 5

Уолтон дал бы девушке лет семнадцать, может, чуть больше. Впрочем, ее возраст его не интересовал. Девушка стояла, сжав перед собой ладони, и в глазах ее застыли слезы. Она переводила взгляд с одного мужчины на другого, а они с интересом рассматривали ее, не скрывая своего восторга. Один, тот, что повыше, вытирал губы тыльной стороной ладони — Кэролайн готова была поклясться, что видит, как изо рта его текут слюни.

— А ты — красотка! — проговорил Уолтон, касаясь острием ножа ее щеки.

Кэролайн попыталась сглотнуть, но горло перехватил спазм. Она прикрыла глаза, и по щекам ее покатились слезы.

Уолтон плашмя прижал лезвие к щеке девушки, и слезинка покатилась по металлу. Убрав нож, он поднес его к губам и слизнул с лезвия соленую влагу. Потом улыбнулся.

— Сними блузку, — сказал он, не переставая улыбаться.

— Пожалуйста, не делайте мне больно. — Она вытерла слезы тыльной стороной ладони.

— Снимай блузку! — снова потребовал Уолтон, и улыбка исчезла с его лица.

Она все еще колебалась.

— А ну, стаскивай свою одежонку, не то я сам ее с тебя стащу! — просипел он, дохнув на нее табачным перегаром.

Кэролайн взялась было за верхнюю пуговицу, но руки ее не слушались. В конце концов ей все же удалось расстегнуть по очереди все пуговицы. Она стояла перед мужчинами в распахнутой блузке, краснея от стыда и замирая от страха.

— Я сказал, сними ее, — напомнил Уолтон. — Ну, живо!

— Пожалуйста...

— Снимай! — рявкнул он.

Девушка высвободила сначала одно плечо, потом другое. Блузка упала на пол. Она шмыгнула носом, стараясь удержать душившие ее слезы.

— Пожалуйста, не трогайте меня! — всхлипывала Кэролайн, с надеждой вглядываясь в лица мужчин и тщетно пытаясь увидеть в их глазах хотя бы намек на сочувствие.

— Ну, что ты ревешь? — подал голос Миллз.

Он положил руку ей на плечо, жадно шаря глазами по груди.

— У тебя красивые волосы, — сказал он, накручивая на палец ее локоны и притягивая голову девушки к своему лицу. — Поцелуй меня. — Он с ухмылкой взглянул на приятеля.

Тот одобрительно кивнул.

— Ну давай, целуй его! — просипел Уолтон.

— Прошу вас...

Она не договорила.

Миллз, притянув ее к себе, прижался ртом к ее губам. Она едва не задохнулась, когда его язык проник ей в рот, а его вонючая слюна потекла по ее подбородку.

— Девственница... Никогда раньше не целовалась? — Миллз коснулся острием ножа ее подбородка.

— Сними лифчик, — сказал Уолтон. — Покажи нам свое тело.

Кэролайн всхлипнула, покачав головой.

— Ты ведь просила не обижать тебя, — напомнил Миллз, вновь ухватив девушку за волосы. Он прижал лезвие ножа к туго натянутым локонам и отрезал длинную прядь. — Сегодня есть волосы, завтра нет. — Он ухмыльнулся и обернулся к Уолтону, который согласно закивал.

Девушка заложила руки за спину и расстегнула застежку, обнажая грудь.

Уолтон потянулся к ширинке своих брюк.

— Теперь джинсы, — приказал он.

Слезы струились по щекам Кэролайн.

— Не убивайте меня, — всхлипывала она, стоя перед ними в одних трусиках. — Я сделаю все, что вы скажете, только не убивайте меня.

— Теперь штанишки, — ухмыльнулся Миллз. — Живее!

Девушка поддела пальцами эластичную ткань и спустила трусы вниз и наконец оказалась полностью обнаженной. Она попыталась было прикрыть рукой лобковые волосы, но Миллз, перехватив девичью руку, подвел ее к своему возбужденному члену.

— У тебя есть парень? — поинтересовался Уолтон.

Она не отвечала.

— Есть?! — рявкнул он.

Девушка молча помотала головой. Слезы душили ее.

— Так тебе не знакомы объятия мужчины? — вкрадчивым голосом спросил Уолтон. — Ты даже не представляешь, как много потеряла. Что ж, будешь хорошей девочкой, мы тебя не обидим. Ты будешь хорошей?

Она хотела кивнуть, но тело не слушалось ее. Ей казалось, что она теряет сознание.

— Станцуй для нас, — расплылся в ухмылке Миллз.

— Я не могу, — с усилием вымолвила она.

— Танцуй! — приказал он, прижимая лезвие ножа к ее щеке. — Все девочки умеют танцевать.

— Вы сказали, что не обидите меня. Пожалуйста...

Уолтон наклонился и кончиком ножа поддел лежавший на полу бюстгальтер.

— Танцуй! — прорычал он.

— Мама! Мама! — послышалось вдруг откуда-то.

Мужчины переглянулись.

— Кто еще есть в доме? — рявкнул Уолтон, хватая Кэролайн за волосы.

— Ребенок, — проговорил Миллз, и глаза его вспыхнули бешеной яростью.

— Где? — сипло выдохнул Уолтон.

— Там... наверху, — всхлипнула Кэролайн.

Снова раздался детский крик.

Миллз двинулся к двери.

— Не трогайте ее! — закричала Кэролайн.

Но Уолтон, прикрыв ей ладонью рот, толкнул девушку на диван, приставив к горлу нож.

— Я позабочусь о малышке, — с улыбкой проговорил Миллз, направляясь к лестнице.

— Он умеет обращаться с маленькими детками, — сказал Уолтон, нащупывая «молнию» своих брюк. — А сейчас посиди спокойно, договорились?

Миллз подошел к лестнице. Постоял, прислушиваясь к детскому плачу, затем стал медленно подниматься по ступеням. Дойдя до чуть приоткрытой двери, он увидел сидевшего в кровати ребенка.

— Привет! — весело сказал мужчина, переступив порог.

Увидев незнакомца, Лиза немного удивилась.

— А ты прехорошенькая девчушка, — ухмыльнулся Миллз. — Как тебя зовут?

Девочка назвала свое имя.

— Какое красивое имя, —проговорил он, вытирая губы тыльной стороной ладони.

Потом взялся за нож.

Глава 6

Дежурная сестра вежливо кивнула проходившей мимо Сьюзен. Та в ответ улыбнулась.

Высокая санитарка тоже поздоровалась со Сью, которую в больнице знали почти все. Впрочем, в этом не было ничего странного: вот уже шесть недель, как она приходила сюда каждый вечер. В каком-то смысле больница стала ее вторым домом. Открывая дверь палаты под номером 562, она задумалась: как долго еще ей выполнять этот ритуал?

Сью несколько секунд простояла у двери. Затем медленно прикрыла ее за собой.

В нос ей ударил запах мочи и дезинфекции, к которому на сей раз примешивалось что-то еще, не менее зловонное. Подойдя ближе, Сью поняла, что это запах застоявшейся воды. Цветы на прикроватной тумбочке давно завяли, лепестки осыпались. Она вспомнила, что последний раз меняла им воду три или четыре дня назад. Взглянув на приоткрытое окно, Сью вдруг почувствовала, что в палате довольно холодно.

Пробормотав что-то себе под нос, она прикрыла раму и снова подошла к кровати.

— Привет, папа, — ласково проговорила она, стараясь улыбнуться как можно естественнее.

Отец ее не слышал.

Последние две недели он все чаще пребывал в беспамятстве. Сью коснулась его руки. Холодная как лед. Прикрыт он был всего одним одеялом, и она поспешила подтянуть его повыше, к подбородку.

Склонившись над отцом, она еще сильнее ощутила застоявшийся запах мочи. Поскольку состояние его ухудшалось, ему ввели катетер. Сейчас она заметила, что мочеприемник наполовину заполнен темной жидкостью. Она стиснула зубы, возмущенная халатностью медперсонала. Эта деталь как нельзя лучше иллюстрировала абсолютную беспомощность ее отца, неспособного добраться даже до туалета. Он давно уже не вставал с постели. Когда болезнь впервые дала о себе знать, он еще передвигался по коридору, даже прогуливался по больничному саду. Но рак усилил свою хватку, и теперь, изнутри пожираемый болезнью, отец лежал на больничной койке.

Она стояла у постели, всматриваясь в лицо больного. Кожа его приобрела желтоватый оттенок и была натянута до предела — казалось, сквозь нее вот-вот проступят кости.

Тома Нолана нельзя было назвать крупным мужчиной даже в его лучшие годы, но теперь он напоминал узника концлагеря. Она прислушивалась к слабому, прерывистому дыханию, свидетельствовавшему, что отец еще жив. Его седые редеющие волосы разметались по подушке, несколько прядей упало на лоб.

Сью потянулась к тумбочке, достала из ящика расческу и осторожно провела ею по волосам больного. Затем, убрав расческу, она вынула из вазы засохшие цветы и выбросила их в стоявшую рядом мусорную корзину. Сполоснув вазу под краном, поставила в нее свежие цветы, купленные по дороге.

Заметив на краю тумбочки конверт, Сью вскрыла его и извлекла открытку с надписью: «Надеемся на твою скорую победу». Под подписью был изображен боксер. Развернув открытку, она в ярости стиснула губы. Сью не разобрала имени подписавшегося, не знала, кто вывел слова: «Поскорее поправляйся». Но сама эта открытка... Она разорвала ее вместе с конвертом и швырнула клочки бумаг в корзину с засохшими цветами.

— "Поскорее поправляйся", — проговорила она шепотом, не отрывая взгляда от сморщенного, высохшего тела своего отца. Горькая улыбка тронула его губы. Тому, у кого рак легких, уже не суждено «поскорее поправиться». Он обречен.

По щекам ее катились слезы.

Каждый вечер она видела отца, сидела у его кровати... И каждый вечер обещала себе не плакать, но вид беспомощно лежавшего отца вновь и вновь вызывал у нее слезы. Присев на край кровати, Сью вынула из сумочки носовой платок, вытерла глаза. До боли в челюстях стиснув зубы, она высморкалась, тяжко вздохнула... Сколько же это может продолжаться? Сколько еще ночей ожидания ей предстоит? Временами, особенно последние недели две, она едва ли не молила Бога о ниспослании ему смерти. В конце концов, закончились бы его страдания... Правда, после того как ее посещали подобные мысли, она места себе не находила от стыда. Что может вообще быть ценнее жизни?.. Жить с болью все же лучше, чем не жить совсем.

Она хотела бы знать, приходили ли подобные мысли в голову ее отцу.

Коснувшись исхудалой руки, лежавшей поверх одеяла, Сью вновь поразилась ее хрупкости: казалось, нажми чуть посильнее — и рука сломается. Слезы, навернулись ей на глаза. Сью знала, что одна навещает отца. Так было и раньше, когда он жил в своей квартире в Камдене еще до того, как болезнь свалила его с ног.

У Сью была сестра годом старше, жившая в сорока милях от Лондона. Но в больнице сестра появилась лишь несколько раз, да и то в самом начале, когда дела его обстояли не так уж плохо. Сью не винила сестру, зная, что та едва ли могла приезжать чаще. Да Сью уже и привыкла к ежевечерним посещениям больницы. Конечно, она приходила сюда из любви к отцу, но еще и потому, что помнила, как он боготворил ее в детстве. По-прежнему оставаясь его «малюткой», она обязана была навещать его.

Опять шмыгнув носом, Сью снова коснулась руки отца. От руки веяло ледяным холодом. Словно лежавшее на койке тело уже впитало в себя весь холод смерти.

Сью вспомнила смерть матери — та умерла совсем иначе. Девять лет назад с ней случился удар. Эта мгновенная смерть надолго выбила их всех из колеи, но сейчас, сидя подле умиравшего отца, Сью подумала, что ее матери, возможно, повезло. Хотя она, конечно, понимала, что слово «повезло» не самое подходящее в подобных обстоятельствах. Смерть приносит боль и страдания, под какой бы личиной она ни приходила. После того как умерла ее мать, Сью познала ужасную необратимость смерти, равно как и пустоту, поселившуюся в сердцах оставшихся жить. Она видела, как разрушительно подействовала на отца кончина матери. Квартира, где они прожили три десятка лет, превратилась для него в тюрьму, заполненную тенями прошлого и болью воспоминаний.

Сью нежно погладила щеку отца, вновь коснулась его хрупкой, почти невесомой руки. Она просидела в палате еще около часа. Наконец, взглянув на часы, увидела, что время визита подходит к концу, и тотчас услыхала доносившиеся из коридора голоса и шаги удалявшихся посетителей. Она медленно поднялась, еще раз поправила одеяло, подоткнув его со всех сторон. Потом, наклонившись над кроватью, поцеловала отца в лоб.

— Спокойной ночи, папа, — прошептала она. — До завтра.

Не оборачиваясь, Сью подошла к двери и бесшумно выскользнула из палаты.

Глава 7

Заправляя рубашку в джинсы, он услышал шум льющейся воды, доносившийся из ванной. Сквозь приоткрытую дверь различил за перегородкой из матового стекла силуэт Никки, принимавшей душ.

Хэкет застегнул пуговицы рубашки, надел кроссовки и, усевшись на край кровати, принялся завязывать шнурки. Услышав, что шум воды прекратился, он поднял глаза. Спустя мгновение появилась Никки, на теле которой поблескивали мелкие капельки. Хэкет невольно залюбовался ею, пока она не завернулась в полотенце. Приблизившись к нему, Никки нежно поцеловала его в губы. Вода с ее мокрых волос закапала ему на рубашку. Затем, скинув с плеч полотенце, она принялась вытираться насухо. Сидя на краю кровати, он молча наблюдал за ней.

Взгляд его был прикован к золотой цепочке с опаловым кулоном, висевшим у нее на груди. Один из его подарков. Хочешь иметь любовную связь, выдерживай стиль, мысленно напомнил он себе. Покупай безделушки. Делай вид, что заботишься. Хэкет едва не рассмеялся своим мыслям. Надо же — заботиться!..

Он понятия не имел, что значит заботиться о ком-то. Будь ему ведомо подобное чувство, он сидел бы сейчас дома, а не в квартире любовницы.

Впрочем, самобичевание это оказалось не столь болезненным, как он предполагал. Глубоко вздохнув, Хэкет наклонился и коснулся рукой ее ноги.

— Тебе уже пора? — спросила Никки.

Хэкет кивнул.

— Сью скоро вернется из больницы. Лучше поторопиться!

— Она не поинтересуется, почему ты так долго отсутствовал?

— Я сказал ей, что задерживаюсь на собрании.

— Она что, так тебе верит или настолько наивна? — В тоне Никки проскользнули нотки сарказма.

— Тебе действительно хочется это знать? Мне казалось, ты ничего не хочешь слышать о моей жене, — несколько раздраженно заметил Хэкет.

— Не хочу. Ты сам заговорил о ней. — Закончив вытираться, Никки потянулась за халатом. Накинув его, занялась волосами. — Ты думаешь о ней, когда мы вместе?

Хэкет нахмурился.

— Что это? Вечер вопросов и ответов? — Он машинально завернул рукава рубашки, обнажая мускулистые руки.

Они молча смотрели друг на друга. Наконец, смягчившись, она сказала:

— Послушай, Джон, я не хотела показаться стервой.

— Но у тебя это здорово получилось, — огрызнулся он.

— Ты нужен мне. Я не желаю ничего знать ни о твоей жене, ни о твоей семье. Прости, если я такая бессердечная. Ты добровольно лег со мной в постель, как без принуждения пошла на это и я. Если тебя что-то мучает, если ты чувствуешь себя виноватым, тебе, возможно, не стоит сюда приходить.

— А ты хочешь, чтобы я приходил?

Она прильнула к нему, поцеловала.

— Конечно, хочу. Я всегда хочу тебя, когда бы ты ни пришел. Но не такая уж я дура. И прекрасно понимаю, что нашим отношениям когда-нибудь придет конец. Я же не прошу, чтобы ты бросил ради меня жену, а просто хочу получать удовольствие, пока это возможно. По-твоему, это нехорошо?

Хэкет с улыбкой покачал головой. Поднявшись с кровати, он заключил ее в объятия и прижался ртом к ее губам, проталкивая язык между ее зубов. Страстно ответив на его поцелуй, она прижалась к нему грудью. Когда они наконец разъединились, она дышала глубоко, прерывисто. В глазах ее стоял немой вопрос.

— Чего ты хочешь, Джон? Что я значу для тебя? Может, я для тебя девочка, с которой можно при желании перепихнуться? Приключение на стороне? — Ее ирландский акцент усилился, как бывало всегда, когда она сердилась.

— Ты для меня гораздо больше, чем приключение на стороне, — проговорил Хэкет. — Господи, терпеть не могу это выражение.

— А кем ты меня считаешь? Любовницей? Очень респектабельно, не правда ли? А может, я твоя возлюбленная?

— Возлюбленная — это шлюха, которой не платят, — без обиняков высказался Хэкет. — И вообще, ты слишком много задаешь вопросов. — Он нежно погладил ее шею.

Ухватив его за палец, она поднесла его к губам и поцеловала.

— Ты тратишь на меня деньги, — сказала Никки, коснувшись рукой кулона. — Не делай мне больно, Джон, это все, о чем я прошу.

Он нахмурился.

— Я никогда этого не сделаю. Почему ты так говоришь?

— Потому что мне страшно. Мне кажется, меня куда-то затягивает, засасывает, я все чаще думаю о тебе. Ты можешь ранить меня, даже не заметив этого.

— Но Никки... Я так же рискую, как и ты. И у меня есть что терять. Если я позволю себе влюбиться в тебя, я потеряю... — Фраза повисла в воздухе.

— Жену и дочь, — продолжила она ее.

— Да, жену, дочь... и закладную на имущество, — сказал он, криво усмехнувшись.

— Короче, мы оставляем все как есть, — подытожила она, притягивая его к себе. — Я же говорила, что хочу тебя, когда бы ты ни пришел. Просто мне следует вести себя немного осторожней. — Она поцеловала его.

Хэкет, взглянув на часы, направился к двери. Никки пошла следом за ним.

— Когда я тебя увижу? — спросила она.

Он стоял на пороге, держась за ручку двери.

— Завтра в школе. Мы встретимся и сделаем вид, что видим друг друга лишь в школьных коридорах, — произнес он с оттенком горечи.

— Но ты мне позвонишь?

Он кивнул, улыбнулся и вышел за дверь.

Вызвав лифт, Хэкет спустился на первый этаж. Подойдя к своему «рено», он уселся за руль и несколько минут сидел неподвижно, глядя прямо перед собой. Затем поднял голову, увидел освещенное окно Никки. Тяжко вздохнув, Хэкет ударил ладонью по рулю, негромко выругавшись, завел мотор и выехал на дорогу.

Глава 8

Полицейская машина стояла на тротуаре в самом начале улицы. Проезжая мимо, Сьюзен Хэкет обратила внимание на сидевших в машине полицейских. Подъехав к дому, она невольно зажмурилась — вокруг мигало множество красно-синих огней, которые плотным кольцом окружили все подъезды. Стояла здесь и санитарная машина. Все это напоминало сцену из какого-то боевика. Сью нахмурилась: ей хватило секунды, чтобы осознать наконец, что машины съехались именно к их дому.

— О Господи! — прошептала она, резко затормозив.

Выбравшись из машины, она поспешила по тротуару к группе полицейских, охранявших выходы из соседних домов. Сью видела свет в окнах соседей, видела лица, озабоченно выглядывавшие из окон. Когда она увидела двух людей в белых халатах, входивших в ее дом, ее охватил безотчетный страх. Сью бросилась вперед, оттолкнув полицейского, пытавшегося преградить ей дорогу.

Когда она добежала до входной двери, навстречу ей вышли еще двое полицейских.

— Что происходит?! — набросилась она на дородного сержанта, выросшего у нее на пути. — Пожалуйста, пропустите меня! Я здесь живу. Там моя дочь.

В дверях появился третий человек, лет тридцати пяти, в коричневом пиджаке и серых брюках. Этот наконец заговорил.

— Миссис Хэкет? — спросил он.

— Да, а что произошло? Пожалуйста, скажите мне, что здесь случилось?!

Не дожидаясь ответа, Сью поспешила в дом. Ее тотчас ошеломил запах — вонь. Зловоние экскрементов и медного купороса, как ей показалось. Дорогу Сью снова преградил мужчина в коричневом пиджаке. Она попыталась было обойти его, но он, крепко схватив ее за руки, удерживал на месте. Лицо его было бледно, подбородок зарос щетиной. Даже в эти напряженные мгновения Сью заметила, как пронзительно глядят его голубые глаза, взгляд которых, казалось, проникал в самую душу.

— Пожалуйста, скажите мне, что случилось?! — умоляла она, пытаясь вырваться.

— Вы миссис Сьюзен Хэкет? — повторил он свой вопрос.

— Да, я же сказала. Пожалуйста, говорите, что произошло?! — закричала Сью. — Где моя дочка?

В этот момент появились люди в белых халатах, и Сью еще острее ощутила ужасный запах, так потрясший ее при входе в дом.

Носилки, которые санитары вынесли из гостиной, прикрывала простыня, когда-то белоснежная, а сейчас пропитанная чем-то красным — кровью, как поняла Сью в следующее же мгновение. Вытаращив глаза, она как безумная ринулась к носилкам.

Человек в коричневом пиджаке пытался удержать ее, но она, выдернув руку, вцепилась в простыню, чуть стащив ее с носилок.

— Нет! — пронзительно завопила она.

Санитары поспешно прикрыли окровавленное тело Кэролайн Фернз, и Сью почувствовала, как к горлу ее подкатывает горький комок. Она все же успела заметить обезображенное лицо Кэролайн с иссеченными губами, провалившимися в зияющее на месте рта широкое отверстие. Волосы девушки слиплись от крови, сочившейся из многочисленных ран.

Мужчина в коричневом пиджаке попытался увести Сью на кухню, подальше от тела Кэролайн, но, поскольку Сью сопротивлялась, он едва ли не вынес ее из прихожей на руках.

— Где Лиза? — задыхаясь, вымолвила Сью, чувствуя, что вот-вот лишится чувств.

— Миссис Хэкет, я сержант Спенсер, я...

Но ее не интересовала личность полицейского.

— Где моя дочь?! — в отчаянии выкрикнула Сью.

— Ваша дочь мертва, — печально отозвался Спенсер.

Еще мгновение он удерживал ее, затем она, вырвавшись, резко покачнулась и тяжело опустилась на стоявший рядом стул.

— Нет! — пробормотала Сью, глядя прямо перед собой остановившимся взором. — Нет!

— Мне очень жаль, миссис Хэкет, — сказал сержант, взяв ее за руку.

— Где она? — спросила Сью, белая как мел.

— Наверху, — сказал сержант и тут же поспешно добавил: — Мы пытались связаться с вашим мужем, но...

— Я должна ее увидеть, — перебила его Сью. — Вы должны мне ее показать. Пожалуйста...

Сью поднялась, но Спенсер вновь преградил ей дорогу.

— Дайте мне пройти! — закричала она. — Я должна увидеть ее!

Спенсер, притворив кухонную дверь, привалился к ней спиной.

— Вы ничего не сможете поделать. Ваша дочь умерла.

Сью почувствовала, как холодеют ее руки, ноги. Громко застонав, она лишилась чувств.

Глава 9

Когда Хэкет подъезжал к дому, у тротуара стояла лишь одна полицейская машина. Мельком взглянув на нее, он подошел к входной двери, шаря по карманам в поисках ключей. Вспомнив, что оставил их в другом пиджаке, нажал кнопку звонка.

Дверь открыл Спенсер.

Хэкет стоял на пороге, изумленно глядя на полицейского. Тот отступил в сторону, пропуская его.

В доме напротив шевельнулась занавеска, из-за которой выглядывали любопытные лица.

— Мистер Джон Хэкет? — спросил Спенсер.

Учитель кивнул, решившись наконец переступить порог. Входная дверь за ним захлопнулась.

— Вы кто? — слегка запинаясь, выдавил из себя Хэкет.

Спенсер представился.

— Не понимаю, что здесь, собственно, произошло.

Хэкета проводили на кухню, где находился еще один полицейский в штатском. Второй мужчина назвался инспектором Мэдденом. Он был лет на пять старше своего подчиненного. Его тронутые сединой виски представляли разительный контраст с черными как смоль усами и сходившимися над переносицей бровями, придававшими его лицу довольно хмурый вид. Тем не менее говорил он любезно и благожелательно, что явно не вязалось с его внешностью. Инспектор предложил Хэкету присесть, и тот повиновался. Перед ним неожиданно появилась чашка чая.

— Кто-нибудь мне скажет, что здесь происходит? — раздраженно спросил Хэкет. — Что с женой? Где моя жена?

— Ваша жена у соседей, — деликатным тоном произнес Мэдден. — Ей дали успокоительное. Она сейчас спит.

— Успокоительное? Да что же, черт бы вас побрал, все это значит? Что случилось? — Его взгляд перебегал с одного полицейского на другого.

— Сегодня вечером на ваш дом был совершен налет, — ровным тихим голосом произнес Мэдден. — Мы обнаружили два трупа. Один из них, как мы понимаем, принадлежит девушке по имени Кэролайн Фернз, другой — вашей дочери. Они обе мертвы, мистер Хэкет. Мне очень жаль...

— Мертвы... — В глазах у Хэкета потемнело. От раздражения его не осталось и следа. — Вы сказали, мертвы? — прохрипел он.

— Увы, мистер Хэкет. Мне очень жаль, — тихо проговорил Мэдден.

Хэкет сидел, вцепившись руками в край стола, тупо глядя на дымящуюся чашку с чаем. Полицейские молча переглядывались.

Наконец, нарушив тишину, учитель произнес:

— Когда?

— Мы полагаем, между семью и восемью вечера.

Хэкет заскрежетал зубами.

— О Господи! — хрипло простонал он. Сжав ладонями виски, прикрыв глаза, зашевелил губами, но не издал ни звука. Наконец выдохнул: — Почему?! Почему их убили?

Вопрос прозвучал по-детски наивно, даже как-то глуповато.

Мэдден выглядел смущенным.

— Похоже на то, что в дом вломились с целью ограбления, — сказал он. — Когда грабители обнаружили вашу дочь и юную девушку, они... — Он не договорил.

— Как? Как их убили? — спросил Хэкет, не решаясь взглянуть на полицейских.

— Не думаю, что вам нужно знать подробности, мистер Хэкет, — ответил Мэдден.

— Я спрашиваю, как они это сделали? — прорычал Хэкет, в бешенстве вскинув глаза на детектива. — Я имею право знать!

Мэдден колебался.

— Ножом, — тихо ответил он.

Хэкет кивнул и снова уставился в пол.

В наступившей тишине гулко тикали настенные часы.

Наконец Спенсер смущенно кашлянул и, взглянув на своего шефа, заговорил:

— Мистер Хэкет, боюсь, потребуется официальное опознание трупа вашей дочери.

Хэкет страдальчески поморщился.

— О Господи!

— По возможности, это нужно сделать в течение двадцати четырех часов, — продолжал Спенсер извиняющимся тоном.

— Хорошо, — едва слышно прошептал Хэкет. — Пожалуйста, не говорите об этом жене. Я не хочу, чтобы она увидела Лизу.

Спенсер кивнул.

— Я заеду за вами завтра утром, около одиннадцати.

— Мистер Хэкет, может, оставить на ночь у вашего дома одного из моих людей? — предложил Мэдден. — Он не доставит вам хлопот.

Хэкет покачал головой.

Над ними вновь нависла та же гнетущая тишина. На сей раз ее нарушил Мэдден:

— Нам придется просить и вас покинуть дом до тех пор, пока судебные эксперты не проведут осмотр. Это займет день или два.

Хэкет молча кивнул.

— Только дайте мне взглянуть... — пробормотал он.

Полицейские озадаченно переглянулись.

— Где это произошло, — пояснил учитель. — Я должен посмотреть, где это произошло.

— Зачем вам мучить себя?

Хэкет повернулся к Мэддену.

— Я должен посмотреть, — упрямо повторил он.

Полицейский кивнул. Хэкет вышел из кухни и направился в гостиную. Остановившись на пороге, он замер в изумлении.

По комнате будто пронесся смерч.

Вся мебель была перевернута, вазы вдребезги разбиты, телевизор и видеомагнитофон разломаны и выпотрошены. Но не бессмысленные разрушения повергли Хэкета в состояние шока. Он ошеломленно смотрел на пятна крови на ковре, аккуратно прикрытые пластиковой пленкой. Тяжело опустившись на стул, он уставился в одну точку невидящим взором. Минута проходила за минутой, а Хэкет все сидел так же отрешенно. Потом наконец поднялся и побрел в прихожую.

У подножия лестницы Хэкет помедлил, словно прикидывал, хватит ли у него сил, а может быть, он страшился зрелища, которое должно открыться его глазам. Но все же, вцепившись в перила, он принялся взбираться по ступенькам.

Достигнув верхней площадки, Хэкет вновь остановился, глядя на плотно прикрытую дверь в комнату Лизы. Затем трясущейся рукой взялся за дверную ручку.

Вошел.

Еще больше пластиковой пленки.

Еще больше крови.

Особенно на постели.

Он почувствовал, как по щекам его заструились слезы. Повернувшись, чтобы выйти из комнаты, он на что-то наступил. Это оказалась одна из дочкиных игрушек. Хэкет наклонился и поднял с пола плюшевого мишку. Подержав его в руках, поставил на шкаф.

Взгляд его вновь обратился к постели.

К постели, залитой кровью.

По щекам его по-прежнему катились слезы.

Ей было очень больно?

Она кричала?

Он сжал кулаки. Каждый из этих вопросов обжигал мозг раскаленным железом.

Как долго она мучилась?..

— Какое теперь это имеет значение? — прошептал он.

Если бы он был здесь, а не у Никки...

Эта мысль занозой впилась в его мозг. Он повернулся и прикрыл за собой дверь, утирая с лица слезы.

Быстро раздевшись, он скользнул под одеяло и прижался к ней, ощущая тепло ее тела. Она во сне что-то пробормотала, когда он нежно обвил рукой ее шею.

Внезапно проснувшись, словно вынырнув из кошмара, она тотчас увидела его. Хэкет же поразился мертвенной бледности ее лица. Даже в темноте он различал непросохшие слезы на ее щеках.

— Джон! — прошептала она жалобно.

Он крепко обнял ее, так крепко он прежде никогда ее не обнимал. Почувствовав у себя на груди ее слезы, Хэкет снова испытал горечь утраты.

— Если бы только я была дома! — всхлипнула она. — Если б только не больница и не твое собрание...

Он кивнул.

— Мы не должны себя винить, Сью, — сказал он и тотчас же возненавидел себя за эту ложь.

— О Господи!.. — прохрипел он.

И они словно растворились друг в друге, связанные общим горем.

10 сентября 1940 года

Голоса снаружи становились все громче.

Он узнал один из них. Второй казался незнакомым. Говорили сердито, раздраженно. Наконец дверь с шумом отворилась, и он поднялся навстречу вошедшим.

— Я пыталась остановить его, Джордж, — сказала Маргарет, жена Лоуренсона. Она беспомощно смотрела на мужа.

Тот, чуть улыбнувшись, кивнул ей.

— Ничего, — успокоил он ее, подозрительно поглядывая на незнакомца. — Можешь оставить нас.

Мгновение она колебалась, затем вышла, прикрыв за собой дверь. Лоуренсон тут же изменился в лице.

— Кто вы? — резко проговорил он. — Как вы смеете врываться в мой дом подобным образом?

Перед ним стоял высокий, крепко сбитый мужчина. Даже грубая ткань форменной одежды не скрывала мощи его мускулатуры. Его продолговатое изможденное лицо с ввалившимися щеками — лицо, наводившее на мысль о постоянном недоедании, — совершенно не вязалось с мощной фигурой атлета. Не сводя с хозяина взгляда своих серых глаз, незнакомец шагнул к столу и представился:

— Майор Дэвид Кэтлин. Разведка.

Лоуренсон не предложил присесть, но Кэтлин и не ждал разрешения.

— По какому случаю это вторжение? — сухо проговорил Лоуренсон.

— Я здесь по заданию министерства внутренних дел. В связи с проектом «Генезис».

Лоуренсон смерил его настороженным взглядом.

— Ваша работа над проектом приостановлена с сегодняшнего дня, — продолжал Кэтлин, в упор глядя на доктора.

— Но почему?! — воскликнул Лоуренсон. — Работа идет полным ходом. Достигнуты огромные успехи. Что, назначили кого-нибудь другого?

Кэтлин покачал головой.

— Проект закрывается полностью.

— Вы не можете так поступить! Не должны! Я уже близок к цели. Кое-что, конечно, требуется совершенствовать, я понимаю...

Майор перебил его:

— Доктор, проект аннулируется. И я понимаю почему.

— Армия, министерство внутренних дел — все меня поддерживали с самого начала, — запротестовал Лоуренсон.

— До тех пор, пока не увидели результаты, — невозмутимо заметил Кэтлин. — Лоуренсон, послушайте! Если общественность дознается, с чем связана ваша работа, не избежать грандиозного скандала. Никто не встанет на защиту проекта, особенно если за вас возьмется пресса. Вы представляете себе последствия, если газетчикам удастся раздобыть и выставить на всеобщее обозрение несколько фотоснимков, иллюстрирующих вашу работу? — Он безнадежно покачал головой. — Работа... В данном случае это не самое подходящее слово, согласитесь...

— Но ведь правительство поддержало проект «Генезис», — настаивал Лоуренсон, сверля взглядом майора. — Они финансировали мои исследования.

— Финансирование приостановлено, — отрезал Кэтлин.

— Что ж, обойдусь без них.

— Послушайте, Лоуренсон, я проделал путь в сорок миль не для того, чтобы давать вам советы. Поймите, это приказ.

Слабая улыбка тронула губы доктора.

— Я не в вашей армии, майор. Вы не можете мне приказывать.

Офицер поднялся со стула.

— Вы должны немедленно прекратить работу, вам понятно?

— Я работаю в лабораторных условиях всего лишь месяц, даже меньше. Еще рано судить о результатах. В конце концов, это некорректно.

— А то, чем занимаетесь вы, — бесчеловечно! — отрезал Кэтлин.

Мужчины враждебно смотрели друг на друга. Наконец Лоуренсон отвел глаза. Подойдя к окну, он посмотрел на свой обширный сад. Здесь, среди мирной загородной тишины, трудно было поверить, что в сорока милях отсюда, в Лондоне, вскоре начнутся приготовления к ночному налету люфтваффе.

— Что более бесчеловечно, майор: моя работа или бессмысленная бойня, в которой мы участвуем?

— Звучит весьма философично, доктор. Но я прибыл сюда не для обсуждения положительных и отрицательных сторон войны.

Лоуренсон пристально взглянул на майора.

— Я не остановлю свою работу, — заявил он упрямо.

— Вы что, не понимаете, почему необходимо немедленно прекратить все работы над «Генезисом»?

— Когда я начинал проект, все поддерживали меня. И нарекли спасителем. — Лоуренсон криво усмехнулся. — А теперь, образно выражаясь, меня ждет та же участь, что и первого Спасителя.

— Да осознайте же весь риск, — настаивал Кэтлин. — Если подробности вашей деятельности станут известны, случится катастрофа. Поэтому вы должны отказаться от него.

Лоуренсон упрямо покачал головой.

— Скажите в министерстве, передайте вашему начальству, сообщите самому премьер-министру, что я намерен продолжать работу.

Кэтлин пожал плечами:

— В таком случае я снимаю с себя ответственность за то, что может с вами произойти.

— Вы угрожаете мне, Кэтлин?

Майор молча повернулся и направился к выходу. Лоуренсон последовал за ним.

Офицер прошагал к парадной двери мимо Маргарет, вышедшей в просторный холл.

Лоуренсон нагнал его уже на выходе, прорычав вдогонку:

— Передайте им всем, чтобы убирались к дьяволу!

Майор быстро шагал по усыпанной гравием дорожке, направляясь к ожидавшей его машине. Водитель завел мотор, и офицер уселся на заднее сиденье.

— Держитесь от меня подальше, Кэтлин! — закричал Лоуренсон, когда машина уже тронулась с места.

Наблюдая за автомобилем, пока тот не исчез из вида, доктор размышлял о том, кем мог быть тот человек, что сидел рядом с майором. Кем был мужчина, так пристально смотревший на него из-за стекла?

Глава 10

Господи, чего бы только он сейчас не отдал за сигарету!..

Хэкет в который уже раз взглянул на висевший в комнате ожидания плакат, гласивший: «Не курить!»

В другое время, при иных обстоятельствах, его позабавило бы это строгое предупреждение: сигаретный дым едва ли мог повредить клиентам этого специфического заведения.

Он сидел у входа в морг, глядя на дверь, за которой минутой раньше исчез сержант Спенсер. Однако Хэкету казалось, что он сидит здесь уже по меньшей мере час. Он чувствовал себя бесконечно одиноким — возможно, причиной тому были малые размеры помещения. Стены, выкрашенные унылой серой краской, такие же серые пластиковые стулья... Даже на полу серый линолеум. И посреди той безжизненной серости алели буквы: «Не курить!»

Снова взглянув на плакат, он беспокойно заерзал.

Снаружи раздался вой санитарной машины. Куда она направлялась? Несчастный случай? Дорожное происшествие?.. Или очередное убийство?

Поднявшись со стула, Хэкет принялся мерить шагами комнатенку. Даже журналов никаких здесь не было. Ни старого номера «Ридерз дайджест» или «Вуменз оун»...

Ни с того ни с сего ему припомнился старый анекдот. Беседуют в приемной врача двое. И вот один из них и говорит: «Я был недавно у врача и прочел в приемной газету. Ужасная трагедия произошла с „Титаником“, не правда ли?»

Ужасная трагедия...

Хэкет снова полез в карман за сигаретами, на сей раз проигнорировав предупреждение. Прикурив, жадно затянулся и выпустил к потолку густое облако. Он думал о дочери, лежавшей в эти минуты на анатомическом столе.

В голове вдруг промелькнула мысль: а кто-нибудь из семьи Фернз уже опознал труп девушки? Как они себя чувствуют? Так же, как и он? Стояли ли они уже в этой комнате, терзаясь мыслями, страшась того, что предстоит увидеть?

В последний раз затянувшись сигаретой, он бросил ее на пол, придавив окурок каблуком.

Его подташнивало. Он приложил ладонь ко лбу, почувствовав, как лицо покрывается испариной. Рано утром он позвонил в школу и сообщил, что его не будет несколько дней. Но никаких подробностей. Сказал лишь, что умер родственник. Он не хотел лишних вопросов. Они скоро и так все узнают из газет. Вот тогда и настанет черед вопросов и соболезнований. Хэкет вздохнул и снова посмотрел на дверь. Наконец-то она отворилась, и появился Симпсон, приподнявший одну бровь, что следовало понимать как приглашение войти.

Хэкет, с нетерпением дожидавшийся этого момента, желавший поскорее покончить с процедурой, теперь много бы отдал за то, чтобы как можно дольше оставаться в серой приемной с ее серыми стульями. Сделав над собой усилие, он направился к двери.

Морг оказался не таким просторным, как он предполагал. Здесь не было ни холодильных камер, ни толпы лаборантов в белом. В помещении стоял лишь оцинкованный стол, на котором лежало нечто, покрытое белой простыней.

Приблизившись, Хэкет покачнулся, лицо его приобрело мертвенно-бледный оттенок, гортань сжал спазм.

Симпсон шагнул к нему, пытаясь поддержать, но Хэкет, помотав головой, приблизился к столу.

Коронер, коротышка с мощным подбородком и голым черепом, изобразил сочувственную улыбку, в его исполнении скорее напоминавшую неприятный оскал. Он взглянул на Спенсера, и тот кивнул.

Коронер откинул простыню.

— Это ваша дочь, мистер Хэкет? — как можно деликатнее осведомился сержант.

Хэкет, выдохнув со страшной силой, поднес к горлу руку, вперившись в лежавшее перед ним крохотное тельце.

— Мистер Хэкет...

Труп был белый, цвета молока, — по крайней мере там, где его не обезобразили порезы и кровоподтеки. Однако лицо и шея — почти сплошной синяк — приобрели желтовато-зеленый оттенок. Поперек горла пролегал глубокий порез, края которого чуть загибались вверх, напоминая ухмыляющийся рот, захлебнувшийся кровью.

— Почему глаза открыты? — прохрипел Хэкет.

— Трупное окоченение, — пояснил коронер, понизивший голос почти до шепота.

— Это ваша дочь, мистер Хэкет? — повторил Симпсон свой вопрос.

— Да.

Детектив кивнул. Коронер собрался было снова накрыть тело, но Хэкет остановил его.

— Нет, — запротестовал он. — Я хочу на нее посмотреть.

Коронер поколебался, затем беспомощно опустил руки, предоставляя Хэкету возможность рассмотреть нанесенные его дочери увечья.

Грудь и живот Лизы также покрывали темные пятна и глубокие порезы. Область ниже паха была огненно-красной, бедра же почти черные от синяков. Хэкет смотрел на труп дочери, и теперь лицо его ничего не выражало. Потрясенный увиденным, он словно внутренне оцепенел.

— Как это происходило? — спросил он, не отрывая взгляда от тела дочери. — Вы произвели вскрытие?

Коронеру, видимо, не просто было отвечать. Он вопросительно взглянул на Симпсона, тот пожал плечами.

— Я задал вам вопрос, — настаивал Хэкет. — Как ее убили?

— Вскрытие еще не произвели, но, исходя из внешнего осмотра, можно заключить... ну, я пришел к выводу, что смерть наступила в результате кровоизлияния.

— А что это за кровоподтеки? — Хэкет указал на бедра, затем между ног. — Вон там...

Коронер не отвечал.

Хэкет посмотрел на него вопросительно. Затем перевел взгляд на Спенсера.

— Вы не имеете права ничего скрывать. Она была моей дочерью.

— Нам хотелось избавить вас от лишних потрясений, мистер Хэкет... — подал голос Спенсер.

Но учитель не дал ему договорить.

— Вы полагаете, мне может быть хуже, чем сейчас?! — с горечью воскликнул он. — Скажите, расскажите мне все.

— Это следы сексуального надругательства, — сказал Спенсер.

— Ее изнасиловали? — допытывался Хэкет.

— Да, — подтвердил детектив. — Есть явные свидетельства этого.

— До и после смерти, — добавил коронер, видимо решив выложить все до конца.

Хэкет заскрежетал зубами.

— Она сильно мучилась? — спросил Хэкет.

Симпсон устало вздохнул.

— Мистер Хэкет, ну зачем вам это?

— Я должен знать, — произнес он сквозь зубы. — Она сильно мучилась?

— Трудно сказать, — признался коронер. — Во время изнасилования — да, хотя, возможно, к тому времени она уже потеряла сознание из-за большой потери крови. Порез на горле мог привести ее в состояние травматического шока. Так что все могло закончиться довольно быстро.

Хэкет кивнул, оторвав наконец взгляд от крохотного тельца.

Коронер накинул на труп простыню. Хэкет в сопровождении Симпсона вышел из морга.

Глава 11

Путь из больницы домой, казалось, растянулся на несколько часов, хотя Хэкет прекрасно знал, что поездка занимает менее получаса.

Спенсер вел машину на приличной скорости. Хэкет же, отрешенно смотревший в окно «гранады», иногда улавливал обрывки фраз, произносимых детективом.

— ...Позитивная идентификация убийц...

Взгляд Хэкета остановился на женщине с двумя детьми. Что ж... пешеходы, ожидающие, когда проедет поток машин.

— ...Нет сомнений, что их было двое...

У Хэкета по-прежнему стояли перед глазами переходившие дорогу дети.

— ...Как мы знаем из криминальных ответов...

Одному ребенку было года четыре. Четырехлетняя малышка, державшая маму за руку.

— ...Дадим вам знать, как только появится хоть какая-то информация...

— Как может выглядеть мужчина, насилующий четырехлетнюю девочку?

Вопрос застал Спенсера врасплох, и Хэкету пришлось повторить его.

— Вы будете удивлены, — начал детектив, — но чаще всего это мужчины, о которых ничего подобного и не подумаешь. Отцы, похожие на вас... — Сержант осекся, осознав допущенную бестактность. — Извините, — закончил он.

— Каковы шансы на поимку преступников?

— Ну, этим занимаются классные спецы. Мы знаем группу крови убийцы, приблизительный рост, вес и возраст. Так что возьмем его, не беспокойтесь.

Хэкет горько усмехнулся.

— А даже если и поймаете? Дальше-то что? Десять лет тюрьмы? В случае примерного поведения выйдет на волю через пять.

Спенсер покачал головой.

— Этого не будет, мистер Хэкет. Он отправится в тюрьму и отсидит свой срок до конца.

Когда они добрались до Клэпхэма, Хэкет коротко попрощался с детективом, и Спенсер обещал связаться с ним, как только поступит какая-то информация. Еще раз выразив соболезнование, полицейский развернулся и уехал. Хэкет, постояв с минуту на тротуаре, направился к двери дома. Он решил не звонить, чтобы не будить Сью.

Оказалось, что Сью сидит на кухне вместе с их ближайшей соседкой, Хелен Бентин. Женщины — соседка была чуть старше Сью — беседовали за чашкой чая, и Хэкет невольно подумал о том, насколько его жена привлекательнее, несмотря на темные круги под глазами. Когда он вошел, Сью попыталась улыбнуться и даже поднялась, собираясь налить ему чаю.

Однако Хелен, опередив ее, протянула учителю чашку и тут же сообщила, что ей уже пора идти. Дверь за ней вскоре захлопнулась.

— Доктор сказал, тебе надо отдохнуть, Сью, — сказал он, прихлебывая чай и одновременно свободной рукой ослабляя узел галстука.

— Я отдохну, но позже. И я не собираюсь вечно пить эти таблетки...

Он коснулся ладонью ее щеки.

— Ты выглядишь такой усталой.

Сью принужденно улыбнулась.

Хэкет почувствовал, что она хочет что-то у него спросить, он даже знал, что именно. И тем не менее вопрос застал его врасплох.

— Как она выглядела? — спросила Сью.

Хэкет пожал плечами, не зная, что ответить.

— Джон, скажи мне.

— Она выглядела умиротворенной, — солгал он, попытавшись улыбнуться.

— Надо сообщить твоим родителям и моей сестре. Они должны знать, Джон.

— Только не сейчас, — сказал он, погладив ее руку.

— Почему они выбрали нас? — спросила она таким тоном, словно в самом деле ожидала услышать вразумительный ответ. — Почему убили Лизу?

— Сью, я не знаю. И разве ответ на твой вопрос облегчил бы наше горе?

— Но это несправедливо. — В глазах ее стояли слезы. — Мой отец при смерти. Мне и так тяжело — так еще и это! — Она разразилась истерическим смехом, заставившим Хэкета похолодеть. — Видимо, Бог испытывает нашу веру. — Она зашмыгала носом, смахнув со щеки слезинку. — Что ж, если так — он будет разочарован.

Хэкет сжал ее руку.

— Бог — садист! — усмехнулась она, взглянув на мужа. — И я ненавижу его за то, что он позволил сделать с нашей малышкой.

Хэкет поднялся, нежно обнял ее. Какое-то время они стояли обнявшись, Сью тихонько всхлипывала.

— Я так хочу попрощаться с ней, — прошептала она. — Хочу взять ее на руки хоть на секундочку. — Взглянув на мужа, она увидела слезы в его глазах. — Джон, что же нам делать?

Он не знал, что ответить ей.

В голове у него раздался странный звон. Однако, приоткрыв глаза, он понял, что не спит.

Настойчиво звонил телефон.

Хэкет протер глаза и осторожно отодвинул голову Сью от своего плеча. Она приняла две таблетки снотворного и спала уже час или около того. Он тоже ненадолго задремал — напряжение последних часов в конце концов его свалило.

Хэкет побрел в холл, к телефону. Поднял трубку.

— Алло, — прохрипел он, прочищая горло.

— Привет, Джон, это я, Никки. Прости, что звоню тебе домой.

— Что тебе надо? — проговорил он устало.

— Мне необходимо поговорить с тобой. В школе сказали, что тебя не будет несколько дней.

— Да. Это так. А в чем проблема? Ты что, следишь за моими передвижениями? — язвительно поинтересовался Хэкет.

— Джон, что случилось? Ты в порядке?

— Послушай, ты хочешь сообщить мне нечто важное? Если нет, то до свидания.

— Я уже извинилась, что звоню тебе домой, — удивленно проговорила Никки. — Но почему ты так со мной разговариваешь? Твоя жена что, рядом?

— Да, рядом, но не в этом дело. Ты не должна была сюда звонить.

— Мы ведь собирались сегодня встретиться. Я ждала...

Он оборвал ее на полуслове.

— Не звони мне сюда больше, хорошо?

— Я и ужин приготовила...

— Ешь его сама! — рявкнул Хэкет, бросая трубку. Он стоял в прихожей, и в ушах его звенел голос с легким ирландским акцентом.

Не мог же он сказать ей правду...

Из гостиной донесся голос Сью — она звала его. Он поспешил на зов. На пороге оглянулся, словно опасался, что телефон снова зазвонит.

Глава 12

Небо заволокло свинцовыми тучами. Пошел дождь. Тьма, словно чернила по промокательной бумаге, расползалась по небу над Хинкстоном. Порывы ветра бросали из стороны в сторону ледяные потоки дождя.

Боб Такер, уткнувшись подбородком в теплый шарф, заглянул в могилу.

Влажная земля уже покрывала крышку гроба. Но дождь, яростно вымывавший тонкий слой почвы, казалось, вот-вот обнажит полированное дерево. Боб бросил вниз еще несколько комьев земли, затем прикурил сигарету и уже после этого взялся за дело всерьез. Сигарета тотчас размокла, и он сунул окурок в карман плаща. Проклиная погоду, свою судьбу и все, что приходило на ум, Боб продолжал засыпать могилу, прекрасно понимая, что надо пошевеливаться, — дождь, поливавший взрыхленную землю, быстро превратит ее в липкую грязь. Почвы в окрестностях Хинкстона, и без того глинистые и вязкие, во время дождя напоминали окопы Фландрии в 1918 году.

Боб, сделав передышку, выпрямился и тяжело вздохнул, почувствовав, как заныли колени. Да и спина начинала побаливать. Профессиональная болезнь, подумал он. Вот уже двенадцать лет Боб работал могильщиком на хинкстонском кладбище. Это занятие ему нравилось. Боб был человеком необщительным, а работа могильщика прекрасно соответствовала его любви к одиночеству. Он никогда не был женат, но это нисколько его не огорчало. Боб ощущал себя вполне счастливым человеком. В городе у него было несколько друзей, с которыми он иногда пропускал рюмочку-другую, что случалось, когда у него все же возникала нужда в компании. Большую же часть времени Боб проводил в небольшом домике, неподалеку от кладбища. Он получил это жилище вместе с должностью могильщика.Один из сараев на заднем дворе перестроил под мастерскую, в которой предавался своему любимому занятию — вырезал различные фигурки из кусков дерева, подобранных на кладбище. Буйно разросшиеся у могил деревья предоставляли ему массу всевозможного сырья. Из особо толстых и прочных веток он делал трости, которые продавал на хинкстонском рынке. Некоторые из них шли по пятьдесят фунтов каждая, но все же Боба привлекали не столько деньги, сколько само ремесло.

Он еще немного постоял у края могилы, глядя сквозь завесу дождя на городские огни. Уличные фонари, горевшие во тьме, напоминали драгоценные каменья, сверкающие на черном бархате.

Кладбище находилось в полумиле от центра города, на крутом холме, что должно было способствовать стоку дождевых вод. Однако самые старые могилы уже начали разрушаться, оседать, и Боб опасался оползня. Однако наносимый могилам ущерб нельзя было отнести на счет одних только сил природы.

В последние недели участились случаи вандализма: поваленные могильные плиты, вырванные из клумб цветы, измазанные краской памятники и, что самое страшное, одна разрытая могила. Выбрано было около двух футов земли, но, к счастью, до самого гроба не добрались.

«Что же это за люди такие? — часто размышлял Боб. — Кто находит удовольствие в том, чтобы нарушать покой мертвых и осквернять их последнее пристанище?»

Общественное мнение в основном сводилось к тому, что это работа хинкстонских подростков. Недели две назад Боб застукал юную парочку, валявшуюся в чем мать родила на одной из заброшенных могил, но их-то помыслы были далеки от вандализма. Вспомнив сейчас тот случай, Боб улыбнулся. Действительно забавно: парень ковылял, путаясь в собственных брюках, а девица улепетывала, размахивая белым бюстгальтером, точно капитулянтским флагом. Об этом случае Боб не сообщил в полицию. Но бесчинства хулиганов не могли его не беспокоить. Много ночей подряд он выходил из своего домика и прочесывал кладбище вдоль и поперек, однако до сих пор его ночные бдения не давали результатов. Стараясь не обращать внимания на боли в спине, Боб засыпал могилу. И вдруг за спиной его послышался какой-то шум. Сначала он было подумал, что это дождь шумит в ветвях деревьев. Но когда странный шорох повторился, Боб понял, что доносился он из кустов, окружавших соседнюю могилу. Боб прекратил работу. Оглянулся, напряженно вглядываясь в темноту.

Прошла минута, но звук не повторился.

Боб снова взялся за лопату.

«Еще чуть-чуть — и дело сделано», — с облегчением подумал он. И тут снова услыхал все тот же шорох.

Бросив лопату, Боб резко повернулся.

«Наверное, какой-нибудь зверек», — решил он, делая шаг в направлении кустов: во время ночных прогулок по кладбищу он встречал белок и даже барсуков...

А вдруг это хулиганье? Впрочем, едва ли. Те бы дождались более позднего часа, чтобы не наткнуться на свидетелей.

Он осторожно раздвинул кусты.

Никого. Дождь по-прежнему лил как из ведра. Что-то коснулось его плеча. Боб вскрикнул. Нащупал в кармане плаща армейский нож. Казалось, по плечу его хлестнула ветка, пригибавшаяся под порывами ветра. Боб направился обратно к могиле.

И тут перед ним возникла мужская фигура с лопатой в руках — с лопатой, которой он только что работал.

В темноте, под проливным дождем, Боб не мог рассмотреть лицо незнакомца. Но он шагнул ему навстречу и потребовал, чтобы тот положил на место лопату.

В следующее мгновение мужчина размахнулся и обрушил лопату на голову могильщика. Удар пришелся по лицевой части черепа. Глухой крик сопровождался хрустом кости... Секунду спустя мужчина приблизился к Бобу и, стоя над ним, какое-то время с интересом наблюдал, как из разбитого лица хлещут потоки крови, заливающие плащ. Затем неизвестный еще раз взмахнул лопатой, целя на этот раз по ногам. Мощный удар перебил обе голени. Боб дико завопил, почувствовав, как разрывают его плоть впившиеся в нее перебитые кости.

Он лежал в грязи, уже впадая в спасительное забытье. Однако еще успел почувствовать, как его голову приподнимают от земли — аккуратно, чуть ли не бережно. И еще увидел нож с длинным тонким лезвием. Нож погрузился в его правый глаз.

Лезвие медленно проталкивали внутрь черепа — до тех пор, пока острие не коснулось затылочной кости. Потом убийца поднял бездыханное тело — поднял с такой легкостью, словно Боб Такер был младенцем.

Единственным свидетельством произошедшего могли служить лишь кровавые лужи на сырой земле. Однако дождь, упорный, нескончаемый, вскоре смыл и эти следы преступления.

Глава 13

Взглянув на часы, она прикурила сигарету и неторопливо затянулась, опасливо поглядывая на телефонный аппарат.

Никки Ривз просидела у телефона минут пять, прежде чем решилась наконец поднять трубку и набрать номер. В трубке звучали длинные гудки. Она ждала.

— Давай же, скорее, — прошептала она, готовая, если понадобится, немедленно положить трубку.

Щелчок — и зазвучал знакомый голос:

— Алло.

Она удовлетворенно улыбнулась.

— Алло, Джон, это я. Ты можешь говорить?

— Если ты спрашиваешь, здесь ли моя жена, то отвечаю: «нет», — раздраженно проговорил Хэкет. — Я ведь просил тебя не звонить мне домой...

— Мне надо с тобой поговорить. Я хочу знать, что происходит. Тебя нет в школе. Я беспокоюсь...

— Я тронут, — съязвил Хэкет.

— Джон, в чем дело? — допытывалась Никки. — Прости, что звоню тебе домой. Понимаю, что тебе это не нравится.

— Когда я просил тебя больше мне не звонить, то именно это и имел в виду. Не звони мне вообще — ни домой, ни куда бы то ни было.

Никки нахмурилась. Она крепче сжала трубку.

— Что ты имеешь в виду? Ты больше не хочешь меня видеть?

Хэкет молчал. А когда наконец заговорил, голос его звучал уже гораздо мягче:

— Ты сказала, что понимаешь: наши отношения не могут продолжаться вечно. Думаю, настало время положить этому конец.

— Что так вдруг?

— Произошло событие, о котором я и не могу и не хочу рассказывать. Между нами все кончено, Никки. Собственно, у нас с самого начала ничего особенного и не было. Я подумал и решил, что лучше покончить с этим сейчас.

— Внезапный приступ раскаяния? — с издевкой спросила она. — Не так все просто, как тебе кажется, Джон. Мы оба знали, на что идем. Почему бы нам не поговорить, а тебе не рассказать мне о своих проблемах?

— Ради Бога, Никки, ты мне не жена, ты просто... — Он не договорил.

— Легко доступная подстилка, — закончила за него Никки. — Джон, ты не можешь бросить меня, как ненужную вещь. Я не какая-нибудь потаскушка, которую подцепили в баре. Ты мне не платил, если не считать подарков... — Она машинально коснулась цепочки с кулоном.

— Чего же ты от меня ждешь? Чтобы я послал тебе чек? — выпалил Хэкет.

— Ты подонок...

— Послушай, Никки, я допустил ошибку, так? Но теперь все кончено. Во мне нуждается моя жена.

— А что, если я тоже нуждаюсь в тебе? — спросила она как-то вызывающе.

— Все кончено, — повторил он.

— А если бы я не позвонила тебе? Что бы ты делал? Надеялся бы, что забуду эти три месяца? Делал бы вид при встречах, что не замечаешь меня? А мог бы набраться смелости и выложить мне все в лицо, Джон?

— Слушай, я не могу больше говорить. Сью появится с минуты на минуту.

Никки хотела что-то сказать, но он уже отключился. Она еще несколько секунд сжимала в руке трубку. Потом швырнула ее на рычаг. Закурив очередную сигарету, Никки прошла в гостиную и налила себе порцию бренди. Руки ее тряслись, губы дрожали.

— Значит, говоришь, все кончено? — прошептала она сквозь слезы.

«Все кончено...»

Ну уж нет...

23 сентября 1940 года

Кивнув, Джордж Лоуренсон взглянул на папку с надписью: «Генезис». Содержавшиеся в ней заметки и теоретические выкладки были итогом его работы за последние пятнадцать лет. Однако лишь в последние несколько месяцев его многолетние труды стали давать конкретные результаты.

И вот теперь, когда его идеи подтвердились фактами, ему приказывают свернуть работу — работу, которой отданы лучшие годы жизни.

Они не понимают...

— Ты думаешь, они передумали насчет проекта? — спросила Маргарет Лоуренсон, наблюдавшая, как муж укладывает папку в чемоданчик.

— Пока не знаю.

Накануне, поздно вечером, позвонили из Лондона и попросили приехать в столицу для «переоценки» (какой возмутительный жаргон!) его работы.

— Сегодня они приказывают прекратить работу, а завтра потребуется продолжить... — Он пожал плечами.

Маргарет с улыбкой подошла к мужу и поцеловала в щеку.

— Побереги себя, пока меня не будет, — ласково сказал он ей. — Помни, теперь вас двое. — Он улыбнулся и погладил жену по животу.

— А что, если они прикажут тебе и в самом деле прекратить работу над проектом, а, Джордж?

— А ты бы этого хотела? — спросил он, пристально глядя ей в глаза.

— Ты веришь в свое призвание? А я верю тебе. Единственное, о чем прошу, — будь осторожен.

Он закрыл чемоданчик.

— Где копии с моих записей? — спросил он с беспокойством.

— В надежном месте, — успокоила жена. — Даже если оригиналы уничтожат, до копий они не доберутся.

— Оригиналы не уничтожат — не такие уж там сидят идиоты.

Подхватив чемоданчик, он направился к лестнице. Маргарет спустилась следом за ним. Проводив мужа до входной двери, она вышла на подъездную дорожку. Лоуренсон подошел к передней дверце машины, открыл и положил чемоданчик на сиденье. Затем обошел ее, уселся за руль.

— Позвони мне, когда доберешься до Лондона, — попросила Маргарет.

Возвратившись к парадной двери, она смотрела на отъезжающий автомобиль.

Лоуренсон медленно ехал по подъездной аллее. В конце ее оглянулся, помахав на прощанье рукой.

В следующее мгновение раздался оглушительный взрыв. Машина исчезла в огненном облаке, брызжущем во все стороны обломками металла и пластика. Маргарет, полуоглохшую от грохота, швырнуло взрывной волной на землю.

К небу взметнулось густое облако дыма, похожее на грозовую тучу. Языки пламени жадно пожирали остов машины, вокруг которой развивалось пылающее озеро бензина.

Когда Маргарет, поднявшись, подошла к пылающим искореженным обломкам, в нос ей ударил резкий запах паленой резины и еще чего-то — сладковатого и тошнотворного. То был запах горелого мяса.

Маргарет, заламывая руки, упала на колени.

Однако взрыв видела не только Маргарет.

За происходившим наблюдали холодные глаза профессионалов.

Неподалеку, в укрытом за деревьями джипе, сидели двое.

Один из них самодовольно улыбнулся. Второй потянулся к полевому телефону.

— Дайте мне личного адъютанта премьер-министра, — произнес он скороговоркой. После секундной паузы он продолжал: — Доложите мистеру Черчиллю, что сегодня в десять сорок шесть проект «Генезис» остановлен навсегда.

Майор Дэвид Кэтлин положил трубку и взглянул на пламя.

Глава 14

Усталость навалилась на него каменной глыбой. Все ощущения притупились, голова гудела... Хэкет двигался точно во сне.

Сью, смертельно бледная, с покрасневшими от слез глазами, неподвижно сидела на диване. На ней по-прежнему были черная юбка и черный жакет, которые она надела на похороны Лизы. Хэкет уговаривал ее переодеться, но она молча качала головой. Сейчас, стоя на кухне, он дожидался, когда закипит чайник.

Время тянулось мучительно медленно. Минуты растягивались в часы, часы обращались в вечность. Боль утраты казалась невыносимой. Хэкет провел рукой по лбу, мысленно возвращаясь к событиям этого ужасного дня.

Сначала принесли цветы.

Потом прибыли родственники. На траурной церемонии присутствовали только его родители и сестра Сью с мужем.

И наконец появился катафалк.

Хэкет испустил тяжкий вздох. Глаза его наполнились слезами.

В огромном автомобиле детский гробик казался совсем крохотным, и Хэкету подумалось, что он легко бы поднял его одной рукой...

Приготовив себе кофе, он полез в шкафчик за аспирином, в надежде унять боль в висках. Отхлебнул из чашки и даже не заметил, что обжег язык.

На кладбище, когда гробик опускали в могилу, он снова с удивлением думал о том, какой он крохотный. Стоя над разрытой землей, он боялся, что Сью упадет в обморок. Всю службу она буквально висела на нем, заливаясь слезами. Он же сдерживал слезы, проявляя стойкость. Но когда гроб с телом Лизы опустили на дно могилы, он не выдержал и разрыдался. Так они и стояли — поддерживая друг друга, утирая слезы...

Хэкет снова вздохнул.

Служба тянулась целую вечность. Когда все же церемония похорон наконец закончилась, их с Сью, словно заблудившихся детей, проводили к машине и отвезли домой. Присутствовавшие на похоронах пробыли у них дома совсем недолго — почувствовав себя лишними, оставили Хэкетов одних, и Сью удалось поспать несколько часов. Хэкет же места себе не находил — мерил шагами комнату, курил и пил, мечтая напиться до бесчувствия и думая о том, что жена нуждалась в нем сейчас, как никогда.

Нуждалась больше, чем Никки.

Он допил кофе и вернулся в гостиную.

Сью сидела с закрытыми глазами. Но едва Хэкет устроился напротив, как она, открыв глаза, взглянула на него.

— Прости, я не хотел тебя будить, — сказал он с ласковой улыбкой.

— Я не спала. Просто думала.

— О чем? — спросил он, протягивая ей чашку с кофе.

— О дурацких фразах, которые люди произносят, когда кто-то умирает. «Жизнь должна продолжаться». Почему должна? — Ее лицо омрачилось.

— Сью, не надо так говорить. Мы должны жить. И помнить о Лизе.

— Зачем, Джон? Ведь она умерла... Нашей девочки нет. Мы больше никогда ее не увидим, не сможем обнять ее, поцеловать... — Глаза Сью увлажнились. — Завтра надо проведать отца, — устало произнесла она.

— Нет. Еще не время. Ты не готова.

— А что, если он тоже умрет? Если он умрет, когда меня не будет рядом?

Хэкет, сев рядом с женой, обнял ее за плечи.

— Твоя сестра может задержаться здесь на несколько дней, чтобы навещать его.

— Ей надо возвращаться в Хинкстон. Ее муж работает, а у них ребенок, Джон.

— Ты слишком много на себя берешь, Сью. Всегда, когда нужно что-то сделать, выясняется, что, кроме тебя, сделать это никто не может. И уж никак не Джули. Ты все взваливаешь на свои плечи.

— Такая уж я уродилась.

— А может, тебе уже пора исправиться?.. — Он поцеловал ее в губы.

Она крепко сжала его руку.

— Я люблю тебя, — прошептала она.

— Тогда докажи это. Отправляйся в постель и как следует выспись.

— Попозже. Ты иди наверх, я скоро... — Взглянув на кофейный столик, она увидела адресованное ей письмо, лежавшее рядом с открыткой, на которой было выведено: «Самые искренние соболезнования».

— Что это? — спросила Сью, потянувшись к конверту.

— Письмо принесли сегодня утром. Я подумал, ты прочтешь, когда будет настроение.

— Почерк незнакомый, — проговорила Сью, повертев в руках конверт.

— Может, подождет до утра?

— Одну минутку, Джон, иди, я скоро. Ну пожалуйста, — мягко говорила она, погладив его руку.

Хэкет поднялся и направился в холл.

— Одна минута, — напомнил он, поднимаясь по ступенькам.

Сью поставила чашку на столик и, устало вздохнув, вскрыла конверт, обнаружив в нем листок бумаги — листок без адреса сверху и без подписи внизу. Она еще раз взглянула на конверт, проверяя, на ее ли имя пришло письмо. Все верно — адресовано на ее имя, по ее домашнему адресу.

«Дорогая миссис Хэкет, — шевеля губами, прочитала Сью, мысленно отметив аккуратный почерк писавшего. — Я понимаю, что вы можете подумать обо мне, но, полагаю, вам было бы небезынтересно узнать о моих отношениях с вашим мужем Джоном»... — Слова повисли в воздухе, дальше она читала про себя.

Сью еще раз прочитала письмо, на этот раз более внимательно. Потом сложила его и поднялась с дивана.

На мгновение задержавшись у подножия лестницы, она посмотрела наверх, затем на свою руку, сжимавшую листок.

Несколько секунд спустя она уже поднималась по лестнице.

Глава 15

— Все-таки надо было остаться с ней на несколько дней, — сказала Джули Клейтон, выглядывая из «сьерры». — И к отцу не мешало бы сходить.

— Им лучше побыть вдвоем, ты ничем им не поможешь, — отозвался Майк Клейтон, с беспокойством поглядывая на идущую впереди машину. Он собирался пойти на обгон, но, заметив, что машина набирает скорость, отказался от своего намерения. — Ну давай же, придурок! — проворчал он. — Или жми на педаль, или уступи дорогу.

Он посмотрел на часы, встроенные в панель.

Десять сорок две.

— С такой скоростью мы вряд ли доберемся вовремя, — раздраженно бросил Майк. — Говорил же тебе: поезжай одна.

— Она моя сестра, Майк, — заявила Джули. — Сью не обошлась бы без меня.

— А твой сын без тебя обойдется? — возразил он снова, изготовившись к обгону. Выжав до упора акселератор, он выехал на середину дороги, не обращая внимания на стремительно приближавшиеся огни.

— Майк, ради Бога! — выдохнула Джули, заметив машину, мчавшуюся им навстречу.

Но муж, казалось, не замечал опасности. Когда они промчались мимо не уступавшего дорогу фургона, стрелка спидометра указывала на отметку 80.

Мчавшаяся им навстречу машина резко вильнула, избегая столкновения со «сьеррой». Окрестности огласились визгом тормозов и воем клаксона. Встречную машину занесло, и казалось, что она вот-вот перевернется, но водителю все же удалось вырулить обратно на дорогу.

Майк Клейтон по-прежнему жал на газ. Мимо промелькнул дорожный указатель: «Хинкстон — 25 миль».

Джули взглянула на часы — десять сорок семь. Она прикинула: в лучшем случае они доберутся до дома минут через двадцать. Если, конечно, ничего не помешает...

Сглотнув слюну, она посмотрела на мужа, крепко вцепившегося в руль.

Она тоже начала сомневаться, успеют ли они вовремя добраться до Хинкстона.

Она молилась о том, чтобы они успели.

Глава 16

— Кто она, Джон?

Стоя в дверном проеме, Сью потрясла письмом. Хэкет нахмурился. Он совершенно ничего не понимал. Подойдя к кровати, Сью посмотрела на него сверху вниз. Ее глаза были полны гнева и боли.

Постепенно до него начало доходить.

— "Полагаю, вам было бы небезынтересно узнать о моих отношениях с вашим мужем Джоном", — прочла она строчку из письма.

Хэкет глубоко вздохнул. Он собрался было что-то сказать, но тотчас сообразил, что никакие слова тут не помогут.

— "Меня не волнует, что вы подумаете обо мне, — продолжала цитировать Сью, — но считаю, что вы имеете право знать о том, что было между нами".

— Сью...

Жена перебила его.

— "Я не люблю, когда меня используют", — читала она, уткнувшись в листок. Наконец, дочитав до конца, подняла глаза: — Кто она?

Он понимал: лгать бесполезно. Что ж, по крайней мере, хоть частично облегчит совесть...

— Ее зовут Никки Ривз, — произнес он. — Она работает в школе секретаршей.

Вот он и сказал... Обратной дороги нет.

— У тебя была с ней связь? — Вопрос ее прозвучал скорее как утверждение. — И сколько это продолжалось?

— Три месяца.

Она присела на край кровати, спиной к мужу, словно вид его вызывал у нее отвращение.

— А теперь у вас все кончено? — неожиданно спросила Сью.

— Ты мне не поверишь, если я отвечу...

— Теперь у вас все кончено?

— Да. Я покончил с этим несколько дней назад.

Она взглянула на него с горькой усмешкой на губах.

— Значит, все эти твои школьные собрания ты проводил с ней. — Глаза ее вдруг сузились. — Ты никогда не приводил ее сюда, нет?

— Нет, никогда.

— И где же происходили ваши встречи, Джон? — В ее тоне промелькнуло что-то вроде любопытства. — На заднем сиденье машины? В пустой классной комнате?

— Сью, ради Бога... Ну к чему эта грязь... В ее квартире...

— Ах, в квартире... Очень удобно. В квартире ведь и ванная имеется.

Последнее замечание его особенно задело.

— Сколько ей лет?

— Двадцать два. Ну какое это имеет значение?

— Я полагала, что учителя развлекаются с шестиклассницами-нимфоманками. Но ты всегда был оригиналом, не правда ли, Джон? Почему ты выбрал такую молодую? Для самоутверждения на пороге тридцатилетия?

— Сью, это смешно...

— Смешно? А завести интрижку со школьной секретаршей — это не смешно?

— Сью, не надо меня отчитывать, — сказал он, сморщившись. — Знаю, что поступал дурно. И раскаиваюсь... Если тебе от этого станет легче, сообщу, что чувствую себя довольно гнусно.

— Нет, не легче, — огрызнулась Сью.

Какое-то время оба молчали. Потом Сью вновь заговорила:

— Но почему, Джон? Ты можешь мне сказать?

Он пожал плечами.

— Не знаю. Действительно не знаю. Любое объяснение звучало бы бессмысленно... — Он глубоко вздохнул. — Я не могу это объяснить...

— Не можешь или не хочешь? — спросила она, пристально глядя ему в глаза.

— Я сказал, что не могу, — ответил он уже с легким раздражением. — Я прекрасно понимаю: я виноват. Но это произошло как-то само собой...

— Такие вещи сами собой не происходят, — возразила Сью. — Скажи, что тебя в ней привлекало? Красота? Фигура? Она хороша в постели? Ну давай же, рассказывай, я так любопытна...

Он молча покачал головой.

— Джон, ну скажи, — настаивала Сью, — она красивая?

— Да, — кивнул он.

— И хороша в постели?

— Сью, ну пожалуйста...

— Хороша? Мне просто интересно, я же сказала... Она хороша в постели?

Он вымученно улыбнулся.

— Чего ты хочешь? Чтобы я оценил ее по десятибалльной шкале?

— Просто ответь — хороша ли она в постели?! — завизжала Сью.

— Да, — тихо выдохнул он. — Наши отношения строились исключительно на физиологии. Никаких чувств я к ней не испытывал. Я всегда любил только тебя, Сью.

— Предполагается, что я должна быть тебе за это благодарна? Сейчас ты мне заявишь, что я должна тебя понять. Что ж, возможно, я тебя пойму. Ты только объясни... что заставило тебя связаться с ней?

— С тех пор как заболел твой отец...

— Оставь в покое моего отца, ты, подонок!..

— Дай мне договорить, — повысил голос Хэкет. — Так вот, когда он заболел, ты с головой ушла в заботы о нем. Ты отдалилась от меня. Возможно, я почувствовал себя заброшенным... Понимаю: звучит не слишком убедительно, но все же...

— Ой, Джон, прости меня! — усмехнулась Сью. — Конечно, я совсем забыла о тебе, я уделяла тебе недостаточно внимания. Словом, это моя вина, что ты завел себе любовницу.

— Сью, я этого не говорил...

— Ты сказал, что я отдалилась от тебя. Вот ты и нашел себе шлюшонку, чтобы ее трахать. — Она выплевывала слова прямо ему в лицо.

— Она не шлюха.

— Ах, ты ее защищаешь? Говоришь, кроме постели, между вами ничего не было? Если уж тебе так необходим был секс, мог бы воспользоваться услугами проститутки, за деньги. Прости меня, пожалуйста, Джон, что я забивала свою голову разными пустяками. Поделился бы со мной своими проблемами; возможно, я и уделяла бы тебе несколько ночей в неделю.

— Сью, не болтай глупости.

— А ты чего хотел?! — закричала Сью. — Разумной беседы? В день похорон дочери узнать, что мой муж завел любовницу...

Она внезапно замолчала. Глаза ее сверкнули. Хэкет почти физически ощущал, как оформляется в ее мозгу эта ужасная мысль. Наконец она заговорила:

— Ты был с ней в тот вечер, когда убили Лизу? Да?

Он молчал.

— Да? — прошипела Сью.

Он кивнул.

— Я думаю об этом постоянно, — прошептал Хэкет. — Возможно, находись я дома, ничего бы не случилось. Представляешь, каково мне, Сью?

— Мне наплевать на твои чувства, — отрезала она. — Ты убил нашу дочь.

— Не говори так! — воскликнул он.

— Не ты занес над ней нож, но ты так же виновен в ее смерти, как и убийца. Наша дочь умерла из-за твоих гнусных похождений.

В следующую секунду она бросилась на него, точно дикая кошка. Внезапность нападения застала Хэкета врасплох: ногти вонзились в его щеку, раздирая ее в кровь. Хэкет попытался перехватить ее руку. В конце концов ему это удалось: он крепко сжал локоть и одновременно кисть другой руки. Сью отчаянно вырывалась, словно прикосновение его рук вызывало у нее отвращение и ужас.

— Убирайся! — кричала она, сверкая глазами. — Не прикасайся ко мне!

Он отпустил ее. Она стремительно вскочила с кровати. Хэкет сделал шаг в ее сторону, но она тотчас же выбросила вперед руку.

— Не подходи ко мне, мерзавец! — зашипела она. — Не смей ко мне прикасаться!

Хэкет медлил. Он знал: что бы он ни сделал, что бы ни сказал — ничто не поможет. Оба застыли, стоя друг против друга, — точно персонажи фильма в остановившемся кадре. Наконец Хэкет отступил, как бы признавая свое поражение.

— Сью, прошу тебя, не кричи на меня. Ведь мы нужны друг другу.

— Неужели? — Она едва не расхохоталась. — Зачем тебе я? Ты можешь наведываться к своей потаскухе. — Пристально взглянув на него, она вышла из спальни.

Он хотел было последовать за ней, но понял: не имеет смысла. Резко развернувшись, взревев от ярости, он обрушил кулак на туалетный столик. На пол посыпались флакончики с духами, баночки с кремами и прочая косметика.

Вцепившись в край столика, Хэкет уставился в зеркало. На него смотрели глаза, полные смертной тоски.

Глава 17

Его разбудил собачий лай.

В ночной тишине звук метался меж стен, гулко отдаваясь в ушах. Он сел на кровати, бросил взгляд на часы.

Час сорок шесть.

Брайн Девлин собрался было включить ночник, но передумал. Собачий лай неприятно резал слух. Животное могло находиться где угодно — на ферме, а может, и за ней, где-нибудь в поле — в такой поздний час все звуки разносятся на километры...

Девлин выбрался из постели и прошлепал к окну, выходившему на двор фермы.

Тусклый свет лампочки у крыльца освещал лишь ближайшую к двери часть двора. Девлин снова подумал о том, что неплохо бы включить свет. И снова передумал. Вместо этого он, пошарив по полу, отыскал фонарь. Затем, наклонившись, вытащил из-под кровати ружье. Переломив двустволку, он загнал в оба ствола патроны, которые вынул из стоявшего рядом шкафчика, и торопливо зашагал к лестнице: в одной руке держал фонарь, другой придерживал двустволку, свисавшую с плеча на длинном ремне.

У выхода ненадолго задержался — натянул веллингтоны[1] и поплотнее запахнул куртку.

Пес заходился в яростном лае. Девлин отпер дверь и вышел в ночь. С минуту он стоял, напряженно вглядываясь во тьму. Когда глаза наконец привыкли к темноте, двинулся на лай собаки.

Девлин был уверен, что овчарка лает у задней стены амбара.

Там находился курятник. За последний месяц лисы утащили уже с десяток цыплят.

Ну, на сей раз он поймает зверя, воровке не уйти... Густые леса, раскинувшиеся неподалеку, являлись превосходным убежищем для лис — сколько раз он пытался выследить хищников, но всегда безрезультатно... А вот от фермеров западных предместий Хинкстона жалоб на лис не поступало — факт, сам по себе уже раздражавший Девлина. Он держал ферму два десятка лет, с тех пор, как ему стукнуло двадцать, однако теми средствами, какими обладали фермеры с противоположного конца города, Девлин не располагал. Его небольшое хозяйство создавалось годами; сначала работал отец, потом он сам. Со временем ферма стала его единственной страстью. Это было настолько серьезным, что его бывшая жена не сочла возможным мириться с тем обстоятельством, что ферма стояла и всегда будет стоять для него на первом месте. Девлин понимал ее чувства: жену не устраивало второе по значимости место, второе после свиного хлева. При воспоминании о жене он улыбнулся. Поначалу она пыталась играть роль фермерши — доила коров, даже чистила свинарники! Однако год спустя новизна поблекла, глазам предстала неприглядная реальность: ежедневный тяжкий труд... Чтобы не запускать хозяйство, Девлину приходилось работать по шестнадцать часов в сутки. Свободного времени практически не оставалось. В таких условиях брак разваливается почти неизбежно. Детей у них не было, а значит, и проблем, с ними связанных. Он не удерживал ее — ему хватало фермы. Единственное, о чем Девлин жалел, так это об отсутствии детей. Ведь после его смерти некому будет управляться с фермой...

Но в данный момент его беспокоил лай овчарки. Он крепко сжал в руке ружье, готовый проучить вороватую хищницу. Но когда он приблизился к амбару и расположенному за ним курятнику, ему пришла в голову до смешного очевидная мысль: яростный лай собаки уже давно должен отогнать лису... Почему же собака до сих пор не унимается?

Лай внезапно оборвался. Двор погрузился в тишину. Девлин замер, напрягая слух.

Собака молчала.

Может, пес все же спугнул эту проклятую лису, погнал ее, а теперь возвращается, чтобы лечь спать? Да и ему самому давно пора в постель...

Тем не менее Девлин направился к амбару. Подойдя, с удивлением обнаружил, что дверь чуть приоткрыта. Он что-то пробурчал себе под нос и потянулся к дверной ручке.

И вдруг сапог его наткнулся на что-то мягкое... Вполголоса выругавшись, он включил фонарь.

Под ногами у него лежала мертвая овчарка.

Девлин, нахмурившись, склонился над собакой. Судя по всему, у нее были переломаны шейные позвонки. Язык вывалился из открытой пасти, голова лежала в луже крови. Похоже, овчарке разодрали пасть — нижняя челюсть была почти оторвана. Тут он слышал шорох, донесшийся из глубины амбара.

Его охватила ярость. Тот, кто сотворил такое с собакой, наверняка прячется в амбаре.

— Ну, погоди, недоносок! — процедил он сквозь зубы и, спотыкаясь, поводя вокруг фонарем, переступил порог.

Он направил луч света в сторону сеновала, высветив попутно инструменты, сложенные у дальней стены: вилы, лопаты, культиваторы...

Вокруг — полная тишина.

— Эй, выходи! Даю тебе десять секунд! — гаркнул Девлин, услыхав тихое поскрипывание.

На сеновале кто-то прятался. Добраться туда можно было только по приставной лестнице, которая вела к люку с откидной крышкой. Закипая от гнева, Брайн двинулся к лестнице. Кто бы там ни находился, ему не уйти, придется ответить за содеянное...

— Эй, выродок! Ты мне ответишь за собаку! — заорал Девлин, поставив ногу на перекладину. Добравшись до люка, он с силой откинул крышку. — Предоставляю тебе последний шанс! Выходи! — закричал Брайн, протискиваясь в отверстие люка. Выходи! Тебе не уйти!

Тишина.

— У меня ружье! — закричал он с угрозой в голосе.

В ответ — ни звука.

Девлин сделал несколько шагов по настилу, держа наготове оружие. Осветил фонарем спрессованные кипы сена. Настил скрипел у него под ногами. Через каждые несколько шагов он останавливался, поводя перед собой фонарем.

Внизу громко хлопнула амбарная дверь. Резко повернувшись, Девлин бросился обратно к люку. Снизу послышался скрип петель, снова хлопнула одна из дверных створок. И тут до Девлина дошло: это же ветер... Он облегченно вздохнул и продолжил поиски.

Может, его подвел слух?.. На сеновале, похоже, никого не было. Вот и за кипами никто не прячется... Никаких признаков вторжения. И внизу, как оказалось, ни души. Покачав головой, он повернул обратно к лестнице.

Снова скрипнула дверь, но Девлина это уже не беспокоило. Он положил фонарь в карман и, зажав в руке двустволку, начал осторожно спускаться.

Ступив на пол амбара, он прислушался.

Абсолютная тишина.

Озадаченный и даже слегка разочарованный, Девлин направился к выходу. Переступил порог — и вдруг остановился, замер... Труп собаки исчез. Перед ним алела только лужа крови. Животное же словно испарилось.

У Девлина от гнева перехватило дыхание. Он с силой захлопнул за собой дверь.

Ну, это уж слишком!.. Что за шуточки? Громко выругавшись, он решительно направился к дому.

Амбарная дверь у него за спиной чуть приоткрылась.

Девлин, взбешенный, ворвался в дом, швырнул в угол ружье и фонарь, зажег свет. Посреди кухни стояла рослая мужская фигура.

Девлин приоткрыл рот, но не издал ни звука. Он потянулся за двустволкой — слишком поздно...

Незнакомец метнулся навстречу, выставив перед собой вилы. Стальные зубья, пронзившие грудь Девлина, отбросили его к стене. Кровь хлынула из ран, заливая кухню. Он пытался кричать, но крик замер на его губах. Из пробитого легкого со свистом вырывался воздух. Из левой стороны груди фонтаном била кровь. Девлин уже терял сознание, когда увидел склонившуюся над ним фигуру.

И длинное лезвие стилета.

Он вдруг нашел в себе силы и пополз — пополз к открытой двери. Путь ему преградил незнакомец, опустившийся перед ним на корточки. Девлин почувствовал, как руки убийцы бережно приподнимают его голову.

В правый глаз умирающего фермера медленно погружалось лезвие ножа.

Глава 18

После похорон Лизы не прошло и недели, когда Хэкет вдруг обнаружил, что оказался в какой-то странной изоляции. И это несмотря на возвращение к работе и необходимость снова общаться с людьми, хотя, возможно, именно поэтому. Нескончаемый хор соболезнований ужасно его утомил. И Сью все больше от него отдалялась. Разговаривала с ним, как с чужим, как с постояльцем, которому подают на стол и занимают светской беседой. Сью не возвратилась на свою прежнюю должность в компьютерной фирме и решила совсем бросить работу. Хэкет же полагал, что при сложившихся обстоятельствах это не самая лучшая идея. Зато возобновились ее ежевечерние посещения больницы. Вот и сейчас Хэкет сидел, тупо глядя в экран телевизора, как вдруг услышал скрип открывающейся двери: жена вернулась с очередного «дежурства». Закрыв за собой входную дверь, Сью сразу же направилась на кухню варить кофе. Потом зашла в гостиную и поставила перед Хэкетом чашку. Он благодарно улыбнулся, однако ответной улыбки не дождался.

Устроившись в кресле, она рассеянно поглядывала на экран.

— Как отец? — спросил Хэкет, глядя, как она сбрасывает туфли.

Сью пожала плечами.

— Как долго это продлится? — тихо спросил он.

— Они не могут назвать точную дату. Несколько дней... Возможно, недель. Они не знают, — ответила Сью, глядя на экран телевизора. Сделав еще несколько глотков из своей чашки, она наклонилась и подняла с пола туфли. — Я устала, пойду спать.

— Сейчас только девять.

— Я сказала, что устала.

— Сью, погоди. Нам нужно поговорить.

— О чем же?

— Ты знаешь. О нас с тобой. О том, что произошло. Так больше продолжаться не может.

— Значит, не стоит и продолжать, — отрезала она.

Хэкет нахмурился, озадаченный категоричностью ее ответа.

— Ты хочешь сказать, что нам надо разойтись?

Она пожала плечами.

— Не знаю, я еще об этом не думала. У меня сейчас другие заботы.

— Сью, выслушай меня. — Он пытался говорить как можно убедительнее. — Мы женаты почти семь лет. Я люблю тебя. И не хочу тебя терять. Я хочу тебя вернуть, Сью.

— А я хочу вернуть Лизу. Однако мое желание едва ли исполнится, — со злостью проговорила она.

— Лиза умерла, — сказал он, стиснув зубы. И продолжал, повысив голос: — О Господи, Сью, ты думаешь, тебе одной больно! Ты что же, обладаешь монополией на горе? Я мучаюсь так же, как и ты. Она ведь и моя дочь, если ты это позабыла. — Он с трудом перевел дыхание.

Она взглянула на него, но взгляд ее ничего не выражал.

— Мы должны заново построить нашу жизнь, — продолжал он, постепенно успокаиваясь. — Я не говорю о том, что надо забыть Лизу. Мы никогда ее не забудем. — Он вздохнул. — Я знаю, ты сердишься на меня из-за Никки. Но с этим покончено, Сью. Я уже говорил тебе, что раскаиваюсь, и повторю это столько раз, сколько потребуется... Сколько потребуется для того, чтобы наши отношения нормализовались.

— Наши отношения никогда не нормализуются, — сказала она как о чем-то само собой разумеющемся. — И речь не о твоей измене. Речь о смерти нашей дочери, которая погибла из-за твоей измены. — Она смерила его уничтожающим взглядом.

— Но ты хоть понимаешь, что я чувствую? Каково мне — и денно и нощно нести в себе эту вину?

— Меня это не волнует, Джон. Я знаю только одно: мою дочь убили. А ты — ты разрушил нашу семью. И не говори мне больше о любви, ты не понимаешь значения этого слова.

— Но все-таки — что ты надумала? Развод? Так будет лучше? Но таким образом Лизу не вернуть, сама знаешь. И если я выражаюсь несколько прямолинейно, так это потому, что мне больно... Так больно, ты даже не представляешь...

Сью молчала, словно обдумывая его слова. Наконец заговорила:

— Полагаю, мне лучше сейчас уехать на некоторое время. Съезжу к Джули, в Хинкстон. Мы не так уж часто видимся. И мне нужно отдохнуть.

— А как же твой отец? Кто будет его навещать?

— Буду приезжать из Хинкстона. Оттуда всего час езды.

— И на сколько ты собираешься уехать?

— Как получится. — Поднявшись с кресла, с туфлями в руке, она направилась к двери.

Он еще долго сидел, глядя на экран. Потом вдруг резко поднялся, словно вспомнил о чем-то важном, и, выключив телевизор, прошел в холл и снял телефонную трубку.

— Я бы хотел поговорить с инспектором Мэдденом, если возможно, — сказал Хэкет, когда на другом конце провода наконец-то сняли трубку.

Мэддена на месте не оказалось.

— А можно сержанта Спенсера?

Мужской голос попросил подождать. Несколько минут спустя все тот же мужской голос сообщил, что сержант на месте, после чего осведомился, по какому делу звонит Хэкет.

— Не имеет значения, — отрезал учитель. — Я хочу говорить со Спенсером. Передайте ему, что звонит Джон Хэкет.

Возникла короткая пауза, затем трубка зашипела, и голос сообщил, что соединяет сержанта Спенсера с мистером Хэкетом. В трубке что-то загудело, защелкало, и наконец послышался голос сержанта:

— Мистер Хэкет? Чем могу быть полезен?

— Вы узнали что-нибудь об убийцах моей дочери?

— Мистер Хэкет, прорабатывается несколько версий. Сейчас еще трудно сказать...

— Кто-нибудь арестован? — бесцеремонно оборвал его Хэкет.

Спенсер явно смутился.

— Видите ли, разрабатывается, как я уже сказал, несколько версий, но аресты еще не производились. Как только появится какая-нибудь информация, мы тотчас же вам сообщим.

Хэкет сухо попрощался и повесил трубку. С минуту он стоял, уставившись на телефонный аппарат. Потом со вздохом повернулся и побрел в гостиную.

Он сжал кулаки, ногти впились в ладони.

Никто еще не арестован...

И даже если арестуют — что потом?

Хэкет полез в карман за сигаретами. Прикурив, жадно затянулся.

Да, что потом?

Вначале мимолетная, мысль эта все глубже внедрялась в его мозг, укореняясь, разрастаясь, точно злокачественная опухоль. Эта мысль завладела им, стала навязчивой идеей.

7 мая 1941 года

Схватки продолжались уже больше часа.

Маргарет Лоуренсон неуклюже поднялась со стула. Несколько минут она ходила по комнате, пытаясь хоть немного унять жуткие боли. Схватки становились все продолжительнее, все мучительнее. И самое страшное — она была одна.

За доктором Маргарет не посылала. Это исключалось с самого начала. Ведь муж утверждал, что роды будут легкими, а она поверила ему.

Мысль о Джордже заставила ее забыть даже о боли.

Почти девять месяцев прошло со дня убийства ее мужа (она не сомневалась, что его убили, — несмотря на то, что следствие якобы обнаружило какие-то неполадки в топливной системе); все это время она жила одна в огромном доме на окраине Хинкстона. Она стала затворницей и выбиралась в город только в случае крайней необходимости. Друзей у Маргарет не было, в ее доме никогда не появлялись гости. Сама решившая свою судьбу, она осталась хранительницей бумаг мужа, его записей по проекту «Генезис».

Она направилась в лабораторию — шла, с трудом превозмогая боль. И вдруг, почувствовав, что идти больше не может, тяжело опустилась на пол. Маргарет застонала, попыталась подняться, но ужасная тяжесть — ее раздувшийся живот — казалось, пригвоздил ее к полу. Тогда она поползла в сторону лаборатории — поползла, судорожно захватывая ртом воздух.

Ей бы только добраться, ведь в лаборатории — болеутоляющие. Нечеловеческая боль пронзила ее. Скорчившись, она истошно завопила.

Болеутоляющее...

Она почувствовала, как из нее что-то полилось. Что-то теплое... Взглянула — кровь...

До двери оставалось несколько футов — несколько футов, превратившихся в мили.

Внезапно Маргарет почувствовала, что и ползти уже не может. Умопомрачительная боль...

Она судорожно вцепилась в ковер, пытаясь дышать так, как учил ее муж, пыталась представить, что он сейчас здесь, рядом с ней. И старалась отвлечься, старалась думать о чем угодно, только не об этой боли, которая убьет ее...

Она закричала, почувствовав, как выходит наружу головка младенца. Она не знала — тужиться ли ей, чтобы вытолкнуть ребенка, или он сам выберется из материнского чрева. Кровь заливала ковер. И вдруг давление ослабло, голова ребенка полностью вышла из вагины, вся в крови и в кусках плаценты. Маргарет стиснула зубы, сдерживая крик. Пот градом катился по лицу, заливая шею и грудь. Она напряглась, натужилась — и наконец вытолкнула из себя ребенка. Теперь он лежал на ковре между ног матери, соединенный с нею пуповиной.

Маргарет попыталась приподняться. Потом перевернулась на бок, стараясь дотянуться до младенца, рот которого был забит кровавой слизью. Притянув к себе дитя, она вынула из его ротика кровяное месиво. Ребенок тотчас зашелся криком.

Она встала на колени, не выпуская из рук младенца. С крохотного животика свисала пуповина.

Положив ребенка на ковер, она взяла в руки склизкую окровавленную пуповину. Поднесла ее ко рту и, ощущая на губах привкус крови, перегрызла... Превозмогая рвотные позывы, она, как сумела, перевязала пуповину и утерла рот тыльной стороной руки.

Ребенок надрывался от крика, но этот крик услаждал ее слух, вызывая на губах улыбку. То был здоровый плач ребенка, оповещающего о своем появлении на свет. Маргарет с нежностью смотрела на него, на своего сына. Прекрасный младенец... Когда она взяла его на руки, он немного поутих. Она баюкала его в холодном коридоре. Ее свалявшиеся волосы слиплись от пота, одежда пропиталась кровью, нежный привкус которой она ощущала на губах, тронутых улыбкой счастья, — ведь ее сын был жив.

Схватки застали ее врасплох. Ошеломляла сила толчков, но главное — она их не ждала...

Опустив глаза на свой живот, она заметила, как он вздымается, вздымается и опадает.

Когда боль стала почти невыносимой, Маргарет поняла, что происходит.

Из горла ее вырвался вопль, и она вытолкнула из себя второго ребенка.

Глава 19

Из-за интенсивного движения при выезде из Лондона она добиралась до Хинкстона почти час.

Сопровождавшее ее всюдорогу солнце внезапно померкло, подул холодный ветер, небо хмурилось, предвещая дождь. И быстрее, энергичнее зашагали по тротуарам пешеходы.

Проехав по главной улице города, Сью миновала библиотеку и оказалась среди серых однообразных застроек, в районе, где жила ее сестра. Свернув на нужную улицу, замедлила ход, изучая номера домов. Подъехав к дому сестры, сразу же увидела Джули, которая стояла на крыльце и разговаривала с мойщиком окон. Заметив выходившую из машины Сью, Джули приветственно помахала рукой и пошла ей навстречу. Сестры обнялись. Наблюдавший за ними мойщик приветливо кивнул, когда Сью с небольшим чемоданчиком в руке подходила к дому. Джули представила сестру, и мойщик, широко улыбнувшись, не преминул заметить, что сестры очень похожи, а также отпустил несколько комплиментов по поводу их сексапильности. Джули расхохоталась и игриво коснулась его плеча. Водянистые глаза мойщика шарили по груди Сью — под блузкой не было бюстгальтера. Перехватив его взгляд, Сью нахмурилась и поспешила в дом. Ее сестра задержалась на пороге, чтобы расплатиться за мойку окон. Поставив на пол чемодан, Сью осматривала прихожую, одну из стен которой украшала дешевая копия «Телеги с сеном». Взглянув на огромные часы с кукушкой (было уже почти двенадцать), она поспешила в гостиную — подальше от шумной птицы. Можно было не сомневаться: едва стрелки часов коснутся двенадцати, кукушка, вырвавшись на волю, огласит прихожую пронзительными воплями.

Сью осмотрела и гостиную, полную всевозможных безделушек, для которых всюду нашлось место — на телевизоре, на полках, на книжном шкафу... Имелась здесь и миниатюрная Эйфелева башня, стоявшая на крышке стереопроигрывателя.

— Майк привез мне ее из Парижа, — сообщила Джули, переступая порог гостиной. — Был там на прошлой неделе. Сам-то он не особо увлекается сувенирами, но приобретает их для меня. Привозит отовсюду.

Сью улыбнулась, шагнув навстречу сестре. Они снова обнялись.

— Я так рада, что ты приехала, — сказала Джули.

Они обменялись шутками, поболтали о погоде. Джули поведала сестре о мойщике окон — «Такой гнусный тип». Потом перешли на кухню. Джули весело щебетала, разливая чай. Сью слушала и улыбалась, поддерживая разговор, но думала совсем о другом. И это не ускользнуло от внимания сестры.

— Я не буду допытываться, о чем ты думаешь, — сказала наконец Джули. — Но знаешь... ты даже не представляешь, что мы пережили, когда узнали про Лизу. А что бы со мной было, если бы что-нибудь случилось с Крейгом...

Упоминание о племяннике вызвало у Сью улыбку.

— А где он сейчас? — спросила она у сестры.

— У соседей, в гостях у друга. По крайней мере не путается у меня под ногами. Он тебе обрадуется. Я позову его позже.

Сью кивнула.

— Майк сегодня не придет допоздна, у него сейчас много работы. — Сью криво усмехнулась.

Джули посмотрела на нее озадаченно.

— Извини, — вздохнула Сью. Поздно... много работы... Собрание... Она вспомнила о Джоне. Вечные оправдания: «Мне придется задержаться на работе».

Допив свой чай, она задумчиво водила пальцем по ободку чашки.

— Сью, что происходит? — Джули пристально взглянула на сестру. — Когда ты позвонила и сказала, что хочешь погостить у нас, ты все время повторяла: мне нужно уехать, я больше не могу находиться в этом доме. И ни разу не упомянула Джона...

— Джон — одна из причин, по которым я уехала, — сказала Сью.

— Но почему? Что у вас случилось?

Сью устало вздохнула, размышляя, стоит ли обременять сестру своими горестями. Но ведь с кем-то надо поделиться. Ей уже невмоготу держать это в себе.

— У него была любовница. — И Сью рассказала обо всем, что произошло между ней и мужем.

И о том, что она обвинила его в смерти Лизы.

Джули слушала внимательно, с непроницаемым лицом.

— Вот почему пришлось уехать. Чтобы спокойно все обдумать и решить...

Джули молчала.

— Не знаю, смогу ли когда-нибудь простить его. Не знаю даже, хочу ли этого.

Женщины молча смотрели друг на друга. Рассказав о Джоне, его измене, Сью почувствовала себя опустошенной. Джули же не знала, что сказать.

Тишину нарушил стук захлопнувшейся двери.

В кухню, оставляя грязные следы на ковровой дорожке, ввалился Крейг Клейтон со счастливой улыбкой, в заляпанной грязью футбольной экипировке и с не менее грязной физиономией. Увидев гостью, он бросился к ней на шею. Сью, протянув ему руки, подхватила малыша и посадила к себе на колени, целуя в грязную щеку.

Джули заметила в глазах сестры слезы.

— Как поживает мой любимый племянник? — с улыбкой спросила Сью.

— Отлично! — просиял мальчишка и, выскользнув из ее объятий, устремился в гостиную.

— Быстро снимай свои бутсы — и марш в ванную! — приказала Джули. — Посмотри, на кого ты похож. Я ведь тебя предупреждала — в дом в этих башмаках не заходить.

— Но, мам, Марк такой же грязный, как и я, — возразил Крейг, словно это обстоятельство в корне меняло дело.

— Что ж, спасибо, что ты его сюда не притащил. И учти: не сядешь за стол, пока не помоешься.

Он пожал плечами и взглянул на Сью в поисках поддержки. Но та молча улыбалась. Крейг вновь пожал плечами, развернулся и побрел стаскивать бутсы.

— Чертовы детки, — с улыбкой прокомментировала Джули. — Иногда они... — Она осеклась, почувствовав неловкость.

— Пойду переоденусь, — сказала Сью, поднимаясь со стула. — Я знаю, где у вас свободная комната. Займусь Крейгом. — Она вышла в прихожую, взяла свой чемодан и стала подниматься по лестнице.

Глава 20

Она вздрогнула и проснулась, вырвавшись из объятий кошмара. Ее трясло, словно в ознобе. Порывисто дыша, Сью сидела в темноте на постели. Может быть, она во сне кричала и невольно разбудила хозяев? Но нет, все спали — об этом свидетельствовала царившая в доме тишина. Она снова улеглась. Но заснуть не удавалось: сердце учащенно билось, лоб покрылся испариной... Вздрогнув, Сью выскочила из постели и закрыла окно.

С наступлением ночи дождь усилился, превратился в ливень. Сью долго стояла у окна, уставившись во тьму. Наконец, сообразив, что заснуть уже не сможет, вышла на площадку и приблизилась к дверям комнаты, где спали Джули и Майк. Сью прислушалась — может быть, она их все же разбудила?

Тишина. Она подошла к комнате Крейга. Заглянула, чуть приоткрыв дверь.

Крейг, одетый в пижаму с изображением мотоциклов, уютно свернулся калачиком. Рот его был чуть приоткрыт, дышал мальчик ровно, спокойно. Сью зашла в комнату, на минуту задержалась у кровати. Крейг был на два года старше Лизы. Здоровый, крепкий парнишка. Осторожно прикрыв за собой дверь, она подошла к лестнице и стала спускаться вниз.

Крейг открыл глаза, насторожился. Он услышал на лестнице шаги, которые не принадлежали ни отцу, ни матери. Лежа под одеялом, он таращился во тьму.

Щелкнув на кухне выключателем, Сью поставила на плитку чайник и уселась за стол. Когда вода закипела, она заварила себе чай и стала пить маленькими глотками, уставясь в одну точку и прислушиваясь к размеренному тиканью настенных часов. Наконец она поставила на стол пустую чашку и поднялась со стула. Часы на стене показывали одиннадцать минут четвертого.

Сон пришел к ней, едва она легла в постель. В окно по-прежнему барабанил дождь, вторивший ее ровному дыханию.

Дверь спальни бесшумно отворилась. Крейг на цыпочках переступил порог.

Он остановился в двух футах от кровати. Взгляд его был прикован к спящей Сью. Она беспокойно заворочалась во сне, и казалось, вот-вот проснется. Но мальчик, похоже, и не думал уходить... Джули почудилось, что она слышит чьи-то шаги. Осторожно, чтобы не разбудить Майка, она несколько минут спустя поднялась с кровати и направилась к спальне сына. Заглянула... Крейга в кровати не было.

— О Господи! — прошептала она.

Резко повернувшись, Джули поспешила к дверям комнаты, где спала сестра.

Крейг все еще стоял около тетки, глядя на нее как зачарованный.

Джули подошла к сыну и крепко сжала его плечо.

Он обернулся, улыбнулся ей. И снова глянул на Сью.

— Нет, — прошептала Джули, покачав головой. Ей не без труда удалось увести Крейга из комнаты.

Крейг улегся в постель, проворно скользнув под одеяло. Опустившись на колени перед кроватью сына, Джули снова покачала головой.

— Нет, — сказала она, — только не ее.

Глава 21

Убить их.

Единственно верное решение.

Лежа без сна, он напряженно думал... Даже на работе мысль об убийцах не оставляла его. Хэкет собирался отомстить тем, кто замучил его дочь. Он не знал — как, не знал — когда, твердо знал одно: он убьет их.

Но как это осуществить? Если полиция не может их найти, то ему, в одиночку, такое едва ли под силу. Но даже если это ему удастся — что дальше? Что, если он и впрямь найдет и убьет их? За этим ведь последуют арест и заключение... Ни один суд присяжных не оправдает. Впрочем, Хэкета это ничуть не волновало, главное — он отомстит.

Возникшее поначалу смутное побуждение постепенно переросло в навязчивую идею. Мысль о мести не оставляла его ни днем ни ночью: как найти, как уничтожить убийц? Он обязан заставить их страдать... Он строил планы, упиваясь своей изобретательностью, мысленно наслаждаясь расправой над мерзавцами.

Кастрация... неторопливо орудуя ножом, отрезать его мерзкую мошонку, заткнуть ее в глотку негодяю, надругавшемуся над его девочкой. Ублюдок истекает кровью, а он вонзает ему нож в задний поход... Он выпускает ему кишки... А потом разрезать этот мерзкий член, насиловавший его дочурку. Разрезать вдоль. Разрезать медленно, неторопливо... А затем отсечь у основания.

Лежа в постели, он упивался мыслями о мести, он улыбался, глядя в потолок.

Поначалу это пугало его — пугал сам факт появления подобных мыслей в мозгу в какой-то мере образованного и цивилизованного человека. Но когда Хэкет вновь погружался в думы об убитой дочке, когда вновь оживали жуткие воспоминания — маленькое тельце на анатомическом столе, — тогда он снова возвращался к мыслям о возмездии.

Изощреннейшие способы пыток и умерщвления рождались в темных закоулках его сознания. Временами он и сам ужасался своим мыслям, ведь это мысли садиста-извращенца...

И тем не менее он наслаждался ими.

Выколоть им глаза. Водянистые органы зрения, позволившие им увидеть его дочь.

Он представлял, как вонзит нож в глазные яблоки убийцы.

Нет, лучше вырезать глаза из глазниц.

Потом отрезать пальцы на руках.

Отрезать уши...

Перебить ноги стальным прутом. Нет, перебить все кости — неторопливо, методично, косточку за косточкой.

Заставить их пожирать собственные экскременты...

Он подолгу обдумывал каждую деталь, каждую подробность, наслаждаясь, смакуя их. А закон... плевать ему на закон. Никакие законы не заставят его страдать больше, чем заставила страдать смерть Лизы.

Когда же возмездие свершится, думал он, возможно, придет и прощение. Когда Сьюзен увидит, что он сделал с убийцами их ребенка, она снова полюбит его. Она захочет, чтоб он вернулся.

Теперь Хэкет был уверен: чтобы искупить свою вину, надо найти и уничтожить убийц дочери. Он вскочил с кровати и достал из шкафа бутылку виски. Пил прямо из горлышка, проливая на подбородок, на шею, грудь... Оторвав горлышко от губ, перевел дух и ухмыльнулся, машинально взглянув на бутылку, — ему в ответ ухмылялась искаженная бутылочным стеклом физиономия.

Глава 22

Все было поразительно похоже.

Цветы в целлофане... ничего не значащие слова священника... Слезы...

И могила.

...Неизбежность смерти отца Сью, Тома Нолана, конечно же смягчала боль утраты. Но сейчас, стоя у могилы рядом со Сью, Джули и Майком, Хэкет с удивлением обнаружил, что на глаза его навернулись слезы, — и это при том, что он, в сущности, не знал покойного.

Сью стояла неподвижно, не отрывая взгляда от могилы. Однако спокойствие ее было обманчивым, Хэкет прекрасно это понимал.

Джули тихонько плакала; муж успокаивал ее, обняв за плечи.

Над кладбищем плыли свинцовые тучи, сочившиеся монотонным унылым дождем. Чуть поодаль, очевидно не решаясь подойти ближе, стояли еще несколько мужчин — друзья покойного, как догадался Хэкет. Но вот могильщики взялись за лопаты, и Сью, шагнув к краю могилы, бросила на крышку гроба горсть земли. Потом отступила и снова встала рядом с мужем.

Джули не шелохнулась.

Викарий наконец закончил свою речь, произнес банальные слова соболезнования и двинулся по направлению к церкви, навстречу очередному похоронному кортежу, появившемуся в кладбищенских воротах.

«И снова боль утраты, — думал Хэкет. — Даже смерть похожа на конвейер».

— Сью, я отведу Джули в машину, — сказал Майк, уводя жену. Он кивнул Хэкету, тот понимающе улыбнулся.

Сью по-прежнему не сводила глаз с могилы.

— Я знаю, сейчас не время для разговора, — смущенно проговорил Хэкет. — Но, может, все-таки поговорим?

— Пожалуйста, дай мне одну минуту, — не глядя на него, отозвалась Сью.

Хэкет кивнул и побрел к скамейке, стоявшей неподалеку под деревом. Смахнув с сиденья опавшие листья, присел, устремив взгляд на Сью, неподвижно стоявшую перед могилой. Что же она сейчас говорит?

Он видел, как шевелятся ее губы. Смерть отца, конечно, не могла быть для нее таким же тяжким ударом, как смерть Лизы. Вслух он, разумеется, этого не говорил, но полагал, что конец страданий отца принесет ей даже некоторое облегчение. Хэкет терпеливо ждал. Наконец она подошла к нему и села рядом.

— Спасибо, что позаботился о похоронах, Джон, — тихо сказала Сью.

— Тебе было слишком тяжело этим заниматься. В конце концов, заботиться о тебе — мой долг.

— Только не жди за это награды, — едва заметно улыбнулась Сью.

Он увидел, что на глаза ее навернулись слезы. Он хотел обнять ее за плечи, но она подняла руку, как бы отстраняя его. Хэкет стиснул зубы.

— Не беспокойся, со мной все в порядке. О чем ты хотел поговорить?

— Я хотел спросить, когда ты вернешься домой?

— Я не вернусь.

Хэкет с усилием сглотнул.

— Ты хочешь сказать, что между нами все кончено?

— Я хочу сказать, что не вернусь в наш дом, Джон. Слишком много воспоминаний с ним связано.

— И что же ты намерена делать? Как же нам быть? — настаивал он.

— Я пока останусь у Джули. Хотя, конечно, временно... — Она вздохнула. — Надеюсь, ты понимаешь, что сейчас не самое подходящее время для разговора. — Она хотела встать, но Хэкет удержал ее.

Высвободив руку, она посмотрела ему в глаза. Взгляд ее выражал неприязнь — если не ненависть. Он отступился.

— Джули ждет меня. Я должна идти.

— Но ты нужна мне! — крикнул Хэкет. Не без труда овладев собой, проговорил: — Сью, нам надо объясниться.

— Не сейчас, — сказала она, поднимаясь со скамьи.

Он смотрел ей вслед, смотрел, как она шагает по узкой тропинке, направляясь к заасфальтированной площадке, где парковались машины. Смотрел, как она забирается на заднее сиденье, усаживаясь рядом с сестрой. Смотрел вслед отъезжающей машине.

Хэкет еще довольно долго стоял под холодным, пронизывающим ветром и моросящим дождем. Потом наконец повернулся и зашагал к пар ковочной площадке. Как много он хотел ей сказать... сказать о том, что он продаст дом и переедет в Хинкстон и что они смогут начать все сначала. Если она согласится... Ему столько надо ей сказать! Но больше всего ему хотелось обнять ее, хотя бы на мгновение прижать к своей груди.

Ему отказано в такой малости. И, уже сидя в машине, он задумался: не является ли этот отказ ее окончательным решением, не потерял ли он ее навсегда?

Он потерял ее.

Сначала он потерял дочь, а вот теперь — жену. Поначалу ему казалось, что утрата Сью не является такой же ужасающей непреложностью, как смерть дочери, — но в конце концов Хэкет осознал: между ними все кончено. Сью для него умерла. Как Лиза.

...В полном одиночестве он сидел в гостиной со стаканом виски в руке. Глаза его остекленели, голова гудела. Он откупорил бутылку час назад. Теперь она была наполовину пуста. Хэкет обвел взглядом комнату и вдруг понял, что ненавидит ее, ненавидит весь этот дом. Сью права — слишком много воспоминаний. Не только для нее — для него тоже. Неужели она этого не понимает? Где укрыться от собственных воспоминаний? Где бы он ни находился, они будут мучить его, разъедая изнутри, точно раковая опухоль. И все же он цеплялся за надежду, верил, что возмездие спасет его.

Он основательно приложился к стакану. По подбородку его потекла янтарная жидкость. Взревев от гнева и отчаяния, Хэкет с силой сжал стакан. Раздался хруст стекла. Толстые осколки впились в ладонь. На пол из глубоких порезов закапала кровь. Он медленно поднес к лицу руку, удивленно разглядывая ее. Из рассеченной в нескольких местах ладони струилась темная густая жидкость. Из мякоти у основания большого пальца торчал крупный осколок. Вытащив стекло, Хэкет несколько секунд разглядывал его. Затем отбросил в сторону.

Не отрывая взгляда от кровоточащей ладони, он поднес ее к лицу и принялся размазывать по щекам кровь:

Похожий на индейца в боевой раскраске, он неподвижно сидел, откинувшись на спинку стула. Из порезов на руке все еще сочилась кровь. Но боли он почти не чувствовал.

Хэкет улыбнулся — и вдруг расхохотался.

Глава 23

Сказать, что столовая комната «Тельца» была небольшой, значило бы ничего не сказать. В комнатушке едва помещалось пять столиков, за один из которых и усаживался сейчас Стивен Дженнингс. Откинувшись на спинку стула, он попытался представить себе это помещение, полностью заполненное едоками. Впрочем, по его мнению, такое едва ли было возможно.

«Телец» относился к заведениям, деликатно именуемым «по-домашнему уютными». Скромный отель (опять-таки слишком громкое наименование для крохотного «Тельца»), расположенный в центре Хинкстона, был безукоризненно чистым, дешевым и во всех отношениях приятным заведением. Дженнингс останавливался во многих подобных гостиницах, и большинство из них нравились ему гораздо меньше. Последние три года он служил в фирме, производившей джинсы. Не Бог весть какая работенка, позволявшая, однако, разъезжать на казенной машине, да и оплачиваемая неплохо. Последние полтора года он провел в постоянных разъездах. Правда, на пороге своего двадцатисемилетия он все чаще задумывался о дальнейшем продвижении по службе. Да и мать частенько говорила, что ему следует жениться и вести более оседлый образ жизни — словом, подумать о своем будущем. Впрочем, для женитьбы он, по его собственному мнению, был еще слишком молод. «Слишком стар для танцулек и слишком молод, чтобы похоронить себя заживо», — улыбнулся он про себя.

Покончив со своими глубокомысленными раздумьями, Дженнингс просмотрел меню, а затем снова окинул взглядом заведение. На каждом столике стояла ваза с цветами, салфетки и скатерти безукоризненной частоты. Стивен еще раз заглянул в меню.

Выбор блюд, хотя и небольшой, был слишком «вызывающим» для такого скромного заведения, как «Телец». Бифштекс в красном вине и под грибным соусом. Стивен глянул на цену. Дороговато... Но для чего же, черт возьми, ему платят командировочные? Он просмотрел перечень спиртных напитков.

— Хэлло!

Восклицание это отвлекло его от изучения меню. Он поднял голову.

У его столика стояла молодая женщина. Впрочем, слово «женщина» было бы некоторым преувеличением — Дженнингс дал бы ей лет девятнадцать. Заметив в ее руке блокнот, он сообразил, что перед ним официантка, изящная и стройная, в облегающей черной юбке и не менее облегающей блузке, подчеркивающих стройность ее фигуры. Вьющиеся белокурые волосы спадали на плечи, обрамляя миловидное личико, на котором, точно сапфиры, светились ярко-голубые глаза. Косметикой, судя по всему, она совсем не пользовалась, а свежесть ее кожи выглядела почти неестественной даже для такого юного создания. Она, улыбаясь, стояла у столика, терпеливо ожидая заказа. Дженнингс взглянул на ее ноги, отметив, что на ней не обычные туфли официантки, а модельные — на высоких каблуках. Для идеальной красавицы девочке чуть-чуть не хватало роста.

Она снова улыбнулась.

— Я напугала вас? — весело спросила она. — Простите. Папа все время твердит мне, чтобы я, как он выражается, «не подкрадывалась к посетителям».

Дженнингс тоже улыбнулся.

— Ваш папа?

— Да. Он хозяин гостиницы. Они с мамой держат ее уже двадцать лет и стали владельцами еще до моего рождения.

Она не сводила с него пытливого взгляда своих сапфировых глаз.

— Вы здесь новенький, правда? Сегодня приехали?

Он кивнул.

— Вы что, знаете всех постояльцев?

— Конечно. В это время года их немного. — Она взглянула на него со значением. — По крайней мере, таких, как вы. — Она говорила без всякого смущения. Даже не опускала глаз в блокнот.

Дженнингс не мог оторвать взгляда от ее груди, от проступавших под тонкой тканью упругих сосков.

— Благодарю за комплимент. Это входит в цену комнаты? — спросил он с улыбкой.

— У меня был парень, похожий на вас, — сказала она, по-прежнему гипнотизируя его взглядом.

— Был?

— Мы разошлись. Я от него устала. — Она улыбнулась. — Он не умел держаться на достойном меня уровне. Мало кому из здешних это под силу.

Дженнингс закашлялся, пытаясь сдержать душивший его смех.

Девушка с ним даже не заигрывала, она просто-напросто делала ему предложение. Причем совершенно откровенно. Он поднял на нее глаза — и призадумался: девчонка потрясающая. Вне всякого сомнения.

— Я бы чего-нибудь перекусил, — проговорил он, снова заглядывая в меню.

— Простите, я что-то не так сказала? — спросила она, смахивая пылинки с юбочки нарочито неторопливыми движениями, давая ему возможность полюбоваться ее соблазнительными бедрами, обтянутыми юбкой.

— Нет, что вы! — возразил он с улыбкой. — Но не думаю, что вашему папе понравилось бы, как вы со мной разговариваете. А вдруг он нас услышит и выставит меня из гостиницы? — Он подмигнул ей. — Выставит на ночь глядя... Что мне тогда делать?

— Папа в мои дела не вмешивается, — ответила она, по-прежнему не сводя с него глаз. — Мама тоже. Так что насчет этого не беспокойтесь.

Дженнингс пожал плечами и сделал заказ. Не в силах оторвать восхищенного взгляда от ее ног, он смотрел ей вслед, пока она не исчезла в дверях кухни.

— Не желаете ли чего-нибудь выпить, мистер Дженнингс? — окликнул его из-за стойки бара Тони Киркхэм. — Вижу, Паула уже приняла у вас заказ.

«Еще минута — и она схватила бы меня за одно место», — улыбнулся про себя Дженнингс.

Заказав пинту горького пива, он снял кружку со стойки и вернулся за свой стол. Паула, появившаяся минутой позже с подносом в руках, поставила перед ним тарелки с закусками.

— Спасибо. Да, кстати, — сказал он, накалывая на вилку несколько креветок, — как тут у вас с ночными развлечениями?

— Вниз по улице — ночной кинотеатр и еще несколько дискотек. — Она пожала плечами. — Вот вроде бы и все... Мы сами находим себе развлечения.

— Я знал, что вы так скажете. Наверное, схожу в кино. Благодарю за информацию. — Дженнингс замялся, не зная, стоит ли продолжать эту игру. Но, взглянув на нее, все же решился: — Жаль, что вы на работе. Будь вы свободны, могли бы показать мне город.

— А я освобожусь, — сказала она, понизив голос. — Позднее...

Он кивнул.

Она повернулась и ушла, оставив его в одиночестве.

Покончив с едой, Дженнингс выпил две рюмки виски и вышел из гостиницы. Он решил пройтись по вечернему Хинкстону. Стоя у окна своей темной спальни, Паула Киркхэм следила за ним, пока он не скрылся из виду.

Глава 24

— Нет.

— Но он имеет право знать...

Два человека стояли друг против друга в маленьком офисе, где было так накурено, что некоторые предметы казались едва различимыми в клубах дыма.

— Я сказал — нет! — рявкнул инспектор Мэдден. — Он затушил окурок «Данхилла» и оттолкнул от себя наполненную до краев пепельницу.

— Почему бы и не сообщить ему? — допытывался Спенсер.

— Потому что это против устава.

— К черту устав! — огрызнулся Спенсер. — Дочь Хэкета зверски зарезана маньяком... — Он кивнул на ордер на арест, лежавший на столе.

— Мы еще не доказали его вины, — возразил Мэдден, поднимаясь со стула. Он снова закурил.

— Тогда зачем его арестовывать? К чему себя утруждать? — Спенсер хмуро взглянул на шефа. — Мы можем задержать его лишь на сутки, а затем должны выдвинуть обвинение. Предъявить же нам нечего. Что будем делать?

— Придется отпустить, — пожал плечами Мэдден. Глубоко затянувшись, он выпустил струйку дыма. Вид у него был усталый.

— Позвоните Хэкету, — настаивал Спенсер.

— Ну и что это даст? — осведомился Мэдден.

Спенсер вызывающе смотрел на шефа.

Мэдден, пожав плечами, пододвинул Спенсеру телефонный аппарат.

Глава 25

Лежавший на полу мужчина был гораздо крупнее Хэкета — высокий, могучего телосложения. Справиться с таким не так-то просто. Кровавые отметины на голове мужчины свидетельствовали о многочисленных ударах молотком.

Хэкет стоял над лежавшим на полу врагом, начинавшим приходить в сознание, — мужчина часто заморгал, взгляд его приобретал все более осмысленное выражение. Увидев Хэкета, он попытался подняться на ноги, но тотчас обнаружил, что его руки туго стянуты веревкой. Ноги тоже были связаны. Совершенно беспомощный, он лежал на полу заброшенного склада.

И он был совершенно голый.

По-прежнему сжимая в руке молоток, Хэкет сделал шаг к своему обнаженному пленнику и занес молоток. Он вложил в удар всю силу, всю клокотавшую в нем ярость.

Удар молотка — удар зубьями, предназначенными для выдирания гвоздей, — раздробил коленную чашечку пленника. Из страшной раны хлынула кровь. Мужчина дико взвыл, когда Хэкет попытался высвободить застрявший в раздробленном колене стальной молоток, зубья которого зацепились за кость. Хэкет поднапрягся, кость постепенно выходила наружу; еще немного — и он вырвет ее окончательно. Этот жуткий хруст не заглушил даже безумные вопли пленника. Хэкет еще раз надавил на молоток, намереваясь довести дело до конца.

Кость отделилась от колена с каким-то ужасным, чавкающим звуком, на пол посыпались осколки костей, ошметья мышц и сухожилий.

Извивавшийся на полу человек заходился в крике. Хэкет наклонился над ним, заглядывая ему в лицо, надеясь насладиться муками врага.

Но у мужчины не было лица.

На месте лица — сплошь гладкая кожа. Ни глаз, ни носа, ни рта.

Душераздирающие вопли, казалось, рождались в мозгу самого Хэкета, склонившегося над своей жертвой с зажатым в руке молотком, с которого стекала кровь.

Да, лица действительно не было...

Хэкет расхохотался. Его хохот сливался с воплями человека, лишенного лица.

Затем слух его уловил еще какие-то звуки...

Пронзительные телефонные звонки.

Хэкет подался вперед. По лицу его струился пот. Сильно болела порезанная рука.

Хэкет ошалело осматривался по сторонам в поисках молотка и «безликого» мужчины.

Не обнаружив ни молотка, ни «пленника», он наконец сообразил, что все это ему приснилось. Реальностью была лишь боль в руке. С трудом поднявшись со стула, он обмотал вспухшую руку носовым платком.

Телефон не умолкал.

Спотыкаясь, Хэкет пересек гостиную и вышел в прихожую.

Снял трубку.

— Слушаю, — прохрипел он.

— Мистер Хэкет?

— Да-а...

— Говорит сержант Спенсер. Прошу прощения за беспокойство, но вы просили сообщать вам обо всех подробностях расследования по делу об убийстве вашей дочери.

Хэкет крепко сжал трубку.

— Мы взяли под стражу одного подозреваемого. Полагаю, он имеет отношение к убийству вашей дочери.

Глава 26

Дженнингс вернулся в «Телец» в половине одиннадцатого вечера. Посещение кинотеатра он решил отменить. Очередная серия «Звездных войн» его не привлекала, зато он провел часа два в забегаловке под названием «Барсучья нора», находившейся в нескольких кварталах от гостиницы.

Познакомившись там с несколькими местными ребятами, он обсудил с ними все актуальнейшие темы — начиная с вероятности того, что Маргарет Тэтчер — мужчина, и кончая последними успехами футбольного клуба «Ливерпуль».

За конторкой в холле «Тельца» стояла Айрин Киркхэм — женщина лет сорока, довольно полная, но миловидная. Дженнингс направился к конторке, чтобы взять ключи от номера.

— А не найдется ли у вас чего-нибудь перекусить? — спросил он. — Сандвича, например...

— Идите к себе в комнату, о еде я позабочусь, — сказала миссис Киркхэм, протягивая ему ключи.

Он поблагодарил хозяйку и поднялся на второй этаж. Когда он подходил к двери своего номера, под ногами у него поскрипывали половицы.

Закрыв за собой дверь, он снял куртку и швырнул ее на кровать. Потом включил телевизор и направился в туалет. Дженнингс уже наполовину облегчил свой мочевой пузырь, когда услышал стук в дверь. Закончив процедуру, он торопливо застегнул «молнию» на джинсах. Поправив застежку, направился к двери. На пороге стояла Паула с подносом, на котором красовалась тарелка с сандвичами и стакан молока.

Она переоделась. Теперь на ней были линялые джинсы, плотно облегавшие ее бедра и зад. Совершенно очевидно, она была без трусиков. И без лифчика, о чем свидетельствовали обозначившиеся под белой футболкой соски. Она стояла перед ним босиком.

— Отличный сервис, — улыбнулся он, делая шаг в сторону, пропуская девушку в комнату.

Она проплыла мимо, покачивая бедрами. Он не отрывал от нее восхищенного взгляда.

— Где вы будете есть? — спросила она, чуть поднимая брови.

«Ну вот, — подумал Дженнингс. — Все те же игры...»

Он тоже решил ей подыграть.

— Может, поужинать в постели? — хмыкнул он. Затем, пожав плечами, кивнул в сторону туалетного столика.

Паула поставила поднос и посмотрела на стоявшие на столике туалетные принадлежности. Дезодорант, крем, лосьон после бритья. Отвинтив крышечку на одной из склянок, она понюхала содержимое.

— Ну, как вам понравилась ночная жизнь Хинкстона? — Поджав под себя одну ногу, она уселась на банкетку, стоявшую у столика.

Дженнингс мгновение колебался, потом подошел к двери и закрыл ее. Паула с улыбкой наблюдала, как он берет с тарелки сандвич, как жует, стоя перед ней. Протянув руку, она коснулась его бедра, провела пальцами по ширинке.

«Что ж, игра в разгаре, теперь твой ход», — сказал себе Дженнингс.

Проглотив остатки сандвича, он взглянул на нее сверху вниз. Она и не подумала прекратить свое занятие, напротив, все энергичнее поглаживала его член, уже явственно проступавший под тканью джинсов. Паула улыбнулась ему; сияющие глаза-сапфиры, казалось, гипнотизировали Дженнингса.

— А как насчет твоих родителей? — спросил он тихо.

— Я сказала им, что отнесу тебе ужин и пойду спать. Они не следят за мной.

Она все настойчивее поглаживала его ширинку. Наконец, расстегнув на джинсах пуговицу, потянула вниз «молнию». Дженнингс испустил вздох облегчения, когда она высвободила из плена джинсов его подрагивающий член. Припав к его паху, она сомкнула губы вокруг розоватой выпуклой головки, обволакивая ее слюной, поводя языком. Он придвинулся ближе.

Запустив пальцы в ее волосы, он поразился их густоте. Затем руки его опустились ей на плечи — и еще ниже, на грудь. Сквозь тонкую ткань футболки он сжимал, поглаживал, теребил ее отвердевшие соски.

Она внезапно отстранилась. Затем, ухмыляясь, стянула с себя футболку и побежала к кровати. Дженнингс снял джинсы, рубашку, сдернул носки. Он смотрел на нее как завороженный. Паула выскальзывала из джинсов, извиваясь на постели, точно сбрасывающая кожу змея.

Обнаженные, они сплели тела.

Охватив пальцами ее левую грудь, он принялся покусывать сосок. Затем потянулся к ее правой груди. Рука Паулы нащупала его член; пальцы сомкнулись вокруг, кисть ритмично задвигалась. Дженнингс подался вперед, извернувшись таким образом, что голова его оказалась между ее ног. Уткнувшись носом ей в лобок, он высунул язык, лизнув припухлости половых губ. Погрузил пальцы во влагалище. Она задышала глубже, чаще.

— Ну давай же, давай, — прошептала она, задыхаясь.

И тотчас же уселась на него верхом, направляя его член в свою промежность, проталкивая его все глубже, глубже. Она судорожно захватывала ртом воздух, постанывая и вскрикивая. Дженнингс, замирая в истоме, мял пальцами ее колышущиеся груди. Паула резко наклонилась и поцеловала его, протолкнула язык между его зубов — и тотчас отвела, чуть приоткрыв рот, как бы приглашая проделать то же самое. В следующее мгновение он почувствовал, как зубы ее впиваются ему в язык. Почувствовал невыносимую боль, когда она прокусила его. Из его рта хлынула кровь, заливающая подбородок, грудь, простыни.

Резко откинув голову, она проглотила откушенное и снова наклонилась к его лицу, по-прежнему восседая на его съежившемся пенисе, все еще испытывая наслаждение от судорожных движений извивающегося под ней Дженнингса.

Оргазм у нее наступил, когда она грызла его верхнюю губу — отодрала ее передними зубами, энергично мотая головой.

Сделав несколько жевательных движений, она тотчас проглотила откушенную губу.

Глаза ее вспыхнули огнем безумия.

Сидя на судорожно бьющемся теле своей жертвы, она раскачивалась из стороны в сторону.

Дженнингс пытался закричать, но из горла его, заливаемого кровью, вырвался лишь хриплый стон. Она соскользнула с него и потянулась за вазой, стоявшей на тумбочке. Невероятной силы удар обрушился на голову Дженнингса. Ваза разлетелась вдребезги. На лбу несчастного открылась ужасная рана.

Когда Паула снова на него взобралась, глаза его закатились. Она же ерзала на нем, словно неудовлетворенная партнерша. Потом, схватив осколок вазы, принялась вспарывать его живот. Раздался хлюпающий звук — словно острые зубы вонзились в мякоть перезрелого персика.

Она запустила руку во вспоротую брюшную полость, сжала пальцами зловонный клубок кишок, напоминающий скопления извивающихся червей. Вырывая из брюшины склизкую, подрагивающую массу, Паула поднесла ее ко рту, вгрызаясь в нее зубами. Кровь стекала по ее пальцам, по подбородку, заливала простыню. Комната наполнилась тяжелым смрадом. Она по-прежнему раскачивалась из стороны в сторону, в экстазе закатив глаза. Из ее рта вываливались ошметки внутренностей. Подбирая их с залитой кровью простыни, она отправляла их обратно в рот, с наслаждением пережевывая.

Дженнингс не шевелился. К тому моменту, когда она принялась сдирать с его лица полосы кожи, он совсем уже затих.

Когда она потянулась к его глазу, дверь отворилась.

Глава 27

— Кто он? — спросил Хэкет и, отхлебнув из своей чашки, заглянул сквозь застекленное окошко в кабинет для допросов.

Вся обстановка комнаты, в которой он сейчас находился, состояла из стола и двух стульев. Кроме Хэкета присутствовали еще трое. Сержант Спенсер, инспектор Мэдден и третий, неизвестный ему мужчина.

— Его зовут Питер Уолтон, — проговорил сержант, заглядывая в раскрытую картонную папку, которую держал в руках. — Возраст — тридцать два года, без постоянного места жительства. Одиннадцать судимостей, правда, сроки небольшие — торговля краденым, прочие подобные мелочи.

— Грабежи, по-вашему, мелочи? — осведомился Хэкет, не спуская глаз с Уолтона, нервно комкавшего пустую пачку из-под сигарет.

Учитель дотошно изучал внешность задержанного, сидевшего в соседней комнате. Прямые волосы, местами с проседью. Болезненный цвет лица и глубоко запавшие глаза. Небрит. Отвисшая нижняя губа. На шее, чуть ниже челюсти, — темное родимое пятно. Тут Хэкет скорчил брезгливую гримасу: одна ноздря Уолтона была залеплена засохшими слизистыми выделениями. Когда тому наскучило забавляться с сигаретной пачкой, он запустил в нос пальцем и вытащил заскорузлую соплю. С минуту он изучал ее, рассматривая со всех сторон, затем вытер палец о штаны.

Спенсер не ожидал, что учитель заявится в полицейское управление сразу же после его звонка. Еще больше удивил его облик Хэкета: на руке белая повязка с проступившими на ней пятнами крови, растрепанные волосы, темные круги под глазами... И кроме того — сильный запах виски. Однако Спенсер воздержался от комментариев. Вместо этого он сразу же проводил всклокоченного учителя в помещение, откуда просматривалась комната для допросов, и усадил на стул Сержанта поразило, с каким вниманием Хэкет разглядывал Уолтона. Похоже, что для него была важна мельчайшая деталь внешности задержанного.

— Мы взяли его в Сохо, — сообщил Спенсер. — Он продавал видеомагнитофоны. И кассеты, украденные из вашего дома.

— Вы говорили, что обнаружили у нас в доме множество отпечатков пальцев.

— Верно. К сожалению, отпечатков Уолтона среди них нет.

— Вы должны за что-то зацепиться, — сказал Хэкет раздраженно.

— Кроме краденого, за ним ничего нет...

— Вы что же, намерены его отпустить? — взревел учитель. Впервые оторвавшись от окошечка, он пристально взглянул на Спенсера. — Он убил мою дочь, он не должен уйти.

— Мы этого еще не доказали, мистер Хэкет. Пока не доказали. А значит, задержать мы его имеем право лишь на срок до сорока восьми часов. По истечении этого времени он свободен. — Спенсер пожал плечами. — Мне это совсем не по душе. Но закон есть закон. Уолтон обладает всей полнотой гражданских прав.

— А как насчет моей дочери? — стиснув зубы, пробормотал Хэкет. — Как насчет ее прав?

— Послушайте, я же говорил вам: мы полагаем, что в убийстве вашей дочери замешаны двое. Возможно, Уолтон выведет нас на другого, на того, кто действительно убил вашу дочь.

— А почему вы уверены, что убийца не он?

— Потому что его группа крови не совпадает с группой того, кто насиловал девочку.

Хэкет судорожно сглотнул и отвернулся, вновь вперившись взглядом в Уолтона. Тот то кивал головой, то отрицательно мотал ею, отвечая на вопросы Мэддена. Испуганным он не выглядел. Даже несколько раз улыбнулся. Хэкет вцепился в подлокотники стула так, что костяшки пальцев побелели. Чего бы он только не отдал за то, чтобы побыть наедине с этим ублюдком, хотя бы минут десять!

Сорок восемь часов — и снова на свободе.

Хэкет крепко зажмурился, словно надеялся, что это что-нибудь изменит. Открыл глаза, но нет... Уолтон по-прежнему сидел в соседнем кабинете; его же, Хэкета, захлестывала все та же ярость, та же боль...

Он медленно поднялся, прикрыв глаза ладонью.

— Что у вас с рукой? — поинтересовался Спенсер.

— Так, несчастный случай. — Хэкет направился к двери.

— Если хотите, мои люди отвезут вас домой...

Учитель покачал головой.

— Пожалуйста, держите меня в курсе, — произнес он, не глядя на Спенсера. — Если вам удастся его арестовать. Если он расколется насчет... сообщника. Вы дадите мне знать?

— Да, конечно, — кивнул Спенсер.

Учитель остановился на ступеньках, вдыхая полной грудью прохладный ночной воздух. К тротуару подъехала полицейская машина, из которой выскочили двое в форме. Пробежав мимо него, они исчезли в дверях здания.

Опять что-то чрезвычайное? Еще одно убийство?

Хэкет подошел к своей машине, уселся за руль. Несколько минут он сидел в оцепенении, глядя в одну точку. Наконец завел мотор. Поворачивая ключ зажигания, он процедил сквозь зубы:

— Питер Уолтон.

У мерзавца было имя. И он знал его в лицо.

Не так много, но для начала уже кое-что. Он вырулил на автостраду.

Глава 28

Ее ногти вонзились в глазницу.

Паула уже готова была вырвать глаз, но, услышав, как открывается дверь, отвела свою окровавленную руку. Она мерно двигала челюстями, все еще пережевывая кишки, обрывки которых прилипли к ее подбородку, падали на шею, на грудь. В комнате воняло, как на бойне. Все вокруг было забрызгано кровью: и постель, и пол, и стены, даже на заказанные постояльцем сандвичи попали капли крови.

Проглотив остатки внутренностей, Паула обратила к двери остекленевший взгляд.

Тони Киркхэм, проскользнув в комнату, тотчас прикрыл за собой дверь. Айрин стояла у кровати, на которой среди окровавленных останков Дженнингса восседала ее дочь. Мать с ласковой улыбкой протянула дочке руку, наблюдая, как та сползает с растерзанного тела Дженнингса. Набросив на плечи девушки одеяло, Айрин наклонилась и собрала разбросанную по полу одежду, местами забрызганную кровью. Паула нежно улыбнулась матери. Проходя мимо отца, чмокнула его в щеку.

Тони с улыбкой погладил дочь по голове. Погладил по волосам, слипшимся от чужой крови. Затем мать обняла Паулу за плечи и увела ее из комнаты. Тони же остался наедине с растерзанным телом.

Он не терял времени даром.

Завернув тело в простыни и покрывала, он вытащил из кармана пиджака моток веревки и обмотал ею запятнанный кровью сверток. Брезгливо морщась — вонь в комнате стояла жуткая, — он тем не менее продолжал работу: вынул из шкафа чемодан Дженнингса, побросал в него одежду убитого, обувь, туалетные принадлежности — все, что могло свидетельствовать о присутствии в комнате постояльца. Не забыл он и про бритву, пасту и зубную щетку, которые взял с полочки в ванной, и тоже бросил в чемодан.

Пропитанный кровью матрас Тони оставил на потом — сожжет попозже. Огромная угольная печь в подвале дома прекрасно подходила для подобных целей.

Таким же образом он избавится от тела Дженнингса. И от его одежды. А машина подождет. На рассвете он выедет на ней за город и бросит где-нибудь на свалке. Даже если ее найдут, никакой связи ни с «Тельцом», ни с семьей Киркхэмов.

И уж тем более с красавицей дочкой.

Тони с улыбкой посмотрел на пропитанный кровью сверток из постельного белья, послужившего саваном Стивену Дженнингсу. Кровь уже просачивалась на ковер. Значит, надо шевелиться. Пока пятно еще можно отмыть... Забрызганные кровью стены также придется отмывать.

Он вышел из комнаты и поспешил кладовую, где отыскал ведро, несколько тряпок и щетку. Когда вернулся в комнату, вокруг трупа уже образовалась темная лужа. Вполголоса выругавшись, Тони опустился на колени и приподнял сверток с телом. Тони был мужчиной крепким, таскать тяжести привык. Он отнес Дженнингса в ванную комнату, где вывалил его прямо в ванну. И вернулся в номер.

Едва он взялся за тряпку, чтобы протереть туалетный столик, как дверь отворилась и вошла Айрин.

— Как она? — спросил он с тревогой в голосе.

— Спит. Я ее помыла и уложила в постель. — Окинув комнату безразличным взглядом, она спросила: — Ты долго?

— Думаю, не больше часа.

Айрин кивнула и взглянула на часы. Одиннадцать пятьдесят семь.

Она развернулась и ушла, предоставив мужу одному продолжать работу. Ей же пора было возвращаться к обязанностям хозяйки гостиницы. Айрин взяла регистрационный журнал и, отыскав имя Дженнингса, с величайшей осторожностью изменила дату его отъезда.

Справившись со своей задачей, она поднялась к мужу, который мыл стены.

— Как с телом? — поинтересовалась она.

— Займусь через минуту, — невозмутимо отвечал тот. — Куда спешить?

Дело нужно делать без спешки. Не суетиться... Это занятие уже стало для них привычным.

Двенадцать часов пятьдесят семь минут.

Он сказал — час, и уложился минута в минуту.

Труп Дженнингса исчез, все вещи Дженнингса исчезли вместе с ним.

Айрин Киркхэм посмотрела на мужа. Тот кивнул. Она сняла телефонную трубку и набрала номер.

Глава 29

Дом выглядел внушительно. Это было величественное строение с фасадом, выполненным в псевдогеоргианском стиле, каменную кладку которого скрывал разросшийся плющ. Окна, выглядывавшие из-под этого зеленого полога, напоминали любопытные глаза, пялящиеся в темноту.

В светлые часы суток из окон гостиной можно было обозревать большую часть Хинкстона — дом стоял на одном из многочисленных холмов, окружавших город.

Подъездная аллея, посыпанная гравием, начиналась у шоссе, прямиком ведущего в Хинкстон. Живая изгородь, когда-то являвшая собой образец искусства фигурной стрижки, теперь одичала и слилась в сплошной ряд кустов, тянувшийся вдоль широкой лужайки, а также по обе стороны извилистой аллеи, ведущей к дому.

В центре лужайки находился пруд, но рыба в нем не водилась. Зато его охраняли двое видавших виды деревянных гномов.

Вот уже двадцать три года, как в доме оборудован хирургический кабинет, состоявший из двух помещений: приемной и комнаты ожидания. В приемной сидел доктор Эдвард Кёртис — без пиджака, в рубашке с закатанными рукавами.

Одной мускулистой рукой он сжимал стакан с джином, другой — массировал переносицу.

Кёртис, высокий сухопарый мужчина лет пятидесяти, коротко стриг свои каштановые волосы и носил усы.

Доктор медленно поднес к глазам стакан, рассматривая его содержимое на свет, и уговаривал себя, что как только покончит с напитком, тотчас отправится спать.

То же самое Кёртис говорил себе после первых двух стаканов. Теперь же, изучая содержимое, он твердо намеревался сдержать слово.

В этот час в доме было абсолютно тихо. Тишину не нарушал даже скрип балок. Кёртис наслаждался покоем, радуясь тому обстоятельству, что дом находился более чем в полумиле от города. Конечно, рейсовый автобус доставлял к нему пациентов — тех, кто не водил машину. Но в неприемные часы Кёртиса редко тревожили. Понятно, он отвечал на вызовы двадцать четыре часа в сутки, предпочитая не нанимать ассистента — в отличие от большинства частных хирургов города. Многие пациенты звали его просто по имени, и такие отношения, старательно культивируемые им в течение многих лет, помогали избегать ненужных церемоний. Все-таки, по его мнению, частная практика позволяла уделять пациентам больше времени, чем могли себе позволить его коллеги из системы здравоохранения.

Он практиковал уже двадцать один год — с тех пор, как закончил медицинский колледж, — за это время успел стать весьма уважаемым членом общества, его врачебным искусством восхищались не только молодые, но и маститые специалисты, и не только в Хинкстоне, но и далеко за его пределами. У него появилась даже постоянная пациентка из Лондона, наслышанная о его успехах. У Кёртиса служили всего два человека, занятые полный рабочий день, — секретарь и экономка. Хотя к последней больше подошло бы определение «уборщица», доктору оно не нравилось, так как, по его мнению, принижало достоинство женщины, выполнявшей столь необходимую и полезную работу. Экономка убирала и в кабинете, и в остальных помещениях.

Но не в подвале.

Подвальные помещения являлись в доме доктора святая святых. Там он установил на первый взгляд простое, но на самом деле довольно замысловатое оборудование, позволявшее проводить некоторые весьма сложные анализы.

Его умение распознавать такие болезни, как диабет и разнообразные почечные заболевания, не говоря уже о прочих, освобождало пациентов от необходимости ложиться в больницу и тратить время на ожидание результатов. У Кёртиса имелся даже небольшой рентгеновский аппарат. Анализы крови и мочи проводились на месте, и пациенты узнавали о результатах до того, как покидали кабинет врача.

Большую часть денег, понадобившихся на устройство кабинета и приобретение оборудования, он унаследовал от родителей. Ныне покойные, они оставили ему не только дом, но и кругленькую сумму, которую он с толком вложил в дело. Получая приличные гонорары, на себя он тратил минимум. Повседневные расходы плюс зарплата двум сотрудникам.

Доктор сделал еще один глоток. Затем взглянул на часы.

Час тридцать шесть.

Он зевнул.

Дверь кабинета отворилась. Кёртис поднял глаза на вошедшего, который прямиком направился к его столу и уселся напротив.

— Выпьешь? — спросил доктор, пододвигая к посетителю бутылку и стакан. — Прости, если разбудил тебя.

Наполнив стакан, он внимательно смотрел на своего компаньона.

Сидевший напротив молча пожал плечами.

— Пришлось съездить в Хинкстон по срочному вызову, — пояснил Кёртис, приканчивая свой джин.

Ночной гость, последовавший его примеру, пододвинул к Кёртису пустой стакан, и тот снова его наполнил.

— Я отправляюсь спать, — зевнув, объявил Кёртис. Он поднялся со стула, взял свой пиджак и Направился к двери.

Компаньон доктора остался в кабинете. Он сидел и пил; его размеренное дыхание было единственным звуком, нарушавшим ночную тишину.

Глава 30

За всю ночь она не поспала, наверное, и трех часов. Ополоснув лицо холодной водой, Сью Хэкет побрела обратно в спальню. Подошла к зеркалу. Изучив темные круги под глазами, коснулась век карандашом, слегка подкрасила губы. Отметив бледность щек, она потерла их ладонями. Немного подумав, все-таки решила наложить немного румян.

Снизу доносились звуки радио — бессмысленный треп диск-жокея, периодически сменяющийся такой же бессмысленной музыкой. Сбросив халат, она натянула джинсы и свитер, обула туфли и стала спускаться по лестнице.

— Ну давай, пошевеливайся, — обратилась она к Крейгу, который сидел у кухонного стола и пытался завязать шнурки на ботинках. — Ты должен еще показать мне дорогу. И мы же не хотим, чтобы ты опоздал, правда?

— Я не опоздаю, — заверил он ее, вскакивая со стула.

— Спасибо, что согласилась проводить его в школу, — сказала Джули, стоявшая у мойки. — Майк говорит, что не может оторваться от своей работы. У него якобы какой-то очень важный контракт...

Сью энергично закивала, показывая, что прекрасно все понимает.

— Оставь посуду, я вымою, когда вернусь.

— Нет-нет, мне необходимо чем-то заниматься. Это отвлекает от мыслей о папе, — проговорила Джули.

— Да, я понимаю.

— Тетя Сью, я уже готов, — заявил Крейг, возникший в дверном проеме.

Сью улыбнулась ему. А в следующую секунду уже услыхала, как хлопнула парадная дверь, через которую вылетел Крейг. Повернувшись, она посмотрела на Джули. Потом последовала за племянником. Крейг, устроившись на сиденье машины, с энтузиазмом принялся объяснять ей дорогу, попутно указывая на знакомых мальчишек.

Сью увидела мам, которые вели за руку детей, и лицо ее омрачилось.

Она почувствовала нечто похожее на горечь и обиду — те, другие, могли позволить себе такое простое удовольствие, как отвести детей в школу. Ей же подобного уже не испытать. Что же это такое — горе, зависть, ревность? Для нее все слилось воедино...

— А вон Тревор Уорд, — объявил Крейг, показывая пальцем на длинного, тощего мальчика в очках, переходившего дорогу. — Он ковыряет в носу, а из носа — прямо в рот.

— Неужели? — спросила Сью.

— Его мамочка с папочкой не могут даже на машину заработать, — ехидно заметил Крейг.

— Знаешь, Крейг, не все такие счастливчики, как твои мама с папой, — с легким упреком в голосе отозвалась Сью. «Некоторым людям не везет настолько, что у них и детей-то нет», — чуть не добавила она, мысленно ругая себя за чрезмерную жалость к собственной персоне.

Но, оказавшись в окружении детей, она не могла не испытывать горечи, не могла не вспоминать о Лизе. И Сью вдруг почувствовала себя смертельно усталой.

Она остановила машину у школы и перегнулась через Крейга, открывая дверцу с его стороны.

— Пока, — улыбнулась Сью. — А разве ты не поцелуешь меня на прощанье?

Он взглянул на нее с таким видом, словно собирался это сделать и лишь совершенно случайно забыл. Она подставила щеку.

Крейг взял Сью за подбородок, повернул к себе ее лицо и, стоя на сиденье на коленях, прижался ртом к ее губам. Поцелуй этот, казалось, длился вечность.

Наконец, оторвавшись от ее губ, он выскочил из машины.

Сью ошалело смотрела на племянника, перебегавшего школьный двор. Выходка Крейга ее шокировала; она все еще ощущала на губах его поцелуй.

Она поднесла руку ко рту и провела пальцами по губам.

И тут она заметила, что ее руки дрожат.

Глава 31

Хэкет не сводил взгляда с надгробного камня из черного мрамора. В руках он держал букетик фиалок. В глазах его стояли слезы.

Светило солнце, но было холодно; легкий бриз как-то незаметно перерос в холодный, пронизывающий ветер. Цветы на могилке пожухли; ветер разметал их опавшие лепестки, похожие на конфетти.

Хэкет еще немного постоял, глядя на могилу дочери, потом присел и принялся вынимать из вазы засохшие цветы.

Солнечная погода и выходной день побудили многих прийти на кладбище. Бросив взгляд по сторонам, Хэкет отметил, что остальные заняты приблизительно тем же, чем и он. Заменяют цветы, выпалывают сорняки...

Пожилая женщина протирала белую плиту. Неподалеку от нее, пристально глядя на могилу, стоял мужчина лет сорока. Кого потерял этот человек? Отца или мать? А может, как и он, сына или дочь?

Хэкет поставил в вазу свежие цветы. Он думал о Лизе. И о Сью.

Думал об утреннем телефонном звонке.

В этот день, в десять утра, звонил сержант Спенсер, сообщивший, что за отсутствием улик Питер Уолтон отпущен на свободу.

Хэкет даже не дал ему договорить, с яростью бросил трубку.

Отпущен на свободу!..

Ублюдка отпустили, как и предполагал Спенсер.

И что теперь?

Отправиться на поиски Уолтона? Выследить его? Спенсер сказал, что у того нет адреса, так с чего же начать? Он не сомневался, что убьет Уолтона. Но для этого его надо выследить. А Хэкет — не детектив. Как, с чего начать? Он устало вздохнул. В фильмах все так просто... Карающий ангел всегда Знает, где искать свою жертву. В кино все предрешено. А вот реальная жизнь куда сложнее.

Хэкет нисколько не сомневался, что способен убить Уолтона.

Не сомневался?

Он мечтал об этом, грезил о наиболее изощренных способах умерщвления убийцы. Но не убьет ли Уолтон его самого? И кроме того, Спенсер говорил, что замешан еще один человек. Где он?

Что из этого следует? Что? Как? Когда?..

Хэкет повернулся и бросил засохшие цветы в ближайшую урну. Затем снова повернулся к могиле. Схватился рукой за лоб — опять та же головная боль, подступающая медленно, но неуклонно. Который уж день его терзала эта боль, вгрызавшаяся в мозг, доводившая до исступления.

Он по-прежнему думал о Лизе. Думал о Сью.

Никогда в жизни Хэкет не чувствовал себя таким одиноким. Наконец он повернулся и побрел к машине.

Глава 32

Ее разбудил плач.

Услышав крики ребенка, Мишель Льюис приподняла голову и протерла глаза. Лежавший радом с ней Стюарт Льюис со стоном выбрался из постели.

— Прелести отцовства, — язвительно улыбнувшись, заметил он.

Мишель, также поднявшаяся с постели, направилась к детской кроватке.

Дэниел Льюис пронзительно вопил, его личико сморщилось и покраснело от напряжения.

— Похож на тряпку для мытья посуды, — зевнув, пробормотал Стюарт, гладя на жену, бережно приподнимавшую визжащий сверток.

— Шести недель от роду ты выглядел не лучше, — возразила она, укачивая ребенка.

— Да, разумеется, — кивнул он, наблюдая, как жена расстегивает ночную рубашку и подносит младенца к набухшей груди.

Дэниел был крупным ребенком. Когда он родился, то весил не меньше девяти фунтов. Но Мишель повезло. Роды оказались легкими. По словам Стюарта, у нее были «детородные бедра» — таким образом он намекал, что ей не мешает сбросить вес. Мишель уже начала делать упражнения, дабы избавиться от избыточных фунтов, которые набрала во время беременности; она не сомневалась, что вскоре обретет прежнюю фигуру. В конце концов, ей только недавно исполнилось двадцать...

— Пойду заварю чай, — сообщил Стюарт, проводя рукой по волосам. — Тебе принести что-нибудь?

Мишель не ответила — она вскрикнула от боли: Дэниел слишком рьяно вцепился в грудь. Отняв ребенка от груди, она увидела, что сосок стал ярко-красным. Младенец секунду повопил, но тотчас утихомирился, когда мать прижала его к другой груди, в которую он вцепился с не меньшим энтузиазмом. Его глаза бешено вращались, он с жадностью высасывал из матери молоко.

— Жаль, что ты не можешь меня заменить, — улыбнулась Мишель.

Стюарт почесал грудь. Потом сказал, пожав плечами:

— Извини, дорогая, у меня здесь пусто.

Оба захихикали.

— Мне кажется, у него есть зубы, — неожиданно сказала Мишель, почувствовав острую боль.

— По-моему, он для этого слишком мал, — возразил Стюарт.

Ему уже расхотелось ставить чай. Присев на кровать рядом с женой, он наблюдал, как она управляется с ребенком. Посидев минуту-другую, он поднялся и направился в туалет.

Мишель, прижимавшая ребенка к груди, чувствовала, как нарастает боль.

Ребенок, вцепившийся обеими ручонками в молочную железу, присосался к ней, точно пиявка. Мишель была уверена: у младенца есть зубы. Теперь она уже в этом не сомневалась. Дэниел энергично двигал челюстями, жадно глотая молоко. Мишель нахмурилась: боль становилась нестерпимой.

— Думаю, тебе достаточно, молодой человек, — сказала она, собираясь прекратить кормление, и попыталась отстранить ребенка от груди.

Он не отпускал сосок.

— Дэниел, — ласково позвала она.

Младенец продолжал сосать.

— Дэниел, достаточно, — сказала она, стараясь придать голосу строгость.

У младенца же словно открылось второе дыхание; он с удвоенной энергией набросился на материнскую грудь, все крепче сжимая ее челюстями. Она громко вскрикнула. Ей показалось, что ребенок действительно укусил ее зубами. Зубами, которых у него никак не могло быть. Ею вдруг овладело необъяснимое беспокойство. Ребенок явно не собирался отпускать сосок. А боль становилась все сильнее...

— Господи! — прошептала она, взглянув на вернувшегося в комнату мужа.

Стюарт увидел, что лицо Мишель исказилось от боли.

Потом он увидел кровь. Она сочилась изо рта младенца, смешиваясь с молоком.

— В чем дело? — Стюарт, нахмурившись, шагнул к кровати.

Мишель не отвечала. Морщась от боли, она пыталась отнять от груди ребенка, цеплявшегося за нее обеими ручонками.

Резкая боль пронзила всю ее грудную клетку, ее словно огнем обожгло. Мишель вскрикнула, с силой отстранив от себя младенца. В тот же миг из груди ее хлынула кровь — Дэниел, вцепившийся в сосок, оторвал его.

Кровь заливала ребенка, заливала постельное белье. Младенец, сделав жевательное движение, проглотил откушенный сосок. Мишель завизжала, взглянув на свою израненную грудь. Из рваной раны хлестала кровь. Положив младенца на кровать, она прижала к груди простыню.

Дэниел умиротворенно лежал на кровати, глазки его поблескивали.

— О Боже! — бросившись к жене, выдохнул Стюарт. — Я вызову «скорую». — Он еще раз взглянул на младенца, тот дожевывал кусочек кожи, оторвавшийся вместе с соском. Стюарт ринулся к телефону.

— Нет! — крикнула Мишель. — Не «скорую». Не сейчас. — Она прижимала простыню к искалеченной груди, тщетно пытаясь остановить кровь. — Ты знаешь, кому надо звонить.

Мгновение он колебался, затем стал набирать номер.

За его спиной, лежа в своей кроватке, радостно лепетал младенец.

Стюарт Льюис взглянул на часы и снова уставился в окно.

Пять сорок шесть утра.

— Ну давай же, давай скорей! — шептал он, снова прижавшись лицом к оконному стеклу.

Глава 33

Стюарт Льюис то и дело смотрел в окно. Каждые три секунды он отходил, чтобы сделать затяжку, но тревога снова возвращала его на пост.

Он снова взглянул на часы.

Пять сорок шесть утра.

Он позвонил доктору уже двадцать минут назад.

«Скорее, скорее!» — шептал он призывно, и его лицо снова прижалось к оконному стеклу.

Наконец машина вынырнула из-за поворота и остановилась напротив их дома. Стюарт направился к парадной двери, отпер ее и раскрыл настежь.

Доктор Эдвард Кёртис широкими шагами преодолел дорожку и вошел в открытую дверь.

— Наверх, — сказал Стюарт. — Он повел доктора к лестнице, ведущей в спальню, где их ждала Мишель.

Войдя в комнату, доктор тотчас уловил запах Крови. Простыня, которую прижимала к груди молодая женщина, вся пропиталась ею.

Ребенок лежал рядом, пеленка — под ним, его ручонки и лицо потемнели от материнской крови.

Кёртис направился к младенцу.

— Когда это случилось? — спросил он, раскрывая свою черную сумку.

Стюарт ответил.

— А вы не вызвали «скорую»? — насторожился доктор, но туг же успокоился — Стюарт отрицательно покачал головой.

Кёртис полез в сумку и вытащил оттуда шприц. Освободив его от стерильной упаковки, он достал бутылочку с почти бесцветной жидкостью, открутил крышечку и окунул в содержимое иглу. Вобрав в шприц пятьдесят миллилитров жидкости, он осторожно взял руку младенца, нашел вену и воткнул в нее иглу.

Ребенок даже не пикнул. Вынув иглу, доктор бросил использованный шприц обратно в сумку. И лишь после этого обратил внимание на Мишель, по-прежнему прижимавшую к груди простыню.

— Дайте взглянуть, — попросил Кёртис.

Она опустила окровавленную ткань.

Выдран был не только сосок, но и приличный клок кожи. Из раны все еще сочилась кровь.

Кёртис снова полез в свою сумку и вынул из нее бинты и вату.

— Рану я перевяжу, но вам все равно необходимо обратиться в больницу. Вы потеряли слишком много крови.

Мишель послушно кивнула. Кёртис наложил ей на грудь ватный тампон, а сверху — бинты.

— Скажите им все, что сочтете нужным, — продолжал доктор. — Все, что в голову взбредет. А с ребенком все будет в порядке. Но его ни в коем случае нельзя оставлять одного. — Он выразительно взглянул на Стюарта.

Тот поспешно кивнул.

Кёртис поднялся и двинулся к двери. У порога остановился.

— Пять минут подождите, потом вызывайте «скорую». — Он вышел за дверь.

Минуту спустя до них донесся шум мотора. Супруги смотрели на кроватку, в которой засыпал их ребенок. Оба улыбнулись. Мишель послюнявила кончик пальца и стерла кровь с ротика младенца.

Ведь Дэниел и впрямь прелестный ребенок.

Глава 34

Она долго взвешивала все «за» и «против», наконец все-таки решила позвонить.

После похорон отца прошло больше недели, и с тех пор с мужем она не разговаривала. Сейчас Сью Хэкет сидела перед телефоном, смотрела на диск, словно ожидала, что номер наберется сам собой. Она даже не была уверена, что хочет говорить с Хэкетом. Но одиночество томило, угнетало ее, несмотря на то, что рядом была Джули со своим семейством. Она пыталась «прокрутить» в уме свой разговор с мужем и даже уже взялась было за трубку, но потом положила ее, встала и принялась мерить шагами гостиную.

Джули отправилась за покупками, Крейг был в школе, Майк — на работе. Она в доме одна наедине со своими мыслями.

Наконец заставив себя снять трубку, она набрала номер школы, в которой работал Хэкет.

Послышались длинные гудки.

— Могу я поговорить с Джоном Хэкетом? — спросила она, когда на другом конце провода наконец сняли трубку.

Женский голос вежливо ответил, что мистера Хэкета в школе нет, что он взял недельный отпуск.

— Спасибо, извините, — сказала Сью и положила трубку. С минуту она задумчиво смотрела на телефон. Потом снова сняла трубку и набрала свой домашний номер.

Ответили почти тотчас же.

— Алло?

Услыхав голос мужа, она чуть было не положила трубку, однако все же взяла себя в руки.

— Алло, Джон, это я.

— Сью? Как ты?

— Я в порядке. Звонила в школу, мне сказали, что ты в недельном отпуске.

— Да. Что-то никак не могу сосредоточиться. Нечестно по отношению к детишкам работать в полсилы. К тому же накопилось много дел по дому. Выставляю его на продажу. Несколько покупателей уже наметилось.

— Что, действительно интересуются?

— Одна пара очень хотела купить, пока не узнала, что тут произошло... — Он помолчал. — Да еще сумасшедший какой-то заявился. Этот, наоборот, — из-за того, что здесь случилось. Другие пока не приходили.

Вновь возникла неловкая пауза.

— Ты сказала, что у тебя все в порядке? У тебя усталый голос.

— Да. Я неважно сплю.

Снова молчание. Господи, как это мучительно! Словно им совсем нечего сказать друг другу. Точно чужие...

— Как Джули с Майком?

— Неплохо.

— А мальчик?

— Тоже хорошо. — Об инциденте в машине она не хотела говорить, решила просто вычеркнуть его из памяти. — Ну, а ты как?

— Отлично, — устало произнес он. — Кажется, в полном порядке...

— Слушай, Джон. Нам надо поговорить. О нас с тобой. Я сказала, что не могу вернуться в наш дом... Это действительно так.

— Понимаю. Только называй вещи своими именами: ведь ты не в дом не желаешь возвращаться, а ко мне.

Она сглотнула.

— Я могла бы попытаться простить тебе измену, Джон, но я никогда не прощу тебе того, что случилось с Лизой. Да, я виню в этом тебя. И всегда буду винить.

— Ты позвонила, чтобы сообщить мне то, о чем я уже знаю? Как, по-твоему, я себя чувствую? Я сам себе не могу простить и не нуждаюсь в твоих напоминаниях. Это ведь я живу в этом доме. Я ближе тебя к воспоминаниям. А ты от них сбежала, Сью.

— Я не сбежала. Я почувствовала, что если останусь, то с ума сойду.

— Мне знакомо подобное ощущение.

Снова наступило молчание.

— Джон, если честно, то я позвонила, чтобы сказать: тут, в Хинкстоне, есть вакансия заместителя директора одной из школ. Предоставляют дом.

— Почему в Хинкстоне?

— Потому что я больше не хочу жить в Лондоне! — выпалила она.

— Ты хочешь сказать, что тогда готова будешь начать все сначала? Если я получу эту должность...

В его голосе звучала надежда.

— Может быть. Но так, как было, уже не будет. Наши отношения уже никогда не станут прежними.

— Господи, но ведь можно попробовать! — настаивал он. — Я все еще люблю тебя, Сью. Ты нужна мне, и, думаю, я тебе тоже нужен, хочешь ты это признать или нет.

Несколько секунд она молчала, понимая, что в его словах есть доля правды.

— Сразу не получится, Джон.

— Я готов ждать, сколько потребуется.

Она дала ему адрес и номер телефона школы.

— Сообщишь мне результаты.

— Может, встретишь меня, когда я приеду на собеседование?

Наступила долгая пауза.

— Хорошо, встречу, — проговорила она наконец.

— Сью, если ты не можешь спать, дорогая, возможно, следует пройти курс лечения? Сходи к врачу. Тебе необходимо позаботиться о своем здоровье.

— Я уже об этом думала. Схожу к врачу Джули.

Снова пауза.

— Ну ладно, Джон. Сообщишь, когда соберешься на собеседование.

— Сью, спасибо, что позвонила.

— Скоро увидимся.

— Сью...

— Да?

— Я люблю тебя.

Она крепко сжала трубку.

— До встречи, Джон, — сказала она и положила трубку.

Казалось, на разговор этот ушли все ее силы. Откинувшись на спинку стула, она села, уставившись на телефон. Прошло не меньше пяти минут, прежде чем она наконец поднялась и побрела на кухню. Он прав: возможно, ей следует посетить врача. Таблетка-другая снотворного на ночь не причинят вреда. На кухонном столе лежал небольшой блокнот с изображением кошки и с рельефной надписью: «Нужные люди». Настольная книга Джули. Блокнот содержал кучу телефонов на все случаи жизни, начиная с владельца газовой конторы и кончая местным ветеринаром. В алфавитном порядке. Сью пролистала странички до литеры "В". «Врач».

И ниже:

«Доктор Эдвард Кёртис».

Глава 35

Хэкет уже и не надеялся снова испытать подобное чувство. Сидя за рулем своей машины, он улыбался, поглядывая на мелькавшие мимо ландшафты. Солнце светило вовсю, что вполне соответствовало его душевному настрою.

Ничего подобного он не испытывал уже многие месяцы, даже годы. То было некое «предпраздничное» чувство — только куда более острое и возвышенное. И именно его — этого ощущения счастья — ему так не хватало последнее время.

На подъезде к Хинкстону он принялся раздумывать о своих ближайших перспективах. Если ему удастся заполучить работу в здешней школе, а вместе с ней, по словам Сью, и дом, то у него появится шанс сохранить свой брак. И вновь его захлестнула волна счастья, вновь блеснул луч надежды.

Он позвонил в школу сразу же после телефонного разговора со Сью и был немало удивлен тем обстоятельством, что его готовы принять для собеседования на следующий же день. Он рассчитывал, что ждать придется не меньше недели, но в школе, очевидно, торопились заполнить вакансию и, следовательно, желали переговорить со всеми претендентами как можно скорее. К тому же Хэкет радовался возможности хоть на денек вырваться из дому. Его раздражала необходимость общаться с людьми, потому он и взял недельный отпуск. Однако сидеть в четырех стенах наедине со своими мыслями оказалось занятием почти столь же тягостным. Путешествие в Хинкстон и перспектива получить там место заметно повлияли на его настроение. Он даже рискнул послушать музыку и вставил в магнитофон кассету. Правда, въезжая в город, он его выключил, удовлетворившись созерцанием домов, которые выглядели уже вполне по-городскому.

Остановившись перед светофором, Хэкет взглянул на листок бумаги, на котором был записан адрес школы. Где-то неподалеку, решил он.

И вдруг занервничал. Причем вовсе не из-за предстоящего собеседования. Он знал свои способности, знал, что, возможно, более других достоин занять эту вакансию, и все же его охватило беспокойство: ведь если, вопреки ожиданиям, он не получит это место, под угрозой окажется его семейная жизнь. Потерю работы он смог бы пережить, а вот потерю Сью — наверное, нет.

Школа находилась на другом конце города, в пяти минутах езды от Центра, и он наконец увидел ограду — похожие на копья металлические прутья, торчавшие из бетонного фундамента. Игровая площадка была пуста, но за большим кирпичным зданием, на примыкавшем к нему футбольном поле, гоняла мяч целая орава мальчишек. Припарковавшись на автостоянке, Хэкет заглушил мотор. Взглянул в зеркальце, пригладил волосы и лишь после этого вошел в здание школы. Мимо него с улыбкой прошла молодая женщина лет двадцати пяти, и Хэкет внезапно поймал себя на том, что слишком откровенно разглядывает ее стройные ноги. Малышка вроде Никки?..

Досадуя на самого себя за то, что посмел вспомнить о ней, он решил раз и навсегда выбросить ее из головы.

Хэкет шел по коридору, пока наконец не увидел дверь с надписью: «Д. Брукс. Директор».

Он постучал и вошел.

Сидевшая в приемной высокая женщина улыбнулась ему и, затолкав в рот последний кусочек «Кит-Кат», принялась энергично жевать, изо всех сил стараясь справиться как можно быстрее со столь важным делом.

— Мое имя Джон Хэкет, — улыбнулся учитель. — Мне назначено на десять по поводу вакансии на должность заместителя директора.

Не переставая жевать, секретарша закивала.

— Прошу прощения, — сказала она, наконец-то управившись с печеньем. — Я сообщу мистеру Бруксу, что вы здесь. — Она снова улыбнулась и, постучав в дверь у себя за спиной, поднялась и вошла туда.

Хэкет обвел взглядом приемную. На одной из стен висело школьное расписание, на другой — детские рисунки, под каждым имелась подпись.

Хэкет обратил внимание на изображение совы, сидящей на дереве, — она держала в когтях что-то красное, видимо, добычу, истекающую кровью. Он подошел поближе — хотелось лучше рассмотреть этот рисунок.

— Пожалуйста, мистер Хэкет, заходите, — пригласила женщина.

— Благодарю вас, — отозвался Хэкет, бросив прощальный взгляд на рисунок.

И, уже проходя в директорский кабинет, он вдруг понял, что держала в когтях нарисованная ребенком сова.

Человеческий глаз, кровоточащий человеческий глаз пронзала когтями ночная хищница.

Глава 36

В кабинете было душно и жарко. Хэкет почувствовал это, едва переступив порог.

Из-за широкого стола навстречу ему поднялся мужчина с очень бледным лицом. Хэкет пожал его протянутую руку, ощутив ледяную холодность ладони.

Дональд Брукс, пятидесяти с небольшим лет, выглядел довольно импозантно — пожалуй, лишь несколько хлопьев перхоти на лацканах его серого костюма несколько нарушали безупречность директорского облика. Сквозь очки на Хэкета смотрели ярко-зеленые глаза. Рукопожатие Дональда Брукса было твердым, улыбка — дружелюбной.

— Моя жена вечно недовольна, — продолжал Брукс. — Даже летом мы не выключаем отопление. — Он сконфуженно пожал плечами и предложил посетителю кофе.

Несколько минут спустя появилась секретарша с подносом в руках. Поблагодарив ее, Брукс принялся просматривать представленные Хэкетом рекомендации.

— Прекрасно, мистер Хэкет, — проговорил наконец он. — Превосходная характеристика. Однако в школе, в которой вы преподаете, более девятисот учащихся, что, очевидно, затрудняет личные контакты с подопечными...

— Боюсь, что так. Впрочем, в Лондоне почти у всех подобные проблемы. А какова ситуация у вас?

— Что касается учащихся, их у нас до двадцати человек в классе, обычно — еще меньше, во многих шестых — по три-четыре ученика.

Хэкет одобрительно кивнул.

— Вы женаты, мистер Хэкет? — неожиданно спросил директор.

— Да, женат.

— Дети?

Хэкет замялся.

— Нет, — отрезал он, потянувшись к чашке. Отхлебнув, поморщился — кофе уже успел остыть. — У вас много претендентов на это место? — поинтересовался Хэкет, явно желая сменить тему.

— Вы четвертый, — сообщил Брукс. — И Скажу откровенно, вы меня очень даже устраиваете. Когда бы вы могли приступить к своим обязанностям?

Хэкет пожал плечами.

— Думаю, со следующей недели. Мне надо управиться с продажей нашего лондонского дома.

— Что ж, прекрасно. А сейчас, полагаю, самое время показать вам нашу школу. Должны же вы иметь представление о новом месте работы.

Хэкет широко улыбнулся и, поднявшись со стула, снова пожал руку директора. Они вместе вышли из кабинета. В приемной Хэкет на секунду задержался, чтобы еще раз взглянуть на поразивший его детский рисунок.

— Талантливый парнишка, — кивнул на рисунок Хэкет, отметив про себя имя юного художника.

Филип Крэйвен.

Брукс мельком взглянул на рисунок и молча вышел в коридор.

Хэкет последовал за ним.

Обход школы занял гораздо больше времени, чем предполагал Хэкет. Дорогостоящее лабораторное оборудование впечатляло. Очевидно, школа была одной из тех немногих, которых не коснулась новая бюджетная политика правительства.

Проходя мимо красного кирпичного здания, которое Хэкет уже видел, подъезжая к школе, Брукс сообщил, что это гимнастический зал. На расположенном рядом небольшом поле девочки играли в хоккей. Наблюдавшая за ними учительница, с бедрами русской чемпионки по толканию ядра и борцовскими плечами, носилась по полю с зажатым в губах свистком — зрелище, при виде которого мужчины невольно улыбнулись.

— Вас могут попросить взять на себя часть обязанностей тренера, — сказал Брукс. — Из ваших бумаг я понял, что вы проводили спортивные занятия в вашей школе. Вы человек спортивного склада, мистер Хэкет?

— В детстве я участвовал в школьных состязаниях по регби и футболу. Конечно, сейчас я далек от прежней формы. Но думаю, что справлюсь. Во всяком случае, сердечных приступов не будет, обещаю, — улыбнулся Хэкет.

Брукс взглянул на него с недоумением, словно не понял шутки, его била дрожь, он резко развернулся и зашагал прочь. Хэкет шел рядом. Солнце светило вовсю, но Брукс, похоже, совсем продрог. Он то и дело потирал руки, восстанавливая кровообращение.

— Как вам известно, вместе с должностью в ваше распоряжение предоставляется дом, — сказал он. — Его я вам тоже покажу.

Пара ив росла в разбитом перед входом небольшом садике, который выглядел несколько запущенным. Траву давно не стригли, а в трещинах бетонной дорожки уже пробивались сорняки. «С этим можно справиться за выходные», — подумал Хэкет.

Дом, отделенный от школьной территории зарослями кустарника, выглядел довольно привлекательно. Во всяком случае, черепица с крыши не осыпалась. Да и стены, выкрашенные белой краской, смотрелись неплохо. Бросалась в глаза лишь новизна парадной двери. Ее еще не выкрасили в такой же скучный желтовато-коричневый цвет, как рамы на окнах, и создавалось впечатление, что дверь навесили несколько дней назад.

Пошарив в кармане, Брукс вытащил ключ и отпер дверь, пропуская Хэкета вперед.

За узкой прихожей начинались ступеньки, ведущие наверх и покрытые жесткой ворсистой дорожкой цвета ржавчины.

— И сколько уже времени дом пустует? — поинтересовался Хэкет.

— Недели две, — ответил Брукс, толкнув дверь в гостиную.

Ковер на полу отсутствовал, и туфли Хэкета гулко застучали по голым доскам. На стенах висело несколько гравюр, в углах расположились кресла, покрытые чехлами.

— Скажите, а учитель, который жил здесь прежде, — проговорил Хэкет, обводя комнату взглядом, — почему он съехал?

— Это произошло внезапно, — сказал директор, направляясь в столовую.

— Что это был за человек? — спросил Хэкет.

— Со своими обязанностями он справлялся, — ответил Брукс, очевидно считая подобный ответ исчерпывающим.

Они прошли на кухню, затем вернулись в прихожую и поднялись наверх, где находились три спальни.

— У него были дети? — спросил Хэкет.

— Он не любил, когда вмешивались в его частную жизнь, мистер Хэкет, — сухо заметил Брукс.

— Я ведь просто так спросил, — смущенно пробормотал Хэкет.

Брукс повернулся и направился к лестнице.

— Надеюсь, осмотр вас удовлетворил? Мне пора возвращаться к своим обязанностям.

— Понимаю, — кивнул Хэкет.

Выйдя из дома, Брукс запер дверь и для верности подергал ручку, проверяя надежность замка.

— Учитель, который здесь жил, съехал тайно, ночью. Я не знаю почему, мистер Хэкет. Надеюсь, вы окажетесь более надежным человеком.

Директор зашагал по дорожке, оставив Хэкета на верхней ступеньке крыльца.

— Съехал тайно, ночью? Гм... — пробормотал себе под нос Хэкет.

Его мысли прервал звонок. Сигнал к ленчу.

В считанные минуты школьный двор заполнили дети, и воздух огласился звонкими голосами.

Возвратившись в кабинет, Брукс прижался к радиатору, щеки его постепенно окрашивались бледным румянцем. Так он и стоял, пока Хэкет благодарил его за экскурсию по школе и дому. Наконец они распрощались. Хэкет вышел из здания школы и, с трудом пробираясь сквозь толчею на школьном дворе, добрался до своей машины. Лишь тогда Брукс отлепился от радиатора и подошел к окну, наблюдая за учителем, выезжавшим через школьные ворота на дорогу.

— Я принял его, — сказал Брукс, когда в кабинет зашла высокая женщина.

— Он задавал много вопросов? — поинтересовалась она.

Брукс кивнул.

— Он хотел знать, почему его предшественник так внезапно уехал и что он собой представлял.

— И что вы ему ответили?

— Правды, во всяком случае, я не сказал, — проговорил Брукс, потирая руки. — Я не настолько глуп.

Глава 37

Хэкет припарковался около «метро» Сью и вышел из машины. Бросив взгляд на дом, немного помедлил, потом пошел по дорожке к двери.

Нажав на звонок, он почувствовал, что волнуется, как мальчишка перед первым свиданием. Несколько секунд подождал и снова позвонил.

Дверь распахнулась.

— Привет, Джон, — просияла Джули и поцеловала его в щеку. — Как дела?

— Прекрасно, — отозвался тот, проходя в дом. — Сью здесь?

— Иди на кухню.

Сью вытирала тарелки. Увидев Хэкета, она сдержанно улыбнулась.

До чего же красивая... Хэкету казалось, что он не видел ее уже много лет.

— Я получил работу, — сообщил он.

— Прекрасно, — снова улыбнулась она. На сей раз более открыто.

Тут к ним присоединилась Джули. Пока Хэкет усаживался за стол, она поставила на плиту чайник и приготовила три чашки. Он рассказал о школе, своих новых обязанностях, о зарплате. И конечно, о доме.

Сью осталась довольна. Даже попыталась засмеяться, когда Хэкет рассказывал о Бруксе.

— Ты сегодня же возвращаешься в Лондон? — спросила она наконец.

Он кивнул:

— Нужно готовиться к переезду. К тому же завтра придут покупатели осмотреть дом... Почему ты спрашиваешь?

Она пожала плечами.

— Просто спросила...

— Может, вам нужно остаться наедине? — подала голос Джули.

— Нет-нет, останься, — поспешно возразила Сью.

Хэкет был несколько разочарован.

— Сью, я хотел бы, чтобы в следующий мой приезд ты посмотрела дом.

— А что говорил директор об учителе, который прежде там жил? — поинтересовалась Джули.

— Да почти ничего, — ухмыльнулся Хэкет.

Едва заметно покачав головой, Джули уставилась в свою чашку.

— А что? — спросил Хэкет, немного удивленный выражением ее лица.

— Возможно, мне не следует об этом говорить, но я полагаю, он должен был сказать тебе... Каждый может тебе об этом рассказать. Все газеты писали. Сенсация. Полиция так и не выяснила, почему он это сделал.

— Сделал — что? — Сью взглянула на сестру.

— Однажды ночью он, должно быть, помешался... Схватил ружье, убил жену и сына, а потом вставил себе в рот ружейный ствол и застрелился.

Глава 38

Илейн Крэйвен сидела перед кабинетом врача.

Потоки солнечного света, вливаясь в широкие окна, бросали яркие блики на белые стены комнаты. Илейн смотрела по сторонам и всякий раз, поймав на себе взгляд секретарши, улыбалась ей. Илейн взглянула на часы, висевшие над столом: доктор Кёртис должен был принять ее через пять минут. Она попыталась осторожно переменить положение левой руки в надежде, что уменьшится боль. Однако это нисколько не помогло — острая боль вновь пронзила предплечье.

— Что у вас с рукой? — спросила секретарша.

— Да так, несчастный случай, — небрежно обронила пациентка, пожав плечами, что вызвало новый приступ боли.

Женщины заговорили о погоде. Однако секретарше быстро наскучила метеорологическая тема, и она завела речь о другом.

— Как ваша семья? У вас ведь один мальчик? — спросила она у посетительницы.

Илейн кивнула.

— Да, Филип. С ним все в порядке. С мужем тоже. Это только со мной вечно происходят какие-нибудь дурацкие истории. — Она кивком указала на перевязанную руку, заодно как бы напоминая о цели своего визита.

Раздался громкий гудок селектора, установленного прямо перед секретаршей. Она щелкнула выключателем.

— Попросите ко мне миссис Крэйвен, пожалуйста. — Динамик придавал голосу Кёртиса металлическое звучание, словно говорил робот, а не живой человек.

Илейн, еще раз улыбнувшись секретарше, направилась к двери с надписью: «Без приглашения не входить». За дверью находился короткий коридорчик, ведущий к следующей двери. Она постучала и вошла.

При виде посетительницы Эдвард Кёртис улыбнулся. Пригласив ее сесть, он тотчас кивнул на перевязанную руку.

— Надеюсь, ваши домашние чувствуют себя лучше, чем вы, Илейн, — произнес он, поднимаясь со стула. — Что с вами случилось?

— Несчастный случай. Чистейшая случайность. — Она взглянула на Кёртиса, и он заметил, что в глазах ее промелькнуло что-то похожее на страх.

— Дайте-ка взглянуть, — сказал доктор.

Она положила перед ним на стол свою руку. С необычайной осторожностью Кёртис принялся разматывать бинты, извиняясь всякий раз, когда Илейн вскрикивала от боли. Размотав последний виток бинта, он увидел два больших ватных тампона, закрывавших ее предплечье. Он взял с подноса пинцет. Поддев им край ватного тампона, аккуратно отогнул его.

— Боже правый! — пробормотал он, открывая рану. — Как это вас угораздило?

На предплечье в нескольких местах отсутствовал кожный покров. Причем кожа не стерлась, а была содрана клочьями. Кёртис увидел скопления белесого гноя на месте вырванного с мясом клочка кожи.

Вторая рана выглядела еще хуже. Сняв тампон, доктор невольно вздрогнул. Часть мышцы у локтевого сгиба оказалась вырванной, и сквозь переплетение обнаженных мускулов проглядывала кость. По краям раны скопился гной, густой и многослойный, частично просочившийся в рану.

Он сурово взглянул на Илейн.

— Когда это случилось?

— Два дня назад.

— Почему вы меня не вызвали?! — рявкнул Кёртис. — Еще кто-нибудь пострадал?

Женщина покачала головой. Лицо ее исказилось от боли, когда он принялся за обработку ран.

— Я понимаю, что сама виновата, — сказала Илейн. — Я знала, что это время приближается. Мне следовало связаться с вами, но он вроде был в полном порядке.

Кёртис снял слой гноя и бросил в урну использованный тампон.

— Учтите: лечение должно проводиться регулярно, — проговорил доктор, обрабатывая другую рану. — Как мальчик?

— Беспокоен, — ответила она, немного помолчав.

— Завтра же приведите его ко мне. Пока еще что-нибудь не случилось.

Он выразительно взглянул на ее плечо. Илейн кивнула, наблюдая за тем, как он заново перебинтовывает рану. Минуту спустя, осторожно просунув левую руку в рукав, она надела пальто и направилась к выходу.

— Не забудьте же, — напомнил ей Кёртис.

Снова кивнув, она открыла дверь.

Глава 39

Когда он покидал Хинкстон, солнце клонилось к закату. Въехал же в предместье Лондона в сумерки.

Хэкет испытывал смешанные чувства. Ожидание, возбуждение, беспокойство — все эти эмоции имели отношение к егоработе, а также к возможности начать новую жизнь вместе со Сью. Однако смущало его нечто другое...

Подозрение? Нет, не совсем подходящее определение... Скорее, тревога.

Почему Брукс утаил от него правду о предыдущем обитателе дома? Можно, конечно, допустить, что директор просто не желал распространяться на эту тему в беседе с незнакомым человеком. Хэкету понятно было и другое: возможно, директор опасался, что рассказ о разыгравшейся в доме трагедии отпугнет его. Но все же зачем так откровенно лгать?

Впрочем, беспокоила его даже не ложь Брукса: Хэкет с тревогой думал о причине, по которой его предшественник мог убить свою семью и покончить с собой.

Хэкет остановился у светофора. Тревожные мысли так и осаждали его.

Переутомился на работе? Нет, это уж чересчур.

«Возможно, ему не нравилась стряпня жены! — мрачно усмехнулся Хэкет. — А может, он завел интрижку и не мог больше смотреть в глаза жене? Может, они с ним товарищи по несчастью?»

Досадливо мотнув головой, Хэкет попытался выбросить эту чушь из головы. И в тот же миг вспыхнул зеленый свет.

По мере того как он углублялся в кварталы столицы, на него наваливалась какая-то странная усталость. У него возникло ощущение чего-то тяжкого и удушающего, словно свинцовое одеяло, сброшенное им сегодня утром при выезде из города, вновь накрывало его с головой.

Возможно, Хэкета угнетало само возвращение — возвращение в дом, с которым связаны столь тяжелые для него воспоминания.

«...Но ночь тянулась бесконечно... — доносилось из радиоприемника. — И я надеялся, так будет вечность. Один...»

Хэкет выключил приемник.

До дома оставалось приблизительно миль пять. Он взглянул на встроенные в панель часы.

Восемь тридцать восемь.

Хэкет зевнул, приостанавливаясь перед «зеброй». Первой улицу перешла женщина, толкавшая впереди себя переполненную коробками коляску, за ней молодая пара, державшаяся за руки. И наконец — высокий мужчина, мельком взглянувший на его машину. В ярком свете фар Хэкет хорошо разглядел его лицо. Прямые волосы, бледные щеки, запавшие глаза...

Хэкету показалось, что он уже где-то видел этого человека. Почувствовал, как что-то зашевелилось у него в душе... И в тот же миг заметил темное родимое пятно на шее мужчины. Сомнений не оставалось: это был он.

Хэкет изо всех сил вцепился в руль. Глаза его неотрывно следили за пешеходом.

За человеком, убившим его дочь.

Мимо него прошел Питер Уолтон.

Глава 40

Не раздумывая, Хэкет выскочил из машины и рванулся в сторону Уолтона.

— Эй ты, стой! — заорал учитель.

Напуганный окриком, Уолтон не стал дожидаться. Сорвавшись с места, он побежал по тротуару, расталкивая прохожих. Он не знал даже, почему вдруг побежал. Но гримасы ненависти, исказившей лицо выскочившего из машины человека, было достаточно, чтобы понять: кем бы ни являлся этот незнакомец, лучше держаться от него подальше.

Хэкет захлопнул дверцу и, не обращая внимания на сигналы стоявших позади водителей, бросился вдогонку за Уолтоном. Однако Хэкет не заметил, что и за ним самим побежал какой-то человек.

— Уолтон, стой! — ревел он, мчась за беглецом.

На всех парусах летел он к перекрестку. Прохожие шарахались от него, уступая дорогу, а зазевавшихся он отшвыривал в сторону.

Уолтон оглянулся и увидел, что Хэкет по-прежнему его преследует. Не обращая внимания на красный свет, он выскочил на проезжую часть дороги. Мчавшийся прямо на него «вольво» едва не сбил его, водитель приближавшегося с другой стороны такси отчаянно засигналил и тоже лишь каким-то чудом объехал бегущего прямо под колеса человека. Тем не менее Уолтону удалось благополучно добраться до противоположной стороны улицы. Уолтон продолжал бежать, то и дело оглядываясь на своего разъяренного преследователя. Хэкет выскочил на дорогу вслед за беглецом. Прямо перед ним, взвизгнув тормозами, остановился «капри». Хэкет запрыгнул на капот и соскочил на дорогу с другой его стороны. Вслед учителю понеслась отборная ругань.

Он коснулся ногами асфальта как раз вовремя, чтобы увернуться от мчавшегося по встречной полосе «мини», который, вильнув в сторону, врезался в бровку тротуара. Набрав полные легкие воздуха, Хэкет возобновил погоню, опасаясь, как бы беглец не скрылся в толпе.

Уолтон неожиданно свернул налево и нырнул в кафе: он бежал, расталкивая посетителей, задевая столы, опрокидывая чашки и стаканы. Один из посетителей даже вскочил из-за стола, дабы посчитаться с ним, но Уолтон, отшвырнув его в сторону, вломился в дверь, ведущую на кухню.

Несколькими секундами позже в кафе вбежал Хэкет и также ринулся на кухню, а оттуда, сопровождаемый потоком ругани возмущенного повара, — в заднюю дверь, на улицу, вслед за Уолтоном. После удушающего жара кухни прохладный ветерок приятно освежал. Тем не менее Хэкет обливался потом.

Уолтон, оказавшийся в узком переулке, несся во весь дух, переворачивая на бегу бачки с мусором. Хэкет, перепрыгивая их, не отставал, полный решимости догнать врага.

Ну и поймает? А что дальше?

Отвлеченный этими мыслями, он споткнулся о какой-то ящик, сохраняя равновесие, выбросил вперед руку, сильно ободрав ее о кирпичную стену дома.

Неожиданно переулок закончился. Они с Уолтоном вновь очутились на людной улице. Уолтон сбил с ног молодого парня и, не останавливаясь, побежал дальше, оглядываясь через плечо на Хэкета. Увидев идущий по улице автобус, он пробежал рядом с ним несколько ярдов и впрыгнул на ходу на заднюю площадку.

Удиравший громко засмеялся, увидев бегущего за автобусом учителя. Однако впереди был светофор.

«Ну давай же, давай красный!» — мысленно молил Хэкет, преследуя автобус. Так и случилось. К ужасу Уолтона, водитель автобуса притормозил. Уолтон оглянулся. Преследователь догонял его.

Уолтон, стряхнув с себя руку кондуктора, пытавшегося задержать его, выпрыгнул из автобуса. Он бежал, чувствуя, как легкие обжигает огнем, как наливаются свинцом ноги. Он понимал, что долго эту гонку выдержать не сможет.

Но то же самое испытывал и Хэкет. Он судорожно захватывал ртом воздух, точно выброшенная на берег рыба. И все же не отставал. Сердце учителя бешено колотилось, в глазах потемнело, но он упорно преследовал врага.

Уолтон бросил взгляд в сторону и вдруг увидел, как ему показалось, свой последний шанс.

Неоновый знак станции метро горел во тьме, словно маяк; Уолтон выбежал на дорогу и бросился к спасительным дверям.

Хэкет не отставал.

— Прочь с дороги! — орал Уолтон, врезаясь в толпу пассажиров, поднимавшихся по ступенькам.

Вовсю орудуя локтями, он уже почти добрался до цели, но на нижних ступеньках лестницы поскользнулся и кубарем полетел на грязный плиточный пол.

Перескакивая через две ступеньки, Хэкет мчался следом. В нос ему бил тяжелый запах застоявшейся мочи и пота, поднимавшийся снизу.

Уолтон, вскочив, бросился к турникетам и, игнорируя протестующие вопли контролера, перепрыгнул через заграждение.

Хэкет, последовав его примеру, бросился вдогонку за беглецом, который уже проталкивался к эскалатору, опускавшемуся еще глубже в недра земли.

Сбегая по металлическим ступеням, он прилагал отчаянные усилия, чтобы не отстать, при этом даже не подозревая, что и его преследуют.

Он задыхался, губы его пересохли, в горле саднило. Каждая клеточка его плоти вопила об отдыхе, но он знал: если ему удастся настигнуть Уолтона на платформе, тому уже не ускользнуть.

Где-то на середине лестницы Хэкет споткнулся, но все же удержался на ногах, успев заметить, что Уолтон, уже добравшийся до нижней ступеньки, ринулся направо.

До него донесся грохот приближавшегося поезда, повергший его в отчаяние: если Уолтону удастся вскочить в поезд, преследование на этом закончится.

Перед ним стояло человек двадцать пассажиров, большинство из которых, услышав грохот поезда, подвинулось к краю платформы. Хэкет глянул по сторонам, утер с лица соленый пот, заливающий глаза, и снова осмотрелся. Уолтона и след простыл.

В туннеле показался поезд, напоминающий огромного червя с горящими глазами.

Хэкет метался по платформе. Тут подошел поезд, двери открылись. Учитель дико озирался, в эти минуты он напоминал безумца — потный, растрепанный, задыхающийся от бега...

Где же этот чертов Уолтон?

Услыхав знакомое жужжание — двери закрывались, — он в последний миг успел его заметить: Уолтон вскочил в последний вагон.

Бросившись к ближайшему вагону, учитель просунул руку в почти захлопнувшиеся двери. Створки чуть приоткрылись, позволив ему проскользнуть в образовавшуюся щель. В следующее мгновение поезд тронулся с места: набирая скорость, он все дальше уходил в туннель.

Хэкет стал пробираться в конец вагона, ближе к хвосту поезда. Добрался наконец до двери с надписью: «Пользоваться только в случае крайней необходимости». Нажал на ручку — дверь отворилась. Едва он шагнул на узкую площадку, как в лицо ему ударила волна теплого воздуха. Вагоны покачивались из стороны в сторону — поезд набирал скорость. Хэкет, балансируя на узенькой площадке, устремился к следующей двери. Уже почти добравшись до нее, он вдруг оступился, замирая от ужаса. Хэкет почувствовал, что падает вниз, под колеса... Выбросив вперед руку, он судорожно ухватился за ручку двери, которая тотчас отворилась.

Ввалившись в вагон, Хэкет распластался на полу. Удивленные взгляды пассажиров мало его трогали. Отдышавшись, вскочил на ноги и тотчас устремился к дверям вагона — до следующей остановки оставались считанные секунды. Когда поезд остановится, он выбежит на платформу и добежит до вагона, в котором скрывается Уолтон.

Поезд вынырнул из тьмы туннеля, и Хэкет прижался к раздвижным дверям, готовый, едва лишь створки отворятся, выскочить на платформу. Поезд замедлял ход. Наконец остановился. Секунду спустя Хэкет уже бежал к хвостовому вагону.

Уолтон, словно догадавшись о намерениях преследователя, выскочил из вагона и, сбив с ног стоявшую перед ним женщину, устремился к узкому проходу и к лестнице, ведущей к другой линии метро. Хэкет, уже почти не чувствуя под собой ног, бросился вдогонку. Уолтон оглянулся и увидел, что преследователь догоняет его. Перепрыгнув последние три ступеньки, Уолтон свернул направо, к платформе другой линии. Возможно, это было прокисшее мороженое, а может, сгусток блевотины, извергнутый из чрева одного из многочисленных пьянчуг, оккупировавших подземные переходы. Чем бы это ни было, а Уолтон не заметил лежавшую у него на пути склизкую массу. Только он покачнулся, ноги его разъехались, и он, неуклюже размахивая руками, заскользил к краю платформы. Еще мгновение — и он с отчаянным воплем рухнул на рельсы.

Подбежав к краю платформы, Хэкет услышал шипение и треск, тысячевольтный разряд прошел по распростертому на шпалах телу, мгновенно почерневшему. Обуглившийся труп Уолтона слегка подергивался под воздействием мощного потока электричества.

Хэкет, тяжело дыша, уставился на своего врага, напоминавшего теперь обгоревшую спичку.

В нос ударил запах горелого мяса. Хэкет почувствовал, что его вот-вот вырвет. Но секунду спустя тошнота отступила. Остались ломота в суставах и жжение в груди. На платформе раздались громкие крики; рядом с Хэкетом пронзительно завизжала женщина. Он еще раз взглянул на обуглившееся тело Уолтона. Хэкет по-прежнему не замечал, что за ним следят.

Глава 41

Эдвард Кёртис бросил в огонь еще одно полено. Откинувшись на спинку обитого кожей стула, он завороженно смотрел на оранжевые языки пламени, пляшущие за каминной решеткой. Нахмурившись, доктор потянулся к рюмке бренди, стоявшей на столике. Взгляд его по-прежнему был прикован к полыхавшему в камине огню. Его мать говорила, что, если как следует вглядеться в пламя, можно увидеть все на свете.

Но сейчас перед глазами Кёртиса стояла одна картина — изувеченная рука Илейн Крэйвен.

— Думаю, что ситуация выходит из-под контроля, — вполголоса проговорил доктор.

— Кроме тебя, никто с этим не совладает, — подал голос мужчина, сидевший по другую сторону камина. Взгляд его был прикован к лицу Кёртиса.

— В последнее время имело место несколько подобных инцидентов, — продолжал доктор. — Дочь Киркхэмов в гостинице. Младенец Льюисов, а теперь эта история с Филипом Крэйвеном.

— Они знали, на что идут, Эдвард, это не твоя вина.

— Вина — не то слово. Я не чувствую вины за то, что произошло или произойдет. Ты прав: они знали, на что идут. Но видишь ли... меня не покидает чувство... Я сам многого не понимаю.

— Ты хочешь сказать, что следует остановиться? — спросил собеседник Кёртиса с некоторым вызовом.

Кёртис взглянул на него и покачал головой.

— Слишком много поставлено на карту, чтобы останавливаться. — Он отхлебнул из рюмки. — А кроме того, я уже слишком далеко зашел. Мы оба слишком далеко зашли. — Он вновь наполнил свою рюмку и рюмку компаньона.

— Согласен, — отозвался тот. — Теперь мы просто не имеем права останавливаться.

Кёртис молча наблюдал за собеседником. Поднявшись со стула, тот подошел к окну и, отодвинув штору, взглянул на огни Хинкстона, раскинувшегося у подножия холма.

— Ты говоришь так, будто это наша обязанность, — произнес Кёртис.

— Не обязанность, Эдвард. Нам не позволит остановиться нечто более серьезное.

— Что же именно? — поинтересовался Кёртис.

Не отрывая глаз от огней города, тот задумчиво сказал:

— Что именно? Я полагаю, месть.

Глава 42

— Что же вы натворили?! Черт бы вас побрал!.. — Инспектор Мэдден орал на Хэкета, который сидел за столом, сжимая в руке пластиковую чашку с кофе. — Вы ведь не виджиланте [Виджиланте — член «Комитета бдительности» — организации линчевателей (амер.).]... И здесь вам не Нью-Йорк, — продолжал Мэдден.

— Видите ли, он упал... — начал Хэкет.

Но его тут же оборвал инспектор:

— Вам крупно повезло, что он упал. Вы должны быть благодарны свидетелям, подтвердившим этот факт.

Кабинет тонул в клубах дыма. Все трое курили. Хэкет сидел на пластиковом стуле напротив стола Мэддена. Сам же инспектор возбужденно мерил шагами комнату. Сержант Спенсер, привалившись к столу, внимательно наблюдал за Хэкетом.

Хэкет сделал глоток уже остывшего кофе, поморщился.

— И долго вы собираетесь меня здесь держать?

— Столько, сколько понадобится! — рявкнул Мэдден.

— Понадобится — для чего?

— Для того, чтобы вы образумились. Для того, чтобы поняли наконец, что вы не полицейский.

— Я же сказал вам, Уолтон поскользнулся. И вы это знаете. Почему бы вам меня не отпустить?

— Скажите спасибо, что мы не привлекаем вас к ответственности, — сурово взглянул на него Мэдден.

— Не привлекаете? — возмутился учитель. — А за что, собственно, меня привлекать?

— За нарушение общественного порядка.

— Этот ублюдок убил мою дочь! — заорал Хэкет, вскакивая со стула. — И, поскольку вы ничего не предпринимали, пришлось действовать самому.

— Вы уверены, что именно Уолтон убил вашу дочь?

— Как вы знаете, в доме орудовали двое, — заметил Спенсер.

— Что ж, прекрасно. Значит, теперь одним меньше.

— Я предупреждаю вас, Хэкет, — сурово проговорил инспектор, — от этого дела держитесь подальше. — Он несколько секунд молчал, затем продолжал уже более миролюбивым тоном: — Мне очень жаль... Все мы чрезвычайно сожалеем по поводу того, что произошло с вашей дочерью. Но позвольте же закону позаботиться о наказании преступников.

Хэкет кивнул.

— "Позвольте закону позаботиться!" — эхом отозвался он. — А если вы поймаете второго, что тогда? Сомневаюсь, что он действительно понесет наказание. Несколько лет тюрьмы — всего-то. И это за то, что он сделал с моей крошкой...

— Не исключено, что так оно и получится. Но он понесет соответствующее наказание, вынесенное судом присяжных, в соответствии с законом. Семья Фернз также потеряла дочь, не так ли? Если вы забыли, Хэкет, напоминаю: в вашем доме убили двоих. Но с мистером Фернзом у меня проблем не возникало. Во всяком случае, он не изъявил желания стать одновременно судьей, присяжным и исполнителем приговора.

— Если он способен жить, зная, что убийца его дочери не получил по заслугам, Бог ему судья. Но я так жить не могу.

— У вас нет выбора. Я прошу вас, Хэкет, не лезьте не в свое дело.

— А я, Хэкет, вас предупреждаю, — заявил Мадден, — имейте в виду, меньше всего мне нужны благородные мстители, бегающие по Лондону.

Хэкет пожал плечами и, в последний раз затянувшись сигаретой, потушил ее в переполненной окурками пепельнице.

— А что бы вы делали, если бы подобным образом убили вашего ребенка? Вас бы удовлетворило решение суда? — спросил он с сарказмом. — Не пытайтесь убедить меня, что вам не хотелось бы посмотреть на мучения мерзавца, убившего вашу дочь.

— А если бы вы догнали Уолтона? — с любопытством взглянул на Хэкета Спенсер. — Что бы вы сделали? Убили бы его? Ну и угодили бы за решетку...

— Не стоит губить свою жизнь из-за пятиминутного удовольствия, — вторил ему Мэдден. Затянувшись сигаретой, он указал большим пальцем на дверь. — Идите. Отправляйтесь домой, пока я не передумал и не задержал вас за нарушение общественного порядка.

Хэкет подошел к двери. Затем обернулся к полицейским.

— Знаете, — сказал он с улыбкой, — а все же я рад, что он умер. Жаль только, что мучился недолго. — И Хэкет захлопнул за собой дверь.

Мэдден уронил окурок на пол и затоптал его каблуком.

— Знаешь, что во всем этом самое паскудное? — спросил инспектор, кивнув на выход, за которым только что исчез Хэкет. — Хуже всего то, что я с ним согласен.

Глава 43

Он стоял у входа, наверное, уже целую вечность. Глаза его были прикованы к кнопке звонка, но нажать на нее он не решался. Хэкет не мог бы сказать, что ему недостает смелости. Смелости — не то слово. Но чего же он медлил?

Он все же позвонил и стал ждать.

За дверью послышался шорох.

— Кто там?

Он едва заметно улыбнулся, уловив мягкий ирландский акцент.

— Это Хэкет.

Тишина.

— Что тебе нужно? — спросила она наконец.

— Хочу поговорить.

Снова тишина. Потом лязг цепочки и щелчок замка. Дверь отворилась.

Никки стояла перед ним заспанная, в длинной футболке.

— Ты знаешь, который час? — спросила она, прислонившись к косяку.

— Могу я войти? — Он дыхнул на нее парами виски.

— А в чем дело? Везде закрыто, домашние запасы спиртного закончились, так?

Хэкет промолчал, лишь взглянул на нее исподлобья. Она вздохнула, делая шаг назад. Он прошел в гостиную и опустился на диван.

— Чувствуй себя как дома. — Она язвительно улыбнулась, усаживаясь на стул, футболка задралась выше колен, открыв взору стройные ноги.

Хэкет смотрел на них секунду-другую, потом перевел взгляд на ее лицо.

— У тебя железные нервы, Джон, — сухо заметила Никки. — Заявиться сюда после того, что случилось...

— Я хотел поговорить с тобой.

— Я полагала, ты уже все сказал по телефону.

— Мне просто думалось, что тебе будет интересно узнать о том эффекте, который произвело твое послание. Что ж, ты добилась своего: мой брак, похоже, рушится.

Она пожала плечами:

— Я ведь просила тебя не вытирать об меня ноги. Ты сделал мне больно. И я хотела отплатить тебе тем же. Другого способа не нашла.

— Ты знаешь, что случилось с моей дочерью?

— Да, мне очень жаль...

— А ты в курсе, что твое письмецо прибыло как раз в день ее похорон? — прохрипел Хэкет. — Сью мигом сообразила, где я находился в то время, когда убивали Лизу.

— Убийцу еще не нашли? — спросила она как бы между прочим.

Губы его тронула горестная усмешка.

— Один из них уже вне игры, скажем так... — Он ухмыльнулся, взглянув ей в лицо. — В том, что ты сделала, Никки, не было необходимости. Если ты хотела мне досадить, то и отыгрывалась бы на мне, при чем тут Сью?

— Не по моей вине погибла твоя дочь, Джон. Говорю же тебе, что не хотела, чтобы у вас с женой дошло до этого. Мне жаль, что так получилось.

— Тебе жаль? — прорычал он. — В самом деле? Да, ты права в одном: не по твоей вине умерла моя дочь, а по моей. Я виноват в том, что был у тебя, вместо того чтобы находиться рядом с ней.

— И ты явился сюда в такое время, чтобы сообщить мне об этом? Что на тебя нашло? Хочется отвести душу?

Он молчал, уставившись на нее тяжелым взглядом.

— Хочешь кофе? — спросила она, поморщившись. — По-моему, тебе сейчас в самый раз.

Поднявшись со стула, она направилась на кухню.

Хэкет минутку подождал, потом последовал за ней.

— Извини за поздний визит. Я подумал, что, может, днем у тебя гости, не хотелось мешать.

— Под «гостями» ты подразумеваешь мужчину?

Он пожал плечами:

— Почему бы и нет. Ты — красивая девушка. Меня удивляет, что ты одна...

— Так, значит, вот какая я, по-твоему? Прыгаю в постель с первым попавшимся?

— Но мне-то долго ждать не пришлось. Трех встреч оказалось достаточно. Шустрая малышка, Никки... — Он грустно улыбнулся.

Она сунула дымящуюся чашку ему в руки.

— Выпей кофе и отправляйся, — сказала она, уходя в гостиную.

Он снова последовал за ней.

— Чего ты надеялась добиться этим письмом, скажи, пожалуйста, будь добра? Тебе хотелось разбить мою семейную жизнь?

— Мне хотелось напомнить, кто из нас начал это, Джон, — резко проговорила она. — Ты преследовал меня, а не наоборот. Ты знал, на что идешь. Мы оба знали.

— И тебе захотелось отомстить, не так ли?

— Мне не нравится, когда со мной обращаются, как со шлюхой, — процедила она сквозь зубы. — Меня нельзя подобрать, использовать, а потом вышвырнуть за ненадобностью. — Она сверкнула на него глазами. — А теперь пей свой кофе и убирайся.

Хэкет поставил чашку на стол и встал.

— Сью назвала тебя потаскушкой, а я тебя защищал, — сказал он, качая головой. — Думаю, она права.

— Убирайся немедленно! — Она подтолкнула его к дверям. — Ты за этим явился сюда ночью, Джон? Ты пришел за тем же, что и прежде? Пришел, потому что твоя жена тебе не дает?..

Хэкет развернулся и ударил ее тыльной стороной ладони.

Удар оказался достаточно сильным, чтобы сбить ее с ног. Глядя на нее сверху вниз, Хэкет заметил струйку крови, стекавшую с верхней губы. Сидя на полу, она подняла на него глаза и коснулась рукой разбитой губы, которая тут же распухла. Она увидела кровь на пальцах, и глаза ее сузились.

— Убирайся отсюда, ты, паршивец! — прошипела она. — Пошел вон! — заорала она громче.

Хэкет шагнул к двери, открыл ее и оглянулся. Никки по-прежнему сидела на полу. Поджав под себя ноги, она осторожно подносила к губам подол футболки.

Он вошел в лифт и спустился на первый этаж.

Уже стоя у машины, Хэкет взглянул на окна Никки.

"Поскорее бы забыть ее... " — думал он, выезжая на дорогу.

Глава 44

Она знала, что ее вот-вот вырвет.

Аманда Рили склонилась над раковиной, ухватившись за ее края. Ее выворачивало наизнанку. Постанывая, Аманда отступила назад. Пол уходил из-под ног. Аманда покачнулась: то ли она такая пьяная, то ли это от музыки, грохотавшей внизу? Она отвернула оба крана, чтобы смыть блевотину. Взглянула на себя в зеркало — бледное измученное лицо... Она снова застонала, на сей раз от отвращения: бледная кожа, размазанная по щекам тушь... Волосы, тщательно уложенные перед вечеринкой, свисали сосульками. Красная блузка сплошь в пятнах. Точно так же, как и плотно обтягивающая бедра белая юбка. Аманда сокрушенно покачала головой, отчего снова пошатнулась... Она понятия не имела, сколько выпила и что именно пила. Веселье началось часа четыре назад — так ей представлялось в данный момент. Аманда взглянула на часы — сплошной туман перед глазами. Она уселась на крышку унитаза, снова почувствовав позывы тошноты. Стиснула зубы — и тошнота отступила. Голова шла кругом, ей казалось, что она вращается у нее на шее, точно флюгер на крыше. Аманда обеими руками вцепилась в унитаз.

Она уже начинала жалеть, что согласилась пойти на эту вечеринку. Громкая музыка ей не нравилась. С большинством гостей она не была знакома и обычно не употребляла такого количества спиртного. Видно, ей что-то подмешали в выпивку, размышляла она, дрожащей рукой массируя живот. Она твердо знала: еще раз ей такого не выдержать.

Послышался стук в дверь.

— Аманда!

Она с трудом узнала голос.

— Аманда, с тобой все в порядке?

Она усиленно замигала, надеясь, что от этого прояснится не только в глазах, но и в голове.

За дверью тяжко вздыхала Трейси Грант: лучше б она не приглашала Аманду. Если та облюет ковер, шуму не оберешься. Если родители узнают, что сразу же после их отъезда на уик-энд она устроила вечеринку, ей не поздоровится. Но если, вернувшись, они увидят, что весь дом вдобавок заблеван, тогда ей придется собирать вещички и, пока они сами ее не вышвырнули, уматывать подобру-поздорову.

Трейси опять забарабанила в дверь.

— Аманда, я спрашиваю, с тобой все в порядке?! — закричала она, пытаясь перекрыть грохот музыки.

Снизу доносились восторженные вопли. Аманда невольно улыбнулась, представив, как лихо отплясывает ее братец под эту музыку: внизу заухали ритмы «Ты потрясала меня всю ночь». Тут звякнула задвижка, и дверь отворилась.

— Выглядишь просто ужасно! — сообщила Трейси Аманде, которая, пошатываясь, вышла из ванной.

— И чувствую себя ужасно, — призналась девушка. — Я иду домой.

Ноги ее заплелись, и она едва не упала. Трейси вовремя подхватила ее.

— В таком состоянии тебе не добраться. Чем это ты так накачалась?

Аманда пожала плечами.

— Я скажу Карлу, чтобы он отвез тебя. По-моему, он здесь единственный, кто хоть что-нибудь соображает. — Трейси обняла Аманду за талию, и они двинулись к лестнице. Когда они спустились в прихожую, Аманда снова поднесла руку ко рту и стиснула зубы.

Трейси что-то проворчала себе под нос и, ринувшись к парадной двери, открыла ее настежь. Аманда высунула голову наружу и принялась блевать прямо на куст рододендрона, который отец Трейси так лелеял.

— Оставайся здесь, — раздраженно проговорила Трейси, направляясь в гостиную.

Аманда изо всех сил вцепилась в дверной косяк. Желудок ее выворачивало наизнанку; ей казалось, что если она даст себе волю, то этому извержению не будет конца. Минуту спустя вернулась Трейси в сопровождении высокого прыщавого юноши лет двадцати. Окинув Аманду оценивающим взглядом, он одобрительно улыбнулся.

— Карл отвезет тебя домой, — сказала Трейси.

— Не хотелось бы, чтобы она облевала мою машину, — заявил Карл Деннисон, наконец сообразив, каково состояние навязанной ему пассажирки.

— Поедешь с открытым окном, — отрезала Трейси.

Она обхватила Аманду обеими руками и повела по дорожке. Карл купил машину всего неделю назад, и меньше всего ему хотелось, чтобы какая-то пьяная сучка облевала сиденья, покрытые искусственными тигровыми шкурами. Хотя, возможно, и обойдется, размышлял Карл, приглядываясь к опьяневшей попутчице. Время — за полночь, улицы Хинкстона пустынны. Если как следует жать на газ, то он управится минут за двадцать. Карл сел за руль и повернул ключ зажигания, мельком взглянув на Аманду, которая уже открыла окно и высунулась наружу, жадно втягивая в легкие ночную прохладу. Когда зарокотал мотор, девушке лишь огромным усилием воли удалось сдержать позывы тошноты.

Немного отъехав, Карл глянул в зеркальце заднего обзора — Трейси уже исчезла в дверях дома.

Карл искоса поглядывал на Аманду, которая тихонько постанывала. Ветер, задувавший в окно, трепал ее волосы. Глаза были закрыты. Он посмотрел на ноги девушки. Она сбросила туфли на высоких каблуках и сидела, подобрав одну ногу под себя. Карл завернул за угол и, заметив, что на дороге ни души, медленно сбавил ход.

Когда стрелка спидометра заползла за отметку «тридцать», он протянул левую руку к ее колену. Пальцы его коснулись тонкой ткани чулка. Карл ухмыльнулся.

Аманда застонала и вяло шлепнула его по руке. Однако отпор этот оказался явно недостаточным, ей было не до того. Рука Карла скользнула выше, к бедрам. Она что-то пробормотала и, откинув голову, устало на него посмотрела.

Он убрал руку и тотчас же почувствовал, как напрягается его член, врезаясь в грубую ткань джинсов.

Аманда отвернулась к окну, и он снова залез к ней под юбку.

И снова она попыталась сбросить его руку, но он, зацепившись пальцами за резинку трусиков, стал поглаживать лобковые волосы. Аманда покачала головой.

Карл победно улыбнулся и убрал руку, но лишь затем, чтобы расстегнуть ширинку и высвободить свою восставшую плоть. Он взял ее за руку, пытаясь вложить в нее свой член. Господи, до чего же она надралась, видно, совсем не помнит, что вытворяла утром.

Аманда что-то пробурчала. Она даже не знала, что ее больше беспокоит — накатывавшиеся волной позывы тошноты или же руки этого назойливого Карла. Она беспокойно заворочалась, а рука невольно сжала его пенис — зажав руку Аманды в своей, он понуждал ее производить ритмичные движения.

— Ну давай же, давай, — говорил он, с трудом переводя дыхание.

Аманда наконец не выдержала, она была уже не в состоянии сдерживать позывы...

Девушка привалилась к Карлу, и ее вырвало. Вырвало прямо ему на колени. В его вопле смешались гнев и отвращение. На его джинсы, на сиденье его машины, на его подрагивающий член изверглась обильная рвотная масса. Карл резко нажал на тормоза. Перегнувшись через Аманду, он открыл дверцу с ее стороны и локтем вытолкнул девушку из машины.

Она плюхнулась на траву, росшую на обочине дороги. Рвотные испарения, ударившие в ноздри Карла, вызвали спазмы и в его собственном желудке. Парень с отвращением взглянул на свои джинсы, облепленные вонючей слизью.

Он еще что-то заорал ей и, захлопнув дверцу, нажал на газ. Аманда пыталась встать, позвать его, чтобы он вернулся... И расплакалась. Заливаясь слезами, она с трудом поднялась на ноги. И тут обнаружила, что туфли ее остались в машине, стремительно исчезнувшей в ночи. Она сделала несколько шагов по влажной траве, и чулки ее тут же стали мокрыми.

Аманда не имела ни малейшего представления о том, где она находится, даже приблизительно не знала, в какой части Хинкстона оказалась. Ярдах в ста от нее виднелась бензоколонка безо всяких признаков жизни. За ней стояли дома. Если она доберется до них, то сможет позвонить родителям. Они, конечно, рассвирепеют, будут метать громы и молнии, но ей все равно. Сейчас главное — добраться до дома, улечься в постель и забыться. Аманда, пошатываясь, побрела по дороге: ноги ее заплетались, словно действовали сами по себе, ей не подчиняясь. Она споткнулась раз, другой, но все же удержалась. Споткнувшись в третий, наткнулась на живую изгородь, разодрав о колючки чулки и расцарапав в кровь ноги. Она застонала. По-прежнему кружилась голова, ее мутило... У нее вдруг возникло чувство, что неподалеку кто-то есть. Она повернулась к бензоколонке, и взгляд ее уловил во тьме какое-то движение.

Перед строением промелькнула мужская фигура. Наверное, кто-то выгуливает собаку. И он ей наверняка поможет.

Она попыталась ускорить шаг.

Фигура отступила в тень, исчезла из поля зрения.

Секунду спустя она увидела свет вспыхнувших во мраке фар. Машина вынырнула из темноты и медленно покатила ей навстречу.

Рядом с девушкой машина остановилась. В ночной тишине глухо урчал мотор.

Аманда не могла разглядеть водителя — в салоне было слишком темно.

Когда она приблизилась к машине, дверца со стороны пассажирского сиденья открылась.

— Пожалуйста, помогите мне, — пролепетала Аманда.

Но стоило ей просунуть голову в салон, как тут же к горлу опять подкатила тошнота.

Она хотела отступить, но вынырнувшая из темноты рука сдавила горло.

Перед глазами девушки сверкнул стилет, в следующее мгновение вонзившийся ей в правый глаз. Чьи-то сильные руки втащили бездыханное тело в машину. Дверца захлопнулась.

Автомобиль тронулся с места. Водитель осторожно обогнул угол и только тогда нажал на газ.

Глава 45

Она слышала мощные удары в парадную дверь. Он пытался вломиться в дом.

Сью Хэкет стояла в прихожей. Словно завороженная, глядела она на дверь, после каждого удара прогибавшуюся на дюйм-другой.

Еще секунда — и он ворвется в дом.

Она хотела закричать, позвать на помощь, но поняла, что это не поможет.

Ближайший дом находился в ярдах тридцати от них, и даже если соседи услышат ее крик, то вряд ли успеют ей помочь. Но может, соседи слышали громкие удары, может, полиция уже в пути?..

Возможно...

Сью резко повернулась и увидела позади себя телефон, стоявший на полочке.

Сокрушительные удары в дверь. Оглушительные...

Глаза Сью расширились от ужаса, когда она увидела первую отлетевшую щепку.

Только бы добраться до телефона!.. И вызвать полицию!..

Успеют ли они до того, как он вломится, прежде чем наброситься на нее?

Рука ее лежала на телефоне, когда дверная филенка отлетела и ударилась о пол прихожей.

Сью завизжала и, бросив трубку, ринулась вверх по лестнице. Споткнулась, всхлипнула, с трудом переводя дыхание. Обернулась, взглянула на дверь. Рука просунулась в пролом и стала нащупывать цепочку и замок.

Он справился с запорами и распахнул дверь.

Сью снова закричала. Взбежав наверх, она юркнула в спальню и тотчас же услышала, как он ворвался в гостиную. Потом он опять затопал в прихожей, затем шаги его раздались уже на лестнице.

Захлопнув за собой дверь, она, привалившись к ней всем телом, затаила дыхание.

Он отыщет ее. Отыщет...

Ему даже не нужно торопиться. На верхнем этаже всего лишь четыре комнаты. Он проверит одну за другой и найдет ее, а дальше она знает, что с ней случится.

Как и та женщина, которая жила здесь до нее, она умрет. Зверски убитая мужчиной, который ее якобы любил.

Прежний хозяин дома был учителем, как и нынешний. Только нынешний — ее собственный муж, сжимающий в окровавленных руках двуствольное ружье.

Она слышала, как он пнул ногой дверь в ванную, затем открыл две другие.

Она слышала скрип половиц на площадке перед спальней. Между ней и ее мужем оставалась только дверь, всего три дюйма дерева.

Между ней и ружьем.

Сью метнулась к окну и попыталась открыть его, но щели рамы были залиты краской, державшей надежней гвоздей. Сквозь стекло она видела школу, ее высокие корпуса устремились в ночное небо, словно подпирая тяжелые низко нависшие тучи.

Хэкет ударил ногой в дверь — жалобно взвизгнули петли. Сью повернулась лицом к двери, понимая, что бежать некуда. Понимая, что это конец. Единственная мысль утешала ее: скоро она соединится с Лизой.

Хэкет, взревев от ярости, навалился на дверь. Дверь, сорвавшись с петель, с треском ударилась о стену. Он сделал шаг назад и вскинул ружье, целясь прямо ей в голову.

Он улыбался...

Сью закричала...

Хэкет нажал на спуск. Ее вопль потонул в оглушительном грохоте — оба ствола выстрелили почти одновременно, выплевывая раскаленный свинец...

Сью проснулась от собственного крика.

Она села на кровати, вся в холодном поту. Заморгала, вглядываясь в темноту, пытаясь сбросить с себя остатки ночного кошмара, все еще не оставлявшего ее. Вот, например, тень, что стоит у изножья ее кровати, — кто это? Она усиленно замигала, ожидая, что видение исчезнет. Но тень не исчезала.

У изножья ее кровати стоял шестилетний Крейг Клейтон, пожиравший ее глазами и дрожавший, словно в ознобе.

Глава 46

Сью всматривалась во тьму, с трудом различая детские черты, освещенные лишь узким лучом света, проникавшим в комнату с лестничной площадки.

Она натянула на себя простыню, смущаясь своей наготы, чувствуя себя на редкость неловко под немигающим взглядом мальчика.

— Крейг! — ласково позвала она.

Мальчик не отзывался.

Поспешно накинув халат, Сью выскользнула из постели.

Когда она подошла к Крейгу, дверь спальни отворилась, и вошла Джули.

Заметив мальчика, она вздрогнула.

— Мне показалось... я слышала, как он встал, — пробормотала невнятно Джули.

— Когда я проснулась, он уже стоял здесь, — объяснила Сью.

— Пойдем, Крейг! — Джули схватила мальчика за плечи и попыталась силой увести его из комнаты. — Как тебе не стыдно, ты разбудил свою тетю, — строго сказала она.

— Он не потревожил меня... — начала Сью, но тут же умолкла, заметив устремленный на нее испепеляющий взгляд сестры.

— Крейг, пойдем! Немедленно в постель! — резко проговорила Джули, делая еще одну попытку вытолкать мальчишку за дверь.

Но тот и не думал повиноваться. Стряхнув с себя руки матери, он все так же пристально смотрел на Сью.

— Джули, с ним все в порядке? — с беспокойством спросила Сью.

Не удостоив ее ответом, Джули стала подталкивать сына к выходу.

Внезапно Крейг вырвался из ее объятий и, извернувшись, ущипнул мать за руку. Глаза мальчика горели.

Сью вытаращила глаза, потрясенная этой сценой.

— Помоги мне, пожалуйста. — Джули, тяжело дыша, взглянула на сестру.

Крейг стоял теперь лицом к матери, выставив перед собой руки со скрюченными пальцами. Казалось, он готов броситься на нее, если она еще раз коснется его. Джули сделала шаг вперед, но мальчик, попятившись, прижался спиной к стене. Он стоял, все так же выставив перед собой руки со скрюченными пальцами, и глаза его пылали ненавистью.

— Майк, иди сюда! — громко крикнула Джули, призывая на помощь мужа.

Она подбежала к Крейгу и схватила его за руку, но тот, снова вырвавшись, впился в руку матери ногтями. Тотчас же на руке выступила кровь. Джули вскрикнула от боли и отдернула руку. Кровь брызнула на ковер. Мальчик с вызовом посмотрел на Сью, как бы подстрекая ее приблизиться к нему. На губах его выступила пена.

В комнату вошел Майк Клейтон. Отстранив женщин, он с решительным видом направился к сыну.

— А ну-ка пойдем! — рявкнул он, схватив Крейга поперек туловища и оторвав его от пола.

Мальчик яростно бился в руках отца, брыкаясь изо всех сил и пытаясь расцарапать ему лицо.

— Сейчас же свяжись с врачом! — прохрипел Майк, вытаскивая Крейга из комнаты. — Давай живо! — гаркнул он на Джули, все еще стоявшую в нерешительности у порога.

Сью, смущенная драматическим развитием событий, вышла на площадку вслед за Майком и его беснующимся сыном. Джули пулей слетела вниз по лестнице и, схватив трубку, стала лихорадочно набирать номер телефона.

Сью видела, как отец швырнул ребенка на кровать, как склонился над ним. Прижав руки сына к матрасу, Майк всем телом навалился на него, не давая ему возможности пошевелиться.

Мальчик отчаянно отбивался и плевал отцу в лицо.

— Врач сейчас приедет! — крикнула Джули, поднимаясь по лестнице.

Она бесцеремонно оттолкнула Сью. Той ничего не оставалось, как смущенно отступить в сторону.

— Молю Бога, чтобы он успел! — выдохнул Майк. — Я не смогу его долго удерживать.

Похоже было, что Крейг обладает силой и выносливостью, совершенно не соизмеримой с его возрастом и весом. Видно было, что мускулы Майка напряжены до предела, и чувствовалось, что он из последних сил удерживает мальчика.

Джули вылетела из комнаты.

— Мы ничего не сможем поделать, пока не приедет врач, — проговорила она. Лицо ее посерело.

— Что с ним, Джули? — спросила Сью с испугом. — Это что, эпилептический припадок?

— Вот именно! Припадок! С ним такое случается, правда не часто. Я никогда тебе не говорила об этом. Мы надеялись, что по мере роста это пройдет.

— Но он такой сильный...

— Когда приедет доктор, все будет в порядке, — сказала Джули, как бы не расслышав последнее замечание сестры.

Сью собиралась еще что-то сказать, но тут из спальни послышался страшный вопль.

Кричал Крейг.

Сью почувствовала, как у нее зашевелились на голове волосы.

Ей стало по-настоящему страшно.

Глава 47

Он быстро вынул иглу из вены и прижал к месту укола ватный тампон.

Крейг вздрогнул и застонал. На лбу ребенка выступила обильная испарина. Он глубоко вздохнул, тело его расслабилось и обмякло. Кёртис накрыл мальчика простыней.

Майк Клейтон посмотрел на сына, потом взглянул на доктора, который прятал в свою сумку пузырек для инъекций.

— С ним теперь все будет в порядке, доктор? — спросил Майк.

Кёртис задумчиво кивнул и направился к двери.

— Видите ли, мы кое-что слыхали, — продолжал Майк, слегка запинаясь, — доходят слухи... О других...

Кёртис обернулся, невозмутимо взглянув на Майка. Тот судорожно сглотнул, смущенный немигающим взглядом доктора.

— Я не обсуждаю с посторонними проблемы своих пациентов, мистер Клейтон, — заявил Кёртис. — Ваша свояченица все знает? — Он кивнул в сторону Крейга.

— Нет-нет! — поспешно заверил его Майк. — Но она была свидетельницей того, что произошло сегодня ночью. Мы обнаружили его в ее комнате.

Кёртис бросил на Майка обеспокоенный взгляд.

— Ничего страшного, — успокоил тот. — Джули сказала ей, что он страдает эпилептическими припадками. Думаю, она поверила.

— Дай-то Бог.

Сопровождаемый хозяином дома, Кёртис вышел на площадку. Оба спустились по лестнице и вошли в гостиную, где Джули и Сью сидели за чаем.

Когда Кёртис вошел, Джули поднялась, но он жестом усадил ее обратно.

— Как Крейг? — спросила Джули.

— Все в порядке. Сейчас он спит.

Джули, казалось, успокоилась.

Кёртис взглянул на Сью и улыбнулся ей. Она ответила ему тем же, отметив про себя твердость черт его лица и пронзительный взгляд. Несмотря на поздний час, доктор выглядел прекрасно, словно его вызвали со званого обеда, а не вытащили из постели. Джули коротко их представила друг другу, и Кёртис пожал Сью руку.

От его рукопожатия осталось приятное ощущение силы и теплоты. Он присел, согласившись выпить предложенную Джули чашку чая. Сью время от времени с интересом поглядывала на него. Он, похоже, чувствовал себя совершенно свободно, совсем как дома, или, во всяком случае, как частый гость.

— Вы живете в Хинкстоне, миссис Хэкет? — поинтересовался Кёртис.

Сью покачала головой. Не в состоянии отвести глаз от лица Кёртиса, она мысленно прикидывала, сколько же ему может быть лет.

— Пока нет, — ответила она на вопрос врача. — Мы... У меня дом в Лондоне, но, возможно, скоро я перееду в Хинкстон.

— У вас есть дети? Я вижу, вы замужем. — Он улыбнулся, кивнув на ее обручальное кольцо.

— Нет, — поспешно ответила она.

Она едва не решилась рассказать ему о Лизе, но воспоминания все еще оставались настолько болезненными, что она не решилась наоткровенность. Чтобы скрыть замешательство, она склонилась над чашкой.

— Надеюсь, вы не обидитесь, если я скажу вам, что вы слишком бледны, миссис Хэкет. — Кёртис усмехнулся. — Это, знаете ли, профессиональный навык. Каждый человек для меня прежде всего пациент.

Сью улыбнулась.

— Последнее время я стала плохо спать...

— Ну что ж, раз вы переезжаете в Хинкстон, найдите время, чтобы нанести мне визит. Ваша сестра знает, где находится мой кабинет. В какой части города вы собираетесь обосноваться?

— Мой муж учитель. Он приступает к работе на следующей неделе. Будет преподавать в начальной школе, в полумиле от центра города. Вы знаете, где это? Там же находится и дом, предоставленный вместе с должностью.

Кёртис задумчиво кивнул. Лицо его чуть омрачилось.

— Да, я знаю, где это, — ответил он. — Что ж, желаю хорошо устроиться.

Он поспешно допил свой чай и, будто вдруг куда-то заторопившись, поднялся с дивана и направился к двери гостиной.

— Так не забудьте же, миссис Хэкет, — напомнил он. — Жду вашего визита.

— Я приду, — заверила Сью.

Джули с Майком пошли его проводить.

— Спасибо вам большое, — сказала Джули, когда доктор уже стоял на крыльце.

— Будьте осторожны, — предупредил Кёртис, глядя поочередно на каждого из родителей. — Дня три-четыре не спускайте с мальчика глаз. А в случае чего-нибудь похожего на рецидив, свяжитесь со мной немедленно. Будем считать, что на сей раз обошлось. — Он развернулся и зашагал по дорожке к своей машине. Клейтоны, стоя на пороге, смотрели ему вслед, пока его машина не скрылась из виду. Потом они вернулись в дом.

Сью допила чай и объявила, что идет спать. Майк и Джули остались в гостиной.

Поднявшись наверх, Сью остановилась у двери Крейга. Немного помедлив, заглянула в комнату.

Мальчик спал, лицо его казалось умиротворенным — разительный контраст с той перекошенной маской, которую она видела лишь полчаса назад.

Прикрыв дверь, она направилась в свою спальню, сбросила халат и скользнула под одеяло.

Лежа в потемках, Сью глядела в потолок, уже заранее зная, что ей не заснуть.

В ее голове звучал голос Кёртиса: «Я жду вашего визита».

Закрыв глаза, она отчетливо представила себе его лицо, припомнила исходившее от его рукопожатия ощущение силы и тепла.

Сью просунула одну руку под одеяло и погладила себя по груди, ощущая, как набухает и твердеет сосок. Другой рукой она провела по животу, коснувшись лобка, нащупала пальцами клитор и принялась его поглаживать.

"Я жду вашего визита... "

Она просунула палец во влагалище. Глаза ее были закрыты, образ Кёртиса вытеснил из ее сознания все остальное.

"Я жду вашего визита... "

Глава 48

Он убил его дочь, а теперь убьет и самого Хэкета.

Рональд Миллз пришел к такому решению с легкостью. Оно сформировалось в его голове окончательно, когда он следил за Хэкетом, преследовавшим Питера Уолтона по улицам Лондона; он видел все, в том числе и то, как его приятель упал на рельсы.

Око за око — вот как это называется. Его мать говорила ему, что так и в Библий написано. Мать часто цитировала Библию, и большинство цитат он помнил до сих пор. Например, в которой говорилось о страданиях маленьких детей.

Миллз ухмыльнулся.

Богу угодно, чтобы маленькие дети страдали, ведь так? В таком случае Бог должен любить Рональда Миллза. Бог наверняка видел в ту ночь его и Лизу Хэкет. И Бог наверняка при этом улыбался. Он, должно быть, видел, как Миллз одной рукой заткнул малышке рот и кончиком ножа разрезал на ней ее ночную пижамку. Бог должен был видеть все. Он смотрел, как Миллз, взгромоздившись на детскую кроватку, расстегнул свои брюки.

Страдания маленьких детей...

А потом Бог смотрел, как он режет ребенка на кусочки. Миллз управлялся со своим ножом с мастерством хирурга, легко вонзая его в плоть, пока все простыни не пропитались кровью, пока девочка не перестала дергаться под ним, пока его пенис вновь не напрягся от желания и не вошел в нее, еще теплую, но бездыханную, уже во второй раз за ночь.

Миллз ухмыльнулся, взглянув на свои руки, — они были грубые, мозолистые.

Последние десять месяцев Миллз с Уолтоном жили на квартире в Брикстоне. Оба не работали, но благодаря разного рода незаконным промыслам деньги у них водились. Миллз, например, подвизался в доходном деле детской порнографии. Кроме дохода эта работенка доставляла ему удовольствие: соответствовала его вкусам.

Уолтон же торговал наркотиками в районе Кингз-Кросс. Подрабатывал и сводничеством.

На вырученные таким образом средства и приобрели себе пушку.

«Смит-и-вессон». Револьвер 38-го калибра. Он с нежностью погладил четырехдюймовый ствол.

Окинув взглядом стол, Миллз увидел тарелку с какой-то коричневой мешаниной, которая, судя по упаковке, была печенкой с луком. Он поковырял холодную еду стволом револьвера, потом вытер его одноразовой скатертью. На другом конце стола лежала кипа журналов, которые он предполагал продать на следующий день. В каждом из них помещены были фотографии детей, некоторым не исполнилось и двух лет от роду, занятых в разнообразных сексуальных сценах — как с мужчинами, так и с женщинами. Один из его дилеров недавно хвастал, что достал фото мужчин с грудными младенцами. С натуральными новорожденными.

Миллз снова улыбнулся, чувствуя, как нарастает возбуждение.

Страдания маленьких детей...

Он взял один из журналов и принялся перелистывать его. Его толстая нижняя губа отвисла, когда он разглядывал фотографии. Многие из фото — отвратительного качества — черно-белые крупнозернистые снимки, выполненные любителями. Скорее всего, теми, кто сам принимал участие в этих сценах, подумал Миллз. Просмотрев журналы, он снова вытащил свой револьвер. Покрутив пустой барабан, взвел курок и нажал на спусковой крючок.

Металлический щелчок прозвучал неожиданно громко.

Без Уолтона Миллзу тоскливо, одиноко. А одиночества Миллз не любил. Кроме Уолтона, у него не было друзей, но Хэкет отнял у него единственного друга.

Он поплатится за это.

Хэкета ждет то же, что и его дочь.

Страдания маленьких детей...

Бог снова будет наблюдать за ним. Потому что он угоден Богу. Он убьет Хэкета, и Бог будет им доволен, ведь он, Миллз, сдержит свое слово. Миллз поднял револьвер и снова взвел курок.

— Око за око! — улыбнулся он.

Глава 49

Рождение, женитьба, переезд...

По мнению Хэкета, именно такова последовательность: три трагические вехи в его жизни.

Сидя посреди своей новой гостиной на одном из многочисленных упаковочных ящиков, напоминавших гигантские детские кубики, он приходил к заключению, что первые два события бледнеют на фоне третьего. Больше трех дней ушло на то, чтобы упаковать все вещи, причем работал он по пятнадцать часов в сутки. Что поделаешь, другого выхода у него нет. Лучше заниматься этим, чем сидеть в старом доме наедине с ужасными воспоминаниями.

Он снова подумал о Лизе.

И о смертях, случившихся в этом доме.

В жизни всегда есть место смерти.

Потом он подумал о Сью.

Вчера вечером он позвонил ей и сообщил, когда приблизительно прибудет, но до сих пор она так и не появилась. Он уже начал сомневаться, что вообще появится. На улице прямо напротив дома находился телефон-автомат. Хэкет взглянул на часы и решил, что подождет еще пятнадцать минут, а потом пойдет и сам ей позвонит.

Раздался стук в дверь. Он соскочил с коробки.

Ну что ж, теперь ему не придется звонить. Он отпирал засов и улыбался...

На пороге стоял директор школы Дональд Брукс собственной персоной.

— Рад, что вы благополучно добрались, мистер Хэкет, — с улыбкой сказал он. — Нет, нет, входить не буду. Просто захотелось поприветствовать вас и убедиться, что вы устроились уютно на новом месте. Вы и ваша жена.

— Благодарю вас, — пробормотал Хэкет.

— Надеюсь, вашей жене понравился дом?

— Понравился.

— Что ж, не буду ее тревожить. Уверен, что у нее хлопот сейчас хоть отбавляй. Ну, я пошел. Увидимся в понедельник утром.

Хэкет кивнул и закрыл за директором дверь. Тяжко вздохнув, он побрел назад, в гостиную. Наверное, лучше позвонить сейчас. Он снова посмотрел на часы. Еще пять минут? Он нервно забарабанил пальцами по нераспакованному ящику, и тут снова позвонили в дверь.

На сей раз Хэкет не спешил. И дверь открывать не торопился. Сью улыбнулась, увидев его усталое лицо.

— Я уже собирался тебе звонить, — тотчас просиял он, отступая за порог.

Она зашла в прихожую и немного нерешительно направилась в гостиную.

— Ну что ж, беремся за дело, — сказала она, закатывая рукава спортивного свитера.

Они занялись многочисленными коробками и ящиками. Потом Сью перебралась на кухню, оставив Хэкета трудиться в гостиной. Он первым же делом распаковал стереоустановку, и вскоре в доме зазвучала музыка.

Хэкет утратил чувство времени. Словно во сне переходил он от ящика к ящику, от коробки к коробке, и в ушах его звучала музыка. В дверях появилась Сью — джинсы и свитер в пыли, одна щека в чем-то похожем на сажу... Хэкет шагнул к жене, чтобы вытереть щеку. Она с улыбкой отстранилась и сама вытерла грязь.

— Я заварила на кухне чай, — сказала она и вышла в прихожую.

"...Но это только мечта. Ты увидишь — стена слишком высока... " — звучал в динамиках голос Роджера Уотерса.

Хэкет вытер руки о штаны и пошел на кухню. Усевшись напротив Сью, он взял свою кружку с чаем.

— Я почти закончила тут, — сказала Сью. — Потом пойду наверх.

— Можно не торопиться. Времени более чем достаточно.

— Хочется поскорее закончить, Джон. А то дом — словно после бомбежки.

Он кивнул.

— А помнишь наше первое жилье? — улыбнулся Хэкет.

Она приподняла брови.

— Ну конечно, мы тащили наверх мебель мимо бильярдного зала и думали, что типы из бильярдной ограбят нас до того, как мы обустроимся. — Она почти развеселилась. Почти...

— Всю ночь напролет слышно было, как они играют в свой дурацкий бильярд. Да, мы долго привыкали, пока не научились засыпать под этот грохот.

— Насколько я помню, нас не очень тревожило отсутствие сна по ночам.

Хэкет улыбнулся в ответ на это замечание.

— Уютное было местечко, — добавил он.

— За исключением шума, — возразила Сью.

— И сырости.

— И холода.

— Да, шикарная была берлога! — хмыкнул он. — Даже не верится, что мы съехали оттуда всего шесть лет назад. — Он поставил чашку на стол. — Когда я начал сегодня распаковывать вещи, то сразу же вспомнил нашу первую квартиру. Все может повториться, Сью. Вот наш новый дом. Мало что меняется.

— Уже изменилось, Джон. Мы изменились. Обстоятельства изменились. Между нами никогда уже не будет прежних отношений, — прозвучало с какой-то жуткой непреложностью. — Я все еще люблю тебя, — продолжала она, — но часть этой любви умерла вместе с Лизой. Ведь она могла и не умереть...

— Сью, не надо мне напоминать. Ты полагаешь, что я не думаю о ней каждый день? И о том, что все могло быть иначе? Я совершил ошибку и раскаиваюсь, раскаиваюсь из-за интрижки, раскаиваюсь из-за смерти Лизы, раскаиваюсь из-за того, что причинил тебе боль и испортил наши отношения. Я знаю, что не могу ничего поправить, и не ожидаю, что ты все забудешь. Но если бы ты попыталась отыскать в себе хоть малую толику снисходительности, Сью... — Он внезапно замолчал.

Она отхлебнула из своей чашки и слегка поежилась.

— Что-то я замерзла. Отопление работает?

Хэкет устало вздохнул:

— Допью чай и проверю.

Она поднялась со своего места и вышла из кухни. Слышно было, как она поднимается по лестнице.

— Черт... — пробормотал Хэкет и тоже встал.

Он побрел обратно в гостиную и едва принялся за очередной ящик, открыв его, как обнаружил несколько фотографий. В рамках. Развернув первую, увидел фотопортрет Лизы. Хэкет улыбнулся и поставил рамку перед собой. На следующей фотографии он увидел Сью в длинном черном платье. Снимок сделали на каком-то вечере год назад. Сью была очаровательна.

Музыка у него за спиной гремела вовсю.

Он вынул последнее фото.

Молодая пара, улыбающаяся, счастливая. Их свадебная фотография.

«...Когда я был ребенком, краешком глаза я уловил прекрасное видение. Я обернулся, но видение исчезло, и сейчас я не могу сказать, что же это было...» — пелось в песне.

Глядя на фотографию, Хэкет нахмурился.

«...Ребенок вырос, мечта исчезла...»

Рамочное стекло вдруг треснуло. Сверху донизу через всю фотографию — две тонкие трещины.

Глава 50

Она не знала, как долго уже лежит, прислушиваясь к ровному дыханию Хэкета, к монотонному тиканью часов. Сью знала только то, что сейчас она так же далека от сна, как и в тот момент, когда ложилась в постель. День выдался утомительный, и она надеялась, что заснет, едва голова коснется подушки. Однако сон все не шел.

Сью лежала неподвижно, она слышала, как поскрипывают балки и перекрытия. Полежав так еще минуту-другую, она выбралась из постели, подошла к окну и стала всматриваться во тьму, в смутные очертания школы. Она вдруг почувствовала, что в комнате ужасно холодно. Сью накинула халат. За спиной уже зашевелился Хэкет. Протянув руку и не обнаружив Сью на привычном месте, он медленно открыл глаза. Потом сел на кровати и увидел ее у окна.

— Сью, — ласково позвал он, — что с тобой?

— Как всегда, не спится, — отозвалась она, продолжая смотреть в темноту.

— Сью, ложись в постель, — проговорил он настойчиво.

Она скользнула под одеяло.

— Джон, здесь холодно, — сказала она. — Я знаю, что отопление работает. Здесь холодно как-то по-другому... Тут... ну... чувствуется, что в этом доме случилось что-то страшное.

Хэкет вздохнул.

— Я знаю, что ты думаешь о подобных вещах, — продолжила Сью. — Ты неисправимый скептик, но я ничего не могу с собой поделать. Здесь такая же атмосфера, как и в нашем старом доме после смерти Лизы... Говорят, горе накладывает свой отпечаток на жилища людей, ты знаешь такое?

— Послушай, — с некоторым раздражением в голосе заговорил Хэкет, — это звучит как в дешевом романе. Я ничего подобного не чувствую, Сью, честное слово.

Она в очередной раз вздрогнула.

— Расслабься, — сказал Хэкет, придвигаясь поближе, притянул ее к себе.

Их тела прижались друг к другу, и она ощутила, как в бедро ей упирается его твердеющий член. Хэкет нежно поцеловал ее в губы, еще крепче прижимаясь к ней.

Сью попыталась отодвинуться, но он не отпускал ее, его рука сжала ее грудь, нащупывая сосок.

— Не сейчас, Джон, — попросила она, ухватив его за запястье.

Но Хэкет упорствовал. Он с такой силой стиснул ей грудь, что она едва не закричала от боли.

— Джон, прошу тебя, — резко сказала она, вновь попытавшись вывернуться из его объятий.

— Я хочу тебя, Сью, — заявил Хэкет, приподнимаясь на локте. Он уселся на нее верхом, прижимая к матрасу.

— Слезь с меня! — закричала она.

Внезапно его пальцы сомкнулись у нее на горле. Глаза ее вылезли из орбит.

— Я хочу тебя, — шумно выдохнул он, сжимая ей горло все сильнее.

Она хотела сглотнуть слюну, но не смогла. Голова ее налилась свинцом, а Хэкет давил все сильнее и сильнее. Она взглянула ему в лицо, глаза ее были полны боли и страха.

Сью хотела закричать, но горло ее, словно зажатое в тиски, не пропускало ни звука.

Она билась под ним, пыталась сбросить навалившегося на нее Хэкета. Но силы уже были на исходе. Собравшись с духом, она из последних сил лягнула его коленом в поясницу.

Его хватка ослабла, и к ней вернулось дыхание. Она громко закричала.

Ее крик разбудил Хэкета.

Открыв глаза, он увидел Сью — она сидела на постели, схватившись руками за горло. Все лицо ее было в испарине.

— Что случилось? — спросил он, ошеломленный ее видом.

Он поднял руку, чтобы коснуться ее, но она в ужасе отшатнулась, тараща на него остекленевшие глаза.

Кошмарное видение постепенно покидало ее. Наконец Сью пришла в себя.

Потом она долго плакала.

Глава 51

Он ощущал тяжесть револьвера у себя в кармане.

Его пальцы поглаживали вороненую сталь. Миллз стоял перед домом, на ограде которого висела табличка: «Продается».

Дом тонул во тьме. «Должно быть, Хэкет спит», — подумал Миллз. В конце концов, уже за полночь. Сначала Миллз дошел до угла улицы по противоположной стороне. Потом перешел дорогу и повернул обратно.

Может, просто постучать в дверь? Подождать, пока Хэкет откроет, и застрелить его прямо на пороге? Просто, но слишком опасно. Хотя чего ему бояться? У Бога свои взгляды на возмездие. Миллз это помнил.

Мщение за мной, сказал Господь.

Он улыбнулся, вспомнив это место из Библии.

Бог не допустит, чтобы его поймали. В конце концов, Господь благословил его на это дело.

Миллз осмотрелся. На улице ни души. Он подождал еще, затем направился к парадному входу. Миллз не стал стучать. Приподняв козырек почтового ящика, он заглянул внутрь. В прихожей темнота. И ни звука.

Он двинулся вдоль дома, к эркеру. Приблизившись к окну, заглянул в гостиную.

Гостиная была пуста.

Наконец в мозгу его что-то забрезжило. Он подумал о табличке с надписью «Продается» и затрусил вдоль торца дома.

Миллз улыбнулся, вспомнив о том, как обнаружил в доме маленькую девочку. Он заглянул и в окна с заднего фасада — только затем, чтобы убедиться в том, о чем и так уже догадался. Жилье пустовало. Тишина, как на кладбище. Он улыбнулся столь удачному сравнению. А вот отсутствие Хэкета его раздосадовало. Миллз отправился в обратный путь. Его рука поглаживала револьвер. Он приставит его ствол к животу Хэкета. Он сделает так, чтобы тот умирал долго.

Жаль только, что сейчас его одурачили. А вместе с ним и Бога.

Бог хотел, чтобы он отомстил за смерть Уолтона. Миллз знал это. Он ведь всего-навсего выполняет волю Бога... «Воля Его должна быть исполнена».

Миллз вышел на улицу и снова остановился перед табличкой, извещавшей о том, что дом продается. Он извлек из кармана пальто клочок бумаги и карандаш. Расправив бумажку на своей широкой ладони, он написал: «Джефферсон. Агенты по продаже недвижимости». А к этому прибавил номер телефона.

Хэкет мог покинуть дом, но выследить его будет несложно. Миллз ухмыльнулся.

Глава 52

Солнце пробивалось сквозь тучи: временами его лучи вспыхивали на лезвии столового ножа, которым орудовал склонившийся над тарелкой Хэкет.

Напротив за тем же кухонным столом сидела Сью, жевавшая свой тост без всякого аппетита. Оставив недоеденным ломоть поджаренного хлеба, она со вздохом провела рукой по волосам.

Хэкет с беспокойством смотрел на темные тени под ее глазами.

— Как ты себя чувствуешь?

— Утомленной, — ответила она. — Собираюсь сегодня сходить к врачу. Он, возможно, даст мне какое-нибудь снотворное.

— Будь осторожна, — предупредил он.

— Это ты о чем?

— Врачи любят прописывать снотворное и другие сильнодействующие лекарства. Это проще, чем расспросить о самочувствии и поставить точный диагноз.

— Я собираюсь к нему не для разговоров, — едко заметила Сью.

— Если ты не будешь обращать внимания на свое состояние, то скоро тебе понадобится тележка, чтобы возить из аптеки домой всякие там транквилизаторы и антидепрессанты.

— Ты можешь предложить что-нибудь получше, Джон? — вызывающе спросила Сью. — Тебе хорошо. Сегодня ты выходишь на новую работу. Я же вынуждена торчать в новом доме наедине со своими мыслями. — Она отхлебнула чай. — Я ведь собираюсь всего лишь посетить врача.

— Хорошо, прости. Ты знаешь, каким я становлюсь подозрительным, когда речь заходит о медиках.

— Этот хороший. Он врач Джули. Я познакомилась с ним позавчера. — И она вкратце рассказала ему о визите Кёртиса к Клейтонам, не особо распространяясь о состоянии Крейга.

Хэкет терпеливо слушал, время от времени кивая. Когда она закончила свой рассказ, он посмотрел на часы.

Восемь тридцать утра.

— Мне уже пора, — вставая, произнес он.

— Я закончу уборку дома, когда вернусь, — сообщила Сью.

— Нет необходимости. Мы доделаем все вечером.

— Мне нужно себя чем-то занять, Джон. А теперь иди, а то опоздаешь. — Она смахнула волосок с его воротничка и на мгновение заглянула в глаза.

— Пожелай мне удачи, — с надеждой попросил он.

Она улыбнулась:

— Ты в этом не нуждаешься.

Он быстро поцеловал ее в губы и направился к двери. Она постояла минутку, прислушиваясь к звукам его шагов, и вновь села за кухонный стол, чтобы допить свой чай. Потом Сью мыла посуду, а из школьного двора, начинавшегося сразу за изгородью их садика, до нее доносился нарастающий гомон голосов. В девять часов прозвучал звонок, и шум сменился тишиной. Сью вытерла руки и направилась в прихожую. Отыскав в записной книжке нужный номер, она сняла трубку и нажала цифры.

Ей ответили почти тотчас же:

— Алло.

— Я бы хотела записаться на нынешнее утро к доктору Кёртису.

Глава 53

Спичка чиркнула и вспыхнула желтоватым пламенем.

Филип Крэйвен секунду подержал спичку перед собой, затем медленно стал приближать ее к телу мальчика, распростертого на двух партах.

Мальчик тряс головой, с мольбой глядя на Крэйвена, но того интересовала только спичка, которую он в данный момент подносил к обнаженной груди беспомощного товарища.

Четверо других детей крепко держали Тревора Харви, не позволяя ему вырваться или уклониться от пламени, приближавшегося к его бледной груди. Крэйвен вдруг резко опустил спичку на его левый сосок, и несчастный громко закричал.

Крэйвен вместе с другими ребятами зачарованно наблюдал за тем, как нежная кожа порозовела, затем под воздействием пламени стала ярко-красной. Крэйвен держал спичку плотно прижатой к груди мальчика, пока она не погасла. Потом зажег следующую.

И еще одну. На этот раз он прижал обе к животу Тревора пониже пупка, кожа в этом месте вспучилась красным пузырем, который лопнул на их глазах.

Тревор уже не способен был кричать, он просто стонал и брыкался, не прекращая отчаянных попыток вырваться.

— Ну давай, Харви, поори для нас, — проговорил, улыбаясь, Крэйвен.

Мальчики и девочки, сверстники Крэйвена, следили за происходившим чуть ли не с восторгом, свойственным тринадцатилетним садистам при виде страданий ближнего. Кое-кто радовался, что прижигают не их; другие воспринимали эту сцену как некое праздничное представление, а Крэйвен выступал в роли распорядителя аттракциона.

Он зажег три спички и поднес их к правому глазу Тревора.

Ресницы мальчика начали обугливаться, когда раздавшийся у двери класса крик вынудил Крэйвена отбросить спички.

В класс влетел мальчик и, чуть не падая — так он торопился, — бросился к своему месту за партой.

— Идет! — сообщил он.

И четверо мучителей Тревора устремились к своим местам, оставив свою жертву. Несчастный с трудом пошевелился, и тут грубый толчок Крэйвена бросил его на стоявший рядом стул. Мальчик растянулся на полу под смех и улюлюканье класса.

Шагая по коридору, Хэкет услышал шум, а потом наконец нашел и тот класс, который искал. Он вошел, улыбнулся и прикрыл за собой дверь.

— Это 3-й "А", правильно?

— Да, сэр, — хором ответил класс.

Тревор сгорбился за своей партой, рубашка его была расстегнута, глаз слезился. «Однако, — думал он, — могло быть и хуже. Как на прошлой неделе».

Хэкет, по-прежнему широко улыбаясь, представился классу, рассказал, откуда он приехал, что им ждать от него и чего он ожидает от них. Потом вышел на середину классной комнаты и, остановившись у доски, выжидательно оглядел ребят.

— А теперь я хочу познакомиться с вами, так что, пожалуйста, поднимайтесь по очереди и называйте свои имена. Посмотрим, скольких я запомню. — Он театрально потер руки. Жест вызвал одобрительный смех в классе.

Один за другим дети вставали и представлялись, и Хэкет каждого внимательно разглядывал. Их было меньше двадцати, в основном они сидели парами или по трое, кроме Тревора, одиноко жавшегося на первой парте. Голову он по-прежнему держал опущенной.

Почти все уже назвали себя, осталось только два человека.

— Филип Крэйвен, сэр.

Мальчик опустился на место.

Хэкет переплел пальцы при звуке этого имени, какое-то воспоминание мелькнуло в его голове.

— А, художник! — улыбаясь, произнес он.

Крэйвен, похоже, смутился.

— Я видел твою картину в приемной директора. Сову. Ведь это ты нарисовал, верно? В школе один Филип Крэйвен?

В классе захихикали. Крэйвен покраснел и улыбнулся.

— На меня картина произвела большое впечатление. Несколько, правда, кровожадный сюжет, насколько я помню?

— Жизнь не всегда прекрасна, сэр, — заметил Крэйвен с чуть поблекшей улыбкой.

— Так ты еще и философ? — протянул Хэкет.

Он посмотрел на последнего, еще не представившегося мальчика. Тревор все так же сидел с опущенной головой.

— Твоя очередь, — обратился к нему учитель.

Мальчик взглянул на него снизу вверх, но не пошевелился. «Либо плут, либо смутьян, — подумал про себя Хэкет: — Такой есть в каждом классе».

— Встань и, пожалуйста, назови свое имя. Это ведь так просто. — Он улыбнулся.

— Так и он у нас очень простой, сэр, — подал голос Крэйвен, и все захохотали.

Хэкет взглядом обвел класс, и шум затих.

Тревор медленно поднялся из-за парты, рубашка нараспашку, волосы всклокочены. На брюках ниже паха виднелись пятна, и даже за пару шагов Хэкет почувствовал запах застоявшейся мочи. Вид у паренька был ужасный.

— Как тебя зовут, сынок?

— Тревор Харви, сэр, — промямлил мальчик.

Хэкет не расслышал, и Тревор повторил свое имя.

— Это тупая деревенщина, сэр! — выкрикнул со своего места Крэйвен, и класс снова взорвался шутками и смехом.

— Хватит, Крэйвен. — Помолчав, учитель обратился к Тревору: — Хорошо, садись.

Когда мальчик садился, его рубашка распахнулась, и Хэкет вздрогнул при виде розовых и красных рубцов на коже. Некоторые были багровыми, поверх заживающих шрамов виднелись свежие порезы, ссадины и синяки.

— Что с тобой случилось? — спросил Хэкет, шокированный видом мальчика.

— Ничего, сэр, — ответил Тревор, пытаясь застегнуть рубашку, но Хэкет не дал ему этого сделать и принялся изучать свежий ожог на его груди.

— Кто это сделал?

Наступила мертвая тишина, все взгляды сфокусировались на учителе и Треворе.

— Тревор, скажи мне, кто это сделал с тобой? — спокойно проговорил Хэкет.

Краем глаза учитель уловил легкое движение и успел заметить, как Крэйвен швырнул в Тревора большую резинку. Ластик попал в лицо Тревора, но тот даже не отреагировал, а просто сел на место.

Хэкет пристально поглядел на Крэйвена.

— Ты чем это занимаешься, Крэйвен? — рявкнул он, разозленный вызывающим видом ученика. — Тебе что-нибудь известно о ранах Тревора?

— Откуда мне о них знать, сэр? Скорее всего, он сам их себе нанес, он так туп, что не помнит даже, где и когда.

Тревор медленно застегивал свою рубашку.

Хэкет по очереди посмотрел на обоих мальчиков и заметил самодовольную ухмылку на лице Крэйвена. Он перехватил пристальный взгляд мальчика, чувствуя себя несколько неуютно от того, что ученик и не подумал отвести глаза.

— Не очень хорошее у нас с тобой получилось знакомство, не правда ли, Крэйвен?

— В следующий раз я постараюсь понравиться вам больше, — пообещал мальчик.

Хэкет медленно кивнул и снова взглянул на Тревора.

— С тобой все в порядке? Может, ты хочешь сходить к медсестре, чтобы она посмотрела твои раны?

Тревор отрицательно покачал головой, отбросив несколько упавших на лицо прядей.

Хэкет еще раз оглядел класс, взял мел и принялся писать на доске.

Звонок прозвучал сигналом для массового бегства. Хэкет отпустил учеников, наблюдая, как они несутся мимо него. На этот раз Крэйвен избегал встретиться с учителем глазами и прошмыгнул мимо, не задерживаясь.

Последним уходил Тревор, вытирая нос тыльной стороной ладони.

— Тревор, погоди минутку, — позвал его Хэкет.

Мальчик остановился, но не обернулся.

— Послушай меня, — спокойно начал учитель, — эти отметины на твоем теле... Если ты хочешь мне сказать, кто это сделал, если хочешь поговорить со мной, то ты знаешь, где меня найти. Ты понял?

Тревор кивнул и втянул в себя очередную порцию соплей. Потом продолжил свой путь к двери и закрыл ее за собой.

Хэкет глубоко вздохнул и стряхнул с рук мел.

Когда он поднял глаза, то увидел лицо Крэйвена, который пялился на него через окно.

Мальчик улыбался.

Глава 54

Гравий захрустел под колесами «метро», когда Сью остановила машину. Она выключила мотор и посмотрела на дом, возвышавшийся перед ней наподобие увитого плющом великана. Здание выглядит куда более солидно, чем обычные приемные покои врача, подумала Сью, выбираясь из машины. Окна в свинцовых переплетах и подвесные кашпо, украшавшие парадную дубовую дверь, придавали дому скорее вид загородной виллы, нежели заведения, где лечат людей. Интересно, во сколько оценивается это имение, расположенное на собственной земле площадью в пол-акра? От главной дороги на Хинкстон его отделяют только обширные газоны и безупречная живая изгородь. Частная практика определенно имеет свои преимущества... Она толкнула массивную дубовую дверь, и та легко отворилась. Сью ступила за порог и оказалась в прихожей. Слева от нее располагалась темная деревянная дверь, справа — белая, с надписью: «Приемная врача». Сью вошла.

В приемной никого не было, кроме секретаря, которая тепло улыбнулась ей, что приятно удивило Сью, привыкшую к механическим маскам-улыбкам, которые неизменно надевают на свои лица женщины-медики.

Они обменялись приветствиями; Сью назвала себя, и секретарь сообщила, что доктор Кёртис сможет принять ее через пару минут. С ее помощью она сперва заполнит формуляр, чтобы зарегистрировать ее как пациентку.

Дверь за спиной секретаря отворилась, и на пороге появился Кёртис.

Он улыбнулся Сью и наклоном головы пригласил войти.

Вернувшись в кабинет, Кёртис сел за стол, и Сью устроилась напротив. Она сняла жакет и повесила его на спинку стула.

Кёртис опять улыбнулся Сью, и снова она отметила силу и тепло, исходившие от этого человека. Она старалась смотреть на него не очень пристально, чтобы не выдать своего интереса к нему. Как и в ночь их знакомства, ее поразила моложавость его лица. Он ободряюще улыбался. В его сложенных на коленях руках с тонкими длинными пальцами чувствовалась сила, уверенность, тыльную сторону кистей покрывали темные негустые волосы. Она подумала, что в таких руках кроется нечто большее, чем просто сила целителя.

Сью вдруг почувствовала какое-то странное головокружение, будто присутствие Кёртиса действовало на нее, как своеобразный наркотик. Возбуждающий половое влечение?..

Она ощутила, как напряглись ее соски. В низу живота разлилось приятное тепло.

Она попыталась обуздать свои чувства, испытывая замешательство и... И что? Стыд?

— Вы не против чашечки кофе, пока мы будем беседовать? — спросил Кёртис.

— А как же другие ваши пациенты?

— На ближайший час у меня никто не записан. В этом одно из моих преимуществ перед Национальной системой здравоохранения. Я не принимаю по двадцать пациентов в час. — Он улыбнулся и позвонил секретарю.

— Мне будут необходимы некоторые сведения о вас, если вы не против, — сообщил ей Кёртис. — Дата рождения, краткая история болезни. Такого вот рода подробности. — Он снова улыбнулся своей гипнотизирующей улыбкой. Сью ответила на все его вопросы. Секретарь принесла кофе и опять удалилась в приемную. Сью потягивала кофе из тонкой фарфоровой чашечки, наблюдая за тем, как Кёртис что-то пишет на розовом листке бумаги.

— Насколько я помню, у вас были проблемы со сном, — наконец произнес он. — Вас это по-прежнему мучает?

Она кивнула.

— Даже если мне удается заснуть на несколько часов, меня будят кошмары, — сказала она.

— Что за кошмары?

— Всякие дурацкие вещи, которые при дневном свете не имеют никакого смысла, — проговорила Сью и отхлебнула кофе, явно не желая вдаваться в подробности.

— У вас есть какие-нибудь предположения о причинах нарушения вашего сна, миссис Хэкет?

Сью поставила чашку на стол и отвела глаза в сторону.

— Возможно, семейные проблемы? — подсказал доктор.

Она тяжело вздохнула, как бы собираясь с духом, чтобы выложить ему правду.

— Хорошо. Когда мы с вами впервые встретились, то на ваш вопрос о семье и о детях я ответила «нет». Так вот, все это у меня было. У нас было... У меня подрастала дочь Лиза... — Слова находились с трудом, словно говорила она не на родном языке. — Мы жили в Лондоне. В хорошем доме. Респектабельном. — Она горько улыбнулась. — Нашу дочь убили.

Все выложила. Оказалось — это просто.

— Спустя пару недель мой отец умер от рака, до этого он болел несколько месяцев. Два этих события оказались слишком большим ударом для меня, особенно то, что случилось с Лизой... — Она поняла, что не сможет продолжать.

— Мне очень жаль, — пробормотал Кёртис.

— В то время как мою дочь убивали, мой муж находился у любовницы... — Она невесело улыбнулась. — Звучит как история о несчастной жизни, не так ли? Возможно, мне следовало бы поплакаться какой-нибудь сердобольной тетушке, а не вам.

— Врача в пациентах должно волновать все: как их психический настрой, так и физическое состояние.

— И все это обрушилось на меня сразу. Вот почему я уехала из Лондона. Если бы я осталась, то сошла бы с ума.

— Это понятно.

Сью улыбнулась ему, чувствуя, как легко ей теперь говорить. Тайные мысли, которые она держала в себе, вырвались наружу всесокрушающим потоком. Она ощущала, как ее обволакивает усталость, словно совершенные ею признания отняли у нее последние силы. Она чувствовала себя как преступник, осознающий свою вину и радующийся возможности исповедаться.

Не так ли чувствовал себя Джон, когда сознавался в измене?

Но она освобождалась не от вины, а от накопившихся страданий.

Сью почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы, и потянулась к карману за носовым платком. Два-три глубоких вздоха, и она взяла себя в руки.

Кёртис молча смотрел на нее, не отрывая взгляда от ее лица. Он сидел на стуле прямо, потом наклонился и спросил:

— А вы не думали еще об одном ребенке?

— Я не могу, — ответила она. — Я имею в виду, что хотела бы, но после рождения Лизы возникли осложнения. Воспаление фаллопиевых труб. Я не могу иметь детей.

На этот раз, когда она взглянула на врача, то уже не делала попыток вытереть глаза.

— Вы даже не знаете, как я хотела бы иметь ребенка, — продолжала Сью. — Лизу никто не заменит, вы понимаете это. Но боюсь, ее смерть стала для меня еще большим ударом из-за невозможности больше иметь ребенка. Эта безысходность, вы понимаете?

— А ваш муж думает так же? Он бы хотел иметь малыша?

Она устало улыбнулась.

— Джон всегда хотел еще одну дочку. Мы часто подсмеивались над этим. Знаете, как мужчины мечтают о сыновьях — продолжателях их фамилии? Но не Джон. Он хотел еще одну девочку. — Она жалобно шмыгнула носом.

Кёртис уже выписывал рецепт.

— Снотворное, — объявил он, вручая ей листок бумаги. — Только на неделю. К ним быстро привыкаешь. Я мог бы прописать вам еще и транквилизаторы, но они только помогают вам жить с проблемой, но никак не устраняют ее причины.

— Тогда смогу ли я вообще когда-нибудь возвратиться к нормальному состоянию? — спросила Сью. — Я знаю, в чем моя проблема: я хочу ребенка, но не могу его иметь. Эта проблема неразрешима.

— Как сильно вы этого хотите?

— Я бы все отдала, все, — ответила она не задумываясь.

Кёртис доброжелательно улыбнулся:

— Обещайте прийти ко мне через несколько дней, даже если вам станет лучше. Просто поговорить.

Она кивнула:

— Вы мне очень помогли, доктор. Мы поговорили, и мне стало легче.

— Так вы придете?

— Да.

Она поднялась и надела жакет. Кёртис проводил ее до дверей. Пожал ей руку. И она ощутила тепло и силу его рукопожатия. Он улыбнулся на прощанье, и она ушла.

Закрыв дверь и вернувшись к себе в кабинет, Кёртис сбросил с лица улыбку, словно ненужную маску. Он отправился к двери, расположенной слева от его стола. Она уже открывалась.

— Ты слышал? — спросил Кёртис того, кто входил в кабинет. — Она сказала, что отдаст все, что угодно, за другого ребенка. Все!

— Ты ей сказал? — поинтересовался собеседник.

Кёртис покачал головой:

— С ней нужно обращаться осторожно, но, думаю, она в подходящем эмоциональном состоянии. Она выглядит необыкновенно восприимчивой.

— Когда ты думаешь поговорить с ней снова?

Кёртис прислушался: машина Сью отъезжала.

— Скоро, — пробормотал он. — Очень скоро.

Глава 55

Хэкет с трудом перевел дыхание. Он и не предполагал, что до такой степени не в форме. Сердце выскакивало из груди, когда он метался взад и вперед по полю, следя за игрой в регби. Когда-то в школе он играл и в футбол, и в регби, но это было больше десяти лет назад. Сейчас ему двадцать девять, но у него такое ощущение, будто в груди легкие восьмидесятилетнего старика.

Облепленные грязью мальчишки носились по полю со стремительностью, свойственной их возрасту. Среди них были и те, кто в классе сплошь и рядом служили мишенями для насмешек и оскорблений, — изо всех сил они пытались равняться на своих более ловких и атлетически сложенных товарищей. Они шлепали по грязному полю, пыхтя и отдуваясь.

Хэкет смотрел, как мальчик по имени Ли Вернон поймал мяч и побежал с ним вперед. Не успел он преодолеть и двадцати ярдов, как наперерез ему кинулся Филип Крэйвен.

Вернон попытался уклониться от нападавшего, но Крэйвен схватил его за талию и с видимым наслаждением ударил парня плечом в солнечное сплетение. Оба свалились в грязь, но быстро вскочивший на ноги Крэйвен, улыбаясь, смотрел сверху вниз на Вернона, у которого от удара перехватило дыхание. Он лежал в грязи и хрипел, пытаясь втянуть в легкие воздух, который вышибло из них сокрушительное столкновение с Крэйвеном.

Хэкет подбежал к мальчику и помог ему встать, наклонил его и стал похлопывать по спине, чтобы побыстрее наполнить легкие воздухом. Мальчик кашлял и отдувался с широко открытым ртом, пока не восстановил наконец дыхание, но боль все еще мучительно кривила его лицо. Хэкет спросил, все ли с ним в порядке, тот кивнул и потащился на свою позицию.

Матч возобновился, и теперь Крэйвен получил право вести мяч. Крепко прижав его к себе, он пробился сквозь двух вялых нападающих, не обращая внимания на партнера рядом, готового поддержать атаку.

Навстречу метнулись два противника. Крэйвен выбросил руку и схватил одного из них за горло. Второму повезло еще меньше.

Кулак Крэйвена врезался ему в нос с такой силой, что из обеих ноздрей хлынула кровь, заливая футболку мальчика. Тот застонал и шлепнулся в грязь, а Крэйвен уже мчался к воротам.

Хэкет засвистел, чтобы прервать игру, и поспешил к пострадавшему. Травма выглядела серьезной, мальчик с трудом сдерживал слезы. Вполне возможно, что нос был сломан, — слишком уж много шло крови.

— Задери голову, — велел Хэкет.

Вокруг собрались игроки. Ручейки крови сбегали по лицу пострадавшего и капали на землю у его ног. При виде крови мальчику стало плохо, он сильно побледнел. Хэкет уже думал, что паренек вот-вот потеряет сознание, но тот справился с собой.

Подоспел ухмыляющийся Крэйвен.

— Касание возможно только открытой ладонью, не кулаком, Крэйвен! — рявкнул учитель. — Ты опять это сделал, и у тебя будут неприятности.

— Я не виноват, что у него такой слабый нос, — с вызовом бросил юнец.

— Паркер, ты в порядке? — спросил Хэкет раненого. Он вынул из кармана своего тренировочного костюма носовой платок и приложил его к носу мальчика. — Возвращайся в школу и найди медсестру. Ты пойдешь с ним. — Учитель указал на другого подростка, который, похоже, был счастлив эскортировать товарища с поля. Таким образом и он сам выберется из этой мясорубки.

Хэкет наблюдал, как они ушли с поля, потом возобновил игру. Мяч высоко взметнулся в воздух, и именно Крэйвен поймал его и сломя голову помчался на защитников. Двоих он проскочил, но третий, крепкий парень по имени Бейкер, присел, уклонившись таким образом от вытянутой уже для удара руки Крэйвена, и схватил того за ноги. Хэкет не смог удержать улыбки, когда Крэйвен рухнул на землю, выпустив мяч из рук.

— Хорошая атака, Бейкер! — крикнул учитель.

Крэйвен, пытаясь вырваться из захвата противника, который по-прежнему удерживал его за ноги, стремился отыграться и лягнуть победителя в грудь. Бейкер со злости саданул его в бок, прежде чем подоспел учитель.

Крэйвен вырвался наконец и накинулся на Бейкера, схватив того за горло.

— Прекрати! — гаркнул Хэкет, пробираясь к ним сквозь толпу собравшихся вокруг детей.

Крэйвен вцепился зубами в верхушку левого уха Бейкера и, к ужасу Хэкета, сомкнул челюсти.

Бейкер завизжал, чувствуя, что ему откусили добрую половину уха.

Кровь побежала по подбородку Крэйвена.

— Крэйвен! — завопил Хэкет и бросился к мальчику.

Бейкер, не переставая кричать, поднял глаза и увидел кусок собственного уха в зубах у Крэйвена.

Через секунду тот проглотил его.

— Господи Иисусе! — пробормотал Хэкет, добравшийся наконец до сцепившихся игроков/

Он рванул на себя Крэйвена и увидел кровь на его лице и частички кожи на зубах. И улыбку на его растянутых губах.

Бейкер свернулся клубком, обеими руками прижимая к голове ухо, вернее, то, что от него осталось. По его лицу, сочась между пальцами, струилась кровь. Он кричал от боли.

— Беги за помощью! — гаркнул Хэкет на ближайшего к нему подростка, не выпуская Крэйвена из рук.

Мальчик бросился к школе.

Кто-то посмотрел на кровавое месиво на месте уха Бейкера, и его стошнило.

Оторванным оказался не один кончик, а большая часть уха. То, что осталось, висело на тоненьких ниточках кожи и мышц.

Хэкет поволок за собой Крэйвена. За спинами их, не переставая, вопил Бейкер.

Глава 56

— Вам не кажется, что вы несколько все преувеличиваете, мистер Хэкет? — сказал Дональд Брукс, явно озабоченный тем, что учительские бутсы оставляют на ковре грязь.

— Преувеличиваю? — Хэкет в изумлении открыл рот. — Парень — совершеннейший псих, — прошипел он, чувствуя, что выходит из себя. — Я видел все своими глазами. Если вы мне не верите, сходите и взгляните на Бейкера,который лежит сейчас в медкабинете в ожидании «скорой помощи».

Брукс поднял руку, как бы призывая молодого коллегу замолчать:

— Я не сказал, что усомнился в ваших словах. Но это был несчастный случай.

— Крэйвен откусил ухо Бейкеру. Господи, он проглотил его. И вы пытаетесь меня убедить, что это нормально? — Хэкет не говорил, рычал. — Что же он сотворит в следующий раз? Начнет отрывать головы товарищам?

— Теперь-то уж вы точно преувеличиваете, — раздраженно заметил Брукс. — Каких действий вы ожидаете от меня по отношению к этому мальчику? Хотите, чтобы я вызвал полицию? Упрятал его за решетку? Я уже вызвал его мать. Она приедет и заберет его. Я решил отпустить его на пару дней домой, пока все не утихнет.

Хэкет устало покачал головой и провел рукой по волосам.

Брукс прижался к радиатору, словно опасался, что присутствие Хэкета в комнате каким-то образом лишает его драгоценного тепла.

— Что-нибудь подобное уже случалось прежде с Крэйвеном? — спросил Хэкет.

— Нет, — ответил Брукс. — Мальчик отличается трудолюбием и высоким уровнем интеллекта.

На Хэкета данная информация не произвела должного впечатления. Он прошагал к двери директорского кабинета и выглянул в приемную. Крэйвен сидел на стуле, разглядывая свою картину. И беззаботно при этом улыбался.

Учитель бросил взгляд на мальчика и прикрыл дверь в кабинет.

— Он, похоже, лидер в классе, — сказал Хэкет.

— Так и бывает с умными детьми. Не мне вам об этом говорить, мистер Хэкет.

— А что вы скажете о мальчике по имени Тревор Харви? Этим утром Крэйвен задирал его. Существует ли между ними антагонизм, о котором мне следовало бы знать?

— Харви слегка замедлен в развитии, мягко выражаясь. Опять-таки вы и сами знаете, что подобные дети всегда являются объектом насмешек. И вы не можете винить Крэйвена в третировании Харви. Похоже, вы невзлюбили этого мальчика, мистер Хэкет, и ваши чувства отражаются на вашем к нему отношении.

— При чем здесь отношения? Я не говорю о чертах его характера, Господи ты Боже мой, я рассказываю вам о том, что видел сегодня собственными глазами. И мне это не нравится.

Мужчины на мгновение скрестили взгляды, и в этот напряженный момент послышался стук в дверь. Секретарь Брукса просунула голову в кабинет и довольно театрально кашлянула.

— Миссис Крэйвен здесь, — объявила она.

Брукс улыбнулся и дал указание секретарю пригласить женщину к нему в кабинет.

На ней был просторный спортивный костюм и кроссовки. Из-под левого рукава выглядывала перевязанная рука. Ее иссиня-черные длинные волосы были стянуты в пучок. Она вошла в комнату, улыбаясь Бруксу и Хэкету. Директор приветствовал родительницу и представил младшего коллегу. На предложение присесть она ответила отказом.

— С Филипом все в порядке? — спросила она.

— Произошел несчастный случай, миссис Крэйвен, — сказал Брукс, — в котором участвовал ваш сын. Драка.

— Он ранен? — заволновалась мамаша. — Я видела его там, в приемной.

— Он не ранен, — вмешался Хэкет. — Ранен другой мальчик.

Брукс неодобрительно взглянул на Хэкета.

— Вышла небольшая неприятность, мистер Хэкет прав, — сказал директор. — Мы полагаем, будет лучше, если несколько дней Филип пробудет дома.

— А что произошло? — поинтересовалась Илейн Крэйвен.

Хэкет рассказал.

С минуту она смотрела на него, затем обратилась к Бруксу с вежливой улыбкой:

— Я подержу Филипа дома, если вы считаете, что это лучший выход. Надеюсь, другой мальчик скоро поправится. — Потом она повернулась к Хэкету: — Вижу, что вы обвиняете только моего сына во всем, что произошло.

— Я видел, как он это сделал, миссис Крэйвен.

— Его могли спровоцировать, — заняла она оборонительную позицию.

— Спровоцировать на то, чтобы откусить ухо товарищу? — Хэкет покачал головой.

Она поддернула рукава и пожала плечами, всем своим видом выражая несогласие. Хэкету бросилась в глаза многослойная повязка, покрывавшая ее левую руку от кисти до локтя.

— Думаю, мне сейчас лучше уйти, — заявила Илейн. — Я забираю Филипа.

Она развернулась и направилась к двери в сопровождении директора, который взмахом руки велел Хэкету остаться.

Сидя в кабинете, он слышал приглушенные голоса, доносившиеся из приемной, звук закрывающейся двери и шаги Брукса, направлявшегося к своему кабинету. Появившись на пороге, директор тут же устремился к радиатору и прижался к нему.

— Удовлетворены, мистер Хэкет? По-моему, у вас еще есть занятия? — Он взглянул на часы. — Надеюсь, вы больше ничего не собираетесь обсуждать со мной?

— По правде говоря, собираюсь, — сказал учитель. — Я бы хотел знать, почему вы не сказали мне правду о предыдущем жильце моего дома?

Брукс с отсутствующим видом жался к радиатору.

— Об учителе, который застрелил жену и ребенка, а потом покончил с собой, — уточнил Хэкет.

— Я бы не хотел говорить об этом, — сказал Брукс, зябко потирая руки.

— Я имел право знать все до того, как мы с женой въехали в дом. Почему он это сделал?

Брукс передернул плечами.

— Вы задаете мне вопросы, на которые я ответить не могу, мистер Хэкет. Кто я такой, чтобы читать в душе человека? Я понятия не имел, что он способен на такое. Видимо, он оказался неуравновешенным типом. Внешних признаков подобного не наблюдалось. Я учитель, а не психиатр.

Хэкет секунду молчал, не отрывая взгляда от директора.

— Вы должны были мне сказать, — произнес он наконец.

— А это повлияло бы на ваше решение относительно работы? Зная факты, вы бы не согласились жить в этом доме?

Хэкет пожал плечами.

— Не знаю. Уже несколько поздно говорить об этом, не так ли? Главное же заключается в том, что вы должны были поставить меня в известность.

Брукс снова взглянул на часы.

— Вас ждет класс, мистер Хэкет, — напомнил директор, поглаживая ладонями радиатор.

Хэкет немного помедлил, потом повернулся к двери.

Выходя из приемной директора, Хэкет замедлил шаг у выставки картин и взглянул на знакомый рисунок.

На сову с глазным яблоком в когтях.

На произведение Филипа Крэйвена.

«Видимо, более уместным было бы, если бы сова держала в когтях не глаз, а ухо», — горько подумал Хэкет.

Звонок надрывался вовсю, свидетельствуя о начале следующего урока.

Хэкет поглядел на часы.

Час тридцать.

Как долго тянется день...

Глава 57

Когда он открыл входную дверь, его встретил запах жаркого. Хэкет потянул носом воздух, рот его наполнился слюной. Бросив в прихожей портфель и спортивную сумку, он направился в кухню.

Сью, стоя у плиты, помешивала что-то в большой кастрюле.

— Ну как? — приветливо спросила она.

И Хэкета приятно удивила легкость ее тона. Розовая футболка, облегающие джинсы — одежда выгодно подчеркивала ее формы, откровенно обрисовывая их.

Сью повернулась к Хэкету и улыбнулась.

Ему показалось даже, что он ошибся: попал не в тот дом.

И время повернуло вспять.

Она помыла голову, волосы ее, казалось, светились в лучах солнца. Глаза были чуть-чуть подкрашены, и каким-то чудесным образом с лица исчезли морщинки. Она выглядела даже на двадцать, а не на двадцать пять. И когда она улыбнулась ему, у него перехватило дыхание.

Ему показалось, будто он вновь обрел что-то давным-давно утерянное.

Он шагнул к ней, поцеловал и удивился тому, что она тут же оставила свою кастрюлю, обхватила его голову обеими ладонями и притянула к себе. Их губы сомкнулись, и он ощутил, как ее язык приоткрыл его зубы, проникая все дальше. Он страстно откликнулся на ее зов, его рука скользнула вниз по ее спине и сжала упругую ягодицу. На секунду оторвавшись от него, чтобы перевести дыхание, она прижалась бедром к его паху и улыбнулась, когда почувствовала, как твердеет его пенис.

— Подгорит жаркое, — пропела она, касаясь указательным пальцем его губ.

Хэкет попятился и сел, слегка сбитый с толку.

Что за внезапная перемена?

Он смотрел на нее и улыбался.

— Я спросила, как прошел день? — подала голос Сью.

Он рассказал ей, решив не вдаваться в подробности, о выходках Крэйвена на поле для регби. Она внимательно слушала его, накрывая на стол. Во время ужина он поглядывал на нее и замечал на себе ее взгляд. Смущение Хэкета по поводу разительной перемены в поведении Сью переросло в радость и облегчение.

Неужто поворотный момент?..

— А чем ты занималась? Как прошел день у тебя?

— Я закончила уборку. Спальни выглядят прилично. Я убрала твою одежду. Осталось только кое-что снести на чердак.

— А визит к врачу? Что он сказал?

— Все хорошо, — ответила она и встала, чтобы убрать пустые тарелки в раковину.

— Он прописал тебе какие-нибудь таблетки?

— Да, снотворное. Но не беспокойся, я не стану наркоманкой. — Она улыбнулась.

Хэкет нагнулся к ней и притянул к себе. Она не сопротивлялась и даже позволила усадить себя на колени. Она обвила руками его шею, почувствовав его крепкое объятие. Он порывался что-то сказать ей — о перемене, о том, как нравится ему эта перемена в ней. Но слова словно застряли в горле. Он боялся: а вдруг слова спугнут ее, и она снова станет такой, какой была последнее время. Он был и счастлив, и напуган одновременно ее новым обликом.

Истинным лицом или маской?

Она поцеловала его, и он не мог усомниться в искренности этого поцелуя.

Его простили?

Он не очень в это верил, но не хотел спрашивать, а просто наслаждался моментом, упиваясь переполнявшими его ощущениями.

Он так ее хотел!

Когда ее рука скользнула ему в пах, он понял, что она хочет того же.

Она поглаживала сквозь брюки внутреннюю поверхность его бедер, сжимала пальцами пенис сильнее и сильнее сквозь брюки. Она взяла его руку и положила себе на грудь, давая почувствовать собственное возбуждение. Он нежно мял ее грудь, ощущая набрякший сосок. Она слегка застонала, и губы их слились в глубоком жадном поцелуе. Сью соскользнула с его колен, уселась перед ним на полу и расстегнула «молнию» его брюк, выпустив на волю пенис. Наклонив голову, она сомкнула губы вокруг его выпуклой головки, позволив большей части члена скрыться у нее во рту.

У Хэкета перехватило дыхание, когда ее язык обернулся вокруг головки, а ее рука стала нежно мять его яички. Он расстегнул пуговицу на талии и стянул брюки, стараясь не тревожить ее, а она продолжала ласкать его, пока он через голову стягивал ее футболку.

Она стояла перед ним на коленях, слегка откинувшись назад, позволяя ему дотянуться до ее грудей, мять их и пощипывать пальцами твердые соски.

Она встала, расстегнула джинсы, выскользнула из них и осталась обнаженной.

Хэкет тоже встал, освободившись от одежды, позволив Сью расстегивать его рубашку.

Обнаженные, они обнялись, ее рука твердо сжимала его пенис, подталкивая в свою увлажнившуюся щель, побуждая войти в нее.

Она отступила назад и прижалась лопатками к стене, приподнявшись на цыпочках, чтобы ему было удобнее.

Хэкет слегка протолкнул член во влагалище, чуть задержал его там, потом вынул и потер головкой о затвердевший клитор. Сью ахнула, и мужчина, зарычав, вошел внутрь.

Почти забытое наслаждение.

Она подняла одну ногу, обвила ею сзади его икры, помогая глубже проникнуть в нее, не в силах больше терпеть муку ожидания, она судорожно сжала его ягодицы. Он принялся ритмично двигаться, входить в нее длинными медленными толчками, от чего у обоих перехватило дыхание. Потом он склонил голову к ее груди, поочередно обхватывая губами соски и надавливая языком на эти набухшие бутоны, пока они не заблестели от слюны.

Сью смотрела в его глаза остекленевшим взглядом, словно находилась в состоянии транса, сосредоточившись исключительно на движении его пениса и тех ощущениях, которые вызывали у нее эти движения.

Она прижалась головой к его плечу, когда он подходил к концу акта. Ее глаза на секунду расширились.

«Я жду вашего визита...»

Она знала, что находится в объятиях своего мужа, но чувствовала в себе другого.

«Я жду вашего визита...»

Кёртис.

Возбуждение нарастало, и она губами произнесла его имя. Одними губами, беззвучно.

Чувствуя приближающийся оргазм, она закрыла глаза и представила себе, что в ней Кёртис. Это он такое делает с ней.

Она услышала произнесенное шепотом свое имя, но голос казался ей неясным, отдаленным.

Достигнув оргазма, она закричала и сжала пальцами его припухшие яички.

Хэкет чувствовал, как ее тело дрожит от наслаждения, слышал ее стоны, ее восторг. Потом, когда ее рука нежно сжала его внизу, он также почувствовал подступавший оргазм и усилил толкательные движения, пока не излил в нее густую жидкость.

Почувствовал, что он кончает, она снова застонала.

Образ Кёртиса заполнил ее. Это его плоть пульсировала в ней. Его семя излилось в нее.

"Я жду вашего визита... "

Хэкет медленно выходил из нее, часто и шумно дыша. Оба они покрылись потом, и когда он попытался отодвинуться от нее, она крепко обхватила его и прижала к себе, жадно приникнув к его рту.

Затем она стала лизать ему грудь, опускаясь все ниже, водя языком по животу, пока не добралась до его опавшего органа, мокрого от выделений. Она взяла его в рот, попробовала на вкус. Лизала, сосала, мастурбировала.

Она хотела еще.

И Хэкет откликнулся. Удивляясь своим возможностям, он ощутил внизу растущую твердость.

Она повела его, почти потащила в гостиную, и они снова занялись любовью. На этот раз медленнее, но с большей страстью.

Хэкету казалось, что ночь превратилась в нескончаемые часы и минуты восхитительного совокупления.

Все остальное не имело никакого значения. Он нашел в себе такие силы, о которых просто не подозревал, и продолжал удовлетворять ненасытную Сью. А она не знала усталости.

— Я люблю тебя, — шептал Хэкет, когда она лежала рядом, положив голову ему на грудь и утирая капли пота с его тела.

Глаза ее были открыты, дыхание оставалось глубоким. Она не ответила ему. Она могла думать только о Кёртисе.

И все повторилось снова.

Глава 58

Все было очень просто.

Гораздо проще, чем он предполагал.

Рональд Миллз сидел за столом и, улыбаясь, рассматривал лежавшие перед ним предметы.

«Тридцать восьмой» и патроны к нему. Нож. Блокнот с единственной записью: «ХИНКСТОН».

Умственную часть работы всегда выполнял Уолтон, пока был жив. Разработка всех их делишек — это относилось к обязанностям Уолтона. Он же занимался их денежными проблемами, все умел распределить, расставить по полочкам. Теперь, когда Уолтон умер, Миллзу приходилось обо всем думать самому.

Он крутнул барабан «тридцать восьмого», потом возвратил его на место, поднял револьвер и прицелился. Направив дуло на грязный горшок, украшавший шкаф, нажал на спусковой крючок.

В пустой комнате прозвучал металлический щелчок вставшего на место курка.

Он положил револьвер на стол и взялся за нож, любовно сжав его в руке. В руке с воспалившейся татуировкой. Он зарычал и, сковырнув струп, размял его в пальцах, прежде чем бросить на пол. Затем Миллз потянулся к точильному камню и принялся тщательно водить по нему лезвием, то и дело останавливаясь и прижимая к нему большой палец.

Пять минут он точил нож, затем вновь проверил его остроту. Лезвие легко рассекло кожу, разделив подушечку большого пальца надвое от ногтя до второй фаланги.

Секунду он подержал палец перед собой, наблюдая, как появившаяся из пореза кровь стекает на ладонь, прижал ранку к губам, пробуя на вкус солоноватую жидкость. Он всасывал в себя кровь, как младенец сосет молоко, вытягивая все до последней капли.

Наконец он опустил руку, опустил нож, и взгляд его остановился на блокноте.

Позвонив агентам по продаже недвижимости, он справился о доме Хэкета. Сказал, что хочет его купить. Ему поверили. Эти гребаные придурки заботятся только о своих комиссионных, для них главное — продать дом. Их не колышет, кто его покупает, кто наводит справки, главное для них — заработать на этом.

— Легче верблюду пройти сквозь угольное ушко, чем богатому в царство Божье! — хмыкнул Миллз.

Ему не нужны деньги. Деньги для него ничто.

Важна только месть.

Месть Хэкету.

Агент по недвижимости попытался назначить встречу с ним, чтобы показать ему дом, но Миллз не выказал энтузиазма по этому поводу. Он попросил дать ему возможность поговорить с Хэкетом лично, чтобы тот несколько снизил запрашиваемую сумму.

Агент согласился и сказал, что это вполне возможно.

Миллз улыбнулся.

Он попросил дать ему координаты Хэкета.

Ему сообщили номер телефона и нужный адрес в городе Хинкстоне.

«Просите, и воздастся вам».

Миллз смотрел на единственную запись в блокноте, на «пушку» и на нож.

И на свой кровоточащий большой палец. Он знал теперь, где найдет Хэкета. Оставалось добраться туда. Медленным движением Миллз провел порезанным пальцем по блокноту, оставляя на белом листке жирную красную полосу. Так что дело теперь только во времени. «Ищущий да обрящет».

Он захохотал.

Глава 59

Когда он вышел из дома, под ногами похрустывал иней, Кёртис шагал прямо по широкому газону, расположенному за домом. Он не спешил, глубоко вдыхая воздух. Прохладный воздух раннего утра, пахнущий чистотой и свежестью. Изо рта шел пар. Бледное солнце медленно поднималось в небо, явно не спеша в первые минуты рассвета согреть мир своими лучами. Да оно еще и не настолько окрепло, чтобы растопить иней.

В саду и вокруг дома стояла тишина.

В этот ранний час шоссе было пустынным — ни в Хинкстон, ни из него никто еще не выезжал и не въезжал. Да и вообще дом стоял достаточно далеко от трассы, чтобы какой-нибудь автомобилист мог нарушить покой его обитателей.

Кёртис шел по саду. Единственное, что улавливал его слух, — это пересвист птиц, затаившихся среди ветвей деревьев. Когда Кёртис проходил под ними, птахи взволнованно чирикали, а непоседа воробей с любопытством взглянул на человека.

Кёртис все больше углублялся в сад, продвигаясь к высокой, тщательно подстриженной естественной изгороди из бирючины, поднимавшейся на добрых девять футов.

В изгородь были встроены сварные металлические ворота в деревянной раме, краска на ней местами вспучилась и облупилась. Кёртис отворил ворота — петли протестующе заскрипели, он прошел внутрь.

За изгородью находился небольшой участочек — размером не более двадцати квадратных футов. Его окружала более густая изгородь, довольно аккуратно, но не безупречно подстриженная. И трава на этом участке была более высокая, чем на других газонах: то там, то здесь проглядывали сорняки. Изучая квадратик земли, Кёртис мысленно упрекнул себя за нерадивость: это в его обязанности входила забота об этом участке сада.

Садовнику запрещалось заходить за ворота.

Кёртис постоял у ворот, разглядывая высокую изгородь, покрытую тонким узором инея. Бирючина возвышалась над ним фута на три, прекрасно скрывая участок от любопытных глаз. Он медленно двинулся к центру, к лежавшему там камню.

На камне под воздействием времени и сил природы местами проступили трещины. Кое-где из них проглядывал мох, напоминая разъедающую раны зеленую гангрену.

Кёртис взглянул на имя, выбитое на камне. Под надписью стояла покрытая ржавчиной ваза, он вынул из нее полдюжины засохших розовых стеблей, заменив их свежими цветами, которые держал в руке, и расставил их так, что красные розы, казалось, засветились на мрачном фоне камня — на могиле заалели пятна крови.

Кёртис выпрямился, прошел в угол укромного зеленого участка и опустил мертвые стебли в металлическую урну. Отряхнув руки, он вернулся к могиле, пристально вглядываясь в надпись на камне.

Казалось, он стоял тут целую вечность, умиротворенный, не думающий ни о чем. Щебет птиц не нарушал его покоя.

Но вот за воротами послышался шум шагов.

За изгородью.

Тяжелая поступь, нарушившая целостность белого покрова. Кёртис повернул голову к воротам — он ждал. Лязг засова сменил скрип открывавшихся ворот.

В воротах возникла фигура, она двинулась к Кёртису. Не обращая внимания на вошедшего, Кёртис вновь обернулся к могиле, сложив на груди руки.

— Я слышал, как ты уходил из дома, — сказал пришедший, становясь рядом.

— Прости, я не хотел тебя беспокоить, — мягко и проникновенно произнес доктор, словно опасался нарушить благоговейную атмосферу.

Оба долго стояли молча, не отрывая взгляда от могильного камня. От высеченного на нем имени.

— Я никогда не думал, что это правильно, — сказал Кёртис, кивая на могилу. — Чтобы она лежала здесь, хотя это и наш дом.

— Лучше здесь, чем там, со всеми, — промолвил второй тоном, в котором звучал вызов.

Кёртис кивнул, соглашаясь.

— Ты уже принял решение, что делать с этой женщиной? — спросил собеседник Кёртиса.

— С миссис Хэкет?

— Да.

Кёртис тонко улыбнулся.

— Да, принял, — подтвердил он, не отрывая глаз от камня. — Она должна прийти ко мне сегодня. — Улыбка его стала шире. — Думаю, время настало.

Глава 60

Женщина взбиралась по ступенькам, с трудом удерживая в руках кипу книг, и Хэкет уже представлял, что произойдет дальше.

Когда она поставила ногу на последнюю ступеньку, верхний том качнулся, и учебники посыпались на пол: штук пять-семь книг со стуком упали на лестничную площадку. Женщина что-то пробормотала себе под нос и принялась подбирать книги. Хэкет взлетел вверх по лестнице и стал ей помогать.

Он мельком взглянул на нее, а она пожала плечами и улыбнулась.

Выглядела она очень привлекательно. «Ей, наверное, двадцать с небольшим», — подумал он. Каштановые волосы по плечи и большие серые глаза. Хорошая фигура.

Малышка типа Никки?

Он отправил эту мысль на задворки сознания, сердясь, что она вообще пришла ему в голову.

— Похоже, вам понадобится помощь, — сказал он, засовывая с полдюжины учебников под мышку.

— Если б у вас под рукой оказался грузоподъемник, было бы и вовсе здорово, — отозвалась она с улыбкой. — Вы ведь новенький, верно?

Он кивнул:

— Новый мальчик. Именно так. — Он протянул ей правую руку, не выпуская кипу книг из-под левой: — Джон Хэкет.

Она ответила на рукопожатие.

— Джозефина Милтон, — представилась она. — Но прошу звать меня Джо.

Она схватила в охапку остальные учебники, и они двинулись дальше, вверх по ступенькам.

— Что вы преподаете? — поинтересовался он.

— Биологию. Занимаюсь вскрытиями. — Она хмыкнула. — А вы? Английский. Не так ли?

— Английский и игры, — сообщил он. — Вот откуда у меня такие мощные мускулы.

Она рассмеялась.

— Конечно, вы, значит, преемник Рэя Уэллера, так ведь? Надеюсь, вам известна его история?

— То, что он застрелил семью и покончил с собой? Известна.

— А вам не жутковато жить в доме, где кто-то умер?

— К этому можно привыкнуть, — резко ответил Хэкет. «Особенно когда ты жил в доме, где зверски убили твою дочь... Тогда привыкнуть раз плюнуть». — А что вы знаете об Уэллере?

— Немного. Особенно чтобы понять, почему он совершил убийство, если вы это имеете в виду. Он был приятным парнем. Где-то вашего возраста. Легкий в общении. Он никогда не казался мне психом. — Она приподняла брови. — Вот видите, сведения не особо важные.

Хэкет улыбнулся.

— Наверное, это не так важно, — сказал он, толкнув перед ней створки двойных дверей.

Они стояли на площадке, на которой размещались двери, ведущие в четыре классные комнаты.

— Мои прекрасные малютки вон там, — сообщила Джо, указывая на дверь напротив. — Если вы будете до конца любезны, занесите, пожалуйста, книги в класс.

Хэкет смотрел, как она прошла к двери, не в силах оторвать взгляда от ее точеных ножек и тугих ягодиц. Хоть он и упрекал себя мысленно, но не мог не испытывать радость. Джо толкнула дверь, ожидая, что ее встретит обычная какофония звуков, но в классе оказалось на удивление тихо. Двенадцать девочек подняли на нее глаза. Кроме одной.

Эмма Стоукс сидела за партой и смотрела вниз, на лежавшую перед ней белую мышь. Она была распластана на парте и накрепко пришпилена булавками к дереву. Из рассеченного живота сквозь окровавленные края разреза выглядывал клубок внутренностей.

Девочка занималась тем, что вытягивала тоненькие кишки из разрезанного живота зверушки — словно отделяла нити от оторванного клочка материи.

Хэкет, стоявший рядом с Джо, с отвращением заметил, что мышь все еще жива. Ее головка дергалась взад и вперед, тельце содрогалось, а девочка все разматывала клубок внутренностей.

— Что ты делаешь? — резко спросила Джо, бросив книги на стол. Она двинулась к Эмме, которая наконец подняла глаза, оторвавшись от созерцания заживо разрезанной мыши, и немигающим взглядом уставилась на учительницу. — Отдай мне скальпель! — прошипела Джо, протягивая руку, чтобы отобрать у двенадцатилетней девочки смертоносный инструмент.

Эмма колебалась.

— Живо отдай мне скальпель! — повторила Джо, мельком бросив взгляд на мышь.

Эмма ткнула скальпелем в протянутую руку учительницы.

Острое как бритва лезвие без труда рассекло подушечку большого пальца Джо, и она взвизгнула от боли, а из пореза потекла кровь. Джо вырвала скальпель у девочки и швырнула его в свой стол. Хэкет вытащил из кармана носовой платок и передал его Джо, которая прижала его к ране, наблюдая, как кровь быстро пропитывает тонкую ткань.

— Я в порядке, Джон, — сказала Джо. — Управлюсь сама.

Он поколебался пару мгновений, сперва взглянув на кровоточащую руку учительницы, потом на ученицу, которая едва удостоила его равнодушным взглядом.

Ему вдруг показалось, что в уголках рта девочки он уловил намек на улыбку. Странно, но нечто подобное он уже видел недавно на лице Крэйвена.

Класс молчал.

Время, казалось, остановилось.

Эмма Стоукс сидела над умирающей мышью с безразличным выражением лица.

Рядом стояла Джо, прижимая к пальцу окровавленный носовой платок.

Хэкет помедлил еще секунду, потом коснулся локтя Джо.

— Вы уверены, что все в порядке? — пробормотал он.

Она кивнула.

— Идите, Джон. Я позабочусь об остальном.

Хэкет снова оглядел класс и вышел, прикрыв за собой дверь.

— А теперь, Эмма, — услышал он голос учительницы, — объясни мне, во что это ты играешь.

Он не стал дожидаться ответа.

Его ждал собственный класс.

Глава 61

— Джон, я хочу ребенка.

Сначала Хэкету показалось, что он ослышался или, по крайней мере, что его слух сыграл с ним злую шутку. Лежа на спине в приятной истоме, он слышал, как Сью произнесла эти слова, но они как бы не задержались в его сознании. Ее голова покоилась у него на груди, палец ее выводил узоры на его животе, накручивал на ноготок волосы, росшие вокруг пупка.

Тишину нарушало монотонное тиканье часов и ровное дыхание супругов. Нет, теперь он был уверен, что не ослышался.

— Сью... — Он поднял голову и начал было говорить, но она, посмотрев на него, прижала палец к его губам.

— Я знаю, что ты собираешься сказать. Я знаю, что ты думаешь. Но я этого хочу. Мне нужен ребенок, Джон.

Хэкет глубоко вздохнул, а она приняла такое положение, чтобы видеть его лицо. Он обнял ее.

— Сью, это невозможно. Ведь ты же знаешь. После рождения Лизы, после инфекции... Они же сказали тебе, что ты не сможешь больше иметь детей.

— Я знаю, что они мне сказали, — чуть повышая тон, произнесла она.

— Тогда зачем же себя мучить? — мягко спросил он. — Растравлять себя подобными мыслями? — Он нежно погладил ее волосы, тыльной стороной ладони коснулся щеки.

— Сегодня я снова посетила доктора Кёртиса, — сообщила она ему, перекатываясь на спину.

Хэкет приподнялся на локте и смотрел на нее.

— Я сказала ему, что очень сильно хочу еще одного ребенка, — продолжала Сью.

— Ты проинформировала его о мнении других докторов?

— Да. Но это не имеет значения, Джон, — улыбаясь, произнесла она. — Он сказал, что я могла бы иметь ребенка. Что есть способ.

Хэкет нахмурился.

— Какой же? Он не имеет права говорить тебе подобные вещи, будить в тебе надежду.

— Я верю в то, что он сказал, а он сказал, что я могу иметь ребенка.

— Это невозможно, — возмущенно произнес Хэкет. — Я не понимаю, как он мог сказать «да», если полдюжины докторов заявили «нет». Ты ведь знаешь, что не можешь забеременеть. Почему ты поверила ему?

— Я не первая. Он лечил других женщин, которые думали, что бесплодны, не способны забеременеть и иметь детей. Называй это как хочешь. Его пациентками были женщины в Хинкстоне и за его пределами, и у этих женщин есть дети.

— Как он их лечил? Он ведь терапевт, а не хирург, Сью. Твоя же проблема относится к области хирургии. Необратимый хирургический изъян. Какое лечение он может предложить в твоем случае? — В голосе Хэкета звучал гнев.

— Одна из его пациенток — Джули, — заявила Сью.

— Твоя сестра? — недоверчиво пробормотал Хэкет.

— Им с Майком сказали, что они не могут иметь детей. После курса лечения у доктора Кёртиса у Джули появился Крейг. Ты знаешь, какой это здоровый мальчик.

Хэкет покачал головой.

— Кёртис дает нам надежду, Джон.

— Не знаю. — Он задумчиво поскреб подбородок.

— Я хочу попытаться, Джон. Я должна. Я знаю, что другой ребенок никогда не заменит Лизу, никогда не затмит память о ней и не заставит нас забыть ее, но мы по крайней мере должны попытаться. Не запрещай мне этого.

Хэкет видел, как в уголках ее глаз заблестели слезы.

— А ты разве не хотел бы ребенка? — настаивала Сью. — Что мы теряем?

Он порывался что-то сказать, но мысли не складывались в слова. Эта идея Сью казалась, с одной стороны, бредовой, а с другой — привлекательной. Еще один ребенок. Если бы такое было возможно, они снова стали бы семьей. Это помогло бы им заново построить то, что разрушено.

А если не сработает?

Столько боли...

— Что мы теряем? — повторила она.

Слова повисли в воздухе, как застоявшийся сигаретный дым.

Глава 62

Бензобак был полон. Топлива предостаточно, чтобы доехать до Хинкстона и обратно — в Лондон.

Рональд Миллз посмотрел на шкалу уровня бензина и улыбнулся. Он сначала собирался заправиться по дороге, но ему повезло. Бак машины, которую он украл, оказался залитым до отказа. Возможно, он бросит машину в Хинкстоне.

После того как найдет Хэкета.

Бросит эту, украдет другую, на которой поедет обратно в столицу. «Тридцать восьмой» лежал в кармане его пиджака. Нож заткнут за ремень.

Он вел машину с фарами, включенными на дальний свет, игнорируя встречных водителей, мигавших ему — мол, слепишь, приятель.

Пошли все к такой-то матери!

Из Лондона выезжали немногие, а вот в столицу на ночь глядя устремился целый поток машин.

Какая-то машина обогнала Миллза, но он едва удостоил ее взглядом. Он не спешил. У него времени навалом.

Он улыбнулся, мельком скосив глаза на карту, разложенную рядом с ним на сиденье для пассажиров, и обвел Хинкстон жирным кружком. Поездка займет около часа.

Спешить нет нужды.

Впереди он увидел огни станции обслуживания. Неоновая фигура повара в высоком колпаке приглашала свернуть с дороги, что он и сделал, не потрудившись даже взглянуть в зеркальце заднего обзора. Ехавший сзади водитель изо всех сил нажимал на клаксон, сигналя Миллзу, который спокойно занял середину дороги и, не обращая внимания на взбешенного автомобилиста, рулил себе на стоянку у станции обслуживания. Когда он выбирался из машины, его облаяла собака из припаркованного рядом автомобиля.

Миллз постоял минутку, с улыбкой глядя на яростно лающего и рычащего пса, который не мог причинить ему вреда. Подняв руку и напустив на себя свирепый вид, он замахнулся на собаку. Та бросилась на стекло, безуспешно пытаясь добраться до человека. Миллз ухмыльнулся и пошел прочь, собачий лай постепенно затих за спиной.

Ресторан станции обслуживания был относительно тихим местом. Полдюжины водителей грузовиков, пара путешествующих семей, двое мужчин в костюмах — вот и все посетители. Никто не обратил на него внимания, когда он устроился за столиком и пробежал глазами меню, пальцем стерев с его уголка томатный соус.

Подошедшая официантка, подавив зевок, спросила, чего он желает. Миллз сделал заказ и, откинувшись на спинку стула, огляделся. В двадцати футах от него расположилось семейство с двумя детьми — мальчиком и девочкой. Девочке не больше восьми, заключил он. Хорошенькая. С длинными косичками.

Миллз сцепил пальцы, поставил локти на стол и уставился на девочку.

Она пила через соломинку молочный коктейль, болтая ногами под столом.

Хорошенькая.

Он смотрел на нее и мечтательно улыбался, чувствуя, как напрягается его член. Его глаза перескакивали с лица на тело малышки, на ноги, туго обтянутые шерстяными колготками.

Так легко одним движением ножа снять эти колготки. Ощутить ее кожу.

Его член продолжал набухать, и он засунул руку в карман брюк, чтобы потереть его.

— Прошу вас, сэр.

Голос заставил его вздрогнуть, и он поднял глаза: перед ним стояла официантка с его заказом на подносе, который принялась уже расставлять перед ним на столе.

Не поблагодарив ее, он набросился на еду с жадностью дикаря. Официантка повернулась и пошла прочь, оглядываясь на посетителя, жадно заталкивающего пищу в рот и поминутно бросающего взгляды на маленькую девочку.

Покончив с едой, он подошел к кассе, расплатился и оставил на чай. Он сидел в машине и наблюдал за входной дверью, дожидаясь, когда выйдет та девочка. Минут через пятнадцать она с родителями вышла из ресторана, и они направились к своему «вольво». Машина тронулась с места и выехала на дорогу.

Он посмотрел на карту, прослеживая свой путь пальцем. Еще тридцать миль — и Хинкстон.

Он завел мотор.

В стоявшей рядом машине не переставая лаяла собака.

Глава 63

Хэкет улыбался, глядя, как Сью подошла к окну, отдернула штору и выглянула на улицу.

— Сью, он приедет, не волнуйся.

Она оглянулась на него, пожала плечами и отошла от окна.

— Ты как ребенок в канун Рождества, ожидающий появления Санта-Клауса.

И оба рассмеялись.

Хэкет поманил ее к себе, и она послушно уселась на диван, придвинувшись поближе, он положил ей руку на плечо.

— Я знаю, как много для тебя это значит, — тихо произнес он. — И разделяю твои чувства. Если у тебя действительно есть возможность родить еще одного ребенка, я буду счастлив, как и ты. — Он вздохнул. — Мне только не хотелось бы, чтобы ты надеялась понапрасну.

— Доктор Кёртис не возьмется за лечение, если будут хоть малейшие сомнения в успехе, Джон, — уверенно проговорила она.

— А он что-то рассказывал тебе об этом лечении?

Она пожала плечами.

— Он не вдавался в подробности, думаю, именно поэтому и собирается посетить нас на дому — чтобы объяснить обоим.

Хэкета такой ответ не удовлетворил.

Сью услышала звук подъезжавшей машины и устремилась к окну. По дорожке шел Кёртис: на нем были темные брюки и такого же цвета пиджак. Она ощутила знакомую дрожь во всем теле.

Она поспешила к двери и отперла ее еще до того, как он постучал. Хэкет слышал, как они обмениваются приветствиями, и через секунду Кёртис появился на пороге гостиной.

Сью представила мужчин друг другу, и Хэкет пожал руку доктора, удивленный твердостью его рукопожатия.

Кёртис отклонил предложение Хэкета выпить чего-то покрепче и согласился на чашку чая. Наконец они уселись, все внимание супругов было обращено на доктора.

— Ну что ж, не буду отнимать у вас время, — с улыбкой начал он. — Мистер Хэкет, не знаю, упоминала ли вам жена о нашем недавнем разговоре.

— По ее словам, вы уверили ее, что она сможет родить.

— Именно так. Она рассказала мне о вашей дочке. Мне очень жаль...

— Благодарю вас, — довольно холодно произнес Хэкет. — Не могли бы вы перейти к делу? Пожалуйста.

Сью зыркнула на мужа, раздраженная его резкостью. Но тут же вновь переключила свое внимание на Кёртиса, завороженная его словами и внешностью.

«Господи, прямо как влюбленная школьница!» — подумала она, подавляя улыбку.

— Моей жене, как вы уже знаете, было сказано, что у нее никогда не будет детей. Диагноз подтвердили несколько врачей, — добавил Хэкет.

— Но вы хотите ребенка? — спросил Кёртис.

Хэкет открыл было рот, чтобы ответить, но врач продолжал:

— Вы оба?

— Да, — спокойно ответил Хэкет, глядя в глаза Кёртису.

— За последние семнадцать-восемнадцать лет я вылечил многих женщин, мистер Хэкет. Им тоже говорили, что они не смогут иметь детей, — такие же эксперты. — В его голосе прозвучал сарказм.

— При любых условиях мы хотим ребенка, — торопливо вставила Сью.

Кёртис улыбнулся ей, как любящий родитель своему дитяте.

Хэкет поднял руку, не отрывая глаз от Кёртиса.

— Минутку! Простите мой скептицизм, доктор. Не то чтобы я сомневался в ваших методах или в опыте, но меня заботит будущее жены. Если лечение не приведет к желаемому результату, это причинит непоправимый вред ее психике.

— Не говори обо мне так, будто меня здесь нет, — вмешалась Сью. — Я знаю, что это риск, и готова пойти на него.

— Послушайте, — начал Кёртис, — я пришел сюда не для того, чтобы затевать дискуссии. Мне понятны обе точки зрения. Но если бы вы по крайней мере выслушали то, что я собрался вам сказать...

— Извините моего мужа, доктор, — сказала Сью, и теперь настал черед сердиться Хэкету.

— Вы хотите знать о лечении? — Кёртис поднял брови.

Хэкет кивнул.

— Но я не представляю, как можно в этом случае чего-либо достичь без хирургического вмешательства.

— В этом-то и преимущество, мистер Хэкет. Лечение проводится в моем кабинете. Нет необходимости обращаться в больницы, к другим посторонним лицам.

— А почему это вы так настроены против других лиц? Что такого особого в вашем лечении?

От Кёртиса не ускользнула нотка вызова в тоне Хэкета.

— То, что это мое лечение, мистер Хэкет. Это моя схема. Большая часть моей работы построена на ней, и я не намерен позволять посторонним совать свой нос в мои дела.

— Ваше лечение? Вы разработали его один?

— Да, насколько мне не изменяет память. Я занимался этим с тех пор, как получил квалификацию. Моя идея, мое практическое осуществление. Я видел результаты. Я знаю, что мое лечение успешно. Вы можете своими глазами убедиться в его результатах здесь, в Хинкстоне. Некоторые из детей, появившихся на свет благодаря мне, учатся в вашей школе.

Хэкет нахмурился:

— Что вы имеете в виду?

— Я уже сказал, что моему лечению подвергалось множество женщин на протяжении ряда лет. И их дети учатся, в частности, и в школе, где вы преподаете.

Хэкет выпрямился на стуле и до боли сцепил пальцы.

— Кто, например?

— Филип Крэйвен, Эмма Стоукс...

— Иисусе! — пробормотал Хэкет.

«Крэйвен, ясно... Эмма... как же, черт возьми, ее фамилия? Девочка, вытягивающая кишки из мыши! Та, которая скальпелем разрезала руку Джо Милтон».

— А сколько лет девочке?

— Около двенадцати. Красивая девочка. Длинные черные волосы, — с улыбкой ответил Кёртис.

Хэкет кивнул. Это она.

— Кого еще вы лечили? — поинтересовался он.

— Молодую пару, совсем недавно. Стюарта и Мишель Льюис. У них сейчас младенец. Супружескую пару Киркхэмов, владеющую «Тельцом», гостиницей в этом городе. Благодаря мне у них есть дочь Паула. Помимо Крэйвенов и Стоукс, в вашей школе наберется и еще немало детей, чьих матерей я лечил. Моей пациенткой была и жена Рэя Уэллера.

Хэкет почувствовал, как кровь отхлынула от его лица.

— Человека, который жил в этом доме до нас? Того, который убил эту самую жену, дочь, а потом застрелился сам?

Кёртис кивнул.

— Трагедия! — задумчиво произнес он, слабо улыбнувшись. — Она была прелестным ребенком.

Хэкет почувствовал, как волосы у него на затылке медленно поднимаются.

Глава 64

— Почему он это сделал? Почему Уэллер убил семью и себя? — охрипшим голосом спросил Хэкет.

— Я не психиатр, мистер Хэкет, — сказал Кёртис, допивая свой чай. — Мне казалось, что вас заинтересует, каковы шансы вашей жены родить еще одного ребенка, а не несчастье с предыдущим жильцом этого дома.

Хэкет холодно взглянул на доктора.

— Да, нас обоих интересуют наши шансы, — устало произнес он.

— И, главное, когда можно начать лечение? — не терпелось Сью.

— В любой момент. Как только вы согласитесь.

— Вы до сих пор не объяснили, в чем все же заключается лечение, — напомнил ему Хэкет.

— Ну что ж, если не вдаваться в технические и биологические подробности, оно заключается в инъекции, которая производится в стенку матки, — сказал Кёртис. — Все очень просто. Можно обойтись даже без местной анестезии. Вся процедура занимает меньше пятнадцати минут.

— Но фаллопиевы трубы Сью заблокированы. Как же яйцеклетка сможет продвигаться из яичников?

— В этом нет нужды. — Хэкет нахмурился, недоверчивое выражение его лица сменилось насмешкой. — Гормон, впрыснутый в стенку матки, стимулирует рост. Зародыш нормально развивается в матке, а в фаллопиевых трубах нет необходимости.

— Таким образом, это своего рода искусственное осеменение? — вежливо поинтересовался Хэкет.

— Нет. В случае искусственного осеменения сперму внедряют непосредственно в яичники. Яйцо развивается в них, затем перемещается по фаллопиевой трубе в матку, и процесс развития плода происходит обычным путем. Как я уже говорил, мое лечение исключает эту начальную стадию цикла.

Хэкет недоверчиво покачал головой.

— А как же оплодотворяется яйцо?

— Вашей спермой внутри влагалища в ходе нормального полового акта. С помощью иглы яйцо извлекается заранее и помещается в матку, где оно и оплодотворяется. Беременность стимулируется второй инъекцией, которая возбуждает рост.

— Что вы имеете в виду под словом «стимулируется»? — осторожно спросил Хэкет.

— Период беременности сокращен. Время вызревания плода варьируется в зависимости от того, как женщина усваивает препарат.

— Это невозможно! — пробормотал Хэкет.

— Напротив, мистер Хэкет, не только возможно, но и стало реальностью. Вы можете убедиться в результатах собственными глазами. Мальчик Крэйвенов, Эмма Стоукс и многие другие, как я уже говорил.

Наступила тишина. Хэкет пытался переварить все услышанное от Кёртиса, а тот, с самодовольным видом откинувшись на спинку дивана, поглядывал то на Хэкета, то на Сью, которая радостно улыбаласьдоктору.

Хэкет недоверчиво поглаживал подбородок.

— Не знаю, что и сказать, — пробормотал он. — Раз ваш метод работает, почему вам не выйти на широкую арену? Почему не привлечь внимание медицинской общественности? Это ведь поможет стольким женщинам во всей стране. Если это и в самом деле такой отличный метод.

— Вы продолжаете говорить «если», мистер Хэкет, — заметил доктор. — Что нужно, чтобы вас убедить? Вы поверите мне лишь тогда, когда возьмете на руки собственного ребенка?

Хэкет нервно сглотнул.

— Просто боюсь в это поверить, — тихо признался Хэкет. — Вроде бы так просто. Слишком просто. А есть ли риск потерять малыша?

— Он не больше, чем при обычной беременности.

— Я уже сказала, что готова рискнуть, Джон, — с вызовом заявила Сью.

— Да, но я не уверен, что готов.

Кёртис в упор посмотрел на учителя.

— Вы все же чего-то не договариваете, — упрекнул его врач.

— Решать не тебе одному, — сердито вмешалась Сью. — Это я должна буду вынашивать ребенка. Это мне придется его рожать. Я говорила тебе: мне нужен этот ребенок.

Кёртис поднялся с места.

— Думаю, что сейчас мне лучше уйти, — сказал он, поворачиваясь к двери.

Сью поспешила за ним. Хэкет также двинулся к двери, обменявшись с Кёртисом прощальным рукопожатием.

Через открывшуюся входную дверь проник прохладный ветерок, и у Хэкета по коже побежали мурашки.

— У вас есть еще время подумать, — обратился к супругам Кёртис, но взгляд его был обращен на Хэкета. — Это шанс начать все сначала, мистер Хэкет. Не многим людям выпадает такая удача.

Попрощавшись с Сью, он повернулся и зашагал по дорожке к ожидавшей его машине.

Хэкет вошел в дом, Сью стояла на пороге и смотрела на удалявшуюся в ночь машину доктора.

Когда она вернулась в гостиную, Хэкет, сидя у электрокамина, грел над ним руки.

— Ты был груб с ним, Джон, — раздраженным тоном сказала она. — А что, если это действительно наш шанс? Мы не должны его упускать.

Хэкет сделал глубокий вдох, задержал дыхание и с силой выдохнул воздух.

— Сью, возможно, это совпадение, возможно, я слишком мнителен, но дети после его лечения... — Он старался подобрать слово. — Они какие-то странные.

— А как же сын Джули? Крейг? Он тоже странный? — огрызнулась она, решив не вспоминать о той ночи, когда Кёртиса вызывали к мальчику. — Дело не в мнительности, Джон. Это все твое воображение. Возможно, сказывается твоя многолетняя учительская практика, возможно, ты прочитал слишком много книг... Этот город называется Хинкстон, а не Мидвич. И эти дети — не дети проклятых, их не создал искусственно некий сумасшедший доктор. — Она сердилась, и к ее злости примешивалось презрение. — Они — последняя надежда их родителей. Точно так же, как Кёртис — наша последняя надежда.

Она встала и направилась к двери.

— Я собираюсь ложиться, Джон. Если ты намерен сидеть и думать, прекрасно, но тогда подумай вот о чем. Я собираюсь родить этого ребенка независимо от твоего мнения. И я не позволю тебе меня останавливать.

Глава 65

По улицам Хинкстона Кёртис ехал медленно, но, выбравшись на дорогу, ведущую к его дому, слегка увеличил скорость.

Массивное здание почти скрылось во мраке, однако в окнах второго этажа горел свет. По мере того как Кёртис приближался к дому, его очертания все яснее выступали на темном фоне ночи.

Доктор свернул на подъездную аллею, подвел машину к парадной двери и выключил двигатель.

Он сидел какое-то время с опущенной головой, потом вышел из машины, запер дверцы и медленно побрел к дому.

Войдя в прихожую, двинулся по скользкому паркету в гостиную. Замедлив шаги перед лестницей, ведущей наверх, он задумчиво посмотрел туда, куда ему предстояло подняться.

Прислушался, нет ли каких-то признаков движения.

Ни звука!

Дом окутывала тишина.

Кёртис вошел в гостиную и ощутил тепло, идущее от тлеющих в камине углей. Раскаленные докрасна, они мерцали за каминной решеткой, и Кёртис двинулся к ним, чтобы согреть окоченевшие руки. В багровых отблесках его лицо выглядело так, словно его заливала кровь.

— Что она сказала?

Голос неожиданно раздался сзади, из-за высокой спинки обитого кожей стула, стоящего рядом с камином. Кёртис не заметил сидевшей в нем фигуры, когда вошел в комнату, и неожиданно раздавшиеся слова заставили его вздрогнуть.

Он глубоко вздохнул, задержал взгляд на своем компаньоне, но тут же снова повернулся к нему спиной и протянул руки к камину.

— Женщина горит желанием, — сказал он. — Как и вначале. Но муж сопротивляется.

Кёртис выпрямился и прошел к богато инкрустированной горке с напитками. Плеснул себе виски. Подняв бокал, пригласил своего собеседника присоединиться.

Тот кивнул, и Кёртис передал ему второй наполненный бокал.

— Насколько он осведомлен? — услышал Кёртис вопрос.

— Он знает об Уэллере, — сообщил Кёртис и сделал приличный глоток виски.

— Ты ведь ожидал этого, не так ли? Убийство и самоубийство в таком городке, как этот, всегда становятся достоянием общественности.

Кёртис вопросительно поднял брови.

— Убийства, но не исчезновения, — задумчиво произнес он.

— Хэкет знает, что Уэллер убил свою семью. Чего он не должен знать, так это почему.

Глава 66

Хэкет стоял у кровати, чуть ли не целую вечность наблюдая, как ровно вздымается и опускается во сне ее грудь.

Наконец он разделся и скользнул под одеяло рядом со Сью. Лег на спину, положил руку на лоб и уставился в потолок, прислушиваясь к легкому дыханию жены.

Могут ли слова Кёртиса оказаться правдой?

Возможно ли вообще такое?

Хэкет глубоко вздохнул и потер лицо ладонями.

Он знал, что ребенок очень важен для Сью. Нет, слово «важен» тут даже не подходит. Для нее потребность в ребенке превратилась в наваждение. Он принялся размышлять над тем, сумеет ли отговорить ее от лечения у Кёртиса, если очень захочет.

А хочет ли?

Он знал, что ребенок для нее — все, знал также, что им предоставляется единственный шанс возвратиться к нормальной семейной жизни, начать все сначала. Шанс, который он не имеет права упускать.

Но риск...

Маленький по сравнению с той радостью, которая приходит с рождением ребенка.

Что же это все-таки за лечение?

Кёртис его описал. Вид искусственного осеменения. Только в данном случае оно менее клиническое, менее механическое.

Ускоренное развитие плода. А для чего?

Хэкет сел в кровати и посмотрел на Сью. Он осторожно поднес руку к ее лицу и отвел прядь волос от губ.

Ее заполонили мысли о ребенке. Он не имеет права отнимать у нее эту радость.

Дети, рожденные с применением метода Кёртиса, склонны к насилию.

Только те, которых ты знаешь. Только двое из возможных десятков. Это может быть совпадением.

Это должно быть совпадением.

— О Господи! — раздраженно пробормотал он. Вопросы и сомнения будут мучить его всегда, если он не прекратит думать об этом.

Единственное, что имеет значение, — это появившийся луч надежды. Возможность иметь ребенка.

Риск...

— К черту! — прошептал он и лег в постель.

В этот момент зазвонил телефон.

Хэкет взглянул на часы.

Без четырех минут полночь.

Он посмотрел на Сью, но настойчивый трезвон, похоже, не потревожил ее.

Звонки не прекращались.

Хэкет встал с постели и пошлепал вниз по лестнице. Он вздрогнул, взявшись за холодную телефонную трубку.

— Алло.

Молчание.

Хэкет положил трубку и покачал головой.

«Наверное, ошиблись номером», — подумал он и направился обратно к лестнице.

Телефон зазвонил снова.

— Господи... — пробурчал он и снова сошел вниз. Схватив трубку, прошипел: — Да...

Никакого ответа.

— Послушайте, если это шутка...

Его прервали.

— Джон Хэкет? — послышался голос в трубке.

Теперь наступила очередь учителя замереть в молчании. Он не узнал голоса, впрочем, по двум произнесенным словам это было бы и мудрено сделать.

— Это Джон Хэкет? — повторили на том конце провода.

— Да. Кто говорит?

Щелчок.

Линия отключилась.

Хэкет отвел трубку от уха, как ядовитую рептилию, и осторожно водрузил ее на место. Он еще постоял у телефона, ожидая повторения звонка. Не дождавшись, медленно пошел в спальню.

Глава 67

Запах напомнил Сью больницу. Насыщенный дух дезинфицирующих средств. Одновременно успокаивающий и отталкивающий.

Сью вспомнила об отце, в одиночестве доживавшем свои последние дни в больничной палате. Именно этот запах ему пришлось так долго вдыхать.

Воспоминание пришло неожиданно, нахлынуло волной прежней боли, и она попыталась отогнать его прочь. Она сидела в приемной Кёртиса, нервно сжимая руки и поминутно бросая взгляд то на часы над столом секретаря, то на ведущую в кабинет дверь.

Ей казалось, что она томится в ожидании уже несколько часов, хотя с тех пор, как она вошла сюда, прошло всего пять минут. Секретарша направилась в кабинет к врачу, чтобы сообщить о приходе пациентки. Сью не знала, что заставляет ее больше нервничать — сама предстоящая процедура или гнетущее сомнение в успехе попытки. Откидывая прядь волос с лица, она заметила, что рука ее дрожит. С ней хотел пойти Хэкет, но она убедила его, что прекрасно справится и сама. Она доверяла доктору Кёртису и чувствовала себя в его руках защищенной.

«Я жду вашего визита».

Дверь кабинета отворилась, и секретарша пригласила ее войти. Сейчас кабинет выглядел совсем иначе, чем в предыдущие визиты. Наверное, это потому, что в ней не было Кёртиса. Сью смотрела на дверь, ведущую из кабинета, слыша приближающиеся шаги. Через секунду вошел доктор. Поверх его костюма был наброшен халат — только это в его облике и говорило о предстоящей операции. Он приветливо поздоровался со Сью и пригласил следовать за собой, указав жестом на дверь, через которую он только что появился сам.

Она вела на лестничную площадку, с которой видно было обширное подвальное помещение. Его ослепительно белые стены сверкали. В центре стояла кушетка, покрытая белой простыней, рядом с ней каталка, демонстрировавшая набор сверкающих хирургических инструментов.

У Сью перехватило горло, когда она увидела их. Посмотрела на Кёртиса с некоторым волнением, но он ободряюще улыбнулся и повел ее вниз.

В операционной оказалось неожиданно тепло, слышалось монотонное гудение; Сью предположила, что это работает генератор. Но проверить свою догадку она не могла, так как кушетку закрывали ширмы.

— Как вы себя чувствуете? — поинтересовался Кёртис, улыбаясь.

И Сью в который раз попала в плен его глаз. Ей казалось, что она погружается в них. И плывет.

— Немного нервничаю, — призналась она.

— Тогда чем скорее начнем, тем лучше, — сказал доктор. — Вам не холодно? Я хочу, чтобы вы себя чувствовали уютно. Сама процедура займет не больше пяти минут. — Он мягко коснулся ее руки. — И я уверен, вы сочтете ее стоящей, необходимой.

Она улыбнулась и заметно расслабилась после его прикосновения.

— Прошу вас, разденьтесь, — тихо проговорил он.

Она почти непроизвольно кивнула. Слова были произнесены медленно, почти нежно. Слова любовника, а не врача. Он протянул ей белый халат, лежавший на одной из каталок, и она положила его на кушетку. Потом принялась расстегивать блузку, поглядывая на Кёртиса и удивляясь тому, что вовсе не испытывает смущения.

Пока она снимала блузку, Кёртис повернулся к ней спиной. Он склонился над каталкой, изучая многочисленные шприцы, которые были разложены по порядку — от большего к меньшему. Самый большой из них был восьми дюймов в длину, самый маленький — размером с указательный палец.

— Ваш муж по-прежнему против моего лечения? — поинтересовался Кёртис, не оборачиваясь.

— Он не против, — ответила Сью, расстегивая лифчик. — Он просто беспокоится, потому что не знает всех подробностей.

— Я рассказал ему все, что мог.

— Я знаю.

— А вас незнание не беспокоит? — спросил Кёртис, поворачиваясь к ней лицом.

Сью стояла перед ним обнаженная по пояс и не делала попытки прикрыться. Наоборот, она смотрела ему в глаза, почти желая, чтобы он поглядел на ее груди с затвердевшими сосками.

— Я хочу ребенка, — прошептала она, снимая туфли. — И мне не важно, что для этого потребуется. — Говоря это, она расстегнула джинсы, спустила их вниз, демонстрируя стройные бедра, и осталась стоять перед ним в одних трусах.

Генератор продолжал гудеть, и этот низкий звук был под стать углубляющемуся дыханию Сью.

Кёртис на секунду отвернулся, и она ощутила пробежавшую вдоль позвоночника дрожь растущего возбуждения, которое продолжало распространяться по всему телу. Снимая трусы, она почувствовала между ног влагу.

Полностью обнаженная, она опустилась на кушетку.

Дыхание ее участилось, грудь вздымалась почти с ожиданием.

— Располагайтесь на краю кушетки и раздвиньте ноги, — сказал Кёртис, мягко положив ей руку на бедро, чтобы помочь ей в этом простом движении.

Когда он приблизил лицо к нижней части ее тела, он смог уловить мускусный запах ее пота. Она немного поерзала, слегка вращая бедрами, и попыталась затаить дыхание.

— Я собираюсь сделать вам местную анестезию, — спокойно сообщил он. — Просто расслабьтесь.

Она позволила ногам шире разойтись в стороны, приглашая его придвинуться еще ближе. Сью смотрела в потолок и не видела, как Кёртис взял небольшой шприц.

С необычайной осторожностью он раздвинул ее внешние половые губы, уже набухшие и покрасневшие, увлажнившиеся смазкой. Они раскрылись, словно лепестки цветка, и он увидел, как сокращаются мышцы ее живота, когда он поднес иглу к ее влагалищу.

Стальная игла легко вошла в распухшую плоть, и Сью сделала глубокий вдох, ощутив укол, и задержала дыхание, выжидая, пока содержимое шприца вольется в нее. Затем он осторожно вынул поблескивавшую иглу и положил шприц на каталку.

— Вы можете почувствовать легкое опьянение, — сообщил он Сью. — Если так, то позвольте себе заснуть. Беспокоиться не о чем.

Она улыбнулась.

— Я знаю, — прошептала она, прикрывая глаза в ожидании следующего, более глубокого проникновения.

— Сейчас, — выдохнул Кёртис и поднес самый большой шприц к ее увлажнившейся половой щели, ввел иглу внутрь, пока не ощутил, как она воткнулась в губчатую ткань матки. Сью слегка выгнула спину, когда почувствовала, что шприц глубоко проникает в ее детородный орган, и ощутила, как в нее изливается жидкость, тепло разливалось от бедер по всему животу. Соски до того напряглись, что даже заболели, и она потерла набрякшую грудь, подавив возбужденный вздох.

Кёртис оставался все в том же положении — между ее ног, он выдавливал последние капли из объемистой тубы шприца и наконец осторожным движением вытащил иглу.

Сью испустила глубокий вздох, глаза ее закрылись.

Кёртис посмотрел на нее и улыбнулся.

— Готово, — сообщил он, наблюдая, как лицо ее расплывается в улыбке. Он взял халат и заботливо прикрыл ее наготу. — Немного отдохните, — сказал доктор и постоял над ней некоторое время, пока не увидел, что она засыпает. Потом он снял резиновые перчатки, бросил их в урну и вымыл руки в раковине в углу комнаты. Все!

Он стоял спиной к двери, когда она открылась, — и лишь услышал шаги за спиной, направлявшиеся к кушетке.

К Сью.

Он обернулся и увидел, как над ней склонилась фигура. Они обменялись взглядами, и Кёртис слегка кивнул, молчаливо давая согласие на то, чего желал другой: немой ответ на незаданный вопрос. Вошедший сдернул халат со Сью и стал изучать ее тело, останавливая взгляд на ее полных округлых грудях, на плоском животе, на маленьком треугольничке светлых волос между ног. Ног, по-прежнему слегка разведенных в стороны.

Кёртис, вытирая руки, присоединился к вновь пришедшему, продолжавшему с одобрением разглядывать тело Сью.

— Теперь недолго, — тихо сказал Кёртис.

Вошедший кивнул.

Глава 68

— Уже в десятый раз вы смотрите на часы, а мы не пробыли здесь и десяти минут, — улыбаясь, заметила Джо Милтон.

Хэкет пожал плечами и засунул руки в карманы, продолжая шагать рядом с ней.

— Обещаю больше не смотреть, — с улыбкой сказал он.

Вокруг них играли дети — кричали, спорили, смеялись, а иногда и дрались, и все это смешивалось в непрерывную какофонию. «Перемена — двадцать минут, за которые выпускаются наружу накопившиеся во время уроков страсти», — думал Хэкет, поглядывая на детей.

Справа от него несколько мальчиков били мячом в стену. Слева три-четыре девочки разглядывали журнал. Одна из них зыркнула на проходившего мимо Хэкета и улыбнулась. Остальные вразнобой захихикали.

— Похоже, у вас уже нашлись поклонницы, — с ухмылкой заявила Джо.

Хэкет пожал плечами:

— Хватай их, пока молодые, — вот мой девиз. А как насчет вас, Джо? Есть у вас увлечения?

— Есть ли у меня парень? — Она покачала головой и на ходу отхлебнула чай из чашки, которую несла в руке. — Ничего серьезного.

Хэкет бросил на нее взгляд и снова, как тогда, в первый раз, поразился ее красоте. Круглое лицо не казалось полным, а заостренный подбородок делал его черты более тонкими, что выгодно подчеркивали высокие скулы.

Так все начиналось и с Никки.

Хэкет попытался выбросить эти мысли из головы, но ему это не удавалось. Джо действительно была на редкость привлекательной. Когда она посмотрела на него, он поймал себя на том, что заглядывает в ее глаза, стараясь уловить самое характерное для них выражение.

Манящие глаза?

Он снова играл в эту игру.

Завлекающие глаза?

Он заставил себя оторвать от нее взгляд и оглядел школьный двор, полный неугомонной детворы.

— Сколько времени вы уже женаты, Джон?

— Пять лет, — ответил он и снова отвел глаза в сторону.

— И счастливы?

— Почему вы спрашиваете?

— По-моему, довольно невинный вопрос, разве нет? — заняла оборонительную позицию Джо.

«Ну давай, скажи ей, — понуждал его мозг. — Скажи ей, что ты счастлив в браке. Но что не откажешься, если она захочет».

— Джо, могу я вас спросить кое о чем? Вопрос из области ваших знаний?

Она улыбнулась.

— Звучит устрашающе. О чем же?

— Может ли зародыш развиваться в матке без предварительного прохождения по фаллопиевой трубе?

— Это что, вопрос на засыпку? — хмыкнула она. — Каким будет следующий? Кто выиграл кубок футбольной ассоциации в прошлом году?

— Я серьезно. Вы ведь биолог.

— Я преподаю биологию. Это не одно и то же.

— Но это возможно?

— В некоторых случаях искусственного осеменения — да.

— Вы хотите сказать, в случае, если яйцо внедрено непосредственно в матку?

Она кивнула.

— Оно должно быть сначала оплодотворено? — допытывался он. — Я имею в виду, можно ли яйцо поместить в матку, а затем оплодотворить обычным путем?

— Нет, — прямо ответила она. — Существуют определенные питательные вещества и белки в яичниках и фаллопиевых трубах, которые необходимы для нормального развития плода. — Она пристально посмотрела на него. — Джон, мне кажется, что если это проверка на сообразительность, то вы слишком глубоко копаете. Не время и не место.

— Ну, сделайте мне одолжение, ладно? Что вы скажете о времени развития плода? Существует ли возможность ускорить процесс? Например, за счет сокращения периода созревания?

— Ну, теоретически да.

Хэкет взглянул на нее, остановился и схватил ее за локоть.

— Как? — почти выкрикнул он.

Кое-кто из ребят заметил, как учитель схватил за руку учительницу, но спустя пару мгновений оба они зашагали дальше.

— Каким образом это возможно?

— Рост регулируется железой под названием гипофиз. Замедленный рост приводит к карликовости, ускоренный — к гигантизму и такой уродливой болезни, как акромегалия [Акромегалия — непропорциональное увеличение конечностей, лица и т. п.]. Гипофиз вырабатывает гормоны, регулирующие рост. — Она выглядела озадаченной. — Я все еще не пойму, к чему вы клоните, Джон.

— Возможно ли изменить период созревания плода при помощи гормонов этого гипофиза?

— Да. Но никому это еще не удавалось.

Хэкет глубоко втянул в себя воздух, испытывая при этом чуть ли не боль.

— Почему вы спрашиваете? — настаивала Джо.

Хэкет не ответил.

В его ушах звучали слова Кёртиса:

«Это моя разработка, мистер Хэкет. Мое лечение».

Глава 69

Он поддел ногтем краешек струпа на своей руке и медленно оторвал его. Глаза его неотрывно следили за школьным двором. «Как много детей!» — улыбаясь, думал про себя Рональд Миллз, прислушиваясь к их гомону и наблюдая за тем, как они носятся по школьному двору. Миллз прикидывал возраст каждого — от восьми до пятнадцати.

Школьную территорию от дороги отделяла высокая изгородь из бирючины, но прогуливавшийся вдоль нее Миллз мог легко разглядеть детей сквозь эту преграду.

Мальчишки гоняли мяч, девочки прыгали через скакалку, гонялись друг за дружкой, а то и просто стояли и болтали.

Миллз остановился, когда ему на глаза попались две девочки лет по девяти. У одной из них были ослепительно светлые волосы, прямо чистое серебро. Они доходили до середины спины; разговаривая с подружкой, она время от времени теребила серебряные пряди рукой. Вторая девочка была потемнее и повыше.

Миллз с улыбкой наблюдал за ними, Ощущая первые признаки возбуждения. Запустив руку в карман, он потер набрякший пенис.

Через дорогу от школы тянулся ряд домов, аккуратно и одинаково выкрашенных белой краской. Из окна спальни одного из этих домов за Миллзом наблюдала женщина.

Он еще немного поглазел на детей, потом обернулся.

И увидел в окне женщину.

Она внутренне похолодела, когда поняла, что он заметил ее. И тут же попыталась спрятаться за занавеску, а Миллз открыто пялился в окно, как бы бросая ей вызов, требуя, чтобы она выглянула снова.

Она этого не сделала.

Через несколько мгновений он двинулся дальше, бросив прощальный взгляд на двух девочек на школьном дворе.

Ему потребовалось меньше пятнадцати минут, чтобы обойти по периметру всю школьную территорию, после чего он оказался у ворот, с которых начинал свое наблюдение. Прикурив сигарету, он вновь уставился на школьный двор.

Хэкета он узнал сразу же.

Учитель прогуливался, беседуя с женщиной. Миллз глубоко затянулся дымом и уставился на Хэкета взглядом хищника, выслеживающего свою добычу.

Он не заметил, сколько времени так простоял, — школьный звонок прервал его занятие.

Поток детей хлынул к школьным зданиям, водоворот захватил и Хэкета с женщиной, и через пару мгновений они исчезли из поля его зрения.

Школьный двор опустел.

Миллз докурил сигарету, развернулся и направился к своей машине. Скользнув на сиденье, он улыбнулся.

Глава 70

Когда он вошел в дом, вокруг царила тишина. Он немного постоял, прислушиваясь к звукам, но, так ничего и не расслышав, мягко прикрыл за собой дверь и направился в гостиную.

Сью лежала на диване с закрытыми глазами.

Хэкет с беспокойством посмотрел на нее, тут же подошел к дивану и, став на колени, осторожно потормошил жену. Сью открыла глаза и улыбнулась.

— С тобой все в порядке? — нежно спросил он.

Она кивнула и села, потирая висок.

— Голова немного болит, — сказала она.

— Ну, как все прошло утром? Я думал, ты позвонишь, когда вернешься домой.

— Я не хотела тебя беспокоить. Ничего особенного не произошло. Все прекрасно. Я чувствую себя чудесно.

— Сколько это длилось?

— Через два часа я уже вернулась домой. Доктор Кёртис сказал мне, чтобы я отнеслась к этому проще. Я так и сделала. Взяла и задремала. — Она хотела подняться. — Пойду поставлю обед.

— Не надо, Сью. Оставь. Просто посиди со мной.

Хэкет встал и направился к бару с напитками. Себе он налил солидную порцию виски, а Сью — мартини. Устроившись рядом с ней на диване и одной рукой обняв ее за плечи, он задал вопрос:

— Как же все это происходило?

— Очень просто, как и говорил Кёртис. — Она рассказала. Инъекция. Последовавший за ней сон. Хэкет внимательно слушал, время от времени потягивая виски.

— Кёртис еще что-нибудь говорил о природе лечения? Из чего оно состоит?

— Он ведь был у нас и рассказал все, что можно, Джон, — устало проговорила она.

— Он не сказал нам всего, — возразил Хэкет.

— Ты никогда не успокоишься, я чувствую, — довольно резко произнесла Сью. — Зачем тебе так много знать? Единственно важная вещь — наш ребенок.

— Мне не хочется, чтобы тебя использовали в качестве подопытного кролика.

— Не будь смешным. Ты говоришь так, будто я его первая пациентка. Мы знаем, что его лечение успешно.

— Да, но мы не знаем, что это за лечение.

Она с укором покачала головой.

— Я все время об этом думаю. Сегодня я говорил с коллегой-биологом.

— Об этом?! — выпалила Сью. — Но ведь это наше личное дело, Джон.

— Успокойся, Сью. Говорил, не называя имен. Мне просто нужно было выяснить кое-какие вещи. Думаю, я вправе знать, чем занимается Кёртис. Уточнить некоторые нюансы лечения. Учитель биологии Джо сказала...

— Она! — прервала Сью. — Вечно находится женщина, не так ли? С женщинами тебе всегда было проще находить общий язык, Джон. Им легче рассказывать о своих проблемах, чем мужчине, не так ли?

Он видел, куда она клонит.

— Ее профессия позволила мне получить ответы на интересующие меня вопросы, — раздраженно сказал он.

— Все-таки учительница — это уже ступенька выше по сравнению с секретаршей, — ехидно заметила Сью.

— Ради Христа...

— Небольшая беседа, ответы — вопросы... В прошлый раз тоже так начиналось? С той, прежней?

Хэкет пристально поглядел на Сью, в его взгляде смешались недовольство и все еще гнетущая его вина. Ему было неприятно, что Сью снова заставляла его чувствовать эту вину. Он встал и налил себе еще виски.

Не поворачиваясь к ней, спросил:

— Так мы можем поговорить об этом или нет?

— О чем? О том, что сообщила тебе сегодня твоя подружка? Или о нашем ребенке? Хотя, вижу, что тебя больше занимает ваша милая беседа с дамой.

Хэкет медленно повернулся.

— Я не желаю спорить, Сью. Тем более, что нет причины для спора. Просто хочу, чтобы ты выслушала то, что я тебе скажу.

Она глубоко вздохнула.

— Давай.

— Лечение Кёртиса, судя по тому, что он нам сказал, включает в себя введение препарата роста. Он говорил, что зародыш будет развиваться быстрее, чем обычно. Думаю, теперь я знаю, что он делает, что он применяет.

Сью смотрела на него с отсутствующим выражением лица.

— Препарат, скорее всего, содержит секреции гипофиза, которые стимулируют рост.

— И что, если даже так? — безразличным тоном спросила она.

— Это отразится на ребенке. Если доза выбрана неверно, ребенок может получиться слишком маленьким, возможно, с физическими отклонениями.

— И это тебе поведала твоя подружка, да? — довольно ядовито поинтересовалась Сью.

— Я просил ее высказать свое мнение.

— Мне все равно, Джон. Я знаю, на что иду. Мы оба знаем. Ты серьезно думаешь, что такой опытный врач, как Кёртис, может дать мне неверную дозу? Он ведь говорил, что лечил многих других женщин. Это ведь не какой-нибудь чокнутый ученый-проходимец из дурацкого фильма ужасов, он квалифицированный врач, и мне наплевать, что говорит твоя приятельница. Я готова доверить Кёртису свою жизнь. И жизнь нашего ребенка.

— Просто попытайся понять мою точку зрения, — попросил он. — Я люблю тебя. Ты — все, что у меня осталось после смерти Лизы. Я не хочу потерять и тебя.

Сью поднялась с дивана и направилась в прихожую.

— Если не хочешь меня терять, не стой у меня на пути. Позволь мне родить этого ребенка.

Он услышал ее шаги, когда она поднималась по лестнице. Хэкет постоял немного, затем добавил себе еще порцию виски и одним глотком осушил стакан.

Внезапно он почувствовал себя бесконечно одиноким.

Глава 71

Рональд Миллз вынул свой «тридцать восьмой» из-под подушки, отодвинул защелку и медленно провернул барабан. Потом вернул его на место и убрал револьвер с глаз долой.

Выходя из гостиницы, он всегда брал его с собой, сунув в карман пиджака. Нож он носил за поясом. Но сейчас Миллз не собирался покидать «Телец», весь остаток вечера он проведет здесь, так что оружие оставил под подушкой.

Он подошел к окну, выходящему на главную улицу Хинкстона, и выглянул наружу. Прохожих почти не было. Десять тридцать вечера. Поздний сеанс в кинотеатре, расположенном неподалеку, закончился минут пятнадцать назад, дискотека уже неделю как закрыта, так что улица выглядела пустынной.

Миллз поглядел на телефон рядом с кроватью.

В дверь постучали, и он пошел открывать.

На пороге с подносом в руках стояла Паула Киркхэм.

Она широко улыбнулась, тряхнув копной волос, которые рассыпались у нее по плечам. Под футболкой отсутствовал бюстгальтер, и Миллз обратил внимание на ее торчащие соски.

Он сделал шаг в сторону, давая ей возможность отнести поднос с едой на прикроватный столик.

— Что-нибудь еще? — улыбаясь, спросила она.

— Нет, — сказал Миллз, который стоял у открытой двери, подчеркивая всем своим видом, что ждет, когда она избавит его от своего присутствия.

Ее это разозлило, но она выскользнула в дверь, зло зыркнув на Миллза. Он захлопнул дверь и запер ее на ключ.

Паула, оставшись под дверью, прижала к ней ухо. Мужчина, похоже, на нее не клюнул.

Вот уже пять дней он живет в гостинице, ведет себя исключительно замкнуто, не общается с другими постояльцами и не обращает внимания на ее нежные авансы. Если честно, то и не больно надо — уродливый ублюдок.

Но он был один.

Одиночка.

Прекрасный вариант.

Как и тот, до него.

Она попыталась вспомнить его имя. Дженнингс, вот. При воспоминании она заулыбалась. Тех, которые были до Дженнингса, она уже не могла вспомнить. Их было так много.

Постояв под дверью еще минутку, она медленно двинулась по коридору к своей комнате.

Миллз услышал ее удаляющиеся шаги и только тогда обратил внимание на еду, которую принесла ему девушка. Он принялся за сандвич, но постоянно возвращался взглядом к телефону. Запихнув остатки еды в рот, он потянулся к телефонной трубке.

Вытащив из кармана пиджака номер, набрал цифры.

Подождал.

— Шевелись, сука! — пробормотал он, слушая длинные гудки.

Наконец трубку сняли. Послышался женский голос. Миллз слушал, затаив дыхание, лицо его расплылось в улыбке.

— Алло! Алло! Кто говорит?

Он положил трубку на рычаг.

Через пять минут снова набрал номер.

На этот раз подошел Хэкет.

— Кто говорит? — резко спросил учитель.

Миллз сидел на краю кровати, слегка отведя трубку от уха.

— Слышите меня? — проскрежетал голос Хэкета.

Миллз отключился. Хмыкнул, гася улыбку.

Игра почти подошла к концу.

Настал черед Хэкета.

Миллз держал перед глазами нож.

Там еще женщина.

Паула Киркхэм, обнаженная, стояла за дверью, дыша, как разгоряченное животное.

Ее горящий взгляд как бы хотел пробуравить дверь насквозь, чтобы добраться до того, кто находится в комнате. Она прижалась к прохладному дереву, чувствуя, как твердеют соски, когда она трется о гладко выкрашенное дерево, как увлажняется промежность.

У нее отвалилась челюсть, и изо рта обильно потекла слюна, словно в припадке бешенства.

Она вытерла рот тыльной стороной руки и ухмыльнулась.

Глава 72

Из коридора доносилось какое-то движение. Джули Клейтон села в кровати и стала прислушиваться.

Кто-то ступал по ковру.

Она вскочила с постели и стала тормошить мужа.

Майк перевернулся на спину и застонал, потирая глаза.

— Что такое? — прохрипел он, увидев, как Джули набрасывает на себя халат.

Он взглянул на часы: три тридцать шесть утра.

— Черт, Майк, скорее! — сказала она, направляясь к двери спальни. По ее лицу было видно, до какой степени она напугана. Он выпрыгнул из постели и последовал за ней.

Она приблизилась к комнате Крейга и услышала доносившиеся оттуда звуки.

— О Господи! — пробормотал Майк. — Неужто опять?

Стюарт Льюис стоял над младенцем и смотрел в горящие глаза ребенка, которые влекли его так же, как свет влечет мотылька. Отец не в силах был отвести глаз в сторону.

Младенец громко гукал и неистово раскачивался взад-вперед, крепко вцепившись крошечными ручонками в перильца детской кроватки.

Подошла Мишель и потянулась было к младенцу, но Стюарт выбросил руку в сторону и удержал ее.

— Я нужна ему, Стюарт, — запротестовала она.

Но муж не шелохнулся, продолжая смотреть на ребенка, который вдруг перестал раскачиваться и затих, уставясь на родителей. Его глаза метались от одного к другому.

Льюис медленно покачал головой.

— Не мы ему нужны, — тихо проговорил он.

И она поняла.

Илейн Крэйвен, услышав телефонный звонок, тут же схватила трубку. Несмотря на ранний утренний час, она знала, кто это, и не ошиблась.

Голос на другом конце линии принадлежал Патрисии Стоукс. Она звонила из-за Эммы.

Илейн понимала ее.

Патрисия не знала, что делать.

Илейн попыталась ее успокоить. Говоря, она то и дело касалась перевязанной руки.

Сверху доносились крики и рычание.

Она говорила с Патрисией успокаивающим тоном, медленно выговаривая слова, и Патрисия, похоже, начала расслабляться. Наконец они распрощались, и Илейн вернулась к своей беде.

К Эмме.

Положив трубку, Илейн какое-то время постояла у телефона, затем глубоко вздохнула и двинулась к лестнице.

Вопли продолжались.

Поднявшись наверх, она ухватилась за перила лестницы, руки ее дрожали.

Она думала о том, что должна уже привыкнуть к этому, однако в глубине ее души уже давно поселился страх.

Глава 73

Сью не хотела говорить Хэкету о болях. Не стоило рассказывать о ее приступах, особенно во время половой близости, о болях во влагалище.

Но сейчас, в магазине, когда Сью Хэкет потянулась было за банкой на полке, она затаила дыхание, почувствовав резкие пинки изнутри. Боль была внезапной и сильной. Она вцепилась в тележку для покупок и стала ждать, когда исчезнут болезненные ощущения. Вроде бы отпустило. Проходившая мимо женщина бросила на Сью взгляд и остановилась, заметив выражение ее лица. Сью подумала, что женщина вот-вот к ней подойдет, но та просто улыбнулась и покатила дальше тележку с покупками.

Сью опустила банку в свою тележку и двинулась вдоль стеллажей, отбирая нужное и стараясь не обращать внимания на болезненные ощущения, убеждая себя, что они уже стихают.

Кёртис ничего не говорил о побочных эффектах, о боли. Если ей будет так же плохо, когда она вернется домой, она непременно позвонит ему. Возможно, даже поедет.

Когда она подошла к кассе, то почувствовала, что боли, похоже, действительно отпустили. Инстинктивно она приложила руку к низу живота, наблюдая, как стоявшая впереди женщина выкладывает свои покупки. Сью беспокойно переминалась в ожидании своей очереди. Потерла пятнышко присохшей грязи на джинсах. Прислушалась к себе. Боль не возвращалась. Она принялась выкладывать продукты на конвейерную ленту. Если она расскажет Хэкету о болях, он ударится в панику. Опять начнет психовать по поводу лечения. Почему он не может просто радоваться тому, что они снова смогут иметь ребенка? К чему все эти вопросы и сомнения?

Она выложила покупки, заплатила кассиру и, перегрузив все в тележку, повезла ее к машине. Когда она стала открывать заднюю дверцу, ее настиг новый приступ. Невыносимое жжение между ног. Сью вцепилась в тележку и стояла так, пока боль не отпустила.

Сложив покупки в машину, она пошла обратно к магазину, чтобы вернуть тележку.

Мужчина будто материализовался из воздуха. Он нес полную охапку покупок, которые выпали у него из рук, когда он столкнулся со Сью.

— Извините, — сказала она, присела на корточки и принялась помогать ему собирать рассыпавшуюся поклажу.

При столкновении она тоже выпустила из рук свою сумочку, которая раскрылась, и теперь Сью приходилось заодно подбирать и ее содержимое.

— Это я виноват, — возразил мужчина, запихивая в пакет оброненные банки. — Я не смотрел, куда иду.

Продукты и содержимое ее сумки разлетелись на несколько футов вокруг машины, часть закатилась и под нее. Потребовалось минут пять, чтобы подобрать все упавшие предметы. Все, кроме двух раздавленных персиков, вывалившихся из пакета мужчины. Он посмотрел на них и пожал плечами.

— Я и так ем слишком много фруктов, — рассудительно произнес он.

Сью улыбнулась и слегка поморщилась.

— С вами все в порядке? — поинтересовался мужчина, заметив ее гримасу.

Она кивнула.

— Да, спасибо. Сейчас пройдет. — Она снова улыбнулась. — Простите за... — Она кивнула на раздавленные фрукты.

— Никаких проблем, — с улыбкой сказал он, наблюдая за тем, как она садится в свой «метро» и заводит двигатель.

Он все еще улыбался, когда она уезжала.

Дождавшись, когда машина завернула за угол и исчезла из виду, он засунул руку в карман и выудил из него небольшой приз, которым разжился из ее сумочки во время всей этой суматохи. В его огромной ладони кошелек выглядел совсем маленьким. Рональд Миллз размышлял, сколько же пройдет времени, прежде чем она обнаружит пропажу.

Глава 74

Все происходило слишком стремительно.

Будто кто-то нажал кнопку ускорения жизни, и события стали развиваться с головокружительной быстротой — скорее, чем все это успевало укладываться у него в голове.

С дико завывающей сиреной «скорая помощь» так резко завернула за угол, что едва не перевернулась.

Одной рукой Хэкет вцепился в носилки, второй стискивал раскрытую ладонь Сью. Ее восковое лицо сплошь покрывалось потом. Она крепко зажмуривала глаза, и лоб ее всякий раз пересекала складка, когда на нее накатывал очередной приступ боли.

— Вы можете что-нибудь ей дать? — спросил Хэкет санитара, который сидел рядом с ним в машине.

Мужчина в белом покачал головой и скользнул по нему невыразительным взглядом.

— Мы уже почти в больнице, — равнодушно произнес он и взглянул на часы.

Сью крепче сжала руку мужа, и он почувствовал себя совершенно беспомощным. Все, что он мог, — это лишь вытирать с ее лица пот своим носовым платком.

— Уже скоро. Держись.

Твою мать! Каким бесполезным он себе казался! Он ничего не мог поделать, чтобы облегчить ее страдания! Не мог остановить боль.

Столько боли!..

Ее тело то напрягалось, то расслаблялось, будто кто-то протыкал ее изнутри шилом. Спазмы учащались, усиливались, и она громко кричала от сотрясавшей ее боли.

Хэкет откинул простыню и посмотрел на ее вздувшийся огромный живот: что-то шевелилось под туго натянутой кожей.

— Сколько еще ехать? — резко спросил он санитара.

— Недолго, — ответил мужчина, поглядывая на Сью.

— Джон! — громко позвала она и зашлась криком.

Хэкет увидел, как между ее ног появились первые капли крови, она словно окаменела. Каждые несколько секунд тело ее сотрясали судороги.

Сью быстро и громко задышала, сжав руку Хэкета с такой силой, что, казалось, вот-вот сломает ему пальцы.

— Начинается, — выдохнула она, поднимая и расставляя ноги.

— Помогите ей! — рявкнул Хэкет на санитара, с побледневшим лицом наблюдая за потоком розовой жидкости, вытекавшей из расширившегося влагалища Сью. Внешние губы распухли и раскрылись, простыня пропиталась кровью, схватки стали более бурными.

Медбрат «Скорой помощи» бросился в противоположный конец машины и чуть не упал, так как в этот момент машина на скорости более пятидесяти миль в час поворачивала за угол. Он схватил кислородную маску и приложил ее к лицу Сью, но она оттолкнула его руки, отказавшись от этой помощи, так как понимала, что тут уже ничего не изменишь.

Нестерпимая боль пронзила нижнюю часть ее тела, и она ощутила, как что-то страшно давит ее изнутри.

Хэкет держал ее руку и не мог оторвать глаз от раздувшегося влагалища.

Через секунду он увидел, как через складки плоти пробивается что-то белое. Белое и выпуклое.

Голова ребенка.

Куски плаценты покрывали череп наподобие красных ленточек, часть их вываливалась из влагалища Сью по мере того, как ребенок продвигался наружу.

Головка уже вышла полностью.

Хэкет глубоко вздохнул, наблюдая, как появляется туловище младенца.

— Уже почти все, — сказал он, сжав еще сильнее руку Сью. — Почти... — Слова повисли в воздухе, и он почувствовал, что ему сейчас станет дурно.

На спине у ребенка, чуть пониже затылка, был большой горб. Такой большой...

Хэкет затряс головой от ужаса, не в силах поверить в то, что являлось его глазам.

Сью по-прежнему сокращала мышцы таза, спеша поскорее вытолкнуть ребенка из своего тела.

Санитар, как и Хэкет, смотрел на все с бледным лицом и расширившимися глазами.

Горб на спине младенца состоял не из кожи и мышечной ткани. Это была кость. Толстая кость. Вторая голова.

Глаза... на месте рта — разрез. Без губ, просто прореха в нижней части лица. Глаза оказались открытыми, они мигали, чтобы удалить с век покрывавшие их окровавленные куски плаценты.

И в этот момент, когда Хэкет поддался неудержимому порыву и его стошнило, он заметил, что ужасная щель вместо рта искривилась.

Горящие глаза не отрываясь смотрели на него.

Вторая голова ему улыбалась...

Хэкет резко сел на кровати, дыхание с хрипом вырывалось из груди, сердце громко стучало о ребра.

Он повернулся, чтобы взглянуть на Сью, и был удивлен, что она тоже сидит и смотрит на него.

Сью улыбалась.

Глава 75

Хэкет провел рукой по лицу и глубоко вздохнул — постепенно ужас отпускал его.

— Господи!.. — пробормотал он. — Ну и кошмар! Сон о тебе и о ребенке.

Она молча смотрела на него, потом медленно легла и поцеловала его, протолкнула свой язык ему в рот, в теплую влагу. Хэкет откликнулся и почувствовал, как ее руки обвили его плечи. Он лег рядом, приподнял колено так, чтобы его бедро терлось о ее влагалище. Оно уже увлажнилось, и влага оросила его ногу. Он терся бедром о ее промежность, и Сью отвечала жадными движениями. Она застонала в его объятиях, а он нащупал рукой ее правую грудь и сжал сосок между большим и указательным пальцами и, когда тот затвердел, поцеловал его и проделал все снова с левой грудью.

Сью потянулась рукой к его яичкам, сжала их, ногтем указательного пальца стала слегка покалыватьоснование его члена.

Хэкет ощутил, как в паху разливается знакомое тепло. Сью выгнула спину, когда он скользнул вниз по кровати и, трогая языком ее соски, принялся пальцами осторожно ласкать ее половые губы, раздвигая распухшую плоть, как лепестки мускусного цветка.

— Люби меня, — пробормотала она с закрытыми глазами.

Хэкет ощутил ее руки у себя на спине. Почувствовал, как ногти впиваются в кожу.

— Господи, — прошипел он, когда ногти глубже вонзились ему в плечо.

Она подняла перед собой руку и увидела кусочки кожи под ногтями. Она смотрела на него сверху вниз и улыбалась.

Он чувствовал, как саднит царапины на плече.

Четыре кровоточащие бороздки.

Он опять скользнул по кровати повыше и снова стал целовать ее груди, потом прижался к ее рту. Они страстно поцеловались, его язык глубоко вошел в ее рот.

Она зажала зубами его верхнюю губу, пососала ее. И сильно укусила.

— Сью, ради Бога! — опять прошипел он, отпрянув. Приложив палец к губам, увидел на нем кровь.

— Прошу тебя, Джон, просто люби меня, — выдохнула она с мольбой в голосе. — Как ты раньше это делал.

Хэкет мгновение колебался, потом снова соскользнул вниз, кровь из прокушенной губы капала ей на грудь. Он пощупал языком углубление ее пупка, приближаясь к своей цели, к густо поросшему волосами треугольничку между ног, в котором уже хозяйничали его нетерпеливые пальцы. Вынув один палец из влагалища, он провел им по ее животу, оставляя влажный блестящий след. Она охнула и, распаляясь, ритмично задвигалась.

Хэкет снова полизал ее живот, пробуя на вкус то, что его покрывало.

Под его языком слегка приподнялась кожа. Сначала он подумал, что это мышечное сокращение, но, когда это повторилось, он сел и стал смотреть на это место.

— Что случилось? — тихо спросила она. — Не останавливайся сейчас.

Хэкет нежно провел рукой по ее животу.

Под ладонью чувствовалось движение.

— Как...

Как что?

Как первое шевеление растущего в утробе матери плода ?

— Невероятно! — вслух произнес Хэкет, словно в ответ на свои мысли.

— Джон, что там такое? — спросила Сью, заметив, как он, слегка отстранившись, смотрит на ее живот.

Еще один сон?

— Я почувствовал что-то. Похожее на... — Он попытался подобрать слово, сознавая, как странно это будет звучать: — Похожее на шевеление младенца.

— Разве это не чудесно? — просияла она.

— Сью, это невозможно! — отрезал он. — Кёртис начал тебя лечить два дня назад.

«Ускоренный рост...»

Хэкет затряс головой. Нет, это нереально. Зародыш не может развиваться с такой космической скоростью. Ему привиделось. Да, вот он, ответ: ему померещилось.

Кожа на ее животе опять приподнялась.

Сью положила пальцы на это место, успела зафиксировать движение и улыбнулась.

— Разве ты не счастлив, Джон? — широко улыбаясь, спросила она. — Я — да.

— Это ненормально, Сью. Не знаю, что сделал с тобой Кёртис, но это аномально.

Она прервала его.

— Сейчас я тебе скажу, что он сделал! — выпалила она. — Он дал мне то, чего ты не способен был мне дать. Он дал мне надежду.

— По крайней мере, позволь себя осмотреть другому врачу, — уговаривал ее Хэкет. — Могут быть осложнения. Что-то может пойти не так.

— Тебе этого хочется, да? — крикнула она. — Тебе хочется, чтобы что-то пошло не так. Ты хочешь, чтобы я потеряла и этого ребенка. Не так ли?

— Сью, что ты говоришь? Я беспокоюсь о вас обоих.

— Нет, неправда. Ты не хочешь, чтобы у меня был ребенок. Ну что ж, я позабочусь о том, чтобы не потерять его на сей раз. Ведь это по твоей вине погибла Лиза, — прошипела она. В глазах ее горела ненависть. — Ты убил ее.

— Сью! — В нем нарастал гнев.

— Если бы не ты, она была бы сейчас жива.

— Прекрати.

— Все случилось из-за тебя и твоей шлюхи!

— Слышишь, замолчи! — сказал он со злостью.

— Ты убил нашего первого ребенка, и я не дам тебе убить второго!

— ЗАТКНИСЬ!

Следующее движение было инстинктивным, неосознанным.

Хэкет наотмашь ударил жену по лицу.

Она упала на кровать, глаза ее метали молнии.

Несмотря на гнев, его тут же стала мучить совесть.

— О Господи, прости меня! — прошептал он, придвигаясь к ней.

— Убирайся! — прорычала она. — Оставь меня в покое. Оставь меня и моего ребенка в покое.

Хэкет молча смотрел на нее. Глаза горят, волосы завились колечками; падая на лицо и плечи, они напоминали влажные хвосты рептилий. Сью сейчас была похожа на Медузу Горгону.

— Что происходит с тобой, Сью? — тихо спросил он, и голос его дрожал. — Я снова теряю тебя. Я не хочу этого...

— Тогда не стой у меня на пути, твою мать! — рыкнула она, вскакивая. Она стянула с постели простыню и обернула ее вокруг себя.

Хэкет молча смотрел, как она уходит от него.

Он слышал, как она прошла по коридору и хлопнула дверью свободной спальни.

В одиночестве стоял он перед кроватью на коленях, опустив голову.

Как в молитве.

Глава 76

Близко к полудню послышался стук в дверь.

Сью недоуменно подняла бровь и встала, чтобы приглушить музыку.

«Странно, — думала она, идя к двери. — Если это Хэкет вдруг вздумал пообедать дома, то, во-первых, рано, во-вторых, он обедает в школе, а в-третьих, у него есть ключи. Стучать нет необходимости».

К ней, правда, собиралась забежать Джули, но попозже.

Она открыла дверь.

Мужчина, стоявший на пороге, смутно напоминал ей кого-то.

— Миссис Хэкет?

Она кивнула, правда, несколько неуверенно.

— По-моему, это ваше, — сказал мужчина и протянул руку.

При виде кошелька на ладони посетителя Сью улыбнулась.

— На днях мы с вами столкнулись у магазина, и вы его обронили, — с улыбкой пояснил Рональд Миллз. — Простите, но мне пришлось заглянуть внутрь в надежде найти ваш адрес. Я хотел вернуть вам потерянное.

— Вы так любезны! — просияла Сью. — Я думала, что потеряла его навсегда.

Миллз пожал плечами, улыбнулся еще шире и вручил ей кошелек. При этом движении Сью обратила внимание на его татуировку. Грубая работа, обесцвеченная плоть и содранная кожа на месте удаленного струпа. Он повернулся было, чтобы уйти, но она остановила его.

— Послушайте, я так вам признательна. Вы не согласитесь выпить чашку чая? Не Бог весть какая компенсация, но...

— Вполне достаточная, миссис Хэкет, — сказал Миллз, подняв руку в протестующем жесте. — Благодарю вас.

Он прошел за ней в дом, и когда она повернулась к нему спиной, его улыбка тут же исчезла.

Поясницу ему жег нож, заткнутый за ремень.

Они поговорили о погоде. Он сообщил ей, что его зовут Невиль и что он гостит у родственников в Хинкстоне.

Потягивая чай, он осматривал гостиную. В рамке фотография маленькой девочки. Он узнал малышку.

У него начал подниматься член, когда он вспомнил, как близок он был к этой девочке. Как близок! Как он ее сжимал в объятиях...

Он вспоминал, как резал ее ножом. Этим самым, который сейчас заткнут у него за поясом.

— Ваш муж на работе? — поинтересовался он.

— Он учитель. Работает в здешней школе. — Она показала большим пальцем через плечо в направлении строений, примыкавших к их саду. — Вот почему мы живем здесь.

— Вашим детям, должно быть, тут нравится, — с улыбкой заметил он.

Сью натужно улыбнулась.

— Ваша дочурка? Как ее зовут?

— Лиза, — быстро ответила Сью и попыталась переменить тему: — А где живут ваши родственники в Хинкстоне?

— Лиза... — проговорил Миллз, не обращая внимания на ее попытки уклониться от интересующей его темы. — Какое красивое имя! И сама она красивая.

Он поднялся, подошел к фотографии, взял ее в руки.

— Вы не возражаете? — почти извиняющимся тоном произнес он, внимательно вглядываясь в лицо девочки. — Какой милый ребенок. — Стоя спиной к Сью, он снова стер улыбку с лица. — Какая милая...

— Даже не знаю, как вас благодарить за кошелек, мистер Невиль, — сказала Сью, прочищая горло. — Я думала, его украли.

— В этом мире так много бесчестных людей, миссис Хэкет. Вам повезло, что нашел его именно я. А ведь мог поднять и какой-нибудь бесчестный тип. — Он ухмыльнулся.

Сью поймала на себе его немигающий взгляд.

— Еще чаю? — поинтересовалась она, горя желанием спрятаться от этих пронизывающих глаз.

— Большое спасибо, — сказал он, протягивая чашку.

Она взяла ее и направилась на кухню, слыша за собой шаги Миллза.

— У вас хороший дом, — заметил он, входя за ней в кухню и наблюдая, как она наливает чай.

Она поблагодарила его.

— Хороший дом, прекрасный ребенок. — Он скользнул оценивающим взглядом по ее фигуре. Облегающие джинсы, блуза, которую она всегда надевала, занимаясь хозяйством, местами вылинявшая и потертая. Вымытые утром волосы падали на плечи мягкими волнами. — И вы тоже очень милы, если не возражаете.

Сью вручила ему чашку с чаем, и ей вдруг стало как-то не по себе. Она присела за кухонный стол.

Миллз устроился напротив, не отрывая от нее глаз. Когда он потянулся в карман пиджака за сигаретами, его рука коснулась рукоятки ножа.

— Вы не будете против, если я закурю? — спросил он, щелкнув зажигалкой.

Он предложил сигарету и ей, но она отказалась, объяснив, что носит ребенка.

— Вы — счастливица. Я сам обожаю маленьких детей, — заявил он с ухмылкой.

Сью неловко поерзала на стуле, наблюдая, как он медленно затягивается. Наверное, пройдет целая вечность, пока он докурит свою сигарету. Наконец он поднялся и сообщил, что уходит. Сью почти с нескрываемым облегчением вздохнула.

Он шел за ней к выходу и, пока она открывала дверь, стоял за ее спиной.

Она еще раз поблагодарила его и смотрела, как он уходит по дорожке. На полпути он остановился и обернулся с улыбкой.

— Возможно, мы с вами еще встретимся, — пообещал он. — Где-нибудь в магазине! — хмыкнул он.

Сью кивнула, махнула рукой и закрыла дверь.

Она сделала глубокий выдох, прислонившись спиной к двери и прислушиваясь, не раздадутся ли шаги. Словно ожидала, что он может вернуться.

Он не вернулся.

Она упрекнула себя за то, что так неловко вела себя в присутствии этого человека, за свое взвинченное состояние.

Ну, ничего, сказала себе Сью, он уже ушел, и к тому же к ней вернулся ее кошелек.

— "Возможно, мы с вами еще встретимся... " — повторила она вслух прощальные слова визитера. — Никаких шансов, — сказала она.

И тут зазвонил телефон.

Глава 77

Доктор Эдвард Кёртис взглянул на список имен в лежавшем перед ним блокноте. Он вздохнул, ведя палец сверху вниз по аккуратно написанным фамилиям. Наконец он откинулся на стуле и сложил перед собой руки, будто погрузился в состояние медитации. Он сидел в такой позе до тех пор, пока секретарша не просунула голову в дверь.

— Вас ожидает пациентка, доктор!

Кёртис кивнул и выпрямился под взглядом секретарши. Она удалилась в приемную, а Кёртис засунул блокнот с именами под кипу папок — подальше от глаз.

Он прошелся рукой по волосам и стал ожидать стука в дверь.

Через мгновение вошла Сью Хэкет.

Они обменялись приветствиями, и Сью испытала особое удовольствие: похоже, Кёртис искренне обрадовался ее визиту.

Он спросил, как она себя чувствует.

Она рассказала о болях. Всегда боль.

— Я осмотрю вас, — улыбаясь, сказал доктор. — На этой стадии мы не можем все предусмотреть.

Он указал ей на кушетку в углу кабинета, и Сью остановилась возле нее.

— Вы хотите, чтобы я разделась? — спросила она, не отрывая взгляда от его лица.

— Да, прошу вас, — спокойно подтвердил он.

Она принялась расстегивать блузку.

Кёртис повернулся к подносу с инструментами, прикрытыми стерильной марлей. Когда он приподнял ее, Сью увидела несколько подкожных шприцов.

Сняв блузку, она стала расстегивать джинсы, одновременно сбрасывая туфли.

— Вы рассказывали мужу о ваших болях? — поинтересовался Кёртис.

— Нет.

— Почему?

— Он и так порядком нервничает, и я не хочу усугублять ситуацию.

Она стояла перед ним в бюстгальтере и трусах.

Кёртис улыбнулся ей и попросил лечь на кушетку.

— Расслабьтесь, — сказал доктор, положив ей руки на живот. Он принялся осторожно надавливать на разные участки ее живота, постепенно опуская руку вниз, к краю ее трусов, пока не коснулся шелковистых лобковых волос. — Покажите мне, где болит.

Она взяла его руку и направила между ног, придержав ее в теплом паху. Он нежно нажал и погладил внутреннюю часть ее бедер и лобок. Она глубоко дышала, глаза ее были закрыты. Держа одну руку у теплого влагалища, второй рукой он приставил к ее животу стетоскоп. Подвигал им поперек и вниз.

— И что, болит до сих пор?

— Время от времени, — выдохнула она.

— Насколько я могу судить, ребенок в порядке. Беспокоиться не о чем, — мягко добавил он.

— Когда он родится? Мне кажется, придется ждать вечность.

— Не придется. Если вы хотите ускорить процесс, есть способ. По вашему желанию. Потребуется еще одна инъекция.

— Сделайте ее. Сейчас.

Кёртис улыбнулся.

Она зацепила пальцами трусы и принялась стягивать их с себя, выставляя напоказ шелковистые волосики и влагалище.

Кёртис взял шприц, набрал в него жидкость из стоявшей на подносе бутылочки и ввел иглу во влагалище.

Она ощутила укол и охнула. Но было не очень больно, и когда Кёртис вынул иглу, она улыбалась.

Она снова оделась, медленно, почти неохотно, затем устроилась за столом напротив доктора.

— В случае возникновения болезненных ощущений дайте мне знать. Приходите в любое время.

Она поблагодарила его и поднялась, готовая покинуть кабинет.

— Вы даже не знаете, как много это значит для меня, доктор, — произнесла Сью, стоя у двери. — Не представляю, как смогу отблагодарить вас.

Кёртис отечески улыбнулся.

Сью прикрыла за собой дверь, и он услышал звук ее удаляющихся шагов по коридору.

Его улыбка мгновенно улетучилась, когда он вновь заглянул в блокнот, — глаза пробежали по дюжине имен, записанных на сегодня. Все звонки поступили в течение полутора часов.

От Илейн Крэйвен. От Джули Клейтон. Звонил Стюарт Льюис. Патрисия Стоукс.

Все были напуганы.

Даже вызов из «Тельца» прозвучал более настоятельно, чем обычно. Миссис Киркхэм просила его проведать Паулу. Сказала, что это очень важно.

Кёртису не надо было объяснять, насколько это важно.

И он знал причину.

Он вздохнул и снова перечитал список.

Неужели очередной срок наступил так быстро?

Глава 78

Хэкет поковырял вилкой в тарелке и взглянул на Сью.

Она ела с аппетитом, не обращая внимания на его состояние.

— Что еще говорил Кёртис? — Хэкет наконец прервал тишину, положив столовые приборы в тарелку.

— Он сказал, что с ребенком все в порядке, — сообщила Сью как можно равнодушнее. — Сказал, что не о чем беспокоиться.

— И ты поверила ему?

Она вздохнула.

— У меня нет причин не верить ему, Джон. Я чувствую себя прекрасно. Со мной и с моим ребенком все в порядке. Единственно, у кого проблемы, — это у тебя. — Она холодно посмотрела на него. — Доктор сказал, что ребенок родится раньше, чем мы думали вначале.

— И такое возможно? — не поверил он.

Сью перестала жевать и отложила нож с вилкой.

— Он сделал мне еще одну инъекцию, — спокойно пояснила она.

— Господи Иисусе! Инъекцию! Еще какого-то чертового зелья? Мы не знаем, что это такое, Сью! Ты не думаешь об этом? О том, что может случиться с тобой и твоим ребенком?

Она не ответила.

— Ты меняешься, Сью. Твое поведение. Твой темперамент. Даже твой характер. И все из-за этого странного лечения, — последние слова он процедил сквозь стиснутые зубы. — Ты будто ослепла и не видишь, что с тобой творится. Мысль об этом ребенке затмила тебе мозги. Ты даже не хочешь задуматься над тем, что Кёртис может нанести тебе вред.

— А вот тебя зато волнует только твоя собственная персона, — парировала Сью. — Мне казалось, тебя будет радовать то, что у нас снова появится малыш. Ведь ты сам хотел начать все сначала, заново. И когда представилась такая возможность, ты только критикуешь и ноешь.

— Я ведь о тебе беспокоюсь, ты что — не понимаешь?

— Я понимаю одно: ты ревнуешь, Джон.

— Что за ерунду ты несешь?

— Ты ревнуешь меня к Кёртису.

— Ну, это просто уже ни в какие ворота не лезет! — возмутился он.

— Именно он дал мне надежду. И именно это тебя злит. Поэтому ты так настроен и против будущего ребенка...

Хэкет не находил слов. У него на скулах заиграли желваки, и он резко выскочил из-за стола.

— Ты не понимаешь, нет! — рявкнул он и ринулся в гостиную.

Сью пошла следом и стала наблюдать, как он наливает себе большую порцию виски. Проглотил ее и снова наполнил стакан.

— Ты что, собираешься напиться? — поинтересовалась Сью.

— Нет, я имею намерение повторить, а затем пойду с визитом к Кёртису.

Гневное выражение ее лица сменилось удивленным.

— Зачем это?

— Хочу побеседовать с ним кое о чем, узнать поподробнее, что представляет собой его лечение. Что конкретно он впрыскивает в тебя и в других женщин. И что это за препарат, который ускоряет рост ребенка в пять раз.

— Ты не можешь вот так бестактно вламываться в его дом, Джон.

— Не могу, говоришь? — вызывающе произнес он.

— Это все из-за той девицы? — ядовито осведомилась Сью. — Той училки, с которой ты беседовал? Тебя сначала радовала перспектива появления у нас второго ребенка. Но после того, как ты поговорил с ней, твое настроение переменилось.

— Боже, какой идиотизм! Это никак не связано.

— Нет?

— Не нужно большого ума, чтобы разобраться, что все идет не так, как следует. Мне не нравится тайна, которой окружил себя Кёртис.

— Здесь нет никакой тайны.

— Он что-то не договаривает. Сообщает только то, что считает нужным. И не больше.

Хэкет допил виски и шумно поставил стакан.

— Ну а теперь я отправлюсь к нему и послушаю, что он скажет.

— Нет! — зашипела она, становясь на пути, и глаза ее сузились от гнева.

— Сью, уйди с дороги!

Она расставила в стороны руки, чтобы он не смог пройти.

— Успокойся! — мягко попросил Хэкет, слегка шокированный выражением ее глаз. — Ты видишь, как это отражается на нас обоих. Я говорил тебе, что ты очень переменилась с недавних пор.

— Всегда я, не так ли? Ну давай, вали все на меня. Это проще, чем честно признать свою вину. Удивительно еще, что ты не обвинил моего отца в смерти Лизы. Мол, если бы я не поехала в тот вечер в больницу, тогда ты спокойно гулял бы на стороне со своей сучкой. Я сидела бы дома, и твоя совесть осталась бы чистой...

— Уйди с дороги, Сью! — рявкнул он, хватая ее за руку.

Она вывернулась и впилась ногтями ему в лицо, разодрав кожу на щеке.

Хэкет зашипел от боли.

Она снова бросилась на него, но ему удалось опередить ее. Он схватил жену за оба запястья, удерживая на некотором расстоянии от себя.

Его удивила ее сила.

— Отпусти меня! — вопила она, извиваясь и брыкаясь.

Она сильно лягнула его в голень, и он поморщился от боли. Оттолкнув ее от себя, ринулся к двери. Сью бросилась следом, схватила его за волосы и потянула с такой силой, что выдрала у него прядь волос.

Он вынужден был снова развернуться и схватить ее за руки, на этот раз заломив их за спину. Приподняв, волоком оттащил разъяренную Сью в гостиную. И когда собрался бросить ее на диван, она плюнула ему в лицо. Хэкет смотрел на жену с ужасом и удивлением одновременно, никак не ожидая от Сью такой дикой реакции. Поэтому мгновенно отшатнулся от нее, как от прокаженной. Пока она пыталась подняться, он рванулся к двери, распахнул ее и побежал по дорожке к машине.

— Не вздумай близко подходить к нему! — визжала Сью с порога, наблюдая, как машина выезжает со двора и исчезает в темноте.

Она разразилась неистовым плачем, по щекам ее струились слезы. Захлопнув дверь, Сью направилась в гостиную, безутешная в своем горе. Подошла к окну и выглянула во мрак, потом посмотрела на часы на каминной полке.

Девять сорок шесть.

Посмотрела на телефон.

Стоит ли ей предупредить Кёртиса?

Она уже хотела было снять трубку, когда ощутила первый толчок боли.

Глава 79

Рональд Миллз смотрел на часы.

Девять пятьдесят четыре.

Он извлек кусочек мяса из щели между передними зубами и выплюнул его на ковер, потом подошел к кровати и вынул из-под подушки «тридцать восьмой».

Сидя на краю постели, он запустил руку в карман пиджака — на ладони лежали шесть патронов. Осторожно провернув барабан, он зарядил револьвер. Снова крутанув барабан, вытянул перед собой руку с револьвером и прицелился.

Особой нужды прицеливаться у него, собственно, и не будет.

Он подойдет достаточно близко.

И потом, всегда ведь остается нож.

Он хотел оказаться очень близко к Хэкету. И к женщине — тоже.

Чтобы все повторилось, как с их ребенком.

Мысль о том, что он уже однажды совершил и что собирается совершить вновь, возбудила его, и он заулыбался, ощущая, как твердеет его низ.

Возможно, он вставит им кляп в рот, чтобы никто не услышал их воплей. Но в таком случае он лишится наиболее приятной части процедуры. Не услышит, как они будут молить его сохранить им жизнь.

Он отрежет женщине груди.

Он уже твердо решил это сделать.

Глубоко вонзит нож и отрежет обе.

Он заставит Хэкета наблюдать за его действиями, смотреть, как он по очереди вырезает молочные железы его жене. Затем подколет ее. Пять, шесть, семь... дюжину раз. Он хочет, чтобы она умирала медленно. И чтобы Хэкет все это видел.

Потом он убьет Хэкета.

Он вырежет ему глаза.

«Если тебя соблазняет око твое, вырви его», — хмыкнул он. И снова взглянул на часы, и вышел, заперев за собой дверь, — револьвер в кармане, нож за поясом. Все путем.

Поездка на машине к дому Хэкета займет четверть часа.

Теперь было десять и одна минута.

Глава 80

«Рено» слегка занесло на дороге, когда Хэкет крутанул руль, направляя машину к подъездной аллее, ведущей к дому Кёртиса. Гладкий гудрон сменился хрустящим гравием, лишь только Хэкет въехал на участок.

Сильный ветер гулял по обширному саду, растущему перед домом, наклонял искусно подрезанные в виде разных животных кусты под таким углом, что, казалось, вот-вот вообще вырвет их с корнями.

Хэкет слышал, как завывает ветер за стеклами машины, но все свое внимание сосредоточил теперь на жилище доктора.

Здание как будто вырастало из самой ночи. Его очертания едва проступали на черном фоне, пока, освещенный фарами машины, не выплыл весь его четкий фасад.

Дом был погружен в темноту. Нигде ни огонька.

Учитель остановил машину перед парадной дверью и тут же обратил внимание на то, что машина Кёртиса отсутствует. Света нет, машины тоже. Никого нет, что ли?..

Выбравшись из «рено», он пошел к дому, с трудом преодолевая сопротивление ветра, который едва не сбивал его с ног. Дойдя до большой дубовой двери, он громко постучал. Стук на минуту заглушил завывание ветра.

Никакого ответа.

Хэкет постучал снова, сильнее, чем прежде.

Все так же тихо.

Он отступил назад, поглядел на окна, и тут вдруг Хэкету показалось, что он смотрит в глаза слепца. Учитель огляделся по сторонам, чтобы определить, можно ли попасть на задний двор.

Справа виднелась дорожка, которая вела за угол увитого плющом дома. Хэкет направился к ней. За углом ветер набросился на него с таким остервенением, что он ухватился за стену и постоял так некоторое время, чтобы обрести равновесие. Дорожка, как он и предполагал, привела его к тыльной стороне дома, но и здесь стояла кромешная тьма.

Видно, Кёртис уехал по вызову, рассудил Хэкет. Ну что ж, если так, он подождет. Будет ждать, пока не дождется и не спросит у него, чем вообще тот занимается и чем накачал его Сью.

Хэкет отыскал заднюю дверь и принялся бешено колотить в нее, словно рассчитывал, что его неистовство поможет ему пробиться внутрь.

Отступив в бессилии, он пошел по дорожке, заглядывая по пути в окна. Ничего не видно, хоть глаз выколи. С растущим отчаянием и бешенством он отвернулся от дома и поглядел на хорошо ухоженный парк, примыкавший к задней части дома. Альпийский сад и газон спускались к высокой изгороди из бирючины.

Хэкет прищурился, пытаясь различить хоть что-нибудь во мраке.

Около высокой изгороди что-то зашевелилось.

Он был уверен в этом.

"Может, конечно, ветер качнул один из фигурно подстриженных кустов, — подумал он. — Может... "

Он сделал несколько шагов по газону, не отводя взгляда от того места, где заметил движение.

Это опять зашевелилось.

Хэкет застыл на месте в нерешительности: то ли идти дальше, в глубь сада, то ли остаться на месте. Он с трудом сглотнул комок, его пыл слегка поугас, когда он осознал, что вторгается в частные владения. Если Кёртис пожелает, он сможет возбудить иск против него.

Сомнения его улетучились так же быстро, как и возникли. Какого дьявола он должен беспокоиться о незаконности своих действий? У него сейчас более серьезные проблемы. Кроме того, если Кёртису нечего скрывать, у него нет повода возражать против его визита. И пошел он к такой-то матери! Отбросив сомнения, Хэкет стал продвигаться в глубь сада, к тому месту, где заметил движение.

Приблизившись к высокой изгороди из бирючины, он услышал высокий пронзительный скрип, принесенный очередным порывом ветра. Он снова напряг зрение, вглядываясь в темноту, и в паре футов от себя разглядел встроенные в живую ограду проржавевшие металлические ворота.

Это что-то вроде входа, рассудил Хэкет; железные створки раскачивались взад-вперед, беспомощно хлопая на ветру.

Хэкет подступил ближе и остановился, ухватившись за створку рукой, чтобы унять режущий ухо скрежет петель. Он заглянул за ворота, пытаясь определить, что скрывается за высокой живой изгородью.

Небольшой квадратик земли, покрытый высокой травой, несколько кустиков цветов.

Вырванные из земли цветы разбросаны порывами ветра.

Хэкет вошел в ворота, прикрыл их за собой и двинулся к камню. Нагнувшись как можно ниже, он попытался разобрать высеченные на нем слова. Он присел и нащупал в кармане зажигалку. Но слабое пламя тут же задувал ветер. Ругаясь, Хэкет чуть ли не лег на мрамор, чтобы прочесть надпись. И наконец понял, что это могила.

Как слепой, он положил пальцы на буквы и, разбирая одну за другой, стал складывать их в слова:

"МАРГАРЕТ ЛОУРЕНСОН

ЛЮБИМОЙ ЖЕНЕ И МАТЕРИ

умерла 5 июня 1965 года"

Хэкет зажмурился.

— Лоуренсон, — пробормотал он, не ощущая никакой связи этой могилы с обитателями дома.

Он все еще размышлял об этом несоответствии, когда услышал звук подъезжавшей машины.

Хэкет вскочил и бросился бегом назад, к дому. Звук работающего двигателя слышался все отчетливее, по гравию захрустели колеса.

Учитель прижался к стене и уставился на подъездную аллею.

Доктор Эдвард Кёртис остановил машину возле дома, выключил двигатель и выбрался наружу.

Хэкет смотрел. Ждал.

Кёртис поглядел на машину Хэкета, но, похоже, не очень удивился ее появлению, что озадачило учителя. Доктор подошел к входной двери и открыл ее, потом вернулся к машине и зазвенел связкой ключей, выбирая один, наконец он вставил его в замок багажного отсека.

Хэкет наблюдал за ним во все глаза, даже не подозревая, что сам является объектом наблюдения.

За ним следила чья-то фигура.

И выжидала.

Глава 81

— Ублюдок! — Она выдохнула это, прижав руку к животу и вздрагивая при каждом новом приступе боли. Но злилась не из-за боли. Она смотрела на телефон и думала, нужно ли ей предупредить Кёртиса. Сказать ему, что ее муж поехал к нему домой. Она посмотрела на часы. Нет, он уже наверняка доехал.

Она глубоко вздохнула, в ее голове промелькнули возможные варианты развития событий. Ссора, даже драка. Она попыталась отогнать от себя эти мысли.

Почему ее мужа так волнует лечение, которое она принимает? Почему бы ему просто не радоваться подарку судьбы — их будущему ребенку?

На нее накатил новый приступ боли. Она распространялась по всему животу — от влагалища до пупка. Сью с трудом перевела дыхание, а затем встала, словно надеялась, что движение ослабит давление на живот.

Он слегка увеличился, словно она съела что-то тяжелое и еда камнем легла в желудке. Она чувствовала, что ее раздувает изнутри, что-то переполняет. Словно сидевший в ней ребенок стал расти не по дням, а по минутам. Мысль о таком ускоренном созревании плода не укладывалась в голове.

Она снова подошла к телефону, рука ее на секунду зависла над ним.

Должна ли она позвонить Кёртису?..

Она все еще решалась, как ей быть, когда услышала стук в дверь. Сью замерла на мгновение, поглядывая то на телефон, то на дверь. Может, это муж? Может, он понял в конце концов, насколько глупо себя ведет? Возможно, эта ночь станет ночью примирения, а не битвы. Она глубоко вздохнула и пошла к двери. И только когда уже открыла, поняла, что муж открыл бы дверь собственным ключом.

На пороге стоял улыбающийся Рональд Миллз. Сью заметила, что одну руку он держит в кармане, и прежде чем она открыла рот, Миллз выбросил руку вперед. Револьвер 38-го калибра выглядел таким огромным, когда он взглянул ей прямо в лицо.

— Не визжать! — рявкнул Миллз. — Просто сделай шаг назад, в дом!

Она повиновалась, и, подталкивая ее перед собой, Миллз переступил порог. Дверь за ним захлопнулась.

Глава 82

Багажник машины раскрылся, как огромная железная пасть. Хэкет видел, как доктор склонился над ней, пытаясь что-то поднять.

Что-то большое.

То, что он выволакивал с большим трудом.

«В предмете футов пять длины, возможно, и больше, — подумал Хэкет. — Завернут в одеяло».

Кёртис постоял мгновение, борясь с ветром и собираясь с силами, перед тем как нести свой тяжелый груз.

Огромный груз.

Хэкет изо всех сил напряг зрение.

Это было достаточно большим для того, чтобы...

— Господи Иисусе! — пробормотал он.

...Чтобы быть человеком.

Кёртис добрался до входной двери и вошел внутрь, ударив о косяк предметом, который нес. Хэкет сделал шаг назад, прижался спиной к холодному камню и перевел дыхание. Постояв так несколько секунд, он снова поглядел на подъездную аллею. Кёртиса нигде не было видно. Он еще не возвращался, чтобы закрыть багажник, видимо, счел более важным сначала понадежнее устроить свой груз в доме.

Он поспешил к открытой входной двери и задержался на пороге, окутанный темнотой. Кёртис не позаботился о том, чтобы включить свет.

Внутри дома Хэкет слышал движение.

Он вошел и прикрыл за собой дверь, но не захлопнул ее: стоял в прихожей, озираясь в темноте.

Справа от него вверх шла широкая, прямо-таки как в каком-нибудь графском особняке, лестница. Она вела в еще более непроницаемую тьму.

Слева находилась дверь.

Слегка приоткрытая.

Хэкет подкрался к ней и услышал, что звуки идут оттуда. Незапертая дверь тут же открылась.

Он догадался, что находится в приемной Кёртиса. Дверь с надписью «Хирургия» тоже была открыта. Направившись к ней, он замедлил шаг, когда оказался в маленьком коридорчике, отделявшем кабинет от приемной. Продвигался он с большой осторожностью, стараясь как можно тише ступать по полированному паркету.

В узком проходе было темно, хоть глаз выколи, и он пробирался на ощупь, точно слепой.

И вот тут он ощутил запах.

Хэкет замер, в горле у него пересохло, и он явственно услышал, как стучит его сердце.

Он узнал этот запах.

Сильный, с медным привкусом.

При следующем шаге его нога поскользнулась на чем-то мокром, и он едва не потерял равновесие.

Отступив, посмотрел вниз, на то место, которое едва не подвело его.

Хэкет вынул из кармана зажигалку и крутанул колесиком. Желтоватый язычок пламени высветил лужицу крови дюймов трех в диаметре.

Дорожка из капель крови вела в кабинет Кёртиса. Хэкет погасил огонек зажигалки и двинулся вперед. Его гнев постепенно перерастал в чувство острого беспокойства, но, пожалуй, больше того — он испытывал страх.

Да, это был страх.

Он стоял перед дверью в докторский кабинет, положив ладонь на ручку, и чувствовал, как волосы шевелятся у него на затылке. Он осторожно толкнул дверь.

Она распахнулась в темноту. Здесь крови было еще больше.

Она пролилась на ковер. Хэкет видел, как она поблескивает под проникающим сквозь окна естественным светом с улицы.

Ветер продолжал биться в стекла, словно пытался найти вход, его тоскливый вой все нарастал. Хэкет, оглядевшись, заметил в комнате еще одну дверь.

Прямо лабиринт, а не дом.

Он подошел к очередной двери и заглянул в нее.

Там горел свет.

За этой дверью и внизу.

Он понял, что смотрит в подвал, освещенный мощными флюоресцентными лампами.

Никаких признаков Кёртиса.

Только кровь, пролившаяся на ступеньки, ведущие в подвал. Хэкет смотрел и ждал; он слегка подался назад, когда в поле его зрения появился доктор, который все еще держал в руках завернутую в одеяло ношу. Поместив ее наконец на каталку, он отступил, вытер руки бумажным полотенцем и, смяв его, выбросил в мусорное ведро. Хэкет словно зачарованный смотрел на развернувшуюся перед ним картину, не в силах оторвать глаз от завернутой в одеяло ноши.

Ветер продолжал завывать, шум его заглушал напряженное дыхание Хэкета.

И тот же ветер сделал неслышной тяжелую поступь того, кто медленно спускался по широкой лестнице за спиной учителя.

Глава 83

Она знала, что умрет. Это было лишь вопросом времени. Но неизбежность не делала такую развязку более естественной — страх рос с каждой секундой.

Сью Хэкет сидела на стуле в классной комнате и смотрела на своего похитителя.

Рональд Миллз также пожирал ее взглядом, в одной руке он сжимал нож, револьвер лежал перед ним на парте.

Ее удивило, как свободно он пробрался в школу, толкая ее перед собой. Когда он легко открыл входную дверь, она надеялась, что вот-вот сработает сигнализация. Но, вопреки ее надеждам, их встретила тишина. Никаких сирен, никакой тревоги. Никаких спасателей.

Миллз тащил ее по пустой школе, вниз и вверх по лестницам, по коридорам, пока не впихнул в классную комнату и не усадил на стул.

Затем вытащил из кармана веревку и так крепко связал ей кисти и лодыжки, что веревка врезалась в кожу, а на ногах даже выступила кровь. Сью заметила это, когда опустила глаза. В темноте кровь выглядела черной.

— Думаю, тебе интересно узнать, кто я? — Это были его первые слова после того, как он привел ее в это место.

Она хотела проглотить набежавшую слюну, но горло сжал спазм.

— Ну! Да или нет? — прошипел он.

Он шагнул к ней, направив нож в лицо. Коснулся кончиком щеки, а от нее нежно, почти любовно повел лезвие к глазу.

Она закрыла глаза и сжала зубы, зная, что сейчас будет мучительно больно.

Он прижал кончик ножа к уголку ее глаза.

— Открой! — рявкнул Миллз.

Она медленно открыла глаза, слезы покатились по щекам.

— Это уже лучше, — с ухмылкой сказал он. — Неужто тебе не хочется взглянуть в лицо человеку, который убил твою дочь?

Она почувствовала, как желудок начал судорожно сокращаться, а тело мгновенно леденеть.

Она смотрела на него сквозь пелену слез, нож по-прежнему был прижат к ее щеке.

— А сейчас мы посидим и подождем, — сообщил он, проводя ножом по ее щеке ко рту, очерчивая его кончиком нижнюю губу. — Посидим и подождем твоего мужа.

Глава 84

Хэкет отступил на шаг, когда увидел, что Кёртис взялся за угол одеяла. Позиция для наблюдения у него была прекрасная: доктор его заметить не мог, сам же он видел все, что происходило внизу. Он смотрел. Сердце его учащенно билось.

Кёртис сдернул одеяло.

Хэкет с трудом подавил крик.

На каталке лежал мужчина лет сорока пяти, в брюках и рубашке, перепачканных кровью.

Длинный обоюдоострый стилет торчал из правого глаза мужчины. Хэкет видел, как Кёртис взялся за стилет и медленно вытащил его из глаза. Он положил нож на стол, предварительно полотенцем вытерев с него кровь. Затем снял пиджак и повесил на спинку стула.

Покончив с этим, он вновь повернулся к телу и, напрягшись, перевернул труп на живот.

Из поврежденного глаза на каталку закапала кровь. Кёртис пододвинул к себе другую, меньшую каталку, и Хэкет увидел на ней множество хирургических инструментов. Доктор взял скальпель. Затем аккуратно отвел волосы с шеи трупа и прижал острие скальпеля к затылку рядом с основанием черепа.

Острое орудие без видимых усилий вошло в плоть. Из разреза пролилась темная кровь.

Хэкет стиснул зубы, когда заметил, что Кёртис потянулся за скальпелем большого размера.

Видеть этого Хэкет не мог, но ужасные пилящие звуки подсказали ему, что лезвие, которым орудовал Кёртис, имеет зазубренную кромку.

Мастерски владея инструментом, Кёртис удалил часть затылочной кости размером два на три дюйма и положил ее на стоявший под рукой металлический поднос.

Даже издали Хэкет разглядел серое вещество, показавшееся в провале черепа. Собрав всю свою волю, он справился с рвотными позывами. Ухватившись за дверь, он спрятался за ней: одна часть его существа приказывала ему бежать прочь от этой кошмарной сцены, другая приковала, понуждая досмотреть до конца. Используя инструмент, напомнивший Хэкету кусачки, Кёртис вскрыл позвоночник.

Звук сломанной кости, похожий на выстрел, эхом прокатился по подвалу, голова лежавшего на столе мужчины будто подалась вперед, лишившись поддержки твердого остова.

Хэкет видел, как из вскрытого черепа сочится кровь, обагряя руки Кёртиса, но тот, казалось, не замечал этого.

Он взял небольшой пинцет, еще один скальпель и принялся проталкивать концы пинцета в глубь мозга, захватывая что-то в его окровавленных складках.

Осторожно вытаскивая пинцет с зажатым в нем гипофизом, Кёртис улыбался. Одно точное движение — и железа у него в руках. Он держал ее перед собой, как драгоценный трофей, любуясь ее лоснящейся поверхностью, затем опустил в сосуд с прозрачной жидкостью.

У Хэкета сдали нервы.

Он повернулся и бросился прочь, одержимый одним стремлением — оказаться подальше от этого места и немедленно сообщить все в полицию. Рассказать жене. Сью! Сью! Что Кёртис сделал с ней?..

Хэкет поскользнулся на ковре, упал, снова поднялся, уже не беспокоясь о том, слышит его Кёртис или нет. Он вломился в очередную дверь, пробежал коридорчик, приемную и бросился к двери, выходящей в холл.

Скорее, скорее к машине!

За спиной зазвучали шаги — Кёртис поднимался по лестнице. Хэкет распахнул дверь и оглянулся, уверенный, что опережает доктора. С улыбкой облегчения он вбежал в прихожую. У него на пути, преграждая дорогу к выходу, стоял человек. Он поднял взгляд.

И его глаза в ужасе вылезли из орбит, он упал на спину и закричал так, что у него чуть не разорвались легкие.

Глава 85

— Не понимаю, — прошептала Сью Хэкет, — зачем вы это делаете? — Слезы продолжали непроизвольно литься по ее щекам.

Рональд Миллз сорвал очередной струп с левой руки и молча мял его в затвердевших пальцах.

— Зачем вы убили Лизу?

— Разве это важно? — улыбнулся он. — Дело уже сделано.

Он приблизился к Сью, взял ее за плечо, словно собирался массировать его. Но тут же суставом указательного пальца надавил в ямку между ключицами так, что она вздрогнула от боли.

— Она была хорошенькой, твоя малышка, — сообщил Миллз. — И такой спокойной.

Сью все еще не могла справиться со слезами, а он уже поглаживал ее по шее, неуклюже гладил по волосам.

— Когда я зашел к ней в спальню, она не произнесла ни звука, — продолжал он. — Даже тогда, когда я забрался к ней в постель.

— Пожалуйста, — тихо попросила Сью.

— Я спросил, как ее зовут, и она ответила мне: «Лиза». Такое красивое имя. — Одной рукой он потянул Сью за волосы, вторую запустил ей под блузку и положил на грудь.

— Прекратите! — всхлипнула Сью.

— Когда я достал нож, она решила поднять шум, — произнес Миллз. — Я подумал, что она заплачет. Поэтому пришлось закрыть ей рот рукой.

Слезы струились по лицу Сью, стекали по подбородку, капали на лапавшую ее руку Миллза. Он ухватил ее за одну грудь и так сильно сжал, что Сью застонала от боли.

— Когда я начал ее резать, она пыталась кричать, — мягко проговорил он, чувствуя, как поднимается его член от этих воспоминаний. — Но я ее утихомирил. — Он улыбнулся. — Я втолкнул ей в глотку нож, видела бы ты, как распахнулись ее глаза, будто какая-то пружина сработала в ее голове. Я нажал сильнее, и глаза ее раскрылись еще шире. Чем дальше я проталкивал нож, тем шире раскрывались глаза. Я подумал, что они прямо-таки выскочат из головы.

Сью беспрерывно плакала, рука Миллза грубо мяла ее грудь. — И когда я трахал ее, — вздохнул при этом воспоминании Миллз, — она была такая тугая. Такая восхитительно тугенькая!

— Ты грязный псих! — взвыла Сью, и снова ее стали сотрясать рыдания.

— Я псих? — спросил он, чуть отступив. — Разве сумасшедший мог бы провести такую работу, какую провел я? Выследить вас здесь и спланировать свою месть?

Сью только трясла головой, щеки ее горели, в глазах помутилось.

— Я собираюсь убить твоего гребаного мужа, — сообщил он. — И знаешь, почему?

Сью не переставая лила слезы.

— Знаешь?! — зарычал он.

— Нет! — завопила она, содрогаясь всем телом. — Нет! Нет!

Миллз сделал шаг вперед, выставил перед собой нож и, приставив острие к подбородку Сью, надавил, приложив ровно столько силы, сколько нужно, чтобы проколоть кожу. Крохотная струйка крови побежала по ее шее.

— Потому что он убил моего друга. Единственного моего друга. Твой муж убил его. Заставил упасть под поезд. И я все это видел. Я видел, как он это сделал, и теперь поплатится за это.

— Разве вам не достаточно нашего ребенка? — всхлипывала Сью.

Миллз коварно улыбнулся.

И принялся расстегивать блузку Сью.

— Достаточно? — прошипел он, кривя губы.

— Да я только начал.

Глава 86

Хэкет был совершенно уверен, что разум оставил его. Он сошел с ума, вот в чем дело. Человек в здравом рассудке не может увидеть то, что Хэкет видел сейчас перед собой. Он стал отползать по полу назад, когда фигура сделала шаг по направлению к нему.

Учитель попробовал подняться, но, похоже, силы окончательно покинули его. Он чувствовал, что на него накатил приступ медвежьей болезни, а волосы встали дыбом. Он медленно покачал головой, мучительно раздумывая, на самом ли делеон вдруг сошел с ума.

Существо, смотревшее ему в лицо, походило на кошмарное видение. Никакой мозг, каким бы большим он ни был, не смог породить образ, который бы отдаленно напоминал то, что предстало сейчас перед учителем.

Никакой кошмар не мог быть настолько ужасным.

Оно было полных шести футов ростом, около пятнадцати стоунов весом, возможно — больше. Громадный человек. Человек?.. Помутившийся ум Хэкета внес поправку — чудовище, стоявшее перед ним, не было человеком. Две ноги поддерживали огромный торс, слишком мощный, слишком тяжелый, чтобы его могли носить даже такие мощные конечности.

Бледная кожа, руки покрыты черными волосами. В этих руках ощущалась громадная сила. Хэкет мог видеть каждый рельефно очерченный мускул чудовища. Кисти свисали огромными кувалдами, сами же лапищи казались слишком длинными для человеческих и скорее походили на обезьяньи. В грудной клетке туловище неимоверно расширялось, и под тонкой рубашкой, напяленной на чудовище, просматривались странные выпирающие наросты, один под правым соском, другой — на левом плече.

А при виде головы Хэкет не смог удержать громкого стона.

Головы?..

Не одной, а двух голов, сросшихся висками. Четыре огромных глаза пронзали Хэкета леденящим взглядом.

Рты открывались одновременно, и если бы Хэкет сохранил способность нормально соображать, он бы понял, что действия тела контролируются одним мозгом. Два лысых черепа украшали тонкие пряди паутинообразных волос, напоминавших старческие космы.

С правой щеки одной головы свисал нарост величиной с кулак. Подобный же украшал и вторую голову. Пузырчатая кожа вокруг глаз, казалось, была наполнена жидкостью, готовой вот-вот вылиться наружу. Наплывы выглядели огромными нарывами, переполненными гноем.

Существо сделало еще один шаг к Хэкету, которому удалось встать на колени и принять позу, напоминавшую ту, в которой молятся.

Он смотрел, как существо, не отрывая глаз, приближается к нему. Его мысли по-прежнему путались, но капля здравого смысла, сохранившаяся в безумном хаосе, все же подсказывала ему, что перед ним — сиамские близнецы: два туловища на одной паре ног. Два существа в едином теле.

Чудовищная двойня приблизилась к нему и одним рывком мощной руки поставила на ноги.

— Что тебе здесь надо?

Оба рта задвигались синхронно, и слова были произнесены без всякого затруднения — предельно ясно. Но из-за того, что исходили они из столь ужасного источника, прозвучали неожиданно и нелепо.

Хэкет не мог найти сил для ответа. Он лишь дрожал мелкой дрожью.

Позади него открылась дверь. Кёртис влетел в прихожую, но тут же замедлил шаг, когда увидел, что учителя уже остановили.

Доктор кивнул, и Близнецы отшвырнули Хэкета в сторону.

Он врезался в стену и тяжело сполз на пол. Кёртис встал над ним.

— Вы вторглись в частные владения, мистер Хэкет, — спокойно заметил Кёртис. — Вы осознаете это?

— Что, вашу мать, происходит, Кёртис?! — выдохнул Хэкет. Его взгляд вновь остановился на существе. — И что это?

Близнецы сделали шаг к Хэкету, но Кёртис выступил вперед и остановил их.

— Это, мистер Хэкет, — с вызовом сказал доктор, — мой брат.

Хэкет истерично рассмеялся. Его глаза наполнились слезами, и он подумал, что, видимо, так и наступает безумие. Его сотрясал идиотский смех.

Кёртис бесстрастно смотрел на него.

Хэкет вытер глаза и взглянул на доктора.

— Один из ваших мерзких экспериментов, вы хотите сказать? — прорычал он. — Результат вашего лечения? Того самого, которое вы применили и к моей жене? Так вот что она родит, да? — Он показал на Близнецов.

— Теперь мне придется тебя убить, — тихо вмешалось существо.

Хэкет вновь окаменел и до глубины души был поражен тем, что этот монстр способен связно говорить.

— Убьете меня, как и того беднягу в подвале? — прошипел он, глядя на Кёртиса. — Кто он? Зачем вы умертвили его?

— Назовем его донором, — улыбаясь, ответил Кёртис.

Хэкет выглядел озадаченным.

— От человека с такими ограниченными умственными способностями, как ваши, мистер Хэкет, я и не жду понимания. Хотя сделаю вам одолжение и кое-что объясню. Правда, сомневаюсь, что это будет иметь для вас какое-то значение.

Кёртис посмотрел на Близнецов.

— Возьми его.

Хэкет встал, но тут же почувствовал, как одна мощная рука схватила его за горло, а вторая — сжала затылок.

— Если будешь дергаться, — довольно мягко произнесло существо, — я сверну тебе шею.

Учителя потащили назад, и он почувствовал, как в спину уперлись твердые наросты на теле великана.

Кёртис отправился в подвал, за ним Хэкет и Близнецы.

— Вот и пришло время кое-что узнать, мистер Хэкет, — с улыбкой произнес Кёртис. — Вы должны чувствовать себя польщенным.

— А что будет потом, когда я узнаю? — поинтересовался Хэкет, с трудом выговаривая слова — его дыхательное горло все еще сжимал спазм.

Кёртис не удостоил его ответом.

Они все еще шли в подвал.

Глава 87

Исходившая от трупа вонь вызвала у Хэкета тошноту, но, зажатый мертвой хваткой Близнецов, он не имел возможности отойти подальше. Ему только и оставалось, что беспомощно взирать на труп. Он не мог оторвать взгляда от зияющей дыры в затылочной части черепа, от маленькой железы, плавающей в банке с прозрачной жидкостью.

— Смерть, порождающая жизнь, — изрек Кёртис с улыбкой, указывая на труп, затем на железу. — Если, конечно, мыслить стереотипами.

— О чем это вы, Кёртис? — устало спросил Хэкет.

— Я говорю о надежде, мистер Хэкет. О том, чего вы и ваша жена не имели до встречи со мной.

— Что вы сделали с моей женой?! — прорычал Хэкет и предпринял попытку освободиться, но мощные руки, охватившие его сзади, не оставили никаких шансов.

— Я сделал то, чего она ждала от меня. Я дал ей надежду. Ей и десяткам подобных женщин, которые обращались ко мне на протяжении многих лет. Женщинам, не способным иметь детей. Женщинам, которые благодаря мне теперь стали матерями. — Он поднял банку. — И все это с помощью вот этого!

— Что это?

— Гипофиз. Источник гормонов роста. Я попытаюсь упростить свои объяснения, иначе в ваших глазах, — он улыбнулся, — буду выглядеть сумасшедшим доктором, которых полно в этих дурацких фильмах ужасов.

— При чем здесь фильмы ужасов, когда по вас тюрьма плачет, вы, маньяк ублюдочный! — рявкнул Хэкет. — И что вы скажете об этом несчастном, который лежит здесь? Как насчет него? Где его надежда?

— Я же сказал, что постараюсь все объяснить доступно. И кратко. Мой отец начал свои исследования более сорока лет назад по указанию британского правительства. Проект назывался «Генезис». Я знаю, это слово ничего не говорит вам. — Кёртис улыбнулся. — Разве что вызывает библейские ассоциации. Название вполне подходящее. В Библии генезис описывает сотворение жизни, и именно для этого был создан проект «Генезис». Мой отец создал препарат плодовитости — вытяжку из гипофиза человека.

Определенное количество этого препарата позволяет сократить период созревания человеческого плода с девяти месяцев до трех. А введенный в больших количествах, он может сократить беременность и до четырех недель. И результаты были налицо. — Тон доктора стал более строгим. — Отец делал то, что приказывали ему. Правительство, Черчилль в частности, знали, что после Дюнкерка фашисты начнут вторжение. Они также знали, что в стране недостаточно мужчин, чтобы остановить это вторжение. Они нуждались в моем отце и результатах его работы. Предполагалось, что после появления на свет детей с помощью препарата плодовитости им и в дальнейшем стали бы вводить его, чтобы ускорить рост. Мог такой препарат действовать и внутри матки в период внутриутробного развития: младенец превращался в мужчину меньше чем за два месяца.

— Вы — псих, и, судя по вашему рассказу, ваш чертов папаша тоже! — выпалил Хэкет.

Близнецы тряхнули его, и Хэкет ощутил резкую боль в шее и лобной части головы. Он открыл было рот, чтобы закричать, но ни один звук не вырвался из его сжатой глотки.

— Еще один дюйм — и я сверну тебе шею, — пообещал монстр, приближая к уху Хэкета два медленно раскрывавшихся рта.

Кёртис поднял руку, призывая существо ослабить хватку, и учитель почувствовал некоторое облегчение. Перед глазами плясали огненные круги, и в какую-то долю секунды ему показалось, что он проваливается во тьму; ему усилием воли удалось удержать сознание, и он продолжал слушать разглагольствования Кёртиса.

— Ошибаетесь, Хэкет! В этом не было никакого безумия. Только наивысший полет разума! Однако эксперты, проверявшие работу отца, не смогли этого понять и были напуганы успехами его экспериментов. Некоторые дети, правда, рождались с физическими недостатками. Как мой брат, например. Несмотря на в высшей степени развитые умственные способности, его внешний вид оказался весьма непривлекательным. — Последние слова Кёртис произнес с долей сарказма. — И вот они приказали моему отцу прекратить работу, но он отказался, и они убили его. — На скулах доктора заиграли желваки. — Моя мать осталась одна. В это время она была беременна мной и моим братом, и ей одной пришлось воспитать нас с ним. Мать выхаживала брата, платила за мое обучение в медицинском колледже. Когда подошло время, она передала мне записи отца, и я продолжил его работу. Конечно, если в ходе экспериментов умирают люди, это очень плохо. Но что такое несколько человеческих жизней по сравнению с достигнутыми результатами?! Капля в море! И кроме того, на смену каждому умершему приходит новый человек. Ребенок нередко рождается там, где его уже никогда не ждали, и горе уступает место надежде.

— Могила в саду за домом, — тихо произнес Хэкет, — чья она?

— Нашей матери. Маргарет Лоуренсон. После нашего рождения она дала нам свою девичью фамилию, Кёртис. Уж поверьте, ей лучше лежать там, чем с теми, кто убил моего отца, — лицемеры и фомы неверующие.

— И она поддерживала вас? Она знала, чем вы занимаетесь? — спросил Хэкет.

— Она знала. Если работа отца принесет плоды, жертвы будут оправданы. Она верила, Хэкет. Верила в него, верила в меня.

— А дети, которые родились благодаря вашему «лечению»? Какие они?

— С ними все в порядке. Благоденствуют. Правда, имеет место один маленький побочный эффект. Введение большого количества гормона роста каким-то образом стимулирует другие участки мозга. Без регулярного лечения они проявляют склонность к каннибализму.

— И их родители знают об этом? — Хэкет от ужаса, обуявшего его, раскрыл рот.

— Знают и принимают это, мистер Хэкет. Как гласит известное изречение: «Любовь побеждает все». Побеждает даже мысль о том, что твое дитя может убивать. — Он опять улыбнулся.

— Как же вы до сих пор не попали в руки полиции?

— А если я скажу вам, что бездетная жена местного инспектора тоже являлась моей пациенткой? Теперь вам понятно? — Кёртис по-прежнему улыбался. — У них с женой прелестная красавица дочурка, которой скоро исполнится пятнадцать.

Хэкет, зажмурив глаза, покачал головой.

— Вы — определенно сумасшедший! — пробормотал он. — Все это — одно сплошное безумие! Уэллер, очевидно, тоже пришел к такому же выводу, не так ли? Парень, который жил в моем доме раньше. Он ведь все знал?

— Какая проницательность, мистер Хэкет! К сожалению, Уэллер оказался не готовым жить такой жизнью, в которой приходилось бы постоянно защищать своего сына. Он оказался неблагодарным. И дураком к тому же! Смерть стала лучшим выходом для него. Я дал ему то, что он хотел, а он взял и все разрушил.

— Я не позволю, чтобы подобное случилось с моей женой. Я не дам ей рожать этого ребенка.

Кёртис со вздохом покачал головой.

— Боюсь, у вас нет выбора, мистер Хэкет, — помрачнев, сказал он. — Да и слишком поздно что-либо менять.

Глава 88

Боль усиливалась.

Каждая новая схватка заставляла Сью Хэкет вздрагивать. Такое ощущение, будто кто-то пытается через пупок вытащить внутренности раскаленными щипцами. Жжение чувствовалось и во влагалище, и Сью, как могла, ерзала на стуле, пытаясь унять нарастающую боль.

Рональд Миллз возбужденно мерил шагами классную комнату, попеременно поглядывая то на часы, то в окно. Бормоча под нос ругательства, он направился к Сью.

— Где он? — шипел Миллз. — Где твой хренов муж?

Она заскрипела зубами, когда на нее накатывала новая волна боли.

— Не знаю... — мычала она.

— Лживая сука! — рявкнул он, занося над ней руку.

Удар пришелся по левой щеке. Он был таким сильным, что женщина чуть не опрокинулась вместе со стулом.

— Где он? — повторил Миллз. — Где, я тебя спрашиваю?

— Не знаю! — завыла Сью беспомощно, и боль в щеке казалась ничтожной по сравнению с той, которую она испытывала в низу живота. Она облизала губы и ощутила на них вкус крови.

Миллз прижал нож к ее груди, тыкая его острием в обнаженную плоть. Он провел лезвием по левому соску и заметил, что тот напрягся от прикосновения холодной стали. Миллз осклабился, чувствуя первые признаки возбуждения. Как легко будет потом срезать этот бутончик. Эта мысль еще больше его распалила. Нет! Он хочет, чтобы все это видел Хэкет. Хочет, чтобы он видел, как, истекая кровью, мучается его жена. Он хотел слышать ее мольбы о скором конце.

Потом наступит черед Хэкета.

Миллз долго ждал этого момента, и теперь мечтал насладиться им сполна.

Он увидел, как новый приступ боли заставил сложиться Сью пополам. Миллз схватил ее за волосы и приподнял голову, чтобы видеть ее влажное от слез лицо.

— Скажешь, где твой муж? — прошипел Миллз в который раз.

— Я же ответила, не знаю! — всхлипнула Сью. — Почему вы мне не верите?

Миллз засунул нож за пояс ее юбки и разрезал ткань. На Сью остались одни трусики. Потом он поддел лезвием эластик, освободив ее также и от трусов.

Она продолжала плакать, теперь вся открытая его похотливым взглядам.

— Не думаю, что могу позволить себе ждать и дальше, — улыбаясь, заметил Миллз, одобрительно обшаривая глазами ее обнаженное тело. В брюках у него уже было тесно, и он ощущал, как восставшая плоть болезненно трется о грубую материю.

— Полагаю, можно начать и без него.

Глава 89

Хэкет понимал, что ему во что бы то ни стало как можно скорее нужно вырваться на свободу, но задача казалась невыполнимой.

Давление на шею и горло постоянно напоминало ему об этом.

Кёртис какое-то мгновение оценивающе смотрел на учителя.

— Чего вы хотели добиться сегодняшним визитом? — наконец спросил он. — Если желали узнать правду, то вы ее узнали.

Руки Хэкета безвольно свисали по бокам, он перестал сопротивляться силе, давившей на его шею, — просто стоял. Невероятная мощь Близнецов одновременно пригибала его к полу и удерживала на ногах.

— Теперь, когда я знаю правду, — спросил он, — вы собираетесь убить меня?

— А что мне остается? — рявкнул Кёртис. — Я предложил вам и вашей жене нечто такое, чего вы и не могли себе вообразить, но вы не сумели по достоинству это оценить.

— И сколько же еще людей вы собираетесь убить, Кёртис, чтобы — вашу мать! — продолжить это безумие?

— Столько, сколько понадобится. Безумны именно такие, как вы, а вовсе не я, — изрек Кёртис, тыча в лицо учителя указательным пальцем. — Моя работа задумана ради блага других. Но, как я уже сказал, жертвы в этом деле неизбежны.

— Очень благородно! — пробормотал Хэкет и провел рукой по ноге Близнецов. — А как же семьи людей, которых вы убили? Вы когда-нибудь задумывались над тем, что чувствуют они? Вы причиняете только боль, Кёртис. Вот и все, на что вы способны.

Столько боли...

Кёртис поглядел на Близнецов и кивнул.

Хэкет почувствовал, как давление на шею возрастает.

И в тот же миг он схватил рукой яички Близнецов, сжав их что было силы. Монстр завизжал от боли.

Скрипнув зубами, Хэкет сдавил их еще сильнее и всем телом откинулся назад.

Близнецы взвизгнули снова и вместе с Хэкетом повалились на пол.

Учитель почувствовал на мгновение, как хватка на горле ослабевает.

Он вскочил, развернулся и нанес упавшему противнику мощный удар в пах. И обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть метнувшегося к нему с зажатым стилетом в руке Кёртиса.

Доктор ринулся на Хэкета. Учитель вскрикнул от боли, когда лезвие стилета прошло сквозь рубашку и вонзилось ему в предплечье. Кровь хлынула из раны, и Хэкет отскочил назад, одновременно увертываясь от огромной ручищи братца, который, придя в себя, пытался схватить его. Чудовище поднималось на ноги с явным намерением преградить Хэкету путь к отступлению.

Хэкет снова нанес удар ногой, на этот раз в грудь монстра, но, к сожалению, выпад не произвел на того никакого впечатления.

Кёртис еще раз ткнул учителя ножом — на сей раз лезвие располосовало рубашку на спине.

Хэкет вскрикнул, почувствовав, как сталь скользнула по лопаточной кости. Из раскрывшейся, как зев, раны полилась кровь, пропитывая и без того влажную рубашку. Учитель упал на поднос с инструментами. Скальпели, пинцеты и шприцы разлетелись по полу подвала, и, схватив один из скальпелей, Хэкет повернулся лицом к нависавшему над ним чудовищу.

Отчаянно взмахнув скальпелем, он попал в цель.

Острое как бритва лезвие полоснуло монстра по голени, и тот, взвыв от боли, на секунду замер.

Хэкет, вскочив еще раз, почти наугад нанес удар скальпелем. Удар пришелся по протянутой ладони чудовища.

Два рта синхронно открылись, испустив душераздирающий вопль. Ладонь оказалась располосованной до кости — большой палец повис на полоске кожи.

Хэкет попятился, кровь из ран капала на пол, а Кёртис с братцем надвигались на него. Левая, раненая, рука учителя уже начинала неметь, но правой он все еще твердо сжимал скальпель. Переводя взгляд с одного противника на другого, он ждал неминуемой атаки. Но что-то подсказало ему тот единственный миг перед нападением, когда он мог развернуться и броситься стремглав вверх по лестнице. И он попытался использовать этот шанс.

Но не успел добраться и до пятой ступеньки, как Близнецы настигли его.

Хэкет почувствовал, как огромная ручища схватила его за плечо и рванула вниз; падая, он все же успел замахнуться скальпелем и глубоко всадить его в бок противника.

Из раны брызнула кровь, в очередной раз излившись на Хэкета, которому все же посчастливилось вырваться из объятий монстра. Подняв глаза, он увидел теперь Кёртиса, который занес над ним стилет для удара.

Клинок опустился и резанул учителя по щеке — теплая струйка потекла вниз, и он понял, что рана глубока. Сделав вдох, он ощутил холодящее касание воздуха.

Кёртис решил нанести последний удар, который, по его расчетам, должен был добить учителя, и снова занес над ним окровавленный стилет. Но Хэкет нырнул под него и нанес удар снизу вверх, вонзив скальпель в бедро доктора, да так глубоко, что почувствовал, как лезвие царапнуло кость.

Торчавший из раны скальпель подрагивал, и Кёртис, бросив на пол оружие, попытался вытащить его. Фонтан крови, бивший из раны, напугал доктора, он решил, что у него перерезана бедренная артерия. Озабоченный, он даже на какой-то миг забыл о Хэкете: все его внимание было занято торчащим из бедра скальпелем. Наконец Кёртис вытащил его, вскрикнув от боли.

А Хэкет, чувствуя, как кровь из щеки заливает горло, все же продолжил карабкаться наверх и уже добрался до двери, ведущей из подвала. Толкнув ее, он вырвался на первый этаж. Его подташнивало, голова кружилась.

По пятам за ним следовали истекавшие кровью Близнецы.

Кёртис, стоя на первом марше лестницы, скручивал носовой платок, чтобы остановить кровотечение.

Хэкет, спотыкаясь, бежал к выходу, понимая, что единственная его надежда на спасение — машина, которая может унести его прочь из этого адского места, прочь от этого безумия.

Он пронесся по приемной и выскочил в холл.

Близнецы не отставали.

Хэкет достиг входной двери, рванул ее...

Она оказалась запертой.

Он принялся неистово колотить по ней в безумной попытке вырваться на свободу.

Но через секунду в прихожей появился монстр.

Хэкет повернулся к нему лицом — оба рта искривились в победной улыбке.

— Вот и оставался бы ты снаружи, — нравоучительно изрек монстр, прижимая руку к ране в боку.

Хэкет стоял у двери, выставив вперед скальпель, тяжело и прерывисто дыша, и воздух со свистом проходил сквозь ужасный порез на его правой щеке.

Противник медленно приближался. Хэкет, бросив взгляд налево, увидел еще одну дверь.

Он резко развернулся и бросился к ней — дверь, как он догадался, вела в гостиную.

За ним мчалось, что-то вопя, двухголовое чудовище. Впереди, ворвавшись в гостиную, он увидел огромный застекленный эркер, и Хэкет понял, что ему нужно делать, — времени для размышлений и выбора уже не оставалось.

Подбежав к эркеру, он с разгона кинулся прямо в него. Прикрыв руками лицо, как живой снаряд, он с криком врезался в переплетения дерева и стекла.

Одно звено эркера вывалилось наружу, взорвавшись тысячей осколков и сверкнув в холодном ночном воздухе.

С глухим стуком Хэкет шмякнулся о землю, оглушенный столкновением и ударом от падения. Он едва не потерял сознания, но холодный воздух тут же привел его в чувство.

Перекатившись на спину, он увидел, как преследователь пытается протиснуться в разбитую щель.

Хэкет пошарил вокруг в поисках скальпеля, но тот где-то затерялся. А его преследователь уже почти выбрался из гостиной, не обращая внимания на зазубрины стекла, которые впивались в его чудовищное тело.

Хэкет вскочил на ноги и бросился к машине. Рванул на себя дверцу и воткнул ключ в замок зажигания. Чудовище уже протиснуло туловище сквозь мешанину из осколков стекла и сломанного деревянного переплета и готовилось спрыгнуть на аллею.

Хэкет повернул ключ.

Никакой реакции. Он глубже воткнул ключ и повернул его снова. Мотор взревел, но тут же заглох, так как нога Хэкета соскользнула с педали газа.

Тяжело переваливаясь, к машине приближался монстр, кровь сочилась теперь не только из его руки и бока, но и из обоих ртов.

Хэкет снова резко повернул ключ зажигания — Близнецы находились не более чем в двадцати ярдах от него.

Двигатель заработал.

Пятнадцать ярдов...

Хэкет включил передачу.

Десять ярдов...

Монстр воинственно зарычал и бросился на машину. «Рено» рванул вперед со скоростью вылетевшего из пушки ядра.

Машина врезалась в преследователя с такой силой, что грузное тело высоко взлетело в воздух, упало на крышу машины и только потом свалилось на землю.

Хэкет увидел это в зеркальце заднего вида и тут же дал задний ход. Машина промчалась по распростертому телу, задние колеса, урча, проехали по огромной сдвоенной голове.

И та, казалось, взорвалась под весом и давлением «рено». Из расколовшегося черепа выплеснулось вверх кошмарное месиво из крови и мозга, забрызгав все вокруг. Задние колеса «рено» бешено вращались, пробуксовывая на гравии, но Хэкет включил первую передачу и, развернувшись, направил машину к трассе.

Если бы Хэкет взглянул в зеркальце еще раз, он увидел бы появившегося на пороге дома Кёртиса — тот сначала бросился к недвижимому телу брата, а потом стал что-то кричать вслед удалявшейся машине.

А Хэкет, ничего уже этого не видя и не слыша, намертво вцепившись в руль, жал на газ.

При выезде на трассу машину занесло, но учитель справился с управлением и помчался на Хинкстон.

Казалось, он забыл о боли, о том ужасе, который только что пережил. Все это уплыло куда-то на периферию сознания.

Сейчас он мог думать только об одном — о своей жене.

Он ехал к ней.

Глава 90

Ноль часов восемь минут.

Остановив машину перед домом, Хэкет взглянул на встроенные в приборную панель часы.

Сглотнув слюну, смешанную с кровью, попытался справиться с тошнотой, вызванной соленым привкусом во рту. Когда он выбирался из машины, рана в спине болезненно запульсировала, дал о себе знать и порез в предплечье. Превозмогая боль, Хэкет заспешил к дому, на ходу подбирая нужный ключ.

Дом встретил его тишиной.

Телевизор молчал.

Свет нигде не горел.

«Видимо, Сью в постели», — подумал он.

С трудом переводя дыхание, Хэкет стал взбираться по ступенькам. Дойдя до середины лестницы, он позвал ее.

Никакого ответа.

Преодолев подъем, он прислонился к стене, чувствуя, что слабеет от накатывающей волнами боли. Он подумал уже, что сейчас потеряет сознание, но тут слабость прошла, и он направился в спальню, вновь окликая жену.

Комната была пуста.

Хэкету даже в голову не пришло, что надо проверить другие комнаты — наверху. Он бросился вниз, зажигая на ходу свет и выкрикивая ее имя.

В коридоре он увидел кровь.

На двери кухни крови было еще больше.

Он пинком распахнул ее.

Задняя дверь оказалась открытой и слегка постукивала о косяк при каждом порыве ветра. Стол и два стула валялись перевернутыми. В помещении все было вверх дном.

Шепча имя жены, он обратил внимание на клочок бумаги, засунутый в сушку возле мойки.

Хэкет схватил записку и стал изучать большие, по-детски неровно выведенные буквы. Разобрав слова, он почувствовал, что его начала колотить дрожь.

«ПРИХАДИ В ШКОЛУ. ПРИХАДИ И ЗАБИРАЙ СВАЮ ГРЕБАНУЮ ЖЕНУ».

Глава 91

Почему не сработала сигнализация?

Мысль была неуместной, но она тем не менее пришла Хэкету в голову, когда он, стоя перед главным входом в школу, сквозь стекло вглядывался во мрак.

Часть стеклянных панелей оказалась выбитой, через этот пролом вломился похититель его жены, но сигнализация явно не сработала. Тот, видимо, каким-то образом нейтрализовал ее, рассуждал учитель. Он осторожно приоткрыл дверь, вздрогнув, когда петли слегка скрипнули, и проскользнул внутрь. Остановившись на пороге, он прислушался — не раздастся ли какой-нибудь звук. Но стояла полная, гнетущая тишина. Абсолютное безмолвие, как и тьма, в которой он очутился. Почти осязаемый мрак будто пытался удержать его от поисков.

Сью где-то здесь, в здании, с человеком, который похитил ее. Единственное, в чем не сомневался Хэкет, так это в том, что похитителем был мужчина. А вот кто он, этого он не знал. Главное — чтобы Сью была жива. Все вопросы потом.

Сжимая в руке взятый на кухне разделочный нож, он свернул налево по коридору и стал заглядывать по пути во все классы. Никаких признаков Сью.

Он сделал остановку, чтобы справиться с очередным приступом боли. Подавив его, он осмотрел следующий коридор. Так же пусто.

Между двумя коридорами располагалась библиотека. Хэкет толкнул дверь, вошел внутрь и, напрягая зрение, стал вглядываться в темноту.

Крадучись, прошелся по комнате, следуя рефлексу, повелевавшему сохранять тишину. Нигде никаких признаков Сью.

Он прошел в противоположный конец коридора — к столовой. По дороге его стали мучить вопросы.

Почему ее похитили?

Когда?

Кто?

С какой целью?

Хэкет привалился к дверному косяку и устало перевел дыхание. Так много вопросов. Голова шла кругом.

Жива ли еще она?

А ребенок?

Ребенок...

При мысли о нем он вздрогнул, припомнив все, что произошло с ним в доме Кёртиса.

Шум наверху положил конец сумятице вопросов. Вот и лестница, ведущая на второй этаж. Он снова услышал тот же звук и крепче сжал в руке нож.

Хэкет медленно поднимался по ступенькам, глядя прямо перед собой. Преодолев один пролет, он споткнулся, неловкое движение отозвалось болью в предплечье, и с губ слетело едва слышное проклятие. Повернув за угол, попытался унять бешено колотившееся в груди сердце, утихомирить хриплое дыхание.

Достигнув конца лестницы, он толкнул очередные двухстворчатые двери.

На площадку их выходило четыре. Он стал проверять одну за другой. Сквозь стеклянную панель третьей двери он увидел Сью. Обнаженная, она была привязана к стулу, ее рот бесцеремонно заткнут кляпом.

Хэкет взялся за ручку двери, которая, к счастью, оказалась незапертой.

На глазах его выступили слезы — он устремился к жене. Сью посмотрела на него взглядом, полным отнюдь не облегчения, но ужаса.

Она выпучила глаза и отрицательно замотала головой.

— Все в порядке, — прошептал он, приближаясь к ней. Она продолжала мотать головой, глядя куда-то вбок, потом кивнула в его сторону.

Куда?

Ее глаза смотрели не на него, а на нечто за его спиной. Едва он взялся за кляп, как услышал металлический щелчок. Звук взведенного курка.

— Я ждал тебя.

Хэкет повернулся на звук голоса.

— Брось нож, твою мать!

Хэкет повиновался, увидев выступившего из тени Рональда Миллза, который сжимал в руке револьвер 38-го калибра, нацеленный прямо в его голову.

Глава 92

— Стань туда! — рявкнул Миллз, кивнув на доску, напротив которой сидела Сью.

Хэкет сделал то, что ему велел этот верзила, который целился в его голову.

Кляп заглушал стоны Сью, рвавшиеся у нее изнутри вместе с приступами боли, раздиравшими внутренности.

— Кто вы? — потребовал ответа Хэкет, наблюдая за двинувшимся к Сью мужчиной.

Великан грубым рывком вынул из ее рта кляп.

— Скажи ему, кто я! — рявкнул он, по-прежнему держа голову Хэкета на мушке.

Сью захлебнулась рыданиями, не в силах произнести ни слова.

— Скажи ему! — повторил Миллз, дернув ее за волосы.

— Ты, ублюдок! — взорвался Хэкет и сделал шаг вперед, но Миллз, держа револьвер в вытянутой руке, направил дуло прямо учителю в переносицу.

— Говори же, кто я и что я сделал! — проскрежетал Миллз.

— Он убил Лизу... — всхлипнула Сью, давясь слезами.

— О Господи! — пробормотал потрясенный Хэкет.

— Тебе что-нибудь говорит имя Питер Уолтон? — поинтересовался Миллз.

Хэкет не смог выдавить из себя ни звука.

— Я с тобой разговариваю, хрен! — рявкнул Миллз. — Ты помнишь Питера Уолтона? И то, что с ним случилось?

Хэкет сделал глубокий выдох — отчаяние, беспомощность и страх охватили его.

— Он разбился. Упал под поезд, — прошептал Хэкет.

— Нет. Это ты убил его. Я видел. Видел, как ты преследовал его. Видел, как ты его толкнул.

— Он поскользнулся. Я не трогал его.

— Но хотел.

— Это так, твою мать! — взревел Хэкет. — И если б я мог — то столкнул бы и тебя вместе с ним, ты, тварь!

Миллз рванул Сью за волосы, не выпуская Хэкета из-под прицела, огрызнулся:

— Ты бы лучше заткнул свою вонючую пасть, Хэкет!

— Что ты собираешься с нами сделать? Тебе нужен я. Отпусти мою жену.

— Пошел ты!.. Если страдает она, страдаешь и ты. До тебя тоже дойдет очередь, не беспокойся, но сначала я хочу, чтобы ты увидел, как умрет она. Точно так же, как ты убивал Уолтона. Это был мой единственный друг. Единственный, кому я доверял и кого любил. И он так же относился ко мне. И ты убил его!

— Сюда едет полиция, — сказал Хэкет, в отчаянии хватаясь за первую попавшуюся уловку, способную спасти их. — Тебя схватят, а возможно, и убьют.

— Мне плевать. Главное — вы умрете раньше меня.

— Скажи мне одно, — попросил Хэкет, — зачем ты убил Лизу?

— Она просто оказалась там. Не она, так другая. Мы вломились в ваш дом с целью ограбления. Найдя малютку, я посчитал это премией. — Он широко осклабился и принялся расстегивать брюки. — Теперь ты, Хэкет, понаблюдаешь за мной.

Сью с мольбой смотрела на своего мужа, хотя и понимала, что он так же, как и она, беспомощен перед этим маньяком. Если он бросится на Миллза, тот убьет Сью или его самого, Хэкета. Его-то он, может быть, только ранит, а вот Сью убьет наверняка — с такого ничтожного расстояния. Хэкету ничего не оставалось, как наблюдать за тем, как здоровяк развязывает веревку на ногах Сью. На ее лодыжках алели рубцы.

— Расставь ноги, — приказал Миллз, высвобождая из брюк большой возбужденный член.

Хэкет понял.

— Ради Бога, она же беременная! — завопил он.

— Заткнись ты, хрен! — проревел Миллз, приближаясь к Сью.

Он схватил ее за лодыжки и потянул на себя. Ему пришлось встать на колени, чтобы всунуть в нее свой пенис, все это время он держал револьвер нацеленным на Хэкета, который едва дышал.

Сью закричала, когда Миллз грубо втолкнул в нее свой член — и толкал все глубже и глубже.

Он принялся двигать им взад и вперед.

Сью рыдала, лицо насильника расплывалось у нее перед глазами. Вдруг она почувствовала участившиеся схватки и движение плода — из утробы к влагалищу.

Хэкет, не в силах ничего предпринять, стоял и смотрел, до боли сжимая кулаки.

Милосердный Боже, ему бы только одну секунду...

Быть бы ему только на один бросок ближе к Миллзу.

Сью громко застонала.

— Мне кажется, она получает удовольствие, — прокомментировал Миллз, продолжая глубоко проникать в Сью. Неожиданно его ухмылка сменилась выражением удивления.

«Господи, что же это?!» — подумал теряющий ощущение реальности Хэкет.

Нет, не удивление отразилось на лице насильника.

Боль.

Миллз еще раз или два глубоко всадил свой член, а потом попытался вынуть его.

И не смог.

Боль, возникшая в его пенисе, стала распространяться на всю область паха.

Сью перестала плакать.

Она теперь улыбалась, видя, как лицо ее мучителя исказилось страданием.

Он еще раз попытался вытащить из женского лона свой орган и вдруг взвизгнул от ужаса.

У него возникло ощущение, что его кто-то держит внутри. Словно мышцы женской утробы, сокращаясь, превратились в тиски. Но боль оказалась страшнее, чем можно было ждать.

Миллз попытался оттолкнуться от Сью, когда боль стала нарастать.

Хэкет, как в тумане, наблюдал за всем происходящим.

А Сью откровенно улыбалась.

Миллз визжал, не в силах терпеть все возрастающую муку. Похоже, его орган истискивали крошечные тиски.

Ручки младенца.

Он никогда в жизни не испытывал подобной боли. Умопомрачительной, от которой едва не терял сознание.

Из влагалища Сью полилась кровь, вовсе не ее кровь. Миллз терял разум от боли, отчаявшись оторваться от женщины, освободиться от страшного захвата. Колени его подогнулись, и он стал заваливаться на пол.

Миллз упал на спину.

Подобного вопля Хэкет никогда прежде в своей жизни не слышал. Вопля безграничного страдания. Миллз лежал на спине, и Хэкет рассмотрел, что на месте члена у бандита торчит залитый кровью обрубок искалеченной плоти. Скорчившийся на полу человек зажал руками рану, пытаясь остановить кровь и прикрыть изувеченный предмет мужского достоинства.

Из ужасной раны хлестала кровь, а Миллз продолжал визжать — его вопли эхом разносились по дому, отдаваясь эхом в голове Хэкета.

Нетвердой походкой Хэкет прошел мимо извивавшегося на полу мужчины к Сью. К горлу подступала желчь, готовая вот-вот вырваться наружу. Но когда, подойдя к жене, он увидел финал ужасной сцены, удержаться он уже не смог.

Губы влагалища Сью раскрылись, и оторванная часть плоти Миллза, выскользнув, упала на пол, в лужицу крови. Подобно ребенку, выплевывающему не понравившуюся ему пищу, вагинальное отверстие изрыгнуло из себя останки полового органа насильника.

Хэкет покачнулся и, отвернувшись в сторону, принялся неудержимо блевать — пока полностью не очистил желудок. Сью не переставала улыбаться, глядя на Миллза, исходящего в поросячьем визге; но он уже начинал выбиваться из сил от потери крови, которая вытекала из него сквозь прижатые к ране пальцы.

Хэкет освободил жену от веревок и прикрыл наготу поспешно снятой с себя рубашкой. Окровавленные и измученные, они проковыляли мимо Миллза.

— Мы должны вызвать полицию, — выдохнул Хэкет, вытирая рот тыльной стороной ладони.

Когда они выходили из комнаты, вопли Миллза стали постепенно затихать, переходя в приглушенные хрипы.

Хэкет не знал, сколько времени требуется человеку, чтобы изойти кровью до смерти.

Поддерживая друг друга, они спустились по лестнице и вышли из школы, жадно вдыхая в себя ночной холодный воздух, который, казалось им, поможет выветриться преследовавшему их запаху крови и смерти.

Хэкета била дрожь — следствие отнюдь не только ночной прохлады.

Окровавленная, теряя сознание от всего пережитого, Сью смотрела на него и улыбалась.

Дойдя до дома, они ввалились в него через заднюю дверь, которую Хэкет с шумом захлопнул за собой. Они добрались до гостиной, и учитель потянулся к выключателю. Вспыхнул свет. И Хэкет окаменел.

В кресле, сжимая в руке стилет, сидел доктор Эдвард Кёртис.

Глава 93

Хэкет потерял дар речи, не в силах оторвать взгляд от Кёртиса.

— Как вы уже догадались, мой брат мертв, — наконец произнес доктор, лицо его при этом оставалось бесстрастным.

— Этому следовало положить конец, — сказал Хэкет, приваливаясь к дверному косяку.

— Я согласен с вами, — отозвался доктор, поднимаясь из кресла с выставленным перед собой ножом.

Сью глянула сперва на мужа, затем на Кёртиса.

Потом она ощутила боль — такую непереносимую, что не смогла сдержать крика.

— Вот что ты с ней сделал! — завопил Хэкет. — Бог его знает, что там она в себе носит! Нечто наподобие... твоего брата?! Помоги ей! Сделай ей аборт! Сейчас же!

— Нет! — простонала Сью, лицо ее искривила маска боли. — Не дайте умереть ребенку. — Она с мольбой посмотрела на Кёртиса. — Пожалуйста!

— Убей его, Кёртис! — прорычал Хэкет. — Там у нее внутри что-то страшное!

Кёртис сделал шаг к Сью, уронив нож на диван.

— Мне он необходим, — говорила между тем Сью. — Помогите ему выжить. — Она схватила Кёртиса за руку и буквально подтащила его к себе.

К ним подоспел Хэкет. Он отшвырнул доктора в сторону и, прижав к стене, схватил за горло. В его глазах застыла ненависть. Ненависть и что-то еще, что трудно поддается определению.

Возможно, безумие?

Кёртис попытался высвободиться из рук Хэкета, державшего его мертвой хваткой, но почувствовал, что теряет силы. Голова его будто распухла, казалось, она вот-вот лопнет, взорвется. Кёртис с трудом дышал, а Хэкет все сильнее надавливал пальцами на его дыхательные пути, в ярости едва не отрывая ноги доктора от пола.

— Вот что ты с ней сделал! — ревел Хэкет, изо всех сил сжимая его глотку. — Я убью тебя! — Эти слова он выплюнул Кёртису в лицо.

И тут Хэкет почувствовал боль в пояснице. Будто что-то кольнуло его в почки. И вновь такое же ощущение. На этот раз сильнее — он почувствовал холодок в этом месте.

На третий раз до него наконец дошло.

Это Сью вонзала стилет в его позвоночник.

Он отпустил горло Кёртиса и упал на колени.

Сью вновь нанесла удар ножом.

На сей раз лезвие вошло в шею и перерезало сонную артерию. Из раны мощным фонтаном забила кровь, залив саму Сью и окрасив стену гостиной, будто кто-то щедро плеснул на нее алой краской. Хэкет обернулся и посмотрел на жену; в его глазах стояли слезы, потом он упал лицом вперед, и тело его слегка дернулось.

Рот его стал наполняться кровью, он часто моргал, и в его глазах все расплылось от слез, от боли.

Сколько времени требуется человеку, чтобы изойти кровью и умереть?

Скоро он будет знать ответ на этот вопрос.

На него сверху смотрел Кёртис — потирая горло, не в силах произнести ни звука.

Сью плакала, сжимая в руке нож, с лезвия которого слезинками стекали алые капли.

— Зачем тебе понадобилось его убивать, Джон? — всхлипывала она. — Зачем?

Хэкет попытался что-то ответить, но из его горла вырвалось только клокотание. Кровь текла изо рта, шла носом. Он потянулся к Сью, хотел коснуться ее руки, понимая, что умирает. Вместе с болью он чувствовал страх.

— Ребенок будет жить, Хэкет, — пообещал Кёртис, потирая горло.

— Мой ребенок, — забулькало внутри Хэкета, но его попытка заговорить только усилила боль и вызвала частые спазмы во всем теле. Его не отпускали судороги.

А Кёртис смотрел на него и улыбался.

— Нет, — мягко возразил он. — Не твой, а моего брата.

Сью тоже улыбалась сквозь слезы.

Джон Хэкет закрыл глаза.

* * *

Некоторые раны никогда не заживают.

Бывает боль, которая никогда не проходит.

Апоп

Ненависть не забывается.

Ее пестуют в глубинах души.

А ненависть к самому себе расцветает от подобной заботы самым пышным цветом.

Апоп

Я заглянул в зеркало безумия

и увидел собственное отражение...

16 мая 1988 года

Шон Хатсон Жертвы

Кто из вас без греха, первым брось на нее камень.

«Евангелие от Иоанна», 8;7

Нам всем нужны козлы отпущения, кто-то, на кого можно свалить вину за то, что на самом деле ощущаем мы. За все, что угодно, до тех пор пока нам не пришлось смотреть в глаза правде.

Неизв.

«Victims» 1987

Эта книга посвящается: Стиву Харрису, Брусу Дикинсону, Дейву Марри, Адриану Смиту и Нико Макбрейну — просто самым лучшим.

С благодарностью и восхищением где-нибудь на сцене...

Предисловие автора

Писалась эта книга тяжко, но несколько человек, в той или иной степени, облегчили мою задачу. Всем, кто предложил свой совет, опыт, дружбу, поддержку, любовь, всем, кто меня вдохновлял, я выражаю искреннюю признательность.

Г-ну Биллу Уодделу, хранителю «Черного музея» Нового Скотленд-Ярда, просветившему меня по ряду исследуемых вопросов. Моему агенту Шилаху Томасу, редактору Биллу Масси (спасибо за чайные пакетики). Бобу Таннеру, Рэю Мьюди и «Дикому обряду». Всем остальным из группы В.Х. Аллена.

Спасибо также — за разное — Биллу Янгу с «Чилтерн-радио» («Аттиле эфира», завсегдатаю пивных палаток), Мику Уоллу (что бы ты ни говорил, я все равно обязан тебе, и, между прочим, этот раунд — твой). Малькольму Доуму — «Чудотворцу» (так кто победит в лиге? Теперь твоя очередь платить за обед). Крушеру Джулу — «Пажу Джимми». Стиву Мактаггарту, Джефу Бартону, Каролине и всем из «Керранга», спасибо от вашего водохлеба...

Спасибо Чипу (в пивных барах Фулхэма сплачиваются мощные группы). «Помойке» (сегодня — посмешище, завтра — весь мир у ног).

Особая благодарность Роду Смолвуду и членам группы Смолвуда — Тэйлора, превратившим три дня «в пути» в столь значимые для меня. Всей дорожной команде тоже — спасибо.

Благодарю ливерпульский футбольный клуб за, может быть, лучшие дни в моей жизни. Спасибо Квинзричу, Жоанне Ингрэм (обещаю больше не платить ни за какие билеты, честно) и Рэю Пококу (великому «Арфисту»).

И наконец, как всегда, моим маме и папе — за все. И Белинде, которая перестрадала все это вместе со мной. Просто быть рядом — этого ужедостаточно...

Шон Хатсон

Чтобы совершилось убийство, нужны двое. Есть люди, обреченные стать жертвой; одни рождаются для того, чтобы им перерезали горло, другие — головорезы — чтобы быть повешенными. Это написано у них на лице.

Олдос Хаксли

Пролог

От одинокой фигуры у доски зрителей отделяло легкое облачко сигаретного дыма, висящее между ними, как грязная занавеска.

Закончив писать, человек повернулся и потер руки, стараясь очистить от мела. Затем, указывая на доску, обратился к аудитории:

— Не знаю, говорят ли вам что-нибудь эти фамилии?

По внезапно воцарившейся тишине он понял, что фамилии собравшимся неизвестны. Тогда Эдвард Мэлоун своим коротким указательным пальцем ткнул в первую фамилию.

— Франц Верфель. Немец, о чем вы, должно быть, догадываетесь. В 1920 году написал роман под названием «Виноват не убийца, а жертва». А вот этот человек, — палец Мэлоуна уперся во вторую фамилию, — психолог. Он-то нас сейчас и интересует. Доктор Ганс фон Гентиг. В 1949 году у него вышла книга «Преступник и жертва», со временем ставшая хрестоматией. Автор утверждает, что судебная практика знает много примеров, когда в том, что произошло убийство, повинны в равной мере и убийца и жертва, спровоцировавшая преступление. Особенно это касается убийств на бытовой почве, в которых зачастую замешана женщина, а также изнасилований. Вызывающее поведение нередко становится причиной убийства.

Он обвел взглядом свою аудиторию и продолжал:

— Вам, полицейским, этого можно было бы и не говорить. Подчас человек ведет себя так, словно побуждает другого к насилию. Например, крикливо одетая женщина, охотница до, скажем так, сомнительных заведений, склонная к тому же менять партнеров, как перчатки, может быть классифицирована как потенциальная жертва. То же самое относится и к мужчине, правда, в несколько меньшей степени. Это что-то вроде русской рулетки. Если женщина на протяжении короткого времени ложится в постель с десятью разными мужчинами, то совершенно очевидно, что хотя бы у одного из десяти это может вызвать либо беспокойство, либо ярость. Подобная же посылка встречается в некоторых делах об убийстве детей. Применив гипотезу Гентига, легко прийти к выводу, что иногда ребенок своим поведением распаляет во взрослом жестокость. Многие дети любят играть со старшими, когда же игра становится неуправляемой, ребенок теряет контроль над собой, завязывается драка и... — Мэлоун помолчал минуту, затем добавил: — Я понимаю, что это всего лишь теория, дело о болотных убийствах к ней не подверстаешь, но исключение, как известно, подтверждает правило.

Провоцирующее поведение было основным предметом исследований Гентига, но одно явление ученому не удалось изучить до конца. Речь идет о людях, которым словно на роду написано стать жертвой убийства. Такая судьба может быть уготована любому. Даже кому-то из нас, находящихся сейчас в этом зале. Те, кому суждено быть убитыми, подают своего рода психологические сигналы, по которым убийца безошибочно их находит, как собака берет след по запаху. Никто не знает, что собой представляют эти сигналы. Никто не в состоянии их идентифицировать. Гентиг, а впоследствии и Юнг[1] назвали науку о поведении жертв преступных посягательств виктимологией[2].

Неким знаком может послужить неподходящее место в неподходящее время, особенно в тех случаях, когда убийство совершается совсем незнакомыми лицами, как это произошло с жертвой Леопольза и Леба, но факт остается фактом: мы все получаем определенные, не зависящие от нашей воли сигналы, вибранты, если хотите. Как представляется, убийцу притягивает некий подсознательный субстрат. Насколько нам известно, никакого внешнего раздражителя не существует. Глаза и мозг убийцы интуитивно регистрируют нечто такое, о чем он сам и не подозревает. В поле зрения преступника попадает своеобразная психологическая приманка. Исследования, проведенные в отношении грабителей, показали, что они выбирают свои жертвы по походке. Грабитель непременно пройдет мимо человека с уверенной, решительной поступью, но мгновенно почует верную добычу в человеке неказистом или робком. То же самое, видимо, происходит и с убийцами: они как бы считывают нужную информацию на языке тела. Проблема заключается в том, что нам еще только предстоит открыть, — чем же именно жертвы так привлекают к себе убийц.

Мэлоун написал на доске заглавными печатными буквами одно слово:

ЖЕРТВЫ

Вступление

Гроб был завален цветами; букеты, венки и столько прочих цветочных подношений, сколько могло поместиться на крышке. Ребенок наблюдал за тем, как четверо мужчин в черных пиджаках осторожно подняли гроб с катафалка и направились к могиле, зиявшей, словно широко открытый рот, готовый проглотить все, что будет предложено.

А вокруг на деревьях заливались птицы. Их ничуть не смущали рыдания и возгласы боли, время от времени взмывавшие над кучкой людей, сгрудившихся у могилы.

Над ворохом цветов с жужжанием вились пчелы. Одна из них уселась на венок из красных гвоздик.

Ребенок то поднимал голову вверх, то озирался по сторонам, разглядывая лица собравшихся, заплаканные и посеревшие.

Когда гроб ставили на землю, один из букетов соскользнул с крышки и упал в открытую могилу. Малыш, проводив взглядом исчезнувший в черной утробе букет, хотел было подойти поближе, посмотреть, насколько глубока была яма, но чья-то рука удержала его, обняв за плечи.

Полились заученные слова священника, и гроб стал медленно опускаться в яму. Ребенок не сводил глаз со священнослужителя, будто изучая его лицо: тяжелые челюсти, пухлые губы, забрызганные слюной, которую тот вытирал через каждые две-три фразы.

В звуках рыданий слышалось крещендо по мере того, как из могилы вытягивали ремни, поддерживавшие гроб. Земное чрево приняло наконец долгожданную добычу. И снова ребенку захотелось броситься и заглянуть в яму, увидеть гроб. Разглядеть сквозь деревянную крышку покоившееся внутри него тело.

Священник закончил свою речь и жестом пригласил первую группу оплакивавших подойти ближе. Произошло движение, и малыш оказался впереди. Рядом с могилой.

Рука так и не отпускала его плеча, но теперь, когда он смотрел на гроб в глубине, казалось, все вокруг перестало существовать. Только могила и гроб. И ничего больше.

Ребенок стоял, словно загипнотизированный, переводя взгляд с медной таблички с именем на шесть болтов, которыми была привинчена крышка гроба. Неожиданно в полированном дереве он увидел собственное отражение, и на какой-то миг ему показалось, что это он лежит в мрачной яме.

Ребенок пытался представить, как он всматривается в лица, склонившиеся над могилой. Попытался представить себя, лежащим в окружении холодной шелковой обивки гроба, как в каком-то коконе, который, правда, никогда не лопнет, дав новую жизнь. Эта упаковка предназначалась для медленного распада тела, а не для его обновления.

Интересно, подумалось ребенку, как это — быть мертвым? Никогда не слышать птиц, продолжавших щебетать как ни в чем не бывало, не видеть насекомых, кружившихся над цветами вокруг могилы?

Но вот о крышку гроба ударилась горсть земли, и ребенок поднял глаза на священника, бросившего ее. Стряхивая с ладони грязь, тот отошел от могилы.

За священником последовали и остальные, все новые и новые горсти земли сыпались в могилу, тогда и ребенок взял немного земли. Заметив, что медная табличка скрылась под слоем грязи, ребенок, наконец, разжал ручонку и прислушался, как кусочки земли забарабанили по полированной поверхности.

Потом чьи-то руки ласково попытались увести его от ямы, но малыш не в силах был сдвинуться с места. Ему хотелось стоять и смотреть, хотелось спуститься в яму и досконально все разглядеть. Хотелось лечь плашмя на гроб и глазеть оттуда на искаженные болью лица.

Те же руки потянули его настойчивее, и ребенок, словно очнувшись, вдруг услышал приглушенные рыдания.

Причитания и стоны слились в хор, зазвучали громче, но ребенка они не трогали. То была музыка смерти.

Мелодия казалась ребенку успокаивающей.

Он оглянулся на еще не засыпанную могилу.

Удивленный.

Часть первая

Лучше убить дитя в колыбели, чем затаить неудовлетворенную страсть.

Вильям Блейк

Он не жертва,

Это видно по его лицу.

Кисc

Глава 1

Он знал, что девочка находится где-то в доме.

Он знал об этом с той минуты, как она исчезла два дня назад.

Знал, что ее поместили в эту развалюху — свидетельство больного воображения архитектора, который строил этот дом и которого давно уже не было в живых.

Все это он знал, но до сих пор так и не смог набраться мужества, чтобы войти в дом и найти дочь.

Он ненавидел себя: даже не попытаться вернуть своего ребенка!

Но это отвращение к себе все время подавлялось чувством страха.

Он боялся проникнуть в дом и обыскать все его пыльные комнаты и глухие коридоры.

Но сейчас у него не было выбора, и, нерешительно войдя в прихожую с высоким потолком, он почувствовал, как напряглись мышцы живота, сплетясь в упругий клубок, отчего стало трудно дышать. Он осторожно ступал по половицам, и шаги его приглушал слой пахучей плесени, покрывавшей доски. Достигнув лестницы, остановился и положил руку на перила. Ощутив под рукой холодную слизь, быстро отдернул руку и принялся тереть ее о брюки, стараясь очистить от ядовитой влаги. Поднял голову и вгляделся в темноту, почти скрывавшую лестничную площадку. Затем начал медленно подниматься по ступеням.

Под его тяжестью ступени протестующе заскрипели, и он на мгновение остановился, напрягая зрение и слух, стараясь не пропустить ни малейшего шороха. Но все было тихо. Он снова зашагал вверх.

От фонаря, болтавшегося на поясе, вовсе не было проку: лампочка разбилась уже в первые минуты. Единственное, на что он теперь мог сгодиться, — послужить орудием самозащиты в случае необходимости. От этой мысли на лбу у него выступили капельки пота.

Достав из кармана джинсов зажигалку и подняв ее слабо мерцающее пламя над головой, он постоял на лестничной площадке. Тусклое пятно света, образовавшееся вокруг него, не могло рассеять темноты, пришлось карабкаться, держась одной рукой за прогнившие перила.

Прямо перед ним оказались три двери.

Он направился к первой из них и дрожащей рукой нащупал ручку. Подергал ее, но тщетно: осклизлый латунный шар лишь прокручивался в его ладони.

Стиснув зубы, он изо всех сил надавил плечом на массивную дверь.

Дверь подалась; давно не смазывавшиеся петли так жалобно заскрипели, что ему показалось, будто скулит раненая собака.

Замерев в нерешительности на пороге, он снова щелкнул зажигалкой, силясь различить в темноте хоть какие-нибудь очертания.

Комната была пуста, не считая какой-то старой рухляди. Он отступил на лестничную площадку.

Где-то впереди раздался тихий, почти беззвучный вздох. Как шелест.

Он уставился в темноту, стараясь определить, откуда донесся звук. Отстегнув от пояса тяжелый фонарь и выставив его перед собой как дубинку, он двинулся дальше по коридору.

Около второй двери лежало что-то ужасно знакомое.

К горлу подкатил ком — это была туфелька его дочери.

Судорожно сглотнув, он опустился на одно колено и поднял ее. Крошечная туфелька была вся в крови; прижав ее к груди и прислушиваясь — не повторится ли снова тот странный звук, — он почувствовал, как в его жилах медленно стынет кровь.

Тишина.

Только гулкие удары сердца да пульсирующая в висках кровь были ему ответом.

Он поднялся на ноги, отыскал на ощупь ручку второй двери и, собравшись с духом, распахнул ее. И тотчас чиркнул зажигалкой.

Бледный желтоватый свет выхватил из мрака разорванную кофточку. Он подошел ближе, и тут же спазм в животе сменился диким приступом тошноты. Кофточка была разорвана пополам и так же, как туфелька, залита кровью. Онемевшими губами он прошептал имя дочери, вернулся на лестничную площадку и подошел к третьей, последней двери. Зажигалка в его руке накалилась, и он вынужден был потушить огонек. Казалось, прошла целая вечность, пока он стоял в обступившей его темноте, переводя взгляд с места на место в тщетной попытке разглядеть хоть что-нибудь в этой кромешной тьме. Наконец, почувствовав, что зажигалка остыла, он снова зажег ее и приготовился войти в третью комнату.

Не успел он прикоснуться к ручке, как кто-то повернул ее изнутри.

Дверь широко распахнулась, как бы приглашая его войти, и он переступил порог, держа зажигалку над головой.

Он закричал бы, будь у него силы.

Его хватило лишь на то, чтобы беспомощно прислониться к дверному косяку: тело обмякло, ноги как ватные, спазмы в животе вот-вот вывернут его наизнанку. Обезумевший от представшего его взору зрелища, он отказывался верить своим глазам.

Его маленькая дочь висела вниз головой на крюке, подвешенном на цепи к потолку, тело болталось, как кусок туши в мясной лавке, обе руки были отрублены по плечи, а горло глубоко и неуклюже располосовано. На полу разлилась лужа крови, кое-где кровь успела загустеть, превратившись в липкую красную кашицу.

Отрубленных рук нигде не было видно.

Он метнулся назад, машинально захлопывая за собой дверь, словно это могло спасти его от пережитого ужаса, стереть из памяти увиденное. Зажигалка выпала из руки, и его вновь окутала темнота. Ноги предательски подкашивались, но, собрав остатки сил, он бросился к лестнице.

Он уже почти поравнялся с первой дверью, когда она вдруг открылась.

Существо, набросившееся на него, можно было представить только в кошмарном сне.

Ростом с человека, туловище слегка прогнулось под тяжестью огромной головы. Головы, сплошь покрытой клочьями рваной кожи, под которой проступали набухшие вены и гнойники. Спутанные седые лохмы разметались в разные стороны, глаза горели, когда чудовище ринулось к нему. Он успел разглядеть, что это и не глаза вовсе, а два красных шара без зрачков, будто бы налитых кипящей кровью. Чудовище разинуло пасть, и из нее вывалился огромный язык, по которому сочилась желтая слюна.

В когтистой руке был зажат тесак.

Он попытался было защищаться, однако нападение оказалось столь внезапным и жестоким, что спасти его могло разве что чудо.

Лезвие тесака вонзилось ему прямо под грудину, с легкостью разрезав живот до самых почек. Тело разломилось, как перезрелый персик, и кишки наподобие гигантского окровавленного клубка червей вывалились наружу. Издав вопль, он упал, и в уже угасающем сознании его мелькнуло, что чудовище обрушилось на него, зарывшись когтями в мясо. Когти все глубже проникали, пока не сомкнулись вокруг того, к чему стремились.

Чудовище вырвало из тела сердце, зажало пульсирующий орган в огромном кулаке и, любуясь своим кровоточащим трофеем, вожделенно облизывалось, воспаленный, покрытый слизью язык извивался, как червь.

Сдавив сердце еще сильнее и глядя, как вытекает кровь из разорванных артерий, чудовище поднесло его к своей пасти... и в этот момент зажегся свет.

Глава 2

— Стоп!

Команда прозвучала одновременно с внезапной вспышкой иллюминации, производимой множеством прожекторов, и затемненную до этого лестничную площадку залил холодный белый свет.

Филип Дикинсон ступил на лестницу кинопередвижки, нависшей над головами двух актеров, и спрыгнул вниз, стараясь не задеть девушку-ассистента, деловито щелкавшую аппаратом, снимая что-то на фотопленку. Не должно быть никаких случайностей, когда съемки возобновятся. Ведь только на прошлой неделе персонаж, у которого в одной сцене был шрам на правой щеке, в другой появился с тем же шрамом, правда, каким-то чудом оказавшимся на левой щеке. Лишь тщательный анализ при прогонке ленты выявил ошибку, но актер уже возвратился в Америку, и его повторный вызов обойдется слишком дорого. На этот раз она решила не допустить подобной оплошности. Девушка меняла ракурсы, велев актерам не двигаться, при этом один, лежа на полу, улыбался ей, пока она суетилась вокруг них.

Когда зажегся свет, съемочная площадка тотчас превратилась в сцену, на которой разыгрывалось хорошо отрепетированное столпотворение. Режиссеры, операторы и их помощники сверялись со сценарием, спорили, какой эпизод снимать дальше. Какие-то актеры приглашались на площадку, другие толклись поодаль, курили и болтали.

Трое рабочих сноровисто монтировали рельсы, на которые им предстояло установить тяжелую съемочную аппаратуру типа «Панавизион» на тележке. Следующая сцена должна была сниматься движущейся камерой. В ней это мерзкое создание понесет сердце новой жертвы в подземелье, где ждут его подрастающие собратья.

Дикинсон взглянул вниз, услышав голос помощника режиссера Колина Робсона, напоминавшего операторам об осторожности — об огромном прожекторе. Робсон был высок и худощав, ему только что исполнилось тридцать пять лет. Он был на четыре года моложе Дикинсона, который сейчас наблюдал за кипящей вокруг него работой, то и дело проводя рукой по копне каштановых волос, доходивших ему до плеч. Он вытащил из кармана джинсов пластинку жевательной резинки и отправил ее в рот. Взглянув вначале на часы, потом на девушку-ассистента, воскликнул:

— Поживее, Сара! Не весь же день нам возиться.

Несмотря на то, что он родился на юге Англии в Суссексе, Дикинсон достаточно поколесил между Британией и Штатами, поэтому его речь приобрела легкий американский гнусавый акцент. Он стал режиссером восемь лет назад, после того как написал сценарии для пары американских детективных сериалов, постановщиком на которые его самого же и пригласили. Однако рамки телевидения, как ему казалось, не позволяли полностью реализовать творческий потенциал, и он решил заняться созданием кинофильмов. Некоторое время он работал помощником режиссера, участвовал в съемках нескольких фильмов в Штатах, но в конце концов ушел с этой работы. Окончательное решение было принято во время поездки в Италию через две недели после того, как ему исполнился тридцать один год, и знакомства с руководством компании «Ди-эй-си филмс».

Дикинсону предложили поставить фильм «Расчленитель», который при прокате в Штатах принес десять миллионов долларов дохода и, что было более важным, дал ему возможность обосноваться в американском бизнесе. Но в своем горячем стремлении преуспеть он вдруг обнаружил, что один за другим снимает фильмы ужасов. Более того, теперь, восемь лет спустя, новизна этой темы для него просто улетучилась — он потерял к ней всякий интерес.

Сейчас режиссер стоял, широко расставив ноги и уперев руки в бока, и смотрел на актера, распластавшегося на полу в намокшей от бутафорской крови одежде. Он тряс головой и устало вздыхал.

— Что-нибудь не так, Фил?

Дикинсон обернулся и увидел Фрэнка Миллера, спускающегося к нему с лестничной площадки. На Миллере был темный спортивный свитер и джинсы, в руке он держал маленькую серебряную фляжку. Его каштановые волосы были взлохмачены, и в них, так же как и в усах, кое-где пробивалась седина. Миллер был давно небрит, и, когда он почесывал щеку, раздавался скрежещущий звук. И хотя по внешнему виду этого не скажешь, Миллер был на шесть лет моложе Дикинсона — глубокие морщины на лбу и мешки под глазами старили его. Отхлебнув из фляжки, он сунул ее в задний карман джинсов.

— Похоже, ты чем-то недоволен, — сказал Миллер, проходя мимо режиссера и похлопав его по плечу.

Дикинсон молча наблюдал за тем, как тот начал вытаскивать из-под спины лежащего на полу актера целую сеть тоненьких трубочек. Они-то и обеспечивали приток крови, которая во время только что закончившейся сцены так натурально била из разорванного живота героя. Устройством, приводимым в действие тремя небольшими и хорошо замаскированными на теле актера насосами, управлял дистанционно сам Миллер, который сейчас не без гордости осматривал это кровавое творение своих рук.

— Можно пойти смыть все это с себя? — спросил «окровавленный» с головы до ног актер.

Дикинсон утвердительно кивнул.

— Валяй! Пожалуй, нам всем пора отдохнуть.

Он взглянул на часы и, сложив ладони у рта рупором, прокричал на весь павильон:

— Перерыв! Через час всем быть на своих местах!

Это его последнее указание было встречено одобрительным гулом, и вся съемочная группа повалила в буфет, развернутый в стороне в двух больших фургонах.

— Ну как получилось, Фрэнк? — спросило «гадкое чудовище», продолжая сжимать в кулаке сердце.

— Оставь его здесь, — сказал Миллер и проследил, как грузный актер положил сердце на землю. Затем оба — монстр и жертва — заторопились на обед, оставив Дикинсона и Миллера одних. Наступившая тишина вдруг стала казаться гнетущей после той суеты, которая поднималась всякий раз, когда заканчивались съемки и шли приготовления к следующей.

— У тебя осталось еще? — спросил Дикинсон, указывая на фляжку Миллера.

Тот вынул из кармана свою баклажку и передал ее режиссеру.

— Я мог бы рассчитывать на снисхождение, если бы высказал крамольную мысль: тебя не устраивает работа? — поинтересовался Миллер, сматывая «окровавленные» трубочки.

— Ты был недалек от истины, — ответил Дикинсон, возвращая фляжку. Он вытер рот тыльной стороной ладони и теперь наблюдал за тем, как Миллер заталкивал в сумку пучок пластиковых трубок, а покончив с этим, поднял сердце и тоже бросил его в сумку. — Черт, они дают мне четыре миллиона баксов, команду, которую я никогда в глаза не видел, и сценарий — плюнуть да растереть, засылают сюда и требуют, чтобы я вернулся с фильмом, который принесет им пятнадцать миллионов.

Так и подмывает послать все к дьяволу, — со вздохом махнул режиссер рукой.

— Это называется из ничего сделать конфетку, — язвительно заметил Миллер.

— Хорошо хоть они позволили мне самому нанять специалиста по киноэффектам. По крайней мере, одна составная этой ахинеи будет сделана нормально.

Миллер самодовольно улыбнулся. Он знал, что Дикинсон говорил чистую правду: он недаром заслужил репутацию одного из лучших в мире специалистов по киноэффектам. Дважды до этого отмеченный на конкурсах за лучшие маски, он в конце концов год назад получил приз на фестивале фантастических фильмов в Триесте за грим и эффекты в фильме «Высасыватель мозгов. Часть 2». Хотя вся его работа в картине была безупречна, Миллер особенно гордился сценой, в которой ему пришлось создать иллюзию, что главный персонаж, вставив длинный хобот в ухо своей жертве, действительно сосет мозг. Он добился превосходного эффекта, комбинируя искусственные головы, стоп-кадр, мультипликацию и «живую» игру.

Тогда режиссером тоже был Дикинсон.

— Зачем же ты взялся за эту работу? — спросил Миллер, когда они не спеша спускались по лестнице. — Ведь знал, что сценарий — дерьмо.

— Это — контрактная работа, — ответил режиссер. — Я подписал контракт на три фильма. Этот еще куда ни шло. В двух предыдущих я просто доделывал за кого-то работу. Я иногда думаю, что будет с кинобизнесом, если все откажутся снимать не свои фильмы? А? Что будет? Говорю шефу, что больше не намерен продолжать чью-то работу. Так он мне вручает этот паршивый сценарий, который написал его сын.

Миллер криво усмехнулся, а режиссер продолжал:

— Звонит мне домой через два дня, интересуется моим мнением. К счастью, он успел намекнуть, сколько они собираются мне заплатить, прежде чем я выпалил все, что об этом думаю.

— Да, все решают деньги, Фил, можешь не продолжать, — перебил его специалист по киноэффектам. — Есть у тебя деньги — ты кум королю. Как говорят, жизнь — это бутерброд с дерьмом. Чем больше хлеба, тем меньше дерьма придется съесть.

— Очень философское замечание. — Дикинсон помолчал. — Поскорей бы уж, что ли, кончить этот проклятый фильм! Тут же возьму свой чек, и большой привет!

— Что мне в тебе нравится, так это преданность делу, — щелкнул языком Миллер.

— Если уж на то пошло, то большего подвижника, чем ты, мне встречать не доводилось. Я в кино в общей сложности пятнадцать лет, но таких потрясающих эффектов, как у тебя, не видел. Взять хотя бы это сердце. — Он кивнул на сумку, которую нес Миллер. — Оно совершенно как всамделишное, а ты потратил на него всего-то двенадцать часов. Черт его знает, как это у тебя выходит!

— Профессиональная тайна, — подмигнул Миллер, снова прикладываясь к фляжке.

— Обедать идешь? — спросил Дикинсон.

— Надо сперва отнести этот хлам, — похлопал Миллер по сумке. — Оставлю в своей гримерной. Увидимся в буфете минут через десять.

Дикинсон кивнул и пошел дальше.

Миллер спустя минуту зашагал в противоположную сторону. Толкнув входную дверь павильона, вышел под накрапывающий дождик. Небо от края до края затянуто тучами. Вокруг съемочной площадки образовались лужи. Гримерная Миллера, служившая одновременно и передвижной мастерской, размещалась в приспособленном для этой цели фургоне, как, впрочем, и все уборные исполнителей. Он бросил взгляд на свое временное жилище, повернулся и направился к туалетам.

Войдя в помещение, специалист по киноэффектам остановился, желая удостовериться, что он здесь один. Довольный тем, что все кабинки пусты, вошел в первую из них и закрыл дверь на задвижку.

Заперевшись изнутри, Миллер расстегнул сумку. На него пахнуло таким зловонием, что он невольно отшатнулся. Вынув сердце, Миллер бросил его в унитаз.

Несколько мгновений он смотрел на этот сгусток жира и крови, похожий на омерзительный кусок выкидыша. Потом спустил воду, глядя, как унитаз наполняется красноватой жидкостью.

Вначале сердце застряло, Миллер вновь нажал на рычаг сливного бачка, и его, наконец, смыло потоком чистой воды.

Из туалета Миллер поспешил в свой фургон, вывалил там ворох пластиковых трубок и отправился в буфет.

По пути он снова свернул в туалет.

Сердце исчезло.

Глава 3

Кусочки курицы прилипали к толстым потрескавшимся губам чудовища, когда он подносил пищу к своей пасти.

— Черт бы побрал эту маску! — прохрипел Кевин Брейди. Понять его было почти невозможно, поскольку он был не в состоянии открыть рот больше, чем на сантиметр. Актер стряхнул жирные ошметки курицы с губ маски и попытался отхлебнуть чаю. Горячая жидкость потекла по подбородку, но он этого не заметил, искусственная кожа защищала его, как панцирь. Помучавшись, он потребовал соломинку и с ее помощью допил свой чай.

— Если это называется муками во имя искусства, могли бы кормить и получше, — пробурчал Брейди, у которого давно уже ныло лицо, будто вмурованное в бетонную стену. Он находился в гриме с шести часов утра, и теперь, когда его часы показывали час пятнадцать, он все больше ощущал себя Железной маской. Гримируя его, Миллер предупреждал, что от резких движений грим может растрескаться, а поскольку для того, чтобы сделать из него «астроканнибала» (а именно так назывался фильм), потребуется больше двух часов, съемки в этот день будут безнадежно загублены.

Фрэнк Миллер сидел перед своей тарелкой с яйцом и жареным картофелем и весело улыбался, наблюдая за Брейди. Буфет был похож на потревоженный улей: туда-сюда сновали люди с подносами, голоса и смех сливались в монотонный гул. Многие актеры оставались в гриме и костюмах. Внимание Миллера привлекла парочка со страшными обожженными лицами. Актеры непринужденно болтали, стоя в очереди за обедом, а буфетчица изо всех сил старалась не смотреть в их сторону.

Специалист по эффектам прямо-таки расплылся в улыбке.

— Вы будете это есть? — спросил кто-то за спиной у Миллера, и, когда он отрицательно покачал головой, сзади протянулась когтистая рука с оторванным пальцем и схватила пончик.

Двое мужчин, оба с зияющими пулевыми ранами на лбах, сидели за соседним столиком и курили.

— Вчера я битый час пытался смыть с себя эту дрянь, — сокрушался Брейди, ощупывая свое лицо. — Разумеется, большую часть ты снял с меня после съемок, но остальное пришлось домывать водой и мылом.

— Сколько раз тебе повторять, — недовольно проворчал Миллер, — пользуйся медицинским спиртом, он эффективнее.

Он отодвинул тарелку и потянулся за фляжкой, критически разглядывая свои «шедевры», заполнившие буфет.

Женщина с оторванным ухом и перерезанным горлом деловито расчесывала волосы. Платье у нее на груди было распорото и залито кровью, и Брейди поймал взглядом дразняще мелькнувший сосок, пробившийся сквозь прореху на ткани в том месте, куда ударил нож. Когда актриса встала, Брейди хотел было вскинуть брови, но грим не позволил ему сделать даже это простое движение. Он лишь оценивающим взглядом своих кроваво-красных глаз скользнул сверху вниз по ее длинным стройным ногам.

— Иногда и такой язык, как этот, может пригодиться, — усмехнулся Брейди и продемонстрировал длинную, смахивающую на червя накладку, которую с началом съемки он надевал на свой язык.

— Особенно, если ты умеешь дышать ушами, — ввернул Миллер, отхлебывая из фляжки.

Буфет грохнул.

— А тебе небось частенько приходится гримировать актрис, а? — сказал Брейди. — Ну, делать там что-то с их телом:

Он попытался улыбнуться, но прорезиненная кожа на лице натянулась, вызвав резкую боль.

— Что из того? — удивился Миллер. — Это все равно, что наносить краску на холст. Только передо мной живой холст.

— Но художники ведь не малюют на титьках, — похотливо крякнул Брейди.

Миллер сделал еще глоток из фляжки.

— Как бы тебе это объяснить? — задумался он. — Скажем, гримирую я тебя. Так вот, это то же самое, что размалевать титьки, если хочешь знать.

Взрыв хохота прогремел за столиками. Брейди, однако, шутки не принял. Тяжелым взглядом смерив специалиста по эффектам, он продолжил трапезу.

Миллер потер переносицу большим и указательным пальцами и попытался отвлечься от какофонии звуков в буфете. Закрыл глаза, как будто так гвалт был меньше слышен или вовсе не воспринимался. Нечего и говорить, что это не помогло, и он досадливо поморщился.

Миллер никогда не чувствовал себя уютно в толпе. Как он полагал, это было следствием того, что он был единственным ребенком в семье. Он рос в привычной среде, и спустя годы общество других людей его в лучшем случае тяготило, а чаще — раздражало.

Занятие, которому он посвятил себя после окончания школы, лишь укрепило в нем склонность к одиночеству. Пять лет он учился в фотографическом колледже, потом жил при поддержке отца на вольных хлебах. В двадцать три года ему удалось продать местной газете свои первые фотоработы. В то время на ферме, неподалеку от которой он жил, возникла вспышка ящура, и его снимки пораженных болезнью животных были опубликованы газетой «Мейл». Когда в автомобильной катастрофе погиб местный сановник, Миллер оказался поблизости и успел сделать несколько снимков, как пожарная команда извлекает из-под обломков останки сановника и его жены.

Малотиражные иллюстрированные газетки охотились за его фотографиями.

Платили хорошо, но редко, поэтому, как только ему предложили полную ставку в газете «Экспресс», он сразу переехал в Лондон и уединился в своей квартире. Он легко сходился с людьми, вернее, людей влекло к нему. Сам же Миллер, говоря о ком-то, редко использовал слово «друг». Люди оставались для него просто знакомыми; ничего большего он от них и не требовал и старался избегать ситуаций, когда можно было слишком сблизиться с человеком. Он делал свое дело — все остальное не имело значения.

Задания стали поступать по знакомой до боли схеме. Ему непременно следовало прибыть первым к месту происшествия с камерой на изготовку. Когда в Лондоне в конце семидесятых количество разорвавшихся бомб, заложенных боевиками Ирландской Республиканской армии, достигло своего пика, ему казалось, что его лучшими друзьями стали смерть и боль. Эти-то друзья и кормили его. Где бы ни случалось несчастье, Миллер мчался туда, чтобы увековечить событие для последующих поколений и ради чека на круглую сумму.

Когда однажды с седьмого этажа отеля «Ритц» выбросилась женщина, Миллер ухитрился заснять ее в воздухе, до того как она упала на землю. За эту фотографию он получил премию. А вот снимок, сделанный им позже, когда женщина уже лежала на земле, такого успеха не имел, хотя, по мнению Миллера, был не менее удачным.

Работа в полиции стала естественным повышением его по службе. Казалось вполне логичным, что после съемок случайных смертей он переключился на фотографирование последствий спланированных убийств.

Десятилетний мальчик, изнасилованный гомосексуалистом, в кровоподтеках и с разорванным анусом. Убийца задушил его колючей проволокой.

Обезображенная молодая женщина: ее сначала положили лицом на раскаленную конфорку электроплиты, а потом затолкали в огромный чемодан, из которого виднелась ее голова.

Со временем Миллер научился без содрогания смотреть даже на мертвых грудных детей. Хладнокровно снимал он, например, до смерти избитую шестимесячную девочку, у которой через пролом в черепе вытек мозг. Ее убила собственная мать, страдающая психическим расстройством. Убийцу так заворожил фонтан, брызнувший из-под тонкой кожицы на голове дочери, что она запустила туда три пальца.

А потом пошли более серьезные поручения, напомнившие ему о временах работы в газете. Он был в числе первых очевидцев крушения в метро у станции «Мургейт» и видел, как останки человеческих тел лопатами сгребались в полиэтиленовые мешки. Тела были искорежены до неузнаваемости. Конечно, зрелище далеко не художественное. И все же, глядя на то кровавое месиво в тоннеле, Миллеру вдруг подумалось, что даже в смерти и увечьях есть свое эстетическое начало. Никто не заметил, как он перевернул какой-то раздавленный труп, дабы на его снимке были запечатлены все детали. В конце концов, он был прежде всего фотографом и никогда не забывал, что в фотографии важна композиция.

Даже если иногда это означает, что приходится потом обтирать слизь с обрызганной мозгами обуви.

Ему было двадцать шесть лет, когда это произошло, и примерно в то же время он сильно запил...

Миллер вздрогнул, когда кто-то положил руку на его плечо.

Он обернулся — рядом стоял Дикинсон.

— У тебя найдется минутка, Фрэнк? — спросил режиссер. — Хорошо бы обсудить следующий эпизод.

— Я — весь внимание, Фил, — с готовностью отозвался Миллер, отхлебывая из фляжки.

Специалист по эффектам поднялся и последовал за режиссером из буфета. На выходе ему улыбнулась какая-то девушка. Миллер в ответ тоже улыбнулся.

Девушка была симпатичная.

Хоть у нее не было одного глаза, а часть носа — отрезана.

Глава 4

Раздался громкий металлический щелчок, когда Дикинсон попробовал дробовик в действии. Он поднял его к плечу, навел на Кевина Брейди и плавно нажал на спусковой крючок.

Когда ударник щелкнул о пустой магазин, режиссер взглянул украдкой на актера, стоявшего с поднятыми над головой руками, пока Миллер старательно закреплял на его груди металлическую пластинку размером с кулак. Полоской пластыря, которую он до этого держал в зубах, Миллер прилепил пластинку к голому телу актера, едва заметно усмехнувшись, увидев, что липкая полоска захватила несколько волосинок на груди Брейди.

— Будет немного больно отлеплять, — сказал специалист по эффектам, проверяя свою работу.

Брейди безропотно кивнул и ощупал металлическую пластинку. С обратной стороны под нее был подложен поролон для гашения незначительного удара, сопровождающего детонацию.

— Надеюсь, эти чертовы штучки не очень опасны, — буркнул актер, глядя, как Миллер прилаживает к металлу крошечное взрывное устройство.

— Сейчас мы это проверим, — угрюмо сказал Миллер, и от его недовольного тона у Брейди поползли по спине мурашки. — Ну ладно, стой спокойно, — добавил специалист по эффектам и взял со столика пульт управления. Еще раз оглядев взрывное устройство, он нашел на пульте дистанционного управления нужную кнопку и нажал ее.

Последовал глухой взрыв, но дыма не было.

Получив легкий удар в грудь, Брейди невольно пошатнулся.

— Ну что, Фил, не испробовать ли нам все это вместе с мешочком крови? — спросил Миллер, поспешно делая глоток из свой фляжки.

Дикинсон кивнул, передавая дробовик другому актеру, во все глаза следившему за тем, как Миллер, взявшись за металлическую пластинку, рывком сорвал ее с груди Брейди. Несколько темных волосков осталось на пластыре, и Брейди чертыхнулся, потирая больное место.

Он присел на край столика, на котором Миллер, достав из кармана, разложил кусок резины. Брейди вытаращился на гладкую резинку, напоминавшую ему что-то ужасно знакомое.

Не прошло и двух секунд, как его осенило: это был презерватив!

— Часть своих запасов я забыл прихватить из дома, — поведал Миллер, осторожно наполняя презерватив густой красной жидкостью. — Хорошо, что поблизости оказалась аптека.

— Сколько же ты купил? — поинтересовался Брейди.

— Шесть пакетиков, — ответил ему с улыбкой Миллер. — Аптекарша, должно быть, решила, что я готовлюсь к бурной ночи.

Под одобрительные возгласы Миллер закончил свою работу. Теперь кончик и первая четверть презерватива были наполнены поддельной кровью. Специалист по эффектам вытер испачканные руки о джинсы, и Брейди поразило, как натурально выглядело пятно. Словно человек порезался и прикоснулся раной к ткани. Миллер завязал презерватив тугим узлом, отчего кровь переместилась в конец емкости, образовав подобие круглого мешочка. Казалось, будто кто-то наполнил его кровавой спермой.

Помощник режиссера Колин Робсон подошел к Дикинсону сообщить, что камеры установлены и все готово к съемке, и, выполнив свою обязанность, задержался на мгновение, увидев, что Миллер снова прикрепляет металлическую пластинку к груди Брейди. И на этот раз он прилепил ее медицинским пластырем, потом аккуратно приладил к пластинке мешочек с кровью, следя за тем, чтобы он находился непосредственно над новой шашечкой взрывчатки. Закончив приготовления, Миллер отступил на полшага и взял пульт дистанционного управления.

— Готов? — спросил он у Брейди.

Актер кивнул.

Миллер, приложившись вначале к фляжке, небрежно надавил красную кнопку.

Заряд сработал, резиновый мешочек взорвался, как клокочущий котел, расплескав липкую жидкость на груди Брейди.

— Потрясающе! — воскликнул Дикинсон. — Начинаем съемку.

Пока Миллер возился с новым мешочком крови и взрывным устройством, режиссер занялся Пэтом Салливаном, державшим дробовик. Салливану, худощавому долговязому парню с длинными каштановыми волосами, только-только стукнуло двадцать.

— Так, а ты быстро беги к Кевину, — распорядился Дикинсон. — Поднял дробовик к плечу и вдруг замер, как будто увидел что-то ужасное. Как будто не веришь своим глазам. Кевин бросится на тебя, и тут ты стреляешь. Насчет ружья не беспокойся, оно заряжено холостыми. Выстрел будет громким, совершенно безопасным. Звук запишем потом. От холостых всегда много шума.

— Но по сценарию я должен кое-что сказать, прежде чем выстрелю, — напомнил Салливан.

— Плевать я хотел на этот сценарий! — отрубил Дикинсон. — Там что ни строчка, то чушь.

— Мне кажется, без этого действия героя будут не мотивированы, — не сдавался молодой актер.

— Черт возьми, это же фильм ужасов, а не какой-то паршивый документальный фильм на социальную тему. Я здесь не фильм ставлю, а здесь я делаю деньги. Так что забудь про сценарий, понял? Просто пальни в него. А я придержу два кадра, пока ты не выстрелишь, потом в движении сниму тебя крупным планом, а затем падающего Кевина.

Миллер практически завершил свою работу. Он уже разместил четыре взрывных устройства и вкупе с ними мешочки на груди Брейди. Искусно закрепил последнюю пару на плече актера.

— Крепись, пять зарядов — не шутка, — улыбнулся Миллер.

— Меня больше беспокоит, как я все это смою с себя. — Из-под толстого слоя грима голос Брейди звучал приглушенно, слова были едва различимы.

Высоко над ними два мощных дуговых прожектора опустили в нужное положение, светотехник обследовал площадку, измеряя освещенность экспозиметром и переговариваясь с оператором, уже занявшим место на операторском кране.

Увидев мелькнувшую вспышку, Миллер обернулся и узнал знакомого фотографа из журнала «Фотоплей». Фотограф кивнул, приветствуя специалиста по эффектам, и тут же бросился снимать других членов съемочной группы, которые роились вокруг площадки, как мухи вокруг дохлой собаки.

— У нас все готово? — устало спросил Дикинсон.

— Всем по местам! — прокричал помощник режиссера. — Мы обязаны быть профессионалами!

Его реплика была встречена насмешками и хохотом.

Освещение приглушили, когда Брейди и Салливан заняли свои места.

— Сразу, без повторов. Снимаем с первого раза! — крикнул режиссер. — Готово?

— Готов! — отозвался один из кинооператоров, а затем и два других ответили утвердительно.

— Нумератор! — приказал Дикинсон.

Послышался резкий хлопок нумератора, и Миллер услышал:

— Пятьдесят восемь, дубль первый.

Дикинсон, в последний раз окинув взглядом декорации, отошел в сторону.

— Начали! — воскликнул он, и Салливан ступил на площадку.

Миллер приблизился к режиссеру, держа пульт дистанционного управления в одной руке, фляжку — в другой. Ожидая своей очереди, он сделал из нее большой глоток.

Кран с кинокамерой опустился ниже, оператор снимал вскидывающего дробовик Салливана.

— Фрэнк, приготовься, — прошептал Дикинсон, и Миллер застыл, держа палец над красной кнопкой пульта. Еще несколько секунд — и он, с его огромным опытом в области киноэффектов, создаст иллюзию, будто грудь Брейди разворотит выстрелом дробовика. Он видел, как актеры повернулись лицом друг к другу, как задвигался, извиваясь, пластиковый язык, который Брейди надевал и в предыдущих эпизодах.

Дикинсон безучастно наблюдал за тем, как актеры разыгрывали сцену, забеспокоившись только раз, когда Салливан чуть-чуть просрочил время выстрела.

Наконец он таки нажал на спусковой крючок, что-то слабо щелкнуло, и тотчас с оглушительным треском стали рваться холостые патроны.

Миллер нажал кнопку пульта.

Ничего.

— О черт, — засипел специалист по эффектам, яростно трясякоробочку.

— Стоп! — спокойно сказал Дикинсон. — Всем оставаться на местах. Через пару минут все будет в порядке.

Он взглянул на Миллера, который уже проверял взрывные устройства.

— Что случилось? — поинтересовался Брейди, видя, что специалист по эффектам озабоченно рассматривает что-то у него на груди.

— Наверное, где-то заклинило, и контакта не произошло, — сказал Миллер. — Если и сейчас не сработает, придется подключить их к стационарному пульту управления.

Он решил, что не мешало бы испытать сначала устройства, прежде чем заработают камеры. Глупо, если еще раз произойдет осечка.

Чуть не припав к груди Брейди, Миллер снова и снова осматривал свое изобретение.

Пэт Салливан потирал плечо, удивляясь, что отдача у дробовика при стрельбе оказалась такой сильной, хотя патроны были холостые.

Миллер ощупал детонатор четвертого заряда, нагнувшись так близко, что его лицо находилось в трех — пяти сантиметрах от него.

Салливан положил дробовик на пульт дистанционного управления.

Миллер услышал предостерегающий крик, но было слишком поздно.

Все пять детонаторов сработали одновременно.

В глаза ударила ослепительная вспышка, больше он ничего не видел. Обжигающая боль резанула по глазам — заряды разорвались прямо у его лица. От боли он закричал. Из лопнувших мешочков с кровью по телу растекалась липкая жидкость. Но самым сильным было ощущение боли. Адской, мучительной боли, которая, казалось, впилась в его голову, когда он пальцами стал царапать свои обожженные глаза. Мелкие частички резины, расплавленной в огне, разъедали его чувствительные глазницы. Ревя от боли, Миллер рухнул на колени и отчаянно замахал руками.

Вокруг него слышались вопли и крики, но доносились они словно из вечной темноты, обступившей его со всех сторон. Глаза жгло все сильнее, будто в них брызнули кислотой. Бутафорская кровь вперемешку с его собственной текла по щекам, почерневшим от разрыва пяти крошечных зарядов.

Когда боль стала совсем нестерпимой, силы оставили его, он упал и с облегчением почувствовал, что начинает терять сознание.

Пока сознание еще теплилось в нем, Миллер услышал голос Дикинсона, перекрывающий гул криков и причитаний.

— "Скорую", быстрее!

Это было последнее, что он слышал.

Глава 5

Он услышал стук резко распахнувшихся дверец «скорой помощи», потом вдруг почувствовал на своем лице холодный воздух — видимо, его перекладывали на каталку.

По крайней мере, так он представлял себе происходящее. Он по-прежнему ничего не видел.

Сознание вернулось к Миллеру вскоре после того, как его поместили в машину «Скорой помощи», и он был вынужден лежать, преодолевая нестерпимую боль, пока машина неслась по улицам к больнице. Он смутно ощущал скорость движения, слышал пронзительный вой сирены и, совсем близко, голос врача, утешавшего его и, что было куда важнее, коловшего морфий. Из поглотившего его мрака Миллер был благодарен за этот наркотик, хоть ненадолго притупляющий боль.

Поездка продолжалась менее десяти минут, показавшихся вечностью. Ослепший, он тем не менее понимал, что сейчас его катили ко входу в отделение «неотложной помощи».

Голоса бурлили и кружились над ним — звуки, лишенные телесной оболочки в беспредельности сошедшей на него ночи. Со всех сторон долетали какие-то обрывки разговоров:

— ...глаза...

— ...сразу в хирургию...

— ...сильное повреждение... острая боль...

Миллеру захотелось внести свою лепту в плетущуюся паутину слов и звуков, но, когда он попытался что-то сказать, его губы лишь беззвучно шевельнулись. Было такое ощущение, будто в рот ему насыпали мелу. Он попытался глотнуть, но горло лишь судорожно сжалось, не в состоянии произвести даже такое простое движение.

Каталка ударилась обо что-то, и от неожиданности Миллер вскрикнул. Звук, который, он думал, не сможет издать, получился похожим на кваканье. Теперь в ноздри ему ударил запах дезинфицирующего вещества, из чего он заключил, что его везут по коридору больницы. Он чувствовал прикосновение чьих-то рук. Теплых рук. От которых веяло покоем.

Боже, если бы он мог хоть что-то видеть!

Он моргнул, но это движение только усилило боль, и он снова застонал, понимая, что действие морфия ослабевает.

— С дороги...

— ...срочная операция...

— ...третья операционная...

Голова Миллера была туго перебинтована, и он молил Бога, чтобы это было единственной причиной, почему он не видит. Он заскрежетал зубами, почувствовав, что каталка остановилась.

— Больной потерял много крови, — послышался над ним чей-то голос.

Миллер хотел что-то сказать, хотел предупредить, что кровь, залившая его лицо, была в основном бутафорской. Ну, невсамделишной. Это такая забавная чертова шутка. Ты же слепой, дубина, говорил он сам себе. Интересно послушать, как ты теперь будешь смеяться?

— Что с ним? — снова спросил голос, и Миллер услышал откуда-то справа от себя краткий пересказ того, что с ним произошло. Он почувствовал, как чьи-то руки стали осторожно снимать повязки и марлевые накладки с глаз. Миллер предвкушал, как в глаза ударит свет, и приготовился к боли, которая его непременно пронзит, стоит лишь приподнять веки. И молил Бога, чтобы эта боль пришла.

Молился о свете.

И вот сняты ватные тампоны.

Миллер открывает глаза.

Темнота.

— Боже, — простонал он, не узнав своего голоса. Как будто говорил кто-то другой. — Я ослеп! — Дыхание его стало прерывистым. — Я же ни черта не вижу! — заревел он голосом, в котором слышались страх и растерянность.

Он с трудом повернул голову вправо, потом влево, словно ожидая, что так сможет что-то разглядеть, что темнота вот-вот рассеется, предметы обретут контуры, а голоса материализуются.

Но темнота не рассеялась.

Миллер попытался сесть, но боль опрокинула его назад так стремительно, как будто он натолкнулся на бетонную стену. Порыв отнял у него последние силы. Беспомощный, лежал он на каталке, удерживаемый теперь более крепкими, но заботливыми руками.

Он услышал другие слова, многие он не понимал, потом кто-то закатал ему правый рукав свитера, обнажая то место на руке, где пульсировала вена. Инстинктивно он повернулся вправо, злясь на то, что не видит и не понимает, что собираются с ним делать эти люди. Желая увидеть их.

Миллер застонал, почувствовав, как протыкает кожу игла, и весь напрягся, когда игла вонзилась в руку, на мгновение замерла и потом тихонько выскользнула.

— Лежите спокойно...

— ...готовьте его...

— ...надо торопиться...

Поток незримых слов.

Каталка снова двинулась, и он откинулся на подушку. Глаза все еще горели, как в огне, но боль постепенно начала угасать. Голоса удалялись. Звуки отдавались в голове гулким эхом. Он куда-то поплыл, но еще продолжал сопротивляться, крепко закрывая свои невидящие глаза, стискивая разорванные веки. Но даже вернувшаяся боль не могла удержать его — он все быстрее скользил к беспамятству. Миллер понимал — этот бой ему не выиграть, но до последней минуты не позволял себе сдаваться. Вскоре темнота, накрывшая его глаза, накрыла и его сознание.

* * *

— Левый глаз, по-видимому, поврежден более серьезно, — сказал доктор Джордж Кук, склонившись к лицу Миллера.

Помимо слабого дыхания специалиста по эффектам, на которого уже подействовал наркоз, да негромких команд хирурга, в операционной слышался равномерный звук работающего осциллоскопа. Время от времени анестезиолог Грег Винцент взглядывал на аппарат, но делал он это скорее по выработавшейся привычке, а не потому, что состояние больного внушало беспокойство. Миллер был в надежных руках.

Кук взял скальпель со стоящей рядом тележки и искусным движением ввел его под верхнее веко левого глаза Миллера, еще больше обнажив обгоревшее глазное яблоко. Опытный хирург, он осторожно промокнул слизь, вытекшую из глаза при осмотре. Миниатюрные зажимы придерживали веки пациента, чтобы доктор и его ассистенты могли беспрепятственно исследовать повреждения.

— Похоже, ни сетчатка, ни зрительный нерв не задеты, — констатировал Кук. — Но хрусталик левого глаза полностью разрушен, — вздохнув, добавил он. — Думаю, у нас нет выбора. Либо мы удалим остатки роговицы и хрусталик, либо он потеряет весь глаз.

— А что с правым глазом? — поинтересовался доктор Саймон Томпсон.

Кук принялся осматривать правый глаз, удалив вначале кончиком скальпеля небольшой кусочек чего-то черного из-под нижнего века. Кожа вокруг глаза в нескольких местах обгорела, но само яблоко казалось неповрежденным. Хирург отрицательно покачал головой и переключил внимание на левый глаз.

— Буду удалять роговицу и хрусталик, — повторил Кук.

Приняв решение и манипулируя скальпелем с невероятной для такого грузного мужчины изящностью, он осторожно прикоснулся им к растерзанному глазу. Легким подсекающим движением срезал небольшой участок роговицы и, подцепив лезвием, удалил ее. Медсестра подставила металлическое блюдце, хирург опустил в него этот почти прозрачный кусочек ткани и продолжил операцию. Теперь он сделал надрез поглубже, не обращая внимания на появление водянистой капельки крови и жидкости, выступившей на поверхности. Круговым движением скальпеля хирург извлек остатки хрусталика, погруженного в стекловидное тело, и также положил их на блюдце.

Они походили на мелкие кусочки окровавленной липкой ленты.

— Связки и круговая мышца сильно обожжены, — объяснял Кук свои действия, срезая небольшой кусочек ткани из-под нижнего века и отправляя его за роговицей и хрусталиком на металлическое блюдце.

Его отточенные движения сопровождались монотонным стуком осциллоскопа.

Как будто снимая шелуху с луковицы, Кук отделял кусочки прозрачной ткани и извлекал их из глаза с помощью скальпеля и щипчиков. Когда последний кусочек омертвевшей ткани был удален, он отложил скальпель и стал зашивать небольшое отверстие, образовавшееся после удаления хрусталика.

— Он будет слепым на этот глаз, сэр? — спросила стоявшая рядом медсестра.

Кук сделал долгий выдох, отчего маска на его лице затрепетала.

— Возможно, — сказал он задумчиво. — Однако у него есть шанс.

Доктор Томпсон бросил на хирурга недоверчивый взгляд, слегка приподняв одну бровь.

Кук заметил реакцию коллеги, но ничего не сказал. Только взглянул на него поверх маски.

Осциллоскоп продолжал свой размеренный аккомпанемент.

Глава 6

Миллер долго не мог понять, спит он или нет.

Он попытался сесть, но почувствовал, что это ему не под силу. Тяжело дыша, опустил голову на подушку. Было еще темно. Вокруг царило безмолвие: ни разговоры, ни возгласы, которыми поначалу встретила его больница, не достигали теперь его слуха. Может быть, на дворе ночь? Возможно, этим объяснялась темнота. Возможно.

Он открыл глаза.

Ничего не видно.

Миллер поднес руку к глазам — они снова были, накрыты ватными тампонами. Коснулся пластыря, которым их приклеили, пощупал тампоны кончиками пальцев, как это делают слепые, водя пальцами по странице со шрифтом Брайля.

Слепой!

Ты — слепой, говорил он себе. Привыкай узнавать предметы на ощупь, потому что увидеть ты их больше никогда не сможешь. От этой мысли захотелось плакать. Миллер сжал руками виски.

— Мистер Миллер.

Он вздрогнул.

— Кто здесь? — пробормотал больной, делая неуклюжую попытку сесть и инстинктивно повернув голову, даже осознавая, что не увидит того, кто его позвал. Спина и ноги сразу одеревенели, и он со стоном повалился навзничь.

— Как вы себя чувствуете? — спросил голос. Мягкий женский голос с легкой ирландской картавостью.

Он пожал плечами.

— Вы были без сознания шесть часов, — сказал голос.

— Где я? — поинтересовался Миллер.

— В больничной палате, — последовал ответ.

— А кто вы? Прошу прощения, но моя слепота создает некоторые неудобства, — с раздражением сказал Миллер.

— Я — сестра Бреннан.

— Полагалось бы сказать: рад вас видеть, но, как вы, вероятно, догадываетесь, в данной ситуации это было бы неуместно. — Миллер поднял руки к перевязанным глазам и глубоко вздохнул. — Боже мой, — пробормотал он. — Простите великодушно...

— Не стоит извиняться, — успокоила сестра, и Миллер услышал, что она подошла к постели. Потом он почувствовал, как ее рука скользнула ему под спину и помогла приподняться. Сестра поправила подушки и бережно усадила его в них. Миллер услышал стук столовых приборов, и до его ноздрей донесся запах пищи.

— С большим удовольствием я бы чего-нибудь выпил, — заметил он.

Сестра взяла его руку, вложила в нее вилку и стала помогать ему подносить пищу ко рту. Миллер поморщился.

— Ко всему прочему, я еще и не могу видеть того, что ем, — ухмыльнулся он.

Проглотив еще два-три куска, он решительным жестом дат понять, что обед закончен.

— Вам надо поесть, мистер Миллер, — сказала сестра Бреннан.

— Что-то нет аппетита, — холодно ответил он. — Видите ли, меня почему-то волнует совсем другое. Например, останусь ли я слепым на всю жизнь?

— Я этого не знаю, мистер Миллер.

— А могу я поговорить с кем-нибудь, кто это знает? — поинтересовался он.

Внезапно повисшую в палате тишину нарушил стук в дверь. И снова Миллер инстинктивно обернулся на звук, понимая, что вошел еще кто-то.

— Пока все, сестра, — услышал Миллер, уловив в голосе начальственные нотки. Сестра Бреннан вышла из палаты, прикрыв за собой дверь.

После минутного молчания вошедший заговорил.

— Не буду спрашивать, мистер Миллер, как вы себя чувствуете. — Джордж Кук поднял историю болезни, лежавшую в ногах у больного, и пробежал ее глазами. — Я могу себе это представить.

— Нет ничего проще. Надо только зажмуриться, — с издевкой отозвался Миллер.

Кук представился и, сделав несколько шагов, выглянул в окно: небо было затянуто грозовыми тучами. Там, в вышине, скрытой от взора, летел самолет, и его рокот был чем-то сродни раскатам грома.

— Не часто попадают к нам знаменитости, — сказал хирург. — Особенно из мира кино. Вы специалист по киноэффектам?

Миллер кивнул.

— На этот раз они оказались роковыми, — сказал он устало.

Кук посмотрел на своего пациента, лежавшего с вытянутыми вдоль туловища руками.

— Мне суждено всю оставшуюся жизнь быть слепым? — спросил Миллер, сдерживаясь, чтобы не закричать.

— Трудно сказать. Повреждения, особенно левого глаза, очень сильные. Последствия, по крайней мере, пока предугадать невозможно.

— Ну а теоретически?

— Вероятно, да, — тихо проговорил Кук. — Однако это еще не точно. Вообще-то есть одна возможность вернуть вам зрение.

Миллер приподнялся в постели, повернув голову на голос хирурга.

— Какая? — оживился он, в голосе его зазвучала надежда.

— Я хотел сказать — можно попытаться, мистер Миллер. Зрение в правом глазу может постепенно восстановиться до нормы без хирургического вмешательства, но левый спасти было уже нельзя — вас поздно к нам доставили.

— Объясните, что вы имели в виду, когда говорили, что можете вернуть мне зрение? — не унимался Миллер.

— Пересадку, — сказал хирург. — У нас в больнице уже проводились подобные операции, многие из них — успешно. — Он повернулся к окну, услышав, как первые капли дождя забарабанили по стеклу.

— А что, донор уже есть? — спросил Миллер, невольно прикоснувшись к своему левому глазу.

Некоторое время Кук колебался.

— Да, — сказал он тихо.

— Когда вы сможете сделать операцию? — поинтересовался Миллер.

— Самое ранее — через неделю...

Миллер перебил его:

— Через неделю? Почему так долго? Если есть донор, почему нельзя сделать операцию немедленно?

— Это не так просто, как заменить перегоревшую лампочку, мистер Миллер, — ответил хирург. — Потребуется провести ряд исследований: на совместимость тканей, на группу крови. Это сложный процесс.

Последовало долгое молчание, наконец хирург сказал:

— Кроме того, никто не может гарантировать, что нас ждет стопроцентный успех. — Все может случиться. Я просто предлагаю вариант.

Миллер кивнул.

— Понимаю. Но я готов пойти на риск.

Кук вдруг заторопился.

— Доктор Кук, — окликнул его Миллер уже у двери. — Спасибо.

— Благодарить будете, когда операция закончится, — бросил хирург на ходу.

Миллер улегся, зарывшись поглубже в подушки, руки тряслись, когда он захотел вытереть пот со лба. Кук, по крайней мере, предложил ему соломинку, за которую можно удержаться. Слабую надежду. Если бы Миллер был верующим, он бы горячо помолился. Но он лишь погладил себя по животу и стал думать, как бы разжиться спиртным.

* * *

— Джордж, можно тебя на два слова?

Кук обернулся и увидел идущего к нему по коридору доктора Саймона Томпсона.

— Что-нибудь серьезное? — спросил хирург.

Томпсон кивнул и зашагал по коридору рядом с Куком. Войдя в кабинет, хирург запер дверь.

— Ты говорил с Миллером, — начал Томпсон. — Что он думает о возможной трансплантации?

— Он согласен. Настаивает, чтобы мы произвели ее как можно скорее. Я объяснил, что нужны кое-какие анализы, ко Миллер просит, чтобы мы не затягивали.

Томпсон недоверчиво взглянул на Кука.

— Не понимаю, что тебя так смущает, Саймон? — развел руками Кук. — Мы нашли подходящего донора, у нас есть возможность вернуть Миллеру зрение...

— Ты знаешь мои возражения, — отрезал Томпсон. — Как он реагировал, когда ты сказал, кто донор?

— Я ему этого не говорил.

— Почему? — удивился Томпсон.

— А какая разница? Органы содержатся в абсолютном порядке, и так ли уж важно, кому они принадлежат? Миллера интересует одно — вернуть себе зрение, а нашей единственной заботой должна стать скрупулезная подготовка к операции.

— Он имеет право знать, — настаивал Томпсон.

— Ты полагаешь, это может изменить его решение? Думаешь, он захочет остаться слепым, когда ему представляется шанс прозреть? — выпалил Кук.

Томпсон сердито посмотрел на коллегу.

— Пациент не должен знать о доноре, — напомнил хирург. — Тебе должно быть известно это непреложное правило при трансплантации органов в случаях, связанных с пересадками.

— Я считаю, данный случай — исключение, — убеждал Томпсон. — По-моему, Миллер имеет право знать, что ему пересаживается глаз убийцы.

Глава 7

Миллер не знал, сколько времени он проспал.

Он поднял руки к лицу, намереваясь протереть глаза, но, стоило кончикам пальцев прикоснуться к марле, вспомнил: и этого простого удовольствия он лишен.

Миллер мысленно выругался, почувствовав себя чертовски беспомощным, не способным даже выяснить, который теперь час. На тумбочке у кровати громко тикали часы. Миллер протянул руку, словно, прикоснувшись к часам, он мог узнать то, что его интересовало.

Рука скользнула по графину с водой, и он успел нащупать на его горлышке что-то наподобие перевернутого стакана.

От неловкого движения стакан упал на пол и разбился.

— Черт, — прошипел Миллер, откидываясь на подушки. Через мгновение дверь в палату открылась, и он услышал торопливо приближающиеся шаги.

— Что случилось, мистер Миллер? — спросила медсестра, посмотрев сначала на специалиста по киноэффектам, потом на осколки стекла у кровати.

— Кто знал, что здесь стоит этот чертов графин? Извините. Хотелось узнать, который час, потянулся к часам и...

Он замялся, осознав всю несуразицу сказанного.

— Хорошо хоть не порезались, — сказала сестра, собирая с пола осколки разбитого стекла. Пообещав пригласить санитара, который вымоет пол и наведет порядок, она решила принести ему свежей воды.

— Плесните в нее немного скотча, пожалуйста, — пробормотал Миллер, когда сестра выходила из палаты. Потом он услышал шаги, мужской голос рядом с его постелью и шлепки мокрой тряпки по полу.

Санитар взглянул на человека с забинтованным лицом.

— Я слышал, вы работали в кино, — робко проговорил санитар.

— В некотором роде, — сказал Миллер.

— Вы — актер?

— Нет, моя специальность — эффекты.

Санитар отжал с тряпки воду в ведро и продолжал работу.

— А какие эффекты? — поинтересовался санитар.

— Обезглавливания, расчленения, стрельба, — неохотно ответил Миллер. — Обычные виды семейного развлечения.

Санитар не уловил ноты сарказма в голосе специалиста по эффектам.

— Я недавно читал одну книгу, так там было описано, как одному типу засунули голову в мясорубку. Вот бы, наверное, в фильме это вышло здорово, да? — причмокнул он языком.

— Потрясающе, — согласился Миллер, и по тону его было ясно, что он не готов поддерживать беседу.

Санитар закончил работу, вежливо попрощался и вышел.

В наступившем безмолвии снова громко тикали часы. Миллер улыбнулся. Голова в мясорубке, подумал он. Что ж, наверное, это было бы оригинально. Почти так же оригинально, как ослепить себя пиротехническими патронами собственного изготовления. Он перестал улыбаться и злобно втянул в себя воздух. При других обстоятельствах ирония происшедшего могла бы показаться забавной. Но теперь он чувствовал только злость и опустошение. И страх. Мысль навеки остаться слепым ужасала его. Потеряй он во время этого несчастного случая способность слышать, думал Миллер, он бы как-нибудь научился с этим жить. Но перспектива вечной, нескончаемой ночи приводила его в содрогание. Одна надежда, что операция пройдет нормально. А если нет?.. Он старался гнать от себя тяжелые мысли, но они лишь с новой силой наваливались на него. Он снова улыбнулся: «лучший специалист по эффектам в кинобизнесе», как его часто называли, валяется на больничной койке, став жертвой одного из своих изобретений. Мысленно Миллер возвращался к своим первым шагам в кино. Начинал он как фотограф. Поработав в Новом Скотленд-Ярде, он ушел оттуда, под завязку насмотревшись на человеческие страдания и с омертвевшей душой после бесчисленных съемок трупов. Однажды вечером он познакомился в баре с человеком, который оказался режиссером съемочной группы крупной американской кинокомпании, снимавшей фильм в районе Элстри. Этот человек — Миллер даже не мог вспомнить его имени — предложил ему работу, и он согласился без колебаний.

Заняться гримом и особыми эффектами тоже помогла счастливая случайность. На съемках эпизода, в котором герою прострелили голову, Миллер обратил внимание, как мало крови использовал гример. По собственному опыту, насмотревшись пострадавших от огнестрельных ранений, он знал, что в голове находятся крупные кровеносные сосуды. Ранение головы сопровождается обильным кровотечением. У него были фотографии, подтверждающие это. Миллер переработал сцену, добавив в нее тошнотворные, сопутствующие смерти подробности, которые были ему так хорошо известны.

После этого к нему стали часто обращаться за советом и помощью, и некоторое время спустя о нем заговорили как о прекрасном специалисте по киноэффектам. Работая фотографом в прессе и полиции, Миллер прошел отличную подготовку для выполнения самых жутких эффектов, заказы на которые сыпались теперь как из рога изобилия. Как-то Миллер прочитал, что крупный американский специалист по гриму Том Савини, создавая принесшие ему широкую известность кровавые сцены, воскрешал в памяти то время, когда служил фотокорреспондентом во Вьетнаме.

Миллер провел ладонью по щеке — совсем зарос щетиной. И тут ирония судьбы, подумал он. Он создавал иллюзии с помощью искусственной кожи и крови, ослеп, имитируя ружейную стрельбу, а теперь его единственной надеждой обрести зрение был чей-то чужой глаз. Снова он почти улыбнулся. Почти.

Медсестра, вернувшаяся с графином свежей воды, поставила его на прикроватную тумбочку, подальше от часов. Миллеру послышалось, что она что-то отвинчивает, и он повернул голову.

— Я сняла стекло с часов, — объяснила медсестра. — Так вы сможете на ощупь по стрелкам самостоятельно узнавать время, когда потребуется.

— Да, это будет хорошей практикой, — язвительно сказал Миллер, — начну с часов, а там, глядишь, осилю и систему Брайля.

— Попытайтесь уснуть, — мягко предложила медсестра.

— Я только и делаю, что сплю, с тех пор как меня сюда привезли.

— Пожалуйста, попытайтесь отдохнуть.

— О, отличная мысль. Если как следует не выспаться, трудно будет держать глаза открытыми, не так ли?

Медсестра тихо вздохнула, удрученная горечью его слов.

Слегка пожав его руку, она вышла из палаты.

На улице все еще шел дождь.

Глава 8

Зеленая лампочка на коммутаторе настойчиво замигала, как подслеповатый глаз в темноте.

Сестра Бреннан отложила книгу, загнув уголок страницы, и потянулась к телефону. Подняв трубку, она взглянула на часы.

Было восемь минут первого ночи.

— Палата девять Б, — сказала она, подавляя зевоту.

Молчание.

— Девять Б, — повторила она. — Что вам угодно?

В трубке продолжали молчать. Медсестра положила ее и снова занялась книгой, отогнув загнутую страницу. Буквы стали расплываться, пришлось с силой протереть глаза. Оставалось всего двадцать минут до конца ее смены, когда она сможет вернуться в тепло своей постели. Она дежурила в палате с восьми утра.

Лампочка на коммутаторе снова загорелась зеленым светом, и сестра сняла трубку.

— Алло. Палата девять Б.

Снова молчание.

Она вздохнула. Вероятно, дежурная приемного отделения неправильно соединила.

— Алло, — снова повторила сестра Бреннан.

— Я хочу поговорить с Фрэнком Миллером.

Голос был тихим и скрипучим, и, не ожидая услышать его, она вздрогнула.

— Кто говорит, будьте добры? — спросила сестра.

Молчание.

— Назовите себя, пожалуйста.

— Я хочу поговорить с Миллером, немедленно.

— Вы родственник?

— Дайте мне поговорить с ним.

— Мистер Миллер спит. Я могу передать ему ваше сообщение, когда он проснется, если вы назовете ваше имя.

Ответа не последовало, но ей было слышно, как кто-то дышит на другом конце провода.

— Назовите себя, пожалуйста, — снова сказала она.

— Передайте Миллеру, что нам надо кое-что обсудить, — ответил голос, и трубку бросили так резко, что сестра Бреннан подскочила. В ушах у нее продолжали звенеть сказанные слова, а теперь еще и частые гудки. Некоторое время она держала трубку в руке, недоумевая, затем медленно опустила ее на рычаг.

К своему удивлению, она заметила, что ее рука дрожит.

Глава 9

— Вы не должны открывать глаза, пока я не скажу.

Миллер слышал голос доктора Кука и чувствовал, как медленно и осторожно снимают с его глаз повязки.

Миллер старался не волноваться, но с каждой секундой сердце билось все чаще и чаще, дыхание перехватывало. Он судорожно сглотнул, когда были сняты последние бинты и на глазах оставались только марлевые тампоны.

Шли секунды.

В последние две недели время тянулось мучительно медленно.

Исследования.

Ожидание.

Операция.

И вот теперь, наконец, через неделю после операции, наступал момент истины. Миллер знал, что в эти мгновения решается его судьба: будет ли он снова видеть или обречен на жизнь в темноте. Мышцы живота его сжались в один тугой узел.

Совсем рядом слышал он размеренное тиканье часов. Кто-то сказал, что сейчас третий час дня. Палата наполнилась множеством голосов, тихих и почти таинственных, но все их перекрывал голос хирурга. Именно он теперь снимал щипцами марлевый тампон, закрывавший правый глаз Миллера. Окинув взглядом веко, бросил тампон на поднос и проделал то же самое с левым глазом.

— Задерните шторы, — велел он медсестре, стоявшей наготове за его спиной. Услышав звук задвигаемых штор, Миллер почувствовал, что напряжение и страх достигли предела. Через несколько секунд все станет ясно.

— Итак, мистер Миллер, теперь можете открывать глаза. Не спеша, — сказал Кук.

Веки вздрогнули, появились неприятные ощущения, но Миллер продолжал понемногу приоткрывать их.

Поток света ударил в глаза, несмотря на относительный полумрак в палате, но он не обращал внимания на это неудобство, силясь как можно шире открыть глаза.

Перед ним поплыли размытые пятна, и он сильно моргнул, стараясь сфокусировать зрение. Это не помогло — он видел лишь какие-то неопределенные силуэты.

— Видите что-нибудь? — спросил Кук, склоняясь над пациентом.

Миллер перевел взгляд на хирурга, прищурившись в надежде, что появится четкость, но туман не рассеивался. Он видел доктора, как сквозь матовое стекло.

— Все расплывается, — вздохнул он. — Вижу очертания предмета, но не могу сказать, что это. Не различаю.

— Закройте правый глаз, — сказал Кук.

Миллер сделал, как было велено, глядя теперь одним новым глазом.

То есть чьим-то чужим. Эта мысль заставила его невольно содрогнуться.

— Теперь левый.

— Большой разницы нет, — сказал Миллер. — Детали размыты. Вижу ваше лицо, но выражение различить не могу.

Он вытянул свои руки и посмотрел на них.

— Что вы видите? — спросил Саймон Томпсон.

— Вижу руки, но пальцы слились в один.

Миллер растопырил пальцы, но картина не прояснилась. Он снова моргнул — все было бесполезно.

В палате наступило тягостное молчание, врачи и медсестры застыли в ожидании.

— Должно пройти какое-то время, пока глаза привыкнут, особенно пересаженный. Вам придется потерпеть, — сказал Кук.

— Как долго? — встревожился Миллер.

— Сейчас надо дать отдых вашим глазам, — тоном, не терпящим возражений, заявил Томпсон.

— Пожалуй, не помешает перевязать их еще на день-два, — сказал Кук, жестом приглашая медсестру подойти.

— А потом? — не унимался Миллер.

— Мы сделали все, что было в наших силах. Теперь нужно ждать.

Миллер покорно кивнул, следя за неясными очертаниями подходившей к нему медсестры. Почувствовав прикосновение первого тампона, закрыл глаза.

— Болит где-нибудь? — спросил Кук.

— Нигде, — ответил Миллер, когда медсестра стала проворно перебинтовывать его глаза.

Снова наступило неловкое молчание.

— Я знаю, это трудно, мистер Миллер, — проговорил хирург, — но единственное, что вы сейчас можете сделать, это — ждать.

— Уже одно то, что к вам вернулось хоть какое-то подобие зрения — хороший признак, — ободрил его Томпсон.

Медсестра, закончив перевязку, отошла от постели больного.

— Теперь мы вас покинем, — сказал Кук. — Я осмотрю вас позже.

Миллер безвольно вытянулся на постели, заслышав удалявшиеся шаги. Палата опустела. Снова один. И снова в кромешной тьме. Он прикоснулся рукой к повязке, стараясь нащупать под ней глаза. Силы оставили его, рука упала.

«Единственное, что вы можете сделать, это — ждать». Слова Кука отдавались эхом в его голове.

Под ватными тампонами он моргнул, но ничего не почувствовал. Повернулся на бок, стараясь отгородиться от тиканья часов.

Каждая минута превращалась в вечность.

Он ждал.

Миллер не знал, на каком этаже находится его палата, но полагал, что, должно быть, достаточно высоко, поскольку ему не был слышен ни шум улицы, ни урчание моторов на стоянке. Из коридора доносились звуки снующих взад-вперед шагов, то неспешных, то стремительных. И все, если не считать неумолчного стука часов, который уже действовал ему на нервы. Казалось, их мерное тик-так все громче звенело у него в ушах. С каждым кругом секундной стрелки часы стучали все назойливее.

Тик-так, тик-так.

Как заноза в мозгу, раз за разом загоняемая еще глубже.

Тик-так.

Он повернулся на спину.

Тик-так.

Что-то теплое и мокрое медленно скатилось по его щеке, от неожиданности он чуть не вскочил.

Вытер слезу тыльной стороной ладони.

Внезапно его охватило чувство смутной надежды. Возможно, его глаза ожили? Может быть, слеза — свидетельство тому?

Он почувствовал, как еще одна влажная капля просочилась из-под повязки.

Затем еще одна.

Он моргнул, и уже струи потекли из-под бинтов. Миллер скорчился, почувствовав легкую боль в левом глазу.

Он стал пальцами вытирать влагу со щек, но она все текла, заливая нос и подбородок.

Миллер застыл.

Жидкость уже потоком струилась по его лицу, и, размазывая ее по щекам, он вдруг уловил запах, похожий на запах меди.

Это была кровь.

Его глаза кровоточили.

Эта мысль оглушила его, как раскат грома, он приподнялся, стараясь трясущимися руками остановить кровь, льющуюся из раненых глазниц. Прикоснувшись к повязке, почувствовал, что она вся мокрая.

— О Боже! — в ужасе воскликнул Миллер и попытался сесть на постели. Когда его ноги коснулись холодного пола, он чуть не упал. Страх сковал его, он стонал и судорожно глотал воздух.

Нужно было срочно позвать на помощь. Остановить кровотечение.

Миллер ощущал, что кровь течет уже по шее, а ее запах щекочет ноздри. Он стал разрывать и сдергивать бинты, не понимая, что делает, не зная, где искать кнопку вызова, как дойти до двери. Хотел крикнуть, но горло сильно сдавило. Сделав над собой усилие, попытался еще раз, но кровь уже заливала рот.

Он закашлялся, захлебываясь горьковатой жидкостью, хлещущей из глаз.

Миллер споткнулся, ударившись о стену. Выставил вперед трясущуюся руку и неуверенно похлопал по стене, оставляя на белой краске кровавые следы.

— О Господи! — вскрикнул он, наткнувшись на стул. Боль от ушиба пронзила ногу, и, не удержав равновесия, он тяжело рухнул на пол. Ударившись плечом, Миллер беспомощно лежал на холодном полу, а кровь все лилась и лилась из глаз.

Наконец, кое-как поднявшись, он медленно двинулся вперед, шаря перед собой руками. И снова налетел на стену. Вместо лица на нем была кровавая маска. Трясущимися руками он опять рвал на себе повязки, в стремлении поскорее освободить от них глаза, как будто это могло остановить бьющие ключом кровавые слезы. Клочки марли, пропитанные красной жидкостью, были похожи на набрякшую губку. Но Миллер ничего этого не видел. Он только ощущал запах животворной жидкости, льющейся из зияющих ран на том месте, где когда-то были его глаза, и вдруг сквозь кровавую пелену стали проступать отчетливые контуры.

Он видит!

Господь Всевышний, он прозрел!

Несмотря на боль и кровь, Миллер едва заметно улыбнулся. Как человек, теряющий рассудок: на стене палаты он с пугающей ясностью различил зеркало. Напрягая все свои силы, устремился к нему.

От крови намокла пижама. Кровь струилась по ногам. В своем слепом страхе он обмочился, и едкий запах мочи смешался с запахом крови. Но Миллера это, казалось, не заботило: все, чего ему теперь хотелось, это приблизиться к зеркалу. Взглянуть на свое обезображенное лицо, возможно, в последний раз.

Он вгляделся в свое отражение.

Из гноящихся язв глазниц на него глядели два вспухших кровяных сгустка, две пульсирующие кровавые мозоли, готовые вот-вот прорваться. Веки, как слюнявые рваные губы, широко раздвинулись, открывая два огромных прыща, из которых на его лицо извергалась темно-красная липкая слизь.

Кровавое видение в зеркале повергло Миллера в такой ужас, что он издал истошный вопль.

Глава 10

От его крика кошмар рассеялся.

Миллер приподнялся на подушках, сердце бешено колотилось, тело покрылось испариной.

На лице тоже проступили капельки влаги. Он провел рукой по лбу и облегченно вздохнул: это был всего лишь пот.

Напряжение спало, Миллер застонал и откинулся назад.

В ту же секунду дверь распахнулась, и кто-то подошел к кровати.

— Мистер Миллер, — встревоженно позвала его сестра Бреннан.

— Ночной кошмар, — объяснил он, стараясь справиться с учащенным дыханием. — Мне приснился сон. Извините.

Он попытался сглотнуть, но почувствовал, будто горло ему сдавили железные клещи.

Сестра Бреннан налила стакан воды и помогла ему напиться.

— Теперь все в порядке, — сказал он. — Честно. Это был просто сон.

Дыхание становилось более размеренным. Ему даже удалось изобразить некое подобие улыбки.

— Вам действительно больше ничего не надо? — осведомилась она.

— Может быть, есть что-нибудь покрепче, чем вода? — спросил Миллер с надеждой.

Сестра невольно улыбнулась, хоть больной и не мог видеть ее лица, поправила ему постель, потом взяла с тумбочки салфетку и стерла пот с его лица.

— Я вернусь в шесть часов и принесу вам ужин, — сказала она. — Попытайтесь отдохнуть до этого времени.

Миллер кивнул, слыша, как она прошла через всю палату и вышла, закрыв за собой дверь.

В шесть часов.

Он осторожно потянулся, ощупывая рукой все, что стояло на тумбочке у кровати, пока не наткнулся на часы. По положению стрелок понял, что было почти три часа дня. Миллер поставил часы на место и снова лег на спину, прислушиваясь к непрестанному тиканью. Повернулся на бок, на другой, потом снова на спину, но понял, что удобного положения ему не найти. Наконец, чертыхаясь, сел и дотронулся до марлевых повязок, прикрывавших глаза. Глубоко втянув в себя воздух, слез с кровати, держась рукой за тумбочку. Босые ноги коснулись холодного пола. Миллер выпрямился и шагнул — за ним шлейфом тянулась простыня. Дыхание его было равномерным, но учащенным, когда он обхватил металлическую спинку кровати. Еще шаг — и он окажется без опоры.

Миллер знал, что раковина должна быть у него слева, он медленно повернулся в этом направлении и прошлепал к ней, расставив руки в стороны, словно пародируя франкенштейновского монстра, делающего свои первые неуверенные шаги. Неожиданно он вскрикнул, отдернув руку от горячего радиатора. Постоял некоторое время, стараясь как-то сориентироваться, и опять принялся искать раковину. Каждый шаг давался ему с нечеловеческим усилием, как будто к ногам привязали куски свинца; с грехом пополам добрался до цели, обхватил руками гладкий фаянс.

По лицу Миллера скользнула слабая улыбка, и, вздохнув, он взялся развязывать бинты, которыми была обметана его голова.

На мгновение он потерял равновесие, покачнулся, но, прислонившись к раковине, продолжил свое дело, чувствуя, как учащенно забилось сердце.

Размотав первый слой бинтов, бросил их в раковину.

Потом еще один, еще, пока не дошел, наконец, до марлевых тампонов.

Руки не слушались, когда, зажмурившись, он снимал накладку с правого глаза.

Потом с левого. Попытался медленно открыть глаза.

Казалось, веки намертво склеились, однако он не терял надежды и, вцепившись в край раковины, превозмогая страх, делал все новые и новые попытки их разлепить.

Первым открылся правый глаз, и Миллер отметил про себя, что не очень вспотел.

Приоткрылся и левый глаз, веки медленно расходились в стороны, обнажая блестящие глазные яблоки. Миллер взглянул в зеркало над раковиной.

И отчетливо увидел собственное отражение.

Миллер оторопел.

— О Боже! — прошептал он, не веря случившемуся. Не смея верить.

Он видит!

Как незнакомца, рассматривал себя в зеркале. Миллер, мало-помалу осознавая реальность случившегося, повернул голову и тут же зажмурился: в окно светило солнце, но и это показалось ему сейчас чем-то необыкновенным. Больше не хотелось прикрывать глаза от света. Он видел, и лишь это имело для него значение. Видел кровать, дверь палаты, четыре стены, окрашенные в белый цвет. Миллер подошел к окну и выглянул на улицу.

Под ним — с высоты семи или восьми этажей — автомобильная стоянка, по улице движутся машины и люди. И ни одного размытого пятна — все рельефно и четко.

Закрыв оба глаза, он постоял так, пока не стал опасаться, что это может стоить ему зрения, но, открыв их вновь, увидел все так же отчетливо, как и прежде.

Миллер повернулся и направился к кровати, над которой была вмонтирована кнопка экстренного вызова.

Протянув руку, нажал кнопку и весело рассмеялся.

Он стоял у постели и смотрел на дверь.

Еще до того, как она открылась, он уже хохотал, как идиот.

Глава 11

— Так больно?

Доктор Кук направил луч света в левый глаз Миллера.

— Ничего такого, к чему бы я не смог привыкнуть, — сказал Миллер, садясь в кровати.

Кук осмотрел правый глаз, наблюдая за сужением и расширением зрачка, когда в глаз устремлялся поток света. Наконец он выключил фонарик и сунул его в верхний карман.

— Советую вам несколько дней беречь глаза от яркого света, — сказал хирург. — Можно просто поносить темные очки. Нам бы не хотелось переделывать работу.

— Как скоро вы сможете сказать, что мое зрение восстановлено окончательно? — поинтересовался Миллер.

— Трудно сказать. Остается только надеяться, что не возникнет осложнений, особенно я опасаюсь за левый глаз. В любой момент может начаться отторжение. Это касается любого пересаженного органа.

Миллер понимающе кивнул.

— Когда я смогу выйти отсюда? — спросил специалист по киноэффектам.

— Выйти из больницы? — переспросил Кук, несколько удивленный. — Я бы не торопился вас выписывать, пока мы не убедимся окончательно, что новый глаз прижился и вам ничего не грозит. Это займет пару недель, может, и больше.

— Извините, доктор, — вспылил Миллер, — но можете не рассчитывать, что я задержусь здесь еще на две недели!

— Хотите вы того или нет — у вас нет выбора, — сердито настаивал хирург.

— Нет, это у вас нет выбора. Если я решу уйти отсюда, вам придется с этим смириться.

— Это довольно глупо. Без квалифицированного наблюдения ваше состояние может снова ухудшиться. Я снимаю с себя ответственность, если вы будете настаивать.

— А я и не прошу вас отвечать за меня. Я выписываюсь из больницы по собственной воле.

Кук недоверчиво покачал головой.

— Если начнется осложнение, вы можете навсегда лишиться зрения, и мы уже ничем вам не поможем.

— Ну что ж, я готов рискнуть, — сказал Миллер. — Я вижу — это главное. Вы сотворили чудо, и я благодарен вам за это, но не торчать же мне в этой проклятой больнице еще две недели, пока вы будете наблюдать за моим состоянием. Я просто сойду с ума. Все, что касается последствий, пусть будет на моей совести.

— Как знаете, это — ваше решение, — вздохнул хирург. — Но мне бы не хотелось вас отпускать.

Миллер улыбнулся.

— Вы сделали достаточно много — вернули мне зрение. Вы и этот несчастный, глаза которого послужили медицине и после его смерти, — сказал Миллер и, помолчав, вдруг спросил: — Кстати, кто он?

Кукнервно сглотнул.

— Я не имею права разглашать подобные сведения, — быстро сказал он, снова покачал головой и поднял руки, давая понять, что признает свое поражение. — Ничего не поделаешь, если вы решили уходить, это ваше право. Моя миссия закончится, как только вы переступите порог больницы.

Миллер утвердительно кивнул.

* * *

Миллер взглянул на часы.

Без двадцати пяти четыре.

Он выпрыгнул из кровати и подошел к небольшому гардеробу, стоявшему у стены. Там висела его одежда. Порывшись в кармане куртки, он нашел то, что искал.

Фляжка была почти пуста. Тем не менее он торопливо отвинтил крышку и залпом осушил остатки. Виски было теплым, но это его не остановило. Миллер вытер губы тыльной стороной ладони и снова вложил фляжку в карман, закрыл гардероб и опять побрел к окну.

Он посмотрел вниз на стоянку машин, затем вверх — на свинцовое небо, понаблюдал за самолетом, ныряющим в облаках.

Внезапно ему показалось, что самолет поглотила плотная серая пелена, но вскоре понял, что это подернулось дымкой стекло.

Он сильно моргнул.

Перед глазами нависла завеса.

Миллер на мгновение закрыл глаза, крепко уцепившись за подоконник.

Снова открыл их.

Он видел все, как в тумане, как через запотевшее стекло машины.

— Ну же, ну, — прошептал он, еще крепче прижав веки.

Так он стоял до тех пор, пока глазам не стало больно, потом осторожно открыл их.

Очертания предметов в палате стали видны с кристальной ясностью, и Миллер с облегчением вздохнул.

Он все еще стоял у окна, когда открылась дверь и вошла сестра Бреннан в сопровождении санитара.

Миллер увидел, что санитар ставит какой-то предмет на столик за спинкой кровати. Это был маленький переносной телевизор.

— Мы подумали, что вам может надоесть одиночество, — сказала сестра Бреннан, включая телевизор.

Миллер не мог сдержать улыбки, когда на экране появилось изображение. Картинка стала резкой, цвет — насыщенным, и это его так обрадовало, как будто он впервые смотрел телевизор.

— Минут через двадцать принесу вам ужин, — сказала медсестра, когда он улегся, уставившись на экран.

Когда за ней закрылась дверь, Миллер расхохотался.

Показывали рекламу очков.

Глава 12

Миллер крепко зажмурился, когда перед глазами снова поплыл туман.

С закрытыми глазами он сосчитал до пяти. И снова открыл их.

Четкость вернулась, и он с облегчением медленно выдохнул, не поддаваясь искушению потерять левый глаз. Уголок глаза страшно чесался, но он решил не прикасаться к нему. В очередной раз смежив веки, Миллер вслушивался в звуки вокруг: позади кровати работал телевизор, стучали часы под ухом.

Из коридора за дверью палаты доносилось шарканье ног — шаги то приближались, то удалялись. Было около половины восьмого вечера, и наступившие приемные часы принесли с собой обычный поток доброжелательных посетителей в соседние палаты. Миллеру позвонил Филип Дикинсон, справившийся о его здоровье, а днем, за несколько часов до этого, ему принесли большой букет цветов с открыткой, подписанной всей съемочной группой. Миллер взглянул на букет. С какой радостью он обменял бы его сейчас на стакан виски! Во рту пересохло, мучила жажда, правда такая, которую обычная вода утолить не могла. Это была не просто жажда, это была настоятельная потребность.

Он уселся на кровати, подложив под спину подушки, и долго таращился в телевизор в стремлении пересилить неотвязное желание. Однако все, что происходило на экране, мало его занимало. Показывали одну из тех пустейших мыльных опер, что заполонили в последнее время телеэкран. Похоже, уже ни одна программа не могла обойтись хотя бы без одной такой оперы, или двух. А то и трех.

Миллер потянулся за пультом дистанционного управления и стал переключать каналы.

Программы замелькали, как перелистываемые страницы книги, пока наконец на экране не появились новости. Налив воды в стакан, он принялся смотреть, но вдруг заморгал, заметив, что изображение вновь стало утрачивать резкость.

«...Шестое подобное убийство за последний месяц».

Миллер пил воду и слушал сообщение диктора, за спиной которого на экране была спроецирована фотография женщины. Женщине было немногим более двадцати лет, симпатичная, несмотря на то, что передние зубы у нее несколько выдавались вперед.

«Репортаж с места события ведет Терри Уорнер», — объявил диктор, и на экране крупным планом появилось лицо темноволосой девушки, которой на вид не было еще и тридцати. На ней была толстая куртка с капюшоном, рука в перчатке сжимала микрофон. От сильного ветра волосы залепляли ей глаза, вынуждая то и дело убирать с лица мешавшие пряди. На заднем плане сновало множество людей. Людей в форме. Полицейских. Санитаров «Скорой помощи». Репортер стояла в палисаднике добротного дома, находившегося, видимо, в одном из жилых районов города. Время от времени Миллер замечал, как к забору, ограждавшему палисадник, подходили зеваки. Констебль из сил выбивался, требуя от толпы разойтись и не мешать следствию, но желание хоть одним глазком взглянуть на труп одерживало верх над страхом быть арестованными.

Терри Уорнер снова провела рукой по волосам, откидывая их назад, и посмотрела в объектив камеры.

Внизу на экране, рядом с эмблемой телекомпании, появилось ее имя.

«В доме, перед которым я стою — начала она, — менее получаса назад был найден труп женщины, и полиция, прибывшая на место происшествия, не без оснований утверждает, что она была убита тем же лицом, на счету которого за последний месяц еще пять убийств. Труп обнаружила соседка, которую врачи пытаются сейчас вывести из шокового состояния. Жертвой убийства стала двадцатитрехлетняя Бернадетта Эванс».

Миллер опять наполнил стакан и слегка усилил громкость.

«Рядом со мной, — продолжала Терри, — находится инспектор сыскной полиции, занимающийся расследованием данного преступления, Стюарт Гибсон».

Миллер весело улыбнулся, узнав полицейского.

— Старина Гибсон, — пробормотал он, разглядывая инспектора.

Раньше, в бытность Миллера на службе в Новом Скотленд-Ярде, они не раз работали вместе, да и теперь еще иногда встречались, заходя в бар пропустить по стаканчику. Годы и служба в полиции оставили на лице инспектора свой отпечаток. Но голубые глаза сверкали по-прежнему неустрашимо. Миллер снова улыбнулся, увидев, как волнуется перед камерой его бывший коллега. Он и раньше сторонился журналистов.

«Можно ли утверждать, что убийство совершено человеком, на счету которого и другие жертвы?» — спросила Терри и поднесла микрофон инспектору.

«Не исключено», — коротко ответил Гибсон.

«Убийца расчленил труп?»

«Воздержусь от ответа».

«Как скоро вы сможете установить личность убийцы?»

«Ответа не будет. — Полицейский отступил назад, пытаясь избежать дотошных вопросов и всевидящего ока камеры. — Это все, что я сейчас могу сказать».

«Каковы мотивы последнего убийства?» — не унималась Терри, шагая рядом с ним.

«Ответа не будет». — Гибсон дал понять, что беседа закончена.

В последний раз взглянув в камеру, полицейский удалился.

"Итак, по всей вероятности, серия убийств, взбудораживших всю страну, поставила полицию в тупик, — сказала журналистка. И после некоторой паузы добавила: — Репортаж вела Терри Уорнер, агентство «Независимый канал».

Ее лицо исчезло с экрана, и вместо нее появился диктор.

«Следующий репортаж Терри Уорнер смотрите в нашем ночном выпуске», — объявил он, переходя к следующему сюжету.

Миллер снова уменьшил громкость.

Шестая жертва.

Об этих убийствах писали в газетах. Он покачал головой: сколько еще людей погибнет, прежде чем убийцу поймают?

Додумать до конца ему не пришлось — внезапно зрение начало слабеть. На этот раз он не удержался и потер глаза. И тотчас его пронзила острая боль. К своему удивлению, он заметил, что, несмотря на неприятные ощущения, зрение восстановилось. Чтобы окончательно убедиться в этом, Миллер несколько раз закрыл и открыл глаза.

Не успел он промокнуть капельку влаги, выступившей на нижнем веке, как за дверью раздались тяжелые шаги и сердитый голос сестры Бреннан, пытавшейся кого-то остановить. Миллер нахмурился.

Дверь открылась, и на пороге появилась смущенная сестра.

— К вам посетитель, мистер Миллер, — сказала она сухо и снова вышла в коридор.

Миллер смотрел на дверь, размышляя, кто бы это мог быть.

В дверь просунулась голова посетителя, и Миллер почувствовал, как в жилах стынет кровь.

Он побледнел, сердце забилось чаще.

Пришелец, плотно закрыв за собой дверь, сверлил взглядом Миллера.

— Какого черта ты сюда притащился? — выдавил из себя Миллер, в голосе его слышались досада и страх. — Как ты меня нашел?

Глава 13

Теперь инспектор полиции Стюарт Гибсон был благодарен сигаретному дыму.

Он перебивал запах крови.

Инспектор стоял, глядя на труп, распростертый у его ног, и старался высосать застрявшую в зубах крошку от бутерброда, съеденного им незадолго до этого.

Рядом с ним стоял сержант сыскной полиции Чандлер, затягиваясь сигаретой «Мальборо» и выпуская тонкую струю дыма. Он тоже смотрел на труп.

Бернадетта Эванс в жизни была симпатичной девушкой, насколько они могли судить по фотографии. Но теперь все выглядело совсем иначе.

Она лежала обнаженная в гостиной небольшого дома, в котором жила вместе с двумя другими девушками. Обе они сейчас были у подруг, не мешая полиции заниматься расследованием. Во время убийства их не было дома. В противном случае, размышлял Гибсон, могло бы быть три трупа. Тот, который сейчас находился перед ним, был ужасен.

Убитая лежала с раскинутыми на манер крыльев руками, одна ладонь уже скрючилась — наступило трупное окоченение. Труп начал приобретать синеватый оттенок, главным образом, из-за большой потери крови. Этой темно-красной жидкостью были заляпаны ковер и мебель в комнате. Впечатление такое, будто какой-то помешавшийся художник забрел в гостиную и расплескал повсюду несколько банок густой красной краски.

Голова ее, точнее то, что от нее осталось, превратилась в сплошное месиво после нескольких десятков ударов старинной медной кочергой, брошенной рядом с трупом. Под градом ударов череп просто треснул — он раскрошился на сотни мельчайших осколков. Все кости и ткани выше нижней челюсти, как и череп, были размозжены и залиты липкой смесью крови, костной крошки и мозга. От трупа исходил страшный смрад, и Гибсон поперхнулся, когда ему пришлось склониться и осмотреть увечья, нанесенные на остальных частях тела. Тело оказалось изуродовано еще больше, чем голова.

Грудная клетка и груди были сравнительно нетронуты, за исключением трех-четырех незначительных порезов вокруг правого соска, один из которых, правда, почти рассекал темный кружок вокруг него, зато на животе зияли многочисленные глубокие и рваные раны. В двух местах из живота вылезли кишки, облепленные свернувшейся кровью. Однако наиболее ужасающую картину представляли половые органы девушки. Лобок, бедра и вся промежность были так искромсаны, что на их месте образовался сплошной зловонный кратер, обагренный запекшейся кровавой массой. Наружные половые губы убийца, видимо, поспешно, но основательно срезал, бросил рядом с трупом, теперь эти окровавленные кусочки мяса уже высохли и обесцветились. Относительно орудия убийства сомнений не возникало — это был большой и острый, как бритва, кухонный нож.

Вогнанный по рукоятку, он торчал из влагалища. Как металлический фаллос, застрявший там в финальном акте непристойного безумия.

— Если это может служить утешением, — сказал Сэм Лумис, накрывая простыней изувеченную нижнюю часть тела, — я уверен, что это было сделано уже после того, как она была мертва.

Патологоанатом, подняв брови, взглянул на Гибсона.

— Разве ж это утешение? — тихо произнес инспектор.

Он повернулся и жестом пригласил подойти двух ожидающих дальнейших указаний санитаров «Скорой помощи». Осторожно подняв обезображенное тело, санитары уложили его на носилки. Из окна передней Гибсон видел стоявшую у дома санитарную машину. Ее красные фары были потушены.

— Шесть жертв, шесть различных способов убийства, — раздумывал вслух инспектор. — Думал ли кто-нибудь, что такое возможно, а?

Вопрос не был обращен ни к кому конкретно.

— И тем не менее шесть трупов подтверждают это, — сказал Чандлер, растирая упавший на ковер пепел. Он сделал последнюю затяжку и погасил сигарету, раздавив ее в пепельнице. Через минуту он уже закуривал следующую. Гибсон смотрел на него с раздражением.

— Эти проклятые телевизионщики не убрались еще? — прокричал Гибсон полицейскому, стоящему у входной двери.

Полицейский выглянул в окно и кивнул.

— Почему бы тебе не поговорить с этой девицей? — сказал с улыбкой Чандлер. — Глядишь, попал бы в десятичасовой блок новостей.

Он пустил струю дыма мимо своего начальника.

— Она висит на этом деле столько же, сколько и мы, — сказал Гибсон.

— Интересно, знает ли она что-нибудь такое, чего не знаем мы? А помощь нам бы не помешала, от кого бы она ни исходила, — мрачно заметил Чандлер.

— Да, твоих улик явно не достаточно, Шерлок Холмс, — бросил в ответ инспектор, с укором взглянув на коллегу.

— Теперь меня это тревожит не меньше, чем тебя, — признался Чандлер. — Правда, моя ответственность с твоей не сравнима. Не меня же повысили.

— Ну да, — махнул рукой Гибсон, отворачиваясь от своего старшего по возрасту сослуживца, — не тебя.

— Свой отчет я представлю тебе, как только закончу, Стюарт, — ввернул Лумис, стараясь прервать словесный поединок двух сыщиков.

— Счастливо, Сэм, — сказал Гибсон. — Слушай, а ты действительно уверен, что и на этот раз действовал тот же самый убийца? Уж слишком разнятся способы убийства.

— Уверен, — оборвал его Лумис. — Раны на теле нанесены сильным ударом правой руки аналогично тому, как это было со второй жертвой, помнишь?

— Забудешь тут!

Вторая жертва, Николас Блейк, был найден тремя неделями раньше на скамейке в Гайд-парке. Его горло было перерезано в шести местах, голова практически отделена от туловища. Никакого орудия убийства обнаружено не было. Никакого оружия. Никаких отпечатков пальцев. Никаких зацепок.

Никогда не оставалось никаких следов.

— Можешь ли ты с уверенностью сказать, что убийца действовал один? — обратился Гибсон к патологоанатому.

— Я же объяснил, — начал Лумис, — манера нанесения режущих ран — одна и та же в двух случаях. Кроме того, все жертвы были обнаружены приблизительно в одном и том же положении — лежа на спине, что свидетельствует об определенном постоянстве, характерном для убийцы. Первая жертва была застрелена в положении лежа на боку, после чего труп был перевален на спину. Может быть, убийца стремился показать нам, что действует в одиночку.

— Зачем? — удивился Чандлер.

Лумис пожал плечами.

— Ты меня спрашиваешь? Я патологоанатом, а не психиатр.

— Бог ты мой, — вздохнул Гибсон, присаживаясь на ручку стоящей рядом софы и глядя на темно-красные разводы на ковре. — А я обещал своим ребятишкам, что завтра буду дома с ними.

— Издержки профессии, — заключил Чандлер. — С положением приходит ответственность.

Гибсон, уловив сарказм в голосе коллеги, рассерженно вскочил на ноги.

— Правильно! — выпалил он. — И не забудь, на ком ответственность, Чандлер. Повысили-то меня. Все твои вздохи и ахи ничего не изменят, так что не заняться ли тебе своими прямыми обязанностями? — Полицейский инспектор направился к двери, но, дойдя до нее, обернулся: — Пока тебя не заменили кем-нибудь другим. Помоложе.

Чандлер насупился и что-то злобно процедил сквозь зубы, когда начальник вышел из комнаты.

Помоложе! Хватит с него и того, что приходится получать указания от Гибсона, размышлял Чандлер. В свои сорок пять он был на семь лет старше своего начальника. На семь лет больше опыта, думал он с горечью. И все же, когда пришло время, повысили того, кто помоложе. Мысленно он постоянно возвращался к одному и тому же вопросу: почему его обошли? Может быть, потому, что, работая в отделе по борьбе с порнобизнесом в лондонском районе Сохо, однажды брал у торговца видеофильмами запрещенный товар? Нет, резонно рассуждал он, никто об этом не узнал, иначе бы его давно вывели на чистую воду. Скорее всего, это — ведомственная политика, в этом он не сомневался. Гибсон женат, у него двое детей, а Чандлер жил один, и его одиночество скрашивала лишь восточно-европейская овчарка. Гибсон представлялся лучшей кандидатурой на продвижение по служебной лестнице. Он казался более степенным, более надежным. И ко всему прочему участвовал в задержании членов вооруженной банды, которая шесть месяцев тому назад ограбила грузовик, перевозивший драгоценности на сумму в 750 тысяч фунтов стерлингов. Цепной пилой они проделали в грузовике дыру и тут же разделались с охранником, решившим сыграть роль героя. Другой караульный остался на всю жизнь парализованным — заряд из дробовика перебил ему позвоночник, а третьему охраннику удалось улизнуть, отделавшись легким ушибом головы, — бандиты ударили его топориком, который, пробив шлем, чуть-чуть зацепил череп.

Гибсон руководил захватом банды, состоявшей, как оказалось, сплошь из заморских профессионалов. Однако, перекрыв аэропорты и паромные переправы и сжав кольцо поиска вокруг центральной части Лондона, Гибсону и его людям удалось обнаружить часть денег, а с их помощью выйти на след одного из водителей, увозивших банду с места преступления. На допросе он раскололся и выдал своих сообщников. В течение четырех дней все они были пойманы и предстали перед судом.

Во время поисков и захвата банды Чандлер находился дома на больничном — у него было смещение хряща — и пропустил операцию. А Гибсон получил поощрение и продвижение по службе.

Чандлер сделал последнюю затяжку и бросил окурок в пепельницу на столе. На улице он увидел, что Гибсона опять занимает вопросами женщина-телерепортер. С тех пор как начались эти убийства, она постоянно оказывалась на месте события. Лучше бы ей держаться подальше от этого, размышлял он, скользя оценивающим взором по ее ладной фигуре. Джинсы, заправленные в сапоги, соблазнительно облегали ее ноги и бедра. Крепенькая, подумал про себя полицейский, проходя мимо.

— Не могли бы вы сообщить какие-то неофициальные сведения? — подступала Терри к полицейскому инспектору.

— Вам, телевизионщикам, ни одного лишнего слова! — воскликнул Гибсон. — Стоит немного увлечься, как это станет главной новостью следующего вашего выпуска.

— Общественность имеет право знать, что происходит, — ответила журналистка. — Если объявился маньяк, совершающий массовые убийства и терроризирующий население района, вам не следует скрывать от людей факты.

— Когда придет время довести до общественности все факты, это сделает Новый Скотленд-Ярд, не полагаясь на разных репортеров, — проскрипел Гибсон. — Вы, должно быть, меня за дурака принимаете. Думаете, мне неизвестно, к чему все эти расспросы? Да вы вцепились в это дело с самого начала, делаете себе на нем имя, вот почему вас так все интересует.

— Я делаю свое дело, — сказала Терри.

— Уж это точно! Так создается великое телевидение! — сострил он. — Да ведь и я стараюсь заниматься своей работой, только моя работа не в том, чтобы давать интервью на месте каждого убийства.

— Вы полагаете, что последует еще? — ухватилась Терри.

Гибсон подозрительно скосил на нее глаза, подумывая о том, чтобы отойти, но почему-то заколебался, и голос его стал менее нетерпимым.

Он устало пожал плечами.

— Вполне возможно, если иметь в виду, какой крепкий орешек нам достался. — Гибсон смерил ее холодным взглядом. — Только не ссылайтесь на меня в своем репортаже.

Терри улыбнулась и покачала головой.

Гибсон заторопился к голубой «фиесте», стоявшей рядом с санитарной машиной. Чандлер, с сигаретой в зубах, сел за руль; устроившись рядом, Гибсон помахал перед собой рукой, разгоняя дым, который начал быстро заполнять машину.

Чандлер завел двигатель, а полицейский инспектор пристегнул ремень безопасности.

Машина рванула с места.

Терри проводила ее взглядом, ощущая на лице первые капли дождя. В небе, высоко у нее над головой, начали сгущаться тучи.

* * *

Поездка обратно в центр Лондона заняла менее получаса, но в неловком молчании, наступившем между Гибсоном и Чандлером, она тянулась бесконечно долго. Инспектор сидел, закрыв глаза и погрузившись в свои мысли. Время от времени он приподнимал веки, чтобы взглянуть на дождь, ливший теперь как из ведра; «дворники» не успевали очищать лобовое стекло. Свет фар проезжавших мимо машин, неоновые вывески, светящиеся рекламы кинотеатров, казалось, перетекали друг в друга и лились рекой вдоль улиц.

В машине стоял крепкий табачный дух. Гибсон приспустил окно, чтобы вдохнуть немного свежего воздуха. Но запах сигарет лишь сменился смрадом выхлопных газов.

— Напрасно ты завел разговор с репортером, — сказал Чандлер.

Гибсон открыл глаза и с досадой посмотрел на подчиненного.

— Не учи меня, как надо обращаться с прессой, Чандлер, — ответил он резко.

— Вообще-то она недурна, — ухмыльнулся Чандлер. — Я бы не прочь за ней приударить.

— Откуда ты знаешь, что она позволяет это делать пожилым? — тихо сказал Гибсон, и на его губах появилась легкая усмешка.

Чандлер бросил на него неприязненный взгляд.

— Во всяком случае, нам надо заниматься более важными вещами, чем женщины, — заметил инспектор. — Ты направил ребят из судебной экспертизы пройтись по дому после нашего отъезда?

— И до и после, — ответил Чандлер и, повернув машину, резко надавил на тормоз: в нескольких метрах впереди два пешехода сходили с тротуара на мостовую.

— Куда лезете? — заорал на них Чандлер, проезжая мимо.

Гибсон посмотрел на подчиненного и неодобрительно нахмурился.

— Хорошо бы дактилоскопия показала что-нибудь на этот раз, — сказал Чандлер. — А то чем больше убийств, тем более дерзким становится убийца.

— Но с каждым убийством возрастает вероятность того, что он наконец допустит ошибку, — возразил Гибсон.

— Ты хочешь сказать, что все дело лишь в том, скольким еще людям придется расстаться с жизнью, пока у нас не появятся веские улики? — съязвил Чандлер.

— Тебе прекрасно известно, что я занимаюсь этим чертовым делом, — напомнил Гибсон своему коллеге.

— Но отвечаешь-то ты.

— Правильно, я, — сухо согласился инспектор. — И не забывай об этом. Если бы ты больше думал о деле и меньше о своем продвижении, нам всем было бы от этого только лучше.

Чандлер остановил машину, и инспектор решительно открыл дверцу, выходя на дождь. Его собственная машина стояла на мокрой площадке поблизости.

— До завтра, — бросил он небрежно, захлопывая за собой дверцу.

— Пока, — прошипел Чандлер.

Он смотрел, как инспектор забирался в свою машину, и в нем закипала злость.

Ничего, Гибсон еще узнает, как помыкать им.

Еще узнает.

Наваждение

Кровь, разлившаяся на дороге, начала уже свертываться. Густеть под палящими лучами солнца.

Кошке удалось кое-как убраться подальше от дороги, несмотря на то что сбившая ее машина переехала ей задние лапы, превратив их в лохмотья. За животным тянулся кровавый след, тут и там попадались кусочки раздавленных внутренностей. След обрывался у неглубокой канавы на обочине, где кошка нашла себе прибежище.

Беспомощное, изуродованное тело билось в конвульсиях от терзавших ее приступов боли.

Ребенок сидел на корточках в полушаге от канавы и смотрел на умирающее животное, с удивлением разглядывая то, что осталось от его тела.

Кошку держали в закутке, выгороженном для нее в саду за домом, не позволяя выбегать на дорогу, но она каким-то образом ухитрилась выбраться из своего жилища, за что и поплатилась. Малыш завороженно смотрел, как толчками вытекает кровь из расплющенной нижней части тела, как выползают набухшие кишки из разорванного живота. В нескольких местах в этом кроваво-красном месиве торчали оголенные белые кости.

Кошка была старая, жирная, обрюзгшая и облезлая, и ребенку казалось, что ее тело просто лопнуло — таким сильным был удар наехавшей на нее машины.

С полдюжины мух уселись на кровоточащие останки и пировали, подобно кучке гурманов на обильном банкете. Кошка слабо мяукала, и каждый раз при этом изо рта и носа у нее хлестала кровь. Глаза ее были полузакрыты, и ребенок понимал, что скоро наступит смерть. Знала ли кошка, что умирает? Осознавала ли, что будет лежать в этой канаве до тех пор, пока не прекратятся конвульсии, что ей уже никогда не подняться? Малыш во все глаза смотрел на животное, словно надеясь получить ответ.

Кошка была рыжей, но теперь ее шерсть вся была покрыта густой спекшейся кровавой массой, похожей на клей.

Ребенок придвинулся еще ближе, пристальнее вглядываясь в ослабевшее тело: кошка продолжала издавать звуки, похожие на мяуканье, и силилась поднять голову, как бы моля о помощи. Будь даже это в его силах, ребенок и тогда не стал бы помогать кошке, — он весь был во власти зрелища, взгляд его был прикован к судорожным движениям агонизирующего, но еще живого существа.

Какую боль оно ощущало? Чувствовало ли теплые кольца своих внутренностей, рвущихся, как жирные окровавленные змеи, наружу?

Голова кошки запрокинулась на мгновение назад, она затихла, и лишь едва различимые движения грудной клетки свидетельствовали, что в животном еще теплится жизнь.

Ребенок потянулся, чтобы поднять лежавшую позади него веточку, упавшую со стоящего рядом с канавой дерева. Он осторожно потыкал животное веточкой, желая убедиться, способно ли раздавленное тело еще шевелиться. Кошка вдруг громко мяукнула, из чего ребенок заключил, что она ощутила новую боль. Отложив веточку, ребенок наблюдал, как корчится в муках животное. Налетели еще мухи и присоединились к своим пирующим собратьям, несколько мух уже терзали располосованное чрево.

Ребенок с интересом пробовал подсчитать, сколько же всего этих черных точек, резко обозначившихся на красной крови.

Грудная клетка кошки поднималась все реже и реже, дыхания совсем не было слышно, как будто сам этот процесс причинял ей боль.

Малыш наклонился над канавой, прислушиваясь к скрипучим звукам, неожиданно присоединившимся к бульканью крови. Из горла кошки вдруг ударил фонтан, тело забилось в судорогах, передние лапы задрожали, словно их теребили за невидимые нити. Потом тело кошки дернулось, а голова откинулась назад.

Ребенок ждал, не появятся ли какие-нибудь признаки жизни, и, когда таковых не последовало, снова взял веточку и слегка ткнул ею в голову кошки.

Кошка не двигалась.

Ребенок, протянув руку, пощупал пальцами кишки, выползавшие из странной дыры в животе кошки. Они были еще теплыми. Воздух вокруг наполнился резким запахом крови, ребенок поднес к лицу руку, испачканную этой пахучей жидкостью, медленно ее обнюхал и снова взглянул на мертвое животное.

Одна муха заползла кошке в рот, наполненный кровью.

Ребенок не мог оторвать глаз.

Глава 14

Фрэнк Миллер сполоснул лицо холодной водой и встал перед зеркалом, изучая свое отражение. Секунду он смотрел на капельки влаги на подбородке, затем потянулся за полотенцем и вытерся.

— Не могу смириться с вашим решением, мистер Миллер, — сказал Джордж Кук, глядя, как Миллер провел рукой по волосам. — Еще раз предупреждаю: если возникнут осложнения, я не возьму ответственности на себя.

— Разумеется, — отозвался Миллер, надевая джинсы. Натянув на голову спортивный свитер, он заметил несколько небольших, не более булавочной головки, дырочек, прожженных искрами от внезапно разорвавшихся зарядов, чуть не оставивших его слепым на всю жизнь. Он снова пригладил волосы и провел рукой по густо заросшим щекам — щетина заскрежетала под пальцами.

— Я искренне признателен вам и вашему персоналу за то, что вы смогли для меня сделать, доктор, — сказал Миллер.

Кук вздохнул.

— Вы могли бы выразить свою признательность, оставшись под нашим наблюдением еще недели на две, — заметил хирург.

Миллер улыбнулся.

— Хорошая уловка, — сказал он, подходя к гардеробу, чтобы взять куртку. Из одного кармана ее он извлек фотоаппарат со вспышкой. — Никуда не хожу без этой штуки, — добавил он весело. — Послушайте, это может показаться смешным, но не позволите ли вы мне сделать пару снимков? Можете назвать это силой привычки.

— Ведь это вы — знаменитость, мистер Миллер, — сказал с улыбкой Кук. — Это мне надо вас фотографировать.

Дверь открылась и вошла сестра Бреннан.

— Как раз вовремя, — обрадовался Миллер, передавая ей фотоаппарат. — Будьте добры, снимите нас с доктором Куком.

Медсестра кивнула и улыбнулась, Миллер объяснил, как обращаться с аппаратом, потом они с доктором встали рядом, и она навела на них объектив. При вспышке Миллер от боли моргнул, но виду не подал и попросил Кука сняться еще раз. Затем Миллер, обхватив за талию слегка покрасневшую медсестру, поставил ее рядом с хирургом. Сверкнула вспышка, и Миллер заснял хирурга вместе с медсестрой. Сунув фотоаппарат обратно в карман, он надел куртку.

— Обещайте, что явитесь через неделю для контрольного осмотра, — строго сказал Кук. — Это может оказаться крайне важным. А если почувствуете боль или жжение в глазах, немедленно возвращайтесь. Ради самого себя.

Миллер улыбнулся и протянул доктору руку; они тепло попрощались.

— Еще раз большое спасибо. — Миллер обернулся и поцеловал медсестру в щеку, заметив, как она зарделась.

— Я провожу вас до выхода, — сказал Кук.

— Не стоит.

— Таковы правила больницы. Сделайте хоть что-нибудь как положено.

Миллер кивнул и вышел вслед за хирургом из палаты.

В лифте Миллера так и подмывало протереть глаз, перед которым все вдруг поплыло, но, как только двери лифта открылись, резкость вернулась.

Когда Миллер с хирургом направлялись к выходу, навстречу им попались два санитара «Скорой помощи». Один торопливо катил по полированному полу вестибюля каталку, другой нес два пакета крови для переливания. За ними еле поспевала медсестра.

С улицы доносился вой сирен.

Электронное устройство, прикрепленное к лацкану халата Кука, начало подавать скрипучие сигналы, и доктор вздохнул.

— Кажется, мне прибавляется работы, — сказал он, протягивая на прощание правую руку.

Миллер крепко пожал ее и обернулся, провожая взглядом хирурга, пустившегося бегом по коридору. Некоторое время Миллер постоял у дверей главного входа, затем сошел по ступенькам на залитую солнцем улицу.

Он чуть не вскрикнул — ослепительное солнце ударило в глаза. Прикрыв глаза рукой и морщась от боли, он сделал несколько неуверенных шагов. Голова разламывалась. Глаза жгло, словно их тянули из глазниц раскаленными клещами.

Пришлось вернуться в спасительную тень вестибюля. Справа висело три телефона. Миллер подошел к одному из них и вызвал такси, чтобы ехать домой.

Он решил подождать машину в тени.

* * *

К тому времени, как он добрался до дома, солнце успело закатиться за гряду облаков, надвигавшихся с запада. Миллер прищурился, опасаясь даже обычного дневного света, но боли не было. Он порылся в карманах, отыскал ключ, открыл дверь и вошел в квартиру. Постоял в прихожей, наслаждаясь тишиной. На коврике у его ног лежала кипа почты, но он, не обращая внимания на нее, устремился в гостиную. Достал из бара большой стакан и наполнил его виски. Сделав огромный глоток и поморщившись в ожидании, пока обжигающая жидкость стечет по горлу в желудок, он улыбнулся и взмахнул стаканом.

— Добро пожаловать домой, — причмокнул он от удовольствия языком.

Свободной рукой Миллер дотянулся до телефона, зажал трубку между ухом и плечом и набрал номер. После длинных гудков на другом конце провода отозвался женский голос.

— Я хотел бы поговорить с Филипом Дикинсоном, — сказал Миллер.

Ему ответили, что мистер Дикинсон занят на съемках.

— Передайте ему, пожалуйста, что звонил Миллер. Я выйду на работу завтра.

Женщина поблагодарила его за звонок и повесила трубку.

Миллер налил себе еще виски и со стаканом в руке пошел по коридорчику к другой двери. Отпер ее и вошел в комнату.

В комнате было темно, шторы все еще плотно задвинуты. Миллер помедлил у двери, наслаждаясь окутавшим его полумраком. Наконец он нашарил выключатель и зажег свет.

Под потолком вспыхнуло сразу несколько ламп дневного света, залив комнату холодным свечением.

Справа стоял большой письменный стол, за ним — бесконечные ряды картотеки.

Сверху, с металлического блюда на него смотрела отсеченная голова.

Миллер бросил взгляд на этот забрызганный кровью предмет и улыбнулся.

Глава 15

Труп был нагой.

Он сидел в углу комнаты на стуле с высокой спинкой. Голова, запрокинутая назад, открывала огромную рану, почти отделявшую голову от туловища. Кровь стекала по груди и животу к нижней части тела, которая была сильно изувечена.

Между ног трупа, поднятый, как при эрекции, был виден опухший, похожий на толстого червя орган, болезненно-бледного цвета, но тоже весь в крови. Рядом с головкой этого органа находилось что-то наподобие крошечных рук с загнутыми когтями на пальцах. Отдаленно напоминавшее бескровного уродливого головастика, существо открыло рот: в острых зубах застряли куски плоти, которую оно прогрызало, освободившись от тела хозяина.

Миллер с гордостью рассматривал свою работу. Это было одно из наиболее дерзких и великолепных изобретений, которые он когда-либо создавал. Оно использовалось при съемках фильма «Пришелец», которому он отдал два предшествующих года. Когда картина была готова к прокату в Штатах, начались разговоры о том, чтобы вырезать сцену, в которой это существо прогрызало себе путь, освобождаясь от хозяина, лежавшего на своей жене. После этого, по сценарию, оно должно было проникнуть во влагалище женщины и вызвать там подобное же кровавое опустошение, но эта последняя часть сцены в конце концов отправилась на полку. Но даже и после этого из-за ряда других омерзительных видеоэффектов, задуманных Миллером, картину запретили в США, и она впоследствии так и погибла, не дойдя до экрана. Но все равно Миллер был доволен тем, как сработали его эффекты. Он еще некоторое время любовался своей работой, потом перевел взгляд на другого обитателя комнаты.

Это была женщина.

Кожа у нее на лице была содрана, обнажив паутину мышц и сухожилий. Одна глазница пуста: глаз болтался на уровне щеки, удерживаемый ниточкой нерва. Рот открыт, внутри — остатки языка, отрезанного тем же ножом, которым так искусно освежевали лицо женщины.

Рядом с ней — какое-то обгоревшее тело.

Отрубленная нога, вся покрытая личинками червей, примостилась в углу комнаты, как стойка для зонтиков.

Около нее лежало туловище мужчины с толстыми щупальцами вместо ног; задушенное щупальцами, скрючилось изувеченное и окровавленное тельце ребенка.

Довольная улыбка не сходила с губ Миллера, пока он оглядывал свое произведение. При изготовлении каждого из щупалец была использована гидравлика в сочетании с проводами, и ему вместе с группой из шести технических специалистов потребовалось больше недели, чтобы подготовиться к съемке кадра, длившегося не более восьми секунд. И по сей день, в очередной раз смотря фильм, Миллер убеждался: проводов не видно, хотя ему было известно расположение каждого из них. Это была еще одна сцена, которой он справедливо гордился.

В кресле сидел мужчина с пробитой головой. Миллер изготовил голову из пустотелой формы, а потом наполнил ее говядиной, бутафорской кровью и бараньими мозгами. Когда настало время «жертве» получить" выстрел в голову, занятый в эпизоде актер просто выстрелил из ружья в верхнюю часть макета, и полголовы как не бывало. После съемок Миллер принес макет человека домой. Теперь тот таращился на него своим пустым стеклянным глазом.

Специалист по эффектам уселся за письменный стол и оглядел мастерскую. Он сам оборудовал себе кабинет вскоре после того, как переселился в этот дом. Вначале, когда он работал фотографом, это была фотолаборатория. В ней до сих пор стояла двойная раковина, а в воздухе висел запах проявителя, теперь, правда, к нему примешивался стойкий запах резины. Латекс был одним из наиболее часто использовавшихся материалов при изготовлении искусственных органов, и Миллер считал, что он прост в обращении и долговечен. Некоторые из страшилищ, деливших с ним мастерскую, выглядели как новые, как в день их создания.

Миллер улыбнулся про себя, вспомнив, как однажды, беря у него интервью, корреспондент из одного журнала о кино назвал его современным доктором Франкенштейном, окружившим себя собственными созданиями.

Наряду с целыми фигурами в комнате повсюду валялись многочисленные головы, глаза, черепа и конечности. Все это когда-то использовалось в фильмах, над которыми он работал. На письменном столе лежали эскизы грима, разрабатываемого им для фильма «Астроканнибалы», а также фотографии как готовых изделий, так и опытных образцов. Усаживаясь за стол, Миллер пробежал глазами эскизы и фотографии, но вдруг его внимание привлекла стена напротив.

На ней висела огромная доска для объявлений и афиш, сплошь усеянная разнокалиберными фотографиями. Только запечатлены на них были не изобретения Миллера. То было наследство от прежних времен, когда он работал фотографом в полиции и в прессе. Цветные и черно-белые памятки ужасов, которые он хранил многие годы.

Вся в кровавых подтеках расплющенная детская коляска, сбитая машиной, за рулем которой сидел пьяный водитель, и бесформенная груда мяса под передним колесом. Миллер до сих пор помнил душераздирающий крик матери ребенка у себя за спиной, пока он щелкал аппаратом. Помнил, как замедляли ход машины и водители глазели из окон. Помнил кровь, струящуюся к водосточной решетке.

Щелк.

Женщина после группового изнасилования четырьмя мужчинами и связанная электрическим шнуром перед тем, как ей затолкали во влагалище разбитую бутылку.

Щелк.

Две жертвы убийства из мести. Им вырвали зубы клещами, а потом задушили проволокой для резки сыра.

Щелк.

Самоубийца, увлекший за собой какого-то бизнесмена, бросившись на находящиеся под током рельсы на станции «Найтсбридж».

Щелк.

Мужчина, решивший проявить геройство и оказавший сопротивление вооруженному налетчику, ограбившему почту; найден в придорожной канаве с вырванными гениталиями и руками, глубоко засунутыми в отверстие в промежности.

Щелк. Щелк. Щелк.

Миллер снова отхлебнул из стакана и бросил взгляд вдоль шкафов с ящичками. Все они тоже были полны фотографий. Хранилище боли и унижения, навек запечатленных благодаря фотоаппарату. Ламинированный ужас, к которому он часто обращался. Но еще более объемным хранилищем зрелищ и впечатлений была его память. Любая гнусная, отвратительная картина прилипала к его сознанию, как короста, которую невозможно отодрать.

Сзади него громко тикали часы, гулко отдаваясь в тишине комнаты.

Миллер долго сидел за письменным столом, зажав в руке стакан виски. Почувствовав легкую ноющую боль в левом глазу, он моргнул, и через секунду уже в глазу стоял туман. Как будто перед ним повесили кусок марли. Миллер чертыхнулся и протер глаза, задохнувшись от сильной боли. Приоткрыв глаз, он удостоверился, что зрение вернулось к нему. Миллер допил остатки из стакана, поднялся и подошел к шкафам. Выдвинув ближайший ящик, просунул в него руку и извлек бутылку виски. Бутылка была наполовину пустой — результат его предыдущих посещений. Он отвинтил пробку и налил большую порцию. Обвел взглядом своих монстров и поднял в приветствии руку со стаканом.

* * *

Его разбудил пронзительный телефонный звонок.

Миллер резко выпрямился в кресле, даже слишком резко и тут же почувствовал, что голова гудит. Он мельком взглянул на часы и схватил трубку.

Было четыре часа тридцать шесть минут. Уже вечер.

— Алло. Фрэнк Миллер, — сказал он, потирая большим и указательным пальцем переносицу.

Ответа не последовало.

— Алло, — сонно повторил он.

На другом конце провода — негромкое дыхание.

— Не тот дом выбрали для непристойных шуток по телефону, — прорычал он, готовый бросить трубку.

— Миллер.

Услышав свою фамилию, он не стал делать это простое движение, дающее ему возможность уклониться от разговора. Снова прижал трубку к уху.

— Миллер, ты меня слышишь? — спросил голос, который он тотчас же узнал.

— Какого черта? — злобно сказал Миллер. — Я же тебя предупредил тогда в больнице, чтобы ты не преследовал меня. Если понадобишься, я сам позвоню.

— Просто хотел проверить, вернулся ли ты домой, — хохотнул голос.

— Положи трубку! — процедил Миллер сквозь стиснутые зубы.

— До скорой встречи. — Миллеру показалось, что он услышал негромкое причмокивание, прежде чем в трубке наступила тишина. Он быстро повесил трубку и отодвинулся подальше от телефонного аппарата, как от прокаженного. Но еще долго не спускал с него глаз.

Как будто опасался, что он может зазвонить снова.

Глава 16

Миллер стоял посреди мастерской, освещаемой лишь тусклым красным светом фонаря, прикрепленного к углу верстака.

Из кранов над обеими раковинами текла вода, смывая проявитель с отпечатков, которые он обрабатывал. Глядя, как отчетливо проступают изображения на снимках, он стал развешивать их для просушки. Дойдя до фотографии, где он снят вместе с сестрой Бреннан, Миллер улыбнулся. Взгляд его задержался на фотографии доктора Кука с медсестрой.

Когда он более тщательно осмотрел ее, от улыбки не осталось и следа.

Сначала ему показалось, что его подводят глаза.

Он моргнул, но ничего не изменилось.

Может быть, пленка оказалась некачественной, подумал он. Наверняка, какой-то брак.

Миллер еще раз взглянул на снимок, где он стоял рядом с доктором Куком. Потом снова на фотографию доктора с медсестрой.

На обоих снимках проступали какие-то пятна, некая светящаяся тень вокруг фигуры доктора. Как будто еготело было в какой-то ауре.

Миллер поднес снимки поближе к свету и закрыл правый глаз. Прищурился, увидев странную дымку, окутывавшую каждый сантиметр изображения доктора.

Казалось, тень вокруг его фигуры сделалась более контрастной. Миллер глубоко вздохнул и наморщил лоб.

Потом закрыл левый глаз и снова взглянул на снимки.

— Что такое? — пробормотал он.

Аура, казалось, исчезла. Снимки теперь выглядели вполне обычными.

Он снова посмотрел одним левым глазом.

Светящаяся тень вновь появилась.

Миллер в задумчивости стал кусать нижнюю губу, недоумевая, почему аура проступает только тогда, когда он смотрит на снимки пересаженным глазом? Он тряхнул головой, пораженный не только тем, что способен видеть свечение вокруг фигуры доктора Кука, но тем, почему это с ним происходит.

Что же, черт возьми, это такое?

Глава 17

Два угона самолета, взрыв бомбы, подложенной террористами в Италии, постоянно растущая безработица и серия изнасилований, ограблений и убийств.

День, как две капли воды похожий на любой другой, думал Миллер. Он сидел, поставив стакан на ручку кресла, и смотрел новости. В глазах у него защипало, как будто в них попал песок, и он осторожно протер нежные выпуклости. Рядом с ним стояла бутылка виски, на три четверти пустая, но Миллер совсем не был пьян. Вообще, он не помнил, когда был последний раз пьян в стельку. Возможно, сегодня не мешало бы это исправить, рассуждал он, поднося стакан ко рту.

Зазвонил телефон.

На мгновение Миллер застыл, прислушиваясь к хриплым звонкам. Потом повернулся в своем кресле и, обведя взглядом полутемную гостиную, уставился на стол, где стоял телефон.

Он продолжал звонить.

Миллер нажал кнопку на пульте дистанционного управления, и теперь диктор лишь беззвучно шевелил губами.

Телефон все еще звонил.

Миллер встал и подошел к столу. Занес руку, чтобы снять трубку, и застыл с поднятой рукой, пытаясь успокоиться.

Не дважды же за один вечер, подумал он с тревогой.

Выждав еще несколько секунд, Миллер хотел было снять трубку.

Звонки прекратились.

Миллер вздохнул и посмотрел на телефон и свою занесенную над ним руку.

Он уже собирался опустить ее, когда снова раздался хриплый звонок.

На этот раз он схватил трубку и прижал ее к уху, стараясь не нервничать.

— Фрэнк, ну слава Богу! Как ты себя чувствуешь? — спросил Филип Дикинсон. — Извини, что беспокою так поздно. Мне передали, будто ты готов приступить к работе, и я решил заранее предупредить тебя: в расписание съемок внесены кое-какие изменения. На завтра мне потребуются новые спецэффекты. Я понимаю, что в твоем распоряжении не слишком много времени, но другого выхода нет.

— Что тебе нужно? — спросил Миллер.

— Понимаешь, будет сниматься эпизод, где каннибалы врываются в детский приют.

Миллер оживился, предвкушая интересную работу.

— Эта сцена сорок три по сценарию, если захочешь почитать, — продолжал режиссер. — Мне понадобится оторванная рука. Остальные эффекты — как по сценарию. Извини, конечно, что уведомляю тебя так поздно, Фрэнк.

— Не волнуйся. — Миллер глотнул виски. — Сейчас же этим и займусь.

Они наскоро попрощались, и Миллер положил трубку.

Он повернулся и направился в прихожую, даже не выключив телевизор. Отыскав в мастерской свой экземпляр сценария, полистал его и нашел нужную сцену. На полях красными чернилами было написано:

ОТОРВАННАЯ РУКА

МЕРТВЫЙ РЕБЕНОК

Миллер взглянул на часы. Одиннадцать тридцать шесть. Он приступил к работе.

* * *

Час пятьдесят восемь ночи.

Миллер медленно провел указательным пальцем по ободку стакана и оглядел предмет, лежавший перед ним на верстаке.

Рука была оторвана по плечо, в окровавленной плоти кое-где видна раздробленная кость. Вокруг кисти глубокие раны. Пальцы широко растопырены, готовые ухватиться хоть за что-нибудь.

Специалист по киноэффектам был удовлетворен своей работой. Рука точь-в-точь как натуральная. Прямо как в приемном отделении, куда доставляют пострадавших, подумал он, весело хихикнув.

Рука была сделана из жесткого поролона и покрыта резиной, чтобы прибавить ей эластичности. Для придания формы Миллер наложил латекс. Работал он быстро и ловко. Дав руке затвердеть, покрасил ее. По сценарию, рука должна была двигаться — проползти по полу и схватить актера за лодыжку. Но за столь короткое время, отпущенное Миллеру, он не успел бы изготовить потайные моторчики и механические приспособления, которые могли бы придать бутафорской руке все качества и возможности живой. Он решил упростить задачу: актеру надо будет просунуть свою руку, загримированную под оторванную, сквозь отверстие в полу. Правда, вначале придется снимать, как рука ползет по полу. Миллер уже неоднократно практиковал такой прием в тех случаях, когда требовалось снять отдельные части тела. Например, на макете отрубали голову, в образовавшееся отверстие просовывал свою голову актер, а вокруг его шеи наносилась искусственная кровь и прикреплялись куски плоти из латекса — полная иллюзия, что отрубленная голова еще живет. Нет ничего проще, думал он, улыбаясь.

Наполнив стакан, Миллер снова взглянул на свое изобретение. Потом пробежал глазами по странице измятого киносценария.

— "Каннибалы хватают ребенка и тащат его на кухню, — усмехнувшись, вслух прочитал Миллер. — Между одним из них и поваром завязывается драка. Ребенок..."

Он поднял глаза от сценария и покачал головой. И ведь кто-то же платит больше четырех миллионов долларов за такое дерьмо! Кинобизнес никогда не переставал удивлять его.

— "Ребенок", — проговорил он, равнодушно взглянув на пометку красными чернилами на полях.

МЕРТВЫЙ РЕБЕНОК

Миллер почесал затылок. Значит, работы прибавится? Он допил стакан одним большим глотком и быстро наполнил его снова. Руки его при этом слегка тряслись.

Миллер посмотрел на телефонный аппарат.

В тишине оглушающе стучали часы.

Он закрыл глаза, почувствовав, что пропадает резкость очертаний. Открыв их через минуту, снова уставился на телефон. Прерывисто дыша, протянул руку к трубке и, поколебавшись, наконец снял ее.

Миллер поднес трубку к уху и долго вслушивался в монотонный гудок.

Стараясь унять дрожь в руке, он с силой сжал ее в кулак, потом постепенно расслабил. Ничего не помогало: пальцы тряслись.

Миллер заскрежетал зубами и, наконец, решившись, стал набирать номер.

Глава 18

Помещение в Новом Скотленд-Ярде, отведенное для проведения пресс-конференции, оказалось слишком тесным.

По прикидке Гибсона, не меньше тридцати журналистов набилось в комнату с ковром на полу, в которой уже стоял сизый туман от множества выкуренных сигарет. Время от времени взрывались вспышки, неумолчно щелкали фотоаппараты, журналисты громко переговаривались между собой. Инспектор сыскной полиции перебирал лежащие перед ним стопкой бумаги, будто не знал, чем занять свои руки.

Рядом с ним за столом, занявшим добрую половину комнаты, сидел патологоанатом Сэм Лумис, пожилой мужчина, деловито раскуривавший свою трубку. Гибсону казалось, что в клубах поднимавшегося к потолку табачного дыма Лумис и сам вот-вот задымится. Лицо красное, на лысине выступили серебристые капельки пота.

За Лумисом сидел Лоренс Чапмен, комиссар полиции — высокий, болезненно худой, с резкими чертами лица и короткими седыми волосами. В нем трудно было угадать облеченного большой властью человека, которому подчинена вся полиция Сити и который руководит ею с необычайной легкостью, но внешний вид часто обманчив. Несмотря на кажущуюся растерянность, в работе Чапмен был настоящим дьяволом.

Начиная свою карьеру сыщиком, он дважды удостаивался отличий за храбрость, причем во второй раз получил пулевое ранение в плечо из оружия 38-го калибра, что стало для него постоянным напоминанием об опасности службы.

Сзади него сидел сержант сыскной полиции Чандлер и ковырял в зубах сломанной спичкой. Заметив, что Чапмен смотрит на него с возмущением, он прекратил свое занятие.

Терри Уорнер подошла вплотную к столу и не сводила взгляда с этих четверых мужчин, ожидая минуты, когда можно будет задавать вопросы. Операторов с телевидения на конференцию не пустили, о чем было объявлено только накануне. Видя, что представителям полиции, очевидно, нечего особенно сказать, она удивилась: зачем надо было брать на себя лишние хлопоты, приглашая их на эту встречу? Увидев, что со своего места поднимается Чапмен, она решила, что теперь сможет узнать, что хотела.

Комиссар полиции постучал ладонью по столу и снова опустился на стул в ожидании, когда в комнате прекратятся разговоры. И вот наступила тишина, прерываемая лишь щелканьем фотоаппаратов.

— Дамы и господа, мне хотелось бы покончить с этим как можно скорее, — объявил он. — В конце концов, у нас у всех есть обязанности, которыми мы не можем пренебрегать, не так ли? — Он невесело улыбнулся и продолжал: — Мы созвали вас на эту пресс-конференцию, поскольку в деле, которым мы занимаемся, произошли значительные события. Я не хотел бы квалифицировать это как массовые убийства, но другого термина не подберу. Так или иначе, разрешите представить вам инспектора сыскного управления, возглавляющего следствие по этому делу.

Чапмен представил Гибсона и уселся на свой стул, скрестив руки на животе.

Инспектор многозначительно кашлянул и поднял глаза на застывшие в ожидании лица. Заметив Терри, стоявшую в переднем ряду, отвел взгляд.

— Как вы знаете, до сегодняшнего дня убийца совершил шесть убийств, — начал Гибсон. — И нам все еще не удалось обнаружить никаких улик, которые могли бы объяснить мотивы преступлений или позволить обоснованно подозревать каких-то конкретных лиц. — Он снова кашлянул. — Вчера мы арестовали одного подозреваемого. Кое-кто нам оказывает содействие в расследовании.

Относительная тишина в конференц-зале неожиданно взорвалась многочисленными вопросами и восклицаниями. Терри ни в чем не уступала коллегам и, задавая очередной вопрос, вдруг заметила, как Гибсон украдкой бросил взгляд на Чапмена, на лице которого застыла слабая улыбка.

— А мне казалось, что у вас нет никаких зацепок, — сказал репортер из газеты «Экспресс».

— Не верьте тому, что пишут в газетах. — Гибсон изобразил на лице подобие улыбки — вот, мол, и мы умеем шутить. — Пока мы располагаем одной-двумя не очень надежными уликами, которые мало о чем говорят, но мы уверены, что очень скоро последуют официальные обвинения.

— Как вам это удастся? — послышался громкий голос откуда-то с задних рядов.

— Мы обнаружили некую взаимосвязь между всеми шестью совершенными убийствами, — сказал Гибсон, глядя в лежащий перед ним блокнот.

— А вы не могли бы сказать, что это за взаимосвязь? — настойчиво спросила Терри.

— В данный момент — нет, — ответил Гибсон. — Все, что я могу пока сказать, это то, что мы установили ряд аналогий в способах убийств.

— Что вам известно об убийце? — снова спросила Терри, заметив, что Гибсон опять украдкой посмотрел на Чапмена.

Комиссар полиции едва заметно качнул головой.

— Пока ничего, — сказал Гибсон, смахивая с верхней губы капельку пота.

— Как скоро вы сможете сообщить какие-нибудь подробности? — спросил тот же репортер из «Экспресса».

— Ответа не будет.

Раздался громкий залп — десятки аппаратов щелкнули одновременно.

— Действительно ли тела всех жертв были сильно изуродованы? — выкрикнул человек, стоящий рядом с Терри. Блокнот его был открыт, он торопливо что-то записывал.

— Воздерживаюсь от ответа.

— Есть ли у убитых женщин какие-либо признаки полового насилия? — прогремел с заднего ряда голос корреспондента газеты «Сан».

— Не могу ответить.

— Что вы можете сказать о личности подозреваемого? — не отступала Терри, пригвоздив Гибсона взглядом. — Его возраст, пол, социальное положение, вообще что-нибудь?

— Я уже объяснил — не могу. — Гибсон почувствовал, что у него пересохло в горле. Взял со стола стакан и отпил из него.

Терри отвела глаза и заметила, что Чапмен в упор смотрит на нее. И почему-то поежилась под его взглядом.

— Может быть, вам все-таки известны мотивы убийств? — продолжала допытываться Терри.

— Ответа не будет, — поспешно бросил Гибсон.

— Пожалуй, нам не следует излагать больше никаких деталей данного дела, — вдруг вступил в беседу Чапмен. — Достаточно сказать, что арест произведен и в положенный срок мы представим полный отчет. — Он переглянулся с Гибсоном. — А на сегодня пока все! — выкрикнул Чапмен, когда треск фотоаппаратов и голоса присутствующих слились в гул, нарастающий крещендо. Представители прессы словно бы не спешили расходиться. И только когда полицейские поднялись со своих мест и направились к расположенному за их спинами выходу, репортеры по одному потянулись из комнаты.

Терри на мгновение задержалась, глядя вслед выходящим из дверей Гибсону и Чапмену, которые о чем-то шептались. Когда дверь за ними закрылась, она вздохнула, недоверчиво покачав головой и нахмурив брови.

* * *

— Так они нам и поверили! — обеспокоенно воскликнул Гибсон, стоя в коридоре рядом с конференц-залом.

— А куда они денутся? — ухмыльнулся Чапмен. — По-моему, вы переоцениваете интеллект этих щелкоперов, Стюарт. Мы объявили, что произвели арест, и они клюнули. К завтрашнему утру об этом растрезвонят все газеты, сообщат по всем программам телевидения. Что касается прессы и общественности, пусть они думают, что убийца арестован.

— Но что будет, если кто-то докопается до истины? Если обнаружится, что мы знаем об этом подонке ничуть не больше, чем после первого убийства? Что тогда?

— А это уж наша с вами забота — не дать им ни о чем пронюхать. Я и позвал их на эту пресс-конференцию для того лишь, чтобы они оставили нас на время в покое, вы же знаете. Мы обязаны обезвредить маньяка до того, как он совершит новое убийство.

Гибсон вздохнул и мельком взглянул на Чандлера.

По губам сержанта тенью скользнула усмешка.

Глава 19

Концы с концами не сходились.

Сколько бы раз Терри Уорнер ни пыталась сопоставить разрозненные сведения, ей никак не удавалось выстроить их в логический ряд.

Еще неделю назад полиция была просто сбита с толку этой серией убийств, после которых не оставалось абсолютно никаких улик. А теперь вдруг выясняется, что арестован подозреваемый. Терри недоуменно качала головой, обдумывая эту новость. И все равно факты не сходятся. Как в поговорке: нет желатина — не будет и заливного.

Убирая упавшую на лоб темную прядь, она почувствовала, что кожа покрылась капельками пота.

В машине было душно, как в духовке.

Терри взглянула на сломанный обогреватель, от которого тянуло жаром, и решила, что, как только у нее выдастся свободная минута, немедленно займется им. Поток машин впереди нее замедлил ход, и она опустила боковое стекло.

Облачко выхлопных газов тотчас ворвалось в машину, пришлось поспешно закрывать окно. Жара, решила она, все же лучше смрада. Сзади нее водитель черного «порше» сильно нажал на клаксон. Терри поправила зеркало заднего вида и взглянула на нетерпеливого автомобилиста, нервно барабанящего пальцами по рулю. Неожиданно он дал газ, круто развернулся и промчался мимо нее на такой скорости, будто ушел со старта в автомобильных гонках.

Терри улыбнулась про себя, поймав в зеркале свое отражение. Темные круги под глазами стали слишком заметными. Терри досадливо прищелкнула языком: сказываются бессонные ночи. Видела бы ее сейчас мама! «Тереза Николь Уорнер, тебе надо больше следить за собой». Она явственно слышала мамин голос. Родители были категорически против, когда семь лет назад она объявила о своем намерении уйти из отчего дома. Они тут же стали приводить ей расхожие доводы о том, что Лондон — это исчадие зла и преступности, а дурные люди только того и ждут, чтобы в их сети угодила наивная двадцатилетняя девушка. Тот факт, что она уже работает в крупном рекламном агентстве и нашла вполне приличную квартиру для себя, не внес успокоения в их души. Было бы, однако, удивительно, если бы они не выказали своего неудовольствия, а потому она спокойно воспринимала их паранойю, все эти предостережения и увещевания до тех пор, пока мама не предприняла попытку зайти с другого конца. За две недели до намеченного дня отъезда Терри она впала в глубокую депрессию. Это ее состояние приводило Терри в тихую ярость, особенно после того, как мать повадилась разглядывать по вечерам старый семейный альбом, сетуя при этом, что теряет свою единственную дочь. Сначала Терри пыталась отшучиваться, и вот тогда-то в нее полетели первые стрелы.

— С того дня, как умерла Ева, — сказала мама однажды, — ты — единственное, что у нас осталось. Она была бы против твоего отъезда.

Упоминание имени ее покойной сестры глубоко ранило Терри, и не потому только, что это была самая низкая и коварная уловка, к которой могла прибегнуть мама.

Ева была на год старше Терри, и упоминание о ней затронуло больную струну в ее душе. Сестра умерла от менингита, когда ей было двенадцать лет, и Терри на всю жизнь запомнила, как ее, одетую в лучшее платье, заставили по много часов подряд простаивать у гроба покойной сестры, выставленного на обозрение в гостиной их дома. Сперва она горько плакала, но, когда ритуал этот стал повторяться изо дня в день целую неделю, к концу ее Терри уже смотрела на покойницу скорее с чувством недоумения, нежели печали. Мама сделала несколько снимков лежащей в гробу покойной дочери. Эти снимки тоже были помещены в альбом.

Со смертью Евы родители обрушили всю свою любовь на Терри, которая все больше задыхалась под бременем этой любви. Даже теперь она не могла понять, как ей достало смелости покинуть отчий дом.

Но, вопреки отчаянной попытке мамы испробовать последнее средство воздействия, это лишь упрочило решимость Терри покинуть дом. Отец тоже было попытался разжалобить ее: обняв дочь за талию, он умолял ее подумать, что будет с матерью после ее отъезда. Но даже такое испытание ее приверженности семейному очагу не поколебало намерения Терри. По правде сказать, она должна была возненавидеть родителей за то, что они не пришли на вокзал проводить ее. Впрочем, их даже не было в стране в это время. В те дни, когда она готовилась к отъезду, они, слава Богу, решили взять недельный отпуск.

Терри иногда звонила им, когда считала это необходимым, чтобы сообщить, что она жива-здорова, работает, что она еще не изнасилована группой психопатов и что нет, домой она возвращаться не собирается. Исчадие зла и преступности обращается с ней пока хорошо. Ей казалось несущественным упоминать о тех трех-четырех скоротечных связях, которые у нее были. Зачем беспокоить родителей, если для нее самой они мало что значили? Вместе с подругой они снимали квартиру в Блумзбери, но та месяц назад переехала к своему парню, предоставив Терри одной расплачиваться по многочисленным счетам за квартиру. Она выкрутилась, благо работа телевизионного репортера хорошо оплачивалась, а с тех пор, как пошли ее сообщения об убийствах, она даже получила повышение по службе.

Четыре года назад ее взяли на «Независимый канал» телевидения секретаршей, потом она дослужилась до должности референта и, наконец, ей представилась возможность встать перед камерами. Ее появление на телеэкране не прошло без внимания со стороны власть предержащих: Терри не только с блеском делала свое дело, но оказалась весьма привлекательной. Новости кажутся более приятными, когда их сообщают симпатичные девушки. Даже если им приходится рассказывать о жутких подробностях каких-то диких, изощренных убийств, случившихся впервые за многие годы.

Терри подъехала к стоянке позади телецентра, нашла свободное место и припарковала свой «мини-клабмен». Подхватив с заднего сиденья сумочку, вышла, заперла дверцу машины и зашагала через всю стоянку к стеклянной двери входа.

Человек не двинулся с места.

Лишь проводил ее взглядом.

Глава 20

В лифте Терри нажала кнопку шестого этажа, приветливо улыбнувшись двум полным уборщицам, которые, восхищенно поглядывая на нее, расплывались в бессмысленной улыбке. В ведре у уборщицы была хлорка, Терри так и подмывало зажать нос — едкий запах был невыносим. Женщины все улыбались ей, пока она не вышла на своем этаже. Выходя из лифта, она услышала за спиной взволнованное бормотание:

— Это — она, ну та, что делает репортажи об этих убийствах.

— Я тоже ее узнала. Терри... не помню фамилии.

Когда двери лифта захлопнулись, голоса пропали. Терри пошла по длинному коридору, постукивая высокими каблуками по свеженатертому полу. По стенам были развешаны фотографии сотрудников телеканала: дикторов, комментаторов, технического персонала. Шестой этаж был полностью отдан отделу новостей, а под ним размещались нервные центры развлекательных, публицистических и театральных программ. Здание было огромным, но, проработав здесь четыре года, Терри знала его как свои пять пальцев.

Она свернула за угол, обменявшись на ходу приветствиями со знакомым оператором, и подошла к двери с табличкой «Редактор отдела новостей». Открыв ее, Терри вошла.

Ее встретил стук пишущей машинки.

Паула Крейн подняла голову и улыбнулась репортеру.

— Привет, Терри, — сказала секретарша на своем раскатистом кокни[3]. — Боб у себя в кабинете, — кивнула она на дверь за ее спиной. — Тебе принести туда чашечку кофе?

— Да, спасибо, Паула, — поблагодарила Терри. — Он сегодня в хорошем настроении?

Зазвонил телефон, и Паула жестом призвала Терри соблюдать тишину.

— Погоди, — сказала она и сняла трубку.

— Доброе утро. Кабинет Боба Джонсона. — Дикция Паулы стала вдруг безукоризненной, а акцент напрочь лишился своей ист-эндской окраски. — Нет, к сожалению, мистер Джонсон сейчас занят. Можно я передам ему, чтобы он вам перезвонил? Спасибо. — Паула повесила трубку. — Взбесились прямо, телефон звонит все утро, — сказала она, переходя на свои привычные интонации.

Терри рассмеялась и вошла в кабинет шефа.

Боб Джонсон сидел за компьютером, сосредоточенно перебирая клавиши, но, заметив Терри, оторвался от работы.

— Каково? — воскликнул он, размахивая распечаткой. — Последние котировки. С тех пор, как начались эти убийства, у нашей программы прибавилось пятьдесят тысяч зрителей. Вот, полюбуйтесь, — протянул он ей распечатку, — примерно 8 тысяч на каждого убитого. — Джонсон горько усмехнулся. — Если так пойдет и дальше, мы станем популярнее, чем «Новости в десять часов».

— Грандиозно, — произнесла Терри без всякого энтузиазма. — Правда, если все то, что я услышала в Новом Скотленд-Ярде, соответствует действительности, вам придется подыскивать новую сенсацию, Боб. Они утверждают, что арестовали убийцу.

Джонсон обвел взглядом кабинет, лоб его прорезали глубокие складки.

— Нет, это невозможно, — сказал он спокойно, приглаживая ладонью свои черные волосы. — Было же официально заявлено, что у них нет улик.

— Я тоже так думала, — отозвалась Терри.

Вошла Паула с двумя чашками кофе. Поставив их на стол, она мельком взглянула на редактора и торопливо вышла. Он еще некоторое время смотрел на распечатку, затем бросил ее на стол.

— Расскажите мне поподробнее, — попросил Джонсон, усаживаясь в кресло.

Терри начала описывать то, что произошло на пресс-конференции менее часа назад. Джонсон внимательно слушал, хотя Терри все больше убеждалась, что занимает его вовсе не ее рассказ. Время от времени их взгляды встречались, но он тут же отводил глаза, похотливо разглядывая ее фигуру.

Он изучал тонкие черты ее лица, гибкую линию шеи в обрамлении густых каштановых волос, взгляд его скользил по ее высокой груди, бесцеремонно задерживался на просвечивающемся сквозь блузку лифчике. Терри сидела, положив ногу на ногу, и Джонсон с вожделением глазел на ее прикрытые хлопчатобумажной юбкой бедра, размышляя о том, как, должно быть, нежна кожа под этой тканью.

Она отпивала из чашечки кофе, все время ощущая на себе его взгляд и испытывая некоторую неловкость от столь неприкрытого признания ее физических достоинств.

Боб Джонсон был крепко сложен, многие, глядя на него, полагали, что прежде он усердно занимался боксом. Лицо квадратное, приплюснутый нос на фоне рябоватой кожи, глубоко посаженные глаза. По правой щеке от уха тянулся шрам до самого подбородка. Рубашка его была расстегнута у шеи, как бы давая простор ходящему ходуном кадыку. Ладони широкие, толстые, хоть и с длинными пальцами. Под рукавами рубашки угадывались хорошо развитые бицепсы, да и сами руки, покрытые от кисти до локтя черными волосами, выдавали в нем силу. Он был, по мнению Терри, лет на пять-шесть старше нее, но, по-видимому, точного возраста Джонсона никто не знал. Уже почти десять лет он являлся редактором и режиссером программы «Последние новости». И за это время сумел превратить ее в одну из самых популярных независимых информационных программ, выходящих в эфир. В редакции к нему относились со смешанным чувством уважения и страха, и Джонсон всячески старался поддерживать в подчиненных оба эти чувства. За время своего правления он, насколько Терри было известно, уволил по крайней мере с десяток работников, а однажды, когда какой-то кинооператор стал слишком сильно выражать свой протест, Джонсон уложил его на месте ударом левой.

Сейчас он сидел, слушал ее и, кажется, не мог найти в себе силы отвести взгляд от ее тела.

Под этим пристальным взглядом Терри смущенно заерзала и снова отпила кофе.

Джонсон перевел глаза на ее нежные руки, придерживающие на коленях чашку — пальцы изящно обхватили фарфор. Он почувствовал, как у него между ног стала возрастать эрекция, и подался вперед, навалившись грудью на стол.

— Ничего не понимаю, — сказал он, когда Терри закончила свой рассказ. — Полиция заявляет, что подозреваемый находится под стражей?

Она кивнула.

Джонсон поднялся со своего места, подошел к окну и посмотрел вниз на стоянку машин.

— Вряд ли они говорят правду, — сказал он спокойно и прищурил глаза.

— Какую информацию будем давать? — спросила Терри. — Наши зрители должны что-нибудь узнать об этом. Не можем же мы просто обойти молчанием то, о чем непременно сообщат во всех других программах новостей и что завтра окажется на первых полосах всех газет! У меня такое впечатление, что именно этого полиция и добивалась.

Джонсон не ответил. Он покачал головой и повторил снова:

— Вряд ли они говорят правду.

Некоторое время Терри смотрела на его широкую спину, затем поднялась со своего места. Джонсон обернулся.

— Ничего не попишешь — будем сообщать об этой истории как ни в чем не бывало, — решил он. — Зайдите в третью студию, надо кое-что записать для шестичасового выпуска новостей.

Он шумно выдохнул, глядя, как она ставит чашку.

Терри кивнула и вышла.

Джонсон выждал секунду, затем приблизился к столу и взял с него чашку, из которой Терри пила кофе.

Возбужденный, поднес чашку к лицу, стараясь уловить на ней запах от ее духов, потом прижался к чашке губами и, закрыв глаза, нежно чмокнул ободок в том месте, которого касались губы Терри. Его язык жадно скользнул по фарфору, оставив каплю слюны. Джонсону страстно хотелось, чтобы это была ее слюна.

Он крепко обхватил руками чашку, чувствуя, что эрекция усиливается.

Обследование

Ребенок знал, где надо копать.

Не было необходимости включать фонарь.

Пока.

Время от времени его маленькая фигурка замирала, он озирался на дом, расположенный в десяти — пятнадцати метрах от него в глубине сада, но никто не появлялся. Все было тихо.

Лопата легко входила в мокрую землю, и ребенок без труда выворачивал большие комья. Чем глубже уходила лопата, тем быстрее росла куча земли рядом. Из кустов донесся какой-то шорох; малыш замер и прищурил глаза, силясь рассмотреть в темноте то место, откуда исходил шум. Кромешная тьма. Чернота ночи покрывалом окутывала ребенка.

Ребенок продолжал копать, пока шорох не повторился снова; он отложил лопату и включил фонарь: луч света заскользил по кустам. Из-под изгороди выбежал ежик, но, напуганный светом, тут же метнулся назад.

Ребенок выключил фонарь и взялся копать снова. Наконец лопата ткнулась во что-то мягкое и податливое. Теперь надо было вынимать землю руками. Сидя на корточках у неглубокой ямки, ребенок разгребал зарытый в ней серый целлофановый пакет для мусора. Достав из кармана перочинный ножик, он полоснул лезвием по пакету, открывая его содержимое.

В нос ударил смрад разложившегося мяса, похожий на запах от пораженной гангреной раны. Не обращая внимания на подступившую тошноту, малыш резал пакет дальше, держа в другой руке фонарь и освещая им останки раздавленной кошки, захороненной в этой скромной могилке пять дней назад.

Туша была сплошь усеяна личинками.

В провалившихся глазницах кишели и копошились белые и прозрачные червячки, которые в свете фонаря стали корчиться и изгибаться быстрее. Из ноздрей и ушей мертвого животного полезли черви, жирные и раздувшиеся, как набрякшие вены. Десятки других нашли себе пищу в животе кошки. Казалось, что труп был начинен паразитами, аппетит которых на мертвечину был теперь удовлетворен сполна.

Ребенок смахнул фонарем несколько личинок с головы кошки, они упали на черную землю и белели в темноте, как только что посеянные семена.

Небольшие ранки были заполнены свежеотложенными яйцами мух, а недавно вылупившиеся личинки деловито насыщались.

Сидя у края ямки, ребенок сосредоточенно наблюдал за происходящим на теле кошки. Вот она, смерть! Всему, что принимает земля, уготован один конец — стать пищей для червей и личинок. Неужто и человека, лежащего в своем гробу, словно заботливо упакованная пища, ждет та же участь? Ребенок задумался: каково ощущать себя лежащим на дне ямы, зная, что тысячи паразитов забираются тебе в глаза, в каждую ранку, заползают в каждое отверстие, прогрызая все на своем пути?

Это рай или ад? Или неизбежность? Выходит, смерть — просто полное физическое разрушение тела. Пища для любителей мертвечины.

Ребенок еще раз направил луч фонаря на труп кошки и не мигая уставился на него. Личинки продолжали свою трапезу.

Глава 21

Топор был увесистый, должно быть, фунтов в шесть, и, описав им дугу, Миллер чуть было не потерял равновесие. Он помахал этим смертоносным орудием перед собой и слабо улыбнулся.

— В тебе пропадает отличный лесоруб, — сказал Филип Дикинсон, разглядывая специалиста по киноэффектам через широкоугольный объектив. Миллер сильно зажмурился, почувствовав, как левый глаз начинает слегка саднить, но ощущение дискомфорта быстро прошло, и он передал топор стоящему в ожидании актеру. Пэт Салливан, зажав в руке топор, смотрел, как Миллер сделал несколько больших глотков из фляжки, прежде чем вновь вернуться к своей работе.

Отдыхавший поодаль Кевин Брейди пытался прикурить сигарету. Из-за сковавшего лицо актера тяжелого грима ему это долго не удавалось. Уже три часа он пребывал в оболочке из латекса, череп разламывался, словно зажатый в тиски. Казалось, что под резиновой маской надулись и вот-вот лопнут вены, если его немедленно не освободят от этой передвижной тюрьмы.

Миллер жестом подозвал актера и стал отлеплять с его лица и тела тяжелую пленку. Скрытая латексом, правая рука Брейди была туго привязана на груди.

— Чем не Нельсон? — пробормотал он сквозь грим.

Не обращая внимания на шуточки Брейди, Миллер закрепил на его теле систему тонких резиновых трубочек, перекинув их концы через его плечо. С помощью специальных насосов по этим трубочкам должна была подаваться бутафорская кровь.

Повернувшись к стоявшему у него за спиной столу, Миллер снял тряпицу, которой был накрыт какой-то предмет.

Им оказалась рука, изготовленная Миллером накануне ночью.

Дикинсон вышел из-за камеры и с восхищением осмотрел этот искусственный обрубок. Он не переставал удивляться тому, как мастерски Миллер имитировал живые органы.

Пока специалист по киноэффектам приворачивал искусственную руку ремнем к плечу Брейди, режиссер объяснил, как он собирается снимать следующий эпизод.

На это ушло меньше пяти минут.

Брейди, исполняющий роль одного из «астроканнибалов», в этой сцене должен был схватиться с Салливаном в палате сиротского приюта, где Салливану предстояло отрубить «каннибалу» руку. Дикинсон намеревался в одном кадре запечатлеть, как Салливан замахивается и бьет топором, и уже в следующем кадре отсеченная рука должна была отлетать от плеча. Чтобы правдоподобность происходящего была полной, двоим помощникам следовало в этот момент дернуть за привязанные к руке и тщательно замаскированные веревки. Миллер поместил в обрубок три-четыре мешочка с кровью, которые должны были лопаться при взрыве дистанционно управляемых пиротехнических патронов в ту минуту, когда обрубок попадал в объектив камеры.

— На этом мы отрубаемся, — улыбнулся Дикинсон. — Прошу прощения за такой каламбур.

Миллер согнулся под рукой, еще раз проверяя заряды, его глаза беспокойно блеснули — в памяти всплыла картина недавней катастрофы.

— Готово, — сказал он, отступая назад.

— Я очень признателен тебе, Фрэнк, за то, что ты сумел так скоро вернуться к работе, — сказал Дикинсон, когда исполнители и съемочный состав заняли свои места.

Миллер лишь слегка пожал плечами и осторожно потер левый глаз: зрение опять ухудшилось.

— Прости, что пришлось побеспокоить тебя вчера вечером, но такие сцены грешно выкидывать, — добавил режиссер.

— Все в порядке, — ответил специалист по киноэффектам, рассматривая пульт управления, который он держал в одной руке. В другой у него была фляжка.

— Так, — рявкнул Дикинсон. — Все готово? Операторы, вы готовы?

Съемочная площадка откликнулась нестройным хором.

— Все... «Хлопушка»! — заорал Дикинсон, подталкивая вперед Салливана. — Начали!

Салливан приблизился к Брейди, который стоял перед камерой, согнувшись и свесив руки ниже колен.

Миллер напряженно следил за разыгравшимся перед ним действием, успевая бросить взгляд в сторону — не заметны ли веревки, прикрепленные к бутафорской руке. Он отхлебнул из своей фляжки, кося одним глазом на Салливана, а другим — на двух замерших в ожидании помощников, стоящих справа от него и в кадр не попадающих.

Салливан занес топор.

Брейди бросился на него.

Топор со свистом рассек воздух и опустился на плечо Брейди.

— Стоп! — приказал Дикинсон, и Салливан отступил на пару шагов назад, все еще держа в руке топор. — Теперь — вторая камера! Мне нужен промежуточный кадр, где Кевин с отсеченной рукой.

Свет снова убавили, заработали камеры, и Брейди оказался в кадре один, изображая муки адской боли от удара топора, отрубившего ему руку.

Он слышал, как порвалась ткань на его куртке, и в ту же секунду по сигналу Миллера двое помощников сильно потянули за невидимые веревки, увлекая в сторону отсеченную руку. Когда она ударилась о землю, Миллер нажал нужную кнопку на пульте дистанционного управления, и пакетики с кровью стали лопаться, забрызгав обтянутый латексом обрубок липкой жидкостью. Бутафорская кровь ударила фонтаном и из тонких трубочек, закрепленных на плече Брейди, и актер, памятуя инструкции, схватился уцелевшей рукой за имитируемую рану, из которой продолжал извергаться кровавый поток.

— Стоп! — снова рявкнул Дикинсон, и съемочная площадка снова озарилась светом. — Превосходно! — хлопнул он Миллера по плечу. — Теперь мне нужно снять, как топор вонзается в плечо, под разными углами. — Дикинсон обернулся к Салливану.

Миллер бережно, как подготавливаемое к длительному хранению сокровище, поднял отрубленную руку и принялся заворачивать ее в полотенце.

— Вызови меня, когда все будет готово к следующей сцене, — сказал он Дикинсону. — Я буду в гримерном фургоне.

Режиссер кивнул и занялся установкой камер для повторной съемки нападения Салливана на «астроканнибала».

Миллер побрел со съемочной площадки и у выхода еще раз приложился к своей фляжке. Выйдя на улицу, он окунулся в море солнечного света и невольно прикрыл глаза рукой, оберегая их от палящих лучей утреннего солнца. Вытащив из заднего кармана джинсов темные очки, поспешно надел их и почувствовал, как спало напряжение в глазах, защищенных от неумолимого сияния.

Миллер пересек площадку для стоянки машин, сквозь подошвы ботинок проникал жар от раскаленного бетона. С искусственной рукой под мышкой он некоторое время перебирал ключи и, найдя ключ от фургона, вошел в гримерную. Внутри стоял полумрак, и Миллер облегченно вздохнул, наслаждаясь приятной прохладой. Осторожно положил отсеченную руку на один из столиков и присел рядом на диванчик. Снова отпил из фляжки и сунул ее в задний карман.

Взгляд его упал на лежащий под столом плотно закрытый и запертый на ключ кожаный саквояж. Даже застегнутая молния была на замочке.

Сильный запах кожи.

Миллер долго в задумчивости смотрел на саквояж, затем придвинул его к себе и, порывшись в карманах, достал крошечный ключик. Открыв замочки, спрятал ключ обратно в карман и медленно потянул за молнию. Молния тихонько похрустывала, металлические зубы разжимались, все шире раскрывая пасть — чрево саквояжа.

Внутри, как в гибком гробике, лежала идеальная копия тельца ребенка, которому не было и восьми месяцев.

Миллер склонился над неподвижной фигуркой в саквояже, и его взгляд встретился с гипнотически застывшим взглядом ребенка, слепо взиравшего на мир стеклянными шариками глаз.

Он в последний раз критически осмотрел безжизненное тело и так же медленно застегнул молнию.

Подняв саквояж, Миллер вышел с ним из фургона-гримерной.

* * *

— Ты уверен, что сумеешь отснять это с одного захода, Фил? — спросил специалист по киноэффектам, открыв стеклянную дверцу микроволновой печи.

Ребенок лежал там, свернувшись, как мертворожденное дитя этого стального чрева.

— Невероятно! — воскликнул Дикинсон. — Так похоже!

Вид этого крошечного создания, казалось, загипнотизировал его.

Словно пропустив мимо ушей комплимент, Миллер опрокинул в рот фляжку, с которой не расставался.

— Будем продолжать? — спросил он и закрыл дверцу, увидев приближающуюся камеру.

Оператор стал наводить резкость на лежавший в печи муляж.

— Как все это будет выглядеть, Фрэнк? — поинтересовался Дикинсон. — Ты опять снабдил изделие взрывными устройствами? — И он кивнул на ребенка.

Миллер ответил едва заметным кивком.

— Включай печь и сам увидишь, что произойдет, — буркнул он, снова отпивая из своей фляжки.

Миллер отступил за камеру, объектив которой был нацелен на микроволновую печь и ее обитателя, как огромный телескопический прицел.

— Ну, пошел, — махнул Дикинсон оператору. — Начали!

— Снимаю! — отозвался оператор.

Дикинсон протянул руку к регулятору температуры микроволновой печи, оставшемуся за кадром, и повернул его.

Кожа ребенка в стальном гробу, казалось, начала розоветь.

Режиссер подвернул регулятор.

200 ватт.

Теперь жар от печи ощутили уже все, кто стоял вокруг нее.

300 ватт.

Миллер сделал еще глоток виски и увидел, что кожа ребенка приобрела темно-бурый оттенок. Это, понял он, означало, что тело зажаривается изнутри.

400 ватт.

Два ассистента, один из которых — женщина, замерли в оцепенении, глядя на то, как безжизненная фигурка ребенка вдруг скорчилась, как будто в ней еще сохранились какие-то остатки жизни.

500 ватт.

Кожа ребенка постепенно сморщивалась, и, приглядевшись, Миллер заметил, что тело едва заметно колеблется, как будто внутренние органы, расплавившись под воздействием высокой температуры в печи, стали закипать. Ребенок словно содрогался.

600 ватт.

Миллер ждал.

Тельце в печи вытянулось.

Один глаз расплавился в глазнице, когда температура стала неимоверно высокой.

700 ватт.

Миллер прикинул, сколько времени это еще займет.

Десять секунд. Двадцать.

Тельце ребенка забилось сильнее, кожа приобрела ярко-красную окраску. Рот открылся, как будто ребенок звал на помощь, и из всех отверстий хлынул пенящийся поток темно-коричневой жижи, словно чьи-то невидимые пальцы сдавили гигантский фурункул, из которого потек пузырящийся гной.

Послышался громкий омерзительный хлопок, тельце лопнуло, как плотный пузырь; куски мяса стали распадаться на глазах. Дымящееся месиво забрызгало внутри всю печь, кто-то из наблюдавших, зажав рот рукой, стремглав выбежал вон. Миллер как завороженный следил за тем, что делалось в печи. Теперь куски мяса быстро зажаривались при температуре, достигшей своего предела, растекшаяся жидкость испарялась.

Ответственный за спецэффекты, Миллер продолжал бесстрастно смотреть, даже не замечая, что вся съемочная группа уставилась на него.

Одни с изумлением.

Другие с отвращением.

Кинооператор не стал дожидаться сигнала Дикинсона. Он самовольно прекратил съемку, когда у него сильно свело в животе.

— Как это вам удается делать так чертовски правдоподобно? — спросил кто-то из ассистентов с побледневшим лицом.

— Профессиональная тайна, — ответил Миллер.

Он сделал большой глоток из фляжки и стал смотреть, как из-за дверцы печи вырываются клубы пара.

Запах шел отвратительнейший.

— Профессиональная тайна, — тихо прошептал специалист по киноэффектам.

Глава 22

Сидя в своей «гранаде», Миллер опустил оба солнцезащитных козырька, но мощный поток солнечных лучей каким-то образом все равно достигал его глаз. Он сильно моргал, щурился под темными стеклами очков, стараясь ослабить испепеляющий блеск стоящего в зените небесного светила.

Управляя машиной, он большим и указательным пальцами не переставал потирать переносицу, чтобы унять боль, раскаленным гвоздем впившуюся в середину лба. Часы на приборном щитке показывали половину третьего. Через пятнадцать минут его ждали в больнице, куда он ехал на контрольное обследование. Миллер сильнее нажал на педаль акселератора, до предела разгоняя автомобиль по почти пустынной дороге.

Он решил, что не вернетсяна работу после обеда. Дикинсон говорил, что будет снимать интерьер и обсуждать с ведущими актерами завтрашний съемочный день, так что Миллеру все равно делать там было нечего. После больницы он поедет домой. Перед тем как уехать со студии, он вымыл микроволновую печь, отскоблил прилипшие к стенкам этого металлического гробика куски запекавшегося в нем ребенка и собрал их в черный пакет для мусора, который он потом выбросил. Миллер отказался от всех предложений помочь ему, предпочитая заниматься этим в одиночку. Дикинсон сказал, что, по его мнению, подобная натуралистичность была достигнута благодаря какому-то жарочувствительному заряду, вмонтированному в макет ребенка, который сработал при достижении определенной температуры.

Миллер лишь усмехнулся про себя и пожал плечами: пусть, мол, режиссер остается при своем мнении.

Миллер не горел желанием выкладывать ему всю правду.

Он слегка притормозил, подъезжая к изгибу дороги, и чертыхнулся про себя: перед глазами поплыл туман. Не останавливая машину, Миллер на мгновение с силой сжал веки, надеясь, что пелена рассеется. Но дорога впереди по-прежнему оставалась в дымке.

Он выругался про себя и стал меньше давить на правую педаль.

— Ну же, проясняйся, — пробормотал он, снова сильно моргнув.

Зрение вернулось к нему быстро и с удивительной отчетливостью. Миллер улыбнулся и продолжал езду, заметив, что навстречу ему движется большой контейнеровоз. Уже за сотню метров слышался рев двигателя этого восемнадцатиколесного чудовища.

И вдруг — темнота.

— О черт! — воскликнул он, чуть не задохнувшись.

Внезапно беспросветная мгла окутала его. Он ослеп.

Не видел даже руки перед собой.

Машину стало кидать из стороны в сторону. Миллер, вцепившись в руль, пытался удержать ее, понимая, что чертов контейнеровоз раздавит его в лепешку.

Водитель грузовика лихорадочно сигналил, но Миллер едва справлялся с машиной, прижимая ее как можно ближе к краю дороги и опасаясь вообще потерять управление.

Может, резко тормознуть?

Сделай он это, машину закрутит волчком. Лучше съехать на обочину, возможно, заросли бирючины смягчат удар.

Если, конечно, грузовик не сомнет его раньше.

За его невидящими глазами мысли проносились с быстротой молнии. Помертвевший от ужаса, он до боли в руках сжал руль. И так же внезапно, как и пропало, зрение вернулось к нему.

Он снова видел.

Видел, что контейнеровоз всего в нескольких метрах от него.

Видел, что еще секунду-другую, и металлическая громадина врежется в его машину.

Миллер нажал на акселератор, развернул свою «гранаду» и бросил ее на живую изгородь вдоль дороги.

Грузовик пронесся мимо лишь в нескольких сантиметрах от хвостовой части машины, и Миллер услышал громкий свист его пневматических тормозов; чертова колесница, сильно вибрируя, остановилась.

Сам же он, резко надавив на тормоз, всем телом уткнулся в рулевую колонку и теперь от удара тяжело дышал. С трудом откинулся на сиденье, боковым зрением заметив бегущего к нему водителя грузовика.

Дверца машины Миллера резко распахнулась.

— Какого черта? — закричал водитель, однако при виде белого как мел Миллера осекся и продолжал примирительно: — Ты мог бы проститься с жизнью.

Миллер не ответил; сняв темные очки, аккуратно протер глаза.

— Ничего, обошлось? — поинтересовался водитель. Миллер кивнул.

— Может, вызвать «скорую» или еще что сделать?

Специалист по киноэффектам отрицательно качнул головой.

— Нет, не надо, — сказал он, и водитель грузовика уловил запах виски в его дыхании.

— Ты что, пил? — резко спросил он.

— Не настолько, чтобы было заметно. Во всяком случае, причина не в этом.

— Напиваются до чертиков, а потом садятся за руль. Вот из-за таких, как ты, и гибнут люди, — рявкнул водитель грузовика.

— Говорю же, это не от выпивки, — буркнул Миллер, подняв глаза на водителя. Ему никак не удавалось успокоить дыхание. Он опустил веки и, посидев с закрытыми глазами, стал медленно приоткрывать их, опасаясь, как бы снова не наступила слепота. Но свет не пропал, и очертания предметов не были размыты.

— Ты уверен, что «скорая» не нужна? — повторил свой вопрос водитель грузовика.

— Все нормально, — сказал Миллер, заводя двигатель.

Водитель грузовика отошел, давая Миллеру возможность выехать задним ходом обратно на дорогу. Он еще долго смотрел вслед удалявшейся «гранаде» и, лишь когда она скрылась за поворотом, покачал головой и побрел к своему грузовику.

— Проклятый маньяк, — ворчал про себя водитель, забираясь в кабину.

Миллер тряхнул головой и приложил два пальца к левому глазу. Глаз дергало, как при нарыве. Проклятье! Он сглотнул, почувствовав, что все лицо покрылось пленкой пота. Хорошо бы знать, произошло ли это от только что пережитого, когда он был на волосок от смерти?

Или от предчувствия, что слепота может обрушиться на него снова и без всякого предупреждения?

Он продолжал ехать.

Глава 23

Доктор Джордж Кук загнал свою «ауди» на стоянку, выключил двигатель и выбрался из машины.

Движение на дороге оказалось более оживленным, чем он рассчитывал, садясь за руль, к тому же он попал в пробку, когда примерно в миле от него на дороге перевернулся трактор, и он вынужден был сидеть больше получаса в ожидании, пока вызывали помощь. Его рубашка липла к потному телу, и он все время поводил плечами, стараясь освободиться от неприятного ощущения. Он решил, что, как только войдет в дом, первым делом примет душ. Времени у него было достаточно, чтобы вымыться и переодеться, прежде чем вернуться обратно в больницу.

Он зашагал по усыпанной гравием дорожке, камешки хрустели под ногами. Справа на деревьях щебетали птицы, укрывшись от солнца в тени широких листьев. В конце дорожки была высокая ограда, а по обе стороны от нее — хорошо ухоженные лужайки. Он платил человеку по имени Даг Уолш, чтобы тот присматривал за садом. У самого Кука, естественно, времени на это не хватало, а его жена Хелен вообще не была любительницей копаться в саду.

Хелен держала небольшой магазин дамской одежды в городе, но в последние несколько месяцев она совсем потеряла к нему интерес и предлагала продать свою долю акций в этом бизнесе своей компаньонке.

Кук спрашивал ее, чем она будет заниматься, когда ей не придется ездить в этот магазинчик, но жена была непреклонна в своем стремлении бросить работу. К счастью, его жалованья с лихвой хватало им обоим на жизнь и на содержание двух детей в пансионе.

Обратной стороной ладони Кук провел по лбу и, отдуваясь, почувствовал, что она стала влажной от пота. Небо было безоблачным и высоким, и только следы двух реактивных самолетов нарушали небесную чистоту.

Подойдя к парадной двери своего дома, он посмотрел вверх: плющ разросся и густо облепил все стены. Пора напомнить садовнику, чтобы он навел здесь порядок. Кук пошарил в карманах брюк в поисках ключей и огляделся вокруг.

Дверь гаража была слегка приоткрыта.

Нахмурясь, он сунул найденный ключ от парадной двери обратно в карман и побрел к гаражу. Подойдя к двери, заглянул в гараж.

Там стояла машина Хелен. Кук еще больше нахмурился.

Обычно в такое время она не возвращалась домой с работы — не было еще и трех часов. Так откуда же здесь эта машина? Доктор вошел в гараж и коснулся рукой капота машины. Он был холодным. Очевидно, что машина не использовалась днем вообще. Доктор удивленно хмыкнул, капля пота потекла по его щеке, но он, не заметив ее, повернулся и направился к двери, соединявшей гараж с кухней.

Дверь была заперта.

Кук торопливо достал связку ключей, выбрал нужный и вошел в приятную прохладу кухни. Он молча постоял, прислушиваясь, не донесется ли какой-нибудь звук из комнат.

Ничего не слышно.

Он открыл дверь кухни и вышел в столовую, которая тоже была пуста. Равно как и гостиная.

Возможно, машина не заводилась, и Хелен поехала на работу на такси. Он решил позвонить в магазин, чтобы удостовериться.

И в то же мгновение, повернувшись к телефону, он увидел ее туфлю, лежащую рядом с диванчиком.

Кук нервно сглотнул.

Подняв ее, он заглянул через полуоткрытую дверь в прихожую: вторая туфля валялась внизу у лестницы.

Доктор ринулся в прихожую, держа в руках первую туфлю, и остановился у нижней ступеньки, взглянув вверх на лестничную площадку.

Медленно ступая, он начал подниматься по лестнице.

Лишь пройдя половину пути, он услышал первые звуки.

На мгновение Кук оцепенел: сверху до него долетали шум бурного дыхания и тихие стоны. Стремглав взбежав по лестнице, он остановился на площадке и перевел дыхание, прислонившись к перилам.

Прислушался.

Звуки не прекращались, теперь к ним присоединились и другие. Мягкие, скользящие, иногда дополненные вздохом, без всякого сомнения — женским.

Кук приблизился к спальне слева, у порога прислушался и заглянул внутрь сквозь щель между дверью и косяком.

Он помрачнел и решительно толкнул дверь.

Оба были голые.

Его жена лежала на спине, скрестив ноги на ягодицах Дага Уолша, в то время как тот плавно сновал туда-сюда. Они настолько были захвачены порывом страсти, что ни один не слышал, как вошел доктор и остановился в дверях, как соглядатай, зажав в руках туфлю жены. Глядя исподлобья, он видел, как спина Уолша блестит от пота, как напрягаются его мышцы при каждом проникновении. И каждое проникновение доставляет Хелен Кук новое удовольствие, от которого она корчится и млеет. Руками она подталкивала его в спину и ягодицы, добиваясь, чтобы сила его эрекции проникла в нее как можно глубже, стремясь усилить то огромное наслаждение, которое они, видимо, испытывали. Хелен принадлежали те тихие стоны, которые доктор услышал на лестнице. Уолш отвечал ей какими-то всхлипами, совпадавшими с его мощными рывками в ее тело.

Кук оцепенел перед открывшейся его взору картиной.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем он, наконец, смог пошевелиться.

Когда Кук двинулся вперед, глаза его жены открылись, и за эту короткую секунду она увидела его. Рот Хелен от удивления и страха открылся, с ее влажных губ сорвался легкий вскрик, который Уолш принял за очередное свидетельство того удовольствия, которое он ей доставлял.

В следующее мгновение он почувствовал, как чьи-то сильные руки схватили его за лодыжки.

От неожиданности Уолш закричал. Кук яростно дергал его за ноги, стаскивая с Хелен. С силой, которой он в себе не предполагал, доктор приподнял Уолша и сбросил его на пол рядом с кроватью. Когда тот попытался подняться на ноги, Кук с искаженным злобой лицом метнул в него туфлю, которую он все еще продолжал сжимать в руке. Каблук, как стилет, рассек кожу и вонзился Уолшу в плечо. Брызнула кровь. Уолш попробовал перекатиться на бок, но Кук опередил его, сильно ударив ногой в живот, — садовник скрючился от боли.

Хелен сидела на постели, тело ее было влажным от пота. А соски еще упруги от того недавнего внимания, которое им оказывалось. Темные волосы липкими прядями падали ей на лицо.

— Перестань! — закричала она, увидев, как ее муж схватил Уолша за волосы и поволок по полу, запрокинув ему голову назад. Но Кук уже мощным боксерским приемом ударил парня по лицу. С рассеченной нижней губой он с размаху ударился головой о туалетный столик.

— Джордж, оставь его, ради Бога, — умоляла Хелен, беспомощно взирая на то, как ее муж поднял Уолша на ноги и дважды ударил его по животу. Парень рухнул как подкошенный, а когда в следующую секунду сделал слабую попытку подняться, получил от Кука пинок в пах. Издав дикий вопль и поджав колени, Уолш схватился за ушибленный член, но Кук рывком поднял его и вытолкал за дверь спальни на лестничную площадку.

— Убирайся отсюда! — заревел доктор, возвращаясь в спальню за одеждой Уолша. Скомкал ее и бросил вниз, пихнув садовника ей вслед на лестницу.

На верхней ступени Уолш пошатнулся, чуть было не упав, но схватился за перила и стал спускаться вниз, ноги его дрожали, одной рукой он придерживал свой болезненно пульсирующий половой орган.

— Увижу тебя еще раз — убью! — прогрохотал Кук ему вслед.

Уолш остановился, чтобы натянуть на себя джинсы.

— Вон отсюда! — орал доктор, глядя, как молодой человек, шатаясь, выходил из дома.

Из спальни доносились рыдания жены. Кук слышал, как она несколько раз повторила имя Уолша. Он с такой силой сдавил рукой перила, что побелели костяшки пальцев, а в висках застучало.

— Заткнись! — приказал он. От гнева у него перехватило дыхание.

Постояв минуту-другую, пытаясь собраться с мыслями, Кук быстро спустился по лестнице в гостиную. Открыв бар, налил себе большую порцию бренди и одним махом осушил стакан. Желудок обожгло, но он, вытерев губы тыльной стороной ладони, налил еще.

Через минуту в дверях появилась Хелен в запахнутом халате. Лицо ее уже не лоснилось от пота, но косметика, размытая слезами, растеклась, оставив на щеках и под глазами грязные пятна. Дрожащей рукой она провела по своим спутанным волосам и отвела глаза, встретившись с ненавидящим взглядом Кука.

Он хотел было что-то сказать, но не смог. При таких обстоятельствах лучшим средством общения было молчание.

— Джордж... — начала Хелен Кук, делая шаг по направлению к нему.

— Заткнись, Хелен, — прошипел он. — Не говори ничего. Ни слова.

Он допил остатки из стакана и грохнул им об стол с такой силой, что стакан треснул.

Кук стремительно направился в кухню, оттуда — в гараж.

Хелен окликнула его, пытаясь задержать, но Кук даже не обернулся. Стиснув зубы так, что желваки на скулах заиграли, он прошел через гараж во двор, залитый солнцем. За дверью он вдруг отшатнулся, словно натолкнувшись на плотную стену жара, вдохнул в себя побольше воздуха, стремясь успокоиться. Куку хотелось кричать, громко излить свой гнев, но что-то удерживало его; он зашагал по дорожке из гравия к своей машине, постоянно сжимая и разжимая кулаки. На двух пальцах у него была содрана кожа — не иначе, от зуботычин Уолшу. Рукав рубашки был в крови. Красные пятна успели высохнуть на ткани.

Кук подошел к своей «ауди» и сел за руль. Где-то в глубине сознания мелькнула мысль: что же его все-таки привело сегодня домой? Может быть, ему нужны были какие-то записи? Что-то надо было проверить в справочниках? Вспомнить не удавалось. Перед глазами стояли переплетенные, потные тела Уолша и Хелен. Можно было только догадываться, сколько подобных свиданий было раньше. Сколько до этого было совокуплений, сколько измен.

Кук со злости ударил по рулевому колесу, затем протянул руку и повернул ключ в замке зажигания. Мотор заурчал, машина тронулась.

Жара вдруг стала занимать его меньше всего.

* * *

Даг Уолш наблюдал, как отъехала «ауди», глаза его недобро сузились и холодно блестели.

— Дешевый подонок, — пробормотал он, облизывая языком глубокую рану на нижней губе. Почувствовав на языке кровь, сплюнул через открытое окно своего «датсуна». Сидя за рулем в одних лишь джинсах, он потер ушибленный бок, по которому уже начал растекаться фиолетовый синяк.

— Подонок, — прошептал он еще раз.

Когда он поднял голову, «ауди» уже скрылась за поворотом.

Уолш завел двигатель, включил передачу и рванул с места.

Он держался на безопасном расстоянии от «ауди», так что Кук, даже взглянув в зеркало заднего вида, не мог разглядеть лицо своего преследователя.

Уолш крепче ухватился за руль и продолжал погоню.

Глава 24

— Следите глазами за светом.

В затемненном кабинете было непонятно, откуда доносились слова. Миллер послушно следил за движением светового луча у себя перед глазами.

— Реакция зрачков хорошая, — сказал Томпсон, то удаляя узкий луч от глаз Миллера, то направляя его поочередно на каждый глаз. — Возникали у вас какие-нибудь неприятные ощущения? Что-то вас беспокоит?

Миллер судорожно сглотнул, вспомнив приступы слепоты, последний из которых случился с ним всего лишь полчаса назад. Потом еще этот инцидент с фотографией Кука. Эта аура...

— Ничего, — соврал он.

Томпсон осторожно оттянул вниз нижнее веко левого глаза Миллера, осмотрел слизистую оболочку и с удовлетворением отметил ее ярко-красную окраску. Он отметил также густую сеть вен, змейками вьющихся вверх от нижней части глаза. Некоторые вены, похожие на усики, несколько припухли, и Томпсон стал изучать их более пристально.

— Вы действительно не ощущали никакой боли в этом глазу? — недоверчиво спросил доктор.

— Послушайте, главное — я вижу! — воскликнул Миллер. — Все остальное не важно. Я знал, что могут возникнуть осложнения, и был готов к этому.

— Так вы говорите, что осложнений не было?

— У меня все в порядке, доктор. Вы удовлетворены?

— Известно ли вам, что поначалу я был против операции? — спросил Томпсон.

— Я этого не знал, но все равно это бы не изменило моего решения, — сказал Миллер. — Мне грозила слепота, понимаете?

— Глаз, который мы пересадили...

Миллер резко оборвал его:

— С ним все в порядке! Я отменил заказ на белую палку, а собаки-поводыри слишком прожорливы. Вы вернули мне зрение, и это единственное, что имеет значение.

— Но ведь это же ваше будущее, мистер Миллер, — сказал Томпсон, подходя к окну и раздвигая шторы.

Он не заметил, как Миллер слегка прикрыл глаза, когда солнечный свет проник в помещение.

Доктор вернулся к своему столу, его место у окна занял Миллер. Его внимание привлекла стоянка автомашин внизу.

— А что бы вы сделали, если бы началось отторжение пересаженного глаза? — поинтересовался он.

— Пришлось бы его удалить, — без обиняков ответил Томпсон.

Миллер почти незаметно кивнул, не отводя взгляда от бетонированной площадки внизу.

* * *

Джордж Кук поставил свою «ауди» на отведенное ему место на больничной стоянке. Выключив двигатель, он откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. Какое счастье, что сегодня у него не было операций! В голове проносились обрывки мыслей и планов. Гнев и обвинения переполняли его. Хирург снова посмотрел на содранную кожу на пальцах и принялся их машинально сгибать и разгибать.

Довольный тем, что Кук все еще ни о чем не догадывается, Даг Уолш загнал свой «датсун» между двумя стоящими на стоянке машинами метрах в шестидесяти от машины хирурга. Его нога еще давила на педаль акселератора, поддерживая работу двигателя на холостом ходу, и он продолжал следить за Куком из своего убежища.

* * *

— Хорошо бы вам снова прийти к нам на осмотр недельки через две, мистер Миллер, — сказал Томпсон, делая какие-то пометки на листе бумаги. — А если глаз будет беспокоить — и раньше.

Миллер, казалось, пропустил это мимо ушей. Его взгляд был прикован к фигуре Джорджа Кука, который в эту минуту запирал свою машину.

— Мистер Миллер, — окликнул его Томпсон.

— Я слышу, — отозвался Миллер, не спуская глаз с Кука: хирург пересекал стоянку, направляясь к главному входу больницы.

* * *

— Сейчас увидим, кто паскуда, — рявкнул Даг Уолш, глядя, как Кук проходит по площадке. Парень включил скорость, крепко обхватил руль и нажал на акселератор.

«Датсун» сорвался с места, как пуля, летящая к цели.

Миллер с высоты десятого этажа мог только видеть, как машина с разгона врезалась в Кука.

И, несмотря на то, что в кабинете Томпсона было жарко, вдруг почувствовал, как внутри у него все похолодело.

Ему показалось, что машина мчалась на Кука со скоростью под сто километров.

Глава 25

Джордж Кук успел лишь обернуться, прежде чем был сбит.

За эту долю секунды он не смог бы заметить, что за рулем, пригнувшись и злорадно усмехаясь, сидел Даг Уолш.

Машина врезалась в него с бешеной силой: от удара доктора подбросило в воздух, как тряпичную куклу. В воздухе его тело перевернулось и, упав на крышу машины, соскользнуло на землю. Ударившись о горячий бетон, Кук потерял сознание, его мозг успел зафиксировать только, что машина остановилась в нескольких метрах от места наезда. Мутнеющим взглядом он заметил клубы дыма из-под задних колес, когда машина дала задний ход, завершая свое дьявольское дело.

Голова Кука попала под колесо, череп хрустнул, как ореховая скорлупка, лицо и верхняя часть туловища превратились в кроваво-красное месиво. Тугие серые сгустки мозгов выползали из-под жерновов шин. Другим колесом Куку отрезало ступню. Вокруг хирурга растеклась огромная кровавая лужа, но, к счастью, к этому времени он уже давно не чувствовал боли. Уолш во второй раз переехал тело.

Машина забуксовала на крови, но Уолш с остервенением развернул ее и направил прямо по позвоночнику мертвеца. Послышался громкий треск ломающихся позвонков, и тело, которое до этого неистово дергалось, разом прекратило свои страшные корчи.

После того как Уолш сделал задний ход, снова проехался по трупу, от него остались одни лохмотья. Кровь, раздробленные кости, вытекшая желчь и раздавленные внутренности, от которых поднимался пар, были растащены колесами машины на несколько метров во все стороны.

Кровавые следы шин образовали замысловатый узор на бетонированной площадке.

Но вот автомобильная стоянка стала наполняться другими звуками.

Крики. Визги.

Какая-то женщина, потеряв сознание, плашмя упала на землю, ее маленький сын застыл в оцепенении при виде потеков жира и плоти на бетоне.

Где-то в глубине больницы загудел сигнал тревоги.

Фрэнк Миллер бесстрастно взирал на происходящее с десятого этажа.

Услышав шум и крики, Томпсон подошел и встал рядом с ним. И в ужасе отшатнулся, увидев внизу кровь и куски расплющенного мяса.

— Это — Кук, — коротко сказал Миллер.

— Что произошло? — Томпсон схватился за голову. И, не дослушав ответа, заторопился к выходу.

— Спешить некуда, — холодно заметил Миллер. — Теперь понадобятся не носилки, а ведро, чтобы собрать останки.

Поколебавшись секунду, Томпсон вышел за дверь, предоставив Миллеру в одиночестве наблюдать за жуткой сценой. «Датсун» остановился в стороне, и сейчас два дюжих санитара выволакивали из нее Уолша. Выходя из машины, он поскользнулся на растекшейся повсюду крови, но это его, как показалось Миллеру, ничуть не смутило. Уолш взглянул на раздавленное тело Кука и улыбнулся. До Миллера донеслись обрывки фразы, брошенной убийцей в сторону трупа, но с высоты его наблюдательного пункта разобрать, что он сказал, было невозможно.

Специалист по киноэффектам вытащил из кармана своей куртки фотоаппарат со вспышкой и телескопическим объективом, которые были всегда при нем, три раза сфотографировал сгрудившихся внизу людей и положил фотоаппарат обратно в карман. Подцепив большим пальцем воротник, перекинул куртку через плечо и вышел.

* * *

Изображения стали постепенно принимать четкие очертания, когда Миллер с помощью пластмассового пинцета опустил снимки в проявитель. Он обработал отпечатки в фиксаже, затем промыл их и положил на полочку над раковиной. Снимки раздавленного тела Кука получились превосходно.

Миллер стряхнул последние капли воды с одной фотографии и принялся детально ее изучать, пристально вглядываясь в то, что осталось от доктора. В левой стороне снимка, затерянный в толпе, Даг Уолш бесстрастно разглядывал свою жертву, вернее, то место на стоянке, где он раздавил уже мертвое тело.

Миллер взглянул на второй снимок. Затем на третий.

Он вздохнул и слегка тряхнул головой, затем подошел к письменному столу и порылся в ящике, ища то, что ему было нужно.

Сидевшая справа на стуле женщина с ободранной кожей безмолвно следила за ним своими невидящими глазами; проходя мимо нее, Миллер заметил свое отражение в этих стеклянных шариках. Еще одна жертва с местами обуглившимся в пламени пожара телом безучастно смотрит, как создавший ее мастер озабоченно роется в ящике стола.

Наконец специалист по киноэффектам нашел то, что искал.

Он вытащил фотоснимки, где был запечатлен вместе с Джорджем Куком, и положил их на письменный стол.

Внимательно рассмотрев, Миллер закрыл левый глаз и снова взглянул на них.

Ничего не изменилось.

Он прикрыл правый глаз.

Вокруг Кука появился светящийся контур. Как будто его кожа светилась призрачным светом.

Миллер обвел светящийся контур, потом проделал это и на другой фотографии.

Миллер недоуменно покачал головой и взял со стола стакан виски, который он заблаговременно налил себе. Не сводя глаз со снимков, отхлебнул из стакана, ощущая, как виски обожгло желудок.

Вопрос продолжал мучить его.

Что такое эта аура?

Он фотографировал Кука меньше недели назад, а теперь этот человек мертв.

Убит.

Он взглянул на снимок, на котором хирург весело улыбался в объектив. Перевел взгляд на только что отпечатанную фотографию. Доктор лежит в луже собственной крови, тело его изуродовано до неузнаваемости.

Миллер долго еще рассматривал фотографии, пытаясь найти объяснение тому фантастическому свечению, что неизменно присутствовало на всех изображениях Кука.

И только удивленно пожимал плечами.

Глава 26

Инспектор сыскной полиции Стюарт Гибсон сидел в своем кабинете, откинувшись на спинку кресла, и тер глаза. Он долго держал их закрытыми, словно надеясь, что, когда он их снова откроет, кипа бумаг перед ним растворится. Ничуть не бывало! Гибсон устало потянулся к планшету, на котором делал записи.

Из одного угла стола на него смотрела фотография жены с двумя детьми, которая сейчас легко могла затеряться в ворохе материалов, приготовленных Гибсоном для более тщательного изучения.

Он читал вслух свои записи, голос его звучал уныло в тишине кабинета.

— "Питер Мануэль. Казнен 11 июля 1958 года. Отличался тем, что убивал целыми семьями, производя выстрелы в головы своих жертв во время сна из пистолета 38-го калибра".

Гибсон потянулся за чашкой кофе, едва удерживавшейся на самом верху высокой стопки папок. Отхлебнул и поморщился: кофе успел остыть.

— "Марк Форрестер. Застрелен в голову во время сна. Орудие убийства — пистолет 38-го калибра".

В записи стояла дата — 3 июля, то есть всего две недели назад.

Гибсон обвел указательным пальцем по ободку чашки и продолжил чтение своих записей.

— "Джон Джордж Хей. Убийца, применявший кислоту. Казнен 6 августа 1948 года. Обливал свои жертвы кислотой.

(Против фамилии Хея стояла еще одна фамилия — жертвы.) Николас Блейк. Избит, затем облит серной кислотой. Убит 5 июля сего года".

И так далее: фамилии убийц вперемежку с фамилиями их жертв — каталог злодеяний, составленный аккуратной рукой Гибсона.

— "Денис Нильсен. Арестован 9 февраля 1983 года за убийство путем удушения и расчленения 15 мужчин.

Вильям Янг. Убит 7 июля. Задушен и расчленен большим ножом для разделки мяса.

Джон Реджиналд Халлидей Кристи. Повешен 15 июля 1953 года за убийство путем удушения не менее шести женщин.

Анжела Грант. Убита 11 июля. Задушена.

Патрик Дэвид Макей. Арестован 23 марта 1975 года за убийство топором отца Антония Крина.

Луиза Тернер. Убита 16 июля. Забита насмерть куском свинцовой трубы".

И заканчивался этот скорбный список такой записью:

"Питер Сатклифф. Йоркширский потрошитель. Арестован 2 января 1981 года. Второй жертве нанес многочисленные удары ножом в живот и пах.

Бернадетта Эванс. Убита 20 июля. Многочисленные удары ножом в живот и пах".

Гибсон еще раз пробежал глазами последнюю запись, отмечая несомненную связь между убийствами.

Убийца имитировал способы убийства, применявшиеся некоторыми известными в криминальной истории преступниками.

Возникал вопрос: зачем?

И более важный: можно ли обезвредить его до того, как он доведет свой счет до семи?

Глава 27

Она тихо постанывала в его объятиях и чувствовала, как его рука скользнула ей под халат. Быстрые пальцы коснулись ее груди, и сосок под опытной и ласковой рукой напрягся. Она обвила рукой его шею, прижавшись к нему всем телом, и ее язык нырнул во влажное тепло его раскрывшихся губ. Он ответил с жадностью, ощутив под джинсами первые признаки эрекции.

Они стремительно отпрянули друг от друга, когда в дверь фургона кто-то три раза громко постучал.

— Черт! — в сердцах бросила Лиза Ричардсон, торопливо затягивая пояс халата вокруг талии. Она отвернулась и уселась поближе к зеркалу, занявшись изучением своего лица. В свои тридцать пять она была, мягко говоря, «хорошо сохранившейся». Пятнадцать лет в качестве одной из ведущих актрис страны не очень сказались на ней: морщин на ее лице было куда меньше, чем у других женщин ее профессии. Тело ее тоже сохранило прежние юные формы. Она была высокой, с пышной грудью, что особенно было заметно на фоне узкой талии и бедер. Приятные черты лица, каштановые волосы до плеч, заколотые сверху, на лбу шелковистая челка. Глаза, как кусочки изумруда, лучились скрытым озорством.

Лиза Ричардсон находилась в трудном для актрисы возрасте. Слишком молода, чтобы играть характерные роли, и уже старовата для «невинности с глазами-росинками», а этого она переиграла за свою актерскую жизнь немало. Приходилось сниматься в фильмах наподобие «Астроканнибалов». Это была уже вторая роль с начала года, причем первая — приключенческая — картина оказалась такой низкопробной поделкой, что с треском провалилась как в Штатах, так и в Европе. Лиза участвовала в двух телевизионных шоу в Штатах, но импресарио убедил ее сыграть роль в этом фильме ужасов преимущественно ради денег, а здесь, как ни странно, платили хорошо.

Да и другие блага сулили эти съемки.

Сейчас она сидела и смотрела как раз на одно из них.

Колин Робсон был на четыре года моложе Лизы — атлетически сложенный, ценивший свою ответственную должность помощника режиссера. Их связь с Лизой длилась шесть последних недель, и ни один из них не предпринимал усилий, чтобы скрыть этот факт. Он был не связан супружеским обетом, а ее муж находился в Америке. Да и кому, к черту, какое дело?

Робсон подошел к двери фургона, открыл ее и, выглянув, увидел Фрэнка Миллера.

— Ба, какой сюрприз! — съязвил Миллер. — Подумать только, ты здесь, и все такое.

— Что ты хочешь, Фрэнк? — вяло спросил Робсон.

— Мне нужна очаровательная мисс Ричардсон. — Миллер помахал перед его носом сценарием. — Тебе должно быть известно, что после обеда ей предстоит появиться перед камерами. — Он слабо усмехнулся. — Надеюсь, вы этим и занимались — репетировали.

Робсон отступил назад, пропуская специалиста по киноэффектам в фургон, и зло прищурил глаза, глядя на широкую спину Миллера.

— Зайдите, пожалуйста, ко мне в гримерную, — сказал Миллер с такой вежливостью, на которую только был способен. — Грим очень сложный, а я оставил там все свои записи.

— Я говорила Дикинсону, что не собираюсь носить это дерьмо на своем лице, — сказала раздраженно Лиза. — Не знаю, почему он так настаивает.

— Но послушайте, Дикинсон придерживается сценария. Мне платят за грим, так что, если не возражаете, мне бы хотелось заняться своей работой. На вас, — добавил Миллер, глядя ей прямо в глаза.

— Может, позвоним Филу и спросим, так ли уж действительно ему нужен этот грим целиком? — вставил Робсон.

Слегка повернувшись и с жесткостью в голосе, Миллер заговорил:

— Мы что, будем открывать дебаты? Этого требует сценарий. Тут необходим определенный грим, не вижу смысла спорить. — И он отпил глоток из своей фляжки.

Вид у Лизы был обиженный.

Миллер снова обернулся к ней, и их взгляды встретились.

— Я сказала Филу, что не хочу носить этот грим. — Актриса поджала губы.

— Мне он ничего не говорил.

— Я думаю, Лизе виднее, — вмешался Робсон.

— Ты кто, помощник режиссера или, может, постановщик? — рявкнул на него Миллер. — Я пришел сюда выполнять свою работу. А как насчет вас: вы собираетесь работать или будете стонать весь день?

— Знаешь, Миллер, ты мог бы быть снисходительнее, если бы не пил так много, — сказал Робсон, показывая на фляжку.

— Я же не учу тебя, как прижимать прелестную Лизу, — ядовито заметил Миллер, — не учи и ты меня, сколько мне пить.

Лиза покраснела и вскочила.

— Вызовите Дикинсона, я не потерплю, чтобы гример разговаривал со мной таким тоном. Что вы из себя строите, Миллер? — зло бросила она.

— Ну, со мной эти ваши «звездные» штучки не пройдут, — ответил он. — Вы даже не бывшая, вы — никогда не бывшая.

— Подонок, — зашипела актриса, делая шаг к Миллеру.

— Убирайся отсюда, Миллер! — прорычал Робсон.

— Ты что, будешь драться со мной? — с вызовом воскликнул Миллер. — Ну, давай, сосунок, покрасуйся перед своей бабой. — В голосе Миллера слышалась ярость, и его действия свидетельствовали о том, что он не на шутку взбешен. Миллер схватил попавший под руку табурет и замахнулся им, как дубинкой. — Убью!

— Да ты спятил! — обомлел Робсон.

— Может, ты и прав, — согласился Миллер.

— Ладно, Колин, не заводись, — сказала Лиза. — Разумеется, он спятил. К тому же он и специалист-то никудышный. Я работала с гримерами получше...

Больше она уже не смогла ничего сказать.

С яростным ревом Миллер замахнулся и бросил табурет в актрису. Лиза с визгом упала на пол, чудом увернувшись от пролетевшего над ее головой табурета. Табурет угодил в зеркало, со звоном разлетевшееся на мелкие кусочки. Длинный осколок вонзился ей в левую руку, порезав до крови. Весь пол был усеян мелкими брызгами серебристого стекла. Миллер, подобрав большой осколок, с силой сдавил его, не замечая, что его острый край впился ему в руку. Кровь закапала из ладони и запястья, на мгновение в куске зеркала мелькнуло его перекошенное злобой лицо. Миллер подскочил к перепуганным любовникам, тыча осколком в грудь то одного, то другого.

— Да ты и в самом деле рехнулся, — выдавил из себя Робсон, косясь на острие стеклянного оружия в руке Миллера.

— Вызови полицию, Колин, — затараторила Лиза и ударилась в плач.

Робсон стоял как вкопанный, боясь отвести взгляд от стеклянного кинжала.

Наконец Миллер, словно опомнившись, бросил осколок на пол — тот разлетелся вдребезги. Он достал из кармана носовой платок, обмотал кровоточащую рану на ладони, повернулся и направился к выходу из фургона.

— Лучшего мастера, чем я, никогда не было, — сказал он прерывающимся от негодования голосом. — И никогда не будет.

Дверь за Миллером захлопнулась.

Робсон поспешно повернул ключ в замке и оглянулся: Лиза, бледная как полотно, дрожала всем телом. Однако Робсон не торопился успокоить ее, он стоял у двери, видимо, опасаясь, что Миллер вернется. Робсон тяжело вздохнул и вытер пот со лба.

Он почувствовал, что и у него дрожит рука.

Глава 28

Лифт медленно тащился вверх и с шумом остановился на пятом этаже. Двери открылись, и в лифт заглянул краснолицый мужчина в охотничьем костюме, поинтересовавшийся, вниз ли идет лифт.

Кен Роджерс вежливо улыбнулся и отрицательно покачал головой и, когда двери лифта снова захлопнулись, крепко прижал к груди коробку, упакованную в виде подарка. Прислонившись к стенке в углу кабины, он наблюдал, как на табло над его головой высвечивались номера этажей, мимо которых двигался лифт. На десятом этаже лифт снова остановился, Роджерс с коробкой под мышкой вышел в застеленный ковром коридор.

Коробка легла на стол ночного портье около пяти минут назад, появившись как по мановению волшебной палочки. Он вышел в туалет, а вернувшись, обнаружил ее на своем столе. Сверху была приколота записка: «Лиза Ричардсон».

И все. Только имя и фамилия. Ни номера комнаты, ничего больше. Кену пришлось оставить свое какао и справиться по журналу, проживает ли в отеле получатель подарка. Оказалось, что дама занимает номер 926. Переложив коробку на вытянутую руку, портье полюбовался мягкой оберточной бумагой и аккуратно завязанным бантом. Кто-то говорил ему, что дама, проживающая в номере 926, — актриса, стало быть, он доставлял какой-то особый подарок. Может, от поклонника ее таланта. Но кому, к черту, пришло в голову делать подарки в половине первого ночи? Он сверил свои часы с настенными, мимо которых проходил.

Какое, впрочем, ему дело до этого, убеждал он себя, ведь ему платят за поддержание порядка в отеле и обслуживание гостей с середины ночи и до утра, а если при этом приходится разносить свертки — что ж, это его обязанность.

Он завернул за угол и подошел к двери номера 926.

* * *

Лиза Ричардсон выключила воду в душе и вышла из-за перегородки из матового стекла. Одним полотенцем она подобрала волосы, с которых капала вода, а другое обмотала вокруг тела, быстро вытерев руки и ноги. Из спальни доносился звук включенного телевизора. Лиза вошла в комнату и приглушила громкость. Мужчина, молча улыбаясь, смотрел, как она уселась за туалетный столик и начала вытирать волосы полотенцем.

Послышался стук в дверь.

— Я открою, — сказала Лиза, поднимаясь с места и поправив полотенце на теле. — Ты что-нибудь заказывал? — спросила она. Мужчина отрицательно помотал головой.

Лиза открыла дверь и увидела Кена со свертком в руке.

— Мисс Ричардсон? — осведомился он, не преминув окинуть критическим взглядом ее стройные ноги и задержавшись на том месте, где полотенце, которым было туго обернуто ее тело, немного расходилось. — Вам передали вот это, — и он протянул актрисе подарочную коробку. — Надеюсь, я вас не очень побеспокоил?

Она тряхнула головой и приняла сверток из его рук, а когда портье замешкался в ожидании чаевых, сердито сдвинула брови. Холодно бросив «Спокойной ночи», захлопнула дверь.

— Жадная корова, — пробормотал Кен перед закрытой дверью. Повернулся и побрел обратно к лифту.

— Похоже, у меня появился тайный обожатель, — сказала Лиза, ставя коробку на туалетный столик. Записка, приколотая сверху, была отпечатана на машинке. Узнать отправителя по почерку не представлялось возможным. Она стала снимать оберточную бумагу. Мужчина пересел на край постели, с любопытством наблюдая, как она развязала большой красный бант и ногтями приподняла крышку коробки, похожую на картонку для шляпы. Лиза сняла крышку и заглянула внутрь, радуясь, как ребенок в Рождественскую ночь.

Внутри была еще одна коробка размером поменьше.

Вынув ее, актриса принюхалась: от коробки разило затхлостью, заставившей ее слегка поморщиться. Тем не менее она отодвинула в сторону большую коробку и принялась за меньшую.

Крышка в нескольких местах была прихвачена клейкой лентой. Лиза в нетерпении сорвала ее и подняла крышку.

Запах ударил в ноздри с такой силой, будто со дна болота поднялось облако ядовитого газа, но, охваченная каким-то патологическим интересом, Лиза сунула руку в коробку и извлекла оттуда круглый предмет.

И оцепенела: глаза ее расширились, руки непроизвольно двигались, губы медленно разлепились, и из груди вырвался хриплый крик.

В руке она держала отрубленную голову Колина Робсона.

Помертвевшие пальцы Лизы, вцепившиеся в волосы, словно свело судорогой; лоснящаяся от жира голова мерно покачивалась в воздухе, из шеи капала кровь. Как обезумевшая, смотрела Лиза на вытаращенные глаза, на рот, открытый в каком-то беззвучном крике, на застывший на лице предсмертный ужас.

Наконец с пронзительным визгом она разжала пальцы, голова упала на пол и уставилась на нее помутневшими глазами.

Лиза снова издала визг. И снова. От отвращения и ужаса она совсем потеряла контроль над собой, заходясь в истошном вое. На полу натекла красная лужица, замочив ее босые ноги. Это вызвало новый приступ заполошных криков. Усилием воли актриса пыталась отвернуться, не видеть больше страшной головы своего любовника — и не могла.

Мужчина из-за ее спины метнулся с кровати. Не в силах произнести ни звука, с путающимися мыслями, он замер на месте. Ему казалось, что он сходит с ума.

Колин Робсон видел в зеркале свое перекошенное страхом лицо. У его ног лежала голова, которая была идеальной копией его собственной.

Лиза перевела взгляд с отрубленной головы на Робсона и забилась в истерике. С протяжным стоном она повалилась на пол и поползла к кровати, на ходу силясь стряхнуть кровь со своих ног.

Трясущейся рукой Робсон дотронулся до головы — кожа под пальцами была холодной и упругой. Как мороженая резина.

— Резина! Латекс!

Заскрежетав зубами, он поднял голову и швырнул ее обратно в коробку, не обращая внимания, что кровь, сочившаяся из шейных вен, похожих на стебельки растений, заливала его руки.

Лиза, съежившись на полу, рыдала, тело ее сотрясалось в ознобе.

Взглянув на нее, Робсон понял, что не в состоянии ей сейчас помочь. Он снова скрипнул зубами, но уже от ярости. Страх прошел.

Он взялся за телефон.

Глава 29

Фрэнк Миллер разглядывал себя в зеркале в ванной комнате, водя пальцами по небритым щекам. К черту, подумал он, не будет он бриться. Он сполоснул лицо холодной водой, стараясь согнать с себя остатки сна. Ночью он плохо спал, что на него не похоже, и теперь стоял перед наполнявшейся водой раковиной, глядя, как рябится в воде его отражение.

Он был только в джинсах и кроссовках. Слегка повернувшись, Миллер смог разглядеть на спине в области поясницы широкие рубцы, напоминавшие о потасовке на стадионе, где он фотографировал несколько лет назад футбольный матч. Какой-то разъяренный болельщик пырнул его финкой в спину, располосовав ее двумя глубокими ранами. Один из ударов едва не задел почку. В тот же день Миллер видел, как забросали кирпичами полицейского, и он скончался от полученных травм.

Эти фотографий теперь висели на стене его рабочего кабинета.

Услышав звонок в дверь, Миллер взглянул на часы и нахмурился. Было лишь восемь часов. Кого принесло в такую рань?

Миллер резко выдернул затычку из раковины, напялил свитер и спустился вниз.

Открыв парадную дверь, он улыбнулся, приветствуя гостя.

— Наверное, что-то важное, — сказал Миллер, — раз ты решил зайти так рано.

Филип Дикинсон кивнул, проходя за Миллером в гостиную.

— Дело действительно важное, — подтвердил режиссер. — Это касается Лизы Ричардсон.

Миллер криво усмехнулся и принялся переливать виски из бутылки во фляжку.

— А что с ней?

— Ее доставили с нервным приступом в одну из лондонских больниц. И, пожалуйста, не говори, что это не имеет к тебе никакого отношения, Фрэнк. Язнаю, что произошло вчера вечером. О твоей маленькой «проказе».

— Она сама нарвалась, — бросил Миллер. — Она и этот пьяница, с которым она таскается. Они ни в грош не ставят мою работу, Фил. Я этого не прощаю. Ну что ж, теперь она наверняка знает, на что я способен.

— Да ты форменный идиот! — рявкнул Дикинсон.

Миллер смерил его злым взглядом.

— Ну что тебя дернуло? — продолжал режиссер. — Допустим, ты с ней поссорился. Допустим, она спит с Робсоном. Тебе-то что за дело? Тебе платят за спецэффекты, а не за охрану нравственности, черт тебя побери! По твоей милости я лишился ведущей актрисы. Из-за тебя съемки сорваны теперь дня на три, не меньше. Утром я звонил в больницу, мне сказали, что ей вводят успокоительное. Лиза была буквально в шоке, когда ее ночью привезли на «скорой».

— Если ты ждешь извинений, то не дождешься, — сказал Миллер голосом, в котором не было и тени стыда.

— Речь идет не просто о мести, Фрэнк, — заметил Дикинсон. — Это дорого обойдется компании. С каждым днем простоя тысячи долларов улетают в трубу.

Миллер невозмутимо наполнял фляжку, стараясь не пролить ни капли драгоценной влаги.

— Найми другую актрису, — сказал он. — Осталось снять только сцены в гриме. Кто, к черту, разберет?

— Дело не в этом, — ответил режиссер. — Я пришел к тебе не затем, чтобы обсуждать, как нам выйти из положения в отсутствии ведущей актрисы.

— Так что тебе нужно?

— Я пришел сказать, что было бы хорошо, если бы ты не появлялся на съемках несколько дней, — сообщил ему Дикинсон.

— Ты меня увольняешь?

— Нет, я просто прошу тебя посидеть дома, пока страсти не улягутся.

Миллер отхлебнул из бутылки.

— Иначе может возникнуть куча проблем, Фрэнк. В толк не возьму, зачем тебе это понадобилось? Впрочем, это в твоем духе. За тобой обязательно должно остаться последнее слово, не так ли?

Миллер кивнул.

— И как раз сейчас я собираюсь это сделать, — сказал он, сощурив глаза. — Несколько дней меня на съемках не будет. Я не буду больше вставлять палок в колеса, Фил. Но ты меня удивил. Не думал я, что ты позволишь какой-то актрисуле и ее хахалю запугать себя. Почему же ты их не попросил отдохнуть несколько дней от съемок?

— Но ведь это ты довел ее до нервного срыва, Фрэнк. Мне хочется как-то замять это дело.

— Посмотрите, какой дипломат, — распалялся Миллер. — Ну ладно, Фил, ты все сказал, а теперь катись отсюда.

— Что за скверный характер...

— Какой есть. Убирайся отсюда.

— Да тебя уже люди сторонятся, Фрэнк, — урезонивал его Дикинсон. — Ты только зло несешь.

Миллер, зажав в кулаке бутылку, замахнулся.

— Вон! — заорал он и запустил бутылкой.

Она пролетела рядом с головой Дикинсона, ударилась об стену за его спиной и разлетелась вдребезги.

Дикинсон взглянул на стену, о которую разбилась бутылка, затем на Миллера — тот исподлобья наблюдал за ним, готовый на все. Не проронив ни слова, Дикинсон повернулся, открыл дверь и вышел.

Миллер жадно прильнул к фляжке и, сделав большой глоток, вытер рот тыльной стороной ладони.

— Нервный срыв, — проговорил он, и губы его расползлись в улыбке.

Он прищелкнул от удовольствия языком и направился в свой рабочий кабинет.

Оцепенение

Повсюду сновали люди в форменной одежде.

Полицейские. Санитары. Работники метрополитена.

Ребенок с интересом смотрел на это обилие мундиров, сгрудившихся на платформе у первого вагона электропоезда.

Машинисту помогли выйти из кабины и усадили на какую-то скамейку. Белее мела, прижав руки ко лбу, он раскачивался взад и вперед. Человек лежал на рельсах метрах в пяти-шести, и ребенок наблюдал, как два санитара, обливаясь потом, пытались стащить изувеченное тело с рельсов.

Пассажиры высыпали из стоящего электропоезда: одни сгрудились на платформе, другие торопились поскорее покинуть место страшной трагедии. Полицейские изо всех сил старались оттеснить образовавшуюся толпу к выходу, но, подгоняемые нездоровым любопытством, люди рвались к краю платформы, каждому хотелось протиснуться поближе, чтобы иметь обзор лучше, чем у соседа. Пассажиры напирали друг на друга, поднимались на цыпочки, чтобы сверху взглянуть на лежащую перед ними покалеченную жизнь. Ребенок пробрался между ног двух высоких мужчин, которые, вытянув шеи, смотрели, как окровавленное тело поднимали с рельсов. Ребенку были слышны обрывки речи, взлетавшие под сводчатый потолок станции. Говорили что-то о самоубийстве. Жертва, мужчина лет тридцати, по-видимому, притаился в нескольких шагах от выезда из тоннеля и, когда поезд появился, бросился под него. Удар был страшный, но, к несчастью, не смертельный. Человека протащило несколько метров по рельсам, попавшая под колесо нога была отрезана по колено, лицо превратилось в безобразную маску. Между рельсами валялась оторванная рука с еще подергивающимися пальцами, а из артерий хлестала кровь.

Кого-то, пробивавшегося вперед, вырвало, воздух наполнился зловонием, смешанным с острым запахом озона и жженой плоти.

Ребенок придвинулся вплотную к санитарам, поднявшим окровавленное тело на платформу, где уже было расстелено серое одеяло.

От крови, ручьем лившейся из обрубка ноги пострадавшего, плотное одеяло быстро намокло. Ребенок с интересом наблюдал, сколько еще багровой жидкости вытечет из остатка конечности.

Полицейские не оставляли попыток сдержать натиск толпы, но от этих людей в синей форме лишь отмахивались, как от назойливых мух.

Все внимание ребенка сосредоточилось на остатках человеческого тела, в котором едва теплилась жизнь. На обезображенном лице, раздробленной челюсти, осколки которой виднелись из-под лохмотьев плоти и мышц. На потемневшей коже и ранах на ноге и руке, откуда рывками била кровь.

Из оцепенения малыша вывел лишь неожиданно появившийся новый, еще более омерзительный смрад.

Запах экскрементов. Еле различимое лицо мужчины сложилось в какое-то подобие чудовищной гримасы, в горле забулькало, и послышались нечленораздельные звуки. Затем ребенок увидел, как он с громким стоном перевалился на бок. Из основания его размозженного позвоночника вырвался хлюпающий звук. Звук, эхом отозвавшийся под сводом станции и в чреве тоннеля. Ему вторило жуткое мычание агонизирующего человека, похожее на вой обезумевшего от боли большого примата.

Все эти звуки резали слух ребенка, бесстрастно взиравшего на происходящее.

Вскоре вой перешел в глухое урчание глохнущего мотора. Захлебывающегося от крови.

Ребенку было видно, как тело в последний раз содрогнулось и затихло, в наступившей тишине послышалось странное журчание — это разомкнулся сфинктер мертвого человека.

Один из санитаров накрыл труп одеялом. Толпа, окружившая место происшествия, стала медленно расходиться, но ребенок продолжал стоять на платформе, завороженно глядя на бесформенную груду мяса под одеялом. Наконец полицейский жестом показал, чтобы он уходил. Малыш сделал шаг в сторону, однако уходить не торопился. Через некоторое время его подхватила людская масса, покидающая платформу.

Издали ребенок еще раз попытался разглядеть труп, который теперь перекладывали на носилки, и в это мгновение послышался шелест — видимо, из легких выходили остатки воздуха. Ребенку показалось, что мертвец горестно вздохнул. По губам ребенка скользнула улыбка, и он двинулся к выходу.

Глава 30

Терри Уорнер локтем прикрыла входную дверь квартиры, чуть не выронив целую кипу библиотечных книг, которые она держала под мышкой. Она прошла в гостиную и, свалив тяжелые тома на письменный стол у окна, нажала кнопку обратной перемотки на автоответчике. Пока лента в кассете перематывалась, Терри побрела на кухню и достала из холодильника кока-колу. Взглянув на расставленные в холодильнике банки, тихо вздохнула. Нет, ей сейчас нельзя было отвлекаться на приготовление ужина, размышляла она. В морозильнике было много замороженных продуктов. Слава Богу, что существует пища, которую не надо готовить, думала она, возвращаясь в гостиную.

Терри сбросила туфли и стала одной рукой растирать гудящие ноги, а другой потянулась к кнопке воспроизведения на автоответчике. Последовал громкий писк, и пошло первое сообщение:

«Ненавижу разговаривать с этими проклятыми машинами», — сказал голос, и Терри улыбнулась. — «Терри, это Питер Лэндон. Не знаю, помните ли вы меня. Мы познакомились в студии около недели назад».

Терри кивнула, отпив принесенного ею напитка. Конечно, она помнила его — высокого, хорошо сложенного мужчину примерно на год моложе ее. Он был режиссером одной из развлекательных программ, которая снималась в том же здании телецентра, где находился и ее кабинет. Она села, откинув голову назад, и дослушала до конца, испытывая некоторую жалость к говорящему, которому приходилось бормотать скороговоркой, из опасения не уложиться в отведенные аппаратом тридцать секунд.

«Конечно, мы встречались только раз, но я хотел бы предложить вам посидеть как-нибудь со мной за бокальчиком. Разумеется, за мой счет. А может, пообедать или поужинать вместе? Если у вас есть время. Если захотите мне позвонить, запишите мой телефон. Я знаю, мы можем случайно встретиться на работе, но все-таки оставлю свой номер, так будет лучше. Жаль только, что эти гадкие машины не дают поговорить вволю, да? О черт, простите», — затараторил он, а Терри уже покатывалась со смеху, слушая всю эту околесицу. — «Итак, звоните по телефону...»

Снова послышался пронзительный писк. Голос исчез. Терри весело тряхнула головой.

«Привет, Терри, это Тина. Может, зайдешь ко мне в четверг вечером? Джо в отъезде на неделю, так что мне сейчас и поговорить-то не с кем, кроме собаки. Позвони...»

Снова невыносимый писк.

Тина Кеннеди одно время работала вместе с Терри референтом в независимой программе телевидения, но примерно месяц назад уволилась, обнаружив, что беременна. Терри вытащила из сумочки записную книжку и стала перелистывать страницы. Четверг ей подходил. Она сделала пометку на нужной странице и решила позвонить Тине, как только прослушает все, что записал автоответчик.

Снова писк.

«Терри, это опять я, Питер Лэндон».

Она улыбнулась.

«Время вышло до того, как я успел сообщить свой телефон, вот он».

Терри аккуратно записала его в конце записной книжки. Лэндон казался довольно симпатичным молодым человеком. Несколько застенчив, но это лишь выгодно его выделяло из той горластой, самовлюбленной публики, которая окружала ее на телевидении. Она отпила еще глоток и стала думать, стоит ли ему звонить.

Снова писк. Новое сообщение.

«Полиция не знает».

И молчание.

Лента еще крутилась, но продолжения не последовало.

Терри смотрела на аппарат, недоуменно пожимая плечами. Немного перемотала ленту и стала слушать во второй раз.

Писк.

«Полиция не знает».

Отставив банку кока-колы, Терри повернулась к аппарату. Все ее внимание было сосредоточено на трех загадочных словах.

Она прослушала запись еще раз.

И еще раз.

«Полиция не знает».

Терри задумалась.

Слова произносились предельно четко, будто говорящий тщательно артикулировал каждый звук, стараясь быть правильно понятым.

Но голос!

Она перемотала ленту.

Снова прислушалась.

«Полиция не знает».

Терри еще и еще слушала эту странную запись и, наконец, сбившись со счета, решительно набрала номер телефона.

* * *

«Полиция не знает».

Боб Джонсон в задумчивости теребил свой подбородок, переводя взгляд с аппарата на Терри. Редактор программы новостей заерзал в кресле, когда Терри еще раз перемотала ленту.

— Вы говорите, что не узнаете голос? — спросил он, глядя ей прямо в глаза.

Терри отрицательно замотала головой.

— Пожалуй, три слова нам ничего не дадут, — сказала она. — А не кажется ли вам, что звонить мог убийца?

Джонсон снова заерзал в кресле и пожал плечами.

— Все знают, что вы давно ведете это дело. Если бы убийца видел вас по телевидению, возможно, он и попытался бы связаться с вами. Такие случаи имели место. Некий тип по имени Питер Альфон позвонил журналисту и сознался в убийстве, которое, как предполагалось, совершил Джеймс Ханратти в 1962 году. К тому времени Ханратти уже повесили.

Терри вздохнула:

— Но у нас нет оснований утверждать, что это убийца. Трудно судить по одному сообщению. Что бы мне действительно хотелось выяснить, так это — откуда у него мой номер телефона. Его нет даже в телефонном справочнике.

Последовало долгое молчание, в течение которого Джонсон бесцеремонно ощупывал взглядом тело Терри, подолгу задерживаясь на ее ногах и грудях. Под его похотливым взглядом становилось совсем неуютно, и Терри встала. Спросила, не хочет ли он еще выпить. Редактор согласился. Она налила виски и вернулась на свое место напротив Джонсона, который продолжал таращиться на нее поверх своего бокала.

— Наверное, я все же позвоню в полицию, — наконец решилась она.

— Нет, не надо! — Джонсон подался вперед, чуть не опрокинув свой бокал. — Не втягивай полицию, — жестко сказал он. — По крайней мере, пока. Во-первых, ты не знаешь, убийца ли звонивший, но даже если это так, он ищет контактов с тобой. — Джонсон замолчал на мгновение, наблюдая, как страх на лице Терри сменился любопытством. — Из этого можно сделать неплохой сюжет, Терри. Зачем впутывать сюда полицию? И, уж во всяком случае, что бы ты не предприняла, не советую стирать запись. — Он указал на кассету. — Подожди, не позвонит ли он снова. Может, он еще что-нибудь скажет.

Она медленно опустила голову, не в состоянии посмотреть Джонсону в глаза. Терри казалось, что своим неотступным взглядом он пронзил ее насквозь и теперь подбирается к ее душе.

Не зная, как прекратить это, она поднялась и пошла в ванную.

Джонсон проводил ее взглядом, посасывая виски.

Он услышал щелчок задвижки, не спеша встал, пересек комнату и поднял сброшенную ею туфлю. Держа ее за высокий каблук, медленно обвел указательным пальцем по внутренней кайме туфли. В паху у него разлилось тепло. Это ощущение усилилось после того, как он проделал то же самое с другой туфлей. Джонсон поднес ее к лицу, принюхиваясь к запаху кожи и нежно поглаживая высокий каблук. Его половой член начал стремительно набухать, еле удерживаемый брюками. Услышав, как в туалете сливается вода, он поставил туфлю на место, подошел к окну и стал смотреть на улицу далеко внизу, силясь прикрыть бугорок под брюками.

Терри уселась на диванчик и взглянула на широкую спину Джонсона. Она видела, как он, слегка повернувшись, взял со стола бокал и одним мощным глотком опорожнил его. Спросив, можно ли воспользоваться туалетом, он быстро прошел через гостиную, стараясь, чтобы она не заметила его эрекции.

Войдя в ванную, щелкнул задвижкой и привалился спиной к двери, отрывисто дыша и еле сдерживая бушующее пламя в паху. Дрожащими пальцами расстегнул молнию на брюках, высвободил свой неистовый орган и одной рукой стал разминать крепкий ствол. Шагнув к унитазу, Джонсон опустился на колени перед фаянсовым чаном и уставился на сиденье. Свободной рукой прикоснулся к еще теплой, но быстро остывающей пластмассе.

Рядом с его ладонью были видны два-три крошечных, сильно завитых волоска.

Джонсон благоговейно собрал их, будто касался мантии из драгоценного шелка, и принялся заворачивать в носовой платок; темные завитки резко выделялись на фоне безукоризненно белой ткани. И в тот момент, когда он разглядывал волоски, он почувствовал, как первые капли густой жидкости упали с конца его члена. Сколь бы приятно ни было это ощущение, оно явилось для него неожиданностью, и он сделал над собой усилие, чтобы не произошло полного извержения под натиском его неуемной страсти. Кусочком туалетной бумаги он промокнул кончик члена и, снова затолкав в брюки еще крепкий ствол, сделал несколько глубоких вдохов, прежде чем, наконец, спустил воду в туалете. Потом он сложил носовой платок и засунул его в карман.

Джонсон ополоснул лицо холодной водой из умывальника и провел по нему ладонью, удаляя капли воды, после чего вытер руки о полотенце. Отодвинул задвижку на двери и вышел в гостиную.

— Дай мне знать, если он снова позвонит, — сказал он, глядя на застывшую с кассетой в руке Терри. — Только не связывайся с полицией.

Терри кивнула и вставила кассету в аппарат.

Джонсон сообщил, что ему пора идти, и Терри почувствовала что-то вроде облегчения, встав с дивана, чтобы проводить его к выходу. Он опять заглянул ей в глаза, и опять взгляд его задержался на ее грудях. Потоптавшись, он вышел в прихожую.

— Никому не говори об этом звонке, — повторил он. — Никому.

Терри смотрела ему вслед, пока он не завернул за угол, к лифту. Через минуту она закрыла дверь, вернулась назад в гостиную и сразу же подошла к автоответчику, словно притягивавшему ее каким-то мощным магнитом. Возможно, Джонсон прав. Если убийца действительно попытается связаться с ней, у нее в руках окажется великолепный сюжет. Правда, не давал покоя этот голос. Она снова прокрутила ленту.

«Полиция не знает».

Терри вздрогнула от неожиданности: слова звучали подозрительно знакомо.

Полной уверенности не было, но ей показалось, что она уже слышала этот голос.

Глава 31

Миллер резко надавил на тормоз, его «гранада» заскользила юзом и остановилась, чуть не врезавшись в задний бампер стоящей впереди машины, но Миллера это словно бы ничуть не взволновало. Он выключил двигатель, откинулся на спинку сиденья, мельком взглянул на свое отражение в зеркале заднего вида.

Волосы на голове взлохмачены, лицо осунулось и даже в ярком свете неоновой вывески над входом в близлежащий клуб казалось бледным. Темные круги под глазами расплылись, будто какой-то озорник разрисовал ему углем нижние веки. Почувствовав, что левый глаз слезится, он сильно потер его рукой. Ворча что-то себе под нос, Миллер выбрался из машины и запер ее.

Эта поездка в центр Лондона прошла без приключений. Машин на дорогах было на редкость мало, и, к счастью, ему не встретился бдительный полицейский, который бы непременно зафиксировал, что он то и дело превышал скорость на пять — десять миль в час. Хорошо, думал Миллер, что его ни разу не остановили, иначе бы почувствовали запах виски. Он был пьян и знал это. Ну и что? Это не мешало ему идти не шатаясь, говорить членораздельно. Даже вести машину. Если бы он перебрал лишнего, все было бы иначе. Он взглянул на часы. Почти 10.30 вечера. Лондонский район Сохо был весь залит неоновым светом. Просто калейдоскоп красок и звуков.

В клубе гремела музыка, то тут, то там слышались крики, из бара, расположенного на другой стороне улицы, доносился смех. Мужчины и женщины парами и поодиночке проходили мимо, некоторые лишь скользили взглядом по афише с программой вечера, другие изъявляли желание стать его участниками. Многие торопились по делам.

У входа в клуб Миллер миновал швейцара, занятого своим подбородком. Удостоив специалиста по киноэффектам беглого взгляда, швейцар все свое внимание сосредоточил на прыще, который он старательно выдавливал своими толстыми пальцами. Миллер раздвинул пластиковые полоски, служившие шторой, и вошел в клуб.

Внутри царил полумрак, посетители жались по углам, будто опасаясь даже того тусклого света, который едва освещал помещение. Над баром горела зеленая лампа, создавалось впечатление, что стойка бара покрыта плесенью. Но было в клубе и одно ярко освещенное пятно — сцена. Миллер, опершись на спинку какого-то стула, чтобы удержать равновесие, уставился на нее.

Сцена представляла собой квадратный постамент со сторонами метра в три с половиной. На ней медленно танцевали две девушки, двигаясь с элегантностью пьяниц. Хореография оставляла желать лучшего, размышлял Миллер, наблюдая, как танцовщицы неуклюже кружились по сцене. Одна из них была одета в черную, плотно облегающую баску, едва прикрывавшую ее полные груди. На ногах высокие, до бедер сапоги. Больше на ней ничего не было.

Миллер смотрел, как ее партнерша, темнокожая девушка с коротко стриженными волосами и мускулистой фигурой, потряхивая плечами, быстро выбралась из накинутого на голое тело балахона. Девушки поцеловались, и тотчас же сцена озарилась красным светом, контраст в цвете их кожи стал неразличим. Красный свет сменился голубым, потом зеленым. Сполохи всех цветов радуги поочередно выхватывали сцену из темноты, в динамиках затрещало, послышался гитарный перебор и неуместно громкий голос певца. Аккомпанемент совершенно не соответствовал разыгравшемуся на сцене действу.

К тому времени как Миллер доплелся до стойки бара, чернокожая девушка успела встать на колени перед своей партнершей и страстно прижимала губы и язык к ее влагалищу.

«Дрожь, охватывающая в темноте ночи, страсть, пронизывающая насквозь...» — гремело из динамиков. Миллер криво усмехнулся, чем привлек к себе внимание бармена с непроницаемым лицом. Миллер заказал большую порцию виски.

Сидя за стойкой и потягивая виски, Миллер пригляделся: вид завсегдатаев этого заведения говорил о том, что они использовали его как пристанище. Один посетитель спал, привалившись к стойке и уронив голову в лужу пролитого пива. При каждом его выдохе жидкость пузырилась.

За столиком справа от него сидели трое мужчин лет за сорок. Они восхищенно смотрели на сцену, где обнаженные девушки, извиваясь всем телом, вставляли друг в друга различные приспособления и вибраторы. Музыка, казалось, гремела теперь еще сильнее, ее крещендо соразмерялось с все нарастающим возбуждением исполнительниц. Они либо играли роль, либо на самом деле были очень близкими подругами, Миллер никак не мог этого понять.

В другом углу клуба, едва различимая при тусклом освещении, страстно целовалась парочка; Миллер заметил, что рука мужчины верно и надежно спрятана под короткой юбочкой его спутницы. Он видел, как женщина заерзала на стуле, когда пальцы мужчины проникли между ее ног.

Неподалеку от них сидел одинокий мужчина, и его внимание раздваивалось между тем, что происходит на сцене, и тем, что творится в двух шагах от него. Миллеру было видно, как к его столу приблизилась какая-то девица и села на стул рядом с этим соглядатаем. Миллер следил, как она с улыбкой положила свою ладонь на ногу мужчины, но тот, казалось, сторонился ее. Улыбка девицы поблекла, но через некоторое время она снова настойчиво повторила свое действие. Не дождавшись ответной реакции, девица встала и, пошатываясь, поплелась на своих каблуках сантиметров в восемь высоты по направлению к бару. По направлению к Миллеру.

Она присела на высокий табурет рядом с ним и улыбнулась натренированной улыбкой.

— Меня зовут Пенни, — сообщила девица, взбивая обеими руками волосы с химической завивкой. — Раньше я вас здесь не встречала.

Миллер уловил в ее речи легкий уэльсский акцент, хотя разобрать что-либо в грохоте музыки было трудно.

— Значит, мы оба были лишены такого удовольствия, не правда ли? — буркнул он. Затем, допив то, что еще оставалось в его бокале, снова заказал себе виски.

Девушка минуту настороженно разглядывала его, затем хорошо отработанная улыбка вновь заиграла на ее губах, в уголке которых красовалась какая-то болячка. Ей было, по оценке Миллера, лет под двадцать. На лице — толстый слой макияжа. Однако даже пудра не могла скрыть веснушки на ее щеках. Накладные ресницы закручивались вверх, как лапки хищных пауков. Она привычно лизнула болячку в углу губ и снова заговорила:

— Не хотите купить мне чего-нибудь выпить?

Миллер мельком взглянул на ее призрачное в зеленоватом свете лицо. Глаза блестели на нем как у плотоядного животного.

— Купишь сама, — бросил он.

— Если здесь вам кажется слишком шумно, вы всегда можете зайти ко мне на квартиру, — предложила Пенни. — Тут недалеко.

— Значит, ты хочешь, чтобы я купил больше, чем выпивку, да?

— Дело ваше, — сказала Пенни, подняв одну бровь и улыбнувшись. Этот жест показался еще более отталкивающим своей притворностью. Девица снова облизала болячку, и Миллеру почудилось, будто даже эта болячка подмигнула ему.

Специалист по киноэффектам придвинулся поближе, и Пенни расплылась в улыбке.

— Знаешь, чего бы мне действительно хотелось? — спросил он, стараясь перекричать громоподобный рок.

Пенни посмотрела на него с надеждой.

— Поищи-ка ты лучше другого простофилю. А меня оставь в покое, поняла?

Она нахмурилась, как будто не сразу поняла, о чем это он, затем соскользнула со своего табурета и, покачиваясь, отошла, на прощанье смерив его презрительным взглядом из-под сощуренных век. Миллер видел, как она бросилась к лысеющему мужчине в кожаной куртке, который только что вошел в клуб. В следующее мгновение Пенни уже сидела у него на коленях, Миллер покачал головой и допил свой бокал.

* * *

Тридцать шесть минут первого ночи.

Миллер отодвинул от себя бокал и сполз с табурета, на секунду ухватившись за него, чтобы не потерять равновесие. Но, сделав несколько шагов, почувствовал, что это не составляет большого труда, походка его на удивление легка, если учесть то количество алкоголя, которое он влил в себя за последние сорок пять минут.

Направляясь к выходу, Миллер бросил взгляд на сцену: две новые девушки сменили предыдущих. Обе были одеты в халаты медсестер, причем одна из них лежала на обшарпанной кожаной кушетке, а другая норовила засунуть ей во влагалище стетоскоп.

«Доктор, доктор», — завывал трескучий динамик.

Уже у дверей Миллер заметил, как Пенни игриво резвилась на коленях своего клиента. Мужчина сильно потел, его лицо находилось лишь в нескольких сантиметрах от ее грудей. Время от времени он касался соблазнительных выпуклостей, за что неизменно получал легкий шлепок от девицы. Сопровождаемый ее победоносным взглядом, Миллер вышел из клуба. Усмехнулся про себя: спору нет, Пенни преуспела в первой части своей задачи. Но удовольствие будет кратковременным, как только она доведет дело до конца. Хищница крепко держала свою добычу.

На улице в ноздри ему, как вонючий кулак, ударил резкий запах блевотины, разлитой в водостоке, смешанный с привычным запахом выхлопных газов. Рядом с его машиной двое пытались поднять на ноги своего компаньона, из которого то и дело извергался фонтан, падавший на сточную решетку, уже и без того забитую нечистотами. Все трое были в стельку пьяны.

Миллер достал из кармана ключи от машины, открыл дверцу и уселся за руль. Вставил ключ в зажигание, но машину не завел. Вместо этого он потянулся и вытащил что-то из отсека для перчаток.

Убедившись, что фотоаппарат заряжен, Миллер поднес его к правому глазу и, прищурившись, посмотрел в видоискатель, наводя его на пьяную троицу.

Щелк.

Миллер отметил про себя, что с гораздо большим удовольствием снимает живую жизнь, чем разложившиеся, вздувшиеся или расчлененные трупы, которые являлись объектами его работы на протяжении стольких лет. Он увидел, как из клуба выходили двое мужчин.

Щелк.

Какая-то женщина остановилась у дверей клуба и заговорила со швейцаром.

Щелк.

Миллер медленно втянул носом воздух: в машине разило перегаром от выпитого им спиртного. Он сделал еще несколько снимков из жизни низов общества, которая расцветала пышным цветом с наступлением темноты. Лондон — город переменчивых настроений — был заселен двумя типами людей. Теми, кто зарабатывал себе на жизнь в дневные часы, и теми, чья активность проявлялась ближе к ночи. Сейчас было время последних.

Миллер почувствовал странную близость к тем, кому милее темное время суток. Темнота — а с годами он все больше убеждался в этом — влекла его. Тьма разума и души.

Он поднял голову и увидел Пенни, выходящую из клуба. Следом за ней плелся ее клиент.

Щелк.

Миллер, сфотографировав Пенни еще раз, проводил парочку взглядом, пока они не скрылись за углом.

Миллер сильно зажмурился, стараясь очистить свою память, равно как и зрение от полученных впечатлений. Провел рукой сверху вниз по лицу, положил фотоаппарат на сиденье рядом с собой и завел двигатель. Его «гранада» ожила, и Миллер стал крутить руль, выводя машину на дорогу. Доехав до угла, он огляделся по сторонам и вдруг заметил, что Пенни и ее клиент входят в парадное трехэтажного дома. Миллер обратил внимание на то, что несколько окон в доме были освещены. Каждая комната, подумал он, превращена здесь, по-видимому, в своего рода спальню. Проезжая мимо здания, Миллер замедлил скорость, разглядывая его и размышляя, какая из комнат может принадлежать Пенни.

Часы на приборном щитке высвечивали один час девять минут ночи.

Глава 32

Краска отставала от стен, как короста. Огромные желтые лохмотья, которые, Пенни знала, надо как-то прикрыть.

Квартира всегда была сырой, и теперь на бордюре и вокруг трещин в потолке стали проступать темные подтеки. Подобно гангрене на открытой ране, сырость, казалось, коварно проникла в каждую щелочку. Пенни сама отремонтировала свое жилье сразу же, как только въехала сюда два года назад. До этого в Уэппинге она снимала угол с двумя другими девушками. Одна из них и уговорила ее пойти на панель. Поначалу Пенни эта идея не очень понравилась, но, когда она поняла, сколько денег это сулит, перспектива проводить долгие часы в обществе незнакомых мужчин, которые будут тебя лапать и трепать, перестала казаться ей столь отталкивающей. За эти годы чего она только не повидала, но никогда дело не доходило до насилия. Был, правда, один извращенец, который велел ей хлестать себя по заднице, но, когда она лишь рассмеялась в ответ, отказался платить. Ублюдок. В то время ей было шестнадцать лет.

Теперь, будучи на три года старше и умнее, она чувствовала, что может справиться со всем.

Сегодняшний ее клиент был легкой добычей. Он было заикнулся о наркотиках, но Пенни отказалась. Раньше она бы согласилась, но теперь, когда вокруг столько всякой заразы вроде СПИДа, она, как и многие другие девушки, которых она знала, не шла на это. Даже при обычном траханье она настаивала, чтобы клиент надевал презерватив. Некоторые, правда, работали и без него, но Пенни не собиралась рисковать больше, чем требовалось.

Она легко удовлетворила своего клиента. К тому времени, как она сняла с него трусы, он уже был настолько на взводе, что разгрузился тотчас же, стоило ей опуститься на колени между его ног. Как только ее длинные, обесцвеченные химией волосы пощекотали конец его члена, он неожиданно выпустил обильную струю в ее великолепие на голове.

Теперь, стоя над раковиной и ожидая, когда она наполнится водой, чтобы поскорее смыть с волос засохшую сперму, Пенни улыбалась про себя. Пощупав кончиками пальцев температуру воды, она достала с полки шампунь. Затем включила переносной радиоприемник, висевший на стене и, наклонившись над раковиной, зачерпнула воды пластмассовым ковшом. И стала подпевать мелодии, доносившейся из радиоприемника.

* * *

Для тех, кто знает, как это делается, откинуть замочную защелку — задача нехитрая, особенно, если замок старый и требует замены.

Для человека, стоявшего за дверью квартиры Пенни Стил, это оказалось проще простого.

Дверь приоткрылась, незваный гость проскользнул внутрь и поспешно закрыл ее снова.

Из ванной комнаты доносились музыка и плеск воды. И беззаботное пение.

Гость на минуту замер у входной двери, прислушался, затем медленно вошел в квартиру, ни на миг не спуская глаз с двери ванной комнаты. Человек двигался крадучись, беззвучно. Со знанием дела.

Проскользнув в крохотную кухню, он протиснулся мимо грязной плиты с забытой на ней немытой кастрюлей. Мимо треснутой раковины — к шкафам.

Внутри был целый набор ножей.

* * *

Пенни тщательно намочила волосы, вылила на них шампунь, продолжая весело подпевать радиоприемнику. Внезапно звук стал затухать, она тоже замолчала. Должно быть, сели батарейки, решила она, и раздраженно встряхнула радиоприемник. Он прохрипел, на мгновение ожил, затем так же быстро заглох.

Скрипнула половица.

Пенни попыталась стереть пальцами пену с глаз, но от этого они еще больше защипали, и ей пришлось потянуться за полотенцем. С мокрыми волосами, с которых капала вода, она стояла у раковины и прислушивалась.

Неожиданно радиоприемник снова заработал, разразившись громкой музыкой. Некоторое время она посматривала то на него, то на дверь, потом опять наклонилась над раковиной.

Громкая музыка и плеск воды заглушали все остальные шумы.

Даже звук шагов за дверью ванной комнаты.

* * *

Человек остановился и заглянул в щелку.

Убедившись, что его приближение из-за включенного на полную мощность радиоприемника осталось незамеченным, он одной рукой потихоньку приоткрыл дверь.

На Пенни Стил был тонкий хлопчатобумажный халат, протертый на локтях. Голову она низко склонила над раковиной, как будто молилась, пальцы медленно и тщательно перебирали волосы, втирая шампунь в каждую прядь.

С порога ванной незваный гость наблюдал за ней, в каждой руке у него было зажато по ножу.

Пенни протянула руку за ковшом, чтобы смыть шампунь с волос.

Радиоприемник издал громкий хрип. Словно предупреждение.

В это мгновение человек рванул дверь.

Заскрипели петли, дверь с грохотом ударилась о стену. Пенни подняла голову, номыло снова полезло в глаза, на мгновение ослепив ее. Все, что она успела увидеть, прежде чем убийца набросился на нее, была его темная фигура.

В воздухе грозно блеснул нож, Пенни порывалась закричать, но ужас и испуг сковали ее, и из открытого рта вырвался лишь сдавленный хрип.

Пенни хотела протереть глаза, чтобы разглядеть нападавшего и хотя бы попытаться защититься. Она замотала головой; мокрые волосы разметались по плечам мертвыми змейками. Нападавший неожиданно вонзил в нее нож.

Удар был нанесен с такой страшной силой, что нож вошел в тело на все двадцать сантиметров своего лезвия.

Защищаясь от удара, проститутка непроизвольно прикрылась рукой, лезвие с маху отсекло ей указательный палец выше сгиба и, пронзив ладонь, застряло в теле. Кровь хлестнула из рубленой раны, и палец, отвалившись, упал на пол.

Второй нож вошел ей в живот слева от пупка. От внезапного удара, похожего на удар стального кулака, Пенни согнулась и чуть не потеряла сознание. Острая боль пронзила низ живота, она явственно ощущала холод металла, раздиравшего ее кишки.

Убийца навалился на нее всем телом. Пенни не удержалась и рухнула на пол.

Нож, не задев ее вытянутой руки, вновь вонзился ей в плечо, совсем рядом с шеей. Белый, весь испещренный трещинами кафель на стене покрылся брызгами крови.

Ослепленная попавшим в глаза шампунем, Пенни громко стонала, потеряв всякую надежду освободиться от вероломно вторгшегося к ней незнакомца. Сопротивляться бесполезно. Оба ножа опустились на нее одновременно. Меньший из них пропорол ее левую грудь и рассек сосок. Второй, более длинный нож, царапнув кость, вонзился в легкое. Послышался звук, напоминающий звук быстро спускающегося колеса, и через зияющее отверстие вырвалась струя дурно пахнущего воздуха.

Пенни попыталась вздохнуть, но это усилие причинило ей безумную боль. Сквозь рану в легком со свистом выходил воздух, и она стала яростно хватать воздух ртом, дабы вновь наполнить свои легкие и ослабить стремительно нараставшее давление в голове. Вздохнуть полной грудью не удавалось, и она беспомощно замахала руками, ощущая боль и ужас от сознания того, что это конец. Кровь пошла у нее ртом, от ее тошнотворного привкуса Пенни мутило, а нападавший продолжал безжалостно наносить удары.

Собрав в отчаянии последние силы, Пенни попыталась приподняться и вырвать из его рук ножи.

Но только лишний раз убедилась, что противостоять такому грозному противнику бессмысленно. Убийца легко уклонился от безнадежно вскинутых рук Пенни и с ухмылкой наблюдал, как она снова плюхнулась вниз лицом на залитый кровью пол в ванной. Пенни задыхалась, чувствуя, как кровь истекает из нее сквозь порезы и разрывы, обезобразившие ее тело. Глаза ее налились слезами, страх, казалось, парализовал ее, но, превозмогая боль, она все же шевельнула ногами и поползла. Судорожно хватая воздух открытым ртом, забывая о мучительной боли, которую доставляло ей каждое движение, Пенни все дальше отползала от ванной. Силясь закричать, она поперхнулась, и из горла хлынула рвота, смешиваясь с потоком крови.

Убийца безмолвно наблюдал за корчами девицы, прислушиваясь к ее хрипам. Когда Пенни поползла, он неторопливо, чуть ли не с умилением двинулся следом, низко склонившись над ней, — так отец сопровождает своего ребенка, который учится делать первые шаги.

Однако скоро его терпение лопнуло, он нагнулся, схватил Пенни за лодыжки и, оттащив ее назад в ванную, перевернул на спину. В положение, к которому она привыкла.

Убийца опустился на колени между ее раздвинутых ног, как будто молясь на святыню.

Затем ножи снова вонзились в ее тело.

И снова.

И снова.

Часть вторая

Ты предлагаешь мне больное воображение.

Я хочу проникнуть в твой разум.

Иудейский священник

Безумие не обязательно означает полный срыв. Оно может означать также и прорыв. Это — потенциальное освобождение и обновление, равно как и порабощение и экзистенциальная смерть.

Р.Д. Лэнг

Глава 33

Миллер не мог взять в толк, как он добрался до дома. Сидя на кухне и неотрывно глядя на чайник, ожидая, когда он закипит, Миллер не переставал удивляться, как ему удалось преодолеть ночью двадцать с лишним километров от Сохо до своего квартала. Кроме того, хотелось бы знать, кто сунул ему под череп пневматический бур, который теперь неотвязно сверлит его мозг.

Он с силой сдавил кулаками виски, как будто это могло заглушить гул в голове. Проглотил, не запивая, две таблетки аспирина, поморщившись от горечи, когда одна из таблеток на какое-то время застряла в горле.

Чайник закипел. Миллер встал, чтобы приготовить себе кофе. Руки дрожали, кофе расплескался на плите, но, словно не заметив этого, он лишь обтер дно чашки и снова сел. Небольшими глотками отпивая горячий кофе, он все же обжег язык и скривился. Выругавшись про себя, тяжело вздохнул. Часы показывали начало восьмого. Три-четыре птички щебетали на дереве за его окном, и эта их ранняя утренняя спевка действовала на нервы. Миллер закрыл глаза и снова отпил кофе. Чем лучше всего заняться, когда тебя отстраняют от работы? — спрашивал он себя. Всю ночь пьянствовать? Очень забавно. Сейчас было не время для шуток, даже над самим собой. Что же такое предпринять, чтобы унять этот гул в голове? Долго так продолжаться не может: или череп расколется, или он сойдет с ума.

Такого с ним не случалось уже многие годы. Он был настолько пьян, что не помнил, ни в котором часу вернулся, ни как вообще очутился дома. Какой инстинкт вел его и почему его «гранада» не врезалась в какое-нибудь дерево у дороги? Полный провал в памяти. Лишь какие-то отрывочные воспоминания о том, как вечером он выпил две бутылки хейг-виски и поехал в Сохо. Дальше — туман.

Казалось, будто его разум как экран компьютера, с которого шельмец стер все, что случилось этой ночью.

Фотоаппарат лежал на столе; специалист по киноэффектам взглянул на него — футляр был открыт. Циклопический глаз объектива слепо уставился на Миллера, отразив его перекошенное лицо. Картина была омерзительна. Миллер содрогнулся, встал из-за стола и взял в руки свой «Никон», отметив, что пленка полностью отснята. Где бы он ни куролесил этой ночью, размышлял он, у него осталось, по крайней мере, что-то вроде фотозаписи его похождений. Может, стоит лишь проявить пленку, и все события прошедшей ночи предстанут перед ним как на ладони? Он вспомнит, где был и что делал. Возможно, это избавит его и от мучительной тяжести в голове.

Миллер направился с аппаратом в свой рабочий кабинет.

У входной двери послышались шаги, и через мгновение в его почтовый ящик была просунута ежедневная газета. Она упала на коврик, и Миллер нагнулся, чтобы поднять ее. Он захватил ее в кабинет, включил свет и закрыл дверь.

Поставив чашку с кофе на один из верстаков, рядом с отрубленной рукой, он снова выключил свет и аккуратно извлек пленку из фотоаппарата при свете красной лампочки, висевшей над двойной раковиной. Он погрузил пленку в проявитель и стал двигать ее взад-вперед с помощью пластмассового пинцета. Ожидая, когда на пленке проступит изображение, Миллер развернул газету и пробежал глазами заголовок:

ПРОСТИТУТКА СТРАШНО ИЗУРОДОВАНА. РАЗГУЛ ТЕРРОРА ПРОДОЛЖАЕТСЯ

Миллер быстро прочитал сообщение. При тусклом освещении видно было плохо, пришлось напрягать зрение и даже потереть левый глаз, когда он перестал фокусировать. Вверху газетной полосы была помещена фотография убитой девушки. Полиция не сообщила ее фамилии, но он сразу узнал эти длинные волосы, болезненные черты лица, болячку в углу губ.

Бог ты мой! Догадка ударила его точно обухом по голове.

Он сощурился, стараясь получше рассмотреть фотографию.

Вокруг трупа разливалось слабое, еле заметное свечение. Какой-то едва уловимый светящийся ореол.

Миллер долго и скрупулезно изучал фотографию, затем взглянул на пленку, отснятую им прошлой ночью. Вынув из проявителя, обработал ее в фиксаже и промыл в проточной воде из крана.

Он поднял к глазам полоску пленки.

Пьяная троица, кто-то скрючился рядом с машиной. Двое мужчин выходят из клуба. Женщина разговаривает со швейцаром. Другие не очень резкие кадры лондонского дна. Это не тот Лондон, в котором светло и уютно, а тот, что покрыт плесенью и гнилью, погряз в несчастьях, где происходит распад разума и тела. Взгляд Миллера задержался на одном из кадров, и вдруг пленка в его руке задрожала.

На нем была запечатлена девушка, выходящая из клуба с мужчиной. Лицо девушки было ему знакомо, и он пристальнее в него всмотрелся.

Длинные волосы. Болезненные черты лица.

Болячка в углу губ.

Он перевел взгляд с проявленной пленки на фотографию в газете — вне всякого сомнения, это одна и та же девушка. И на обоих изображениях ее фигуру окутывало едва заметное свечение. Размытое светлое пятно, чем-то напоминающее ореол над головами святых с живописных полотен. Только девушка эта была отнюдь не святой.

Миллер закрыл левый глаз и снова принялся рассматривать фотографию и пленку.

Ничего необычного в них не было.

Он закрыл правый глаз.

Вокруг фигуры появилось свечение, окутав изображение, как пеленой.

Специалист по киноэффектам отложил газету и пленку и торопливо направился к одному из своих картотечных шкафчиков. Сняв кольцеобразные скрепки, он извлек из папки два снимка. На обоих был изображен доктор Джордж Кук. И на обоих вокруг фигуры доктора можно было различить круг света.

Один и тот же ореол на фотографиях обеих жертв.

Джордж Кук.

Пенни Стил.

Оба мертвы. Оба убиты.

Оба окружены каким-то свечением.

Миллер отложил фотографии и потянулся к телефону.

Глава 34

— А никак.

Инспектор сыскной полиции Стюарт Гибсон допил остатки пива и стукнул кружкой по стойке с такой силой, что она чуть не разбилась.

— Абсолютно никак ты не сможешь получить доступ к документам по этому делу, — сказал инспектор, акцентируя каждое слово.

Миллер удивленно взглянул на своего бывшего коллегу поверх бокала, продолжая медленно потягивать виски.

— А кто узнает-то? — спросил он наконец.

— Да хотя бы я, — запротестовал Гибсон. — Черт возьми, Фрэнк, ведь ты уже давно не в штате. Комиссар съест меня с потрохами, если узнает, о чем я с тобой тут говорил.

Миллер заказал еще по порции, глядя, как инспектор закурил сигарету.

— А я думал, ты уже бросил, — сказал Миллер.

— Бросал. — Гибсон выпустил струю дыма и закашлялся. — Я давно уговариваю Чандлера бросить курить, а сам опять за это взялся, — признался инспектор. Вспомнив сослуживца, пожилой инспектор усмехнулся, и суровая складка, появившаяся было у него на лбу, разгладилась. — Чандлер не может мне простить, что я получил должность, которую, по его мнению, должен был получить он. Иногда мне кажется, что этот парень будет злорадствовать, если меня поставят к стенке по этому делу.

— Значит, вы так и не нашли никакой зацепки? — спросил Миллер больше для того, чтобы поддержать беседу.

— Ты же знаешь, как это бывает, Фрэнк. Иной раз сразу выходишь на след. А здесь с самого начала никаких улик. За месяц семь человек убиты, а мы не продвинулись ни на шаг после первой жертвы. Сегодня все утро меня донимали газетчики и телевизионщики, комиссар с меня не слезает. Хорошо хоть, что пресс-конференция — это его затея. Надо, говорит, успокоить средства массовой информации, — посетовал инспектор полиции и отпил из кружки огромный глоток пива. — Если выяснится, что пресс-конференция была уловкой, они нас затопчут... меня, во всяком случае. Я стоял перед ними и уверял, что убийца арестован, а тут новое убийство.

— Фамилия жертвы в газетах не сообщалась, — сказал Миллер. — Кто она?

— Это не подлежит разглашению, Фрэнк.

— Да ладно тебе, Стюарт, ты же не с репортером разговариваешь. Какая-то девица с панели. Все равно это — расходный материал, зачем, черт возьми, делать тайну из ее фамилии?

— А тебе что за дело? — поинтересовался Гибсон.

Миллер полез во внутренний карман куртки и извлек оттуда две фотографии. Он еще не успел положить их на стойку бара, как у инспектора от удивления округлились глаза: на одной из фотографий он узнал Пенни Стил.

— Где ты это снял? — спросил он, поднося фотографию поближе к глазам, чтобы получше рассмотреть.

— Снимал вчера вечером, не важно где и зачем.

— Ошибаешься, это может оказаться очень важно, — отметил Гибсон, подозрительно взглянув на Миллера. — А это что за тип? — ткнул он в фотографию Джорджа Кука.

Миллер рассказал все, что знал о хирурге, и снова разложил фотографии.

— Он был убит около недели назад, задавлен машиной.

— Какая здесь может быть связь с маньяком, убившем проститутку и еще шесть жертв? — недоумевал Гибсон.

Миллер попросил инспектора посмотреть на фотографии повнимательнее, не находит ли он в них чего-нибудь необычного. Тот ничего не обнаружил.

— Вокруг каждого из них есть какая-то аура, — пояснил Миллер. — Некое свечение, будто тела светятся изнутри.

Гибсон поднял брови, затем посмотрел в пустой бокал Миллера.

— И сколько ты таких наснимал? — поинтересовался он.

— Дело в том, что почему-то только я это вижу, — сказал Миллер. — На снимках вокруг них проступает светящийся контур, и оба они были убиты. По-моему, это какой-то знак. Разумеется, сами они и не подозревали, что были отмечены как жертвы.

— Ты в своем уме, Фрэнк? — воскликнул Гибсон. — Не слишком ли много ты выпил? Неужто ты и впрямь хочешь меня уверить, будто заранее знал, что этих людей убьют?

— Световые пятна на фотографиях я заметил, когда было уже слишком поздно.

Гибсон покачал головой.

— Вполне заурядные фотографии. Ничего из ряда вон выходящего.

— Я и говорю, что только мне удается увидеть какое-то свечение. Поэтому я хочу познакомиться с делами по другим жертвам, хочу убедиться в своей правоте. Мне надо взглянуть на документы, Стюарт.

— Повторяю — это невозможно. Что будет, если узнает комиссар? Он же от меня мокрое место оставит.

— А что будет, если пресса узнает об истинном положении вещей? Что вы просто бросили ей кусок, мол, пока она будет жевать, найдется какая-никакая зацепка? Думаю, комиссару такой оборот не очень понравится, а?

Гибсон нахмурился.

— Что ты хочешь этим сказать? — растерялся он.

— Мне нужно заглянуть в дела об убийствах, — ответил Миллер решительно.

— А если я откажу?

Миллер пожал плечами.

— Тогда я позвоню во все газеты и на телевидение, куда только дозвонюсь, и сообщу, что пресс-конференция была фарсом и что вы до сих пор не знаете, кто убийца.

Гибсон посмотрел на своего бывшего коллегу долгим и тяжелым взглядом, глаза его прищурились и зло сверкали из своих узких щелочек.

— Да это шантаж! — прошипел он. — Шантажировать офицера полиции — это тебе дорого обойдется, Фрэнк.

— Тебе этого никогда не доказать, — отрезал Миллер самоуверенно. — Ну что, получу я доступ к документам?

— Нет! — не колеблясь, ответил Гибсон.

Миллер соскользнул с табурета и направился к телефону в углу бара. Не успел он сделать и двух шагов, как Гибсон схватил его за рукав. Миллер холодно смерил взглядом инспектора полиции.

— Погоди, — проговорил Гибсон, сжав от злости челюсти. Он отпустил рукав Миллера, глядя, как специалист по киноэффектам снова усаживается за стойку. Они переглянулись. Миллер словно натянул на себя непроницаемую маску. — Что это даст? Если ты ознакомишься с документами?

— Мне нужно видеть фотографии жертв, снятые до того, как они были убиты. Если я прав, тогда на них должно присутствовать характерное свечение, — ответил специалист по киноэффектам.

— Ну что это за чушь? Какое, к черту, свечение? Бред какой-то.

— Мне самому не до конца понятно, что это такое. Это — одна из тех загадок, которые я сам хочу разгадать. Я должен докопаться до сути. Выяснить, почему ореол виден только на фотографиях. — Миллер отпил из своего бокала. — Ты — единственный, кто имеет доступ к этим документам. Добудь их для меня. — Миллер был настроен решительно.

Гибсон сердито втянул в себя воздух.

— А если я этого не сделаю, ты действительно обратишься к средствам массовой информации? — спросил он.

Миллер поднял брови.

— Ты же давно меня знаешь, Стюарт, — сказал он, и на его губах появилась легкая усмешка.

Полицейский инспектор кивнул и допил остатки своего пива.

— Да, — подтвердил он, — слишком давно.

* * *

Миллер закурил, прикрывая ладонью огонек зажигалки от пронизывающих порывов ветра, что время от времени прокатывали по бетонированной площадке подземной стоянки машин.

В этом огромном подземном пространстве сейчас почти не было машин. Помимо его собственной «гранады», стоявшей у выхода, машинами были заняты лишь три места. В воздухе стоял запах гари, на полу виднелись темные подтеки масла и мазута. Около опоры, к которой прислонился Миллер, кто-то помочился. Обрывки бумаги и картона со склада пищевых продуктов и другой мусор были разбросаны повсюду, ветер подхватывал их и разносил по всему подземелью. Миллер оперся на капот своей машины и продолжал ждать.

Он посмотрел на часы.

Одиннадцать четырнадцать вечера.

Наверху послышался шум движущейся машины, затем урчание мотора, когда машина поравнялась со спуском, ведущим на нижний уровень. Увидев «астру» Гибсона, направляющуюся в его сторону, Миллер криво усмехнулся. Подъехав ближе, полицейский инспектор выключил фары; в тусклом холодном свете флюоресцентных ламп одиноко маячил темный силуэт Миллера. Инспектор поставил свою машину метрах в двадцати от него и выбрался из машины. Миллер увидел в его руках «дипломат».

Гулким эхом отозвались шаги инспектора в пустынном подземелье.

— В твоем распоряжении пятнадцать минут, — с раздражением в голосе проговорил инспектор, ставя «дипломат» на капот «гранады».

— Мне понадобится куда меньше, — сообщил Миллер, открывая замки.

Внутри лежало семь папок, скрепленных кольцевыми скобами. На каждой была написана фамилия. Миллер извлек первую папку.

— Мне явно следует обратиться к врачу. Видимо, с моей головой не все в порядке, раз я пошел на это, — заметил Гибсон.

— Лучше пятнадцать минут в моем обществе, чем издевательства прессы и головомойка от комиссара, — пробормотал Миллер, раскрывая папку.

— Нет, ты в самом деле проходимец, Фрэнк, — прорычал его бывший коллега, и Миллер уловил в его голосе нотки неподдельной злости.

Он стал листать документы, оставив без внимания заключение судебно-медицинской экспертизы, отчет следователя, показания свидетелей, пока не наткнулся на то, что искал.

— "Марк Форрестер", — прочитал он вслух. На фото убитый был снят в обществе девушки, которую Миллер принял за его невесту. На черно-белой фотографии оба улыбались. Фигура Форрестера была окружена светящимся контуром.

— Есть, — прошептал он и достал следующую папку.

— Что есть? — переспросил Гибсон, который то поглядывал из-за спины Миллера на фотографию, то в волнении озирался по сторонам, желая удостовериться, что на стоянке, кроме них, никого нет. Во въездных проемах только жалобно завывал ветер.

— "Николас Блейк", — прочитал Миллер на другой папке. Он не стал рассматривать фотографию Блейка с облитым кислотой лицом, а нашел фотографию молодого человека, снятую в то время, когда он был еще армейским курсантом.

Его тоже окружало слабое свечение.

Так же, как оно окружало Вильяма Янга.

И Анжелу Грант.

На одних снимках световое пятно было более отчетливым, на других — менее.

Проступало оно и на фотографии Луизы Тернер.

Сильное свечение было вокруг Бернадетты Эванс.

Наконец, Миллер взял в руки последнюю папку.

Пенни Стил. Последняя жертва.

Он уже знал, даже не глядя на ее фото, что вокруг нее тоже будет эта отметина. Фотография в папке только лишний раз подтвердила его правоту.

У каждой жертвы, убитой в течение последнего месяца, была аура, напоминавшая светящуюся оболочку.

Специалист по киноэффектам вернул последнюю папку в «дипломат» и протянул его Гибсону, не переставая удивляться.

— И это все? — спросил инспектор. — Тебе нужны были только фотографии?

Миллер медленно кивнул, его разум был в смятении. На секунду он закрыл глаза, но казалось, образы были запечатлены в его памяти наряду со многими другими, которые там хранились. Портреты живых вперемешку с образами тех, кто был зарублен, застрелен, задушен. Картины смерти, разложения, распада плоти прочно отпечатались в его сознании, как будто заклейменные каленым железом. Чтобы уже никогда не исчезнуть.

— Я могу видеть жертвы убийств, — тихо сказал он. — Глядя на чье-то фото, я могу сказать, умрет человек насильственной смертью или нет. У всех потенциальных жертв есть эта аура.

Гибсон покачал головой и защелкнул замки на «дипломате». — Сперва мне казалось, что ты пьян, — сказал он. — Теперь я считаю, что ты сошел с ума.

— Я могу предсказать, кто будет убит, — настаивал Миллер.

— Ну и что ты собираешься делать? Бегать по городу и снимать всех на пленку? — Он взялся за ручку «дипломата» и повернулся. — И ради такой чепухи я рисковал своим положением?

Инспектор открыл дверцу своей «астры» и бросил «дипломат» на переднее сиденье. Сев за руль, он повернул ключ зажигания. Двигатель ожил, взревев, и этот рев прокатился эхом по подземной стоянке.

— Возвращайся в пивную, Фрэнк, — заорал Гибсон. — Там твое место.

Он включил передачу и рванул машину с места, зашуршав колесами по бетону. Миллер молча смотрел, как машина поднялась по выездному скату и исчезла.

Холодный ветер гулял по полутемному пространству стоянки. Подняв воротник, Миллер еще некоторое время постоял в одиночестве, потом открыл дверцу своей машины и сел за руль. Даже внутри машины было холодно.

Способность распознавать потенциальную жертву убийства... В этом заключалась какая-то сила, чуть ли не возможность управлять жизнью и смертью. Подумать только, именно он, Миллер, мог предсказать, кому суждено быть убитым!

Чего он не знал, так это когда и как.

Он завел двигатель, вдруг почувствовав необходимость как можно быстрее выбраться из мрачного подземелья.

Гибсон не верит ему. Но Миллеру было все равно.

Он знал, что кому-то это будет более чем интересно.

Глава 35

Он сидел голый перед телевизором. Скрестив ноги по-турецки, в позе, предназначенной для медитации, однако каждая мышца его тела была напряжена и пульсировала.

Тихо шелестела лента видеомагнитофона, мелькали все новые и новые картинки, а он сидел, как в гипнозе, впившись глазами в женщину на экране.

Прерывисто дыша, отчего ноздри его широко раздувались, Боб Джонсон неотрывно смотрел на Терри Уорнер. Он выключил звук, и теперь мог только видеть ее, не слыша слов, которые она произносила. Да ему и не нужны были слова. Ему нужна была только она сама. Взгляд Джонсона скользил по ее лицу, груди, по всей ее статной фигуре. Эрекция усиливалась; он обхватил член правой рукой, сильно сжав его, рука начала ритмично, подобно насосу, двигаться. Дыхание стало тяжелее, и он ближе прильнул к телевизору, сидя со скрещенными ногами и крепко обхватив упругий ствол.

Изображение на экране сменилось, на мгновение исчезло, затем неожиданно восстановилось.

Терри снова появилась на экране, но уже в новой одежде. Сообщение тоже было другое. Место репортажа — тоже другое. Запись была сделана свыше двух лет назад. Джонсон записывал и хранил на видеоленте все ее интервью, все репортажи. Каждая запись была сделана с оригиналов, доступ к которым у него был.

Он смотрел на ее лицо, и мышцы его собственного лица напрягались по мере возрастания приятной теплоты в области живота и бедер. Рука задвигалась быстрее. Наблюдая, как беззвучно шевелятся губы Терри, Джонсон представлял, будто прижимается губами к ее губам, а его язык проникает в теплую влажность ее рта. Дыхание перехватило, Джонсон открыл рот и захрипел.

Тело его напряглось, мускулы набухли. Он знал, какая сила заключена в его теле, и сознание этого доставляло ему удовольствие. Его правая рука, обхватившая член, продолжала неустанно двигаться, Джонсон встал на колени, оказавшись теперь в десяти сантиметрах от экрана.

В десяти сантиметрах от нее.

От этих губ.

Этого тела.

— Терри, — нежно прошептал он и, включив звук, придвинулся бедрами к экрану в тот момент, когда камера стала увеличивать ее изображение; на экране крупным планом возникло ее лицо, рот открывался и закрывался, как при замедленной съемке.

Ему хотелось войти в это бархатное отверстие, ощутить нежность ее языка и губ.

Ему хотелось.

Ему нужно было.

Ему удастся.

Послышался сдавленный вопль от полученного наслаждения, сопровождаемый обильным извержением, экран телевизора покрылся брызгами густой жидкости. Одна длинная нить этой жидкости на какое-то мгновение соединила конец его пульсирующего органа с лицом Терри Уорнер.

Они соединились.

Она должна быть его.

Глава 36

Миллер сделал еще глоток из своей фляжки и медленно постучал пальцами свободной руки по рулевому колесу. Специалист по киноэффектам следил за выходом из здания, стоящего перед ним, отвлекаясь лишь на то, чтобы взглянуть на часы на приборном щитке, которые показывали, что время приближается к полудню. Он посильнее зажмурился, чтобы освободиться от пелены на левом глазу, и продолжил свое наблюдение.

Миллер просидел в машине уже больше часа, и лишь запах виски, его постоянного спутника, да монотонный голос из радиоприемника составляли ему компанию. Но вот тот, кто ему был нужен, появился на стоянке.

— Наконец-то, — пробормотал он, в последний раз отпив виски.

Он видел, как Терри Уорнер открыла двойные двери и, запрокинув голову, взглянула на небо: с запада надвигались тяжелые тучи. Упали первые крупные капли дождя — предвестники грозы, — и она ускорила шаг, направляясь к машине, стоящей поблизости от машины Миллера.

Он дождался, когда она окажется в трех метрах от него, открыл дверцу и вышел из машины.

— Терри Уорнер, не так ли? — спросил он, хотя это прозвучало скорее как утверждение, нежели как вопрос.

Она медленно кивнула, окидывая взглядом незнакомца. Он совсем не похож на охотника за автографом, подумала Терри про себя. От незнакомца так разило виски, что она невольно сделала шаг назад.

Миллер протянул руку и представился.

Терри пожала протянутую ладонь, почувствовав силу в его рукопожатии.

— Мне надо поговорить с вами, мисс Уорнер, — сказал он. — Это важно.

— Сейчас мне некогда, — попыталась Терри найти отговорку, все еще не доверяя этому человеку. — Если угодно, запишите свой телефон, я сама вам позвоню...

Миллер не дал ей договорить.

— Речь идет о последней серии убийств, — сказал он. — Полагаю, мы в равной степени заинтересованы в исходе этого дела.

Терри нахмурилась.

— Какое вы имеете к этому отношение?

— Я видел ваши репортажи, наблюдал за вами по телевизору. Надо отдать вам должное, вы создали себе на этом деле определенный имидж.

— Послушайте, это моя работа. Если вы хотите выразить свои критические замечания...

Он снова резко оборвал ее.

— Никаких критических замечаний я не хочу высказывать, я хочу помочь, — сказал он. — Мне кажется, я располагаю информацией, которая может быть вам полезна.

Редкие капли дождя вдруг превратились в настоящий ливень.

— По правде говоря, мне не очень бы хотелось обсуждать все это здесь, — заметил Миллер. — Поблизости есть бар. Следуйте за мной.

Он уселся за руль, завел двигатель и выкатил «гранаду» со стоянки. В зеркало заднего вида он наблюдал, как Терри завела свою «мини» и поехала за ним. Миллер улыбнулся. Он включил «дворники» лобового стекла и смотрел, как тонкие резиновые руки отчаянно борются с потоками дождя, яростно обрушившегося на землю. Миллер включил левый поворот, и Терри последовала за ним. Внезапно в его машине зажглись задние фонари стоп-сигнала — Миллер нажал на тормоз, избегая наезда на пешехода.

Кто же все-таки этот человек? — размышляла она. По сути, ей были известны лишь его имя и фамилия, ничего больше. Почему его интересует это дело? Она невольно передернула плечами, и в эту минуту в ее ушах неизвестно почему зазвучал голос, записанный на автоответчике: «Полиция не знает».

Не здесь ли собака зарыта? Вопросы роились в ее голове, но все — без ответа. Главный же вопрос заключался в следующем: если она так настороженно относится к этому человеку, зачем она сейчас следует за ним? Да, говорила она себе, любопытство до добра не доведет. И тем не менее боялась потерять его из виду.

* * *

Еще одна пара глаз следила за ней. Как она стояла и разговаривала с Миллером.

Увидев, что их машины затерялись в общем потоке, Боб Джонсон зло сжал кулаки.

— Сука, — пробормотал он.

Глава 37

Бар в нижнем этаже отеля «Феникс» был заполнен до отказа, пахло мокрой одеждой. Люди все прибывали; стоя выпивали и разговаривали, дожидаясь, пока не подсохнет одежда. Ковер на полу бара промок, и Миллеру показалось, что под ногами у него скрипит, когда он возвращался к столику, за которым сидела Терри.

Рядом с машиной для резки фруктов двое молодых парней с короткими стрижками и в заляпанных краской хлопчатобумажных спецовках громко о чем-то спорили и размахивали руками. Юнец повыше задел Миллера, отчего тот чуть не пролил напитки, которые нес. Парень засмеялся, но тут же осекся под испепеляющим взглядом Миллера.

— А ну убирайся отсюда к чертовой матери! — прошипел Миллер, оттолкнув парня, который беспрекословно повиновался. Однако за спиной Миллера поднял два пальца и продолжил гримасничать, спрятавшись за фрукторезку.

Специалист по киноэффектам поставил напитки на столик и сел напротив Терри.

Она натянуто улыбнулась, не в силах понять, как позволила увлечь себя сюда этому странному человеку.

— Разумеется, вы меня совсем не знаете, — сказал он, отпивая из своего стакана. — Но мне необходимо было поговорить с вами об этих убийствах.

— Так говорите же, мистер Миллер, — предложила она и потянулась к стоящему перед ней бокалу.

— Фрэнк, — отрекомендовался он. — К чему нам столь официальный тон?

Она согласно кивнула, не почувствовав, однако, себя свободнее.

— Я понимаю, вы хотели бы знать, чего я, собственно, добиваюсь.

— Вы правы, — призналась она, — прежде всего меня интересует именно это.

— То, что я хочу вам рассказать, может показаться безумием. Впрочем, я, видимо, допустил ошибку, пригласив вас сюда. — Он тряхнул головой и сделал большой глоток виски.

Миллер разыгрывал свою козырную карту. Приманка была брошена.

— Наверно, мне все-таки лучше уйти. Извините, — сказал он.

— Нет уж, пожалуйста, не уходите! — воскликнула Терри, подавшись вперед. — Так о чем вы хотели говорить со мной?

Миллер подавил улыбку. Несомненно, она клюнула. Она у него на крючке.

— Вы сомневаетесь, можно ли мне доверять, — сказал он. — Должен заметить, наши сомнения взаимны.

— Все это как-то туманно, мистер Миллер, — вздохнула Терри. — Извините... Фрэнк. Как я могу развеять ваши опасения, пока не узнаю, чем вы собираетесь со мной поделиться? Если вы хотите признаться в совершении этих убийств, в таком случае, вам лучше обратиться в какую-нибудь газету...

Он не дал ей договорить.

— Вы присутствовали на пресс-конференции в Новом Скотленд-Ярде дней десять назад? — спросил он.

Она кивнула.

— Полиция вам объявила, что убийца арестован. Прежде чем вы ответите мне что-нибудь, скажу, что да, я знаю, ее показывали по телевидению и отчет о ней был опубликован в газетах, а посему я не открываю вам ничего такого, чего вы не знаете. Кроме того, что все это — блеф.

— У меня были на этот счет подозрения. А вам откуда это известно?

— Руководитель следственной группы сам мне об этом сказал. У полиции до сих пор нет никаких улик, поиски убийцы зашли в тупик.

— А почему этот некто из Нового Скотленд-Ярда вообще говорил с вами на эту тему?

— Давайте считать, что я просто использовал свое влияние. Одно время я работал у них. Мы с инспектором сыскной полиции Гибсоном близкие друзья. Или, по крайней мере, были друзьями.

— И все же мне пока не понятен ваш интерес в этом деле, — сказала Терри.

— Семерым убитым было заранее предначертано погибнуть насильственной смертью. Я установил это по их фотографиям.

Терри нахмурилась, еще не зная, как ей поступить: рассмеяться, встать и уйти или продолжать слушать.

— "Предначертано"? — насторожилась она. — Это отдает сентиментальностью.

— Каждая жертва убийства излучает нечто вроде ауры, не знаю, как еще можно это назвать, — с раздражением сказал Миллер, осознавая, что его откровения действительно могут показаться горячечным бредом. Даже покажи он Терри фотографии Пенни Стил и Джорджа Кука, она бы не нашла в них ничего примечательного. — Эту ауру могу видеть только я. И только на фотографиях.

— Не хотите ли вы сказать, что видели фотографии убитых? — удивилась Терри, внезапно оживляясь. — Но ведь это же засекреченные документы. Как вам удалось получить к ним доступ?

— Это уж мое дело. Во всяком случае, я говорю о фотоснимках этих людей до того, как они были убиты. Именно на них и проступает загадочное свечение.

Терри отпивала свой напиток маленькими глотками, все время посматривая на Миллера поверх бокала. Наконец она поставила бокал на столик и стала играть им, держа его пальцами за ножку.

— А почему вы обратились ко мне? Почему выбрали именно меня, чтобы поделиться своими секретами? — поинтересовалась она.

— Потому что, мне кажется, вам можно доверять, вы не будете распространяться об этом. Откровенно говоря, если и есть в этом мире что-то, чего я терпеть не могу, так это доверять кому бы то ни было свои тайны. Но поскольку в данном случае сделать это необходимо, мой выбор пал на вас. Расскажите, что вам известно об этих убийствах?

— С какой стати я должна говорить с вами об этом?

Он пожал плечами.

— Не хотите — не надо, вероятно, мне известно гораздо больше, чем вам. Просто мне показалось, что мы могли бы помочь друг другу. Но, возможно, вы и правы, и мне следовало обратиться в газету. — Миллер собрался было уйти, но Терри, выставив вперед руку, усадила его на место.

— Все жертвы были убиты различными способами, — сказала она. — Вы уже, наверное, знаете об этом. Но — самое поразительное — всякий раз преступник, совершая убийство, словно со скрупулезной точностью копировал одно из тех, что имели место в прошлом. Кем бы ни был убийца, абсолютно ясно одно: у него обширные познания в криминальной истории. Последняя женщина была убита и изуродована точь-в-точь как жертвы известного убийцы Гордона Камминса. Его называли «Блиц-потрошитель». В 1942 году за четыре дня он убил четырех женщин, две из них были проститутками. Что характерно, последняя убитая тоже проститутка.

— Откуда вы все это знаете? — спросил Миллер, не сводя с нее глаз.

— После второго убийства мне позвонил человек, уверявший, что он из группы расследования, занимающейся данным делом. Сказал, что у него есть для меня информация относительно этих убийств. Вначале я подумала, что кто-то слышал мои репортажи и решил надо мной подшутить, но то, что я от него услышала, оказалось слишком серьезно, чтобы это мог знать кто-то посторонний. С тех пор он звонит мне после каждого убийства. Но я не знаю ни его фамилии, ни его должности.

— Какой-нибудь информатор внутри Скотленд-Ярда? — предположил Миллер, в задумчивости поглаживая подбородок, и ему вспомнились слова Гибсона: «Иногда мне кажется, что Чандлер будет злорадствовать, если меня поставят к стенке...» — Так вы полагаете, что убийца хорошо разбирается в криминальной истории? — пробормотал он.

Терри кивнула.

«Кто-то с оскорбленным самолюбием? — размышлял Миллер. — Кто-то точит зуб на полицию?»

Чандлер, конечно, подходил на эту роль.

Наступило долгое молчание, которое было нарушено Терри.

— Он мне звонил, — сказала она тихо. — Убийца. Несколько дней назад. В полицию я не обращалась, полагая, что он попытается со мной связаться, но пока этого не произошло.

— Вы думаете, что он еще позвонит? — поинтересовался Миллер.

— Кто знает? Я даже не совсем уверена, что это был именно убийца, — пожала она плечами. — Возможно, это кто-то с нездоровым чувством юмора.

— Настолько нездоровым, что убил семь человек разными способами, — пробурчал Миллер. — Почему вы не обратились в полицию? Они могли бы поставить ваш телефон на прослушивание.

— Идея не заявлять в полицию пришла в голову не мне, — призналась Терри. — Так посоветовал мой коллега, Боб Джонсон. Он посчитал, что у меня есть шанс найти убийцу, если тот захочет связаться со мной.

— Да понимаете ли вы, что рискуете своей жизнью? — воскликнул Миллер.

— Это — шанс, которым я хочу воспользоваться.

Она допила то, что оставалось в ее бокале, и отодвинула пустой бокал от себя. Миллер предложил ей еще, и после некоторого колебания она согласилась. Терри смотрела, как он направился к бару, удивляясь, чем этот человек так ее завораживает. Что было в его внешности? Да, он был привлекателен, в этом сомнения не было, но Терри уловила какую-то темную сторону в нем, некую горечь, которая окутывала его, как покрывало. Когда он говорил, в его голосе ощущалась усталость, обычно свойственная людям вдвое старше его, как будто он устает от всего, что его окружает. В его тоне временами проскальзывало нечто сродни презрению к тому, о чем он говорил. И все же где-то в глубине души она чувствовала, что ее тянет к нему или, скорее, к тому, о чем он рассказывает и как он об этом говорит. Ее размышления были прерваны возвращением Миллера.

— Вы, кажется, осведомлены обо мне больше, чем я могла предполагать, — сказала она. — А я даже не знаю, чем вы зарабатываете себе на жизнь.

Миллер криво усмехнулся.

— Я — художник-гример и специалист по киноэффектам в одной кинокомпании, которая сейчас проводит съемки примерно километрах в пятнадцати от Лондона, — сказал он, поведав также о своем опыте работы фотографом в прессе и в полиции.

— Вы, должно быть, видели какие-то очень страшные вещи, — тихо сказала Терри.

— Через какое-то время начинаешь уважать это.

Она посмотрела на него недоуменно.

— Смерть. Начинаешь уважать смерть. Она приходит в разных обличьях. Некоторые поистине ужасны, другие — просто омерзительны. Но начинаешь также понимать, что не существует достойной смерти. — Он провел указательным пальцем по ободку своего бокала. — Чего я только не насмотрелся! Трупы, висящие на деревьях, лежащие на железнодорожных рельсах, замурованные в бетон. Обезглавленные, с выпущенными внутренностями, расчлененные. Раздувшиеся, почерневшие, прогнившие, изъеденные личинками. — Невидящим взором он уставился на спинку стула, на котором она сидела. — Мужчины, женщины, дети, даже младенцы. Иногда в одиночку, иногда группами. А этот запах тления! Так пахнут тухлые яйца, этот запах преследует вас. Проникает в одежду. Во все поры. От него невозможно отделаться. — Миллер хлебнул порядочный глоток виски. — Через какое-то время он становится вашим другом, — подытожил он.

— Подальше бы от таких друзей, — содрогнулась Терри. — Послушайте, а что такое эта аура, или как ее там, и почему вы можете узнать, кому суждено стать жертвой убийства?

Он рассказал о несчастном случае, который с ним произошел. Рассказал про операцию. Про пересадку глаза.

— Другой причины я не вижу, — заявил Миллер. — Наверняка это связано с глазом, потому что световое пятно на фотографиях я различаю левым, пересаженным глазом.

— И только на фотографиях?

Он кивнул.

— А что бы вы сказали, если бы кто-нибудь подошел к вам и заявил, что он способен определить потенциальных жертв убийств, глядя на их фотографии?

— Я бы, наверное, сказал, что он сошел с ума, — ответил Миллер.

— Журналисты и репортеры считаются отъявленными циниками, — сказала Терри. — А я, должно быть, выгляжу совсем рехнувшейся, потому что верю вам.

Что-то отдаленно напоминающее благодарность скользнуло по лицу Миллера.

— Но пусть это останется между нами, — попросил он. — Я уже сказал, что не люблю доверять людям. А решился на это, поверив вам. Возможно, мне придется дорого заплатить за свою опрометчивость.

Они оба выпили.

— Ну что, будете ждать случая, когда убийца захочет связаться с вами? — спросил он.

Она пожала плечами.

— А почему бы и нет? Во всяком случае, полиция, кажется, бессильна. Было бы здорово, если бы мне удалось снять репортаж с его участием... — Она сделала паузу на этой фразе. — Знаю, насколько это опасно, но, вероятно, это поможет задержать убийцу.

— Или — что не менее вероятно — приведет к тому, что вас попросту убьют, — резко сказал Миллер.

— Не думаю, что Боб Джонсон слишком огорчится. Это лишь повысит рейтинг его передач. Пожалуй, больше его ничего не заботит. Да ему плевать на убийства людей. Для него это просто хороший повод увеличить зрительскую аудиторию программы. Думаю, он расстроится, когда полиция в конце концов поймает этого маньяка.

— Если поймает, — сказал Миллер тихо.

— Вы говорите так, будто у вас есть сомнения, Фрэнк, — заметила она, снова ощущая на себе его взгляд, но на этот раз не чувствуя себя неуютно под этим взглядом.

Миллер не ответил. Терри поднялась из-за стола и засобиралась.

— Мне надо идти, — сказала она. — Работа ждет.

Миллер тоже поднялся, пожал ей на прощанье руку и поблагодарил за внимание к его рассказу. Терри достала из сумочки листок бумаги и написала свой номер телефона. Миллер сделал то же.

— Я позвоню вам, мисс Уорнер, — сказал он.

— Терри, — поправила она.

Некоторое время они смотрели друг на друга, затем она повернулась и зашагала к выходу. Миллер снова сел, допил свой бокал и отставил его в сторону. Несколько секунд он разглядывал листок бумаги, оставленный ею, потом сложил, его и сунул в карман куртки.

Листок занял место между фотографиями Джорджа Кука и Пенни Стил.

Теперь у него был ее номер телефона.

Появилась возможность узнать ее поближе.

Глава 38

Дождь лил как из ведра, и казалось, ему не будет конца. Уже с утра небо потемнело, и по нему поползли грозовые тучи, вскоре нависшие над городом тяжелым, душным покрывалом. Тучи сгустились так сильно, что даже ветер не смог согнать их с насиженных мест. Не в силах дальше удерживать свой груз, тучи пролили его на притихший внизу город.

Где-то под черным куполом небес, как отдаленная канонада, прогремел гром, и его неумолчные раскаты время от времени рассекались хлесткими щелчками молниевых плетей.

Терри Уорнер чертыхнулась про себя, когда на экране телевизора в который раз исчезло изображение из-за огромного количества статического электричества, накопившегося в атмосфере. Она стала перебирать кнопки на дистанционном пульте управления, но на всех каналах было одно и то же. Какие-то ломаные линии и пенящиеся белые точки. На короткое время изображение восстановилось, но затем последовал сокрушительный грозовой разряд, и экран совсем погас. Терри выключила телевизор и побрела на кухню, чтобы сварить себе чашку кофе.

Едва она наполнила водой чайник, как зазвонил телефон.

Терри ринулась обратно в гостиную и схватила трубку, успев заметить сквозь раздвинутые шторы огромный электрический зигзаг, расколовший тучи.

— Алло, Терри Уорнер, — сказала она в трубку, не отводя глаз от продолжающегося небесного фейерверка.

Ответа не последовало. Только шипение и потрескивание на линии.

— Алло.

На другом конце провода трубку положили, при этом щелчок прозвучал необычно громко в тишине квартиры. Терри пожала плечами и повесила трубку.

Она уже подходила к двери кухни, когда телефон снова зазвонил.

Она вернулась и снова сняла трубку.

И снова на другом конце провода молчание.

Молчание.

Нет, что-то еще.

Дыхание?

Она сильнее прижала трубку к уху, пытаясь определить, что это за тихий скрежет, едва пробивающийся сквозь треск в проводах.

— Кто это? — спросила она, стараясь говорить спокойно. — Вы, наверное, неправильно набрали номер.

Терри неожиданно вспомнила об автоответчике и решила сделать запись. Она слегка замешкалась, прежде чем нажать кнопку записи. Потом нажала ее.

— Номер набран правильно.

От этих слов она вздрогнула. Да так, что чуть не выронила трубку.

— Кто это? — настойчиво спросила она, в ее голосе слышалось напряжение.

А за окном в это время раздался оглушительный удар грома.

— Говорите, — прохрипела она с негодованием и страхом.

— Я наблюдаю.

Терри попыталась сглотнуть, но горло перехватило. Преодолевая страх, она силилась уловить в этом голосе знакомые нотки, что-нибудь характерное в отрывочных фразах.

— Мой телефон прослушивается, — вдруг выпалила она. — Я сделала это после последнего вашего звонка.

На другом конце — молчание.

Дыхание.

Или что-то похожее.

Телефон отключился.

Она уронила трубку на рычаг и с ужасом отпрянула от аппарата, как от ядовитой змеи.

Ей казалось, что она простояла так целую вечность, не смея отвести взгляда от телефона. В ожидании, что он снова позвонит.

А за окном разыгралась настоящая буря.

Глава 39

Звонок раздался примерно в семь тридцать утра, вырвав Миллера из сна. Он проснулся и обнаружил, что находится в своем кабинете, распластавшись на письменном столе, в одном углу которого стоит полупустая бутылка хейг-виски. Еще не стряхнув с себя остатки сна, он снял трубку и долго не мог узнать голос на другом конце провода. Наконец говорящий представился. Филип Дикинсон. Режиссер извинялся за причиненное беспокойство, но, как он уверял, у него хорошие новости для Миллера.

Им нужно было, сообщил Дикинсон, чтобы специалист по киноэффектам вернулся на съемки. Миллер не преминул спросить про ту ссору с Лизой Ричардсон, про его мрачную шутку, оказавшую на нее такое воздействие.

Дикинсон сказал, что Лиза от них ушла. Колин Робсон уволен за серию скандалов. Миллер был снова нужен. А Лизу они заменили другой актрисой.

Миллер выслушал все новости с плохо скрываемым ликованием и хотел было предложить Дикинсону подыскать себе другого специалиста по киноэффектам, но передумал. Да, он вернется и, ладно, к девяти будет на рабочем месте.

Поставив «гранаду» на стоянку за сценической площадкой, Миллер неожиданно ощутил прилив сил. Он снова был там, где все было мило его сердцу. На работе. И если его работа проходила среди крови и насилия, что ж, пусть будет так. По крайней мере, эту кровь можно было смыть в конце рабочего дня.

Он уже вдоволь насмотрелся на натуральную смерть и лужи крови.

Вылезая из машины, он почувствовал на своей коже первые капли дождя. Ночной разгул стихии сменился то и дело принимавшимся моросящим дождем. Направляясь к двери сценической площадки, Миллер мельком взглянул на серое, неприветливое небо. Потом бросил взгляд на гримерный прицеп. Его собственное царство.

Он снова был в родных пенатах.

* * *

— Ты был прав, нам не составило особого труда подыскать новую актрису, — такими словами встретил его Филип Дикинсон. — В оставшихся сценах она все равно будет в гриме. Никто и не заметит разницы.

Миллер кивнул и приложился к своей фляжке.

— Надеюсь, ты не выбрал еще одну примадонну на смену той глупой корове, — усмехнулся специалист по киноэффектам.

— Я познакомлю вас, — ответил режиссер.

Миллер уселся разглядывать эскизы, лежащие перед ним, пока режиссер пробирался по многолюдному буфету в поисках той, кто был ему нужен. Через некоторое время он вернулся к столику в сопровождении спутницы.

— Фрэнк, познакомься, это — Сюзан Льюис, — сказал режиссер.

Миллер обернулся и увидел актрису, стоящую рядом с ним. Он встал и пожал ей руку, пробежав глазами по ее тонкой фигуре. Актрисе было около тридцати, приятной наружности, без косметики. Ее длинные черные волосы спутались, и она поправила их ладонью под пристальным взглядом Миллера. Актриса приветливо улыбнулась, и он заметил, как от улыбки похорошело ее лицо.

— Фрэнк Миллер, наш гример и специалист по киноэффектам, — представил его Дикинсон.

— Надеюсь, вы не будете возражать, если на вас будет грим, — сказал Миллер. — Я имею в виду сценический грим, а не косметику.

— Я и раньше гримировалась. Меня это не очень беспокоит, — сообщила она.

Миллер не мог оторвать от нее глаз. Как завороженный, с неожиданным для себя самого волнением разглядывал он ее высокие скулы, изящную линию подбородка и шеи.

— Вы скорее похожи на манекенщицу, — сказал он. — Жалко, наверное, заклеивать такое лицо латексом, — добавил он, широко улыбаясь.

— Я и была бы манекенщицей, но ростом не вышла, — поведала она.

— Вы очень симпатичны, — заметил он.

— В его устах это звучит как комплимент, которых из него обычно клещами не вытянешь, — сказал ей Дикинсон, на что она мило улыбнулась.

Миллер тоже улыбнулся. Она действительно была на редкость привлекательной молодой женщиной.

— Я бы хотел снять сегодня одну сцену с участием Сюзан, если это возможно, Фрэнк, — сказал режиссер. — Сколько времени займет наложение грима?

Миллер пожал плечами.

— Часа два, может, больше. Мне понадобится сделать несколько фотоснимков, а возможно, и несколько масок, перед тем как накладывать грим.

— Я готова в любой момент, — сказала Сюзан специалисту по киноэффектам.

Миллер отпил из своей фляжки и пошел вместе с ней к выходу из буфета, а затем по бетонированной площадке в гримерный прицеп.

— Я слышала, вы не поладили с Лизой Ричардсон, — сказала Сюзан.

— Вас это беспокоит?

— Нет, просто мне так говорили.

— Все, что вам говорили, возможно, и правда.

— А еще мне говорили, что вы бываете довольно заносчивым.

Миллер остановился на ступеньках у входа в гримерный прицеп. Он посмотрел на Сюзан и улыбнулся.

— Так это тоже правда? — настаивала она.

— Сами увидите, — ответил он. — Того, кто говорит, что я невыносим, как правило, не устраивают мои методы работы. Я являюсь исключением в мире кинобизнеса, я — один из немногих, кто действительно ценит то, что делает. Мне безразлично, какой выйдет фильм, это пусть беспокоит Фила Дикинсона. Все, что меня интересует, — это чтобы мои эффекты получились хорошо.

Он пожал плечами и открыл дверь гримерного прицепа, впуская ее внутрь. Миллер включил освещение и пригласил Сюзан сесть перед зеркалом, стоящим в углу прицепа. Затем он извлек из шкафа фотокамеру «Полароид».

— Я видела некоторые из ваших работ по этому фильму, Филип показывал мне отдельные фрагменты на монтажном столике, — сказала Сюзан. — По-моему, они потрясающи.

— Хотите мне польстить? — спросил Миллер.

Приветливая улыбка на ее лице потухла, Сюзан не скрывала своего разочарования.

— Похоже, что слухи о вас были правдой, — сказала она. — Вы действительно можете быть заносчивым. Я хотела сказать именно то, что сказала: ваши работы — потрясающи.

— Спасибо за доверие.

— Лиза Ричардсон ушла из-за вас?

— Это имеет значение?

— Просто хотелось бы знать. Вы не производите впечатления человека с легким характером, а нам ведь вместе работать.

— У нас были разногласия, — сказал он, удостоверившись в том, что камера готова для съемки. — А теперь, может, приступим к работе?

Он снял первый кадр и, вытащив снимок из фотокамеры, положил на стол, дожидаясь, когда он полностью проявится. Затем снял второй кадр в профиль слева. Затем еще один — в профиль справа.

Пока снимки темнели и на них проступало изображение, Миллер сделал еще пару кадров.

— У вас бывает раздражение кожи, аллергия? — спросил он тоном, каким обычно задают вопросы врачи. — Грим иногда раздражает чувствительную кожу.

Сюзан отрицательно качнула головой.

— Меня предупреждали, что в кинобизнесе нужны люди толстокожие, — улыбнулась она своей шутке.

Миллер кивнул и обернулся к столу. Снимки еще проявлялись. Наконец он поднял один из них и стал помахивать им в воздухе, чтобы он скорее просох. Теперь изображение было совершенно отчетливым.

Миллер всмотрелся в отпечаток.

Лицо Сюзан Льюис было окружено аурой.

Едва различимый круг света.

Специалист по киноэффектам сжал зубы, на его скулах заходили желваки.

— Ну как, снимки получились нормально? — спросила Сюзан, удивившись тому, что Миллер внезапно замолчал.

— Что? — рассеянно отозвался он.

— Снимки.

— Да, все в порядке, — соврал он, не сводя глаз со светящегося ореола вокруг ее лица. Он смотрел на снимки, забыв о времени, потом повернулся и направился к двери прицепа.

— А как же грим? — окликнула его Сюзан.

— Это подождет, — ответил Миллер.

И вышел.

* * *

У входа в студию в импровизированной кабине был телефон.

Миллер сказал дежурному охраннику, что ему нужно позвонить, и тот вышел из кабины, а Миллер стал поспешно набирать нужный номер, в нетерпении постукивая пальцами по столику и ожидая, когда снимут трубку.

— Новый Скотленд-Ярд, — попросил он ответившего на его вызов. — Мне надо поговорить со Стюартом Гибсоном, добавочный номер двадцать два, — сказал Миллер и снова стал ждать, прислушиваясь к последовавшей серии щелчков и потрескиваний, пока его соединяли. Послышались сигналы вызова на линии добавочного номера телефона.

Гудки следовали один за другим.

— Ну, давай же, — возбужденно прошипел Миллер.

Наконец он услышал щелчок, трубку сняли.

— Кабинет инспектора сыскной полиции Гибсона, — сообщил голос.

Миллер сразу же узнал его.

— Стюарт, это Фрэнк Миллер.

Последовало непродолжительное молчание, а когда полицейский инспектор заговорил, в его голосе безошибочно угадывались ледяные нотки.

— По-моему, мы все сказали, что хотели, в тот день.

— Но это важно. Помнишь, я тебе говорил про ауру вокруг потенциальных жертв убийств? Так вот, я ее снова увидел.

— Послушай, Фрэнк, почему бы тебе не найти кого-нибудь другого, чтобы приставать со своим бредом. Я же тебе сказал, меня это не интересует.

— Но тебя это обязательно заинтересует, когда ее убьют, правда? — бросил Миллер.

— О ком ты говоришь?

Миллер объяснил.

— Уверяю тебя, Стюарт, на снимках — то же свечение, что и на фотографиях всех других жертв. Ее непременно убьют. Я могу поспорить на деньги.

— Тогда тебе, может быть, лучше обратиться в «Ладброкс», чем ко мне, — с сарказмом посоветовал инспектор. — Послушай, Фрэнк, я занят. Мне хватит и одной головоломки, которую предстоит решать, отстань ты от меня со своими сумасбродными идеями.

— Так что же может тебя убедить? — рявкнул Миллер.

— Нечто более существенное, чем слова алкоголика с буйным воображением и плохим зрением, — едко парировал полицейский инспектор. — А теперь отстань и повесь трубку, понял?

— По крайней мере, пришли кого-нибудь последить за ней, понаблюдать за ее домом, сделай же что-нибудь! — сердито крикнул Миллер. — Ты не можешь просто отмахнуться от того, что я тебе сказал. Ее непременно убьют, помяни мое слово.

— Все, Фрэнк, пока, — сказал Гибсон и положил трубку.

— Подлец! — взревел Миллер и бросил трубку.

Он выскочил из кабины, чуть не столкнувшись с охранником, который, услышав разговор на повышенных тонах, решил вернуться. Охранник открыл было рот, чтобы что-то сказать Миллеру, но тот уже мчался к гримерному прицепу. Охранник покачал головой и вошел в свою сторожку.

Миновав бетонированную площадку и подходя к прицепу, он увидел ожидающую его в дверях Сюзан Льюис.

Миллер невольно содрогнулся, встретившись взглядом с актрисой, живо представив ее изображение в обрамлении ауры, которую он видел на снимке.

Может быть, он все же ошибается относительно этого странного свечения? Возможно, все предыдущие убийства являлись лишь случайным совпадением? Он в этом сомневался, однако очень молился, чтобы на этот раз он ошибся.

Съемки проходили в соответствии с планом.

Сюзан Льюис исполняла свою роль прекрасно под слоем гротескного грима, который Миллер создал для нее. Он накладывал его осторожно, почти любовно. Как хирург, делающий пластическую операцию, придавал латексу нужные формы, вырезал отверстия, создавая что-то потрясающе безобразное на лице той, от которой раньше нельзя было отвести глаз.

Пока шли съемки, безотлучно находился рядом с камерой и смотрел на актрису. Стоял, попивая из своей фляжки, и смотрел. Преследуемый мыслью о том, что он видел на фотоснимках. Помня, что вокруг нее разливался свет, как от маяка. И видеть это мог только он.

Время приближалось к семи пятнадцати, когда Дикинсон, наконец, объявил об окончании съемок на этот день, пробурчав что-то в ответ на заявления кинооператоров и осветителей о дополнительной плате за переработку. Миллера уже не заботили замечания режиссера: он стоял и ждал, когда Сюзан Льюис сойдет со съемочной площадки. Говорить она была еще не в состоянии из-за мешавшего ей грима, да и Миллер чувствовал себя не очень склонным к разговору, так что снятие грима в гримерном прицепе производилось в относительном молчании. Актриса сама содрала с себя последние несколько полосок латекса, как это делают животные, меняющие кожу.

Промывая затем лицо теплой водой из раковины в углу прицепа, она почувствовала, что Миллер смотрит на нее.

— Что-то не так? — спросила его Сюзан.

Миллер отрицательно качнул головой и отпил из фляжки.

Снимки Сюзан были уложены им в карман куртки. Как безмолвные знаки беды.

— Как вы добираетесь до дома? — поинтересовался он.

— Мне недалеко, и я на машине. Займет минут тридцать.

Специалист по киноэффектам в задумчивости медленно кивнул.

Сказав актрисе, когда ей следует прийти завтра гримироваться, он попрощался и проследил взглядом, как она вышла из прицепа и направилась по бетонированной площадке к ждущей ее машине. Миллер задумчиво кусал нижнюю губу, наблюдая за тем, как она выкатывала машину со стоянки. Он выждал еще некоторое время, затем решительно вышел, захлопнув за собой дверь и заперев ее. Сделав это, он бросился к своей машине. Миллер завел двигатель и включил ближний свет фар. Смеркалось, краски дня становились скучными и серыми, и, ведя машину, он включил дополнительное освещение.

Сначала ему показалось, что он потерял Сюзан Льюис, но, выехав на основную дорогу, заметил ее машину, плетущуюся за грузовиком. Миллер вписался в общий поток, держась на удалении четырех машин за ней.

Она продолжала ехать.

Он следовал за ней, держа одну руку на рулевом колесе, а в другой зажав фляжку, и не спускал глаз с машины Сюзан Льюис.

Значит, Гибсон не приставил за ней хвост, размышлял Миллер. Ну и черт с ним. Он видел ауру вокруг нее. Он знал, что она в опасности.

Даже если ему придется следить за ней всю ночь, он сделает это.

Он продолжал вести машину.

Глава 40

— Подонок несчастный! — крикнул Майк Гамильтон вслед машине, проехавшей мимо него и скрывшейся за поворотом дороги.

Он поднял вверх два растопыренных пальца и, выругавшись про себя, стал всматриваться в темноту в ожидании другой машины. Может, попадется фургон или грузовичок, размышлял он, в них парни обычно более снисходительны к тем, кто рассчитывает доехать задаром на попутной машине. Майку уже надоело стоять на обочине с поднятым большим пальцем, как манекен, и ждать, чтобы какой-нибудь проезжающий автомобилист смилостивился над ним. Он порылся в кармане пиджака и нашел самокрутку с «травкой», но у него не было спичек. Может быть, у того, кто подберет его, найдется огонек. Если, конечно, его кто-нибудь подберет. Он сошел с обочины и уселся на рюкзак, стараясь устроиться поудобнее.

Он взглянул вверх на темное небо, надеясь, что дождь не пойдет до того, как его подберут. Досталось бы ему от родителей, если бы они узнали, что он ездит на попутных машинах. Они дали ему пятьдесят фунтов, когда он отправлялся из дома в Гулле два дня назад. Этого бы с лихвой хватило на обратный билет на поезд из Лондона.

Они бы еще больше разозлились, если бы узнали, что он потратил больше половины тех денег на наркотики. Вот почему сейчас ему приходится добираться на попутных машинах. Он уже баловался «травкой» лет десять, начав как раз после своего пятнадцатилетия, когда на день рождения в пивном баре двое приятелей предложили ему попробовать. Что в это такого? — спрашивал он сам себя. Потребности в более сильных наркотиках у него нет, хотя он знает многих, у которых такая тяга была. Он вполне справляется со своей маленькой привычкой. Настолько, что планировал даже продать часть своих запасов, приехав в Лондон. Поездка предпринималась как бы для того, чтобы навестить старшую сестру, два года назад уехавшую с севера, чтобы выйти замуж, но сейчас Майк вдруг подумал, а стоит ли вообще туда ехать, несмотря на то, что находился всего лишь километрах в тридцати от центра столицы.

Он снова поменял положение на рюкзаке. Если бы не до смешного нетерпимое отношение родителей, его бы довезли из Гулля в их собственной машине, но отец поклялся, что больше знать не желает свою дочь. После того, как она вышла замуж за чернокожего. Так что дочери у него больше нет. Он также приложил много стараний, чтобы игнорировать факт появления на свет внука смешанной расы. Майку было жалко мать, но у нее не хватило решимости, чтобы вопреки воле мужа самой навестить свою дочь. Кроме того, она ведь тоже, как могла, противилась этому браку. Так что Майк был единственным из семьи, навещавшим сестру Шелли. Ему было не важно, какого цвета кожа у ее мужа. С Роем он всегда был в хороших отношениях. Если бы он был шестиголовый марсианин и шепелявил, то Майк и тогда бы нашел с ним общий язык. Зачем создавать в жизни проблемы, когда их можно избежать, всегда думал он. После пары затяжек, во всяком случае, все проблемы представлялись вполне разрешимыми. Он улыбнулся про себя и поднял голову, услышав приближение машины. Сильный свет фар рассекал темноту.

Майк вскочил на ноги и поднял руку, делая привычный жест большим пальцем.

Машина пронеслась мимо, и он, выругавшись, снова остался один.

Упали первые капли дождя, и Майк застонал. Он поднял капюшон куртки, предвидя неминуемый ливень. Деревья и кусты вдоль дороги были густые, в них всегда можно укрыться. В худшем случае он мог переночевать и на обочине или даже в чистом поле, где нет ни деревьев, ни кустов. Не первый раз ему приходилось спать под открытым небом. Каждый год после того, как сойдет снег под Донингтоном, он спал на одном из ближайших склонов, где дым от костров еще тянулся вверх в темноту. То же самое он проделывал и под Ридингом пять лет назад. Но в этот вечер, когда дождь все усиливался, ночевать под звездами было неважной перспективой.

Он опять заметил свет фар и в который уже раз вышел вперед в надежде, что кто-нибудь да остановится.

Увидев, что машина замедляет ход, он широко улыбнулся. Она остановилась впереди, примерно метрах в двадцати от него, и Майк продолжал стоять, ожидая, что она будет сдавать задом, и глядя, как ее задние огни светятся в темноте. Потом, подхватив рюкзак, он побежал к стоящей машине.

Дверца распахнулась, и Майк с удовольствием плюхнулся на сиденье, бросив рюкзак за спинку.

— Спасибо, — сказал он, еще не взглянув на водителя. — Я торчу тут уже не один час. Думал, что вымокну под дождем.

Он захлопнул дверцу, повернулся к водителю и сказал:

— Если вы в Лондон...

Закончить фразу он не успел.

Пространства в машине было не так много, но водителю хватило его для того, чтобы нанести удар молотком с сокрушающей силой.

Удар пришелся Майку в правый висок, череп с леденящим душу треском раскололся.

Невыносимая боль пронзила все его тело, и он закачался, ощущая в животе подступающую тошноту. Повалившись на дверцу машины и одной рукой тщетно ища ручку, он изо всех сил старался не потерять сознание.

Молоток был занесен снова. Рука орудовала им с невероятной силой и ловкостью, несмотря на стесненное пространство машины.

Второй удар раскроил Майку нижнюю челюсть ближе к левому уху. Он почувствовал, что у него выбиты два зуба; кровь хлестнула ему в горло. Он стал захлебываться все пребывающей кровью, и только нестерпимая боль не давала ему потерять сознание. Майк Гамильтон рухнул с сиденья, успев заслонить голову руками.

Молоток еще раз опустился ему на голову и раздробил большой палец правой руки в тот момент, когда он уткнулся лицом в сиденье.

Удар в затылок пробил небольшое отверстие, через которое густым потоком хлынула кровь, волосы тут же слиплись. Тело его начато сотрясаться, как в ознобе, и сквозь мучительную боль в голове он почувствовал, что машина тронулась с места. Сколько они проехали, Майк не знал, все его силы уходили на то, чтобы не впасть в забытье. Машина остановилась, и он скорее почувствовал, нежели увидел, что водитель вышел. От боли он потерял зрение, а пробитая голова, казалось, вот-вот расколется окончательно. Он услышал, как открылась дверца, чьи-то руки вытащили его из машины и куда-то поволокли. Потом он лежал на мокрой земле, дождевые струи стекали ему в рот и смешивались с кровью. Живот сводили сильные судороги, и он ощутил, как горячая желчь поднимается вверх, заполняет рот и, на секунду задержавшись в нем, выплескивается через раздробленный подбородок. Он застонал, но от этого боль в размозженной челюсти и пробитом черепе только усилилась, сознание оставляло его.

Майк смутно ощущал, что его переворачивают на спину, но лица водителя, склонившегося над ним, в темноте не было видно. Будь Майк в состоянии что-либо замечать, он бы понял, что водитель свернул с основной дороги на грязный проселок и спрятал машину за высоким забором, откуда ночью ее не могла увидеть ни одна живая душа.

Возможно, что это была заброшенная шахта, настолько место было уединенным.

Майк издал гортанный стон и попытался отползти от машины. В глазах у него сверкали искры, а голова раскалывалась от боли, которую невозможно было сравнить ни с чем на свете. Казалось, что кто-то железными пальцами втирал кипящее масло в его череп и мозг. Он что-то бессвязно бормотал, пока полз, и его движения все замедлялись и замедлялись.

Неожиданно его с такой силой пнули в бок, что он снова перевернулся на спину и больше уже был не в состоянии двигаться.

Дождь перестал, но Майк почувствовал, что по нему растекается какая-то вонючая жидкость.

Всего через несколько секунд он понял, что это — бензин.

Превозмогая боль, он беспомощно замахал руками, но поток вонючей жидкости продолжал заливать его. Бензин попадал ему в рот, Майка рвало, кишки выворачивало наизнанку. Отвратительная жидкость затекала ему в ноздри, когда он корчился, лежа на спине, как выброшенная из воды рыба. Ужас переполнял его сознание, замутненное жгучей болью, которой была пронизана каждая клетка его организма.

Одежда на нем пропиталась бензином, и теперь бензин растекался лужицей вокруг изувеченного тела.

Силы иссякли, Майк с животным ужасом наблюдал, как чиркнула спичка.

Несколько мучительных секунд подержав горящую спичку над ним, водитель бросил ее на землю.

Раздался гулкий хлопок — это вспыхнула одежда на Майке.

Он попытался закричать, когда пламя обожгло его тело, спалив волосы с кожей. Оно добиралось до черепа, обнажая мягкую кровавую плоть под кожей. Раскаленные языки огня, сжигая все на своем пути, доползли до отверстия в черепе и устремились внутрь. Майк молил о смерти. Скорее бы прекратились эти невыносимые муки! Он попробовал перевернуться, погасить пламя о мокрую траву, но все было напрасно. Он почувствовал, как в жилах у него закипает кровь, а с рук кусками отваливается обуглившаяся плоть. Тело стало разбухать от охватившего его огня. Огонь пожирал его половые органы и ноги, и Майк обнаружил, что пытается бороться с огнем горящими головешками, в которые превратились его руки, обглоданные испепеляющим жаром.

Он снова попытался крикнуть, но раздробленная челюсть не позволила совершить даже это последнее усилие. Глаза его расплавились, превратившись в бесформенную массу, и на мгновение до него донесся запах его кремируемой плоти.

Водитель отошел в сторону, наблюдая за полыхающим живым факелом, который минуту назад был человеком. Затем быстро, но без лишней суеты сел в машину, задним ходом выбрался по грязной колее на основную дорогу и уехал.

Лишь через десять минут из проходящей машины заметили догорающее пламя метрах в двадцати пяти — тридцати от дороги. А еще через тридцать минут приехала полиция.

К тому времени тело Майка Гамильтона было похоже на обгоревшую спичку.

Глава 41

Почерневшие останки Майка Гамильтона осторожно накрыли одеялом, спрятав подальше от взоров обугленный труп. В воздухе еще висел едкий запах горелой плоти, и инспектор Гибсон помахивал рукой перед своим носом, стараясь отогнать дурной запах.

— Сколько времени прошло после смерти? — спросил полицейский инспектор.

— Точно установить невозможно, — ответил Лумис, вытирая руки о кусок тряпки, — пока я не проведу вскрытие. — Он осмотрел траву вокруг места, где лежал труп, и добавил: — Вряд ли больше часа. Бедняга был еще теплым. Очень теплым.

— При нем не было документов, удостоверения личности? — обратился Гибсон к человеку в форме.

— Если и были, то превратились в пепел, сэр.

— Так же, как и он сам, — вставил Чандлер, причмокнув языком и кивнув на обугленное тело.

Они наблюдали, как труп был осторожно поднят и через задние дверцы перенесен в стоящую в ожидании санитарную машину. Синие фары на крыше машины беззвучно вращались в темноте.

— Надо снять отпечатки следов человека и машины, — сказал Гибсон, затягиваясь сигаретой.

Он взглянул на группу репортеров — мужчин и женщин. Они стояли поодаль, метрах в двадцати позади людей в форменной одежде.

— И хотелось бы знать, откуда этих чертей сюда принесло. Мы приехали полчаса назад, и они следом, не прошло и пяти минут. Откуда им стало известно, что случилось и где? — добавил он с негодованием в голосе. — Можно подумать, что их кто-то предупредил. — И он искоса бросил взгляд на Чандлера, который только пожал плечами.

Полицейские чиновники по грязной колее подошли к жадным до новостей репортерам, тотчас же сгрудившимся вокруг двух сыщиков в надежде что-нибудь выведать.

— Известно, кто жертва?

— ...установлена ли личность?

— ...убийца тот же?

В темноте ночи вопросы продолжали сыпаться, но Гибсон лишь поднял воротник плаща и направился к стоящей поодаль машине.

— Воздерживаюсь от ответа, — громко бросил он на ходу.

К нему придвинулась телевизионная камера, и полицейский инспектор в сердцах махнул рукой.

— Вы считаете, что это очередное убийство в серии предыдущих?

— Воздерживаюсь от ответа.

— Вы говорили, что убийца арестован, — послышался новый голос.

Гибсон остановился, больно задетый язвительным вопросом, и поискал глазами спросившего. Он увидел Терри Уорнер почти тотчас же.

— На пресс-конференции вы заявляли, что подозреваемый находится под арестом, — добавила она. — И тем не менее после этого произошло еще два убийства.

Гибсон сурово посмотрел на нее и пошел дальше.

— Когда вы арестуете настоящего убийцу? — бросила ему вслед Терри.

— Воздерживаюсь от ответа, — рявкнул, не оборачиваясь, Гибсон.

Она продолжала смотреть, как полицейский инспектор и его помощник уселись в свою «астру» и поехали.

— Какой-то гад их уведомил, — сказал Гибсон. — Это уж точно.

— Может быть, это сделал водитель, обнаруживший труп и позвонивший нам? — предположил Чандлер.

Гибсон покачал головой.

— Тот сам был в состоянии шока. Вряд ли бы ему взбрело в голову обратиться еще и в средства массовой информации, — не мог успокоиться инспектор.

Долгое время они ехали молча. Затем Чандлер сказал:

— Уже восемь.

— Спасибо за напоминание, я и сам умею считать, — прошипел Гибсон.

— И все же мы не стали ближе к его выявлению, — проворчал Чандлер.

— Тебе это как будто доставляет удовольствие, да?

— Не знаю, на что ты намекаешь.

— Отвечаю за расследование я. Если не поймаем эту сволочь, то я и получу по шее — от комиссара, от прессы и еще кое от кого, кому не терпится меня на чем-нибудь подловить.

— Но ведь в этом вся наша работа, шеф, не так ли? — спросил Чандлер. — Расколешь дело — грудь в крестах, а все испортишь — голова в кустах. По положению и ответственность, — добавил он с укоризной.

— Только не тебе указывать мне мою ответственность, Чандлер. Вот что я тебе скажу. Если мы его не поймаем, я за собой и тебя постараюсь утащить. Мы оба занимаемся расследованием, и не важно, кому поручено возглавить его. Ты тоже участвуешь, так что тебя это касается в не меньшей степени, чем меня.

— Но отвечать буду не я, а ты.

— Разумеется. Но если меня снимут, ты думаешь, что на мое место немедленно назначат тебя?

Чандлер не отвечал.

— Ты действительно так думаешь?

— Надо было меня с самого начала назначать, — насмешливо заметил помощник инспектора.

Гибсон мрачно усмехнулся.

— Вот в этом-то все и дело. Потому мы и не можем сдвинуть дело с мертвой точки. Ты не заинтересован в том, чтобы убийца был найден и пойман. Чем дольше эта сволочь разгуливает на свободе, чем больше он убивает людей, тем больше дискредитирует меня. Ты правильно все рассчитал.

Чандлер бросил на своего шефа сердитый взгляд.

— Тебе не поймать его, — сказал он с такой убежденностью в голосе, которая раздосадовала Гибсона.

— Поймаю. С твоей помощью или без нее. Но обещаю: если этого не произойдет, я постараюсь сделать так, чтобы тебе эта должность не досталась. Мы повязаны, Чандлер. Нам пора начинать работать вместе. Пока еще кто-нибудь не убит.

Эти слова зловеще повисли над ними. Как запах жженой плоти.

Глава 42

Неужели ошибся он?

Миллер допил последние капли из фляжки, снова и снова задавая себе этот вопрос.

Он проследовал за Сюзан Льюис до многоквартирного дома, где она жила, и просидел там в машине всю ночь. Пил и наблюдал.

И снова пил.

Черт возьми! Он, должно быть, прождал больше, чем рассчитывал. Большую часть предрассветных часов он смутно помнил. Помнил, что на него временами нападала дрема, потом вдруг он пробуждался и снова смотрел на ее окно, но время от полуночи до четырех часов утра вспоминалось ему смутно. Сейчас он остановил машину в переулке у своего дома и смотрел на часы на приборном щитке. Было почти половина шестого утра. На горизонте брезжил рассвет, серый, как грязный половик, наброшенный на небо. Миллер вздохнул и резким движением выскочил из машины, даже не заперев ее.

Он порылся в карманах, ища ключи, чтобы войти к себе домой. Еще можно было принять душ и выпить чашку кофе перед тем, как ехать на работу на студию. Он раздумывал, сказать ли Сюзан Льюис при встрече о своем ночном бдении. Поколебавшись, решил не говорить. Еще рассмеется ему в лицо, а то, чего доброго, в полицию обратится. Он хмыкнул. Ничего хорошего, однако, это бы ей не принесло.

А что, если он ошибся?

Найдя ключ, он принялся вставлять его в замочную скважину. Дверь вдруг приоткрылась на несколько сантиметров.

Миллер застыл от неожиданности, отдернув руку с ключом, как от удара электрическим током.

Он растворил дверь и, войдя в прихожую, стал подозрительно озираться. Из квартиры не доносилось никакого шума, но Миллеру показалось, что в этой подозрительной тишине таится что-то зловещее. Он быстро обернулся и проверил дверной замок. Замок не был взломан. Чистая работа.

Тот, кто входил, знал свое дело.

Из прихожей к лестнице слева от него вели грязные следы. Миллер нерешительно двинулся вперед и, дойдя до лестницы, остановился и поднял голову.

Тут его осенило: тот, кто проник в дом, вполне мог затаиться в одной из комнат.

От этой мысли на лбу выступил холодный пот, и его затуманенный выпитым алкоголем разум стал проясняться. Почуяв опасность, он весь напрягся, и его движения приобрели большую осторожность.

Он стал бесшумно, но быстро взбираться вверх по ступеням, ни на миг не спуская глаз с лестничной площадки над головой и лишь временами переводя взгляд на закрытые двери верхнего этажа. Дойдя до верхней ступени, он остановился, и прислушался.

Все было тихо.

Миллер старался дышать ровнее, чтобы успокоить колотившееся сердце. Он боялся, что его удары, гулко отдававшиеся в груди, разносятся по всему дому.

Если он старался уловить звуки, которые мог издать пришелец, то и тот, вероятно, тоже прислушивался к доносившемуся снизу звуку.

Миллер крадучись ступал по лестничной площадке, по пути прихватив вазу с одного из шкафчиков. По крайней мере, хоть какое-то оружие.

Он толкнул первую дверь и заглянул в комнату.

Никого.

Дверь в его спальню была приоткрыта.

Миллер остановился у порога, покрепче зажав вазу в руке.

Открыл дверь и вошел в комнату.

Никого.

Он судорожно сглотнул и снова вышел на лестничную площадку.

Снизу послышался шум. Миллер резко обернулся и, подойдя к перилам, пристально оглядел прихожую.

Он напряженно вслушивался, стараясь определить, откуда донесся звук, но все опять было тихо. Он направился к лестнице, чувствуя, как в груди у него бешено бьется сердце.

Дойдя до нижней ступени, Миллер снова услышал тот же шум.

Он донесся справа от него. Из кухни.

Там было большое окно и, возможно, пришелец пытался выбраться и удрать, пока Миллер его не обнаружил. Миллер лихорадочно перебрал возможные варианты действий. Дать ему уйти? А может, вызвать полицию? Или самому разобраться с пришельцем?

И все же было что-то странное во всем этом. Если в дом забрался грабитель, то почему ничего не пропало? Насколько Миллер мог судить, все вещи стояли на своих местах.

В снова воцарившейся тишине он направился к кухне.

Теперь он стоял в шаге от двери. Он протянул руку к ручке двери, еще крепче зажав в другой руке вазу.

И чуть не вскрикнул, когда ручка в его руке неожиданно повернулась.

Дверь открылась, и Миллер, не удержав равновесия, растянулся на полу, выронив вазу, которая разбилась вдребезги.

Поднимаясь на ноги, он услышал тихий гортанный смех и, повернув голову, увидел перед собой пришельца.

— Черт возьми, — пробормотал Миллер, пораженный тем, что увидел.

Пришелец улыбнулся и сказал:

— А я тебя поджидаю.

Глава 43

— Какого черта тебе нужно? — рявкнул сердито Миллер.

Джон Райкер привалился спиной к одному из кухонных шкафов и стоял, скрестив руки на своей широкой груди. Улыбка сошла с его лица, и он бесстрастно смотрел на Миллера. Райкеру было чуть за сорок, высокий, мощного телосложения, с черными как смоль волосами, не тронутыми даже проседью. Казалось, будто кто-то аккуратно выкрасил черным варом каждую прядь его волос. Лоб у него был низкий и весь изрезан морщинами, а глаза под ним казались всего лишь небольшими отверстиями, проколотыми на лице. Губы тонкие, почти бескровные, и их узкая полоска создавала впечатление неглубокой раны на лице. Когда он говорил, голос его звучал тихо, но зловеще, и в каждом слове слышалась затаенная агрессия. Миллеру казалось, что он разговаривает с пороховой бочкой. Запал был зажжен, но было неясно, произойдет ли взрыв.

— Не очень-то ты приветлив, Фрэнк, — сказал Райкер. — А ведь я тебя и в больнице навещал. Как ты себя чувствуешь?

— С каких это пор тебя стало интересовать мое здоровье? — отрубил Миллер, проходя мимо незваного гостя к раковине. Он отвернул кран с холодной водой и, наполнив мерный пластиковый сосуд, опорожнил его двумя огромными глотками.

— Так и не бросил пить, а? — спросил Райкер. — Между прочим, я по прибытии пропустил бокальчик. — Он довольно причмокнул языком. — А у тебя в штофике доброе старое виски.

— Послушай, Райкер, я же тебя предупреждал, чтобы ты никогда сюда не приходил. Ведь у нас был уговор с самого начала, — сердито сказал Миллер.

— Нам надо кое-что обсудить. Ты мне задолжал деньги.

— За последнюю работу тебе было заплачено.

Райкер покачал головой.

— Н-да, но не сполна, — в его голосе послышались мрачные нотки, и он подступил на шаг к Миллеру. — Ты знаешь, что меня чуть не поймали в прошлый раз. Мне кажется, какая-то сволочь меня видела. Я не собираюсь выполнять эти «пустячки» для тебя за тот мизер, что ты мне платишь, понял? Если меня застукают, они не будут церемониться. Тем более с моим прошлым.

Райкер всю свою жизнь почти не вылезал из тюрьмы. Два года заключения за разбой, за которым в скором времени последовало новое заключение за нанесение тяжких телесных повреждений. Затем, с возрастом, он перешел к более серьезным вещам. Его участие в ограблении почтового отделения в Ламбете стоило ему шести лет пребывания в большой лондонской тюрьме. Не прошло и двух месяцев после того, как он был выпущен на свободу, — и новое заключение за разбой при отягчающих обстоятельствах. Это произошло после того, как его выставили из пивного бара за приставание к посетителям: на следующий вечер он явился, чтобы излить свою ярость на хозяина заведения с помощью бейсбольной биты.

Как раз во время той полуторагодовой отсидки он и познакомился с Миллером. Специалист по киноэффектам работал тогда в полиции, и его вызвали в уормвудскую тюрьму, чтобы сделать фотоснимки заключенного, сидевшего за приставание к ребенку. Так вот, трое его сокамерников каким-то образом зажали этого человека в углу душевой комнаты и сначала подвесили его на леске, а затем отрезали ему член лезвием бритвы. От потери крови он скончался.

Именно Райкер и раздобыл лезвие.

Миллер хорошо знал, на что способен этот верзила Райкер, и поэтому судорожно сглотнул, когда тот придвинулся к нему.

— Наверное, тебе следовало бы на время затихариться, — сказал Миллер. — Или быть поосторожнее.

— Я же не мог предположить, что меня заметят, — злобно ответил Райкер. — Во всяком случае, тебе-то что за дело? Ты опасаешься только одного — чтобы я и тебя с собой не прихватил. То-то для обвинения наступит счастливый день, когда на скамье подсудимых окажется «знаменитость». Так что и в твоих интересах защитить наш маленький бизнес, и ты можешь это сделать, отстегнув мне еще денег.

— Сейчас я не могу тебе заплатить, у меня нет денег. Столько, сколько ты просишь, — уточнил Миллер.

— Да ты еще не знаешь моих нынешних ставок, — усмехнулся Райкер, но усмешка слетела с его губ так же быстро, как и появилась. — Теперь за работу я буду брать пять тысяч.

— А почему не больше? — с вызовом спросил Миллер.

Райкер в два больших прыжка пересек кухню и одной рукой схватил Миллера за ворот.

— Ты со мной не шути, Миллер. Пять штук за следующую работу.

— А если «следующей работы» не будет? — парировал Миллер, силясь оттолкнуть Райкера, и его беспокойство сменилось яростью.

— Все равно ты должен мне еще за предыдущую. Говорю тебе, что я еще легко отделался. Ладно, пусть будет две тысячи и — по рукам.

— Ты можешь требовать две тысячи, но ты их не получишь, — уведомил его Миллер.

Райкер отпустил ворот Миллера и отошел в сторону.

— Две тысячи, — повторил он. — На следующей неделе.

Миллер не ответил. Их взгляды встретились, и они несколько минут мрачно смотрели друг на друга. Затем Райкер повернулся и направился к выходу.

— Я дам о себе знать, Фрэнк, — сказал он, улыбаясь. — Я тебе еще потребуюсь.

С этими словами он вышел.

Миллер сделал глубокий выдох, чувствуя, что слегка дрожит.

— Сволочь, — пробормотал он тихо, распираемый от злости, правда, частично эта злость была на свою собственную глупость. Ведь это он связался с Райкером, это он обещал платить ему за услуги. Миллер, сжав кулак, ударил им по столу, понимая, что Райкер прав.

Если полиция возьмет Райкера, тогда их обоих с Миллером посадят.

Надо что-то делать.

Глава 44

В тот день во время работы он сделал пять фотоснимков Сюзан Льюис, поменяв «Поляроид» на «Никон». Теперь, когда стрелки часов показывали девять тридцать шесть вечера, Миллер стоял в темноте своего кабинета и смотрел на то, как медленно проступают изображения на ацетате. Он поболтал пленку в проявителе, чувствуя, как в ноздри ему бьет острый запах реактивов.

Держа в одной руке бутылку хейг-виски, из которой он время от времени отпивал глоток, он опустил снимки в ванночку с фиксажем. Потом промыл их в воде.

Закрыв правый глаз, Миллер стал внимательно рассматривать снимки один за другим.

Аура была на каждом из них.

Только еще более яркой, почти слепящей. Свечение распространялось на два-три сантиметра вокруг ее лица.

Миллер вымыл руки под краном, включил свет и уставился на снимки. Он не обмолвился с Сюзан ни словом ни об ауре, ни о своем ночном бдении во дворе ее дома. Он только спросил, с кем она живет, и получил ответ, что проживает она в одной квартире со своим парнем — безработным актером. Она была приятно удивлена, что он проявляет интерес к ее личной жизни, но несколько озадачена его настойчивыми вопросами о ее отношениях с этим парнем. Часто ли они ссорятся? Сильно ли он переживает, что она работает, а он нет? Выходит ли он из равновесия от злости? Миллер и сам в конце концов прекратил расспросы, опасаясь, что Сюзан что-нибудь заподозрит, если он будет слишком назойливым.

Он снова посмотрел на снимки и провел указательным пальцем по контуру ауры.

Громкий стук в дверь вывел его из задумчивости. Он повернулся, поставил на стол бутылку с виски, вытер руки о висящее рядом полотенце и направился из кабинета, размышляя, кто бы это мог быть так поздно. В прихожей он замедлил шаг.

Может быть, Райкер?

Нет, резонно подумал он. Зачем ему стучать? Если бы ему нужно было попасть сюда, он мог бы откинуть либо один из дверных замков, либо оконную защелку.

Стук повторился.

Миллер открыл входную дверь, и глаза его расширились от удивления, когда он увидел, кто это был.

— Прошу меня простить, что зашла к вам так поздно, — извинилась Терри Уорнер. — Но есть кое-что, о чем, я думаю, вам следует знать.

Миллер кивнул и хотел улыбнуться, но передумал. Он пригласил ее зайти и пропустил вперед в гостиную. Затем он тоже вошел в гостиную и уселся в кресло напротив нее. Он предложил ей выпить, и она приняла предложение.

— Простите, что отрываю вас. Я знаю, вы сейчас работаете над фильмом, но речь пойдет об убийстве, совершенном вчера вечером. Надеюсь, вы слышали.

Миллер подался вперед в своем кресле.

— Я сегодня еще не читал газет и радио не слушал, — сказал он.

Она стала рассказывать ему об убийстве Майка Гамильтона.

— Боже мой, — пробормотал Миллер, когда она сообщила подробности. — Значит, ваш информатор снова вас предупредил.

Она кивнула.

— И это убийство тоже было совершено по аналогии? — поинтересовался он.

— Да, — подтвердила она. — Парень добирался автостопом, насколько можно судить. Он был избит и затем сожжен, так же, как и жертва Альфреда Артура Рауса. Тот подобрал голосовавшего на дороге и убил его без всякой видимой причины. Рауса повесили в 1931 году.

Миллер покачал головой.

— Зачем копировать чьи-то убийства? — размышлял он вслух. — Понятно, что различные методы затрудняют работу полиции, но это выглядит так ловко и профессионально. И потом, зачем подражать разным убийцам? Почему бы не «взять за образец» какого-то одного?

— Остается надеяться, что он не начнет подражать Чарльзу Уитману, — сказала она загадочно и, заметив недоуменный взгляд Миллера, пояснила: — Это был американец, зациклившийся на оружии. Однажды утром он взобрался на водонапорную башню и за девяносто минут расстрелял восемнадцать человек.

— Вот это да, — мрачно буркнул Миллер.

Терри порылась у себя в сумочке и достала оттуда кассету. Сняв футляр, она перебросила ее Миллеру, который поймал кассету одной рукой и посмотрел на нее с озадаченным выражением на лице.

— Прослушайте ее, — попросила Терри.

Он не стал возражать, а просто подошел к стереоаппаратуре и вставил кассету. Прослушивая заново сообщения, Терри сделала большой глоток из своего бокала. Миллер смотрел на нее в замешательстве.

— Это — убийца, — сообщила она, пока он перематывал ленту назад, чтобы послушать еще раз.

— Почему вы так уверены? — спросил он.

Ей не понравился скептический тон Миллера.

— Потому же, почему вы уверены, что способны различать ауру вокруг жертв убийства, — сказала она с вызовом.

Миллер усмехнулся и извлек кассету.

— Голос вам знаком?

— Проскальзывают какие-то знакомые нотки... — сказала она многозначительно.

— А что говорят в полиции?

— Я еще не обращалась туда. Мой начальник на телестанции хочет, чтобы я по возможности связалась с убийцей. Пусть, мол, продолжает звонить. По его мнению, он захочет встретиться со мной.

— И что тогда? — спросил Миллер, перебрасывая ей обратно кассету. — Труп номер девять?

— Не знаю, — тихо произнесла она, кладя кассету обратно в сумочку.

Наступило долгое молчание, потом Терри, поднимаясь с кресла, сказала:

— Слушайте, я, пожалуй, пойду. Извините меня за беспокойство, которое я вам доставила, но мне хотелось дать вам послушать запись.

Специалист по киноэффектам кивнул и пошел проводить ее до двери. Они обменялись короткими прощальными фразами, и он постоял, глядя, как она вышла и направилась к своей машине. Его силуэт все еще маячил в дверях, когда она отъехала.

Но за ней наблюдали не только его глаза.

* * *

Терри поставила машину на подземной стоянке рядом с лифтом и откинула голову назад на подголовник сиденья. На мгновение она закрыла глаза, слушая, как замирает под низко нависшим потолком подземелья гулкое эхо уже выключенного двигателя. Затем она выпрыгнула из машины и заперла ее. Ее каблучки зацокали по заляпанному мазутом бетону, отдаваясь долгим эхом. Она подошла к лифту и нажала кнопку вызова, глядя на светящиеся цифры у нее над головой, пока кабина лифта опускалась с десятого этажа здания. Лифт остановился на девятом этаже. Потом на шестом. Терри устало потерла глаза, продолжая ждать в угнетающей тишине.

За спиной она услышала какие-то звуки.

Шаги. Шаркающие по бетону.

Она резко обернулась, пытаясь разглядеть в слабо освещенном пространстве того, кто шел в ее сторону.

Сзади никого не было, лишь бледное мерцание флюоресцентных ламп, отражающееся от капотов и крыш стоящих машин.

Кабина продолжала спускаться.

Терри снова взглянула на цифры над головой, ощущая какую-то странную тревогу. Сердце ее учащенно забилось.

Кабина продолжала свой черепаший спуск.

Пятый этаж.

Четвертый.

Она снова услышала шум. На этот раз ближе к ней.

Третий этаж.

Она повернулась спиной к дверям лифта и прижалась к ним, размышляя, кому понадобилось охотиться за ней в этом мрачном подземелье. И почему этот кто-то молчит.

Почему приближается.

Второй этаж.

Она услышала дыхание, слабое, но явное дыхание человека, и ей показалось, что кто-то стоит за каменной колонной менее чем в десяти метрах от нее.

Лифт достиг первого этажа.

Ее взгляд был прикован к этой каменной колонне. Она следила, сжав пальцы в кулаки и впившись ногтями в ладони, не появится ли кто-нибудь из-за колонны.

Может быть, это просто-напросто какой-нибудь мальчишка? — спрашивала она себя. Просто хочет напугать ее. Играет.

Дыхания больше не было слышно, безмолвие стало невыносимым.

Она украдкой взглянула на табло лифта: он наконец стал опускаться вниз, в цокольный этаж, к ней.

Терри заметила движение за колонной.

Она чуть не застонала от ужаса: ей почудилось, что от колонны отделилась темная фигура.

Она хотела разглядеть лицо, но это было невозможно.

Фигура сделала шаг по направлению к ней.

Двери лифта внезапно распахнулись, и она почти упала туда, нажав кнопку, которая бы их захлопнула. Нажала так сильно, что у нее чуть не обломился ноготь.

Фигура оставалась неподвижной и, наконец, исчезла из поля зрения, когда двери лифта закрылись.

Терри облегченно вздохнула и нажала кнопку на два этажа выше, чем ей было надо. Если за ней кто-то наблюдает, то она не будет очень уж облегчать ему задачу.

Может, это ее воображение так разыгралось? — размышляла она.

Но она видела там чью-то фигуру. Почему же он не подошел к ней, а спрятался за колонну? Скорее всего, потому, что не хотел, чтобы его видели.

Она добралась до этажа и вышла из лифта, торопливо спустилась по лестнице на два этажа ниже и подошла к своей квартире. Трясущимися руками нащупала ключ и отперла дверь.

И наступила на записку.

Записка лежала у порога сразу же при входе.

Терри щелкнула выключателем, стремясь как можно скорее оказаться снова в окружении яркого света, затем уже при свете посмотрела на записку.

Это был лист машинописной бумаги, сложенный вдвое. Текст был составлен из букв, аккуратно вырезанных из какой-то книги. Шрифт был не газетный. Буквы определенно были с книжной обложки, по крайней мере, это было видно по качеству самой бумаги. Каждая буковка была скрупулезно вырезана и наклеена вместе с другими на листе формата А4.

я набЛюдАю зА вАми Я хоЧу встРЕтитьСя с ВаМи Я сНова сВяжУсь с ВамИ нЕ соОбщайтЕ в ПолИциЮ Я наблЮДаю

Она держала перед глазами записку, нев состоянии унять дрожь в руках.

Когда зазвонил телефон, она почти вскрикнула.

Терри стояла в оцепенении, не зная, на что решиться. И все же она подошла к телефону и сняла трубку, стараясь не выдать своего страха.

На другом конце провода было молчание.

— Кто это? — спросила она тихо.

Дыхание. Ровное.

— Я знаю, что ты слышишь, сволочь, — прошипела она. — Говори же.

— Спи спокойно, — сказал голос. Затем — причмокивание языком, от которого у нее на голове зашевелились волосы.

Связь оборвалась.

Терри с силой бросила трубку и пошла прочь от телефона.

Она села в кресло напротив телефона, не сводя с него глаз, продолжая сжимать в руке записку.

В квартире было тепло, но Терри ощущала озноб во всем теле.

Она снова взглянула на записку.

И продолжала ждать телефонного звонка.

Глава 45

Сюзан Льюис прислонилась спиной к изголовью кровати, держа на коленях киносценарий. От этого движения простыня соскользнула с верхней части ее тела, обнажив груди. Она хотела натянуть ее снова, но рука лежащего рядом с ней мужчины не дала ей этого сделать. Сюзан причмокнула и бросила быстрый взгляд на Стива Бейли, который лежал на боку и смотрел на нее. Он улыбнулся, и она вздохнула, почувствовав, что другой рукой он поглаживает ее колено и неуклонно пробирается вверх по внутренней стороне бедра.

Она слегка раздвинула ноги, чтобы облегчить ему доступ, и поежилась, когда его жадные пальцы успокоились, достигнув мягких вьющихся волос у нее между ног. Сюзан не прекращала чтения, хотя теперь она мало что понимала. Теперь ею завладело нарастающее ощущение теплоты между ног, которая разливалась по всему телу. Бейли начал нежно гладить ее груди, она почувствовала, что соски ее становятся упругими от вожделенного ожидания.

Он продолжал манипуляции под простынями своими опытными пальцами, и его возбуждение тоже нарастало, член стал упругим, когда он ощутил влагу между ног Сюзан.

Он знал, где нужно прикоснуться к ней. И как. Они сожительствовали на протяжении двух последних лет, с тех пор как познакомились, работая на Би-би-си над сериалом из шести частей и имея довольно скромный бюджет. С тех пор ни один из них не был завален предложениями работы. Самому Бейли удавалось получать отдельные роли в рекламных роликах, да роль без слов в последней серии «Внимающего». Его импресарио нашел ему работу в качестве манекенщика для каталогов по рекламе одежды, но это, конечно, не принесло ему больших денег. Сюзан же, по крайней мере, снималась постоянно, хотя и не в эффектных ролях. Она исполняла ряд ролей в сериалах и фильмах, да вот теперь еще появилась роль в «Астроканнибалах». Они жили на ее деньги, и это как раз было то, что Бейли не нравилось. Ему тридцать один год, он был на три года старше Сюзан и чувствовал, что пора бы уже ему и наверх пробиться. Он не просил ведущей роли в очередном фильме Спилберга. Пока, во всяком случае. Но он заслуживал больше того, что имел.

Он откинул с лица прядь своих темно-каштановых волос и продолжал свои исследования под простынями.

Сюзан уже лежала на спине, продолжая держать в руках сценарий и давая ему возможность поглаживать указательным пальцем волосы на ее лобке и временами скользить вниз по ее половым губам. Она надолго затаила дыхание, когда он проник под простыни и стал языком лизать ей тело в области паха, а затем, опустившись ниже, в ложбинке между половыми губами, чтобы вкусить ее влагу.

Она делала вид, что продолжает читать, но, когда его губы сомкнулись на ее клиторе, она наконец сдалась, отдавшись во власть его ласк. Она ощущала, как его язык уверенно скользит по ее пухлым половым губам, огибая каждую выпуклость и каждую складку, смешивая свою слюну со скользкой влагой у нее между ног. Собрав эту влагу кончиками пальцев, он стал мягко растирать ее на бедрах, плавно скользя вниз по ее ногам и обратно, пока наконец не занялся розовыми устами ее влагалища, проникая языком на драгоценные секунды внутрь, чтобы потом нежно прикоснуться к ее пульсирующему клитору.

Он устроился между ее ног, поднялся над ней, готовый скользнуть своим твердым, словно каменным, членом в ее манящее ущелье.

Она затрясла головой и уперлась руками ему в плечи, отстраняя его. Не позволяя ему проникнуть в себя.

— Не сегодня, — прошептала она. — Продолжай делать только то, что делал.

Она вздохнула, подалась вперед к его губам, слизав часть своей влаги с его губ.

Бейли разочарованно улегся на спину. Его упругий член уткнулся в ее тело. Она нежно сжала его член рукой, но Бейли отбросил ее руку.

— Что такое, Стив? — спросила она, увидев на его лице знакомое ей раздражение.

— "Не сегодня", — ядовито повторил он ее слова. — Странно, с тех пор, как ты снимаешься в этом фильме, у тебя ни на что нет времени, — заметил он, взяв киносценарий и взглянув на него. — Да это же дерьмо, Сю.

— Но это все-таки работа, — настаивала она. — А кому-то из нас приходится зарабатывать деньги.

Некоторое время Бейли зло смотрел на нее.

— Зачем ты вообще изучаешь сценарий, ведь тебе же не надо ничего произносить? Когда фильм выйдет в прокат, никто даже не увидит твоего лица. Ты будешь вся в гриме.

— Ну да, сама эта роль, возможно, ничего не стоит, но режиссер говорит, что, как только он закончит этот фильм, он собирается обратно в Штаты и будет готовиться к следующему, а мне он предложил поехать с ним и попробоваться на одну из главных ролей.

— Прекрасно, — с раздражением сказал Бейли.

— Я думала, ты будешь рад за меня. За нас обоих.

— С какой стати? Я, значит, буду бездельничать, а ты будешь оплачивать эти проклятые счета. Да ты знаешь, чего мне это стоит, Сю? — вспылил он.

— Ну ради Бога, скажи, какое все это имеет значение, если один из нас работает? Я-то думала, что в тебе нет этого дурацкого комплекса неполноценности, стремления ощущать себя «настоящим мужчиной» и тому подобной чепухи. Может быть, ты считаешь, что должен зарабатывать больше, поскольку ты мужчина? — выпалила она, и в ее голосе слышалась издевка.

— Так ты, значит, едешь в Штаты? — спросил он. — Надолго?

— Не знаю. Все зависит от того, получу я роль или нет, — ответила она.

— А если получишь, то мне придется благодарить судьбу, если я тебя когда-нибудь увижу снова.

— Да чего ты взбесился? — рассердилась она. — Я тебе сообщаю хорошую новость, а ты ведешь себя так, как будто слышишь о похоронах. Не думала я, что ты такой ревнивый.

Она попыталась выскочить из постели, но Бейли схватил ее руку и притянул к себе. Она резко высвободилась из его объятий, разозлившись, когда увидела на своей руке красные пятна от его пальцев.

— Наверно, будет лучше, если сегодня я лягу спать в другой комнате, — объявила она. — Не думаю, что в одной постели хватит места для меня и твоего эго.

— А ты уверена, что режиссер берет тебя только для того, чтобы ты попробовалась там в новой роли? — сказал Бейли.

— Что все это означает? — спросила она с вызовом.

— Конечно, такую кинозвезду, как ты, там с руками оторвут, — процедил он сквозь зубы.

Сюзан покачала головой и протянула руку к киносценарию.

— Я считаю, что мне следует подождать, когда у тебя улучшится настроение, Стив, — сказала Сюзан, взяв в руку тонкую папку со сценарием.

Бейли неожиданно выбил папку из ее руки. Страницы разлетелись по полу и по кровати.

— Ты идиот, — вспылила она, пытаясь их собрать.

— Не трогай! — рявкнул он, больно схватив ее за запястье.

Она попыталась вырваться, но он сжал ее руку так сильно, что она боялась, как бы он не сломал ее.

— Отцепись от меня! — заорала она и набросилась на него, впившись ногтями ему в лицо. Кровь выступила у него чуть пониже правого глаза.

— Ну ты, корова, — прошипел он, увидев кровь на кончиках ее пальцев. Он выпрыгнул из кровати и сильно ударил ее по лицу тыльной стороной ладони. От удара она завертелась и упала на пол. Бейли бросился на нее со сжатыми кулаками. Она выждала, когда он приблизится, и сильно ударила босой ногой ему в пах. Он издал сдавленный крик и зажал рукой свои половые органы. Когда Сюзан попыталась выскользнуть из комнаты, ярость охватила его еще сильнее. Он схватил ее за волосы, но его рука соскользнула, и он разорвал на ней халат с такой силой, что ее тело оголилось.

Он бросил ее на пол и навалился на нее всем телом.

— Убирайся! — завизжала она и плюнула ему в лицо, но Бейли, казалось, не замечал этого. Слюна скатывалась с его щеки длинной струйкой, как слеза, но он уже сжал руками ее шею.

Сюзан охватил страх, когда оба больших пальца Бейли сдавили ей горло. Она с еще большим бешенством стала отбиваться от мощных рук Бейли, но все ее усилия были тщетны. В глазах его горела ярость. Слепая, неуправляемая ярость, которая лишь прибавляла ему новых сил. Он сел ей на живот, попав своим упругим членом в ложбинку между ее грудями и придавив коленями ее раскинутые руки к полу. Сюзан хотела закричать, но его руки, словно тисками сдавившие ей горло, не давали возможности сделать это. Она почувствовала, будто ей в голову накачали воздух и теперь ее череп раздувается. Она судорожно стала хватать воздух ртом, а перед ее глазами поплыли ослепительно белые круги.

Бейли поднял ее голову и ударил ею об пол, отчего ее пронзила новая острая боль. Он стал повторять это движение, не ослабляя хватки вокруг ее горла. Теперь Сюзан боролась более отрешенно, делая последнюю отчаянную попытку сбросить его. Если бы только ей удалось хоть на секунду ослабить его хватку, вывернуться из-под него, запереть его в спальне. Если бы...

Она почувствовала, как сознание ее начинает меркнуть, когда он снова ударил ее головой об пол, на этот раз послышался тупой треск — это от удара проломилась кость. Сюзан поняла, что уже не в состоянии сопротивляться, силы покинули ее, боль была слишком мучительной, а Бейли все еще не унимался: зубы его были сжаты, а рот свело в яростном оскале.

Ей удалось высвободить одну руку, но Бейли даже не заметил, как она попыталась замахнуться. Энергия, жизнь быстро покидали ее тело.

Она почувствовала во рту привкус крови, но не поняла, что прикусила язык. Тонкая струйка крови показалась в уголке ее рта, она продолжала судорожно хватать ртом воздух.

Тело ее начало дико сотрясаться, завеса темноты упала перед ней, и она издала слабый стон. Теперь, в эти последние секунды, она поняла, что умирает. Она попыталась вспомнить молитву, но вскоре все мысли о Боге ушли из ее сознания. Оставался только страх. Только страшная реальность того, что через одно-два мгновения она будет мертва.

Бейли снова приподнял ее голову, долго вглядывался в ее невидящие глаза и снова с еще большей силой ударил ею об пол. От этого удара сознание окончательно покинуло Сюзан, а на затылке образовалась пробоина. Кровь стала заливать ковер, конвульсии усилились, и он ослабил хватку на ее горле. На какие-то секунды ноги ее напряглись, мускулы округлились, носки ног дернулись вверх, и он почувствовал, что его подбросило от внезапной упругости всего ее тела. Затем тело обмякло, и он услышал, как с шипением открылась мышца сфинктера.

Воздух наполнился зловонием экскрементов, Бейли наконец отпустил тело Сюзан Льюис. Он отступил назад, устремив взор на распростертое перед ним тело, которое теперь было похоже на выброшенный манекен.

Казалось, он смотрел на него целую вечность, затем с проворностью, на которую только был способен, начал собирать свою одежду.

Глава 46

— Все равно нет ответа! — прокричала девушка. — Продолжить?

Филип Дикинсон посмотрел на свою ассистентку и кивнул.

— Попробуйте еще минут пять, потом прекращайте, — откликнулся он, взглянув на часы.

— Приятно работать с надежными людьми, правда, Фил? — сказал Миллер с иронией.

— Да пошел ты к черту, Фрэнк, еще раннее утро, — бросил раздраженно режиссер. — Она, вероятно, на пути сюда.

Он снова взглянул на свои часы, недоумевая, почему Сюзан Льюис до сих пор нет на рабочем месте, хотя съемки должны были начаться час назад.

Миллер первым заметил инспектора сыскной полиции Гибсона, когда тот входил в павильон, разглядывая киносъемочное оборудование. Специалист по киноэффектам нахмурился и сунул в карман свою фляжку, его удивил обескураженный вид инспектора. Он видел, как к инспектору подошел рабочий сцены и как тот открыл свой тонкий бумажник, доставая удостоверение. Работник сцены кивнул в направлении Дикинсона и отступил назад.

Когда инспектор подошел ближе, они с Миллером обменялись взглядами, и специалист по киноэффектам повернулся, чтобы уйти.

— Подожди, Фрэнк, — сказал Гибсон. — Мне нужно с тобой поговорить.

Когда инспектор, наконец, представился Дикинсону, режиссер был ошеломлен.

— Чем могу быть полезен? — спросил он.

Гибсон сообщил ему об убийстве Сюзан Льюис.

— Два часа назад мы задержали ее сожителя, — подытожил инспектор. — Он признал свою вину и рассказал нам, как все это произошло.

Миллер судорожно сглотнул, и в его памяти вдруг всплыли те снимки, на которых была запечатлена Сюзан Льюис. Аура вокруг нее.

Дикинсон только покачал головой.

Гибсон взглянул на Миллера.

— Мне надо с тобой поговорить, Фрэнк, — сказал он. — С глазу на глаз.

Миллер пригласил инспектора к себе, и они вместе стали пробираться сквозь лабиринт подпорок и киносъемочной аппаратуры, установленных по всей съемочной площадке. Техники поглядывали на них, пока они проходили мимо. Наконец Миллер вывел инспектора полиции из павильона и повел к гримерному прицепу. По пути он шарил в карманах, ища ключи.

— А я думал, что ты теперь ко мне и близко не подойдешь, — обернулся он к Гибсону.

— Мой визит не из приятельских побуждений, Фрэнк, — буркнул инспектор.

Он показал пальцем в направлении припаркованной «фиесты», и Миллер увидел выбирающегося из машины Чандлера. В руке у того был «дипломат». Чандлер подошел к ним, когда Миллер открыл дверь прицепа.

— Я бы мог тебе напомнить, что предупреждал об этом, — сказал Миллер с самодовольным видом. — Насчет Сюзан Льюис. Но у меня язык не поворачивается.

— Очень великодушно с твоей стороны, — сказал Гибсон, принимая «дипломат» из рук Чандлера. Он открыл его, и Миллер увидел внутри кипу фотографий, некоторые из которых пожелтели и загнулись в уголках. — Я хочу побольше узнать об этой так называемой ауре вокруг жертв убийств.

— Откуда такой неожиданный интерес? — стал допытываться Миллер.

— Послушай, хватит валять дурака и скажи мне все, что тебе известно, — прошипел инспектор.

— Я много снимаю, ты знаешь, — начал специалист по киноэффектам. — Так вот, после проявления снимков у трех человек, которых я фотографировал, обнаружилась аура по контуру их фигур. Все трое за это время были убиты. Мне кажется, я могу определять потенциальных жертв убийств по их фотоснимкам.

— Все это чепуха, — сказал Чандлер, недоверчиво качая головой.

Гибсон бросил на него уничтожающий взгляд и снова обратился к Миллеру:

— Это относится ко всем жертвам убийств? Если ты посмотришь на фотографии, ты сможешь их отличить?

Миллер кивнул.

— Убеди меня в этом, — сказал Гибсон и высыпал кучу фотографий перед собой на стол. — Здесь двадцать фотографий, на некоторых из них есть жертвы убийств, на некоторых — нет. Все фотографии сделаны до того, как люди были убиты. Ну давай, Фрэнк. Удиви меня, — сказал Гибсон, отступив назад и глядя, как Миллер взял первую фотографию.

Закрыв правый глаз, он стал ее рассматривать. На ней была изображена женщина в возрасте около тридцати лет, симпатичная. Фотография была старой.

— Жертва, — произнес он не колеблясь, когда его глаз различил ауру вокруг нее.

Одну за другой он просмотрел таким образом всю кипу фотографий.

Вот человек лет за пятьдесят, лысеющий, с глубоко посаженными глазами.

— Жертва, — объявил Миллер.

Еще одна женщина.

Он отрицательно тряхнул головой и отложил фотографию в другую стопку, после чего взял следующую.

Старая фотография. Пожилая женщина. Аура вокруг нее есть.

— Жертва.

Не прошло и пяти минут, как он закончил просмотр всей кипы. Из всех фотографий он отобрал пять, на которых, по его словам, были изображены жертвы.

— Ну что? — сказал он, отпивая из фляжки. — Завоевал я приз?

— Все равно я заявляю, что это чепуха, — обращаясь к Гибсону, сказал Чандлер. — Он знал об этих жертвах из книг и газетных статей.

— Ты знаешь кого-нибудь из них, Фрэнк? — спросил Гибсон. — Ты когда-нибудь до этого видел эти лица?

Миллер отрицательно тряхнул головой.

— А вы не скажете мне, кто они? — предложил он.

Гибсон вздохнул и стал по одной брать фотографии. И когда он это делал, Миллер снова каждый раз видел ауру вокруг изображенных на них людей.

— Марджери Гарднер, убита Невиллом Хитом в 1946 году. Джек Маквитти, забит насмерть Регги Креем в 1967 году. — Список продолжался. — Руфь Фюерст, убита Джоном Кристи в 1943 году. Джон Килбрайд, жертва так называемых «болотных убийств», — наконец, он дошел до последней фотографии. — Доналд Скеппер, убит Черной Пантерой в феврале 1974 года.

Была еще одна фотография. Ее инспектор вытащил не из «дипломата», а из своего внутреннего кармана. Он передал ее Миллеру.

— Сюзан Льюис, — сказал он. — Убита вчера вечером. Миллер отхлебнул из своей фляжки и снова взглянул на фотографии — каждая жертва была окружена излучаемой ею аурой.

— Теперь вы мне поверите? — спросил он.

Гибсон не ответил. Он молча стал собирать фотографии и складывать их обратно в «дипломат», который затем передал Чандлеру.

— Угадал, — сказал Чандлер презрительно.

— Он оказался прав, — парировал Гибсон.

— Значит, ты еще глупее, чем я о тебе думал, раз ты веришь всему этому, — сказал Чандлер.

— Подожди меня в машине, — сказал Гибсон своему помощнику.

Чандлер колебался.

— Оставь нас одних. — Инспектор кивнул на дверь. — Иди. Помощник неохотно вышел, посмотрев вначале на Миллера, затем на своего начальника.

— Все же ты мне не сможешь помочь, Фрэнк, даже если я тебе поверю. Черт возьми, если бы комиссар узнал, что я действительно доверяю тому, что ты мне рассказал, мне бы снова от него досталось.

Они переглянулись, затем Гибсон опять заговорил.

— Если у тебя появится еще подобная информация насчет возможных жертв убийств, дай мне знать, — сказал он устало и направился к выходу.

— Ты позволишь мне дать тебе один совет, Стюарт? — спросил Миллер. — Следи за Чандлером.

Инспектор почти незаметно кивнул и вышел, закрыв за собой дверь. Миллер остался один в прицепе.

Наедине со своими мыслями.

И опасениями.

Глава 47

Он взял фотографию из квартиры Терри во время первого визита к ней. Он просто прикарманил эту фотографию, когда Терри не было в комнате, сделав это с такой проворностью и ловкостью, на которую был способен только опытный вор.

Снимок был сделан, размышлял Миллер, три или четыре года назад. Волосы ее тогда были короче, лицо несколько полнее. Но главная черта, оставшаяся неизменной, были глаза, ее почти гипнотический взгляд. Миллер всмотрелся в эти глаза. Он тщательно рассмотрел всю фотографию. Украсть фотографию его толкнула не красота Терри, а необходимость выяснить ответ на вопрос, который преследовал его с тех пор, как они познакомились.

Ему надо было узнать, есть ли вокруг нее эта аура.

* * *

— Мне кажется, вам пора обратиться в полицию, — посоветовал Миллер, держа перед глазами записку.

Терри, сидевшая на диванчике, поджав под себя ноги, лишь взглянула на него, когда он, читая записку, подался вперед всем телом, держа в свободной руке бокал с виски.

— Мне кажется, он был здесь позавчера вечером, — сообщила она Миллеру, передав подробности того эпизода, который произошел на подземной стоянке. Миллер слушал внимательно, ни на миг не сводя глаз с Терри, пока она рассказывала ему о человеке, прятавшемся за колонной в тускло освещенном подземелье и наблюдавшем за ней. Даже сейчас, когда она сидела в своей уютной и светлой квартире, это воспоминание приводило ее в дрожь — страх, пережитый ею, был слишком велик. Миллер подождал, пока она закончит рассказывать, затем встал и прошел к большому окну гостиной с нарисованной на нем картиной. В вечерней темноте горели ярко освещенные окна квартир и домов, стоявших по соседству, мглу рассекали огни фар проезжавших далеко внизу машин. Небо опять заволокло тучами, первые капли дождя начинали барабанить по стеклу, как бы предупреждая о том, что произойдет.

— Значит, он говорит, что наблюдает за вами, — пробормотал Миллер. — Стало быть, он где-то совсем рядом.

— Спасибо вам за поддержку, — сказала Терри.

— Либо он блефует. Просто хочет, чтобы вы думали, что он наблюдает за вами, — продолжал размышлять вслух Миллер, отпивая глоток виски из бокала. — Так или иначе, а вам надо обратиться в полицию. Это зашло уже слишком далеко.

— Мой шеф будет не очень доволен. Ведь тогда эта история получит широкую огласку.

— Да черт с ним, не ему же угрожают.

— В том-то и дело: тот, кто шлет мне эти послания, не высказывал никаких угроз в мой адрес. Ни разу. Я думаю, он хочет связаться со мной. Если я обращусь в полицию сейчас, я его потеряю.

— Или он передаст эту историю на другую телестанцию или в газету, — сказал Миллер с сарказмом. — Вот, очевидно, что вас действительно беспокоит, не так ли? Вы так же дорожите этим чертовым рейтингом, как и ваш шеф. Вы уже создали себе имя, делая репортажи об этих убийствах, и теперь вам не хочется, чтобы все полетело в тартарары, когда вы начнете сворачивать эту историю, спугнув убийцу. Зато будет огромный заголовок в газетах, Терри: «Женщина-репортер убита маньяком, у которого она надеялась взять интервью», — добавил он, покачав головой.

— Я могла бы, наверное, спросить, какое ваше дело, почему я готова рисковать своей жизнью ради того, чтобы сделать репортаж. Так ведь?

— Вы могли бы также попросить меня покинуть вашу квартиру.

Она кивнула.

— Наверное, вы правы, Фрэнк, — вздохнула она. — Возможно, уже пора вызвать полицию, но мне следует сообщить своему шефу об этой записке. Он имеет право знать о ней. Хотя бы потому, что это он поручил мне такое задание.

Она поднялась со своего места и направилась к телефону. Миллер посмотрел, как она стала набирать номер, затем снова повернулся к окну и выглянул в ночную мглу.

Терри не смогла дозвониться до Боба Джонсона по его домашнему номеру и стала набирать номер телестудии.

— Редакция «Последних новостей». Боб Джонсон у телефона.

— Боб, это Терри. Послушайте. — И она быстро рассказала ему о том, что произошло.

Миллер, стоя спиной к ней, слушал рассеянно, как она говорила в трубку. Время от времени до него доносился раздраженный голос Джонсона на другом конце провода.

— Наверное, было бы разумнее, если бы мы дали полиции возможность заняться всем этим, — говорила Терри.

— Ни за что! — парировал Джонсон. — Мы же договорились, что вы не будете обращаться в полицию.

— До тех пор, пока не возникнет крайняя необходимость, — напомнила она ему.

— Но вы же сами говорите, что пока он не высказывал угроз.

— Послушайте, Боб, я согласна, звонить в полицию — последнее дело, но когда обнаруживаешь у порога записки... — Она намеренно выждала паузу.

— Как только он почувствует, что полиция его выслеживает, можете попрощаться с этой историей, — зло выпалил Джонсон.

— И все же я намерена воспользоваться и такой возможностью. Мы с Фрэнком обсуждали это и...

Джонсон не дал ей договорить. Он сказал тихим, но полным гнева голосом:

— С кем? Вы что же, говорили об этом кому-то еще?

— Но мы живем в свободной стране, Боб. А мне нужно было с кем-то посоветоваться.

— Почему бы вам не посоветоваться со мной? — Терри пришлось слегка отодвинуть трубку от уха — так громко и неистово он прокричал. — Вообще, кто такой этот Фрэнк? — грозно прорычал он.

Терри нахмурилась.

— Послушайте, ведь мы же обсуждали вопрос об убийце, а не о моей личной жизни. Какое, к черту, имеет отношение к делу, кто такой Фрэнк?

Миллер повернул голову, услышав свое имя. Он увидел гнев на лице Терри, услышал голос Джонсона, звучавший теперь еще громче.

— Это он велел вам обратиться в полицию? — настойчиво спрашивал Джонсон.

— Никто мне не велел. Мы просто обсуждали этот вопрос, и я считаю, что было бы хорошо, если бы и полиция была осведомлена о том, что происходит, они должны знать об этих телефонных звонках. Возможно, им удастся выявить его по голосу, опознать его.

В трубке наступила зловещая тишина. Терри слышала только дыхание Джонсона.

Она уже хотела снова заговорить, когда вдруг услышала его голос. Резкий и холодный как сталь.

— Ну и пожалуйста, — прошипел он. — Делайте так, как советует вам ваш друг.

Терри неожиданно отступила на шаг, когда Джонсон вдруг бросил трубку. Она взглянула на Миллера и пожала плечами.

— Что это с ним? — спросил Миллер.

Терри только развела руками. Она снова уселась в кресло и стала медленно водить указательным пальцем по ободку своего бокала.

* * *

Боб Джонсон сидел за своим рабочим столом и неотрывно смотрел на телефон, злобно стиснув зубы и поигрывая желваками на скулах.

Так он просидел довольно долго, сжав руки в кулаки и сотрясаясь всем телом от еле сдерживаемой ярости. Затем с ревом негодования он сильно ударил по столу кулаком.

— Сука! — прошипел он. — Дешевка.

Как смела она обращаться в полицию? Они же договорились не впутывать сюда органы правосудия. Это же ее репортажи.

Их репортажи.

Никто не должен встревать между Терри и делом об этих убийствах.

Никто не должен встревать между Терри и им.

Никаких помех. Никакой полиции. Никаких посторонних.

Он не мог допустить этого и не допустит.

Глава 48

Садясь в машину, Миллер и не предполагал, что за ним наблюдают.

Специалист по киноэффектам вывел свою «гранаду» вверх по скату из подземной стоянки.

Водитель преследующей его машины держался на почтительном расстоянии, не спуская глаз с «гранады». Как будто на невидимой сцепке машины пробирались сквозь уличный поток.

Миллер вышел из квартиры Терри в начале двенадцатого. Обратная поездка до дома, рассчитывал он, займет у него менее получаса. Он остановился у светофора и в ожидании зеленого света стал постукивать пальцами по рулевому колесу.

Машина, следующая за ним, тоже ждала.

Водитель следил за «гранадой» Миллера и, как только Миллер тронулся, тотчас же двинулся следом.

Сидя за рулем машины, Миллер возвращался мысленно к своей беседе с Гибсоном и инциденту с фотографиями. Ведь он ни разу не ошибся, определяя, кто стал жертвой: вокруг каждого убитого была светящаяся аура. Теперь он точно знал, что лишь он один обладал такой способностью. Он хмыкнул. Способностью? Подходит ли данное слово?

Дар, возможно? Или проклятье?

А вдруг это второе видение? — размышлял он. Но быстро отверг эту идею. Нет, психика тут ни при чем. Все дело в фотопленке, эмульсии и его пересаженном глазе. Он просто видел жертв.

Машина сзади него продолжала преследование.

* * *

Миллер был уже менее чем в километре от своего дома, когда задняя машина прибавила скорости.

Сначала Миллер подумал, что она пошла на обгон, и замедлил движение, облегчая ей возможность маневра. Однако, поняв, что машина не собирается обгонять, он нахмурился. Машина слегка подтолкнула бампером «гранаду» Миллера и продолжала двигаться за ним.

— Какого... — вскипел Миллер, обернувшись назад, но слепящий свет фар преследующей его машины не давал ему возможности разглядеть, кто был внутри.

Миллер видел очертания «капри», только и всего.

Преследующая машина ускорила движение, и Миллер снова почувствовал легкий толчок в задний бампер.

— Идиот проклятый! — зарычал он и надавил на газ, стараясь уйти от преследовавшей его машины. Водитель, должно быть, пьян, подумал он. Или его принимают за кого-то другого.

Миллер продолжал ехать.

«Капри» продолжала преследовать.

Что за клоунские штучки, подумал сердито Миллер, глядя в зеркало заднего вида. Преследующая машина снова набрала скорость.

Миллер опустил стекло, приготовившись высказать все, что он думает о водителе, когда «капри», внезапно обогнав его, выскочила наперерез его «гранаде».

Миллер резко нажал на тормоз, и его машина с заклиненными передними колесами прошла юзом метра два-три. Привязной ремень сильно сдавил ему грудь, прижимая к сиденью и затрудняя дыхание. Он ослабил ремень и глубоко вздохнул, набирая полные легкие воздуха. Голова его кружилась.

«Капри» застыла метрах в десяти от него и нахально мигала своими хвостовыми огнями, как бы призывая Миллера выйти из машины. Он не замедлил ответить на этот вызов. Резко распахнув дверцу, он вышел и направился к стоящей впереди машине.

Подходя к «капри», он увидел вылезающего из нее водителя.

Миллер застыл от неожиданности, увидев Джона Райкера.

Тот улыбался.

— Наверное, я был похож на частного детектива, — сказал он. — Я еду за тобой уже полчаса, а ты даже не оборачиваешься.

— Что тебе надо, Райкер? — бросил ему специалист по киноэффектам. — Мне казалось, мы все сказали друг другу.

Проезжавшая машина своими фарами на мгновение осветила лицо Райкера.

— Я же говорил тебе на днях, что у нас с тобой остались кое-какие дела. Ты мне должен. Две тысячи чистоганом, и хочу получить их до конца этой недели.

— А я тебе сказал, что это невозможно, — прошипел Миллер, поворачиваясь, чтобы уйти.

Вдруг он почувствовал, что его плечо сильно сжала рука Райкера, и затем в тишине ночи услышал знакомый резкий щелчок ножа с выдвигающимся лезвием. Прежде чем Миллер мог что-то сообразить, он почувствовал его острие у себя под подбородком.

— Ну что ж, убей меня, — сказал Миллер с вызовом. — От этого денег у тебя не прибавится!

Он судорожно сглотнул, ощутив кадыком острый металл.

Райкер надавил сильнее.

— Ты знаешь, я могу не просто убить, а сделать кое-что похуже, — сказал он тихо и отпустил плечо Миллера.

Прошла еще одна машина, и злобные взгляды мужчин скрестились. Затем снова наступила темнота.

Райкер направился к своей машине.

— Есть кое-что похуже смерти, что я могу тебе устроить, — на ходу повторил он, прищелкнув языком.

От этого звука у Миллера волосы стали дыбом. Он не мог тронуться с места, пока Райкер не сел за руль «капри» и не завел двигатель.

Машина умчалась в темноту, а Миллер все стоял и глядел, как тают в ночи ее хвостовые огни. Миллер еще постоял некоторое время, потирая кожу под подбородком и ощущая теплую кровь в том месте, которого коснулся нож.

Он передернул плечами и полез в свою машину.

Еще через десять минут он был дома.

* * *

В темноте его рабочего кабинета, освещаемого только красным светом, все казалось обагренным кровью.

Жертва ожогов уставилась невидящим взором на своего создателя.

С развешанных по стенам фотографий, на которых была запечатлена смерть, на него смотрели сотни мертвых глаз. Взглянув на снимки, Миллер увидел ауру вокруг тех, кто нашел свою кончину от рук других.

Фотографии Джорджа Кука и Пенни Стил теперь висели там рядом с другими кошмарами, зафиксированными на целлулоиде.

Висели и три фотографии Сюзан Льюис.

Улыбается. Такая привлекательная. Мертвая.

Из ближнего ящика Миллер извлек фотографию Терри Уорнер.

Он поднес ее к своему лицу, закрыл правый глаз и стал рассматривать.

Глава 49

— Вы обнаружили эту записку сегодня утром?

Инспектор сыскной полиции Стюарт Гибсон держал листок перед собой, глядя то на Терри, то на слова в записке.

Как и прежде, они были составлены из букв, вырезанных из книги и аккуратно наклеенных на лист размером А4.

Я проДолЖаЮ НаблюдАТь я сВяжусь С вАмИ СкОро

иГРа поЧти законЧеНа я БудУ ваМ звОНить

нИкаКой пОлиЦии

Гибсон передал записку Чандлеру, который, пробежав ее глазами, кивнул.

— Вы позвонили нам сразу же, как обнаружили ее? — спросил он Терри.

Она утвердительно кивнула.

— Еще кто-нибудь знает о ней? — настойчиво поинтересовался сержант.

— Например? — переспросила она резко.

— Парень. Любовник...

Она оборвала его:

— Никто.

Чандлер некоторое время смотрел на нее подозрительно, затем прошел к телефону, с которым возился человек в безупречно выглаженной синей форменной одежде. Он разобрал аппарат на части и теперь прикреплял миниатюрный микрофон, внутри слухового конца трубки. Чандлер наблюдал за работой этого человека.

— Почему вы не уведомили нас раньше? — поинтересовался Гибсон. — Относительно телефонных звонков и другой записки? Мы бы могли поставить ваш телефон на прослушивание. Возможно, что к настоящему времени мы бы уже поймали этого мерзавца.

Терри отбросила рукой с лица прядь волос и прошла на кухню. Гибсон последовал за нею и стал смотреть, как она наливает себе кофе. Она предложила и ему чашечку, от чего он не отказался. Гибсон закрыл дверь кухни, изолировав таким образом Чандлера и полицейского охранника, и сел за стол.

— Я не хотела звонить вам, — сказала Терри. — Я бы, наверное, и на этот раз не позвонила, но, если быть совсем откровенной, я боюсь.

Гибсон отпил кофе и посмотрел на телерепортера.

— Как вы думаете, почему он выбрал именно вас? — спросил он. — Он мог бы обратиться к кому угодно — вокруг столько газетчиков и телевизионщиков. Почему именно к вам?

— Об этом же спрашивал и Фрэнк Миллер... — Терри мрачно усмехнулась, но от этой усмешки не осталось и следа, когда она увидела реакцию полицейского инспектора.

— Вы знакомы с Фрэнком Миллером? — спросил он подозрительно.

Она кивнула.

— А как он оказался причастным к этому? — поинтересовался Гибсон.

— Он сам нашел меня. Можно сказать, мы с ним обменялись мнениями по этому делу.

— А насколько Миллер осведомлен об убийствах и о том, что происходит?

Терри нахмурилась, удивившись суровости в голосе Гибсона.

— А это в самом деле имеет какое-то значение? — спросила она. — Вам следует благодарить его: если бы не он, я бы, вероятно, никогда к вам не обратилась. Это он посоветовал мне сообщить в полицию.

Она отпила кофе. Затем стала объяснять, какой репортаж можно было бы сделать на основе этих звонков и как было бы здорово встретиться с убийцей.

— А вот этого делать не следует, мисс Уорнер, — сказал Гибсон. — Предоставьте теперь нам следить за всем этим.

— Но я не собираюсь на этом ставить точку! — воскликнула Терри. — Я обратилась к вам, стражам закона, за зашитой, но я все равно намерена встретиться с убийцей.

— Ни в коем случае, — предупредил Гибсон. — Я же вам сказал, теперь это наша забота. Вы будете принимать телефонные звонки, если он вам позвонит, но больше — ничего.

Терри не ответила.

— Я намерен установить круглосуточное наблюдение, расставив людей вокруг вашего дома. Если он где-нибудь поблизости объявится, мы возьмем его.

Полицейский инспектор снова сделал глоток кофе, грея руки о чашку.

— И вот еще что, — сказал он. — Мне потребуется ключ от вашей квартиры. Если он попытается проникнуть сюда или попробует подложить новое послание, мне хотелось бы, чтобы кто-то из моих людей присутствовал при этом. Вам, естественно, не придется давать на это своего согласия.

Терри пожала плечами, встала и подошла к одному из кухонных шкафчиков. Открыла его и достала с небольшого блюда ключ.

— Это мой запасной, — сказала она Гибсону, вручая ему ключ.

Они оба обернулись, услышав стук в дверь.

Вошел Чандлер.

— Простите, что прервал вас, — сказал он с сарказмом. — Охранно-наблюдательная техника подключена.

Гибсон встал и последовал за своим помощником в гостиную.

— Если он позвонит, — сказал он Терри, — постарайтесь задержать его на проводе как можно дольше, чтобы мы могли засечь его. Поблизости всегда будут находиться наши люди.

— Надеюсь, они осмотрительны, — сказала она с улыбкой.

Гибсон кивнул, затем он и двое его коллег вышли. Инспектор на мгновение задержался у двери.

— Вам ничего больше не следует предпринимать, — порекомендовал он. — Просто ждите, когда он позвонит.

Терри кивнула и закрыла за ним дверь. Она постояла некоторое время, прислонившись к ней спиной, затем подошла к большому окну с рисунком на стекле в гостиной и стала смотреть на другие окна в домах, которые ее окружали. Она невольно поежилась, подумав о том, что кто-то в этот момент притаился за одним из них.

И наблюдает.

Выжидает.

Лифт медленно опускался вниз, к цокольному этажу, где размещалась стоянка машин.

Чандлер закурил сигарету, и дым от нее потянулся в сторону Гибсона. Инспектор закашлялся и стал махать рукой перед лицом.

— Сколько людей ты выделишь для нее? — спросил Чандлер.

— В зависимости от того, сколько смогу высвободить, — сказал Гибсон, взглянув вверх, когда лифт проходил третий этаж.

— А что если спугнешь убийцу?

— Чтобы спугнуть этого типа, потребуется больше, чем пара переодетых в штатское людей, — ответил Гибсон. Когда лифт достиг цокольного этажа, он повернулся к своему коллеге. — Ты, кажется, уже выполнял задания по наблюдению, когда участвовал в облаве, так?

— И что?

— А то, что мне нужен опытный специалист. Короче говоря, принимай работу, Чандлер, — причмокнул языком Гибсон. Он полез в карман и передал сержанту ключ от квартиры Терри. — На случай ее отсутствия, когда тебе надо будет войти.

Чандлер посмотрел на ключ, затем зажал его в кулаке.

Глава 50

Улица была почти безлюдной.

Одинокая фигура медленно прогуливалась по хорошо расчищенной тропинке, вдоль аккуратных оград и заборов, за которыми виднелись любовно ухоженные сады. Помимо машины, из которой выбрался этот человек, на улице стояли еще две. Ни в одной из них, ни поблизости людей не было видно.

Было уже почти половина третьего после полудня. Еще час — и у детей закончатся уроки в школе. Как это и бывает в такие часы, матерей сейчас дома не было: воспользовавшись передышкой, пока дети в школе, они либо делали покупки в магазинах, либо вели беседы с подругами и соседками, а некоторые из них, возможно, копались в своих садах, которые выглядели так, будто только что сошли со страниц журнала.

Время от времени человек оглядывался по сторонам, но заметил лишь еще одну живую душу на улице: у одной из аккуратненьких оград женщина в синем спортивном костюме пропалывала сорняки в своем палисаднике.

Она даже не заметила, что по противоположной стороне улицы прошел незнакомец.

Человек остановился, на несколько секунд задержал взгляд на женщине и снова продолжил свой путь, подойдя вскоре к дому, который искал.

Дом Фрэнка Миллера, как и большинство других особняков, тянувшихся вдоль дороги, был защищен от посторонних взглядов высоким забором, но калитка была открыта, и незнакомец проскользнул в нее, лишь на мгновение обернувшись, чтобы удостовериться в том, что женщина в синем спортивном костюме его не видела. Она действительно все еще продолжала заниматься прополкой. При приближении к дому человека никто не окликнул, и он заметил, что и дверь гаража тоже приоткрыта. Машины Миллера как будто не было. В это время он обычно пропадал на съемках.

Все складывалось на редкость удачно.

Человек двигался легко и проворно в тени высоких деревьев.

Обогнув дом, человек остановился перед небольшим окошком и стал внимательно его разглядывать. Дерево и забор служили ему отличным прикрытием от случайного взгляда соседей, которые могли оказаться дома. Человек действовал быстро и сноровисто: он просунул короткое лезвие ножа между рамой и косяком окна, беззвучно расширил щель и откинул защелку. Окно от его усилия подалось внутрь и открылось на несколько сантиметров, после чего человеку не составило труда, толкнув застекленную створку, проскользнуть в дом.

В доме стояла гробовая тишина.

В узких лучах пробивавшегося сквозь неплотно занавешенные шторы солнечного света кружились и падали пылинки. Человек поднялся на ноги и повернул налево, в направлении гостиной. Дверь туда была открыта, и за ней виден интерьер комнаты.

Некоторое время человек постоял в дверном проеме, затем вошел в комнату и направился к торшеру, стоявшему рядом с одним из кресел.

Пришелец схватил торшер за деревянную ножку и, подняв над собой, замахнулся им, как дубинкой: торшер с грохотом опустился на телевизор, проломив корпус. Вторым ударом взломщик вдребезги разбил экран, мелкие осколки стекла брызнули по всей комнате. Затем в воздух полетели вазы с камина. Одна из них разбилась о стену комнаты, вторую постигла та же участь, с той лишь разницей, что она разлетелась на десяток черепков еще до того, как достигла пола, ударившись о другой предмет. Со страшной силой разлетелось на мелкие кусочки зеркало над камином, от которого осталась лишь овальная рама.

Опрокинутый диван зацепился за шкафчик, дверца которого отворилась, и на пол посыпались бутылки, разбиваясь одна об другую. По ковру разлилось их содержимое — спиртное различных расцветок и марок.

Перевернув оба кресла, погромщик швырнул торшер в дальний угол комнаты, где стоял электрокамин. Удовлетворившись произведенным разрушением в гостиной, пришелец направился на кухню.

Там он повытаскивал ящики из шкафов, разметав по всему полу столовые приборы. Тарелки и блюда летели на пол до тех пор, пока линолеум не стал напоминать мозаичное полотно абстракциониста. Бокалы и фужеры из буфета постигла та же участь, и их осколки присоединились к другому мусору. Когда буфет и шкафы были опустошены, пришелец принялся за двери, сорвав их с петель и раскромсав в щепки.

Оргия была продолжена наверху.

Одежда была сорвана с вешалок и располосована тем женожом с коротким лезвием. Подушки распороты и иссечены стальным орудием так, что перья и пух фонтаном взлетали в воздух, кружились по комнате и ложились на пол, как снег. Кровать долго не поддавалась, круша ее с особым ожесточением, погромщик даже взмок. Помещение наполнилось запахом пота. Оглядев дело рук своих, пришелец спустился вниз, в ту единственную комнату, котораядоселе избежала такого пугающего разрушения.

Рабочий кабинет Миллера оказался заперт, но это неудобство было преодолено за одну минуту. Замок был сорван тем же лезвием, ударом ноги пришелец открыл дверь и ворвался в помещение, разгоряченный легкой победой. Его опьяняла беспрепятственная возможность громить и корежить, сладостное наслаждение доставлял вид перевернутого вверх дном дома.

Но теперь, на пороге кабинета, пришельца обуяли новые чувства.

На него, казалось, грозно надвинулись стены, увешанные наследием, доставшимся от смерти и страданий. Нескончаемая вереница фотографий. Вошедший оцепенел: лабиринт черно-белого ужаса — единственное украшение комнаты — опутал стены такой плотной сетью, что под ней не были видны обои. Как в кошмарном бреду, он начал медленно обводить взглядом помещение.

Укоризненно смотрели со всех сторон невидящие глаза.

Труп с пробитой головой уставился на него, открыв рот в немом ужасе.

Неподвижно сидела женщина с содранной кожей, выставив напоказ свое обнаженное тело.

Жертва ожога с почерневшим месивом вместо лица слепо взирала на мир одним уцелевшим глазом.

Пришелец подошел к женщине с содранной кожей и медленно протянул руку, чтобы коснуться синтетической плоти. Она была холодной и влажной, как смерть, но пришелец провел своей пытливой рукой дальше вверх по окровавленному предплечью к плечу и затем к груди. К упругому бюсту из латекса с прожилками искусственных вен и влажному от правдоподобной до тошноты крови. Рука пришельца обхватила этот холодный ком, смакуя ощущение, доставляемое ему Искусственной плотью.

Сильно запахло латексом.

Пришелец ухватился за волосы, ощутив шелковистость ниспадающих прядей, точнее нейлона, из которого они были сделаны. Половина резиновой головы была лысой, почерневшей от ожога и с обгоревшим волосяным покровом. Натуральность зрелища была поразительной.

Дыхание пришельца замедлилось, когда он перешел от женщины с содранной кожей к жертве ожога, пробежав трясущимися пальцами по каждому сгустку искусственной плоти, каждому ребру и выжженной огнем ране.

Боже мой! Сколько красоты было в этих мерзостях!

Пришелец наклонился поближе к жертве с пулевой раной в голове, просунув указательный палец в отверстие в черепе, наслаждаясь мягкостью резиновой плоти. Как холодна и, однако, как податлива она!

Как изумительно правдоподобна!

Затылок пробит, волосы содраны, обожжена зияющая рана. А сквозь нее проступает серовато-красная масса, представляющая мозг. Мозг был сделан из твердой резины и все же выглядел исключительно натурально. Пришелец ощупал затылок манекена и потеребил рваные полоски искусственной кожи вокруг сквозного отверстия.

На блюде, стоявшем на шкафчике с множеством картотечных ячеек, лежала отрубленная голова и молчаливо смотрела на происходящее.

От манекенов пришелец перевел взгляд на фотографии. Эту бесконечную череду кадров запечатленных на снимках смерти, боли и увечий. Свидетельства неимоверного предсмертного ужаса. Насильственной смерти.

Забитые насмерть. Застреленные. Сожженные.

Здесь можно было найти любой доступный человеческому воображению способ умерщвления, увековеченный на глянцевых снимках размером двадцать четыре на восемнадцать.

Обезглавленные. Расчлененные. Выпотрошенные.

Изобретательность не знала границ.

Пробежав глазами по причудливому переплетению смертей, пришелец вновь обратил свое внимание на манекены. На эти памятники в натуральную величину, созданные, чтобы увековечить разум на грани безумия.

От желания разнести все в пух и прах не осталось и следа. Уничтожить такое рука не поднималась.

Пришелец снова приблизился к женщине с содранной кожей и погладил ее по окровавленной щеке, наслаждаясь холодком, веявшим от ее искусственного тела.

Такая красота!

Глава 51

Телефон оказался практически единственной нераскуроченной вещью, и Миллер несколько часов просидел среди развалин своей гостиной, держа на коленях аппарат.

Он осмотрел все наверху, на кухне и обнаружил ужасное разорение везде, кроме рабочего кабинета, но сейчас он сидел один в гостиной с бледным лицом, окруженный ворохом мусора. Дважды он поднимал трубку, порываясь позвонить в полицию, и дважды опускал ее, давая себе возможность еще немного подумать.

Жилье превратилось в хлам. Тот, кто произвел этот разгром, действовал обдуманно. Мерзавец. Но почему он не тронул кабинет? Этот вопрос не давал Миллеру покоя. То, что он ценил превыше всего, было на месте и нетронуто.

Почти.

Он поднял трубку к уху и набрал три девятки, попросив соединить его с полицией, и уже услышал голос, просивший назвать службу или отдел, которые ему были нужны, но прежде, чем он успел сообщить свою фамилию и адрес, он нажал пальцем на рычаг, прервав вызов. Нет, говорил он сам себе, неотложности никакой нет. Кроме того, ему хотелось связаться с кем-нибудь из полиции, кого он знал.

Он набрал цифры, составлявшие номер телефона инспектора сыскной полиции Стюарта Гибсона, и, обводя взглядом опустошение, царившее в гостиной, стал терпеливо ждать, пока кто-нибудь снимет трубку. Наконец он услышал голос Гибсона.

Миллер сообщил, что сотворили с его жилищем. Размер ущерба.

Гибсон сказал, что будет у него в ближайшее время.

Миллер положил трубку, встал и побрел в свой рабочий кабинет, все еще озадаченно продолжая размышлять, почему взломщик оставил кабинет в неприкосновенности.

Если бы Миллер не знал, что, уходя, запер дверь, он мог бы даже и не заметить, что в кабинете кто-то побывал. Все остальное в доме было подвергнуто разорению. А здесь ничего не взяли, ничего не искали. Ограбление исключалось. Единственным мотивом было все уничтожить.

Специалист по киноэффектам медленно потер подбородок.

Но если так, то зачем взяли манекен женщины с содранной кожей?

* * *

— Ты уверен, что больше ничего не пропало?

Гибсон посмотрел на своего бывшего коллегу, уставившегося на стул, на котором до этого сидела женщина-манекен.

— Наверху в спальне у меня было семьдесят фунтов стерлингов, — сказал Миллер. — Их не тронули. — Манекен — единственное, что украли.

А в это время вокруг них работали специалисты из полиции, которые напыляли в разных местах комнаты порошок, пытаясь обнаружить какой-нибудь след.

Миллер побрел из комнаты обратно в гостиную, где были еще люди в штатском, осматривающие остатки погрома, надеясь найти хотя бы волосок или частичку какого-нибудь другого вещества.

— Я бы предложил вам присесть, — сказал Миллер, — но, как видите, сидеть абсолютно не на чем.

Он невесело улыбнулся и отпил глоток из своей фляжки.

— Ты подозреваешь кого-нибудь? — поинтересовался Гибсон.

— Нет, — солгал Миллер, отведя глаза от полицейского инспектора. — Ты знаешь, Стюарт, нанесенный ущерб меня сейчас не волнует, мне бы хотелось вернуть манекен.

— Неужели это настолько важно? У тебя разрушен дом, а ты печешься о каком-то манекене, — проговорил он с усталостью в голосе, затем, после долгого молчания, наступившего между ними, спросил:

— Ты хорошо знаком с Терри Уорнер?

Миллер подозрительно посмотрел на Гибсона.

— Вы с ней в приятельских отношениях? Может, она твоя девушка? Или ты — ее любовник? — настаивал инспектор.

— Какая разница? Она ничего общего не имеет с тем, что произошло здесь, — сказал Миллер, обводя рукой гостиную.

— Мы поставили ее квартиру под наблюдение и прослушиваем ее телефон. Она говорит, что это ты ей посоветовал вызвать полицию.

— Правильно. Мне показалось, ей нужна защита. А смогут ли твои ребята оказать ей помощь, это дело другое.

— Я приставил к ней Чандлера. По крайней мере, так он будет подальше от меня, — сказал Гибсон, и снова наступила долгая пауза. — Может, тебе известен кто-нибудь, кому могут быть неприятны ваши встречи с ней? Не исключено, что тот, кто устроил погром, таким образом предупреждает тебя. Может, кто-то, о ком она тебе не сказала, по ней вздыхает, имеет на нее виды, а ты ему в этом мешаешь.

— Тебе лучше знать, Стюарт, ты — полицейский. Как я уже сказал, ущерб я могу пережить, но мне нужен этот проклятый манекен. — В словах Миллера прозвучала категоричность, которую тотчас же заметил Гибсон.

— А что в нем такого особенного? — спросил он.

— Все мои работы мне дороги. А манекены, которые я держу здесь, — особенно, — сказал Миллер и отпил еще глоток из фляжки.

— Хотелось бы мне знать, кому могла понадобиться подобная вещь, — задумчиво произнес Гибсон.

Миллер не ответил.

Глава 52

Сержант полиции Алан Чандлер взглянул на часы на приборном щитке и раздраженно проворчал.

Почти восемь часов, а Терри все еще не появилась. Он полез в карман куртки и, достав оттуда пачку «Ротманс», закурил. Его напарник, сержант Дерек Грант, не сводил глаз с окон дома через дорогу. Гранту было около сорока, худощавый, если не сказать тощий, с коротко стриженными волосами, отчего голова его казалась непомерно большой. Сидя за рулем «астры», он рассеянно подергивал волоски, пробивавшиеся из бородавки под подбородком.

Как бы не доверяя часам в машине, Чандлер посмотрел на свои наручные часы. Было почти восемь. Он что-то про себя пробурчал. На протяжении последних восьми часов они с Грантом либо вместе, либо чередуясь вели наблюдение за квартирой тележурналистки. Время от времени они меняли позицию, чтобы не бросалось в глаза, что здание находится под наблюдением, но всякий раз производили подобный маневр так, чтобы вход оставался в поле зрения. Каждый, кто входил в дом или выходил из него, отмечался ими, но, кроме жителей этого небольшого дома, мало кто заходил в него или выходил.

Чандлер продолжал пожевывать сигарету, опустив стекло, чтобы выпустить из машины дым. Рядом с собой он слышал равномерное дыхание своего напарника. За весь день они едва ли обменялись десятком слов. Чандлер догадывался, почему ему было поручено это задание. Он знал, что Гибсон не хотел, чтобы он мешал ему. Но если Гибсон думал, что от него можно так легко отделаться, это означало, что он находился в полном смятении. Восемь убийств, а его начальнику так и не удалось приблизиться к выявлению убийцы. Чандлер улыбнулся. Теперь инспектора непременно снимут, это дело времени. Он сделал глубокую затяжку и снова взглянул на окно квартиры. Света до сих пор не было. Куда она запропастилась? Он порылся в кармане куртки и достал ключ от квартиры Терри.

— Пойди проверь, — велел он Гранту. — Посмотри, не шатается ли кто-нибудь там поблизости. Возможно, она и пришла уже. Прошла через другой вход.

Грант кивнул и взял ключ.

Чандлер смотрел, как высокий сержант пересек улицу перед домом и исчез в нем, войдя через главный вход. Чандлер, выждав еще некоторое время, тоже вышел из машины. Он потянулся так, что хрустнули суставы. Ветер разметал его волосы и чуть не выбил изо рта сигарету. От ветра она потухла, и ему пришлось вновь зажечь ее. Черт со всем этим, думал он, засовывая руки в карманы, ему надо прогуляться. Целый день сидишь тут как проклятый, пора размять ноги.

* * *

Сержант Грант вошел в кабину лифта и нажал кнопку с цифрой "6", двери за ним закрылись. Он доехал до нужного этажа и подошел к квартире с ключом в руке. Дважды постучал в дверь на случай, если она вернулась. Но, не получив ответа, он аккуратно вставил ключ в замочную скважину, повернул его и медленно приоткрыл дверь. Войдя, он тихо окликнул Терри по имени. В конце концов, она ведь могла находиться и в ванной и не в состоянии подойти и открыть входную дверь; но нет, в квартире было темно. За окнами громко завывал ветер, и от его порывов дребезжали оконные стекла. Грант подумал о том, чтобы включить свет, но потом посчитал, что по квартире можно передвигаться и впотьмах. Он стал бродить по гостиной, не вполне осознавая, что именно он ищет. Было очевидно, что в квартиру никто не вламывался, на двери никаких признаков взлома, и она была надежно заперта, когда он отпирал ее ключом.

Он прошел на кухню.

В мойке лежала пара невымытых чашек. Но все было на месте.

Сержант прошел обратно через гостиную и проверил ванную.

Снаружи за входной дверью послышался шум лифта, поднимающегося с нижнего этажа.

Второй этаж.

Третий этаж.

Грант дернул за шнур, и ванная озарилась светом. Он заглянул внутрь.

Четвертый этаж.

Пятый этаж.

За дверью в ванной висел купальный халат, все еще влажный. Все остальное было на месте. Он решил проверить в спальне и вернуться обратно в машину.

Лифт остановился на шестом этаже, двери его распахнулись и выпустили приехавшего пассажира.

Грант решил повременить с возвращением в машину. Конечно, ему незачем было торопиться снова оказаться в компании Чандлера. Грант уже выполнял задания по ведению наблюдения. Это всегда было ужасно скучно, а уж в обществе Чандлера — почти невыносимо. Он попытался было завязать разговор со своим напарником, но того, казалось, не интересовала никакая беседа. Ну что ж, решил Грант, он все-таки полицейский чиновник, а не работник отдела связи с общественностью, не хочет говорить — не надо.

Грант не слышал шагов за дверью.

Он осмотрел внимательным взглядом спальню: на пуховом одеяле лежит ночное белье, на прикроватном столике — расческа и щетка для волос рядом с книжной обложкой из плотной бумаги.

Дверца гардероба слегка приоткрыта. А ключ — рядом на ковре.

Грант, нахмурившись, направился к нему, подумав о том, не забыла ли Терри запереть гардероб, или в квартире и в самом деле в тот день кто-то побывал. Может, искали что-нибудь в гардеробе. Сержант приоткрыл дверцу пошире и заглянул внутрь, силясь разглядеть что-нибудь в темноте.

Дверь в квартиру открылась, и вновь прибывший молча проскользнул внутрь, прошел через гостиную на кухню, быстро двигаясь в вечернем сумраке.

Грант ничего не слышал — он был слишком занят, рассматривая содержимое гардероба. Он взглянул на висевшую там одежду, ощущая тонкий аромат духов на некоторых предметах туалета. Он еще шире открыл дверцу.

Пришелец крепко зажал в руках вертел и крадучись пошел через гостиную в спальню.

Скрипнула половица.

Грант обернулся, и сердце его учащенно забилось. Он еще некоторое время постоял в тишине, затем повернулся снова к гардеробу. Краем глаза он заметил предмет, лежавший на дне среди множества туфель и сапог. Небольшой безобидный предмет, он привлек его внимание лишь тем, что находился именно здесь. Сержант нагнулся, чтобы поднять его.

Пришелец вошел в спальню тихо, как пантера, готовая броситься на добычу, зажав в одном кулаке вертел, а другую руку протянув к голове Гранта.

Сержант нахмурился, посмотрев на обнаруженную им на дне гардероба кассету. Взяв ее в руку, он заметил, что в углу гардероба находится картонная коробка, полная магнитных лент. Некоторые ленты были в пластмассовых упаковках, другие — без.

На каждой стоял номер.

Грант в нерешительности провел ногтем большого пальца себе по лбу, наклонив голову вперед, как в молитве.

Он еще находился в этом положении, когда в него впился вертел.

Воткнутый с дьявольской силой, вертел прошел в его левое ухо и двигался дальше, еще немного — и своим острым как игла концом доберется до мозга. Свободной рукой напавший зажал Гранту рот, чтобы не было слышно крика обезумевшего от боли сержанта. Грант сделал слабую попытку высвободиться, одной рукой хватаясь за стальной зубец, проникший ему под череп. Нестерпимая боль, словно его жгли раскаленным металлом, пронзила голову, вертел стал дико вертеться, вклиниваясь все глубже под череп. Он почувствовал, как кровь течет из уха по шее, заливая рубашку; сопротивляться больше не было сил. Грант тихо выл, но вой этот застревал глубоко в горле, рот его по-прежнему был крепко зажат. Нападавший выдернул из его уха вертел и вонзил его с новой силой. И все же крови было удивительно мало. Второй удар рассек ему ушную раковину, и из нее хлынула новая струя темно-красной жидкости, гораздо более обильная, чем из проткнутого мозга. Из уха капала жидкость, представлявшая собой смесь вязкой бесцветной жидкости и водянистой крови. Его тело начало содрогаться в неукротимых конвульсиях, когда вертел вошел по самый крюк на его конце. Почти двадцать сантиметров стали вонзились полицейскому в череп и насквозь прошли мозг.

Напавший отступил назад, глядя, как его жертва вздрагивает и корчится, будто угорь на жаровне, и прислушиваясь к тихому бульканью опорожняющегося тела. Воздух в комнате наполнился тяжелым смрадом. Веки Гранта судорожно задергались, открываясь и закрываясь с умопомрачительной скоростью, но глаза уже ничего не видели. Взгляд начал стекленеть.

Пришелец долго не мог отвести завороженного взгляда от корчащегося в агонии Гранта, потом он наклонился над затихшим телом, вынул из руки Гранта кассету и бросил ее обратно в коробку.

Сделав это, человек повернулся и выскользнул из квартиры так же легко, как и вошел.

Терри Уорнер перевесила пакет с купленными по пути продуктами на согнутую в локте руку и свободной рукой поискала ключ. Найдя, она вставила его в замочную скважину.

Дверь открылась до того, как она повернула ключ.

Терри в удивлении отступила, чуть не выронив пакет с продуктами.

Войти? Темнота в квартире казалась зловещей. Может, вернуться обратно вниз и пригласить с собой кого-нибудь из людей, приставленных вести наблюдение за ее квартирой? Но она тотчас же вспомнила, что когда она пару минут назад входила в дом, она обратила внимание, что в «астре» никого не было. Полицейских поблизости не было видно.

Терри судорожно сглотнула, протянула руку в открытую дверь и щелкнула выключателем. Она отважилась ступить внутрь на полшага-шаг, почувствовав отвратительный запах. Зловоние, от которого ее чуть не вырвало. Она опустила пакет с продуктами, пытаясь определить, откуда доносится запах. Всего через несколько секунд она поняла, что запах этот идет из ее спальни. Терри постояла некоторое время, прислушиваясь к звукам в квартире, но все, что она услышала, было пульсирование крови в ее собственных ушах.

Она приблизилась к спальне и толкнула дверь.

— О Боже! — пробормотала она, увидев труп сержанта Гранта с выпученными глазами, в которых застыл ужас от внезапной и мучительной смерти.

Терри отступила на шаг, не спуская глаз с трупа и ища ручку двери, намереваясь поскорее выйти из квартиры.

Когда ее рука коснулась чьей-то плоти, она повернулась и вскрикнула.

В дверях стоял и смотрел на нее сержант сыскной полиции Алан Чандлер. Она завопила от ужаса, и ее крик отозвался гулким эхом в глубине квартиры.

И как раз в этот момент зазвонил телефон.

Глава 53

"Не говорите. Просто слушайте. Я знаю, что этот телефон прослушивается. Я знаю, что это сообщение прослушивается полицией. Я знаю, что они наблюдают. Но и я тоже. Я же предупреждал, что не следует обращаться в, полицию, но вы не послушались. Между прочим, не стоит тратить время, чтобы засечь, откуда я звоню. Вам все равно не удастся это сделать.

А теперь слушайте. Я хочу встретиться с девушкой, но только с ней одной. Мне нужна она сама. Вы слышите меня, Терри? Вы мне нужны. Вы должны встретиться со мной.

Я хочу, чтобы Терри пришла к телефонным будкам на станции метро «Хаммерсмит» завтра в десять часов вечера. Там вам будут даны указания, где меня найти. И помните: я наблюдаю. Игра подходит к концу.

Больше я звонить не буду".

Глава 54

Комиссар полиции Лоренс Чапмен подался вперед и выключил воспроизведение записи. Наступило тягостное молчание, прерываемое лишь нечаянным кашлем. Инспектор сыскной полиции Гибсон сочувственно погладил свой живот, когда он протестующе заурчал. По комнате лениво плыла тонкая полоска сигаретного дыма, еще больше усугубляя гнетущую атмосферу. Казалось, будто стены начали сантиметр за сантиметром сдвигаться, угрожая в конце концов сплющить большой стол, стоящий посреди комнаты.

За столом сидели Чапмен, Гибсон, Чандлер, еще двое сыщиков из отделения, занимающегося убийствами, и Сэм Лумис. Этот лысеющий патологоанатом был занят удалением частиц грязи из-под ногтя своего большого пальца и, казалось, совсем забыл о том, что происходит вокруг. Полицейские чиновники сидели тихо, и Гибсон заскрипел зубами, когда его живот опять громко заурчал. Он перевел взгляд на Чандлера, занятого раскуриванием новой сигареты.

— Это уже проверили? — спросил Лоренс, подняв в руке кассету.

— В лаборатории произвели сличение голоса с архивными записями. В наших архивах похожего голоса нет, — доложил ему Гибсон. — Там сказали, однако, что тот, кто производил запись, имеет определенные познания в электронике и доступ к спецаппаратуре.

Лоренс с поднятой вверх бровью выглядел озадаченно.

— Сообщение было записано на скорости вдвое медленнее обычной, а затем воспроизводилось через какое-то устройство, вносящее искажения.

— Что вы подразумеваете под словом «воспроизводилось»? — спросил Лоренс.

— Когда сообщение поступило на автоответчик мисс Уорнер, мы предположили, что говорит непосредственно сам убийца, но это оказалось не совсем так. Он предварительно сделал запись своего голоса на ленту и подавал запись прямо на телефон.

— Да, это будет почище, чем говорить через микрофон в носовой платок, — высказал не очень глубокую мысль Чандлер.

Чапмен бросил на него предупреждающий взгляд.

— Еще бы хотелось знать, почему убийца не был замечен ни при входе в квартиру мисс Уорнер, ни при выходе, — бросил он. — Чандлер, вы ведь вели там наблюдение.

— Обе входные двери было невозможно перекрыть одновременно, сэр, — ответил сержант, заерзав.

Гибсон взирал на это с плохо скрываемым ликованием.

— Зачем вы поднялись наверх в квартиру, когда сержант Грант уже пошел туда проверять?

— Мне показалось, что он слишком задержался.

— Значит, вы оставили оба входа без наблюдения, — рявкнул Чапмен.

— Инспектор Гибсон назначил только нас двоих вести наблюдение, сэр, — оправдывался Чандлер, глядя на своего начальника с хитрой ухмылкой.

— Почему только двоих, Гибсон?

— Я боялся, что убийца может прервать связь с мисс Уорнер, если заметит, что она находится под усиленной охраной или наблюдением, — ответил полицейский инспектор, мельком бросая взгляд на Чандлера.

Чапмен кивнул, продолжая смотреть на кассету.

— Значит, это был тот же самый убийца, который убил и сержанта Гранта? — спросил комиссар, на этот раз глядя на Лумиса.

— Оснований предполагать что-то другое у меня нет, — ответил патологоанатом. — Убийца не был левшой, что подтверждается обследованием трупов предшествующих жертв, и даже скажу больше: он был очень осмотрителен. Грант был убит быстро, смерть наступила почти мгновенно, но наносившиеся удары не вызвали обильного кровотечения, так что убийца не запачкался в крови. Проникающие ранения вертелом причинили сильные повреждения, но при минимальной потере крови, иначе убийце пришлось бы уходить из дома сильно забрызганным кровью.

— Сволочь, — пробормотал кто-то из сыщиков. — Я знал Гранта, у него жена вот-вот должна родить.

Чапмен не обратил внимание на замечание, он сидел, барабаня ногтями по столу.

— Я считаю, нам надо направить девушку на свидание, сэр, — сказал Гибсон. — Пусть встретится с ним.

Чапмен ошеломленно посмотрел на инспектора.

— Да вы с ума сошли, — резко сказал этот старший по возрасту полицейский чиновник. — Он же убьет ее.

— Это может стать нашим единственным шансом поймать убийцу. А ей можно выделить охрану.

— Вы же слышали сообщение. Он хочет, чтобы она была одна, — безнадежно махнув рукой, сказал комиссар.

— Я не имею в виду, что ее должны сопровождать наши ребята, — пояснил инспектор. — У нее хорошие отношения с человеком по имени Фрэнк Миллер, и она ощущала бы себя в большей безопасности, находясь под опекой кого-нибудь, кому она доверяет. Он пару лет назад работал в полиции фотографом. Я хочу поручить Миллеру такое задание.

Чандлер что-то негодующе пробурчал, но Гибсон оставил это без внимания и продолжал:

— Мы дадим мисс Уорнер микрофон, чтобы она могла переговариваться с Миллером. Его же снабдим устройством двусторонней связи, и он сможет передавать сообщения нам. Миллер будет следовать за ней, а мы будем следовать за ним.

— А Миллер справится? — поинтересовался Чапмен.

— Да, я его уже спрашивал.

— Ведь мы рискуем теперь двумя человеческими жизнями, Гибсон. Здесь не должно быть провала, и если что-то случится, это будет на вашей совести. Понятно?

Инспектор кивнул.

— Миллер умеет обращаться с оружием? — спросил Чапмен. — Если нет, покажите ему. Лучше предусмотреть любую неожиданность. И подготовьте вооруженную группу поддержки. — Он посмотрел на часы: — Сейчас четыре часа. У нас в запасе шесть часов до того, как убийца снова выйдет с ней на связь.

* * *

Оружие показалось Миллеру удивительно легким, когда он поиграл перед собой револьвером 38-го калибра системы «смит-и-вессон». Большим пальцем он отвел назад ударник, услышав металлический щелчок и увидев, как повернулся барабан, устанавливая патрон в патроннике напротив бойка. Он поднял револьвер и прицелился в мишень, закрыв один глаз и прищурив другой, чтобы лучше была видна прицельная точка на мишени в форме человека. Нажал на спусковой крючок.

Револьвер ударил рукояткой ему в ладонь, с такой силой подкинув вверх его руку, что отдалось в плече. Выстрел прогремел оглушительно, и в ноздри ему тотчас же ударил едкий запах бездымного пороха. Пуля вошла в мешки с песком сзади мишени.

— Мимо, — цокнул Гибсон. — Это тебе не фильмы снимать, Фрэнк, — сказал он. — Это настоящее оружие. Сила звука настоящая и чертовская отдача. Попробуй стрелять, придерживая руку с оружием другой рукой. И нажимай на спуск плавно, не дергай.

Миллер сконцентрировался и снова выстрелил.

Снова промах.

Он снова стал нажимать на спусковой крючок.

— Целься в самую широкую часть туловища! — заорал Гибсон, стараясь перекричать эхо от звука выстрела.

Следующий выстрел поразил фигуру в плечо.

Четвертый попал в ногу.

Пятый пробил отверстие размером с кулак на животе фигуры.

Миллер снова нажал на спусковой крючок, но ударник щелкнул бойком о пустой патронник. Он нажал на защелку барабана, вынул его и извлек стреляные гильзы, после чего снова зарядил.

— Запомни, Фрэнк, оружие нужно применять лишь в крайнем случае, если другого выхода не будет, желательно взять его живым. Стреляй только, если тебе или мисс Уорнер будет грозить опасность. Кто знает, может, он струсит, увидев оружие.

Миллер поднял брови.

— Но убийца тоже может быть вооружен, — заметил он, произведя по мишени новый выстрел. Пуля угодила в грудь. Вторая — туда же. И третья тоже.

Миллер опустил револьвер. Ладонь гудела, в ушах стоял звон.

— Постарайся, чтобы у меня было побольше патронов, — сказал Миллер.

Он произвел оставшиеся два выстрела и перезарядил оружие.

Спустя двадцать минут он все еще находился там.

Было пять тридцать девять после полудня.

Глава 55

Терри Уорнер подняла руки, когда охранник обвязывал тонким проводом ее туловище, извиняясь всякий раз, когда его руки подходили слишком близко к ее грудям. Когда он закончил, его лицо горело, и он старался не поднимать глаз, прикрепляя крошечный микрофончик к лацкану ее жакета.

Происходило это в номере гостиницы. На кровати сидел Миллер и смотрел, как специалист из полиции, завершив свою работу, отступил на шаг и вздохнул с облегчением и почти с благодарностью, радуясь тому, что все, наконец, окончено. Миллеру он передал слуховое устройство, которое тот сразу же установил на место.

— Произнесите что-нибудь, — сказал он Терри.

— Что, например? — сказала она, и Миллер невольно прикрыл рукой свое ухо, крякнув от боли.

— Достаточно, — сказал он, слегка улыбнувшись. — Я не глухой.

— Микрофон очень чувствительный, — предупредил их охранник. — Он воспринимает даже шепот. Но надежная связь может осуществляться на расстоянии примерно в полкилометра, на большем удалении произойдет потеря связи.

Оба кивнули.

— Миллер, ты будешь поддерживать связь с нами с помощью вот этого, — сказал Гибсон, передавая ему компактное переговорное устройство типа «Моторола». — Как только Терри переговорит с убийцей, он назовет ей место встречи, ты дашь нам знать.

Миллер кивнул.

— А на какое расстояние рассчитано это переговорное устройство? — спросил он.

— Пять — семь километров, — ответил охранник.

— Рис будет с нами в машине на случай, если у вас возникнут какие-нибудь затруднения, — сказал Гибсон, кивнув в сторону охранника, который снова покраснел.

Он посмотрел на часы.

Девять часов шесть минут вечера.

— Терри, я предполагаю, что он будет водить вас по всему Лондону, чтобы убедиться, что за вами нет хвоста, — сказал инспектор. — От одного места к другому. Вы просто сообщайте Миллеру все, что убийца будет говорить вам.

— Я не глупая, — тихо ответила она.

— Да, но и эта сволочь, которая гоняется за вами — тоже, — бросил полицейский инспектор. — Миллер, если паче чаяния ты ее потеряешь, сразу же дай нам знать. Все время в готовности будут находиться машины.

Миллер вынул из кармана свою фляжку и сделал большой глоток.

— Пока ты не попросишь, Стюарт, — сказал он, — фляжку я буду держать при себе.

— Кстати, не найдется ли немного и для меня, — устало сказал полицейский инспектор.

Широко улыбнувшись, Миллер протянул ему фляжку. Гибсон сделал несколько глотков, вытер губы тыльной стороной ладони и вернул фляжку Миллеру. Миллер в свою очередь снял, с ремня револьвер и проверил, полностью ли он заряжен.

— Помни, — сказал Гибсон, — применяй его только в том случае, если другого выбора не будет.

— Не ты же идешь на задание, Стюарт, — напомнил Миллер своему бывшему коллеге.

Наступило тягостное молчание, которое нарушил инспектор.

— Ну, пора занимать свои места. А вы выходите, как только будете готовы. Смотрите только, чтобы к десяти вы были у телефонных будок на «Хаммерсмит».

— Непременно, — уверила его Терри. — Может, я захвачу с собой съемочную бригаду, — добавила она, но ее попытка пошутить в такой момент не добавила веселости даже ей самой.

Гибсон и Рис вышли, оставив их в номере одних.

— Может, лучше, чтобы оружие было у меня? — спросила Терри.

— Зачем? Ваша задача — только попытаться взять у него интервью, а не стрелять в него, — язвительно заметил Миллер.

Терри глубоко вздохнула, медленно побрела через комнату к окну и выглянула в темноту.

— Он позаимствовал восемь способов убийства, — сказала она, — Интересно, кого он задумал скопировать на этот раз?

— Наверное, того, кто специализировался на убийствах телерепортеров.

Терри невесело засмеялась.

— Возможно, я дам вам одну из моих фотокарточек, — предложила она с легким сарказмом в голосе. — И вы мне скажете, собирается ли он меня убить.

Миллер не ответил.

Терри продолжала смотреть в темноту.

Гибсон уселся на сиденье рядом с водителем и повернул голову к сидящему за рулем Чандлеру, попыхивающему сигаретой «Ротманс».

— Не теряй его из виду, — сказал инспектор.

— А что, убийца может с ней расправиться и ты потеряешь должность? — криво усмехнулся сержант.

— Если я пойду ко дну, — прошипел Гибсон, — я тебя точно прихвачу с собой.

Сержант сделал последнюю затяжку и затушил сигарету в пепельнице. От нее поднялась вверх тонкая струйка дыма, смешиваясь с облаком, которое уже висело в машине.

На заднем сиденье Рис возился с переговорным устройством, проверяя частоты.

— Ну все, мы готовы, — сказал он. — Теперь все зависит от Миллера и тележурналистки.

* * *

А в номере гостиницы Миллер и Терри сверили свои часы. Она застегнула жакет и убедилась в том, что Миллер слышит ее нормально. Он сказал, что ему через слуховое устройство слышно даже, как у нее бьется сердце.

Миллер проводил ее до выхода, подождал еще пять минут, затем вызвал лифт, спустился на первый этаж, вышел из гостиницы и сел в машину.

— Едем, — сообщил он в переговорное устройство и вывел «гранаду» в поток уличного движения.

Было девять тридцать семь вечера.

Глава 56

Проходивший мимо человек взглянул на нее, слегка замедлив шаг, но продолжил свой путь к билетным автоматам.

Терри судорожно сглотнула и посмотрела сначала на часы, затем на ряд телефонных будок перед собой. Две-три были сломаны, а в той, что была ближе к ней, болталась на проводе сломанная трубка. В некоторых будках валялся мусор, порывы ветра гнали по асфальту пустую банку из-под пива, и ее металлический звук гулким эхом разносился по практически безлюдному павильону станции.

Плиты пола были заляпаны грязью. В нос бил застарелый запах мочи.

Терри переминалась с ноги на ногу и продолжала ждать, посматривая на листки с объявлениями, которыми были обклеены снизу доверху все стены будок, выкрашенные в черный цвет. Телефонные номера, приглашающие позвонить. Имена и фамилии. Такое впечатление, что каждая будка — своеобразная доска объявлений в миниатюре, где можно лепить все, что в голову взбредет.

«Позвоните по этому номеру, если хотите получить чувственный массаж», — предлагало одно объявление.

«Свежая юная натурщица», — сообщало другое.

Терри принялась читать все подряд.

«Чернокожей властительнице требуются добровольные рабы», — взывало третье, написанное желтым фломастером.

Послышался знакомый стук колес подходящего к станции электропоезда.

Терри снова взглянула на часы.

Почти десять часов.

Вовремя ли он позвонит?

Который из телефонов зазвонит?

Она подняла ворот жакета и продолжала ждать.

* * *

Миллер сделал еще глоток из своей фляжки и покрепче приставил к уху слуховое устройство. Пока все, что ему было слышно, это мерные удары сердца Терри.

Она сказала пару фраз при выходе из машины, но это было уже больше десяти минут назад. С тех пор он не слышал ни единого слова, только шорох и шелест от ее движений, когда она то расстегивала, то снова застегивала жакет. Он взглянул на приборный щиток.

Девять пятьдесят восемь.

Рядом раздался треск заработавшего приемно-передающего устройства, Миллер прислушался.

— Контакта еще не было?

Он узнал голос Гибсона.

— Пока ничего нет, — ответил он инспектору.

Последовало долгое молчание, и Миллер взглянул на аппарат, ожидая, что полицейский скажет еще что-нибудь. Над его головой по пролету моста с шумом проносился поток машин, Миллер чертыхнулся, когда к этому шуму внезапно добавился рокот заходящего на посадку самолета.

Слуховое устройство ожило.

Голос Терри. Отдаленный и скрипучий, как будто кто-то рядом с ней шелестел бумагой.

— ...которым он воспользуется.

Миллер похлопал по слуховому устройству, сердито ворча про себя, когда понял, что некоторые слова пропадали.

— ...почти десять. Надеюсь, вы слышите меня, Фрэнк... скоро должен позвонить... это место... безлюдное.

— Черт возьми, — прошипел Миллер, хватаясь за переговорное устройство. — Гибсон, слушай. Проклятый сигнал от микрофона поступает прерывисто.

— Но ты ее слышишь? — поинтересовался инспектор.

— Пока да, только плохо. — Он снова взглянул на часы на приборном щитке.

Девять пятьдесят девять.

Голос Терри прорезался снова, сопровождаемый шумом статических помех, что заставило его поморщиться, правда; на этот раз ее голос звучал разборчивее.

— Скорее бы он позвонил, я совсем замерзла, — сказала она.

Миллер снова отхлебнул из фляжки.

— Пора бы уж, — сказала Терри.

Снова послышался треск статических помех.

Десять ноль-ноль.

— Ну давай, давай, — прошипел он, когда треск еще больше усилился.

Молчание.

Он схватился за переговорное устройство.

— Гибсон, сигнал пропал! — выпалил он. — Я ее не слышу.

Глава 57

Миллер собрался выйти из машины, когда услышал голос Терри.

— Слава Богу, — прошипел он и бросился к переговорному устройству: — Она снова передает.

Он опять забрался в машину и завел двигатель, слушая те указания, которые поступали через его слуховое устройство.

— Он хочет, чтобы я направилась к месту под названием «Входные башни», — сказала Терри. — Это в Шордиче. Какой-то многоквартирный дом, пустующий уже больше полугода. Надеюсь, вы меня слышите, Фрэнк.

— Громко и разборчиво, — откликнулся Миллер, вклинивая свою машину в поток уличного движения.

— У тебя уже есть информация о месте встречи? — спросил Гибсон.

Миллер не ответил.

— Ты слышишь меня? — повторил полицейский инспектор. — Ты что, снова потерял контакт?

Миллер продолжал молчать, внимательнее всматриваясь в вереницу машин и стараясь отыскать взглядом машину Терри. Хвостовые огни впереди идущих машин на мгновение слились в огненный шар, ему пришлось сильно зажмуриться, чтобы избавиться от тумана, застлавшего его левый глаз. Туман рассеялся, и он продолжал движение.

— Миллер! — Голос Гибсона звучал теперь требовательнее. — Ты слышишь меня?

Наконец он переключил переговорное устройство.

— Я тебя слышу.

— Что за игрушки? Ты что, не слышал меня? — прорычал Гибсон. — Она передала тебе, где он назначил встречу? Где он ее будет ждать?

Миллер секунду поколебался.

— Оркестровая площадка на Кенсингтон-Гарденс, — быстро ответил он и отключил радиотелефон.

В преследующей его «астре» Гибсон свирепо тряс приемопередатчик.

— Миллер! — орал он.

— Он отключил аппарат, — сказал Рис.

Гибсон со злости скрипнул зубами.

— Но почему, черт возьми? — рявкнул он, хватая микрофон радиопереговорного устройства машины. — Всем подразделениям в Кенсингтон-Гарденс, оркестровая площадка.

— Но мы ведь обещали им, что не будем вмешиваться, — сказал Рис.

— Игра окончена, — зло парировал Гибсон. — Всем подразделениям следить за появлением темно-коричневой машины марки «мини-клабмен», номерной знак OW 368P, а также за серебристо-серой машиной марки «форд-гранада», номерной знак SHK 665Y. При обнаружении любой из них — останавливать немедленно. — Гибсон откинулся на спинку своего сиденья рядом с водителем. На его лице показалось выражение решимости. — Вот теперь посмотрим, — проворчал он.

Миллер забросил передающее устройство на заднее сиденье машины и продолжал движение. Затем он вытащил из кармана револьвер 38-го калибра и еще раз удостоверился, что барабан полностью заряжен.

Он продолжал двигаться вперед.

* * *

Боб Джонсон не мигая глядел на телефон. Прошло уже много времени. Пора. На его лице блуждала улыбка; он поднялся со своего места, надел куртку и направился к двери. Он рассчитал, что поездка займет у него примерно полчаса.

* * *

Джон Райкер хлопнул трубкой о рычаг, чуть не переломив аппарат пополам. Рукой, на которой красовался шрам, он провел по волосам и от волнения стал ходить взад-вперед. В его груди кипело негодование.

Пора было все решить раз и навсегда.

Он направился к двери, на ходу доставая ключи.

Пришло время действовать.

* * *

Глава 58

Высокое здание из бетона и стекла в районе «Входных башен» ввинчивалось высоко в небо и было похоже на грозящий перст.

Дом был заброшен. Он являл собой своеобразный памятник высокоскоростному строительству, которое велось с целью быстрейшего получения прибыли. Наспех сконструированная громадина возвышалась над улицей, как могучее растение, пробившееся из недр земли под воздействием некой первобытной силы.

Пустующее здание было погружено в темноту.

Терри поставила свою «мини» на стоянку и выбралась из машины, предварительно пошарив на заднем сиденье в поисках фонаря, который она не забыла захватить, отправляясь в путь. Фонарь был длинным и тяжелым и больше походил на дубинку, его внушительный вес придавал Терри уверенности, когда она подходила к главному входу мрачного небоскреба. Стекла на дверях и в окнах с первого до шестого этажа были выбиты. Осколками был усыпан тротуар, но еще больше битого стекла было внутри здания. Уцелевшие же стекла были покрыты таким толстым слоем пыли, что — как на секунду представилось Терри — для того, чтобы написать на нем свое имя, ей потребовался бы не палец, а нож.

Она толкнула парадные двери, которые легко поддались, пропуская ее, и тут же захлопнулись. Со всех сторон ее обступила кромешная мгла, в горле запершило от резкого запаха гнили. Мочи и кала. Застоялой блевотины. Поскольку муниципальный совет не давал разрешения вселяться в дом, он неизбежно стал пристанищем для многочисленного отряда бродяг, обитавших в этом районе. Пустые бутылки и банки, оставшиеся после их оргий, замусорили весь вход.

Терри прошла дальше в вестибюль. Толстый ковер пыли приглушал звук ее шагов. Пыль кружилась в воздухе, грязными хлопьями прилипала к одежде, и Терри невольно поднесла к носу руку, стараясь дышать не очень глубоко.

На стенах дома, как на огромных полотнах, предоставленных в распоряжение побывавшим здесь бродячим пикассо, осталось творение их рук, деловито поработавших распылителями. Рисунки, казалось, состязались друг с другом в агрессивности и оскорбительности. Произведения графики, сопровождавшиеся надписями углем и краской, в которых содержались различные наблюдения жизни на дне:

МЭГГИ — ВШИВАЯ СУКА

ЛАФА КОНЧИЛАСЬ

Терри направилась к лифту, двери которого были распахнуты, как зевающий рот. Она поспешно отпрянула, увидев кучку экскрементов в углу неиспользуемой кабины.

Справа от нее был лестничный пролет, и по его ступеням она начала подниматься, рассекая темноту крепко зажатым в руке фонарем, свет которого выхватывал из непроглядной тьмы беспорядочно мечущиеся пылинки. Теперь она шла медленнее, стараясь, чтобы в этой гнетущей тишине не очень был слышен стук ее высоких каблуков.

Она медленно нащупывала ступени, всматриваясь сощуренными глазами в то, что было на ее пути, и прислушиваясь к каждомушороху.

— Надеюсь, вы слышите меня, Фрэнк, — прошептала она. — И, я надеюсь, вы недалеко. Я поднимаюсь на второй этаж и почти добралась до лестничной площадки. Пока никаких признаков чьего-либо присутствия не заметила.

Она ступила на площадку между этажами и всмотрелась вдоль коридора, который вел к пустующим квартирам. Все двери были надежно закрыты, и, подергав первые пять-шесть, Терри решила подняться еще на один этаж. Она повернула за угол и обнаружила, что теперь ступени были у нее слева. Она медленно прошлась лучом фонаря по ним и стала осторожно продвигаться вперед.

Этажом выше что-то зашевелилось.

Прямо над своей головой Терри услышала шорох и надолго застыла, прислушиваясь.

— Мне кажется, он здесь, — сказала она тихо, почувствовав, как к вискам приливает кровь и сердце сильно колотится в груди. — Поднимаюсь на следующий этаж.

Медленно взбираясь все выше и выше, Терри вдруг подумала, как, должно быть, нелепо выглядит все это со стороны. Она была одна в заброшенном доме, где-то рядом притаился человек, на счету которого девять зверских убийств, а она, вместо того чтобы бежать отсюда без оглядки, спасая свою жизнь, торопится на встречу с убийцей. Логичнее было бы повернуться и уйти, но она почему-то продолжала подниматься.

— Я очень надеюсь, что вы поблизости, Фрэнк, — снова прошептала она.

Терри дошла до лестничной площадки и поднялась на третий этаж.

— Сейчас я нахожусь на третьем этаже, — проговорила она. — Передо мной две открытые двери. Иду дальше.

Миллер взглянул на спидометр и заметил, что движется со скоростью восемьдесят километров в час, но не стал замедлять движения. Теперь, когда Терри вошла в этот заброшенный небоскреб, он слышал каждое произнесенное ею слово. Он находился в пяти минутах езды от нее. Миллер не посмел снизить скорость.

Он даже не заметил, как сзади него пристроилась полицейская машина.

Водитель, сидящий за рулем следующей за ним машины, сосредоточенно, так, что лоб его прорезали глубокие складки, всматривался в темноту, стараясь разглядеть машину Миллера.

— Серебристо-серый «форд-гранада», — сказал он напарнику. — Какой номерной знак у той машины, за которой приказано следить?

Его спутник повторил номер.

— Черт, свяжись-ка по рации. Кажется, мы его обнаружили.

Обе машины продолжали нестись на высокой скорости.

* * *

— Что за игры он задумал? — бурчал про себя Гибсон. — Почему он назвал именно это место?

Он крепко сжал радиопередающее устройство и переключился на передачу.

— Вы уверены, что это именно та машина? — спросил он доложившего полицейского.

Полицейский повторил номерной знак.

— Какого черта ему понадобилось в Шордиче? — со злостью сказал Гибсон. Затем он объявил по радио: — Вот что, сидите у него на хвосте, не теряйте его из виду. Через несколько минут с вами будут еще люди, но смотрите не спугните водителя той машины. Понятно?

Гибсон ударил кулаком по приборному щитку.

— Надо мне было раньше догадаться, — тихо проговорил он. — Давай, Чандлер, разворачивай машину и едем, а то как бы у нас сегодня в конечном итоге не оказалось еще два трупа.

— Два? — переспросил озадаченно Рис.

Гибсон не ответил. Он лишь похлопал по оттопыренному карману плаща, где у него покоился в кобуре 9-миллиметровый автоматический браунинг. На часах было десять сорок семь.

У Гибсона было предчувствие, что они уже опоздали.

Глава 59

Первая из дверей открылась легко, повернувшись на много месяцев не видевших смазки петлях. Петли издали резкий скрип, Терри поморщилась и боязливо оглянулась по сторонам, выхватывая фонарем из непроницаемого мрака углы комнаты.

Она некоторое время постояла в коридоре, затем заглянула в комнату. Если не считать пустых картонных коробок, в комнате ничего не было. По сути, все здание напоминало ей какой-то гигантский футуристический склеп. Немой и зловещий, обиталище теней.

И, возможно, чего-то еще более осязаемого.

Неожиданно слегка приоткрылась вторая дверь, и Терри застыла, направив туда луч фонаря, стараясь различить в холодном бледном свете какие-нибудь очертания.

Снизу послышались шаги.

Только теперь она заметила признаки того, что толстый слой пыли, покрывавший пол, был уже кем-то нарушен.

Кто-то проходил по этому коридору до нее. И к тому же недавно.

Она стала осторожно продвигаться к приоткрытой двери, из которой на нее повеяло холодом, но в это время внизу снова наступила тишина.

Терри подошла к приоткрытой двери и толкнула ее, направив луч фонаря внутрь.

В углу комнаты шевельнулось что-то темное, и Терри чуть не вскрикнула.

Кошка зашипела на нее и выронила мышь, которую держала в зубах. Одним прыжком она вскочила на подоконник и сверкнула на Терри своими желтыми от света фонаря глазами.

Терри облегченно вздохнула и отвернулась от двери.

В конце коридора две пожарные двери вели еще к одному лестничному пролету, по которому, как она поняла, можно было подняться на четвертый этаж. На мгновение Терри остановилась, обратив внимание, что следов в пыли больше не было. Это новое открытие так поглотило ее мысли, что все остальное, казалось, выскочило у нее из головы. Она направила фонарь на пол.

Позади нее медленно отворилась еще одна дверь.

* * *

Миллер взбирался по лестнице, шагая сразу через две ступеньки. Он дважды споткнулся в обступившей его темноте и чертыхнулся, упав на каменные ступеньки, но тут же поднялся и побежал дальше, крепко сжимая в руке револьвер. Преодолен еще один пролет на пути к следующему этажу. На пути к Терри.

* * *

Терри медленно шла вперед, направив перед собой луч фонаря, не подозревая о том, что по коридору за ней двигалась темная фигура, выскользнувшая из комнаты так, будто просто отделилась от темноты. Шагов она не слышала, звук тонул в слое пыли.

В тишине ей слышны были только гулкие удары ее сердца.

Пока вдруг не раздался голос:

— Терри.

Она резко обернулась, выронив из онемевших от страха пальцев фонарь, который ударился и разбился о пол. Но в ту долю секунды, когда свет еще не погас, она успела разглядеть лицо человека, преградившего ей путь.

Лицо человека, которого она ожидала увидеть в этом месте сегодня.

Боб Джонсон улыбался.

Глава 60

В темноте коридора Джонсона почти не было видно. Единственным местом, откуда пробивался свет, была приоткрытая дверь комнаты. Этот-то тусклый источник и освещал его черты, когда он двигался по направлению к ней.

Терри сделала шаг назад.

— А я вас жду, — сказал он.

Она все еще продолжала пятиться назад, глядя мимо Джонсона в сторону лестницы.

Послышался звук шагов.

Он становился все громче.

Джонсон тоже услышал шаги, и лицо его искривилось от негодования.

— Кто там еще ходит? — рявкнул он.

Терри ничего не ответила, а лишь продолжала отступать дальше, медленно двигаясь по слою пыли, которая прилипала к ее туфлям и клубилась вокруг ее ног, как ядовитый туман.

Руки Джонсона сжались в кулаки, и он глянул на Терри, стиснув зубы, на его скулах лихорадочно заиграли желваки.

— Здесь никого не должно было быть, кроме нас, — прошипел он.

Шаги становились все громче.

Снизу по стене побежал луч фонаря, образуя какой-то замысловатый рисунок по мере того, как Миллер подходил, все ближе.

Он ступил на этаж, держа в одной руке револьвер, в другой — фонарь.

— Ах ты, грязная дешевка! — заревел Джонсон, взглянув сначала на Терри, затем на приближающегося Миллера. — Ты меня подставила.

— Убей его, Фрэнк! — взвизгнула Терри, бросаясь на пол.

Джонсон издал яростный вопль и бросился на Терри, но Миллер прицелился и выстрелил.

Выстрел в коридорном пространстве прозвучал как гром, отозвавшись эхом во всем пустом здании так, будто оно служило специальной камерой для создания эха. Из дула вылетел сноп яркого пламени, на мгновение ослепив Миллера, но он снова надавил на спусковой крючок, и револьвер сильно дернулся в его руке, выпустив свой смертельный заряд.

Второй выстрел поразил Джонсона в грудь, пуля вошла в него справа.

Свинец раздробил ему два ребра, прошил легкое и вылетел из спины, образовав отверстие размером с кулак. Кровь вместе с ошметками легкого брызнула из раны, и Джонсон упал как подкошенный, истекая кровью, на толстом слое пыли быстро образовалась темная лужа.

Терри взвизгнула и откатилась в сторону, когда, падая, он попытался схватить ее за ногу. Превозмогая боль, Джонсон встал на колени, но в этот момент Миллер прицелился в третий раз.

Мгновение он не решался нажать на спуск, боясь в темноте попасть в Терри, но ее пронзительный испуганный крик, казалось, подтолкнул его, и он снова выстрелил.

Третья пуля угодила Джонсону прямо в спину, выбив почку и вырвав значительный кусок плоти. Из раны хлестнула кровь, и, когда Джонсон попытался закричать, он почувствовал, что к горлу подкатывает горячая волна. Несколько секунд спустя кровь хлынула у него изо рта. Он упал ничком, судорожно задергав руками.

Миллер медленно опустил револьвер и осветил фонарем распластавшееся тело, задержав луч света на окровавленном лице. Глаза были открыты, но уже начинали стекленеть, и пыль оседала на его белки. Из левой ноздри темно-красной ленточкой потекла струйка крови.

Миллер обошел вокруг бездыханного тела и протянул руку Терри, помогая ей подняться. Она ухватилась за него, чуть не выбив из его руки оружие, и Миллер услышал ее рыдания, когда Терри прижалась к нему. Не сводя глаз с тела Джонсона, он помог ей обойти развороченную пулями груду мяса и повел к лестнице. Миллер обернулся и еще раз окинул взглядом неподвижное тело. Затем они вместе с Терри начали спускаться.

Рыдания ее постепенно затихали, она остановилась и стала вытирать лицо, размазывая по нему слезы и грязь.

— Вы не пострадали? — спросил Миллер, ощущая в ладони зуд от сильной отдачи револьвера.

Она отрицательно мотнула головой.

С улицы донесся вой полицейской сирены.

— Как, черт возьми, им удалось нас отыскать? — раздосадованно проговорил Миллер, убирая револьвер обратно в карман. Он обнял Терри за плечи, и так они прошли оставшиеся несколько ступеней до лестничной площадки второго этажа.

Снизу, с первого этажа до них долетел топот ног врывающихся в здание первых полицейских из состава прибывших подразделений.

А в это время сзади них, забывших, что осталось за их спинами, стоял в насквозь промокшей от крови одежде и смотрел на них Боб Джонсон.

В течение нескольких невыносимых секунд он стоял там, опираясь о перила, дыхание его перемежалось сипами, вырывавшимися из пробитого навылет легкого. Потом он заскрежетал зубами, прищурил от злобы глаза и с яростным ревом ринулся на эту парочку.

Казалось, будто Джонсон катапультировался с того места, где стоял. Словно преодолев земное притяжение, его окровавленное тело пролетело несколько метров и, как тяжелый мешок, рухнуло сверху на Миллера и Терри. Сбило их обоих с ног.

На секунду Миллера оглушило, он ощутил острую боль в голове, ударившись о бетонные ступени. Кровь брызнула из раны на лбу, и, когда он, перекатываясь, потянулся за револьвером, сильные руки схватили его за горло.

Несмотря на полученные раны, Джонсон, казалось, почувствовал прилив сверхчеловеческих сил, он сжимал большими пальцами рук горло Миллера, одновременно ударяя специалиста по киноэффектам головой о бетон. Миллер сильно зажмурился, когда в глазах его блеснул ослепительный свет. Он старался дотянуться до оружия, и ему удалось вытащить револьвер из кармана, но Джонсон, разомкнув руки на горле Миллера, успел схватить его за запястье и с такой силой тряхнул его, что револьвер выпал и с грохотом полетел вниз по лестнице.

Терри, ошеломленная нападением, потянулась за револьвером и, обернувшись, заметила, что Миллер быстро слабеет.

Она слышала, как полицейские громыхают по ступеням, но сейчас она думала только о том, как найти револьвер. Она пошарила рукой в темноте и вскоре наткнулась на него. Терри стремглав пустилась вверх по лестнице, отводя назад ударник обоими большими пальцами. И вот уже она в двух шагах от разыгравшейся на лестничной клетке сцены безумия.

Окровавленный Джонсон приподнял на несколько сантиметров голову Миллера и ударил ею о каменный пол с такой силой, которой хватило бы на то, чтобы расколоть череп. Из-под головы Миллера начала сочиться кровь, он почувствовал тошноту и стал терять сознание. Казалось, что кто-то накачивает в его голову воздух. Он хотел вздохнуть, но в ноздри ударила густая пыль. Огромные руки душили его.

Миллеру удалось на мгновение открыть глаза, и он увидел над собой искаженное маниакальной яростью лицо Джонсона. Перекошенное, залитое кровью, это было лицо сумасшедшего. Миллер сопротивлялся как мог и в конце концов почувствовал, что силы покидают его противника.

Сквозь кровавую пелену он заметил Терри с револьвером в руке, она целилась Джонсону в голову.

Внезапно Миллер понял, что все кончено. Он почувствовал, как клещи на его горле разомкнулись. На него повалилось обмякшее, безжизненное тело.

Терри приставила ствол револьвера к затылку Джонсона и нажала на спуск.

Раздался оглушительный выстрел.

Результат этого выстрела, произведенного с такого близкого расстояния, оказался сокрушительным.

Верхнюю часть головы Джонсона сорвало так, будто произошло извержение вулкана: осколки черепа взлетели в воздух вместе с фонтаном крови и липкого мозга. Нижняя челюсть отвалилась и повисла, а глаза оставались открытыми — Джонсон словно изумлялся тому, что у него снесено полголовы. По стене поползли сгустки крови и мозга, переплетаясь в замысловатом узоре.

Прижатый к полу мертвым телом, Миллер почувствовал, что по его лицу потекла теплая жижа, но ему уже было все равно. Он провалился в забытье.

Последнее, что он успел осознать, — мощные тиски на его горле вдруг ослабли, Джонсон упал и ударился лицом об пол, а на его затылке зияла огромная дыра. Миллер подумал, что в нее поместились бы два кулака.

Терри выронила оружие и, перегнувшись через перила, смотрела вниз, стараясь разглядеть лица двух полицейских в форме, решительно направляющихся к ней. Они что-то говорили, но слов она не слышала.

Равно как не слышал их и Миллер, который с неимоверными усилиями выбрался из-под трупа Джонсона. Попытавшись сглотнуть, Миллер почувствовал мучительную боль в горле и стал массировать кадык залитой кровью рукой. Вокруг стоял запах крови и кала. В рот и ноздри ему набралась пыль, когда он перевалился на живот, но он уже не чувствовал этого. Сознание покинуло его.

Глава 61

— Какие мотивы были у Джонсона при совершении убийств? — спросил Миллер, пробуя на ощупь свою забинтованную голову.

— Насколько хорошо вы его знали, Терри? — поинтересовался Гибсон.

Она в ответ только пожала плечами.

Инспектор тяжело вздохнул и потер глаза. Он взглянул на настенные часы.

Было почти час пятнадцать ночи.

— Может быть, сейчас не время ворошить все это? — спросил он тихо.

— Убийца мертв, Стюарт, — сказал Миллер. — Разве это не главное?

— Я прошу вас обоих зайти завтра и написать подробные заявления, — сказал Гибсон. — Как ты себя чувствуешь, Фрэнк?

Миллер снова пощупал свою голову.

— Нормально, — ответил он. — Ничего такого, что нельзя было бы вылечить, пропустив бокальчик.

Они с Терри поднялись из-за стола, за которым сидели, и направились к выходу.

— Похоже, и тебе не мешало бы отоспаться, — заметил Миллер, взглянув на своего бывшего коллегу.

Гибсон пожал плечами и встал, чтобы проводить их до выхода. Открыв дверь и попрощавшись, он стоял и смотрел, как они пошли по коридору к лифту, затем вернулся в кабинет и в упор посмотрел на Чандлера. Чувствуя себя неловко, сержант ерзал на стуле, не смея поднять глаза на своего начальника.

— Сожалею, но тебе придется еще немного подождать, пока освободится моя должность, — небрежно бросил Гибсон. — Дело завершено. Все аспекты и сам мотив преступлений нам, возможно, пока не совсем ясен, но, как говорит Миллер, убийца мертв. Не повезло тебе, Чандлер, — с улыбкой сказал инспектор, открывая дверь и приглашая Чандлера выйти. — А теперь выметайся, пока я тебя не вышиб.

Сержант встал со своего места и поспешно вышел.

Гибсон вернулся к столу, снова уселся в кресло и стал разглядывать фотографии Джонсона и его жертв.

Итак, все кончено.

На его губах готова была заиграть улыбка. Но теперь предстояла бумажная работа.

* * *

Миллер стоял, покачиваясь, у своей машины, голова раскалывалась от мучительной боли, он сильно стиснул зубы и застонал.

— Может быть, лучше я поведу машину? — спросила Терри и, обогнув «гранаду», села за руль.

Потом открыла дверцу и впустила Миллера. Он уселся рядом с ней и откинул голову на спинку сиденья. Некоторое время она изучала его профиль, отметив про себя, как он бледен.

— Доктор сказал, что за вами нужен присмотр в течение суток. У вас найдется отдельная комната?

Миллер улыбнулся, не поворачивая головы.

— Спасибо за предложение, — сказал он. Помедлив, он взглянул на нее. — Мне следует поблагодарить вас и еще кое за что.

Терри задумалась.

— Вы спасли мне жизнь, — добавил он, — Джонсон убил бы и меня, если бы вы не нашли тогда револьвер.

Ничего не ответив, она завела двигатель и выехала со стоянки. Несмотря на поздний час, улицы были относительно оживленными, и Миллер прикинул, что поездка до дома займет минут тридцать.

— Что вы теперь намерены делать? — спросил он ее, когда они ехали по улицам. — В смысле работы? Я имею в виду теперь, без Джонсона...

Последовала пауза.

— Ну, кого-нибудь найдут на его место, — сказала Терри.

— А вы как?

Она покачала головой.

— Вряд ли я останусь. Наверное, возьму пару месяцев отпуска, попробую забыть все это. Знаю, что это будет нелегко, — она слабо улыбнулась. — Возможно, продам свою историю газетам и уйду из активной журналистики, буду жить на то, что мне заплатят.

Миллер молчал.

Терри посмотрела на него: глаза Миллера были закрыты.

— Фрэнк, — позвала она тихо и хотела коснуться его руки.

Миллер проснулся лишь за пять минут до своего дома.

Он потянулся, хрустнув суставами, и извинился за то, что задремал. Должно быть, сонливость вызвана ушибом головы, предположил он не без оснований. Но теперь, по крайней мере, ноющая боль в черепе, кажется, несколько поутихла. Терри поставила машину на стоянку на обочине дороги, и они оба пошли к парадному входу дома. Миллер достал ключи и, открыв дверь, щелкнул выключателем, включив свет в прихожей.

— Черт возьми! — вскрикнул он от неожиданности.

У Терри перехватило дыхание от ужаса, глаза готовы были вылезти из орбит, она стояла как вкопанная, не в состоянии оторвать взгляда от того, что увидела.

Посреди прихожей на толстой веревке, привязанной одним концом к поручню перил, висел труп женщины.

Кожа с ее тела была умело и тщательно содрана, глазам открывалась жуткая картина: на веревке покачивалась, как освежеванная туша, груда оголенных мышц и костей.

* * *

Миллеру хватило одной секунды, чтобы понять: это окровавленное тело — тот самый манекен, что был украден из его дома два дня назад.

И именно в тот момент, когда Миллер направился к нему, в прихожей появился Джон Райкер.

В руке у него угрожающе сверкнул большой нож, заточенный с двух сторон.

На лице Райкера играла кривая усмешка.

— Добро пожаловать домой.

Глава 62

— Закрой дверь, Терри, — спокойно сказал Миллер, ни на секунду не сводя взгляда с Райкера.

— Делай так, как он говорит, Терри, — эхом отозвался Райкер. Он одобрительно окинул взглядом фигуру тележурналистки. — Кажется, я тебя где-то видел. По телевизору, может быть? Приятная встреча, — сказал он и обратился к Миллеру: — Я предупреждал тебя, что у нас остались кое-какие дела, но ты не хотел меня слушать, не так ли?

— Значит, это ты устроил разгром в моем доме? — воскликнул Миллер, и это прозвучало скорее как утверждение, нежели как вопрос.

— Я не намерен больше ждать, Миллер, сейчас же гони мои деньги! — вместо ответа рявкнул Райкер.

— Я же тебе говорил, что у меня их нет.

Райкер угрожающе покрутил ножом перед его носом.

Терри придвинулась ближе к Миллеру.

— О каких деньгах он говорит? — поинтересовалась она.

— Вознаграждение за оказанные услуги, — буркнул Райкер, не сводя глаз с Миллера. — Деньги за содействие ему в том, чтобы он стал лучшим специалистом по киноэффектам, за поставку ему «подпорок», — он причмокнул языком и протянул руку к ноге висящей фигуры. — Деньги за то, что я рисковал своей головой.

Райкер всадил нож в бедро манекена и сделал глубокий разрез до самого колена. Он раздвинул латекс, как хирург на операции, затем острием ножа вырезал большой кусок резиновой кожи, оголяя то, что было под ним.

— Плата за ограбление могил, — рявкнул Райкер и ковырнул ногу фигуры.

Под латексом оказалась настоящая человеческая плоть.

Она казалась бледной и ссохшейся, но хорошо сохранилась. Никакого запаха от нее не исходило.

Не переставая говорить, Райкер срезал все новые и новые куски латекса.

Миллер стоял и беспомощно наблюдал за тем, как все больше обнажалась настоящая человеческая плоть.

— "Мне нужно сердце, Райкер", — приговаривал он, язвительно подражая Миллеру. — "Добудешь — хорошо заплачу.

Мне нужен грудной ребенок, Райкер. Добудь мне грудного ребенка, Райкер. Добудь мне руку, Райкер".

Он срезал большой кусок латекса, обнажив нижнюю часть живота болтающегося трупа. Плоть оказалась в некоторых местах с синими и зелеными крапинками, и теперь и Миллер и Терри почувствовали резкий запах гнилого мяса, который до этого не ощущался под слоем искусственной кожи.

Райкер полосовал труп с таким бешенством, что отсек ему палец на руке.

Терри отодвинулась в сторону, ни на секунду не спуская глаз с Райкера, который все рубил и кромсал тело.

— Гони мои деньги, Миллер, — рычал он. — Или я и тебя так же разделаю, как этот чертов труп. — Тут взгляд его упал на Терри. — Тебя и твою бабу.

Миллер, воспользовавшись короткой передышкой, когда внимание Райкера было обращено на Терри, подскочил и изо всей силы толкнул труп.

Зловонный предмет качнулся вперед и сшиб с ног Райкера. От удара Райкер отлетел и выронил из руки нож, который упал на пол и заскользил в угол.

Он рванулся к своему смертоносному оружию, но Миллер опередил его, наступив каблуком своего ботинка ему на руку.

Послышался громкий хруст двух раздробленных пальцев, и Райкер дико заорал от боли. Перекатившись в сторону, он попытался подняться на ноги.

Тело, пришедшее в движение от толчка, продолжало раскачиваться взад-вперед, как чудовищный маятник.

Миллер бросился на Райкера, отпихнув его плечом, отчего тот сильно ударился о стену.

Райкер крякнул, но удержался на ногах, ухватившись за стол. Он схватил высокую хрустальную вазу, стоявшую посреди стола. Зажав в одной руке этот инкрустированный предмет как дубинку, он рванулся на Миллера, держась другой рукой за свой бок, морщась от боли и то и дело втягивая в себя воздух сквозь стиснутые зубы.

Труп продолжал болтаться туда-сюда, и с каждым новым колебанием тошнотворный запах разложившегося мяса все усиливался. Невидящие глаза безучастно взирали на разыгравшуюся под ним баталию.

— Убью! — зашипел Райкер и набросился на Миллера, замахнувшись вазой.

Миллер отскочил в сторону, но недостаточно проворно.

Увесистый кусок хрусталя пришелся ему по плечу, от боли потемнело в глазах, Миллер почувствовал, как хрустнула ключица. Жгучая боль пронзила всю верхнюю часть тела, левая рука внезапно онемела. Каждый раз, пытаясь пошевелить пальцами, он ощущал, будто в тело ему забивают раскаленные докрасна иглы, но, падая, он потянулся поврежденной рукой к лежащему на полу ножу.

Терри оставалось лишь беспомощно взирать на то, как Райкер с размаху ударил Миллера вазой.

Миллер инстинктивно поднял руку, чтобы защитить лицо, и вновь почувствовал ужасающей силы удар, на этот раз по предплечью. Ваза разбилась, осыпав его градом хрустальных осколков, часть из которых впилась ему в лицо.

Райкер мгновенно оказался над ним и нанес ему сильный удар ногой в пах.

Миллер скрючился, правда, успев при этом схватить с пола нож, и тут же, развернувшись, вонзил его Райкеру в бедро на всю глубину лезвия.

Потрошитель трупов пронзительно взвизгнул и уцепился за рукоятку ножа, пытаясь выдернуть его, но почувствовал, как лезвие скребнуло о кость.

По фонтану крови, бьющей из раны, Миллер определил, что задел бедренную артерию своего противника. Мощная красная струя, хлестнувшая из ноги Райкера, залила и Миллера, и стену за его спиной. Он закрыл руками глаза, пытаясь восстановить помутившееся зрение, а когда вновь открыл их, увидел, что Терри приближается к поверженному Райкеру сзади, сжимая в руке отколотую ножку вазы.

Замахнувшись, она нанесла сильный удар Райкеру, острые края хрустального обломка вонзились ему в лицо. Райкер завертелся на месте, все еще пытаясь выдернуть из своего бедра нож.

Терри увидела, как Миллер, навалившись всем телом на Райкера, потянулся к ножу и стал изо всех сил выдирать его из ноги. Нож не поддавался, но в конце концов разрезав все мышцы и сухожилия вокруг, Миллер вытащил окровавленный металл и замахнулся им над Райкером, лицо которого превратилось в кровавую кашу с застрявшими в ней осколками от вазы. Один смертоносный осколок срезал ему кусок верхнего века, и по глазу струилась липкая смесь глазной жидкости и крови.

Перед глазами Миллера словно упала завеса. Он колебался.

— Ну же! — завизжала Терри. — Убей его!

Миллер схватил Райкера за подбородок и одним мощным движением всадил нож ему в сердце.

— Убей! — снова завопила Терри, чуть не наскочив на продолжавший свои мерные колебания маятник.

Она стояла, оцепенев как в гипнозе от кровавого спектакля, развернувшегося перед ее взором, ужас охватил ее, когда она увидела, как Миллер навалился всем телом на рукоятку вонзенного ножа, проталкивая его глубже в тело противника и не обращая внимания на брызги крови, заливавшие его самого. Сердце жертвы еще продолжало бешено колотиться, гоня по жилам густую жидкость.

Миллер почувствовал, как тело Райкера стало содрогаться, он нанес еще один удар.

И еще.

Опустившись на пол рядом с поверженным противником, Миллер тяжело дышал. Кровь, разлившаяся вокруг, пахла медью, к ее неотвязному запаху примешивался смрад экскрементов. Плечо его сильно ныло от тупой боли, он поморщился, дотронувшись до сломанной кости.

Терри оставалась неподвижной. Она во все глаза смотрела на затихающие конвульсии Райкера, переводя взгляд от одной части тела к другой и стараясь не пропустить ни одного движения.

— Терри, вызови полицию, — сказал Миллер, приподнимаясь на локте.

Она не отвечала.

Миллер подумал, что она в шоке, но, когда пригляделся, мурашки побежали по его телу. Ему показалось, что в его венах застыла кровь.

Терри Уорнер улыбалась.

Она стояла на коленях перед телом Райкера и широко улыбалась. Тут Миллер с отвращением увидел, как она погрузила указательный палец в рану на груди мертвеца. Потом вынула этот окровавленный палец и, не обращая внимания на стекавшую ей на блузку кровь, стала облизывать красную жидкость, медленно водя языком вдоль пальца.

Миллера затошнило.

Не столько от боли, которая не отпускала, и зрелища, открывшегося ему, а оттого, что именно в эту секунду его осенила страшная догадка.

— Терри, — тихо прошептал он, пытаясь подняться на колени.

Она взглянула на него с застывшей на лице коварной усмешкой и с перепачканными кровью губами. Но больше всего Миллера приводили в замешательство ее глаза.

Немигающий взгляд словно сверлил его.

— Ты убил, — причмокнула она языком. — Это легко, правда? — Она засмеялась, и от этого смеха волосы у Миллера встали дыбом.

— А ты убила всех, — выдохнул он. — Ты убила тех восьмерых.

— Девятерых, — уточнила она. — Я убила и полицейского в своей квартире. Он, к сожалению, обнаружил кассеты.

— Не понимаю, — пробормотал Миллер, потрясенный ее зловещим взглядом.

— Сообщения на автоответчике, — уточнила она. — Я их записывала сама. Вот почему полиции никак не удавалось засечь их. Я сама вставляла их в аппарат. Я все записала на телестудии. Джонсон предоставил мне свободный доступ к служебной аппаратуре. Он клеился ко мне, — снова причмокнула она.

— Но откуда тебе было известно, что Джонсон будет вечером в том доме?

— Я сама ему позвонила. Велела ему быть там. Я знала, что ради меня он готов на все.

— О черт, — тихо вырвалось у Миллера. — Но зачем столько убийств?

— Тебе этого никогда не понять, Фрэнк. Трудно поддаться очарованию смерти. Во мне это сидело с детства. Вначале это меня пугало, но потом я стала понимать смерть. Полюбила ее. Ее притягательную силу. Ее неизбежность. Отнять у кого-то жизнь — это, наверное, проявление величайшей власти, какая только возможна. Способность убить. В других это тоже было. Хей, Мануэль, Сатклифф, Нильсен. В них всех это было. Я тоже хотела ощутить эту силу и власть, пережить то, что переживали они, когда умерщвляли других. — Тут она остановилась и взглянула на труп Райкера. — Разве тебе не хотелось убить кого-нибудь? Видеть предсмертные судороги? Наблюдать за тем, как жертвы умирают? Только наблюдать, больше ничего. Эта жажда власти есть внутри каждого. В каждом есть частица личности, способная убить, но все это скрывают, таят от себя, загоняют в самую глубь сознания и делают вид, что этого не существует. Но это есть, и с этим ничего не поделаешь. Желание убить — иногда того, кого хорошо знаешь, — возникает у каждого человека. Сколько раз, поругавшись с кем-нибудь, ты готов был убить? Сколько людей, ненавидя своих родственников, желают им смерти? Сколько людей с радостью убили бы своих соседей, подвернись им такой случай? Когда ты обнаруживаешь, что кто-то зубоскалит за твоей спиной, разве у тебя не чешутся руки отомстить? Видишь, я права: это стремление живет во всех нас. Просто большинству стыдно признаться в этом, они не желают с этим мириться.

Миллер слушал Терри онемев, ни на миг не сводя с нее глаз. Их отделял друг от друга только бездыханный труп Райкера.

И нож все еще торчал в его сердце.

Словно ожидая, что кто-нибудь вытащит его.

— Я не могу вызвать полицию, Фрэнк, — сказала Терри. — Пока не могу.

— Ты хочешь убить меня? — спросил он.

Она усмехнулась.

— Когда ты ударил ножом Райкера, разве ты не испытал пьянящего чувства своей силы и власти? Ты отнял у него жизнь. Это ставит тебя на один уровень с Богом, Фрэнк, способным решать, кому жить, кому умереть.

Неожиданно выражение на ее лице сменилось жестокой решимостью, и в эту долю секунды Миллер заметил, как ее рука потянулась к ножу.

Он бросился на нее. Удар пришелся по лицу Терри. Она упала на спину, из разбитого носа потекла кровь. Она тихонько застонала, когда Миллер навалился на нее всем телом.

Терри горько усмехнулась, взглянув на него снизу вверх, и Миллер с яростным ревом нанес новый удар по ее окровавленному лицу, на этот раз свернув ей челюсть.

От второго удара она потеряла сознание.

Миллер сел на корточки. Он тяжело дышал. Боль в сломанной ключице не утихала, но он, казалось, забыл о боли. Все его внимание теперь было сосредоточено на Терри.

А раскачивавшееся над его головой тело наконец остановилось. Теперь оно лишь крутилось на веревке вокруг своей оси.

Глава 63

Когда приехала полиция, Миллер сидел в своей гостиной и пил. Он услышал стук в дверь, но сначала допил, что оставалось в его бокале, и лишь затем медленно встал.

По пути он переступил через труп Райкера. Труп уже окоченел, растекшаяся кровь загустела и превратилась в липкую темно-красную кашицу.

Миллер прикоснулся к своей сломанной ключице и поморщился от боли, потом, подождав секунду, открыл дверь.

Вошедший первым полицейский побледнел от страха, увидев труп Райкера на полу в луже загустевшей крови, но его начальник, шедший следом, заставил его посторониться. За ним следовали два санитара. Возвращаясь в гостиную, Миллер видел, как санитары подняли труп и положили его на носилки.

Миллер предложил полицейскому выпить, но тот отказался. Миллер бросил на него оценивающий взгляд. Полицейский выглядел таким же уставшим, каким ощущал себя и Миллер, и так же время от времени потирал глаза.

— Вы были одни в доме, когда произошло нападение? — спросил полицейский.

Миллер кивнул и снова наполнил свой бокал.

— Вы знали этого человека?

— Встречались пару раз, — устало ответил Миллер. — Одно время мы работали вместе.

Он проглотил порядочный глоток виски, ощутив, как эта янтарная жидкость обожгла ему желудок.

Последовали еще вопросы, и на каждый Миллер давал обстоятельный ответ, с удивлением замечая, что чиновник записывал его показания почти дословно.

— Так вы утверждаете, что нападение произошло примерно в час тридцать, — сказал полицейский, взглянув на часы. — Это почти четыре часа назад. Почему, вы не связались с нами раньше?

Миллер пожал плечами.

— Должно быть, я потерял сознание, — сказал он, потирая плечо.

Полицейский, покусав некоторое время кончик своей ручки, захлопнул блокнот.

— На улице стоит санитарная машина, она отвезет вас в больницу. Надо показать плечо специалисту.

Миллер криво усмехнулся и допил свой бокал.

— Возможно, мне придется задать вам еще вопросы, — предупредил полицейский.

— Пожалуйста. Поедемте со мной в санитарной машине, — сказал Миллер, тяжелой походкой направляясь в прихожую. — Будьте добры, я сейчас, я только на одну минутку.

— Я буду на улице, — сказал полицейский чиновник и вышел.

Миллер подождал, пока он удалится, затем повернулся и направился в свой кабинет. Ключ был в двери, поэтому он просто повернул его и вошел, закрыв за собой дверь.

Женщина с содранной кожей снова сидела на своем месте, а те куски, которые расковырял Райкер, были заново покрыты латексом.

Отрубленная голова лежала, как и прежде, на подносе на картотечном шкафчике и смотрела на него своими невидящими глазами.

Бесстрастно взирала на него и жертва ожога.

Работа заняла у него не так много времени, как он ожидал, и теперь он с гордостью осматривал свои произведения.

В дальнем углу кабинета сидела Терри Уорнер. Тело ее было намертво заклеено латексом.

Миллер перенес ее в кабинет, быстро и ловко раздел ее и покрыл каждый квадратный сантиметр ее тела веществом своего собственного изобретения. Терри было не узнать. Черты лица совершенно исказились под множеством волдырей, точно его ошпарили горячей жидкостью. Сработано все было с величайшим мастерством из жидкой резины.

Приступая к изготовлению маски, Миллер заткнул ей ноздри и рот ватой.

К тому времени, когда маска была готова, Терри уже задохнулась.

От стука в дверь он вздрогнул и отошел в сторону, пропуская входящего.

Полицейский вошел в кабинет и обвел беглым взглядом все его страшные творения.

— На улице кто-то из наших людей сказал, что вы работаете в кинематографе, — сказал полицейский чиновник. — Кажется, специалист по киноэффектам?

Миллер кивнул, с восхищением глядя на то, что привлекло внимание полицейского.

— Как, черт возьми, вам удается делать их так правдоподобно? — изумился полицейский.

Миллер перевел взгляд на Терри Уорнер и улыбнулся.

— Профессиональная тайна, — тихо сказал он.

Шон Хатсон Мертвая голова

Ужасный опыт заставляет человека задуматься, что он, быть может, так же ужасен, как то, что он испытал.

Ницше

Часть первая

Мальчики и девочки выходите поиграть,

Светит ярко луна и светло как днем.

Детские стишки, Оксфордский словарь

Люди боятся смерти, как дети боятся темноты.

Фрэнсис Бэкон

Глава 1

Роберту Слэттери казалось, будто он весь обмотан горячими бинтами. Спина взмокла от пота, струйки катились между лопаток и впитывались в одежду.

А всего-то на нем были шорты, тонкая майка и спортивные тапочки. Жара невыносимая. Он надеялся, что вечером полегчает, но на смену иссушающей жаре пришла отвратительная влажность, которая проникала повсюду.

Земля высохла и потрескалась, трава пожелтела. Трещины расползались, становились все шире и глубже. Что-то в них напоминало пересохшие рты, жаждущие влаги. Но нигде никаких признаков дождя.

Вся округа уже больше месяца была охвачена зноем. За это время выпало меньше одного дюйма осадков Причем все сразу за короткий сильный ливень недели три назад. А потом изо дня в день — неослабевающая жара.

Слэттери ненавидел жару. Отвратительно, когда тебе приходится расхаживать в одной майке, а она уже через несколько минут прилипает к спине. С тех пор как навалилась жара, он пустил в дело весь свой запас белых и черных маек, а красные или голубые носить было просто невозможно из-за безобразных темных пятен пота под мышками. И тут никакой, даже самый сильный дезодорант не помогал. Слэттери провел рукой по волосам — они намокли от испарины.

Он медленно плелся по Клэпхем-Коммон, сочувственно поглядывая на тех, кто отважился выйти на улицу в этот влажный отвратительный вечер.

Только дети как ни в чем не бывало играли в футбол и носились с криками по траве.

Неподалеку в парке молодая парочка — обоим лет по девятнадцать — страстно целовалась, тесно прижавшись друг к другу. Проходя мимо них, Слэттери улыбнулся про себя. Он не собирался разглядывать их слишком назойливо и все же отметил, что девушка весьма привлекательна, а шорты на ней очень короткие, так что каждый может любоваться ее красивыми загорелыми ногами.

Он побрел дальше, поглядывая на свою собаку. Из-за нее-то он и оказался на Коммон в этот вечер. Слэттери достал из кармана маленький резиновый мячик и зашвырнул подальше. Его собака, гладкошерстная дворняжка, мигом умчалась на поиски. А мячик упал рядом с мужчиной, сидевшим на одной из садовых скамеек. Тот раздраженно улыбнулся, и Слэттери поднял руку в знак извинения. Собака, не обращая внимания на сидевшего, полезла за мячом под скамейку, вытащила его и вприпрыжку помчалась к Бобу.

«Сегодня всем жарко», — подумал Слэттери, забирая мяч из пасти собаки и вновь забрасывая его — теперь уже в сторону деревьев. Собака кинулась туда, отыскала мяч и вернулась к хозяину.

Тучи мошкары вились над кустами и были похожи на пепел, поднятый легким ветерком. Слэттери постоял, понаблюдал за мошкарой, ощущая, как майка все сильнее пропитывается потом.

Собака глядела на него, ожидая нового броска и не выказывая никакого желания опять мчаться на поиски мяча. Слэттери сделал глубокий выдох, а затем втянул в легкие большой глоток вечернего воздуха. Ни один листок не колыхался в этот безветренный вечер. Закат раскрашивал небо в кровавый цвет. Облака потемнели. Но все равно предстоящая ночь не сулила ослабления жары.

Слэттери снова швырнул мяч, и собака помчалась в кусты.

Ожидая ее возвращения, он облокотился на питьевой фонтанчик, который выглядел таким же сухим и потрескавшимся, как и сожженная солнцем земля. Он нажал рукоятку, но вода так и не брызнула, только послышался булькающий звук.

Позади раздался радостный вопль. Слэттери обернулся и увидел тех самых детей, что играли в футбол. Они возбужденно скакали и размахивали руками. Боб улыбнулся. Наверное, кто-то из них забил гол, вот и вопят. Или кто-то услышал, что будет дождичек. Слэттери усмехнулся и посмотрел на кусты, откуда пора бы появиться собаке.

— Ко мне, Сэм, — пробурчал он себе под нос, смахивая пот со лба.

Послышался визгливый лай. Боб нахмурился и направился к кустам. Наверное, Сэм нашел сучку, размышлял он. Грязный маленький подонок.

Сэм продолжал лаять. В парке были еще собаки, и одна или две уже повернули свои морды в сторону Слэттери. Не хватало еще очутиться в окружении целой своры.

Он пробрался сквозь кусты и наконец увидел в нескольких шагах от себя свою собаку. Обжегшись о крапиву, он ругнулся. Вокруг него надоедливо жужжали мухи и осы.

Пес стоял как вкопанный, только голова его вскидывалась при лае.

— Что с тобой? — спросил Слэттери, отряхивая прилипшие к майке листья.

И вдруг он ощутил зловоние, запах тухлятины, только еще более едкий и такой густой, что тут же почувствовал приступ тошноты.

— Черт, — проворчал он, стараясь не дышать. Потом взглянул еще раз на свою собаку и на рой мух, вьющихся над чем-то, что лежало перед псом.

Через секунду он осознал, что это такое.

— О Господи, Бо...

Слэттери так и не смог договорить. Он согнулся, и его вывернуло наизнанку.

Собака продолжала лаять.

Глава 2

— Итак, вы подтверждаете, что женщина на фотографии — ваша жена? — Ник Райан затянулся еще раз и раздавил сигарету в пепельнице. Зажав телефонную трубку между ухом и плечом, он достал из пачки «Данхилл» новую сигарету.

В голосе на другом конце провода слышалась неуверенность.

— Может быть, — пробормотал Эрик Джонсон.

— Итак, да или нет? — спросил Райан, выпуская струю дыма.

— Понимаете, это мне нелегко определить.

Райан взглянул на часы.

— Конечно, я понимаю, — сказал он, стараясь придать сочувствие своему голосу, — но вы все-таки должны узнать собственную жену.

Райан перебирал лежавшие перед ним черно-белые фотографии. На них была женщина лет тридцати с небольшим. Вот она выходит из машины. Вот она с мужчиной. На многих фотографиях она была все с тем же мужчиной — на улице, в парке.

На одной из фотографий они целовались.

— Это было для меня потрясением, — выдавил Джонсон. — Я, конечно, подозревал, что у нее кто-то есть. Да, это так, но... — Он умолк.

— Всегда неприятно узнавать что-либо подобное, — сказал Райан и взглянул на часы.

— Я думаю, что был очень зол,когда нанимал вас. А теперь, когда все известно наверняка, я не знаю, как мне быть...

Голос Джонсона слегка задрожал.

У нее был другой парень, подумал Райан, вот и все дела.

В трубку он деловито произнес:

— На суде фотографии послужат достаточным доказательством. Я бы на вашем месте не сомневался в исходе дела. Это, в конце концов, ясно как белый день.

— Я не собирался доводить до этого, — пробормотал Джонсон. Райан устало вздохнул и, принялся рисовать в блокноте кружочки.

— Я не знаю, что мне делать, мистер Райан.

Бросить суку, подумал Райан, усмехнувшись.

— Итак, вы имеете доказательства, мистер Джонсон. Что вы будете с ними делать — это ваши проблемы.

— Я так надеялся, что это лишь моя фантазия.

Ради Бога, давай заканчивай!

— Как вы думаете, может быть, мне стоит откровенно поговорить с ней об этом? — допытывался Джонсон.

Мне наплевать. Можешь заставить ее съесть все эти фотографии, только положи наконец трубку.

— Вы подозревали вашу жену в измене, а теперь знаете наверняка, что это именно так. Вы наняли меня, чтобы я добыл доказательства, и я это сделал. Все остальное меня не касается, мистер Джонсон.

Последовала долгая пауза. Райан опять взглянул на часы. Ему показалось, что в трубке дошло до всхлипывания.

Райан снова принялся выводить кружочки в блокноте.

— Спасибо за помощь, — произнес Джонсон дрожащим голосом.

— Пожалуйста. Буду вам очень признателен, если вы пришлете чек как можно скорей.

Джонсон вздохнул.

— Да, конечно, — ответил он тихо. — Очевидно, это у вас на сегодня вся работа, не так ли?

— День на день не приходится. — Райан старался быть доброжелательным. — Итак, я уже сказал, что буду очень благодарен, если вы поскорее пришлете чек. — Он затянулся сигаретой.

В трубке было слышно, что Джонсон тихо плачет.

— Приятно было с вами работать, — сказал Райан и положил трубку.

Глава 3

Он положил трубку, засунул фотографии в конверт, спрятал его в ящик стола и принялся за письма, которые забрал внизу, придя сегодня в офис.

Сыскное агентство Райана располагалось на последнем этаже пятиэтажного здания на Олд-Комптон-стрит. Оно состояло из офиса, кухоньки и туалетной комнаты. Стены офиса были увешаны фотографиями в рамках. Среди них были и фотографии Райана двадцатилетней давности, когда он еще только поступил в полицию. Восемнадцатилетний юноша, весело смотрящий с фотографии, мало походил на тридцатисемилетнего человека, который сидел сейчас на кожаном диване и просматривал почту.

Теми же оставались только яркие голубые глаза, но вокруг них появились морщины. Лицо Райана теперь чаще всего выражало безразличие, а не надежду, как во времена, когда он был начинающим полицейским.

Он быстро поднялся по служебной лестнице до звания следователя и надеялся стать следователем-инспектором. Но этому не суждено было сбыться.

На его счету было много арестов, и он сыграл значительную роль в разоблачении особо крупной банды по торговле наркотиками, но, несмотря на это, его постоянно обходили при повышениях по службе.

В качестве причины всегда называли его знаменитую хватку, такую полезную при работе на улицах, но он знал действительную причину. Его характер.

Он считался очень уж горячим. Его положение ухудшилось, когда он сломал челюсть одному подозреваемому, отстреливавшемуся во время преследования по магазинам Уайтли в Бейсуотере. Райан объяснял начальству, что преступник пытался применить оружие и мог убить не только его, но и кого-нибудь из прохожих, но его объяснения не помогли. Для начальства этот инцидент стал последней каплей.

Ему был объявлен выговор, и он был отстранен от дел на две недели.

Вернувшись на службу, он подал в отставку.

Через год он создал частное сыскное агентство, и теперь, спустя четыре года, дело процветало.

Разводы, слежки, судебные предписания... Объем работы Райана был огромен. Иногда ему даже приходилось нанимать помощников, и особенно в тех случаях, когда, по мнению Райана, дело требовало применения наиболее жестких методов. У него были друзья кое-где в крупных охранных фирмах столицы, и они с радостью предоставляли ему надежных людей с крепкими мускулами.

Бизнес так успешно шел в гору, что Райан подумывал не только о том, чтобы переехать в более просторное помещение, но и о том, чтобы нанять себе секретаршу, поскольку канцелярские обязанности были ему особенно в тягость. Раз в неделю к нему приходила машинистка и перепечатывала деловую переписку. Она сказала, что это очень интересно — работать на частного детектива. Даже если один раз в неделю.

Райан улыбнулся, вспомнив о ней. Он просмотрел почту, нашел несколько циркуляров, один чек и письмо от женщины, подозревавшей своего мужа в связи с другим мужчиной. Скорчив удивленную мину, Райан сложил письмо и бросил его на пластиковый поднос.

Чаще ему поручали дела о разводах. Его работа заключалась в сборе улик, которые его клиенты затем передавали своим адвокатам. Это была не очень-то увлекательная работа, но платили за нее хорошо, по его обычной расценке — пятьдесят фунтов в час плюс непредвиденные расходы, которые, естественно, бывали разными, в зависимости от дела.

У него оставались друзья и в Скотленд-Ярде. От них он всегда мог получить нужную ему информацию. И все же он не раз за последние четыре года начинал жалеть о своем увольнении.

Он подошел к окну, выходившему на Черинг-Кросс-роуд.

Улица, как всегда, выглядела оживленной, люди сновали туда-сюда под палящими лучами солнца.

На безоблачном небе огненный солнечный шар пылал еще ярче, чем вчера. Жара не ослабевала.

Райан открыл окно, и горячий воздух ворвался в комнату вместе с бензиновой гарью, выбрасываемой сотнями выхлопных труб там, внизу. В офисе было прохладнее, чем на улице, хотя ртутный столбик настенного термометра достиг отметки 76 по Фаренгейту[1].

Он немного постоял у окна, потом пошел на кухню, налил воды в чайник, поставил его на огонь, прополоскал кружку под краном и открыл шкаф в поисках банки кофе. Нашел пустую и, ругнувшись, швырнул ее в мусорное ведро.

Он выключил газ и решил отправиться в маленькое кафе на углу Черинг-Кросс-роуд, где частенько перехватывал какой-нибудь сандвич.

Уходя, он взял со стола газету.

Крупный заголовок еще не попался ему на глаза.

Глава 4

Если на улице жара казалась невыносимой, то в кафе он почувствовал себя как в печке. Дышать было нечем, и, как всегда, пахло жареным беконом. Раннее ли утро, обед или поздний вечер — запах жареного бекона здесь оставался неизменным. На витрине, за стеклом, лежали сандвичи и пирожки. Пар, поднимающийся от электрического самовара в конце прилавка, еще более усиливал духоту.

Райан развязал галстук, расстегнул две верхние пуговицы рубашки и вытер потную шею носовым платком. За соседним столиком огромный мужчина с круглым животом ждал, пока его обслужат. Он сильно вспотел, хотя на нем были только шорты и жилет. На левом плече мужчины синела татуировка в виде хвоста змеи. Сама змея исчезала под жилетом, а голова ее высовывалась на правом плече. Капли пота стекали по спине толстяка, и казалось, что змея льет слезы.

Райан обмахивался свернутой газетой, рассматривая сандвичи и пирожки за стеклом витрины. Оглядевшись вокруг, он убедился, что кроме него и толстяка в кафе находились еще трое посетителей.

Двое молодых людей в кожаных куртках, что означало их невосприимчивость к высоким температурам, оживленно разговаривали о чем-то, листая журнал. Райан понял, что позже вечером неподалеку отсюда будет работа для музыкантов. Эти двое не хотели туда опаздывать.

На одном из высоких стульев у зеркальной стены сидела старушка. Она ела из полистироловой миски, то и дело останавливаясь, чтобы разглядеть свою еду. Из ее пластиковой сумки торчал рукав свитера. Старушка посмотрела на себя в зеркало и поспешно отвела взгляд, словно бы недовольная тем, что она там увидела. Райан отвернулся и снова стал рассматривать сандвичи. Мужчина с татуировкой уже семенил от прилавка к столу, стараясь не уронить огромный кусок пиццы в одной руке и чашку чая в другой.

Райан подошел к прилавку.

— Доброе утро, Фрэнк, — сказал он, приветливо улыбаясь маленькому мужчине. А тот улыбнулся ему в ответ и отбросил с лица черные волосы. Его лицо было таким мокрым от пота, будто кто-то обрызгал его водой.

— Что вам предложить, Ник? — спросил он, продолжая улыбаться.

Фрэнк Скалини вытер пухлые руки о фартук и наклонился поближе.

— Что-нибудь расследуете? — заговорщицки прошептал он. Райан кивнул.

— Дело о пустой кофейной банке, — произнес он. — Дайте мне, пожалуйста, капуччино и вон то. — Он показал на пирожок.

— Моя жена приготовила их только сегодня, — заявил Скалини.

— Как она?

— Родит через три недели, — гордо ответил Скалини и подал Райану пирожок и кофе.

— Когда это произойдет, я зайду выкурить с вами сигару, — сказал Райан, расплачиваясь.

Он сел за столик, развернул газету и принялся за пирожок. Пробежав глазами последнюю страницу, он пошарил в кармане и достал сигареты. Доел пирожок и закурил.

За прилавком послышалось жужжание: оса попала в электромухоловку и исчезла во вспышке голубых искр. Через секунду за ней последовала огромная муха.

Райан потягивал кофе, перелистывая газету от последней страницы к первой. Ему в глаза бросился крупный заголовок: «На Клэпхем-Коммон найден труп: пятая жертва?»

На фотографии полицейский стоял около каких-то кустов. Райан прочитал начало статьи:

«Вчера на Клэпхем-Коммон было найдено тело восемнадцатилетнего Джона Моллоя. Предполагается, что этот юноша стал пятой жертвой все того же убийцы за последние несколько месяцев. Тело его было изуродовано и частично разложилось. Как и прежние жертвы, Моллой некоторое время ночевал на улицах Лондона».

Райан откинулся на спинку стула, пил кофе и дочитывал статью об убийстве. Детали о нанесенных увечьях не сообщались, так же как и имена двух предыдущих пятнадцатилетних жертв. В каждом случае бездомные юноши ночевали на улице. Интересно, кто ведет расследование? — подумал Райан. Может быть, тот, кто занял мое место? Он сложил газету и взглянул на часы.

Закурив новую сигарету, он решил, что ему надо поторопиться. На улице он поймает такси.

Мухоловка скрипнула, сцапав очередную жертву. Райан помахал Скалини и вышел на улицу.

Асфальт под ногами плавился, солнце пекло. Он увидел приближающееся такси, поднял руку и инстинктивно отскочил, когда машина подкатила к тротуару. Снова взглянул на часы. Опаздывать никак нельзя.

Глава 5

Кондиционер в шикарном офисе работал прекрасно, и Райан даже немного мерз после обжигающей жары на улице. В такси он надел галстук и влез в пиджак. Теперь он сидел за большим дубовым столом, переводя взгляд с одного сидевшего перед ним человека на другого. Обоим было, как ему показалось, чуть за пятьдесят. Мужчина по имени Грэхем Уиттон был высоким и худым, с лицом бледным и вытянутым, почти изможденным.

Рядом с ним сидела элегантная женщина с узкими чертами лица. Ее волосы были туго стянуты сзади. Она смотрела на Райана оценивающим взглядом, и его мятая рубашка явно вызывала у нее неприязнь. Он заметил этот взгляд и, сдерживая улыбку, посмотрел на ее ноги. Денис Шо слегка покраснела и смущенно их поджала.

Как и подобает главному менеджеру гостиницы «Роэлтон», Грэхем Уиттон держался с фальшивой любезностью и выказывал дружеское расположение, что дается людям его профессии без особых усилий. Его одежда и внешность были безупречны. Можно было предположить, что, даже выйдя на улицу, в эту адскую жару, он только чуточку вспотеет.

Райан взял чашку чая, звякнув ею о блюдце.

Денис Шо не сводила с него глаз. Сейчас она в упор смотрела на чашку в его руке, словно боялась, что дорогой китайский фарфор разлетится вдребезги от одного прикосновения Райана.

Он сделал глоток, поставил чашку и потянулся за сигаретой. Когда он закурил, Денис Шо сморщила нос.

— Как вы думаете, сколько времени продолжается это воровство? — спросил Райан, выпуская длинную струю дыма в сторону Денис Шо.

— Уже почти месяц, как гости сообщают нам о пропаже вещей, — ответил Уиттон, — но теперь дело дошло до денег, и мы решили, что придется принимать меры.

— Сколько было украдено?

— Около трехсот фунтов.

— Почему вы не обратились в полицию? — поинтересовался Райан.

— Гость, с которым это произошло, не пожелал иметь дела с полицией. Да и мы должны думать о добром имени гостиницы, — ответил Уиттон.

— Что еще пропадало? — спросил Райан.

— Чеки, предметы одежды, драгоценности в одном или двух случаях, — сказала Денис Шо.

— Вы уверены, что это дело рук кого-то из служащих?

— Если бы мы были в этом уверены, мы бы не обратились к вам, мистер Райан, — презрительно усмехнулась Денис Шо.

Райан равнодушно взглянул на нее и повернулся к Уиттону:

— И никто из гостей не требовал, чтобы вы обратились в полицию? Вы не находите это странным?

— Мы... Как бы это сказать... Мы их сами разубедили. Мы возвращали им деньги, которые у них пропадали, или компенсировали стоимость украденных вещей. Как я уже говорил, мы не могли допустить урона репутации нашей гостиницы. — Он пожал плечами и самодовольно улыбнулся..

Однажды меня выбросили отсюда, вспомнил Райан, за то, что я был в джинсах. Он ухмыльнулся и сказал им об этом.

— Да, у нас действительно на этот счет очень строгие правила, — заметил Уиттон.

— В нашей гостинице это не разрешается нигде, — добавила Денис Шо.

Райан кивнул.

— Ну, по крайней мере, вы знаете, что ваш вор не носит джинсы.

— Когда вы сможете начать расследование? — спросил Уиттон.

Райан встал.

— Завтра. Если я смогу найти помощника.

— Что вы имеете в виду? — удивилась Денис Шо.

— Я имею в виду, что мне надо найти кого-нибудь, кто бы выдавал себя за вашего служащего, чтобы ближе подобраться к преступнику.

— Неужели вы не можете справиться в одиночку? — раздраженно спросила Денис Шо.

— Просто у меня есть более важные дела, чем расхаживать здесь в форме вашего служащего, пытаясь узнать, кто стащил кошелек или перстень у какого-то богатого ублюдка. Мой человек уже сегодня будет здесь. — Он направился к двери. — И не беспокойтесь, я позабочусь, чтобы он не носил джинсы.

Глава 6

Швейцар в форме с галунами бросил быстрый взгляд на Райана, выходившего на улицу, и заторопился открыть двери кому-то другому, также выходящему из гостиницы.

Развязывая галстук и запихивая его в карман, Райан наблюдал за появившейся из дверей пожилой дамой, которая старалась быть грациозной в эту страшную жару. Почему она в мехах при такой погоде и в середине дня, Райан мог только догадываться. Она величаво прошла мимо него, оставляя запах духов и косметики, и направилась к «мерседесу».

Детектив понаблюдал, как шофер и швейцар наперебой устремились открыть ей дверцу и как она карабкается в машину. Потом покачал головой и пошел своей дорогой. Выйдя из-под тени навеса, он угодил под прямые лучи осатаневшего солнца.

Пикадилли, как всегда, задыхалась от напряженного движения. В этом пекле, наполненном ядовитым угарным газом, он почувствовал дурноту. Пот пропитывал его рубашку. Мимо прошла парочка, оба в шортах и майках. Плечи и руки мужчины сильно обгорели. Женщина держала в руках небольшую карту центра Лондона. Чертовы туристы, подумал Райан и чуть не столкнулся с возбужденной женщиной, толкающей перед собой коляску с близнецами.

Райан не успел открыть рот, чтобы извиниться. Женщина с ходу отчитала его: надо смотреть, куда идешь. Он удивленно поднял брови, глядя, как она величавой поступью шествует со своей коляской сквозь толпу на тротуаре.

Вокруг сновали люди с красными от жары лицами. Он кашлянул и почувствовал боль в груди. Ворча себе под нос, он продолжал свой путь. И все-таки странно, что никак не проходит эта дурнота. Спускаясь по Беркли-стрит мимо гостиницы «Холидей», Райан на секунду остановился в раздумье и направился к главному входу. Почувствовав еще один приступ боли, он ругнулся. Наверное, надо посидеть где-то и подождать, чтобы прошла эта чертова боль. Прийти в себя. Такое уже не раз случалось с ним за последние недели. И проходило.

Он пересек вестибюль гостиницы, улыбаясь очень привлекательной администраторше. Она ответила ему тем же и даже чуточку покраснела.

Он прошел в бар, сел за столик у окна и положил пиджак рядом на стул.

В баре была приятная прохлада и тишина. Кроме Райана, там сидели только двое посетителей. Они о чем-то увлеченно беседовали.

Он откинулся на спинку стула и вытер со лба пот. Обернувшись, он случайно увидел свое отражение в зеркальной стене справа и удивился тому, насколько он сейчас бледен. Боль все еще сдавливала грудь. Какая-то колющая боль в грудной клетке. Райан попытался сделать глубокий вдох и сморщился. Подошел бармен.

Райан заказал апельсиновый сок и полез в карман за сигаретой. Ему явно полегчало. Боль, кажется, стала утихать. Если бы только прошла эта проклятая дурнота!

Когда принесли сок, он залпом выпил половину и заказал еще, глубоко дыша с закрытыми глазами. Это, наверное, жара, рассуждал Райан. Он ведь почувствовал себя так скверно только в последние две недели, когда началась эта жара.

Да, это все от жары.

Райан попытался прогнать мысли о боли и сконцентрировать внимание на деле «Роэлтон». Он вынул из внутреннего кармана пиджака черную книжечку и пролистал ее в поисках нужных телефонов. Он не спеша водил пальцем по списку имен. Каждый из этих людей в прошлом работал на него. Их было около двенадцати, и это были люди, которым он доверял. Бог свидетель, таких всегда бывает немного. Он выбирал человека для работы в гостинице. Все они бывшие полицейские, судебные приставы, детективы. Каждый из них имел где-то постоянную работу, но они соглашались на предложения Райана, потому что он хорошо им платил. Райан нашел подходящую кандидатуру и отметил про себя, что этому человеку он позвонит, когда вернется в офис. Он спрятал книжечку в карман, и тут его затрясло от кашля.

— Черт, что же это такое, — ворчал он, прикрывая рот рукой.

Вновь появилась боль. И головокружение.

Он заставил себя подняться и поплелся в туалет. Распахнул дверь и бросился к раковине. Яркий свет отражался в белом кафеле. Эта белизна ослепила Райана. Он наклонился и на ощупь открыл кран с холодной водой.

Подняв голову, он увидел в зеркале, что ужасно бледен. Лицо восковое, как у мертвеца.

Он набрал в горсть воды и плеснул в лицо. Холодная вода приятно освежала.

Выпрямившись, Райан снова закашлялся и сплюнул.

Слюна была густой от крови.

Он уставился на пунцовый комок и следил, как это сползает по белому фаянсу, оставляя красный след. Он открыл другой кран и смыл все это, набрал в рот воды и прополоскал его. Потом осторожно кашлянул и сплюнул в раковину.

На этот раз крови не было.

Головокружение стало проходить. Он глубоко вздохнул и вытер лицо бумажным полотенцем.

Райан стоял перед зеркалом, поправляя рукой волосы, и глядел на темные круги под глазами.

Он думал про кровь.

— Ну и черт с ней, — буркнул он, все еще рассматривая свое отражение. Потом закрыл краны, сделал два больших вдоха и выдоха и направился к двери.

Сейчас он допьет сок, возьмет такси и поспешит в офис. Его ждут дела.

Глава 7

— Я бы убил подонка.

Брайан Уэбстер снова уселся на стул и провел руками по бедрам. Он знал, что за ним наблюдают, и делал вид, что не обращает на это внимания.

— Каждый вечер он приходил домой пьяный, — продолжал Брайан Уэбстер. — У него никогда не было работы, но он всегда находил деньги на выпивку. Сколько себя помню, он всегда был пьян. Когда я был маленьким, я его почти не видел. Мама укладывала меня и брата спать, а он, приходя домой, будил нас. Мы слышали, когда он появлялся. С криком, с руганью, швыряя вещи. И когда ему надоедало бить тарелки и чашки, он принимался за мою мать. Я не понимал, как она могла мириться со всем этим. Она знала, что идут разговоры про нее и ее мужа, но почему-то это ее не волновало. Я всегда жалел мать, но с годами, становясь старше, начал на нее злиться.

Помню, на мой день рождения, когда мне исполнилось двенадцать лет, она испекла пирог. Ко мне пришли друзья, человек десять, но мой папаша заявился пьяный и все испортил. Потом он ударил мать. Она две недели ходила с синяком под глазом — так сильно он ее стукнул. Я любил фантазировать, какой была бы наша жизнь без него. Мне хотелось, чтобы он умер. Вообще, все что угодно, лишь бы я, моя мать и брат жили спокойно. Позже, когда мне стукнуло шестнадцать, он стал придираться и ко мне. Он говорил, что я уже мужчина и должен научиться постоять за себя. Когда он бил мать, я очень хотел за нее заступиться. И помню, как возненавидел себя за то, что боюсь его и не защищаю мать. И это злило меня еще больше. Мне было четырнадцать, брату двенадцать. Мать могла бы уйти от него. И мы ушли бы с ней. Как-нибудь прожили бы. Но она оставалась с отцом. Она все сносила молча. Когда я говорил ей, что она должна бросить его, мать обычно повторяла, что он не виноват. Я не верил этому. Он приходил домой и каждый день избивал ее, а она говорила, что это не его вина. Но никто же не заставлял его торчать в пабе каждый день.

Дважды мы отправляли ее в больницу. Он разбил ей челюсть и сломал нос. И она по-прежнему оставалась с ним. Через какое-то время я возненавидел и ее. Я ненавидел ее за глупость, за то, что у нее не хватает решимости уйти от него. Ему ничего не стоило убить ее. Когда он был пьян, то не соображал, что делает. Ему было все равно, кому причинять боль.

Больше всего я боялся праздников — Рождества, Пасхи и других. Не было ни одного Рождества, которое бы он нам не испортил. Мама обычно готовила праздничный обед, а он сидел в пабе, только к ночи приходил домой, ругался и бил посуду.

Однажды на Рождество — это было года два назад — мы сидели за столом и ждали его к праздничному обеду. Он ввалился, еле держась на ногах, обозлился, что стол еще не накрыт, и перевернул его. Он разбросал все: тарелки, чашки, еду. Потом начал бить мать, а она, как всегда, даже не пыталась защищаться, ни разу не ударила его в ответ. Возможно, она боялась, что от этого будет еще хуже.

На полу валялся нож, и я наклонился за ним. Мне хотелось ударить его ножом. Я хотел убить подонка, но он увидел у меня этот нож. Наверное, он угадал мои намерения и накинулся на меня. Мать пыталась его остановить. Он ударил ее, она упала, и он продолжал ее бить. Я убежал, закрылся у себя в спальне, но он ворвался и жестоко меня избил. Я неделю не ходил в школу, пока не сошли синяки и не зажили раны. Но даже тогда мать ничего не предприняла. Она ко всему относилась как к должному. Я думаю, она просто привыкла к такой жизни.

Тогда я понял, что хочу его смерти и что если останусь жить с ними, то убью его. Я не мог мириться с тем, с чем мирилась моя мать. Поэтому мне пришлось уйти из дома.

Иначе я бы убил подонка.

Глава 8

Из-за жары окна в комнате открыли настежь. Сильно пахло бензином. За окном жаркий ветер, вонь от перегоревшего масла и дым смешивались с отвратительным запахом нефти и превращались в ядовитое облако. Оно висело над портом Сэнт-Пэнкрас-Гудз, как толстое одеяло, сотканное человеческими руками. Удушающая жара делала привычное зловоние все более невыносимым.

Лежа в кровати в гостинице на Оссалтон-стрит, Брайан Уэбстер видел в окно станцию Гудз-Ярд. По ржавым рельсам, извергая столбы пыли, взад и вперед катались вагоны.

Чувствуя на себе любопытные взгляды других, он наматывал свои космы на указательный палец и ни на кого не смотрел.

Эти другие были приблизительно его возраста: девятнадцатилетние, которым можно дать все сорок. Бездомная жизнь оставила на их лицах свой отпечаток. Ни единой свежей, озорной мордашки. Одинаково изможденные лица людей, которые никогда и ни о чем не мечтают, одинаковые усталые головы, где не может возникнуть ясная мысль. Словно кто-то систематически высасывал из них жизнь, вытягивал последние крупинки надежды и заменял их отчаянием.

Это были девочки и мальчики в возрасте от пятнадцати до двадцати.

Брайан Уэбстер нередко слышал выражение: «Беда приходит не спросясь» и знал, что это правда. Она, не спросясь, пришла к нему и ко всем другим в этой гостинице.

Сейчас он отрешенно наблюдал за поездом, катившимся по ржавым рельсам, как в летаргическом сне.

— Что в этом толку? — спросила Сьюзи Грей. — Каждую неделю мы сидим здесь и болтаем о том, почему мы ушли из дома и что мы должны делать. И в следующую неделю мы все опять сидим здесь и говорим все о том же. Я не понимаю, какой в этом толк.

Сьюзи была на год старше Уэбстера и, вероятно, когда-то была хорошенькой. У нее еще сохранилась прекрасная фигура, хотя из-за постоянного недоедания Сьюзи очень сильно похудела. О том, что она плохо питается, можно было судить по ее волосам и коже. Все лицо покрылось какими-то болячками, длинные волосы потускнели и повисли как-то безжизненно. Она сидела на стуле, скрестив под собой босые ноги.

— Так какой в этом толк? — повторила она.

Эмма Пауэлл тоже хотела бы получить ясный ответ. Она работала в таких гостиницах-приютах, как эта, уже восемь лет. А начала этим заниматься накануне того дня, когда ей исполнилось двадцать два года. Гостиница на Оссалтон-стрит была всего лишь одной из многих гостиниц-приютов, созданных для кратковременного пребывания бездомных молодых людей. Правительство намеревалось убрать с улиц бездомную молодежь и всех прочих, у кого нет жилья. Это было отчаянной попыткой правительства повлиять на неприятную статистику. Никто точно не знал, сколько в Лондоне бездомных, и власти были заинтересованы, чтобы никто этого и не узнал. Гостиницы-приюты могли принять бездомных месяца на три. Срок вполне достаточный, чтобы манипулировать цифрами. Министры получали возможность разглагольствовать о том, как много ими сделано для бедных.

Эмма Пауэлл понимала, что решение проблемы бездомных было скорее неудобным кое для кого, чем вообще невозможным. Лондон был как гигантский ковер, бездомных сметали под него с глаз долой в такие вот гостиницы.

Она не знала, с чего начать. Ведь все ждут честного ответа на вопрос Сьюзи.

— Если вы все спросите прежде всего у себя, — начала Эмма, — если вы поймете, почему ушли из дома, то сами увидите, в чем ваша проблема.

— Жилье, — сказал Алан Кейси с сильным акцентом уроженца Глазго.

— Наша проблема в том, что нам негде жить, — подхватила Сьюзи.

— Да все это ерунда, — продолжал Кейси. — Мы сидим здесь, болтаем, а что дальше? Единственное, что мы знаем наверняка, — через три месяца нас вышвырнут отсюда, и мы снова окажемся на улице.

— Или в другой такой же гостинице, — добавил Уэбстер, все еще накручивая свои космы на палец.

— Ты не прав, Алан, когда говоришь, что выбросят тебя, — возразила Эмма Пауэлл. — Таковы правила для всех. Мне очень жаль, что это так, но я только выполняю свою работу.

— Вот-вот. И все так, — засмеялся Кейси. — Только подчиняются правилам. Правилам свыше. Правилам, придуманным какой-нибудь сволочью, которой никогда не приходилось обходиться без жратвы и без койки. Эти чертовы правила устанавливаются теми, кто не живет в мире реальных вещей. Вы видели когда-нибудь голодающего политика? А их детей? Кто-нибудь видел, чтобы их дети заканчивали свою жизнь в грязи, изнасилованные или, еще похуже, распятые, потому что им негде жить кроме как в коробке из-под шкафа или в приюте вроде этого? Нет таких. Сволочи. — Он поднялся и подошел к окну.

Кейси был высоким, хорошо сложенным парнем. Высокий рост и густые бакенбарды придавали ему взрослый вид. А на самом деле Кейси было всего восемнадцать.

— Эмма не виновата, — послышался тонкий голос с ливерпульским акцентом. — Она ничего не может для нас сделать. И не надо винить других в своих бедах.

Жанет Фергюсон беспокойно ерзала на стуле.

— Она же не виновата, что ты здесь.

— Я и без тебя знаю, что Эмма не виновата, — сердито повернулся к ней Кейси. — Я просто говорю о том, что есть.

— Если тебе не нравится такая жизнь, можешь возвращаться домой, — не унималась Жанет.

— Ради Бога, смотри на вещи реально, — огрызнулся Кейси. — Если бы я мог вернуться домой, неужели ты думаешь, я торчал бы здесь? А ты-то почему домой не торопишься?

Жанет опустила глаза, ее щеки запылали под дешевой белой пудрой. Эта пудра резко контрастировала с высокой копной ярко-оранжевых волос, густо покрытых лаком.

— По-моему, пора кончать разговор, — устало пробормотал Уэбстер. — Он нас все равно ни к чему не приведет.

Эмма Пауэлл вынуждена была согласиться. Она поднялась и обвела взглядом окружавшие ее лица. В них она увидела только усталую отрешенность.

— А я хочу еще кое-что сказать, — вдруг выкрикнула Мария Дженкинс.

Это была хорошенькая девушка лет шестнадцати, со светлыми волосами, собранными на затылке в хвост.

Несколько человек оглянулись на нее. Кейси уже направлялся к двери.

— Я хочу пойти на похороны Джона. Эмма, ты знаешь, где и когда это будет? — спросила Мария. Эмма Пауэлл пришла в замешательство.

— Я постараюсь узнать, — пообещала она.

— С чего это ты собралась идти? — удивился Уэбстер. — Моллой прожил здесь всего недели две.

— Он был хорошим парнем. И он мне нравился. — Мария как бы оправдывалась. — Я думаю, будет правильно, если кто-то из нас придет и выразит сочувствие.

— Я с ним даже ни разу не разговаривал, — пробурчал Уэбстер.

— Ты вообще мало с кем разговариваешь, — усмехнулась Сьюзи.

— Есть еще причина, чтобы хоть один из нас пошел на похороны, — сказала Мария. — Джон, пока его не убили, жил в этой гостинице. На его месте мог оказаться любой из нас.

Глава 9

Папка была нетолстой. Жизненный путь в шестнадцать лет умещается на половине листа.

Эмма Пауэлл открыла пластиковую папку и увидела карточку с надписью: «Джон Моллой». Там были указаны дата его рождения, домашний адрес, рост, вес и другие учетные данные, которые только и остались теперь от Моллоя. Она подумала, что в полиции изучали точно такой же лист, когда нашли его изуродованный труп на Клэпхем-Коммон.

На столе перед ней лежала газета со статьей о том, как обнаружили в кустах разлагающийся труп, но Эмма лишь мельком взглянула на крупный заголовок. Моллой был мертв. Что еще нужно знать? Ей было известно, что труп изуродован, и ей не нужны подробности. Эмма поставила папку на место в шкафчик, втиснутый в угол ее маленького кабинета. В маленькой комнате не было кондиционера, единственное окно было открыто, но это нисколько не ослабляло жару. По мере приближения к полудню температура поднималась до 85°. И ни дуновения ветерка.

Она просматривала другие папки. Их было около двухсот, в алфавитном порядке. Они содержали сведения о тех, кто находился сейчас в гостинице, и о тех, кто когда-то пробил здесь положенные три месяца. В каждой папке указывались не только возраст и физические особенности, но и социальное положение, домашний адрес (если таковой имелся), сведения о семье и друзьях. Эмма знала, что те, кому пришлось побывать здесь, в гостинице, уже не смогут прийти сюда во второй раз, но ей казалось, что она работает не в приюте, а где-то еще, на какой-то другой службе. Все, что полагалось знать о прошлом и настоящем постояльцев, было аккуратно отпечатано, их жизни умещались в нескольких строчках.

Эмма закрыла шкаф и села за стол. Она провела рукой по волосам и почувствовала, до чего же они мокрые. Взяла чистую тряпку и вытерла пот.

Дверь офиса была открыта, поэтому стук заставил Эмму вздрогнуть. На пороге стояла Мария Дженкинс.

— Входи, Мария, — пригласила Эмма и указала на стул. Но девушка не захотела сесть. Она смотрела в окно на Гудз-Ярд.

— Ты узнала насчет похорон Джона? — спросила Мария.

— Я звонила ему домой, но никто не ответил.

— А в полиции? Они-то должны знать.

— Они дают информацию только родственникам.

Мария вздохнула и наконец села.

— В газете написано, что он был изуродован, — сказала она, заметив газету на столе. — Как и те, другие.

Эмма кивнула.

— Все это очень грустно. — Она не знала, что еще можно и нужно сказать Марии.

— Тебя никогда не тошнит от всего этого? — спросила Мария, обводя взглядом маленький кабинет. — Ты же понимаешь, что в конечном счете ничем не можешь нам помочь. Ты спасаешь людей от улицы на три месяца, а потом они опять беззащитны. Тебе не хочется все это бросить?

— Я не думала об этом. Маленькая помощь лучше, чем вообще никакой, правда?

Мария задумчиво покачала головой.

— Интересно, родители Джона хоть теперь горюют о нем? — спросила она. — Я имею в виду, если они виноваты в том, что он ушел из дома. Они раскаиваются теперь? Винят себя в его смерти?

— Трудно сказать. Это все-таки был его выбор. Он приехал в Лондон, потому что сам так захотел. И все другие тоже — здесь или в другой гостинице для бездомных.

— И никому ни до кого нет дела, да? — сказала Мария, вставая. — Люди притворяются, будто они переживают за бездомных. Но всем все равно, если это происходит не с ними.

Она направилась к двери.

— Никому нет дела до того, что Джон мертв, потому что это не так уж важно. Он жил незаметно. Никто его толком не знал. Никто не любил. Никто не любит никого из нас.

Эмма открыла было рот, чтобы возразить, но только провела языком по пересохшим губам. Что тут скажешь?

— Никого бы не взволновало, если бы мы все умерли. По крайней мере, мы бы уже никому не мешали.

Эмма подумала, что обязательно надо возразить, но не нашла нужных слов.

Глава 10

— И куда ты пойдешь?

Сьюзи Грей сидела на краешке кровати, наблюдая за тем, как Мария Дженкинс вытаскивает из шкафа свои вещи и запихивает в нейлоновую сумку: две пары носков, пара леггинсов, несколько бриджей. Она случайно уронила на пол майку. Жанет Фергюсон быстро подскочила, подняла ее и подала Марии. Та улыбнулась и затолкала майку в сумку.

— Есть и другие такие гостиницы, — сказала Мария. — Попробую попасть в какую-нибудь из них.

— На твоем месте я не стала бы этого делать, — заметила Сьюзи. — В большинстве из них невозможно жить. Особенно в смешанных. — Сьюзи опустила голову. Есть вещи, о которых не хочется вспоминать.

Это случилось два года назад, но Сьюзи помнила все с такой жуткой ясностью, как будто это произошло вчера.

Их было трое. Все моложе двадцати. Двое совершенно пьяные или одурманенные наркотиками — она точно не знала. Да и какое это имело значение. Они напали на нее, сорвали с нее одеяло, когда она спала в своей комнате. Она еще не успела проснуться и прийти в себя, а двое уже крепко держали ее и третий насиловал. Они проделали это по очереди, заткнув ей рот простыней, чтобы не кричала. Они закончили свое грязное дело и удрали из гостиницы.

Она дотащилась до ванны и принялась смывать с себя всю грязь. Но сколько бы она ни мылась, ей казалось, что их отметины будут на ней всегда. Подлая татуировка, которая видна только ей. В ту же ночь она покинула гостиницу и бродила по улицам до утра. Злоба ее росла вместе с отвращением.

Две недели спустя, поздно вечером, на нее набросились два парня в дверях магазина на Оксфорд-стрит. Одному она вцепилась в глаза и чуть не выдавила их. Другому пришлось еще хуже. Сьюзи раскроила ему щеку почти до кости осколком стекла, который успела подобрать.

Она с восторгом смотрела, как они удирали.

Сьюзи поджала под себя ноги и взяла у Жанет сигарету. Жанет была девушкой крупной и деловитой.

— А как насчет денег? — спросила она Марию.

Та пожала плечами и горько улыбнулась:

— Буду просить милостыню.

— А знаешь, чем можно неплохо заработать? — хихикнула Жанет. — Есть прибыльное дело. — Она затянулась сигаретой. — Девчонка, которую я встретила на Кингс-Кросс, занимается этим. Она говорила, что за один раз имеет пятьдесят фунтов.

— Пятьдесят фунтов и Бог знает какую болезнь, — добавила Сьюзи.

— Но все равно пятьдесят фунтов есть пятьдесят фунтов, — рассуждала Жанет. — Стоит тебе сделать пять или шесть раз в неделю, и ты сможешь купить вот такую гостиницу. — Она опять хихикнула.

Мария поправила рукой волосы и села на свою кровать.

— Когда уходишь? — спросила Сьюзи.

— Дня через два. — Она провела рукой по подушке, словно разглаживая складки. — Я подумываю, не вернуться ли мне домой.

— Тогда зачем же ты уходила? — удивилась Сьюзи.

— Я поссорилась с родителями.

— Как и все мы, — расхохоталась Жанет.

— Из-за чего? — спросила Сьюзи, затянувшись сигаретой.

— У моей мамы был любовник, и папа узнал об этом. Они постоянно ругались. Однажды я попыталась их остановить, но не получилось. Я просто не могла больше выносить эти постоянные ссоры.

— Когда это было? — спросила Жанет.

— Два года назад.

— А почему ты решила, что теперь там все изменилось? — холодно поинтересовалась Сьюзи.

Мария неопределенно пожала плечами.

— Я просто надеюсь, — сказала она тихо.

— Какие могут быть надежды! — воскликнула Сьюзи. В ее глазах вспыхнула злоба.

— А ты сама что думаешь делать? — спросила ее Жанет.

— Держаться подальше от других гостиниц, это уж точно, — ответила Сьюзи. — Никто не знает, каковы они изнутри, пока не побывает там. Я побывала и говорю вам, что на улице куда безопаснее.

Глава 11

Райан вылез из такси и услышал какие-то крики. Отыскивая в кармане мелочь, он обернулся и увидел, что два швейцара из ресторана напротив пытаются поставить на ноги какого-то человека, на вид лет тридцати. Впрочем, из-за его неряшливого вида трудно было определить настоящий возраст. На нем было длинное пальто, старое и грязное, с дырками во многих местах. На брюках у промежности темнело пятно. Швейцары пытались поднять человека, взяв его под мышки, и видно было, насколько им неприятно само прикосновение к нему. Они отшвырнули его от ресторана.

Райан невозмутимо понаблюдал за всей этой возней, затем сунул таксисту чаевые и взглянул еще раз на вывеску по другую сторону улицы.

Солнце стояло в зените, безжалостно сжигая город. Оно накаляло не только температуру, но и раздражительность горожан. В Нью-Йорке такую жаркую погоду называют «собачьими деньками».

Райан уже собирался открыть наружную дверь, как она широко распахнулась, выпустив на улицу двух молодых людей. Они приветливо кивнули детективу и пошагали куда-то по своим делам. Райан ответил на их приветствие таким же коротким кивком и двинулся вверх по лестнице к своему офису. Эти молодые люди работали в студии графического дизайна на первом этаже. Кроме них, здесь еще размещались маленькое рекламное агентство и крошечная телекомпания, специализирующаяся на создании телерекламы. Владельцем компании был человек лет двадцати пяти. Он несколько раз побывал в Лос-Анджелесе и поэтому при встречах постоянно называл Райана на американский манер «пижоном», что крайне раздражало детектива, тем более что молодой человек был из Уэмбли-парк, а это совсем не Западное побережье Калифорнии.

Дойдя до третьего этажа, Райан совсем запыхался. На всякий случай он осторожно кашлянул и успокоился — никакой боли в груди нет. Лифт, как всегда, не работал.

Наконец он добрался до последнего этажа и на минуту остановился, глубоко вдыхая теплый воздух, раздраженный и одновременно удивленный тем, что ему теперь не удается преодолеть лестницу без этого болезненного ощущения. Он утомленно сделал долгий выдох, а затем втянул в себя побольше воздуха, который прошел в легкие со свистом, как у астматика.

В офисе его встретили жара и выхлопные газы. Он вынул из кармана галстук, швырнул его в дальний конец комнаты и посмотрел на автоответчик. Горела зеленая лампочка. Для него что-то было. Проходя мимо, он включил аппарат. Пленка перематывалась, голоса пронзительно визжали в полной тишине офиса.

Он открыл кран с холодной водой на кухне и полез в шкаф за стаканом. Сдув с него пыль, он подставил стакан под струю. Пока перематывалась пленка, он выпил два стакана. Осталось выслушать, кто ему звонил и по какому поводу.

Райан умывался холодной водой и слушал голоса на пленке.

Был звонок от управляющего гостиницей «Роэлтон», который благодарил его за внимание.

Его очень вежливо просили позвонить какому-то мистеру Голдману, владельцу фирмы, сдающей машины напрокат, на Пэддингтон. Голдман подозревал, что три его машины украдены.

Так, еще работа.

Позвонил один из его людей и сообщил, что повестка, которую надлежало вручить сегодня, уже вручена.

На этом сообщения заканчивались.

Райан вновь включил пленку сначала, чтобы записать адрес и телефон Голдмана, затем выдвинул ящик своего стола и вынул письмо, которое пришло утром. Его банк сообщал о согласии предоставить кредит под большой офис на Ковент-Гарден.

Райан улыбнулся, еще раз перечитал письмо из банка и положил его на стол.

Он взял телефон и подошел с ним к окну — поглядеть, что делается у ресторана.

Пьяный лежал на обочине. Над ним сердито жестикулировал один из швейцаров. Потом швейцар повернулся и ушел в ресторан. Райан видел, что мужчина на обочине еле шевелится, лежа беспомощно на спине, как перевернутая черепаха. Наконец он все-таки поднялся, шатаясь, пошел через улицу и наткнулся на какого-то молодого человека. Тот оттолкнул его, и пьяный опять оказался на спине.

Прохожие шли мимо, бросая осуждающие взгляды на пьяного. Райан зажал трубку между ухом и плечом. В одной руке он держал телефон, а другой набирал номер.

Он ждал.

Глава 12

Она была очень удивлена, услышав его голос, но это удивление никак не отразилось на ее лице. Во время их короткого разговора она выглядела совершенно безучастной и улыбнулась, только положив трубку и продолжая неподвижно сидеть на кровати.

— Кто это был? — послышался голос из ванной.

Ким Финли еще мгновение смотрела на телефонную трубку, потом встала и пошла в ванную.

Ее муж стоял перед зеркалом и водил электробритвой по щекам и подбородку.

Ким села на краешек ванны, наблюдая за ним.

— Кто это был? — снова спросил он.

— Ник, — ответила она.

Джозеф Финли выключил бритву и поглядел на отражение своей жены в зеркале. Потом плеснул на лицо лосьоном и принялся втирать его в кожу.

— Что ему надо? — спросил он резко.

— У него для меня какая-то новость, — сказала она.

— Действительно что-то важное?

— Он не сказал.

— Так зачем же он звонил?

— Он позвонил, чтобы спросить, не встречусь ли я с ним завтра за ленчем. Он хочет поговорить со мной наедине.

Она обхватила колени руками.

Муж молчал.

— Ну и что тут такого? — спросила она.

— Иди, если тебе так хочется, — ответил Финли, поправляя галстук. — И ты, конечно, пойдешь, что бы я ни говорил. — Он прошел в спальню и открыл большой шкаф, где висел его пиджак.

— Вот уж не думала, что мне придется спрашивать у тебя разрешение, — произнесла Ким.

— А ты и не спрашиваешь, — огрызнулся он и Добавил: — Я просто не вижу необходимости в этой встрече. Вы развелись три года назад.

— Совершенно верно. И я замужем за тобой уже больше года. И я люблю тебя. Тогда почему же тебя расстраивает, что я увижусь с Ником за ленчем?

— Будь ты на моем месте, ты бы чувствовала то же самое, — раздраженно буркнул Финли.

— Мы с ним не виделись три месяца. Он же не звонит мне постоянно и не приходит сюда.

— Надеюсь, что нет. В конце концов между вами, я думаю, все кончено.

— О чем ты? — удивилась Ким. Голос ее звучал виновато. Финли взглянул на нее в упор.

— Ты, может быть, больше не думаешь о Райане, ну а что, если он все еще любит тебя?

— У него не оставалось свободного времени, чтобы любить меня, когда мы были женаты, — сказала она с горечью и, подойдя к мужу, ласково прижалась к нему. — Даже если он все еще любит меня, я твоя жена. Вот что теперь имеет значение.

— И ты можешь поклясться мне, что не испытываешь к нему никаких чувств?

Ким устало вздохнула.

— Джо, не начинай все сначала. Он отец моего ребенка. Мы прожили вместе четырнадцать лет. Я не могу просто так выкинуть его из моей жизни и из моей памяти. Это было бы несправедливо по отношению к Келли. Он ее любит.

— Именно поэтому он даже не оспаривал права на нее? Потому что так любит?

Ким не понравился намек, прозвучавший в его словах.

— Он знал, что не сможет заботиться о ней должным образом. Он знал, что ей будет лучше, если она останется со мной. — Она отстранилась от Финли и увидела, как холоден его взгляд.

— Ты опять его защищаешь, — произнес он еле слышно.

Ким виновато опустила глаза.

— Келли с нами хорошо, и ты это знаешь, — сказала она.

— Но ей было бы еще лучше, если бы Райан не заявлялся сюда, когда ему вздумается. Она месяцами не знает, что с ним и может ли его увидеть или хотя бы услышать. Когда, черт возьми, он звонил ей в последний раз?

— Почему мы всегда заканчиваем ссорой, когда речь заходит о Райане? — Она попыталась улыбнуться.

— Потому что у него есть свойство пробуждать в людях самое худшее. Уж тебе-то это известно. Это было одной из причин вашего развода, не так ли?

— И все равно, Джо, он отец Келли, и никакие доводы в мире не смогут это изменить.

Она села на край кровати и откинула рукой волосы. Она была взволнована.

— Мне лучше уйти, — сказал Финли, доставая из шкафа пиджак.

Надев его и подтянув галстук, он осмотрел себя в зеркале на дверце шкафа.

— Не уходи в таком плохом настроении, — попросила Ким. Финли подошел к ней, наклонился и нежно поцеловал в лоб.

— Ради Бога, отправляйся на эту встречу, — сказал он, — узнай, какая у него для тебя новость.

Ким улыбнулась и даже легонько шлепнула его на прощание. Из спальни вниз вела лестница, которая дважды делала поворот, прежде чем достигала гладкого деревянного пола в холле.

— В котором часу ты вернешься? — спросила Ким, когда он уже был у входной двери с дипломатом в руке.

— Не раньше трех, — ответил Финли. — Я позвоню, когда буду выезжать.

Ким стояла на площадке у перил и слушала, как заработал двигатель «ягуара». Потом по гравию скрипнули шины, и он умчался. Ким пошла в ванную, включила душ, проверила рукой температуру воды и начала раздеваться. Наконец полилась достаточно прохладная вода. Ким встала под душ, наслаждаясь игрой освежающих струй. Потом выключила воду и, завернувшись в полотенце, вышла из ванной. Увидев себя в зеркале, она невольно залюбовалась своим отражением. В тридцать три года у нее все еще прекрасная фигура. Ничего не отвисло, подумала она, разглядывая себя со всех сторон. Потом она прошла босиком в спальню, надела джинсы и хлопчатобумажную блузку. Чистая ткань приятно холодила тело.

В другой комнате на стене висела свадебная фотография: она и Финли. Ким подошла ближе и ласково дотронулась до рамки.

Потом она выдвинула нижний ящик и, порывшись в бумагах, вынула другую фотографию. Маленькую, в два дюйма шириной, с загнутыми краями. На ней стояли рядом она, Райан и их дочь. Сняты лет шесть назад, а Келли тогда было только восемь.

Ким с минуту смотрела на фотографию, потом осторожно положила ее на место и закрыла ящик. Ей не хотелось, чтобы Финли знал об этой фотографии. Зачем лишние ссоры?

Спускаясь по лестнице, она раздумывала, что же ее бывший муж так хочет сказать ей.

Глава 13

Лицо его, все в синяках и порезах, выглядело как составленная из кусочков картинка. Багровые и синие рубцы, глубокие раны, некоторые с наложенными швами, покрывали все его тело и были даже на руках.

Ник Райан, наверное, выглядел бы не хуже этого, если бы его переехал трактор.

Верхняя часть тела посинела от ушибов, жесткая перевязка стягивала сломанные ребра. Нога в гипсе была подвешена на шкиве, спускающемся с потолка больничной палаты.

Ким сидела у кровати с ввалившимися заплаканными глазами. Первой ее реакцией был ужас. Она не понимала, как можно было выжить после таких жутких ран. Она еще больше изумилась, когда узнала, что он уже пришел в сознание. Теперь она глядела на него не отрываясь и осторожно касалась то его рук, то его порезанного и избитого тела.

Губы его потрескались, в одном месте губа рассечена острым осколком зуба. Нос сломан, и в ноздре торчит вата, через которую сочится кровь. Райан дышал ртом. Дыхание бередило боль в сломанных ребрах. Обломок одного из ребер оказался в миллиметре от легкого, не повредив его. Врачи сказали, что ему повезло.

Жутко было бы представить, кого же они относили к неудачникам.

Полиция уже побывала здесь, и Райан отвечал на их вопросы, еле шевеля разорванными, опухшими губами и морщась от приступов кашля. Нет, он не разглядел лица людей, напавших на него, когда он возвращался домой. Их было трое. У одного была бейсбольная бита. Нет, он их прежде не встречал, это мог быть кто угодно. Существует достаточное число людей, у которых есть причины свести с ним счеты. Мужья, чьи любовные дела он разоблачил в ходе своих расследований. Люди, обманывающие своих партнеров в бизнесе. Все, кого он вывел на чистую воду.

Это было его профессиональным риском — вызывать ненависть тех, против кого он действовал. Но и его клиенты... Оказавшись перед полученными от него доказательствами супружеской измены, жены или мужья его же и обвиняли в том, что он заставил их посмотреть правде в глаза.

И не в первый раз ему мстили те, кого он разоблачил. Но только никто еще не делал это так обстоятельно.

— Небольшая трещина черепа; вогнутая трещина левой клиновидной кости, — начал перечислять доктор, читая ему историю болезни, — три сломанных ребра. К счастью, никаких внутренних повреждений. Трещина левой лучевой кости. Перелом большей и малой берцовых костей на правой ноге. Сильные ушибы и рваные раны по всему телу.

Доктор наклонился и посветил фонариком в глаза Райану, что было совсем нелегко из-за того, что и веки также распухли.

— У вас будет целая коллекция шрамов, мистер Райан, — сказал он, глядя на две жуткие раны на груди детектива.

Райан безучастно посмотрел на него, потом на Ким. У нее подкатил к горлу комок.

— Он поправится? — спросила она.

— Внутренних повреждений нет. Кости срастутся, — ответил доктор и вышел, оставив их наедине.

Некоторое время они молчали, потом Ким тихо заговорила:

— Ты ведь на самом деле видел, кто на тебя напал, Ник, не так ли?

Райан вздохнул и поморщился от боли.

— Да, — произнес он.

— Почему же ты не сказал полиции?

— Потому что я позабочусь о них сам, когда выйду отсюда. — Он попытался лечь поудобнее.

— Позаботишься? — воскликнула Ким.

— Он засунул меня в больницу, а я сделаю так, что этот подонок будет хромать всю оставшуюся жизнь. Он и оба его ублюдка.

— Кто они?

— Я расследовал дела фирмы «Элайд секьюрити», — нехотя сказал он. — Меня нанял один из партнеров. Он подозревал, что напарник водит его за нос. И оказался прав. Я публично разоблачил мошенника, он на меня обозлился и сделал вот это. — Райан кивком указал на подвешенную ногу.

— Ну и пусть полиция его арестует.

— А что дальше? Полиция никогда бы ничего не доказала. И подонок остался бы чист. Но со мной это не пройдет. Я навещу его, как только выйду отсюда.

— Последнее слово всегда должно быть за тобой, не так ли, Ник? — устало спросила она.

Он не ответил.

— На этот раз тебе опять повезло, — продолжала она. — Они могли тебя убить. Не они, так кто-нибудь другой. Ты никогда не знаешь, что может с тобой случиться завтра. В следующий раз у них будет не бейсбольная бита, а пистолет.

— Профессиональный риск, — сказал Райан. Ему никак не удавалось лечь поудобнее.

— Так, может быть, ты выбрал не ту профессию? — рассердилась Ким. — Оставь ее, пока не поздно.

— Не могу, — сказал он, — у меня теперь свое дело.

— У тебя также есть и семья, о которой ты мог бы подумать. Если ты еще не забыл о нас с Келли.

— Так ради кого, ты думаешь, я столько работаю? Ради тебя и Келли.

— Она же совсем тебя не видит, потому что ты все время работаешь. Это все, что ты делаешь в жизни. С тех пор как ты открыл свое чертово дело, только оно имеет для тебя значение.

— Ты никогда ни в чем не нуждалась. Тебе всего хватало.

— Мне не хватало тебя, — сказала Ким раздраженно. — Ты не знаешь, где предел. Ты не остановишься, пока тебя не убьют. Я не хочу присутствовать при этом. — У нее сорвался голос.

— И не надо, — холодно ответил Райан.

... Проснувшись, Ким почувствовала, что глаза у нее мокрые от слез. Она медленно поднялась, всматриваясь в темноту и пытаясь определить, где же она находится.

Рядом спокойно спал Джозеф Финли.

Не было ни докторов, ни больницы, ни Райана. Она снова легла, чувствуя, как щекочут шею спутанные волосы.

Ким закрыла глаза, но еще очень долго не могла уснуть.

Глава 14

— У вас не найдется монетки? — обратилась Мария Дженкинс к группе пожилых людей, спускавшихся в метро.

Один из них, мужчина в темно-синем пиджаке, полез в карман и швырнул Марии монету, как будто бросил кусок бродячей собаке. Она поймала монету и с радостью обнаружила, что это целый фунт. Краем глаза она увидела, как человек, шедший рядом с щедрым дарителем, потянул его за рукав. Его слова потом долго звучали в ее ушах: «Зачем ты сделал это, Джон? У нее денег, может быть, куда больше, чем у нас с тобой».

Раздался хохот, люди исчезли на эскалаторе.

Мария вытащила из кармана все деньги, которые она собрала возле метро, и стала их пересчитывать, как диккенсовский скупец. Коллективная щедрость составила два фунта тридцать шесть шиллингов. Мария положила деньги обратно в карман и направилась подземным переходом от Пикадилли-Сиркус к Риджент-стрит. Увидев вывеску филиала «Данкин Донатс», она вошла и купила чашку чая и две булочки. Сидя за столиком, она наблюдала, как толпа людей течет мимо в свете неоновых фонарей. Вечером вся Пикадилли была озарена разноцветными огнями вывесок. Это была ее первая ночь после ухода из гостиницы на Оссалтон-стрит. Мария старалась не вспоминать об этом приюте для бездомных. Она сама решит, где ей лучше переночевать. Город предлагал множество закоулков и подворотен, однако надо быть осторожней в выборе.

Стренд показался ей самым лучшим местом. Пикадилли привлекала наркоманов. Оксфорд-стрит облюбовали пьяницы. В обществе бездомных даже никому не нужные знали, где их примут, а где нет. Мария решила, что пора отправляться на Стренд.

Она выпила свой чай и отправилась в путь по Пикадилли, пробираясь сквозь толпу, вечно снующую по этой главной достопримечательности Вест-Энда, минуя полчища туристов, вертящих головами во все стороны. Она несла свою сумку на плече и то и дело извинялась, задев ею кого-нибудь из прохожих.

Проходя мимо Трокадеро, она увидела ресторан на другой стороне улицы и беспечных людей за столиками. Она испытывала зависть и обиду одновременно. А совсем рядом, за стеклом закусочной, две девушки не старше ее делили между собой гамбургер. Сестры или подруги?

На Лейчестер-сквер человек в длинном грязном пальто рылся в урне и очень обрадовался, найдя бутылку с остатками какого-то напитка. Он вынул пробку, понюхал содержимое и, решив, что это пригодно для желудка, с жадностью высосал из горлышка.

Наблюдая за ним, она вспомнила, какая жара навалилась днем на город. В Сити пахло кухней и бензином. От переполненных урн несло отвратительной вонью. Она бродила вместе с толпами людей по жаре, смахивая с шеи влажные от пота волосы, и ее не покидала мысль, которая начала мучить еще в гостинице.

Может быть, ей надо вернуться домой? Несомненно, дома ей будет невыносимо тяжело видеть, как рушится брак родителей, но все-таки это лучше, чем просить милостыню и ночевать где придется.

Она пересекла Черинг-Кросс и вышла в переулок Сан-Мартин. На другой стороне стояла очередь в Стрингфеллоуз. Богатые бездельники толпились на тротуаре, ожидая позволения швейцаров войти. Мария видела, как прогнали двух молодых людей. Они злобно кричали на швейцара, а тот их отталкивал. Это был мир, которого она не знает и не желает знать. Она его просто ненавидит. Там есть девушки ее возраста, которым никогда не приходилось и не придется клянчить на улице деньги, чтобы купить себе чашку чая. Хотя, впрочем, попав в это заведение, они тоже, по-своему, просят милостыню, задирая юбки повыше.

Неподалеку Мария увидела кафе и нашарила в кармане немного мелочи. Хватит на баночку какой-нибудь воды. Она взяла кока-колу и села на ступеньках Сан-Мартина, рассматривая Трафальгарскую площадь. Колонна Нельсона устремлялась ввысь к тонким облакам, которые медленно проплывали по небесному своду, подгоняемые теплым ветерком.

Но нельзя вот так вдруг вернуться. Сначала надо позвонить домой, думала Мария.

А что, если ее не примут? Ведь их брак, наверное, окончательно распался. Может, и возвращаться-то не к кому?

Она не спеша потягивала кока-колу, положив на ступеньки сумку, которая служила ей подушкой. Два человека уже спали, расположившись у дверей церкви, один из них в спальном мешке, несмотря на жару.

Может, и ей остаться здесь на ночь? Переночевать на ступеньках Сан-Мартина, а завтра отправиться домой. Но как? Нужно купить билет на поезд. Она поняла, что никакого выбора у нее нет.

Сначала люди проходили мимо, не обращая на нее внимания. Потом кто-то бросил монетку в пятьдесят пенсов.

— Подайте, пожалуйста, — повторяла она одно и то же, как заезженная пластинка.

— Ну и сколько тебе нужно?

Мария вздрогнула.

Что-то в этом голосе ее напугало. Она подняла глаза и увидела высокого мужчину в джинсах и белой рубашке. Ему было уже за сорок, но свои длинные волосы он собрал в хвост, как у молодого парня. Волосы были гладко зачесаны назад и стянуты так туго, что кожа на висках натянулась. Он стоял, засунув руки в карманы.

— Так сколько тебе нужно? — повторил он.

Мария недоверчиво посмотрела на него.

— Тебе на еду? — продолжал незнакомец.

Как бы в ответ на этот вопрос в животе у нее заурчало.

Мужчина улыбнулся.

— Мне надо добраться домой, — объяснила Она. — Мне нужен билет на поезд. За двадцать фунтов.

Он достал из кармана кошелек и протянул ей новенькую бумажку в двадцать фунтов.

Лицо Марии оживилось, но потом вдруг разом помрачнело.

— Но я не проститутка, — быстро заговорила она, — и только потому, что вы дали двадцать фунтов...

Он ее резко оборвал.

— Бери деньги, — прикрикнул он на нее с негодованием. — Я просто хочу тебе помочь, вот и все.

— Почему?

— Потому что у меня есть дочь такого же возраста. Дай Бог, чтобы ей тоже кто-нибудь пришел на помощь, если она окажется в твоем положении.

— Спасибо, — тихо сказала Мария, протягивая руку за деньгами.

Но он вдруг отдернул свою руку.

— А как я узнаю, что ты потратила их на билет или на еду? — резко спросил он. — Может, ты придумала эту историю, чтобы раздобыть деньги на наркотики. — Он уже собирался убрать деньги в кошелек.

Мария вскочила.

— Честное слово, я говорю правду, — сказала она. — Мне нужны деньги, чтобы добраться домой. Пожалуйста, поверьте. Я куплю что-нибудь поесть, а все остальное потрачу на дорогу.

Мужчина покачал головой.

— Я тебе не верю, — медленно произнес он. — Но есть простой способ доказать мне, что ты не врешь. — На его лице вновь появилась улыбка. — Разреши мне купить тебе что-нибудь из еды. По крайней мере, я буду знать, что ты не голодна.

Мария улыбнулась.

— Договорились? — спросил он, снова протягивая ей бумажку в двадцать фунтов.

Она кивнула.

— Спасибо, — прошептала она, и он отдал ей деньги.

— Пошли, — сказал он, — здесь за углом есть местечко, где мы сможем поесть.

Мария шла рядом с ним, зажав в кулаке двадцать фунтов. Она думала о доме.

Мужчина изредка поглядывал на нее. Руки у него опять были в карманах.

Правая рука сжимала рукоятку ножа.

Глава 15

С того дня как Ник Райан увидел ресторан Тидди Долза, его не оставляли подозрения.

Тогда он был еще инспектором и расследовал дело об убийстве проститутки в Ред-Лайон-Ярд. Кто-то зверски убил эту девушку из высших слоев общества, выколол ей глаза и отрубил руки.

Убийцей оказался сутенер, на которого она одно время работала.

Райан выследил его в Шефард-Маркете и взял в ресторане.

В этот ресторан Райан привел Ким в день их первого свидания.

Теперь он сидел здесь рядом с главным входом, держа в руке рюмку водки с лимонадом, и ждал Ким. Вокруг него люди были заняты едой и разговорами. По сравнению с жарой, которая стояла на улице, в ресторане было прохладно. Гигантские вентиляторы плавно вращались под потолком, как перевернутые вниз пропеллеры вертолетов, распространяя приятный ветерок по всему залу. Это каменное здание надежно защищало от беспрестанного зноя. Райан чувствовал себя комфортно даже в пиджаке и галстуке.

Он увидел в дверях Ким и улыбнулся.

На ней был черный брючный костюм и белая блузка. Глаза притаились за темными очками, но она сняла их, как только вошла в ресторан, потому что сразу же заметила его.

Райан встал ей навстречу и наклонился, чтобы поцеловать. Она поцеловала его в губы, но это был дружеский поцелуй.

— Хочешь чего-нибудь выпить? — спросил он.

Она заказала джин с тоником и села рядом.

Он подумал, как прекрасно она выглядит.

А она подумала, что он выглядит как на смертном одре. Под глазами у него были темные круги, лицо казалось изможденным, но когда он посмотрел на нее, его взгляд прояснился.

Она выпила свой джин, и Райан попросил проводить их к столику, который находился в более уединенном месте, внутри арки, больше похожей на тоннель.

Вокруг ресторанная болтовня сливалась в неразборчивый гул. В основном слышалась иностранная речь. Тидди Долз привлекал туристов тем, что у него была традиционная английская кухня.

— Ты отлично выглядишь, — заметил Райан, разглядывая поверх очков свою бывшую жену.

— Я не могу сказать этого о тебе, Ник, — ответила Ким. — Как ты себя чувствуешь?

— Немного устал за последнее время И плохо спал сегодня, только и всего.

— Слишком много работы?

— Слишком много работы не бывает. Чем больше работы...

— Тем больше денег. Я знаю, — прервала его Ким.

Некоторое время они молча смотрели друг на друга.

— Как Келли? — спросил он, наконец прервав молчание.

— Прекрасно. Ты бы зашел и сам у нее спросил.

— Обязательно зайду, но сейчас я на самом деле очень занят.

— Ты всегда занят, Ник.

— Так уж я устроен, Ким.

— Мне ты можешь этого не объяснять.

Она взяла меню, быстро пробежала его глазами и сказала ему, что взять для нее. Когда подошел официант, Райан заказал еще и спиртного.

— Ну так что же у тебя за новость? — спросила она, улыбаясь.

Он рассказал, как расширяется его дело, похвастал новым помещением в Ковент-Гарден.

Не знаю, как личная жизнь, но работа стала для него еще важнее, чем прежде, подумала она с грустью.

— Я рада за тебя, Ник. Это отличные новости. — Она подняла свой бокал. — Давай выпьем за твой успех.

Они чокнулись и выпили.

— Джо не возражал против твоей встречи сегодня со мной? — поинтересовался Райан.

— С какой стати? — спросила Ким.

— Ну, все-таки...

— А это тебя уже вовсе не касается, Ник, — сказала она тихо.

Им принесли еду, и образовалась некоторая пауза, после чего Райан продолжил свою атаку:

— А как поживает проектировщик земельной собственности для миллионеров? По-прежнему скупает трущобы в Лондоне и перепродает их за двойную цену? — В голосе Райана слышалась явная издевка, но Ким это не задевало.

— У Джо все в порядке, если ты это хотел знать, — огрызнулась она.

На мгновение их взгляды встретились. Райан закашлялся и прикрыл рот рукой. Он почувствовал привычную боль, но она прошла довольно быстро.

— Ты уверен, что с тобой все в порядке? — спросила Ким.

— Я же сказал тебе, все нормально. — Он глотнул из бокала. — Спасибо за твою заботу.

— Не делай вид, что ты этим удивлен, Ник. То, что мы теперь не муж и жена, вовсе не значит, что мне нет до тебя никакого дела. Мы прожили вместе четырнадцать лет, ты не забыл об этом? И единственной нашей проблемой было только то, что ты был женат еще и на своей работе.

— Не начинай все сначала, Ким, — раздраженно сказал Райан. — Ты знаешь, как это было важно для меня. Особенно в первый год, когда я открыл свое агентство.

— Да, и я старалась не мешать тебе, не так ли? Все, о чем я просила, — это чтобы ты не забывал, что кроме твоего чертова агентства у тебя есть мы с Келли. Я не так много просила, Ник.

— Значит, ты оставила меня только из-за этого?

— Не только из-за агентства. Ты все время рисковал. Я устала от постоянного напряжения, от страха, что раздастся звонок из больницы и меня пригласят для опознания твоего трупа.

— Зато теперь ты замужем за мистером Надежность и тебе не надо волноваться из-за таких вещей. А также ломать голову, откуда взять денег, — сказал он с сарказмом.

— Я люблю Джо. Он добрый и щедрый, он любит меня и Келли тоже. Но эта любовь не похожа на ту, которая была у меня к тебе, Ник. — У нее подступил к горлу комок, и она опустила голову — Ты был таким непредсказуемым, восторженным. Никогда нельзя было угадать твою реакцию А Джо расчетливый, его можно даже назвать скучным. Но мне все равно. По крайней мере, я знаю, что он будет рядом, когда мне необходимо. У меня с тобой такого не было никогда. И если уж выбирать между скукой и опасностью, я, не раздумывая, выберу скуку.

Райан покачал головой и вздохнул.

— Что он с тобой сделал, Ким, — произнес он с грустной улыбкой. — Он вытравил из тебя жизнь! Какой смысл жить, черт возьми, никогда не рискуя!

Она смотрела на него, и ей очень хотелось возненавидеть его за эти слова, но она не могла.

— Я надеюсь, у него не получится этого с Келли, — добавил Райан.

— Если бы ты постарался видеться с ней чаще, ты смог бы все сам узнать, — ответила Ким с вызовом — Ты бы сам понял, изменилась она или нет.

Райан молча глядел на нее.

В ее глазах загорелся огонь, так хорошо знакомый ему. И все такой же яростный.

— Ты не изменилась, Ким, — сказал он наконец. — Ты просто настроилась на другую жизнь.

Она не ответила, даже не подняла головы от своей тарелки.

Неужели она боится посмотреть ему в глаза?

Она сделала глоток джина. Неужели она боится, что он прав?

Они закончили ленч в полной тишине.

Глава 16

Такое множество лиц. Через какое-то время все они становятся одинаковыми Винсент Кирнан зажмурил глаза и вновь открыл их, чтобы убедиться, что он на вокзале Кингс-Кросс, а не в научно-фантастическом фильме, где действуют похожие друг на друга внеземные существа.

В вестибюле вокзала частицы бурлящей толпы беспорядочно перемещались взад и вперед.

Кирнан потягивал чай, глядя на доску расписания с мелькающими на ней цифрами. Люди, спешащие на поезд, озабоченно поглядывали на табло. Он увидел мужчину, который тащил огромный чемодан. Пот пятнами выступал на его легком пиджаке. Следом торопливо шла женщина с тележкой, груженной сумками. Этой тележкой она успешно прокладывала себе дорогу.

Дальше толпа людей, ожидающих поезда на Лидс, выстраивалась в линию. Кирнан вглядывался в лица. Сделав еще глоток, он почувствовал, что его рубашка насквозь промокла от пота. Пот покрывал и его мощные волосатые руки, усыпал их блестящими капельками.

Он отошел от киоска Кейси Джонз и стал медленно пробираться сквозь толпу людей, вглядываясь в каждого, мимо которого проходил, но особенно в лица молодых девушек. Разглядывал он их украдкой, исподтишка, стараясь, чтобы его взгляды не были замечены. Блондинки, брюнетки, шатенки, рыжие. Он рассматривал их всех подряд.

Последний раз, когда он ее видел, она была блондинкой.

Но она могла перекраситься в любой цвет.

Волосы у нее были длинные и вьющиеся, ниспадавшие на плечи.

А что, если она подстриглась?

Она могла сделать с собой что угодно. Но могла ли она за пять месяцев измениться так, чтобы он ее не узнал?

Кирнан прошел мимо В.Х. Смита, быстро заглянул внутрь и увидел много разных лиц. Он на минуту задержался, допил свой чай и бросил стаканчик в урну. Из заднего кармана джинсов он вынул тонкий красный пластиковый бумажник и украдкой приоткрыл его.

Там был автобусный проездной билет с фотографией улыбающейся девушки со светлыми вьющимися волосами. Ей было семнадцать лет. На карточке было написано имя: Джозефина Кирнан.

Он опять огляделся.

Все равно что искать иголку в стоге сена, думал он, пробираясь к кассе. Одна из девушек приняла его оценивающий взгляд за наглое разглядывание, но все же улыбнулась в ответ. Кирнан тоже улыбнулся и двинулся дальше.

У кассы ее не было. Он вошел внутрь, огляделся, затем вновь вышел в вестибюль.

Со своими объявлениями, разносящимися по всему вокзалу и отражающимися от высокого купола здания, ворвалась в суматошную жизнь пассажиров информационная служба. Монотонный голос сливался с шумом прибывающих и уходящих поездов, с непрерывающимся гулом разговоров.

Кирнан чувствовал себя посторонним наблюдателем. Конечно, он был частью толпы, но в то же время он мог сконцентрироваться на каждом отдельном лице. Интересно, велика ли математическая вероятность того, что он может найти свою сестру в таком месте, как это, где за день бывает более полумиллиона человек?

Он поспешно отогнал от себя эту мысль. Она приводила его в отчаяние.

Сколько бы ни потребовалось времени, он все равно ее найдет. Он старался убедить себя в этом.

Кирнан спустился к платформам, поглядывая на табло, указывающие пункты назначения. Лидс, Лейчестер, Шотландия. Так много пунктов назначения. Так много людей. Две девушки болтали возле телефонных будок. Одна из них, в слишком короткой юбке, на слишком высоких каблуках, прислонилась к стене, переминаясь с ноги на ногу. Несмотря на жару, на ней был кожаный пиджак. Она закурила сигарету и отбросила с лица светлые волосы, оживленно болтая со своей подружкой, девушкой пониже ее ростом с черными, блестящими волосами, в джинсах и кроссовках.

Кирнан остановился, пристально глядя на блондинку. Он подошел ближе, чтобы разглядеть черты ее лица.

Сердце его забилось.

А что, если это она, Джо?

После таких долгих поисков. После дней и ночей отчаяния.

Он боялся даже надеяться на это.

Он подошел еще ближе.

Служба информации передала очередное сообщение. Монотонный голос гулко отдавался в ушах Кирнана. Если бы только услышать ее речь... Если бы он услышал ее ирландский акцент, он бы знал наверняка.

Она действительно изменилась. Ее лицо сделалось бледным, глаза покраснели.

Он был в нескольких шагах от девушек, они заметили его и обернулись.

Продолжая приближаться к ним, он уже все понял.

Это была не Джо.

Кирнан на мгновение замер, уставившись на блондинку, сердце замедлило свой бешеный ритм. В который раз он испытал знакомое подавляющее чувство поражения.

— Чего ты уставился, черт побери? — спросила блондинка.

Он покачал головой и прошел мимо. Боже мой, сколько же еще?

Он направился к метро, вытирая со лба пот.

Она шла впереди.

На двадцать или тридцать футов впереди него. Джо и две другие девушки спешили в метро.

Он выкрикнул ее имя, но она не остановилась.

Кирнан припустился за ней.

Глава 17

Он налетел на людей с чемоданами, чуть не сбив одного из них с ног. Добежав до лестницы, ведущей вниз в метро, Кирнан услышал позади сердитый крик мужчины, но не обратил на него внимания, думая только о том, что должен догнать эту блондинку, Джо.

Перепрыгнув через три последние ступеньки, он споткнулся и чуть не упал, но тут же поспешил дальше, натыкаясь на прохожих.

Впереди, на расстоянии пятнадцати футов, он видел в толпе ее голову. Джо поворачивала налево к билетным автоматам. Он должен догнать ее, прежде чем она купит билет и спустится в подземную глубину. Если он сейчас ее потеряет, то не найдет никогда.

Сердце в его груди колотилось скорее от волнения, нежели от быстрого бега. Сейчас он ее догонит...

Из-за угла вывернулся какой-то мужчина, Кирнан летел прямо на него.

Мужчина развернулся, оттолкнувшись от стены. Кирнан не удержался и упал.

— Извини, парень, — сказал мужчина, протягивая руку, чтобы помочь ему встать, — я тебя не заметил.

Кирнан вскочил, бросился в толпу людей возле автоматов и начал судорожно оглядываться как безумный.

Он потерял Джо.

— Господи, — бормотал он, нервно вглядываясь в море голов. Куда теперь?

Несколько бесконечных секунд он стоял окаменев, не зная, что же предпринять.

И вдруг снова увидел ее. Она направлялась к эскалатору. С ней были две другие девушки. Втроем они ступили на движущуюся лестницу.

Кирнан знал, что ему делать.

Он не может терять время на покупку билета — она успеет уйти. На этот раз навсегда.

Расталкивая людей, он помчался к турникету и перепрыгнул через него. Охранник закричал и схватил его за руку, но Кирнан вырвался и нырнул в толпу.

Блюститель порядка попытался догнать его, но сразу же оставил эту затею. Разве догонишь кого-нибудь в этой плотной массе людей!

Кирнан оглянулся, увидел, что охранник прекратил преследование, и, расталкивая толпу, припустил к эскалатору.

И опять он потерял Джо из виду.

Чертыхаясь, он бежал вниз по эскалатору. Пробежав половину лестницы, он так ее и не увидел. Еще несколько секунд — и он внизу. А что тогда? В каком направлении она пошла?

Дорогу ему преградила женщина с чемоданом. Кирнан понял, что придется ее пропустить. Не может же он лезть через чемодан.

Впереди он вновь увидел трех девушек: они сошли с эскалатора и направились под арку к Нортон-Лайн.

Послышался громкий шум прибывающего поезда.

Он уже был внизу, все-таки перескочил через чемодан и ринулся под арку. Но платформа была полна народу, и он опять потерял, ее из виду.

С него ручьями тек пот, рубашка была насквозь мокрой, лицо в испарине. Он жадно глотал спертый воздух.

Грохот приближался. Из туннеля вынырнул поезд — огромный металлический червяк, вылезший из своей норы. Передние огни сверкали, как белые глаза, и грохот заполнил подземный зал. Люди стали подходить к краю платформы.

Кирнан быстро шел вдоль поезда, надеясь увидеть сестру. Только бы успеть! Скоро откроются двери, и на платформе образуется толчея.

Он должен ее найти.

С громким шипением двери открылись. Кирнан дышал тяжело и прерывисто. Она была в пятнадцати футах от него. Он увидел, как она входит в вагон, и побежал, расталкивая людей.

— Джо! — кричал он, не стесняясь, что на него смотрят.

Девушка вырвалась из его потных рук, испуганная этим неожиданным нападением и удивленная тем, что он так легко ее отпустил. Она вошла в вагон следом за своими попутчицами, продолжая недоумевать, с чего бы этот мужчина схватил ее за руку и пристально посмотрел в лицо. Просто пьяный, решила она.

Она перешла в другой конец вагона. Двери закрылись.

Девушка, которую он принял за сестру.

Он опустил голову и горько вздохнул. Поезд тронулся И исчез в тоннеле. Поток теплого вонючего воздуха поднял с рельсов бумажки. С платформы скатился пластиковый стаканчик...

Кирнан вытер лицо рукой. Он все еще задыхался.

Он был так уверен, что это Джо!

Так уверен.

Он повернулся и направился обратно на вокзал.

Глава 18

Оба мужчины были в масках: черные кожаные капюшоны с «молниями» на месте рта и разрезами для глаз.

И оба были совершенно голыми.

Девушка, привязанная к кровати, тоже была обнаженной, и глаза ей закрывала черная повязка. Она отчаянно мотала головой из стороны в сторону.

Первый из мужчин, огромный, с татуировкой на правом плече, грубо вводил в нее свой член. Другой, с бледной кожей, но мощного телосложения, с копной рыжих волос, торчащих из-под капюшона, направил свой член ей в рот и начал двигаться в ритме — туда-обратно. Изо рта текла слюна, девушка извивалась под ритмичными телодвижениями мужчин.

Музыка, создававшая фон этой сцене, становилась все громче и громче. Грохот барабанов и неумолимый, безжалостный вой гитар возрастали под стать бешеным движениям мужчин.

Рыжеволосый запихивал свой член все глубже, так что она чуть не задохнулась. Тогда он дал ей передохнуть.

Насильник с татуировкой тоже остановился, его рука поползла вверх по телу девушки. Он грубо обхватил ее груди, соединил их и просунул между ними свой член.

Рыжий вновь втолкнул член ей в рот.

Музыка продолжала греметь.

Девушка корчилась.

Прочти молитву, маленький...

Любой звук, издаваемый этим трио, тонул в музыке. Их губы двигались, но слов не было слышно. Только непрекращающийся аккомпанемент.

Не забудь, мой сын, никого...

Груди девушки сделались красными и распухли от насилия, совершаемого мужчиной с татуировкой. Он энергично работал бедрами, сжав нежную плоть грудей, в которой тонул его член.

Она была крепко привязана веревками за запястья и колени.

Завернись потеплей, храни Господь тебя от греха...

Веревка стерла ей тело. И кожа вокруг левого колена была содрана до крови.

Рыжий одной рукой держал свои яички, другой схватил девушку за лицо. Движения его сделались еще более резкими. Соски ее стали багровыми. Татуированный подонок все так же грубо сжимал ее груди. Он двигался в такт со своим напарником.

Пока Дрема не пришел...

Все трое истекали потом. Он ручьями струился по спине парня с татуировкой и по груди рыжего.

Девушка давилась, и ее чуть не вырвало.

Спи, но один глаз открой...

Рыжий схватил девушку за волосы и придвинул ее лицо ближе к своему животу.

... Держи покрепче свою подушку...

Он кивнул татуированному, который громко пыхтел, с силой сжимая нежную плоть грудей девушки вокруг своего члена.

Уйди, свет, приди, ночь...

Рыжий зажмурился и выпустил сперму девушке в рот, откинувшись немного назад и держа свой член около ее губ. Липкая белая жидкость извергалась на ее лицо, сгустками стекала по волосам и щекам, капала с подбородка.

Возьми меня за руки...

Парень с татуировкой еще раз пропихнул свой член между ее грудями, его тело напряглось, и он тоже кончил. Девушка извивалась под его тяжестью, рот ее был открыт, на языке белели остатки спермы, потоки слизи покрывали лицо и шею. Парень продолжал манипулировать своим членом, пока последние капли спермы не упали на лицо и тело девушки. Он слез с нее и скатился с матраца, постеленного на полу.

Рыжий улыбался, разглядывая девушку Она все еще двигалась, насколько позволяли ей веревки. Ее лицо и верхняя часть тела были покрыты слизью. Из пореза на левом колене, где веревка впилась еще глубже, сочилась кровь.

На ее глазах оставалась повязка, и она могла только догадываться, что мужчина с татуировкой вновь приближается к ней.

Ее крики заглушала музыка.

... И вот мы в неведомой стране...

Глава 19

— Хотите посмотреть еще? — спросил Эдвард Катон, нагнувшись со своего места и дотягиваясь до кнопки на видео.

Чарльз Торнтон улыбнулся и покачал головой.

— Нет, — сказал он. — Я вижу, вы оба опять превзошли себя.

— Лучше, чем прошлый раз? — спросил Дон Невилл, улыбаясь.

— Я бизнесмен, а не кинокритик, — ответил Торнтон. — Сделайте мне семьдесят пять копий. Для начала этого будет достаточно. — Он посмотрел на экран телевизора.

Катон нажал кнопку паузы в тот момент, когда в кадре была только девушка.

Торнтон пригубил свой бокал. Жара в маленькой комнате на втором этаже была невыносимой. Вентиляторы на стене и на столе лишь гоняли спертый воздух. Через окно, выходившее на Бик-стрит, проникал запах выхлопных газов.

Невилл поднялся, подошел к окну и открыл жалюзи, пропуская в комнату солнечный свет. Столбы пыли струились в горячих солнечных лучах.

— Вы уверены, что семьдесят пять будет достаточно? — спросил Невилл. — Последние вещи пошли хорошо, не так ли?

— Лучше, чем я предполагал, — признался Торнтон.

— Вы сомневались в качестве нашего товара, мистер Торнтон? — заносчиво спросил Катон. — Мы, знаете ли, мастера. Каждый наш фильм — труд любви. — Он и Невилл засмеялись.

— Не буду спорить насчет качества вашего товара, — сказал Торнтон. — Он продается — и это все, что имеет значение для меня и моего партнера. Как я уже сказал, я не знаток фильмов такого типа. — Он снова улыбнулся, блеснув золотым зубом. Этот блеск сочетался с блеском толстого золотого браслета, который был виден из-под засученных рукавов рубашки. Безобразный шрам белел на загорелой руке от запястья до локтя. Понадобилось наложить более тридцати швов, чтобы соединить рваные края раны, когда обыкновенный столовый нож так раскроил его руку. Но это было двадцать лет назад.

Он заработал шрам, защищая своего босса. Того самого босса, которого он сам же и застрелил пять лет спустя. Торнтон смотрел на свои ранние годы как на ученичество. Он ушел из армии после шести лет службы в Париже. Работу он найти не мог, и старший брат устроил его вышибалой в один из клубов Вест-Энда. Там он стал работать в одной фирме, оттуда и пошел вверх.

Теперь у него были надежные люди, которые защищали своего босса.

И это продолжалось уже пятнадцать лет. Торнтон управлял преступным миром все эти годы без каких-либо сложностей. Были отдельные столкновения, например с Триадами. Эти узкоглазые ублюдки иногда пытались вмешиваться в его дела, но обычно все-таки соблюдали дистанцию. Торнтон предпочитал сотрудничество. В конце концов он был деловым человеком, и дела хватало на всех, кто хотел зарабатывать на жизнь, честно или нечестно. Насилие применялось только в крайнем случае.

Если кто-то платил за это хорошие деньги.

Но времена, когда Торнтон сам участвовал в таких делах, давно прошли. Он считал себя предпринимателем, поставщиком предметов первой необходимости, которые — он это знал — нужны обществу. Сигареты, казино, журналы, магазины видеоаппаратуры, кино, рестораны. Торнтона интересовало все, что приносило доход. Если публика вдруг начнет проявлять интерес к тому, чтобы оправляться на улицах, Торнтон тотчас предоставит для этого целую серию ночных горшков.

Естественно, за хорошую плату.

Он жил преотлично, и это было по нему видно. Он был всегда загорелым, выглядел абсолютно здоровым, редко употреблял спиртное и каждый день занимался зарядкой. Потому-то он и выглядел моложе своих сорока трех лет.

Катон был моложе его на три года, Невилл на четыре, и они тоже выглядели моложе своих лет. Они делали такие видеофильмы, какие предпочитал Торнтон в последние годы, и продавали с большой выгодой таким людям, как Торнтон. Они имели дело с другими боссами в городе и за его пределами. Торнтон знал об этом, и это его не волновало. Как он любил повторять, денег хватит на всех.

— Я пришлю чек, как только будет доставлен товар, — сказал Торнтон, потягивая свой «Перрье».

— Чтобы сделать копии, нам потребуется дня два, — предупредил Невилл.

— Нет проблем.

— Мы дадим вам знать, когда будет готов следующий, — сказал Катон.

Торнтон кивнул.

— Но сначала, я думаю, вам надо будет восстановить свои силы, — усмехнулся он. — А как вы работаете с камерой?

— Мы ставим ее на автомат, — пояснил Невилл. — Если нам нужен ближний план, мы просто останавливаем пленку. Затем монтируем все вместе.

— Мы всегда снимаем две разные пленки, — подхватил Катон. — У нас есть другие фильмы, которые идут в Германию и Италию.

Торнтон заинтересовался:

— А в чем разница? Что у вас там, доберманы или овчарки? — Он засмеялся.

— Немцы и итальянцы любят что-нибудь покрепче. Одного секса им мало, — сказал Невилл. — Я говорю о тех, с кем мы имеем дело.

— Мы по-другому обходимся с девчонкой или с парнем уже в конце, — уточнил Катон.

— А как? — спросил Торнтон.

Невилл улыбнулся и дернул за хвост волос на затылке.

— Мы их убиваем, — сказал он. — Такие фильмы со смертельным исходом пользуются большим успехом на континенте.

— Что ж, каждому свое, — заметил Торнтон сухо. — Меня больше устраивают обычные сцены. Мои клиенты тоньше. — Он взглянул на экран, где застыло лицо кричащей девушки, и попросил: — Прокрутите до конца, пожалуйста.

В последнем кадре с лицадевушки сняли повязку. Торнтон одобрительно кивнул. Девушка была действительно хорошенькой. Несколько худовата, на его вкус, но все равно хорошенькая. Он всматривался в нежные черты ее лица. Симпатичное дитя. Этот фильм должен хорошо пойти, по восемьдесят фунтов за каждую копию.

В кадре беззвучно кричало лицо Марии Дженкинс.

Глава 20

Вонь от кучи гнилых овощей стала невыносимой. Прогорклый запах, казалось, пропитал весь воздух на Бервик-стрит. Люди за прилавками рынка ожидали покупателей, но их товар был уже окружен облаком гниения, и запах гнили усиливался из-за неослабевающей жары.

В безоблачном небе висело безжалостное солнце, выплескивающее на город страшный поток своих излучений. Винс Кирнан медленно брел по рынку. Ему казалось, что скоро плиты мостовой начнут трескаться, как земля. Он пил кока-колу и прикладывал банку ко лбу, ощущая приятное прикосновение холодного металла.

У овощного ларька покупатель спорил с продавцом по поводу качества арбуза и возбужденно тыкал пальцем в его зеленую корку. Продавец зло огрызнулся в ответ.

Собака рылась в куче мусора в поисках еды, и было видно, что ей никак не удается найти что-либо подходящее. Тучи мух роились над гнилыми фруктами, сброшенными в канаву. Кирнан чертыхнулся, поскользнувшись на гнилой сливе. Он соскоблил с подошвы кожуру от сливы и двинулся дальше.

Рынок был переполнен, как всегда. Он приходил сюда каждый день, и каждый день здесь была суета. Его здесь уже знали, и некоторые торговцы начали с ним здороваться.

Это было частью его плана. Приехав в Лондон, Кирнан выработал для себя план поисков и следовал ему тщательно, каждый день, отступая от намеченного крайне редко.

Приехав из Дублина, он первым делом отыскал дешевую гостиницу в Хэммерсмите на Эдит-роуд. «Бродвей», конечно, не пятизвездочный отель, но как раз то, что требовалось молодому ирландцу. Из двенадцати комнат были заняты только три, и одна из этих трех — Кирнаном. Он жил там довольно удобно, за сто фунтов в неделю. Вот уже две недели это был его дом, и каждый день у него строился по четкой схеме. Желание отыскать сестру было таким же неотступным, как и жара.

Каждый день он рано вставал, съедал свой завтрак, затем шел к метро Хэммерсмит и садился в поезд, который вез его на станцию Кит-Кросс. Кирнан бродил здесь минут тридцать-сорок, а затем перебирался в соседние районы. Он обычно следовал по Каледоньян-роуд до проспекта Ричмонд, оттуда он направлялся на Ливерпуль-роуд и возвращался по Пентвил-роуд опять на станцию, где снова вел свои поиски двадцать или тридцать минут.

Затем его маршрут лежал к Истону. Эту большую станцию он обходил за полчаса. Затем опять садился в метро и ехал теперь уже до Тоттенхем-Корт-роуд. Оттуда он шел через площадь Сохо-сквер вниз по Дин-стрит, через Флаксман-Корт и Уодор-стрит на Бервик-стрит. Бервик-стрит выводила его на Шафтесбери-авеню, потом к Пикадилли, вверх по Ковентри-стрит и через Лейчестер-сквер, вниз по Черинг-Кросс к Трафальгарской площади.

Затем он шел по Стренду до Булей-стрит, а оттуда к Ковент-Гарден. Он возвращался к себе в гостиницу где-то около одиннадцати часов вечера. Это был установленный им самим порядок, который угнетал его, но от которого он не хотел отступать.

Он знал, что найти семнадцатилетнюю девушку в таком огромном городе, как Лондон, — все равно что искать иголку в сене. Но это было все, что он был в силах предпринять, и он поклялся, что не отступится, пока не найдет ее, хотя сознавал, что это почти невозможно. Вооруженный лишь корешком ее автобусного билета и надеждой, он совершал свой путь каждый день как странное паломничество.

Он останавливал людей и спрашивал, не встречалась ли им улыбающаяся на фотографии девушка со светлыми вьющимися волосами, но до сих пор никто не узнавал ее. То ли не могли, то ли не хотели, Кирнан никогда не мог точно определить.

Временами его охватывала ледяная уверенность, что он никогда ее не найдет, но он старался отбросить опасное наваждение. Чувства его были странным образом запутаны. Ему необходимо было верить, что он непременно отыщет ее, хотя здравый смысл подсказывал ему, что это невозможно. Важность цели и невозможность ее достижения одновременно ужасали и заставляли действовать.

Он случайно увидел свое отражение в витрине магазина и сразу отвернулся. Он стал сутулым. Тяжесть поисков легла ему на плечи.

Вздор.

Вероятно, он был уже совсем не тот двадцативосьмилетний юноша, что покинул Дублин всего две недели назад. Легкий пушок покрывал его щеки и подбородок. Под голубыми проницательными глазами наметились темные круги. Он сильно похудел.

А как Джо? Она тоже похудела?

Он добрался до Пикадилли-Сиркус и взглянул на статую Эроса, возвышающуюся над кишащей толпой.

Что ты там видишь сверху? Ты видел мою сестру?

Кирнан взглянул на часы — стрелки показывали час с четвертью. Он зашел в ближайшее кафе и заказал себе гамбургер и молочный коктейль. Молодой ирландец нашел себе местечко у окна напротив двух девушек, чуть старше его сестры, одетых в форму продавщиц. Они болтали, листая журнал.

Кирнан на минуту остановил на них свой взгляд, черты его застыли.

Потом он уставился в окно на толпу, снующую по улице. Сколько здесь людей!

— Где ты, Джо? — произнес он тихо.

Одна из девушек взглянула на него и толкнула локтем подругу. Они поспешно встали и ушли, похихикивая.

Столько людей!

Кирнан принялся за свой гамбургер.

Глава 21

Раздался легкий звон хрусталя. Официант, наливая вино, коснулся бутылкой бокала.

Чарльз Торнтон попробовал «Боллинджер» 1983 года и кивнул официанту. Тот наполнил бокалы сидящих за столиком мужчин. Затем поставил бутылку в ведро со льдом и исчез.

«Мортонс» на Беркли-сквер был относительно безлюден в этот час. Только девять или десять столиков наверху было занято, включая и этот, у окна, выходящего на площадь, где сидел сейчас Торнтон, потягивая шампанское. Окна были открыты, из них тянуло теплым ветерком. Торнтон принялся за еду.

— По какому случаю шампанское, Чарльз? — спросил его компаньон. — Мы что-нибудь отмечаем?

— Я люблю все самое лучшее, — сказал Торнтон. — И почему бы не лучшее шампанское? По восемьдесят баксов за бутылку — оно должно быть хорошим. — Он усмехнулся. — Кроме того, мне надоело «Перрье».

Джозеф Финли кивнул в знак согласия и пригубил свой бокал. — Как семья? — спросил Торнтон.

— Прекрасно. А твоя?

— Последнее время мама неважно себя чувствовала, и я отправил ее на Канарские острова недели на три. Бедняжка. — Он добродушно улыбнулся.

— А как та молодая особа, с которой у тебя роман? — спросил Финли, потягивая шампанское и пряча лукавую улыбку. — Как ее звали? Аманда?

— Увы, полная несовместимость, — ответил Торнтон, вскинув брови. — Ей не нравились некоторые аспекты моего бизнеса, если ты понимаешь, о чем речь. — Он пожал плечами. — В море плавает много другой рыбешки, Джо.

— А по какому случаю сегодняшний ужин? — спросил Финли. — Что-нибудь важное?

— Разве непременно нужен какой-нибудь повод? Я давно не видел тебя и подумал, что неплохо бы вместе поужинать. Нужен ли другой повод? — Он улыбнулся.

— Ты никогда ничего не делаешь просто так, Чарльз. Я работаю с тобой уже десять лет и хорошо тебя знаю.

Торнтон пожал плечами.

— Вообще-то есть и повод, — признался он. — Я планирую расширять свое дело.

— Ты всегда думал об этом. Значит, ты хочешь, чтобы я помог тебе добыть нужное разрешение? — спросил Финли.

— Нет, — ответил Торнтон, покачав головой, — мне нужно другое. Я думаю не о строительстве Я планирую конверсию. Я знаю одно подходящее место и знаю, что хочу с ним сделать. Я хочу открыть еще один ресторан.

— Но у тебя их уже пять, — заметил Финли.

— Шесть, — поправил его Торнтон. — И все они процветают. Но этот следующий превзойдет их всех.

— Что ты надумал?

— Нечто в японском стиле, — пояснил Торнтон. — Клуб и ресторан одновременно. Карате — это превосходно, но то же можно сказать и о японской кухне. Должен признаться, я никогда не любил эту чертову сырую рыбу, но вкусы меняются, не так ли? — Он улыбнулся. — Думаю, это будет здорово, особенно в самом центре Вест-Энда.

— Что это за место? — поинтересовался Финли.

— Ты хорошо его знаешь, Джо. Ты же его владелец. — Он глотнул из бокала. — Кавендиш-сквер. Трехэтажное здание на западной стороне площади. Это же твое здание, не так ли?

Финли водил указательным пальцем по краю бокала.

— Да, мое, — спокойно сказал он.

Торнтон улыбнулся.

— Я так и думал! — воскликнул он. — Тогда никаких проблем. Назови свою цену.

— Оно не продается, Чарльз.

— Что значит, не продается? — усмехнулся Торнтон. — Я же сказал, назови свою цену.

— А я сказал, что оно не продается.

Некоторое время они в упор глядели друг на друга. Улыбка исчезла с губ Торнтона.

— Мне необходимо это здание, Джо. Оно идеально расположено для того, что я задумал, — произнес он.

— В Вест-Энде есть другие места, которые ты можешь купить.

— Я хочу именно это, — настаивал Торнтон. — Что в нем такого важного для тебя? Если дело в деньгах..

— Деньги тут ни при чем. Я купил это место шесть лет назад за гроши. Сейчас я могу продать его в десять раз дороже. Но я просто не хочу его продавать, вот и все.

— Сколько ты за него хочешь? Стесняешься сказать, потому что тебе кажется, что я обижусь, да?

— Я не продам его ни тебе, ни кому-либо другому. И кончим на этом.

— Но что, черт возьми, ты собираешься с ним делать? — Торнтон повысил голос. Люди с других столиков стали оборачиваться. Он наклонился к Финли и заговорил тише: — Ты сидел с ним шесть лет без каких-либо доходов, без ренты. Какая тебе в нем польза? Я заплачу любую цену.

— Поищи где-нибудь еще, Чарльз, — сказал Финли ровным голосом.

Торнтон вздохнул и откинулся на спинку стула.

— Хорошо. — Он поднял руки, как бы сдаваясь. — Мы оба деловые люди. Если не хочешь продавать, значит, у тебя есть на то причины. Но когда ты передумаешь...

Финли оборвал его.

— Я не передумаю, — сказал он вызывающе. — Это мое последнее слово.

— Ах уж эти последние слова! — Торнтон улыбнулся, сверкнув золотым зубом. — Мы снова поговорим об этом через несколько дней. Может быть, к тому времени...

Финли опять оборвал его.

— Мы можем говорить об этом каждый день в течение следующих пяти лет, — сказал он спокойно. — Мой ответ будет таким же. Здание не продается.

Торнтон холодно посмотрел на своего компаньона. Он крепко сжал под столом тяжелый кулак.

Глава 22

— Чертов ублюдок!

Услышав гневные слова с заднего сиденья «мерседеса», Колин Моран взглянул на своего босса в зеркало.

Чарльз Торнтон уставился в боковое окно машины отсутствующим взглядом.

— Извините, босс, но я не могу следовать дальше. Здесь светофор, — сказал Моран.

— Что? — спросил Торнтон. Он повернул голову и наткнулся взглядом на стриженый затылок Морана.

Его шофер был человеком мощного телосложения, с толстой шеей и короткой стрижкой, из-за которой его голова выглядела очень уж маленькой при таком крупном теле.

— Я говорю, что не могу тронуться, пока не загорится зеленый.

— Да я не об этом, — прошипел Торнтон. — Я об этой сволочи Финли. Я пытался за ужином провернуть одно дело, но он отказался.

Моран наконец выехал на Драйв и прибавил скорость.

— Это насчет того места на Кавендиш-сквер? — поинтересовался он.

— Да. Я предложил ему назвать свою цену, но он не продает это чертово здание. Что еще я могу сделать?

— Для вас важно заполучить это здание, да? — спросил Моран, словно бы сообщая боссу нечто, чего тот еще не знает — А Финли владеет им и не хочет продавать, так?

— Ты удивительно быстро схватываешь ситуацию, — проворчал Торнтон, — но, к сожалению, мне от этого никакой пользы. Финли наотрез отказал.

— Уберите его, — спокойно посоветовал Моран.

— Кто я, по-твоему? Бандит? — раздраженно выкрикнул Торнтон.

Моран оценивающе посмотрел в зеркало на своего босса.

— Я бизнесмен, — напомнил Торнтон. — Невозможно отрывать головы всякий раз, когда кто-то не хочет иметь с тобой дело — Он потер рукой подбородок — Конечно, иногда только это может выручить — Он вздохнул — К тому же Финли мне нужен.

— Для чего? — поинтересовался Моран.

— Он важная птица. У него много связей наверху. Архитекторы, советники. Он вхож в их круги. Если бы не он, я бы за последние годы многого не сумел бы сделать. Он проталкивал разрешения на строительство, урегулировал конфликты со строителями и тому подобное. Нет, я не хочу убирать его только потому, что он не продает мне это чертово здание.

— А почему бы тогда не поискать другое здание?

— Потому что мне нужно именно это. Оно занимает ключевую позицию.

— Но вы можете купить поблизости любое другое.

— Знаю, но.. Черт побери, что толку объяснять тебе проблемы экономики?

— Все же, я думаю, его надо убрать.

— А я думаю, что ты должен покрепче держать руль.

Торнтон откинулся на сиденье, опять уставившись в окно. Почему Финли так заупрямился насчет этого здания? Они проработали вместе много лет, но Торнтон не всегда понимал своего скрытного компаньона. Может быть, со временем он переменит решение? Торнтон не был в этом уверен. Он провел рукой по волосам. Конечно, он может найти другое здание, но это, на Кавендиш-сквер, как раз то, что ему нужно. А чего хочет Чарльз Торнтон, он обычно добивается.

Ладно, пока у него еще есть время. Финли может передумать. Торнтон нахмурился. Нет, Финли просто обязан передумать. Он улыбнулся про себя. Он заставит Финли подчиниться здравому смыслу. У бизнеса всегда есть психологический аспект, сказал он себе. Надо уговорить Финли. Возможно, просто предложить приличную сумму. «Назови свою цену». Но, черт побери, какие все-таки могут быть причины, чтобы не продавать это здание даже за хорошую цену?

Он даст ему еще пару недель, а потом снова заговорит с ним. Мы оба цивилизованные люди, можно же договориться.

Кроме того, подумал Торнтон, если этот ублюдок так и не продаст свое здание, придется переломать ему ноги.

Простая экономика.

Глава 23

Утром запах был еще более или менее терпимым. Но как только солнце поднялось повыше, вонь стала невыносимой.

Филип Уэлш взял мешок для мусора и взвалил его на плечо. При этом часть мусора высыпалась на тротуар. Один из его компаньонов, тащившийся позади с мешками в обеих руках, сбросил мусор ногой в канаву.

Было еще только шесть пятнадцать утра. Лондон возвращался к жизни. В прохладе раннего утра еще можно успеть что-то сделать, а потом навалится жара. Впрочем, уже сейчас, при легком дуновении ветерка, Филип чувствовал, как его спина покрывается потом. Он швырнул мешок в кузов машины и отошел в сторону, уступая место своему компаньону. Этот крупный мужчина вытер лоб тыльной стороной грязной перчатки, порылся в карманах и достал пачку «Мальборо». Он закурил сигарету и протянул пачку Филипу, но тот отказался.

Другой их компаньон, мужчина маленького роста, с рыжими волосами и морщинистым лицом, подошел к ним и тоже бросил свой мешок в машину.

— Говорят, что о людях можно правильнее судить по их мусору, чем по жилью, — сказал он, кивнув на мешок, который только что забросил. Из дыры в мешке высыпались использованные презервативы.

— Неужели ими набит весь мешок? — с ухмылкой спросил Филип.

— Если так, то кто-то провел веселенькую ночь, — заметил морщинистый мужчина, вытаскивая сигарету из протянутой ему пачки.

— К тому же чертовски изнуряющую, — добавил крупный.

Все трое рассмеялись.

— Вот что я вам скажу. — Морщинистый ткнул рукой в сторону безупречных фасадов на Белгрейв-сквер. — Богатые, они хуже всех. Чем богаче, тем извращеннее. Могу поклясться, что они все ходили в частные школы, все эти извращенцы.

Филип с удивлением слушал компаньона, произносившего обличительную речь.

— Воспитание снобизма и извращенности — вот что такое частные школы, — продолжал тот уверенно. — Единственные вещи, которые можно извлечь из обучения в частных школах, — это хорошая должность и интерес к сексуальным извращениям.

Выслушав речь морщинистого, его компаньоны громко расхохотались.

— Теперь понятно, почему Британией управляют так паршиво.

Шофер высунул голову из кабины и постучал по часам:

— Извините, что прерываю вашу беседу, но мне нужно вычистить другие мусорные ящики.

Морщинистый мужчина вскинул руку в нацистском салюте, и шофер убрал голову в кабину.

— Жалкий ублюдок, — буркнул морщинистый.

Втроем они продвигались вдоль улицы, собирая мешки с мусором, машина медленно ехала рядом.

Филип подошел к трем мешкам на верхней площадке лестницы, ведущей в подвал. Он потянулся к первому и отшатнулся, почуяв жуткий запах. Он отошел подальше, чтобы его не вырвало.

Запах был почти осязаемый. Мухи вились вокруг мешка и забирались внутрь. Филип увидел на черном пластике что-то белое и понял, что это червяк. «Чертовы мешки, должно быть, стояли на жаре дня два», — подумал он, берясь за один из них.

Вдоль улицы его напарники сносили в одно место мусорные мешки и ждали машину, чтобы забросить их в кузов. Филип решил, что он не справится один с этими тремя мешками.

Кроме того, от них шел такой жуткий запах.

Он потянул за третий мешок. Черный пластик порвался, мешок опрокинулся.

Изнутри вырвалась туча мух и зажужжала вокруг Филипа и вокруг лопнувшего мешка. Кругом было полно червей, расползающихся по тротуару.

И среди всего этого было еще нечто, чего Филип сразу не распознал. Согнутое пополам тело. Кожа синяя, местами покрытая запекшейся кровью. От вида этого тела, от жуткого запаха Филипа чуть не вырвало.

Потом он увидел голову, выкатившуюся на тротуар. Один мертвый глаз смотрел на него. Другого не было, в глазной впадине копошились черви.

У его ног лежало тело Марии Дженкинс.

Глава 24

"Дорогой Винс!

Ну, как ты там, старший братец? Могу поспорить, ты думал, что больше никогда не услышишь обо мне. А я вот она. Пишу это письмо около двенадцати утра. Я только что встала. Я почти всегда встаю поздно, потому что до вечера никаких дел. А вечером мы с другими девчонками выходим вместе. Здесь живут девушки из разных мест. На прошлой неделе я встретила девчонку из Сворда, не помню, как ее звали. Она была очень хорошенькая. Не знаю, куда она делась. Мы все держимся вместе, сколько можем. Никому из нас не нравится то, чем мы занимаемся. Мы ненавидим мужчин, с которыми имеем дело, но это единственный способ добыть деньги. Работы найти нельзя. Но все равно это лучше, чем дома. Теперь я уже никогда не вернусь и думаю, отец меня уже не примет. Если бы он знал, чем я занимаюсь в Лондоне, то сошел бы с ума. Ха-ха! Я не могу дать тебе своего адреса, чтобы ты мне ответил, потому что часто переезжаю. Я живу в Ислингтоне вот уже почти неделю, но нам опять придется переехать. Я и моя подруга Стиви думаем найти какое-нибудь жилье.

Я скоро напишу еще.

С любовью,

Джо".

Винс Кирнан сложил письмо и бросил его на кровать рядом с другими. Шесть писем, и все написаны за этот год. Последнее письмо было отправлено три месяца назад. С тех пор он ничего о ней не знал. Штемпели на конвертах свидетельствовали, что письма отправлены из разных частей Лондона: Пэддингтона, Кенсингтона, Ислингтона.

Иголка в стоге сена.

Все письма он получал не на домашний, адрес в Дублине. Она писала ему в оздоровительный клуб на окраине города, которым он управлял вместе со своим партнером. Партнер согласился вести дело один, пока Кирнан был в Лондоне. Дважды в неделю он звонил в клуб и спрашивал, нет ли каких-нибудь проблем. Впрочем, он доверял своему партнеру и был уверен, что все идет нормально. Сейчас он думал о более важных вещах.

Он не сказал ни родителям, ни кому-либо в семье, что едет в Лондон на поиски Джо. Родители не желали ничего о ней слышать, да и остальные родственники давно считали Джо отрезанным ломтем — с тех самых пор, как она была арестована в пятнадцать лет за то, что у нее нашли сигарету с марихуаной. Если бы и сейчас было опять что-нибудь такое же, не слишком серьезное...

«... Мы ненавидим мужчин, с которыми имеем дело».

Он стиснул зубы и перечитал письмо. Он чувствовал, что пот течет у него по лицу, но не стал его вытирать. Капля пота повисла у него на подбородке и упала на одно из писем, смазав, как слезой, чернила. Он промакнул влажное место простыней, встал и подошел к крохотной раковине. Открыв холодную воду, он низко наклонился и подставил под струю обе ладони.

Холодная вода приятно освежила его разгоряченное лицо. Он не вытерся, позволяя воде стекать с лица на грудь.

Без рубашки, в одних джинсах, он сидел на кровати, скрестив ноги, и поглядывал то на письма, то вокруг себя на маленькую комнату.

Стены пожелтели, краска потрескалась и облетела. Под раковиной расползлось зеленое пятно, ковер и половицы сгнили от постоянно капающей воды. Огромный радиатор на одной из стен был некрашеный и местами проржавел. Казалось, стоит потянуть за трубу, и она отвалится.

Солнечный день с трудом проникал через оконные стекла, слой грязи на них был такой толстый, что они сделались светонепроницаемыми. Трудно было угадать, когда же их мыли в последний раз. На окне болтались такие же грязные занавески, вдобавок еще и побуревшие от табачного дыма. Кирнан раздавил сигарету в пепельнице, тонкая струйка дыма уныло поползла вверх, в спертый воздух.

На старой деревянной тумбочке, кроме телефона, лежала пачка журналов: «Только для мужчин», «Международный клуб», «Мейфер», «Эскорт». Были и другие, специальные, контактные. Кирнана интересовали интимные колонки. В каждом журнале публиковались сотни или даже тысячи номеров, начинающихся цифрами 0896, и всевозможные обещания неземных удовольствий типа «Ваша рука на моей промежности». Кирнан открыл журнал «Международный клуб», пробежал глазами список девушек и дошел до телефонных строчек — «Жены, уличенные в употреблении нецензурных выражений», «Дай мне погладить его». Потом он просмотрел оставшиеся страницы, где печатались объявления, касающиеся видеофильмов: «Видеофильмы, вызывающие сильные ощущения. Гарантировано, что нет вырезанных сцен».

Кирнан покачал головой. Его не заинтересовала страница с предложением видеофильмов от Синди Траст, а также не обратил внимания на приглашение «потрогать чьи-то чулки» или послушать «трио в кровати». Наконец он добрался до страницы, которую искал.

Классифицировано.

Все номера начинались с цифр 071, 081 или с других, уже знакомых ему городских кодов. Кирнан обзвонил десятки таких телефонов и устал от обещаний автоответчиков передать его сообщение. Только несколько раз на его звонки ответили реальные живые женщины, что показалось даже странным в мире, где все записывается на пленку. Он уже вычеркнул полтора десятка номеров и добрался до строчки: «Найтсбридж. Предлагаю удовольствия на семь дней. Звонить Рут». Он взял карандаш с тумбочки и подчеркнул эту строчку, затем снял трубку и набрал номер. После двух гудков он услышал женский голос.

— Я по вашему объявлению, — сказал Кирнан. — Можно ли получить у вас некоторую информацию?

Он провел рукой по волосам, слушая, как женщина произносит явно отрепетированный ответ. Потом она спросила, обращался ли он раньше по этому номеру.

— Нет, — ответил он.

Она сообщила ему, что Рут можно найти у метро Найтсбридж. Блондинка, маленького роста с размерами 38, 26, 38. Цена двадцать фунтов за обычные услуги. Все другие требования могут быть оговорены лично. Звонить можно в любой день после часа дня.

Он положил трубку, зачеркнул этот номер и повел пальцем вниз по колонке.

Были номера в Бирмингеме, Лидсе, Манчестере. Был даже один в Милтон-Кейнс. Все это он пропустил. Его интересовали только лондонские номера.

Пот солеными струйками тек по его лицу. Он одной рукой смахнул каплю с подбородка, другой набрал номер.

Женский голос описал ему девушку: стройная, рост пять футов, блондинка. Ему также назвали и цену.

Кирнан повесил трубку, не дослушав, и пропустил еще несколько номеров.

Может быть, было еще безнадежней искать сестру по этим объявлениям, чем пытаться встретить ее в Сохо или на Кингс-Кросс. Но все равно. Стоило попробовать.

По следующему номеру ему предложили еще одну очаровательную блондинку. Она брала шестьдесят пять фунтов за полчаса и полтораста, если она приедет к нему в гостиницу.

Кирнан набрал еще три номера и бросил трубку. Довольно долго он сидел в бездействии, поглядывая то на стопку журналов, то на письма Джо.

Потом открыл очередной журнал и снова начал набирать номера.

Глава 25

Свет полуденного солнца ослепил его. После темноты кинозала это казалось просто невыносимым. Ник Райан достал из кармана и надел темные очки. Он искал среди поредевшей толпы, выходившей из здания кинотеатра, свою спутницу. И увидел ее неподалеку. В джинсах и тонкой майке, с чисто вымытыми блестящими волосами она выглядела старше своих тринадцати лет. Он улыбнулся, подумав о том, какой успех она будет иметь у мальчиков через несколько лет. Она оглянулась, увидела его и стала пробираться сквозь толпу. Они вместе перешли улицу и направились по Бейсуотер-роуд к Гайд-парку. Перебегая дорогу перед движущимся транспортом, она крепко ухватила его за руку. Райан в ответ стиснул ее пальцы, ощущая теплоту их прикосновения. Когда они были уже на другой стороне, у него перехватило дыхание. Он почувствовал боль, но постарался отмахнуться от нее.

— Я думал, ты захочешь побыть на воздухе в такой день, а не сидеть в кино, — улыбнулся он.

— Мне очень хотелось посмотреть этот фильм, — ответила она. — Спасибо, что сводил меня, папа.

Они шли рядом. Он обнял ее за плечи, поглаживая рукой ее шелковистые волосы. Свободной рукой он достал из кармана пачку сигарет, взял одну в рот и закурил.

— Тебе обязательно курить? — спросила Келли. В ее тоне чувствовались одновременно и беспокойство, и упрек.

Он удивленно взглянул на дочь, вынул изо рта сигарету, бросил ее на тротуар и раздавил ногой.

Она просияла.

— Ты довольна? — спросил он.

Келли кивнула.

Боже, как она похожа на Ким, подумал он. Некоторые жесты, выражение лица напоминали ему бывшую жену. Он вдруг осознал, как сильно по ней стосковался. Они направились через зеленое пространство к Серпентину. Трава была усыпана людьми, загорающими, играющими и даже устраивающими пикники. Больше всего тут было детей, самых разных, от грудных до подростков. Они кричали, смеялись и плакали. Теплый ветер разносил детские голоса по всему парку. Иногда в них врывался собачий лай.

Невдалеке стоял фургончик мороженщика. Келли дернула его за рукав и побежала туда.

— Пошли, пап! — крикнула она, обернувшись на бегу. — Ну, что же ты!

Он пустился за ней, стараясь не замечать усиливающуюся боль в груди. Он стискивал зубы, злясь, что именно сейчас опять дала себя знать эта пакость. Он приостановился и сделал несколько глубоких вдохов и выдохов. Ему стало немного легче.

Келли уже стояла в очереди за мороженым.

Они терпеливо дождались своей очереди. Келли заказала два — с орехами и фруктовым соком, сунула одно Райану в руку и отошла в сторонку, ожидая, пока он расплатится.

Мороженое сразу же начало таять на солнце и капать ему на руку. Он облизал пальцы и догнал дочь.

— Если будет так же тепло... — начала Келли. — Мама говорит, что нам вовсе не обязательно уезжать на каникулы. Мы могли бы просто остаться дома.

— А куда вы собирались? — спросил Райан.

— Джо хотел повезти нас на Барбадос на две недели.

— Ты, кажется, не очень этому рада, Келли? — заметил Райан.

Она скорчила гримасу. Райан обхватил ее руками за плечи.

— Тебе там понравится, — произнес он не очень убедительно.

— Я уже сказала маме, что не хочу ехать.

— А что она?

— Она попросила меня не глупить. Она всегда говорит мне об этом: не глупи. Но что я могу поделать, если он мне не нравится.

Райан удивленно взглянул на нее.

— Но почему? Что в нем плохого? Он очень хорошо к тебе относится, не так ли? — Его голос еле заметно дрогнул.

— Да, он очень мил со мной, ласков. Дает мне карманные деньги, покупает вещи. Наверное, я очень неблагодарная, но что бы он для меня ни делал... — Она не закончила фразы.

— Ну и что? — настаивал Райан.

— Ну, не он же мой папа. А ты. Я не просила маму выходить за него замуж. Я не просила ее уходить от тебя. И никто не заставит меня смириться с тем, что случилось. — Она повернулась и посмотрела ему в глаза. — Почему вы с мамой перестали любить друг друга? — В ее голосе слышалась горечь.

Райан лишь несколько секунд смог выдержать ее осуждающий взгляд.

— Мы никогда не переставали любить друг друга, Келли. Дело совсем в другом, — сказал он, бросив в урну недоеденное мороженое.

— Это из-за твоей работы, я знаю...

— Тебе мама так сказала?

— Я до сих пор помню, как вы ссорились. Вот почему мы с мамой должны были уйти. Из-за твоей работы.

— Ты могла бы не уходить. Я не хотел, чтобы ты уходила. Ни ты, ни мама. Я этого никогда не хотел.

Он устало опустился на одну из скамеек. Келли уселась рядом.

— Тогда почему это случилось? — допытывалась она.

— Из-за моей работы, — буркнул он и тут же разозлился на себя. — То, чем я занимался, дела, в которых я был замешан, часто были небезопасными. Мама постоянно волновалась за меня и больше не могла этого выносить. Для вас обеих было лучше, чтобы вы от меня ушли.

— Как же это могло быть лучше, если вы любили друг друга? — спросила Келли с той убийственной логикой, которая присуща только подросткам.

— Ну, теперь что об этом вспоминать! Мама любит Джо. Она счастлива, и мы с ней ладим. Мы все еще друзья. И всегда ими останемся.

— И ты все еще любишь ее?

Райан перевел дух.

— Да, — произнес он спокойно. — Я люблю вас обеих. — Он прижал ее к себе, целуя в макушку. — Особенно тебя.

— Почему же ты не приходишь ко мне почаще? — тихо спросила она.

Опять эта жуткая логика, от которой некуда скрыться.

— Я стараюсь... Как только появляется свободное время...

— Но ты всегда занят, папа, — сказала она холодно. — И всегда будешь занят.

Она встала и пошла. Райан стиснул зубы и поспешил за ней. Правда причиняет боль, не так ли?

Черт побери, прошипел он себе под нос.

Глава 26

Солнечные лучи весело играли на поверхности воды. Келли, прикрыв глаза рукой, бросала камешки в Серпентин и наблюдала, как по воде расходятся круги.

Райан стоял позади нее, попыхивая сигаретой и поглядывая то на дочь, то на пышную яркую молодую женщину в узком желтом бикини, растянувшуюся на траве у воды и наслаждавшуюся солнцем Пот стекал у него по спине и впитывался в рубашку. Он присел на корточки рядом с Келли. Она продолжала бросать камешки. Он тоже следил за разбегающимися кругами.

— Келли, — начал он, — ты винишь меня в том, что случилось между мной и мамой?

Пряча от него глаза, она подбирала камешки и бросала в воду. Они булькали и пропадали, оставляя на воде круги.

— Ну, не знаю, — сказала она. — Наверное, ты должен выполнять свою работу. Но просто иногда хочется... — Она бросила очередной камешек.

— Чего? — торопил он.

— Иногда мне хочется, чтобы мы опять были вместе, — сказала она и посмотрела ему в глаза.

Райан всматривался в ее ясные голубые глаза. Ему казалось, что он куда-то уплывает.

— Я буду чаще навещать тебя, — произнес он еле слышно. — Я обещаю. Мы будем чаще ходить с тобой куда-нибудь. Когда я не занят... — Он тотчас пожалел, что у него сорвалась с языка эта последняя фраза.

Она отвернулась от него и вновь уставилась на воду.

— Мама говорит, что ты болен, — начала Келли после долгого молчания.

Райан смутился.

— Ты выглядишь усталым, — продолжала она.

— Я не спал как следует все последние дни, вот и все, — объяснил он. — Было очень много работы. А в остальном у меня все нормально.

Приступ боли в груди явно попытался опровергнуть его слова. Он натянуто улыбался, надеясь, что она не заметит, как он морщится от боли.

— Твоя мама слишком много волнуется. — Он подобрал камешек и тоже бросил его в воду. — Придешь посмотреть мой новый офис, когда я туда перееду? — спросил он.

Келли кивнула.

— Ты купил его не у Джо, правда? — спросила она. — Джо продает здания.

Райан рассмеялся:

— Нет. Я купил его не у Джо.

— Некоторые девочки в школе знают, кто он такой. Их папы работают у него.

— А как твои дела в школе? — поинтересовался он. — Уже привыкла?

Она надула щеки.

— Конечно, дома лучше. Но многие девочки очень хорошие. Мне сначала не нравилось спать в общей спальне, но к этому тоже можно привыкнуть. Родители других девочек тоже богаты, и я не чувствую себя брошенной. — Она посмотрела на Райана. — Джо очень богат, правда, папа?

Райан кивнул.

— Да. В недвижимости много денег, Келли.

— Я думаю, мама его любит, — размышляла она вслух, — но у них тоже бывают ссоры.

— В каждой семье бывают ссоры.

Райан обрадовался: значит, брак Ким и Финли не столь уж благополучен и безмятежен. И тут же упрекнул себя. До чего же надо дойти, чтобы чувствовать удовольствие от таких известий!

— Ты мне так и не сказала, почему он тебе не нравится, — заметил он. — Ты говорила, что он добр к тебе. А к маме он хорошо относится? Потому что, если это не так, я сверну ему шею.

— Я сама не знаю почему. Может быть, потому что он очень хотел отправить меня в интернат. Я подумала, что он не любит меня, если делает это. Я решила, он просто хочет от меня избавиться.

— Но я уверен, что это не так, Келли. Он хочет, чтобы ты получила наилучшее образование. Интернат как раз и подходит для этого.

— Для него — конечно. Ему же не надо туда ходить.

— А как на это смотрит мама?

— Она говорит, что скучает без меня, но соглашается с Джо. «На нее это похоже». Райан обнял дочь и ласково погладил по щеке.

— Ну, пошли, принцесса, нам пора перекусить.

Она кивнула и улыбнулась.

— Пицца или гамбургер? — спросил он.

— И то, и другое, — улыбнулась она.

Он подхватил ее на руки и поднял высоко над головой. Келли громко рассмеялась. Он поставил ее на ноги, и они отправились через парк.

Райан взглянул на часы. Четыре тридцать шесть. Надо позвонить в офис до того, как он проводит Келли домой. Просто проверить, не было ли срочной почты или каких-либо сообщений.

В сущности, дело в одном сообщении, которое он ждет.

Глава 27

Райан подъехал к дому Финли в Хэмпстеде в девятом часу вечера.

Он заглушил мотор и поглядел на большой дом, потом обернулся к Келли, которая спала на заднем сиденье. Устала от жары, долгого пути и заснула.

Райан смотрел на нее, казалось, целую вечность. Грудь девочки плавно поднималась и опускалась при дыхании, веки чуть подрагивали — наверное, ей что-то снится. Интересно, что? День, который они провели вместе? Или отчим?

А может быть, разрыв между ее родителями?

Теперь все это было в прошлом. Оставались только воспоминания, и они отпечатались в сознании тринадцатилетней девочки куда глубже, чем в его собственном. А что такое воспоминания? Те же душевные раны. Считается, что у молодых они заживают быстрее.

Райан нехотя протянул руку, дотронулся до ее плеча.

Она открыла глаза и села, еще не очнувшись от сна. Потом взглянула на него и улыбнулась.

— Ты дома, — сказал он тихо.

Улыбка исчезла с ее лица.

— Передай маме, я сожалею, что не смог привезти тебя раньше, — попросил Райан.

— Почему бы тебе не зайти и не сказать ей об этом самому? — спросила Келли.

Он вновь взглянул в сторону дома и увидел припаркованный «ягуар», машину Финли.

— Ты уж сама скажи, — улыбнулся он.

Она чинно поблагодарила его за этот прекрасный день. Он поцеловал ее в лоб и в щеки и смотрел, как она вылезает из машины. Она подбежала к передней дверце с опущенным стеклом, просунула голову и поцеловала его еще раз.

— Я люблю тебя, папа, — сказала она.

— И я тебя, — ответил он.

— Когда ты снова придешь?

У Райана комок застрял в горле.

— Скоро, — пообещал он.

— Ты непременно придешь, правда? — спросила она с тревогой.

— Попробовала бы ты мне помешать, — улыбнулся он.

— Когда?

— Как только смогу.

Улыбка пропала.

— Когда не будешь занят на работе, — холодно сказала она. Она повернулась и побежала по тропинке к дому. Райан видел, как она нажимает на звонок.

Как только дверь открылась, он сразу же отъехал, не глядя в зеркало, что там позади.

Он включил радио, чтобы избавиться от тишины, которая заполнила машину.

Загремела песня какой-то рок-группы.

«Никогда не знаешь, что имеешь, пока не потеряешь...»

Райан выключил радио.

Глава 28

Она думала, что он спит.

Картинки с телеэкрана отражались в стеклах очков Джозефа Финли. Ким посмотрела на него внимательней и обнаружила, что он уставился на экран невидящими глазами. Раскрытая книга лежала у него на груди.

Он встал, положил книгу на столик рядом с креслом, снял очки и потер переносицу.

Потом взял бокал с «глендфиддич» и сделал глоток.

— Хочешь чего-нибудь покрепче? — спросил он, вставая и направляясь к бару.

— Нет, спасибо, — ответила она, пригубливая свой бокал с «бакарди» и кока-колой.

Финли наполнил свой бокал и минуту стоял молча.

— Райан привез Келли слишком поздно, — произнес он после паузы.

Ким обернулась и посмотрела на него.

— Они опоздали только на час или около того, — сказала она. — Я не беспокоюсь за нее, когда она с ним.

— Дело не в этом.

— Он опоздал не нарочно, Джо.

Финли пригубил бокал.

— Я тут поразмыслил. Для Келли было бы лучше, если бы она не виделась с Райаном так часто. — Он вернулся к своему креслу и сел.

Ким нажала на кнопку пульта, убирая звук телевизора.

— Она видит его не чаще, чем шесть раз в год.

— Он оказывает на нее разрушающее влияние, Ким.

— Но, ради Бога, Джо, он все-таки ее отец. Какое разрушающее влияние он может оказывать?

— Об этом я уже говорил, Ким. Не хочу повторяться. Тебе известна моя точка зрения по этому вопросу.

— Да, конечно, — огрызнулась она. — Я уже сто раз слышала. Ты не хочешь, чтобы моя дочь продолжала встречаться со своим отцом. Но почему?

— Теперь она твоя дочь, не так ли? — язвительно заметил Финли. — Странное дело, каждый раз, когда мы спорим об этом, она твоя дочь. В других случаях это наша дочь.

— Ты же знаешь, что я имею в виду.

— Думаю, тебе следует помнить, кто дал ей крышу над головой, кто ее кормит и одевает. С этой точки зрения она такая же моя дочь, как и твоя.

— Черт побери, Джо, это же не состязания. И ты не можешь ее купить. То, что ты нас содержишь, еще не означает, что у тебя на нее больше прав, чем у Ника.

— А каков его вклад в ее воспитание? Визит один раз за несколько месяцев в лучшем случае. Изредка телефонный звонок. Она нуждается в большем. Ты должна понимать это, Ким.

— Да, я понимаю это. Но я также знаю, что она хочет видеться с ним. Она имеет право видеть его, а он имеет право видеть ее.

— Может, нам лучше спросить саму Келли, что она думает об этом? Она, наверное, тоже недовольна таким положением вещей.

— Ты просто боишься его, не так ли? — спросила Ким с вызовом.

— А ты все еще любишь его, верно? — холодно парировал он. Ким молчала.

— Так верно? — вскипел он.

— Я любила его четырнадцать лет, — сказала она. — Я не могу перечеркнуть это так просто, Джо. Я говорила уже, что люблю тебя. Неужели ты думаешь, я бы оставалась здесь, если бы это было не так? Ты думаешь, я бы вышла за тебя, если бы не любила? Где твой здравый смысл? Может, он пробьет эту стену жалости к себе и ненависти, за которой ты живешь.

Он сделал большой глоток виски и со стуком поставил свой бокал.

— Я не хочу, чтобы она так часто виделась с Райаном, — сказал он сердито. — Это все, что я имею заявить по этому поводу.

— Жаль, что ты так к этому относишься, — сказала Ким. — Ты ничего не можешь сделать, чтобы прекратить их встречи. Это не так просто.

— Посмотрим, — бросил Финли со злостью.

Зазвонил телефон.

Они оба с недоумением смотрели на него. Наконец Финли подошел и снял трубку.

— Хэлло, — буркнул он.

Ким заметила, что гневное выражение его лица сменилось крайне удивленным.

— И чего ты хочешь? — спросил он. — Сейчас? — Он посмотрел на часы. — Уже почти половина одиннадцатого. Неужели нельзя подождать?

Оказалось, нельзя.

— Я буду через час, — сказал он и положил трубку. Потом обернулся и посмотрел на Ким. — Мне надо уйти.

— Что-нибудь случилось?

— По делу. Очень важному, — добавил он.

— Ты говоришь прямо как Ник, — заметила она с сарказмом.

Финли гневно взглянул на нее и направился к двери.

— Когда ты вернешься? — спросила она.

— В час, а может быть, и позже. Не жди меня.

— Я и не собираюсь, — сказала она.

Финли немного поколебался, потом прошел в холл, снял с вешалки пиджак, взял со столика у двери ключи от машины и вышел.

Ким наблюдала, как он уходит.

Стоя на лестничной площадке, она видела, как он взял ключи и вышел. Она слышала и часть разговора по телефону. Голос в трубке звучал громко и раздраженно. Она расслышала почти все.

Когда Финли хлопнул дверью, она торопливо вернулась в свою комнату.

По ее щекам текли слезы.

Она легла в кровать и, не шевелясь, смотрела сквозь темноту в потолок.

Было слышно, как тронулся его «ягуар».

Глава 29

Вор в «Роэлтоне» был схвачен. Оперативник Райана собрал достаточно улик против него, чтобы начать уголовное дело.

Частный детектив сидел за своим столом в полутемном офисе с одной лишь зажженной настольной лампой. Он постукивал ручкой по блокноту. Вокруг него лежали густые тени.

Сообщение он обнаружил на автоответчике, когда вернулся в офис. Он хотел позвонить управляющему гостиницей, но потом отложил это до утра. Сейчас он сидел в странной полутьме, глядя в окно на темное небо, озаренное отсветом сотен ярких огней издомов вдоль Черинг-Кросс-роуд и Оксфорд-стрит.

Оперативнику он тоже позвонит с утра и поздравит с успешно выполненной работой.

Работа.

Он посмотрел на часы: 23.26.

Пора бы отправиться домой. После того как он отвез Келли, он сразу же поехал в офис, проверил сообщения и пошел к Скалини, где взял чашку кофе и сандвич. К девяти вечера он вернулся в офис и закончил некоторые канцелярские дела, включая несколько заказов Совета Саутварк на серию ордеров по лишению имущества, которые они просили подготовить.

Он почувствовал приступ боли в груди и зажмурился, стиснув зубы и ожидая облегчения.

Но боль не утихала.

— Черт возьми, — прошипел он сквозь зубы, поднялся и подошел к окну, как будто движение могло утихомирить боль.

Но эффект получился обратный. Он почувствовал, будто кто-то наполнил его легкие металлическими опилками и водит магнитом вверх и вниз.

Боль не утихала.

Он стиснул зубы и открыл маленький шкафчик, где стояло спиртное, взял бутылку водки, открыл ее и выпил прямо из горлышка, удивляясь, что боль после этого слегка утихла. Он немного подождал и сделал еще несколько глотков. На лбу выступил пот. Он почувствовал слабость и ухватился за оконную раму, чтобы не упасть.

Когда боль немного отпустила, он попробовал сделать осторожный вдох, боясь, что это жуткое ощущение вернется снова. Он стоял у окна, тяжело дыша и стараясь заглушить боль.

Райан сделал еще один глоток, закрыл глаза и опустился на стул у окна. Он сидел с открытым ртом, слизывая с губ слюну и водку. Появилось головокружение. Он убеждал себя, что это из-за спиртного на голодный желудок.

Кого ты обманываешь?

Он вытер рот тыльной стороной ладони и содрогнулся, увидев на ней темное пятно.

Кровь.

В еле освещенном офисе казалось, что она чернильного цвета, ее запах напоминал запах меди.

Райан кашлянул и попробовал определить, появилась ли кровь в слюне. Он вынул из кармана платок, сплюнул в него и увидел на белом кровяной комок. Боль в груди усиливалась. Он поднялся, поставил бутылку водки на место и, спотыкаясь, побрел к туалету.

Он еле успел.

Приступ тошноты свалил его на колени. Его выворачивало наизнанку. Поток жутко пахнувшей непереваренной пищи вперемешку с кровью хлестал в унитаз. Омерзительный запах вызвал новый приступ тошноты. Когда спазмы желудка прекратились, Райан сел на корточки с закрытыми глазами, струйки темной слюны стекали с его губ. Голова кружилась, в груди по-прежнему ощущалась боль.

Казалось, прошла вечность, прежде чем он поднялся на ноги. Он смыл кровавую смесь в унитазе и зажег свет.

При резком свете лампочки в сто ватт он поглядел на себя в зеркало.

Кожа его была цвета прогорклого молока и блестела, как будто ее натянули прямо на кости. Под глазами были темные круги, а из уголков рта струйкой текла кровь. Он вытер ее полотенцем, висевшим около раковины, пустил холодную воду и сполоснул лицо.

Из шкафчика на стене он вынул бутылочку с аспирином и проглотил две таблетки. Лекарство чуть не вызвало новый приступ тошноты, но он смыл его вкус двумя пригоршнями воды. Он стоял, опершись на раковину, и вглядывался в свои покрасневшие глаза.

Боль в груди не утихала.

Его жалкое отражение обреченно смотрело на него. Он кашлянул и сплюнул кровь в раковину.

— Ах ты, сволочь, — сказал он своему отражению.

Кровь исчезла в сливном отверстии.

— Полная сволочь.

Он подождал несколько минут, потом проглотил еще две таблетки, закрыл шкафчик и вышел из туалета.

Он вошел в офис. Боль немного ослабла.

— Подожди полчаса, — сказал он себе. — Не волнуйся.

Он плюхнулся на стул возле окна, полуприкрыв глаза.

Только полчаса.

И он пойдет домой.

И вызовет врача?

Ни за что.

Он знает, что болен, но не знает, что именно с ним творится, и не хочет услышать от какого-либо врача, что это такое.

Он просто не желает знать.

Ты сволочь. Законченная сволочь.

Прошло около часа, прежде чем он наконец почувствовал, что в состоянии доехать до дома.

Глава 30

Финли без труда нашел место для парковки «ягуара». Заглушив мотор, он сидел в теплом спокойствии, разглядывая здание на Кавендиш-сквер.

Несколько минут он спокойно сидел за рулем и просто смотрел на это место. Окна были темными, как десятки слепых глаз. На некоторых болтались ставни, другие были заколочены. Место выглядело заброшенным, часть фасада осыпалась, но, несмотря на это, здание производило респектабельное впечатление в сравнении с окружающими его домами. Две каменные колонны поддерживали козырек над лестницей, ведущей к большой входной двери.

Финли пошарил в кармане, достал связку ключей и выбрал тот, что был от массивной главной двери. Он вышел из машины, закрыл ее и направился к главному входу, замедлив шаги при приближении к лестнице.

Он огляделся и, удостоверившись, что поблизости нет прохожих, быстро поднялся по лестнице, вставил ключ в замок, толкнул дверь, и она открылась, скрипнув старыми петлями.

Он вошел и плотно прикрыл дверь. Ему пришлось помахать руками, чтобы разогнать взлетевшие с пола клубы пыли.

Направо и налево от него были закрытые двери. Он стоял там, где раньше находился огромный холл. Из дыр на потолке свисали длинные шнуры — все, что осталось от люстр. Проводка болталась, как внутренности неведомого существа. Пауки наплели паутину в каждом углу. Финли проследил, как ползет по стене особенно огромный паук, он был похож на фурункул.

Перед ним была лестница, покрытая потертым ковром.

Все вокруг говорило о полном запустении. Сырость, несмотря на жару, кралась вверх по стенам. Черные споры пробивались через обои, которые вздулись пузырями и отстали от стен.

Финли начал подниматься по лестнице. Ступеньки заскрипели под его весом. Он коснулся перил, и толстый слой пыли остался у него на ладони. Он потер руку об руку, стряхивая пыль. Трудно было что-либо разглядеть внутри затемненного здания. Только на первом этаже два или три окна остались не заколоченными, и через них просачивался тусклый свет ночи.

Он добрался до первой лестничной площадки и огляделся. Перед ним опять были закрытые двери. На стенах заметны прямоугольники — здесь раньше висели картины. Они были как светлые заплатки на темных обоях. Бумага во многих местах отклеилась и висела клочьями, сухими и ломкими, как кожа прокаженного. Проходя, Финли сорвал кусок обоев со стены, и тот рассыпался у него в руках.

Он продолжал невозмутимо подниматься выше, к следующей лестничной площадке.

Дверь слева была приоткрыта.

Финли подошел и осторожно толкнул ее.

Луч света ударил ему в лицо и заставил отшатнуться, как будто его чем-то стукнули.

Он поднял руку и прикрыл глаза от яркого света, постепенно приходя в себя по мере того, как свет опускался вниз. — Хорошо, что вы пришли, — произнес голос из темноты.

Финли услышал какой-то шорох.

— Хотя вы не особенно торопились, — добавил Дон Невилл.

Глава 31

— Что вы себе позволяете? — возмутился Финли. — Назначить мне встречу в такое время!

— Нам нужно с тобой поговорить, — сказал Невилл, садясь в кресло и вновь направляя фонарь ему в лицо.

У заколоченного окна тихонько постукивал по металлической оправе галогеновой лампы Эдвард Катон.

Комната отличалась от других помещений этого дома. На полу не было ковра, но не было и пыли. Стены, выкрашенные белой краской, казались в темноте серыми. Посреди комнаты стояли кровать и два кресла. Вокруг размещались светильники с абажурами и галогеновые лампы. С потолка свешивалась на проводе голая лампочка. На станине, рядом с кроватью, была установлена видеокамера. Невилл повернул ее в сторону Финли.

— Ну, и что за важность? Неужели это не могло подождать до утра? — спросил Финли, не приближаясь к этим двоим.

— Прошел слух, что Чарльз Торнтон хочет заполучить это здание.

— Где вы об этом слышали?

— У нас повсюду есть уши, — усмехнулся Невилл, включая камеру.

— Ну, — продолжил Катон, — так это правда?

— У вас с ним свои дела. Почему бы вам самим не спросить у него?

— Мы тебя спрашиваем, — зло прошипел Невилл — Так нужно ему это чертово здание или нет?

— Да, — сказал Финли, — но можете не волноваться. Я возьму Торнтона на себя.

— Он влиятельный человек, дорогой мой, — сказал Невилл с улыбкой. — Хотелось бы верить, что ты утрясешь с ним эту проблему, но...

— А что вдруг нашло на Торнтона? — поинтересовался Катон. — Почему для него так важно именно это место?

Финли рассказал об идее клуба и ресторана.

— Он знает, что здание принадлежит мне, — добавил он, — и думал, что его легко будет приобрести. Он просил меня назвать свою цену. — Финли посмотрел на своих собеседников. — Возможно, так и надо было сделать.

Невилл с издевкой покачал головой.

— Нет-нет-нет, — сказал он. — Ты и сам понимаешь, что это было бы ошибкой. Тебе лучше держаться нас. — Он усмехнулся и отбросил с шеи хвост волос. — Я ведь прав, не так ли?

Катон показал Финли дипломат, положил его на кровать и открыл крышку.

Финли подошел поближе.

Дипломат был полон денег. Большие толстые пачки пятидесятифунтовых банкнот были перетянуты эластичными лентами.

— Мы принесли тебе подарок, — сказал Катон. — Твоя доля. — Он пододвинул деньги к Финли. Тот только взглянул на обоих и закрыл дипломат.

— Ты не хочешь пересчитать? — спросил Невилл.

— Он нам доверяет, — сказал Катон, и оба захохотали.

Финли почувствовал, как капля пота ползет по его виску.

— Двадцать процентов? — спросил он.

Невилл кивнул:

— Как договорились. А тебе лучше быть поосторожнее.

— Черт возьми, что ты имеешь в виду?

— Не учи нас, как нам делать свое дело, Финли, — вскипел Невилл. — Мы знаем, что делаем. Кроме того, если мы закроем наш бизнес, твой доход тоже сократится. — Он кивнул на дипломат. — Я что-то не слышал, чтобы ты возражал против этого.

— Мы предоставляем товар, — добавил Катон, — и на наш товар есть большой спрос. Он увеличивается с каждым днем.

— Но если ты хочешь выйти из дела, тогда скажи, — предложил Невилл. — Мы можем найти другое место, чтобы делать фильмы.

— Вы должны быть мне благодарны, что я разрешил вам пользоваться этим местом бесплатно. Любой другой взял бы с вас...

— Рента в этом кейсе, — раздраженно прервал его Невилл, указывая на дипломат. — Ты позволяешь нам делать здесь фильмы, потому что получаешь от нас приличную долю. Давай говорить об этом прямо. И запомни, Финли, если нас схватят, ты не останешься в стороне. Тебе известно, что здесь происходит. Если мы провалимся, потянем за собой и тебя.

Финли взял дипломат и направился к двери.

— Уже уходишь? — спросил Невилл, улыбаясь. — А я думал, тебе будет интересно узнать, что наш бизнес процветает, особенно фильмы для любителей с континента. Наши «специальные» фильмы пользуются там большим спросом.

— Какие «специальные» фильмы? — удивился Финли. — О чем?

— Не строй из себя дурачка. Ты прекрасно знаешь, о чем они, — настаивал Катон.

— Вы убиваете людей?! — В его голосе прозвучал ужас. — Вы это имеете в виду?

— Эти фильмы, как я уже сказал, — самое доходное дело, — продолжал Невилл. — И пока там будет спрос, мы будем их делать.

У Финли в горле застрял комок, на лице выступил пот.

— Я не хочу ничего знать об этом, — произнес он дрожащим голосом. — Это грязные дела. Убийства меня не касаются. Вы меня в это не впутывайте.

— Поздно, — сказал Невилл, — ты уже впутался, — и кивнул, в сторону дипломата.

— Я требую, чтобы вы это прекратили! Убирайтесь из моего здания! — вскричал Финли.

Катон громко отхаркнулся и сплюнул на пол. Комок слизи упал всего в нескольких футах от Финли.

— Итак, ты нас выгоняешь? — с вызовом спросил Невилл.

Финли еще минуту колебался, потом повернулся и направился к двери.

— Приятно было поговорить с тобой, Джо, — бросил ему вслед Невилл. — Мы будем держать тебя в курсе.

— Он слишком вспыльчив, — резюмировал Катон. — Если он вдруг потеряет над собой контроль, мы полетим к черту. Мне кажется, он нас может подвести.

— Не беспокойся, он слишком глубоко увяз и знает об этом. Он не доставит нам неприятностей. — Невилл откинул хвост волос с шеи и вытер рукой пот. — К тому же мы позаботимся, чтобы он не доставил нам лишних хлопот. Нам надо подстраховаться.

Глава 32

Дверь в Брюэр-стрит-Баттери была приоткрыта, но это не облегчало положения посетителей, находящихся здесь в эту жару. В углу мужчина в рубашке с галстуком обмахивался газетой «Файненшел таймс», пот тек по его лицу. За соседним столиком трое японцев оживленно переговаривались, рассматривая фотографии.

Винс Кирнан сел за ближайший к двери столик и начал просматривать газету, то и дело поглядывая на улицу. Он сделал несколько глотков кофе и вновь вернулся к первой странице, к заголовку: «Шестая жертва найдена в Белгревии». Там была фотография тротуара перед домом на Белгрейв-сквер, где было найдено тело Марии Дженкинс. Два детектива производили осмотр.

Кирнан прочитал эту историю три раза и удостоверился, что имя жертвы так и не было названо. Все, о чем сообщала газета, заключалось в том, что жертва была женского пола, около шестнадцати лет, и что она была изуродована, так же как и предыдущие пять. Как и эти пятеро, она некоторое время перед смертью жила на улице.

Как Джо?

Кирнан вынул из кармана сигарету и закурил, выпустив длинную струю дыма.

Он раздумывал, как могло получиться, что эта девушка оказалась на улице, что заставило ее уйти из дома.

Что вообще заставляет молодых предпочитать домашней жизни вот такое существование?

Наверное, у каждого свои причины, подумал Кирнан.

Как у Джо?

Он полез в задний карман джинсов и достал проездной билет Джо, посмотрел на фотографию. Она выглядела на ней такой счастливой. Никаких проблем. Какая она теперь? — думал он. Такая же улыбчивая? И беззаботная?

Он убрал проездной и сделал еще глоток кофе.

И вдруг его захлестнула волна гнева. Он уже привык к этому чувству, с тех пор как она покинула Дублин, и особенно после того, как он узнал, что она очутилась в этом лондонском аду. Много было причин для его гнева. Он злился на родителей за то, что они не остановили ее, что были недостаточно внимательны к ней. А они оправдывались, что она вела себя слишком своенравно.

Какое архаичное слово.

Они просто не знали, как с ней обращаться.

Она говорила, что не хочет провести всю свою жизнь в Дублине. Для нее там нет подходящей цели. Все, что ее ждало там впереди, это бесперспективная работа, замужество и уже к двадцати годам связывающая по рукам и ногам семья. Это было не для Джо.

Она много раз говорила ему, что уедет из Ирландии, и каждый раз он пытался убедить ее, что этого не стоит делать. Он говорил, что надо подождать, пока она станет старше. И теперь он часто думал, что это было не его дело — уговаривать Джо. Он был ее старшим братом, он нежно любил ее. Ну а где же были мать и отец? Почему они не уделяли ей достаточного внимания?

Его родители.

Она ушла, и они умыли руки. Кирнану казалось, что они эгоистически бросили ее на произвол судьбы.

Он снова посмотрел на газету.

Неужели это лишь дело времени, и однажды он увидит имя Джо под таким вот заголовком?

Он содрогнулся от этой мысли. Он допил кофе и встал. Заплатив, он вышел на улицу в эту жуткую жару.

Он оставил газету на столе. Забыл.

Как Мария Дженкинс?

Кирнан вынул из кармана темные очки и надел их, чтобы защитить глаза от яркого солнечного света. И отправился продолжать свои каждодневные поиски.

Ему казалось, что времени у него остается в обрез.

Глава 33

Машина застряла. Райан выглянул из окна на вереницу остановившихся машин, чтобы определить причину уличной пробки. Облако выхлопных газов окутало улицу, невозможно было дышать в этой жаре. Детектив включил все вентиляторы, но они лишь нагнали в салон прогорклый теплый воздух, превращая «сапфир» в движущуюся парилку.

Наконец он разглядел впереди застрявшую машину «метро». Растерявшийся водитель пытался что-то объяснить тем, кто на него орал, высунувшись из окон своих машин.

Из-за этого растяпы и возникла пробка на перекрестке Холланд-парк-авеню и Ройял-Кресент, и никакие раздраженные крики не могли исправить положения.

Райан постукивал одной рукой по рулю, другой вынул изо рта сигарету и выбросил ее за окно.

Он глубоко вздохнул, содрогаясь от боли.

Черт возьми. Как больно...

Он сдержал кашель, зная, что это лишь усилит боль, мучившую его всю ночь. Она неотступно нарастала с тех пор, как он сегодня встал в семь утра. Он плохо спал эту ночь. Парацетамол с бренди обеспечили лишь три часа беспрерывного сна. Боль постоянно будила его среди ночи. Наконец, устав от попыток заснуть, он встал с кровати, выпил еще бренди и уснул на диване.

Он чувствовал себя очень плохо, когда проснулся.

Райан посмотрел на себя в зеркало. Волосы взлохмачены, лицо бледное, под глазами круги. Он был похож на белый лист, разрисованный черным карандашом, причем неумелой детской рукой. Он плохо себя чувствовал и еще хуже выглядел.

Он кашлянул, сморщившись от нарастающей боли.

Впереди незадачливый водитель пытался исправить машину. Она никак не хотела заводиться. Кто-то нажал на гудок. К нему присоединились другие, и теперь множество гудков ревело во всю глотку. Водитель озирался по сторонам с самым глупым видом.

Райан закашлялся, вынул платок из кармана и сплюнул в него кровавую слизь. Он вытер уголки губ, во рту остался привкус крови.

— Ну, ну, — пробурчал он, доставая кассету. Он вставил ее и прибавил громкость. Музыка вступила в соревнование с автомобильной симфонией. Эй, сестренка, декорации устаревают... Он постукивал пальцами в такт музыке.

Водитель-растяпа сидел теперь за рулем, а кто-то пытался отбуксировать машину в сторону. Наконец образовалось достаточное пространство, и движение возобновилось.

Не думаешь ли ты, что нам пора...

Райан нажал на газ и, проезжая мимо, бросил беглый взгляд на злосчастную машину. Растяпа открыл капот, оттуда поднимался синий дым.

Райан почувствовал, что рубашка прилипла к спине, и заерзал на сиденье. Каждое движение вызывало боль, и у него начала кружиться голова. Он убеждал себя, что это результат бессонной ночи. Сегодня он ляжет спать пораньше.

Движение транспорта опять замерло, потому что впереди загорелся красный свет. Снова Райан оказался в невыносимой духоте. Он вздрогнул от резкой боли и ухватился рукой за грудь, как бы помогая ей дышать.

— Черт возьми, — пробормотал он, задыхаясь.

Может быть, все-таки пойти к врачу?

Ну нет.

Он наверняка предложит двухнедельный отдых или что-нибудь в этом роде. Скажет, что надо поменьше работать и не волноваться.

Черт возьми, он не может себе этого позволить. Особенно сейчас, когда у него столько работы. Он ни от чего не откажется, если за это хорошо платят. Иначе на его место найдутся другие. Ну уж нет. Он не может оставить работу. Кроме того, дома он сойдет с ума — один в четырех стенах двадцать четыре часа в сутки.

Забудь про врача.

Он ехал дальше, вытирая со лба пот, и чувствовал, что боль усиливается. Он стиснул зубы, чтобы перебороть слабость.

Ну держись.

Он прибавил громкость в магнитофоне. Старый способ встряхнуться и привести себя в нормальное состояние. Но теперь это не помогло. Громкая музыка не заглушила головокружения и боли.

Он направлялся к Ноттинг-Хилл-Гейт, пытаясь сконцентрироваться на управлении машиной и думать о своих планах на сегодняшний день.

Думать о чем угодно, только бы забыть о боли.

Впереди был уличный переход. На тротуаре никого.

И вдруг откуда-то выскочила молодая женщина. Райан нажал на тормоза и едва успел остановиться. Он тупо смотрел через ветровое стекло на испуганную женщину, не обращая внимания на крики позади. Кто-то чуть не врезался в его машину.

Позади вякнул гудок. Райан оглянулся на раздраженного водителя. Это был человек средних лет со слишком тугим воротничком.

— Береги здоровье! — раздраженно бросил Райан.

Водитель смотрел мимо него, ожидая, когда он тронется.

И Райан поехал.

В машине гремела музыка. И у Райана в голове.

... Поехали, пора прощаться...

Боль стучала в груди.

Он проехал метро Ноттинг-Хилл-Гейт. Впереди замедлял ход автобус. Райан повернул руль, чтобы его объехать.

И жуткая боль охватила его, будто ему в череп кто-то накачивал воздух. Он почувствовал, что руки сползают с руля, машина теряет управление.

У него потемнело в глазах.

Боже мой! Черт побери...

Все поплыло у него перед глазами, краски стали невыносимо яркими и превратились в фейерверки.

Машина развернулась поперек дороги.

С другой стороны прямо на него летел «рэнджровер».

Он слышал гудки, визг шин.

Музыка грохотала.

Он не смог удержать руки на руле. Ногой он давил на педаль тормоза, но машина уже не слушалась.

Он погружался в темноту. Машина наткнулась на бордюр тротуара, подскочила и врезалась в стеклянную дверь ресторанчика.

Райан не потерял сознания, он еще пытался закрыть лицо руками, но они были как ватные. Главное, что он ощущал, — это страшное жжение в груди.

Он слышал звон разбитого стекла, крики, гудки, музыку.

Голова его дернулась вперед и стукнулась о руль.

Но к этому моменту он уже был без сознания.

Темнота.

Глава 34

Вначале ему показалось, что кто-то умудрился зашить его веки. Как он ни старался, глаза у него не открывались.

Черт побери.

Может быть, я уже умер? — подумал он.

И служитель похоронного бюро стянул его веки нейлоновой ниткой.

Ну, конечно. Он уже мертв.

Не так-то и плохо, в конце концов. Просто ничего не видишь и...

Он почувствовал боль в груди.

В голове.

В руках.

Все его тело изнывало от боли, мозг мог только определить, где еще живет эта боль. Но она была не такой ужасной, как раньше. Грудь болела, очень болела, но он не ощущал той терзающей боли, к которой уже привык.

Только бы наконец открыть глаза.

Он чувствовал тошноту, головокружение и не мог понять, где находится, хотя уже сознавал, что лежит в кровати.

Но где лежит?

Он снова попытался открыть глаза, чувствуя, что веки стали понемногу раздвигаться, будто с них отдиралась какая-то пленка. Свет пробился сквозь щели между веками и ослепил его. Искусственный свет. Свет от флюоресцентных ламп. Потом он ощутил сильный запах антисептика.

Райан попробовал шевельнуться. Ему удалось поднять руку и потереть веки, и он зажмурился от боли. Но, по крайней мере, теперь он мог видеть. Все окружающее проплывало перед ним по мере того, как взгляд его прояснялся.

Он лежал в кровати, туго спеленатый серым одеялом. Только руки выпростаны поверх одеяла.

С них что-то капало.

Райан с трудом сглотнул появившийся в горле комок. Он увидел тонкие трубки, спускавшиеся из пластиковых сосудов, подвешенных над ним, и иглы, торчащие в его руках, закрепленные пластырем. Он чувствовал, как эти иглы колются, когда он пробует двигать руками.

Однако это не мешало ему двигать руками, и он приподнял одеяло, чтобы немного освободить верхнюю часть тела.

Все оно было в бинтах. Он дотронулся до груди и нащупал под бинтами прокладку и марлю. Райан попытался вдохнуть поглубже, но это оказалось почти невозможным.

Он взглянул вверх и увидел, как капли прозрачного раствора стекают из сосуда по трубочкам к его рукам и проглатываются венами.

Что за жидкость они вливают в него?

Тело между бинтами было темным от синяков. Некоторые из них начинали по краям желтеть. На плечах у него были ссадины, которые уже затягивались. Он попытался скинуть одеяло и посмотреть, целы ли ноги, но это усилие оказалось для него слишком утомительным. Он упал без сил на подушку, словно пробежал целую милю.

Райан старался вспомнить, что же с ним произошло, но его воспоминания были такими же неясными, как и его взгляд. Мозг был словно завернут в вату, а мысли заперты где-то внутри. Он с усилием открыл глаза. Он чувствовал, что если закроет их, то снова погрузится в сон.

Несмотря на боль.

Он натянул одеяло до шеи и лежал, оглядывая комнату. Теперь он различал и звуки. За дверью слышались шаги. Люди ходили взад и вперед. За окном прогремел троллейбус. Его шины пронзительно взвизгнули.

Где-то вдалеке он слышал гудки.

Дверь открылась, и в комнату вошел мужчина с короткими темными волосами. Он был высокий, с тонкими чертами лица, и было видно, что ему не мешает хорошенько выспаться. На нем был длинный белый халат нараспашку, а под халатом брюки и рубашка. Галстук свободно болтался вокруг шеи. В руке он держал блокнот.

Врач оценивающе смотрел на Райана, пытаясь определить, спит его пациент или нет. Удостоверившись, что глаза пациента чуть-чуть открыты, врач улыбнулся.

Он подошел к кровати, взял левую руку Райана, сжал запястье двумя пальцами и проверил по своим часам пульс.

— Как давно вы проснулись? — спросил он, все еще глядя на часы.

— Несколько минут назад, — ответил Райан хриплым голосом. У него было такое ощущение, будто в горле поскребли наждачной бумагой, и ему стоило больших усилий проглотить слюну. Врач опустил его руку на одеяло и потянулся за графином с водой на тумбочке. Налив Райану маленький стаканчик, врач приподнял его голову. Райан с трудом сделал несколько глотков, зажмуриваясь при каждом глотке Потом кивнул, показывая, что напился, и снова лег.

— Где я? — спросил он немного погодя.

— В больнице Сент-Мэри на Пэддингтон, — ответил врач, записывая что-то в блокнот.

— Что со мной случилось?

— Мы надеялись узнать это от вас, мистер Райан. — Врач подошел к капельнице и проверил уровень жидкости.

— Я почти ничего не помню. Какой-то провал в памяти. Помню, что машина не поддавалась управлению, а потом — темнота. — Он повел плечами, и в груди сразу же отозвалась резкая боль.

Врач склонился над ним и осторожно раскрыл одеяло.

— Думаю, теперь можно заново вас осмотреть, — сказал он.

— Какие у меня повреждения? — поинтересовался Райан, косясь на свое перебинтованное тело.

— Пара сломанных ребер, порезы, ушибы. Еще вы стукнулись головой.

— Долго я был без сознания?

Доктор невозмутимо посмотрел на него.

— Два дня.

Райан не поверил своим ушам.

— Два дня? — повторил он, как будто слова, произнесенные им самим, уменьшат шок. — Но вы же сказали, что повреждения незначительные. Я ведь не так уж сильно ударился головой.

— Когда вас доставили сюда, вы были без сознания. На какой-то миг пришли в себя, но после операции вновь погрузились в беспамятство. Вы находились в коме сорок два часа, мистер Райан.

— В коме? — с трудом выдавил Райан. — О чем вы говорите?

— Как я уже сказал, вас доставили с незначительными травмами. Мы сделали рентген, чтобы посмотреть, нет ли внутренних повреждений.

— И?.. — прервал его Райан, ощущая холодок страха.

— Исследовав рентгеновские снимки, мы обнаружили затемнения в обоих легких, — сдержанно продолжал врач. — Потребовалась срочная операция. Биопсия опухоли в одном из легких.

Райан теперь смотрел прямо ему в глаза.

— И что же?

Доктор провел языком по губам.

— У вас рак.

Глава 35

— Рак.

Можно было подумать, что Райан еще никогда не слышал этого слова. Голос его был ровным, лицо выражало скорее удивление, чем тревогу. Он взглянул на свою грудь и вздохнул настолько глубоко, насколько это позволяли тугие бинты и боль.

Джеральд Ньюман уже начал сомневаться, правильно ли его понял пациент — настолько необычной была его реакция. Врач привык, что люди начинают рыдать, когда им сообщают этот диагноз. Некоторые падают в обморок. Большинство оказываются в прострации, пытаясь осознать случившееся.

Райан какое-то время молчал, вероятно, пытаясь скрыть свои чувства.

— Вы сказали, в обоих легких? — наконец произнес он.

Ньюман кивнул.

Райан медленно покачал головой.

Наверное, мне все-таки следовало уже давно обратиться к врачу, подумал он с еле заметной улыбкой на губах.

— Последнее время вы, должно быть, страдали от боли, — сказал Ньюман.

Райан не ответил.

Вы правы, черт побери.

— Неужели вам никто не говорил об этом? — удивился врач. — Что надо сделать рентген? У кого вы лечитесь?

— Ни у кого, — холодно ответил Райан. — Я никогда не обращался к врачам. — Он повел плечами.

Ньюман смотрел на него строгим взглядом.

— Насколько болезнь запущена? — спросил Райан.

— Как я уже сказал, мы нашли большие новообразования на обоих легких, и есть признаки того, что они распространяются на поджелудочную железу и селезенку.

Райан кивнул.

— Что вы сделали, разрезав меня? — спросил он.

— Мы немногое могли сделать, — признался Ньюман. — Это была экспериментальная операция. Мы были удивлены, насколько далеко зашла болезнь.

— Значит, вы не пытались удалить опухоль?

— Это невозможно, мистер Райан.

— Почему?

— Она слишком глубоко вросла, слишком запущена. В каждом легком по две опухоли. Одна из них, в правом легком, размером с кулак.

Глаза Райана несколько сузились, но в остальном он казался больше заинтригованным, чем напуганным. Ньюман по-прежнему не мог понять, дошел ли до больного смысл сказанного. Он давно замечал, что, когда больному сообщают особенно неприятную новость, его мозг как бы отгораживается от того, чего не хочет принять.

— И что же теперь? — настаивал Райан.

Ньюман пожал плечами. Это был вопрос, которого он боялся.

— Что вы можете сделать? — не унимался детектив.

— Мы ничего не можем сделать, мистер Райан. Рак у вас неоперабельный. И, как я уже говорил, он начинает распространяться.

— А химиотерапия?

Ньюман покачал головой.

— Слишком поздно, — ответил он не виляя.

Райан горько улыбнулся.

— Другими словами, я обречен, — сказал он. — Вы не можете меня оперировать и вы не можете меня лечить... Так?

— Совершенно верно.

— Почему же вы не сказали мне об этом сразу? — спросил он с вызовом. — Почему вы не сказали напрямик, что я обречен?

— Я думал, что об этом знает каждый и без моих объяснений. Мне очень жаль.

— Ладно, — процедил Райан сквозь зубы. — Сколько мне осталось?

— Это бывает у разных людей по-разному, — пояснил Ньюман.

— Ну а ваши предположения? — раздраженно настаивал Райан.

— Если рак будет развиваться с такой же скоростью, как сейчас, или быстрее, ну, вероятно, месяцев шесть.

Райан взглянул доктору в глаза.

— Значит, я умру через шесть месяцев, — вздохнул он.

— Это может произойти и раньше, — сказал Ньюман. — Конечно, мы могли бы прооперировать опухоли на поджелудочной железе и на селезенке. Мы могли бы их удалить. Но проблема не в них. Это вторичные опухоли. Основные опухоли на легких неоперабельны. Рак можно остановить, но не вылечить.

— Состояние пытки, — усмехнулся Райан.

— Существуют лекарства, которые облегчают боль и замедляют рост основной опухоли. Но они не излечивают.

— Какие лекарства?

Ньюман неопределенно развел руками.

— Я имею право знать, — разозлился Райан. — Это моя жизнь, черт возьми!

— Хлорамбоксил, триазикон, циклофосфамид, — перечислил доктор. — Есть ряд других. Морфий — чтобы облегчить боль.

— Спасибо, — тихо произнес Райан.

Ньюман посмотрел на детектива с чувством беспомощности и вины, которое ему не раз пришлось испытать за время своей практики.

— Мне необходимо знать кое-что еще, — сказал Райан. — Симптомы. Как прогрессирует болезнь?

— Зачем вам это знать?

— Затем, что мне предстоит все это пережить, — напомнил ему Райан. — Мне придется с этим столкнуться. Так что же со мной произойдет?

— Раковые клетки будут делиться, расти, — начал врач. — Станет тяжело дышать, потом больно. Наконец, невозможно. Легкие просто прекратят функционировать. В результате вы задохнетесь.

Райан кивнул.

— Но до тех пор я смогу двигаться? Вести более или менее нормальный образ жизни? — поинтересовался он.

— Когда опухоли в легких разрастутся, будет почти невозможно двигаться. У вас просто не будет сил. Вы не сможете вдохнуть достаточное количество кислорода. В ослабленном состоянии вы станете более подвержены инфекциям.

— Но я не собираюсь лежать здесь и ждать, пока эта зараза меня убьет, — сказал Райан вызывающе.

— У вас нет выбора, мистер Райан.

— Я не буду лежать и ждать смерти, — заявил детектив сквозь стиснутые зубы. — Ни за что.

Ньюман ободряюще кивнул, еще раз проверил капельницу и направился к двери.

— Я пришлю сестру, — сказал он, открывая дверь. — Если вам что-нибудь понадобится, нажмите кнопку у кровати. — Он повернулся, чтобы выйти.

— Есть одна просьба, — окликнул его Райан.

— Какая?

— Неплохо бы выкурить сигарету.

Глава 36

Он то засыпал, то просыпался. Ему не удавалось заснуть больше чем на полчаса. Боль и невыносимая жара делали свое дело.

Повернувшись на бок, Райан остановил взгляд на часах.

В полумраке сверкали светящиеся зеленые стрелки. Был уже почти час ночи. В больнице было тихо Райану казалось, что его хриплое дыхание разносится по всему зданию.

Изредка он слышал, как кто-то проходит мимо его двери. Шаги удалялись и замирали в тишине.

На лбу его выступил пот. Он смахнул его одной рукой, а другой сбросил одеяло.

Боже, какая, жара.

Он посмотрел на свое забинтованное тело. Ну и подумаешь, синяки.

Рак.

Этот чертов рак.

Райан вдруг ощутил страшный холод, будто жидкость в капельницах превратилась в ледяную воду. Он мгновенно забыл о жаре. Приступ боли в груди вывел его из задумчивости. Он судорожно глотал воздух, зажмуриваясь при каждом вдохе.

Шесть месяцев.

— Черт, — ворчал он.

Люди редко размышляют о своей грядущей смерти. Даже в моменты одиночества, думал он. Конечно же, и он не беспокоился о том, как и когда умрет, пока Ньюман не сообщил ему о приближении неотвратимого. Наверное, каждому приходит в голову мысль, что же такое смерть и когда придется встретить свой конец. Но если тебе заранее сказали об этом, совсем другое дело. Знать о таком приговоре само по себе страшно, но когда известно, что осталось жить всего несколько месяцев, это просто невыносимо.

Быть беспомощным в такой ситуации — еще страшнее.

Райан ощущал странное сочетание гнева и дурных предчувствий. Он ерзал в кровати, скомкав влажные от пота простыни.

Ему сказали, что он умрет приблизительно через шесть месяцев. Это, по мнению Ньюмана, неопровержимая истина, и ее нельзя опровергнуть.

И они думают, что он будет беспомощно лежать здесь и ждать конца?

Ну уж нет!

Райан стиснул зубы.

Он будет бороться. Бороться с этой чертовой болезнью, которая пытается его убить. Бороться с ней, как он всегда боролся со злом. Он не позволит ей взять над ним верх. Вся его жизнь была борьбой. Вся его работа, все его отношения с людьми. Теперь ему предстоит сразиться с самым грозным противником. С самой смертью.

Что ж, он сразится.

Он читал о случаях, когда людям ставили смертельный диагноз, отпускали ограниченные сроки на жизнь. А они боролись, и некоторые побеждали. Некоторые заставляли смерть отступить.

Если другим это удавалось, он тоже сможет.

Попробуй-ка возьми меня, ты, сволочь, и я сражусь с тобой.

Он заскрежетал зубами, словно встретил осязаемого противника.

Он не сдастся. Он не намерен валяться здесь, отказавшись от всего, что ему так дорого.

Ни за что.

Мысли его были прерваны ворвавшимся в комнату светом, который заставил его прикрыть глаза рукой. Секунду фигура в белом халате вырисовывалась в дверном проеме, затем сестра проскользнула внутрь и закрыла за собой дверь.

— Вам следовало бы держать за плечами косу, — сказал Райан.

Сестра с недоумением посмотрела на него.

— Я вас разбудила? — спросила она.

Он покачал головой.

— Я все равно не могу спать, — сказал он.

— Еще таблетку снотворного? — спросила она, проверяя капельницы и делая запись в блокноте, висевшем на спинке кровати. Она подошла к нему, пощупала пульс, глядя на часики, приколотые к халату.

Райан рассматривал ее в полумраке, отметив, что ей всего двадцать с небольшим и что она хорошенькая. От нее пахло свежестираным бельем.

Она хотела накрыть его одеялом, но Райан показал рукой, что не надо.

— Слишком жарко, — сказал он, зажмурившись от приступа боли.

— Вам очень больно? — спросила она.

— Можно сказать и так, — съязвил он.

— Хотите, я чем-нибудь помогу?

— Чем тут поможешь?

— Я принесу вам пару таблеток бруфена. Вы заснете.

— Я не хочу спать, — резко ответил он. Потом тон его смягчился. — У меня будет для этого достаточно времени через шесть месяцев.

Она участливо смотрела на него сквозь полутьму, и он несколько расслабился.

— Это что, профессиональный долг? — спросил он. Она не поняла.

— Ну, эта обязанность иметь дело со стонущими ублюдками, — объяснил он.

Она улыбнулась.

— Да. Такая работа, — произнесла она.

— Почему вы этим занимаетесь? Из-за денег?

— Кто-то же должен это делать. К тому же мне это нравится. Я люблю ухаживать за людьми. Моя мама тоже была медсестрой. А потом акушеркой. До самой ее кончины.

— Сколько ей было, когда она умерла?

— Сорок восемь. У нее был удар.

Ей повезло.

— Как вас зовут? — спросил он.

— Дебора Уайт.

— Очень рад с вами познакомиться, Дебора Уайт. — Он наклонил голову, как бы кланяясь и придавая знакомству более официальную форму.

— Один из врачей говорил, что вы были частным детективом, — сказала она застенчиво. — Это правда?

А он сказал, что я умираю?

— Да. Ну и что?

— Это, должно быть, замечательная работа.

А сейчас она тоже кажется тебе замечательной? Ты бы мог придумать более интересные способы времяпровождения.

— Но в кино...

Он оборвал ее:

— Забудьте о том, что вы видите в кино. Люди, которые делают фильмы о частных расследованиях, обычно упускают главное.

— Вы носили оружие?

— У меня оно есть, но я его не ношу с собой. Полиция не любит, если ты расхаживаешь, постреливая в людей. Даже если эти люди грозятся снести тебе голову за то, что ты проник в их тайны. Например, узнал про чью-то любовную связь или что-нибудь в этом роде.

— Моему другу будет интересно узнать, что я разговаривала с настоящим частным детективом, — улыбнулась сестра.

— Не забудьте сказать ему правду, — попросил Райан. Может, ему станет все это не так интересно, когда он узнает, что детектив скоро умрет — и не от пули.

— Чем он занимается, ваш друг?

— Он работает здесь, в больнице. Он швейцар. — Она снова улыбнулась. — У вас есть семья?

Лицо Райана потемнело.

— Нет, — ответил он резко. — Никого.

Ей стало грустно.

Она оглянулась на дверь.

— Мне пора. Старшая сестра будет меня искать, — сказала она. — Вы уверены, что я вам больше не нужна?

Райан покачал головой.

Она снова улыбнулась и ушла, бесшумно закрыв за собой дверь.

Райан вздохнул, что опять вызвало боль. Он закрыл глаза и стал ждать сна, зная, что он не придет. Пока еще нет. Он вытер пот с лица рукой и нечаянно задел трубку. Капельница пошатнулась, иголка уколола Райана, и он выругался себе под нос.

Он не мог примириться с этим.

Лежать здесь, как беспомощный инвалид?

Как труп?

Нет, это не для него.

Глава 37

Зажигалка вспыхнула и погасла, озарив на миг ее лицо.

Стефани Коллинз щелкнула еще раз, сигарета подергивалась в ее тонких губах. Она пыталась извлечь из зажигалки пламя, но, несмотря на все усилия, выскакивали только искры. Ворча себе под нос, она принялась рыться в своей маленькой сумочке, отыскивая спички. Но так и не нашла. Она вынула изо рта сигарету и бросила на дно сумки, где валялся разный хлам. Пара пустых пачек от сигарет, губная помада, несколько презервативов, маленький карманный нож.

Несмотря на жару, ее трясло.

Темнота внутри многоэтажного гаража на Уэйвертон-стрит была почти непроницаемой, и толстый цементный столб, к которому она прислонилась, был холодным.

Во влажном ночном воздухе сильно пахло маслом и бензином, хотя последняя машина давно ушла.

Стоя на высоких каблуках, она переминалась с ноги на ногу. Короткий кожаный пиджак, наброшенный на плечи, не согревал ее. Одетая во все черное, окруженная темнотой, она казалась частью тьмы, различимой лишь благодаря копне светлых платиновых волос.

Она потрогала крошечный прыщик на подбородке, надеясь, что он не заметен под густым слоем косметики. В свои двадцать с небольшим Стефани выглядела лет на десять старше. Черты лица бледные и изможденные, глаза тусклые и безжизненные, как у рыбы на сковороде. В кромешной тьме эти глаза украдкой поглядывали из стороны в сторону.

Наконец она услышала шаги, глухо раздававшиеся под сводами гаража, похожего на пещеру.

Она инстинктивно прижалась к столбу. Всматриваясь туда, откуда доносился звук шагов, она подумала, что это может быть, какой-то припозднившийся прохожий.

Было уже два часа ночи.

Шаги удалились, и Стефани провела дрожащей рукой по волосам. Она старалась дышать медленнее и тише. Казалось, каждый шорох усиливался и звучал более резко в этой темноте.

Когда она переминалась с ноги на ногу, каблуки ее слишком громко цокали по цементному полу.

Она старалась стоять спокойно, но это было почти невозможно.

Прищурившись в темноте, она снова посмотрела на часы и постучала накладным ногтем по циферблату. Ей казалось, что стрелки остановились. Она приложила часы к уху, чтобы проверить, идут ли они, и услышала тиканье.

И вдруг за ее спиной послышалось жужжание.

С нижнего этажа поднимался лифт.

Стефани еще сильнее прижалась к столбу. Глаза ее следили за светящимися знаками над дверью лифта.

Загорелась "Г".

Лифт продолжал подниматься.

Она проглотила комок в горле. Лифт достиг первого этажа. Того, на котором она находилась.

Прошли нескончаемые секунды, прежде чем двери открылись.

Лифтоказался пустым.

Снова наступила тишина, нарушаемая лишь прерывистым дыханием Стефани.

Двери лифта оставались открытыми, в глубине виднелась пустая машина.

Она сделала шаг вперед, не отрывая глаз от лифта.

Кровь шумела у нее в ушах, сердце колотилось в груди.

Напуганная стуком своих каблуков, она теперь шла на цыпочках, почти бесшумно.

Двери лифта оставались открытыми.

Она проглотила слюну и двинулась дальше.

Вдруг чья-то рука опустилась на ее плечо.

Стефани Коллинз вскрикнула, обезумев от страха.

Крик отразился от цементных столбов, от потолка гаража и загремел в ее ушах. Она обернулась.

Дональд Невилл отпустил ее плечо и отступил на шаг. Он улыбался.

— Боже, как ты меня напугал! — воскликнула она, проводя дрожащей рукой по лицу.

Невилл подтянул свой хвост на затылке и оглядел ее с головы до ног.

— Почему ты так подкрадываешься? — спросила Стефани.

— Мы должны были удостовериться, что ты пришла одна, — объяснил он.

— Я жду здесь уже целую вечность, — возмутилась она. — А ты назначил на полночь.

— У нас были другие дела, — сказал подошедший Эдвард Катон. — Ты не самая важная персона в нашем списке.

— Я вся окоченела, — пожаловалась она. — Огонька не найдется?

Невилл полез в карман и чиркнул зажигалкой.

Она сунула сигарету в рот и жадно затянулась.

В желтом свете пламени зажигалки стали видны темные отметины на ее запястье и на сгибе локтя. Одни были покрыты жесткой коркой, другие стали красными рубцами. Там, где кожа начала заживать, были видны свежие следы уколов.

— Сидишь на игле? — спросил Невилл презрительно. — Стиви? Так тебя называют, да?

Она снова жадно затянулась.

— А тебе что за дело? Какая тебе разница?

— Никакой, — холодно сказал Невилл.

— Деньги принесли? — спросила она.

Невилл кивнул.

— А ты принесла то, что нам надо?

— Здесь. — Она указала на небольшую коробку у ног.

— Сколько ему? — поинтересовался Катон.

— Пять недель, — ответила она.

Она подняла коробку и прижала ее к груди.

— Две тысячи, — сказала она.

— Одна тысяча, — отрезал Невилл, доставая деньги из кармана. — Мы договаривались на эту сумму. — Он смотрел ей прямо в глаза. — Ну давай, — поманил он пальцем.

— Подонок, — пробурчала она, сунув коробку Катону. Тот заглянул внутрь и кивнул своему компаньону.

Невилл начал отсчитывать деньги, кладя банкноты в протянутую руку Стиви.

Она взяла их деньги.

Они взяли ее ребенка.

Глава 38

— Что вы делаете?

Доктор Джеральд Ньюман замер в изумлении, открыв дверь в комнату Райана.

Детектив сидел на краю кровати и вытаскивал из руки иглу.

По руке текла струйка крови, он ее вытер и спокойно посмотрел на доктора.

— Мистер Райан, — взволнованно заговорил Ньюман, — что за шутки?

— Это не шутки, доктор, — сказал Райан. — Я ухожу. — Он встал, держась за спинку кровати.

— Но это невозможно. Вы очень больны, вы...

— Да, я уже слышал: я умираю.

Райан подошел к шкафу, открыл дверцу и начал доставать свою одежду.

— Вы не можете сейчас уйти, — убеждал Ньюман. — Вы только что перенесли операцию. Вы беззащитны перед любой инфекцией...

— О Господи! Вы имеете в виду, что я могу подхватить грипп или еще что-нибудь такое же серьезное? — Райан надел рубашку.

— Вы прекрасно знаете, что я имею в виду. Я не могу позволить вам сделать это. Я не могу позволить вам уйти!

— Попробуйте меня остановить, — буркнул Райан, надевая брюки.

Ньюман присел на край кровати, с ужасом наблюдая, как детектив продолжает одеваться.

— Вы нуждаетесь в постоянном уходе, — сказал он сочувственно.

— Вы мне сами говорили, что никто и ничто не может мне помочь. Я все равно умру, не так ли? Зачем же я буду лежать на больничной койке и ждать этого? Считать дни... — Он покачал головой. — Нет, это не для меня.

— То, что вы делаете, безумно, вы понимаете это? — пытался убедить его доктор.

— Было бы еще большим безумием оставаться здесь, зная то, что я теперь знаю, — ответил ему детектив. Он слегка сморщился от боли в груди, но продолжал одеваться. — Я бы сошел с ума, сидя здесь в четырех стенах. Это все равно что умереть заранее. Я знаю, что это непременно случится через несколько месяцев. Так что же, сидеть здесь и ждать смерти? Мне это не подходит.

— Но вам нужно специальное лечение. Уход.

— Какой в этом смысл? Все будет кончено через шесть месяцев, не так ли? Если я нуждаюсь в лекарствах, выпишите мне какие-нибудь рецепты. — Он невозмутимо посмотрел на доктора. — А если вы хотите мне помочь по-настоящему, выпустите меня отсюда.

— На больнице лежит ответственность перед своими пациентами. На мне лежит ответственность, — взмолился Ньюман.

— Я напишу письмо, снимающее всякую вину с вас и с больницы за мой уход. Не беспокойтесь, доктор, никто не предъявит вам иска, если я умру где-нибудь на дороге.

— Разве в этом дело, — тихо сказал Ньюман. — Жаль, что вы не позволяете нам сделать все, что мы можем.

— Помочь мне? Но каким образом? Заставить сестер приносить мне судно, когда у меня уже не будет сил дойти до туалета? Запихивать в меня иголки и подпитывать от капельниц, когда я не смогу есть твердую пищу? Присылать кого-нибудь каждый день с горстью таблеток? Я обойдусь без такой помощи. Кроме того, в больнице есть люди, которым такая помощь нужнее, чем мне. Люди, которые могут поправиться.

— Ваша забота о других больных очень трогательна, мистер Райан, — сказал Ньюман с печальным сарказмом.

— При чем тут забота? Я просто реально смотрю на вещи. Мне ни до кого здесь нет дела. И все-таки у большинства из них есть шанс уйти отсюда своими ногами. Если я здесь останусь, могу только надеяться, что меня вынесут в гробу.

Ньюман вынул из кармана пачку бланков для рецептов. Он начал писать. Он выписал своим мелким почерком несколько лекарств.

Райан молча смотрел на него.

— Некоторые из этих лекарств приостановят быстрый рост опухоли, другие — болеутоляющие. Здесь пара рецептов на морфий. Если боль станет невыносимой...

Райан кивнул, сложил бумажки и сунул их в карман.

Он стиснул зубы, когда боль заполыхала у него внутри, но, к счастью, приступ быстро прошел. Он протянул Ньюману руку, и тот бережно пожал ее.

— Если не справитесь, — сказал он, — возвращайтесь.

— Почему же не справлюсь?

Райан вышел и закрыл за собой дверь.

Ньюман покачал головой, глядя на оборванные трубки капельницы.

Из одной текла жидкость. Капли падали на пол, как слезы.

Глава 39

Он поймал такси и поехал в свой офис на Олд-Комптон-стрит. Первым делом он позвонил и взял напрокат «ниссан» на то время, пока его машина в ремонте.

Он проверил почту, которая пришла за последние три дня, и записи на автоответчике. Срочных дел не было, а в общем работы прибавилось. Это как раз то, что ему сейчас нужно. Много работы. Он не хотел думать о том, что его ждет.

У него не будет времени думать о смерти.

Райан сидел за столом, жадно затягиваясь сигаретой и читая предостережения на пачке. Он чуть не засмеялся. Кто сказал, что у него рак из-за сигарет? Могло быть множество разных причин. Он снова затянулся и выпустил голубое облако дыма.

Бросайте курить, и вы сократите риск серьезных заболеваний.

Он провел указательным пальцем по надписи.

Все это ерунда. Он знал людей, которые выкуривали по шестьдесят сигарет в день и были здоровее его.

А, черт!

Он посмотрел на рецепты, выписанные Ньюманом. Одни таблетки были болеутоляющими, другие приостанавливали рост раковых клеток. Он отложил рецепты на морфий. Не стоит прибегать к нему, пока это не станет совершенно необходимым.

Райан взглянул на телефон, снял трубку и, подумав, положил ее обратно.

Позже.

Он встал, подошел к окну и полюбовался оживленным движением на Черинг-Кросс-роуд. Клубы выхлопных газов от множества автомобилей поднимались ядовитыми волнами. В безоблачном небе нещадно палило солнце. Райан вытер с лица пот и заметил, что рука его дрожит.

Круто повернувшись, он почувствовал резкую боль в груди и крепко сжал зубы. Главное, не замечать этого, как бык не обращает внимания на надоедливую муху.

Налево от него находился шкафчик из тикового дерева. Райан порылся в кармане, нашел ключ и, встав на колено, открыл шкафчик.

Там, на полках, завернутые в черный бархат, лежали два револьвера.

На верхней полке автоматический девятимиллиметровый «смит-и-вессон», 39-я модель. Ниже — «кольт-питон» 357-го калибра.

Здесь же было с полдюжины коробок с патронами.

Райан взял револьвер, ощущая в руке его привычную тяжесть и видя, как свет отражается на гладкой поверхности. Он провел указательным пальцем по стволу, по выгравированному фирменному знаку и номеру.

Он поднял его и прицелился.

Райан владел оружием шесть лет, но никогда не использовал его в деле. Он регулярно практиковался в стрельбе, посещая клуб на Друит-стрит, южнее реки, но никогда не стрелял ни по чему, кроме мишени. Он брал с собой один или оба револьвера во многих случаях, но прибегал к оружию только для самозащиты. Обычно лишь вид револьвера делал свое дело.

Сейчас он держал его перед собой, внимательно рассматривая.

Шесть месяцев страданий?

У Райана застрял комок в горле.

Может быть, покончить с этим?

Но шесть месяцев лучше, чем ничего. Не так ли?

Он прижал револьвер к подбородку. Сталь приятно холодила разгоряченное лицо.

Как просто положить этому конец сейчас и сразу.

И больше никаких страданий.

Никакой боли.

Он нажал на спусковой крючок.

Ударник стукнул по пустому патроннику, резкий металлический звук пронзил тишину кабинета.

— О черт! — проворчал Райан, опуская оружие. Он положил его на место и закрыл шкафчик. Потом подошел к столу.

Теперь он не колебался. Снял трубку и набрал номер.

Глава 40

Ким была не в очень-то бодром настроении, когда добралась до офиса Райана.

Поездка в центр Лондона длилась дольше обычного, потому что из-за какой-то аварии пришлось ехать в объезд. В центре она никак не могла найти стоянку и в довершение ей пришлось подниматься на пятый этаж пешком, так как лифт оказался неисправным. Стуча в дверь, она еле сдерживала раздражение.

— Надеюсь, ты вызвал меня не просто так, — бросила она, когда Райан открыл дверь и отошел, пропуская ее. Она пролетела мимо него и вошла в комнату, удивившись, что там так темно. Освещенная лишь настольной лампой, комната была наполнена по углам густыми тенями.

Он предложил ей сесть, но она предпочла ходить по комнате взад и вперед.

— Ты что, не понимаешь, какие неприятности доставляют мне твои звонки? — упрекнула она. — Я опять поссорилась с Джо.

— Хочешь чего-нибудь выпить? — спросил он с явным безразличием.

Она выплеснула на него все подробности ее мучительного пути сюда.

Райан сел за стол и налил себе в кружку водки. Он зажег сигарету и, затянувшись, раскашлялся. Он приложил руку к груди, чувствуя уже знакомую боль.

— Ну, — негодовала она, — скажи мне наконец, для чего я проделала весь этот путь?

— Сядь, пожалуйста, Ким, — попросил он.

Она взяла стул и плюхнулась напротив него.

В полумраке его лицо выглядело еще более бледным, темные круги под глазами сливались с тяжелыми веками, образуя черные провалы вместо глаз. Впадины на щеках казались синими, словно были облиты чернилами. Его рука слегка дрожала, когда он поднял кружку с водкой.

— Если тебе нужно позвонить, неужели ты не можешь это сделать, когда Джо нет дома? — спросила она более мягким тоном.

— Я же не знал, что он возьмет трубку, — ответил Райан. — Во всяком случае, ему осталось недолго беспокоиться по поводу моих звонков.

Она вопросительно посмотрела на него.

— Больше звонков не будет, — сказал он.

— Почему? Ты уезжаешь?

Он усмехнулся.

— Можно сказать и так. — Он выпил то, что оставалось в кружке, и налил себе еще.

— Ник, что случилось? У тебя какие-то трудности?

— Большие трудности, черт возьми. — Он горько улыбнулся.

— Какие? Ты ведь позвал меня сюда, чтобы сказать об этом, да?

— Я не могу придумать, как бы это сказать помягче, и скажу, как есть. Я умираю...

Вот и все. Очень даже просто.

— Последняя стадия рака легких. Мои печень и селезенка тоже поражены. Рак. Мне осталось максимум шесть месяцев.

Она почувствовала страшный холод, несмотря на жару в комнате. Словно вся кровь мгновенно вытекла из ее тела. Он поднял кружку.

— За твое здоровье.

Ким пыталась хоть что-то сказать, но не смогла. Ее губы двигались, но она не произнесла ни слова.

Райан объяснил, что с ним произошло. Боль в груди, кровь, рвота. Он рассказал ей о том, как потерял сознание, об аварии, о последующей операции и о том, что сказал доктор. Все это время она сидела молча, совершенно оцепеневшая.

Райан зажег другую сигарету и заметил, каким взглядом она на это посмотрела.

— Все в порядке, — сказал он. — Я урезал. Куренье вредно. Она встала и подошла к столу.

Райан увидел блестевшие на ее щеках слезы.

— А ошибки быть не может? — спросила она, подходя к нему ближе.

Райан покачал головой и встал. Она обхватила его руками.

— О Боже, Ник! — рыдала она, прижимая его к себе. — Что ты собираешься делать?

— А что я могу сделать? — сказал он. — Бессилие хуже всего.

— Прости. — Слезы заливали ее лицо.

— Это не твоя вина. Никто не виноват. Даже некого обвинить, вот досада, черт возьми. — Он усмехнулся.

— Мне так жаль тебя, — сказала она.

— Мне не нужна твоя жалость, Ким, — произнес он сквозь зубы.

— Это не просто жалость, — вспыхнула она, отстраняясь от него. — Я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось. Никогда не хотела. Я люблю тебя.

Боже, она ли сказала эти слова? Он прижал ее к себе.

— Я люблю тебя, — шептала она.

Райан сильно зажмурил глаза, так сильно, что под его веками затанцевали белые звездочки. Он ощущал странную путаницу в мыслях и чувствах.

Еще некоторое время она стояла, прижавшись к нему, потом отступила на шаг, чтобы видеть его лицо.

— Нужно сообщить Келли, — сказала Ким.

Райан смахнул слезу с ее щеки.

— Не сейчас, — ответил он.

— Она имеет право знать, Ник, прежде чем будет поздно.

— Ты имеешь в виду, прежде чем я слягу, и у меня выпадут волосы, и я не смогу дышать без респиратора? Ты это имеешь в виду?

— Я ей скажу. Все.

— Нет, она не должна знать, Ким. Обещай мне это. — Голос его звучал резко. — Обещай, что ты ей не скажешь.

Рыдания вновь потрясли ее тело. Он еще крепче прижал ее к себе.

Темнота поглотила их.

Глава 41

Ребенок лежал в небольшой картонной коробке. Он был завернут в одеяло, из которого выглядывало красное личико.

— А если он умрет? — спросил Эдвард Катон, глядя на него.

— Перестань волноваться, — буркнул Дон Невилл. — Я дал ему каплю портвейна. Моя мать обычно прибегала к этому средству, когда младенцы беспрестанно орали. Мы, может быть, заботимся о нем лучше, чем та шлюха, которая его нам продала. Если уж он у нее выжил пять недель, то с нами как-нибудь протянет еще пару дней. — Невилл ходил по комнате в здании на Кавендиш-сквер, проверяя видеокамеру и освещение. — Сейчас начнем. Все должно быть на своем месте.

— Ты собираешься предложить это Торнтону? — спросил Катон.

— Не уверен, — ответил Невилл, вытирая пот с шеи. — Думаю, за границей хорошо пойдет фильм с ребенком. Но и у Чарльза Торнтона наверняка найдутся клиенты на такой фильм. — Он улыбнулся.

— А как насчет второго претендента на главную роль? — усмехнулся Катон.

— Посмотрим. А это мальчик, да?

Катон хихикнул.

— Не знаю. Я не смотрел. — Он наклонился над коробкой и откинул одеяло. — Черт побери, ты угадал. — Он засмеялся и накрыл ребенка. — А знаешь, Финли был прав, — сказал Катон.

— В чем? — поинтересовался Невилл.

— Ну, мы уже с шестерыми покончили. И четверых полиция нашла.

— А что им это дало? Им известно не больше того, что было известно, когда мы еще только начинали. Нет, они никогда ничего не узнают. Те шестеро были никому не нужны. Никто их не хватится. Это просто отбросы в сточной канаве общества. — Он наслаждался своими философскими рассуждениями. — Мы с тобой чистим сточную канаву. Можно сказать, убираем ненужный хлам.

Катон скривился в улыбке.

— Поверь, — продолжал Невилл, — полиция не знает, с чего начать.

— А как насчет той шлюхи, которая продала нам ребенка?

— Что она может им сказать? Мы могли бы использовать ее в следующем фильме. Дай ей еще девять месяцев, и она будет пытаться продать другого своего ребенка. В любые руки. — Он вопросительно взглянул на своего компаньона. — Ты что, решил завязать?

Катон покачал головой.

— Никогда, — холодно произнес он. — Я просто подумал о Финли и о том, что он сказал. — Катон провел рукой по волосам и вытер ладони о джинсы. — Так что мы будем делать с этим ублюдком? Какова его игра?

— Финли играет только сам с собой, — сказал Невилл.

— Ну а если он проболтается? — беспокоился Катон.

— Это не в его интересах. Если он заложит нас полиции, мы потянем его за собой. Он это знает. Он знает, что мы держим его за яйца.

— Ты уверен? А какие у нас доказательства, что он с нами в деле? Не знаю, Дон, мне кажется, было бы спокойнее за границей.

Невилл на минуту задумался, потом хитро улыбнулся.

— Я позабочусь обо всем, — сказал он тихо. — Я втяну его в это дело так, как ему и не снилось.

Глава 42

Общественный бар «Рубак» на Грейт-Довер-стрит не был переполнен. Всего три посетителя. Двое мужчин лет сорока, одетые в костюмы, что представляло собой жуткое неудобство в такую жару, стояли у бара. Один потягивал минеральную воду, другой держал в руке стакан пива. Третий, Ник Райан, стоял в дверях, глядя на тех двоих. Он взглянул на часы.

— Выпивка после того, как сделано дело, — сказал он язвительно. — У вас, может быть, и есть лишнее время, у меня его — нет.

Двое мужчин резко обернулись. Тот, что повыше, расплескал воду из стакана.

— Вы Райан? — спросил высокий.

Детектив кивнул.

— Малкольм Веббер, — представился высокий, ткнув пальцем в грудь. — А это Питер Крейн. — Он кивнул в сторону другого, пониже ростом и коренастого. — Мы из Совета. Мы вас ждем.

— Почему же тогда, черт побери, вы не ждете меня на той стороне улицы, у дверей того, кому мы предъявляем иск о выселении? Насколько мне известно, он не уплатил ренту. Не думаю, чтобы вам поручали проверить местный трактир. Вы судебные приставы, да? Или инспекторы из Палаты мер и весов?

Райан вышел, двое мужчин последовали за ним, стараясь не отставать.

Дойдя до каменной лестницы, ведущей на второй этаж, Райан закурил сигарету.

— Не найдется сигаретки? — с надеждой спросил Крейн.

— Нужно было купить в пабе, — бросил Райан. — Пошли. Они стали подниматься по лестнице.

Райан вынул из кармана лист бумаги, проверяя адрес. Он поглядывал на номера квартир, мимо которых они проходили Первая. Третья. Пятая.

Дверь квартиры номер семь открылась, и какая-то женщина испуганно высунула голову. В глубине комнаты плакал младенец. Мальчишка лет пяти протиснулся впереди матери, торопясь посмотреть, что случилось. Она пыталась удержать его, но он вырвался из ее рук и выбежал на лестничную клетку, чтобы видеть оттуда, куда же направляются эти трое. Женщина тоже наблюдала за ними, прислонясь к двери и сложив руки на груди.

— Ну что вы уставились? — оглянулся Крейн. — Что тут интересного?

Женщина ничего не ответила.

Райан постучал в дверь квартиры номер пятнадцать. С двери посыпались куски красной краски. Никто не отвечал. Он постучал посильнее.

Опять тишина.

— Мистер Хьюз, — позвал он.

Никакого ответа.

— Мистер Хьюз, вы меня слышите? — крикнул он, затягиваясь сигаретой. — Открывайте. Меня зовут Райан. Я с приказом о выселении от Совета Саутварк. Я не уйду, пока вы не откроете дверь.

За дверью зашевелились.

— Пошли вы к черту! — раздалось оттуда.

Райан снова принялся стучать.

— Я сказал вам, убирайтесь! — орал Хьюз.

Детектив продолжал барабанить в дверь.

— Отойдите от двери! — вопил Хьюз.

— Открывайте! — кричал в ответ Райан.

— Может, пора нам за это взяться? — спросил Веббер, выступая вперед.

Райан бросил на него гневный взгляд, и пристав смущенно отступил.

Внизу открывались двери, и жильцы высовывали свои любопытные головы. Пятилетний мальчишка подошел ближе, чтобы не пропустить самого интересного.

Райан бросил сигарету и затоптал ее ботинком.

— У меня оружие, — пригрозил из-за двери Хьюз. — Уходите, и я вам ничего не сделаю.

— Брось оружие, старый дурак, — вмешался Крейн. — Мы вызовем полицию.

— Заткнись, — прошипел Райан. — Или ты откроешь дверь, или я ее вышибу, — сказал Райан, прислонясь к косяку.

— Вы что, не слышите меня? — вопил Хьюз. — У меня оружие, и я им воспользуюсь, черт побери. Первый, кто войдет в эту дверь, получит пули из обоих стволов.

Райан покачал головой и отошел, нацеливаясь плечом на дверь.

Удар сорвал ее с петель, куски краски и дерева полетели в разные стороны Райан поморщился от зловонного запаха мочи и пота. Но то, что он увидел перед собой, заставило его замедлить шаг.

Дональд Хьюз стоял в конце коридора, крепко сжимая в руках ружье «Викинг-12». Угрожающе зияли черные отверстия двух стволов.

Райан перевел взгляд с ружья на лицо Хьюза. Он выглядел бледным и испуганным.

Напуганные люди непредсказуемы, подумал Райан. Особенно когда они направляют на тебя оружие.

— Брось оружие, — сказал Райан, делая два шага вперед.

— Не подходи, или я буду стрелять. Поверь, я так и сделаю, черт побери! — хрипел Хьюз.

Райан продолжал приближаться.

— Я сказал, брось оружие, — повторил он сквозь стиснутые зубы, неотрывно глядя в глаза пожилого мужчины.

— Я вызову полицию, — предложил Крейн.

Райан не слышал его Все свое внимание он сконцентрировал на человеке в конце коридора.

— Отойди! — орал Хьюз.

Райан сделал еще шаг.

Хьюз вскинул «Викинг-12» на плечо и прицелился.

— Ну давай, если уж ты собираешься это сделать, — спокойно сказал Райан. — Стреляй!

— Еще один шаг... — предупредил Хьюз.

Райан сделал этот шаг.

— Давай спускай курок, — настаивал он.

Сделай одолжение. Помоги мне.

— Я убью тебя! — выкрикнул Хьюз.

Окажи мне такую услугу.

Райан продолжал приближаться.

— Клянусь, я...

— Так стреляй же, черт тебя побери, — взревел Райан, заметив сомнение, промелькнувшее в глазах Хьюза. — Спускай курок! Давай же, трусливый ублюдок! Стреляй!

Пожалуйста.

Раздался громкий металлический звук: Хьюз взвел оба курка. Он весь дрожал.

— Я убью тебя, — сказал он, но теперь уже не очень убедительно.

Ну, нажимай...

— Последнее предупреждение, — прохныкал Хьюз.

— Пошел ты... — проворчал Райан, протягивая руку.

Его пальцы обхватили ствол «Викинга-12». Сильно повернув ружье, он вырвал его из рук Хьюза.

Тот сползал по стене, тихо плача.

Райан презрительно посмотрел на него.

— Трусливый ублюдок, — сказал он, подбрасывая ружье.

— Ты сумасшедший, — проговорил Хьюз.

Райан с минуту стоял, подбрасывая ружье, потом крепко вцепился в ствол.

— Почему ты не убил меня? — В его голосе звучал гнев. Он с маху ударил прикладом по лицу Хьюза и услышал хруст сломанной переносицы. Кровь хлынула из носа Хьюза, залив всю рубашку. Он упал, закрыв лицо руками.

Крейн вошел в коридор и посмотрел на Хьюза, чье лицо теперь было кровавым месивом.

Райан отдал ружье приставу и прошел мимо, отыскивая в кармане сигарету.

— Дело сделано, — холодно сказал он.

Глава 43

Итак, уже тридцать второй день нет дождя. Нет необходимости брать с собой зонтик, потому что, похоже, погода не изменится. Ожидается, что температура воздуха останется прежней...

Винс Кирнан выключил радио и плюхнулся на кровать. Пот ручьями тек по его лицу. Окно в его комнате было открыто, но это нисколько не спасало от духоты.

На улице мусорщики собирали мешки с отходами. Запах гниющего мусора проникал в комнату и застревал в ноздрях. Кирнан старался не обращать на него внимания, он сосредоточился на своем деле.

Он водил указательным пальцем по колонке телефонных номеров в журнале, пропуская те, по которым уже звонил, или те, что находились за пределами Лондона. Он искал новые номера, обещающие многочисленные удовольствия. Зажав трубку между ухом и плечом, он набрал номер, по которому предлагался «стимулирующий массаж очаровательной блондинкой».

После двух гудков веселый голос сообщил, что массаж будет энергичным и забавным.

Он повесил трубку, прежде чем она перешла к ценам.

Набирая следующий номер, предлагавший «чувственный массаж», он предчувствовал очередную неудачу. Все его пребывание в Лондоне в поисках сестры было не чем иным, как серией разочарований, а в последние дни сознание тщетности всех стараний все чаще закрадывалось в его мысли. Кирнан думал, что однажды он проснется, соберет свои вещи и возвратится домой в Дублин полностью побежденным.

Нет. Никогда. Лучше не думать об этом.

На его звонок ответили, и он выслушал обычную чепуху, но что-то другое привлекло его внимание.

В трубке слышались детские голоса. Дети весело играли, насколько он мог судить.

Он крепко сжал трубку.

— Вы можете ко мне приехать? — спросил он.

— Куда? — поинтересовался голос в трубке.

— Центр Лондона, — ответил он.

— Сорок фунтов плюс плата за такси.

Он положил трубку.

Кирнан взглянул на часы. Почти половина одиннадцатого. У него было еще время, чтобы сделать несколько звонков, а потом он начнет свой ежедневный маршрут по улицам Лондона. Некоторые проститутки стали его узнавать и заговаривали с ним как со старым знакомым.

Он набрал очередной номер.

Он подумывал о том, чтобы изменить маршрут, но это уже стало его привычкой. Он мог пройти весь путь с закрытыми глазами. Наверное, ему следовало спросить у женщин, которые заговаривали с ним, не знают ли они Джо. Может быть, если он покажет им ее фотографию, что-нибудь всплывет в их памяти. Что-нибудь, что приведет его к ней. Он взял сигарету и закурил — больше для того, чтобы заглушить запах с улицы, чем из желания покурить.

Он тихонько постукивал зажигалкой по телефону, ожидая ответа на свой звонок и пробегая глазами по колонкам журнала в поисках новых номеров.

Выбор был большой.

Трубку наконец взяли.

— Только что я прочитал ваше объявление, — произнес Кирнан заученную фразу. — Вы могли бы сообщить мне некоторые подробности?

В голосе, ответившем ему, слышался ирландский акцент.

Через секунду он понял, что это голос его сестры.

Глава 44

Кирнан замер.

Неужели это голос Джо?

Он так крепко сжал трубку, что она чуть не треснула.

Он боялся поверить в это. Может быть, он ошибается? Может быть, его желание услышать ее голос так велико, что воображение взяло верх над истиной?

В голосе явно слышался ирландский акцент.

Ну и что? В Лондоне полно ирландских девушек...

Но что-то неуловимое постепенно убеждало его в том, что на другом конце провода была его сестра, которую он искал, казалось, уже целую вечность.

И чем дольше она говорила, тем больше он убеждался, что это она. Ему хотелось сказать ей, крикнуть, что он ее брат. Джо, я твой брат, я нашел тебя!..

Но он мог только слушать, ошеломленный. Как будто шок лишил его способности говорить.

А что, если это ошибка?

Нет. Не может он ошибиться. После такого долгого ожидания. Неужели Бог, или судьба, или кто-то там еще, кто в ответе за это, могут быть такими жестокими!

Уже было столько разочарований. Вдруг он все-таки опять ошибается?

Ну, скажи ей что-нибудь. Поговори с ней.

Винс Кирнан бросил трубку и уставился на телефон, словно это была ядовитая змея.

Он сидел так и не шевелился целую вечность в жаркой комнате, не спуская глаз с телефона, и не понимал, почему он не чувствует всепоглощающего восторга, который, как он представлял, охватит его. Он ощущал только волнение и страх. Страх оттого, что, наконец приблизившись к своей мечте, он может ошибиться.

Он снова набрал номер и ждал.

Ждал.

— Ну давай же, — шептал он, и сердце его колотилось в груди.

И опять ожидание.

— Привет, — сказал он, когда трубку подняли, стараясь говорить с лондонским акцентом. — Я хотел бы узнать кое-что. Я видел ваше объявление.

Она повторила то, что сказала ему минуту назад.

Кирнан поднес трубку к другому уху.

Боже, теперь он был уверен. Это Джо.

Невероятным усилием воли он заставил себя молчать и слушать, как Джо повторяет отрепетированные слова.

— Вы хотели бы назначить встречу? — спросила она.

Кирнан вздрогнул.

— Да, — сказал он, стараясь говорить спокойно и понимая, что это у него не очень-то получается. — И чем скорее, тем лучше.

— Боюсь, что раньше, чем в четверг, я не смогу, — сказала она. — Я уезжаю на пару дней.

Два дня, черт побери.

Кирнан стиснул зубы.

— Четверг подойдет, — ответил он. — У вас есть определенный адрес? В объявлении названо только Финсбери.

Она назвала адрес.

— В четыре вас устроит? — спросила она.

— Замечательно.

— До встречи. Кстати, только наличные, — добавила она и повесила трубку.

Кирнан долгое время не мог выпустить трубку из рук. Пот струился по его телу.

— Черт, — прошептал он, зажмурив глаза. Дыхание его было прерывистым, как будто он только что пробежал милю.

И что теперь?

Одна часть его мозга приказывала ему, что он сейчас же должен мчаться в Финсбери, найти ее и забрать оттуда.

Другая ставила перед ним вопрос, которого он до сих пор старался избегать: а что, если она не захочет уйти оттуда, хотя в своих письмах к нему она жаловалась, что ненавидит мужчин, с которыми имеет дело?

Но ненавидит мужчин, а не образ жизни.

Впрочем, это одно и то же, разве не так? Она захочет уйти, правда?

Вернуться в семью, где она не нужна? Где от нее открыто отреклись? Из одного места, лишенного надежды и будущего, попасть в другое?

Возвратить блудную дочь в лоно семьи, где ее не очень-то ждут, — неплохая попытка, мистер Кирнан. Если вы сможете остановить ее, когда она захочет сделать это снова. Выбор за вами.

— О Боже, — повторял он.

Четверг. Еще целых два дня.

К этому времени он все решит. Он увидит сестру, которую считал пропавшей, даже умершей.

Почему же тогда, спрашивал Кирнан самого себя, он по-прежнему ощущает невыносимую тревогу и еще какое-то другое чувство, которое даже не может определить?

Что это, страх?

Но чего он боится? Того, какой она стала? Или как она его примет?

Через два дня он все узнает.

Кирнан схватил журнал и в сердцах швырнул его в угол комнаты.

Глава 45

Сидя в стеклянном киоске Бергера Кинга на Ковентри-стрит, Невилл наблюдал за потоком людей, снующих взад и вперед между Лейчестер-сквер и Пикадилли-Сиркус. Многие направлялись к Трокадеро, равнодушно проходя мимо человека с табличкой «Господь придет». Когда тот повернулся, Невилл заметил надпись на обратной стороне: «Ты готов к встрече с Господом?»

Невилл улыбнулся и посмотрел на чашку остывшего кофе. Потом взглянул на часы: 12.36.

Он отбросил хвост волос со вспотевшей шеи и направился к прилавку, где двое французских туристов пытались найти различия между монетами в один фунт и в десять пенсов. Они спорили друг с другом, потом обратились к продавцу, но тот не понял, чего от него хотят. Наконец они высыпали всю мелочь, и он отобрал нужное количество. Туристы кивнули и отошли к ближайшему столику, неся свои гамбургеры и чипсы.

Запах жареной еды распространился на всю закусочную. Шипение сотен замороженных французских котлет, опущенных в горячий жир, соперничало с размеренным потрескиванием электрической мухоловки.

— Кофе, пожалуйста, — сказал Невилл, доставая из кармана деньги.

Продавец скрылся из виду и вернулся мгновение спустя.

Когда Невилл расплатился, продавец с дежурной улыбкой пожелал ему приятного аппетита. Невилл взглянул на него и улыбнулся. Он вернулся за свой столик и продолжал время от времени выглядывать в окно, рассматривая множество лиц, мелькавших мимо него. И куда они все идут? Казалось, большинство бродят бесцельно. Некоторые фотографировались, другие разглядывали окрестности, туристы изучали карты.

Они опаздывали.

Он подождет еще до 12.45 и потом позвонит Катону, который трудится в их офисе на Бревер-стрит, выполняя заказы по последним двум видеофильмам. Чем быстрее они начнут осуществлять их новый замысел, тем лучше. У ребенка Стиви Коллинз поднялась температура. Невилл не знал, как долго он еще протянет. Ему не хотелось, чтобы ребенок умер, прежде чем послужит их цели. Кроме того, тогда тысяча баксов пойдут коту под хвост.

Он отхлебнул глоток остывшего кофе.

Мощная рука опустилась на его плечо, и он обернулся.

И увидел улыбку Пола Томпсона.

— Как дела, Дон? — спросил Томпсон, усаживаясь напротив Невилла. Ему было лет тридцать с небольшим, на нем была поношенная черная майка с обрезанными рукавами, из которых выпирали огромные бицепсы. На майке, не заправленной в джинсы, красовалась какая-то надпись.

— Где Мак? — поинтересовался Невилл.

— Там, — ответил Томпсон, кивнув в сторону прилавка.

Невилл оглянулся и увидел сутулого коренастого мужчину в рубашке и джинсах, направляющегося к их столику с полным пакетом еды.

— Ты же знаешь Мака, — сказал, ухмыляясь, Томпсон, — он любит поесть.

Колин Макардл сел рядом с Томпсоном. Он достал гамбургер из пакета, откусил и с ухмылкой взглянул на Невилла.

— Вы опоздали, — сказал Невилл.

— Да ладно, — буркнул Макардл. Крошки гамбургера сыпались из его рта.

— А где Эдди? — спросил Томпсон.

— У него другие дела, — ответил Невилл.

— А какое дело у тебя к нам? — поинтересовался Макардл. Его тяжелый акцент заглушила горсть чипсов, которые он запихивал в рот.

— Работа на одну ночь, — сказал Невилл.

— Сколько? — спросил Томпсон.

— Два куска.

— Каждому? — произнес Макардл, запихивая в рот следующую порцию чипсов.

— Ну ты даешь, — засопел Невилл. — Каждому кусок — это целое состояние по сравнению с тем, что вы обычно получаете за свою работу. Какие сейчас расценки? Полсотни баксов, чтобы сломать кому-то ногу? Это совсем другое, Мак.

— Что мы должны делать? — спросил Томпсон.

Макардл поднял руку.

— Мы еще не договорились, — буркнул он.

— И у вас есть более важные дела, да? — спросил Невилл. Трое мужчин напряженно помолчали. Наконец Невилл заговорил:

— У вас есть револьверы?

— Для чего, Дон, черт побери? — удивился Томпсон.

— Нам нужно провернуть одно дело. За приличную сумму каждому из вас. К чему вопросы? — Он посмотрел на этих двоих, сидевших напротив. — Вы беретесь или нет?

— Согласны, — сказал Макардл, засовывая в рот гамбургер. — За эту сумму вы хотите кого-то прищемить? — Он засмеялся с набитым ртом.

Невилл промолчал.

— Как насчет денег? — спросил Макардл.

— Половина сейчас, остальное после того, как дело будет сделано, — сказал Невилл.

— Мы тебя когда-нибудь надували? — обиделся Макардл.

— Я не хочу давать вам такого шанса, — ответил Невилл. Все трое рассмеялись.

— Когда это должно быть сделано? — спросил Томпсон.

— Я сообщу вам все позже. Приходите в наш офис на Бревер-стрит. С деньгами мы там тоже разберемся.

— Договорились, — сказал Макардл.

Невилл кивнул и с удовлетворением откинулся на стуле.

Глава 46

В здании напротив шли строительные работы. Джозеф Финли стоял в своем офисе с засученными рукавами и наблюдал, как рабочие быстро двигались взад-вперед по лесам с уверенностью обезьян, лазающих по веткам. Люди обливались потом. В офисе Финли работал кондиционер. Финли наблюдал, как двое рабочих поставили тележку, нагруженную булыжниками, на спускной желоб, и она с грохотом помчалась вниз с высоты в пятьдесят или шестьдесят футов. Цементная пыль взлетела в воздух, частички кирпича поплыли, как ржавый пепел.

Кроме его здания, многие постройки на Фенивел-стрит, в сторону от Хай-Холборн, претерпевали в том или ином виде обновление и перестройку.

Финли шагал по комнате взад и вперед, поглощенный своими мыслями. Вежливое покашливание напомнило ему, где он находится. Он обернулся и посмотрел на свою секретаршу, которая сидела с блокнотом на коленях, выжидающе глядя на него, и рисовала кружочки в углу страницы. Финли безразлично взглянул на нее, и она опустила глаза.

Она была хорошенькой девушкой лет двадцати с небольшим. Работала на Финли пять лет, с тех пор как закончила школу, добившись теперешнего места личного ассистента. Она положила ногу на ногу, терпеливо ожидая, когда он продолжит диктовку.

— Где мы остановились? — спросил он рассеянно.

С трудом разбирая свой почерк, она с запинкой прочитала последнюю фразу.

Финли минуту подумал и продолжал диктовать.

— Ввиду настоящей ситуации, — произносил он медленно и отчетливо. Секретарша быстро писала ручкой, стараясь успевать за ним, — я предложил бы вам заручиться правовой поддержкой, прежде чем осуществлять такой план.

Он вернулся к окну.

Итак, Ник Райан болен.

Эта новость его не расстроила. Но Ким... Вернувшись из офиса своего бывшего мужа прошлым вечером, она была так взволнована, рассказывая Финли, что Райан тяжело болен. Она не уточнила, что это за болезнь, а Финли не стая спрашивать. Вероятно, что-то связанное с алкоголем, предполагал он. Райан пил, как сапожник.

— ...Многих неприятностей можно избежать, предпринимая... — Он подыскивал нужные слова. — Следуя... — Он опять задумался, раздражаясь на себя за то, что не может сосредоточиться.

Боже, Ким, после того как вернулась из офиса Райана, ни о чем не говорила, кроме как о его болезни, о том, как он плохо выглядит. Сначала Финли старался выразить некоторое сочувствие, но его поддельные чувства быстро сменились затаенным негодованием. В конце концов, этот человек ей теперь не муж.

— ...руководствуясь?.. — подсказала секретарша.

— Я сам знаю, как надо, Хелен, — бросил он сердито. — Или, может быть, ты сама напишешь за меня все письма? Может быть, у тебя это лучше получится? Да?

— Извините, мистер Финли. — Она покраснела.

— Итак, твое дело — писать то, что я говорю, — резко сказал он, вновь отходя к окну.

Что-то еще волновало Финли в этой истории с болезнью Райана, но что именно? Ким говорила, что Райану может понадобиться помощь, что ему не к кому обратиться, кроме нее. Финли не хотел, чтобы она постоянно ходила к детективу. Он и так подозревал, что она думает о Райане чаще, чем признается в этом. А если она начнет его жалеть, эта жалость может вырасти во что-нибудь еще.

— ...Руководствуясь моими предложениями, изложенными в письме от двадцать третьего числа этого месяца, я думаю, вы увидите необходимость более серьезно рассмотреть это дело. — Он кашлянул. — Красная строка.

Финли был доволен, что Келли не знает о болезни отца. Достаточно того, что Ким мечется по дому, волнуясь за бывшего мужа. Зачем обременять Келли этими заботами?

А что, если он позвонил ей сегодня? Что, если она сейчас с ним? Райан всегда звонил им домой без церемоний.

Хелен Уайтсайд ждала, когда ее босс продолжит. Она хотела постучать ручкой по блокноту, чтобы напомнить о письме, но передумала. Она положила ногу на ногу и одернула юбку, чтобы прикрыть бедро.

Финли ходил по комнате взад и вперед, взгляд его был прикован к окну.

Хелен Уайтсайд вздохнула глубоко, но тихо, чтобы ее не было слышно.

А что, если Ким сейчас с Районом?

— Мы закончим это позже, — бросил он.

Секретарша встала.

— Мне напечатать то, что вы продиктовали? — спросила она.

— Оставь это, — раздраженно ответил он. — Я же сказал, закончим позже.

Она кивнула и вышла.

Он сел за стол и забарабанил пальцами по столешнице.

Ким сказала, что она уйдет с Келли, вспомнил он.

Возможно, они обе были у Райана.

Он сжал кулаки.

Долгие секунды он не отрывал взгляда от маленького радиоприемника на своем столе. Мысли его были все о том же.

Она может быть дома. Если так, он мог бы спросить ее, разговаривала ли она сегодня с Райаном.

Он протянул руку и нажал одну из кнопок.

— Хелен, соедини меня с женой, — сказал он. — Прямо сейчас.

Потом он подумал: «Почему я бесцельно трачу время, волнуясь из-за Ким? Вот что мне делать с Невиллом?»

Глава 47

— Что-нибудь случилось, мам?

Эти слова заставили Ким оторвать задумчивый взгляд от окна машины. Она посмотрела на дочь и улыбнулась.

— Извини, я улетела куда-то далеко, — сказана она, положив руки на руль «пежо». Они ждали сигнала светофора.

— Ты весь день где-то далеко, — напомнила Келли. — Ты не сказала и пару слов.

— Ты должна быть мне за это благодарна, — пошутила Ким, пытаясь выглядеть веселой. — Ты всегда жалуешься, что я слишком много говорю.

Движение на Найтсбридж было очень перегруженным, машина еле ползла. Ким поглядывала на других водителей, тоже попавших в пробку. Большинство опустили в машинах стекла, предпочитая выхлопные газы духоте. Не было ни ветерка, и казалось, что воздух исходит из печки. Ким вытерла рукой пот со лба.

Келли теребила шнурки спортивных тапочек, поглядывая по сторонам на другие машины и на прохожих, наводнивших улицу.

— Ты думаешь о папе? — спросила она наконец.

Ким нервно оглянулась.

— О ком? О Джо? — спросила она.

— Джо мне не папа. Не настоящий папа, — напомнила Келли.

— Мне бы очень хотелось, чтобы ты так не говорила, Келли, — с укором произнесла Ким.

— Но это же правда.

— Он делает для тебя все, что может. Он старается.

— Я знаю. Но все равно он не настоящий папа, не так ли? Ким прибавила скорость, чтобы прошмыгнуть перед носом черного «феррари», который пытался перестроитьсяс соседней полосы. Водитель зло взглянул на нее, видимо, считая, что марка его машины имеет некоторые привилегии. Ким улыбнулась самой себе, когда увидела, что ни одна из следовавших за ней машин тоже не стала пропускать «феррари».

— Я слышала, как на днях вы опять ругались, — сказала Келли. — Из-за папы?

— Нехорошо подслушивать, — пошутила Ким, но напряжение в машине не ослабло.

— Джо не любит папу, да?

Ким не ответила.

Может быть, сказать ей о болезни Райана?

Нет, он просил ее не делать этого. У Ким комок застрял в горле. А что же сказать Келли, когда он умрет? Придумать что-нибудь? Келли тогда должна будет узнать все. Ким очень хотелось рассказать обо всем дочери, хотя бы для того, чтобы просто поделиться с близким человеком. Это было очень тяжело — знать наверняка, что отец Келли умирает. Но она не могла заставить себя переложить невыносимый груз на плечи дочери. Легче ли, если они обе будут страдать?

— Когда я снова увижу папу? — спросила Келли.

— Это зависит от него, — ответила Ким. — Ты же его знаешь. Он очень занят.

— Он всегда занят и всегда будет только так...

Не всегда, подумала Ким.

Ну, скажи ей сейчас! Она имеет право знать.

Ким чувствовала себя беспомощной, как в ловушке. Она разрывалась между тревогой за бывшего мужа и заботой о дочери. Она понимала, почему он не хочет, чтобы дочь знала о его болезни, однако он не отдавал себе отчета в том, как мучительно для нее обманывать девочку. Он даже не представляет, как трудно лгать дочери. И ничего нельзя изменить. Ким вынуждена будет жить с этой ложью, пока Райан не умрет. И она не знала, то ли защищает свою дочь, скрывая правду, то ли делает ей хуже. Ведь настанет день, когда придется сказать Келли, что папа умер.

Вопросы. Решения.

Машина впереди резко затормозила, и Ким нажала на сигнал, сделав выразительный жест в адрес водителя, который сидел совершенно невозмутимо.

Келли хихикнула.

— Над чем ты смеешься? — спросила с улыбкой Ким.

— Над тобой, — ответила та. — Ты обычно не бесишься, когда ведешь машину.

Мысль о маме как о сумасшедшем водителе ее рассмешила.

Ким потянулась и взяла дочь за руку.

Она смотрела на Келли, и ей хотелось покрепче обнять бедную девочку.

И сказать ей правду?

Машина медленно тронулась с места.

Было уже около шести вечера, когда Ким наконец поставила «пежо» во дворе дома. Путь из центра Лондона оказался очень изнурительным, и она чувствовала, что у нее начинается адская головная боль.

Она и Келли выгрузили покупки и понесли в дом. Ким спохватилась, что забыла ключи в машине. Она побрела обратно, ощущая ужасную усталость. В тишине раннего вечера было слышно гудение машинки, подстригающей газон. Лаяла собака, где-то кричали дети. Шум расплывался во влажном воздухе. Она взяла ключи, закрыла машину и направилась к дому.

Она не заметила припаркованного на другой стороне улицы старого голубого «кавалье».

Водитель машины улыбнулся и толкнул своего напарника, который тоже смотрел на Ким.

Колин Макардл кивнул.

Глава 48

День тянулся невыносимо долго. Джозеф Финли не мог ни на чем сосредоточиться. Накапливающееся раздражение перешло в гнев, когда секретарша уже в третий раз не смогла соединить его с женой по телефону. Дома никто не отвечал.

Финли припомнил, что Ким собиралась вместе с Келли поехать по магазинам. Она могла завезти Келли к больному отцу.

Ублюдок.

Если Келли узнает о болезни отца, это еще больше сблизит ее с ним.

Финли сидел за столом, постукивая ручкой по записной книжке, и посматривал на часы на каминной доске. Там же стояла в рамке фотография: Ким и Келли со счастливыми улыбками. Он сжал кулаки, поднялся и подошел к окну. Рабочих на лесах не было. Они ушли уже час назад. Не было смысла дольше задерживаться в офисе. Он накинул пиджак, взял дипломат и заторопился домой, сгорая от желания узнать, где же провела Ким весь день. Он говорил себе, что будет держаться спокойно, когда спросит ее об этом, и что поверит всему, что бы она ни сказала. Он обещал себе, что не будет спрашивать ее, виделась ли она сегодня с Райаном, но знал, что сдержаться будет трудно.

Он уже собирался уходить, когда зазвонил телефон.

Финли пробурчал что-то себе под нос, подошел к столу и снял трубку.

— Что такое, Хелен?

— Вас просят к телефону. Джентльмен сказал, что это очень важно, — произнесла она.

— Скажи ему, чтобы перезвонил завтра, — буркнул Финли. Последовала тишина, затем вновь послышался голос секретарши:

— Он уверяет, что ему необходимо срочно поговорить с вами.

— Да кто это, черт возьми? — бросил он раздраженно.

— Его имя Невилл. Он сказал, что он ваш деловой партнер.

Финли почувствовал, что у него перехватило дыхание. Он с трудом сглотнул.

— Соедините, — попросил он тихо и сел за стол.

Послышался щелчок — его соединили.

— Привет, — сказал Финли.

— Джо, как дела? — дружелюбно спросил Невилл.

— Брось, Невилл, говори, что тебе нужно?

— Это касается нашей встречи прошлой ночью, — сообщил Невилл. — Ты выразил некоторое недовольство видеофильмами.

— Переходи к делу.

— Я обсудил, это с моим напарником, и мы оба сошлись на одном.

— На чем?

— На том, что ты можешь поднять цену. Мы не переедем.

— Я вас предупреждал...

Невилл не дал ему договорить:

— Ты мне не угрожай, сукин сын! Что нам твои угрозы? Что ты собираешься делать? Пойдешь в полицию? — Слышно было, как он усмехнулся.

— Я уже сказал вам, что именно я сделаю. Я вышвырну вас из здания. Я сегодня же позвоню Торнтону и скажу, что он может его купить. С вами все кончено, Невилл.

— Ну нет, Финли, зря ты так думаешь. Ты полагаешь, что тебе удастся просто так смыться? И мы будем спокойно смотреть на это? Ошибаешься. Мы будем продолжать, и без всякой ренты. Как тебе это понравится?

— Невилл, я больше не сдаю это здание.

— Попробуй выгони нас. Что ты можешь сделать? Попросишь выгнать нас своего друга Торнтона? Не забывай, он получает больше, чем ты, от наших маленьких домашних фильмов. Ты думаешь, он захочет это бросить?

— Это здание ему нужно для ресторана. И очень нужно. Он сделает в десять раз больше денег на ресторане, чем на ваших фильмах. Так что не угрожай мне, Невилл. Я даю вам срок до завтрашнего дня. Завтра я вас вышвырну.

— Попробуй, — сказал Невилл с вызовом. — Ты не в том положении, Финли, чтобы угрожать или ставить условия.

— Посмотрим. — Финли бросил трубку.

Глава 49

19.36.

Ким посмотрела на часы в кухне и удивилась, что Джо до сих пор нет. Обычно к семи он был уже дома, и только когда у него происходили деловые встречи, он мог задержаться до девяти. Тут что-то не так. Обычно он звонит, когда запаздывает.

Напротив за столом Келли без аппетита ковырялась у себя в тарелке.

— Не хочешь — не ешь, — сказала Ким.

Келли улыбнулась.

— Я слишком много съела сегодня в «Макдональдсе», — со вздохом произнесла она.

— Сколько ты проглотила гамбургеров? Пять или шесть? — спросила Ким.

— Только один, мам. Биг-мак и большую порцию жареной картошки, — напомнила Келли.

— Ну да... И еще молочный коктейль, и два яблочных пирога, и шоколадное пирожное, когда мы остановились выпить кофе. Неудивительно, что ты не хочешь ужинать. Когда ты будешь взрослой, ты даже не станешь смотреть на шоколадные пирожные. Ты будешь думать о своей фигуре.

— Взрослой? Совсем? — засмеялась Келли. — Как ты?

Ким подняла руки, изображая праведный гнев. Она очень обрадовалась, увидев дочь смеющейся. Слава Богу, исчезла тяжесть всего этого дня, в чем — Ким понимала — была виновата прежде всего она, ее мысли о Райане.

— Этого ты не хочешь, — притворно проворчала Ким, указывая на полную тарелку, — но предложи тебе мороженое, я уверена, ты не откажешься.

Келли расхохоталась:

— Конечно, не откажусь!

Ким встала и через большую кухню прошла к холодильнику. Келли тоже вышла из-за стола и включила маленький телевизор, стоявший на кухне. Она прошлась по нескольким каналам и нашла тот, который ее интересовал. Шла мыльная опера. По какому-нибудь каналу обязательно идет мыльная опера, подумала Ким, обернувшись.

— Ты же знаешь, Джо не любит, когда за едой включают телевизор, — сказала Ким, возвращаясь с мороженым и ставя его перед дочерью.

— Но Джо сейчас здесь нет, — фыркнула Келли.

Да, его нет.

Ким снова посмотрела на часы.

Странно, что он не позвонил.

Она собиралась положить себе мороженого, когда услышала звонок в дверь.

— Выключи сейчас же, — бросила Ким, торопясь из кухни в холл. Кто бы это мог звонить? Только Финли. Наверное, забыл ключи.

Она закрыла за собой кухонную дверь, подошла ко входной двери и посмотрела в «глазок».

Никого нет. Или кто-то стоит сбоку от двери. Или это шалят дети.

Она сняла цепочку и открыла дверь.

Фигура вынырнула из ниоткуда.

Она неясно вырисовывалась перед ней, как призрак.

Несмотря на жару, мужчина был в толстой куртке. Но не это поразило Ким, а его лицо.

Оно было жутко перекошено.

На темно-серой физиономии нос был смят и свернут к левой щеке, провалившиеся глаза побелели, как у мертвой рыбы.

Эта шокирующая маска была простой, но замечательно эффектной.

— Войди в дом, — сказал голос с сильным акцентом уроженца Глазго. — Давай пошевеливайся.

Она хотела закричать, чтобы предупредить Келли, но мужчина полез под куртку, и она поняла, почему на нем толстая одежда.

Ружье было отпилено и составляло в длину всего двенадцать дюймов вместе со стволами.

Но стволы показались Ким огромными, когда Колин Макардл наставил их ей в лицо. Он тихо заговорил:

— Если ты закричишь, я снесу тебе голову.

Глава 50

Он услышал громкие голоса, как только вошел в холл. Голоса доносились из кухни, и это был включенный телевизор. Он нахмурился. Непохоже на Ким — включать там телевизор. Да и спальня Келли прямо над кухней. Шум мог ее разбудить.

Финли посмотрел на часы. Было почти девять. Дорога из Лондона заняла у него много времени. На Фулхем-роуд перевернулся какой-то грузовик и заблокировал проезжую часть на полтора часа. Финли, как и другие автомобилисты, попробовал найти объезд, и в результате на всех основных магистралях в радиусе десяти миль от аварии возникли пробки.

Идя через холл в кухню, Финли подумал, что сегодня не заснет из-за головной боли.

Он открыл дверь и вошел.

Там никого не было.

Он выключил телевизор и направился в столовую.

Тоже никого.

Он заглянул в гостиную. Может быть, они вдвоем смотрят там большой телевизор и забыли выключить тот, что в кухне? Они...

В гостиной тоже никого не было.

Финли не знал, что и подумать. Ким не могла уйти куда-либо в такой час. Все местные магазины закрываются в шесть. Даже супермаркеты закрываются в восемь. Кроме того, он видел ее машину на обочине, когда припарковывал свой «ягуар». На всякий случай он открыл дверь в комнату напротив гостиной. Это была комната в двенадцать футов с письменным столом, факсом и телефоном. Он использовал ее, когда ему приходилось брать работу на дом. Он знал, что Ким тут нечего делать, но все-таки не мешает проверить.

Он закрыл дверь и стал подниматься наверх. У него появилось неприятное предчувствие.

Все двери на лестничной площадке были закрыты. В доме стояла тишина.

Половицы протестующе поскрипывали под его ногами, когда он подошел к комнате Келли и заглянул туда.

Девочки не было.

Плакаты с поп-звездами смотрели на него со стен.

Финли с трудом проглотил комок в горле, теперь уже понимая, что случилось какое-то несчастье.

Подходя к своей комнате, он увидел на ковре грязный след. Его оставила чья-то огромная нога.

Сердце его покатилось, и он стремительно распахнул дверь.

Ким лежала на кровати, ее ноги и руки были крепко связаны, во рту торчала тряпка, прижатая полотенцем, туго затянутым вокруг головы. Лицо залито слезами, глаза красные и опухшие. Под правым глазом синяк.

Финли бросился к ней, вынул кляп изо рта, освободил руки и ноги.

— Келли, — задыхаясь, проговорила она. — Они забрали Келли!

— Кто? — спросил он, обхватив ее за плечи. — Кто ее забрал?

Она вырвалась из его объятий и потянулась к телефону, но Финли схватил ее за руку.

— Оставь меня, — рыдала она. — Мы должны позвонить в полицию.

Ой все еще крепко держал ее, глядя в красные, опухшие глаза.

— Кто ее забрал? — повторял он. — Расскажи мне, что случилось?

— На это нет времени! — выкрикнула она. — Они, быть может, уже убили ее! Дай мне позвонить! — Она снова потянулась к телефонной трубке.

— Ким, успокойся. Ты должна сначала рассказать мне, что случилось.

— Моя дочь похищена. Что тебе еще нужно знать? Они могут ее убить, а ты теряешь время... Не мешай мне!

Она вырвалась, и ее рука уже была на трубке, когда вдруг зазвонил телефон.

Ким отшатнулась, и Финли снял трубку.

— Привет, — сказал он.

Молчание.

— Кто это? — крикнул он.

— У тебя хороший дом, — ответил голос в трубке. Финли сразу же узнал Невилла. — Так нам сказали.

Финли беспомощно сжимал телефонную трубку, пальцы его побелели.

Ким тревожно смотрела на него.

— И дочь у тебя красивая, — продолжал Невилл, — хорошенький ребенок. Она будет пользоваться успехом у мальчиков, когда подрастет. Но, может, ей и не придется ждать...

— Что ты хочешь? — спросил Финли хриплым голосом.

— Я хочу провернуть одно дело.

— Верни мне дочь, тогда поговорим.

— Что я, дурак? Слушай меня внимательно, Финли. Девочка у нас, и мы будем держать ее, пока ты не согласишься на наши условия. На твоем месте я не стал бы обращаться в полицию. Я бы даже об этом не думал. По двум причинам. Первая: если полиции станет известно, что твоя дочь у нас, ты будешь собирать ее в бумажных пакетах... Вторая: я думаю, что они заинтересуются нашим деловым партнерством. Это будет выглядеть не очень красиво, если полиция или кто-нибудь узнает, что ты связан с нами, не так ли? И что скажет твоя жена? — глумился Невилл.

Ким подошла ближе, чтобы слышать разговор, но Финли отстранил ее.

— Что вы от меня хотите? — спросил он смиренно.

— Ничего. Мы свяжемся с тобой по делу, о котором я упомянул.

— Как я узнаю, что ты не обманываешь? Может быть, Келли уже мертва? — Он тяжело перевел дух.

— Тебе просто придется поверить мне, — ответил Невилл.

— Я хочу поговорить с ней. Сейчас.

— Не ставь условия, Финли. Ты не в том положении.

— Тогда никаких дел. Дай мне поговорить с ней, или я не поверю, что она жива.

— Я не знаю, то ли восхищаться твоими крепкими нервами, то ли сожалеть о твоей глупости, — сказал Невилл. Последовало долгое молчание, затем он заговорил снова: — Девочка жива. Слушай.

Финли услышал голоса, громкие голоса.

И потом:

— Мамочка, помоги мне...

Ким тоже услышала, и слезы полились по ее лицу.

— Помоги мне, пожалуйста...

Жалобы Келли были заглушены хриплым голосом Невилла:

— Удовлетворен?

— Если ты что-нибудь с ней сделаешь... — Угроза повисла в воздухе незаконченной.

— И что тогда? — огрызнулся Невилл вызывающе. — Делай, что тебе говорят. Утром будь у себя в офисе. Я свяжусь с тобой. И помни, что я тебе сказал, Финли. Если фараоны пронюхают, ребенок вернется к тебе по кускам.

Глава 51

— Мы не можем звонить в полицию, как ты этого не понимаешь? — бросил Финли, отвернувшись от Ким и наливая себе бренди. — Если мы это сделаем, они убьют ее.

— Они могут ее убить в любом случае, — сказала Ким.

Финли схватился за голову.

— У нас нет выбора! — закричал он.

Ким сидела на диване, поджав ноги. Она теребила мокрый от слез платок. Потом стала перекладывать его из одной руки в другую, уставясь перед собой невидящими глазами.

— А что, если она уже мертва? — спросила Ким очень тихо.

— Я слышал ее голос, — напомнил Финли. — И ты слышала. Она жива. Мы должны верить, что они не убьют ее.

— А если мы будем надеяться, а они сделают это?

Ее слова повисли в воздухе.

Финли выпил большой глоток бренди и почувствовал в желудке обжигающее тепло.

Боже, он оказался в таком беспомощном положении.

Беспомощность и злость. Он злился на себя за то, что связался с таким человеком, как Невилл. Но главным образом на самого Невилла.

К чему ведет этот ублюдок? Похищение ребенка? Это на него похоже.

— Мужчина, который пришел сюда, — начал Финли, — как он выглядел?

Ким пожала плечами.

— На нем была маска, — сказала она, — и я не рассмотрела другого, в машине. Да и какое это имеет значение?

— Он был высокий или низкий, темный или светлый?

— Я же сказала, Джо, я не знаю.

— Но ты же его видела.

— У него на голове был натянут чулок, — раздраженно сказала она. — Сколько еще можно повторять?

Финли допил то, что было у него в бокале, и налил себе еще.

— Если ты напьешься, это не поможет Келли, не так ли? — бросила Ким язвительно.

— Я не пьян, — огрызнулся он. — И чего ты хочешь от меня? Мне велели ждать до завтрашнего утра. Именно это я и собираюсь делать.

— Они убьют ее, Джо, я знаю, — всхлипнула она.

— Нет. Если мы будем выполнять то, что они говорят.

— Но мы даже не знаем, чего они хотят!

— Поэтому я и должен ждать до утра. Чтобы узнать, чего они хотят.

— Денег, — произнесла она холодно. — Ты богат. Зачем бы им еще похищать Келли?

Финли помолчал, стараясь не встречаться с ней взглядом. Он боялся, что она увидит в его глазах, зачем еще им понадобилась Келли.

Увидит его вину.

А что чувствовали родители детей, убитых Невиллом и Катоном, когда эти подростки первый раз ушли из дома? Отчаяние? Беспомощность? Гнев? Наверное, да, думал он. И страх.

Финли знал слишком хорошо, чего ему надо бояться. Каков бы ни был исход, вернется ли Келли живой и здоровой, или ее убьют — нет, он не хотел даже думать о таком варианте, — он одинаково рискует своей репутацией, и не только репутацией. Будет раскрыта его связь с Невиллом и Катоном. И что тогда? Финансовый крах? Тюрьма? Он глубоко вздохнул, сел на диван рядом с Ким и обнял ее за плечи.

Она прижалась к нему, тихо плача.

— Что нам делать? — твердила она.

Финли крепче обнял ее. Его рубашка была мокрой от ее слез.

— Ждать, — сказал он. — Все, что мы можем сейчас, — это ждать.

Глава 52

Пакет, упакованный в коричневую бумагу и целлофан, был около семи дюймов в длину и четырех в ширину. На нем черным карандашом было написано имя Финли. Его имя и адрес.

— Это пришло несколько минут назад, мистер Финли, — сказала секретарша, подавая ему пакет.

Он взял его и вопросительно посмотрел на девушку:

— Как это было доставлено? Почтой? С курьером?

— Какой-то мужчина зашел в приемную и оставил для вас. Я принесла это сюда.

— Вы не видели этого мужчину?

Она с недоумением посмотрела на босса.

— Нет, он уже ушел, — ответила она.

Финли кивнул.

— Ступайте, — сказал он, роясь на столе в поисках ножниц для вскрытия писем. Острым концом он разорвал тугой целлофан.

В офисе работал кондиционер, но Финли покрылся испариной, пока распечатывал пакет. Сняв наконец обертку, он бросил ее в мусорную корзину.

Он сидел и разглядывал видеокассету, вертя ее в руках.

Кассета как кассета, никаких надписей.

Потом он заметил уголок бумаги, торчащей из прорези для пленки. Он потянул за кончик, и у него в руках оказался лист бумаги, сложенный множество раз. Он расправил лист на столе и прочитал послание, написанное тем же карандашом, что и адрес:

ОДИН МИЛЛИОН ФУНТОВ,

ИЛИ РЕБЕНОК УМРЕТ.

ЖДИ НАШИХ РАСПОРЯЖЕНИЙ.

ПОМНИ — НИКАКОЙ ПОЛИЦИИ.

Финли проглотил застрявший в горле комок и перечитал записку. Потом он взял в руки кассету, вертя ее так и сяк, словно не зная, что с ней делать. У него был в офисе видеомагнитофон, подсоединенный к четырнадцатидюймовому телевизору. Он встал, включил оба аппарата и поставил кассету. Взял пульт и вернулся к своему столу. Присев на край стола, он нажал на кнопку пульта. Послышалось шипение пленки. На экране ничего не было. Он стал перематывать пленку, пока не показалось изображение, и снова нажал кнопку «пуск». Начался фильм.

Голый пол, чистый. Голые стены. В комнате только один предмет мебели. На кровати привязанная несколькими кожаными ремнями, с заклеенным ртом лежала Келли. Совершенно голая.

— Боже мой, — прошептал Финли, наблюдая, как двое мужчин приближались к ней с разных сторон. — О Боже, нет!..

Мужчины тоже были голые, у них начиналась эрекция. Один мастурбировал. Оба были в черных капюшонах.

С ужасом Финли увидел, что другой держит маленького ребенка.

— О Боже, — бормотал он, прикованный к экрану.

Насколько он мог судить, ребенку было не более шести недель.

Он не мог отвести глаз от Келли, беспомощно пытающейся вырваться из ремней, мотающей головой из стороны в сторону, в то время как мужчина, занимающийся мастурбацией, сунул свой член к ее лицу.

Финли хотел остановить пленку, выдернуть ее из аппарата и выбросить. Разбить телевизор на мелкие кусочки. Но он сидел как завороженный, как мышь, увидевшая змею.

Он видел, что другой мужчина положил ребенка рядом с Келли на кровать. Затем он тоже стал гладить свой член. Когда у обоих мужчин почти одновременно произошло извержение, Финли нажал кнопку «стоп» и зашвырнул пульт через офис. Он чувствовал, как к горлу подступает тошнота и подавил ее жутким усилием воли, встал спиной к экрану, тяжело дыша, потом закрыл глаза, но сцены, которые он только что видел на экране, стояли у него перед глазами, и, положив руку на желудок, стал поглаживать его, чтобы избавиться от тошноты. Он не мог выбросить из головы увиденное. Он тряхнул головой, попятился назад и тяжело опустился в кресло. Перед ним на столе лежал лист бумаги с требованием выкупа.

Никакой полиции.

Финли чувствовал головокружение. В желудке крутило.

Он долго сидел, уставившись на пустой экран, не в силах пошевелиться. Наконец встал, медленно пошел через комнату за пультом.

Сев опять за стол, он снова нажал кнопку «пуск» и глядел с тем же ужасом на экран. Но теперь он не мог смотреть пленку при нормальной скорости. Он нажал кнопку «быстрее» с такой силой, что пульт чуть не треснул.

То, что он увидел на экране, нельзя было сравнить ни с каким самым ужасным кошмаром.

Келли развязана.

Келли и ребенок.

Келли держал один мужчина, в то время как другой...

Он опустил глаза.

Келли.

Келли.

Он остановил кассету, нажал кнопку перемотки и снова сел за стол. Пот лил с него градом. Наконец он положил пульт и вновь взглянул на записку.

Никакой полиции.

Он закрыл руками влажное лицо. Голова его кружилась. В желудке продолжались спазмы.

Один миллион фунтов.

Он запрокинул голову и устремил глаза вверх. Он долго сидел так, не двигаясь, потом наклонился вперед, посмотрел на экран телевизора и перевел взгляд на телефон.

— Келли, — прошептал он.

Никакой полиции.

Он порылся в одном из ящиков стола, вынул свою записную книжку и стал листать ее, пока не нашел нужный номер.

Взяв телефонную трубку, он взглянул на экран. В голове его пронеслись только что увиденные сцены.

Набирая номер, он заметил, что руки его дрожат.

Часть вторая

Никогда не доверяй никому и даже тогда будь осторожен.

Энон

Люди всегда стараются избегать взгляда незнакомца.

Боятся узнать то, что скрывается под этим взглядом.

Квинзрич

Глава 53

— Так-так-так... Никогда не думал, что настанет такой день, — сказал Райан, открывая дверь. Он улыбнулся и отошел, пропуская Джозефа Финли.

Странный вид неожиданного посетителя удивил детектива. Этот пижон весь взмок от пота. Не каждый день такие люди топают пешком на пятый этаж из-за сломанного лифта.

Финли прошел в офис и придирчиво оглядел комнату — письменный стол, шкаф, кожаные кресла и диван, полки с книгами на одной из стен. В углу комнаты — телевизор и видеомагнитофон.

— Хотите выпить? — спросил Райан, направляясь в маленькую кухоньку. — Чай, кофе? Может, что-нибудь покрепче?

— Если есть бренди, я бы не отказался, — ответил Финли, садясь в кресло для клиентов.

Детектив поднял брови, кивнул и достал из шкафчика бокал. Сдув пыль, он поставил его перед Финли и налил большую порцию «Курвуазье». Потом сел за стол и посмотрел на неожиданного посетителя.

Финли заметил на столе два пузырька с таблетками. Райан взял две, проглотил и запил водой. Он водил указательным пальцем по краю стакана и выжидающе смотрел на Финли.

— Ким говорила мне, что вы больны, — начал Финли, потягивая бренди.

Райан кивнул.

Да уж, болен. Рак в последней стадии — что же это еще, если не болезнь.

— Она не говорила, что у вас за болезнь. Надеюсь, ничего серьезного? — продолжал Финли.

— Давайте перейдем сразу к делу, Финли, — произнес Райан холодно. — Вы пришли сюда не для того, чтобы справиться о моем здоровье. Что вам нужно? Вы не сказали по телефону. Вы только сказали, что вам необходимо меня видеть. — Он вопросительно поднял брови. Необходимо?

— Как профессионала, — сказал Финли.

— Только не говорите мне, что у Ким любовная связь, и вы хотите, чтобы я ее выследил, — засмеялся Райан.

— Это очень серьезно, Райан. — Финли полез в карман и достал записку и кассету.

Райан с недоумением наблюдал, как его собеседник выкладывает эти вещи на стол. Потом развернул записку, прочитал и нахмурился.

— Что за чертовщина! — проворчал он.

— Келли. Ее забрали из дома вчера вечером. — Голос Финли задрожал.

— Что значит «забрали»? — процедил Райан сквозь зубы.

— Похитили. Сказать по буквам?

— А Ким?

— С ней все в порядке. Они ее не тронули.

— Боже мой! — прорычал Райан. — Вы-то что предприняли, черт возьми? Известили полицию?

— Похитители предупредили, что, если будет вовлечена полиция, они убьют Келли.

— Когда вы говорили с ними?

— Вчера вечером.

— Откуда они ее похитили?

— Из дома. Один Бог знает, куда они ее увезли, — сказал Финли.

Может быть, в дом на Кавендиш-сквер.

Эту мысль он не мог произнести вслух.

Райан сложил обе руки перед лицом, как в молитве.

— Они прислали вот это. — Финли указал на кассету. — Сегодня утром в мой офис.

Райан взял кассету и вопросительно посмотрел на Финли.

— Посмотрите, — запинаясь, проговорил тот. — Я не могу. Еще раз — нет...

Райан встал, подошел к телевизору, включил его и видеомагнитофон. Потом вставил кассету и нажал кнопку «пуск».

Финли опустил голову, не смея взглянуть на экран.

Райан смотрел на экран не отрываясь. Застывшее лицо не выдавало никаких эмоций, только нервно подрагивал подбородок. Потом он упал перед экраном на колени, будто молясь электронной святыне. Глаза его по-прежнему были прикованы к экрану, по лицу катились слезы. Его душил гнев, которого он никогда раньше не испытывал.

Наконец он нажал на кнопку «стоп» и сел на корточки, тяжело дыша.

— Ким знает об этом? — спросил он, не поднимая головы.

— Нет, — ответил Финли, — только о записке. Я не хочу, чтобы она это видела, — кивнул он на кассету. — Это убьет ее.

Райан вынул кассету из видеомагнитофона и сжал так, что она чуть не треснула.

— Грязные подонки, — выдавил он, дрожа всем телом.

Он крепко зажмурил глаза, словно пытаясь освободиться от того, что увидел на экране, но сцены отпечатались в его памяти навечно.

Он швырнул кассету на стол так, что вода выплеснулась из стакана.

Финли взглянул на детектива.

— Вы поможете мне? — спросил он.

— Что вы имеете в виду?

— Только найти Келли. Найти и вернуть.

— Этот выкуп, — процедил сквозь зубы Райан. — Они не сказали, когда хотят получить деньги?

Финли покачал головой.

— Они сказали, что свяжутся со мной. Так говорится в записке.

— Я знаю, что говорится в этой чертовой записке, — прорычал Райан. — Я умею читать. — Он монотонно ходил взад и вперед по комнате.

Финли тянул свой бренди.

— Вы думаете, они убьют ее? — спросил он тихо.

— Если вы не заплатите им, когда они этого потребуют. Вы достанете такую сумму, если дело дойдет до этого? — спросил Райан.

— Это будет нелегко, но я достану. Может быть, вы их к тому времени уже найдете?

— Если я их найду!..

— О чем вы говорите, черт побери? Она ваша дочь, Райан, — бросил Финли. — Вы хотите, чтобы ее убили?

Райан остановился и гневно взглянул на Финли.

— Да, вы правы, она моя дочь.

Мучительная пауза была в конце концов прервана Райаном:

— Оставьте у меня кассету. Дайте мне подумать над этим.

— Что здесь думать? — возмутился Финли. — Ваша дочь в опасности. Чем дольше вы думаете, тем большей опасности ее подвергаете.

— Уходите, — сказал Райан, открывая дверь. — Я вам позвоню.

Финли минуту поколебался, встал и пошел к двери. Потом на секунду задержался, словно хотел еще что-то сказать, но махнул рукой и вышел. Райан закрыл за ним дверь и вернулся к своему столу. Взяв кассету, он вставил ее в видеомагнитофон и отошел от телевизора.

С какой стати кому-то понадобилось похищать его дочь? Он потер ладонью грудь, унимая острую боль.

Он посмотрел на записку.

Потом на магнитофон.

И, пересилив себя, нажал кнопку «пуск».

Глава 54

Он не помнил, когда в последний раз плакал.

Даже когда ему сказали, что он проживет не больше шести месяцев, у него не нашлось ни слез жалости к себе, ни страха, как можно было ожидать. Только ощущение пустоты и отчаяния.

Но сейчас, когда он сидел в темном офисе, неотрывно глядя на экран, по его исхудалым щекам текли слезы.

Он налил себе водки и сделал большой глоток, запив две болеутоляющие таблетки. Он чувствовал, что ему вот-вот станет дурно. Он несколько раз глубоко вздохнул и ощутил боль. Но теперь боль казалась несущественной, не стоящей внимания по сравнению с тем, что он видел на экране, с болью, которую испытывала его дочь у него на глазах.

Эта боль и эти унижения повторялись бессчетно, когда он прокручивал пленку и смотрел сквозь слезы.

Каждый раз он всматривался в экран так пристально и внимательно, как только мог, ища какую-нибудь зацепку, чтобы определить, где все это происходит, что-нибудь, что могло бы ему подсказать, где это место и кто его обитатели. Но оба подонка были в черных масках. Один из них был с татуировкой: кинжал на правом плече, змея на левом.

У другого были рыжие волосы: часть их виднелась из-под кожаного капюшона.

Райан как загипнотизированный смотрел на ребенка, лежащего рядом с его дочерью. Он переводил взгляд с ребенка на лицо своей дочери, искаженное страхом и болью. Райан сжал кулаки, стакан в его руке чуть не треснул.

Он смотрел, как один из мужчин извергал сперму на лицо его дочери.

Ублюдок.

Мужчина с татуировкой поднял ребенка и стал водить его тельцем по лицу девочки в скользкой жидкости.

Райан еще крепче сжал стакан.

Слезы заливали его лицо.

Он видел, как Келли беспомощно металась по кровати.

Отпустите же ее!

Видел, как рыжеволосый мужчина вытирал свой член о ее живот.

Стакан треснул в его руке.

Осколки стекла вонзились ему в ладонь. Кровь капала из порезов на стол. Райан почти не чувствовал боли. Он отшвырнул разбитое стекло. Посмотрев на свою руку, заметил осколок, торчащий из большого пальца. Он вынул его и выбросил и вновь вернулся к происходящему на экране.

К тем двум мужчинам, к ребенку.

К своей дочери.

Он встал, выключил видеомагнитофон и снял телефонную трубку. Поврежденная рука беспомощно свисала.

Он зажал трубку между шеей и плечом и набрал номер.

После второго гудка трубку сняли.

Он сразу же узнал голос.

— Финли, — проговорил он резко, кровь размеренно капала с его руки. — Я найду Келли.

— Хорошо, — ответил Финли.

— А теперь я хочу поговорить с Ким, — жестко сказал Райан.

На другом конце провода молчали.

— Вы меня слышите? — спросил Райан еще жестче.

Через секунду она была у телефона.

— Ник, пожалуйста, найди ее, — вымолвила Ким дрожащим голосом.

— Я найду ее, — сказал он. — И тех сволочей, что ее похитили. Я клянусь.

— Но будь осторожен. Пожалуйста, — попросила она. — Неизвестно, что они могут сделать. Не только с Келли, но и с тобой. Пожалуйста, будь осторожен.

— Они ничего ей не сделают, Ким, — сказал он, стараясь, чтобы его голос звучал уверенно.

Затем было долгое молчание, прерванное Райаном:

— Я люблю тебя, Ким, — сказал он тихо.

— Я знаю, — ответила она и положила трубку.

Райан подошел к шкафчику в углу комнаты и отпер дверцу. Не замечая боли в порезанной ладони, он вынул два револьвера и положил их рядом на стол. Девятимиллиметровый автоматический и 357-го калибра.

Райан знал, что те двое опасны.

Он брал это в расчет.

Но ему нечего было бояться. Что они могли ему сделать? Застрелить его?

Так он на это и надеялся.

Лучше такая смерть, чем постепенная от рака.

Боже, да он почти желал встретиться с ними. А когда это произойдет, они заплатят ему за все. Он заставит их ощутить такую боль, какую они себе и представить не могут. Но вначале он должен спасти дочь. А для этого надо ее найти.

Глава 55

Это уже был седьмой магазин за утро. После четвертого они стали казаться ему одинаковыми. К тому времени, когда Райан вошел в Лавкейв на Бик-стрит, он чувствовал жуткую усталость от всего увиденного.

Все магазины, казалось, были покрашены одними и теми же отвратительными пастельными красками: голубыми, розовыми или желтыми. Похоже, все они имели в продаже одни и те же журналы и видео. Он был убежден даже в том, что видел одних и тех же покупателей во всех этих магазинах.

Сохо был заполнен такими магазинами, плывущими в море грязи, в которую превратилась эта часть Лондона. Но что поделаешь, каждый должен как-то зарабатывать на жизнь. А на порнографии можно, без сомнения, хорошо заработать. Большинство клубов стриптиза имеют при себе магазины. Райан побывал уже в одном. Но еще не было одиннадцати, и большинство этих магазинов не открылись. Их служащие и покупатели вели ночной образ жизни, появляясь только в вечерние часы, чтобы предложить свой товар в ограниченном пространстве темных комнат. Люди, посещающие эти заведения, чувствуют себя куда лучше в отсутствии дневного света.

Райан вышел из офиса в девять с четвертью и начал обход близлежащего района. По Грик-стрит на Сохо-сквер, через Дин-стрит, вниз по Сент-Энн-Корт к Уодор-стрит.

По пути он заглядывал в определенные книжные лавки и видеосалоны, просматривал их печатную продукцию, все больше убеждаясь, что так он нескоро найдет ниточку, которую ищет. Несколько слов с продавцом, и его проводили в заднюю комнату, где предлагали товар «покруче». В одном из магазинов на Уодор-стрит его вышвырнули на улицу, когда он сказал, что интересуется кассетами, где сняты дети. Управляющий бросил ему вдогонку журнал. Райан заметил, что на обложке была изображена фотография беременной женщины, ее груди, из которых сочилось молоко, ласкали двое мужчин.

Странный способ выразить негодование, подумал Райан, слыша несущиеся вслед крики: «Больной ублюдок!»

Двое служащих магазина «Развлечения для взрослых» на Дин-стрит и «Райское представление» на Грик-стрит дали кое-какую информацию.

Райан показал им пленку, и ему предложили такой же «крутой» импортный товар. Он поинтересовался, нельзя ли посмотреть фильм, но ему ответили, что это магазин, а не театр. Ему объяснили, что дети в фильмах не старше пяти лет. Импортный из Голландии, этот товар считался самым «крутым». Райан сказал, что подумает, и вышел.

Теперь он стоял в Лавкейв и осматривался.

Помещение было большое, стены увешаны полками с журналами, большинство из которых упакованы в целлофан. Посредине магазина стояло несколько вращающихся стендов с подборками книг в бумажных обложках, тоже завернутых в целлофан. Дальше шли полки с книгами большего формата, справочниками. Все были запечатаны. Небольшое развлечение для случайных покупателей, подумал Райан, оглядываясь вокруг.

Единственный служащий, которого он обнаружил, сидел за кассой в дальнем углу магазина на возвышении, напоминающем кафедру. Мужчина был лет тридцати с небольшим, с длинными вьющимися волосами. На нем была майка с обрезанными рукавами, и бросались в глаза его мощные бицепсы. Он не обратил на Райана никакого внимания, занятый чтением газеты и маканием печенья в чашку с дымящимся чаем.

В магазине было тепло, громко жужжал вентилятор, заменяющий кондиционер.

Кроме Райана, тут находились еще двое посетителей — мужчины средних лет, оживленно разглядывающие незапечатанные журналы. Ни один из них даже не оглянулся на него, когда он проходил мимо, бросая оценивающий взгляд на журналы.

Пол, покрытый линолеумом, был совершенно грязным. Пахло человеческим телом. То ли от посетителей, то ли от самого здания — Райан не мог разобрать. Он направился к продавцу, который на мгновение оторвался от газеты и опустил очередное печенье в чай. Оно сломалось и плюхнулось в горячую жидкость, и продавец, ворча, пытался выловить его ложкой.

Рядом красная неоновая стрелка указывала на надпись: «Видео — вниз». Райан прошел за занавес и чуть не загремел по ступенькам, спускаясь по еле освещенной лестнице.

Свет здесь был приглушенный, но, как показалось Райану, не для удобства посетителей, а чтобы скрыть грязные пятна на ковре. Ощущался знакомый мускусный запах сырости и человеческого тела.

Из угла комнаты ревело радио. Похоже, это была Мадонна. Райан быстро оглядывал ряды выставленных коробок. Среди них было много импортных. Название «Мощный бюст» привлекло его внимание. Она была на полке рядом с «Любовными играми». Райан был рад, что дан перевод.

Он направился к продавцу, который проверял счета, облокотившись на пыльный стеклянный прилавок.

Детектив внимательно оглядел этого человека: ему было лет тридцать с небольшим, одет в джинсы и майку. У него были длинные волосы, а тяжелый лоб создавал впечатление постоянно хмурого выражения лица. Продавец поднял на Райана глаза.

— Чем могу помочь, приятель? — спросил он, улыбаясь.

— Я кое-что ищу, — ответил Райан, — но у вас, по-моему, этого нет.

Продавец изобразил удивление:

— Чего, например?

— Меня интересуют фильмы с детьми, — сказал Райан.

Продавец посмотрел на него подозрительно и оценивающе.

— Какие фильмы?

— Я же сказал — с детьми. Или с подростками. Двенадцати лет, а может, и младше.

— Вы уже покупали у нас такие фильмы?

— Нет, но я подумал, может быть, у вас есть что-нибудь в этом роде.

Райан достал из сумки видеокассету и положил ее на прилавок.

Продавец посмотрел сначала на кассету, потом на Райана.

— Если ты из полиции...

Райан оборвал его.

— Разве я похож на полицейского? — бросил он с вызовом.

— Если у тебя нет на голове форменной шляпы, это еще не означает, что ты не из полиции, — парировал продавец.

— Лучше посмотрите вот это, — сказал Райан, подталкивая кассету. — Я хочу что-нибудь такое же.

В конце прилавка были и телевизор, и магнитофон, и электронные часы. Продавец взял кассету, вставил ее и нажал нужную кнопку.

Райан стиснул зубы, когда на экране появились уже знакомые ему сцены. Он потупил глаза.

— Черт возьми, — пробормотал продавец, — великолепный материал. Где вы его взяли?

— Приятель дал, — сказал Райан.

— И качество пленки хорошее. А где он это откопал?

— Я-то думал, здесь, у вас. — Райан кивнул на полки с кассетами.

Продавец покачал головой, не отрывая глаз от экрана.

— У нас есть кассеты с подобным сюжетом, но не такие. Есть кое-что с детьми четырех-пяти лет. Вас это интересует? — Он задумчиво почесал подбородок. — Здесь девочка, пожалуй, лет десяти-одиннадцати.

Райан сжал кулаки.

— Фильмы с детьми встречаются не так уж часто, — деловито продолжал продавец. — Ваш приятель наверняка заплатил за это кругленькую сумму. Обычно такой фильм стоит не меньше тысячи. У нас есть некоторые импортные фильмы из Германии и Голландии, но этот не импортный...

— Откуда вы знаете? — спросил Райан.

— Качество очень хорошее. Четкое. Большинство привезенных фильмов снимается на восьмимиллиметровом аппарате, а потом переводится на видео, отчего они теряют качество. Особенно если делают сотни две копий. Этот фильм, похоже, снимался сразу на видео.

— Вы видели что-нибудь в этом роде раньше? — спросил Райан. — Непривезенное?

— Только пару раз. В Финсбери есть один человек, который делает порнографические фильмы с детьми. Мы называем их «Детское желе». — Продавец усмехнулся. — Насколько мне известно, он единственный, кто специализируется на этом.

— Как вы думаете, он захочет иметь дело со мной напрямую? — спросил Райан, чувствуя, как сильно колотится сердце.

— А почему бы и нет. Он, конечно, вначале вас проверит, удостоверится, что вы не из полиции. Стоит попробовать. Хотите, я дам адрес?

— Да, спасибо, — кивнул Райан.

Продавец написал что-то на листке бумаги и отдал детективу. Тот взял и прочитал вслух:

— Реймонд Хауэллс, 35А, Марджери-стрит, Финсбери. Где это?

— По Кингс-Кросс-роуд, почти напротив почты Маунт-Плезент, — объяснил продавец.

Райан кивнул.

— Только не забудьте отдать мою кассету, — засмеялся Райан, указывая на видео.

Продавец вынул кассету из магнитофона и отдал Райану.

Он взял ее и направился к лестнице, пряча в карман бумажку с адресом.

Поднявшись по лестнице, Райан обернулся. Продавец провожал его настороженным взглядом. Он ждал, пока Райан скроется из виду, чтобы снять телефонную трубку.

Глава 56

Через подошвы спортивных тапочек он ощущал, как нагрелся асфальт. Винс Кирнан вытер пот со лба. Руки его немного дрожали. Почему теперь, когда поиски подходили к концу, он чувствовал такую опустошенность? Через несколько минут, если удача ему не изменит, он встретится с сестрой, которую не виделуже пять месяцев. Он должен был чувствовать радость, но не испытывал ничего, кроме гнетущего волнения.

А что, если ее там не будет?

А что, если она не пойдет с ним?

Кирнан старался прогнать сомнения. Он взглянул на часы. Без четырех минут четыре. Встреча назначена на четыре. У него еще есть время.

Ему пришлось довольно долго отыскивать это место. Поезд из Хэммерсмита, казалось, шел невыносимо медленно. Потом он обнаружил, что идет по знакомым местам. Эти улицы он исходил вдоль и поперек за последние несколько недель. И все же нужный ему дом найти было трудно. Два дня назад девушка по телефону — может быть, Джо — дала ему этот адрес, и сейчас, разглядывая здание из красного кирпича, Кирнан чувствовал все возрастающее отчаяние. А что, если она дала ему ложный адрес?

Но с какой стати? Она же не знала, кто он и что ему от нее надо. Девушка, отвечавшая по телефону, приняла его за очередного клиента.

Тогда прекрати волноваться — и давай вперед!

На улице мальчишки гоняли в футбол, громко кричали и швыряли мяч через дорогу, не обращая внимания на проезжающие машины. Если какой-нибудь шофер подавал гудок, на него обрушивался поток брани. Одна машина притормозила: мячом ей чуть не угодили в ветровое стекло, и водитель сердито жестикулировал. Мальчишки отбежали от машины с криками, один из них смачно сплюнул на багажник отъезжавшей машины.

Кирнан взглянул на дом и увидел, что два окна заколочены досками. Остальные кое-как занавешены, чтобы не проникал свет, или были настолько грязными, что стекла казались матовыми. Молодой ирландец шел мимо окон нижнего этажа, заглядывая внутрь. Похоже, тут вообще никто не живет. Снова у него в голове появилась мысль, что это ложный адрес, и он не мог от нее отделаться. Ржавые железные перила огораживали узкую каменную лестницу, ведущую в подвал.

Кирнан толкнул входную дверь, открывшуюся со скрипом, и стал спускаться. Он шел полутемным коридором, вглядываясь в номера на дверях. Цифры приближались к той, что была в адресе, который ему дали два дня назад.

Дрожащей рукой Винс Кирнан нажал на звонок квартиры 35А на Марджери-стрит.

Глава 57

Он нажимал на звонок снова и снова.

Никто не появлялся.

Он проглотил застрявший в горле комок, и его охватило отчаяние.

А что, если ее здесь нет?

А что, если здесь вообще никого нет?

Он подтянулся на руках к вставленному над дверью стеклу, пытаясь разглядеть, что там внутри.

Но это было невозможно из-за грязного стекла и темноты за дверью. Он снова и снова давил на звонок, задыхаясь в гнилой духоте подвала. Два мусорных ящика между дверью и лестницей были полны до краев. Кирнан брезгливо поморщился. С улицы доносились крики мальчишек, игравших в футбол, прерываемые раздраженными гудками машин.

Он оставил затею со звонком и стал стучать в дверь.

Никто не отвечал.

Кирнан раздраженно колотил то руками, то ногами.

— Черт, — прошипел он, когда дверь вдруг сама со скрипом приоткрылась на проржавевших, давно не видевших смазки петлях.

Влажный, затхлый запах вырвался из двери. Кирнан, не обращая внимания на него, просунул голову внутрь, вглядываясь в темноту. Потом он вошел, и глаза его стали постепенно привыкать к темноте.

Из прихожей вели в комнаты три двери. На полу лежал потрепанный коврик, желтая краска на стенах потрескалась. Все три двери были взломаны.

Здесь было все-таки прохладней. Хоть какое-то облегчение от жары. Он вытер лицо платком и направился к первой двери.

Толкнув ее, он очутился в маленькой спальне. Пахло сыростью, темная плесень ползла по стенам. Его воображению представились фантастические грибы, растущие на потрескавшихся плинтусах. Он продолжал осматриваться. Кровать застелена. Простыни грязны до отвращения. Единственный источник света — голая лампочка, свисавшая с середины потолка. Он был удивлен, когда она зажглась, стоило ему лишь щелкнуть выключателем.

Кроме кровати, тут были туалетный столик и небольшой шкаф. Зеркало с туалетного столика снято, двери шкафчика открыты настежь. Пепельница на краю столика наполнена окурками. На них виднелись следы помады. Он подумал, что комната не так уж заброшена, как показалось вначале. Кто-то недавно тут жил. «Вероятно, бездомные», — подумал Кирнан. Он вернулся в прихожую, все больше убеждаясь, что его обманули. Джо здесь не живет. Ни Джо, ни кто-либо другой.

Он с силой толкнул другую дверь, она распахнулась и ударилась о стену.

Эта комната была еще меньше — не повернуться. Какая-то коробка с серыми, унылыми стенами. Кирнан щелкнул выключателем, но на этот раз лампочка не зажглась. Ее просто не было.

Он прислонился к стене, почувствовав холодок рубашки, мокрой от пота. Он закрыл глаза и тяжело вздохнул, охваченный жутким разочарованием и злостью.

Где же Джо, черт побери?

У него был адрес. Адрес, который она сама ему дала.

Что же происходит?

Он все еще был поглощен своими мыслями, когда раздался звонок.

Глава 58

Когда позвонили во второй раз, Кирнан насторожился и решил перейти в первую комнату.

Он прислонился к стене за дверью и ждал.

Звонок не унимался. Кто-то долго держал палец на кнопке. Резкий звук терзал уши. Кирнан стиснул зубы, напряженно ожидая, что же будет дальше. Наконец кнопку звонка отпустили. Он услышал скрип открывающейся двери и чьи-то осторожные шаги в прихожей.

Шаги приближались.

Может быть, он ошибся и здесь все-таки кто-то живет?

Может быть, это Джо?

Его сердце сильно забилось.

Шаги слышались все ближе. Он знал, что его не видно за дверью, но еще сильнее прижался к стене, стараясь с ней слиться.

Кто-то стоял за дверью.

Чье-то прерывистое дыхание в тяжелой, густой тишине.

Кирнан старался не дышать.

Дверь приоткрылась, и кто-то вошел.

Он весь съежился, увидев ее.

Эту худощавую фигуру, эти длинные обесцвеченные волосы.

Это не могло быть...

— Джо! — воскликнул он, сделав шаг навстречу.

Девушка обернулась с широко раскрытыми от удивления глазами. Увидев его, она отпрянула и чуть не упала, зацепившись каблуком о край коврика.

— Кто ты, черт побери? — спросила Стиви Коллинз, подозрительно глядя на него.

Кирнан нахмурился.

— То же самое я бы спросил у тебя, — ответил он. — Что ты здесь делаешь?

— Ищу одного человека.

— Кого?

Он шагнул к ней, и она испуганно попятилась. А чего еще он должен был от нее ожидать? Волосы у него всклокочены, глаза дико сверкают. И он небрит.

— Кого ты ищешь? — повторил он.

— Ты полицейский? — В ее голосе послышалась нота презрения.

— Может, и так, — сказал он. — Какая тебе разница?

Она подняла руку, чтобы убрать волосы с лица, и Кирнан увидел темные пятна и синяки на сгибе локтя. Следы уколов.

— Наркоманка проклятая, — сказал он.

На секунду их взгляды встретились.

— Ну так ты полицейский или нет?

Кирнан покачал головой.

— Ты ищешь Рея? — спросила она. — Я тебя раньше здесь не видела.

— Кто это Рей?

— Парень, который живет здесь. Или жил.

— А кто еще здесь жил? — спросил он.

— Сначала скажи мне, кто ты, — потребовала она.

— Меня зовут Кирнан. Винс Кирнан.

— Ты ирландец?

— Ты догадлива, — сказал он с сарказмом.

— Да пошел ты...

— А ты зачем сюда пришла? Это место выглядит заброшенным. Здесь пусто.

— Два дня назад здесь было не так.

— А что случилось?

— Полиция проводила рейд в доме неподалеку. Они иногда проделывают это, чтобы показать, какие они старательные. — В ее голосе звучало презрение. — Рей решил, что будет безопаснее всем переехать отсюда.

— Переехать куда?

— Вот этого я и не знаю. Если б знала, я бы не пришла сюда искать Рея.

— Кто этот Рей, который у тебя не сходит с языка? Как его полное имя?

— Рей Хауэллс. Он мой друг.

Кирнан покачал головой и усмехнулся:

— Твой сутенер?

— Почему я должна тебе что-то рассказывать?

Кирнан резко подошел к ней, схватил за левую руку и повернул лицом к себе, чтобы она увидела гнев в его глазах и поняла, что он ирландец.

— Потому что, если ты не скажешь, я переломаю тебе кости, — прорычал он, хватая ее за другую руку и выворачивая так, что стали видны все бесчисленные следы от уколов. Вены казались под ее бледной кожей черными.

— Пусти меня! — закричала она.

— Говори, кто такой Рей Хауэллс? Ну!

— Я же сказала тебе, ирландский ублюдок, он мой друг.

Она пыталась вырваться, но Кирнан не отпускал ее. Потом он швырнул ее в угол, она упала, и он наклонился над ней.

— Отойди от меня, — визжала Стиви..

— Она тоже была твоим другом? — спросил Кирнан, достав из кармана проездной билет Джо. — Ты когда-нибудь видела эту девушку?

Стиви посмотрела на фотографию, потом на Кирнана.

— Смотри лучше!

Она посмотрела еще раз.

— Я ее видела, — сказала она, несколько успокоившись. — Она тоже жила здесь.

— Знаешь ее имя?

— Не помню...

Он оборвал ее:

— Постарайся вспомнить!

— Послушай, я же сказала тебе, что я ее знаю, так? Я просто не помню ее имени. Она жила здесь с Реем и двумя девушками. Я тоже некоторое время жила здесь. Я знала ее довольно хорошо.

— Если ты водишь меня за нос, я сломаю тебе шею, — процедил он сквозь зубы.

— Я говорю правду, ты, ублюдок, — бросила она. — Ее звали Джо. — Она ткнула указательным пальцем в фотографию. Ноготь у нее был сломан под корень. — Джо. Ведь так?

Кирнан с трудом проглотил застрявший в горле комок.

— Так? — допытывалась она.

Он кивнул и медленно отошел от нее.

— Почему это для тебя так важно, а? — Стиви поднялась с пола.

Кирнан посмотрел на фотографию в проездном билете. Улыбающаяся семнадцатилетняя девушка. Он еле выдавил хриплым шепотом:

— Она моя сестра.

Наступила долгая пауза.

— Когда ты видела ее в последний раз? — прервал наконец молчание Кирнан.

Стиви, передернула плечами.

— Я уже говорила. Два дня назад она жила здесь с Реем и двумя девушками. — Она взяла у него проездной и еще раз внимательно посмотрела на фотографию. — Да, это Джо. У нас иногда были одни и те же клиенты.

— Она работала на Хауэллса?

— Как и я. Как многие другие. И не только девушки. У него есть и парни. — Она вздохнула. — Хотелось бы мне знать, где он сейчас. Он кое-что должен был сделать для меня. Я заплатила ему вперед.

— Джо может быть с ним?

— Наверное.

— Куда он мог пойти?

— В Лондоне десятки мест, куда он может пойти. Он появится, когда все утихнет. Полиция устраивает свои налеты, чтобы про них не говорили, будто они ничего не делают. Все вернется на свои места через день-другой. И твоя сестра тоже.

— Ты хорошо ее знаешь?

— Мы были подругами. Мне она нравилась.

— Она тоже этим занималась? Я имею в виду наркотики, — спросил он раздраженно.

— Все этим занимаются, — равнодушно ответила она. — Это не героин, это полегче. Только так можно выжить в этой жизни.

— И достает вам это Хауэллс? — спросил Кирнан.

— Он может достать все что угодно. Я видела, как он достает лед. Он может добыть то, что никто другой не смог бы. Таблетки, от которых станешь идиотом, морфий, таблетки доктора Годфри, Спейс бейз. Даже «Чайна Уайт».

— Какой превосходный друг! — язвительно заметил Кирнан. Они снова замолчали. На этот раз тишину нарушила Стиви.

— Мы вместе сделали фильм, я и Джо. Мы с ней и несколько парней, — сказала она. — Рей все устроил.

— Фильм? — с недоумением переспросил Кирнан.

— Рей сказал, что он знает людей, которым нужны девушки для видеофильмов. Порнофильмов, понимаешь? Мы сделали примерно четыре фильма. Они нам неплохо заплатили.

— Когда это было?

— Недель пять назад или больше.

— Джо снималась в порнофильмах? — спросил он, боясь услышать ответ.

— Ей нужны были деньги, как и мне. Это лучше, чем возиться с каким-нибудь старым ублюдком на Кингс-Кросс за пять баксов. К тому же один из парней был ничего. — Она хихикнула.

— Черт, — промычал Кирнан, откинув назад голову. Вдруг он увидел, что дверь открывается.

Он обернулся, не понимая, что происходит, и увидел какого-то человека, державшего в руке револьвер.

Стиви тоже увидела вошедшего, но она, как и Кирнан, смотрела не на его лицо, а на револьвер.

Дуло было направлено на них.

Глава 59

Стиви хотела закричать, но только молча попятилась назад. Глаза ее были прикованы к пистолету.

Кирнан стоял не шевелясь и глядел то на пистолет 357-го калибра, то в глаза этому человеку.

Ник Райан кашлянул и сморщился от боли в груди, но револьвер держал крепко — палец на курке, всегда готовый послать пулю.

— Кто ты? — тихо спросила Стиви.

— Любопытный прохожий, — ответил Райан. Его лицо не выражало никаких эмоций. — Кажется, у нас с вами общие интересы. — Он посмотрел на Кирнана: — Реймонд Хауэллс. Я тоже его ищу.

— Откуда вы знаете, что я его разыскиваю? — спросил Кирнан, нервно поглядывая на револьвер.

— Я много чего знаю, — заметил Райан. — Я стоял в прихожей и слышал ваш разговор.

— Как ты сюда попал? — спросила Стиви.

— Так же, как и вы. Через переднюю дверь. Отойди-ка назад, — приказал он Кирнану.

Кирнан отошел.

— Что здесь происходит, черт побери? — спросил он.

— Это и я надеюсь узнать, — произнес Райан. — Наркотики, порнофильмы, проституция. Этот парень берется за все, не так ли? И еще за чужих сестер.

Кирнана обозлил этот развязный тип.

— Что вы знаете о моей сестре? — разъяренно выкрикнул он.

— Только то, что подслушал, — сказал Райан, улыбаясь с издевкой. — Может быть, ты хочешь рассказать мне что-нибудь еще?

— С какой стати?

— Только потому, что я держу тебя под прицелом. Какой еще стимул тебе нужен? — бросил Райан.

— Я ищу ее вот уже пять месяцев, — буркнул Кирнан. — Она убежала из дому.

— А где ваш дом? — поинтересовался Райан.

— В Ирландии.

— Ты меня удивляешь, — язвительно заметил детектив. — Я бы поставил деньги на Йоркшир.

— Кого вы тут разыгрываете? — огрызнулся Кирнан.

— Если ты не заткнешься, я прострелю тебе голову. — Детектив посмотрел на Стиви. — А какова твоя легенда?

— Ты же подслушивал у двери. Неужели не разобрался? — ответила она с вызовом.

Райан хмыкнул.

— Я слышал, что бывают проститутки с чувствами. А ты что такое? Проститутка, караулящая западню? Говори, кто ты и что тут делаешь?

— Меня зовут Стиви Коллинз, — сказала она. — Я ищу Рея Хауэллса. Он...

Райан оборвал ее:

— Он продал тебе наркотики и удрал с деньгами или, вернее, он обещал тебе наркотики и смылся с деньгами, так?

— Точно, — сказала она, усмехаясь.

— Винс Кирнан и Стиви Коллинз, — произнес Райан, посмотрев сначала на него, потом на нее.

— Вы знаете наши имена? — Кирнан был потрясен. — Да кто же вы, черт возьми?

— Райан. Частный детектив.

— А я тогда папа римский, — фыркнул Кирнан.

Райан вынул из кармана визитную карточку и бросил ее Кирнану:

— Читайте, ваше святейшество.

Ирландец поймал карточку, внимательно рассмотрел ее, пожал плечами и как бы заново оглядел детектива и его револьвер.

— Доволен? — спросил Райан.

— Ты так и не сказал, зачем тебе нужен Рей, — напомнила Стиви.

— По делу, — солгал Райан. — У него есть интересующий меня товар. Но в отсутствие Рея мне можете помочь вы. — Он взглянул на Кирнана. — Вы оба.

Райан отошел от двери, по-прежнему держа обоих под прицелом.

— Шевелитесь, — сказал он. — Пойдемте со мной.

— Это еще зачем? — возмутился Кирнан.

Райан направил оружие на колено ирландца.

— Потому что так оно лучше, чем потом учиться ходить с палкой, — прохрипел он. — Пошли.

— Куда мы идем? — спросила Стиви, направляясь к двери.

— Но вы же не хотите, чтобы я заранее все рассказал и испортил сюрприз, правда? — ответил Райан, подталкивая Кирнана к выходу.

Ирландец обернулся и сжал кулаки.

Райан приставил револьвер к его затылку и негромко сказал:

— Не советую.

Кирнан вышел вслед за Стиви, и они двинулись по коридору к лестнице, ведущей из подвала на улицу.

— Кирнан, — позвал Райан, когда они уже поднимались вверх по ступенькам, — возьми. — Он швырнул ему ключи от машины, припаркованной у обочины. — Ты поведешь. Ты же водишь машину?

Кирнан поймал ключи и кивнул.

— А если я откажусь? — спросил он.

— Я тебя убью; — спокойно ответил Райан. И, глядя на Стиви, добавил: — Это и тебя касается. Если кто-то из вас сделает попытку меня провести, я снесу ваши головы. А теперь — давайте в машину. Я скажу, куда ехать.

— Но я хочу знать, куда мы едем, — возмутилась Стиви.

— Замолчи и полезай в машину, — прикрикнул Райан. — Я хочу, чтобы вы оба кое-что посмотрели.

Глава 60

— Боже мой!

Возглас отвращения повис в напряженной атмосфере, воцарившейся в офисе Райана.

Частный детектив сидел за своим столом со стаканом в одной руке и сигаретой в другой. Он сел так, чтобы не видеть экран телевизора.

Кирнан и Стиви сидели на кожаном диване у окна и смотрели на экран. Стиви происходящее там почти не трогало. Лицо Кирнана было искажено гримасой.

Неужели Джо была связана с этим?

Райан допил водку и налил себе еще. Он не мог заставить себя посмотреть на экран, не мог заставить себя вновь смотреть на то, что сделали с его дочерью. Даже мысль об этом доставляла ему боль. Он зажмурился и схватился за грудь. Он проглотил две таблетки, запив их водкой, и откинулся на стуле с закрытыми глазами, ясно представляя, что творится на экране.

С тех пор как они пришли в его офис двадцать минут назад, револьвер находился в кобуре. Кирнан и Стиви продолжали его побаиваться даже после того, как он убрал револьвер, и это было ему на руку. Он хотел, чтобы они его побаивались и не знали, что он предпримет дальше. Они были нужны ему как союзники, и страх мог сыграть здесь не последнюю роль.

Пленка закончилась. Он взял пульт, чтобы выключить видеомагнитофон.

— Где вы, черт побери, это взяли? — спросил Кирнан, бледный как полотно.

Райан игнорировал этот вопрос.

— Такие фильмы вы тоже делали? — спросил он Стиви.

Она сидела не шевелясь, уставившись на пустой экран. Еле заметно она покачала головой.

— У нас были только парни и девушки, — тихо сказала она.

— Девушки всегда одни и те же? — спросил Райан.

— Нет. Рей использовал и новых. Если они его просили...

— Кто «они»? — допытывался Райан. — Девушки?

— Люди, на которых он работает. Мы их никогда не видели. Мы только снимались в фильмах.

— Ты и моя сестра? — вмешался в разговор Кирнан.

Она кивнула.

— Но наши фильмы были не такие, — все еще глядя на пустой экран, сказала она. — Нам хорошо платили.

— И бьюсь об заклад, Хауэллс забирал львиную долю себе, не так ли? — спросил Райан.

Она кивнула.

— Он заботился о нас, давал нам жилье. Это было справедливо, — сказала она.

— И он добывал вам наркотики, — уточнил Райан.

— Моя сестра тоже принимала наркотики? — вмешался Кирнан.

— Я уже говорила, все принимают. Все. Надо же как-то выжить. Джо и я, мы были невменяемыми, когда делали фильм. Если пять парней пытаются по очереди запихнуть свой член тебе в рот, лучше быть в таком состоянии.

— Вы хорошо знали других девушек, которые снимались в этих фильмах? — спросил Райан. — Вы же не одни были с Джо, да?

Она медленно покачала головой, и Райан увидел, что глаза у нее мокрые и по щекам катятся слезы.

— Рей сказал, что мы его девушки, — говорила она, тоскливо улыбаясь. — Он сказал, что мы замечательно выглядим на экране.

Кирнан сжал кулаки.

— Он сказал, что мы очень красивые, — продолжала Стиви, и слезы текли по ее щекам.

— Где он брал других девушек? — спросил Райан.

— На улице, — ответила она. — Где придется.

Кирнан наблюдал за частным детективом, за тем, как тот беседует со Стиви, чего-то добиваясь. Но чего?

— Ты узнаешь девушку в этом фильме? — спросил детектив дрогнувшим голосом.

— Она слишком молоденькая. Я не видела таких ни в одном фильме. Ей не больше двенадцати-тринадцати лет. — Стиви всхлипнула.

Да. Очень молодая.

— Я ее не знаю, — продолжала Стиви. — Я только ребенка...

Райан вскинул удивленный взгляд.

— Почему? — Он не понял, о чем это она.

— Потому что ребенок мой...

Глава 61

Мужчины молчали, как бы не веря жуткой правде Стиви. Кирнан первым нарушил тишину.

— Ты продала своего ребенка? — в ужасе спросил он. — Продала для использования в таком фильме?

— А что мне оставалось делать, черт побери! — огрызнулась она, вытирая слезы. — У меня не было денег. Я не могла ухаживать за ребенком. Мне нужны были деньги...

— На наркотики, — сказал Кирнан.

— Да, на наркотики. Мне это было необходимо. Понятно? — бросила она со злостью.

— Итак, ты продала своего собственного ребенка, чтобы заплатить за ту дрянь, которую вколешь в руку? — продолжал он с усмешкой.

— Не читай мне морали. Вы все одинаковые. Сидите в своих удобных домах, живете сытно и без проблем и свысока смотрите на таких, как я.

— А что прикажешь нам делать? Выражать тебе сочувствие?

— Я не нуждаюсь в твоем сочувствии, — процедила она сквозь зубы. — Ты не испытал, что такое жить на улице. Когда тебе некуда пойти, кроме пустого дома. Когда никому до тебя нет дела. Когда невозможно заработать на жизнь. И никакого будущего!..

— Ты спустила свое будущее в унитаз, когда начала принимать эту дрянь, — сказал Кирнан.

— А твоя сестра? Почему она начала принимать наркотики, как ты думаешь? Почему она убежала из дома?

— Ты не знаешь, почему она сбежала, — сказал Кирнан.

— Я жила с ней, не забывай. Я разговаривала с ней. — Она горько улыбнулась. — Ты хочешь ее найти. А что ты будешь делать, когда найдешь? Вернешь в любящую семью? Почему ты так уверен, что она пойдет с тобой?

Кирнан молчал.

— Кому ты продала ребенка? — мягко спросил Райан.

— Двум парням. Я забыла, как их зовут, — ответила она.

— Попытайся вспомнить, — попросил он, не отрывая от нее взгляда.

— Я не могу, — заявила она.

— Кто это устроил?

— Рей. Он узнал, что я беременна, и взбесился. Он избил меня. — Она передернула плечами. — Я, конечно, виновата — забыла выпить таблетку.

— Я думал, с такими, как ты, клиенты пользуются презервативами, — заметил Райан.

— Это был ребенок не от клиента. Он был от Рея, — сказала она. — Он предупредил, что я не смогу оставаться с ним, если беременна. Я не смогу нормально работать. Не заработаю ничего. Все, что я могла делать после седьмого месяца, так это сосать члены и делать кое-что руками. Это не приносило хороших денег.

— А чья это была идея — продать ребенка, когда он родится? — спросил Райан.

— Рей сказал, что знает людей, которым нужен ребенок для фильма. Он проворачивал с ними дела и раньше. А мне были нужны деньги на наркотики. — Она со злостью потерла руку, как бы пытаясь уничтожить следы от уколов.

— Итак, Хауэллс устроил продажу ребенка этим парням? — продолжал Райан.

Она кивнула.

— Тысяча баксов. — добавила она.

— Как их звали? — допытывался детектив.

— Я же сказала — не помню.

— Подумай, — настаивал Райан, затягиваясь сигаретой. Она вытирала глаза.

— Клейтон или что-то в этом роде, — бормотала она. — Клейтон и Невилл. — Она оживилась. — Да, один из них был Невилл. Дон Невилл. — Она была довольна, что вспомнила.

— Дон Невилл, — повторил себе под нос Райан, записывая имя на клочке бумаги. — Итак, Рей Хауэллс поставлял детей Невиллу, а Невилл делал фильмы, верно?

Она кивнула.

— Тогда мне нужно найти обоих — Невилла и Хауэллса, — размышлял вслух детектив. — Мне нужна твоя помощь, Стиви. Ты одна знаешь, как они выглядят. Помоги мне найти их.

— Да ты с ума сошел! — воскликнула она. — Они убьют меня, если узнают, что я их заложила!

— Я не собираюсь их закладывать. Мне просто нужно их найти. Меня наняли, чтобы проследить за девушкой, которая снималась в этом фильме. — Он тяжело проглотил слюну.

Мою дочь.

— Единственный путь сделать это, — продолжал он, — отыскать Невилла и Хауэллса. И самый быстрый путь — отыскать их с твоей помощью.

— Нет, — сказала она. — Они убьют меня.

— Тогда выбирай. Или ты рискуешь быть убитой Невиллом и Хауэллсом, помогая мне, или я сам сделаю это за них. И я вот что тебе скажу: я их найду, и поможешь мне в этом ты. Если нет, я такое с тобой сделаю, чего этот подонок Хауэллс не смог бы и придумать. — Он не сводил с нее холодного взгляда. — Я тебе хорошо заплачу.

— Сколько?

— Двести, когда найду Хауэллса, — сказал он.

— Триста. Половину сейчас, — потребовала она.

— Ты не в том положении, чтобы ставить условия, Стиви. Хорошо, триста, но только после того, как я найду Хауэллса. Договорились, а?

— Ладно, — сказала она.

— Я тоже буду помогать, — вмешался Кирнан.

— Твоя помощь мне не нужна, — отрезал Райан.

— Вам пригодится любая помощь, особенно если вам приходится полагаться на проститутку-наркоманку, чтобы найти этого подонка, — сказал Кирнан.

— Отвяжись ты, сукин сын... — вспылила она.

— Заткнись, — бросил ей Кирнан и вновь обратился к Райану: — Здесь замешана моя сестра. Я слишком долго ее искал, чтобы теперь сдаться. Если я помогу вам найти Хауэллса, у меня будет шанс найти сестру.

Райан сидел, сложив ладони и откинувшись на спинку стула с пустым выражением на лице.

— Я буду ее искать, мистер Райан, — говорил ирландец. — Мы могли бы взяться за дело вместе. Кроме того, остановить вы меня не сможете, если только не застрелите.

Райан наклонил голову.

— Ладно, — сказал он. — Принимается. Но если ты хоть раз вылезешь без моего разрешения... я пристрелю тебя.

Глава 62

— Сколько раз я должен повторять? Мы не можем об этом сказать никому.

Джозеф Финли ерзал на стуле, растирая виски указательными пальцами.

— Если пресса пронюхает об этом, они от нас не отстанут. Я не могу допустить такой огласки, Ким. Ты должна это понять. Последние два дня я ношусь в поисках денег, и уже это вызывает недоумение в банках.

— Все, что я понимаю, так это то, что моя дочь похищена, — с горечью сказала Ким. — Ее, может быть, уже нет в живых.

— И ты думаешь, что газетная шумиха вернет ее? Мне уже было сказано, что никто ничего не должен знать, особенно полиция. Ты что, хочешь, чтобы ее убили? Потому что именно это они и сделают.

— Но как же нам быть? Сидеть и ждать, пока кто-то не придет и не скажет нам, что нашли ее тело? — взорвалась Ким.

— Райан найдет ее. Доверься ему. В конце концов, он был твоим мужем. Я думал, ты веришь в него, — сказал Финли. — Он считается хорошим профессионалом. Он ее найдет.

— Когда истекает срок выкупа? — спросила Ким.

— Никакого срока нет. Они сказали, что снова позвонят и сообщат, что я должен делать.

Финли скрестил руки на животе.

От Невилла не было никаких известий вот уже сутки.

Что задумал этот ублюдок?

И от Райана тоже никаких известий.

Он встал и подошел к бару, налил себе виски и выпил залпом. Он налил чуть-чуть в другой бокал, добавил содовой и протянул Ким. Она покачала головой и поставила бокал рядом с собой на столик.

— Мы не можем спрятаться навсегда, Джо, — тихо сказала, она. — Люди начнут спрашивать, где Келли.

— Какие люди? — раздраженно спросил он.

— Люди, которые живут вокруг нас. В ее школе. Ее друзья.

— Ее нет только два дня. И сейчас школьные каникулы. Если кто-нибудь спросит, скажи, что она у родственников, — посоветовал он.

— Только и всего, — заметила Ким язвительно.

— А что ты хочешь от меня услышать? — обиделся он. — Я же тебе говорил: мы никому не можем ничего сказать. Для блага Келли.

— И для твоего.

— Что это значит?

— Ты сказал, что не можешь допустить такой огласки. Ты не можешь позволить этого. Но чья жизнь в опасности, Джо? Твоя или Келли? Как это может тебе повредить?

— Это повредит моей репутации, моему положению в обществе. Я не хочу, чтобы мою жизнь расписывали и обсуждали на газетных полосах. Ты можешь себе представить, как это отразится на моем бизнесе?

— Только это и имеет для тебя значение, не так ли? Твой бизнес. Если бы это не сулило тебе некоторого неудобства, ты вообще бы наплевал на Келли.

— Это неправда, Ким, и ты это знаешь.

— Не уверена. Мне казалось, что я знаю, но теперь сомневаюсь.

— Что ты имеешь в виду?

— Она моя дочь, Джо. Я хочу ее вернуть.

— Она и моя дочь тоже, — произнес он не очень убедительно.

— Ты хочешь вернуть ее по другим причинам. Ты хочешь вернуть ее, чтобы газеты не вмешивались в твои дела. Но в любом случае, почему ты должен что-то скрывать от них, Джо? Что у тебя за секреты? — Она смотрела на него осуждающе и заметила на его лице оттенок беспокойства.

Не может же знать она о его делах с Невиллом.

— Нет никаких секретов, — сказал он.

— А когда все закончится и мы все-таки вернем ее, помоги нам, Господи, что тогда? Что будет, когда Ник ее найдет? Ты думаешь, это все можно скрыть? А что ты скажешь Келли? «Я знаю, что тебя похитили, но будет лучше, если ты будешь об этом молчать»? — В голосе Ким звучала злость и что-то еще, похожее на презрение. — Ты думаешь, она спокойно переживет это? Только Бог знает, как это все на ней отразится. Мы же не знаем, что эти ублюдки делают с ней.

Я бы мог тебе рассказать, думал Финли, стиснув зубы.

— Такое происшествие не может остаться незамеченным, как бы ты этого ни хотел, Джо.

— Вероятно, тебе следует сначала думать о том, как нам ее вернуть, а уж затем решать психологические проблемы, которые встанут перед ней, — сказал Финли с нотой сарказма в голосе. — Сейчас все зависит от Райана, поэтому лучше надейся, что он настолько хорош в своем деле, насколько сам себя таковым считает.

Она с возмущением взглянула на него.

Или с ненавистью?

Образ ее прежнего мужа промелькнул у нее в голове. Мысли переметнулись к нему, к той ужасной правде, которую он сообщил ей, к его болезни. К его смерти.

Шесть месяцев.

Она содрогнулась.

Ее дочь и ее бывший муж.

Она будет жить, а они оба будут мертвы.

И она не может знать, кто из них первый.

Ким посмотрела на каминную доску, и с фотографии ей улыбалась Келли.

Глава 63

Ребенок был мертв вот уже двадцать четыре часа. Тельце окостенело, пальчики на руках и ногах застыли, кое-где на коже появились темные пятна. Плоть выглядела иссушенной и бескровной. Глаза были закрыты, как во сне, но одно веко приоткрыто, и виднелся безжизненный глаз.

Дон Невилл равнодушно взглянул на мертвое тельце.

— Нам надо избавиться от него, — предложил Эдвард Катон. — В такую жару от него скоро начнет вонять. — Он смахнул пот и вытер руку о джинсы.

— Нам этим заняться? — спросил Невилл, обращаясь к третьему человеку в комнате. — Или вы сами?

Тот кивнул.

— Значит, вы сами? — уточнил Катон.

Тот кивнул.

Невилл и Катон переглянулись.

— В этот раз можно использовать Темзу, — хихикнул Катон и, посмотрев опять на мертвого младенца, сморщил нос.

Он подошел к окну и распахнул его, впуская вонючую гарь с Карнеби-стрит.

Это было все-таки лучше, чем запах разлагающейся человеческой плоти.

Квартира находилась над большим магазином, в котором когда-то продавались военные принадлежности. В здании было два входа — парадный с Карнеби-стрит и черный с Гантон-стрит. Именно через черный ход и вошли сюда час назад Невилл, Катон и третий.

Квартира состояла из четырех маленьких комнат: гостиной, кухни, ванной и спальни. В этой бывшей спальне все еще оставалась кровать с матрацем. В гостиной стояли два деревянных стула и стол. Окна были забиты, однако несколько досок пришлось отломать, чтобы в это заброшенное помещение проникал свет. На кухне раковина треснула и почернела. От нее пахло кошачьей мочой и сыростью. На стене висел календарь трехлетней давности с выцветшими и загнувшимися листами. Жара в комнате была почти невыносимой, но ничуть не стало легче, когда Катон приоткрыл окно, с которого содрали несколько досок. Стекло было таким грязным, что можно было не бояться случайного любопытного взгляда.

Лучи заходящего солнца отражались от окон магазина, роняя на тротуар красные полосы. На Карнеби-стрит было пусто. Разошлись покупатели, туристы и зеваки, толпившиеся здесь на протяжении всего делового дня.

Выглянув из окна, Катон увидел только двух смеющихся парней.

— Надо убрать его отсюда как можно скорее, — сказал Невилл, — а то кто-нибудь почует запах.

— Да кто сюда придет? — возразил Катон. — И как они сюда войдут?

— Так же, как и мы, — взломают дверь, — сказал Невилл. Он наблюдал, как паук, ползший по полу, забрался на закостеневшую руку. Катон хотел раздавить его.

— Не трогай, — остановил его Невилл. — Убивать паука — плохая примета.

Катон нахмурился.

Невилл направился в спальню. Двое других последовали за ним. Он остановился у матраца.

— Мы избавимся от тела, а потом опять позвоним Финли, — сказал он.

— И долго ты позволишь ему тянуть с деньгами? — поинтересовался Катон.

— Сорок восемь часов — крайний срок, — сказал Невилл. Он опустился на колено около матраца и достал из кармана джинсов какой-то продолговатый предмет. Он нажал кнопку, раздался свистящий звук, и блеснуло стальное лезвие ножа. Он угрожающе помахивал им. На матраце, привязанная к нему толстой веревкой, лежала Келли. Рот ее был заклеен, простыни чуть прикрывали наготу. Глаза ее покраснели и опухли от слез.

— Твоему старику лучше заплатить, — сказал Невилл, касаясь острием ножа ее щеки, — иначе он получит по почте другую пленку. В этот раз он увидит, что мы сделаем с тобой этим ножичком.

Келли пыталась отвернуться, но Невилл крепко держал ее за подбородок.

Катон улыбался.

Третий смотрел на все это равнодушно.

Глава 64

— Здесь, — сказала Стиви Коллинз, указывая на большое здание из красного кирпича на Оссалтон-стрит. — Вот эта гостиница.

Райан затянулся сигаретой, внимательно вглядываясь в здание, на которое указала Стиви.

Трехэтажное, в викторианском стиле, оно было недавно выкрашено и покрыто новой крышей, но выглядело грязным и запущенным.

— Как долго ты здесь была? — спросил Райан.

— Три месяца. Только на такой срок нам разрешают здесь оставаться. Три месяца — и выматывайся, — объяснила она.

— И сколько людей здесь содержится? — поинтересовался Райан.

— Обычно шестьдесят-семьдесят. Ну, чуть больше. Все мы были примерно одного возраста, от пятнадцати до двадцати пяти.

— И здесь ты встретила Джо? — спросил Кирнан. Стиви кивнула.

Райан задумчиво потер подбородок, не отрывая взгляда от здания. Он видел, как оттуда вышли трое юношей. Они побрели по Истон-роуд. Двое нырнули в маленькое кафе на углу, третий пошел дальше. Он еще немного подождал, потом полез в бардачок «сапфира», достал свой фотоаппарат и сделал несколько снимков гостиницы.

— Кто ею управляет? — спросил Райан. — С кем я могу поговорить?

— Кажется, ее зовут Эмма. Да, Эмма Пауэлл, — сказала Стиви. Она была довольна, что вспомнила.

— Что вы собираетесь делать? — поинтересовался Кирнан.

— Я собираюсь поговорить с этой мисс Пауэлл. — Он посмотрел на Стиви. — Может быть, она видела здесь Хауэллса.

— Он часто ошивался возле гостиницы, но не думаю, чтобы она его знала, — сказала Стиви.

— Что ты имеешь в виду — ошивался? — спросил Райан.

— Этот тип подкарауливал девчонок и парней, которые выходят из гостиницы, а деваться им некуда. Он знал, что у них нет ни денег, ни друзей. И, как правило, заговаривал с ними, обещал найти жилье и работу.

— И вы ему верили? — возмутился Кирнан.

— И твоя сестра тоже, — прошипела Стиви сквозь зубы. — Тут мы его и встретили. Однажды мы с Джо пили кофе рядом в кафе. Рей вошел и завязал с нами разговор. Он сказал, что знает, как нам скучно в гостинице. Спросил, что мы собираемся делать, когда уйдем оттуда. Обещал помочь.

— Внимательный подонок, не так ли? — усмехнулся Кирнан.

— Ты знаешь многих девушек, которые стали работать на него? — спросил Райан.

— Он говорил, что помог многим девушкам, которые ушли из гостиницы и не жалеют об этом, — сообщила она. — Нам необходимо было на кого-нибудь опереться, куда-нибудь пристроиться.

— Найти кого-нибудь, кто добывал бы вам наркотики? — вставил Кирнан.

— Отвяжись, — огрызнулась Стиви и посмотрела на Райана: — Вели ему, чтоб он заткнулся.

— Не мешай, Кирнан, — сказал детектив, неотрывно следя за дверьми гостиницы. Туда вошли две молодые девушки.

Ирландец откинулся на заднем сиденье, глядя в боковое окошко.

— В общем, — продолжала Стиви, — когда мы с Джо решили уйти из гостиницы, мы стали разыскивать Рея. Он дал нам свой адрес.

— И сделал из вас проституток, и снимал в порнофильмах, — холодно закончил Райан, затягиваясь сигаретой.

Стиви кивнула.

— По крайней мере, мы получали деньги, — задумчиво произнесла она.

— И, естественно, большую их часть забирал он, не так ли? — заметил Райан.

— Он объяснил, что имеет на это полное право, потому что он нашел нам эту работу. Ну, вроде бы плата как агенту.

Кирнан с издевкой засмеялся:

— Этакий антрепренер, да?

— А Невилл здесь бывал? Он крутился здесь когда-нибудь? — спросил Райан.

Стиви покачала головой.

— Обычно тех, кто покидал гостиницу, подбирал Рей. Он был посредником. К тому же Невилл не имел ничего общего с бизнесом Рея.

— Продажа наркотиков и содержание группы проституток, — проговорил Райан. Он бросил недокуренную сигарету и включил двигатель.

— Что вы делаете? Вы же хотели поговорить с женщиной, которая управляет этой гостиницей! — удивился Кирнан.

— Собираюсь, но позже, — ответил Райан. — И пока я занимаюсь этим, вы двое поищите Хауэллса.

— Как, черт возьми, мы это сделаем? — спросил Кирнан.

— Стиви знает, где он крутится, — напомнил Райан, трогая машину с места. — Проверьте все места, где он может быть. Где-нибудь вы его найдете. Он объявится.

— И что мы должны делать, если найдем его? — спросил Кирнан.

— Позвонить мне. Я дам вам дальнейшие инструкции.

Проезжая мимо гостиницы, он затормозил, взглянул еще раз на здание и нажал на газ.

— Этот тип Хауэллс вполне способен поставлять детей для фильмов Невилла, — размышлял вслух Кирнан.

Райан сделал глубокий вдох, задержал воздух и медленно выдохнул.

— Я тоже так думаю, — сказал он тихо. — Где вас высадить?

Глава 65

Чарльз Торнтон сидел за столом, любуясь, как в бокале с «Перрье» поднимаются пузырьки. Бокал был очень дорогой, и Торнтон обращался с ним осторожно, крепко обхватив ножку.

Напротив него сидели Фрэнк Прайс и Джеймс Хоутон. Они тоже держали в руках бокалы, но их больше интересовали бумаги, разложенные перед ними на дипломате. Дипломат лежал на коленях у Прайса, заменяя столик, и Прайс задумчиво водил пальцем по колонкам цифр.

Хоутон, старше Прайса на два года, освободил галстук, изнывая от жары даже в этих шикарных апартаментах на Честерфильд, оборудованных кондиционером. Он был крупным мужчиной, его тело туго обтягивал темно-синий костюм.

В дальнем углу комнаты стоял Филипп Александер, сложив на груди руки и время от времени выглядывая из окна на Крейвн-Мьюз. Он видел «мерседес» Торнтона, припаркованный внизу. Шофер, Колин Моран, стоял рядом с внушительного вида автомобилем и покуривал с большим удовольствием. Александер позавидовал ему: хорошо бы тоже покурить, но Торнтон не разрешает этого делать в его присутствии. Он глотнул холодного пива и опустил бокал на подставочку.

— Фрэнк, ну, что ты скажешь? — проворчал Торнтон. — Что мы будем делать с Финли? Я дал ему почти две недели, как и обещал, и пока ничего от него не слышал. Я звонил этому ублюдку, но он даже не соизволил мне перезвонить.

— Решение за тобой, Чарли. Я только твой бухгалтер, — сказал Прайс.

— А я могу купить это? — поинтересовался Торнтон.

— Ну, с деньгами вопроса нет — не мне тебе говорить, но проблема в том, сможешь ли ты это купить, если он не хочет продавать.

— Я предлагал ему хорошие деньги за это чертово здание на Кавендиш-сквер, — процедил сквозь зубы Торнтон. — Он все равно не согласился.

— Если он не хочет сдвинуться с места, придется нам его сдвинуть, — сказал Хоутон.

— Я знаю, Джим, но это не так просто, — возразил Торнтон, делая глоток минеральной воды.

— Неужели с ним не может произойти какой-нибудь несчастный случай? — поинтересовался Александер.

Все засмеялись.

— Если он пойдет погулять и на него случайно наедет автобус, мне будет проще занять его здание. Но Финли — мощная фигура, правда, в другом плане, чем я. — Он самодовольно улыбнулся. — Единственная причина, по которой я поддерживаю с ним дружеские отношения, — это его связи.

— Да черт с ними, со связями, — сказал Хоутон. — Если он вдруг утонет, кто подумает, что это связано с тобой?

— Ты не понял, что я имею в виду, — возразил Торнтон. — Убить его — не проблема. Но он все-таки облегчал некоторые мои дела в течение последних нескольких лет, если хочешь знать.

— Найди ему подходящую замену, — посоветовал Прайс. — Купи еще какого-нибудь агента по недвижимости.

Все опять засмеялись.

— Сколько я могу заработать на этом здании, Фрэнк? — спросил Торнтон.

— Только помни, я делаю пока лишь теоретические выкладки с известным допуском, — предупредил бухгалтер. — В общем, ты можешь рассчитывать на два миллиона и более в первые восемнадцать месяцев. Без налогов.

— Налоги? Это еще что такое? — ухмыльнулся Торнтон.

Дружный гогот наполнил комнату.

— Значит, решено? С Финли? Когда его нужно убрать? — спросил Хоутон.

— Я дам ему еще пару дней, — сказал Торнтон.

— Зачем? Он так долго морочит тебе голову, — удивился Хоутон.

— Я еще раз с ним поговорю. Посмотрим, что он скажет. Если опять «нет», можете его убрать.

Торнтон поднял бокал, остальные последовали его примеру.

— Ваше здоровье.

Глава 66

Место было дожути знакомо Кирнану.

Объявления на Дин-стрит предлагали «шоу в кровати».

Он знал, что это такое. Он побывал там внутри во время своих поисков. Прежде чем начать шоу, они ждут, пока наберется шесть человек. Он сам однажды сидел там больше часа, пока люди входили и выходили, уставая от жары и угнетающей атмосферы этого места. Он сомневался, что шоу когда-нибудь будет показано. Вряд ли найдутся сразу шесть дураков, чтобы сидеть в этой дыре.

Теперь, стоя перед этим заведением, он схватил Стиви за рукав и потянул от двери.

— Что нам здесь делать? — спросил он.

— Райан велел проверить все заведения, где бывает Рей, правильно? — ответила она. — А он в приятельских отношениях с владельцем этого шоу. Он вполне может быть здесь. — Она взглянула на Кирнана и с издевкой добавила: — А ты что, стесняешься?

Он подтолкнул ее и пошел следом.

— Привет, Джек! Дики здесь? — улыбнулась она швейцару, сидевшему за маленьким прилавком с газетой в руках. Тот подозрительно посмотрел на Кирнана. На мгновение молодой ирландец подумал, что швейцар запомнил его по прошлому визиту. Но он тут же себя успокоил. Маловероятно, чтобы его узнали. А даже если и узнали, то что с того?

Стиви облокотилась о прилавок, швейцар расплылся в улыбке:

— Мы давненько тебя здесь не видели.

Он произносил слова медленно и, казалось, с усилием. У Кирнана такая речь ассоциировалась с пьяными и слабоумными. Что касается этого швейцара, Кирнан склонялся к выводу, что последнее ближе к истине.

— Можешь позвать Дики? — попросила Стиви.

— Дики здесь нет, — ответил он.

— Когда он появится? Завтра?

— Месяца через три, если не отпустят раньше за хорошее поведение.

— Черт, — пробормотала Стиви.

— Зачем он тебе нужен? — спросил швейцар.

— Хотела спросить, не видел ли он Рея. Ты же знаешь Рея Хауэллса?

— Твоего хозяина? — засмеялся он. — Нет, Рей тоже здесь не появлялся. А это кто, твой парень?

— Нет, я ее отец, — вызывающе бросил Кирнан.

— Что?! — угрожающе протянул швейцар. — Ты что тут выламываешься?

— Иди ты... — ответил Кирнан, отступая к двери. — Пошли, — сказал он Стиви, — пошли отсюда. Только теряем время.

Он вышел на тротуар, вытирая лицо платком.

Стиви сняла легкий пиджачок и накинула на плечи. На майке под мышками виднелись темные пятна пота. Увидев проходящего мимо полицейского, она спрятала руки под пиджачок.

— Боишься, что он заметит твою татуировку? — съязвил Кирнан.

— Отвяжись, — огрызнулась она.

— Куда теперь? — спросил он. — Какие другие экзотические места посещал Хауэллс?

— Есть парочка на Лейчестер-сквер, — сказала она. — Попробуем там.

— А ты не думаешь, что он вообще уехал из Лондона? — спросил Кирнан, когда они вышли на Шафтесбери-авеню.

— Нет, — заверила его Стиви. — Такое случалось и раньше. Он здесь. Затаился где-то и ждет, пока все утихнет.

— Это ты дала наркотики Джо или он? — спросил Кирнан, глядя ей прямо в глаза.

— Она сама так решила, — ответила Стиви. — Никто ее не заставлял.

— Сволочи.

Стиви пропустила эти слова мимо ушей.

— Что это было, героин? — продолжал выпытывать он.

— Я не знаю, что она употребляет, — раздраженно буркнула Стиви. — Давай пройдем здесь, — предложила она, поворачивая к Чайнатауну. — Это ее жизнь, а не моя. Тебе никогда не приходило в голову, что она довольна тем, как ей живется? Почему она сбежала? Если б она была счастлива дома, она бы не поехала сюда, ведь так? — Стиви полезла в сумку, достала сигарету и закурила. — Ты задумывался над тем, что она, может быть, и не хочет, чтобы старший братец ее спасал? Почему ты не оставишь ее в покое?

— Потому что я ее люблю, — тихо ответил он.

— Но, может быть, она тебя не любит, — язвительно сказала Стиви.

— Да что ты знаешь о любви! — взорвался Кирнан. — Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь стал разыскивать тебя.

Она ничего не ответила, дымя сигаретой и глядя поверх его плеча.

— А все-таки, почему ты убежала? — допытывался он.

— Не твое дело.

— Какая бы жизнь ни была у тебя раньше, все же она была лучше, чем сейчас.

Стиви горько рассмеялась.

— Ну нет, — сказала она дрогнувшим голосом. — Бывает жизнь куда хуже, поверь мне.

Она торопливо вытерла глаза рукой, пытаясь скрыть слезы. Косметика смазалась, на щеке осталось темное пятно.

— Черт, — пробормотала она, подходя к витрине магазина и разглядывая свое отражение. Она попыталась стереть пятно пальцем, но размазала еще больше.

Кирнан толкнул ее в плечо и протянул платок.

— Возьми, — буркнул он.

Она намочила уголок платка слюной и вытерла лицо. Затем вернула ему платок.

— Пошли, — сказала она и засеменила на своих высоких каблуках по узкой аллее к Черинг-Кросс-роуд.

— Ну? — спросил он, догоняя ее. — Что же у тебя было настолько плохо? Почему ты убежала?

— Я уже сказала, не твое дело, — огрызнулась она, злясь на себя за то, что дала волю чувствам.

— Я просто хотел помочь, — оправдывался он. — Если не хочешь говорить о прошлом...

— Не хочу, — отрезала она, давая понять, что разговор окончен, повернула направо и стремительно стала пробираться сквозь толпу на тротуаре. Кирнану пришлось сойти с проезжей части, чтобы поспеть за ней. Они поравнялись только у самого ипподрома.

Глава 67

Ник Райан вытер со лба пот и посмотрел на лежавший перед ним блокнот. На листке были написаны три имени: Эмма Пауэлл, Дон Невилл, Реймонд Хауэллс. Он обвел имена Хауэллса и Невилла и поставил вопросительный знак.

Хауэллс занимался детской порнографией. По крайней мере, так утверждал продавец в секс-магазине. Хауэллс также содержал группу проституток.

Стиви сказала, что он заманивал к себе постояльцев гостиницы на Оссалтон-стрит. Так к нему попали и она, и сестра Кирнана. Подростки из этой же гостиницы использовались в порнофильмах Невилла.

Каким же образом Келли попала в тот фильм, и кем он мог быть сделан?..

Кем?

Келли была похищена.

Почему она была похищена?

Потому что у Финли есть деньги.

Но для чего использовать ее в таком чудовищном фильме?

Никакой причины. Никакой связи.

— Черт, — разозлился он и стукнул кулаком по столу.

Никакой связи.

И все же...

Что-то не давало ему покоя. Какая-то неясная мысль застряла у него в голове, как слова песни, от которых невозможно отделаться.

Хауэллс обещал жилье тем, кто покидал гостиницу, размышлял Райан. Говорил им, что они могут на него положиться.

Когда ты в положении бездомного, то примешь помощь от кого угодно.

Бездомные.

Сбежавшие из дома.

Никому не нужные.

Стало быть, никто их не хватится.

Райан потер подбородок.

Нет семьи.

Никто не будет искать.

Никому нет дела до детей, которые скитаются по улицам Лондона или любого другого города.

Никому, кроме Реймонда Хауэллса и Дона Невилла.

Райана охватила злость.

Бездомные. Он написал это слово на краешке блокнота, постукивая другой рукой по столу.

Бездомные.

Пропавшие.

Детектив придвинул к себе телефон и набрал номер кончиком авторучки. Он смотрел на блокнот и слушал гудки.

Бездомные и живущие на улице.

На другом конце сняли трубку.

— Нью-Скотленд-Ярд, — произнес голос в трубке. — Чем могу помочь?

— Я хотел бы поговорить с констеблем Питером Трентом, — сказал Райан, продолжая смотреть на запись в блокноте.

На другом конце линии все замерло, и Райан слышал только шуршание в трубке. Потом послышался гудок другого тона. Он ждал.

Что-то не давало ему покоя.

Он ждал.

— Ну же, — бормотал он.

— Хэлло, — услышал он наконец другой голос.

— Детектива констебля Трента, пожалуйста, — сказал он.

— Кто его спрашивает?

— Скажем, просто его друг, — ответил Райан загадочно.

Последовала пауза. Райан слышал шорохи и приглушенные голоса. Взявший трубку явно прикрыл ее рукой.

Через какое-то время раздался знакомый голос:

— Детектив констебль Трент. Кто меня спрашивает?

Райан улыбнулся:

— А ты не торопишься.

— Кто это?

— Звонок из прошлого. — Райан усмехнулся.

Еще шесть месяцев, и это был бы голос из могилы. Улыбка исчезла с его лица.

— Боже праведный! — произнес Трент.

— Ты никогда не узнавал голоса, не так ли, Пит?

— Ник Райан!

— Кто же еще?

— Что тебе от меня надо? — спросил Трент.

— Твоя помощь, — ответил Райан.

— Богатый и знаменитый частный детектив просит моей помощи? — удивился Трент. — Я польщен.

— А теперь заткнись и слушай.

— Так не разговаривают с бывшим партнером. Ты становишься к старости раздражительным, — съязвил Трент.

— Сколько лет мы работали вместе? Шесть?

— Кажется, больше, — сказал Трент. — Ну и что?

— Если мы не перейдем к делу, наши воспоминания растянутся еще на шесть лет, — проговорил Райан. — Слушай внимательно. Это касается дела, над которым ты работаешь. Об убитых детях, о беглецах. Ты продвинулся хоть немного?

Трент вздохнул.

— Ты же сам знаешь, я не могу об этом говорить, Ник. А что у тебя случилось, черт возьми?

— Мне нужна некоторая информация. Наш контакт может быть полезен для нас обоих.

— Над чем ты работаешь?

— В данный момент это не важно. Важно, чтобы ты дал мне кое-какую информацию.

— Подожди минутку, — прервал Трент, — я переключу телефон на свой офис.

Райан услышал щелчок и гудок, потом трубку снова взяли.

— Я не мог говорить оттуда, — сообщил Трент.

— Вечные проблемы Нью-Скотленд-Ярда. Чертово место всегда переполнено полицейскими. Теперь слушай, Пит, насчет этого дела. Как сообщают газеты, ты не очень-то с ним продвинулся, хотя и установил, что все эти дети недавно сбежали из дома. Так?

— Для чего ты звонишь? Сказать мне, что я уже знаю? — пробурчал Трент. — Если так, то...

— Мне нужны их имена, — холодно прервал его частный детектив.

— Что? — недоуменно воскликнул Трент.

— Мне нужны имена всех шестерых убитых детей.

— Это невозможно, Ник. Я не имею права дать тебе такую информацию. Ты сам знаешь наши правила.

— Да черт с ними, с правилами!

— А что известно тебе? И каким образом ты связан с этим делом?

— Я, может, и не связан. Я и сам еще не знаю. Но мне необходимо знать имена этих шестерых. — Его голос сделался просительным. — Послушай, если я узнаю что-нибудь, ты получишь неплохую информацию, и если дело расколешь ты, а не Бакстер, они повысят тебя в должности. Тогда ты сможешь занять место, которое должен был занимать я.

— У меня не будет вообще никакого места, если кто-нибудь узнает, что я раскрыл информацию постороннему лицу, — ответил Трент.

— Я не посторонний, Пит.

— Теперь уже посторонний. С тех пор, как уволился.

— Ты же знаешь, почему я ушел из полиции.

— Это не имеет значения, Ник. Я не могу дать тебе такую информацию.

— Но мы же были партнерами, — напомнил ему Райан. — Более того, мы были друзьями.

— Только не надо высоких слов о дружбе, Ник.

— Есть кое-что еще, Пит. Я не хотел напоминать, но ты у меня в долгу, и ты знаешь, что я имею в виду.

На другом конце воцарилось тяжелое молчание.

— Если бы не я, тебя сейчас не было бы в живых, — продолжал Райан. — Я тебя спас.

— Ник, послушай...

— Не стоит об этом вспоминать, не так ли, Пит? — сказал детектив язвительно. — Четыре года назад, в Чайнатауне. Помнишь подонка, за которым мы охотились? Как он появился перед тобой с мясным ножом? Ты его даже не заметил. Он разрубил бы тебя надвое, если бы я чуть помедлил. Помнишь?

— Да, — прохрипел Трент. — Я все помню.

— Ты мой должник, Пит. Ты сам тогда так сказал. И теперь я прошу тебя об услуге. Дай мне имена этих шестерых детей.

— Ну ты и сукин сын, — прошипел Трент. — Ты всегда был сукиным сыном, Ник, но...

— Имена, Пит, — потребовал Райан.

Снова повисла пауза. Райан напряженно прислушивался. Неужели Трент бросил трубку?

Когда полицейский вновь заговорил, голос его звучал очень тихо.

— Дай мне тридцать минут, — сказал он. — Я тебе перезвоню.

Глава 68

Множество различных ритмов из множества развлекательных заведений сливались в оглушающую какофонию. Музыка, гремевшая из громкоговорителей, закрепленных на стенах, гул толпы, дребезжание игровых автоматов и звон монет — все это вместе создавало невообразимый эффект.

«Кристальные комнаты» на Нью-Ковентри-стрит были переполнены. Следуя за Стиви через лабиринт электронных игр, Кирнан поймал себя на том, что всматривается в лица встречных девушек.

Большинству посетителей этого заведения было примерно двадцать или чуть за двадцать, а некоторым и меньше. На их лицах отражались разноцветные огни, ярко вспыхивающие со всех сторон. Глаза казались пустыми. В них не отражалось ничего, кроме разноцветных огней, беспрерывно танцующих вокруг.

И Джо тоже проводила свободное время в таких местах?

Он натолкнулся на молодую парочку, играющую в электронную игру. Им было не больше чем по восемнадцати. Юноша с прыщавым лицом и в грязной майке бросил на него недовольный взгляд. «Слишком пьян, чтобы совершить половой акт» — было написано на его майке.

Кирнан с минуту смотрел в стеклянные глаза юноши, потом перевел взгляд на его спутницу, девушку с грязными, спутанными волосами. Она сердито покосилась на Кирнана и придвинулась ближе к юноше.

Ирландец заторопился, увидев, что Стиви уже стоит возле меняльной будки. Женщина, сидевшая там, увлеченно листала журнал и не обращала внимания на Стиви.

Рядом появился огромный негр в джинсах и майке.

Он подошел сюда, увидев приближающуюся Стиви.

Она улыбнулась негру, но тот не ответил ей тем же. Он окинул ее взглядом с головы до ног, потом придирчиво посмотрел на Кирнана.

— Вы видели Рея Хауэллса? — спросила Стиви, пытаясь перекричать музыку.

Ни женщина в будке, ни негр ей не ответили.

Кирнан подошел ближе.

— Рей Хауэллс, — повторил он раздраженно. — Вы хотя бы знаете его?

— Я слышал, что она сказала, — буркнул негр.

— Так вы знаете его? — настаивал ирландец.

— А вы ему кто? — спросила женщина в будке, с подозрением глядя на них.

— Я повсюду его ищу. Он обычно проводит время здесь, — объяснила Стиви.

Кирнан сделал шаг вперед, но Стиви рукой преградила ему дорогу.

— Твой друг несколько нервничает, да? — заметила женщина, бросив взгляд на Кирнана.

— Вы его видели? — спросила Стиви.

— А кто ты сама? — поинтересовался негр.

— Меня зовут Стиви Коллинз. Если он появится, скажите ему, что он мне нужен. Я с ним работаю. Он знает, где меня найти. Скажите ему, что это очень важно.

Она вынула из сумки клочок бумаги, написала свое имя и передала записку женщине в будке. Та кивнула и взяла записку.

— Спасибо, — сказала Стиви и повернулась к выходу, таща за собой Кирнана.

Женщина подождала, пока они скроются из виду, и вопросительно посмотрела на негра. Тот пожал плечами.

Она скомкала бумажку и бросила в урну.

Когда они вышли из этого заведения, Стиви сердито отчитала Кирнана.

— Я же говорила тебе, что сама с этим справлюсь, — возмущалась она. — Чего ты суешься?

— Они знают больше, чем сказали, — огрызнулся Кирнан.

— Они, может, и сказали бы больше, если бы не подумали, что ты полицейский.

Кирнан схватил ее за руку и повернул к себе лицом, не обращая внимания на прохожих, которые начали на них оборачиваться.

— Почему ты решила, что они приняли меня за полицейского? — допытывался он.

— Потому что ты был слишком агрессивен, — объяснила она, освобождая руку. — Просто в следующий раз предоставь все мне.

— Я до сих пор предоставлял все тебе, и в результате мы ни капли не продвинулись в поисках Хауэллса.

— Ну и ищи его сам. Может, ты знаешь эти улицы лучше меня?

Он покачал головой.

— Я по ним только ходил. Ты же здесь работала.

— Тогда предоставь мне искать его. Если мы не найдем Хауэллса, у нас не будет никаких шансов найти Джо. Держи это все время в голове, чтобы не соваться куда не следует.

Их взгляды встретились. Накал их раздраженности был под стать высокой температуре воздуха.

— Ладно, веди свой розыск, — сказал он язвительно. — Посмотрим, куда нас приведут твои профессиональные знания.

Стиви тряхнула головой, повернулась на высоких каблуках и направилась к Черинг-Кросс-роуд.

— Неудивительно, что Джо убежала из дома, если ты так точил ее все время, — сказала она.

— Дело было не во мне, — обрезал Кирнан.

— Неужели? Ты меня удивляешь.

— Я оказался единственным, кто за нее переживал и кто хотел ее искать. Я пока не вижу, чтобы кто-нибудь искал тебя.

— А я бы и не хотела, чтобы кто-нибудь этим занимался. — Она взглянула на него в упор. — Особенно такой тип, как ты. Если бы я знала, что ты меня ищешь, я бы, наверное, удрала на другую планету.

Ловко пробираясь через толпу, она повернула налево, потом еще раз налево, и они вышли к метро Лейчестер-сквер.

— Куда мы теперь идем? — спросил Кирнан, спускаясь вместе с ней по лестнице.

— Он обычно ошивался в бильярдных на Пентонвилл-роуд. Попробуем там. Мы можем доехать на метро до Кингс-Кросс, а оттуда — пешком.

— Прекрасно, — пробормотал ирландец.

— Но ты же хочешь найти ее, не так ли? — издевалась Стиви. — Ты хочешь вернуть свою маленькую сестренку?

— А тебе нужен только Хауэллс?

— Точно.

— И тебе наплевать на Джо, не так ли?

— А почему я должна за нее переживать? Она твоя сестра, а не моя. Все, что меня интересует, — это деньги, которые обещал Райан. Тебе нужна сестра, мне — деньги. И единственный способ получить то, чего мы хотим, — это работать вместе. Хочешь ты этого или нет. И поверь, мне это не нравится так же, как и тебе.

— Сомневаюсь, — буркнул Кирнан.

— Да пошел ты, — огрызнулась она.

Они отправились к билетному автомату.

Глава 69

Райан взглянул на часы на руке и сверил их со стенными. Часы показывали одно и то же время.

Он ходил по комнате, попыхивая сигаретой, и не отрывал взгляда от телефона.

Он остановился у видеомагнитофона в углу комнаты. Кассета лежала тут же. Та самая кассета...

Мысли о Келли не оставляли его, и он с ужасом замечал, что они сопровождаются сценами из той пленки. Он крепко зажмурился, стараясь отогнать их. Он хотел, чтобы дочь оставалась в его памяти счастливой, улыбающейся девочкой, которую он знал раньше и так любил, а не игрушкой двух извращенцев в фильме.

Райан почувствовал приступ боли в груди. На этот раз, вместо того чтобы затихнуть через минуту, она усилилась. Настолько, что ему пришлось сесть. Немного погодя он поднялся, подошел к столу, выдвинул ящик и достал маленькую бутылку белой жидкости и ложку. Стараясь справиться с волнением, он налил трясущимися руками одну, потом две дозы морфия и быстро проглотил, тут же затянувшись сигаретой, чтобы заглушить вкус лекарства. Боль начала затихать. Он поставил бутылочку в ящик и задвинул его.

До следующего раза.

Он снова посмотрел на видео, стараясь не вызывать образа Келли, привязанной к кровати. Но эти сцены не покидали его. Возможно, где-то в подсознании он нарочно их вызывал, какими бы отталкивающими они ни были. В этом-то и заключалась одна из причин, помогавшая ему действовать энергично, несмотря на слабость.

Желание найти этих подонков, которые подвергли его дочь таким издевательствам, разрасталось внутри него так же уверенно, как рак. Его желание мести было почти невыносимым.

О Боже, он хотел заставить их мучиться так же, как они заставили мучиться ее.

И он хотел, чтобы они покончили с его страданиями.

Они не отдадут ее без борьбы. На это он и не надеялся. Он не хотел, чтобы ему вернули ее просто так. Он хотел драться за нее. Встретиться с ними лицом к лицу, встретиться с оружием, которое уничтожит его, прежде чем это сделает болезнь.

А что, если похитители не захотят драться?

Что, если они отдадут ее совершенно спокойно?

Райан не позволит им этого. Он заставит их драться.

Заставит их избавить его от агонии.

Он искал в смерти того, чего у него никогда не было в жизни.

Он искал чести.

Философские размышления Райана были прерваны телефонным звонком.

Он подождал немного, посмотрел на часы и снял трубку.

— Бюро расследований Райана, — сказал он.

— Так заткнись и слушай, — сердито произнес Трент. — Ручка под рукой?

Райан придвинул блокнот.

— Давай, Пит, — сказал он.

— Вот имена детей: Элисон Коул, Мэтью Джарвис, Карла Секстон, Клер Коттрелл, Джон Моллой и...

— Подожди секунду. Продиктуй по буквам «Коттрелл», — попросил он.

Трент сердито фыркнул и продиктовал.

— Понятно. И последнее? — спросил Райан.

— Мария Дженкинс. Написал?

— Да. Спасибо за помощь, Пит.

— Ладно, Ник. Теперь слушай. Если у тебя что-нибудь появится по этому делу, я хотел бы это знать. Ты должен сразу же прийти ко мне, понятно? Я не хочу, чтобы ты что-нибудь предпринимал без меня. — И констебль Трент положил трубку.

Райан вырвал из блокнота исписанный лист, сложил и сунул в карман. Он закурил сигарету и вышел из офиса.

Вероятно, ему потребуется минут тридцать, чтобы добраться до гостиницы на Оссалтон-стрит.

Глава 70

Бильярдный клуб «Кингс-Кросс» на Пентонвилл-роуд находился рядом с кинотеатром «Скала». Оба здания давно нуждались в ремонте.

На двери клуба висела табличка с черным, красным и белым шарами. Краска облетела со всех трех. Когда Кирнан открыл дверь, краска посыпалась мелкими хлопьями.

Он и Стиви очутились у начала длинной, узкой лестницы. Деревянные ступеньки заскрипели под их ногами. Горела единственная лампочка без абажура. Кирнан взглянул вверх и увидел облака пыли, плывущие в тусклом свете. На выцветших стенах были написаны номера телефонов, имена.

— Что это? — спросил Кирнан. — Местная колонка объявлений?

Стиви продолжала подниматься, не обращая на него внимания.

— А где твой номер? — спросил ирландец.

Стиви метнула на него злой взгляд и покачала головой.

— Мне все труднее верить, что ты не на его стороне, — продолжал он. — Мы можем искать его по всему Лондону, но так и не найти.

— А зачем мне быть на его стороне? — возмутилась она. — Он сбежал с моими деньгами. Кроме того, неужели ты думаешь, что мне сегодня нечем заняться, кроме как бродить по Лондону, да еще в компании с тобой?

Они поднялись на лестничную площадку и очутились перед маленькой будкой со стеклянной дверью, похожей на билетную кассу кинотеатра. Внутри коренастый мужчина занимал все пространство будки. Он окинул обоих оценивающим взглядом и уставился на Стиви.

— Два, пожалуйста, — сказал Кирнан.

— Вы член клуба? — спросил мужчина, приглаживая свои жидкие усы.

— Нет, просто хочу сыграть пару раз, — ответил Кирнан с улыбкой.

Усатый тоже улыбнулся.

— Пять фунтов в час, — сообщил он и снова уставился на Стиви. — Но, извините, женщины не допускаются. Сожалею, детка.

Она раздраженно фыркнула.

— Таковы правила, — произнес усатый почти сочувственно. — Если бы это зависело от меня, я бы тебя пустил, но это от меня не зависит.

Стиви притянула Кирнана к себе и зашептала:

— Ты не можешь идти один. Если даже Рей там, ты его не узнаешь. Нам лучше уйти.

— Я его узнаю, если ты мне его опишешь, — сказал Кирнан.

— Пять фунтов в час, приятель, — напомнил усатый.

Кирнан вынул из кармана десятифунтовую банкноту.

Взамен он получил маленький желтый билет.

— Как выглядит Хауэллс? — торопил Кирнан.

Стиви искоса наблюдала за усатым. Положив деньги в ящик, усатый снова уставился на нее.

— Он невысокий, худощавый. Обычно носит спортивный костюм и кроссовки. Волосы у него до плеч, а над ушами выбриты. На левом ухе золотая серьга.

— И все?

— А что еще ты хочешь узнать? — удивилась она. — Размер его ноги?

— Говори тише, — буркнул Кирнан, глядя прямо ей в глаза. — Где мы встретимся, когда я выйду?

— Через дорогу есть кафе, ты его сразу увидишь. Я буду тебя ждать там.

Он повернулся и направился ко входу в зал. Она догнала его и зашептала на ухо:

— Кирнан, а что ты собираешься делать, если он там?

— Я подожду примерно час. Если его нет, я выйду. Если он там, я не спущу с него глаз и не дам ему уйти.

— И как ты это сделаешь?

— Предоставь это мне, — сказал он и открыл дверь, ведущую в зал.

Стиви спускалась вниз по лестнице, глядя на часы. Было 3.05.

Глава 71

Ник Райан докурил сигарету, стоя перед входом в гостиницу на Оссалтон-стрит. Потом бросил окурок, затоптал его ногой и направился к двери.

Ему открыла тоненькая девушка с темными волосами, очень болезненного вида. Она вопросительно посмотрела на детектива и отступила, пропуская его в холл.

Он поприветствовал ее кивком и с удивлением заметил, что она босая.

Сьюзи Грей провела рукой по волосам и изучающе посмотрела на детектива своими серыми холодными глазами.

— Вы не могли бы мне помочь? — спросил он.

— Это зависит от того, что вам надо, — ответила она.

Райан всмотрелся в лицо девушки более внимательно и понял, что она, должно быть, значительно моложе, чем выглядит. На ее щеках и под глазами пролегли морщинки, которых не бывает на молодых лицах.

— Я ищу Эмму Пауэлл, — объяснил он. — Она управляет этой гостиницей, не так ли?

— Вы из полиции? — полюбопытствовала Сьюзи.

Райан усмехнулся:

— Разве я так похож на полицейского?

Она не ответила.

— Дело в том, что я кое-кого ищу, — объяснил он. — Я ищу моего сына, Роджера. Роджера Гранта. Вы его знаете?

Сьюзи покачала головой.

— Я получил от него письмо, где он сообщает, что остановился в этой гостинице. Он упоминал мисс Пауэлл. Я хотел бы ее увидеть.

— Проходите, — сказала Сьюзи.

— Она сможет меня принять?

— Я здесь просто живу, — проговорила Сьюзи. — Я не секретарша. Хотя могу вас проводить в ее офис.

— Очень любезно с вашей стороны, — сказал Райан с оттенком иронии.

Он проследовал за Сьюзи длинным коридором, а потом по лестнице на второй этаж.

По пути он осматривал все подряд, заглядывал в открытые двери, за которыми копошились обитатели гостиницы. Все они были молоды. Вряд ли кому-нибудь из них было больше двадцати пяти. В одной из комнат молодой парень сидел на кровати и задумчиво курил. В другой девушка читала какую-то книгу. Она взглянула на него, когда он проходил мимо, и приветливо улыбнулась.

Толстушка в старомодном платье шла им навстречу. Сьюзи заговорила с ней, но та взглянула на Райана и исчезла.

— Здесь, — указала Сьюзи на стеклянную дверь. — Вот офис Эммы.

Она повернулась и ушла.

— Спасибо за помощь, — сказал ей вслед Райан.

Он постучал в дверь, и голос изнутри пригласил его войти. Райан очутился в маленькой тесной комнатке.

Увидев незнакомого мужчину, Эмма Пауэлл очень удивилась.

— Чем могу помочь? — спросила она, положив ручку на стол.

— Мне нужна ваша помощь, мисс Пауэлл. Вы же Эмма Пауэлл? — уточнил он.

Она кивнула.

— Мы где-нибудь встречались?

— Нет, — улыбнулся Райан, подходя к ее столу. — Меня зовут Грант, — солгал он, протягивая руку. — Стюарт Грант.

Она пожала его руку и пригласила сесть.

— Я ищу своего сына, — сказал он как можно грустнее. — У меня есть основания предполагать, что он некоторое время прожил здесь.

— Как его имя? — спросила она. — Повторите.

— Роджер Грант. Ему шестнадцать. Он пропал более восьми месяцев назад.

— А почему вы решили, что он здесь, мистер Грант?

— Он писал мне и сообщал, где находится. Все время, кроме последних двух месяцев. Он упоминал эту гостиницу и вас тоже. Вот почему я и пришел сюда. — Райан потер лоб, изображая волнение, и был доволен своим спектаклем. Он изредка бросал короткий взгляд на Эмму. Между тем она смотрела на него очень внимательно.

— Я не помню такого имени, мистер Грант. Не помню вашего сына. Вы уверены, что он назвал именно эту гостиницу?

— Абсолютно. Я вас понимаю... Вы не можете помнить все лица. За год перед вами проходят, наверное, сотни детей.

— Да.

— Жаль, что вы больше ничего не можете для них сделать.

— Что вы имеете в виду?

— Ну, выбрасывать их на улицу по истечении трех месяцев — это не очень-то гуманно, не так ли?

— Я не выбрасываю их на улицу, как вы выразились. У меня просто нет выбора. Это гостиница кратковременного пребывания. Никому не разрешается оставаться здесь более трех месяцев. Если вы ищете виноватых, ищите их в правительстве.

Обидчивая.

— Значит, вы не помните моего Роджера, — продолжал он. — Но вы же наверняка ведете записи. Вы можете по ним проверить, жил он здесь или нет.

— Я уже сказала вам: его имя мне ни о чем не говорит. — Эмма покачала головой.

— Но вы также сказали мне, что у вас бывают сотни детей, убежавших из дома. Наверное, вы не в силах запомнить всех. И если вы проверите...

— Я занята, мистер Грант, — сухо сказала Эмма.

— Так заняты, что не можете поискать одно имя?

— Послушайте, это мои личные записи. Кроме того, я не знаю, кто вы. Вы можете оказаться кем угодно. Моя задача защищать тех, кто здесь живет. Они на моем попечении. Они мне доверяют. Я не могу показывать записи совершенно незнакомому человеку только потому, что он утверждает, будто его сын когда-то здесь жил. Откуда мне знать, что вы отец Роджера? Вы не предъявили мне никаких документов.

Райан про себя улыбнулся.

Очень деловая.

— Да, вы совершенно правы, — сказал он. — Извините за грубость. Это потому, что я волнуюсь. Я очень долго его ищу. Это моя последняя надежда.

Она подозрительно смотрела на него, вновь берясь за ручку.

— Мой сын упоминал имя Реймонда Хауэллса в одном из писем, — продолжал он. — Вам знакомо это имя? Мой сын писал, что этот человек заходил иногда в гостиницу.

Райан пытался определить по ее глазам, знает ли она Хауэллса, но кроме холодной настороженности в них не было ничего.

— В эту гостиницу никто не заходит. Только наши постояльцы и мои служащие. Может быть, этот мистер Хауэллс был постояльцем гостиницы одновременно с вашим сыном? Но я перестаю понимать, что вам все-таки нужно.

— Мой сын писал, что этот человек достает наркотики, — со вздохом сказал Райан.

— Это смешно, — возмутилась Эмма.

— Сын писал, что этот человек пытался нанять молодых девушек на какую-то работу. Возможно, он был сутенером, понимаете? — продолжал Райан, наблюдая за ее реакцией.

Но она смотрела на него совершенно спокойно.

— Хауэллс, как бы это сказать, обеспечивал такого рода работой нескольких юношей и девушек, которые жили здесь. Через них он подчинял себе улицу. Вам что-нибудь известно об этом?

— Я об этом вообще ничего не слышала, — отрезала она. — И я начинаю сомневаться в том, что вы именно тот, за кого себя выдаете, мистер Грант. Так что, если вы не уйдете отсюда немедленно, я буду вынуждена вызвать полицию.

— Я здесь только для того, чтобы хоть что-нибудь узнать о моем сыне, — упорствовал Райан. — Я должен его найти.

Он продолжал изучать реакцию Эммы.

— Сын также упоминал кого-то по имени Невилл, — заметил детектив.

В ее глазах сверкнула тревога.

Он видел, как она нервно проглотила слюну.

— Мистер Грант, я думаю, вам следует уйти, — сказала она. — Я не помню вашего сына и не думаю, что смогу быть вам полезной. И если вы не покажете мне сейчас же удостоверение личности, я попрошу вас уйти. А если вы не уйдете, я вызову полицию.

Она положила руку на телефонную трубку.

Райан не пошевельнулся.

Глава 72

Бильярдный клуб освещали огромные лампы, свисающие над каждым столом. Они давали направленный свет, которого хватало только для прямоугольника с зеленым сукном. Каждый стол выглядел как островок света в мире тьмы. Кирнан наблюдал за движущимися вокруг столов неясными фигурами, слышал стук шаров. Откуда-то доносился приглушенный разговор. И больше никаких звуков.

Слева от него на возвышении находился бар, где продавали разные напитки. Несколько мужчин сидели там за стойкой. Один из них внимательно оглядел Кирнана, заказавшего апельсиновый сок. Ирландец в ответ рассмотрел всех, кто сидел за стойкой, но Реймонда Хауэллса среди них явно не было.

Из двенадцати столов были заняты только три. Игры велись в молчании. Единственный вентилятор посередине комнаты шелестел лопастями, как винт вертолета, но толку от него было мало. Жара была жуткая. Бармен вернулся со стаканом сока для Кирнана, и ирландец заметил капли пота на обнаженной по локоть руке, блеснувшие в темноте, когда бармен подавал ему стакан. На стене висели плакаты с именами бильярдных игроков. Джо Дейвис, Джимми Уайт, Рей Риардон, Алекс Хиггинс.

— Я играл с ним однажды. — Молодой ирландец вздрогнул и, обернувшись, увидел мужчину намного старше себя, указывающего на портрет Алекса Хиггинса. — Он давал здесь показательную игру, и я с ним играл, — похвастался мужчина. — Чуть не обыграл его.

Кирнан кивнул, посасывая сок и продолжая осматривать всех вокруг.

Иногда он останавливал взгляд на двери, словно ожидая, что сейчас войдет Хауэллс.

А что, если этот ублюдок изменил как-нибудь свою внешность?

Или, может быть, описание, которое дала Стиви, было с самого начала неверным?

Он пил сок и пытался отогнать от себя эти мысли.

Стиви думала, что ее часы остановились. Сколько бы она ни смотрела на них, стрелки оставались на одном и том же месте. Она поднесла часы к уху и услышала тиканье. Это не они были виноваты. Это остановилось само время.

Она ерзала на пластиковом стуле и смотрела через окно на бильярдный клуб, посасывая из банки воду.

Может, Хауэллс уже там? Она снова посмотрела на часы. Всего 3.23.

В кафе сидели еще только трое посетителей. Пожилая женщина пила чай, двое мужчин болтали, развернув перед собой газеты на спортивной странице.

Женщина среднего возраста с огромными бедрами и синими венами на ногах вытирала столы и собирала грязную посуду. Она дважды проходила мимо Стиви, недовольно косясь на странную посетительницу.

Стиви пила воду и не спускала глаз со входа в клуб. Там появились несколько мужчин, но никого из них она не узнала. Она рассеянно потерла на руке след от иглы, бросила недокуренную сигарету в пепельницу, где лежало уже несколько окурков, закурила очередную сигарету и снова посмотрела на часы.

3.26.

— Не желаете сыграть?

Кирнан посмотрел на подошедшего к нему мужчину и устало вздохнул.

— Я говорю, сыграть не хотите? — повторил мужчина, кивая на стол. — Можем поставить по пятерке, чтоб было интересней.

— Да, пожалуй, — сказал Кирнан, ставя свой стакан.

Он придирчиво выбрал кий. Мужчина открыл продолговатый деревянный ящичек, вынул две половинки кия и стал их свинчивать вместе.

— Это принадлежало еще моему отцу, — гордо объявил он. — Отец был чертовски хороший игрок. Это единственное, что он мне оставил в наследство. Но это отличный кий.

Кирнан начал устанавливать шары.

— Кстати, меня зовут Кортни. Тим Кортни, — представился мужчина.

— Винс Кирнан.

— Я тебя раньше здесь не видел. Ты нездешний, да? — спросил Кортни.

— Да. Я надеялся кое-кого здесь встретить.

Но этот подонок не появляется.

— Ну и заполни время, пока его ждешь! — воскликнул Кортни. — Давай-ка поглядим сначала на твои денежки.

— Что?

— Мы решили по пять. — Он вынул пятифунтовую банкноту и положил ее на стол. Кирнан сделал то же самое. — Ты разбиваешь, — сказал Кортни, натирая мелом свой кий.

Кирнан еще раз взглянул на дверь и сделал первый удар.

Когда шары остановились, он отступил назад. Один из мужчин у стойки бара по-прежнему зорко следил за ним. Кирнан старался не обращать на это внимания.

Где же, черт побери, Хауэллс?

Стиви застыла, не донеся банку до рта.

Она уставилась в окно кафе. Она была теперь уверена.

К двери бильярдного клуба направлялся Реймонд Хауэллс.

С ним были еще двое. Одного она узнала — мужчину с толстой шеей, в цветной расстегнутой рубашке, обнажавшей грудь почти до пояса. Его черная кожа сверкала на солнце, как полированное черное дерево. Карл Мастерс был несколько выше Хауэллса. Другой мужчина, ей незнакомый, был пониже ростом, в футболке в красную и синюю полоску и с надписью «Тьюлип». На спине футболки темнело пятно.

Она наблюдала, как эти трое вошли в дверь. Сердце ее колотилось. Стиви нервно огляделась вокруг. Ей нужно предупредить Кирнана.

Но как?

Даже если в кафе есть телефон, она не знает номера бильярдного зала и...

Телефон.

Райан велел позвонить ему, если они найдут Хауэллса. У нее в сумке листок бумаги с его телефоном. Она торопливо порылась в сумке и нашла этот листок. Там было два номера — телефон в офисе и в машине.

Стиви поспешила к прилавку.

— Здесь есть телефон? — спросила она ту крупную женщину со взбухшими венами на ногах.

— Нет, детка, — ответила та. — Есть в пабе. — Она указала на здание наискосок от кафе.

Стиви помчалась туда.

— Они сейчас закроют. Они там немного старомодны, — крикнула женщина ей вдогонку.

Но Стиви не слышала.

Подбежав к пабу, она обнаружила, что двери уже закрыты.

Глава 73

— Я вам уже объясняла, мистер Грант, — с раздражением говорила Эмма Пауэлл, — я должна думать о благополучии подростков. Я не могу никому показывать мои записи.

— А я беспокоюсь о благополучии моего сына, — с горечью сказал детектив. Ему казалось, что она до сих пор не заподозрила ничего серьезного. Волнующимся родителям свойственно вести себя неразумно.

Он это знал из собственного опыта.

— Итак, вы не видели здесь никого по имени Хауэллс или Невилл? — допытывался он.

— Нет.

— Если вы не даете мне посмотреть ваши записи, тогда разрешите поговорить с вашими постояльцами. — Райан умоляюще посмотрел на нее.

— Вы сказали, ваш сын жил здесь два месяца назад или больше. — Она пожала плечами. — Вряд ли кто-нибудь из сегодняшних постояльцев тоже находился здесь в то время. Я была бы вам очень признательна, если бы вы ушли, мистер Грант. Справьтесь в других гостиницах.

— Да, я надеюсь, там меня встретят не так, как вы, — сказал Райан, изображая скорбь и обиду. Он встал и пристально посмотрел на нее. — Я читал в газетах о серии убийств бездомных детей, мисс Пауэлл. Я надеюсь, мой сын не окажется следующей жертвой.

— До свидания, мистер Грант, — холодно произнесла Эмма. Он вышел и хлопнул дверью, изображая гнев.

Эмма смотрела на закрытую дверь. Вена на ее виске пульсировала от волнения. Прислушиваясь, как его шаги удаляются по коридору, она откинулась на спинку стула и глубоко вздохнула.

Но вот чего она не могла предусмотреть. От ее офиса Райан свернул направо, а не налево. Вместо того чтобы спускаться вниз, к выходу, он пошел в другую сторону, минуя закрытые двери комнат.

Он заметил пожарную сигнализацию, еще когда шел следом за темноволосой девушкой. Теперь он осмотрелся и, удостоверившись, что в коридоре ни души, ударил локтем по стеклу сигнализации.

Стекло разбилось, и в здании оглушительно завыла сирена.

Райан шмыгнул в одну из дверей, надеясь, что за нею никого нет. Ему повезло. Комната оказалась пустой.

Сирена продолжала выть. Он чуть приоткрыл дверь, чтобы видеть офис Эммы Пауэлл.

Она выскочила из своего офиса и помчалась вниз по лестнице, что-то крича, что — он не смог разобрать. Из других комнат тоже выскакивали люди. В этом жутком реве сирены они думали только о том, как бы спастись самим.

Райан проскользнул по коридору в офис Эммы Пауэлл. Сверху и снизу сюда доносились крики и топот ног.

Он понимал, что надо действовать очень быстро.

Он выдвинул верхний ящик шкафчика в углу комнаты и достал из кармана листок, на котором были записаны имена шестерых детей, убежавших из дома и убитых за эти последние месяцы.

Первое имя Элисон Коул.

Совпало с именем в списке.

Следующее. Клер Коттрелл.

Тоже совпало.

Мэтью Джарвис.

Скорее проверить.

Он открыл другой ящик.

Но тут ему почудилось движение за дверью.

Глава 74

Стиви потянула к себе дверь паба. Закрыто.

Она огорченно вздохнула, но уже через секунду принялась стучать в дверь и стучала до тех пор, пока изнутри не выглянула недовольная физиономия. Мужчина показал ей свои часы и постучал по циферблату.

— Закрыто, — проорал он из-за стекла.

— Мне нужен телефон! — закричала она. — Пожалуйста, это срочно!

— Закрыто, — повторил мужчина.

Да слышала я, идиот.

С лицом, искаженным злостью и отчаянием, Стиви снова принялась колотить в дверь.

— Пожалуйста! — кричала она. На нее оглядывались прохожие. — Откройте! Мне срочно нужен телефон! Пожалуйста!

Боясь, что она разобьет стекло, хозяин нехотя стал открывать дверь. Слыша, как гремят замки, Стиви отступила на шаг. Когда дверь наконец открылась, она влетела внутрь, чуть не сбив хозяина с ног.

— Что тебе нужно, черт побери? — зарычал он. — Я же сказал — закрыто.

— Мне очень нужно позвонить. Пожалуйста.

Он зло посмотрел на нее и указал пальцем в угол паба. Она увидела телефон, бросилась к нему и схватила трубку, одновременно запихивая в щель монеты. Она судорожно набрала номер и стала ждать.

Слушая гудки, она старалась сдерживать волнение.

«Ну, возьми же трубку», — молила она про себя.

Она услышала щелчок, затем включилось ответное устройство в офисе Райана.

— Черт, — прошипела она сквозь зубы и повесила трубку на рычаг. Потом вынула из сумки листок и набрала номер телефона в машине.

Дважды прозвучал гудок, затем металлический голос объявил: «Номер занят. Пожалуйста, наберите еще раз».

Она повесила трубку, нашла мелочь и снова стала набирать номер..

Вначале — в офисе.

Ничего.

Затем в машине.

Нет ответа.

— Где же вы? — выдохнула она в отчаянии.

— Так, — сказал хозяин паба, подходя к ней. — Достаточно. Теперь выходи. — Он указал на дверь.

— Ну, пожалуйста, — попросила она. — Мне необходимо позвонить. Пожалуйста.

— Даю тебе пять минут, — решительно сказалон, — затем я тебя вышвырну. Ясно?

Она кивнула и снова стала набирать номера телефонов Райана.

Он выглядел в точности так, как она его описала.

Услышав, что открывается дверь зала, Винс Кирнан поднял глаза и увидел Реймонда Хауэллса, за которым следовали двое: чернокожий и белый в футболке в красную и синюю полоску.

Хауэллс был в просторной майке навыпуск и в спортивных брюках с гербом английской команды. Он был пониже, чем представлял его себе Кирнан. Ирландец сразу заметил необычную деталь, про которую Стиви не сообщила — руки Хауэллса были непропорционально длинными для его роста. А волосы у него действительно выбриты над ушами, что придавало его голове странную форму.

Золотая серьга действительно болталась в его левом ухе. Кирнан заметил, что это была маленькая сабля.

Некоторое время ирландец неподвижно стоял у бильярдного стола, взгляд его был прикован к Хауэллсу, направляющемуся со своими спутниками к бару.

Значит, вот этого человека он так долго ждал. Человека, который наверняка знает, где находится Джо. Этот сутенер, подонок. Кирнан так сильно вцепился руками в кий, что пальцы его побелели. Его первым порывом было ударить Хауэллса кием по голове, а потом проткнуть его острием. И не отпускать до тех пор, пока не признается, как он использовал Джо, как посадил ее на иглу и...

Но он знал, что этого делать нельзя.

Нельзя.

Все, что ему оставалось, — это, сгорая от гнева, стоять и беспомощно смотреть, не соображая, что же сейчас надо делать.

— Твой удар, — сказал Кортни, кивая на стол.

Кирнан не ответил, и партнер заинтересовался, куда направлен его взгляд.

Хауэллс шутил и смеялся с барменом и двумя своими спутниками.

— Ты его, что ли, ждал? — спросил Кортни.

Кирнан покачал головой.

— Я подумал, что его. Ты так на него уставился, — сказал Кортни.

Ирландец с трудом оторвал взгляд от Хауэллса.

— А ты знаешь, кто это? — спросил Кортни, наблюдая, как Кирнан прицеливается кием.

— Просто обознался, — равнодушно произнес Кирнан.

Кортни пристально посмотрел на него, потом перевел взгляд на Хауэллса.

Кто этот парень, черт возьми?

Может быть, полицейский?

Кортни облокотился на край стола, наблюдая за ирландцем.

Интересно.

Глава 75

Увидев, как в двери поворачивается ручка, Райан присел на корточки за столом Эммы Пауэлл с одной из папок в руке. Пожарная сирена продолжала звенеть у него в ушах.

Дверь приоткрылась, и он догадался, что кто-то заглядывает в комнату, наверное, в поисках Эммы. Потом дверь закрылась, и он встал.

Капли пота блестели у него на лбу. Он засунул папку обратно в ящик и взял другую. Через несколько минут они разберутся, что никакого пожара нет. Наконец он нашел нужную папку. Теперь ему хватит нескольких секунд. Райан быстро раскрыл папку, сверяя имена по бумажке.

Мария Дженкинс.

Он помнил это имя из газет. Она была последней жертвой.

Он действовал быстро и умело, не обращая внимания на сирену, сосредоточившись только на папке.

Джон Моллой.

Это имя тоже было в его списке.

А также и последнее.

Карла Секстон.

— Боже праведный, — пробормотал он, закрывая папку. Он уже собирался уходить, как вдруг новая догадка пришла ему в голову. Он открыл верхний ящик и быстро перебрал папки.

Вот она.

Стефани Коллинз.

Он провел языком по пересохшим губам.

Стиви.

Теперь еще одна папка.

Джозефина Кирнан.

Райан положил обе папки на место и направился к двери. Он выскользнул из офиса и стал спускаться по лестнице. Люди все еще выбегали из комнат. Целая толпа собралась у входной двери.

Райан осмотрелся и забежал в пустую комнату. Там он приоткрыл окно, влез на подоконник и спрыгнул на землю. Он очутился в тени маленькой аллейки, идущей параллельно гостинице. Он шел по ней не торопясь, и аллейка привела его к Оссалтон-стрит. Неподалеку толпа постояльцев гостиницы встревоженно галдела на тротуаре.

До них, наверное, уже дошло, что никакого пожара нет. Но это уже не волновало Райана. Он увидел то, что ему было нужно.

Каждый подросток, убитый за последние месяцы, провел какое-то время в этой гостинице. Таких гостиниц полно по всему Лондону. Так что вряд ли можно считать случайным совпадением, что все шестеро жили именно здесь.

Он вернулся к своей машине и сел за руль.

Эмма Пауэлл видела, как отъехал его «сапфир». Ее глаза злобно сузились. Она догадалась, что сирену включил он, что он видел те папки, которые она так старалась от него скрыть. Она поспешила в свой офис. Шкафчик был распахнут, из ящика торчала одна из папок. В остальном был безупречный порядок. Это была папка с записями о Стиви Коллинз. Если этот загадочный мистер Грант искал своего сына, то почему его заинтересовала папка Стиви?

Сирена стихла, и снова воцарилось спокойствие. Эмма закрыла дверь на ключ и только тогда сняла телефонную трубку. Она не хотела, чтобы кто-нибудь подслушал этот разговор.

Глава 76

— Ну, пожалуйста!

Стиви Коллинз крепко прижимала трубку к уху, слушая гудки.

Она снова повесила трубку.

— У тебя еще одна минута, — напомнил ей хозяин паба.

— Хорошо, хорошо, — сказала она, снова набирая нужный ей номер, теперь уже в офисе Райана.

Услышав опять щелчок автоответчика, она положила трубку.

— Где же ты, черт возьми, — прошептала она, переводя дух. Она упрямо набрала номер телефона в машине. Потом опять офиса.

— Ну, это уж слишком, — раздраженно сказал хозяин. — Если ты через тридцать секунд не слезешь с телефона, я тебя вышвырну.

— Послушайте, это очень срочно. — Она чуть не плакала.

— Ну, конечно, это всегда срочно, — буркнул он равнодушно. Она подождала секунду и снова стала набирать, поглядывая через окно на бильярдный клуб.

Как там Кирнан? — думала она. И долго ли Хауэллс будет там оставаться?

По номеру машины никто не отвечал. Металлический голос по-прежнему информировал, что этот номер сейчас занят.

Она снова позвонила в офис, потом снова в машину.

Стиви начинала понимать, что положение становится безнадежным. Ее пальцы болели от беспрестанного кручения телефонного диска, но она не сдавалась, хотя чувствовала, что время уходит.

Кортни попал шаром в центральную лузу и отступил на шаг с видом победителя.

— Игра моя, — объявил он, улыбаясь. — И денежки, думаю, тоже. — Он взял обе банкноты и положил их в карман.

Кирнан посмотрел через зал на стол в дальнем углу, где Хауэллс и его спутники устанавливали шары.

«Ну, по крайней мере, — думал он, — если они будут играть, Хауэллс уйдет отсюда нескоро, и Райан может успеть...»

Кирнан знал, что выбора у него нет. Его дело — наблюдать за Хауэллсом, пока тот не выйдет из клуба. И если Хауэллс будет торчать здесь до утра, ему придется оставаться у него на хвосте. Он не имеет права упустить его.

Он очень надеялся, что Стиви увидела Хауэллса и позвонила Райану.

Дверь открылась, и он обернулся, надеясь увидеть Райана, но, к его разочарованию, это был усатый человек из будки при входе. Он взял себе в баре баночку холодной воды и ушел на свой пост.

Кирнан облизал губы и ощутил соленый вкус пота.

Держись. Следи за Хауэллсом.

— Может быть, сыграем еще? — спросил Кирнан. — Десять фунтов игра.

Кортни улыбнулся и кивнул.

— Почему бы и нет? Я растрясу твой кошелек, если ты так хочешь. Ставь шары, а я схожу в туалет.

Кирнан принялся доставать шары из луз.

Он не переставал наблюдать за Хауэллсом, низко наклонив голову над зеленым сукном, чтобы сутенер этого не заметил.

Продолжай играть, ублюдок, а я уж не выпущу тебя из виду.

Расставив шары, он ждал возвращения Кортни.

Ждал и наблюдал.

Наконец-то!

Наконец кто-то поднял трубку.

— Райан!

— Кто это? — спросил Райан.

— Стиви. Где вы были, черт побери? Я пытаюсь вам дозвониться уже целый час.

— Ладно, не волнуйся, — сказал он, улавливая напряжение в ее голосе.

— Мы нашли его, — выпалила она. — Хауэллса. Мы его нашли!

Райан плюхнулся на стул у себя в офисе, даже забыв о боли в груди.

— Где вы? — спросил он.

— Я в пабе...

Он услышал гудки.

— Боже мой! — вырвалось у него. — Стиви!

— Хауэллс там...

Их разъединили.

У нее не осталось монет.

Глава 77

— Ну все, — сказал хозяин паба, надвигаясь на нее. — Я тебе дал пять минут. Ты дозвонилась и теперь проваливай.

— У меня не хватило монет... — Стиви была готова встать на колени. — Пожалуйста, мне необходимо договорить. Это дело жизни и смерти. Только десять центов — это все, что мне нужно...

Он покачал головой, полез в карман и достал несколько монеток.

— На!

Стиви поймала монетки и немедленно вложила в автомат, судорожно набирая номер.

Как ни старался Кирнан, он не мог сосредоточиться на игре и снова проиграл.

Кортни не спеша похаживал вокруг стола, забивал шары и похваливал себя за умение, унаследованное от отца.

Внимание Кирнана было направлено не на своего партнера, а на Хауэллса, игравшего с мужчиной в футболке в красную и синюю полоску.

Не осознавая того, ирландец просто прилип глазами к Хауэллсу.

И тот его заметил.

На секунду их глаза встретились. Затем Хауэллс повернулся к своему чернокожему спутнику и что-то ему сказал. Тот взглянул на Кирнана и кивнул. Потом оба сдвинули головы и пошептались.

А что, если они поняли, кто я? — подумал Кирнан, и ему стало страшно.

Но откуда им знать?

Чернокожий положил свой кий и направился через тускло освещенный зал к Кирнану.

Что теперь?

Кирнан чувствовал, что его сердце все сильнее бьется по мере приближения чернокожего.

— Твой удар, — сказал Кортни, но Кирнан уже не интересовался игрой.

Негр приближался.

— Ну, давай же, — настаивал Кортни. Наконец он заметил, что ирландец глядит на Хауэллса и чего-то ждет. — Ты что, влюбился в него? — насмешливо спросил он. — Так и пялишься с тех пор, как он вошел.

Чернокожий был уже в нескольких шагах.

Кирнан обошел стол с другой стороны и сжал кий, готовый использовать его как оружие, если понадобится.

— Так ты знаешь его или нет? — приставал Кортни, подталкивая ирландца к столу. — Ты его хотел здесь встретить? Если так, то ступай и сыграй с ним. Я хочу настоящей игры.

Чернокожий поравнялся с их столом и глянул в упор на Кирнана.

— Или бей, черт побери, или давай прекратим это, — сказал Кортни. — И забирай свои деньги...

Кирнан свирепо отмахнулся от своего партнера.

Чернокожий прошел мимо и направился к туалету.

Кирнан с облегчением вздохнул и наклонился над столом. Разогнувшись после удара, он посмотрел сначала на Хауэллса, а потом в сторону туалета.

Интересно, когда появится этот чернокожий.

Она следила за быстро исчезающими монетками, торопясь все рассказать Райану.

Исчезали они с жуткой скоростью.

— Хауэллс в бильярдном клубе на Пентонвилл-роуд, — выкладывала она. Ей нужно было говорить быстро. Время истекало. — Это рядом с кинотеатром «Скала».

— А где Кирнан? — спросил Райан.

— Он там. Следит за Хауэллсом.

Оставалось двенадцать секунд.

— С ним еще двое, Райан.

— Ты их знаешь?

— Одного из них. Здоровенного парня по имени Мастерс.

Осталось восемь секунд.

— Вы знаете, где расположен этот чертов клуб? — спросила Стиви.

Шесть секунд.

— Да, будь там. Я приеду через десять минут.

Он повесил трубку.

Глава 78

Она увидела приближающийся «сапфир», увидела, как Райан беспокойно оглядывается по сторонам, отыскивая место для парковки.

На другой стороне улицы было заграждение из переносных конусов. Стиви перебежала улицу, увертываясь от мчавшихся по ней машин, и отодвинула несколько конусов.

Райан повернул наперерез движению и проехал мимо конусов. Хор гудков сопровождал его маневр, но детектив, не обращая на них внимания, подогнал машину к бордюру. Мотор все еще работал, когда он выскочил из машины. И только тогда спохватился, что надо выключить двигатель и вынуть ключ.

— Как долго Хауэллс находится там? — спросил Райан, направляясь вместе с ней к клубу.

— Около получаса, — ответила Стиви, которой приходилось бежать, чтобы не отстать от него.

— Ты уверена, что это он?

— Совершенно.

Когда они проходили мимо кинотеатра, оттуда выбежал высокий худощавый юноша в выгоревшей майке и загородил дорогу Райану.

— Здесь нет стоянки, — сказал он, указывая на машину детектива.

— Да пошел ты... — сквозь зубы бросил Райан, свирепо глянув на юношу. Тот поколебался и вернулся в кинотеатр. При ходьбе на Райане вздувалась расстегнутая рубашка, он не давал ей распахнуться настолько, чтобы стала видна кобура с револьвером.

Он открыл дверь клуба и помчался по ступенькам вверх. Стиви старалась не отставать.

— Ты говоришь, с ним двое? — спросил он на бегу.

— Но я узнала только одного. Я видела его несколько раз... — Она не закончила фразы, поняв, что Райан ее уже не слушает.

Наверху Райан сразу направился к двери бильярдного зала.

— Эй, приятель, подожди! — Из будки выскочил усатый мужчина, преграждая путь детективу. — Покажи свой членский билет. Вы не можете войти туда просто так, — сказал он Райану. — А вы, — он посмотрел на Стиви, — вам я уже говорил, что женщины не допускаются, понятно?

Райан посмотрел на мужчину, в его глазах сверкнула ярость.

— Ваш членский билет... — требовал усатый.

— Вот мой членский билет, — зарычал Райан, выхватив револьвер.

Приставив револьвер к подбородку мужчины, детектив повел его к двери.

Дверь распахнулась настежь, и Райан, усатый охранник и Стиви — все разом ввалились в зал. Кирнан не сдержал радости, увидев вооруженного детектива. Все остальные застыли в оцепенении. Райан оттолкнул усатого, тот попятился и рухнул на стойку бара.

— Черт возьми, — прошипел сквозь зубы Хауэллс. — Полиция.

Потом он увидел Стиви.

— Вот он, — кричала она, указывая Райану на сутенера. Хауэллс грубо выругался и швырнул кием в Райана, но тот успел увернуться. В этот момент усатый вдруг решил изобразить из себя бравого героя. Этот тучный мужчина бросился на Райана и прижал его своим весом к стене. Револьвер выпал из рук детектива. Стиви проворно подняла его и тут же с визгом схватила усатого за шиворот.

Хауэллс воспользовался моментом.

— Уходим отсюда, — скомандовал он и стал пробираться со своей компанией к двери.

Кирнан загородил им дорогу. Он размахивал тяжелым кием, держа его за тонкий конец.

Сильный удар пришелся по переносице чернокожему.

Кий переломился, и у ирландца остался в руке только обломок. Мастерс упал на пол, держась руками за лицо. Из разбитого носа сочилась кровь.

— Ах ты, сволочь! — заревел второй спутник Хауэллса, бросаясь на Кирнана.

Они повалились на один из столов, рассыпая во все стороны шары.

Кирнан почувствовал, что у него отобрали обломок кия. Сильные пальцы сдавили его горло. Потом его схватили за волосы и сильно ударили головой о край стола.

Кирнан боялся, что сейчас потеряет сознание. Он отчаянно искал руками что-нибудь, чем можно защититься, и нащупал бильярдный шар. Тяжелый шар.

Извернувшись, он схватил его и ударил им противника в висок. Тот упал навзничь. Лампа, которую он задел головой, начала качаться из стороны в сторону.

Кирнан перекатился через стол, схватил свой обломок кия и воткнул нападавшему под ребра. Раздался хруст сломанной кости.

Тем временем Райан схватил охранника за грудки и боднул его головой в лицо.

Усатый упал, из его рта текла кровь.

— Райан! — отчаянно крикнул ирландец, показывая на Хауэллса, который был уже у двери.

Сутенер пытался проскользнуть мимо детектива, но тот прыгнул на него сзади, и оба упали на пол. Райан сумел вывернуться и нанести удар по лицу Хауэллса.

Из разбитой нижней губы сутенера потекла кровь. Райан ободрал пальцы о его зубы. Детектив вцепился в Хауэллса и пытался поставить его на ноги.

Кирнан оглянулся и увидел, что чернокожий, шатаясь, встает. Лицо у него было сплошь в крови, и он прикрывал рукой сломанный нос. Ирландец подскочил и сильно пнул каблуком чернокожего между ног. Тот взревел от боли и рухнул на пол рядом со своим напарником в футболке, который держался за бок, защищая сломанные ребра от новых ударов.

Стиви подала Райану пистолет. Он приставил дуло к лицу Хауэллса и вытолкал сутенера на лестницу.

Кирнан поспешил за ними, оглядываясь на троих лежавших. На лестнице Хауэллс попытался вырваться из рук Райана.

— Спускайся вниз, ты, мразь, — процедил сквозь зубы Райан, приставив дуло пистолета к щеке сутенера, — или ты сам спустишься по лестнице, или полетишь вниз головой. Мне все равно. Понятно?

— Вы не можете этого сделать, — заорал Хауэллс.

— Смогу, — пообещал детектив. — С большим удовольствием.

— Ты продала меня, тварь, — обрушился Хауэллс на Стиви с грязной бранью.

— Давай спускайся, дерьмо. — Райан толкал его к лестнице, крепко держа за майку. — Оставь разговоры на потом.

— Пошли вы все... — сказал Хауэллс. — Я хочу видеть своего адвоката.

— Давай шагай, пока еще ноги ходят. — Детектив поглядел на Кирнана. — Наблюдай за дверью. Следи, чтобы эти ублюдки не пришли ему на помощь.

Кирнан кивнул. Он спускался по ступенькам следом за Райаном, не сводя глаз с двери.

Только когда они вышли на тротуар, Кирнан в несколько прыжков тоже очутился внизу.

Они шли к машине.

— Ты поведешь, — сказал Райан Кирнану, толкнув Хауэллса на заднее сиденье и садясь рядом с ним. Он бросил ирландцу ключи. Кирнан завел машину. Стиви села на переднее сиденье рядом с ним.

— Куда? — спросил Кирнан.

— Поезжай, — сказал Райан. — Я хочу кое о чем поговорить с нашим другом, мистером Хауэллсом, по дороге.

Глава 79

— Да кто вы, черт побери? Если вы полицейский, у вас ничего не выйдет. Что вы собираетесь делать? Использовать эту дрянь как свидетеля? Это она меня заложила?

Реймонд Хауэллс словно выплевывал слова. На его виске бешено пульсировала вена. Он кидался то на Райана, то на Стиви, бросая в ее адрес грязные ругательства. Она устало смотрела на него, откинувшись на спинку сиденья.

— Ты, подлая сука, — рычал он.

— Слушай, заткнись, — сказал Райан, которому надоела эта истерика.

— У тебя ничего не получится, ты...

— Если ты не заткнешься, я прищемлю тебе голову вот этой дверцей.

— Скажите мне, кто вы. Если вы не из полиции, то кто вас послал? — неистовствовал Хауэллс. — Вам это так не пройдет. У меня есть друзья, и вы увидите...

Райан ухватил Хауэллса за майку и подтащил к себе.

— Ну, хватит, — процедил он сквозь зубы. — Теперь закрой свой рот и послушай для разнообразия. Я хочу задать тебе несколько вопросов. Если ты ответишь, я тебя отпущу. Если нет, — он приставил к его животу пистолет, — если нет, я прострелю тебе яйца. Ясно? Я, по-моему, объяснил тебе все очень понятно. Итак, слушай меня. Ты знаешь человека по имени Дон Невилл?

Бравада Хауэллса исчезла, когда он почувствовал дуло пистолета ниже живота. Он проглотил застрявший в горле комок, стараясь выглядеть похрабрее.

— Возможно, — сказал он, как бы сомневаясь, стоит ли отвечать.

Райан посильнее надавил пистолетом.

— Так да или нет? — разозлился он. — Если не хочешь получить пулю, говори. Ты знаешь Дона Невилла?

— Да, я его знаю. Кто вам сказал? Эта дрянь? — Он ткнул пальцем в Стиви.

— Ты с ним работал. — Это было утверждение, а не вопрос. — Поставлял ему девочек и мальчиков для видео, не так ли?

— Послушайте, я ничего вам не скажу, пока не буду знать, кто вы такой, — заюлил Хауэллс.

— Какая тебе разница, — усмехнулся Райан.

— Я хочу знать, кто вы.

— Я тот, кто держит пистолет на твоих яйцах. Достаточно? Как долго ты работал с Невиллом?

— Почему вы не спросите ее? Она скажет, — огрызнулся Хауэллс.

— Я спрашиваю тебя, ублюдок. Как долго ты работал с Невиллом?

— Я не буду говорить. Да я с ним и не работал. Так, доставил ему нескольких подростков для видео. Она была одной из них. И она, черт побери, не жаловалась, когда ей платили втрое за то, что ее трахали, ведь так? Спросите ее саму. — Он презрительно поглядел на Стиви.

— Я никогда не видела этих денег, ублюдок. Их забирал ты, — со злостью выпалила Стиви.

— Итак, Стиви снималась в видеофильмах Невилла? — продолжал свой допрос Райан. — А как насчет девушки по имени Джо? Ирландки. Ты такую помнишь?

Кирнан навострил уши.

— Почему я должен помнить каждую шлюху? — возмутился сутенер.

Кирнан взглянул на него в зеркало.

— Она моя сестра, ублюдок, — прорычал он. — Если ты что-нибудь с ней сделал, я тебя убью.

— Я ее не трогал, — равнодушно сказал Хауэллс.

— Когда ты видел ее в последний раз? — спросил Кирнан.

— Пару дней назад, — ответил сутенер. — Какая разница?

— С ней было все в порядке?

— Что я, доктор? Она разгуливала по улицам. Что тебе надо знать еще?

— Кирнан, сворачивай к кладбищу Бромптон, — сказал Райан, заметив дорожный указатель.

— Какого черта вы меня туда везете? — завопил Хауэллс.

— Кто тебе сказал, что именно туда? — удивился Райан.

— А куда же? — продолжал сутенер.

— В какое-нибудь тихое местечко, где мы могли бы славно поговорить, — произнес Райан, глядя Хауэллсу прямо в глаза. — И поверь, ты у меня заговоришь, солнышко.

Глава 80

Мысли ее текли беспорядочно, накатывались одна на другую. Ким Финли обнаружила, что она не в состоянии сконцентрироваться на чем-либо более нескольких секунд. Она смотрела на экран телевизора и ничего не видела, не понимала. Если бы кто-нибудь проник в комнату и унес телевизор, Ким, вероятно, этого бы не заметила. Она думала только об одном.

Келли.

Райан.

Мысли о том, что она может потерять свою дочь и своего первого мужа, были просто невыносимы и слишком ужасны, чтобы это осознать. Она возвращалась к ним снова и снова, сидя неподвижно на диване.

Райан скоро умрет. Это она знала наверняка.

Это, конечно, мучило ее, но представить себе хоть на миг, что единственная дочь может умереть даже раньше отца, и притом насильственной смертью, — это было выше ее сил.

От Райана не было никаких вестей с тех пор, как он начал поиски Келли. Она говорила себе, что он сначала найдет Келли живой и невредимой, а потом уже даст о себе знать. Возможно, они вдруг появятся в доме вдвоем. Но другая мысль не давала ей покоя, заставляла рассуждать логично — он не звонит потому, что у него нет никакой информации. Зачем объяснять, что его поиски пока безуспешны. Само его молчание говорит об этом.

Ким глубоко вздохнула и потерла лицо руками, чтобы прогнать это логичное рассуждение.

Финли сидел в кресле напротив со стаканом в руке. Он много пил теперь, слишком много, как считала Ким, но она могла его понять. Он был в таком же напряжении, как и она. И когда, взглянув на Финли, она увидела отрешенное выражение его лица, ей показалось, что его мучают те же мысли, что и ее.

Но это было не так.

Джозеф Финли думал о Келли, но он также думал о Доне Невилле и Эдварде Катоне.

И о пленке.

О той пленке.

Она была у Райана. Но кто может дать гарантию, что Невилл не сделал копий? А после того как все закончится, он будет их продавать. И более того, где гарантии, что, когда Финли заплатит выкуп — а он, конечно же, должен это сделать, — Келли вернут домой здоровой и невредимой?

Он видел на той пленке, что они с ней сделали.

Чего можно теперь ожидать от ее психики?

Если Невиллу удалось шантажом добиться своего один раз, что помешает ему попробовать еще и еще?

Вопросы.

Они занимают его мысли. Они мучают его.

Он встал и направился к туалету.

Зазвонил телефон, и Ким взяла трубку.

Может быть, это Райан торопится сообщить, что нашел Келли и с ней все в порядке, он везет ее домой?

Но это был не он.

— Могу я поговорить с Джозефом Финли? — спросил резкий голос.

Она инстинктивно почувствовала, что это голос человека, похитившего Келли.

— Кто его спрашивает? — произнесла она, вся дрожа.

— Финли дома?

— Он только что вышел. Он будет через минуту.

— Если вы пытаетесь продержать меня на телефоне, чтобы полиция смогла зафиксировать номер, то это напрасно, миссис Финли, — сказал Невилл. — Если полиция прослушивает ваш телефон, вы подвергаете риску жизнь вашей дочери. Я говорил вашему мужу, черт бы его побрал, чтобы он не обращался в полицию.

— Никто не подслушивает, и мы не обращались в полицию, — быстро возразила Ким — Я вам клянусь.

— Передайте мужу, что я ему перезвоню.

— Не смейте обижать мою дочь, подонки, — дерзко сказала Ким.

Невилл усмехнулся.

— Может, вам лучше спросить у своего мужа, почему это произошло, миссис Финли? — Он повесил трубку.

Ким сидела не шевелясь.

Когда вошел Финли, он застал ее с прижатой к уху трубкой.

— Кто звонил? — встревоженно спросил он.

Она положила трубку.

— Человек, который увез Келли, — с неприязнью ответила она — Он сказал, что перезвонит. Он хотел поговорить с тобой.

— О чем? — требовал Финли, хмурясь. — Он тебе сказал?

— Я не знаю, Джо. Тебе, вероятно, лучше знать.

— Что ты имеешь в виду, черт возьми?

— Он сказал, что я должна у тебя спросить, почему похитили Келли. Что это значит? Что тебе известно?

— Этот подонок разыгрывает тебя, Ким. Им недостаточно сознавать, какое горе они причинили, они хотят об этом слышать. Они получают от этого удовольствие.

— Кто они, Джо?

— Откуда мне знать, черт возьми! — огрызнулся Финли с преувеличенным возмущением — Я же говорю, они... Неизвестно кто. И это для них игра. Психологическая игра. — Он взял стакан, залпом выпил все, что там оставалось, и вытер рот рукой. — Если бы Райан пошевелил хоть пальцем и нашел хоть какую-нибудь нить, все было бы уже кончено.

— Нечего обвинять Ника, — раздраженно сказала она. Снова зазвонил телефон.

На этот раз трубку снял Финли. Руки его дрожали.

— Да, — рявкнул он.

— Слушай внимательно, Финли, — сказал Невилл. — Это тянется слишком долго. Мне надоело ждать эти чертовы деньги Они мне нужны к полуночи следующего дня, понятно?

— И Келли...

— Заткнись и слушай. Ты платишь и получаешь ребенка назад. Принеси деньги завтра ночью на Карнеби-стрит. Там мы произведем обмен. В полночь. Если опоздаешь хоть на минуту, девчонка будет мертва. И не забудь, ты должен быть один. Если я на миг заподозрю, что с тобой кто-то есть, дело будет кончено, и тогда можешь использовать эти деньги на похороны дочери. Понятно?

Финли проглотил комок в горле.

— Да, ублюдок, я понял.

— Завтра в полночь мы закончим наше маленькое дельце. — Невилл хихикнул. — Не забудь, что я тебе сказал: приходи один. Если я увижу кого-нибудь еще, я сыграю с тобой злую шутку.

— Ты о чем?

— Я разрежу твою дочь на части.

И Невилл повесил трубку.

Глава 81

Вопли тысяч людей ошеломляли даже на таком расстоянии. К ним добавлялся грохот поездов метро. Все это делало кладбище Бромптон, где остановил машину Кирнан, уж никак не спокойным местом.

Оно было идеальным.

Прожекторы стадиона футбольного клуба «Челси» на Стемфорд-Бридж ярко горели, озаряя темное небо. Тысячи болельщиков кричали во все горло, подбадривая своих любимцев.

Когда Райан вылезал из машины, крики несколько затихли, и он подумал, что, наверное, мячом завладел один из приехавших ливерпульских игроков. Но его мысли были уже далеко от футбола, когда он отошел от машины, жестом приказав Хауэллсу следовать за ним.

Стиви и Кирнан стояли около «сапфира», наблюдая, как сутенер неловко выбирается из машины, бросая на них злобные взгляды, причем особенно ядовитые предназначались Стиви. Но бравада сутенера заметно угасла. В глазах, кроме злобы, был виден страх.

— Какого черта вы меня сюда привезли? — спросил он.

— Я хочу, чтобы ты рассказал мне о Невилле, — спокойно ответил Райан. Он зажег сигарету и жадно затянулся.

— Я рассказал вам все, что собирался рассказать, — заявил сутенер.

— Да, я помню, — сказал Райан. Он приблизился к Хауэллсу, и тот испуганно отступил. — Теперь я хочу знать, когда ты видел его в последний раз.

— Я его не видел уже несколько месяцев.

— Когда ты в последний раз доставил ему ребенка для видео? — настаивал Райан.

— Я же говорю, я его не видел, — упорствовал Хауэллс.

Дальше все произошло так быстро, что Кирнан и Стиви вздрогнули от неожиданности.

Райан ударил пистолетом Хауэллса по голове и раскроил ему висок. Когда сутенер тяжело упал, детектив схватил его одной рукой за майку, а другой затолкал пистолет за пояс. Двумя руками он приподнял Хауэллса и ударил головой о задний бампер машины.

Раздался глухой звук. Сутенер застонал.

— Когда ты в последний раз видел Невилла? — повторил Райан.

Со стороны Стемфорд-Бридж донеслись восторженные крики.

— Я его не видел, — бормотал Хауэллс. Кровь текла по его лицу. Райан приоткрыл заднюю дверцу и положил левую руку Хауэллса на металлический порог.

Кирнан понял, что сейчас произойдет, и удивленно взглянул на детектива.

— Сколько он тебе платит за детей? — спрашивал Райан.

— Он мне не платит...

Райан сильно толкнул дверцу. Она захлопнулась, прищемив руку Хауэллса. Было слышно, как затрещали кости. Два сустава были раздроблены, пальцы превратились в кровавые мешочки.

Хауэллс кричал и метался, как в агонии. Он пытался выдернуть руку, но Райан крепко держал дверцу, пристально глядя ему в глаза. Они были полны слез и безумно вращались.

— Говори, сволочь, — повторял Райан. — Сколько он платил тебе за детей?

Хауэллс не отвечал. Рука у него была как в огне. Кисть онемела, и только боль давала знать, что рука еще не перерублена. Сутенер пытался вырваться, но Райан крепко держал дверцу, развернув его к себе лицом.

— Ты добывал детей из гостиницы на Оссалтон-стрит? — орал детектив.

Хауэллс открыл рот, но кроме рыданий и стонов от него ничего не услышали.

Райан посильнее прижал дверцу. Жуткий крик Хауэллса утонул в радостном реве болельщиков «Челси».

Кисть сутенера теперь была как сплошное кровавое месиво. Кирнан видел сломанные кости, торчавшие из разорванной плоти.

— Ты брал детей из гостиницы? — кричал Райан.

Хауэллс рыдал. Слезы текли по его щекам.

— Так? — повторил Райан, снова прижимая дверцу.

— Да! — завопил Хауэллс. Кровь из его руки стекала под машину.

Райан взглянул на Кирнана и Стиви. Ирландец еле заметно кивнул.

— Сколько Невилл платил тебе за детей, которых ты ему поставлял? — продолжал детектив.

Хауэллс упал на бок, рука его повисла беспомощно, сочась кровью.

— Сколько? — настаивал Райан.

— Я не могу вам сказать, — вопил Хауэллс.

Райан прищемил дверцей его правую руку.

Когда он открыл дверцу, сутенер упал ничком и застыл без движения.

— Вставай, ты, ублюдок, — прорычал Райан и угрожающе занес ногу над растерзанной левой рукой сутенера.

Хауэллс не двигался.

Райан пнул его в бок.

Тот перевернулся. Тело его сотрясали рыдания.

— Пожалуйста, — бормотал он.

— Что «пожалуйста»? — с издевкой спросил Райан. — Не причинять тебе боль? Не издеваться над тобой, как вы издевались над детьми, которых ты продавал Невиллу?

— Я не знал, что он собирается с ними делать. Я клянусь... — плакал Хауэллс.

— Врешь, — сказал Райан и наступил на его размозженную руку. Он держал ногу на его руке и нажимал каблуком, не давая Хауэллсу встать.

Со Стемфорд-Бридж снова послышались крики толпы.

— Райан, ради Бога, — сказал Кирнан, подходя к ним.

Детектив бросил на ирландца злобный взгляд.

— Что? — заорал он. — Ты не хочешь, чтобы я причинял ему боль? Вспомни, Кирнан, это он использовал твою сестру. Она могла бы умереть из-за этой сволочи.

И моя дочь тоже.

— Сколько он тебе платил? — Райан склонился над распростертым сутенером.

— Сотню за каждого. — Хауэллс всхлипывал. Обе руки его превратились в красное месиво.

— Когда ты в последний раз видел Невилла? — продолжал Райан.

— Я точно не помню, — рыдал Хауэллс.

Райан с новой силой надавил ногой на руку сутенера.

— Когда? — закричал Райан.

— Три месяца назад, — завопил Хауэллс.

— Врешь, сволочь! Когда?

— Три месяца назад! Ради Бога, я клянусь! — прорыдал Хауэллс. Боль была невыносимой.

— Где? — спросил Райан.

— Я не помню, честное слово. Я бы сказал. Я не видел его, по крайней мере, три месяца. Я сказал вам все, что знаю, клянусь.

— Где он делает фильмы? — вмешался Кирнан.

— Этого я тоже не знаю, — лепетал Хауэллс. — Я только приводил к нему детей. Для последнего фильма, он сказал, я ему не нужен. Он нашел кого-то еще, кто доставлял ему детей. С тех пор я его не видел.

Райан в замешательстве посмотрел на Кирнана.

Кого-то еще, кто доставлял ему детей.

— Кто же еще доставлял ему детей? — спросил детектив.

— Он мне не сказал.

Райан отошел в сторону. Сутенер сидел на корточках и покачивался из стороны в сторону, баюкая окровавленные руки.

— Ты долго работала на Невилла? — спросил Райан Стиви.

— Около трех месяцев, — подтвердила она.

— Значит, этот подонок говорит правду. Возможно, Невилл получал детей от кого-то другого. Мы должны узнать от кого.

Он протянул руку к Кирнану:

— Дай мне ключи от машины.

— А как быть с этим? — спросил Кирнан, мотнув головой в сторону Хауэллса.

— Он рассказал нам все, что знал, — с уверенностью заявил Райан. — Он выполнил свое назначение.

Детектив вынул револьвер и прицелился в Хауэллса, и тот, мучаясь от боли, в ужасе попытался отползти.

— Вы не можете, — рыдал он. — Пожалуйста.

— Я не думаю, что о тебе хоть кто-то пожалеет, — проговорил Райан, — просто одной сволочью будет меньше.

Он спустил курок.

Ударник стукнул по пустому магазину.

Три вещи произошли одновременно.

Раздался рев толпы со Стемфорд-Бридж, потрясший всю округу.

Реймонд Хауэллс наложил в штаны.

И потерял сознание.

Он тихо лежал на земле.

Кирнан громко выдохнул.

— Когда вы разрядили револьвер? — спросил он детектива.

— Когда выходил из машины, — ответил Райан, садясь за руль.

Он оглянулся и увидел, что Стиви шарит по карманам Хауэллса. Она поспешила в машину, запихивая в сумку две банкноты по двадцать фунтов.

— Ну, вот я и вернула хоть какую-то долю моих денег, — весело сказала она.

Райан равнодушно посмотрел на нее и завел мотор. Он медленно вел машину узкими дорожками кладбища к главным воротам.

Остановившись перед поворотом на Фулхем-роуд, он посмотрел в одну, потом в другую сторону. Он заметил следы крови Хауэллса на задней дверце, но это его не обеспокоило. Он покатил дальше, к Вест-Энду.

Глава 82

Номер, который Чарльз Торнтон использовал как офис, состоял из четырех комнат и располагался над клубом «Император» на Довер-стрит. Это было одно из крупнейших казино, которыми он владел, и оно было особенно дорого ему как первое приобретение такого рода. Казалось, прошла вечность с тех пор, как он выкупил лицензию у прежнего владельца, предприняв перед этим кампанию запугивания и угроз, которой гордился бы сам Крейс.

Но теперь клуб принадлежал ему, и он восседал в пышном великолепии самой большой комнаты, которая являлась его личным кабинетом, потягивал из бокала минеральную воду и поглядывал на огромную картину, изображающую панораму Сиркус Максимус. Торнтон улыбнулся самому себе. Восхищение римским образом жизни, властью, порядком и подсказало ему название клуба в честь самой высшей персоны древней цивилизации. Он представлял себя современным Цезарем, захватывающим, когда это необходимо, успокаивающим, совершающим сделки и, в общем, мудро правящим огромной скрытой империей Лондона. Львиная доля того, что он делал, была законной. Для внешнего мира Чарльз Торнтон был признанной фигурой успешного бизнеса.

И вот этот процветающий бизнесмен, который лично был ответствен по крайней мере за три убийства, а косвенно за гораздо большее количество, сидел, стряхивал пылинки с полированного стола, поглядывая иногда на свое отражение в зеркальной поверхности.

— Ты уверен, что не хочешь ничего выпить? — спросил он, улыбаясь, Джозефа Финли.

Тот поерзал на стуле и покачал головой.

— Я же говорил тебе, Чарльз, — произнес он. — Это не визит вежливости.

Торнтон улыбнулся еще приветливей.

— Ну, если это так, давай сразу перейдем к делу.

Финли оглянулся и увидел стоящего у двери Филиппа Александера.

— Я хотел бы поговорить наедине, — сказал Финли.

— Я доверяю людям, с которыми работаю, Джо. Ты можешь говорить при Филе.

— Наедине, — твердо сказал Финли.

Улыбка исчезла с лица Торнтона. Он посмотрел на Александера и кивнул на дверь.

— Подожди немного за дверью, Фил, — распорядился он, и тот вышел.

Финли подождал, пока закроется дверь, и только тогда начал.

— Мне от тебя кое-что нужно, Чарльз. Это очень важно. — Он проглотил комок в горле.

Торнтон многозначительно поднял брови:

— Я догадывался, что ты придешь.

— Я не знаю, как тебе это объяснить. — Финли опустил глаза. — Я хочу, чтобы кое о чем... позаботились. Мне необходимо, чтобы ты помог мне ликвидировать кое-кого... Или, как вы там называете это в вашем деле...

— Моем деле? Что ты имеешь в виду?

— Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду. Все это... — И Финли обвел руками комнату. — Ты это приобрел не только с помощью своих деловых качеств, не так ли?

Торнтон холодно смотрел на разошедшегося агента по торговле недвижимостью.

— Ты мошенник, Чарльз. Бандит, — продолжал Финли. — Давай не будем ходить вокруг да около. Мы слишком хорошо знаем друг друга.

— Да. Давай не будем ходить вокруг да около, — подхватил Торнтон с сарказмом. — Ты назвал меня бандитом, мошенником. А ты-то сам кто? Не притворяйся передо мной невинной овечкой, Финли. Ты грязнее меня. Ты прячешься за свою хорошую репутацию, за свою маленькую славную семью. — Он гневно взглянул на Финли. — Мы одного поля ягоды.

— Мне надо, чтобы кое-кого убили, — холодно сказал Финли. — Я готов платить.

— Так-так-так... — произнес Торнтон с сардонической усмешкой. — Прямо и честно.

— Да, я заплачу. Послушай, Торнтон, ты единственный, кто может мне помочь. Сделаешь или нет? Я заплачу, сколько ты скажешь.

Торнтон услышал отчаяние в голосе своего собеседника и оглядел его оценивающе.

— А кого надо убить? — поинтересовался он. — Кто доставляет тебе такие неприятности, что ты хочешь его убрать?

— Их трое.

— Трое? Боже, куда ты влип, Джо, дорогуша!

— Мне не до шуток. Ты сделаешь это или нет?

Торнтон провел по волосам рукой и откинулся на спинку стула.

— Это обойдется тебе недешево, Финли, — произнес он после долгой паузы.

— Меня не волнует, сколько придется заплатить. Не в деньгах дело.

— А мне деньги и не нужны. Тебе, конечно, придется платить, но только не наличными. — Торнтон постукивал пальцами по столу. — Я хочу получить здание на Кавендиш-сквер. То самое, насчет которого ты упирался все это время. Вот моя цена, Финли.

— Оно твое, — ответил тот без колебаний.

Торнтон сощурил глаза, с подозрением глядя на своего собеседника.

— Две недели назад ты и слышать не хотел о продаже этого здания. Отчего такая перемена?

— Я уже сказал: мне необходимо провернуть это дело. И мне не важно, во сколько это обойдется. Если придется заплатить этим зданием, так тому и быть.

— Напиши, — сказал Торнтон, подавая ему лист бумаги.

— Ты о чем?

— Напиши, что здание мое. Я хочу видеть это написанным черным по белому. Мы оформим все позже, а пока мне нужны от тебя гарантии.

Финли колебался.

— Давай, Джо, — настаивал Торнтон. — Как-нибудь попроще: я, Джозеф Финли, заявляю, что с этого дня, — он взглянул на часы, чтобы уточнить дату, — согласен продать здание номер такой-то на Кавендиш-сквер Чарльзу Торнтону. Это соглашение вступает в силу сегодня в полдень. — Он снова посмотрел на часы. — То есть через десять минут.

Финли сжал ручку до боли в пальцах и начал писать. Наконец он отдал бумагу Торнтону.

— А где твоя подпись? — спросил Торнтон, швыряя эту бумагу агенту по продаже недвижимости. — Ты стал рассеянным.

Финли поставил свою подпись и раздраженно бросил:

— Ну как, удовлетворен? Торнтон кивнул, улыбаясь.

— Итак, здание твое, и ты делаешь для меня эту работу, — подвел итог Финли.

Торнтон встал с листом бумаги в руках, подошел к маленькому стенному сейфу, открыл его и положил туда расписку. Он что-то вынул из сейфа, но Финли не видел, что именно, пока тот не положил это на стол перед ним.

Под лампой блеснул металл.

— Револьвер сорок пятого калибра, — сказал Торнтон. — Ты сможешь сам его зарядить? — Он бросил на стол коробку с патронами.

— Я тебя не понимаю. — Финли насторожился.

— Я не буду организовывать убийство по твоему заказу, Финли. Тебе нужно, ты сам и убьешь...

— Но мы же заключили сделку, — возмутился Финли.

— Тебе не стоило так доверять мне, Джо. В конце концов, я же гангстер, как ты утверждаешь. — Улыбка окончательно исчезла с его лица. — У меня есть более важные дела, чем посылать моих людей убирать каких-то ублюдков, которые тебе помешали... — Он глядел мимо Финли. — А теперь убирайся. Наша встреча закончена.

— Подонок, — прошипел Финли, протягивая руку за револьвером.

Он схватил оружие и направил на Торнтона, но тот лишь покачал головой.

— Проваливай, Джо, а то я засуну этот револьвер тебе в задницу рак глубоко, что ты сможешь его зарядить только через свой нос, — презрительно бросил он и закричал: — Фил!

Открылась дверь и вошел Александер.

— Проследи, чтобы мистер Финли благопристойно покинул наш клуб. Ты понял, Фил? — распорядился Торнтон.

Финли взял револьвер и патроны и положил в карман пиджака.

— Ты собираешься расхаживать по улице в таком виде, Джо? — спросил Торнтон.

Финли бросил на него гневный взгляд.

— Мне следовало убить тебя, — сказал он.

— Я бы не советовал тебе дажедумать об этом. А, кстати, кого ты собираешься убить?

— Какое твое собачье дело? — огрызнулся Финли.

— Может быть, это мои друзья, — предположил с ухмылкой Торнтон.

— Их зовут Невилл и Катон.

Торнтон нахмурился и бросил взгляд на Александера. Тот только пожал плечами.

Черт побери, что здесь происходит?

— А третий? — спросил Торнтон. Улыбку на его лице сменила озабоченность.

— Частный детектив, — буркнул Финли. — Его зовут Райан.

Глава 83

— Не понимаю, какая от этого польза? — спросила Стиви. Райан барабанил по рулю, ожидая, когда загорится зеленый свет.

Детектив долго не отвечал. Его внимание было приковано к молодой женщине, ведущей машину в соседнем ряду, «XR-3i» с опущенным верхом. На женщине были хлопчатобумажные шорты, майка еле прикрывала ее грудь. Она отбросила волосы с лица и поправила солнечные очки. Потом посмотрела в сторону Райана и поняла, что тот ее разглядывает.

Он улыбнулся. Она тоже улыбнулась в ответ.

Это пока еще трогает.

Пронеслось в голове Райана.

Пока еще да.

Он на секунду крепко зажмурил глаза. Когда он открыл их, женщины уже не было.

Зажегся зеленый свет, и позади вякнул сердитый гудок. Райан тронулся с места, стараясь не замечать боли в груди. Он принял двойную дозу морфия сегодня утром, но все равно чувствовал себя неважно.

Может быть, конец наступит раньше, чем он думает?

Поймав в зеркале свое изможденное отражение, он крепче взялся за руль.

— Послушайте, я не понимаю, какая от этого польза, — повторила Стиви.

Им пришлось прервать разговор из-за страшного шума. Они въехали в тоннель на Юстон-роуд. На этой трассе всегда было оживленное движение, запах выхлопных газов был очень сильным.

Когда они выехали из тоннеля, Райан сказал:

— Я хочу взглянуть на записи в офисе Эммы Пауэлл. Может быть, ты кого-нибудь там узнаешь. В ее папках есть фотографии...

— А как мы попадем в ее офис? Вряд ли она пригласит нас и даже предложит чашечку чая, пока мы просматриваем бумаги.

— Она всегда держала записи под замком?

— Откуда мне знать!

— Ты жила в этом чертовом месте, ты должна знать, как она им управляет.

— Мне не было до этого никакого дела. Нашлось место, где можно пожить, вот и все. До остального мне не было дела.

— Ты больше интересовалась обаятельным мистером Хауэллсом, не так ли?

— Вы становитесь похожим на Кирнана. Он не перестает меня пилить. Это моя жизнь, и я с ней делаю, что хочу.

— Мне все равно, что ты сделаешь со своей жизнью, Стиви. Мне просто нужна твоя помощь. И я плачу тебе за помощь, черт возьми.

— Хорошо, что вы мне напомнили. Насчет платы. Вы сказали, что заплатите, когда мы найдем Хауэллса. Мы его нашли. И помогла вам найти его я. Так что пора платить.

— Ты получишь свои деньги, не волнуйся, — отмахнулся Райан. — И ты не переломишься, если сделаешь для меня еще кое-что. Я прибавлю тебе сотню, если ты так уж нуждаешься.

Она достала из сумки расческу и принялась приводить в порядок волосы.

— А на что ты собираешься их потратить, когда получишь? — спросил Райан. — На наркотики?

— Для вас это так важно? Какого черта вы и Кирнан постоянно читаете мне нотации! Посмотрите прежде на себя, а уж потом осуждайте мою жизнь.

— Ты хорошо знала сестру Кирнана?

— Мы дружили. Мы обычно работали вместе. У нас были одни и те же клиенты.

— И один и тот же сутенер! — заметил он. — Куда она могла подеваться, как ты думаешь?

— Лондон большой город, Райан. Не мне вам говорить. — Стиви пожала плечами. — Паддингтон. Стренд. Любая другая дыра. Трудно сказать. Думаю, ему крупно повезет, если он отыщет ее. Ведь это все равно что найти иголку в стоге сена. Кроме того, он почему-то не осознает, что она стала другой... Ну, нашел. А дальше что? Ведь у нее наверняка были причины, чтобы уйти из дома.

— А ты? Ты почему ушла? — спросил детектив.

Стиви отвернулась к окну.

— Я забеременела, — сказала она без каких-либо эмоций.

— Твои родители хотели, чтобы ты избавилась от ребенка?

— Мой отец — да. Мать ничего не знала, и ей было бы все равно, даже если бы и знала.

— И ты ушла?

Она кивнула.

— Отец дал мне денег на аборт. Он не хотел, чтобы я родила этого ребенка. — Она горько улыбнулась. — Он не хотел этого потому, что это был его ребенок.

Райан оглянулся на нее и увидел в ее глазах слезы.

— Да-да. Меня изнасиловал мой собственный отец, — сказала она. — Это началось, еще когда мне было одиннадцать. Я забеременела в пятнадцать лет. Он пытался переложить вину на кого-нибудь другого, но я-то знала, что это его ребенок. Я ушла из дома и решила отправиться в Лондон. Два дня спустя у меня был выкидыш. — Ее всю передернуло. — Никогда не видела столько крови. В больнице сказали, что мне повезло, так как я могла умереть. — Она смотрела на свои руки. — Ничего себе опыт, да? — В ее голосе звучало презрение к себе.

Он медленно вел машину по Оссалтон-стрит, высматривая место для парковки поближе к гостинице.

Стиви равнодушно разглядывала знакомое здание. Никого из прежних обитателей она уже тут не встретит.

Райан проехал мимо гостиницы, все еще высматривая место, где бы поставить машину.

— Райан, смотри! — вдруг вскрикнула она, схватив его за руку. Он посмотрел туда, куда указывал палец Стиви.

Из гостиницы появилась Эмма Пауэлл. Она огляделась и направилась в сторону Юстон-роуд.

— Похоже, она спешит, — размышлял Райан, наблюдая за ее короткими быстрыми шагами. Время от времени Эмма переходила на бег.

Райан развернулся, чуть не задев стоявшую у тротуара «астру», и поехал прочь от гостиницы.

— Что случилось? — спросила Стиви.

— Хочу знать, куда она идет, — сказал он, не спуская глаз с Эммы.

— А как же ее записи?

— Это подождет.

Эмма взглянула на часы и ускорила шаг.

— Как ты думаешь, она опаздывает на свидание с любовником? — спросил Райан.

Какой-то прохожий попытался перебежать улицу, и Райан нажал на сигнал, не желая потерять из виду Эмму.

Она вышла на Юстон-роуд.

— Может, она идет перекусить? — предположила Стиви.

— Тогда я зря трачу время, следуя за ней, — заметил Райан.

Эмма свернула в ворота, ведущие к главному входу на станцию Сэнт-Пэнкрас.

Райан удивленно вскинул брови и направил машину туда же, чудом не столкнувшись с такси, ехавшим позади. Детектив неотрывно следил за Эммой.

— Что она делает, черт побери! — ворчал он.

Направляясь ко входу, она опять посмотрела на часы.

Она пустилась бежать, увидев того, кто ее ждал.

Он стоял, прислонившись к стене из красного кирпича. Увидев Эмму, он широко улыбнулся и пошел ей навстречу.

Райан видел, как они обнялись и страстно поцеловались.

— Так-так, — произнес он насмешливо. — Интересно, кто же этот ее дружок.

Стиви смотрела на Эмму и на того человека, словно не веря своим глазам.

— И это во время рабочего дня, — произнес Райан с притворным упреком.

Стиви напряженно смотрела на эту пару. Райан затянулся сигаретой.

— Ты знаешь его? — спросил он.

Стиви кивнула:

— Это Дон Невилл.

Глава 84

Человеческий поток катился на станцию Сэнт-Пэнкрас и оттуда. Невилл отвел Эмму подальше от толпы и прижал покрепче к себе. Она поцеловала его в щеку, а он улыбнулся, взял ее за подбородок и поглядел в глаза.

— Что случилось? — спросил он. — Почему тебе срочно понадобилось меня увидеть?

— А тебе это не нравится? — спросила она.

Он засмеялся и обнял ее за талию.

— Давай зайдем, выпьем чего-нибудь, — предложил он.

— Я не могу, Дон, — сказала она. — Мне нужно назад, в гостиницу. Но прежде я должна тебе кое-что сообщить.

— За эти десять месяцев я узнал тебя достаточно хорошо. Ты чем-то напугана. Но чем?

Она вздохнула. Она верила, что эта встреча ее успокоит.

— В гостиницу приходил один человек, — начала она. — Сказал, будто ищет своего сына. Я забыла его имя. Он хотел посмотреть мои записи.

— Ты дала их ему?

— Конечно нет.

— Тогда в чем проблема?

— Он задавал странные вопросы, Дон Например, спросил, знаю ли я Рея Хауэллса.

— Ну и что из этого? Услышал его имя. Многие его знают. Ничего страшного в этом нет.

— А что, если он полицейский?

— Если бы он был из полиции, он просмотрел бы твои записи независимо от того, хочешь ты этого или нет. И если бы даже он их просмотрел? Что бы он узнал?

— Есть же папки на тех шестерых детей, которые были убиты.

— Ну и что? Это никак не связывает тебя с ними. Пусть полицейские приходят, задают вопросы, если это им надо.

— Тебе легко говорить. Они придут не к тебе, а ко мне. Я боюсь, что не выдержу.

— Что это значит, Эмма?

— Это значит, что с меня достаточно, Дон. Я не могу больше этим заниматься. Я не могу больше сообщать тебе имена детей, которые уходят из гостиницы. Я не могу больше называть тебе тех, у кого нет семьи, чтобы ты мог использовать их в своих фильмах. Я хочу выйти из игры.

Невилл смотрел на нее, все больше раздражаясь.

— Это только дело времени, полиция зацепится за ниточку, — продолжала она. — И ниточка приведет к тебе. Они найдут нас обоих. И что тогда?

— Ты просишь, чтобы я прекратил делать фильмы, да? — резко спросил он. — Ты просишь ликвидировать дело и отказаться от денег, которые мы с этого имеем?

— Вы убили шестерых. Сколько их будет еще?

— Это что, приступ угрызений совести? — Он иронически хмыкнул. — Слишком поздно, Эмма. Слишком поздно выходить из игры. Ты так же глубоко завязла, как и я. — Он схватил ее за руки и притянул к себе. — Ты сообщала нам имена детей из твоей гостиницы. Ты выдавала нам этих детей. И не пытайся оправдываться. Ты прекрасно знала, чем я занимаюсь. Ты согласилась помогать нам. И ты помогла мне избавиться от того мертвого ребенка, не забывай об этом. Ты так же глубоко завязла, как я и Эдди Катон. — Он отпустил ее руку. На запястье остались белые следы.

Эмма с тоской посмотрела на Невилла.

— Я не пойду в тюрьму, Дон, — произнесла она шепотом. — Я не могу.

— Никто не пойдет в тюрьму, — сказал он, — потому что никого не поймают. Даю тебе слово.

Она опустила голову, но Невилл нежно взял ее за подбородок и посмотрел ей в глаза.

— Никто в тюрьму не пойдет, — повторил он.

Она нежно дотронулась до его щеки.

— Ты любишь меня, правда? — спросил он.

Она кивнула.

— Тогда положись на меня.

Он притянул ее к себе и поцеловал. Их тела тесно прижались друг к другу.

Так что же мне делать, черт побери?

Райан беспомощно сидел в машине, его рука нервно сжимала пистолет. Как легко сейчас затащить Невилла в машину и заставить его показать, где спрятана Келли.

Келли.

— Ты уверена, что это он? — спросил Райан, не отрывая взгляда от нежной пары.

— Абсолютно, — ответила Стиви. — Он всегда завязывал волосы на затылке. Ты видишь этот хвост? Его трудно не узнать.

Райан прикусил нижнюю губу.

Что же мне делать?

В машине зазвонил телефон. Детектив снял трубку.

— Да, — рявкнул он.

— Райан, это я, Кирнан, — послышался голос на другом конце провода.

— Чего тебе? — буркнул детектив. — Тут у меня Невилл под наблюдением.

— Боже мой! Что вы собираетесь делать?

— Спроси что-нибудь полегче. А что у тебя стряслось?

— Сижу у телефона, принимаю все сообщения.

— Это я знаю, — торопил Райан. — Переходи к делу.

— Только что позвонил какой-то Финли. Джозеф Финли. Он сказал, что ему надо срочно с вами поговорить.

— Он сказал тебе хотя бы приблизительно, в чем дело? — встревожился Райан.

— Я с ним не разговаривал. Звонок записан на автоответчик.

— А где же ты был, черт возьми? Я тебя специально оставил принимать звонки.

— Даже мне иногда нужно сходить в туалет, — возмутился Кирнан. — А этот звонок есть на пленке. Думаю, вам следует послушать. Финли упоминает Келли.

Райан повесил трубку, быстро завел машину и поехал назад к Юстон-роуд.

— Что вы делаете? — удивилась Стиви. Она все еще не спускала глаз с Эммы и Невилла. — Я думала, вас интересует Невилл.

— Я с ним еще поговорю, — ответил детектив, поглядывая в зеркало на удаляющуюся фигуру мужчины с хвостом на затылке. Теперь он думал лишь о том, как бы поскорее вернуться в свой офис.

Ему необходимо срочно прослушать сообщение.

Глава 85

«Райан, Райан, если ты там, возьми трубку. Ну, все равно, слушай. Это Джозеф Финли. Я знаю, где Келли. Похитители мне звонили. Я должен отдать им деньги сегодня вечером. Мне нужна твоя помощь. Я буду у тебя в офисе к 11.30. Позвони мне, когда придешь — ты знаешь мой номер...»

Райан перемотал пленку, нажал на кнопку «пуск» и прослушал сообщение в третий раз, уставившись в задумчивости на телефон.

Кирнан сидел на краю стола, Стиви примостилась на диване. Оба молчали. Ирландец наблюдал за Райаном. Стиви нервно затягивалась сигаретой.

— Все, — сказал Райан, вставая. — Кончено.

— Что кончено? — спросил Кирнан.

— Наше маленькое деловое сотрудничество, — сказал детектив, наливая себе виски. — Наше трио. — Он невесело улыбнулся. — Ты, я и Стиви. Все кончено. Вы мне больше не нужны. Вы свободны.

— Так просто? — спросил Кирнан.

— Так просто, — ответил Райан, сделав большой глоток виски.

— Ну уж нет, — разозлился ирландец. — Я приехал за моей сестрой, и я ее найду. Вы сказали, что, если мы найдем Хауэллса, он может привести нас к Невиллу, а если мы найдем Невилла, мы сможем найти мою сестру. Я теперь не сдамся. Я слишком далеко зашел. Я не вернусь домой без нее. Я не уйду, Райан. Если нужно, я пойду сегодня с тобой. Пусть будет что будет.

— Очень трогательно, — сказал детектив, делая еще один большой глоток. — А ты, Стиви?

Она пожала плечами.

— Я согласилась помогать вам, пока вы не найдете Хауэллса, — сказала она. — Вы обещали заплатить мне, если я помогу его найти. Я помогла. — Она в ожидании вскинула брови.

— Все верно. — Райан направился к столу. Он выдвинул один из ящиков и достал что-то, похожее на сейф. Маленьким ключом он отпер замок и вынул две пачки банкнот. Он бросил Стиви сначала одну, потом другую. Она ловко их поймала.

— В каждой пачке полторы сотни, — сказал он. — Мы ведь так договаривались? Триста фунтов, когда найдем Хауэллса. Здесь все. Пересчитай, если хочешь.

Она засунула деньги в сумочку.

— Вам я доверяю, — улыбнулась она.

— Никому никогда не доверяй, — посоветовал Райан.

Стиви встала и пошла к двери. Взявшись за ручку, она в нерешительности остановилась и оглянулась на Райана.

— Спасибо за деньги, — тихо сказала она.

— Уговор есть уговор, — ответил тот.

— Ты действительно хочешь уйти? — удивился Кирнан. — Просто взять деньги и отвалить?

— А чего ты от меня ждешь? — спросила она с вызовом.

— Я не ждал от тебя ничего, — язвительно произнес ирландец. — На три сотни можно купить много наркотиков. Надеюсь, ты довольна?

— Надеюсь, ты найдешь свою сестру, — сказала Стиви, открывая дверь.

Кирнан промолчал.

— А когда найдешь, спроси ее саму, чего она хочет, в чем видит свое счастье, — добавила она и обратилась к Райану: — Надеюсь, увидимся.

И ушла.

— Вот сволочь, — ругнулся Кирнан.

— Она свое дело сделала, — возразил Райан, допивая последние капли из своего стакана. Поставив стакан, детектив посмотрел на Кирнана. — Итак, ты хочешь быть этаким героем?

— Я просто хочу найти мою сестру, — ответил ирландец.

— Очень благородно.

— Мне надоело такое отношение ко мне, Райан, — огрызнулся ирландец, — но все равно я пойду с вами.

— Я не просил об этом, не так ли?

— Это не только для вас. Это для меня.

— Ты не знаешь, что нам предстоит. Ситуация изменилась, Кирнан. Это совсем другое, нежели шататься по Сохо или Кингс-Кросс в надежде увидеть ее. Совсем другое. И чем дальше, тем опаснее. Ты к этому готов?

Кирнан кивнул.

Райан бросил ему свои ключи.

— Вон тот шкафчик. — Он показал в угол комнаты. — Открой его маленьким ключом.

Кирнан открыл.

Он увидел револьвер 357-го калибра.

— Возьми, — коротко приказал Райан.

Ирландец потянулся за оружием.

— Он может тебе понадобиться, — неопределенно произнес Райан. — Ты когда-нибудь стрелял из револьвера?

— Нет.

— Будем надеяться, что тебе и не придется. — Он посмотрел ирландцу в глаза. — Ты можешь умереть, Кирнан.

— Все умирают, Райан.

Детектив горько засмеялся.

— Уж это я знаю, — сказал он.

Глава 86

Он еще раз пересчитал пачки денег, перетянутые эластичными лентами. Его пальцы нежно касались крупных банкнот. Финли вздохнул и захлопнул кейс. Он посмотрел в зеркало, изучая свое отражение. На лбу выступили капли пота, лицо было бледным, как у персонажа мадам Тюссо.

— Можно я пойду с тобой?

Ким сидела на краешке кровати, поглядывая на мужа, держащего в руках кейс.

Финли покачал головой.

— Это слишком опасно, — сказал он. — Кроме того, они предупредили, что я должен быть один.

— Они имели в виду полицию, но не меня, — настаивала она.

— Ким, я пойду один, — раздраженно бросил он.

Последовала долгая пауза. Ким в конце концов прервала ее:

— А если ее уже нет в живых? — Голос Ким был почти не слышен.

— Она жива. — На этот раз Финли не выдал своего раздражения.

— Почему ты в этом так уверен, Джо?

— Послушай, ведь мы выполняем все их условия, — сказал он, стараясь быть ласковым. — Я несу им деньги. Полицию не информировали. Мы следуем их инструкциям. Нет причин убивать ее. Я отдам им деньги, они вернут мне Келли.

— Так просто? — За последнее время у нее появилась привычка беспрестанно шевелить руками. Сейчас она теребила кончик одеяла. Когда она подняла глаза, он увидел в них слезы.

— С Келли все будет в порядке, — пообещал Финли, стараясь верить своим словам.

Ким кивнула.

Он посмотрел на часы, его руки что-то искали.

— Мне надо идти. Сначала я должен встретиться с Райаном.

— Сделай так, чтобы ее не обидели, Джо, пожалуйста, — сказала Ким. Одинокая слеза скатилась по ее щеке.

Он задержался в дверях спальни, раздумывая, поцеловать ее на прощание или нет. Потом решительно открыл дверь и стал спускаться вниз по лестнице.

Сидя на краешке кровати, Ким слышала, как хлопнула входная дверь. Она подошла к окну, выходившему на улицу. Финли положил кейс на заднее сиденье и сел за руль «ягуара». Зарычал мотор, и машина тронулась, исчезла в ночи.

Ким посмотрела на часы.

Было 21.36.

Финли сверил часы по табло. Не меньше часа у него уйдет на то, чтобы добраться до офиса Райана.

Поерзав на сиденье, он почувствовал прикосновение револьвера 45-го калибра, спрятанного на боку под пиджаком. Ким не знала, что он едет на эту встречу не только с деньгами, но и с оружием. В кармане у него были запасные патроны.

Он потрогал рукоятку револьвера.

Он должен удостовериться, что сможет быстро выхватить его, когда придет время.

Эдвард Катон вставлял затворную раму в автоматический пистолет «Орел пустыни». Пистолет в руке казался приятно тяжелым. Сидя за старым деревянным столом, Катон принялся вставлять патроны в магазин.

Напротив него Дон Невилл вставлял патроны 44-го калибра в магазин «Орла пустыни». Потом он вставил полный магазин в пистолет и отвел затворную раму, нажав на предохранительный крючок, перед тем как убрать оружие в кобуру.

В ботинке у него был спрятан нож Бауер[2]. Невилл вытащил нож, и в тусклом свете сверкнуло широкое изогнутое лезвие.

Он провел большим пальцем по лезвию, удовлетворенно хмыкнул и снова сунул нож в ботинок. Под джинсами нож был совершенно не виден.

Он посмотрел на часы.

— Ты думаешь, он попытается нас надуть? — спросил Катон, положив на стол «Орла пустыни» и берясь за тупоносый пистолет 38-го калибра. Он принялся вставлять патроны в магазин.

— От него можно всякое ожидать, — заметил Невилл, — хотя он знает, что в случае чего мы немедленно убьем ребенка. — Он провел руками по голове и убрал с шеи свой хвост. — Единственное, в чем я уверен, так это в том, что он придет не один.

Катон вопросительно посмотрел на своего компаньона.

— Я знаю этого ублюдка, — продолжал Невилл. — Он считает себя очень умным. — Невилл ядовито усмехнулся.

— Вряд ли он посмеет, — заметил Катон.

— Если он придет с толпой народа, мы тоже встретим его толпой, — сказал Невилл. — Бери телефон и звони Макардлу и Томпсону. Пусть сейчас же топают сюда. И скажи им, чтобы захватили пушки. — Его глаза сузились. — Я покажу этому подонку.

Он снова посмотрел на часы.

22.16.

Глава 87

Винс Кирнан повертел в руках револьвер, ощущая приятную тяжесть, и наблюдая, как свет лампы отражается на хромированной поверхности.

Он был заряжен шестью пулями.

— Вы когда-нибудь убивали? — спросил ирландец у Райана, который стоял у окна и смотрел на огни Черинг-Кросс-роуд.

Детектив жадно затянулся сигаретой и выпустил длинную струю дыма.

— Да, — ответил он не поворачиваясь. — Но не из пистолета.

Кирнан опустил револьвер и внимательно посмотрел на Райана.

— Когда я был полицейским, — пояснил Райан.

— Я не знал, что вы были полицейским.

— Ты многого обо мне не знаешь.

Как, например, то, что у меня этот чертов рак.

— А как это случилось? — спросил Кирнан.

— Был случай наезда в Камдене. Один пьяный врезался в очередь на автобусной остановке, задавил женщину и одного из ее детей. Мы выследили этого типа, и я должен был арестовать его. Он убегал. Он был не старше тебя. Я преследовал его по крыше того дома, где он жил. — Райан сделал резкий жест. — Он сорвался сверху. Двадцать пять этажей...

— Вы толкнули его? — спросил Кирнан.

— Сорвался. Так было записано в официальном отчете. — Райан глубоко вздохнул и зажмурился от боли в груди. — Я был на автобусной остановке через несколько минут после того, как он сбил женщину с ребенком. Она была молодая, лет двадцати с небольшим. И хорошенькая. Но это, конечно, было трудно увидеть после того, как все произошло. Машина этого типа сломала ей шею и позвоночник, проломила голову в шести местах. Одним колесом машины ей оторвало руку. Ребенку было около трех лет. Мы нашли кусочки его мозгов на шинах.

Кирнан с трудом проглотил комок в горле.

— Так вы убили его или нет?

— Он сорвался или его столкнули? — Райан хмыкнул и посмотрел на Кирнана. — Он хотел сдаться, когда понял, что ему некуда бежать. А я видел перед собой мертвую женщину и ребенка. Потом он начал ныть, что это была не его вина. Я сбросил подонка через перила. Я смотрел, как он падал, как лежал на асфальте. — Райан сделал последнюю затяжку и зажег новую сигарету. — Лучший выход для него.

Наступила тяжелая тишина. Кирнан видел, что детектив нетерпеливо поглядывает на часы. Табачный дым окутывал его, как голубоватый туман.

На селекторе раздался звонок, и Райан бросился к телефону.

— Слушаю. Кто это? — спросил он.

— Финли.

— Поднимайтесь, — сказал Райан Финли, надавив кнопку на панели.

Одолев пять этажей, Финли взмок от пота. Возле офиса Райана он остановился, вынул платок из кармана и вытер пот. Попутно он проверил, не виден ли револьвер.

Райан его ждал. Даже при тусклом свете офиса Финли разглядел, что детектив очень сильно сдал — кожа да кости. Ким так и не уточнила, чем он болен, но выглядел он ужасно.

Пока Финли оглядывал офис, из кухни появился Кирнан со стаканом воды в руке.

— А это кто такой, черт возьми? — недовольно спросил Финли.

— Он пойдет с нами, — сказал Райан. — Его зовут Винс Кирнан. — Детектив повернулся к молодому ирландцу: — Кирнан, это Джозеф Финли.

— Это не дело, Райан. Предполагалось, что нас будет только двое, — раздраженно проговорил Финли.

— Теперь будет трое, — парировал Райан. — Нам может понадобиться любая помощь.

— Откуда ты знаешь, что ему можно доверять? — возразил Финли.

— А почему бы мне не доверять? — бросил Кирнан.

— Я доверяю ему больше, чем тебе, — сказал детектив Финли, — и он идет с нами. Поэтому привыкай к его присутствию.

— Если они кого-нибудь со мной увидят, они убьют Келли, и ты это знаешь, — упорствовал Финли.

— Они никого не увидят, — процедил Райан сквозь зубы.

— Райан, если она погибнет, ответственность ляжет на тебя, — предупредил Финли.

— Открой кейс, — сказал Райан.

Финли положил кейс на стол и откинул крышку.

— Боже! Сколько же здесь? — изумился Кирнан.

— Один миллион, — сказал Финли, закрывая кейс.

Но Райан снова открыл кейс, вынул одну пачку и распечатал.

— Что ты делаешь! — возмутился Финли.

— Я должен быть уверен, что ты не пытаешься схитрить, — объяснил Райан. — Знаешь, как это бывает? Пятьдесят сверху, пятьдесят снизу, а между ними стопочка простой бумаги. Можешь не сомневаться, они тоже проверят.

— Тут все в порядке, — отрезал Финли, взял деньги, бросил их в чемодан и захлопнул крышку.

Райан посмотрел на часы.

— Что ж, пора. — Протянув руку за револьвером в кобуре, висевшей на стуле, он надел ее на себя, наблюдая, как Кирнан проделывает то же самое. — Запомни, — сказал Райан ирландцу, — если тебе придется использовать это, не дергай курок. Если ты окажешься близко к тому, в кого стреляешь, обязательно попадешь. Этим можно продырявить кирпичную стену толщиной в пятнадцать футов.

— Оружие?! — вскричал Финли с притворным ужасом. — Зачем нам оно?

— Они похитители, — с усмешкой сказал Райан, — а не мальчики-паиньки. Ты позаботься о деньгах, а остальное предоставь мне. Они вряд ли захотят отпустить Келли, даже если ты заплатишь.

Кирнан пристегнул ремень на плече и прикрыл оружие пиджаком.

— Все в порядке? — спросил Райан.

Ирландец кивнул.

Райан закрыл глаза. Опять эта боль. Он отвернулся, чтобы не выдать своего состояния, выдвинул ящик стола и посмотрел на бутылочку с морфием.

Стиснув от боли зубы, он задвинул ящик и, взглянув на часы, сказал:

— Пошли.

Было 23.16.

Глава 88

— Эта сволочь не придет, — сказал Колин Макардл, закуривая самокрутку и сплевывая табак на грязный пол. Он стоял у стены комнаты, которая когда-то была гостиной в квартире на Карнеби-стрит, 43. За плечом у него висело укороченное ружье.

На кухне Пол Томпсон ходил взад и вперед, разглядывая в полутьме остатки убогого оборудования. Казалось, он никак не может оторваться от треснувшей раковины. Огромная уховертка вылезла из слива и поползла по грязному фаянсу.

У него за поясом торчал девятимиллиметровый браунинг. Он прошел в крошечную ванную, справил нужду туда, где никакой воды давно уже не было. Закончив свои дела, он заглянул в спальню.

Все еще накрытая простыней, все еще крепко привязанная к вонючему матрацу, Келли лежала неподвижно. Глаза ее были закрыты.

Томпсон с минуту всматривался в нее и вернулся в гостиную, где сидели остальные трое.

— Я думаю, она спит, — сообщил он, садясь на расшатанный деревянный стул.

— Я же сказал, он не придет, — повторил Макардл.

Невилл посмотрел на часы.

23.43.

— Он скоро появится, — твердо сказал Невилл.

— А мы должны сидеть, как дураки, и ждать его, — проворчал Макардл.

— Осталось недолго. Он придет.

— Что мы будем делать после того, как он отдаст нам деньги, Дон? — спросил Катон.

— Убьем его и ребенка, — равнодушно ответил Невилл. Потом тонкая улыбка тронула его губы. — Хорошо бы это заснять. — Он засмеялся.

Фотография была сделана около двух лет назад. Келли в голубом платье, волосы заплетены в косы.

Ким нежно касалась пальцами стекла, лаская фотографию. Ее всю трясло.

В комнате было тепло, но она мерзла — холод пробирал изнутри. Он увеличивался, как опухоль.

Как у Ника?

Мысли ее снова вернулись к бывшему мужу. Вдруг они стали нагромождаться одна на другую с бешеной скоростью.

Райан.

Келли.

Похищение.

Звонки.

Ким прижала к груди фотографию, как плачущего ребенка. Ей казалось, что она прижимает к себе Келли.

Она молилась, чтобы ей вновь довелось испытать такую радость, но леденящий холод все рос и рос внутри ее, распространяясь, как вирус.

Ким взглянула на часы над камином. Секунды бежали, приближая назначенное время.

Она пыталась представить, что сейчас делает Финли. Но мысли разбегались, она не могла думать ни о ком, кроме Келли.

Думать о ней и плакать.

— Мы дадим тебе две минуты, потом последуем за тобой, — сказал Райан, осматривая Карнеби-стрит.

В этот поздний час на улице было пусто. Только какая-то темная фигура ютилась в гнездышке из картона неподалеку от дверей магазина. Куски картона развевались на ветру, похожие на ветки какого-то странного дерева.

Он положил руку на грудь, чувствуя нарастающую боль, и усилием воли заглушил ее. Потом снова постучал по циферблату, проверяя, поняли ли его Кирнан и Финли.

— Две минуты? — переспросил Финли, переводя дух.

Он чувствовал, как под пиджаком револьвер толкает его в бок.

Кирнан тоже взглянул на свои часы.

Финли пошел. Походка уверенная, шаги ровные.

Двое наблюдали за ним, спрятавшись в дверях дома через улицу. Они видели, как он на секунду замешкался у входа в дом номер 43. Потом толкнул дверь, но она не поддалась. Она открылась только после сильного удара плечом.

Финли вошел.

Они видели, как он вошел.

— Финли в квартире, — сказал Эдвард Катон, выглядывая из окна.

— Он один? — спросил Невилл.

— Я никого больше не вижу. — Катон улыбнулся в темноте.

— Время встречи! — заметил Невилл, он тоже улыбался.

Он занялся своим пистолетом «Орел пустыни».

Глава 89

Пыль лежала густым слоем. Ему казалось, что она даже заглушает шаги. Клубы пыли поднимались у него под ногами, когда он медленно пробирался через бывший здесь когда-то магазин.

Деревянный пол был усыпан мусором. Бумага, пустые консервные банки — все было покрыто слоем пыли.

Финли вглядывался вверх сквозь полутьму. Местами краска с потолка облетела и устилала пол белой шелухой. Плиты пола потрескивали под его ногами, и этот звук отдавался по всему помещению. Полки были сняты со стен и лежали ненужным хламом. Валялись какие-то деревянные рейки — может быть, они упали с потолка.

Окутанный темнотой, Финли пробирался очень осторожно, как по полю, где зарыты мины-ловушки. Он обо что-то споткнулся и еле удержался на ногах. Ворча себе под нос, он стал пробираться дальше. Кейс был теперь весь в пыли. Финли попытался ее смахнуть, и пыль прилипла к его руке. Налево он увидел дверь, которая, по его предположению, вела в заднюю часть магазина.

Он постоял перед дверью, потом открыл ее и ступил на нижнюю ступеньку узкой лестницы.

Сверху просачивался тусклый свет. Стоя внизу с поднятой головой, Финли увидел появившуюся там фигуру.

Эдвард Катон держал в руках пистолет.

— Поднимайся, — сказал он.

Финли начал взбираться по лестнице.

С той же стороны Карнеби-стрит, невидимый для пытливых глаз, всматривающихся в темноту из окна дома номер 43, Райан перебегал от одного входа в здание к другому. Он знаком приказывал Кирнану следовать за ним. Сердце ирландца бешено стучало в груди.

Детектив открыл дверь и вздохнул с облегчением: петли не скрипнули. Он бесшумно вошел в темноту, за ним пробирался Кирнан. Пахло кошками. Или крысами, думал он, настороженно глядя под ноги.

Нащупывая путь сквозь залежи хлама, они передвигались очень медленно через магазин к дальней его части.

Сверху послышался треск. Райан рукой дал знак Кирнану, чтобы тот остановился. Они стояли так несколько секунд, показавшихся бесконечными, не шевелясь, замерев как статуи и затаив дыхание.

Кирнан видел, как Райан вынул из кобуры револьвер и стал продвигаться дальше.

Наверху снова послышался треск, потом голоса. Слов разобрать было нельзя.

Впереди дверь была приоткрыта. Слабый свет сочился через щель, как вода из разбитого сосуда.

Детектив приблизился к двери и приоткрыл ее еще немного, пытаясь расслышать разговор.

Кирнан внимательно следил за выражением лица Райана. Сердце его громко стучало.

Райан услышал голос Финли, потом еще чей-то и еще чей-то. Раздался смех. Приглушенный, горький.

Он смотрел вверх.

— Сколько их? — прошептал Кирнан, нервничая.

Райан пожал плечами.

— Трое, четверо... Трудно сказать.

Он снова услышал наверху треск, на этот раз более отчетливый, и сделал Кирнану знак отойти от двери.

Кто-то спускался по лестнице.

Глава 90

— Это могло бы закончиться по-другому, — сказал Невилл, направив пистолет в грудь Финли.

— Я должен сначала увидеть свою дочь, — заявил Финли.

— Давай сюда ребенка, Пол, — приказал Невилл Томпсону, не спуская глаз с Финли.

Томпсон направился в спальню.

— Деньги на стол, — распорядился Невилл, кивая на кейс.

— Нет. Пока не увижу Келли, — упрямо ответил Финли. Он посмотрел на Катона, тоже с пистолетом, потом на Невилла. За его спиной Макардл начал спускаться по лестнице.

— Положи кейс на стол, — повторил Невилл.

— Нет, — упорствовал Финли, чувствуя, как дуло пистолета прижимается к его спине.

Ему надо было действовать наверняка. Даже если он сумеет быстро выхватить револьвер, ему не удастся уложить сразу четверых. Кто-то из них его убьет. К тому же он вообще не умеет стрелять.

Томпсон втащил Келли. Она была связана, во рту торчал кляп, по ее лицу текли слезы.

— Отпустите ее, — взмолился Финли дрожащим голосом.

— Деньги, — настаивал Невилл.

Финли шлепнул кейс на стол, открыл крышку и протянул Невиллу тугую пачку банкнот.

— Проверь и отпусти ее! — закричал он.

Невилл взял деньги и поднес к носу, как бы нежно вдыхая их запах.

— Вынь кляп, — приказал он Томпсону.

Тот вынул кляп изо рта Келли. Она сначала не могла произнести ни слова. Потом Финли услышал слабый голос:

— Помогите мне. Пожалуйста!

— Все будет хорошо, милая, — сказал ей Финли.

— Трогательно, не так ли? — усмехнулся Невилл.

— Ты подонок, — огрызнулся Финли.

Может быть, сейчас достать револьвер?

— Развяжите ее, — потребовал Финли.

— Вначале мы сосчитаем, — сказал Невилл и положил пистолет на стол.

Сейчас?

Финли дышал нервно и напряженно.

Где Райан, черт побери?

Звук шагов приближался. Райан держал оружие наготове, на уровне головы того, кто мог выйти из этой двери.

Кирнан тоже хотел достать револьвер, но, отходя назад, споткнулся о деревяшку.

Райан бросил на него сердитый взгляд.

Шаги были совсем близко.

Дверь открылась, и в магазин вышел Макардл.

На мгновенье все застыли, потом Макардл открыл рот, чтобы заорать.

Кирнан молнией бросился к нему, схватив ту самую деревянную палку, о которую споткнулся.

С невероятной силой он ударил толстой палкой Макардла по лицу. Тот охнул и упал на колени. Укороченное ружье вывалилось у него из рук.

Кирнан снова ударил его палкой, теперь уже по голове. От удара у Макардла треснул череп, раскололась теменная кость. Он упал к ногам Кирнана, разбросав в стороны руки.

— Пошли! — крикнул Райан, и они бросились вверх по лестнице.

На бегу он услышал сверху:

— Убей ребенка.

Глава 91

Райан слышал чьи-то ужасные крики и почти не сознавал, что они исходят из его горла.

Перескочив последние две ступеньки, он ворвался в комнату с револьвером наготове.

В одно короткое мгновение он оценил ситуацию с поразительной ясностью. Мозг его работал, как компьютер — быстро разыгрывал варианты.

Ближе всех к нему был Финли, стоявший у старого деревянного стола.

По другую сторону стола он увидел человека, которого теперь уже знал как Дона Невилла. Рядом стоял Эдвард Катон.

Справа; в дверях, застыл Пол Томпсон.

Он держал руку на шее Келли.

Ее крик и послужил сигналом к началу схватки.

— Папа! — крикнула она.

Райан развернулся и дважды выстрелил повыше, чтобы не задеть Келли. Первый раз он промахнулся и попал в стену, раскрошив штукатурку, но вторая пуля угодила Томпсону в лицо, в челюсть, прямо под нижней губой. Зубы и челюсть провалились внутрь, а голова запрокинулась, как будто его кто-то дернул сзади. Кровь и осколки кости брызнули на Келли. Она с отчаянным криком упала на пол.

Стрельба в такой маленькой комнате оглушала. Финли повалился на бок. Но это были пустяки по сравнению с грохотом, который раздался, когда заработало автоматическое ружье Невилла.

Когда оружие выплюнуло свой смертоносный груз, он получил сильную отдачу в плечо.

Прыгая через ступеньки, следом за Райаном в комнату ворвался Кирнан. Он налетел на детектива и оттолкнул его в сторону.

Это столкновение спасло Райана от пули. Она пролетела в сантиметре от его головы и пробила огромную дыру в стене.

Ругаясь, Невилл перезарядил ружье и снова выстрелил. Второй выстрел разворотил пол.

Грохот стрельбы в таком маленьком помещении становился чудовищным. Они все оглохли от громовых раскатов. Все происходило, как при замедленной съемке.

Райан стрелял, опустившись на колено.

Затвор метался взад и вперед, высоко в воздух вылетали пустые гильзы.

Одна пуля угодила в деревянную обшивку, другая просвистела возле уха Катона.

Катон вскинул пистолет тридцать восьмого калибра и выстрелил в ответ.

Кирнан упал, вскрикнув от боли. Пуля угодила ему в правое бедро. Он покатился по полу. Из раны текла кровь, оставляя за ним след, вся нога была как в огне. Он стрелял из револьвера, крича от боли и страха. Револьвер прыгал в его руке, все тело вздрагивало от сильной отдачи.

Две пули пробили стену рядом с Катоном, и тот уже не замечал Келли, выбирающуюся из-под тела Томпсона. Она побежала через кухню к ванной. Райан стрелял, стоя на колене. Запах гари проник в его горло и легкие, во рту пересохло.

Невилл повалил стол, чтобы спрятаться за ним. Кейс со всем его содержимым полетел вниз, деньги рассыпались по комнате.

Пуля пробила столешницу и по касательной задела щеку Невилла.

— Черт! — крикнул он, высовываясь с ружьем из-за стола.

— Давай! — заорал Райан.

Убей меня, ты, сволочь.

Финли полз через комнату к двери мимо раненого Кирнана, пытающегося подняться.

Катон выстрелил дважды. Звук револьверных выстрелов утонул в грохочущей очереди автомата.

Финли закричал от страха и от боли — пуля оторвала ему палец правой руки.

Он видел, как палец покатился по полу.

Боль охватила всю его руку, из раны лилась кровь.

Кирнан пытался прицелиться в Катона, но рука не слушалась. Он выстрелил наугад и угодил Катону в живот.

Со скоростью полторы тысячи футов в секунду пуля пробила живот Катона и вырвала кусок бедра. Выплеснулся фонтан крови и размозженных костей. Катон рухнул на пол, и оружие выпало из его руки. Он лежал неподвижно.

Кирнан хотел выстрелить в него еще раз, но пока он прицеливался, Невилл вскинул «Орла пустыни».

Пуля попала ирландцу в грудь, пролетела сквозь ребра и одно легкое, разорвав плоть, как воздушный шар. Кровь хлынула из раны вместе с кусками серо-розовой ткани, забрызгав стену позади Кирнана. Он рухнул навзничь, все еще держа револьвер.

Райан видел, как он упал, и выстрелил в сторону стола, который Невилл использовал как щит. Щепки разлетелись во все стороны.

Кирнан лежал у стены. Его била дрожь. Темное пятно мочи расползалось у него на джинсах. Кровь быстро вытекала через рану в легком. У него было такое ощущение, что вся левая сторона груди разорвана на части. Он видел ребра, белеющие сквозь месиво мяса и легкого. Он пытался вдохнуть, но безуспешно. Он хотел что-то сказать, но из-за крови, подступившей к горлу, вырвалось лишь клокотание.

Он видел, как Финли достал из-за пояса револьвер и бесцельно тряс им в воздухе, а потом выстрелил в потолок.

Невилл толкнул на Райана стол, пытаясь сбить его с ног.

Райан упал, но не прекратил стрельбы. Когда кончились патроны, он вынул из кармана другой револьвер и сделал два выстрела. Оба мимо. Длинный хвост волос исчез в дверях кухни. Невилл бросился туда, где спряталась Келли.

Райан встал.

В это время Кирнан заметил какую-то новую фигуру.

На верхней ступеньке лестницы Макардл с кровавым месивом вместо лица покачивался с укороченной двустволкой в руках, направленной на Райана.

Кирнан пытался предупредить детектива, но из его груди вырывались только клокочущие звуки.

Макардл спустил оба курка одновременно.

Выстрел из двух стволов одновременно пришелся Райану в спину и проделал такую дыру, что в нее могла бы пролезть рука. Он бросился вперед, кровь текла из зияющих ран.

Кирнан поднял револьвер и наставил на Макардла.

Пуля угодила Макардлу в колено и чуть не оторвала ему ногу. Он рухнул на пол лицом к Кирнану, вопя от боли.

Кирнан засунул револьвер в этот вопящий рот, сталь лязгнула о зубы. Ирландец выстрелил.

Пуля снесла почти весь затылок Макардла, будто кто-то засунул взрывное устройство внутрь его головы. Кровь, мозги и кости растеклись по деревянному полу.

Кирнан был уже весь забрызган кровью и кусками внутренностей. Трудно было сказать, чьи они были. Комната превратилась в арену кровавой бойни.

Оставшиеся в живых, оглушенные выстрелами, ослепленные вспышками и задыхающиеся от дыма и гари, ощущали запах крови и смерти.

Райан лежал лицом вниз. Вокруг ран на его спине висели куски плоти, как окровавленные лоскуты.

Катон и Томпсон были мертвы.

Кирнана трясло, как в лихорадке. Слезы наворачивались ему на глаза. Он говорил себе, что это от боли, но на самом деле боли он почти не чувствовал. Каждый раз, когда он пытался набрать в грудь воздуха, сквозь его разорванное легкое свистел ветер. Он увидел Финли с револьвером в руке. Другая его рука беспомощно болталась, среднего пальца не было, казалось, эту руку окунули в красную краску.

Кирнан посмотрел на то, что осталось от головы Макардла, и заметил, что мертвые глаза открыты. На левом зрачке виднелся кусочек штукатурки.

Кирнан удивился, почему все это привлекает его внимание.

Это была его последняя мысль.

Финли пробирался мимо мертвого ирландца к кухне.

Повсюду валялись деньги, некоторые пачки были пропитаны кровью.

Вдруг он увиделфигуру в дверях. Две фигуры.

Невилл держал Келли за волосы, в другой руке у него был нож, приставленный к горлу девочки.

— Финли, — прорычал Невилл, — не шевелись, не то я отрежу ей голову.

Глава 92

— Отпусти ее.

Слова пробились сквозь клокочущую кровь.

Райан чувствовал, как кровь текла по его губам, когда он пытался говорить, наставив револьвер на Невилла.

Детектив еле держался на ногах, но сумел повернуться лицом к Невиллу.

— Забудь про это, — рычал тот. — Она все равно уже мертвая. Если даже ты меня застрелишь, я успею проткнуть ей горло.

— Отпусти ее, — снова прохрипел Райан. Револьвер дрожал в его руке.

Невилл знал, что ему надо подождать всего несколько секунд и Райан упадет мертвый.

Финли сделал шаг ближе к ним обоим.

— Отойди, — крикнул ему Невилл, наблюдая за Райаном. Финли все приближался.

— Я же сказал тебе, отойди! — заорал Невилл. — Я убью ее, черт возьми!

Финли поднял револьвер.

Райан стиснул зубы, не выпуская из вида этого человека с хвостом на затылке.

Боже, как ему холодно...

Это то самое, чего ты хотел...

Но он должен быть уверен, что Келли в безопасности.

Прежде чем...

Финли шагнул ближе, револьвер нацелен.

— Последнее предупреждение, ты, сволочь, — орал Невилл с пеной у рта.

— Сделай это, — требовал Райан. — Финли, сделай это.

— Теперь она умрет, — прошипел Невилл сквозь зубы.

Финли выстрелил два раза.

Оба раза он выстрелил Райану в спину. Одна пуля прошла под лопаткой, вторая попала в ключицу.

Невилл от удивления разинул рот.

Келли вскрикнула.

Потрясенный тем, что сделал Финли, Невилл опустил руку с ножом.

Келли оказалась на свободе.

Финли с остекленевшими глазами поднял револьвер и с расстояния меньше двух футов выстрелил в Невилла. Первая пуля попала в живот, выпустив наружу кишки. Вторая пробила правый глаз и вылетела из затылка, вырвав кровь и мозги, разлетевшиеся по стене, как жидкая красная масса. Невилл упал навзничь, выпустив нож из руки.

— Зачем вы застрелили моего папу? — рыдала Келли, подползая к телу Райана. — Зачем?

— Прости, Келли, — сказал Финли. Все его лицо было в крови, и с руки стекала кровь. Он был бледен. — Я должен был это сделать.

— О, папа, нет! — рыдала девочка над Райаном.

— Лучше бы тебе этого не видеть, — прошептал Финли и снова поднял револьвер.

Он стоял над Келли. Дуло револьвера касалось ее головы.

— Как бы я хотел, чтобы ты этого не видела, — повторил он дрожащим голосом.

Он взвел курок.

Райан услышал этот звук как будто за тысячу миль отсюда. Открыв глаза, он увидел все происходящее сквозь красную пелену.

Он увидел Келли, склонившуюся над ним.

И Финли, приставившего револьвер к ее голове.

Он увидел нож, лежащий рядом с Невиллом.

Совсем близко.

Он одними губами произнес ее имя и стиснул пальцами рукоятку.

Финли спустил курок.

Ударник стукнул по пустому магазину.

Райан собрал все свои оставшиеся силы и поднял нож.

Лезвие ножа располосовало брюки Финли, вонзилось в его тело, разрезало пополам мошонку и отхватило член.

Финли издал дикий вопль и попытался вырвать нож, но Райан крепко держал рукоятку, не обращая внимания на кровь, фонтаном бьющую ему в лицо. Он продвинул нож еще глубже. Яичко, выброшенное сильной струей крови, шлепнулось на пол.

Финли с жутким воем опрокинулся на спину, и тогда Райан отпустил наконец нож.

Кровь разливалась вокруг него огромной лужей. Она подтекала под Райана, скорчившегося на полу.

Крики постепенно затихали. Теперь Райан слышал другой звук.

Это был пронзительный вой сирены. Он приближался.

Келли, склонившись над ним, плакала навзрыд.

— Папочка, пожалуйста... — Она просила его не умирать.

Он поднял окровавленную руку и дотронулся до ее лба. В его глазах стояли слезы.

— Я люблю тебя, — всхлипывала она.

Он отвечал ей, беззвучно шевеля губами.

— Нет, — умоляюще кричала она, — не умирай...

Она трясла его за плечи, пытаясь вернуть к жизни.

Сирены были уже совсем рядом.

Келли касалась губами его впалых щек, дрожа всем телом.

— Я люблю тебя, папа, — шептала она.

Ник Райан улыбался.

Шон Хатсон Наемный убийца

Лучше сгореть, чем медленно угасать.

...выглядит словно невинный цветок,

но это обличье змеи...

Макбет

«Assasin» 1988, перевод

Я хотел бы выразить свою благодарность следующим людям за помощь, оказанную мне при работе над романом.

Благодарю Боба Тоннера (так и подмывает назвать его просто Боб), Рея Моди, Питера Вилльямса, моего редактора Билла Мэсси. Приношу особую благодарность «группе захвата» — отделу реализации «ВХ Аллен». Про них с полной уверенностью можно сказать: «Пришли, увидели, победили!» Словом, большое спасибо всем в «ВХ Аллен» от того, кто доставил им столько хлопот.

Благодарю Денниса Пула и всех остальных в «Типтри». «Не радуйтесь, я еще к вам вернусь». Большое спасибо также Мику Вэллу: «Запомни, я у тебя в долгу, приятель!» Спасибо Доку Думу (единственный человек, по моему мнению, достойный памятника еще при жизни), Стелле Клиффорд, которая позволяла себе докучать.

Благодарю Брюса, Стива, Дэйва, Адриана. Могу про них сказать только: «Эти люди сделаны даже не из стали, а из самого лучшего металла. Примите мои аплодисменты!» Спасибо также всем в «Смолвуд Тэйлор», особенно Терри Н. Бергу. «Извините, но вам теперь придется еще и прочитать роман». Приношу свою благодарность также и Вэллу Гроуву.

Благодарю Эллана Троттера, Гарета Джеймса, всегда перегруженного работой, Фила Сильвера, Брайена Бекера, Рея Покока, Билла Янга и Энди Винта. Благодарю также Яна Остина, он же «сумасшедший Макс».

Приношу свою благодарность «Ганс и Роузис», «Ронни Джеймс Дио и Сворд», а также «Ливерпуль ФС».

И, наконец, особая благодарность моим родителям за все, и конечно, спасибо Белинде, которая, как и всегда, была под рукой, когда я в ней нуждался.

Это роман был напечатан на бумаге «Кроксли» в машбюро «Сильверити Тайпрайтер». Это ли не доказательство того, что мне нужна новая пишущая машинка".

Большое спасибо всем, кто поддержал меня!

Вы даже не представляете, как я вам благодарен!

Шон Хатсон

* * *

Он сразу узнал этот звук.

Легкий нож со свистом рассек воздух.

Затем он ощутил его прикосновение к своей щеке, все сильнее, сильнее, пока не брызнула кровь. Этот человек владел ножом безупречно. Легким движением он провел лезвием по лицу Веллера, разрезав кожу от виска до подбородка, сначала с одной стороны и тут же — с другой. Когда лезвие оказалось у горла, человек отдернул нож. Он подсунул два пальца под кожу, словно это была маска. Как следует потянув, он снял кожу с черепа, помогая себе ножом. Она отделилась одним куском. Одним мокрым куском.

Человек обернулся к смотрящим на него и поднял вверх эту живую маску, словно странный экзотический трофей.

Те двое сразу же подошли к Веллеру и стали его раздевать, разбрасывая одежду в разные стороны.

Когда он был полностью раздет, они принялись за работу.

Катализатор

Священник был сумасшедшим. Люди, заталкивающие его в «скорою помощь», на своем веку повидали психов. Им было достаточно одного взгляда, чтобы понять: он безумен.

Он кричал, он ругался, он угрожал.

Все безуспешно.

Наконец он провозгласил, что они совершают ересь. Такого они еще не слышали. Эта угроза откуда-то из далекого прошлого. Суеверие какое-то.

Пока он вырывался из их рук, желая вернуться в свою заброшенную церковь, слово «суеверие» постоянно крутилось у них в голове.

Он кричал им, что они совершают великий грех, кричал, что они оскверняют святую землю, разрушая нечто бесценное, но они не слушали. Старый священник был психом. Кто еще, кроме сумасшедшего, будет жить восемь долгих месяцев в старой, заброшенной церкви лондонского Ист-Энда среди сырости, плесени и крыс? Все стекла были выбиты, повсюду зияли щели, но священник тем не менее не съезжал.

Он не мог уехать. Он убеждал их в этом, когда они выволокли его из ветхого пристанища, чтобы запихнуть в фургон. Они не имеют права входить в эту церковь, не имеют права осквернять ее своим присутствием. Когда они сказали ему, что эту старую церковь снесут и построят здесь многоквартирный дом, он стал совершенно невменяемым. Его обуял такой гнев, что люди в халатах даже не смогли с ним справиться. Он вырвался и побежал обратно к церкви, выкрикивая на ходу слова, смысла которых они не понимали.

Кто-то предложил ввести ему успокоительное, но сделать это все же не решились. Неизвестно, как может подействовать наркотик на слабого человека в таком возрасте. Лучше пусть покричит.

Что он хранитель чего-то необычайно ценного.

Что владеет величайшей тайной.

Что в этих вонючих, кишащих паразитами руинах, некогда бывших местом поклонения, он прячет бедренную кость какого-то святого.

Один из санитаров даже улыбался, слушая его высокопарные, но совершенно бессмысленные речи.

Священник утверждал, что с помощью этой кости можно воскрешать мертвых. Что эти люди, эти строители, приехавшие разрушить его пристанище, уничтожат тем самым власть Господа.

Власть воскрешать мертвых. Кость должна быть у него. Он должен охранять эту силу. Этот секрет.

В фургоне санитары крепко пристегнули его ремнями, чтобы он не покалечил себя в дороге, и сидевший рядом с ним человек в белом халате слушал его безумное бормотание.

Церковь ни в коем случае нельзя разрушать. Ни в коем случае нельзя...

Разрушать... Церковь...

Через несколько минут он потерял сознание, но вдруг его глаза широко раскрылись, а грудь опала, словно в одно мгновение каким-то мощным насосом из нее выкачали весь воздух.

Несмотря на все усилия врачей, священник умер еще до приезда в больницу.

На следующий день строители приступили к работе.

Через неделю от церкви и ее построек не осталось и следа...

Пролог

3 сентября. Вторник

Это было как на войне. Над разоренным ландшафтом, словно ядовитый туман, клубились облака пыли и дыма. Вслед за взрывами слышался грохот рушащихся домов и лязг тяжелых гусениц.

Но это была не война. Шло организованное разрушение, значительно превосходящее по результатам какую-нибудь случайную вооруженную стычку. Это был тщательно продуманный план, разработанный и вычерченный специалистами, который теперь претворялся в жизнь людьми не в военной форме, а гражданскими.

Здесь, в Ист-Энде, находились три высоких жилых дома, известных раньше как Лэнгли-Тауэрс. Три дома, давших кров тысячам жильцов. Они указывали в лондонское небо, словно предостерегающие персты. Рядом возвели магазины и даже молодежный клуб, однако жители больше были озабочены строительными недоделками, чем проведением досуга.

Уже через месяц после того, как дома заселили, в жилищную контору посыпались жалобы на многочисленные трещины в стенах. Но слуги народа, как водится, жалобы проигнорировали. В конце концов в одном из домов рухнул лестничный пролет и погибло пять человек.

Никто не понимал, как подобное могло произойти. Строители не знали, архитекторы недоумевали. Многочисленные жалобы до поры до времени удавалось скрыть во избежание волнений.

Наконец было принято решение переселить людей, а дома снести. И более того, владельцы земли решили продать участок.

Теперь здесь работала бригада по сносу зданий. Строительные механизмы, словно громадные металлические динозавры из какого-то неведомого сюрреалистического мира, ползали по тоннам рухнувшего железобетона. Люди в желтых куртках, как термиты, копошились в развалинах. Их работа — не созидание, а разрушение.

Люди в белых куртках, придумавшие эту операцию, стояли в стороне, куда не долетала пыль. С безопасного расстояния они наблюдали, как рушатся дома.

Висящий на стреле крана тяжелый металлический шар ударялся в стену здания, разбивая вдребезги камень. Когда шар появлялся снаружи, на нем оказывались части внутренних конструкций, гнутые балки и трубы, свисавшие, как металлические кишки.

Человек в белой куртке нажал кнопку на пульте, который был у него в руках, и тут же прогремел взрыв. Тяжелые блоки разлетелись в стороны, и уже третье здание рассыпалось, словно карточный домик.

Сотни тонн железобетона рухнули на землю поверх уже лежащих безобразных глыб.

Маленькие здания, такие, как молодежный клуб, супермаркет и один или два магазинчика для эстетов, пока по-прежнему стояли. Стекла были выбиты, внутри все разграблено, но снаружи к ним еще не притронулись люди и машины, единственной задачей которых было уничтожение этого позора современной архитектуры.

Два года назад сооружение этих башен обошлось более чем в пятьдесят миллионов фунтов. И уже тогда многие на строительной площадке понимали, что было бы разумнее просто бросить эти деньги в печку. Башни возводились в спешке, многие недостатки скрыли, и потребовались пять человеческих жизней, чтобы продемонстрировать все прелести халтуры в строительстве. Хотя смерть этих людей вряд ли что-нибудь изменит в мире наживы.

Что же получил владелец от своих денег, вложенных в эти прекрасные дома, рассчитанные на самый взыскательный вкус?

Как выяснилось, каждое из зданий приносило в год по полмиллиона чистого дохода.

В Ист-Энде жили бедные и богатые. Бедные — в трущобах, богатые — в роскошных домах. Богатые богатели, бедные беднели и чувствовали себя обманутыми.

Бульдозер медленно полз по руинам, толкая перед собой огромные глыбы. Его гусеницы уже скребли по самому фундаменту первого дома. Фундамент был заложен глубоко, но после взрыва, произведенного людьми в белом, он оказался полностью открыт. Дым и пыль смешивались с клубами копоти из выхлопной трубы ревущего бульдозера. Полдюжины экскаваторов сгребали ковшами остатки здания и, подняв над землей тонны битого камня, с грохотом обрушивали их в стоящие рядом грузовики. Массивный чугунный шар по-прежнему раскачивался взад-вперед.

Разрушение продолжалось.

Никто не заметил руку.

Она показалась из трещины в фундаменте первого здания. Испещренная зелеными пятнами, перепачканная в пыли и грязи. Земля дрогнула, и трещина раздалась еще шире.

Рука высвобождалась из бетона, поначалу медленно.

Никто не заметил.

Никто не увидел, как рука, пошевелив пальцами, сжалась в кулак.

Часть первая

— Ложь, где ты больше всего страшна?

— В жалости.

Ницше

На свободу вырвались черти,

Осветив факелами себе новый путь...

Kiss

Глава 1

Молоток председателя опустился с громким стуком, и этот звук многократно отразился от стен в зале суда номер 1 Олд-Бейли. Но неистовый гвалт прекратился лишь на мгновение, и поэтому лорд Юстас Валентайн крепче сжал рукоятку и продолжал стучать даже после того, как голоса полностью смолкли.

Судья укоризненно взглянул на публику, на адвокатов и клерков.

Валентайн служил судьей уже тридцать три года и председательствовал на многих заседаниях, но не мог припомнить, чтобы публика и средства массовой информации проявляли к какому-нибудь делу такой интерес.

Публика уже знала из газет, что многие эпизоды этого преступления были просто отталкивающими. Этого было вполне достаточно, чтобы все три дня — а дело слушалось уже именно столько — в зале не было свободных мест.

Свидетельское показание, вызвавшее последнюю бурю негодования, пришлось повторить.

— Если в суде будет шумно, я попрошу нарушителей покинуть зал, — сказал судья и, посмотрев на стоявшего перед ним прокурора, кивнул ему: — Можете продолжать, мистер Бриггс.

Томас Бриггс с готовностью шагнул к свидетельской стойке. Его мантия развевалась, словно крылья стервятника.

Человек за свидетельской стойкой смотрел на него мутными, безжалостными глазами. Прокурор сверился с записями и обратился к обвиняемому.

— Когда вы отрезали миссис Дональдсон груди, вы знали, что она еще жива?

Эти слова он произнес спокойным, бесстрастным голосом, но у присутствующих по спине пробежал холод. Публика вновь загудела, но судья прекратил этот шум одним ударом молотка.

— Вы знали? — повторил Бриггс, облокотившись на угол стойки.

— Знал, — безразлично ответил Джонатан Крофорд. — Когда я стал ее резать, она закричала.

— Но тем не менее вы продолжали, пока не отрезали обе груди? — спросил Бриггс, на секунду отвернувшись от Крофорда.

— Да.

В зале снова послышался ропот, который, как и раньше, стих после удара молотка. В зале воцарилась гнетущая тишина, которую нарушали лишь голоса прокурора и обвиняемого.

— Почему вы все же решили сделать это? Ведь раньше вы уже ударили миссис Дональдсон кинжалом? — Он замялся, вновь сверяясь со своими записями. — Точнее, вы уже нанесли ей шестнадцать ударов ножом. Этого было недостаточно?

— У нее дети, — начал Крофорд, — этих богатых выродков она вскармливала грудью. — Он усмехнулся.

— Но ведь детей вы тоже убили, — возразил помрачневший Бриггс.

Казалось, в данном случае бесполезен весь его профессионализм. Крофорд держался так заносчиво, что прокурор чувствовал себя не в своей тарелке.

— Мы убили детей, чтобы они заткнулись, — ответил Крофорд. — Сами знаете, какими шумными они бывают. — В его голосе прозвучала ирония, на что прокурор постарался не обращать внимания.

— Вы вошли в спальню детей миссис Дональдсон, — начал Бриггс, повышая голос и направляясь к присяжным, — где спали Мелисса и Фелисити четырех и двух лет соответственно. — Прокурор вытащил из папки несколько черно-белых фотографий и протянул их присяжным. — Что вы сделали потом?

— Я их убил.

— Вы их убили, — повторил Бриггс, и его лицо стало суровым, — но сначала вы отрезали Мелиссе язык и кухонным ножом выкололи Фелисити глаза. Это так?

— О Боже! — раздался стон из зала.

— Это так?! — вскипел Бриггс, поворачиваясь к обвиняемому.

— Когда не видишь зла, о нем не говоришь, — улыбаясь, ответил Крофорд.

— Отвечайте на вопрос, — сказал судья Валентайн, что-то записывая.

— Да, мы убили их, — ответил Крофорд, отбросив назад длинные пряди волос, — так же, как и других паразитов.

— Как я понимаю, под паразитами вы имеете в виду людей, которых можно убивать?

— Да, богатых ублюдков. А скольких погубили они, наживая свои миллионы?

— Семейство Дональдсонов вряд ли можно отнести к миллионерам. Миссис Дональдсон владела лишь небольшой фабрикой в Вулвише.

— Которая свалилась ей с неба, — прошипел Крофорд.

— По-вашему, это достаточная причина, чтобы резать на части миссис Дональдсон и двух ее маленьких детей? Слава Богу, мистеру Дональдсону удалось избежать этой бойни. — Прокурор повернулся к судье: — Обвинение не станет вызывать мистера Дональдсона в суд в качестве свидетеля, милорд. Сейчас он под наблюдением врачей.

Валентайн кивнул.

— Почему вы избрали именно семью Дональдсонов? — продолжил Бриггс, повернувшись к Крофорду.

— У них водятся деньги, — ответил тот, — с кого-то нам надо было начинать? — У него на губах вновь появилась улыбка.

— Под «нам», как я понимаю, вы имеете в виду ваших соучастников?

— Да, я был не один.

— И вы назначили себя предводителем в этой... классовой войне? По-моему, вы так это называете? — Прокурор повысил голос. — Вы объявили войну богатым, или, как вы их называете, классовым врагам! Так?

— Да. Идет классовая война. Но я не назначал себя предводителем. Меня избрали.

— Вероятно, за вашу врожденную осторожность и организаторские способности, — прошипел Бриггс, не сумев скрыть сарказма.

— Вполне возможно, — улыбаясь, ответил Крофорд.

— И эта... война против богатых — не что иное, как многочисленные жестокие убийства мужчин, женщин, их детей. По вашему мнению, их преступление состоит в том, что когда-то им улыбнулась фортуна и они стали обеспеченными людьми. Наверное, вы сами не отказались бы пожить так. А, мистер Крофорд?

— Их убили, потому что они — паразиты. Они нажили свои деньги, эксплуатируя других. Людей, которые не умеют за это отомстить.

— Ага, я понял! — воскликнул Бриггс и нахмурился. — Вы отвели себе роль мстящего ангела. Вы и ваши сподвижники решили казнить богатых от имени тех, кто не был настолько удачлив, как миссис Дональдсон. Как миссис Дональдсон, умолявшая сохранить жизнь ее детям в обмен на собственную жизнь. Но нам известно, как все закончилось.

Бриггс вытащил из папки черно-белые фотографии убитой женщины и положил их на стойку перед Крофордом. Тот взял фотографии, взглянул на них и удивленно поднял брови.

— Здесь она не очень-то похожа на себя, — сказал он, возвращая снимки прокурору. Соскользнув со стойки, они упали на пол.

Взволнованный гул голосов вновь нарушил тишину, и опять застучал молоток председательствующего. Сидевший в последнем ряду инспектор криминальной полиции Питер Торп осторожно толкнул соседа и указал на дверь. Сержант полиции Вик Райли поднялся, и они выскользнули из зала.

В коридоре Торп вытащил из кармана пачку «Ротманса», предложив сигарету Райли. Тот уже искал в карманах спички, поскольку зажигалка Торпа не срабатывала.

Райли прислонился к стене. Они дружно задымили. Сержанту исполнилось тридцать семь, он был на три года моложе своего начальника, но у него в волосах уже появилась седина.

— Классовая война, — сказал Торп. — Этот парень заварил серьезную кашу.

— Да, он и его приятели. И черт знает, кто они такие, — пробурчал Райли.

— Плохи наши дела, — сказал Торп, глубоко затянувшись.

— Господи! Этот ублюдок Крофорд хочет настоящей войны! Одно хорошо — его посадят.

— Да, возможно. Но нам еще предстоит найти всех его сообщников. — Бросив сигарету на пол, Торп растоптал ее. — Пока не появились новые жертвы вслед за миссис Дональдсон и ее детьми.

Глава 2

— Ты уверен, что здесь безопасно?

Дэнни Веллер замотал шею полотенцем и, задрав голову, посмотрел на потолок. Сквозь зияющие дыры в крыше он увидел звездное ночное небо. Словно кто-то раскидал блестки по черному вельвету.

— Что ты имеешь в виду? — поинтересовался Шон Робсон. — Если беспокоишься, что нас здесь найдут копы...

— Нет, этого я не боюсь. Я боюсь, не рухнет ли что-нибудь на голову...

Робсон отрицательно покачал головой и высморкался в руку. Он внимательно изучил слизь на пальцах, затем вытер их о штаны.

— Сегодня сносят башни, — заверил он своего компаньона, — так что здесь все будет тихо. Когда-нибудь, конечно, они доберутся и сюда. Но сегодня можно поспать. Все лучше, чем на улице.

Они пробирались по ночному супермаркету. Под ногами пружинил толстый слой пыли и грязи. Повсюду валялись обломки крыши, почти все окна были выбиты, но здесь, по крайней мере, их никто не потревожит.

Робсон обшарил пустые полки, и у него забурчало в животе. Ему представились прилавки, заваленные продуктами; и тут же острая боль пронзила желудок. Он решил оставить свои фантазии и сосредоточиться на зажатой в руке бутылке виски. Робсон отхлебнул изрядный глоток и протянул ее компаньону. Тот сразу жадно приник к бутылке. Слишком жадно. Робсон протянул руку, чтобы забрать виски.

— Не увлекайся, — отрезал он, — это все, что у нас осталось.

Веллер устало посмотрел на своего спутника и, облизнув губы, кивнул.

Робсон был на три года старше двадцатилетнего Дэнни. Оба уже пять лет были безработными, а алкоголиками — и того больше. Последние три года даже не имели крыши над головой. На жизнь зарабатывали как придется: выклянчивали, воровали и очень часто брались за всякую унизительную работу. Обещание, что их за это покормят, часто казалось более заманчивым, чем перспектива получить жалованье. Но если у них все же появлялись деньги, они тут же тратили их на выпивку.

Робсон имел к виски особое пристрастие. Он знал, что спиртное его убивает, разрушает мозг и разъедает кишки, но ему было все равно. Это просто вопрос времени. Последние восемь месяцев он медленно умирал от рака легких, и какая разница, от чего он в конце концов сдохнет — от выпивки или болезни.

Веллера он встретил два года назад в Вормвуд-Скрабс, куда попал на семь дней за хулиганство, а тот отбывал двухмесячный срок за вооруженное нападение. Он угрожал ножом хозяину закусочной, потому что тот отказался его обслужить.

Отношения между ними были несколько странными. Не сексуальными, хотя поначалу Робсон думал, что его компаньон хитрит. Определение «хитрый» как нельзя лучше подходило к его внешности. Он выглядел хитрым. Его лицо было слишком гладким, Робсону даже показалось, что к щекам Веллера никогда не прикасалась бритва. Черты мягкие, почти женские. Правда, Веллер никогда не предпринимал попыток сблизиться с Робсоном, за что тот был ему признателен.

Сейчас он покрепче сжал бутылку и сделал еще один большой глоток. Веллер ничего не знал о своем товарище, кроме того, что он был женат, частенько бил жену, за что она в конце концов выгнала его из дому.

Веллер знал, что Робсон способен на отчаянные поступки, в чем не раз имел возможность убедиться. Своего компаньона он скорее боялся, чем уважал, старался подстроиться под его характер. Последнее время Веллер был очень одинок, и сейчас радовался обществу даже такого человека, как Робсон. Он знал, что Робсон умирает, и даже думать боялся, как будет жить, когда не станет товарища.

Только теперь, когда Робсон закашлялся, харкая кровью, Веллер испытал к нему нечто вроде жалости. Он взял бутылку и, прежде чем выпить, стер с горлышка кровавую слизь. Кашель товарища по-прежнему звучал у него в ушах.

Робсон схватился за грудь и, когда боль немного улеглась, оскалился в улыбке. Он осторожно вздохнул, но даже это едва заметное движение вызвало новый приступ боли, и он потянулся за бутылкой, которую Веллер предусмотрительно спрятал за спину.

— Твою мать! — выругался Робсон, растирая грудь. Он снова закашлялся, по бороде потекла слизь.

— С тобой все в порядке? — поинтересовался Веллер.

— Конечно нет! — задыхаясь, ответил Робсон. — Но что я могу сделать? — Он вытер бороду рукой.

Веллер пожал плечами.

В темноте раздался вопль, заставивший их обернуться.

— Что за черт? — пробурчал Робсон, моментально забыв про боль.

Крик повторился. Вопль. Завывание. Рев боли или неистовства. На несколько секунд все стихло, затем началось снова, с большей силой. У обоих волосы встали дыбом. Несколько страшных мгновений друзья сидели молча, не в силах пошевелиться. Затем Веллер поднялся и направился к видневшемуся справа окну. Оно было забито досками, но сквозь щели можно было разглядеть, что делается снаружи.

Водянистая луна освещала развороченную строительную площадку. Веллер прильнул к щели и смотрел по сторонам, отыскивая вопившего. Что-то двигалось. Его внимание привлекло быстрое, едва уловимое движение среди наваленных глыб. Очертание исчезло в тени еще до того, как он успел в него всмотреться.

— Наверное, дети, — сказал Робсон.

— Что-то не похоже на крик ребенка, — ответил Веллер, продолжая всматриваться в темноту.

Вопль повторился. Теперь он был таким громким и резким, что между стен прокатилось эхо. Казалось, кричат в самом супермаркете. На сей раз крик был протяжнее. Низкий вначале, он перешел в такой пронзительно высокий, что их охватила дрожь. Он оборвался внезапно, отчего стало еще страшнее.

— Какие, к черту, дети? — прошипел Робсон. — Что же это все-таки такое? — Он тяжело задышал, и даже в полумраке Веллер увидел, как он побледнел.

Краска полностью сошла у него с лица, когда дверь в дальнем конце здания задрожала. Оба резко обернулись, пытаясь разглядеть в темноте главный вход.

Дверь была заперта и забита, но снаружи на нее давила какая-то страшная сила. Казалось, она дрожит под неистовым напором ветра.

— Пойдем, — прохрипел Робсон, потянув компаньона за рукав.

Второго приглашения Веллеру не требовалось. Он мгновенно повернулся, и они направились в противоположный конец здания, к двери, через которую сюда вошли. Пройдя через комнату, где до сих пор стояли холодильные камеры размером с автомобиль, в которых прежде хранились продукты, они наконец оказались у выхода. Робсон распахнул дверь.

Он даже не смог закричать. В дверном проеме стояла некая фигура. От взгляда этого существа у него остановилась в жилах кровь и перехватило горло.

Похоже, они в ловушке. Они не могли ни выбраться отсюда, ни закричать от ужаса.

Робсон словно прирос к полу и только вращал глазами не в силах отвести их от загородившей проход фигуры. Он попытался отступить, но ноги не слушались, в животе забурчало, и к горлу подступила желчь. Наконец он покачал головой, словно отгоняя чудовищное видение.

Это движение было последним.

К нему протянулась рука и, схватив за горло, легко подняла его над землей.

Увидев поднятого над полом Робсона, бешено бьющего в воздухе ногами, Веллер истерически зарыдал. С невероятным трудом ему удалось повернуться, и он побежал обратно в магазин. На секунду он замешкался, споткнувшись обо что-то в обволакивавшей его темноте, и вдруг увидел, как распахнулся главный вход. По пыльному проходу между стеллажей к нему направились темные фигуры.

Три фигуры.

Они двигались быстро, целенаправленно.

За спиной он услышал громкий булькающий звук, который, как он понял, издал Робсон. Но тут же обо всем забыл, осознав свою собственную участь. Они уже были рядом, и в нос ударило жуткое зловоние, какого он не ощущал прежде никогда.

В вышине похожая на огромный прожектор светила луна, освещая сквозь многочисленные дыры в крыше интерьер супермаркета.

В полосе света оказались лица фигур. Веллер упал на колени и молитвенно вознес руки, словно Всемогущий мог прогнать видение. От страха и ужаса у него по щекам текли слезы. Он запричитал, словно маленький, потерявшийся ребенок, а потом из груди вырвался вопль отчаяния.

Они встали над ним.

Глава 3

Рэй Картер крутил ручку одновременно хрипевшего и свистевшего радио. Пока стрелка ползла по шкале, в салоне «ягуара» звучали вперемежку то речь, то музыка... Затем в приемнике что-то забулькало, он его выключил, и стало тихо.

Ветер усиливался, и на лобовое стекло упали первые капли дождя. Картер включил «дворники». Ночь вокруг него сверкала огнями клубов, кафе и ресторанов. Под красивыми неоновыми вывесками мелькали силуэты людей. На улице, у входа в кафе, громко ругались двое. Высокая темнокожая женщина пыталась ухватить мужчину за рукав. Он же, по-видимому, старался убежать от нее.

В дверях ресторана стоял здоровенный детина, в маленьком, не по размеру, костюме. Он дымил сигарой и притоптывал ногой в такт доносившейся из ресторана музыке. Над входом горели красные лампы, и в их свете казалось, что швейцара искупали в крови.

По улице ветер гнал коробки от гамбургеров. Эта картина напомнила Картеру перекати-поле, которые он видел на Западе. Он даже засмеялся над тем, что Сохо в одиннадцать вечера показался ему похожим на Дикий Запад.

Мимо машины прошли два орущих подростка. Один из них ударил по крыше, и оба, ухмыляясь, взглянули на Картера. Но их веселье тут же испарилось, когда они увидели его лицо. Если бы взглядом можно было убить, то оба юнца уже сыграли бы в ящик. Картер преследовал их взглядом до тех пор, пока они не побежали прочь, подгоняемые необъяснимым страхом.

Картер заулыбался, откинулся на спинку сиденья и посмотрелся в зеркало заднего вида. Подбородок был темным, и он провел ладонью по щетине. Не мешало побриться.

Сегодня Харрисон неожиданно вызвал его. А он любил, чтобы его люди выглядели опрятно. В противном случае у них могли возникнуть неприятности. Картер посмотрел в сторону ресторана. Сквозь окно был виден его шеф, сидящий напротив очаровательной блондинки. Некоторое время Картер внимательно их разглядывал, а потом вновь принялся крутить радио.

Легкий стук по стеклу заставил его вздрогнуть, и правая рука инстинктивно оказалась под мышкой, где в кобуре под пиджаком висел автоматический девятимиллиметровый «смит-и-вессон». Повернувшись на сиденье, он увидел смеющееся лицо брата.

Он вновь расслабился и дружелюбно распахнул дверцу машины.

— Замечтался? — спросил Джеймс Картер, ущипнув брата за щеку.

Тот в ответ ткнул его пальцем. Оба рассмеялись.

Братья были похожи. Оба — около пяти футов одиннадцати дюймов ростом, но Рэй казался сильнее. Он был на год моложе Джеймса, но их часто принимали за близнецов. У обоих были темно-каштановые волосы, и оба смотрели на мир стальными, серыми глазами. У Джеймса был глубокий шрам от уха до носа. Еще чуть-чуть ниже — и выкидной нож задел бы сонную артерию. Ему повезло, что он отделался всего лишь пятьюдесятью наложенными швами.

— Думаю, ты не откажешься выпить, — сказал Джеймс, кивнув на ресторан, — за машиной я присмотрю.

— А Харрисон? — спросил Рэй, указав на босса.

— Не беспокойся. Сейчас он полностью поглощен Тиной.

— Насколько мне известно, раньше он был не прочь выкинуть какую-нибудь штуку, чтобы посмотреть, как работают его люди.

— Возможно, но они здесь уже три часа. Наверное, это настоящая любовь, — усмехнулся Джеймс, пересаживаясь за руль.

Рэй поднял воротник пиджака, засунул руки в карманы и направился через улицу к ресторану, пиная перед собой банку из-под колы.

Маленький колокольчик над дверью возвестил о его приходе. Фрэнк Харрисон тут же обернулся и приветственно поднял руку, после чего вновь сосредоточил все свое внимание на блондинке.

Тина Ричардсон, прелестная женщина двадцати трех лет, была почти вдвое моложе Харрисона. Картер слышал о ней еще до того, как она переехала в Кенсингтон, в квартиру, которую ей купил Харрисон. Одни говорили, что она фотомодель, другие — актриса. Но правды в этих рассказах, скорее всего, было мало. Конечно, с такой внешностью она могла добиться успеха в любой из этих профессий. Волосы — почти серебряные, чем она была обязана природе, а не перекиси. Они струились по ее плечам, словно сверкающий водопад. Лицо свежее и ясное, без косметики, лишь слегка подведены глаза. Великолепные голубые глаза, в которые восхищенно глядел Харрисон.

Картер увидел, как она подняла бокал. Харрисон сделал то же самое, они чокнулись и выпили.

К Картеру подошел официант с застывшей на лице профессиональной улыбкой.

— Что желаете, сэр? — спросил он с сильным акцентом.

— Одно пиво, — ответил Картер и посмотрел сначала на Тину, затем на Харрисона.

Он выглядел моложе своих лет. Под жилетом уже угадывалось брюшко, но на лице не было ни одной морщины, а волосы были длинными и густыми. Его глаза казались запавшими, но Картер знал, что это просто игра освещения. Он не слышал, о чем они разговаривают, так что ему оставалось только любоваться Тиной и потягивать пиво.

Кроме них, в ресторане никого не было. Никто не нарушал уютной и интимной обстановки. Картер раскрыл меню и пробежал глазами цены. «Ничего удивительного, что в этом проклятом месте нет посетителей», — подумал он и посмотрел в окно на «ягуар». Джеймс ковырял спичкой в зубах. Похоже, его совершенно не беспокоило, что они потеряли уйму времени, ожидая Харрисона. Брат всегда был терпеливее Рэя.

Рэй был не просто нетерпеливым, иногда даже нетерпимым. Джеймс же всегда все делал не спеша. Он никогда не торопился.

Картер допил пиво и сделал знак официанту, что хочет повторить. Он вытащил сигареты, закурил и уже в который раз посмотрел на часы. Сколько еще Харрисон собирается здесь торчать?

Размышляя об этом, он увидел, как рядом с «ягуаром» остановился черный «датсун». Он подумал, что это туристы, хотят узнать дорогу. Ему было трудно разглядеть, кто в машине, поэтому он поднялся и, подойдя к окну, раздвинул листья декоративных растений.

Джеймс Картер услышал, что рядом остановился автомобиль. Он поднял глаза. Шофер жестами просил его опустить стекло. На минуту он заколебался, стараясь получше разглядеть его в темноте: плотная фигура с толстой шеей показалась ему чем-то знакомой. Джеймс увидел, как в той машине опустилось стекло. Увидел, что шофер перегнулся к самому окну «ягуара», а его рука потянулась к бардачку. Затем увидел направленный на него «магнум-357».

Джеймс удивленно раскрыл рот, и в это самое мгновение раздался выстрел.

Разбив боковое стекло «ягуара», пуля попала Джеймсу в рот. Она выбила три передних зуба, разворотила верхнюю челюсть и вышла у основания черепа. Джеймс рухнул на правое сиденье, из раны в затылке на кожаную обивку хлынула кровь.

— Нет! — заорал Рэй Картер, когда широко распахнулась задняя дверца «датсуна».

Из машины выскочили двое и побежали к ресторану. У одного в руках был объемистый черный предмет. У другого Картер разглядел автомат «Инграм М-10». Они находились всего в десяти ярдах от ресторана, когда Картер повернулся к Харрисону, крича ему об опасности. Тот уже был на ногах, напуганный выстрелом за окном.

Ресторанная шушера бросилась врассыпную. Двое даже подрались, пролезая в кухню через маленькое окошко, соединявшее ее с залом.

— Бегите! — орал Картер, падая на колени. — Через заднюю дверь! Скорее!

Конец фразы заглушил «инграм». В ресторанное окно посыпались пули, разбивая вдребезги стекло и огромные лампы.

Вторая очередь разнесла все, что осталось от окна, пули засвистели по залу, отскакивая рикошетом от каменных перекрытий, впиваясь в потолок. Две лампы, казалось, просто рассыпались на атомы. В воздухе столбом стояла пыль от разбитых в прах отштукатуренных кирпичных стен.

Харрисон со всех ног бросился вглубь ресторана, прикрывая собой Тину, стремясь как можно скорее добраться до безопасной кухни.

Картер побежал за ними, но, обернувшись, увидел, как один из нападавших забросил в окно увесистый пакет. Через секунду прогремел взрыв.

Картер почувствовал обжигающий лицо жар. Кусок камня, величиной с кулак, сильно ударил его в бок, от чего перехватило дыхание. Он вновь повернулся к Харрисону и Тине, подталкивая их к спасительному выходу.

Стены казались оранжевыми от огня. Пламя жадными языками охватило стойку, столы и стулья, но сквозь огонь Картер все же увидел, что те двое бегут обратно к «датсуну». С трудом поднявшись на ноги и закрыв лицо рукой, он бросился за ними сквозь пожар.

Оказавшись на улице, он мгновенно успокоился. Он увидел, что задние колеса «датсуна», бешено вращаясь, с визгом скользят на мокром асфальте, не находя под собой опоры, и достал висевший под мышкой пистолет.

Картер выстрелил трижды. Первая пуля разбила зеркало заднего вида. Две другие вообще не попали в цель, а «датсун» рванул вперед, быстро набирая скорость.

Картер выбежал на дорогу и увидел, как в удаляющейся машине опустилось стекло. Он заметил направленное на него дуло и тут же ощутил резкую боль в левом плече.

Пуля отбросила его назад, на капот «ягуара», из раны хлынула кровь. Ему показалось, что его ударили красным горячим молотом, и перед глазами все поплыло, как в тумане.

Позади него пылал ресторан. Люди выбегали из баров, кабаков и магазинов посмотреть, что происходит. Кто-то закричал. Картеру послышался вой сирены.

Боль в плече стала невыносимой, он наклонился на бок и сполз на асфальт.

Больше он не слышал ничего.

Глава 4

— Картер!

Он попытался открыть глаза, но веки были словно заклеены.

— Картер! — вновь услышал он свое имя, и ему показалось, что он спит.

Ему на плечо легла рука, слишком реальная для сна. Он напрягся, с трудом открыл глаза и тут же почувствовал острую боль в левом плече.

Он смутно видел стоящие возле его кровати фигуры и потряс головой, словно это могло вернуть ясность зрению. Как ни странно, немного помогло. Он сделал попытку сосредоточить внимание на фигурах людей.

— Просыпайся, просыпайся.

Он услышал голос и увидел лицо склонившегося над ним мужчины лет сорока. Так, по крайней мере, ему показалось.

Картер напрягся, и ему удалось сесть. Теперь он понял, чем пахнет в комнате: антисептиком и чистым постельным бельем, то есть больницей. Но он совершенно не представлял, где сейчас находится.

Теперь он узнал человека в синем помятом костюме. Перед ним — сержант полиции Вик Райли.

— Как твое плечо? — спросил полицейский. — Тебе повезло. Пуля не задела сердце.

— Не сказал бы, что мне очень повезло, — ответил Картер, с трудом ворочая языком. В горле совершенно пересохло. Он потянулся к графину, но Райли его опередил и, быстро налив воду, протянул стакан.

Сержант уселся на краешек кровати и смотрел, как пьет Картер.

Картер увидел в комнате еще одного человека в форме офицера полиции. Но тот тут же повернулся и вышел.

— Твой брат умер, — сказал Райли. — То, что было у него в голове, сейчас смывают с сиденья машины Харрисона.

— Подробности меня не интересуют, — ответил Картер и вновь припал к стакану.

— Кто стрелял в тебя, Рэй? — спросил Райли и, вытащив из кармана платок, вытер нос.

— Я их не видел, — сказал Картер.

— Они убили твоего брата.

— Знаю. Но я все равно их не видел, — прорычал Картер. Райли кивнул.

— Автоматический пистолет, который валялся на дороге, твой? — спросил полисмен.

— Я не ношу оружия.

— Ладно, Рэй, перестань. Сейчас нет времени во всем этом копаться. Сегодня вечером тебя могли убить. Хотя нельзя сказать, что это меня особенно тревожит, — немного помолчав, добавил сержант. — Теперь скажи, кто в тебя стрелял? Что там случилось?

— Я тебе уже сказал, что ничего не видел. Почему бы тебе не арестовать нескольких проституток, которых полно на каждом тротуаре? Ведь твоя настоящая работа заключается именно в этом?

— Моя работа начинается, когда взрывают рестораны и гибнут люди. Я не пристаю по пустякам, Картер. А сейчас вы со своим проклятым шофером доставили мне кучу неприятностей. Так что или расскажи мне, что там произошло, или я привлеку тебя за попытку помешать следствию.

— Конечно, другого обвинения ты предъявить мне не сможешь, — заключил Картер и довольно улыбнулся.

— Кто имеет что-нибудь против Харрисона? —спросил полицейский.

— Я сказал тебе, что не знаю. Как не знаю, и кто в меня стрелял. Ты удовлетворен?

— Не особенно. Но здесь мне, по-моему, делать больше нечего. — Он поднялся. — А я думал, ты поможешь нам поймать убийц твоего брата. В следующий раз они проветрят кишки тебе.

Полицейский подошел к окну и посмотрел вниз на стоянку. Мигая синими огнями, подъехала «скорая помощь».

— Ты думаешь, Харрисон бы расстроился, если в тебя сегодня укокошили? — спросил Райли. — Или думаешь, он прольет хоть одну слезу по твоему брату?

Картер промолчал. Он смотрел на зажатый в руке стакан, на его лице обозначились глубокие морщины.

— Ты помогаешь своим молчанием Харрисону, — продолжал Райли. — Что ты за это получишь?

— По крайней мере останусь жив, — ответил Картер.

— Если ты согласишься дать показания против Харрисона, мы тебя защитим.

Картер невесело засмеялся.

— Показания по поводу чего? — невинно спросил он.

— По поводу всех дел, куда он запустил руку. Мы, например, слышали, что он занялся детским порнобизнесом.

— Я просто шофер и не знаю, чем он занимается. Мне все равно.

— Если бы тебе не было все равно, твой брат мог остаться в живых.

— Черт возьми, — прорычал Картер, — я не виноват, что его убили. Или ты думаешь, я этого хотел? — В его голосе были злость и печаль.

Райли пожал плечами и направился к двери.

— Если передумаешь, ты знаешь, как меня найти, — сказал он, взявшись за дверную ручку. — Да, кстати, Картер. Когда-нибудь мы доберемся и до тебя. Конечно, если до этого вы не перестреляете друг дружку. — Он подмигнул Картеру и закрыл за собой дверь.

— Ублюдок! — выругался Картер.

Он вздохнул и лег, закрыв глаза. Острая боль в плече отступила, и сейчас оно только ныло, но при малейшем движении боль снова давала о себе знать.

Конечно, ему повезло, здесь Райли прав. Повезло не в том, что пуля прошла, не задев ни одного важного органа, а потому, что его не убили. Он был везучее Джеймса.

Неожиданно на глаза навернулись слезы, и Картер тихо выругался, будто злость на самого себя могла приглушить переживания. Себя он ни в чем не винил.

У него никого не было на свете, кроме Джима. Их мать умерла от рака двадцать лет назад. Тогда ему было десять лет.

Картер помнил, как, приходя из школы, он видел мать сидевшей у огня. С каждым днем ей становилось хуже, и однажды, придя домой, он увидел, как двое выводят ее из дома, чтобы увезти на «скорой помощи».

Увозить ее уже не было смысла. Достаточно было одного взгляда, чтобы понять безнадежность ее состояния. На протяжении восемнадцати месяцев смертельный недуг медленно пожирал ее, она испытывала нестерпимую боль, но не переставала бороться, не давая болезни взять над собой верх.

От воспоминаний о матери по щекам Картера снова потекли слезы, которых он уже не вытирал.

Два мальчика остались в маленьком домике в Вермондсе с отцом, но через три года со старым человеком случился удар. Он не умер, но стал беспомощным инвалидом, не способным даже самостоятельно питаться. Рэй и Джим по очереди ухаживали за ним: кормили с ложечки, обмывали, если ему случалось сходить под себя. Он превратился в шестидесятивосьмилетнего ребенка и вконец измотал обоих мальчиков.

Когда их отец умер, Джим решил, что с него достаточно, и завербовался в армию. Первые несколько месяцев Рэй чувствовал себя одиноким и обиженным. Это он должен был уехать, избавиться не столько от обстановки, сколько от своих мыслей.

С девяти лет он занимался боксом и теперь полностью посвятил себя спорту. Он тренировался упорно, как никогда, и проводил бои с яростью, которой в себе даже не подозревал. Это было чем-то вроде избавления, очищения души. И если в конце концов его забьют насмерть, то так тому и быть. Он вложил в бокс всю свою страсть и был оценен по заслугам.

Выступая в любительской лиге, в легком весе, он дошел до финала, когда ему было всего девятнадцать лет, и уже через год стал профессионалом.

Джим вернулся из армии через три года, где ему тоже удалось изгнать из себя демонов. Но некоторое время они почти не виделись.

Карьера профессионального боксера приносила Рэю стабильный доход, но затем случилось то, что навсегда закрыло для него ринг.

Он до сих пор помнит этот бой. Тот парень имел лишний вес и был медлителен. В какой-то момент он раскрылся, и Картер нанес ему мощнейший оперкот. Он рухнул как подкошенный, его глаза помутнели и закатились. Появился доктор, а Картера утащили с ринга несмотря на то, что он рвался продолжить бой.

Он умер прямо на ринге от кровоизлияния в мозг. После этого Картер больше никогда не выходил на ринг.

Джим уволился из армии, Рэй оставил бокс. Потом появился Фрэнк Харрисон.

В то время у него были только паб «Кэмден таун» и два стриптиз-клуба в Вест-Энде, но он быстро шел в гору. Ему нужны были люди. «Люди с идеями и возможностями», как он любил говорить. Но, некоторое время поработав с людьми Харрисона, Картер пришел к заключению, что садисты и психопаты здесь тоже в цене.

Так за восемь лет Картер из вышибалы ночного клуба дорос до личного телохранителя шефа. Он и его брат. Как и раньше, они снова были вместе.

Но теперь все в прошлом. От этой мысли у него на глазах снова появились слезы. Он стиснул зубы и закрыл глаза, словно, оказавшись во тьме, можно избавиться от боли.

Но это не помогало.

Глава 5

Фрэнк Харрисон опустил руку в ведро со льдом и вытащил три или четыре маленьких кубика. Он бросил их в стакан с «Джек Дэниелс» и отхлебнул изрядный глоток огненной жидкости.

— Вот что я скажу, — резко проговорил он, поворачиваясь к гостю. — Это не лезет ни в какие ворота. Я прихожу, чтобы спокойно поужинать, а в это время какие-то психи пытаются меня убить. Черт знает во что мне еще станет ремонт моего ресторана. — Он подлил себе янтарной жидкости и принялся расхаживать взад-вперед по просторной комнате. То и дело он останавливался, чтобы взглянуть через балконную дверь на Холланд-парк.

— Кто это сделал? — резко спросил он, хотя и не надеялся услышать ответ. — И почему? Здесь уже давно установился мир. Похоже, у кого-то появились нездоровые амбиции. И теперь один из моих лучших людей убит, а другой ранен. Слава Богу, с Тиной все в порядке.

Он повернулся к сидящему на кожаном диване человеку.

— Даю слово, эти ублюдки поплатятся... Если я оставлю их в покое, любой подонок возомнит, что можно безнаказанно перебегать мне дорогу.

Он повернулся к окну и смотрел на темнеющий парк. Деревья гнулись на ветру, и земля под балконом была усыпана разноцветной опавшей листвой.

— Я только хочу знать, почему они это сделали? — продолжал Харрисон. — Я никому не наступил на ногу, мои дела не затрагивают интересов других лондонских группировок. Если, конечно, это не какая-нибудь новая, мне пока неизвестная.

Он допил стакан и налил еще. Когда он повернулся к одиноко сидящему на диване человеку со стаканом бренди в руке, его злость вскипела с новой силой.

— Поспрашивай на улице, — резко сказал Харрисон. — Я хочу знать, кто стоит за этим нападением. Если нужно, заплачу за информацию, а с устроителями я разберусь сам. Хорошо?

Человек пожал плечами.

— Такого не было уже два года. И последнюю подобную заваруху затеял именно я, — сказал Харрисон.

Он снял галстук, бросил его на кресло, а затем, держа стакан в руке, принялся расстегивать жилет.

— Этого я не потерплю. Тем более все произошло на моей территории. Это вообще никуда не годится... Чертовы нервы!

Налив себе еще виски, он повернулся к гостю. Тот продолжал молчать, пережидая, пока босс гангстеров выплеснет злость, поскольку словами его не успокоить.

— Ты мне расскажешь все, что тебе удастся разнюхать. Я хочу все знать. Понятно? — прорычал Харрисон. — Или они думают, что здесь этот чертов Белфаст? Бомбы, автоматы...

Он допил виски и прислонился к шкафу.

— Ублюдки! — яростно прокричал Харрисон. — Ты выяснишь это, — рычал он, вплотную подходя к собеседнику. — И ты сделаешь это быстро, да? Я не собираюсь платить по двадцать тысяч в год зазря. Выясни, кто хочет моей смерти!

Инспектор полиции Питер Торп не спеша кивнул.

Глава 6

Он пришел в себя сразу, словно проснувшись от ночного кошмара. Его глаза широко раскрылись, а губы шептали беззвучные слова.

Его поставили на ноги, и Дэнни Веллер потряс головой, возвращая ясность сознания. Он почувствовал вонь, такую жуткую вонь, что казалось, его вот-вот вырвет.

Кто-то держал его за запястья, прижимая к стене торгового зала супермаркета.

Вдруг он явственно, вспомнил все, что с ним случилось, и глубокий стон вырвался из его груди.

Перед ним стояли темные фигуры.

Трое. Еще двое прижимали его к стене.

Он ощущал исходящий от них могильный холод и попытался вырваться, но они только усилили свою хватку.

Казалось, холод их рук перетекает ему в вены.

Один из стоявших перед ним шагнул вперед, взял его сильной рукой за подбородок и провел пальцами по щеке, словно по лицу любовницы, наслаждаясь гладкой, ровной кожей.

Рука еще сильнее сжала подбородок, и Веллер замычал от боли.

Вонь стала невыносимой, и единственное, что он мог сейчас сделать — задержать дыхание.

Луна скрылась за черным облаком, и супермаркет погрузился во тьму. Но даже сейчас Веллер чувствовал, что его захватчики рядом. Кто это или что это — он, конечно, не знал.

Тот, что держал его за подбородок, отступил и взглянул на двоих, сжимавших Веллеру руки. Он медленно кивнул, и бродягу снова прижали к стене. Веллер попробовал сопротивляться, но безуспешно.

— Кто вы?! — взвыл он, и слезы ужаса потекли у него по щекам.

Он услышал какой-то металлический звук и посмотрел налево. Один из них достал из кармана пригоршню длинных гвоздей, и приставил гвоздь к ладони Веллера. Все произошло так быстро, что он едва успел закричать.

Тот, что держал его за руку, наклонился, поднял с пола кусок отбитого бетона и сильно ударил по гвоздю. Веллер завопил от боли, когда сталь пронзила руку.

С каждым ударом гвоздь все глубже входил в стену сквозь его ладонь. Из руки хлынула кровь, залив пиджак одному из мучителей, но тот даже не пошевелился, а только смотрел в лицо Веллеру, который сделал последнюю отчаянную попытку освободиться.

Другую руку тоже прижали к стене, и гвоздь прошел сквозь вторую ладонь. Теперь его держали не ледяные руки, а толстые гвозди, которыми его распяли на стене. Кровь капала на пол, и в пыли тут же свертывалась в комочки, словно чернила на замасленной бумаге.

Сознание Веллера помутилось, он обвис, наклонившись вперед, готовый вот-вот упасть, вырвав своим весом гвозди из стены, но холодная рука снова схватила его за подбородок. Он пришел в чувство, и острая боль тотчас пронзила его руки. Ему показалось, что ладони обожгло огнем, и он пожалел, что пришел в сознание.

Перед собой он увидел лицо, которое могло присниться лишь в кошмарном сне. Кожа была так туго натянута на костях, что казалось, сейчас лопнет, как пластик. Но она вдруг начала вздыматься и опускаться, словно что-то шевелилось под этой высохшей пленкой. Она заходила волнами, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее, пока под левой скулой не появилась выпуклость, которая разрасталась на глазах, словно опухоль, словно фурункул, и, наконец, лопнула...

Опухоль оказалась заполнена личинками. Дюжины корчащихся белых червей высунулись из гноящихся отверстий и, падая на пол, устремились к луже вытекшей из Веллера крови.

Он из последних сил закричал:

— Кто вы?!!

Предводитель приблизился к бродяге, и тот едва снова не потерял сознание от ужасной вони. Остальные тоже подошли и завороженно уставились на распятого на стене человека.

Он почувствовал спазмы в пустом желудке и едкую горечь во рту...

Он сразу узнал этот звук.

Легкий нож со свистом рассек воздух.

Затем он ощутил его прикосновение к своей щеке. Нажатие усиливалось, пока не брызнула кровь. Этот человек владел ножом безупречно. Легким движением он провел лезвием по лицу Веллера, разрезав кожу от виска до подбородка, сначала с одной стороны и тут же — с другой. Когда лезвие оказалось у горла, человек отдернул нож. Он подсунул два пальца под кожу, словно это была маска. Как следует потянув, он снял с черепа кожу, помогая себе ножом. Она отделилась одним куском. Одним мокрым куском.

Человек обернулся к смотрящим на него и поднял вверх эту живую маску, словно странный, экзотический трофей.

Те двое сразу же подошли к Веллеру и стали его раздевать, разбрасывая одежду в разные стороны.

Покончив с этим, они принялись за работу.

Глава 7

Его разбудили шаги за дверью.

Сразу же проснувшись, Картер сел на кровати, не обращая внимания на боль в плече.

Он услышал шаги и увидел под дверью тень.

Там кто-то стоял.

Слушая. Ожидая.

Он посмотрел на кнопку вызова медсестры в изголовье кровати и решительно нажал ее.

Дверная ручка стала медленно поворачиваться.

Картер соскочил с кровати, не отводя глаз от двери. «Черт с этой кнопкой, — подумал он. — Сам разберусь».

Дверь немного приоткрылась, и в комнату из коридора упала полоска света. На фоне двери он увидел женскую фигуру. Дверь распахнулась, и женщина шагнула в комнату.

Картер сел на краешек кровати.

Тина Ричардсон закрыла за собой дверь и улыбнулась.

— Не забыла раненого, — мягко сказал Картер, и у него на губах появилась улыбка.

Он встал, и она, подойдя к нему, обняла его за шею, всматриваясь ему в лицо. Их губы слились в поцелуе, и языки встретились во влажной глубине его рта.

Он сильно прижал ее к себе, чувствуя, как тепло разливается по его телу, и она погладила его грудь нежно пахнущими руками.

Когда они наконец отстранились друг от друга, Тина тяжело дышала.

— Я думала, тебя тоже убили, — сказала она, крепко сжав его руку.

Она опустилась рядом с ним на кровать и повела плечами, сбрасывая пальто. Картер заметил, что, кроме тоненького свитера и кожаной юбки, на ней ничего нет. Волосы красиво зачесаны. От нее пахло свежестью, словно она только что вышла из душа. Он провел по ее щеке, и, когда рука коснулась губ, она поцеловала его пальцы.

— Как тебе удалось пройти, — спросил он, взглянув на часы, — ведь сейчас только три часа утра?

— Я сидела в машине напротив главного входа, — ответила она, — внизу был швейцар, поэтому мне пришлось ждать.

Он улыбнулся.

— Чего ждать?

— Каждый рано или поздно захочет в туалет, — сообщила она. — Тогда-то я и проскочила внутрь. Я знала, что ты в этой палате. Фрэнк всегда выбирает для своих людей лучшие комнаты.

— Где он сейчас? — нетерпеливо спросил Картер.

— Мы с ним расстались около полуночи. Я сказала, что доберусь сама. — Она наклонилась и снова поцеловала его. — Я так волновалась! Мне просто необходимо было увидеть тебя. Прости, Рэй. Если Фрэнк узнает, мы оба об этом пожалеем.

— Нам нужно побыстрее отсюда уехать... — мягко сказал Картер.

— Хорошо, я поеду с тобой, если нужна тебе, — сказала она, поднимаясь.

Картер схватил ее руку, снова притянул к себе и крепко поцеловал. Его рука оказалась у нее под свитером, забираясь все выше и выше, пока не коснулась груди. Он осторожно провел по ней, ощущая ладонью ставший упругим сосок.

Она опустила руку ему на живот и почувствовала, как он возбужден.

Тина мягко толкнула его на кровать и, выскользнув из объятий, легла рядом. Она поцеловала его грудь, слегка закусив кожу, и целовала все ниже и ниже...

— Нет, — с трудом выдохнул Картер. Он сел. — Не здесь, не сейчас...

Она промолчала и тоже села на кровати, спиной к нему.

— Долго все это будет продолжаться? — спросила она.

Тина повернулась к нему, ее глаза блестели от слез. Одна слезинка сбежала вниз по щеке. Картер наклонился и поцеловал ее в щеку.

— Мы встречаемся втайне от всех и боимся, что об этом узнают, — настаивала она, — так продолжается уже шесть месяцев. Если повезет, нам удается провести ночь вместе, но при этом мы постоянно должны помнить о Фрэнке...

— Ничего не поделаешь, — спокойно ответил Картер. — Нам нужно соблюдать осторожность.

— Мне это жутко надоело, — устало сказала она. — Но я знаю, ты прав. В каком-то смысле Фрэнк нужен нам обоим. Если бы не он, у меня не было...

Картер перебил ее.

— Он нам не нужен. И он нас не покупал.

— Но мы не можем просто так взять и уйти от него, — с вызовом сказала она. — Он нас убьет.

— Тогда не будем терять времени, — сказал он и притянул ее к себе, ощущая рукой ее мягкие, ласкающие волосы.

Она благодарно прильнула к нему, и ее рука снова заскользила по его животу вниз. Теперь он ее уже не останавливал и сам снял с нее свитер. Его губы коснулись упругого соска, и она откинулась на кровать.

Она выскользнула из дорогой кожаной юбки и сбросила ее на пол.

Картер снял пижаму и стоял перед Тиной обнаженным. Потом он медленно опустился на колени, развел ее ноги и осторожно снял с нее маленькие шелковые трусики.

Тина подняла ноги и положила их ему на плечи. Возбужденно дыша, она ласкала его волосы и ощущала, как он входит в нее. Ее бедра и живот горели огнем желания. Она громко застонала.

За дверью послышался какой-то шум.

Они замерли; секунды казались вечностью.

Шаги.

Картер медленно поднялся и посмотрел на дверь. Тина опустила ноги, пытаясь унять дыхание.

— Мистер Картер!

Они испуганно переглянулись.

— Мистер Картер!

Он узнал голос ночной сиделки и подошел к двери. Ручка стала медленно поворачиваться, но он сам резко распахнул дверь и увидел стоявшую в коридоре сиделку.

— С вами все в порядке? — спросила она. — Мне показалось, вы не спите...

— Не могу уснуть, — ответил Картер.

— Может, принести вам снотворное?

— Нет, спасибо.

— Вы должны попытаться уснуть.

Он кивнул, закрыл дверь и услышал удаляющиеся по коридору шаги. Обернувшись к кровати, он увидел, что Тина надевает юбку.

— Я говорила тебе, что это все бесполезно, Рэй, — в отчаянии сказала она.

Он подошел и поцеловал ее в лоб.

— Мне нужно идти, — сказала Тина. Ее щеки все еще горели от возбуждения.

— Надеюсь, тебе удастся выйти незамеченной, — улыбаясь, сказал он.

Она кивнула.

— Так не может продолжаться вечно, — сказала она. — Мы должны уехать.

Картер ничего не ответил. Он подошел к двери и выглянул в коридор. Убедившись, что там никого нет, он выпустил ее, поцеловав на прощание.

Картер прислонился спиной к двери, прислушиваясь к шагам Тины. Его переполняли противоречивые чувства и мысли.

И все-таки она права, им нужно уехать.

Но и о Харрисоне забывать нельзя.

Глава 8

Дом пустовал уже больше года. Последние жильцы съехали, и здесь теперь властвовали новые обитатели. Крысы, мыши и громадные пауки вольготно чувствовали себя в заброшенном здании. Сырая плесень покрыла стены зловещим черным саваном. Остатки обоев рваными лохмотьями свисали с выщербленной кирпичной стены, словно разлагающаяся плоть.

На кухне мокрицы и водяные блохи сновали по разбитой мебели, стараясь не попасться паукам, свившим в раковине свои паутины.

Гостиная была просторной. Там находился большой камин, в котором когда-то весело трещали смолистые поленья... Теперь холодный, черный зев камина был забит пылью и крысиными экскрементами.

Окна в гостиной наглухо заколочены, а стекла в них давно разбиты. Три спальни наверху находились в таком же запустении. В одной из них на полу валялось одеяло со следами засохшей рвоты — единственное свидетельство человеческого присутствия здесь.

Сюда заглядывали только алкоголики, прячась от дождя. Но даже они не в силах были долго выносить зловоние и паразитов.

Власти должны были снести этот дом уже более шести месяцев назад. Сделать его пригодным для жилья было невозможно, но землей, по слухам, кто-то заинтересовался.

Три дома стояли заброшенными и никому не нужными. Трава и кустарник возле зданий выросли до окон первого этажа.

Все старались держаться подальше от этих домов. Дети там не играли, боясь собственной фантазии, рисовавшей им куда более жуткие картины, чем возможность подхватить столбняк или желтуху, оцарапавшись о ржавый гвоздь.

Дети были уверены, что в этих домах водятся страшные монстры и демоны, и родителей это устраивало, поскольку чада держались в стороне от опасного места, где в любой момент может что-нибудь рухнуть на голову.

Но были и такие, кого влекли темнота и уединение. Они предпочитали жить среди вони и паразитов, в кромешном мраке, день и ночь царившем в этом жилище.

В этих домах уже две недели жили люди. Они не обращали внимания на вонь и разруху. Они видели кое-что и похуже, гораздо хуже.

Никто не видел, как они приехали, никто даже не знал, что они здесь живут. Они искали как раз такое здание, отпугивающее нормальных людей, полностью изолированно, но расположенное недалеко от центра Лондона, поближе к их жертвам.

Свет тусклой керосиновой лампы отбрасывал на стены комнаты длинные тени. Когда кто-нибудь шевелился, казалось, его силуэт на стене движется совершенно самостоятельно и при желании может покинуть комнату.

Тишину нарушал лязг ножей о консервные банки. Собравшимся здесь тарелки были не нужны: они ели прямо из банок, рассевшись словно стервятники в ожидании добычи.

Ели молча.

В углу копошилась крыса, грызла засохшую корку. Один из собравшихся обернулся, запустил в нее пустой банкой и улыбнулся, увидев, как крыса шарахнулась прочь.

Филипп Волтон громко рассмеялся и взглянул на компаньонов.

Все они были приблизительно одного с ним возраста: от двадцати до двадцати пяти. Одеты тоже одинаково: джинсы, спортивные рубашки или свитера, ботинки или кроссовки. Одна девушка сидела без обуви, выставив на всеобщее обозрение черные, как сажа, ступни.

Встретившись с ней взглядом, Волтон улыбнулся.

Мария Чалфонт ответила ему тем же и, доев, вытерла рот тыльной стороной ладони.

Марк Пакстон безуспешно пытался засунуть в рот большой кусок хлеба с тушенкой. Наконец это ему удалось, он облизал руку и вытер ее о джинсы.

Пол Гарднер вылизывал банку, стараясь не порезать язык об острые края. Покончив с этим, он отшвырнул пустую банку в угол.

В соседней комнате Дженифер Томас испражнялась в ведро, уже до краев заполненное мочой и калом. Закончив, она подтерлась тряпкой, швырнула ее в помойное ведро и вновь присоединилась к компании.

Мишель Грант выждал, пока она усядется, и, повернувшись, с силой ударил в стену длинным ножом.

На стене висели фотографии, вырванные из газет и журналов, а некоторые — даже отснятые фотоаппаратом. Часть из них размером с открытку, другие — чуть больше фотографии на паспорт. Кинозвезды, популярные исполнители, ведущие телевизионных программ, спортсмены, бизнесмены, политики... На стене был целый паноптикум богачей и знаменитостей, подобранный каким-то свихнутым поклонником.

Грант наклонился к фотографии, запечатлевшей актрису из одной известной мыльной оперы, плюнул на нее и наблюдал, как плевок стекает по глянцевой бумаге.

— Богатые ублюдки, — сказал он. — Все они.

Он улыбался, медленно проводя лезвием ножа по фотографии поп-звезды.

— Паразитка, — прошептал он.

По изображению фотомодели:

— Потаскуха!

Политика:

— Лжец!

— Здесь их очень много, — сказала Дженифер Томас.

— У нас есть время, — ответил Грант.

— Газеты назвали Джонатана ненормальным, — сказал Марк Пакстон, отыскивая в банке кусок побольше.

— Для них каждый, кто не разделяет их идей, — сумасшедший, — ответил Грант, снова посмотрев на фотографии. — Но кто может сказать: что нормально, а что не нормально? Это нормально? — Он злобно указал на снимки. — Жить так, как эти ублюдки, нормально? Нет. Что знают о деньгах простые люди? Простые люди вроде нас даже не знают, что можно без счета тратить деньги...

— Ты вырос в богатой семье, — сказал Филипп Волтон, отбрасывая с плеч длинные черные волосы. — То же самое — Джонатан. Вы знаете, что такое иметь много денег.

Это прозвучало как обвинение.

— Ты думаешь, почему я ушел из дома? — прорычал Грант. — Потому что увидел, что делают с людьми деньги. Они делают их терпимее и сговорчивее. А я не хочу терпеть! И Джонатан тоже бежал от этой жизни. И все вы знаете, как богатство превращает нормальных людей в самовлюбленных ублюдков. Почему вы здесь?

— Потому что богатые — это паразиты, — сказала Дженифер Томас.

— Они заслуживают смерти, — произнесла Мария Чалфонт.

— Все они — никчемные скоты, — прошипел Волтон.

— Они угнетают бедных, — добавил Пол Гарднер.

— Ребята, — перебил их Волтон, — с эксплуатацией мы ничего поделать не сможем. Сейчас вы сами говорите штампами этих чертовых политиков. Гарднер, это не политическая война, а мы не революционеры. Джонатан хотел не этого.

— Да, — согласился Пакстон, — он хотел уничтожать богатых, без разбора...

— Что мы будем делать, если Джонатана приговорят? — спросила Дженифер Томас, выковыривая ножом грязь из-под длинных ногтей.

— Ты имеешь в виду тогда, когда не останется надежд на «если»? — сказал Волтон.

— Будем продолжать его дело, — ответил Грант. — Он хотел именно этого. Так и было задумано с самого начала. Мы будем продолжать до тех пор, пока не убьем последнего богатого ублюдка! — Он вонзил нож в стену, разрезая пополам фотографию политика.

— Не понимаю, почему многие хотят быть похожими на них, — сказала Мария Чалфонт.

— Многие мечтают о деньгах, — ответил Грант, — они еще не поняли, что богатство изменит их к худшему. Они слишком много нафантазировали об этих паразитах. — Он ударил по стене тыльной стороной ладони. — Они видят их по телевизору, читают о них в газетах и думают, что они какие-то особенные. На самом деле, все не так. И мы заставим их понять, что они ошибаются.

— Перед смертью все равны, — хихикнул Волтон.

Пакстон взял еще один кусок и согласно кивнул.

— Так, кто следующий? — спросил Гарднер, оглядывая фотографии.

— Не важно. Кто-нибудь из них.

Грант улыбнулся, глаза у него заблестели. Взяв нож, он приставил его к фотографии мужчины лет сорока. Он был изображен вместе с белокурой девушкой.

Сделав усилие, Грант глубоко воткнул нож в фотографию Фрэнка Харрисона.

Глава 9

Первой забеспокоилась собака. Она почувствовала что-то неуловимо тонкое, чье-то постороннее присутствие.

Собака, видимо смесь восточноевропейской овчарки с колли, поднялась и направилась к двери спальни, стараясь учуять движение воздуха. Она тихонько заскулила и заскребла лапой.

Боб Чемберлэйн сел на кровати и, близоруко прищурившись, потянулся к светильнику.

Когда он его включил, спальню залил неяркий свет, и он поморщился, протирая глаза.

Собака продолжала скулить и царапаться в дверь. Чемберлэйн хотел было на нее рявкнуть, но тут и сам что-то услыхал.

Внизу слышался какой-то шум. Он вскочил с кровати, словно спортсмен, что было удивительно в его шестьдесят три года, и полез под кровать за оружием.

Он достал винтовку «фрэнчи» и проверил, заряжена ли она.

Внизу все стихло, но потом он уловил крадущиеся, едва слышные шаги.

В магазине кто-то был.

Уже тридцать лет ему принадлежал магазин по продаже оружия, перешедший ему от отца. За все время магазин подвергался нападениям лишь дважды.

Первый раз это были дети, которым не исполнилось и шестнадцати. Два маленьких ублюдка. Надрав им уши, Боб выгнал их вон. В полицию он не сообщил. В Ист-Энде это было не принято. Каждый мог постоять за себя сам. Второй налет был более серьезным. Средь бела дня у дверей магазина на Боба напали два чернокожих. Даже несмотря на то, что они сильно заехали ему по голове железной палкой, он не сдался, ему удалось добраться до ружья и наставить его на бандитов. Тогда потребовалась вся его выдержка, чтобы не выстрелить в этих черных подонков, чего они, несомненно, заслуживали.

Сейчас Боб поудобнее перехватил «фрэнчи» и медленно направился к двери, стараясь не наступать на скрипящие половицы. Если в магазине и впрямь кто-то есть, пусть он лучше не знает, что хозяин на месте.

Боб взглянул на часы: 3.22 утра.

Спустившись вниз, он взял собаку за ошейник и, открыв ногой дверь, оказался на лестнице. Несколько бесконечно долгих секунд он стоял, прислушиваясь, но, казалось, ничто не нарушало обычного безмолвия ночи.

Вдруг он услышал шаги и громкий звук открывающейся двери в комнату, где хранилось оружие. Тот, кто был внизу, действовал нагло и не заботился об осторожности.

Боб улыбнулся. Эти наглецы заскромничают, когда он их прихватит. Он начал неторопливо спускаться, придерживая за ошейник собаку, не давая ей броситься вперед.

Возле лестницы была дверь, ведущая на кухню и в маленькую гостиную, над которой располагался магазин.

Подойдя к двери, он отпустил ошейник и, успокаивая, потрепал собаку по голове. Но она уже скреблась в дверь. Ей не терпелось как можно скорее встретиться с незваными гостями.

— Спокойно, Бица.

Он, улыбнувшись, посмотрел на нее. Собака была сильной и нетерпеливой. Кто бы ни оказался в магазине, он пожалеет, что пришел сюда.

Боб немного выждал, прислушиваясь к гробовой тишине. Слышали ли нежданные гости, как спустился хозяин? Он прижал винтовку к груди, что всегда придавало ему уверенности. «Черт с ними!» — подумал он, и его лицо посуровело. Конечно, плохо, если они слышали. Тогда, наверное, уже смылись...

Он распахнул дверь.

— Бица, взять, — прошипел он, и собака, одним махом проскочив кухню и гостиную, побежала наверх и скрылась во мраке. Она злобно залаяла.

Боб напрягся, слушая лай собаки. Вдруг все стихло.

Тяжело вздохнув, он медленно шагнул в гостиную и только теперь почувствовал могильный холод, пронизавший, казалось, все комнаты. У него по спине пробежали мурашки, и волосы на затылке зашевелились.

И еще запах. Мерзкое зловоние, от которого он поморщился. Тем не менее он направился к магазину, не отводя глаз от ведущей в него двери.

В доходящем сюда свете уличных фонарей он увидел, что два шкафа с оружием взломаны, пистолеты и винтовки валялись в беспорядке, а пол усыпан битым стеклом.

Вонь и холод усиливались, но разозленный Боб не обращал на это никакого внимания. Выставив «фрэнчи» перед собой, он бросился в магазин.

— Где вы, ублюдки? — прокричал он, приставив приклад к плечу.

Другой рукой он повернул выключатель.

Темнота. Свет не зажегся. Магазин остался погруженным во мрак.

Боб заметил Бицу, неподвижно лежащую посредине комнаты. Его сердце забилось.

Вокруг головы собаки растеклась лужа крови, а тело еще продолжало слегка вздрагивать. Нижняя челюсть была практически оторвана и висела лишь на жилах и шкуре.

Боб шагнул к животному. Сейчас он думал не об украденном у него оружии, а о своей мертвой собаке.

Бица была крупной. Убивший ее обладает мгновенной реакцией и неимоверной силой. Убивший...

Ему на плечо легла рука, и он стремительно обернулся.

В падающем с ночной улицы свете Боб увидел перед собой лицо наглого посетителя, от вида которого его сердце бешено застучало. В груди он почувствовал острую, жгучую боль, она распространилась на его левую руку, заставив выронить винтовку.

Он хотел закричать, но из горла вырвалось лишь тихое шипение.

Визитер притянул Боба к себе, заглянув в его широко раскрытые от боли и ужаса глаза.

Ночной гость был одет в помятый, пыльный костюм, прорванный на груди в трех местах, и в этих дырах шевелились какие-то живые существа. Они копошились, наталкиваясь друг на друга, выделяя ядовитую жидкость. Вместо глаз на лице незнакомца зияли черные дыры, кишащие паразитами.

И все же он видел.

Он по-прежнему смотрел на Боба, которому казалось, что его голова вот-вот взорвется. Боль в груди и руке стала еще сильнее и поднималась вверх, к шее. Его тело полыхало нестерпимым жаром, словно кровь превратилась в расплавленный металл.

Он попытался отстраниться, но ноги подогнулись, и он рухнул на пол, тело пронзила дикая боль. Рука оказалась в луже крови, вытекшей из мертвой собаки.

Он отполз от налетчика, но тот сделал лишь шаг и снова оказался рядом с Бобом, с вожделением его рассматривая.

Боб не мог вздохнуть, горло перехватило. Невыносимая боль жгла грудь, голова кружилась. Широко раскрыв глаза, он перевернулся на спину. Вдруг его глаза покраснели, кровеносные сосуды лопнули, и левый глаз стал малиновым.

Пришелец нагнулся над ним, обдав зловонием. Одна из копошившихся в нем личинок упала Бобу на тяжело вздымавшуюся грудь. Затем он отступил от жертвы и просто вышел из магазина, оставив Боба одного.

Давление в груди все поднималось, пока не произошло неизбежное: сердце не выдержало и разорвалось.

Боб Чемберлэйн лежал неподвижно, пока его мышцы не расслабились, бездыханное тело испражнилось.

В воздухе повисла вонь экскрементов, смешиваясь с другим, более сильным запахом — вонью разложения.

Глава 10

Аромат такого обилия цветов был невыносим.

Картер закашлялся от сладкого запаха, накрывшего его невидимым облаком.

Священник прервал свое бесконечное бормотание и взглянул на него.

Картер кивнул, и тот продолжил. Его слова лились бесконечным монотонным потоком, не понятные ни слушателям, ни, казалось, самому священнику.

Картер был одет в темный костюм и стоял, засунув руки под мышки. Легкий ветерок теребил его волосы и шелестел листвой в кронах деревьев. Птицы безмолвно сидели на ветках, словно загипнотизированные действиями этих черных существ внизу.

Одна, наконец, взлетела, и с дерева, кружась, посыпались осенние листья. Один лист упал на большие красные гвоздики, ярко горевшие на крышке гроба с витиеватой надписью:

ДЖИМУ

ТУЗУ СРЕДИ КОРОЛЕЙ

ЛЮБЯЩИЙ РЭЙ

Картер шагнул вперед и сбросил лист, стараясь не потревожить цветы на крышке гроба его брата. Сегодня все принесли цветы; море цветов — от маленьких букетиков, присланных служащими фирмы Харрисона, до громадного букета белых роз от самого босса.

После того как цветы убрали и опустили гроб в землю, Хар-рисон встал рядом с Картером.

Рэй вздохнул. Все происходило очень быстро. Он выписался из больницы всего два дня назад, и, как только он вернулся домой, к нему пришел Харрисон и сообщил, что похороны Джима полностью подготовлены. За все он заплатит сам, и это, по его мнению, правильно. И он заплатил за гроб, за цветы и за все, за все...

Он не скупился. Джим был хорошим парнем, одним из лучших. Добрые слова, сказанные Харрисоном о брате, не уняли боли Картера. Боли, которую он пережил после смерти отца и думал, что никогда больше не испытает.

Но сейчас, стоя на кладбище, он ощущал ту же самую боль, даже еще более сильную, поскольку понимал, что теперь остался один. У него не было никого.

Он взглянул на Тину, не поднимавшую на него глаз. Да, у него нет никого.

Когда подошло время, к нему приблизился священник и повел к могиле, чтобы Картер взглянул на гроб в последний раз и бросил первую горсть земли.

В какой-то момент Картер почувствовал себя ребенком, выигравшим спортивное состязание.

ДАВАЙ, СЫНОК, ТЫ БУДЕШЬ ПЕРВЫМ, КТО БРОСИТ ГРЯЗЬЮ В ГРОБ ТВОЕГО БРАТА. ДАВАЙ, ПРОСТО ВОЗЬМИ ПРИГОРШНЮ ЗЕМЛИ И ШВЫРНИ!

Он наклонился, поднял горсть земли и, секунду поколебавшись, бросил ее в могилу.

«В десятку!» — подумал он, увидев, что грязь залепила буквы на бронзовой табличке.

Картер едва заметно улыбнулся. Наверное, он начинает сходить с ума. Что на него так жутко подействовало: то ли это зверское убийство, то ли грядущее одиночество, — он не понимал.

«Черт возьми! — подумал он, отступая. — Джим погиб, и его не воскресить ни плачем, ни причитаниями». Харрисон шагнул вперед и тоже бросил на гроб горсть земли. Босс гангстеров повернулся к Картеру спиной, и тот снова посмотрел на Тину. На сей раз она тоже взглянула на него. Они обменялись лишь короткими, прочувствованными взглядами, не забывая, что вокруг люди Харрисона. Она слегка улыбнулась ему, и он в ответ благодарно кивнул.

К могиле подошли остальные служащие фирмы, двое из них перекрестились. Компаньоны любили Джима, и Картеру было отрадно видеть, что на похороны брата пришло более двадцати человек. Каждый, склонив голову, проходил мимо могилы и становился в сторонке. Вскоре Картер остался один. Священник посмотрел на него и повернулся к Харрисону, но босс гангстеров покачал головой, призывая того уйти, оставив Картера одного.

Тина стояла, не решаясь уйти, но Харрисон взял ее под руку и повел прочь. По пути к машине Тина быстро обернулась и увидела, что Картер по-прежнему стоит у могилы, словно безмолвно беседуя с мертвым братом и с трудом удерживая слезы гнева и горя. Наконец он повернулся и направился к ожидавшему его кортежу.

Позади него на дереве вновь запели птицы.

* * *

Картер повесил черный костюм на плечики, сняв прилипший к воротнику волос, и убрал его в шкаф. Харрисон сказал, что ему надо отдохнуть, и Картер не стал спорить. Хотя после похорон ему вовсе не хотелось весь день сидеть дома в одиночестве.

Он вернулся домой, принял душ и решил пройтись. Он бесцельно шатался по улицам, и ноги сами принесли его в Айлингтон, на улицу, где они с братом прожили большую часть жизни. Но, оказавшись там, он поколебался и повернул назад, к своему дому.

Остаток дня он провел у телевизора в обществе бутылки водки, так и заснул в кресле со стаканом в руке.

Когда он проснулся, солнце уже заходило, окрасив небо кровавым цветом. Стало прохладно. Картер натянул на себя спортивный свитер, за ремень засунул девятимиллиметровый «смит-и-вессон». Он покрутился перед зеркалом в спальне, проверяя, не видно ли оружия. Осмотр его удовлетворил, он вернулся в гостиную, налил себе еще водки и выпил залпом.

Резкий телефонный звонок заставил его вздрогнуть.

Он потряс головой, разгоняя алкогольный дурман, затем подошел и снял трубку.

— Алло!

— Рэй!

Он сразу узнал ее голос и невольно улыбнулся.

— Тина! Что случилось? — спросил он, и улыбка исчезла с его лица.

— Ничего. Просто я хотела узнать, как ты?

— Немного лучше, — ответил он.

— Днем нам не удалось поговорить...

— Давай отложим все это на потом. — Он попробовал сменить тему. — А где Фрэнк? Ты не слишком рискуешь?..

— Он будет позже. Мне нужно было убедиться, что ты в порядке. Я хочу быть с тобой.

— Если придешь, то не забудь захватить бутылку, — весело сказал он. — Одну я уже почти допил.

Он выразительно посмотрел на бутылку «Смирнофф» и на пустой стакан рядом.

— Встретимся вечером? — спросила она.

— По-моему, это не самое лучшее, что можно придумать. Ты ведь ждешь Фрэнка. Если он что-нибудь пронюхает, я окажусь там, где Джим. — Он помолчал, размышляя. — Может, завтра?

Тишина...

— Тина!

На том конце линии послышался какой-то шум.

Картер нахмурился.

Пошли короткие гудки...

Глава 11

Она не слышала, как в замке повернулся ключ.

Не слышала, как отворилась дверь.

Только когда он захлопнул ее за собой, Тина поняла, что Фрэнк Харрисон уже здесь.

Обернувшись к нему, она улыбнулась, скрывая страх и молясь про себя, чтобы он ничего не услышал. Одновременно она пыталась положить трубку на аппарат.

— Фрэнк! — Она сияла натренированной искренней улыбкой. — Я не ждала тебя так рано.

Наконец ей удалось повесить трубку, и она отошла от телефона.

— Я хотел сделать тебе сюрприз, — ответил Харрисон.

В руках он держал огромный букет роз, больше подходящий для украшения какого-нибудь клуба, чем для выражения чувств. Он улыбнулся, но его глаза, как всегда, остались холодными. Он держал букет перед собой, словно предлагая его ей.

Тина подошла ближе.

— Какие красивые цветы, — сказала она, потянувшись к букету.

Но Харрисон отвел цветы в сторону и, схватив свободной рукой ее за запястье, притянул к себе.

— Если они тебе нравятся, докажи это, — сказал он, улыбнувшись еще шире.

Улыбка совершенно не вязалась с грубыми чертами лица Харрисона, она казалась противоестественной и фальшивой, как нарисованная улыбка клоуна.

Когда он сжал запястье сильнее, Тина всерьез испугалась. Тяжело сглотнув, она подалась вперед, чтобы поцеловать его.

— Фрэнк, мне больно, — сказала она.

К его мерзкому рту по-прежнему была приклеена ухмылка. Он положил цветы и, обхватив ее за талию, прижал к себе. Сквозь тонкую блузку она ощутила его эрекцию. Не выпуская запястья, он страстно ее поцеловал. Его хватка была так сильна, что у нее затекли пальцы.

Она почувствовала прикосновение к губам его языка, пытавшегося проникнуть в рот. Она позволила ему это, зная по опыту, что он все равно добьется своего.

Боль в запястье становилась нестерпимой. Она отстранилась и зло посмотрела на него.

— Мне больно руку, — сказала она, и он медленно, очень медленно отпустил ее запястье, на котором остались следы от его пальцев.

Он крепко прижимал ее к себе, наслаждаясь близостью и запахом ее тела, смакуя свое все возрастающее возбуждение.

Он погладил ее длинные волосы и, разделив их на пряди, слегка потянул за одну.

Затем сильнее.

Еще сильнее.

На ней была лишь тонкая блузка, и он увидел ее темные соски, просвечивающие сквозь ткань. Он продолжал держать ее за волосы, но уже не тянул голову вниз. Тина выпрямилась, и он поцеловал ее в нос.

Она виновато улыбнулась.

Харрисон продолжал ухмыляться.

— Кому ты звонила? — мягко спросил он, но в его голосе она услышала угрозу.

— Да так, кое-кому, — ответила она, чувствуя, что его рука снова сжала ее волосы.

— Я его знаю? — поинтересовался он.

— Сомневаюсь, — ответила она, отклонив голову немного назад, чтобы не было так больно. Он продолжал тянуть ее за волосы.

— Не сомневайся, — сказал он, — я знаю очень многих.

Он опять схватил ее за запястье и завел руку ей за спину. Затем, по-прежнему с улыбкой, он принялся расстегивать ее блузку.

Тина холодно посмотрела Харрисону в глаза.

— Так кому ты звонила, дорогая? — настаивал он, расстегивая очередную пуговицу.

— Просто знакомому, любимый, — ответила она, стараясь, чтобы ее голос звучал непринужденно и он не почувствовал еестрах.

— Мужчине или женщине? — расспрашивал он, распахивая блузку.

Он схватил ее обнаженную грудь, сжав ставший упругим помимо ее воли сосок.

Тина тяжело сглотнула и подалась к Харрисону, позволяя ему ощупывать ее тело. Она стала тереться бедром о его ногу, надеясь, что такое проявление страсти удержит его от этого допроса.

— Разве это важно? — спросила она и почувствовала, как усилилась его эрекция.

— После того, что вчера вечером произошло в ресторане, ты должна быть осторожной и разговаривать поменьше, — ответил он, по-прежнему сильно сжимая ее грудь.

Его прикосновения были грубыми. Его жесткие ногти вонзились в мягкую женскую грудь, оставляя красные царапины.

— Тебе больно? — тихо, почти насмешливо спросил он, отпустив, наконец, ее руки.

Она тут же отпрянула, поспешно застегивая блузку.

— Что-то ты вдруг стала застенчивой, — прокомментировал он, глядя, как она растирает руки.

— Сегодня мы собирались куда-то пойти, — напомнила Тина, направляясь в ванную.

Харрисон подошел к бару и вынул бутылку виски, нашел стакан и как следует себе налил. Он тяжелым взглядом смотрел на дверь ванной и слушал плеск воды.

— А куда мы пойдем?

Босс гангстеров промолчал. Он задумчиво посмотрел на телефон и снова на дверь.

— Фрэнк! Я говорю, куда мы сегодня пойдем? — снова, уже громче, прокричала она, стараясь перекричать шум воды.

— Лучше останемся здесь. Так будет безопаснее. Если кто-то имеет на меня зуб, они могут попытаться еще раз.

— Фрэнк, тебе не следует прятаться. А то они подумают, что ты испугался.

Харрисон направился к ванной со стаканом в руке. Он отодвинул полиэтиленовую занавеску и взглянул на Тину. Та чуть не вскрикнула, испугавшись неожиданного вторжения.

— Я не боюсь, — прошипел он, глядя, как вода струится по ее телу.

Внезапно ее охватил страх. Харрисон смотрел, как теплые ручейки сбегают с ее волос по плечам, по груди, по мягкому животу, по стройным ногам.

Несколько бесконечных секунд они стояли молча, потом Харрисон отошел и уселся на табурет. Тина наклонилась, чтобы задвинуть занавеску.

— Оставь, — резко сказал Харрисон, пристально глядя на нее. — Заканчивай!

У него на лице вновь появилась эта адская ухмылка. Тина поспешно закончила мытье, вышла из ванной и взяла полотенце. Харрисон смотрел, как она вытирается.

— Я думаю и о тебе, — сказал он, оторвавшись от стакана. — Тебя ведь тоже могли убить тем взрывом. И я не хочу, чтобы это повторилось.

Тина вытерла голову и завернулась в большое купальное полотенце, затем прошла в спальню и, присев за туалетный столик, стала разглядывать себя в зеркале, бросая осторожные взгляды на дверь в ванную.

Через несколько секунд появился Харрисон со стаканом в руке и сигаретой в зубах. Тина достала из ящика щипцы для завивки волос и вставила их в розетку.

Харрисон встал рядом, гипнотизируя ее взглядом.

— Думаю, сегодня лучше никуда не ходить, — сказал он, подходя ближе и запуская руку в ее влажные волосы. — В целях безопасности.

Он поставил стакан и принялся массировать ей плечи. Она коснулась его руки, когда движения стали слишком грубыми, и в ее глазах снова промелькнул страх.

Он все яростнее тер ей шею, дыхание стало хриплым, и, наконец, он запустил руку под полотенце и с силой сдавил ее правую грудь. Она застонала, когда его ногти впились в мягкую кожу.

Развернув полотенце, он отшвырнул его в сторону. Сейчас его страсть была почти неконтролируемой. Он по-прежнему держал ее сзади за шею, словно собака кролика.

Тина стала извиваться как червяк, когда он схватил ее за горло и яростно сжал пальцы.

— Скажи мне, дорогая, с кем ты разговаривала по телефону? — промурлыкал он, сжимая одной рукой ее горло, а другой — грудь. — Ты же знаешь, у нас не должно быть секретов друг от друга.

Отпустив ее грудь, он стал расстегивать брюки. Освободив, наконец, свой томящийся член, он прижался им к ее гладкой спине. Она почувствовала на своей коже выделявшуюся из него слизь и изо всех сил постаралась не выказать своего отвращения. Его рука по-прежнему лежала у нее на горле.

Он усилил хватку, и его пальцы глубже вошли ей в плоть.

— Скажи, кто это был, — прошептал он, поворачивая ее к себе, и лицо Тины оказалось рядом с его пахом.

Она наклонилась и, спустив с него брюки и трусы, взялась рукой за его член.

— С кем ты разговаривала? — прорычал он.

— Я уже сказала: со знакомым, — не сдавалась она.

Он схватил ее за волосы и поднял ей голову, чтобы она смотрела ему в глаза. Он казался безумным.

Тина взвизгнула от боли и попыталась высвободиться, но он намотал ее длинные волосы себе на палец. Ей показалось, что еще немного, и он вырвет ее золотистую прядь.

— Ты меня никогда не обманывала, — сказал он, дыша перегаром ей в лицо.

— Фрэнк, ради Бога... — всхлипнула она, и от боли из глаз полились слезы.

— Ты же не обманываешь меня? — злобно прошептал он.

— Нет, — не раздумывая, ответила она.

Ее щеки были мокрыми от слез.

Он потянулся к щипцам для завивки волос, которые теперь уже как следует нагрелись. Она видела, что они пышут жаром.

— Фрэнк, пожалуйста...

Она резко дернулась, и слова застряли у нее в горле. Он поднес раскаленные блестящие щипцы совсем близко к ее лицу.

— Мы должны друг другу доверять, — сказал он, убирая щипцы от лица и поднося их к телу.

Она почувствовала тепло у плеча, затем возле груди. Тина была готова закричать от ужаса, но в горле пересохло, и она теперь даже не могла говорить.

Он поднес щипцы к ее соску. Она зажмурилась, когда до раскаленного инструмента остался буквально один дюйм.

— Я люблю тебя, — мягко сказал он, раздвигая ей ноги коленом.

Она почувствовала жар у бедра. Затем она с ужасом ощутила его у влагалища. Словно адский пенис в жестокой руке Харрисона.

— Ты ведь знаешь, что я тебя люблю, — сказал он, посмотрев на нее. — Правда?

Она попыталась кивнуть, но это ей не удалось. Он по-прежнему крепко держал ее за волосы. Она не могла посмотреть вниз, но чувствовала телом обжигающий жар.

— Ты же не бросишь меня? — продолжал он. — Мы нужны друг другу, особенно сейчас.

Его голос был ей противен.

Он улыбнулся.

— Мы принадлежим друг другу, и я хочу, чтобы все об этом знали.

Все произошло в одно мгновение.

Он прижал раскаленные щипцы к внутренней стороне бедра. Тина закричала от внезапной острой боли и от того, что он все-таки это сделал.

Харрисон толкнул ее на кровать. Она перевернулась на спину и почувствовала, что вот-вот потеряет сознание.

Кожа покраснела, и вздулся ожог размером с ноготь.

Харрисон тут же бросился к ней, его лицо оказалось у нее между ног, и он стал лизать ожог, как кошка сметану.

Тина зашипела от боли, когда его язык коснулся обожженного места. Наконец он поднял голову. У него на лице по-прежнему блуждала безумная улыбка.

— Моя метка, — хихикнув, сказал он. — Это означает, что ты — моя. Пусть все знают: ты — моя! Мы нужны друг другу. Мы должны друг другу доверять.

Он лег на нее, и она почувствовала его пенис у себя между ног.

— Люби меня, — прошептал он, овладевая ею.

* * *

В комнате было тихо, если не считать тиканья часов и храпа Фрэнка Харрисона. Тина лежала на спине, глядя в потолок, и слушала его завывания. Наконец она встала с кровати и поморщилась от боли. Она осторожно коснулась пальцами маленького волдыря, вздувшегося на внутренней стороне бедра, определяя границы ожога.

Она пошла в ванную, зажгла там свет и отыскала в аптечке мазь. Положив мазь на вату, она несколько раз промокнула волдырь, морщась от боли при каждом прикосновении. Потом оглянулась и посмотрела на спящего Харрисона, вспоминая, как он ее обжег, как пользовался ее телом. Она улыбнулась, стиснув зубы. Боль уступала место злости.

В аптечке лежала безопасная бритва с запасными лезвиями. Она посмотрела на них, а затем на Харрисона. Тот перевернулся на спину и открыл рот.

«Как это просто, — подумала она. — Как просто взять лезвия и перерезать это горло».

Он хрюкнул и захрапел еще громче. Она снова посмотрела на лезвия. Так просто.

«Нет, — сказала она себе. — Не сейчас. Еще рано».

Она погасила свет, и квартира вновь погрузилась во мрак.

«В другой раз, — подумала Тина. — Уже скоро».

Глава 12

Дверь открылась, и в зал заседаний суда номер 1 вошли двое полицейских в форме. За ними следовал Джонатан Крофорд.

Все обернулись к нему, чтобы получше рассмотреть.

Прокурор Томас Бриггс тоже посмотрел на обвиняемого, не скрывая своей враждебности.

Крофорд осмотрел присутствующих с невозмутимостью появившейся на сцене суперзвезды, наслаждаясь всеобщим вниманием.

Истории о нем и о совершенных им убийствах (хотя сам Крофорд предпочитал называть их «наказаниями») до сих пор не сходили с первых страниц газет. Эта дурная слава была ему приятна. Заполненный до отказа зал лишний раз свидетельствовал о том, какой интерес вызвали его подвиги. Крофорд смотрел на повернувшихся к нему людей невозмутимо, почти отрешенно.

Джонатану Крофорду шел двадцать пятый год. Он был очень высокого роста, но отнюдь не производил впечатление неуклюжего или неловкого, что вполне можно ожидать от человека шести футов и четырех дюймов ростом. Рукава тюремной одежды были ему коротки, а брюки широки в поясе. Длинные черные волосы доходили ему до расстегнутого воротника, открывавшего для обозрения его громадный кадык. Публику он рассматривал из-под густых бровей, низко наклонив голову. Глаза, бегая по залу, злобно сверкали, выражая нечто вроде нетерпеливого ожидания. Да, он был рад, что совершил эти гнусности, потрясшие обывателей.

Так было далеко не всегда.

На протяжении большей части его жизни к нему относились как к ничтожеству. Презирали, унижали. Хуже всего было в школе, и в этом, по его мнению, виноваты его родители.

Отец делал все возможное, чтобы устроить сына в закрытую школу. Делалось это не для пользы Крофорда, в этом лишь еще раз проявилось идиотское стремление отца к престижу. Он уже проводил отпуск за границей, завтракал в «Ротер-клаб», являлся членом консервативной партии и ездил в кортеже из двух автомобилей. Но этого ему было не достаточно. Он считал: чтобы завершить переход в средний класс, сына нужно отдать в закрытую школу. Потом в университет. А потом что?

Джонатану Крофорду казалось, что окончательная его судьба еще не определена. Его родители еще не придумали, как бы получше выпендриться. Устроить его в престижную фирму, где работает отец? Там будет видно. Но престижное обучение необходимо.

Его отправили в школу в десять лет. Мнением Джонатана по этому поводу никто не поинтересовался, как это часто бывает, когда речь идет о детях.

На спортивной площадке в школе толку от него было мало. Он не хотел уродовать себя в матчах по регби и не хотел до умопомрачения мотать круги по беговой дорожке. Сверстники считали его абсолютно бесполезным типом. Но со временем выяснилось, что он сам может обеспечить им некую разновидность спорта.

В спальне они прятали его одежду, плевали в его еду, били его. Они ждали возмездия, но оно никогда не наступало. До тех пор, пока ему не исполнилось пятнадцать.

Того мальчика звали Барнес. Он был одним из тех, кто издевался над Крофордом. Отомстить Крофорд решил в химической лаборатории. Это была не внезапная вспышка ярости, а спокойное возмездие за накопившиеся за долгое время обиды. Он, улыбаясь, подошел к Барнесу, измывавшемуся над ним весь урок под дружный смех своих приятелей. До сих пор Крофорд помнил, каким был спокойным и беззаботным, когда приблизился к Барнесу.

Как спокойно он взял бутылку с азотной кислотой.

Как контролировал себя, плеснув едкой жидкостью Барнесу в лицо.

Он помнил, как тот заорал, когда кислота стала разъедать его плоть. Как вырвало двоих и как разбежались остальные.

Барнес вопил во все горло. Крофорд же улыбался, глядя на его лицо, разлагавшееся под действием кислоты.

Ему повезло, и уголовного наказания он за это не понес, но из школы, конечно, исключили, за что на него обрушился такой гнев родителей, какого до сих пор он не видел.

В шестнадцать лет он ходил по лондонским улицам, питаясь из мусорных баков у ресторанов, пока, наконец, не нашел работу в книжном магазине на Диан-стрит. Над магазином располагалась маленькая квартирка, которую хозяин сдавал ему, вычитая половину жалованья.

Эта квартира использовалась также под склад. Здесь были стопки журналов на любой вкус: садизм, порнография, масонство, фетишизм. Крофорд сразу же понял, что можно сделать хорошие деньги, продавая всю эту дрянь в кабаках, куда он наведывался. Обычно по вечерам он уходил с полной сумкой журналов и возвращался под утро с полными карманами денег. Но, вернувшись однажды, он увидел, что его поджидает владелец магазина.

Той же ночью он оказался на улице без денег, у него на спине на память остались три ссадины от выкидного ножа.

Вскоре он встретил Мишеля Гранта.

Воспоминание о Гранте снова вернуло его к действительности. Он вышел из транса и холодно посмотрел на прокурора Бриггса, который направился к скамье подсудимых. Но он прошел мимо и, остановившись возле судьи Валентайна, что-то тихо ему зашептал. Крофорд не стал прислушиваться, он снова вернулся к своим воспоминаниям.

Крофорд был старше Мишеля Гранта на год и сразу обратил внимание, что Мишелю беспрекословно подчиняются два его младших товарища и девушка. Черноволосой девушке было около двадцати лет. Ее звали Салли Риз.

Именно она была соучастницей Крофорда в убийствах, за которые его сейчас судили.

Бриггс закончил беседу с Валентайном и вернулся за стол, где его секретарь тут же протянул ему какие-то рэм-копии. Наконец, Бриггс взял папку и прочистил горло.

По залу пробежал шепоток, когда к стойке для дачи показаний вызвали Крофорда. После обычных в подобных случаях вопросов Бриггс бегло просмотрел свои заметки.

— Вы уже рассказали суду о том, как убили миссис Лауру Дональдсон и ее дочерей Мелиссу и Фелисити. О том, как были намечены жертвы, и о том, как именно вы с ними расправились.

Прокурор повернулся к суду, но обращался по-прежнему к Крофорду:

— Вы сказали, что миссис Дональдсон была еще жива, когда вы отрезали ей груди, хотя до этого ей уже было нанесено шестнадцать ножевых ранений.

— Люблю точность, — сказал Крофорд.

— Увидим, — ответил Бриггс. — Как уже доказано, вы были одним из убийц мистера и миссис Трент. — Прокурор снова повернулся к суду, продолжая разговаривать с подсудимым. — Как вам известно, мистер Трент был режиссером телевизионных и театральных комедийных постановок.

— В тот вечер ему было не до смеха, — пошутил Крофорд.

— Молчать! — отрезал судья Валентайн.

— Вы имеете в виду ночь, когда ворвались к нему в дом и убили его и его жену? — с вызовом сказал Бриггс. — Ту ночь, когда вы зарезали мистера Трента и заставили его жену на это смотреть. Ее, как я понимаю, вы привязали к стулу и силой заставили смотреть, как режут на части ее мужа. С ней было покончено таким же образом.

— Да, — безразлично подтвердил Крофорд.

— Мистеру Тренту были нанесены удары кинжалом в лицо, голову и грудь, — пояснил Бриггс, показав суду и присяжным обоюдоострый кинжал.

Оружие было завернуто в полиэтиленовый пакет и имело соответствующую метку. Присяжные передавали его друг другу, рассматривая со всех сторон. Один из них даже привстал, разглядывая засохшую на лезвии кровь.

— Как вы уже слышали от представителя полиции, — продолжал Бриггс, — мистер Трент умер после того, как ему нанесли четвертый, смертельный удар в сонную артерию. И тем не менее, понимая, что он мертв, — прокурор повернулся к Крофорду, — вы ударили его ножом еще восемь раз. Правильно?

— Я не считал, но не сомневаюсь, что ваши слова абсолютно точны, — снисходительно согласился Крофорд.

— И затем вы отрезали ему пенис. Правильно?

— Правильно.

— А потом засунули его мистеру Тренту в рот.

— Правильно.

— Как реагировала миссис Трент на это глумление над телом ее мужа?

— Сначала она только вопила, и мне пришлось засунуть ей кляп, чтобы она заткнулась. Когда я всадил нож в глаз ее старику, она потеряла сознание, — хихикая, рассказывал Крофорд. — Так что мне пришлось бить ее по морде и поливать водой, чтобы она очухалась. Мне казалось, она прикидывается. И точно. Когда я стал отрезать ему пенис, ее вырвало.

— И поскольку у нее во рту был кляп, она чуть не захлебнулась рвотой?

Крофорд пожал плечами.

— Она все равно должна была умереть, — сказал он.

— Вы это решили уже тогда?

— По-моему, очевидно, что я решил это еще до того, как пришел к ним той ночью.

— "Очевидно", — повторил Бриггс. — И после этого вы вытащили кляп у нее изо рта?

— Я перерезал ей горло.

— Не только, мистер Крофорд. Вы сделали намного больше. Вы нанесли ей семь ран в лицо и шею, после чего отрезали голову.

В зале суда раздались неистовые крики и бормотание; судье Валентину пришлось изрядно постучать деревянным молотком по столу.

В этом гуле проклятий Крофорд и Бриггс молча и пристально смотрели друг другу в глаза. Стенографист тяжело вздохнул, вытер лоб и с опаской посмотрел на пожиравших друг друга глазами прокурора и обвиняемого. Казалось, еще немного, и они сцепятся в рукопашной.

Бриггс взял со своего стола фотографии и передал их присяжным. Девять мужчин и три женщины передавали их из рук в руки, с отвращением глядя на снимки. Казалось, никто из них не хотел даже прикасаться к документам, свидетельствующим о зверствах Крофорда. Одна женщина тяжело сглотнула и закрыла лицо руками, едва эти черно-белые фотографии оказались перед ней.

— Итак, миссис Трент была убита и расчленена. Что дальше? — продолжал Бриггс.

— Что вы имеете в виду под своим «что дальше»? — надменно поинтересовался Крофорд.

— На стенах гостиной, в которой была убита эта пара, вы написали кое-какие лозунги. Правильно?

— Правильно.

— Вы написали кровью: «Богатые — ублюдки» и «Смерть богатым».

— Совершенно верно.

— Как я понимаю, «смерть богатым» — это ваше кредо, мистер Крофорд?

— Да, это так. Разве вы еще не поняли, что идет война? — сказал Крофорд, великолепно себя контролируя. Сейчас он обращался не только к Бриггсу, но ко всему залу. — Я презираю богатых, у которых я вызывал отвращение.

— И поэтому вы решили развязать компанию по их казни, претворяя в жизнь ваши идеи мести, — спокойно заключил Бриггс.

— Эти люди не имеют права жить.

— Поэтому вы их убивали и расчленяли их тела?

Женщина-присяжный, рассматривающая фотографии, всплеснула руками. В желудке она почувствовала спазмы, и ее вырвало.

— На войне нет убийства, — заявил Крофорд. — Они казнены.

— Уж не хотите ли вы сказать, что не признаете себя убийцей? Как же тогда квалифицировать ваше преступление? — поинтересовался Бриггс.

Тяжело застонав, женщина-присяжный упала в обморок. На помощь ей бросились двое полицейских, и Крофорд улыбнулся прокурору.

— Да, я думаю, для этого есть подходящее название.

— Какое же?

— Терроризм.

Глава 13

— Так значит, никто ничего не слышал? — Фрэнк Харрисон глубоко затянулся сигаретой. — Подонки! Кто-нибудь наверняка знает, что происходит. И я очень хочу их найти.

Не спеша он прошел по игральному залу казино, задержавшись у одной рулетки. Босс гангстеров крутанул барабан и смотрел на него, пока он не остановился.

Здесь никого не было, кроме Харрисона и его приглашенных. Большие старинные часы на стене показывали 9.35 утра. Казино — заведение для людей, ведущих ночной образ жизни. Оно оживает с наступлением темноты. Расположенное в центре Мэйфейр, казино было самым доходным заведением Харрисона.

Он приобрел его пять лет назад, и с тех пор оно сильно разрослось как по размерам, так и, что самое главное, по доходам. Огромная люстра и красные ковры создавали ощущение уюта и великолепия. Дорогая обстановка дополнялась несколькими ценными картинами, украшавшими стены. Среди них были и два подлинника Гойи, демонстрируя приверженность владельца к культурным ценностям. Некоторым, конечно, было не понятно, как могла сюда попасть картина великого испанского художника «КАЗНЬ 3 МАЯ 1808», хотя этот холст как раз был копией.

Харрисон выдохнул большое облако табачного дыма и, оперевшись на рулетку, посмотрел на своего человека. Таких у него было около дюжины, разных по возрасту и физической силе. Самому молодому было двадцать три, старшему — около пятидесяти. Конечно, на него работало гораздо больше людей, но эти, которые собрались в казино, были костяком его организации. Те, что убьют, не задумываясь.

— Ты хочешь сказать, что на улице ни один ублюдок никогда не слышал, что кто-то что-то против меня имеет? — спокойно спросил босс гангстеров.

— Мы опросили все наши обычные источники, — сообщил Пэт Мендхам, толстый грубоватый человек, костюм на котором сидел так, словно Мендхама запихнули в него с помощью рожка для обуви.

— Тогда опросите необычные, — резко сказал Харрисон.

— Никто ничего не слышал, — подтвердил Мак-Интайер, — а если и слышали, то не говорят.

— Так заставьте их говорить! — завопил Харрисон, выплюнув изо рта табак.

Картер смотрел, как босс бегает взад-вперед по комнате, глубоко затягиваясь сигаретой и рыская глазами по сторонам, словно что-то ища.

Сильный солнечный луч пробил штору и заиграл в хрустальной люстре. Он разбился на дюжины цветных блесток, но уже через секунду солнце скрылось, краски исчезли, поглощенные темными стенами.

— Во-первых, кто-то пытается меня убить, — начал Харрисон, — во-вторых, разгромлены два моих лучших подпольных тотализатора, и кто-то переворачивает вверх дном мои клубы. Так что не надо мне говорить, что все это случайность и никому ничего не известно.

— У кого достаточно сил, чтобы напасть на тебя? — с сильным шотландским акцентом спросил Мартин Мак-Ослан.

— Таких несколько, — ответил Харрисон. — Этот чертов громила Барбери. У него в Весте несколько публичных домов. Я слышал, он переманивает моих девочек. Это может быть он.

— Барбери — слабак, — уверенно заявил Дэмьен Дрэйк, словно его оценка могла успокоить Харрисона.

— Я слышал, он связан с мафией, — вступил в разговор Билли Вестон.

К Вестону редко обращались по фамилии. Чаще компаньоны называли его Полосатым Билли из-за трех шрамов от виска до подбородка, оставленных бритвой на его лице.

— Если б у каждой задницы были в Лондоне связи с мафией, Аль Пачино был бы премьер-министром, — сказал Харрисон.

В комнате раздался смех, но все тут же притихли под злобным взглядом босса.

— Мафия не связывается с подонками вроде Барбери, — прошипел он.

— А как насчет Клиэри? — спросил Джо Дугган, и его голова затряслась, что обычно случалось с ним при волнении.

— Возможно, — сказал Харрисон. — Этот чертов ублюдок растет. За последнее время он здорово продвинулся в порнобизнесе. И я хочу, чтобы вы всех их проверили: Барбери, Клиэри, Салливана и Хейза.

— А старого доброго Юджина? — хихикнул Мендхам, хлопнув себя по бедру.

Все рассмеялись.

Харрисон не видел здесь ничего смешного.

— Я рад, что вам так весело, — прорычал он. — Только вспомните сначала, где все вы были неделю назад. Правильно, на похоронах Джима Картера. Ему выпустили мозги, и меня, если вы забыли, хотели убить. Когда вам в задницу упрется дуло тридцать восьмого калибра, станет не до смеха.

— Фрэнк, а почему все-таки кто-то решил рискнуть, развязав гангстерскую войну? — спросил Мендхам. — Это не принесет пользы никому. Если мы начнем палить друг в друга, то полиции останется только складывать трупы в штабеля.

— Это меня не волнует, — ответил Харрисон. — Если какой-то ублюдок хочет войны, он ее получит.

Картер подозрительно посмотрел на босса. Такое же выражение лица было и у многих других.

— Два года здесь было тихо, — сказал Мак-Ослан. — Война совершенно нам не нужна.

— Только не надо мне говорить, что нам нужно, а чего не нужно! — заорал Харрисон, и его лицо пошло малиновыми пятнами. — Если боишься, можешь катиться ко всем чертям! Это касается всех. Хотите уйти, уходите сейчас.

— Фрэнк, ты говоришь так, словно война уже началась, — вставил слово Картер.

— Рэй, я думал, ты, как никто другой, поймешь меня. Твой брат погиб, тебя чуть не убили. Так что не говори мне, что хочешь уйти.

— Черт с ними, — сказал Дрэйк. — Если они хотят этой войны...

Картер перебил его:

— Это глупо, — сказал он, посмотрев сначала на Харрисона, затем на остальных. — Да, кто-то имеет на Фрэнка зуб. Он прав, я первый должен отомстить за Джима. Но ведь этим его не воскресить. Разве не так?

— Они убили одного из нас, мы должны убить одного из них, — сказал Джо Дугган, и его голова сильно затряслась.

— Мы даже не знаем, кто убил Джима! — прокричал Пэт Мендхам. — Так что же мы должны делать? Укокошить первого, кто подвернется под руку, и надеяться, что угадали?

— Пэт прав, — отозвался Картер. — Здесь не Нью-Йорк.

— Интересно, что бы сказал Джим, увидев, что его брат умывает руки, — прошипел Дрэйк.

— Ублюдок! — прорычал Картер и кинулся на обидчика.

Его схватили сильные руки, но, несмотря на это, ему удалось нанести мощный удар правой в челюсть. Дрэйк отлетел назад и ударился о стену. Коснувшись нижней губы, он посмотрел на пальцы и увидел кровь. Дрэйк бросился к Картеру, но его тут же схватили сзади.

— Прекратите! — заорал Харрисон. — Я плачу вам не за то, что вы бьете морды друг другу.

Оба успокоились. Дрэйк приложил к рассеченной губе носовой платок. Картер еще некоторое время смотрел на него и, наконец, повернулся к Харрисону.

— Если хотите сделать что-нибудь стоящее, выясните, кто за всем этим стоит. Выясните, кто разгромил мои тотализаторы и ресторан. Узнайте, кто убил Джима и пытался убить меня. И сделайте это быстро, пока не пострадал кто-нибудь еще.

Он посмотрел на Картера, а потом на Дрэйка.

— А вы пожмите друг другу руки. Я не хочу ссор между моими людьми.

Картер злобно посмотрел на Дрэйка, у которого из губы по-прежнему сочилась кровь.

— Вы слышали, что я сказал? — повторил Харрисон.

Дрэйк шагнул вперед, неохотно протянув правую руку. Немного поколебавшись, Картер пожал ее железной ладонью. Опустив руки, они оба повернулись к Харрисону.

— Хорошо, а теперь подождем и посмотрим, что будет дальше. Но если война начнется, мы должны быть к ней готовы. Я не позволю запугать себя каким-то ублюдкам. — Он тяжело задышал. — Я очень долго создавал то, что имею сейчас. И никому этого не уступлю. По крайней мере, без боя. И если кто-то захочет всем этим владеть, то ему придется брать это силой. Но я собственноручно похороню этого ублюдка. Кто бы он ни был.

Глава 14

Как всегда, здесь воняло мочой.

Грязный кафель был облеплен какой-то дрянью, у одного из билетных автоматов наблевали. По запаху Адам Гайлес понял, что наблевали недавно.

Полицейский разбирался с пьяным, мочившимся прямо во время разговора. Алкаш эмоционально жестикулировал, а спереди на его брюках расплывалось темное мокрое пятно. Наконец полицейский взял его за плечо и повел. Адам услышал поток брани, когда пьяницу выводили наверх.

Поздние ночные пассажиры проходили мимо куч мусора на станции метро «Площадь Пикадилли».

На этой станции Адам работал. Сегодня ночь была удачной. По карманам джинсов и куртки уже было рассовано сто пятьдесят фунтов.

Сегодня нашлось достаточно клиентов, желавших его услуг. Так было далеко не всегда. Особенно в последнее время, после того, как начал распространяться СПИД. Дела шли хуже, но все равно, если как следует поискать, клиенты находились всегда.

Адам работал в районе Пикадилли уже три месяца и хорошо знал, где нужно искать клиентов. В свои девятнадцать лет он был высок и худ. Его лицо было рябым, с омерзительно толстыми губами. Однако сам он считал себя красивым и, проходя мимо билетной кассы, посмотрел на свое отражение в стекле.

Кассир взглянул на него и тут же отвел глаза. Адам улыбнулся. Это был его клиент. Пятнадцать фунтов за минет, и кассир счастлив. Эта услуга была сейчас наиболее популярной, поскольку многие опасались СПИДа. Адам боялся тоже, но ему надо было зарабатывать на жизнь, и он играл в эту русскую рулетку, иногда выигрывая до трехсот фунтов в неделю.

Конечно, на этой территории работали и другие, и они были недовольны его присутствием. В первую неделю его избили два парня постарше, сломав ему палец и выбив два передних зуба. Но он не сдался.

С самого начала он поклялся, что, когда скопит тысячу фунтов, бросит это опасное занятие, но он тратил деньги незаметно для самого себя, и время, когда можно будет зажить нормально, отдалялось все дальше и дальше.

Родители не спрашивали, куда он уходит по ночам. Когда-то он сказал им, что работает ночным уборщиком в одном дорогом отеле в Ист-Энде, и вопросов с тех пор они больше не задавали. Он давал матери по пятьдесят фунтов в неделю, а отцу столько, чтобы он всегда был выпивши. Так что они оба помалкивали. Впрочем, вряд ли бы они обеспокоились, узнав, каким образом на самом деле их сын зарабатывает деньги. И все же он предпочел об этом не распространяться.

Проходя по станции метро к выходу, он решил, что пора домой, в Лэйтонстоун. У него уже скопилась порядочная сумма, и, если сейчас к нему пристанет кто-нибудь из здешних ребят, он может много потерять.

Дойдя до выхода, он заметил стоящего у лестницы человека. Адам оценивающе посмотрел на его пыльное пальто, надвинутую на глаза шляпу и на закрытое шарфом до самых глаз лицо. Когда Адам проходил мимо, тот поднял голову и бросил вслед юноше выразительный взгляд. Поднявшись до середины лестницы, Адам оглянулся. Человек смотрел на него, но тут же отвел глаза в сторону, поняв, что Адам это видит.

Юноша улыбнулся и стал снова спускаться. Может быть, по пути к дому ему подвернулся еще один клиент?

Спустившись, он снова прошел мимо этого человека и взглянул да него, улыбаясь. Тот никак не отреагировал, но в то же время не спускал с юноши глаз.

Адам вытащил из кармана жевательную резинку, стараясь, чтобы незнакомец не заметил лежавшей в том же кармане пачки десятифунтовых банкнот, и отправил резинку в рот. Потом, по-прежнему улыбаясь, приблизился к человеку в пыльном пальто.

— Вы кого-то ищете? — спросил он.

Человек медленно кивнул, и Адам окинул его профессиональным взглядом — помятое пальто, шляпу и шарф, закрывавший лицо. Волос из-под шляпы не было видно. Стоял он, глубоко засунув руки в карманы пальто.

— Я не хотел бы заниматься делом здесь, — сказал Адам. — У вас есть комната в гостинице или машина, где нам никто не помешает?

Человек вновь кивнул и направился к лестнице. Адам пошел за ним. Когда они оказались наверху, Адаму показалось, что он чувствует какой-то странный запах, словно протухло мясо, но вонь исчезла, как только налетел порыв холодного ветра. Он хотел заговорить с незнакомцем, но тот вынул руку из кармана и подал знак кому-то на той стороне улицы. Как Адам успел заметить, рука была в перчатке.

С той стороны улицы к ним подъехал «датсун». Во мраке салона разглядеть шофера было невозможно. Незнакомец нагнулся и открыл заднюю дверцу.

Адам заколебался.

— Если вас двое, то это будет дороже, — сказал он.

Человек в шляпе просто пожал плечами, держа дверь по-прежнему открытой, и Адам, решившись, скользнул на заднее сиденье. Его компаньон сел рядом, закрыл дверь, и они поехали.

Шофер не оборачивался.

Вонь, которую Адам почувствовал раньше, теперь стала сильнее, и он опустил боковое стекло. Нюхать выхлопные газы было приятнее.

Человек в пальто смотрел вперед, словно Адама вовсе не было в машине.

«Должно быть, нервничает», — подумал молодой человек.

— Послушайте, мужики, что вам надо? — спросил он. — Если у вас есть деньги, можете получить все, что хотите. Хотите — в зад, хотите — минет. Все что угодно. У меня большой ассортимент, — хихикнул он. — В зад — пятерка, минет — пятнадцать. Или, может, что другое? О цене договоримся.

Человек повернулся и взглянул на Адама, которого при этом чуть не вырвало от жуткой вони. Он посмотрел на шофера и обнаружил, что его лицо и затылок также закрыты шарфом.

Молодого человека охватило беспокойство. К тому же с каждой секундой ему становилось все хуже от мерзкого запаха, который заполнил легкие, и ему пришлось опустить стекло до отказа.

— Так может, мы все-таки приступим к делу? — раздраженно спросил он.

Человек стал расстегивать пальто, и Адам улыбнулся. Он уже начинал терять терпение от того, что тот так тянет.

Со скоростью выстрела к Адаму метнулась рука в черной перчатке и, схватив за горло, потянула вперед. Он попытался высвободиться из железной хватки, ударив по схватившей его руке.

— Отстань от меня, ублюдок... — задыхаясь, прошипел он, глядя, как человек неторопливо сматывает шарф с лица.

Это было то же самое, что снимать бинты с открытой раны.

Когда Адам увидел лицо этого человека, у него к горлу подступила тошнота.

Вместо рта от остатков носа до окончания подбородка зияла черная дыра. По краям она поросла длинными, спутанными прядями седых волос, которые вместе с кусками отслоившейся кожи, словно тропические лианы, скрывали развороченную утробу. Губы были двумя тонкими, сморщенными кусочками плоти. Они тут же прорвались с такой вонью, что Адам едва не потерял сознание. И в центре этой смердящей дыры находился язык. Почерневший и покрытый толстым слоем желтой слизи, он походил на гнойный нарыв, уже готовый лопнуть. Язык, казалось, жил собственной жизнью, снуя туда-сюда в темной дыре.

Рука в перчатке сильнее стиснула Адаму горло, и он непроизвольно открыл рот. Вопль ужаса застрял у него в горле, когда этот гнойный язык оказался у него во рту и навалившееся на него тело задрожало в экстазе.

Гнойный отросток дергался у него во рту, несмотря на хлынувшую из желудка рвоту. Язык проникал все глубже, достиг задней стенки горла и устремился дальше в пищевод.

Две фигуры, слившиеся на заднем сиденье в страшном поцелуе, были едва различимы во мраке. Шофер посмотрел на эту живописную картину в зеркало заднего вида и увидел, что Адам затих.

— Не повреди тело, — мягко сказал он, глядя на сползающий на пол машины труп юноши.

Его приятель кивнул и втянул мертвое тело обратно на сиденье.

Машина ехала дальше.

Глава 15

Замки «дипломата» щелкнули, открываясь.

Запах кожи смешался с запахом денег.

Дно «дипломата» полностью закрывали пачки двадцати— и пятидесятифунтовых банкнот. Всего около пятидесяти тысяч фунтов.

Малком Доум безразлично посмотрел на деньги и, закрыв чемоданчик на ключ, опустил его на пол, между ног.

Слева от него сидел Стив Джоул. Он вел «астру», следя за другими машинами, ехавшими вместе с ним по ночным улицам.

Джоул взглянул на приборный щиток. Светившиеся зеленым светом часы показывали около десяти тридцати.

Им оставалось заехать только в одно место.

Он увидел брешь в длинной веренице машин и, резко надавив на газ, занял это место, опередив «метро». Водитель погрозил ему кулаком, но Джоул не обратил на него никакого внимания и направил машину к следующей, видневшейся впереди дыре в длинной веренице автомобилей.

Субботним вечером на лондонских улицах всегда заторы, но сегодня было даже хуже, чем обычно.

Как правило, они успевали объехать клубы Фрэнка Харри-сона меньше чем за два часа. Обычно они начинали поездку около семи вечера и к девяти уже возвращались в казино «Мэйфейр», где деньги пересчитывались перед отправкой в банк.

Каждую неделю они начинали с другого клуба, никогда не повторяя маршрут от точки до точки. Оба они достаточно долго были связаны с преступным миром, чтобы знать, как опасны эти поездки.

Доум работал на Харрисона уже шесть лет, Джоул — на несколько месяцев дольше. Оба отсидели небольшие сроки в тюрьме: Доум — за разбой, а Джоул — за ношение огнестрельного оружия (которое, кстати, носил и сейчас), но тем не менее, когда они освободились, Харрисон взял их на работу инкассаторами. Они понимали, что Харрисон оказал им доверие, но если они его не оправдают, то в лучшем случае всю оставшуюся жизнь им придется ходить на костылях. Харрисон хорошо платил, и никто не покушался на громадные суммы, которые приносили его заведения.

Когда они выехали на площадь Пикадилли, движение стало еще плотнее, но Джоул свернул в неположенном месте и, проехав мимо Фортнума и Масона, вывел машину на Дьюк-стрит. Здесь он развернулся, подрезав автобус.

Ни он, ни Доум не видели «сьерру», следовавшую за ними от самого клуба в Холборне.

Джоул снизил скорость, высматривая, где бы припарковаться поближе к клубу. Наконец он свернул к тротуару, пропустив двух переходивших улицу пешеходов.

«Сьерра» проехала еще несколько ярдов и остановилась на другой стороне улицы.

— Я быстро, — сказал Доум, взял «дипломат» и выскочил из машины.

Джоул кивнул и, закурив, смотрел на компаньона, направившегося к железной лестнице, ведущей на второй этаж.

Внизу располагался ресторан, также принадлежащий Харрисону, а на втором этаже — подпольное казино. Это и есть то самое последнее место, откуда им нужно сегодня забрать деньги. Потом они направятся в «Мэйфейр».

Даже отсюда Джоул ощущал волшебные ароматы, доносившиеся с кухни. Он вышел из машины и присел на крыло, вдыхая чудесные запахи.

Сад вокруг дома со всех сторон был обнесен высокой кирпичной стеной. Чтобы подъехать к самому зданию, нужно было протиснуться сквозь узкие ворота, поэтому проще остановить машину здесь.

Кошка с надеждой обнюхивала мусорные баки у заднего входа кухни. Джоул взглянул на часы, а потом на дверь в клуб, за которой секунду назад скрылся его компаньон.

«Сьерра» медленно двинулась и остановилась точно напротив «астры».

Джоул посмотрел вокруг и, не заметив ничего подозрительного, вновь забрался в «астру». Он развалился на сиденье и, вынув газету, пробежал ее без всякого интереса. Его взгляд задержался лишь на фотографии обнаженной девицы.

— Мерзость, — буркнул он и, свернув газету, сунул ее под сиденье.

Кошка по-прежнему рыскала возле отбросов, и Джоул с удивлением посмотрел на животное, пытавшееся открыть крышку бака. Наконец это ей удалось, крышка со звоном грохнулась на асфальт, а кошка, потеряв от испуга равновесие, рухнула в бак.

Джоул рассмеялся и не заметил, как на лестнице появился Доум. И как двинулась «сьерра».

Доум поднял «дипломат» и кивнул, говоря этим, что на сегодня работа закончена.

Он спустился до середины лестницы, когда «сьерра» сзади ударила «астру». Голова Джоула подалась вперед, и он сильно ударился лбом о ветровое стекло. «Астру» бросило вперед, в узкие ворота, и она врезалась в мусорные баки.

Кошка, до сих пор сидевшая в одном из них, взвыла от страха и удивления.

Джоул обернулся и увидел двух вылезавших из «сьерры» парней.

Доум первый заметил оружие у них в руках и замер на железной лестнице. Что ему делать? Помочь товарищу или бежать обратно в клуб?

Он раздумывал, пока автоматная очередь не раскрошила стену позади него. Ночь разорвалась громким стаккато очередей, когда один из «сьерры» нажал на спусковой крючок «узи».

Девятимиллиметровые градины крошили стену, ударяясь в нее со скоростью 1280 футов в секунду, и рикошетили от металлической лестницы с пронзительным визгом. Яркие вспышки, вырывавшиеся из дула, озарили двор адским прерывистым светом.

Доум, по-прежнему с «дипломатом» в руке, наконец повернулся и побежал по лестнице вверх.

Следующая очередь прошила ему ноги. Одна пуля попала в бедро, а другая — в мошонку. Он закричал и, скорчившись, повалился вперед, вытаскивая из-под пиджака пистолет тридцать восьмого калибра, но его руки дрожали от невыносимой боли и страха. Вся нижняя часть тела горела от ран в бедре и паху. Он чувствовал, как из него течет кровь, и ощущал сильный медный запах.

Джоул пытался выбраться из машины, что есть силы толкая дверь, но снаружи ее придавил упавший мусорный бак.

Раздался страшный взрыв, и стекло машины влетело в салон, разодрав ему лицо градом осколков. Он выхватил из-за ремня пистолет и выстрелил в нападавших. В ответ автомобиль прошила очередь из «узи».

Пули изрешетили водительское сиденье, две из них попали Джоулу в левое ребро. Обломок кости, прорвав плоть и рубашку, выставился наружу. Он закричал от боли, и пистолет выпал у него из руки. Он попытался лечь на пол, чтобы укрыться от очередей, перечеркивающих воздух смертоносными линиями.

На лестнице Доум, судорожно хватаясь за ступени, полз к двери казино. Следующий выстрел картечью настиг его. Что-то страшно ударило в «дипломат», который он по-прежнему держал в руке, и тот с неимоверной силой ударился ему в грудь, сломав три ребра, обломки которых вонзились в легкие. Он почувствовал, что дыхание остановилось и рот заполнился кровью. Следующий выстрел попал ему в лицо, и он ударился затылком о стену.

Мощный заряд разорвался у него в голове, от которого выскочили глаза и разошлись кости на темени. Большой кусок скальпа отлетел в сторону, и липкие брызги мозгов полетели на стену позади него.

Джоул решил, что его последний шанс — оттолкнуть «сьерру» и выехать на дорогу. Он завел двигатель и до отказа надавил на газ, но еще до того, как успел совершить этот простой маневр, ему в спину попали две девятимиллиметровые пули и, пройдя через грудь, оставили в ней выходные отверстия, в которые можно было просунуть руку. На лобовое стекло брызнули кровь и обрывки легких, и он повалился на руль.

«Астру» бросило вперед, она ударилась в стену кухни, и передок машины сложился в гармошку. Руль, словно дротик, ударил Джоула, сокрушая его уже развороченную грудь, ломая кости, словно спички.

Зажатый в искореженной машине, он попытался закричать, но кровь залила его горло.

Двое нападавших побежали назад, к «сьерре», уже выезжавшей задом на дорогу. Шофера явно не волновали проклятия проезжавших мимо.

Двое прыгнули в машину, шофер надавил на газ до отказа, но до того, как машина тронулась, грянул еще один выстрел картечью.

Снаряд попал «астре» в бензобак.

Машинаскрылась под огромным шаром желто-оранжевого пламени. Крышу оторвало взрывом, и она закружилась в воздухе, по спирали падая вниз. Горящий бензин хлестал из бака словно вулканическая лава, застилая сад огненным ковром. В воздухе повисли клубы дыма.

«Сьерра» мчалась прочь от этого места и, громко завизжав шинами на повороте, исчезла, слившись с потоком машин.

Деньги из разбитого выстрелом «дипломата» кружились в теплом воздухе. Частично они падали в пожар, где их мгновенно пожирало пламя.

Глава 16

Оба были раздеты.

Оба висели на грязной стене супермаркета, прибитые гвоздями за запястья. Бродяга и платный мальчик. Отбросы общества.

Всеми забытые.

Никому не нужные.

Пять фигур молча смотрели на трупы, словно насмехаясь над самой жизнью.

На лицах и шеях трупов не осталось ни кусочка кожи. Она была срезана так тщательно, что этой операции позавидовал бы любой хирург. Мышцы лица Адама Гайлеса блестели в полумраке, запекшаяся кровь заполнила пустоты между хрящами и сухожилиями. Его широко открытые, вылезшие из орбит глаза смотрели в вечность. В них застыл ужас — последнее, что испытал он на этом свете.

Главный — высокий человек, одетый в помятый, пыльный, темный костюм, — выступил вперед, чтобы получше рассмотреть тела. Он провел пальцем по месиву, когда-то бывшему лицом Адама, и посмотрел на лицо Дэнни Веллера.

Кожа молодого бродяги хорошо подошла высокому человеку. Он разгладил ее на своем гниющем черепе, закрывая ею дыры и гнойники, где копошились выводки личинок. Скальп был немного маловат на глазах и ушах, но они подогнали его, взяв кожу с других частей тела.

К тому же он всегда может замотать лицо шарфом, как это делают его товарищи.

До поры до времени.

Время... Оно, похоже, уже не имело для них значения. Что значит время для мертвеца? Для него и для его четверых товарищей?

Он слегка улыбнулся, его губы зашевелились под живой маской, плотно облегавшей череп.

У них есть время. Время, чтобы выполнить то, что они хотели. И скоро наступит этот час.

Он посмотрел на два висящих на стене тела и кивнул.

Глава 17

Она позвонила ему уже более получаса назад.

Сейчас она сидела на диване, потягивая из бокала вино, и смотрела то на свои золотые, то на массивные старинные часы, висящие над мраморным камином.

Было 8.40 вечера.

Тина поднялась, налила себе еще вина и посмотрела в окно. Наконец в прихожей раздался звонок, и она торопливо пошла открывать.

На пороге, слегка улыбаясь, стоял Картер.

Она резко повернулась и пошла обратно в комнату, на ходу поглаживая рукой свои длинные, светлые, спадавшие ей на плечи волосы.

— Я звонила Харрисону более получаса назад, — сказала она.

— Что-то случилось? — спросил Картер, входя в квартиру и закрывая за собой дверь.

Она стояла к нему спиной.

— Вроде он хотел взять тебя с собой в казино?

— Мне кое-что от него нужно, — сказала она, по-прежнему не глядя на Картера.

Он подошел к ней на расстояние вытянутой руки.

— Тина, что случилось? — поинтересовался он.

Она медленно обернулась, обеими руками отбросив волосы, давая возможность получше себя рассмотреть.

— Боже мой, — пробормотал он, увидев у нее на горле синяки.

Она подняла рукава блузки выше локтей, открывая синяки на предплечье.

— Когда это произошло? — В его голосе звучала злость.

— Два дня назад.

— Харрисон? — спросил он.

Она кивнула и рассказала ему о телефонном разговоре, вернее о том, что было потом.

— Дебил! — прошипел Картер. — Ублюдок!

Он шагнул к ней и обнял.

Они страстно поцеловались и, уже прервав поцелуй, еще долго стояли, обнявшись.

— Я не хотела тебе об этом рассказывать, — проговорила она, — но просто не смогла сдержаться.

— Клянусь, я убью его, — прорычал Картер. — Жаль, что у ребят, которые пытались его убить, ничего не вышло. Эта пуля предназначалась ему, а не Джиму. — Он снова притянул ее к себе. — И ты хочешь сейчас к нему идти? После того, что он с тобой сделал?

— Я не хочу. Мне надо, — загадочно ответила она.

— А что будет, когда он разозлится в следующий раз? — спросил Картер. — Он может тебя убить.

Она покачала головой.

— Нет, — ответила она. — Пока я ему нужна, я в безопасности.

— Под «безопасностью» ты также имеешь в виду постоянные избиения? — Он недоверчиво покачал головой.

— По-моему, я должна бояться не только Фрэнка, разве не так? — сказала она.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Я слышала, что произошло вчера ночью. Убиты еще два его человека.

Картер вздохнул.

— Да, все это плохо. Он говорил о гангстерской войне. И теперь она, похоже, началась.

— Вот поэтому-то мне и нужна защита, — сказала она. — Фрэнк сказал, что поставил людей наблюдать за моей квартирой и охранять меня. Из-за этого я чувствую себя, как в тюрьме. Я не хочу, чтобы повсюду за мной ходили шпионы Фрэнка и смотрели, что я делаю. — Она надела пальто и уже на пороге страстно его поцеловала. — Отвези меня к нему, Рэй.

* * *

Харрисон увидел входящих в комнату Тину и Картера. Пэт Мендхам поднялся и, улыбнувшись молодой женщине, кивнул ей в знак приветствия.

— Что случилось, дорогая? — спросил Харрисон.

Картер видел, как Харрисон, выражая свою страсть, мягко поцеловал Тину в губы, и почувствовал, что в нем закипает злость. Он вспомнил синяки на ее руках и шее.

— Мы можем поговорить с тобой наедине? — спросила она.

— Конечно, — ответил Харрисон и попросил Мендхама и Картера выйти.

Они повиновались и направились в бар казино.

Тина несколько секунд смотрела на Харрисона, а затем сказала с глубоким вздохом:

— Фрэнк, я очень обеспокоена тем, что произошло. Я говорю о стрельбе в ресторане. Я чувствую себя в постоянной опасности.

— Я же тебе сказал, что послал пару ребят наблюдать за твоей квартирой...

— Подожди!

— Что же еще я могу для тебя сделать?

— Дай мне оружие, — мягко сказала она.

Какое-то мгновение Харрисон молчал, а потом улыбнулся, подумав, что она его разыгрывает.

— Пожалуйста, Фрэнк, — настаивала она.

— Зачем тебе оружие?

— Говорю тебе, я боюсь! — воскликнула она. — Неужели трудно понять? — Неожиданно ее голос смягчился: — Если я и вправду дорога тебе, как ты говоришь, сделай это для меня. Пожалуйста.

Харрисон пожал плечами и, поколебавшись немного, направился к стенному шкафу. Он вынул из кармана маленький ключик и открыл дверцу, за которой оказался бар. Передвинув бутылки, он нажал какую-то кнопку. Бар вздрогнул и стал медленно поворачиваться, открывая арсенал разнообразных пистолетов.

Автоматические револьверы и даже парочка легких пистолетов-пулеметов.

Босс гангстеров взял маленький пистолет, который почти полностью скрылся в его большой ладони. Затем повернулся к Тине и показал ей оружие.

— Возьми, — сказал он.

Она взяла пистолет, удивившись, что он такой маленький и легкий.

В длину оружие было не больше четырех с половиной дюймов.

— Это «беретта» 25-го калибра, — сказал Харрисон. — С небольшого расстояния бьет совсем не плохо.

«С небольшого расстояния, — подумала она, с улыбкой посмотрев на Харрисона. — Если они будут лежать бок о бок, — прикинула она, по-прежнему глядя на главаря гангстеров. Ее улыбка стала еще шире. — Да, это будет достаточно близкое расстояние».

Она бросила оружие в сумочку.

Глава 18

СУМАСШЕДШИЙ ПРИГОВОРЕН К ПОЖИЗНЕННОМУ ЗАКЛЮЧЕНИЮ. УБИЙЦА УТВЕРЖДАЕТ, ЧТО ВОЙНА ПРОТИВ БОГАТЫХ ПРОДОЛЖИТСЯ! — кричал заголовок в газете. Под ним шел снимок из зала суда, на котором был запечатлен Джонатан Крофорд в окружении полицейских.

— Что там пишут? — спросила сидевшая в углу Дженифер Томас.

Лампа стояла прямо на заплесневевшем полу, освещая комнату слабым желтым светом. Мишелю Гранту пришлось напрячь зрение, чтобы прочесть статью под фотографией. Остальные внимательно слушали его.

— "Крофорд, двадцати пяти лет, был признан виновным в совершении пяти убийств и осужден на пожизненный срок заключения с оговоркой, что проведет в тюрьме не менее двадцати пяти лет. Однако, как выяснилось, подсудимый страдает серьезным психическим заболеванием и отбудет большую часть срока в тюрьме Бродмур для умалишенных преступников".

— "Для умалишенных"? — прорычал Филипп Волтон. — Что, значит, мы тоже умалишенные, если у нас те же убеждения, что и у Джонатана?

Грант продолжал читать:

— "Когда Крофорда уводили из зала суда, он прокричал: «Будет новая смерть! Война против богатых продолжится!» Салли Риз должна предстать перед судом завтра и рассказать о своем участии в этих преступлениях. Как заявил Крофорд, у него есть последователи, которые продолжат начатую им кампанию мести богатым и известным людям. Сейчас полиция выясняет связи Крофорда".

Грант скомкал газету и с отвращением швырнул ее в камин.

— Думаю, мы должны вытащить его из тюрьмы, — сказал Пол Гарднер.

— Не смеши людей, — перебил его Марк Пакстон, покрутив у виска пальцем.

— Зачем? — добавил Филипп Волтон. — Мы-то по-прежнему на свободе и можем продолжить наше дело. — Он широко улыбнулся.

Мария Чалфонт вытащила смятую газету из грязного камина и, разгладив ее, любовно смотрела на фотографию Крофорда.

— Им не сломить его, — улыбаясь, сказала она, — они еще не победили. — Она нежно коснулась фотографии и почувствовала влагу между ног.

— Ладно, кто следующий? — спросил Волтон.

— На сей раз нам нужно выбрать кого-нибудь, кто живет подальше отсюда, — пробурчал Грант, оглядывая фотографии на заплесневелой стене.

— Какая разница, кто это будет, — прорычал Волтон. — Они все должны умереть. Мы не будем смотреть, кто из них богаче. Не важно, кто умрет следующим.

— Не смогут же они к каждому приставить полицейского, — сказал Пакстон, выдавливая гной из большого фурункула. Он вытер руку о джинсы. — Они даже не имеют понятия, кто будет казнен следующим.

— Нам есть из кого выбирать, — добавила Дженифер Томас, разглаживая длинные черные волосы.

— Все они — паразиты! — поддержал ее Волтон. Он громко закашлялся и, харкнув на стену, довольно улыбнулся, заметив, что плевок попал в фотографию грудастой фотомодели. — Как насчет этой? — спросил он.

Грант покачал головой.

— Ладно, давайте кого-нибудь другого, — согласился Волтон. — Вообще, мы будем кого-нибудь убивать или нет?

— Надо подождать, — ответил Грант. — День или два, пока не узнаем, что им сказала Салли.

— Надеюсь, ты ей доверяешь? — с вызовом спросил Волтон.

— Что ты имеешь в виду? — отозвался Грант.

— Я имею в виду, что она не расколется и не выболтает полиции наши имена.

— С какой стати ей это делать? — поинтересовалась Дженифер Томас.

— Она была девушкой Гранта, ведь так? — напомнил Волтон. — Может быть, она захочет оказаться на свободе, чтобы снова встретиться со своим любовником, забыв, что идет война.

— Она не выдаст нас, — уверенно ответил Грант.

— Хорошо бы. Иначе я тебя убью.

Волтон снял с пояса длинный острый нож и указал отточенным, как бритва, лезвием на Гранта.

— Попробуй, — ответил тот и сжал рукоятку висевшего у него на поясе кинжала.

— Перестаньте, ради Бога! — закричал Пол Гарднер. — Мы должны быть едины, чтобы продолжать борьбу, а не резать глотки друг другу.

— Он прав, — отозвалась Мария Чалфонт.

Волтон кивнул и спрятал нож.

Остальные молча смотрели на них.

Но вдруг, словно повинуясь какому-то сигналу, они поднялись и, подойдя к Гранту, тоже стали рассматривать фотографии, тихо переговариваясь друг с другом.

Большинство имен было им известно, оставалось только выбирать.

Грант указал на одну из фотографий.

Остальные кивнули.

Выбор был сделан.

Глава 19

Надзирательница Джозефина Грэгори сняла с пояса связку ключей и, громко звеня ими, стала отыскивать нужный. Ключи были прикреплены к ее поясу цепочкой, такой же длинной, как бесконечная вереница лет, проведенных ею в тюрьме Холловэй в качестве надзирательницы.

Когда она повернула ключ в замке, сержант полиции Вик Райли посмотрел на нее и достал из кармана пачку сигарет. Он уже собрался прикурить, но надзирательница с укоризной обернулась к нему. Сержант пожал плечами и сунул сигарету обратно в пачку «Мальборо». Он даже едва не извинился. Она смотрела на него так, словно он должен просить прощения уже за то, что только подумал о сигарете. Ее волосы были забраны в пучок на затылке, такой тугой, что, казалось, от этого натянулась кожа ее лица и подозрительно прищурились глаза. Своими манерами она напоминала Райли школьную наставницу, готовую в любой момент ударить его линейкой по пальцам.

Она прошла в дверь и, пропустив Райли за собой, снова заперла замок.

Полицейский оказался в следующем длинном коридоре, по обеим сторонам которого тянулись железные двери, каждая в три дюйма толщиной и непременно светло-бежевого цвета. Местами краска отстала, оголив ржавчину. Глазки в большинстве камер были открыты, и, ожидая возившуюся с замком надзирательницу, он увидел через глазки два-три лица, пялившихся на визитера.

— Е...Й подонок! — прокричал чей-то голос.

— Сука!

За этим последовал хор, сопровождавший их до конца пути.

— Где твой дружок, пидор?

Райли едва сдержал улыбку, увидев выражение лица надзирательницы Грэгори.

— Козлы!

— Умрите... суки!

Каждый их шаг сопровождался новым ругательством.

— Еще один легавый!

Райли никогда не переставал удивляться жестокости обитателей Холловэя. Он неоднократно бывал в этой тюрьме и всякий раз убеждался, что содержащиеся здесь женщины намного опаснее отбывающих срок в тюрьмах Скрабе или Дартмур преступников-мужчин.

Сейчас он размышлял, какой прием окажет ему Салли Риз.

Она еще не была осуждена, но ее посадили в одиночку, в первую очередь, в целях ее же собственной безопасности. Соучастие в убийстве миссис Дональдсон и ее детей ставило Салли на самую нижнюю ступень иерархической лестницы уголовного мира. По неписаным законам тюрьмы, особенно женской, самым тяжким преступлением являлось растление малолетних и тем более — убийство детей. «Посади мы Салли Риз в общую камеру, — подумал Райли, — она, скорее всего, была бы уже мертва». Поэтому она и сидела в одиночке.

С тех пор как он допрашивал ее об этих убийствах, и в особенности о других соратниках Джонатана Крофорда, прошло уже больше недели. Поначалу она блефовала и бравировала, даже угрожала Райли. Но в конце концов он ее сломил, сказав, что самое большее, на что она может рассчитывать после суда, — жизнь в камере площадью двенадцать квадратных футов. «Не особенно радужная перспектива для такой молодой женщины», — напомнил он ей.

Райли оставил двадцатилетнюю девушку размышлять о своем будущем, упомянув предварительно, что наказание может быть и не таким суровым. Если она назовет несколько имен, тогда ограничатся заключением лет на двенадцать— пятнадцать.

Об этом стоило подумать.

Райли очень надеялся, что задел Салли за живое, ведь ни он, ни другие сотрудники, работающие по этому делу, не имели ни малейшего представления, где искать приятелей Крофорда. Однако никто не сомневался, что затеянное Крофордом безумие не прекратится после его ареста.

Салли Риз — единственная ниточка, и, если умело за нее потянуть, можно предотвратить дальнейшие убийства.

Если, конечно, она захочет говорить.

Надзирательница Грэгори остановилась у двери камеры и снова стала искать в связке нужный ключ. Возясь с ключами, она заметила, что глазок изнутри завешен одеялом.

— Ах ты! Она всегда так делает, — сказала она Райли. — Она, видите ли, не хочет, чтобы мы за ней шпионили!

Сержант полиции кивнул, глядя, как поворачивается ключ.

— Эй, Риз! — прокричала надзирательница, открывая дверь и входя в камеру. — К тебе пришли...

Внезапно ее голос упал до невнятного шепота, а лицо стало мелово-бледным. Райли шагнул в камеру и увидел то, что так потрясло его провожатую.

Кровь была повсюду: на голых стенах, на полу, на кровати... И посередине камеры, в луже уже начавшей сворачиваться крови, лежала Салли Риз.

Райли не мог понять, как ей удалось отвернуть от кровати железную ножку. Он не представлял, как она могла вытерпеть адскую боль, отворачивая болты: пальцы ее были стерты почти до кости. И уж совершенно не укладывалось в голове, как смогла она убить себя этой ножкой кровати.

Как смогла она воткнуть ее себе, в живот и, надавив сверху обеими руками, свести счеты с жизнью этим чудовищным харакири.

Он попробовал представить, как долго она умирала, сколько времени текла из раны кровь и кишки кровавыми щупальцами вылезали из разорванного живота. Он пытался сообразить, насколько длинным и мучительным был ее конец.

Он смотрел на стоявшее на коленях тело, не в силах отвести глаз от воткнутой в живот железной палки.

— Позовите кого-нибудь, — тихо сказал он, взглянув на бледное лицо надзирательницы.

Женщина кивнула и выбежала из камеры, радуясь, что избавится, наконец, от жуткой картины смерти.

Райли покачал головой, по-прежнему не отводя глаз от мертвой девушки. Теперь он все-таки закурил.

«А ведь на Салли Риз так рассчитывали», — подумал он.

Сержант выплюнул изо рта табак и тихо выругался.

Глава 20

Девушке было не больше восемнадцати.

Она стояла у своей машины, потягивая из банки колу. Поднявшийся ветер кружил над площадкой бензоколонки, играл ее каштановыми волосами. Она была одета в белое, что прекрасно контрастировало с ее натуральным бронзовым загаром. Юбка едва прикрывала ягодицы, открывая великолепные длинные ноги. Она продрогла на ветру, ее соски стали упругими и темно просвечивали сквозь тонкую тенниску, завязанную выше пупка и обнажавшую еще одну соблазнительную часть ее загорелого тела.

Допив колу, она бросила банку в стоявшее рядом мусорное ведро и провела двумя руками по длинным волосам. Затем открыла дверцу и, сев за руль, завела двигатель.

Машина уехала.

— Боже, ты видел? — пробормотал Дэмьен Дрэйк, провожая машину взглядом, пока она не скрылась из виду. — Ничего девочка, — мечтательно вздохнул он.

Картер, заправлявший «ауди», хихикнул.

Луи Мак-Интайер тоже улыбнулся и потянулся к лежавшей на приборном щитке пачке «Ротманса». Сунув сигарету в рот, он уже собрался было прикурить, но почувствовал запах бензина и вспомнил, где они находятся. Он ограничился тем, что стал жевать фильтр.

Бензоколонка располагалась менее чем в тридцати милях от Колчестера. Они выехали из Лондона на закате и были в пути уже два с половиной часа. Еще миль тридцать, и они окажутся на месте. Следующая их задача — ждать...

Картер постучал заправочным пистолетом по горловине бака, чтобы не пролить ни единой капли топлива. Затем он повесил шланг на место и отправился платить.

— Посмотри, может, здесь осталась сестренка этой девочки в белом? — улыбаясь, крикнул ему вслед Дрэйк.

Картер на ходу поднял вверх два пальца.

Да, девушка была прекрасна, и, увидев ее, он сразу же вспомнил Тину, ее изумительное тело, которое Харрисон осквернил побоями. «Когда-нибудь этот ублюдок дождется, — подумал Картер. — Конечно, если его не прикончат раньше».

Он понимал, что лишь смерть главаря гангстеров позволит им с Тиной быть вместе.

Картер заплатил за бензин и, вернувшись к машине, сел за руль. Он завел двигатель, и они снова выехали на автостраду.

— Во сколько Харрисон велел нам туда приехать? — спросил Мак-Интайер.

— Конкретного времени он не назвал, — отозвался Дрэйк. — Мы будем ему звонить, когда приедем.

— По-моему, он идиот. Будь я проклят, если после этого не начнется гангстерская война.

— Ну и что? — с вызовом спросил Дрэйк. — По-моему, это было бы не плохо. Кое-кому нужно пустить кровь.

— Моли Бога, чтобы не пустили кровь тебе, — сказал Картер. — И все же, кого ты имеешь в виду? Уже два года не было никаких стычек.

— Я вовсе не за то, чтобы кого-то сталкивали лбами, — сказал Дрэйк, — но если пытаются убрать Фрэнка, то погибнут и некоторые из нас. — Он посмотрел на Картера. — Ты хорошо должен это понимать после того, что случилось с твоим братом.

— Я не нуждаюсь в напоминаниях, — резко ответил тот.

— Все это кажется мне очень странным, — сказал Дрэйк, ковыряя в зубах ногтем мизинца. — Парни, напавшие на Фрэнка, хорошо знали, где его найти. Точно так же были убиты Стив и Малком. Что если их заложили? Фрэнк говорит, другие банды имеют на него зуб. Я не удивлюсь, если среди нас окажется их человек.

Он немного помолчал, глядя на помрачневшего Картера.

— Это дело рук каких-то подонков, — сказал Мак-Интайер.

— Почему? — спросил Дрэйк, оглядев собеседников. — Как я уже сказал, они знали, где искать Фрэнка той ночью. И знали, где напасть на Малкома и Стива.

— Но деньги они не взяли, — сказал Мак-Интайер. — Я не знаю, почему их убили, но не из-за денег. Ничего не взято.

— Я знаю это, ребята, и послушайте, что я вам скажу. Кто-то хочет развалить нашу фирму, понятно? И я уверен, что наводку им дает наш человек.

На Мак-Интайера эти слова не произвели никакого впечатления, и он вновь принялся глазеть в боковое окно.

Картер вздохнул, обдумывая такую возможность. Наводчик... Но кто? Он взглянул на Дрэйка, а затем, в зеркало заднего вида, — на Мак-Интайера. Может быть, это один из его пассажиров? Или Пэт Мендхам? Или Полосатый Билли? За такую работу могли пообещать хорошие деньги или что-нибудь из предприятий Харрисона, когда босса не станет.

С самого детства Картер приучил себя никому не доверять, и в правильности своей философии он имел возможность убедиться тысячу раз.

Его поразила внезапно пришедшая в голову мысль.

Он знал человека, у которого, как ни у кого другого, были причины желать Харрисону смерти.

Неужели так оно и есть?

Глава 21

Пакстон уже более двух часов как уехал из дому в Вайтчипеле. Сейчас он был на автостоянке у станции Ватерлоо, разглядывал машины, не видя вокруг себя ничего, кроме номерных знаков.

Машина, которую он угонит, не должна выделяться на улицах Лондона. Он сразу забраковал стоявший поблизости красный «мерседес» и суперсовременный серебристый «порше», на который он облокачивался. Такие машины очень заметны. К тому же «порше» слишком мал для того, что они задумали.

Он продолжал осмотр, словно здесь была автомобильная выставка. Наконец Пакстон заметил то, что искал, и улыбнулся.

«Ренджроверу» было лет пять-шесть. На одном крыле — царапина, покрышки лысые и грязные. Глушитель покрывала ржавчина, но даже издалека Пакстон видел, что он цел.

Он не спеша направился к автомобилю, быстро обернулся вокруг, вежливо улыбнулся женщине, которая волокла со станции тяжелый чемодан, и, оказавшись у «ренджровера», медленно прошел мимо, внимательно посмотрев на водительскую дверь. Хозяин, наверное, был на станции, провожая кого-нибудь или, наоборот, встречая. «Может, свою любимую», — подумал Пакстон. Ему нужно было торопиться.

У входа в вокзал стояло несколько человек, но они не обращали никакого внимания на веснушчатого парня, прислонившегося к «ренджроверу». Никто не заметил, как он достал из кармана куртки узкую металлическую полоску и просунул ее в дверную щель.

Одно молниеносное движение кисти — и замок поддался. Открыв дверь, он сел за руль. Пальцы работали быстро, но спокойно. Потребовалось меньше минуты, чтобы зачистить два провода, связать их вместе и запустить двигатель. «Ренджровер» ожил.

Пакстон снял машину с ручного тормоза и поехал прочь от станции. Никто не побежал за ним с криком: «Держи его!» Он улыбнулся и спокойно повел машину в потоке транспорта, направляясь к мосту Ватерлоо. Если не образуется пробка, меньше чем через два часа он снова будет в Вайтчипеле.

Пакстон посмотрел на вмонтированные в приборную доску часы: 3.56.

* * *

Филипп Волтон выбросил вперед руку с кинжалом, но потом улыбнулся и только провел пальцем по отточенному, как бритва, лезвию ножа. Внезапно он вскочил и грозно взмахнул оружием. Клинок со свистом рассек затхлый воздух комнаты.

Мария Чалфонт обернулась на звук и тоже схватила нож. Он имел обоюдоострый клинок, чтобы раны, оставленные им, были опаснее. Она посмотрела на махавшего клинком Волтона, и ее охватило волнение.

Пол Гарднер тоже взял свой старомодный нож. Заточенное с одной стороны лезвие было на конце немного задрано вверх.

Дженифер Томас взяла вилку для мяса с двумя ржавыми, но острыми, как иглы, зубцами. Она слегка надавила ими себе на руку и, рассматривая оставленные вилкой следы, пыталась представить, что будет с рукой, если нажать посильнее.

В углу комнаты, глубоко задумавшись, сидел Мишель Грант. В левой руке он держал маленький топорик, а на поясе у него висел кинжал.

— Я устал ждать, — нетерпеливо сказал Волтон. — Пойдем скорее!

Он поднес кинжал к лицу и посмотрел на свое искаженное отражение в отполированной стали.

— Всем вместе идти нельзя, — ответил Грант. — Пакстон заберет всех нас из разных мест. Все знают, где должны сесть в машину? — Он поочередно посмотрел на каждого из своих товарищей.

Все утвердительно кивнули.

— А что если ему не удастся раздобыть машину? — спросил Гарднер.

— Не волнуйся, — ответил Грант, — иди куда надо и жди. Он тебя заберет.

— Лучше бы он приехал. Иначе я отрежу этому ублюдку голову, — сказал Волтон.

Грант промолчал.

— Знаете, — улыбаясь, продолжал Волтон, — никогда не думал, что у Салли хватит духу покончить с собой подобным образом.

— Она сделала это, наверное, потому, что иначе ей предстояло провести в тюрьме всю жизнь, — мягко сказал Грант.

— Это хорошо. Иначе она могла бы заговорить.

— Она не заговорила бы, — злобно прошипел Грант. — Салли так же верила в идеалы Джонатана, как каждый из нас. С самого начала она знала, что рискует.

— А что они сделают с Джонатаном? Теперь, когда они его поймали? — спросила Мария Чалфонт.

— А что они могут с ним сделать? — ответил Гарднер. — Сколько бы времени ни продержали его в тюрьме, они не смогут изменить ни того, что он совершил, ни его убеждений.

— Наверное, там он будет счастлив, день за днем отсчитывая тридцать лет, — сказал Волтон, снова посмотрев на свой кинжал.

— Волтон, ты пойдешь первым, — сказал Грант. — Тебе дальше всех.

Волтон кивнул и скрылся в соседней комнате. Оттуда он вернулся в кожаном плаще, протертом до дыр под мышками.

— Теперь ты, Мария.

Так продолжалось до тех пор, пока все не разошлись по одному, стараясь не привлекать к себе внимания.

На их счастье, двор этого дома был обнесен высоким деревянным забором, закрывавшим их от посторонних глаз.

Начинало смеркаться, и пятеро молодых людей, вышедших из заброшенного дома, радовались наступлению сумерек.

В темноте легче скрываться.

Глава 22

В машине воняло, как в канализационной трубе.

В «кортине» сидели трое, все в темных пальто, лица у всех закрыты.

Машина стояла через улицу от клуба Харрисона, и эти трое смотрели, как входили и выходили люди.

Самый высокий из троих полез в карман и вытащил сигарету. Он засунул ее между комками кожи, служившими ему губами, и жадно затянулся. Вынув сигарету изо рта, он заметил, что к фильтру пристал, отслоившийся кусок мокрой кожи. Запах табачного дыма смешался с вонью гниющего тела.

— Два года, — хрипло сказал высокий, с трудом, почти по складам произнося слова. — Пока мы ждали, Харрисон процветал. Ублюдок!

— Он нас провел, — сказал шофер. Ему слова давались с еще большим трудом.

Его горло пострадало сильнее, чем у его бывшего босса. Под гортанью зияла огромная дыра, и когда он говорил, оттуда на пиджак стекала прозрачная жидкость.

Третий молчал. Он совсем не мог говорить. Он лишь смотрел на клуб давно мертвыми глазами, которые с неподвижной жестокостью созерцали благополучие его старого врага. Впрочем, теперь у него вместо глаз были страшные дыры с нарывами, из которых по щекам стекал зловонный гной. Глазные яблоки ссохлись и болтались в этих смердящих провалах.

Он заерзал на сиденье и механически коснулся рукой в перчатке дула автоматического пистолета сорок пятого калибра, висевшего под пальто. Высокий повернулся и, взглянув на него, слегка покачал головой.

— Еще рано, — прохрипел он. — Харрисон по-прежнему силен.

— Тогда когда же? — сказал шофер. Когда он говорил, его челюсть медленно двигалась, заставляя шевелиться дыру на горле, и новая порция прозрачной жидкости стекала ему на пиджак.

— Когда мы будем готовы, — ответил высокий, рассеянно почесав пальцем висок.

У него от головы отслоился кусочек кожи и прилип к перчатке. Он разглядывал его несколько секунд, а затем отправил в рот и проглотил.

В клуб заходили все новые люди.

«Кортина» по-прежнему стояла.

Трое в машине продолжали наблюдать.

И ждать.

Глава 23

Мимо них с грохотом пронесся первый громадный грузовик. Во главе и позади этой небольшой колонны шли джипы, словно муравьи, охранявшие свою королеву.

Колонна состояла из шести грузовиков, мчавшихся по узкой дороге со скоростью более тридцати миль в час. Дорога содрогалась под громадными колесами тяжелой техники.

— Здоровые ублюдки, — пробормотал Картер, глядя на конвой сквозь облака синего дыма, вырывавшегося из выхлопных труб грузовиков.

Запах сгоревшей солярки стал невыносим, и шофер поднял стекло, пережидая, пока колонна пройдет.

«Ауди» дрожала от проходящей мимо тяжелой техники.

Жители Колчестера, едва взглянув на колонну, продолжали свои дела. Уже много лет недалеко отсюда располагалась военная база, и проезжавшие по улицам тяжелые военные грузовики ни у кого не вызывали любопытства. До базы было всего двадцать миль. Картер еще раз взглянул на грузовики и посмотрел на разложенную перед ним карту.

Сидевший рядом с ним Дрэйк снова глубоко затянулся сигаретой. На заднем сиденье Мак-Интайер доедал гамбургер. Наконец он скомкал обертку, выкинул ее в окно и вытер рот рукой. Затем громко рыгнул и потер живот.

Солнце уже заходило, и Картеру пришлось поднести часы к самому лицу, чтобы рассмотреть время.

— Половина восьмого, — сообщил он. — Подождем еще пятнадцать минут и поедем за ними.

Трое еще раз взглянули на дорогу, туда, где за поворотом скрылась колонна. Теперь в вечерней тишине был слышен лишь низкий гул мощных двигателей.

— Будем надеяться, Фрэнк знает, что делает, — нервно проговорил Мак-Интайер.

— Все будет хорошо, — отозвался Дрэйк.

— Да, для него. Если что-нибудь получится не так, пристрелят нас, а не Харрисона.

— Ты слишком много нервничаешь, Луи. Если и дальше так будет продолжаться, в тридцать пять тебя хватит удар.

— Он хватит меня уже сегодня вечером, если что-нибудь случится, — ответил Мак-Интайер.

Некоторое время все молчали. Потом Дрэйк посмотрел на Картера и слегка улыбнулся.

— Как у тебя дела с пташкой Фрэнка? Как ее, Тина? — поинтересовался он.

— А тебе какое дело? — резко ответил Картер.

Дрэйк нахмурился.

— Просто интересно, — сказал он, посмотрев в глаза собеседнику. — Она ничего, да?

Картер кивнул. Он размышлял, не заподозрил ли чего Дрэйк, но решил, что об их отношениях он знать не мог. Скорее всего, он спросил просто так. И все же шофер слегка заерзал на сиденье.

— Деньги у тебя? — спросил Картер, желая сменить тему.

— В чемодане, — ответил Дрэйк. — Мы пересчитали их вместе с Фрэнком перед отъездом.

Мак-Интайер посмотрел через заднее стекло и увидел, что к машине направляется полицейский.

— Коп, — нервно сказал он.

— Ну и что? — ответил Картер, увидев в зеркале человека в форме. — Мы ничего не нарушаем.

— Пока! — хихикнул Дрэйк.

Полицейский остановился футах в шести от машины и нагнулся, разглядывая сидевших внутри. Картер увидел, что рука Мак-Интайера скользнула во внутренний карман.

— Что ты делаешь, твою мать! — прошипел шофер.

— А что ему тут надо? — ответил Мак-Интайер, взявшись за рукоятку автоматического «вальтера».

— Убери руку от пушки, — прорычал Картер, увидев, что полицейский подошел еще ближе.

Сейчас он стоял буквально в двух шагах от машины.

— Расслабься, — прошипел шофер.

Констебль наклонился ниже и улыбнулся сидевшим в «ауди».

— Добрый вечер, — сказал он.

— Добрый, — ответил Дрэйк, пытаясь выдавить из себя улыбку.

— Как вы думаете, за сколько мы доберемся до Норвича, если будем ехать ночью? — дружелюбно спросил Картер.

— На ночь вам лучше где-нибудь остановиться, если вы, конечно, не спешите, — сказал констебль, по-прежнему разглядывая салон. Полицейский внимательно посмотрел на Мак-Интайера, который тут же отвел взгляд в сторону, но его руки задрожали.

Картер взглянул на своего товарища в зеркало заднего вида. «Успокойся, идиот», — подумал он. Если Мак-Интайер потеряет самообладание и вытащит пушку, у них будут неприятности. А устраивать перестрелку с представителями закона было совершенно ни к чему.

— Так вы все же поедете в Норвич? — спросил полицейский.

Картер кивнул.

— Если вы хотите добраться туда к утру, вам следует выезжать уже сейчас.

— Да, наверное, вы правы, — сказал Картер, глядя, как Мак-Интайер беспокойно заерзал на сиденье.

Картер завел двигатель и, поблагодарив полицейского, тронулся, глядя на него в зеркало заднего вида, пока они не скрылись за поворотом.

— Идиот! — злобно глянул он на Мак-Интайера. — По-моему, ты готов был пристрелить этого копа.

— Я думал, он начнет задавать вопросы, — брякнул Мак-Интайер.

— Но ведь он не стал этого делать? В следующий раз веди себя спокойней, или вопросы буду задавать тебе я. Например, как ты собираешься есть без зубов, которых у тебя не станет, как только ты еще раз попытаешься показать копу свою пушку.

Картер увидел, что Мак-Интайер выхватил пистолет, и почувствовал прикосновение холодной стали к щеке.

— Да? — прорычал Мак-Интайер.

— Да, — ответил Картер и резко ударил по тормозам.

Из-за внезапной остановки Мак-Интайер рухнул вперед между сиденьями. Пока он беспомощно барахтался, Картер тоже вытащил пистолет и сильно уперся стволом ему в нос.

— Давай больше не будем стрелять, — сказал Картер.

Мак-Интайер попытался подняться, но шофер ему не позволил, снова сильно ткнув компаньона дулом в лицо.

— Давай, — ответил Мак-Интайер и сел, растирая нос.

Картер спрятал пистолет, завел двигатель, и они поехали дальше.

* * *

Дрэйк взглянул на стоявшую у подножия холма «ауди». В руке он держал телефонную трубку. Перед ним на металлической полочке лежала горка мелочи, среди которой он отыскал пять десятипенсовых монет и опустил их в таксофон. Нужно было позвонить Фрэнку Харрисону и сказать, что все идет по плану.

Его пальцы легли на кнопки, и он снова взглянул на машину. Затем он повернулся, закрывая собой аппарат, словно боясь, что Картер и Мак-Интайер могут подсмотреть номер, который он набирал.

Харрисон не к спеху.

Сейчас ему надо было позвонить кое-кому еще.

Он набрал номер и стал ждать.

Глава 24

Джон Кеннинг загнал машину в гараж, заглушил двигатель и откинулся на сиденье. Он не смог сдержать смех. Вздрагивая, он смеялся до слез. Наконец он выбрался из машины, запер ее и запел было «We Are The Champions», но вновь подавился смехом. Он чувствовал, что от него разит виски, ему явно повезло, что по дороге из офиса к его дому в Праймрос-Хилл его не остановила полиция. «Выбрался!» — подумал он и снова рассмеялся. Последний раз Кеннинг был так счастлив десять лет назад, когда родился его первый ребенок. Конечно, с тех пор случилось много хорошего, но все это не шло ни в какое сравнение с восторгом, который он испытывал сейчас.

Он подумал, что надо бы позвонить сыну в интернат в Бу-кингхэмшир и сообщить новость, которая вызвала столько радости у него.

Он был владельцем и директором по менеджменту компании «Кеннинг Электроникс» и сегодня подписал самый крупный в жизни контракт. А именно контракт на изготовление электронных табло для футбольных клубов Первого дивизиона по всей стране. Вовсе не плохо для мальчика, которого в свое время исключили из школы и который начал свое дело, имея в кармане меньше тысячи фунтов, да и то одолженных у друзей. Теперь империя Кеннинга (как он сам это называл) оценивалась в миллионы. Он снова хихикнул и провел рукой по темным волосам. Нужно рассказать Шерон.

Этот успех в такой же степени принадлежал и ей. Когда-то ей приходилось трудиться на двух работах, чтобы оплатить их койки в Ист-Энде. Теперь и сам Кеннинг, и она могли себе позволить наслаждаться роскошью, в том числе и домом с пятью спальнями, в котором они жили последние шесть лет.

Мать Кеннинга тоже жила с ними. Отец умер в сорок шесть лет и завещал сыну заботиться о матери. Он был счастлив выполнить этот наказ. В самом начале по этому поводу у них с женой возникали ссоры, но мать оказалась хорошей помощницей. Так, например, она ухаживала за Крэигом, пока тот не пошел в школу.

Кеннинг попробовал напеть «Here We go», но снова рассмеялся, и у него ничего не вышло. Он направился к двери в кухню, нисколько не тревожась об оставленном на заднем сиденье «дипломате». Он взглянул на часы и нахмурился, увидев, что уже почти девять.

Он звонил Шерон из офиса сказать, что задержится, поскольку после заключения сделки был небольшой банкет, но сразу не дозвонился и перезванивать не стал. «Черт возьми, ее нужно было позвать на банкет». От этой мысли он снова рассмеялся.

Он понимал, что его хорошее настроение во многом вызвано выпитым виски, но основной причиной радости было сознание, как многого он достиг. Так что его веселье было не от алкоголя, а от успеха.

Толкнув дверь, он вошел в кухню.

Показалось, он попал в турецкую баню. Кухня была полна облаков пара, и он даже закашлялся. Еще пахло горелым.

Тихо выругавшись, Кеннинг подошел к плите и увидел стоявшие на газу четыре кастрюли, две из которых уже полностью выкипели. В двух других была сгоревшая пища. Он помахал перед собой рукой и направился к окну, чтобы проветрить помещение.

Когда белый туман немного рассеялся, он осмотрелся.

Кухонные полки были открыты, их содержимое валялось на полу и столах. Ящики выдвинуты и тоже брошены на пол. Кухонный стол и несколько разделочных досок исполосованы ножом. Большой кухонный нож до сих пор торчал в одном из перевернутых стульев.

Кеннинг тяжело сглотнул, и от радости, которую он только что испытывал, не осталось и следа.

В голове вихрем кружились мысли. Еще какое-то время он стоял, глядя на разгром, а потом бросился через открытую дверь в гостиную.

В комнате разгром был еще сильнее.

Кожаный диван разрезан. Его обивка была проткнута не в одном-двух местах, а полностью изрезана. Обои со стен сорваны при помощи чего-то острого. Картины с методично разбитыми рамами валялись на полу. Телевизор и видео также были сокрушены с жестокостью, следы которой в комнате виднелись повсюду.

Видео с какой-то неимоверной силой переброшено из одного конца комнаты в другой. Бар перевернут, все до одной бутылки разбиты вдребезги, их содержимое стекло на пол, залив ковер грязными пятнами. Когда он увидел эту лужу, ему стало страшно, и он отвернулся.

У него в глазах потемнело, и сердце бешено застучало, как только он подумал о своей семье. О жене. О матери. Где они?

Телефон в гостиной был разбит вдребезги. Он побежал в прихожую, где стоял второй аппарат. Что-то на стене бросилось ему в глаза. Он обернулся и прочел написанные красным слова:

БОГАТЫЕ — УБЛЮДКИ

Он побежал дальше, в прихожую, мимо перевернутого кресла, молясь, чтобы там телефон работал, молясь, чтобы с женой и матерью все было в порядке, молясь, чтобы полиция приехала быстро.

Он подбежал к телефону, заметив с облегчением, что он цел.

Молясь...

Нож опустился со страшной силой.

Кеннинг услышал только свист рассекаемого лезвием воздуха, и невыносимая боль пронзила руку, которой он оперся о стол.

Проткнув ладонь, нож на несколько дюймов вошел в дубовый стол. Удар раздробил кости, из раны брызнула кровь.

Взвыв от боли, он смотрел на нож расширенными от ужаса глазами. Казалось, руку сунули в огонь.

По-прежнему сжимая рукоятку ножа, Филипп Волтон ухмыльнулся жертве, а потом злобно посмотрел Кеннингу в лицо.

— Добро пожаловать домой, — хихикнул он.

Глава 25

— Давай, давай, — прорычал Дрэйк, посмотрев на часы, а затем на телефонную будку, возле которой они сидели в машине.

— Ты уверен, что назвал мне тот номер? — злобно спросил Мак-Интайер.

Картер посмотрел на часы.

9.58 вечера.

Дрэйк барабанил пальцами по дверце. Этот стук прерывался, только когда он смотрел на часы, что он проделал уже раз сто со времени их приезда.

«Ауди» стояла на обочине дороги, приблизительно в двадцати милях от Колчестера. По обеим сторонам дороги росли кустарники и деревья, тянувшие свои ветви вверх, к бледной луне.

Они стояли здесь уже сорок минут, и за это время мимо них не проехало и пяти машин.

— Ты уверен, что ему можно доверять? — спросил Картер.

— Фрэнк сам его проверял, — раздраженно ответил Дрэйк. — С ним он имеет дело уже не в первый раз.

— Не нравится мне все это, — сказал шофер и полез в карман за сигаретами.

— Скоро позвонит, — ответил Дрэйк, снова посмотрев на телефонную будку.

Прошло еще несколько минут.

Мимо проехала машина.

Дрэйк продолжал барабанить по дверце.

— Что-то долго, — проговорил Мак-Интайер. — А что если он не позвонит? Не можем же мы возвращаться...

Телефон зазвонил.

Дрэйк распахнул дверцу, бросился в телефонную будку и схватил трубку.

Из машины Картер не слышал, о чем они говорят, но увидел, что Дрэйк улыбнулся и перед тем, как повесить трубку, кивнул. Он подбежал к машине и плюхнулся на сиденье.

— Поехали, — сказал он. — Минут десять по этой дороге. Он ждет нас.

Картер завел двигатель, и машина тронулась.

* * *

Фургон стоял среди деревьев ярдах в двадцати от дороги. Всумерках, среди густой листвы, его совершенно не было видно.

Когда показалась «ауди», шофер фургона дважды мигнул фарами. Картер свернул к нему и, подъехав, остановился рядом. Теперь обе машины с дороги были не видны.

Трое вышли из «ауди» и встали у машины, ожидая.

Ничто не нарушало тишину.

Под носом Мак-Интайера закружился мотылек, и он его раздраженно прихлопнул.

Слева хрустнула ветка. Среди деревьев послышалось какое-то движение.

Не любивший темноты Картер потянулся к автомату. Ему не нравилось, что в двух футах ничего не было видно. Затем он услышал лязгающий звук. В лесу у кого-то тоже был автомат.

Картер повернулся и увидел приближающегося к ним человека с мощным автоматическим браунингом в руках, нацеленным на троицу.

— Ты Вони? — спросил Дрэйк, когда тот был уже достаточно близко. Картер заметил, что незнакомец прихрамывает.

Человек кивнул.

— Дрэйк? — спросил он.

Тот кивнул и быстро представил своих товарищей.

— Извините, что встретил вас с оружием, — сказал Вони, — приходится быть осторожным. Деньги привезли?

Дрэйк кивнул.

— Оружие у тебя? — спросил он.

Интендант Эндрю Вони подошел сзади к фургону и открыл дверь. Сняв висевший на поясе фонарик, он посветил в фургон и отбросил одеяла, под которыми оказались три здоровых ящика. Все подошли, чтобы лучше видеть.

— Самое ценное здесь, — сказал Вони и, словно коммивояжер, направился к ящикам.

Первый ящик доверху был заполнен пистолетами тридцать восьмого, сорок пятого и триста пятьдесят седьмого калибров: автоматическое и полуавтоматическое оружие. Картер заметил даже парочку «люгеров» и короткоствольный «маузер». Револьверы и автоматическое оружие на любой вкус. Вперемешку с ними лежало несколько автоматических винтовок. Он заметил дюжину «инграмов», несколько «узи», пистолет-автомат «скорпион». Некоторые уже с обоймами.

В другом ящике лежали винтовки. Целая коллекция. Часть — с оптическими прицелами. Картер увидел несколько GPMG калибра 7,62, винтовки калибра 4,85 мм и дюжину AR-18.

— Здесь хватит оружия, — сказал Вони, направившись к третьему ящику, — на третью мировую войну.

— Харрисон, по-моему, задумал именно это, — сказал Мак-Интайер, пялясь на оружие.

— Я хотел достать и гранаты, но мои возможности небезграничны, — улыбаясь, сказал интендант.

— И ты говоришь, никто не заметит пропажи всего этого? — спросил Картер, кивнув на ящики.

— Последние семь лет я один отвечаю за оружие, — ответил Вони. — Только я знаю, сколько его поступает и сколько уходит. — Он потер бедро и поморщился. — Чертова нога! — прорычал он.

— Тебя ранили в Северной Ирландии? — спросил Мак-Интайер.

Вони кивнул.

— Могло быть и хуже, — браво заявил интендант. Он никогда не упоминал, что это увечье он получил, врезавшись на джипе в столб, а ирландские снайперы здесь совершенно ни при чем.

Картер и его товарищи принялись грузить оружие в багажник «ауди», стараясь раскладывать груз так, чтобы машина не особенно просела. Меньше всего им хотелось, чтобы на обратном пути в Лондон их остановил какой-нибудь любопытный полицейский и поинтересовался, что они везут.

Вони наблюдал за их работой.

Наконец Дрэйк заглянул в машину и направился к нему, держа в руке чемоданчик. Подойдя, он протянул его интенданту.

Вони положил чемоданчик на бампер фургона и щелкнул замками.

— Хочешь, можешь пересчитать, — сказал Дрэйк. — Все на месте. Двести пятьдесят тысяч, как договаривались.

Вони вытащил из пачки пятидесятифунтовую банкноту и понюхал. Затем он ее поцеловал и вернул на место.

— С кем еще ты имеешь дело? — спросил Картер.

— Со всеми, кто платит, — ответил интендант. — Это моя религия, моя вера. — Он кивнул на деньги. — Заплати мне как следует ирландцы, я бы продавал оружие и им.

— Ты продавал в последнее время оружие кому-нибудь в Лондоне? — поинтересовался шофер.

Вони покачал отрицательно головой.

Еще какое-то время Картер пристально смотрел на него, а затем направился обратно к «ауди». Он повернул ключ зажигания, двигатель взревел, и они уехали.

Вони глядел вслед удалявшейся машине.

— Счастливой охоты, — пробормотал он и полез в кабину фургона.

Он завел мотор и поехал в противоположном направлении с полным чемоданом денег, лежавшем на сиденье рядом. В лесу снова все стихло.

Глава 26

Вытащить нож оказалось не так просто.

Наконец мощным рынком Филипп Волтон выдернул его из прочною дубового стола и освободил руку Джона Кеннинга.

Кеннинг упал на пол и, зажав покалеченную ладонь, завопил от боли.

Несколько секунд Волтон стоял над ним, почесывая щеку острием ножа.

— Встать! Паразит! — приказал он.

Кеннинг попытался подняться, но едва оперся на раненую руку, как снова рухнул.

Волтон наступил ему на изуродованную ладонь.

— Встать! — прорычал он, схватив Кеннинга за воротник и потянув вверх.

Встряхнув, он ударил его о стену и встал рядом, приставив к его горлу нож.

— Пожалуйста, — взмолился Кеннинг, — у меня есть деньги. Не бейте меня. Возьмите, сколько надо. Моя жена...

Волтон громко кашлянул и харкнул в лицо Кеннингу. Плевок попал под глаз и стал сползать вниз, словно большая слеза.

— Ты хочешь увидеть жену? — прошипел Волтон.

— Пожалуйста, не трогайте ее! Пожалуйста!

У него в глазах появились слезы. Слезы боли и страха.

Боль от пораненной ладони распространилась, казалось, по всей руке. Пальцы уже онемели. Дыхание стало прерывистым, и, попытавшись сглотнуть, он почувствовал, что горло пересохло.

— Пошли наверх, — отрезал Волтон и больно ударил Кеннинга в спину, толкая вперед.

С трудом забравшись на второй этаж, сквозь пелену, затмившую от боли глаза, Кеннинг увидел, что здесь разгром еще страшнее.

По стенам были размазаны экскременты, и от вони ему стало еще хуже. Его вырвало бы, если в ужас не перехватил горло черной рукой.

Наверху Волтон сильно толкнул его по направлению к одной из спален.

В комнате сидела Шерон Кеннинг. Ее привязали к стулу разорванной простыней. Кровать была исполосована ножом точно так же, как и диван внизу. Пружины торчали из разорванного матраца, словно кости при открытом переломе.

Рядом с женой Кеннинг увидел свою мать Мэри, тоже привязанную к стулу. Рядом с ней стояла Дженифер Томас, приставив нож к горлу старой женщины. И у жены, и у матери во рту были кляпы.

— Отпустите их, — взмолился Кеннинг, и в его глазах снова заблестели слезы.

Волтон сильно ударил его по шее сзади, и он упал между женщинами, смотревшими на него округлившимися от ужаса глазами.

Шерон Кеннинг взглянула на пораненную, истекавшую кровью руку мужа и затрясла головой. Она вспомнила сына.

— Пожалуйста, у нас есть деньги, — сказал Кеннинг, протирая глаза. Он пытался найти компромисс. — Я отдам вам все, что хотите, только не убивайте нас!

У всех на глазах Волтон расстегнул штаны и стал мочиться на Кеннинга. Желтая жидкость потекла на бизнесмена, пытавшегося заслонить лицо. Он открыл рот, чтобы закричать, и он тотчас же наполнился мочой. Крик застрял у него в горле, и его вырвало.

Волтон продолжал мочиться.

— Срать я хотел на твои деньги, — ухмыляясь, сказал он.

Дженифер Томас засмеялась.

Пол Гарднер тоже.

Вслед за ними и Марк Пакстон.

Кеннинг выплюнул рвоту и попробовал подняться. Когда это ему удалось, в комнату вошли Мишель Грант и Мария Чалфонт. В руках Грант держал кинжал.

— Говорит, у него есть деньги, — хихикнул Волтон.

— Сколько хотите, — подтвердил Кеннинг. — Могу отдать.

Грант кивнул.

— Что ты задумал? — прорычал Волтон, взглянув на компаньона, не сводившего глаз с прислонившегося к стене Кеннинга.

Из-за невыносимой боли в руке, он с трудом поворачивал ручки на кодовом замке сейфа. Наконец ему удалось установить нужную комбинацию, он распахнул дверь и вытащил пачки банкнот и драгоценности. Он протянул их Гранту, словно дары, словно это могло его спасти.

— Нам не нужны твои деньги, — тихо сказал Грант, выставляя вперед кинжал.

— Пожалуйста, возьмите! — взмолился Кеннинг, упав на колени. — Пожалуйста, не бейте нас! Пожалуйста! Боже...

Он не договорил.

Грант ударил его длинным кинжалом.

Лезвие вошло ему в левое плечо, раздробив ключицу. Залитая мочой рубашка Кеннинга стала окрашиваться кровью.

— Нет! — в агонии завопил он. — Ради Бога... — Сейчас он уже только всхлипывал. — О Боже Всевышний... Нет...

Кинжал опустился снова, ударив его по протянутой руке. Деньги упали на пол.

— Ради Бога... Пожалуйста...

Кинжал опустился ему на темя, срывая скальп и круша череп. Кости расходились все сильнее, пока не брызнули мозги. Лицо залила кровь.

Он повалился вперед, продолжая всхлипывать. Слова становились все бессвязнее.

— Господи... Боже...

Его жена попыталась закричать. Глаза расширились, и желчь хлынула у нее изо рта, когда она увидела, как умирает муж. Мать упала в обморок.

Дженифер Томас похлопала старую женщину по лицу, приводя ее в чувство, не желая, чтобы она пропустила хоть что-то из этого чудовищного представления.

Кинжал ударил Кеннинга в спину, в бок, в лицо, ниже спины. Все его тело было в крови.

Грант продолжал колоть бизнесмена, который теперь был не в состоянии даже стонать. Из его заполненного кровью горла вырывались лишь булькающие звуки.

Наблюдавшая это Мария Чалфонт почувствовала влагу между ног.

Филипп Волтон смотрел на происходящее безо всякого интереса.

Марк Пакстон зажал кожу у себя на шее и, выдавив нарыв, посмотрел на пальцы и вытер их о простыню.

Кеннинг бился в агонии на полу.

Грант нанес ему последний, смертельный удар и отступил, тяжело дыша. Его одежда была забрызгана кровью.

Еще некоторое время убийцы смотрели на бьющееся на полу в предсмертных судорогах истерзанное тело.

Движения прекратились.

Тогда они повернулись к женщинам.

Глава 27

Квартирка была маленькой, но уютной. Сырой плесени не было видно на стенах, их покрывала водоэмульсионная краска. Потертые ковры пропылесосены. В жилище стоял приятный запах.

Все это произвело хорошее впечатление на человека, стоящего в дверях квартиры Никки Джонс.

Она убрала с лица длинные вьющиеся волосы и повернулась к замершему на пороге гостю.

— Входи и закрой дверь. А то выстудишь квартиру, — сказала она, стараясь не выдавать нетерпения.

На самом деле этот парень, которого она подцепила только двадцать минут назад, ей совершенно не нравился. Еще меньше ей нравилось, как от него воняло.

Когда он подошел к ней на улице, она даже хотела ему отказать, так ужасно от него несло.

Проституцией она занималась три года и за это время несколько раз сталкивалась с грязными педерастами. Она всегда настаивала, чтобы перед тем, как приступать к делу, они приняли ванну или душ. Но на сей раз она только хотела послать его куда подальше, как увидела у него в руках пачку двадцатифунтовых банкнот толщиной по крайней мере в дюйм. И Никки конечно же свое решение изменила. В конце концов, можно просто задержать дыхание, чтобы не чувствовать запах. Может быть, она заметила, что он грязен, только из-за своей особой любви к чистоте. Ее тело, ее квартира и ее ребенок были безукоризненно чистыми.

Ребенок спал в другой комнате, и Никки направилась туда, чтобы взглянуть на него. На ходу она стянула пальто и осталась в белой тенниске и кожаной мини-юбке.

— Садись, — сказала она гостю. — Сейчас принесу что-нибудь выпить.

«И дезодорант», — добавила она про себя, направляясь в комнату сына.

Человек в темном пальто, в перчатках, с шарфом, обмотанным вокруг лица, сел в гостиной.

Войдя в детскую, она закрыла за собой дверь, чтобы ребенка не разбудил падающий из гостиной свет.

Он спал, закрывшись до подбородка. Она наклонилась, поправила одеяло и поцеловала его в лоб.

— Я люблю тебя, — прошептала она и еще немного постояла, глядя на мальчика.

Ему было уже почти два года, но Никки до сих пор не имела понятия, кто его отец. Может, один из ее клиентов, а может, кто-то из сутенеров, которых за последние три года у нее сменилось полдюжины. Она не знала. И не хотела знать. Он — ее, и этого вполне достаточно.

Она не любила приводить клиентов к себе на квартиру, но здесь все-таки было ее рабочее место. Днем она могла отправить малыша поиграть с детьми, пока ублажала клиентов «успокаивающим массажем». (По крайней мере, такое название своему занятию она вычитала в журнале, который выписывала.) Но вечером она никуда не могла его отправить.

Один клиент как-то спросил ее, не сможет ли ребенок поучаствовать в действии за дополнительные сто фунтов. Никки тут же выгнала его вон. Развратный ублюдок. У некоторых мораль отсутствует полностью.

Она еще раз поцеловала сына и вернулась в гостиную, где гость по-прежнему сидел на краешке дивана, рассеянно рассматривая комнату.

— Сними пальто, — сказала она, удивленная его странным поведением.

Многие из тех, кого она приводила к себе на квартиру, нервничали, но этот парень был спокоен, словно происходящее его совершенно не касалось. «Или, может, он спешит? — подумала она. — Тогда совсем хорошо. Чем скорее уйдет этот вонючий козел, тем лучше».

Она подошла к бару и налила себе немного виски.

— Хочешь выпить? — спросила она.

Он покачал головой.

— Ты, похоже, не очень разговорчивый.

Она села рядом с ним, стиснув зубы от жуткой вони. Она подалась к нему. Профессия не оставляла места для чувств. Никки прикоснулась к верхней пуговице его пальто, но он схватил ее руку и прижал ее себе к паху. Она позволила ему манипулировать собой.

Сквозь брюки она почувствовала его эрекцию и прижала руку плотнее.

Человек посмотрел на нее. Поверх шарфа виднелись лишь его глаза. Они не выражали ничего. С таким же успехом можно было смотреть в глаза лежащей на сковородке рыбе. Ни тепла, ни жизни.

Никки отвела взгляд и поставила стакан.

Он мягко коснулся рукой ее затылка, нагнув ее голову к своему паху. Она заколебалась, и у нее по плечам пробежали мурашки.

— Это будет дороже, — сказала она, поняв, чего от нее хочет этот человек.

Другую руку он опустил в карман пальто и вытащил пять двадцатифунтовых банкнот. Немного помешкав, он сунул деньги ей за тенниску.

Никки кивнула и почувствовала, что его рука сильнее легла ей на затылок.

Наклонившись к паху и расстегивая ему «молнию», она постаралась задержать дыхание. Молния поддавалась с трудом, но наконец она с ней справилась и, засунув руку ему в штаны, освободила пенис. Он показался ей холодным, но она не обратила на это внимания, стремясь как можно скорее покончить с работой и отделаться от этого клиента.

Она наклонилась еще ниже, коснулась губами пениса, и он сильнее надавил ей на шею.

Она почувствовала во рту выделявшуюся из члена жидкость, не похожую на хорошо знакомые ей секреции. Пока она лизала орган, жидкость выделялась в большом количестве, наполняя ей рот. Теперь вонь стала почти невыносимой, и Никки почувствовала, что ей вот-вот станет плохо. Она попыталась выпрямиться, но ее крепко держала рука в перчатке. Рот, словно кляп, заткнул напряженный пенис, который, казалось, становился больше с каждой секундой.

Она потерла ему яички, стараясь как можно скорее завершить эту страшную работу. Они стали сокращаться у нее под пальцами, готовые выплеснуть свое содержимое.

И еще — она не слышала над собой дыхания клиента. Он был спокоен, как импотент. Никки несколько раз провела ему по члену, и по тому, как он напрягся, поняла, что сейчас он кончит.

Она пососала сильнее. Он стал медленно приподниматься, вводя пенис ей в рот, пока не коснулся им ее горла.

Она напряглась, вновь постаравшись выпрямиться, но он ее крепко держал. Его пенис дернулся, и началось извержение.

Глаза Никки безумно округлились, когда она почувствовала, что рот заполнился до предела. Щеки раздулись, и она попыталась выплюнуть то, что оказалось у нее во рту, но тут поняла, что рот заполнен не жидкостью, а дюжинами маленьких живых существ. Они шевелились. Они двигались, задевая ее язык.

Когда рука, давившая ей на шею, немного ослабла, она выпрямилась и широко открыла рот. Оттуда широким белым потоком хлынули личинки. Опустив голову, она увидела, что пенис все еще вздрагивает, извергая фонтан этих жутких тварей.

Некоторые личинки уже устремились ей в горло, несмотря на то, что оттуда им навстречу хлынула рвота, которая несла в своем потоке целый рой паразитов.

Затем рука в перчатке схватила ее за горло, притягивая ближе, и она увидела, что шарф сполз слица этого человека.

Плоть у него на лице была содрана и свисала с костей, словно рваные обои со стены Местами она почти полностью раз ложилась, слизью покрывая теки и подбородок.

Она чувствована, как личинки копошатся у нее во рту, ее обволакивала вонь разлагающегося тела, и, перед тем как упасть в обморок, она еще раз взглянула на пенис этого человека и увидела, как он, извиваясь словно змея, выползает у него из ширинки.

Никки Джонс потеряла сознание.

Глава 28

Фрэнк Харрисон налил себе еще «Джек Дэниелс» и одним глотком выпил полбокала огненной жидкости. Он с такой силой сжимал в руке дорогой хрустальный бокал, что казалось, он скоро лопнет. Фрэнк взглянул на стоявшего перед ним.

— Когда ты только начинал заниматься этим делом, я сказал, что мне важны результаты. А ты не дал мне ничего, — ревел Харрисон. — Ни имен, ни зацепок. Ничего!

Инспектор полиции Питер Торп отхлебнул из стакана и недоумевающе пожал плечами.

— Послушай, Фрэнк. Сейчас у меня полно других забот. У меня три трупа из лома в Прайморс-Хилл, которые выглядят так, словно их пропустили через мясорубку. Этот орешек Крофорд! Мы его взяли, но он не выдаст соучастников. Сейчас самое важное — узнать их имена. Иначе я не смогу выяснить, кто имеет на тебя зуб.

— Л что тем временем делать мне? — поинтересовался Харрисон.

— Попробуй разобраться сам.

Харрисон вылил остатки в стакан и поставил его на стол.

— Отлично. Именно этим я и собирался заняться.

Он направился в дальний конец комнаты, где в углу стоял большой, закрытый на замок деревянный ящик.

— Открой, — прорычал главарь банды, и Полосатый Билли полез в карман за ключом.

Он снял замок и открыл крышку. Повернувшись к Горпу спиной, Харрисон нагнулся над ящиком. Когда он обернулся, инспектор полиции увидел направленный на него «Стерлинг АС-18».

— Где ты достал эту хреновину? — побледнев, спросил он. — Это оружие поставляется только в армию.

— Просто следуя твоему совету, я хочу сам во всем разобраться, — ответил Харрисон. — Если я буду сидеть сложа руки, меня пристрелит какой-нибудь шутник. Чтобы этого не случилось, мне, наверное, придется немного пострелять самому.

— Фрэнк! Если ты начнешь гангстерскую войну, я ничем не смогу тебе помочь. Единственное, что я мог для тебя сделать — это не дать специальному отделу заняться убийствами Джоула и Доума. Если заваришь такую кашу, на меня можешь не рассчитывать.

Поставив стакан, он направился к двери. Выстрел в маленькой комнате прозвучал оглушительно. Пуля, выпущенная из «стерлинга», разнесла стакан Торпа в пыль и пробила в дорогом столе огромную дыру.

— Не забывай, Торп, что я плачу тебе. Ты никуда не пойдешь, — прошипел Харрисон.

Инспектор полиции медленно обернулся, с трудом сохраняя самообладание. Телохранители Харрисона безо всякого интереса наблюдали, как глава преступной группировки навел «стерлинг» на Торпа, разглядывая его голову сквозь перекрестие прицела.

— Ты мой, — сказал Харрисон, поглаживая пальцем спусковой крючок. — Постарайся отработать свой деньги. Выясни, кто пошел на меня, и сделай это побыстрее, пока я не выяснил это сам. Я буду действовать напрямую, не то что ты, и твои начальники могут узнать, как обстоит дело. — Он сильнее сжал винтовку. — Лондон может взорваться, Торп. Так подумай, на чьей ты стороне, чтобы не попасть под перекрестный огонь. И поторопись с решением!

— Я уже сказал, нам надо найти, кто убил троих в Прайморс-Хилл. Сейчас я работаю над этим.

— Тогда займись сверхурочной работой и выясни, кто хочет меня убить. Иначе в следующий раз на крючке для развешивания мяса окажешься ты.

Харрисон спустил курок.

Боек ударился о пустой патронник.

Облегченно вздохнув, Торп посмотрел на хихикающего Харрисона. Тот передал винтовку Полосатому Биллу.

— Торп, в твоем распоряжении сорок восемь часов, — сказал Харрисон. — Потом моя очередь.

Глава 29

Скальп сняли с Никки Джонс точно так же, как с Дэнни Веллера и Адама Гайлеса. Теперь к стене заброшенного супермаркета были прибиты гвоздями три тела, висевшие словно страшные трофеи безумного охотника.

Человек, когда-то носивший имя Чарльза Росса, коснулся кожи своего лица и взглянул на распятые перед ним тела. Пальто расстегнулось, и стали видны три дыры в его пиджаке, такие же дыры были и в его теле. Два года назад смертоносный заряд «смит-и-вессона» тридцать восьмого калибра насквозь прошил Чарльза Росса.

Он поковырял пальцем у себя в дыре, и, когда извлек его оттуда, палец был перепачкан темной, желтоватой жидкостью. Он поднял его перед собой, рассматривая слизистую субстанцию, стекавшую по руке.

Рядом с ним стоял человек, чье лицо закрывал шарф, и тоже смотрел на распятых. При жизни его звали Лайамом Келли. Келли носил шляпу, закрывавшую его изуродованный череп.

Тот, кого раньше звали Питером Буртоном, провел ладонью по лицу, словно разглаживая складки кожи и убеждаясь, что она хорошо легла на его гнилой череп.

Иан Мэсью оторвал болтавшийся у себя на шее кусочек кожи и приложил его к гноящейся ране на горле. Пуля, убившая его два года назад, разворотила гортань, оставив дыру в палец толщиной. В отличие от остальных он не мог произносить даже самые простые слова.

Пятый выглядел совершенно безмятежным.

Все они были хорошо вооружены, но их главное оружие — ненависть.

— Почему мы ждем? — поинтересовался Буртон. — Почему не убить его сейчас? Почему не прикончить Харрисона немедленно? Мы уже убили нескольких его людей.

— Я хочу, чтобы он помучился, — ответил Росс. — Я хочу, чтобы он гадал, откуда будет нанесен следующий удар, чтобы он не мог расслабиться, чтобы он не доверял никому. Даже самым близким.

— А что с остальными из его шайки? — осведомился Келли.

— Они умрут, все до единого, — отрезал Росс. Он посмотрел на пятого. Тот повернулся к нему и согласно кивнул.

Глава 30

— Ублюдок!

Тина Ричардсон стояла в спальне перед большим зеркалом в одних трусах, изучая ссадины на груди. Разглядывая многочисленные синяки на теле, она тихо выругалась. Она поставила стройную ногу на скамеечку перед туалетным столиком. Проведя пальцем по внутренней стороне бедра, она нащупала маленький шрам от горячих щипцов, которыми ее прижег Харрисон уже больше недели назад.

Вчера вечером он завалился к ней в доску пьяным. Сначала она пыталась противостоять его приставаниям, пыталась уложить его спать, но он сильно ее ударил. Она наклонилась поближе к зеркалу и с облегчением увидела, что синяка на лице не осталось. В синяках были спина и руки. Кожа посинела под лопатками и на плечах. Прикоснувшись к пострадавшему месту, она застонала от боли.

В пьяном угаре Харрисон втолкнул ее в спальню и пришел в ярость оттого, что был не в состоянии снять с себя брюки. Она пыталась его успокоить, но все было бесполезно. Ему все-таки удалось немного приспустить штаны, он разорвал ей халат, овладел ею и яростно трясся во время оргазма. Потом отрубился. Она лежала под ним, и ей становилось плохо от одного только его присутствия. Наконец ей удалось выбраться. Она даже не пыталась затащить его на кровать, а просто накрыла одеялом, оставив лежать на полу.

Утром его громко вырвало, и она проснулась от шума, но даже не встала с постели.

Сейчас страдающий от похмелья Харрисон сидел на кухне и пил кофе, дожидаясь, пока Тина оденется.

Она надела кожаную юбку, туфли на высоком каблуке и принялась за косметику.

Когда она полезла за пудрой в сумочку, ей на глаза попался лежащий на дне пистолет «беретта». Она взглянула на дверь спальни, осторожно достала оружие и, взяв его, слегка коснулась пальцем спускового крючка. Еще какое-то время она смотрелась в зеркало, а потом бросила пистолет обратно в сумку.

Не сейчас. Еще рано.

Она снова принялась за косметику.

— Что ты делаешь сегодня?

Она вздрогнула от неожиданности и увидела в зеркале отражение стоящего в дверях Харрисона. Его голос хрипел больше обычного, а под глазами — черные круги, словно их всю ночь терли углем. Сейчас он выглядел постаревшим лет на десять. Скорее ближе к пятидесяти, чем к сорока.

— Собираюсь прошвырнуться по магазинам, — ответила она.

— Только не одна, — ответил он. — Я пришлю к тебе кого-нибудь.

— Фрэнк, со мной все будет в порядке.

Он шагнул к ней и сильно сжал ее плечи.

— Ты должна быть осторожной, — напомнил он. Затем направился в гостиную, и она услышала, что он говорит по телефону.

Он вернулся буквально через несколько секунд.

— Картер и Мендхам уже едут сюда. Они пойдут с тобой, — сказал он.

Она с трудом сдержала улыбку, едва не появившуюся у нее на лице при упоминании о Картере.

— Им будет довольно скучно таскаться со мной по магазинам, — сказала она.

— Я плачу им не за то, чтобы они развлекались, — ответил Харрисон, подходя к ней.

Он принялся массировать ей шею, и она тихо зашипела, когда его движения стали слишком грубыми.

— Я просто не хочу, чтобы что-нибудь случилось с моей маленькой девочкой.

Улыбнувшись, он нагнулся, чтобы поцеловать ее, но она отстранилась. Улыбка поблекла на его лице, когда он заметил злость в ее глазах. Задабривая, Тина чмокнула его в щеку.

— Ведь ты не хочешь испортить мне косметику, — как можно беззаботнее сказала она. Она очень надеялась, что такое объяснение его успокоит.

Он снова улыбнулся и поцеловал ей руку.

— А ты, Фрэнк, — она с облегчением вздохнула, когда он направился из спальни, — что будешь делать ты?

— У меня есть кое-какие дела, — ответил он. — Увидимся вечером.

Покончив с косметикой, она надела желтую блузку, оставив три верхние пуговицы расстегнутыми. Потом пошла в гостиную, где, просматривая газету, сидел Харрисон. Он поднял глаза, окинул ее оценивающим взглядом и нахмурился.

— Застегни блузку, — сказал он, — не хочу, чтобы на тебя пялился каждый... Вполне достаточно, что ты разгуливаешь без бюстгальтера.

Она застегнула третью сверху пуговицу и с радостью услышала в прихожей звонок. Она открыла дверь, и в квартиру, широко ей улыбаясь, вошел Картер. Затем он кивнул, приветствуя босса, и сообщил, что Мендхам ждет в машине внизу.

— Билли уже выехал за тобой, — добавил шофер.

Картер и Тина направились к выходу.

— Картер!

Он замер.

— Ведь ты позаботишься о ней? — сказал Харрисон.

Шофер кивнул, и они вышли из квартиры.

Харрисон подошел к окну и смотрел, как Тина садится в машину.

Их «ситроен» уехал.

Но Харрисон был не единственным наблюдателем.

На них смотрели и другие глаза.

Глава 31

На щеках Пэта Мендхама выступила краска, когда Тина развернула перед ним женские панталоны. Он смущенно кашлянул и отвел взгляд, посмотрев сначала под ноги, а потом на развешанное вокруг нижнее женское белье. Прекрасная молодая женщина, одетая в желтую блузку и белую кожаную мини-юбку, прошла мимо него в примерочную с длинной ночной рубашкой в руках.

Тина взяла еще одни панталоны и развернула их перед Мендхамом, чтобы тот их оценил.

— Как они тебе нравятся, Пэт? — сказала она, стараясь не рассмеяться, глядя на багровеющее лицо телохранителя.

В ответ он что-то неразборчиво пробурчал и кивнул. Наверное, ему не слишком нравилось проводить утро в отделе нижнего женского белья топ-шопа, наблюдая, как Тина выбирает интимные предметы туалета.

— Может, ты подождешь меня в машине? — улыбаясь, сказала она. Наконец ей стало его жалко.

Он покачал головой.

— Фрэнк сказал, что я постоянно должен находиться при тебе, — ответил он и немного посторонился, давая проход двум девушкам, у одной из которых в руках был купальник, а у другой — бюстгальтер.

— Сомневаюсь, что тут кто-нибудь на меня нападет, — сказала Тина, но все попытки отделаться от него пропали даром.

Мендхам пожал плечами.

— Я просто делаю то, что мне приказали, — ответил он.

Тина взяла несколько пар трусов, две пары чулок и направилась к кассе. Мендхам, как преданный пес, поплелся за ней. Он расстегнул на рубашке верхнюю пуговицу и извинился, нечаянно толкнув женщину, рассматривавшую на свет комбинацию. Тина хихикнула, и они вышли из отдела.

* * *

Проезжая мимо входа в магазин, Картер снизил скорость, стараясь отыскать в толпе Тину и Мендхама. Но пока их не было видно. Он перестроился в другой ряд и продолжал ехать медленно, не обращая внимания на возмущенные гудки со всех сторон.

Он высадил их здесь минут пятнадцать назад, доехал до Оксфорд-стрит, развернулся, вернулся обратно и стал ожидать их выхода.

Дважды его принимали за такси, причем во второй раз толстая американка сразу плюхнулась на заднее сиденье, прежде чем он успел ее послать. «Чертовы янки», — подумал Картер, оглядываясь вокруг и не находя свободного места, где остановиться.

Тротуары были запружены пешеходами. Картер резко повернул машину, едва не столкнувшись с отъезжающим автобусом. Увидев в зеркале яростное лицо шофера, он улыбнулся и поехал по противоположной стороне улицы, не спуская глаз со входа в магазин.

Картер заметил Пэта Мендхама, когда тот сходил с эскалатора, опускавшего людей прямо на улицу. Тина с сумками и пакетами следовала в нескольких шагах позади него.

Водитель восхищенно смотрел на нее, пока они с Мендхамом отыскивали глазами «ситроен». Картер посигналил и, когда они его заметили, резко повернул и остановился возле них. Мендхам распахнул дверцу перед Тиной, и та скользнула на заднее сиденье. Она улыбнулась Картеру, тот ответил ей тем же и улыбнулся еще шире, когда на сиденье рядом с ним опустился потный и смущенный Мендхам.

— Будь все проклято, — сказал он, платком вытирая лоб. — В следующий раз пойдешь ты, а я поведу машину.

Тина засмеялась.

— Рэй, по-моему, Пэт не разделяет моих вкусов на нижнее белье, — сказала она. — Пэт, разве твоя жена этого не носит?

— Эти... — он замялся, подыскивая нужное слово, — штанишки не бывают такого размера, чтобы моя миссис засунула туда свою задницу. Господи, салфетка и то больше!

Тина снова рассмеялась.

— Куда теперь? — спросил Картер.

— В «Селфриджерс», — ответила она, с довольным видом рассматривая лежащие в сумках покупки.

За все она расплачивалась кредитными карточками, которые дал ей Фрэнк. И она подумала, что заслужила это. Он хотел взглянуть на покупки и посмотреть, как они на ней сидят. А потом? Она слегка задрожала.

Картер повернул еще раз, и они снова поехали по Оксфорд-стрит по направлению к «Селфриджерс». Впереди зажегся красный, и Картер снизил скорость. Шедшая рядом «астра» гоже замедлила ход.

— Что ты собираешься покупать? — подозрительно спросил Мендхам, кивнув в сторону универмага.

— Только обувь. Туфли, наверное, носит даже твоя жена.

Все рассмеялись.

Все еще продолжая смеяться, Картер увидел, что у «астры» стало опускаться боковое стекло. Он увидел, что трое смотрят на них. Шофер, улыбаясь, что-то ему прокричал, но Картер ничего не расслышал. Он толкнул локтем Мендхама, который тоже смотрел на ту машину.

Он-то и заметил у них дробовик.

Глава 32

Мендхам что-то закричал, но его слова потонули в грохоте «ремингтона». Три мощных заряда продырявили «ситроен».

Первая пуля пробила заднюю дверь. Вторая вдребезги разнесла заднее стекло, засыпав Тину грудой осколков. В салон влетели тысячи кусочков стекла, и она закричала от боли, когда некоторые из них вонзились ей в руки и лицо.

— Пригнись! — прокричал Картер, вытаскивая автомат.

Второй раз повторять не понадобилось. Она бросилась на пол, встав коленями на битое стекло, и прикрыла голову, приготовившись к новому штурму.

Третья пуля достигла цели.

Когда Мендхам достал из-под пиджака свою пушку сорок пятого калибра, пуля угодила ему в плечо. Она раздробила ключицу и вырвала здоровенный кусок мышц. Из раны хлынула кровь, и Мендхам с криком повалился с сиденья вперед. Картер надавил на газ, не обращая внимания, что по-прежнему горел красный. Задние колеса «ситроена» взвизгнули на асфальте, и автомобиль бешено рванулся вперед.

Ускорение вжало Мендхама в спинку сиденья, и он взвыл, когда боль в плече сделалась невыносимой от тряски. Крепко сжав руль, Картер проскочил между двумя машинами, шедшими в перпендикулярном направлении. Он посмотрел в зеркало: «астра» не отставала.

Сейчас он думал только о том, как оторваться от убийц. Он еще сильнее надавил на газ. Казалось, его нога скоро проломит пол машины.

Двигатель взревел. Мендхам застонал от боли на переднем сиденье. Согнувшаяся позади Картера Тина задрожала, почувствовав, что у нее по щеке течет кровь.

«Астра» снова поравнялась с «ситроеном», и Картер вновь увидел направленное на них ружье.

Следующий выстрел картечью сорвал крыло и изрешетил бок машины. Пытаясь уйти от погони, Картер резко ударил по тормозам и, нарушая правила, свернул на Парк-Лейн.

— Пригни голову! — изо всех сил крикнул он Тине, стараясь перекричать рев мотора и свист врывавшегося в разбитые стекла ветра.

«Астра» свернула за ними, отбросив бампером с дороги «метро». Преследователи набирали скорость.

Мендхам зашевелился, поморщился от боли и, повернувшись на сиденье, выставил в окно револьвер сорок пятого калибра.

Когда преследователи оказались рядом, он трижды выстрелил.

Первая пуля попала в лобовое стекло и со свистом от него отрикошетила. Вторая попала в боковое окно. Третья же вообще не достигла цели. «Астра» вильнула, едва не зацепив «форд», который сразу же притормозил. Шофер с ужасом посмотрел на две несущиеся мимо машины.

К следующему перекрестку они подъехали, словно гонщики Гранд-при. К счастью, был зеленый, хотя сейчас это не имело никакого значения. Картер отчаянно маневрировал между машинами, пытаясь обогнать поток и оторваться от «астры». Но у него ничего не получалось.

Мендхам застонал. Его левая рука совершенно онемела и висела, словно кусок окровавленного мяса. Но, стиснув от боли зубы, он снова выстрелил в белый автомобиль.

Пуля попала в фару, и над капотом «астры» взвился фонтан стеклянных осколков.

Но шофер «астры» и не думал отступать. Он нажал на газ и снова поравнялся с «ситроеном». Дважды бухнул «ремингтон». Оба выстрела настигли Мендхама.

Одна пуля снова попала ему в плечо, его отбросило назад, и он едва не повалился на Картера. В шофера полетели обломки костей и куски мяса. Кровь товарища потекла по лицу Картера, заливая ему глаза.

Вторая пуля попала Мендхаму в лицо. Она вошла ему в голову с такой силой, что, казалось, его голова взорвалась, словно там сдетонировал динамит. Череп лопнул, и его содержимое липкими брызгами разлетелось по машине.

Мендхам, словно от удивления, открыл рот и повалился вперед, повиснув на ремнях. Красно-коричневые мозги потекли на пол «ситроена».

Кровь из черепа брызнула на Тину, и она сжала зубы, чтобы ее не вырвало. Палец Мендхама еще дважды нажал на курок, но эти два выстрела пришлись в воздух.

Картер резко повернул руль, ударив «ситроеном» белую машину. «Астра» слегка притормозила и приготовилась подрезать их, но он снова повернул руль и, сильно надавив на акселератор, ударил машину еще раз.

От сильного удара фары «ситроена» разлетелись вдребезги, но Картер остался доволен, увидев здоровую вмятину на белой машине. Ее отбросило в сторону, она врезалась в другой автомобиль, и у Картера появились драгоценные секунды, чтобы оторваться.

Резко повернув, он проскочил между грузовиком и автобусом. Затем, пригнувшись к перепачканному кровью рулю, повел «ситроен» по Слоан-стрит.

Проносясь через следующий перекресток, он увидел полицейскую машину. Она взялась невесть откуда и, бешено мигая огнями, шла за «астрой», упорно преследовавшей «ситроен».

Картер видел, как сидевший в «астре» сзади человек направил дробовик на полицейскую машину.

Он выстрелил дважды.

От двойного выстрела лобовое стекло разлетелось вдребезги, осколки влетели в салон, осыпав двух полицейских. Машина вылетела на тротуар, два раза перевернулась и врезалась в стоящие у кафе столики.

Оба полицейских от удара вылетели из машины. Один несколько раз перевернулся в воздухе и упал на патрульную машину.

«Астра» неслась дальше.

Вдруг Картер резко ударил по тормозам, и покрышки бешено завизжали, запахло горелой резиной. Он свернул в узкий переулок, отчаянно желая оторваться от преследовавшей их машины.

Переулок оказался уже, чем он рассчитывал. «Ситроен» помчался по нему, ударяясь о дома то левым боком, то правым, обдирая кузов, высекая крыльями искры из камня. Картер посмотрел в зеркало и с ужасом увидел, что «астра» по-прежнему едет за ними.

Два Мощных автомобиля с ревом пронеслись по переулку, и Картер оказался на широкой улице. Он постоянно поворачивал руль то влево, то вправо, не давая преследователям как следует прицелиться. Каждый раз, когда он отчаянно бросал машину влево, тело Мендхама валилось на него, снова и снова обливая еще теплой кровью. Но он не обращал на это внимания, полностью сосредоточившись на шедшей за ними «астре». Шофер пытался поравняться с ними, чтобы сидевшим сзади было удобнее вести огонь.

Подъезжая к переходу, машины почти поравнялись. Картер громко заорал, наверное чтобы предостеречь переходивших дорогу.

Но двое не успели.

«Ситроен» сшиб женщину лет тридцати. Она перелетела через машину и, упав, покатилась по шоссе.

«Астра» сшибла мужчину, подбросив его вверх футов на пятнадцать. Он несколько раз перевернулся через голову, ломая шею.

Две машины понеслись по Кингс-роуд.

Картер услышал вой сирен и увидел, что к погоне присоединились две полицейские машины. И все же «астра» продолжала их преследовать. Казалось, им так необходимо было убить пассажиров «ситроена», что они не обращали никакого внимания даже на представителей закона. Все машины, еще издали заметив эту погоню, останавливались или сворачивали в первую попавшуюся улочку.

Полицейские пытались догнать «астру» и зажать ее между двумя машинами. Но шофер белой машины только сильнее надавил на газ, и Картер увидел в зеркало, что «астра» их настигает.

Тина закричала, когда «астра» ударила «ситроен» в багажник. От удара машина едва не потеряла управление, но Картер, крепко сжав руль, выправил ее и, слегка отвернув в сторону, позволил преследователям поравняться с «ситроеном».

Бок о бок они понеслись по дороге. Картер видел направленное на них из окна дуло и понимал, что их жизнь зависит от четкости его действий.

Картер резко повернул руль и со всего маху ударил «астру». Удар оказался настолько сильным, что шофер не смог удержать машину. «Астра» выскочила на тротуар, сбив нескольких зевак, не успевших укрыться в ближайших магазинах и ресторанах. Водитель уже почти справился с управлением, но Картер вытащил из-под пиджака пистолет и выстрелил три, четыре, пять раз в белую машину. Пули разбили лобовое стекло, боковые стекла, и наконец одна из них попала водителю сзади в шею. Она перебила позвоночник у основания черепа, легко пройдя через кость, и вышла через рот, выбив несколько зубов.

Потерявшая управление «астра» понеслась прямо к мебельному магазину. Она влетела в него сквозь витрину, осыпав тротуар грудой осколков.

Лицо Картера было залито кровью, он тяжело дышал, но, посмотрев на эту живописную картину, улыбнулся.

Впереди на дорогу выползал огромный трейлер, перегородивший весь проезд. Тина поднялась с заднего сиденья и увидела грузовик.

— Пригнись! — прокричал Картер и надавил на акселератор.

Стрелка спидометра показала девяносто.

— Нет! — завопила Тина.

Но Картер оттолкнул ее назад и низко пригнулся к рулю, направляя машину к грузовику, шофер которого уже увидел «ситроен». Он высунулся из кабины, понимая, что столкновение неизбежно.

Патрульные машины притормозили, и полицейские смотрели, как «ситроен», все набирая скорость, несется к грузовику.

Картер во все горло что-то прокричал. Может, молитву?

«Ситроен» ударился между колес грузовика. Со страшным скрежетом с легковой машины сорвало крышу и отбросило ее назад, сама же машина проскочила под грузовиком. Она закрутилась на асфальте, но Картер, ударив по тормозам, смог справиться с управлением.

Он оглянулся и с радостью заметил, что грузовик по-прежнему непреодолимым барьером стоит поперек дороги. Полицейские не могли его преследовать, но он тут же сообразил, что они сейчас свяжутся по рации с другими патрульными машинами, а обнаружить в городе изрешеченный пулями «ситроен» без крыши — задача вовсе не сложная.

Он ударил по тормозам и, выпрыгнув из машины, открыл заднюю дверь и вытащил Тину. Они побежали через улицу к голубому «капри», шофер которого смотрел на них, открыв рот.

Картер наставил на него пистолет.

— Выметайся, — приказал он.

Через секунду хозяин был уже далеко от своего автомобиля. Картер втолкнул в машину Тину и сел за руль. Они поехали направо по Олд-Четч-стрит по направлению к Фулхам-роуд.

Времени у них немного.

Нужно найти телефон.

Рядом с ним тихо всхлипывала Тина. Ее блузка и юбка были запачканы кровью. Картер обхватил ее за плечи и прижал к себе. Он почувствовал, что его рубашка стала влажной от текущей у нее из ссадин крови.

Доехав до конца улицы, он затормозил, и они выскочили из машины.

На другой стороне улицы стояла телефонная будка.

Схватив Тину за руку, Картер перебежал на ту сторону и открыл дверь. Он тяжело дышал, в горле у него пересохло. Опустив монету, он посмотрел по сторонам: не видно ли полиции.

Никого не было.

Он стал набирать номер.

Глава 33

Фрэнк Харрисон лежал в кресле, сжимая в руке стакан. Его грудь медленно поднималась и опускалась в такт дыханию. Во всем остальном его вполне можно было принять за покойника: глаза закрыты, лицо мертвенно-бледное.

Он приехал к Тине немногим больше часа назад, вскоре после того, как Картер позвонил Полосатому Билли и попросил отвезти их с Тиной на квартиру в Кенсингтоне. Там они помылись, она переоделась и с облегчением обнаружила, что ссадины у нее на лице неглубокие.

Потом они ждали Харрисона.

Картер рассказал ему, что произошло.

О погоне.

О том, что Пэт Мендхам убит.

Харрисон начал пить, наливая себе понемногу, но потом стал наполнять стакан до краев. У Картера появилось неприятное чувство, что назревает скандал.

Они с Билли выжидательно смотрели на Харрисона, который уставился неподвижным взглядом в пространство перед собой. Время от времени он поглядывал на Тину, сидевшую на диване напротив него.

— Нас заложили, — прошептал Харрисон настолько тихо, что остальные его едва услышали. — Это была наводка. Кто еще знал, куда вы поехали? — Он поднялся. — В моей фирме кто-то стучит. — Он тяжело задышал и посмотрел на Картера. — Так ты говоришь, не видел, кто убил Пэта?

— Я его видел, но он мне не знаком, — ответил Картер.

— Я прибью его, — прорычал главарь группировки, — когда я его найду — убью. Кто бы за всем этим ни стоял. Этим ублюдкам приказал напасть сегодня тот же, кто хотел убить меня в ресторане.

— Это еще надо проверить, Фрэнк, — возразил Билли.

— Ты собираешься спорить со мной? — взревел Харрисон и кинул в Билли бокал. Тот увернулся, и дорогой хрустальный бокал вдребезги разбился о стену. — Я хочу, чтобы его нашли, — прорычал босс. — Вы слышите? Я хочу, чтобы нашли стукача!

Сейчас его глаза бешено блестели, на лбу вздулись вены. Он искал выхода своей ярости и с грохотом ударил по столу кулаком. Картер и Билли беспомощно глядели на него.

— Хватит, — сказал Харрисон, — больше я ждать не буду. Хватит сидеть сложа руки. За последние две недели я потерял четверых. Пора сводить счеты.

— Но с кем? — спросил Билли. — Мы же не знаем, кто за этим стоит.

— Мне все равно, — заорал Харрисон. — Если мы не можем найти и убить одного, убьем всех. Надо разгромить все группировки, иначе шансов у нас нет. — У него на губах появилась улыбка.

Зазвонил телефон, и он поднял трубку. Выслушав что-то, он кивнул.

— Где? — спросил он.

Картер увидел, как у босса снова заблестели глаза.

— Нет, держите его там, — прорычал он. — Черт возьми, держите его там или я оторву вам головы! Я буду через двадцать минут.

Он повесил трубку и повернулся.

— Они поймали его, — сказал он и улыбнулся. — Они поймали стукача. Дрэйк подслушал, как он звонил этому ублюдку Барбери.

— Кто? — спросил Картер.

— Мак-Интайер, — ответил Харрисон. — Сейчас они в казино «Мэйфейр».

Он тихо засмеялся, но его настроение резко изменилось, и его снова охватила ярость.

— Ты, — прорычал он, указывая на Картера, — останешься с Тиной. Никуда не отлучайся. Понял?

Картер кивнул.

— Пошли, Билли, — сказал Харрисон. — Нам предстоит работа.

Он направился к двери. Но на пороге обернулся и снова по смотрел на Тину и Картера.

— Вы не выйдете из этой квартиры. Ясно? Никуда не пойдете без моего разрешения. С ней все будет в порядке, Картер, или, клянусь Богом, я заставлю тебя пожалеть, что твои папа с мамой встретились.

Еще какую-то долю секунды главарь группировки смотрел на них горящими глазами, затем повернулся и вышел.

Картер подошел к окну и убедился, что машина отъехала.

«И все-таки Мак-Интайер», — подумал он.

Он был рад, что Харрисон не приказал ему ехать в казино вместе с ним. Там будет происходить нечто такое, в чем ему не хотелось бы участвовать.

Глава 34

«И все-таки мне нужно было поехать», — подумал Картер, сидя на кухне и тихонько постукивая пальцами по столу.

Наверное, ему следовало поехать с Харрисоном в казино и посмотреть, какая судьба уготована Мак-Интайеру. Ко всему прочему, из-за него погиб Джим.

Картер тяжело вздохнул. Если бы не этот наводчик, его брат был бы сейчас жив. Он покачал головой, понимая, что смерть Мак-Интайера ничего не изменит. Можно пролить море крови, но Джима этим не воскресить. И одному Богу известно, каким будет это кровопролитие. Картер коснулся висевшего под мышкой пистолета и вспомнил утреннюю погоню. И гибель Пэта Мендхама.

Сколько еще людей погибнет, пока все это закончится?

Его размышления прервала Тина.

Она появилась на пороге кухни в коротком домашнем халатике. Ее волосы еще не высохли после душа. Она посмотрела на Картера, который тут же поднял на нее глаза и улыбнулся.

— Они его убьют, да? — спросила она.

— Мак-Интайера? Да. Скорее всего, — ответил Картер.

Она подошла и, присев рядом с ним, сжала его руку. Он ответил тем же.

— Рэй, сегодня ты спас мне жизнь, — сказала она.

Он пожал плечами.

— К сожалению, я не смог спасти жизнь Пэту, — ответил он. — Сейчас я как раз думал о том вечере, когда на вас напали в ресторане. Тогда в машине должен был сидеть я, а не Джим. Я шофер и обязан был находиться в машине.

— Ты не можешь винить себя за то, что погиб Джим. Ты не должен чувствовать перед ним никакой вины.

— Легко говорить, Тина, — сказал он, и в его голосе послышалась злость.

Еще какое-то время она молча смотрела на него, а потом взяла руку и стала целовать ее, касаясь губами поочередно каждого пальца.

— Прости, — тихо промурлыкала она.

Она поднялась. Картер тоже встал и, обняв, прижал ее к себе.

— Если бы в тот вечер убили тебя... — начала она, но прижалась к нему губами, не закончив фразу.

Их губы слились в страстном поцелуе. Тина обхватила Картера за шею, словно не позволяя прерывать поцелуй. Он чувствовал прикосновение ее влажных волос и тепло ее тела сквозь тоненький халатик.

Когда они, тяжело дыша, наконец отстранились друг от друга, лицо Тины пылало. Она умоляюще смотрела на Картера, по-прежнему не выпуская его руки.

Уступая ее желанию, он коснулся ее груди, и страсть мгновенно охватила его. Он ощутил ладонью ее упругий сосок и прижал руку к другой груди. Она тихо вздохнула, почувствовав, что он развязывает пояс халата. Он распахнул халат, обнажив ее тело, и, подавшись к ней, сжал губами сначала один сосок, а затем другой.

Она почувствовала, как его сильные руки обняли ее за талию; он, приподняв, положил ее на стол. Затем снял пиджак и бросил его прямо на пол. Он полностью снял с нее халат и несколько коротких секунд с вожделением разглядывал ее тело. Ее округлые груди с оттопыренными сосками, мягкий живот, стройные ноги...

Еще никогда в жизни Картер не испытывал такого желания. Он упал перед ней на колени и какое-то время стоял так, положив голову между ее ног, а потом припал губами к ее самому интимному месту. Застонав от удовольствия, она подалась к нему и положила ему на шею ногу, плотнее прижимая его к себе. Закрыв глаза, Тина наслаждалась прикосновениями его языка к самым чувствительным местам. Он раздвинул ей ноги и нежно провел пальцами по внутренним сторонам бедер, не прекращая ласкать ее языком.

Она очень его хотела, но сдерживалась, чтобы продлить удовольствие и испытать экстаз. Он продолжал движения языком, и она ощутила разливающееся по животу и бедрам тепло. Ее дыхание участилось, и, сжав угол стола, она выгнула спину, чтобы облегчить ему доступ.

Наслаждение достигло наивысшей точки, и она закричала от счастья.

Картер почувствовал, как она задрожала, как углубилось, до стона, ее дыхание. Она коснулась его затылка, и он медленно поднялся. Ему казалось, что его брюки лопнут от сдерживаемого желания.

Тина села и стала расстегивать «молнию». Картер тем временем стянул с себя рубашку.

Через мгновение они оба были обнажены.

Он взял Тину, словно ребенка, на руки и понес в гостиную. Там он осторожно положил ее на пол и медленно овладел ею.

Он мягко входил в нее, потом почти полностью отстранялся, повторяя это снова и снова. Она, обхватив руками, притянула его к себе, чувствуя, что приближается самый прекрасный момент.

Картер с наслаждением ощущал ее руку на своей спине, она мягко проводила ногтями по позвоночнику вниз к ягодицам. Она еще крепче прижала его к себе, их обоих поглотила страсть.

Картер глубоко вздохнул, когда настал этот божественный миг, а Тина застонала от удовольствия, ощущая его оргазм.

Они обвили друг друга, растворяясь в этих чудесных мгновениях. Сейчас для них ничего, кроме любви, не существовало.

Картер коснулся щеки Тины тыльной стороной ладони; она, повернув голову, поцеловала его пальцы и взяла один в рот. Он улыбнулся и убрал упавшие ей на лицо волосы.

— Я люблю тебя, — прошептала она, приподняв голову, чтобы осторожно поцеловать его в нос. — Не оставляй меня, Рэй. Пожалуйста, не оставляй!

Он покачал головой.

— Я никогда не оставлю тебя, — ответил он, крепко сжимая ее в объятиях. — Никогда!

Они лежали обнявшись, наслаждаясь друг другом. На это короткое время они забыли обо всем: о страхе, о боли.

Сейчас не существовало ничего, кроме любви.

Глава 35

Вторым ударом Мак-Интайеру сломали нос.

Переносица хрустнула, и нос стал мягким. Мак-Интайеру на грудь хлынула кровь, залив белую рубашку. Он вместе со стулом повалился назад, ударившись затылком об пол. Руки были связаны у него за спиной, чтобы он не мог защищаться.

Джо Дугган снова поставил стул, и Мак-Интайер увидел перед собой лицо Фрэнка Харрисона. Босс взял его за подбородок и повернул ему голову, чтоб он смотрел хозяину в глаза.

— Ты больше не будешь закладывать меня, ублюдок, — прорычал Харрисон и еще раз со всей силы ударил связанного человека.

Этим ударом он рассек ему губу и выбил зуб. По подбородку потекла кровь.

— Сколько Барбери заплатил тебе за стукачество? — спросил Харрисон, отступая назад и прикуривая.

— Клянусь Богом, Фрэнк, я тебя не продавал, — невнятно пробормотал Мак-Интайер, чувствуя, что вместе с кровью изо рта пошла рвота. Он попытался высвободить руки, но ничего не получилось. Они были связаны так крепко, что веревка глубоко врезалась в запястья.

— Не ври, подонок! — прорычал Харрисон, шагнув к нему.

Он быстрым движением вынул изо рта сигарету и приставил ее к щеке Мак-Интайера зажженным концом.

Сигарета зашипела, обжигая кожу.

Мак-Интайер завопил от боли. Кожа почернела, и на этом месте быстро вздулся волдырь.

Схватив Мак-Интайера за волосы, Харрисон потянул его голову назад, не обращая внимания на стекавшую на руки кровь.

— Сколько тебе заплатили?! — заорал босс.

Мак-Интайер только застонал от боли. Раздалось бульканье, словно он захлебывался кровью, наполнившей его рот.

Харрисон злобно зарычал и снова ударил его. На сей раз тыльной стороной ладони.

Массивный перстень на пальце главаря преступной группировки рассек кожу у него на щеке.

— Ты работал на меня больше семи лет, — напомнил ему Харрисон. — Так почему же, Луи?

Мак-Интайер уронил голову на грудь, и ему на рубашку снова хлынула кровь.

— Не стоило идти против меня, — продолжал Харрисон. — Четверо моих лучших людей убиты, и едва не погибла моя девочка. Скажи, кто тебе заплатил, или ты пожалеешь, что родился на свет.

Мак-Интайер медленно покачал головой и попытался заговорить. Его губа безобразно распухла, а нос выглядел так, словно его со всего маху ударили лицом о стену. Зайди сейчас кто-нибудь в комнату и посмотри на него, он бы решил, что на Мак-Интайере красная маска. Среди кровавого месива белели лишь глаза.

— Кто убил Джоула и Доума? — спросил Харрисон.

— Не знаю, — едва слышно ответил Мак-Интайер.

— А Пэта Мендхама?

И снова, словно покоряясь судьбе, Мак-Интайер лишь слегка покачал головой.

Он прекрасно знал, что последует за таким ответом.

Харрисон посмотрел на Полосатого Билли и кивнул.

Здоровый детина подошел к шкафчику, стоявшему возле стола босса, и что-то оттуда достал. От этого предмета тянулся электрический шнур.

Уже через секунду Мак-Интайер понял, что это — мощная электродрель. Он со страхом смотрел, как Билли воткнул ее в розетку и, нажав кнопку, поднял вверх сверло, вращавшееся со скоростью больше трех с половиной тысяч оборотов в минуту.

Билли снова нажал кнопку, высокий пронзительный звук стих, и он подошел к Мак-Интайеру, который задергался, пытаясь освободиться от веревок.

— Держите его, — прорычал Харрисон.

Джо Дугган шагнул к пленнику, а Билли вновь включил дрель. Пронзительно визжа, сверло бешено закрутилось.

— Закатайте ему брюки, — приказал Харрисон, и Дрэйк, опустившись на колени у ног привязанного к стулу человека, оторвал ему штанины немного выше колен.

— Ради Бога, Фрэнк! — взмолился Мак-Интайер, бешено вырываясь из веревок, его глаза от напряжения полезли на лоб.

— Успокойте эту сволочь, — приказал босс.

Глаза жертвы наполнились ужасом, когда Билли наклонился, подводя дрель к левому колену.

— О Боже! Нет! — закричал он, снова пытаясь освободиться. Крик перешел во всхлипывания. — Фрэнк, ради Бога! Скажи, чтобы он этого не делал!

Дрель была уже в шести дюймах от его колена.

— Кто убил моих людей? — спросил Харрисон.

— Не знаю! Клянусь матерью! Ради Бога, перестаньте!

Но они к мольбам были глухи.

Осталось четыре дюйма.

— Сколько тебе заплатил Барбери?

Три дюйма.

— Я скажу, я все скажу! Пожалуйста, перестаньте! — завопил Мак-Интайер.

Два дюйма.

— Тебя надо проучить, Луи, — ухмыляясь, сказал Харрисон.

Один дюйм.

— Я же сказал, я все скажу! — вопил Мак-Интайер, глядя на дрель, по-прежнему направленную ему в колено. — Фрэнк, пожалуйста! Пожалуйста...

Раздался такой страшный крик, которого находившиеся в комнате еще никогда не слышали.

Сверло прошло сквозь мясо, разрывая на своем пути мышцы и вены, и уперлось в кость. Полосатый Билли надавил на дрель сильнее.

Раздался пронзительный визжащий звук, и с громким треском коленная чашечка развалилась на две части. Билли стал вытаскивать дрель, из просверленного отверстия хлынула кровь.

Мак-Интайер почувствовал боль, охватившую его ногу от бедра до кончиков пальцев. Нога стала неметь, словно по ней пустили электрический ток. Он завопил, но тут же умолк, поскольку сознание оставило его. Голова упала вперед, но Дугган поднял ее за волосы и стал бить ладонями по окровавленному лицу, чтобы привести жертву в чувство.

Слезы боли и ужаса потекли по щекам Мак-Интайера, оставляя светлые полосы на окровавленном лице.

Харрисон нетерпеливо посмотрел на него.

— Ненавижу стукачей, — страстно сказал он. — Ты слишком много болтаешь, Луи. Для нас будет лучше, если ты заткнешься.

Харрисон полез в ящик стола.

Когда он повернулся, у него в руке были клещи. Он держал инструмент так, чтобы Мак-Интайер мог его как следует рассмотреть. Затем босс шагнул к нему.

— Открой ему рот! — приказал он Джо Дуггану.

Поняв, что сейчас будет, Мак-Интайер изо всех стиснул зубы, словно перепуганный ребенок на приеме у дантиста.

Харрисон кивнул Дуггану, и тот стал разжимать пленнику челюсти. Мак-Интайер бешено сопротивлялся, его лицо было скользким от крови, и ему удалось на несколько секунд высвободиться из рук Дуггана, но это была лишь небольшая отсрочка.

Полосатый Билли положил дрель и, подойдя к Мак-Интайеру, сильно потянул его за сломанный нос. От дикой боли и оттого, что стало нечем дышать, тот приоткрыл рот.

Дугган мгновенно схватил его за нижнюю челюсть и с силой потянул ее вниз, широко открыв ему рот.

Харрисон перехватил клещи поудобнее и, прищурившись, несколько секунд смотрел на перепуганного до смерти Мак-Интайера. Затем он ухватил клещами его нижние передние зубы и потянул.

Зубы хрустнули под клещами и оказались у Мак-Интайера на языке. Он заревел, как раненый зверь. В желудке начались спазмы, но рвоты не было. Каждый удар сердца невыносимой болью отдавался у него в голове, и он хотел уже молить о пощаде, но не успел ничего сказать.

Харрисон взялся клещами за дальний коренной зуб. Этот оказался прочнее. Харрисон нажал сильнее, но только разорвал десну, а зуб остался на месте. Кровь наполнила Мак-Интайеру рот, а тот все продолжал тянуть, упершись ногой в стул, к которому был привязан пленник.

Мак-Интайер снова попробовал сопротивляться, но это было бесполезно. Его держали не только веревки, но и двое его бывших коллег. Он был беспомощен и вынужден был покорно сидеть, пока Харрисон выдергивал ему зубы.

Зуб стал понемногу поддаваться, из развороченной десны показались его корни.

Мак-Интайеру казалось, что голова его раскалывается. Когда же Харрисон, наконец, выдернул зуб, боль стала еще сильнее.

Харрисон держал зуб в клещах, словно охотничий трофей, глядя, как из открытого рта жертвы хлынула кровь вперемешку со слюной. Харрисон заглянул в разинутый рот Мак-Интайера и увидел зиявшую на месте зуба дыру. Десны были безобразно разворочены.

Босс немного переждал, а потом взялся за следующий зуб.

На сей раз Мак-Интайер потерял сознание надолго, и никакие пощечины не смогли привести его в чувство.

Тем не менее Харрисон, рыча, вырвал ему еще один зуб, обломав его и оставив корень в развороченной десне. Он отшвырнул зуб в сторону и взглянул Мак-Интайеру в лицо. Тот едва дышал, его грудь поднималась почти незаметно.

Харрисон отступил, не сводя глаз с потерявшего сознание человека.

— Избавьтесь от него, — сказал он Полосатому Билли, — а потом вымойте все здесь. Я поеду посмотрю, как там Тина. Но сначала я должен позвонить в пару мест.

— А что мы будем теперь делать, Фрэнк? — спросил Дугган.

— То, что должны были сделать давным-давно, — ответил босс, направившись к телефону.

Он набрал номер и, слушая гудки, повернулся удостовериться, что Мак-Интайер не пришел в себя. Наконец на том конце линии взяли трубку.

— Торп? Это Харрисон, — сказал он. — Ты мне по-прежнему ничего не скажешь? Понятно. Мне пришлось сделать эту работу самому. — Он посмотрел на лежащего без сознания Мак-Интайера и ухмыльнулся.

— Я бросил все силы на то, чтобы скрыть вчерашнее, — сказал инспектор полиции. — Погоня на машинах, перестрелка! Ты что в Нью-Йорке?! Все, черт возьми, с меня хватит! Я ведь сказал, что не смогу тебе помочь, если дело дойдет до этого. Теперь, Фрэнк, на меня не рассчитывай.

— От тебя никогда не было проку, Торп, — прошипел Харрисон. — А теперь послушай, что я тебе скажу. Советую тебе несколько недель ни во что не ввязываться, иначе с тобой будет то же самое, что с ними.

— С кем? Какого черта? Что ты задумал? — переспросил полицейский.

— С главарями преступных группировок Лондона, — прорычал Харрисон. — Я выпущу им кишки. Ты прав, все это зашло слишком далеко. А теперь мне надо позвонить одному человеку, который сделает эту чертову работу.

— Ты хочешь нанять убийцу?

— Замечательный парень. Ладно, теперь ты знаешь, что тебе лучше не высовываться. Иначе он внесет тебя в свой список.

— Ты не сделаешь этого! — запротестовал Торп.

— Не надо меня учить, что делать, а что — нет, — прорычал глава преступной группировки. — Я дал тебе сорок восемь часов. И все это время ничего не предпринимал. Хватит! У тебя был шанс, но ты его упустил. Теперь моя очередь.

Часть вторая

Не задаю вопросов,

Не говорю, что думаю.

Надо молчать, и только тогда

Выживешь сам и твой род...

Иудаистский священник

Ад — это город, похожий на Лондон...

Шелли

Глава 36

— У тебя было бы побольше клиентов, если б ты здесь прибрался. А то воняет тут...

Фрэнк Харрисон помахал рукой у себя перед носом и снова заглянул в лежащую перед ним учетную книгу.

— Да брось ты, Фрэнк, — сказал Рэг Труман, сбросив с сигареты пепел прямо на ковер. — Просто старая дева, которая здесь убирается, еще не пришла. Обычно пол здесь чище подштанников матери Терезы.

— Но деньги ты все же теряешь, — сказал Харрисон, проводя пальцем по колонке цифр. — Доходы по сравнению с прошлой неделей уменьшились. У вас здесь дом свиданий или богадельня?

— В других местах и девушек больше, и клиентов они развлекают лучше.

— Каким же еще образом они их развлекают? — поинтересовался Харрисон. — Достают у себя из одного места кроликов?

Труман пожал плечами.

— А это мысль! — хихикнул он.

Харрисон же не видел ничего смешного.

В Сохо у него было пять публичных домов, и повсюду за последний месяц доходы резко упали. Он считал: это происходит из-за того, что в его владениях стали орудовать другие группировки. Если это так, то все прекратится, когда за дело возьмется наемный убийца.

Харрисон посмотрел по сторонам.

При дневном свете заведение напоминало кабаре. Дюжина столиков, маленький бар и сцена. Громадные колонки усиливали музыку, сопровождающую выступление девочек.

Едва Харрисон посмотрел на них, колонки ожили, и в клубе оглушительно зазвучала музыка; казалось, от нее обвалятся стены.

— Лерой, черт возьми!!! — заорал Труман.

Музыка оборвалась так же внезапно, как и началась.

— Прости, Рэг. Я не знал, что они подключены, — сказали в микрофон.

— Почему ты его не выгонишь? Не удивительно, если все клиенты разбегутся от такой музыки!

— Он хорошо работает, Фрэнк, — сказал Труман.

Харрисон покачал головой и снова углубился в учетную книгу.

Картер и Дэмьен Дрэйк стояли у входа в клуб. Мак-Ослан ждал в машине. Тину сегодня оставили на попечение Полосатого Билли.

Харрисону они пока были не нужны, и Картер размышлял, не догадывается ли босс об их отношениях с Тиной. Но тут же понял, что об их связи он ничего не знает. Возникни у Харрисона хоть малейшее подозрение, думал Картер, он бы уже плавал по Темзе лицом вниз.

Он глубоко затянулся сигаретой и посмотрел на Дрэйка. Тот разглядывал фотографии девушек, украшавшие вход.

Картер знал, что изображенные на картинках красавицы в жизни были совсем не такими. В жизни они были усталыми и разочарованными. Размышляя об этом, он заметил человека с бакенбардами, приближающегося к входу в клуб.

Он был хорошо одет. Костюм сидел на нем безупречно. Приблизительно пяти футов и десяти дюймов ростом, он выглядел довольно внушительно, двигался изящно.

Подойдя, он поздоровался с Картером, и тот, неожиданно для самого себя, ответил на приветствие.

Дрэйк шагнул к нему.

— Куда идете? — спросил он.

— Мне нужен Фрэнк Харрисон, — спокойно и вежливо ответил мужчина.

— А кто ты? — поинтересовался Дрэйк.

— У нас с ним общие дела. Теперь позвольте, пожалуйста, пройти.

Картер отступил и посмотрел на Дрэйка.

Тот, взявшись рукой за дверной косяк, преградил дорогу посетителю.

— Нехорошо, — сказал человек, покачав головой.

Он резко выбросил вперед руку, схватив Дрэйка за горло, и, приподняв его над землей, так сильно ударил о дверь, что тот моментально отрубился.

Картер, не оборачиваясь, потянулся к пистолету, но человек заговорил, не выпуская шеи Дрэйка:

— Не надо доставать оружие, — мягко сказал он. — Сообщи Харрисону, что я хочу его видеть. Иначе я сломаю этому щенку шею.

Еще несколько секунд Картер злобно смотрел на него, потом повернулся и пошел в клуб.

Харрисон, обеспокоенный шумом снаружи, уже был на ногах.

— Что там у вас происходит? — поинтересовался он.

Ответить Картер не успел.

Хорошо одетый человек втолкнул его в комнату, оставив еле живого Дрэйка в дверях.

— Фрэнк Харрисон? — спросил незнакомец.

— Да. Какого черта тебе здесь надо?

— Меня зовут Дэвид Митчелл. Вы мне звонили.

Глава 37

Казалось, на видеомагнитофоне нажали стоп-кадр.

Клуб замер, все неподвижно смотрели на Митчелла. Еще какое-то время он постоял в дверях и шагнул в комнату.

Кино пошло дальше.

У него за спиной появился Дрэйк. Он держался за горло, растирая красные пятна на шее, оставшиеся от пальцев Митчелла. Он сделал выпад в сторону гостя, но тот только слегка отстранился, и Дрэйк, потеряв равновесие, рухнул на стол и злобно посмотрел на Митчелла.

Дрэйк потянулся к висящему у него под мышкой пистолету.

На сей раз уже Харрисон шагнул к нему и ударил по руке. Взяв за шиворот, он поднял Дрэйка на ноги и толкнул в сторону.

— Вы — разумный человек, мистер Харрисон, — сказал Митчелл. — Вы уже потеряли достаточно людей, и не стоит увеличивать их число.

Он взглянул на Дрэйка, и тот попятился, увидев, как сверкают глаза Митчелла.

Картер внимательно следил за происходящим, размышляя, не отдаст ли Харрисон приказа стрелять. Если этот человек владеет оружием так же, как кулаками, шансов у них нет.

Рэг Труман был совершенно сбит с толку и смотрел то на Харрисона, то на Митчелла, который теперь, не моргая, уставился на главаря преступной группировки.

— Кто ты? — поинтересовался Харрисон.

— Я же сказал: меня зовут Митчелл. Как я понял, вы нуждаетесь в моих услугах.

— Ты — наемный убийца? — напрямую спросил Харрисон.

Эта реплика была скорее утверждением, чем вопросом.

Митчелл кивнул.

— Но вчера вечером я говорил с другим парнем, — настаивал Харрисон.

— Так вам нужны мои услуги или нет? — резко спросил Митчелл.

Его раздражение Харрисон уловил сразу же.

— Все зависит от вашей квалификации, — прошипел он.

— Лучше не найдете.

— Вы самоуверенны.

— Это не просто слова.

Наконец Харрисон сел.

Митчелл не двинулся с места.

Дрэйк по-прежнему пристально смотрел на него.

— Принеси нам выпить, — приказал Харрисон Рэгу Трумэну.

Управляющий ночным клубом направился к маленькому бару и вскоре вернулся со стаканами.

— Как я понял, мистер Харрисон. — сказал Митчелл, жестом отказываясь от выпивки, — у вас есть работа для меня. Я хотел бы это обговорить.

Харрисон отхлебнул маленький глоток виски и посмотрел на посетителя поверх стакана.

— Также, как я понимаю, вы хотите получить деньги? — спросил главарь группировки.

— Пока нет. С этим подождем, пока я все не сделаю, — ответил Митчелл.

— Тогда я должен вам рассказать о ребятах, которых нужно убрать.

— Мне нужен только шофер. И все, — заявил Митчелл.

— А разве вам не нужно помещение или оружие?

— Обо всем этом я позабочусь сам. Как я уже сказал, мне нужен только шофер.

Харрисон посмотрел на Картера.

— Рэй?

Картер кивнул, хотя без особого энтузиазма.

— Тогда приступим к делу, — сказал Митчелл и повернулся к двери.

— Подождите, — окликнул его Харрисон. — Как мне вас найти?

— Не беспокойтесь. Когда будет нужно, я позвоню сам.

— Послушайте, Митчелл. Все это мне не нравится, — резко сказал главарь, поднимаясь со стула. — Вы все-таки будете работать на меня и...

Митчелл резко его оборвал.

— Ведь вы хотите, чтобы эта работа была сделана? — с вызовом спросил он.

Под его ледяным взглядом Харрисон почувствовал себя неуютно.

— Вы будете держать меня в курсе? — спросил он. Бравады в его голосе уже не слышалось.

Какое-то мгновение Митчелл помешкал и вышел.

Картер двинулся было за ним, но его окликнул босс.

— Рэй, присмотри за этим ублюдком, — злобно сказал он. — Больно много он из себя строит. Я хочу знать, где он остановился. Достань адрес, телефон и все такое. Я хочу побольше о нем узнать. Понял?

Картер кивнул и вышел.

Митчелл стоял на тротуаре у входа в клуб.

— Если мы будем работать вместе, то мне не мешало бы знать твое имя, — сказал наемный убийца.

Картер представился, и они направились к «вольво».

Он сел за руль и завел двигатель. Митчелл опустился на заднее сиденье.

— Куда? — спросил Картер, взглянув на наемного убийцу в зеркало.

— Прямо. По направлению к Хайгейт.

Картер кивнул, и они поехали. Как он понял, его пассажир был не слишком разговорчив и сейчас, словно глубоко задумавшись о чем-то, смотрел в окно невидящими глазами.

— Ты давно играешь в эти игры? — наконец спросил Картер.

— Достаточно, — неохотно ответил Митчелл.

— Ты, похоже, не здешний?

— Ты очень проницателен, — саркастически ответил наемный убийца.

Картер снова посмотрел на него в зеркало.

В этом человеке было нечто, что заставляло чувствовать себя неуютно в его присутствии. Высокомерие здесь ни при чем. В нем было еще что-то неуловимое. Холодность, безразличие. Картер подумал, что это, скорее всего, профессиональные черты. Может, все наемные убийцы такие? Он не знал. Да и не хотел знать.

— У тебя есть оружие? — спросил Митчелл.

— Да. Девятимиллиметровый «смит», — ответил шофер, одновременно обрадовавшись и удивившись, что пассажир, наконец, сделал хоть какую-то попытку завязать разговор.

— Хорошее оружие. Хотя лично я предпочитаю браунинг. С тринадцати шагов он бьет неплохо, к тому же мощный.

— А почему именно с тринадцати?

— Я редко подхожу ближе.

Картер круто повернул, едва не врезавшись в резко затормозивший перед ним грузовик.

— Остановись! — приказал Митчелл.

— Но ведь мы посередине дороги! — запротестовал Картер.

Окружавшие их машины, казалось, не производили на Митчелла ни малейшего впечатления.

— Давай телефон, по которому я смогу тебя найти, — резко сказал наемный убийца. — Я тебе позвоню и скажу, когда и откуда меня забрать.

Картер нацарапал телефон на обрывке бумаги и протянул его пассажиру.

Митчелл тут же выскочил из машины, перебежал запруженную улицу и оказался у входа в метро. Шофер смотрел, как человек в черном костюме спускается по лестнице, и тронулся, только когда он скрылся из виду. Что теперь он скажет Харрисону?

Глава 38

— Вон он. Посередине.

Картер кивнул на троих, вышедших из клуба с вывеской «Галлеон» над дверьми.

Дэвид Митчелл безразлично посмотрел на смуглого толстяка, на которого указал Картер.

Луи Барбери дошел до края тротуара и обернулся к клубу.

Митчелл и Картер видели, как он что-то рассказывает своему спутнику, постоянно показывая пальцем на здание. «Галлеон» был одним из клубов в районе Финсбери-парк, принадлежащих Барбери, и сейчас он решил сделать здесь небольшой косметический ремонт. Ни он, ни его спутники не обратили никакого внимания на «вольво», стоявшую от них ярдах в тридцати, и на двух мужчин в ней, пристально наблюдавших за ними.

Картер повернулся к своему спутнику.

— Ты готов? — спокойно спросил он.

Митчелл не ответил. Лишь пододвинул к себе черный «дипломат» и, щелкнув замками, достал из него «НК-33» и «спас». В машине дробовик выглядел особенно большим. Картер даже вздрогнул, когда дуло случайно уставилось на него.

— Когда скажу, — произнес Митчелл, вставляя магазин в «НК-33», — медленно поедешь мимо них.

— Медленно? — удивился шофер.

— Делай, что говорю, — сказал Митчелл.

Он вытащил из кармана пиджака четыре снаряда, вставил их привычным движением в «спас» и полез в карман снова.

Посмотрев на Митчелла, шофер увидел у него на голове наушники «уолкмэн». Наемный убийца вставил в плейер кассету и повернул громкость до отказа.

— Под музыку, — пробурчал Картер.

Через секунду вопли гитар ударили в уши Митчеллу, и он, широко улыбнувшись, кивнул Картеру.

— Поехали! — прокричал он.

Машина медленно двинулась, не спеша подъезжая к троим на тротуаре.

«Приезжайте в джунгли», — орал певец у Митчелла в голове. — «Мы повеселимся и поиграем...»

Машина подъехала ближе.

«У нас будет все, что только захотим...»

Митчелл опустил стекло и приставил к плечу «НК-33».

«Мы люди, которые смогут дать тебе все, что ты пожелаешь...»

Барбери обернулся и увидел подъезжающую к ним «вольво».

«Если у тебя есть деньги, сынок, мы сделаем все, что захочешь...»

Картер заметил, что главарь преступной группировки глядел с удивлением и ужасом на нацеленную на него винтовку. Трое замерли, не зная, броситься ли на землю или бежать обратно в клуб.

«В джунгли! Приезжайте в джунгли...»

Один из них выхватил револьвер.

«Увидишь, они будут у твоих ног...»

Это было его последнее движение.

Барбери что-то закричал. Что именно — Картер не расслышал.

«Я хочу увидеть твою кровь...»

Митчелл открыл огонь.

Грохот автоматической винтовки разорвал тишину улицы. Пули, не попавшие в цель, ударили по клубу. Парочка попала в окно. Еще одна пробила висевшую над дверью вывеску.

Пули попали Барбери в грудь и горло. Первая — чуть выше гортани; пройдя сквозь шею, она вырвала сзади кусок позвоночника, из-за чего голова чуть не отлетела. Кровь хлынула из раны, как из брандспойта, обрызгав даже «вольво». Следующие выстрелы пробили ему грудь, круша ребра и разрывая легкие, и оставили у него в спине выходные отверстия, в которые можно было просунуть голову. Тротуар усыпало конфетти из обломков костей, кровавых брызг и кусков легких. «Вольво» поехала дальше.

Спутникам Барбери тоже не повезло. Тому, у которого был пистолет, пуля попала в живот, пробив здоровую дыру, сквозь которую почти целиком вывалилась толстая кишка. Он упал на колени, и вторая пуля тут же попала ему в лоб.

От мощного выстрела его голова превратилась в бесформенное месиво. Кости черепа разлетелись в разные стороны, и серой пылью брызнули мозги.

Третий бросился назад, к клубу.

Две пули попали в спину, сбив его с ног. Сильным выстрелом он был отброшен еще на несколько футов к дверям клуба. Кровь бешено брызнула из его ран. Еще немного он прокатился по земле, и его тело задергалось в судорогах.

В клубе послышались крики, а две женщины на другой стороне улицы выскочили из машины и спрятались за нее, спасая свою жизнь.

Но Митчелла не интересовал никто, кроме тех мужчин, уже лежавших на асфальте. Он разрядил магазин в уже и без того изрешеченные пулями тела, наблюдая, как при каждом выстреле труп дергается и от него отлетают пропитанные кровью куски одежды.

Наемный убийца положил «НК-33» и, взяв «спас», навел его на тело Барбери.

Он выстрелил дважды.

Мощные заряды легли точно в цель.

Первый пробил у него между ног дыру размером с футбольный мяч. Второй снес пол головы.

— Поехали отсюда, — проорал Митчелл, и «вольво» стала набирать скорость.

«И ты успокоишься...»

Глава 39

В комнате, казалось, висел туман. Голубой дымок, словно ядовитая поволока, накрывал присутствующих здесь. Сержант полиции Вик Райли добавил еще одно никотиновое облако, закурив «Данхилл». Он выдохнул дым и посмотрел на комиссара Фредерика Харви.

Верховный комиссар полиции в темном костюме выглядел импозантно. Во рту он держал потухшую трубку.

Перед ним сидели восемь человек, на столе в беспорядке лежало около дюжины черно-белых фотографий. Райли посмотрел на те, что были ближе к нему, и порадовался, что сегодня не завтракал.

Сидевший рядом с ним инспектор Торп, ковыряя в зубах спичкой, смотрел сквозь облака табачного дыма в большое окно, выходившее на Вестминстер. Впрочем, с пятого этажа Нового Скотленд-Ярда дворец был почти не виден за другими зданиями.

Наконец, Харви откашлялся и поднялся. Убедившись, что все детективы внимательно смотрят на него, он вынул трубку изо рта и положил ее на стол, затем взял со стола две фотографии.

— Маурин Лавсон и Пол Хайес, — объявил он. — Думаю, не надо напоминать, что она диктор телевидения. Вернее, была диктором телевидения. Последние четырнадцать месяцев она и Хайес жили вместе. Он режиссер, вернее, был режиссером телефильмов. Оба богаты. Богаты и, как сами видите, мертвы.

Харви повернулся к маленькому лысому человеку, сидевшему справа от него. Тот кивнул и поднялся.

Элан Дэниэлс был судебно-медицинским экспертом и работал в Скотленд-Ярде уже больше двадцати лет. Встав из-за стола, он провел по лысине ладонью.

— Раны нанесены обойм с помощью холодного оружия, — слегка шепелявя, начал он. — На теле мисс Лавсон я обнаружил тридцать семь отдельных колотых ран, расположенных в основном на лице, шее и груди. У нее отрезаны соски. Также уши. На теле мистера Хайеса двадцать девять отдельных колотых ран, гениталии отрезаны и засунуты ему в рот. — Он поднял фотографию. — Можете посмотреть.

Харви кивнул ему, и эксперт сел.

— Несомненно, здесь действовали те же, кто убил семью Кеннингов. Кровь и экскременты размазаны по стенам, начертаны те же самые лозунги, что и в квартире Кеннингов.

Харви бросил фотографии на стол, его голос стал жестким.

— Пять убийств за последние две недели, а мы так никого и не поймали. Что же это происходит?

Все молчали.

— Если вам этого мало, взгляните сюда.

Он взял другие фотографии. На них были обезображенные пулями тела Луи Барбери и двух его телохранителей.

— Это случилось вчера средь бела дня. — Он посмотрел на Торпа. — Что это? Гангстерская война?

Инспектор беспокойно заерзал и открыл было рот, но Харви продолжал:

— Погони на машинах в Вест-Энде, перестрелки. Наверно, кто-то насмотрелся гангстерских фильмов, — раздраженно сказал верховный комиссар. — И мы не имеем ни малейшего представления, кто размазал Барбери по тротуару.

— Пока нет, сэр, — сказал Торп. — Предположительно, это сделали люди другой преступной группировки.

— Блестяще! — воскликнул Харви. — Хотя я и сам догадывался, что Армия спасения здесь ни при чем.

Некоторые из сидевших за столом рассмеялись, но комиссар бросил на них уничижительный взгляд, и смех тут же прекратился.

— Все сделано очень чисто, — вступил в разговор Дэниэлс, — весьма профессионально. Как правило, убийца в подобных случаях пользуется холодным оружием или пистолетом. Здесь же применялся автомат, чтобы у жертвы не осталось никаких шансов выжить.

— Значит, скоро следует ждать ответного удара, — сказал Райли.

— Непременно, — согласился Харви. Он посмотрел на фотографии Барбери и устало покачал головой. — Мы не рассматривали возможности, что между двумя сериями убийств существует связь. Я хочу знать, есть ли у так называемых «убийц богатых» связь с преступным миром.

— Но Джон Кеннинг был порядочным бизнесменом, — сказал инспектор Крис Моррисон, молодой худенький офицер, сидевший за столом напротив Торпа. — А у Дональдсона убили детей, причем он сам остался жив. Я не вижу здесь никакой связи, сэр.

— Во-первых, сынок, никого нельзя считать порядочным. Я еще не встречал бизнесмена, который ни разу в жизни не влез бы в какую-нибудь аферу. По-моему, это просто у них в натуре, — возразил Харви. — Еще Бальзак сказал, что за каждой удачей стоит преступление. Так что проверьте их связи.

Из-за стола поднялся Райли.

— Сэр, если война ведется против богатых, то почему же просто не нанять убийцу? Почему они разрезают на части их и их родственников?

— Райли, чем старше я становлюсь, тем чаще пытаюсь ухватиться за соломинку. Не лишай меня этой возможности, — устало сказал Харви, и в комнате снова послышался смех.

Комиссар вздохнул и взглянул на фотографии мертвого режиссера и изрешеченного пулями главы преступной группировки.

— Мы имеем свору психов, которая режет любого, у кого в банке больше двадцати пенсов. Наверное, не будет большим преувеличением сказать, что мы столкнулись здесь с большими трудностями.

Глава 40

Могила была нарочито праздничной.

Торжество дурного вкуса.

По обеим ее сторонам стояли две большие мраморные скульптуры, изображающие ангелов, держащих доску с надписью: «МАМОЧКА». Ангелы смотрели вниз, на черный камень с высеченными на нем золотыми буквами и портретом усопшей. Из-за огромных размеров и нелепости украшений могила казалась совершенно неуместной среди старых надгробий кладбища Хаммерсмит. Но она была сооружена такой именно для того, чтобы, увидев ее, удивлялись.

По мнению Юджина Хейза, для его матери было недостаточно даже этого.

Он стоял у могилы, слабый ветерок играл полами длинного черного пальто, его обволакивал аромат роз.

В руках он держал букет ярко-красных цветов. Немного постояв, он положил их на могильную плиту.

— С днем рождения, мамочка, — радостно сказал он, коснувшись шляпы.

Шляпу он носил всегда. В основном для того, чтобы прикрыть лысину. Хейз вовсе не был тщеславным, но считал, что лысина является чем-то недостойным, что из-за нее он выглядит старше своих сорока трех лет. Он даже вычитал где-то, что лысина является признаком мужества, но все равно ни за что не вышел бы на улицу без головного убора.

Он оглянулся, желая убедиться, что трое мужчин, стоявших с ним рядом, обнажили головы. Он хотел, чтобы люди уважительно относились к могиле его матери.

Она хорошо его воспитала, изо всех сил поддерживала в школьные годы, когда отец сбежал с другой женщиной. Хейз так и не простил за это ублюдка. За это он выследил отца восемь месяцев назад и собственноручно всадил ему в голову пулю. Бегство мужа очень расстроило маму, а Хейз не любил, чтобы она расстраивалась. Она умерла лишь немногим больше года назад, и Юджин считал, что убивать отца, пока она жива, не учтиво по отношению к ней. «Ублюдок! Что было, то было», — грустно подумал он. Он, по крайней мере, сделал для матери все, что мог. Он купил ей квартиру с тремя спальнями и платил по всем счетам. Он выполнял все ее желания. Как она признавала сама, она была счастлива, как никогда. И так было бы до тех пор, пока дела у Юджина шли хорошо. А дела у Юджина Хейза шли превосходно. Его годовой доход превысил пять миллионов, Хейза считали одним из самых богатых главарей лондонских группировок. Но кое-что волновало его сейчас гораздо, сильнее, чем деньги. Он был влюблен.

Подняв глаза, он посмотрел на предмет своего обожания, на того, кто стоял с противоположной стороны могилы.

Клайв Робсон улыбнулся в ответ.

Они были вместе уже почти три года, с тех пор как встретились впервые в одном из клубов Хейза. Робсон работал барменом. Ему было двадцать три, всегда гладко выбрит, сильный и высокий в противоположность низкорослому Хейзу. Но разница в росте не имела значения. Когда любишь, не обращаешь внимания на подобные мелочи.

* * *

Дэвид Митчелл, сказав Картеру, чтобы тот проехал по улице еще ярдов двадцать и ждал его там, вышел из «фиесты» и направился к воротам кладбища. Медленно бредя по дорожке, он приглядывался к стоящим у могилы Луизы Хейз.

Юджина он узнал сразу. Наметанным глазом он подмечал все детали: где стоит сам главарь гангстеров, где его люди. Один был прямо напротив него, а двое других — ярдах в двадцати от надгробия.

Ярдах в ста справа находилась церковь. Митчелл посмотрел на старинное здание и увидел, как на ветру крутится флюгер. Затем он заметил священника в дверях маленькой церкви. Посмотрев на Митчелла, тот кивнул ему в знак приветствия, убийца ответил, и священник снова скрылся в здании.

Прямо по траве Митчелл направился к Хейзу и его людям, обходя надгробия и мысленно извиняясь, когда нечаянно наступал на безымянные могилы. Его отделяло от жертвы менее пятидесяти ярдов, но его пока даже не заметили.

Митчелл остановился у одной из могил и, нагнувшись, поднял с надгробия свежий цветок. Он понюхал розу, наслаждаясь ее ароматом.

И пошел дальше, сунув цветок в петлицу.

В тридцати ярдах от жертвы он снова остановился и надел наушники «уолкмэн». Кассета уже была в плейере. Он нажал на «воспроизведение», и в голову ему ударил рев гитар.

Он направился к Хейзу, сжимая под пиджаком приклад «Инграма М-10».

Один из телохранителей заметил Митчелла и предостерег босса, кивнув на приближающегося к ним человека.

Второй телохранитель, имеющий странную кличку Туккер (изможденный), сделал шаг в сторону, преградив Митчеллу дорогу.

Хейз, казалось, не обращал на незнакомца никакого внимания и по-прежнему смотрел на могилу матери, изредка поднимая глаза на любовника.

Митчелл опустил руку в карман и вывернул до отказа громкость. Музыка зазвучала оглушительно.

«Эй, эй, это твой путь...»

Туккер встал напротив наемного убийцы и покачал головой, давая этим жестом понять, что дальше идти не следует.

«Попробуй плюнуть на мою могилу...»

Митчелл вытащил из-под пиджака «инграм» и, крепко сжав его, направил на Туккера.

Телохранитель открыл рот, собираясь, видимо, что-то сказать, но Митчелл опередил его.

«Эй, эй, за все заплатит черт...»

Митчелл стрелял короткими очередями, поводя дулом то вправо, то влево. Пули попали Туккеру в грудь, оставляя дыры в одежде и теле. Одна пуля попала в ребро, а другая пробила сердце.

Очередью его отбросило назад, из ран хлынула кровь. Он ударился о надгробие, и Митчелл выстрелил в него еще дважды. Второй выстрел пришелся ему в лицо.

Пуля попала в скулу и разнесла пол-лица: казалось, его голова взорвалась, обдав могилу обломками костей и мозгами.

«Попробуй плюнуть на мою могилу...»

Второй телохранитель потянулся за пистолетом, но Митчелл резко обернулся и, упав на колени, снова открыл огонь.

Очередь из «инграма» прошила телохранителю грудь. Он повалился назад, выронив оружие, и растянулся в высокой траве, из его ран хлынула кровь.

Он пытался дотянуться до пистолета, чувствуя, как холодный воздух проходит через пробитые легкие. Он закашлялся, и у него на губах появилась кровь.

Он почти дотянулся до пистолета, но Митчелл вновь обернулся к нему.

Одиночный выстрел пришелся сзади в основание черепа. Голова раскололась, извергая кровь и комки мозгов, но тело еще дернулось несколько раз.

«Я возьму с собой твои сладкие мечты...»

Митчелл обернулся к Хейзу. Тот даже не успел достать оружие. Главарь группировки выпрыгнул из-за могильного камня и побежал к церкви. За ним бросился Робсон.

«Ночные кошмары станут явью...»

Наемный убийца нажал на спусковой крючок и, слегка поводя «инграмом», осыпал бегущие фигуры градом пуль.

Хейзу показалось, что его ударили раскаленным красным молотом. От этого перехватило дыхание, и его отбросило в сторону, прямо на дерево. Во рту он ощутил кровь и, осторожно коснувшись раны, нащупал пальцами острые края сломанного ребра. Подняв голову, он увидел, что Робсон тоже ранен.

Тот дико закричал, когда пуля попала ему в шею. Кровь брызнула с такой силой, будто находилась в нем под большим давлением. Он схватился за шею, но тут же еще одна пуля попала ему в бедро. Страшный звук ломающихся костей был слышен даже в грохоте «инграма».

Вздымая фонтанчики, пули впивались в землю рядом с Хейзом. Другие рикошетили от надгробий, отбивая куски мрамора и гранита.

Пока Митчелл перезаряжал «инграм», главарю группировки удалось подняться на ноги.

«Когда ты подберешь ключ к сумасшествию...»

Наемный убийца вставил новый магазин, передернул затвор и вновь открыл огонь.

Робсон закричал, прося о помощи, в мольбе протянул руку к любовнику, но тот, держась за грудь, со всех ног бежал к церкви, не чувствуя боли от ужаса.

— Не бросай меня, — взмолился Робсон.

Он полз по раскисшей от крови земле, волоча ногу и по-прежнему протягивая руку, с пальцев которой капала кровь.

Митчелл выстрелил в него еще раз, и пуля оторвала ему три пальца. Умирающий продолжал кричать, и наемный убийца выпустил в него еще две пули, которые попали в лицо.

Одна выбила глаз и вышла из черепа сзади.

«Я буду на тебя молиться...»

Хейз споткнулся и, ударившись о надгробие, упал, дважды перевернувшись в грязи. Но тут же вскочил и бросился бежать, прижимая окровавленную руку к пробитой пулями груди.

Размеренными шагами Митчелл направился за ним.

«Если ты шепнешь мне о помощи...»

Услышав стрельбу, священник выбежал было из церкви, но, едва завидев распластанные на кладбище тела людей Хейза, снова торопливо скрылся внутри.

Бледный как смерть Хейз в залитой кровью рубашке ввалился в дверь и упал на каменный пол церкви.

— Помогите, — прохрипел он. У него по губам текла кровь.

Священник бросился к нему, чтобы увести в глубь здания.

Но увидел, как уверенной походкой к ним приближается Митчелл, держа наготове «инграм». Священник с ужасом понял, что скоро сможет лично предстать перед Богом, к которому он так часто обращался душой. Он попытался закрыть дверь, но Митчелл навалился на нее, и она широко распахнулась; священник отлетел назад и упал.

Хейзу удалось добраться до алтаря, там он расстегнул пальто и достал из кобуры пистолет тридцать восьмого калибра.

«Это мне подходит кстати...»

— Вы не войдете сюда, — закричал священник, глядя на автомат. — Здесь храм Господен. В дом Господа нельзя входить с оружием!

Митчелл обернулся к нему.

— Вот он, Бог, — сказал юн, показывая ему «инграм».

И выстрелил.

Очередь попала священнику в грудь и живот, сбив его с ног. Он повалился на скамью, кровь хлынула из ран, обезобразивших его торс.

Теперь Митчелл направил оружие на потрясенного Хейза, пытавшегося взять себя в руки. Пытавшегося выстрелить.

Митчелл нажал на спусковой крючок, и по церкви несколько раз прокатилось эхо, которое заглушило одиночный пистолетный выстрел. Этот грохот заглушил даже орущую в наушниках «уолкмэна» музыку.

Пули попали в цель, и тело Хейза задергалось, словно по нему пропускали сильный электрический ток. Пули рвали на куски его грудь, шею, лицо, ноги, пока он не превратился в груду окровавленного тряпья.

Вонь экскрементов примешалась к запаху сгоревшего пороха. Пустые гильзы, словно медные конфетти, вылетали из «инграма» и падали на пол с громким лязганьем.

Митчелл отпустил спусковой крючок, лишь когда ударник стукнул по пустому затвору. Затем он повернулся и быстро, но без суеты пошел между скамьями к выходу из церкви.

«Попробуй плюнуть на мою могилу...»

Глава 41

Остановившись перед светофором, Картер посмотрел в зеркало на Митчелла. Наемный убийца тщательно протирал «инграм» промасленной ветошью, держа его так, чтобы не было видно прохожим.

Покончив с этим, он открыл черный «дипломат» и положил туда оружие.

— Похоже, тебе нравится твоя работа, — трогаясь с места, сказал Картер.

— Ее трудно любить, — ответил Митчелл, — но я делаю ее хорошо и горжусь этим.

— Сколько времени ты этим занимаешься?

— Достаточно давно.

Шофер вновь посмотрел на своего пассажира в зеркало.

— А ты? Ты когда-нибудь убивал? — поинтересовался Митчелл.

Картер покачал головой.

— Ты знаешь, это не так просто, как кажется, — сказал Митчелл таким тоном, словно выдавал какой-то секрет. — В кино и телесериалах все слишком гладко, а одной пули, как правило, недостаточно. Конечно, все зависит от того, куда она попала, какого она калибра, но, как правило, одного выстрела недостаточно, чтобы убить человека.

— Спасибо за лекцию, — ледяным тоном ответил Картер. — По-моему, ты не понимаешь, какие последствия будет иметь твоя работа.

Митчелл не ответил.

— Ты можешь перебить всех главарей преступных группировок, но их люди станут мстить. Тогда у тебя, наверное, появится новая работа, — прорычал Картер.

— Если главари мертвы, то никаких проблем не будет, — уверенно заявил Митчелл. — Отрежь голову, и тело умрет.

Он улыбнулся.

Некоторое время они ехали молча, а затем Митчелл заговорил снова:

— Рэй, ты боишься смерти? — спросил он.

Картер нахмурился.

— Я никогда об этом не думал.

Затем шофер услышал за спиной лязг затвора.

Все произошло так быстро, что он даже не успел среагировать. Митчелл вытащил браунинг и, приставив его к голове Картера, взвел курок.

— Подумай об этом сейчас, — сказал Митчелл улыбаясь. Картер почувствовал в животе неприятный холод. Что еще задумал этот маньяк?

— Если ты спустишь курок, мы куда-нибудь врежемся, — сказал шофер, — и ты закончишь свою жизнь, размазавшись по асфальту.

— А зачем мне спускать курок? Ведь мы союзники, правда?

Митчелл хихикнул, и от этого смеха у Картера по спине побежали мурашки. Но увидев, что наемный убийца снова откинулся на сиденье, он направил машину к обочине.

Он действовал так же быстро, как и наемный убийца. Картер выхватил пистолет и ткнул его Митчеллу под нос.

— А теперь скажи ты, — прошипел он. — Боишься смерти? Если ты еще раз попробуешь так со мной пошутить, я прострелю твою тупую голову!

Митчелл только улыбнулся и шутливо поднял руки.

Картер медленно убрал пистолет в кобуру. Затем осторожно повернулся, стараясь не выпускать пассажира из поля зрения.

Но еще до того, как он успел что-либо сказать, Митчелл схватил «дипломат», распахнул дверь и выпрыгнул из машины. Он взмахнул рукой, останавливая такси, и тут же перед Картером вспыхнули тормозные огни машины.

Митчелл залез в черное такси, и оно рвануло с места.

Картер покачал головой, размышляя над происходящим. Еще какое-то время он сидел неподвижно, глядя на уходящее в потоке транспорта такси. Потом он поехал тоже, подумав, что надо связаться с Харрисоном и сказать ему, что все прошло нормально, что Юджин Хейз и трое его людей мертвы. Это он должен был сделать еще час назад. Сразу же, как только они пересели в другую машину.

Кроме того, подумал Картер, ему нужно увидеть Тину.

Он дождался, когда в плотном потоке машин образовалась брешь, и, воспользовавшись этим, развернулся и поехал обратно по направлению к Кенсингтону.

* * *

Картер оставил машину за углом и направился к подъезду пешком. Быстро взбежав по лестнице и оказавшись перед дверью, он провел рукой по волосам.

Казалось, с тех пор, как он видел ее в последний раз, прошла вечность. Ему просто хотелось увидеть ее, побыть с ней несколько минут, и этого уже будет достаточно. Затем он отправится к Харрисону и расскажет ему об убийстве.

Картер позвонил.

Ответа не было.

Он нажал кнопку звонка еще раз.

Дверь стала медленно открываться, и Картер улыбнулся, предвкушая, что вот сейчас он увидит Тину. Но улыбка моментально исчезла.

На пороге стоял Фрэнк Харрисон.

Глава 42

— Зачем ты сюда приехал?

Тон Харрисона не предвещал ничего хорошего, и Картер изо всех сил постарался остаться спокойным.

— Убийство, — сказал он, — совершено.

— И что? Это не значит, что ты должен быть здесь, — злобно сказал Харрисон.

За спиной главаря гангстеров появилась Тина. На ней не было ничего, кроме длинной рубашки. Сейчас она не отважилась улыбнуться шоферу.

Харрисон резко обернулся и ткнул ее пальцем.

— Иди оденься, — прошипел он. — Здесь что, публичный дом?

Она заколебалась.

— Давай быстро, — резко повторил главарь преступной группировки.

Затем он снова повернулся к Картеру и, схватив за ворот пиджака, втянул его в квартиру. Захлопнув дверь, он резко подошел к шоферу.

— Зачем ты приехал на квартиру к Тине? — требовательно спросил Харрисон.

— Я искал тебя, — соврал Картер. — Я заехал в казино «Мэйфейр» и парочку клубов. Потом догадался, что ты здесь.

— Что же ты не позвонил? Почему решил сразу приехать? Картер пожал плечами. Похоже, вранье удавалось. Помоги ему, Господи!

— По дороге не попался телефон. Кроме того, я высадил Митчелла недалеко отсюда, и было проще зайти, чем позвонить.

— Высадил? Куда его понесло?

— Не знаю. Он выпрыгнул из машины и тут же поймал такси.

— Я велел тебе не спускать глаз с этого ублюдка. Мне не нравится, как он работает, вся эта его таинственность.

В комнате снова появилась Тина в джинсах и тенниске и спросила Картера, не хочет ли он выпить.

— Не хочет, — ответил за него Харрисон.

Он посмотрел на упругие соски Тины, видневшиеся сквозь тонкую тенниску, и его голос зазвучал сухо.

— Я тебе сказал, надень бюстгальтер, — прорычал он и впился глазами в Картера, проверяя заметил он или нет. Если даже и заметил, то неплохо это скрывал: — Иди в спальню, — как собаке приказал ей Харрисон.

Тина тяжело сглотнула и, поколебавшись немного, подчинилась. Она прикрыла за собой дверь, но оставила небольшую щелку, в которую могла наблюдать за происходящим в гостиной.

— А ты ведь смотрел на нее, правда? — с вызовом спросил Харрисон. — Не думай, что я не заметил. — Он поднялся.

— Успокойся, Фрэнк, — ответил Картер, глядя, как на лбу босса вздуваются вены.

— Она тебе нравится, да? — прошипел он.

Тина видела, как Харрисон, распаляясь все больше, стал надвигаться на Картера. Тот спокойно поднял на босса глаза. Их взгляды встретились.

— Ты хочешь ее?

— Я приехал рассказать, что с Хейзом все в порядке. Понятно?

— Я задал тебе вопрос. Ты хочешь ее? Ведь это простой вопрос! — Голос Хариссона стал обманчиво мягким. — Она симпатичная девочка, правда? Ее многие хотят. Я просто спрашиваю твое мнение, Рэй. — Когда Харрисон улыбался, он был особенно опасен. — Давай, скажи мне как мужчина мужчине. Тина красивая девочка, да? У нее хорошее тело, да? Будь у тебя такая возможность, ты бы с ней переспал, да? Давай, Рэй, не скромничай! Ты давно меня знаешь. Скажи мне.

Улыбка начала блекнуть на его лице, и голос вновь стал резким.

— Ты хочешь узнать, как Митчелл сделал это, или нет? — злобно спросил Картер. — Или мы будем обсуждать сиськи твоей девочки? Как хочешь.

На некоторое время наступило молчание, и Картер знал, что шеф сейчас размышляет: продолжить нападение или успокоиться. Эти несколько секунд показались ему вечностью.

— Выходит, ты уже знаешь и о ее сиськах? — спросил Харрисон таким тоном, словно ему стало безумно интересно. — Ты их видел? Трогал?

В спальне Тина взяла сумочку. Ее рука задрожала, когда она достала «беретту». Неужели это время пришло? Пора воспользоваться оружием?

Она немного приоткрыла дверь, держа пистолет в руке и касаясь спускового крючка указательным пальцем.

— Ты хочешь узнать об этом чертовом убийстве? — прорычал Картер.

— Нет, я хочу услышать от тебя, как выглядят сиськи Тины. Ты бывал здесь без моего разрешения? Ты поэтому приехал сегодня сюда? Ты думал, она одна. Ты думал, что сможешь с ней переспать. Так?

Тина подняла пистолет, целясь Харрисону в голову. Она взяла его обеими руками, не зная, насколько сильной будет отдача, молясь, чтобы его свалила первая же пуля.

— Черт возьми, Фрэнк, — разозлился Картер, — что ты хочешь от меня услышать?! Хочешь, чтобы я сказал «да»?! Тогда тебе станет лучше?

Харрисон не ответил.

— Я тебе скажу, почему приехал сюда, — сказал шофер. — Если ты мне веришь, то выслушаешь меня.

Картер смотрел в сузившиеся, как щелки, глаза Харрисона.

— Митчелл убил Хейза и троих его людей. Все прошло гладко. Мы уехали, затем сменили машину, а потом он пересел в такси.

Тина немного опустила пистолет.

Харрисон тяжело вздохнул и, казалось, немного успокоился. Он отступил, но у него на губах вновь появилась зловещая улыбка.

— Ты умен, Рэй, — сказал он, — твой брат тоже был умным, но вспомни, что с ним стало.

Теперь уже разозлился Картер.

— В следующий раз, когда повезешь этого ублюдка Митчелла, выследи его, — приказал босс. — Я хочу знать, где он прячется. Мне надоела эта игра в прятки.

Харрисон сел и потянулся к стоявшей на столе бутылке виски. Он налил себе изрядную порцию и предложил Картеру. Тот не отказался.

Тина тяжело вздохнула и опустила «беретту», заметив, как дрожат ее руки. Она положила пистолет обратно в сумочку, несколько раз глубоко вздохнула, успокаиваясь, и вошла в гостиную.

Пройдя через комнату, она села рядом с Харрисоном.

— Итак, мы убрали Барбери и Хейза, — сказал босс. — С двоими покончено. Теперь на очереди ублюдок Клиэри с его людьми, а потом — Салливан.

— А потом? — спросил Картер.

— А потом Лондон мой, — объявил Харрисон. — Никаких конкурентов, никаких переделов. Все мое. — Он отхлебнул виски. — Затем разберемся с Митчеллом.

Глава 43

— Нас убьют еще раньше, чем мы к нему подойдем.

От голоса Пола Гарднера по темной комнате прокатилось эхо.

— Его хорошо охраняют.

— Ничего страшного, доберемся до других, — заявила Мария Чалфонт.

— Но ведь у них нет телохранителей, — настаивал Гарднер.

— Все это бред собачий, — прошипел Филипп Волтон. — Без разницы, нападем мы на него или на кого-то другого. Я не собираюсь сидеть здесь и всю ночь об этом разглагольствовать.

— Я согласен с Полом, — вставил Марк Пакстон, выдавливая большим и указательным пальцами прыщ на носу. Он понюхал густой желтоватый гной и облизал палец, словно ребенок крем с торта.

Мишель Грант оглядел сидевших в комнате товарищей.

— Дженифер, а ты что думаешь? — спросил он.

Дженифер Томас почесала голову, запустив руку в длинные черные волосы.

— Что самое худшее из того, что может с нами случиться? — спросила она.

— Нас могут убить, — ответил Пакстон.

— Лучше умереть, чем провести остаток жизни за решеткой. Полиция все-таки может нас поймать. По-моему, убивать нужно его, — решила она.

— Мы должны это сделать, — объявил Грант для всех и прошел по заплесневелому полу в середину комнаты. — До сих пор мы убивали известных людей, богатых и уважаемых, теперь нужно убить кого-нибудь другого, показать, что никто не может чувствовать себя в безопасности. Мы должны убить Фрэнка Харрисона.

— Так это и есть та самая блестящая идея, что пришла тебе в голову? — спросил Волтон, громко харкнув в пустой камин. — Нам придется сражаться не только с Харрисоном, но и со всей его бандой.

— Ты боишься? — спросил Грант.

Волтон злобно посмотрел на него.

— Нет, не боюсь. Просто я реалист. Если нас убьют, кто продолжит эту войну? Об этом ты подумал?

— Если мы все сделаем правильно, нас не убьют.

— У нас нет оружия, чтобы вступать в бой с гангстерами, — сказала Мария Чалфонт, поднимая нож.

— Мы можем применить другое оружие, — загадочно произнес Грант.

— Какое же? — саркастически поинтересовался Волтон. Все внимательно посмотрели на фотографию в руках Гранта.

На фотографию Тины Ричардсон.

Глава 44

Митчелла он заметил сразу.

Увидев наемного убийцу с неизменным черным «дипломатом», Картер затормозил.

Митчелл позвонил шоферу около часа назад. Он проинструктировал его и заставил повторить сказанное, словно имел дело с идиотом. Митчелл назвал место в районе Сэнт-Джонс-Вуда, откуда Картер вскоре должен был его забрать. Шофер начал было говорить насчет пробок, из-за которых он может не успеть, но Митчелл уже повесил трубку.

Картер остановился у тротуара, Митчелл подошел к машине и бухнулся на заднее сиденье.

— Опаздываешь, — мягко предупредил он.

Упрек только подлил масла в огонь.

— Я предупреждал тебя, что движение...

Митчелл его перебил.

— Поехали! — резко сказал он. — К Редженс-парку. Там дорогу я покажу.

— Кто будет кроликом на сей раз? — поинтересовался Картер.

— Мишель Клиэри, — ответил Митчелл. — Его ресторан недалеко от парка.

— Уж не собираешься ли ты убить его прямо в ресторане?

— Твое дело вести машину.

— Я думал, парни вроде тебя все же придерживаются каких-то моральных принципов. Например, не убивают на глазах у родственников или просто на глазах случайных свидетелей.

— Ты насмотрелся фильмов, — злобно ответил Митчелл.

Он взглянул в зеркало заднего вида и заметил, что шофер, прищурившись, смотрит на него.

— Два убийства за два дня, — сказал Картер, — по-моему, это рискованно.

— Это мои проблемы. Твое дело — вести машину.

— Нет, это и мои проблемы, — прошипел Картер. — Если ты засыпешься на одном из этих убийств, мне тоже оторвут голову.

— Я никогда не делаю ошибок.

— Звучит обнадеживающе.

— Верь в это, Рэй. Вера сдвигает горы, — хихикнул Митчелл.

— Да, но не убивает главарей шаек.

— Это делает девятимиллиметровый Бог.

Некоторое время они ехали молча, потом Картер снова посмотрел в зеркало на пассажира. Митчелл глядел в окно с непринужденностью туриста. Черный «дипломат», как всегда, лежал у него на коленях.

— А чем ты займешься, когда сделаешь эту работу? — нарушил молчание Картер.

Митчелл пожал плечами.

— Не знаю. Что-нибудь подвернется. Такая работа всегда есть. Ты не представляешь, сколько людей нуждаются в моих услугах. Причем, это такие люди, на которых ты никогда бы не подумал. Политики, бизнесмены. Иногда их обижают, — объяснил наемный убийца. — Убийство — моя специальность. — Он улыбнулся. — И специальность неплохая.

Картер хотел продолжить разговор, но Митчелл наклонился вперед, указывая на внушительное белое здание ярдах в пятидесяти перед ним.

— Подъедешь к нему как можно ближе, — сказал Митчелл, и его глаза забегали по ресторану, отыскивая жертву.

Сейчас он напоминал терьера, учуявшего запах лисы.

Картеру удалось припарковать «эскорт» ярдах в тридцати — сорока от ресторана. Митчелл обернулся, посмотрел в заднее стекло и открыл «дипломат». В нем лежали «спас» и «НК-33».

Митчелл вытащил дробовик, вставил три заряда и передернул затвор. После чего снова положил его в «дипломат». Из висевшей на плече кобуры он достал автоматический браунинг, передернул затвор и, сняв с предохранителя, также положил в «дипломат».

Он ждал.

Ждал.

Картер взглянул на приборную доску. Часы на ней показывали 8.30 вечера.

— Мы сидим уже больше двух часов, — сообщил шофер. — Что если его здесь нет?

— Он здесь, — мягко сказал Митчелл, не отводя глаз от входа в ресторан.

Картер прикурил и, выдохнув облако дыма, устало покачал головой.

— Здесь! — резко сказал Митчелл, заметив человека, которого они ждали.

Мик Клиэри вышел из ресторана в сопровождении двух человек. Митчелл улыбнулся, посмотрев на главаря шайки.

Клиэри был с женщиной. Молодой, красивой. Она держала его под руку, словно приклеившись, словно разодетая в пух и прах пиявка.

Маленькое шествие достигло края тротуара, и Митчелл увидел, как Клиэри забрался в подъехавший «даймлер». Девочка прыгнула за ним, ничуть не боясь помять дорогое платье. Один телохранитель сел рядом с шофером, и машина тронулась.

Картер завел двигатель и поехал за плавно идущим автомобилем, предусмотрительно пропустив вперед пару машин, отделивших его от «даймлера».

— Не потеряй их, — сказал Митчелл, не спуская глаз с шедшей впереди машины.

Картер не ответил.

Впереди показался светофор. Он прибавил скорость и обогнал одну из машин, отделявших его от «даймлера».

Роскошный лимузин резко прибавил скорость, и Картеру пришлось перестроиться в другой ряд, чтобы не отстать от него. Он не думал, что Клиэри мог заметить преследование.

Свет теплых желтых фонарей отражался на мокрой дороге. Казалось, они едут по гладкому золотистому ковру.

Машин было немного, но Картер не отрывал глаз от шедшего впереди автомобиля, чтобы не упустить момент, если тот прибавит скорость, и сразу же броситься в погоню. Пока все шло хорошо, но навстречу попалась полицейская машина, напомнив, что на свете существует не одна только удача.

Митчелл сидел на заднем сиденье, слегка наклонившись вперед, и тоже не спускал глаз с «даймлера». Затем он вдруг полез в карман и вытащил «уолкмэн». Мельком взглянув, как наемный убийца надевает наушники, Картер подумал, что плейер так же неотделим от его образа, как и оружие. Он вставил кассету, но включать ее не стал. Время еще не настало.

«Даймлер» свернул на Олбани-стрит.

Картер — за ним.

Теперь он уже видел сидевших сзади Клиэри и девочку.

Она его целовала, он ее обнимал. Похоже, оба были полностью заняты друг другом. Никто не оборачивался назад. «Но если бы они даже это сделали, — подумал Картер, — то не заметили бы ничего необычного».

«Эскорт» отделяли от «даймлера» два автомобиля. Иногда он отставал еще больше, и тогда образовавшуюся брешь занимали новые машины.

Они опять повернули.

Этого человека Картер даже не заметил.

Он появился на дороге буквально в трех футах перед «эскортом».

Шофер резко ударил по тормозам, и машину занесло. Картера бросило вперед, ремень сильно врезался ему в плечо. Митчелл от мощного толчка свалился на пол.

Пешеход остался невредим. Он злобно обернулся к «эскорту» и с силой ударил по капоту ладонью. Затем подошел к шоферу.

— Ты чуть меня не задавил! — прокричал он, наклонившись к боковому окну.

Рука Митчелла потянулась под пиджак.

— Спокойно, — прорычал Картер, немного опуская стекло.

— Ты слишком быстро ездишь, тупой ублюдок! — орал человек.

— Смотри, куда прешься, раздолбай, — прошипел шофер. — Ты оставил дома собаку-поводыря?

Человек что-то прорычал и потянулся к дверной ручке, но Картер молниеносно схватил его за воротник через полуоткрытое окно и резко дернул к себе. Тот взвыл от боли.

— Ладно, считай, что сегодня родился во второй раз.

С этими словами он еще сильнее втянул его в окно и затем резко вытолкнул. Тот растянулся на мокром асфальте, изумленно глядя на уезжающую машину.

— Ты упустил их, кретин, — прорычал Митчелл, всматриваясь перед собой в дорогу, на которой уже не было и следов «даймлера».

Картер свернул на Камден-Хай-стрит и, тревожно посмотрев вперед, со злобой сжал руль. «Даймлера» не было видно.

— Я тебе сказал смотреть в оба, — прорычал Митчелл.

— Заткнись, ради Бога, — ответил шофер.

Впереди он наконец заметил «даймлер». Тот стоял у бензоколонки. Шофер и телохранитель вышли. Шофер заправлял машину. Клиэри и девочка по-прежнему целовались на заднем сиденье.

У Митчелла на лице появилась улыбка.

Картер остановился у обочины, не выключая двигателя.

— Как ты собираешься это сделать? — спросил он, не отводя глаз от стоявшей у бензоколонки машины.

— Когда скажу, проедешь мимо них как можно быстрее, — ответил Митчелл, вставляя магазин в «НК-33». Крепко сжав его, другой рукой он включил плейер.

У него в ушах зазвучала музыка.

Картер ждал сигнала.

Ждал.

Шофер смотрел на электронные цифры заправочного автомата.

Телохранитель запихнул в рот еще одну жевательную резинку.

Клиэри и девочка обнимались на заднем сиденье.

— Ну! — нетерпеливо сказал Картер.

Митчелл не ответил. Сейчас он не слышал ничего, кроме песни.

«За этой улыбкой опасность и обещание...»

Он прижал к плечу приклад «НК-33».

«Ты никогда не состаришься...»

— Вперед! — прокричал он, и Картер надавил на газ. Набирая скорость и обгоняя другие машины, «эскорт» помчался к бензоколонке.

«Жизнь — это фантазия, о которой нужно забыть, чтобы стать свободным...»

Шофер «даймлера» постучал заправочным пистолетом по горловине бака, сливая последние капли.

«Эскорт» с ревом несся к бензоколонке.

Митчелл выставил «НК-33» в окно и еще плотнее прижал приклад к плечу.

«Живи сегодняшним днем...»

Телохранитель крикнул, предостерегая Клиэри, который тут же обернулся.

«Завтра не наступит никогда...»

Девушка закричала.

«Умри молодым...»

Стиснув зубы, Митчелл открыл огонь. «НК-33» задергался у него в руках. Ствол раскалялся по мере того, как магазин извергал свое смертоносное содержимое.

Град пуль усыпал бензоколонку, решетя людей и машину. Тяжелые градины пробивали кузов «даймлера», выбивая стекла и осыпая осколками Клиэри и его девушку, упавших на пол, как только началась стрельба.

Одна из очередей прошила телохранителю живот, пули отбросили его назад, разрывая желудок и почки. Кровь хлынула на элегантный автомобиль, превращенный пулями в решето за считанные секунды.

Следующие выстрелы оказались еще успешнее.

Две пули попали в бензобак «даймлера». Раздался страшный взрыв, машину накрыл шар бело-оранжевого пламени. Заднюю часть кузова вместе с изуродованным телом девушки на несколько футов подбросило в воздух.

Взрыв выбросил из обломков Клиэри, превратившегося в живой факел. Он катался по мокрой земле, вопя от боли, а огонь пожирал его тело.

Шофера отбросило назад, словно сильная невидимая рука подняла его в воздух и бросила в окно конторы.

Но взрыв «даймлера» был ничто по сравнению с тем, что произошло дальше.

Полдюжины выпущенных Митчеллом пуль попали в колонки, и тут же взорвались тысячи галлонов топлива в хранилище под ними.

Колонки взлетели в воздух футов на шестьдесят, осветив темное небо адским красным светом. Горящий бензин разлился по заправочной площадке и хлынул вниз на дорогу.

Проезжавшие мимо машины тут же стало заносить на выступившем на шоссе от жары битуме. Легкие обжигало даже тем, кто находился в пятидесяти ярдах от пожара. Казалось, горит воздух.

И посреди пожарища валялись изрешеченные пулями обломки «даймлера».

Окровавленные тела Мика Клиэри и его людей валялись на площадке среди полыхавшего бензина.

«Эскорт» несся дальше.

«Умри молодым...»

Глава 45

— Высади меня здесь, — сказал Митчелл, положив руку на плечо Картеру, когда они проезжали мимо станции метро.

Немного поколебавшись, шофер затормозил у тротуара. Прихватив черный «дипломат», Митчелл направился к входу в метро.

Когда он скрылся, Картер свернул на боковую улицу и, оставив машину, перебежал дорогу, уверенный, что Митчелл не заметил его.

Харрисон велел ему выследить наемного убийцу, и этим он сейчас и собирался заняться. Он бежал, чувствуя, как автоматический девятимиллиметровый пистолет бьет его по боку.

Картер поспешил вниз к билетным автоматам, радуясь, что вокруг полно народу и его трудно будет различить в толпе.

Он заметил знакомый черный «дипломат», увидел, как Митчелл опускает в автомат монеты. Пройдя через турникет, он направился к эскалатору.

Картер подождал, пока убийца не начал спускаться, затем бросился к автомату, ища на ходу мелочь.

Мелочи не было.

Только пятифунтовая банкнота. Он тихо выругался и резко обернулся, отыскивая кассу. В очереди стояли всего два человека, и он снова нетерпеливо выругался, слушая, как стоявшая впереди женщина объясняла на ломаном английском, что ей нужно к Букингемскому дворцу.

Пока кассир объяснял, что к самому дворцу доехать на метро невозможно, Картер был уже взбешен. Оттолкнув женщину, он сунул кассиру пять фунтов и бросился к турникетам, не обращая внимания на крики кассира и изумленные взгляды пассажиров. Он побежал вниз по эскалатору, оттолкнув двоих, игнорировавших надпись: «СТОЙТЕ, ПОЖАЛУЙСТА, СПРАВА».

Внизу у эскалатора он услышал музыку. Бледный юноша танцевал под лившуюся из магнитофона мелодию. Он нахмурился, посмотрев на Картера, когда тот пробежал мимо, не бросив монеты в его перевернутую шляпу.

Картер пробежал еще несколько шагов и оказался на платформе. Воздух в метро был сухим и дурно пахнущим. На рельсах валялся мусор.

Встав рядом с двумя китайцами, изучавшими карту города, Картер осмотрел платформу.

Митчелла не было видно. Стиснув зубы, он двинулся по платформе дальше, мимо громко храпевшего на деревянной скамейке пьяного. Хихикая, на Картера уставились две девицы. Он услышал вдали гул, хлынувший поток воздуха растрепал ему волосы. Подходил поезд.

Гул нарастал.

Митчелла по-прежнему не было видно. Неужели он упустил его за такое короткое время?

Из тоннеля выехал поезд и все тянулся, словно длинный глист изо рта мертвого животного. Когда он остановился, Картер еще раз осмотрел стоявших на платформе.

Он увидел Митчелла.

Наемный убийца шагнул в открывшуюся перед ним дверь.

Картер побежал по платформе и вскочил в соседний вагон. Сквозь окно между вагонами он увидел, как Митчелл сел и уставился невидящим взглядом на рекламу.

Поезд тронулся, Картер продолжал наблюдать за наемным убийцей.

Станция «Тоттерхам-Корт-роуд».

Митчелл не шелохнулся.

«Личистер-Сквэа».

Он поднялся. Картер уже приготовился выйти вместе с ним, но тут понял, что Митчелл просто уступил место пожилой женщине. Поезд снова тронулся.

«Площадь Пикадилли».

Здесь Митчелл вышел.

Картер подождал еще немного, дав убийце время оглядеться, и выпрыгнул из вагона, когда двери уже закрывались.

Смешавшись с толпой, Митчелл пошел на пересадку на линию «Ватерлоо».

Картер направился за ним.

В переходе сидел негр в черных от грязи штанах. Рядом стояли костыли. В руке он сжимал полупустую бутылку. Проходя мимо, Картер почувствовал сильный запах мочи.

Подходил поезд.

Он замедлил шаг. Если на платформе мало народу, стоит дать убийце немного уйти вперед. Он не должен попадаться Митчеллу на глаза.

Двери открылись.

Картер, затаив дыхание, ждал.

Потом он повернул за угол и оказался на платформе. Осмотревшись по сторонам, он увидел знакомый черный «дипломат» в руке Митчелла.

Наемный убийца вошел в вагон.

Потом вышел.

Картер снова скрылся в переходе, совершенно уверенный, что Митчелл его заметил.

Двери зашипели и стали закрываться.

Митчелл запрыгнул в вагон.

Картер бросился к поезду и успел вскочить в вагон в последнее мгновение. Дверью ему зажало рукав. Он его высвободил, поезд тронулся, и Картер схватился за поручень. Этот Митчелл делает черт знает что!

Они проехали «Оксфорд-Цекус» и «Редженс-парк».

На «Бейкер-стрит» наемный убийца снова вышел. Картер шел сзади ярдах в пятнадцати, не спуская с Митчелла глаз. Тот шагнул на эскалатор и начал подниматься. Картер последовал за ним. Наемный убийца прошел через турникет, и Картер с облегчением увидел, что возле турникетов никого не было. Иначе пришлось бы терять время, объясняя, почему он без билета. Он побежал по лестнице вверх, на улицу, обратив внимание, что пассажиров совсем мало. Митчелл должен быть уже наверху, но уйти не дальше чем на десять ярдов.

Картер повернул за угол.

Сзади на его шею обрушился сокрушительный удар.

Больше он не чувствовал ничего.

Глава 46

Картер не знал, сколько времени пролежал без сознания.

Он почувствовал, что его бьют ладонями по щекам, услышал голоса. Кто-то щупал ему пульс, поднимал веко, чтобы рассмотреть зрачок.

Он открыл глаза и пожалел, что пришел в сознание. Он поморщился от острой боли в шее. Застонав, сел на лестнице, привалившись спиной к холодной каменной стене. Вокруг него суетились три-четыре человека, но он пока ничего не понимал и только пытался побыстрее прийти в чувство. Когда он открыл глаза снова, ему наконец удалось кое-что разглядеть.

Молодая женщина растирала ему лоб тыльной стороной ладони до тех пор, пока Картер не очнулся. Он глядел уже осмысленно, и окружавшие его люди немного расступились. Картер надеялся, что никто не заметил у него под пиджаком девятимиллиметровый автоматический пистолет. Хотя, если даже и заметили, они все равно не подадут виду.

Картер сунул руку под пиджак и коснулся рукоятки пистолета, убедившись, что он на месте. Решив, что оружия все-таки не заметили, он потер шею ладонью и осмотрел собравшихся: двух юнцов в кожаных куртках и человека с испариной на лбу, хотя на улице было холодно.

— С тобой все в порядке, мужик? — спросил один из юнцов. — Я видел, как этот тип огрел тебя. Мы с Питом хотели за ним пойти...

Картер перебил его.

— Сколько я здесь лежу? — поинтересовался он.

— Минуту, не больше, — ответил юнец. — Тот парень огрел тебя и сделал ноги.

Картер медленно кивнул и, поморщившись от боли, снова потер шею. Он попытался подняться, но ноги сделались ватными. Картер неуверенно покачнулся, и к нему снова подошла молодая женщина, чтобы поддержать. Картер ощутил аромат ее духов и еще какой-то запах, от которого он, видимо, и пришел в чувство. Если она носит с собой нюхательную соль, может, у нее получится поставить его на ноги.

«Ну и ублюдок же этот Митчелл», — подумал Картер, когда боль с новой силой отдалась в голове.

— Он взял что-нибудь? — поинтересовался человек с испариной.

Картер покачал головой.

— Может, сообщить Старому Биллу? — спросил второй юнец.

— Нет, — отрезал Картер. — Никакой полиции. Со мной все в порядке.

— Я отведу вас к врачу, — настаивала молодая женщина.

Картер поблагодарил, но отказался от предложения.

Проходившие по лестнице оглядывались на их небольшое собрание, радуясь, что случившееся не имеет к ним никакого отношения. Картер видел повернутые к нему лица. Он глубоко вздохнул и почувствовал, что сознание полностью вернулось к нему.

Он поблагодарил четверых своих благодетелей и пошел вверх по лестнице. Они смотрели ему вслед.

Человек с испариной покачал головой:

— Нигде не чувствуешь себя в безопасности, — пробурчал он, — повсюду хулиганье. Хороший парень, и вот с ним случилось такое. — Он снова покачал головой. — И куда катится мир?

— Что значит «я его упустил»?

Картер немного отодвинул телефонную трубку от уха, поскольку Харрисон орал слишком громко.

— Это значит, что ублюдок меня вырубил, — раздраженно ответил шофер.

— А как с Клиэри?

Картер рассказал.

На некоторое время на том конце провода наступила тишина, а затем Картер услышал довольное ворчание.

— Я не собираюсь рыскать по Лондону всю ночь, разыскивая Митчелла, — сказал Картер боссу. — Я еду домой.

— В следующий раз будь внимательнее, — ответил Харрисон. — Я тебе уже сказал: хочу, чтобы этого ублюдка нашли.

— Послушай, я шофер, а не ищейка. Если хочешь его найти, озадачь своего копа.

Он повесил трубку и еще некоторое время стоял, тяжело дыша и потирая шею. Затем, порывшись в карманах, он снова вытащил мелочь и опустил монеты в таксофон. Набрал номер и стал ждать.

Звонок.

Еще один.

Прижав трубку к уху, Картер тихо выругался.

— Алло!

Он сразу же узнал голос.

— Тина, это я.

Она спросила, как он.

Он снова рассказал, но о Клиэри упомянул лишь мельком. Без подробностей.

— Ты можешь ко мне приехать? — спросила она. — Фрэнк был у меня, но уже ушел.

— После того, что было вчера вечером? Ты шутишь. Давай где-нибудь встретимся.

Они договорились во сколько и где. Картер посмотрел на часы и повесил трубку. Немного постояв, он вышел из будки и остановил такси.

* * *

Поговорив с Картером, Тина повесила трубку. Потом быстро прошла в спальню и надела свитер. Обувшись, она взяла сумочку и направилась к двери. Открывая замок, она посмотрела на лежавший в сумочке пистолет.

Тина вызвала лифт и, спустившись, шагнула в ночь.

Место, где они договорились с Картером встретиться, находилось меньше чем в десяти минутах ходьбы от ее дома. Она шла торопливой походкой, легкий ветерок играл ее волосами.

Укрывшись в парадном на другой стороне улицы, за ней наблюдал Филипп Волтон.

Он улыбнулся и нащупал под пиджаком длинный острый нож.

Хихикнул.

Все будет даже проще, чем он думал.

Глава 47

Харрисон стоял, глядя на разложенную перед ним на столе карту Лондона. Она была разрисована синим карандашом, отчего смахивала на план наступления. Он отхлебнул виски и улыбнулся.

— Салливана уберут с моего пути, — сказал он. — Вотчина Барбери на севере, Клиэри — на юге, старого доброго Юджина — на востоке. Наши владения — в центре. Когда Митчелл разберется с этим чертовым ирландцем, все станет моим.

— А как насчет маленьких банд, Фрэнк? — поинтересовался Полосатый Билли. — Когда не останется крупных формирований, у них могут появиться амбиции.

Харрисон покачал головой.

— Мелкие банды контролировали Клиэри и трое остальных. Единственный, кто может попытаться что-то сделать, — это брат Клиэри. Но я сильно в этом сомневаюсь. Я уверен: после того что произошло сегодня вечером, этот ублюдок с первым же поездом отправится обратно в Ливерпуль.

Босс гангстеров и все сидевшие в комнате рассмеялись. Только Полосатый Билли не видел ничего смешного.

— Ты хочешь сказать, другие банды будут работать на нас? — спросил он.

— А почему бы и нет? Это в их же интересах. Они знают, что с ними будет, если они откажутся.

— Фрэнк, ты не сможешь уничтожить в Лондоне всех, кто пойдет против тебя, — настаивал Билли.

— Почему? — спросил Харрисон. Его голос звучал уверенно. — Кроме того, власти это оценят. Ведь снова воцарится мир. — Он улыбнулся.

— Когда Митчелл собирается убрать Салливана? — поинтересовался Джо Дугган.

Харрисон пожал плечами.

— Это я должен спросить у вас. До сих пор я даже не знаю, где он, не говоря уж о его планах.

— Он хорошо работает, Фрэнк, — сказал Дугган. — Он честно отрабатывает свои деньги.

Телефон зазвонил, и Дрэйк поднял трубку.Он кивнул и, зажав ладонью микрофон, протянул ее Харрисону.

— Он не представился, — сообщил боссу Дрэйк.

Тот взял трубку.

— Фрэнк Харрисон слушает!

Тишина.

— Кто говорит? — прошипел он.

— Харрисон, я не люблю, когда за мной следят. — Главарь группировки сразу же узнал голос Митчелла. — Мы так не договаривались, я люблю одиночество.

— Это все совершенно мне не интересно, — раздраженно ответил Харрисон.

— Бандит!

— Слушай, ты...

Митчелл резко его оборвал:

— Нет, это ты слушай. Наша работа близится к концу. И пока я не закончу, убери от меня своих людей. Если они устроят за мной слежку или станут выяснять, где я живу, я их убью. Если же узнаю, что их посылаешь ты, прикончу и тебя.

— Слушай, кого ты из себя строишь?! — прокричал в трубку Харрисон. — Ты работаешь на меня!

Сидевшие в комнате заволновались. Полосатый Билли медленно покачал головой.

— Ты работаешь на меня и еще не закончил работу.

Харрисон сдавил трубку так сильно, что она едва не хрустнула у него в руке.

— Больше никакой слежки, — мягко сказал Митчелл. — Понятно?

— Не говори со мной таким тоном!

— Работа близится к концу. Так постарайся, чтобы я не внес твое имя в этот список.

— Ублюдок! — взревел Харрисон. — Как ты смеешь разговаривать со мной...

Прошло несколько секунд, пока он сообразил, что линия разъединилась. Он бессмысленно повертел трубку в руках, а затем с треском опустил ее на аппарат. Его лицо исказилось от ярости, на висках вздулись вены.

— Митчелл! — прорычал он. — Я хочу, чтобы его нашли, после того как он уберет Салливана. Я хочу, чтобы этого ублюдка нашли и прикончили. — Он осмотрел всех присутствующих. Его лицо по-прежнему искажала злоба. — Вы поняли?! — заорал он. — Я хочу, чтобы Митчелл был мертв. Я хочу, чтобы он был мертв сразу же, как сделает эту работу.

Глава 48

Над дверью мигала неоновая вывеска «Чай Ди».

Тина открыла дверь и шагнула внутрь. На нее сразу уставились два молодых человека, сидевшие в углу кафе. Еще один юнец сосредоточился на игральном автомате. Время от времени из этой штуковины доносились электронные мелодии и звон монет, когда она выплевывала выигрыш. Юнец их собирал, снова засовывал в машину и ни на что больше не обращал внимания.

Пахло чем-то жареным. Крепким кофе. Тина взглянула на сидевших в дальнем конце зала юнцов, затем осмотрела другие столики. Картера не было.

— Я могу тебе чем-нибудь помочь, дорогая?

Тина обернулась на голос и увидела за стойкой крупную улыбающуюся женщину.

— Я ищу кое-кого, — поспешно ответила Тина.

— Тогда, если будешь ждать, возьми чашечку чая, — сказала женщина, пододвинув ей чашку с чем-то похожим на дымящийся креозот.

Поблагодарив ее, Тина села за столик и, поглядывая на дверь, стала ждать Картера, размышляя, почему он опаздывает.

Она чуть не вскрикнула, когда на плечо ей легла рука.

Обернувшись, она увидела стоявшего позади нее Картера.

— Где ты был? — спросила она. Ее сердце бешено стучало.

Он кивнул на туалет.

Немного успокоившись, она сжала его руку.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила она, так и не отважившись прикоснуться к дымящемуся креозоту.

Картер пожал плечами.

— Митчелл ударил меня не по шее, а по самолюбию, — ответил он.

Их взгляды встретились. Некоторое время они сидели молча.

Тина опустила глаза на стол, разглядывая причудливо переплетенные коричневые кольца, оставленные многочисленными подстаканниками на пластиковом покрытии стола.

— Как мы поступим с Фрэнком? — спросила она. — Я уверена, он знает о наших отношениях.

— Вернее— подозревает. Иначе мы были бы покойниками, — ответил Картер. — Хотя, конечно, то, что произошло вчера, крайне неприятно. Но не думаю, что он знает.

— Как, по-твоему, скоро ему все станет известно? — поинтересовалась она. — Рэй, я от этого устала. Я не могу разговаривать с тобой в его присутствии, боясь, что он что-то заметит. Я так больше не могу. Однажды ты сказал, что он нас не купил и поэтому мы можем уйти. Скажи как?

Картер увидел слезы у нее в глазах. Борясь с ними, она стиснула зубы.

— Есть только один способ, — мягко сказал он. — Убить его.

Слова тяжело повисли в воздухе, словно к запаху горелого дерева и кофе примешалось нечто непереносимое.

— Как? — помолчав, поинтересовалась она. — А как насчет других членов фирмы? Думаешь, они позволят нам уйти после того, как мы его убьем.

— А ты предпочитаешь жить, как в тюрьме? Сейчас ты именно в таком положении. Мы оба. Я предлагаю выход. Ты права, Тина, так больше нельзя.

Он откинулся на спинку стула, пиджак слегка распахнулся, и она заметила рукоятку висевшего в кобуре пистолета. Из игрального автомата вновь высыпались деньги под аккомпанемент электронных фанфар.

— Рэй, а куда мы сбежим, когда он будет мертв? — спросила она.

— Какая разница, — зло ответил Картер. — Харрисон — бизнесмен, главарь преступной группировки, но не Господь Бог. И если кто-нибудь отправится за нами...

Она перебила его.

— Мы убьем его тоже?

— Если будет нужно.

— А что, если за нами поедет Митчелл?

— Он классный наемный убийца, но он еще и человек. Его тоже можно убить.

Тина провела по волосам и вздохнула.

— Непонятно, почему это так меня тревожит, — сказала она, — ведь с самого начала знала, что все закончится именно так. — Она открыла сумочку и взглянула на «беретту». — Я сама собиралась убить Фрэнка.

Снова наступила долгая пауза. Потом она посмотрела на Картера.

— Когда ты сделаешь это?

Он пожал плечами.

— Предоставь это мне, — сказал он, — а ты начинай собираться. Когда это произойдет, нужно будет быстро уехать из Лондона. А может, даже из страны. — Он сильно сжал ее руку. — Я убью Харрисона. Скоро.

Глава 49

Тина проснулась рано. Она приняла душ, обернулась полотенцем и, вытащив из-под кровати чемодан, начала собираться.

Тина знала: нужно быть осторожной. Если Харрисон заметит, что исчезли какие-то вещи, или, не дай Бог, найдет чемодан, она не сможет это объяснить. Поэтому она упаковала вещи, которые носила редко. Еще положила две пары обуви.

Но удастся ли теперь снова засунуть чемодан под кровать?

Еще некоторое время она размышляла над этой проблемой.

В квартире не было места, где бы она отважилась его оставить.

Отвезти его на квартиру Картера она не могла.

Чердак!

В доме был большой чердак, где жильцы хранили разные вещи. Те, что в принципе не нужны, но жалко выбросить.

Она спрячет чемодан на чердаке.

Решение было принято, и она, немного успокоившись, отправилась на кухню готовить себе завтрак.

Она нервничала. Впервые за последние несколько месяцев у нее появилось какое-то тяжелое предчувствие. Что-то должно случиться. От этого ощущения она никак не могла избавиться.

На другой стороне улицы стоял Марк Пакстон и смотрел на окна ее квартиры. Он ждал, выдавливая на щеке прыщ.

* * *

Картер вздрогнул от стука в дверь.

Он редко принимал гостей у себя на квартире, тем более в 8.30 утра. Сделав радио потише, он пошел открывать.

— Какого черта тебе надо? — прошипел он, увидев нежданного посетителя.

Дэвид Митчелл шагнул мимо него, оглядываясь по сторонам с видом богатого клиента, пришедшего покупать квартиру.

— Мне хочется дать тебе в морду за вчерашнее, — сказал Картер, закрывая дверь.

— Попробуй, — ответил Митчелл, расстегивая пиджак. Под одним плечом у него висел браунинг, а под другим — девятимиллиметровая «беретта». — Считай, что тебе повезло. Я мог тебя убить.

— За это я должен тебя поблагодарить?

Картер тоже взял кобуру, висевшую на спинке стула.

— Пора на работу, — сказал Митчелл. — Дерек Салливан. Последний. На этом — все.

Картер раздраженно посмотрел на Митчелла, заметив хорошо знакомый черный «дипломат».

— Прямо котомка с инструментом. Сколько тебе платит Харрисон? — спросил Картер, надевая кожаную куртку.

— Тебе это знать не обязательно.

— Просто мне интересно, сколько нужно, чтобы твоя совесть была спокойна.

— Рэй, совесть меня как раз никогда не тревожит, — ответил наемный убийца. — И, кроме того, ты вряд ли имеешь право читать проповеди. Может, ты никого не убил, но вряд ли жил как святой.

Картер не ответил. Он подошел к двери и, открыв ее, жестом предложил убийце выметаться. Митчелл взял «дипломат» и вышел из квартиры. Картер выключил радио, закрыл дверь и последовал за ним.

* * *

— Рэй Картер.

Сержант полиции Вик Райли кивнул на шофера, садившегося в «пежо».

— Насколько я помню, он с Харрисоном уже давно. Второго парня я не знаю. — Райли нахмурился и откусил шоколадный батончик «Марс».

У него громко забурчало в животе. Это все, что он съел со вчерашнего вечера. Они сидели в машине с сержантом Эланом Ларкином уже восемь часов, по очереди вздремнув здесь же часа по два, и не спускали глаз с квартиры Картера.

Подобное наблюдение было организовано людьми Райли по всему Лондону. Следили за шестью ближайшими помощниками Харрисона.

Райли задумчиво жевал. Кто этот парень с «дипломатом»?

Он увидел, что Картер завел двигатель, и «пежо» влился в поток машин.

Ларкин взглянул на начальника, и Райли кивнул.

«Сьерра» поехала следом.

* * *

— Куда на сей раз? — спросил Картер, когда они тронулись, и взглянул в зеркало заднего вида.

Он смотрел на Митчелла, и «сьерру» увидел лишь мельком.

— К «Элефант энд Кэстл», — ответил Митчелл, открывая «дипломат».

Он любовно погладил «инграм» и «спас».

На лице у него появилась улыбка.

* * *

В шедшей следом «сьерре» Райли расправился с «Марсом» и выбросил обертку в окно, не спуская при этом глаз с «пежо».

— Не потеряй их, — тихо проговорил он и опустил правую руку под пиджак.

Вытащив «смит-и-вессон» тридцать восьмого калибра, Райли провернул барабан, проверяя, полностью ли он заряжен, и снова убрал оружие в кобуру.

Машины ехали дальше.

Глава 50

Проезжая по мосту Блэкфайер, Картер окончательно понял, что их преследуют. Такое подозрение возникло у него уже давно, но Митчеллу он ничего не сказал, поскольку не был уверен на все сто процентов. Но чем дольше они ехали, тем больше он в этом убеждался.

Белая «сьерра» на желтый свет проскочила за ними перекресток и держала все время одну и ту же дистанцию. Затем Картер показал правый поворот и повернул налево. «Сьерра» проделала то же самое.

Теперь, на мосту, он посмотрел в зеркало заднего вида. Последние сомнения исчезли. «Сьерра» упорно шла за ними, пропустив перед собой две машины.

Под мостом текла коричневая Темза, шрамом рассекшая городу лицо. Митчелл смотрел вниз, на маленькую лодку, качавшуюся на неспокойной воде.

Картер снизил скорость и снова посмотрел на «сьерру».

Впереди был "светофор. Сейчас придется напрячься.

Движение разделялось на три ряда. Картер направил «пежо» в правый ряд, собираясь повернуть в этом направлении.

«Сьерра» повторила то же самое. Их по-прежнему разделяли две машины.

— Что ты делаешь? — спросил Митчелл, посмотрев на указатель, сообщавший, что к «Элефант энд Кэстл» прямо.

Картер не ответил. Он сидел, положив руки на руль, и не спускал глаз с «сьерры».

— Нам нужно прямо, — сказал Митчелл. — Что...

— Заткнись, Митчелл, — прорычал Картер, включая передачу, как только загорелся зеленый.

Он повернул направо.

«Сьерра» за ними.

— Что ты делаешь? — прошипел Митчелл, наклоняясь вперед.

Картер взглянул назад и увидел, что белая машина идет за ними. Сейчас она была уже ближе, обогнав шедшую перед ней «мини», так что теперь их снова разделяли только две машины.

— Ты поедешь туда, куда я сказал, и прямо сейчас, — прорычал наемный убийца, запуская руку под пиджак. Взявшись за рукоятку браунинга, он уже готов был достать оружие.

— За нами следят, — спокойно ответил шофер.

Митчелл откинулся на сиденье, даже не попытавшись оглянуться.

— Кто? — поинтересовался он.

Картер лишь покачал головой.

Этот вопрос не давал ему покоя с тех пор, как он заметил преследовавший их автомобиль. Может, это члены другой группировки? Может, гангстеры из шайки Салливана? Этот ирландец не дурак. Он понял, что происходит: отправляются на вечный покой главари преступных группировок и дело может дойти и до него. Может, он решил ударить первым?

Картер даже вздрогнул, вспомнив недавнюю погоню. Если это не гангстеры, то кто?

Полиция?

Возможно. Он немного сбавил скорость, позволив «сьерре» подойти ближе, и попытался в зеркало рассмотреть пассажиров. Он перестроился вправо, а повернул налево, надеясь этим сбить водителя «сьерры» с толку.

Безрезультатно. Полицейская машина без опознавательных знаков не отставала.

Еще один светофор.

Картер снова затормозил, рядом с ним остановилась машина, из которой доносилась музыка. Шофер беззаботно ковырял пальцем в носу, засунув его так глубоко, что казалось, он хочет почесать голову изнутри. Он посмотрел на Картера и кивнул ему, приветствуя, словно они были давними друзьями.

Картер проигнорировал его и вновь сосредоточил внимание на «сьерре».

Зажегся зеленый, и Картер резко убрал ногу со сцепления. Машина заглохла.

Не ожидая такой увертки, шофер «сьерры» быстро тронулся с места и сейчас был уже в трех футах от «пежо».

— Давай, давай, — зарычал Митчелл, — поехали!

Картер неторопливо выключил передачу и повернул ключ. Делая это, он как следует успел рассмотреть пассажиров «сьерры».

Сержанта полиции Райли он узнал сразу.

— Так, Митчелл, с убийствами все, — сказал Картер.

— Что?! — заорал тот. — Что ты хочешь этим сказать?!

— Нас преследует полиция. Понятно? Так что о Салливане на сегодня забудь.

— Еще чего!

— Если ты хочешь его убить, когда тебе в задницу смотрят полицейские, то будь готов к тому, что они возьмут тебя еще до того, как развеется дым от твоей пушки. Я тебе сказал, с убийствами все.

— Чтоб тебя... — прорычал Митчелл.

— И тебя также, — злобно произнес Картер.

Впереди показался вокзал, мимо которого машины едва ползли. Картер остановил «пежо». Позади остановилась «сьерра». Картер посмотрел по сторонам: пробка была основательной. Ему ничего не оставалось делать, как сидеть и ждать.

Митчелл взглянул в зеркало на дверце и увидел двоих в «сьерре». Один из них курил.

Еще какое-то время он смотрел на них, потом открыл дверцу и вышел из «пежо».

— Что ты делаешь? — спросил Картер, резко обернувшись. Сержант Райли также размышлял, что задумал вылезший из машины пассажир.

Митчелл быстро подошел к «сьерре». Райли смотрел на него, не выпуская сигареты изо рта.

Митчелл действовал стремительно. Он опустил руку под пиджак и, вытащив браунинг из кобуры, наставил его на попытавшегося уклониться Райли.

— Нет! — заорал Картер из «пежо».

Митчелл выстрелил дважды.

Первая пуля, пробив боковое стекло, попала Райли в висок. Голова сильно дернулась, когда крупнокалиберная пуля вошла в череп, раздробив височную кость, и вышла из темени. Кровь хлынула из раны, заливая машину.

На Ларкина полетели мозги и обломки костей. Он закричал от ужаса. Кровь продолжала хлестать из головы Райли, и вторая пуля, разнесшая ему челюсть на дюжины обломков, была уже лишней.

Ларкин пытался отстегнуть ремень и выскочить из машины, но тело начальника повалилось ему на колени, придавив к сиденью. Кровь, брызжущая из головы Райли, залила ему брюки, и он, борясь с подступившей к горлу тошнотой, все пытался выбраться из машины, превратившейся в ловушку.

Он почувствовал вонь экскрементов, от которых освободилось тело Райли, да и сам он уже обделался от ужаса.

Он открыл рот, чтобы закричать, но Митчелл вновь приставил браунинг к окну машины и выстрелил.

Дуло сверкнуло оранжевой вспышкой, выплюнув в Ларкина смерть. Пуля пришлась ему точно между глаз, раздробив переносицу и большую часть лба, и вышла из затылка. Лобовое стекло заляпала мелкая пыль мозгов вперемешку с кровью.

Митчелл убрал оружие, повернулся и направился к ожидавшему его «пежо».

— Поехали, — резко сказал он, сев в машину.

Повернувшись на сиденье, Картер заставил себя взглянуть через плечо на двух мертвых полицейских.

Лобовое стекло «сьерры», казалось, задернули изнутри малиновой занавеской.

— Я сказал, поехали! — злобно повторил Митчелл.

Картер включил передачу, и они тронулись. Стоявшая впереди машина поспешно отъехала в сторону.

Шофер видел, что случилось с пассажирами «сьерры», и не хотел разделить их участь.

Сквозь узкую щель между машинами Картеру удалось выехать на разделительную полосу, где в них чуть не врезалось шедшее в противоположном направлении такси. Визг покрышек перемежался ругательствами шофера. Не обращая на это внимания, Картер резко повернул руль и влился в поток машин, уезжая прочь от трупов в белой «сьерре».

Он свернул налево, потом направо, желая как можно дальше убраться от этого места. Вскоре весь район будет оцеплен копами. Ему оставалось только надеяться, что Райли ни с кем не связался по рации, прежде чем Митчелл разнес ему голову.

Когда зазвучали сирены и мимо них бешено пронеслись машины без опознавательных знаков, шофер немного расслабился. Свернув в узкую улочку позади магазинов, он резко ударил по тормозам, от чего Митчелл едва не упал с сиденья.

Картер обернулся. Его лицо искажала злоба.

— Ты соображаешь, что делаешь, когда стреляешь в копов?! — заорал он. — Когда полицейские сообразят, что случилось, они перекроют весь Лондон! Они будут проверять каждого. Салливана теперь убивать нельзя.

— Именно поэтому нам надо спешить, — настаивал Митчелл.

Картер покачал головой.

— Если тебе так хочется его убить, веди эту чертову машину сам, — сказал он, открывая дверь и ступая на тротуар.

— Ты куда?! — закричал наемный убийца.

Картер продолжал идти, засунув руки глубоко в карманы.

— Вернись! — взревел Митчелл.

Шофер не обернулся. Он дошел до конца улицы и скрылся за углом.

Еще некоторое время Митчелл сидел, злобно дыша, в «пежо». Затем вылез, пересек улицу, сел в другую машину и завел двигатель.

Глава 51

Картер не знал, сколько времени бродил по улицам Лондона. С тех пор как утром они расстались с Митчеллом, он взглянул на часы лишь один раз. Сейчас было около полудня, и Картер сидел в офисе казино «Мэйфейр», потягивая виски и посматривая на окружавших его людей.

Инспектор Питер Торп приехал приблизительно двадцать минут назад. Полицейский был взволнован и разозлен. Это чувствовалось по его голосу. Напротив него сидел Харрисон.

Джо Дугган пристроился в углу на краешке стола.

Полосатый Билли с тремя шрамами, украшавшими его лицо, словно экстравагантная татуировка, сел поближе к Картеру.

Дэмьен Дрэйк рассматривал присутствующих, теребя мочку уха.

— Убийства нужно прекратить, Харрисон! — злобно сказал Торп. — Кто дал тебе право убивать этих проклятых главарей группировок? Я сказал, что не смогу тебе помочь, если ты затеешь что-нибудь вроде этого.

— Все это начал не я, — напомнил ему Харрисон. — Это меня чуть не убили, бросив бомбу в ресторан. Погибли мои люди. Это начал кто-то другой. Я только заканчиваю. — Он отхлебнул из стакана. — И кроме того, за мной пока не пришли полицейские. Как ты можешь доказать мою причастность к убийствам?

— В живых остались только ты и Салливан, — ответил Торп.

— Ну и поговори с Салливаном.

— Мне не нужно говорить с Салливаном, — прошипел Торп, — я разговариваю с тобой и говорю тебе — уйми этого чертова ублюдка!

Харрисон вскочил и схватил Торпа за воротник.

— Я уже предупреждал тебя, Торп, — прорычал он, — не разговаривай со мной таким тоном.

Босс гангстеров оттолкнул инспектора, и тот чудом устоял на ногах. Он открыл было рот, но Харрисон продолжал:

— Ты уже пробовал, и у тебя ничего не получилось. У меня же, похоже, все выходит как надо.

— Одно дело, когда ты убираешь конкурентов, и совсем другое, когда убиваешь моих людей, — заявил Торп.

Харрисон пожал плечами.

— Я просил тебя, чтобы они не шпионили за мной, — сказал он.

— А я сказал, что не смогу тебе помочь, если ты развяжешь гангстерскую войну. Я не приказывал следить за твоими людьми. После этого случая я чувствую, как комиссар дышит мне в затылок. Говорю тебе, Харрисон, ты погибнешь, если не остановишь убийцу. — Полицейский повернулся, обращаясь к присутствующим. — Все погибнете.

— Если так случится, ты составишь нам компанию, — заверил его Харрисон.

Картер поднялся и посмотрел на босса.

— Он прав, Фрэнк. Митчелл — сумасшедший ублюдок, — заявил он. — Всем известно, что в полицейских стрелять нельзя.

Харрисон медленно обернулся и посмотрел на него.

— Рэй, если это тебе не нравится, можешь катиться, — спокойно сказал он.

Они молча смотрели друг другу в глаза, пока не заговорил Полосатый Билли.

— Я согласен с ним, Фрэнк. Митчелл мог делать что угодно, но только не убивать копов. Теперь они не дадут нам и вздохнуть. Едва рыпнемся, окажемся по уши в дерьме.

Некоторое время Харрисон смотрел на этих двоих, затем поднял брови, словно сочувствуя им, и тихонько ударил по столу.

— Так вы хотите сказать, я делаю ошибку, — раздраженно произнес он. — Вы хотите, чтобы я позволил этим ублюдкам пойти на меня? Захватить мои владения? — Он укоризненно покачал головой. — Я всегда считал, что у вас больше мужества.

— Фрэнк, мужество здесь ни при чем, — резко ответил Картер. — Митчелл — маньяк.

— Но ведь я сказал: после того, как он все сделает, мы его уберем. Послушай, ведь он приедет сюда за деньгами, правильно? И отсюда уже не выйдет. — Харрисон улыбнулся, посмотрев на Джо Дуггана, вертевшего в руках пистолет. — Как я сказал, с этой работой закончится и жизнь Митчелла.

В дверь постучали.

Харрисон спросил, кто там.

В дверь заглянул Мак-Ослан.

— Кое-кто хочет тебя видеть, Фрэнк, — сказал он, и еще до того, как Харрисон успел ответить, гость втолкнул Мак-Ослана в комнату.

Дэвид Митчелл направился к столу Харрисона. В одной руке он держал «дипломат», в другой — большую полиэтиленовую сумку. Казалось, он не замечал никого, кроме главаря преступной группировки.

Наемный убийца посмотрел на Харрисона и поставил «дипломат» на пол. Взяв полиэтиленовую сумку обеими руками, он перевернул ее над столом.

— Все, — сказал Митчелл, отступив.

Из сумки выкатилась голова Дерека Салливана, оставив на столе кровавый след. Мертвые, широко открытые глаза, не мигая, уставились на Харрисона.

Митчелл взглянул на голову, а потом снова на главаря гангстеров.

— Давай деньги.

Глава 52

Она подумала, что ошиблись номером.

Тина подняла трубку, но на том конце была тишина. Она посчитала, что человек, видимо, понял, что не туда попал и повесил трубку. Она отошла от телефона и вернулась в спальню, чтобы продолжить сборы. Оставались лишь кое-какие мелочи. Большую часть гардероба ей удалось незаметно отнести на чердак. Ее соседи по площадке уехали на месяц в Грецию в отпуск, и она была уверена, что никто не заметил, как она ходила на пыльный чердак, волоча за собой чемоданы.

Телефон зазвонил снова.

Тина вышла из спальни и взяла трубку.

— Алло! — сказала она.

Тишина.

Она повторила.

На том конце по-прежнему было тихо.

Она тихо выругалась и повесила трубку.

Через несколько секунд снова раздался звонок, она опять взяла трубку, на сей раз ничего не говоря, а только слушая.

На том конце провода слышалось тяжелое дыхание.

— Если это такая шутка, то надо дышать еще глубже, — сказала она. — Кроме того, к телефону подключен автоответчик, и все, что ты скажешь, запишется...

Линия разъединилась. Тина улыбнулась, радуясь своей маленькой победе.

Но едва она повесила трубку, телефон зазвонил снова.

Она уже со злостью бросилась к аппарату.

— Послушай ты, ублюдок, — начала она, но слова застряли у нее в горле, когда она обернулась к двери. Ручка медленно поворачивалась.

Тина быстро повесила трубку и, вновь схватив ее, стала судорожно набирать номер, не отводя взгляда от двери.

Ей нужно было связаться с Харрисоном или Картером.

С кем-нибудь.

Телефон был мертв.

Она ударила по рычажкам.

Никаких признаков жизни.

Дверная ручка продолжала медленно поворачиваться.

Телефон обрезан.

Тина бросила трубку и ринулась к входной двери. Она уже добежала до нее, когда вспомнила, что дверь не заперта. Она попыталась повернуть в замке ключ, но было слишком поздно.

Дверь открылась.

В комнату ворвались Пол Гарднер и Филипп Волтон. Гарднер сразу же бросился к ней.

Тина побежала в спальню и закрыла за собой дверь. Она не знала, кто это. Ее охватил ужас, от которого в жилах застыла кровь. В дверь сильно ударили, но она уперлась в нее спиной, понимая, что не долго так продержится.

Сумочка валялась на кровати.

Даже отсюда она видела «беретту».

Последовал еще один мощный удар, и Тина буквально отлетела от двери. Она бросилась вперед и схватила сумочку, нащупав ручку пистолета двадцать пятого калибра.

От следующего удара дверь слетела с петель. Гарднер ворвался в спальню, не замечая оружия.

Тина выстрелила дважды. Отдача даже у такого маленького пистолета оказалась слишком большой. Оружие сильно дернулось в руке. Рукоятка больно ударила по ладони, но она не сняла пальца со спускового крючка.

Первый раз она промахнулась, и пуля вылетела в дверь.

Вторая попала Гарднеру в плечо, раздробив ключицу. Из раны хлынула кровь, и он, почувствовав острую боль, упал на колени, зажав рану рукой. Тина снова приготовилась стрелять.

В комнату влетел Волтон, не обращая внимания на нацеленный на него пистолет.

Тина напрягла руку и нажала на спусковой крючок.

Пистолет дал осечку.

Она поспешно нажала снова, но ударник не попадал по капсуле. Она сделала последнее, что ей оставалось: швырнула пистолет в нападавшего.

Волтон набросился на нее и схватил за волосы, но она повернулась и сильно ударила его коленом в пах. Он выпустил ее волосы и завопил, но тут же стиснул зубы и, превозмогая боль, вытащил из-за пояса нож.

Тина бросилась в ванную и заперла за собой дверь.

Выругавшись сквозь зубы, Волтон сильно ударил по ней.

Они думали, что все будет не так.

Гарднер с трудом поднялся на ноги и, расстегнув рубашку, изучал рану. Сильная дергающая боль стала распространяться по всей руке. Кровь залила ему рубашку и пиджак и продолжала вытекать, пульсируя, из дыры, пробитой пулей двадцать пятого калибра. Он застонал от боли, но Волтон не обратил на него никакого внимания. Он вышибал дверь, за которой укрылась Тина.

В ванной она быстро осмотрелась, отыскивая что-нибудь, чем можно защищаться. Распахнув аптечку, она нашла там безопасную бритву, которую оставил здесь Харрисон. Зажав ее в руке, она приготовилась к неизбежному.

Последовали еще два мощных удара, и дверь рухнула. Волтон бросился на нее, и она взмахнула бритвой. Он поднял руки, защищая лицо, и лезвие резануло ему ладонь. Из руки брызнула кровь, Волтон застонал от боли, но все же ему удалось сбить Тину с ног.

Он так сильно ударил ее в лицо, что она даже оторвалась от пола. Она попыталась подняться, но он сам схватил ее за волосы окровавленной рукой и поставил на ноги.

Тина закричала от боли, когда Волтон вырвал у нее сережку. Мочку словно обожгло огнем. Кровь залила блузку.

Он провел пальцами по ее лицу и улыбнулся, потрогав рассеченную ударом губу. Запрокинув голову, она съехала на пол и потеряла сознание.

— Сука, — прошипел Волтон, посмотрев на порезанную ладонь. При каждом движении кожа сходилась и расходилась, как рыбьи жабры. Он замотал руку полотенцем и поднял Тину на ноги.

Тина тоже была вся в крови, вытекающей из разорванного уха. Мочка стала похожа на громадный малиновый бутон, из нее по-прежнему сочилась кровь.

— Пойдем, поможешь мне, — прорычал Волтон, не обращая внимания на то, что Гарднер стонал от боли.

Совместными усилиями они выволокли Тину из квартиры и стащили по черной лестнице вниз, в маленький дворик позади здания.

За рулем угнанного «капри» сидел Марк Пакстон. Он выдавил большой желтый прыщ на щеке и, словно гурман, слизал гной с пальца. Увидев товарищей, он открыл заднюю дверь, и они положили Тину на сиденье.

Гарднер сел рядом с ней, Волтон устроился рядом с Пакстоном.

— Поехали, — резко сказал Волтон, прижимая к ладони окровавленное полотенце.

Пакстон тронул машину.

— Сделай это сейчас, — сказал Волтон, обернувшись к тихо стонущему от боли в плече Гарднеру.

Его лицо было мертвенно-бледным, на лбу выступила испарина. Казалось, он вот-вот отрубится, но Волтон вновь резко ему приказал:

— Давай, сделай это.

Гарднер медленно кивнул и, поморщившись от боли, повернулся к лежащей, словно манекен, Тине. Ее лицо было исцарапано и перепачкано в крови, на волосах запеклась кровь, ее и Волтона.

Волтон смотрел на компаньона, который, наконец, снова кивнул и взглянул на Тину. Та тихо застонала.

Он взял нож и приготовился.

Глава 5 3

«Дипломат» был немного больше того, в котором Митчелл носил оружие. Его пододвинули наемному убийце по столу, по кровавому следу, оставленному головой Дерека Салливана. Теперь этот зловещий трофей убрали: отнесли в подвал и сожгли в топке котла.

Митчелл посмотрел на лежавший перед ним «дипломат» и медленно открыл крышку.

— Семьсот пятьдесят тысяч, — сказал Харрисон, — как и договаривались.

Митчелл не ответил. Он вытащил из первой попавшейся пачки пятидесятифунтовую банкноту, посмотрел ее на свет и провел пальцем, пробуя бумагу.

Харрисон взглянул на Джо Дуггана, тот в ответ едва, заметно кивнул и направился к двери, перекрывая выход.

— Можешь не пересчитывать, — сказал Харрисон наемному убийце. — Все как надо.

— Не сомневаюсь, что это так, — ответил Митчелл. Он разорвал пачку и начал пересчитывать деньги.

Дугган запер дверь и теперь смотрел на Харрисона, ожидая сигнала.

Картер взглянул на босса, потом на Дуггана и на Дрэйка. Двое последних заняли позицию у двери. Он перевел взгляд на Митчелла, а затем на «дипломат», в котором у наемного убийцы лежали три ствола. Несомненно, Харрисон должен понимать, что у Митчелла есть и пистолеты. Если даже Дугган и Дрэйк не промахнутся, у наемного убийцы есть все шансы укокошить в этой комнате троих, как минимум. И Харрисона в первую очередь.

Картер облизал пересохшие губы и, поднявшись, направился к окну.

Инспектор Торп отошел в сторону.

Митчелл взялся пересчитывать следующую пачку.

— Что-то не так? — спросил Харрисон. — Ты мне не доверяешь?

Митчелл едва заметно улыбнулся и стал считать дальше.

Дугган опустил под пиджак правую руку.

— Не думаю, что ты настолько глуп, чтобы обманывать меня, — сказал Митчелл, продолжая пересчитывать деньги.

Картер взглянул на Дуггана и заметил, что его рука уже легла на рукоятку пистолета.

Харрисон тоже посмотрел на Джо.

— Шофер Салливана оказался просто героем, — сухо сказал Митчелл.

— Обыкновенный бандит, — ответил Харрисон, отходя в сторону. Он снова взглянул на Дуггана.

Картер подошел ближе к окну, словно приготовившись из него выпрыгнуть, если начнется стрельба.

— Ну так все? — спросил Торп.

Митчелл слегка повернулся и посмотрел на глазевшего на него полицейского, потом кивнул.

Дугган сжал рукоятку пистолета, приготовившись в любой момент вынуть его из кобуры и выстрелить наемному убийце в спину. Он надеялся, что тот останется в этой же позе.

Харрисон еще на шаг отступил вправо и кивнул Дуггану.

Зазвонил телефон.

Митчелл продолжал пересчитывать деньги.

Никто не шевелился.

Дугган достал пистолет и стоял неподвижно, словно марионетка, которую некому было дергать за ниточки. Стоял и ждал дальнейших указаний.

Телефон прозвонил еще раз.

Митчелл продолжал считать.

Третий звонок.

Стиснув зубы, Харрисон, наконец, двинулся к телефону. Поднял трубку.

Дугган убрал пистолет. Картер видел, что он со страхом смотрит на широкую спину Митчелла, понимая, что упустил шанс.

Вдруг все забыли о Митчелле. Харрисон рухнул на стул и так сильно сжал трубку пальцами, что казалось, кожа лопнет на костяшках. Краска сошла с его лица, как вода из раковины, когда выдернули пробку.

Он был смертельно бледен. Сидел и слушал, беззвучно шевеля губами, словно повторяя то, что ему говорили. Наконец он откинулся на спинку стула, и трубка выпала из его разжавшейся ладони.

— Что случилось, Фрэнк? — спросил Дрэйк.

Босс открыл рот, но не смог произнести ни слова. Он смотрел перед собой невидящими глазами и, казалось, вот-вот потеряет сознание. Затем еле слышное дыхание Харрисона стало глубоким, бледное лицо порозовело от ярости.

Даже Митчелл на секунду прекратил считать деньги и посмотрел на него.

— Тина, — тихо произнес Харрисон, и теперь уже Картер с ужасом посмотрел на босса.

— Что с ней? — спросил шофер, не беспокоясь, что Харрисон может что-то заподозрить. — Фрэнк, кто это звонил?

Харрисон не ответил, а только посмотрел на Мак-Ослана.

— В телефонной будке на той стороне улицы, — тихо сказал он. — Проверь. Сейчас же.

— Фрэнк, что происходит? — прорычал Картер, когда Мак-Ослан отпер дверь и выскочил из комнаты.

Всем оставалось только бессмысленно глазеть на босса, который сидел, сцепив руки, и по-прежнему смотрел перед собой невидящим взглядом.

Митчелл закончил пересчитывать пятидесятифунтовые банкноты и захлопнул «дипломат».

— Еще не все, — прорычал Харрисон, посмотрев на инспектора Торпа.

— Что с Тиной?! — заорал на него Картер.

Харрисон, собираясь ответить, повернулся к шоферу, но в этот момент в комнате появился Мак-Ослан. У него в руках был маленький сверток размером примерно шесть на шесть дюймов, небрежно завернутый в газету.

— Это было в телефонной будке, — задыхаясь, сказал он.

Харрисон вырвал сверток у него из рук и быстро развернул.

В газете оказалась картонная коробка.

Снаружи на дне коробки было темное пятно.

Харрисон ее открыл и, заглянув внутрь, стиснул зубы.

— О Боже, — пробормотал стоявший рядом Дрэйк.

Харрисон тяжело задышал. Он не отводил глаз от содержимого коробки.

Картер узнал серьгу Тины, узнал прядь ее волос. Узнал ее отрезанный по вторую фалангу мизинец.

Еще в запачканной кровью коробке лежала записка, коряво нацарапанная шариковой ручкой. Харрисон вынул ее дрожащей рукой и прочел. Подойдя ближе, Картер разобрал каракули:

БОГАТАЯ СУКА В СЛЕДУЮЩИЙ РАЗ ЭТО БУДЕТ ЕЕ РУКА.

Глава 54

Инспектор полиции Торп узнал почерк. Он взял у Харрисона записку и еще раз перечитал ее. Сочетание почти детских каракулей и угрожающего тона записки было ему хорошо знакомо. Он видел подобные надписи в домах Кеннингов, Дональдсонов и у Маурин Лавсон. Торп обернулся к Харрисону. Тот бегал по офису, швыряя на пол все, что попадалось под руку.

— Я хочу, чтобы ты нашел этих ублюдков! — проорал главарь шайки. Он повернулся к Митчеллу: — А ты убьешь всех остальных!

— Я убил всех, как мы договаривались, — ответил наемный убийца.

— Тогда кто похитил Тину?! — бесился Харрисон. — Может, это какая-то небольшая группировка. Найди, кто это сделал.

— Гангстеры здесь ни при чем, — ответил Торп.

Харрисон немного успокоился и посмотрел на полицейского.

— Откуда ты знаешь? — прорычал босс гангстеров.

Торп рассказал. 6 записке, об убийствах.

— Мы ищем их уже несколько месяцев, но пока даже не напали на след, — сказал инспектор. — Они — фанатики. Террористы, убивающие богатых и известных.

— Так почему же они выбрали меня? — спросил Харрисон.

— Ты все-таки не нищий, Фрэнк, — сказал Полосатый Билли.

— Если им нужен я, что же они не придут сразу ко мне? Почему они схватили Тину?

— Должно быть, они взяли ее как приманку, — вступил в разговор Картер, — чтобы поймать тебя.

Митчелл закрыл «дипломат».

— Ладно, похоже, у вас появились другие дела, — бесстрастно сказал он. — Я пошел.

Джо Дугган вновь загородил дверь.

— Подожди! — резко сказал Харрисон. — Ты не можешь сейчас уйти. Мне по-прежнему требуется твоя помощь.

— Контракт выполнен, — напомнил ему наемный убийца. — Лондон твой. Конкурентов не осталось.

— Я хочу, чтобы ты вернул Тину.

— За просто так я не работаю, — напомнил Митчелл.

— Фрэнк, это — дело полиции. Ты не имеешь права... — запротестовал Торп.

— Миллион сверху, если ты вернешь ее живой, — сказал Харрисон.

Митчелл пожал плечами.

— Очень заманчиво.

— Он не нужен тебе, — запротестовал Картер. — Мы найдем ее сами.

Митчелл улыбнулся и с едва уловимой насмешкой посмотрел на Картера.

— Миллион, — повторил Харрисон. — Верни ее.

Митчелл кивнул.

— Не делай этого! — прокричал Торп. — Речь идет о похищении человека, это дело властей!

— Если я предоставлю это дело тебе, речь пойдет о трупе, — сказал Харрисон.

— Я пойду с ним, — заявил Картер.

— Весьма кстати, — произнес Митчелл, — мне по-прежнему нужен шофер. Если, конечно, ты больше не собираешься выслеживать меня.

Они переглянулись.

— А что, если она уже мертва? — тихо спросил Дрэйк. Стиснув зубы, Харрисон резко шагнул к нему. Схватив за лацканы пиджака, он ударил его о кирпичную стену и отшвырнул в угол.

— Не говори так! — прорычал босс, его лицо исказилось от ярости. — Никогда так не говори!

— Фрэнк, он может оказаться прав, — поддержал его Торп. — Насколько я знаю этих маньяков, они...

— Она жива!!! — заорал Харрисон во все горло. Он отошел от Дрэйка и, шатаясь как пьяный, встал посередине комнаты. — Она жива. Найдите ее.

Картер посмотрел на босса, продолжавшего шептать, словно заклиная:

— Она жива.

Шофер молился, чтобы босс оказался прав.

Глава 55

Первое, что она почувствовала, — это дурной запах.

Сознание медленно возвращалось к Тине Ричардсон. Она тяжело вздохнула и ощутила зловоние, словно что-то гнило.

С тихим стоном она открыла глаза, но совершенно ничего не было видно.

Сильный шлепок по левой щеке полностью привел ее в чувство. Тина еще раз вздохнула и почувствовала боль в ухе и в спине. Она попыталась подняться со стула, но руки были связаны за спиной. Связаны настолько крепко, что веревка глубоко врезалась в кисти. Волосы в крови, ухо не перевязано, но кровь из него перестала течь.

А почему так темно?

В следующий момент она поняла, что у нее завязаны глаза. Ткань плотно облегала лицо и была туго, завязана на затылке.

Она слегка приподняла голову, и тут же ее ударили по другой щеке.

От удара голова резко отклонилась, и она едва не упала вместе со стулом. Тина снова вздохнула и попыталась сглотнуть, но горло пересохло.

— Давай просыпайся, богатая шлюха! — Голос прозвучал очень близко.

Тина заморгала под повязкой, пытаясь сосредоточиться и понять, где она находится. В комнате воняло какой-то дрянью. Еще она чувствовала, что кроме нее, здесь присутствуют какие-то люди. Она напряглась, но туго завязанная веревка еще сильнее впилась ей в кожу, и по рукам потекла кровь.

— Нужно было ее убить, — прорычал Пол Гарднер.

Он лежал в углу без рубашки, у него на плече зияла рваная рана. Пулю из тела так и не извлекли, и, поворачивая шею, он всякий раз чувствовал жуткую боль. Рану промыли, но она жутко болела, и из нее по-прежнему сочилась кровь.

Гарднер сел и зашипел от нового приступа боли.

— Убить ее мы всегда успеем, — ответил Мишель Грант, посмотрев на пленницу. — Она еще нам пригодится.

Он смотрел на Тину. Лицо и блузка были в крови, на светлых волосах тоже запеклась кровь, превратив их в бесформенную черную массу.

— Кто вы? — тихо спросила Тина.

— А какая тебе разница, сука? — прорычал Филипп Волтон и шагнул к ней, заботливо поддерживая порезанную руку.

— Мы — твои палачи, — хихикнула Мария Чалфонт.

При этих словах Тина вздрогнула, но постаралась ничем не выдать своего страха, хотя и не знала, что ей даст такая бравада.

— Грязная богатая сука! — резко сказал Волтон.

— Если вы хотите денег, то кое-кто может вам заплатить... — начала Тина, но Грант ее оборвал.

— Нам нужны не деньги, — прорычал он.

— Нам нужен твой дружок, — добавила Дженифер Томас, вложив в голос все презрение, на какое только была способна.

На затылок Тине легли грубые руки, сдирая с глаз повязку.

Она прищурилась и заморгала, привыкая к свету и рассматривая в полутемной комнате своих захватчиков. Их ненависть она ощущала почти физически.

— Что вам надо от Фрэнка? — спросила Тина.

— Он один из наших врагов, — ответила Дженифер Томас.

— Так же, как и ты, богатая сволочь, — добавил Филипп Волтон.

— Так что же вы не убили меня прямо в квартире? — поинтересовалась она.

— Даже от такой, как ты, может быть польза, — заверил ее Мишель Грант. — Он приедет тебя выручать, и мы с ним встретимся.

— Он приедет не один.

— Для тебя будет лучше, если он никого с собой не приведет, — сказал Грант, вытащив из-за пояса длинный нож.

Он приставил лезвие к ее горлу, к вене под левым ухом. Марк Пакстон на минуту вышел из комнаты и вернулся с маленьким кассетным магнитофоном.

— Сейчас ты пошлешь весточку своему дружку, — сказал Грант.

— Зачем это? — смело сказала Тина. — Вы ведь все равно меня убьете.

Она пошевелилась на стуле и снова почувствовала, как веревка врезалась ей в руки. И сильную боль в мизинце. На самом деле, от ран болело все тело. Ухо горело. Часть мочки все еще болталась на разорванной коже. Лицо и шея сплошь были в синяках, и, проведя по зубам распухшим языком, она обнаружила, что одного из них не хватает. Во рту была кровь.

— Ты не в том положении, когда можно торговаться, — сказал Грант. — Сейчас запишем послание.

Он достал из кармана брюк измятый листок бумаги и положил перед ней.

Пакстон включил магнитофон на запись и придвинул его к ней.

Тинаначала читать.

Глава 56

БУДЬ В ДОКЕ СВЯТОЙ КАТЕРИНЫ СЕГОДНЯ В ЧАС НОЧИ. ПРИХОДИ ОДИН. ЕСЛИ С ТОБОЙ БУДЕТ КТО-НИБУДЬ ЕЩЕ, УБЬЕМ ДЕВЧОНКУ. МЫ БУДЕМ ЗА ТОБОЙ СЛЕДИТЬ.

Фрэнк Харрисон выключил магнитофон и снова сел, глядя на аппарат. Голос Тины по-прежнему звучал у него в ушах.

— Фрэнк, надо сделать, как они хотят, — сказал Дэмьен Дрэйк, посмотрев сначала на магнитофон, а потом на Харрисона.

Главарь преступной группировки молчал. Краска сбежала с его лица. Подавшись на стуле вперед, он перемотал пленку и включил ее снова.

Картер слышал, что голос Тины звучал резко и напряженно, в нем был страх. Ему стало больно, когда он представил, как она страдала, но его лицо оставалось каменным.

Запись кончилась, и Харрисон нажал на «стоп». Затем, закричав, он схватил магнитофон и что есть силы бросил его через комнату. Он ударился о стену, и из разбитого корпуса посыпались платы и шестеренки, словно механические кишки из живота робота.

Он резко обернулся к Митчеллу, который все время, пока Харрисон прослушивал запись, сидел неподвижно.

— Ты профессионал. Как мы можем ее освободить? — резко спросил он.

Наемный убийца пожал плечами.

— Они хотят, чтобы ты шел один, — мягко сказал он. — И сообщают, что будут за тобой следить. Не стоит рассчитывать на то, что они блефуют, поэтому будет лучше, если ты примешь их игру.

— Это страшная игра, Митчелл. Одному Богу известно, что они сделают с Тиной. Что они сделали уже.

Харрисон подошел к бару и, взяв бутылку виски, как следует себе налил, выпил одним махом и вытер рот тыльной стороной ладони.

— Ты спрашиваешь, как ее можно освободить, — сказал Митчелл. — Они прячут ее где-то. Но не исключено, что они просто хотят заманить тебя в док, где тут же убьют.

— Так что же нам делать? — поинтересовался Картер.

— Харрисон, им нужен ты, и ты пойдешь, — мягко сказал Митчелл.

— Я предложил тебе миллион, чтобы ты ее освободил. Этого достаточно? — прорычал главарь группировки.

Митчелл не ответил.

— Послушай, Фрэнк! Мы не сможем идти за тобой, если они будут следить, — начал Картер. — Но мы можем быть там раньше их. Мы с Митчеллом приедем в док Святой Катерины на пару часиков пораньше, как следует спрячемся и будем ждать.

— И пристрелите их, как только они появятся, — добавил повеселевший Дрэйк.

— Тогда мы в жизни не найдем Тину, идиот, — сказал Харрисон. Он налил себе еще виски и зашагал по комнате, раздумывая над словами Картера. — Итак, вы будете ждать моего приезда. Что дальше?

— Если Тина будет с ними, мы их прикончим, если же нет — поедем за вами. Они приведут нас прямо к ней.

— Теоретически, — вмешался в разговор Митчелл. — А что если они сразу же попытаются убить Харрисона?

— В машине вместе с ним будет Дрэйк, — объяснил Картер. — Он спрячется на заднем сиденье или в багажнике.

Дрэйк кивнул.

Харрисон тяжело вздохнул и отхлебнул немного виски.

— Еще не известно, что из этого выйдет, — раздраженно сказал он.

— Это все, что мы можем сделать, Фрэнк, — напомнил ему Картер. — Лучше мало шансов, чем вообще никаких.

Харрисон недовольно хмыкнул.

— Весьма философски.

— Послушай, я точно так же, как ты, беспокоюсь о Тине, — резко сказал Картер и тут же пожалел о своих словах.

Лицо Харрисона окаменело, и он, прищурившись, повернулся к шоферу и посмотрел на него.

— Почему? — спросил он.

— Она в руках каких-то психов, — сказал Картер, стараясь выпутаться из этой опасной ситуации. — Мой брат убит, я тоже рисковал своей шеей и больше не хочу, чтобы какие-то полоумные слонялись по Лондону, готовя нам новые неприятности.

— Какое отношение все это имеет к Тине? С чего это вдруг ты так о ней беспокоишься? — поинтересовался Харрисон.

— Что, это так важно? — осведомился Митчелл. — Вы хотите ее освободить, так? В таком случае я посоветовал бы вам перестать ругаться и обсудить, что делать дальше.

Еще какое-то время Харрисон смотрел на Картера, затем отвернулся и направился к окну.

На улице было тихо. Свет уличных фонарей каплями расплавленного золота отражался в мокром асфальте.

— Будем действовать по плану Картера, — наконец сказал главарь группировки.

Шофер облегченно вздохнул. Он злился на себя за то, что дал чувствам волю. Он посмотрел на часы.

— Пора идти, — сказал он.

Митчелл встал и взял «дипломаты».

— Мы будем ждать, — сказал Картер, и они направились к двери.

Харрисон кивнул и тоже посмотрел на часы.

10.38 вечера.

Он допил виски из стакана, подошел к стенному шкафу и достал из него «магнум-357». Он провернул барабан, проверяя, полностью ли он заряжен. Убедившись в этом, он положил оружие на стол и снова посмотрел на часы.

Он ждал.

Глава 57

По автостоянке у дока Святой Катерины гулял ветер, гоня обрывки газет и грохоча по асфальту пустыми банками. У низкой бетонной стены кучами лежал мусор, разносимый по всей округе порывами ветра. На пустынной автостоянке было меньше дюжины машин. Фонари горели тускло, их слабого света едва хватало, чтобы разогнать тьму в пяти футах от столба.

Марк Пакстон смотрел на часы, так и сяк поворачивая их к свету, стараясь рассмотреть время в темноте. Рядом с ним на сиденье угнанного «TR7», пристально вглядываясь в ночь, нервно заерзала Мария Чалфонт.

— Он опаздывает, — сказала она.

— Нет, часу еще нет, — ответил Пакстон. Он зевнул и потянулся, хрустнув костями.

Они сидели здесь уже около сорока пяти минут, и Марию все больше охватывало беспокойство.

— А что, если он нас одурачит? — проговорила она.

— Не отважится!

Это заявление ее, похоже, не успокоило. Она сделала такое движение, словно хотела посмотреть на часы, но вспомнила, что у нее их нет и, схватив Пакстона за руку, поднесла к глазам циферблат.

12.32 ночи.

Она вздохнула.

— Он придет, — заверил ее Пакстон, почесав подбородок. — Ждать осталось недолго.

* * *

У Картера свело мышцы.

Он изо всех сил уперся правой ногой в пол машины, чтобы прошла судорога.

Низко пригнувшись на заднем сиденье, Митчелл поглядывал по сторонам, словно видел в окружавшей «принцесс» темноте. Он пытался заметить хоть какое-то движение в «TR7», стоящем ярдах в двухстах от них.

Они с Картером видели, как машина подъехала, как погасли фары, но никто оттуда не вышел. Оба были уверены, что им нужен именно этот «TR7».

— Если увидим Тину, будь поосторожнее со своими игрушками, — тихо сказал Картер, все еще занимаясь кровообращением в ноге.

— Будем надеяться, она не полезет под пули, — ответил наемный убийца, вынимая из кобуры девятимиллиметровый пистолет «беретта». Проверив магазин, он снова засунул его в ручку оружия. Потом то же самое проделал с браунингом.

Картер последовал его примеру.

— Правильно. Сегодня тебе, наверное, придется пострелять, — сказал Митчелл.

Картер не ответил, а только провел ладонью по гладким линиям своего «смит-и-вессона».

Ветер усиливался, постоянно бросая в машину обрывки газет. Оба, низко пригнувшись на сиденьях, не сводили глаз с «TR7».

— Вон!

Марк Пакстон толкнул Марию Чалфонт, указав на медленно заезжавший на автостоянку «даймлер».

— Это должен быть он, — сказал Пакстон, глядя на элегантный автомобиль, наконец остановившийся ярдах в пятидесяти — шестидесяти от них.

Шофер погасил огни. Салон не освещался.

Было около часа ночи.

* * *

Фрэнк Харрисон сунул сигарету в рот, но зажигалка не работала, и он раздраженно выкинул «Данхилл» в окно. Облокотившись на руль, он стал осматривать темную автостоянку, задерживая взгляд на каждой машине.

Наконец он с облегчением заметил «принцесс», в которой, как он знал, находились Митчелл и Картер. Он что-то тихо произнес, но его слова заглушил очередной сильный порыв ветра, от которого даже вздрогнула машина.

Он снова посмотрел по сторонам.

Направлявшуюся к его машине девушку он заметил не сразу. Одетая во все черное, она, казалось, растворялась в ночи. Харрисон хотел сначала включить фары, чтобы получше ее рассмотреть, но потом решил этого не делать. Он опустил руку в карман и нащупал «магнум». Тяжесть оружия придала ему уверенности.

Когда девушка подошла ближе, он трижды ударил ногой в пол «даймлера».

Прятавшийся в багажнике Дэмьен Дрэйк услышал сигнал и вытащил из кобуры пистолет тридцать восьмого калибра.

Девушка была уже меньше чем в десяти футах от него, и Харрисон напряженно всматривался в ночь, стараясь хоть как-то ее разглядеть, но в последний момент она повернула и подошла к автомобилю со стороны пассажирской дверцы. Раньше, чем Харрисон успел что-либо сообразить, она открыла дверцу и села рядом с ним.

— Ты Харрисон.

Это было скорее утверждение, нежели вопрос.

Он медленно кивнул, и теперь ему удалось более или менее ее рассмотреть.

Наверное, ей было года двадцать два, никакой косметики, джинсы, тенниска. Должно быть, она симпатичная.

Он даже не успел пошевелиться, как она выхватила нож и приставила лезвие к его горлу.

— Не пытайся со мной шутить на том основании, что я — женщина, — сказала она. — За нами следят. — Некоторое время она неприязненно его разглядывала, а затем взмахнула свободной рукой. — Поехали!

— Куда? — раздраженно спросил он.

— Куда скажу.

Харрисон слегка улыбнулся.

— Ты и моргнуть не успеешь, как я сломаю тебе руку и воткну этот нож в твою задницу, — прошипел он.

Она мастерски взмахнула ножом, и лезвие рассекло ему ухо. Маленький кусочек мяса упал на сиденье, и он взвыл от боли. Рубашку залила кровь.

— Попробуй, — с вызовом сказала она.

Он хотел ей ответить, но она снова приставила к его горлу нож.

— Теперь поехали.

Харрисон завел двигатель, включил фары и начал выезжать со стоянки.

В ту же секунду за ним пошел «TR7».

Картер, не сводивший с «даймлера» глаз, подождал несколько секунд и тоже двинулся за ними, не зажигая огней, пока не выехал на улицу.

Небольшой кортеж медленно тронулся.

Картеру он напоминал похоронную процессию.

Он сильнее сжал руль.

Глава 58

Машин на дороге было мало. Картер старался держаться подальше от «TR7», чтобы не бросаться в глаза. Однако шофер в той машине, видимо, настолько сосредоточился на «даймлере», что даже не смотрел, кто за ним едет.

Свернув на Кэбл-стрит, Харрисон посмотрел на пассажирку.

Мария Чалфонт немного сильнее нажала на приставленный к горлу нож, и ему на рубашку упала капелька крови.

Она улыбнулась, но нож не убрала.

— Когда выберусь, я тебя убью, — прошипел главарь группировки.

— Не выберешься, — ответила она, — ни ты, ни твоя девочка.

— Мы же договорились, если я приеду один, вы ее отпустите.

— Мы с тобой не договаривались. С богатыми мы вообще ни о чем не договариваемся.

— Кто это «мы»?

— Увидишь.

— Так вы все-таки собираетесь нас убить?

— Вы заслуживаете смерти. Как все богатые. Политики, артисты, преступники. Все вы ничем не лучше друг друга. Все богатые — скоты. — Она сильнее ткнула его ножом. — Как тебе понравился палец твоей подруги? — хихикнула она. — Я видела, как его отрезали.

Харрисон сильнее сжал руль. В нем закипала ярость.

— Она так кричала.

Харрисон хотел повернуть голову, чтобы посмотреть на девушку, но его сдерживал прижатый к горлу нож.

— Сейчас она не в лучшей форме, такой ты ее еще не видел, — продолжала Мария. Ей доставляло удовольствие мучить его этими разглагольствованиями. — Ты увидишь, как мы будем ее убивать. Потом убьем тебя.

— Отпустите ее, — прорычал Харрисон. — Я у вас. Вы ведь этого хотели? Отпустите Тину!

— Разрешить этой паразитке разгуливать по улицам? Да никогда! — Словно подтверждая свои слова, она ткнула его ножом. — Ты что, не понимаешь?! Никто из вас, богатых ублюдков, не понимает! Ты жил для себя, совершенно не заботясь о других. Но теперь с этим покончено. Этого больше не будет!

— Клянусь Богом, я убью тебя, если ты прикоснешься к Тине, — прохрипел главарь преступной группировки. Больше он не мог сдерживать злость.

— Мы убьем ее точно так же, как убили других, — ответила Мария. — Постепенно. Она будет долго кричать, будет умолять оставить ей жизнь. Когда они умоляют — это самое интересное. — Он задышала глубже, и у нее между ног стало сыро. — Некоторые ведут себя тихо, но большинство вопит от боли. Кое-кто умирает часами.

— Заткнись, — резко сказал Харрисон.

— Это зависит от того, как резать.

— Заткнись!

— От того, насколько глубоко входит нож и сколько вытекает крови.

— Я тебе сказал.

— Ты будешь долго умирать.

— НЕТ!!! — во все горло заорал он и резко повернул руль. «Даймлер» занесло, и он встал поперек дороги.

От этого резкого маневра Марию прижало к двери, и Харрисон почувствовал, что нож больше не упирается ему в горло. Он молниеносно повернулся на сиденье, схватил Марию за запястье мертвой хваткой и прижимал ее руку к приборной доске до тех пор, пока она не выронила нож.

Она взмахнула свободной рукой и вцепилась ему в лицо, раздирая ногтями кожу. Но Харрисон не обратил на это внимания, он продолжал развивать преимущество. Схватив за волосы, он изо всех сил дернул и ударил ее головой о дверцу.

— Где она? — проорал он, снова ударяя Марию лицом о дверцу.

Этим ударом он сломал ей нос.

Кровь залила ее тенниску, но Харрисон продолжал зверское избиение. Он рассек ей кожу на лбу, и красный поток залил ее лицо. Он выбил ей два передних зуба, прорвав верхнюю губу.

— Где Тина, сука? — заорал он, вытаскивая «магнум».

Он ударил Марию о стекло с такой силой, что едва не вышиб его. На стекло брызнула кровь.

В ответ она лишь что-то невнятно бормотала, рот ей заполнили кровь и обломки зубов.

Харрисон сильно потянул ее за волосы назад, голова оказалась на подголовнике. Он засунул ей в рот дуло револьвера и взвел курок.

— Говори, где она! — прорычал он, и его лицо побагровело.

Мария попробовала заговорить, но рот наполнился кровью и желчью.

— Сука! — проорал Харрисон и спустил курок.

Оглушительно прогремел выстрел.

Пуля снесла ей полголовы, по салону автомобиля разлетелись мозги и обломки костей. Казалось, у нее в голове взорвался динамит. Верх черепа сорвало начисто, и его содержимое фонтаном брызнуло вверх.

Все еще прижимая оружие к ее горлу, он увидел прошедший мимо «TR7».

Марк Пакстон слышал выстрел и, проезжая мимо, увидел мертвое тело Марии.

Он понял, что произошло.

Картер и Митчелл тоже слышали выстрел, но шофер сосредоточился на уезжающем в ночь «TR7».

— Мы должны догнать его, — сказал он, нажимая на газ.

«Принцесс» рванулась вперед мимо «даймлера», из которого вылезал Харрисон, махая руками, чтобы они остановились и подобрали его.

Картер проигнорировал требование своего босса и бросился в погоню за мчавшимся впереди «TR7».

Харрисон проорал что-то вслед уходящей машине, но уже через секунду во мраке мерцали лишь задние габаритные огни.

Картер еще сильнее надавил на газ, стараясь не потерять мчавшегося по Вайтчипелу Пакстона.

На заднем сиденье Митчелл снова проверил пистолеты. Он знал, что скоро они понадобятся.

Картер пригнулся к рулю, стараясь разглядеть в ночи задние огни «TR7». Он был уверен, что, если даже тот шофер и заметил погоню, ему от них не уйти.

По мере того как они неслись через ночь, у Картера крепла уверенность, что, если Тина еще не мертва, жить ей осталось недолго.

Машины продолжали гонку.

Глава 59

Марк Пакстон знал, что его преследуют, и чем ближе подъезжал к дому в Вайтчипеле, тем страшнее ему становилось. Он понимал, что должен увести преследователей подальше от этого убежища, но инстинкт самосохранения толкал его к товарищам: с их помощью проще будет разделаться с теми, кто гнался за ним.

Он неудачно повернул руль, и машину вынесло на обочину. Справившись с управлением, он вернул ее на дорогу, зная, что до дома осталось не больше полумили.

И все-таки ему нужно быть там. Рассказать Гранту и остальным, как все произошло, как погибла Мария.

Пакстон свернул на перекрестке и, проехав еще немного, затормозил. Поставив «TR7» поперек улицы, он перегородил проезд. Затем выпрыгнул из машины и со всех ног побежал к темным заброшенным домам, в одном из которых скрывались его товарищи.

Если только он успеет добежать...

«Принцесс» выскочила из-за угла, и Картер увидел бегущего человека, попавшего в свет фар, словно заяц в перекрестье охотничьего прицела. Шофер нажал на газ.

Прямо по тротуару он объехал «TR7» и направил машину на Пакстона.

Он сбил его на скорости почти шестьдесят.

Ударом беглеца подбросило в воздух, где он на несколько секунд завис, словно подвешенный на невидимых проволоках. Затем он упал на крышу «принцесс», перевернулся и свалился на асфальт, сломав правую ногу. Коснувшись сломанной ноги, он почувствовал невыносимую боль и нащупал торчащий острый обломок кости. Сломанная бедренная кость, словно кинжал, прошла сквозь мясо и превратила в лохмотья кожу. Из раны хлынула кровь, и Пакстон едва не закричал от боли, когда обломки костей защемили край рваной раны.

«Принцесс» остановилась, и Картер, выпрыгнув из нее, побежал назад, к сбитому человеку.

Пакстон лежал на холодном камне тротуара. Его рука потянулась в карман пиджака, и пальцы легли на рукоятку кинжала.

Когда подбежал Картер, он лежал на животе.

Шофер тут же подсунул под Пакстона руки и перевернул его на спину.

Как только он это сделал, раненый резко взмахнул ножом. Лезвие рассекло воздух в нескольких дюймах от лица Картера, и он чудом увернулся от этого смертельного удара.

Отпрыгнув в сторону, он приготовился ударить Пакстона и увидел белевшую во мраке сломанную кость, которая острыми краями прорвала брюки. И все же каким-то немыслимым образом Пакстону удалось подняться.

Стоя на одной ноге и держа перед собой нож, он смотрел на Картера.

— Где девушка? — спросил Картер, вынимая из кобуры девятимиллиметровый «смит-и-вессон» и направляя его на Пакстона.

— Мертва, — прошипел тот.

Картер нахмурился, но в голосе человека, в которого он сейчас целился, особой уверенности не прозвучало. Возможно, Пакстон блефует. Он должен знать, где она.

Подошел Митчелл, и теперь они оба смотрели на слабевшего с каждой минутой покалеченного Пакстона. Картер взглянул на Митчелла. Тот прикручивал к «беретте» глушитель.

— Они не должны знать, что мы здесь, — сказал наемный убийца, поднимая пистолет.

Он выстрелил лишь один раз.

Пистолет выплюнул пулю с тихим, глухим звуком. Она попала Пакстону в правый глаз, отбросив его назад, и снесла изрядный кусок черепа. Он рухнул в живую изгородь. Из пустой глазницы потекла кровь.

— Пошли, — сказал Митчелл, повернувшись к заброшенным зданиям. Отвернув глушитель, он бросил его в карман.

Двое стали пробираться к дому сквозь разросшуюся живую изгородь, охранявшую чью-то заброшенную собственность. За изгородью оказались ржавые железные ворота. Картер зашипел, когда они скрипнули. Высокие, словно выросшие из тьмы, силуэты домов казались материальным воплощением ночи.

Митчелл посмотрел на облупленную, заплесневевшую парадную дверь. Но Картер кивнул на две маленькие двери справа. Несомненно, они вели в подвал. Было разумнее войти в здание подобным образом, а не через главный вход. К тому же они не знали, сколько народу их ждет внутри.

Вокруг здания росла высокая, до пояса, трава. Двое продирались сквозь нее, утопая по щиколотки в воде, направляясь к ведущей в подвал двери.

Добравшись до нее, они обнаружили, что дерево прогнило и висевший на двери замок был абсолютно бесполезен. Орудуя дулом браунинга как ломом, Митчелл отдирал прогнившие доски, пока не образовалась достаточно большая дыра. Из подвала на них пахнуло сыростью, мусором и тухлятиной. Картер поднял руку и зажал нос от невыносимого запаха. Он уставился в подвал, но не мог определить, насколько он глубок. Тогда он вынул из кармана зажигалку, но и в свете ее пламени не смог определить глубину. Все же Картер прикинул, что не больше десяти футов.

Он потушил зажигалку, опустил ее в карман и полез в дыру, придерживаясь за дверь.

Казалось, нижнюю часть его туловища зажали клещами: настолько силен был холод, помноженный на вонь подвала. Картеру представилось, что он лезет в выгребную яму.

Оказавшись по ту сторону двери и обнаружив, что лестницы нет, он повис на руках и, повисев секунду, две, разжал пальцы.

Ударившись при падении, Картер выругался.

Пол был мягким и топким, и он понял, что лежит на земле. На мокрой, раскисшей земле. Что-то быстро пробежало по его вытянутой руке, и от неожиданности он чуть не вскрикнул.

Подняв голову, он посмотрел на видневшегося в дыре Митчелла.

— Давай, — прошипел Картер, глядя, как наемный убийца протиснулся в дыру и прыгнул, тяжело упав.

Он выругался, растирая плечо, но ушиб был легкий, и Картер помог ему подняться.

Уже на расстоянии вытянутой руки ничего не было видно. Темнота казалась почти живой: огромной и сопротивляющейся на каждом шагу. И еще вонь.

Картер снова достал зажигалку и поднял ее над головой.

Маленький мигающий огонек не произвел почти никакого впечатления на непроглядную тьму но, дюйм за дюймом, двое стали пробираться по подвалу и с облегчением вздохнули, когда почва под ногами стала тверже. Еще два шага — и они ступили на бетон.

Картер поднял зажигалку повыше.

Перед ними были каменные ступени.

Они стали осторожно подниматься.

Глава 60

1.46 ночи.

— Они уже должны быть здесь, — посмотрев на часы, сказал Мишель Грант.

Дженифер Томас взглянула на разложенные перед ними на столе ножи.

— Дадим им еще десять минут, — сказал Грант. — Потом убьем девчонку.

Его слова были слышны в соседней комнате, где на полу, прислонившись к стене и уставившись на Тину водянистыми глазами, сидел Пол Гарднер.

— Слыхала? — сказал он. — Еще десять минут, и я перережу тебе глотку. — Он зашипел от нового приступа боли в раненом плече. — Слышишь меня?

Она не ответила. Она шевелила за спиной руками, отчаянно пытаясь ослабить веревки. Каждое движение причиняло боль, но она терпела, не обращая внимания, что сдирала на запястьях кожу. Веревка пропиталась кровью, руки онемели, но она продолжала эту медленную, тяжелую работу. Пусть ей суждено погибнуть, но она не хотела умирать беспомощной.

Филипп Волтон был внизу, там, где раньше располагалась кухня. Он положил ноги на вращающийся стол и держал в руке большую плитку шоколада. Волтон сидел, не зажигая света, вполне уютно чувствуя себя в темноте, и ждал возвращения Пакстона и Марии с пленником. Вытащив из-за ремня длинный острый нож, Волтон попробовал лезвие пальцем. Нажав посильнее, он почувствовал, с какой легкостью оно рассекло кожу. Он вытер кровь о брюки и улыбнулся, представив, как распишет этим ножом физиономию Фрэнка Харрисона. Потом, когда с этой частью ритуала будет покончено, он возьмется за девчонку.

Волтон снова заулыбался.

* * *

Первым из подвала выбрался Картер.

Он приник к щели в двери и увидел, что откуда-то сверху падает свет. Горела, похоже, керосиновая лампа. На первом этаже было темно.

Митчелл достал браунинг и свободной рукой повернул ржавую дверную ручку.

Дверь оказалась запертой.

Картер тихо выругался.

Войти в здание без шума не удастся. Нужно ломать дверь.

Он вытащил из-под пиджака автоматический «смит-и-вес-сон» и приготовился.

— Все нужно сделать очень быстро, — прошептал Митчелл. — Начали?

Картер кивнул.

У него бешено стучало сердце.

* * *

Пол Гарднер застонал и пошевелился, стараясь устроиться так, чтобы не болело плечо. Взяв кинжал, он посмотрел на Тину.

Она сидела спокойно, но ее руки двигались за спиной. Веревка уже немного ослабла. Возможно, ей хватит времени, чтобы освободиться.

В соседней комнате Мишель Грант снова посмотрел на часы.

Почти пора.

Он взял со стола один из ножей.

* * *

Митчелл сильно ударил дверь, она слетела с ржавых петель и рухнула, подняв облако пыли.

Они бросились из подвала, не зная, что их ждет впереди.

Тишина.

Время, казалось, остановилось.

Они стояли на лестничной площадке и, медленно поворачиваясь, осматривали по очереди каждую дверь.

Все тихо.

Картер посмотрел на наемного убийцу. Тот стоял, прислушиваясь, хотя сам Картер не слышал ничего.

В прихожей одной из квартир скрипнула половица, и вдруг раздались вопли и крики. Но в этом жутком шуме Картер услышал голос, перекрывший все остальные.

Откуда-то сверху прозвучала команда:

— Убейте девчонку!

Глава 61

Картер мчался вверх, перепрыгивая через две ступеньки, не реагируя на скрип и треск готовой рухнуть у него под ногами деревянной лестницы.

Этажом ниже Митчелл обернулся, заметив бросившегося на него из кухни Филиппа Волтона. Наемный убийца пригнулся, и теперь бешено мчащийся на него Волтон оказался не в выигрышном положении. Волтон занес над ним руку с ножом, но Митчелл, повернувшись к нему боком, резко выпрямился, ударив его плечом в солнечное сплетение, отчего Волтон даже оторвался от земли. Перелетев через наемного убийцу, он рухнул на пол с глухим звуком.

Он перекатился, попытавшись подняться, и вдруг метнул в Митчелла нож. Но тому все же удалось увернуться от летящего клинка.

Упав на колено, Митчелл выстрелил. Дважды.

Первая пуля попала Волтону в грудь и прошла над сердцем, сломав ребро. Его отбросило, ударив о стену, возле которой он на мгновение застыл. Из раны хлынула кровь.

Вторая пуля попала в живот. Она вошла в кишки, часть которых тут же вывалилась из раны. Они скользили словно распухшие, блестящие от крови черви.

Он застонал и попытался запихнуть их обратно в огромную дыру, проделанную пулей, но руки задрожали, он упал на колени, и на губах выступила кровь. Он широко открыл рот, крича от боли, но третья пуля, выпущенная Митчеллом, заставила его замолчать, угодив в глотку, и его голова откинулась назад.

Он забился в судорогах на растекавшемся вокруг него малиновом пятне. Кровь впитывалась в покрытый густой пылью пол, словно чернила в промокашку.

Когда прогремели эти три выстрела, Картер несся по лестнице вверх. Но он даже не обернулся. Сейчас он думал лишь о том, как найти Тину. Картер настолько был поглощен этим, что даже не заметил в двери позади него Дженифер Томас.

Картер услышал ее шаги и тут же ощутил острую боль в плече, куда она всадила нож.

Казалось, в него ткнули ледяным пальцем. Лезвие уперлось в кость, и Картер, застонав, повернулся к противнику. Она тут же вцепилась ему в глаза, но Картеру удалось поднять «смит-и-вессон», и, словно дубиной, он ударил ее пистолетом по лицу.

Этим ударом он сломал ей нос, она упала, ошеломленная, ее лицо исказилось, превратившись в малиновую маску.

Но пока он пытался выдернуть из плеча нож, она снова поднялась и бросилась на него. Картер шагнул в сторону и, когда Дженифер поравнялась с ним, ударил ее по коленке ногой.

На какое-то мгновение она застыла, пытаясь сохранить равновесие, но не удержалась, рухнула и покатилась по крутой лестнице, переворачиваясь через голову и ударяясь затылком о деревянные ступени.

Картер бросил пистолет, взялся за рукоятку ножа и, стиснув зубы, дернул.

Сталь с трудом вышла из плеча, и он, застонав от боли, бросил на пол окровавленный клинок. Пуля, угодившая в перила рядом с ним, вновь вернула его к происходящему.

Он посмотрел вниз и увидел Митчелла, направившего браунинг вверх, на него, но, обернувшись, он понял, что мишенью наемного убийцы был другой.

Мишель Грант бросился на Картера и сбил его с ног.

Они повалились на пол, Грант оказался сверху и, воспользовавшись этим, тут же схватил Картера за горло.

Митчелл поднялся на три ступеньки, откуда было удобнее целиться, перешагнув через тело Дженифер Томас, скатывающееся по лестнице. Он взглянул на нее, но так и не понял, жива она или нет. У него сейчас не было времени разбираться в этом.

Ослабевший от раны в плече, Картер не мог противостоять Гранту, и тот уже раздирал ему горло большими пальцами.

Грант на дюйм или два приподнял Картера и сильно ударил его головой об пол, отчего шофер едва не потерял сознание. Приподняв колено, Картер ударил Гранта ногой по спине.

Удар оказался достаточно сильным. Грант немного ослабил хватку, и Картер ударил его в лицо здоровой рукой. Он повалился на бок, и шофер, перевернувшись на живот, потянулся к лежавшему на полу пистолету.

Выстрел прогремел совсем рядом. Почти сразу же — второй.

Картер увидел поднимающегося по лестнице Митчелла.

Грант встал, понимая, что не сможет противостоять двум вооруженным людям. Он повернулся и бросился в одну из спален, но пистолет был уже у Картера в руке. Вскинув «смит-и-вессон», он выстрелил дважды.

Первая пуля ударила в стену рядом с бегущим, отбив от нее здоровый кусок штукатурки. Вторая пришлась ему в плечо, Гранта развернуло, и на заплесневевшие кирпичи брызнула кровь.

Он покачнулся, но все же побежал дальше, скрывшись в непроглядной тьме спальни.

— Найди Тину! — прокричал Картер, когда Митчелл оказался на площадке.

Наемный убийца устремился налево, в следующую темную комнату.

Картер поднялся и осторожно стал пробираться в спальню, в которой скрылся Грант. У двери он остановился, ничего не видя в темноте и зная, что его раненый противник ждет удобного момента для нападения.

Вопль, раздавшийся где-то в глубине здания, с той стороны, куда ушел Митчелл, привел его в замешательство.

Картер совершил глупость. Он немного повернулся.

В ту же секунду на него набросился Грант, сильно ударив в живот. Картер рухнул, как мешок, дыхание перехватило, но пистолет по-прежнему был в руке. Грант ударил противника в бок, и у Картера хрустнуло ребро. Он попятился, пытаясь уйти от этой бешеной атаки и прицелиться в Гранта.

Кровь заляпала пол. Кровь Картера и его противника. Наконец он добрался до стены и попытался подняться. Но едва он поднялся на ноги, Грант снова оказался рядом и, заехав плечом в грудь, ударил его о стену. Картер застонал от боли, но, стиснув зубы, схватил Гранта за горло и резко нагнул голову. Он ударил Гранта лбом в нос, раздробив ему кость, и тот немного отступил, утратив ориентацию.

Именно этого Картер и добивался.

Подняв пистолет, он выстрелил.

Бах!

Пуля пробила Гранту правое легкое.

Бах!

Он загородился от выстрела рукой, и тут же крупнокалиберная пуля оторвала ему два пальца.

Бах!

Третий выстрел пришелся ему в грудь, и он отлетел назад. Громкий хруст костей был слышен даже в грохоте выстрела.

Грант повалился на спину, из ран потекла кровь, вокруг него сразу же образовалась малиновая лужа.

Запах пороховой гари смешался с вонью экскрементов, но Картер не обращал внимания на эти запахи, свидетельствующие, что противник мертв. Он еще два раза выстрелил Гранту в голову, с удовольствием глядя, как от страшного удара разлетается череп. Пули входили в голову Гранта, и всякий раз мертвое тело вздрагивало.

Картер перевел дыхание и направился из комнаты, чуть не поскользнувшись на липкой луже крови и мозгов. Ему нужно найти Тину, найти то место, откуда раздался вопль.

Он молился, чтобы не было поздно.

Глава 62

Она не закричала, когда услышала, как вышибли дверь.

Она не закричала даже тогда, когда раздались выстрелы.

Но сейчас, видя, что Пол Гарднер поднялся с кинжалом в руке и двинулся к ней, Тина завопила от ужаса.

Гарднер двигался медленно, неуклюже, как сумасшедший, выставив перед собой длинный кинжал. Сначала он ухмылялся, но улыбка торжества померкла от страха. Выстрелы его напугали. Его тревожили звуки сражения. Он знал, что должен убить Тину, и как можно быстрее. Он не имел понятия, кто на них напал, но понимал, что скоро они будут здесь.

Тина по-прежнему пыталась освободиться от веревок и, по мере того как палач приближался к ней, уже не пыталась этого скрыть.

Встав перед ней, он занес кинжал для удара.

Она выбросила левую ногу вперед, сильно ударив его промеж ног.

Застонав от боли, Гарднер выронил кинжал и схватился рукой за пах. Другой он ударил Тину, сбив ее вместе со стулом.

— Сука! — выругался он, нагибаясь за оружием. Он хотел закончить работу, пока она беспомощно лежала перед ним, связанная веревками.

Гарднер приблизился и немного повернулся, заслышав приближающиеся шаги. Он снова занес кинжал. Его глаза расширились от ярости и волнения. Она должна умереть. И она умрет.

Тина закричала.

Ее вопль потонул в одновременно прозвучавших выстрелах браунинга и «смит-и-вессона».

Тина увидела в дверях Картера и Митчелла. Пистолеты дергались у них в руках, изрыгая смертоносные пули в Гарднера.

Четыре, пять, шесть.

Пули продолжали входить в него, и тело вздрагивало на полу от каждого нового удара. В нем появлялись все новые дыры. Каждая пуля выбивала из тела фонтанчик крови, брызгавший в воздух, на стены, на Тину.

Восемь, девять, десять.

Выстрелы звучали оглушительно, ей показалось, что от этого грома у нее сейчас лопнут уши и расколется голова. Она снова хотела закричать. Они продолжали палить. Дым грязными занавесками повис в пыльной комнате, и она почувствовала запах сгоревшего пороха.

Одиннадцать, двенадцать.

Боек девятимиллиметрового «смит-и-вессона» ударил по пустому патроннику, но Митчелл выпустил еще одну пулю в тело, теперь напоминавшее решето. Наконец наемный убийца снял палец со спускового крючка и убрал пистолет в кобуру. Он еще плохо видел, ослепленный вспышками выстрелов, по комнате до сих пор раскатывалось эхо.

Картер подошел к Тине, развязал ее и помог подняться.

— Остался здесь еще кто-нибудь из них? — спросил он.

Тина покачала головой.

— А что с Фрэнком? — поинтересовалась она. — Он мертв?

В ее голосе прозвучала надежда, но Картер в ответ покачал головой. С явным разочарованием. Он подхватил ее, и все трое направились на лестничную площадку. Тина сочувственно посмотрела на раненое плечо Картера, но он, казалось, не обращал внимания на боль, ранения Тины тревожили его куда больше.

Митчелл вслед за ними вышел на площадку. Картер повернулся к лестнице.

Сделав два шага, он сообразил, что не видит тела Дженифер Томас, которое раньше лежало здесь.

За спиной он услышал какое-то движение, потом треск падающего на голову дерева. И выстрел из «беретты».

Он упал.

Боль прошла.

Темнота.

Глава 63

Дневной свет проникал в комнату сквозь легкие занавески, щекотал крепко сомкнутые ресницы, словно старался привести его в чувство.

Рэй Картер ощутил тепло и медленно открыл глаза. Он тяжело моргнул и пошевелился. По всему телу прошла резкая боль, когда он перевернулся на бок. Плечо словно обожгло, и он снова быстро лег на спину. Осторожно ощупав раненое плечо, он с удивлением обнаружил, что оно перевязано несколькими слоями марли. Повязка была наложена профессионально.

Картер снова моргнул, пытаясь прогнать туман из головы. Голова тоже была перевязана, и, приподнявшись на кровати, он почувствовал тупую боль в спине и шее. Постепенно он начал вспоминать, что произошло.

Погоня в Вайтчипеле. Перестрелка. Ножевое ранение. Сильный удар по голове.

И Тина.

Она жива или, по крайней мере, была жива, когда он последний раз ее видел. Он сел на кровати повыше и вдруг понял, что это ЕГО кровать. Он находился в СВОЕЙ квартире, все вокруг было вымыто и блистало чистотой. Домовые, что ли, здесь потрудились?

— Я думал, ты — покойник, — раздался рядом резкий голос. Картер протер глаза и, повернувшись, увидел Фрэнка Харрисона. В руке он держал чашку кофе.

— Что ты здесь делаешь, Фрэнк? — поинтересовался Картер, свесив с кровати ноги и поморщившись от боли.

— Присматриваю за твоей сиделкой, — раздраженно произнес главарь преступной группировки.

Возле него появилась Тина.

— Ты в порядке, Рэй? — шагнув к нему, спросила она.

— В полном, — резко сказал Харрисон, протянув руку и загородив Тине проход.

— Как я сюда попал? — спросил Картер. — Я только помню, что эти психи дали мне по башке.

— Я попросила Митчелла привезти тебя сюда, — объяснила Тина, — и перевязала твои раны.

— А что еще вы делали? — поинтересовался Харрисон, схватив Тину за плечо. — Вы пробыли здесь одни часа два, и только потом ты позвонила мне.

— Черт возьми, я был без сознания, — огрызнулся Картер. — Не говори ерунды, Фрэнк.

Харрисон шагнул вперед и, как сумасшедший, уперся пальцем в Картера.

— Не юли, Картер. Я хочу знать, что здесь произошло этой ночью. Я хочу знать, чем вы тут занимались до моего приезда.

— Ведь Рэй сказал, что не приходил в себя.

Наступила неловкая пауза, во время которой Харрисон отхлебнул кофе и подозрительно взглянул сначала на Тину, а потом на Картера.

— Что с Митчеллом? — спросил шофер.

— Он ждет нас, — ответил Харрисон. — Он звонил и сказал, что приедет за деньгами в казино «Мэйфейр». — Главарь группировки взглянул на часы: — Прошел уже час.

Картер осторожно кивнул. Голова сильно болела, но он все-таки начал снимать повязку с головы и нащупал на затылке здоровую шишку.

— Как ты собираешься поступить с Митчеллом? — поинтересовался Картер.

— Убить этого ублюдка, — спокойно ответил Харрисон. — Я сказал, что, когда все закончится, сделаю это.

— Проще сказать, чем сделать, — напомнил ему Картер.

— Это будет не сложно. Ты мне поможешь. Одевайся, и пошли.

Шофер взглянул на Харрисона и потянулся за рубашкой. Надевая ее, он замычал от боли, коснувшись раненого плеча.

— А Тина? — спросил Картер.

— Она пойдет с нами.

— Это может быть опасно.

Харрисон резко его оборвал:

— Я позабочусь о ней. Это мое дело, а не твое.

Харрисон допил кофе и направился на кухню с пустой чашкой, оставив Картера одеваться. Шофер быстро взглянул на Тину, она улыбнулась ему и пошла за Харрисоном.

Картер взял пистолет, зарядил его и сунул под мышку в кобуру. Потом надел пиджак.

— Пошли! — резко сказал Харрисон. — Я хочу поскорее с этим покончить.

Картер взглянул на часы.

11.36 утра.

Глава 64

— Он опаздывает.

Дэвид Митчелл взглянул на свои часы, а потом на настенные в офисе Харрисона.

— Он не виноват, — возразил Дэмьен Дрэйк.

— Может, я просто возьму деньги и пойду?

— Нет, так нельзя.

Митчелл посмотрел на Дрэйка и насмешливо поднял бровь.

— Почему? Кто может мне запретить? Ты, что ли?

В голосе наемного убийцы прозвучала угроза.

— Я не знаю кода и не смогу открыть сейф с деньгами. Тебе придется ждать Харрисона.

Он был явно обеспокоен. Даже висевший под мышкой пистолет в присутствии Митчелла не придавал ему уверенности.

Наемный убийца поднялся и принялся неспешно расхаживать по комнате. Услышав за дверью шаги, он резко остановился.

Дрэйк облегченно улыбнулся, решив, что наконец вернулся Харрисон.

Однако за дверью все стихло, и ручка стала медленно, почти незаметно, поворачиваться.

Это был не Харрисон. Этот человек в длинном пальто был выше и старше. Обе руки он держал в карманах.

Когда он вошел в комнату, Дрэйк и Митчелл почувствовали холод, и в воздухе повисла вонь, от которой наемный убийца даже поморщился.

Посетитель стоял неподвижно, медленно переводя взгляд с одного на другого.

Митчелл слегка отступил.

— Как, черт возьми, ты сюда попал? — поинтересовался Дрэйк. — Казино закрыто. Это частная собственность.

— Ты — Дэмьен Дрэйк, — произнес незнакомец резким низким голосом, словно его горло было забито мокротой.

Дрэйк нахмурился.

— Откуда ты меня знаешь? — поинтересовался он.

— Мы встречались. Однажды. Пару лет назад. В Ист-Энде.

— Что тебе надо? — В его голосе уже не было бравады, он звучал неуверенно. Или испуганно?

— Можешь считать, я пришел получить один должок.

— Кто ты?

— Чарльз Росс.

Дрэйк нахмурился. Потом его рот слегка приоткрылся, и на лице появилось нечто вроде улыбки. Но в глазах по-прежнему был страх.

— Росс, — невесело усмехнулся он. — Чарльз Росс мертв!

Улыбка поблекла.

— Да, и ты — тоже.

Движение было неуловимым. Настолько быстрым, что и Дрэйк, и Митчелл не успели выхватить оружие. Росс распахнул пальто и обеими руками схватил «Инграм М-10». Обычное небольшое автоматическое оружие казалось огромным из-за привернутого к дулу глушителя.

Он нажал на спусковой крючок, водя дулом и заливая комнату потоком пуль. Шквальный огонь смертельным пунктиром прошел по Дрэйку и Митчеллу.

Четыре пули попали Митчеллу в грудь, в стороны полетели раздробленные кости и мясо. Его перекинуло через стол, и он ударился о стену. Из ран потекла кровь.

Дрэйк закричал от боли, когда первая пуля попала ему в левое плечо и разворотила ключицу. Вторая зацепила подбородок, оторвав челюсть и выкрошив зубы. Еще одна пуля угодила в голову, его отбросило назад: он привалился к стене и стоял так несколько секунд, пока Росс выпускал в него все новые заряды. Затем Дрэйк сполз на пол, оставив на стене позади себя несколько широких малиновых полос. В комнате запахло сгоревшим порохом.

Еще несколько секунд Росс стоял неподвижно, разглядывая двух покойников. Затем он повесил «инграм» на ремень и, подойдя к агонизирующему в судорогах телу Дрэйка, опустился на колени рядом с ним.

Схватив за волосы, Росс приподнял ему голову и заглянул в застывшие глаза.

Из кармана он достал нож.

Глава 6 5

Остановив «даймлер» рядом с казино на другой стороне улицы, Картер увидел бегущего к автомобилю Полосатого Билли.

— В чем дело? — спросил Харрисон, открыв дверцу и выходя из машины.

За ним вышла Тина. Картер пошел сзади, удивленно глядя на бледное лицо Билли и слушая его испуганный голос.

— Мы не знаем, как это случилось и кто это был, — выпалил он, направляясь вместе с Харрисоном к главному входу. — Мы с Джо нашли их примерно через полчаса после того, как их убили...

— Кого убили? — прорычал Харрисон, хватая Билли залацканы пиджака.

— Кто-то убил Дрэйка и Митчелла. У тебя в офисе, — сказал Билли, дергаясь в руках босса.

Оттолкнув его, Харрисон побежал в казино мимо Джо Дуггана и Мартина Мак-Ослана, стоявших у главного входа.

Картер придержал Тину и бросился вслед за Харрисоном.

Поколебавшись какое-то мгновение, она поспешила следом. Билли окликнул ее, пытаясь задержать, но она уже бежала по лестнице вверх.

Оказавшись в офисе, Харрисон остановился в приемной. Даже здесь он чувствовал запах смерти и через открытую дверь видел кровь, залившую ковер и стены. Повсюду виднелись следы пуль. Стол был буквально изрешечен.

В приемной появились Картер и Тина.

Босс побледнел. Он медленно вошел в комнату.

— Кто об этом знает? — осведомился Харрисон.

— Никто, — ответил Билли. — Мы даже не сообщили в полицию.

— Хорошо. И не сообщайте. С телами разберитесь сами.

— Кто это может быть? — спросила Тина, глядя на измолоченный пулями труп Митчелла.

— Митчелл убрал всех, — добавил Картер. — Группировок больше не осталось.

— Тогда кто же это сделал?! — прорычал Харрисон.

Голос изменил ему, когда он посмотрел на пробитое пулями тело Дрэйка. От уха до уха у него на лице зиял разрез. Вокруг головы мертвого человека растеклась лужа крови.

— Мы выясним это, — тихо сказал Билли, направляясь к двери.

Сейчас она была распахнута настежь и закрывала часть стены. Когда Билли стал ее закрывать, Харрисон тяжело сглотнул, и у него перехватило дыхание. Он прочел написанные на стене кровью Дрэйка слова:

3 СЕНТЯБРЯ

ПОМНИ

ЧАРЛЬЗ РОСС

Глава группировки открыл рот, пытаясь заговорить, но слова застряли у него в горле. Он лишь отступил назад и, не отводя глаз от стены, присел на краешек стола, залитый кровью.

Тина прочла каракули и посмотрела сначала на Харрисона, потом на Картера.

— Кто этот Чарльз Росс? — спросила она.

— Ты хочешь сказать, кем он был? — тихо проговорил Картер, также не отводя глаз от стены. — Он мертв. Он и его люди. Они мертвы уже два года. Два года, день в день, — кивнул он на дату на стене. — Росса и его четверых ребят убрали третьего сентября два года назад.

— Этот ублюдок был опасен, — медленно произнес Харрисон, слова давались ему с большим трудом. — Он всегда был ненормальным, а после того, как по моему приказу убрали его брата, совсем озверел. Он поклялся меня убить. — Голос босса звучал мягко и задумчиво. — Тогда в Ист-Энде начиналось жилищное строительство, теперь я уже забыл, как назывался этот проект. По-моему, какие-то Тауэрс. — Его лицо стало совершенно белым. Он не отрываясь смотрел на кровавые буквы. — Я позвонил Россу и попросил прийти его со своими парнями на строительную площадку, дескать, я хочу заключить мир. Война между гангстерами не приносит пользы никому и на руку лишь полиции. Он пришел с четырьмя людьми. Мы его ждали. Я, Дрэйк, Джоул и Пэт Мендхам. Мы всех их перестреляли. Потом опустили тела в котлован одного из домов, который на следующий день должны были заливать. Мы подумали, что под тысячами тонн бетона их никому и никогда не найти. — Он невесело улыбнулся. — Они исчезли. Словно их никогда и не было. Остальные группировки знали, что произошло, и с тех пор меня никто не трогал. Лондон стал моим.

— Так кто же сделал это? — спросил Картер. — Барбери мертв. Так же как и Клиэри, Салливан и Хейз.

— Фрэнк, может, кто-то хочет тебя запугать? — предположил Билли.

— Но кто? — спросила Тина.

Никто ей не ответил.

— Нет, Фрэнк, здесь дело в чем-то другом, — заключил Картер. — Ты сказал, что в тот день убивали ты, Дрэйк, Джоул и Мендхам. Так? И троих уже нет в живых.

— Кто-то из группировки Росса? — предположил Билли. Харрисон покачал головой.

— После того как мы их убили, остальные уехали из Лондона. К тому же зачем ждать два года? Останься кто-нибудь из них, они напали бы раньше.

— Я знаю то место, о котором ты говорил. О нем что-то писали в газетах, — сказал Картер. — Оно называется Лэнгли-Тауэрс. Сейчас дома сносят.

— Ну и что? — спросил Харрисон.

— Может, нашли тела? — предположил Билли.

— Я сказал, никто и никогда об этом не узнает.

— Кто-то знал Чарли Росса, и этот кто-то хочет тебе отомстить, Фрэнк. Могу поспорить, в их списке ты — следующий.

Главарь взглянул на Картера, собираясь ответить, но зазвонил телефон. Харрисон, поколебавшись, снял трубку.

— Да, — буркнул он.

Тишина.

— Алло, кто это?

На другом конце послышалось тихое бульканье.

— Харрисон, — услышал он голос, от которого едва не выронил трубку. — Ты видел мою записку? Ты видел ее, ублюдок?

— Видел, — ответил он. — Кто это?

— А как ты думаешь?

В голосе звучала злость и что-то еще. Триумф?

— Ты умрешь, Харрисон. Скоро. Я не скажу тебе, когда точно. Но перед тем как убить, я разрешу тебе взглянуть мне в лицо. Такого ты еще никогда не видел. Ты меня слышишь?

Главарь группировки стиснул в руке трубку. Костяшки пальцев побелели.

— Теперь слушай меня, сука! Если ты хочешь этим меня запугать...

Его резко оборвали:

— Я не хочу тебя запугать, — произнес голос. — Я хочу поскорее тебя убить. Я и так долго ждал.

Линия разъединилась.

Харрисон бросил трубку. Лицо стало мертвенно-бледным, и ему понадобилось присесть, чтобы отдышаться.

Тина увидела, как он обернулся, посмотрев на Картера и Билли.

— Картер, ты пойдешь с Билли к Лэнгли-Тауэрс. Понятно? — прошипел он. — Обыщите там все. Дюйм за дюймом. Возьмите с собой Дуггана. — Его дыхание участилось. — Найдите их тела.

Картер нахмурился.

— Фрэнк, зачем все это? — раздраженно спросил он. — Росс мертв. Этим, — он кивнул на написанные кровью на стене слова, — кто-то хочет тебя запугать.

— Найдите тела! — взревел Харрисон. — Мне нужно их увидеть! Я должен знать, что они мертвы!

— Ты же сам их убил! — заорал в ответ Картер. — Чарльз Росс мертв и похоронен!

— Проверьте фундамент. Понятно? — отрезал Харрисон. — Мы с Тиной будем у меня на квартире. Звони туда.

— Все это глупо, — резко сказал Картер.

Харрисон подался вперед, схватил его за ворот, но Картер взял босса за запястья и оттолкнул от себя.

Хоть все это случилось в считанные мгновения, Харрисон успел засунуть руку под пиджак и вытащить револьвер. Прицелившись Картеру в голову, он взвел курок.

— Ты проверишь эти чертовы здания, или я тебя убью, — проговорил босс.

Тина с беспокойством смотрела то на Картера, то на зиявшее дуло револьвера.

— Ну что, пойдем смотреть мертвецов? — пошутил Картер.

Харрисон молча отвел оружие и, осторожно спустив курок, сунул пистолет обратно в кобуру. Схватив Тину за руку, он повел ее к двери.

— Уберите здесь. Потом сделайте то, что я вам сказал, — прорычал Харрисон. И ушел.

Картер посмотрел на Полосатого Билли и пожал плечами.

— По-моему, он спятил, — покачав головой, сказал Картер.

— Рэй, как ты думаешь, кто это сделал? — спросил Билли.

Картер подошел к телу Дрэйка и склонился над ним, рассматривая.

— Билли, мне платят не за то, чтобы я думал, — тихо сказал он. Широко раскрытыми глазами на него смотрел Дрэйк.

Они позвали Мак-Ослана и взялись за работу.

Но полностью уничтожить слова на стене не удалось. Они все равно проглядывали.

Как предостережение.

Как вызов.

Глава 66

2.49 дня.

Харрисон посмотрел на настенные часы и тихо выругался. Допив то, что оставалось в стакане, он подошел к бару и снова налил себе большую порцию виски.

Тина сидела на диване, подогнув под себя ногу, и смотрела, как главарь группировки нервно кружит по комнате, время от времени останавливаясь перед телефоном.

— Черт, что они так долго, — прошипел он. — Они уже должны быть здесь.

— Дай им время, Фрэнк, — сказала Тина. События последних дней тоже подействовали ей на нервы. — Почему бы тебе просто не сесть и...

— "Сесть"! — прорычал он, обернувшись к ней. — Сесть и ждать? Отдохнуть? — Он отхлебнул виски.

С тех пор как они приехали на квартиру два часа назад, он выпил уже полбутылки. Поэтому сейчас вышагивал неуверенно, раза два он чуть не упал и выругался, расплескав виски.

— Тебе нужно чем-нибудь заняться, чтобы успокоиться, — сказала она.

— Меня хотят убить! — взревел он. — И чем же ты предлагаешь мне заняться? Сплясать? Спеть песню?

Он допил стакан и тут же налил еще.

— Выпивка тебе не поможет, — возразила Тина.

— Заткнись! — резко сказал он.

Горлышко бутылки сильно ударилось о стакан, едва не расколов тонкий хрусталь. Он и сам чувствовал, как от него разит перегаром.

Оскорбленная Харрисоном, Тина поднялась.

— Ты куда?

— На кухню, — ответила она.

Он грубо схватил ее за плечо. Тина попыталась вывернуться, но Харрисон не отпускал и наконец снова толкнул ее на диван.

— Останешься со мной, — сказал он, направляясь к дивану и садясь рядом с ней.

Она отодвинулась на самый край, не желая дышать его перегаром.

— Что с тобой, Фрэнк? — спросила она.

— Меня хотят убить, ты что, забыла? Будь я сегодня утром в казино, эти ублюдки меня бы накрыли. — Большим пальцем он почесал лоб. — Эта сволочь, Чарли Росс. Никогда от него не было покоя.

— Росс мертв. Рэй правильно сказал. Надпись на стене оставили, чтобы запугать тебя...

— Рэй! Рэй! Рэй сказал. Да срать я хотел на то, что он сказал! — взорвался Харрисон. — Так ты веришь ему и не веришь мне? Почему? С чего это вдруг он такой особенный?

Схватив за волосы, он притянул ее к себе.

У Тины перехватило дыхание от боли и от сильного запаха перегара, которым несло от Харрисона. Наконец он ее оттолкнул.

— Почему Картер должен быть прав? — поинтересовался он.

— Фрэнк, давай смотреть на вещи трезво, — раздраженно сказала она. — Если Росс мертв...

— Вот именно, ЕСЛИ он мертв, — перебил ее Харрисон.

— Но ты ведь сказал, что сам его убил и похоронил. Как Росс после этого может угрожать тебе? Ради Бога, не теряй головы!

Он пристально посмотрел на нее.

— Ты не был таким после нападения в ресторане, — сказала она. — Ты был зол, но не испуган.

Харрисон невесело рассмеялся.

— И ты думаешь, придя за мной, он не тронет тебя? — спросил он. — Да?

— Да кто придет?

— Росс! — вскочив, заорал он.

— Росс мертв. Да пойми же ты наконец: Росс мертв!

— Я поверю в это, когда увижу его проклятое тело.

* * *

Рэй Картер глубоко затянулся сигаретой и, подержав дым во рту, выпустил его длинным синеватым облаком.

Он смотрел, как чугунный шар, подвешенный к стреле крана, ударяется в стену, сокрушая твердый камень. Как по руинам, бывшим когда-то Лэнгли-Тауэрс, ползут бульдозеры, кроша гусеницами бетон. Как экскаваторы зачерпывают ковшами здоровые каменные глыбы и с грохотом опускают их в кузова громадных грузовиков, вытянувшихся в очередь на строительной площадке. Рядом с ним вздохнул Полосатый Билли, посмотрев на часы.

— Как ты думаешь, сколько они еще будут работать? — поинтересовался он.

— Часа два, — ответил Картер, оглядывая руины.

Большая часть первого дома и, по крайней мере, половина второго были разобраны. Третий стоял последним памятником глупости современного строительства. Солнечный свет отражался в окнах, словно дом смотрел тысячами горящих глаз. Небольшие здания, окружающие высотные дома, пока также были целы. Картер взглянул на супермаркет, некоторое время его рассматривал и, сделав последнюю затяжку, повернулся и выбросил окурок в окно.

— Может, сообщить Фрэнку, что мы здесь? — спросил с заднего сиденья Джо Дугган.

Картер молча взглянул на него в зеркало заднего вида.

— Мы позвоним, если что-нибудь найдем, — ответил ему Билли.

— Среди этого разгрома? — Картер кивнул на завалы. В его голосе прозвучало отчаяние. — И что нам делать, если мы все-таки найдем тело Росса? Везти к нему на квартиру?

Билли потянулся к лежавшей на приборной панели пачке сигарет, она оказалась пустой. Скомкав, он выбросил ее в окно.

— Ну их к черту, — наконец сказал Картер, заводя двигатель. — Поехали куда-нибудь перекусим. Вернемся, когда строители угомонятся. — Он включил передачу. — Росс не убежит.

Остальные рассмеялись, и они поехали.

Позади них полным ходом шло разрушение.

Солнце находилось уже довольно низко.

Часа через три стемнеет.

Глава 67

Стемнело. Небо над Лондоном затянули черные тучи. Собирался дождь, и тьма стала непроглядной.

Тысячи огней зажглись в окнах домов вдали от стройплощадки. В Сити дождь уже шел, и мерцавшие в том районе окна, казалось, освещали низко нависшее небо.

Но у Лэнгли-Тауэрс было совершенно темно. Никакого освещения, лишь слабые лучи карманных фонариков.

Картер, Полосатый Билли и Джо Дугган оставили наверху машину и пошли вниз по крутому спуску. Они старались не упасть, пробираясь через кучи щебня. Дугган споткнулся и выругался, ударившись коленом об острый выступ.

Картер мельком взглянул, как тот наподдал ногой и отбросил в сторону камень, о который споткнулся, и вновь замычал от боли, зашибив о Твердый бетон и ступню.

Бульдозеры и экскаваторы неподвижно замерли среди учиненных ими разрушений. Ветер раскачивал чугунный шар на стреле крана, и он ритмично поскрипывал. На фоне этого скрипа шелестели шаги людей, бредущих по раздробленным кирпичам и бетону.

— Откуда начнем? — спросил Дугган, обводя взглядом обширные руины. — Здесь можно искать всю ночь.

— Тела замуровали в бетон, — добавил Билли. — На какой глубине?

Картер пожал плечами.

— А кто его знает, — ответил он. — Если даже мы их отыщем, все равно придется ждать строителей, чтобы они их выдрали из бетона.

— По-моему, у Харрисона не все дома, — высказал предположение Билли.

— Долго же это до тебя доходило, — сказал Картер.

— Нужно быть идиотом, чтобы бродить по стройплощадке, отыскивая типов, которых укокошили два года назад, — добавил Дугган.

— Скажи об этом Харрисону.

Трое остановились и осмотрелись.

— Нам лучше разделиться, — сказал Картер. — Я поищу здесь, а вы осмотрите два других здания.

— И сколько же мы будем искать? — поинтересовался Дугган. — Пока не найдем?

— Не фига! — резко сказал Картер. — Встретимся в машине через три часа.

— Но если мы ничего не найдем, — запротестовал Дугган, — Фрэнк будет не особенно счастлив!

— Тогда пусть он берет лопату и идет сюда сам, — зло сказал Картер.

Они еще немного постояли в ночной тишине, а потом Билли и Дугган пошли по щебню к другим домам, освещая путь карманными фонариками.

Картер повернулся и, посветив на изрытую гусеницами землю, начал поиски, время от времени расшвыривая ногами куски стекла и бетона.

Казалось, он бредет по огромной каменоломне. От холода его стала бить дрожь, изо рта валил пар. Иногда он останавливался и переворачивал большие глыбы бетона, словно рассчитывая найти под ними останки Росса и его людей.

Он продолжал искать.

На другой стороне строительной площадки у Дуггана и Билли тоже ничего не было. Как и Картер, они даже толком не знали, что нужно искать, но тем не менее продолжали бродить по щебню.

— Надо же было залезть в такую задницу, — сказал Дугган.

— Идиотское занятие, — согласился с ним Билли. Он указал на второе полуразрушенное здание. — Я поищу там, а ты пока поройся в дерьме здесь.

Дугган кивнул и осветил фонариком землю. Билли же отправился к другому зданию.

Когда он вошел в него, из-под ног поднялась пыль и стала медленно, словно туман, оседать. Билли закашлялся и помахал перед собой рукой. Пылинки плясали в луче фонарика. Он медленно двинулся через помещение, когда-то бывшее вестибюлем, стараясь не наступать на трещины в полу, но постоянно останавливаясь, чтобы в них заглянуть. Может, в какой-нибудь из них Росс со своими людьми ждет, пока их отыщут? От этой мысли он усмехнулся.

Он не знал, что за каждым его движением внимательно следят.

* * *

Картер на ходу осветил фонариком то, что осталось от фундамента первого здания, и остановился прикурить. Глубоко затянувшись, он пошел дальше. Теперь во тьме светился только красный огонек. «Надо же потерять столько времени», — раздраженно подумал он. Заниматься таким идиотизмом, чтобы доставить удовольствие дураку боссу. Нет, определенно с Харрисоном не все в порядке. То, что он послал их сюда, окончательно убедило Картера в этом. Господи, да по такому ублюдку уже давно плачет смирительная рубашка! Картер покачал головой. Он подумал о Тине. Сейчас она с Харрисоном одна. А что если он станет буйным? Побьет ее? Стиснув зубы, он попытался отогнать эти мысли. Если Харрисон еще хоть раз посмеет ее ударить...

Тяжелый автоматический пистолет под мышкой придавал ему уверенности.

Он задержался у самой большой дыры в фундаменте и посветил в нее фонариком, отыскивая в потрескавшемся бетоне что-либо, имеющее отношение к человеку: кости, одежду, что-нибудь...

В дыре было пусто.

Он пошел дальше, продолжая курить на ходу.

Он повернулся и посмотрел на соседние здания, куда ушли Билли и Дугган. Интересно, как им нравятся эти поиски?

Ему показалось, он что-то видит в нагромождении камней.

Человека?

Во мраке было трудно определить.

Картер посветил в том направлении, но увидел только кирпичи.

— Билли! — позвал он, но лишь эхо отозвалось ему в тишине. — Джо!

Тишина. Картер покачал головой и побрел по руинам дальше.

Снова движение. На сей раз справа него.

Он повернулся, посветив туда фонариком.

Ничего.

— Если это вы, два идиота, решили надо мной подшутить... — Заканчивать фразу он предоставил им самим.

Где-то впереди рухнула на землю кирпичная стена.

Картер бросился вперед. В воздухе все еще висела пыль. Да, стена упала только что. Если это устроил один из его товарищей — он просто идиот! И без всяких розыгрышей достаточно того, что он бродит здесь по холоду, разыскивая чьи-то кости!

Картер двинулся к супермаркету.

Он был ярдах в пятидесяти от него, когда заметил проскользнувшую в дверь тень.

— Ну точно. Вот ублюдок, — тихо выругался Картер. Ладно, тогда он пошутит тоже. Посмотрим, как эти двое сами относятся к шуткам. Выключив фонарик и пригнувшись, стараясь держаться в тени, он быстро пошел к супермаркету. У двери он остановился, прислушиваясь.

Все было тихо.

Распахнув дверь, он шагнул внутрь.

Лавиной на него обрушился мерзкий запах. Такая сильная вонь, что он даже прикрыл рот рукой. Сразу же забыв о загадочной тени, нырнувшей сюда, он заботился лишь о том, как бы его не вырвало. Запах был чудовищным. Он сделал еще шаг и, вытащив из кармана носовой платок, зажал им рот и нос.

Под ногами хрустело битое стекло, ботинки облепила пыль.

Картер водил фонариком по пустым полкам, протянувшимся, казалось, на целую милю. Луч фонарика даже не доставал до конца прохода. К кассовым аппаратам уже давным-давно никто не прикасался, на них лежал слой пыли толщиной в дюйм. Он стоял неподвижно, оглядывая грязные полки и стараясь уловить во мраке хоть какое-нибудь движение.

Ничего не видно и не слышно.

Вдруг ему на плечо легла рука...

Глава 68

Картер резко обернулся. Его рука потянулась к пистолету. Сердце бешено застучало.

Луч фонарика осветил лицо Джо Дуггана.

— Господи Иисусе, — задыхаясь, произнес Картер. — Что за дурацкие шутки? Я чуть не обделался.

Он злобно замахнулся фонариком, словно собираясь ударить Дуггана. Тот отпрянул.

— Прости, Рэй.

— Я видел, как ты сюда вошел, и пошел за тобой. Я подумал, что, может, кто-то...

— О чем ты говоришь? Это я вошел за тобой! — сказал Дугган.

— Но я видел, как кто-то входил.

— Это был не я.

— А где Билли? — поинтересовался Картер, глядя уже не на Дуггана, а поверх его плеча на бесконечные полки супермаркета.

— Вообще-то он пошел осматривать другой дом. Но, может, это все-таки был он?

Картер медленно кивнул, надеясь, что Дугган прав. Но отчего-то у него по спине пробежал холодок. Его била сильная дрожь, и он снова ощутил жуткую вонь в здании.

— Несет как от покойника, — зажав нос, сказал Дугган.

— Я что-то читал о стаях диких кошек и собак в этом районе. Может, это они здесь нагадили? — Картер осветил проход между полками. На толстом слое пыли, покрывавшем пол, виднелись какие-то следы. — Здесь кто-то был.

Дугган пошел по одному из проходов, высветив какой-то предмет, лежащий в пыли. Нагнувшись, он поднял его.

Разбитая бутылка.

— Здесь были недавно, — заключил он, заметив, что на ней почти нет пыли.

— Отличная работа, Шерлок, — саркастически сказал Картер. Он по-прежнему освещал фонариком проход. — Давай все осмотрим, найдем Билли и свалим к чертовой матери. Слишком холодно, чтобы ковыряться здесь долго.

Сказав это, он быстро пошел по первому ряду, светя фонариком то вправо, то влево. Луч по-прежнему не доставал до конца полок, не в состоянии пробиться сквозь черную, как чернила, ночь.

Дугган двинулся по соседнему проходу, теперь от Картера его отделяла не только тьма, но и высокая полка.

Никто из них не видел двигавшуюся с противоположной стороны фигуру.

Картер пошел по третьему ряду, Дугган — по четвертому.

Человек, которого при жизни звали Лайамом Келли, медленно и целенаправленно продвигался по пятому проходу. Позади него шел Иан Мэсью. У обоих в руках были винтовки.

— Нашел что-нибудь? — раздался в темноте голос Картера.

— Нет, — послышался ответ.

Картер посветил вниз и остановился.

На толсто устланном пылью полу темнело большое пятно.

Он быстро наклонился и потрогал его пальцем.

— Кровь, — прошептал он, вытирая о джинсы вязкую красную жидкость.

Посветив вперед, он увидел, что почти дошел до конца ряда.

Во втором проходе Чарльз Росс снял с плеча «инграм» и передернул затвор. Питер Буртон, стоявший рядом с ним, прикоснулся пальцем в перчатке к спусковому крючку пистолета сорок пятого калибра.

— Рэй, впереди что-то есть! — прокричал Дугган из четвертого прохода.

— Вижу, — ответил Картер, всматриваясь в неясные очертания впереди. По мере приближения фонарь все сильнее дрожал у него в руке.

— О Боже, — прошептал Дугган, выходя одновременно с Картером из прохода.

Вонь стала просто невыносимой.

Но то, что они увидели, было еще страшнее.

Прибитые гвоздями к стене супермаркета тела Дэнни Веллера, Адама Гайлеса и Никки Джонс уже начали разлагаться, но даже сейчас было видно, что с их лиц полностью содрали кожу.

Картер провел лучом фонарика вверх-вниз по распятому телу Веллера и увидел, что кожа у него содрана и с других частей тела, хотя и не так тщательно, как с лица. Лохмотьями свисали обрывки кожи, на животе разрезы были особенно глубокими, из них вывалились засохшие уже кишки.

У Никки Джонс были изрезаны груди. Одну отрезали совсем, она валялась рядом в пыли, словно лопнувший мяч.

Адаму Гайлесу распороли ножом мошонку и вынули яички. Ссохшийся пенис валялся рядом. На бедрах остались многочисленные следы ножа.

— Что это, черт побери? — произнес Дугган.

Картер не ответил. Справа от себя, у двери, он заметил какое-то движение.

Бежал человек или, по крайней мере, то, что когда-то было человеком.

Лицо фигуры закрывала маска из живой плоти, которая плохо ему подходила, но все же закрывала разлагающийся череп и придавала некоторое сходство с человеком.

В полусгнивших руках он сжимал девятимиллиметровый «узи», направляя его на Картера и Дуггана.

Он улыбался.

— Где Харрисон?

Голос прозвучал слева от Картера, он посмотрел в ту сторону, но никого не увидел в темноте.

Через секунду из мрака выступил человек, которого раньше звали Чарльзом Россом, и нацелил «инграм» на двух живых.

— Что, этот ублюдок прийти побоялся? — прошипел Росс, и его губы захлопали, словно паруса на ветру.

Рядом с ним показался Пит Буртон.

— Чарли Росс... — проговорил Дугган.

— Да, ты не ошибся. Я был им раньше. Два года назад, если быть точным, — прорычал бывший главарь группировки, шагнув вперед. — Может, ты узнаешь и моих друзей?

За спиной Дуггана появились Мэсью и Келли с дробовиками наготове.

В дверях стоял улыбающийся Джон Кэмпбелл. У него изо рта медленно стекала белая вязкая жидкость.

— Не может быть, — сказал Дугган. Его глаза округлились, сердце бешено билось. — Вы умерли!

Росс улыбнулся.

— А ты думал, мы об этом не знаем? — хихикнул он.

Картер понимал, что попытки достать оружие обречены.

И он не мог найти объяснения происходящему. Их с Дугганом держали на мушке пять трупов. Пять живых трупов? Он едва не рассмеялся. «Ущипни себя, сынок, — сказал он себе, — и эти ублюдки исчезнут».

А как же распятые на стене тела?

Что, они исчезнут тоже?

Какое-то мгновение он размышлял, не сошел ли с ума. Не происходит ли все это в кошмарном сне. Может, он все еще лежит в постели у себя дома и у него галлюцинации после удара по башке?

Может, он заснул?

Может...

Он понял, что сейчас его убьют.

Пятеро, бывшие при жизни его врагами, подняли оружие, собираясь прикончить его и Дуггана. Будь Картер верующим, он бы молился сейчас. Но он лишь покачал головой.

Раздались выстрелы.

Глава 69

В супермаркете раздались оглушительные пистолетные выстрелы.

Вырвавшееся из дула пламя озарило темное здание призрачным светом, и в этот краткий миг Картер увидел Полосатого Билли, стоявшего с пистолетом на стеллаже шестого прохода. Он выстрелил трижды, два выстрела пришлись в Кэмпбелла.

Первая крупнокалиберная пуля попала ему в грудь, отбросив назад, к двери, и темная жидкость потекла из зияющей на груди дыры.

Вторая срикошетила от дверного косяка, но третья угодила ему в лицо, разворотив хрупкие кости. Бывшее лицо бывшего Кэмпбелла сплющилось, словно по нему ударили кувалдой.

Голова Кэмпбелла повернулась на сто восемьдесят градусов, он с глухим стуком рухнул на пол, и оружие выпало из судорожно задергавшихся пальцев.

Этой небольшой паузы было достаточно, чтобы спасти Картера и Дуггана от неминуемой смерти, но ярость покойников, предводимых Россом, только возросла.

Мертвый главарь преступной группировки нажал на спусковой крючок «инграма», и раздалось грохочущее стаккато автоматического оружия.

Пули настигли Дуггана: одна попала в плечо, другая — в бедро. Казалось, нога взорвалась, выбросив из себя облако кровавой пыли и раздробленных костей.

Он увидел хлеставший из раны малиновый фонтан и с ужасом понял, что у него задета бедренная артерия.

Закричав от страха и боли, он бросился в сторону в надежде укрыться за полками.

Картер был ранен в руку, но, превозмогая боль, ему все же удалось сделать два выстрела из девятимиллиметрового «смит-и-вессона».

Первый раз он промахнулся. Второй выстрел пришелся Буртону в грудь. Пробив гнилое легкое, пуля вышла из спины, вырвав куски разлагающейся плоти. Из разорванных вен, словно кровь, обильно потек желтый зловонный гной.

Полосатый Билли выстрелил тоже, а когда Мэсью и Келли открыли огонь, нырнул в седьмой проход.

Мощные выстрелы изрешетили полки, и Билли пришлось ползти в пыли, чтобы укрыться от свистевших над ним пуль.

Буртон бросился от двери к проходу, стреляя на ходу.

Картер вскрикнул от боли, когда еще одна пуля попала ему в мочку уха, обрызгав кровью лицо.

Он трижды выстрелил в сторону озарявших супермаркет оранжевых вспышек.

Первая пуля прошла мимо Буртона и попала в распятое на стене тело Адама Гайлеса. Оно дернулось, когда в него вошла тяжелая градина.

Вторая оторвала Буртону руку, и он завопил от боли.

Третья угодила в горло. Она вырвала гортань, Картер увидел, как из раны хлынул гной, и Буртон рухнул в кучу мусора.

Дугган со стонами полз по полу, зажав рукой страшную рану на бедре. Он чувствовал, что кровь с силой выбивается из-под ладони, несмотря на все его попытки остановить малиновый поток. Его охватила слабость, и ему показалось, что он теряет сознание.

За ним, стиснув зубы от боли, полз на коленях Картер, держа под прицелом дверь на случай, если там появится Росс.

В седьмом проходе Полосатый Билли присел на корточки, приготовившись бежать к главному входу, понимая, что единственное спасение для него и его товарищей — это выбраться наружу. Добежать до машины... Он тяжело сглотнул, оглянулся вокруг и побежал. Его шаги заглушались толстым слоем пыли.

В конце прохода он оказался перед стойкой у кассовых аппаратов и, перепрыгивая ее, поскользнулся и упал в пыль.

В супермаркете прогрохотал оглушительный выстрел.

Стрелял Келли. Еще раз.

Первый мощный выстрел напрочь снес стойку, второй пришелся Билли в живот.

Мощный заряд картечи разнес ему желудок и кишки, часть которых вывалилась из разорванного живота. Желчь вперемешку с кровью хлынула из жуткой раны. Келли бросился к своей мишени, держа наготове дробовик.

Билли лежал на спине, по-прежнему сжимая в руке пистолет.

Подбежав и склонившись над ним, Келли приставил к плечу приклад, собираясь покончить с жертвой. Опередив его на какую-то долю секунды, Билли сжал палец на спусковом крючке пистолета.

Пуля попала Келли под подбородок и вышла из темени, сорвав верхнюю часть черепа. От сильного удара кости с легкостью разошлись, и, словно дезодорант, вверх брызнула вонючая жидкость мозгов. Келли подбросило на несколько футов вверх, словно его дернули за невидимые нити. Он повалился на пол, выронив дробовик.

Билли поднялся на ноги, запихивая в живот внутренности окровавленной рукой. Но как только он оказался на ногах, распахнулась главная дверь, и Мэсью выстрелил из дробовика. Для Билли эти выстрелы оказались смертельными.

Два заряда почти одновременно вошли ему в торс, подбросив высоко вверх. От страшного удара он отлетел назад, к стеклянным дверям. Билли летел по воздуху, словно его толкнула невидимая рука, и, оставляя за собой кровавый след, врезался в дверь. Его тело, уже превратившееся в кровавое месиво, вышибло стекло. Одна половина туловища вылетела наружу, а другая рухнула обратно в супермаркет, растекаясь кровавой лужей.

Мэсью продолжал стоять в конце прохода, понимая, что здесь Картеру и Дуггану не миновать его.

Перезарядив дробовик, он ждал.

Картер слышал выстрелы из дробовика и крик Билли. Он знал, что врагов осталось двое.

И они рядом.

— Подождите, ублюдки, — прошептал он, медленно поднимаясь на ноги.

Дугган лежал в нескольких ярдах от него. Стонал от боли и был почти без сознания. Кровь по-прежнему хлестала из пробитой ноги. Картер понял, что не пройдет и пяти минут, как его товарищ умрет от потери крови. За ним по войлочной пыли супермаркета тянулся кровавый след. Сейчас он лежал беспомощно, одной рукой стиснув оружие, а другой стараясь зажать страшную рану, из которой вместе с потоком крови уходила и его жизнь.

Картер взглянул поверх него на распятые тела, затем — вперед, туда, где у разбитой вдребезги двери лежало тело Полосатого Билли. Он прислушался, стараясь уловить движение в соседних проходах, но не слышал ничего, кроме невнятного бормотания Дуггана, угасающего с каждой секундой.

— Джо, — прошептал Картер.

Дугган не ответил.

— Он умрет!

От звука этого голоса по громадному пустому супермаркету прокатилось эхо.

— Вы оба. И ваш босс — тоже!

— Хрен тебе! — прокричал Картер.

В ответ на его вопль раздался смех, от которого у Картера волосы встали дыбом.

И вслед за этим прогремела очередь, пробившая полки слева от него. Росс поводил дулом «инграма», стараясь перечеркнуть Картера смертельным пунктиром.

Полки разлетались на куски под автоматной очередью, и, оглушенный грохотом выстрелов, Картер заорал во все горло.

Пуля попала ему в ногу. Он повалился на бок, и следующая длинная очередь прошла буквально в нескольких дюймах над его головой.

Снова послышался жуткий смех. Он стал отползать. Добравшись до Дуггана, он увидел, что его товарищ уже не бормотал. Он смолк навсегда. То, что осталось от его головы, лежало в центре громадной лужи крови.

Пуля полностью снесла ему верхнюю часть черепа. Проползая мимо него, Картер перепачкал руки в вязкой крови и мозгах. Но на Дуггана он взглянул лишь мельком. Сейчас он ничего не ощущал, кроме жуткой боли в ноге.

Бешено орудуя локтями, Картер продолжал ползти, волоча перебитую ногу. Ноздри забила пыль, и он задыхался от жуткой вони, дурманившей голову. Но он не мог даже кашлянуть, боясь звуком выдать себя.

Ничто не нарушало тишины. Толстый ковер пыли скрадывал шаги его противников. Какое-то время он лежал, став лишь глазами и ушами, и пытался уловить малейшее движение или звук.

Ничего.

Он прополз еще несколько футов. Каждый дюйм приносил ему новые муки. Он стиснул зубы. Кровь из разорванного уха сбегала по лицу и капала с подбородка.

Он снова прислушался.

Он услышал что-то слева от себя.

Тихое свистящее дыхание.

Картер приподнялся на здоровой ноге и поднял «смит-и-вессон», целясь туда, откуда доносилось дыхание. Туда, где должен был стоять Мэсью.

Он прикинул, что с такого близкого расстояния пули пробьют полки. Но на то, что выстрелы придутся точно в цель, ему оставалось только надеяться.

Он по-прежнему слышал дыхание.

Мэсью ждал.

Картер напрягся.

И выстрелил.

Один, два, три, четыре раза.

Пистолет дергался у него в руке. Его оглушил звук выстрелов, несколько раз срезонировавший от стен супермаркета. Его ослепили вспышки.

Свистящее дыхание перешло в хрип, когда пули попали Мэсью в грудь, руку и лицо.

Пять раз.

Дробовик выпал у него из руки.

Шесть раз.

Картер закричал, но уже не от боли. Это был крик торжества.

Затем боек ударился о пустой патронник.

Он вынул магазин и, вытащив из кармана другой, вставил его в рукоятку пистолета и передернул затвор.

Появился Росс с «инграмом» наготове. Но Картер его уже ждал.

В последний раз в супермаркете прогрохотали выстрелы.

Глава 70

Из-за ран ему трудно было вести машину.

Водители идущих рядом автомобилей в замешательстве смотрели на него. Но он ехал и ехал, стиснув от боли зубы.

Один раз он не справился с управлением и проскочил на красный свет, но, взглянув в зеркало, увидел, что полиция за ним не едет.

Оружие лежало на сиденье рядом. Если остановят, он будет стрелять. Теперь его не сможет остановить ни полиция, ни кто другой.

Он и так ждал этого момента слишком долго.

Момента, когда он выстрелит в ненавистного ему человека и увидит, как повалится на землю его безжизненное тело.

Несмотря на боль, он улыбнулся, от этой мысли ему становилось лучше.

В темноте на приборной доске светились часы.

10.08 вечера.

Еще пять минут, и он будет на месте.

Он почти у цели.

Глава 71

Харрисона разбудил удар в дверь.

Он резко сел и застонал от сильной головной боли. На диване рядом с ним валялась пустая бутылка из-под виски, он раздраженно отшвырнул ее в сторону и попытался подняться.

Первой к двери подошла Тина. Она уже хотела открыть, но в этот момент рядом с ней оказался Харрисон. Оттолкнув ее, он сам повернул замок и осторожно открыл дверь.

Картер почти упал в комнату.

Тина закричала.

Картер был весь в крови. Кровь заливала лицо и грудь, в пиджаке были дыры: одна на плече, другая слева на груди. При каждом вдохе воздух с шипением вырывался из дыры в легком.

— Рэй, — проскулила Тина, не в силах сдержать чувства при виде любовника.

Харрисон, казалось, не обратил внимания на ее интонацию. Он не сводил глаз с окровавленного Картера.

— Что случилось? — выдохнул он, отступая.

Картер неуверенно покачнулся и привалился к стене.

— Кто это сделал? — побледнев, спросил главарь преступной группировки.

— Все закончено, Харрисон, — прохрипел Картер. — Они мертвы. Все.

— Ты нашел Росса? — дрожащим голосом спросил он.

Картер кивнул. У него на лице появилась странная улыбка. Облизнув губы, он почувствовал на них кровь.

— Да, — прохрипел он, — мы его нашли.

Тина подошла к телефону и стала набирать номер.

— Что ты делаешь? — спросил Картер.

— Вызываю «скорую», — ответила она. Тина посмотрела на него, и из глаз ее полились слезы.

— Не надо, — сказал он и стиснул зубы от нового приступа боли.

— Ты умрешь, — всхлипнула она.

И вот теперь Харрисон посмотрел на нее. Когда он снова перевел взгляд на Картера, в его глазах была уже злость, а не сострадание.

— Я сказал, что все закончено, Фрэнк, — прохрипел Картер. Его голос звучал тихо и неразборчиво. — И это именно так.

Он вытащил из-под мышки пистолет и, превозмогая боль, направил его на главаря преступной группировки.

Тина выронила трубку. Голос телефонистки звучал то тише, то громче, пока трубка раскачивалась на шнуре.

— Черт, что ты делаешь?! — поинтересовался Харрисон, не сводя с пистолета глаз. Он отступил. — Убери пушку! — Сейчас в его голосе звучал страх.

Картер улыбнулся.

И выстрелил.

Один, два, три раза.

Тина закричала, но ее голос потонул в грохоте выстрелов.

Пули попали Харрисону в грудь, в лицо, в плечо и страшным ударом отбросили его назад, к дивану. Кровь бешено брызнула из зияющих ран, залив рубашку. Забившись в судорогах, он повалился на пол. Картер отошел от стены и, приблизившись, посмотрел на него сверху вниз.

Харрисон был при смерти, но все еще жив. Глаза уже начали заволакиваться дымкой, и в эти последние мгновения жизни он увидел склонившегося над ним с пистолетом в руке Картера. Харрисон видел, что он улыбается.

Картер стрелял, пока не кончились патроны. Прозвучали шесть оглушительных выстрелов. Пули входили в уже безжизненное тело Харрисона. Вонь сгоревшего пороха смешалась с запахом крови и экскрементов. Наконец Картер бросил пистолет и, покачиваясь, встал посреди комнаты.

Тина бросилась к нему, схватила его, но он упал, и она вместе с ним, чувствуя, как блузка пропиталась его кровью. У нее по щекам текли слезы.

— Рэй, не умирай. Пожалуйста, не умирай, — бормотала она, гладя его лицо и не обращая внимания на то, что ее руки обагрились кровью.

Она провела пальцами по его щекам, по лбу и, коснувшись губ, с ужасом почувствовала, что они совершенно холодные. Господи, пожалуйста, не дай ему умереть! Она снова повернулась к телефону, но он удержал ее и слабо улыбнулся, когда она вновь коснулась ладонью его головы.

— Не оставляй меня, — всхлипнула она. — Я тебя люблю.

Она снова прикоснулась к его щеке и вскрикнула, почувствовав, как свободно висела кожа у него на скуле. Она с ужасом поняла, что ее пальцы провалились в пробитую пулей дыру. Когда она попыталась их выдернуть, ощутила, что кожа легко сползает с его головы.

Замолчав, она смотрела на эту странную живую маску расширившимися глазами. Она потянула.

Кожа целиком оказалась в руке, и у нее перехватило дыхание, когда она увидела открывшееся перед ней настоящее лицо.

На нее смотрел полусгнивший труп незнакомого ей человека.

Тина попыталась подняться, отпрянуть, но ноги подогнулись, и она упала на него, выронив кожу, которую все еще сжимала в руке.

Она лежала на полусгнившем трупе.

На ковре, прямо перед ней, валялось то, что было недавно лицом Рэя Картера.

За дверью раздались крики, топот.

На улице взвыли сирены.

Но Тина ничего не слышала.

Она смотрела на лицо Картера, лицо, только что покрывавшее разлагающийся череп Чарльза Росса, и отчаянно визжала.

Шон Хатсон Отбросы

«Spawn» 1983, перевод Т. Мягковой

Часть первая

...Некоторые из нас родились после смерти...

Ницше

...Зародыш имеет сознание или способность к восприятию. Он может чувствовать и реагировать не только на такие эмоции, как любовь или ненависть, но и на более сложные и двусмысленные чувства.

Доктор Томас Берни

Глава 1

Трепыхание крылышек заключенных в банку комаров-долгоножек напоминало таинственные шорохи ночи. Гарольд Пирс поднес банку к уху и прислушался. Глядя на трех беспомощных насекомых, пытавшихся вырваться из стеклянной тюрьмы, он улыбнулся. Наверное, их привлекает свет, думал он, как и мотыльков. Но Гарольда не интересовали мотыльки, они слишком быстро двигались. Их трудно поймать. А вот комарики-долгоножки — другое дело: легкая добыча. Он улыбнулся, произнеся вслух: «долгоножка», и подавил смешок. Его мать звала их «томми», и это звучало еще смешнее. Сейчас она спала в комнате, отделенной от спальни Гарольда узким коридором, и, как ни странно, одна. Гарольд не мог вспомнить всех мужчин, которых она приводила домой, да и не пытался. Все, что он знал, — так это то, что его отец никогда не вернется.

Джек Пирс погиб под Дюнкерком шесть лет тому назад. С тех пор мать Гарольда развлекала бесконечный поток мужчин. Иногда Гарольд видел, как, прощаясь, они оставляли деньги, но, будучи четырнадцатилетним подростком, не имевшим обыкновения разговаривать с незнакомцами, он никогда не спрашивал, почему они это делали. Однажды ночью он прокрался к комнате матери и стал подглядывать в замочную скважину. Кроме нее, там было еще двое мужчин. Все смеялись, и Гарольд учуял запах алкоголя. Все трое были голые, и мальчик, довольно долго наблюдавший за этой троицей, был озадачен происходящим между ними.

Вскоре после той ночи мать объявила, что у него будет брат или сестра. В положенный срок появился младенец, и Гарольда потащили в церковь на крещение. Его удивило, что, кроме него и матери, на церемонии никто не присутствовал. Честно говоря, большинство соседских женщин избегало общества матери. Они, правда, равнодушно здоровались с ней на улице, но это было всего лишь мимолетным приветствием и ничем больше.

Гарольд еще раз поднес к лицу банку с комарами-долгоножками, размышляя, может ли их писк дать ответы на интересовавшие его вопросы.

Он опустил банку и оглянулся на своего маленького брата Гордона. Ребенок спал, лежа на спине. На его лицо была наброшена фланелевая пеленка. Стало с некоторых пор невыносимо делить детскую с братом. Вначале все шло нормально. Гордон спал в своейколыбельке в комнате матери. Но едва ему исполнился год, его переселили к Гарольду. А это означало, что Гарольд должен был ложиться спать, когда укладывали младшего брата, что обычно происходило в семь часов вечера. Большую часть времени Гарольд обычно проводил у окна, наблюдая за тем, как другие дети там, внизу, на улице, гоняют большой старый кожаный футбольный мяч. Со своего наблюдательного пункта он следил за ними до девяти вечера, пока родители не загоняли всех домой. Потом Гарольд включал ночник и смотрел, как в открытое окно влетают комары и мотыльки.

Гордон спал крепко. А когда шевелился во сне, из его кроватки неслись негромкие гукающие звуки. Нейлоновое стеганое одеяльце сбилось в ногах. На одеяле были вышиты кролики. Около массивной деревянной кроватки лежала кипа пожелтевших газет. Гарольд не очень хорошо читал, но знал: это все «Ньюс кроникл». А вот зачем мать их хранила, он понятия не имел. Внизу, возле угольного камина, валялась еще одна стопка газет — ими мать разжигала по утрам огонь. Может быть, и газеты в его спальне предназначались для той же цели?..

Пристроив на подоконнике банку с долгоножками, он свернулся клубочком в углу кровати и пролежал так довольно долго. Ночь была тихой и безветренной, где-то поблизости патефон играл «Нитку жемчуга». Какое-то время Гарольд прислушивался к музыке, затем слез с кровати и прошлепал к двери. Холод линолеума обжег босые ноги, и он с шумом втянул в себя воздух, на цыпочках пробегая коридор, ведущий к комнате матери. Портрет Георга VI в раме равнодушно взирал на то, как мальчик бесшумно повернул ручку двери и заглянул в нее. Мать спала. Черные волосы рассыпались по подушке и падали на лицо неопрятными прядями. Несколько долгих мгновений Гарольд стоял и следил за тем, как мерно вздымается во сне ее грудь. От сильного запаха лаванды, ударившего в ноздри, он чуть не закашлялся. В конце концов, довольный тем, что мать, похоже, не помешает ему, подросток мягко прикрыл за собой дверь и на цыпочках возвратился в свою комнату.

«Нитка жемчуга» сменилась «Полночной серенадой», но он уже не прислушивался к мелодии, так как сосредоточился на том, чем собирался заняться сию минуту. Засунув руку под подушку, выудил коробок влагостойких спичек, какое-то мгновение сжимал его в потной ладони, потом потянулся за стеклянной банкой.

Едва Гарольд начал отвинчивать крышку, как долгоножки с возросшим усердием принялись бить крылышками, словно в предвкушении свободы. Сняв крышку, мальчик поднес банку к глазам, следя за тем, как насекомые подбираются к горлышку стеклянного сосуда. Молниеносно он схватил одного комара за перепончатое крылышко и вытащил, тут же прикрыв банку крышкой.

Насекомое билось в его руках, пытаясь освободиться, но Гарольд немедленно оторвал у него оба крыла. То же он проделал и с тремя ножками. Несчастное создание упало на газету, откуда еще тщетно пыталось спастись бегством. Пару секунд Гарольд наблюдал за его беспомощными движениями, потом взял спичечный коробок и вынул из него спичку. Вспыхнуло оранжевое пламя, и запах серы тут же проник в ноздри. Мальчик наклонился и стал держать спичку в дюйме от долгоножки — трепыхание насекомого стало еще более неистовым. Гарольд поджег еще одну ножку, наблюдая, как длинная и тонкая конечность на глазах сокращается наподобие скручивающегося горящего волоса. Насекомое перевернулось на спинку, отчаянно суча двумя оставшимися ножками и неистово дергая крошечной головкой. Гарольд спалил еще одну конечность, прижал догорающую спичку к крошечному животику. Послышалось слабее шипение, головка несчастного создания и оставшаяся ножка задвигались с невообразимой скоростью.

Мучитель поспешно зажег еще одну спичку. Эту он держал прямо над насекомым, хихикая при виде того, как судорожно подергиваются крошечные культи, когда он приближает к ним пламя. Наконец он бросил спичку на комара, с улыбкой наблюдая за его кремацией. Желтое пламя стремительно пожирало крохотное тельце. В воздух поднялась струйка серого дыма. Когда спичка догорела, Гарольд взял другую и ткнул ею в почерневшие останки.

Необыкновенно возбужденный, он засунул руку в банку и выудил еще одного комара. Этого он держал за крылышки, а снизу водил горящей спичкой, пока не спалил ему ножки. Потом оборвал крылышки, чтобы насекомое не улетело, и бросил его на газету. Следующей спичкой он завершил процесс сожжения.

Для последней долгоножки он приготовил нечто необычное.

Взял пригоршню спичек и с величайшей осторожностью, терпением принялся укладывать их друг на друга, строя нечто вроде колодца. Внутрь воздвигнутого сооружения он бросил последнее насекомое, предварительно оборвав ему крылья. Затем положил сверху еще три спички. В общий погребальный костер пошло двадцать пять миниатюрных поленьев, и Гарольд, откинувшись назад, какое-то время любовался трудом своих рук. Было видно, как насекомое тщетно пытается выбраться наружу, просовывая свои длинные ножки в щели между спичками-поленьями.

В коробке еще оставалось с полдюжины спичек, и Гарольд зажег одну из них, с секунду понаблюдал за разгоравшимся пламенем, а затем поднес его к головке спички, лежавшей в основании импровизированной поленницы.

Огонь с шипением перекинулся на следующую спичечную головку, пошла цепная реакция. Маленькую конструкцию охватило желто-белое пламя, и Гарольд широко осклабился.

Он ухмылялся до тех пор, пока пламя подожженного им сооружения не перекинулось на лежавшую под ним газету.

Языки его весело пожирали сухую бумагу. Внезапно Гарольда охватила паника, и он выхватил загоревшуюся газету из-под устроенного им погребального костра, разбросав в разные стороны пылающие остатки своей конструкции. Горящие спички разлетелись по всей комнате. Одна из них упала возле кипы «Ньюс кроникл», и тотчас вспыхнул край сухой, как порох, газеты. Пламя разгоралось. Комната наполнялась запахом горящей бумаги и дымом.

Другая спичка угодила прямо в кроватку Гордона. Нейлоновое одеяльце немедленно вспыхнуло, как только яркие языки пламени добрались до ватной подбивки.

Гордон проснулся и закричал: пламя коснулось его кожи.

Несколько долгих секунд старший брат стоял как завороженный, не зная, что предпринять. Он шагнул было к кроватке, но отшатнулся с вытаращенными от ужаса глазами. На малыше уже горела распашонка, он вопил, пытаясь выбраться из всепожирающего адского пламени. Кожа на его ручках и ножках на глазах становилась ярко-пурпурной.

Гарольд открыл рот, чтобы закричать, но не смог издать ни звука. Кипа газет рядом с детской кроваткой полыхала с ужасающей силой, языки пламени достигали уже трех футов в высоту. Огонь охватил всю комнату. Постель Гарольда пылала, превратившись в бесформенную груду. Тяжелый, удушливый дым заполнял легкие, и, когда обрывок горящих обоев упал ему на руку, Гарольд наконец обрел способность кричать.

Клочок обоев на бесконечно долгие секунды прилип к руке, опалив плоть. Он смахнул бумагу и увидел, что кожа покраснела, покрылась волдырями. В голове все поплыло, и Гарольд, почувствовав, что теряет сознание, еще успел увидеть, что детская кроватка исчезла в дыму. Он ринулся к двери.

Крики разбудили мать, и Гарольд столкнулся с ней в коридоре. Дым валил из детской, она уже видела пляшущие языки пламени, но, все еще не веря своим глазам, в ужасе трясла головой. Оттолкнув Гарольда, бросилась в комнату, в это огненное пекло. Пламя тут же опалило ей кожу, одежда на ней вспыхнула. Держась от матери подальше, Гарольд следовал за ней. Он видел, как она пробралась к кроватке и попыталась вынуть оттуда то, что еще недавно было ее ребенком... От Гордона остался лишь обуглившийся скелет. Одна рука выгорела до локтя. Из открытого рта вылезал почерневший, распухший язык. Всю плоть словно содрали с мальчика раскаленными щипцами. Под обуглившимся мясом белели кости.

Мать зашлась криком и прижала к себе то, что осталось от его брата. Ее собственные волосы горели, и комната наполнилась невыносимым зловонным запахом. Она повернула к Гарольду перекошенное страданием лицо и что-то прокричала, но из-за рева пламени он не расслышал слов. Когда Гарольд кинулся к двери, чтобы открыть ее, прямо перед ним взметнулся мощный язык пламени. Мальчик завизжал, почувствовав, как огонь с одной стороны опалил ему лицо. Кожа немедленно покрылась волдырями, которые тут же лопались. Огонь сдирал кожу со щеки, подбородка, и рубцы моментально твердели: казалось, кто-то ткнул ему в лицо пылающим факелом. Он ощущал, как что-то сочится по обожженной щеке. Левый глаз вылез из глазницы и, казалось, взорвался от невыносимого жара. Из лопнувших сосудов хлынула кровь, мгновенно спекаясь в свирепом пламени. Гарольд прижал руку к лицу и почувствовал, что теряет сознание, но боль не дала ему отключиться, и мальчику удалось прорваться к двери спальни. Волосяной покров на руках обгорел, а вздувшиеся вены под опаленной кожей, казалось, вот-вот лопнут. Он обернулся, чтобы взглянуть на мать. Стоя на четвереньках, она пыталась подползти к нему. От ее покрытого волдырями тела отваливались куски, обнажая кости. Волосы у нее сгорели. Указывая на него пальцем, она еще нашла в себе силы, чтобы провизжать:

— Это ты виноват!

Рядом с ней валялся пустой спичечный коробок. Невыносимый смрад заполнил всю комнату. Дым валил в открытое окно, и соседи выбежали на улицу, чтобы посмотреть, что происходит. Вызвали пожарных.

Гарольд продолжал метаться в огне, визжа от боли, когда языки пламени касались его обгоревшего лица. Кое-как еще спасаясь от них, он сумел наконец выбраться в коридор и прижался там к стене, в надежде сбить огонь с горевшей на нем одежды, но, споткнувшись, тяжело повалился на пол.

Внизу уже кто-то пытался вышибить дверь.

Гарольд осмотрелся.

Сквозь неясную пелену он видел мать — темнеющее видение, словно вышедшее из пламени ада. Она протягивала к нему руки, кожа ее напоминала рассыпающийся пергамент.

Когда она открыла было рот, из него вырвались, словно пар в морозный день, клубы дыма. Глаз у нее уже не было — две черные ямы зияли на кровоточащем изуродованном лице. Сквозь обуглившуюся кожу были видны суставы кости, огромные волдыри, увеличившись до невероятных размеров, тут же лопались. Череп венчали пляшущие огненные змеи, делая ее похожей на Медузу Горгону.

Она еще стояла, покачиваясь, но, когда выломали входную дверь, рухнула в бушующее пламя.

* * *

— Мистер Пирс!

Все поглотила тьма. Он ощущал, как его сотрясает дрожь.

— Мистер Пирс!..

На этот раз голос был более настойчивым.

Откуда-то поблизости доносились крики, резавшие слух. И тут же:

— Гарольд, да проснитесь же!

До него дошло наконец, что вопли издает он сам. Гарольд тут же открыл свой единственный глаз и сел, судорожно глотая воздух. По телу струился пот. Осмотревшись, он остекленелым взглядом уставился на женщину.

— Гарольд, с вами все в порядке? — спросила та, что будила его.

Сделав глубокий вдох, он потер свой глаз. Его руки безумно тряслись, словно у наркомана. Но в конце концов дыхание стало ровным, а сердце забилось в обычном ритме. Гарольд посмотрел на женщину, ее форменную бело-голубую одежду, на маленький треугольный головной убор, непонятно как державшийся на макушке. Окончательно придя в себя, понял, где он и что с ним, и на его лице появилась робкая улыбка.

— Мне приснился сон, — сказал он извиняющимся тоном.

Женщина с улыбкой кивнула:

— Знаю. Но вы перепугали всех нас до смерти.

Он еще раз извинился и вытер лоб тыльной стороной ладони. Его взгляд упал на двух врачей-интернов в коричневом, стоявших по другую сторону кровати. В одном из них он узнал Пата Лиэри, огромного ирландца со шрамом над правым глазом.

— Вы в порядке, Гарольд? — спросил он.

Тот кивнул и пересел на край своей кровати. Пижамная куртка промокла от пота, на спине от воротника до поясницы расплылось темное пятно. Он стянул с себя пижаму и принялся рыться в шкафчике с одеждой.

Медперсонал удалился. Интерны двинулись к двери, находящейся в дальнем конце палаты. Медсестра Битон засеменила к соседней с Гарольдом койке, намереваясь разбудить спавшего на ней человека. Это был пожилой мужчина, совершенно лысый. Кожа на его лице чем-то напоминала складки плохо подогнанного пиджака. Именно такие ассоциации всегда вызывало у Гарольда лицо соседа. Теперь он наблюдал за тем, как сестра Битон разбудила спящего и вынула из пластиковой коробочки две красные таблетки. Пока лысый мужчина запивал их, она поддерживала его, промокая стекавшую по подбородку воду, которую он расплескал, пронеся стакан мимо непослушного рта. Гарольд слышал, как сестра спросила, проглочены ли таблетки, и мужчина медленно кивнул. Сестра осторожно уложила его в постель и пошла к другим больным.

К этому времени Гарольд уже оделся. Из своего шкафчика достал небольшой футляр из искусственной кожи с бритвенным прибором и пошел в туалетную комнату, расположенную в конце коридора. Здесь как обычно пахло жидкостью для дезинфекции, но он уже давно привык к этому запаху.

Гарольд Пирс являлся пациентом игзэмской психиатрической больницы с тысяча девятьсот сорок шестого года. Если не считать первых четырнадцати лет его жизни, заведение было единственным домом Гарольда. В нем сосредоточился весь мир, и за все это время здесь мало что изменилось. Он был свидетелем смены поколений как среди персонала, так и среди пациентов, и теперь стал такой же принадлежностью больницы, как окрашенные в желтое стены.

Гарольд вошел в туалет и направился к облюбованному им когда-то умывальнику, наполнил раковину водой и плеснул ею в лицо, одновременно нащупывая полотенце. Медленно распрямившись, он поглядел на свое отражение в зеркале и прерывисто втянул в себя воздух.

Даже по прошествии стольких лет вид собственного обезображенного жуткими шрамами лица вызывал в нем отвращение. Оно напоминало ярко-красное лоскутное одеяло, сплошь покрытое рубцами и отметинами от ожогов. Бровь над левым глазом отсутствовала, как и сам глаз. На его месте тускло поблескивало искусственное глазное яблоко. Левое ухо было изуродовано и, если не считать мочки, не намного превосходило размером ушное отверстие. Один угол рта приподнялся таким образом, что губа изогнулась в какой-то непристойной ухмылке. Темный нарост, бывший когда-то большой родинкой, красовался на левой скуле и выступал наподобие шишковатого обрубка обуглившейся ветки. Левая ноздря непомерно расширилась. Немногие оставшиеся волосы на левой стороне головы были тонкими, бесцветными и резко контрастировали с густыми черными прядями, покрывавшими остальную часть черепа.

В сущности, правая сторона лица оставалась неповрежденной, если не считать небольшого шрама на лбу. В основном пострадала левая половина.

Гарольд вынул электробритву и быстро прошелся ею по правой щеке и подбородку. Слева щетина не росла.

Он обернулся, чтобы посмотреть на двух интернов, извлекавших пациента из кресла-каталки и препровождавших его в туалет. Старик был полностью парализован. Одному из интернов предстояла малоприятная работенка — подтереть несчастного, когда он справится с нуждой. Старику перевалило за восемьдесят, и он страдал еще старческим слабоумием — наиболее распространенным недугом обитателей заведения.

Пациент лет тридцати, которого Гарольд знал под именем Джон, с энтузиазмом мыл тряпкой пол в туалете, расплескивая повсюду воду.

— Аккуратнее, Джон, — сказал Фил Кут, пытаясь умерить его пыл. — Ты нас всех утопишь.

Джон разразился гортанным смехом и снова со всего размаха погрузил тряпку в ведро, исторгнув оттуда целый фонтан грязной воды. Кут, старший медбрат палаты, с улыбкой покачал головой, наблюдая за тем, как его пациент весело шлепает по залитому водой плиточному полу.

— Как вы себя чувствуете сегодня утром, Гарольд? — спросил Кут, подходя ближе.

— Отлично, мистер Кут, спасибо.

Медбрат помедлил.

— Вас что-то беспокоило ночью?

Гарольд выглядел озадаченным.

— Ваш сон... — напомнил Кут.

— Ax да, это... — Гарольд слегка улыбнулся и поднял руку, чтобы привычно прикрыть изуродованную часть лица, но Кут перехватил ее и мягко отвел в сторону.

— Все тот же кошмар?

Гарольд кивнул.

— Вам ведь уже не дают лекарства? — спросил медбрат.

— Нет, мистер Кут.

— И вам уже давно не снился этот сон, правда?

— Да. И я не знаю, почему он приснился снова. Извините.

Кут улыбнулся:

— Не надо извиняться, Гарольд. Возможно, причина отчасти в одной лишь мысли о том, что вас выписывают после столь долгого пребывания здесь. — Он похлопал Гарольда по плечу. — Как только выйдете отсюда, все будет хорошо. Вы устроитесь на работу и совсем забудете наше местечко. — Он широким жестом обвел интерьер и задумчиво продолжал: — Сказать по правде, я не огорчусь, когда мы все уберемся отсюда. Дом рушится прямо на глазах — слишком уж стал старый.

— И куда же вы отправитесь? — поинтересовался Гарольд.

— Через пару недель персонал и пациенты переедут в новую больницу в другой части Игзэма.

Гарольд с отсутствующим видом кивнул и опустил глаза. Он почувствовал, как Кут еще раз дотронулся до его плеча и пошел дальше.

Напоследок еще раз посмотревшись в зеркало, он вынул пробку из раковины и стал наблюдать, как вода, закрутившись воронкой, исчезает в стоке. Его всегда почему-то зачаровывал этот процесс.

Возвратившись к своей койке, Гарольд спрятал бритву и ладонями разгладил складки на брюках. Посмотрев в ближайшее окно, он принялся изучать окрестности. Ветер, дувший всю ночь, утих, и листья, сорванные им с деревьев, теперь недвижимо покоились на газонах. Несколько пациентов уже трудились, сгребая их большими граблями. Рядом наблюдали два интерна и курили.

К одному врачу подошли три сестры и стали что-то оживленно обсуждать. Гарольд видел, как они расхохотались, а потом врач поцеловал одну из них в щеку. Тут они опять засмеялись. В последние дни Гарольд редко слышал смех. Почти с завистью он наблюдал за этой небольшой компанией, потом отвернулся от окна и принялся заправлять постель.

Наконец, убедившись, что все в порядке, он побрел к лестнице, которая вела вниз, в отделение трудовой терапии.

* * *

Двое пациентов уже сидели там за работой, когда Гарольд вошел в просторную комнату, втянул носом воздух, наслаждаясь запахом масляной краски. Его собственный мольберт стоял у одного из затянутых сеткой окон, и, пересекая комнату, он пошел прямо к нему, на ходу изучая холст, который с таким упоением расписывал последние три недели. Картина представляла собой серию ярких цветных мазков, преимущественно красных и желтых. Что это означало, никто не знал, даже сам художник. Из деревянного шкафчика рядом с мольбертом он быстро достал кисть, краски и принялся за работу.

Перед тем как нанести на холст первый яркий мазок, Гарольд внимательно поглядел на свое творение. И словно что-то увидел за этими вспышками красного и желтого цветов, что-то, пробудившее в нем воспоминания. Его кисть немного помедлила над палитрой, на которую он выдавил оранжевую краску.

Пламя...

Он судорожно сглотнул. Да, это похоже на языки пламени. Воспоминания о давнем кошмаре вновь нахлынули на него, и Гарольд отступил от холста, будто обнаружил на нем что-то отвратительное и непристойное. Возможно, подсознательно он изображал красками ту кошмарную ночь, которая постоянно являлась ему во сне все эти долгие годы. Было ли это наказанием? Навечно запечатлеть на холсте собственное преступление?.. Он наклонил голову и свободной рукой коснулся изуродованной стороны лица. Одинокая слеза блеснула в уголке глаза и стекла по уцелевшей щеке. Гарольд сердито смахнул ее, поднял глаза и снова стал внимательно изучать холст. Яркие цвета и в самом деле напоминали пламя.

Он слегка коснулся кистью оранжевой краски и сделал несколько пробных мазков. Рука почему-то дрожала, но он переборол себя, размышляя над тем, что за последние недели ему ни разу не пришло в голову отождествить свою картину с танцем огня. Пережитый ли ночной кошмар подсказал ему это? Ожившие ли воспоминания, которые, как ему казалось, удалось навсегда упрятать в потаенных уголках измученного сознания? Как ни пытался Гарольд, но у него не было сил забыть ту ужасную ночь сорок шестого года. И если бы только шрамы напоминали о ней!..

От запястья до локтя тянулись длинные отметины — следы фатальной попытки покончить жизнь самоубийством. Теперь рубцы почти исчезли, но, бывало, иной раз он садился и смотрел на них, вспоминая тот день, когда нанес себе порезы, надеясь хотя бы в смерти обрести желанное забвение — абсолютную темноту, которая избавила бы его от чувства вины, пожиравшего его душу, как голодная крыса. Тогда он заперся в туалете и осколком стекла исполосовал себе руки: сильным ударом разбил окно туалета и начал водить предплечьями по обломкам стекла, торчащим из рамы, до тех пор, пока его худые руки не превратились в кровавое месиво. Кровь лилась на ноги, и Гарольд помнил странное чувство безмятежности, охватившее его при виде ран, из которых не прекращался яркий красный поток. Боль была мучительной, но не такой страшной, как огонь. Огонь... Только о нем он и думал, стоя там и разрезая острым стеклом превратившиеся в кровоточащие лохмотья руки.

Два интерна выбили тогда дверь и добрались до Пирса. Они вытащили его, и, пока один из них накладывал на руки жгуты, Гарольд бормотал:

— Простите, простите...

Они пытались успокоить его, но он уже проваливался в беспамятство. Им было невдомек, что слова, произносимые им, предназначались не для живых, а для мертвых — брата и матери.

Теперь Гарольд, опустив глаза, стоял в комнате трудовой терапии с кистью в руке. В голове беспорядочно толпились мысли.

Он научился жить с чувством вины в душе, сознавая, что бремя сие ему придется нести всегда, и смирился с этим. Он был ответственен за смерть брата. Ничего тут не поделаешь: кошмар будет преследовать его всю жизнь. Он не сможет ни искупить эту вину, ни, увы, получить прощение. Чувство вины росло и отравляло жизнь, как злокачественная опухоль, порождая сны, похожие на выделения из созревших фурункулов.

— Доброе утро, Гарольд!

Он вздрогнул и быстро обернулся, едва не выронив палитру. Рядом стояла трудотерапевт Дженни Кларк и рассматривала его холст.

— Как будет называться картина, Гарольд? — поинтересовалась она.

— Мне кажется, это напоминает огонь, — ответил он. — Разве вы не видите языки пламени? — Гарольд взглянул ей прямо в лицо, а она пыталась смотреть в его единственный уцелевший глаз, избегая даже невзначай взглядывать на изуродованную кожу. Какое-то время она выдерживала его немой вопрос, потом снова перевела глаза на холст. И легко улыбнулась.

— Да, это действительно похоже на огонь, — мягко согласилась она.

Так они долго стояли молча, вдыхая крепкий запах масляной краски, пока Гарольд не заговорил снова.

— Мисс Кларк, вы когда-нибудь совершали проступки, за которые вам было стыдно?

Вопрос прозвучал как гром среди ясного неба и застал ее врасплох. Она судорожно сглотнула и едва заметно нахмурилась.

— Полагаю, да, Гарольд. А почему вы спросили?

— Эта картина, — объяснил он, — нечто вроде наказания для меня. Напоминание о том, что я сделал с братом, мисс Кларк. Думаю, именно это я пытаюсь изобразить.

Дженни вздохнула. И только она собралась было что-то сказать, как Гарольд пояснил:

— Наверное, таким образом я прошу прощения. Прощения за то, что совершил.

Некоторое время она молчала, пытаясь перехватить его взгляд. Ее глаза блуждали по его лицу.

Вдруг Гарольд с неожиданным облегчением заявил:

— Я назову эту картину «Огонь». Просто «Огонь».

Появились новые пациенты, и Дженни оставила Гарольда наедине с его «шедевром», поспешив на помощь к другим. Вскоре комната заполнилась гулом голосов. Кто-то уронил палитру, но Гарольд не обращал внимания на весь этот шум и продолжал трудиться над картиной. В конце концов, решив, что работа завершена. Пирс выдавил из алого тюбика на палитру немного густой краски. Взяв ее на кисть, он жирными буквами вывел сверху одно слово:

ОГОНЬ

Глава 2

Обширные поля окружали дорогу из Игзэма в более крупный город Корнфорд, находившийся милях в двенадцати от него. Земля принадлежала фермам, разбросанным в окрестностях, но довольно обширные ее пространства представляли собой неухоженные, пустующие участки, буйно поросшие сорняками.

Дорога, обычно оживленная в эти ранние утренние часы, когда над полями медленно рассеивался туман, казалась на удивление пустынной, лишенной привычной транспортной сутолоки. А потому «фиату-панде» встретились лишь три машины, одной из них был большой грузовик для перевозки овощей.

Констебль Билл Хиггинс до отказа вдавил педаль тормоза и прижал «панду» к обочине, заехав на пешеходную дорожку, идущую параллельно шоссе, покрытому гудроном. Грузовик промчался мимо, прицеп грохотал, его мотало из стороны в сторону, и Хиггинс смотрел ему вслед в зеркало заднего вида в предчувствии того, что содержимое прицепа вот-вот начнет вываливаться на дорогу. Констебль вывел машину на проезжую часть и поехал дальше.

Рядом с ним на сиденье устроился его начальник и смотрел в ветровое стекло на проносившиеся мимо деревья. Прохладный воздух проникал через опущенное стекло и хоть немного освежал спертый воздух кабины. Обогреватель «панды» работал не переставая, его заклинило на максимуме, и салон машины стал напоминать сауну на колесах.

Инспектор Лу Рэндол нащупал в кармане пачку сигарет «Ротманс» и, вытащив одну, закурил, но тут же закашлялся и замахал перед собой рукой, ибо сквозь сигаретный дым до него дошел сильный запах навозных испарений.

— Почему это сельская местность всегда пахнет дерьмохранилищем? — спросил он, фыркнув с отвращением.

— Просто вы терпеть не можете свежего воздуха, шеф, — осклабился водитель.

— Я бы не назвал это свежим воздухом.

Рэндол родился и жил в Лондоне, привык к нагромождению домов, толпам людей и за городом чувствовал себя удивительно незащищенным, будто свет и пространство были чужды его натуре. Не считая каникул в пору отрочества, он никогда не покидал столицу больше чем на две недели. В детстве родители всегда брали его с собой на озера. И до чего же возненавидел он воду! Обширные озерные пространства всегда навевали на него мысли о муках Христовых, хоть он и был хорошим пловцом.

Странная, тягостная тишина всегда тревожила его. Вот и теперь вечное одиночество бесконечных полей снова пробудило в нем то юношеское беспокойство.

Тридцатишестилетний Рэндол был крепко сбитым мужчиной с хорошо развитой мускулатурой. Три или четыре раза в неделю он тренировался для поддержания формы. Правда, в Игзэме ему не так уж часто приходилось демонстрировать свою физическую подготовку. Вот уже год и четыре месяца он возглавлял местное отделение полиции с небольшим штатом, и за это время, если не считать пары случаев изнасилований, ничего серьезного здесь не произошло.

Констебль откинулся на спинку сиденья, горячий пластик которого тут же прилип к мокрой спине, и, попыхивая сигаретой, изучал своими голубыми глазами бесконечные просторы полей. Проведя рукой по каштановым волосам, он глубоко вздохнул.

Часы на приборной панели показывали девять минут девятого, и Рэндол зевнул. Прошлой ночью он плохо спал, и теперь веки его слипались. Сделав последнюю затяжку, инспектор швырнул окурок в окно и, недовольно ворча, потянулся. Протянув руку назад, взял с заднего сиденья папку и раскрыл ее. Тут лежал рапорт с приколотым к нему листком бумаги, на котором стояла подпись следователя графства. Рэндол снова зевнул и пробежал глазами машинописные листы доклада, который нынешним утром просматривал уже шестой раз.

— "Пол Харви, — прочел он вслух. — Двадцать девять лет. Содержится в корнфордской тюрьме особою режима с июня тысяча девятьсот семьдесят девятого года. Ранее к заключению не приговаривался". — Он закрыл папку и возбужденно забарабанил по ней пальцами. — За два убийства приговорен к пожизненному заключению.

— Я помню, как мы его брали, — сказал Хиггинс, и его обычно румяное лицо слегка побледнело. — Мы вчетвером с трудом скрутили этого ублюдка, чтобы надеть на него наручники. Кровожадный маньяк!

Рэндол поднял бровь.

— Ваше мнение не расходится с тем, что говорится в рапортах. Должно быть, для такого местечка, как Игзэм, это явилось настоящим потрясением.

— Так оно и было, — подтвердил Хиггинс.

— Убийства не связаны между собой. Мотивы не установлены, — рассуждал инспектор.

— Что конкретно он сделал с ними? — спросил Хиггинс. — Мы так до конца и не поняли.

Рэндол снова открыл папку.

— "Обе жертвы были расчленены, — читал он. — От них осталось так мало, что идентификация оказалась практически невозможной". Этот ваш Харви обожал свой старый разделочный нож, — сардонически добавил он. — Большую часть расчлененных тел так и не нашли.

— О Господи! — пробормотал Хиггинс.

— И теперь он снова на свободе, — без всякого выражения в голосе произнес Рэндол. — Сбежал сегодня в пять утра.

Оба мужчины в молчании продолжали свой путь. Хиггинс свернул с главного шоссе на более узкую боковую дорогу, по обеим сторонам которой росли деревья. Через ветровое стекло им были видны очертания мрачного здания корнфордской тюрьмы. Выстроенная когда-то из добротного красного кирпича, она потеряла свой первозданный цвет и вид под разрушительным воздействием времени. Тюрьму окружала высокая, под стать ей, вся в выбоинах и отметинах стена, увенчанная рядами железных шипов и колючей проволоки. Констебль остановил «панду» перед огромными, выкрашенными в черную краску воротами, преградившими им путь.

Рэндол поправил галстук и ругнулся, когда одна из пуговиц на его рубашке отлетела. Хиггинс ухмыльнулся:

— Жена бы вам пришила...

Улыбка и незаконченная фраза повисли в воздухе, и констебль покраснел под взглядом Рэндола.

— Извините, шеф, — мягко сказал он.

Рэндол отыскал пуговицу, сунул ее в карман и, выбираясь из машины, произнес:

— Не знаю, как долго я там пробуду.

Хиггинс кивнул и посмотрел вслед своему начальнику, идущему по асфальту к гигантским темным воротам. Он поравнялся с ними и прошел мимо голубой вывески. На ней большими белыми буквами значилось:

ТЮРЬМА ЕЕ ВЕЛИЧЕСТВА КОРНФОРД

У ворот стояла старая «мини» с прогнившими крыльями и облупившейся краской, обнажавшей ржавчину. Металл цвета засохшей крови и отставшая краска — все это вместе напоминало инспектору содранные струпья.

Он дошел до ворот и постучал в расположенную справа небольшую дверь. Через пару секунд отворилось окошечко: в нем появилось чье-то лицо.

Рэндол показал свое удостоверение, и окошечко захлопнулось. Секунду спустя открылась дверь, и полицейский вошел внутрь, очутившись в тюремном дворе. Одетый в форму охранник показал ему главный вход в здание, и Рэндол зашагал по просторному двору, покрытому влажным асфальтом.

Слева от себя он заметил группу заключенных в одинаковых синих робах, слонявшихся без дела. Рядом с ними о чем-то болтали два охранника. Одна или две головы повернулись вслед инспектору, наблюдая за тем, как он идет к огромному главному корпусу, окутанному, словно призрачным саваном, все еще не рассеявшимся серым утренним туманом.

Кабинет начальника тюрьмы также поражал своими размерами — не менее тридцати футов в длину и около двадцати в ширину. В центре стоял огромный дубовый стол овальной формы с полированной столешницей — вещь явно антикварная. Стол окружали девять стульев, и, подавив улыбку, Рэндол подумал о короле Артуре и его рыцарях. Мысль, впрочем, была мимолетной.

Выкрашенные некогда небесно-голубой краской стены посерели под многолетним слоем пыли, равно как и все, к чему ранее прикасалась в тюрьме кисть маляра. На высоком потолке крепились три длинных ряда флюоресцентных ламп — единственная уступка прогрессу. Остальная же обстановка кабинета не менялась как минимум лет сорок. Большие окна выходили на западное крыло тюрьмы. Сам кабинет отделялся от тюремных камер высокой каменной стеной и большим участком хорошо ухоженного газона. Устилавший пол ковер оказался настолько вытертым, что нисколько не заглушил шагов Рэндола, когда тот направился к столу в дальнем углу. Начальник тюрьмы Джордж Стоукс поднялся, чтобы поздороваться с вошедшим.

Мужчины представились друг другу. На столе Стоукса стояла табличка — молчаливое официальное подтверждение того, что он действительно является начальником тюрьмы. Стоуксу уже перевалило за шестьдесят, голова его почти побелела, как и пучки волос, торчавших из широких ноздрей. Тем не менее рукопожатие оказалось крепким. Правда, при своем высоком росте он выглядел несколько неуклюжим. На нем была коричневая двойка, но брюки следовало бы удлинить по меньшей мере на дюйм. Внешне начальник чем-то напомнил Рэндолу насекомое.

Стоукс представил еще одного присутствующего в кабинете — доктора Кевина Хэйеса. Тот являлся психиатром Харви, вернее, был им до побега заключенного. Невысокий нервный человек лет пятидесяти, он все время ковырял в ухе тупым концом булавки.

— Вероятно, вы задаетесь вопросом, почему я попросил вас приехать, Рэндол? — спросил Стоукс.

— Честно говоря, мне этот вопрос приходил в голову, — признался инспектор.

— У нас есть основания полагать, что Харви возвратится в Игзэм, — сообщил Стоукс. — Мы сочли необходимым предупредить вас. — Пожилой мужчина ухватил себя за кончик носа. — И если мы сможем чем-либо помочь вам, скажите.

— Во-первых, я хотел бы знать, почему он подвергался психиатрическому лечению, — начал инспектор. — В данном мне на ознакомление материале я нигде не обнаружил упоминания о психическом расстройстве.

— Последние полгода, — заговорил Хэйес, — Харви был очень замкнут, подавлен. Он всегда-то слыл одиночкой, а тут с каждым днем становился все более враждебным к другим заключенным. Постоянно лез в драку.

— Большую часть времени мы и продержали его в одиночке, — вставил Стоукс. — Исключительно ради безопасности других.

— И насколько же, по-вашему, он опасен? — поинтересовался Рэндол.

Хэйес задумчиво потер подбородок.

— Трудно сказать, — произнес он уклончиво.

— Может он взяться за старое, как вы думаете? — настаивал Рэндол. — Будет ли он убивать?

Психиатр быстро переглянулся со Стоуксом, посмотрел на Рэндола и неохотно признался:

— Не исключено.

— И вообще, как это ему, черт возьми, удалось отсюда выбраться? — спросил Рэндол с особым нажимом.

— А вот это, Рэндол, не ваше дело, — огрызнулся Стоукс. — Теперь главное — снова поймать его. Именно в этом и заключается ваша работа, которую следует выполнить. — Мужчины скрестили взгляды, и инспектор увидел гнев в глазах старика. Побег подмочил его репутацию, что могло, по мнению Рэндола, стоить ему места. Понятно, у Стоукса были причины для гнева. И еще в его глазах читался страх.

Рэндолу ничего не оставалось, как откланяться.

* * *

По дороге в Игзэм инспектор почти не разговаривал, и в голове его вертелись многочисленные вопросы. Один особенно донимал: где и когда может объявиться этот Пол Харви?

Глава 3

Пол Харви споткнулся и упал, больно ударившись о дерево. Некоторое время он лежал на мокром мху, с болью вдыхая воздух, который, казалось, прожигал легкие насквозь. Икры и бедра болели так, будто каждую ногу зажали в тиски и медленно закручивали винт. Он ухватился за низко свисающую ветку и попытался с ее помощью подняться. Часто дыша, как гончая, Харви привалился к дереву и стал растирать бедра. Опухшим языком провел по растрескавшимся губам. Было такое ощущение, будто рот забит ватой. Постояв какое-то время неподвижно, он нетвердой походкой побрел по лесу.

Шатаясь, словно пьяный, он цеплялся за ветки и кусты, пытаясь сохранить равновесие. Харви не знал, как долго он бежал. Четыре, пять часов?.. Возможно, больше. Уверенности не было ни в чем, кроме ноющей боли в ногах и жжения в желудке. Ему надо достать еды — вот что теперь важно. От тюрьмы он, видно, ушел на добрых шесть миль. Беглец позволил себе улыбнуться и продолжал беспорядочное продвижение в глубь леса.

Над головой защебетала какая-то пташка, и Харви, захваченный врасплох неожиданным звуком, быстро огляделся по сторонам. Он замахнулся рукой, непонятно зачем пытаясь спугнуть птицу. Когда это не получилось, Харви попробовал крикнуть, но ни один звук так и не вырвался из его пересохшего горла. С опущенной головой он поковылял к следующему дереву, напряженно прислушиваясь к каждому шороху. Они, конечно, уже бросились за ним в погоню, но им не удастся его поймать. На этот раз нет.

Он снова напряг слух, но ничего не услышал — только непрекращающийся щебет птиц и...

Где-то поблизости треснула ветка, и беглец застыл, припав к стволу вяза и пытаясь слиться с ним воедино, чтобы быть незаметным.

Он увидел, как, продравшись через кусты, Маленький мальчик не старше двенадцати лет подобрал футбольный мяч. Со своей добычей он тем же путем вернулся назад, на поляну, где его ждали двое товарищей. Теперь Харви заметил и этих двоих. Он слегка расслабился и двинулся дальше с необычайным для человека его роста проворством. Его коротко остриженные черные волосы блестели, а зеленые глаза сверкали лихорадочным блеском из-под красных, опухших век. Пригибаясь, чтобы не заметили играющие дети, он подкрался к краю поляны. Трое мальчиков с азартом гоняли мяч. Чтобы за ними было удобнее следить, Харви раздвинул кусты. Когда он заметил, что дети прекратили игру и побежали к большому пластиковому пакету, лежавшему рядом с импровизированными воротами, его длинные пальцы судорожно задергались, а на лице появилось выражение замешательства.

Дети вынули сандвичи и принялись за еду.

Харви положил руку на желудок, который тут же отозвался громким урчанием.

Он наблюдал, как эти трое ели. Придет и его время. Придет. Он смотрел и ждал.

* * *

Грэм Фелпс запихнул в рот остатки сандвича с ветчиной и громко зачавкал.

— Давайте запьем! — махнул он рукой в сторону одного из двух термосов.

Колин Фалтон услужливо налил ему в чашечку горячего шоколада. Грэм отхлебнул и обжег язык.

— Мать его так! — Грэм с шумом втянул в себя воздух. — Горячий!

Колин и его младший брат Майлс захихикали. Грэму уже было не до смеха.

— Какого хрена вы развеселились? — со злостью спросил он.

Грэм часто ругался, как его отец и старшие братья. Старший брат мальчика шесть месяцев провел в исправительном учреждении для несовершеннолетних, и Грэм боготворил его, как и своего отца. Обоим ничего не стоило, если возникал хоть малейший повод, ударить женщину по лицу. Это были грубые и жестокие люди. В голове Грэма сложилось простое уравнение, такое же элементарное и незатейливое, как и его ум: ругань и грубое отношение к женщинам — это мужественность.

Вот так просто.

Грэм снова накинулся на Майлса. Двенадцатилетний пацан, на три года моложе его и Колина, представлял собой идеальную мишень.

— Я спросил, какого хрена ты так веселишься? — настаивал Грэм.

— Ты обжег себе рот, — ответил Майлс. — Не надо быть такой свиньей.

— Отвали! — рявкнул Грэм, вскакивая на ноги и подгоняя мяч поближе к братьям. Он начал бить мячом по ногам Майлса. До братьев наконец дошло, что от них требовалось, они повскакали со своих мест и начали запихивать в пакет недоеденные сандвичи.

Пол Харви совершенно неподвижно лежал в кустах. Его судорожное дыхание почти успокоилось, перейдя в хриплую одышку. Он наблюдал за тремя мальчишками, гонявшими мяч, и по его лицу расползалась кривая ухмылка.

* * *

Грэм решил продемонстрировать свое умение забивать голы и ударил по воротам, однако порыв ветра подхватил мяч и отнес его далеко за них, в сторону деревьев. Грэм шлепнул себя по ляжкам и посмотрел на Майлса.

— Ну давай, дуй за этой хреновиной! — заорал он и посмотрел Майлсу вслед, пока тот тащился к деревьям.

Пол Харви следил за тем, как мальчик приближался к тому месту, где он лежал.

Майлс пробирался вперед по кустам, пока его не обступили деревья. Впервые за это утро он обратил внимание на то, как тихо было в подлеске. Его ноги беззвучно ступали по мшистому ковру. Мяч как сквозь землю провалился, наверняка залетел дальше обычного. Несмотря на яркий оранжевый цвет, он легко мог затеряться в этой мешанине зеленых и коричневых оттенков, из которых состоял этот небольшой лесок, и Майлс, чтобы лучше осмотреться, взобрался на упавшее дерево. У его ног крупный паук поймал в свою паутину муху, и какое-то время он завороженно наблюдал за тем, как мохнатый монстр пожирает свою жертву. Мальчик вздрогнул и двинулся дальше, по-прежнему шаря глазами по подлеску в поисках мяча. Он наступил на крапиву и вскрикнул от боли: обожгло голую ногу между носком и завернутой штаниной джинсов. Майлс потер ужаленное место и зашагал дальше. Где же этот чертов мяч?

Он остановился, уперев руки в бока, и напряженно вглядывался в лесные сумерки. Туман все еще стелился по низу подлеска и окутывал ноги, словно одеялом из сухого льда. На немногих оставшихся листьях мерцали капельки влаги, напоминающие Майлсу слезинки.

И вдруг его глаз что-то уловил.

Он улыбнулся. Это был мяч, улетевший почти на двадцать ярдов и застрявший в чахлых кустах. Майлс поспешил к нему, почувствовав вокруг себя неестественную тишину, будто кто-то накрыл его стеклянным колпаком. Он вздрогнул и бросился за мячом, чтобы как можно скорее вырвать его из цепких объятий кустов и мчаться обратно.

Рядом с ним что-то зашевелилось. Мяч спокойно лежал на мшистом ковре. Мальчик резко обернулся, его сердце почему-то бешено колотилось.

Неожиданно поднялся легкий ветерок, закручивая туман в тонкие спирали.

Майлс двинулся назад к открытому месту, прочь из душного подлеска. Он прижимал грязный мяч к груди, не обращая внимания на запачканный джемпер. От влажной древесины и мха исходил удушливый запах. Он был так же осязаем, как сотканное из клочьев тумана одеяло, окутывавшее его ноги.

Что-то холодное коснулось его руки. Он судорожно выдохнул, выронил мяч и приготовился бежать.

Это была ветка дерева.

Наклонившись за мячом, Майлс заметил, что у него дрожатруки. Он выпрямился, на лбу блестели капли пота. И в этот момент чья-то рука схватила его за плечо.

Он громко закричал, пытаясь вырваться, но рука держала его крепко, и в ушах отозвался хриплый смех.

— Ладно, смотри не наложи в штаны, — послышался знакомый голос, и Майлс наконец нашел в себе силы обернуться. Он увидел стоявшего Грэма Фелпса, который сжимал ему плечо.

— Просто хотел тебя попугать немножко. — Грэм снова рассмеялся, толкая Майлса перед собой по направлению к игровой площадке.

— Как бы тебе понравилось, если бы кто-то проделал такое с тобой? — жалобно протянул Майлс.

— Ой, да заткнись и давай мне мяч! — огрызнулся Грэм и вырвал его у Майлса. Вдруг из-за упавшего дерева прямо перед ними возникла гигантская фигура Пола Харви. Он вырос будто из-под земли. Мужчина возвышался над мальчиками, как башня. Его огромные руки были сжаты в кулаки, напоминавшие два окорока. Появившись из тумана словно привидение, он шагнул к ребятам, которые тут же с воплями кинулись наутек. Они рванули в разные стороны, бросив мяч, который несколько раз подпрыгнул, ударившись о землю. Они бежали, а позади несся Харви.

Дети ломились сквозь кусты, не обращая внимания на царапавшие их ветки и колючки. Вырвавшись на открытое пространство, они были похожи на двух перепуганных насмерть кроликов. Колин, уловив ужас, застывший в их глазах, не задавая лишних вопросов, бросился следом за ними.

Харви смотрел, как дети несутся по лужайке. Он подождал, пока они не скроются из виду, потом, еще раз чутко прислушавшись, осторожно вышел из-за деревьев, подошел к пластиковому пакету, сунул внутрь руку и, обнаружив сандвичи, тут же набил ими рот, а оставшиеся стал распихивать по карманам. Потом поднял один термос, наклонил его и обнаружил, что тот пуст. Взяв второй, он поболтал его и услышал плеск жидкости. Крошки непрожеванных сандвичей сыпались из его набитого до отказа рта.

За поляной виднелись пустыри, примыкавшие к окраинам Игзэма. Стараясь не растерять из карманов еду, Харви поплелся дальше.

Через двадцать минут его и след простыл.

Было пять минут одиннадцатого утра.

Глава 4

Игзэмская полиция занимала двухэтажное здание из красного кирпича, расположенное в центре города. Небольшой дом с трудом вмещал хоть и немногочисленный штат сотрудников полиции, в котором было девять мужчин и три женщины, не считая самого Рэндола.

В два часа пятьдесят шесть минут пополудни весь состав собрался в так называемой комнате отдыха. Сидячих мест не хватало, и пара констеблей стояла, привалившись к выкрашенным белой краской стенам. Внимание всех было приковано к инспектору, стоявшему в дальнем углу комнаты у доски, к которой он приколол несколько черно-белых фотографий. На стуле, поставленном перед Рэндолом, лежала еще пара дюжин.

— Пол Харви, — сказал инспектор, показывая на фотографии. — Запомните это лицо, поскольку мы обязаны поймать его, и как можно быстрее.

Инспектор зажег сигарету и глубоко затянулся.

— Игзэм — не очень-то маленький городишко, — продолжал он, — и в нем хватает мест, где может скрываться этот ублюдок. Если он уже сюда добрался. — Рэндол помедлил. — Или если сумеет добраться.

По комнате прокатился одобрительный смешок.

— Я хочу, чтобы вы тщательно прочесали весь город, проверили все нежилые дома и прочие места, порасспросили людей. Пусть каждый возьмет по фотографии. Но будьте очень осторожны с расспросами: если проговоритесь, что Харви возвращается в Игзэм, возникнет жуткая паника. Наша задача усложнится, коли каждые пять минут сюда будут звонить жаждущие узнать, поймали мы его или нет. — Констебль выпустил струйку дыма. — А если местная пресса начнет досаждать своими вопросами, пошлите их всех подальше. Эти бумагомаратели не могут даже толком написать о дешевой распродаже, чтобы не исказить факты. Так что нам не нужны сплетни о Харви, наводняющие первые полосы местных газетенок.

Столбик пепла упал на пол, и Рэндол втоптал его в ковер.

— Вопросы будут?

— У Харви есть семья, шеф? — спросил констебль Чарлтон.

— Была. Если это можно назвать семьей. Информация не совсем достоверная, но, кажется, он жил с отцом, который умер три года назад. О его матери никто ничего не знает. Преступления были совершены после кончины отца.

— Откуда вам известно, что он возвратится сюда? — на этот раз вопрос задал констебль Рид.

Рэндол передал разговор со Стоуксом и психиатром, выразив и свои собственные сомнения по поводу того, что убийца появится в Игзэме. Объяснение, похоже, удовлетворило Рида.

Наступила неловкая тишина, и Рэндол обвел глазами собравшихся.

— Еще вопросы?

Их больше не оказалось.

— Хорошо, — он взглянул на часы. — Осталось два часа светлого времени. Мы можем начинать.

Одетые в форму сотрудников полиции мужчины и женщины поднялись со своих мест, и каждый прошел мимо стоявшего у доски Рэндола, захватив по паре черно-белых фотографий. Сам инспектор, подождав, пока все разойдутся, направился в свой кабинет на втором этаже. Он прикурил еще одну сигарету и, сев за стол, включил настольную лампу, взглянув в окно. Небо сплошь было обложено тяжелыми грозовыми тучами, что ускоряло надвигавшиеся сумерки: бледное солнце, целый день пытавшееся пробиться сквозь облака, теперь окончательно скрылось за ними.

Рэндол держал перед собой фотографию Харви, изучая крупные черты лица преступника. Снимок был черно-белым и нечетким, но пронзительный взгляд, казалось, видел тебя насквозь. На правой щеке Харви Рэндол заметил два шрама — наверное, порезы от бутылочного стекла. Они были, по всей видимости, глубокими, и инспектор задумался над тем, как и когда получил их беглец. Он откинулся на спинку и положил снимок на стол. Дым от сигареты лениво плыл по воздуху, закручиваясь кольцами. Рэндол закрыл глаза.

За окном отчаянно завывал ветер.

Глава 5

Харви не помнил, сколько времени он бежал. Единственное, что он знал наверняка — так это то, что вначале было светло, а теперь окрестности окутывал почти непроницаемый покров тьмы. Знать бы, не блуждает ли он по кругу, снова и снова возвращаясь на собственный след... В темноте холмы и поля выглядели одинаковыми. Каждая нога беглеца, отягощенная комьями налипшей грязи, весила, по крайней мере, тонну. Сердце бешено колотилось в груди, в легких клокотало, будто кто-то настойчиво раздувал неисправные меха.

Оказавшись на вершине холма, он остановился и осмотрелся. Впереди внизу горели огни: тусклый свет уличных фонарей и более яркий — из окон домов. Если бы Пол Харви мог измерить расстояние, он догадался бы, что находится в двух милях от центра Игзэма. Огни города, мерцавшие во тьме, напоминали стайку светлячков. Он шумно вздохнул, ощутив во рту привкус горечи. Ему было холодно. Вокруг поблескивала мокрая трава, на которой играли пробивавшиеся сквозь тяжелые тучи лучи лунного света. Харви посмотрел на белое ночное светило и подмигнул, подняв руку, словно пытаясь смахнуть луну с неба, а когда попытка потерпела неудачу, решил продолжать свой бег.

Холм резко обрывался, и Харви, поскользнувшись на мокрой траве, скатился вниз. Ему показалось, что он пролежал неподвижно целую вечность, чувствуя, как сырость добирается до тела сквозь промокшую одежду. Беглец теперь просто лежал на спине, уставившись на белесую луну, и тяжело дышал. Каждый мускул его тела болел, но он знал, что останавливаться ему нельзя. Только не сейчас!.. Зарычав от боли, Пол заставил себя встать на ноги и заковылял дальше. Он почувствовал тяжесть сандвичей в карманах куртки, один или два были съедены еще днем, — вскоре после того, как он отобрал их у детей. Термос теперь наполовину был пуст и успел остыть. Но что делать, когда закончатся скудные запасы? Этот вопрос занимал его всю дорогу. Да, еда — это очень важно, укрытие — тоже. Ночь уже коснулась его своими ледяными пальцами, он нуждался в укрытии. И не только от превратностей погоды. Прежде всего — от полицейских. Они ищут его. Харви знал, что рано или поздно они придут, но надеялся, что это случится не раньше, чем через несколько дней. Определенно, им будет непросто найти его.

Луна вынырнула из облаков и вдруг осветила своим холодным белым сиянием несколько домов прямо перед Харви.

Тот замер на месте, даже дышать перестал.

Укрытие?..

Харви был уверен, что это ферма. Там...

Он сжал кулаки. Почему так трудно думать?

Один, два, три... Возможно, зданий было больше. Выстроенные по принципу каре, с большим открытым двором посередине: фермерский дом, амбар, загон для свиней, сарай. Харви пошел дальше, к главному входу дома. Шаря глазами по сторонам, он прислушивался к малейшему шороху. По дороге к двери ничего не произошло. Он переходил от окна к окну, пытаясь разглядеть сквозь заляпанные грязью стекла внутреннее убранство, но в этой кромешной тьме трудно было что-либо понять. Надо проникнуть в дом. Можно разбить окно. С его незаурядной силой дверь не представляла серьезного препятствия. А вдруг кто-нибудь пройдет мимо? Заметит, что дверь взломана, и сообразит: что-то здесь не так? Его обнаружат, и полицейские придут за ним. Кривая усмешка вновь тронула губы: Не такой уж он дурак. Развернувшись, он пошел обратно через двор, к амбару. Огромные деревянные ворота стояли распахнутые настежь, и Харви осторожно ступил в раскрывшую ему объятия тьму.

В амбаре пахло сыростью и гнилой соломой. Связки ее лежали в углу и на сеновале, к которому была приставлена рахитичного вида лестница. Огромный мужчина поставил здоровенную ступню на перекладину, испытывая ее прочность. Она застонала под тяжестью его тела, но выдержала, и он стал подниматься наверх.

На сеновале лежало около дюжины тюков соломы, деревянный пол устилал тонкий слой ее полуразложившихся остатков. Зловоние было почти невыносимым, но Харви, казалось, не замечал его. Через щели в крыше пробивался слабый лунный свет, неспособный рассеять черноту ночи. Шифер сплошь был усеян прорехами, и Харви старался держаться от них подальше, прячась под спасительным покровом темноты. Он привалился к одному из тюков соломы и сунул руки в карманы пальто за оставшимися сандвичами, которыми разжился минувшим утром. Он запихивал пищу в свой огромный рот и жадно глотал ее, пока еда не закончилась. Оставался еще термос. Набрав полный рот, ощутил, что содержимое уже остыло, и Харви сердито выплюнул питье, далеко отшвырнув пустой сосуд.

Он устал, хотелось спать, интуиция подсказывала ему, что это самое безопасное место для ночлега. Даже полицейские не найдут его здесь. Харви был уверен. Он вытянул ноги и зевнул.

Что-то холодное коснулось его правой руки, и от неожиданности он чуть не вскрикнул.

Оглядевшись по сторонам, Харви отполз в сторону и попытался разглядеть, на что наткнулась его рука. Он прислушался, но ничего не услышал, только стук собственного сердца. Постепенно он успокоился. Лунный свет, пробившись сквозь щели, упал на потревоженный Харви предмет, и Пол поднялся на ноги, не сводя с него взгляда.

Это был серп.

Засунутый в тюк соломы, он торчал теперь из прогнившей обвязки. Поржавевшее лезвие оставалось предательски острым. Харви ухватился за ручку и вытащил серп. Взвесил его на руке, осклабился и полоснул им по воздуху. Раздавшийся свист нарушил тишину амбара. Харви издал гортанный звук, радуясь находке, как ребенок новой игрушке. Он вытер деревянную ручку о штаны, ибо влага, казалось, пропитала дерево насквозь. В желудке громко заурчало, и сосущее чувство голода вновь напомнило о себе. Харви заскрежетал зубами и полоснул серпом по ближайшей связке соломы, срезав мощным движением изрядный пук. Другой рукой он потер живот и раздраженно заворчал.

Огромный мужчина повертел серп в руках, внимательно разглядывая лезвие. Провел по нему большим пальцем. Нажал чуть сильнее, чем следовало бы, и на месте пореза выступила капелька крови. Харви чертыхнулся и поднес палец ко рту. Зарычал. Острый! Его отец пользовался опасной бритвой; и иногда, ребенком, ему случалось наблюдать за тем, как тот бреется. Все остальное время бритва лежала в деревянном ящичке на полке в ванной комнате. Ремень для правки бритвы висел рядом. Харви хорошо помнил этот ремень, его запах. И этот пригорный запах маслянистой кожи он возненавидел.

Он помнил тот ремень и на ощупь. Перед его мысленным взором предстала картина далекого прошлого, и Харви почти физически ощутил боль... Маленький мальчик, избиваемый пьяным разъяренным отцом, хохотавшим всякий раз, когда он опускал ремень на бледное детское тело.

На бледное тело Харви.

Он снова взмахнул серпом, срезав пук соломы. Воспоминания детства навеки врезались в память — незаживающая, кровоточащая рана, которая вечно будет мучить его.

Он был единственным ребенком в семье, никогда не имевшим ни сестры, ни брата, которые разделили бы с ним его грустное бедное существование. Об этом позаботилась мать Элизабет. Из-за неправильного положения плода ее первые роды были долгими и мучительными, после чего она поклялась никогда больше не испытывать подобного. Ее страх вновь забеременеть был настолько силен, что она стала отказывать отцу Харви в любовных утехах. Но Ричард Харви не привык, чтобы ему отказывали. Вначале он искал утешения в бутылке, за три года превратившись из крупного, сильного мужчины в жалкое подобие человека. Когда он пил, казалось, не бутылка отдавала ему свое содержимое, а он переливал в нее свои жизненные силы.

Харви до сих пор помнил ту ночь, когда отец, как обычно, пьяный, пришел домой. Однако на этот раз он был настроен воинственно и требовал, чтобы Элизабет дала ему то, что принадлежало ему по праву. Юный Харви четырех лет от роду слышал, как они ссорятся за стеной. Слова перерастали в крики, а потом в такой визг, что он встал с постели и пошлепал на звуки воплей и проклятий. Харви толкнул дверь и увидел, как отец пытается повалить мать на постель, одной рукой грубо раздвигая ей ноги, а другой пытаясь ввести в нее свой вялый член. Элизабет кричала, а он бодал ее своим морщинистым лбом, пока не разбил ей нос. Забрызганные кровью, они извивались на кровати, как две змеи. Их движения были судорожными и беспорядочными.

Юный Харви повернулся, чтобы уйти, но отец зарычал на сына, заставив остаться. И тот вынужден был повиноваться.

Дрожа от беспомощности, мальчик в смущении наблюдал, как его мать дергается от боли под навалившимся на нее отцом, который наконец, достигнув оргазма, скатился с кровати, оставив Элизабет почти в бессознательном состоянии. Ричард Харви схватил сына за плечи, дыхнул ему в лицо перегаром, выругался и потащил в ванную, где бил ремнем для правки бритв до тех пор, пока тело ребенка не покрылось рубцами. При этом он кричал, что из-за него, щенка, между родителями не ладятся отношения: если бы он появился на свет без осложнений, все было бы по-другому.

На следующее утро мать ушла из дома.

Но для Пола Харви кошмар только начинался. Отец запил пуще прежнего. По ночам вытаскивал Пола из постели, кричал и проклинал его, обвиняя в том, что тот виновен в уходе матери.

И всегда это заканчивалось поркой ремнем.

Даже когда Пол подрос, ему приходилось мириться с яростью отца, так как это стало привычным для него образом жизни. Оскорбления, как физические, так и моральные, стали неотъемлемой частью его жизни, но он все равно остался с отцом в их маленьком домике в Игзэме, где жил годами как привык, потому что не знал ничего другого. У него не было ни друзей, ни родственников, к которым он мог бы пойти. Иногда рядом с ненавистью в нем вдруг шевелилось чувство, похожее на жалость к этому иссушенному алкоголем подобию человеческого существа, к его отцу. Возможно, Харви и в самом деле уверовал в то, что виноват в разрыве между родителями, и, скорее всего, решил, что действительно заслуживал наказания.

Три года назад умер отец, и мир Харви перевернулся. Остатки самоконтроля и смирения умерли в нем.

Вырвавшись на свободу из земного ада, в котором вырос, он оказался отрезанным от остального сурового мира, и не было у него ни единого человека, к кому бы он мог обратиться за утешением.

Харви не знал, как заводить друзей. Люди Игзэма его отвергли. Они относились к нему с едва скрываемым презрением, так как все знали, каков был Ричард Харви. А разве яблоко от яблоньки далеко падает?..

И Пол Харви страшно отомстил. Три года назад двоих убил. Они даже Не делали попытки заговорить с ним, но он чувствовал, по глазам видел их отвращение к нему. И убил. Его упрятали за решетку... Но теперь все изменилось. Он снова на свободе, и людям Игзэма придется заплатить. Они его не найдут. Может, потом, когда будет уже поздно.

Харви криво ухмыльнулся и снова взмахнул серпом.

Внизу что-то задвигалось.

Он замер, прислушиваясь. В затхлой атмосфере раздались ровные звуки, доносившиеся снизу. Харви опустился на колени и стал вглядываться в щели между балками, пытаясь обнаружить нарушителя тишины. Может, это они? Рука крепче сжала серп.

Движение усилилось.

С гулко стучавшим сердцем он осмотрелся по сторонам.

На этот раз что-то происходило уже на сеновале.

Всматриваясь в темноту, Харви вскочил на ноги. Он крепко сжимал серп, готовый защищаться.

Луна вдруг скрылась за тучами, и амбар поглотила кромешная тьма. Харви охватило странное смешанное чувство страха и голода. Он возбужденно втянул в себя воздух.

Что-то коснулось его ноги и заставило вскрикнуть.

Прямо за собой он услышал шуршание и, обернувшись, ничего не различая в темноте, стал наугад размахивать серпом. Что-то снова коснулось его ноги, и он отпрыгнул, но, застряв ногой в щели между балками, упал лицом вниз. В нос ударила страшная вонь. Что-то заскребло по щеке. Что-то влажное.

В этот самый момент луна снова пробилась сквозь тучи и залила амбар серебристым светом.

Харви обнаружил, что смотрит в холодные черные глаза крысы. Еще одна была сзади. Так вот кто шуршал и метался по сеновалу! Ухмыльнувшись, он встал на колени и принялся наблюдать за крысой, которая спокойно сидела и грызла что-то, зажатое между передними лапами. Какое-то время Харви следил за животным, затем стремительным движением обрушил на него свой серп. Не успела крыса даже шевельнуться, как смертоносное лезвие воткнулось ей в спину и глухо ударилось о деревянную балку. Крыса завизжала, и Харви схватил ее за голову, не обращая внимания на слабые попытки укусить его за руку. Он снял крысу с серпа, ничуть не беспокоясь из-за того, что кровь капает ему на брюки. Великан держал крысу в огромной руке, а его рот переполняла слюна, стекавшая по подбородку. Крыса была такой теплой, такой теплой... Ощущение голода усиливалось и становилось невыносимым.

А она такая теплая...

Одним мощным движением челюстей он откусил маленькую головку животного, пару раз прожевал, чувствуя, как хрустят кости, и проглотил. Голыми руками он разорвал тушку пополам и принялся вгрызаться в сырое теплое мясо, отрывая зубами серую шкурку и заглатывая желеобразную кашицу внутренностей. Он даже немного пожевал хвост, перед тем как выбросить остатки. В желудке разлилась приятная теплота, хотя первые пару секунд Харви думал, что его вырвет. Тем не менее он стер кровь грызуна с подбородка и с серпом в руке принялся охотиться на второго зверька. А когда поймал, то решил на сей раз выбросить голову, и отсек ее серпом. Из миниатюрных артерий хлынула кровь, и Харви по-детски захихикал, наблюдая за тем, как обезглавленное животное судорожно бьется в его огромной руке.

Он коснулся лезвия серпа и улыбнулся.

Кроме того, у него на уме было еще кое-что. И когда какое-то время спустя Харви заснул, в его руках так и осталось смертоносное орудие.

Глава 6

Гарольд Пирс смахнул с рукава белого больничного комбинезона воображаемую пылинку и судорожно сглотнул. Он спускался в лифте и, уставившись в пол, прислушивался к его равномерному гудению. У другой стенки тесной кабинки стоял Уинстон Гривс. Он смотрел на Гарольда, не в силах оторвать глаз от бесформенного шрама, закрывавшего половину лица. Гривс глядел на ожог с такой же гипнотической завороженностью, с какой ребенок таращится на что-то необычное, и делал это почти бессознательно. Только когда Гарольд с глуповатой улыбкой поднял голову, Гривс вдруг обрел способность отвести глаза в сторону.

Гарольд знал, что и второй санитар разглядывает его. Для него это не внове, он и прежде множество раз ловил на себе посторонние взгляды, а иногда слышал и насмешки в свой адрес. Он мог понять их любопытство, вызванное, может быть, отвращением к его уродству, но тем не менее их откровенные взгляды всегда вызывали в нем чувство неловкости.

Что касается Гривса, ему стоило неимоверных усилий не выразить ужаса при виде лица Гарольда. Он убеждал себя в том, что со временем, конечно, привыкнет, но теперь никак не мог оторвать глаз от темно-красной бесформенной массы. Его взгляд как магнитом притягивал вид изувеченного лица, хотя за пятнадцать лет службы больничным санитаром навидался всяких ужасов. Жертвы дорожных происшествий (вспомнить хотя бы того, пролетевшего сквозь лобовое стекло парня, у которого отвалилась голова, когда Гривс с другим санитаром поднял его на носилки), дети с увечьями, обожженные, пострадавшие от несчастных случаев, особенно от уличных нападений. Припомнился и юноша, случайно попавший в уличную драку, заполучивший нож в живот, и то, как он пытался запихивать назад вываливавшиеся внутренности. Женщина, до смерти забитая мужем так, что в ее проломленном черепе виден был мозг. Ребенок с отрубленной рукой — результат баловства с работавшей сельскохозяйственной техникой. Старуха, запустившая порез на бедре до такой степени, что в нем завелись черви...

Список воспоминаний можно было бы продолжать до бесконечности.

Санитар Гривс имел примечательную внешность. В черных, жестких, как проволока, волосах серебрились седые пряди, смотревшиеся нелепо на фоне черной кожи негра. Это был маленький человечек с длинными руками, заканчивавшимися огромными кистями, несоразмерными с остальными частями тела. Гривс слыл усердным работником и хорошо справлялся со своими обязанностями. Видимо, по этой причине, думал он, именно ему поручили ознакомить Гарольда с клиникой. Всю первую неделю Гривс почти постоянно будет опекать Гарольда, помогая ему войти в курс дела.

Гарольд взглянул на чернокожего напарника и снова улыбнулся, помня о своем шраме, но даже не пытаясь его прикрыть. Гривс блеснул зубами в ответной улыбке, и Гарольд мысленно сравнил их с клавиатурой пианино. Зубы негра ослепляли. Казалось, кто-то забил ему рот кусочками фарфора. Его глаза слезились и были налиты кровью, но улыбка и печальный взгляд излучали тепло, на которое откликнулась душа Гарольда.

Только вчера он прибыл в фэйрвейлскую больницу. Фил Кут привез его сюда из психушки и помог перенести скудные пожитки Гарольда в его новый дом — небольшое строение, которое примыкало к ограде, окружавшей больничную территорию. Домик уютно располагался посреди буковой рощицы и зарослей бузины. До центрального больничного корпуса было не более четырехсот ярдов.

Больница в Фэйрвейле состояла из трех основных корпусов. Центральный блок насчитывал двенадцать палат и поднимался более чем на восемьдесят футов в высоту. На каждом этаже находились палаты А и Б, в совокупности способные вместить более шестидесяти пациентов. Детское отделение располагалось на первом этаже во флигеле, примыкавшем к больнице и соединявшемся с центральной частью длинным коридором. Так что его можно было считать тринадцатой палатой. Отдельно от главного здания размещался корпус трудотерапии, немногочисленный, но преданный делу медперсонал которого помогал пожилым, вымотанным болезнями пациентам восстановить силы и навыки, которыми они обладали до поступления в больницу. Среди больных были и такие, для кого даже такая простейшая процедура, как наливание в чашку чая, представлялась не более не менее, как двенадцатым подвигом Геракла. К корпусу трудотерапии примыкал небольшой гимнастический зал, в котором сердечники проделывали нетрудные физические упражнения, а пострадавшие от переломов рук и ног подвергались серьезной восстановительной нагрузке. В паре минут ходьбы от больницы, отделенные от главного здания стоянкой машин, располагались выстроенные из красного кирпича жилые помещения медперсонала.

Фэйрвейл находился приблизительно в миле от центра Игзэма и обслуживал население района площадью в тридцать квадратных миль. Так как в своем районе он являлся единственной больницей «Скорой помощи», пациентов всегда было более чем достаточно. Больница гордилась поддерживаемым в сверкающем состоянии медицинским оборудованием, в числе которого был опухолевый сканнер и другое современное медицинское оснащение. Безостановочная работа отделений рентгена, ЭЭГ, ЭКГ и патологии обеспечивала постоянный наплыв амбулаторных пациентов, превышавший даже число стационарных больных. В кабинете патологии, который посещали амбулаторные больные, делались анализы крови и мочи. Настоящая же работа патологоанатомов Фэйрвейла проходила в лабораториях полуподвального помещения основного здания. В каждой из этих четырех отдельных лабораторий стояло по три стальных анатомических стола, где вскрывали и исследовали человеческие трупы. Досконально изучались частицы тканей, родинки, опухоли, даже в случае необходимости подвергались тщательному исследованию кожные чешуйки. Здесь все под контролем. Каждый образец сопровождался детальными записями — от развернутого аутопсического отчета до описания мельчайшей частицы мягких тканей. Картотека с этой информацией занимала две большие комнаты в двадцать футов шириной и в два раза большей длины. Лаборатории освещались холодным белым светом, исходившим от нескольких рядов флюоресцентных ламп, в то время как широкий коридор, ведущий от лабораторий к лифтам, казался темным из-за тускло мерцавшего света, отражавшегося в плитках пола и стен.

Когда лифт остановился, Гарольд посмотрел вверх на световое табло и увидел, что ряд букв и цифр над дверью погас. В темноте светилась лишь одна буква "Б". Уинстон Гривс повел его за собой по коридору, ведущему к патологоанатомическим лабораториям, и Гарольд ощутил, как по коже его пробежал холодок, он вздрогнул.

— Здесь всегда холодно, — объяснил ему Гривс. — В лабораториях поддерживают температуру в пятьдесят пять градусов (12° С). Иначе нельзя: то, что в них исследуют, начинает попахивать. — Он улыбнулся. Его зубы, казалось, пожелтели в этом тусклом свете.

Гарольд понимающе кивнул и зашагал рядом, ощущая, как, приближаясь к двери одной из лабораторий, весь покрывается гусиной кожей. Входящих приветствовала вызывающая надпись:

ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН

— В данный момент это касается и вас, — с улыбкой заметил Гривс.

Попросив Гарольда подождать, он постучал в дверь. Мгновение спустя чей-то голос пригласил войти, что Гривс и сделал, прикрыв за собой дверь. Гарольд же почувствовал себя одиноко и простоял так довольно долго, воротя нос от запаха, исходившего из лаборатории, подумал: какой-то непривычный запах антисептика, — более едкий, отталкивающий. На самом деле это был формальдегид. Засунув руки в карманы униформы, Гарольд стал ходить взад-вперед около двери, оглядываясь по сторонам. Из лаборатории не доносилось ни звука. Если кто-то и работал там, делал он это удивительно бесшумно. Гарольду наскучило ожидание, он миновал одну дверь, потом другую и подошел к повороту коридора.

Прямо перед собой, в конце более короткого его ответвления на расстоянии двадцати футов, увидел грубую деревянную дверь. Гарольд подошел к ней и замер. Никаких запрещающих надписей не было видно. Расслышать ему тоже ничего не удалось, кроме...

Он шагнул поближе.

За дверью раздалось глухое урчание, тотчас сменившееся прерывистым звуком, напоминавшим шумное дыхание астматика.

Он взялся за ручку и повернул ее.

Дверь поддалась, и Гарольд вошел.

В него ударила почти осязаемая волна жара, заставив отпрянуть, и какое-то время Гарольд пытался адаптироваться к необычной атмосфере. Осмотревшись, он поразился, насколько велика была комната — квадрат со стороной не менее сорока футов и высоким потолком. Выкрашенные когда-то в белое стены почернели от грязи и копоти. Прямо перед ним на голом полу стоял огромный металлический котел. Торчавшая из него труба уходила в потолок. Вот оттуда и доносилось урчание!

Между тем внимание Гарольда привлек еще один звук: слева от него раздавалось громкое жужжание. Повернувшись, он увидел сооружение, напоминавшее генератор и изобилующее шкалами, проводами и выключателями. Гарольд вновь повернулся к котлу и примыкавшей к нему топке. Ее плотно прикрывала тяжелая дверца из проржавевшего металла. Потолок почернел и покоробился, в воздухе пахло горелым. Гарольд отчего-то вздрогнул, руки задрожали, и его слегка затрясло. Он попытался сделать глубокий вдох, но горло сдавил спазм.

В углу комнаты стояло с полдюжины тележек, заваленных постельным бельем. Гарольд шагнул поближе и закашлялся от ударившего в нос смрада. То были мятые простыни, выпачканные экскрементами, засохшей кровью и рвотной массой.

У него на лбу выступили капельки пота, и он, смахнув их дрожащей рукой, двинулся к топке. По мере приближения к котлу жара усиливалась. На выступе, рядом с закрытой дверцей, лежала пара грубых рукавиц, набор длинных щипцов и гаечный ключ. Тут же была навалена гора угольных брикетов, от обломков которых в горячий воздух поднималась черная пыль.

Гарольд отчетливо различил рев бушующего пламени, и тело его стала сотрясать еще более неудержимая дрожь.

В его воспаленном мозгу возник кошмарный образ матери. Охваченная огнем, с отпадавшей от лица и рук кожей, она что-то держала в своих пылающих руках. Это был маленький брат Гордон — огненный шар с торчащим из него черным обрубком руки...

Гарольд крепко зажмурил глаза, пытаясь отогнать страшное видение. Он сделал шаг назад, подальше от печи.

— Гарольд!

Он чуть было не закричал, услышав голос за спиной. Обернулся. Лицо его пылало, дыхание стало частым и прерывистым.

В дверном проеме стоял Уинстон Гривс.

— С вами все в порядке? — обеспокоенно спросил негр, видя, что напарник чем-то встревожен.

Гарольд кивнул и едва слышно произнес:

— Прошу прощения. Я тут бродил и зашел в эту комнату.

Гривс понимающе кивнул.

— Котельная, — пояснил он. — Бойлер отапливает часть больницы. А это, — он указал на генератор, — служит как запасной вариант. На случай перебоев в работе центральной системы электрообеспечения он автоматически включается в режим.

— А что там? — Гарольд кивнул в сторону тошнотворно пахнувших тюков с бельем.

— Они лежат здесь до тех пор, пока прачечная не заберет их в стирку. Которые уже не годятся, мы сжигаем.

Чернокожий повернулся и повел Гарольда прочь, прикрыв за собой дверь. Они пошли обратно по коридору к лифту.

— В любом случае я собирался показать вам котельную, — сказал Гривс. — За этим мы и спустились сюда. Сегодня днем нам придется выполнить там кое-какую работу.

Гарольд с трудом проглотил слюну, но ничего не сказал. Мягко, почти бессознательно он коснулся изуродованной щеки и подумал об ужасном, невыносимом жаре внутри топки, и вновь в его сознании возникли образы горящих в огне матери и брата. Гривс только что сказал ему, что им придется выполнить кое-какую работу... Какую же? Голова шла кругом.

Пока они ждали лифт, у Гарольда взмокла спина.

Без какой-либо видимой причины он ощутил, как его охватывает ужас.

* * *

До обеда Гривс проводил с Гарольдом экскурсию по больнице. Он рассказывал новичку о его обязанностях, показывал, где что находится, представлял его другим сотрудникам, и только у двух из них при виде Гарольда лица остались невозмутимыми. Гривс доброжелательно болтал на разные темы: о погоде, своей работе, футболе, политике... И Гарольд слушал его: По крайней мере, делал вид, что слушает. Мысли же его были далеко, его занимало послеобеденное время, когда они с Гривсом снова пойдут в котельную.

В час пятнадцати оба отправились в больничную столовую, чтобы пообедать. Гарольд взял пару сосисок и гарнир, но едва поковырял в тарелке вилкой. Гривс же, со ртом, набитым рыбой и жареным картофелем, продолжал беззаботно болтать, однако беспокойное состояние Гарольда постепенно передалось и ему. Потягивая чай из огромной кружки, он спросил:

— Что случилось, Гарольд?

Гарольд вздрогнул, огляделся по сторонам. Столовую заполняли медсестры, санитары, врачи. Все вокруг уже ели и разговаривали. Равномерный гул голосов напоминал жужжание генератора.

— Это связано с котельной? — осторожно поинтересовался Гривс, видя, как нервничает его подопечный.

— Я боюсь огня, — признался Гарольд.

Гривс поверх края кружки внимательно посмотрел на своего напарника по предстоящей работе.

— Извините, что спрашиваю... — Он старательно подбирал слова. — Ваше лицо... Это... ожог?

Гарольд кивнул.

— У меня он с четырнадцати лет, — пояснил Гарольд, но продолжать не стал. Остальное... к чему вспоминать и говорить об этом? Он попытался улыбнуться, тон его немного смягчился. — Надеюсь, со временем мой страх пройдет.

Гривс понимающе кивнул и сделал большой глоток чая. Они сидели, беседовали, и Гарольд наконец тоже заговорил. Утренние видения отступили. Он расслабился, успокаивая себя тем, что напряжение, видимо, вызвано первым рабочим днем, его первым в жизни рабочим днем. Гривс ненавязчиво расспрашивал о психиатрической лечебнице, и Гарольд отвечал на вопросы честно и без утайки. Ему не было стыдно оттого, что тридцать пять лет он провел в сумасшедшем доме. Стыд, с которым он жил все эти годы, имел отношение к другому, к тому, что только что вскользь затронул Гривс. На его счастье, чернокожий санитар не любопытствовал, каким образом четырнадцатилетний мальчик оказался в дурдоме, а Гарольд не имел ни малейшего желания добровольно об этом рассказывать.

Наконец Гривс закончил трапезу и отодвинул тарелку, одновременно заглядывая в кружку, не осталось ли чего. С удовлетворением погладил живот и улыбнулся напарнику, который ответил ему тем же. Гарольд поглядел по сторонам, и взгляд его упал на сидевшую неподалеку компанию медсестер. Каждой из этих юных созданий было не больше двадцати, все хорошенькие, пухленькие, как и положено быть девушкам этой профессии.

Зрелище захватило его. Самая молоденькая, шатенка, со спрятанными под белую шапочку волосами, почувствовала явный интерес мужчины и улыбнулась ему. Гарольд с улыбкой опустил глаза, потянувшись рукой к изувеченной стороне лица жестом, давно вошедшим в привычку. Покраснев, обернулся к улыбавшемуся Гривсу.

— Вы женаты? — поинтересовался Гарольд.

— Да, — ответил его коллега.

— А как зовут вашу жену?

— Линда. Мы женаты уже двадцать лет.

Гарольд кивнул. Интересно, каково это — быть женатым, когда о тебе кто-то заботится, нуждается в тебе? Наверное, это так здорово, когда тебя хотят и любят. Когда-то и он любил свою мать, но это было так давно, что представить себе подобное чувство теперь казалось уже невозможно. Правда, нередко Гарольд ощущал пустоту. Он нуждался в чьем-то внимании. Перспектива закончить земные дни наедине лишь с жуткими воспоминаниями пугала его, но и в равной мере страшила боязнь, что кто-то разделит их с ним. Пирс судорожно сглотнул.

Гривс легонько стукнул по столу.

— Ну, нам нужно идти. Думаю, пора браться за работу.

Гарольд кивнул и последовал за напарником, оставляя позади оживленный гомон столовой.

Вторую половину дня он усердно трудился на третьем этаже, подметая и натирая до блеска линолеум в холле между палатами ЗА и ЗБ. Гарольд ворчал на посетителей, которые оставляли грязные следы (шел дождь) на сверкающем полу, снова и снова драил и скреб.

В начале четвертого пришел Уинстон Гривс. Гарольд аккуратно сложил моющие средства, щетки и тряпки в шкафчик, указанный Гривсом, и последовал за своим напарником к лифту. Старший санитар нажал кнопку, и они стали спускаться вниз.

Гарольд чувствовал, что внутри у него снова все холодеет. Чем ниже они спускались, тем явственнее давало о себе знать необъяснимое дурное предчувствие.

Лифт, вздрогнув, остановился, двери открылись. Мужчины вышли и тут же попали в объятия холода. Двинулись в конец коридора, к одной из лабораторий, около которой примостилась каталка. На передвижном столе что-то лежало, покрытое пластиком. С одного края каталки свисали два передника. Гривс протянул один Гарольду и велел надеть. Гарольд повиновался, одновременно натягивая резиновые перчатки, тоже полученные от Гривса. Оба санитара, экипированные таким образом, направились к котельной, толкая впереди себя стол на колесиках.

Открыв дверь, Гарольд снова окунулся в волну тепла, вдохнул спертый воздух, насыщенный угольной пылью. Он видел, как черные частицы кружат по комнате. Кучи грязного белья лежали развороченными, будто кто-то здесь что-то искал. Часть белья исчезла.

— Оставшееся придется сжечь, — решил Гривс, указывая на источавшие зловоние простыни.

Он толкнул стол ближе к топке и сунул руки в лежавшие тут же рукавицы, взял гаечный ключ и с его помощью стал открывать печную заслонку. Ржавая дверца отворилась, и волна горячего воздуха вырвалась наружу, заставив обоих мужчин отпрянуть и задержать дыхание. Гарольд застыл, словно завороженный, уставившись в пылающую утробу печи. Внутри топки, напоминавшей пасть огнедышащего дракона, бушевали желто-белые языки пламени. «Прямо, как у ворот ада», — подумал Гарольд.

— Принесите простыни, — попросил Гривс. — Сначала разделаемся с ними.

Но Гарольд оцепенело замер, явно загипнотизированный танцем огня в топке, принимавшего самые причудливые формы. Из пылающего нутра исходил глухой угрожающий рев. Даже с расстояния в шесть футов жар касался Гарольда, заставляя отступить.

— Гарольд, — повысил голос Гривс, — простыни!

Тот очнулся, кивнул и пошел в угол котельной, собрав в охапку столько замаранных простыней, сколько смог унести. Зловоние стало непереносимым, и ему делалось дурно. Часть экскрементов попала на его передник, и Гарольд, вздрогнув, даже задержал дыхание, пока подбирался к топке. Гривс хватал белье и запихивал его кочергой в бушевавший огонь. Буйство огня немного уменьшилось, но даже влажные, пропитанные кровью и мочой простыни быстро исчезали в прожорливом пламени. Из разверзнутой пасти печи повалил черный ядовитый дым, заставивший обоих мужчин закашляться.

— Терпеть не могу эту работенку, — признался, выдохнув, Гривс, продолжая подбрасывать в огонь смердящую ткань.

Гарольд возвратился с последней охапкой загаженного белья и стал помогать напарнику заталкивать его в топку, наблюдая за тем, как пламя пожирает добычу.

— Те тележки очистим позднее. — Гривс указал подбородком на зловонные передвижные столы в углу котельной.

Гарольд машинально кивнул. Теперь взгляд его был прикован к стоявшей перед ними каталке с чем-то, что скрывал пластик. Он наблюдал, как Гривс сдернул покрывало, открыв то, что лежало под ним.

Гарольд громко застонал и опять отпрянул, повернув лицо в сторону. Его единственный живой глаз уставился в пол, стеклянный же безучастно следил за происходящим. Он стиснул зубы, пытаясь бороться с рвотными позывами и спазмами, пульсировавшими в желудке. На висках вздулись вены, тело тряслось.

На подносе, в луже темной жидкости, лежал зародыш, не более шести дюймов, с огромной головой и черными провалами глаз. Его слегка отмыли после отделения патологии, но все же следы повреждений были явными. Из запекшегося узелка пупка сочилась густая желтоватая жидкость. Крошечный рот был открыт. Вокруг головы, выглядевшей бесформенной мягкой массой, скопилось много крови.

Весь этот едва начавший развиваться эмбрион напоминал студенистый, съежившийся комок, грозивший распасться при малейшем прикосновении.

Гривс наблюдал, как Гарольд отступил еще на шаг.

— Не очень-то приятное зрелище, да? — заметил негр, явно не слишком впечатлительный. Да и с какой стати, если он уже много раз сталкивался с подобными вещами? У Гарольда перехватило горло, и он обеими руками вцепился в стол, чтобы не упасть. Его взгляд был прикован к зародышу, сердце в груди Пирса бешено колотилось. Гривс взял большие хирургические щипцы, лежавшие рядом с подносом, попытавшись ухватить ими голову зародыша, что было не так-то просто: он то и дело выскальзывал. От растревоженных крошечных останков начал исходить тяжелый запах крови, гноя и химикалиев. Гривс поморщил нос. Наконец почти с отвращением ухватил и бросил зародыша в топку. Пламя тут же набросилось на добычу, последовала серия громких хлопков и шипящих звуков.

Гарольд не отрывал взгляда от топки.

— Гордон, — прошептал он, не спуская глаз с исчезнувшего зародыша, в считанные секунды превратившегося в пепел.

Он думал о брате.

— Гордон!.. — заскулил он.

На этот раз не было крика. Его мать не бросилась в адское пламя, чтобы вынуть из него крошечное существо. На этот раз ничего подобного не произошло. Только страшное ощущение опустошенности. Холодная дрожь, будто кто-то ножом мясника отрезал ему гениталии и вспорол живот. Он чувствовал себя так, словно ему выпотрошили кишки.

Гривс толкнул дверцу топки, завернул болт гаечным ключом и положил ключ на место. Обернувшись к Гарольду, заметил, что того слегка покачивает, и на мгновение старший санитар подумал, что его напарник сейчас потеряет сознание.

— С вами все в порядке?

Гарольд, схватившись за край стола, машинально затряс головой в знак согласия.

— Привыкнете! — Гривс пытался придать своему голосу сочувственные нотки.

Гарольд испытывал смущение. Он просительно смотрел на Гривса, словно хотел, чтобы тот развил его собственное последнее утверждение.

— Вот последствия абортов! — кивнул негр. — Мы сталкиваемся с ними по крайней мере раз пять в месяц.

— И мне придется этим заниматься? — спросил Гарольд.

— Время от времени.

Несколько минут они помолчали, и только приглушенный рев пламени да ровное гудение генератора нарушали тишину.

Гарольд провел трясущейся рукой по волосам. Лицо вспотело, было трудно дышать, будто топка всосала в себя весь воздух котельной. Ему вдруг нестерпимо захотелось броситьсявон, вернуться в прохладный коридор. Прочь от огня! Подальше от пасти дракона, пожиравшего детей! Прочь от воспоминаний! Но Гарольд знал, что они неотвратимо всегда будут преследовать его. Не важно, куда бежать, где попытаться спрятаться, — они его всегда найдут, потому что живут в нем самом. И теперь, думая о только что сожженном крошечном тельце, Гарольд мысленно перенесся в тысяча девятьсот сорок шестой год, снова и снова переживая ужас, который испытал при виде кремации младенца-брата.

Гарольд повернулся и ринулся прочь из котельной. Прижавшись к стене коридора и тяжело дыша, он ждал своего старшего напарника. Чернокожий санитар закрыл дверь, будто в момент отрубил рев топки и жужжание генератора.

Мягко коснулся плеча Гарольда.

— Пойдемте.

Гарольд пошел рядом, смахнул одинокую слезу, скатившуюся по щеке из его единственного глаза.

Слова Гривса все еще обнадеживающе звучали у него в голове: «Вы привыкнете...»

Глава 7

Дверь амбара громко заскрипела на ветру, и этот пронзительный звук разбудил Пола Харви. Он сел, крепко сжал в руках серп и затаил дыхание. Звук повторился, и стало ясно, что это всего лишь дверь. Устало вздохнув, Пол опять растянулся на соломенном ложе и уставился в зиявшую над ним дыру на крыше... Подгоняемые ветром, по небу мчались тучи, то и дело заслоняя луну. Все это напоминало какой-то гигантский небесный стробоскоп[1], и Харви подумал, что не заслоненная тучами луна походит на ввинченную в небо электрическую лампочку.

Ему приходило в голову немало разных мыслей, и все они не были связаны между собой. Вспомнилось вдруг, что в доме, где он вырос, на лампочках отсутствовали плафоны или абажуры. Комнаты внизу были светлыми, зато верхние освещались тусклыми шестидесятиваттными, ничем не затененными лампочками. Его спальня — тоже. Он до сих пор хранил это в памяти. Голая лампочка, большая кровать с ржавыми ножками, пыльные доски пола. Когда мать ушла от них, дом превратился в настоящую помойку. Отец никогда не убирался, но многолетняя пыль и грязь ничуть его не беспокоили. Летом кухня становилась рассадником разнообразных насекомых. Мухи засиживали стоявшие повсюду немытые тарелки и кастрюли с застывшим жиром и гниющей пищей. Грязная посуда переполняла сальную расколовшуюся раковину. Раз в неделю отец заставлял Пола помыть тарелки, и он безропотно повиновался, боясь ослушаться. Страх был сильнее ненависти. Годами Харви проверял это на своей шкуре. Уже подростком он был крупным парнем мощного телосложения, и для него не представляло труда одной рукой свернуть тощую папашкину шею. Но страх так глубоко пустил в нем свои корни, что не давал никакой возможности причинить отцу вреда: в конце концов, он был единственным человеком, который разделял с ним это жалкое существование... Сын готовил отцу еду, как мог, поддерживал в доме порядок. Иногда стирал перепачканные пьяным отцом простыни. Харви делал все это не только из страха, но и из-за неосознанной приверженности искаженному чувству долга: он обязан этому сморщенному садиствующему ублюдку своим существованием, и это было самым страшным для него.

Харви представлял себе иногда, что бы случилось, если бы он ушел тогда вместе с матерью. Началась бы другая жизнь?.. Наверняка! Без драк и оскорблений... Правда, Пол знал: иной раз слова ранят больше, чем физическое наказание, и, возможно, мать навязчиво напоминала бы ему, как тяжело он ей достался.

Харви сжал пальцами виски, словно мысли причиняли ему боль, сощурился. В глазах замелькали белые звезды. Он напряг челюсти и так стиснул зубы, что голова и в самом деле разболелась. Только теперь воспоминания, казалось, покинули его. Раскачиваясь, Пол растирал лицо огромными ручищами и просидел так довольно долго.

Снаружи завывал ветер.

Глава 8

Гарольд смотрел, как в щербатой кастрюльке закипает молоко, одновременно прислушиваясь к завыванию ветра. Временами порывы его были столь мощными, что, казалось, вот-вот снесут непрочный деревянный домик, содрогавшийся при каждой очередной атаке разбушевавшейся стихии.

Уединенное жилище Пирса находилось не более чем в четырехстах ярдах от основного здания, видного из окон комнаты. В кухоньке окна отсутствовали, и Гарольд стоял в желтоватом свете голой, без абажура, пятидесятиваттной лампочки, свисавшей с потолка на скрученном шнуре. Тут стояла небольшая газовая плита, в углу примостились старая эмалированная раковина и несколько навесных шкафчиков, наскоро прибитых к деревянной стенке поржавевшими гвоздями. На кухне, едва ли имевшей двенадцать квадратных футов, пахло сыростью. Западную стену сплошь покрывала плесень. «Но, слава Богу, хоть крыша не течет», — подумал Гарольд. Перед его приходом кто-то пытался, очевидно наскоро, произвести уборку, но по многим признакам можно было догадаться, что здесь не жили по крайней мере лет пять-шесть. Везде лежал толстый слой пыли и сажи, поэтому Гарольд решил сам все основательно вычистить в выходные дни. В конце концов, отныне здесь его дом.

Пирс выключил газ и, сняв с плиты кастрюлю, стал аккуратно переливать молоко в стоявший рядом кувшин. Пустую кастрюлю опустил в раковину, отозвавшуюся металлическим звуком. Гарольд побрел в соседнюю комнату. Она показалась чуть больше кухни, в ней разместились впритык узкая кровать, стол, два обшарпанных стула и несколько шкафчиков, выглядевших так, будто их наскоро мастерили нерадивые столяры-практиканты. Парафиновая плитка, стоявшая рядом с кроватью, являлась единственным источником тепла. Немного согревшись, Гарольд подошел к окну, соскреб со стекла налипшую грязь и взглянул в темноту. В ночи ярко светились огни больницы.

Он оторвался от окна. Нахлынули воспоминания о пережитом дне. Гарольд повернулся спиной к окну, как бы перечеркивая то, что видел там. Подойдя к кровати, присел на край и стал потягивать из кувшина молоко. Оно было горячим, обжигало горло.

Гарольд глубоко вздохнул. Мысль о крошечном зародыше, пожираемом пламенем, опять заставила его содрогнуться. О Господи, увиденное в котельной возродило к жизни те ужасные воспоминания. Он думал, что его работа поможет ему забыть или, по крайней мере, смириться с тем, что случилось тогда, много лет назад. И что же? Ему нужно привыкать к мысли, что его работа — сжигать... Иногда это будут человеческие существа, иногда... Его мучил этот вопрос. Тот, на подносе, напоминал пришельца из космоса, но вместе с тем это тоже было человеческое существо. Детеныш. А его просят сжигать детей. Заставляют, хоть и невольно, выпустить его кошмар на свободу.

Просят сжечь Гордона, его братика, снова и снова, и так много раз...

...Гарольд медленно шел к двери котельной. Уже за десять футов от нее он услышал размеренное жужжание генератора. Его шаги эхом отдавались в тускло освещенном коридоре, а дыхание облачками пара повисало в тяжелой, гнетущей атмосфере. Почему-то на сей раз в подвале было холоднее, чем обычно. За спиной оставались плотно закрытые двери анатомических лабораторий, скрывавших свои секреты. Гарольд взялся за ручку котельной и вошел. Ударивший в нос смрад от загаженного белья заставил сжаться. Мимо жужжащего генератора он направился к топке. Слышался приглушенный рев пламени, и Пирс поднял лежавшие на выступе топки толстые рукавицы. Надел их, потянулся за гаечным ключом и крепко ударил сплеча по засову.

Дверца отворилась.

Бело-оранжевое пламя кружилось в бешеном танце, обдавая жаром лицо Гарольда. Огнедышащая пасть топки, казалось, пожирала воздух котельной, и Гарольд стал задыхаться, отступая назад, не выдерживая напора жара.

Позади вдруг с шумом захлопнулась дверь, и Пирс с бешено колотящимся сердцем обернулся, не спуская глаз с нее, ожидая, что вот-вот войдет Гривс или какой-нибудь другой санитар. Дверь оставалась плотно закрытой. Гарольд снова глянул на бушующее пламя. Так он и стоял, пока его единственный глаз не начал различать какие-то таинственные фигуры внутри этой адской печи. Подобно детям, которые часто видят что-то в пламени угольного камина, Гарольд, не мигая, пожирал взглядом разгоравшийся огонь.

Хотел было шевельнуться, но ноги будто прибили гвоздями к полу, и он все продолжал смотреть и смотреть на пламя.

В уголке глаза появилась слеза, скатилась по щеке. Они там, там... обугленные останки бесчисленного множества детей, и одного из них на его глазах сжег Гривс.

Пирс чувствовал себя таким беспомощным, наблюдая за тельцем, пожираемым пламенем — как и тогда, в ночь тысяча девятьсот сорок шестого года, при виде заживо сгоревших брата и матери.

Он разжег тот огонь...

Языки пламени принимали теперь причудливые формы, и Гарольд увидел лицо брата Гордона. Он должен вырвать его из огня. И, повинуясь внезапно возникшему желанию, Гарольд сунул руки в печь.

Боль, расколовшая мозг, перекинулась на руки. Пламя, коснувшись рукавиц, в секунды обратило их в прах. Гарольд не мог шевельнуться. Боль распространилась по всем телу, его руки обуглились и почернели. Огромные волдыри вздувались на глазах, как зловещие темные цветы, и тут же лопались, выпуская из себя густую спекшуюся жидкость. Сквозь обугленное мясо просвечивали белые кости... И наконец Гарольд нашел в себе силы, чтобы закричать...

Проснувшись, он все еще кричал, ощущая почти ту же боль, что испытывал во сне. Он долго не мог остановиться, пока наконец не понял, где находится, и тогда стал понемногу успокаиваться, крик перешел во всхлипывания, потом — в беззвучные рыдания.

Скрючившись под одеялом, Пирс неудержимо плакал и плакал.

Глава 9

Джудит Майерс стояла перед зеркалом спальни и рассматривала свое отражение. Она провела рукой по небольшой, почти незаметной выпуклости под грудью и повернулась, чтобы посмотреть на себя сбоку. Мягко коснувшись живота и оглядев его, она продолжала изучать свое обнаженное тело. Джудит только что приняла душ, и с ее мокрых волос, свисавших черными прядями, капала вода, оставляя темные следы на бежевом ковре. Макияж уже был смыт, но от этого лицо выглядело не менее выразительным. В приглушенном мерцании ночника щеки казались запавшими. Джудит оценивающе оглядела свою упругую грудь и выпуклость живота. Бедра несколько округлились, и это также вызывало в ней раздражение. Последний раз взглянув на выпирающий живот, она отвернулась от зеркала, потянулась за махровым полотенцем, лежавшем на большой двуспальной кровати, и принялась вытирать голову.

— Ты по-прежнему хочешь сделать это? — спросил Энди Паркер. Он лежал, вытянувшись под простынями, и наблюдал за ней. Сделав последнюю затяжку, он загасил окурок в пепельнице на ночном столике.

— Кажется, я уже просила тебя не курить здесь, — заметила Джудит, продолжая энергично вытирать волосы полотенцем.

— Не уходи от ответа.

Она немного помолчала, потом взглянула на него.

— Да, я по-прежнему хочу это сделать.

Паркер выдержал взгляд, неодобрительно покачал головой.

— Послушай, Энди, — раздраженно снова заговорила Джудит. — Мы постоянно возвращаемся к тому, что уже решено. Мне надоела эта тема.

— А мне иногда кажется, что ты еще недостаточно серьезно подумала, — сказал он.

— Господи! — она отшвырнула полотенце. — Я только и делаю, что думаю об этом, с тех пор как обнаружила, что беременна. — Какое-то время в комнате стояла тишина. Джудит опять взяла полотенце и продолжала водить им по уже подсохшим волосам. Когда она заговорила снова, тон ее казался подавленным.

— Послушай, я могу предположить, как ты себя чувствуешь, но попытайся понять и мое состояние. Заиметь ребенка именно сейчас не совсем... — Она подыскивала подходящее слово.

— Удобно? — подсказал Паркер.

Она кивнула.

— Не понимаю, что тебя тревожит, Джудит? Если это вопрос денег, так я зарабатываю более чем достаточно. Мы ведь не нуждаемся, Джудит.

— Деньги здесь ни при чем, и ты прекрасно это знаешь, — решительно заявила женщина, складывая полотенце.

Она встала и направилась в угол комнаты, к корзине для белья. Он наблюдал, как, обнаженная, она бросила полотенце в грязное белье, затем наклонилась и взяла лежавший рядом носовой платок. Джудит была аккуратисткой — все должно иметь свое место. За шесть прожитых вместе лет Паркер успел изучить ее привычки. Ей было двадцать пять, на восемь лет меньше, чем ему, и они вот уже шесть лет жили вместе, четыре из которых провели в этом доме неподалеку от центра Игзэма. Вопрос о женитьбе никогда между ними не возникал. Существовал просто молчаливый уговор о том, что они, вероятнее всего, проживут всю жизнь вместе, не отягчая себя матримониальными соображениями. Это, безусловно, подходило обоим. Однако когда заходила речь о детях, их мнения расходились. Паркер страстно хотел, просто горел желанием стать отцом. Все остальное он уже имел. Преуспевающий владелец престижного игзэмского ресторана, прошедший огонь, воду и медные трубы и всегда бравший от жизни все, теперь жаждал закрепить свой успех, их связь и собственное, впервые обретенное стремление окружить себя уютным семейным теплом.

Но, как оказалось, Джудит имела иное мнение. Она работала художником-дизайнером в одной из крупных городских фирм и очень серьезно относилась к своей работе. Вот-вот ожидая повышения, возможность возглавить собственный отдел, она не радовалась предполагаемому появлению ребенка, который мог послужить помехой ее карьере.

Джудит уселась перед трюмо, взяла щетку и принялась тщательно расчесывать волосы. Посматривая в зеркало на Паркера, она одновременно энергичными движениями укладывала свои роскошные волосы. Потом отложив щетку и взбив прическу руками, она двинулась к кровати и легла рядом с Паркером.

— Неужели это чертово повышение так важно для тебя? — требовательно спросил он, едва скрывая раздражение.

— Для меня — да. Я хочу иметь этот отдел.

— Ты можешь вернуться туда, как только родишь ребенка, — заметил он.

Она положила руку ему на грудь, накручивая на палец жесткие волосы, и провела своим длинным ногтем по линиям мускулов от шеи до пупка. Мышцы его живота слегка напряглись от ее прикосновений, когда она выводила пальцем узоры, спускаясь все ниже, пока не добралась до лобка. Головка его члена дернулась, и Джудит захватила ее всеми пальцами, почувствовав, как она твердеет. Свободной рукой коснулась лица Паркера, удивляясь его очевидному нежеланию откликнуться на ее ласки.

— А как ты относишься к моральному аспекту этого дела? — неожиданно спросил он.

Джудит выглядела озадаченной.

— У тебя срок перевалил уже за четыре месяца.

Она тут же отпустила его пенис и откинулась на спину. Тяжело вздохнув, оперлась о локоть и уставилась на него.

— Не отстаешь, да? — В ее голосе зазвучали жесткие нотки. — Оставь это, Энди. Раз и навсегда оставь.

— Джудит, это же человеческая жизнь, — настаивал он.

— Ради Бога, прекрати разговоры об этом проклятом ребенке. — Она села и посмотрела на него сверху. — В последний раз предупреждаю: я делаю аборт. И брось молоть эту свою философскую чепуху о человеческой жизни. Ты и так уже слишком далеко зашел, пытаясь вынудить меня сделать то, чего я делать не хочу. А кроме того, мои чувства тебя не касаются. И что бы ты ни говорил, что бы ты ни делал, свое решение я не изменю. — Ее лицо вспыхнуло от гнева, голос зазвенел: — Мне не нужен этот ребенок. Я не хочу этого ребенка.

У нее вдруг перехватило дыхание, страшная боль пронзила живот.

— О Господи! — выдохнула она и снова откинулась на спину.

Паркер отбросил простыни и увидел, что она прижимает руки к своему выпуклому животу. Тут Джудит снова вздрогнула. Было такое ощущение, будто кто-то раз за разом вонзает ей раскаленный нож чуть пониже пупка. Она глубоко вздохнула, и ее вновь захлестнула волна боли. Однажды, когда Джудит была совсем маленькой, ее искусал домашний кот, и вот теперь эта боль под пупком почему-то напомнила ей те давние детские страдания.

Джудит отвела руки от живота, и они с Паркером увидели одновременно, как под мышечной стенкой что-то шевельнулось, сначала выше пупка, затем в стороне от него. Какое-то время волнообразные движения продолжались, потом наконец прекратились. Боль стихла так же внезапно, как и началась.

Казалось, Джудит пролежала неподвижно целую вечность. А вдруг этот кошмар снова повторится?! Лоб взмок от пота, дыхание стало частым и прерывистым. Она попробовала коснуться живота — чувство дискомфорта исчезло.

— Что, черт возьми, случилось? — обеспокоенно спросил Паркер.

Побледневшая Джудит слабо улыбнулась.

— Не знаю. Наверное, мышечный спазм, — как можно спокойнее произнесла она, потом опять посмотрела на живот и вспомнила о своих только что пережитых ощущениях при виде непонятных движений внутри живота.

Она вздрогнула и повернулась лицом к Паркеру, который обнял ее и прижал к себе.

Они долго не могли заснуть в ту ночь.

Глава 10

Рэндол вышел из машины и двинулся по тротуару к кинотеатру. Несколько красных букв еще сохранились на куполе здания, остальные давно сдул ветер. Он посмотрел наверх и прочитал:

— П... Л... С

— Помню, когда «Палас» был лучшим кинотеатром в Игзэме, — сказал ему констебль Хиггинс, изучая фасад здания.

— Да, он уже два года пустует, — отозвался Рэндол. — Вполне подходящее место, где можно спрятаться.

— Уж не думаете ли вы, что он решил укрываться в самом центре города, ведь нет, шеф?

— Сомневаюсь, конечно, — признался Рэндол. — Но все же лучше проверить. — Он вытащил из кармана большой ключ, позаимствованный утром у хозяина здания. Кроме «Паласа» ему принадлежал еще и «Гомон», расположенный чуть дальше по дороге. Естественно, хозяина заинтересовало, зачем это полиции понадобились два заброшенных кинотеатра. Рэндол объяснил ему, что недавно зарегистрирована серия поджогов, и они хотят проверить здания, чтобы предупредить последующие акции вандализма. Хозяин вроде был удовлетворен.

— Оставайтесь в машине, — обратился Рэндол к водителю, — на случай, если что-нибудь произойдет на дороге.

Хиггинс заколебался.

— Со мной все будет о'кей, — успокоил его инспектор.

Подождав, пока констебль возвратится в машину, он вставил ключ в висячий замок двустворчатых дверей. Навалившись на них всем своим весом, инспектор не без труда отворил их. Ударивший в нос запах сырости и запустения заставил его закашляться.

Дверь слева вела в партер, справа — на балкон. Он проверил ряды партера, проведя по ним лучом фонарика, едва способного чуть рассеять темноту. Потревоженная его передвижениями пыль, которая лежала повсюду двухдюймовым слоем, поднялась и лениво закружилась в конусе света.

Вид балкона был удручающ.

Сиденья изодраны и свалены в кучи в проходах по обеим сторонам прохода, а затхлый запах, ударивший в нос, заставил Рэндола приложить к лицу носовой платок. Он проверил все, включая будку киномеханика, где обнаружил лишь пару пожелтевших экземпляров журнала «Только для мужчин». Бегло пролистав один из них и ухмыляясь, он выбросил его в урну. По всему полу были разбросаны ржавые бобины из-под кинопленок.

Убедившись в том, что в кинотеатр вроде бы никто не заходил с момента его закрытия, Рэндол направился к выходу, к ожидавшей его «панде».

— Ни черта! — сказал он, опуская фонарь в карман сумки.

Всюду было одно и то же: ни малейших следов беглеца и в тех местах, которые проверял Рэндол, и там, где побывали его сотрудники. Инспектор приказал выходить на связь каждый час, но к полудню никаких известий о Харви так и не поступило. Вряд ли он прятался в самом Игзэме: Хиггинс мягко влился в общий поток. Рэндол тем временем наблюдал за людьми, толпившимися на улицах. Кто-то спешил с покупками, кто-то разговаривал. Дети с мамашами, стайки курящих подростков... Инспектор сделал глубокий вдох и подумало том, что все эти люди, мирно занятые своими повседневными делами, сказали бы, узнай, что в их город направляется сумасшедший маньяк. Если это и в самом деле так. Но Рэндол никогда не принимал на веру слова людей, тем более мнение тюремного психиатра и такого ублюдочного выскочки, как этот Джордж Стоукс.

Инспектор вынул и заполнил бланк уже второго рапорта и стал размышлять над тем, что он вместе со своими полицейскими оказался вовлеченным в большую охоту за химерами.

Пол Харви проспал почти до часу дня глубоким сном без сновидений. От забытья очнулся сразу же и немедленно вскочил на ноги. Ощутив горечь во рту, сплюнул, потянулся, громко хрустнув суставами рук, наклонился и поднял серп, зажав его в огромном кулаке. Со своей верхотуры он хорошо видел дом. В желудке заурчало, и он громко рыгнул. Наверняка в доме найдется еда.

Как бы там ни было, он решил сходить на разведку.

Глава 11

Гарольд Пирс работал уже самостоятельно и, свободный от бдительной, хотя и полезной опеки Гривса, чувствовал себя все более уверенно. Сейчас он мыл пол, весело мурлыча себе под нос какую-то мелодию.

Он еще напевал эту маловыразительную песенку, когда рядом с ним открылся лифт и из него вышел Брайан Кэйтон. Одет он был в такую же, как и у Гривса, одежду санитара, на лацкане куртки блестел голубой значок с его именем. Молодой человек лет тридцати, Кэйтон являлся обладателем роскошной рыжей шевелюры и целой россыпи веснушек на лице и шее. Пирсу и прежде не раз приходилось с ним сталкиваться.

— Гарольд, вы не сделаете мне одолжение?

Пирс отложил тряпку.

— Какое? — спросил он и улыбнулся, отметив, что Кэйтон старается не смотреть на него: этот санитар был одним из немногих коллег, кто еще не привык к его изувеченному лицу.

— Есть кое-какая работенка в этой чертовой патологии, — сообщил Кэйтон. — Я помогу вам, если не будет срочной операции в девять, на которой я должен присутствовать. Так что, если можете, спуститесь в патологию.

Улыбка исчезла с лица Гарольда, и он судорожно сглотнул.

— Какого рода работа? — осторожно поинтересовался он.

— Точно не знаю, — ответил Кэйтон, отступая в лифт и нажимая кнопку с цифрой "9".

Двери захлопнулись, и лифт загудел, поднимаясь вверх.

Гарольд долго стоял, уставившись в пол и рассматривая свое искаженное отражение на его влажной поверхности. Затем, оставив ведро и тряпку посреди холла, направился к ступенькам, ведущим в подвал.

* * *

По дороге к первой патологии Гарольд почувствовал, что уже весь покрылся потом. Он робко постучал и застыл в ожидании, прислушиваясь к звуку шагов, приближавшихся к двери изнутри.

В дверном проеме появился мужчина средних лет в белом пластиковом переднике. Он посмотрел на Гарольда поверх толстых очков, смахивая со лба прядь волос. От его беглого взгляда не ускользнуло увечное лицо санитара и тот факт, что он нервничает.

— Подождите здесь, — попросил мужчина, безуспешно пытаясь изобразить на лице улыбку.

Гарольд заглянул в полуоткрытую дверь и увидел рядом с ней стол со стальным покрытием и лежавшим на нем телом, над которым трудился еще один мужчина в белом халате. Тут же стояли весы, и Гарольду было видно, как мужчина взял со стола какой-то кроваво-красный кусок и положил на чашку весов, поглядывая на показания стрелки шкалы. Мужчина ткнул в нее окровавленным пальцем и назвал вес с точностью до одного грамма. Потом что-то сказал про печень, и его коллега записал данные в блокнот. Кровавый сгусток переместился на стоявшую рядом каталку: из него продолжала сочиться полузапекшаяся кровь. Гарольд попятился и отвернулся. В желудке у него все переворачивалось.

— Ну вот...

Голос заставил Пирса вздрогнуть. Он обернулся и увидел мужчину в очках, который стоял в дверном проеме и опирался на каталку, покрытую белой простыней.

— Э... образцы, от которых нужно избавиться, — сказал он и подтолкнул каталку к Гарольду.

Тот крепко ухватился за ее поручни и повез каталку к котельной, услышав, как позади закрылась дверь лаборатории. Одно из колес скрипнуло, и этот звук прозвучал диссонансом в ритмичной барабанной дроби шагов Гарольда, гулко раздававшихся в тиши холодного коридора. По дороге он с опаской поглядывал на то, что вез. Ему был знаком этот насыщенный резкий запах химикалий, заставлявший слезиться глаза. Гарольд попытался судорожно сглотнуть, но обнаружил, что горло пересохло, а язык неповоротлив, будто кусок вяленого мяса. Он какое-то время постоял у двери котельной, затем открыл ее. Знакомый поток теплого воздуха обволакивал его. Генератор все так же непрестанно гудел, пока Пирс провозил мимо коляску и захлопывал дверь. Горя непреодолимым желанием узнать наконец, что же находится под простыней, Пирс резким движением сдернул ее.

И застонал, словно от боли. Его единственный глаз не видел уже ничего, кроме зародыша, лежавшего на подносе. Гарольд долго не мог оторвать от него взгляда и чувствовал, как по щеке струились слезы. Он не мог определить возраст зародыша, но видел, что этот был крупнее того, которого в первый день сжег Гривс. Его глаза были прикрыты пленкой. На голове, такой же вздутой и мягкой на вид, виднелся теперь едва заметный пушок. Зародышевый пушок покрывал и все тельце. Гарольд не удержался и трясущейся рукой коснулся шелковистого покрова. Но тело было холодным, и в то же время таким податливым, что он тотчас отдернул руку. Рядом под носом, лежали щипцы, поблескивая в холодном белом свете флюоресцентных ламп.

Гарольд подтолкнул каталку ближе к топке и, надев рукавицы, стал открывать дверцу с помощью гаечного ключа, как это делал Гривс. Волна жара вырвалась наружу и обдала санитара своим обжигающим дыханием. Под напором этой стремительной атаки он отступил назад и, надевая тонкие резиновые перчатки, смотрел то на зародыша, то на щипцы. Печь призывно завывала. Гарольд глубоко вдохнул спертый воздух и, выпрямившись, уставился на зев топки. В его глазах, обжигая сетчатку, отражались бело-желтые языки пламени. Он не может и не будет класть зародыша в эту голодную пасть!.. Возбужденный, Пирс вновь взглянул на недоноска и вздрогнул.

— Гордон, — мягко прошептал он. В голове у него запульсировала кровь, глаз и ноздри щипало от испарений едкой жидкости, в которой лежал зародыш. Пирс оглядел окружающие его предметы, генератор и стоявшие в углу каталки с наваленными на них кучами смердящего белья. Было еще что-то, чего он не заметил в первый раз — большой пластиковый контейнер для мусора, возвышавшийся за кипами вонючих простыней. Гарольд поспешно направился к нему и поднял крышку. Страшная вонь чуть не сбила его с ног, вызвав рвотные позывы. Он заглянул внутрь и увидел, что там полно использованной одежды, часть которой заскорузла от крови, другая же еще оставалась просто влажной. Контейнер изобиловал марлевыми тампонами, пропитанными какой-то желтой жидкостью, бинтами с частицами налипшей на них кожи. Гарольд отшатнулся, и в голове его вдруг родилась идея. Он направился к каталке и с трогательной заботой, будто поднимая спящего ребенка, взял зародыша обеими руками. Из пуповины на одежду Гарольда хлюпнула жидкость, но он, не обратив на это никакого внимания, понес выкидыша к мусорному контейнеру. Аккуратно положив свою ношу на пол, Пирс принялся копаться в гниющих кусках ткани. Освободив место, он поднял зародыша с пола и опустил его в приготовленное углубление, прикрыв сверху марлей и тампонами. Стряхнув с перчаток гной, Гарольд быстро водрузил на место крышку контейнера. Едва он успел сделать это, как дверь котельной отворилась, и в комнату вошел Уинстон Гривс.

Пирс обернулся, сердце его бешено колотилось. Гривс посмотрел на него, на мусорный бак и, слегка улыбнувшись, сказал:

— Я подумал, что следовало прийти посмотреть, как вы тут справляетесь.

Гарольд шагнул к топке, довольный тем, что Гривс ничего не заметил. А в конце-то концов, что он такого может заподозрить? Вместе они избавились от остатков, лежавших на каталке, и возвратили ее в патологию.

Покидая котельную, Гарольд, следуя за Гривсом, бросил последний взгляд на мусорный бак. Зародыш надежно спрятан от любопытных взоров. Для всех остальных он подвергся сожжению вместе с другими ненужными вещами. Гривсу же Гарольд сказал, что сжег содержимое контейнера вместе с образцами из патологии, за что заслужил одобрение старшего санитара. Гарольд улыбнулся своим мыслям и захлопнул дверь котельной.

Зародыш будет в безопасности до тех пор, пока он не вернется за ним.

Наступила ночь, так и не принеся дождя, который собирался целый день. В воздухе висела изморозь и в свете больничных огней мерцала на траве и листьях миллиардами бриллиантовых россыпей. Гарольд стоял возле окна, наблюдая за тем, как один за другим гаснут огни огромного здания. Он смотрел на все это почти с нечеловеческим терпением, а его голова была абсолютно пустой. Единственное, что фиксировало его сознание — это тиканье будильника. Пирс стоял в своей комнате, даже не давая себе труда включить свет. Его взгляд упал на фосфоресцирующие зеленоватые стрелки часов, показывавшие тридцать шесть минут пополуночи.

Он не чувствовал себя утомленным несмотря на то, что был на ногах с шести утра. Мысли, роившиеся в мозгу, не давали подумать об усталости. Где-то через полчаса он выскользнет из своей хибары, пересечет несколько сотен ярдов открытого пространства, отделявшего его обитель от главного здания, и войдет туда через задний вход.

Пирс спустится, минуя морг, на один пролет и сядет в лифт, который доставит его в подвальный этаж к котельной.

Стрелки часов медленно подползали к часу ночи, и Гарольд решил, что ему пора. Бесшумно выскользнув из домика и заперев за собой дверь, он торопливо двинулся прямо по газону к ближайшему входу. Иней скрипел у него под ногами, а подмерзшая почва оказалась скользкой, и Гарольд дважды едва не растянулся во весь рост. Дыхание клубами пара вырывалось изо рта. И только подойдя к больнице, Пирс заметил, насколько темно вокруг. На каждом этаже светилось по паре окон, из которых лился тусклый свет, не рассеивающий тьму даже у самого фасада.

Он помедлил, придерживаясь тени кустов, пока не услышал, что где-то хлопнула дверь. Две медсестры возвращались домой. Они весело смеялись, их оживленные голоса нарушали холодное молчание ночи. Гарольд смотрел им вслед, пока те не исчезли из виду, и почти бегом заторопился ко входу.

На голубой табличке над ним значилось:

МОРГ

Пирс толкнул раздвижные двери и очень тихо пробрался в короткий коридорчик, ведущий к лестнице. Света не было, и Гарольд широко раскрыл свой единственный глаз. Добравшись до ступенек, он ухватился за перила, чтобы сориентироваться в темноте.

Внутри здания, казалось, было еще холоднее, чем снаружи, и Гарольд продрог, на ощупь спускаясь вниз. Как бы теперь пригодился фонарик! Он ничего не видел, не мог даже рассмотреть свою собственную вытянутую руку, и это было неприятно. Пирс почувствовал, что весь дрожит. Вытянув ногу, чтобы нащупать очередную ступеньку, он вдруг споткнулся и тут же ощутил тяжесть в низу позвоночника. Боль пронзила все тело, и он долго сидел, поскуливая, на ступеньке, ухватившись одной рукой за перила, а другой растирая поясницу. Затаив дыхание и боясь, что кто-то может его услышать, Гарольд беспокоился о том, что его предприятие закончится провалом из-за какого-нибудь сверхсознательного патологоанатома, решившегося подольше задержаться в лаборатории. Тревога усилилась, когда он заметил, что у подножия лестницы горит свет. Чтобы попасть в подвальное помещение, нужно было еще завернуть за угол, а потом одолеть еще с дюжину ступенек. Лампа едва светилась, и Гарольд, подбадривая себя, тащился дальше на свет, как бабочка стремится на огонь.

Наконец он спустился в самый низ, очутившись на площадке перед лифтом. Двери всех лабораторий были закрыты. Может быть, подумалось ему, кто-то просто забыл выключить свет? Но, с другой стороны, люди, которые здесь работали, слишком аккуратны, чтобы не заметить оставленную включенной лампочку. Сердце по-прежнему выскакивало из груди, и Гарольд, подойдя к первой лаборатории, приложил ухо к двери.

Ни звука.

Он нажал на ручку, но она не поддалась. Подобным же образом Гарольд проверил двери остальных трех лабораторий и, удовлетворенный, решил, что, видимо, так было предусмотрено — оставлять свет зажженным. В какой-то степени он чувствовал признательность к тем, кто принял такое решение. Хотя света хватало ровно настолько, чтобы вырвать из мрака маленькую площадку перед лифтом, все-таки в его тусклом мерцании можно было сориентироваться, куда идти дальше.

В котельной, как всегда, стояла жара. На этот раз Гарольд обрадовался ей, так как продрог до мозга костей. Все так же непрерывно гудел генератор. Пирс быстро прошел к мусорному баку, поднял крышку и принялся разгребать смердящие куски ткани, не обращая внимания на гнойные выделения, прилипавшие к рукам. Наконец его пальцы нащупали мягкую, желеобразную массу.

Очень бережно он вынул зародыша и долго держал его перед собой. Даже в неясном свете было видно, что кожа зародыша посинела. Гарольд обернулся и положил его на одну из запачканных простыней, сваленных позади него на каталке. Затем, будто упаковывая хрупкий рождественский подарок, завернул крошечное тельце в простыню. Запах разложения ударил в нос, но Пирс старался не обращать на него внимания. Его «драгоценность» была при нем, и, как мать с младенцем на руках, он пустился в обратный путь.

* * *

Перебежав открытое пространство, Гарольд замедлил шаг, когда почти подошел к хилому своему жилищу. Запыхавшись, привалился к стене, вглядываясь единственным глазом в темноту, откуда только что пришел. Никто его не видел и не слышал. Никто за ним не гнался. Гарольд слабо улыбнулся и закрыл глаза, жадно вдыхая морозный воздух, пытаясь очистить дыхательные пути от смрадного запаха, исходившего от простыни и того, что в ней находилось. Впрочем, теперь эти мелочи уже не имели значения. Главную и самую опасную часть своей миссии он выполнил. Следующий шаг можно считать простой формальностью.

Хибара, в которой жил Гарольд, стояла в десяти ярдах от низкой изгороди из колючей проволоки, окружавшей больничную территорию. За ней открывались необъятные просторы полей. Некоторые участки земли на них принадлежали больнице, но не были огорожены. Там, вдалеке, виднелись огни Игзэма, мелькали фары машин, проезжавших время от времени по ведущему в город двухполосному шоссе. Гарольд подошел к изгороди и осторожно переступил ее, все же неловко зацепившись штаниной за предательские колючки. Материя на штанине слегка треснула, и Гарольд дернулся, чтобы освободиться.

Прямо перед ним участок земли отлого спускался вниз, к оврагу, напоминавшему жадно открытую черную пасть, зияющую в ночи. Гарольд собрался с духом и двинулся в направлении ложбины. Над ним возвышались опоры высоковольтных линий, металлические ноги которых застыли в широком шаге, а венчавшие их высоковольтные провода, растворившись во мраке, не были видны. Воздух напоен запахом озона, как после грозы, и было слышно слабое потрескивание сверху.

Гарольд добрался до подножия небольшого холма и остановился рядом с опорой. Он совершенно обессилел, был опустошен морально и физически. В глаз будто насыпали песку, а горло пересохло; но он все шел и шел дальше и дальше, пока наконец не обнаружил подходящее, по его мнению, место: естественного света здесь оказалось вполне достаточно. Он постоял, затем, положив сверток в грязной простыне на подмерзшую траву, принялся скрести землю голыми руками. К счастью, почва была еще достаточно мягкой, чтобы выкопать необходимое углубление. Гарольд напоминал собаку, облюбовавшую хорошенькое местечко, чтобы запрятать любимую кость. Скоро позади него вырос холмик земли. Громко отдуваясь, пропитанный запахом пота и загаженной простыни, он вынул зародыша из вонючей ткани и очень осторожно опустил в яму.

Слезящимся глазом Гарольд долго смотрел на голое тельце. Потом поднял голову. Его била дрожь.

— Гордон! — прошептал он. — Прости меня.

В нем боролись противоречивые чувства: глубокая печаль и в то же время нечто, похожее на облегчение. Возможно, ему наконец удастся искупить свою вину? Он принялся забрасывать крошечное тельце влажной землей.

— Мама, — еле слышно говорил он, продолжая бросать землю в могилу. — Теперь все будет по-другому. На этот раз я не допущу этого. Сожжений больше не будет.

Он глянул вверх, как бы ожидая кого-то увидеть или услышать чьи-то голоса, но только ветер свистел в высоковольтных проводах.

Гарольд сровнял края ямы и утоптал ногами, вытер руки о край грязной простыни и, скрутив ее, спрятал в ближайший кустарник. Обернувшись к могиле, он снова попытался что-то сказать, но слова застревали в пересохшем горле. Сложив перед собой руки, Пирс судорожно сглотнул.

Гарольд не знал приличествующих обряду погребения молитв и песен. Поэтому просто опустил голову и закрыл глаза.

— Перед тем как отойти ко сну, — запинаясь, начал он, — я молю Господа... — Он напряг память: — Я молю Господа принять мою душу... — Долгая пауза. — Когда я... если я... — лицо его искривилось в гримасе... — не проснусь, молю Господа Бога принять мою душу... — По его щекам теперь потоком струились слезы. — Аминь.

Он повернулся и, не оглядываясь, пошел обратно к своей хибаре.

Не в последний раз Гарольд проделал этот очистительный ритуал.

Глава 12

Линн Тайлер потыкала вилкой кусок бекона, перевернув его на раскаленной сковородке. Она терпеть не могла жареного, а маленькая кухня уже совершенно пропиталась этим ненавистным тошнотворным запахом. У нее не укладывалось в голове, как, это, черт побери, кто-то может есть жареное на завтрак; но через пять минут должен спуститься Крис и сожрать свои четыре куска бекона, пару яиц и два ломтика поджаренного хлеба. В данный момент он мирно спит наверху, ничуть не потревоженный звуками, доносящимися снизу, где радио вело борьбу за первенство со шкворчащим беконом.

Линн отпрыгнула в сторону, так как со сковородки брызнула струйка жира, попав на рукав футболки, по крайней мере, на три размера большей, чем требовалось: футболка с надписью «Иудейский жрец» доходила ей чуть ли не до колен. Это все, что было на ней надето, и, стоя босыми ногами на линолеуме, она почувствовала, что замерзла. Запустив руку в нечесаную гриву черных волос, она глубоко вздохнула, глядя на сковородку и одновременно на свое тело. Оно совершенно расплылось под свободными складками ее одеяния, и даже их оказалось недостаточно, чтобы замаскировать очевидные недостатки фигуры. Груди, которые давно не поддерживал лифчик, начали обвисать — последствие всех этих лет, что она бурно провела, ублажая мужчин. Едва ей минуло четырнадцать (а случилось это более пяти лет назад), как стала щеголять во всевозможных прозрачных блузках и майках. С тех пор она пропустила через свою постель десятки мужчин — достаточно, чтобы сбиться со счету. И всех их привлекал в ней не столько ее объемистый бюст, сколько легкость поведения, и «легкость» — это как раз подходящее слово. Она знала, что ее называют подстилкой, девкой, а случалось, и шлюхой, но Линн Тайлер казалась нелепой двойная мораль, которой руководствовались мужчины и женщины в своей половой жизни. И еще нечестной. Если мужчина гуляет направо и налево, его гладят, похлопывая по спине и восхищаясь им, и с каждой новой победой его все одобрительнее называют жеребцом. Если же женщина для своего личного удовольствия и по собственному желанию выбирает, с кем ей спать, ее презирают и оскорбляют, а порой, как в ее случае, выгоняют из дома. Родители вышвырнули Линн в семнадцать лет, когда обнаружили ее на полу в собственной гостиной в страстных объятиях тогдашнего ее дружка. С тех пор вместе со своей лучшей подругой Джил Уоллис она снимала дом с тремя спальнями недалеко от центра Игзэма. Джил работала в близлежащем Корнфорде и по роду своей службы частенько была вынуждена на несколько дней покидать дом. Во время ее отсутствия Линн приглашала пожить у себя Криса. Сама она не работала уже больше года, Крис же трудился в крупнейшей инженерной фирме города. Они жили вместе более девяти месяцев, и это стало личным рекордом Линн. За этот промежуток времени с ней произошло кое-что, чего раньше она сознательно избегала. Линн влюбилась. В сущности, подобного рода эмоции были вообще чужды ее натуре, и вначале девушка не могла понять, что с ней происходит. Но главное, захлестнувшее ее чувство оказалось в десять раз сильнее всего того, что ей доводилось испытывать прежде. И еще она понимала, что Крис необходим ей постоянно, а не три раза в неделю плюс уик-энд: Линн хотела выйти за него замуж.

Вот почему она перестала принимать таблетки. Последние три месяца они так и пролежали невостребованными в своей зеленой коробочке. Наконец она убедилась, что беременна. Два месяца не было менструаций, и поход к врачу на прошлой неделе подтвердил ее уверенность. Возможно, узнав про будущего ребенка, Крис захочет жениться? Надо сообщить ему эту новость.

Линн закончила готовить завтрак, и, пока на плите закипал чайник, зажгла сигарету, подошла к лестнице и позвала его. Дождалась, покуда не скрипнули пружины кровати, свидетельствуя о том, что он поднялся, и пошлепала обратно на кухню, чтобы заняться собственным завтраком: чашка «Нескафе» и сигарета «Мальборо».

Через пару секунд Крис уже спустился вниз, голый торс его был поджар и мускулист, на груди росли светлые волосы. Потертые джинсы украшал кожаный ремень с заклепками, кисть руки охватывал похожий на пояс, тоже украшенный металлом кожаный браслет. Крис почесал живот и подсел к тарелке с едой.

— Ты никогда не умываешься по утрам? — спросила она с улыбкой, наблюдая, как он набросился на бекон.

— Сегодня утром не успел, проголодался, — пояснил он, прожевывая с остервенением мясо.

Она передернула плечами.

— Не понимаю, как ты можешь есть это по утрам? — Линн затянулась и выпустила длинную струю дыма. Скрестив под столом ноги, она возбужденно постукивала пяткой об пол. Сказать сейчас?.. «Прошу прощения, Крис, ты скоро будешь папой!..» Вместо этого она отхлебнула кофе.

По радио соловьем заливался диск-жокей, чьи плоские шуточки не доходили до сознания: Крис был слишком поглощен едой, а Линн — своими мыслями. Она смотрела, как он расправляется с первым яйцом, разрезав его пополам и обмакивая поджаренный хлеб в желток. Крис взглянул на нее и улыбнулся той теплой, добродушной улыбкой, которую онатак хорошо изучила. Линн раздумывала, скрывается ли за этой привычной улыбкой хоть капелька любви к ней.

— Что у тебя на уме? — поинтересовался Крис.

Линн сделала удивленный вид.

— Ничего особенного, — солгала она. — А почему ты спрашиваешь?

— Ты сегодня какая-то необычно притихшая.

Линн усмехнулась, но тут же притворилась обиженной.

— Ну спасибо.

Он снова улыбнулся ей, отправив в рот пол-яйца.

Линн глубоко затянулась, задержала дым во рту, выпустила длинную струю.

— Крис, я беременна.

Слова произнеслись как-то сами собой, но только она их выговорила, как почувствовала, что внутри у нее все оборвалось. Ну вот. Теперь он знает. Она отпила кофе и осторожно взглянула на Криса.

Перестав жевать, он смотрел в тарелку, а не на нее, как она ожидала. И молчал.

— Я сказала...

Он резко оборвал ее:

— Да, я слышал тебя. — В его голосе прозвучало едва заметное, но явное раздражение. Как невидимое в темноте отточенное лезвие ножа.

Линн загасила сигарету в блюдце, откуда поднялся траурный дымок и тут же растаял, как и ее несбыточная мечта.

— Тебе нечего мне сказать? — поинтересовалась она.

— Ты уверена в том, что залетела? — спросил он, не отрывая глаз от тарелки.

Линн рассказала ему о визите к врачу и об отсутствии месячных. Он покивал головой.

В молчании они просидели чуть ли не вечность, затем Крис со стуком положил на тарелку нож и вилку. И наконец поднял на нее глаза.

— Я думал, ты принимаешь эти чертовы таблетки, — со злостью процедил он.

— Я принимала. Вот только несколько недель, как перестала.

Признавшись в обмане, она опустила голову, не в состоянии выдержать сурового взгляда его зеленых глаз.

— Господи Иисусе! — пробормотал Крис. Его голос набирал силу. — Твою мать, ты решила меня провести?

— Нет, — слабо возразила она, прекрасно осознавая всю тяжесть подобного обвинения.

— Ты давала мне понять, что предохраняешься, и все это время не принимала таблеток? Значит, ты меня использовала, как хотела! — Он пытался сдержать гнев, но это ему плохо удавалось.

— Крис!

— Два месяца! Два года! Какая разница? Все равно: тем, кто вляпался, оказался я, разве нет?

Она чувствовала, как к глазам подступают слезы, но постаралась сдержаться, разозлившись на себя.

Они долго молчали. Наконец Крис заговорил:

— Итак, что ты собираешься делать?

— Что ты имеешь в виду?

— С ребенком?

— Собираюсь оставить.

Он покачал головой:

— Ну, в общем-то это твое дело, но, полагаю, ты просто дура.

Линн нахмурилась.

— Это не только мое дело! — с вызовом бросила она. — Твое тоже. В конце концов, отец — ты.

— Ты уверена?

Тон и само замечание глубоко ранили ее.

— Ты подонок! — прорычала она. — Да, я уверена, что он твой. Если бы кто-то еще трахал меня, ты бы имел возможность это выяснить.

— Ну и что же ты собираешься с этим делать?

— Я уже сказала. Собираюсь рожать. Я хочу ребенка. Это наш ребенок.

До него наконец дошло сказанное, и горькая усмешка исказила его лицо.

— Знаешь, Линн, у тебя больше мозгов, чем я предполагал.

— Что это должно означать?

— Ребенок. То, что ты перестала предохраняться. Ты все спланировала, да?

Она коснулась его руки, почти удивленная тем, что он не отшатнулся, и заговорила тихим, умоляющим тоном:

— Крис, только таким путем я могла тебя удержать. Я люблю тебя. Никогда прежде я никого не любила. Я не хочу тебя потерять.

— И ты решила обманом сделать меня папашей? — Его голос был полон сарказма.

Она отдернула руку.

— Я думала, ты женишься на мне, узнав о ребенке, — призналась Линн. — Ты же его отец...

— Только потому, что ты перестала пить свои чертовы таблетки! — огрызнулся он, вскочив на ноги. — Прости, Линн, но к подобному я не готов. — Крис сделал глубокий вдох, не вполне уверенный в том, что ему следует делать: пожалеть ее или как следует врезать... Она тоже поднялась со своего места.

— Я люблю тебя. Я хочу от тебя ребенка, я хочу тебя, — сказала она, позволив первой слезе скатиться по щеке.

— Извини... Послушай, ты мне нравишься, ты хорошая девочка, с тобой весело и...

Линн не дала ему договорить, чувствуя, как гнев захлестывает ее.

— И легко трахаться, — прорычала она.

— Я просто не люблю тебя, — проговорил с заметной неохотой Крис.

Несколько секунд она стояла, дрожа и пытаясь удержать поток слез.

— Итак, каким будет твой ответ? — потребовала она надломленным голосом.

Он отступил от стола.

— Думаю, будет лучше, если мы перестанем встречаться, — проговорил он.

— Так просто? Забыть наши отношения? Девять месяцев коту под хвост? Значит, для тебя все это было легкой забавой? — Теперь она кричала, слезы струились по щекам. — Захочешь всласть потрахаться, пожалуйста! А я всего лишь удобная девка под рукой, которую в любой момент можно использовать!

— Кажется, мне лучше уйти, — спокойно решил Крис.

— Да, иди! Уходи! Отваливай! — Она принялась стаскивать с себя футболку, невзирая на его просьбы не делать этого. Освободившись от одежды, она швырнула ею в него, оставшись стоять голой в тесной кухне, заполненной дымом и запахом жареного.

— Мне очень жаль, Линн, — сказал он.

— Убирайся! — завизжала она, схватив бутылку с кетчупом и запустив в него. Бутылка попала в стену рядом с ним и разбилась, забрызгав все вокруг красной густой жидкостью. На линолеуме заблестели осколки стекла.

Всхлипывая, она присела к столу и уронила голову на руки. Послышался звук захлопнувшейся двери.

Обнаженная, Линн продолжала сидеть в одиночестве на кухне, ее слезы обильно поливали бумажную скатерть и растекались по ней, как прозрачные чернила на промокательной бумаге.

Так она просидела минут тридцать. Затем вытерла лицо и побрела наверх одеваться. Натянув на себя узкие джинсы и футболку цвета хаки, Линн спустилась на кухню и навела там порядок.

В половине одиннадцатого позвонила своему врачу и договорилась с ним об аборте.

Глава 13

— Да, это получше, чем торчать под этим хреновым деревом, не так ли? — заметил Кит Тодд, регулируя громкость в кассетном магнитофоне.

Пенни Уолш хихикнула и придвинулась к нему поближе, глядя в ветровое стекло и наблюдая за тем, как надвигаются зловещие грозовые тучи. Уже стемнело, и готовая вот-вот разразиться буря сделала воздух тяжелым, словно стиснула небольшую машину в непроницаемо черном кулаке. Фары были выключены, и единственным источником света оставался газоразрядный фонарь, горевший в десяти ярдах от них на аллее, которую с обеих сторон обрамляли густые заросли деревьев и высоких кустарников. Параллельно аллее шли широкие травяные газоны, на одном из которых припарковался Кит.

— Так ты действительно хочешь выкупить ее у отца? — спросила Пенни, похлопав по удобному сиденью.

— Да, как только получу работу, — заверил ее Кит. — А до того он ничего не будет иметь против, если я время от времени буду пользоваться ею.

Ни Кит, ни Пенни не имели работы с тех самых пор, как два года назад шестнадцатилетними подростками закончили школу. Мечты о том, как славно они заживут, когда наконец получат работу, стали для них, как и для сотен тысяч их сверстников, чуть ли не способом жизни. Кит, однако, оставался неиссякаемым оптимистом, а сегодня вечером он испытывал особый подъем. Его интуиция переросла в уверенность, когда он почувствовал на своем бедре руку Пенни. Кит: притянул девушку к себе, и, вцепившись друг в друга губами, они неистово заработали языками, исследуя друг друга.

Кит ощутил, как ее рука подбирается к растущему бугорку в его джинсах. В ответ он стиснул ее левую грудь, чувствуя, как под тонкой тканью блузки напрягается сосок.

Пенни развернулась на сиденье, поджав под себя одну ногу. Нетерпеливой рукой он расстегнул ей блузку и принялся тискать пухлые груди. Она, в свою очередь, ухитрилась расстегнуть молнию на джинсах, выпустив на волю затвердевший член, пробежала по нему пальцами от головки до основания, а потом схватила его теплой ладошкой.

Кит застонал и засунул руку под ее короткую юбку. Ее рука ритмично двигалась вверх-вниз, ноги она слегка расставила, и он, отодвинув в сторону тонкую материю трусиков, принялся ощупывать влажное тепло ее лона. Вложив два пальца ей во влагалище, он почувствовал, как она напряглась в ответной реакции.

* * *

Пол Харви был менее чем в десяти ярдах от машины.

Согнувшись в три погибели в кустах, он крепко сжимал серп и наблюдал за действиями молодой парочки со смешанным чувством отвращения и смущения. Упали первые капли дождя, но Харви не обратил на них никакого внимания, не в силах оторваться от того, что происходило в машине. Стекла ее запотели, и теперь ему стало трудно различать внутренность автомобиля с той весьма выгодной позиции, которую он занимал. Фигуры двух молодых людей расплылись и превратились в неясные пятна. Он тверже сжал серп.

Ни в детстве, ни в отрочестве ему не посчастливилось испытать радости от общения со сверстниками. Он пытался завязывать дружбу, когда отец позволял ему это, но его застенчивость и наивность заранее обрекали его на неудачу, так что в конце концов он сам приговорил себя к одиночеству. И ни один человек в Игзэме никогда не попытался ему помочь преодолеть его слабости. Рок и городское окружение, казалось, вступили против него в сговор, пытаясь сделать все, чтобы он никогда не узнал, что такое быть частью общества. Правда, вполне возможно, Харви и не хотел стать его частью.

Медленно он направился к машине.

* * *

Пенни склонила голову и сомкнула губы вокруг напряженной головки пениса, стряхнув с его кончика несколько прозрачных капель. Кит чуть не задохнулся, когда почувствовал, как ее теплый язык лижет его плоть, и с каждой секундой ощущение становилось все острее и острее. Сам он продолжал действовать пальцами у нее во влагалище, используя большой палец для возбуждения клитора. Наконец юноша откинулся на сиденье и закрыл глаза, ощущая, как все более энергично она трется о его руку. Он слышал ее прерывистое дыхание и чувствовал его жар на своем члене.

Оглушительный раскат грома пророкотал, как океанская волна, разбившаяся о скалу. Звук заставил Кита открыть глаза.

Он чуть не закричал.

Через боковое окно на него глядело лицо Харви, искаженное струящейся по стеклу водой.

Оттолкнув Пенни и отдернув руку, Кит лихорадочно зашарил ею в поисках ключа зажигания. Ошеломленная и смущенная девушка отпрянула назад.

— Кит, что...

Взревел мотор, и юноша еще раз посмотрел в окно.

Лицо исчезло, пропало без следа.

Кит откинулся на сиденье, его била дрожь. Высоко над ними мощная стрела молнии разорвала тучи.

Глава 14

Земле был предан уже восьмой эмбрион, его тельце покоилось рядом с остальными под скользкой грязью. Гарольд вытер голову полотенцем и проверил, не уходит ли молоко на плите.

Значит, в неглубокой могиле их уже восемь. Он зевнул и взглянул на будильник. Час сорок пять пополуночи. Последние похороны его не слишком задержали. Непрекращающийся дождь превратил поле в болото, но двухдневный ливень облегчил ему задачу. Размытая глина поддавалась легко.

Он вовремя снял кастрюлю с огня и перелил закипевшее молоко в кувшин, поставив кастрюлю в раковину.

Снаружи раздался очень мощный раскат грома, отзвуки которого, казалось, прокатились по всей земле. Хлипкое строение заходило ходуном, и Гарольд на мгновение замер, ожидая, что его непрочное жилище расколется прямо над головой. Грохот постепенно затих и сменился сильным ударом молнии, пронзившей тяжелое набухшее небо. Ее ослепительная вспышка отпечаталась на сетчатке глаза Гарольда, смотревшего в окно. Зачарованный неистовством и мощью стихии, он приблизился к маленькому окошку и наблюдал за тем, как гроза собирается с силами для новой атаки на Игзэм и его окрестности. Черная туча, подгоняемая ветром, спешила освободиться от своего груза, а молнии перечеркивали небеса сверкающими белыми зигзагами.

Ворчание грома снова переросло в крещендо, будто кто-то залпом выпалил из тысячи пушек. Маленькая хибара вновь содрогнулась. Гарольд наблюдал за разбушевавшейся стихией со священным ужасом, съеживаясь при каждой неистовой вспышке молнии и при особенно мощных раскатах грома. В дополнение ко всему по крыше дома неустанно барабанил дождь и превращал землю вокруг в густую вязкую жижу. На асфальте перед входом в больницу образовались лужи глубиной по щиколотку. Даже в своем домике Гарольд ощущал сильный запах озона, когда небо раздирали мощные вспышки света, прорывая толстые черные тучи, как пальцы мокрую туалетную бумагу. Угрожающе гремел гром. Кое-где в здании больницы дребезжали стекла. Для, тех пациентов, которые не могли заснуть, внешний мир за окном представлялся расплывчатым пятном, По стеклам текли не жиденькие ручейки, а настоящие потоки, водопады, как будто там, снаружи, множество людей стояли с ведрами и то и дело выливали их на окна. Несколько горевших уличных фонарей, атакованные неистовым ливнем, казались просто неясными блеклыми пятнышками.

Гарольд потягивал молоко и смотрел на небесный фейерверк, всякий раз вздрагивая при ослепительных вспышках зигзагообразных или похожих на вееры молний, сопровождавшихся оглушительными раскатами грома. Эти звуки напоминали рев гигантского раненого животного, сражающегося с соперником невиданной силы.

В поле, позади хижины Гарольда, зловеще раскачивались от сильного ветра опоры высоковольтных линий. Очень устойчивые в обычных условиях, они теперь стали вдруг выглядеть непрочными. Мачты громко скрежетали, а толстые электрокабели тревожно гудели под напором бури. Металл с трудом сопротивлялся натиску ветра. Неглубокую могилку, вырытую Гарольдом под одной из опор, в пятидесяти футах от ее основания, начало размывать водой.

Черные небеса разорвала вспышка молнии, длившаяся целых пять секунд. Это был энергетический разряд такой мощи, что, казалось, даже гром перестал грохотать. Молния ударила в ближайшую к больничной ограде опору, прямо в то место, где крепились высоковольтные провода. Вспыхнуло ослепительное сияние из голубых и белых искр, и раздался сердитый треск, когда мощнейший кабель выбило из гнезда. Он рухнул на землю, оставаясь прикрепленным другим своим концом к следующей опоре, а свободный стал извиваться и ползать по мокрой земле, как змея гигантской величины. Кабель осыпал влажную грязь искрами и перекачивал в вязкую глину ток напряжением в сотни тысяч вольт. Сама опора страшно тряслась, пока провод, как угорь на раскаленной сковородке, дергался и извивался у ее основания и выпускал в землю огромное количество энергии. Разряд невообразимой электрической силы моментально сжег всю траву поблизости. Грязь кое-где даже вспучилась, пока бесконечный запас электричества продолжал изливаться в почву. Провод крутился, плетью хлестал по земле, высвобождая свою мощь в ярких вспышках, которые затмили даже устрашающие зигзаги молний, все еще терзавших небо. Линия электропередачи вливала кажущийся бесконечным поток электричества во влажную землю, которая, будучи сама по себе проводником, только помогала продолжать это феерически сверкающее представление.

Глава 15

Картинка в телевизоре сменилась сеткой помех, и Джудит Майерс подняла голову, услышав чертыхание Энди Паркера.

— Я говорил, что нам давно нужно было поменять этот ящик, — ворчал он, стуча ладонью по телевизору.

— Это буря, — сказала Джудит, взглянув из окна спальни на зигзаги молний, прошивающие небо. Она опустила книгу и оценивающим взглядом окинула фигуру Паркера, который голым стоял перед телевизором и словно подбадривал его заработать снова. Изображение постепенно появилось опять, он удовлетворенно кивнул, но по-прежнему не отходил от телеэкрана. Джудит хихикнула.

— Что тебя так рассмешило? — спросил он, не оборачиваясь.

— Ты. Возвращайся в постель или, по крайней мере, задерни шторы, а не то кому-нибудь придет мысль вызвать полицию, и тебя упекут за эксгибиционизм[2]. — Она прыснула снова. Паркер не двинулся с места и остался стоять в той же позе.

Медленно, почти неохотно, она стянула с себя простыню, обнажив живот, погладила рукой по его упругой плоскости. Ненавистная ей выпуклость исчезла. Операцию сделали успешно, и прошло уже больше недели, как она покинула Фэйрвейл, а недавно даже приступила к работе.

Особенно сильный разряд молнии расколол темное небо, гроза достигла своего апогея. Джудит вздрогнула, почувствовав в этот самый момент резкую боль чуть ниже пупка. Она осторожно коснулась этого места. Паркер между тем разразился очередной порцией проклятий из-за помех на экране.

Джудит болезненно поморщилась, не отрывая взгляда от низа живота. В области таза ее кожа натянулась и заблестела, затем из пупка появилась капелька крови, выкатившаяся наружу, как одинокая алая слеза.

— О Господи! — выдохнула она, в ужасе расширив глаза.

— Что такое? — поинтересовался Паркер, стоявший к Джудит спиной и по-прежнему поглощенный вышедшим из повиновения телевизором.

Она открыла было рот, но голос не повиновался ей. Одинокая капля крови скатилась с живота и заалела на простыне. Боль усилилась, и ей стало казаться, что кто-то пинает ее изнутри. Брюшные мышцы помимо ее воли сократились, живот опал, потом вздулся, снова опал и снова вздулся — все это происходило в определенном ритме.

Она откинула простыни, и Паркер наконец обернулся.

Он увидел кровь, пульсирующий живот Джудит и ее трясущееся обнаженное тело.

Она замерла, не чувствуя собственного тела, потом со вздохом свернулась калачиком. Он бросился к телефону, но Джудит жестом остановила его.

— Джудит, ради Христа! — В его голосе звучал страх.

— Боль прошла, — произнесла она дрожащим голосом. Потом потянулась за салфеткой и вытерла с тела кровь. — Я в порядке.

— В порядке! — крикнул он. — Это все проклятый аборт. Просил же я тебя не делать его. Я вызываю врача. Немедленно! — Он снова снял трубку и стал набирать номер.

Она опять коснулась живота, но на этот раз боли не было.

Паркер с кем-то разговаривал, объясняя, что это срочно, но слова проходили мимо ее сознания. Кровь в пупке стала вязкой, она сняла ее салфеткой. Паркер кончил говорить и сказал, что врач уже в пути.

Новый удар молнии потряс небо, и секундой позже грянул раскат грома, угрожавший обрушить дом на их головы.

Они сидели в гнетущей тишине и ждали.

Глава 16

Даже в непроглядной темноте комнаты Гарольд различал черты лица своей матери. Кожа с него слезала клочьями, в тех местах, где ее тронуло тление, она позеленела. Когда она открыла рот, чтобы что-то сказать, наружу вывалился распухший черный язык, с которого на обугленные губы сочилась темная жидкость. Мать шагнула к нему, и он почти физически ощутил запах разложения, который коснулся и его горла, сжал мерзкими щупальцами.

Смрад заполнил его ноздри, и Гарольд зашелся в крике.

* * *

Проснулся он от собственных конвульсивных движений — одеяла были сброшены на пол. Тело покрылось потом, в горле саднило от крика. Не сразу до него дошло, что ему приснился очередной кошмар.

Кто-то стучал в дверь.

Гарольд тихонько вскрикнул от страха, но, увидев в окне свет пасмурного утра, собрался с духом и пошел открывать.

— Кто там? — спросил он.

— Гарольд, с вами все в порядке? — послышался голос с улицы, и через пару секунд он узнал его, отпер дверь и широко распахнул.

На пороге стоял Уинстон Гривс, весь мокрый от дождя, по-прежнему моросившего с обложенного тучами неба. Осмотрев Гарольда с головы до ног, старший санитар отметил, что неповрежденная часть лица коллеги была очень бледной. Под глазами чернели глубокие тени, волосы прилипли к потному лбу.

— Вы в порядке? — еще раз спросил Гривс, шагнув внутрь дома.

Гарольд кивнул.

— А знаете, сколько сейчас времени?

Гарольд отрицательно покачал головой, присев на край кровати.

— Уже начало десятого, — сообщил негр. — Вы должны были приступить к работе более часа назад. Я подумал, может, заболели или еще что-нибудь случилось...

— Прошу прощения, — сказал Гарольд извиняющимся тоном. — Я плохо спал эту ночь. — Он поднялся на ноги. — Если вы подождете, я через минуту буду готов.

— Может, вы себя неважно чувствуете, так я могу прислать доктора. Вы...

Гарольд прервал его:

— Нет, со мной все в порядке. Я просто устал.

Гривс кивнул и сел на скрипучий старый стул, в то время как Пирс прошел в маленькую клетушку, где находился биотуалет. Потом, сполоснув лицо холодной водой из кухонного крана, стал одеваться. Грязную одежду, в которой прошлой ночью хоронил зародыша, Гарольд засунул под кровать. Надев робу санитара, он вышел из дома вместе с Гривсом и зашагал в сторону главного корпуса больницы. Гарольд посмотрел на небо, по-прежнему сулившее дождь, но мелкая изморось, стоявшая сейчас в воздухе, не шла ни в какие сравнения с ночным ливнем.

— Я слышал, прошлой ночью тут произошли неполадки с электричеством, — сказал Гривс.

Гарольд кивнул.

— Это была самая страшная гроза, какую я помню, — признался Гривс. — Но к полудню электрическая компания должна все исправить. Я слышал, упал один из проводов. — Он остановился и посмотрел назад, в сторону поврежденной опоры. — Как раз сейчас они этим и занимаются.

Гарольд обернулся: действительно, около опоры по полю двигались люди. Кто-то лез наверх, кто-то приставлял лестницы, чтобы добраться до труднодоступных мест. Пригнали даже небольшой подъемный кран.

— О Господи! — только и пробормотал Гарольд.

Опору окружили ремонтники. Они работали на том поле. Около могилы.

Пирс судорожно сглотнул. Если они найдут...

Гривс продолжал идти вперед, но Гарольд застыл на месте, не в силах оторвать взгляда от людей в синих робах, толпившихся вокруг опоры и пытавшихся устранить повреждение. Он смотрел на кран, на стоявший рядом с краном большой бело-голубой фургон. Его начала бить дрожь. Они найдут. Должны найти. Однако это место находится по меньшей мере в пятидесяти ярдах от основания опоры, принялся успокаивать себя Гарольд. Все-таки относительно далеко. Тем не менее убедить себя окончательно ему не удалось. Теперь его беспокоило, что дождь мог размыть верхний слой земли и открыть захороненные в ней тела. В полном смятении он поспешил присоединиться к Гривсу.

Большую часть дня Пирс думал об этих рабочих на поле, каждую секунду ожидая, что кто-нибудь из них явится в больницу и расскажет о могиле, которую они обнаружили. И тогда все узнают о тайне. Раскроется его преступление. Именно так они это назовут — преступление. Не разбираясь, они накажут его, даже не захотят слушать. Они не способны понять мотивов его поступка.

Единственное, что оставалось — это бросать украдкой взгляды на поле, чтобы определить, насколько продвинулась работа. Ждать, что вот-вот они наткнутся на могилу. Спазмы страха сжимали его желудок, и Гарольд не мог даже думать о еде. Весь обеденный перерыв он простоял под дождем, наблюдая за одетыми в синее ремонтниками, устранявшими повреждение опоры.

Наконец пятнадцать минут четвертого они уехали, и Пирс облегченно вздохнул.

Глава 17

Гарольд натянул на себя рубашку, вздрагивая от прикосновения к телу влажной ткани. Времени постирать одежду у него не было, и куртка заскорузла от засохшей глины. То же произошло и с брюками, от которых исходил тяжелый дух грязной одежды. Сверху он накинул пальто и сунул в карман фонарик, который еще днем захватил в больничной кладовой. Над головой болталась пятидесятиваттная лампочка, которую он так и не включал с тех пор, как возвратился в свою хибару более четырех часов назад. Стрелки его будильника показывали ноль часов двадцать шесть минут. Гарольд знал, что немного рискует, выходя из дома раньше обычного, но дело не терпело отлагательств, а если вдруг кто-нибудь заметит его, нетрудно будет выпутаться. Гарольда буквально трясло от страха, хотя он и понимал, что рабочие из электрической компании, чинившие поврежденную электролинию, не обнаружили могилу с эмбрионами, иначе бы он уже узнал об этом. Тем не менее его беспокоил теперь непрерывный дождь, который мог размыть верхний слой земли.

Гарольд как можно компактнее сложил одеяло, засунул его под пальто. Оно послужит дополнительным покровом для могилы. Он прикроет им восемь зародышей, а сверху досыплет еще земли, чтобы надежно спрятать захоронение от любопытных взглядов. Было холодно, но на лбу и под мышками у него выступил пот: Судорожно сглотнув, Гарольд еще раз все проверил и направился к выходу.

Выглянув за дверь и убедившись, что поблизости никого нет, Пирс выскользнул из дома и растворился в глубоких тенях ночи. Он подошел к невысокой ограде, шагнул через нее, поскользнулся и чуть не упал. Дождь прекратился, ночной воздух был полон свежести и аромата мокрой травы. С каждым выдохом изо рта Гарольда вырывались белые облачка пара. Почти половину пути он скользил по липкой грязи, но, добравшись наконец до дна ложбины, почувствовал удовлетворение. Гарольд направился к опоре и тут же увяз в глине, развороченной за день множеством ног и колесами самой разнообразной техники. Включив фонарик, он осветил землю под ногами, чтобы рассмотреть следы деятельности ремонтной бригады.

Вокруг было черным-черно, и он уже не выключал фонарика.

Над головой нависли тяжелые тучи, между которыми кое-где проглядывали звезды. Небо напоминало черное покрывало из мокрого бархата, на которое бросили горстку блесток.

Дул ветер, холодный и достаточно сильный, чтобы привести в движение облака.

Луч фонарика Гарольда скользил по земле, которую вспахал повалившийся кабель. Пирс и понятия не имел, сколько вольт несут провода у него над головой, но понимал, что ущерб авария нанесла заметный. Почерневшая трава и грязь простирались на тридцать, а может, и больше ярдов. На почве отпечатались следы гусениц, рядом валялась пустая пачка от сигарет. Он поддел ее носком ботинка и пошел дальше, учащенно дыша. Могила была уже совсем рядом.

Следы ног и гусениц в одном месте резко обрывались, и Гарольд понял, что к вырытой яме они не приближались. Он замедлил шаг и судорожно вздохнул, ощутив холодок в груди и сухость в горле. Хотел сглотнуть, но не смог. Ему казалось, что сердце вот-вот выскочит из груди. Он направил луч света прямо перед собой и сделал шаг вперед.

Мелькнуло какое-то светлое пятно, и Гарольд задержал луч на этом предмете, все увереннее приближаясь к знакомому месту.

— О Господи, — прохрипел он, подойдя.

Из-под земли вылезла выпуклая голова эмбриона: почва вокруг была сильно размыта дождем. Случилось то, чего Гарольд так боялся. Он провел лучом фонарика по всей длине ямы и обнаружил еще несколько крошечных созданий, торчавших вертикально из полураскрытой могилы. Он озадаченно почесал голову. Даже если ремонтники и не подходили к этому месту так близко, как он, все равно они не могли не заметить эти тела. Трава вокруг сгорела — видимо, кабель дотянулся и сюда, — и ремонтники не могли пройти мимо могилы. Впрочем, важно лишь то, что его до сих пор ни в чем не уличили. Гарольд встал на колени и начал горстями набирать землю, чтобы забросать открывшееся захоронение.

Но, взглянув на эти ужасные последствия абортов, Гарольд остановился. Что-то шевельнулось в его сознании. Он отбросил влажную горсть земли и нахмурился. Было нечто странное в позе зародышей. Гарольд хоронил их, положив в один ряд, а теперь трое, а может и больше, лежали немного в стороне. Один даже растянулся поперек своих незадачливых собратьев. Конечно, проливной дождь мог размыть верхний слой почвы, но никак не был способен изменить положения эмбрионов.

Наткнулись ли на них люди из электрической компании? Донесли ли уже на него?.. Мысли лихорадочно сменялись в голове, сердце стучало еще сильнее. Пройдет день или два, прежде чем в больнице узнают, что все это дело его рук. Не сразу, но его найдут. Гарольда затрясло от холода и страха. Как с ним поступят?.. Сжав кулаки, он в замешательстве искал все новые объяснения. А существуют ли они, эти иные объяснения случившемуся? Возможно, могилу разрыли животные... Лиса? Барсук?.. Он взял фонарь и осветил ближайшего зародыша, чтобы поискать на нем следы повреждений, укусов. Но руки, ноги и тело оставались нетронутыми. Гарольд наклонился пониже, бросив робкий взгляд на его голову. Вспухшая, вся в красно-черных пятнах, она выглядела как огромная гнойная рана. Крошечный ротик был открыт и забит грязью. Трясущимися пальцами Гарольд выковырял оттуда глину. Тельце выглядело таким хрупким, но, что удивительно, не казалось окоченевшим, наоборот, было мягким и податливым. Гарольд приблизил фонарик и попробовал кожу зародыша на ощупь, испытав при этом отвращение от прикосновения к скользкой плоти. Он тяжело задышал, но непреодолимое любопытство оказалось сильнее страха. Он тыкал в тельце пальцами, касаясь даже подгнивающей пуповины. И только потом снова посмотрел на лицо. Из могилы исходил сильный запах разложения, который не способен был разогнать даже поднявшийся свежий ветерок, однако Пирс, казалось, не замечал его. Держа фонарь повыше, он обратил внимание на то, что некоторые эмбрионы разложились уже достаточно сильно.

С чувством, похожим на жалость, Гарольд довольно долго смотрел на трупики. Потом вытащил из-за пазухи одеяло и положил рядом. Он решил уложить всех зародышей в прежнем порядке, а потом накрыть и присыпать землей. Подняв ближайшего к себе крупного, он осторожно поместил его между двумя меньшими, у одного из которых в незрячих глазницах кишели черви. Гарольд вздрогнул всем телом и поспешил завершить обряд. Не замечаемый им до этого момента смрад ударил в нос и вызвал головную боль.

Зародыши, которых он касался, были одинаково холодными и мягкими, что вызывало у него эту дрожь. Однако он закончил свою работу. Оставался последний эмбрион, которого Гарольд заметил самым первым. Снова недоумевая по поводу его странного положения в могиле, он аккуратно поднял зародыша, чтобы уложить на предназначавшееся ему место. Этот показался тяжелее, чем остальные: видимо, был извлечен из утробы матери в более поздний срок, догадался Пирс. Он бережно опустил зародыша в уготованное для него место и последний раз осветил его фонарем. И тут...

Зародыш открыл глаза.

Гарольд окаменел, его рука сжалась в конвульсивном движении, чуть не раздавив фонарь. Будто тысячи вольт вдруг пропустили через тело, и шок сделал его неподвижным. Единственный глаз словно вылез из орбиты, голова слегка подергивалась.

Зародыш пошевелил рукой, медленно поднял ее, словно взывая о помощи. Гарольд услышал тихий чмокающий звук, исходивший из крошечного ротика. Капля черной жидкости появилась на губе эмбриона и стекла по подбородку. Миниатюрная грудная клетка вздрогнула и ритмично задвигалась.

Гарольд, хотя его неудержимо трясло, все-таки продолжал удерживать существо в конусе света.

Слева послышался еще один низкий булькающий звук, напоминавший дыхание астматика, но более густое, с переливами, и Гарольд повел фонарем в сторону звука. У него, как говорится, отвалилась челюсть, когда он увидел второго зародыша, неуклюже трепыхавшегося в липкой жиже. Этот экземпляр был мельче первого, его пуповина напоминала щупальце, извивающееся в грязи.

Сердце Гарольда замерло, голова, казалось, распухла до невероятных размеров. Отвратительный смрад проник в его ноздри и повис в воздухе едва ли не осязаемым облаком. Он уронил фонарик, который, соскользнув в могилу, успел осветить третьего зародыша, тоже пришедшего в движение. Зародыш перекатился на бок, из его пупка сочилась желтая жидкость, густая, как желе. Часть тела почернела и разложилась, на одной руке, покрытой пятнами, недоставало двух пальцев. Существо уставилось на Гарольда пустыми глазницами, пригвоздив его к месту, словно то был гипнотический взгляд.

Пирс прижал руки к голове и беззвучно завизжал. Рот его широко открывался, вопль ужаса и отвращения рвался на волю, но он не смог издать его. Этот отчаянный крик так и застрял в его глотке. Гарольд попытался встать и уйти прочь, но его колени подгибались, и он шлепнулся лицом в грязь, беспомощно наблюдая за тем, как три оживших эмбриона ползут по направлению к нему. Возникло ощущение, что его придавила какая-то непомерная тяжесть, и, когда он попытался встать, то не смог оторваться от земли даже на сантиметр, словно его пригвоздили к ней огромным ножом. Ему оставалось только зачарованно следить за тем, как омерзительное трио приближается к нему. Гарольд издавал какое-то несуразное бормотание, но слов разобрать не мог даже сам. Разум его пытался воспринять то, что видел глаз, но и на это он оказался не способен. Борясь с какой-то непонятной давящей силой, наваливающейся на него, Гарольд умудрился наконец встать. Но его глаз по-прежнему не отрывался от маленьких приближающихся чудовищ.

— Нет! — бормотал он, содрогаясь всем телом. — Нет!

Первый зародыш достиг края могилы и попытался перелезть через него.

Гарольд яростно затряс головой и услышал голоса:

«Есть с ним кто-нибудь еще?»

Он огляделся, высматривая, откуда доносился голос.

«Его уже изобличили?»

— Кто здесь? — выдохнул Гарольд, не в силах оторвать взгляда от барахтающейся внизу троицы.

Опять прозвучал голос, на сей раз к нему присоединился еще один и еще... Неясные, шипящие звуки, которые трудно было разобрать, вспыхивали и гасли в мозгу Гарольда, как пламя умирающей свечи. Он прекратил свои попытки убежать подальше от могилы с трепыхавшимися в ней зародышами. Попытался убедить себя в том, что через мгновение проснется в своей постели и избавится от этого кошмара, от этого плода собственного болезненного воображения.

Гарольд опустил голову, и слезы заструились по его щеке. Он опять стоял на коленях, словно кающийся грешник, тело его сотрясали рыдания, взгляд туманился. Он плакал, как ребенок. Постепенно рыдания утихли, и он молча уставился на трех уродцев, которые лежали перед ним в липкой грязи и пронзали его своими невидящими взглядами. Очень медленно Пирс развернул одеяло и, подняв первого, осторожно опустил его на мягкую материю. Такую же операцию он проделал и с двумя другими. Они лежали перед ним — гротескные пародии на человеческих младенцев, кошмар наяву. Третий слегка дернулся, и Гарольд нагнулся, чтобы убрать с его живота густые желтые выделения. Потом вытер руку о влажную землю.

— Ах да, могила! — сказал он, безучастно кивнув, будто разговаривал с невидимым собеседником. И принялся, потея от отвращения, забрасывать комьями земли оставшиеся в могиле тела. Это отняло у него полчаса. Закончив, он повернулся к трем существам, лежавшим на одеяле.

— Я найду вам укрытие, — пообещал он. Хитрая улыбка тронула его губы. — Гордон. — Он посмотрел на трио: — Гордон!

Имя брата эхом отозвалось в голове, закружилось в затуманенном сознании, которое рождало кошмары, а от них не было спасения.

* * *

Гарольд сидел на краю постели, глядя в сторону лежавших на одеяле зародышей. Сидел в темноте, не включая электричества. Светящиеся стрелки показывали два часа двадцать три минуты. Голова гудела, тело онемело, каждая клеточка его существа взывала об отдыхе, но он в состоянии был только сидеть. Сидеть и смотреть на них...

Он даже не знал, кто они. Понимал, конечно, что это эмбрионы, извлеченные в результате аборта, но, видимо, они были чем-то неизмеримо большим для него. Его мысли снова стали путаться.

Слова. Мягкие, шипящие, они опять зашелестели в голове, и Гарольд подумал, уж не пригрезилось ли ему все это. Может, это его собственные мысли? Он проглотил слюну. Голоса стали более отчетливыми, теперь они обращались прямо к нему.

Он кивнул в ответ на немой вопрос.

— Да, — тихо сказал он. — Я боюсь вас. Пауза.

— Потому что я не знаю, кто вы.

Если бы он не щипал себя постоянно за руку, то мог бы подумать, что этот кошмар ему снится и что в любой момент, весь взмокший от пота, он может очнуться, захлебываясь криками и дрожа от страха. Между тем голова полнилась голосами, резонирующими, как шепот в пещере.

Он давал ответы даже на непрозвучавшие вопросы.

— Еда? Что я могу сделать?

Шипение в мозгу.

Шепот стал громче.

— Нет! — Он попятился, и вдруг его виски пронзила жгучая боль, похожая на взрыв. Перед глазами заплясали белые вспышки света, и что-то теплое и влажное закапало из его носа. Он поднес к нему руку и увидел на пальце темную жидкость: кровь в темноте выглядела черной. Гарольд покачнулся, как пьяный. Ему показалось, что его череп зажали в тиски, и винт закручивают все туже и туже.

— Хорошо! — вырвался вопль, и боль отступила. Он прислонился к ближайшей стене, с трудом переводя дух. — Скажите только как, — прохныкал он.

Слова медленно складывались в фразы. Вначале они пробуждали в нем отвращение, но память о страшной боли, вызванной попыткой ослушаться, заставила вникать в их смысл. Слезы ручьями струились по его лицу. Теперь он неподвижно сидел, сжав руки и кивая головой. Потом поднялся и пошел в маленькую кухню. Вытащив один из прогнивших ящиков, пошарил в нем, пока не наткнулся на большой разделочный нож. Это было впечатляющее орудие, местами проржавевшее, с отвалившейся заклепкой на черной рукоятке, но, как оказалось, с предательски острым лезвием. Гарольд приковылял обратно в комнату и сел на кровать, держа нож в дрожащей руке. Призрачные голоса снова заговорили, и он, отложив нож, решил снять рубашку. Расстегивая пуговицы. Пирс слышал чмокающие звуки, которые издавали зародыши. Чмоканье разносилось по всей комнате. Эмбрионы беспорядочно двигались на одеяле, но их темные глаза неотступно следили за Гарольдом. Самый маленький хрипло загукал, изрыгая поток жидкости изо рта, который открывался и закрывался, как у рыбы в аквариуме. Гарольд посмотрел на него, потом на нож.

Наверное, сейчас он уничтожит этих гнусных тварей. Зарежет...

И вдруг он взвыл от боли, обрушившейся на его мозг. Голова будто непомерно раздулась и тут же разорвалась на тысячи мелких кусочков. Он расстегнул последнюю пуговицу на рубашке и трясущимися руками сбросил ее. Потянулся за ножом. В темноте тело его выглядело бескровным, от холода и страха покрылось гусиной кожей. Глядя на безжалостное лезвие, Пирс направил нож на себя и почти бессознательно прижал острие к груди. Ощутил холод металла и держал его так чуть ли не целую вечность. Затем быстрым движением провел им поперек грудных мышц, вскрывая вены и разрезая плоть. Он застонал от боли, чувствуя, как подступает тошнота, но подавил ее и еще раз полоснул себя. Из разрезов на груди хлынул поток крови. Второй удар был еще более необдуманным, чем первый, и ему повезло, что он не отрезал себе левый сосок. Грудь жгло, будто раскаленным огнем, и Пирс покачивался, обрызгивая кровью постельное белье. И все это время в голове звучали подстегивающие, торопящие его голоса.

Гарольд наклонился, поднял одного зародыша и какое-то время убаюкивал его на руках, позволяя собственной крови стекать на крошечное тельце. Потом поднес его к порезам на груди, осязая желеобразную разлагающуюся плоть, чувствуя исходившее от нее зловоние и тем не менее продолжая прижимать выпуклую голову к открытым ранам. Ощутив прикосновение губ существа, Пирс неудержимо затрясся. Зародыш между тем будто исследовал рваные края двух порезов, погружая свой крошечный ротик в кровоточащие раны и глотая живительную влагу. Войдя в раж, зародыш неистово забился в руках Гарольда, которому показалось, что он вот-вот грохнется в обморок, но боль в груди не позволила потерять сознание. Слезы ручейками текли по его подбородку, смешиваясь с кровью и вонючей жидкостью, которую выделял эмбрион.

Глубоко, где-то в темных уголках сознания, Гарольд услышал голос и, повинуясь ему, положил существо на место, где оно с окровавленным лицом и раздувшимся телом замерло в неподвижности.

Он повторил процедуру со следующим монстром, предварительно сделав третий разрез на груди, чтобы насытить и этого. Застонав от боли, Пирс почувствовал, как существо вцепилось в его плоть пальцами-обрубками и присосалось к свежей ране. Но и оно дало знать о том, что насытилось, и Гарольд, завершая кровавый ритуал, прижал к порезам на груди третьего зародыша.

Покончив с кормлением, он беспрепятственно встал с кровати и, спотыкаясь, пошел на кухню, наклонился над раковиной, и его вывернуло наизнанку. Он долго не отходил от крана и все спускал и спускал воду, пока не смыл вонючую массу в сток. Потом промокнул раны влажным полотенцем, с усилием прижимая его к груди, словно стремился запечатать ее. Когда он посмотрел на полотенце, то обнаружил, что оно стало оранжево-красным. В местах, где на груди присасывались монстры, образовались черные синяки. Он снова и снова прижимал полотенце, пока не остановилась кровь, потом вытерся насухо и пошел за пластырем, который лежал у него в прикроватной тумбочке. Отрезав несколько ленточек, осторожно наложил их на раны. По-прежнему не покидало ощущение, что внутри него горит факел, однако боль постепенно затихала.

Затуманенным взглядом он посмотрел на трех зародышей.

Где их спрятать?

Дрожа всем телом, Гарольд глубоко вздохнул и огляделся в поисках подходящего места.

Похоже, оно существовало, и только одно.

Большой посудный шкаф под раковиной подходил идеально. По одному он перенес уродцев на кухню и наклонился над дверцей шкафа, пытаясь ее открыть.

— Я должен вас спрятать, — сообщил он им. — Кто-нибудь ведь может сюда прийти...

Немые вопросы...

Пирс кивнул, открыв дверцу. В нос ударил затхлый запах плесени, заставив отшатнуться. Он заглянул внутрь и увидел, что, кроме пары кастрюль и пластикового ведра, там ничего не было. Он быстро расчистил место, сдвинув вещи в одну сторону. Из темного угла выползла мокрица. Гарольд раздавил ее ногой и с секунду разглядывал оставшееся от нее бесформенное пятно. Потом расстелил в шкафу одеяло и осторожно положил на него эмбрионов, прикрыв их сверху краем того же одеяла. Вглядываясь в темноту шкафа, он слышал гуканье, ужасные чмокающие и мяукающие звуки. Пирс закрыл глаза и опять услышал голоса, тихие, но грозные и могущественные. Он захлопнул дверцу шкафа и, приковыляв обратно в комнату, тотчас рухнул накровать. К нему пришло наконец долгожданное забытье. Заснул он или потерял сознание, трудно сказать. Так или иначе. Пирс лежал, распростершись на запятнанной кровью простыне, а в комнате стоял тяжелый дух, исходивший от существ в кухонном шкафу.

Снова пошел дождь, барабаня в окно, стуча по крыше. Единственным звуком в хибаре было тихое тиканье часов.

Стрелки показывали три часа семнадцать минут.

Часть вторая

...Смерть может родиться из мрака так же легко, как песня.

Исаак Розенберг

Глава 18

Инспектор Лу Рэндол опустил две монеты в автомат в конце коридора и нажал кнопку. Выскочил пластиковый стаканчик, но чай в него так и не полился. Рэндол что-то пробурчал и нажал кнопку возврата. Не тут-то было! Автомат проглотил его деньги и не имел ни малейшего желания с ними расставаться. Инспектор нецензурно выругался сквозь зубы и пнул несговорчивую штуковину ногой, тут же расплывшись в улыбке при виде того, как сразу же в стаканчик полилась струйка. Ухмыляясь, он взял свой чай и пошел в кабинет, захлопнув за собой дверь.

Сел за рабочий стол, зажег сигарету и рывком придвинул к себе кипу папок.

Самая верхняя содержала показания четырех жителей Игзэма, заявивших, что в последние два дня видели Пола Харви. Рэндол внимательно вчитывался в их показания, не переставая удивленно качать головой. Все четверо дали совершенно разные описания внешности Харви, двое же вообще утверждали, что видели преступника в одно и то же время, но в разных концах города. Инспектор закрыл папку и бросил ее к остальным. С сигаретой в одной руке и стаканчиком из автомата в другой он откинулся на спинку кресла. Кабинет был полон дыма — у локтя Рэндола лежала пустая пачка сигарет «Ротманс». Он отставил остывший чай и принялся большим и указательным пальцами массировать переносицу, пытаясь как-то осмыслить, собрать воедино те немногочисленные сведения, которыми он располагал на сегодняшний день.

Инспектор мысленно отмечал галочкой пункты, как в каком-нибудь списке для покупок:

1. Харви сбежал шесть недель назад.

2. До сих пор поступило только четыре сообщения, что его видели, и те еще ничем не подтверждены.

3. Проверены все предполагаемые места, где можно было бы надежно спрятаться...

Рэндол выпрямился на стуле. Если сбежавший заключенный находится в городе или его окрестностях, где, черт его дери, он может прятаться? Инспектор уже успел ознакомиться с данными психиатрического исследования заключенного Харви, однако решил снова их проанализировать, чтобы попытаться лучше разобраться в человеке, за которым охотился.

Харви опасен, в этом сомнений не оставалось, но, насколько Рэндол мог судить, он не идиот. Тюремный психиатр протестировал его, и результаты показали склонность к приступам маниакальной депрессии. Коэффициент умственного развития оказался ниже среднего. И, хотя Пол не проявлял особых способностей, дебилом его все же не назовешь. Что делает Харви особенно опасным, размышлял Рэндол, так это его непредсказуемость.

Инспектор отложил папку и прикрыл глаза. Поскольку до сих пор никто не пострадал, возникало ощущение, что преступника поблизости не было. Тем не менее где-то в глубине души Рэндол чувствовал уверенность, что ему еще предстоит столкнуться лицом к лицу с Полом Харви, и такая перспектива вовсе не радовала инспектора.

* * *

Линн Тайлер с трудом поднялась с постели и вздрогнула, ощутив боль внизу живота. Она выпрямилась, и боль отпустила. Врачи предупреждали об ощущениях дискомфорта после операции. В конце концов, прошла всего неделя. Она стояла и смотрела на свое бледное тело, удивляясь тому, что ее живот увеличился в размерах. Странно, ведь после аборта он вроде бы должен стать плоским. Линн сделала вдох и задержала дыхание, пытаясь его втянуть. Но когда выдохнула, живот не шелохнулся, от груди и до лобка кожа оставалась туго натянутой, и Линн положила на живот обе ладони. Он был горячим, словно она стояла рядом с радиатором. Осторожно нажимая на упругую кожу, Линн не могла понять, в чем же дело. Никакой боли, только странное чувство жара внутри. Она села на край кровати, подвернула под себя ногу и обеими руками принялась ощупывать брюшные мышцы. Потом легла на спину и вытянула руки вдоль тела. Постепенно жжение прекратилось. Вновь коснувшись живота, на сей раз она ощутила обычную прохладу кожи. Линн уставилась в потолок, исследуя многочисленные трещины на нем, и мысленно возвратилась к событиям последних двух недель, как бы прокручивая назад кадры фильма.

Она вспомнила, какой счастливой почувствовала себя, впервые обнаружив, что беременна. И как боялась сказать об этом Крису, и как этот страх оправдался. Она не могла забыть того утра, когда он бросил ее — того самого утра, когда она решилась на аборт.

Линн лежала на кровати, ощущая горечь. Она потеряла не только единственного мужчину, которого любила, но и ребенка, которого хотела. Обстоятельства вынудили ее пойти на аборт, так как одной ей малыша не воспитать.

Как-то сразу и неожиданно потекли слезы, и, перевернувшись на живот, женщина зарылась лицом в подушку. Линн хотела забыть его, сказать ему: исчезни, ты мне не нужен! Она хотела выплеснуть все это ему в лицо, крикнуть, что вокруг и без него полно мужчин. В голове все смешалось, Линн перевернулась на бок, и слезы закапали на простыню. Она вытерла лицо, размазав тушь, и вздрогнула, ощутив, что жжение внутри возобновилось, а кожа живота опять стала натягиваться, едва не лопаясь.

Она задохнулась от боли в паху.

Но неожиданно возникнув, боль тут же прошла. Линн поднялась на ноги, осторожно поглаживая живот, и неприятное ощущение пропало.

Она подошла к шкафу и начала одеваться.

Глава 19

Гарольд наклонился над раковиной и, взглянув на свое отражение в зеркале, увидел лицо бледного призрака. Под глазами темные круги, веки покраснели и опухли. Он тяжело вздохнул. В больничном туалете не было ни души, и Гарольд благодарил за это судьбу.

Господи, как тянется день!.. Казалось, он приступил к работе не восемь часов, а восемь лет назад. Гарольд пришел вовремя и изо всех сил старался скрыть свое ужасное состояние. Три страшных пореза на груди болели под пластырем, и все его суставы и мышцы ныли при малейшем движении.

Попытки скрыть обуревавшие его чувства и могли бы увенчаться относительным успехом, если бы не внешний вид: он выдавал его с головой. Гарольда вполне можно было принять за ожившего мертвеца. За обедом он совсем ничего не ел, кроме двух шоколадных печений. Но даже это вызвало приступ тошноты. Желудок восставал против любой пищи, и был момент, когда Гарольд едва удержался от рвоты.

Он вытащил пробку из раковины и поплелся к полотенцу, выискивая на нем более или менее чистое место, чтобы вытереть руки. Бросив последний взгляд на свое изможденное лицо, он вышел в коридор.

Настенные часы напротив показывали семь тридцать: до окончания рабочего дня оставалось еще два часа. Гарольд вздохнул, благодарный судьбе хотя бы за то, что предстояла небольшая передышка. Он направился к лифтам и нашел свободный. Нажав кнопку с цифрой "5", привалился к стенке кабины и поехал вверх. Ему хотелось где-нибудь уединиться, но Уинстон Гривс настоял на том, чтобы он пришел в комнату санитаров для беседы с глазу на глаз. Лифт остановился на пятом этаже, дверцы распахнулись, и Гарольд подумал, что беседа — это совсем не то, что ему надо было в данный момент. Но ничего не поделаешь, придется изо всех сил делать вид, что ничего не произошло. По дороге в комнату санитаров он вдруг почувствовал, как слабеют ноги, и подумал, что вот-вот потеряет сознание. Слава Богу, нет никого поблизости. Гарольд прислонился к стене и пару минут стоял неподвижно, приходя в себя. В голове все пылало, пол уходил из-под ног. Постоянно пульсирующая в затылке боль теперь сменилась таким ощущением, словно по черепу колотили молотком. Вновь подступила тошнота. Глубоко вдохнув застоявшийся воздух с запахом дезинфекции, он шагнул к двери.

Гривс кипятил чайник, когда на пороге появился Гарольд. Чернокожий санитар взглянул на вошедшего и улыбнулся ему.

Гарольд выдавил ответную улыбку. Тяжело опустившись на пластиковый стул, он откинулся на спинку. Гривс изучающе смотрел, и от него не укрылась нездоровая бледность неповрежденной части лица напарника. Круги под глазами были таким черными, будто их навели сажей. Зрячий глаз налился кровью, заметно отличаясь от безмятежно яркого искусственного собрата, выглядевшего, как никогда, неуместно на фоне изможденного лица.

Гривс дождался, пока закипит вода, приготовил чай и протянул кружку Гарольду. Негр наблюдал, как тот неуклюже пытается вытащить из кипятка пакетик с заваркой, обжигая при этом пальцы. Гривс протянул ему ложечку, и Гарольду наконец удалось подцепить пакетик, выудив его из кружки. Он положил его в стоявшую рядом пепельницу и уставился в свой чай.

— С вами все в порядке? — спросил Гривс, устраиваясь напротив.

— Да.

Ответ прозвучал слишком поспешно и малоубедительно.

— У вас несколько нездоровый вид, — заметил Гривс. «В действительности, — подумал он про себя, — Гарольд сегодня — вылитый мертвец».

— Я в порядке, — напарник бодро отхлебывал чай.

— Надеюсь, вы не очень перетруждаетесь на работе, а? — спросил участливо Гривс. — Я хочу сказать... иногда она действует на нервы.

Гарольд провел рукой по волосам.

— Я плохо спал этой ночью, — признался он.

— И ведь это уже не в первый раз? Почему бы вам не попросить у врача снотворное?

Гарольд покачал головой:

— Я поправлюсь. Просто у меня болит голова.

— Вас ничего не беспокоит?

Гарольд посмотрел на Гривса.

— Что? — Его голос прозвучал подозрительно и настороженно.

Гривс уловил изменение интонации.

— Я спросил просто так, — улыбнулся негр, надеясь, что его голос прозвучал все же достаточно убедительно.

Поднося кружку ко рту, Гарольд не смог унять дрожи в руках, что тоже не осталось незамеченным его коллегой. Негр с тревогой наблюдал за ним поверх своей кружки. Гарольд определенно выглядит раздраженным и каким-то необычайно взвинченным, думал Гривс. Конечно, если человек не спит... Увидев, что Гарольд покачнулся на стуле, чернокожий вскочил со своего места и бросился на помощь: Гарольд одной рукой держался за голову, второй упирался в стол.

— Гарольд! — позвал Гривс.

Тот жестом попросил его сесть на место.

— Сейчас пройдет. Просто слабость.

Гарольда трясло, на лбу выступил пот. Набрав полные легкие воздуха, он постепенно выпрямился, но Гривс на всякий случай остался стоять рядом.

— Мне кажется, вам лучше вернуться домой и часок полежать, — посоветовал санитар. — Поесть тоже не мешало бы. В этом заключается половина ваших проблем: вы плохо питаетесь. — С этими словами он протянул руку, за которую ухватился Гарольд.

— Идемте, — предложил Гривс. — Я помогу.

Они вместе подошли к лифту и спустились на первый этаж. По дороге к главному входу Гарольд не проронил ни слова. Он дважды останавливался, чувствуя, что сознание оставляет его, но Гривс поддерживал. Старший санитар снова предложил сходить к врачу, но Гарольд с маниакальной настойчивостью отказывался.

Выйдя из главного здания, они медленно двинулись к домику Гарольда. За сотню ярдов до хлипкого строения Пирс сделал вид, что может обойтись без поддержки и, покачиваясь, с остекленелым взглядом, заявил:

— Со мной все в порядке.

Гривс выглядел озадаченным:

— Я все же доведу вас до дома. Чтобы убедиться...

Гарольд оборвал его:

— Нет!..

В тоне, каким было произнесено это короткое слово, звучала мольба. Гривс нахмурился.

— Не надо заходить туда, — попросил Гарольд, с трудом выдавливая вымученную улыбку. — Я в порядке. В самом деле.

Гривс не предпринимал больше попыток довести напарника до дома, но сомнения не покидали его.

— Я вернусь на дежурство в четверть девятого, — пообещал Гарольд, усиленно кивая головой. — В четверть девятого.

Он повернулся и побрел к хибарке, шатаясь как пьяный. Гривс смотрел на него, щурясь в темноте и ожидая, когда там зажжется свет. Но окна дома оставались темными. Негр задумчиво поскреб подбородок. Все-таки, наверное, ему следует сходить и посмотреть.

И он направился к дому Гарольда.

Пройдя ярдов десять, замедлил шаг и остановился, сказав себе: наверное, Гарольд хочет побыть один. В конце концов, он же обещал прийти на работу через сорок пять минут. Гривс еще постоял, не отрывая глаз от домика. Свет по-прежнему не зажигался. Старший санитар глубоко вздохнул, развернулся и пошел обратно к больнице. Его мучили вопросы, на которые он не находил ответов. Почему Гарольд не захотел, чтобы он зашел в дом? Что он там прячет?.. Тут Гривс мысленно упрекнул себя в излишней подозрительности: скорее всего, ничего не прячет он. Возможно, Гарольду просто неловко за свое убогое жилище... Тем временем Гривс достиг главного входа и еще раз обернулся, надеясь увидеть свет в хибарке. Она оставалась неосвещенной, и Гривс забеспокоился.

В нем заговорило любопытство, и по дороге к своему кабинету он все больше убеждался в том, что Гарольд все же что-то у себя прячет. Может, он вор? Но Гривс быстро отбросил эту мысль. Во-первых, в больнице нечем поживиться; во-вторых, Гарольду не хватит смекалки, чтобы заниматься воровским ремеслом. Скорее всего, причина вполне невинная, размышлял Гривс, дойдя до кабинета. Он уселся за стол и стал допивать свой чай, который уже совсем остыл. «Можно выпить еще чашечку», — подумал он и поставил на огонь чайник, взглянув на часы.

Они показывали семь сорок шесть. Гарольд вернется через полчаса.

И Гривс стал ждать, когда закипит чайник.

* * *

Гарольд стоял в темноте, прижавшись спиной к двери и закрыв глаза. С трудом он доковылял до окна, посмотрел и увидел Гривса, который, постояв немного, наконец все-таки ушел. Гарольд облегченно вздохнул. Не включая света, он на ощупь двинулся на кухню и долго смотрел на посудный шкаф под раковиной. Потом протянул трясущуюся руку, чтобы открыть дверцу, но тут же отдернул ее. У него перехватило дыхание, порезы на груди запульсировали, и он отступил назад.

В голове возник знакомый шелест. Гарольд прижал руки к вискам. Боль усиливалась. Голоса в его воспаленном мозгу вели диалог из какого-то полузабытого сна.

Гарольд снова подошел к шкафу.

Наклонился и приоткрыл дверцу на дюйм, но тут же отпрянул: запахло плесенью и чем-то еще более неприятным — сильным и едким. Тяжелый дух разложения ударил Гарольду в нос и заставил закашляться.

Уходя, он накрыл трех эмбрионов одеялом и теперь наблюдал, как эти три существа медленно перемещаются под грубой тканью.

В голове завертелись слова, которые он уже слышал когда-то раньше. Невнятный шепот и приказы, которым он должен повиноваться и которые, как оказалось, он хотел выполнять.

Большой кухонный нож лежал подле раковины с пятнами ржавчины и засохшей крови на лезвии. Гарольд в темноте нащупал нож, и его пальцы сомкнулись на рукоятке. Он проглотил слюну, прислушиваясь к словам, вихрем кружившимся в голове и притуплявшим сознание. В ушах стоял звон, и ему стоило большого труда сосредоточить взгляд на трех извивающихся под одеялом комочках. Но вдруг на секунду в голове у него прояснилось, он потянулся к краю грубого одеяла и отбросил его, обнаружив под ним кошмарное трио.

От удивления Гарольд разинул рот, дыхание перехватило, когда он вдохнул смердящий воздух. Вначале ему показалось, что он ошибся, но приглядевшись повнимательней, понял, что первое впечатление оказалось правильным. Никакой ошибки не могло быть: три зародыша... подросли.

Глава 20

Уинстон Гривс взглянул на часы и забарабанил пальцами по столу. Было восемь тридцать пять. Куда это Гарольд запропастился? Он ведь обещал возвратиться не позднее четверти девятого. Гривс задумчиво прикусил нижнюю губу. Возможно, он уже вернулся и приступил к работе, не заходя к нему в кабинет? Но Гривс тут же отбросил эту мысль. Нет. Гарольд должен был сперва подняться и сообщить ему, что все в порядке. Старший санитар уставился на дно своей пустой кружки. Скорее всего, отнюдь не все в порядке: Гарольд выглядел больным и, вероятно, не в состоянии вернуться к работе. Ему наверняка понадобится медицинская помощь.

Гривс просидел еще пять беспокойных минут, затем встал и вышел из кабинета. Спустившись на первый этаж, он порасспросил сотрудников, не видел ли кто-нибудь из них Гарольда. Таких не нашлось. Гривс с шумом выдохнул воздух. Теперь ясно, что в главное здание Пирс не возвращался. То ли озабоченный, то ли сердитый, Гривс направился к центральному входу с твердым намерением отыскать напарника. Видимо, тот все еще находится у себя в хибаре. Скорее всего, заснул. Болен ли он на самом деле?.. Эти и другие мысли не давали покоя чернокожему санитару, когда он пересекал заросший травой пустырь и приближался к жилищу своего напарника.

В окне по-прежнему не было света.

Интересно, как Гарольд воспримет его визит? Не впустит, как накануне? Все-таки что-то он там наверняка прячет... И Гривс твердо решил во что бы то ни стало это выяснить.

Приблизившись к домику, он отметил про себя, как здесь тихо. И темнота, казалось, способствовала этому, накрыв хижину бархатной перчаткой и заглушив все другие звуки.

Гривс замедлил шаг и напряг слух, пытаясь уловить малейший намек на движение внутри. Было тихо и неуютно, как в могиле. Впервые Гривс ощутил, попав сюда, как здесь холодно. То была не обычная осенняя промозглость, а более глубокий, какоц-то леденящий, пронизывающий до костей озноб. Он осмотрелся по сторонам. Деревья слегка покачивались, у земли клубился туман, заполняя ложбины в полях, окружавших больницу.

Гривс громко постучал в дверь.

Ни звука.

Он вновь постучал, одновременно похлопывая себя по бедру ладонью другой руки.

Ничего. Тишина. И холод.

— Гарольд! — позвал он, не переставая стучать.

Потом встал на колени и попытался заглянуть в замочную скважину, но внутри было слишком темно. Он выпрямился, подошел к окну и прижался лицом к стеклу, сложив ладони лодочками, чтобы попытаться разглядеть то, что творится в хибаре. Сощурившись, различил на кровати что-то темное. Негр постучал в окно, но лежащее на кровати оставалось неподвижным. Возвратившись к двери, он покрутил ручку.

Дверь была заперта.

Наверное, стоит возвратиться за подмогой. Какое-то мгновение он прокручивал в голове эту мысль, но потом решил действовать самостоятельно. Ему не хотелось без крайней надобности добавлять Гарольду неприятностей. Гривс нажал на ручку замка и снова повернул ее, налегая на дверь всем своим весом. Замок был старый, ржавый и поддался с неожиданной легкостью. В следующее мгновение Гривс влетел в хибару, чуть не потеряв равновесия и не упав. Аккуратно прикрыв за собой дверь, он тут же ощутил отвратительную вонь, наполнявшую помещение. Едкий тошнотворный запах вызвал у него рвотные позывы. Казалось, смрад исходит не из какого-то конкретного источника, а пропитывает всю хибарку, сочась из дерева, как пот из пор.

Гривс повернул выключатель. Лампочка вспыхнула, сердито зажужжала и взорвалась. Негр полез в карман за зажигалкой и поднял маленький язычок пламени над головой. В слабом ореоле оранжевого рассеянного света он увидел: та бесформенная масса, что покоилась на кровати, оказалась Гарольдом.

Гривс подошел к распростертому телу, и то, что он увидел, ввергло его в состояние, близкое к шоку.

Гарольд лежал на спине, одна нога его была вытянута вдоль кровати, другая, свесившись, касалась пола. Одна рука покоилась на груди, а другая касалась пола. Сделав шаг вперед, Гривс заметил темные пятна на полу и постельном белье. Он понял, что это кровь, и склонился над товарищем, задев ногой свисавшую руку. Из нее с глухим стуком выпал нож, и Гривс чуть не закричал: все лезвие было в крови. На прикроватной тумбочке лежали куски пластыря и ваты, тоже пропитанные кровью. В темноте они казались черными. Но именно вид Гарольда вызвал у негра шок. Он нагнулся как можно ближе и увидел глубокие порезы на груди напарника, один из них еще кровоточил. Другие уже подсыхали, покрытые коркой запекшейся крови.

— О Господи! — пробормотал Гривс, прикоснувшись к плечу Гарольда. Он видел, как вздымается порезанная грудь, но никакой реакции от неподвижно лежащего на кровати Пирса так и не дождался. Гривс коснулся его век, раздвинул их и поднес ближе зажигалку. Искусственный глаз отразил ее пламя. Зрачок здорового глаза сузился. Указательным пальцем Гривс осторожно надавил на яремную вену и почувствовал слабое биение пульса.

Что-то упало и разбилось на кухне. Гривс оглянулся.

— Кто здесь?

Тишина.

Он двинулся в другую комнату и снова крутанул колесико зажигалки, используя для освещения ее скудное пламя. В тишине шаги звучали гулко и, показалось ему самому, как-то вызывающе.

Гривс услышал дыхание. Слабое сиплое дыхание, казалось, стало громче за то время, что он стоял в дверном проеме кухни. Гривс поднял зажигалку повыше. Она нагрелась, и ему пришлось переменить руку, пока он осматривал небольшую комнатенку. На полу лежала разбитая тарелка. В эмалированной раковине виднелись темные пятна. Гривс приблизился, и в ноздри ему вновь ударил запах мертвечины. Он попробовал пальцем пятно, понюхал.

То опять была кровь.

Еще больше ее оказалось на дверце шкафчика под раковиной. Гривс встал на колени и распахнул дверцу до отказа. Почти осязаемая волна страшного зловония ударила в нос, и Гривсу стоило немалых усилий снова подавить рвотный позыв. Он увидел одеяло с пятнами крови и потянулся к нему рукой.

Первый зародыш словно выкатился из темного угла шкафа.

При виде чудовища Гривс открыл рот и вытаращил глаза, но не смог оторвать взгляда от пары черных глазниц. Вокруг рта маленького монстра запеклась кровь, она же была на груди и даже на крошечных сморщенных гениталиях.

Гривс попытался отступить, но обнаружил, что словно прикован к полу чьим-то гипнотическим взором. В поле зрения возник еще один эмбрион, и его адский взгляд присоединился к взгляду собрата. Гривс отшатнулся, пытаясь ухватиться за низ дверного косяка, но вместо этого его рука коснулась чего-то мягкого и желеобразного. Он вскрикнул, увидев третье создание. Гривс отдернул руку, успев заметить кровавый след, который оставляло за собой крохотное чудовище, выползшее из-под кровати Гарольда.

Гривс понял, что попался. Прикованный, он стал пленником собственного парализующего страха, почувствовал, как за глазницами и у основания черепа у него возникла боль, когда все три чудовища сфокусировали на нем свои леденящие кровь взгляды. Их глаза жгли его. Застонав, негр прижал руки к голове, пытаясь унять боль, которая усиливалась с каждой секундой. Он попробовал закрыть глаза, чтобы не видеть больше этой страшной картины, но не смог. Кровь брызнула из носа, заполнила уши. Его слезные каналы, казалось, вспухли и лопнули, источая кровавую влагу. Боль в голове достигла непереносимого предела, Гривс почувствовал, как онемели ноги. Открыл рот, чтобы позвать на помощь, но язык стал неповоротливым и беспомощным, будто в него впрыснули новокаин. Кровь забурлила в горле. Руки безвольно упали. Ему только и оставалось, что стоять на коленях и смотреть сквозь красную пелену, как три существа готовятся к очередной объединенной атаке. Обе височные артерии негра вздулись и долгие мучительные секунды бешено пульсировали. Глаза вылезали из орбит, будто кто-то выталкивал их изнутри. Тем не менее Гривсу каким-то образом удалось лечь на живот, и, отталкиваясь ногами, он пополз прочь от этих отвратительных уродцев. Он полз в другую комнату, мимо неподвижной массы под именем Гарольд, пока не достиг двери. Боль превысила пределы терпения. Ценой неимоверных усилий Гривс исхитрился подняться на ноги и с отчаянным воплем толкнул дверь. Переступив порог, он, как пьяный, поковылял на свет манящих огней главного корпуса.

Он почти дошел, когда его поразил ослепляющий приступ боли: сосуды и артерии мозга взорвались с такой силой, что лобная и височная доли почти полностью разрушились. Уинстона Гривса хватил удар, и какие-то секунды тело его еще судорожно подергивалось, хотя он был уже мертв.

Тело обнаружил утром водитель «скорой помощи». Вскрытие показало, что Гривс умер в результате обширного кровоизлияния в мозг.

Гарольд очень тяжело воспринял смерть друга. Так тяжело, что весь выходной пролежал в постели, но заснуть не смог: в его голове все время звучали голоса.

Прошло немало времени, прежде чем Гарольд смирился с кончиной Уинстона. Одиночество, которое, казалось, немного отпустило его, вновь накатило с невыразимой силой.

Глава 21

Наступление ночи вызывало у Пола Харви противоречивые чувства. Он был рад ее приходу, поскольку она прятала его и скрывала тайные вылазки за пределы фермы. С другой стороны, он боялся ее прихода, так как вместе с нею приходили воспоминания. В прошлом ночь всегда была для него полна страха, когда мать и отец дрались между собой, а позднее, когда отец, вытащив его из постели, избивал и кричал на него, дыша в лицо винным перегаром и табаком.

Харви терпеть не мог, когда его закрывали на ключ. Еще одно наследие юных лет. Дверь его спальни всегда была заперта снаружи, и так продолжалось вплоть до смерти отца. В его комнате не было горшка, и ему часто приходилось мочиться из окна, если он просыпался ночью. Но прежде чем освоить такой трюк, он вынужден был делать это в постель или в один из ящиков комода. Со временем его одежда навсегда пропиталась запахом мочи, и, к какому бы из этих методов Харви ни прибегал, его все равно постигала суровая кара отца. Во время беспокойных школьных лет учителя донимали Харви своими расспросами, а ученики насмехались над многочисленными порезами и синяками, которые почти никогда не сходили с его тела. Да и Харви, конечно, никогда бы не посмел рассказать кому-нибудь правду об их происхождении.

Его ненависть к закрытым пространствам особенно усилилась в корнфордской тюрьме. Тот факт, что его заперли в одиночке ради спокойствия других заключенных, только ухудшил положение вещей. Теперь же, в какой-то степени впервые в жизни, с наступлением темноты он получил возможность свободно бродить по открытым просторам в окрестностях Игзэма.

Он стоял на вершине холма и смотрел на приветливо мерцающие внизу огни города. Сжав в руке серп, начал спускаться по склону. Где-то рядом заухала сова, но Харви даже внимания не обратил на этот крик.

Город звал его, и Харви откликнулся на этот зов. Он испытывал какое-то удивительное чувство, похожее на приятное возбуждение.

А пока пригородная лесопилка скрыла его от посторонних глаз.

Глава 22

Ян Логан вздрогнул и плотно застегнул кожаную куртку.

Он стоял под раскачивавшейся вывеской «Черного лебедя», нащупывая в кармане пачку «Мальборо» и коробок спичек. Из-за сильного ветра прикурить сигарету удалось только с третьей попытки. Засунув руки в карманы, он принялся расхаживать взад и вперед.

Другие сотрудники заведения, включая и еще одного бармена, тоже вышли на улицу, и Логан пробормотал им вслед проклятия. Все, кроме него, имели машины, и почти все ехали в противоположном направлении. Единственный человек, кому было с ним по дороге, промчался мимо, даже не предложив подбросить. Логан глубоко вздохнул, выпустив в ночной воздух облачко пара.

Он глянул на часы: четверть первого. Обычно ему удавалось возвратиться домой не позднее четверти двенадцатого. И теперь Логан мог представить себе реакцию Салли. Он уже почти слышал ее вопли, которыми она разразится, едва он войдет в дверь. Она начнет ныть по поводу остывшего ужина и станет выведывать, где это он так долго пропадал. Логан работал шесть вечеров в неделю и только один проводил дома, вынужденный весь этот день выслушивать Салли, которая пилила его, требуя найти работу получше и подыскать для них приличный дом.

Логан решил срезать путь — ведь в любом случае его ждала стычка, так что лучше уж покончить с ней поскорее.

Он свернул налево и двинулся по заросшей травой аллее, зная, что будет дома через десять минут. Логан взял хороший темп, и огонек зажатой в зубах сигареты подпрыгивал в такт его шагам.

Аллея, по которой он шел, плохо освещалась и в лучшие времена; теперь же, за полночь, горело всего три фонаря, не считая неяркого света у парадных дверей пары коттеджей. Все остальное тонуло во мраке. Было плохо видно еще и из-за тумана, нависшего над полями. Подгоняемый ветром, он, казалось, растекался по округе, словно какое-нибудь призрачное море с медленно вздымавшимися волнами.

Логан окинул взглядом белые коттеджи. К каждому вела подъездная дорога, и вряд ли их владельцы ограничивались одной машиной. Да, эти частные владения сильно отличались от его Собственного жилища. Они с Салли обитали в одном из унылых стандартных муниципальных домов, стоявших ярдах в пятистах от аллеи и не имевших ничего общего с этими богатыми виллами, будто напоказ демонстрировавшими яркую индивидуальность стиля их владельцев. Конечно, Салли можно понять: в таком доме никто бы не отказался жить... Размышляя на ходу обо всем этом, Логан заметил, как справа от него что-то зашевелилось.

Он огляделся по сторонам, слегка замедлил шаг и стал всматриваться в темноту, пытаясь определить, что это такое. Слышалось что-то похожее на шарканье, царапанье, а мгновение спустя откуда-то из-под ограды выкатился еж и быстро засеменил, пересекая аллею. Логан улыбнулся, наблюдая, как зверек исчез в саду напротив. А пройдя всего несколько ярдов, он вдруг увидел на дороге раздавленного ежа. Да, этому явно не повезло — попал под колеса одной из машин, которые иногда проезжали по аллее, и, видно, пролежал тут довольно долго: даже в темноте Логану было видно, что расплющенные останки затвердели и напоминали своеобразную, утыканную шипами летающую тарелку фризби. Такими любят перебрасываться дети. Он улыбнулся еще раз и пошел дальше.

Справа от него стояла ферма. Выкрашенный в темное дом был почти не виден во мраке ночи. Послышался собачий лай. Чертова тварь уже гналась как-то за Логаном, и он поспешил пройти мимо, хоть и понимал, что на сей раз собака привязана. Одолев еще несколько ярдов, он наткнулся на подгнившие деревянные ступеньки перехода. Рядом накренилась видавшая виды табличка:

ПЕШЕХОДНАЯ ДОРОЖКА

Так называемая пешеходная дорожка пересекала поле и вела прямо к его дому. Он решил, что стоит рискнуть, вляпавшись в коровьи лепешки, щедро усеявшие поле. Зато этим путем быстрее добираться. Поставив ногу на первую ступеньку перехода, Логан стал подниматься. Ветхое сооружение отчаянно заскрипело, и на какое-то мгновение ему показалось, что сейчас оно развалится. Изловчившись, он чуть ли не птицей перелетел ограду и с громким хлюпаньем приземлился в грязь по другую ее сторону.

— Мать твою! — выругался Логан, счищая с ботинок липкую глину. Спустя минуту он уже шел через поле почти в абсолютной темноте. Единственным проблеском света оставалась еще пара непогасших окон в домах, которые стояли за полем. Но при таком освещении было просто невозможно разглядеть хоть что-нибудь уже в пятнадцати — двадцати ярдах. Свежий ночной воздух обострил все запахи, и Логан морщился, вдыхая крепкий дух коровьего помета. Земля под ногами оставалась мягкой несмотря на то, что уже чуть подмораживало. Ян уже не раз поскользнулся и, падая в очередной раз, ухватился рукой за идущую параллельно тропинке изгородь. В пальцы вонзилась колючая проволока, и Логан взвыл от боли. Он остановился и, бормоча ругательства, полез в карман за носовым платком, чтобы вытереть пораненную ладонь. Вытащив сигарету, он прикурил, затянулся, немного постоял и продолжил путь.

От ближайшего дома поле отделял двойной ряд деревьев и густые заросли кустарника. Буйно разросшиеся утесник и ежевика во многих местах достигали его плеча. В воздухе стоял терпкий запах гниющей листвы, и Логан всю дорогу чертыхался.

Совсем рядом хрустнула ветка. Он инстинктивно отступил назад, потому что в тишине ночи звук прогремел, словно гром среди ясного неба.

Нога завязла в чем-то мягком, явно не в грязи.

— Проклятые коровы! — прорычал Логан, отряхивая ногу.

Внезапно его ругань была прервана новым звуком — кто-то явно пробирался через кусты. Логан метнул взгляд в направлении густых зарослей, но ничего не увидел. Мгновение стояла тишина, потом звук повторился, на этот раз уже ближе.

Может, лиса? Или очередной еж?

Он с трудом сглотнул и прибавил шагу. В нем нарастало беспокойство. Второй переход, у которого заканчивалась пешеходная дорожка, был от Логана не более чем в ста ярдах, и он уже видел мерцающий свет ближайшего дома. Под ногами громко чавкала грязь, глаза беспокойно метались от дерева к дереву.

В паре шагов от него, в кустах, раздался громкий скребущий звук, и Логан затаил дыхание. В полной тишине этот звук показался настолько громким, что Ян пустился бежать, не отрывая глаз от света впереди, который теперь представлялся таким далеким и недосягаемым.

Треск веток позади достиг, казалось, канонадной мощи, и Логан с ужасом осознал: что бы там ни скрывалось в этих кустах, оно бежит за ним по пятам.

Его мозг лихорадочно искал объяснения, пытаясь найти логический ответ, но на ум приходило только одно: нужно как можно скорее добежать до этого чертова перехода, чтобы убраться наконец с поля.

Оставалось всего каких-нибудь пятьдесят ярдов, он по-прежнему бежал, кусты трещали уже совсем рядом с ним, раздвигаемые невидимым преследователем. Ян боялся даже смотреть в ту сторону.

Тридцать ярдов...

Впереди уже хорошо был виден свет, и у Логана открылось второе дыхание, как вдруг рядом кто-то утробно взвыл.

У бегущего перехватило дыхание.

Еще десять ярдов, и вот уже переход рядом. В двух местах он был проломан, и Логан благодарил за это судьбу — не надо терять времени на то, чтобы взбираться по ступенькам.

Пять ярдов...

Он чуть не упал, поскользнувшись на коровьей лепешке. Отчаянно взмахнув руками, все же сумел сохранить равновесие. По лицу струился пот. Логан задыхался. Ноги болели от бега, а сердце готово было выскочить из груди.

Справа от него раздался какой-то громкий, зловещий звук, треснула ветка, да так близко, словно источник звука находился прямо у него в голове. Что-то вылетело из кустов и набросилось на Логана. Он хотел закричать, но у него перехватило дыхание. Он упал лицом в грязь, вскочил, глаза его, чувствовал он, вылезли из орбит, горло сжал спазм.

Кошка, выпрыгнувшая на него из кустов, тут же растворилась в темноте, так и не выпустив зажатой в зубах мыши.

— Господи Иисусе! — выдохнул Логан, вытирая рукой лицо. Ему понадобилось несколько долгих мгновений, чтобы прийти в себя. Закрыв глаза, он набрал полные легкие воздуха, задержал его в себе, а потом с явным облегчением перевел дыхание. Его одежда была испачкана грязью и коровьим навозом, и он принялся счищать их с куртки. Что бы на это сказала Салли? Он вдруг улыбнулся и, следя за петлявшей по полю кошкой, начал смеяться.

— Чертов идиот! — сказал себе Логан и, по-прежнему ухмыляясь, стал перебираться через ограду.

Позади него, как бы материализовавшись из ночного воздуха, прямо из мрака возникла огромная тень.

Яну Логану показалось, что он услышал шум ветра, на самом же деле это был свист опускавшегося по широкой дуге металлического орудия. Крик замер на губах у Логана. Он дико вытаращил глаза, заметив только, как сверкнул над ним металл. Темное очертание...

Еще до того, как он смог определить, кому принадлежит это очертание, горло его оказалось перерезанным от уха до уха.

Темнота обернулась ночью вечности.

Глава 23

Несмотря на то что солнце светило вовсю, было прохладно, и Рэндол невольно вздрогнул, выйдя из «панды». Он зевнул и потер лицо руками. За спиной заговорило радио, и констебль Хиггинс потянулся к микрофону. Рэндол не слышал, о чем тот разговаривал, так как уже приближался к небольшому спуску, который вел к тропинке. Ее перегораживала натянутая веревка, около которой стоял еще один констебль в форме. Инспектор узнал в нем Криса Фаулера, самого молодого своего подчиненного. На днях ему исполнялось двадцать шесть. Его свежее лицо и крепко сбитое тело словно специально напоминали инспектору о том, что сам он уже не слишком молод и чертовски от всего устал.

— Доброе утро, сэр, — приветствовал его Фаулер.

Рэндол слегка улыбнулся. Юноша немного нервничал. После шести месяцев службы он все еще испытывал нечто вроде благоговейного трепета перед начальством. Проходя мимо, инспектор потрепал молодого человека по плечу, и, перешагнув через веревку, двинулся по узкой тропке. По обе ее стороны стояли дома, окруженные высокими изгородями, укрытые буйной растительностью, которая продолжала еще вовсю зеленеть, несмотря на наступившие холода. С обеих сторон тропа густо заросла крапивой, которая умудрилась пробиться даже из щелей в бетонных фундаментах оград. Цепкие побеги ежевики хватали инспектора за полы мундира. Освобождаясь от них и бормоча под нос проклятия, Рэндол с трудом продвигался вперед. Дурманящий запах мокрой травы и сырой древесины проникал в легкие, и он поспешно закурил, будто специально для того, чтобы заглушить ароматы свежего загородного воздуха, делая глубокие затяжки и продолжая путь.

Впереди, в кронах высоких деревьев, чернели вороньи гнезда. Большинство из них было покинуто птицами. Только одна-единственная парила в морозном голубом небе, как бы следя за тем, что происходит на земле. Рэндол взглянул на ряд выстроенных из красного кирпича домов с аккуратными, ухоженными садами и приветливо поблескивавшими окнами. Все говорило о порядке, каждый дом выглядел безукоризненно.

В это самое время в одном из них через улицу мать Салли Логан утешала дочь, а смущенная женщина-полицейский пыталась извлечь хоть какие-то сведения из истерических причитаний вдовы.

Рэндол преодолел переход в конце пешеходной дорожки и спустился вниз, пытаясь не наступить в лужицы вонючей жижи. Потянуло едким запахом навоза. «Так и есть, коровье дерьмо», — подумал инспектор, чуть не наступив на лепешку. Он осмотрелся. Деревья и кусты, росшие параллельно колючей ограде, обозначали границу поля справа. Слева другая ограда отделяла от пустыря задние дворы ближних домов. Впереди он увидел группу из трех человек, окруживших накрытое одеялом тело.

Да, все на своих местах. Даже труп в поле прямо перед домом.

При его приближении все трое повернули головы. Констебль Рэй Чарлтон и сержант Норман Виллис были людьми инспектора. Третий мужчина казался лилипутом в сравнении с двумя дородными великанами-полицейскими. Он поздоровался с Рэндолом, и тот ответил человеку приветственным жестом. Доктор Ричард Хайэм отступил на шаг от тела и, сняв очки, принялся с энтузиазмом протирать их вынутым из кармана носовым платком с вышитой монограммой. Рэндол с шумом выдохнул воздух, глядя на серое одеяло, покрытое пятнами цвета ржавчины — запекшейся кровью, смешанной с засохшей глиной. Инспектор глубоко затянулся и выпустил тонкую струйку дыма.

— И что же мы имеем? — спросил он, ни к кому персонально не обращаясь. Взгляд его был прикован к тому, что лежало под одеялом у его ног. Из-под него выглядывала рука со скрюченными окоченевшими пальцами.

Сержант Виллис передал инспектору бумажник. Тот открыл его. В бумажнике лежало около двадцати фунтов, в основном однофунтовыми бумажками, удостоверение личности на имя Яна Логана и пара небольших фотографий. На одном снимке была изображена молодая женщина, жена погибшего, как предположил Рэндол. На другом в камеру улыбалась та же женщина, стоя рядом с темноволосым мужчиной. Рэндол задержал взгляд на этой второй фотографии, а потом перевел его на неподвижное тело под одеялом.

— Нам не удалось точно идентифицировать труп, шеф, — сказал Виллис, — но мы практически уверены, что это он.

Рэндол с озадаченным видом вернул бумажник сержанту.

— А какие могут быть проблемы с идентификацией? — Рэндол взглянул на Хайэма, который, встав на колени, взялся за край одеяла. — Тип, который там лежит — это тот, кто изображен на фотографии, разве нет? — Инспектор сделал последнюю затяжку.

— Может, вы мне сами ответите на этот вопрос? — отозвался доктор, отбрасывая одеяло и демонстрируя труп.

— О всемогущий Боже! — воскликнул Рэндол, сжав зубы и изо всех сил стараясь сдерживать рвотные позывы.

Виллис наклонил голову, Чарлтон смотрел в сторону. Один Хайэм сначала взглянул на Рэндола, затем на труп.

Голова отсутствовала.

Рэндол провел рукой по лицу и несколько раз глубоко вздохнул. Желудок по-прежнему бунтовал, а лицо, он это чувствовал, заметно побледнело. И все же ему удалось справиться с собой: он сумел не отвести взгляда от обезглавленного тела. Кровь густо запеклась на передних полах пальто Логана и на нескольких квадратных ярдах земли вокруг него. Темные пятна были повсюду. Рэндол почувствовал, как взмок у него лоб, пока он внимательно разглядывал рваный обрубок шеи, из которого торчал позвоночник. Голова была отсечена очень близко к плечам и, видимо, с некоторыми трудностями, так как у основания шеи и на плечах виднелись многочисленные глубокие порезы. Но, судя по первому взгляду, повреждения были нанесены только в этой части тела: кровь лилась из разорванных вен и артерии, а не из ран на торсе.

— Накройте его, — отдал распоряжение Рэндол, и Хайэм повиновался.

Инспектор потянулся за сигаретами и снова закурил.

— "Скорая помощь" в пути, — сообщил Виллис. — Она отвезет тело в больницу.

— Сколько времени он мертв? — поинтересовался Рэндол у врача.

— Трудно сказать, не имея на руках результаты вскрытия. Патологоанатом Фэйрвейла скажет точнее, чем я.

— Ну хотя бы приблизительно, — настаивал Рэндол, затягиваясь сигаретой.

Хайэм пожал плечами.

— Подкожной синюшности почти нет. — Он откинул одеяло и показал на бледную руку со скрюченными пальцами. — Может, причиной тому обширная потеря крови. — Доктор вздохнул. — Но я бы сказал, что он мертв уже восемь или девять часов.

Рэндол взглянул на часы. Стрелки показывали девять ноль шесть утра. Онкивнул.

— Кто его нашел?

— Двое детишек, — ответил Виллис. — По дороге в школу.

— Господи, — пробормотал Рэндол. — Где они сейчас?

Виллис объяснил, что детей сейчас выводят из состояния шока у них дома, недалеко отсюда.

Инспектор походил вокруг трупа и неторопливо двинулся в сторону густых зарослей. Часть изгороди была выломана, и кусты возле нее примяты.

— Здесь вы все осмотрели? — спросил он своих людей.

Подошел Виллис.

— Мы обнаружили отпечатки здесь и там, в поле. — Он показал Рэндолу на углубление в земле.

Инспектор присел и тоже тщательно осмотрел следы.

— Выглядит так, будто он бежал, — выпустив струйку дыма, решил Рэндол чуть погодя. — Но почему, черт возьми, здесь следы только одного человека? Не видно, чтобы кто-нибудь преследовал его.

— Как бы там ни было, ясно, что это дело рук какого-то маньяка, — заметил Виллис. — Кто еще, мать его так, станет отрезать людям головы и...

Рэндол оборвал его:

— Кстати, где голова?

— Ее нет, шеф, — медленно произнес Виллис. — Мы нигде не могли ее найти.

Рэндол приподнял бровь, его вдруг осенила мысль:

— Пол Харви. Сколько он уже в бегах?

Виллис пожал плечами.

— Восемь недель или больше. Нам не удалось ни услышать что-нибудь о нем, ни увидеть его. Возможно, сейчас он уже где-нибудь в другой части страны, шеф. — Двое мужчин долго смотрели друг на друга, и до полицейского с большим стажем, каким являлся Виллис, наконец дошло, что смутные подозрения Рэндола имеют под собой основания.

— Выводите машины. Я хочу снова прочесать этот вонючий городишко, — заявил Рэндол.

— Но, начальник, мы все здесь излазили вдоль и поперек. И занимались этим целый месяц, — запротестовал Виллис. — Невозможно, чтобы он прятался в Игзэме или где-нибудь поблизости.

— Я хочу, чтобы поиски возобновились, сержант. — Инспектор чуть помедлил. — Послушайте, за всю его историю в этом городе произошло лишь два убийства, и совершил их Пол Харви. В последние два дня четверо утверждали, что видели его здесь. Теперь мы имеем это. — Он кивнул на прикрытые одеялом останки Яна Логана. — Не кажется ли вам, что слишком много совпадений?

Виллис пожал плечами.

— Словом, шеф, вы утверждаете, что это Харви убил Логана?

— Могу поспорить. А после вскрытия у меня появится еще большая уверенность. — Инспектор подошел к ограде. — Вы можете снять отпечатки с обнаруженных в кустах следов?

Виллис покачал головой:

— Там слишком натоптано, и это при том, что всю ночь лил дождь... — Он позволил себе не закончить предложение.

— Вот дерьмо! — пробормотал Рэндол.

Он повернулся и проследил взглядом за двумя людьми в униформе, которые карабкались по ступенькам. Один из них нес сложенные носилки. Добравшись до тела, они, внимательно слушая то, что говорил им доктор Хайэм, уложили парня на носилки. Рэндол наблюдал, как санитары, отягченные неудобной ношей, уносят обезглавленный труп, с трудом преодолевая ступеньки.

— Как только рапорт следователя будет готов, доставьте его мне, — попросил инспектор Виллиса. — Пошлите в больницу кого сочтете нужным.

Сержант кивнул. Оба вернулись к ожидавшим Хайэму и Чарлтону, и вчетвером они двинулись вслед за санитарами. Машина «Скорой помощи» припарковалась за одной из «панд», двумя колесами заехав на траву, чтобы дать возможность другим машинам проезжать по узкой дороге. Рэндол проследил за тем, как грузили тело в машину, и с неудовольствием заметил, что обитатели ближайших домов уже выглядывают из окон. Некоторые даже открыли двери и, стоя на пороге, беззаботно глазели, удивленные происходящим. Кто-то уже знал, что в поле произошло нечто зловещее, и к обеду, возможно, вся улица и половина окрестных мест будут в курсе дела. Рэндол знал человеческую страсть к жутким историям. Если что-то хоть на йоту выходило за рамки обыденного, это «что-то» всегда служило предметом бесконечного любопытства, и он испытывал своеобразную жалость к таким людям, чье нудное существование скрашивалось лишь чьей-нибудь смертью или скандалом в семье. Убийство, несомненно, на несколько месяцев оживит скучные беседы за чашечкой кофе. История будет обрастать слухами, досужими вымыслами, пока в конце концов не станет достоянием местного фольклора. Пройдут годы, а историю все будут мусолить и мусолить и, возможно, рано или поздно начнут даже над этой историей и посмеиваться.

А вот Лу Рэндолу, который устало тащился к поджидавшей его «панде», было сейчас совсем не до смеха.

Стемнело рано. Было четыре часа, и Рэндол обнаружил, что в помещении игзэмской полиции уже пора включать свет. Двухэтажное здание из красного кирпича находилось в пяти минутах ходьбы от центра города. Первый его этаж занимала приемная со столом дежурного, за которым в данный момент Виллис решал кроссворд, и рядом было что-то вроде комнаты отдыха, которую использовали одновременно для проведения совещаний и инструктажа. Лестничный марш вел в подвал, где находилось шесть камер. На втором этаже располагались кабинеты и цейхгаузы[3]. Наверху, где заканчивалась лестница, стоял автомат, из которого Рэндолу с помощью испытанного приема, то есть крепкого пинка, удавалось нацедить чашку еле теплого чая. Чертова машина, казалось, только при таком обращении действовала безотказно. Обычно, заглотнув двадцатипенсовик, автомат беззастенчиво принимал его как должное, ничего не предлагая взамен. Бесконечные жалобы привели Рэндола к решению связаться с производителями и заменить автомат на новый. Однако в данный момент, когда он сидел за своим столом и постукивал карандашом по журналу регистрации приводов, проблемы, занимавшие Рэндола, не имели ничего общего с этими автоматами.

Мысли в голове инспектора сменяли одна другую с головокружительной быстротой, не давая возможности сосредоточиться на какой-нибудь одной.

Убийство Яна Логана. Поиск Пола Харви. Смерть жены и дочери... Когда это случилось, Рэндол не был уверен, что сможет все пережить. Он чувствовал себя так, словно что-то вырвали у него из груди, словно какая-то часть его "я" перестала существовать, лишенная их общества, их любви. Последние несколько лет он замечал в себе перемены. У него осталась только работа, и это было кое-что, но жену и дочь работа не могли заменить. Против собственной воли он превратился в циника, в ожесточившегося человека. В какой-то мере цинизм всегда был присущ ему, являясь неотъемлемым атрибутом его профессии, как кто-то однажды подметил. Одиночество и горечь, которые нередко перерастали в злость, поселились в нем недавно, и он уже научился мириться с ними, а в худшие моменты даже в какой-то степени и наслаждаться. А случалось, он позволял семенам негодования перерасти даже в ненависть и ярость... Рэндол прикрыл глаза, как никогда ощущая себя теперь потерянным и одиноким.

Стук в дверь кабинета возвратил его к реальности.

Появился констебль Стюарт Рид, высокий, нескладный детина с изрытым оспой лицом. Ему было тридцать с небольшим, на несколько лет меньше, чем Рэндолу. На лице констебля блуждала улыбка.

— Рапорт следователя по делу Логана, шеф, — объявил он, помахивая папкой.

— Спасибо, — сказал Рэндол, протягивая за ней руку.

Констебль повернулся, чтобы уйти, но инспектор остановил его:

— Узнайте, Рид, может, у Нормана найдется для меня чашка кофе или чая. Бурда из этого дрянного автомата, как кошачья моча.

Стюарт с улыбкой кивнул и оставил шефа в одиночестве. Рэндол открыл папку и обнаружил в ней всего лишь три листка бумаги. Рапорт следователя, еще один рапорт о предполагаемых орудиях убийства и копия под заголовком:

ФЭЙРВЕЙЛСКАЯ БОЛЬНИЦА (Результаты вскрытия)

Под всеми тремя документами стояла одна и та же размашистая подпись: Рональд Поттер.

Поттер являлся главным патологоанатомом Фэйрвейла, что было засвидетельствовано печатными буквами под его факсимиле.

Рэндол по очереди тщательно просмотрел каждый документ, останавливаясь и вновь возвращаясь к прочитанному. Нащупав в кармане пачку сигарет, он вытащил ее и, обнаружив, что она пуста, раздраженно выругался. Вместо сигареты взял шариковую ручку и принялся грызть ее кончик. Основной рапорт состоял из текста, большая часть которого изобиловала медицинскими терминами. Когда Рэндол отложил отчет, то, по крайней мере, понял, как, если не почему, умер Ян Логан.

— "Восемь смертельных ран на плечах и шее, — читал он вслух. — Голова отсечена режущим предметом с односторонним лезвием. Глубина ран от четверти до двух с половиной дюймов. Других внешних повреждений не обнаружено".

Рэндол бросил рапорт на стол и, взяв другой листок, откинулся на стуле. В листке содержалось предположительное описание орудия убийства. Он снова прочел вслух:

— "Следы ржавчины обнаружены во всех ранах, кроме одной".

Инспектор забарабанил пальцами по столу.

— Ржавчина, — пробормотал он и, положив перед собой блокнот, записал:

"1. Ржавый нож?

2. Сильный мужчина (глубина порезов)?

3. Нет мотива?"

Он приподнял бровь, размышляя над тем, что написал. Необходимо обладать сверхъестественной силой и жестокостью, чтобы отрезать голову, не имея при себе пилы или какого-то другого, похожего инструмента. А кто сказал, что убийца использовал орудие с гладким лезвием?.. Рэндол вновь вернулся к первому рапорту. В нем ни разу не упоминалось гладкое лезвие. Заточенное с одной стороны — да. Он вычеркнул слово «нож» и поставил рядом три вопросительных знака. Топор? Но тут же он исключил его. При использовании топора раны были бы намного глубже. Тем не менее порезы достигали двух с половиной дюймов глубины. Рэндол решил, что оружием ударяли, а не кололи. Голова Яна Логана была отрублена, а не отрезана. Еще раз просмотрев рапорт, инспектор отметил, что патологоанатомом обнаружены частицы стесанного спинного мозга, так что голову отделили от туловища несколькими мощными ударами.

Рэндол глубоко вздохнул и, нервно барабаня пальцами по столу, думал теперь об одном: удалось ли его людям найти Харви. Это сделал Харви, и никто другой! Все говорит об этом. А ублюдок еще в окрестностях Игзэма. Инспектор в буквальном смысле слова заскрежетал зубами. Его необходимо найти, даже если придется разбирать каждый дом по кирпичику. В последний раз глянув на результаты вскрытия, он ощутил, как волосы на затылке у него встают дыбом: инспектором вдруг овладела непоколебимая уверенность, что он читает не последний такой рапорт.

Глава 24

Столовая для сотрудников Фэйрвейла казалась в этот день многолюдной, как никогда, и Гарольду Пирсу было нелегко продвигаться с подносом. Кружка с чаем опасно кренилась, и жидкость грозила расплескаться. Дважды тарелка с бобами на тостах съезжала к краю пластикового подноса. Наконец Гарольду посчастливилось найти одно свободное место, и он благополучно приземлился со своей едой, возблагодарив небо за удачу. Сел, тяжело отдуваясь. В желудке урчало — чувство голода давало о себе знать, но в то же время вид лежащего на тарелках вызывал тошноту. Взяв нож и вилку, Гарольд держал их перед собой и смотрел на исходящую паром еду. Через минуту-другую он отложил приборы в сторону и решил довольствоваться лишь чаем.

Болела голова, и гул переполнявших столовую голосов усугублял его плохое самочувствие.

Медсестры, врачи, санитары и прочий больничный персонал — все вокруг за обедом болтали, смеялись, жаловались и ругались. Гарольд же был один в нескончаемом потоке льющихся звуков. С утра сначала все сливалось в сплошное громкое жужжание, но с течением времени, стихая, превращалось в слова. Правда, они оставались неясными, неразборчивыми, но все же это были слова. Гарольд никак не мог понять, что говорили голоса, но они на чем-то настаивали. Он закрыл глаза и прижал ладонь к уху, как будто мог таким образом заглушить эти, навсегда поселившиеся в его голове звуки. Но они продолжали и теперь взывать к нему, откуда-то из глубины его существа, смешиваясь с какофонией в столовой.

Гарольд потягивал чай, морщась всякий раз, когда нужно было оторвать кружку от стола. С заметным усилием он подносил ее к губам, будто кружка была не фарфоровой, а свинцовой. Но коричневый напиток благотворно действовал на его обложенный, еле поворачивающийся во рту язык.

Кто-то попросил его подвинуться. Гарольд, сначала ничего не поняв, поднял глаза и увидел привлекательную женщину, остановившуюся рядом. На ней был расстегнутый белый халат, не скрывавший высокую грудь под нарядной блузкой, тонкую талию и стройные бедра, плотно обтянутые юбкой. Гарольд посмотрел ей в лицо и оказался во власти самых ярких синих глаз, какие ему когда-либо приходилось видеть. Тонкое лицо обрамляли короткие каштановые волосы. Женщина улыбалась.

Довольно долго Гарольд разглядывал ее, догадавшись в конце концов по цвету халата, что перед ним врач. До него дошло, что он оказался на ходу, и поспешил отодвинуть свой стул, освобождая дорогу. Женщина снова улыбнулась и поблагодарила его, а он смотрел ей вслед, наблюдая за тем, как она пробирается к стойке с едой, выбирает блюда и оживленно переговаривается с другими женщинами. Гарольд прикоснулся к изувеченной щеке, его рука дрожала, а единственный глаз все еще был не в силах оторваться от женщины в белом. Казалось, исчез куда-то гвалт столовой, все внимание Гарольда сосредоточилось на докторе. Она понесла свой поднос к столику, где уже сидели несколько других врачей, и Гарольд видел, как она смеется, обмениваясь с ними шутками. Он опустил голову, снова испытывая ноющую боль в затылке. Голоса в голове продолжали что-то мямлить и бормотать на неразборчивом языке, и Гарольд так стиснул зубы, что у него свело челюсти.

Наконец он решился встать, но тут же колени подкосились, и он выбросил в сторону руку, чтобы сохранить равновесие. Рука задела край тарелки, и, прежде чем он что-либо успел предпринять, та слетела со стола и, ударившись об пол, разлетелась вдребезги. Сидевшие поблизости обернулись, чтобы узнать, в чем дело, и Гарольд покраснел под их любопытствующими взглядами. Он взглянул на смесь битого фарфора с запеченными бобами и, как бы извиняясь, пожал плечами, заметив крупную женщину в зеленом халате, направлявшуюся через всю столовую к нему с ведром и тряпкой.

— Прошу прощения, — пробормотал Гарольд.

— Ничего страшного, дорогуша, — успокоила женщина. — Это случается сплошь и рядом, но если вам не нравится наша стряпня, вы так и скажите. Вовсе не обязательно вываливать ее на пол. — Громко смеясь, она посмотрела на Гарольда.

Тот судорожно сглотнул, дрожа всем телом.

— Извините, — повторил Пирс, не уловив шутки. Секунду помедлив, он круто повернулся и двинулся к выходу. Ему казалось, будто вся столовая смотрит ему вслед.

— Кто этот человек? — поинтересовалась доктор Мэгги Форд у коллег, проведя рукой по своим коротким каштановым волосам. Она сочувственно наблюдала за тем, как Гарольд поспешно покидает столовую. — Что-то раньше я его не видела. Фредерик Паркин допил остатки кофе и промокнул носовым платком уголки рта, уделив особое внимание своим густым белокурым усам над верхней губой.

— Насколько мне известно, его зовут Пирс, — сообщил он Мэгги. — До недавнего времени являлся пациентом старой психиатрической лечебницы.

Мэгги понимающе кивнула:

— Интересно, как он заполучил это страшное увечье? Бедняга...

— Похоже, никто о нем ничего не знает, — ответил Паркин. — Судя по всему, ожог. — Он оживился и широко улыбнулся Мэгги. — Что за внезапный интерес, доктор?

— Вы же знаете меня, Фред. Любопытной Варваре... — Она показала на свой нос и подмигнула. Оба засмеялись. — Просто мне стало его жаль, — добавила она. — Должно быть, это тяжелая травма — перенести такое и жить с этим. Ему еще хватило мужества пойти на работу, в его-то положении.

— Ваша способность сопереживать поразительна, Мэгги, — добродушно промолвил Паркин. — Иногда я думаю, что вы не тем занимаетесь. Вам следовало бы, наверное, стать работником социальной службы.

— Разве плохо, когда проявляется интерес к людям? — стала защищаться она. — В конце концов, нам всем за это платят, не так ли?

Паркин улыбнулся:

— Склоняюсь перед вашей железной логикой. — С этими словами он встал, перекинулся парой слов с коллегой на дальнем конце стола и направился к выходу. Мэгги еще потягивала свой кофе, и мысли ее, как ни странно, все еще были заняты Пирсом.

Тридцати двух лет от роду, она вот уже четыре года работала в Фэйрвейле консультантом-гинекологом и за это время завоевала завидную репутацию. Вопреки ожиданиям, она не встретила и тени злопыхательства со стороны коллег-мужчин, когда пришла сюда, скорее, даже наоборот. Они охотно приняли Мэгги в свой круг, покоренные ее профессиональными способностями. Но, думала про себя с улыбкой Мэгги, не менее покоренные и ее женскими достоинствами. В манере поведения доктора удивительно сочетались чувственность и какая-то детская невинность, хотя, естественно, такая привлекательная женщина имела на своем счету нескольких любовников и никак не могла претендовать на невинность в буквальном смысле слова. Она была натурой целеустремленной и до самозабвения преданной своей работе, что нередко приводило к конфликтам даже с близкими людьми. Но что касалось ее работы, тут она твердо стояла на своем и не шла ни на какие компромиссы. Ее мать не уставала повторять, что ей следует поскорее выйти замуж, но для Мэгги главным в жизни было ее дело. Мужчины, когда она находила для них время, являлись для нее лишь коротким, проходным эпизодом. В настоящее время молодая женщина жила одна в маленькой квартирке в двадцати минутах езды от больницы, и каждый вечер ее ждал пустой неуютный дом. Но она утверждала, что такое положение совсем не беспокоит ее, и это было похоже на правду. Между тем где-то в глубине души жила потребность в чем-то большем, нежели случайные короткие связи. В душе поселился молчаливый страх одиночества. Бывало, ночами, лежа в постели, Мэгги мечтала о мужчине, которого бы в первую очередь волновала она сама, а потом уже все остальное. Но такие мысли всегда заканчивались безнадежным опасением, что из этого ничего не выйдет, как бы ей ни хотелось. Дело в том, что Мэгги Форд относилась к той категории людей, которые считали, что главное — это полюбить самой, вопреки утверждению многих о том, что важнее всего все-таки быть любимой. Однако, похоже, судьба решила, что такую роскошь она не сможет себе позволить.

Довольно долго просидев в столовой перед опустевшей чашкой кофе, она наконец встала из-за стола, взглянула на часы и вспомнила, что через десять минут у нее назначен прием.

Было без пяти два.

* * *

Гарольд вытолкнул каталку из лифта в зловещие сумерки подвала и направил по гладкому полу к котельной. Его голова, казалось, распухала от боли и сжималась в такт биению пульса. Голоса непрерывно шелестели, однако теперь они стали пугающе ясными. Гарольд прислушивался к собственным шагам, гулко отдающимся в пустынном коридоре, а подойдя к котельной, с удивлением обнаружил, что дверь в нее открыта.

Он помедлил и с внезапной дрожью в руках так крепко сжал поручни каталки, что побелели костяшки пальцев. Шум в голове достиг предела, и возникло ощущение, будто кто-то приложил к ушам две гигантские морские раковины — настолько невыносимым стал этот шум, превращавшийся периодами в рев.

Через приоткрытую дверь виднелась топка с разверзнутой пастью, в которой плясали языки пламени, будто старавшиеся заглушить вечно гудящий генератор. Мир Гарольда состоял теперь из сплошной какофонии звуков, и, перед тем как войти в котельную, он на секунду закрыл глаза, уже заранее ощущая жар пламени. Каталкой он толкнул дверь, и она открылась настежь.

На звук обернулся Брайан Кэйтон и улыбнулся при виде входившего.

— Привет, Гарольд! — Кэйтон потянулся за щипцами, лежащими на каталке, возле которой он стоял.

Гарольд увидел, как тот ухватил щипцами мягкое тельце зародыша. Крошечная голова запрокинулась назад, будто ему перерезали горло, изо рта вытекла кровь.

— Что вы делаете? — требовательно спросил Гарольд, шагнув к Кэйтону, который держал зародыша в вытянутой руке, воротя нос от неприятного запаха.

— Вы знаете, что я делаю, — несколько раздраженно ответил он. — Я только что из патологии.

Он поднес эмбрион к печи.

— Вы собираетесь сжечь ребенка? — ужаснулся Гарольд. Улыбка сползла с лица Кэйтона.

— Да, конечно, я его сожгу. — Он помедлил, всматриваясь в лицо Гарольда. — И это вовсе не ребенок.

Изводившие Гарольда голоса ослепительным взрывом рассеяли туман нерешительности.

— Прекратите! — потребовал он, подходя ближе.

Кэйтон предупреждающе поднял руку.

— Послушайте, Гарольд, знаю, что эта процедура не из приятных, но она должна быть доведена до конца, — произнес он с нажимом. — Господи, да вы ведь сами все это делали! Какая муха вас укусила?

Голова Гарольда словно горела в огне, и его качнуло к Кэйтону, который в замешательстве отступил, потом решительно повернулся и бросил зародыша в топку.

Гарольд страшно закричал. Из его горла вырвался пронзительный жалобный вопль, похожий на дикий вой раненого животного. В тот же миг он тяжело рухнул на пол, уронив на себя каталку. В последние мгновения перед тем, как потерять сознание, он думал о зародыше, пожираемом пламенем. Перекатившись на спину, Гарольд еще успел заметить, как Кэйтон ринулся к двери.

«Я хотел остановить его...»

Слова бились в его голове: низкие, гортанные, скрежещущие звуки, исполненные власти.

«Я пытался...»

Боль. Мучительная, жгучая боль, казалось, навсегда поселилась в его голове, но, к счастью, Гарольд Пирс потерял сознание.

* * *

Мэгги Форд зевнула и принялась растирать шею, упираясь затылком в стенку лифта. Поскольку в лифте она была одна, то сбросила с ноги одну туфлю и пошевелила освободившимися пальцами. Ноги порой просто убивали ее: усталость к концу дня становилась такой невыносимой!.. Когда она даже только думала об этом, ей становилось дурно.

— Принять дома горячую ванну! — произнесла она вслух и слегка смутилась, так как не заметила, что лифт уже остановился.

Мэгги увидела перед собой Брайана Кэйтона. Лицо его пылало, на лбу застыли бисеринки пота.

— Доктор! — хрипло проговорил он, врываясь в лифт. — Не могли бы вы спуститься в подвал? Прямо сейчас. Один из санитаров потерял сознание.

Она собралась было протестовать, но встревоженное лицо молодого санитара заставило ее промолчать. Мэгги нажала на кнопку подвального этажа, и лифт поехал вниз. Когда они вышли, Мэгги обнаружила, что уже бежит вслед за Кэйтоном, заразившись его тревогой. Добравшись до котельной, она чуть не задохнулась в душном смраде, который шел от перепачканного белья и от валящего с ног жара, исходившего из открытой топки. Рядом с опрокинутой каталкой она увидела распростертого на полу Гарольда.

— Идите за помощью, — приказала она Кэйтону. — Возьмите кого-нибудь в помощь, чтобы вынести его отсюда. — Говоря это, она раздвинула Гарольду веки и посветила в глаз ручным фонариком.

Прикоснувшись к изуродованной коже, Мэгги испытала отвращение и тут же мысленно упрекнула себя за неподобающую реакцию. Ее беспокоило, что зрачок не реагирует на свет. Она попыталась проделать ту же процедуру с другим глазом, почувствовав себя словно обманутой, когда оказалось, что всматривается в стеклянную его имитацию. Еще раз раскрыв здоровый глаз, доктор Форд облегченно вздохнула при виде сузившегося зрачка. Положив фонарик в карман, она заметила, что Пирс пошевелился, пытаясь встать, но Мэгги ему не позволила.

— Лежите спокойно, — мягко успокоила она, и выражение испуга, появившееся на лице Гарольда, сменилось болезненным смущением.

Он обнаружил, что перед ним знакомое лицо. Прекрасное, тонкое лицо, обрамленное каштановыми волосами. Ее мягкие руки касались его запястья, нащупывая пульс.

— Зачем они это делают? — едва шевеля губами, прошептал он.

— Что делают? — спросила она, проверяя пульс по секундомеру.

— Сжигают детей.

Она выглядела озадаченной.

— Они сжигают детей вон там, — проговорил Гарольд, кивая на топку и готовый вот-вот разрыдаться.

Мэгги все поняла и была рада, что именно в этот момент появился Кэйтон, ведя с собой санитара. Следуя ее совету, они осторожно поставили Гарольда на ноги и повели к лифту.

— Куда его? В кабинет доврачебной помощи? — спросил Кэйтон.

Мэгги покачала головой.

— Нет, проведите его в мой кабинет на четвертом этаже. Думаю, его должен осмотреть врач.

Вчетвером они вошли в лифт и стали подниматься наверх.

Глава 25

Гарольд примостился с краю кушетки, испытывая чувство беспокойства и дискомфорта оттого, что видел, как Мэгги подошла к своему столу и отобрала какие-то непонятные предметы, с помощью которых она, очевидно, намеревалась провести обследование. Ему были неизвестны все эти вещи, хотя одна или две попадались на глаза во время работы в больнице.

В кабинете было тепло, только монотонное негромкое жужжание радиатора напомнило ему о котельной. Ничто не нарушало однообразия ослепительной белизны стен, кроме разве большого окна, из которого открывался живописный вид на больничную территорию. Обстановка была довольно скромной и состояла из трех жестких стульев, большого стола и кушетки, на которой сейчас сидел Гарольд. У дальней стены стояла картотека, на каждом ящичке которой бросалась в глаза красная этикетка с крупной буквой. На столе перед доктором высилась небольшая стопка книг, стояли подставка для карандашей и, как показалось Пирсу, неестественно громко тикающие в тишине кабинета часы.

— Когда последний раз вы проходили осмотр, мистер Пирс? — Мэгги повернулась к кушетке.

Гарольд едва заметно улыбнулся.

— Я не помню. Вы можете называть меня Гарольд, если хотите, — смущенно добавил он.

Мэгги улыбнулась и попросила его снять рабочий комбинезон, что он и сделал. Под комбинезоном на нем оказалась не слишком чистая старая рубашка с обтрепанными обшлагами. Доктор попросила отвернуть рукав, и он повиновался, слегка оголив запястье. Мэгги еще раз пощупала пульс и сделала запись на листке бумаги.

— Вы давно здесь работаете, Гарольд? — спросила доктор Форд, одновременно беря офтальмоскоп и направляя луч света себе на ладонь. Удовлетворившись пробой и настроив инструмент на нужное увеличение, она стала исследовать его здоровый глаз.

— Около двух месяцев.

Мэгги наклонилась над Пирсом, и он почувствовал запах ее духов. Очень слабый, но вполне различимый запах, придающий ей благоухание чистоты и свежести. Когда Мэгги смотрела в офтальмоскоп, ее шелковистые волосы пощекотали здоровую часть его лица, и он ощутил какой-то необъяснимый трепет, дыхание его участилось.

— Вы раньше когда-нибудь теряли сознание?

Гарольд пожал плечами.

— Кажется, нет.

Она попросила его снять рубашку.

На его лице отразилась такая паника, будто ему предложили немедленно спрыгнуть с четвертого этажа. Пирс вздрогнул, у него перехватило дыхание.

— Зачем? — возбужденно выдавил он из себя.

Доктор улыбнулась, удивленная реакцией пациента.

— Я хочу прослушать ваше сердце и легкие. — Она потянулась за стетоскопом.

В замешательстве он опустил взгляд, потом почти с мольбой поднял на нее глаза.

— Я не совсем в порядке, — проговорил он каким-то неестественно надтреснутым голосом.

— Ну пожалуйста, Гарольд, — настаивала она.

Мысли лихорадочно замелькали в его голове. Что она скажет, когда увидит? Он ведь знал, что потом они придут за ним, и когда это случится... Лучше об этом не думать.

— Гарольд, прошу вас снять рубашку.

Трясущимися руками он начал расстегивать пуговицы. Мэгги вынула из металлического футляра сфигмоманометр, намереваясь после прослушивания грудной клетки измерить ему кровяное давление. Она раскрыла манжету, и шуршащий треск отрывавшихся друг от друга липучек неприятно резанул слух.

Гарольд стянул с себя рубашку, скомкав ее и положив на колени; его тело била дрожь.

Мэгги обернулась и взглянула на него.

Она судорожно сглотнула, пытаясь скрыть ужас при виде того, что предстало ее взору. Гарольд сидел безучастно, с закрытыми глазами, словно стыдясь своего обнаженного тела.

Его грудь и плечи были покрыты множеством глубоких порезов. Некоторые из них подсохли, другие, успевшие превратиться в пурпурные шрамы, очевидно, были вскрыты заново и плохо заживали. Темные глубокие рубцы покрывали руки от запястий до локтей, а часть торса и плечи выглядели мелочно-белыми. Для нее было очевидно, что он потерял много крови.

Кое-где порезы нарывали; особенно глубокая рана, полная гноя, зияла чуть ниже левого локтя. Но что потрясло Мэгги больше всего, так это расположение порезов относительно друг друга. Казалось, их наносили на тщательно вымеренном друг от друга расстоянии, словно это было какое-то ритуальное действо. Его грудь выглядела мешаниной струпьев и засохшей крови. На месте одного соска, рассеченного надвое, теперь зиял синяк черного цвета. И еще одна поразительная деталь бросалась в глаза: каждый порез словно был обведен темным кружком, напоминавшим Мэгги любовный засос. Складывалось впечатление, что чьи-то губы постоянно присасывались к коже Гарольда, не оставляя на теле живого места.

— Откуда у вас эти порезы? — спросила она тихим голосом, полным затаенного страха. Страха?.. Да, призналась себе Мэгги, это настоящий страх. По шее бегали мурашки, волосы на затылке, чувствовала она, вставали дыбом.

Гарольд молча смотрел в пол.

Она придвинулась поближе и взяла его за левое запястье, стремясь получше разглядеть многочисленные раны. Он отшатнулся, прерывисто дыша.

— Почему вы сами наносите себе удары? — не унималась Мэгги, хотя страх и не отпускал ее.

Множество мыслей по-прежнему не давали Гарольду покоя, и он открыл было рот, чтобы дать хоть какое-нибудь объяснение своему шокирующему виду, но в голове с нарастающей силой зазвучали знакомые голоса.

— Я думаю, мне следует позвать доктора Паркина, пусть он...

— Нет! — Он почти закричал. — Нет!

— Необходимо что-то делать с этими порезами, Гарольд. Может, вы скажете, как вы их заполучили? Прошу вас.

— Я видел сон... — промямлил он.

— О чем? — Доктор взяла его левую руку в свою и на этот раз не встретила сопротивления. Она коснулась деревянным шпателем краев ближайшей раны, тут же убрав, когда Гарольд вздрогнул.

— Мне снится много чего, — уклончиво ответил он, вперив взгляд в дальний угол комнаты.

— Что же вы все-таки видите в этих снах, Гарольд? — Мэгги отвлекала его своими вопросами, чтобы получше рассмотреть порезы. Под локтем была свежая рана, и она промокнула ее марлевым тампоном — на этот раз Гарольд никак не реагировал.

— Огонь, — вяло ответил он. — Я вижу огонь.

— Не могли бы вы подробнее рассказать о ваших снах? — попросила доктор Форд.

— Я убил брата и мать, — признался Гарольд. — Вот почему они меня забрали.

От улыбки, которой он одарил ее при этих словах, у Мэгги все тело покрылось гусиной кожей, но она нашла в себе силы и размышляла над тем, насколько сильно травмирует его процесс сжигания выкидышей после абортов и почему он настойчиво называет их детьми. Как долго он сможет это выносить? Совершенно очевидно, что раны он нанес себе сам. Возможно, это своеобразное возмездие за совершенное преступление...

— Как умерли ваши брат и мать?

Он рассказал ей. И все тут же встало на свои места — и значение огня в его снах, и болезненная реакция на уничтожение эмбрионов.

— Иногда мне снятся сны об этом, — пояснил Гарольд. — Эта комната с печью...

Голову пронзила внезапная боль, неумолимые голоса, набирая силу, отдавали приказы.

— Расскажите мне, — попросила Мэгги.

Он с трудом проглотил слюну и мягко произнес:

— Я не могу сейчас припомнить. Лучше не говорить... Я не хочу даже думать об этом.

Мэгги кивнула и приставила к его груди стетоскоп. Сердце Пирса билось медленно. Давление оказалось чуть ниже нормы. Судя по всему, Гарольд должен чувствовать себя возбужденным и обеспокоенным, но ни один из жизненных показателей не подтверждал этого. Она попросила его надеть рубашку.

— Могу я идти? — осведомился Гарольд.

— Если вы уверены, что с вами все в порядке. Но мне было бы спокойнее, если бы вы согласились, чтобы я пригласила доктора Паркина и он осмотрел бы вас.

Гарольд снова решительно отказался, запихивая рубашку в брюки и надевая комбинезон.

— Я бы просила вас, Гарольд, заглянуть ко мне через пару дней.

Он кивнул, счастливый, что может уйти.

— Почему бы вам сейчас не пойти домой и не прилечь ненадолго?

— Мне уже лучше, благодарю вас.

Мэгги пожала плечами. Быстро попрощавшись, Гарольд вышел, прикрыв за собой дверь. Он медленно шел по коридору, в его голове возбужденно жужжали голоса.

— Я же ничего не сказал. Я сохранил тайну, — прошептал Гарольд. — Вы не причините ей вреда? — задал он вопрос в пустое пространство.

Голоса что-то отвечали, и Гарольд напряженно вслушивался, пытаясь понять.

* * *

Мэгги сидела за столом, задумчиво поглаживая ладонью волосы. За окном собирались серые дождевые тучи, и на стекло, как утренняя роса на паутину, оседала изморозь. В кабинете было темно, но она не спешила зажигать свет. Поглощенная мыслями, Мэгги сидела в сгущавшихся сумерках и никак не могла отделаться от впечатления, когда увидела исполосованное тело Гарольда. Что могло заставить человека нанести себе такие раны? Она долго смотрела на телефонный аппарат, раздумывая, стоит ли звонить прежнему психиатру Пирса. Возможно, если она лучше ознакомится с его историей болезни, легче будет понять, почему он сделал с собой такое. Не сводя глаз с телефона, Мэгги беспокойно барабанила пальцами по столу. Наконец поднялась, подошла к окну и не могла оторвать глаз от обкладывавших небо серых туч.

Если он видел кошмары, то, возможно, порезы наносил во время сна. Она слышала о людях, способных во сне поднимать такие тяжести, которые в состоянии бодрствования не могли и подумать сдвинуть с места. Видимо, в случае с Гарольдом действовал тот же принцип. Очевидно, и в нем пробуждалась эта подспудная сила во время сна, и он совершал то, что никогда не сделал бы наяву, в данном случае — это членовредительство... Мэгги глубоко вздохнула. Слишком просто что-то получается. Расстояния между порезами выглядят слишком тщательно вымеренными, раны нанесены совсем не беспорядочно. В отличие от психов, у которых случайно оказалось в руках режущее оружие и которые кромсают себя как попало. Складывалось впечатление, что им кто-то руководил...

Мэгги потрясла головой, пытаясь отбросить последнюю, как ей показалось, нелепую мысль. Во-первых, насколько ей известно, Гарольд жил один. У него было мало друзей и, скорее всего, отсутствовали враги. Предположение, что он нанес себе раны в безумном припадке мазохизма, не выдерживало критики. И, несмотря на то что Гарольда что-то тревожило, он определенно не являлся психопатом.

Мэгги подошла к столу и поглядела на часы.

Одиннадцать минут пятого.

Что действительно ее озадачивало, так это темные синюшные круги вокруг каждого пореза. Если бы Гарольд был гематофилом, то есть пил собственную кровь, то порезы на руках еще можно было бы как-то объяснить, но, похоже, это не тот случай.

А кроме того, как с точки зрения подобной гипотезы объяснить исполосованную грудную клетку?

Мэгги задумчиво прикусила верхнюю губу и приняла решение: если через пару дней Гарольд не объявится, она сама пойдет к нему домой и все выяснит.

Глава 26

Джудит Майерс встала из-за своего стола и одарила присутствующих счастливой улыбкой. Она боялась, что кто-нибудь заметит, как плохо она себя чувствует — весь низ живота по-прежнему пекло, как огнем. Она пыталась убедить себя, что это мускульный спазм. Просто долго отсутствовала на работе, а теперь слишком много времени провела, склонившись в неудобной позе над чертежной доской...

Эта-мысль отпала сама собой, когда теперь она почувствовала мучительный приступ боли в боку. Джудит остановилась в коридоре и прижалась к стене, ощущая, как что-то толкается у нее внутри. Она осторожно приложила руку к пульсировавшему участку тела. Боль вроде бы отпустила, позволив ей продолжить путь к туалету, располагавшемуся этажом ниже.

Оказавшись в уборной, Джудит с облегчением обнаружила, что здесь никого нет. Она закрылась в одной из кабинок, села на крышку унитаза и, прерывисто дыша, принялась растирать бок. Боль перемещалась все ниже и ниже. Джудит встала, спустила трусы с колготками до колен и осторожно просунула указательный палец во влагалище. Вынув его, она с испугом посмотрела на свою трясущуюся руку, почти уверенная, что увидит кровь. Напуганная приступом, случившимся минувшей ночью, она вспомнила слова врача о том, что небольшое кровотечение — не такая уж необычная вещь после аборта. Хотя пупковое кровотечение было необычным, тем не менее ее лечащий врач не обнаружил каких-либо отклонений, и, несмотря на протесты Энди Паркера, Джудит вышла на работу.

Натянув колготки, она вышла из кабинки, ощущая, что боль теперь распространяется по всей брюшной полости. Внезапный приступ тошноты подтолкнул к раковине, и ее вырвало. Джудит рвало до тех пор, пока в желудке не осталось ничего. Вместе с тем ей показалось, что она освободилась от боли. Она открыла оба крана, чтобы смыть рвотную массу, и прополоскала рот. Подняв глаза, посмотрела на свое отражение в зеркале. Лицо стало цвета прогорклого масла, темные круги под глазами придавали сходство с привидением. Оторвав от рулона бумажное полотенце, она вытерла рот, швырнула скомканную бумагу в урну и опять прижала руки к животу.

— Джудит, с тобой все в порядке?

Голос застал ее врасплох. Она повернулась и увидела входящую в туалет Терезу Холмс.

— Все нормально, Терри.

— Ты выглядишь ужасно! Может, принести аптечку?

— Нет, все будет хорошо. Меня просто вырвало.

Терри подошла к раковине и встала рядом с Джудит. Ее яркий румянец заметно контрастировал с бледностью подруги. Она была на два года старше Джудит, и они подружились с того момента, как начали работать вместе.

— Моя приятельница после аборта еще несколько месяцев мучилась животом, — успокаивала Терри.

Джудит сардонически усмехнулась:

— Спасибо, Терри, ты меня здорово утешила.

— Прости, я не это имела в виду. Просто я хотела сказать, что плохое самочувствие после этого — обычное явление.

Джудит пожала плечами.

— Но ведь прошло уже три недели...

Она рассказала о том, что произошло минувшей ночью.

Терри, нахмурившись, слушала, но не могла помочь ни полезным советом, ни информацией. Она еще раз осведомилась у Джудит, сможет ли та возвратиться к работе, и получила утвердительный ответ.

А чуть позже, в два часа дня, Джудит Майерс потеряла сознание и была доставлена домой. Никто не заметил при обследовании в больнице небольшую опухоль в районе желудка.

Глава 27

Сильные порывы ветра заставляли дребезжать двухстворчатые двери подвала, и разбуженный Пол Харви сердито заворчал. Он сел, прищурился, пытаясь сориентироваться. В подвале стояла темень, лишь немного света проникало через щель, образовавшуюся на стыке дверных створок. Стояла ночь, взошедшая луна освещала землю своим холодным белым сиянием. Большой, во весь фундамент фермерского дома подвал служил надежным укрытием, и Харви довольно долго не осмеливался отходить далеко от того места, где скрывался, во всяком случае, днем.

Они явились, чего и следовало ожидать. Двое на машине. Он вовремя заметил их и спрятался здесь. Ему хватило сообразительности разбить небольшую стеклянную панель парадной двери и огромной рукой просто оторвать замок. Побродив по заброшенному запыленному жилищу, он сумел найти дверь в подвал, в замке которой торчал ржавый ключ. Он забрал его с собой и заперся изнутри. Те двое обыскали дом. Было слышно, как они ходят по комнатам, а один из них даже предложил выломать дверь в подвал. Однако убедившись, что дверь заперта, они отказались от этой затеи и ушли. Все это время Харви сидел тихо, как мышь, крепко зажав в руке серп. Когда один подергал ржавую цепь, соединявшую створки двери, Харви решил, что его обнаружили, но везение было на его стороне. Ему даже удалось рассмотреть одного из них в дверную щель. В синей униформе, он что-то говорил в коробочку, которую держал в руке, и та вроде отвечала ему. Спустя некоторое время, показавшееся Харви вечностью, они вернулись к машине и уехали. Чтобы не попасть в ловушку, он решил на всякий случай отсидеться в своем убежище. Нет, больше они его не поймают.

Подвал оказался довольно большим. Харви обнаружил, что там было полно деревянных полок, заставленных пыльными банками с консервами, соленьями, вареньями и даже несколькими бутылками самодельного вина. Прежние владельцы фермы определенно увлекались домашними заготовками, и Харви возликовал, наткнувшись на неисчерпаемые запасы еды. Прямо руками он выгребал из банок джем, до головной боли упивался вином из одуванчиков, поглощал огромные банки маринованных огурцов, не забывая при этом выпить и уксусный маринад. В конце концов, его зверский аппетит сыграл с ним скверную шутку. Он не помнил, как долго это продолжалось: три, четыре дня... В сыром погребе Харви потерял счет времени. Это была настоящая клоака, повсюду он натыкался на экскременты и крысиный помет. Вначале грызуны дрались между собой за остатки пищи, оброненные Харви, но по мере того, как рос его аппетит, они сами становились его жертвами — как тогда, в амбаре.

Пол устилали осколки разбитых банок. Их содержимое гнило и плесневело. Две деревянные полки были разбиты в щепки во время одного из безумных припадков Харви. Он попытался съесть испорченный мармелад, прилипший к полу, и его вырвало. Теперь он сидел в углу, в мокрых брюках, весь пропитанный мочой. Сидя посреди собственных испражнений, с ноющей болью в желудке, он чувствовал, как внутри закипает гнев. Только однажды, две ночи назад, он выбрался наружу, чтобы вдохнуть свежего воздуха вместо окружавших его зловонных испарений. Харви бродил по полям, всматриваясь в манящие огни Игзэма, притягивавшие его так же непреодолимо, как пламя свечи манит мотылька. Серп, заткнутый запояс, он носил с собой.

Сейчас он держал его перед собой, пробуя время от времени пальцем его лезвие, покрытое пятнами ржавчины и запекшейся крови. Харви понял, что ему пора покидать это место, и полез в карман за ключом. Ночь станет его сообщницей. Она спрячет его, позволит свободно передвигаться. Пол начал карабкаться по ступенькам вверх, с каждой минутой все острее ощущая ноющую боль в желудке.

Лиз Мэйнард поднесла книгу к глазам, напряженно вглядываясь сквозь очки в печатный текст. Одной рукой она держала детектив, другую под простыней зажала в кулак. Каждый новый поворот событий она комментировала, что-то бормоча себе под нос, а страницы переворачивала с трепетом, который усиливался по мере того, как плотоядное чудовище все ближе и ближе подбиралось к герою и героине, попавшим в ловушку в заброшенном доме. Лиз вздрогнула и опустила книгу, когда от очень сильного порыва ветра задребезжали стекла в окне спальни. Мгновение спустя она уже опять не отрывалась от строчек и теперь перелистывала страницы с удвоенной скоростью. Чудовище подкрадывалось к молодой паре, и Лиз в возбуждении стала тянуть на себя простыню. Тусклый свет прикроватной лампы прибавлял остроты сюжету, и читательница оказалась целиком во власти леденящих кровь событий. Захваченная повествованием, она не заметила, как перетянула на себя все одеяло и простыни.

Чудовище обнаружило наконец молодых людей и приготовилось к прыжку.

Чья-то рука ухватила ее за запястье.

Лиз заорала не своим голосом и уронила книгу. Взглянув туда, откуда к ней тянулась рука, она обнаружила... собственного мужа, который пытался отобрать у нее хотя бы часть одеяла, которое она с него стянула.

Лиз облегченно вздохнула и уставилась на Джека.

— Ты до смерти напугал меня.

— А ты отобрала у меня это чертово одеяло, — возмутился муж. Потом улыбнулся и поднял оброненную ею книгу, бросив взгляд на обложку. С нее смотрело чудовище с горящими красными глазами и огромными клыками, с которых капала кровь.

— Господи, как можно читать подобную чушь! — ухмыльнулся Джек.

Жена возмущенно вырвала книгу из рук мужа и положила на прикроватную тумбочку рядом со стопкой произведений подобного же толка.

— Она очень интересная. — Лиз заняла оборонительную позицию. — Более того, читать такие книги даже полезно. Это доказано медициной. То же самое можно сказать и о фильмах ужасов: полезно испытывать напряжение и испуг.

Джек кивнул.

— Ну-ну... А меня вот пугает проклятый инспектор налоговой службы, и мне нет нужды читать про монстров из ада и химер с двумя головами. — Он глубоко вздохнул. — Даже не знаю, что меня больше беспокоит: то, что люди расстаются с честно заработанными деньгами ради покупки этих дурацких книжонок, или же то, что находятся типы, которые их сочиняют. Просто любопытно представить, что творится в голове придурка, пишущего подобные книги.

— У тебя отсутствует воображение, Джек, и это твоя беда. А тебе надо бы расслабляться время от времени. Вот, возьми и почитай одну из этих книг.

Муж возмущенно фыркнул.

— Знаешь, что я думаю? В нашей жизни и без того полно ужасов, и вовсе нет необходимости еще и придумывать их.

Лиз одарила его пренебрежительным взглядом, и оба рассмеялись.

Мэйнарды были женаты вот уже двадцать восемь лет и содержали небольшой магазинчик на окраине Игзэма. Там продавалось все — от свежих фруктов до свежих газет. В век супермаркетов такое заведение представляло собой крайне редкое и желанное явление, имея притом свою немалую и преданную клиентуру.

Лиз наклонилась, чтобы выключить свет, и принялась натягивать на себя простыню, устраиваясь в кровати поудобнее.

Она как раз взбивала подушку, когда услышала какой-то подозрительный шум. Очень похожий на звон разбитого стекла. Лиз села на кровати и навострила уши. Ветер неистово бился в окно, затем порывы ослабли, и стало тихо. Лиз снова улеглась, чутко прислушиваясь к тишине и ощущая, как часто бьется сердце. Она закрыла глаза. Джек негромко похрапывал рядом: едва только его голова касалась подушки, он засыпал, как убитый.

Звон повторился, и на этот раз Лиз была уверена, что разбилось стекло. Она опять села и потрясла мужа за плечо. Он заворчал, но открыл глаза.

— В чем дело? — заплетающимся языком пробормотал он.

— Послушай, там кто-то есть...

Джек Мэйнард привстал на кровати и прислонился затылком к деревянному изголовью.

— Я уверена, что слышала.

— Что?

Она объяснила.

— Наверное, это ветер, дорогая. — Он улыбнулся. — Или твое богатое воображение, разыгравшееся не без помощи этой дурацкой литературы.

Она почти готова была согласиться, когда оба одновременно услышали намного более громкий звук. На этот раз первым отреагировал Джек. Он моментально выпрыгнул из постели, прошел к двери спальни и тихо приоткрыл ее. Внизу не было света, и он заглядывал туда, будто в черную яму. В паре ярдов от него находилась лестница, ведущая в гостиную, за которой сразу располагался сам магазин. С того места, где стоял Мэйнард, теперь уже определенно внизу слышались шаги. Поспешно прикрыв дверь, он вернулся в постель.

— Думаю, кто-то пробрался в магазин, — сказал он тихо.

— О Боже, — пробормотала Лиз. — Мы должны немедленно вызвать полицию.

Джек кивнул.

— Конечно, — задумчиво проговорил он. — Но если ты помнишь, этот чертов телефон находится в гостиной. Мне в любом случае для этого необходимо спуститься вниз.

Он встал на колени, пошарил под кроватью и вытащил из-под нее длинный кожаный чехол. Положив его на кровать, расстегнул и извлек блестевшую вороненым отливом двустволку, которую тут же зарядил.

Лиз потянулась к выключателю и щелкнула им.

Ничего не произошло: свет не зажегся.

Она встала с постели и попыталась включить верхнее освещение. Комната по-прежнему оставалась в темноте.

— О Господи, — прошептал Джек. — Видимо, ветер повредил линию...

— Или кто-то позаботился о распределительном щитке, — зловеще заметила Лиз.

Он кивнул, свободной рукой коснувшись ее щеки и отметив про себя, что она холодна как лед.

— Джек, прошу тебя, береги себя.

— Наверное, кто-то решил позабавиться, — неуверенно откликнулся Джек. — Я их пугану. — Он выставил перед собой ружье. — Запри за мной дверь.

Лиз кивнула и посмотрела, как муж начал спускаться вниз, тут же растворившись в темноте. Она закрыла за ним дверь и довольно долго стояла, прислушиваясь к ударам собственного сердца.

За окнами выл ветер, как какой-нибудь хищный зверь.

Джек Мэйнард также слышал вой ветра, когда, крадучись, шел к лестнице, перемещаясь с необыкновенным проворством для мужчины его комплекции. Остановившись на верхней ступеньке, он уставился в темноту, окутавшую его непроницаемым покровом. Сдерживая дыхание, он крепко сжал ружье, но понял, что просто не увидит того, кто вторгся в его владения. Подумалось, в подобной ситуации шансов попасть в цель было у него не более, чем у слепого, стреляющего по бутылкам.

Проклиная отсутствие электричества, Джек начал спускаться по лестнице.

Третья ступенька скрипнула под ним, заставив замереть и вспотеть от напряжения. Он отчетливо теперь слышал, как кто-то роется в магазине, и стал спускаться быстрее, прижимая ружье к груди, готовый вскинуть его к плечу при малейшем намеке на какое-либо движение. Добравшись до выключателя, он повернул его.

Гостиная оставалась в темноте.

Джек проглотил слюну и осторожно двинулся по комнате, сощурив глаза, чтобы разглядеть хотя бы те предметы, которые стояли у него на пути. С улицы в комнату проникал слабый свет, а развесистое дерево затеняло большую часть окна. Слева — дверь на кухню, а прямо перед Мэйнард ом — дверь в магазин.

Ударившись голенью о кофейный столик, Мэйнард чуть не упал, подавив невольный вскрик, но восстановил равновесие, мысленно прошипев какое-то ругательство, и потер ушибленную ногу. Джек по-прежнему продолжал прислушиваться к каждому звуку, но, кроме завывания ветра, не услышал ничего. С бьющимся сердцем напряг слух, ожидая, что шорохи, которые всего секунду назад доносились до него из магазина, опять повторятся.

Что-то ударило вдруг в оконную раму, и Джек обернулся, вскинув ружье и положив палец на двойной курок. Но тут же понял, что это ветки дерева, качаясь на ветру, бьют в оконное стекло, словно пытаются проникнуть внутрь. Джек довольно шумно перевел дыхание и решил проверить кухню, перед тем как войти в магазин.

Она была пуста.

Когда Джек вернулся в гостиную, в комнате на мгновение зажегся свет и тут же снова погас. Дом опять погрузился в темноту.

Мэйнард добрался до двери, которая вела в магазин, и дрожащей рукой стал нащупывать ключ. Краем глаза он разглядел телефон. Следует ли звонить в полицию сейчас? Джек глубоко вздохнул. К черту! Сначала он посмотрит сам.

Его рука повернула ключ. В тот же момент опять мигнул свет и снова погас.

* * *

Пол Харви слышал, как медленно открывается дверь и кто-то входит в магазин. Шаги в гостиной он услышал еще раньше и успел нырнуть за один из трех прилавков, уставленных банками и консервами. Харви было видно, как человек осторожно пробирается к входной двери. Несколько витражей застекленной двери оказались разбитыми, и, едва Джек коснулся ее, она с шумом распахнулась под мощным напором ветра.

Хозяин магазина отпрыгнул и поднял ружье. Харви увидел оружие и задумчиво поскреб подбородок. Он посмотрел на дверь, через которую вошел мужчина. Стараясь не произвести ни звука, молниеносно метнулся в гостиную и исчез за дверью.

* * *

Лиз Мэйнард мерила шагами спальню, прислушиваясь к звукам внизу. Она взглянула на будильник и сверила время с собственными часами. Казалось, Джек отсутствует уже вечность. Снова несколько секунд помигал свет, и она от неожиданности открыла рот. Какого черта он там делает? Что-то не слышно его голоса. Почему он не звонит в полицию? Наверное, тот, кто вломился к ним в дом, напал на мужа в темноте, и тот лежит теперь с перерезанным горлом... Мысли одна другой страшнее беспорядочно проносились у нее в голове. Лиз присела на край кровати, но ее трясло, и она снова принялась расхаживать взад-вперед. Опять взглянула на часы. Еще одна минута и, хочет он или нет, она спустится вниз: беспокойство за Джека пересилило собственный страх. Она уставилась на секундную стрелку, отсчитывая, когда пройдет минута.

* * *

— Ублюдки! — пробормотал Джек Мэйнард.

Он стоял перед одной из полок. Банки с открученными крышками валялись на полу, часть содержимого из них вывалилась. Пыльный пол был усеян остатками недоеденных фруктов. Одна из жестянок с супом, оказалась грубо вскрытой чем-то острым, содержимое исчезло. Джек нахмурился. Взломщик, должно быть, был очень голоден, раз съел холодный суп. Джек держал перед собой изуродованную банку из-под него, другой рукой прижимая к груди ружье. Пропали и другие банки с коробками — одна из полок, увидел он, совершенно опустела. Конфеты, лежавшие рядом с газетами, тоже исчезли. Дети?.. Джек покачал головой. Вряд ли это сделали дети. Он опустил руку с банкой, размышляя над тем, кто бы это мог быть.

* * *

Лиз Мэйнард больше не могла ждать. Она открыла дверь спальни и выглянула на площадку. Сердце бешено колотилось в груди. Стояла кромешная тьма, и она нервно шагнула к перилам. Ни из гостиной, ни из магазина не доносилось ни звука. Лишь ветер завывал за окном. Держась рукой за стенку, она осторожно ступила на лестницу. Когда она стояла на третьей ступеньке, зажегся свет и продолжал мигать целых полторы минуты.

Лиз Мэйнард закричала.

Харви уже прошел половину лестницы. Его рука крепко сжимала серп.

Она повернулась и бросилась назад в спальню, слыша за собой его тяжелую поступь. Вновь испустив вопль, она захлопнула дверь и прижалась к ней своим легким телом, ожидая, что вот-вот в нее начнут ломиться. Вместо этого она услышала тяжелый стук и звук расщепляемого дерева: Харви рубил дверь серпом. Кончик изогнутого лезвия пробил филенку насквозь и на несколько дюймов высунулся из нее, а когда Харви потянул серп на себя, вместе с ним вырвал и часть панели.

Лиз опять закричала.

Джек услышал ее и ринулся в гостиную. Посмотрев вверх, он увидел огромную фигуру Харви, который стоял у двери спальни, мерно размахивая серпом, крошил дерево в щепки. Джек вскинул ружье к плечу и одновременно что-то крикнул этому сумасшедшему, который тут же повернулся к нему лицом. Со скоростью молнии Харви метнулся в сторону и, истекая слюной, как бешеный зверь, бросился на пол.

Раздался оглушительный выстрел. Звук в закрытом помещении многократно усилился. Смертоносный заряд попал в стену как раз над головой Харви. Посыпалась краска и куски штукатурки. Джек выругался вслух, видя, как Харви вскочил на ноги и теперь бросился к окну на лестничной площадке.

С энергией несущегося на всех парах паровоза он всем телом столкнулся с оконной рамой, ничуть не беспокоясь о том, что может поджидать его внизу. Осколки стекла брызнули в разные стороны, когда он пролетел сквозь оконный проем. Какое-то мгновение Харви извивался в воздухе, а потом рухнул на землю, упав на живую изгородь из бирючины и избежав серьезных повреждений. Скатившись с помятых кустов, он не мешкая поднялся на ноги.

Мэйнард подбежал к окну и выглянул наружу. Пол Харви, петляя, удирал в темноту ночи. Потом Джек, не выпуская ружья, кинулся в спальню, где нашел безудержно рыдающую Лиз, стоящую на коленях у кровати. Целых пятнадцать минут он приводил ее в чувство. Потом спустился вниз и набрал три девятки.

Глава 28

Инспектор Лу Рэндол еще раз просмотрел папку и швырнул ее на стол.

— Господи Иисусе! — простонал он. — Ну неужели так никто и не видел этого выродка? Он человек или, мать его так, привидение? — Откинувшись на спинку, инспектор потер лицо обеими руками, ощущая, как колется щетина на щеках и подбородке. Его подняли с постели в шесть утра и привезли в участок, не дав возможности даже поесть и побриться. Желудок недовольно урчал, а во рту было гадко, как в нечищенной птичьей клетке.

— Кто нашел его? — устало спросил он.

— Молочник, — ответил Норман Виллис. — Сказал, что тело лежало на дороге. Никакой попытки спрятать. — Сержант изучал озабоченное лицо начальника. — От него трудно было добиться чего-то путного, он все еще в шоке.

Рэндол хмыкнул.

— Я не удивлен. Найти обезглавленное тело в полшестого утра посреди улицы... Это кого угодно приведет в шок. — Он вновь посмотрел в отчет: — То же орудие убийства! — Фраза прозвучала на этот раз скорее как утверждение, нежели как вопрос.

Виллис кивнул.

— Все выглядит, как при убийстве Яна Логана. Ржавчина в ранах, одностороннее лезвие, отсутствие головы...

Рэндол порылся в карманах в поисках сигарет и не без труда нашел их. В пачке оставалась последняя сигарета, и он смял пустую коробку, швырнув ее наугад, нимало не заботясь о том, долетит она до мусорной корзинки или нет. Закурив, сделал глубокую затяжку.

— А что там со вторым случаем? — поинтересовался инспектор, взяв заявление Джека Мэйнарда о вторжении в жилище и нападении на его жену.

Пока начальник просматривал заявление, Виллис рассказывал.

— Вторжение произошло в половине второго, — констатировал Рэндол, открыв лежавшую перед ним папку. — А в рапорте патологоанатома сказано, что смерть наступила около двух часов ночи. — Он постукивал указательным пальцем по столу, мучительно надеясь на какой-нибудь намек, внезапное озарение, которое подскажет, что же делать дальше. — Он ведь никого не убил, когда вломился в магазин. Может, слегка поизносился и решил одолжить что-либо из одежды?.. И этот несчастный придурок первым попался ему по дороге, когда он выбрался из дома Мэйнардов. — Инспектор снова затянулся сигаретой. — Где нашли тело? В какой части города?

— Рядом с главной дорогой на Мэйфорд. Там сплошные поля, — пояснил Виллис.

— Окрестности обыскали? — спросил Рэндол.

— Нет еще. Наши люди ищут его в разных местах. Как только я их соберу, сразу пошлю в том направлении. Инспектор кивнул.

— Не могу взять в толк, как это Харви удается так долго скрываться у нас под носом? — устало проговорил Рэндол. — Наверняка он бродит где-то в окрестностях Игзэма, а ведь мы все тщательно проверили. — Губы инспектора тронула сардоническая усмешка: — Видимо, он не настолько уж сумасшедший, как многие думают.

— Недаром говорят, что те, у кого есть мозги, сидят в дурдоме, а психи гуляют на свободе, — глубокомысленно заметил Виллис, пожав плечами.

— Начинаю в это верить. — Рэндол погасил сигарету, задумчиво поглядев на струйку дыма.

— Мы возьмем его, шеф, — заверил Виллис.

Рэндол приподнял бровь.

— Могу я получить письменное подтверждение? — обронил он без какого бы то ни было намека на юмор. Позвонил телефон. Инспектор поднял трубку. Виллис повернулся к выходу. Рэндол, прикрыв рукой микрофон, крикнул: — Эй, Норман, чашка чая может заставить меня забыть ваше обещание.

Виллис, улыбаясь, вышел.

Рэндол приложил трубку к уху:

— Говорит инспектор Рэндол.

— Я не буду ходить вокруг да около, Рэндол, — зазвучал в трубке голос главного инспектора Фрэнка Аллена. Рэндол сразу узнал этот жесткий ледяной тон и застыл в напряжении.

— Да, сэр, — отозвался он, гадая, чего хочет начальник. Посмотрев на настенные часы, отметил время: девять ноль пять. В любом случае, раз старый гнусный педик звонит сам, значит дело важное.

— Как я понимаю, у вас там проблемы, — начал Аллен. — С этим сбежавшим маньяком Харви. Правильно? И как долго он уже в бегах?

Рэндол с усилием сглотнул.

— Уже более девяти недель, сэр. Предпринято все возможное для его поимки. Мои люди...

— И скольких он уже убил? Одного или двоих?

— Двоих, сэр, — обреченно признался Рэндол.

Трубка ответила глубоким вздохом. Голос Аллена зазвучал еще жестче:

— Понятно. Слушайте, Рэндол, вам не нужно напоминать, насколько все серьезно. Тот факт, что до сих пор вы его не поймали, плох уже сам по себе. Но теперь еще и эти убийства... Ради Христа, найдите Харви и покончите с этим как можно скорее. — Повисла долгая пауза. Тон главного инспектора показался менее суровым, когда он спросил: — Вам нужна помощь?

— Пара ищеек не помешала бы, сэр, — пошутил Рэндол.

— Не слишком ли вы игривы, Рэндол? — неодобрительно бросил Аллен. — Последние события, похоже, не украсят ваш послужной, список. Я еще раз спрашиваю, нужна ли вам помощь?

Инспектор сжал кулаки с такой силой, что побелели костяшки пальцев. Он с трудом сдерживал гнев.

— Несколько людей не будут лишними, сэр, — резко бросил он.

— Очень хорошо. Но чтобы поймали этого ублюдка. И быстро.

— Да, сэр.

Аллен отключился.

Рэндол какое-то время подержал трубку в руке, слушая гудки, потом зло швырнул ее на рычаг. У него возникло неприятное ощущение, что его держат под контролем. Господи, как хотелось курить, но сигареты кончились. Он раздраженно пробормотал себе под нос: «Поймать Харви!» — и затряс головой. «Эй, башка, когда в тебе родятся идеи?..» Он по-прежнему смотрел на телефон, но гнев не утихал. Рэндол встал из-за стола и подошел к карте города, которая висела напротив. На ней алели два красных креста, обозначавших места убийств. Оба в разных концах Игзэма. По крайней мере в двух милях друг от друга.

— Выходи, появись на свет, чертов ублюдок, — бормотал инспектор.

Глава 29

«Дворники» «ауди» методично двигались вправо-влево, вправо-влево, борясь с дождем, который лил вот уже три часа подряд.

— Мне нужны новые щетки, — забубнил Мик Калвин, тыча пальцем в грязное лобовое стекло.

— Тебе вечно что-то нужно, Мик, — откликнулась жена Диана, прочно пристегнутая ремнем к месту рядом с водителем. — Ты клонишь к тому, что нам нужно приобрести новую машину?

Калвин фыркнул.

— Конечно, дорогая, — саркастически проговорил он. — Как только мы доберемся до дома, ты выпишешь мне чек на шесть тысяч, а я выскочу на секунду и куплю новую машину.

— Ты знаешь, о чем я говорю, — раздраженно сказала она. — Сам талдычишь об этом месяцами.

— Я просто хотел бы, чтобы твоя чертова мамаша не жила так далеко.

Диана какое-то время изучала его профиль.

— Получается, это она виновата, что машина разваливается по частям? — ядовито заметила она.

— Разве я говорил такое? Просто сказал, что до нее очень долго добираться.

Диана злорадно улыбнулась.

— Она в любой момент готова переехать к нам, тогда мы сможем экономить на поездках.

Увидев выражение его лица, Диана громко рассмеялась.

— Я, кажется, способен полюбить дальние путешествия, — улыбнулся Мик.

— Она не доставит нам никаких хлопот.

— То же самое говорили о Гитлере.

Диана игриво ущипнула его за руку.

— Папочка, мы можем остановиться?

Голос прозвучал с заднего сиденья, на котором расположился их одиннадцатилетний старший сын Ричи, одетый в свежевыстиранные джинсы и свитер-водолазку. Он стоял на коленях и возбужденно дергал подголовник переднего сиденья. Рядом сидел его брат Вэйни, на два года моложе, с круглым и таким красным лицом, будто намеренно долго задерживал дыхание.

— Папа!

— Что?

— Остановись. Мы с Вэйни хочем по-маленькому, — канючил Ричи.

— Что, нельзя потерпеть? Мы уже почти дома. И не «хочем», а хотим, — поправил отец.

Ричи нетерпеливо заерзал.

— Папа! — настаивал сын, зажав обеими руками пах, словно опасаясь, что, как только он их уберет, тотчас же случится конфуз.

— Остановись, Мик, — попросила Диана. — Пусть сбегают в кусты.

— Ты же знаешь, что там мокро после дождя, — заметил Калвин, будто этот факт мог удержать его сыновей от необходимости справить естественную нужду.

Диана посмотрела на Вэйни, который еще больше покраснел в титанической попытке удержать в себе то, что, совершенно очевидно, в любой момент могло прорвать все препоны.

— Если ты не дашь им выйти, потоп будет здесь.

Калвин кивнул и посмотрел вперед в поисках подходящего места. С обеих сторон дороги тянулись поля, чахлый кустарник. Он увидел массивное здание больницы Фэйрвейла, возвышавшееся над деревьями, и вспомнил, что возле него есть съезд на обочину. Окружавшие больницу поля предоставляли массу удобных мест, чтобы укрыть двух ребятишек от посторонних глаз. Над полями возвышались опоры высоковольтных линий с раскачивающимися на ветру проводами. Взглянув в зеркало заднего вида, Калвин развернул машину на встречную полосу и съехал на обочину. Тут же оба парнишки ухватились за дверные ручки, и Калвин не мог сдержать улыбки, наблюдая, как поспешно они выскочили из машины.

— Идите вон в те кусты, — крикнул отец им вслед, махнув на заросли утесника в широкой ложбине, начинавшейся у одной из опор.

Они с Дианой наблюдали, как дети перелезли через низкую ограду, отделявшую съезд от поля, и помчались наперегонки к кустам, пока не исчезли в их зарослях. Калвин широко улыбнулся.

— Может, ты тоже хочешь? — поинтересовался он. — На поле еще масса кустов. — Он рассмеялся.

— Нет, — наклонившись к нему, прошептала она. — Но я скажу тебе, чего хочу. — Диана притянула мужа к себе, и их губы слились в поцелуе. Потом она что-то зашептала ему на ухо, покусывая мочку и поглаживая бедро.

— Ну, уж это может подождать до дома, — сказал он.

Оба рассмеялись.

Крики, которые они услышали, заставили обоих замереть, но Калвину потребовались считанные секунды, чтобы, освободившись от ремня безопасности, выскочить из машины. Он поскользнулся на мокром асфальте, но все же сохранил равновесие и поспешил к ограде. Диана неслась за ним по пятам, хотя ее высокие каблуки то и дело проваливались в мягкую почву. Пока она перелезала через ограду, муж уже подбегал к кустам, из которых неслись крики.

Он задыхался, вопли сыновей звенели в ушах, мокрые волосы лезли в глаза, но он не обращал на это внимания: главное — поскорее добраться до детей. И вдруг он увидел Ричи, который нетвердой походкой выбрался из кустов. Лицо его было белым, как полотно, рот открыт. Позади плелся Вэйни. Идти ему мешали спущенные и мокрые штаны. Теперь и Диана увидела обоих детей. Она открыла рот, чтобы позвать их, но слова застряли в горле.

Калвин схватил старшего сына за плечи и заглянул ему в лицо. Глаза мальчика были широко открыты, он показывал на что-то у себя за спиной и судорожно всхлипывал. Вэйни просто замер в прострации, не обращая внимания на дождь. Калвин шагнул к нему и поднял сына на руки. Ребенок обмяк, как марионетка с обрезанными веревочками, и только широко открытые и часто мигающие глаза говорили о том, что он жив.

— Что случилось? — В голосе Дианы звучал ужас. — Вэйни, Ричи, в чем дело? — повторила она.

Калвин прижал к груди старшего сына, а Диана обняла Вэйни.

— Там!.. — только выдохнул Ричи, махнув рукой за спину.

— Отведи их в машину, — приказал Калвин, но Диана осталась стоять на месте, наблюдая, как муж двинулся к кустам, прошел вдоль ложбины и вдруг остановился. Он обернулся к жене, на лицо которой мокрыми прядями свисали волосы.

— Идите к машине. — Он махнул рукой.

— Что там, Мик? — требовательно спросила Диана, не двигаясь с места.

— Отведи их в машину, — закричал на нее Калвин, и, уловив в его тоне нешуточную злость, Диана развернулась и молча пошла с детьми к «ауди».

Калвин подождал, пока его семья добралась до машины, и только потом повернулся к тому, что обнаружил. Он присел на корточки и уставился в размытую дождем землю. Трава была срезана примерно на участке шесть на двенадцать футов. Густая и липкая грязь напоминала вонючий соус, в котором просматривались очертания человеческого лица. С большой натяжкой его можно было принять за младенческое. На круглой голове в двух черных провалах на месте глазниц кишели черви. Один из них высунулся из открытого рта и исчез в недрах разложившегося тела. Калвин отчаянно боролся с подступавшей тошнотой. Рядом из земли торчала полуразложившаяся, в трупных пятнах ручка с тремя оставшимися пальцами. Тут же вымытый из почвы дождем лежал крошечный трупик, обглоданный крысами или барсуком. В разодранном его животе виднелись размякшие внутренности. Невыносимое зловоние, исходившее от этой жуткой могилы, заставило Калвина достать носовой платок и прикрыть им лицо. Голова шла кругом. Он насчитал с полдюжины разных частей младенческих тел и один целый трупик. О том, что лежало глубже, можно было только догадываться. Калвина покачивало. Одно сознание того, что он стоит на краю своеобразной могилы, подействовало на него столь сильно, как и удушающее зловоние. Он долго не отрывал взгляда от изъеденного червями тела одного из эмбрионов, а когда из живота того вылез длинный извивающийся скользкий червяк, похожий на ожившую пуповину, Калвин не выдержал — его вырвало.

Диана сделала все возможное, чтобы успокоить детей, и с заднего сиденья машины наблюдала за тем, как ее муж неровной походкой бредет по полю. Дойдя до деревянной ограды, он перебрался через нее и был вынужден опереться на машину, прежде чем смог открыть дверцу. Потом тяжело опустился на сиденье и неподвижно застыл, глядя прямо перед собой. До Дианы доносилось тяжелое дыхание мужа.

— Нам следует сообщить об этом, — заикаясь, проговорил он наконец, потянувшись к ключу зажигания.

— Что ты нашел там. Мяк? — потребовала ответа жена. — Ради Бога, говори же!

Калвин опустил голову.

— Там... захоронение... — Он прокашлялся и подумал, что его снова вот-вот вырвет. Он с силой сжал зубы. Тошнота отступила.

— Там... эмбрионы... В том месте могила... — Он с шумом втянул в себя воздух. — Мы должны сообщить об этом. Немедленно.

Калвин завел машину, развернул ее и направил к главному входу больницы Фэйрвейл.

Через час Мик Калвин подробно отчитался перед главврачом и повел его в сопровождении трех санитаров, включая Гарольда Пирса, к тому месту, где обнаружил могилу. Оттуда извлекли останки пяти зародышей, сложили в мешок и доставили в больницу, где их уничтожили обычным путем — бросили в печь и сожгли, что должно было произойти несколько недель назад.

Гарольд наблюдал за тем, как пламя пожирает крошечные тела. Его била дрожь.

Голоса в голове снова набирали силу.

Глава 30

Пирс сидел в приемной главврача, нервно сжимая руки. В просторной комнате с белыми стенами стояло три кожаных кресла, в углу секретарша стучала на старой машинке «Империал». Неприятный треск машинки напоминал серию микровзрывов. Лицо секретарши, пухлой женщины лет сорока, с седеющими, гладко зачесанными волосами, покрывал толстый слой косметики, и оно блестело при ярком свете флюоресцентных ламп. На ее столе стояла кружка с надписью, выполненной большими красными буквами. Гарольду было интересно, означает ли то, что там написано, имя секретарши: «Джун»[4]. Она то и дело поглядывала на Гарольда, и он, машинально прикрывая рукой изувеченную щеку, пытался избежать ее взгляда. Она тепло улыбнулась ему, и Гарольд робко ответил ей тем же. Он ерзал на своем сиденье, производя не слишком мелодичные звуки, стараясь сидеть спокойно, но ему это плохо удавалось. Он взглянул на настенные часы за спиной секретарши: четыре двадцать шесть. Под ними висела картина, смысл которой Гарольд не мог понять. Разрозненные квадраты, разбросанные как попало. Совсем не похоже на те картины, которые сам Гарольд писал в отделении трудотерапии.

Какими далекими казались теперь те дни. Тогда он чувствовал себя частью лечебницы. У него были приятели, и, что еще важнее, его не обременяли обязанности, как сейчас. С тех пор, казалось, прошли миллионы лет. Теперь он в ожидании сидел перед кабинетом главврача, мысленно возвращаясь к недавним событиям, когда помогал выкапывать из могилы зародышей, которых с такой заботой пытался уберечь от злой участи. Он хотел спасти их, а теперь боялся, что его за это накажут. Гарольд прикрыл глаза и прислонился затылком к стене. В голове опять шумели знакомые голоса.

Он выпрямился, открыл глаза. Оглянулся, словно ожидая увидеть собеседников, но тут же вспомнил, что голоса звучат в его собственной голове.

Он с трудом проглотил слюну.

Громко зажужжал зуммер, и на приборной панели на столе секретарши загорелся зеленый свет. Она щелкнула выключателем, и Гарольд услышал ее голос по селектору. Потом она подняла глаза на Гарольда, опять улыбнулась ему и попросила пройти в кабинет. Он кивнул, встал и двинулся к двери, покрытой лаком, расположенной справа от него. На ней висела табличка:

ДОКТОР КЕННЕТ МАКМАНУС

Гарольд постучал и услышал приглашение войти. Шагнув в кабинет, он увидел Брайана Кэйтона, а также Макмануса, сидевшего за огромным столом из красного дерева. После обмена приветствиями Гарольду предложили сесть. Макманус был крупным мужчиной, высоким и сильным, с запавшими щеками и блестящими зачесанными назад черными волосами, росшими на лбу вдовьим треугольником[5]. Его близко посаженные глаза тут же пригвоздили Пирса к стулу и напомнили ему почему-то противотуманные фары, в отличие от которых, источали бледно-серый свет.

— Пирс, правильно? — осведомился Макманус со слабой улыбкой.

Гарольд кивнул.

— Сколько вы уже у нас работаете?

— Два месяца, сэр, — ответил Гарольд, опуская голову. — Возможно, чуть больше.

— За это время вам поручали ликвидировать останки эмбрионов после абортов, не так ли? — слова прозвучали резко, почти обвинительно.

Гарольд сглотнул.

— И вы действительно доводили эту процедуру до конца? — неумолимо допытывался Макманус.

— Я исполнял все, как мне было ведено, сэр, — ответил Гарольд, чувствуя ноющую боль в затылке.

Макманус кивнул в направлении Кэйтона, сидевшего слева от Гарольда.

— Мистер Кэйтон сообщил мне, что вы пытались помешать ему уничтожить мертвый эмбрион, — тоном приговора произнес врач. — Это правда?

— Я неважно себя чувствовал в тот день, — безразлично ответил Гарольд, тупо уставившись единственным глазом на Макмануса. Он пребывал в сумеречном состоянии, его рот открывался и закрывался, произнося слова, исходившие будто бы вовсе не от него.

— Сколько раз вы пытались помешать процедуре уничтожения зародышей?

— Я не делал... Я не пытался больше никого останавливать... — Слова звучали медленно, монотонно, будто произносились с усилием. И врач, и Кэйтон заметили это.

— С вами все в порядке. Пирс? — поинтересовался Макманус.

— Да, сэр, — заверил его Гарольд.

Доктор и Кэйтон обменялись озадаченными взглядами.

— Пирс, это вы похоронили тела в поле? — напрямик задал наконец вопрос Макманус.

Гарольд замешкался с ответом, на секунду прикрыв глаза, затряс головой.

— Почему нужно сжигать детей? — спросил Гарольд, вперясь в доктора таким взглядом, что тот отпрянул и тяжело вздохнул.

— Не могли бы вы минутку подождать в приемной, Пирс? — сказал он, глядя вслед санитару, который неуверенными шагами двинулся к выходу и тихо прикрыл за собой дверь.

— Пирс — единственный, кто мог воспрепятствовать сожжению эмбрионов и захоронить их на поле, не так ли? — обратился Макманус к Кэйтону.

— Да, сэр. Но одному Богу известно, как он это сделал.

— Думаю, более важно, почему он это сделал. Видимо, объяснение надо искать в его прошлом. — Доктор глубоко вздохнул. — Не вижу другой альтернативы, как уволить его. Это печально, но я рад, что вся эта история не попала в газеты.

— Пару лет назад в Германии произошел подобный случай, — заметил Кэйтон. — Только там они из останков делали мыло.

Макманус удивленно поднял бровь.

— Он живет на территории больницы?

— Да. В старом бараке.

— Что ж, боюсь, ему придется съехать.

— А что, если ему некуда, сэр?

— Это не наша забота, Кэйтон. Человек явно неуравновешен. Скорее всего, он окончит свои дни там, откуда пришел. Возможно, там ему и место. В любом случае, я не желаю, чтобы он оставался в моей больнице. — Макманус потянулся к селектору и что-то включил на панели, сказав:

— Пожалуйста, пусть Пирс войдет.

Врач сел за стол, переплетя пальцы на колене. Гарольд опять появился в кабинете, рассеянно выслушав известие о том, что ему придется уйти с работы. Когда же главврач упомянул, что Гарольду предстоит оставить и жилище, на лице санитара отразились какие-то эмоции. Его зрячий глаз на мгновение как бы вылез из орбиты, но сам он продолжал безмолвно сидеть в наступившей тишине. Короткое перечисление причин его увольнения закончилось, но Гарольд совсем и не слушал Макмануса: его внимание целиком сосредоточилось на голосах, обращавшихся к нему изнутри.

Макманус закончил тираду и откинулся на стуле, сперва взглянув на Кэйтона, потом на Гарольда.

— Мне жаль, что так случилось, Пирс. Я понимаю, у вас проблемы. Может, для вас будет лучше... — Он лихорадочно подыскивал слова, способные более или менее подсластить горькую пилюлю. — Будет лучше, если вы вернетесь в прежнее заведение? Я поговорю с доктором Винсентом. Уверен, что если вам некуда пойти, он поймет.

— Спасибо, — отрешенно произнес Гарольд, машинально прикасаясь к изуродованной щеке.

— Гарольд, вам есть куда пойти? — настойчиво спросил Кэйтон.

— Да, — почти сердито ответил Гарольд. — У меня есть куда пойти. — Он поднялся на ноги, в него словно влилась вдруг какая-то неведомая сила. — У меня есть куда пойти.

Свистящие команды так громко и отчетливо звучали в его голове, что он задрожал и, развернувшись, с видимым усилием пошел к двери.

— До свидания, — сказал он, перед тем как закрыть ее за собой, и вышел.

Макманус не сразу обрел дар речи.

* * *

Гарольд вошел в лифт и очутился лицом к лицу с Мэгги Форд. Она улыбнулась, но ответной реакции не дождалась. Его живой глаз остекленел под стать искусственному, кожа лица приобрела цвет прогорклого масла.

— Гарольд, — позвала Мэгги, положив руку ему на плечо.

Он вновь поглядел на нее, и в его глазу промелькнуло осмысленное выражение. Гарольд дотронулся до своего лица и судорожно сглотнул.

— Гарольд, с вами все в порядке? — встревожилась Мэгги, когда двери лифта захлопнулись.

Он открыл было рот, но губы зашевелились беззвучно. В голове послышались предупреждения.

Нахмурив бровь, Гарольд посмотрел в лицо Мэгги. Она отдернула руку от его плеча с тем же чувством, как если бы, гладя собаку, вдруг заметила, что та в любую минуту готова укусить ее. Доктор Форд смотрела на Гарольда с беспокойством, которое постепенно сменялось облегчением — по мере того, как он становился похожим на самого себя.

— Я ухожу из больницы, — тихо сообщил он.

Мэгги озадаченно посмотрела на него.

— Уходите? Почему?

— Мне приказали уйти. Из-за детей.

— Каких детей, Гарольд? — спросила она. — И кто приказал вам уйти?

— Доктор Макманус сказал, что я должен уйти. — Пирс взглянул на нее с каким-то неистовым отчаянием, лицо его вновь потемнело. — Они убивают детей, — прошептал он.

Мэгги почти обрадовалась, когда лифт остановился на нужном этаже, и она смогла выйти. Оглянувшись, увидела, как двери лифта закрывают обезображенное ожогами лицо Гарольда. Какое-то мгновение Мэгги постояла в раздумье, потом повернулась к лестнице и пошла на четвертый этаж в кабинет главврача Макмануса.

* * *

Мэгги не знала, как долго пробыла там — позднее она предположила, что не более пяти минут, — попытавшись убедить шефа, что у Пирса проблемы как в психическом, так и в физическом плане.

— Он болен, — настаивала она. — Его необходимо лечить, а не выбрасывать на улицу.

Макманус был непреклонен:

— Он нарушил правила нашего заведения. Пусть еще скажет спасибо, что его просто уволили, а не отдали под суд.

Когда Мэгги спросила, в чем дело, он рассказал ей о зародышах, о могиле в поле и о том, что именно Гарольд тайно захоронил их там, вместо того чтобы сжечь в топке, как положено.

— О Господи! — только и пробормотала Мэгги.

— Теперь вам понятно, почему его следует уволить? — раздраженно бросил Макманус. — У этого человека психическое расстройство, и если бы я знал об этом раньше, не позволил бы ему работать у нас.

— Да, но это только подтверждает, что ему необходима медицинская помощь, — стояла на своем Мэгги. — Ему нужна помощь психиатра.

И она рассказала шефу о порезах на теле Гарольда, но Макмануса явно тяготил этот разговор, и он довольно резко подвел черту:

— Поскольку за больницу отвечаю я, это дело решенное, мисс Форд. Завтра утром Пирса здесь не будет. — Он взглянул на часы и многозначительно постучал по циферблату. — Полагаю, вам следует вернуться к вашим обязанностям. Думаю, вас ждут пациенты, которые нуждаются в вашем внимании.

— Да, доктор. — Мэгги покраснела.

Она вышла, хлопнув дверью чуть сильнее, чем следовало. С Гарольдом творится что-то неладное, и она непременно должна выяснить, что именно. Мэгги посмотрела на часы — половина шестого, через два часа она освободится. А после этого, решила доктор Форд, она пойдет в хибару Гарольда и поговорит с ним.

Глава 31

Пирс неторопливо ходил по комнате, собирая свои скудные пожитки и складывая их в старый, видавший виды чемодан, который одолжил на время. Он то и дело останавливался и бросал взгляды в сторону кухни, словно пытался уловить какой-то звук. Голоса постоянно шептали ему о чем-то, и шепот этот напоминал шелест листьев, встревоженных ветром.

Из кухонного шкафа доносилась беспокойная возня. На кухне лежал мешок. Когда последняя вещь была брошена в чемодан, Гарольд направился во вторую комнатку, встал на колени перед дверцей шкафа и дрожащей рукой открыл ее.

Ужасное зловоние вырвалось наружу, и Гарольд отпрянул перед почти осязаемой волной смрада. Зачарованно он смотрел внутрь шкафа.

Все три зародыша вдвое увеличились в размерах.

Мэгги Форд поглядела на часы. Было почти без двадцати восемь. Откинувшись на стуле, она закрыла ручку колпачком и принялась растирать ноющие шею и плечи. Небо затянуло тяжелыми дождевыми тучами. Тонкий налет изморози прозрачным саваном осел на окне. Мэгги зевнула, встала из-за стола и вспомнила данное себе обещание перед уходом домой посетить Гарольда. Она сняла белый халат, повесила на крючок и вместо него надела легкий плащ. Взглянув на расписание, Мэгги отметила, что завтра утром, с половины девятого, у нее дежурство в хирургии. Окинув напоследок взглядом кабинет, она погасила свет и вышла за дверь.

По дороге к выходу Мэгги раскланивалась с попадавшимися ей навстречу коллегами. Достигнув центрального входа, она постояла минутку, подняла воротник и вышла в непогоду. На улице шел мокрый снег, и Мэгги, вздрогнув от озноба, повернула налево, чтобы самым коротким путем добраться до хибарки Гарольда. В сгущавшихся сумерках неосвещенный домик был почти невидим, и Мэгги подумала, что хозяин уже мог лечь спать. Она подозревала, что Гарольд вряд ли ходит куда-нибудь по вечерам и наверняка сидит дома. Неодобрительно бормоча что-то себе под нос каждый раз, когда ее каблуки проваливались в грязь, Мэгги упрямо пробиралась к прятавшейся в тумане хибарке.

Она чувствовала, что озноб возник не только из-за промозглой погоды: с приближением к жалкому строению в Мэгги поднималась необъяснимая волна страха. Видимо, она еще не оправилась от последней встречи с Гарольдом в лифте, думала Мэгги, ругая себя за беспричинную тревогу, нахлынувшую на нее. Ведь сам Гарольд не вызывал у нее страха, а только жалость.

Мэгги увидела, что дверь хибары слегка приоткрыта. Тем не менее она постучала, назвав Пирса по имени. Не дождавшись ответа, она толкнула деревянную дверь, которая со скрипом отворилась. Мэгги еще раз позвала санитара и вошла внутрь.

В нос ударил запах сырости и чего-то еще — едкого, удушающего, труднопереносимого. Она осмотрелась. Постель разобрана, простыни и одеяло отсутствуют, на голом матраце чернеют темные пятна. Мэгги коснулась их пальцем и почувствовала под ним сухую крошащуюся корку. Взглянув на руку, она поняла, что это запекшаяся кровь. Мэгги огляделась по сторонам. Дверь справа, которая вела на кухню, оказалась запертой.

— Гарольд, — позвала она, шагнув к ней вплотную.

Ответом была тишина.

Дверь не поддавалась.

Мэгги попробовала еще раз, и ей удалось сдвинуть ее на несколько дюймов. Поняв, что дверь разбухла от сырости и оттого не поддается, онанавалилась на нее всем телом и распахнула наконец, оказавшись в крошечной кухне.

Под раковиной стоял посудный шкаф с открытой дверцей и перепачканной кровью ручкой.

Мэгги подошла ближе и, напрягая в темноте зрение, рассмотрела красное пятно. Оно поблескивало в полумраке, и было ясно, что кровь свежая. Из шкафа исходила тошнотворная вонь, и Мэгги довольно долго не решалась заглянуть внутрь. Потом взялась за ручку, стараясь не прикасаться к пятну крови, и распахнула дверцу настежь.

Внутри что-то шевелилось. В темноте нельзя было определить, что именно.

Она услышала легкое царапанье, оживленную возню, которая внезапно прекратилась. Посудный шкаф был просторным, в нем вполне мог бы поместиться взрослый человек, но Мэгги не имела ни малейшего желания залезать внутрь и проверять, что там происходит. Она кашлянула, ее внимание привлекло что-то, лежавшее у ее ног на деревянном полу. Взяв предмет в руки, она ощутила ворсистую поверхность.

В посудном шкафу опять произошло какое-то движение, и Мэгги вскрикнула, когда ее нога коснулась чего-то мягкого и пушистого. Она выронила поднятый с пола кусочек меха.

Мимо пробежала мышь и скрылась в норе под плинтусом.

Мэгги глубоко вздохнула, потом выдохнула.

— Господи, — пробормотала она и поднялась на ноги.

Женщина рассеянно провела рукой по волосам. Ясно, что Гарольд Пирс покинул жилище. Но куда он мог пойти? Куда?

* * *

Старая городская психиатрическая лечебница стояла заброшенной, толстый слой пыли покрывал полы и подоконники. Некоторые окна были выбиты, в пустых палатах валялись грязные осколки стекла, койки из них вынесли. Непроницаемая тьма окутывала покинутое здание, и Гарольд усиленно мигал здоровым глазом, словно это могло помочь ему рассеять мрак. Во всяком случае, многолетнее пребывание в лечебнице позволяло ему уверенно двигаться по длинным коридорам, где он помнил каждый дюйм. Его шаги отдавались в тишине гулким эхом. Он вдыхал запах плесени и ни о чем не думал, кроме того, что от долгой ходьбы у него заболели ноги. Гарольд понятия не имел, который теперь час. В окна глядела большая бледная луна, скупо бросая под ноги немного света.

Трех зародышей Пирс оставил в комнате на первом этаже, в то время как сам тщательно обследовал остальные в заброшенной психушке. Впервые за несколько месяцев он ощутил себя счастливым. Им овладело такое чувство, будто он наконец вернулся домой. Он принадлежал этому месту, этой пустой викторианской раковине, пахнущей сыростью и пылью. Столько лет здесь был его дом, и теперь он снова вернулся сюда.

Спускаясь вниз, Гарольд остановился на лестничной площадке, прислушиваясь к голосам, шелестевшим в его голове. Они звали его, и Гарольд с готовностью устремился на зов — туда, где его ждали.

Глава 32

Линн Тайлер удовлетворенно застонала, ощутив на себе мужское тело. Она глубоко вздохнула и сладострастно вскрикнула, ощутив проскользнувший в нее напрягшийся пенис. Мужчина наклонил голову, царапнув ее щеку небритым подбородком.

— Ты когда-нибудь бреешься? — промурлыкала Линн в очередном похотливом всхлипе, ощущая внутри себя энергичные движения.

Она не помнила его имени. Бэрри или Гэри, что-то в этом роде. Но сейчас это не имело никакого значения. Она познакомилась с ним на дискотеке пару часов назад и сейчас наслаждалась совокуплением, в чем только и видела смысл подобных знакомств.

Она запустила руку в его густые черные волосы и слегка вздрогнула, когда почувствовала, какие они липкие и жирные. От него разило пивом, и когда он целовал ее, это больше напоминало слюнявое чавканье, с каким тебя облизывает сенбернар. Тем не менее Линн не обращала на это внимания, упиваясь самим процессом полового акта. Одной рукой он грубо сжал ей грудь. Линн вскрикнула от боли, но партнер только хищно осклабился и с такой же силой сжал другую грудь. Ее соски затвердели, бедра стали плавно двигаться навстречу ритмичным движениям его члена.

Внезапно Линн почувствовала ноющую боль в паху, постепенно распространявшуюся по всему животу, которая отнюдь не напоминала приятную теплоту, предвещавшую оргазм. То было пугающее, уже знакомое ей ощущение, которое довелось испытать два или три раза по возвращении из больницы. Линн судорожно вздохнула, ее пронзила острая боль. Партнер решил, что она дернулась в порыве страсти, и зарычал. Линн не слышала его: все ее внимание сосредоточилось на ощущениях внизу живота, на боли, которая усиливалась с каждой секундой. Тяжесть навалившегося на нее мужского тела теперь казалась невыносимой, но, стиснув зубы, она шептала ему в ухо подбадривающие слова, пытаясь отвлечься от жжения в животе.

Бэрри, или Гэри, или как там его еще, неожиданно вынул свой орган, оставив партнершу в полной прострации, но, как оказалось, успокоился ненадолго. Мгновение спустя она ощутила его горячее дыхание сначала на левой груди, а затем и на правой. Он принялся водить языком по набухшим соскам, покусывать их до тех пор, пока они опять не стали твердыми, как камень.

Боль в животе стала еще острее. Кожа вокруг пупка сначала сжалась, потом растянулась, образовав в двух местах едва заметные выпуклости. Линн тяжело дышала, с трудом перенося это жжение в области пупка. Было ощущение, что кто-то вылил ей на живот полный чайник кипятка.

Справа от пупка внезапно возникла крупная шишка, натянув кожу так, что она чуть не лопнула, затем так же внезапно исчезла.

Мужчина стоял на коленях и глядел вниз, на ее промежность. Линн едва не закричала, когда увидела кровь.

Она ввела пальцы во влагалище и медленно вытащила их — пальцы тоже были в крови. Линн чувствовала, как все горит у нее внутри, смотрела на капающую кровь и наконец нашла в себе силы закричать.

Глава 33

В анатомичке было холодно, и Рэндол глубоко засунул руки в карманы брюк. От сильного запаха химикалий инспектор морщил нос, его цепкий взгляд блуждал по большой комнате с бело-зелеными стенами. В ней стояли три анатомических стола из нержавеющей стали, на самом дальнем лежало тело, прикрытое простыней. На большом пальце левой ноги у него висела бирка, на которой стояли имя и трехзначное число. Оно совпадало с номером на одной из секций холодильной установки, занимавшей всю дальнюю стену.

Над столом висели весы. Рядом лежал поднос с хирургическими инструментами, в одном из них Рэндол с содроганием узнал пилу. Он метнул взгляд на констебля полиции Фаулера, выглядевшего бледнее обычного в свете флюоресцентных ламп. Молодой полицейский смотрел на прикрытое простыней тело. Его бил озноб, и парень знал, что это не только из-за пониженной температуры помещения. В углу лаборатории находилась раковина, возле которой стоял главный патологоанатом больницы. Он вымыл руки, надел резиновые перчатки, тщательно расправив их на пальцах, чтобы сидели, как вторая кожа. Потом Рональд Поттер повернулся и двинулся к столу. Сорока лет от роду, он носил накладку из искусственных волос, прикрывавшую рано появившуюся лысину. Кое-где из-под накладки выбивались пряди немногих оставшихся у доктора собственных волос, но Рэндола в данный момент беспокоили более важные вещи, чем плохо пригнанный парик Рональда Поттера. Вместе с Фаулером инспектор подошел к столу, у которого уже стоял Поттер, сдернув с тела простыню.

Патологоанатом безучастно оглядел труп, наклонился и принялся искать на нем внешние повреждения. В задумчивости он поглаживал подбородок, изучая лежавший перед ним объект с таким же выражением на лице, с каким ребенок стоит перед открытой коробкой конфет, решая, какую бы из них взять первой.

Рэндол на секунду задержал взгляд на трупе, потом посмотрел на врача.

Фаулер, стиснув зубы, глядел в сторону, пытаясь сохранить завтрак на его законном месте — в желудке.

Тело было страшно изуродовано, особенно плечи. И у этого трупа опять отсутствовала голова. Желоб, идущий по краю стола, заполняла кровь, которая вытекла из обрубка шеи. На этот раз голову отсекли гораздо выше, насколько успел заметить Рэндол, где-то под нижней челюстью. В том месте, где должна была находиться голова, на столе лежали фрагменты челюсти и даже один-единственный зуб.

Поттер взял металлический зонд и принялся тыкать им в многочисленные порезы на шее.

— Похоже, это становится традицией, не так ли, инспектор? — спросил патологоанатом, потянувшись за лежавшим на подносе пинцетом.

— Что? — озадаченно переспросил Рэндол, пытаясь отвлечься от выворачивающего желудок зрелища.

— Я имею в виду обезглавленные трупы. — Поттер решил продемонстрировать чувство юмора. — Сколько их уже, три?

Рэндол сжал кулаки и уставился на шутника тяжелым взглядом.

— Кто-то где-то наверняка занимается коллекционированием, — не унимался Поттер. — Даже не подозревал, что у нас в Игзэме имеются охотники за головами.

— Вы кто? Патологоанатом или комедиант сраный? — вдруг зло рявкнул Рэндол. — Я хочу знать, чем его убили. Мы не на воскресном спектакле в лондонском «Палладиуме».

Теперь Поттер уставился на инспектора, и мужчины на мгновение скрестили взгляды. Патологоанатом, как ни в чем не бывало, вернулся к своей работе. Добрых десять минут он молча возился с трупом, наконец выпрямился и стряхнул капельки крови с передника.

— Насколько я могу судить, голова отделена от тела тем же орудием, что и в двух предыдущих случаях, — он сделал паузу. — С односторонним лезвием. В трех ранах обнаружены следы ржавчины. — Поттер накрыл тело простыней. — Никаких других внешних повреждений. Тот же почерк.

— В двух предыдущих случаях вы отметили обилие крови в легких, — напомнил Рэндол. — А как у этого?

Поттер вяло улыбнулся и взял в руки очередной инструмент. Он держал его перед собой, и Рэндол увидел, что это была миниатюрная циркулярная пила. Ее стальные зубчики поблескивали в ярком свете ламп.

— Давайте посмотрим, — сказал Поттер и проверил, включен ли инструмент в сеть. Пила зажужжала, напомнив Рэндолу бормашину. Патологоанатом направил вращающееся лезвие пилы в точку под грудиной, затем одним ловким движением вонзил ее в плоть, позволив визжащей стали пробивать себе дорогу сквозь кости в глубь тела. Ужасный смрад вырвался из разверзнутой груди, и оба полицейских одновременно отпрянули.

Визгливый вой пилы резко оборвался, его сменил вызывающий тошноту треск, когда врач стал ломать надпиленные ребра, выставляя на всеобщее обозрение внутренние органы. Взяв ножницы и аккуратно разрезав плевру, Поттер начал вскрывать легкие чуть ниже трахеи. Инструмент в руках мастера точно прошел сквозь оболочку легкого, выпустив прозрачную жидкость, за которой тут же последовали первые темные сгустки крови. Не обращая внимания на густой красный поток, Поттер руками раскрыл легкое сверху донизу. Рэндол напряженно сглотнул.

— Точно такая же картина, инспектор, как и в предыдущих случаях, — констатировал Поттер.

— И что же все-таки это означает? — поинтересовался Рэндол, отведя взгляд от развороченного торса. Ему хотелось курить, его пальцы беспокойно мяли в кармане пачку «Ротманса», в то время как он сам изо всех сил пытался сохранить самообладание.

Поттер пожал плечами:

— Убийца нападал сзади. Это видно по этим вот порезам. — Он указал на три особенно глубокие раны в нижней части шеи. — Холодное оружие использовалось для рубящего удара. Это резаные, не колотые раны. Тот факт, что на руках жертвы отсутствуют порезы, которые неизбежно появились бы, если бы жертва оборонялась, свидетельствует о том, что пострадавший был мертв после первого же или второго удара.

— А можно ли отсечь голову одним ударом? — спросил Рэндол. — Если, например, его наносит очень сильный человек.

Поттер покачал головой:

— Нет.

— Вы, похоже, абсолютно в этом уверены.

— Дело в том, инспектор, что сила здесь совершенно ни при чем, — он слегка улыбнулся. — Все дело в технике. В средние века, вплоть до шестнадцатого столетия, обезглавливание являлось повсеместно принятым способом смертной казни. И необходимо было виртуозно владеть этим искусством, если можно так выразиться. Палачей готовили к их работе, необычно, чтобы отрубить голову, им требовалось два или три удара. А они ведь использовали топоры или большие мечи. В наших же случаях раны нанесены сравнительно небольшим орудием.

Рэндол кивнул.

— Благодарю за урок истории.

— Кроме того, в этом случае, — Поттер кивнул на труп, — как и в двух предыдущих, голова была отрублена серией ударов. Отрублена, а не отпилена.

Белый словно мел, Фаулер попросил разрешения выйти на свежий воздух. Рэндол приказал ему дожидаться в машине. Молодой полицейский с облегчением направился к двери, и его шаги гулко прозвучали в просторной холодной лаборатории. Оставшиеся подождали, пока она за ним закроется, и оживленно заговорили. Рэндол наблюдал, как патологоанатом завершает аутопсию. В голове инспектора рождались самые разные мысли. Харви... Орудие убийства... Но что-то, сказанное Поттером, не давало ему покоя: а, вот эти его слова о том, что сила здесь совершенно ни при чем. Он обдумал эту мысль всесторонне и, не придя ни к какому выводу, отложил ее на потом. Инцидент в магазине бакалейщика прошлой ночью подтверждал его подозрения. Пол Харви в ответе уже за три убийства. Главное теперь — найти его. Инспектор задумчиво покусывал нижнюю губу. Найти Харви. Да, он пытается это сделать вот уже почти три месяца и ничуть не приблизился к решению проблемы. Пока он стоит в этой холодной комнате, его люди рыщут по всему Игзэму и его окрестностям, прочесывая по второму разу каждую пядь земли в тщетной попытке поймать маньяка. Рэндол глубоко вздохнул и поглядел на часы. Десять тридцать четыре. Он пробыл в больнице больше трех часов с того момента, когда в саду перед домом в южной части города нашли этот труп. Инспектор прибыл на место преступления, затем сопровождал «скорую помощь» в больницу и остался, чтобы подождать результатов вскрытия. По правде говоря, у него не было намерения присутствовать при последней процедуре, но, поскольку в его собственном кабинете делать было абсолютно нечего, кроме как бить баклуши да выходить из себя, ломая голову над тем, куда мог подеваться этот чертов Харви, он решил остаться.

Поттер закончил работу, накрыл тело простыней, приказав одному из лаборантов зашить труп. Рэндол смотрел, как старший патологоанатом моет руки под краном и весело напевает себе под нос какую-то мелодию. Покончив с водными процедурами, он обернулся к полисмену:

— Я могу еще чем-нибудь помочь вам, инспектор? — с неприкрытой иронией поинтересовался он.

Рэндол покачал головой.

— В таком случае... У меня немало другой работы, — напомнил патологоанатом, недвусмысленно указывая Рэндолу на дверь.

Инспектор молча бросил на него убийственный взгляд и двинулся к выходу, охотно покидая это гнусное местечко. Хлопнув дверью, он направился к лифту и нажал кнопку вызова. Не успел он и глазом моргнуть, как лифт доставил его на первый этаж. В тесной закрытой кабине пахло пластиком и потом, и Рэндол обрадовался, выбравшись на свежий воздух. Засунув руку в карман, он вытащил сигарету и поспешно закурил. Но едва успел сделать пару затяжек, как услышал обращенный к нему вопрос. Повернувшись, инспектор увидел приближавшуюся к нему привлекательную женщину. На ней был белый халат, из-под которого выглядывали зеленая блузка и серая юбка. Когда она подошла совсем близко, Рэндол зачарованно посмотрел в ее пронзительно ясные синие глаза. Они сияли, как два сапфира, но в них была притягательная теплота.

Она кивнула на табличку, висевшую на стене справа от него. Большие красные буквы предупреждали: НЕ КУРИТЬ.

Он вынул изо рта сигарету и бросил на пол, затоптав каблуком.

Докторша видела, как он выходил из лифта, и не сдержала любопытства:

— Вы ведь не сотрудник больницы, правда? — Фраза прозвучала как утверждение, а не как вопрос.

— Вы правы, — улыбнулся инспектор, не в силах оторвать взгляда от ее сияющих глаз. — Скажем так: я здесь по долгу службы.

Она озадаченно посмотрела на Рэндола. Тот вынул удостоверение и продемонстрировал его.

— Полиция, — констатировала она.

Он кивнул.

— Фото не очень удачное, — отметила женщина, указывая на карточку. Их глаза встретились, и Рэндол обнаружил намек на улыбку в уголках ее рта.

— Вы тут по поводу этих убийств?

Он закрыл бумажник, выражение его лица стало более жестким.

— Что заставляет вас так думать? — резко спросил он.

— Не так уж часто нас посещает полиция в такой ранний час. — Она изучала его лицо: суровое, изборожденное морщинами, с темными кругами под глазами от недосыпания. На подбородке проглядывала плохо выбритая щетина. — Не надо так напрягаться. Слухом земля полнится, как вам известно. Три убийства меньше чем за неделю — сногсшибательная новость.

Рэндол согласно кивнул.

— Кто вы? — поинтересовался он.

Она представилась, и, пожимая ее руку, он вновь ощутил гипнотическую силу ее синих глаз. Да, она была чертовски привлекательной женщиной. Он взглянул на безымянный палец ее левой руки и с удивлением обнаружил, что на нем нет обручального кольца. Они обменялись краткими любезностями, и Рэндол сообщил, что ему пора идти.

Мэгги задержала его:

— У вас есть представление, инспектор, о том, кого искать? — вдруг спросила она.

Рэндол с удивлением окинул ее взглядом.

— Это следственная тайна, мисс Форд. Почему вы спрашиваете?

— Ну, возможно, это не имеет... — Она позволила фразе повиснуть в воздухе, и этим возбудила в Рэндоле приступ любопытства.

— О чем вы? Если вы что-то слышали, скажите мне. — В его голосе прозвучала нотка нетерпения.

Она рассказала о Гарольде. Запинаясь, опасаясь, что выглядит глупой в глазах инспектора, Мэгги поведала ему об истории жизни бывшего санитара, проведенном ею осмотре его тела и очевидной регрессии. Рэндол слушал, явно равнодушный к ее сообщению. Тогда она упомянула о поисках в хибаре, о пятнах крови и наконец, почти с неохотой, о могиле зародышей.

— Господи Иисусе! — пробормотал Рэндол. — А где этот Пирс сейчас?

— Никто не знает.

Инспектор провел рукой по волосам.

— Кажется, все куда-то исчезают, — устало проронил он.

— Возможно, у меня разыгралось воображение, но у него не в порядке психика, — сказала Мэгги.

Рэндол кивнул.

— Не думаю, что этот... — Он переспросил имя санитара — ... Пирс связан с совершенными убийствами. Отрубленные головы — это фирменный знак Харви. Не думаю, что убийца кто-то другой. — Он помедлил. — Но я в любом случае проверю вашего Пирса. — Рэндол повернулся, чтобы уйти. — Спасибо, мисс Форд.

— Мэгги, — подсказала она.

— Спасибо, Мэгги, — улыбнувшись, повторил он. — Знаете, если каждый врач выглядел бы как вы, служба здоровья не имела бы отбоя от пациентов. — Он подмигнул и пошел к выходу.

Она стояла, смотрела ему вслед и думала, правильно ли поступила. У нее появились сомнения относительно причастности Гарольда к убийствам, но если Рэндол выяснит, где он, ей будет спокойнее. Мэгги вошла в лифт и поехала на свой этаж. Жесткое, но привлекательное лицо Рэндола все еще живо стояло у нее перед глазами. Такие лица надолго остаются в памяти.

Рэндол уселся рядом с Фаулером и махнул констеблю, чтобы тот заводил машину. Он приказал молодому подчиненному ехать в новое здание психиатрической лечебницы, расположенное на окраине Игзэма. Путешествие заняло не больше двадцати минут. Оба молчали, каждый занятый своими мыслями. Фаулер по-прежнему чувствовал себя не в своей тарелке, не в силах отогнать стоявшую перед глазами картину вскрытия обезглавленного трупа. Рэндол же пытался разложить по полочкам сведения, только что полученные от Мэгги. Кроме того, в голове инспектора мелькнули мысли и еще кое о чем, вовсе не связанном с делами службы. Он думал о самой докторше. Откинувшись на подголовник, вспоминал искрящиеся синие глаза и мягкие каштановые волосы. И даже позволил себе улыбнуться.

По дороге инспектор принимал информацию, поступавшую от полицейских патрулей. Новости ничем не отличались друг от друга: по-прежнему никаких следов Харви. Рэндол отключил связь и обратил внимание на то, что Фаулер уже выруливал на подъездную дорогу, которая вела к новому зданию психушки. Да, по сравнению со старым помещением контраст разительный, подумал Рэндол. Там, где раньше был гранит, теперь сияло стекло. Вместо решеток на окнах в рамы вставлены двойные небьющиеся стекла. Все сооружение выглядело легким и воздушным по сравнению с прежней отталкивающей монолитной громадой.

Рэндол вышел из машины, предупредив Фаулера о том, что не знает, когда вернется. Инспектору сообщили, что у доктора Винсента пациент, и ему пришлось подождать, пока заведующий больницей освободится. Рэндол мерил шагами просторную приемную, выкурив за полчаса ожидания шесть сигарет, ехидно игнорируя табличку, призывающую воздержаться от дурной привычки. Он как раз раздавил последний окурок, когда дверь кабинета отворилась, и его пригласили войти. Рэндол отказался от чашки кофе, так как в этот момент его куда больше интересовала информация о Гарольде Пирсе. Психиатра несколько удивила просьба инспектора. Он достал папку с делом бывшего пациента, в котором имелась и его фотография. Рэндол взглянул на фотографию, потрясенный отталкивающим видом изувеченного лица. Он поинтересовался, каким образом Гарольд получил увечье, и Винсент рассказал ему историю.

— Вы больше не встречали Пирса после того, как он покинул вашу лечебницу?

Винсент покачал головой.

— Его не принимали повторно?

Психиатр выглядел озадаченным.

— Разве у Гарольда неприятности, инспектор?

Рэндол покачал головой и спросил:

— Какие у вас предположения относительно того, куда он мог пойти? Есть ли у него родственники?

— Послушайте, инспектор Рэндол, если что-то случилось, скажите мне прямо. Что все-таки происходит?

— Насколько я знаю, ничего. Просто Пирс пропал, и я хотел бы знать, где его можно отыскать. Это все.

Винсент задумчиво поскреб подбородок, чувствуя себя несколько уязвленным, будто отклонения в поведении Гарольда могли послужить личным упреком ему.

— У меня на этот счет нет никаких догадок... где его искать.

Мужчины долго молчали, потом Рэндол, привлекая внимание врача, кашлянул.

— Когда Пирс находился под вашим наблюдением, проявлял ли он когда-либо склонность к насилию в отношении других пациентов? — задал вопрос инспектор.

— Однозначно — нет, — твердо ответил Винсент.

— А в отношении себя? Членовредительство или что-нибудь в этом роде?

Винсент выглядел явно шокированным.

— Нет, ничего похожего.

Рэндол кивнул, в последний раз взглянул на фотографию и встал. Поблагодарив психиатра за беседу, вышел на улицу к ожидавшей его «панде».

Фаулер дремал за рулем, неисправная печка шпарила вовсю. Рэндол постучал в окно, и констебль тут же выпрямился. Инспектор устроился на сиденье; Фаулер, протерев глаза, завел мотор и развернул машину в направлении к Игзэму. Меньше чем за полчаса они добрались до полицейского участка.

* * *

Рэндол снял пальто и повесил на вешалку, прибитую к входной двери кабинета. Направляясь к столу, он зажег сигарету и, погрузившись в кресло, выпустил перед собой синеватую струйку дыма. Инспектор задумчиво следил за тем, как дым образовывает в воздухе причудливые фигуры, а потом на глазах растворяется в воздухе. Подавшись вперед, Рэндол положил перед собой блокнот, взял карандаш и несколькими штрихами набросал приблизительный портрет Гарольда Пирса, несколько акцентируя внимание на изувеченной части его лица. Закончив, он поставил под наброском два имени:

Пол Харви.

Гарольд Пирс.

Какое-то время размышлял о них обоих, затем решительно вычеркнул нижнее имя и принялся постукивать по блокноту тупым концом карандаша. Так...

Оба исчезли без следа. Существует ли между ними какая-то незаметная связь, которую он, инспектор, не сумел уловить? Рэндол зачеркнул свой малохудожественный рисунок, вырвал листок из блокнота, скомкал и швырнул в корзину. И тотчас выбросил из головы мысли о Пирсе. Он ищет ответы там, где их просто не может быть. Но в последнее время у него появилось хобби хвататься за соломинку.

Зазвонил телефон.

— Говорит Рэндол.

— Инспектор, это я. — Он тут же узнал голос. — Мэгги Форд.

Рэндол улыбнулся про себя.

— Чем могу быть полезен, мисс... — Он поправился. — Мэгги? — И услышал на другом конце смех.

— Это о том, что я вам говорила. О Гарольде Пирсе. Тогда я забыла сказать, а теперь вспомнила: когда его уволили, он настаивал на том, что ему есть, куда пойти.

— И вам посчастливилось узнать, куда именно? Оказалось, нет.

— Ладно, не тревожьтесь, у меня для вас тоже есть новости. Покинув вашу больницу, я направился в новую психиатрическую лечебницу, чтобы навести справки о вашем друге Гарольде. Думаю, вам незачем беспокоиться. Я разговаривал с главным психиатром, и он заверил меня, что Пирс никогда не проявлял склонности к насилию. Если бы у меня был список подозреваемых, я вычеркнул бы его немедленно. — Рэндол рассмеялся.

— Значит, вы убеждены, что это Харви?

— Несомненно.

На другом конце провода помолчали. Рэндол нахмурился.

— Мэгги!

— Да, я слушаю. — Пауза затянулась, чувствовалось обоюдное напряжение. Оба хотели продолжить разговор, но не знали, о чем говорить дальше. Рэндол ощущал себя школьником и с удивлением заметил, что рука его слегка дрожит.

— Во сколько вы сегодня заканчиваете работу? — наконец спросил он.

— Я освобожусь в десять, — сообщила она почти извиняющимся тоном.

— Я знаю один милый маленький ресторанчик, который работает допоздна. Могу подхватить вас после работы.

Мэгги рассмеялась.

— Если вы просите меня пообедать там с вами, отвечу «нет».

Рэндол почувствовал себя так, будто ему внезапно дали под дых, настолько он был разочарован ее отказом, однако его настроение заметно улучшилось, когда она продолжила:

— Я знаю ресторан, о котором вы говорите. Он слишком дорогой. Кроме того, я готовлю лучше, и квартира моя ближе. И вам не придется далеко ехать.

Рэндол с облегчением рассмеялся.

Она назвала адрес.

— Будьте у меня без четверти одиннадцать.

Они распрощались, и Рэндол положил трубку, ощущая себя таким счастливым, каким уже давно не чувствовал себя.

В дверь постучали, и Рэндол крикнул, чтобы входили. Появился сержант Виллис.

— Я думал, вы несете мне чашечку чая, Норман.

— Извините, шеф, — ответил Виллис. — Всего лишь полный аутопсический отчет и вот это. — Он вручил начальнику еще один листок бумаги. На нем значились все номера «панд», принадлежавших игзэмской полиции. Напротив каждого номера стояла фамилия водителя.

— Они все проверили, — сказал Виллис. — Восточная часть города чиста. Никаких признаков Харви.

Улыбка исчезла с лица Рэндола, и привычное выражение мрачного напряжения сменило мимолетный подъем настроения, который он испытал мгновение назад.

— Продолжаем поиски? — осведомился Виллис.

Рэндол кивнул.

— Да, — пробормотал он еле слышно. — Продолжаем поиски.

На улице темнело.

Глава 34

— Чувствую, что автобуса мы не дождемся, — проронила Дебби Снелл, отправляя в рот очередную пластинку жевательной резинки.

— Если бы мы не прогуливали математику, нас бы не оставили после уроков и мы не пропустили бы этот чертов автобус, — раздраженно высказалась Колетт Хилл.

— Да, но мы прогуляли математику, и нас оставили после уроков, — заметила Дебби, привалившись к павильончику автобусной остановки.

— Почему бы тебе не позвонить своему драгоценному Тони? — предложила ей Белинда Вернон. — Если бы ты так не носилась с ним, мы бы не нарвались на неприятности.

— Ой, отвали! — невозмутимо парировала Дебби. — Но, так или иначе, если автобус вскоре не появится, мне придется это сделать.

Все три девушки учились в игзэмской единой школе[6], самой большой из трех городских, и носили форменные темно-бордовые фланелевые куртки. На Дебби куртки не было, так как она не могла втиснуть в нее свой огромный бюст. Всем троим было по пятнадцать, но Дебби выделялась и ростом и куда более зрелыми, чем у подружек, формами. С несчастным видом девушки топтались на остановке, то и дело поглядывая на часы и на дорогу в надежде, что из-за поворота вот-вот появится автобус. Сама автобусная остановка, легкое сооружение из стекла и металла, примыкала к густым зарослям деревьев, за которыми, в свою очередь, тянулись окружавшие Игзэм поля.

Именно из-за этих деревьев за тремя девушками наблюдал Пол Харви.

Будучи подростком, он никогда не умел поладить с девчонками. Все эти их шуточки, подковырки и другие разные штучки... Он никогда не знал, как нужно реагировать на них, и однажды, когда одна из них чересчур откровенно дразнила его и у него возникла непроизвольная эрекция, он стал посмешищем целой толпы окружавших его сверстников. Эти воспоминания, как и многие другие, до сих пор причиняли ему боль.

Теперь, сидя в своем укрытии, он находился достаточно близко от девушек, чтобы слышать, о чем они говорят. Его рука твердо сжимала серп.

Дебби снова взглянула на часы.

— Все, больше ждать не буду! — объявила она. — Иду звонить Тони.

Пошарив в кармане, чтобы найти монетку, бросив высокомерное «до свидания», она стала спускаться с холма, направляясь к ближайшей телефонной будке. Оставшиеся две девушки наблюдали за ней до тех пор, пока она не исчезла из виду.

Харви, держась в тени деревьев, пригибаясь, быстро и бесшумно двигался параллельно удалявшейся девушке. Сумерки сгущались, что было на руку Харви, который предпочитал оставаться незамеченным, но неотрывно следовал за Дебби.

Она добралась до телефонной будки и вошла в нее, оставив дверь открытой.

Харви видел, как девушка набирает номер, слышал, как она что-то говорит в трубку. Спустя минуту она закончила разговор и вышла.

Целых пять минут он наблюдал, как она шагает взад-вперед, затем, выпрямившись в полный рост, двинулся через кусты прямо к ней.

Дебби стояла к нему спиной, а шум ветра заглушил треск ломавшихся под его ногами веток. И вот великан вышел на открытое место. И был уже на расстоянии десяти ярдов от нее, весь на виду.

Девушка взглянула на часы, все еще не замечая его приближения. Но тут из-за поворота на большой скорости вылетел черный «капри», его фары ярко горели в темноте. Дебби бросилась на дорогу и, довольная, забралась в машину. Водитель, молодой человек лет двадцати, крутанул руль и, сделав поворот на сто восемьдесят градусов, поехал обратно в Игзэм.

Харви растворился в зарослях, слившись с темнотой, будто был ее частью.

Глава 35

Гарольд сел, кошмар постепенно отпускал его, уступая место пробудившемуся сознанию. Он заморгал в темноте, потер глаза руками и почувствовал, что лицо его вспотело.

В заброшенной психушке было темным-темно, хоть глаз выколи. В комнате стоял фонарь «молния», но Гарольд не осмеливался воспользоваться им. Он сидел в темноте и дрожал, прислушиваясь к жалобному завыванию ветра, проникавшего в многочисленные щели и дыры и поднимавшего клубы многодневной пыли.

Зародыши лежали в углу комнаты, укутанные от холода в одеяло. Гарольд щурился в темноте и напрягал слух, чтобы уловить их шелестящее дыхание. Ему было видно, как прерывисто поднимается и опадает одеяло. Казалось, целую вечность просидел он тут со скрещенными ногами на грязном полу. Наконец медленно потянулся за лампой и коробком спичек. Чиркнул, поднял стеклянный колпак и наблюдал, как разгорается желтым пламенем фитиль, потом опустил колпак на место. Тусклый свет заполнил комнату, расплываясь, как чернильное пятно, оттесняя темноту в углы. Держа лампу в руке, Гарольд на четвереньках подполз к спавшим зародышам.

Бесконечно долго он держал руку с лампой над одеялом, потом тихонько отогнул его край.

Существа спали, глаза их были закрыты тонкой пленкой кожи, сквозь которую тускло просвечивала чернота магнетических глаз. Гарольд оглядел их оценивающим взглядом, и в горле у него пересохло.

Один из них пошевелился, и его ручка вяло коснулась колена Гарольда. Пирс издал приглушенный возглас удивления и поднес лампу к месту прикосновения. У него перехватило дыхание, а глаз широко раскрылся.

Будто вытянутые невидимыми тягами, короткие пальцы ближнего к Пирсу зародыша постепенно, у него на глазах, удлинялись и становились похожими на паучьи лапки. Плоть на вид была мягкой, но не дряблой. Гарольд еще чуть-чуть приоткрыл одеяло и увидел, что подобное происходит и со второй рукой монстра.

Он отшатнулся, сердце бешено стучало в груди.

Они развивались и росли гораздо быстрее, чем он мог себе вообразить...

Гарольд в смятении разглядывал растущих монстров, и его наполняло чувство страха, смешанное с завороженностью. Он уже не испытывал к ним былого отвращения, только дурные предчувствия мучили его.

Интересно, сколько времени им понадобится, чтобы вырасти окончательно?

Глава 36

Рэндол припарковал машину и, перейдя улицу, двинулся к небольшому многоквартирному дому. В газовом свете уличного фонаря он посмотрел на часы. Десять сорок три.

— Как в аптеке, — сказал он самому себе, толкнув двойную дверь, которая вела на лестничную площадку. Впереди шла лестница, справа был лифт. Он выбрал лестницу и стал медленно подниматься, несколько смущенно и неловко держа перед собой букет красных гвоздик. Два пятнадцатилетних подростка со смехом промчались мимо него по ступенькам, и минуту спустя он услышал рев заводимых мотоциклов. «Где-нибудь ближе к полуночи они, вполне возможно, врежутся в дерево», — подумал инспектор. В детстве он всегда мечтал иметь мотоцикл, но родители категорически возражали. «Самоубийцы», — называл мотоциклистов его отец. Спустя годы, повидав на своем веку немало аварий, Рэндол был склонен согласиться с ним.

Лестничная площадка была чисто убрана и радовала глаз парой картин, висевших на стенах. У одной из дверей стояла огромных размеров гевея, вызывавшая ассоциации с «Днем триффидов». Здание насчитывало всего Три этажа по шесть квартир на каждом и представляло собой разительный контраст с многоквартирными домами в других кварталах Игзэма. Никаких надписей на стенах, никакого тебе собачьего дерьма на площадках или запаха кошачьей мочи. «Благоухание и свет», — подумал он с легкой иронией. На площадке было тихо. То ли здесь рано ложились спать, то ли Мэгги одна живет на этом этаже, размышлял Рэндол, подходя к ее дверям. Он нажал кнопку звонка и услышал его мелодичные переливы. Держа гвоздики перед собой, он тут же протянул их, лишь только Мэгги появилась на пороге.

Она широко улыбнулась. Эта улыбка озарила ее лицо, и Рэндола вот уже в который раз потрясло необыкновенное сияние ее глаз. «Все равно что смотреть в ясное июньское небо», — подумал инспектор. Она была одета в тщательно выглаженное серое платье, на ногах — золотистые туфли на высоких каблуках, подчеркивавшие стройность ее ног. Особым ростом Мэгги не отличалась — около пяти футов и трех дюймов, прикинул Рэндол, — но изящная линия ног делала ее выше. Быстрым оценивающим взглядом он осмотрел ее с головы до высоких каблуков и подумал, что сейчас она выглядит совсем по-другому, нежели утром в больнице. Мэгги впустила его в квартиру, с благодарностью принимая цветы.

— Я не знал, какие вы любите конфеты, — смущенно сказал Рэндол. — Поэтому решил не рисковать.

— Цветы прекрасные! — воскликнула Мэгги и вышла за вазой. — Присаживайтесь, — махнула она рукой.

Он погрузился в мягкие объятия дивана и огляделся. Комната была достаточно просторной и не слишком заставлена мебелью: два кресла, диван, сервант и кофейный столик. У его ног горел газовый камин с имитацией пылающих поленьев. В дальнем углу комнаты на высоком столике помещался переносной телевизор, слева от него — музыкальный центр. Одна дверь, через которую вышла Мэгги, вела на кухню, другая — в спальню и ванную.

У дивана, на котором он сидел, стоял небольшой обеденный стол, сервированный на двоих, и до инспектора донесся запах готовящейся еды. Приглушенное освещение комнаты и вся ее атмосфера благотворно подействовала на Рэндола, и он тут же расслабился.

Мэгги возвратилась с цветами в белой вазе и поставила их на кофейный столик. Когда она наклонилась, он почувствовал тонкий аромат духов.

Мэгги налила ему вина, и они какое-то время непринужденно болтали, потом она поднялась, объявив, что ужин готов. Рэндол встал и прошел к столу, наблюдая за тем, как она вносит еду.

Рэндол наслаждался ужином. Какое это было удовольствие — есть пищу, приготовленную руками женщины, особенно такой привлекательной, как Мэгги. Он посмотрел на нее, и ему на секунду показалось, что он сидит напротив покойной жены. Потом видение исчезло.

— Я не привыкла готовить на двоих, — донесся до него голос Мэгги.

Он потянулся за бутылкой вина и наполнил бокалы.

— Это меня удивляет, — заметил он.

— Почему?

— Вы очаровательная женщина. Не так часто женщины, подобные вам, живут в одиночестве.

— Похоже, мужчин не интересуют женщины, с которыми приходится общаться на равных. Я имею в виду, когда речь заходит о карьере, их это отпугивает. Женщина с интересами, выходящими за пределы кухни, является угрозой для их обожаемого "я".

— Да полноте! — с улыбкой произнес Рэндол, поднимая бокал. — Где это вы откопали подобные умозаключения?

— Извините, если они вас раздражают.

— Да ради Бога. Просто, как я уже сказал, меня удивляет, что вы одиноки.

— То же я могу сказать и о вас, — улыбнулась Мэгги.

Рэндол ухмыльнулся.

— Вероятно, вы хотели сделать мне комплимент, но я что-то не пойму, в чем же он заключается.

— Но вы ведь действительно живете один?

Его улыбка растаяла. Он кивнул и отхлебнул вина.

— Последние пять лет — да.

Рэндол снова занялся едой, ощущая на себе ее взгляд.

— Я был женат. У меня была дочь, Лиза. Когда все это случилось, ей было два годика. — Он медленно прожевал пищу, потом откинулся на спинку стула и стал водить указательным пальцем по краю бокала. Мэгги молча смотрела на него.

— Моя жена Фиона, — начал он, — попросила отвезти их с дочкой к ее матери. Я как раз собирался это сделать, когда меня вызвали по телефону на вокзал. Задержали подозреваемого, и я должен был его допросить. Я уже не помню этого дела. В общем, я сказал ей, чтобы она сама садилась за руль: случай оказался серьезным, и мне нельзя было не ехать по вызову. — Он потягивал вино, голос его звучал глухо и отстраненно, как будто принадлежал не ему, а кому-то другому. Он осознал теперь, что сегодня впервые заговорил о событиях пятилетней давности, и ему показалось, что с тех пор прошла целая вечность.

— На водительские права она сдала всего за несколько недель до того дня, — невесело улыбнулся он. — Помню, как она радовалась, когда выдержала экзамен. Но боялась вести машину ночью и поэтому попросила меня сесть за руль. — Он помедлил. — В них врезался грузовик. Огромный, четырехосный. Пожарная команда четыре часа вытаскивала их из-под обломков. Конечно же, они были мертвы. — Рэндол сделал большой глоток вина.

— О Господи, Лу, простите меня, — смутилась Мэгги.

Он кивнул.

— Если бы я вел машину, скорее всего, такого бы не случилось.

— Вы не можете знать наверняка.

— Иногда мне хотелось бы погибнуть вместе с ними.

— Вы не должны себя винить.

Он невесело улыбнулся.

— Мне потом часто говорили это. Все, кроме матери Фионы, которая считает, что вина моя. Со дня их гибели она со мной не разговаривает.

Наступила долгая пауза, пока Рэндол не нарушил ее снова.

— Что-то мрачный у нас разговор получается. Может, сменим тему, Мэгги?

Он предложил помочь убрать со стола и вымыть посуду. Они вместе отнесли тарелки на кухню, она мыла, он вытирал, и непрестанно говорили, неожиданно найдя друг в друге исповедников. Они изливали друг перед другом свои души, не опасаясь осуждения или неверного толкования. И в своей открытости обнаружили, какой одинокой и пустой была их жизнь до сих пор. Это еще больше сблизило их. К полуночи, с чашками кофе, они вернулись в гостиную с таким ощущением, будто знали друг друга всю жизнь. Рэндол сел на диван, Мэгги, сбросив туфли и поджав под себя ноги, устроилась возле него на полу. Поставив свою чашку на подлокотник дивана рядом с Рэндолом, она задумчиво провела рукой по его волосам.

Рэндол смотрел на нее и думал, как сильно он ее хочет. Мэгги испытывала подобное же чувство, но что-то сдерживало ее. Что-то такое, чего она не замечала за собой раньше в общении с другими мужчинами. Она очень хотела его, но по какой-то непонятной причине боялась отказа. Она понимала, что его влечет к ней, пусть даже только физически, но не могла отделаться от ощущения, что если поддастся своим эмоциям, то запятнает его память о жене и ребенке. Тем не менее чувства, заполнившие ее, были настолько всепоглощающими, что, разговаривая с ним, она не смогла удержаться: взяла его большую руку в свои и стала поглаживать тыльную часть его ладони, проводя пальцем по выступающим венам и по волосам, густо покрывавшим кисть его мужественной руки.

Рэндол думал о Фионе, сомневаясь, следует ли ему сидеть тут, рядом с этой привлекательной женщиной, которую он так страстно желает, так жаждет прижать к себе, почувствовать ее тело под своими руками и ощутить на себе ее руки. Когда Фиона и Лиза погибли, он потерял не только семью, в нем умерла частица его "я", та, которая умела радоваться, сочувствовать и верить в лучшее. Не исключено, что Мэгги поможет воскресить в нем все это... Он посмотрел на нее сверху вниз, когда она наклонилась, чтобы поцеловать ему руку, и не смог устоять против искушения: опустил другую руку ей на шею и принялся гладить ее своими сильными пальцами. Кожа ее оказалась такой мягкой, такой податливой, что он ощутил дрожь, пробежавшую по телу. Ты встретил ее только сегодня утром, говорил он себе, но это уже ничего не значит. Они вместе, и это хорошо, как будто они уже принадлежат друг другу. Из уголка его глаза выкатилась слеза. Все эти годы в нем жил страх, причем жил довольно долго. До чего же давно это было, когда он делил свои чувства с женщиной! Он уже сомневался,что сможет все это когда-нибудь испытать снова.

Мэгги забралась к нему на диван и смахнула пальцем слезинку с его щеки.

Она молчала, думая о своих прежних мужчинах. Будет ли этот другим? Сможет ли она найти в нем того, кого полюбит? Она почувствовала, как его рука крепко обнимает ее, и положила голову ему на плечо. Так они просидели довольно долго. Потом она изогнулась и, нежно прижавшись к нему всем телом, поцеловала в губы. Рэндол ответил на поцелуй сильно и страстно, и оба вздрогнули. Почти с неохотой Мэгги оторвалась от Рэндола, ее широко открытые глаза, не мигая, смотрели на него.

— Тебя не смущает то, что я спала с мужчинами просто потому, что так хотела?

— С какой стати? Это твое личное дело, Мэгги. И, кроме того, твое прошлое меня не касается.

— Мне кажется, я была слишком наивна. Путала желание с необходимостью. Я хотела физической близости, а необходимо мне было нечто большее.

Рэндол обнял ее и опять вздрогнул, ощутив ее руку на своем бедре.

— Тебя всегда в этот ночной час посещают философские размышления? — улыбаясь, спросил он.

— Это зависит от того, кто рядом со мной. Ты хороший слушатель, — улыбнулась она в ответ.

Они лежали на полу и занимались любовью перед излучающим тепло камином. Потом, опустошенные бурным всплеском страсти, долго приходили в себя. Почти не дыша, они крепко держали друг друга в объятиях.

Она слегка укусила его за плечо и на какое-то время зажала кожу между зубами. Когда отпустила, остался красноватый след.

— Ух! — воскликнул Рэндол и ущипнул ее за мочку.

Мэгги рассмеялась, взъерошила ему волосы, проследила пальцем линию его бровей, провела им по складкам и глубоким морщинам, пересекавшим его лоб. Опершись на локоть, она смотрела на него, зачарованная его мужественным лицом, изборожденным глубокими складками, каждую из которых она пыталась разгладить пальцем.

— Ты, должно быть, много страдал.

Он непонимающе взглянул на нее.

— Морщины, — сказала она, нежно целуя его в кончик носа. Он нахмурился, и она хихикнула: — А тебе известно, что, для того чтобы нахмуриться, необходимо задействовать сорок пять лицевых мускулов и только пятнадцать, чтобы улыбнуться?

— Благодарю вас, доктор, — отозвался он, сжимая ее нежную руку. — Мне нечасто выпадают поводы для улыбок.

Она кивнула, выражение ее лица смягчилось.

— А завтра я буду улыбаться, Мэгги? — с надеждой спросил он.

— Что ты имеешь в виду?

— То, что произошло между нами сегодня. Или это было очередным приключением на одну ночь?

Она нежно поцеловала его в губы.

— Надеюсь, нет, — прошептала она.

— Одинокая докторша и циничный ожесточившийся коп, — произнес он. И ей показалось, что в его голосе прозвучала нотка сарказма, — просто идеальная парочка.

Она улыбнулась, заметив, что тон его смягчился. Он потянулся и прижал ее к себе. Они смотрели друг другу в глаза, и в который раз он оказался в плену этих сапфиров, светивших прямо в душу.

— Тебя не удивит, если я скажу, что ты у меня первая женщина после смерти Фионы?

У Мэгги это признание вызвало легкий шок.

— Лу, прости, что заставила тебя чувствовать себя виноватым. Я...

Он приложил палец к ее губам и заставил молчать.

— Надеюсь, что не буду вечно жить прошлым, — мягко пообещал он. — Ничто уже не вернет ее и Лизу. У меня есть воспоминания, и я благодарен за это судьбе. Я любил Фиону так сильно, что, думал, большего чувства уже невозможно испытать. Но после рождения Лизы моя любовь разгорелась еще сильнее. Когда их не стало, что-то умерло во мне вместе с ними. — Горло его сдавил спазм, и Мэгги видела, что его глаза затуманены воспоминанием о прошлом.

— Не надо об этом, — произнесла она, гладя его по щеке.

— Нет, все в порядке, — заверил Рэндол. — Впервые с тех пор я хочу говорить об этом. Пять лет я носил все это в себе. И до сегодняшнего дня не было ни одного человека, кому бы мне захотелось рассказать...

В душе Мэгги что-то дрогнуло, ее захлестнуло какое-то удивительное чувство к этому человеку.

Ее голос прозвучал сначала задумчиво:

— Знаешь, все эти годы я считала себя независимой. — И с горечью, помолчав, закончила: — А на самом деле была ни чем иным, как отработанной породой.

— Не говори так.

— Это правда. Не помню, скольких мужчин я имела. Или здесь я тоже ошибаюсь: скорее всего, они имели меня. — Она поцеловала его в щеку. — И, знаешь, чего мне больше всего недоставало?

Он покачал головой.

— Детей. Я всегда любила детей, но моя проклятая работа непременно оказывалась на первом месте, даже если речь заходила о детях. Может, поэтому я работаю с детьми. Несостоявшаяся мать!.. Родитель по доверенности, — невесело улыбнулась она. — Чего бы я ни отдала, чтобы иметь собственного ребенка... — Она позволила фразе повиснуть в воздухе.

— А не многовато ли душевного стриптиза для одной ночи? — усмехнувшись, сказал Рэндол, коснувшись ее лица. Он снова притянул ее к себе и поцеловал. Она пылко ответила на его ласку и тут же вскочила на ноги. Обнаженная, она стояла перед ним, и он зачарованно смотрел на плавные линии ее мерцавшего в полумраке тела.

— Давай спать, — произнесла Мэгги, выключая свет.

Оказавшись в постели, они вновь почувствовали, как в них поднимается страсть, и слились в любовном порыве.

Потом, изможденные, уснули. И после неистового совокупления они как бы очистили душу и тело, освободившись от общего демона, покинувшего их после ритуала изгнания дьявола.

Часть третья

...Зло, что есть зло? Существует только одно зло — отрицание жизни.

Д.Х. Лоуренс

...А после огня — тихий ласковый голос...

Книга царей, 19:12

Глава 37

Гарольда трясло, тело била безудержная дрожь. Он опустился на колени перед тремя зародышами и протянул руку, чтобы коснуться лежавшего с краю. Кожа эмбриона напоминала на ощупь вздувшийся шар или готовый лопнуть волдырь. Когда пальцы Гарольда коснулись его груди, тот едва заметно пошевелился. Существо сипло булькало, и Гарольд весь съежился при виде появившейся в уголке его рта желтоватой жидкости. Глаза эмбриона-мутанта были закрыты, сквозь тонкую пленку век просвечивала чернота зрачков.

Двое других монстров подползли ближе к Гарольду, их черные глаза мерцали угрожающим блеском. Гарольд огляделся по сторонам. На него обрушилась лавина звуков. Он затряс головой, пытаясь избавиться от шума и треска в ней, напоминающих радиопомехи. Постепенно слышимость прояснилась, беспорядочное шипение обрело смысл.

— Да что с ним такое? — спросил вслух Гарольд, не сводя глаз с вяло шевелившегося зародыша. Постепенно тот затих, тонкие губы подрагивали, густая жидкость, напоминавшая гной, вытекала изо рта. — Пожалуйста, скажите мне, — чуть ли не умолял Пирс.

Шипение стало более громким.

Гарольд покачал головой.

— Нет.

Они настаивали.

— Что я должен делать?

Последовали приказы, которых он не мог ослушаться. Гарольд взглянул на заболевшего зародыша и на его более жизнеспособных собратьев. Какое-то мгновение он колебался, поняв, чего от него требуют. Но его сопротивление длилось не больше секунды. Он поднялся на ноги и двинулся в дальний угол комнаты к одеялу, на котором спал. Под скрученным пальто, служившим ему подушкой, лежал кухонный нож. Гарольд поднял его, задержав взгляд на тусклом лезвии, и поспешил к зародышам. В затылке стала подниматься ноющая боль. Он наклонился над квелым выкидышем и увидел, как два других вперили в него свои глаза. Они не спускали с него грозного взгляда, следя за тем, как он закатывает рукав и оголяет руку с чудовищными пурпурными шрамами и рубцами. Держа нож в правой руке, он вытянул левую руку и принялся сжимать и разжимать пальцы до тех пор, пока не обозначились вены. Он с трудом сглотнул и занес нож над собственной плотью.

Гарольд быстро провел лезвием по руке и вздрогнул от боли. Холодный металл разрезал кожу и вскрыл вздувшиеся вены. Кровь хлынула из раны. Выронив нож, Гарольд схватил правой рукой левую. Порез саднило, и левая рука начала неметь. Переборов подступившую слабость, он медленно опустил порезанную руку, позволив крови стекать вниз. Красный поток бежал по руке, потом по пальцам, и Гарольд осторожно поднес их к губам умиравшего зародыша таким образом, чтобы живительная влага попадала тому в рот. Существо слабо зашевелило губами, часть крови попала ему на лицо и живот. Оно издало какой-то мяукающий звук, пытаясь проглотить кровь, смешавшуюся с выделениями, вытекавшими изо рта. Гарольда трясло, боль охватила всю левую руку, но он продолжал держать ее над зародышем, жадно слизывавшим кровь распухшим языком. Гарольд как во сне дотронулся правой рукой до существа.

— Я сделал, что вы хотели, — прохрипел он, обращаясь к двум приковавшим его своими взглядами монстрам. Господи, они уже такие крупные, подумал он и, застонав, отшатнулся. Он зажал порез на руке, задев пальцами недавний рубец. Кровь сочилась сквозь стиснутые пальцы.

Голоса возобновили свое шипение и на этот раз звучали обвиняюще.

— Я не убивал Гордона, — запротестовал Гарольд. — Я не убивал братика.

Голоса набирали силу, пока Гарольд не завизжал. Крик был душераздирающий. Посмотрев вниз на умиравшего зародыша, он увидел, как на его глазах происходит метаморфоза: существо меняло форму, превращаясь в младенца, похожего на его брата. После стольких лет Гордон очутился в этом сыром темном месте!.. Гарольд начал безудержно рыдать, протянул руки и поднял маленькое тельце. Оно было таким мягким и желеобразным, что Гарольд боялся причинить ему вред своими грубыми пальцами. Тем не менее он поднял тельце, прижал к груди и заглянул в лицо.

— Гордон, — шептал он сквозь струившиеся по щекам слезы.

Вновь раздались обвинения, слова презрения бились в его голове.

— Я не убивал его! — визжал Гарольд. — То был несчастный случай!

Гарольд поднял голову «младенца», ощущая вялость его шеи. Грудь существа теперь едва вздымалась, и Гарольд уже не слышал утробного свистящего звука его дыхания. Он наклонился и поцеловал существо в губы, заметив каким-то внутренним зрением, что это уже не братик Гордон, а что-то, весьма отдаленно напоминающее его — весь вздувшийся зародыш-мутант. Он ощутил, как его губы коснулись влажной холодной плоти, почувствовал вкус крови, собственной крови, смешанной с густым гноем, тут же прилипшим к губам. Гарольд снова пронзительно закричал и попытался избавиться от гнусной субстанции, приставшей к губам. Но покачнулся и упал на спину, выпустив тельце из рук. Почувствовав во рту вкус отвратительной смеси крови с гноем, Гарольд ощутил рвотный позыв. Он перекатился на бок, и его рвало до тех пор, пока желудок не освободился совсем.

Когда наконец спазмы отпустили, Пирс оперся на локоть. Голова шла кругом. Он утер с лица слезы и взглянул на агонизировавшего зародыша. Во рту все еще ощущался привкус рвоты.

— О Господи, — бормотал он.

Гарольд настолько ослабел, что долго не мог встать на ноги. Вытащив из брюк носовой платок, он приложил его к ране на руке и ждал, пока остановится кровотечение.

— Я всегда буду стараться, — выдохнул он, глядя на чудовищ. — Я обещаю.

Гарольд сделал шаг назад и чуть не упал, споткнувшись о какую-то рухлядь. Пол был загажен экскрементами и засохшей кровью. Воняло, как в открытой клоаке. Чувствовался и тяжелый дух разлагавшейся плоти. Гарольд упал на колени, ослабленный постоянной бессонницей и напряжением, с трудом дополз до одеяла и тяжело повалился на него, не позволяя себе заснуть. Если бы он сделал это, на него нахлынули бы кошмары, и он был бы не в силах вынести этих мук. Как ему сейчас недоставало таблеток, которые ему давали прежде, чтобы он не видел этих ужасных кошмаров. Исчезли бы затаившиеся в подсознании видения, поджидавшие и готовые наброситься на его спящий мозг. Но без таблеток видения снова становились реальностью. Теперь он уже с трудом отличал грезы от действительности. Гарольд взглянул туда, где лежали зародыши, и вздрогнул, плотнее укутываясь в одеяло.

Чуть затихшие было голоса снова непрестанно шипели в его мозгу.

Глава 38

Мэгги Форд быстро вымыла руки, вытерла их стерильным полотенцем и надела хирургические перчатки. Волосы ее были тщательно убраны под белую шапочку. Она поспешно направилась в операционную, где на столе без сознания лежала молодая женщина. Вокруг стола собрались медсестры и анестезиолог, проверявший приборы. Он уже надел маску, и, последовав его примеру, Мэгги шагнула к столу.

— Что тут у вас? — осведомилась она, осматривая пациентку, задранная рубашка которой обнажала тело. Из-за наспех выбритых лобковых волос кожа выглядела покрасневшей и раздраженной, но больше всего Мэгги волновала кровь, сочившаяся из влагалища. Левая часть живота сильно вздулась, натянувшаяся кожа блестела в ярком свете ламп.

— Подозрение на эктопическую беременность, — сообщила медсестра, стоявшая рядом. — Имя женщины — Джудит Майерс, доставлена десять минут назад после того, как потеряла сознание на работе.

Мэгги нахмурилась. Со вздохом она внимательно пригляделась к выпиравшему животу Джудит Майерс. Похоже, выпуклость пульсировала.

Профессиональное чутье подсказывало Мэгги, что нельзя терять ни минуты, от этого зависит жизнь пациентки. Она принялась за работу с каким-то неопределенным тягостным предчувствием. Имя Джудит Майерс было ей знакомо.

Мэгги сделала первый надрез и быстро раскрыла вздувшуюся фаллопиеву трубу. В операционной раздались приглушенные возгласы.

— О Господи, — пробормотала Мэгги, — дело зашло слишком далеко!

Она взяла протянутые ей инструменты, на лбу выступил пот. Опухоль была огромной и невероятным образом пульсировала. Сигнал на стоявшем рядом осциллоскопе бешено запрыгал, раздался ритмичный тревожный звук на высокой ноте. Сестра измерила пациентке кровяное давление.

— Давление падает, — озабоченно констатировала она.

Мэгги, держа в руке скальпель, прекрасно знала, что ей нужно делать, но вдруг руки ее налились свинцом, и она не могла отвести глаз от пульсирующей опухоли, которая в любой момент могла разорвать фаллопиеву трубу.

* * *

Гарольд скорчился в углу комнаты, наблюдая за зародышами. Они лежали тихо, и только едва уловимые движения грудных клеток свидетельствовали о том, что они еще живы. Вены на их головах вздулись и пульсировали, глаза постепенно тускнели, мерцая загадочным черным светом, который, казалось, наполнял комнату и окружал монстров какой-то странной дымкой. Их тела вдруг начали сотрясаться.

* * *

Сигнал на экране осциллоскопа неистово мигал, писк на какое-то время прекратился. У Мэгги пересохло во рту, когда она увидела, что до предела растянутая фаллопиева труба начинает рваться. Услышав сдавленные возгласы, она начала разрезать ее. Встревоженная огромным количеством крови, скопившейся в брюшной полости, потребовала тампон. Моментально пропитавшись кровью, он был немедленно удален и заменен следующим, потом еще одним и еще...

На тонкой стенке фаллопиевой трубы появился второй надрыв, ткань разлезалась на глазах, как гнилой трикотаж.

— Доктор, мы теряем ее! — воскликнул кто-то, и Мэгги подняла глаза на затихший осциллоскоп.

* * *

Гарольд в немом крике открыл рот, когда комната вдруг наполнилась оглушительным ревом. Он прижал руки к ушам, но звук не утихал. Он звучал в нем самом, в его голове, и казалось, что под его страшным напором вот-вот рухнут стены. Зародыши продолжали неудержимо трястись, вздувшиеся вены на их телах покраснели, впадины глаз превратились в озера кипящей крови.

* * *

Мэгги отпрянула, когда непомерное вздутие фаллопиевой трубы Джудит Майерс сначала сократилось, а затем она лопнула, и наружу вырвался целый фонтан крови, гноя и кусочков ткани. Молодая медсестра неожиданно упала в обморок. Анестезиолог сорвался с места и бросился к Мэгги. Они оба смотрели на осциллоскоп, который показывал сплошную непрерывную линию, дополняя картинку заунывным монотонным звуком. Мэгги работала над удалением лопнувшей трубы, тщетно пытаясь спасти пациентке жизнь. Все было забрызгано кровью, даже большая лампа над операционным столом. Мэгги вытерла кровь, попавшую ей на лицо, в растерянности глядя на невероятную картину внутриполостных разрушений. Молодую медсестру; потерявшую сознание, вынесли из операционной.

Пока другая сестра в последний раз мерила пациентке давление, Мэгги тщетно пыталась нащупать у нее пульс. Его не было. Вынув из кармана миниатюрный фонарик, она посветила женщине в глаза. Зрачки не реагировали.

Джудит Майерс умерла.

Мэгги сняла маску и обернулась к ближайшей сестре:

— Пошлите за санитаром. Я настаиваю на немедленном вскрытии.

В забрызганном кровью халате Мэгги прошла в ванную комнату. Ее движения стали чисто механическими. Она никак не могла поверить в то, что видела. Слишком большой срок для эктопической беременности. По ее предположениям, плод развивался в трубе не менее пяти месяцев. Майерс, Джудит Майерс. Опять Мэгги испытала какое-то непонятное беспокойство. Да, это имя ей уже встречалось.

Стянув окровавленные перчатки, она швырнула их в раковину и подставила руки под струю воды.

И вдруг она вспомнила, и это поразило ее, как удар парового молота. Замерев на месте, она долго не могла прийти в себя. Покончив с мытьем рук, Мэгги надела свежий халат и вышла в коридор. Перед тем как отправиться в анатомичку, она завернула в регистратуру, вспомнив, откуда знает имя Майерс. Через пару минут работник регистратуры выложил перед ней историю болезни только что скончавшейся. Поблагодарив, Мэгги с папкой в руках двинулась к столу в углу комнаты. Здесь она села и открыла папку.

ИМЯ: Джудит Майерс, ДАТА РОЖДЕНИЯ: 13.3.57.

ПРИЧИНА ПОСТУПЛЕНИЯ: Клинический аборт.

Мэгги пробежала глазами по странице, но взгляд ее постоянно возвращался к дате поступления. Возможна ли ошибка? Она сомневалась. Она сама делала этот аборт. Снова и снова Мэгги возвращалась к дате. Наконец, прижимая папку к груди, она поднялась на ноги. Попросив у сестры разрешения взять папку с собой и пообещав вернуть ее через час, она вышла из регистратуры и направилась в патологоанатомическое отделение.

* * *

Рональд Поттер справился со вскрытием Джудит Майерс меньше чем за час. Мэгги сидела в его кабинете и пила кофе, когда главный патологоанатом наконец присоединился к ней. Тяжело опустившись на стул, он пробежал рукой по своим фальшивым волосам, проверяя, не сместилась ли накладка.

— Ну что?

Поттер шмыгнул носом.

— Что ж, доктор Форд, я уверен, нет нужды объяснять вам, что это была эктопическая беременность. Она скончалась от обширного внутриполостного кровоизлияния.

— Вы исследовали саму фаллопиеву трубу?

Поттер в задумчивости поскреб подбородок.

— Да, исследовал. — Его голос прозвучал как-то странно.

— Что спровоцировало такое... — Она подыскивала слово. — Бурное кровоизлияние?

— Самое любопытное, что я не знаю, — сказал патологоанатом и слегка покраснел. — Размер растянутой фаллопиевой трубы свидетельствует о том, что в ней находился шестимесячный плод, а это, как известно нам обоим, клинически невозможно. Но есть вещь, которая озадачивает еще больше. — Он сделал паузу. — В ходе исследования я не обнаружил ни плода, ни каких-либо признаков зародышевой жизни, ни даже яйца. Ее фаллопиева труба не содержала ничего такого, что могло вызвать разрыв подобной силы. В ней, если быть абсолютно точным, вообще ничего не было. И точка.

— То есть вы хотите сказать, что причина ее смерти не патологическая?

— Именно. В ее фаллопиевой трубе нет никаких подтверждений оплодотворенной формы жизни. Выглядит все так, будто вздутие и последующий разрыв трубы явились... — Он замялся.

— Явились чем?

— Ну, были индуцированы психосоматически. В исследованной мной фаллопиевой трубе женщины не обнаружено никаких следов плода, эмбриона или яйца. — Патологоанатом глубоко вздохнул и провел пальцами по складкам лба.

— Ну что ж, я тоже кое-что нашла, — сказала Мэгги и потянулась за папкой. — Какой срок вы упомянули у этого предполагаемого зародыша?

— Минимум шесть месяцев.

— Джудит Майерс сделала клинический аборт в нашей больнице шесть недель тому назад.

— Этого не может быть! — воскликнул патологоанатом и протянул руку к папке, желая убедиться в том, что ему сказала Мэгги. Нахмурившись, он пробежал глазами записи. — Здесь какая-то ошибка.

— Да, я тоже так думала, — призналась Мэгги. — Но, как вы можете убедиться, операцию проводила лично я.

Поттер откинулся на стуле и потряс головой, не желая смириться с фактами.

— Женщина делает аборт шесть недель тому назад, — произнесла Мэгги, — а затем умирает от разрыва фаллопиевой трубы, вызванного развитием в ней плода, доросшего до шести месяцев. И после всего этого вы не находите даже намека на зародыш. Никаких следов даже яйца.

Оба уставились друг на друга, не зная, что сказать. Гнетущая тишина тяжким грузом опустилась им на плечи. И не только Мэгги ощутила на спине холодок страха.

Глава 39

Констебль полиции Стюарт Рид остановил «панду» у ворот заброшенной фермы. Ворота и забор доживали свои последние дни. Повсюду валялись щепки и обломки дерева.

Фермерские постройки в лучах утреннего солнца казались особенно темными и грязными. Слабый ветерок шевелил флюгер на крыше амбара, и он жалобно пищал, как мышь, угодившая в мышеловку.

— Какого черта мы должны снова проверять эту дыру? — недовольно заметил констебль Чарлтон. — Мы уже два раза были здесь, и никаких признаков Харви.

Рид пожал плечами.

— Сержант Виллис сказал, что мы должны снова все прочесать, — пояснил он, поглядывая на строение. — Все-таки лучше проверить. — Он потянулся за рацией и настроился на нужную волну. Виллис подтвердил вызов.

— Кинем жребий? — предложил Рэй Чарлтон.

Рид непонимающе взглянул на него.

— Кому все тут осматривать, — пояснил Чарлтон.

— Наверное, нам следует идти обоим, — сказал младший по возрасту.

— И оставить машину? Да ты что? Если сержант вызовет нас и обнаружит, что мы оба где-то шляемся, он подвесит нас за яйца. — Секунду Чарлтон изучал лицо напарника, потом потянулся к перчаточному ящику за уоки-токи. — Ладно, я сам пойду, — пробурчал он и, открыв дверцу машины, тут же попал ногой в огромную лужу. Рид подавил ухмылку.

— Черт! — воскликнул Чарлтон и захлопнул за собой дверцу. Младший полицейский наблюдал за тем, как напарник с трудом пробирается по грязи к воротам. Чарлтону пришлось приподнять их створки, вытаскивая из жижи, чтобы протиснуться в образовавшуюся щель. Рид достал свою уоки-токи и включил ее.

— Почему ты не перепрыгнул? — хихикая, поинтересовался он.

Чарлтон обернулся и поднял два пальца в привычном жесте. Он пробирался вперед, с облегчением отмечая, что земля под ногами становится более твердой. Солнце уже не обладало той силой, которая способна подсушить почву — видимо, холодный ветер превратил в твердую корку верхний ее слой. Констебль стоял посреди двора и осматривался. Было тихо, как в могиле. Справа от него располагались два амбара, слева — фермерский дом. Все эти постройки уже осматривались раньше. Как только Харви бежал из тюрьмы, им с Ридом поручили обследовать эту заброшенную ферму, но, как и ожидал Чарлтон, ничего они тут не обнаружили. Это было почти три месяца назад, и теперь инспектор думает, что этот чертов маньяк до сих пор торчит в этой дыре. Как бы не так! Да он давным-давно убрался отсюда куда подальше. Однако в городе произошло три убийства, и Чарлтон, как и все в местной полиции, понимал, что обезглавливание — дело рук Харви. Ублюдок прячется где-то в окрестностях Игзэма, но Чарлтон сомневался, что именно здесь.

Сперва он решил проверить амбары и двинулся к этим просторным строениям. Констебль вошел в открытую дверь и закашлялся от запаха сырости и резкого духа гнилой соломы. Он поглядел вверх и, заметив приставленную к сеновалу лестницу, решил забраться на всякий случай туда. Он включил уоки-токи:

— Стюарт, отзовись.

Металлический голос Рида ответил:

— Ты что-то нашел?

— Нет, — огрызнулся Чарлтон. — И вряд ли найду. Просто проверяю первый амбар.

Он отключился и пристегнул переговорное устройство к ремню, готовясь к подъему по ведущей на сеновал лестнице. Неустойчивый деревянный настил чердака угрожающе заскрипел под весом полицейского, и он на какое-то время замер-, ожидая, что в любую секунду пол под ним провалится, потом, соблюдая предосторожности, быстро осмотрел сеновал.

Обнаружив пару дохлых крыс и обглоданные кости, наклонился поднять кость и увидел, что это миниатюрное бедро. Он предположил, что обитавшие в амбаре крысы стали добычей совы. Отшвырнув кость, констебль спустился вниз и, выждав некоторое время, сообщил Риду, что в амбаре все чисто.

С тем же успехом он осмотрел второй амбар, в котором не нашел ничего, кроме пары заржавевших фермерских машин.

— Я иду в дом, — сообщил Чарлтон в переговорное устройство и двинулся к большому зданию.

Наблюдавший за ним из машины Рид заметил, что напарник приблизился к дому и озадаченно остановился. Послышался треск уоки-токи.

— Дверь открыта, — с некоторым удивлением произнес Чарлтон. — Наверное, ветер.

— Может, тебе нужна подмога? — спросил Рид.

Оказалось, нет, не нужна. Чарлтон не спеша приблизился к двери и пнул ее носком ботинка. Дверь протестующе заскрипела, и констебль зашел внутрь, еще раз ощутив промозглый запах сырости. Затхлая атмосфера как бы приняла его в свои объятия. Он прокашлялся и двинулся в глубь дома. Первой оказалась прихожая. Прямо перед ним вел наверх лестничный пролет со ступеньками, изъеденными червями и сыростью. Справа от себя он заметил дверь, слева — еще одну, слегка приоткрытую. Он заколебался, решая, в какую из них войти сначала. И выбрал третий путь — наверх по прогнившим ступенькам. Добравшись до второго этажа, обнаружил, что из-за опущенных на окнах штор в помещении царит почти непроницаемый мрак.

В комнату выходили три закрытых двери.

Сняв одной рукой с пояса фонарь, другой он взялся за ручку двери, толкнул ее и оставил открытой. Дверь ударилась о стену, и полицейский тут же стал водить фонарем по комнате, в которой ничего не оказалось, кроме старого громоздкого комода, явно слишком неподъемного для перевозки на новое место. Пол покрывал толстый слой пыли, и быстрый осмотр подтвердил, что ее давно никто не тревожил.

Чарлтон двинулся к следующей двери.

Она тоже легко поддалась. За дверью оказался небольшой совмещенный санузел. Изъеденные ржавчиной краны, покрытая плесенью ванна. Захлопнув за собой дверь, он пошел к последней комнате.

Ручка не поддавалась. Тогда он навалился на дверь всем своим телом, но и это не помогло. Выключив фонарик и повесив его на пояс, он сделал шаг назад и, разбежавшись, ударил по замку ногой.

Дверь приоткрылась на несколько дюймов.

Чарлтон распахнул ее настежь и стоял в дверном проеме, готовый отреагировать на любое движение. Как и в двух первых комнатах, все здесь оставалось нетронутым. Он с облегчением включил переговорное устройство:

— Верхний этаж чистый. Спускаюсь вниз.

— Есть признаки жизни? — полюбопытствовал Рид.

— В могиле этих признаков больше, — отозвался напарник и отключился.

Заглянув в гостиную, убедился, что и эта комната пуста, и двинулся в последнее помещение дома.

Он остановился у двери в подвал, рука его нащупала ручку. В прошлый раз они с Ридом не заходили сюда, но на этот раз работу придется довести до конца. Замок был старым и ржавым, но оказался тем не менее прочным и вначале не поддавался даже самым сильным ударам. Наконец упрямая ржавая железка уступила и со стуком полетела на пол. Дверь слегка приоткрылась. Стоя на верхней каменной ступеньке, одной из многих, ведущих вниз, в темноту погреба, констебль потянулся за фонариком. В нос ему ударила такая вонь, что он вынужден был прикрыть его рукой. Чарлтон посветил фонариком вниз, но луч света едва пробивался сквозь тьму. Осторожно, стараясь не поскользнуться, он спускался все ниже и дышал ртом, чтобы хоть как-то бороться с атаковавшим его тошнотворным смрадом.

Добравшись до подвала, он направил луч фонарика сначала вниз, в пол, высвечивая на нем разбитые бутылки, банки, остатки пищи, перевернутые полки. Сердце его забилось чуть быстрее, когда он двинулся дальше, в темноту просторного подземного помещения. Свет фонарика едва рассеивал мрак, освещая стены тонким, едва заметным лучом.

Он наступил на что-то мягкое и, посмотрев себе под ноги, выругался.

— Господи! — добавил он.

Это были экскременты.

Полицейский вздрогнул, пытаясь освободить подошву ботинка от налипшего дерьма, явно человеческого. Внезапно похолодев, он застыл на месте, уверенный, что услышал какой-то звук: совсем рядом тихий, скребущийся шорох. Быстро обернувшись, констебль направил луч света на подозрительное место.

Ничего.

Громкий треск нарушил тишину, и Чарлтон чуть не заорал от страха, только потом сообразив, что это уоки-токи. Он со злостью сорвал ее с пояса и включил.

— Что-нибудь нашел? — послышался голос Рида.

— Твою мать, больше так не делай! — гаркнул Чарлтон, не переставая трястись.

— А в чем дело? — настаивал напарник.

Придя в себя, Чарлтон, сердитый оттого, что позволил ситуации выйти из-под контроля, ответил:

— Я нахожусь в подвале под домом. В прошлый раз, когда мы были здесь, мы его не проверили.

— И?..

— Кто-то здесь был. Харви или нет, я не знаю, но местечко выглядит так, будто здесь кто-то довольно долго отсиживался. Тут небольшой погромчик. — Он описал картину опустошения и степень загаженности помещения. — Вызывай центр, — добавил он. — Пусть пришлют еще одну машину. — И отключился.

Чарлтон в последний раз осветил фонариком вонючий погреб и повернулся к ступенькам.

Массивная фигура Пола Харви возникла в дверном проеме, и в тусклом свете, проникающем из кухни, констебль заметил блеск серпа, рассекавшего воздух.

Обычно отличавшийся быстротой реакции, на сей раз Чарлтон застыл, словно парализованный, при виде внезапно выросшего перед ним человека. Он попытался увернуться от смертоносного лезвия, но все же пропустил удар в левую руку — длинный разрез от плеча до локтя. Кровь хлынула из раны, и Чарлтон, вскрикнув, упал на спину, выпустив из рук переговорное устройство. Он попытался встать на ноги, но мгновенная потеря крови, хлеставшей из ужасной раны, ослабила его.

Быстро подскочивший к нему Харви еще раз размахнулся серпом. На этот раз полицейскому удалось откатиться в сторону, и страшное лезвие застряло в сломанной полке. Харви зарычал и вырвал серп из дерева, заметив, что Чарлтон пробирается к ступенькам.

— Рэй, с тобой все в порядке? — Бесплотный голос Рида, донесшийся из брошенной уоки-токи, безответно повис в воздухе.

Чарлтон достиг первой ступеньки и, зажимая рану на руке, кинулся вверх, но Харви двигался с удивительной для его габаритов быстротой. Он настиг убегавшего полицейского, вонзил серп ему в бедро и провел им вниз, перерезая сухожилия. Горячая волна боли накатила на Чарлтона, и он рухнул на каменные ступеньки.

— Рэй, отзовись, что там такое? — тревожно неслось из уоки-токи.

Слабея с каждой секундой, Чарлтон перевернулся на спину и увидел возвышавшегося над ним Харви. Серп еще раз опустился, на этот раз Харви целил в определенное место: маньяк вонзил лезвие в полицейского, чуть пониже грудины, и, вложив в этот удар всю свою огромную силу, повел им вниз, вспарывая живот. Спутанная масса внутренностей вывалилась наружу, и крик Чарлтона захлебнулся в хлынувшей горлом крови. Его голова дернулась вперед, руки рванулись к дышащему паром комку его собственных кишок, чтобы запихнуть их назад.

— Рэй, ради Бога!

Харви оглянулся в поисках звука, но понял, что он доносится из уоки-токи. Он поспешил по ступенькам на кухню, перешагнув через выпотрошенный труп полицейского.

Рид смотрел на фермерский дом и уже слышал, как вдали завывают сирены полицейских машин. Он собрался было выйти из «панды», но в этот момент услышал знакомый хрип рации.

— Альфа-1, прием, — раздался голос Рэндола.

— Рид слушает. Думаю, мы нашли Харви.

— Остановите ублюдка, — приказал Рэндол. — Можете его убить. Главное — остановите.

Сирены выли уже близко, и Рид увидел две подъезжавшие «панды». Бросив взгляд в сторону дома, он оторопел: в свете ясного дня перед ним предстал Харви в залитой кровью одежде. Молодой констебль приказал ему стоять, но отчаявшийся преступник только замедлил шаг, как бы поджидая Рида, и тут полицейский увидел серп. С изогнутого лезвия капала кровь.

Рид побежал по грязному двору, зацепился за что-то и упал. Вскочив на ноги, он обнаружил, что споткнулся о вилы. Он поднял их и выставил перед собой, как какой-нибудь древний трезубец.

Харви не двинулся с места, даже когда первая «панда» остановилась у ворот фермы. Из машины выскочил Рэндол и ринулся к преступнику.

Именно этот момент Харви выбрал для нанесения удара.

Он бросился на Рида, который теперь выставил вилы перед собой как щит.

Серп ударил по деревянному черенку и легко перерубил его. Рид упал на спину и попытался отползти, извиваясь в грязи, в то время как гигант неумолимо надвигался на него.

Подбежавший ближе Рэндол набрал горсть грязи и швырнул ею в лицо преступника. Ослепленный Харви поднял руку к лицу, чтобы протереть глаза, и Рэндол использовал свой шанс. Он бросился на противника, с размаху ударив его по почкам. Оба шлепнулись в грязь, серп вылетел из рук Харви. Рэндол среагировал первым: с угрожающим рычанием он воткнул своему противнику два пальца в левый глаз. Харви завизжал от боли и ярости и, когда Рэндол отступил назад в поисках чего-нибудь потяжелее, быстро вскочил на ноги и с ревом набросился на инспектора, схватив того за плечи и прижав к земле. Рэндол задохнулся, ощутив у себя на горле железные пальцы, в глазах вспыхнули белые огни, лицо приобрело цвет черного винограда, и ему показалось, что его голова вот-вот лопнет. Сквозь пелену боли он увидел, как Рид схватил металлический наконечник вил.

Соединив в ударе невесть откуда взявшуюся сверхъестественную силу и ужасное отчаяние, молодой констебль обрушил ржавое железо на затылок Харви. Раздался глухой стук и одновременно резкий треск ломающейся кости. Рэндол откатился в сторону и с помощью констебля Хиггинса поднялся на ноги. Почти с благоговейным ужасом они наблюдали, как приподнявшийся на локте Харви пытается встать на ноги. Рэндол сделал шаг вперед и со всей силой, на какую был способен, ударил Харви ногой в лицо, из разбитого носа которого хлынула кровь.

— Сволочь, — прошипел Рэндол, растирая горло. Пнув ногой распростертое тело, он повернулся к Хиггинсу: — Вызовите «Скорую помощь», — приказал инспектор. — Но сперва наденьте на ублюдка наручники.

Хиггинс бросился вызывать машину «Скорой помощи». Фаулер стал застегивать наручники на руках потерявшего сознание преступника.

— Он убил констебля полиции Чарлтона, — сказал Рид, указывая на дом. Рэндол медленно пошел к заброшенному зданию. Там он нашел Чарлтона, и в его желудке все перевернулось, когда он увидел изувеченный труп. Не в силах задерживаться там дольше, Рэндол вышел на воздух и глубоко вздохнул.

«Скорая» уже приближалась к ферме. Ее синяя мигалка бешено вращалась. Рэндол увидел, как санитары в темных халатах грузят Харви в машину. Машина развернулась в обратную сторону и поехала в направлении Фэйрвейла. Звук сирены постепенно затих.

— Слава Иисусу Христу за то, что мы его нашли, шеф, — произнес Хиггинс.

Рэндол кивнул.

— Ага, — сказал он довольно ядовито. — Но мы опоздали на три месяца, не так ли?

Глава 40

Рэндол закурил очередную сигарету и выпустил перед собой струйку дыма, который лениво поплыл к потолку уютного бара «Егерь». В забегаловке было менее людно, чем обычно, однако хозяин заведения Ральф не скучал за стойкой, обслуживая клиентов и непрерывно болтая, в равных пропорциях распределяя напитки и сплетни. Это был крупный мужчина года на четыре старше Рэндола. Ральф сильно хромал (под брюками он носил шарнирное устройство для вытяжки конечностей). Вот уже восемь лет он владел заведением, а раньше служил в шотландской гвардии, в рядах которой в Северной Ирландии и заработал свою хромоту.

Он то и дело поглядывал на инспектора и доброжелательно кивал ему. Тот сидел в дальнем углу зала рядом с камином. В зале было тихо, поэтому, наверное, шипение огня и треск поленьев казались ненатуральными. Из соседней комнаты доносились едва слышные звуки музыкального автомата, время от времени прорывавшиеся сквозь размеренный приглушенный треп посетителей «Егеря». Там под звуки музыки веселилась молодежь, тут же в основном сидели завсегдатаи постарше, довольствуясь кружкой пива и партией в домино.

— Эй, где витают твои мысли? — спросила Мэгги, заглянув Рэндолу в лицо.

Он поднял на нее глаза и улыбнулся.

— Извини, Мэгги. Я был за тысячу миль отсюда.

— Я заметила. Что-то не так, Лу? Ты все время молчишь.

— Писание учит быть благодарными и за малые милости, — ухмыльнулся он.

— Что у тебя на уме? — настаивала она.

Он потянулся за своей кружкой и сделал большой глоток.

— Знаешь, думал о Харви, — признался Рэндол. — Я позвонил своему начальнику Фрэнку Аллену, чтобы сообщить ему о поимке. И он сказал: «Как раз вовремя». — Инспектор помедлил. — Ублюдок!

— И как теперь с ним поступят?

— Полагаю, его засунут в Рэмптон или Бродмур. А пока отправили назад, в Корнфорд. Хотя, если честно, меня совершенно не волнует, куда его запрут. Главное, что мы от него избавились. Единственное, чего не могу себе простить, — это то, что не смог поймать его раньше. Четыре человека погибли, а ведь этого могло и не случиться, будь я порасторопнее.

— Ну перестань, Лу, ты ведь не можешь нести ответственность за эти смерти. — В ее голосе зазвучала нотка раздражения. — Прекращай взваливать на себя вину за все на свете! Ты выполнил свою работу. Сделал все, что мог.

Рэндол отсалютовал ей кружкой и улыбнулся.

— Принято. — Он вытер пену с верхней губы. — А что за день был у тебя?

— Рутина, — солгала Мэгги. — Тебе это не интересно. — Она пригубила вино и быстро переменила тему: — Завтра у меня выходной. Ты сможешь пораньше освободиться?

Рэндол улыбнулся:

— Ну, после того как с Харви покончено, осталась только бумажная работа. — Он коснулся ее руки. — Думаю, мне удастся улизнуть около пяти.

Мэгги улыбнулась.

— Чем ты обычно занимаешься в выходные? — поинтересовался он.

— Валяюсь в постели... — начала она.

Он прервал ее:

— Мне это кажется теперь самым привлекательным способом времяпрепровождения.

Оба рассмеялись.

— А еще убираю квартиру, смотрю телевизор, читаю. Хожу по магазинам. — Она приподняла бровь. — В самом деле захватывающе, не так ли?

Он слегка улыбнулся и посмотрел в свою кружку.

— Мэгги, надеюсь, ты не обидишься, если я спрошу о тех, других мужчинах, с которыми у тебя были романы...

Теперь она прервала его:

— Вряд ли это можно назвать романами.

— Ладно, ты знаешь, что я имею в виду. Ты испытывала какие-нибудь чувства к кому-либо из них?

— Почему это тебя интересует, Лу?

Он пожал плечами.

— Я — коп, не забыла? Задавать вопросы — моя вторая натура. Мне любопытно, вот и все.

Она снова отпила из бокала.

— Нет, ничего серьезного прежде не случалось. Как я тебе уже говорила прошлой ночью, я завидую твоим воспоминаниям. Все, что было у меня, — это приключения на одну ночь. — Она горько улыбнулась. — И теперь я уверена, что для большинства мужчин, с которыми я спала, именно таким приключением я и являлась: еще одно имя в их списке. — Мэгги замолчала, потом продолжила: — Был один мужчина, который хотел на мне жениться.

— И что же случилось?

Она улыбнулась.

— Он работал в нефтяной компании. Фирма хотела, чтобы он на полгода отправился в Бахрейн, и он предложил мне поехать с ним. Я отказалась. Все просто. Я только получила работу в Фэйрвейле и не желала ее терять. Он сказал, что мне нет нужды работать, что у нас будет много денег, но он не понял главного. Так и не понял, как важно для меня чувствовать себя нужной. Мне нравятся обязанности, которые возложены на меня в больнице. Они дают мне возможность почувствовать себя... — Она попыталась подыскать слово: — Нашедшей признание у людей... — Мэгги взглянула на Рэндола. — Какая разница? В любом случае я его не любила. — Она допила остатки пива и отставила бокал.

Перед столиком тут же возник Ральф, чтобы убрать пустую посуду.

— Привет, Лу! Тебе бы не мешало удостовериться, что никто из твоих ребят не выследил тебя и не засек, как ты тут бьешь баклуши. Тебе следует затаиться. — Шотландец весело рассмеялся. Он с улыбкой взглянул на Мэгги: — Миссис Рэндол, как поживаете?

У Мэгги пересохло в горле, и, взглянув сначала на инспектора, а затем на хозяина бара, она слегка покраснела и выдавила из себя ответную улыбку, в то время как шотландец уже пробирался назад к стойке.

— Прошу прощения, Лу, — мягко промолвила она.

— За что? — весело спросил он.

— Бармен... Он принял меня за твою жену...

— Не о чем беспокоиться. Ты не виновата, и в любом случае Ральф не знал Фиону. — Он отпил из своего бокала. — Видимо, мы похожи на женатую пару.

— Кто тут знает о твоей жене? Знает обо всем случившемся?

— Думаю, большинство моих подчиненных знает, как все было. Слухи распространяются быстро. Тем более, что копы любят разнюхивать больше, чем простые смертные. Но, кроме них и тебя, — он бросил на нее быстрый взгляд, — здесь никто не знает, что я был женат и что у меня был ребенок. — Он зажег сигарету. — Это ведь одна из причин, из-за чего я приехал в Игзэм. После их гибели я подал прошение о переводе. Подумал, что если буду держаться подальше от Лондона и его окрестностей, напоминавших мне о несчастном случае, то скорее забуду о нем. Ну и они перебрасывали меня с места на место, пока я не очутился здесь.

Она коснулась его руки.

— Ты по-прежнему скучаешь по ним?

— Естественно. — Он ответил на ее рукопожатие. — Но уже не так, как раньше.

Он сжал ее ладонь, как бы опасаясь, что она собирается исчезнуть, и Мэгги ощутила, как нужна ему.

Глава 41

Сержант Норман Виллис убедился, что Пол Харви надежно связан ремнями в заднем отсеке машины «Скорой помощи», и возвратился к ожидавшей его «панде». Задние дверцы «скорой» были закрыты. Голубая мигалка вращалась, но сирена была выключена. Виллис взглянул на часы: десять ноль восемь. «Скорая помощь» двинулась вперед, за ней поехала полицейская машина с Фаулером за рулем.

Виллис и Фаулер получили от Рэндола приказ оставаться в Фэйрвейле до тех пор, пока Харви не окажут медицинскую помощь (по поводу трещины в черепе и сломанного носа) и они лично не убедятся, что преступник препровожден в корнфордскую тюрьму.

Виллис зевнул и потер глаза.

— Ну и жара, — сказал он, отдуваясь.

— Печка свихнулась, сержант, — сообщил Фаулер, не отрывая глаз от машины «Скорой помощи» и сохраняя дистанцию в тридцать — сорок ярдов.

— У меня хорошая идея: разбудишь меня, когда приедем в Корнфорд, — пошутил сержант.

Внутри «скорой» напротив носилок с Харви сидел санитар и читал «Ридерз дайджест», то и дело поглядывая на пациента. Тот беспокойно двигался и постанывал. Санитар встал со своего места и склонился над преступником. Голова того была туго забинтована; наложенная на нос шина закрывала и щеки. Из приоткрытого рта текла густая слюна. Санитар Питер Смарт (на груди у него поблескивал значок с именем) взглянул на стягивавшие пациента ремни и задумчиво поскреб подбородок. Громкие булькающие звуки, издаваемые Харви, почему-то встревожили Смарта. Он забеспокоился, что тот может захлебнуться собственной слюной. Санитар еще немного поколебался, затем принялся ослаблять первый ремень, чтобы повернуть Харви на бок.

Ослабив первую застежку, Смарт, повернувшись к Харви спиной, стал возиться с ремнями, стягивающими его ноги.

Смарт не видел, как Харви открыл глаза.

Довольно долго тот не мог сообразить, где находится и что с ним случилось.

Голову раздирала тупая боль, и было ощущение, что кто-то тяжелый стоит у него на лице. Вдруг он заметил санитара в форме, который склонился над ним и развязывал ремни на его ногах. Тут Харви все наконец вспомнил.

И как только ремни ослабли, он так внезапно лягнул ногой санитара, что несчастный отлетел к дальней стенке, сильно ударившись об нее головой.

Тем временем Харви развязывал уже последний, третий ремень.

Смарт потянулся к аптечке, пытаясь достать шприц и впрыснуть, пока еще не поздно, беглому заключенному двадцать пять миллиграммов промазина. Он подполз к Харви, которому уже удалось освободиться от ремней и который как раз в этот момент пытался подняться на ноги.

Смарт приготовился сделать укол в грудь здоровяка, но Харви опередил его, ухватив огромной ручищей запястье санитара и так сдавив его, что кисть побелела, словно зажатая в тиски. С отчаянным стоном Смарт выронил шприц, Харви двинул его кулаком в лицо, чувствуя, как трещат под ручкой кости. Еще немного подержав свою жертву за руку, он опять с силой швырнул Смарта о стенку.

Водитель услышал удар и тотчас замедлил ход машины.

Фаулер подъехал ближе, увидел, как зажглись тормозные огни «скорой», и толкнул Виллиса в бок.

— Сержант! — встревоженно проговорил он. — Посмотри-ка, они останавливаются.

— Наверное, кто-то из них захотел отлить.

В эту минуту машина «Скорой помощи» действительно остановилась. Фаулер притормозил «панду» в двадцати ярдах от нее, наблюдая за тем, как из «скорой» вышел водитель, двинулся к задним дверцам и повернул ручку.

Харви вырвался наружу, как танк, сметающий все на своем пути. Дверца ударила водителя, сбив его с ног, и, прежде чем кто-либо сумел опомниться, беглец бросился в сторону темневшего по левую сторону от дороги леса, мгновенно растворившись в зарослях, словно призрак в ночи.

Виллис с Фаулером выскочили из машины. Сержант ринулся следом за Харви, но все сразу поняли, что это бесполезно. Сержант видел, как великан ломился сквозь подлесок, словно совершал какой-то безумный полет, и понимал, что ему беглеца не догнать. Он припустился бегом назад, к раненым работникам «Скорой помощи». У водителя из разбитого лба текла кровь, санитар в машине лежал без сознания.

— Беги к рации! — крикнул Виллис Фаулеру. — Поднимай по тревоге все патрули и сообщи им о происшедшем.

Фаулер вернулся к машине и включил рацию.

Через несколько минут вся полиция Игзэма уже знала о случившемся.

* * *

Выйдя из бара, Мэгги подняла воротник пальто и ждала, пока Рэндол откроет машину. К вечеру опустился туман, и Мэгги любовалась светлыми нимбами вокруг уличных фонарей. Предметы приобрели неясные очертания и выглядели загадочными.

Рэндол достал ключи, открыл дверцу. Они сели, и он стал заводить мотор, как вдруг заработала рация. Инспектор вынул из зажима микрофон.

— Рэндол слушает. В чем дело?

— Харви... — отозвался голос.

Мэгги увидела, как Рэндол мгновенно помрачнел.

— Харви удрал! — сообщил голос по рации.

Глава 42

Гарольд возбужденно шагал по коридорам заброшенной психушки. Врывавшийся в разбитые окна ветер посвистывал в пустых помещениях, словно аккомпанируя бесцельным шатаниям Гарольда. А тот уверенно передвигался по темным проходам и комнатам, которые так хорошо изучил когда-то, но теперь будто знакомился с ними заново. Пирс не мог спать и не то чтобы боялся: просто впервые за много лет долгожданное забытье не приходило.

Он толкнул дверь и вошел туда, где когда-то находилась его спальня. Пара кроватей, слишком старых, чтобы перевозить эту рухлядь в новую больницу, стояла на прежних местах. Их металлические сетки проржавели, матрацы разорвались и отсырели. Гарольд подошел к одной из них, присмотрелся, и перед ним предстало видение, казалось, не из такого уж далекого прошлого, когда он мирно спал на этом самом месте.

Приблизившись к окну, Гарольд выглянул в ночь. Будто миллионы лет прошли с тех пор, как он жил здесь. Воспоминания мелькали перед ним, как поблекшие фотографии с нечеткими лицами и пейзажами.

Довольно долго простояв у окна, Пирс наконец развернулся и пошел прочь из бывшей спальни, захлопнув за собой дверь. Он медленно пробирался по темному коридору, рассеянно прикасаясь рукой к изувеченной части лица, пока не добрался до лестницы, ведущей наверх, в комнату на втором этаже, где остались зародыши. Какое-то время он постоял, бездумно уставившись в темноту, словно ожидая кого-то увидеть, а потом начал устало подниматься наверх. Ноги и голова-гуд ели, и по мере приближения к комнате усиливался ужасный смрад, опутывавший его невидимыми щупальцами.

Кое-как доковыляв до двери, он распахнул ее, вцепившись обеими руками в дверной косяк с такой силой, что побелели костяшки пальцев.

Самый крупный из трех монстров встал на ноги.

Слегка покачиваясь, не отрывая гипнотического взгляда черных глаз от Гарольда, он медленно двинулся ему навстречу.

Глава 43

Пол Харви сорвал с лица последнюю повязку и отшвырнул ее в сторону. От бинтов на голове он тоже уже успел освободиться. Медленно продвигаясь по тропинке, жадно впитывал в себя утренний воздух, но ему трудно было дышать носом, и дыхание стало хриплым. Непрестанная боль вгрызалась в его череп сзади, и время от времени он осторожно касался трещины рукой.

Игзэм еще только пробуждался к жизни. На рассвете город спал, но Харви знал, что скоро на улицах и в своих садах начнут появляться люди, станут выгуливать собак. Ему необходимо найти укрытие. Он провел ночь в сарайчике на задворках огромного сада. Именно там он подобрал садовые ножницы, которые теперь сжимал своей огромной ручищей. Но по мере того, как дневной свет неумолимо вступал в свои права, Харви все сильнее понимал, что ему необходимо побыстрее найти надежное убежище.

Церковь стояла на холме, на границе одного из жилых массивов Игзэма. Старое, повидавшее виды каменное здание со щербатыми стенами и поблекшими витражами выглядело заброшенным. На ветру уныло поскрипывал флюгер, и Харви решил, что здесь он, возможно, найдет то, что ему нужно. Могильные плиты церковного кладбища поросли мхом, на запущенных участках буйно разросся бурьян. Повсюду валялись пожухлые сморщенные головки засохших цветов, напоминавшие разбросанное конфетти.

Добравшись до главного входа церкви, Харви обнаружил, что дверь заперта. Разозлившись оттого, что она не поддавалась его мощным ударам, он, что-то бормоча себе под нос, двинулся в обход. Попалась еще одна дверь, деревянная и очень старая, вся в трещинах, цвета засохшей крови. Ее удерживала закрытой довольно хрупкая на вид цепочка. Харви потянул за нее и заскрежетал зубами, ощутив, как поддаются его усилиям ржавые звенья. Цепь разорвалась, и ее концы глухо лязгнули по дереву. Харви просунул пальцы в проем между косяком и дверью, пытаясь открыть ее.

Петли протестующе заскрипели, но Харви не ослаблял напора. В конце концов дверь слегка поддалась, и он протиснулся внутрь. Спертый воздух и непроницаемый мрак чуть было не вынудили его изменить решение, но из-за сломанного носа запахи не очень беспокоили его, а вскоре он обнаружил, что в подземелье даже проникает какой-то свет. Харви осторожно спустился по каменным ступенькам и, только достигнув дна подвала, понял, что очутился в склепе.

Как бы там ни было, но и склеп мог послужить ему укрытием. Харви сел и положил ножницы на колени.

Он дожидался темноты.

Глава 44

Поднявшись по ступенькам, Мэгги остановилась, чтобы перевести дыхание. Она считала, что находится в неплохой форме, но, карабкаясь вверх по ступенькам, совершенно выбилась из сил. Подходя к двери своей квартиры, она подумала о том, что напрасно не надела туфли на низком каблуке. Ноги гудели, и единственным ее желанием было поскорее погрузиться в ванну. Опустив сумки на пол, Мэгги полезла в карман джинсов за ключами.

Было слышно, как в квартире зазвонил телефон, и Мэгги, раздраженно чертыхаясь, никак не могла попасть ключом в замочную скважину. Открыв наконец дверь, она схватила сумку и поспешила к телефону, уверенная, что он перестанет звонить за долю секунды до того, как она возьмет трубку. Метнувшись к аппарату, Мэгги схватила трубку:

— Алло?

— Доктор Форд?

Голос показался знакомым, но Мэгги не сразу поняла, кому он принадлежит.

— Это Рональд Поттер.

Мэгги недоуменно подняла бровь.

— Чем могу быть полезна?

Голос Поттера звучал озабоченно, даже как-то потерянно:

— Я уже три часа пытаюсь с вами связаться, — быстро заговорил он, не давая ей вставить и слова. Она взглянула на часы — тридцать пять минут пятого. — У нас еще одна смерть. Симптомы идентичны той, что и вчера. — Мэгги услышала на другом конце провода шелест переворачиваемых страниц. — Эктопическая беременность. Джудит Майерс.

— Я помню, — сказала Мэгги.

— Сегодня днем произошел второй такой же случай. Результаты вскрытия аналогичны. Ни зародыша, ни яйца. Пациентка так же умерла от разрыва фаллопиевой трубы.

Мэгги перевела дыхание и до боли сжала трубку телефонного аппарата.

— Доктор форд?

Голос Поттера вывел ее из столбняка.

— Да, слушаю вас... Я сейчас подъеду в больницу. Буквально через десять минут.

Положив трубку на рычаг, не переодеваясь, она выбежала из квартиры. Сумка с покупками так и осталась стоять неразобранной на полу в гостиной.

...Мэгги отхлебнула едва теплый кофе и поморщилась. На столе перед ней лежало несколько папок, включая и ту, на которой стояло имя Джудит Майерс. Но ее внимание сейчас привлекал аккуратно отпечатанный листок под рубрикой:

ФЭЙРВЕЙЛСКАЯ БОЛЬНИЦА: ИСТОРИЯ БОЛЕЗНИ

Было ей известно и имя, занесенное в соответствующую графу: Линн Тайлер.

Мэгги глубоко вздохнула и в четвертый раз пробежала глазами записи. Результаты вскрытия она также прочитала несколько раз, то и дело сравнивая с историей болезни Джудит Майерс. Возникало впечатление, что описания обеих аутопсий буквально повторяли друг друга. Все до мелочей совпадало в этих двух случаях. Обе молодые, явно здоровые женщины умерли от внутреннего кровотечения в результате разрыва фаллопиевой трубы, и не просто разрыва, а полного разрушения этого жизненно важного внутреннего органа. Никаких предварительных признаков, сразу стремительное развитие смертельных симптомов, приведших к гибели в считанные часы.

— "Свидетельств развития зародыша или плода не обнаружено", — вслух читала Мэгги.

То же заключение в обоих случаях. В чем она была уверена, так только в том, что это не вирус. Возможно ли здесь совпадение? Шансы в пользу такого предположения бесконечно малы. Линн Тайлер умерла от разрыва фаллопиевой трубы, размеры которой соответствовали развитию в ней шестимесячного зародыша. Даже размеры перфораций совпадали, думала Мэгги. И еще одно обстоятельство приводило ее в замешательство.

Линн Тайлер, как и Джудит Майерс, был сделан клинический аборт семь недель назад.

Мэгги провела рукой по волосам и попыталась найти какое-то объяснение двум летальным исходам, описание которых лежало перед ней в цифрах и выкладках. Похоже, ответа не находилось, а лишающая покоя идентичность двух смертей приводила в еще большее замешательство.

И еще одна папка лежала на столе. Теперь Мэгги взяла ее в руки и открыла. В ней лежала докладная записка старшего санитара о том, что обнаружены зародыши, захороненные Гарольдом Пирсом на территории больницы. Мэгги прочла это один раз, потом, более внимательно, второй. В докладной сообщалось также, как обнаружили могилу, как откопали останки, а потом уничтожили их обычным способом. В конце стояла отметка о том, что Гарольд Пирс уволен за нарушение правил больницы.

Итак, выкопали и сожгли пять зародышей... Мэгги нахмурилась и взглянула еще на один листок бумаги, лежавший слева от нее: список всех клинических абортов, произведенных с начала августа до конца сентября. Их было восемь. И в каждом случае ответственным за уничтожение зародышей назначался Гарольд Пирс.

Восемь абортов... Но в могиле найдено всего пять эмбрионов.

Возможно, этих троих он просто пропустил, предположила Мэгги. Она в задумчивости прикусила нижнюю губу. Навязчивая идея Гарольда насчет «сжигания детей», как он это называл, еще тогда удивила ее; но сейчас, сидя в своем кабинете, Мэгги вдруг задумалась над тем, насколько далеко мог зайти Гарольд в осуществлении этой идеи.

— Сделано восемь абортов, — проговорила Мэгги вслух. — Пять тел эксгумировано. — Она забарабанила пальцами по столу.

В дверь постучали.

— Войдите, — пригласила Мэгги и удивилась, увидев Рэндола.

— Я зашел к тебе домой, там — никого. И я решил попытать счастья здесь.

— Извини, но кое-что произошло. — Потом, с трудом отрешившись от своих дум, она вспомнила, что и у него есть свои проблемы, и уже более мягко спросила: — Есть что-нибудь новое о Харви?

Он покачал головой и извлек из-за спины газету.

— И так тошно, а тут еще вот это, — пробормотал он и протянул ей газету.

Она развернула ее и прочла броский заголовок:

МАНЬЯК ХАРВИ СНОВА УБЕГАЕТ ОТ ПОЛИЦИИ

— О Боже! — воскликнула Мэгги, быстро пробежав статью. — «Убийца Пол Харви, предположительно ответственный за четыре недавних смерти в Игзэме, вторично сбежал от полиции, в то время как много дней...» — Она решила не читать до конца. — И что ты собираешься делать?

Рэндол смотрел в окно на темнеющее небо. Первые капли дождя уже ползли по оконному стеклу, как безмолвные слезы.

— По поводу чего? — резко спросил он. — Харви или этой вонючей статейки?

— Того и другого.

— Гнусные местные газетчики! Впрочем, они везде одинаковы, — рявкнул Рэндол. — Горстка грошовых писак. С таким же успехом они могут создавать свои шедевры на туалетной бумаге — пригодится для подтирки зада. — Он зло стукнул кулаком по оконной раме.

— Так как же с Харви?

Рэндол тяжело вздохнул.

— Мои ребята ищут его. Я приказал связаться со мной, как только нападут на след. — Он повернулся к ее столу и окинул взглядом разложенные на нем бумаги. — А у тебя какие проблемы? — Инспектор уселся напротив Мэгги. И она заговорила. Рассказала ему все. О двух смертях, о результатах вскрытия, об абортах, о могиле зародышей.

— Господи! — поразился Рэндол. — Как же ты все это можешь объяснить?

— Никак.

— И у патологоанатома тоже нет ответа?

Она покачала головой.

Рэндол поинтересовался, не мог ли вирус стать причиной обеих смертей.

— Любая инфекция была бы обнаружена при вскрытии, — пояснила Мэгги.

Он нагнулся и взял со стола одну из папок.

— В обоих случаях, — начала Мэгги, — нет физической причины для разрыва фаллопиевой трубы, что и является самым обескураживающим. Все выглядит так, будто обе смерти были... — Она подбирала наиболее подходящее слово. — Ну, внушены, что ли.

Рэндол поднял на нее глаза.

— Я не совсем уловил твою мысль.

— Каждая женщина по-разному реагирует на аборт, — объяснила Мэгги. — Для некоторых это огромное облегчение, но даже те, кто хочет этой операции, кто понимает, что она неизбежна, все же чувствуют вину. Чувство вины может прятаться глубоко в подсознании, но оно непременно существует.

— Ты хочешь сказать, что обе эти женщины сами себе внушили симптомы эктопической беременности в наказание за то, что избавились от детей?

Мэгги приподняла бровь.

— Звучит безумно, верно?

Рэндол опустил папку на стол.

— Звучит чертовски странно, Мэгги.

— Ладно, тогда скажи мне, как ты можешь объяснить то, что произошло?

— Послушай, врач — ты, а не я, но ты должна признать, что твоя версия выглядит... несколько высосанной из пальца.

— Лу, скажи, что тебе известно о способностях человеческого мозга?

— Ну, примерно то же, что и любому другому рядовому человеку. О каких именно способностях ты говоришь?

— О навязчивых идеях, самовнушении, самогипнозе... О вещах подобного рода.

Он вздохнул.

— Послушай, Лу, — тихо проговорила Мэгги. — Я знаю, что хватаюсь за соломинку, но это все, что у меня есть. Обе женщины подверглись аборту без медицинских показаний.

— Что это значит?

— В медицинской практике необходимы аборты, когда плод недоразвит, ущербен или нежизнеспособен. Как Джудит Майерс, так и Линн Тайлер должны были произвести на свет прекрасных здоровых младенцев. Дети нормально развивались в утробах матерей. Аборты они сделали из соображений удобств, а не по необходимости.

— Ты сказала, что в могиле не хватало трех зародышей? А что с матерью третьего абортированного ребенка?

— Этот аборт был необходим. Сканирование показало ненормальное развитие плода.

Рэндол кивнул.

— Если твоя теория эктопической беременности верна, тогда, как понимаешь, ты пытаешься внушить мне, будто обе женщины покончили жизнь самоубийством.

Мэгги вздохнула.

— Да, звучит дико, но ты прав. — Наступила долгая пауза. — Лу, выглядит все так, будто, несмотря на произведенные недели назад аборты, зародыши, как ни в чем не бывало, продолжали развиваться в их фаллопиевых трубах. Не знаю, что и думать...

— А это дело с захоронением? Найдены ли три пропавших зародыша?

— Мне об этом ничего не известно, — сказала Мэгги.

Рэндол нахмурился, понимая, что собирается сказать нечто совершенно идиотское. Он прокашлялся.

— Скажи, Мэгги, а существует ли вероятность развития зародыша после его удаления из матки? — выпалил он.

— Нет. Даже в лабораторных условиях поддержать такую жизнь очень сложно. Не невозможно, но чрезвычайно маловероятно.

Он глубоко вздохнул.

— Вот что. Я сам точно не знаю, что пытаюсь тебе сказать, — признался он, — но уверен в одном: я хочу побеседовать с Гарольдом Пирсом.

— Он-то как может быть связан со всем этим?

— Возможно, он знает, что случилось с остальными тремя зародышами.

Мэгги закрыла папки и сложила их в стопку на углу стола. Встала и выключила свет. Комната погрузилась во мрак.

— Возможно, полный желудок поможет стимулировать мыслительные процессы, — подытожил Рэндол, открывая перед ней дверь.

Они вышли в коридор и направились к лифту. Мэгги выглядела расстроенной и, когда они спустились вниз, крепко взяла своего спутника под руку. Они пошли к стоянке, где Рэндол припарковал свою машину. Он открыл дверцу и пропустил Мэгги вперед. С явной неохотой она отпустила его руку. Рэндол мягко коснулся ее щеки и нежно поцеловал в губы.

Внутри машины было тепло, но оба слегка дрожали.

Через двадцать минут они добрались до дома Рэндола.

Поели без особого аппетита. А потом тихо разговаривали, словно опасаясь, что кто-то может их подслушать. Снова и снова возвращались к тому, что произошло в больнице, будто повторное обсуждение странных событий могло навести на какое-нибудь решение. Не было оснований во всем подозревать вмешательство сверхъестественных сил, однако в атмосфере ощущалась какая-то напряженность и непонятная тревога. Они сидели в гостиной, Рэндол обнимал Мэгги за плечи, и она чувствовала приятное умиротворение. Но задаваясь вопросами, они не находили на них ответов.

— Мы можем так просидеть всю ночь, а ведь это ни к чему не приведет, — говорила Мэгги с грустной улыбкой. — Теперь я понимаю, что ты чувствуешь, когда пытаешься вычислить Харви.

— Похоже, в нашем стогу спрятана не одна иголка, — отозвался Рэндол и затянулся только что зажженной сигаретой. Он поднялся и пошел к бару, чтобы налить им обоим по солидной порции бренди.

Мэгги обвела взглядом комнату. Она была небольшой и опрятной. Сразу видно, что хозяин заботится о своем жилище. В комнате стоял приятный запах лимона (средство для чистки ковров, подумала Мэгги), который только добавлял штришок к общей картине чистоты и порядка. На полочке над газовым камином стояли три фотографии: Рэндола с женой и дочкой и отдельно Фионы и Лизы. Мэгги потрясла красота женщины. Ребенок тоже выглядел очаровательным, улыбка демонстрировала милые ямочки на щеках, в искрящихся глазах светилась задорная игривость.

— Твоя жена была настоящей красавицей, — заметила Мэгги.

Рэндол улыбнулся.

— Знаю, — сказал он и протянул ей бренди. — И Лиза была очень похожа на нее. — Он подошел к каминной полке и взял в руки фотографию дочери. — Моя маленькая принцесса, — произнес он с мечтательной улыбкой. Неохотно поставив фотографию на место, повернулся к Мэгги:

— Точно так же Фиона, уверен, отозвалась бы и о тебе, — он улыбнулся и поднял свой бокал.

Рэндол сделал большой глоток и ощутил, как янтарная жидкость теплом разливается по телу. Мэгги тоже отпила немного.

— Итак, что еще мы можем сказать об этих смертях? Патологоанатом высказал свое мнение? — спросил Рэндол.

Мэгги покачала головой.

— Не знаю, Лу, — призналась она, посмотрев на свой бокал, а затем на Рэндола. — Единственное, что меня сейчас тревожит, это вот что: если мы не найдем объяснения этим двум смертям, то как предотвратить подобные случаи в дальнейшем? А вдруг такое произойдет и с теми, кто не избавлялся от беременности?

— Почему это должно распространяться и на них?

— Раз вскрытие показало, что фаллопиева труба не содержала ни эмбриона, ни яйца, тогда теоретически подобное может произойти с любой женщиной детородного возраста.

— Ты не можешь этого утверждать, пока не обнаружена причина, — запротестовал Рэндол.

— В этом-то вся проблема, не так ли? Мы не знаем причины.

Оба долго молчали. Тишину нарушил только резкий телефонный звонок. Рэндол подошел к аппарату, снял трубку.

— Слушаю вас.

Мэгги посмотрела на него и по выражению его лица догадалась, что новости явно неважные. Она встала со своего места и подошла к нему.

— Да. Когда? Где? — Он открыл лежавший перед ним блокнот и сделал какую-то запись. Слушая, он чертил в блокноте карандашом маленькие кружочки.

— Что случилось? — прошептала Мэгги.

— Убийство, — сказал он, протягивая ей блокнот, где было записано место происшествия, — но на этот раз у нас есть свидетель.

У Мэгги пересохло в горле, и она наблюдала за тем, как Рэндол, не отрывая трубки от уха, чертит в блокноте спиральные узоры.

— Виллис, у жертвы было при себе удостоверение личности?

— Нет, шеф. — Голос сержанта звучал напряженно. — Мы сняли отпечатки пальцев и трижды их перепроверили.

— Перепроверили?! Что, ради Бога?! — повысил голос Рэндол.

Виллис вздохнул.

— Жертву нашли обезглавленной. Рэндол с хрустом сломал карандаш.

— Ну и как это связано с проклятыми отпечатками пальцев?

— Жертва — Пол Харви.

Глава 45

Машина Рэндола с визгом затормозила, колеса еще несколько секунд вращались на мокром асфальте. На дороге стояла «скорая помощь», бесшумно поблескивая голубой мигалкой, а рядом — две «панды». В темноте сновали люди в униформах, и, выйдя из машины, инспектор увидел, что у дальней стороны дороги растут деревья, за ними проходит узкая дорожка, ведущая к двум домам. Дорожку с обеих сторон обрамляли высокие заросли кустарника. В обоих домах горел свет, горел он и в тех домах, что стояли дальше по улице. Несмотря на дождь, у ворот торчало несколько человек, пытаясь разглядеть, что же произошло. Мэгги тоже вышла из машины, захлопнув за собой дверцу. Вместе они поспешили к месту, где кипела лихорадочная деятельность. Рэндол увидел констебля полиции Хиггинса и подозвал его.

— Где тело? — поинтересовался инспектор.

— Сюда, шеф. Мы все оставили, как есть, до вашего приезда. — Он подвел их к окруженной живой изгородью дорожке, на которой лежал накрытый простыней труп. Рэндол присел и отвернул край простыни, почувствовав, как по спине пробежала дрожь.

— Черт, — пробормотал он.

Мэгги тоже взглянула на обезглавленное тело и едва перевела дух.

— Где свидетель? — требовательно спросил Рэндол.

— В «скорой». Пожилая дама из соседнего дома принесла ему кружку чая, а бедный парень в шоке. По существу, он еще ребенок.

Рэндол и Мэгги последовали за Хиггинсом к машине «скорой помощи». Инспектор забрался в салон. Там сидел подросток лет пятнадцати с мертвенно-бледным лицом и трясся, как осиновый лист. Обеими руками он держал кружку с чаем и словно не знал, что с ней делать.

Он ошарашенно поглядел на Рэндола и на появившуюся следом за ним Мэгги.

— Как тебя зовут, сынок? — спросил Рэндол.

Парень принялся нервно ковырять прыщ на подбородке. Судорожно сглотнув, запинаясь, промямлил:

— М... Марк Роллингз.

— Я хочу всего лишь узнать, что ты видел, — мягко произнес Рэндол.

Юноша изо всех сил пытался унять дрожь, но эта задача оказалась невыполнимой. Он расплескал чай и обжег себе руку. Мэгги взяла у него кружку.

— Ну... — начал он. — Я возвращался домой из кино после того, как проводил свою подружку. Она тут за углом живет. В общем, я решил сократить путь и пошел по этой дорожке. И увидел этого типа с ножом.

— На дорожке? — спросил Рэндол.

— Ага. Он как раз склонился над чем-то. Я видел, как он поднял нож... там лежало тело. Он взял и к чертовой матери отрезал голову. — Юноша побледнел еще сильней и стиснул зубы. — Я видел, как он поднял ее и положил в мешок или во что-то еще. Меня он не заметил.

— Ты рассмотрел его лицо? Этого мужчины с ножом? — спросил Рэндол.

— Ага. Было, конечно, темно, но... в общем, у него на лице такой большой шрам или что-то в этом роде на целых поллица.

Рэндол и Мэгги обменялись тревожными взглядами. Их посетила одна и та же догадка.

— Он выглядел точно как из фильма ужасов, — продолжал Роллингз, — будто обгорел или его пытали.

Рэндол встал, ободряюще потрепал парня по плечу и спрыгнул на землю, подав руку Мэгги. Никто из них не произнес ни слова — не было необходимости. Рэндол только перекинулся парой слов с сержантом Виллисом и повел Мэгги к своей машине. Забравшись внутрь, они с минуту сидели молча. Инспектор тяжело вздохнул и спросил:

— Когда Пирс покинул больницу, куда он пошел?

— Лу, я тебе уже говорила, никто не знает.

Рэндол с досадой ударил по рулю. Гнев его постепенно шел на убыль, особенно когда он встретился взглядом с Мэгги.

— Он проторчал в этой психушке более тридцати лет, не так ли?

Она кивнула, недоумевая:

— Я пока не улавливаю...

— Это единственный дом, какой он когда-либо знал. — Рэндол завел мотор.

Теперь до нее дошло.

Включив передачу, Рэндол развернул машину и выехал на трассу.

Они мчались по дороге к заброшенной психиатрической больнице.

Глава 46

— Почему ты так уверен, что он здесь? — спросила Мэгги, когда Рэндол остановил машину.

— Сам не знаю, — сказал он, открывая дверцу. — Давай просто надеяться, что эта догадка оправдается.

Он вышел из машины и направился к воротам, преграждавшим подъезд к зданию. На каменной арке выше ворот он разобрал три слова:

ИГЗЭМСКАЯ ПСИХИАТРИЧЕСКАЯ ЛЕЧЕБНИЦА

Ворота были на замке. Рэндол подергал его. Ржавые петли недовольно заскрипели, но не поддались. Инспектор посмотрел по сторонам. На машине можно было проехать только через ворота, но было множество лазеек, куда спокойно проходил человек. Рэндол внимательно посмотрел под ноги. Нашел камень. Подошел к воротам и, что было сил, ударил по замку, который с глухим стуком упал к его ногам. Инспектор уперся плечом в одну половину ворот и приналег на нее всем телом. На поверку ворота оказались тяжелее, чем на вид. От напряжения Рэндол вспотел, но не сдавался. Наконец ему удалось сдвинуть одну из створок с места. То же он проделал со второй и поспешил к машине. Включив двигатель, провел машину под аркой и двинулся к зданию лечебницы.

Подъездную дорогу обрамляли деревья, листья с которых уже опали. Рэндол прикинул, что до здания будет добрых полмили. Машину он вел медленно, внимательно вглядываясь в темноту, готовый реагировать на малейшую неожиданность.

— Что ты будешь делать, если найдешь там Гарольда? — спросила Мэгги.

— Когда найду — сообщу, — загадочно ответил Рэндол.

Очутившись перед главным входом, они остановились, разглядывая здание. Представший перед ними памятник викторианской эпохи уже одним своим видом вызывал легкую дрожь. В темноте лечебница казалась вытесанной из единой гигантской гранитной глыбы. Пятиэтажное здание было построено в форме буквы "Е", на крыше возвышалось непонятное сооружение, напоминавшее церковный шпиль, увенчанный флюгером, который бесстрастно взирал на окружавшие его запустение и мрак.

Инспектор выбрался из машины, Мэгги последовала было его примеру, но Рэндол предупредительно поднял руку:

— Ты останешься в машине, — сказал он.

— Но, Лу, ты ведь не знаешь наверняка, здесь ли он? И даже если это так, я с ним, по крайней мере, знакома. Я смогу поговорить...

— Этот человек — чертов маньяк, — резко бросил он. — Оставайся в машине, запри все дверцы и ничем не выдавай своего присутствия, пока я не вернусь. Если через час меня не будет, используй это. — Он схватил рацию и потряс ею перед лицом Мэгги. — Свяжись со станцией и сообщи, где мы находимся. Поняла?

Она ничего не ответила.

— Ты поняла меня? — повторил Рэндол с нажимом.

— Хорошо, Лу. Будь осторожен.

Он кивнул, хлопнул дверцей и подождал, пока Мэгги запрется изнутри. Потом двинулся по направлению к главному входу. Как он и ожидал, двери были заперты, и он пошел вдоль фасада здания, заглядывая по очереди во все окна и подмечая все, что могло бы ему подсказать, где прячется Пирс. Завернув за угол, Рэндол исчез из поля зрения Мэгги. Она застыла в ожидании, нервно прижав локти к бедрам.

Рэндол осторожно продвигался вперед, отмечая по пути, как много здесь разбитых окон, теперь он мог с уверенностью сказать, что все они, пожалуй, стали жертвой детских забав.

Круглые дыры в стеклах явно свидетельствовали о том, куда попадали камни. Пока еще ничто не говорило о насильственном проникновении в здание. Нетерпеливо переведя дыхание, инспектор стал гадать, не подвело ли его предчувствие. Положив руку на подоконник, он ощутил, что пальцы прикоснулись к чему-то влажному. Инспектор обернулся, присмотревшись, — на облупившейся краске темнело пятно. Он поднес пальцы к носу и понюхал. Ошибки быть не могло — четко различимый, с медным оттенком запах крови.

Взглянув вверх, он увидел, что темная жидкость скопилась между двойными рамами окна, которое было наполовину выбито — как раз около ручки. Полицейский ухватился за оконную раму, подтянулся и забрался на подоконник. Побалансировав на нем пару секунд, он толкнул раму, и окно охотно распахнулось, словно приглашая в здание. Рэндол спрыгнул внутрь.

В нос ударил запах сырости. Инспектор энергично замигал и прищурился, чтобы дать глазам возможность привыкнуть к темноте. Естественного света, проникавшего через окна, было еще достаточно, чтобы понять, что он попал во врачебный кабинет. Под порывом ветра поднялась и закружилась пыль, проникая в нос и горло, но он справился с желанием чихнуть, боясь спугнуть того, кто, возможно, прятался в этих стенах где-то рядом. И вдруг прямо перед собой на полу инспектор обнаружил большое кровавое пятно, а рядом с ним уже подсыхающие ярко-красные капли. След вел к двери, и Рэндол замер, прислушиваясь. Бывший сумасшедший дом встречал его тишиной и какой-то заговорщической атмосферой, от которой инспектору вдруг стало как-то не по себе.

Он медленно открыл дверь.

За ней увидел коридоры — прямо, вправо, влево — и после минутного раздумья выбрал тот, который вел прямо.

* * *

Гарольд услышал доносившийся снизу шум.

Он схватил длинный разделочный нож с еще влажным от крови лезвием и, чутко прислушиваясь к каждому звуку в здании, поспешил в коридор. Его губы кривились в зловещей ухмылке. Кто-то залез в его обитель. Но ему не уйти.

Ум Пирса, казалось, внезапно прояснился, чего не случалось уже несколько месяцев, и он бросился во мрак коридоров, готовый сразиться с неизвестным противником.

Найти незваного гостя — это всего лишь дело времени.

* * *

Мэгги взглянула на часы. Через десять минут настанет полночь. Рэндол ушел почти пятнадцать минут назад. Она вздохнула и нервно заерзала на сиденье. Прямо перед ней, у ветрового стекла, лежал фонарик, и она поглядывала на него чуть ли не с вожделением. На секунду закрыла глаза, пытаясь еще раз обдумать все, что произошло. Ей было трудно смириться с мыслью, что Гарольд Пирс — убийца, но это стало очевидным фактом. И все же, если бы только ей удалось поговорить с ним, убедить его...

Со своего места она хорошо видела, что многие окна здания разбиты. Представлялось относительно легким делом проникнуть туда через окно. Она еще раз поглядела на фонарик и на сей раз решилась его взять. Потом вышла из машины и захлопнула за собой дверцу. Поспешив к ближайшему разбитому окну, засунула руку в брешь и открыла шпингалет. Распахнув окно, она подтянулась на руках, взобралась на подоконник и, преодолев его, спрыгнула на пол. Тут Мэгги включила фонарик и увидела, что дверь перед ней открыта. Мощный луч света хорошо освещал путь.

Затаив дыхание, она тихо вышла в коридор.

* * *

Рэндол толкнул очередную дверь, не переставая удивляться тому, что так много помещений в здании оставлены незапертыми. Впрочем, рассудил он, никто и не предполагал, что кому-нибудь приспичит вернуться сюда снова. К чему лишние хлопоты? Он осторожно вошел в большой зал, видимо, бывшую столовую. В одном углу сгрудились длинные столы, другой занимала большая стойка, закрытая спереди листом рифленого железа с навешенным на нем замком. Инспектор подошел ближе, стуча ботинками по каменному полу. Большие окна, затянутые сеткой, пропускали с улицы чуть больше света, но Рэндол уже устал от постоянной необходимости напрягать зрение. Он замер и долго стоял, прислушиваясь, пытаясь уловить хоть малейший намек на какое-то движение.

Тишина.

Инспектор глубоко вздохнул и вернулся в коридор, потом зашел в соседнюю комнату, тоже незапертую. И только осмотрев ее, вдруг осознал, что, если натолкнется на Пирса, ему нечем будет себя защитить. Судорожно сглотнув, полицейский двинулся в следующий коридор, в котором комнаты шли через каждые пятнадцать ярдов. И все их следовало проверить.

Он распахнул первую дверь.

* * *

Гарольд постоял у подножия лестницы, оглядываясь по сторонам. Незваного гостя нигде не было видно, но он знал — его добыча бродит где-то здесь. Волна адреналина хлынула в кровь, и он еще крепче сжал нож, дыхание стало частым и возбужденным. Гарольд дотронулся до изувеченного лица, ощущая под пальцами омертвевшую корку кожи. Повернув налево, он медленно двинулся по коридору и замер, услышав впереди себя какое-то движение. С зажатым в руке ножом он юркнул в ближайшую комнату.

* * *

Мэгги положила руку на перила и тут же отдернула ее, коснувшись чего-то липкого.

Кровь.

Кровь была на перилах и на ступеньках. Посветив перед собой фонариком, Мэгги начала подниматься по лестнице. Вытерла руку о джинсы и почувствовала, что сердце забилось быстрее. Ступеньки круто поднимались вверх и заканчивались лестничной площадкой, на которую выходило два коридора. Мэгги выбрала левый и двинулась на цыпочках по каменному полу, стараясь не стучать своими высокими каблуками.

И тут она вся сжалась от внезапной тошнотворной вони, которая словно окутала ее невидимым облаком. Она прикрыла рот рукой, подавляя приступы кашля. Чем дальше она продвигалась по коридору, тем невыносимее становился запах, в голове ее все поплыло, и она была вынуждена прислониться к стене, чтобы прийти в себя. Направив перед собой луч света, Мэгги попыталась выяснить источник одуряющего смрада и, увидев в конце коридора открытую дверь, направилась к ней. Она прижалась к стене и прислушалась. Из комнаты доносились мягкие булькающие звуки, напоминающие хриплое гуканье. На секунду Мэгги прикрыла глаза от ужаса и отвращения, вызванных мелькнувшей в голове догадкой. Она уже пожалела, что не осталась в машине.

Направив луч света в комнату, Мэгги заглянула внутрь.

Ей стоило неимоверных усилий подавить внезапно подступившие позывы к рвоте. Покачнувшись, она прислонилась к дверному косяку и, помимо воли, притягиваемая зрелищем, которое открылось ей, медленно вошла в комнату.

Мэгги затрясла головой, будучи не в состоянии поверить в то, что увидела. Ей казалось, что она вот-вот очнется от дурного сна, и выяснится, что все это просто ночной кошмар. Но никакой кошмар не мог бы сравниться по своей ужасающей омерзительности с представшей перед ней реальностью.

Она направила фонарик на первого зародыша, и существо слегка сжалось в луче яркого света, злобно сверкнув на нее темными глазами. Оно стояло, зажав в своих пальцах что-то густое и липкое. Еще один эмбрион лежал на полу, третий ползал вокруг какого-то круглого предмета.

Прошло несколько секунд, прежде чем Мэгги осознала, что этим предметом была человеческая голова.

Она невольно отступила на шаг, и нога ее наткнулась на что-то, тут же откатившееся в сторону. Посветив фонариком, она обнаружила нечто, от чего по коже пошел мороз.

Вторая голова частично уже разложилась, кожа вокруг шеи и глаз позеленела. Череп оказался расколотым пополам каким-то тяжелым предметом, так что был виден мозг. Когда Мэгги снова направила луч света на копошившихся перед ней монстров, она поняла, что за липкое серое вещество держал в руке самый крупный из них. Она смотрела на него, а существо тем временем подносило желеобразную массу к губам и неуклюже запихивало ее себе в рот.

Мэгги закрыла глаза.

Казалось, ее присутствие не смущало зародышей. Они были всецело поглощены отрезанной головой, с которой забавлялись с видимым удовольствием. Весь пол был заляпан кровью, смешанной с экскрементами, обрывками волос и кожи. В луче света поблескивало серое вещество мозга.

Внезапно все предстало перед Мэгги с ужасающей ясностью: обезглавленные жертвы, найденные полицией, навязчивая идея Гарольда по поводу кремации зародышей и, наконец, самое страшное открытие — теперь она понимала, почему в раскопанной могиле около Фэйрвейла нашли только пятерых зародышей из восьми.

Мэгги стояла, парализованная увиденным, пытаясь заставить себя сдвинуться с места или закричать, но не могла сделать ни того, ни другого. Она чувствовала, что сознание покидает ее, желудок сжимали спазмы, к горлу невыносимо подступила тошнота. Она отвернулась, и ее начало рвать. Кислый запах низвергавшейся из нее массы смешался с удушающей вонью, которой до того уже была заполнена комната. Правда, рвота вывела Мэгги из транса, и она наконец шагнула к двери.

СТОЙ!

Мэгги обеими руками схватилась за голову, фонарик упал на пол.

ТЫ НЕ УЙДЕШЬ.

«Это мое воображение диктует мне», — сказала она себе.

НЕТ, ЭТО НЕ ТВОЕ ВООБРАЖЕНИЕ.

Она обернулась, чтобы посмотреть на существа.

Может ли это быть телепатией? Она обдумала это и тут же отвергла предположение. Ее ум искал более привычное объяснение.

ТВОИ МЫСЛИ ОТКРЫТЫ ДЛЯ НАС.

Она уставилась на монстров. Ее лицо исказила гримаса, в которой соединились отвращение и какая-то заторможенность.

— Кто вы такие? — спросила Мэгги.

НИКТО. МЫ — НИКТО.

— Откуда вы знаете, о чем я думаю?

Слабое хихиканье — и Мэгги почувствовала вдруг, как волосы у нее становятся дыбом.

ОТ НАС НЕ МОЖЕТ БЫТЬ НИКАКИХ СЕКРЕТОВ, МЫ ЗНАЕМ ТВОИ МЫСЛИ И ТВОИ СТРАХИ.

Она подумала о Рэндоле. Если бы она могла предупредить его об опасности!

В мгновение ока он уже стоял возле нее и улыбался.

— Лу, — позвала она и шагнула вперед, протягивая руку, но тут же видение растаяло, и она снова осталась в одиночестве.

Легкое хихиканье снова прозвучало в ушах.

МЫСЛИ, СТРАХИ. НИКАКИХ СЕКРЕТОВ.

«Навеивание мыслей? — размышляла Мэгги. — Самовнушение?»

Именно то, о чем она говорила Рэндолу. И теперь ей стало ясно, что привело к смерти Джудит Майерс и Линн Тайлер. Эти зародыши были как раз тех размеров, которые и должны были вызвать разрыв фаллопиевых труб.

— Вы убили двух женщин, — сказала Мэгги.

ОНИ ДОЛЖНЫ БЫЛИ УМЕРЕТЬ.

— Почему?

ОНИ ХОТЕЛИ УБИТЬ НАС.

Мэгги подошла ближе, к самомукрупному существу, присела перед ним и профессиональным взглядом принялась осматривать его тело. Это был прекрасно сформированный зародыш, будто все это время он развивался естественным путем в утробе матери. Единственной пугающей вещью были глаза — черные и бездонные. Они приковывали к себе так же, как во время сеанса гипноза притягивает взгляд гипнотизера.

Рэндол услышал, что сверху доносятся какие-то неясные звуки, и побежал к лестнице. У первой ступеньки он на секунду остановился.

Из комнаты позади него выскочил Гарольд и с ножом в руке бросился на Рэндола.

Рэндол услышал свист рассекаемого сталью воздуха и попытался обернуться, но Гарольд опередил его, вонзив нож в плечо полицейского. Лезвие прошло сквозь плоть, задело ключицу и разорвало грудную мышцу, немедленно вызвав кровотечение. Пользуясь преимуществом внезапного нападения, Гарольд вытащил нож из раны и занес его, чтобы нанести еще один удар, но на этот раз Рэндолу удалось перехватить руку противника. Он отвел удар, и нож скользнул по стене. Мужчины упали на пол. Инспектор поразился силе этого сумасшедшего: пожилой человек обладал фантастической энергией. Рэндол ударил кулаком правой руки, его раненая левая почти вся онемела. Удар пришелся Гарольду прямо по скуле, но это лишь на миг остановило его. Тем не менее этой секунды хватило Рэндолу, чтобы вскочить на ноги. Когда Гарольд вздумал последовать его примеру, инспектор ударил его ногой в бок. Послышался хруст сломанного ребра.

Поверженный Гарольд выбросил вперед руку с ножом. Рэндол упал на колени и попытался ухватить запястье противника, но тот сделал еще один выпад, располосовав инспектору ладонь. Полицейский взвыл от боли, но все же сжал раненной рукой запястье Гарольда и стал колотить его кистью об пол, пытаясь заставить разжать руку и выпустить нож.

Гарольд вцепился Рэндолу в лицо, схватил его за волосы и сильно дернул голову в сторону. Они снова покатились по полу. На этот раз Гарольд вскочил на ноги первым, и Рэндол следил за тем, как отмеченный ужасным шрамом противник готовится к очередной атаке. Инспектор подождал, пока Гарольд подошел совсем близко, и мощно лягнул его в пах так, что тот согнулся пополам. Поспешно вскочив на ноги, Рэндол ухватил Гарольда за волосы, пригнул его голову и одним заученным движением ударил ею о свое колено. Из расплющенного носа брызнула кровь прямо инспектору на брюки. Все еще держа противника за волосы, Рэндол рывком выпрямил его и изо всех сил ударил в солнечное сплетение. Нож наконец упал на землю. Инспектор еще раз саданул Гарольду под дых. На этот раз противник кулем свалился на пол.

— Лу! — послышался вопль. Это кричала Мэгги.

Рэндол схватил нож и бросился вверх по ступенькам.

— Нет! — завопил Гарольд и заковылял за ним следом.

Он почти догнал инспектора, но силы покидали его. Рэндол развернулся, выставив нож перед собой, и Гарольд напоролся на него правым боком. Лезвие прошло рядом с почками и вонзилось в кишки. Полицейский выдернул нож, следя за тем, как Гарольд пытается одной рукой соединить края рваной раны, из которой била кровь, но пошатнулся и со стоном кубарем скатился вниз, к подножию лестницы, где и остался лежать неподвижно.

Рэндолу стало трудно дышать. Его левое плечо и рука онемели, а располосованная правая ладонь горела огнем. Он развернулся и устало преодолел несколько оставшихся ступенек. Дойдя до площадки, еще раз бросил взгляд на поверженного противника. Тот лежал на животе, уткнувшись лицом в пыльный пол. Вокруг него расползалось темное пятно.

Инспектор отвернулся. Теперь он стоял у того места, где сходились два коридора, и не знал, какой выбрать. Ударивший в нос смрад подсказал ему направление, и с зажатым в болезненно пульсировавшей руке ножом он осторожно двинулся налево.

Рэндол добрался до последней двери, оперся о косяк. В голове помутилось от боли, вызванной нанесенными ранами и тем, что открылось его взору.

— О Господи! — прохрипел он, окидывая взглядом ужасную картину. Головы, кровь, экскременты и...

Он уставился на зародышей-монстров, не веря своим глазам, и, качая головой из стороны в сторону, сделал шаг в комнату и только тут заметил Мэгги.

— Выбирайся отсюда! Немедленно! — приказал он ей, стиснув в руках нож.

Зародыши повернули головы в его сторону, и он почувствовал нарастающую боль в затылке. Рэндол медленно приближался к монстрам, отмечая про себя каждую отвратительную подробность их обличья.

— Лу, не трогай их, — тихо попросила Мэгги, все еще стоящая тут же.

Он, казалось, не слышал ее и продолжал идти вперед — медленно, с таким нечеловеческим усилием, будто на ногах его висели пудовые гири.

— Не трогай их! — продолжала умолять Мэгги.

— Что это? — прохрипел он, оглядываясь на нее.

— Это те самые зародыши, которые спрятал Пирс, те трое, которых не досчитались в могиле. Они выросли теперь...

— О Иисусе! — простонал Рэндол.

НАЗАД!

Его словно огрели металлическим прутом. Покачнувшись, он едва не упал, из носа потекла струйка крови.

— Лу! — кричала Мэгги. — Отойди, они убьют тебя!

Рэндол заскрежетал зубами и окровавленной рукой поднял нож. Ему казалось, что кто-то надувает ему голову мощным насосом. Глаза вылезали из орбит, из слезного канала выкатилась кровавая капля и сползла по щеке. Боль в голове нарастала. Но это не остановило его.

До монстров оставалось менее десяти ярдов.

— Лу!

Ноги его подкосились, и он упал на колени, но продолжал ползти вперед. Вены на руках и на шее угрожающе вздулись, кровотечение из раны в плече и на руке усилилось. Он будто толкал тысячетонную дверь, наваливаясь на нее всем своим телом, и она после каждой попытки приоткрывалась лишь на дюйм. Рэндол до боли стиснул зубы в челюстях, его нож звякнул о каменный пол, когда он опустился на четвереньки.

И едва не закричал, увидев перед собой незрячие глаза Пола Харви.

Голова мертвеца лежала в луже подсыхающей крови в нескольких дюймах от лица полицейского. Густые алые потоки все еще лились из носа и ушей. Язык вывалился из побледневших губ. В черепе зияла широкая трещина, чуть выше правого уха, и Рэндол видел кусочки серого вещества, прилипшего к волосам. Черепная полость была опустошена, мягкие ткани выедены маленькими монстрами, которые в нескольких шагах от него довершали свою страшную трапезу, разрывая мозг жадными ручонками и запихивая его в свои прожорливые рты.

Не переставая ползти вперед, Рэндол задел лежавшую на его пути голову, и она откатилась, обнажив обрубок шеи с торчавшими из него венами и артериями, напоминавшими окровавленные щупальца.

Зародыши обрушили на Рэндола всю мощь своих сверхъестественных способностей, сфокусировав ее на инспекторе наподобие невидимого лазерного луча.

Из его ушей хлынула кровь, и он оглох на несколько долгих мгновений.

— Лу! — завизжала Мэгги. — Остановись!

Но ему оставалось до них всего несколько футов. Исходившая от монстров вонь заполняла его ноздри, смешиваясь с медным запахом собственной крови, струившейся из носа и капавшей на пол. Каждый дюйм требовал все больше усилий для продвижения, и инспектор стонал от невыносимого напряжения.

Рэндол поднял нож для удара.

И едва не закричал, обнаружив, что смотрит в глаза собственной дочери.

НЕТ.

— Лиза, — произнес он надтреснутым голосом, и нож завис в воздухе над ее головой.

НЕ УБИВАЙ МЕНЯ.

Он покачнулся, решил, что теряет сознание, и медленно опустил нож, не в силах оторвать взгляда от глаз дочери.

ПОЛОЖИ НОЖ.

Он бросил его перед собой, по-прежнему не сводя с нее глаз. Господи, как красива! Она лежала перед ним, и он протянул руку, чтобы коснуться ее гладкой кожи, но то, что он ощутил под пальцами, заставило его задохнуться. Плоть была мягкой и желеобразной. И холодной, как лед. Видение исчезло, и Рэндол обнаружил, что смотрит на зародышей-монстров.

— Нет! — закричал он и, снова схватив нож, мгновенно вонзил его в ближайшее существо. Огромный фонтан крови хлынул из раны, забрызгав Рэндола, который, всхлипывая, снова занес нож и отсек правую руку зародыша. Маленькая конечность, судорожно дергаясь, отлетела в сторону, кровь лилась потоком из перерезанных артерий. Рэндол опускал и поднимал нож снова и снова, пока тот не стал липким от его собственной крови и от крови этого существа. Второй зародыш попытался уползти, но Рэндол тут же поймал его, вонзил ему нож между лопаток и провел им вниз, вырезая почки и печень. Инспектор держал монстра за затылок и вонзал нож в шею, не обращая внимания на брызги крови, попадавшие ему в лицо. Он отрубил ухо, часть носа, воткнул лезвие в темный провал глаза.

Третье существо даже не пошевелилось, когда он вспорол ему живот и голыми руками с остервенением стал рвать маленький клубок внутренностей.

Наконец Рэндол перекатился на спину и бездумно уставился в потолок. Мэгги бросилась к нему, вытирая своим носовым платком кровь с его лица. Крови на нем было столько, что невозможно было разобрать, где его собственная, а где чужая. Она помогла ему встать на ноги и вывела в коридор.

— Надо возвращаться к машине, — прошептал он, пребывая в полуобморочном состоянии.

Она поддерживала его, кровь капала с его рук, попадая ей на одежду.

Добравшись до площадки, они начали осторожно спускаться.

— А Гарольд? — спросила Мэгги.

— Я убил его.

Но когда они спустились вниз, полицейский обнаружил лишь лужу крови. И никаких следов Гарольда.

— Идем! Быстро! — сказал инспектор и повел ее лабиринтами коридоров. — Он не мог уйти далеко, а мы должны вызвать подмогу.

Гарольд, как адское видение, возник из двери напротив. С разинутым ртом, окровавленным животом и пахом, он набросился на них, отшвырнув Мэгги в сторону. Рэндол попытался ударить его ножом, но Гарольд опередил его. И, хотя он был тяжело ранен, на его стороне на сей раз оказалось преимущество — внезапность нападения. Взмахнув деревянной палкой, похожей на ножку стула, он нанес по лицу Рэндола удар такой силы, что инспектор рухнул как подкошенный.

Мэгги завизжала и бросилась наутек, увидев, что Гарольд вновь завладел ножом и намерен преследовать ее.

Она влетела в какую-то дверь и очутилась в бывшей столовой. Захлопнув за собой дверь, она метнулась к окну в тот момент, когда Гарольд вломился в помещение. Он ринулся за ней, держа над головой окровавленный нож. Видя, что Гарольд вот-вот настигнет ее, Мэгги, сжав зубы, выбила рукой стекло. Порезавшись осколками, она вскрикнула, но все же открыла окно, взобравшись на подоконник, и тяжело спрыгнула в траву. Гарольд вскарабкался следом за ней, но увидел, что она уже бежит к машине, припаркованной неподалеку.

Мэгги, добежав, рванула на себя дверцу и быстро закрылась изнутри. Подоспевший Гарольд стал бить ножом в лобовое стекло, и Мэгги вся съежилась, ожидая, что оно вот-вот разобьется. Вдруг она заметила, что дверца с другой стороны незаперта. Она перегнулась, чтобы нажать на защелку, но Гарольд уловил ее движение и, распластавшись на капоте, ухватился за ручку дверцы, потянув на себя и приоткрыв ее на дюйм. Мэгги закричала и изо всех сил налегла на внутреннюю ручку, но постепенно, усилиями Гарольда зазор стал увеличиваться.

Потом он просунул руку с ножом в салон и стал размахивать им, вонзая в сиденье всего в каком-нибудь дюйме от Мэгги.

Та с усилием потянула ручку на себя, зажала его кисть дверцей и чуть не расхохоталась от злорадного удовольствия, когда Гарольд завопил от боли. Он отдернул руку, и Мэгги наконец закрылась изнутри. Он снова залез на капот и принялся колотить кулаками в лобовое стекло.

Мэгги схватила рацию, включила ее и, не дожидаясь ответа, стала говорить в микрофон.

На стекле появились первые трещины, и Гарольд, не унимаясь, все колотил и колотил по нему кулаками.

— Помогите! — крикнула Мэгги в микрофон. — Мы в старой психушке! Инспектор Рэндол тоже здесь!

Послышался неразборчивый ответ, рация отключилась.

Трещина на стекле все разрасталась, покрывая его сеткой густой паутины, и вскоре со стороны водительского сиденья стекло стало выглядеть, как непрозрачный толченый лед. Мэгги повернула ключ зажигания, и двигатель заработал. Она включила передачу, но нога ее соскользнула с педали, и мотор заглох.

Чуть не плача, она снова и снова поворачивала ключ зажигания.

Лобовое стекло провалилось в кабину, когда кулак Гарольда пробил его насквозь. Но пальцы Пирса хватали воздух в попытке дотянуться до Мэгги. Зазубренные края стекла врезались ему в кисть, зажав ее, как в капкане. Мэгги надавила на акселератор, и машина рванула вперед. Женщина услышала дикие вопли Гарольда, который видел стремительно приближающуюся стену, о которой Мэгги не подозревала, не разглядела в кромешной тьме. На скорости двадцать пять миль в час машина врезалась в здание. Послышался глухой стук тела о камень. Гарольд попытался встать, но в этот самый момент машина врезалась в Пирса, а Мэгги вывалилась из кабины.

В следующую секунду машина взорвалась, и забушевало неистовое пламя. Послышался леденящий душу крик: зажатый между стеной и машиной, Гарольд вопил в агонии, в то время как языки пламени жадно пожирали его плоть. Он прижимал обе руки к лицу, искусственный глаз выпал из своего гнезда, открывая темный провал. От горевших волос поднимались клубы дыма, обугленное мясо отваливалось кусками, словно у змеи, меняющей кожу. Раздался последний душераздирающий вопль, и ревущее пламя поглотило Гарольда. Жар коснулся и Мэгги, обдав ее сладковатым запахом паленого мяса.

Она с трудом поднялась на ноги, понимая, что только страшная боль в раненой руке не давала потерять сознание.

Как зачарованная, она смотрела, не отрываясь, на пылающую машину и Гарольда Пирса, который словно таял на глазах вместе с нею, пожираемый адским огнем.

Мэгги набрала полные легкие воздуха и вспомнила о Рэндоле.

Когда она шла к зданию больницы, уже прибыла первая полицейская машина.

Глава 47

Рэндол пришел в себя, когда его вносили в «скорую». Он даже умудрился улыбнуться, прежде чем за ним закрылись дверцы. Мэгги нежно поцеловала его в губы и долго смотрела вслед отъезжавшей машине.

Пожарная бригада, вызванная на место происшествия сержантом Виллисом, потушила пылавший автомобиль и убрала останки Гарольда Пирса, погрузив их в другую «скорую помощь». Мэгги повела полицейских в комнату с мертвыми зародышами. Констебль полиции Фаулер при виде места этой бойни не выдержал, и его начало рвать. Даже сержант Виллис вдруг обнаружил, что и ему очень трудно удержать в себе свой обед. Тем не менее комнату постепенно очистили. Изувеченные тела зародышей и отрубленные головы положили в отдельный мешок и вынесли прочь. Мэгги попросила, чтобы останки эмбрионов отвезли в Фэйрвейл для исследования.

Все закончилось пятнадцать минут назад, и теперь Мэгги стояла одна в коридоре и смотрела на комнату, из которой все еще несло ужасающей вонью. Здесь еще предстояло побывать судебным экспертам, а потом дезинфекционной службе. Виллис обещал приехать за Мэгги, как только доставит свой страшный груз в Фэйрвейл.

У нее впереди была еще масса времени.

Она подошла к двери напротив, толкнула ее.

В центре комнаты лежал целый и невредимый зародыш — ведь никому и в голову не пришло проверять другие помещения. Да и зачем? Оказалось, способности зародышей к проецированию мыслей были более мощными, чем могла предположить Мэгги. Настолько мощными, что Рэндол даже не заподозрил, что третий зародыш, которого он убил, был всего лишь проекцией на его подсознание. И Мэгги сама спрятала существо в этой комнате еще до того, как инспектор поднялся на второй этаж. Пока он сражался с Гарольдом Пирсом, она, бережно взяв зародыша на руки, перенесла его через коридор в комнату напротив, в новое убежище. Опустилась рядом с ним на колени.

Он очень красивый, пришла она к выводу. Великолепно сформированный младенец. Ее ребенок. Мэгги подняла его на руки, удивляясь тому, какой он тяжеленький. Зародыш посмотрел на нее тяжелым, недобрым взглядом черных глаз.

Она прижала его к себе, целуя в шишковатую головку, позволяя ему тыкаться носом ей в лицо. Его губы медленно зашевелились.

Слова громко прозвучали в пустой комнате, но на сей раз они родились не в ее голове. Сильный голос эхом отразился от стен. И это было тем более невероятно, что голос исходил из такого крошечного тельца. Густой бас, полный силы и власти, произнес:

— БЕРЕГИ МЕНЯ.

Шон Хатсон Тени зла

И ужасные тени,

И нереальности смех

Макбет, акт 3, сцена 4

Мне особо хотелось бы поблагодарить мисс Эленор О'Кифи из Общества психических исследований, чьи помощь и доброта были бесценными при подготовке этой книги. Я обязан ей очень многим Большое спасибо Майку Бейли. (Если бы институт находился в Германии, то имя директора было бы Бэкенбауер. ) Бобу Тэннеру (кровь, кишки и рок-н-ролл — какое сочетание!), Рею, Питеру и Тони (наслаждайтесь своим завтраком). Благодарю также Iron Maiden, Ливерпуль Эф. Си., Джона Карпентера, Тоба Хупера и Сэма Пекинпеха. И наконец, спасибо за все маме и папе. И Белинде, которая была со мной рядом — с начала до конца. За то, что слушала, как мои герои взрывают здания, умерщвляют детей и режут людей, книгу эту посвящаю тебе с любовью.

Шон Хатсон

Часть первая

Сны реальны, пока они длятся, но

разве наша жизнь не есть сон?

Альфред Теннисон

Мы мчимся с тенями в ночи.

Пат Бенатар

Глава 1

Нью-Йорк

Раньше она никогда не видела таких глаз. Когда их проницательный взгляд пронзил ее, словно луч лазера, она вздрогнула, ей показалось, что они заглянули ей в душу.

Его глаза сверкали, как грани сапфира, белки были совершенно чистыми, только в уголках пролегли тончайшие красные жилки.

Выражения его глаз не меняли даже движения век, и, когда он протянул руку, чтобы уложить ее на спину, она почувствовала, что тонет в этих глазах. Она легла на кушетку и закрыла глаза, только теперь ощутив, что он рядом.

В зале было темно и тихо, лишь изредка тишину нарушало робкое и приглушенное покашливание. И еще она слышала его дыхание: оно стало затрудненным, когда он наклонился и что-то тихо сказал ей.

Не открывая глаз, она подняла руки и начала расстегивать платье, обнажая живот. Случайно дотронувшись до него, она вздрогнула от боли и с трудом перевела дыхание. Она едва не закричала, ощутив его руки на своем теле. Пальцы его начали поглаживать и ощупывать место возле ее пупка, все чаще задерживаясь в одной определенной точке.

Люси Вест лежала совершенно неподвижно, чувствуя только, как его руки быстрыми и уверенными движениями скользили по ее животу, дотрагиваясь до трех больших опухолей, которые, как раздувшиеся паразиты, гнездились в ее теле.

Самый первый врач подозревал язву кишечника. Анализы показали, что эти опухоли — постоянно растущие абсцессы, но повторное обследование подтвердило ее собственные подозрения.

Опухоли оказались злокачественными и смертельными.

Ей сказали, что они очень большие и операция уже не поможет. В лучшем случае она протянет месяцев шесть.

Она чувствовала, как нежно прикасается он к ее животу.

Этот человек был ее последней надеждой.

Нахмурив брови, Джонатан Матиас смотрел на женщину, лежащую перед ним на кушетке. Ей, думал он, сорок пять — она старше его на пять лет, но боль и страдания избороздили морщинами ее лицо — она казалась совсем старой.

На Матиасе была темная рубашка с закатанными рукавами, обнажившими его толстые волосатые руки. По мере того, как он продолжал ощупывать живот женщины, мышцы на его руках начали надуваться, словно он держал что-то тяжелое. Он слегка перевел глаза — так, чтобы только она была в поле его зрения, и начал дышать глубоко и неровно; на лбу его выступила капелька пота и медленной струйкой стекла на щеку.

Он глубоко вздохнул и задержал дыхание, подняв руки над женщиной.

Наступила тишина; казалось, она длится целую вечность.

Глаза Матиаса чуть не вылезли из орбит, когда он внезапно погрузил руки в тело Люси Вест так глубоко, словно собирался проткнуть ее насквозь.

Он громко заворчал, плашмя прижал к ее животу пальцы, но они вывернулись наружу и сильно задрожали.

Затем он очень медленно приподнял руки на дюйм или на два.

Поверхность живота под его ладонями начала волнообразно двигаться — сначала едва заметно, потом все сильнее и резче.

На ее животе прямо под пупком появилась выпуклость, кожа натянулась под давлением изнутри.

Матиас задрожал, все еще держа руки в нескольких дюймах от живота женщины. Лоб и лицо его покрылись потом, капли пота поблескивали на светлых волосах его рук.

Еще одна часть ее живота в дюйме или двух от лобка тоже начала волнообразно двигаться.

Люси Вест молчала и не шевелилась.

Матиас пробормотал что-то невнятное, его пальцы слегка загнулись внутрь, и третья выпуклость начала растягивать кожу, заставив ее заблестеть. И вот глаза его почти полезли на лоб, и их свирепый взгляд сосредоточился на его собственных руках, на движении под его руками.

Его тело судорожно дернулось, словно сквозь него пропустили ток в тысячу вольт, глаза его сузились как щелки, зубы сжались так, что заныла челюсть.

Кожа под пупком Люси Вест начала трескаться. Сначала на ней появилась крошечная дырочка, как на рвущейся ткани, но постепенно она увеличилась почти до пяти дюймов.

Матиас часто дышал, щеки его раздувались при каждом выдохе. Когда под первым разрывом проступил второй, он почувствовал резкий запах. Крови не было. Один только запах. Зловоние гноя, окутавшее его, словно невидимое облако.

Он заметил, что обозначился третий, тонкий, как лезвие бритвы, разрыв.

Люси по-прежнему не двигалась.

Матиас глубоко, мучительно глубоко вдохнул воздух и задержал дыхание; на его лице застыла неестественная гримаса. Тепло, которое он ощущал на кончиках пальцев, разлилось по его телу. Ему казалось, что он охвачен пламенем. Соленый пот струился по его лицу. Он пристально посмотрел на свои руки. На ее живот. На три длинных, тонких разрыва на ее коже.

— Да, — прохрипел он, его пальцы, как кривые когти, вновь погрузились в ее живот.

В разрыве над ее тазом зашевелилось что-то толстое и твердое: сквозь отверстие в коже проталкивался вонючий овальный комок, словно освобожденный Матиасом. Увидев опухоль, Матиас выкатил глаза, а его тело начало содрогаться все сильнее и сильнее.

Из щели над ее пупком показался еще один окровавленный темно-коричневый комок.

Три узкие щели бесстыдно оттянулись назад, вытолкнув наружу свое отвратное содержимое. Матиас лихорадочно схватил вонючие комки и сгреб их руками, будто гнилые яйца.

Сквозь его пальцы, держащие комки, просочилась капля гноя и стекла по руке, когда он распростер ее над неподвижным телом Люси Вест.

Матиас пристально смотрел на порозовевшие края трех ран на животе женщины. Он закрыл глаза и сжал веки, тело его все еще содрогалось, а опухоли, словно страшные трофеи, лежали на ладонях высоко поднятых рук. Зловоние было столь сильным, что казалось осязаемым, но он не замечал его. Когда он внезапно открыл глаза и взглянул на тело женщины, раны уже закрылись. Кожа была гладкой и чистой, как у здоровой.

Как часовой, он на миг застыл над распростертым телом. Откуда-то из глубины появился мужчина моложе Матиаса; в руках у него была мелкая миска из нержавеющей стали. Остановившись перед Матиасом, он вытянул руки. Матиас медленно опустил руки, раскрыл ладони, и опухоли, булькнув, упали в миску. Мужчина подал Матиасу полотенце и исчез в темноте.

— Садитесь, — шепотом приказал Матиас женщине.

Опираясь на руку Матиаса, Люси Вест с усилием поднялась и вновь встретила горящий взгляд гипнотических голубых глаз.

— Я закончил, — сказал он.

Увидев свое расстегнутое платье, Люси слегка покраснела и стала перебирать пуговицы дрожащими пальцами. В ее глазах мелькнул страх, когда пальцы достигли живота.

Он кивнул своему помощнику, и тот вернулся с миской. Матиас взял ее и показал Люси.

Она взглянула на опухоли, похожие на гнилые сливы, только более светлые. Темная окраска исчезла: это была кровь, образовавшая на дне миски небольшую лужицу.

Неуверенно потрогав свой живот, она с радостью и облегчением поняла, что боль исчезла. Она надавила сильнее.

Боли не было.

Тогда она не выдержала.

Слезы потекли по ее щекам, она вцепилась в руку Матиаса. Он слабо улыбнулся ей, блеснув голубыми глазами.

Еще один мужчина в темном костюме приблизился к Люси, положил ей на плечи руки и повел прочь от Матиаса, который двигался вперед, навстречу усиливающимся выкрикам и аплодисментам, заполнившим зал. Когда зажегся свет, он еще раз окинул взглядом людей, которые приветствовали его стоя. Десятки? Сотни? Он не знал точно, сколько их было. Одни не могли встать, потому что сидели в креслах-каталках, другие не могли хлопать своими высохшими руками, слепцы не могли видеть его.

Он еще раз поднял руки, этот жест был обращен к ним всем.

Аплодисменты и возгласы долго не стихали. Когда Матиас повернулся и покинул сцену, крики восторженных зрителей все еще звучали в его ушах.

Среди прочих были и те, кто кричал от боли.

Глава 2

Матиас вошел в комнату, где можно было переодеться, и захлопнул за собой дверь, чтобы избавиться от любопытных глаз. Прислонившись к двери, он вытер пот с лица измазанной кровью рукой.

Он пересек небольшую комнату, подошел к раковине, открыл кран и побрызгал на лицо холодной водой. Выпрямившись, он пристально посмотрел на свое отражение в зеркале над раковиной.

Джонатан Матиас был человеком атлетического сложения с массивной, квадратной челюстью. Чисто выбритый и тщательно причесанный, он выглядел моложе своих сорока лет, особенно когда глаза его сверкали, как сейчас. Однако лоб его был изрезан морщинами, а брови, сходящиеся к переносице, придавали его лицу неизменно хмурое выражение. Он вытер лицо и сел за туалетный столик. Даже сейчас до него еще доносились аплодисменты зрителей, покидающих зал.

Каждая встреча с больными проходила так же, как и сегодня. Он проводил три встречи в неделю. Сегодняшняя была в большом здании из красного кирпича в западной части Нью-Йорка. Следующая может состояться в Манхэттене, Куинсе, Бронксе или в любом другом богатом районе города. За долгие годы своей практики он пришел к убеждению, что богатые нуждаются в нем ничуть не меньше, чем все остальные.

Те, кто не имел возможности встретиться с ним лично, могли два раза в неделю видеть его в передачах Си-би-эс: часовые телевизионные шоу с его участием регулярно смотрели более пятидесяти восьми миллионов человек. Во всей стране и в Европе он был известен как медиум, но как человека его мало кто знал. Он говорил с нью-йоркским акцентом, стараясь смягчать резкие звуки, и пользовался репутацией интеллигента, хотя иные смеялись над ним. Некоторые считали его мошенником и шарлатаном. Имея годовой доход в двести миллионов долларов, он легко относился к этому.

Он улыбнулся и стал вытирать лицо салфеткой.

Послышался негромкий стук в дверь, и Матиас повернулся на стуле, словно мог видеть сквозь стену.

— Кто там? — спросил он.

— Блейк. — Мужчина говорил с английской интонацией.

— Входи, — сказал Матиас, широко улыбнувшись.

Дэвид Блейк вошел в комнату, и Матиас окинул его дружелюбным, внимательным взглядом.

Двадцативосьмилетний Блейк имел рост около пяти футов десяти дюймов и был одет в выцветший джинсовый костюм и спортивный свитер, под которым угадывалось крепкое мускулистое тело. Из кармана его куртки выглядывала пачка сигарет. Молодой человек сел, достал сигарету и закурил.

— Очень впечатляет, — сказал он, поправляя на носу темные очки.

— Я делаю это не для того, чтобы производить впечатление, Дэвид, — сказал медиум. — Ты это знаешь.

— Нравится тебе или нет, но это так, — улыбнулся Блейк. — Я знаю, потому что был сегодня среди зрителей. Это было великолепно! — Он сделал глубокую затяжку. — Я встречал много знахарей. Почти все были лишь ловкими мошенниками. Ты — это нечто большее.

— Благодарю за комплимент.

— Я видел, как ты сегодня исцелил безнадежно больную женщину, даже не притронувшись к ней, без всяких инструментов и приборов.

— Это для тебя так важно, Дэвид? — спросил медиум. — Тебе непременно нужно знать, как я выполняю свою...

— Чудеса? — прервал его Блейк.

— Я хотел сказать, работу.

— Да, это важно для меня. Я не люблю тайн, — признался англичанин. — Кроме того, если я об этом узнаю, у меня появится много возможностей.

— Написать новую книгу?

Англичанин неохотно согласился.

— Да, — сказал он, пожимая плечами. Он последний раз затянулся и раздавил окурок в пустой спичечной коробке.

— Ты когда-нибудь слышал о человеке по имени Хосе Арриго? — спросил медиум.

Блейк кивнул.

— Он погиб в автокатастрофе в 1971 году. Он тоже был медиумом. Его называли хирургом-призраком. С 1950-го по 1960 год он, пользуясь лишь ножницами и перочинным ножом, без обезболивающих средств выполнил почти полмиллиона операций. У одной женщины он удалил кухонным ножом вагинальную опухоль размером с грейпфрут. Пару раз он попадал в тюрьму за незаконную медицинскую практику.

Но люди продолжали идти к нему по той же причине, что и ко мне, — от страха и отчаяния. Когда обычные методы не помогают, люди начинают искать иные пути спасения.

— Арриго утверждал, что силы ему придает Христос, — возразил Блейк. — Но я никогда не слышал, чтобы ты говорил о религии. Ты — знахарь, который лечит без молитв.

— Сила, — вяло проговорил Матиас. — Не думаю, впрочем, что это подходящее слово.

— Почему? Способности, которыми ты обладаешь, и есть сила определенного рода. Я хочу знать, откуда у тебя эта сила.

— Отсюда. — Матиас постучал кулаком в грудь. — Она внутри.

Некоторое время мужчины молча смотрели друг на друга. Блейк задумчиво потирал свой подбородок. За последние пять лет он написал пять бестселлеров, получивших всемирное признание, все они касались различных сторон паранормального (слово «сверхъестественное» он не любил, поскольку оно подразумевало нечто неподдающееся логическому и разумному объяснению, а Блейка интересовали только реальные факты). Но тогда он еще не знал Матиаса. Этот человек был для него загадкой, таящей в себе угрозу и неисчерпаемые возможности.

Непостижима была и его сила.

За те пять дней, что Блейк провел с медиумом, он видел эту силу в непосредственной близости, и у него накопилась масса вопросов, остающихся пока без ответов, — избыток информации, которая ничего не давала ему. Он чувствовал разочарование, злился на себя, но в душе продолжал верить, что разгадка силы Матиаса проста, так проста, что ее легко можно проглядеть. Может быть, массовый гипноз? Передача мыслей на расстоянии? Он не маг понять, каким образом Матиасу удавалось заставить поверить в эти трюки такую массу людей. Возможно ли загипнотизировать аудиторию в пятьдесят восемь миллионов человек и заставить их верить в то, что они видят? Блейк сомневался в этом.

Он достал из кармана бумажную салфетку и стал протирать очки.

— В каждом из нас есть второй человек, — спокойно продолжил Матиас. — Внутреннее существо. Некоторым медиумам, а возможно, и тебе самому оно известно как астральное тело. Юнг называл его второй сутью. В древности считали, что это душа.

Блейк внимательно слушал собеседника.

— Тот, кто обладает знанием и силой, может управлять своим астральным телом.

— Но очень многие способны на это, — заметил Блейк. — Умение покидать свое тело — искусство, которому можно научиться.

— Согласен.

— Тогда я не понимаю, как связана эта способность с твоей силой.

— Я могу воздействовать на астральные тела других людей.

Пораженный словами медиума, Блейк нахмурился.

Матиас смотрел на него спокойно, в голубых глазах горел огонек, который смущал Блейка. Пытаясь собраться с мыслями, он смотрел на американца, как на музейный экспонат.

— Это невозможно, — тихо сказал он.

— Нет ничего невозможного, Дэвид.

Блейк покачал головой:

— Послушай, я знаю много случаев, когда человек покидал свое тело. Я встречал десятки таких людей, но управлять астральным телом другого человека... — Он не закончил фразу, потому что тело его внезапно одеревенело, словно в нем сжалась каждая мышца; ему стало трудно дышать.

Он оцепенел от смертельного, невыносимого холода и почувствовал, что кровь стынет у него в жилах. Его затрясло, а руки его покрылись гусиной кожей. Он увидел свое отражение в зеркале: лицо побелело, словно кто-то высосал его кровь.

Матиас сидел с равнодушным видом, не сводя пристального взгляда с писателя.

Дэвид почувствовал головокружение, странное, неприятное чувство неуверенности, заставившее его ухватиться за стул от страха потерять сознание.

Матиас опустил глаза, и холод оставил Блейка так же быстро, как и охватил. Он сделал глубокий вдох, в тело возвращалось тепло. Он потряс головой и закрыл глаза.

— С тобой все в порядке? — спросил Матиас.

Писатель кивнул.

— Очень умно, Джонатан, — сказал он, энергично растирая руки.

— Теперь ты мне веришь? — поинтересовался медиум. — Или скажешь, что ничего не чувствовал?

— Ты обладаешь этой способностью, но как ты лечишь людей?

— Я не могу ответить на все твои вопросы, Дэвид. Это неважно. Ты не можешь опровергнуть факты: не будешь же ты отрицать то, что видел сегодня на сцене, или то, что чувствовал здесь, в этой комнате.

Блейк задумчиво покусывал нижнюю губу.

— Подумай над этим, — прибавил медиум.

Блейк поднялся, сказав, что ему нужно вернуться в отель. Они обменялись рукопожатием, и писатель покинул здание через боковой вход. Снаружи припекало солнце, и его ступни ощущали тепло асфальта, резко контрастирующее с прохладой комнаты, где он только что сидел.

Он увидел такси и, перебежав улицу, сел в машину. Когда машина тронулась, Блейк оглянулся и смотрел на здание из красного кирпича, пока оно не скрылось из виду.

Джонатан Матиас сидел перед зеркалом в своей комнате, созерцая свое отражение. Он потер щеки и закрыл глаза. В глазах была резь, как будто в них попал песок; он опустил руки, и одна из них сжалась в кулак. Он вздохнул и, разжимая ладонь, посмотрел на нее.

На ней лежали три опухоли, которые он достал из тела Люси Вест, сморщенные и высохшие, словно гнилые вонючие сливы.

Глава 3

Желтое такси прокладывало путь сквозь лабиринт улиц, запруженных машинами. Блейк рассеянно смотрел в окно. Вокруг небоскребы, словно пальцы, указывали в небо, где проплывали редкие облака. Кроме них, в лазурном небе были лишь тонкие белые нити проложенных самолетами следов. Город купался в теплых лучах солнца. Дэвида Блейка тепло не радовало — оно приносило с собой повышенную влажность. Несмотря на включенный кондиционер, по его спине и лицу стекал пот. Шофер — толстый негр, — казалось, застрял между сиденьем и рулевой колонкой; он похлопывал пухлыми пальцами по рулю в такт музыке, частично заглушавшей неугомонный рев моторов и брань шоферов.

Блейк откинулся на спинку сиденья. Он почувствовал тупую, ноющую боль в основании черепа. Боль усилилась, когда шофер резко затормозил, чтобы не столкнуться с автобусом, неожиданно остановившимся перед ним.

— Мать твою... — прорычал шофер, объезжая автобус и показывая водителю поднятый вверх средний палец.

Блейк увидел впереди свой отель и, нащупав в кармане бумажник, вытащил из него десятидолларовую купюру. Такси остановилось, и Блейк вышел на улицу.

— Сколько? — спросил он шофера.

— Считай, ровно пять, — ответил тот, указав на счетчик.

— Других денег у меня нет, — сказал Блейк, подавая десятку. — Сдачу оставьте себе.

Швейцар в отеле вежливо кивнул вошедшему Блейку, но тот не ответил на приветствие. Он прошел к конторке портье и взял ключ от номера.

Он поднялся в лифте на тридцать второй этаж, бросая беглые взгляды на случайного попутчика-портье, который усердно чистил уши носовым платком.

Он вошел в номер и запер дверь на ключ, радуясь предстоящему отдыху. Комната была большой и удобной. Писатель подошел к окну и посмотрел на раскинувшееся внизу зеленое море Центрального парка, который выглядел особенно приятно среди серого бетона и стекла огромного города.

Он повернулся и пошел в ванную, где открыл сразу оба крана. Пока вода с шумом наполняла ванну, ударяясь об ее эмалированную поверхность, он разделся, лег на кровать и закрыл глаза. Он пролежал так какое-то время, массируя шею и пытаясь снять напряжение в позвоночнике, потом встал, вернулся в ванную и закрыл краны. Пар окутал ванную горячим туманом, и Блейк вышел из нее, решив подождать, пока вода немного остынет. Вспомнив, что с утра ничего не ел, он позвонил в бюро обслуживания.

Ожидая, когда принесут завтрак, он мысленно вернулся к тому, что произошло в комнате Матиаса. Неужели медиуму действительно удалось вызвать астральное тело Блейка? Может быть, Матиас каким-то образом повлиял на его разум? Он положил перед собой листок бумаги и торопливо записал:

1. Гипноз.

2. Воздействие на разум.

3. Астральное тело.

Возле третьей строки он поставил большой вопросительный знак и подчеркнул его. Очевидно, в арсенале у Матиаса было больше средств, чем предполагал Блейк. Но управлять астральным телом другого человека?! Он покачал головой. Стук в дверь прервал его размышления Блейк встал и, направившись к двери, вдруг вспомнил, что он голый. Схватив полотенце, он поспешно обмотал его вокруг бедер. В комнату торжественной походкой вошла служанка, положила заказ на столик у окна и также торжественно вышла.

Блейк проглотил два бутерброда и снова пошел в ванную. Пар все еще клубился, и Блейк едва не упал, поскользнувшись на плитке. Подняв крышку унитаза, он помочился, затем сбросил с себя полотенце и повернулся к ванне

В ванне плавало тело.

Блейк попятился назад, с трудом удержав равновесие, его глаза впились в тело. Оно разбухло, посиневшая кожа покрылась крапинками, как будто оно долго пролежало в воде, рот был открыт, сморщенные губы потрескались, изо рта высовывался распухший язык.

Немного придя в себя, Блейк попытался разглядеть лицо. Он словно посмотрел в зеркало.

Труп в ванне был точной копией его самого! Ему показалось, что он видит свое мертвое тело.

Писатель закрыл глаза и так сильно сомкнул веки, что в кромешной тьме заплясали белые огоньки. Подняв руки к лицу, он с трудом перевел дыхание.

— Нет, — прохрипел он.

Когда он открыл глаза, трупа в ванне не было. Ничего, кроме воды. Никаких следов мертвого двойника. Ничего, кроме воды.

Блейк судорожно глотнул и провел рукой над поверхностью воды, внимательно вглядываясь в ванну и словно опасаясь, что видение появится вновь.

Тут он услышал сдавленный смех и резко повернулся. Смеялись в номере.

Писатель почувствовал странную беззащитность и заметил, каким затрудненным и неровным стало его дыхание. Он медленно пошел к двери ванной, охваченный страхом, усиливавшимся с каждым шагом.

Смех послышался вновь.

Тем временем страх его сменился гневом, и он решительно вошел в комнату. В ней не было никого.

Он подошел к кровати, осмотрел платяные шкафы и другую часть комнаты, служившую гостиной.

Никого.

Блейк огляделся, вытирая пот с лица. В номере, кроме него, определенно никого не было. Он направился обратно в ванную, но у двери приостановился и заглянул в ванную с тревогой.

Трупа в ванной не было.

Писатель облизал губы, высохшие и побелевшие Нагнувшись над раковиной, он открыл кран и стал большими глотками пить холодную воду. Потом снова повернулся к ванне, над которой все еще вился пар.

Его влекло к воде, но прошло много времени, прежде чем он решился в нее залезть.

Глава 4

Оксфорд

"Крови было очень много. Она была везде: на полу, на кровати, даже на стене. Это совсем не так, как показывают в кино или по телевизору. Когда я выстрелил ей в лицо, голова ее дернулась и кровь хлынула во все стороны. Наверно, поэтому она испачкала стену и кровать. Она била фонтаном, особенно из шеи. Видимо, дробинки угодили ей в яремную вену. Это большая вена, правда? Яремная. Понимаете, когда стреляешь в кого-нибудь с близкого расстояния из дробовика, заряд не успевает рассеяться. В патроне дробовика тысячи мелких дробинок, но когда стреляешь в упор, они вылетают всей массой. А я стоял очень близко к ней. Ствол был примерно в пяти дюймах от ее лица.

На подушке было что-то густое и липкое, серовато-розового цвета. Кажется, ее мозг. Я видел мозги баранов в мясной лавке. Они почти такие же, поэтому мне и показалось, что это ее мозг. Когда я хотел поднять ее тело, мои руки запачкались этим липким веществом, похожим на ощупь на... овсяную кашу. Так что я оставил ее на кровати.

Ребенок проснулся. Видно, его разбудил выстрел. Он плакал. Негромко, он всегда так плакал, когда хотел есть. Я вошел в детскую и взял его на руки, но он продолжал плакать. Возможно, его напугали кровь и запах. Об этом тоже не услышишь по телевизору. Кровь имеет запах, когда ее много, она пахнет медью.

Ну, я просто уронил ребенка головкой на пол. После этого он не шевелился, и я подумал, что он умер. Я снова поднял его и положил на кровать рядом с женой.

Я заранее спрятал под кроватью ножовку, и мне оставалось только решить, с кого начать. Сначала я разрезал на куски ребенка. Начал с левой ручки. Я отпилил ее чуть пониже плеча. Но когда я начал пилить, он закричал. Наверное, падение лишь оглушило его. Он закричал, когда я почти отрезал ему руку, но больше он не шевелился. Я отпилил его правую ногу в бедре. Это было легко. Я думаю, потому, что кости у детей мягкие. Понимаете, ему еще и года не было. Крови было много. Больше, чем я ожидал. Особенно когда я отрезал его головку. Интересно, правда? Никогда не думал, что в таком маленьком теле столько крови.

Оставив части его тела на кровати, я принялся за жену. Ее ногу отрезать было гораздо труднее. Когда я пилил ее кость, мне казалось, будто я пилю дерево, только звук былдругой — похожий на писк, и из кости сочилось что-то коричневое, видимо, костный мозг. Ну, мне понадобился целый час, чтобы разрезать их на куски, и я весь вспотел, пока закончил. Мясник бы справился лучше, он ведь каждый день рубит мясо, правда? Я очень устал и, когда закончил, заметил грязь... ну, экскременты. Знаете... Фекалии на кровати. Не знал, что случается, когда человек умирает. Что они об... ну, что они ходят под себя.

Я отрезал у жены одну грудь. Не знаю зачем. Наверно, чтобы посмотреть только, какая она. Я думал, она лопнет, как шарик, понимаете? Но она не лопнула. Я просто отрезал и бросил к другим частям. Но столько было крови! Правда, забавно?"

Келли Хант протянула руку и выключила магнитофон. За последнюю неделю она пятый раз слушала эту запись, но сегодня впервые ее от этого не тошнило. Она нажала кнопку обратной перемотки, и магнитофон засвистел, вращая катушки. Она остановила их и нажала воспроизведение.

— ...Но столько было крови! Правда, забавно?

Она услышала свой голос:

— Вам всегда снится одно и то же?

— Всегда одно и то же. Сон никогда не меняется. Повторяется с точностью до мельчайших деталей.

Она опять выключила магнитофон и провела рукой по длинным, до плеч, темным волосам.

На столе возле магнитофона лежала папка с бумагами. Келли раскрыла ее. В ней были сведения о человеке, голос которого она только что слушала. Морис Грант: тридцати двух лет, безработный, по специальности токарь. Десять лет женат на женщине по имени Джули, которая младше его на четыре года. Их сыну Марку десять месяцев.

Келли работала с Грантом, точнее, изучала его последние десять дней. Эта запись — одна из многих, сделанных ею и ее коллегами.

Келли просмотрела остальные документы с подробными сведениями о Гранте.

Он уже шесть месяцев безработный, и за это время отношения в их семье испортились. Келли постучала по папке карандашом. И вот теперь эти сны. Грант всегда описывал их как сны, никогда как кошмары, хотя одному Богу известно, что он чувствовал во время этих снов. Ее нервировало его спокойствие. Запись производилась, когда Грант спал. Ему давали различные лекарства, благодаря которым он мог говорить во время сна и сообщать, что видит. Сновидения изучали и исследовали уже давно, — Келли знала об этом, но никогда прежде человек не вступал в разговор во время сна и не описывал события бесстрастно, как сторонний наблюдатель.

Чтобы добиться этого состояния, Гранту впрыскивали тубарин-миорелаксант, обычно применявшийся в медицине вместе с обезболивающими средствами как снотворное. Предварительно перорально ему давали сорок пять миллиграммов метилфенидата, производного амфетамина, предназначенного для стимуляции деятельности мозга. Это сочетание лекарств вызывало у Гранта сновидения, он рассказывал о них, а его рассказы записывали на магнитофон.

Из документов Келли узнала, что в течение нескольких месяцев, предшествовавших приходу Гранта в институт, они с женой постоянно скандалили. Брак их, по сути дела, разрушился, и Грант говорил о жене с нескрываемым раздражением. Это отношение к ней подсознательно отражалось в его снах.

Келли снова взглянула на магнитофон, раздумывая, не включить ли его еще раз, но потом встала и подошла к одному из шкафов с бумагами, стоящих вдоль дальней стены. Над шкафом на стене висела фотография: Келли в окружении нескольких коллег. Снимок был сделан вскоре после ее поступления в институт, пятнадцать месяцев назад, через две недели после ее двадцатичетырехлетия.

Институт психических исследований представлял собой старинное здание, расположенное на участке земли площадью шесть акров. Стены его, местами облупившиеся от непогоды, были цвета засохшей крови. Здание, обвитое во многих местах вьющимся плющом, казалось, развалилось бы, если бы не гибкие лозы, окружившие стены, словно строительные леса. Левое крыло отремонтировали: обновленная кирпичная кладка и большие окна с зеркальными стеклами выглядели на редкость безобидно рядом с мрачными решетчатыми окнами остальных частей здания. Представлялось, что это строение насильно перетащили в двадцатый век. Над старинными печными трубами на крыше висели провода телефонной связи. Посыпанная гравием подъездная аллея соединяла институт с дорогой, ведущей в Оксфорд. Вдоль аллеи, будто часовые, выстроились высокие кедры и тополя.

Однако если внешне здание принадлежало ушедшей эпохе, то внутренний вид его был современным, почти футуристическим.

За многие годы старые комнаты превратились в прекрасно оборудованные офисы и лаборатории, предоставляющие Келли и ее коллегам все необходимое для проведения исследований.

Институт был основан в 1861 году и с тех пор занимался изучением и регистрацией всех видов психических явлений — от навязчивых состояний до телекинеза. Огромная библиотека в подвальном помещении хранила на своих полках знания, накопленные более чем за сто лет, но прогресс внес коррективы, и ученые теперь вместо гусиных перьев использовали текстовые процессоры, а вместо рассказов очевидцев и слухов — электронные устройства наблюдения.

У Келли было много сведений о Морисе Гранте, в том числе документы, которые она только что достала из шкафа. В них находился результат электроэнцефалографии мозга Гранта — один из многих; полученных во время его сна. Она посмотрела на него и покачала головой — перед ней была загадка.

На электроэнцефалограмме было пять линий, каждая из которых представляла определенную область мозга; четыре из них оказались ровными.

Ее заинтересовала пятая линия. Прибор изобразил ее в виде больших зигзагообразных штрихов, свидетельствующих о невероятной степени активности в одной области мозга.

Келли была уверена, что именно эта область контролировала сновидения. Она знала также, что все линии должны отражать активность мозга. Не будь этой единственной активной области, можно было подумать, что ЭЭГ снимались у трупа.

Дверь ее кабинета открылась.

— Извини за вторжение, Келли, — обратился к ней знакомый голос. Вошедший холодно и как бы запоздало улыбнулся. — Мне нужно поговорить с тобой.

На лице доктора Стивена Вернона появилась натянутая, формальная улыбка, в которой никогда не участвовали его глаза. Он был одним из тех толстых людей, которых из вежливости называют дородными. Пуговицы его серого костюма едва держались под напором толстого живота. Брюки были несколько коротки для него, но зато об их складки можно было порезаться. Очень густые и пышные для пятидесятипятилетнего человека волосы блестели в свете люминесцентных ламп. Усы его напоминали те, что шаловливые мальчишки забавы ради подрисовывают портретам на рекламных афишах. Черты его лица были тонкими и хищными, из-под одутловатых век смотрели серо-голубые глаза. Серый костюм. Серые волосы. Серые глаза. Вернон походил на пасмурный день. Но в этих глазах, в этом массивном теле кипела энергия. Вернон сейчас так же жаждал знаний, как и двадцать пять лет назад, когда пришел в институт. Последние двенадцать лет он его возглавлял. Подчиненные уважали его за ум и преданность делу. Часто он до глубокой ночи засиживался в своем кабинете на втором этаже, читая отчеты. В ночной тишине любил побродить по пустынным коридорам и лабораториям института, за толстыми стенами которого чувствовал себя удивительно спокойно.

Дом его находился в восьми — девяти милях от института, но он всегда неохотно возвращался туда после работы.

Дом.

Можно ли назвать домом место, куда он боялся возвращаться?

Проходя мимо Вернона, Келли уловила знакомый запах, который, казалось, следовал за ним повсюду, окружая его невидимым облаком. Это был запах ментола. Он постоянно сосал конфеты от кашля, хотя Келли никогда не видела его простуженным. В нагрудном кармане вместо ручки лежал пакетик с конфетами. Усевшись, он сунул в рот очередную конфету.

— Как у тебя продвигается дело с этим Грантом? — спросил ее Вернон.

Келли рассказала ему о магнитофонной записи и повторяющихся кошмарах.

— Да, да, я знаю об этом, — быстро сказал он. — Я кое-что слышал об электроэнцефалограмме.

Зеленые глаза Келли встретились с его серыми глазами, какое-то время они молча смотрели друг на друга.

— Можно взглянуть на нее? — спросил он.

Келли подала ему бумажную ленту. Вернон пошевелил конфету во рту и профессиональным взглядом впился в линии ЭЭГ.

— Его мозг стимулировали? — спросил он.

— Да. Мы еще используем амфетамины.

Вернон медленно кивнул. Как опытный врач он понимал, что ЭЭГ должна была зарегистрировать гораздо большую активность мозга. В институте работали четыре врача. Один из них обязательно присутствовал, когда пациенту давали лекарства, и следил за его состоянием.

— Но тогда почему активна только одна область? — вслух подумал Вернон.

— Весьма вероятно, что именно эта область управляет подсознательным мышлением, — сказала Келли. — Когда Грант бодрствовал, ЭЭГ показала лишь незначительную активность в этой области. — Она указала на линию с небольшими зубцами.

Вернон, громко посасывая свою конфету, свернул бумажную ленту и вернул ее Келли.

— Снимите ЭЭГ еще раз, когда он будет бодрствовать, — распорядился Вернон. — Потом еще одну, когда он заснет, но без лекарств. Я хочу посмотреть на нормальную ЭЭГ.

Келли кивнула.

Вернон подошел к окну и стал смотреть, как накрапывает дождь.

— Это очень важно для меня, Келли, — сказал он, сцепив за спиной руки, отчего стал похож на директора школы, собравшегося дать нагоняй непослушному ученику. — Результаты электроэнцефалографии его мозга, — продолжал Вернон, — свидетельствуют о том, что подсознание может работать независимо от остального мозга. Мы должны найти ключ к этой закрытой области.

В его голосе она уловила нотку, близкую к отчаянию. Казалось, еще немного времени и их поиски увенчаются успехом, но, видимо, времени-то у Вернона и не было. Ни дня не проходило, чтобы он не заглянул в лабораторию Келли или в ее кабинет, и так с самого начала исследований. Поведение Вернона обнаруживало нечто большее, чем обычный интерес руководителя, оно становилось навязчивым. Келли могла только гадать, почему.

Он все еще стоял у окна, а она смотрела на его широкую спину.

— Я постараюсь снять у него ЭЭГ прямо сейчас, — сказала она.

Вернон повернулся, кивнул и направился к двери.

— Я буду в своем кабинете, — сказал он. — Как только будут результаты, дай мне знать.

Когда он проходил мимо, она снова почувствовала запах ментола. Он закрыл за собой дверь, и удаляющиеся шаги гулким эхом отозвались в коридоре.

Она положила бумаги в шкаф, вышла из кабинета и торопливо направилась к лестнице, чтобы спуститься в лабораторию.

Стивен Вернон тяжело погрузился в кресло за дубовым столом и закрыл глаза, поглаживая переносицу большим и указательным пальцами. В приемной под аккомпанемент барабанящего по стеклу дождя постукивала машинка секретарши.

Его большой, как и подобает руководителю, кабинет был одной из немногих комнат в здании, которые отдавали дань прошлому. Деревянная обшивка стен и стол пахли так, будто их недавно навощили. Напротив стола висела весьма неплохая копия картины Жерико «Капрал Жерар». Вернон скользнул по картине рассеянным взглядом, его одолевали другие мысли.

Неужели ЭЭГ Гранта в самом деле открыла доселе неизвестную область мозга? Неужели они нашли ключ к подсознанию? Может ли он надеяться на удачу через столько лет?

Он выпрямился в кресле и взглянул на телефон. Звонок мог раздаться через пять минут, пять часов или пять недель. Но он верил, что это произойдет, ведь он ждал этого звонка столько лет.

Глава 5

Париж

— Смотрите на часы.

Жан Декар сосредоточил внимание на плавно вращающемся в воздухе золотистом предмете. Дыхание его замедлилось, неглубокие, хриплые вдохи перемежались неровными выдохами. Правая рука покоилась на ручке кресла, левая лежала на коленях.

— Ни о чем не думайте, — услышал он. — Только смотрите на часы и слушайте меня.

Казалось, голос был в сотне миль от него.

На самом деле он принадлежал Алену Жуберу, который стоял на коленях рядом с ним. Жубер раскачивал висящие на цепочке часы.

Тут же, зажав пальцами ручку, стоял Мишель Лазаль, который наблюдал за происходящим и был готов записать все, что увидит. Лазалю было тридцать восемь лет, на два года больше, чем Жуберу, но пухлое и румяное лицо его выглядело моложе. Они работали вместе уже два года, и за это время стали друзьями. Сейчас Лазаль внимательно наблюдал, как Жубер наклонился к Декару, веки которого начали смежаться сном.

— Вы будете спать, но услышите мой голос и ответите на мои вопросы, — сказал Жубер. — Вы меня поняли?

Декар медленно кивнул.

— Вы меня поняли? Отвечайте.

— Да.

— Как вас зовут?

— Жан Декар.

— Где вы живете?

— Улица Сен-Жермен, 16.

— Сколько вам лет?

— Сорок один.

Лазаль что-то записал в блокноте, потом увидел, как Жубер достал из кармана миниатюрный фонарь и посветил Декару в глаза.

— Он готов, — сказал Жубер, заметив, что зрачки пациента сильно расширились. — Но на всякий случай проверим.

Он взял со стола две толстые длинные иглы примерно по шесть дюймов каждая. Собрав в складку кожу на правой руке Декара, он медленно проколол ее иглой.

Тот не реагировал.

— Вы чувствуете боль, Жан? — спросил Жубер.

— Нет.

Он взял вторую иглу и, выпрямив пальцы Декара, вонзил ее под ноготь указательного пальца до самого ушка. Крови не было.

— Вы что-нибудь чувствуете?

— Нет.

Жубер кивнул коллеге и быстро вытащил иглы.

Лазаль достал из кармана колоду карт и подал ее Жуберу, став так, чтобы видеть карты. Первой была семерка пик.

— Какая карта у меня в руке, Жан? — спросил Жубер.

Декар ответил.

— А сейчас?

— Дама бубен.

— Верно. А следующая?

— Десятка треф.

— Верно.

Они проверили тридцать карт, все ответы совпадали.

— Поразительно! — сказал Лазаль. — Ты будешь сейчас выводить его из этого состояния?

— Через минуту, — ответил Жубер и снова обратился к Декару: — Жан, я сейчас задумаю несколько слов. Вы попробуете назвать их. Вы меня поняли?

— Да.

Жубер написал слова на листке бумаги и показал коллеге. Декар перечислил слова почти автоматически.

Жубер улыбнулся. Лазаль изумленно покачал головой.

— На улице Де-Болонь будет автомобильная катастрофа.

Декар произнес эти слова так же невыразительно, как и предыдущие. Жубер и Лазаль ошеломленно посмотрели на него.

— Повторите еще раз, — потребовал Жубер.

Декар подчинился.

— Когда? Откуда вы знаете?

— Я вижу мертвых. — Он безучастно смотрел куда-то вперед, как будто видел сквозь стену то, чего не видели двое других.

— Когда произойдет катастрофа? — спросил Жубер.

— Сегодня, без одиннадцати четыре.

Лазаль бросил тревожный взгляд на свои часы.

— Уже без четырнадцати четыре, — сказал он Жуберу.

— Откуда вы знаете, что она произойдет? — настаивал Жубер.

— Я вижу ее сейчас.

— Сколько человек погибнут?

— Четверо.

— Возможно ли это? — спросил Лазаль, наморщив лоб. — Может ли он в самом деле видеть это?

Вместо ответа Жубер посмотрел на часы, которые показывали без двенадцати четыре.

Жан Декар какое-то время молчал, затем рот его широко раскрылся, словно в беззвучном крике, лицо исказили безграничный страх и такая пронзительная боль, что Лазаль отступил на шаг. Затем, хрипло застонав, Декар потерял сознание.

Исследователям понадобилось десять минут, чтобы привести его в чувство, но и придя в сознание, он, казалось, все еще пребывал в трансе. Только через полчаса он смог разговаривать и попытался встать, но упал, уронив стол. Лицо его было мертвенно-бледным, под глазами выступили темные пятна.

Жубер схватил его за руку:

— Жан, вы помните, что говорили мне сейчас?

Декар покачал головой.

— Мне плохо, — все, что он смог сказать.

Лазаль принес ему стакан воды.

Вдруг раздался громкий стук в дверь, и в комнату вошел полный мужчина в форме жандарма.

— Кто из вас Жан Декар? — спросил он.

— Я, — сказал Декар.

— А вы кто? — обратился жандарм к исследователям.

— Мы работаем здесь, в метафизическом центре, — ответил Лазаль.

— Пожалуйста, оставьте нас, — сказал жандарм.

— Не стоит, — возразил Декар. — Все в порядке. Чем я провинился?

— Ничем, мсье, — извиняющимся тоном проговорил жандарм. — Я пришел, чтобы сообщить вам плохую новость.

Лазаль и Жубер переглянулись, потом посмотрели на жандарма. Всех охватило чувство тревожного ожидания. Жандарм негромко произнес:

— Сегодня примерно без одиннадцати четыре ваша дочь погибла: школьный автобус столкнулся с грузовиком. Кроме нее, погибли еще три человека.

— Где это произошло? — спросил Декар, глаза которого наполнились слезами.

Жандарм откашлялся:

— На улице Де-Болонь.

Глава 6

Мишель Лазаль зачерпнул рукой холодную воду и сделал глоток. Почувствовав, что таблетка транквилизатора застряла в горле, он выпил еще немного воды и вытер руки полотенцем. Он глубоко вздохнул и положил флакон с таблетками в карман брюк. Возможно, принимать таблетки ему уже необязательно, но за восемнадцать месяцев после смерти жены они стали значить для него больше, чем психологическая поддержка. Лазаль зависел от них и осмеливался смотреть на жизнь только сквозь призму облегчения, которое приносили ему эти таблетки. Он не был похож на человека, перенесшего нервное расстройство, но и его тридцатипятилетняя жена не давала ни малейшего повода предположить, что она может умереть от сердечного приступа. После ее смерти Лазаль ушел в себя, и выманить его из скорлупы не могли ни друзья, ни работа. Он жил как отшельник.

Детей у них с женой не было. Она была бесплодна — результат непроходимости фаллопиевых труб. Родители Лазаля умерли пять лет назад, и ему не к кому было обратиться за поддержкой. Его недуг развивался исподволь, постепенно, как щупальцами охватывая душу, пока не помрачился его рассудок.

Он повернулся и посмотрел на Жубера, который сидел с закрытыми глазами, изящно держа сигарету двумя пальцами. Пепел, казалось, вот-вот упадет с нее, и Лазаль наблюдал, как дым медленно поднимался вверх. Наконец Жубер шевельнул рукой, невольно стряхнув пепел, и Лазаль поспешно втоптал его в ковер.

Лазаль работал Б метафизическом центре уже двенадцать лет. Центр находился на окраине Парижа — большое современное здание в форме гигантской буквы "Е". Казалось, что оно высечено из одной каменной глыбы — такими плавными и гармоничными были его очертания. Лазаль жил примерно в миле от центра, рядом с церковным двором, где похоронили его жену.

Он стоял, рассеянно оглядывая комнату и стараясь не думать о жене, но всегда, когда он узнавал о чьей-либо смерти, как сейчас о смерти дочери Жана Декара, воспоминания завладевали им с новой силой.

Его коллега Жубер был свободен от всяких уз. Он развелся с женой и считал работу куда более привлекательной, чем семейная жизнь. Проведя шесть лет в лаборатории парапсихологии в Утрехте, где ему присвоили степень доктора психологии, он мог считаться более сведущим в области паранормального, чем Лазаль, хотя и был двумя годами моложе.

До прихода в парижский центр он еще какое-то время работал в университете Фрибурга в Западной Германии

Психологически Жубер отличался от своего коллеги столь же резко, сколь и физически. С холодной отчужденностью он видел во всем и во всех лишь потенциальный источник информации или объект изучения. К испытуемым, с которыми работал, он проявлял не больше чувств, чем к подопытным кроликам. Наука для Жубера была средоточием жизни, а знания — высшей целью. Он не мог успокоиться, не решив проблемы, а именно в этот момент они с Лазалем стояли перед нерешенной проблемой.

— Предвидение.

Лазаль взглянул на коллегу.

— Я говорю о Декаре, — продолжал тот. — Вначале у него проявились телепатические способности, а затем он увидел эту катастрофу. Это предвидение.

— Ты думаешь, он смог увидеть катастрофу, потому что в автобусе была его дочь? — спросил Лазаль.

— Декар не знал, что среди жертв будет его дочь, но предвидел катастрофу и гибель четырех человек. Мы провели опыты с тремя другими испытуемыми точно так же, как с Декаром, и во всех случаях результаты совпали. Каждый из них в состоянии гипнотического сна продемонстрировал разную степень телепатической способности, но тех испытуемых мы выводили из состояния транса раньше и быстрее. Продлись транс подольше, возможно, они тоже смогли бы предсказать грядущие события.

Жубер встал, подошел к столу, на котором стоял кофейник, и налил себе чашку кофе. Отпив небольшой глоток, он слегка поморщился — кофе обжег ему язык.

— Насколько мы сможем предсказывать любые события, — продолжал он, — будет зависеть лишь от восприимчивости испытуемого. — На лице его мелькнула улыбка. — Они помогут не только предотвращать бедствия: способность предугадывать события может оказаться весьма прибыльной. Интересно, сможет испытуемый предсказать результат, когда колесо рулетки еще вращается? — Жубер снова отпил кофе, уже не обращая внимания на его температуру.

— Но Декар сумел предсказать будущее, только находясь в гипнотическом трансе, — заметил Лазаль.

— Это говорит о том, что в мозгу есть область, которая продолжает функционировать, даже когда человек без сознания, — область, ранее неисследованная и способная к предвидению.

Наступившее молчание нарушил Лазаль.

— Я позвоню в институт в Англию, — сказал он. — Они должны знать об этом.

— Не надо, — возразил Жубер, — я сам им позвоню.

Он вышел из комнаты и закрыл дверь, оставив Лазаля в некотором недоумении. Войдя в свой кабинет, Жубер сел за стол и придвинул к себе телефон. Подняв трубку, он долго размышлял, прежде чем набрать номер.

«Ранее не изучавшаяся область мозга, — подумал он и нахмурился. — Это открытие несомненно принесет славу».

Таким открытием ему не хотелось делиться.

Еще некоторое время он возбужденно постукивал по столу рукой, затем набрал номер.

Келли Хант подняла трубку.

— Келли Хант слушает, — сказала она.

— Мисс Хант, я звоню из метафизического центра, — послышался в трубке незнакомый голос.

— Лазаль? — спросила она.

— Нет. Меня зовут Жубер. Ален Жубер. Мы с вами еще не разговаривали.

Келли не понравился его отчужденный тон, но было приятно, что он, как и Лазаль, говорит на превосходном английском. Ее французский был не более, чем сносный.

— Вы получили копию магнитофонной записи, которую я вам выслала? — спросила она.

— Получили, — ответил он.

— Опыты с испытуемыми дали какие-то результаты?

Жубер молчал, в трубке слышалось только шипение.

— Нет, — наконец ответил Жубер вяло. — Я потому и звоню вам, что считаю бессмысленным дальнейший обмен информацией между нашими институтами.

Келли нахмурилась.

— Но мы с самого начала договорились, что будем проводить исследования совместно, — возразила она. — Вы должны были использовать гипноз, мы — лекарства.

Последовала длительная пауза.

— Испытуемый, с которым мы сегодня работали, оказался невосприимчивым, — солгал француз.

Келли уловила в его голосе враждебность, озадачившую ее.

— Лазаль говорил мне, что ваши опыты с использованием гипноза, кажется, дают хорошие результаты, — раздраженно проговорила она. — Он был очень доволен тем, как идут у вас дела.

— Мой коллега имеет привычку все преувеличивать, — сказал холодно Жубер.

— Где Лазаль? Могу я с ним поговорить?

— Он работает. Я не хочу его беспокоить.

— Значит, мне вы ничего не скажете?

— Нет, — последовал быстрый, пожалуй, чересчур быстрый ответ.

Келли отвела трубку от головы и посмотрела на нее, словно ждала, что из нее покажется голова Жубера. Его грубый тон резко отличался от приятного голоса Лазаля, к которому она успела привыкнуть.

Келли собралась уже рассказать об ЭЭГ Мориса Гранта, но Жубер опередил ее.

— Мне нечего вам сказать, — решительно проговорил он.

— Придется мне сообщить доктору Вернону, что...

Жубер прервал ее:

— Поступайте, как вам угодно, мисс Хант. — Он положил трубку.

Келли поймала себя на том, что снова смотрит на трубку, и медленно опустила ее. Первоначальное замешательство, вызванное неучтивостью француза, перешло в гнев. Жубер почти откровенно ей нагрубил. Почему? — спрашивала она себя.

Хотел что-то от нее скрыть?

Если да, то по какой причине?

Она покачала головой, раздраженная как Жубером, так и своим слишком живым воображением. Как бы то ни было, он не имеет права разрывать связи между двумя институтами. Не поговорить ли ей с Лазалем? У нее был его домашний номер.

Может быть, он сам ей завтра позвонит?

Она откинулась в кресле, слушая, как дождь барабанит в окно. На столе перед ней лежала последняя электроэнцефалограмма, которую лишь час назад сняли у Мориса Гранта. Она была нормальной, заметно отличаясь от той, что была у него после приема лекарств. Она бросила оценивающий взгляд на линии ЭЭГ, но не заметила ничего необычного. Позднее, когда Грант уснет, они снимут у него еще одну ЭЭГ. Возможно, на ней будут отклонения, которые позволят им разгадать фокусы, которые проделывает его мозг.

Она вспомнила, как он описывал свой кошмар — ритуальное убийство жены и ребенка.

«Что бы это значило?» — подумала она.

Глава 7

Оксфорд

Было уже далеко за полночь, когда темноту подъездной аллеи, ведущей в дом Стивена Вернона, рассек свет мощных фар «ауди» Дождь, ливший весь день, сменился ледяным ветром, который колотил в окна машины, словно стремясь ворваться внутрь. Вернон заехал на стоянку, заглушил мотор и некоторое время сидел в темноте.

Луна тщетно пыталась освободиться из объятий густых облаков, в ее слабом свете на фоне темного неба дом Вернона поблескивал как драгоценный камень.

Вернон открыл дверцу машины и выбрался наружу. Ветер пронизывал его насквозь, обжигал руки и лицо. Он побежал к двери, нащупывая на бегу ключ в кармане, изо рта его валил пар. Он открыл дверь и включил свет. Холл и крыльцо осветились, темнота на несколько метров отступила от фасада дома.

Высокий деревянный забор, окружавший дом, угрожающе скрипел под напором ветра. Забор надежно отделял Вернона от ближайших соседей. Войдя и закрыв за собой дверь, он с обычным удовольствием взглянул на теплые, хорошо подобранные пастельные тона стен и ковров со вкусом отделанного дома.

На половике лежал большой конверт. Увидев почтовый штемпель, Вернон не сразу решился открыть его. Он отнес письмо в гостиную и положил на старинное бюро в углу комнаты. Затем подошел к ореховому шкафчику для напитков, достал стакан, бутылку «Хейга», щедро налил себе, выпил и взглянул на письмо, лежащее на бюро. Поставив стакан, он заметил, что рука дрожит.

Он прошел на кухню и включил тотчас же загудевшие лампы дневного света. Пошарив в холодильнике, он нашел замороженного цыпленка в полиэтиленовом пакете. Согласно инструкции, варить его следовало пятнадцать минут. Вернон решил, что этой еды ему хватит — аппетита не было. Опустив цыпленка в кастрюлю с водой, он вернулся в гостиную, стараясь не смотреть на письмо.

Когда он поднимался на второй этаж, ступени под ним жалобно скрипели. Из окна на лестничной площадке были видны два соседних дома, они стояли погруженные во тьму — жильцы, очевидно, давно уже легли спать. Вернон решил, что поест и сделает то же самое.

На лестничную площадку выходили пять дверей: одна вела в его спальню, другая — в комнату для гостей, третья — в ванную, четвертая — во вторую спальню, принадлежавшую когда-то его давно уехавшей дочери. Пятая дверь была заперта на ключ.

Вернон на мгновение остановился перед ней, с трудом сглотнув слюну, потом потянулся к ручке двери.

Громко задребезжало окно, заставив его вздрогнуть. Он еще раз посмотрел на дверь и через площадку прошел в свою спальню. Сняв костюм, он аккуратно повесил его и надел свитер и серые брюки. Без рубашки его живот выпячивался еще сильнее, безобразно свисая над поясом. Он попытался втянуть его, но ничего не вышло. Вернон сдался, оставив живот в покое. Он посмотрел на часы, стоящие на столике у кровати, и, решив, что ужин скоро будет готов, выключил свет, и снова вышел на лестничную площадку.

Подойдя к запертой двери, он вновь остановился и с трудом перевел дыхание; сердце учащенно забилось в груди.

Послышался громкий треск, и Вернон невольно вскрикнул. Быстро обернувшись, он пытался понять, что произошло.

В окна яростно бил ветер, его леденящий душу вой заглушал дыхание Вернона.

Вновь раздался треск, и Вернон понял, что он идет из запертой комнаты. На этот раз звук был более глухим.

Он шагнул к двери и на мгновение застыл, вновь услышав этот звук, похожий на резкий скрип скребущих стекло когтей.

Стекло.

Тут он вспомнил, что возле окна запертой комнаты растет дерево. Должно быть, ветви его, сгибаясь под ветром, касались стекла. И все.

Вернон разозлился на себя за свой страх. Он еще несколько мгновений пристально смотрел на дверь, потом повернулся и пошел вниз по лестнице. Проходя через гостиную, он не удержался и еще раз взглянул на закрытое письмо, лежавшее на бюро как безмолвный укор. Он пообещал себе открыть письмо после ужина.

Начав есть, он понял, что не так голоден, как ему показалось. Равнодушно потыкав еду вилкой, он оставил тарелку на столе и отправился в гостиную. Там он снова наполнил стакан шотландским виски и опустился в кресло перед камином. В комнате было прохладно. Вернон придвинул кресло ближе к теплу и стал смотреть на пляшущие языки искусственного пламени в электрическом камине. Проглотив почти все виски, он держал стакан в руке и рассматривал оставшуюся в нем жидкость.

Над ним заскрипели половицы.

«Просто дом начал оседать», — подумал он, улыбаясь тому, что еще может шутить.

Он поднялся, вновь наполнил стакан и только теперь отважился взять письмо. Он чуть не выронил его, уже начав открывать, когда тишину гостиной нарушил резкий звонок телефона.

Он поднял трубку.

— Стивен Вернон слушает, — сказал он.

— Я пытался дозвониться к вам раньше, но никто не брал трубку, — сказал голос с сильным акцентом; Вернон узнал его сразу.

— Что у вас, Жубер? — спросил он.

Француз рассказал ему о предсказании Декара.

— Кто-нибудь еще об этом знает?

— Только Лазаль.

— Вы не рассказывали Келли?

— Нет. Вы же сказали: не давать ей никакой информации, кроме той, что вы позволите ей дать.

— А как насчет Лазаля?

— Он ничего не знает, он...

Вернон прервал его:

— Меня интересует, что он рассказал Келли.

— Она не знает ничего о том, что произошло сегодня, и с этого момента иметь с ней дело буду я.

Вернон кивнул.

— Вернон? Вернон, вы там?

Он спохватился:

— Да, извините. Послушайте, Жубер, когда вы сможете утверждать, что опыты прошли успешно?

Француз задумался:

— Трудно сказать. Хотя я чувствую, что мы близки к успеху.

— Насколько близки?

— Вы требуете слишком многого, Вернон. Я не могу говорить наверняка.

— Подумайте. Я очень долго ждал этого.

— Не только вы ждали.

Наступило долгое молчание, которое нарушил Жубер:

— Два дня, возможно, немного больше, но я не могу гарантировать.

Вернон вздохнул:

— Помните, Келли ничего не должна знать.

— А если она что-нибудь заподозрит?

— Я об этом позабочусь.

Судя по всему, Жубера устроил такой ответ. Они коротко распрощались, и француз положил трубку. Вернон несколько мгновений стоял неподвижно, потом тоже положил трубку и вернулся к креслу у камина. К своему виски. И к письму.

Он открыл конверт и вынул из него листок бумаги. Прежде, чем развернуть его, Вернон сделал еще один глоток виски.

Перед тем, как начать читать, он взглянул на заголовок: «САНАТОРИЙ ФЭРХЭМ».

Глава 8

Нью-Йорк

Блейк внимательно посмотрел на свое отражение в зеркале ванной и покачал головой. Ничего не помогало. Проклятый галстук-бабочка никак не хотел выравниваться. Он со злостью сорвал галстук с шеи и попытался завязать его еще раз. Он провозился добрых пятнадцать минут, но ничего не получалось; Блейк начал выходить из себя. Он взглянул на часы: ровно восемь часов вечера, что подтвердил и диктор телевидения, представивший новую передачу.

Матиас обещал заехать за ним в отель в восемь пятнадцать. Дорога до дома Тони Ландерс займет минут двадцать-тридцать, в зависимости от движения на улицах ночного Нью-Йорка.

Имя Тони Ландерс было хорошо знакомо Блейку. Она была потрясающе красивой женщиной, два дня назад ее наградили премией «Эми» за выступление на одном из крупнейших телевизионных театрализованных представлений года. Сейчас она выступала на Бродвее, играя в постановке Джо Нортона «Знакомьтесь, мистер Слоун», на которую валили зрители. Сегодня вечером она принимала гостей в ознаменование своего триумфа. Матиас был среди приглашенных и уговорил Блейка пойти с ним. Писатель и раньше бывал на подобных вечеринках; обычно "его порядком раздражали все эти восторги по поводу собственных успехов, все эти столкновения самолюбий, непредсказуемые, как автомобильные аварии. Вечеринки в Лос-Анджелесе, куда толпами валила актерская братия, были невыносимы. Они устраивались по любому поводу, обычно не самому удачному. Эти почти мазохистские сборища с бесстыдными откровениями честолюбцев состояли преимущественно из бывших знаменитостей, неудачников и тех, кто тщился стать восходящей звездой. Он встречал там писателей, еще не нашедших себе издателя, но держащих себя преемниками Хемингуэя; актеров и актрис, похваляющихся завидной ролью, обещанной им в многосерийном фильме, но наверняка перебивающихся случайными заработками официантов или мойщиков автомобилей.

Нью-йоркские вечеринки были несколько иными — такими же скучными, как и все остальные, но более приемлемыми для Блейка, поскольку в Нью-Йорке было меньше лицемерия, чем на Западном побережье. Так или иначе, ему не улыбалась перспектива провести вечер в такой компании, но если уж его попросил Матиас, то он пойдет.

Он все еще боролся со своим галстуком, когда зазвонил телефон. Блейк оставил непокорный галстук в некотором беспорядке и поднял трубку:

— Да.

— Вас ждут внизу, мистер Блейк.

Он взглянул на часы: было ровно восемь пятнадцать.

— Я сейчас спущусь. — Он выключил свет, закрыл за собой дверь и пошел к лифту.

В человеке, стоящем у конторки портье, Блейк узнал шофера Матиаса. Он торопливо затягивался дымом сигареты, которую неохотно выбросил, увидев выходящего из лифта англичанина. Блейк подошел к нему, миновав кого-то краснолицего, кто жаловался, что мыло у него в номере грязное. Шофер улыбнулся.

— Мистер Блейк, — сказал он, — мистер Матиас ждет вас в машине.

Они прошли через вестибюль, по которому разносилась легкая музыка, и вышли на Пятьдесят девятую улицу, оглушившую их автомобильными сигналами, криками и шумом моторов. Мимо пронеслась полицейская машина, и вой сирены дополнил уличную какофонию.

Шофер указал Блейку на припаркованный черный «кадиллак» и открыл дверцу. Писатель вдруг почувствовал себя дешевым гангстером, которого хотят убрать. Ухмыляющееся лицо шофера и невозмутимый вид Матиаса на заднем сиденье усиливали это ощущение.

Медиум сиял белизной: белый костюм, белые туфли, белая рубашка. Из этого белого однообразия выбивался лишь красный галстук. Глядя на него, казалось, что Матиас истекает кровью.

— Добрый вечер, Дэвид, — сказал Матиас.

Блейк поздоровался с ним. Он сомневался: рассказывать ли о том, что произошло вчера вечером. Голос в комнате. Тело в ванне. В конце концов решил, что не стоит. Он бросил на Матиаса быстрый, оценивающий взгляд. Из-за белого костюма лицо медиума выглядело более темным, щеки и шея были почти не видны. Сжатые руки лежали на коленях, и Блейк увидел на них два кольца— оба золотые с большой жемчужиной.

— Как ты провел день? — спросил его Матиас.

— Не слишком хорошо, учитывая, что большую его часть я просидел в библиотеке, — ответил писатель.

— Все ищешь?

Блейк кивнул.

— Пытаешься раскрыть тайны разума? — усмехнулся медиум.

Блейк промолчал.

— Почему ты попросил меня пойти на эту вечеринку? — поинтересовался он.

Матиас пожал плечами.

— Мы с тобой сдружились за эти шесть дней, и я подумал, что тебя это развлечет, — сказал он, улыбнувшись.

— Среди гостей будут твои пациенты?

— Некоторые из них время от времени обращаются ко мне за помощью, если ты это имеешь в виду.

— За какого рода помощью?

— Это важно?

— Мне просто любопытно.

— Тебе все любопытно, Дэвид. — Медиум посмотрел в окно машины.

Блейк несколько мгновений изучал его профиль, затем сам стал глядеть на оживленную улицу. По обе стороны на фоне темного неба возвышались черные небоскребы, похожие на бетонные гейзеры, вырвавшиеся из недр земли. Некоторые из них были почти не видны, их контуры угадывались по освещенным окнам. Казалось, кто-то собрал сотни звезд и швырнул их на эти черные громады. Над магазинами, кинотеатрами, клубами, концертными залами горели разноцветные неоновые вывески, как жуки-светляки, заключенные в стеклянную тюрьму. Вечно бодрствующий город готовился к очередной бессонной ночи.

— Я как-то спрашивал, почему тебя так волнуют пределы моих возможностей, — сказал Матиас, помолчав.

— И я ответил, что не люблю тайн, — отозвался Блейк. — Я еще никогда не встречался с тем, что выше моего понимания. — В голосе писателя прозвучала твердая, почти непоколебимая решимость.

В голубых глазах медиума вспыхнул огонек сомнения, заметный даже в темном салоне «кадиллака».

— Есть вещи...

— ...которые лучше не знать, — закончил за него Блейк. Оба рассмеялись.

— Меня не остановят избитые клише, — с улыбкой сказал англичанин. Через минуту уже более серьезно он продолжал: — Эта сила, эта способность управлять чужим астральным телом... Задумывался ли ты над тем, что можешь пользоваться этим как оружием?

Матиас, как показалось, был искренне озадачен:

— Я что-то не понимаю.

— Если ты волен управлять разумом и поступками других людей, то нет предела ни твоим возможностям, ни тому, что могут совершить другие под твоим влиянием.

«Кадиллак» начал замедлять ход. Дом Тони Ландерс впереди светился морем огней.

— Ты полагаешь, я об этом не думал? — улыбнулся Матиас.

Шофер остановил машину позади ярко-красного «порше», вышел и открыл дверцу для Матиаса. Не дожидаясь, пока дверцу откроют для него, Блейк высадился с другой стороны и еще раз попытался поправить свой галстук.

Гудронированная дорога, образующая перед домом Тони Ландерс полукруг, больше походила на выставку автомобилей, чем на обычную дорогу. Блейк насчитал пять «кадиллаков», два «транзама», один «порше» и одну «плимутскую фурию», когда они с медиумом подходили к крыльцу.

По обе стороны трехэтажной махины росли деревья, окруженные прекрасно ухоженными цветочными клумбами. В вышине горели подвешенные на веревках лампочки, и светом было залито каждое окно дома. Дом, стоявший на склоне холма, в темноте напоминал маяк.

Ближайший дом по соседству находился примерно в пятистах ярдах от него. Музыка была слышна и перед домом, но когда дверь открылась, Блейку показалось, что музыка хлынула на него, словно волна, слившись с гулом голосов.

Служанка провела Матиаса и Блейка в гостиную, по размеру лишь немного уступавшую танцевальному залу. Винтовая лестница в центре гостиной вела на второй этаж, там на площадке Блейк заметил дружелюбно беседующих людей, которые разделились на группы и пары. С потолка, как гроздья бриллиантов, свисали две огромные люстры. Несмотря на роскошь и великолепие, в доме было уютно. Вокруг пианино, стоявшего в углу гостиной, собрались пять-шесть человек. Пианист, как показалось Блейку, его сверстник, тихо играл, не обращая внимания на музыку, доносившуюся из громкоговорителей. Писатель узнал в нем ведущего вокалиста группы, возглавляющей списки американских хит-парадов. Он узнал еще трех-четырех известных актеров и актрис, а также кинорежиссера, которого пару раз видел по телевизору.

У большого открытого камина с бокалом шампанского в руке стояла Тони Ландерс. Она беседовала с седовласым мужчиной изысканного вида; он то и дело касался рукой кончика своего носа, видимо, смущенный непреодолимым желанием заглянуть глубже, чем позволяло декольте.

Блейк, поверхностно знакомый с ней, никогда не видел ее так близко, и она показалась ему красивее, чем прежде. Невысокая — всего пять футов шесть дюймов — она была в туфлях на тонком высоком каблуке. Высокий, до бедра, разрез ее черного платья при каждом движении открывал стройные ноги. Густые рыжие волосы падали на ее плечи и блестели в свете люстр, словно оранжевый шелк. В середине темного колье сверкал крупный бриллиант.

— Наша хозяйка, — сказал Матиас, кивнув в ее сторону. Он взял бокал шампанского с подноса, который держала коротконогая официантка, Блейк последовал его примеру.

Потягивая шампанское, Блейк заметил, что все глаза "обратились на Матиаса. Его белый костюм был, конечно, очень эффектен, но Блейк решил, что и в потрепанной спортивной куртке он все равно отличался бы от всех. К медиуму обратилась девушка.

— Вы Джонатан Матиас, не так ли? — Это было скорее утверждение, чем вопрос.

— Да, — ответил он, ласково пожимая ей руку.

Он представил ей Блейка, которому показалось, что девушка чем-то озабочена. Она небрежно улыбнулась писателю и вновь повернулась к Матиасу, глядя на него, как на музейный экспонат. Потом она вернулась к своей компании.

Незнакомый мужчина подошел к медиуму и пожал ему руку. В его глазах Блейк заметил то же глубокое почтение, что и в глазах девушки Незнакомец, небрежно улыбнувшись писателю, отошел с несколько удивленным видом. Блейк и сам немного удивился, увидев еще нескольких людей, подошедших к Матиасу. Стоя рядом с ним, Блейк чувствовал себя как пес, доедающий объедки хозяина. Поэтому он растерялся и не сразу ответил, когдак нему обратилась девица в роскошном брючном костюме синего цвета. Так что девица ушла, не дождавшись ответа.

Блейк взял с подноса еще один бокал с шампанским. Не то чтобы он любил этот напиток, но все лучше, чем стоять, засунув руки в карманы, как телохранитель Матиаса.

— Они тебя явно знают, — сказал он медиуму, когда от того отошел последний поклонник.

Блейк осушил бокал и поставил его на ближайший стол. Много бы он дал за кружку пива. Даже банка легкого теплого пива была бы ему приятнее шампанского.

— Я раньше не встречал никого из этих людей, Дэвид, — сказал Матиас, отпив шампанского.

— Значит, они видели тебя по телевизору, — уверил его Блейк.

— Люди всегда восхищаются тем, чего не понимают. — Голубые глаза сверкнули. — А меня они не поймут никогда.

— Ты этого хочешь? — спросил Блейк.

— Именно этого я хочу.

Они холодно посмотрели друг на друга, скрестив взгляды, как шпаги.

— Джонатан!

Повернувшись, они увидели, что к ним подошла Тони Ландерс. Она широко улыбалась, и ее зубы свидетельствовали о мастерстве ее дантиста.

— Я так рада, что вы пришли, — сказала она, целуя медиума в щеку.

— Ты прекрасно выглядишь, Тони, — заметил Матиас. — Мы давненько с тобой не виделись.

Она повернулась и с улыбкой взглянула на Блейка, который улыбнулся ей в ответ, когда Матиас представил его.

— Поздравляю с получением «Эми», мисс Ландерс. — Он указал на статуэтку на каминной доске.

— Спасибо. Пожалуйста, зовите меня Тони. — Она говорила так ласково и приветливо, что Блейк сразу почувствовал себя непринужденно. Она действительно была очень хороша, и в ней поразительно сочеталась детская наивность с неразвитой сексуальностью.

— Чем вы занимаетесь, Дэвид? — спросила она.

— Я писатель.

— Какие книги вы пишете?

— Документальные. О паранормальных и оккультных явлениях и о другом в этом же роде.

— Неудивительно, что Джонатан пришел с вами, — сказала она, взяв медиума за руку. — Вы и о нем пишете?

— Пытаюсь.

Тони хихикнула и взяла бокал, все еще стоявший на каминной доске. Над камином висела цветная фотография, восемь на десять, в позолоченной рамке. На ней был мальчик, как показалось Блейку, не старше восьми лет. Мальчик улыбался, светлые волосы были зачесаны за уши, слегка торчащие, а нос и лицо неравномерно усеяны веснушками; даже за стеклом рамки глаза его светились веселым озорством.

— Это мой сын Рик, — сказала она. — Он сегодня ночует у приятеля.

Блейк бросил быстрый взгляд на руку и не увидел обручального кольца. Ему хотелось знать, кто отец ребенка.

— У вас есть семья, Дэвид? — спросила она. '200

— Я за собой-то с трудом присматриваю, не говоря уже о других, — улыбнулся Блейк.

— Рик для меня — все. Если бы у вас был ребенок, вы бы меня поняли, — сказала она совсем другим голосом.

Она с нежностью посмотрела на фотографию своего сына. Она не хотела ребенка, и роды были трудными. Она и сейчас время от времени встречала отца Рика, одного из руководителей рекламного отдела «Твентис сентшери фокс». Он по-прежнему жил в доме, который они вместе приобрели девять лет назад. Это он захотел, чтобы они жили вместе. Он был почти на десять лет старше Тони, и она слушалась его во всем. Она боготворила его когда-то, и он ее обожал. Молоденькая, но уже известная актриса, она сыграла за шесть месяцев после приезда в Лос-Анджелес из Вирджинии две главные роли. Ее гонорар уже составлял полмиллиона за фильм, и, казалось, все идет хорошо, но она забеременела. Сначала он обвинил ее в измене, но, успокоившись, принял быстрое и, как потом она поняла, твердое решение: делай аборт или уходи из дома.

«Ребенок, — сказал он ей, — разрушит твою карьеру». Кроме того, он еще не был готов стать отцом. Впервые за все время их связи Тони положилась на свою интуицию. Аборта не будет, решила она, и если дело кончится разрывом, то так тому и быть. Она переехала к подруге и продолжала работать, а когда беременность стала заметна, начала озвучивать рекламные передачи по телевизору.

Разрыв с ним и тяжелые роды (кесарево сечение после шестнадцати часов мучений) довели ее до нервного расстройства. Три месяца она билась в тисках столь глубокой послеродовой депрессии, что близкие серьезно беспокоились о ее психическом здоровье. Мало-помалу она стала выздоравливать и решила, что будет жить для ребенка. Ей было очень трудно, но она выстояла. Через пять месяцев, чтобы выручить старого приятеля, она пошла работать в сценарный отдел Эм-джи-эм. Месяц изнурительных физических упражнений и диета вернули ей прежнюю стройность, а еще два месяца спустя ей предложили главную роль в сериале Эй-би-си, хорошо принятом публикой. Это был небольшой шаг обратно в кино и вот теперь — на сцену.

— Как Рик? — спросил Матиас, тоже внимательно смотревший на фотографию.

— Хорошо. — Она засияла. Одно только упоминание имени мальчика оживило ее. — Джонатан мне очень помог, когда я вновь начала работать после рождения Рика, — объяснила она Блейку.

Писатель кивнул.

— Ну и какая роль ждет вас теперь? — спросил он.

Улыбка сошла с ее лица:

— Знаете, у меня есть проблемы.

— Извините, — сказал Блейк.

— Что вы! Просто мне нужно принять решение, а это нелегко.

— Какое решение? — спросил Матиас.

Она допила шампанское и поставила бокал на каминную доску рядом со статуэткой.

— Мне предложили роль в новом фильме «Звездные войны», но это значит, что меня не будет дома три-четыре месяца. Наверно, придется отказаться. Я не хочу оставлять Рика на такой долгий срок.

— Но раньше ты выезжала на съемки и оставляла его, — сказал Матиас.

Тони покачала головой:

— Только на несколько дней. Теперь же, как я сказала, речь идет о месяцах.

— Что же вы намерены делать? — спросил Блейк.

— Видимо, придется отказаться от этой роли. — Она вздохнула: — Боже, мой представитель будет недоволен. Он с таким трудом выбил для меня эту роль.

— Но ваш сын будет не один. За ним будут присматривать, так ведь? — сказал писатель.

Тони повернулась к Матиасу:

— Джонатан, с ним будет все в порядке? Вы можете мне сказать? Вы можете... узнать?

Матиас вздохнул.

— Надеюсь, ты пригласила меня не для того, чтобы я показывал здесь ярмарочные фокусы, — заметил он.

— Пожалуйста, Джонатан! — она говорила умоляюще.

— Что ты хочешь знать? — спросил он тихо.

— Я хочу знать, все ли будет в порядке с Риком, если я уеду на несколько месяцев.

Матиас кивнул. Он сел в кресло у камина, а Тони повернулась и быстро пошла к двери в другом конце гостиной. Блейк с интересом наблюдал за происходящим. Он догадывался, что собирается делать Матиас; так оно и оказалось, когда Тони вернулась с картами. Судя по размеру, это были необычные карты; когда она положила их на кофейный столик перед Матиасом, Блейк увидел, что карты гадальные.

В комнате воцарилась напряженная тишина. Проигрыватель замолк, из громкоговорителей доносилось лишь пощелкивание иглы по пластинке. Наконец кто-то выключил проигрыватель.

Компания вокруг пианино умолкла, и все повернулись к Матиасу; нахмурившись, он пристально смотрел на карты.

Блейк отступил на шаг и стал смотреть то на Матиаса, то на карты, то — через стол — на Тони Ландерс. Она села в кресло напротив медиума. Тот взял карты и тщательно их перетасовал.

— Теперь ты. — Он передал карты Тони.

Она сделала то же самое и вернула ему карты. Некоторые из гостей, желая видеть, что будет, подошли поближе.

Полногрудая девица с соломенными волосами захихикала.

Матиас прошил ее таким взглядом, что она, побледнев, схватила за руку своего приятеля, словно ища защиты.

Убедившись, что больше никто его не прервет, Матиас разделил карты на десять небольших стопок по семь в каждой. После этого он поднял первую стопку, держа карты лицом вниз.

— Стопка первая, — заговорил он негромким, но хорошо слышным в тихой комнате голосом. — То, что от Бога. — Он положил стопку на стол.

— Стопка вторая — отцовство. — Он положил ее чуть выше и правее первой. — Третья — материнство.

Блейк и остальные увидели, что он кладет эту стопку карт левее и выше первой..

— Четвертая — сострадание. Пятая — сила. Шестая — жертва.

Блейк почувствовал, что у него в верхней части позвоночника началось легкое покалывание. «Интересно, испытывают ли это другие?» — подумал он.

— Седьмая — любовь. Восьмая — хитрость. Девятая — здоровье.

Тони Ландерс заерзала в кресле.

— Десятая — дела мирские. — Матиас откинулся на спинку кресла. — Древо готово, — объявил он.

— Древо? — переспросил кто-то позади него.

— Древо кабалы, — ответил Матиас, не отрывая глаз от карт. Дотянувшись до первой стопки, он перевернул верхнюю карту. Потом еще десять карт из каждой стопки.

Блейк наблюдал с любопытством. Он не раз видел, как гадают по картам. Гадальщики всегда по-разному толковали символы. Интересно, что скажет Матиас на этот раз? Медиум поднял одну карту.

— Номер восемь, — сказал он, — решение.

Тони Ландерс внимательно смотрела на карты, сложив руки на коленях.

Медиум взял следующую карту:

— Номер семь — дорога.

Когда Матиас взял еще одну карту, Блейк заметил, что у него слегка дрожит рука. Медиум с усилием сглотнул и повернул карту так, чтобы все ее видели.

— Шестнадцать — перемена.

— Какая перемена? — спросила Тони.

Матиас устремил на нее свои сверкающие голубые глаза и едва заметно покачал головой.

— Я еще не знаю, — ответил он, переворачивая следующую карту. Это была карта великой тайны. Кинжал.

В стороне от кабалистической фигуры лежали теперь восемь карт. Матиас взял одну из них, но повернул не сразу. Рука его задрожала сильнее.

— Что случилось? — спросила Тони взволнованно. — Что вы увидели? Скажите, что вы увидели?

Блейк, как и почти все в комнате, видел дрожащую руку медиума. Блейк почувствовал, что его начинает окутывать все усиливающийся холод, будто его сжали ледяные тиски.

Фотография Рика Ландерса над каминной доской начала покачиваться, как от дуновения невидимого ветра.

— Переверните ее, — раздраженно проговорила Тони Ландерс. Дыхание ее стало порывистым и учащенным. — Я хочу видеть эту карту. Скажите мне, что вы увидели?

Фотография Рика продолжала покачиваться. Этого движения не замечал никто, кроме девицы с соломенными волосами. Потеряв дар речи, она смогла только указать пальцем на фотографию.

— Боже мой! — сказал мужчина, стоявший с ней рядом, когда увидел это.

Матиас перевернул последнюю карту.

— Опасность, — прошептал он.

— Какая опасность? — требовательно спросила Тони, устремив взгляд на карту. — Скажите мне.

— Твой сын... — дрожащим голосом начал Матиас.

Раздался громкий треск: стекло вылетело из рамки и разбилось. На тех, кто стоял рядом, посыпались осколки, и Блейк инстинктивно отступил на шаг, чтобы его не задело.

Девушка, стоявшая возле него, завизжала.

Фотография со стуком упала на пол. Тони Ландерс метнула взгляд с гадальных карт на фотографию, лежащую на полу.

Она кинулась к ней, но вдруг все увидели, как что-то красное и блестящее проступило на фотографии, словно просочившись из разрыва в бумаге.

Это была кровь.

Тони застыла, глядя, как она вытекает из разорванной фотографии.

Блейк, будто в трансе, смотрел на происходящее.

Схватив рамку с фотографией, Матиас положил ее на стол.

Блейк перевел взгляд с медиума на осколки стекла, усеявшие ковер под каминной полкой.

Кровь исчезла. Фотография была чистой.

— Что случилось? — спросила Тони Ландерс. — Что это значит?

Матиас заколебался.

— Что-то произойдет с моим сыном? Пожалуйста, Джонатан, скажите мне.

Он кивнул.

— Он умрет? — спросила она.

— Я видел опасность. Я не говорил, что он умрет, — пытался не слишком убедительно утешить ее медиум.

Тони взяла рамку с фотографией и внимательно посмотрела на сына. Слезы навернулись ей на глаза, но она быстро взяла себя в руки.

— Я его не оставлю, — сказала она. — Не сейчас.

Матиас с усилием сглотнул и увидел, что на него смотрит Блейк. Казалось, писатель не особенно взволнован происшедшим. Гости стали понемногу расходиться, разговоры стихли, слышался лишь сдержанный шепот. Медиум встал и положил руку на плечо Тони Ландерс.

— Наверно, мне не стоило гадать, — сказал он.

— Нет, — прошептала она, пожимая его руку. — Я благодарна вам.

— С вами будет все в порядке? — спросил ее Блейк.

К ним подошла женщина старше Тони, источая аромат дорогих духов. Она склонилась перед Тони и взяла ее за руку. Блейк и Матиас направились через гостиную к двери, ведущей в сад. Они вышли во двор, и в лица им подул прохладный ветерок.

— Что ты видел? — спросил Блейк, когда они отошли от дома.

— Ты знаешь, как гадают на картах, Дэвид. Ты видел все, что и я.

— Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду! — воскликнул англичанин.

— Ее сын умрет, — спокойно ответил Матиас. — Ты это хотел услышать?

Он прошел через газон к большому декоративному пруду для разведения рыб, над которым, почти касаясь воды, свисали ветви ивы. По воде плавали листья, упавшие с ветвей. Темная гладь отражала яркие огни дома.

— Ты узнал это не из карт, не так ли? — спросил Блейк, сам не зная, вопрос это или утверждение.

— Верно!

— Тогда как ты узнал, что мальчик умрет? 206

— Ты хочешь знать все тайны, Дэвид!

— Да, я хочу знать их.

— Я не могу тебе ответить.

— Вернее, не хочешь, — с вызовом сказал Блейк. — Почему сломалась рамка фотографии? Стекло разбилось, словно по нему ударили молотком.

— Окно было открыто, — предположил Матиас. — Возможно, это из-за ветра.

— Полно, Джонатан, — устало проговорил писатель. — За кого, черт возьми, ты меня принимаешь?

— А что, по-твоему, ее разбило? — проворчал Матиас. Его синие глаза светились в темноте. — Моя... сила? — Медиум повернулся и пошел к дому, оставив Блейка одного у пруда.

Писатель медленно обошел пруд, в воде мелькали рыбы. Он устало вздохнул. Сломанная рамка. Предсказание. Неужели все это опять уловки Матиаса? «Мозгоебка», как выразился один американский психолог? Он начинал сомневаться, что «уловки» — подходящее слово. Он достаточно узнал этого человека за последние пять или шесть дней и не мог считать его шарлатаном или мошенником.

Блейк покачал головой и внимательно посмотрел на воду, словно ища у нее ответа. Увидев свое собственное отражение, Блейк в оцепенении наблюдал, как оно таращится на него из воды.

Да, это он отражался в воде, но черты его лица были искажены неописуемым ужасом. Рот открыт, словно он собирался кричать, глаза выкатились из орбит.

Не отрывая глаз от отражения, он отступил на шаг, под ногами заскрипели мелкие камешки, насыпанные вокруг пруда. Один камень отскочил в воду, отчего поверхность ее зарябилась.

Зловещее отражение исчезло, а потом в спокойной воде стало обычным. Блейк еще долго вглядывался в воду, словно ожидая, что лицо, охваченное ужасом, появится вновь. Прохладный ветерок взъерошил его волосы, он слегка поежился и решил, что пора возвращаться домой.

Шум ветра в кронах деревьев напоминал тихий, зловещий смех.

Глава 9

3. 04 утра.

Блейк откинул одеяло и вылез из постели. Он целый час переворачивался с боку на бок, но так и не смог заснуть.

Шофер Матиаса привез его в отель примерно в половине второго. Когда они покидали дом Тони Ландерс, там оставалось совсем мало гостей; в их поведении после случившегося появилась некоторая торжественность.

Вернувшись в отель, Блейк выпил в баре пару бутылок пива, о котором мечтал, потом пошел в свой номер, но понял, что заснуть не может. Теперь он стоял у окна и смотрел в непроглядную тьму Центрального парка. Деревья гнулись и вздрагивали под напором ветра, и писатель подумал, как неуютен парк под покровом ночи.

Он стал смотреть телевизор, переключая каналы, пока не нашел старый черно-белый фильм. Однорукий Оди Мерфи выигрывал войну за США. Блейк посмотрел на экран, потом вновь переключил канал. Шла передача о китайской кухне, и он оставил ее, уменьшив громкость. Через пять минут и она ему надоела. Он выключил телевизор и включил радио. Покрутив ручку настройки, он нашел станцию, передающую рок-музыку: «Уай энд ти» гремели вступительными аккордами «Мин стрик».

Вокруг здания, мрачно завывая, кружил ветер, словно желал проникнуть внутрь.

Блейк прошел в ванную, наполнил стакан водой и опустошил его большими глотками. Вернувшись в комнату, он сел за стол, на котором были разложены его записи. Он уже заполнил информацией три больших блокнота. В них были случайные наброски, неопровержимые факты и много рассуждений. Прежде, чем заняться подготовкой новой книги, он должен очистить и просеять всю эту информацию. Блейк всегда недолюбливал исследовательскую работу, но сейчас это чувство усилилось. Он понял, что вопрос об астральных перемещениях и связанных с этим явлениях гораздо шире, чем казалось ему сначала. Странно, чем больше он изучал этот вопрос, тем непостижимее он был для него. Имея на руках фрагменты, он никак не мог составить целостного представления.

Автор пяти всемирно известных бестселлеров, он был неплохо обеспечен, что, кстати, бывало довольно редко среди его коллег. Блейк никогда не предполагал, что станет зарабатывать на жизнь, издавая свои книги о паранормальном. Все произошло неожиданно.

В двадцать лет он уехал из дома в надежде сделать карьеру журналиста, но работа в местной газете быстро отбила у него интерес к журналистике. Ему было скучно давать материалы к школьным праздникам и интервьюировать людей, жалующихся на неполадки с канализацией. В свободное время он начал писать прозу. Затаившись в своей крохотной комнатушке над прачечной в Бейсуотере, он после работы садился за пишущую машинку. Он вскоре ушел из газеты и поступил в кинотеатр в Вест-Энде, но там мало платили. Он подрабатывал, строча порнографические рассказы для журнала «Эксклюзив», где за опус в пять тысяч слов получал пятьдесят фунтов. Опубликовав две статьи в «Космополитен», он решил написать роман и просидел над ним две недели. Но роман не приняло ни одно из восьми издательств, которым он предлагал его. Его опубликовало маленькое независимое издательство. Как почти все первые романы, и этот через месяц канул в небытие. Но он был не из тех, кто легко сдается. Переключившись на документальную прозу, он шесть месяцев собирал материал, еще два писал и наконец создал свою первую книгу о паранормальном.

После четырех неудачных попыток опубликовать ее Блейк нашел одного известного издателя, выпускающего книги в твердом переплете.

Книга «Свет в темноте» появилась в свет за две недели до его двадцатидвухлетия.

Получив гонорар, Блейк ушел в отпуск. Такую роскошь он не мог себе позволить уже три года. Вернувшись из отпуска, он узнал, что его книгу купило крупное издательство «Нова», а американские права на издание книги проданы за значительную сумму. Для Блейка было приятной неожиданностью узнать, что он может покинуть свою конуру и снять квартиру в Холланд-парке.

Спустя два года, на протяжении которых вышли еще две его книги, он купил весь этот дом. Потом он написал еще три книги, снискавшие известность во всем мире, так что недавно, месяцев пять назад, он приобрел большой дом недалеко от Слоун-сквер.

Ему больше было незачем спешить с окончанием работы. Теперь восемь-девять месяцев он тратил на исследования, остальное было делом техники — он писал сразу на машинке. Работая над книгой, Блейк любил уединяться в рабочем кабинете. Однако отшельником не был. Его любили многие, и он отлично чувствовал себя, общаясь с людьми, даря каждому обаятельную, непринужденную улыбку. Впрочем, временами он любил побыть один. Кто-то однажды сказал ему, что лицемерие — ключ к популярности. Если можешь быть всегда всем для всех, будь таким. За многие годы Блейк привык носить в обществе добродушно-веселую личину, но даже самые близкие ему люди не всегда знали, что таится под ней. Он и был всем для всех. С врагами он был так же любезен, как с лучшими друзьями.

Искушенный в науке любви, он умел очаровывать женщин, заставляя каждую верить в то, что она — единственная. Романов и смолоду было много, но стало еще больше, когда он приобрел известность, однако ни один из них не оставил в его душе глубокого следа. Он улыбнулся, смутно припомнив слова, приписываемые Солу Беллоу. Их смысл был примерно таким: представиться женщине писателем — то же самое, что подкинуть ей в бокал таблетку, возбуждающую половое чувство, — она моментально потащит тебя в постель.

Он усмехнулся, открыл блокнот и взял ручку.

За окном свирепо выл ветер, он яростно бился в стекла, словно пытаясь ворваться в комнату. Из радиоприемника «Скорпионз» вопили «Кам ин хоум», и Блейк приглушил звук.

Он опустился в кресло и кратко записал, что произошло в доме Тони Ландерс сегодня вечером, не забыв упомянуть о рамке и страшном видении в пруду.

Записывая, он чувствовал, что веки его наливаются тяжестью, словно свинцом. Он зевнул и, потянувшись, откинулся на спинку кресла. Хорошо, что на него вдруг навалилась усталость. Может, в конце концов ему удастся заснуть. Он просмотрел записи и наклонился вперед, сильно сомкнув веки.

Лампа вдруг замигала.

Наверно, ветер качает провода, подумал он, но тотчас же вспомнил, что это Нью-Йорк, где кабели прокладывают под землей, а не какая-нибудь английская деревушка, где провода болтаются на опорах.

Лампа вновь мигнула, погрузив комнату в темноту на одну или две секунды.

Блейк выругался и уставился на лампочку. Проклятая лампа не вкручена как следует в патрон, вот и мигает, решил он. Он снова взял ручку, но ему было очень трудно держать глаза открытыми. Он перевернул страницу, но не написал ни слова: голова его упала на грудь, и через секунду он уже спал крепким сном.

Ванная была окутана паром. Словно белый туман, он вился в воздухе, зеркало помутнело, и, посмотрев в него, Блейк увидел свое смазанное и расплывчатое отражение. Он слышал, как из кранов хлещет струя и с шумом бьет в переполненную ванну. Через края ванны, закрытой занавеской для душа, стекали ручьи воды. Блейк пожал плечами, он помнил, что не задергивал занавеску.

Он протянул руку, закрыл горячий кран и выругался, прикоснувшись к раскаленному металлу. С занавески на пол стекали капли воды, на плитке под его ногами была лужа.

Блейк потянул тонкую занавеску и громко вскрикнул.

В горячей воде, почти в кипятке, сидел человек; его кожа была покрыта страшными рубцами от ожогов.

Человек широко улыбался распухшими, потрескавшимися губами, из которых сочилась прозрачная жидкость. Очевидно, он погружался в кипяток с головой: лицо было пунцово-красным, кожа покрылась бесчисленными волдырями, некоторые из них лопнули и залили щеки своим содержимым. Все тело его было малинового цвета. Температура воды была столь высокой, что три ногтя отделились от пальцев и держались на тонкой кожице.

Ноги Блейка приросли к полу, глаза расширились. Но не — вид человека ужаснул его, а черты лица. Это было его собственное лицо.

Обваренное и страшное лицо Блейка.

Он снова закричал и проснулся от своего крика.

Блейк выпрямился в кресле, лоб его был покрыт испариной. Лампа больше не мигала, комнату заливал приятный желтоватый свет. Звуки рок-музыки сменились голосами — Ди Джей беседовал со своими гостями.

До него не сразу дошло, что это был сон.

Он с усилием сглотнул слюну и посмотрел на приоткрытую дверь ванной. Там было темно. Звук текущей воды не слышался. Пар не клубился.

Блейк вытер лоб тыльной стороной ладони и облегченно вздохнул.

— Будешь знать, как работать по ночам, — проговорил он и потянулся, чтобы закрыть блокнот.

На чистой до того, как он заснул, странице появились какие-то записи.

Почерк, несомненно, принадлежал ему, хотя буквы были крупными и неаккуратными.

Блейк протер глаза и перевернул страницу. Должно быть, он написал это до того, как задремал. Но прочитав запись, он понял, что она новая. Он пристально вгляделся в неровные буквы: «Эта сила существует. Я видел ее. Я видел ее тайны».

Писатель вновь с усилием сглотнул. Это были его слова. Раньше Блейк слышал о подобном, о так называемом автоматическом записывании, но обычно это происходило, когда человек погружался в транс. Неужели перед ним был пример автоматического записывания?

Он глубоко вздохнул, продолжая держать лист перед собой. Он больше не будет ничего утаивать. Он расскажет Матиасу о том, что случилось, а также и о кошмаре. Блейк вырвал страницу из блокнота и сморщился, почувствовав боль в правой руке. Подняв руку к глазам, он увидел, что ладонь и запястье покраснели и слегка припухли. Словно они ошпарены кипятком.

Глава 10

Оксфорд

— Сколько дней прошло с тех пор, как вы спали последний раз? — спросила Келли Мориса Гранта, нетерпеливо барабанившего по столу, за которым они сидели. Между ними стоял магнитофон. Катушки на нем медленно вращались, перед Грантом был микрофон.

— Два, — огрызнулся Грант. — Почему, черт возьми, вы спрашиваете? Вы сами знаете. Это вы накачали меня этими чертовыми лекарствами. — Он поднялся и подошел к большому окну с зеркальными стеклами в дальнем конце комнаты. Снаружи светило солнце.

— Выгляните в окно, — сказал Грант. — Такой прекрасный день, а я торчу здесь с этими ублюдками, которые замучили меня своими дурацкими вопросами.

Мужчина, сидевший справа от Келли, наклонился к ней.

— Что вы ему даете? — спросил негромко Джон Фрезер.

— По тридцать миллиграмм метадрина, — ответила Келли, — но без тубарина, чтобы он не спал ночью.

Фрезер кивнул и что-то записал на лежащем перед ним блокноте.

Благодаря большому окну в комнате было светло и свежо. Белизна высоких стен слегка оттенялась двумя-тремя висевшими на них картинами, но самым заметным здесь предметом был огромный электроэнцефалограф. Мингограф Элемы Сконандера был новейшим прибором такого рода и одним из четырех, которыми располагал институт. Утром, больше часа назад, судя по большим настенным часам над прибором, уже регистрировали электрическую активность мозга Гранта. Но сейчас Келли и ее коллегу больше волновала эмоциональная реакция Гранта, чем активность его мозга. Подсознательно он не мог избавиться от навязчивого кошмара, и последние две ночи ему намеренно не давали спать.

Исследователи наблюдали, как он возбужденно вышагивал перед окнами.

— Почему бы вам не вернуться и не сесть? — спросил Фрезер.

Келли уже работала с Джоном Фрезером раньше. Он был на десять лет старше ее, но выглядел скорее на пятьдесят, чем на тридцать пять. На лице его были пятна, какие появляются от длительного пребывания на солнце. Толстый нос блестел как лысина. Глядя на его опухшие веки, казалось, что он вот-вот заснет. Однако его стройное и мускулистое тело резко отличалось от изможденного лица. Как будто на молодом теле сидит не та голова, подумала Келли.

— Я сказал, почему бы вам...

Грант прервал его.

— Да, я слышал, — резко ответил он, помедлив, вернулся и снова сел за стол. — Почему, черт возьми, вы задаете мне так много вопросов? Я просто хочу спать.

— Почему вы хотите спать? — спросил Фрезер.

— Потому что устал как собака, — отрезал Грант. — Этого достаточно?

Он злобно уставился на исследователей. Его щеки и подбородок, небритые уже три или четыре дня, покрылись густой щетиной, словно шуршавшей, когда он потирал лицо.

— Когда вы согласились помочь нам, вы знали, что могут возникнуть кое-какие неудобства, — напомнила ему Келли.

Морис Грант не ответил. Он только переводил взгляд с Келли на Фрезера и обратно.

— Вы готовы отвечать на вопросы? — спросила она.

— Если да, вы позволите поспать?

Она кивнула.

— Ладно, задавайте ваши вопросы, — сказал он, трогая пальцами кожу вокруг ногтей и время от времени покусывая ее.

— О чем вы думаете, когда не можете спать? — спросила она, пододвигая микрофон поближе к нему.

— О вещах, которые...

— О каких вещах? — вмешался Фрезер.

— О вещах... — прошипел Грант. — О всяких вещах. Разные мысли.

— Вы можете вспомнить хоть одну? — поинтересовалась Келли.

— Нет, — уныло ответил он.

— А вы попытайтесь, — не унимался Фрезер.

Грант сжал зубы и мрачно уставился на исследователя.

— Я сказал вам, что не могу вспомнить, — раздраженно ответил он.

— Ваши мысли связаны с вашей женой и ребенком? — спросила Келли.

На мгновение на лице Гранта выразилось удивление:

— Почему они должны быть связаны с моей женой и ребенком?

— Послушайте, если вы будете отвечать вопросом на вопрос, — заметил Фрезер, — мы просидим здесь весь день.

Келли укоризненно взглянула на коллегу, когда Грант вновь набросился на него.

— Это что, черт возьми, допрос, что ли? — рявкнул он. — Вы попросили меня ответить на несколько вопросов, я пытаюсь это сделать, но вы постоянно меня прерываете. — Он повысил голос.

— Ваши мысли имеют отношение к вашей семье? — повторила вопрос Келли.

Грант отрицательно покачал головой.

— Вы думаете о вашей жене и сыне, когда не можете заснуть? — упорствовала Келли.

— Я только что ответил вам, нет.

— Но это неестественно. Вы хотите сказать, что совсем не вспоминаете о них? — спросил Фрезер с некоторым сарказмом.

Грант стукнул кулаком по столу и закричал:

— Я не думаю о них!

Фрезер устало посмотрел на Гранта, начиная нервничать из-за его агрессивности.

— Вы когда-нибудь хотели убить жену и сына? — спросила Келли.

— Убить их? Зачем?

— Это мы и хотим узнать, — сказал Фрезер.

— Почему я должен хотеть их убить?

— Потому что в вашем мозгу может существовать область, которая хочет этого, — пояснила Келли. — В каждом из кошмаров, посетивших вас, вы убивали вашу жену и ребенка.

— Ну и что? — рявкнул Грант. — Неужели это так важно, черт возьми? У всех бывают кошмары.

— У вас с женой были кое-какие проблемы, не так ли? — спросила Келли. — Я имею в виду ваши супружеские отношения.

— Ну и что, если были? Какое это имеет отношение к этим чертовым кошмарам? — сердито проговорил Грант.

— Вы бы хотели убить вашу жену и сына? — настаивал Фрезер.

Грант вскочил на ноги.

— Вы играете со мной в какую-то дурацкую игру, — прорычал он, тыча пальцем в исследователей, которые слегка отодвинулись от стола.

— Говорите правду, — сказал Фрезер. — Хотите вы их убить или нет?

— Я сказал, нет, ублюдок.

— Скажите еще раз.

— Нет.

— Вы хотите их убить, — с усилием проговорил Фрезер.

— Нет. Нет! — Крик перешел в яростный вопль.

Неожиданно Грант схватил тяжелый магнитофон и поднял над головой. Вилка выскочила из розетки, катушки беспомощно повисли в воздухе. Келли и Фрезер отскочили как ужаленные, когда Грант повернулся и с неистовой силой швырнул магнитофон в большое окно. Стекло разбилось с оглушительным звоном, тяжелые крупные осколки разлетелись, как копья.

— Скорее зови на помощь, — крикнул Фрезер, когда Грант повернулся к нему.

Келли кинулась к двери в тот момент, когда Грант набросился на Фрезера. На бегу он задел стол, и оба упали на пол под грохот ломающегося стола. Фрезер попытался подняться, но Грант обеими руками вцепился ему в шею и начал его душить. Чувствуя, что пальцы Гранта сдавили его горло, Фрезер размахнулся и изо всех сил двинул его по виску. Это только раззадорило Гранта. Он навалился на исследователя и начал бить его головой об пол.

Фрезер увидел его лицо с дико сверкающими глазами и выступившей на губах пеной. Он с неистовым бешенством продолжал бить об пол голову жертвы. Вцепившись в запястье Гранта, Фрезер пытался оторвать его руки от своего горла, но лишь на мгновение он почувствовал облегчение. Он понял, что теряет сознание.

Вдруг пальцы разжались, и Фрезер, в глазах которого помутилось, увидел двух мужчин, схвативших Гранта и поднявших его на ноги. Рядом стояли Келли и доктор Вернон со шприцем в руке.

Фрезер повернулся на бок, и все поплыло у него перед глазами, а в горле нестерпимо засаднило.

— Свяжите его, — распорядился Вернон, когда двое мужчин подтащили Гранта к энцефалографу. Они положили его на тележку и быстро обвязали толстыми кожаными ремнями его руки и лодыжки. Грант перестал метаться и начал успокаиваться, когда к голове его прикрепляли электроды, он лишь злобно поглядывал на исследователей. Зубы его были сжаты, в уголке рта пузырилась белая пена.

Келли подошла к Фрезеру, лежа среди обломков стола, он пытался приподняться. Она стала на колени и протянула ему руку, но он отвел ее. С трудом поднявшись на ноги, он держался одной рукой за горло. Он кашлянул и почувствовал вкус крови. Вернон бегло взглянул на него и вновь повернулся к Гранту, на лбу и висках которого были электроды. Он лежал неподвижно, его грудь поднималась и опускалась.

Один из исследователей стоял в ожидании у прибора, на манжете его рубашки не хватало пуговицы. Келли узнала Фрэнка Андерсона, человека лет сорока, атлетического сложения.

Вернон кивнул, и Андерсон включил энцефалограф.

Пять карандашей заскользили взад и вперед по бумажной ленте, которая выходила из прибора. Четыре карандаша рисовали волны в мозгу Гранта.

Пятый едва двигался. Заметив это, Андерсон привлек внимание Вернона. Тот казался озадаченным.

— Что это значит, черт возьми? — проговорил Андерсон.

Вернон не ответил.

К ним подошла Келли, оставившая Фрезера у разбитого окна. Тот стоял, пошатываясь, жадно вдыхая холодный воздух и все еще морщась при глотании.

— Может быть, эту область контролирует подсознание? — спросила Келли Вернона, не сводя глаз с линии, как бы дремлющей на ленте.

Вернон не ответил.

— Должно быть, так оно и есть, — не успокаивалась Келли. — Теоретически эта область должна активизироваться, когда он заснет. Усыпите его. Может быть, нам удастся выяснить.

Вернон тут же принялся действовать. Он закатал рукав на руке Гранта, нашел вену, всадил в нее иглу и давил на поршень, пока из тонкого шприца не вылилась последняя капля тубарина.

Они стали ждать.

Ожидание длилось десять минут. Слышно было лишь тиканье часов и тяжелое дыхание Гранта. Келли наклонилась над ним и, подняв веко, убедилась, что зрачок расширился.

— Он спит, — сказала она негромко, словно стояла у постели ребенка и не хотела его будить.

Через пять минут она заметила, как задвигались глаза под закрытыми веками. Несомненно, эти быстрые движения сопутствовали сновидениям.

— Ему снятся сны, — проговорила она взволнованно.

Казалось, Вернон, сосредоточенно рассматривавший ленты с электроэнцефалограммой, не слышал ее.

Четыре линии на ней почти не изменялись, зато пятая меняла форму с пугающей быстротой. Он подозвал Келли, чтобы она тоже посмотрела.

— Очень похоже, что пятая линия указывает на область мозга, управляющую подсознательным мышлением, — сказала она. — Активность регистрируется в ней только тогда, когда испытуемый спит.

Все посмотрели на Гранта.

— Знать бы, что ему снится, — сказал Вернон. — Боже, это невероятно! — Он продолжал смотреть на безумно раскачивающийся карандаш. — По-видимому, эта область находится в затылочной доле. — Он немного понизил голос. — Эта область мозга связана со зрением.

— Следовательно, он что-то видит, — сказал Фрэнк Андерсон.

Вернон кивнул.

Стук в дверь заставил всех вздрогнуть.

Никто не двинулся с места, и стук повторился — уже громче и настойчивей.

Проворчав что-то про себя, Вернон открыл дверь и увидел свою секретаршу.

— Вас просят к телефону, доктор Вернон, — сказала она. — Это...

Он прервал ее.

— Вы не могли бы подождать? Я занят, — рявкнул он.

— Звонят из полиции.

Вернон кивнул и заметил любопытные взгляды коллег.

— Я буду говорить здесь, — сказал он, кивнув в направлении настенного телефона. Он подошел к нему и взял трубку: — Доктор Вернон слушает. Да, верно.

Келли увидела, что он нахмурился.

— Когда это произошло? — спросил он. Последовала короткая пауза. — Понятно. Да, я понимаю.

— Смотри. — Андерсон дернул Келли за рукав.

Она опустила глаза.

Пятый карандаш прекратил неистовое движение и теперь чертил на ленте ленивые параболы.

Келли подошла к Гранту и пощупала пульс, отметив, что рука его сильно похолодела.

Вернон повесил трубку и вернулся к коллегам. Он вздохнул и коснулся лба ногтем большого пальца.

— Что случилось? — спросила Келли.

— Полиция интересовалась, не покидал ли Морис Грант институт в течение последнего часа, — сказал он.

Келли с недоумением посмотрела на него.

— Соседка прогуливалась мимо его дома и теперь утверждает, что видела там Гранта.

— Но это невозможно! — воскликнул Андерсон. — Соседка клянется, что видела его.

— Не понимаю, почему вдруг полицейских заинтересовало, где находится Грант, — сказала Келли.

Вернон перевел дыхание.

— Двадцать минут назад его жена и ребенок были убиты в собственном доме — расчленены, как выразились полицейские.

— Боже! — прошептал Андерсон.

Келли молчала, ее глаза были прикованы к ремням, надежно державшим Гранта на тележке.

Глава 11

Переступить порог кабинета доктора Вернона было для Келли все равно что вернуться в прошлое. Комната с обшитыми панелями стенами, с огромными книжными шкафами, уставленными бесчисленным количеством томов в кожаных переплетах, очень походила на музей. Комнатой этой можно было восхищаться, проявлять к ней интерес или относиться к ней с почтением, словно к пожилому человеку. Вряд ли к ее обстановке можно было добавить что-либо конструктивное. Комната напоминала ей читальный зал в клубе для джентльменов, 1де курят сигары и попивают из бокалов портвейн. В своей блузке цвета хаки, бежевой юбке и коричневых туфлях Келли чувствовала себя в этой комнате несколько не к месту. Ей казалось, что она нарушает царящую здесь торжественную атмосферу и что кринолин подошел бы ей в данный момент гораздо больше.

Стоя рядом с ней, Джон Фрезер все еще поглаживал шею и жаловался на боль, хотя и отказался от врача. Вернон смотрел в окно на залитую солнцем лужайку, ощущая на лице приятное тепло. В комнате тоже было тепло, но все пуговицы на его куртке были застегнуты. Он сунул в рот конфетку от кашля, и запах ментола усилился.

Фрезер отпил чай из чашки, которую принесла секретарша Вернона пять минут назад, и понял, что чай остыл. Он поставил чашку на место и начал поглаживать шею. Он почувствовал боль в голове — в том месте, которым Грант бил ее об пол. Ощущение было скверное, да и выглядел он соответственно. Начав работать в институте пять лет назад, Фрезер приобрел репутацию нытика, но сегодня, как он полагал, у него были основания для нытья.

Жаловался он не только на работе. Жена вот уже двенадцать лет выслушивала его жалобы постоянно. Казалось, доволен он бывал лишь тогда, когда держал в руке рюмку с виски.

Он любил выпить; пристрастившись к спиртному лет с восемнадцати, Фрезер довольно долго не превращался в алкоголика, но, кажется, в последнее время был близок к этому, как никогда.

— Я не вижу другого выхода, доктор Вернон, — сказал он. — Прекратите исследования, чтобы не повторялись инциденты вроде сегодняшнего.

Келли сердито посмотрела на него.

— Мы сейчас не можем прекратить исследования, — заметила она. — Нам еще многое нужно узнать.

— Этот человек мог меня убить. Продолжать эти опыты — безумие. Он опасен.

— Ради Бога, Джон. Он рассвирепел не без причины. Он напал на тебя тоже не без причины, — вмешался Вернон. — И Келли права: нам сейчас никак нельзя прекращать исследования.

— Ты сам все испортил, Джон, — сказала Келли. — Ты его спровоцировал.

— Я его спровоцировал? — Фрезер посмотрел на нее с изумлением. — Боже мой! Я всего лишь задал ему несколько вопросов.

Вернон обернулся и взглянул на них.

— Если вы не любите рисковать, Джон, то у вас есть выбор, — сказал он негромко, но твердо. — Если вы не желаете работать над этим проектом, вас назначат на другую должность.

Фрезер покачал головой.

— Нет, я не хочу этого, — ответил он. — Я только думаю, что нам не следует использовать лекарства, если...

Вернон прервал его:

— Мы договорились с исследователями из метафизического центра, что мы будем использовать лекарства, а они — гипноз. Мы должны продолжать работу. Сегодняшний инцидент — недоразумение.

— Как вы можете быть уверены, что он не повторится?

Вернон сердито посмотрел на него.

— Нам следует пойти на риск, — резко возразил он. — Работа, которую мы делаем, имеет громадное значение. Если мы получим ответы на наши вопросы, это принесет пользу многим людям.

— И одному человеку в особенности, не так ли, доктор Вернон? — спросил Фрезер.

Вернон метнул на него свирепый взгляд и стиснул челюсти, на щеках заходили желваки. Цвет глаз напоминал мокрый бетон.

Келли смотрела на них с удивлением.

— Хватит, Фрезер, — сказал директор, и Келли услышала в его голосе ярость — сдержанную, но заметную. — Исследование будет продолжаться. Если вы не желаете принимать в нем участие, уходите из моего кабинета и не отнимайте у меня времени.

Келли удивили резкость его тона и ярость, горящая в его глазах. Она видела, что Фрезер сник под натиском шефа. Он тяжело опустился на стул, пытаясь выдержать взгляд директора, но в конце концов отвел глаза, опустил голову и начал рассматривать свои ногти.

Вернон сел и сложил руки на животе, не сводя глаз с Фрезера.

«И одному человеку в особенности». Келли смотрела на своего напарника, гадая, что он имел в виду.

— Думаю, будет лучше, если вы уйдете сейчас, Джон, — тихо сказал Вернон. — Нам больше не о чем говорить.

Тяжело вздохнув, Фрезер поднялся. Прежде, чем направиться к двери, он посмотрел на Келли и на Вернона.

— А если это повторится? — с вызовом бросил он. — Вы готовы отвечать за то, что может произойти, доктор Вернон?

Вернон не поднял глаз.

— Уходите, Джон, — тихо сказал он.

Когда Фрезер захлопнул за собой дверь, Келли тоже встала. Она горела желанием поговорить с Фрезером.

— Одну минутку, Келли, — произнес Вернон.

Она опять села, смахнув с юбки воображаемые пылинки.

— Вы хотите, чтобы я заменил Фрезера? — спросил Вернон.

— Я думаю, не мне это решать, — ответила Келли.

— Вам работать с ним.

Она хотела что-то сказать, но слова застряли у нее в горле; Вернон первым нарушил молчание.

— Этот проект слишком важен, чтобы рисковать им из-за одного человека.

Келли заметила, что его глаза вновь приобретают жесткое выражение.

— Надеюсь, вы со мной согласны?

Она кивнула:

— Доктор Вернон, вы не думаете, что убийство жены и ребенка может как-то повлиять на Гранта?

— Каким образом?

Она пожала плечами, боясь, что ее слова покажутся доктору смешными.

— Катализатор, объект его подсознательных фантазий больше не существует, — сказала она. — Мы полагали, что его кошмары — подсознательное проявление реальных желаний, но сейчас его жена и сын умерли, и ему больше не на кого направлять враждебность.

Вернон задумчиво потер подбородок.

— Вы хотите сказать, что жена была объектом его ярости и причиной кошмаров? — предположил он. — Тогда теоретически кошмары должны прекратиться.

Келли кивнула.

— Все же странно, — сказала она. — Ее убили, когда Грант находился в трансе, вызванном лекарствами, притом убили именно так, как он описывал, будто его сны были пророческими. Возможно, это и есть разгадка, которую мы ищем. Может быть, кошмары Гранта не подсознательные желания, а предвидение будущего.

Вернон пошевелил конфетку во рту, она выпирала из-под щеки наподобие флюса.

— Возможно, — пробормотал он.

Келли посидела еще несколько мгновений и встала.

— Я вам больше не нужна, доктор Вернон? — спросила она.

Он отрицательно покачал головой.

Келли направилась к двери, директор института провожал ее взглядом. Он кашлянул и, когда Келли взялась за ручку двери, вновь заговорил:

— Помните о том, что я вам сказал, Келли. Этот проект очень важен. На карту поставлено слишком многое. Если Фрезер будет вас беспокоить, сообщите мне.

Она кивнула и вышла.

Вернон положил ручку и сжал кулак.

Фрезер.

Уж что-что, а оппозиция им сейчас совсем некстати.

Фрезер.

Дыхание Вернона стало порывистым. Нет, он не позволит Фрезеру нарушить программу исследований. Чего бы это ему ни стоило.

Келли зашла в кабинет Джона Фрезера, в лабораторию и в библиотеку. Его нигде не было.

Возвращаясь обратно по отполированному полу приемной института, она заметила, что он садится в знакомый красный «датсун».

Келли выбежала на посыпанную гравием подъездную дорогу и подошла к нему, когда он уже заводил мотор.

Не заметив ее, он уже съехал с обочины, и ей пришлось постучать по стеклу. Он затормозил и опустил стекло.

— Что тебе нужно? — грубо спросил он.

— Куда ты едешь?

— Догуливать выходной, — с сарказмом ответил Фрезер. — Отыщу поблизости пивную и приму несколько кружек пива. Возможно, запью его несколькими рюмками виски. — Он поставил первую скорость, коробка передач протестующе взвыла.

— Ты что-то сказал в кабинете Вернона. Что ты имел в виду?

Рев двигателя заглушил ее слова.

— Я не знаю, о чем ты говоришь, — сказал Фрезер.

— Об исследовании. Ты сказал, что оно принесет пользу одному человеку в особенности. Что ты имел в виду?

Фрезер нажал на акселератор, задние колеса бешено закрутились, и из-под них полетела галька.

— Ты Вернона имел в виду? — настаивала она.

— Спроси его самого, — бросил Фрезер и уехал.

Келли наблюдала, как «датсун» исчезает из вида на обсаженной деревьями дороге. Постояв еще немного, она направилась к главному зданию.

Не она одна видела, что Фрезер уезжает.

Из окна своего кабинета на третьем этаже Вернон видел всю сцену. Он отступил от окна в темноту.

Глава 12

Доктор Стивен Вернон налил себе очередную порцию виски и вернулся в кресло у камина. Из проигрывателя лилась чарующая мелодия «Симфонии нового мира», и Вернон на мгновение закрыл глаза, вслушиваясь в волшебные звуки. Музыка его не успокоила, он открыл глаза и стал искать утешения в виски, выпив его залпом, янтарная жидкость приятно обожгла его.

За окнами ветер раскачивал ветви деревьев; в ночном небе, словно черные солдаты, угрожающе собирались тучи.

В доме горел камин; комната была залита мягким светом камина и двух ламп. Но тепло не приносило Вернону ощущения комфорта, словно не достигало его. Он пил виски и настороженно посматривал на лежащий на столе огромный конверт. Он решился открыть его, только проглотив последние капли виски.

Письмо лежало в папке, прошитой скоросшивателем.

Быстро прочитав письмо, Вернон скомкал его и бросил в мусорную корзину. Его серые глаза сузились, когда он открыл папку с другими листами. На первой странице был аккуратно напечатанный знакомый Вернону заголовок: «САНАТОРИЙ ФЭРХЭМ».

Там же была приклеена черно-белая фотография, восемь на десять, женщины лет сорока пяти с застывшей на лице теплой улыбкой. Даже с черно-белой фотографии глаза ее смотрели приветливо, и Вернон заметил, что невольно вглядывается в них. Эта фотография была снята шесть лет назад.

Перевернув страницу, он увидел другую фотографию, поменьше, снятую недавно.

Он мог бы поклясться, что это другая женщина, если бы не знал точно, что видит ту же самую.

Вместо приветливого взгляда и доброжелательной улыбки появилось бесстрастное, как у покойника, выражение. На него смотрели огромные глаза без тени мысли. Губы были такими тонкими, что рот казался разрезом. Волосы, некогда пышные и блестящие, свисали в беспорядке, безжизненные, как водоросли. Фотография будто издевалась над его воспоминаниями.

Вернон с усилием сглотнул и стал читать отчет:

Имя пациента: Вернон Джанет

Катерина НИИ Хэмптон

Возраст: 50

Семейное положение: замужем

Дата помещения в лечебницу: 14/5/78

Опекун: Вернон Стивен Филлип

Отношение к пациенту: муж

Диагноз: приобретенное слабоумие. Хроническое параноидальное слабоумие, серьезное

нарушение сенсорно-моторной функции

Причина:

Вернон закрыл папку и бросил ее на стол, едва не опрокинув бокал. Он подхватил его, но с сожалением отметил, что он пуст. Он посмотрел на заметно убывающую в бутылке «Хейга» жидкость, хотел наполнить бокал, но передумал. Папка лежала там, куда он ее положил, — память, болезненная, будто игла в теле.

Шесть лет.

Боже мой, неужели прошло шесть лет с тех пор, как он насильно упек жену в психиатрическую лечебницу? Так много лет...

Эти мысли постепенно оставили его, но он знал, что никогда не сможет стереть прошлое из своей памяти. То, что поставило жену на грань безумия.

Вернон встал, выключил камин, потушил свет и с папкой в руке медленно поднялся наверх, даже не зажигая свет на лестничной площадке. Не спеша, но уверенно он прошел к запертой двери.

Ветер усилился и теперь завыл, как больной пес.

Перед дверью Вернон остановился, объятый холодом, сжимавшим его все сильнее и сильнее.

Он достал ключ из кармана своего кардигана и вставил его в замок.

За дверью послышался скрежет, словно по стеклу скребли когтями.

Он повернул ключ. Замок был хорошо смазан и легко открылся.

Когда Вернон вошел в комнату, его охватила дрожь. В этой комнате он чувствовал себя чужим, как вор в церкви.

Вновь послышался скрежет от прикосновения веток дерева к стеклу, уже раз напугавший его, но он взял себя в руки, нащупал выключатель и зажег свет.

На всем была печать запустения, слабый запах сырости смешивался с резким запахом нафталина. Тонкий слой пыли покрывал кровать, гардероб, кресла, даже фотографии. Он подошел к гардеробу и открыл дверцу. Ее одежда по-прежнему висела там, но запах нафталина стал сильнее.

Он продержал ее в этой комнате три месяца перед тем, как поместить в лечебницу. В течение трех месяцев после того, что случилось, он носил ей пищу и пытался кормить ее, как мать кормит беспомощное дитя. Она и стада совершенно беспомощной.

Его Джанет. Его жена. Женщина, которую он так сильно любил. Женщина, которая шесть лет назад увидела то, что повергло ее в безумие.

Он делал все, что мог, пытаясь помочь ей, но она все больше уходила в себя, и Вернону стало казаться, что он ухаживает за трупом. Только движения ее широко открытых глаз свидетельствовали о том, что она еще жива. Он употребил все свои знания, чтобы вернуть ей здоровье, но все же, проиграв битву с болезнью, поместил ее в психиатрическую лечебницу в Фэрхэме. Тамошние врачи тоже не помогли ей, но возвращаясь к событиям, приведшим ее к кататонии, так похожей на смерть, он видел, что ничего другого и быть не могло. Каждый на ее месте стал бы душевнобольным.

Пока что ему удавалось скрыть от других свою тайну.

Вначале он надеялся, что сам вылечит ее. Но молва разнеслась по округе: слухи, сплетни, догадки; он понял, что единственный выход — это изолировать ее.

Никто не знал, почему Джанет Вернон находится в санатории, и он понимал, что, хотя соседи все разнюхали, они и сообразить не могут, отчего она потеряла рассудок.

Сейчас он стоял в этой комнате, оглядывая ее и слушая ветер, завывающий за окном. Он оставил здесь все, как было. За шесть лет он один раз заходил сюда. Эта комната слишком много видела, в ней накопилось слишком много боли.

Вернон выключил свет, вышел на площадку и закрыл дверь. Несколько секунд он стоял и смотрел на дверь, потом повернулся и пошел в свою спальню.

Шесть лет.

Он слишком долго искал ответ и теперь чувствовал, что скоро узнает его. Проводимое им исследование давало ему информацию, которую он жаждал много лет. Это поможет ему вылечить жену, и она вновь обретет разум. Никто не в силах помешать ему.

Раздевшись, он подумал о другом.

Как это повлияет на нее? Ведь ужас, который она видела в тот день, так долго терзал ее душу.

Осмелится ли он вернуть ей эти воспоминания?

Глава 13

Нью-Йорк

— Наверняка И. Ти. сейчас не поздоровится, — весело сказал Рик Ландерс.

Рядом с ним Энди Волис с тем же волнением наблюдал за событиями на экране.

— Еще бы, — прошептал он, глядя, как «существо» пожирает очередную жертву; оторвав обе руки, оно начало вгрызаться в живот.

Мальчики, словно завороженные, наблюдали, как голова твари отделилась от туловища и стала перемещаться по полу с помощью щупальцев.

— Перемотай обратно, — сказал Энди. — Посмотрим еще раз.

Рик кивнул и подбежал к видеомагнитофону, нащупав пальцем нужную кнопку.

— Да, детям нравится И. Ти., — продолжал Энди.

— Моя мама встречалась с парнем, который снял этот фильм, — гордо сказал Рик.

— С Джоном Карпентером? Вот здорово! Где?

— Кажется, на какой-то вечеринке.

Он нажал кнопку, и на широком экране вновь замелькали кадры фильма. Мальчики снова затихли.

Им было по девять лет. Возможно, Энди на месяц или два постарше. Оба ходили в одну школу в трех кварталах от дома Рика. Рик знал, что его мама не любит, когда он смотрит фильмы ужасов. Один раз она даже выключила видеомагнитофон; он тогда в пятый раз смотрел «Зловещего мертвеца». Но сегодня она снималась в рекламном фильме, и у них с Энди еще оставалось в запасе два часа до шести.

Энди жил через три дома от Ландерсов. Его отец, Гордон, писал сценарии Для весьма популярного комедийного сериала Эй-би-си, а мать, Нина, распространяла театральные билеты, поэтому Энди не был чужим в сумасшедшем мире шоу-бизнеса.

Тварь уже отрастила себе длинные тонкие ноги и собралась дать деру, когда экран телевизора покрылся вдруг сетью линий и точек.

Мальчики охнули, и Рик кинулся к видеомагнитофону.

Из кухни доносился звук включенного пылесоса, который сливался с гулом приспособления для уничтожения мусора.

Гул этого приспособления прекратился, но пылесос, казалось, загудел еще громче.

— Миссис Гарсиа! — закричал Рик.

Ответа не последовало.

— Миссис Гарсиа! — заорал он во все горло, и пылесос замолк.

— Что тебе, Рик? — Элита Гарсиа вышла из кухни.

Огромная мексиканка всегда напоминала Рику статиста из фильма о ковбоях.

— Пылесос портит изображение на экране, — сказал ей Рик. — Вы можете включить его попозже?

— Твоя мама просила меня закончить уборку до ее прихода, — сообщила ему миссис Гарсиа.

— Да, но видеомагнитофон...

— Ничем не могу тебе помочь, Рик. Я выполняю свою работу. Извини. — Пылесос вновь загудел.

Мальчики мрачно переглянулись и примирились с миссис Гарсиа и ее пылесосом. Рик выключил видеомагнитофон, телевизор и предложил приятелю пойти прогуляться в сад.

— Только недолго. — Голос миссис Гарсиа пробился сквозь шум пылесоса. — Скоро будет готов обед.

Мальчики пробыли на улице несколько минут, когда Рик услышал позвякивание приближающегося фургона с мороженым. Ему показалось, что он еще за квартал от их дома.

Ли Джекобс повернул руль грузовика, и колеса пронзительно взвизгнули на повороте. Заднюю часть машины занесло, и она ударилась о припаркованный «форд».

— Черт тебя подери, — рявкнул Тони Соллозо, сидящий на пассажирском сиденье. — Гляди, куда едешь, дурья башка.

— Ты что, говнюк, за руль захотел? — крикнул Джекобс. Пот ручьями стекал по его черному лицу, как роса, поблескивая в его коротких курчавых волосах. — Копы по-прежнему сзади?

Ему ответил вой сирены; посмотрев в зеркало заднего обозрения, он увидел, что полицейская машина преследует их с включенными фарами.

— Нажимай! — подгонял его Соллозо. — Эти ублюдки догоняют нас.

— Если бы ты украл нормальную машину, мы бы убежали от этих вшивых копов, — запротестовал Джекобс. — На кой черт ты украл этот дохлый грузовик?

— А ты хотел, чтобы я сходил на выставку машин и выбрал ту, которая тебе по душе? — парировал Соллозо.

— Нам нужно было сдаться, когда я сказал. — Джекобс свернул, чтобы объехать автобус.

— Сдаться полиции, когда у нас в перчаточном ящике почти килограмм героина?! Ты что, смеешься?

— Украсть грузовик! — проворчал Джекобс, пытаясь выжать из машины максимальную скорость. — Проклятый тупоголовый итальяшка.

— Кого ты называешь итальяшкой, черномазый сукин сын! Давай, давай жми, они уже близко.

Автомобили дружно засигналили, когда они пронеслись через перекресток на красный свет.

Полицейские не отставали.

— Когда уходит миссис Гарсиа? — спросил Энди Волис, подняв с земли пластмассовый диск в форме блюдца и бросив его товарищу.

Рик Ландерс прыгнул и поймал диск одной рукой.

— Она не уйдет, пока не вернется мама, — сказал он.

— Это почему? Она же никогда раньше не оставалась так долго.

— Последние дни мама стала как ведьма, — признался Рик. — Она говорит, что не хочет оставлять меня одного надолго. — Он бросил диск обратно.

— Мои родители тоже хороши, — сообщил Энди другу. — Они думают, что мы еще дети.

Рик кивнул и поднял голову, вновь услышав позвякивание фургона с мороженым. Теперь он был ближе. Повернул на нашу улицу, подумал он.

— Хочешь мороженого? — спросил он Энди и увидел выражение восторга на лице приятеля.

— Еще бы! — сказал тот.

Забыв про диск, мальчики стремглав бросились на улицу.

Ли Джекобс ударил по сигналу, когда под колеса грузовика едва не угодила женщина, переходившая дорогу. Он что-то крикнул и свернул на другую улицу. Тони Соллозо достал из кармана «смит-и-вессон» 38-го калибра. Он выдавил барабан и убедился, что все патроны на месте.

— Ты что делаешь, парень? — спросил Джекобс, увидев пистолет.

— Это на всякий случай, — пробормотал Соллозо, поднимая пистолет.

— Ах ты придурок! Я не знал, что ты вооружен! Что ты собираешься делать?

Полицейская машина приближалась, ее капот находился уже в десяти футах от кузова грузовика. Повернувшись, Соллозо увидел в ней двух полицейских в форме. Он опустил стекло и взвел курок пистолета.

Впереди Джекобс заметил стоящий на их пути фургон с мороженым. Чтобы обогнуть его, ему придется въехать на широкий тротуар.

Соллозо принял устойчивое положение и поднял пистолет.

Рик Ландерс и Энди Волис бежали к фургону с мороженым, не подозревая о двух несущихся по дороге автомобилях. Энди вдруг остановился, уронив мелочь на землю, — в кармане его брюк была дырка. Рик засмеялся, когда увидел, что Энди наклонился и собирает деньги посреди дороги. Сам он подбежал к стоящему фургону и попросил шоколадный пломбир с орехами, надеясь, что миссис Гарсиа не видит этого. Повернувшись к Энди, он заметил два приближающихся автомобиля.

Соллозо прицелился и выстрелил два раза; пистолет дернулся в его руке. Первая пуля разнесла зеркало на крыле полицейской машины, вторая — проделала отверстие в ветровом стекле.

Грузовик резко вильнул в сторону, когда Джекобс, на мгновение оторвав глаза от дороги, свирепо посмотрел на своего компаньона.

— Прекрати, — закричал он, пытаясь дотянуться до пистолета.

— Пошел к черту! — прорычал тот, скривив лицо в безумной улыбке.

Джекобс посмотрел вперед и дико закричал, увидев надвигающийся на него белый фургон.

На скорости шестьдесят миль грузовик врезался в фургон; удар выбросил Соллозо через ветровое стекло. Рулевая колонка, как снаряд, ударила Джекобса, руль треснул, колонка, разорвав грудь, пронзила Джекобса насквозь; машины расплющились от сильнейшего удара. Почти тут же с оглушительным шумом взорвался бензиновый бак фургона, и обе машины исчезли под ослепительным шаром красно-белого пламени.

Рик Ландерс, который стоял рядом с фургоном, словно поднятый невидимой рукой, взмыл в воздух и, пролетев почти двадцать футов, упал на тротуар. Искалеченная фигурка, объятая пламенем, ударилась о землю и застыла.

Чтобы не попасть в ад, пылающий впереди, шофер полицейской машины резко повернул руль, и машина заехала на тротуар.

Слишком поздно заметил шофер распростертое перед ним тело Рика. Он нажал на тормоз, но машина неслась на большой скорости.

Правое переднее колесо переехало по шее мальчика, сломав позвоночник и почти оторвав голову. Кровь хлынула из изуродованного трупа, образовав вокруг него широкую лужу.

Энди Волис, видевший все, почувствовал, что штанишки его намокли и стали теплыми. Еще через секунду он потерял сознание.

Неподалеку на траве лежал Тони Соллозо. Его лицо и шея были изрезаны стеклом. Языки пламени жадно лизали его вытянутую руку. В воздухе над ними, словно саван, нависла пелена черного дыма.

Двое полицейских, спотыкаясь, вылезли из машины; один из них побежал к горящим обломкам, но был остановлен нестерпимым жаром пламени. Шофер наклонился и увидел под машиной Рика Ландерса.

— О Боже! — прошептал он, нащупывая в машине переговорное устройство.

Вызвав «скорую», он связался с полицейским участком и сообщил о случившемся.

Он отошел от машины и заметил, что оставляет за собой липкие следы. Увидев возле машины растекшуюся лужу крови, он шагнул на газон, опустился на колени и стал блевать.

Глава 14

Дэвид Блейк положил ручку и зевнул. Близоруко прищурившись, он посмотрел на лежащие перед ним исписанные страницы. Он работал без передышки с самого утра, сделав короткий перерыв лишь в час дня, чтобы проглотить половину чизбургера и немного жареного картофеля. Остальная пища лежала перед ним на столе нетронутой.

Он легонько похлопал себя по животу, и в желудке у него громко заурчало. Пришло время съесть что-нибудь более существенное.

Блейк встал и направился в ванную, включив по дороге телевизор. Он посмотрел на часы: без двух минут шесть. Через одну-две минуты начнется передача новостей. Последние восемь часов он был так поглощен работой, что, провались Нью-Йорк под землю, он этого даже и не заметил бы. Он улыбнулся. Пришло время узнать, что происходит в реальном мире. Когда Блейк уединялся в кабинете и брал ручку, все остальное для него переставало существовать.

Он вошел в ванную, нагнулся над раковиной и ополоснул лицо холодной водой. Когда он вернулся в комнату, прижимая к лицу полотенце, новости уже начались. Прежде, чем идти обедать, он решил послушать хоть заголовки новостей. Он вытер лицо и лоб, на котором вода смешалась с потом.

"...обещал применить жесткие меры в отношении некоторых игорных домов города... "

Пока диктор излагал монотонным голосом новости, Блейк открыл шкаф и достал чистую рубашку.

"...и, как уже сообщалось в нашей предыдущей сводке, сын Тони Ландерс, актрисы, которая играет... "

Блейк резко повернулся и посмотрел на экран телевизора.

«...сын которой, Рик, трагически погиб сегодня в результате автомобильной катастрофы».

— О Боже! — прошептал Блейк, когда на экране показали поочередно фотографии Рика и Тони Ландерс.

Писатель присел на край кровати, не отрывая глаз от телевизора, с экрана которого диктор продолжал: "Репортерам не удалось поговорить с мисс Ландерс, поскольку она находилась на съемках в городе. Полагают, что сейчас она у себя дома под наблюдением врача. Считают, что ее сын Рик погиб сегодня примерно в четверть пятого пополудни, когда украденная машина столкнулась с фургоном, развозящим мороженое, недалеко от его дома. Двое угонщиков машины и шофер фургона также погибли, но есть еще три жертвы, имена которых пока не названы. Полиция... "

Блейк медленно покачал головой. Хотя внимание его сосредоточилось на экране телевизора, воспоминания обратились к вечеринке в доме Тони Ландерс.

К Матиасу.

К его предсказанию.

«Ее сын умрет». Эти слова медиума эхом повторялись в его мозгу.

«Ее сын умрет».

Блейк посидел еще немного, затем надел рубашку и, торопливо застегнув пуговицы, заправил ее в джинсы. Надел туфли, оставив телевизор включенным, вышел из номера и быстрым шагом пошел к лифту в конец коридора. Он спустился на первый этаж, миновал холл и вышел из отеля, заметив, что швейцар с удовольствием затягивается дымом «Мальборо».

Писатель повернул налево и направился к газетному киоску на углу улицы. Нащупав в кармане мелочь одной рукой, он другой взял свежую газету. На первой странице он увидел фотографию Рика Ландерса с надписью под ней: «СЫН АКТРИСЫ ПОГИБ В АВТОМОБИЛЬНОЙ КАТАСТРОФЕ».

Блейк протянул продавцу монеты и, не дожидаясь сдачи, повернулся и пошел в отель.

Придя в номер, он прочитал статью об инциденте. Подробности не имеют значения. Ребенок мертв. Этого достаточно. Писатель свернул газету и бросил ее на кровать. Он понял, что совсем не хочет есть. Ему показалось, будто он просидел целую вечность, глядя то на экран телевизора, то на фотографию Рика Ландерса.

«Ее сын умрет». Эти слова он произнес вслух.

Блейк поднялся, выключил телевизор, взял кожаную куртку, перекинутую через спинку кресла, и направился к двери номера, надевая куртку на ходу.

На улице он увидел, что грозовые облака, собиравшиеся уже целый час, разорвала первая беззвучная вспышка молнии.

Блейк расплатился с шофером такси, посмотрел через забрызганное дождем окно и открыл дверцу машины.

Дождь обрушился на него стеной; небеса продолжали извергать воду, и ливню не видно было конца. Бушевала гроза; молнии прорезали небо, перемежаясь непрерывными раскатами грома. Казалось, глубоко из недр земли рвется на поверхность какое-то гигантское чудовище. Дождь хлестал по дороге и крышам домов; его крупные капли отскакивали от асфальта, как пули. Еще в машине Блейк почувствовал, что волосы прилипли к его щеке. Ткань рубашки впитывала горячие капли. Он знал, что гроза не очистит воздуха. Она сделает влажность совсем уж невыносимой. На лбу писателя выступили капли пота, мгновенно смытые потоками дождя.

Перед ним был дом Джонатана Матиаса. Большое, грозное на вид трехэтажное здание, окруженное высокой каменной стеной. Перед домом раскинулась прекрасно ухоженная лужайка. Подойдя к кованым железным воротам, Блейк увидел на них две телевизионные камеры, которые следили за ним своими циклопическими глазами.

Здание представляло собой любопытное смешение старого и нового. Главная часть его выглядела пародией на стиль времен короля Эдуарда, тогда как пристройка из стекла и бетона казалась воздвигнутой рядом по ошибке.

Свет в доме не горел, и окна, отражавшие молнии, напоминали Блейку зловещих призраков.

Над входной дверью была установлена еще одна камера. Блейк два раза нажал на звонок, и дверь открыл человек, в котором Блейк сразу узнал шофера Матиаса.

— Мистер Блейк, не так ли? — сказал шофер, разглядывая писателя, являющего собой довольно жалкое зрелище. По его каштановым волосам стекала вода, одежда вымокла насквозь.

— Если можно, я бы хотел повидать мистера Матиаса, — сказал писатель.

— Он не любит, когда его беспокоят дома, — начал шофер. — Я...

— Пропусти его, Харви.

Блейк сразу узнал голос, и через мгновение появился сам Матиас.

— Проходи, Дэвид, — сказал он, улыбаясь. — Ты выглядишь так, как будто добирался сюда вплавь.

Блейк вошел в переднюю.

— Пойдем в мой рабочий кабинет, — сказал медиум.

В комнате он налил себе бренди и предложил выпить писателю; тот с благодарностью принял бокал и оглядел просторную комнату. Он с удивлением отметил, что окон в комнате не было. Горели только настольная лампа и два светильника с узко направленным светом, стоящие на полу возле шкафчика с напитками. На одной стене висел в рамке оригинальный эскиз Алистера Кроули, изображающий «Вавилонскую блудницу». Блейк внимательно посмотрел на него.

— Ты знаком с Кроули? — спросил он.

— Встречал пару раз, — сказал Матиас.

— Сам великий зверь, не так ли? — пробормотал Блейк, потягивая бренди. — Самоуверенный черный маг.

Матиас не ответил.

Блейк перевел взгляд на фотографию, где Матиас был снят с человеком, показавшимся ему знакомым.

— Антон Ле Ви, — сказал медиум.

— Тоже твой приятель? — спросил Блейк.

Матиас кивнул.

— И тоже черный маг, — заметил писатель.

Медиум сел за стол и обхватил бокал пальцами, согревая темную жидкость.

— Чем могу быть тебе полезен, Дэвид? — спросил он. — Должно быть, у тебя была веская причина, раз ты пришел в такую погоду. — Он сделал большой глоток.

Блейк сел в ближайшее кресло.

— Ты прав, — сказал он. — Ты читал сегодняшние газеты?

— Нет. А что?

Матиас допил бренди и встал. Он прошел мимо писателя, который посмотрел ему вслед.

— Сегодня погиб сын Тони Ландерс, — сказал писатель.

Матиас вновь наполнил свой бокал и повернулся, держа бутылку в руке.

— Он погиб в автомобильной катастрофе, — добавил Блейк.

— Хочешь еще выпить? — спросил Матиас, очевидно, совсем не заинтересованный словами Блейка.

— Ты слышал, что я сказал? — раздраженно спросил писатель. — Сын Тони Ландерс мертв. Ты что, так и будешь молчать?

Матиас спокойно посмотрел на него и пожал плечами.

— Мне очень жаль, — тихо произнес он. — Он был всего лишь маленький мальчик.

— Ты знал, что он умрет, — вяло проговорил Блейк. — Ты сообщил мне об этом на той вечеринке после гадания на картах. Только ты узнал, что он умрет, не из карт, ведь так?

— Карты лишь ориентир, — заметил медиум, отпив из бокала. — Они указывают мне направление, где следует искать истину.

— Не надо, Джонатан, — пробормотал Блейк с досадой. — Ты сейчас разговариваешь не с одним из твоих наивных почитателей.

Они холодно посмотрели друг на друга; в комнате стало совсем тихо, потом заговорил Матиас.

— Я упоминал уже, что астральным телом можно управлять, — сказал он. — Оно может также перемещаться во времени. Я «увидел», что сын Тони Ландерс умрет, потому что не почувствовал его астрального присутствия. — Он отхлебнул бренди. — Астральное тело — это как линия жизни на ладони: сведущий человек может его «видеть».

— Скажи, что ждет меня в будущем, — попросил Блейк, взяв со стола колоду гадальных карт, лежащую возле Матиаса. — Сделай это сейчас.

Он сразу стал тасовать карты.

— Нет, — сказал Матиас.

Блейк разделил карты на десять стопок и разложил на столе так, что образовалась некая фигура.

— Сделай это, Джонатан! — потребовал он.

— Я сказал тебе, я не ярмарочный фокусник, — раздраженно проговорил медиум. Он безразлично взглянул на карты, потом медленно поднял свои сверкающие голубые глаза на Блейка. — Я буду тебе очень благодарен, Дэвид, если ты сейчас уйдешь, — тихо произнес он.

Они посмотрели друг другу в глаза, затем Блейк сделал шаг назад и откинул с лица прядь волос.

— Ты боишься того, что можешь увидеть? — спросил он.

Матиас не ответил. Лицо его не выразило и тени какого-либо чувства. Наконец он вздохнул, и черты лица его смягчились.

— Ты спрашивал меня о моей силе, — сказал он. — Эта сила внутри меня, это сила тьмы.

Блейк посмотрел на него с изумлением.

— Но это не та темнота, которая бывает в тени, когда светит солнце, не та, которую отражает зеркало, — продолжал Матиас. — Эта тьма внутри человека. Если хочешь, это другое "я". Древние называли это тенью, понимая так темную сторону человека, ту, что проявляется в минуты гнева или страха, ту, что вынуждает человека совершать поступки, обычно ему несвойственные. Поступки, противоречащие его природе. Человеческой природе вообще.

— Как это бывает при раздвоении личности? — спросил Блейк.

— Нет, — поправил его Матиас. — При раздвоении личности человек сохраняет в себе какие-то следы добра. Тень — это абсолютное зло.

— Тогда сила твоя и есть зло, — сказал Блейк.

— Кто знает, что такое зло и что такое добро, Дэвид?

Они вновь умолкли; Блейк повернулся и пошел к дверям.

— Я сказал тебе все, что мог, — прибавил Матиас. — Что еще ты хочешь узнать?

— Очень много. — Блейк открыл дверь и вышел.

Медиум остался один. Перед ним на столе по-прежнему лежали карты, разложенные Блейком как кабалистическая фигура. Он заколебался, потом протянул руку к седьмой стопке. Любовь. Он медленно повернул карту.

Тринадцать.

La mort. Смерть.

Матиас задержал пристальный взгляд на изображенном на карте скелете, затем взял верхнюю карту с девятой стопки. Здоровье.

Пятнадцать.

Le Diable. Дьявол.

Он знал, что карты могут сказать гораздо больше. Карта, обозначенная римской цифрой XV, означала также великую тайну. Матиас улыбнулся. Уж очень это подходило для Блейка.

Он перевернул карту на последней стопке, затаив на мгновение дыхание.

Двенадцать.

Le Pendu. Повешенный.

Матиас уронил карту, словно она обожгла его, потом с усилием перевел дыхание и начал рассматривать изображение на карте.

Повешенный.

Катастрофа.

Он вытер рукой лоб, заметив, что немного вспотел. Карта имела и другое толкование.

Святой или грешник?

За окном раздавались громкие раскаты грома, и Матиас некоторое время сидел неподвижно в своем кресле. Наконец он собрал карты, рассортировал их в определенном порядке.

Поднимая карту, изображающую повешенного, он заметил, что рука его дрожит.

Глава 15

Оксфорд

Подойдя к двери комнаты Мориса Гранта, Келли посмотрела на часы.

Было почти девять минут шестого.

Она пошла медленнее, прислушиваясь к звукам своих шагов в безлюдном коридоре. Странное чувство овладело ею — такое, как у ребенка, задумавшего сделать то, за что его накажут. Келли провела рукой по своим каштановым волосам и попыталась успокоиться. Смешно, сказала она себе. У тебя нет причин так нервничать.

Поверх юбки и блузки она надела халат, в кармане которого лежал шприц.

Шприц и его содержимое она взяла в аптеке на втором этаже.

Обычно в аптеку, где было множество флаконов с лекарствами и медицинское оборудование, заходили только четверо работающих в институте врачей, хотя и другие исследователи могли свободно ее посещать. Келли без труда нашла то, что искала, затем достала из заранее намеченного ящика шприц. Аптекой заведовала женщина лет сорока по имени миссис Кинг. Она следила за тем, чтобы все в аптеке лежало на своем месте, и делала это весьма старательно.

Келли знала, что обычно миссис Кинг уходит домой около половины пятого, поэтому подождала до пяти и лишь затем решилась войти в аптеку.

К ее радости, в аптеке никого не было, но она спешила помимо воли, придумывая подходящее объяснение на тот случай, если кто-нибудь застанет ее в тот момент, когда она внимательно рассматривала химические вещества. Это было прерогативой врачей.

Она набрала в шприц десять миллилитров сульфата атропина и положила шприц в карман.

Мысли так и замелькали в ее голове, когда она приблизилась к комнате Мориса Гранта, но лишь одна из них утвердилась в ее сознании. Инцидент с Грантом, случившийся двумя днями ранее, убедил ее провести новый эксперимент, не сообщая о нем предварительно доктору Вернону и не спрашивая его согласия. Пробыв сорок восемь часов без сна, Грант стал агрессивным, а Келли помнила, что предыдущие исследования позволили обнаружить активность в той области его мозга, которая обычно дремлет. С того момента ее постоянно мучил вопрос, что будет, если не давать ему спать больше двух дней. Ей хотелось знать, что произойдет после недели бодрствования, но у нее не было недели. Она не могла ждать так долго.

Инъекция атропина даст примерно те же результаты.

Она знала, что повышенные дозы этого препарата стимулируют деятельность мозга и вегетативной нервной системы. Обычная доза составляла два миллилитра.

Она собиралась ввести Гранту тройную дозу.

Келли постучала в дверь и стала ждать, украдкой осматривая коридор. В институте стояла тишина.

— Войдите, — сказал Грант, и она вошла.

Он сидел за столом и доедал рыбу с жареным картофелем; обед принесли ему десять минут назад.

— Извините, что прервала ваш обед, мистер Грант, — произнесла Келли.

Он улыбнулся и покачал головой.

— Я уже закончил, — сообщил он. — Что-что, а кормят здесь замечательно. — Он громко рыгнул, извинился и отодвинул тарелку.

Келли удивилась тому, насколько он изменился с тех пор, как она видела его в последний раз. Вместо грубого, развязного и косматого громилы перед ней сидел сдержанный, гладко выбритый симпатичный человек. На Гранте была белая рубашка и серые брюки, чистые и хорошо отутюженные.

— Чем могу быть вам полезен? — спросил он.

— Боюсь, нам снова понадобится ваша помощь, — сказала она.

— Скажите лучше: «Извините, мистер подопытный кролик, вам пора залезать на ваш столик».

Келли кисло улыбнулась.

Грант хихикнул.

— Вы зря говорите таким виноватым тоном. Я сам, дурак чертов, согласился терпеть все это, — добродушно проговорил он.

Одна рука Келли была в кармане халата, пальцы похлопывали по шприцу.

— Что я должен для вас сделать? — спросил Грант.

— Вы помните что-нибудь из того, что произошло позавчера? Как вы набросились на моего коллегу?

Он пожал плечами:

— Очень смутно. Помню только, как я хотел... — Он затих, видимо, устыдившись своих воспоминаний. — Я никого не поранил?

Келли покачала головой.

— Вы не спали сорок восемь часов, — сказала она. — Человек становится агрессивным, когда долго не спит.

— Почему?

— Если бы мы знали это, мистер Грант, вы бы нам здесь не понадобились. — Она хотела рассказать ему теорию сна, но передумала. Последовало длительное молчание, которое прервала Келли: — Последние две ночи вам снились сны?

Он кивнул.

— Как вы убили свою жену и сына?

— Да. Но на этот раз не так ярко. Последнюю ночь сон вообще изменился. Я проснулся до того, как убил их.

— Наверно, это потому, что вам не давали лекарств. Амфетамины, которые вы принимали, влияли на ваши сны.

— А что теперь?

Келли нащупала в кармане шприц:

— Попытаемся использовать другой подход.

На столе возле кровати Гранта лежал новый магнитофон, и Келли проверила, работает ли он. Затем попросила Гранта лечь на кровать. У кровати имелись привязные ремни, для рук и ног, но пока Келли их не трогала. Подождав, пока Грант уляжется поудобней, она попросила его закатать рукав рубашки, что он послушно выполнил. Вена на его локте вздулась, и Келли осторожно вставила в нее иглу, нажимая большим пальцем на поршень шприца.

Атропин начал вливаться в кровь Гранта.

Она стала наблюдать за отметками на шприце.

0, 25 мл.

0, 75 мл.

1 мл.

Глаза Гранта были открыты; он немного поморщился, когда она сильнее надавила на шприц. Вновь нажав на поршень, она заметила кончик иглы под кожей Гранта.

1, 5 мл.

2 мл.

2, 5 мл.

Она попыталась унять свою дрожь, опасаясь, что может случайно повредить его вену. Грант тяжело вздохнул, Келли извинилась, но продолжала давить на поршень, наблюдая, как жидкость вливается в вену.

3 мл.

3, 5 мл.

4 мл.

Грант закрыл глаза; грудь его начала вздыматься, дыхание стало затрудненным. Келли посмотрела на его лицо, затем на иглу, торчащую из его руки, и, наконец, на отметки на стекле шприца.

4, 5 мл.

5 мл.

5, 5 мл.

Келли знала, что действие атропина не заставит себя долго ждать: в увеличенных дозах оно проявлялось очень быстро.

6 мл.

Она колебалась. Глаза Гранта теперь были плотно закрыты, рот тоже, губы побелели.

Не вынимая иглы из вены Гранта, Келли посмотрела на его лицо. Оно заметно побледнело. «Может, достаточно?» — подумала она.

— Мистер Грант, — произнесла она.

Он не отвечал.

— Мистер Грант.

На этот раз в ответ прозвучал низкий грудной звук. Келли сильнее надавила на поршень.

6, 5 мл.

7 мл.

Капли пота выступили на его лице, — они ручейками стекали по его щекам. Руки его тоже стали влажными. Кожа вокруг иглы густо покраснела, синеватые вены запульсировали.

7, 5 мл.

8 мл.

Грант застонал, рот его открылся. Густая слюна стекала по подбородку на простыню; язык высунулся, из груди снова вырвался низкий хрипящий звук, потом он кашлянул. Брызги снова полетели из его рта, он пошевелился, и игла выскочила из вены.

Проклиная себя, Келли ввела ее обратно в вену, не обращая внимания на капельку крови, появившуюся из первого отверстия. Она посмотрела на его потное лицо: оно стало серым. Она знала, что рискует, но верила в результат.

9 мл.

9, 5 мл.

10 мл.

Келли вынула иглу и отступила на шаг. Положив шприц обратно в карман, она включила магнитофон и придвинула микрофон к Гранту настолько, насколько ей хватило смелости. Тело его начало чуть заметно подергиваться — вялое сокращение мышц, как если бы через него пропустили слабый ток.

— Мистер Грант? — спросила она. — Вы меня слышите?

Он пробормотал что-то, чего она не расслышала, и она шагнула вперед, придвинув микрофон еще ближе к его рту.

— Мистер Грант!

Глаза его были закрыты, веки сжаты, будто зашиты нитками.

— Вы слышите меня?

Неожиданно схватив ее за руку, Грант сжал ее с такой силой, что затрещали кости.

Тут же глаза его распахнулись, как форточки; ей показалось, что их остекленевший взгляд впился в нее.

Келли едва удержалась, чтобы не закричать, и попыталась вырваться, но безуспешно.

— Помогите мне, — прошептал Грант, не выпуская ее руки. — О Боже, они повсюду.

Вдруг он отпустил ее и схватился рукой за свое лицо.

— Что вы видите? — спросила она.

Грант сел на кровати с искаженным ненавистью и злобой лицом.

— Проклятый ублюдок, — прорычал он и посмотрел на нее бессмысленным взглядом. — Ах ты, паршивая шлюха. — Губы его растянулись в жестокой улыбке, а по подбородку снова потекла слюна. — Она предала меня. Она думала, я не знаю. Думала, ей удастся оставить меня в дураках.

Келли отступила на шаг.

— Кто хотел оставить вас в дураках? — спросила она, отходя к спинке кровати.

— Она. Моя жена, — прорычал Грант. — Проклятая потаскуха. Она уверяла меня, что ребенок мой, а это его ребенок.

— И поэтому вы хотели ее убить? — спросила Келли, приблизившись к привязным ремням и ожидая удобного момента, чтобы обмотать ими ноги Гранта, хотя мало надеялась на успех. А вдруг ей это не удастся?..

— Да, я хотел убить ее. Ее и ее сына, ее проклятого детеныша, — проревел Грант.

Его гнев неожиданно быстро прошел, и он вновь сжался перед невидимой угрозой, заслонив лицо и глаза дрожащими руками.

— Снимите их с меня, — завизжал он.

— Что вы видите? — спросила Келли, решив, что наступило время завязывать ремни.

— Пауков, — ответил он. — Их тысячи. Они надо мной. О Боже, нет!

Келли удалось привязать к кровати обе его ноги, чтобы хоть немного ограничить его подвижность. Кожа ремней казалась толстой и крепкой. Она надеялась, что ремни выдержат.

Морис Грант не мог понять, почему она не видит восьминогих тварей, кишащих по полу комнаты, забравшихся на его кровать, на его одежду, проникших к нему на тело. Он чувствовал на себе их волосатые лапки; они покрыли его живот, забрались под брюки, лезли на лицо и на шею. Некоторые пытались забраться в рот. Он почувствовал, что один паук сидит на его языке; засунув два пальца в рот, он попытался вытащить тварюгу. Пальцы надавили на горло, и он натужился, словно желая вырвать.

Пауки проникали в комнату через невидимые щели на потолке и увеличивались в размерах. Один, величиной с кулак, упал с потолка на его лицо, толстые ножки защекотали глаза и нос. Какой-то мелкий полез в его левую ноздрю, норовя протащить с собой свое вздутое брюшко.

Со стены позади него спустился паук размером с футбольный мяч и, уцепившись за его руку, начал прижимать ее к кровати. Другая тварь сделала то же самое с другой его рукой.

Келли, будто загипнотизированная, смотрела, как Грант извивался, отражая воображаемое полчище паукообразных; не растерявшись, она привязала к кровати его руки, как только представился удобный случай.

— Они внутри моей головы, — завопил Грант, чувствуя, как больше и больше пауков лезут в его ноздри и уши. — Я знаю, откуда они, — визжал он. — Она их послала.

— Ваша жена? — спросила Келли, видя, что Грант продолжает корчиться.

— Проклятая сука! Потаскуха чертова!

И опять страх его сменился яростью.

— Я рад, что убил ее, — заревел он. — Она заслуживала смерти. — Вены на его лбу вздулись, когда он с силой натянул ремни, удерживающие его на кровати. — Даже если меня кто-нибудь видел, мне плевать. У меня не было выбора. Я видел их вместе. — Его тело резко дернулось. — Я видел ее с ним. Он засунул ей между ног, потом в рот. И она, сука, хотела этого. Я больше не хочу это видеть.

— Вы сейчас можете это увидеть? —спросила Келли.

— Да.

— Что вы видите? Расскажите мне подробно.

Приложив все силы, Грант попытался освободиться от ремней, и Келли, к своему ужасу заметила, что один из ремней на его руках начал зловеще поскрипывать.

— Я вижу ее лежащей на полу спальни. Нашей спальни. Она совсем голая и он тоже, — прорычал Грант.

— Кто он? — спросила Келли.

— Она сосет его член. Он лижет ее языком.

Ремень на правой руке Гранта стал трещать все громче, по мере того как он продолжал метаться в кровати.

— Я больше не хочу это видеть! Не хочу!

Келли начала подумывать о том, чтобы позвать на помощь. Грант дико галлюцинировал, хотя говорил связно.

Наконец-то она узнала, почему он хотел убить жену и сына.

— Она перевернулась на живот, и он засовывает в нее свой член. Проклятая грязная шлюха! Она хочет его!

— Кого? — спросила Келли.

— Моего брата, — прорычал Грант и сделал последнее титаническое усилие, чтобы освободиться.

Сначала лопнул и повис ремень на его правой руке.

— Я не хочу это видеть! Я не хочу это видеть! — взревел Грант, пытаясь порвать ремни на другой руке и на щиколотке. Ремни лопнули. Он вскочил на ноги; грудь его вздымалась так, что, казалось, лопнет рубашка. — Я не хочу это видеть, — повторял он; затем, пошатываясь, подошел к столу в середине комнаты и взял грязную вилку.

— Я не хочу это видеть, — закричал он и поднял вилку.

Келли знала, что не сможет добраться до двери, так как он преграждал ей путь, но, приглядевшись к Гранту, поняла, что он не собирается на нее нападать.

— Я больше это не увижу, — тихо проговорил он, разглядывая вилку, которую держал в нескольких дюймах от лица.

Дрожащей рукой он направил вилку в нижнее веко и дальше в глаз. Замедленным движением он копнул вилкой, словно лопатой; зубья натянули мышцы и глазное яблоко, и наконец глаз начал вываливаться. Вилка царапнула по его черепу в тот момент, когда лопнувший глаз выскочил из глазницы. Кровь хлынула по его щеке, смешавшись с вытекшей из глаза стекловидной жидкостью. Глаз не упал, а повис на искромсанных остатках зрительного нерва.

Невыносимая боль охватила его, но, удержавшись на ногах, он направил вилку в другой глаз.

Келли оцепенела, наблюдая, как зубья вилки вонзаются на этот раз в верхнее веко. Изгиб вилки позволил Гранту добраться сразу до сетчатки. С последним отчаянным криком он выдавил окровавленный глаз из глазницы.

Глаз выскочил из глазницы с глухим сосущим звуком; его сменил страшный вопль Гранта.

Глаз упал на пол и лежал там, похожий на большую виноградину, до тех пор, пока Грант, опустившись на колени, не раздавил его.

Келли не могла отвести взгляда от пустых глазниц, из которых струей била кровь, стекая в открытый рот Гранта.

Наконец она повернулась, бросилась к двери и, распахнув ее, выскочила в коридор.

Комната была звуконепроницаемой. Пока Келли не открыла дверь, в здании царила тишина, но теперь отчаянные крики Гранта достигали каждого уголка. Огромная доза атропина так возбудила нервную систему Гранта, что он не мог даже потерять сознание. Он со стонами упал на пол; один глаз по-прежнему болтался на нитке нерва.

А магнитофон продолжал записывать звуки агонии, чтобы сохранить их навеки.

Глава 16

— Так вы говорите, сколько ему дали? — спросил у Келли доктор Вернон, взяв шприц.

— Десять миллилитров, возможно, чуть больше, — тихо ответила она.

Вернон кивнул и, прежде чем вновь положить его на стол, подержал двумя пальцами. Он положил шприц возле испачканной кровью вилки и посмотрел на это оружие. Вздохнув, он оглядел комнату, забрызганную кровью. На полу, там, где Грант раздавил свой глаз, виднелось синеватое пятно, и Вернон обошел его.

На кровати и возле нее лежали обрывки привязных ремней; на простынях он заметил несколько алых пятен.

Мориса Гранта увезли около пятнадцати минут назад.

Вместе с Верноном в комнате, где произошла трагедия, находились Келли и Джон Фрезер.

Фрезеру было явно не по себе; он не мог оторвать глаз от окровавленной вилки на столе. Его тошнило при мысли о том, для чего эта вилка была использована.

— Он умрет? — с тревогой спрашивала Келли.

— Врачи «скорой», кажется, сами не знают, чем это кончится, — ответил Вернон. — Когда действие атропина закончится, он впадет в шоковое состояние. Потом... — Он замолк.

— Итак, вначале он чуть не убил меня, — подытожил Фрезер. — Теперь он весьма успешно прикончил себя самого. Вам этого мало, доктор?

— Что вы имеете в виду? — спросил Вернон.

— Наверняка будут расследовать то, что произошло сегодня. Вам теперь никак нельзя продолжать опыты.

— Как директор института я сам буду решать, нужно ли проводить расследование, — заявил Вернон.

— Неужели вы в самом деле думаете, что власти оставят это происшествие без внимания и не проведут расследование?

— Меня не волнует, что решат власти, — рявкнул Вернон. — Все, что происходит в стенах этого здания, касается только меня.

— А вас не беспокоит то, что человек мог сегодня отправиться на тот свет? — спросил Фрезер с вызовом.

— Грант знал, что идет на риск, когда согласился участвовать в этих экспериментах.

— Допустимый риск, да, но...

— Риск есть риск, — прервал его Вернон.

Фрезер обратился к Келли:

— Если разобраться, это твоя вина, Келли.

— Я понимаю, — сказала она и заявила Вернону: — Я готова сложить свои обязанности.

— Нет, — возразил он не раздумывая. — Это ничего не решит.

Келли не скрыла удивления.

— Она нарушила распорядок этого чертова института, — пробурчал Фрезер. — Она чуть не убила человека, а вы...

Пришла очередь Келли прервать его.

— Не говори обо мне так, будто меня здесь нет, — отрезала она. — Я знаю, что поступила неправильно. Бог свидетель, я не хотела этого.

— Исследование нужно было довести до логического завершения, — поддержал Келли Вернон.

— Под логическим завершением вы имеете в виду смерть субъекта, — саркастически заметил Фрезер.

— Никто не знал, как атропин подействует на мистера Гранта, — объявил Вернон, словно защищал себя, а не Келли. Та уставилась на него с удивлением.

— Доза в пять миллилитров считается опасной. Нам всем известно действие лекарств, которые мы используем. Келли должна была знать, что введение двойной дозы вызовет опасный побочный эффект.

— Грант сказал что-нибудь заслуживающее внимания, находясь под действием атропина? — спросил Вернон.

— Разве сейчас это важно? — сердито бросил Фрезер.

Вернон повернулся к нему, сверкнув серыми глазами:

— Да, это важно. Единственное, что сейчас важно, — это успех проекта. И жертвы, которые придется принести во имя этого успеха, неизбежны.

— Вы безумец, — сказал Фрезер более спокойно. — Для вас это уже не исследование, а какая-то навязчивая идея. Сколько еще людей должны пострадать или погибнуть во имя вашей идеи, ради того, чтобы ответить на ваши вопросы?

— Прекратите, Фрезер, — оборвал его Вернон.

— Вы что, в самом деле думаете, что это вам поможет? — проговорил исследователь, словно на что-то намекая.

Келли посмотрела на него с удивлением, пытаясь понять, куда он клонит.

— Фрезер! — В голосе Вернона послышалась ярость.

— Что вы все ищете, доктор? — продолжал исследователь. — Или, что важнее, для чего вы ищете?

— Сейчас не время и не место...

— Может, если бы мы знали то, что вы так долго скрываете, то...

Фрезер не успел договорить — Вернон кинулся и схватил его за лацканы пиджака. Лицо директора покраснело, лоб покрылся испариной. Он впился в исследователя своими стальными серыми глазами, продолжая крепко держать его. Келли смотрела на них с волнением и любопытством, не зная, стоит ли ей вмешиваться.

— На этот раз, Фрезер, вы зашли слишком далеко, — прошипел доктор. Он оттолкнул исследователя, и тот почти повалился на стол. — Теперь убирайтесь отсюда. Из этой комнаты. Из этого института. Вы здесь больше не работаете.

Фрезер выпрямился и облокотился на стол.

— Возможно, полицию заинтересует, что произошло здесь сегодня, — проговорил он угрожающе.

— Полицию проинформируют, когда я найду это нужным, — сказал Вернон. — А сейчас уходите.

Фрезер еще мгновение смотрел на Вернона, потом повернулся к Келли.

— Извини, Келли, — сказал он ей и пошел к дверям.

Они слышали, как его шаги гулким эхом отдаются в коридоре.

Вернон достал из кармана брюк платок и вытер лицо. Подвинув к себе стул, он сел, не обращая внимания на лежащую перед ним на столе окровавленную вилку. Келли отметила, что он сунул в рот ментоловую конфетку и принялся ее сосать. Его лицо по-прежнему было красным от гнева; он нетерпеливо постукивал по столу пальцами.

Келли облизнула высохшие губы, во рту тоже пересохло. Так же, как и два дня назад, когда она впервые услышала загадочный намек Фрезера, сейчас ей очень хотелось спросить Вернона, что имел в виду исследователь.

«...что вы так долго скрываете». — Эти слова Фрезера до сих пор звучали в ее ушах. Почему Вернон так разозлился из-за этого?

— Доктор Вернон, Грант сказал, что убил жену. Эти слова звучали как признание, — сообщила она. — Все это записано на пленку. Каждое слово.

Вернон промолчал.

— Что он хотел этим сказать? — настаивала Келли.

— Должно быть, на него так подействовало лекарство. Вы говорили, что он галлюцинировал.

— Да, но ему никто не сообщал, что в день убийства его жены и ребенка соседка видела мужчину, очень похожего на него. Почему он сказал это?

— Послушайте, Келли, я думаю, мы сегодня уже достаточно поволновались, — уклончиво заметил Вернон. — И лучше будет, если вы уедете. Через пару недель я вам позвоню. Все равно мы не сможем продолжать работу до окончания расследования.

— Власти могут закрыть институт? — спросила она.

Вернон покачал головой:

— Нет. И не беспокойтесь. Когда вы вернетесь, ваше место будет по-прежнему здесь.

— Почему вы не хотите, чтобы я уволилась?

— Потому что все ваши действия были теоретически обоснованы. В конце концов этот шанс нужно было испробовать.

Келли кивнула, хотя это объяснение не вполне удовлетворило ее. Ей казалось, что Вернон испытывает к результатам исследований нечто большее, чем научный интерес. Но почему?

Она сняла халат и решила, что пора уходить. Они распрощались, и Вернон снова пообещал ей позвонить через две недели.

Вернон подождал, пока она ушла, потом медленно обошел комнату, рассматривая пятна и капли свертывающейся крови, которая приобретала цвет ржавчины. В воздухе стоял запах меди. Он подошел к магнитофону, нажал на кнопку обратной перемотки и стал смотреть, как катушки завертелись в обратном направлении. Когда перемоталась вся пленка, он снял катушку и положил в карман, чтобы прослушать ее в своем кабинете. Выходя из комнаты, он столкнулся с уборщиками, вооруженными швабрами и тряпками; они сразу же принялись устранять следы кровавой драмы.

Вернон разжевал свою конфетку от кашля и сунул в рот новую, поднимаясь по лестнице. Его секретарша ушла час назад, и он остался один в своем кабинете.

Тем не менее он закрыл дверь кабинета на ключ и лишь затем включил магнитофон.

Он прослушал пленку два раза. Лицо его оставалось непроницаемым даже тогда, когда из динамиков раздавались агонизирующие крики Гранта. Прослушав половину записи в третий раз, он выключил магнитофон. Ему показалось, что он просидел в кресле лицом к окну целую вечность. Он резко повернулся и поднял трубку телефона. Быстро набрав номер, он стал нетерпеливо постукивать по столу своими толстыми пальцами. Наконец в трубке раздался щелчок.

— Метафизический центр? — спросил он. — Это доктор Стивен Вернон. Я хочу поговорить с Аленом Жубером. Скажите ему, что это важно.

10. 06 пополудни.

Келли уложила свои вещи и аккуратно расправила лежащую сверху юбку. В спальне горела лишь одна настольная лампа, освещающая комнату приятным золотистым светом. Келли решила, что вещей хватит, и сняла чемодан с кровати на пол. Она чувствовала изнеможение во всем теле, особенно ныли шея и плечи. Она решила принять душ и рано лечь спать. Выехать она собиралась рано утром.

День был тягостным умственно и физически, и она чувствовала большую, чем обычно после работы, потребность расслабиться. Съев лишь половину обеда, она запила его двумя или тремя бокалами мартини. Спиртное погрузило ее в приятную дремоту. Она расстегнула блузку, повесила ее на спинку кресла, сняла джинсы и аккуратно сложила их. Стоя перед зеркалом высокого шкафа, она расстегнула лифчик, обнажив свою упругую грудь. Келли сняла трусики и, отбросив их в сторону, смотрела на себя в зеркало. Отражение было вполне привлекательным.

Хотя она была и небольшого роста, ее стройная фигурка казалась поразительно изящной, что обычно свойственно высоким женщинам. У нее была маленькая, но упругая грудь, узкая талия и гладкие бедра. Ее стройные ноги казались длиннее на высоких каблуках, которые она всегда носила.

Келли вошла в ванную, включила душ и, отрегулировав воду, встала под освежающие струи. Она стояла неподвижно, и вода стекала по ее лицу, смывая косметику. Она намылилась.

Стоя под струями воды, она мысленно вернулась к событиям прошедшего дня. К словам Вернона.

Почему он ее защищал? В этом не было ровно никакого смысла. Если, конечно, он не скрывал чего-то, на что намекнул Фрезер. Очевидно, Вернон видел в ней инструмент для достижения своих целей.

Она опустила веки, но в памяти ярко вспыхнул образ Мориса Гранта с вырванными глазами, и она поежилась от ужаса.

Она начала думать о его признании.

Была ли вызвана его вспышка действием лекарства, спрашивала она себя. Интуиция говорила ей о чем-то большем. И кроме того, как мог он убить свою жену и сына? В момент убийства он лежал на кровати весь в ремнях, свидетелями чему были она и еще три человека.

Она постояла под душем, затем выключила воду, вытерлась полотенцем и босиком прошла в спальню. Присев на край кровати, она подняла трубку телефона.

Кое-что записал автоответчик, и это ее вполне устраивало: сейчас ей совсем не хотелось разговаривать. Она кратко записала то, что набубнил ей металлический голос автоответчика, потом положила трубку и посмотрела на запись.

В половине десятого утра она собиралась вылететь в Париж.

Глава 17

Париж

Ресторан на площади Ваграма был набит битком, потому что многие укрылись в нем от дождя, который лил как из ведра. Официанты, балансируя на ходу подносами и тарелками, пробирались сквозь лабиринт столов. Кто-то уронил бокал с вином, и тот, ударившись о деревянный пол, звонко разбился.

Лазаль испуганно повернулся на стуле и увидел, что официант подбирает с пола осколки, а посетитель что-то громко и недовольно выговаривает ему.

— Ты меня слышишь?

Голос вернул Лазаля к реальности.

— Что ты сказал? — рассеянно спросил он, обернувшись к Жуберу, жадно поглощавшему кусок мяса.

— Я сказал: мне не нравится, что она будет с нами работать, — повторил Жубер.

— Будет тебе, Ален. Начиная эксперименты, мы договорились с институтом в Оксфорде о сотрудничестве. Я не понимаю, чем это тебе не нравится.

— Эксперименты, проводимые в Англии, не были такими успешными, как наши, — сказал недовольно Жубер.

— Откуда тебе это известно? — спросил Лазаль, отпив из бокала.

Его коллега помедлил секунду, глотая пищу:

— Мы многое узнали из наших экспериментов.

Подняв глаза, Лазаль заметил приближающуюся к их столику знакомую фигуру. Он тронул руку Жубера, словно прося его говорить потише, но тот только пробормотал что-то себе под нос.

Келли села и улыбнулась Лазалю через стол. Жубер не обратил на нее внимания, не отрывая глаз от своей тарелки. Взяв в руки нож и вилку, она принялась за салат.

Прилетев в Париж более трех часов назад, она устроилась в гостинице и на такси отправилась в метафизический центр. Там она представилась директору и спросила, может ли увидеться с Лазалем. Когда-то они были в приятельских отношениях, и Лазаль с радостью согласился поработать с ней.

Жубер отнесся к этому совершенно иначе. Узнав, что Келли примет участие в их экспериментах, он с трудом сдержал раздражение и лишь усилием воли скрыл неудовольствие.

Она коротко объяснила им, что произошло с Морисом Грантом и почему ей пришлось приехать во Францию. На Жубера это не произвело ни малейшего впечатления. Когда же она захотела взглянуть на записи, сделанные исследователями, Жубер отнесся к этому с открытой враждебностью. Она терялась в догадках, пытаясь понять причину его неприязни к ней.

— Если бы ты заранее предупредила меня, что приедешь, — сказал Лазаль, — я бы приготовил для тебя постель в свободной комнате и тебе не пришлось бы платить за номер в гостинице.

— Я неплохо устроилась, спасибо, — заверила его Келли с улыбкой.

— Когда вы намерены вернуться? — спросил ее Жубер, не поднимая головы.

— Наверно, не скоро, — ответила Келли.

— Что, собственно, вы хотите здесь узнать? — продолжал Жубер, так и не удостоив ее взглядом.

— Я приехала сюда не для того, чтобы узнать что-то, — начала Келли. — Я...

Он оборвал ее, злобно на нее взглянув.

— Тогда для чего вы здесь? — выдавил он из себя.

Келли выдержала его взгляд; она начинала злиться. «Кем, черт возьми, Жубер себя считает?» — думала она.

— Я сказала вам, почему я здесь. Я не могу продолжать работу в институте в Англии, пока там будет проводиться расследование. Я думала, что смогу вам чем-то помочь.

— Не полагаете ли вы, что без вашей помощи мы не справимся? — бросил он с вызовом.

— Вы всем так хамите или только меня удостоили этой чести? — гневно проговорила она.

Жубер перестал есть и оторопело уставился на нее.

— Давайте спокойно закончим обед, — предложил Лазаль, глядя на коллег.

Жубер положил нож и вилку и вытер рот салфеткой.

— Я уже закончил, — отрезал он. — Мне пора возвращаться в центр. Сегодня еще многое надо сделать. — Он скатал салфетку в шарик и, вставая, бросил ее на стол. Он обратился к Лазалю: — Надеюсь, мы скоро увидимся.

Лазаль кивнул.

— И конечно, с вами тоже, мисс Хант, — добавил Жубер ехидно.

Жубер отошел от стола и, протиснувшись сквозь толпу, ожидавшую свободного столика, направился к выходу. Лазаль глядел ему вслед.

— Я должен извиниться за своего коллегу, — сказал он.

— Это я должна извиняться. Я доставила вам столько беспокойства.

— Жубер неплохой парень, просто он чересчур серьезно относится к своей работе.

— Я заметила это, — сказала Келли, проткнув вилкой кусочек помидора. — Раз уж речь зашла о работе, вы добились каких-либо результатов?

— Многое еще предстоит выяснить, — сказал Лазаль. — Подсознание — это огромная и неизведанная область. — Он отхлебнул вино. — Три или четыре дня назад мы действительно добились успеха. Наш субъект по имени Декар в состоянии гипноза сумел предсказать будущее.

— Предвидение? — взволнованно спросила Келли.

— Только под гипнозом. Выйдя из транса, он ничего не мог вспомнить. — Француз замолчал. — Это довольно печально. — Он предсказал смерть своей дочери.

Келли подскочила на стуле, словно ужаленная.

— Мне об этом не сообщили, — сказала она.

Лазаль нахмурился:

— Жубер должен был передать вам эту информацию.

— Мне ничего не передавали, — возразила Келли.

Француз был явно озадачен; наступило неловкое молчание.

Келли не знала, стоит ли рассказывать Лазалю об убийстве семьи Мориса Гранта, и решила повременить, так как ей не все было ясно.

— Надеюсь, я тебя не обидел, когда предложил остановиться у меня? — спросил Лазаль.

Келли улыбнулась:

— Конечно нет.

— Знаешь, с тех пор, как умерла Мадлен, дом, кажется, стал больше, чем был раньше. — Он невесело улыбнулся.

— Понимаю, — сказала Келли. — Как ты живешь один?

— Держусь. — Он сунул руку в карман и достал флакон с таблетками транквилизатора. — С маленькой помощью. — Он положил в рот таблетку и запил водой.

Глядя на него, Келли видела, как сильно он изменился со времени их последней встречи. В темных волосах, особенно на висках, появилась седина. На лбу и вокруг глаз пролегли глубокие морщины, щеки потеряли былой румянец. Келли показалось также, что он похудел. Лишь его глаза сверкали страстью и энергией, которых, казалось, было лишено его тело.

— Если бы у нас были дети, все, вероятно, было бы не так плохо, — сказал он. — А так у меня никого не осталось. — Он задумчиво поглядел на свой бокал, потом как бы стряхнул с себя печаль и улыбнулся: — Хватит об этом. Как ты поживаешь, Келли? Замуж не собираешься?

Она посмотрела на него удивленно:

— Разумеется, нет.

— Не встретила еще парня, способного вскружить тебе голову? — Он хмыкнул.

— Такого парня не существует, а если он и есть, то весьма успешно от меня скрывается.

Лазаль заразительно рассмеялся, и его смех прорвавшись сквозь невнятный гул голосов, заставил повернуться несколько голов.

Тон Келли немного изменился.

— Мишель, этот человек, что смог предсказать будущее... Ты сказал, его зовут Декар?

Лазаль кивнул.

— Что именно он видел?

Француз рассказал ей о случае с Декаром.

— А Жубер присутствовал, когда это произошло?

— Да. Кажется, этот случай его здорово взбудоражил.

Келли провела рукой по волосам, пригладив их на затылке. Почему Жубер не рассказал ей об этом случае? К чему вся эта секретность? Когда два института договаривались о сотрудничестве, казалось само собой разумеющимся, что столь важная информация будет доступной для обеих сторон.

«Что еще он от меня скрыл?» — спрашивала она себя.

Лазаль взглянул на часы.

— Пожалуй, нам пора возвращаться, — сказал он.

Келли встала, и они направились к выходу. Снаружи по-прежнему лил дождь: гряда темных туч на небе не оставляла никакой надежды на скорое прояснение.

«Изменит ли Жубер свое отношение ко мне?» — думала Келли по дороге в институт.

Почему-то она в этом очень сомневалась.

Глава 18

Пользуясь небольшим деревянным шпателем, Лазаль прикрепил клейкий проводник в трех местах на лице Жубера: на висках и чуть выше переносицы.

Келли аккуратно прикрепила электроды, и Жубер, приподняв голову, сам поправил их, когда Лазаль прижал последние два электрода к его затылку.

Жубер лег на кушетку и скрестил на груди руки. Он лежал неподвижно, устремив взгляд в точку на потолке. Лазаль взял его за руку и нащупал пульс. Сосчитав число ударов, он занес это в журнал. Потом, словно врач, осматривающий пациента, достал из кармана миниатюрный фонарь и посветил Жуберу в глаза, проверяя реакцию зрачков.

— Готов? — спросил он Жубера.

Тот тихо кивнул.

Лазаль повернулся к Келли. Она щелкнула включателем электроэнцефалографа, и тотчас пять карандашей самописца плавно задвигались взад и вперед по бумаге.

Лазаль сунул руку в карман и вытащил карманные часы. Он начал раскачивать их перед Жубером; золотые часы стали медленно вращаться.

— Смотри только на часы, — сказал Лазаль, заметив, что взгляд коллеги скользнул на вращающийся предмет. Лазаль вращал цепочку большим и указательным пальцами. — Ты будешь слышать только мой голос, — проговорил Лазаль и обратился к Келли: — Выключи, пожалуйста, свет.

Она быстро подошла к противоположной стене и щелкнула выключателем. Комната погрузилась в темноту; горела только лампа направленного света возле ножки кушетки. Временами луч света падал на часы, заставляя их ярко блестеть.

— Ты видишь только часы, — повторил Лазаль, — слышишь только мой голос. Тебе понятно?

— Да, — хрипло сказал Жубер.

— Я сейчас буду считать до пяти, и ты почувствуешь возрастающую усталость. Ты меня понял?

— Да.

— Когда я закончу считать, ты заснешь, но по-прежнему будешь слышать мой голос. Ты понял?

— Да.

Келли медленно вернулась к электроэнцефалографу и посмотрела на самописец. Карандаши по-прежнему оставляли на бумаге почти ровные линии. На них виднелись лишь небольшие изгибы.

Лазаль начал считать.

Он видел, что веки коллеги начали смыкаться, но продолжал вращать часы, пока Жубер не закрыл глаза.

Келли с любопытством следила за происходящим.

— Сейчас ты погружен в глубокий сон, — продолжал Лазаль. — Но ты услышишь все, что я скажу. Ты меня понял?

— Да.

— Как тебя зовут?

— Ален Жубер.

— Сколько тебе лет?

— Тридцать шесть.

Келли вновь взглянула на ленту самописца и увидела, что пять карандашей совсем замедлили движение и теперь оставляли на бумаге почти прямые линии, прерываемые лишь редкими колебаниями.

— Как зовут меня? — спросил Лазаль.

Жубер ответил.

— Кто еще находится в этой комнате?

— Женщина. Я ее вижу.

Лазаль нахмурился и вновь внимательно посмотрел на веки коллеги. Они были плотно сжаты. Он протянул руку и взял со стола пачку карточек, на каждой из которых было записано одно слово.

— Назови мне слово на этой карточке, — попросил он, скользнув глазами по карточке со словом «собака».

Жубер назвал правильно.

— А на этой?

— Кошка.

— А сейчас?

— Свинья.

Келли заметила, что рычажок с пятым карандашом пришел в легкое движение.

Лазаль проверил еще пять карточек, и каждый раз Жубер давал правильный ответ.

— Мне холодно, — вдруг сказал Жубер.

И действительно, его тело охватила легкая дрожь. Дотронувшись до его руки, Лазаль почувствовал, что она холодна как лед.

Движения пятого карандаша стали еще заметнее. Четыре других почти не отклонялись от своего прежнего курса. Келли с усилием сглотнула. Чем-то очень знакомым показалась ей эта ЭЭГ. Когда пятый карандаш начал оставлять на бумаге порывистый и беспорядочный след, в ее памяти вновь возник образ Мориса Гранта. Когда Грант находился под действием лекарств, активность регистрировалась именно в этой области его мозга. Сейчас то же самое происходило с Жубером.

— Я вижу... — Жубер не закончил фразу.

— Что ты видишь? — спросил Лазаль настойчиво.

— Комнату. Такую же, как эта, но в ней работает женщина. Они сидит за пишущей машинкой ко мне спиной. Она не слышала, как я открыл дверь, и не знает, что я сзади нее.

Пятый карандаш начал двигаться по ленте со скоростью, грозившей прорвать бумагу.

— Кто эта женщина? — спросил Лазаль. — Ты ее знаешь?

— Да. Я много раз видел ее раньше.

— Как ее имя?

— Даниэль Бушар.

Лазаль сглотнул от волнения.

— Опиши ее, — сказал он. — Быстрее.

— Ей — за тридцать. У нее длинные волнистые волосы. Рыжеватые, должно быть, крашеные. Кожа у нее темная. Не как у негров, а кофейного цвета. Глаза подведены синим, на губах немного помады.

— Ты ее знаешь? — спросила Келли Лазаля шепотом.

Француз кивнул:

— Она наполовину алжирка. Красивая женщина. Работает в офисе на нашем этаже, дальше по коридору, — тихо проговорил он, не сводя глаз с Жубера, пальцы которого начали судорожно сжиматься. Вскоре задергалось все его тело. — Что на ЭЭГ? — спросил Лазаль.

— Активность регистрируется только в области затылочной доли мозга, — ответила она. — Точно такая же ЭЭГ регистрировалась у нашего пациента. — Она замолчала, пораженная скоростью движения карандаша самописца.

Жубер вновь заговорил:

— На ней джинсы и красная блузка. На боку, возле шва на блузке, есть небольшая дырочка.

— Она еще печатает? — спросил Лазаль.

— Да. Она все еще не заметила меня.

Лазаль задумчиво прикусил нижнюю губу.

— Это ни о чем не говорит, — сказал он Келли. — Он мог сегодня встретить эту женщину.

Келли вновь посмотрела на ленту самописца. Пятый карандаш продолжал стремительно двигаться.

— Я к ней приближаюсь, — сказал Жубер. — Она перестала печатать и вынимает из машинки лист бумаги. Она все еще сидит ко мне спиной. — Он на время замолк, потом голос его изменился, став булькающим, словно рот его заполнила слюна. — Я хочу ее.

— Говори, что происходит, — потребовал Лазаль.

— Одной рукой я хватаю ее за волосы, другой зажимаю рот, чтобы она не кричала. Она падает со стула, и я наваливаюсь на нее сверху. Я должен держать ее руки. Она оглушена падением, потому что ударилась головой. Кажется, она потеряла сознание. Я задираю ее блузку, чтобы обнажить грудь, и сжимаю грудь так, что на коже остаются красные пятна.

Келли, словно завороженная, смотрела на пятый карандаш, который носился по бумаге с такой скоростью, что казался размытым пятном.

— Я пытаюсь зажать рукой ее рот, чтобы она не начала орать, но она, кажется, приходит в себя. Я должен заставить ее замолчать. Я обеими руками хватаю ее за горло. Это так приятно. Большие пальцы моих рук сжимают ее трахею, они давят все сильнее и сильнее. У нее выкатились глаза. Я убью ее. Я хочу ее убить.

Келли взглянула на Лазаля, потом на ЭЭГ, по которой с неистовой скоростью носился карандаш самописца.

— Я хочу ее убить, — зарычал Жубер.

Снаружи раздался пронзительный крик, на мгновение он смолк, потом раздался снова.

— Разбуди его, — резко сказала Келли.

— Слушай меня, — сказал Лазаль. — Когда я сосчитаю от пяти до одного, ты проснешься. Ты понял меня?

Ответа не последовало.

Из коридора донесся звук распахивающейся двери и еще один крик.

— Ты меня понял? — громко повторил Лазаль.

— Поторопись! — воскликнула Келли.

Жубер не реагировал.

— Я не могу его разбудить, — с отчаянием воскликнул Лазаль.

Он не хотел трясти своего коллегу, так как знал, что это может плохо кончиться. Он тяжело вздохнул и взглянул на Келли, направлявшуюся к двери.

— Посмотри, что там происходит, — попросил он.

Поспешно выйдя в коридор, Келли увидела, что примерно в тридцати ярдах от них, возле двери, стоят четыре или пять человек. Один из них, высокий блондин, стучал в дверь и безуспешно крутил ее ручку. Вновь услышав крик, он надавил на дверь плечом.

— Жубер, слушай меня, — сказал Лазаль. — Я начинаю считать. Пять...

— Там что-то происходит, — сообщила Келли.

— Четыре...

Высокий блондин отступил на шаг, чтобы ударить дверь с разбега.

— Три...

Жубер пошевелился.

— Два...

Блондин в коридоре стиснул зубы и собрался наброситься на дверь.

— Один...

Жубер открыл глаза и близоруко прищурился.

Услышав треск ломающегося дерева, он огляделся вокруг.

Блондин врезался в дверь, едва не сорвав ее с петель. Дверь с шумом распахнулась, и он ворвался в комнату. За ним последовали другие.

— Что происходит? — спросил Жубер, стягивая с головы электроды.

Келли, взволнованная, вернулась в комнату, выключила электроэнцефалограф и вытащила ленту.

— Что случилось? — настойчиво повторил Жубер, вставая с кушетки. Выйдя в коридор, он увидел, что из дальней двери, опираясь на руку блондина, выходит смуглая девушка в джинсах и красной блузке. Даже издалека Жубер заметил, что блузка ее разорвана, а часть груди обнажена. Из раны на ее нижней губе текла кровь, на горле были заметны красные пятна.

Когда они приблизились, Лазаль и Келли тоже вышли в коридор.

— Что случилось? — спросил Лазаль.

— На Даниэль набросился какой-то мужчина, — сказал блондин.

— Кто это был?

Темнокожая девушка подняла голову и откинула со лба прядь волос. Увидев Жубера, она вскрикнула и указала на него пальцем. Другой рукой она схватилась за горло.

Девушка что-то залепетала по-французски. Келли не поняла и попросила Лазаля перевести.

— Она сказала, что на нее напал Жубер, — перевел француз.

— Это невозможно, — возмущенно сказал Жубер. — Зачем мне нападать на нее? — Он посмотрел на Даниэль: — Она истеричка.

— На нее кто-то напал, — сказал блондин. — Не могла же она сама сделать это! — Он указал на воспаленные следы на шее девушки. — Но я не понимаю, как он вышел. Дверь была заперта изнутри.

Когда они прошли мимо Лазаля и Келли, те обменялись изумленными взглядами. Даниэль, которую вели в лазарет, оглянулась и с ужасом посмотрела на Жубера.

— Как я мог на нее напасть? — раздраженно проговорил Жубер, вернувшись в комнату и сев на кушетку.

Келли и Лазаль вошли в комнату вслед за ним.

— Ты помнишь что-нибудь из того, что произошло пять или десять минут тому назад? — спросил его Лазаль.

Жубер покачал головой и вытер лоб тыльной стороной ладони.

Келли первая привлекла к этому его внимание.

— Жубер, — тихо сказала она, — посмотрите на свои ногти.

Под ногтями на руках Жубера застряли нити красной ткани.

Цвет их был точно такой же, как и у блузки Даниэль Бушар. Там же было несколько рыжеватых волос.

Глава 19

— Астральное перемещение. — Слова Келли гулко, как эхо, раздались в лаборатории. Она смотрела на красные нитки и волосы, которые Жубер выковыривал из-под ногтей и складывал в чашку Петри.

— Вы сказали, что перед тем, как это начало происходить, вы стали мерзнуть, — продолжала она. — Астральные перемещения всегда сопровождаются чувством холода.

— Вы опять о душе, которая покидает тело? — скептически спросил Жубер.

— Даниэль Бушар сказала, что вы напали на нее. Я думаю, она сказала правду. Вы описали ее. Описали, как пытались ее душить. — Келли взяла ленту с ЭЭГ. — В этот момент наблюдалась сильнейшая активность в затылочной доле вашего мозга. С Морисом Грантом все происходило точно так же.

— Но астральное тело обычно не обладает материальной формой, — возразил Жубер. — Даниэль Бушар не только видела меня, она утверждает, что я набросился на нее, нанес ей травмы.

— Вы когда-нибудь чувствовали по отношению к ней гнев или враждебность? — спросила Келли.

— Я такого не припомню, — ответил Жубер.

— Эти чувства могли таиться в вашем подсознании. Гипноз выявил их точно так же, как лекарства раскрыли агрессивную сторону личности Мориса Гранта.

— Не понимаю, какое отношение имеет все это к астральному телу, — заметил Лазаль.

— Данные электроэнцефалографии свидетельствуют о том, что область, управляющая подсознанием, находится в затылочной доле мозга, — сказала Келли. — Астральное тело управляется подсознанием. Оно функционирует независимо от остального мозга. Это и есть та скрытая область, которую мы искали. — Она ткнула пальцем в пятую линию на ЭЭГ.

— Подсознание управляет астральным телом, — тихо повторил Жубер.

— Похоже, что так, — кивнула Келли. — Ваше астральное тело совершило действия, на которые вы в нормальном состоянии не способны.

— Ты хочешь сказать, что астральное тело представляет собой злое начало в человеке? — спросил Лазаль. — Наше агрессивное, безжалостное начало?

— Возможно. А лекарства и гипноз могут обнажать нашу вторую личность, — ответила Келли.

— Эта вторая личность не имеет понятия о том, что хорошо, а что плохо, — сказал Жубер. — Она ничем не отличается от нас по внешнему виду, но при этом не обременена ни совестью, ни раскаянием, ни моральными иллюзиями. Личность эта совершенно свободна от нравственных норм, установленных обществом.

Келли заметила, что глаза его заблестели.

— В каждом из нас есть мистер Хайд, — сказал он.

— Что? — удивленно спросил Лазаль.

— Джекилл и Хайд из рассказа Р. Л. Стивенсона. Первый олицетворяет добро, второй зло. Сознательный разум — Джекилл, подсознательный — Хайд, но наша злая сторона способна функционировать независимо от нас.

— Только представьте, как это открытие поможет в лечении шизофрении и других психических заболеваний, — заметила Келли.

— Пока никто не должен знать об этом! — рявкнул Жубер.

— Почему?! — воскликнул Лазаль. — Это очень важное открытие. Люди...

— Еще слишком рано объявлять о наших результатах, — грубо оборвал его Жубер.

Наступило молчание, нарушенное Лазалем.

— Келли, — начал он, — как мы можем быть уверены, что каждый мужчина, каждая женщина, каждый ребенок не хранит внутри себя эту злую силу?

— Я думаю, безопаснее допустить, что все обладают ею, — ответила она загадочно. — Но, насколько нам известно, выпустить эту силу на волю можно только с помощью лекарств или гипноза.

— Насколько нам известно, — повторил Лазаль, и слова его прозвучали зловеще.

Келли взглянула на чашку с волосами и красными нитями и содрогнулась.

Глава 20

Часы на стене пробили час ночи. Лазаль откинулся в кресле и протер глаза, посмотрел на наручные часы и зевнул.

Он усердно работал с семи вечера, когда вернулся из метафизического центра. Перед ним на полированном столе лежала статья из шести тысяч слов, над которой он напряженно трудился в течение последних шести часов. Он прервался только раз в половине десятого, чтобы выпить чашку кофе с бутербродом, но тот почти нетронутым лежал на тарелке возле пишущей машинки. Он поднял голову и встретил взгляд женщины со светлыми волнистыми волосами. Ему показалось, что он тонет в этих блестящих зеленых глазах.

Фотография жены стояла на своем обычном месте на его столе. Каждый раз, когда он смотрел на нее, его охватывали противоречивые чувства, не дававшие ему покоя после ее смерти. Вновь возвращалась пронзительная душевная боль, испытанная им, когда она покинула его так внезапно; вместе с тем его успокаивали эти зеленые глаза, словно частица ее души по-прежнему жила с ним рядом. Он взял фотографию и внимательно вгляделся в такие близкие и прекрасные черты. Он сам сделал эту фотографию три года назад. Одна она напоминала ему о жене. Она и его воспоминания.

Он поставил фотографию на место и покачал головой, чтобы рассеять дремоту, окутавшую его как ватное одеяло. Он знал, что скоро ляжет спать, но предстояло сделать еще кое-что важное.

Он взял ручку, пододвинул к себе листок бумаги и начал писать:

"Редактору.

Высылаю статью, содержащую подробности о весьма важном и феноменальном открытии. Проработав последние двенадцать лет в метафизическом центре, я был свидетелем многих необычных явлений, но с подобным феноменом столкнулся впервые.

Мне известно, что тема астральных перемещений (проекций) уже в течение многих лет привлекает внимание людей, но никогда еще мы не сталкивались с фактами, столь многообещающими, о чем я подробно написал в своей статье.

Надеюсь, что вы найдете мою статью достойной опубликования, так как, по моему мнению, все это имеет огромное значение для всех нас.

Искренне ваш... "

Лазаль подписался, перечитал письмо и вложил в конверт вместе со статьей. Он заклеил конверт и оставил его на столе, решив отправить утром по дороге в центр.

Он пошел "а кухню, налил стакан молока и выпил его, стоя у раковины.

Открытие, которое они сделали сегодня утром, слишком значительно, чтобы его утаивать. При этом Лазаль испытывал необъяснимое чувство неловкости. Его беспокоил случай с Даниэль Бушар. Одно только воспоминание о нем заставляло шевелиться волосы на его затылке.

Нравится это Жуберу или нет, люди должны знать правду.

Глава 21

Нью-Йорк

Блейк поднял экземпляр журнала «Тайм» и решил купить в газетном киоске еще что-нибудь, чтобы скоротать время в самолете. Он подошел к киоску и скользнул глазами по полкам, заваленным газетами и журналами.

Он вполне мог не заметить этот тонкий журнал.

На обложке значилось: «Журнал парапсихологии».

Он взял журнал, и в глаза ему сразу бросилось заглавие одной из статей: «Астральная проекция: истина». Он открыл журнал и, просмотрев содержание, отыскал интересующую его статью.

Три первых абзаца он прочел, не отходя от киоска, потом расплатился и направился в зал ожидания.

Голос из репродуктора объявил, что начинается посадка на его рейс. Блейк поспешно направился в умывальную.

Он летал много раз, но всегда нервничал перед полетом. Нервничал? Кого он пытается надуть? Он панически боялся летать — это ясно как день. Вот уже и желудок как-то схватывает. В умывальной никого не было. Он подошел к раковине, наполнил ее холодной водой и положил сбоку журнал.

Он ополоснул лицо водой и, не найдя полотенца, вытер его рукой. Блейк выпрямился и взглянул на свое отражение в зеркале. Лицо было бледным, с красными веками. Он посмотрел на часы и заметил, что рука его слегка дрожит. До вылета оставалось десять минут. Он еще раз побрызгал на лицо водой и замигал, когда вода попала ему в глаза. Блейк снова посмотрел в зеркало.

Из зеркала на него уставился Матиас.

Не сводя глаз с видения, Блейк отступил назад. Лицо медиума оставалось неподвижным, двигались только глаза — сверкающие, голубые, с гипнотическим взглядом.

Писатель попытался сглотнуть слюну, но в горле пересохло. Он поднял руки и закрыл ими глаза.

Медленно опустив руки, он вновь посмотрел в зеркало.

Лицо Матиаса исчезло, в зеркале отражалось только его собственное растерянное лицо. Блейк с облегчением выдохнул воздух и, вернувшись к раковине, вытер с лица оставшуюся влагу. Затем он взглянул в воду, оставшуюся в раковине.

Отражение было его, но рот был открыт для крика, а глаза вылезали из орбит. Раздутое лицо имело синеватый оттенок.

— Нет! — прохрипел Блейк и опустил руки в раковину.

Видение исчезло; он стоял, погрузив руки по локоть в воду.

В умывальную вошли двое мужчин и с недоумением посмотрели на неподвижно стоящего перед раковиной человека, который всматривался в воду, словно что-то искал в ней.

— Эй, приятель, с тобой все в порядке? — спросил один из них, неуверенно приблизившись к Блейку и похлопав его по плечу. — Я говорю с тобой...

Блейк резко повернулся и непонимающе посмотрел на них, как человек, очнувшийся от кошмара.

— С тобой все в порядке? — повторил мужчина.

Блейк на миг закрыл глаза и кивнул.

— Да, — ответил он. — У меня все нормально. — Нащупав в кармане темные очки, он надел их, взял свой журнал и покинул умывальную.

— Должно быть, накурился марихуаны, — предположил один из мужчин.

— Скорее всего, — отозвался второй. — На вид он сущий наркоман.

— А ты погляди на это, — сказал первый, указывая на зеркало над раковиной, перед которой стоял Блейк.

В центре зеркала пересекались пять неровных трещин.

Глава 22

Париж

В дверь постучали так, словно хотелипробить в ней дыру.

Оставив обед на столе, Лазаль выбежал из кухни. Громкий и настойчивый стук не смолкал, и Лазаль повернул ручку и открыл дверь.

В комнату стремительно вошел Жубер. Лицо его было искажено гневом.

Мгновение Лазаль глядел на него с недоумением, потом запер дверь и прошел за своим коллегой в гостиную. Жубер стоял у камина, широко расставив ноги, и что-то держал в правой руке. На лбу и на лице его выступила испарина, на висках пульсировали вены.

— Что случилось? — спросил Лазаль. — Должно быть, что-то важное, если ты вдруг врываешься в мой дом.

— Это важно, — рявкнул Жубер.

— Что, нельзя было отложить до завтра? — спросил Лазаль с некоторым раздражением. Он взглянул на часы: — Уже семь часов.

— Я знаю, который час, — резко сказал Жубер.

— Ну и что же ты хочешь?

— Я хочу поговорить с тобой об этом. — Жубер, словно оружием, помахал чем-то в правой руке, бросил затем что-то на кофейный столик, стоящий поблизости. — Для чего, черт возьми, ты это сделал?

На столике лежал «Журнал парапсихологии», раскрытый на странице со статьей Лазаля.

— На что, черт возьми, ты рассчитывал, когда писал этот... вздор? — сердито проговорил Жубер.

— Я полагаю, что столь важное открытие не следует утаивать, — объяснил Лазаль.

— Это мое... — Жубер быстро поправил себя: — Это наше открытие. Мы условились не сообщать о нем никому, пока не закончим исследование.

— Ни о чем мы не уславливались. Это ты решил держать его в секрете, — напомнил ему Лазаль. — Я считаю, что всем надо знать о происшедшем.

— И поэтому ты сам написал эту статью? И твоя... подружка. Ей известно о статье?

— Келли? Нет! Она не знала, что я собираюсь написать эту статью. — Он на мгновение смолк. — Но если бы она и знала, тебя это не касается. Я не обязан перед тобой отчитываться, Ален.

— Если слухи об открытии расползутся, то центр моментально заполнится газетчиками. Ты этого хочешь?

— Наше открытие, касающееся астральной проекции, — первое чрезвычайно важное открытие такого рода. Оно важно не только для нас, но и для других людей. Оно может многим принести пользу. Больницам, психиатрическим лечебницам...

— А кому припишут это открытие? — оборвал Жубер, злобно глядя на коллегу.

— Разумеется, нам двоим. Мы...

Жубер снова перебил его.

— Нет, не нам двоим, а тебе одному. — Он ткнул в Лазаля пальцем. — Ты написал эту статью!

— Но я в ней упомянул твое имя... Как мы вместе работали.

— Это ничего не значит. Все заслуги припишут тебе. — Он поднял журнал. — Сколько тебе заплатили за нее? — ехидно спросил он.

— Десять тысяч франков. А что?

Жубер покачал головой:

— За десять тысяч франков они купили у тебя труд многих недель!

— Деньги не имеют никакого значения, — сказал Лазаль.

— А признание? Признание тебя интересует? А слава? Ты сможешь с ней совладать? — Голос Жубера стал— насмешливым и высокомерным. — Или по-прежнему будешь глотать свои таблетки?

— Убирайся отсюда, Ален, — резко сказал Лазаль. — Убирайся из моего дома!

Жубер сунул журнал в карман и, бросив на коллегу еще один презрительный взгляд, направился к выходу. Лазаль слышал, как за ним со стуком захлопнулась дверь.

Жубер завел «фиат» на стоянку возле своего дома и выключил двигатель. Он закрыл глаза и продолжал сидеть в закрытой машине, словно не желая выходить. Тяжело вздохнув, он со злостью ударил рукой по рулю. «Чертов Лазаль», — подумал он и взглянул на журнал, лежащий на сиденье для пассажиров. Ему казалось, что журнал насмехается над ним. Он взял его и вышел из машины, закрыв за собой дверцу.

Подойдя к дому, он услышал, что звонит телефон. Жубер не стал спешить. Он достал из кармана ключ, открыл дверь и, войдя в дом, взглянул на телефон, стоявший на столике в прихожей. Телефон продолжал звонить, но прежде, чем взять трубку, Жубер снял свою куртку и повесил ее.

— Алло, — устало проговорил он.

— Жубер? Вы сегодня задерживаетесь!

Он сразу узнал этот голос.

— Что вы хотели, доктор Вернон? — спросил он.

— Я хочу знать, что происходит.

— Не понимаю.

— Позвольте, я кое-что прочитаю вам. — Наступило молчание, и Жубер услышал, что на другом конце линии шелестит бумага. — «Открытие этой формы астральной проекции стало кульминацией многолетних исследований и многих недель работы», — процитировал Вернон.

— Эту статью написал Лазаль, — сказал Жубер.

— Вы должны были сразу сообщать мне обо всех ваших открытиях, а я читаю о них в журналах. Как это понимать?

— Не надо нотаций, Вернон. Эта статья не имеет ко мне никакого отношения. Лучше спросите о ней девицу, которая работает с вами, — обозлился француз.

— Вы о ком? — спросил Вернон.

— О Келли Хант. Она в Париже. Работает с нами уже около недели.

Наступила напряженная тишина, нарушаемая лишь помехами на линии.

— Вернон!

— Да!

— Я сказал, что она работает с нами уже около недели.

— Я понятия не имел, где она находится, — раздраженно проговорил Вернон. — Я отправил ее в отпуск на время расследования. Не знал, что она будет работать с вами.

— В общем, она все знает. Вы больше не сможете скрывать от нее что-либо, Вернон.

Директор института вздохнул.

— Как бы то ни было, это ваши проблемы, — продолжал Жубер. — У меня своих хватает.

— Мы не должны допустить еще одной такой утечки информации, как в случае с этим журналом, — загадочно проговорил Вернон. — Теперь нам, видимо, придется несколько изменить наши планы.

— Присмотрите за этой девицей, Лазаля я возьму на себя. И вот что я вам скажу, Вернон, больше никаких утечек не будет. Я позабочусь об этом. — Он положил трубку и вытер руки о брюки. — Никаких утечек.

В словах его была зловещая решимость.

Глава 23

Лондон

Когда «Боинг-747» совершил посадку в аэропорту Хитроу, Блейк, как обычно, вздохнул с облегчением. Самолет замедлил движение, и он осмелился посмотреть в иллюминатор. Моросил мелкий дождь, он метался на ветру, словно живое существо. В самолете писатель пытался уснуть, но ему мешала соседка, уговаривающая его «взглянуть на замечательный вид». Блейк совершил роковую ошибку, признавшись, что пишет книги о паранормальных явлениях, после этого пришлось выслушивать ее рассказы о гадании на кофейной гуще и контактах с потусторонним миром. Она уверяла его, что Бог даровал ей второе зрение, вознаградив ее тем самым за смерть младшего ребенка пять лет тому назад и уход мужа к другой женщине. В ответ на этот словесный вал Блейк, по обыкновению, вежливо кивал и широко улыбался. Она смутилась, что не читала его книг, и пообещала достать их непременно. От этого Блейк улыбнулся еще шире: его всегда забавляло, что стоит назваться писателем и собеседник моментально поклянется купить завтра же все твои книги.

Несмотря на словоохотливость соседки, Блейк все же сумел урвать часок сна, но сон был беспокойным, и, как ему показалось, он просыпался каждые десять минут.

Один раз он проснулся весь в поту от кошмара: самолет упал в море, но он пережил удар только для того, чтобы потом утонуть вместе с обломками.

Самолет приземлился, он встал и потянулся, чтобы избавиться от некоторой скованности. Взглянув на часы, он сообразил, что не перевел их на местное время. Часы в самолете показывали семь минут седьмого вечера.

Получив свой багаж, он через аэровокзал прошел к остановке такси.

Поездка заняла больше времени, чем он предполагал, но как только такси приблизилось к его дому, он стряхнул с себя остатки усталости.

— Где будете выходить? — спросил шофер.

Блейк объяснил ему.

— Классный домишко, — похвалил шофер Блейка. — Наверно, отвалили за него колоссальную сумму, а?

Парень явно напрашивался на чаевые, и Блейк его не разочаровал. Он дал ему пятнадцать фунтов и велел оставить сдачу себе.

— Весьма умеренную сумму, — пояснил он, удаляясь от такси с чемоданом в руке.

Дом его был расположен вдалеке от дороги и окружен довольно большим садом, отделяющим его от соседних домов. Перед домом стояла изгородь из бирючины, которая нуждалась в подрезке, а участок по всему периметру был окружен деревянным забором, доходящим до пояса. Возле дома был гараж с подержанным «Ягуаром-XJS», купленным Блейком у приятеля три года назад.

Поднявшись по короткой дорожке, Блейк достал ключ и вставил его в замок. Дверь открылась, и его встретил знакомый густой запах краски. Перед поездкой в Штаты он сделал в доме ремонт, и запах до сих пор висел в воздухе. Блейк включил свет в прихожей и на крыльце, и лицо его тронула улыбка. Освещенное крыльцо своего дома он сравнивал со штандартом, поднятым над Букингемским дворцом: это означало, что он находится в своей резиденции.

Он перешагнул через почту на коврике, накопившуюся за две недели, закрыл дверь и лишь потом собрал лежащие на полу бумаги. Там были рекламные проспекты, четыре или пять писем (большинство из которых он узнал по почтовым маркам) и два счета. В этот момент ему хотелось лишь выпить и упасть в кресло.

Он прошел в гостиную и снял рубашку. Несмотря на то, что комната пустовала уже две недели, в ней было тепло. Он раздвинул шторы, и в комнату медленно вползли хмурые сумерки. Блейк зажег лампу на телевизоре, налил в бокал солидную порцию бренди, добавил содовой и сделал большой глоток. Затем он выбрал пластинку из своей громадной коллекции, положил ее на проигрыватель и включил его. Пока Элтон Джон пел свои романтические баллады, Блейк просматривал почту. Счета он отметил и положил на полку возле камина, проспекты скомкал и выбросил в мусорную корзину. После этого он начал вскрывать письма. Одно было от его бухгалтера, другое — от компании, именующей себя «Литературным кооперативом» и состоящей из нескольких местных неудачливых писателей, с которыми Блейк однажды имел беседу. Два оставшихся письма были от поклонников, и Блейк, как обычно, прочел их с удовольствием.

Он допил бренди, снова наполнил бокал и прошел на кухню. Выглянув в окно, он заметил во дворе несколько темных кучек.

— Кошачье дерьмо, — пробормотал он раздраженно. — Ну, проклятая тварь. — Он имел в виду перекормленную бесхвостую соседскую кошку. Она пристрастилась к его саду и, пользуясь его отсутствием, щедро оделила двор перед его домом своими визитными карточками.

Писатель открыл холодильник, достал из него пиццу и положил ее в гриль-камеру. Особого голода он не чувствовал и, ленивый по природе, считал замороженные продукты ниспосланными ему свыше. Оставив пиццу готовиться, он вернулся в гостиную.

Она была большой, но красивой и уютной, как и все другие комнаты. На стенах висело несколько аккуратно обрамленных киноплакатов. У двери в прихожую был прикреплен плакат «Водитель такси», стену, ближайшую к кухне, занимал изданный в Штатах плакат «Дикая банда», рядом висел «Хеллоуин».

Но гордостью коллекции был пожелтевший плакат над камином, — «Психопат», подписанный самим Хичкоком. Блейку подарил его приятель из кинобизнеса, когда он в последний раз посетил его в Лос-Анджелесе.

Писателя, не склонного к чрезмерным удовольствиям, как ничто другое занимали три вещи: кино, литература, музыка. Книжный шкаф его был переполнен не мудреными книгами и дорогостоящими первыми изданиями, а дешевыми журналами с сенсационными рассказами. Он читал только ради развлечения. Рядом с книгами лежали видеокассеты с его любимыми фильмами. Всего около трехсот.

Однако главной достопримечательностью дома был его рабочий кабинет.

Блейк был весьма доволен, обнаружив после покупки дома, что, кроме мансарды, есть еще и большой подвал. Он сделал это подземное помещение своим рабочим кабинетом. Каждый день он спускался туда поработать вдали о шума и забот повседневной жизни.

Здесь ему казалось, что он находится в огромном гробу.

Дверь в эту комнату он всегда держал закрытой. Подвал был его и только его личным владением.

Из кухни донесся запах пиццы, которую он съел прямо из фольги, не желая обременять себя мытьем посуды. Затем, прихватив свой бокал, прошел через гостиную в прихожую и открыл свой чемодан.

Его записи лежали сверху, и он осторожно поднял их, пробуя на вес. Они приятной тяжестью давили на его руку. Он держал в руке результат кропотливой исследовательской работы. Самое трудное было уже позади. Еще примерно неделя приготовлений — и он сможет начать книгу.

А сейчас ему нужно было сделать еще одну вещь.

Блейк открыл дверь подвала и вгляделся в темноту под ногами. Он чему-то широко улыбнулся и включил свет.

— Добро пожаловать домой, — пробормотал он и шагнул вниз.

Перед тем, как спуститься по лестнице, он запер за собой дверь подвала.

Тишина встретила его, как старого друга.

Глава 24

Нью-Йорк

Лазурную чистоту утреннего неба нарушал лишь белый след одинокого самолета.

В небе не было ни облачка; даже в эти ранние часы солнце казалось раскаленным ядром, посылающим свои лучи, чтобы они окутали город как теплый кокон.

Небеса не оплакивали Рика Ландерса, но люди — да.

Несколько людей на кладбище наблюдали, как маленький гроб опускали в яму, вырытую в земле. Тони Ландерс стояла неподвижно и смотрела на деревянный гроб, медленно исчезавший из виду. Двигались только ее глаза — красные и воспаленные от слез, которые непрерывно стекали по ее щеками и капали на руки в черных перчатках. На мраморном надгробии была фотография Рика, но она не могла заставить себя посмотреть на нее. Время от времени мрамор отражал лучи солнца, и Тони сразу зажмуривала глаза, но память тут же возвращала ее к тому дню, когда ее пригласили опознать останки Рика. Она смотрела на истерзанное тело своего ребенка, на его изуродованное лицо и не узнавала его: нижняя челюсть была полностью смята, череп сломан в трех или четырех местах, мозг обнажен. Один глаз был выдавлен, голова почти отделена от туловища.

Чтобы придать этому телу человеческий вид, нужен был не гробовщик, а волшебник.

Тони вздохнула: эти воспоминания были еще слишком болезненны для нее. Она слегка покачнулась, и двое стоящих рядом людей шагнули к ней, опасаясь, что она потеряет сознание. Но она открыла глаза и устремила их в зияющую могилу, только что поглотившую ее ребенка. Священник читал молитву, но Тони его не слышала. В сумке лежал платок, но она не вытирала слезы, позволив им падать с лица на перчатки.

Черная одежда присутствующих казалась особенно мрачной рядом с яркими цветами, вплетенными в венки, и букетами.

Тони намеренно пригласила на похороны мало людей. Она позвонила отцу Рика в Лос-Анджелес и сообщила ему о случившемся, но он не явился, чем вызвал ненависть в объятой горем душе Тони. Но теперь, видя пустые канаты, поднятые из могилы, она чувствовала, как ледяная рука сжимает ее сердце, будто подводя итог всему пережитому. Сын ушел навсегда, и эта мысль вызвала новую боль и новые слезы.

Ноги ее подогнулись, но две подруги поспешили поддержать ее.

Одна из них, Мэгги Стрейкер, обвила рукой талию Тони. Она слышала, что Тони всхлипывает, повторяя, как заклинание, имя своего сына.

Именно Мэгги заметила незнакомца.

Люди, окружившие могилу, не позволили ей увидеть, когда он пришел.

Джонатан Матиас стоял невдалеке, держа в руках огромный венок из роз. Он посмотрел на последнее пристанище Рика Ландерса и затем на Тони.

Увидев его, она перестала рыдать.

Матиас положил венок у надгробия, бросив взгляд на фотографию Рика. Выпрямившись, он прислушался к последним словам священника. Немного помолчав, священник попросил всех вместе с ним произнести молитву.

Матиас стоял, не произнося ни звука.

Когда ритуал завершился, люди начали медленно спускаться по отлогому склону туда, где, будто хищные птицы, блестели на солнце черные лимузины.

Матиас не двигался. Он стоял у изголовья могилы, глядя вниз на небольшой деревянный гроб. Отстранив поддерживающую ее руку, Тони Ландерс устремилась к нему.

— Надеюсь, я не кажусь вам назойливым, — негромко проговорил медиум.

— Я рада, что вы пришли, — сказала Тони, глядя на принесенный им венок. — Спасибо.

К ним осторожно приблизилась Мэгги Стрейкер.

— Тони, мне подождать или...

— Все в порядке, Мэгги.

Женщина, кивнув, вежливо улыбнулась Матиасу и пошла вниз по склону вслед за другими.

— Что вы теперь собираетесь делать? — спросил он. — Какие у вас планы?

Она вздохнула.

— Я хочу пожить немного у друзей в Англии, — ответила Тони. — Здесь я сейчас не смогу находиться. — Она вытерла слезы платком, который подал ей Матиас, и сжала его в руках. — Вы знали, что он умрет, не так ли? — спросила она, не поднимая глаз.

— Да, — ответил Матиас.

— Почему же вы мне не сказали?

— От этого ничего бы не изменилось. Вы не смогли бы это предотвратить.

— А вы могли бы?

— Мне хотелось бы, чтобы это было так.

Он взял ее за руку, и они вместе пошли к машинам. Тони на миг задержалась и, оглянувшись, посмотрела на могилу.

На своего сына.

Все было кончено.

Он ушел навсегда.

Все, что у нее оставалось, — это воспоминания.

По щекам ее вновь потекли слезы, и Матиас, обняв ее за плечи, повел к машине. Почувствовав на себе его сильную и ласковую руку, она повернула к нему лицо и о чем-то подумала. Она оглянулась и еще раз взглянула на могилу сына, но слез больше не было.

Уголки ее рта тронула легкая улыбка.

Она перевела взгляд на Матиаса.

Глава 25

Оксфорд

Воздух наполнял сильный запах ментола.

Доктор Вернон громко посасывал очередную таблетку от кашля. В кабинете пахло, как в аптеке.

Положив ногу на ногу, Келли позволила одной туфле повиснуть на пальцах и ждала, когда Вернон закончит читать ее отчет.

Она вернулась из Франции тридцать шесть часов назад и впервые пришла в институт после поездки. Она даже была рада, что вернулась. С момента появления той статьи отношения между Жубером и Лазалем серьезно ухудшились. Обстановка в центре отнюдь не способствовала работе, и Келли решила уехать. Во Франции она узнала много нового и теперь горела желанием вновь приняться за дело, уверенная в успехе своих исследований. Однако ее беспокоил Лазаль. Она видела, как он упал духом из-за открытой враждебности Жубера. Не имея права вмешаться, она была невольной свидетельницей их усиливающейся конфронтации. Ей трудно было понять, как мог Жубер одним махом разрушить многолетнюю дружбу, ее тревожило и психологическое состояние Лазаля.

Но особенно мучило ее другое.

Келли никак не могла взять в толк, почему Жубер так враждебно воспринял статью Лазаля. Люди имели право знать правду — это бесспорно. Кажется, Жубер не был с этим согласен. Несмотря на желание вернуться в Англию, Келли уезжала неохотно, видя, как ухудшилось психологическое состояние Лазаля за последние семь или восемь дней. Транквилизаторы, казалось, перестали ему помогать, хотя он и увеличил дозу с сорока пяти до семидесяти пяти миллиграммов. Он постоянно находился в состоянии оцепенения, вызванного лекарствами. Келли чувствовала к нему что-то вроде жалости. Она боялась, что он вновь лишится душевного равновесия.

Так или иначе, она решила покинуть метафизический центр и почти два дня назад вернулась домой.

С момента ее приезда не прошло и часа, как позвонил Вернон. Он будто наблюдал за ней, ожидая случая позвонить.

Ее удивил не сам звонок, но настойчивость, с которой директор института просил ее как можно скорее вернуться к работе и представить ему полный отчет о том, что она видела, работая в метафизическом центре.

Положив трубку, она стала думать о том, как мог Вернон узнать, что она уже дома.

Она не сообщала ему о своих планах две недели назад, покидая институт.

Сейчас она сидела и нетерпеливо наблюдала, как он листает ее отчет. Она не решалась заговорить с ним и спросить, откуда ему известно, где она была, и потому на время прикусила язык.

Она безуспешно пыталась убедить себя, что этому есть вполне разумное объяснение.

Она мысленно ругала себя за то, что позволила слишком разыграться своему воображению. Параноиком стала.

А может, нет?

— Вы написали обо всем, что произошло в метафизическом центре, когда вы там находились? — спросил Вернон, помахав ее отчетом. — Ничего не упустили?

— Я написала обо всем, что, по моему мнению, имеет отношение к нашему исследованию, — проговорила она с некоторым раздражением. Ее начинал злить его высокомерный тон.

Вернон передвинул во рту конфетку и постучал по отчету указательным пальцем, глядя куда-то в сторону.

— Область мозга, управляющая астральным телом, управляет также желаниями и эмоциями, — проговорил он рассеянно.

— Да, — сказала Келли. — Но желания и эмоции отсутствуют при сознательной психической деятельности. Кажется, астральное тело — это «второе я» и, судя по тому, что я наблюдала в случаях с Грантом и Жубером, оно может материально воплощаться.

Вернон кивнул.

— Вначале это было похоже на присутствие в двух точках пространства одновременно, — сказала Келли, — но я никогда не слышала о материализации.

— Был один американец по имени Пол Твитчелл, — сказал Вернон. — В начале шестидесятых он начал обучать людей так называемой эканкарской доктрине. Несколько его учеников утверждали, что видели его в трехмерной астральной форме, тогда как на самом деле он был от них в нескольких милях. — Вернон вздохнул. — Но Твитчелл — единственный в своем роде. Это... — Он поднял отчет. — Это еще более необычно. — Он снова замолчал. — Это ответит на многие наши вопросы, касающиеся психики человека, и поможет в лечении некоторых психических заболеваний. — Он задумчиво прикусил нижнюю губу. — Вы действительно уверены, что ничего не упустили?

— Абсолютно уверена, — ответила Келли раздраженно.

— Келли, нет нужды говорить вам, как важна эта информация для нашей работы...

Она возмущенно оборвала его:

— Я не дурочка, доктор Вернон. Я записала в своем отчете все, что видела. Некоторые разговоры я передала дословно.

Он охотно, успокаивающе кивнул.

— Но есть то, что я хотела бы знать, — сказала она.

Вернон внимательно посмотрел на нее.

— Откуда вам стало известно, что я была в метафизическом центре?

— Я связался с ними, — ответил Вернон. — Мне сообщил об этом один исследователь.

Хотя и не удовлетворенная этим ответом, Келли не стала настаивать. Она нарушила последовавшее за этим напряженное молчание.

— Вы видели Джона Фрезера после того, как он ушел отсюда? — спросила она.

Вернон пожал плечами.

— Фрезер заходил около недели назад, чтобы забрать кое-какие вещи, — сказал он, сузив глаза и переменив тон. — Почему вы спрашиваете?

В его голосе она уловила тревогу.

— Просто из любопытства.

— Фрезер здесь больше не работает, — уронил Вернон холодно.

И вновь в комнате наступило молчание. Слышен был лишь хруст разгрызаемой конфеты. Келли смотрела на него с подозрением. Обычно Вернон спокоен и невозмутим, но за последние двадцать минут он проявил и нечто иное, до сих пор ей неизвестное. Спокойствие сменилось раздражительностью, невозмутимость уступила место тревожной мнительности. Когда он заговорил снова, в голосе его уже не было прежней твердости.

— То, что произошло с Жубером, можно повторить вне лабораторных условий? — спросил он. — Я имею в виду исследуемую им астральную проекцию.

— Ну а почему нельзя? Он был всего лишь под гипнозом. Это вполне можно повторить и с кем-то другим.

Вернон медленно кивнул, глядя серыми глазами в точку сбоку от нее. Она сидела неподвижно. Он молчал.

Наконец она встала.

— Если я вам больше не нужна, доктор... — Она не закончила фразу.

— Да. Вы можете идти.

— Я могу взять свой отчет?

Вернон положил на бумаги руку.

— Я на время оставлю его у себя. — Он твердо посмотрел на нее.

Она мгновение колебалась, затем кивнула, повернулась и направилась к двери.

Вернон смотрел ей вслед.

Когда дверь за ней закрылась, он опустил глаза и взглянул на лежащий перед ним отчет. Прошло время, прежде чем он поднял бумаги и спрятал их в черный «дипломат», стоящий возле стола. Закрыв «дипломат» на ключ, он поставил его на место.

Проходя через приемную Вернона, Келли вежливо кивнула его секретарше, хотя и была крайне раздражена.

«Что за дьявольскую игру ведет этот Вернон?» — спрашивала она себя. После ее возвращения он стал напоминать ей великого инквизитора, допрашивая ее обо всех подробностях того, что она видела во Франции. И для чего он оставил у себя ее отчет?

Он же прочитал его раз десять, пока она там сидела. Или этого ему мало?

Она быстрым шагом направилась к лестнице, громко стуча каблуками по полированному полу. Она спустилась на второй этаж и по длинному коридору прошла к кабинету Фрэнка Андерсона. Постучав негромко, она вошла в комнату.

Там никого не было.

Она чертыхнулась про себя и хотела уйти, но затем подошла к столу, взяла листок бумаги и ручку. Келли написала коротенькую записку и оставила на столе — там, где Андерсон мог ее заметить.

Но тут она подумала, что если записку легко найдет Андерсон, то, значит, так же легко сделает это и Вернон. Директор имел привычку заходить без приглашения в кабинеты исследователей, а ей бы не хотелось, чтобы он прочитал эту записку. Не зная, как поступить, она задумалась.

— Я могу чем-нибудь помочь?

Голос напугал ее. Она повернулась и, увидев в двери Андерсона, с облегчением улыбнулась.

— Фрэнк, я вас искала. — Она скомкала записку и сунула ее в карман своей майки.

— Я так и понял, — сказал он, вытянув вперед манжету рубашки. — Чем могу вам помочь, Келли?

— Вы были друзьями с Джоном Фрезером, не так ли? — спросила она, понизив голос.

Андерсон посмотрел на нее с недоумением:

— Да.

— Мне нужно с ним поговорить.

— Я не видел его с тех пор, как он ушел отсюда. И он мне не звонил.

Келли нахмурилась:

— Но вы знаете, где он живет?

Андерсон кивнул, записав что-то на листке бумаги.

— И даже где он любит проводить время. — Он улыбнулся и протянул листок Келли. — Первое — его домашний адрес, второе — бар, где он бывает чаще всего.

Келли внимательно посмотрела на листок и пошла к двери.

— Что-нибудь случилось? — спросил Андерсон.

— Это я и хочу выяснить, — ответила Келли и вышла.

Андерсон прислушался к ее удаляющимся шагам и нахмурился.

Зачем ей понадобился Джон Фрезер?

Глава 26

Стрелки часов на щитке управления отсвечивали в полумраке машины зеленым светом.

9. 36 пополудни.

Келли припарковала «мини» на посыпанной гравием стоянке возле пивного бара и помедлила в машине. Из облаков, собирающихся на небе, начал накрапывать дождь. В машине было тесно и душно. Выпрямившись, Келли почувствовала, что майка прилипла к спине, и пошевелила плечами. Казалось, спину обернули влажным полотенцем. Она выбралась из машины и с удовольствием подставила тело легкому ветерку. Капли дождя тут же покрыли пятнами ее джинсы, потому что она шла к зданию, не обращая внимания на грязные лужи под ногами.

«Охотник» был большим баром неподалеку от Оксфорда: ни красивым, ни оригинальным, но доходным. Рядом находился дешевый, а значит, популярный ресторан, который сегодня не был переполнен, как обычно, судя по легкости, с которой она нашла место для своей машины. Келли попыталась отыскать машину Фрезера, но это оказалось невозможным из-за темноты.

Она вошла в первый зал.

Он был переполнен людьми: группы, парочки, одиночки. В одном углу бара за прямоугольным столом играли в карты семь или восемь человек. Всматриваясь в их лица, Келли случайно встретилась взглядом с рыжеволосым юнцом лет семнадцати. Он подмигнул ей и обратил внимание соседа на стройную незнакомку. Парни за столом встретили ее приглушенными возгласами и посвистыванием. Келли отвернулась от них и стала искать глазами Фрезера.

Его там не было, и она решила зайти во второй зал.

Если в первом зале шум был громким, то во втором он напоминал гул перед землетрясением. Автоматический проигрыватель, включенный на полную катушку, извергал поток последних хитов, словно старался заглушить щелканье шаров для игры в пул и удары стрел о мишени: стрелы метали игроки в дартс. Эти звуки дополнялись взрывами, несущимися из электронной игры «Автомобильные гонки»: машины сталкивались друг с другом. Рядом с этой игрой вечно голодный Пэкмен с громким шумом поглощал все подряд.

Осмотрев бар и не найдя Фрезера, она решила подождать его. Стол у двери занимала юная парочка, готовая вот-вот нарушить закон о Преступном обнажении. Парень засунул руку девице под мини-юбку, а та с такой скоростью терла его промежность, что рисковала получить ожог от трения.

Казалось, в баре была одна молодежь — от тринадцати до девятнадцати лет. Усевшись на табурет у стойки, Келли поймала на себе несколько возбужденных взглядов. Сумев, наконец, привлечь внимание бармена, она заказала себе шенди[1] и порылась в кошельке в поисках денег. Когда он поставил перед ней коктейль, она нарочно стала неторопливо отсчитывать мелочь.

— Вы знаете Джона Фрезера? — спросила она его.

Бармен вытер с лица пот и кивнул:

— Да, а что?

— Он был здесь сегодня вечером?

— Еще нет, но обязательно будет, — улыбнулся бармен.

— Вы уверены?

— Я работаю здесь уже два года, и за это время не было ни одного вечера, чтобы он не пришел, — сказал бармен и отошел, потому что его звали.

Келли сделала глоток и повернулась так, чтобы видеть дверь, через которую должен был войти Фрезер.

— Привет, незнакомка!

Она оглянулась и увидела высокого черноволосого юношу, который, опираясь на стойку, стоял возле нее. На нем был серый свитер и темно-бордовые брюки. Его приятель лет двадцати был коротко острижен и причесан так, что голова его казалась плоской. Лицо его было усеяно прыщиками и угрями. Он улыбался и пялился на грудь Келли.

— Мы разве знакомы? — спросила она, пытаясь скрыть улыбку.

— Нет, — ответил черноволосый, — но это можно легко исправить, не так ли?

Он представился Невиллом. Его приятеля звали Бэз.

Келли вежливо кивнула и заставила себя сделать глоток, чтобы не рассмеяться. Парни появились совсем некстати.

— Я не встречал вас здесь раньше, — сказал Невилл, — а то запомнил бы.

Чувствуя взгляд Бэза на своей груди, Келли улыбнулась. «Женщину, что ли, никогда не видел так близко?» — подумала она и решила, что так оно и есть.

— Здесь немного шумно, — сказал Невилл; словно для нее это была новость. — Не хотите прогуляться?

— Я жду одного человека, — сказала она. — Но все равно спасибо.

— Как его зовут? — спросил Невилл, явно задетый за живое.

— Если честно, то я жду подругу, — солгала Келли.

Невилл сразу воспрянул духом и подтолкнул в бок Бэза, который продолжал пялиться на ее стройную фигуру.

— Это даже лучше. Когда она придет, мы сможем прогуляться вчетвером.

Келли снова улыбнулась.

— Вы меня не поняли. — Она посмотрела на парней своими зелеными глазами. — Она для меня больше, чем подруга.

Невилл озадаченно посмотрел на нее.

Бэз, казалось, был удивлен еще больше.

— Мы с ней очень близки, — продолжала Келли, с трудом сохраняя серьезный вид.

Бэз первым произнес обличительные слова.

— Она же грязная лесбиянка! — выпалил он и потащил от нее приятеля, словно Келли призналась, что болеет бубонной чумой. Она прыснула. Парни оглядывались на ходу, будто опасаясь преследования. Келли сделала глоток и взглянула на часы.

9. 58.

Куда, черт возьми, делся Фрезер?

Она решила подождать еще десять минут, а потом ехать к нему домой.

Допив шенди, она заказала апельсиновый сок.

Когда появился Фрезер, она сидела спиной к двери.

Он направился в дальний конец бара и затерялся среди своих приятелей-выпивох. Келли вновь повернулась к двери, вглядываясь в отдельные лица в баре, и лишь случайно увидела того, кого искала.

Она соскользнула с табурета, приблизилась к нему и дернула его за руку:

— Фрезер!

Когда он повернулся и увидел ее, на лице его изобразилась смесь удивления и неприязни.

— Кто твоя подружка, Джон? — с восхищением спросил один из мужчин.

Не ответив на вопрос, Фрезер обратился к Келли:

— Как ты узнала, где меня искать?

Келли рассказала.

— Мне нужно с тобой поговорить, — добавила она. — Это очень важно.

— Я не уверен, знаю ли, что сказать тебе, Келли. Тебе или любому другому сотруднику этого проклятого института.

— Мне нужна твоя помощь.

— Чем я могу тебе помочь? Вернону снова нужны подопытные кролики?

— Я хочу поговорить с тобой о Верноне.

Фрезер несколько поостыл. Его беспокойство сменилось любопытством. Он поднял свой стакан и указал на пустой столик поблизости. Мужчины у стойки с любопытством наблюдали, как они пересаживались.

— Ну, почему тебя вдруг заинтересовал добрый доктор? — спросил он саркастически.

— Послушай. — Келли наклонилась, чтобы он смог расслышать ее сквозь рев проигрывателя. — Вернон уволил тебя не потому, что ты был против исследования, не так ли?

Фрезер отхлебнул из стакана:

— Да что ты?

— Я не шучу, Фрезер, — проговорила Келли сердито. — Я пришла сюда, потому что рассчитывала на твою помощь.

Он примирительно поднял руку:

— Ладно, о чем ты хочешь узнать?

— Ты сказал Вернону, что исследование особенно выгодно одному человеку.

Фрезер медленно покачал головой.

— Ты имел в виду самого Вернона?

Он не ответил.

— Ты говорил еще о чем-то, — настаивала она. — О том, что Вернон скрывал и скрывает уже долгое время. Что ты имел в виду?

Фрезер допил виски.

— Ты когда-нибудь слышала, чтобы Вернон говорил о своей жене? — спросил он.

— Я даже не знала, что он женат.

— Он не любит об этом распространяться, во всяком случае, теперь не любит.

Келли приблизила к нему лицо, потому что проигрыватель начал новую многодецибельную атаку.

— Я полагаю, его жены уже нет в живых, — продолжал Фрезер. — Около шести лет назад с ней что-то произошло. Никто до сих пор не знает, что именно. Вернон очень умен. Но как бы там ни было, жена его исчезла, и никто не знает, где она находится.

— Откуда тебе это известно?

— Вернон весьма уважаемая личность в нашем небольшом районе. Когда у известного человека пропадает жена, расползаются всякие слухи.

— Он мог ее убить? — тихо спросила Келли.

— Сомневаюсь. Возможно, она его бросила. Собралась и сбежала. Вопрос в том, что заставило ее так поступить. Что бы там с ней ни случилось, он сумел сохранить это в тайне.

Келли провела по краю бокала пальцем, вглядываясь в оранжевую жидкость.

— И ты полагаешь, что он проводит это исследование, чтобы помочь своей жене? — наконец спросила она.

— Это возможно.

— Но чем наша работа по изучению подсознания может помочь его жене? — подумала она вслух.

— Ты не поймешь этого, пока не узнаешь, что с ней произошло.

Келли отпила сок. Мысли путались у нее в голове. Она так глубоко задумалась, что перестала замечать шум.

— Что же такое могло произойти, если Вернон держит это в секрете целых шесть лет? — пробормотала она.

Фрезер лишь пожал плечами и встал.

— Ты куда? — спросила Келли.

— Закажу себе еще выпить. — Он показал ей пустой стакан. — Ты не хочешь?

— Нет, спасибо. Я, наверно, пойду. Спасибо за помощь. Я тебе очень благодарна.

Он кивнул.

— Если захочешь, можешь найти меня дома, — начал он. — Мой адрес...

Она улыбнулась.

— Андерсон мне и твой адрес дал, — сказала она.

— Фрэнк всегда был аккуратным.

Они коротко— распрощались, и Келли покинула бар.

Выйдя на улицу, она увидела, что дождь, который недавно лишь накрапывал, теперь перешел в настоящий ливень. Она бросилась к машине, отыскивая на бегу ключи, и промокла до нитки. Она села за руль и уставилась на ручьи, стекающие по ветровому стеклу. Келли пробежала рукой по волосам и вытерла руку о джинсы. Впереди, за каскадом дождя, она увидела «датсун» Фрезера.

Фрезер.

Неужели он прав насчет жены Вернона?

Она завела мотор и выехала на дорогу.

Высоко в небе беззвучная вспышка молнии рассекла тучи и коснулась земли, осветив небо холодным белым светом.

Внезапно Келли почувствовала, что начинает мерзнуть.

Было почти пять минут двенадцатого, когда Джон Фрезер вышел из бара «Охотник».

Он выпил меньше, чем обычно, и голова его была непривычно свежей. Фрезер пьянел редко, сколько бы ни пил, и сегодня чувствовал лишь приятную расслабленность. Он залез в машину и завел мотор лишь с третьей попытки. «Надо будет проверить аккумулятор», — подумал он.

Дождь продолжал барабанить по мостовой; буря, которая собиралась весь вечер, наконец разыгралась. Раскаты грома сотрясали небо, молнии чертили в нем беспорядочные линии.

Когда он выезжал на дорогу, послышался рев грузовика, и Фрезер резко нажал на тормоз.

Педаль тормоза прижалась к полу, но машина продолжала катиться вперед.

Фрезер в ужасе схватился за руль, ожидая удара, но грузовик на большой скорости объехал «датсун» и исчез за поворотом.

— О Боже! — пробормотал Фрезер и вновь нажал на тормоз. На этот раз машина стала как вкопанная.

Он проверил тормоза еще раз. Все было в порядке.

Он покачал головой и поехал дальше. Проклятые тормоза! Он проверял их только вчера.

Глава 27

Она почти не спала в эту ночь. Мозг лихорадочно работал, пытаясь найти ответы на то и дело возникавшие вопросы.

Келли посмотрела на листок бумаги и еще раз прочитала адрес Фрезера. Указатель на углу свидетельствовал о том, что она едет в правильном направлении. Она свернула на нужную улицу и поехала медленнее, рассматривая номера домов на дверях. Ночная буря очистила небо, солнце ярко освещало роскошные дома и прекрасно ухоженные сады. На лужайке перед одним из домов Келли увидела старика, косящего траву. На другой стороне какой-то парень мыл машины.

— Номер пятьдесят девять, — повторяла она, искоса поглядывая на дома. — Номер пятьдесят девять.

Увидев этот номер, она заехала на удобную стоянку и выключила мотор. Она еще посидела в машине, рассматривая дома Она была почти уверена, что Фрезер сказал ей о Верноне все, известное ему, но ночью у нее возникло сомнение, не упустил ли он чего-то случайно. Может быть, у себя дома, вдали от шумного бара, он сможет припомнить и рассказать ей что-то еще. Она и сама не знала, зачем ей это нужно.

Чтобы бороться с Верноном?

К чему ей с ним бороться?

Келли покачала головой, словно желала отбросить эти мысли, потом открыла дверцу машины и вышла.

Воздух был напоен ароматом цветущих деревьев; казалось, кто-то попрыскал из гигантского освежителя. Солнце пробивалось сквозь шатер из цветов и листьев, касаясь ее кожи своими теплыми лучами. Ветер шевелил цветы на деревьях, и они падали, похожие на розовые слезы.

Келли прошла по дорожке к двери дома номер пятьдесят девять и позвонила. Она заметила, что гараж заперт и нигде не видно «датсуна» Фрезера. Она все же надеялась застать его дома.

Прошла минута, но дверь не открывали. Келли позвонила еще, задержав палец на кнопке.

Наконец послышались чьи-то шаги.

Дверь открылась, и она увидела полную женщину средних лет в темно-синем платье. Зачесанные назад седеющие волосы придавали ее круглому лицу строгое выражение, возможно, ей несвойственное.

— Миссис Фрезер? — спросила Келли.

— Нет. Я сестра Джона, — сказала женщина, смерив ее взглядом. — Кто вы?

Келли представилась.

— Я работала с Джоном Фрезером, — объяснила она, — и хотела бы с ним поговорить

Женщина помолчала и медленно опустила глаза.

— Моя сестра спит наверху, — проговорила она мягче.

«Что-то здесь случилось», — подумала Келли.

— А мистер Фрезер? — спросила она.

— Вчера ночью он погиб в автокатастрофе: машина врезалась в дерево. Он умер, не доехав до больницы.

Глава 28

Нью-Йорк

Двое ждали ее возле дома.

Первый курил и нетерпеливо прохаживался взад и вперед, тогда как второй, присев на корточки, настраивал свой фотоаппарат. Оба время от времени прерывали свои занятия и поглядывали в сторону дома.

Тони Ландерс, опасаясь, что газетчики ее заметят, задернула занавеску.

Этих двоих она раньше не видела, хотя после смерти сына столько их приставало к ней со своими блокнотами и микрофонами, что она сомневалась, помнит ли их лица. Актриса подошла к шкафчику с напитками, налила себе хорошую порцию «Джей энд Би», проглотила ее залпом и закашлялась от слишком крепкого напитка.

В доме было совсем тихо. Она отпустила миссис Гарсиа на непродолжительное время, пообещав позвать ее, если та ей понадобится. Когда это будет, Тони сама точно не знала. На диване перед ней лежал открытый журнал «Вэрайэти», и, прежде чем вернуться к окну, она взглянула на него еще раз.

Наблюдая за газетчиками, она продолжала думать о статье, на которую наткнулась в этом журнале. Она с большим интересом прочитала, что Джонатан Матиас собирается посетить Англию для участия в специальной телепередаче. Она видела в нем свою последнюю надежду. Он один обладал способностями, которые могли ей помочь. Тони не даст ему ускользнуть. Он очень ей нужен.

Услышав громкий гудок, она посмотрела в окно и увидела, что перед ее домом остановился «форд»-седан.

Тони осушила бокал и торопливо пошла к выходу, надевая на ходу темные очки. Помедлив секунду перед дверью, она вышла из дома.

Тут же к ней приблизились оба газетчика, ее ослепила вспышка, и она мигнула.

— Мне нечего сказать, — предупредила она их.

— Когда вы вернетесь на сцену? — спросил первый, не обратив внимания на ее слова.

Она независимой походкой пошла к машине.

— Как смерть сына повлияет на вашу карьеру?

Снова, уже ближе, сверкнула вспышка.

Сердито махнув рукой, Тони выбила фотоаппарат из рук газетчика. Он упал на дорогу, объектив разбился.

— Эй, леди! — закричал он. — Это чертовски дорогой фотоаппарат!

Она рывком открыла дверцу машины и взглянула на шофера.

— Я не виноват, что ваш ребенок умер, — продолжал орать фотограф вслед отъезжающей машине.

— Куда едем, мисс Ландерс? — спросил шофер.

Онапосмотрела на часы. Времени было еще достаточно.

— В аэропорт Кеннеди, — сказала она.

Глава 29

Париж

Редкие порывы ветра раскачивали церковные колокола, и те издавали зловещий, печальный звук.

Мишель Лазаль стоял у могилы и читал надпись на надгробии.

МАДЛЕН ЛАЗАЛЬ

1947-1982

Любил тебя больше, чем жизнь

Ветер шевелил цветы на могиле, и их белые лепестки сияли в ночной тьме. Лазаль нагнулся, поднял их и отложил в сторону.

Затем он взял лопату.

Он погрузил ее в землю, надавил на нее ногой и поднял с могилы большой ком темной земли. Он бросил его в сторону и продолжал копать. Он кидал и кидал землю. Возле могилы вырос холм. Рубашка его взмокла от пота. Он остановился, снял ее и завязал рукава вокруг пояса, как фартук. И продолжал копать.

Прошло около получаса, пока стала видна крышка гроба.

Услышав удар металла о дерево, он радостно отступил на шаг и вонзил лопату во влажную землю. Лазаль опустился на колени и стал очищать гроб от оставшейся земли. Разгребая землю, как собака в поисках кости, он сломал два ногтя. Из ободранных пальцев заструилась кровь, но Лазаль не обращал на это внимания. Только откинув с гроба последний комок земли, он выпрямился и снова взялся за лопату. Сунув острие лопаты под крышку гроба, он навалился на рукоятку лопаты.

Винты, державшие крышку, заржавели и не оказали особого сопротивления. Крышка со скрипом сдвинулась. Удовлетворенно вздохнув, он поднял ее и отбросил в сторону.

Из гроба доносился тошнотворный запах тлена.

Лазаль внимательно оглядел труп. Кожа лица и шеи высохла и туго обтягивала кости. Глазницы зияли; пустые впадины заполняло студенистое вещество, застывшее и на щеке, вернее, на том, что когда-то было щекой. В ноздрях стояла густая желтоватая жидкость, похожая на гной. Рот был открыт, в нем не хватало нескольких зубов. Десны разрушились, и язык напоминал кусок сморщенной коричневой веревки. На руке, лежавшей на груди, растрескалась и облезла кожа, обнажив кости. Дно гроба было покрыто чем-то вроде ржавчины, казавшейся черной в темноте.

Лазаль спустился в могилу и стал на колени у ног мертвой -жены. Он вспотел и дышал учащенно. Он вытер рукой лоб; кровь из разбитых пальцев оставила на коже красное пятно.

Мадлен похоронили в черном платье. Лазаль нагнулся, взял рукой заплесневевшую ткань и стал поднимать платье, пока оно не закрыло разложившееся лицо. Перед ним был гноящийся таз. Лазаль почувствовал эрекцию и расстегнул брюки. Он упал на тело и, повторяя имя жены, сунул член туда, где был ее таз. Запах его пота смешался с вонью трупа.

На него упала тень.

Лазаль поднял глаза, и пыхтенье его перешло в крик.

Над могилой стоял Жубер, глядя на омерзительную сцену. На лице его застыла зловещая улыбка.

Лазаль не мог оборвать крик.

Жубер продолжал улыбаться.

Вырвавшись наконец из кошмара, Лазаль схватился за голову так, словно она отрывалась. Он по-прежнему слышал крики и не сразу понял, что кричит сам.

Он сел в кровати. Тело его взмокло и ныло. Повернувшись, он почувствовал, что сильно дрожит. Глаза его вылезали из орбит, будто досматривая картины кошмарного сна.

Он вскочил и бросился в ванную, чувствуя приступ рвоты. Он нагнулся над раковиной и его вырвало.

Он вышел оттуда, мотая головой и выплевывая воду. Потом, шатаясь, побрел в спальню и сел в кресло у окна.

В эту ночь он больше не заснул.

Глава 30

Оксфорд

Эта дорога была знакома Блейку. Хотя он уже больше года не посещал Институт психических исследований, ему не нужно было заглядывать в карту, чтобы его отыскать. Он выехал из Лондона рано, когда улицы еще не заполнились машинами. Утреннее солнце светило неярко, доставляя удовольствие. Блейк был в джинсах и белой майке. Насвистывая в такт музыке из транзистора, он свернул на подъездную дорогу к институту.

Въехав на стоянку, он выключил мотор, но вышел из машины лишь после того, как закончилась песня. Он накинул на себя легкую куртку и пошел к главному входу. В кармане лежал блокнот и обычный набор ручек. Блейк улыбнулся, вспомнив, как много лет назад он, молодой журналист, вдохновенно брался за любое задание, вооружившись только блокнотом.

В вестибюле института была приятная прохлада, и Блейк замедлил шаги, вспоминая, куда ему нужно идти.

Из комнаты в конце коридора вышла женщина.

Писатель обратил внимание на ее стройную фигуру и обтянутые юбкой упругие ягодицы. Из небольшого разреза сзади, будто дразня его, виднелись стройные икры. Она легко и изящно шла на высоких каблуках, не замечая его.

— Извините, — сказал он, приблизившись к ней.

Она повернулась, и Блейк почувствовал тепло ее приветливых глаз. Она улыбнулась, и лицо ее просияло. Он бросил восхищенный взгляд на ее грудь, торчащую под синей блузкой.

— Вы Дэвид Блейк, не так ли? — Это был не вопрос, а утверждение.

Он широко улыбнулся:

— Наконец-то я прославился. Как вы меня узнали?

— В нашей библиотеке есть ваши книги. Я узнала вас по фотографии на обложке. Это все темные очки. Они у вас особенные.

— Они скрывают мешки под глазами, — сказал он, радуясь, что смог ее насмешить. — Мне даже неловко: вы меня знаете, а я вас нет.

— Келли Хант, — представилась она. — Я здесь работаю.

Блейк осторожно пожал ее маленькую руку.

— Вы опровергаете мои представления, — сказал он. — Я думал, что все исследователи — скучные мужчины средних лет.

— Как видите, не все.

— Вижу.

Они посмотрели друг на друга долгим удовлетворенным взглядом.

— Доктор Вернон в своем кабинете? — наконец нарушил молчание Блейк.

Келли слегка нахмурилась.

— Вы пришли, чтобы его повидать, да? — спросила она.

Блейк подтвердил это, и она показала, как найти директора института.

— Ну, я рад, что встретил вас, мисс Хант, — сказал он, направляясь к лестнице, ведущей к кабинету директора.

— Я тоже, — сказала Келли, глядя, как он удаляется.

Ей было интересно, близки ли они с Верноном.

Когда Блейк вошел в кабинет, Вернон уже стоял, протянув ему руку.

Они вежливо поздоровались, писатель сел и взял предложенный ему стакан.

— Извините, что вновь вас беспокою, — сказал он. — Но я уже написал примерно две трети книги, и мне нужно уточнить некоторые детали, чтобы ее завершить.

Вернон достал из ящика стола письмо Блейка.

— Я получил его вчера, — сказал он, улыбаясь. — Ну, как обстоят дела в книжном бизнесе?

Блейк пожал плечами:

— Так себе.

— А как продвигаются дела с вашей новой книгой?

— Я бы сказал, хорошо, но, конечно, на этот вопрос лучше ответят мои читатели. — Он улыбнулся.

Вернон слегка скис. Он посмотрел на Блейка, потом на его письмо:

— Вы говорите, ваша книга будет о подсознании?

— О подсознании, о сновидениях, астральных перемещениях и прочем. Я только что вернулся из Америки, где провел некоторое время с человеком по имени Джонатан Матиас. Вы, наверно, слышали о нем.

Вернон кивнул.

— Это замечательный человек, — продолжал Блейк. — Могущественный. — Писатель задумался.

— Что вы имеете в виду, называя его могущественным?

— Это нелегко объяснить. Он занимается знахарством, оставаясь при этом атеистом. — Блейк размышлял. — Но самое главное, он утверждает, что может управлять подсознанием других людей. Их астральными телами.

— Каким образом? — Вернон выпрямился в кресле.

Блейк посмотрел на него поверх бокала.

— Это одна из форм гипноза, — сказал он. — Я убежден в этом.

Вернон посмотрел на писателя с подозрением.

— Эффектное утверждение! — сказал он.

Блейк пожал плечами:

— Я же сказал, что он необыкновенный человек!

Директор института протянул руку и нажал кнопку внутренней связи.

— Пришлите, пожалуйста, ко мне мисс Хант, — попросил он и вновь уселся в кресло. — Вы верите, что Матиас может управлять подсознанием других людей? — спросил он писателя.

Блейк собирался ответить, но в дверь постучали, и появилась Келли.

Она смотрела на Блейка, но его удивило, что теперь она не улыбается. Он встал.

— Дэвид Блейк, — начал Вернон. — Это Келли Хант, одна из наших...

— Мы уже встречались, — резко прервала она его. — Здравствуйте еще раз, мистер Блейк.

Писателя озадачил ее холодный тон, утративший всю недавнюю приветливость.

— Мистер Блейк собирает материал для своей новой книги. Я хочу, чтобы вы оказали ему в этом помощь.

— Но моя работа... — начала она.

— Его работа как раз имеет отношение к вашей, — резко оборвал ее Вернон.

— Надеюсь, я никому не причиняю беспокойства, — заметил писатель, ощутив недоброжелательную атмосферу.

— Нет, что вы, — проговорила Келли не слишком уверенно.

Он широко улыбнулся.

— Ну, тогда я, наверно, начну. — Он поблагодарил Вернона и покинул кабинет вслед за Келли.

Директор института сел за стол и перечитал письмо, присланное ему Блейком два дня назад. Он некоторое время держал письмо в руках, потом аккуратно и с удовольствием разорвал его.

— Я чем-нибудь вас рассердил? — спросил Блейк Келли, когда они спускались по лестнице.

— Почему вы так решили, мистер Блейк?

— Потому что изменилось ваше отношение ко мне, — сказал он. — И, пожалуйста, не зовите меня мистером Блейком. Мое имя — Дэвид.

— Какого рода Исследования вас интересуют? — полюбопытствовала Келли.

Он повторил то, что сказал Вернону.

— Старина, кажется, заинтригован, — улыбнулся Блейк.

— Вы с ним старые друзья? — спросила Келли.

— Ну, я бы не сказал, что мы друзья, скорее знакомые. Я раньше несколько раз был в вашем институте, когда работал над другими книгами.

— Насколько вы с ним близки?

Блейк остановился.

— Это что, допрос? — удивился он.

Келли тоже остановилась.

— У нас с доктором Верноном было несколько деловых встреч, — сказал Блейк. — Но, при всем моем уважении к вам, я не понимаю, почему это вас так интересует, мисс Хант.

— Ладно, не сердитесь. — Голос Келли смягчился. — Простите, мистер Блейк.

Он вздохнул.

— Дэвид, — поправил он ее. — Послушайте, нам с вами предстоит работать вместе день или два, и мы можем приятно провести это время.

— Дэвид, — сдалась она, улыбнувшись.

Они пошли медленнее.

— Почему для вас так важно, друзья ли мы с Верноном? — спросил он.

— Мне любопытно!

— А мне вот что любопытно. Когда я увидел вас и мы поговорили, все было прекрасно. После моей беседы с Верноном все изменилось.

— Это трудно объяснить, — уклонилась она.

— Тогда не объясняйте, — улыбнулся Блейк.

Келли взглянула на него и поняла, что испытывает к нему нечто большее, чем симпатию.

Блейк не был красив, но правильные черты его лица, крепкая фигура и добродушно-открытый характер привлекали к нему.

— Вернон сказал, что вы изучаете сновидения, — заметил он.

— Я и сейчас этим занимаюсь, — подтвердила Келли, когда они подошли к ее кабинету.

Она провела его внутрь и жестом указала на стул; однако писатель подошел к окну и стал смотреть на окружающие институт холмистые лужайки. Келли села за свой стол и принялась изучать профиль Блейка, глядевшего на солнечное утро.

— Слишком хорошая погода, чтобы работать, — тихо сказал он.

Она улыбнулась:

— Если будете так стоять, то не напишете своей книги.

Блейк повернулся и кивнул:

— Совершенно верно, мисс Хант.

— Келли, — напомнила она.

Он улыбнулся.

— Чем конкретно я могу вам помочь? — спросила она, когда он сел напротив нее.

— Я бы хотел посмотреть лаборатории, где вы проводите свои исследования, задать вам несколько вопросов, если вы не возражаете, но если возражаете, то просто позвольте мне посидеть в вашей библиотеке, и я буду счастлив. Меня осчастливить нетрудно. — Он вновь улыбнулся своей обаятельной улыбкой, и Келли почувствовала, что ее тянет к нему, к его глазам, спрятанным за темными очками. Она ощущала странный трепет.

— Начнем с лабораторий? — спросила она, вставая.

Он кивнул.

— Почему бы и нет?

Они вышли из кабинета.

Библиотека института всегда восхищала Блейка. Построенная более ста лет назад, она хранила и книги шестнадцатого века. На столе перед ним лежал оригинальный экземпляр «Дьявольского словаря» Коллина де Плянсея. Страницы похрустывали, когда он листал старый том, приятно удивляясь тому, что может читать по-французски.

Он просидел в библиотеке более четырех часов с тех пор, как оставил Келли в ее кабинете. Было почти четверть шестого. Он услышал, как заурчал его желудок, и вспомнил, что не ел с самого утра. Писатель просмотрел сделанные заметки, обнаружив пару расхождений с тем, что написано в рукописи его книги. Потом положил древние книги на свои места, взял свой блокнот и направился к лестнице.

Келли спускалась ему навстречу.

— Я пришла узнать, не нужна ли моя помощь. — Голос ее снова стал приветливым.

Они приятно побеседовали утром, мило и непринужденно, и Келли чувствовала, что ее все сильнее влечет к Блейку. С ним ей было легко, и она была уверена, что ему с ней тоже.

— Вы нашли то, что искали? — спросила она.

Он улыбнулся и изучающе посмотрел на нее:

— Кажется, я нашел именно то, что искал.

Она слегка покраснела и подождала, пока он поднимется. Они вышли в вестибюль, где теперь было значительно холоднее, чем утром.

— Вы приедете завтра? — спросила она.

— Я нашел всю информацию, которая меня интересовала, — сказал он. — С вашей помощью. Но если я когда-нибудь столкнусь с привидением, то сразу обращусь к вам. Вы были очень добры. Спасибо.

— Вы хотите сейчас вернуться в Лондон?

— Пока нет. Сначала я хочу где-нибудь перекусить, а потом, если вы сегодня вечером не заняты, я мог бы свозить вас куда-нибудь выпить.

Захваченная врасплох, Келли не нашлась, что ответить, и только хмыкнула.

— Если я буду в хорошем настроении, то, может быть, даже выпью с вами, — добавил Блейк.

— А если сегодня вечером я занята?

— Тогда я подожду до завтра.

Она рассмеялась и покачала головой.

— Могу ли я заехать за вами в восемь?

— Конечно. Хорошо, если вы знаете, куда заехать. — Она записала на бумаге свой адрес и номер телефона и подала ему.

— Скажите доктору Вернону, что я с ним свяжусь, — сказал Блейк и заметил сомнение, промелькнувшее на лице Келли. — Я позвоню ему и поблагодарю за то, что он позволил мне поработать в библиотеке.

Она кивнула.

Блейк повернулся и подошел к двери.

— В восемь, — напомнил он ей на ходу.

Стоя в пустынном вестибюле, Келли слышала, как завелся мотор его машины. «Ягуар» развернулся и покатил к дороге, ведущей в Оксфорд.

Келли улыбнулась и пошла в свой кабинет.

Стоя у окна кабинета, Вернон смотрел на удаляющуюся машину Блейка. Он подождал немного, потом взял трубку телефона и набрал номер.

Глава 31

— Ваше здоровье, — с улыбкой проговорил Блейк. Он поднял кружку и отпил пенистое пиво.

Келли, сидевшая напротив него, пригубила мартини и посмотрела писателю в глаза.

Они сидели в саду «Шута» — небольшого бара в миле от Оксфорда. Кроме них, вечерним воздухом наслаждались еще три или четыре человека. Несмотря на то, что солнце уже садилось, окрашивая небо малиновым цветом, было еще довольно тепло. Если похолодает, они смогут зайти в уютный бар. Блейк с удовольствием поглядывал на свою спутницу. Она была в легком светло-желтом платье, и грудь ее не была стеснена бюстгальтером. Писатель разглядел темные соски, соблазнительно виднеющиеся под тонкой тканью. В лучах заходящего солнца, падающих на нее и золотящих ее каштановые волосы, она казалась красавицей. Сидя рядом с ней, он испытывал что-то вроде гордости.

Заметив на себе его внимательный взгляд, Келли весело улыбнулась.

— Что ты там увидел? — спросила она.

— Очень красивую девушку. Но я думал также и о другом.

— О чем?

Он поднял брови.

— Нет, — сказала она. — Лучше мне не знать этого.

Блейк рассмеялся.

— Если честно, я думал о том, почему ты там работаешь. Это необычно для женщины, особенно твоего возраста.

— Именно этим я и хотела заниматься, закончив университет.

— А как к этому выбору отнеслись твои родители?

— Они не пытались меня переубедить. До прихода в институт я несколько месяцев работала в библиотеке. Думаю, они не возражали бы, если бы я там осталась. Боюсь, главное в жизни для нашей семьи — это обеспеченность.

Блейк кивнул.

— Расскажи о себе, — сказала Келли. — По-моему, литературный труд — дело ненадежное. Почему ты начал писать?

— Ну не потому, что хотел поделиться с другими своими мыслями, — с иронией проговорил он. — Во всяком случае, когда начинал писать. Для начала л написал пару романов.

— Удачных?

Он покачал головой.

— Чтобы добиться успеха, нужно обладать не столько талантом, сколько везением. Нужно уметь использовать благоприятные обстоятельства. Мне это не дано.

— И потому ты переключился на документальную прозу? Ты этим сейчас занимаешься?

— Тут соотношение другое: требуется пятьдесят процентов таланта и пятьдесят процентов везения.

— Ты себя недооцениваешь, Дэвид.

— Нет. Я просто знаю свои возможности.

— А твои родители? Им нравится, что их сын — знаменитый писатель?

— Мои родители умерли. Отец — от инсульта пять лет назад, и через полгода от сердечного приступа скончалась мать.

— О Боже! Извини, Дэвид.

Блейк слегка улыбнулся:

— Не надо было тебе говорить. Я жалею только, что они не дожили до моего успеха. — После короткой паузы он бодро провозгласил: — Давай больше не будем о печальном! Поговорим о чем-нибудь другом.

Сделав глоток мартини, она посмотрела на него поверх бокала. Потерять за полгода обоих родителей! Должно быть, это был страшный удар для него, и он не хочет бередить рану.

— Полагаю, как писатель, ты теперь неплохо обеспечен, — сказала она, желая направить беседу в другое русло.

— С этой профессией никогда не знаешь, что будет завтра, — сказал он. — Один неловкий шаг — и все придется начинать сначала. Это все равно, что ходить по канату на тонких каблуках.

Келли фыркнула.

— Тебе не скучно жить одной? — спросил Блейк.

— Ничуть. Вначале было трудно, но теперь привыкла.

— А тебе никогда не хотелось выйти замуж?

— Нет! — Она выпалила это таким тоном, словно он предложил ей повеситься. — Я слишком безрассудна для семейной жизни.

— Я тебя понимаю.

— А почему ты не рассказываешь про себя? Наверняка были девушки, которые пытались тебя соблазнить.

— Была парочка, но ни с одной из них я бы не согласился прожить остаток жизни. — Он улыбнулся. — Я чертовски эгоистичен. Не привык делиться ни с кем чем бы то ни было.

— Не любишь компромиссов?

— Ты слишком любопытна, Келли. — Он усмехнулся.

— Это потому, что ты меня заинтересовал.

— А это уже комплимент!

Они посидели молча, глядя друг на друга, наслаждаясь теплом заходящего солнца, запахом свежескошенной травы и легким ветерком, который шевелил верхушки деревьев в саду. Птицы на ветвях с любопытством поглядывали вниз, где рядом с Келли и Блейком три воробья бойко клевали кусочек хлеба, брошенный им молодой парочкой, поглощающей бутерброды. Где-то вдали куковала кукушка. Келли откинулась на стуле, ощущая покой, который не испытывала уже много месяцев. Прекрасный вечер; природа и близость Блейка действовали на нее успокоительно. «Интересно, что он чувствует?» — думала она.

Писатель осушил кружку и посмотрел на Келли. Мартини в ее бокале почти не убавилось.

— Надо будет почаще брать тебя с собой, — сказал он, глядя на бокал. — Если ты всегда пьешь так мало, то я сэкономлю на тебе кучу денег.

Они рассмеялись.

— Купи себе еще!

— Ты очень великодушна.

— Позволь мне тебя угостить, — проговорила она, нащупывая кошелек.

Блейк прикинулся возмущенным:

— Позволить женщине купить мне выпить? — Он подмигнул ей. — Отличная идея!

Она скомкала купюру в один фунт и бросила в него. Он поймал и пошел в бар за новой кружкой. Он вернулся, держа кружку в одной руке и сдачу в другой. Сев, он сразу отхлебнул треть кружки и вытер с губ пену большим пальцем.

— Сказал ли что-нибудь Вернон, когда ты сообщила ему, что я уехал? — спросил писатель.

— Ничего. — Келли посмотрела на него с подозрением. — А что он должен был сказать?

Блейк скривил губы в усмешке:

— Извини, Келли, но мне кажется, что в твоем отношении к Вернону есть что-то параноидальное.

Келли промолчала.

— Каждый раз, когда я называю его имя, ты хмуришься, — продолжал он. — Почему? Или это мне кажется?

Она сделала глоток мартини.

— Может быть, все дело в моем воображении, — сказала она, не уверенная в точности своих слов. А вдруг она действительно становится параноиком?

— Что ты хочешь этим сказать?

Она подумала, не рассказать ли ему о том, что происходит, о своих подозрениях и предположениях, но потом решила не рассказывать.

— Забудь об этом, Дэвид, — попросила она. — Хорошо?

Он кивнул.

Келли допила свой мартини и отодвинула бокал.

— Хочешь еще выпить? — спросил писатель.

Она улыбнулась и покачала головой.

— Нет, спасибо!

Они надолго замолчали, а потом заговорила Келли.

— Если честно, Дэвид, — устало начала она, — меня немного беспокоит тот интерес, который Вернон проявляет к моему исследованию.

Блейк нахмурился.

— Я не понимаю, — сказал он. — Он имеет право проявлять интерес. В конце концов он директор института. Это вполне естественно.

— Мне кажется, что он только о моей работе и думает.

Она рассказала ему о происшествии с Морисом Грантом, о своей поездке во Францию и о том, как Вернон настойчиво хотел оставить у себя ее отчет.

Блейк молчал. Он допил пиво и поставил на стол пустую кружку.

— Ну, — с вызовом сказала она. — Ты все еще думаешь, что у меня паранойя?

— Возможно, этому есть вполне разумное объяснение, Келли, — возразил он.

— Не надо меня успокаивать, Дэвид, — горячо проговорила она. — Есть и другие обстоятельства. Вещи, которые не имеют ни смысла, ни логического объяснения. — Она насмешливо подчеркнула два последних слова.

— Какие, например? — спросил он.

Ветерок стал холоднее, и Келли охватила легкая дрожь. Она подняла глаза и увидела, что закат окрасил небо в пурпурный цвет. Руки Келли покрыла гусиная кожа, и она потерла их.

— Мне не хочется говорить об этом здесь, — сказала она, словно опасаясь, что из сада за ними наблюдают.

— Я отвезу тебя домой, — не раздумывая предложил Блейк.

Они поднялись и пошли на стоянку, где писатель открыл перед Келли дверцу своего «ягуара». Келли села в машину, он взялся за руль, завел мотор, и они выехали на дорогу.

— С тобой все в порядке? — спросил он, обеспокоенный ее молчанием. Келли кивнула, чувствуя себя более непринужденно в салоне машины. Она даже улыбнулась писателю, который повернулся и ласково пожал ее руку. От прикосновения Блейка к ней вернулось спокойствие, и она благодарно ответила на его пожатие.

Через пятнадцать минут они подъехали к дому Келли.

Озноб, начавшийся у Келли в баре, оставил ее наконец, и она спокойно смотрела на писателя.

— Вот ты и дома, — улыбнулся он, и уже не первый раз она поняла, что ее завораживает его улыбка. И не только улыбка. Она словно попала в его сети. Ее тянуло к нему так, как никогда не тянуло ни к кому. Он обладал магнетизмом, которому она была не в силах противостоять. — Ну как ты? — спросил он.

— Прекрасно! Спасибо, Дэвид!

— За что?

— Просто спасибо! — Она протянула руку и коснулась его руки своими тонкими пальцами. За черными стеклами очков нельзя было рассмотреть выражения его глаз. Интересно, что он чувствует? — Может быть, зайдешь на чашечку кофе?

Блейка не пришлось уговаривать. Он вылез из машины, закрыл дверцу и, обойдя вокруг, открыл дверцу перед Келли.

Она пошла вперед, отыскивая на ходу ключ, и писатель с удовольствием смотрел, как изящно покачиваются ее бедра. В босоножках на высоких каблуках она устремилась вперед; мышцы ее тонких икр слегка напрягались при каждом шаге.

Он пошел за ней.

Как он и предполагал, квартира ее была уютной и безупречно чистой. Она предложила ему сесть в огромное кресло у электрокамина. Келли пошла в кухню, и Блейк услышал, как вода наполняет чайник. Вскоре она вернулась, подошла к окну и задернула шторы. Потом включила проигрыватель и поставила пластинку.

— Ты не против музыки? — спросила она.

— Нисколько.

Комнату наполнили нежные голоса Саймона и Гарфункеля.

— Кофе скоро будет готов, — сказала она, садясь в кресло напротив Блейка и как бы вновь попадая в его магнетическое поле.

— Это твоя квартира? — спросил Блейк.

— Когда-нибудь станет моей. Лет этак через двадцать. — Она пожала плечами. — К тому времени я стану морщинистой старой девой, но зато у меня будет собственная квартира.

Блейк улыбнулся:

— Я думаю, у тебя мало шансов остаться старой девой, Келли.

— Мать постоянно спрашивает меня, почему я не выхожу замуж. Она хочет, чтобы я нарожала кучу детей и стирала пеленки, — улыбнулась Келли. — Родители любят говорить о внуках, пока те не появятся. Потом они начинают жаловаться, что из-за внуков они постарели. — Келли откинулась в кресле и почувствовала, как тело ее слегка трепещет от близости Блейка, от его внимательного взгляда. Временами ей казалось, что она видит за темными очками блеск его глаз. — Твои глаза чувствительны к свету, Дэвид? — спросила она. — Я говорю про твои темные очки. — Она указала на них.

— Немного. Это, видимо, из-за того, что я уже пять лет щурюсь, глядя на пишущую машинку.

Засвистел чайник. Келли встала и пошла на кухню. Через минуту она вернулась с двумя дымящимися чашками кофе и протянула одну из них Блейку. Потом, сбросив туфли, она уселась на пол возле Блейка и поджала под себя ноги.

— Келли, я не хочу вмешиваться в твои дела, — начал Блейк, — но ты сказала, что кое-что в Верноне тебе кажется странным. Что ты имела в виду?

Она тяжело вздохнула и опустила глаза.

— Судя по твоему рассказу в баре, нет никаких причин подозревать Вернона в том, что он что-то замышляет, — сказал Блейк. — Зачем ему это?

— Дэвид. — Она пыталась говорить спокойно. — Я виновата в том, что произошло с Морисом Грантом. Я действовала неправильно. Я нарушила правила института. Власти могли его закрыть. Институт — это гордость и утешение Вернона. Он мог потерять его из-за меня, но он даже не сделал мне предупреждения и не отстранил от работы. — Она поставила свою чашку. — Вместо того, чтобы немедленно уволить меня, он стал меня защищать. Затем, когда я вернулась из Франции, он пожелал знать все, что там произошло, и оставил у себя мой отчет.

Блейк выпрямился в кресле:

— Ты говоришь о Верноне как о монстре, а он всего лишь пытался тебе помочь.

— Он что-то скрывает, Дэвид, — сердито проговорила она. — Джон Фрезер знал это, поэтому его убили.

— Кто такой Фрезер?

Она рассказала ему все, что было ей известно о событиях последних двух дней.

— Но при чем здесь Вернон, если Фрезер погиб в автомобильной катастрофе? — спросил писатель. — Это же был несчастный случай!

— Он знал о тайне Вернона.

Напряженную тишину прервал Блейк:

— Не понимаю, почему ты считаешь, что Вернон замешан в смерти Фрезера?

— Дэвид, он никому не позволит стать между ним и этим исследованием.

— И тебе тоже? — спросил Блейк загадочно.

В этот момент зазвонил телефон.

Глава 32

Несколько мгновений они не двигались, прислушиваясь к резким звонкам, заполнившим комнату. Наконец Келли поднялась, подошла к телефону и нерешительно взяла трубку, чувствуя необъяснимую тревогу. Блейк заметил это.

— Алло! — сказала она.

Молчание.

— Алло! — повторила она, посмотрев на Блейка, словно искала в нем поддержку.

Внезапно она услышала торопливую речь. Некоторые слова она не разобрала — не из-за того, что быстро говорили, но потому, что говорили по-французски.

— Кто это? — спросила она, отведя трубку от уха из-за слишком громкого треска и шипения. — Алло! Вы слышите? Кто говорит?

— Келли, это Мишель Лазаль.

Она немного успокоилась.

— Слушай меня, ты должна меня выслушать, — пробормотал он, и Келли почувствовала глухое отчаяние в его голосе. Дышал он резко и неровно, словно от долгого бега. — Я видел Мадлен. — Его голос оборвался. — Я видел ее...

— У тебя был кошмар, Мишель? Это бывает...

Он прервал ее:

— Нет, я трогал, чувствовал ее.

— Это кошмар! — повторила она.

— Нет! Жубер тоже ее видел.

Келли нахмурилась.

— Что ты говоришь? При чем здесь он? — спросила она, чувствуя, как напряглись ее мышцы.

— Он был там, со мной, — продолжал француз, задыхаясь. Он пробормотал что-то по-французски и сухо рассмеялся. От этого смеха по телу Келли пробежали мурашки. — Он смотрел, как я занимаюсь с ней любовью. Она была холодной, но это ничего не значит. Она по-прежнему моя, я все еще хочу ее.

Келли хотела ответить, но не смогла.

— Жубер не простил меня, — тихо сказал француз. — Я думаю, он никогда не простит.

— Простить тебя? За что?

— За то, что я написал эту статью.

— Он с тобой разговаривал? — спросила она, не зная, стоит ли ей успокаивать обезумевшего человека.

— Он всегда там, Келли. Всегда. Он следит за мной.

Наступила зловещая тишина, нарушаемая лишь помехами на линии.

— Мишель, ты меня слышишь? — спросила наконец Келли. Тишина. — Мишель, ответь мне.

Она услышала щелчок и поняла, что он положил трубку. Несколько секунд, показавшихся ей бесконечными, она пристально смотрела на трубку, потом медленно ее опустила.

— Кто это звонил? — спросил Блейк, заметив ее беспокойство.

Она медленно вернулась к нему, снова села на пол и взяла чашку с кофе. Он был холодным.

— Келли, кто это был? — повторил писатель.

— Лазаль. Он работает в метафизическом центре, — ответила она и рассказала о разговоре. — Он убежден, что это было на самом деле, — добавила она.

Блейк пожал плечами:

— Кошмары всегда очень выразительны.

Келли покачала головой:

— Лазаль отрицает, что это кошмар. Он убежден, что все это произошло в действительности. — Она вздохнула. — Боже, надеюсь, у него не начнется снова нервное расстройство! С ним это уже было, когда умерла его жена. — Она подняла глаза на Блейка. — И Жубер... Он сказал, что Жубер — свидетель этого кошмара. Он боится Жубера. — Она вновь опустила глаза. — Сперва Фрезер, теперь Лазаль. Один умер, другой близок к нервному расстройству. И все это из-за исследования, которым я занимаюсь.

— Ты не должна обвинять себя, Келли, — сказал Блейк, протянув руку и ласково приподняв ее голову.

Она схватила его руку, ощутив в ней силу и нежность, но еще сильнее она почувствовала тепло этой руки и всего его тела. Она подняла глаза, пытаясь проникнуть во взгляд Блейка, уловить его выражение за темными стеклами очков. Келли поцеловала его руку и придвинулась ближе к нему. Она положила правую руку на его колено, а он между тем медленно поглаживал ее затылок и шею. Она затрепетала от этой ласки и приблизилась к нему, чтобы ощутить его тело. Он поглаживал ее нежную кожу, и она закрыла глаза.

— А если Вернон виновен в смерти Фрезера? — спросила она тихо, замирая от его прикосновений.

— Тогда он опасный человек, — ответил Блейк — И тебе следует держаться от него подальше.

— И от Жубера?

— Келли, если допустить, что кто-то из них обладает особой психической силой, то тебе лучше не говорить им о своих подозрениях.

— Но я должна знать правду, Дэвид, — возразила она, повернув к нему лицо.

В этот момент Блейк наклонился и поцеловал ее. Сначала они нежно прижались друг к другу губами, но в следующее мгновение слились в поцелуе. Блейк горячо обнял ее: он хотел ее, так же сильно, как и она его.

Келли обвила рукой его шею, не желая прерывать поцелуя. Когда они оторвались друг от друга, дыхание ее было частым, а глаза прикованы к Блейку. Тело ее горело, словно объятое огнем. Соски напряглись и затвердели. От соприкосновения с платьем они побаливали. Внутренняя сторона бедер увлажнилась. Блейку передалось ее возбуждение, она и сама понимала, что на него действуют ее близость и ласковые прикосновения. Рука ее потянулась к его ширинке и начала поглаживать ее; у Блейка закружилась голова и он издал низкий грудной звук.

Келли отодвинулась и легла перед ним на ковер, маня его к себе. Блейк опустился на ковер рядом с ней. Руки его скользили по ее телу, приближаясь к груди. Он начал гладить ее грудь, чувствуя, как затвердели соски, и Келли, обмирая от восхищения, выгнула спину. Ей казалось, что ее уносит какой-то чудесный поток: ощущение тепла между ног сменилось всепоглощающим желанием, охватившим каждую частицу ее тела. Она взяла руку Блейка и потянула ее под платье, а потом застонала от наслаждения, когда его пальцы начали поглаживать ее бедра, задерживаясь и медленно скользя вверх. Наконец он коснулся ее трусиков. Указательным пальцем стал потихоньку стягивать их. Она приподняла ягодицы, а он поцеловал ее влажные трусики и бросил их в сторону.

Она притянула его к себе, и губы их вновь слились в поцелуе. Она приподнялась навстречу его ищущей руке и едва сдержала крик, когда его пальцы коснулись ее затвердевшего клитора и стали нежно его гладить. Она нащупала «молнию» на его брюках и быстро освободила его; пальцы ее обхватили его член, лаская и массируя его. Уже не владея собой, она предложила ему раздеться.

Через секунду они были нагими. Блейк нагнулся и взял губами один, потом другой ее сосок, покусывая их и поглаживая языком. Келли чувствовала, как рука его ласкает ее живот, скользит по мягким волоскам на лобке, нащупывая чувствительное место, и повернулась на бок, прижавшись к его мускулистому бедру. Она потерлась о него, потом поднялась и села ему на живот.

— Сними их, — тихо сказала она, указывая на очки. — Я хочу видеть твои глаза.

Блейк снял очки и посмотрел на нее.

От восторга у Келли захватило дух, ей показалось, что она теряет сознание.

Глаза Блейка цвета июньского неба поразили ее своей глубиной. Она чувствовала себя куклой в его руках, и ей казалось, что вся она во власти этих глаз. Новое и еще более сильное чувство охватило ее, она наклонилась и поцеловала его. Он обнял ее талию, приподнял и опустил себе на грудь, улыбаясь тому, как она прикасается к нему, оставляя на его теле влажные следы. Она подвинулась еще ближе к нему, и он тронул ее языком.

Келли вскрикнула, когда его язык защекотал ее губы, проник в щель и стал лизать клитор. Она откинула голову, прошептала его имя и отдалась своим чувствам. Бедра ее напряглись — первый признак приближающегося оргазма. Он поднял руки и нащупал ее распухшие соски, заставив ее застонать от наслаждения.

Келли повернулась и наклонилась, ища губами его член. Она посмотрела на толстую головку и погрузила его в рот, лаская языком. Рука ее держалась за корень, пальцы перебирали яички. Почувствовав, как напрягся член, она поняла, что развязка близка. Но ей хотелось продлить наслаждение. Не выпуская из руки его пульсирующий член, Келли повернулась, поцеловала Блейка, расставила ноги и стала на колени над его пахом. Она стала медленно опускаться, пока его член не вошел в нее. Они вскрикнули, когда тела их соединились, и ее влажная щель поглотила его стебель.

Келли почувствовала, что больше не может удерживаться. Она посмотрела Блейку в глаза и начала двигаться вниз и вверх. Это пришло почти мгновенно. Она ощущала теперь лишь наслаждение и видела только его голубые глаза. Не отрывая взгляда от этих глаз, она ускорила движения. Ей казалось, что она соединилась с ним, растворилась в нем и они стали единым целым.

Она закричала от сильного оргазма. Она прыгала на нем, и наслаждение все возрастало. Никогда раньше она не испытывала ничего подобного этому чувству, которое стало еще сильнее, когда Блейк задрожал под ней, охваченный последним трепетом. Келли громко застонала, ощутив, как ее заливает горячая струя, и еще теснее приблизилась к нему, словно желая впитать каждую каплю. Дрожащая и взмокшая от пота, она упала на него и прижалась к его губам.

Они обнялись и лежали неподвижно; он как-то сразу обмяк.

Заговорили они не скоро. Проигрыватель молчал; пластинка давно кончилась. Было слышно лишь завывание ветра за окном.

— Тебе не обязательно возвращаться сегодня в Лондон, правда? — спросила Келли.

— Ты хочешь от меня отделаться? — улыбнулся он.

Они рассмеялись. Келли провела пальцем по его губам и нежно его поцеловала. Она по-прежнему глядела в его голубые глаза, вновь охваченная чудесным чувством, будто ее уносит поток и она теряет власть над своим телом.

Блейк широко улыбался.

Часть вторая

Все люди, с которыми мы встречаемся,

соединяют в себе добро и зло

Роберт Луис Стивенсон

Того, кто обучит ребенка сомненью,

Нежданно настигнет могилы тленье

Уильям Блейк

Глава 33

Лондон

Клуб «Ватерлоо» в центре лондонского Мэйфера казался величественным анахронизмом.

Здание, построенное через год после битвы под Ватерлоо веллингтонскими офицерами-пехотинцами, походило скорее на музей. В этом здании всех охватывало почти то же благоговение, что и в церкви. Здание мирно простояло полтора века, не претерпев почти никаких архитектурных вмешательств, и именно потому сохранило былое архаическое величие.

Дэвид Блейк поставил бокал со спиртным, оглядел обшитые панелями стены. Несмотря на многочисленные лампы и свисающую с потолка огромную хрустальную люстру, комната казалась почти темной. На ее стенах было несколько выставленных на обозрение полотен, среди них отличная копия «Сержанта Эварта» Дэниса Дайтона — картины, о которой Блейк читал в книгах по истории. На стене за перегородкой в позолоченной раме висела панорама Ватерлоо сэра Уильяма Аллена длиной в пятнадцать футов, Блейк считал ее выдающимся произведением искусства. На другой стене красовались отшлифованные кирасы с нагрудниками, пробитыми пулями мушкетов. Над ними простирались шлемы карабинеров, длинные мечи шотландских драгун, оригинальные мушкеты и пистолеты.

Блейка все это впечатлило, хотя его несколько смущало то, что Би-би-си выбрала именно этот клуб для приема в честь приезда Джонатана Матиаса в Англию. Гости мирно беседовали друг с другом, некоторые, как и он, разглядывали картины и предметы старины. Ему казалось, что пришли не менее двадцати человек; во многих из них он узнал известных деятелей индустрии развлечений.

В углу он заметил сидящего Джима О'Нейла. Он находился в Англии в связи с европейским турне и успел побывать уже со своим ансамблем в десяти странах и дать восемьдесят концертов. Это был высокий, жилистый человек лет тридцати, с ног до головы в черной коже. Рок-звезда энергично кивал двум беседующим с ним девушкам.

Писатель увидел еще несколько знакомых лиц. Он заметил сэра Джорджа Хаве, нового руководителя Би-би-си; тот беседовал с несколькими мужчинами, среди которых был Джеральд Брэддок.

Брэддок — министр культуры, полный краснолицый человек с таким тесным воротником рубашки, что галстук вокруг него, казалось, завязывал сторонник культа удушения. У тех, кто видел, как он глотает, возникало опасение, что он вот-вот задохнется.

Рядом с ним стоял Роджер Карр — ведущий телевизионного шоу, в котором должен был выступить Матиас.

Повсюду Блейк замечал актеров и актрис телевидения, представителей оттуда же, но он, видимо, был единственным приглашенным сюда писателем.

Приглашение это его несколько удивило, хотя в прошлом он написал для Би-би-си, среди прочего, шестисерийный фильм о паранормальном. Узнав, что почетным гостем на этом вечере будет Матиас, он охотно принял приглашение.

Однако пока американца нигде не было видно.

— Тебя часто приглашают на такие вечера? — спросила Келли, восхищенно глядя на знаменитостей.

Блейк встречался с ней уже больше недели. Он стал часто ездить в Оксфорд, ночевал у нее, а днем возвращался домой работать. Когда он ей впервые рассказал о приглашении, Келли поначалу встревожилась, но сейчас, глядя на других гостей, она не жалела, что пришла с ним.

— Такие вечера не часто бывают, — ответил он, осматриваясь вокруг и ища взглядом Матиаса.

В этот момент, словно по мановению палочки, из гардеробной вышел Матиас, похожий на героя романа Брэма Стокера. На нем был черный костюм-тройка, белая рубашка и черный галстук-бабочка. В запонках на манжетах его рубашки сверкали крупные бриллианты. Медиума представили сэру Джорджу Хаве и тем, кто окружал его. Как магнит, сцена эта привлекла к себе внимание гостей: голоса разом смолкли; все обратили взоры на американца.

— Он выглядит весьма импозантно, — произнесла Келли с благоговением. — Я видела его только на фотографиях.

Блейк ей не ответил. Он смотрел в направлении гардеробной, откуда выходил запоздавший гость.

— Боже! — пробормотал он, подтолкнув Келли локтем. — Посмотри!

Он кивнул в сторону гардеробной, и Келли оторвала глаза от Матиаса.

Еще один запоздавший гость незаметно вошел в комнату и направился к группе, окружившей медиума. Келли посмотрела на него, затем на Блейка.

— Этот-то что здесь делает? — проговорила она в замешательстве.

Доктор Стивен Вернон нервно пригладил рукой волосы и бочком приблизился к сэру Джорджу Хаве.

Блейк и Келли видели, как представляли директора института. Было сказано несколько слов, но как Келли ни старалась, разобрать их не смогла. Постепенно комната вновь наполнилась шумом голосов.

Наблюдая за Верноном, который слушал медиума, Келли испытывала замешательство.

— Келли, — решительно проговорил писатель, взяв ее за руку. — Пойдем, возьмем еще выпить.

Она неохотно последовала за ним в бар, где перед стойкой на высоком табурете восседал Джим О'Нейл. Он по-прежнему слушал одну из девиц, но интерес к беседе у него явно иссяк. Когда Блейк и Келли приблизились, он окинул Келли оценивающим взглядом, задержавшись на ее груди,выступающей из глубокого декольте. На шее у нее висел маленький золотой крестик. О'Нейл улыбнулся ей, и она ответила ему улыбкой.

— Привет! — сказал О'Нейл, кивая им обоим, но глядя только на Келли.

Писатель улыбнулся и пожал музыканту руку.

Блейк представил их друг другу, О'Нейл взял руку Келли и нежно поцеловал.

— Выпить хочешь? — спросил его Блейк.

— Если не трудно, возьми мне кружку горького, — сказал певец. — Меня уже тошнит от этих дурацких коктейлей. — Он отодвинул от себя бокал.

Бармен бросил на него презрительный взгляд, но пиво подал и стал смотреть, как тот его пьет.

— Вот это другое дело! — восхитился певец.

Келли уловила в его голосе акцент кокни.

— Сегодня вечером не выступаешь? — спросил Блейк.

О'Нейл покачал головой:

— Музыканты этой ночью отдыхают. — Он почесал обросший щетиной подбородок. — Менеджер велел мне прийти сюда. Только Бог знает, зачем это ему. — Он сделал глоток пива. — Удивляюсь, почему они пригласили меня сюда. Они ни разу не крутили мои пластинки по радио: — Он усмехнулся.

Келли потянула Блейка за руку и кивком указала на соседний столик. Они пообещали О'Нейлу, что поговорят с ним после, и, заказав ему еще кружку пива, покинули бар.

Подвигая стул Келли, Блейк заметил, что к ним приближается Матиас в сопровождении нескольких человек. Увидев Блейка, медиум радостно улыбнулся. Келли повернулась и обнаружила прямо перед собой доктора Вернона. Они обменялись смущенными взглядами, и Келли посмотрела на Матиаса, пожимавшего руку Блейка.

— Рад тебя видеть, Дэвид, — сказал американец. — Как двигается твоя новая книга?

— Все в порядке, — ответил писатель. — Ты хорошо выглядишь, Джонатан.

— Мне кажется, вас не надо представлять друг другу, — с улыбкой сказал сэр Джордж Хаве.

— Мы уже встречались, — проговорил Матиас и посмотрел на Келли: — А вот с вами я незнаком и, полагаю, должен исправить это.

Медиум улыбнулся, и Келли заметила, что его глаза сверкнули.

Она представилась и отошла, поглядывая на Вернона, тогда как сэр Джордж продолжал знакомить людей.

Блейк пожал руку Джеральду Брэддоку и слегка сморщился, почувствовав, какая она пухлая и влажная.

Подошел Вернон.

— Это доктор Стивен Вернон, старинный мой приятель. Он...

— Мы уже знакомы, — сказал Блейк сэру Джорджу — Как поживаете, доктор Вернон?

— Хорошо, — ответил тот и посмотрел на Келли: — Я не ожидал встретить тебя здесь, Келли.

Она промолчала.

— Ну, кажется, здесь уже все знают друг друга, — заключил сэр Джордж. Он неестественно засмеялся, но быстро смолк.

— Ты надолго приехал, Джонатан? — спросил Блейк медиума.

— На три-четыре дня. Этого вполне достаточно для шоу с мистером Карром, для двух интервью и выступления по радио, — ответил Матиас.

— О том, что ты приезжаешь в Англию, я узнал из газет, — сообщил Блейк. — Когда состоится телевизионное шоу?

— Оно будет передаваться послезавтра, — вмешался Роджер Карр. — Вам следует посмотреть его, мистер Блейк. Вы, кажется, тоже занимались этими трюками. Только вы о них пишете. — Интервьюер ухмыльнулся.

Блейк тоже улыбнулся.

— Знаете, мистер Карр, — произнес он, — я никак не могу понять одного. То ли вы глупы, и мне в этом случае жаль вас, то ли вы невежественны, как свинья. Никак не пойму.

Карр бросил на него злобный взгляд и хотел что-то сказать, но тут все повернули головы в направлении гардеробной, из которой донесся ужасный шум и крики, особенно выделялся высокий женский голос.

Через мгновение в тихую гостиную клуба «Ватерлоо» ворвалась женщина в вымокшем от дождя сером пальто. Волосы ее растрепались от ветра, по лицу стекала краска от грима. Она остановилась в дверях и, тяжело дыша, смотрела на Матиаса.

— Боже! — пробормотал сэр Джордж и обратился к швейцару в зеленом кителе, пытавшемуся остановить женщину: — Пожалуйста, проводите эту леди к выходу.

— Не надо! — поднял руку Матиас. — Оставьте ее!

— Дэвид, кто она? — спросила Келли, поняв по его взгляду, что он знает эту женщину.

— Тони Ландерс, — ответил он. — Актриса.

Женщина, которую он встречал в Нью-Йорке, была прекрасным и нежным созданием, теперь перед ним стояла неряшливая, бледная и измученная женщина, постаревшая на десять лет.

— Вы знаете эту женщину? — спросил сэр Джордж, переводя взгляд с нее на Матиаса, не отрывавшего от нее глаз.

— Да, я знаю ее, — ответил медиум.

— Кто-нибудь объяснит мне, что здесь происходит, черт возьми? — воскликнул сэр Джордж.

— Джонатан, мне нужно поговорить с вами, — проговорила Тони прерывающимся голосом. Чтобы не упасть, она прислонилась к стойке бара.

Джим О'Нейл подскочил к ней, готовый помочь. Казалось, Тони сейчас упадет. Она опустилась на табурет, не отрывая глаз от медиума.

— Как вы меня нашли? — спросил он, приблизившись к ней.

— Я услышала, что вы собираетесь в Англию. Я ждала вас. Я узнала, в каком отеле вы остановились, и там мне сказали, где вы будете сегодня вечером.

— Да она же сумасшедшая! — заключил Роджер Карр. — Отправьте ее отсюда.

— Замолчите! — бросил Матиас. — Оставьте ее в покое!

Швейцар отошел от Тони.

— Это что, один из ваших театральных трюков, Матиас? — спросил Карр.

— Да замолчишь ты сегодня или нет? — набросился на него Блейк. Потом жестом подозвал бармена: — Подайте ей бренди.

Не зная, что делать, бармен посмотрел на сэра Джорджа.

— Ради Бога, парень, делай, что я тебе сказал, — настаивал Блейк.

— Ты слышишь или нет? — рявкнул Джим О'Нейл. — Налей ей выпить, черт возьми!

Бармен налил в бокал большую порцию бренди и подал Тони. Она глотнула и закашлялась.

— Тони, что вам нужно? — тихо спросил ее Матиас.

— Джонатан, мне нужна ваша помощь, — сказала она, и на глаза ее навернулись слезы. — Только вы можете мне помочь!

— Почему вы не пришли ко мне раньше? Чего вы боялись?

Она осушила бокал.

— Я боялась, что вы меня прогоните.

Он покачал головой.

— Джонатан, я все время думаю о Рике. Стоит мне увидеть чужого ребенка, и я сразу вспоминаю его. — По щекам ее потекли слезы. — Пожалуйста, помогите мне. — Она не выдержала и разрыдалась.

Матиас положил руку ей на плечо. Она прильнула к нему дрожащим телом.

— Чего вы от меня хотите? — спросил он.

— Верните мне его! — потребовала она. — Сейчас!

Матиас молчал.

— Пожалуйста, или мне стать перед вами на колени? — Сквозь отчаяние пробились гневные нотки. — Войдите в контакт с моим сыном!

Глава 34

— Это лондонский клуб, а не ярмарочная площадь, — протестовал сэр Джордж Хаве, когда Блейк, О'Нейл и еще кто-то тащили в центр комнаты массивный дубовый стол.

— Я не собираюсь показывать фокусы, — заверил его Матиас, наблюдая, как вокруг стола расставляют стулья.

Удивленные гости, среди которых была и Келли, молча наблюдали за приготовлениями. Время от времени Келли поглядывала на доктора Вернона, с удовольствием наблюдавшего за происходящим.

Джеральд Брэддок, пощипывая складки жира на подбородке, нервно переступал с ноги на ногу.

Тони Ландерс сидела у стойки бара, держа в дрожащей руке бокал бренди.

— Что вы пытаетесь доказать этим, Матиас? — спросил Роджер Карр.

— Мне ничего не нужно доказывать, мистер Карр, — ответил медиум и отвернулся. Он протянул руку Тони Ландерс. Та допила бренди и прошла с ним к столу. — Садитесь сюда, — сказал ей медиум, указывая на стул справа от него.

Блейк наблюдал за происходящим с интересом, чувствуя, что Келли крепко сжала его руку. Он ободряюще улыбнулся ей.

— Я не смогу сделать это один, — обратился Матиас к гостям. — Мне нужна ваша помощь. Не для меня, а для этой леди. — Он указал жестом на Тони. — Не надо бояться! Вам ничто не угрожает.

Первым к столу подошел Джим О'Нейл.

— Чего тут бояться, черт возьми! — Он сел возле Тони и, повернувшись, посмотрел на других гостей.

Следом за ним вышел Роджер Карр и занял место с другой стороны стола.

Блейк взглянул на Келли, та незаметно кивнула. Они подошли к столу, и писатель сел прямо напротив Матиаса.

— Благодарю, Дэвид, — сказал медиум.

Словно воодушевленный примером Келли, к столу подошел доктор Вернон и сел с ней рядом. Она посмотрела на него с подозрением, потом взглянула на Блейка, сидевшего с закрытыми глазами.

— А вы, сэр Джордж? — спросил Матиас руководителя Би-би-си.

— Нет, я не хочу принимать в этом участия, — с вызовом проговорил лысый мужчина.

Джеральд Брэддок, нервно потиравший руки, наконец подошел к столу.

— Джеральд, что вы делаете? — спросил сэр Джордж.

— Это не причинит никому вреда, — заявил Брэддок, вытирая ладони о брюки. Он оглядел всех сидящих за столом и вздохнул.

Больше никто в комнате не двинулся. Матиас прошел к своему месту между Тони Ландерс и Роджером Карром. Напротив него сидел Блейк. Справа от Блейка — Келли. С нею рядом — доктор Вернон. Слева от Блейка — Брэддок, затем О'Нейл.

— Прошу потушить свет, — произнес Матиас. — Должна гореть лишь одна лампа над столом.

Несколько мгновений сэр Джордж смотрел на сидящих, потом вздохнул и кивнул швейцару, который одну за другой потушил все лампы, оставив лишь одну. Комната погрузилась в темноту, поглотившую гостей.

— Пожалуйста, положите руки на стол ладонями вниз, — попросил Матиас, — так, чтобы кончики ваших пальцев соприкасались.

— Я думаю, мы должны взяться за руки, — иронически заметил Карр.

— Пожалуйста, делайте то, что я говорю; — потребовал Матиас.

Келли подняла глаза. В полумраке лицо медиума казалось молочно-белым; глаза резко выделялись. Она почувствовала странный трепет во всем теле, словно через него пропустили слабый электрический ток. Она бросила взгляд на Блейка, наблюдавшего за медиумом, а потом на Вернона, сидевшего с опущенной головой.

— Прогоните все мысли, — произнес Матиас. — Не думайте ни о чем. Слушайте только мой голос. Не обращайте ни на что внимания, сосредоточьтесь на прикосновении сидящих рядом людей. — Голос его перешел в тихий шепот.

В комнате воцарилась тишина, слышно было только дыхание медиума.

Келли невольно вздрогнула и, чуть повернув голову, окинула взглядом соседей. Все сидели, склонив головы, будто читали молитву. Опустив глаза, она заметила, что пальцы Блейка слегка дрожат. Дрожали и ее пальцы. У всех присутствующих непроизвольно сокращались мышцы, и их тела слегка подергивались.

Матиас издал негромкий гортанный звук, затем кашлянул. Глаза его закрылись, голова начала откидываться назад. Грудь вздымалась, словно ему было трудно дышать.

— Не разрывайте круг, — хрипло пробормотал он. — Не... разрывайте...

Он стиснул зубы, как от боли, и из груди его вырвался продолжительный хрип. Такой звук издают проколотые мехи. Тело его задрожало сильнее, на лбу выступили капельки пота, блестевшие в тусклом свете. Неожиданно глаза его открылись и выкатились из орбит, тогда как голова по-прежнему была откинута назад.

Он вновь застонал, на этот раз громче.

Лампа над столом замигала, погасла, затем вновь вспыхнула. Свет ее казался неестественным.

— Дитя, — прохрипел Матиас. — Дитя...

Хрипение перешло в крик.

Келли попыталась приподнять голову, но она налилась такой тяжестью, словно к подбородку был подвешен груз. Сделав огромное усилие, она чуть приподняла голову.

Позади с громким стуком упал со стены на пол один из мечей, но никто не повернулся на этот шум. Все сидели, будто окаменев, и чувствовали только то, что комната наполняется теплом, исходящим из центра стола.

— Дитя, — вновь, задыхаясь, произнес Матиас.

Келли дернулась, почувствовав отвратительную вонь, — тошнотворный сладковатый запах гниющего мяса. Она закашлялась, мышцы живота начали сокращаться.

Ощущение тепла так усилилось, что казалось, будто стол охвачен огнем. Она вдруг поняла, что может поднять голову.

Ей хотелось закричать, но она не сумела, услышав в этот миг крик Тони Ландерс.

В центре стола стоял Рик.

Одежда на нем, почерневшая и опаленная, в некоторых местах свисала клочьями. Красная и воспаленная кожа покрылась зелеными крапинками. С левой руки было содрано почти все мясо, оставшиеся мышцы почернели от огня. Из-под обугленного тела виднелись белые кости. Грудь и живот были покрыты отвратительными язвами, а из них, как из больных глаз, вытекал густой светлый гной. Но хуже всего были голова и шея. Неестественно повернутая голова сидела на сломанном позвоночнике. Из отверстия в голове, треснувшей, как яичная скорлупа, выступало застывшее мозговое вещество. Оторванные нижняя губа и большая часть левой щеки обнажили связки и сухожилия, которые судорожно подергивались. Туловище мальчика было окровавлено, и запах крови смешался с запахом сгоревших кожи и волос.

Тони Ландерс попыталась поднять руки, чтобы заслониться от этого несчастного существа, бывшего когда-то ее сыном, но их словно прибили к столу гвоздями. Она сидела в оцепенении, не в силах оторвать взгляда от мертвеца. Тот, сделав полный круг в центре стола, уставился на нее пустыми глазницами.

Видение шагнуло к ней.

Оно улыбалось.

Келли взглянула на Матиаса. Он пристально смотрел на видение, по лицу его тек пот. Она повернулась к Блейку, уставившемуся на медиума. Тело писателя судорожно подрагивало.

Видение приблизилось к Тони Ландерс. Достигнув края стола, оно подняло обугленную руку.

Огромным усилием воли Тони подняла руки. Она закрыла ими лицо и издала крик, потрясший все здание.

— Смотрите! — воскликнул Джим О'Нейл.

Как изображение на экране телевизора, видение Рика Ландерса начало исчезать. Через несколько мгновений стол снова был пуст. Свет над ними потускнел.

— Боже мой! — пробормотал Джеральд Брэддок. — Что это было?

Если кто-то его и слышал, никто не мог ответить ему.

Сэр Джордж Хаве широким шагом подошел к щитку и включил свет.

Матиас сидел неподвижно и смотрел в глаза Блейку. Писатель тяжело дышал, словно только что взбежал по лестнице. Оторвав от него взгляд, Матиас повернулся к Тони Ландерс, безудержно рыдавшей.

— Спятить можно, — вымолвил Джим О'Нейл.

Доктор Вернон задумчиво смотрел на поверхность стола, где только что было видение, и потирал подбородок. Стол блестел, как отполированный. Вернон вздохнул. В комнате больше не пахло обугленным мясом и кровью, чувствовался лишь едкий запах пота.

Заметив, что лицо Блейка побледнело, Келли дотронулась до его руки.

— С тобой все в порядке, Дэвид? — спросила она, чувствуя, что сердце ее колотится в груди, словно хочет выпрыгнуть.

Блейк кивнул.

— А как ты? — спросил он ее.

Она дрожала, и Блейк, положив руку ей на плечо, привлек ее к себе.

Роджер Карр пока оставался на месте, обводя взглядом сидящих, потом поднялся и пошел к бару, где в Два глотка проглотил солидную порцию шотландского виски. Только после этого он начал приходить в себя. Повернув голову, он через плечо посмотрел на Матиаса.

Этот ублюдок исполнил все не просто великолепно, но и весьма впечатляюще. Карр заказал еще одну порцию виски.

Джонатану Матиасу удалось наконец успокоить Тони Ландерс, и он вытер слезы на ее лице своим платком. Он помог ей подняться и вывел ее из клуба в дождливую ночь. Он велел своему шоферу отвезти ее домой и вернуться.

Проводив взглядом отъехавшую машину, медиум посмотрел на свои руки.

Обе ладони были воспаленно-красными, словно он держал в них что-то очень горячее. Он сильно вспотел, но ему было холодно, как никогда в жизни.

Глава 35

Блейк поставил точку, вытащил лист из машинки и положил его на кипу бумаг.

В подвале, где только что стучала машинка, наступила тишина.

Писатель взял несколько страниц со стола и начал их просматривать. Еще пара дней — и книга будет завершена. Вскоре по возвращении из Штатов он представил большую ее часть своему издателю. Теперь дело подходило к концу. Он откинулся в кресле и зевнул. Было почти восемь утра. Он проработал два часа. Блейк всегда вставал рано и почти все делал с утра. Этого режима он придерживался в течение четырех лет. В подвале было спокойно: извне не доносилось ни звука. В это утро мысль его напряженно работала.

Как он ни старался, ему не удавалось стереть из памяти образ умершего ребенка Тони Ландерс. Сознание его живо воспроизводило вчерашние события, будто они запечатлелись в нем навсегда. Он вспомнил выражение ужаса на лицах тех, кто сидел за столом, и смятение тех, кто наблюдал за происходящим с относительно безопасного расстояния.

Сразу после сеанса все начали расходиться. Блейку не хотелось ехать в Оксфорд и он уговорил Келли остаться на ночь у него. Она охотно согласилась. Сейчас она одевалась наверху. Проснувшись, он разбудил и ее, они занялись любовью, и прежде, чем ехать домой, она решила принять горячую ванну.

Он накрыл крышкой пишущую машинку, поднялся по каменным ступеням и вышел в прихожую, заперев дверь своего рабочего кабинета.

— Что ты там прячешь? Драгоценности из английской королевской казны?

Голос напугал его, он повернулся и увидел Келли, спускавшуюся по лестнице.

Блейк улыбнулся и спрятал в карман ключ от подвала.

— Привычка, — сказал он. — Не люблю, когда меня беспокоят.

Они прошли в кухню, она поставила чайник, а он положил хлеб в тостер. Келли насыпала кофе в две чашки.

— С тобой все в порядке, Келли? — спросил он, заметив, что она бледна.

Она кивнула.

— Я плохо спала ночью и чувствую себя немного уставшей.

— Это можно понять.

— Понять можно, но простить нельзя.

Он посмотрел на нее с удивлением.

— Дэвид, я занимаюсь исследованием психики, и моя реакция на паранормальное, на все необычное должна быть... ну, реакцией ученого. Но то, что я увидела на вчерашнем сеансе, меня ужаснуло. У меня все перевернулось в голове.

— Не думаю, что это тебя утешит, — возразил он, — но, по-моему, не ты одна растерялась. — Он вытащил из тостера подрумяненный ломтик хлеба, намазал маслом и подал Келли.

— Я все же хотела бы знать, как Вернон добился приглашения, — сказала она.

— Они с сэром Джорджем Хаве приятели. Старик сам сказал нам это.

Келли задумчиво кивнула.

— Я по-прежнему не доверяю ему, — заметила она.

Блейк наклонился и поцеловал ее в лоб.

— Я не доверяю никому.

Чайник закипел.

В четверть третьего Блейк подъехал к дому. Возвращение из Оксфорда заняло больше времени, чем он предполагал, — из-за пробок на дороге. Он вылез из машины и пошел к дому, приветливо помахав рукой проходящей мимо соседке с двумя детьми.

Войдя, Блейк понял, что в его отсутствие приходил почтальон. На ковре лежал тонкий конверт, штемпель на котором был ему хорошо знаком. Он разорвал конверт, достал письмо и прошел в гостиную; присев на край кресла, он начал читать вслух.

"Дорогой Дэвид, извините, что заставил вас ждать, но я лишь недавно смог прочитать рукопись «Изнутри». Очень сожалею, но по качеству она уступает вашей прежней работе, которая основана на убедительных фактах и исследованиях. Ваша новая книга, по моему мнению, опирается главным образом на теории и гипотезы, особенно там, где речь идет об астральном перемещении и управлении разумом. Я отдаю себе отчет в том, что вопросы эти отнюдь не простые и в них еще много неясного, но книга не убеждает меня в правильности ваших суждений. Поэтому я полагаю, что она не убедит и читателей.

Хотя вы известный и признанный автор, я все же не могу заключить с вами контракт на издание книги, принимая во внимание теперешнее состояние вашей рукописи".

Свирепо посмотрев на письмо, Блейк вскочил на ноги. Его размашисто подписал Филипп Кемпбелл, его издатель.

— "Я не могу заключить с вами контракт... " — сердито проворчал Блейк. Он подошел к телефону, поднял трубку И торопливо набрал номер: — Доброе утро...

Он не дал секретарше произнести то, что положено.

— Пожалуйста, Филиппа Кемпбелла, — прервал он ее нетерпеливо.

На другом конце что-то щелкнуло, и голос другой женщины произнес:

— Добрый день. Это офис Филиппа Кемпбелла.

— Филипп у себя?

— Да, а кто его просит?

— Дэвид Блейк.

Последовал еще один щелчок, потом шипение на линии:

— Добрый день, Дэвид.

Он сразу узнал акцент Кемпбелла, который был родом из Глазго.

— Привет, Фил. Если у тебя есть время, я хотел бы поговорить с тобой.

— Конечно. Говори, что там у тебя.

— "Я не могу заключить с вами контракт" — вот, что у меня, — резко проговорил Блейк. — Черт возьми, Фил, что происходит? Что тебе не понравилось в этой книге?

— Мне кажется, я уже обо всем написал тебе, — заметил шотландец.

— Ты имеешь в виду «теории и гипотезы»?

— Слушай, Дэйв, не надо нервничать. Я критиковал твою книгу как друг и хочу помочь тебе.

— Ты еще не видел всей рукописи.

— Согласен. Может, я изменю свое мнение, когда прочитаю ее всю, но, как я уже сказал, тебе следует использовать в ней больше конкретных фактов. Особенно, когда ты пишешь о ком-то, кто может управлять астральным телом других людей. Тебе будет нелегко заставить читателей поверить в это.

— Фил, это возможно, уверяю тебя.

— Нужны факты, Дэйв, — повторил издатель. — Когда у меня будет вся рукопись, возможно, мы что-нибудь придумаем. — После короткой паузы шотландец продолжал: — Дэвид, я не меньше тебя хочу издать эту книгу. Мы с тобой еще заработаем на ней кучу денег, но если мы напечатаем ее в теперешнем виде, над нами будут смеяться. Ты должен это понимать.

Блейк вздохнул:

— Тебе нужны факты, Фил? Хорошо, я позвоню тебе. — Он положил трубку. Несколько мгновений писатель стоял на месте, потом скомкал письмо и бросил его в мусорную корзину. Потом отправился в подвал.

Глава 36

Оксфорд

Книга выпала из его рук и глухо стукнула о ковер спальни.

Стук разбудил доктора Стивена Вернона, и он сел в постели. Зевнув, он поднял книгу и положил ее на столик возле кровати. Потом протянул руку и выключил свет. Стрелки его часов, слабо светившихся в темноте, показывали пять минут второго. Он натянул простыню до подбородка и закрыл глаза, но сон не возвращался. Вернон повернулся на бок, потом лег на спину, затем на другой бок, но чем больше вертелся, тем меньше хотел спать.

Он снова сел в кровати и взял книгу.

Прочитав три или четыре страницы и не запомнив ни слова, он положил толстый том на место. Подумав, решил, что лучше всего встать с постели и приготовить виски с горячей водой — это не хуже снотворного. Вернон поднялся и накинул халат. Оставив ночник включенным, он вышел на лестничную площадку.

Он уже подходил к лестнице, когда услышал негромкий стук.

Он инстинктивно обернулся и посмотрел на запертую дверь, но тут же понял, что звук донесся снизу.

Он был в замешательстве.

Стук повторился.

Вернон с усилием сглотнул и медленно спустился на три или четыре ступеньки.

В темноте за окном под чьими-то ногами захрустел гравий.

Вернон наклонился и через перила вгляделся в зловещую темноту прихожей. Выключатель был внизу у большого окна, выходящего в сад. Вернон продолжал смотреть вниз, и сердце его забилось быстрее. Он забыл опустить штору на этом окне.

Звук шагов за окном прекратился; держась одной рукой за перила, Вернон торопливо спустился по лестнице.

Поравнявшись с окном, он увидел в трех или четырех футах от дома темную фигуру.

Она метнулась в темноту и исчезла.

Вернона бросило в жар. Он нащупал выключатель, но не знал, стоит ли включать свет, при котором его будет видно снаружи. Опустив руку, он осторожно, прислушиваясь, прошел в гостиную.

Из медного ведра возле камина он взял кочергу, вернулся в прихожую, подошел к двери и стал слушать.

Снаружи вновь донеслись звуки шагов.

Он подумал, не позвонить ли в полицию. Если это грабители, то их много. Что, если они нападут на него?

А вдруг он позвонит в полицию, а полицейские не приедут вовремя?

А если...

Теперь звуки послышались у самой двери.

Очень осторожно Вернон повернул ручку замка, снял дверную цепочку и, подняв кочергу над головой, взялся за ручку двери. Сердце бешено стучало о его ребра, во рту пересохло.

Он рванул дверь на себя.

Тишина.

Только ветер встретил его — прохладное, легкое дуновение, заставившее его поежиться. Вернон облегченно вздохнул и опустил кочергу. Прищурившись, стал всматриваться в темноту, нет ли кого поблизости.

Он никого не увидел.

Постояв несколько секунд, Вернон повернулся.

Он чуть не закричал, когда сильная рука сжала его плечо. Казалось, рука вынырнула из тьмы. Вернон попытался поднять кочергу, но не совладал с ней, и она с глухим стуком упала на землю.

Он повернулся и увидел стоящего за ним человека.

— Ты? — выдохнул он, схватившись одной рукой за грудь. — Что же ты крадешься в темноте? Я мог тебя ударить. — Он поднял кочергу. — Я не думал, что ты приедешь так скоро.

Ален Жубер вошел в дом вслед за Верноном.

Глава 37

Лондон

Тони Ландерс взяла небольшой флакон и прочитала надпись на этикетке.

Могадон.

Она отвернула крышку и высыпала содержимое флакона на ладонь. Она начала принимать эти таблетки вскоре после смерти Рика; теперь их оставалось лишь двенадцать.

Рик.

Воспоминания о сыне вновь заставили ее заплакать. Держа таблетки в руке, Тони села на край ванны, и в памяти ее вновь возникло ужасное видение, вызванное Матиасом прошлой ночью. Это жуткое существо, это изувеченное, обезображенное чудовище было ее сыном.

Она раскрыла ладонь и снова посмотрела на таблетки.

Хватит ли двенадцати?

После смерти сына она лишь однажды подумала о самоубийстве, но после того, что произошло прошлой ночью, соблазн уйти из жизни был слишком велик. Она вытерла слезы и высыпала таблетки на полку возле раковины.

Был уже четвертый час утра, но в доме не спали.

Было слышно, что в комнате на другой стороне лестничной площадки занимались любовью; оттуда доносились редкие стоны, тихие слова. Это обостряло чувство одиночества.

После смерти Рика она все время жила у друзей, но понимала, что в конце концов ей придется вернуться в Штаты.

В свой дом, туда, где она жила вместе с Риком.

Она вновь посмотрела на снотворное, убежденная в том, что никогда не сможет вернуться домой. Тони взяла таблетку двумя пальцами. Это совсем просто. Она примет таблетки, потом вернется в свою комнату и ляжет спать. Все очень просто. Надо лишь проглотить первую таблетку. Потом вторую. Потом...

Она наполнила стакан водой и встала.

Тут она заметила, что звуки прекратились. В доме вновь стало тихо.

На лестничной площадке послышались тихие, легкие шаги.

Тони собрала таблетки, всыпала их во флакон, который сунула в карман халата. Шаги стихли, и она решила, что кто-то вошел в детскую.

В детской, расположенной рядом с ее комнатой, спал ребенок.

Ребенок.

Она изо всех сил пыталась сдержаться, но, несмотря на это, слезы хлынули из ее глаз и потекли по щекам, тело затряслось от безудержных рыданий.

В дверь ванной негромко постучали.

— Тони, — послышался голос. — С тобой все в порядке?

Она с трудом подавила рыдания и вытерла лицо фланелькой.

— Тони. — Голос был негромким, но настойчивым.

Она отодвинула задвижку, чуть приоткрыла дверь.

Перед ней стояла Вики Барнес. Ее густые и длинные светлые волосы были растрепаны, глаза припухли от усталости.

В три часа утра даже манекенщицы выглядят неважно.

— Я заходила к ребенку, — прошептала Вики, — и услышала, что ты плачешь.

Тони покачала головой:

— Уже все в порядке. — Она шмыгнула носом.

— Пойдем, — сказала Вики. — Давай спустимся вниз, и я приготовлю кофе. Я тоже не могу заснуть.

— Знаю, — сказала Тони и слабо улыбнулась. — Я слышала.

Вики приподняла брови и пожала плечами.

— Извини. — Она улыбнулась. — Поль говорит, мне нужно вставлять в рот кляп, когда у нас гости.

Они прошли мимо детской и по лестнице спустились в кухню. Вики наполнила водой электрочайник и вставила штепсель в розетку. В холодном белом свете люминесцентной лампы Вики хорошо видела, как побледнела Тони, как покраснели ее заплаканные глаза.

Вики была на два года младше подруги. Они познакомились в середине семидесятых в Нью-Йорке, куда Вики приезжала демонстрировать новые модели одежды. С тех пор дружба их из года в год крепла, и когда три года назад Вики вышла замуж за бизнесмена, занятого изготовлением пластинок, Тони была на свадьбе главной подружкой невесты и стала крестной матерью ее сына Дина, которому сейчас было почти четырнадцать месяцев.

— Вики, ты когда-нибудь думала о смерти? — спросила Тони, глядя прямо перед собой.

Манекенщица посмотрела на нее с недоумением.

— Нет, — тихо сказала она. — А почему ты спрашиваешь?

— Я сама никогда не думала, пока... — не договорив, Тони опустила голову.

Вики встала и подошла к подруге, положила руку ей на плечо.

— Не говори об этом, — сказала она.

Тони сунула руку в карман халата, чтобы достать платок, и флакон с могадоном упал на пол. Вики заметила и подняла его.

Она сразу все поняла.

— Это твой ответ, Тони? — Она положила флакон на стол перед актрисой.

— Мне кажется, я не смогу жить без Рика, — проговорила американка прерывающимся голосом. Она сжала кулаки. — Он был всем для меня. Теперь у меня никого не осталось. Вики, если бы ты видела... это вчера вечером.

— Ты говоришь о сеансе?

Тони кивнула.

— Он был там. — Она на мгновенье смолкла, пытаясь успокоиться. — Я знаю, это был Рик. Он выглядел точно так же, как во время опознания. Это был мой сын. — По щекам ее потекли слезы.

— Я понимаю твое горе, но это не выход! — Вики взяла флакон с таблетками. — Лучше я тебе сейчас это скажу, пока еще не поздно.

Тони молчала.

— Пожалуйста, Тони, подумай об этом, ради Рика.

Американка кивнула.

— Мне страшно, Вики, — призналась она. — Я не знаю, как буду одна жить в этом доме, когда вернусь в Штаты. Там все напоминает о сыне.

— Все будет хорошо. Я поеду с тобой и поживу немного у тебя. Не беспокойся.

Тони слабо улыбнулась. Подруга встала и поцеловала ее в щеку. Они постояли, прижавшись друг к другу.

— Спасибо, — прошептала Тони.

— Я тебя не оставлю, — сказала Вики и отступила на шаг. — Тебе еще не хочется спать? Если нет, я еще посижу с тобой.

— Иди ложись. Со мной все будет хорошо, — заверила ее Тони.

— А это? — Вики снова взяла флакон с таблетками.

— Возьми их с собой.

Манекенщица направилась к двери, унося таблетки.

— Спокойной ночи, Тони.

Актриса слышала, как подруга поднималась по лестнице. Ей показалось, что она просидела в кухне целую вечность. Допив кофе, Тони встала, вымыла чашку, выключила свет и вышла.

Поднявшись по лестнице, она тихо, чтобы не разбудить хозяев, направилась к своей комнате. В доме все умолкло. Тони слышала только свое слабое дыхание.

Проходя мимо детской, она вдруг остановилась, посмотрела на дверь, словно могла видеть через нее, взялась за ручку, секунду поколебавшись, повернула ее, затем вошла в комнату и закрыла за собой дверь.

Детская кроватка была в дальнем углу комнаты. Рядом на столе стояла небольшая лампа, наполняющая комнату теплым желтым светом. Верхняя половина стен была выкрашена голубой краской, нижняя — украшена фресками с плюшевыми медвежатами, которые катались на велосипедах, летали на самолетах и лазили по деревьям. Она подумала, что рисовал их муж Вики.

На полу перед кроваткой валялось много мягких игрушек. Огромный набивной пингвин уставился на нее своими немигающими стеклянными глазами, приблизившись, она увидела в них свое искаженное отражение.

Ребенок не спал; он тихо лежал на спинке и с любопытством смотрел на нее своими большими, как блюдца, глазами.

Тони улыбнулась ему и хмыкнула, когда он улыбнулся ей в ответ. Она взяла его ручонку в свою и легонько сжала, чувствуя, как маленькие пальчики обхватили ее пальцы.

Ребенок загукал от удовольствия, Тони протянула руку и провела кончиками пальцев по гладкой коже его пухлого личика. Потом она погладила шелковистые волосики на его головке и наконец коснулась его рта, тронула его губы и улыбнулась, когда ребенок игриво завертел головкой. Он открыл рот и снова загукал.

Внезапно резким движением и с неистовой силой Тони засунула два пальца в рот ребенка и надавила на горло.

Ребенок дернулся, пытаясь закричать, но издал лишь слабый булькающий звук, так как из горла хлынула кровь.

Другой рукой она схватила голову ребенка и, удерживая ее, сунула ему в рот третий палец, потом стала сгибать пальцы у него в горле, пока ребенок не захлебнулся кровью.

Тони начала совать четвертый палец в заполненный кровью рот, нежная кожа в уголках детского рта разорвалась. Тони давила с такой силой, что казалось, кровать не выдержит, и ребенок провалится на пол.

Кровь забрызгала ей руку, хлынула на простыню, окрасив ее в темно-красный цвет, но Тони продолжала давить с дикой силой, издавая низкий утробный звук. Ребенок не шевелился.

Тони вынула его из кроватки. Пальцы ее были в крови, которая стекала по руке на халат. Она держала ребенка перед собой, глядя в его мертвые глаза.

Он все еще был у нее в руках, когда дверь детской резко открылась.

Медленно повернувшись, Тони увидела Вики Барнес и ее мужа; они оцепенели при виде этой жуткой картины.

Тони услышала крики, но не сразу поняла, что кричит Вики, упав на колени и продолжая смотреть на ужасную сцену.

Вдруг словно пелена спала с ее глаз; она увидела, что совершила. Она все еще держала в руках окровавленного ребенка, но в глазах ее застыло выражение ужаса и изумления.

Она снова услышала крик, но теперь это был ее крик.

Глава 38

Оксфорд

Полированная поверхность обеденного стола, длиной восемь футов и шириной четыре, была почти полностью завалена бумагами. Подшитые и разбросанные, они казались фрагментами какой-то чудовищной головоломки.

Именно головоломкой бумаги эти представлялись доктору Стивену Вернону, но он должен был непременно решить ее.

Он взглянул на сидящего напротив Жубера, который что-то записывал в блокнот. Приехав вчера вечером к Вернону, он сразу взялся за бумаги: просматривал их, что-то выписывал, просеивая массу бумажного хлама в поисках почти неуловимых крупинок информации. Сейчас стрелки часов приближались к шести пополудни. Жубер бросил ручку и откинулся на спинку стула.

— Здесь чего-то не хватает, — сказал француз, бросив взгляд на кипы бумаг, листы, отпечатанные на машинке, исписанные блокноты, ленты с ЭЭГ.

— Я думал, ты привез все данные, — заметил Вернон.

— Должно быть, некоторые материалы исследования остались у Лазаля, — возразил раздраженно Жубер.

— Значит, все это бесполезно?

— Нет, не бесполезно, но есть еще и другие обстоятельства, — ответил Жубер, поднимаясь со стула и подходя к телефону.

Вдохновенно посасывая свою конфетку от кашля и наслаждаясь заполнившим комнату запахом ментола, Вернон наблюдал, как он набирает номер.

Ожидая, пока возьмут трубку, Жубер нетерпеливо постукивал пальцами по буфету. Наконец трубку подняли, и Вернон услышал, что Жубер задает кому-то вопросы на французском. Он сумел разобрать лишь имя Лазаля. Жубер пробормотал что-то, положил трубку и снова начал набирать номер.

— Лазаль, — быстро проговорил он, когда трубку подняли. — Это Жубер.

— Ален, откуда ты звонишь? Почему, тебя не было в центре? Я...

— Слушай меня, Лазаль, — прервал он его. — Мне нужны наши записи об астральной проекции. У тебя есть какие-нибудь?

— О них я и хотел тебе сказать, — ответил Лазаль. — Все документы исчезли из центра. Все они относились к одному проекту.

— Знаю. Они у меня, — сказал Жубер. — Но не все, некоторых не хватает.

— Ты забрал их из центра? Но зачем?

Жубер вышел из себя:

— Ради Бога, сколько можно тебе повторять? Заткнись и слушай меня, — рявкнул он. — У тебя есть какие-нибудь записи, относящиеся к этому проекту?

— Да, есть.

— Я дам тебе адрес, и ты вышлешь мне все, что у тебя есть. Даже то, что покажется тебе незаслуживающим внимания. Ты понял меня?

— Да, — неуверенно ответил Лазаль. Голос его выдавал смятение.

Жубер дал ему адрес Вернона. Раздражение его усилилось, когда адрес пришлось повторить.

— Почему ты в Англии? — спросил Лазаль.

— Вышли мне эти записи, — отрезал партнер.

— Ален, ты нужен здесь, — нерешительно проговорил Лазаль. — В центр каждый день приходят газетчики и телевизионщики. Я не знаю, как отвечать на их вопросы. Они хотят знать слишком много. Я не могу работать и отвечать на их вопросы. Мне нужна помощь... Я чувствую, что сломался... запутался. Ален, прошу тебя.

— Ты сам виноват в этом, Лазаль, — прошипел Жубер. — Если бы ты не написал эту чертову статью, ничего бы не было.

— Мне нужна помощь...

— А мне нужны записи, — отрезал Жубер и бросил трубку. Некоторое время он неподвижно стоял на месте. Желваки на его челюстях сердито двигались. Вернон молча наблюдал за ним.

— У него есть то, что мне нужно. Мне следовало быть внимательней, — сказал француз и рассказал Вернону о том, что сообщил ему Лазаль. По мере того, как он рассказывал, лицо его темнело, и, наконец, он с размаху стукнул по столу кулаком. — Это у меня пресса должна брать интервью, а не у него, — прорычал он.

— Неужели признание так важно для тебя? — спросил Вернон.

Жубер тяжело вздохнул и кивнул.

— Восемь лет назад, работая в метафизическом центре, я исследовал появление привидений в одном из отелей Парижа. — Он достал сигарету, закурил и втянул дым. — Я тогда работал с исследователем по имени Моро. — Француз нахмурился, глаза его сузились. — Мы два месяца не вылезали из этого отеля, делали записи, беседовали с проживающими в нем людьми. По их рассказам выходило, что в отеле появлялось некое реальное существо. В конце концов, мы записали на пленку звуки его шагов, а в следующую ночь даже сумели его сфотографировать. Это было настоящее привидение. Вы знаете, что сообщения о появлении привидений чаще всего оказываются ложными, поскольку люди склонны принимать желаемое за действительное, да и психика у всех разная. Но тогда у нас было визуальное доказательство.

— Ну и что потом? — спросил Вернон.

Жубер раздавил окурок в блюдце и откинулся на стуле.

— Моро отнес фотографии и записи директору метафизического центра и заявил, что это он обнаружил существо. Несмотря на мои протесты, откррытие приписали ему. Сейчас он один из директоров парапсихологической лаборатории в Милане, один из наиболее уважаемых людей в Италии, работающих в этом направлении. После этого случая я поклялся, что ни с кем не поделюсь подобными открытиями. То, над чем я работаю, то, что я обнаружу, будет моим и только моим. Но посмотрите, что произошло. Впервые за двадцать лет изучения паранормальных явлений сделано важнейшее открытие, и Лазаль поставил его в заслугу себе. Кто потом вспомнит Алена Жубера? — Он свирепо посмотрел на Вернона. — Никто. Но ладно, на этот раз все будет по-другому. Я ждал подходящего момента и ни с кем не делился своими сведениями. Я согласился помочь вам, считая, что вы для меня не опасны и что моя тайна нужна вам для ваших личных целей. Вы не отнимите у меня признания, принадлежащего мне по праву. — Он задумался. — Я недооценил Лазаля.

— Не знаю, что вам посоветовать, — сказал Вернон. — Если прессе уже все известно... — Он замолк и пожал плечами: — Что вы теперь сможете сделать?

Жубер не ответил. Через плечо Вернона он смотрел в окно — на хмурое небо, где собирались тучи.

Глава 39

Париж

Он проснулся от собственного крика.

Лазаль сел в кровати, пытаясь избавиться от кошмара. Прижав руку к груди, к бешено стучавшему сердцу, он вдохнул воздух.

Он снова видел ее.

Свою жену.

Свою Мадлен.

Или то, что когда-то было его женой.

Он нагнулся и положил на могилу букет свежих цветов, когда из нее высунулась рука и, схватив его запястье, потянула вниз. Она отыскала его губы своими; но теперь это были уже не губы, а водянистые гнойники; обняла его своими сгнившими руками, прижалась к нему своим разлагающимся телом. Пытаясь оттолкнуть ее, он почувствовал, как с рук ее сходит кожа.

Лазаль вскочил, держась рукой за живот. Он выбежал в кухню и наклонился над раковиной, чувствуя, что тошнота усиливается. Побрызгав на лицо холодной водой, он испытал облегчение. Он сильно дрожал и схватился за край раковины, надеясь, что дрожь прекратится. На лбу выступили капли пота и солеными ручейками сбегали по лицу.

Он вспомнил, что заснул, сидя за столом в гостиной. Когда проснулся, голова его лежала на столе. Лазаль закрыл глаза, но образ мертвой жены вновь возник перед ним. Он наполнил стакан водой и прошел в гостиную, отыскивая на ходу в кармане куртки транквилизатор. Он проглотил одну таблетку. Вторую. Третью. Запил их водой и неподвижно сидел за столом, сжав руки.

С фотографии на серванте ему улыбалась жена, и глаза его наполнились слезами. Он мигнул, и слезинка стекла по его щеке.

— Мадлен, — прошептал он.

Закрыв глаза, он попытался вспомнить, почему заснул так рано сегодня вечером. Еще не было девяти чесов.

Должно быть, после телефонного звонка, решил он.

Телефонный звонок.

Он с усилием перевел дыхание. Он помнил только, что говорил с Жубером.

Лазаль поднял руки к голове, словно боялся, что она расколется. Он не мог даже спокойно размышлять. Мысли и образы проносились в его голове с дикой скоростью.

Телефонный звонок. Кошмар. Мадлен.

Он глубоко вздохнул и вытер с лица пот.

Кошмар не отступал, преследовал его. Перед ним с поразительной яркостью проплывали ужасные видения; он потряс головой, но теперь в них появилось нечто новое. Нечто, о чем он вспомнил только сейчас.

Когда разложившийся труп жены заключил его в объятия, он услышал негромкий зловещий смех, который и разбудил его, заставив закричать.

Смех раздавался над могилой.

Смеялся Жубер.

Глава 40

Лондон

Молодая гримерша улыбнулась, заканчивая наносить крем на лицо Матиаса. Затем предметом, похожим на небольшую кисть, удалила с лица излишки крема. Слой гримабыл достаточно плотным, чтобы защитить его лицо от ярких студийных ламп, которые вскоре должны были осветить его.

Матиас улыбнулся ей в ответ и стал смотреть, как она собирает кисточки, баночки с порошками, небольшие бутылочки и опускает в кожаную сумку. Он поблагодарил ее, встал и открыл перед ней дверь. Она улыбнулась и вышла.

Медиум хотел закрыть дверь, но увидел, что по коридору к нему идет толстый коротконогий человек в джинсах и сером свитере, с наушниками, висящими на шее.

— Вы готовы, мистер Матиас? — спросил он. — До вашего выхода осталось две минуты.

Медиум кивнул, вернулся в туалетную комнату, чтобы взглянуть на свое отражение в большом зеркале, и затем последовал за толстяком по коридору к двери с надписью: «Студия один».

Когда они подошли ближе, он услышал за дверью приглушенный шум голосов, редкие смешки зрителей, уже занявших свои места. Над дверью горела красная лампочка, освещавшая слова: «Идет передача».

Толстяк осторожно открыл дверь и ввел его в комнату.

Не обращая внимания на шум, Матиас в сопровождении толстяка прошел к креслу позади главной декорации.

С того места, где он сидел, Матиасу были видны лишь многочисленные прожекторы, освещающие декорацию сверху, снующие взад и вперед работники съемочной бригады; они выполняли команды руководителя съемок, доносившиеся к ним через наушники. Высоко над студией была кабина, где сидел директор со своими помощниками, наблюдая за всем на экранах телевизоров и передавая информацию в студию.

Матиас слышал голос Роджера Карра. Тот рассказывал о сверхъестественных явлениях, сдабривая по мере необходимости свои слова шутками. Аудитория весело смеялась. Матиас отпил глоток воды из стакана, стоящего на столе перед ним, и покачал головой.

Толстяк повернулся к нему и показал поднятый палец.

Медиум встал.

Заметив, что на камере справа от него загорелась красная лампочка, Роджер Карр повернулся к ней и широко улыбнулся, устраиваясь поудобней в кожаном кресле.

— Итак, мой последний гость сегодня вечером, — начал он. — Возможно, многие из вас уже слышали о нем. Его знает вся Америка. Можно сказать, он стал непременным атрибутом Америки.

Зрители засмеялись.

— Миллионы людей почитают его как целителя, как специалиста в области сверхъестественных явлений. Кто-то даже окрестил его Мессией в смокинге.

Вновь раздался смех.

— Мы еще не знаем, действительно ли он обладает сверхъестественными способностями, но уже сегодня бесчисленное множество американцев считают его настоящим чародеем. Возможно, после этого интервью у вас появится собственное мнение на этот счет. Спаситель или шарлатан? Мессия или волшебник? Судите сами. — Карр встал на ноги: — Прошу вас, Джонатан Матиас.

Зрители встретили американца взрывом аплодисментов. Улыбаясь, он направился к Карру. Ведущий пожал ему руку и указал на кресло. Аплодисменты постепенно стихли.

— Мессия в смокинге, — улыбаясь, обратился к нему Карр, — как вы относитесь к подобным комментариям?

— Я не особенно прислушиваюсь к критике, — начал Матиас. — Я...

Карр прервал его:

— Но согласитесь, многое из того, что вы представляете, делает вас уязвимым.

— Если вы позволите мне закончить то, что я собирался сказать, — продолжал Матиас, — я соглашусь с тем, что меня критикуют, но делают это главным образом люди, которые не понимают, чем я занимаюсь. Ведь недаром говорят, что критиковать и дурак может.

Среди зрителей послышались смешки.

— Вы говорили, чем вы занимаетесь, — продолжал Карр. — Вы считаете себя знахарем и...

— Я никогда не называл себя знахарем, — поправил его Матиас.

— Но вы же лечите людей? Только без медицины.

— Да.

— Если это не знахарство, то что?

— Люди приходят ко мне, зная, что я помогу им. Я никогда не говорил...

— Вы получаете деньги за свое лечение?

— Небольшую плату. Обычно люди жертвуют деньги. Я не прошу у них много денег. Они дают, потому что хотят этого. В знак признательности.

Карр кивнул:

— Вы также появляетесь на американском телевидении, не так ли? Вам, наверно, хорошо платят за это?

— При мне сейчас нет чека, — улыбнулся Матиас. — Но действительно, платят мне хорошо, как, несомненно, и вам, мистер Карр.

— Стало быть, вы не отрицаете, что главное для вас — прибыль.

— У меня есть талант, дар, который я использую, чтобы помогать другим.

— Но даром вы бы не стали этого делать?

— А вы готовы работать даром?

Аудитория разразилась смехом.

— Нет, — сказал Карр, — даром я не работаю, но зато я не использую страх и доверчивость больных людей.

— Я не знал, что я это использую.

Интервьюер неловко заерзал в кресле, раздраженный тем, что Матиас так спокойно воспринял его нападки.

— Тогда кем вы себя считаете? — спросил он. — Разумеется, не ординарным медиумом? Тот факт, что вы мультимиллионер, кажется, выделяет вас из категории ординарного.

— Мои способности значительно превосходят способности обычного медиума...

Карр перебил его:

— Может, вы продемонстрируете их нам на практике? Прочитайте мои мысли. — Он улыбнулся.

— А стоит ли? — парировал Матиас.

Зрители дружно грохнули. Карр не оценил шутку. На его висках запульсировали вены.

— Если мы сейчас прикатим сюда пару калек, вы сможете поставить их на ноги? — выпалил ведущий.

— Я не выполняю заказы, мистер Карр.

— Только если вам предложат хорошую цену, не так ли?

Руководитель съемок с беспокойством посмотрел на двух мужчин, словно опасаясь, что они бросятся друг на друга. Матиас сохранял спокойствие.

— Что вы скажете, если вас обвинят в шарлатанстве? — спросил Карр.

— Пусть каждый сам решает, верить или не верить в мои способности, — ответил американец. — Вы можете думать, что хотите.

Долго двое мужчин пристально глядели друг на друга. Интервьюер искал хоть намек на эмоции в проницательных голубых глазах своего гостя, но ничего не видел. Даже раздражения. В конце концов Карр отвернулся и посмотрел прямо в камеру:

— Итак, как вы слышали, мистер Матиас предлагает нам самим сделать выводы относительно его... способностей. Лично я, увидев его и выслушав его ответы, уже сделал для себя один вывод. Какой, я думаю, вы догадываетесь. Доброй ночи.

Когда свет в студии стал менее ярким, Карр вскочил на ноги и свирепо посмотрел на Матиаса.

— Умный шельмец, ничего не скажешь, — прорычал он. — Хотел представить меня мерзавцем перед миллионами зрителей.

— У меня не было такой необходимости. Вы сами себя показали и первым полезли в бутылку.

— Да иди ты в задницу со своими способностями!

Когда Карр выбегал из студии, руководитель съемок крикнул, что его хочет видеть директор.

— Пошел он... — рявкнул Карр и исчез за дверью. В тот момент, когда Матиас поднялся на ноги, к нему подошел руководитель съемок.

— Директор просил меня извиниться перед вами за замечания мистера Карра во время интервью, — сказал он.

Матиас улыбнулся:

— Ничего страшного.

Руководитель съемок кивнул и удалился.

Тогда улыбка сошла с лица медиума.

Глава 41

Окно спальни было открыто, и прохладный ветерок колыхал занавески на нем.

Подложив руки под голову, Роджер Карр, голый, лежал на спине и смотрел в потолок, по которому двигалась муха. В конце концов она вылетела в открытое окно, и Карру осталось смотреть только на белую краску. Он лежал так довольно долго, потом повернулся на бок и дотянулся до стола, на котором стояла бутылка пива. Он наклонил ее и, к своему огорчению, увидел, что она пуста. Он отшвырнул ее, и она приземлилась с глухим стуком на ковер возле сброшенных дамских панталон. Хозяйки их не было, она вышла из спальни. Карр хотел крикнуть, чтобы она принесла ему бутылку пива, но вместо этого повернулся и вновь уставился на потолок.

Руки его по-прежнему лежали под головой, и тиканье ручных часов казалось ему оглушительным. Стрелки подкрадывались к двенадцати восемнадцати ночи.

«Интересно, что делает сейчас Матиас?» — думал он.

Ублюдок.

Проклятый хвастливый америкашка.

Карр был удивлен спокойствием американца во время интервью. Почти никто не выдерживал его словесного напора, быстро падая духом. Матиас же сумел до конца сохранить спокойствие

Проклятый ублюдок!

Карр понимал, что медиум одержал верх в этой дискуссии, хотя это интервью трудно было назвать дискуссией. На глазах у миллионов телезрителей и перед аудиторией в студии Карр встретился с достойным противником, и это его здорово уязвило. В памяти его вспыхнул образ Матиаса, он сел на кровати и задышал резко и сердито. Вскочив с кровати и подойдя к окну, он вдохнул прохладный ночной воздух и посмотрел в темноту.

На улице было тихо, только где-то вдали лаяла собака. До Би-би-си отсюда было каких-то пять минут езды. Карр купил этот дом, потому что ему понравилась живописная местность вокруг него. Он не любил шума, ему не нравилось, чтобы другие вмешивались в его жизнь. Покидая студию, он чувствовал одиночество. Он был разборчив в выборе друзей, поэтому мало кто был по-настоящему близок ему.

С тех пор, как три года назад от него ушла жена, Кар стал еще более враждебно и ожесточенно относиться к другим Людям. Тогда она еще пыталась убедить его в возможности примирения, но Карр был не из тех, кто легко менял решения. Он сам собрал ее вещи, швырнул ей ключ от машины и указал на дверь. Она сказала, что готова дать ему еще один шанс, если он откажется от своих привычек. Она считала, что четыре любовницы за четыре года — это слишком много. Карр не захотел использовать этот шанс.

Он улыбнулся, вспомнив ночь, когда она ушла от него, но мысли вновь вернули его к Матиасу, и улыбка исчезла с его лица.

Однажды обидевшись, Карр стремился любым способом расквитаться с обидчиком. Он затаивал обиду и с удовольствием обдумывал план предстоящей мести.

— Проклятый янки! — сказал он вслух.

— Первый признак помешательства, — услышал он.

Голос напугал его: он не слышал, как она поднималась по лестнице. Карр резко повернулся и увидел Сюзанн Питере, которая присела на край кровати, держа в руке стакан молока.

— Что ты сказала? — спросил он недовольно.

— Я сказала, что разговаривать с самим собой — первый признак помешательства.

Карр не ответил. Он подошел к кровати и лениво плюхнулся на нее.

Сюзанн что-то проворчала, потому что он чуть не пролил молоко. Она поставила стакан на стол и легла на кровать рядом с ним, прижимаясь к нему обнаженным телом, налегая на него своей полной грудью. Левая рука ее скользнула к его груди.

Сюзанн было двадцать два, то есть вдвое меньше, чем ему. Последние десять месяцев она работала секретаршей, принимая посетителей в здании Би-би-си, и неплохо справлялась со своими обязанностями. За это время она и Роджер Карр стали любовниками; Карр не любил этого слова, поскольку за ним стояли какие-то чувства, а это, по его мнению, был не тот случай.

Она прижалась лицом к его груди, поцеловала ее. Рука ее спустилась к его члену. Обхватив его пальцами, она начала нежно гладить его. Карр слегка напрягся, но взяв ее за тонкое запястье, оторвал ее от этого занятия. Сюзанн села, откинула назад свои густые светлые волосы и смущенно посмотрела на него.

— Что с тобой сегодня? — спросила она.

Карр даже не взглянул на нее.

— Я размышляю, — сказал он.

— Я вижу. Я могу тебе чем-нибудь помочь?

Карр бросил на нее презрительный взгляд:

— Ты мне помочь? Оставь меня в покое!

Он снова стал смотреть в потолок.

— Я только спросила, — сказала она, вновь ложась рядом с ним. Она стала водить пальцем по густым волосам на его груди, завивая их в спираль.

— Этот ублюдок Матиас сделал из меня идиота, — сердито проговорил Карр. — Проклятый мошенник! — Голос интервьюера стал задумчивым. — Но ничего, я ему еще припомню сегодняшнюю ночь, я доберусь до этого мешка с дерьмом.

Сюзанн вновь скользнула рукой к его паху. Она обвила пальцами его член и почувствовала, как он, отзываясь на ее ласки, напрягся в руке. Она поцеловала грудь Карра и, покусывая кожу на его животе, приблизила голову к увеличивающемуся члену. Она провела языком по утолщенной головке и увидела, как из нее вытекла капля прозрачной жидкости. Губы ее сомкнулись вокруг нее, и она почувствовала, что Карр приподнял свои бедра, стараясь проникнуть дальше в ее теплый рот. Рука ее продолжала уверенно ласкать его член, и она ощутила, как он увеличился.

Карр схватил ее за шею, привлек к себе и крепко поцеловал. Руки его нашли ее грудь, и она чуть не вскрикнула, когда он страстно сжал ее, но это доставило ей такое наслаждение, что она забыла о боли. Соски от прикосновения пальцев увеличились и затвердели.

В ее лобок уперлось его колено. Он перевернул и положил ее сначала на спину, потом на живот, затем он обхватил ее бедра, и, почувствовав это, она выгнула спину навстречу ему. Он слился с ней и сердито заурчал. Сюзанн вскрикнула от наслаждения, которое доставляли ей его ритмичные движения. Сюзанн всем телом устремилась к нему, улавливая ритм его движения и чувствуя, как возбуждение все сильнее охватывает ее.

Карр с такой силой вцепился в ее бедра, что на нежной коже остались красные следы. Он двигался все быстрее и быстрее и рычал все громче.

Она вскрикнула от боли, когда он внезапно схватил ее за волосы и потянул их с такой силой, что едва не сломал ей шею. Не отпуская ее волос, он продолжал безжалостно пронзать ее, но теперь наслаждение сменилось болью. Карр издал гортанный звук и еще сильнее дернул ее за волосы. Несколько волосков осталось в его руке.

— Нет! — взвизгнула она, задыхаясь.

Не обращая внимания на ее стоны, он ускорил ритм движений, приближаясь к пику.

Не в силах больше выдерживать это, она перевернулась на живот, расставив ноги. Карр продолжал зверски совокупляться с ней.

Сюзанн охватил безотчетный страх, когда он схватил ее за горло.

Он начал сжимать руки.

Она захрипела и попыталась оторвать от своего горла одну из его рук, но он лишь сильнее сжал их. Ногти его вонзились в ее шею и сжали дыхательное горло, а он все продолжал свои неистовые движения, словно желая разорвать ее надвое.

У нее потемнело в глазах, и она беспомощно замахала рукой, пытаясь поцарапать Карра, чтобы он наконец ослабил свои тиски. Ей казалось, что голова ее вот-вот отвалится.

Роджер Карр криво усмехнулся. На лице его застыло выражение ярости и триумфа.

Сюзанн чувствовала, что слабеет и скоро потеряет сознание.

Приближение экстаза заставило его сделать последний мощный толчок. Быстро и тяжело задышав, он выплеснул в нее сперму. Когда все было кончено, Карр содрогнулся и, оставив ее, бессильно опустился на кровать.

Его удивило, что она не двигается.

Сюзанн закашлялась и испугалась, увидев на подушке кровь, смешанную со слюной. Продолжая лежать на животе, она подняла дрожащую руку к своему горлу и осторожно потрогала глубокие вмятины. Почувствовав, что Карр берет ее за плечи и поворачивает на спину, она, несмотря на боль, оттолкнула его. Он посмотрел на ее шею и закрыл лицо руками. В полумраке комнаты глаза его казались запавшими, лишь белки сверкали в темноте.

Она снова кашлянула и попыталась сесть, крутя головой. Карр протянул руку и коснулся красных пятен на ее шее, потом заметил следы на ее бедрах. Она оттолкнула его руку и вскочила на ноги.

— Не прикасайся ко мне, — крикнула она, указывая на него дрожащим пальцем, — понял?

Карр поднялся и пошел к ней:

— Сюзанн, я...

— Отстань, ты... — Она закашлялась, и с ее губ стекла кровавая слюна. — Ты сумасшедший! Ты мог меня убить!

Он колебался, наблюдая, как она идет в ванную.

Карр тяжело плюхнулся на край кровати и опустил голову. Потный с ног до головы, он ощущал невыносимый холод. Он отыскал свой халат и накинул на себя. Заметив на своих пальцах кровь, он поспешно вытер ее краем простыни. Его изумление сменилось страхом. Он обеими руками потер свое лицо; чувствуя, как вздымается его грудь, он попытался совладать с участившимся дыханием. Он посмотрел на свои руки, словно они были чужими и подчинялись чьей-то неведомой воле.

Выйдя из ванной, Сюзанн стала собирать свою одежду.

— Слушай, я даже не знаю, что сказать, — начал он.

Она перебила его:

— Не надо ничего говорить.

— Я не знаю, что на меня нашло, я...

— Оставь меня в покое! — Она собрала одежду и выбежала из комнаты. Он слышал, как она спускается по лестнице.

Карр снова содрогнулся от холода.

Он нашел ее, когда она надевала джинсы. По щекам ее текли слезы, размывая косметику.

— Сюзанн, — проговорил он умоляюще. — Клянусь, я не знаю, что со мной случилось.

— Зато я знаю, — резко сказала она, застегивая пуговицу. — Ты пытался меня убить.

— Я не осознавал, что делаю.

Она указала на красные отметины на своей шее:

— Как я теперь объясню, откуда они у меня?

Она надела плащ и пошла к двери, ведущей в кухню.

— Я уйду через черный ход. Пусть никто не знает, что я была у тебя.

Он пошел за ней и включил свет.

— Отойди от меня, Роджер, — проговорила она с беспокойством. — Я не шучу.

— Ты должна мне поверить, — сказал он, — я не знал, что делаю. — Он вновь почувствовал ледяной холод.

Поймав ее руку, он повернул девушку к себе.

— Пусти! — закричала Сюзанн и, подняв руку, провела ногтями по его щеке. Показалась кровь.

Ноздри Карра расширились, лицо потемнело. Зарычав, он швырнул ее через всю кухню.

Сюзанн ударилась о плиту и лежала неподвижно, но, увидев приближающегося Карра, заставила себя подняться. Ринувшись за ней, Карр на бегу повалил стол.

Сюзанн бросилась к двери, но Карр схватил ее за воротник. Ее блузка порвалась, пуговицы отлетели, показалась большая грудь, но она не обратила на это внимания. Она думала лишь о том, как выйти из этого дома.

Карр оказался очень проворным. Он настиг девушку, схватил за волосы и бросил на пол. Голова ее ударилась о холодильник. Из раны хлынула кровь, заливая ее лицо и белую дверцу холодильника, перед которым она опустилась на пол.

Когда он опять бросился на нее, она рывком открыла дверцу холодильника и с размаху ударила ею по его ногам, пытаясь при этом подняться.

Едва не упав, Карр злобно зарычал; когда он вновь обрел равновесие, то увидел, что Сюзанн взяла с полки длинный нож с зазубренным лезвием. Она повернулась к нему, и лезвие ножа зловеще блеснуло. Не раздумывая, он прыгнул к ней и попытался схватить горло, но Сюзанн взмахнула ножом. Все произошло мгновенно.

Лезвие ножа пронзило насквозь ладонь правой руки Карра, перерезав тонкие кости. Из раны хлынула кровь; рванув на себя нож, Сюзанн почти отрезала его большой палец. Он взвыл от боли и жалобно поднял изуродованную руку, глядя, как под кожей обнажились сухожилия и мышцы. Ему казалось, что рука его горит, но несмотря на ранение, Карр и не думал отступать. Он поднял над головой стул и с размаху опустил его на вытянутую руку Сюзанн.

Нож отскочил в сторону, и девушка упала на спину, истекая кровью, которая продолжала струиться из раны на ее голове.

На лице Карра появилась безумная улыбка, и он снова обрушил на нее стул.

На этот раз удар был так силен, что стул разбился, ударившись о ее лицо и тело. Нижняя губа ее была разбита, нос расплющен, переносица раздроблена. Лицо Сюзанн стало кровавым месивом.

Опустившись на колени, Карр нащупал на полу выпавший из ее руки нож. Не обращая внимания на боль, он взял его раненой рукой, другой схватил Сюзанн за волосы и приподнял ее голову.

Она пыталась закричать, но нижняя челюсть была сломана, и она издала лишь слабый булькающий звук.

Карр прижал лезвие ножа к ее лбу чуть ниже линии волос и стал быстро водить ножом взад и вперед, рассекая кожу. Он со знанием дела подвинул нож к уху, продолжая неистово, со скрежетом пилить череп. Боль волной захлестнула Сюзанн, тело ее судорожно дернулось.

Он продолжал тянуть ее волосы и наконец, зарычав, сделал последнее усилие и оторвал их вместе с кожей.

Они повисли у него в руке как кровавый парик.

Сюзанн лежала неподвижно. Голова ее была оголена и окровавлена.

Карр медленно поднялся, держа перед собой страшный трофей.

Во входную дверь громко постучали; стук усиливался с каждой секундой.

Ощутив невыносимую боль в правой руке, Карр закрыл глаза. Вся рука онемела, он едва мог ее поднять. Шатаясь, он побрел назад, оперся о раковину, и глазам его открылась страшная, кровавая как кошмар, картина. Но он не спал.

Не веря глазам, он с ужасом смотрел на оскальпированную Сюзанн Питере и чуть не закричал, увидев, что держит в руке окровавленную, спутанную массу из волос и кожи. Он с отчаянием швырнул в сторону ее скальп.

— Нет! — прошептал он. — О Боже! Нет! — Голос его оборвался, и он стал пятиться от тела, словно надеялся, что Сюзан исчезнет. Он тряс головой, не понимая, как все произошло.

Стук в дверь усилился, но Роджер Карр его не слышал: он ощущал только жестокую боль в руке и запах крови, как облако повисший в воздухе.

И еще ледяной холод, окутавший его, словно саван.

Глава 42

Этот небольшой ресторан хозяева любили называть интимным, но сегодня он больше напоминал стадион, переполненный регбистами. «Ничего интимного», — думал Дэвид Блейк, пробираясь За официантом сквозь толпу к свободному столику.

Было время ленча, но писатель мгновенно обнаружил Филиппа Кемпбелла среди моря лиц.

Шотландец сидел возле окна. Он потягивал из бокала красное вино и внимательно просматривал лежащую перед ним толстую кипу листов, время от времени делая пометки мелким тонким почерком. Светло-серый костюм очень шел к его седеющим волосам. В петлице, как всегда, была красная роза. Временами Блейку казалось, что Филипп разводит цветы в нагрудном кармане своего пиджака: только высунется цветок, вжик — и в петлю.

Когда Блейк подошел к столу Кемпбелла, тот приподнялся и пожал писателю руку.

После привычного обмена любезностями Блейк сел и ослабил свой галстук. Официант поставил перед ним большой бокал.

— Спасибо, — сказал Блейк несколько удивленно.

— Водка с лимонадом, — улыбнулся Кемпбелл. — Надеюсь, ты по-прежнему пьешь это.

Писатель усмехнулся, покачал головой и сделал глоток.

— Я вменил себе в обязанность знать склонности моих авторов, — сказал шотландец, поднимая бокал. — Будем здоровы!

Мужчины выпили. Официант принес им меню.

— Что ты думаешь о рукописи теперь, когда прочитал ее всю? — спросил Блейк, указывая на листы.

— То же самое, Дэвид, — ответил Кемпбелл. — Я по-прежнему не верю половине того, о чем ты здесь пишешь. — Он постучал по листам рукой.

Писатель не успел ничего сказать, так как подошел официант, взял у них заказ и поспешно отошел.

— Здесь все очень запутано, — продолжал Кемпбелл. — Выдвигая свои теории насчет астральной проекции, ты не ссылаешься ни на один источник. То же относится и к управлению астральным телом.

— В институте психических исследований я познакомился в девушкой, которая проводит лабораторные опыты, связанные с этими вопросами.

— Тогда почему ты не указываешь в книге ее имени?

— Ее шеф строго следит за исследованием, которым они занимаются. Не думаю, что он был бы доволен, если бы полученные ею данные попали в мою книгу.

— Ты хорошо знаешь эту девицу?

— Да.

Кемпбелл кивнул.

— Девушка сказала мне, что на астральное тело можно влиять искусственно: лекарствами или гипнозом.

— Ну и назови ее имя, ради Бога! — воскликнул Кемпбелл. — Поговори с ее начальником об этой информации. Может, он позволит опубликовать некоторые материалы.

Подошел официант с первым блюдом, и мужчины принялись есть.

— Я не могу назвать ее имени, и не будем больше об этом, — сказал Блейк.

— Значит, в твоей рукописи не будет конкретных данных, а без них она гроша ломаного не стоит, — заключил Кемпбелл, направляя в рот вилку с едой.

— Так что ты не собираешься заключить контракт? — спросил Блейк.

Кемпбелл кивнул.

Блейк невесело улыбнулся.

— А наглядный пример тебя убедит, Фил? — спросил он.

— Убедить-то убедит. — Шотландец сделал глоток вина. — Только как ты собираешься его продемонстрировать?

Блейк усмехнулся. За темными стеклами глаза его сверкнули.

Глава 43

Джеральд Брэддок протянул руку и поднял стекло «гранады». В машине было жарко, но он предпочитал жару выхлопным газам. Улицы Лондона, казалось, запружены транспортом как никогда. Высоко в безоблачном небе яростно светило солнце, посылая на землю свои знойные лучи.

Политик нащупал в верхнем кармане платок и тщательно вытер пот со лба. Он хотел снять с себя пиджак, но, увидев, что они уже близки к цели, передумал. Шофер искусно лавировал среди бесконечного потока машин и бешено сигналил, когда какой-нибудь нахал не желал уступать дорогу.

Брэддок откинулся на сиденье и закрыл глаза, но понял, что все равно не расслабится. События той ночи продолжали тревожить его.

Он никому не рассказал о том, чему стал свидетелем на сеансе, даже своей жене. Во-первых, она бы ему не поверила, а во-вторых, рассказ мог ее здорово напугать. Его самого с того дня преследовал образ изувеченного и обгоревшего ребенка. Он спрашивал себя, когда же наконец все это сотрется из его памяти, и благодарил Бога, что ни одна из газет не сообщила об этом. Даже бульварная пресса, которая с радостью отвела бы этому материалу первую полосу, пребывала в блаженном неведении. Брэддока сей факт весьма утешал, поскольку он знал, что премьер-министр вряд ли одобрил бы его участие в таком мероприятии.

Брэддок занимал пост министра культуры при двух последних правительствах консерваторов. До этого он почти двадцать лет представлял министерство финансов в палате общин. Некоторые считали его новое назначение понижением, но Брэддока вполне устраивала эта должность, избавившая его от многих трудностей, связанных с работой в казначействе.

Машин на дороге стало меньше, и он решился чуть опустить стекло. В салон ворвался легкий ветерок, который быстро осушил пот на его лице. Справа он увидел знак с надписью: «Брикстон — 1/2 мили».

Минут через пять «гранада» начала замедлять движение.

Посмотрев в окно, Брэддок увидел, что на мощеной площадке перед новым центром культуры собралась порядочная толпа. Этот центр создали из четырех заброшенных магазинов благодаря правительственной дотации в два миллиона фунтов. Министр бросил взгляд на черные лица и почувствовал легкую антипатию.

Шофер остановил машину, и министр увидел, что к ним приближаются двое цветных в костюмах. Один нацепил на себя нелепый разноцветный берет. Брэддок изобразил привычную улыбку и подождал, пока шофер откроет для него дверцу.

Он вышел из машины и подал руку первому негру.

Почувствовав прикосновение его руки, Брэддок внутренне сжался, быстро пожал руку другому члену секты растафарианцев и позволил провести себя по бетонной площади к импровизированной трибуне, воздвигнутой напротив входа в центр культуры. Поднявшись на нее, он услышал взрыв аплодисментов.

Брэддок посмотрел на стоящих перед ним людей. Среди них были белые, но больше всего было негров. Он продолжал улыбаться, делая над собою усилие. Первый из организаторов, назвавшийся ему Джулианом Хэйесом, подошел к микрофону и дважды стукнул по нему. Из громкоговорителей раздался свист, и Хэйес вновь постучал по микрофону. Помехи прекратились.

— С тех пор, как началось строительство, прошло более двух лет, — начал Хэйес. — И я уверен, вы все счастливы, что центр наконец построен.

Вновь раздались аплодисменты и слабый свист.

Хэйес широко улыбнулся.

— С сегодняшнего дня, — продолжал он, — мы можем пользоваться услугами, которые нам предлагает этот центр. Я хочу попросить мистера Джеральда Брэддока официально открыть центр. — Он кивнул политику: — Мистер Брэддок!

Министр подошел к микрофону, встреченный дружными аплодисментами. На небольшом столе рядом с ним лежали ножницы; ими он должен будет перерезать яркую ленту, протянутую перед входом в центр.

Продолжая улыбаться, он остановился у микрофона и окинул взглядом море черных лиц. Брэддок почувствовал, как растет раздражение. Он кашлянул и неожиданно ощутил в позвоночнике легкое покалывание. Солнце продолжало нещадно палить, но политика знобило.

— Во-первых, — начал он, — я хочу поблагодарить мистера Хэйеса, попросившего меня объявить об открытии этого центра. Я хочу также отметить тот неоценимый вклад, который он внес в дело завершения этого проекта своей талантливой организаторской деятельностью.

Вновь раздались энергичные аплодисменты.

Брэддок широко улыбнулся и схватился за стойку микрофона.

— Разрезание этой ленты весьма символично, — сказал он. — Оно как бы разрывает узы, связывающие вас, ребята, и мое правительство. Мы вложили более двух миллионов в строительство этого центра, и я надеюсь, что вы будете посещать его с пользой для себя.

Хэйес взглянул на растафарианца, пожавшего плечами.

— Мы и в прошлом пытались помочь этому району, но до последнего времени все наши усилия были напрасны, — продолжал Брэддок. — Наша добрая воля осталась неоцененной. Я искренне надеюсь, что на этот раз все будет иначе. — Голос политика звучал властно, и это заметила толпа.

Сначала в толпе раздались неодобрительные замечания, затем послышался глухой беспокойный ропот, усиливавшийся по мере того, как Брэддок продолжал свою речь.

— Есть много других достойных дел, и мы могли бы субсидировать их, как субсидировали строительство этого замечательного центра, — сказал он, — тем более что они обычно занимают первые места в списке наших приоритетов. Однако отчасти под давлением ваших лидеров, мы решили предоставить необходимые средства вашему комитету.

Джулиан Хэйес свирепо посмотрел на широкую спину Брэддока, затем на гудящую толпу, разозленную словами политика.

— Вы, наверно, считаете, что ваш случай особый, — горячо продолжал Брэддок, — потому что вы черные.

— Осторожно, парень, — бросил ему сзади растафарианец.

Хэйес приказал ему замолчать, хотя его самого начала выводить из себя речь министра.

— Даже интересно, как долго этот центр простоит здесь, прежде чем кто-нибудь из ваших решит его разрушить. Пока что основным его достоинством я считаю то, что вы сможете приходить сюда вместо того, чтобы бесцельно шататься по улицам.

Толпа теперь злобно жестикулировала, из задних рядов угрожающе крикнули, но министр не обратил на это внимания. Лицо его покраснело, по пухлым щекам стекали ручейки пота, но он по-прежнему мерз, чувствуя, как ледяной холод охватывает его все сильнее.

— Возможно, теперь, — просипел он, — когда у вас есть свой центр, вы перестанете беспокоить порядочных белых людей, кому приходится жить в мерзком «гетто», в которое вы превратили Брикстон. — Он тяжело и учащенно дышал, глаза выкатились, слова он цедил сквозь сжатые зубы.

— Ну хватит! — выступил вперед растафарианец. — Что, черт возьми, вы себе позволяете?

Брэддок повернулся к нему, сверкнув глазами.

— Отойди от меня, вонючий негр, — закричал он в микрофон.

Толпа взревела в ответ.

— Мистер Брэддок, — начал Джулиан Хэйес, становясь между политиком и своим коллегой. — Мы достаточно наслушались сегодня...

— Ах ты черномазый мерзавец, — рявкнул министр и, схватив со стола ножницы, ударил ими негра.

Ножницы впились в живот Хэйеса чуть ниже пупка, Брэддок рванул их вверх, и они уперлись в грудину. Из раны хлынула кровь, Хэйес упал на колени, а из раны вывалились кишки. Хэйес схватил их, Чувствуя, как по рукам течет кровь и капает на его брюки.

В толпе раздался визг. Несколько женщин упали в обморок. Остальные, казалось, оцепенели, не зная, убегать или кидаться на Брэддока, все еще стоявшего на трибуне с окровавленными ножницами в руках и бессмысленно смотревшего на растафарианца.

— Сукин сын! — отрывисто сказал негр и бросился вперед.

Брэддок сделал шаг в сторону и соединил два острых лезвия на шее противника. Он давил на них с дикой силой: лезвия рассекли мышцы, гортань и достигли позвоночника.

Из шеи растафарианца ударили две красные струи: лезвия перерезали сонные артерии.

Издав крик ликования, Брэддок еще сильнее сжал ножницы, и позвоночник негра хрустнул. Тот висел на ножницах, которые держал в руках Брэддок, неизвестно откуда взявший силы. Кровь из шеи негра заливала политика, но он не обращал на это внимания и победоносно закричал, когда отделилась голова его противника. Она взлетела вверх под напором крови, тогда как тело упало на сцену и задергалось.

Голова покатилась и застыла, уставившись незрячими глазами в небо, из обрубка шеи лилась кровь.

Часть толпы рассеялась, кто-то окружил сцену, но ни один не рискнул приблизиться к Брэддоку.

Государственный деятель опустил ножницы, дыхание его замедлилось. Он стоял неподвижно, как затерявшийся в толчее ребенок. Потом подняв окровавленную руку, он закрыл ею глаза. Когда он вновь открыл их, выражение гнева на его лице сменилось беспредельным ужасом. Он взглянул на обезглавленный труп у своих ног, потом на Джулиана Хэйеса, который покачивался взад и вперед, схватившись за живот.

Подняв ножницы, Брэддок пристально посмотрел на покрывавшую их липкую жидкость и заметил ее на своей одежде.

Он бросил ножницы и, шатаясь, побрел прочь. Лицо его было бледным и измученным.

Где-то вдали он услышал свист полицейской сирены.

Ярко светило солнце, но он дрожал от страшного холода, никогда не испытанного им прежде.

Джеральд Брэддок еще раз взглянул на кровавое зрелище, и его вырвало.

Глава 44

Часы показывали пять минут седьмого, когда Келли подъехала к дому Блейка. Не увидев его машины, она решила, что его нет дома, и беспокойно забарабанила рукой по рулю. Потом подумала, что машина Блейка в гараже, вылезла и, прихватив с заднего сиденья две газеты, торопливо пошла к двери дома.

Солнце медленно садилось, но воздух по-прежнему сохранял дневной жар. Келли чувствовала, что блузка прилипла к ее телу. Дорога была трудной и извилистой, особенно, когда она ехала по Лондону, и теперь, испытывая облегчение от того, что поездка закончилась, она постучала в дверь Блейка.

Она ждала, но ответа не было.

Келли постучала еще раз и услышала внутри дома какое-то движение. Дверь открылась, и она увидела Блейка.

— Келли! — просиял он. — Какой сюрприз! Входи. — Он пропустил ее внутрь, удивленный ее возбужденным и взволнованным видом.

— Что-нибудь случилось? — спросил он, заметив серьезное выражение ее лица.

— Ты сегодня читал газеты? Или смотрел телевизор?

Блейк изумленно покачал головой.

— Нет. Я сегодня обедал со своим издателем, а вернувшись домой, взялся за работу, так что не успел заглянуть в газеты. А что?

Она показала ему две газеты с броскими заголовками.

Он прочитал первый: «АКТРИСА УБИЛА РЕБЕНКА».

Блейк посмотрел на Келли.

— Прочти другой, — сказала она.

«ИЗВЕСТНЫЙ СОТРУДНИК ТЕЛЕВИДЕНИЯ ОБВИНЯЕТСЯ В УБИЙСТВЕ».

Под заголовком была фотография Роджера Карра...

Писатель вновь заглянул в первую статью и заметил имя Тони Ландерс.

— О Господи! — пробормотал он, присаживаясь на подлокотник кресла. — Когда это произошло?

— Вчера ночью Роджера Карра нашли у него дома с трупом девушки, — сказала Келли. — А на день раньше Тони Ландерс убила ребенка. В статье говорится, что это был ребенок ее подруги.

Блейк нахмурился и быстро просмотрел статью.

— Это еще не все, — заметила Келли. — По дороге из института домой я включила радио. Ты помнишь Джеральда Брэддока?

Блейк кивнул.

— По радио сообщили, что сегодня во второй половине дня он сошел с ума и убил двух человек.

Писатель вскочил и включил телевизор.

— Сейчас могут что-нибудь сообщить об этом по телевизору, — сказал он и стал нажимать кнопки, пока не нашел нужный канал.

— ...сегодня мистер Брэддок. Министр культуры находится сейчас в вестминстерской больнице под наблюдением полиции, где его вывели из состояния шока. Ему будет предъявлено обвинение. — Диктор продолжал монотонно читать новости, но Блейк, казалось, не слушал его больше.

— Вывели из состояния шока? — возмутилась Келли. — Довольно странно, не так ли? Разве убийцы впадают в состояние шока, совершив убийство?

— Хотел бы я знать, — вздохнул Блейк. — Я знаю меньше, чем ты. — Он снова заглянул в газеты. — Насколько я понял, Тони Ландерс и Роджер Карр ничего не помнят о совершенных ими убийствах, хотя их обоих обнаружили вместе с их жертвами.

— То же самое было с Джеральдом Брэддоком, — добавила Келли, — только там были свидетели.

— Трое почтенных людей ни с того ни с сего вдруг совершают убийство, — пробормотал Блейк. — Все они не помнят, как совершили его, и между всем этим нет никакой связи.

— Есть связь, Дэвид, — возразила Келли. — Все они были на сеансе в ту ночь.

Они ошеломленно посмотрели друг на друга, затем Блейк поднялся и взял трубку телефона. Нажимая кнопки, набрал номер.

— Извините, могу я поговорить с Филиппом Кемпбеллом? — спросил он, с нетерпением ожидая, когда его соединят.

— Привет, Дэвид! — сказал шотландец. — Тебе повезло, я как раз собирался уходить.

— Фил, выслушай меня, это важно. Тебе говорят что-нибудь имена: Тони Ландерс, Роджер Карр и Джеральд Брэддок?

— Конечно! Тони Ландерс — актриса, Карр — интервьюер, а Брэддок — государственный деятель. Ну что? Я угадал?

— В течение последних двух дней каждый из них совершил убийство.

На другом конце провода наступила тишина.

— Фил, ты меня слышишь? — спросил Блейк.

— Да! Черт возьми, Дэвид, что ты такое говоришь?

— Об этом сообщили газеты и телевидение.

— Но я знаю Брэддока, — с удивлением проговорил Кемпбелл. — Он не то что убить кого-то, он пер... ть не может без посторонней помощи.

— Это произошло сегодня, — добавил Блейк и рассказал, что случилось с Тони Ландерс и Роджером Карром. — Никто из них не помнит, что сделал. Они были словно в каком-то трансе. В своей книге я рассматривал возможность бессознательной реакции на внешний раздражитель...

Кемпбелл перебил его.

— Если ты хочешь подтвердить тремя случайными убийствами то, о чем пишешь в своей книге, нам с тобой больше не о чем говорить, Дэвид, — буркнул шотландец.

— Но согласись, что такая возможность существует!

— Нет! Это предположение еще более нелепо, чем те, которые ты уже выдвигал. Звони, когда у тебя будут конкретные доказательства.

Блейк тяжело вздохнул и бросил трубку.

— Что он сказал? — тихо спросила Келли.

Писатель промолчал. Он смотрел мимо нее на газетные заголовки:

«АКТРИСА УБИЛА РЕБЕНКА»

«ИЗВЕСТНЫЙ СОТРУДНИК ТЕЛЕВИДЕНИЯ ОБВИНЯЕТСЯ В УБИЙСТВЕ»

Заходящее солнце, будто кровь, окрасило небо в темно-красный цвет.

Глава 45

Когда Филипп Кемпбелл вошел в гостиную, воздух был пропитан приятным запахом жареного мяса.

Телевизор был включен, а звуки, доносящиеся из открытой двери кухни, говорили о том, что там кто-то хозяйничает. Он сделал несколько шагов в направлении кухни, запах мяса манил его, как нектар пчелу. Он остановился у двери и улыбнулся. Спиной к нему стояла его дочь, деловито рассматривая градусник на плите. Длинные, рассыпанные по спине черные волосы доставали почти до пояса джинсов, обтягивающих ее широкие бедра. Ее длинные ноги были довольно стройными. На ней был просторный свитер с рукавами до локтя; она сама связала его, когда в университете не было занятий. Она всегда приезжала на каникулы домой, но на этот раз ею руководило не только желание побыть с родителями, но и чувство долга.

Жена Кемпбелла вот уже две недели находилась в Шотландии. У нее была последняя стадия рака толстой кишки, и последние недели за ней ухаживали близкие родственники. Кемпбелл навестил ее два раза, но после второго посещения ему стало невыносимо видеть умирающую жену. Жена звонила через день, а присутствие дочери смягчало ее отсутствие.

— Не знаю, что там готовится, но пахнет великолепно, — улыбаясь, сказал издатель.

Мелисса повернулась, с удивлением глядя на него.

— Я не слышала, как ты вошел, папа, — сказала она. — Должно быть, под старость ты стал невидимкой. — Она улыбнулась.

— Ах ты моя маленькая дерзкая девчонка, — усмехнулся Кемпбел. — Никогда не напоминай мне о старости.

Ее тон несколько изменился.

— Мама звонила недавно, — сообщила она.

Кемпбелл сел за накрытый к обеду стол.

— Что она сказала? — спросил он.

— Совсем немного. Голос был расстроенный. Возможно, на следующей неделе приедет домой.

— О Господи! — устало произнес Кемпбелл. — Может быть, ей лучше поскорее умереть. Во всяком случае, она перестанет мучиться.

Они помолчали; Кемпбелл встал.

— Я переоденусь к обеду, — сказал он.

— У тебя только пять минут, — предупредила его Мелисса. — Я не хочу, чтобы еда остыла.

— Уж очень вы, повара, честолюбивые, — улыбнулся он.

Часы на стене кухни ожили, и кукушка прокуковала девять раз.

Кемпбелл поставил тарелки на кухонный стол и взял полотенце, Мелисса наполнила раковину горячей водой.

— Я сама помою, папа, — сказала она. — Ты иди отдыхать.

Но он захотел вытереть посуду.

— В следующем семестре мы еще увидим этого молодого человека, Энди, или как его? — спросил Кемпбелл, вытирая кастрюлю.

— Не знаю. На лето он уехал во Францию убирать виноград. — Она захихикала.

— Но ты же была влюблена в него!

— Ты что, замуж меня хочешь выдать?

— Разве я похож на свата? — проговорил он с притворным возмущением.

— Да. — Она протянула ему тарелку. — Пожалуйста, давай поговорим о другом.

Отец улыбнулся.

— Какой у тебя был день? — спросила Мелисса.

Они беседовали и шутили, убирая со стола кастрюли, сковородки, ножи, тарелки; затем Мелисса стала готовить кофе.

— До завтра я должен кое-что прочитать, — сказал отец.

— Я не знала, что ты приносишь домой работу.

— Иногда это неизбежно.

— Я подам тебе кофе, когда он будет готов, — пообещала она.

Он поблагодарил ее, пошел в гостиную и достал из «дипломата» нужные бумаги. Устроившись в кресле перед телевизором, онначал просматривать то, что не успел дочитать в офисе. Здесь были работы известных писателей и незрелые сочинения молодых, стремящихся во что бы то ни стало опубликовать свои книги. Шотландца никогда не переставала удивлять загадочность издательского мира.

Мелисса пришла в гостиную, взяла книгу и стала читать. Они сидели напротив друг друга и читали, не обращая внимания на включенный телевизор.

Почти в половине двенадцатого Мелисса положила свою книгу и потянулась. Она протерла глаза и посмотрела на часы, стоящие на каминной полке.

— Я, наверно, пойду спать, папа, — сонливо проговорила она.

Кемпбелл взглянул на нее и улыбнулся:

— Хорошо, утром увидимся.

Услышав, как за ней закрылась дверь, он взглянул на экран телевизора и увидел фотографию Джеральда Брэддока. Он вскочил и прибавил громкость. Диктор рассказывал об ужасном происшествии в Брикстоне сегодня днем. Кемпбелл слушал с возраставшим интересом и вдруг вспомнил телефонный разговор с Блейком. Он покачал головой. Как связаны предположения Блейка с безумным поступком Брэддока? Он поспешно отогнал эту мысль и вернулся к работе. Кемпбелл зевнул и протер глаза, почувствовав усталость. Чтобы не заснуть, он решил выпить чашку кофе. Читать осталось немного, и он хотел закончить до того, как ляжет спать. Он пошел на кухню, наполнил водой чайник, вернулся в гостиную, устало опустился в кресло и решил досмотреть новости, пока закипит вода.

Он вновь зевнул.

Филипп Кемпбелл встал, тихо поднялся по лестнице и остановился на площадке. Из комнаты Мелиссы не доносилось никаких звуков, и он был уверен, что не разбудил ее. Шотландец медленно повернул ручку двери и проскользнул в ее комнату. Увидев ее крепко спящей, он улыбнулся; длинные черные волосы разметались по подушке. Она чуть пошевелилась, но не проснулась.

Он постоял, обводя взглядом рисунки пером, карандашом и акварелью, украшающие стены комнаты, Возле кровати стоял пластмассовый стакан с кусочками угля, карандашами и ручками, к столику был прислонен открытый этюдник с начатым рисунком.

Кемпбелл приблизился к кровати, устремив взгляд на спящую дочь, и наклонился, но она даже не пошевелилась.

Он осторожно стал стягивать простыню, постепенно открывая ее тело. На ней была лишь тонкая ночная рубашка, сквозь прозрачную ткань которой проглядывали темные соски и лобок. Кемпбелл почувствовал, как оттопырились его брюки. Не сводя глаз с Мелиссы, он расстегнул ширинку и вытащил огромный член.

Вдруг она повернулась на спину и приоткрыла глаза.

Она не успела закричать, как, бросившись на нее, он начал срывать ночную рубашку, обнажая ее грудь. Он грубо схватил одной рукой ее грудь, а другой стал раздвигать ей ноги. Она вцепилась в его лицо, пытаясь оттолкнуть его и сдвигая колени, но он прижал ее к кровати и сильно ударил рукой по лицу. Она еще не совсем проснулась, удар оглушил ее, и тело обмякло. Воспользовавшись этим, Кемпбелл раздвинул ей ноги и вогнал в нее член.

Мелисса закричала от боли и страха и укусила руку, которой он зажимал ей рот, но это его не остановило, он ударил ее еще раз, уже сильнее, оставив красный след под ее правым глазом.

С криком ликования он начал двигать тазом, придавив ее горло так сильно, что она начала задыхаться. Она била его своими слабыми руками, но он прижал их и ускорил движения, входя в нее все глубже.

Свободной рукой Кемпбелл достал из пластмассового стакана карандаш с острым концом.

Увидев, что он приблизил к ней карандаш, Мелисса, почти потерявшая сознание, вновь попыталась вывернуться, но тяжесть отца давила ее.

Он приблизил карандаш к ее уху.

Она стала двигать головой взад-вперед, тогда он ударил ее и, ослабив хватку на шее, прижал голову к подушке.

Кемпбелл вставил острый, как игла, карандаш в ухо дочери и с силой протолкнул деревянный стержень.

Тело дочери исступленно дернулось под ним; глаза ее вылезли из орбит, когда карандаш вошел в ее мозг, но он толкал его все глубже. Когда половина карандаша исчезла в ухе, она затихла, но он все продолжал давить, словно хотел проткнуть ее череп насквозь и увидеть с другой стороны окровавленный конец карандаша.

Шотландец удовлетворенно урчал, продолжая насиловать ее труп.

Лицо его было искажено зловещей улыбкой.

Вздрогнув, Филипп Кемпбелл проснулся. Все тело его покрылось потом. Он дышал, как загнанная лошадь, сердце бешено колотилось. Он посмотрел на пустое кресло напротив.

— Мелисса, — прошептал он с ужасом.

Он выбрался из кресла, подбежал к лестнице и, перескакивая через ступеньки, поднялся наверх, споткнувшись на площадке. Рывком открыл дверь комнаты дочери и заглянул внутрь.

— Папа? — спросила она удивленно. — Что случилось?

Он мучительно перевел дыхание.

— Ничего, — ответил он.

— С тобой все в порядке?

Шотландец вытер лоб тыльной стороной ладони.

— Должно быть, я заснул в кресле, — тихо сказал он, — и мне приснился кошмар. — Он, конечно, не рассказал ей о том, что ему приснилось. — С тобой все хорошо? — спросил он с беспокойством.

Она кивнула.

— Да, конечно.

Кемпбелл облегченно вздохнул.

— Извини, что разбудил тебя, — хрипло проговорил он и закрыл за собой дверь.

Он медленно прошел через площадку и остановился у лестницы.

В трусах он почувствовал что-то липкое и увидел на брюках мокрое пятно. Вначале он подумал, что обмочился. Но уже через секунду понял, что это сперма.

Глава 46

Он не мог точно сказать, долго ли звонил телефон, но в конце концов резкий настойчивый звонок разбудил его, он протянул руку и поднял трубку.

— Алло, — пробормотал Блейк, проводя рукой по волосам. Он взглянул на будильник. Без пяти час.

— Дэвид, это я.

Блейк покачал головой, заставляя себя очнуться.

— Извините, кто это? — спросил он.

Рядом с ним зашевелилась Келли и придвинулась к нему своим теплым нежным телом.

— Филипп Кемпбелл, — произнес голос, и Блейк наконец узнал протяжное произношение шотландца.

— Что тебе нужно, Фил? — спросил он спокойно.

— Мне приснился сон... кошмар. Он был таким ярким!

— Что тебе снилось?

Кемпбелл рассказал ему.

— Ну, теперь ты веришь тому, что я говорил тебе о подсознании? — ехидно засмеялся Блейк.

— Слушай, через денек-два мы заключим с тобой контракт, ладно?

— Отлично! — Блейк положил трубку.

— Кто это звонил? — ласково спросила проснувшаяся Келли. Голос ее был заспанным.

Блейк рассказал ей о согласии Кемпбелла издать книгу.

— Я рада, что он собирается опубликовать книгу, — сказала она. — Интересно, почему он вдруг изменил свое решение?

Блейк не ответил. Он ласково поцеловал ее в лоб и снова лег.

Келли прижалась к нему, и он обнял ее.

Через мгновение они погрузились в сон.

Глава 47

Париж

Полная луна, словно огромный маяк в облачном небе, бросала на землю свой холодный белый свет. Ветер, сначала легкий, но все усиливающийся, гнал по темному небу облака.

Мишель Лазаль остановил машину, выключил двигатель, но продолжал неподвижно сидеть за рулем. Несмотря на холодную погоду, он был в поту и прежде, чем взять с заднего сиденья лопату, вытер ладони о брюки. Он открыл дверцу и вылез из машины.

Ворота кладбища, как он и предполагал, были закрыты, но это его не остановило. Он перебросил лопату через кованные железом ворота, и она упала на землю, глухо звякнув. Он постоял, украдкой осмотрелся и, убедившись, что вокруг никого нет, подпрыгнул, зацепился за створку ворот, с трудом подтянулся и, перевалившись на другую сторону, прыгнул.

Удар о землю был сильным, но он только потер икры, поднял лопату и по темному кладбищу направился к столь хорошо знакомому ему месту. Ветер шевелил деревья, и они махали ему своими ветвями, словно желая остановить его, но Лазаль решительно шел вперед и смотрел перед собой тусклым взглядом.

Услышав странный звук, жандарм решил, что это игра воображения, но, свернув за угол высокой стены, окружающей кладбище, он заметил машину Лазаля, припаркованную у главных ворот. Он ускорил шаг, прищурил глаза и посмотрел на стоящую в темноте машину, стараясь увидеть, нет ли кого внутри. Он медленно обошел машину, постучался в окна, но ему никто не ответил.

Когда луна появилась из-за туч, он через ворота заглянул на кладбище.

Холодный белый свет освещал одинокую фигуру.

На кладбище был человек.

Жандарм увидел, что он раскапывает могилу. Подняв глаза, жандарм посмотрел на стену, покрытую сверху колючей проволокой, и понял, что попасть на кладбище можно только через ворота. Он прыгнул на них, уцепился и полез вверх.

Лазаль был в трех футах от гроба жены, когда заметил приближающегося жандарма. Лазаль пробормотал что-то и застыл, не зная, что делать.

Он бросился бежать, не выпуская из рук лопаты.

— Стой!

Услышав этот крик, он оглянулся и увидел, что жандарм гонится за ним.

Лазаль не знал, куда бежать. Жандарм перекрыл единственный выход из кладбища. Он не сможет забраться на стену в дальнем конце кладбища, поскольку жандарм настигает его. Он так устал, раскапывая могилу, что теперь споткнулся; оглянувшись, он увидел, что преследователь в десяти ярдах от него. Жандарм снова закричал, и Лазаль замедлил шаг.

Он повернулся и взмахнул лопатой, целясь в голову жандарма. Лопата, которая неминуемо раскроила бы жандарму череп, прошла в нескольких дюймах от его головы и вонзилась в дерево.

Жандарм бросился на Лазаля и повалил его на землю. Они покатились по траве. Жандарм пытался скрутить Лазалю руки, но отчаяние придало тому силы; подняв ноги, он оттолкнул врага. Жандарм упал, ударившись о мраморный крест над одной из могил.

Лазаль снова поднял лопату и занес ее над жандармом.

Удар пришелся по спине и свалил того на землю.

Выждав секунду Лазаль побежал к могиле жены.

Жандарм сплюнул кровь, поднялся на ноги и посмотрел на убегающего человека. Он напряг мышцы спины, и боль в том месте, куда угодила лопата, заставила его сморщиться. Лицо его выразило решимость, и он вновь устремился за Лазалем.

Он вмиг нагнал его.

Лазаль снова взмахнул лопатой, ударил мраморного ангела на могиле: голова раскололась, остался лишь острый каменный наконечник между крыльями.

От удара он сам потерял равновесие; этим воспользовался жандарм, который, словно заправский регбист, схватил его за ноги чуть выше колен и толкнул на землю.

Лазаль закричал, упав на сломанного ангела.

Луна ярко освещала камень. Его острый конец пронзил грудь Лазаля чуть ниже сердца, пробил ребра и порвал одно легкое. Он попытался вдохнуть воздух, и в ране зашипел холодный воздух. Пронзенный камнем, он не мог двинуться: кровь сделала камень скользким. Лазаль чувствовал ее вкус во рту, видел, что она льется из носа, и слабел с каждой секундой.

Жандарм попытался помочь ему. В воздухе пахло кровью.

Высвободившись наконец, Лазаль упал на спину. Из зияющей в груди раны хлестала кровь. Тело его несколько раз дернулось. Присев возле него на колени, жандарм ощутил запах экскрементов и отпрянул.

Луна на мгновение осветила открытые глаза мертвого.

Жандарм вздрогнул, когда ветер засвистел в ветвях деревьев. Ему показалось, что бесплотный и бесстрастный голос говорит речь о покойном. Последнюю речь.

Глава 48

Оксфорд

Яркое солнце проникало сквозь окна ее кабинета, отражалось от лежащей на столе белой бумаги. Она пыталась убедить себя, что именно солнце мешает ей сосредоточиться. Она уже пятый раз перечитывала одни и те же страницы, но по-прежнему не могла понять ни одного слова. Это жара. Конечно же, это жара отвлекает ее.

Келли откинулась в кресле и опустила бумаги на стол.

Она вздохнула, сознавая, что ее состояние не имеет никакого отношения к погоде.

Приехав утром в институт, она не могла думать ни о чем, кроме Блейка. И сейчас, представив его себе, она улыбнулась. Она даже упрекала себя за то, что так привязалась к нему. Она чувствовала себя виноватой, как школьница, увлекшаяся учителем, но чем больше она думала об этом, тем отчетливей понимала, как похоже на любовь чувство, которое она испытывает к Блейку. Разве можно так быстро влюбиться? Келли решила, что можно. Она была уверена, что он чувствует к ней то же самое: это сказывалось в его ласках, в том, как он говорит с ней.

Келли покачала головой и усмехнулась. Она не могла дождаться, когда наступит вечер и можно будет увидеть его.

Она снова принялась за бумаги.

Послышался легкий стук в дверь, и не успела она ответить, как вошел доктор Вернон.

Глаза Келли расширились от удивления. С директором института был Ален Жубер.

Когда директор прошел в комнату, Келли и Жубер посмотрели друг на друга.

— Полагаю, ты уже знакома с Аленом Жубером, — сказал Вернон, указывая на гостя.

— Конечно, — сказала Келли, быстро подав Жуберу руку.

— Как поживаете, мисс Хант? — с безразличием спросил Жубер.

— Хорошо. Не ожидала, что увижу вас так скоро. Лазаль тоже приехал с вами?

Жубер открыл было рот, но тут к ней шагнул Вернон. Келли заметила, что лицо его несколько смягчилось.

— Келли, Лазаль был вашим другом, не так ли? — тихо спросил он.

— Почему вы говорите «был»? Почему в прошедшем времени? — спросила она.

— Вчера он погиб — несчастный случай.

— Несчастный случай? — беспомощно вырвалось у Келли, потрясенной известием.

— Мы не знаем подробностей, — пояснил Вернон. — Мне сегодня утром сообщил об этом директор метафизического центра. Я подумал, что вы имеете право знать.

Она кивнула и устало провела рукой по волосам.

— Он все равно умер бы, — заметил Жубер.

— Что вы этим хотите сказать? — резко спросила Келли, посмотрев на француза.

— У него были не в порядке нервы. Он принимал очень много таблеток. Он шел к смерти и не сознавал этого.

Келли уловила в голосе Жубера презрительную нотку, и это ее рассердило.

— Что для вас его смерть? — резко сказала она. — Для вас, проработавшего с ним столько времени!

Француза ее слова, казалось, вовсе не тронули.

— Это печальный случай, — вмешался Вернон. — Но, к сожалению, мы уже ничего не сможем сделать. — Он снисходительно улыбнулся Келли, и тон его голоса несколько изменился. — Я из-за этого пришел к вам, Келли.

Она посмотрела на него, выжидая.

— Вам, наверно, интересно знать, почему Жубер приехал сюда.

— Да, я подумала об этом.

— Я хочу, чтобы он поработал с вами над проектом, касающимся сновидений.

Келли бросила на француза настороженный взгляд.

— Зачем? — спросила она. — Я сама могу справиться с этой работой. Я занимаюсь ею с тех пор, как Джон Фрезер... ушел. — Она нарочно подчеркнула последнее слово.

— Жубер опытнее, чем вы. Я уверен, вы поймете. Я думаю, будет правильно, если он возглавит проект.

— Я с самого начала занимаюсь этим проектом. Почему его должен возглавить Жубер?

— Я уже объяснил. Он более опытен.

— Тогда у меня нет выбора, доктор Вернон. Если вы назначите Жубера старшим, я уволюсь.

Вернон заметил решительность Келли.

— Очень хорошо, — сказал он спокойно. — Вы можете идти.

Келли не смогла скрыть своего удивления.

— Если вы так ставите вопрос, я не буду пытаться вас задерживать. — Он развернул ментоловую конфетку и сунул в рот.

Не говоря ни слова, она поднялась, взяла свой кожаный «дипломат» и стала собирать бумаги на столе.

— Оставь их, — холодно проговорил Вернон.

Она бросила бумаги обратно на стол.

— Мне жаль, что вы не хотите смириться с этим, — сказал Вернон, — но знайте, что работа института — это главное.

— Конечно, я понимаю, — ехидно проговорила она. — Надеюсь, вы найдете то, что ищете. — Она посмотрела на Жубера. — И вы тоже.

Выходя из комнаты, Келли едва удержалась от соблазна хлопнуть дверью и почувствовала приступ гнева.

Она вышла на улицу и зажмурила глаза от неистово сияющего солнца. Ладони ее вспотели, дыхание было быстрым и неровным. Она подошла к машине, села за руль и оказалась в адском пекле, взволнованная и раздражённая. Посмотрев в сторону института, она злобно стукнула рукой по рулю.

Как мог Вернон так обойтись с ней? Она вздохнула и задержала дыхание.

И еще этот Жубер.

Самонадеянный ублюдок. Зачем он приехал в Англию? Неужели только затем, чтобы заниматься исследованием?

До нее вдруг дошла реальность происшедшего, и глаза ее наполнились слезами.

Она плакала о Лазале, разочарованная и опечаленная.

Девушка вздрогнула, почувствовав на щеках соленые капли, достала платок и поспешно вытерла их.

Она боялась, что Жубер и Вернон наблюдают за ней.

Зерно сомнения, зародившееся в ее душе, за последние несколько недель взошло; теперь ее предположения подтвердились.

Она была уверена, что между французом и директором института существует сговор. Ничто не могло разубедить ее в этом.

Сперва Джон Фрезер, потом Мишель Лазаль. Оба они были связаны с проектом, касающимся астральной проекции, и оба теперь мертвы.

Неужели это случайное совпадение?

Она подумала о том, что произошло за последние два дня, когда завела мотор и отъехала от обочины.

Этот сеанс. Тони Ландерс. Роджер Карр. Джеральд Брэддок.

Она оглянулась и через плечо посмотрела на мрачное здание института.

Даже в теплых лучах солнца оно казалось на редкость зловещим.

Приехав домой, она позвонила Блейку и рассказала обо всем, что произошло. Он внимательно все выслушал, иногда успокаивая ее. Чувство беспомощности и злость были так велики, что ей хотелось плакать.

Он спросил ее, может ли она вести машину; она удивилась и сказала, что может.

— Тогда приезжай и поживи у меня, — предложил он.

Келли улыбнулась.

— Навсегда?

— Пока не надоест. Поживешь со мной, пока все уладится, а там, кто знает, может, захочешь терпеть меня дольше.

Они помолчали, потом заговорил Блейк.

— У меня самая лучшая еда в городе, — сказал он, усмехнувшись.

— Начинаю собирать вещи!

Они распрощались, и Келли положила трубку. Вдруг она страстно захотела его увидеть. Побежав в спальню, она сняла со шкафа чемодан, открыла ящики и начала искать нужные вещи.

Она почувствовала, что ей холодно, но, не обратив на это внимания, продолжала собирать вещи.

Глава 49

Лондон

Раздавленная банка из-под пива с едва слышным стуком упала на сцену перед возвышением для ударных инструментов. Один из тех, кто состоял при гастролирующих музыкантах, в джинсах и белом свитере, быстро подбежал и поднял банку. В 'дальнем конце сцены два его товарища подтаскивали огромный усилитель «Маршалл» к трем другим таким же — высотой с человеческий рост.

Джим О'Нейл взял банку пива и одним глотком осушил ее наполовину. Он вытер рот тыльной стороной ладони и стал прохаживаться взад и вперед вдоль занавеса. Из зала доносился гул голосов двух тысяч человек, нетерпеливо ожидающих начала концерта. Временами доносился свист.

Зал был переполнен, и чем меньше времени оставалось до поднятия занавеса, тем беспокойнее становилась толпа. Воздух был пропитан запахом пота и кожи.

В высоких сапогах, кожаных брюках и жилете, украшенном десятками блестящих кнопок, О'Нейл казался только что сошедшим с арены гладиатором. Его мускулистые предплечья были в кожаных браслетах с блестками, сверкающими в полумраке.

Слева раздался громкий шум; он повернулся и увидел, что гитарист Кевин Тейлор настраивает усилители.

Толпа по другую сторону занавеса встретила эти нестройные звуки гитары громкими возгласами, когда же ударник отбил на своем барабане короткую дробь, зал взорвался возбужденными криками.

О'Нейл подошел к Кевину Тейлору и похлопал его по плечу. Тот повернулся к певцу с улыбкой. Тейлору было двадцать четыре года, и он был почти на пять лет младше О'Нейла, но длинные волосы и грубоватое лицо старили его. На нем были белая майка и полосатые брюки.

— Полегче сегодня со своим соло, — сказал ему О'Нейл, сделав большой глоток пива.

— Это еще почему? — спросил гитарист с легким ирландским акцентом.

— На последнем концерте ты столько солировал, что я думал, ты сотрешь свои чертовы пальцы.

— Кажется, зрителям это нравится, — возразил Тейлор.

— Наплевать мне на то, что нравится зрителям. Говорю тебе, не переборщи, играй попроще, без всяких выкрутасов. Понял?

— Как скажешь!

— Смотри у меня. — О'Нейл насмешливо хмыкнул, допил пиво и, раздавив банку крепкой рукой, бросил ее к ногам ирландца.

О'Нейл отошел от гитариста, удивляясь тому, что мерзнет.

— Две минуты! — крикнул кто-то.

Певец подошел к стоящему впереди микрофону, похлопал по нему и, удовлетворенный, отошел в сторону, ожидая, когда поднимут занавес.

Лампы в зале медленно гасли. В наступившей темноте крики и свист все нарастали и наконец перешли в рев, когда занавес начал подниматься и над сценой загорелись разноцветные огни. Мощные вступительные аккорды, похожие на гул землетрясения, перекрыли неистовый рев зрителей. Музыкальные аккорды, как взрывы, прокатились по залу: пронзительный звон гитар слился с грохотом барабанов. Оглушительная музыкальная волна, казалось, вот-вот разрушит здание.

На сцену вышел О'Нейл. Его голос, как сирена, взметнулся над другими неистовыми звуками.

Он носился по сцене, улыбался бесчисленным фэнам, устремившимся вперед, ближе к своему кумиру, временами останавливался, чтобы коснуться поднятых рук. Он выглядел как облаченный в кожу полубог; его восхищенные поклонники приветствовали его поднятыми, сжатыми в кулак руками.

Жар от прожекторов был невыносимым, но О'Нейл по-прежнему чувствовал, что ледяной холод щиплет его шею, медленно распространяется вниз, охватывая все тело. Он посмотрел в зал, но лица показались ему расплывшимися пятнами. Он повернулся к Кевину Тейлору.

О'Нейл поднял подставку микрофона над головой и, к удовольствию зрителей, начал вращать ее, как жезл тамбурмажора.

Даже Тейлор улыбнулся.

Он все еще улыбался, когда О'Нейл, размахнувшись, словно копьем, ударил его в живот подставкой микрофона. Пронзив тело гитариста, алюминиевый стержень вышел из спины чуть выше почек. Кровь фонтаном ударила из раны. Тейлор захрипел и попятился. О'Нейл отпустил подставку, и Тейлор рухнул на громкоговорители.

Короткое замыкание ярко осветило зловещую картину, и тело гитариста бешено задергалось под током в тысячи вольт. Вспыхнув ослепительно белым светом, взорвался первый усилитель.

Система усилителей мощности оглушительно затрещала.

Взорвался еще один усилитель.

Потом еще один.

Из первого усилителя вырвались языки пламени и начали жадно лизать дергающееся тело Тейлора, мелькая в его волосах, как желтые змеи. Тейлор напоминал уже огненную горгону Медузу. Взорвавшиеся на другой стороне сцены усилители обрушили на зрителей град горящих кусков дерева.

Спасаясь от огненного дождя, зрители первых рядов ринулись назад, прямо через скамьи; они давили тех, кто еще не успел убежать. Падающие были затоптаны объятой страхом толпой. Паника охватила всех, даже самых смелых. Зрители на балконе завороженно глядели на сцену, превратившуюся в огненный ад.

Пламя разрасталось, пожирая все на своем пути. Музыканты в ужасе покинули сцену. На кого-то упал горящий усилитель. Прижатый к полу и объятый пламенем, человек отчаянно кричал, но был заглушен неистовым треском усилителей и воплями толпы.

Занавес опустили, но он вспыхнул и повис над сценой, как пылающая звезда. От жара лопались десятки лампочек, осыпая людей осколками. Огромная рама, держащая восемь прожекторов — каждый размером с футбольный мяч, — сошла с опор и рухнула, раздавив людей. Прожекторы взорвались. Многие люди обгорели. Других поранило стекло, носившееся в воздухе, словно картечь.

О'Нейл бледный, с непроницаемым лицом, неподвижно стоял на охваченной огнем сцене и бессмысленно смотрел на происходящее — на бегущих и вопящих, на окровавленных и обгоревших.

По сцене с пронзительным криком пробежал человек, объятый пламенем. Запах горелого мяса и волос ударил в нос О'Нейла, он покачнулся, словно теряя сознание.

Сзади него лежало тело Кевина Тейлора, превратившееся в обугленный кусок мяса.

Как одинокая душа у входа в ад, стоял на сцене О'Нейл и бессмысленно качал головой. Пот стекал с него ручьями, кругом бушевало пламя, но О'Нейлу казалось, что тело его сковано льдом.

Глава 50

Когда стемнело, Блейк встал, подошел к окну и задернул штору. После того как тьма ушла из комнаты, Келли почувствовала странное облегчение, будто исчезли глаза, незримо наблюдавшие за ней с улицы.

Писатель подошел к шкафчику со спиртным и наполнил стакан. Он предложил и ей, но Келли отказалась, чувствуя, что выпила слишком много с тех пор, как приехала сегодня к Блейку.

По дороге в Лондон она почему-то все время мерзла, и ею овладело смутное предчувствие чего-то нехорошего. Впрочем, ей показалось, что оно исчезло, когда она увидела Блейка. С ним ей было спокойно, а кроме того, теперь она поняла окончательно, что любит его.

Он снова сел в свое кресло и посмотрел на Келли.

Босая, в потертых джинсах в обтяжку и в майке, она казалась ему совсем беззащитной и очень привлекательной. Угадывая ее тревогу, он вместе с тем знал ее смелость и решительность, которые и притянули его к ней.

— Ты себя хорошо чувствуешь? — спросил он, заметив, как пристально она вглядывается в свой бокал.

— Я просто думаю, — ответила она, словно вспомнив о нем. — Знаешь, хотя мы уже много об этом говорили, но я все еще не могу забыть о сеансе. Я уверена, что во всем, в том числе и в убийствах, виновен один из тех, кто был на этом сеансе.

— Продолжай, — сказал он.

— Тот, кто был знаком со всеми пятью жертвами...

Блейк перебил ее:

— Как можешь ты называть Брэддока и тех двоих жертвами — ведь это они совершили убийства?

— Они сделали это против своей воли. Их использовали, — она посмотрела на него внимательно. — И я уверена, что человек, принудивший их сделать это, причастен к смерти Фрезера и Лазаля. Я думаю, это доктор Вернон.

Блейк покачал головой:

— Фрезер погиб в автомобильной катастрофе, не так ли? А у Лазаля, ты мне говорила, снова началось нервное расстройство. Можешь ли ты доказать, что Вернон имеет отношение к их смерти? Кто осмелится утверждать, что и та и другая смерть не были несчастным случаем?

— Ты что, его защищаешь? — возмутилась она.

— Никого я не защищаю, Келли, — раздраженно ответил он. — Я смотрю на вещи трезво. Ты не можешь обвинять Вернона, не имея никаких доказательств. Даже если он виновен, как, черт возьми, ты докажешь это? Ни один следователь в этой стране тебе не поверит. Даже нам с тобой трудно поверить в то, что возможно управлять астральным телом, тем более — людям непосвященным.

— Ты хочешь сказать, что нас надули?

— Нет, я только пытаюсь смотреть на вещи трезво.

— Трое из тех, кто участвовал в этом сеансе, совершили убийство. Теперь наша очередь. Кто знает, что произойдет с нами.

Блейк поднял трубку телефона.

— Я хочу позвонить Матиасу и Джиму О'Нейлу, — сказал он. — Я спрошу их, знают ли они о том, что происходит. Возможно, они тоже в опасности.

— Не исключено, что и нам грозит опасность, — заметила она, загадочно посмотрев на него.

Блейк не ответил.

— Отель «Гросвенор», — послышался женский голос. — Что вам угодно?

— Я бы хотел поговорить с мистером Джонатаном Матиасом, — сказал Блейк. — Он живет в вашем отеле. Мое имя Дэвид Блейк.

На другом конце молчали; Блейк услышал, как шелестит бумага.

Келли внимательно следила за ним.

— Мне очень жаль, но сегодня утром мистер Матиас расплатился и уехал, — сообщила женщина.

— Черт! — пробормотал писатель и спросил: — Вы случайно не знаете, где он? Куда он уехал? Это очень важно!

— Мне очень жаль, но я ничем не могу вам помочь, сэр, — ответила она.

Блейк поблагодарил ее и положил трубку.

— Что там? — спросила Келли.

— Он, наверно, уже вернулся в Штаты, — ответил писатель, взяв лежащую возле телефона черную записную книжку.

Он быстро перелистывал ее, водя пальцем по списку с номерами телефонов. Наконец нашел то, что искал, набрал номер и стал ждать.

— Ну, скорее, — нетерпеливо прошептал он.

— Ты звонишь О'Нейлу? — спросила Келли.

Блейк кивнул:

— Возможно, он сейчас на сцене, но если трубку возьмет кто-нибудь из его команды, я попрошу, чтобы он мне позвонил. — В трубке слышались гудки. Блейк стукнул по клавише и снова набрал номер.

Никто не брал трубку.

— Чем они там занимаются, черт возьми? — пробормотал он и еще раз набрал номер.

Он подождал минуту и уже хотел положить трубку, когда ему ответили.

— Алло, это «Одеон»? — обрадовался он.

Голос был крайне растерянным:

— Да, что вам нужно?

Блейк уловил в голосе тревогу. Боится, что ли?

— Джим О'Нейл на сцене? Если...

Голос перебил его.

— Вы из газеты? — спросил он.

— Нет, — удивленно ответил Блейк. — А что случилось?

— Я думал, вы слышали. Полицейские не пускают сюда газетчиков.

— Что там у вас произошло? — спросил писатель. — Я друг О'Нейла.

— Несчастный случай, пожар. Один Бог знает, сколько людей погибло, — сказал его собеседник прерывающимся голосом. — О'Нейл убил музыканта из своего ансамбля. Это случилось на сцене. Я...

— Где сейчас О'Нейл?

Келли встала и подошла к столу. Блейк что-то написал карандашом на листе бумаги. Он продолжал говорить, а она прочитала: «О'НЕЙЛ СОВЕРШИЛ УБИЙСТВО. НА СЦЕНЕ БЫЛ ПОЖАР. ПОГИБЛИ ЗРИТЕЛИ».

— О Боже! — прошептала Келли.

— Где сейчас О'Нейл? — настаивал писатель.

— Его увезли полицейские, — ответили ему. — Я никогда не видел ничего подобного. Он выглядел так, словно не понимал, что происходит, он...

В трубке раздались гудки.

Блейк пощелкал по клавише, потом положил трубку.

Долгое время они молчали; тишина повисла в комнате, словно зловещее облако.

— Тони Ландерс, Джеральд Брэддок, Роджер Карр и теперь О'Нейл, — наконец проговорила Келли. — Кто будет следующим?

Ее вопрос остался без ответа.

Глава 51

Нью-Йорк

Джонатан Матиас поднял над головой обе руки и несколько мгновений стоял так, глядя на море лиц перед собой. Люди всех возрастов и всех национальностей, и все они хотят одного. Они хотят его видеть.

Этот зал в Бронксе был самым большим из тех, где он выступал. Окинув зрителей оценивающим взглядом, он подумал, что в перестроенное складское помещение набилось не менее двух тысяч человек. Они стояли молча и ждали, когда он сделает им знак.

— Выходите, — сказал Матиас, и его громкий голос гулко прокатился по залу.

Помощники медиума в темных костюмах расчистили проход в середине толпы, и по нему двинулась процессия калек. Впереди двигались инвалидные коляски с людьми, которые с надеждой смотрели на сцену, где стоял Матиас. Двое мужчин положили на носилки молодую женщину. Она лежала неподвижно, устремив невидящие глаза в потолок, из уголка ее рта высовывался язык.

Десятки людей ковыляли к медиуму на костылях, многие с трудом передвигались на протезах, некоторым помогали друзья и родственники.

За людьми на костылях Матиас насчитал больше двадцати медленно бредущих фигур Многие держали в руках белые палки — это были слепцы, кое-кого вели люди из зала или стюарды в темных костюмах. Один из слепцов, мужчина лет сорока, споткнулся, его поддержали, и он продолжил свой путь к тому, кого не видел, но кто, был убежден, ему поможет.

Когда прошел последний больной, люди снова заняли свои места, освободив проход. Матиасу толпа напомнила амебу, закрывающую прорези в своем теле. Свет в зале потускнел; один мощный прожектор устремился на Матиаса, окружив его ярким пятном света.

Медиум все еще стоял с поднятыми руками. Он на мгновение закрыл глаза, склонил голову и стал похож на изваяние. Наступила полная тишина, прерываемая лишь редким кашлем и постаныванием.

Не поднимая глаз, Матиас незаметно кивнул.

Справа от сцены, по пандусу для инвалидных колясок, женщина толкала вверх коляску. Стюард пошел помочь ей, но Матиас жестом вернул его назад, наблюдая, как она старается вкатить тяжелую коляску на сцену. Наконец она справилась и, остановившись на мгновение перевести дух, направилась к медиуму, который устремил на нее и на юношу в коляске проницательный взгляд.

Юноше было немногим более двадцати; его румяное лицо и блестящие черные волосы плохо вязались с неподвижным телом. Большие блестящие глаза с мольбой смотрели на Матиаса. В груди его был металлический стержень, соединенный шпильками с разбитым позвоночником. Он был парализован, двигались только живые глаза.

— Как тебя зовут? — спросил Матиас.

— Джеймс Морроу, — ответил юноша.

— Вы его мать? — спросил медиум, быстро взглянув на женщину.

Она энергично закивала головой.

— Пожалуйста, помогите ему, — залепетала она. — Он уже год не может двигаться и...

Матиас вновь взглянул на нее, и взгляд его, казалось, пронзил ее насквозь. Она моментально умолкла и отступила на шаг, увидев, как медиум мягко положил руку на голову юноши и обхватил ее своими длинными пальцами. Медиум посмотрел вверх на мощный прожектор, в лучах которого стоял. Он дышал быстро и тяжело, и первая капля пота выступила на его лбу. Обхватив голову юноши двумя руками, он сжимал ее большими пальцами, то и дело опуская их на виски, а потом на щеки.

Джеймс Морроу закрыл глаза, его наполнило приятное чувство покоя. Он даже слегка улыбнулся, почувствовав, как большие пальцы медиума коснулись его век и задержались на них.

Матиас дрожал, его тело судорожно подергивалось. Он опустил голову, взглянул на Морроу и стиснул зубы. С губ его медленно стекла тонкая струйка слюны и капнула на одеяло, которым было укрыто тело юноши.

Медиум издал грудной звук, словно у него перехватило дыхание. Он чувствовал, что руки его начинает пощипывать, но не тепло, к которому он привык, а обжигающий холод, будто он погрузился в снег.

Джеймс Морроу попытался открыть глаза, но не смог, мешали пальцы Матиаса. Юноша почувствовал, как рука медиума сжала его затылок.

Мышцы рук и плеч Матиаса напряглись, и он сильнее надавил пальцами на закрытые глаза Морроу. Он понял, что юноша пытается откинуть голову назад, и, продолжая надавливать на его глаза, услышал слабый, как издалека, стон.

Медиум посмотрел на юношу и слегка улыбнулся; в ослепительном свете прожектора было видно, как исказилось его лицо.

Если бы Морроу и понимал, что происходит, он ничего не мог изменить. Он испытывал усиливающуюся боль, когда Матиас все сильнее, как тисками, сжимал его голову, словно хотел проломить череп. Он беспомощно сидел в коляске, не в силах вырвать голову из беспощадно сжимающихся мощных рук.

Боль стала невыносимой.

Ощутив небольшое сопротивление, Матиас удовлетворенно хмыкнул; между тем глаза Морроу под давлением пальцев медиума стали уходить в череп. Из угла левого глаза брызнула кровь и потекла по щеке. Матиас заметил, что глаз смещается в сторону, а его палец входит в глазницу. Ногтем он сковырнул веко правого глаза Морроу, царапнул по роговой оболочке и наконец проткнул глаз. Медиум чувствовал, что другой его палец рвет мышцы и связки, когда он начал трясти свою парализованную жертву.

Пальцами, погруженными в глаза Морроу, Матиас начал толкать юношу, и коляска сдвинулась с места.

Потрясенные зрители, не понимая, что происходит, безмолвствовали. Они увидели кровь и бегущую вперед мать Морроу, но продолжали смотреть, охваченные немым ужасом.

Только отчаянный вопль агонизирующего Морроу заставил их очнуться.

Кто-то закричал, и эхом ему ответил весь зал. Это был крик ужаса и отвращения.

Но громче всех кричала мать Джеймса Морроу, пытаясь оттащить медиума от своего сына, застывшего в инвалидной коляске. Кровь ручьем текла по лицу юноши, заливая его рубашку и одеяло.

Вдруг Матиас вытащил свои пальцы, быстро повернулся и ударил приблизившуюся женщину окровавленной рукой. Удар разбил ей нос, и она упала.

Тело Джеймса Морроу свалилось на бок, а потом ударилось о пол сцены. К Матиасу с разбитым окровавленным лицом, невнятно бормоча, подползла миссис Морроу.

Метнув взгляд в зал, Матиас понял, что люди бегут со сцены. Бегут от него. Он опустил глаза и увидел застывшую фигуру миссис Морроу, накрывшую собой мертвого сына. Он сделал шаг к ним и пошатнулся, дернув головой, — перед ним были заполненные кровью дыры, образовавшиеся на месте глаз Джеймса Морроу.

Медиум увидел, что его руки в крови. К ногтю большого пальца прилип кусочек красной мышцы. Кровью были перемазаны манжеты его рубашки.

Он вздрогнул, увидев то, что совершил.

Прожектор вновь нащупал его своими лучами; от них исходило тепло, но Матиас чувствовал, что дрожит.

Глава 52

Лондон

Келли сняла джинсы и съежилась от холода. Забравшись в большую кровать Блейка, она услышала на площадке его шаги.

Блейк вошел в комнату, закрыл за собой дверь и начал расстегивать рубашку.

— Завтра я поеду в институт, — сказал он. — Попытаюсь вызвать Вернона на разговор, напомню ему о жене, лишь бы он заговорил.

Он подошел к комоду возле кровати и стал на колени. Нижний ящик комода был заперт, но писатель открыл его ключом. Он сунул руку в ящик и вытащил какой-то предмет, пробуя его на вес.

Это был пистолет, «Магнум-357». Так называемая курносая модель. Блейк вытащил барабан и, вставив в каждое гнездо патрон, положил пистолет на место. Келли испуганно смотрела на пистолет.

— Если Вернон заговорит, — сказал Блейк, ложась с ней рядом, — то ты, может быть, убедишься в своей правоте. Если нет, ты выдвинешь другую версию.

— Это сузит поле поиска, — заметила Келли. Она прижалась к нему, поцеловала его грудь, потом губы. — Прошу тебя, будь осторожен, — шепнула она.

Блейк кивнул, последний раз взглянул на «магнум» и выключил свет.

Больше она ничего не видела.

Келли энергично замотала головой. Ее охватил страх.

Она ослепла.

Она хотела закричать, но не смогла издать ни звука.

Лишь через несколько секунд она поняла, что во рту ее кляп. Веревка, обмотанная вокруг лица, больно терла ей щеки. Повязка на глазах так сильно сжимала веки, что она не могла их поднять.

Она почувствовала, что рядом кто-то двигается, чья-то рука погладила ей живот, поднялась к груди и затем опустилась к лобку.

Келли попыталась шевельнуться, но ощутила острую боль в запястьях и щиколотках — там, где они были привязаны к кровати веревкой. Она поняла, что ноги ее раздвинуты, и чуть не зарыдала. Она лежала распластанная и обнаженная. Ноги были раздвинуты так широко, что напряглись мышцы бедер. Поясница ныла, и боль усилилась, когда она попыталась освободиться. Туго обмотанная вокруг ее запястий и щиколоток веревка врезалась в кожу так сильно, что от попытки двинуться по левой щиколотке стекла капля крови.

Вновь Келли почувствовала, что кто-то двигается рядом, потом что-то тяжелое скользнуло возле ее промежности. Чьи-то пальцы крались вверх по внутренней поверхности ее бедер к открытому влагалищу.

В темноте с завязанными глазами, скрученными руками и ногами она была совершенно беспомощна.

Что-то твердое уперлось в ее лобок и она напряглась. Предмет был холодным, он вошел глубже, и она вновь попыталась закричать.

Келли услышала сдавленный смех, который сменился гортанными звуками удовольствия.

Потом возник быстрый шлепающий звук, который раздавался в такт с похрюкиванием.

Она поняла, что кто-то мастурбирует.

Холодный предмет еще глубже проник в нее, -и ей стало больно.

Через мгновение на ее живот полилась теплая жидкость. Тот, кого она не видела, захрюкал громче, выдавливая последнюю каплю спермы.

Вдруг повязку сорвали с ее глаз, вспыхнул яркий свет, и она увидела лицо того, кто находился с ней в комнате.

Одной рукой он сжимал свой член, в другой держал пистолет, ствол которого толкал в ее влагалище, улыбаясь зловещей улыбкой.

Услышав щелчок, она поняла, что он взвел курок. Все завертелось у нее перед глазами, и ее поглотил мрак.

С улыбкой, превратившей его лицо в чудовищную гримасу, на нее взирал Дэвид Блейк.

Келли проснулась в поту. Издав от ужаса стон, она села в кровати и посмотрела вокруг, пытаясь убедиться, что кошмар ей только приснился.

В комнате было тихо.

Блейк крепко спал рядом, грудь его мерно поднималась и опускалась.

Она мучительно медленно вздохнула и пробежала рукой по влажным от пота волосам.

Внезапно ощутив слабую боль в руках и ногах, она откинула простыню, взглянула на свое тело и едва не вскрикнула.

Запястья и щиколотки отекли и распухли, на коже были красные рубцы.

Глава 53

Звон будильника взорвал тишину и разбудил Блейка. Он протянул руку, заглушил настырное жужжание и протер глаза. Два-три раза он глубоко вздохнул, посмотрел на потолок и выбрался из постели.

Келли, спавшая рядом, даже не пошевелилась.

Стараясь не разбудить ее, он собрал одежду и тихо вышел из комнаты. Перед дверью он остановился и взглянул на Келли, довольный, что она не проснулась.

Он принял душ, оделся, снова зашел в спальню за «магнумом», потом спустился вниз, положил пистолет в «дипломат» и закрыл его.

Блейк позавтракал легко, поднялся и, захватив «дипломат», направился к своему «ягуару»

Дорога в Оксфорд займет у него пару часов.

Из окна спальни Келли наблюдала, как Блейк забрался в машину и завел мотор.

Она пряталась за шторой на случай, если он вдруг оглянется, но роскошный автомобиль взревел, и писатель вывел его на дорогу.

Келли слышала звон будильника, но притворялась спящей, пока Блейк не вышел из спальни. Она слышала, как он спускался вниз, как вышел из дома. Только тогда она встала и голая подошла к окну, чтобы увидеть его отъезд. Теперь она вернулась и села на край кровати.

Она осмотрела щиколотки, затем запястья.

На них ничего не было.

Она подумала, что надо было разбудить Блейка сразу после кошмара, но испугалась и решила промолчать. Даже теперь, при свете дня, она не смогла поговорить с ним об этом. Поэтому и притворилась спящей.

Сон был ярким. Чересчур ярким. Отвратительныеподробности кошмара врезались в ее память и теперь не давали ей покоя.

Келли оделась, спустилась вниз и на кухонном столе нашла записку: «До встречи, соня».

Под ней стояла размашистая подпись Блейка.

Она улыбнулась, свернула записку и сунула ее в карман джинсов. Поставив чайник на плиту, она положила в тостер два кусочка хлеба и, опершись на сушилку, стала ждать.

Стоит ли ей рассказывать Блейку о своем сне, когда он вернется? Она провела рукой по волосам и решила, что не стоит. В конце концов это был только сон.

Она посмотрела на руки и вспомнила следы от веревок, которые видела ночью. Келли вздохнула. Она не была уверена, видела ли их на самом деле.

Тосты поджарились. Она намазала их маслом и стала задумчиво жевать.

Перед домом послышались шаги, она прошла через гостиную и увидела удаляющегося почтальона. Келли вошла в прихожую и подняла почту. Выпрямившись, она посмотрела на дверь, ведущую в подземную рабочую комнату Блейка.

В замке был ключ.

Келли положила почту на стол и подошла к двери в подвал. Повернув ручку, она обнаружила, что дверь открыта. Толкнула ее и, протянув руку, нажала на выключатель. Подвал осветился холодным люминесцентным светом.

Пол в подвале был покрыт коврами. Она сбежала вниз по холодным бетонным ступенькам и с удовольствием ступила босыми ногами на ковер. В центре огромного подвала стоял деревянный стол, а на нем пишущая машинка. Рядом была мусорная корзина, переполненная скомканными клочками бумаги. В подвале был и телефон. Стены, покрашенные белой краской, отражали свет; повернувшись, Келли уловила запах освежителя воздуха. Вдоль двух стен тянулись деревянные книжные полки, — огромные, темные, они скрипели под тяжестью сотен томов, но не таких, что были в гостиной Блейка, а гораздо более ценных. Большая часть книг была в кожаных переплетах; подойдя ближе, Келли увидела, что они очень старые.

Она подняла руку и взяла одну из книг.

Название, тисненное золотом, так потрескалось, что прочитать его было невозможно; она открыла книгу и увидела на титульном листе: «Внутри разума». Книга эта была издана в 1921 году. Положив ее на место, она нашла другую, еще более старую: «Психиатрия и неизведанное», датированную 1906 годом.

«Неудивительно, что Блейк прячет эти книги, — думала Келли, пробегая взглядом по названиям. — Это же целое состояние». Она подняла указательный палец и, проходя вдоль полок, тихо произносила каждое название.

Она остановилась возле полки, на которой стояли одни толстые папки с наклейками на корешках. Посмотрев на надписи на наклейках, она узнала почерк Блейка.

«Сны», — прочитала она на первой папке, взяла ее и стала быстро перелистывать.

На некоторых страницах текст был напечатан, на других написан от руки. Кое-где попадались фотографии. На одной странице она увидела фотографию дома Блейка и рядом грубый рисунок того же здания. Рисунок, сделанный тупым карандашом, простой, почти детский, но сходство было несомненным. Келли положила папку и взяла другую.

«Гипноз», — прочитала она.

Внутри Келли нашла фотографию Матиаса. Перевернув страницу — фотографию самого Блейка, только почему-то спящего. «Должно быть, он снимал с помощью автоматического таймера», — решила она, хотя эта странная фотография ее озадачила. Под ней была только дата. А может, Блейк попросил кого-то снять его во сне? Только зачем ему нужна была такая фотография?

Она взяла следующую папку с надписью «Астральная проекция» и стала ее просматривать.

Опять фотографии.

Матиаса. Самого Блейка.

Тони Ландерс.

Она перевернула страницу.

Там была газетная вырезка с фотографией Роджера Карра.

Келли с усилием сглотнула, уселась на край стола и начала читать напечатанный на машинке текст.

— "Шестое декабря", — прочитала она тихо, будто находилась в библиотеке.

«Астральное тело — самостоятельное существо. Теперь я уверен в этом. Из виденного и прочитанного мною, а главное, из результатов, которые я получил, экспериментируя над собой, я сделал вывод, что можно добиться появления астрального тела в материальной форме Путем длительных и настойчивых упражнений я, наконец, научился усилием воли отделять мое астральное тело от физического. Раскрыв возможности не изученной ранее области мозга, я уверен, что смогу воздействовать на других людей».

Келли перевела дыхание и продолжала читать.

«Пытаясь доказать, что материальная астральная проекция возможна, я провел следующий опыт. Находясь в состоянии транса, которое вызвал сам, я нанес телесное повреждение своему астральному телу и обнаружил, что это повреждение появилось и на моем физическом теле».

Внизу были две фотографии. На одной изображен Блейк, смотрящий в камеру, на другой — точно такой же, заметен небольшой шрам на левом плече. Под фотографиями дата и время Под первой: «4 декабря, 7. 30 пополудни», под другой «5 декабря, 8. 01 утра».

«Это доказывает две важные вещи. Во-первых, что можно одновременно обладать двумя центрами сознания, и во-вторых, телесные повреждения, полученные астральным телом, появляются на физическом теле. Это доказательство неопровержимо. Материальная астральная проекция возможна, а также возможны манипуляции подсознанием других людей».

Келли закрыла папку, встала и положила ее на место. Несколько секунд она неподвижно стояла в тишине подвала, потом поспешно поднялась по лестнице, чувствуя, как ее охватывает ледяной холод.

Она закрыла дверь подвала дрожащей рукой.

Глава 54

Почти в четверть четвертого «ягуар» подъехал к дому.

Келли, сидевшая в гостиной, подошла к окну и увидела, что Блейк закрывает машину и поднимает с земли «дипломат». Он подошел к дому, и через секунду она услышала звук открывающегося замка. Она отошла от окна и снова села на софу, глядя на дверь.

Увидев ее, Блейк улыбнулся.

Она наблюдала, как он поставил «дипломат» на кофейный столик, открыл его, достал «магнум» и положил рядом.

— Вернон ничего не предпринял? — спросила она, глядя на пистолет.

Писатель покачал головой.

— Если он и обладает какой-то силой, то умеет ее контролировать, — сказал он, наливая себе изрядную дозу «хейга». Он предложил выпить Келли, и она попросила налить ей «кампари».

— Он вообще что-нибудь сказал? — спросила Келли.

— Ничего такого, что помогло бы его уличить, если ты это имеешь в виду, — ответил Блейк. — Я упомянул его жену. Ты была права. Он очень болезненно воспринял это Он захотел узнать, откуда мне известно и что именно известно. Когда я вспомнил Джона Фрезера, он пригрозил, что выбросит меня из дома или вызовет полицию. — Писатель сделал большой глоток.

— Ты обвинил его в убийстве Фрезера?

— Я мало что сказал. Лишь то, что слышал от тебя. Он не был расположен говорить на эту тему. — Молчание прервал Блейк: — Я не знаю, что мы будем делать дальше.

Келли вздохнула и посмотрела на Блейка:

— Дэвид, ты много знаешь об астральной проекции?

— Почему ты спрашиваешь? — тихо спросил он.

— Мне просто интересно. — Она хотела еще что-то добавить, но не нашла слов.

Блейк сел на софу рядом с ней, обнял ее одной рукой и привлек к себе. Улыбнулся ей ободряюще, и она прильнула к нему, почувствовав вновь ледяной холод.

Он крепко прижал ее к себе, она положила голову ему на плечо; тогда улыбка сошла с его лица. Он взглянул на «магнум».

Глава 55

Оксфорд

Мелодия «Боже, храни королеву» постепенно затихла и сменилась резким шипением, которое пробудило доктора Стивена Вернона от тревожного сна. Он пошевелился, едва не разбив кружку с какао, стоящую рядом. Он выключил телевизор и молча постоял в гостиной. Он был дома один. Жубер в институте. Он всю ночь будет просматривать нетронутые еще кипы бумаги.

Вернон посмотрел на кружку с холодным какао и поморщился, увидев на его поверхности пленку. Он поставил кружку на стол и направился к двери, выключив свет.

Уже спустившись вниз, она услышал шум.

Вернон замер, пытаясь определить, откуда он. Он вновь услышал его, и сердце забилось быстрее.

Глухой стук сменился тихим шепотом.

Вернон повернулся, поняв, что звуки доносятся из его кабинета, сзади и слева от него. Плотно прикрытая белая дверь заглушала шум.

Вернон нерешительно стоял и ждал, когда звук повторится.

Ничего не услышав, он решил подняться наверх. Там было открыто окно. Вероятно, ветер опрокинул что-то на пол...

Он снова услышал шум, похожий на шепот, и подошел к двери.

Вернон остановился у двери и приложил к ней ухо, пытаясь услышать что-нибудь. Рука его задержалась на дверной ручке, потом опустилась и слегка повернула ее.

Опасаясь, что находящийся в кабинете услышит его, он попытался унять свое учащенное дыхание. Выжидая подходящий момент, он вдруг почувствовал свою беззащитность. Он отпустил ручку двери и оглядел темную прихожую в поисках хоть какого-нибудь оружия.

Из подставки для зонтов торчала толстая деревянная трость; Вернон взял ее и снова приготовился войти в кабинет.

За дверью опять все затихло, не слышно было ни малейшего звука. И тут Вернон подумал: «А вдруг незваный гость знает, что он здесь, и сейчас, в этот момент, ждет его?»

Он с усилием сглотнул и попытался отогнать эту мысль.

Он повернул ручку, толкнул дверь и свободной рукой нажал на выключатель.

Когда комната осветилась, Вернон, взмахнув тростью, словно битой для гольфа, внимательно посмотрел перед собой.

Увидев непрошенного гостя, он от удивления открыл рот.

Склонившись над большим столом и устремив взгляд на открытую папку, стоял Дэвид Блейк.

— Ты! — воскликнул Вернон и опустил палку.

Блейк воспользовался его оплошностью. Он стремглав перескочил через стол и обрушился на Вернона, вырвав у него палку и сбив его с ног. Вернон сумел встать на ноги и бросился к двери, но Блейк был моложе и расторопнее: он настиг Вернона, ухватил его за ноги и дернул. Они сцепились в темноте прихожей, и Вернон почувствовал, что страх придает ему силы. Схватив Блейка за руки, он отбросил его к стене. Тот с грохотом ударился о стену. Но тут же поднялся и вновь кинулся за Верноном, побежавшим на кухню.

Вернон дернул к себе выдвижной ящик, и все из него вывалилось на покрытый плиткой пол: ножи, вилки, черпак посыпались ему под ноги с оглушительным звоном. Он схватил нож для разделки мяса и угрожающе взмахнул им.

Увидев, как сверкнуло лезвие, Блейк остановился; мгновение они смотрели друг другу в глаза. Как гладиаторы, они ждали первого движения противника.

— Что тебе нужно? — спросил Вернон, сжав нож дрожащей рукой.

Блейк не ответил, но слегка продвинулся вперед.

— Я убью тебя, Блейк, клянусь Богом, я убью тебя.

Блейк не испугался. Он сделал шаг вперед и увидел что-то на столе, справа от себя.

Это была сахарница. Он схватил ее и швырнул в лицо Вернона. Песчинки сахара попали тому в глаза, и он взвизгнул от боли. Блейк использовал этот момент. Упав на одно колено, он схватил штопор и бросился на Вернона, который успел взмахнуть ножом прежде, чем Блейк приблизился к нему.

Лезвие разрезало куртку Блейка и рассекло руку чуть выше запястья. Из раны хлынула кровь и пролилась на кафель. Кинувшись на Вернона, Блейк отбросил его к раковине. Обхватив одной рукой его шею и сжав ее, Блейк что было сил ударил его штопором по голове.

Острый конец вонзился в череп Вернона, тот истошно закричал, а Блейк начал вкручивать штопор, вгоняя металлический зубец все глубже в мозг. Страшная боль обожгла Вернона, он уже терял сознание, когда Блейк выдернул штопор вместе с крупным осколком кости. Из отверстия в голове показалось серовато-красное мозговое вещество. Вернон упал лицом на кафель, и Блейк ударил его снова. Штопор вошел во впадину в основании черепа, Блейк надавил, и конец вышел из горла Вернона. Из ран струей ударила кровь, тело судорожно дергалось, и Блейк выдернул из головы Вернона свое оружие.

Он стоял, глядя на безжизненное тело; вокруг него растекалась красная лужа. Затем он с омерзением отбросил штопор, перешагнул через труп и направился к рабочему кабинету Вернона.

Издав сдавленный крик, Келли села в кровати. Она еще не оправилась от кошмара, окутавшего ее туманом.

Она на мгновение плотно сжала веки, чувствуя, как колотится в груди сердце. Ужас постепенно рассеялся, и ее дыхание замедлилось.

Блейк спокойно спал рядом. Очевидно, он не слышал ее испуганного крика. Она хотела разбудить его, рассказать о страшном сне, но не решилась. Келли слышала его спокойное, ровное дыхание рядом и видела его неподвижную фигуру.

Она затаила дыхание.

На простыне было небольшое темное пятно. Она дотронулась до него пальцем и почувствовала, что оно еще влажное. Посмотрев на палец, она заметила, что он окрасился. В темноте цвет казался черным, но понюхав, она уловила запах крови. Несомненно, это была кровь.

Блейк пошевелился и повернулся на бок.

Келли приподняла простыню и скользнула взглядом по его телу.

На левой руке, чуть выше запястья, была видна резаная рана.

Она минут пять простояла в дверях спальни, глядя на спящего Блейка. Убедившись, что он не проснулся, она тихо спустилась в гостиную.

Келли не включила свет, даже настольную лампу. Она нашла телефон, набрала номер и стала ждать, надеясь, что правильно запомнила номер доктора Вернона.

Ждать пришлось не долго.

— Да! — произнес чужой резкий голос.

— Извините, я хочу поговорить с доктором Верноном, — прошептала она, метнув взгляд на дверь.

— Кто это говорит? — спросил голос.

— Я его приятельница, — заявила она. — Могу я с ним поговорить?

— Это невозможно! Сегодня ночью доктор Вернон был убит.

Келли бросила трубку и испугалась, не услышал ли Блейк. Страх, впрочем, быстро исчез. Сверху не доносилось никаких звуков. Она все стояла в темной гостиной; ее лоб и лицо покрылись потом.

Вернона убили.

Она присела на край софы и обхватила голову руками, плохо осознавая то, что она услышала.

Она вспомнила о крови на простыне. О своем кошмаре. О ране на руке Блейка. И о том, что она прочитала вчера в подвале.

«...Телесные повреждения, полученные в астральном состоянии, проявляются на физическом теле».

Келли охватил страх, какого она не испытывала никогда в жизни.

Глава 56

Келли завела «мини» на стоянку и несколько мгновений оставалась в машине, оглядывая пространство перед домом Вернона. Кроме «ауди» доктора, на подъездной дороге стояла темно-коричневая «сиерра», а ближе к обочине «гранада». В «гранаде» она увидела двух мужчин. Один жевал бутерброд, шофер чистил ухо указательным пальцем. Несмотря на теплое солнечное утро, оба были в костюмах.

Она чуть опустила стекло, впустив в машину легкий ветерок. Она вспотела, хотя ей не было жарко.

Дорога из Лондона заняла у нее больше двух часов. Блейку она сказала, что хочет взять кое-что в своей квартире. Он кротко проводил ее и уединился в своей рабочей комнате. Она не рассказала ему ни о кошмаре, ни о своем звонке в дом Вернона. Вернувшись в спальню, она больше так и не смогла заснуть. Ее немного беспокоило, что пятна крови на простыне почти исчезли, а утром, взглянув на руку Блейка, она увидела лишь тоненькую красную полоску, похожую на царапину от кошачьего коготка.

Сейчас она сидела в своей машине, смотрела на «гранаду», на дом и понимала; что рано или поздно ей придется что-то предпринять. У нее вспотели ладони, когда она открыла дверцу и выбралась из машины. Она вздохнула и направилась к «гранаде».

Она уже миновала «гранаду», когда услышала, что ее зовут. Повернувшись, она увидела, что один из мужчин вышел из машины. Щеки его надулись, как у хомяка, потому что он не дожевал бутерброд.

— Извините, мисс, — сказал он, стараясь побыстрее проглотить пищу.

Келли заметила, что он сунул руку под куртку. Из тонкого кожаного бумажника он достал удостоверение личности со своей фотографией. Снимок был плохой; густые коричневые волосы казались на нем рыжими.

— Детектив сержант Росс, — представился он. — Можно вас спросить, что вы здесь делаете?

— Полиция? — притворно удивилась она.

Он кивнул и наконец проглотил свою пищу.

— Что вы здесь делаете?

Росс слегка улыбнулся:

— Я первым задал вопрос, мисс.

Ответ она приготовила заранее:

— Я пришла к своему отцу.

Улыбка сошла с лица Росса, он даже немного подался назад:

— Мы не знали, что у доктора Вернона есть близкие родственники.

Келли почувствовала, как сердце ее забилось быстрее.

— Что-нибудь случилось? — спросила она с деланным простодушием.

— Пройдите, пожалуйста, со мной, мисс, — сказал сержант и повел ее к дому. Когда они приблизились, Келли попыталась унять свое участившееся дыхание. Она уже усомнилась в успехе своей маленькой авантюры. Парадная дверь открылась, из дома вышел мужчина в сером костюме с портфелем в руке.

Он обменялся несколькими словами с Россом, сел в «сиерру», развернулся и уехал.

— Вы мне так и не сказали, что происходит, — проговорила Келли с притворным беспокойством.

Они вошли в дом, Росс провел ее в гостиную и усадил в кресло.

— Я через минуту вернусь, — сказал он и исчез.

Положив руки на колени, Келли оглядела комнату. Она с усилием вздохнула и попыталась унять охватившую ее дрожь. Взгляд ее скользнул по полкам и столам в поисках фотографий. Если в доме есть хоть одна фотография дочери Вернона, она пропала. Хотя Росс и сказал, что полиции ничего не известно о семье Вернона, ее это мало утешало. Она все еще пыталась овладеть собой, когда Росс вернулся в сопровождении мужчины, выше и старше его, с длинным лицом и неестественно выдающимся подбородком. Он представился как детектив инспектор Эллен.

— Вы дочь доктора Вернона? — спросил он, внимательно оглядывая ее.

— Да, — солгала она.

Эллен посмотрел на своего напарника, затем на Келли. Он смущенно кашлянул и рассказал ей о том, что произошло ночью. Келли изобразила боль и отчаяние, стараясь, чтобы это выглядело правдоподобно.

— Насколько нам известно, ничего украдено не было, — продолжал Эллен. — Наверху в одном из ящиков лежали деньги, а в куртке на стене в прихожей мы— нашли бумажник вашего отца.

— За что же его убили? — спросила Келли с притворным волнением, потом достала носовой платок и стала его перебирать руками для пущей убедительности.

— Мы надеемся, что вы нам поможете выяснить это, — сказал Эллен. — У вашего отца были враги?

Келли покачала головой.

— Он не лез в чужие дела. — Она слегка опустила глаза.

— Вам было известно, что с ним в доме кто-то жил? — спросил инспектор. — Одна из комнат для гостей занята.

— Я этого не знала, — сказала она, искренне удивившись.

Эллен нахмурился:

— Вы часто виделись с отцом, мисс Вернон?

Келли смущенно облизала губы, напряженно думая, как лучше ответить.

— Не очень. Я сейчас живу в Лондоне, но это не постоянный адрес.

— Вы одна?

— Что?

— Вы живете одна?

Она раздумывала чуть дольше, чем следовало, она сама это почувствовала. Келли поняла, что может все испортить.

— Извините меня, — сказала она, прикладывая к глазам платок. — У меня в голове все смешалось. После того, как вы рассказали мне об отце, я... — Она не закончила фразу.

Эллен кивнул в знак понимания.

— Я понимаю, что это трудно, — тихо сказал он. — Вы можете подумать.

«Интересно, сколько вопросов еще зададут?» — думала она.

Ее выручил Росс, который заглянул в комнату и позвал своего начальника. Эллен извинился и вышел. Получив короткую передышку, Келли вздохнула с облегчением. В прихожей раздались голоса: один из них показался ей знакомым.

Через мгновение в гостиную в сопровождении Эллена вошел Ален Жубер.

Увидев Келли, француз застыл. Келли бросила тревожный взгляд в сторону полицейского, надеясь, что тот ничего не заметил. Однако он без сомнения уловил удивленное выражение на лице Жубера.

— Вы знакомы? — спросил Эллен.

— Мы...

Келли перебила его.

— Мой отец познакомил нас около месяца назад, — сказала она, сделав шаг вперед. — Как поживаете, мистер Жубер?

Жубер сумел скрыть замешательство, и Келли взмолилась про себя, чтобы он не проговорился.

— Мне очень жаль, что так случилось, — вяло проговорил Жубер.

Келли кивнула.

— Вам было известно, что последние две недели мистер Жубер жил в доме вашего отца? — спросил полицейский

— Нет, — сказала Келли. — Но я слышала, что он с кем-то работает над новым проектом. Не знала только, что это мистер Жубер. Мой отец не любит рассказывать о своей работе.

— Вы утверждаете, что всю ночь находились в институте? — спросил Эллен француза.

— Да, — сказал Жубер. — Ночной охранник подтвердит это, если вы его спросите.

— Насколько мы можем судить, из вещей доктора Вернона ничего не пропало, но вы можете проверить, все ли у вас на месте, — заметил инспектор.

Жубер кивнул.

— Было бы удобнее для всех нас, если бы вы смогли покинуть этот дом на пару дней, сэр, — сказал Эллен. — Пока здесь будут работать судебные медики.

— Я перееду в гостиницу, — сказал Жубер. — Пойду захвачу кое-какие вещи наверху. — Француз бросил еще один взгляд на Келли и вышел.

— Как убили моего отца? — спросила Келли.

— Его зарезали, — быстро ответил Эллен.

— Ножом?

Полицейский перевел дыхание:

— Нет! Его закололи штопором. Мне очень жаль.

Келли закрыла глаза; подробности кошмара ярко вспыхнули в ее памяти. К горлу подступила тошнота, но она подавила ее. Эллен шагнул к ней, испугавшись, что она теряет сознание, но она остановила его рукой.

— Я в порядке, — заверила она его, с трудом улыбнувшись.

Вскоре вернулся Жубер с небольшим чемоданом в руке.

— Прежде, чем уйти, я хотел бы проверить еще кое-что, — сказал он и вошел в кабинет.

Келли и инспектор последовали за ним.

Увидев пустой стол, Жубер пробормотал что-то по-французски.

— Папки! — наконец сказал он утомленно. — Их забрали.

— Какие папки? — спросил Эллен.

— Проект, над которым мы работали с доктором Верноном, — раздраженно пояснил Жубер. — Вся информация содержалась в шести папках. Они исчезли.

— Какая информация? — настаивал полицейский.

— Записи о ходе исследования. Они ни для кого не представляли интереса, кроме нас. — Он бросил на Келли хитрый взгляд.

— Вы уверены, что они пропали? — спросил Эллен.

— Они были здесь, — отрезал Жубер, стукнув по столу.

— Вы можете их описать?

Француз пожал плечами:

— Шесть обыкновенных бумажных папок. Я не знаю, что еще можно сказать.

— Тот, кто их взял, знал, что ищет, — заметила Келли.

Жубер кивнул и вновь посмотрел на нее.

— Черт! — пробормотал он.

— Ладно, — сказал Эллен. — Конечно, этого маловато, но мы сделаем все, чтобы найти их. — Он замолчал. — Я бы хотел знать название гостиницы, в которой вы поселитесь, мистер Жубер. Пожалуйста, позвоните мне, когда устроитесь. — Он подал французу листок бумаги с номером полицейского участка. — А вас, мисс Вернон, я попрошу дать мне адрес, по которому вас можно будет найти.

Она дала ему адрес своей квартиры в Оксфорде.

— Нет больше необходимости вас задерживать, — сказал инспектор, — но мы будем поддерживать с вами связь.

Жубер первым повернулся и пошел к выходу.

Келли последовала за ним и догнала его, когда он подошел к своей машине.

Она осмотрелась по сторонам, удостоверяясь, что их никто не услышит.

— Лазаль знал, что в этих папках? — спросила она.

— Какое, черт возьми, он имеет отношение ко всему этому? — раздраженно проговорил Жубер. — И зачем вам понадобилось рисковать, называя себя дочерью Вернона?

— Жубер, мне нужно с вами поговорить. Только не здесь.

Его лицо несколько смягчилось.

— Это важно, — настаивала она.

— Очень хорошо. Может, вы посоветуете мне какую-нибудь гостиницу. — Он невесело улыбнулся.

— Я на машине, — сказала она. — Следуйте за мной в центр города. Мы должны поговорить. Мне нужно многое объяснить вам.

Он безразлично посмотрел на нее, потом кивнул, сел в свой «фиат» и завел мотор. Келли торопливо перешла дорогу, открыла машину и повернула ключ зажигания. Подождав, пока Жубер развернется, она поехала. Он следовал за ней на близком расстоянии. В зеркале заднего обзора Келли видела его «фиат».

Она надеялась, что наконец получит ответы на вопросы, которые мучили ее так долго.

Глава 57

В баре отеля «Буйвол» сидело несколько человек. Время было раннее, и до ленча, во время которого здесь обычно собирались любители выпить, было еще далеко.

Келли села, поставила на стол бокал с апельсиновым соком и стала ждать Жубера. Он уселся напротив, и она заметила, как потемнели и запали его глаза после бессонной ночи. Он отхлебнул свой напиток и посмотрел на Келли. Они обменялись взглядами.

— Вы хотели поговорить со мной, — сказал француз. — Что вас беспокоит?

— Во-первых, я хочу знать, чем, черт возьми, вы занимались с Верноном весь последний месяц, — заявила она с вызовом. — С тех пор, как два института начали заниматься астральной проекцией и толкованием снов, моя работа стала больше напоминать службу в МИ-5, чем работу в обычном исследовательском институте. Над чем работали вы и Вернон?

— Что произошло со знаменитой английской деликатностью? — парировал, улыбаясь, Жубер. — Что вас интересует?

— Если я начну задавать все вопросы, которые меня волнуют, мы просидим здесь до следующего года. Сейчас я хочу услышать, почему вы с Верноном скрывали результаты своих исследований.

Жубер сделал еще один глоток и посмотрел в свой бокал, будто черпал в нем вдохновение.

— Вы хорошо знали Вернона? — спросил он.

— Лично — не очень, а что касается работы, то он, кажется, был поглощен астральной проекцией и управлением разумом.

— Вы правы. Но у него была на то причина, как и у меня. У нас были причины до поры до времени скрывать результаты исследования.

— Неужели причина важнее, чем жизнь человека?

Жубер вытаращил глаза.

— Конечно нет, — горячо ответил он. — Почему вы спрашиваете об этом?

— Мне показалось, смерть Лазаля вас совсем не тронула.

— Вы думали, я виноват в его смерти. — Это был не вопрос, а утверждение.

Она кивнула.

— Перед смертью он сломался и был близок к помешательству, — сказал Жубер. — Ему бы уже никто не помог, а я тем более. Он меня боялся.

— Вы дали ему повод бояться вас. Я заметила между вами враждебность.

— Я ничего не имел против него лично. Я был зол на него за то, что он слишком рано разгласил наши результаты. И это все. — Француз несколько понизил голос. — Лазаль был моим другом, — задумчиво проговорил он. — Но он здорово навредил нашему исследованию своей статьей. Эта статья привлекла внимание прессы к проекту, который следовало завершить, а уж потом обнародовать. И к тому же он помешал мне создать себе имя в нашей области. — Он повторил Келли историю, которую рассказывал Вернону, о том, как однажды у него уже вырвали лавры из рук. — Может быть, теперь вам понятна причина моей скрытности. Поэтому я и не хотел с вами сотрудничать. Я боялся, что мне помешают сделать эпохальное открытие. Я стремился стать тем, кого будут вспоминать за великие исследования в области парапсихологии.

Келли вздохнула.

— А Вернон? — спросила она. — Почему он был так увлечен управлением разумом?

— Его причина еще более веская, чем моя, — ответил француз.

— Один мой коллега сказал, что он скрывал что-то, касающееся его жены. Он...

Жубер перебил ее:

— Уже шесть лет его жена безнадежно больна необратимой душевной болезнью. Когда вы сегодня утром представились его дочерью, вы рисковали больше, чем предполагаете. У Вернона действительно есть дочь. Правда, он не видел ее шесть лет и, вероятно, она его забыла, но тем не менее она существует.

Келли поднесла бокал к губам и тут же опустила, вся обратившись в слух.

— Был у него и внук. Как он рассказывал мне, за ребенком, которому тогда было меньше года, ухаживала миссис Вернон. Она души не чаяла в мальчике, обожала его. Вернон всегда был нервным. Боялся бандитов и грабителей. У них с женой были два добермана. Днем их держали взаперти, а на ночь выпускали. — Он вздохнул. — В тот день они сбежали. Ребенок в это время играл на лужайке. Миссис Вернон ничего не могла сделать. Собаки разорвали его у нее на глазах.

— О Боже! — прошептала Келли.

— Вначале у нее был шок, затем начался кататонический транс. Вернон полагал, что, найдя ключ к подсознанию, сможет вылечить жену. Как видите, в его тайне не было ничего зловещего.

Келли почти незаметно покачала головой.

— Если бы он сказал мне что-нибудь, — прошептала она.

— Он не хотел, чтобы люди знали правду, — сказал Жубер. — Но теперь это уже не имеет значения.

— Кому понадобилось убивать его? — спросила она, словно надеясь, что француз сможет ей ответить.

— Тому, кому понадобились эти папки, — ответил он. — Только не пойму, зачем нужно было их воровать. Ведь воспользоваться ими сможет только тот, кто разбирается в паранормальных явлениях. Кто, кроме меня и Вернона, мог знать, что они находятся в этом доме? — Он покачал головой.

— Я видела, как убили Вернона, — сухо заметила Келли.

Жубер с ужасом посмотрел на нее.

— Во сне, — продолжала она.

— Вы и раньше предсказывали будущее во сне? — спросил он возбужденно.

— Никогда!

— Вы видели, кто его убил?

Келли сделала большой глоток и пожалела, что не взяла чего-нибудь покрепче. Она кивнула.

— Его зовут Дэвид Блейк, — сказала она. — Это человек, с которым я живу.

Жубер посмотрел на нее и заметил, что она дрожит.

— А вы не могли ошибиться?

Она пожала плечами:

— Я уже не знаю, во что верить.

— Келли, если это правда, то вам грозит серьезная опасность.

— Он не знает, что я его подозреваю, — еле выговорила она. — И к тому же, — Келли вытерла слезу, — я люблю его. — Из глаз ее потекли слезы. — О Боже! Он не мог этого сделать! Не мог!

Жубер приблизился к ней и положил руку ей на плечо.

— Но меня он не обидит, я знаю, не обидит, — пробормотала она.

— Почему вы так уверены?

Она промолчала.

Глава 58

Лондон

Было уже далеко за полдень, когда Келли подъехала к дому Блейка. Его «ягуара» нигде не было видно. Либо он уехал куда-то, либо машина в гараже. Она вышла из машины, заперла дверцу и направилась к двери.

Она вошла в прихожую, и тишина окутала ее. Она постояла неподвижно, словно боясь нарушить безмолвие. Потом взглянула на дверь подвала.

Дверь была чуть приоткрыта.

Келли тихо приблизилась к двери и прислушалась, надеясь услышать стук пишущей машинки внизу, но там было тихо.

— Дэвид! — позвала она, и голос ее глухо прозвучал в тишине.

Никто не ответил.

Она подошла к гостиной, приоткрыла дверь, заглянула туда и снова позвала его.

Никого!

Келли подошла к лестнице и посмотрела вверх:

— Дэвид, ты наверху?

Везде царила мертвая тишина.

Она шире открыла дверь подвала и заглянула в кабинет.

Келли начала спускаться.

Стоя на лестнице, она позвала его еще раз, но поняла, что в доме никого нет. Внизу работал вентилятор, и тишину наполнял слабый жужжащий звук. Келли почувствовала, как ее сковал уже знакомый страх. В огромном подвале она чувствовала себя слабой и беззащитной. Она пошла к столу и остановилась, открыв рот.

На пишущей машинке лежало шесть бумажных папок.

Келли застыла, затем взяла одну из них и открыла. Первая страница была написана почерком Лазаля.

— Нашла, что искала?

В тишине голос показался ей оглушительно громким.

Едва не выронив папку, Келли повернулась и посмотрела на фигуру, стоящую на верху лестницы.

Блейк постоял неподвижно, затем стал медленно спускаться.

Он подошел к ней и протянул руку; лицо его ничего не выражало. Пальцем он показал, чтобы она дала ему папку, и она сделала это, не сводя глаз с его лица и пытаясь разглядеть за темными стеклами очков его глаза.

— Почему ты убил доктора Вернона? — робко спросила она.

— Келли, — тихо сказал он. — Тебе не следовало сюда спускаться. То, что происходит в этой комнате, касается только меня.

— Ты убил его, ведь это так, Дэвид? — настаивала она.

— Да, — не задумываясь ответил он. — Мне нужны были эти бумаги.

— Я сегодня была у него дома. Разговаривала с Жубером.

Блейк усмехнулся.

— Не так давно ты была уверена, что Вернон и Жубер виноваты в том, что произошло.

— Скажи мне, почему ты это сделал? Зачем нужно было убивать всех этих людей?

Он не ответил.

— Почему? — крикнула она, замирая от страха и отчаяния. Он увидел на ее щеке слезу. Она вытерла ее резким движением.

— Идея астральной проекции привлекла меня еще до того, как я начал писать о паранормальных явлениях, — начал он ровным и негромким голосом. — Не просто перемещение в пространстве, а реальное движение астрального тела во времени и материализация этого движения, которая означала бы, что я могу находиться в двух местах одновременно, управляя двумя центрами сознания. Я смог это осуществить. Ушли годы, но я научился этому, и чем больше узнавал, тем сильнее сознавал, что можно управлять подсознанием других людей, использовать его. — Он взглянул на нее совершенно отстраненно.

— Тони Ландерс и всеми другими? — спросила она.

— Я научился управлять тенью внутри них.

— Тенью? — рассеянно повторила Келли.

— Их вторым я. Тем, что ты называешь подсознанием. Эта область мозга управляет нашей темной стороной, то есть нашей тенью. Я нашел способ освободить ее.

— Как? — спросила она. — Неужели с помощью гипноза?

— Да, в сочетании с моей способностью поглощать энергию, излучаемую тенью. Она для меня все равно что инфракрасный маяк. Я могу подключиться к ней. Питаться от нее. Она придает мне силы. Каждый имеет в себе эту темную сторону, кое-кто способен ее контролировать, сдерживать ее моральными нормами или законом, но если эту силу освободить, вырвутся мысли и желания, скрытые раньше.

Келли покачала головой.

— Зачем ты это сделал, Дэвид? — спросила она, и на глаза ее вновь навернулись слезы. — Чего ты хотел добиться, заставив Тони Ландерс убить этого ребенка или Роджера Карра зарезать эту девушку? А Брэддок? А О'Нейл? Зачем они должны были совершить убийство?

— Я хотел проверить свои способности, и я проверил, — холодно заметил он. — Сеанс дал мне прекрасную возможность использовать эту силу и доказать раз и навсегда, что я могу влиять на «второе я» других людей. Управлять им. Неужели ты не понимаешь, что это означает? — Он заговорил возбужденно. — Можно будет управлять государственными деятелями, главами церкви, руководителями государства.

— Ты безумец, — сказала она, отступив на шаг.

— Нет, Келли, я не безумец. Эта сила слишком велика, чтобы тратить ее попусту. Подумай об этом. Больше не будет войн и гражданских беспорядков, потому что виновники их теперь могут быть найдены и обезврежены до того, как успеют что-либо предпринять. Я смогу увидеть зачатки зла в них, ибо знаю, как использовать силу Тени.

— И если ты обнаружишь в них это зло?

— Тогда они будут уничтожены. Их казнят! Это знание даст мне власть над жизнью и смертью. И оно же будет моим оружием.

— Ты будешь им торговать? — спросила она с недоумением.

— Если возникнет необходимость. На земле нет оружия, которое может с ним сравниться.

— Но зачем нужно было использовать его для убийства?

— Ни одно открытие не обходится без жертв. — Он улыбнулся. — Ты это знаешь.

— Никто этому не поверит.

Блейк улыбнулся и подошел к столу. Открыл один из ящиков и достал письмо. Келли с тревогой наблюдала за ним.

— Если бы ты поискала получше, — сказал он, — ты нашла бы это. — Он развернул письмо. — Оно пришло два дня назад от «Темз телевижн». Меня приглашают принять участие в дискуссионной программе. Я и еще два эксперта в кавычках будем обсуждать вопрос, реальны или воображаемы сверхъестественные явления. Очень мило, что они включили меня в свою программу, не так ли?

— Что ты собираешься делать?

Он перестал улыбаться.

— Я продемонстрирую раз и навсегда, как могущественна Тень.

Келли еще отступила назад.

— Я любила тебя, Дэвид, — тихо проговорила она, и по щекам ее потекли слезы.

— Тогда останься со мной, — сказал он, приближаясь к ней.

— Ты — убийца. Я видела, как ты убил Вернона.

— А, твой сон. — На его лице вновь появилась холодная усмешка. — Перед этим происшествием я неделю или две испытывал твой мозг. Неужели ты не понимаешь, Келли, что мы с тобой одно целое. Мы принадлежим друг другу. Ты сможешь разделить со мной эту власть. Научишься ее использовать.

— Ты хочешь сказать, научусь убивать? — горячо возразила она.

— Хорошо, тогда уходи. Иди в полицию. Скажи, что я убил доктора Вернона, только тебе никто не поверит. Как мог я убить его? — добавил он насмешливо. — Эту ночь я провел с тобой в постели.

Она с трудом вздохнула, понимая, что он прав.

— Уходи! Убирайся! — закричал Блейк. — Я дал тебе шанс, но ты им не воспользовалась. Уходи!

Он смотрел, как она поспешно поднялась по лестнице и исчезла в прихожей. Через мгновение он услышал стук закрывающейся двери. Лицо его потемнело, и он схватил папку. Он сжимал ее несколько секунд, затем с ревом швырнул через комнату.

Келли знала, что Блейк прав.

Сев в машину, она поняла, что никогда не сможет убедить полицию в его вине. Она чувствовала себя беспомощной; это злило и пугало ее.

Она выехала на дорогу и вытерла слезы тыльной стороной ладони. Кроме беспомощности, она испытывала горькое чувство утраты, так как где-то в глубине души, несмотря ни на что, сохраняла привязанность к Блейку. Келли казалось, что мир вокруг нее рухнул.

Она поняла, что ей следует обо всем рассказать Жуберу. На углу она заметила телефонную будку, притормозила и прежде, чем свернуть, посмотрела в зеркало заднего обзора.

Она не смогла удержать крик.

Из зеркала на нее свирепо глядел сидящий на заднем сиденье Блейк.

Не сводя глаз с видения, Келли резко повернула руль.

Она услышала громкий гудок и грохот приближающегося грузовика.

Это вывело ее из оцепенения, посмотрев в ветровое стекло, она увидела несущуюся на нее огромную «сканию». Шофер ошалело махал ей, чтобы она освободила дорогу.

Она нажала ногой на акселератор. «Мини» рванулась вперед и свернула, пройдя в нескольких дюймах от огромного колеса. Келли завизжала, когда машина с оглушительным стуком врезалась в край тротуара, въехала на него и остановилась у ограды сада.

Остановилась, завизжав тормозами, и машина позади нее. Грузовик, проехав вперед несколько ярдов, тоже стал, из него выскочил шофер.

Келли вздрогнула и повернулась.

На заднем сиденье никого не было.

Блейка не было.

Она почувствовала тошноту, и случившееся постепенно дошло до нее. Она услышала приближающиеся шаги, дверцу машины резко распахнули.

Перед ней стоял шофер грузовика с красным лицом.

— С вами все в порядке, — взволнованно спросил он.

Она кивнула.

— Что с вами случилось, черт возьми? Вы выскочили прямо передо мной. Я мог вас убить.

Келли закрыла глаза.

— Извините, — прошептала она.

Подошел шофер другой машины, протянул руку и снял с Келли привязной ремень. Мужчины помогли Келли выйти и стали рядом, глядя, как она тяжело дышит.

— Я вызову «скорую», — сказал шофер грузовика.

— Нет. — Келли коснулась его руки. — Со мной все хорошо. Я не пострадала.

— Вы очень взбудоражены, — сказал он.

— Пожалуйста, не надо вызывать «скорую».

Она не знала, что ее напугало больше: возможность столкновения с грузовиком или свирепое лицо Блейка?

— Я хорошо себя чувствую, правда, — заверила она их.

Проезжающие мимо машины замедляли ход, чтобы взглянуть на сцену у дороги.

В конце концов Келли села в «мини» и привязалась ремнем. Двое мужчин наблюдали, как она съехала с тротуара и вырулила на дорогу.

— Спасибо за помощь! — сказала она им на прощание и уехала. Провожая взглядом ее машину, мужчины качали головами.

Через пару миль Келли подъехала к другой телефонной будке. Настороженно посмотрев в зеркало заднего обзора, она просигналила, остановила машину, вышла и опередила двух девиц, которые стали ходить взад и вперед возле будки, переговариваясь.

Келли нашла мелочь и набрала номер отеля, в котором остановился Жубер. Ожидая, пока их соединят, она нетерпеливо постукивала по стеклянной двери телефонной будки. Наконец она услышала голос француза.

Не успел он назвать себя, как она начала торопливо рассказывать ему свою историю. О Блейке. О смерти Вернона. Об убийствах, совершенных Тони Ландерс и другими. О намерении Блейка выступить по телевидению.

О силе Тени.

Француз слушал ее молча. О том, что он слышит ее, свидетельствовало лишь его тихое дыхание.

Послышались быстрые сигналы, и она сунула в аппарат еще одну монету.

— Келли, вы должны уехать оттуда, — наконец сказал Жубер.

— Я сейчас не могу, — ответила она.

— Ради Бога, уезжайте. Он может и вас убить.

— Его нужно остановить.

— Но, Келли...

Она повесила трубку, постояла в будке, потом вернулась к машине. Раскрыв ладонь, она посмотрела на лежащую на ней связку ключей. Один из них был от замка в парадной двери дома Блейка.

Эта мысль поразила ее как удар грома. Она села за руль и включила мотор.

Было без четырех минут шесть.

У нее еще оставалось время, но оно быстро истекало.

Часть третья

Мы впервые узнаем,

от Бога мы иль от сатаны

Ронни Джеймс Дио

Зло, совершаемое людьми, живет после них...

Юлий Цезарь, акт 3, сцена 2

Глава 59

В шесть сорок пять Дэвид Блейк вышел из своего дома, сел в «ягуар» и включил мотор. Несмотря на теплый вечер, небо напоминало лоскутное одеяло серого и синего цветов. Далеко на севере строились в боевом порядке темные тучи, и Блейк понял, что надвигается буря. Словно подтверждая его опасения, вдали послышались раскаты грома.

Он не видел Келли.

Она уже больше часа стояла в двадцати ярдах дальше по улице и ждала, сжимая в руке ключ от дома Блейка.

Она видела, что «ягуар» исчез за углом.

Словно опасаясь, что Блейк может вернуться, она выждала еще пять минут, потом торопливо, уверенной с виду походкой пошла к дому. Келли подошла к парадной двери и сунула ключ в замок.

— Он только что уехал.

Услышав голос, она вздрогнула и повернулась.

Келли увидела средних лет мужчину, жившего по соседству от Блейка. Он с трудом удерживал на поводке огромную овчарку, которая тянула его с такой силой, что, казалось, он вот-вот упадет. Мужчина стоял и смотрел, как Келли поворачивает ключ в замке.

— Я не знаю, куда он уехал, — не отставал он.

Она заставила себя вежливо ему улыбнуться.

— Ничего страшного. Я подожду, — сказала она и вошла в дом.

Через непрозрачное стекло входной двери она видела что постояв еще немного, мужчина удалился. Она вздохнула, потом быстро прошла через прихожую и поднялась в спальню Блейка.

Перед дверью, ощутив какой-то неприятный холодок, она остановилась, затем вошла в спальню. Там была такая тишина, что она слышала только биение своего сердца.

Не сводя глаз с золотого ключа в нижнем ящике, она подошла к комоду, опустилась на колени и повернула ключ.

Было почти семь, когда она вышла из дома. В машине она подумала, что, если ей повезет, дорога через Лондон займет у нее сорок пять минут. Келли молила Бога, чтобы на дорогах было поменьше машин. Сердце по-прежнему бешено стучало в ее груди, она достала из сумочки платок и вытерла влажные ладони, бросила сумочку на заднее сиденье, ощутив ее тяжесть. В ней лежал «Магнум-357».

Ожидая зеленого света, Блейк усилил звук магнитофона и забарабанил рукой по рулю. Улицы в центре Лондона были запружены машинами, но писателя это не беспокоило. Шоу, в котором он будет участвовать, пойдет в прямой эфир, но, посмотрев на часы, он понял, что успеет во время. Когда загорелся зеленый, он улыбнулся.

Через пятнадцать минут он будет в студии.

Буря приближалась.

Келли сверила часы на приборной доске со своими. Она ехала на предельной скорости, возможной при столь оживленном движении, и сбавила ее, лишь заметив в соседнем ряду полицейскую машину. Почти инстинктивно она протянула руку и потрогала застежку на своей сумочке, желая убедиться, что пистолет из нее не выпал. Спина и лоб ее покрылись потом, как трава росой.

Она решила, что Блейк уже прибыл на место.

Взглянув на часы еще раз, она поняла, что догонит его не раньше, чем через десять минут.

По ветровому стеклу застучали первые капли дождя.

Глава 60

Когда Келли подъехала к студии «Темз телевижн», что на Юстон-роуд, дождь лил как из ведра. Большие капли барабанили по машине, и она прищурилась, посмотрев через залитое водой ветровое стекло. Стеклоочистители не справлялись со своей задачей.

Она припарковала машину, выскочила из нее, схватила сумочку и побежала к главному входу. Увидев преграждающего ей путь швейцара в форме, она замедлила шаг и подумала: а что, если он захочет обыскать ее сумочку?

Она прижала ее к груди и с опаской посмотрела на него, но он только вежливо ей улыбнулся. Келли с облегчением улыбнулась ему в ответ. Тот открыл перед ней дверь, и она вошла в огромный вестибюль.

— Скажите, в какой студии находится Дэвид Блейк? — спросила она.

— Кто?

— Дэвид Блейк, — повторила она. — Писатель. Сегодня вечером он участвует в дискуссионной программе, которая начинается в восемь. Надеюсь, я не слишком опоздала.

— О да, это в «Студии один». Они начали минут десять назад. Вам туда. — Он показал ей дорогу, согнув большой палец.

Келли пошла.

— Одну минутку, мисс, — сказал он.

Она замерла.

— У вас есть билет? — спросил он.

Она открыла было рот, чтобы ответить, но он продолжал:

— Есть еще несколько свободных мест. Если вы подойдете к той юной леди за столом, я уверен, что она сможет вам помочь. — Он улыбнулся и указал на женщину, сидящую под большой обрамленной фотографией известного комедийного актера.

Келли попросила у нее билет.

— Кажется, программа со «Студии один» идет в прямой эфир, — проговорила женщина, словно извиняясь. — Обычно зрителей не впускают, если программа уже началась.

— Боже, мой редактор меня убьет! — сказала Келли с притворным отчаянием. — Я должна дать материал об этом шоу в газету, побеседовать по окончании с приглашенными. На этой неделе мы хотим напечатать статью об одном из них.

— У вас с собой приглашение? — спросила секретарша.

— Нет. Знаете, я так торопилась сюда, что... — Она не договорила и пожала плечами, надеясь, что убедила ее.

Женщина посмотрела на нее с любопытством.

— Какая газета?

— "Штандарт", — солгала Келли. — Это очень важно. — Она пошла с козыря: — Если хотите, можете позвонить моему редактору.

Женщина задумалась, потом покачала головой.

— Нет, это не нужно. Я думаю, мы вас пропустим. — Она обратилась к швейцару: — Джордж, проводите, пожалуйста, эту леди в «Студию один». Только они сейчас в эфире.

Швейцар кивнул, вежливо улыбнулся Келли и попросил ее следовать за ним. Пытаясь совладать со своим участившимся дыханием, она поспешила за швейцаром. На стенах по обе стороны коридора висели в рамках фотографии знаменитостей. Келли казалось, что люди с фотографий внимательно следят за ней своими бесцветными глазами и знают ее тайну. Сумочка с пистолетом вдруг стала очень тяжелой, и она прижала ее к себе, когда швейцар остановился перед дверью с надписью «Студия один», над которой горела красная лампа. Он приоткрыл дверь и заглянул внутрь.

— Постарайтесь потише, — прошептал он Келли, пропуская ее в студию. Не считая студийной съемочной площадки, помещение, напоминающее по форме пещеру, было погружено во мрак. Келли увидела перед собой ряды зрителей, но затем перевела глаза на сидящих перед ними четырех мужчин.

Она заметила Блейка.

Швейцар провел ее на свободное место в заднем ряду. Она села, негромко поблагодарив его, и он удалился. Мужчина, сидящий впереди, повернулся, окинул ее быстрым взглядом и вновь сосредоточился на дискуссии, которую вели четверо мужчин.

Келли обвела студию взглядом.

Кинокамеры бесшумно двигались взад и вперед. Она увидела мужчину в наушниках, который с пюпитром в руке низко склонился над интервьюером. Он отсчитал на пальцах секунды и жестом велел оператору двигать камеру вперед, когда один из четырех мужчин заговорил.

Блейк сидел между интервьюером и пожилым священником, который никак не мог совладать с прядью седых волос, спадающей ему на лоб. Он поправлял ее каждый раз, когда начинал говорить, но непослушная прядь вновь лезла ему в глаза.

Мощные лампы ярко освещали мужчин, звукооператоры поправляли микрофоны, стараясь не попасть в кадр. Звук был громким и отчетливым, но Келли ничего не слышала. Она не сводила глаз с Блейка; тот наливал себе в стакан воду из стоящего на столе кувшина. Он тепло улыбнулся на замечание священника и отпил воду.

Келли наблюдала за ним, не отрывая глаз от его стройной фигуры. Она услышала, как произнесли его имя, и затем студию заполнил его голос.

— В ходе работы мне пришлось познакомиться с различными религиями; все они весьма убедительны, — сказал он.

— Но раньше вы упомянули шаманство, — заметил пожилой священник. — Вы его тоже считаете религией?

— Шаманство — это поклонение одному или нескольким богам. Что же это, если не религия?

— Но ведь то же самое можно сказать и о колдовстве, — возразил священник.

— А почему бы и нет? Божества, почитаемые ведьмами, по праву считались могущественными. Богу совсем не обязательно быть добрым.

— Ну а вы сами во что-нибудь верите, мистер Блейк? — спросил интервьюер.

— Ни в Бога, ни в дьявола, какими мы их себе представляем, я не верю, — ответил писатель.

Глаза Келли, неподвижно наблюдавшей за ним, наполнились слезами. Она дотронулась до пистолета в сумочке, в глубине души понимая, что не сможет воспользоваться им. Она должна бы его ненавидеть, но чувствовала, что любит его сильнее, чем прежде. Разве этот человек может быть злым? Человек, которого она так любит?

— Тогда во что вы верите? — задал очередной вопрос интервьюер.

— Я верю в силу, которая управляет жизнью каждого, но я убежден, что она идет не от Бога, каким бы он ни был, — сказал писатель. — Она идет отсюда. — Он ткнул себя пальцем в грудь.

— И эту теорию вы доказываете в своей новой книге, которая вот-вот выйдет в свет? — спросил интервьюер. — Я имею в виду идею, что каждый из нас по своей природе имеет как бы две стороны. Одна — добро, другая — зло.

— Вряд ли эта концепция оригинальна, — высокомерно проговорил психиатр. — На самом деле все религии мира, как прежде, так и сейчас, основаны на борьбе добра со злом.

— Согласен, — сказал Блейк. — Но никому раньше не удавалось отделить злое начало человека и превратить его в материальную силу, не зависящую от остального разума.

Келли вздрогнула, пелена словно упала с ее глаз.

Она сунула руку в сумочку и взяла пальцами рукоятку «магнума». Огляделась по сторонам и медленно взвела курок.

Позади нее стоял мужчина.

Он был в белой рубашке с короткими рукавами и в темных брюках. На груди его Келли заметила значок с надписью «безопасность».

Она выпустила из руки пистолет и быстро повернула голову в сторону студийной площадки. Сердце ее бешено колотилось. Она посмотрела на Блейка.

На него надвинулась кинокамера.

Келли поняла, что время пришло.

— Что вы конкретно имеете в виду? — спросил интервьюер, улыбаясь.

Блейк посмотрел в камеру.

— Каждого можно заставить совершать поступки, которые обычно внушали ему омерзение, — заметил он.

Камера приблизилась к нему.

Келли вновь сунула руку в сумочку и взяла пистолет. Она слышала сзади тихое дыхание сотрудника безопасности, но знала, что у нее нет выхода.

Она начала медленно вынимать пистолет.

Охранник позади нее двинулся с места, она затаила дыхание и услышала его удаляющиеся шаги. Потом она увидела его в пятидесяти футах от себя, слева от съемочной площадки. Келли наблюдала за ним еще некоторое время, потом вновь посмотрела на Блейка.

Он сидел неподвижно и пристально смотрел в камеру.

Трое мужчин в замешательстве разглядывали его; молчание затянулось, зрители стали перешептываться, но Блейк все так же сидел, обратившись лицом к камере, словно к змее, заворожившей его.

Оператор был не одним, кто почувствовал, как по телу его распространяется холод. Он поежился.

Келли тоже ощутила на себе ледяные тиски, но слезы ее были теплыми.

Она не отводила глаз от Блейка, ей казалось, что холод усиливается, охватывает ее тело, становится невыносимым.

Она выхватила пистолет из сумочки, поднялась, держа его на вытянутой руке, и стала торопливо целиться в Блейка.

Мужчина, сидящий впереди, обернулся и открыл рот, чтобы закричать. Охранник возле студийной площадки тоже заметил ее и бросился к ней, не сводя глаз с блестящего «магнума».

Выстрел прозвучал неожиданно.

Келли нажала на спусковой крючок, грохнул выстрел, и она едва удержалась на ногах. Келли сморщилась от боли, потому что рукоятка пистолета сильно ударила ее по руке. «Магнум» резко дернулся, выпустив крупнокалиберную пулю, из ствола вырвался сноп яркого белого пламени, и ослепленные вспышкой зрители пригнулись от страха. Многие из них даже не успели понять, в чем дело.

Пуля ударилась в пол и проделала в нем дыру величиной с монету в пятьдесят пенсов.

Келли снова выстрелила.

Вторая пуля вдребезги разнесла стол из дымчатого стекла перед Блейком. Заметив вспышку, вырвавшуюся из дула пистолета, он посмотрел в сторону зрителей. Стеклянные осколки разлетелись во все стороны, и старый священник вскрикнул от боли, когда один из них рассек ему щеку. Психиатр схватил его за руку и оттащил в сторону.

Блейк поднялся, вытянув вперед руки.

Писатель был крупной мишенью, и на этот раз Келли не промахнулась.

Пуля, летящая со скоростью 1, 43 фута в секунду, ударила его прямо в грудь. Пробив его грудину, пройдя через легкое, она вылетела из спины, оставив в ней дыру величиной с кулак. Кровь забрызгала декорацию позади Блейка, писатель рухнул на пол и попытался ползти, но Келли выстрелила еще раз.

Вторая пуля попала ему в бок, раздробила таз и продырявила печень.

Он прижал руку к зияющей ране, словно желая сдержать кровь. Ему казалось, что в груди его вспыхнул огонь, он кашлянул, изо рта хлынула кровь, стекла по подбородку и влилась в лужу, образовавшуюся под ним.

Несмотря на страшную боль, он сумел проползти по площадке и поднялся на колени, когда его свалила третья пуля, угодившая ему в левое плечо. Из раны брызнула кровь с осколками раздробленной кости.

Он упал лицом на стул и уже не чувствовал боли, когда последняя пуля почти разнесла ему голову, ударив его в шею. Удар отбросил его, он упал на спину и застыл; из огромной раны забил кровавый фонтан.

Келли стояла в глубине студии и сжимала горячий пистолет. Вокруг нее пахло порохом, но она не замечала этого. Когда, косясь на дымящееся дуло, к ней приблизился сотрудник безопасности, она выронила пистолет, безучастно посмотрев на него.

Он замедлил шаг, и она увидела, как шевелятся его губы, Но ничего не слышала. Лишь через некоторое время звуки начали доходить до нее.

Она услышала визг и крики. Она покачала головой и изумленно, широко открытыми глазами посмотрела на охранника. Перевела глаза на пистолет, лежащий под ее ногами, потом на площадку.

Келли увидела, что к телу бросились два-три человека, но лишь потом поняла, что это тело Блейка.

Она увидела кровь. Почувствовала запах пороха. В ушах по-прежнему звенело от оглушительных выстрелов.

К Блейку подбежали врачи «скорой помощи», один из них пытался нащупать пульс, но покачал головой. Другой снял с Блейка куртку и прикрыл его лицо.

Она поняла, что Дэвид Блейк мертв.

Охранник взял ее за руку. Она посмотрела на него расширенными глазами, в которых застыл вопрос, потом взглянула на пистолет и покачала головой.

Когда ее уводили, Келли казалось, что тело ее покрыто коркой льда.

Глава 61

Несмотря на малое количество мебели, комната в полицейском участке на Олбани-стрит казалась крошечной. В ней было меньше двенадцати футов, и она вмещала деревянный стол и два стула по обе его стороны. В углу возле двери теснилась треснувшая раковина; под ней стояло пластмассовое ведро, куда стекала просочившаяся сквозь разбитый фарфор вода. В комнате пахло потом и сигаретным дымом, но окна были плотно закрыты. На потолке горели слишком яркие для столь небольшого помещения люминесцентные лампы.

Инспектор Малколм Бартон закурил новую сигарету и бросил пустую пачку на стол перед Келли.

— Вы хорошо знали Дэвида Блейка? — спросил он.

— Я вам уже сказала, — возмутилась Келли.

— Скажите еще раз!

— Он был моим любовником. Я жила в его доме почти две недели.

— Тогда почему вы его убили?

— Я уже и это вам говорила.

Бартон выпустил струю дыма и покачал головой:

— Вам придется сказать еще раз, мисс Хант. Сперва вы заявили, что хотели убить Блейка, потом стали утверждать, что не помните, как нажали на спуск. Послушайте, я всего лишь простой полицейский и люблю, когда все просто и ясно. Скажите мне, почему вы его застрелили?

Келли обхватила голову руками и попыталась говорить спокойно. Она находилась в полицейском участке уже больше часа. Из студии на Юстон-роуд ее привезли сюда.

— Он был опасен, — сказала она.

— Я несколько раз видел его по телевизору, он совсем не напоминал психа. Как это вы его раскусили? — Тон его стал насмешливым.

— Он рассказал мне о своих способностях, — устало проговорила Келли.

— Ах да, его способности. Я забыл о них.

— Если вы не верите мне, то позвольте, чтобы кто-то другой подтвердил мои слова. Блейк обладал способностью управлять разумом людей, мог заставлять их осуществлять свои самые мерзкие желания. В этом и состояла его сила.

— И вы, значит, знаете человека, который может все это подтвердить? — проворчал Бартон. — Мне было бы интересно с ним познакомиться.

— Ну тогда позвольте мне позвонить по телефону, черт возьми, — резко сказала Келли. — Вы должны были это сделать, как только меня сюда привезли.

Бартон затряс рукой с выставленным указательным пальцем.

— Не надо меня поучать, мисс Хант, — прошипел он. — На вашем месте я вел бы себя более смирно. Господи, вас видели десятки людей. Вы сами сказали мне, что должны были убить Блейка.

— Разве я отрицаю, что застрелила его? — проговорила она с вызовом.

— Вы сказали, что не помните, как нажали на спуск.

— Я действительно не помню. Я даже не знала, что произошло, пока не увидела, что он лежит там.

Последовало непродолжительное молчание, затем Бартон подошел к стеклянной двери позади него.

— Тони, принеси сюда телефон, пожалуйста, — крикнул он и вернулся к Келли. — Ладно, позвоните по телефону.

Высокий стройный сержант принес телефон и подсоединил его к гнезду на стене рядом с Келли. Поколебавшись мгновение, он вышел.

— Прошу вас. — Инспектор указал на телефон.

Келли подняла трубку и набрала номер отеля, в котором остановился Жубер. Она вытерла свободной рукой пот с лица, изредка поглядывая на Бартона, который рылся в карманах в поисках сигарет. Наконец он нашел пачку и закурил.

Келли услышала голос Жубера.

— Блейк выступил по телевидению, — сказала она. — Я пришла слишком поздно.

Он спросил ее, где она находится.

— Я убила Блейка. Полицейские задержали меня. Жубер, пожалуйста, приезжайте в Лондон. Возможно, уже слишком поздно. — Она объяснила ему, как отыскать полицейский участок, и положила трубку.

— Поздно для чего? — поинтересовался Бартон.

— Для тех, кто смотрел эту программу.

— Возможно, он брал вас на пушку, — безразличным тоном проговорил Бартон.

— Я молю Бога, чтобы так и было, — тихо сказала Келли.

В дверь постучали, и в комнату вошел высокий сержант с листком бумаги в руке. Он подал листок Бартону. Инспектор стал читать, время от времени поглядывая на Келли. Он глубоко затянулся сигаретным дымом.

— Что скажете, инспектор? — сказал сержант.

— Когда поступили эти сообщения? — спросил Бартон.

— Это первые три. Они пришли меньше часа назад.

Бартон удивленно посмотрел на него.

— Почему вы говорите «первые три»? — спросил он.

— Потому что после них поступили еще пять, — пояснил сержант.

— Вы, мисс Хант, конечно, воспримете это как доказательство ваших слов, — сказал инспектор, постукивая рукой по листку бумаги.

— Что это? — спросила она.

— В 8. 07 владелец магазина домашних животных в Килбурне перерезал всех своих зверюшек. Один наш констебль обнаружил его на улице возле магазина, где он потрошил двух котят. В 8. 16 одна женщина в Бермондсе приложила своего двухмесячного ребенка к решетке электрокамина и держала, пока он не умер. В 8. 29 в Хаммерсмите какой-то мужчина убил стамеской свою жену и дочь.

Келли закрыла глаза.

— О Господи! — прошептала она.

— Что? Продолжайте, скажите мне, что все эти убийства — дело рук вашего приятеля Блейка.

— Это уже ничего не изменит. Это уже началось, и остановить это невозможно.

На этот раз Бартон воздержался от саркастических замечаний.

Он вдруг почувствовал необъяснимый страх и закурил новую сигарету.

И еще он почувствовал, что в комнате резко похолодало.

Глава 62

Манчестер

8. 36 пополудни.

Лаура Фостер задела рукой ножницы, лежавшие на подлокотнике кресла, и они, звякнув, упали на ковер. Она подняла их и положила на место. К ней подошел ее муж, Пол, и она подала ему брюки, которые только что укоротила. Он надел их и важно прошелся по гостиной.

— Правда, хорошо сидят? — спросил он.

— Сейчас — да, — ответила Лаура. — Но если бы я не укоротила их, ты бы обтрепал их за неделю. Они складывались гармошкой на твоих туфлях.

Пол снял брюки, подошел к жене и, наклонившись, поцеловал ее. Она захихикала, когда рука мужа скользнула к ней под блузку и стала сжимать ее грудь.

— Может, мне не стоит надевать другие брюки? — спросил он.

Лаура снова хихикнула; ее насмешил комичный вид мужа, который стоял перед ней в трусах и носках.

Он придвинулся к ней ближе и крепко поцеловал в губы. Она горячо ответила на его поцелуй, рука ее нащупала растущую выпуклость на его трусах. Она нашла его яички и стала их ласкать, чувствуя, как усиливается у него эрекция.

Пол закрыл глаза, она спустила его трусы, освободив твердый член.

В следующий момент он ощутил невыносимый холод, потому что его яичек коснулись ножницы. Он открыл глаза и несколько секунд изумленно смотрел на Лауру. Ее глаза были подернуты пеленой и казались невидящими. Лицо ничего не выражало.

Лезвия ножниц щелкнули.

Лаура продолжала сидеть с равнодушным видом, когда, схватившись руками за мошонку, он упал на колени. Из перерезанных вен брызнула кровь, и вместе с мучительной болью Пол почувствовал тошноту, увидев на ковре что-то сморщенное овальной формы.

Упав на спину, он услышал смех, но прежде, чем потерять сознание, понял, что смех раздается из телевизора.

Ливерпуль

8. 52.

Рожденный преждевременно, ребенок был слабеньким, и родители, подчиняясь здравому смыслу, старались никогда не оставлять его одного. Сейчас он счастливо гукал в своей переносной кроватке и поглядывал своими карими глазенками на экран цветного телевизора, стоящего рядом.

Терри Пирсон посмотрел на ребенка и улыбнулся.

— Ну, как он, дорогая? — спросил он жену Дениз, которая просматривала газету с телевизионной программой, желая знать, какое еще развлечение приготовили для них телестанции сегодня вечером. Они с Терри не отходили от телевизора с шести часов. Впрочем, Дениз сомневалась, что оставшиеся передачи смогут взволновать их так же, как недавняя телевизионная беседа.

— Я думаю, об этом парне, которого застрелили, что-нибудь сообщат в последних известиях — они начнутся в десять, — сказала она, положила газету и подошла к детской кроватке.

Не отводя глаз от сына, Терри кивнул. Дениз тоже посмотрела на ребенка. Родители стояли у кроватки и, словно зачарованные, разглядывали своего младенца.

Он казался им таким беззащитным. Таким крошечным.

Терри протянул руку, презрительно обхватил шею ребенка крепкими пальцами и стал сжимать, пока личико ребенка не посинело. Он взял младенца из кроватки, подержал несколько мгновений перед Дениз и, крикнув что-то, швырнул его через всю комнату, как тряпичную куклу.

Ребенок ударился о висевшее на стене зеркало; оно упало и разбилось, обсыпав ковер острыми, как игла, осколками.

Терри пересек комнату, схватил длинный осколок зеркала и начал протыкать им маленькое тело, не обращая внимания на кровь, текущую из раны в его ладони. Стена и ковер были испачканы кровью и чем-то отвратительно серым.

Дениз захихикала, когда ее муж оторвал от сына кусок мяса и поднес ко рту.

Потом ей пришлось подержать крошечное тело, чтобы Терри было легче отрезать ножку.

Норидж

9. 03.

Книга выпала у нее из рук; вздрогнув, она проснулась, подняла ее и что-то пробормотала про себя, когда увидела, что потеряла страницу. Морин Хортон отыскала в книге нужное место и, убедившись, что Артур не смотрит, загнула уголок страницы. Он не выносил, когда плохо обращались с книгами, особенно — загибали страницы. Он постоянно напоминал ей, что существуют закладки для книг. Но ее это не волновало. Это ее книга. Добрый старый роман, а не какая-то напыщенная чушь типа Джеффри Арчера, которую так любит читать ее муж.

Артур.

Она посмотрела в кресло, в котором он сидел, но его там не было.

Вероятно, готовит себе чай, решила она. Он, как всегда, забыл выключить телевизор. Она постоянно ворчала на него за то, что он не экономит энергию. Зачем держать телевизор включенным, если они оба читают книги? Артур неизменно объяснял ей, что ему необходим, как он назвал это, «фоновый звук».

Она улыбнулась и наклонилась вперед, чтобы прибавить громкость. Только что начались последние известия.

Она услышала слабый свист и почувствовала дикий удар по голове — это муж стукнул ее канистрой с бензином.

Артур Хортон схватил свою жену, впавшую в полубессознательное состояние, за волосы и втащил в кресло.

Она лежала, слегка подергиваясь, и смотрела на него полными боли глазами. Морин чувствовала, как что-то теплое течет по ее спине и шее, выливаясь из раны на голове.

Муж подошел к ней сбоку, и она услышала звук открываемой крышки. Артур посмотрел на жену остекленевшими глазами. В нос ему ударил запах бензина. Он перевернул канистру и вылил весь бензин на жену, которая едва шевелилась. Морин открыла было рот, чтобы закричать, но бензин попал ей в горло, и она закашлялась.

Он зажег спичку и бросил на нее.

Морин Хортон исчезла под ярким огненным шаром. Пламя начало жадно пожирать ее кожу, волосы, одежду. Она попыталась встать, но от боли потеряла сознание. Кожа ее покрылась пузырями, они лопались, оставляя после себя свежие язвы. Пламя пожирало ее, добираясь до костей.

Артур Хортон стоял неподвижно и смотрел, как заживо сгорает его жена. В его пустых глазах отражались скачущие языки пламени.

Глава 63

Лондон

9. 11 после полудня.

Келли кашлянула, когда инспектор Бартон погасил наполовину недокуренную сигарету и в воздухе поплыл серый дымок. В комнате было так накурено, что ей казалось, будто она смотрит на полицейского через марлю.

— Вы хотите что-нибудь исправить в этих показаниях? — спросил он, постучав ручкой по лежащему перед ним листку бумаги.

— А в чем дело? — спросила она.

— А в том, что вам за убийство грозит двадцатилетний срок, вот в этом дело.

— А может, я сошлюсь на невменяемость.

— Вот это вы можете. Местами ваши показания похожи на бред сумасшедшей, — фыркнул Бартон.

— Как вы не можете понять? — бросила Келли. — Блейк обладал способностью воздействовать сразу на очень многих. Эта телевизионная передача дала ему прекрасную возможность продемонстрировать свои способности, доказать, что он может управлять разумом людей, может заставить действовать их злое начало. Судя по количеству сообщений об убийствах, это ему удалось.

— Это просто совпадение, — сказал Бартон, но слова его прозвучали не слишком убедительно.

— Нет, инспектор, — со вздохом сказала Келли. — Это не совпадение. К тому же вы пока получаете сообщения из небольшой части Лондона, а передача эта транслировалась по всей стране.

— Вы что, утверждаете, что люди сейчас режут друг друга на куски по всей Великобритании?

— Опасность грозит всем, кто смотрел передачу.

— Это чепуха! — рявкнул Бартон, вставая. Лист с показаниями Келли он оставил на столе перед ней. — Перечитайте это еще раз и, когда я вернусь сюда через некоторое время, постарайтесь ответить на мои вопросы более убедительно. — Он закрыл за собой дверь, и Келли услышала, как ключ поворачивается в замке.

Она откинулась на стуле и закрыла глаза. Куда, черт возьми, делся Жубер? Прошло больше часа с тех пор, как она ему звонила. Она открыла глаза и посмотрела на свои руки. Руки, державшие оружие. Келли заметила, что дрожит.

Она помнила только, как полезла в сумочку за пистолетом, но дальше была пустота, пробел длился до того момента, как ее схватил сотрудник безопасности. Неужели Тони Ландерс, Роджер Карр, Джеральд Брэддок и Джим О'Нейл чувствовали то же самое после того, как совершили преступление?

Она взглянула на листок бумаги со своими показаниями. Разумеется, они покажутся нелепыми таким людям, как Бартон.

Оставшись одна в этой пустой комнате, она вдруг ощутила пронзительное чувство безысходности.

Блейк выпустил на свободу волну безумия, и ее уже ничем не остановить.

Глава 64

Глазго

9. 23 пополудни.

Пронзительный свист чайника прозвучал в маленькой квартире, словно сирена.

Юный Гордон Макей, сидевший в гостиной, медленно поднялся и, оглядываясь на ходу на телевизор, прошел на кухню.

— Выключи его, Гордон, — прокричала его младшая сестренка Клэр, — а то ребенок проснется.

Он недовольно кивнул и выключил чайник.

— Ты что, сама не могла его выключить? — спросил он Клэр, сидевшую за кухонным столом. Перед ней лежали три или четыре книги.

— Я делаю уроки, — сказала она. — А ты весь вечер сидишь перед телевизором.

— Иди ты! — проворчал Гордон и стал наливать кипяток в чашку, куда опустил пакетик с чаем.

Он поболтал пакетик, а затем резко бросил его в соединенное с раковиной устройство для уничтожения мусора. Он включил устройство, острые лезвия завертелись с громким шумом, поглотив пустой чайный пакетик. Гордон считал, что ему везет в те дни, когда он присматривает за детьми. Обычно мать и близко не подпускала его к этому опасному устройству, но когда они с отцом оставляли его одного с тремя младшими детьми, оно становилось для него новой игрушкой. Он вытащил из вазы на окне несколько увядших цветов и стал наблюдать, как их пожирает пасть машины.

— Мама сказала, что тебе нельзя включать его, — заныла Клэр.

Не обращая на сестру внимания, Гордон продолжал совать мусор в зияющую дыру.

Клэр встала и подошла к раковине.

— Выключи, Гордон, — сердито сказала она.

Он не обратил на нее внимания.

Клэр протянула руку и попыталась дотянуться до кнопки, чтобы выключить устройство.

Гордон крепко схватил ее за руку.

— Отпусти, — крикнула она и свободной рукой ударила его, пытаясь вырваться.

Он посмотрел на нее такими остекленевшими невидящими глазами, что Клэр стало страшно.

С неожиданной для подростка силой он вывернул ее руку и стал тащить ее к раковине, к лезвиям устройства для уничтожения мусора.

Клэр завизжала, когда кончики ее пальцев коснулись холодной стали. Она сжала пальцы в кулак, но это лишь на несколько секунд отсрочило страшный момент.

Гордон силой затолкнул ее руку в пасть машины до запястья.

Лезвия, острые как бритва, выплеснули кровавый фонтан, разодрав и раздробив ладонь. Она услышала звук раскалывающейся кости; жадная пасть машины все глубже заглатывала ее руку, почти до локтя содрав с нее кожу. Раковина из нержавеющей стали заполнилась кровью; пронзительные крики Клэр перешли в непрерывный вой; машина, казалось, загрохотала еще сильнее. Наконец руку оторвало, Клэр упала на спину; из искромсанного обрубка струей била кровь. Гордон бессмысленно посмотрел на сестру, на изодранное мясо и мышцы, на красную лужу, образовавшуюся вокруг изуродованной культи.

Он и не подозревал, что кости такие белые. Они светились среди кровавой массы.

От грохота устройства для уничтожения мусора у него заложило уши.

Саутгемптон

9. 46.

Дверь гаража открылась с тревожным скрипом, и Даг Дженкинс выглянул из-под капота своей машины, чтобы узнать, кто пришел. Дверь хлопнула, послышались шаги, и к старенькому «форду» подошел Брюс Мюррей.

— Извини, Даг, — сказал Мюррей, — но в ночном магазине запасных частей нет деталей для такого старого автомобиля. Я звонил туда недавно.

Дженкинс чертыхнулся про себя.

— Почему, черт возьми, ты не купишь себе новую машину? — спросил Мюррей. — Этой, по крайней мере, лет двадцать.

— Я езжу на ней с восемнадцати лет, — возразил Дженкинс, — и привык к этой машине.

— Да ей давно пора на свалку. — Мюррей усмехнулся и сделал шаг вперед, чтобы посмотреть мотор. — Ты работаешь здесь весь вечер?

— Нет, только около часа. Я смотрел телевизор.

Дженкинс отошел от машины и вытер руки замасленной тряпкой. Хотя в гараже было тепло, он почувствовал, что дрожит.

— Подай мне, пожалуйста, этот гаечный ключ, Даг, — сказал Мюррей, протянув руку.

Его товарищ снял со стены, где висели гаечные ключи, нужный и подал Мюррею. Глядя на эту стену, можно было подумать, что находишься в магазине скобяных изделий: молотки, гаечные ключи, топорики и даже небольшая электропила — все эти предметы аккуратно, в определенном порядке, висели на гвоздях. Даг Дженкинс соблюдал порядок во всем. Он протер глаза грязными руками, оставив на лице темное пятно. Ему казалось, что холод усиливается.

— Я слышал, на телестанции что-то произошло, — сказал Мюррей. — Сегодня то ли застрелили кого-то перед камерой, то ли еще что. Ты смотрел телевизор в это время?

Молчание.

— Даг, я говорю, ты видел это по телевизору? — переспросил он.

Мюррей выпрямился и повернулся к товарищу.

— Ты что, оглох? Я...

Не закончив фразы, Мюррей открыл рот и выпучил от страха глаза. Гараж наполнил звук, напоминающий рев мопеда.

— О Боже! — выдохнул Мюррей.

На него надвигался Дженкинс, держа на вытянутых руках электропилу, зубцы которой вращались со скоростью две тысячи оборотов в минуту.

— Что ты делаешь? — крикнул Мюррей, посмотрев сперва в пустые глаза приятеля, затем на нацеленное на него смертельное оружие.

Дженкинс толкнул пилу вперед.

Мюррей попытался отбить полотно пилы в сторону гаечным ключом, но от страха не мог двинуться и промахнулся. Зубчатое полотно легко прошло сквозь руку прямо под локтем. Мюррей отчаянно крикнул и поднял обрубок, из которого фонтаном била кровь, обливая его и Дженкинса.

Дженкинс опустил полотно пилы на плечо Мюррея возле шеи и надавил. Раздался громкий писк распиливаемых ребер, лезвие вошло глубже и разорвало легкие, которые лопнули, как надувные шары, выбросив фонтан крови. Вращающиеся зубцы рассекли мышцы и сухожилия и начали рвать внутренности. Словно щупальца осьминога, из дыры в животе вывалились и рассыпались окровавленные кишки.

Мюррей упал лицом вниз в лужу крови, и тело его задергалось от последних сокращений мышц.

Дженкинс выключил электропилу и в тишине посмотрел на труп Мюррея.

Он продолжал стоять, не обращая внимания на кровь, заливающую его туфли.

Лондон

9. 58.

Тепловоз набирал скорость.

Когда поезд проносился мимо станции Финсбери-парк, люди на платформе казались Дереку Весту мелькающими пятнами. Он совсем недавно заступил на смену в депо Баундс-Грин и вел поезд каких-нибудь пять или десять минут. До этого он с пятью или шестью машинистами и охранниками отдыхали: читали газеты или смотрели телевизор. Он выпил еще одну кружку крепкого чая, залез в кабину и включил мощный двигатель. Тепловоз тянул за собой восемь цистерн, в каждой из которых находилось почти семьдесят одна тысяча литров жидкого кислорода.

Сейчас, ощущая, как вибрирует огромный локомотив, Дерек взглянул на спидометр.

Проскочив последний туннель, поезд мчался со скоростью более девяноста миль в час.

Далеко впереди Дерек увидел светящееся огнями здание вокзала Кингс-Кросс.

Он широко улыбнулся.

Уголком глаза он заметил красный свет светофора, но не обратил на него внимания.

Стрелка спидометра стояла на девяноста пяти.

Будто ядро из пушки, поезд с грохотом несся в сторону вокзала. Уже совсем близко от станции тепловоз издал последний гудок, который, как похоронный звон, раздался в здании вокзала.

Поезд врезался в вокзал на скорости девяноста восьми миль.

Бетон и металл смешались под сокрушительным ударом стотонного поезда. Огромный локомотив рассек платформу, как плуг землю, и во все стороны шрапнелью разлетелись куски камня и стали. Тепловоз взорвался, люди на вокзале закричали от ужаса, потом стали взрываться сошедшие с рельсов цистерны с жидким кислородом.

Земля содрогнулась, словно произошло извержение вулкана. Огненный шар со свистом пронесся по платформе, поджег здание вокзала, расплавил стеклянную крышу и взмыл в ночное небо страшной, сжигающей все на своем пути кометой. Сильнейший взрыв разметал бетонные арки, и часть огромного навеса с оглушительным грохотом рухнула вниз. Ничего не было слышно за пронзительным свистом белого пламени, взметнувшегося ввысь. Те, кто не сразу превратился в пепел, погибли под камнями, были раздавлены ударной волной, разрушившей вокзал, как карточный домик. Жар воспламенил топливо в других локомотивах, и новые взрывы сотрясли землю. В воздухе носились колеса, шпалы, куски рельсов, еще не расплавившиеся в адском пламени.

Ударная волна выбила стеклянный фасад вокзала, и улица покрылась грудой обломков. Такси на привокзальной площади взлетели на воздух и перевернулись.

Казалось, вокзал растоптала невидимая гигантская нога. Языки пламени продолжали взлетать вверх, лизать темноту и сжигать все своим адским жаром. Платформы были стерты с лица земли, люди превратились в пыль, уничтоженные страшным взрывом. Само здание казалось огромным огненным шаром.

Казалось, частица ада пробилась сквозь землю наружу.

Глава 65

Келли услышала взрыв и через несколько секунд пол под ней начал двигаться. Она ухватилась за стол и испуганно огляделась, словно боясь, что крыша упадет ей на голову. Она узнала звук бьющегося стекла и обрадовалась, что в комнате нет окон. Из соседней комнаты доносились крики и ругань.

Ей показалось, что пол колебался не меньше пятнадцати секунд, затем все стихло. На стол упали два кусочка штукатурки, и она вновь бросила испуганный взгляд на потолок.

Келли догадалась, что где-то поблизости произошел сильный взрыв, но она, конечно, не знала о случившемся на вокзале Кингс-Кросс.

В соседней комнате зазвонили телефоны. Началась суматоха.

Закрыв глаза, Келли думала о возможных причинах взрыва. Ей не давала покоя мысль, что преступник скорее всего осуществлял безумный план, до сегодняшнего вечера скрытый в глубинах его подсознания.

До сегодняшнего вечера, когда Блейк...

Она встала и начала ходить по комнате взад и вперед, все еще не придя в себя после взрыва и толчков.

Даже она до конца не верила, что человек может обладать той чудовищной властью, о которой говорил Блейк. Теперь доказательств, подтверждающих его слова, больше чем достаточно. Келли спрашивала себя: а что, если бы она пришла на студию раньше? А что, если бы она не ушла от него? Осталась с ним?

А если бы она убила его раньше?

Теперь эти вопросы уже не имели значения. Финальный акт завершен. Зло вырвалось на волю.

Она взглянула на стенные часы, потом на свои.

Куда делся Жубер?

«Может, и его зарезала какая-нибудь обезумевшая жертва бесчеловечного плана Блейка?» — подумала она, но быстро отбросила эту мысль. Он придет. Она знала, он придет. Как глупо было с ее стороны не доверять ему. Эти давние подозрения особенно мучили ее сейчас, когда она вспоминала, как верила Блейку, с которым была близка. Которого любила.

Она вновь обхватила голову руками и стада смотреть на лист бумаги со своими показаниями. Она признавала свою вину, хотя до сих пор не помнила, как спустила курок, отправив Блейка на тот свет. В памяти сохранился только холод. Такое чувство она испытала много лет назад в доме, где обитали привидения. Это был холод, исходящий от абсолютного зла.

Келли опустила голову на стол, и по щекам ее заструились слезы. Она не подняла головы, когда у двери послышались шаги.

— Что случилось? — спросила она. — Я слышала взрыв.

Никто не ответил.

— Я спрашиваю, что случилось? — повторила она, не понимая, почему вошедший молчит. Она подняла голову.

Если бы она могла, то, наверное, закричала бы. Ей показалось, что на шею ей накинули веревку и теперь затягивают ее все туже и туже, чтобы она не могла и пискнуть. Она медленно покачала головой.

Перед ней стоял Дэвид Блейк.

Глава 66

Несколько секунд Келли молчала и, выпучив глаза, смотрела на Блейка.

Неужели это Блейк? Или она тоже начинает сходить с ума?

Он коснулся ее руки, и она почувствовала, как ее охватывает дрожь, словно проникающая ей в душу.

— Как? — только и смогла произнести она испуганным шепотом. — Я видела, ты умер. — Она до боли сжала веки и, вновь открыв глаза, посмотрела на него.

Блейк действительно стоял перед ней.

— Скажи мне, как тебе это удалось? — прошептала она.

— Это сила Тени, — тихо сказал он. — Благодаря ей мое астральное тело может жить после смерти. Только полное разрушение моего физического тела может заставить мое астральное тело исчезнуть.

Она провела руками по волосам.

— Когда это кончится? — спросила она.

Блейк не ответил.

— Ты пользовался гипнозом? — задала она другой вопрос.

— Это можно назвать разновидностью гипноза, но это не адекватное слово.

— Пожалуйста, прекрати это, — попросила она. — Пусть это кончится.

— Это только начало, — прошептал он.

Наконец Келли закричала; это был долгий отчаянный вопль. Из глаз ее хлынули слезы, она, зарыдав, уронила голову на стол.

— Прекрати это, — плача проговорила она. — Пожалуйста, прекрати это.

Она подняла голову.

Блейка не была. Она сидела одна.

Дверь резко распахнулась, и в комнату влетел Бартон.

— В чем дело? — спросил он, глядя на ее растерянное лицо. — Мы слышали ваш крик.

Келли не ответила. Ее душили слезы; они стекали по щекам и капали на лист бумаги с ее показаниями. Она увидела, что Бартон жестом приглашает кого-то, и через секунду в комнату вошел Жубер.

— Мне уже обо всем рассказали, — сказал француз, глядя, как она вытирает слезы.

Она посмотрела на Бартона.

— Куда отвезли тело Блейка из студии? — спросила она.

Бартон посмотрел на нее с удивлением.

— В больницу на Грейт-Портленд-стрит, — сказал он. — Какое это имеет значение, черт возьми?

— Его нужно уничтожить, — сказала Келли. — Сжечь. Расчленить. Все, что хотите. Прошу вас, инспектор, вы должны уничтожить тело Блейка!

— Вы сумасшедшая! — сказал полицейский.

Она повернулась к Жуберу.

— Блейк был здесь, — залепетала она. — В этой комнате. Еще и двух минут не прошло. Он нашел способ сохранить свое астральное тело после смерти. Эти зверства будут продолжаться, пока не будет уничтожено его физическое тело.

— Хватит! — перебил ее Бартон. — Вы хотите меня убедить, что Блейк не умер, но тогда что за покойник лежит в морге больницы на Грейт-Портленд...

Жубер перебил его.

— Я понимаю, что она имеет в виду,инспектор, — сказал он.

— А я не понимаю, черт возьми! — рявкнул полицейский. — И чем раньше вы начнете говорить вразумительно, тем лучше, потому что я уже начинаю терять терпение.

— Уничтожьте тело, — умоляюще произнесла Келли.

— Забудьте об этом, — сказал Бартон. — За кого, черт возьми, вы меня принимаете? Тело находится в морге и останется там, пока его не предадут земле.

Он повернулся и вышел из комнаты, хлопнув дверью.

Келли с Жубером посмотрели друг на друга, и ощущение полного поражения отразилось на их лицах.

Глава 67

Лампа мигнула и погасла.

— Черт! — пробормотал Билл Ховард, вставая на ноги. Он положил журнал «Уикэнд» и ощупью добрался до шкафа у противоположной стены. Он ушиб по дороге ногу об один из столов и, выругавшись, потер ушибленное место.

В подвальном помещении, где находился морг, было единственное, расположенное на уровне земли окно, но свет, проходящий сквозь него, рассеивался толстым стеклом и проволочной сеткой.

Билл работал в морге больницы на Грейт-Портленд-стрит уже тридцать восемь лет, с тех пор как демобилизовался из армии. Одно время он был санитаром в больнице, но его настоящее место было здесь, в морге. Он чувствовал себя удивительно спокойно в этих стенах, пахнущих формалином. Он знал, что здесь его покой не нарушит повседневная суета больницы. Все это время он прекрасно справлялся со своими обязанностями, то есть обмывал трупы и готовил их к вскрытию, которое проводилось в соседней комнате. За долгие годы эти обязанности ему еще ни разу не опротивели. «Это и неудивительно, — рассуждал он, — если принять во внимание шесть лет, проведенных в медицинских войсках, когда на протяжении от Дюнкерка до Бирмы приходилось лечить разные раны, гангрену, дизентерию и другие болезни». Он повидал такое, по сравнению с чем его теперешняя работа могла бы показаться пресной.

Три года назад, после долгой борьбы с раком, умерла его жена, но теперь он вполне счастливо жил со своим псом в небольшой уютной квартире недалеко от больницы. Еще полчаса — и он сможет идти домой.

Билл подошел к шкафу, открыл дверцу и в темноте начал искать лампу дневного света. В темном помещении морга у него был только один компаньон.

Билла уведомили, что утром тело заберут полицейские. Его привезли примерно в половине девятого. Этого мужчину застрелили — так сказали Биллу. Он дождался, когда уйдут полицейские и больничное начальство и, подняв полиэтиленовое покрывало, посмотрел на труп. Тот был в одежде, и на лацкане окровавленной куртки Билл заметил бирку с надписью: «Дэвид Блейк».

Билл достал лампу из картонной упаковки и начал искать стул, чтобы встать на него.

Проходя мимо стола, на котором лежало тело, он невольно поежился. В морге всегда было прохладно, но в эту ночь было просто по-зимнему холодно. Билл заметил, что при выдохе у него изо рта идет пар, и с удовольствием подумал о тепле, которое ждет его дома. В морг ему нужно будет вернуться только в девять утра.

Билл влез на стул, снял перегоревшую лампу и вставил новую.

В этот момент он услышал слабый шорох.

Билл замер, пытаясь определить, откуда он, и понял, что звук шел от стола. Он постоял еще немного, прислушиваясь.

Тишина.

Он слез со стула и снова услышал шорох.

Билл торопливо подошел к выключателю, поднял руку, чтобы включить свет, и тут понял, откуда исходит шум. Легкий ветерок, проникающий через полуоткрытую дверь, переворачивал страницы его журнала. Он улыбнулся и проговорил вслух:

— Нервишки стали пошаливать под старость, приятель.

Билл едва не вскрикнул, когда почувствовал, что задняя сторона его шеи окоченела, словно на спину ему положили льдину. Спина его покрылась гусиной кожей.

Билл включил свет и повернулся. Он сразу же пожалел, что сделал это.

Глава 68

Ночь наполнилась воем сирен десятков машин «скорой помощи» и пожарных, несущихся к полыхающему аду вокзала Кингс-Кросс. Вырывающееся через пролом в крыше огромное пламя окрашивало облака оранжевым цветом; его было видно за многие мили. Над развалинами нависло облако густого дыма, из него на землю сыпался черный пепел.

В полицейском участке на Олбани-стрит сержант Тони Дин торопливо, но четко отвечал на телефонные звонки и рявкал в микрофон стоящей на столе двухволновой радиостанции, отдавая распоряжения. Высокий сержант очень старался и сильно вспотел.

— Как идут дела? — спросил инспектор Бартон.

— Я вызвал всех ребят, которые сегодня отдыхают, — сказал Дин. — Теперь все они находятся в районе вокзала.

— Не надо снимать много людей с дежурства, — сказал Бартон. — Для преступников наступит раздолье, если все полицейские соберутся в одном месте.

— Звонили из Скотленд-Ярда. Они послали на вокзал антитеррористскую группу для проверки.

— Должно быть, бомба была чертовски мощной, — заметил задумчиво Бартон, припоминая силу взрыва. Он пытливо взглянул на сержанта и спросил: — К нам поступали сообщения вроде тех, что были раньше? Ты знаешь, я имею в виду убийства.

Дин кивнул:

— После девяти часов поступило еще шесть. Я связался с другими участками. Ими охвачен весь город, инспектор.

Бартон не ответил. Он только посмотрел на дверь, отделяющую его от Келли и Жубера. Он решил их проведать и, повернувшись, услышал близко громкий голос Дина:

— Я смотрю, вы не особенно торопились.

Инспектор увидел констебля Роя Феннера, торопливо входящего в дверь и направляющегося к столу, у которого он стоял.

— Извините, сержант, я задержался. На улицах полно машин, — забормотал тот. — Добрый вечер, инспектор, — добавил он.

— Переоденьтесь и возвращайтесь сюда, — сказал Дин.

— Что все-таки происходит? — спросил Феннер. — Я весь вечер смотрел телевизор. Сперва застрелили этого парня. На виду у всех, прямо перед телекамерой. Я думал, это розыгрыш, но...

— Давай шевелись, — заорал сержант, и констебль исчез в раздевалке.

Бартон задумчиво погладил рукой подбородок, и в глазах его промелькнуло выражение неуверенности.

— Что-нибудь не так, инспектор? — спросил сержант.

Бартон медленно покачал головой.

— Нет, — пробормотал он и открыл дверь, за которой сидели Келли и Жубер.

Дин схватил трубку, набрал номер и, зажав трубку между плечом и ухом, стал записывать информацию.

— Боже! — произнес он, записывая. — Что это опять? Какой-то парень убил жену, прижав к ее лицу раскаленный утюг. Да, я записал. Где это случилось? — Он стал записывать адрес. — Площадь Глостер-Плейс? Ясно! Вы уже вызвали «скорую»? О'кей. — Он положил трубку, внимательно посмотрел на запись и повернулся к двери раздевалки.

— Что ты там делаешь, Феннер? Надел свою чертову форму?

Дверь оставалась закрытой.

— Феннер!

Ответа не было.

Дин открыл дверь и заглянул в раздевалку:

— Ради Бога, что...

Он не договорил, потому что Феннер, подскочив к нему, нанес мощный удар снизу вверх тяжелой деревянной дубинкой.

Удар сбил сержанта с ног, и, падая, Дин понял, что у него сломана нижняя челюсть. Он почувствовал, как теряет сознание от дикой боли, но сквозь заволакивающую глаза пелену увидел приближающегося констебля. Он попытался заговорить, но кровь из разбитой челюсти хлынула на его лицо и шею, и из горла вырвался лишь хриплый квакающий звук. Он видел, что Феннер смотрит на него невидящими, как у пьяного, глазами.

Дин сумел подняться на ноги, когда Феннер вновь взмахнул дубинкой.

Сержант успел подставить руку, дубинка опустилась на нее, и он кулаком ударил Феннера по лицу. Тот с грохотом упал на пол, все еще сжимая в руке дубинку.

Глава 69

Они все услышали шум в соседней комнате, но первой заговорила Келли.

— Что там происходит? — спросила она.

Бартон несколько мгновений колебался, посмотрев сперва на Келли, а затем на Жубера. Они постояли неподвижно, но когда вновь послышался громкий треск, похожий на звук ломающегося дерева, Бартон повернулся и выбежал из комнаты.

— Нам нужно выйти отсюда, — сказала Келли.

— Но как? — спросил Жубер

— Нужно подумать. Мы должны найти и уничтожить тело Блейка. — Она подошла к двери и, к своему облегчению, обнаружила, что она не заперта.

— Нет, — сказал Жубер, шагнув вперед. — Я выйду первым.

Он открыл дверь, и они увидели, что от другой стеклянной двери их отделяет узкий коридор длиной в двадцать футов. Сквозь стеклянную перегородку они заметили темные очертания движущихся фигур. Из комнаты за стеклянной дверью раздавались шум и крики, и Келли не успела перевести дыхание, когда они с Жубером подошли ближе.

Не дойдя ярда до двери, они услышали страшный крик.

К стеклянной двери неслась темная фигура.

Инспектор Бартон пробил толстую стеклянную перегородку и упал на дверь, открывшуюся от удара. На Келли и Жубера полетели осколки стекла. Один рассек Жуберу левое ухо, он схватился за него, закрыв своим телом Келли от летящего стекла. Бартон лежал на груде осколков. Длинный кусок вошел в его грудь и вышел из спины, не давая Бартону подняться.

Жубер, потянув дверь, открыл ее шире и вошел.

Келли последовала за ним.

Она уже миновала дверь, когда почувствовала, что вокруг ее запястья сомкнулись окровавленные пальцы.

Услышав крик, Жубер повернулся и увидел, что ее схватил умирающий Бартон. Пронзенный стеклом полицейский поднял голову, словно прося о помощи. С губ его стекала кровь; он последний раз попытался оторвать свое тело от стеклянных кольев, но вновь упал на них, издав отчаянный стон.

Келли оттолкнула его руку и устремилась за Жубером.

Казалось, полицейский участок на Олбани-стрит подвергся бомбежке.

Шкафы для хранения документов были перевернуты, их содержимое валялось на полу. Повсюду разбросаны куски сломанной мебели. Окна разбиты. На полу и на дальней стене Келли заметила кровь.

Неподалеку лежало тело сержанта Дина; дубинка превратила его лицо в кровавое месиво. В футе от него труп констебля Феннера — его череп раскроен ножкой стула.

— Пошли поскорее отсюда, — вырвалось у Жубера, и они выбежали в дождливую ночь.

Только на мгновение они остановились взглянуть на грибовидное облако темного дыма и оранжевое пламя, метавшееся над пылающими развалинами Кингс-Кросса. Жубер схватил ее за руку и потащил к своей машине. Они сели в машину, и он завел мотор.

— Далеко отсюда больница на Грейт-Портленд-стрит? — спросил Жубер, когда они выехали на дорогу.

— Не очень, — ответила Келли.

Жубер взглянул на нее, но она, повернув голову, смотрела в окно.

Если они доберутся до тела Блейка, то у них, может быть, еще есть шанс остановить весь этот кошмар.

Но только может быть.

— Вот она! — крикнула Келли, указывая на тускло освещенную вывеску над входом в больницу.

Дождавшись, когда автомобильный поток иссякнет, Жубер свернул, пересек улицу и остановил «фиат» возле большого здания. Больница была погружена во мрак, если не считать нескольких освещенных больших окон. Келли выбралась из машины и торопливо поднялась по каменным ступеням к главному входу. Жубер следовал за ней по пятам.

Вестибюль был ярко освещен, но свет не был приветливым. Отражаясь от полированного пола, как от зеркала, он заставлял Келли жмуриться. Прямо напротив них стоял стол, на нем — дымящаяся чашка кофе. Человека, налившего себе этот кофе, нигде не было видно. Келли моментально осенила ужасная мысль. А вдруг один или несколько больных смотрели эту программу сегодня вечером? Тогда сейчас здесь полно зарезанных и убитых людей. Келли содрогнулась и попыталась отогнать эту мысль, но не смогла.

— Келли, здесь, — сказал Жубер, указывая на синюю табличку с надписью: «Морг». Белая стрелка указывала на ведущие вниз каменные ступеньки, и они торопливо начали спускаться.

По мере того, как они спускались, темнота, казалось, сгущалась, пока не окутала их черным облаком, через которое почти не проникал свет слабых ламп на стенах.

Оказавшись внизу, они увидели длинный коридор и, сами того не сознавая, замедлили шаг, словно цель уже не манила их. Лампочки в коридоре зловеще замигали, но затем вновь загорелись ровным тусклым светом. Увидев дверь морга, Келли тяжело вздохнула. В тишине коридора громко раздавался стук ее каблуков.

Они подошли ближе.

Келли заметила, что дверь приоткрыта.

На полированном полу было несколько темных пятен. Жубер присел на колено и потрогал их -пальцем. Потом понюхал.

— Кровь, — тихо сказал он Келли.

В помещении морга, освещенном лишь тусклым светом, который проникал сквозь единственное окно, было почти темно.

Дверь бесшумно открылась, они вошли и, оглядевшись по сторонам, прислушались.

Откуда-то доносилось слабое гудение, и Келли поняла, что это работает больничный генератор. Кроме этого звука, в морге не было слышно ничего. Келли на цыпочках стала приближаться к столу, на котором лежало тело, слыша, как кровь стучит в ее ушах и сердце бьется в груди.

Покрытое полиэтиленовым покрывалом тело казалось в темноте бесформенным.

Не спуская глаз с неподвижного тела, они медленно подошли к столу. На полу возле стола тоже была кровь.

Вдруг промелькнула темная фигура, и Келли со страхом обернулась. Но они тут же поняли, что это лишь тень проходящего снаружи человека.

Жубер взглянул на нее, и, отвечая на его молчаливый вопрос, она медленно кивнула.

Француз взялся за угол покрывала, которым было накрыто тело.

Келли придвинулась ближе.

Что-то тихо щелкнуло позади них, и Жубер почувствовал, как что-то в нем оборвалось. Прищурившись, он посмотрел в темноту и увидел, что ветер захлопнул дверь морга. Француз вытер со лба пот.

Он крепче сжал в руке покрывало, чувствуя пронизывающий холод, который, казалось, распространился по комнате.

Келли кивнула и, скрипнув зубами, он сдернул покрывало.

На столе лежало тело Билла Ховарда. В его выпученных глазах застыло выражение ужаса.

Келли и Жубер тревожно переглянулись; француз дотронулся до лица покойника тыльной стороной ладони.

— Он умер недавно, — тихо сказал он Келли.

Она отступила на шаг и тяжело вздохнула.

Билл Ховард умер мучительной смертью, это запечатлелось на его искаженном лице. Изо рта его торчал длинный металлический зонд, который проткнул его язык и вышел из черепа чуть выше впадинки на шее.

Келли была поглощена одним-единственным вопросом: где тело Блейка?

Поднявшись по лестнице в вестибюль, они с удивлением обнаружили, что он по-прежнему пуст. Келли вновь с ужасом подумала, что больные, а возможно, и персонал уже мертвы. Она замедлила шаг и нашла глазами одинокую чашку кофе на столе, пара над ней уже не было. Человек, наливший кофе, так и не вернулся.

— Келли, пойдемте, — позвал Жубер, устремившись к выходу. Она, почти не колеблясь, последовала за ним в машину. — Куда теперь? — спросил он.

Она посмотрела вперед и ответила тихо, но решительно:

— Осталось лишь одно место, где может быть его тело.

Жубер понял ее.

Глава 70

В центре города машин на улицах было, на удивление, мало. Они доехали до дома Блейка меньше чем за тридцать минут. Жубер остановил машину, заглушил мотор и через боковое окно посмотрел на большое здание. Дождь лениво стекал по окнам машины; за громкими раскатами грома следовали яркие, но беззвучные вспышки молний.

Приглаживая волосы, Келли заметила, что рука дрожит. Она сжала кулаки и глубоко вздохнула.

— А если тела в доме нет? — взволнованно спросил Жубер.

— Оно должно быть там, — сказала она. — Спрятав тело в доме, Блейк может быть уверен, что оно в безопасности.

Они вылезли из «фиата» и, не обращая внимания на дождь, стали следить за домом. Освещено было только крыльцо. В доме Блейка не было ничего страшного, напротив, выглядел он весьма привлекательно. Он словно манил их, и они откликнулись: не отрывая от него глаз, пошли к нему быстро, но осторожно. Келли вновь почувствовала, что ее охватывает дрожь.

Перед домом они остановились.

— Будет лучше, если мы разделимся, — сказала Келли. — Так мы скорее отыщем тело. И времени потратим меньше.

Жубер внимательно посмотрел на нее.

— Я проверю в доме, — сказала она, достав связку ключей и показав ему ключ от парадного входа. — А вы поищите в саду и в гараже.

Француз кивнул.

Небо распорола особенно яркая вспышка молнии, осветив двух людей холодным белым светом; в это мгновение они были похожи на призраков: лица их побелели и исказились.

Келли недолго колебалась, потом в последний раз взглянула на Жубера и направилась к дому.

Он подождал, пока она войдет, и осторожно пошел вперед, по направлению к гаражу.

Келли вошла в прихожую и быстро огляделась по сторонам, неуверенно всматриваясь в темноту. Она подняла руку, но не решалась сразу нажать на выключатель, не зная, что лучше — темнота или свет. При свете она почувствует себя увереннее, но вместе с тем будет беззащитнее.

В конце концов она выбрала свет.

В прихожей никого не было.

Справа она увидела приоткрытую дверь гостиной.

Лестница впереди исчезала в кромешной тьме второго этажа.

Дверь слева, ведущая в подвал, была закрыта, и ключа на этот раз в ней не было. Она решила пока оставить ее и начать с гостиной; подошла к двери и, толкнув, открыла ее. Свет в прихожей был довольно ярким, и она легко нашла ближайшую настольную лампу, включив также и ее.

Стоя в гостиной, Келли почувствовала, что тишина объемлет ее.

Буря за окнами достигла своего апогея.

Жубер увидел, что дверь гаража не заперта, но задвижка заржавела, и ему пришлось приложить усилия, чтобы сдвинуть неподатливую планку.

Она поддалась с пронзительным скрипом, и француз едва не упал во тьму гаража. Он споткнулся, но удержался на ногах и стал искать выключатель. Обнаружив его возле двери, включил свет. С треском зажглись лампы дневного света на потолке, и Жубер начал осматривать гараж. Пол был покрыт застывшими масляными каплями и тонкой бензиновой пленкой, но если не считать небольшого ящика с инструментами в углу, в гараже было пусто. Здесь невозможно было спрятать тело — просто негде.

Он оглядел гараж в последний раз и вышел, выключив свет.

Оказавшись снова под дождем, он вытер с лица воду и размышлял, думая, куда отправиться. Между гаражом и домом имелся узкий проход, по которому, как он предположил, можно было выйти в сад позади дома. Жубер осторожно двинулся к саду, пытаясь разглядеть в кромешной тьме проход. Ширина прохода была менее четырех футов. Он вытянул руку и ощупью продвигался вдоль каменной стены, не видя даже собственной руки.

Послышался сильный раскат грома, и Жубер подумал, что было бы неплохо увидеть молнию. Она осветит все на несколько секунд, и их будет достаточно, чтобы миновать проход или избежать опасности.

Он пытался не думать об опасности, но это ему не удалось.

Медленно, дюйм за дюймом, он продвигался вперед в темноте.

Что-то прикоснулось к его ноге. Что-то твердое.

Страх обуял Жубера. Он шарахнулся назад, не зная, что делать.

В этот момент сверкнула молния, осветившая весь проход.

Примерно в футе от конца прохода была деревянная калитка, на которую Жубер и наткнулся в темноте.

Жубер на мгновение закрыл глаза, слабо улыбнулся и пошел вперед. Ему удалось открыть задвижку, он прошел через калитку и оказался в саду. Дождь продолжал лить. Волосы его прилипли к лицу, вода затекала в глаза. Еще одна вспышка молнии осветила небеса, и в глубине сада, примерно в десяти футах от себя, Жубер увидел среди деревьев строение, похожее на сарай. Он торопливо зашагал по намокшей траве к этому маленькому строению и дернул ручку двери.

Дверь была заперта.

Он дернул еще несколько раз, потом разбежался и высадил дверь. В нос ему ударил резкий запах сырости и гнили. Он кашлянул и вошел.

Света внутри не было.

Из патрона торчала разбитая лампочка. Он прищурился, пытаясь рассмотреть, что внутри небольшого строения, которое, судя по всему, было садовым сараем. Он заметил газонокосилку и другую садовую утварь.

Жубер увидел также большой топор и решил, что Блейк обрубал им ветки растущих вокруг сарая деревьев. Француз сделал шаг вперед и поднял топор, радуясь неожиданно обретенному оружию. Впрочем, он сомневался, что топор поможет ему в случае необходимости.

Дождь колотил по крыше сарая с такой силой, что напоминал французу волны, накатывающиеся на утес. Одежда его промокла, он поежился и еще раз оглядел крошечное помещение.

Он не сразу увидел за грудой ящиков морозильник, покрытый толстым слоем пыли.

Длиной почти в шесть футов и в три — шириной, морозильник был довольно вместителен.

Сжав покрепче топор, Жубер принялся разбрасывать ящики, пока не проложил дорогу к старому морозильнику. Он взялся за крышку и хотел поднять ее, но тут раздался резкий треск, и в сарае стало совсем темно, потому что ветер захлопнул дверь.

Пробормотав что-то по-французски, Жубер подбежал к двери и распахнул ее, подставив лицо крупным каплям дождя, потом вернулся к морозильнику и поднял грязную крышку.

Морозильник был пуст.

По дну ползали лишь один паук и несколько мокриц.

Жубер захлопнул крышку, чувствуя, как колотится в груди сердце, вытер лицо тыльной стороной ладони и, упершись ногами в морозильник, перевел дыхание.

По небу прокатились раскаты грома, свет в доме потускнел и вспыхнул вновь. Келли тихо стояла в темноте, глаза ее блуждали, уши ловили каждый звук, но слышала она лишь шум дождя и бури за окном.

Когда лампа в гостиной снова зажглась, Келли медленно пошла к кухне. Дверь кухни была открыта.

Келли на мгновение остановилась и, прежде чем войти в кухню, оглянулась. В кухне она включила свет и осмотрелась. В раковине были две грязные чашки, но остальное, как ей показалось, находилось на своем месте.

Снова погас свет.

Сердце ее забилось быстрее, пока она ждала, когда он загорится.

Снаружи прогрохотал гром.

Света не было.

— Ну скорей же, — прошептала она, пытаясь успокоиться.

Она все ждала.

Дом погрузился в полный мрак.

Из сарая Жубер видел, как Келли включила свет в кухне; теперь он стоял, смотрел на дом и ждал, когда возобновится подача энергии. Француз решил, что будет лучше, если он поможет Келли обыскать дом. Захватив топор, он направился к двери сарая.

В лицо ему ударил порыв ветра.

Он раздраженно схватился за ржавую ручку и открыл дверь.

Перед ним стоял Дэвид Блейк.

Француз не успел шевельнуться, как почувствовал, что горло его пытаются схватить крепкие руки — холодные как лед.

Жубер беспомощно взмахнул кулаками, и Блейк швырнул его на груду ящиков. Он хотел подняться, но почувствовал, что руки Блейка, как тиски, сжали его голову, пальцы впились в кожу, угрожая проткнуть череп.

Голову Жубера, а затем и все его тело объял страшный холод.

Он закричал, но раскаты грома и дождь, нещадно хлещущий по сараю, заглушили его крик.

Он рухнул на пол, а когда открыл глаза, Блейка уже не было. Жубер не знал, сколько времени он пролежал без сознания. Минуту? Час?

Француз встал на ноги, поднял топор и внимательно посмотрел на тяжелое, остро заточенное лезвие. Взглянув на дом, вспомнил о Келли. Он не расставался с топором, словно тот стал продолжением его рук.

Он толкнул дверь сарая и медленно побрел через лужайку к дому, все еще погруженному во мрак, держа перед собой острое как бритва оружие.

Губы его искривила улыбка.

Глава 71

Когда свет в доме погас, мертвая тишина стала еще страшнее. До Келли доносились лишь редкие раскаты грома. Электрические часы на стене перестали тикать — исчез последний уютный звук.

Она стояла в темноте и молила Бога, чтобы зажегся свет. Потом она подумала, что сгорел блок предохранителей.

А может, кто-то нарочно отключил энергию в доме?

Она повернулась. Ей показалось, будто что-то двигается в гостиной позади нее. Или это воображение?

Свет вспыхнул так внезапно, что она чуть не закричала от неожиданности и облегчения.

Келли почувствовала, что у нее пересохло во рту, и облизала губы. Она быстро осмотрела буфет и повернулась, намереваясь подняться на второй этаж.

На небольшой лужайке, освещенной светом из окон кухни, она увидела шагающего к дому Жубера. Она вздохнула с облегчением, опустилась на колени, открыла засов на двери черного хода и вставила ключ в замок. «Видимо, он не нашел там ничего, кроме этого топора, который у него в руках», — решила она. Он уже подходил к черному ходу.

Она открыла замок и повернула ручку двери.

Увидев открывшуюся дверь, Жубер издал дикий вопль и с бешенством ударил по ней топором, сорвав ее с одной петли. Крик Келли прозвучал одновременно с треском расколовшегося дерева. Она повернулась и кинулась в гостиную. Жубер выломал дверь и ворвался в кухню.

В прихожей Келли поскользнулась и упала. Оглянувшись, она увидела, как он выходит из кухни.

Он был как из фильма ужасов: волосы слиплись, лицо в царапинах и кровоподтеках, рот искажен ужасной гримасой. Перескочив через кофейный столик, он устремился за ней.

Келли поднялась на ноги, захлопнула за собой дверь прихожей и бросилась к лестнице.

Перескакивая через ступеньки, она поднялась наверх, вновь споткнулась и посмотрела вниз.

Жубер влетел в гостиную, подошел к лестнице и стал медленно подниматься.

Перед Келли было четыре двери. Слыша звук тяжелых шагов на лестнице, она подбежала к первой. Дверь была закрыта.

Она бросилась ко второй, моля Бога, чтобы она оказалась открытой. Дверь подалась, она проскользнула внутрь и спряталась под кроватью.

Через полуоткрытую дверь она видела Жубера, поднявшегося на площадку.

Теперь перед ее глазами были только его ноги. Ей показалось, он простоял возле лестницы целую вечность, решая, с какой двери начать.

Сначала он подошел к запертой двери.

Она услышала, как он повернул ручку, затем сломал дверь и вошел.

Келли закрыла глаза; все это показалось ей кошмарным сном. Хотелось скорее проснуться и оборвать его. Она попыталась вздохнуть, но дыхание перехватило.

Она услышала его шаги, а вслед затем увидела его ноги в дверях комнаты, где она пряталась.

Он вошел в комнату.

Чтобы не закричать, Келли прикусила кулак.

Он подошел к кровати.

Может, ей стоит вылезти с другой стороны кровати и попытаться бежать? А если она поскользнется? И он догонит ее? А если?..

Он стоял совсем рядом.

Келли представила, что он поднял топор и собирается разнести кровать.

Страх придал ей силы. Она обхватила руками его щиколотки и дернула. Жубер с грохотом упал на пол, выронив топор.

Она вылезла из-под кровати, вскочила на ноги и побежала к двери. Жубер поднялся в одно мгновение. Он выбросил вперед руку и успел схватить ее за волосы, выдрав прядь. Келли завизжала, чувствуя, что теряет равновесие. Она схватилась за дверную раму и едва удержалась на ногах, но француз выиграл время. Он набросился на нее на площадке и повалил на пол. От удара у Келли захватило дыхание. Она махнула рукой и ногтями расцарапала ему лицо. Он взвыл от боли и ослабил хватку. Келли вскочила и ударила ногой его в бок, наступив острым каблуком на его вытянутую руку. Каблук проткнул руку, из раны хлынула кровь, и Жубер откатился в сторону. Но он по-прежнему преграждал ей путь к лестнице.

Когда француз приподнялся, Келли подбежала к нему и сильно ударила его в солнечное сплетение. Несколько секунд он хватал воздух ртом, потом завалился назад, покатился по лестнице, глухо ударился об пол внизу и застыл. Голова его была неестественно повернута.

Она посмотрела на его неподвижную фигуру и подумала, что он сломал шею. Келли вбежала в спальню, схватила топор и быстро обошла остальные комнаты в поисках тела Блейка.

Они были пусты.

Крепко сжимая в руках топор, Келли стала спускаться по лестнице. Возле тела Жубера она остановилась и, держа лезвие топора над его головой, попыталась нащупать пульс. Пульса не было. Как она и предполагала, Жубер сломал себе шею.

Она вдруг почувствовала горькую печаль — не из-за Жубера, но из-за всех тех, кто умер в этот вечер и еще умрет, если она не выполнит свой долг. Она вспомнила, что во всей этой крови и страданиях виновен Блейк, и печаль ее обратилась в гнев.

Ей оставалось обыскать только две комнаты.

Столовую она прошла, почти не задерживаясь. Остался один подвал.

Дверь была заперта, но это не смутило Келли. Она два раза ударила топором, сломала замок и распахнула дверь. Включив свет, стала медленно спускаться в кабинет.

Ее окружала непроницаемая тишина. Она остановилась у лестницы и внимательно посмотрела вокруг.

Возле одной из больших книжных полок была почти незаметная маленькая — не более, чем три на три, — дверца с ручкой, выкрашенной белой краской. Келли наклонилась и потянула за ручку.

Дверь легко открылась, и Келли отпрянула от ударившего ей в нос отвратительного запаха гнилого дерева и влажной земли. За небольшой дверью оказалось помещение довольно значительного размера. Казалось, оно было устроено много лет назад и тянулось в темноту — так, что конец его не был виден. Келли нагнула голову и вся сжалась, чтобы не задеть волосами мокрый потолок. Не коснуться случайно липких и скользких стен. Вонь была невыносимой.

В этой грязи и разрухе лежало покрытое одеялом тело Блейка.

Келли схватила его за ноги и изо всех сил потянула. Она тащила его медленно, дюйм за дюймом, и вот он уже лежал перед ней в подвале. Глаза его были по-прежнему открыты. Ей показалось, они смотрят на нее с укоризной, и она приросла к месту.

Оглушительный удар грома было слышно даже в глубоком подвале.

Лампы замигали, и комната погрузилась в темноту.

Через мгновение свет зажегся, и Келли смогла, наконец, оторвать взгляд от Блейка.

Она взяла топор и подняла над головой, прося у Бога сил, чтобы уничтожить тело Блейка. Глаза ее наполнились слезами, и топор задрожал в ее руках. Укоризненный взгляд мертвых глаз Блейка словно преследовал ее, и Келли опустила веки.

Лампы в подвале замигали, раскаты грома следовали один за другим, сливаясь в непрерывный грохот.

Келли закричала и с силой ударила топором по телу.

Топор разрубил правое плечо, и Келли услышала треск сломанной лопатки. Выдернув топор, она ударила еще раз: топор отсек правую руку. Она вновь занесла его над телом и двумя ударами отрубила другую руку. Слезы ручьем текли по ее щекам; звуки бури казались мрачным аккомпанементом к тому, что происходило в подвале.

Она изменила положение и ударила по правой ноге. Топор скользнул по тазовой кости и срезал часть бедра. Сохранив равновесие, она нанесла еще один удар. Чтобы вытащить лезвие из тела, ей пришлось наступить на труп. Следующий удар обнажил бедренную кость, и отчаянно закричав, Келли раздробила ее и отделила ногу от туловища. Изуродованное тело вздрагивало при каждом ударе топора. Не обращая внимания на пот и насквозь пропитанную им одежду, Келли продолжала свою страшную работу. Пятью ударами она отрубила левую ногу.

Задыхаясь, как загнанная лошадь, она отступила на шаг и поняла, что дело еще не сделано.

Последним отчаянным ударом она отсекла у трупа голову, которая покатилась по полу и застыла в трех футах от туловища. Келли облегченно вздохнула — мертвые глаза смотрели теперь мимо нее.

Она стояла среди частей трупа, покачивая головой; топор выпал у нее из рук. От тяжелого и частого дыхания у нее першило в горле. Она прислонилась к стене и закрыла глаза. Дверь подвала со стуком захлопнулась, и Келли бросила на нее тревожный взгляд.

На верхней ступеньке лестницы стоял Дэвид Блейк.

Келли вздрогнула. Ей показалось, что комната наполнилась морозным воздухом.

Устремив взгляд не на нее, а на разрубленный труп, Блейк начал спускаться.

— Все кончено, Блейк, — сказала она хрипло.

Не отвечая, он продолжал спускаться. Лицо его было непроницаемым. Вдруг ноздри его раздулись, и, издав яростный рев, он бросился на Келли.

Измученная тяжелой работой, Келли не успела спрятаться от него. Схватив ее за горло, он оторвал ее от пола.

Келли взглянула в его выпученные, полные дикой ненависти глаза. На сей раз в них было что-то еще, кроме ненависти.

Может быть, страх?

Она чувствовала, как холод распространяется по ее телу, но хватка Блейка стала ослабевать. Вдруг он опустил ее на пол, и Келли, упав, еще раз взглянула в его искаженное лицо. Он отступил на шаг, едва не упав на изуродованные части трупа. Своего трупа.

Астральное тело Дэвида Блейка — материальное воплощение сосредоточенного в нем зла — зашаталось и протянуло руку к Келли, как бы бросая ей последний вызов.

Он тяжело застонал и опустился на колени, не отрывая глаз от девушки, которая сжалась в комок в нескольких футах от него. Келли видела, как он открыл рот, чтобы закричать, но издал лишь нечеловеческий звук. По подвалу пронесся жуткий вой, и Келли зажала уши руками. Свет погас, но через мгновение загорелся.

Крик затих, и лицо Блейка начало распадаться у нее на глазах. На коже появились огромные язвы, тело его покрылось трещинами, из которых что-то текло. Он схватился за грудь и сорвал рубашку вместе с куском кожи. Пальцы его сморщились, как сухие стручки.

Он упал вниз лицом, и голова его треснула от удара, выплеснув кровь и гной.

Келли отвернулась, почувствовав приступ рвоты. Невыносимая вонь окружила ее как чудовищное облако. Она закашлялась, подумав, что вот-вот ее вырвет, но это прошло.

Оглушительный раскат грома раздался над домом, и лампы снова замигали, погрузив подвал во тьму.

Потом Келли заставила себя взглянуть на разлагающееся тело Блейка в тусклом свете мерцающих ламп.

Мигание прекратилось, и подвал вновь осветился холодным белым светом.

Блейк исчез.

Ничего не осталось. Ни крови. Ни гноя. Ничего.

Перед ней лежал только расчлененный труп.

Покачиваясь, Келли медленно поднялась. Она вся вымокла от пота. Ныла каждая мышца, и Келли двигалась с огромным трудом. Она была без сил. Никогда раньше она не была так близка к обмороку, но где-то в ней пробивались первые ростки радости. Она все же остановила Блейка. Она, кажется, покончила с царством кошмара, навязанного им. Она еще не совсем была уверена в этом.

Ей оставалось только ждать. И надеяться.

Она вспомнила еще об одном, что ей следовало сделать.

Подошла к столу, взяла трубку телефона и нажала три девятки. У нее не было выбора — обо всем придется рассказать полиции. В трубке послышались гудки.

Свет замигал вновь, и она что-то пробормотала про себя, потому что телефон вдруг замолк.

Келли хотела набрать номер еще раз, но на плечо ей легла рука.

Она повернулась, и крик замер у нее в горле.

Перед ней стояла женщина, похожая на нее, как зеркальное отражение. Ее двойник.

В руке она держала топор.

Ее «второе я» улыбнулось и с нечеловеческой силой взмахнуло острым оружием над головой Келли.

Это было последнее, что она видела.

Шон Хатсон Эребус

ЭРЕБУС:

1. Мир Теней; обитель Смерти

2. Греческий Бог тьмы, рожденный хаосом

Все персонажи этого романа — плод авторского воображения, так же как и города Вейкли и Аркхэм. Не существует также и компании «Ванденбург кемикалз».

Болезнь — порфирия, с другой стороны, в самом деле существует, и факты, приведенные в «Эребусе» доктором Алеком Клейтоном, соответствуют действительности.

Является верным, во всяком случае пока, что один из двадцати пяти тысяч человек страдает от этой редкой болезни, и не ожидается, что в дальнейшем это соотношение изменится.

Однако...

Я благодарен всем, кто помогал мне при работе над этой книгой: мистеру Питеру Милтону за помощь при сборе и обработке материала, Ники за помощь даже большую, чем обычно, при написании книги. Спасибо также Бобу Таннеру за тот пинок, который он мне отвесил в самом начале работы и который, как теперь понимаю, был мною более чем заслужен. Благодарю всех в «ВХ Аллен», кто содействовал появлению этой книги на свет.

Шон Хатсон

Часть 1

Порывы его души тусклы, как ночь, А чувства мрачны, как Эребус...

Шекспир.

«Венецианский купец», акт 5, сцена 1

Позор, таящийся в ночи,

В местах, где побывать пришлось

И что увидеть довелось...

Ронни Джеймс Дио

Глава 1

Дорожный гравий громко заскрипел под колесами «роллс-ройса» — Бристоу нажал на тормоза.

Заглушив мотор, он взглянул на свою жену Лауру. Они обменялись улыбками и вышли из машины. Поездка от дома, расположенного километрах в восьми от Вейкли, заняла меньше пятнадцати минут.

Было раннее утро. Лаура, зябко поежившись, плотнее запахнула на себе белый норковый жакет. Стелившийся над землей утренний туман разрисовывал узором высокую траву, окаймлявшую ансамбль белоснежных зданий. Проснувшись спозаранку, Лаура неважно себя чувствовала. Она взглянула на массивные золотые часы фирмы Картьера. Стрелки показывали 7.06.

Бристоу улыбнулся, потирая руки, — к ним приближался старший конюх. Обменявшись шутками, они зашагали по узкой тропинке в направлении одной из конюшен.

— Как дела сегодня? — спросил Бристоу.

— Порядок, мистер Бристоу, — отвечал Джон Петерс, почесывая за ухом. — Вчера в загоне родился жеребенок... Кормят хорошо. На вид — крепыш.

Бристоу одобрительно закивал: жеребенок поздний — майский жеребенок, что являлось редкостью в мире скачек, но Бристоу не сомневался — животное это будет стоить миллионы. Ведь производитель — голубых кровей, победитель прошлогодних Английских и Ирландских скачек. После второй победы он решил удалить лошадь из конюшни. Теперь, стоя у ворот у входа в конюшню, Бристоу удовлетворенно улыбался.

Он с удовольствием вдыхал аромат сена — работавший в стойле молодой конюх деловито переворачивал вилами шуршащие желтоватые комья соломы. Другой юноша, полный, с красным лицом, расчесывал хвост кобылы — она стояла перед ним спокойная, задумчивая. Бристоу кивнул, взглянув на жеребенка, удовлетворенный внешним видом обеих лошадей. Кобыла — гнедая рослая красавица, около 180 см, — стояла чуть подогнув ноги, чтобы жеребенок, обнюхивающий ее бока, мог дотянуться до нее.

— Победитель... Если я вообще что-нибудь в этом понимаю, — сказал Бристоу, повернувшись к жене.

Лаура внимательно посмотрела на кобылу, которая вдруг как-то неспокойно повела головой.

— Она немного вспотела, не так ли? — сказала Лаура, заметив бисеринки влаги на шее животного.

Конюх, чесавший хвост кобылы, работал весело и споро. Желая полюбоваться своей работой, он отступил на несколько шагов, угодив ногой в навоз. Его напарник, едва удерживаясь от смеха, все так же методично переворачивал солому. Но вот он поднял голову, взглянул на лошадь — и тоже с удивлением отметил, что гнедая покрывается испариной. Сделав еще несколько нервных движений головой, кобыла вдруг замерла, застыла, раздувая ноздри. Тут уже все заметили, что с гнедой творится что-то странное... Она громко зафыркала, дико вращая глазами... и в тот же миг с силой лягнула конюха задним копытом. Глухой удар и сдавленный крик сопровождались жутким суховатым хрустом — хрустом ломающихся костей. Конюха отбросило назад — он с оглушительным грохотом врезался в дальнюю стену. Все в ужасе переглянулись.

— Что с ней?! — закричал Бристоу, резко повернувшись к Петерсу, уже отодвигавшему щеколду, чтобы войти в ограду, но, увидев вставшую на дыбы кобылу, тот, казалось, передумал заходить.

Конюх, ворочавший сено, выронил вилы и прижался к стене. Сердце его бешено колотилось. Он взглянул на кобылу, затем на своего напарника — тот лежал, привалившись к стене, и кровь сочилась из его приоткрытого рта — и потом снова на гнедую, не представляя себе, как обуздать ее, ведь на ней даже упряжи не было. Жеребенок отступил на несколько шагов, тихо заржав.

— Да сделайте же что-нибудь! — приказал Бристоу, заметив, что кобыла как-то странно уставилась на жеребенка.

Мощное животное гневно ударило копытом, вытянув шею, словно изготовившись к нападению на опешившего, растерянного жеребенка. Рванувшись вперед, кобыла вонзила мощные зубы в шею своего детеныша, вырвав большой кусок мяса и жил. Укус оказался для жеребенка роковым — была перерезана одна из сонных артерий. Кровь фонтаном ударила из зияющей раны, забрызгивая оцепеневших от ужаса людей.

Лаура Бристоу закричала долго и пронзительно — вся залитая кровью, в норковой шубке, окрасившейся в цвет алого мака. Сам Бристоу не отрываясь, словно зачарованный, смотрел на жуткое побоище: кобыла встала на дыбы и замерла, окаменела на мгновение, обрушившись затем передними копытами на спину жеребенка, перебив ему хребет. Тот рухнул и забился, вытягивая шею, точно прося о помощи, и тут же еще один удар — острый край копыта срезал верхнюю часть черепа, вырвав влажно поблескивающий глаз, словно наполненный слезами. Глазное яблоко, все еще связанное нервом, свисало вниз окровавленным теннисным мячиком.

Первый конюх, используя свой шанс, бросился к открытой двери. Атаковавшая его кобыла промахнулась, и парень, перемахнув через ограду, растянулся на усыпанной гравием площадке.

— Беги за помощью! Поторопись! — закричал Петерс, и парень, вскочив на ноги, побежал в направлении ближайших строений.

Лаура лежала без чувств; Бристоу стоял точно окаменевший, не в силах оторваться от представшего его глазам ужасного зрелища. Кобыла склонилась над бездыханным телом жеребенка, бешено кося налитым кровью глазом в сторону Бристоу. В воздухе стоял удушливый запах крови и навоза, и было слышно лишь тяжелое всхрапыванье лошади да стоны раненого конюха. Затем послышались чьи-то голоса, очевидно, приближалась помощь. Он отвернулся, почувствовав урчание в животе, потом опять взглянул на жеребенка и тут же скрючился, согнувшись пополам, его буквально выворачивало наизнанку.

Глава 2

Густой туман окутывал холмы и долины окрестностей Вейкли. Но вот взошло тусклое солнышко, и белесые клочья стали расползаться, открывая взору небольшой уютный городок, затерявшийся среди лесов, полей и перелесков, среди бесчисленных ферм, прилепившихся к пологим холмам.

Аркхэм, ближайшийнаселенный пункт, находился в двадцати минутах езды, если ехать по шоссе, разделявшему местность на две почти равные части, разительно отличавшиеся друг от друга. Аркхэм — разросшийся деловой центр индустрии и коммерции, тогда как Вейкли зависел в основном от животноводства и пахотного земледелия, и вся жизнь городка множеством нитей была связана с хозяйствами окрестных фермеров. Земля вознаграждала тех, кто, не жалея сил, на ней трудился. Почвы здесь были на редкость плодородны, и, кроме тех, кто пережил неурожай 1964 года, никто в этих местах не помнил, когда бы природа обошла людей своей щедростью.

Город Вейкли являл собой удивительное сочетание старины и современности. На главной улице ветхие деревянные дома располагались бок о бок с магазинами и зданиями мелких офисов, выстроенными из красного кирпича. Старожилы чрезвычайно гордились своим городом, молодежь же, наоборот, поругивала — главным образом, за отсутствие достойных развлечений, и если бы не зал для игры в лото да дискотеки — дважды в неделю в молодежном клубе, — то в Вейкли бы и вовсе обходились без увеселений. Дни проходили в трудах и заботах, ночи — перед телевизором или в одном из шести местных кабачков. В атмосфере этих заведений также проявлялась своего рода хронологическая путаница: среди них были такие, где зимой, как и много лет назад, пылали старинные камины с решетками и где наотрез отказывались от столь подозрительных новшеств, как магнитофоны и проигрыватели; в других же заведениях клиенты развлекались за бильярдными столами, пили под аккомпанемент поп-музыки и, сидя перед огромными экранами, принимали сигналы спутников связи. Словом, город был на редкость «разностильным», и люди в нем жили самые разные, друг на друга непохожие, и все же в одном они были едины — в своем уповании на землю, в своей зависимости от нее.

Городские мясники закупали на рынке скот; многочисленные бакалейщики приобретали свой товар у фермеров и владельцев пахотной земли, даже хлеб в пекарнях выпекался только из местного зерна. Приезжали, конечно, и покупатели со стороны. Но город Вейкли ревностно хранил свой урожай, свои запасы, и покупатели обычно уезжали лишь с мелкими покупками, а то и вовсе без покупок.

Продукция соседних городов и селений, конечно, закупалась, но не часто и, как правило, большими партиями, ради дружбы. Подобное уединение, однако, не испортило характер местных жителей, им совершенно были несвойственны сухость, скука и уныние, частенько отравляющие жизнь членам изолированных общин. Тем не менее городок этот как бы прибывал в тени, во всяком случае, никто им не интересовался, да, пожалуй, и не знал о нем, разве что ближайшие соседи. Вейкли, однако же, не унывал: уютно устроившийся в коконе холмов, лесов и пашен, городок — как, впрочем, и добродушные его обитатели — прекрасно обходился и без посторонней помощи.

...Уже зазвучали в мягком утреннем воздухе голоса работников, поспешивших прийти к себе на фермы еще до зари. И засияло в небе яркое солнце, разогнавшее остатки тумана, подобные призракам. Вейкли оживал...

Глава 3

Кен Харгрейвс, недовольно заворчав, положил на стол кусок пирога.

— Тебе обязательно делать это здесь, черт тебя побрал? — прохрипел он, глядя на приятеля, изучавшего содержимое своей ноздри, находившееся в данный момент на кончике его мизинца.

Ник Дейли извинился и снова принялся за чай. В свои двадцать девять лет он выглядел на двадцать лет моложе своего коренастого коллеги, сидевшего напротив. Харгрейвс вновь взглянул на молодого человека, затем, словно вдруг вспомнив что-то важное, сунул в рот остатки пирога и уткнулся в лежавшую перед ним газету. Вокруг него болтали и смеялись, курили, пили чай и кофе и, конечно, ели: одни с жадностью, другие просто с аппетитом, а некоторые — как бы нехотя, с ленцой. Харгрейвс ежедневно вот уже тридцать два года наблюдал весь этот ритуал.

В городской столовой люди со скотобойни могли реально ощутить — действительно ли они «чертовски голодны»? Несколько молодых людей — а среди них и Дейли — ели с не меньшим аппетитом, чем Харгрейвс и его коллеги по работе. Харгрейвс же на аппетит не жаловался: перед тем как проглотить пирог, он умял три куска бекона и несколько крутых яиц. Но вот Дейли наконец насытился; лежавший перед ним яблочный пирог интересовал его уже гораздо меньше, чем разговор окружающих. А вот Харгрейвс, похоже, не сдавался, он пребывал в раздумье: чем бы еще набить желудок.

Лишь к запаху Харгрейвс так и не смог привыкнуть. Имеется в виду конечно же не сено, — против сена он ничего не имел. Жуткое зловоние, запах крови и испражнений преследовали его повсюду. Вот и сейчас, в хорошо проветренной столовой с кондиционерами, его донимал все тот же запах — запах смерти, приставший к нему, точно вторая кожа, запах стойкий, неистребимый, не устраняемый ни ароматным мылом, ни бесчисленными ваннами — ничем. Его одежда каждую ночь ее стирали — наутро источала все тот же едкий тошнотворный дух, сопровождающий его повсюду, как вечное напоминание о той работе, которую он выполнял. На скотобойне в Вейкли трудилось более пятидесяти человек, занятых на разных работах — от разгрузки скота до препарирования трупов и забоя. Харгрейвс был убойщиком. До пятисот животных в день проходило через бойню. Привозили же скот окрестные фермеры, некоторые в двухъярусных грузовиках, в которых помещалось около сотни свиней.

Харгрейвс, которому предстояло ввести в курс дела Дейли, помочь ему освоиться, поглядывал на него с некоторым беспокойством, периодически отрываясь от газеты, — молодой человек явно нервничал. Дейли, работавший на бойне всего несколько дней, впервые попал на участок, где закапывали скот; жутковатое место это называли «пещерой трупов».

Когда стрелки настенных часов подползут к 10.15 утра, молодой человек проследует за Харгрейвсом в загоны для скота, где домашний скот ждал своей участи. Дейли побледнел, уже думая о предстоящем, а его пожилой коллега улыбнулся, вспомнив себя, каким он был много лет назад.

— Если вы боитесь, что вас вырвет, то выйдите на это время. — Харгрейвс взглянул на Дейли.

Молодой человек судорожно сглотнул.

— Что?..

— Если вас стошнит, — пояснил Харгрейвс, — не делайте этого в мясной.

Дейли отрицательно покачал головой, на лбу его выступили капельки пота. Харгрейвс неторопливо допил свой чай и поднялся со стула, жестом приглашая молодого человека следовать за собой. Они покинули столовую, спустились по лестнице и оказались в длинном коридоре, в конце которого находилась стальная дверь. Харгрейвс открыл ее, пропуская Дейли вперед. Они вышли на галерею, протянувшуюся вдоль стен мясного сектора, высокого просторного помещения, действительно напоминающего огромную пещеру. Дейли, опершись на металлические перила, посмотрел вниз на загон. Сейчас там находилось несколько десятков волов, некоторые из них стояли неподвижно в каком-то странном оцепенении, другие беспокойно поводили головой, ударяя копытами в залитый кровью пол. Зловоние стояло невыносимое. Несмотря на мощные, громко гудевшие вентиляторы, в ноздри бил все тот же неистребимый запах, носившийся под сводами «пещеры» в потоках воздуха. Многочисленные двустворчатые двери были распахнуты, в одну из них сейчас прошли двое мужчин, тащивших тушу забитого вола, через ноздри которого был пропущен стальной крюк. Дейли невольно отвел глаза: он заметил, что тело все еще подрагивает.

— Наденьте вот это, — сказал Харгрейвс, подавая парню что-то вроде болотных сапог.

Дейли натянул их, перетянул на бедрах веревкой и увидел, что его наставник уже успел надеть точно такие же. Затем оба они спустились на несколько ступеней вниз. Дейли поморщился, ступив в кровяную лужу по самую щиколотку, и невольно заскрипел зубами, увидев кучу раздробленных костей, плывущую по желобу в потоке крови в направлении одной из многих очистительных труб, подведенных к стоку в цементном полу. Несколько стоков были засорены клочьями шерсти и экскрементами, и Харгрейвс решил их прочистить, прежде чем приступить к работе со следующей партией животных. Однако сначала он намеревался разделаться с волом. Недалеко от загонов стоял широкий верстак из нержавеющей стали, на котором лежал набор инструментов. Дейли заметил небольшую кувалду, две пилы и еще какой-то непонятный предмет, похожий на пневматический пистолет. Именно это и выбрал Харгрейвс. Орудие это имело длинный металлический затвор и дуло, как у пистолета. «Гуманный убийца», — произнес Харгрейвс, потрясая «пистолетом». Затем он приблизился к ближайшему загону и подошел к волу, облизывавшему стенку ограды, явно равнодушному к присутствию двух мужчин. Харгрейвс наклонился, прижал затвор ко лбу животного и надавил на спусковой крючок. Раздался громкий хлопок. Затем последовал щелчок затвора, и убойщик быстро отвел назад свое оружие. Вол глухо замычал — и свалился как подкошенный. Из зияющей раны на лбу хлынули потоки крови. Дейли пошатнулся, отступил на шаг, закашлялся...

Харгрейвс несколько секунд украдкой наблюдал за ним, заметив, как побледнело его лицо. По залу прокатилась мощная волна воздуха — в распахнувшуюся двустворчатую дверь вошли двое мужчин, тотчас же направившиеся к мертвому волу. Лица их лоснились от пота.

— В одиннадцать подвезут восемьдесят штук поросят, — сказал один из них, обращаясь к Харгрейвсу. — Если управишься вот с этими, — указал он небрежным жестом на быков в загоне, — буду тебе очень благодарен.

Харгрейвс молча кивнул. Дейли по-прежнему не сводил глаз с мертвого вола.

— Впервые здесь, да? — В руке у мужчины был крюк для мяса.

Юноша лишь кивнул в ответ. Харгрейвс, криво усмехнувшись, взглянул на мертвого вола. Один из мужчин, присев на корточки, оттянул нижнюю губу животного, повернув его голову в направлении Дейли.

— Да, не повезло животине, — ухмыльнулся мужчина с крюком.

Мужчины усмехались, острили, перемигивались, но Дейли не замечал их шуток. Он молча наблюдал, как уносили тушу.

— С тобой все в порядке? — спросил его Харгрейвс.

Юноша лишь кивнул в ответ. Его мутило.

Они перешли к следующему загону... Животное стояло неподвижно, глядя на людей слезящимися глазами. Что было в этих глазах? Страх? Гнев? Понимание? За годы своего пребывания на скотобойне Харгрейвс часто задавался вопросом: действительно ли животные знают, что их ожидает? Понимает ли, например, этот бык, что с ним станется? Дейли подошел поближе к своему наставнику, он смотрел на его руки. Внезапно животное рванулось вперед, врезавшись в невысокую ограду. Быки в двух ближайших загонах явно забеспокоились.

— О Господи Иисусе, — прошептал Харгрейвс, невольно отшатнувшись.

Бык яростно заревел и вновь бросился на ограду. Дейли видел, как прогибаются стойки, как клонится ограда под неистовым напором животного. Два других быка, по примеру первого, атаковали загородки в своих загонах, и Харгрейвс понял, что необходимо немедленно что-то предпринять. Он сделал шаг вперед, и в этот миг животное выбило из его рук убойное орудие. Пролетев с десяток метров, «пистолет» исчез в кровавом потоке, заполнявшем желоб.

— Господи, — проворчал Харгрейвс. Он повернулся к Дейли: — Принеси другой, он там, на верстаке.

Дейли на секунду оцепенел. Однако, взглянув на покосившуюся ограду, тотчас же опомнился. Переступив потоки крови, чуть не поскользнувшись, он схватил другое убойное устройство.

— Поторопись! — закричал Харгрейвс.

Первый вол с ревом бросился вперед, наконец-то выбил металлическую жердь, проложив себе путь сквозь ограду.

Заклепки, винты и гайки разлетались в разные стороны, осыпая мужчин, закрывавших руками лицо. Огромное животное неуклюже заскользило по полу, но затем вновь обрело равновесие, повернувшись к своим изготовившимся к атаке палачам. Харгрейвс увернулся, отбежал в сторону, разбрызгивая вокруг себя фонтаны крови; упал, поскользнувшись. А Дейли не успел, замешкался... Вол лягнул его в живот копытом, отбросив к металлическому верстаку. Рана оказалась смертельной. Дейли закричал, забился в агонии, он чувствовал, как приближается смерть. И тут повторный, сокрушительный удар пробил его грудную клетку, буквально искромсав ее. Дейли затих. Из живота его вываливался клубок кишок, их едкий запах смешивался со зловонием быка.

— О Господи, — прохрипел Харгрейвс. Он лежал на расстоянии пяти метров от взбесившегося быка и его жертвы, его руки судорожно сжимали убойное устройство. Вопли Дейли, казалось, заполнили все вокруг, они все еще звучали у него в ушах, отражаясь эхом от стен скотобойни.

Убойщик с трудом поднялся на ноги, подошел к быку и прижал к его боку дуло пистолета. Животное, взревев от боли и ярости, отпрянуло, с его левого бока, подобно старому тряпью, свисали ошметки мяса, из зияющей раны вываливались внутренности. Скотина захрипела, и из ноздрей хлынули потоки крови. Бык попытался повернуться в сторону убойщика, но, зашатавшись, свалился, истекая кровью. Харгрейвс содрогнулся, услышав за спиной лязг металла. Еще два быка вырвались из загонов.

Мясная превратилась в сущий ад: оглушительный рев, хрипы, мычание и все еще звучавшие у него в ушах вопли Дейли. Харгрейвс задыхался, оглядываясь вокруг... У дальней стены находилась сирена. Вопрос лишь в том — успеет ли он до нее добраться? На Харгрейвса медленно шел бык, шел как бы в раздумье. Харгрейвс двинулся было в сторону сирены. Болотные сапоги затрудняли движение. Он мысленно представлял себе картину: вот бык, опустив голову, бросается вперед, сокрушая его своей мощью... а до сирены, похоже, не дойти, словно она за сотни миль отсюда...

— Что случилось?

Он услышал шум голосов, возгласы изумления и ужаса — появились рабочие с крюками для мяса. Он едва успел предупредить их, чтобы они захлопнули металлические двери. И тут его атаковал другой бык, атаковал внезапно, неожиданно. Харгрейвс дотянулся-таки до сирены; рев ее, пронзительный и резкий, вторил яростному вою взбесившегося быка. Харгрейвс, пошатываясь, повернулся. Страшный удар раздробил ему тазовые кости, пробил почки и печень. Ему казалось, что все внутренности его поднялись вверх, забили горло, затрудняя дыхание. Харгрейвс и в самом деле задыхался, — его горло наполнилось кровью пополам с желчью, а затем смесь эта хлынула у него изо рта, словно вода из разбитого сосуда. Убойщик тяжело опустился на колени, ошалело уставившись в горящие глаза животного. Бык словно гипнотизировал его, держа в оцепенении. Животное бешено вращало глазами, из приоткрытой пасти стекала липкая слюна. Отойдя метра на три, бык неожиданно вновь его атаковал. Удар был сокрушительный, превративший его грудь в груду костей. Он рухнул в лужу крови. И уже теряя сознание, услышал шаги на металлическом мостике, а затем грохот, напоминающий пушечный залп. Секундой позже — еще один залп. Уже первым выстрелом быку снесло часть черепа — кровь, ошметки мозга, мелкие кости прыснули в разные стороны, заливая лежащего рядом Харгрейвса. Второй залп, явно излишний, пробил в боку животного дыру величиной с футбольный мяч. Бык рухнул в двух шагах от лежащего человека. Харгрейвс не шевелился, но он еще услышал звук приближающихся шагов, громкие крики и затем третий выстрел — оглушительный взрыв, на сей раз где-то совсем рядом.

Глава 4

Занавески колыхались под дуновением легкого ветерка, трепеща, словно крылья огромных мотыльков. Задувавший в душную комнату прохладный воздух приятно освежал. Вик Тайлер, лежа на спине, наблюдал за танцем полупрозрачных занавесок. По лбу струился пот, и он утирал его время от времени тыльной стороной ладони. Вик ощущал неприятную влажность простыни — следствие на редкость душной ночи. Беспокойно заерзав, он придвинулся к краю кровати и теперь уже окончательно поднялся. Он сидел неподвижно, опустив голову и глубоко дыша. За окном, в ветвях клонившейся к земле ивы пели птицы. Было еще сравнительно рано, но яркое солнце пылало в безоблачном небе яростно и беспощадно. Тайлер взглянул на часы, стоявшие на туалетном столике. 10.30 утра. Он что-то пробормотал себе под нос, пригладил свои короткие каштановые волосы. Если бы был жив его отец...

Он проспал, или, вернее, ему было позволено проспать — промелькнула у него мысль, и он тотчас вскочил на ноги. Тяжело вздохнув, побрел из спальни в ванную, где включил душ, проверяя температуру воды. Взглянув в зеркало, он остался доволен своим видом.

Тайлер был высок ростом, мускулист. В свои тридцать два года он выглядел прекрасно, учитывая, что последние шесть лет просидел за письменным столом. Перепрофилирование далось ему нелегко. Ведь он родился и вырос на ферме в Вейкли. На ферме, которую он теперь должен воссоздать. Привольная деревенская жизнь всегда была ему по душе. В городе он чувствовал себя пришельцем, чужаком, заблудившимся ребенком. По совету отца, он покинул ферму сразу после своего восемнадцатилетия, чтобы поступить в сельскохозяйственный колледж. Джек Тайлер одобрил выбор сына. Сам же Вик уезжал со смешанным чувством. Тем не менее он справлялся со своей новой жизнью. Однако после смерти матери — она умерла спустя три года — он вдруг затосковал. Приехав в Вейкли на похороны, он сомневался, стоит ли возвращаться в колледж, но отец убедил его вернуться. И он продолжил курс. Но смерть матери его сильно изменила. Его сжигало чувство вины, постоянно нараставшее в душе. Терзали мысли: зачем он здесь?

Что он здесь делает? И не он ли виноват в смерти матери?

По окончании колледжа он поступил на службу в министерство сельского хозяйства и был хорошим, высокооплачиваемым специалистом, имел прекрасную квартиру в Бейсватере. У него появились друзья. Ведь Тайлер — человек улыбчивый, обаятельный и всегда готовый крепко пожать руку, сказать доброе слово... Имел успех у девушек, в основном на одну ночь, что вполне его устраивало. Однако городская жизнь по-прежнему вызывала в нем противоречивые чувства. Вик приветствовал все блага города, все, что он ему предоставлял, — и в то же время ненавидел город, ненавидел за его «городскую» сущность. И он скучал по ферме... Тайлер немедленно отреагировал на известие о смерти отца — подал заявление об отставке, упаковал свое имущество в первый попавшийся чемодан и возвратился в Вейкли, покинув Лондон и все, с ним связанное.

...И вот он, прикрыв глаза, стоит под душем. И разные мысли проносятся у него в голове. Правда, пока что он не в состоянии трезво оценить все свои идеи, оценить новую для себя ситуацию. Да, он вернулся туда, куда и должен был вернуться — обратно в Вейкли, на ферму, которая была его домом много лет и — как он обещал себе уже не раз — останется таковым до самой его смерти. Ему казалось, что во всем этом присутствует какая-то горькая ирония: отец отослал его учиться в колледж, и вот теперь, когда тот умер, он снова здесь, последний из Тайлеров. Вик улыбнулся, вернее, попытался улыбнуться — улыбка тотчас же исчезла с его губ, словно смытая струёй воды. Да, он вернулся в деревню, на родину, однако отдал бы все на свете, только бы вернуться при других обстоятельствах. Отключив душ, он с минуту постоял, наблюдая за водоворотом в воронке слива. Затем, повязав бедра полотенцем, принялся вытирать голову. С интересом посмотрел в окно: Массей-Фергюсон неторопливо брела по полю в направлении северной части фермы, перегонял стадо Рассел Дженкинс, один из рабочих, нанятых Джеком. Другой, Джим Харрисон, пас где-то стадо. Обоим было лет по сорок, и работали они в семье Тайлеров сколько себя помнил Вик. Оба они присутствовали вчера на похоронах. Тайлера, конечно, удивило количество пришедших: казалось, весь город Вейкли пришел проводить его отца. Каждому из них отец был памятен по-своему. Тайлер был одновременно и удивлен, и тронут таким вниманием. Местные жители приняли его так, будто он никогда и не уезжал из Вейкли. Тайлер тщательно вытерся и побрел обратно в спальню, где натянул джинсы и старые «веллингтоны».

В одном из них, напротив большого пальца, образовалась трещина, и Тайлер, надевая сапог, что-то проворчал сквозь зубы. Накануне здесь прошли сильные грозы, и все кругом превратилось в какие-то хляби небесные, местами, впрочем, смахивающие и на преисподнюю: кое-что было выжжено молнией, другие же участки обратились в непроходимую трясину. Судя по влажности и духоте, предстоящей ночью следовало ожидать грозы. Спустившись вниз, он с жадностью съел полдюжины гренков, запивая их огромной кружкой чая. В лучах солнца, льющихся в открытое окно, сверкали огнеупорные чашки из нержавеющей стали. Ферма внешне была вполне традиционной, возможно, даже ветхой, но удобства ее отвечали самым современным требованиям. Единственная уступка прошлому — архачка в столовой. Над камином висели длинная, в человеческий рост, изогнутая труба и поржавевший клинок от плуга. Эти вещи оставил отец. Его отец... Тайлер поднялся на ноги, глубоко вздохнул и вышел во двор, На секунду зажмурился, защищая глаза от яркого света, затем с облегчением, полной грудью, вдохнул ароматы травы, сена и навоза. Он с детства полюбил все эти запахи и сейчас с улыбкой, приближался к поросячьему загону, расположенному вблизи въездных ворот. Здесь был еще и сарай, где содержались свиньи и хряки, но стойло предназначалось для поросят, отлученных от свиноматки, и, судя по шуму и визгу, Поросят в загоне было полным-полно. Он увидел Джима Харрисона, кормившего эту голодную ораву.

— Доброе утро, Джим, — поздоровался Тайлер.

Рабочий поднял голову, его лысая макушка сверкала на солнце. Он приветливо кивнул, на секунду отрываясь от работы.

— Мы с Руссом подумали, что лучше дать вам подольше поспать, мистер Тайлер, — сказал он. — Все же такое случается не каждый день... — Он осекся, словно в замешательстве.

Тайлер кивнул:

— Я ценю ваше внимание, но все же мне надо бы привыкнуть вставать с рассветом, уж если я собираюсь здесь остаться.

— Что ж, как бы там ни было, а работа не стоит, мистер Тайлер.

— Спасибо, Джим. И можешь не называть меня мистером Тайлером. Зови просто Виком.

Харрисон улыбнулся.

— Хорошо, Вик, — произнес он не очень уверенно.

Тайлер задрал голову, всматриваясь в небо, затем взглянул на поросят в свинарнике.

— Я думал, мы помещаем сюда только молочных поросят, — сказал он, с удивлением глядя на подсвинков, сгрудившихся вокруг кормившего их Харрисона.

— Да, верно, только молочных.

— Значит, эти поросята молочные? — недоверчиво спросил Тайлер. — Но они же вдвое больше... Вы хотите сказать, что им по десять недель?

— Нам и самим поначалу не верилось, — ответил Харрисон, — но так у нас со всеми животными, которым дают этот новый корм.

Тайлер нахмурился, подозрительно взглянув на Харрисона, а затем снова на поросят. Один из них поднял голову: ноздри поросенка расширились, маленькие глазки смотрели озлобленно и тупо.

— Несколько недель назад ваш отец приобрел новый комбинированный корм, — пояснил Харрисон, опуская глаза. — Парень, который ему продал, корм, уверял, что он дает большой привес.

Тайлер одобрительно кивнул.

— А как надои? Влияет ли на это новый корм?

Рабочий отрицательно покачал головой.

— А где именно отец его приобрел?

— За городом... Какая-то новая компания, — ответил Харрисон, пытаясь вспомнить ее название. — В общем, они торгуют кормом для скотины. Сами же его и производят.

Тайлер снова одобрительно кивнул:

— Что ж, отлично. Значит, теперь наша скотина повысится в цене.

— Большинство фермеров в округе пользуются этим кормом, — сказал Харрисон.

Он бросил остатки корма в небольшое корыто, затем снял засов и вышел из свинарника. Ненадолго замешкался.

— Так если все в порядке, мистер Тайлер... простите, Вик, я займусь другими делами...

— Хорошо, через минуту я к тебе присоединюсь, — сказал Тайлер, глядя вслед Харрисону; тот с трудом перебирался через двор, чавкая резиновыми сапожищами по липкой грязи.

Молодой человек оперся на ограду загона и внимательно оглядел поросят, сгрудившихся вокруг корыта. Большинство животных было гораздо крупнее, чем им полагалось бы по возрасту. Выходило так, что и получит он за них гораздо больше. Тайлер задумчиво потер ладонью подбородок. Хотел бы он знать, каких размеров будут эти свиньи, когда их рост, прекратится...

Глава 5

Глухие раскаты грома прокатились в поднебесье. Гряды иссиня-черных туч застилали небеса. Вспыхнули бесшумные зигзаги молний. Свет в лаборатории дрогнул, замерцал — и тут же вновь ожил и засветился ярко.

Свет горевших под потолком флюоресцентных ламп отражался на рабочих столах. Приближение грозы вызвало нервозность среди животных, заметавшихся в своих клетках. Джеффри Андерсон прошел к двери лаборатории, приоткрыл ее и выглянул наружу. Коридор по обе стороны был пуст. Пол сверкал как полированный. Белые стены словно светились в потоках льющегося с потолка яркого света, отчего коридор казался еще более пустынным. Андерсон в эти секунды с особой остротой ощутил свое одиночество. А впрочем, он был доволен своим одиночеством. За спиной его, в гулкой тишине тикали часы; стрелки подползали к 10.15 утра. Ритмичный, монотонный звук, отсчитывающий убегавшие секунды, отдаленные раскаты грома да писк животных... Он один в лаборатории... Андерсон запер за собой дверь, выключил свет и несколько секунд стоял в раздумье. На лбу его выступили капельки пота, и он небрежно отерся рукавом своего белого рабочего халата. Он глянул вниз, в окно, и ему вдруг показалось, что серебристо-красная фирменная эмблема «ВК» подмигнула ему. Он нервно, судорожно сглотнул и подошел к настенному телефонному аппарату, невольно еще раз оглянувшись на матовое оконное стекло. Он принялся набирать номер, и рука его слегка подрагивала.

...Треск пишущих машинок походил на пулеметные очереди, непрерывно звучащие в ограниченном пространстве маленькой конторы. Джо Вард вздохнула, повторно читая только что отпечатанный текст. Здесь было что-то не так — но вот что именно?.. Да ну их к черту, решила Джо, по крайней мере она сэкономит время до выпуска. В других помещениях редакции работа находилась во всевозможных стадиях незаконченности и неразберихи, поскольку одни репортеры торопились закончить свои труды, другие же, завладевшие машинками, оттачивали свою машинописную технику, сводившуюся к печатанию одними указательными пальцами. Зазвонил телефон. Джо сняла трубку.

— "Аркхэм Комет", — проговорила она с тем же американским акцентом, с каким говорила и шесть месяцев назад, впервые переступив порог редакции.

— Будьте добры Джоанну Вард. — Говорили быстро и прерывисто, словно говоривший пробежал по крайней мере стометровку.

— Да, да, слушаю... Кто? А с кем я говорю? — спросила Джо.

— Простите... Мало времени. Моя фамилия Андерсон. Джеффри Андерсон. Мы уже с вами разговаривали...

Джо провела рукой по волосам, откидывая со лба каштановые пряди.

— О, ну да, конечно... парень из «Ванденбург кемикалз». — Теперь она узнала его голос. Она разговаривала с ним и раньше, но на сей раз его голос звучал как-то странно, во всяком случае, иначе. Казалось, что он чем-то обеспокоен, возможно, даже испуган.

— Мне нужно встретиться с вами сегодня вечером.

Джо взяла карандаш и принялась что-то рисовать на листе бумаги. Машинально, какие-то беспорядочные контуры. Затем взглянула на часы.

— Вечереет, мистер Андерсон, наверное, мы могли бы обсудить это завтра или...

— Нет, нет, — прервал он ее, срываясь на крик. — Сегодня непременно... — Она услышала его прерывистое дыхание.

— Где? — спросила она. — Может, в кабачке, там, где...

Он опять ее прервал:

— Нет, только не в людном месте... То, что я должен вам сказать...

Он замолчал. Надолго. Джо подумала, что прервалась связь, — за окном в этот миг ударили раскаты грома. Однако же спросила — на всякий случай:

— Мистер Андерсон, вы у телефона?

— Да, да, конечно... — Теперь голос звучал тише, но увереннее. — На шоссе между Вейкли и Аркхэмом есть придорожная автостоянка. Это вблизи заброшенного кафе. Сейчас там безлюдно. Встречаемся в 23.30.

Она что-то записала на бумаге.

— Так вы согласны?

— Да, я записала. В половине двенадцатого. Увидимся.

— Только... Вот что... Не говорите никому, — пробормотал он, задыхаясь. — Я...

Связь прервалась. Джо положила трубку, надеясь, что Андерсон перезвонит.

Она задумалась... Чего бы ни хотел от нее этот парень, похоже, он торопился ей что-то сообщить. Джо покусывала кончик карандаша, разглядывая свою запись на листке бумаги. Придорожная стоянка? Какого черта? Почему там? А может, парень был из тех, кто охотится на одиноких женщин? Нет. Она покачала головой. Ей не показалось, что он из тех. Как бы там ни было, а он боится... Голос, его голос... Она встала, убрала блокнот в сумку и, окинув взглядом комнату, направилась к двери.

...Джеффри бежал, он задыхался... На миг замешкался... Распахнул дверь... Перед ним — темная лаборатория. Коридор за спиною все так же пуст, все двери заперты. Он снял халат и стоял теперь в костюме — галстук развязан. Ему казалось, галстук душит его, сжимает горло. Он тяжело дышал. Затем расслабился, прикрыл лицо ладонью — пот разъедал глаза. Лампы дневного света гудели и потрескивали. Андерсон замер на миг, услыхав угрожающие раскаты грома. Он запер дверь лаборатории и вышел в коридор. Гулко звучали его шаги в противоестественной тишине. Андерсон повернул за угол и вышел к лифтам. Нажимая кнопку «вниз», сгорал от нетерпения, мысленно подгоняя движение кабины.

Приемная фирмы «Ванденбург кемикалз» была пуста и достаточно просторна, словно футбольное поле в свободные от матчей дни. Двери и коридоры расходились в разные стороны от главной, устланной ковром приемной, точно туннели в термитнике. В дальнем конце — застекленные двери. Дождь хлестал по ним нещадно, и сквозь завесу воды сверкали яркие вспышки молний. В приемной горели три люстры, в углах же залегли тени, сейчас таинственные и зловещие...

Андерсон быстро направился к выходу, бесшумно ступая по ковру. Оранжевый ковер напоминал ему в полутьме цвет запекшейся крови. Он дошел до дверей, замешкался, словно в раздумье. Его автомобиль, синий «форд-гранада», был припаркован по другую сторону автостоянки. Здесь же стояли одни только «скании», огромные танкерные грузовики. На черных баках — знакомая серебристо-красная марка «Ванденбург кемикалз». Небо ежесекундно взрывалось вспышками молний, и каждый раз Андерсон непроизвольно прикрывал глаза, словно робея пред яростью стихий. И тут увидел, что в восточной стороне здания ярко светилось несколько окон. Кто же там работал поздним вечером? Он взглянул на часы: 10.45. Оставалось надеяться, что его уход не заметили.

В огромных сараях справа от него было тихо; их зловещие темные очертания, казалось, вырастали из земли. То были товарные склады и фабричные помещения, где производились и складировались сотни тонн «многоцелевых» кормов фирмы «Ванденбург», рецепт которых был составлен самим Андерсоном. Невдалеке высились ярко освещенные жилые корпуса, заселенные многочисленными служащими фирмы. Он услыхал у себя за спиной шорох. Резко обернулся, затаив дыхание. Пред ним чернело огромное пространство — приемный зал. Тени — ему казалось, он заметил тени, — промелькнули в тот момент, когда лампы замигали, едва ли не потухли, — замигали, может, не случайно, возможно, утаивали кого-то в темноте... Шум повторился. Неподалеку раздался тихий свист. И слабый треск. И все пространство озарилось вспышкой молний. В это мгновение Андерсон увидел того, кто шелестел: кто-то забыл закрыть окно, и листва каучуконоса хлестала по стеклу и шелестела. Он натужно улыбнулся и вздохнул. И тут же снова улыбнулся, едва не рассмеявшись над самим собой. Уж не становится ли он жалким неврастеником? Однако — нет, его сердце билось сильно, но ровно. Он шел к своей машине, едва ли не бежал, нащупывая ключ в кармане пиджака. Небеса над ним взрывались, прорезая тьму зигзагом молний. Но вот он за рулем. Он отдыхает, прерывисто дыша. Вынул платок, отер лицо. И успокаивается наконец. Ключ в зажигании. Завел машину, и тут вдруг темная фигура возникла позади, будто материализовавшаяся из тьмы. И ощущение: что-то холодное и тонкое захлестнуло шею. Секунда-другая, и он понял: проволока, проволока на шее. Он схватился за горло, пытаясь ослабить нажим, но чем больше он боролся, тем труднее становилось дышать. Голова его запрокинулась назад, за спинку сиденья, и проволока — проволока для резки сыра — начала врезаться в его гортань, прерывая дыхание, прерывая жизнь. Еще секунда — и фонтаны крови ударили в ветровое стекло. Глаза его вылезли из орбит, он попытался закричать, но в горле у него лишь забулькало, кровь заливала рубашку, брюки, сиденье; тело забилось в конвульсиях... Темная фигура позади по-прежнему безмолвствовала, но все глубже врезалась в его горло «сырная» проволока. Его мочевой пузырь не выдержал: зловонное пятно на брюках набухало, на пол закапала моча, смешиваясь с кровью, образуя лужу под сиденьем. Глаза выкатывались из орбит, вываливались из глазниц синеватые белки, точно разбухшие в воде вареные вкрутую яйца. И шум в ушах, подобный шуму морского прибоя... А затем тяжелые, гулкие удары, заглушающие уже все остальное... Еще громче зажурчала зловонная струя — признак смерти, но палач натягивал проволоку с прежним упорством, точно пытался обезглавить мертвеца.

Запах в машине был запахом бойни. Темная фигура позади еще долго пребывала в неподвижности. И дождь все так же яростно хлестал. И растекались по ветровому стеклу красные слезы.

Глава 6

Джо Вард уже в который раз протирала ветровое стекло. «Дворники» явно не справлялись с потоками воды, и она раздумывала: не остановиться ли, не переждать ли?.. По обеим сторонам дороги, и так неважно освещенной, протянулись деревья с раскидистыми кронами, низко опустились к самому асфальту, изредка досаждая водителям. Джо сразу же включила фары своего «чеветта», и все же видимость едва ли достигала 50 футов. Оранжевые огоньки неоновых ламп отражались в лужах на дороге, мерцая подобно островкам света в море тьмы. «Какого черта? Почему Андерсон выбрал такое неподходящее место для встречи?» — размышляла Джо. Она заметила свет в заброшенном придорожном кафе. Прямо за кафе, скрытая деревьями, находилась автостоянка, о которой говорил Андерсон. Джо сбавила скорость и остановилась, развернувшись в сторону Вейкли. Она с минуту колебалась — выключить ли фары? Найдет ли он ее в темноте? Наконец решила оставить только боковое освещение. Раскаты грома, казалось, раскачивали машину, и Джо насторожилась, напряглась. Она вытащила из сумки пачку сигарет и чуть опустила боковое стекло. Вода тотчас хлынула в салон, заливая сиденья, и она поторопилась вновь поднять стекло. Машина заполнилась голубоватой дымкой. Джо улыбнулась. Ей вспомнился Нью-Йорк, — там дышалось так же. Однако улыбка тут же сползла с ее лица. От этих воспоминаний ее бросало в дрожь. Она родилась и выросла в Ист-Сайде на Манхэттене, в доме с видом на коричневый язык Ист-Ривер. Как-то она с друзьями стояла на мосту Куинсборо и смотрела на лодки и буксиры, плывущие по главной водной артерии города. Джо часто задумывалась, куда плывут эти лодки, думала о людях, плывущих на них. Плывут ли они домой к любящим женам? Или в бесконечность? Все ли они имеют хоть какое-то пристанище? Интерес Джо к другим людям в ее юные годы удивлял и даже забавлял всех, близко ее знавших, в том числе и родителей.

Ее отец работал в автомобильной компании, а мать — уборщицей в гостинице Рузвельта, расположенной через три дома от них. Джо начала свою трудовую жизнь в отеле, где зарабатывала на пропитание, одновременно пробуя силы в журналистике. Интерес к людям и природное любопытство, казалось, находили выход в ее статьях. Она постоянно была в поиске — в поиске новых тем, сюжетов, нового стиля... Работая по восемь часов в день в отеле Рузвельта, она лишь к вечеру принималась за свои статьи и часто приходила домой ночью. То есть журналистика была ее истинным призванием, но годы шли, а жалованье в отеле составляло всего лишь 1500 долларов, и она уже начала жалеть, что связала свою жизнь с журналистикой, требующей полной самоотдачи. Затем она встретила Тони. Тони Хаген был клиентом отеля, когда они впервые встретились. Его внешность поразила ее с первого взгляда, но поначалу Джо его если и не избегала, то как бы сторонилась. Джоанна была очень обаятельной девушкой и прекрасно знала это, но они принадлежали к столь разным социальным группам, что сближение казалось невозможным. И все же они познакомились поближе. И вскоре Джо обнаружила, что его модные костюмы, дорогие безделушки и те драгоценности, что он ей дарил, имели довольно необычное происхождение. Выяснилось, что Хаген работает на Альберто Сцалиса, старшего внука одного из главных подручных Аль Капоне, а затем — крестного отца крупнейшего «семейства» Нью-Йорка. Соблазн оказался для нее слишком велик. Она спала с Хагеном, она запоминала каждую мелочь из той информации, которую удавалось из него выудить. Вскоре материала уже хватало для статьи, которую она послала в «Нью-Йорк тайме». Газета потребовала дополнительной информации; Джо обещали увеличить сумму гонорара. Благоприятная возможность не замедлила представиться...

После выхода третьей статьи ей предложили постоянную работу в газете, и она незамедлительно это предложение приняла. Однако Хаген в разговорах стал уклончив, скрытен. Он просил ее больше ничего не писать о Сцалисе. Но Джо всегда была упряма. Она продолжала встречаться с Хагеном, который, как она сразу поняла, влюбился в нее, несмотря на грозившую ему опасность. Впрочем, Хаген был предельно осторожен — полезной информации от него больше не поступало. Или, возможно, ей так казалось... Но когда он сделал ей предложение и она ответила согласием, Хаген все же позволил себе некоторую откровенность. Написанная ею статья была помещена на первой странице. После этого Хагену оставалось прожить еще двое суток. Они сидели в баре на Лексингтон-авеню, когда появились те двое, — Хаген их сразу узнал. Даже сейчас, сидя в своем «чеветте», она могла бы детально воссоздать всю сцену, неизгладимо запечатлевшуюся в ее памяти. Один из них вошел в бар, перебросив пальто через правую руку, второй стоял в дверях. Хаген повернулся в их сторону, в руке его был стакан — с пивом, который он за мгновение до этого собирался поднести к губам. Первый из вошедших перебросил пальто на левую руку — в правой обнаружился пистолет 45-го калибра. Он выстрелил трижды. Первый выстрел, разбивший стакан с пивом, угодил в подбородок, раздробив нижнюю челюсть. Второй выстрел пробил грудь — тут Хаген, пошатываясь, поднялся на ноги. Третья пуля ударила в левое плеча Он упал на колени... И тут раздался запоздалый крик посетителей. Джо вскочила, прикрыла руками голову, оттолкнула ошалевшего бармена и бросилась к черному ходу. Никто ее не преследовал. Естественно, инцидент этот стал темой передовицы, хотя на сей раз Джо было не до профессиональной гордости.

Последней каплей явилось исчезновение «дворников» и дробовика из ее «линкольна» — пропажа, обнаруженная ею однажды вечером, когда она возвращалась домой. Джо покинула Америку и приехала в Лондон, где сравнительно легко нашла работу по найму. Но Лондон показался ей слишком «открытым», слишком «незащищенным» — и она перебралась в Аркхэм, где работала вот уже шесть месяцев в редакции «Аркхэм Комет».

Она бросила сигарету в пепельницу и, взглянув на часы, зажгла другую. 11.48 вечера. Где же, черт возьми, этот Андерсон?

Слева, неподалеку от нее, стояло обветшавшее придорожное кафе, ныне просто пустующий сарай. Старый заржавевший дорожный указатель покачивался на ветру; огромные окна, обращенные к дороге, были разбиты, а во дворике во множестве валялись полусгнившие доски и камни. Имелось даже ржавое крыло от «фольксвагена», в том месте, где была когда-то автостоянка.

Со стороны Вейкли до сих пор не проехала ни одна машина. Джо нервно барабанила пальцами по рулю, напряженно вглядываясь в ветреную грозовую тьму.

Джо машинально поправила прическу: взглянула в зеркало заднего обзора. Учитывая то, что ей пришлось пережить в ее двадцать восемь лет, она выглядела удивительно свежо. Она почти не пользовалась косметикой, кроме теней для глаз. Даже в темной машине светились нефритовыми пуговками ее зеленые глаза. На ней были джинсы, сужающиеся книзу, свитер облегал ее грудь. Прикуривая очередную сигарету, Джо услыхала громкое урчание мотора. Несколько секунд спустя свет мощных фар прорезал ночь, осветив на мгновение ее лицо, — машина промчалась мимо.

— Черт бы его побрал, — пробормотала Джо.

Она вновь взглянула на часы. Было почти 12.15. Она решила, что уедет через пять минут. А по дороге остановится у ближайшего автомата и позвонит Андерсону домой. Может, этот сукин сын все забыл? Джо решительно отогнала от себя эту мысль. Его голос в трубке звучал напряженно, тревожно, он был в панике. Ему действительно было необходимо ее увидеть, и она ему поверила. Возможно, у него сломалась машина. Она быстро перебрала в уме ряд причин, помешавших ему приехать, затем снова посмотрела на часы. Через три минуты она уедет. Она прищелкнула пальцами, заметив телефонную будку во дворике заброшенного кафе. Если телефон еще работает, она сможет позвонить отсюда. У нее имелся также его служебный телефон — на случай, если что-нибудь его задержало. Джо решила сначала позвонить в лабораторию. Вставив ключ в зажигание, она завела двигатель и развернула свой «чеветт» в направлении заброшенного кафе.

Остановившись, она, не заглушая мотор, выскочила из кабины и побежала к телефонной будке. Что-то шевельнулось во влажной тьме лесов. Что-то, напоминающее человеческую тень. Темная фигура медленно двигалась между стволов, следуя за Джо, — сначала притормозившей, затем остановившей машину, выскочившей из нее, бегущей к телефонной будке... Ее было видно довольно хорошо, потому что молния, в этот миг прорезавшая небо, осветила своим холодным ярким светом весь ландшафт. Незнакомец внимательно следил за Джо: вот она подбежала к будке, вот сияла телефонную трубку... Тень, крадучись, вышла на обочину дороги. Ослепительная вспышка рассекла небо — и фигура мгновенно исчезла за ближайшим кустом. Воздух в будке был тяжелый, трубка грязная, вся покрытая пылью, — перед тем как снять ее, Джо долго протирала трубку носовым платком.

Она облегченно вздохнула, услышав гудок: значит, телефон все жеработал. Она Порылась в кармане джинсов в поисках мелочи и, вытащив пригоршню десятипенсовых монет, положила их на металлическую полку рядом с собой. Затем набрала номер компании «Ванденбург кемикалз». Снаружи зловеще завывал ветер, задувая в разбитые окна кафе. Вывеска, извещающая о том, что «здесь подают горячие обеды», перекосилась, едва держась на единственном гвозде. Раздался гудок, Джо опустила монету в прорезь аппарата. Последовали длинные гудки, на том конце трубку не снимали. Это повторялось многократно. Она повесила трубку и вытащила из кармана клочок бумаги с домашним телефоном Андерсона. Вновь набрала номер. Услышав гудки, опустила монету.

— Мистер Андерсон?

Тишина.

— Мистер Андерсон, алло!

Послышалось какое-то странное шипение. И больше ни звука.

«Верно ли я набрала номер?» — подумала она. Раздался оглушительный грохот, в трубке затрещало. Треск был настолько резким, неприятным, что Джо на миг убрала трубку от уха.

Когда она опять прислушалась, телефон отключился. Она раздраженно бросила трубку.

— Дьявол... — пробормотала она, резким движением сгребая с полки остатки монет и засовывая их в карман. Она на секунду замешкалась, собираясь с духом, перед тем как броситься сквозь ливень обратно к машине. Может, Андерсон играет с ней в какую-то игру? Если так — то зачем?

Возвратившись в машину, Джо хотела включить свет в салоне, но выключатель не сработал. Несколько секунд она сидела в темноте, в каком-то странном оцепенении. Затем повернулась вполоборота, чтобы выяснить причину неисправности. Лампочка исчезла. И не только лампочка — исчезли кронштейн с винтами и патрон. Она нахмурилась. Патрон был снят. Точнее вырван. Но кем, хотелось бы ей знать? Сердце ее учащенно забилось. Она нажала на педаль акселератора. «Исправна ли машина, вернусь ли я домой?» — в тревоге подумала Джо. И вместе с тем любопытство ее было возбуждено до предела, — она твердо решила, что завтра же нанесет Андерсону визит.

Лампа и патрон из «чеветта» лежали на обочине дороги, пока на них не наступила нога в ботинке, наступила тяжело, неспешно разламывая их на мелкие осколки. Темная фигура стояла у дороги до тех пор, пока огни «чеветта» не исчезли за поворотом. Так же крадучись, как и появилась, фигура направилась в сторону леса, растворившись в тени деревьев и во мраке ночи.

Глава 7

Рональда Фабера разбудил звонок. Он машинально потянулся к будильнику, но звон уже прекратился. Фабер и не думал подниматься, он неподвижно лежал под простынями, плотно прикрыв глаза, лежал, словно кто-то припечатал его к дивану. Прикрыв ладонью лицо, он пробормотал что-то невнятное. Простыни под ним были влажны от пота. Наконец, собравшись с духом, он вскочил на ноги. Откинул со лба пряди спутанных волос и вдруг закашлялся, в тревоге схватившись за грудь. Все тело его сотрясалось в приступе кашля, это не был кашель курильщика. В свои сорок два года он ни разу не прикасался к этому проклятому зелью. Приступ прошел, и он медленно выпрямился. Его беспокоила ноющая боль в животе. Тихонько поглаживая свое огромное брюхо, он подошел к окну и выглянул во двор.

Яркий свет ударил в глаза, и Фабер болезненно прищурился, отпрянув от подоконника. Внизу просыпалась главная улица Вейкли, по которой шныряли взад-вперед первые утренние торговцы. Кое-где деловые люди уже открывали двери своих контор и торговых заведений. Фабер прекрасно знал, что и ему надлежало открыть свою лавку ровно в девять, как он делал это ежедневно последние двадцать лет.

Единственный владелец фирмы «Фабер и Менсвир», он чрезвычайно гордился тем, что за все эти годы не пропустил ни единого трудового дня — Ни по болезни, ни по какой-либо иной причине. Но сегодня он отдал бы все на свете, лишь бы не спускаться к себе в лавку.

Рональд Фабер был крупным мужчиной — весил стоунов двадцать, — и одежда с трудом сходилась на его громадном животе. Его редкие темные волосы прилипли к влажному от пота черепу. Он ощущал во рту неприятную сухость, и ему казалось, что язык распух, стал чуть ли не вдвое больше. Он медленно прошел в ванную комнату и уставился в зеркало, не на шутку обеспокоенный своим видом. Кожа его была мелочно-белого цвета — и лицо, и все тело. Даже темная родинка на подбородке казалась высохшей и посветлевшей. Он медленно поднял руку, притронулся к щеке, слегка потер ее. Глаза его прищурились, потом вдруг широко раскрылись: он почувствовал под пальцами мелкие катышки кожи. Выглядело это так, как будто он обгорел на солнце и с него слезала кожа. Ногти его покрылись тонкими трещинами. Губы распухли, толстые, мучнисто-белые. А когда он открыл рот, из горла его вырвался сдавленный крик.

Расстегнув пуговицы, он увидел, что кожа с груди сходит огромными белыми лоскутьями. Ему казалось, что с отшелушившейся кожей он выглядит как-то непристойно, точно пресмыкающееся, сбрасывающее шкуру, чтобы заменить ее другой. И все тело — точно сметана, нигде ни кровинки. Он ополоснул лицо и задрожал, заметив в раковине отшелушившиеся кусочки кожи.

— О Боже, — прохрипел он.

Пошатываясь, он прошел в туалет. Рональд Фабер едва удержался от крика, когда первые струи кровавой мочи забрызгали белый фаянс унитаза. Глаза его в ужасе таращились на ярко-красную струю. Он уловил вдруг запах меди и тогда понял: это не моча цвета крови — это и есть кровь. Он закричал.

Глава 8

Снаружи комплекс вполне можно было принять за концентрационный лагерь — недоставало только пулеметных гнезд. Комплекс зданий фирмы «Ванденбург кемикалз» был расположен в сельской местности, на площади тридцать акров, на расстоянии мили от главной магистрали Вейкли — Аркхэм. Составлявшие комплекс монолитные сооружения были обнесены оградой из колючей проволоки высотой двенадцать футов. Ограда эта, и без того достаточно устрашающая и неприступная, находилась под сигнализацией. Надпись, выполненная по трафарету огромными красными литерами, гласила: «Опасно для жизни, через проволоку пропущен ток». А пониже, на том же деревянном щите перед оградой, — надпись помельче: «Территория патрулируется сторожевыми собаками» — информация, очевидно, рассчитанная на безумцев, игнорирующих высоковольтный ток.

Джо Вард, надев солнцезащитные очки, окинула оценивающим взглядом высившиеся перед ней фортификации. Она ехала вдоль ограждения, поглядывая на него то через ветровое стекло, то через открытое боковое окно. В машину задувал прохладный ветерок, за что она ему была безмерно благодарна. Уже пылало солнце в безоблачном небе, заливая ярким светом сельский ландшафт. Джо ехала медленно, ее «чеветт» то и дело подпрыгивал на многочисленных ухабах дороги. «Итак, — размышляла она, — это та самая фирма, где работает Джеффри Андерсон». Она мысленно произносила его имя, всякий раз удивляясь — какого черта он ее разыгрывал прошедшей ночью?..

Несколько обстоятельств не давали ей покоя, вызывали недоумение... Ей показалось, она слышала, как сняли трубку домашнего телефона Андерсона. И еще одно: исчезнувшая из машины лампочка. Она взглянула на то место, где раньше была лампочка с патроном. Кому это потребовалось? И зачем? Необъяснимо...

Джо надавила на педаль акселератора, увеличивая скорость. Чем быстрее она увидит Андерсона, тем лучше. Кроме того, она испытывала какое-то странное беспокойство — что именно он собирается ей сообщить?.. Еще несколько минут езды, и она оказалась перед одним из заграждений — высоченным забором, опутанным поверху колючей проволокой. Однако вход был открыт и только узкий желтый барьерчик отделял ее от длинной подъездной дороги, ведущей к комплексу «Ванденбурга». Джо сняла свои темные очки, провела рукой по волосам и дважды просигналила, пытаясь привлечь внимание мужчин в синей униформе, сидевших в будке слева от барьера. Они пили чай и весело болтали, не обращая на нее ни малейшего внимания. Наконец один из них вышел наружу и стал прогуливаться неподалеку от барьера, сдувая пылинки с рукава своего кителя и потихоньку приближаясь к ее машине. Когда он наконец-то подошел к ней, Джо разглядела на его нагрудном кармане серебристо-красный фирменный знак «ВК».

— Доброе утро, — сказала Джо.

— С добрым утром, мисс, — ответил охранник, осмотрев сначала машину, а уж потом взглянув на нее. Его внимание явно привлекала ложбинка между грудей, заметная в вырезе ее белой блузки.

— Мне назначена встреча с мистером Андерсоном, — сказала Джо.

— Ваше имя? — осведомился охранник.

Она назвала.

— Зачем вы хотите его видеть? — Он пытливо посмотрел ей в глаза.

Ложь была заготовлена заранее:

— Я представляю компанию, заинтересованную в сотрудничестве с Ванденбургом. Мистер Андерсон сказал мне, что сведет меня с нужными людьми.

Охранник облизал губы, вновь вперившись взглядом в вырез ее блузки. Затем нахмурился. Только бы он не заметил, как судорожно вцепилась она в рулевое колесо, — пластик стал влажным и липким под ее вспотевшими ладонями. Джо выбросила свой козырь:

— Позвоните ему, у вас там должен быть его телефон. — Она указала на желтую будку.

Охранник отступил на шаг. Джо почувствовала, как колотится ее сердце.

— Как называется ваша компания? — спросил он, взглянув на нее недоверчиво.

— Это должно оставаться между нами. Между иной и мистером Андерсоном, — ответила Джо, открывая дверцу машины. — Давайте я сама его вызову.

Охранник, оценивший представившуюся возможность увидеть ее в полный рост, одобрительно кивнул, когда она выбралась из машины. Он предупредительно подал ей руку.

— Хорошо, мы вас пропустим, — сказал он.

Джо проворно скользнула за руль, переполненная ощущением триумфа и тревогой, по-прежнему ее не оставлявшей. Преграда была преодолена, она проехала мимо желтого барьера, улыбаясь охраннику. Дорога со щебеночным покрытием была настолько широкой, что на ней поместилось бы четыре машины в ряд; через минуту Джо поняла, зачем такая ширина. Многотонный грузовик «скания» мчался, как ей казалось, прямо на нее; металлическая цистерна сверкала под лучами солнца. Еще мгновение — и колесница Джагернаута прогромыхала мимо. Движение стало довольно оживленным. Через главные ворота выезжали один за другим огромные грузовики. Наконец она добралась до комплекса зданий и затормозила у главного корпуса. Здесь стояло множество машин, припаркованных неподалеку от входа. Она поставила свой «чеветт» прямо напротив дверей, ведущих в главную приемную. Внутри было прохладно, и Джо с удовольствием ощущала этот холодок своей разгоряченной зноем кожей. Два больших вентилятора у дверей, включенные на полную мощность, обеспечивали помещению надлежащий комфорт. Ее высокие каблуки утопали в пушистом ковре, когда она подходила к конторке, за которой сидела молодая женщина примерно одного с ней возраста, в синей юбке и такого же цвета жакете — в костюме, напоминавшем форму стюардессы. Отличие состояло в уже знакомой Джо фирменной эмблеме на нагрудном кармашке. Кроме того, на лацкане синего жакета имелся ярлычок с ее именем и фамилией. Женщину за конторкой звали Джулия. Она одарила приблизившуюся к ней Джо вполне профессиональной улыбкой.

— Доброе утро, — сказала Джо. — Я бы хотела повидать Джеффри Андерсона, прощу вас.

— Назначена ли вам встреча? — спросила Джулия с застывшей на лице улыбкой, не исчезавшей даже когда она говорила.

— Он меня ждет.

— Как о вас доложить?

— Меня зовут Джоанна Вард.

Джулия нажала кнопку автоответчика. Раздался громкий гудок, напоминающий вой сирены.

— В приемной находится Джоанна Вард, — сказала Джулия в трубку, по-прежнему улыбаясь. — Она говорит, что желает видеть мистера Андерсона.

Наступила минутная пауза, Джулия слушала чье-то невнятное бормотание на другом конце провода. Джо имела возможность осмотреться.

По приемной сновало множество людей, входивших и выходивших из коридоров. Кто-то шел в одиночку, некоторые — по двое или по трое. И все были в темно-синей фирменной униформе или же в белых кителях, а иные даже в белых халатах. Мимо прошли два молодых человека лет двадцати, окинувшие Джо одобрительным взглядом. Даже на халатах у служащих фирмы имелась серебристо-красная эмблема «ВК». В приемной пахло средством для чистки ковров и полиролем. Непрерывный треск пишущих машинок сливался с постоянным хлопаньем дверьми, — все время кто-то куда-то входил и выходил.

— Пожалуйста, обождите минутку, — сказала Джулия, поворачивая переключатель на консоли в "положение «выключено». — Не желаете чашечку кофе?

Воспользовавшись ее предложением, Джо уселась с чашкой кофе в одно из кожаных кресел недалеко от лифтов. Только она устроилась, как из ближайшего к ней лифта вышел высокий седовласый мужчина в костюме. Обувь его — она сразу это заметила — была давно не чищенной. Он направился прямо к ней, словно они были старыми знакомыми, хотя, конечно, он лишь по цивильной одежде распознал в ней посетителя. Он приблизился. Она поднялась.

— Мисс Вард? — спросил он с улыбкой.

Он протянул ей руку, покрытую коричневатыми пятнами. Рука его была сухой и теплой. Джо взглянула на него с тревогой. Ему было лет пятьдесят, может побольше, но блеск его синих глаз словно опровергал почтенный возраст. Лицо его было изрезано морщинами, двойной подбородок чуть подрагивал — даже во время рукопожатия.

— Чем могу быть полезен? — осведомился он.

— Вы тот парень, который звонил мне прошлой ночью? — спросила она удивленно.

Он улыбнулся:

— Нет, мое имя Гленденнинг.

— Но я хотела повидать Джеффри Андерсона...

— Да, я в курсе.

Он молча направился к одной из дверей, она пошла следом. Они оказались в небольшом кабинете, точнее сказать, кабинетике: огромный письменный стол и шкафы с выдвижными ящиками почти совсем не оставляли в нем свободного пространства. Он предложил ей сесть, сам же занял место по другую сторону стола. Вероятно, комната была «звуконепроницаемой», потому что, когда Гленденнинг закрыл дверь, стало абсолютно тихо, из приемной не доносилось ни звука.

— Так вот, я в курсе, что вы хотели бы повидать Андерсона, — сказал он. — Но могу ли я узнать — зачем?

— Я журналист, — ответила Джо. — Он позвонил мне прошлой ночью и сказал, что ему нужно со мной поговорить.

— В самом деле? — Улыбка Гленденнинга заметно поблекла. — Но как вам удалось проехать мимо охраны? Инструкции у них строжайшие — не пропускать представителей прессы.

— А вам есть что скрывать? — осведомилась Джо.

— Уверяю вас, у вас нет причин для беспокойства, мисс Вард, — усмехнулся Гленденнинг. — Дело все в том, что мы лишь недавно начали нашу деятельность, а потому неодобрительно относимся к преждевременным публикациям о нас. Наши спонсоры также.

— Кто ваши спонсоры?

Он улыбнулся:

— Скажите, ваши репортеры каждое утро покидают свою редакцию в поисках материалов?

— Стараемся.

Гленденнинг кивнул. Он сидел, упершись локтями в письменный стол, подпирая кулаками подбородок.

— Что ж, мисс Вард... Весьма сожалею, но здесь имеет место недоразумение. Мистер Андерсон у нас больше не работает. Он перешел недавно на другую работу.

— Он говорил со мной отсюда прошлой ночью, — запротестовала Джо.

— Это невозможно. Кроме того, здесь нет аппарата для вызова, все аппараты, как вы видите, с мониторами.

— Вы имеете в виду — с подслушивающими устройствами?

— Нет, нет, — поспешил ответить Гленденнинг. — Это просто для надежности.

Джо не выдержала, дала выход своему раздражению:

— Простите за резкость, но вы морочите мне голову. Он звонил мне отсюда прошлой ночью, около одиннадцати, возможно чуть раньше.

Гленденнинг покачал головой.

— Служащие фирмы покидают главное здание в семь часов вечера, — сказал он. — Это абсолютно исключено, чтобы кто-то работал здесь в столь поздний час. К тому же, как я вам только что сказал, мистер Андерсон уже некоторое время не работает в нашей фирме.

— Что значит, по-вашему, «некоторое время?» — спросила Джо.

Сидевший перед ней седовласый мужчина пожал плечами:

— Неделя-другая, я полагаю...

Американка недоверчиво покачала головой:

— Еще раз прошу прощения за резкость, мистер Гленденнинг, но я убеждена, что вы морочите мне голову. Какой-то парень звонит мне прошлой ночью, называет себя Андерсоном. Говорит, что ему необходимо встретиться со мной. А вы утверждаете, что он уже несколько недель здесь не работает...

— Весьма сожалею, но я больше ничем не могу быть вам полезен, мисс Вард.

Гленденнинг поднялся из-за стола. Подошел к двери и открыл ее — жест достаточно красноречиво свидетельствующий о том, что разговор окончен. Джо поднялась и вышла следом за ним в приемный зал.

— Вы мне так и не сказали, как вам удалось миновать охранников, — спросил ее с улыбкой Гленденнинг.

— Я их обманула, — ответила Джо. — Это часть нашей работы.

Он ухмыльнулся, и они расстались, посмотреть со стороны — расстались как добрые друзья. Гленденнинг закрыл за ней дверь, и улыбка его сменилась хмурым сосредоточенным взглядом.

— Ушел несколько недель назад... валяют дурака, сукины дети... — бормотала Джо раздраженно, нащупывала в кармане пачку «Мальборо».

Прикурив, она с жадностью затянулась. За сиденьем у нее хранился листок бумаги с домашним адресом Джеффри Андерсона. Как бы там ни было, а она разыщет его.

Глава 9

Корова попыталась подняться, но снова рухнула наземь, подогнув под себя длинные и тонкие передние конечности. Подняла голову и зафыркала, словно застонала, бока и шея ее были взмылены, а шкура — вся белая, будто присыпанная мукой. Моча ее была кремового цвета. В амбаре стоял застарелый запах соломы и навоза. Корова бешено стегала себя хвостом, словно отгоняя слепней, и, наблюдая за ней, Тайлер вдруг заметил кровь, сочившуюся у нее из заднего прохода.

— Ветеринара вызвал? — спросил он взволнованно, оборачиваясь к Расселу Дженкинсу, подносившему бадью с горячей водой и кусок материи.

— Он сказал, что будет здесь через десять минут, — ответил Дженкинс, поставив бадью.

Тайлер опять посмотрел на корову.

— Дай Бог, чтобы она дождалась, — пробормотал он.

Животное опять попыталось встать на передние ноги — неуверенно, пошатываясь, выпучив от боли глаза. Живот и задняя часть туловища вспучились, раздулись, и, присмотревшись, Тайлер заметил судорожные волнообразные движения под кожей. Теленок обещал быть крупным, вскоре ему предстояло появиться на свет. Подойдя к корове, Тайлер положил руку ей на морду, лишь сейчас он заметил, что из ноздрей у нее сочится кровь. Судя по всему, это было внутреннее кровоизлияние.

— Господи, когда же появится этот Харлей?! — раздраженно выдохнул он.

— Может, мы пока сами что-то можем сделать? — спросил Рассел Дженкинс, с тревогой наблюдая, как подгибаются задние конечности животного, словно они были не в состоянии удерживать этот огромный вес. Тайлер попытался заставить корову лечь, но это оказалось невозможным. Огромный живот и раздавшаяся задняя часть туловища не позволяли ей этого сделать. Казалось, несчастное животное накачали воздухом, воспользовавшись пневматическим насосом. Волнообразные движения ускорялись, корова неистово мотала головой, обдавая Тайлера клочьями слетавшей с ее взмыленных боков пены. Они услыхали шум подъезжающего автомобиля. Дженкинс, хлопнув дверью, бросился во двор. И тут же вернулся в сопровождении Дэна Харлея, ветеринара. Харлей открыл черный чемоданчик и достал оттуда стетоскоп.

— Поднимите ее, если можете, — сказал он, расстегивая на себе рубаху.

Он подошел к больной корове и прижал стетоскоп к ее раздувшемуся боку. Сердце едва билось. Он присел на корточки и попытался определить местонахождение головы теленка, по-видимому еще живого, потому что бока коровы пульсировали с прежней интенсивностью. Харлей стащил с себя рубашку, быстро вымыл руки в ведре с горячей водой, затем вновь приблизился к задней части коровы, поддерживаемой Тайлером и Дженкинсом.

— Что с ней происходит, черт возьми? — спросил Тайлер, утирая со лба пот.

— Видимо, теленок застрял не в том положении, — ответил Харлей. — Попробуем выправить. Только держите ее покрепче.

Не обращая внимание на тошнотворный запах, исходящий от стонущего животного, Харлей просунул сначала одну, затем и другую руку в окровавленное отверстие, нащупывая головку теленка.

— Подайте тряпки, быстро, — скомандовал он, вытаскивая наружу окровавленные руки.

Тайлер поспешил на другой конец амбара и оторвал кусок плотной пеньковой ткани, чуть не сбросив при этом вилы с полки. Выругавшись, он швырнул тряпье Харлею.

— Почему ты меня не вызвал раньше, Вик? — спросил ветеринар.

— Потому что еще минут двадцать назад все было не так уж плохо, — ответил Тайлер.

— Пойдите сюда, — сказал Харлей. — Поможете мне... Надо вытащить теленка.

Он просунул руки в утробу коровы, стараясь захватить петлей передние ноги теленка. Харлей неистово ругался. Пот лил с него градом. Ветеринар был рослым, полным, статным мужчиной и прекрасным специалистом, в чем через минуту Тайлер убедился, заметив на его лице легкую улыбку, — ему наконец-то удалось захватить петлей ноги теленка.

— Держи ее голову, — приказал ветеринар Дженкинсу.

Корова взревела от боли. Рев этот их ужаснул — хриплый душераздирающий вой, подобия которому Тайлеру слышать еще не доводилось. Дженкинс отскочил в сторону, удивленно тараща глаза.

— Держи же, черт бы тебя побрал, — прорычал Харлей, но в следующую секунду и он отступил, увидев хлынувшую потоком кровь.

— О Господи, разорван проток Миллера! — воскликнул в отчаянии ветеринар. — Скотина издохнет от потери крови...

— Можете ли вы что-нибудь сделать? — спросил Тайлер.

— По крайней мере, можно попытаться спасти теленка, — ответил Харлей.

Снова раздался вой, еще ужаснее прежнего, — казалось, завывали и стены, и крыша амбара, и даже воздух сотрясался от этого дикого воя. Когда агония стихла, послышался другой звук, похожий на треск разрываемой материи: плоть животного разорвалась, кровь хлынула потоком, а секундой позже в образовавшемся разрыве показалось нечто, напоминающее копыто. Тайлер в ужасе отшатнулся. И даже Харлей стоял как вкопанный, ошеломленный жутким зрелищем: уже мертвая корова дрожала, по телу ее словно пробежала судорога; затем раздался хруст и скрежет — коровью тушу разорвало почти пополам, кровь, смешанная с экскрементами, ударила фонтаном, и из растерзанного брюха появилась голова на длинной змееподобной шее. Это была голова теленка, но такого, какого им еще не доводилось видеть. Теленок вопросительно уставился на них, выгнув шею. И тут коровья туша словно взорвалась, выталкивая из себя теленка.

Тайлер с Харлеем отпрянули, залитые кровью, вытаращив в изумлении глаза. Теленок, рвущийся наружу, был огромный, и он яростно боролся, высвобождаясь из разорванного тела матери. Еще несколько секунд корова и теленок как бы составляли одно целое, и зрелище это походило на какой-то чудовищный акт размножения: рвущийся на свободу новорожденный урод и разорванное на части тело матери.

— Что за чертовщина? — произнес Дженкинс, ошалело уставившись на теленка.

Новорожденный был высоченным, не менее четырех футов. Воплотившийся кошмар. Бред безумца. Все его тело покрывали странные выпуклости и наросты, голова же — на длинной тонкой шее — представляла собой что-то вроде односторонней опухоли. Тайлер вдруг понял, ужаснувшись, что чудовище это — трехглазое, и в какой-то момент ему даже показалось, что оно двухголовое. Жуткое это существо стояло неподвижно, оно смотрело на людей. Затем двинулось на Дженкинса, открыло рот, обнаружив полный набор крупных крепких зубов. Дженкинс отскочил, буквально впечатавшись в стену амбара. Тайлер, бросившись в противоположную сторону амбара, ухватил вилы.

— Не трогай его! — закричал Харлей; и в тот же миг мерзкая тварь обратила морду в сторону ветеринара, яростно выпячивая губы. Теленок издал низкий гортанный звук, необычайно громкий для его возраста.

Заскрежетав зубами, Тайлер бросил вилы, целясь в грудь животного. Не обращая внимания на брызжущую на него струю крови, он высвободил вилы и вновь всадил их в тело теленка, на сей раз в бок, проталкивая зубья все глубже, до тех пор, пока не повалил его. Он навалился на древко всей своей тяжестью, прижимая животное к земле. Скотина билась, яростно брыкалась, пытаясь высвободиться, оттолкнуть острые зубья, пригвоздившие ее к земляному полу, точно бабочку к доске. Теленок вытягивал свою змеиную шею, стараясь укусить своего мучителя, но Тайлер, отступив на шаг-другой, снова схватил вилы и, размахнувшись, вонзил их в голову издыхающего монстра. Раздался жуткий хруст, и, скорчившись в последний раз, животное затихло.

Тайлер, задыхаясь, отшатнулся, с отвращением глядя на теленка и обезображенную коровью тушу. Повсюду темнела кровь, воздух наполнился зловонием медного купороса.

— Что за чертовщина? — вновь пробормотал Дженкинс, глядя на распростертое перед ним тело. Харлей склонился над издохшим теленком.

— Какая-то мутация, — сказал он. И добавил, повернувшись к Тайлеру: — Я должен произвести вскрытие. Тайлер кивнул, отирая кровь с лица.

— Что заставило его вырасти до таких размеров? — спросил он хриплым шепотом.

— Пока не знаю. До вскрытия не знаю... — ответил Харлей.

— Будет что сообщить — зови меня.

— Мне кое-что понадобится, — сказал ветеринар.

— Рассел! — Тайлер указал на соседний амбар, и Дженкинс вышел за тряпьем, чтобы завернуть издохшее чудовище.

— Ни разу в жизни не видел ничего подобного, — признался Харлей, указывая пальцем на теленка. — Мутации я, конечно, видел, но не такие же...

— Может быть, это отечность? — спросил Тайлер.

— Я подумал об этом. Отечность — оно, конечно... Но не таких размеров, в особенности голова. — Ветеринар взглянул на выпуклость над третьим глазом теленка. — А с каким быком скрестили корову? Он-то в порядке?

— Я тебе говорил, Дэн, за тридцать минут до начала кровотечения с коровой ничего необычного не происходило. Я думал, повреждены яичники, но чтобы такое...

— Придется обследовать и корову. Возможно, здесь какого-либо рода генетическое отклонение. У коровы или у быка. Изменение ДНК, перемещение хромосом... — Он вздохнул. — Я ничего не могу сказать, пока не произведу вскрытие.

Мужчины надолго замолчали. Они стояли, уставившись на жуткого мутанта.

— Возникали ли у вас еще какие-либо проблемы с разведением? — спросил Харлей.

Тайлер уловил нотку беспокойства в голосе ветеринара.

— Нет, а почему вы спрашиваете?

— Просто из любопытства.

— У меня появились поросята и ягнята вдвое крупнее, чем им положено по возрасту, — сказал Тайлер.

— И не только у вас, Вик, — хмуро заметил Харлей. — Вы знакомы со Стюартом Николсом? И старым Беном Терстоном? У них то же самое.

Тайлер выглядел озадаченным.

— Но у них не мутации? — спросил он.

Харлей пожал плечами. Они опять с недоумением уставились на деформированного теленка с его третьим остекленевшим глазом. Тайлер тяжело вздохнул, взглянув на руки, которые были по локоть в крови.

Глава 10

Разноцветные тенты, украшавшие рыночные палатки Вейкли, трепетали и хлопали под порывистым ветром. Центральная площадь города пестрела красками, напоминая творение сумасшедшего художника, — зеленый, синий, красный цвета располагались небрежными яркими мазками, вплотную один к другому.

Джо медленно проезжала мимо тентов, оглядывая рынок. Часы на здании городского совета пробили одиннадцать, торговля была в самом разгаре. Но почему же вокруг так мало людей? Ей и прежде приходилось бывать в Вейкли в ярмарочные дни, и всегда по центральной площади сновали толпы народа — ни пройти ни проехать... Но сегодня все было по-другому. Люди неспешно передвигались, тихо беседовали, и ни крика, ни смеха, ни ругани... Тишь да гладь, покой и безмятежность, — так что, не тот, конечно, тонус...

Задыхаясь в духоте салона, Джо затормозила и выбралась наружу. Она припарковалась рядом с фруктовым фургоном, который разгружали двое мужчин. Один из них, несший ящики с апельсинами, вдруг споткнулся и уронил ящик. Ящик тотчас же раскрылся, и апельсины покатились в разные стороны, точно большие померанцевые шарики.

— О дьявол, — проворчал он и, наклонившись, принялся собирать рассыпавшиеся фрукты.

Его напарник, усмехнувшись, спрыгнул с фургона и поспешил ему на помощь.

Джо окинула их оценивающим взглядом. Обоим было от силы лет по двадцать, оба обнажены до пояса; один из них с черными, до плеч, волосами. Но изумил ее цвет их кожи. В такую-то жару, стоявшую вот уже несколько недель, — к тому же оба были, вероятно, с одной из ближайших ферм — и такие белокожие, молочно-белые, ни намека на загар... Вот что удивило Джо до крайности. Она подошла ближе, замечая, как один из них уставился на ее ноги.

— Доброе утро, — сказал он, весело поглядывая на нее. Джо невольно улыбнулась — да она ведь, журналистка, просто черная по сравнению с этим бледнолицым сельскохозяйственным рабочим. Он взглянул на нее, прищуря от солнца глаза, переводя взгляд с ее лица на грудь.

— Я "полагала, вы продаете свой товар, — сказала она, подходя к перевернутому ящику. — А вы катаете апельсины по площади...

Парни закончили подбирать рассыпавшиеся апельсины и принялись укладывать другие продукты. Палатка была обеспечена богатым выбором.

— Не слишком хорошо идут дела? — осведомилась Джо.

— Народу сегодня маловато, — ответил длинноволосый. Джо рассматривала здание магазина, окруженное с обеих сторон лотками, на которых имелось буквально все, — начиная с сырой рыбы и кончая антиками из металла. Здание протянулось ярдов на сто вдоль площади, но покупателей в магазине почти не было, а те, что все же заглянули, передвигались медленно и как бы нехотя.

— Я думала, у вас в рыночные дни торговля идет поживее, — заметила Джо.

— Да, верно, — ответил один из парней, потирая щеку. Джо нахмурилась — лишь сейчас заметила она некоторую вялость, замедленность в движениях рабочих и огромные черные круги у них под глазами. Она отнесла это за счет тяжелой, предъярмарочной ночи.

— Вас что-нибудь интересует? Что пожелаете? — спросил второй парень, ставя клеймо на лежавший перед ним огурец. Юноши рассмеялись.

— Как-нибудь в другой раз. — Джо усмехнулась и отошла в сторону.

Центральная площадь Вейкли была вымощена булыжником, и Джо, на своих каблуках, передвигалась медленно и осторожно. Огибая крыло здания и заглядывая в каждый ларек, она снова и снова удивлялась царившей на рынке тишине. Правда, теперь она все же приметила и оживленные лица и даже услышала смех, но в большинстве своем и покупатели, и продавцы были вялы и подавленны.

Джо остановилась перед палаткой, где продавались стеклянные фигурки животных, изготовленные, как она сразу догадалась, самим торговцем. Он сидел в конце палатки и читал книгу в мягкой обложке. Лицо его находилось в тени. Оглядев его, она обратила внимание на его огромные руки, перелистывавшие страницы. И вновь нахмурилась, задумавшись.

Ногти на левой руке были длинные, заостренные, кожа потрескалась и кровоточила. Правая рука — такая же. Поразили ее и указательные пальцы: редкой, почти неестественной длины.

Выбрав одну из стеклянных фигурок — слона с шариком на хоботе, — Джо внимательно рассматривала ее.

— Нужна ли моя помощь, мисс? — тихо произнес мужчина. Журналистка подняла глаза и вновь увидела перед собой молочно-белое лицо. Правда, на сей раз — еще и потрескавшиеся губы, словно мужчина этот долгие часы провел под жарким солнцем. Кожа была точно натянута на его широкие скулы и местами шелушилась, отслаиваясь мелкими чешуйками, когда он потирал подбородок.

— Какие милые эти фигурки, — сказала она, отставив слоника.

— Все моя собственная работа, — сказал мужчина не без гордости.

— Я говорила только что с двумя парнями... Ребята жаловались, что не очень-то сегодня многолюдно, — сказала Джо. Мужчина пожал плечами.

— Попозже рынок, может, еще и оживится. Живностью начнут торговать после обеда, — пояснил он. Джо приветливо кивнула:

— Приятно было с вами побеседовать. У вас действительно очень милые фигурки, — сказала она напоследок.

Продавец вновь взялся за книгу.

Все торговые ряды Джо обошла за тридцать минут, она прошлась по рядам свободно и непринужденно, ибо на площади, вопреки обыкновению, не наблюдалось в этот ярмарочный день ни толчеи, ни ругани, ни крика.

Возвращаясь к своей машине, она прошла мимо лотка с фруктами, длинноволосый юноша приветствовал ее взмахом руки и улыбнулся. Джо улыбнулась ему в ответ — и вдруг нахмурилась, в который уже раз; у юноши были необыкновенно длинные, заостренные ногти — по крайней мере, на одной из рук.

Удовлетворив свое любопытство, она вернулась за руль «чеветта», обратившись к вещам более серьезным — к клочку бумаги, на котором был записан адрес Андерсона.

Джо завела мотор, тронулась с места. И тотчас же беспокойно заерзала на пластиковом сиденье, раскалившемся под лучами солнца, точно сковородка на плите; она же, подобно грешнице в аду, медленно поджаривалась на ней.

Дом Андерсона стоял среди обширного сада, обнесенного высоким деревянным забором. Выходя из машины, Джо обратила внимание, что газоны у калитки совсем недавно подстрижены. Похоже было на то, что человек, которого она разыскивала, если и ушел из фирмы «Ванденбург кемикалз», то во всяком случае из Вейкли не уехал. Сад выглядел ухоженным. Она приблизилась, с наслаждением вдыхая запах листвы и пьянящий аромат цветов, росших повсюду в изобилии, во всех окрестных садах.

На калитке была надпись: «Авалон». Джо еще раз взглянула на свой клочок бумаги, — взглянула скорее машинально, так как, вне всякого сомнения, она стояла перед домом Андерсона. Джо открыла калитку, вошла и быстро зашагала по тропинке. Подняв глаза, отметила, что гардины задернуты — очевидно, от солнца, столь же жаркого, как и во все предыдущие дни. Она подошла к двери. "Постучала.

Тишина. За дверью никакого движения.

Снова постучала. Тот же результат.

Она заглянула в почтовый ящик. Ящик был пуст. Продолжив свой путь по тропинке, Джо обошла дом и вышла к заднему крыльцу. И здесь все шторы были задернуты, как наверху, так и внизу. Она тихонько постучала в кухонное окно ключами от машины. В ответ — все та же тишина. Джо подошла к ангару, как ни странно открытому. Внутри было затхло и сыро, пахло землей и гниющим деревом. Окна — грязные, запыленные, садовый инвентарь — с налипшей на нем засохшей грязью. Джо, вернувшись к дому, прошла вдоль фасада, миновала парадную дверь и увидела еще одну дверь, с торца.

Окна, как и повсюду, были зашторены.

Она энергично постучала, на всякий случай подергала дверь и отошла, задрав голову и осматривая верхний этаж красного кирпичного дома. Дом по-прежнему безмолвствовал. Прошло минут пять. Досадливо махнув рукой, она вышла на улицу, перешла дорогу и направилась к дому, стоявшему на противоположной стороне, почти напротив дома Андерсона. Облегченно вздохнула, увидев женщину примерно одного с ней возраста или, возможно, чуть старше, появившуюся перед входной дверью с пластиковым ковшом в руке. Женщина подняла глаза, встречая приближающуюся Джо вопросительным взглядом.

— Простите за беспокойство, я только на минутку...

— Если вы от Свидетелей Иеговы, то, боюсь, я занята, — сухо сказала женщина, отступая на шаг.

Джо улыбнулась, вытянув вперед руки.

— Как видите, я без Библии.

Женщина, улыбнувшись в ответ, откинула со лба растрепанные белокурые волосы. Она была несколько полновата, и джинсы облегали ее раздавшиеся бедра. Лицо ее пылало, кирпичного цвета румянец выглядел так, словно она натерла щеки проволочной щеткой.

Из дома доносились звуки музыки.

— Простите, что помешала, — сказала Джо, — но я не отниму у вас много времени.

— А кто вы, разрешите узнать? — спросила женщина.

— Я журналистка, меня зовут Джоанна Вард. Работаю в «Аркхэм Комет».

Женщина кивнула.

— Я разыскиваю одного парня... Он живет здесь, напротив. Джеффри Андерсон. Вы случайно его не видели?

— Вы американка, не так ли? — сказала женщина с торжествующей улыбкой, будто сделала какое-то потрясающее открытие.

Джо утвердительно кивнула.

— Так вы не видели его? — настаивала Джо. — Может быть, вы могли бы что-нибудь о нем сообщить.

— А что, с ним что-нибудь случилось? — с тревогой в голосе спросила женщина.

— Нет, нет, с ним все в порядке. Вы на днях его не видели?

— Последний раз я его видела в воскресенье, когда он косил траву, — ответила женщина. — Симпатичный мужчина. Правда, довольно замкнутый... Но что в этом плохого?

«В воскресенье...» — подумала Джо.

— Скажите, а он здесь был два дня назад?

— Да.

— Но с тех пор вы его не видели?

— Нет. Думаю, его можно повидать на работе. Кажется, он имеет какое-то отношение к этому химическому комбинату.

Пошарив в кармане, Джо вытащила визитную карточку:

— Не могли бы вы позвонить, мне по этому номеру, если увидите его, пожалуйста...

— Боюсь, мне почти нечего вам о нем сообщить, — сказала женщина, как бы в чем-то оправдываясь. Она взглянула на карточку, которую дала ей Джо.

— А вы знаете, что он недавно оставил работу на химическом комбинате? — спросила Джо.

— Он работал в этой фирме со времени ее основания...

— А может, он не сам ушел? Может быть, его уволили?

— Насколько мне известно, нет.

Джо кивнула.

— Большое спасибо, вы мне очень помогли. — Она повернулась и направилась к своей машине.

Еще раз взглянув на визитную карточку, женщина сунула ее в задний карман джинсов.

Глава 11

— Ты, Джек, распугаешь всех клиентов...

Последнее замечание Стюарта Николса было встречено дружным смехом. Допив остатки сидра в своем стакане, он заказал всем еще по одному. Николс был крупным мужчиной, на несколько лет старше Тайлера. Он содержал ферму к западу от Вейкли — обширное хозяйство, насчитывающее более двухсот голов скота.

— Это не я, — сказал Джек Вернон, — это ты заявился сюда в своих вонючих сапожищах.

Мужчины, сидевшие в баре «Черный лебедь», добродушно посмеивались.

— Милая манера разговаривать и клиентами, — сказал Тайлер, основательно прикладываясь к кружке, протянутой ему Верноном.

— Здесь зато довольно уютно, — заметил Рег Джентри, оглядывая бар. Он сидел с задумчивым видом, потягивая трубку и время от времени притрагиваясь к безобразному шраму на левой щеке. В одиннадцатилетнем возрасте его лягнул копытом пони.

— А что, Вик, к настоящей-то работе небось не просто привыкать? — Николс усмехнулся, отпивая из своей огромной кружки.

— Думаешь, очень весело протирать штаны за письменным столом, — проворчал Тайлер.

— Как устроился, Вик? — спросил Бен Терстон.

— Спасибо, Бен, хорошо, — ответил молодой человек. — Здесь хоть свежего воздуха глотнешь, — добавил он с улыбкой.

Тайлер всегда был расположен к Терстону.

Бену, старшему из окрестных землевладельцев, было уже под шестьдесят. Он и его три сына владели фермой в пятьдесят акров к северу от Вейкли. Терстон одно время собирался уйти на покой, оставив хозяйство на сыновей, но после смерти жены передумал. Он во многом напоминал Тайлеру покойного отца: те же упорство, решительность, острый ум, деловая хватка — все это не могло не привлекать молодого человека.

Николс сделал еще глоток из своей кружки и вытер губы тыльной стороной руки.

— Одна из моих свиней дала приплод, — сказал он. — Несколько дней назад. А малыши мертвые. Все семь штук. Не понимаю только почему...

— Дэн Харлей сказал мне, что у вас с поросятами вышли неприятности.

Тайлер раздумывал, говорить ли о случае с теленком.

— Когда ты видел Дэна? — спросил Николс.

— Сегодня утром, часа три назад, — ответил Тайлер. Он решил не рассказывать о чудовищном теленке. — Я сказал ему, что у меня поросята вдвое крупнее обычного, а он говорит, что у тебя и у Бена то же самое.

— Я не жалуюсь, — сказал Терстон. — С таким приплодом и доходы увеличатся вдвое.

— Еще бы, — отозвался Николс. — Вот увидишь, буду запрашивать двойную цену.

— Займешься разведением высокопородных свиней? — ухмыльнулся Вернон.

— Может, и так, — самодовольно улыбнулся Николс.

— То же самое у меня и с ягнятами, — продолжал Терстон. — Всего лишь трехнедельные, а крупнее шотландской овчарки.

— А в чем, по-твоему, причина? — спросил Per Джентри.

— Меня, например, причина не очень-то интересует, — заявил Стюарт Николс. — Мне главное, что выгода моя налицо.

Тайлер первым увидел входившую в бар Джо. Она прошла мимо фермеров, приветливо им улыбнувшись.

— Побольше бы таких посетителей — и поднимутся не только доходы, — ухмыльнулся Николс. Он уставился на Джо, усевшуюся на табурет в дальнем конце бара и задравшую юбку едва ли не до бедер. Она вынула из сумки блокнот и принялась в него что-то записывать.

— Я ее раньше в этих краях не видел, — заметил Джентри.

Тайлер молча наблюдал за Джо поверх очков.

— Так мы, кажется, говорили о скотине, — улыбнулся Бен Терстон.

Мужчины, словно очнувшись, отвели взгляд от Джо, искоса поглядывавшей на них. Она едва заметно улыбнулась, продолжая писать.

— А ты как, Вик? — спросил Николс. — Ты же учился в колледже, ты же у нас голова... Что ты думаешь об этих переростках?

— Трудно сказать... Мои работники рассказывали мне о каком-то новом многоцелевом корме...

Николс кивнул:

— Корм фирмы «Ванденбург кемикалз». Или как там ее, черт возьми, называют.

— Я не знаю ее названия, — ответил Тайлер.

— Корм от «Ванденбург кемикалз», — сказал один из фермеров. — Малый, что продал мне его, обещал значительный привес.

При упоминании имени Ванденбурга Джо привстала и села лицом к фермерам.

— Извините, пожалуйста, — оказала она, — но я услышала, что вы говорили о «Ванденбург кемикалз», не так ли?

Мужчины молча переглянулись, ошеломленные ее акцентом. Но Тайлер тотчас же нарушил тишину, явно обрадованный возможностью обсудить эту проблему с такой привлекательной собеседницей.

— Да, верно, — кивнул он. — А вы самичто-нибудь знаете об этой фирме?

— Не так много, как хотелось бы, — ответила Джо. Она взяла свою кружку и подошла к мужчинам. Терстон уступил ей место.

— Вы янки, не так ли? — спросил Николс.

— Да, я американка.

— Простите, а что вы здесь делаете? — осведомился Джентри.

— Я работаю в редакции «Аркхэм Комет», и мне бы хотелось осветить в печати... написать об этой вашей истории с животными...

— А что, это действительно так интересно? — спросил Николс.

— Ну, не так чтобы уж очень, но всё-таки. — Джо отпила из своей кружки. — А вы приехали в город на рынок для продажи скота?

Тайлер улыбнулся:

— Вы ведь, журналисты, все знаете. Наверное, и о фирме этой уже проведали?

— Я узнала о ней недавно, совершенно случайно, — ответила она.

Джо заглянула в его глаза, голубые, внимательные, вопрошающие. Окинула его долгим взглядом — высокого, мужественного, в грубых ботинках и клетчатой рубашке.

— Да, мы приехали на рынок, — сказал Терстон.

— А рынок-то не очень богатый, — заметила Джо.

— Да и мы не богачи, — ответил Николс.

Джентри взглянул на часы. Стрелки показывали час дня. Он допил содержимое своего стакана и поднялся.

— Если мы отсюда не выберемся, то пропустим торги, — сказал он решительно.

Мужчины встали, опорожнив предварительно свои кружки. Тайлер, однако, колебался.

— Не хотите ли составить нам компанию? — спросил он журналистку. — Посмотрите на нас, на деревенщину...

Он улыбнулся, и Джо улыбнулась в ответ.

— Только сначала мне надо позвонить, — сказала она.

Тайлер кивнул.

— Джек, леди хотела бы воспользоваться твоим телефоном. — Он выразительно взглянул на бармена. Тот улыбнулся и, проводив Джо в дальний конец бара, указал на телефон. Тайлер наблюдал, как она набирала номер, — в ожидании ответа Джо нетерпеливо барабанила пальцами по прилавку.

— Алло, это Джо Вард. Пожалуйста, соедините меня с Дугом Кларком.

Через минуту она услышала на другом конце провода знакомый голос редактора. Тот первым делом осведомился, где она находится.

— Я в Вейкли, — сообщила Джо и, не дожидаясь следующего вопроса, продолжала: — Слушай, Дуг, это может быть важно. — Она рассказала о телефонном звонке прошлой ночью, о своем посещении фирмы «Ванденбург кемикалз», о лжи Гленденнинга и загадочном исчезновении Андерсона. — Я думаю, Андерсон все еще в Вейкли. Я хочу его найти.

Редактор спросил, как много времени на это уйдет.

— Трудно сказать... Но чем бы ни объяснялся этот его ночной звонок, я уверена, он собирался сообщить что-то очень важное. Я просто обязана оставаться здесь, пока не найду его.

Кларк выразился в том смысле, что у нее слишком богатое воображение.

— Но я уверена, — настаивала Джо. — Кроме того, Гленденнинг отказался назвать спонсора Ванденбурга. Я уверена, что Андерсону есть что сообщить.

Повесив трубку, она вернулась к Тайлеру.

— Может, поедете на своей машине следом за моим грузовиком? — спросил он ее.

— А ничего, если я поеду с вами? — спросила она.

Тайлер улыбнулся:

— Конечно, пожалуйста... Если вас не смутят коровы и свиньи у меня в фургоне. Пахнет, знаете ли, отнюдь неврозами.

Он проводил Джо к грузовику, открыл боковую дверь и помог ей подняться на подвижную платформу, откуда она перебралась в кабину.

— Насчет запаха вы верно сказали. — Она невольно зажала нос.

Тайлер усмехнулся, занимая место водителя.

— Я же предупреждал вас, что пахнет не розами.

Они рассмеялись.

Глава 12

Скотный рынок располагался в лабиринте дворовых построек. Здесь почти всегда было много людей: покупатели, продавцы, просто заинтересованные зрители. Рыночные дни являлись событиями как для жителей Вейкли, так и для тех, кто приезжал сюда из других мест.

Грузовики и фургоны со скотиной были припаркованы на обширной, усыпанной щебнем площадке позади двух сараев, крытых рифленым железом. Отсюда животных разводили по загонам, где их затем сортировали по размерам, породам и разновидностям.

Некоторые фермеры имели постоянных клиентов, так что торговля шла быстро — собственно, оставалось лишь уточнить цену. Затем стадо гнали обратно к транспортерам, отвозившим скот на скотобойню. Весь процесс, начиная с привоза товара на рынок и кончая доставкой уже разделанных туш к месту назначения, занимал неполный рабочий день. Животные, принадлежащие фермерам, не имевшим постоянной клиентуры, продавались на открытом аукционе. Товар Тайлера принадлежал именно к этой категории, но Тайлер был уверен, что продаст своих животных по максимально высокой цене.

Джо достала сигареты, предложила Тайлеру.

— Спасибо, не курю, — отказался он.

Джо прикурила и выпустила перед собой голубоватый дымок.

— В этом месте всегда такой запах? — Она повела рукой, как бы отгоняя от себя зловоние.

Тайлер усмехнулся:

— Деревенский воздух вам не повредит. Вы слишком долго жили в городе.

— Я бы предпочла там и остаться, если уж деревни так дурно пахнут.

Они стояли перед небольшим загоном, где находилась свиноматка и шесть поросят. Тайлер с любопытством оглядел малышей — его ошеломили их необычные размеры. Самый крупный был двенадцать дюймов ростом. Поросята возбужденно носились вокруг матери, пытаясь дотянуться до ее распухших сосков. Свинья же недовольно хрюкала, явно избегая своих голодных отпрысков.

— Мама, посмотри!

Тайлер, повернувшись, вздрогнул от неожиданности — он увидел мальчика лет двенадцати, взбирающегося по металлическим подпоркам ограды. Мальчишка перегнулся через загородку, разглядывая животных. Его мать, с нею двое младших детей, неуверенно подошла к нему.

Джо улыбалась, глядя на мальчишку, подражавшего хрюканью свиньи.

Свиноматка наконец остановилась, прекратив свои метания, и несколько поросят тотчас же принялись ее сосать. Через минуту, отталкивая друг друга и визжа, к ним присоединились остальные.

— Они сосут ее сиськи! — Мальчик громко засмеялся.

— Соски, — поправила мать, легонько ударив его по затылку и оборачиваясь, чтобы посмотреть на реакцию окружающих. Встретив взгляд Тайлера, она покраснела. Он улыбнулся.

Поросята все больше возбуждались, свинья глухо похрюкивала. Хрюканье внезапно превратилось в отчаянный рев. Один из поросят с силой дернул за сосок и оторвал его. Кровь ударила фонтаном, забрызгивая животных.

Поросята при виде крови словно осатанели. Они все как один бросились на матку, принявшись терзать ее соски, разрывая, отрывая их и жадно поглощая смесь молока и крови, бьющей из ран. Затем, когда свинья завалилась на бок, они с бешенством метались по ней, вгрызаясь в ее чрево, выедая внутренности.

Карабкаясь по перилам, Тайлер видел, как поросята выдирают у свиньи глаза. Воздух наполнял отвратительный запах внутренностей, извергавшихся из раны. Поросята возбужденно хрюкали, пожирая кишки, вываливающиеся из разорванного живота свиньи. Она попыталась подняться, сбросить с себя эту ораву хищников, но не смогла. Мальчик на заборе побелел как полотно, его сестры истерически визжали, мать же пыталась увести подальше всех троих.

Тайлер схватил одного из поросят, оттащил его от свиноматки, отшвырнул в сторону. И вдруг увидел, что тот, поднявшись на ноги, бросается на него, пытаясь укусить. Он ударил поросенка ногой в рыло, опрокинув на землю.

Джо увидела, что к ним приближаются двое мужчин в темно-зеленых халатах, один из них нес кувалду. Тайлер же все еще пытался спасти издыхающую свинью.

Мужчины в халатах были пастухами, обслуживающими рынок. Они прибежали на шум. Тот, что нес молоток, перелез через ограду, направляясь к ближайшему поросенку.

— Убей его! — закричал Тайлер, придавив ногой другого поросенка.

Пастуха не надо было долго упрашивать. Он с силой опустил молот на голову одного из поросят, размозжив ему череп. Свинья пыталась уползти. Внутренности ее волочились по соломе. Джо стояла, вцепившись руками в перила, сигарета прилипла к ее нижней губе. Она как завороженная смотрела на эту ужасную бойню: визжащих поросят убивали ударами кувалды. Правда, одного, последнего, Тайлер прикончил сам. Полоснув животное ножом по горлу, он отбросил его в сторону и молча наблюдал, как бьется и неистово содрогается издыхающая тварь.

— Так что тут случилось? — спросил пастух с молотом.

Тайлер объяснил.

— Я слыхал о свиноматках, которые пожирают поросят, — сказал пастух. — А чтобы поросята свинью — такого не припомню. В чем, по-вашему, причина?

— Откуда я знаю? — огрызнулся Тайлер. Он взглянул на свинью.

Один из пастухов, ненадолго отходивший, вернулся с несколькими мешками. Тайлер взял ближайшего поросенка за уши, бросил в мешок и перелез через ограду.

— Что ж, пойдемте. — Он взглянул на Джо и направился к своему грузовику.

— Куда мы сейчас? — спросила она, едва за ним поспевая.

— Подумаем вот об этом. — Он кивнул на мешок.

Глава 13

Клиника ветеринарного врача Дэна Харлея находилась в самом тихом уголке Вейкли, среди частных домов, в двух минутах езды от центра города. Большой дом с белыми стенами, стоявший посреди обширного сада, походил скорее на санаторий, а не на учреждение. Вести прием Харлею помогала Мэнди Поттер — молодая женщина лет тридцати, своими огромными очками напоминавшая Тайлеру сову. Над входом имелась вывеска с именем Харлея и сертификат, удостоверяющий право на практику. По обе стороны парадной двери стояли скульптурные изображения двух огромных собак, своего рода часовые. Псы эти почему-то всегда смешили Тайлера, но сейчас ему было не до смеха. Джо молча смотрела, как он вылезает из кабины с мешком в руках. По пути с рынка они совсем не разговаривали, даже сейчас, направляясь к двери, он не проронил ни слова. Тайлер вошел в приемную, где застал нескольких посетителей, ожидавших приема.

— Привет, мистер Тайлер, — сказала Мэнди, с любопытством поглядывая на зловонный мешок у него в руке.

— Дэн здесь? — спросил Тайлер, подходя к зеленой двери, ведущей в апартаменты врача.

— Да, здесь, он...

Он решительно направился к зеленой двери. Джо последовала за ним.

Мэнди бросилась за ними вдогонку, очки ее съехали на нос.

— Но к нему сейчас нельзя, — запротестовала она, но Тайлер уже взялся за ручку двери.

— Прежде чем войти, стучат, ради Бога, — произнес Харлей, не поднимая глаз.

Сгорбившись за письменным столом, он что-то записывал в большую красную книгу. Наконец поднял голову.

— Вик, какого черта? — спросил он, мельком взглянув на Джо.

— Сначала теленок, а теперь вот еще и поросята, — проворчал Тайлер. — Шесть штук... Только что разорвали в клочья свиноматку.

Харлей нахмурился и заглянул в мешок.

— Они точно взбесились, просто ужас какой-то, — сказала Джо.

Ветеринар быстро перевел взгляд с поросенка на Джо. Затем снова уставился на мертвое животное.

— Так что же, собственно, произошло? — спросил Харлей, надевая резиновые перчатки.

Тайлер обо всем подробно рассказал. Едва заметно кивнув, ветеринар взял зонд и разжал поросячьи челюсти. Слякотное месиво из крови и желчи вытекло из открытого рта мертвого животного.

— А как с теленком? — спросил Тайлер. — У тебя есть возможность осмотреть его?

Харлей отрицательно покачал головой.

— Как только я что-нибудь выясню, я тебе сообщу. Ты, конечно, понимаешь, что между теленком и поросенком существует какая-то связь.

— Да, — ответил Тайлер. — Хотя, возможно, это какой-то генетический дефект, свойственный обоим.

— Что-то не похоже, Вик...

— Так каков же будет твой ответ, Дэн?

— Ответа у меня пока что нет. Хотя, видит Бог, я не отказался бы его иметь. Деформированные телята, молочные поросята, разрывающие на части свиноматку... И все новорожденные раза в четыре крупнее обычного. Я не могу сразу ответить на такие вопросы.

— А сколько уже времени все это происходит? — спросила Джо.

Харлей пожал плечами:

— С одной стороны, мы даже не знаем, есть ли связь между двумя этими случаями.

— Только не говори мне, что это случайное стечение обстоятельств, — заявил Тайлер.

— Я и не говорю, — пробормотал Харлей. — Но ты же не можешь ткнуть пальцем в календарь и сказать — это началось тогда-то.

— А как по-вашему, когда это началось? — спросила снова Джо.

— Где-то с месяц назад, — ответил Харлей.

Джо рассеянно кивнула, оглядывая хирургический кабинет. Ветеринар же вернулся к осмотру лежащего перед ним животного. Кабинет был довольно просторным, кроме письменного, здесь стояло и два хирургических стола, освещенных мощными дуговыми лампами на кронштейнах. Ряды застекленных шкафчиков для хранения документов заполняли одну из стен, остальные три стены занимали полки с лекарствами, тониками и пилюлями, изготовленными по рецептурам. Внимание Джо привлекла большая стеклянная банка, залитая какой-то жидкостью янтарного цвета. В банке плавал крохотный щенок, оказавшийся при ближайшем рассмотрении трехногим и безглазым. Джо невольно содрогнулась.

— Так вот, Вик, я не скажу тебе ничего определенного, пока не проведу вскрытия. Поэтому тебе придется набраться терпения. — Харлей снял свои резиновые перчатки, что-то бормоча себе под нос. Взглянув на тыльную сторону руки, слегка потер ее. Кожа у него на руке шелушилась. Лицо ветеринара было необычайно бледным, с темными кругами под глазами. Он выключил свет над столом, слегка массируя виски.

Обменявшись с Виком еще несколькими короткими фразами, Харлей проводил их к выходу. Вернувшись в кабинет, он взглянул на мертвого поросенка и накрыл его простыней.

— Что вы обо всем этом думаете? — спросила Джо, вглядываясь в профиль Тайлера.

— Даже и не знаю, что вам сказать, — ответил он.

Они медленно ехали по узеньким улочкам Вейкли, возвращаясь к трактиру, где Джо оставила свою машину.

— Оказывается, и в вашем тихом городке имеются свои тайны и загадки, — сказала она со смехом.

Тайлер кивнул.

— Похоже, и у вас, и у меня возникли проблемы, — произнесла она задумчиво. — Вас беспокоит история с животными, а мне необходимо разыскать Джеффри Андерсона.

— А с чем связан ваш интерес к этому парню? — спросил Тайлер.

— Видите ли... Только это между нами... Так вот, я думаю, что он знает нечто очень важное и что кто-то не хотел бы, чтобы он об этом рассказывал.

— О чем?

— Если бы я знала, о чем именно, я бы не ломала сейчас над этим голову, не так ли?

— Действительно... дурацкие я задаю вопросы.

— Послушайте, вы прожили здесь большую часть жизни. Вы знаете людей, окрестности...

— Вы хотите, чтобы я помог вам найти Джеффри Андерсона?

— Правильно.

Тайлер остановил фургон напротив машины Джо. Выключив мотор, внимательно на нее посмотрел.

— Видите ли, Джо, я ничего не знаю об Андерсоне. Я даже почти ничего не знаю о вас.

— Что касается меня, то это дело поправимое, — ответила она. — Может, пообедаем сегодня вместе?

Тайлер усмехнулся — и вдруг захохотал.

— Что вы в этом находите смешного? — поинтересовалась Джо.

— Впервые в моей жизни женщина приглашает меня отобедать с ней.

— Ну так как?

— Разве я могу вам отказать? Какое время вас устроит?

Она взглянула на часы. Было уже без четверти четыре.

— Мне надо вернуться в Аркхэм, собрать кое-какие вещи. Потом я буду здесь, в отеле. На всякий случай, мне надо оставаться в городе. Если Андерсон сейчас в Вейкли, а я, черт возьми, в этом уверена, то я просто обязана его разыскать.

— А обед?

— Как насчет половины девятого?

Он кивнул, глядя, как она выбирается из кабины.

— Значит, в половине девятого, в отеле. Я буду ждать вас в баре. — Она указала рукой в направлении «Короля Георга», одного из двух отелей, выходящих на главную площадь города.

Тайлер снова кивнул.

Он смотрел, как она перешла дорогу, как подошла к своей машине, затем завела мотор и тронулась с места. После этого и сам повернул ключ зажигания и развернулся, щурясь от яркого солнца. В четыре часа дня он был у себя на ферме.

Глава 14

Послеполуденное солнце незваным гостем пробивалось сквозь щели жалюзи. Вера Дугган стояла у раковины, вглядываясь в раскаленное светило, пылающее в безоблачном небе. Наконец она почувствовала, что глаза ее начинают слезиться, а кожу как-то странно пощипывает. Вера отвела взгляд от окна и подошла к одному из выкрашенных в желтый цвет стенных шкафов, стоявших рядом с холодильником. Передвигалась она медленно, с трудом. Артрит жестоко поразил ее суставы, в шестьдесят восемь лет она порой и руку не могла поднять. Солнце обычно облегчало боли в суставах, но в последние две недели эффект был прямо противоположный. Она чувствовала скованность в ногах и вынуждена была вернуться к толстой палке, которой не пользовалась вот уже лет десять. Палка принадлежала ее мужу, умершему более пятнадцати лет назад. Но его домашние тапочки все еще стояли в комнате, а фотография по-прежнему висела на стене. Он выглядел таким молодцеватым в своей военной форме. Артур Дугган из пехотного батальона. Он был ранен в Амьене в 1917 году. Химическая атака в Пасшендале была причиной его хронического бронхита. Этот недуг и свел его в могилу пятнадцать лет назад. С тех пор она жила в одиночестве, в окружении своих любимых котов. Сыновья навещали ее редко, но она по ним и не очень-то скучала. Один из них был инженером, другой — штукатуром. Они обязательно приезжали к ней на Рождество, в целом же она видела их все реже и реже.

Она, прихрамывая, добралась до кладовой, взяла консервный нож и с трудом открыла банку. Вилкой вычерпала содержимое в чашку. Кот, учуявший запах пищи, замяукал.

— Пойди сюда, — сказала Вера, держа перед ним чашку.

Кот запрыгнул на стол и слегка покарябал ей руку.

— Брысь, — сказала Вера.

Кот упорно тянулся к чашке.

— А ну, пошел вон, — проворчала она.

Кот зашипел и вновь атаковал чашку, на сей раз уже сильно оцарапав руку хозяйке. Его острые когти прорвали кожу, и Вера закричала, уронив чашку. Затем внимательно посмотрела на царапины на тыльной стороне руки. Кот взглянул на нее виноватыми глазами, словно понимая, что напроказил, потом замяукал и, спрыгнув на пол, с жадностью набросился на пищу.

Вера что-то пробормотала и, задыхаясь от гнева, подняла над головой палку, опираясь другой рукой о стол.

Со злобным ворчанием она обрушила свое оружие на голову кота. Сила и свирепость этого удара для человека ее лет и физического состояния были просто невероятные. Кот дико завопил, пытаясь убежать. Но его настиг повторный удар, раскроивший ему череп. Несчастное животное вытянулось на полу, и Вера, уперев конец палки ему в бок, налегла на нее всем своим весом и давила до тех пор, пока кровь потоком не хлынула у него из горла. Вид крови, казалось, еще больше возбудил ее, потому что она снова подняла палку и вновь обрушила ее на голову кота. На сей раз сила удара была такова, что череп раскололся пополам, и комочки сероватой слизистой массы брызнули в разные стороны.

Вера молотила кота палкой до тех пор, пока весь пол не оказался залит кровью. Затем она присела, уронив на колени окровавленные руки. На лице ее застыла свирепая улыбка. Она уставилась на мертвое животное, и изо рта у нее потекла обильная слюна.

Вновь взглянув на солнце. Вера прищурилась и захохотала.

Глава 15

Хотя уже наступил вечер, солнце по-прежнему оставалось властелином неба. Передав часть своего цвета небесам, солнце сохраняло весь свой жар, и Джо, остановившаяся на автостоянке рядом с отелем, чувствовала это в полной мере. Выбравшись из машины, она проверила, надежно ли закрыта дверца, и направилась к парадному входу.

Плющ обвил стены отеля, местами он разросся настолько пышно, что казалось, ветхое это строение рухнет, если его срезать. Здание было погружено в полумрак, свет горел лишь в вестибюле.

В отеле царила прохлада, и Джо вздохнула о облегчением. Однако тотчас же нахмурилась, вспомнив, что по статистике в такие вот знойные дни количество убийств возрастает почти вдвое.

Джо, с чемоданом в руке, подошла к столу приема. В отеле пахло свежей полировкой, а откуда-то из соседних помещений доносились соблазнительные ароматы кухни. Проглотив слюну, Джо услыхала у себя в желудке характерное урчание.

Джо нажала звонок, огляделась — никто не шел на ее вызов. Похоже, здесь не было ни постояльцев, ни персонала.

Неожиданно из-за конторки поднялся высокий мужчина.

— Могу ли я быть вам чем-нибудь полезен?

Она вздрогнула, ошеломленная этим внезапным, вопросом.

— Черт, — выдохнула она, поднося руку к горлу. — Откуда вы взялись?

— Прошу прощения, мисс, если я вас напугал, — сказал мужчина. — Я находился за конторкой и не слышал, как вы вошли.

Джо кивнула:

— Я бы хотела поселиться у вас на неделю, если возможно.

Она заполнила анкету, указав, что работает в «Аркхэм Комет».

Мужчина подал ей ключ.

— Номер двадцать четыре, — сказал он. — На втором этаже. — Голос у него был тихий, дребезжащий, говорил едва ли не шепотом, зубы же у него были огромными, и казалось, они с трудом помещаются во рту.

Джо кивнула, внимательно оглядывая мужчину. На лацкане его пиджака был пришит ярлык с именем: «Марк Бейтс». На вид ему было под сорок лет, хотя точно определить его возраст не представлялось возможным. Он был бледен, с морщинистым лицом и впалыми щеками. Кожа у него местами шелушилась, особенно на тыльной стороне руки; на пальцах же у него были длинные, загнутые книзу ногти, такие же, какие она уже раньше заметила у некоторых жителей Вейкли. Но больше всего ее поразили его глаза. Радужная оболочка глаз сверкала, резко выделяясь на бледном желтоватом лице.

Джо подняла свой чемодан.

— У нас, к сожалению, нет носильщиков, — сказал Бейтс, — но я могу помочь вам. — Он кивнул в сторону чемодана.

— Нет, нет, все в порядке, благодарю вас, — ответила Джо.

Она уже подошла к лифтам, когда он окликнул ее.

— Вы забыли ключ, — сказал он, выходя из-за конторки.

Джо улыбнулась:

— В такую жару можно и собственное имя забыть.

Джо стиснула зубы, затаив дыхание. Она едва не задохнулась. Да, да, она видела это совершенно отчетливо. Только что. Он подавал ей ключ, и она случайно взглянула на его руку. У мужчины на ладони росли волосы.

Глава 16

— Кто-нибудь еще желает меня видеть? — спросил Дэн Харлей, выглядывая из кабинета.

Мэнди сидела за своим столом, листая журнал «Космополит». Отложив журнал, она заглянула в регистрационную книгу.

— Нет, мистер Харлей, — ответила она. — Но звонил Стюарт Николс. Примерно полчаса назад. Он спрашивал, не могли бы вы заехать завтра к нему на ферму.

— Он не сказал, что у него случилось?

— Что-то по поводу бесшерстных ягнят.

Харлей кивнул. Он снял резиновые перчатки и, свернув их, засунул в карман своего фартука.

— Теперь, Мэнди, можно оставить формальности, — сказал он.

Она улыбнулась и поднялась ему навстречу.

Он прижал ее к себе, губы их встретились. Она обвила руками его шею, стараясь продлить поцелуй как можно дольше. Когда они наконец оторвались друг от друга, Мэнди вдруг обнаружила, что она без очков. Они лежали на столе, она, вероятно, сняла их машинально. Харлей поцеловал ее в кончик носа.

— Если уж во время работы ты называешь меня мистером Харлеем, — сказал он, — то я, пожалуй, буду звать тебя мисс Поттер.

Она усмехнулась:

— Я не понимаю, зачем нам притворяться, Дэн. Все в Вейкли знают о наших отношениях.

— Ты говоришь, как какая-нибудь героиня Барбары Картленд, — ответил Харлей, отбрасывая прядь волос с ее лба.

— Но ты же знаешь, что я имею в виду.

— Люди в Вейкли ужасно консервативны. У них свои понятия, и они считают, что все обязаны подчиняться этим условностям. Но они готовы выколоть глаза любому, кто, по их мнению, нарушает общественную мораль.

— Да они тут все философы, — сказала Мэнди.

— Они правы, — заметил он, снова целуя ее.

Они жили вместе уже около года. До этого Мэнди была замужем за водопроводчиком по имени Энди. У них было двое детей, мальчики. Они с Энди вели чрезвычайно размеренный образ жизни. Ее бывший муж был надежным и абсолютно предсказуемым человеком. Но этого для Мэнди оказалось недостаточно, ее не устраивало в нем полное отсутствие амбиций, его нежелание стремиться к большему, чем давала ему жизнь. Спустя годы она стала замечать, что дети их формируются по образу и подобию отца. Ни у одного из мальчиков не возникало желания покинуть Вейкли или хотя бы изменить привычную им с детства обстановку. Она видела в них копию отца и часто с ними спорила.

В Харлее было все, что она хотела бы видеть в мужчине.

Встретились они случайно. Заподозрив однажды, что ее собака заболела чумкой, она обратилась к нему за помощью, и вскоре ветеринар стал ее любовником.

Харлей, тогда не имевший собственной практики, был компаньоном одного своего пожилого коллеги и жаждал заиметь свою собственную практику, даже одно время собирался уехать из Вейкли, чтобы организовать ветеринарную клинику где-нибудь в другом месте. Проблема разрешилась сама собой: когда восемнадцать месяцев назад его компаньон погиб в автокатастрофе, ветеринарная клиника автоматически перешла к Харлею, который значительно расширил свою практику, так как один обслуживал и Вейкли, и всю округу в радиусе тридцати миль.

При первой встрече Харлей показался ей необычайно симпатичным человеком. Мэнди в его обществе чувствовала себя так легко, словно знала его всю жизнь. В тот первый день, когда она покидала его клинику, он пригласил ее отобедать с ним.

Мэнди согласилась, заранее придумывая предлог, который бы не вызвал у мужа подозрения. Она отправилась в дом Харлея, где уже был приготовлен роскошный обед, а потом, словно так с самого начала было задумано, они переспали. С его помощью она наконец-то обрела себя, раскрыв в себе страстность и многие другие качества, о наличии которых она даже не подозревала. Благодаря ему Мэнди открыла в себе истинную страсть. Упиваясь проснувшейся в ней сексуальностью, она стала ненасытной. Они сливались воедино с силой чувства, удивлявшей их обоих. Она легко покинула Энди и двух мальчиков. Когда муж выяснил, к кому она ушла, он явился к дому ветеринара с ломом и принялся бить окна, пока не появился Харлей. Мужчины вступили врукопашную. Ветеринар получил перелом берцовой кости от удара ломом, но и Энди ушел с разбитым носом, недосчитавшись нескольких зубов.

По предложению Харлея Мэнди стала его секретаршей. Вначале она не соглашалась, понимая, как быстро распространятся по Вейкли слухи о происшедшем. Однако в конце концов согласилась, и после первых недель, привыкнув к лукавым взглядам и намекам, она уже находила приятным свой новый образ жизни.

Мэнди не собиралась добиваться развода. Она ничего не требовала от Энди. Все, что ей было нужно, она имела с Харлеем.

Настенные часы над регистрационной конторкой оповестили о конце рабочего дня шестикратным криком кукушки.

Мэнди погладила Харлея по щеке, отшелушив мелкие частички кожи.

— Ты так бледен, Дэн, как ты себя чувствуешь? — спросила она, заметив, что губы его слегка припухли и растрескались.

— Устал немного, только и всего, — ответил он.

— Пойду приготовлю обед, — сказала она, снимая свой белый халат.

Он окинул оценивающим взглядом ее фигуру, до этого скрытую халатом. Природа одарила ее довольно большой, но крепкой грудью, тонкой талией, широкими бедрами и длинными стройными ногами.

— Ты собираешься сегодня есть? — спросил Харлей с улыбкой.

Мэнди притворилась рассерженной:

— Дэн, что это значит?

— Это значит, что тебе пора покончить с этой проклятой диетой.

— Рыба и фрукты — прекрасная диета. За последние дни я потеряла три фунта веса.

Он похлопал ее по ягодицам.

— Не в этом ли месте? — улыбнулся он.

Мэнди показала ему язык.

— Я ненадолго, — сказал вдруг Харлей. — Мне еще надо кое-что закончить.

Она нахмурилась.

— Я обещаю, — сказал он, направляясь в свой кабинет.

Мэнди исчезла в жилых комнатах.

Харлей подошел к ближайшему столу и натянул свежую пару резиновых перчаток. Затем откинул простыню, прикрывавшую поросенка, которого принес сегодня Тайлер. Ветеринар зажег одну из дуговых ламп, болезненно щурясь от яркого света. Он на несколько секунд прикрыл глаза — острая боль словно пронзила голову, — а когда, наконец, открыл, глаза его превратились в узкие щелки. Ему казалось, что свет как бы обжигает лицо. Он достал скальпель и принялся вскрывать череп поросенка.

О Господи, какой же яркий свет... Глаза его слезились. Это мешало ему сосредоточиться на вскрытии. У него возникло ощущение, будто глаза ему запорошило песком, так бывает после длительной бессонницы. Лампа все жарче обжигала кожу. Он взял небольшую пилку и принялся пилить лобную кость. Добравшись до мозга, он отрезал два его крошечных фрагмента и расположил их под микроскопом.

— Теперь посмотрим, что мы тут имеем, — пробормотал он себе под нос.

Глава 17

В баре отеля «Король Георг» было немноголюдно. Тайлер, сам бармен и еще несколько человек. Бармен в белой рубашке и черных, лоснящихся на заду брюках ополаскивал стаканы. Сидевший рядом Тайлер размышлял, время от времени притрагиваясь к узлу галстука, словно пытаясь его ослабить. Тайлер давно уже не надевал галстука и теперь чувствовал себя крайне дискомфортно. Все же он пересилил себя этим вечером. Вернувшись на ферму, он сразу же достал из шкафа свой костюм, где он висел со дня похорон отца, и осторожно прогладил его, стараясь не прожечь. Затем принял душ, побрился, и обнаружив, что еще слишком рано, тем не менее поехал в Вейкли и выпил кружку пива в «Черном рыцаре», мужественно снося саркастические замечания друзей, изощрявшихся по поводу его костюма.

Теперь он сидел в баре отеля, нетерпеливо поглядывая то на настенные часы, то на свои собственные. Стрелки и на тех, и на других показывали половину девятого.

Джо появилась своевременно, подобно актрисе, дождавшейся наконец своего выхода. Она вышла из лифта, и Тайлер улыбнулся ей из темного бара.

Она вымыла голову, и ее густые волосы были еще чуть влажными и немного растрепанными. Тайлеру казалось, что лицо ее светилось в полутьме. На ней было черное платье с разрезом вдоль бедра и серебристые туфли на высоком каблуке, подчеркивающие изящество ее загорелых ног.

— Привет, — просияла она, усаживаясь рядом с ним.

— Привет, — сказал он, улыбаясь. — Что будете пить?

Джо заказала водку с лимонным соком. Потягивая из своего стакана, она с интересом поглядывала на Тайлера.

— Так значит, вы все же решили принарядиться?

— Да, мадам, — ответил он с поклоном. Затем поднял свой стакан. — Будем здоровы.

— И разгадаем все наши загадки, — сказала она, улыбнувшись своей лучезарной улыбкой.

Тайлер кивнул.

— А что касается загадок, — пробормотал он, — то вы мне так и не сказали, зачем вам этот Андерсон.

Джо вздохнула:

— Может быть, я ошибаюсь... Дуг говорит, что я просто очень подозрительна.

— Кто такой Дуг?

— Дуг Кларк, мой редактор и... друг.

— Что значит друг?

— Между нами кое-что было. Заметьте, я говорю в прошедшем времени.

— Что-нибудь серьезное?

— Нет, слишком далеко это не зашло. Я не допустила.

— Значит, вы порвали?

Она провела пальцем по ободку своего стакана.

— Это было вскоре после моего приезда в Аркхэм. Думаю, мне здесь было просто скучно. Если бы не Дуг, появился бы кто-нибудь другой.

— А теперь вы свободны? — спросил он.

— Вы задаете слишком много вопросов. Я думаю, что вы занимаетесь не своим делом. Вам бы сделаться частным детективом.

Они рассмеялись.

В девять часов они поднялись и прошли в столовую, совершенно безлюдную, если не считать какого-то мужчины в самом углу. Просмотрев меню, они сделали заказ худенькой официантке, лицо которой в тусклом свете напоминало оскал черепа. Джо нахмурилась.

— Я хочу вам кое-что рассказать. — Джо понизила голос. — Я заметила, что в этом городе многим людям не хватает солнечного света. Вы обратили внимание на эту официантку? Какая она анемичная?

Тайлер задумчиво потер ладонью подбородок.

Они приступили к салату из креветок.

— Кстати, а почему вы решили стать фермером? — неожиданно спросила Джо.

— Мой отец недавно умер, и мне пришлось присматривать за фермой.

— Ох, простите, пожалуйста...

— Ничего-ничего. Это вполне естественно. — Он снова улыбнулся, очарованный ее красотой и жизнерадостностью, ее эмоциональностью и непосредственностью. Она напоминала Тайлеру зверька в клетке, подвижного, неугомонного, настойчивого. — Видите ли, я вырос на земле, и я люблю ее. Все очень просто.

— А я до семи лет вообще не видела зелени. Да и потом бывала лишь в Центральном парке. — Она усмехнулась. — А парк — пристанище грабителей. Их в Нью-Йорке тьма-тьмущая... Многие тысячи. Считается, что нужно сочувствовать меньшинствам. Неграм, пуэрториканцам... У них, мол, прав гораздо меньше. — Она тряхнула волосами. — Пользуются меньшими правами, зато крушат наши черепа.

— То же самое происходит и кое-где на Британских островах. Я обычно жил в Лондоне. Так вот, там то же самое. В некоторых районах на улицу выйти невозможно — непременно ограбят. Это в порядке вещей. Если люди не могут заработать деньги, они пытаются хоть как-то их заполучить. Нет денег — нет и будущего. — Он положил в рот полную ложку креветок.

— Выходит, и вас не миновал этот городской цинизм, — сказала она.

— Возможно. А почему вы уехали из Америки?

Она рассказала о Тони, о своих публикациях в газетах и об убийстве.

— О Боже, — пробормотал он, когда она закончила. — Должно быть, скучновато жить в Аркхэме после того, что вы повидали?

— Лучше уж скучать, только бы на этом свете, — ответила она. Они рассмеялись. — Как бы там ни было, а мне здесь хорошо.

Официантка вернулась и убрала пустую посуду.

— Вы сказали, что ваш отец недавно умер, — мягко сказала Джо. — Но вы ничего не рассказали о своей матери.

Тайлер потупился, уставившись в дно стакана.

— Она умерла, когда мне был двадцать один год. Сердечный приступ...

Джо смутилась, почувствовав, что задела его за больное.

— Я до сих пор не могу себе простить ее смерть, — продолжал Тайлер. — Она не хотела, чтобы я ехал учиться в колледж. Это была идея моего отца. Я знал, что как бы я ни поступил, я причиню боль кому-то из родителей. Своим решением я убил мать. Она не могла простить мне моего отъезда.

— Вы не должны корить себя за ее смерть, — сказала Джо.

— Постепенно я и сам прихожу к этой мысли, но вначале было очень тяжело.

Подали основные блюда: Тайлеру — рыбу, Джо — цыпленка.

— Почему не мясо? — спросила она с улыбкой, радуясь возможности сменить тему разговора.

— С мясом я работаю, поэтому и не хочется еще и есть его, — объяснил он.

Тайлер вновь наполнил стакан Джо.

— Что вы знаете об этом Андерсоне? — спросил он.

Джо вздохнула:

— Почти ничего. Знаю только, что он хотел сообщить мне что-то очень важное. Во время нашего телефонного разговора Андерсон ужасно нервничал. — Она сделала паузу, отпив из своего стакана. — И еще я знаю, что люди, с ним работавшие, лгали мне. Я уверена: он где-то здесь, поблизости. Вопрос лишь в том, как его найти.

— Но он мог отсюда уехать...

— У него не было причин для этого. К тому же его соседка видела его несколько дней назад.

— Все это может оказаться слишком сложно...

— Да, возможно. И я буду счастлива, если что-нибудь узнаю. Вы меня понимаете?

— И что же вы намерены предпринять?

— Ворваться в его дом.

Тайлер широко раскрыл глаза.

— Но что это вам даст? — спросил он наконец. — Вы ведь репортер, а не полисмен, вы не можете просто так врываться в чужие дома.

— У вас имеются другие предложения?

— Вы хотите, чтобы я помог вам?

Она кивнула.

— Когда же мы займемся этим делом? — Теперь он говорил увереннее.

— Сегодня.

— Хорошо. — Он не мог скрыть улыбку. — Думаю, что мафии стоило бы вас завербовать.

Они рассмеялись.

Джо поймала себя на том, что она никак не может оторвать взгляд от голубых глаз Тайлера, блиставших подобно частичкам небесной лазури. Джо вглядывалась в его лицо, ощущая какую-то внутреннюю теплоту, возникающую от общения с ним. Привлекала в нем не только внешность, но и его голос, интонации. Похоже, она влюбилась. С каждой секундой Джо понимала это все яснее.

Да и Тайлер сам смотрел на Джо во все глаза. Она выглядела видением из эротического сна, стройная, загорелая, с благоуханными кудрями, спадавшими на плечи. Когда она случайно касалась ногой его ноги, он ощущал странное жжение. Словно по телу его пробегал разряд электрического тока.

— У вас ведь есть и ваши собственные проблемы? — спросила Джо, когда подали кофе.

Тайлер молча кивнул, как бы не решаясь заговорить.

— Мои животные, — произнес он наконец. — Да вы и сами видели, что случилось с поросятами.

Американка вздрогнула при одном воспоминании об этом.

— И не только поросята, были и другие случаи. Также и у других фермеров. У парней, которых вы видели сегодня в трактире, примерно такие же проблемы.

Джо погладила себя по животу, скорчив смешливую гримасу, — она подумала о съеденном цыпленке.

— Слава Богу, дело ограничивается лишь крупными животными. Во всяком случае, на птицу это не распространяется.

— Вы сказали «это»? Что вы имеете в виду?

Он пожал плечами.

— Я и сам не знаю. Но надеюсь, что Дэн Харлей отыщет какое-нибудь объяснение.

Джо допила кофе. Тайлер сидел с озабоченным лицом, сложив перед собой руки.

Поставив чашку, Джо перегнулась через стол, мягко коснувшись его руки. Он поднял на нее удивленные глаза, затем сжал ее тонкую руку. Их взгляды встретились.

— Кругом одни загадки, — прошептал он.

Она легонько кивнула и пробормотала:

— Хотя, возможно, отгадки нам и не понравятся.

Они вновь взглянули друг другу в глаза. Тайлер в конце концов отвел свой взгляд от ее гипнотизирующих зеленых глаз.

Через минуту он расплатился, и они вышли на улицу.

* * *

Подул прохладный ветерок, и Джо слегка поеживалась, когда они шли к ее машине. Небо над ними затянули темные тучи, почти скрывавшие тусклую луну. Садясь за руль, Джо снова ощутила озноб. Она взглянула на Тайлера и завела мотор.

«Чеветт» выехал на дорогу. До дома Андерсона было минут десять езды.

Часы показывали 10.48.

Глава 18

Тиканье настенных часов гулко разносилось в тишине кухни. Это был единственный звук — так же, как зеленоватое свечение часовых стрелок являлось единственным подобием света в абсолютной темноте.

В доме стояла кромешная тьма. Все гардины были опущены, как и два дня назад. Сюда не проникал даже яркий свет уличных фонарей. Однако в доме происходило какое-то непонятное движение. Создавалось впечатление, что какая-то часть тьмы существует как бы отдельно от всего остального. Но это была не тень, так как не было света, который бы мог ее отбрасывать. Казалось, сама тьма обретает форму, передвигаясь по дому бесшумным призраком, временами полностью растворяясь во мраке. Призрак забрел на кухню, открыл дверцу холодильника, затем порылся в ящиках стола. Проник в столовую, где наткнулся на письменный стол. Обследовал его тщательнейшим образом. Открыл стенной шкаф, но и там ничего не обнаружил. Он по-прежнему двигался бесшумно, затаив дыхание. Внезапно вздрогнул, затаился, услышав шум проезжающего автомобиля. Постоял несколько секунд и, успокоившись, проследовал в гостиную.

У дома затормозил автомобиль, свет мощных фар прорезал мглу. Призрак осторожно отодвинул занавеску, выглянул во двор. Из машины вышли двое, направляясь к дому. Он смотрел на них еще несколько секунд, затем задернул занавеску и ушел в глубину комнаты, во тьму. Он затаился в ожидании.

Тайлер, хлопнув дверцей, окинул взглядом улицу, пустынную и темную, — во мгле мерцали лишь уличные фонари. У одного из них лениво порхала ночная бабочка.

Джо вытащила из кармана электрический фонарик. Включила его, направив луч на надпись «Авалон».

— Вроде все спокойно, — сказал Тайлер, отворяя калитку.

— Дом и раньше так же выглядел, — отозвалась Джо.

Она быстро зашагала к двери, вперед, но Тайлер удержал ее.

— Первым пойду я, — сказал он мягко, но решительно.

Она согласилась, пропустив его вперед. Чтобы не привлекать к себе внимания, они решили пройти с черного хода. Джо оглядела окна соседки Андерсона, с которой разговаривала накануне. Окна соседки не горели.

Когда они подошли к заднему крыльцу, Джо вновь включила свой фонарик.

— Осветите замок, — прошептал Тайлер, порывшись в кармане. — О черт, — пробормотал он. Затем, повернувшись к Джо, спросил: — Нет ли у вас шпильки для волос?

Шпильки у нее не оказалось.

Тайлер снял пиджак, обмотал им локоть и, еще раз оглядевшись, ударил локтем в застекленную дверь.

Ударил еще раз, вздрогнул, когда посыпались осколки. Затем поспешно сунул руку в образовавшийся проем и открыл дверь. Они быстро вошли.

— Взломщик из меня, конечно, никудышный, — пробормотал он, надевая свой пиджак. — А теперь скажите, какого черта нам здесь надо?

Джо осветила фонариком всю кухню, высветила настенный календарь, стойку с ножами, несколько полок и стенных шкафов.

— Я и сама точно не знаю, — ответила она, осторожно подходя к двери, ведущей в столовую. Ее высокие каблуки громко цокали по линолеуму. Тайлер последовал за ней. Он заметил, что в наборе на стойке не хватает одного ножа. Правда, в этом не было ничего необычного, но учитывая, что все остальное на кухне было в полном порядке...

«Призрак» медленно переходил из одной спальни в другую, прислушиваясь к приглушенным звукам на нижнем этаже. Наконец он добрался до лестничной площадки и, перегнувшись через перила, глянул вниз. В правой руке он держал кухонный нож с длинным лезвием.

— Не кажется ли вам, что этот дом не жилой? — спросила Джо, освещая карманным фонарем столовую.

— Но кто-то был здесь совсем недавно, — сказал Тайлер, подходя к открытому ящику письменного стола.

Он заглянул в ящик, однако ничего длясебя интересного там не нашел. Джо присоединилась к нему: она просматривала бумаги, которые обнаружила на подоконнике.

— Может, здесь есть какие-нибудь записи? — предположила она.

— Какие именно? — спросил Тайлер.

— Не знаю. Может быть, что-то, что наведет нас на след Андерсона.

Тайлер прошел в прихожую, где он обнаружил телефон с автоответчиком.

— Джо, — негромко позвал он.

Она подошла, осветила фонарем автоответчик. Кассета была снята, лента с записью разговора вырвана. Даже штепсельную вилку кто-то вытащил.

— Я же говорила, что здесь что-то произошло.

— Не будем торопиться, — сказал Тайлер. — Возможно, этому есть свои причины. — Он кивнул на телефон с автоответчиком.

— Как бы не так, — раздраженно ответила Джо.

Она осветила фонарем всю прихожую, задержав луч на половике у них под ногами.

Здесь лежали два письма, оба адресованные Андерсону, оба со штемпелем двухдневной давности. Она взглянула на Тайлера, тот кивнул.

— Проверим наверху, — сказал он, забирая у нее фонарик и направляясь к лестнице, ведущей на второй этаж.

Услышав на ступеньках звук шагов, «призрак» отступил во тьму. Он прошел в ванную, осторожно задернув за собой занавеску душевой. По-прежнему сжимая в руке нож, он прислушивался к поскрипыванию ступенек.

— Дело пойдет быстрее, если мы обыщем комнаты порознь, — сказала Джо. — Если что-нибудь найдете, позовите меня.

Он кивнул и открыл дверь ближайшей комнаты. Она направилась к другой, налево.

Тайлер оказался в помещении, походившем на спальню для гостей. Единственная кровать была аккуратно застлана, пахло свежим бельем. Имелся здесь и гардероб. Тайлер повернул ключ, чуть заскрипевший в тугом замке. Дверца открылась, и он направил вовнутрь луч фонарика. Если не считать комплекта одеял, шкаф был пуст. Ни одежды, ни обуви. Даже вешалок не оказалось.

Он прикрыл дверцу и подошел к комоду, выдвинув его верхний ящик. Там также было пусто.

Нахмурившись, Тайлер продолжал поиски. Он просмотрел все ящики дубового туалетного столика, стоявшего у окна, и выяснил для себя самое главное: комната была пуста. Он глубоко вздохнул.

Джо тем временем находилась в кабинете, где стоял письменный стол и несколько шкафов для хранения документов, заваленных кипами бумаг и конвертами разного формата. На столе лежали два карандаша и блокнотик промокательной бумаги. Она проверила ящики стола, оказавшиеся, к ее удивлению, пустыми. Затем взяла блокнот, машинально пролистав его. Несколько страниц было вырвано, однако верхние, перфорированные, оказались на месте.

Она подошла к одному из шкафов и открыла верхнее отделение. Здесь лежали дюжины три скоросшивателей. Но ни записей, ни документов.

— О Господи, — пробормотала Джо, и в ее голосе прозвучали нотки раздражения. Она закрыла шкаф, быть может, слишком сильно хлопнув дверцей, потому что в тишине дома отчетливо прозвучал лязг металла.

Тайлер, услышав этот звук, осведомился, что случилось. Она успокоила его, сообщив, что все в порядке.

Он перешел в другую спальню, гораздо более просторную, и вновь наткнулся на платяной шкаф. Шкаф оказался заперт. Тайлер пытался открыть его, — дверца не поддавалась. В конце концов он положил на пол фонарик и пустил в ход обе руки. Безрезультатно. Тайлер осмотрелся в поисках чего-нибудь тяжелого. Взгляд его упал на медную дощечку, лежавшую рядом на серванте. Он взял ее, ударил раз-другой — ручка шкафа отлетела со второго удара. Джо услыхала шум, но не придала ему значения. Она зашла в ванную и тотчас же зажмурилась, давая глазам привыкнуть к темноте, потому что здесь было гораздо темнее, чем в комнатах. Ванная оказалась совсем крохотной, вернее, совмещенная ванная и туалет. Занавеска душевого отделения была задернута. Звук ее шагов разносился по всему дому; она подошла к занавеске, собираясь отдернуть ее.

Рука за занавеской занесла нож.

Джо потянулась к занавеске.

— Джо, идите сюда!

Крик Тайлера остановил ее. Она обернулась, отошла от занавески и направилась в спальню.

Тайлер склонился над двумя небольшими чемоданами, доверху набитыми одеждой.

— Если бы Андерсон уехал, он бы, наверное, забрал с собой эти вещи.

Джо кивнула, заглянув в шкаф. Однако шкаф был пуст: очевидно, кто-то перебрал все вещи, сложив их в чемоданы.

— Гардероб в соседней комнате тоже пуст, — сообщил Тайлер.

— Я же говорила... Что-то здесь не так...

— Но где искать Андерсона, мы по-прежнему не знаем.

— Нет, не знаем; — пробормотала Джо.

— Я думаю, надо обратиться в полицию. Не отсюда, разумеется. Мы просто сообщим, что он пропал. А вы расскажете, что знаете.

— Когда мы обратимся?

Он посмотрел на часы, осветив их фонариком.

Стрелки показывали 11.42.

Если он действительно исчез двое суток назад, то еще несколько часов роли не играют.

— Подождем до утра.

Джо кивнула.

Они направились к лестнице, спустились на первый этаж, затем вышли во двор. Тайлер выключил фонарь, и они быстро зашагали к машине.

«Призрак» следил за ними из окна спальни, по-прежнему сжимая в руке кухонный нож.

Глава 19

Когда шум мотора растворился в ночи, занавеска медленно вернулась на прежнее место. В доме Джеффри Андерсона снова воцарилась кромешная тьма. Незваный гость вновь зашагал по комнатам, и шаги его были так же бесшумны, как и прежде.

Он стоял над открытыми чемоданами, и длинный кухонный нож был крепко зажат в его руке. Затем рука его чуть шевельнулась — и отбросила нож на кровать. Дыхание его было неглубоким, но шумным. Он тихонько кашлянул, вынимая из кармана пиджака пачку «Ротманс» с последней домятой сигаретой. Какого черта далось ему это курево... Он начал курить в пятилетнем возрасте, в пятьдесят три выкуривал до восьмидесяти сигарет в день. Его пальцы, длинные н тонкие, были желтоватого цвета, почти коричневые — от никотина. Он прикурил, затянулся, закашлялся. Приступ кашля сотрясал его плечи. Он с досадой ударил себя кулаком в грудь. Карло Фандуччи умирал. Он знал это и не нуждался ни в каких врачах — что бы они ему ни говорили. Он проклинал приближающуюся смерть. По утрам он харкал кровью, испытывая боли в грудной клетке, и его мучила одышка. Врачи сказали ему, что дело его дрянь, но он и без них это прекрасно знал. Но каждый же должен когда-то умереть... Фандуччи усмехнулся, пригладив свои седые волосы. Хотя шевелюра у него была уже не та, что прежде, но на висках и на затылке волос оставалось изрядное количество. Лицо его избороздили глубокие морщины, а лоб выглядел так, будто кто-то провел по нему вилкой. Однажды ему в шутку сказали, что лицо его напоминает неухоженную могилу, и он сейчас улыбнулся, вспомнив этот комплимент.

Он присел на край кровати. Огонек его сигареты вспыхивал во тьме.

Фандуччи тяжко вздохнул.

Он думал о том, что ему придется убить мужчину и девушку, если они вернутся в этот дом. Мужчину он не узнал, но девушку видел и раньше. Сначала слышал их ночной разговор с Андерсоном, затем наблюдал за ней из-за деревьев, когда она звонила ему из автомата. И как-то раз он видел ее на автостоянке. Она была американкой. Фандуччи уловил ее акцент — Восточный район Нью-Йорка. Акцент, отличный от его — он говорил на смеси итальянского и нижнеманхэттенского. Как и все, кто родился на улице Мот, в самом центре маленькой Италии. Его отец был барменом в одном из кабаков, которыми владело «семейство» Молинаро, одна из самых больших и влиятельных «семей» Нью-Йорка. Сам Фандуччи за долгие годы прошел путь от «контролера» до «солдата» и, наконец, дорос до «агрессора».

«Коза ностра». Ему показалось, что он произнес вслух эти слова. Наше дело... Проклятое дело. Деньги теперь его не волнуют. Дон Вито Молинаро позаботился о нем. Старый разбойник дал ему работу. Это был союз боссов, называвшийся Епископство. Фандуччи не придерживался строгих правил, не платил и взносов, он хотел лишь, чтобы его не беспокоили. Он приказал предупредить главу союза, немного напугать его. Потом и сам посетил его фабрику, поговорил с ним.

Глава не внял предупреждению, и старик Молинаро в конце концов дал свое добро: глава союза должен был уйти, и Фандуччи был счастлив выполнить эту работу. Однажды ночью он вырезал одно из окон стеклорезом и вошел в дом. Босс тотчас же проснулся, когда итальянец вошел в комнату. Фандуччи и сейчас словно видел перед собой его глаза — в них застыл ужас. Глава союза понял все, увидев нацеленное на него ружье. Пуля попала прямо в грудь, разрывая ее, дробя кость, она оставила дыру величиной с кулак и вышла через спину, забрызгивая супругу босса кровью и кусками легкого. Она истошно завопила. Фандуччи выстрелил вторично, в затылок ее мужу. Залитая кровью, женщина сидела на кровати в бледном лунном свете, и казалось, что пронзительные крики исходят от какого-то бесплотного духа. Она кричала не переставая. Потом в комнате появились двое детей, и они тоже завизжали.

Все они вопили дико, вопили как проклятые. Заткнуть им глотки можно было лишь одним способом. И он сделал это. На следующий день о зверском убийстве семьи написали во всех газетах. Дон вызвал Фандуччи и сказал, что изгоняет его. «Семья» больше не желала с ним знаться. Он плюнул и ушел.

У него не было недостатка в клиентах, и услуги его ценились высоко. В те годы, когда Фандуччи жил в «семье», он встречал немало предпринимателей, занимавших довольно высокое положение в обществе. И всем этим людям, обладавшим властью, требовались телохранители. Фандуччи без труда находил себе работодателей. Ему нравилась такая жизнь. В те годы у него появилась масса женщин, и одна из них стала его женой.

А когда ему было уже за пятьдесят, Фандуччи женился на девушке вдвое моложе себя, на девушке с лицом кинозвезды и умом ребенка. Однако в постели она была отнюдь не ребенком: Позднее он обнаружил, что у нее была еще и тьма любовников. Но застукав ее однажды ночью с негром, он не выдержал: отдубасил обоих ножкой стула и выгнал ее из дому. Маленькая сука. В это трудное для себя время он сблизился с Джоном Старком, который был лет на шесть моложе его. Он спросил итальянца, сколько тот зарабатывает, и предложил ему вдвое большую сумму. Однако поставил условие: Фандуччи должен был оставить Америку и перебраться в Англию. Старк основал там химический завод, и ему требовался человек типа Фандуччи. Для различных поручений. Итальянец согласился и последние три года прожил в Англии, работая на фирму «Ванденбург кемикалз». Он редко видел Старка — тот большинство своих распоряжений передавал через одного парня по имени Торндайк, англичанина, которому полностью доверял.

Именно через Торндайка он получил приказ убить Андерсона. Правда, он не рассчитывал на чье-либо вмешательство. И вот теперь, сидя на кровати, Фандуччи вспоминал, где же он видел эту темноволосую девушку, недавно покинувшую дом. Прямо-таки красавица... Нет, не мог он вспомнить. Еще раз затянувшись сигаретой, Фандуччи вынул изо рта окурок и бросил его в карман пиджака.

Затем приступил к заданию.

Глава 20

Это происходило сразу после полуночи. Джо и Тайлер стояли друг против друга в автопарке отеля «Король Георг». Она только что заперла свою машину.

— Я встречу вас утром, — сказал он. — Мы пойдем в полицию и все им расскажем. Они найдут Андерсона.

Джо кивнула.

— Спасибо вам, — сказала она. — Я ценю вашу помощь.

Он наклонился и поцеловал ее, поцеловал нежно, прямо в губы. Джо притянула его ближе, крепко обняла, впиваясь в его губы. Они сжимали друг друга в объятиях, а когда, наконец, разъединились, то еще долго смотрели друг другу в глаза.

— Я лучше поеду, — сказал он, открывая дверь своего «вездехода».

Она смотрела, как он садится в машину, как заводит мотор. Он улыбнулся ей на прощанье. Джо еще немного постояла в автопарке, затем направилась к отелю.

Когда она вошла, в регистратуре не было ни души. Джо забрела в полутемный бар, но и там никого не было. Она ощутила внезапный приступ голода и поняла, что перед сном ей обязательно нужно чего-нибудь поесть. Сгодился бы и бутерброд.

На столе регистратуры лежали какие-то бумаги и стоял недопитый стакан пива. Однако никого поблизости не было.

— Привет, — сказала она на всякий случай.

Она подумала, что ночной дежурный или кто-то из обслуживающего персонала все же должен находиться где-то поблизости. Джо подождала еще немного, побродила у камина, рассматривая висевшие над ним огромные вилы.

Потом вернулась к столу и позвонила. Так ни до кого и не дозвонившись, Джо подняла откидную крышку стола и прошла за барьер. Перед ней находились две двери, обе с табличкой «частные». Постучав в одну из них, она заглянула внутрь. Перед ней была небольшая комната. Вдоль одной из стен стояли кожаные стулья, а посередине комнаты — несколько столиков с журналами. Джо решила, что это, скорее всего, комната администрации, и догадка ее тотчас подтвердилась: на доске объявлений, справа от нее, висело расписание дежурств. Соседняя дверь, чуть приоткрытая, вела на кухню. Там горел свет и ощущалось какое-то движение. Она направилась туда.

Из четырех ламп дневного света горела лишь одна, и, стоя у порога, Джо различила в полумраке темную фигуру, стоявшую у холодильника, на другом конце кухни.

Приглядевшись, узнала Марка Бейтса. Наблюдая за ним из полутьмы, она видела, как он открыл дверцу холодильника и вытащил огромный кусок сырого бифштекса, сочившегося кровью. Джо стояла в темноте, выглядывая из-за висевшей перед ней посудной полки, поэтому Бейтс ее не видел. Она же смотрела на него точно загипнотизированная, вот он своей волосатой рукой взял с подноса бифштекс, секунду-другую поглядел на него и, вонзив зубы в сырое мясо, оторвал здоровенный кусок. Он жевал, чавкая и рыча, с подбородка его стекала кровь. Бейтс растянул губы в блаженной улыбке, и в этот миг изо рта его вывалился кусок мяса. Он тотчас же нагнулся, подобрал с пола кровянистый комок и запихнул его обратно в рот.

Джо с отвращением отвернулась и выбежала из кухни. Ей стало дурно, ее мутило. Добравшись до своего номера, она залпом выпила стакан воды и почувствовала себя немного лучше, позывы тошноты прошли.

А Бейтс на кухне доедал бифштекс. Засунув в рот последний кусок мяса, он тщательно облизал свои запачканные кровью пальцы с длинными обломанными ногтями.

Глава 21

На следующее утро Джо позавтракала гренками с джемом, запив их чашкой кофе. На бекон и яйца, поглощаемые другими постояльцами, смотреть без содрогания не могла — после того, что видела прошедшей ночью. Джо плохо спала, и под глазами у нее залегли синие тени. В джинсах и в футболке ей уже с утра стало жарко, хотя солнце лишь недавно засияло на безоблачном небе.

Поискав глазами Бейтса, она не увидела его. На виду были только две официантки да носильщик, все по обыкновению, вялые и бледные. Может, Тайлер, размышляла Джо, прав: возможно, в городе свирепствует какой-то вирус. Она отпила кофе. Вирус, вызывающий рост волос на ладонях мужчин и заставляющий их пожирать сырое мясо. Она криво усмехнулась.

Ее мысли приняли другое направление. Посещение жилища Андерсона прошлой ночью выбило ее из колеи. Однако теперь она наконец была уверена: все ее подозрения оправданы. Что-то происходило... и кто-то в фирме Ванденбурга не хотел, чтобы Андерсон об этом говорил. Во всяком случае, такое складывалось впечатление. Очевидно, все это не прояснится до тех пор, пока они не найдут его. А что если... Джо поспешно отогнала от себя эту мысль. В конце концов здесь Англия, а не Нью-Йорк... Такое здесь если и случается, то редко. Допив кофе, она попыталась думать о чем-нибудь другом, однако мысли ее вновь возвращались к Джеффри Андерсону. Джо зажгла сигарету, несколько раз затянулась и вышла из зала. Тайлер ждал ее в регистратуре.

— А я думал, что ты еще не встала, — сказал он с улыбкой.

— Ну как же... с жаворонками, — улыбнулась она ему в ответ.

Они направились к машине. По дороге в полицию Джо рассказала о Бейтсе и о сыром мясе.

— О Господи! Но что его заставило?! — изумился Тайлер.

Она напомнила ему его же собственные слова. То, что он сказал о вирусе.

— Что ж, полагаю, что такое возможно. Но если этот вирус поражает такую массу людей, то кто же его переносит?

— Вик, я журналистка, а не врач.

— Все это очень любопытно... Кстати, помощники сегодня утром еще не появлялись. Я даже не знаю, здоровы они или нет.

Они медленно поехали по тихим улицам, удивляясь их безлюдности. Правда, было всего лишь десять утра, но и в это время в центре Вейкли обычно уже порядочная сутолока. Несколько человек, прошедших по улице, двигались медленно, наклонив головы, словно что-то искали под ногами.

Тайлер повернул за угол, резко затормозив, — прямо перед ними прошел какой-то мужчина.

— Болван! — заорал Тайлер. — Я же чуть не сбил тебя.

Мужчина неторопливо обернулся, и они увидели его бескровное лицо, впалые щеки и запавшие глаза. Мужчина щурился, прикрываясь ладонью от солнца. Он удивленно уставился на людей в машине, а Джо тем временем успела заметить и отшелушившуюся, клочьями свисавшую кожу у него на руках, и его крючкообразные ногти, те, что не были сломаны. Мужчина постоял в неподвижности несколько секунд, а затем повернулся и пошел своей дорогой.

Тайлер озабоченно взглянул на Джо и тронулся с места.

— Может, заедем к ветеринару, — предложила Джо. — Возможно, он что-нибудь выяснил.

— Сначала надо отыскать Джеффри Андерсена, — возразил Тайлер, — возможно, он нам все и объяснит.

Джо уже открыла было рот, но Тайлер перебил ее:

— Даже если это вирус, я не думаю, что мы сможем что-нибудь сделать для этих людей.

— Но если вирус поражает многих, то он должен быть очень опасен. И кому выгодно все это скрывать? Если, конечно, Андерсон что-то знает...

Тайлер озадаченно взглянул на Джо, словно ему раньше в голову не приходило, что предприятие их может оказаться опасным.

Полицейское управление города Вейкли помещалось в просторном одноэтажном здании, напоминавшем супермаркет. Тайлер неплохо знал работавших там людей, во всяком случае, достаточно хорошо, чтобы раскланиваться с ними. Он развернулся и поставил машину у главного входа. Они поднялись по ступенькам, ведущим во двор. В здании было прохладно; два мощных вентилятора в противоположных концах вестибюля заставляли на время забыть об изнурительной жаре. Тайлер подошел к стеклянной перегородке и постучал в нее. Раздался шум, послышались шаги, и задвижка отодвинулась. Из-за перегородки появился краснолицый, бородатый мужчина. Рукава его белой рубашки были закатаны по локоть. Полный и улыбчивый, он напоминал Джо Санта-Клауса.

— Привет, Вик, — сказал сержант Дон Мэнсон. — Как дела?

— Неплохо, — ответил Тайлер и представил Джо.

Мэйсон заулыбался еще шире, пожимая руку журналистке, которая едва не рассмеялась, когда ладонь ее буквально утонула в огромной липкой лапище сержанта.

— Что случилось? Потерялся какой-нибудь из ваших поросят? — усмехнулся Мэйсон.

— Нет, Дон, потерялся человек.

Мэйсон поднял брови в притворном ужасе, затем потянулся за бланком и приготовил ручку.

— Имя? — спросил он.

— Джеффри Андерсон, — ответила Джо. — Он исчез в воскресенье.

— Три дня назад, — заметил Мэйсон, что-то записывая.

— Внешность?

Наступила неловкая пауза.

Мэйсон посмотрел на Тайлера. Тот вздохнул.

— Дон, мы не знаем, как он выглядит. Мы его ни разу не видели.

— Откуда же вы знаете, что он пропал? — спросил Мэйсон.

— Мы были в его доме прошедшей ночью, — пояснила Джо, — все его вещи упакованы, как если бы он собирался уезжать, но о нем ни слуху ни духу.

— Я думаю, что в его доме кто-то побывал, — сказал Тайлер.

Полицейский постучал ручкой по столу.

— Так что же, вы самовольно проникли в чужое жилище? — спросил он.

Джо с Тайлером кивнули.

— Так, может быть, я должен доложить не о пропаже человека, а о кое-чем другом? Что вам понадобилось в чужом доме?

— Дон, ради Бога, выслушайте меня, — сказал Тайлер. — Уверяю вас, Андерсон исчез.

Мэйсон вытер со лба капли пота.

— Сейчас все выясним, — пробормотал он.

На пороге появился констебль. Высокий, шести футов ростом, он передвигался так медленно, будто каждый шаг давался ему с огромным трудом. Бросались в глаза его бледность и припухшие губы.

— Пек, поезжай по этому адресу, — сказал Мэйсон, протягивая ему вырванный из блокнота листок. — Посмотри, что там происходит.

Пек кивнул, прищурился, потер кулаками глаза.

— Ну давай, парень, быстро. Мы не можем ухлопать на это весь день. Сообщишь по рации, если будет о чем.

Констебль кивнул и поплелся к одной из машин, стоявших у входа в здание. Они услыхали, как заурчал мотор, набирая обороты. Потом машина развернулась и укатила.

— Этому парню не мешало бы встряхнуться, — заметил Мэйсон. — Всю неделю еле ноги волочит.

— Похоже, что он болен, — сказала Джо.

— Если так, то он здесь не один такой. Двое моих ребят тоже пришли больными дней пять назад. С тех пор о них ничего не слышно. И еще кое-кто у нас заболел. Я только один здоровый... Черт знает что творится...

— То же происходит со многими в этом городе, — сказала Джо.

— Я полагаю, это какой-то вирус или нечто подобное, — добавил Тайлер.

— Ну конечно... Новый вирус гриппа, — фыркнул Мэйсон. Он снова уставился на бланк. — А почему вы так беспокоитесь об этом Андерсене?

— Он работает в «Ванденбург кемикалз», — сказала Джо. Она немного помолчала. — Или работал. Он ученый. Он хотел мне кое-что сообщить, но ему это не удалось.

— И вы на пару решили, что надо бы наведаться к нему домой и поискать его там, — саркастически заметил Мэйсон.

— Но поймите же, у нас не было выхода, — вспыхнула Джо.

— А может, он уехал в отпуск, — настаивал Мэйсон.

Тайлер покачал головой.

— Нет, не уехал, — сказал он уверенно.

Сержант предложил им чаю, и они сели у окна в ожидании Пека.

— Когда он войдет в дом, он увидит чемоданы, — проговорила Джо. — Это еще одно доказательство того, что мы не лжем.

Зашипел селектор, стоявший перед Мэйсоном. Он нажал кнопку. Тайлер и Джо быстро поднялись, подошли к перегородке в надежде услышать разговор.

— Танго первое, входи, — произнес Мэйсон.

Селектор затрещал.

— Пек, ради Бога... Входи же, идиот!

— Извините, сержант, у меня возникли затруднения с рацией. — Полицейский был явно чем-то раздосадован.

— Ты проверил дом? — спросил Мэйсон.

— Нет.

— Почему?

— Андерсон здесь.

— Что он сказал? — вмешался Тайлер.

Мэйсон предупреждающе поднял руку, выразительно взглянув на Тайлера.

— Ты уверен, что это он, Джеффри. Андерсон? Ты не ошибся адресом?

— Сержант, это он, я вам говорю. Он сказал, что уезжал в отпуск. Я видел в вестибюле его чемоданы.

Мэйсон с шумом выдохнул воздух.

— Хорошо, Пек, возвращайся в управление. — Мэйсон выключил селектор, затем взял заполненный недавно бланк и демонстративно разорвал его.

— В следующий раз, Вик, получше проверяйте факты, прежде чем беспокоить полицию. Теперь убирайтесь. Сию же минуту. Пока я не предъявил вам обвинение во взломе.

Мужчины внимательно посмотрели друг на друга, затем Тайлер повернулся и вышел.

Джо вышла следом за ним.

Когда они забрались в машину, Тайлер с досадой ударил ладонью по рулю.

— Что за черт? Что все это значит? — проворчал он.

— Вик, это не мог быть Андерсон, — сказала Джо.

— Пусть так. Но для полиции он — Андерсон. И стало быть, вопрос исчерпан, дело закрыто. — Тайлер завел мотор и повернул в сторону фермы.

— Я не позволю закрыть дело, Вик.

— Нас приняли за идиотов, — отрезал он.

Остаток пути они ехали молча.

* * *

Карло Фандуччи стоял в дверях и смотрел на отъезжавшую полицейскую машину. Он не мог сдержать улыбку. Ну и балбес же этот полицейский. Даже не спросил у него удостоверение личности, кретин. Он, Фандуччи, назвался Джеффри Андерсоном, и полицейский охотно ему поверил. Да еще и сам же помог ему выкрутиться, поинтересовавшись, не уезжал ли он на несколько недель. Редкостный болван. Наемный убийца усмехнулся и закрыл дверь.

Задумался: а вдруг те двое, что были здесь прошлой ночью, вновь решат наведаться? Впрочем, пусть приходят. Им же будет хуже.

Глава 22

Корова шла медленно, лениво; за ней следовал теленок. Животные на минуту остановились, глядя на людей. Потом корова наклонилась и принялась щипать траву. Теленок последовал ее примеру.

— Вот, посмотри, — сказал Тайлер, указывая на теленка. — Вдвое крупнее, чем ему положено по возрасту.

Джо покачала головой:

— Но ты говорил, что такое приключилось не только с коровой...

— Не только, — сказал Тайлер, направляясь через двор к коровнику.

Джо сопровождала его, стараясь обходить кучи навоза. Она что-то пробормотала сквозь зубы, когда каблуки ее утонули в одной из зловонных куч. Тайлер взглянул на ее туфли и усмехнулся:

— Не самая практичная обувь для фермы.

Джо хотела что-то сказать, но тут ее левая туфля окончательно увязла в навозной жиже. Она запрыгала на одной ноге, торопливо надевая туфлю.

Тайлер впустил ее в сарай, где содержались свиньи. В небольших загончиках было десятка два свиноматок, большинство из них с подстилками. Стоял ужасный шум и визг. Джо заглянула в один из загонов и увидела трех огромных поросят, сосущих мать. Она невольно вздрогнула, вспомнив о происшествии на рынке. В следующем загоне малышей было побольше. Но только некоторые из них были нормальных размеров.

— Есть мутанты, а есть и нормальные, — устало произнес фермер. — Даже и не знаю, как быть с этим.

Он повернулся и направился к выходу. Джо на мгновение задержалась, ее взгляд был прикован к крохотному поросенку, лежавшему в соломе, прямо перед ней. Она не знала, живой он или мертвый. Другой малыш, огромный, ухватил вдруг его за ухо и разодрал его.

Джо вздрогнула.

— О Боже, — прошептала она.

Она громко позвала Тайлера. Тот подбежал к загону, и взгляду его представилась жуткая картина: поросенок-мутант вырывал куски мяса из тушки своего мертвого собрата и с жадностью жевал их. Запах крови привлек и остальных животных, и все они с визгом и хрюканьем набросились на мертвого малыша. Тайлер взял в руки метлу, переступил через ограду и убрал навоз. Потом поднял мертвого поросенка за заднюю ногу и выбросил из загона. Поросята, успокоившись, возвратились к свиноматке. Джо побледнела и быстро направилась к двери. Тайлер вышел следом за ней и со вздохом швырнул на землю разорванную тушку поросенка.

— Как ты? Все нормально? — спросил он.

Джо кивнула.

— Будет ли этому конец? — с тоской в голосе проговорила она.

— Я и сам бы очень хотел это знать.

Недалеко от сарая Джо увидела несколько пластиковых мешков, испещренных серебристыми и красными надписями. Она присела на корточки и потащила на себя один из них.

— Новый многоцелевой корм, — объяснил Тайлер.

Джо взглянула на бирку.

— "ВАНДЕНБУРГ КЕМИКАЛЗ", — прочитала она.

Обоим в голову пришла одна и та же мысль.

— Значит, это связано с кормом, — сказала она. — Я имею в виду размеры животных...

Тайлер кивнул:

— Я точно знаю, что подобных явлений не наблюдалось, пока в продажу не поступил ванденбургский корм. Харлей сказал, что у других фермеров происходит то же, что и у меня.

— Может быть, Андерсон как-то в этом замешан? — проговорила она задумчиво.

Тайлер нахмурился:

— Пойдем отсюда, Джо.

— Но какое он мог иметь к этому отношение?.. — рассуждала она вслух. — Хотя посмотри: Андерсон работал в «Ванденбург кемикалз». Мешки принадлежат им же. Корм, который они производят...

Он перебил ее довольно резко:

— Слушай, давай не будем об этом говорить, пока Дэн Харлей не проведет свои исследования:

— Но, Вик, тут же явная связь! — закричала она, раздраженно пнув ногой один из мешков.

Он пожал плечами.

— Может быть, у них этот вирус? — предположила она.

Тайлер усмехнулся:

— Просто тебе очень хочется, чтобы здесь обнаружилась какая-то связь. Возможно, Андерсон даже и не знает об этом многоцелевом корме и его действии на животных.

— Мог и не знать. Он ученый, он работал в лабораториях.

— Послушай, у тебя что, есть доказательства?

Несколько секунд она молчала. Дыхание ее участилось, глаза пылали.

— Сначала обождем, что скажет Харлей, — проговорил Тайлер. — Но я думаю, ты ошибаешься, когда говоришь о связи между Андерсоном и всем, здесь происходящим.

— Может, ты и прав, — согласилась она. — Может быть, Андерсон здесь вовсе ни при чем, но все же...

Тайлер покачал головой. Они еще немного постояли во дворе. Затем пошли обратно к дому. Он спросил, не выпьет ли она чашку кофе. Она согласилась.

— Я сейчас сварю. Только сначала попытаюсь разыскать двух своих помощников.

Он прошел к телефону.

— Я и сама могу сварить. Где у тебя кофе? — спросила Джо.

— Все на кухне, — ответил Тайлер, направляясь к телефону.

Он поднял трубку и набрал номер Харрисона. К телефону никто не подходил. Пять раз набирал он номер — с тем же результатом. Он положил трубку, задумался. Если Харрисон болен, взяла бы трубку жена. Если она, конечно, тоже не была больна. Но так тяжко болеть, чтобы не подойти к телефону?.. Он попытался дозвониться Дженкинсу — с таким же успехом.

Он прошел на кухню. Джо, стоявшая над двумя дымящимися кружками кофе, протянула ему одну из них.

— Неудачно? — спросила она.

Он понуро кивнул.

— Может, они подхватили тот же вирус? — спросила она.

Тайлер усмехнулся.

Прихватив свой кофе, они прошли в гостиную. Тайлер уселся на диван. Джо села рядом, закурила. Она внимательно оглядывала комнату.

— Прекрасный дом, — сказала она. — Я представляла себе несколько иначе фермерский дом.

— Ты хочешь сказать, что не видно ни лошадиной сбруи, ни грубой резной мебели?

Она улыбнулась.

— Нынешние фермеры — бизнесмены. Мы в основном имеем дело с цифрами, а не с вязанием свитеров и изготовлением дубовых столов.

Она заметила на каминной полке две фотографии.

— Твои родители? — спросила она, подходя к камину.

— Да.

Джо внимательно посмотрела на фотографию мужчины, взглянула на Тайлера.

— А похожи...

— Еще бы...

— А тебе здесь не одиноко? — спросила она, возвращаясь к дивану.

— Нет, хотя тот же вопрос я мог бы задать и тебе. Ты не скучаешь по дому?

— По Нью-Йорку — нет. Впрочем, может, когда-нибудь и наведаюсь туда — посмотреть, что там и как.

Она уставилась в свою кружку, словно что-то разглядывая в ней.

— Хотя кого я обманываю? — продолжала она. — Не возвращусь я туда никогда.

— Из-за мафии?

Джо молча кивнула.

Он взял ее за руку, она взглянула на него вопросительно. Как и прошлой ночью, он почувствовал в ней некую двойственность: скрытую, подавленную чувственность и страстное влечение — влечение к нему, к Вику. Он ясно читал это в ее огромных зеленых глазах. Он наклонился к ней и поцеловал ее в губы. Джо провела пальцем по его щетинистому подбородку и, прильнув к нему, коснулась кончиком языка его губ. Тайлер провел ладонью по ее спине, и она, не отрываясь от его губ, еще крепче к нему прижалась. Ее руки скользнули ему под рубашку, ощущая мускулистую грудь. Наконец, оторвавшись от его губ, она легла, словно отдавая ему свое тело. Он стащил с нее футболку, обнажив ее крепкую грудь, и склонился над ней, целуя ее розовые соски, каждый поочередно. Джо расстегнула пуговицы у себя на джинсах и закрыла глаза, когда он расстегнул и молнию. Она выгнула спину, чуть приподняв бедра, и он мгновенно стащил с нее джинсы и трусики; раздвинув ей ноги, он коснулся языком ее влажного лона. Джо задрожала, все тело ее словно окатило горячей волной. Она открыла глаза, когда он, склонившись над ней, стал стаскивать с себя одежду. Джо чуть приподнялась, нетерпеливо притянув его к себе, и он тотчас же проник в нее. Задыхаясь, они нырнули в волны блаженства. Потом они долго лежали, прикрыв глаза; Джо тихонько ерошила пальцами его мокрые от пота волосы, а он гладил ее обнаженное бедро.

— А все же лучше, когда ты наверху, — сказала она вдруг, открыв глаза.

Они рассмеялись.

Глава 23

Хирургическое отделение больницы Вейкли было переполнено. В приемной сидело человек двадцать, в коридорах стояли пациенты, ожидая своей очереди. Из кабинетов доносилось покашливание и невнятное бормотание, то и дело заглушаемое резкими телефонными звонками. Уставший, измотанный регистратор разрывался между пациентами, требовавшими кто осмотра, кто рецептов, а кто вообще непонятно чего. В комнате справа сидело человек десять пациентов с зелеными и розовыми карточками в руках. Розовые карточки — на анализ крови, и медсестра Джен Вильямс торопливо листала регистрационный журнал, прикидывая, сколько пациентов она еще способна пропустить до окончания своего рабочего дня. С самого утра она чувствовала себя неважно, а яркие лампы дневного света отнюдь не уменьшали мучившую ее головную боль. Она вводила иглу в вену очередного пациента и вдруг прищурилась, все поплыло у нее перед глазами.

У нее уже несколько дней болела голова, но до сегодняшнего утра ей помогали таблетки, которые она обычно принимала. Сначала она хотела позвонить и попросить на сегодня выходной, но потом передумала. Ей не хотелось раскисать, — останься она дома, она бы расхворалась на неделю. И еще дети... Когда она болела, они всегда ужасно волновались за нее, даже переставали ссориться. У Джен их было двое, оба мальчика, близнецы. И оба — копия отца, Джо Вильямса. Два месяца назад его уволили по сокращению штатов, и теперь он, удрученный, целыми днями сидел дома в ожидании пособия.

Пациент встал и вышел. Джен перелила кровь в пробирку и поместила ее рядом с теми, что она приготовила сегодня утром. Взглянув на малиновую жидкость в пробирках, она вдруг почувствовала странные боли в желудке и позывы тошноты, на мгновение ей показалось, что она заболевает. Опустив голову, она принялась массировать виски, и тут у нее возникло ощущение, что кожа как бы ускользает у нее из-под пальцев. Она взглянула на руки, белые, точно сметана, и вздрогнула от неожиданности, увидев свое отражение в маленьком зеркальце на столике: искаженное злобой бледное лицо с вылезшими из орбит глазами, взбухшими венами на лбу и глазными белками желтоватого цвета. Откинувшись на спинку стула и прикрыв глаза, Джен вновь помассировала виски, надеясь унять головную боль, но нет, боль не проходила. Она вызвала следующего пациента, мужчину. Теперь надо было принять на анализ мочу. Она вручила мужчине небольшую бутылку и объяснила, как пройти в туалет, напомнив, что моча должна быть «серединой реки». Пациент недоуменно посмотрел на нее, и она уже начала объяснять, но он вдруг улыбнулся, кивнул и отбыл в направлении туалета.

Джен снова заглянула в свою книгу; и едва она приготовила шприц, как вошла женщина с направлением на анализ крови. Она провела женщину за занавеску, усадила ее и, болезненно прищурившись на яркий свет, вонзила иглу. И не попала в вену. Женщина закричала — закричала от боли и возмущения. Медсестра, извинившись, снова подступилась к ее руке. Игла вошла в пульсирующую вену. Сестра ослабила жгут и набрала требуемое количество крови. Как и в предыдущий раз, она перелила ее в пробирку и потянулась к печати, и вдруг вздрогнула, прикрыв ладонью глаза: головная боль сделалась невыносимой, а рот наполнился слюной, которая ручейком потекла у нее по подбородку, капая на халат.

Женщина все еще сидела на стуле, глядя на медсестру как завороженная. Та сжимала в руке пробирку с кровью, сжимала все крепче и крепче. Раздался треск, пробирка лопнула. Рука ее обагрилась кровью, на пол посыпались стекла. Джен поднесла руку ко рту и принялась с жадностью слизывать кровь. Сидевшая на стуле женщина лишилась чувств. В эту минуту предыдущий пациент вернулся из туалета; сообщил, что ему удалось наполнить бутылочку лишь наполовину, но увидев, чем занята медсестра, он, видимо, нашел в себе скрытые резервы — по брюкам его стало расползаться темное пятно.

Джен Вильямс опустилась на колени. Сочившаяся из ее порезанной ладони кровь капала на белый халат, капала на пол. Она поднесла ладонь к лицу и впилась в нее губами, поглощая липкую темно-красную жидкость.

Когда вошедший в кабинет врач отодвинул скрывавшую ее занавеску, Джен взглянула на него с веселой улыбкой, скаля окрашенные кровью зубы. По коридорам хирургического отделения разносился ее безумный хохот.

Глава 24

Дэн Харлей вытер ладонью пот со лба и занес скальпель. Теленок лежал на анатомическом столе. Рядом стояла тележка с инструментами. Дэн сделал аккуратный разрез и вскрыл канал пищевода. Из разреза вылилась зловонная жидкость, он поморщился, даже маска на лице не спасла от этого жуткого зловония. Теперь надо было исследовать желудок, раздутый скоплением газов. Ветеринар сделал надрез, и по его резиновым перчаткам заструилась желчь. Он отрезал фрагмент ткани желудка и положил под микроскоп. Закашлявшись, он оперся о стол, болезненно щурясь на лампы дневного света, палящие подобно полуденному солнцу. Затем наклонился над микроскопом, подвинул образец под линзы и, сфокусировав их до предельной четкости, принялся внимательно рассматривать образцы ткани.

Он вздохнул и заменил образец.

И снова вздохнул — замена ничего не дала.

Обычно бактерии выживают в мертвом теле до трех суток, после чего погибают. Микроорганизмы, которые сейчас он наблюдал, находились в желудке животного, погибшего чуть более двух суток назад, и они, разумеется, еще двигались. Но Харлея поразило другое: они по-прежнему размножались, то есть количество их не уменьшалось, а увеличивалось. Он оторвался от микроскопа, подошел к стоявшему рядом инкубатору и взял еще одно стекло с частичками мозга поросенка, которого накануне принес Тайлер. Он вновь приник к микроскопу: бактерии начали образовывать споры. Харлей с трудом сглотнул; во рту у него пересохло, язык распух, губы потрескались. Он подошел к раковине и наполнил водой пластмассовый стаканчик. Залпом выпил и почувствовал себя совсем больным. Ветеринар с минуту постоял у раковины, держась за живот, затем вернулся к анатомическому столу, взял с тележки пилу и приступил к вскрытию черепа. Опухолевый нарост на голове сморщился, словно усохшая виноградина, но вросший в опухоль глаз смотрел на него как живой.

Распилив череп, он снова взял скальпель и осторожно вырезал частичку красновато-серого вещества, которую положил на стекло, как делал со всеми образцами.

В мозгу также появились споры. Харлей не знал, что это за бактерии, он никогда их не видел прежде. Они размножались с необыкновенной быстротой, образовывая споры. Но почему? Он снова закашлялся и стащил резиновые перчатки. Затем подошел к книжной полке у дальней стены и снял с нее толстую увесистую книгу, содержавшую описания всех существующих бактерий. Однако ничего хотя бы отдаленно напоминающего то, что он видел под микроскопом, здесь не оказалось. Он досадливо захлопнул книгу и застыл в неподвижности, погрузившись в раздумья. Затем снова надел перчатки и возвратился к теленку. Накануне он обследовал корову, родившую этого теленка, в ее крови и плаценте обнаружилось присутствие точно таких же бактерий. Корова, теленок и молочный поросенок. Каждое из этих животных стало питательной средой для нового вида бактерий, размножавшихся с поразительной быстротой.

Харлей последний раз взглянул в микроскоп и поспешил к телефону, чтобы позвонить Тайлеру.

* * *

Большая стрелка часов едва миновала полуденную отметку, когда фермер с журналисткой появились в хирургическом отделении. Ошеломленные отвратительным запахом, они остановились в нерешительности, переступив порог кабинета. Мертвый теленок был плотно прикрыт клеенкой, и тем не менее висевшее в воздухе зловоние было настолько нестерпимым, что Джо не выдержала и закашлялась. Харлей сидел около микроскопа. В комнате стояла невыносимая духота, на окнах — жалюзи, не пропускавшие солнечного света; лампы под потолком были выключены.

Ветеринар поднял усталый взгляд на посетителей.

— Что ты обнаружил, Дэн? — спросил Тайлер.

Харлей тяжело вздохнул.

— Я бы хотел вам кое-что показать, — произнес он загадочно.

Ветеринар предложил Тайлеру взглянуть в микроскоп, что тот и сделал, — прищурив глаз, склонился над линзами, затем отошел, уступая место Джо.

— Это бактерии, — сказал Харлей, как бы отвечая на незаданный вопрос. — Я обследовал поросенка, теленка и корову. Бактерии идентичны.

— И что это значит? — спросила Джо.

— Вирус? — спросил Тайлер.

— Не думаю, — проговорил ветеринар. — Бактерии, вызывающие вирусную инфекцию у скота, они... — Он осёкся, подбирая нужное слово. — Они не так жизнестойки. Эти же бактерии не только размножаются, но еще и образуют споры.

— Что это означает? — спросил Тайлер.

— Означает, что бактерия эта готовилась войти в период спячки. А этого просто быть не должно. То есть перед нами совершенно новый вид.

— Как объяснить то, что происходит с животными? — спросил фермер. — Каннибализм, необычные размеры?..

Харлей вздохнул:

— Как я уже говорил, я взял образцы тканей всех трех животных. В желудке коровы — изобилие бактерий. Она съела что-то такое, что вызвало размножение этих бактерий. От нее они передались теленку. То же произошло со свиньей и ее поросятами. И это же происходит со всей скотиной в округе. Эта бактерия вызывает изменения ДНК у новорожденных.

— Что же такое они могли съесть? — спросила Джо.

— Это своего рода токсин. Какой именно — можно определить, лишь получив образец этого вещества. Могу сказать только одно: это неорганическое вещество.

— То есть созданное искусственно? — спросил Тайлер.

Харлей кивнул.

— Корм, — произнес фермер. — Ванденбургский корм — вот единственный неорганический компонент, который мог попасть в пищу моих животных.

— А как у других фермеров? — спросила Джо.

— Скоро выясним.

— Мне надо исследовать этот корм, — сказал Харлей. — Растолочь его, определить его состав...

Тайлер кивнул.

— А что потом? — спросила Джо.

— Посмотрим, как долго могут выжить эти бактерии. Мне нужно знать какможно больше, чтобы вам помочь. Дайте мне образец корма.

Тайлер направился к двери. Джо последовала за ним.

— Я буду держать вас в курсе дела, Дэн, — сказал он.

— Куда мы теперь? — спросила его Джо.

— А теперь — в гости, — ответил загадочно Тайлер.

Они сели в машину и поехали к ферме Стюарта Николса.

Стоя в ванной перед зеркалом, Харлей включил верхний свет. Его собственное отражение вызывало в нем отвращение. Ветеринар тщательно осматривал свое лицо, удивленный бледностью и сухостью кожи. Он прикоснулся пальцами к подбородку, легонько поскоблил его ногтем, наблюдая, как шелушится кожа. Харлей тяжело вздохнул. Возможно, Тайлер был прав. Возможно, это какой-то вирус. Ветеринар болезненно поморщился, сжимая ладонями виски. Свет слепил его, он словно выжигал ему глаза. Харлей терпел сколько мог, потом не выдержал, протянул руку и повернул выключатель. Он стоял в темной ванной, прислушиваясь к своему свистящему дыханию, ощущая странное стеснение в груди и зуд во всем теле. Неловкими пальцами он стал расстегивать рубашку. Немного помедлив, Харлей снова зажег свет, уставившись на себя в зеркало. Кожа у него на груди отшелушилась, свисая длинными завитками, как у прокаженного. Он в ужасе затаил дыхание. Он дотронулся до одного из завитков, и тот отвалился, как бывает при солнечном ожоге. Головная боль усиливалась, и Харлей почувствовал себя совсем больным. Он снова стал всматриваться в зеркало, изучая свое искаженное гримасой лицо. Его вылезшие из орбит глаза налились кровью.

Он снял с груди еще один отшелушившийся лоскут кожицы и поднес его к глазам. Затем вдруг сунул в рот и принялся жевать.

Глава 25

Стекла машины были опущены, но легкий ветерок, врывавшийся в салон, нисколько не освежал. Тайлер стер со лба капли пота. В небе безжалостно палило солнце.

Джо выбросила недокуренную сигарету и оглядела окрестности. Дорога, поначалу окаймлявшаяся лесами и покатыми холмами, сменилась равнинными лугами и пашнями.

— Что это? — Джо указала направо.

Тайлер улыбнулся, притормозил.

— Это футбольный стадион города Вейкли, — объяснил он. — Он когда-то считался одним из лучших стадионов в стране. Председатель местного футбольного клуба был строителем. А после его смерти все пришло в запустение.

— А до фермы еще далеко? — спросила Джо.

— Совсем рядом, вон за теми деревьями, — сказал Тайлер.

Он свернул с шоссе на проселочную дорогу. Колеса запрыгали по неровному грунту, и Джо ухватилась за ручку дверцы. Тайлер сбавил скорость, чтобы не так трясло. Он разглядывал окружавшее их поле. Потом, нахмурившись, взглянул на Джо. Она перехватила его взгляд.

— Что-нибудь не так? — спросила она.

— Пока не знаю, — пробормотал он.

Калитка, ведущая во двор, была открыта. Тайлер развернулся и остановился у большого амбара. Едва он заглушил мотор, как их окутала какая-то странная, почти неправдоподобная тишина. Тайлер осмотрелся, недоуменно пожимая плечами.

— Куда подевались животные? — задумчиво произнес он.

Слева находился свинарник, но он был пуст — они видели это через открытые двери. Даже на полях не замечалось никакого движения, хотя у Николса было больше двухсот голов скота. Тайлер направился к «молочному» сараю, настороженно прислушиваясь, то и дело оглядываясь по сторонам. Джо следовала за ним, морщась от зловонного духа, исходящего из свинарника. Тайлер первым увидел околевшую корову — она лежала у дальнего входа. Он осторожно приблизился к ней. Коровьи глаза были открыты, язык вывалился наружу, весь облепленный мухами. Внешних следов повреждения он не заметил — ни ранений, ни следов крови. Они с Джо постояли с минуту, глядя на коровью тушу, затем повернулись и вышли во двор. У открытой двери другого сарая валялись две издохшие свиньи — вернее, два больших кабана.

Тайлер подал знак, чтобы Джо оставалась на месте, сам же подошел к открытым дверям и, осторожно переступив трупы, заглянул внутрь. В сарае имелись загоны для свиней, примерно такие же, как и на ферме Тайлера. Однако загоны пустовали, животных там не было.

— Ну что? — спросила Джо, выглядывая из-за плеча Тайлера.

— Посмотри сама, — ответил он.

Джо вошла внутрь и тотчас же опять вышла, споткнувшись об одну из мертвых свиней. Глянув вниз, она содрогнулась от отвращения, заметив огромную зеленую муху, выползающую из ноздри животного.

— Что могло их погубить, Вик? — спросила она.

— Понятия не имею. — Он недоуменно пожал плечами.

— Может, какая-нибудь болезнь? — сказала она в раздумье.

— Может быть. Но где же, черт возьми, остальная скотина?

Он повернулся и направился к дому. Жилище фермера представляло собой двухэтажное строение с серой шиферной кровлей и настоящей дымовой трубой прошлого века. Дом этот, стоявший в окружении современных сельскохозяйственных машин, выглядел анахронизмом.

Тайлер подошел к двери и громко постучал. Дверь распахнулась от его удара.

— Стюарт! Бет! — позвал он. — Это я, Вик!

Тишина.

— Давай лучше зайдем, — сказала Джо.

Они вошли, щурясь в полумраке холла.

— Стюарт! — снова позвал Тайлер, проходя в гостиную.

Он наткнулся на стул и выругался. В комнате царила кромешная тьма. Воздух в комнате был спертый и влажный, пахло плесенью.

Тайлер распахнул дверь на кухню.

На столе лежала нехитрая снедь: кусок сыра, несколько ломтей хлеба и очищенные яйца. Тишина время от времени нарушалась громким жужжанием мух.

— Давай поднимемся наверх, — предложил Тайлер, выходя из кухни.

Открыв дверь, ведущую из холла на лестницу, он на мгновение остановился — они продвигались почти в абсолютной темноте. Приходилось идти медленно и осторожно, то и дело останавливаясь.

— Фу-ты, черт, — проворчал он, продолжая подъем.

Наверху было гораздо светлее. Яркий луч солнца, проникавший сквозь неплотно задернутые занавески, освещал всю площадку. Они направились к ближайшим трем дверям. Громко постучав в одну из них, Тайлер повернул ручку.

— Стюарт! — закричал он.

Они вошли.

Комната была пуста. Кровать стояла незастланная — простыни смяты, одна из подушек валялась на полу. Пахло гниющим мясом.

— Зайдем в другую комнату, — сказал Тайлер.

Подойдя к следующей двери, он повторил ту же процедуру: громко постучал, приоткрыв дверь, окликнул Николса и вошел. В этой комнате было значительно темнее: задернутые шторы и занавесившее окно одеяло почти не пропускали света. На кровати, широко раскинув руки, лежал Стюарт Николс. Его грудь мерно вздымалась, из открытого, словно оскалившегося, рта вырывалось сиплое дыхание. Даже в темноте было заметно, как бледна его кожа. И те же длинные крючковатые ногти на руках, уже знакомые Джо. Тайлер подошел ближе и тут же отступил на шаг, пораженный зловонием, исходившим от Николса.

— Стюарт, — позвал он, протянув руку, однако дотронуться до неподвижного тела он не решился.

Николс не шелохнулся.

Подушка у него под головой была необычно грязная, засаленная. Присмотревшись, Тайлер заметил, что по ней рассыпаны довольно длинные волосы, лежавшие как бы сами по себе. Череп Николса во многих местах был абсолютно голый, будто волосы вырывали клочками.

— Похоже на коматозное состояние, — сказала Джо. — Может, надо вызвать врача?

За спиной у них послышался шорох. Они повернулись, вглядываясь в темноту. На другой кровати, в противоположном конце комнаты, лежала женщина, — они настолько были ошеломлены видом Николса, что не заметили его жену.

Бет Николс всегда была довольно полной женщиной, но сейчас она выглядела так, будто страдала дистрофией: ее тело, прикрытое тонкой ночной рубашкой, было истощено до крайности, словно ее неделями морили голодом. Цвет лица — еще более жуткий, чем у мужа, а волосы, которые она обычно забирала в пучок, были распущены. Тайлер подошел к Николсу и потряс его за плечо, пытаясь вырвать его из беспробудного сна.

— Внизу телефон, — сказала Джо. — Может, все-таки вызвать врача?

Тайлер не отвечал, он пристально смотрел на спящего приятеля. Притронувшись к щеке Николса, он почувствовал, какая липкая и холодная у него кожа. Немного подумав, он осторожно приоткрыл его припухшие веки: глаза остекленевшие, безжизненные белки тронуты желтизной. Тайлер вздрогнул — у него промелькнула мысль, что перед ним покойник.

— Стюарт! — Тайлер с силой сжал руку Николса, и глаза его медленно открылись. Он чуть повернул голову и посмотрел на Тайлера, его потрескавшиеся губы растянулись в ухмылке.

Тайлер отступил на шаг.

— Что надо? — процедил Николс, пытаясь приподняться. Наконец ему это удалось, и он сел на кровати, чуть склонив голову.

— Как долго ты находишься в таком состоянии? — спросил его Тайлер.

— Не помню, — прохрипел фермер.

Он вздрогнул, стиснув ладонями виски.

Тайлер подошел к окну, откинул одеяло, затем отдернул занавески. Комната заполнилась ярким солнечным светом. Николс взвыл как безумный... Этот оглушительный рев вырвался из, казалось, самых глубин его души — рев боли и ярости. Он поднялся на ноги, прикрывая глаза рукой. Тайлер в ужасе смотрел на руки и шею — кожа на них была исполосована ярко-красными рубцами и покрыта множеством волдырей.

— Задерни шторы! — заорал Николс.

Он зашатался и, потеряв равновесие, свалился на кровать, выставив перед собой руку, как бы защищаясь от солнечного света. Другой рукой он по-прежнему прикрывал глаза.

— Да закрой же наконец занавески, ради Бога, закрой, — прорычал он, приподнимаясь с кровати.

Тайлер пошел было исполнять его просьбу, как вдруг услышал щелчок ружейного затвора. Фермер стоял у кровати, наставив на него дуло ружья.

— Закрой окно! — снова заревел он.

Тайлер поспешил исполнить его требование.

— А теперь убирайся отсюда! — зарычал Николс. — Оставь меня в покое.

Левая сторона его лица выглядела так, будто ее обожгли паяльной лампой. Из гноящихся ран выступал гной, и какая-то жидкость стекала по его обезображенной щеке.

Бет Николс, скорчившись, лежала на кровати. Кожа ее лица тоже казалась обожженной.

Тайлер опасливо направился к двери, увлекая за собой Джо.

— Убирайтесь отсюда! — рычал Николс, облизывая распухшие губы.

Фермер снова направил на них ружье, и Тайлер уже решил, что он вот-вот выстрелит; но едва они шагнули за порог, Николс вновь опустил ружье. Тайлер прикрыл за собой дверь, но в следующее мгновение Николс выбежал из комнаты, пошатываясь точно пьяный.

— И не вздумайте приходить. Не то пристрелю!

— Но, Стюарт, тебе нужна помощь, — сказал Тайлер, не спуская глаз с дула ружья.

— Я сказал, убирайся! — орал Николс, потрясая ружьем. — И не смейте никого сюда присылать. Всех перестреляю!

Джо вышла первой, ей хотелось побыстрее уйти.

Тайлер вышел во двор секунду спустя.

— О Боже, — пробормотала Джо, — что с ним?

Он развел руками:

— Должно быть, какая-то болезнь.

— Может, бешенство? — предположила Джо.

— Нет, у него не те симптомы.

— Харлей сказал, что это споры каких-то новых бактерий... А может, у него какая-то особая форма бешенства?

Тайлер покачал головой.

— Ты видел, что с его кожей? Это же солнечный ожог. — Голос ее сорвался. — Вик, что будем делать?

— Вызывать полицию бесполезно. Особенно после истории с Андерсеном.

— Мы должны вызвать врача, — сказала она решительно.

— Ты слышала, что он сказал? Так вот, я ему верю. Если кто-нибудь сунется к нему, пристрелит не задумываясь. — Они вопросительно взглянули друг на друга, затем Тайлер повернулся и зашагал к машине. — Пошли, — сказал он.

Джо замешкалась, она увидела нечто для себя новое, чего не заметила, когда они первый раз здесь проходили.

Справа от дома стоял деревянный сарай, дверь его была открыта, и внутри что-то поблескивало под лучами солнца.

— Вик, иди сюда, — позвала она Тайлера.

Тот повернулся. Джо уже стояла в дверях сарая.

— Взгляни-ка сюда, — сказала она.

В сарае лежало несколько мешков с ванденбургским кормом. Тайлер, не задумываясь, поднял один из них на плечо, и они направились к машине. Он открыл заднюю дверцу и бросил мешок рядом с ружьем, затем, сел за руль, подождал, пока рядом с ним не усядется Джо, и завел мотор. Потом развернулся и надавил на газ. Чем быстрее они покинут это место, тем лучше. Не прошло и десяти минут, как они добрались до Вейкли. И только въехав в город, Тайлер сбавил скорость.

Они медленно ехали по обсаженным деревьями улицам, удивляясь необычной тишине, царящей в городе. Возле некоторых домов валялись садовые инструменты и детские игрушки. Почти все окна были плотно закрыты занавесками. И лишь несколько человек увидели они на улицах: эти бледные и изнуренные люди брели как в полусне. Кроме того, имелось еще одно загадочное обстоятельство, встревожившее Тайлера больше, чем отсутствие на улицах людей.

Не видно было кошек и собак.

Вейкли стал городом-призраком.

* * *

Карло Фандуччи прикурил следующую сигарету и закашлялся, как только едкий дым проник в его легкие. Он сплюнул в открытое окно, успев заметить, что отхаркивает кровью. Он прекрасно видел машину Тайлера, подъехавшую к ветеринарной клинике. Видел и самого фермера, а также Джо, вылезавших из машины. Заметил и пластиковый мешок фирмы «Ванденбург кемикалз».

Фандуччи окинул оценивающим взглядом фигуру Джо и снова закашлялся после очередной затяжки. Шикарная бабенка, подумал итальянец, снова взглянув на Джо, и представил ее в постели. Теперь он был абсолютно уверен, что где-то раньше ее видел. Он проводил взглядом Джо, шагавшую следом за Тайлером по дорожке, ведущей к клинике, и, не выбрасывая окурок, прикурил от него следующую сигарету. На сей раз не закашлявшись. Фандуччи развязал галстук и уселся в кресло. Со временем он вспомнит, обязательно вспомнит, кто эта девушка. Ведь он всегда гордился своей памятью. Имена, места, даты... Все это надежно хранилось в его памяти в ожидании своего часа. Его губы искривились в ухмылке. Ну конечно... Репортер из «Нью-Йорк тайме». Он видел ее несколько раз с этим мерзавцем Тони Хагеном. Она замахнулась на «дело» старика Скализа и дорого за это заплатила — контракт с ней был расторгнут. Как все-таки тесен наш мир. Фандуччи усмехнулся, поглаживая кобуру револьвера.

Глава 26

Елена Пайнер сидела на корточках, перед ней лежал садовый совок. Она сильно вспотела, хотя на ней были лишь легкие шорты и бикини. Солнце совершило по небосводу круг и теперь, ближе к вечеру, уже не так припекало. Елена провела рукой по волосам и с трудом поднялась. Она весь день провела в саду — копала, пропалывала, сажала — и сейчас решила, что самое время пойти в дом: уже давно ее мучила жажда, и к тому же пора кормить детей.

Фила не будет дома еще несколько часов. Он уехал в Лондон по делам, и она не ждала его раньше семи. Последние шесть месяцев он вообще много работал, но Елена все равно была не довольна — денег постоянно не хватало. Особенно туго приходилось сейчас, с рождением второго ребенка. Ведь они с Филом и так уже были обременены кредитом, который они теперь едва ли скоро выплатят. Правда, Фил уговаривает ее не волноваться, но не волноваться она не может — такой уж у нее характер; она постоянно беспокоилась о счетах, о детях, о третьей мировой войне. Проходя мимо Лоррейн, спавшей в своей коляске, Елена взглянула на нее и улыбнулась. Затем тихо вошла в дом и поставила на плиту чайник. Ее немного удивила тишина в доме — тишина необычная, принимая во внимание живой нрав пятилетнего Кевина, комната которого находилась наверху. Он не выходил оттуда несколько часов, и ей никак не удавалось выяснить, чем он там занимается. Проходя мимо зеркала в прихожей, Елена мельком взглянула в него и улыбнулась. После рождения Лоррейн она всеми силами старалась сохранить фигуру, похоже, ей это удалось — в свои тридцать лет она была такой же стройной, как и десять лет назад. Елена поднялась по лестнице, надеясь увидеть сына, в случае, если он занят чем-то неположенным. Она на цыпочках подошла к двери с наклейкой «Звездные войны» и открыла ее.

Комната была погружена в полумрак, занавески на окнах задернуты.

— Кевин, — позвала она.

Ее раздражало, что он прячется от нее где-то в потемках. Приглядевшись, она увидела его, скорчившегося на кровати. По ковру были разбросаны игрушки.

— Что ты здесь делаешь? — строго спросила она, подойдя к окну и отдергивая занавески. — Торчишь целый день в комнате. Вышел бы подышать воздухом, пока я приготовлю чай.

— Ой, мама, — пробормотал он, — я лучше поиграю здесь...

— Кевин, выйди, пожалуйста, — настаивала мать.

— Нет, не хочу, — ответил он.

— А я тебе сказала, выйди. Тебе вредно весь день сидеть взаперти, в потемках.

— Не хочу я выходить. Оставь меня в покое.

Елена похлопала его по спине.

— Не говори со мной так, Кевин, — сказала она. — А пожалуйста, выходи.

Она вытолкнула его из комнаты. Он сопел и что-то бурчал себе под нос, спотыкаясь на лестнице. Елена зашла в спальню и выглянула из окна, чтобы убедиться, что мальчик действительно вышел в сад. Она увидела его: он поддал ногой камень и, засунув руки в карманы, принялся слоняться взад-вперед. Она прикрыла окно, но не плотно, чтобы в комнату задувал прохладный вечерний ветерок.

Кевин Пайнер щурился, прикрывая глаза от солнца и поглядывая то на окно, в котором могла появиться его мать, то на коляску, где лежала его младшая сестра. У него сильно болела голова и чувствовалась неприятная тяжесть в желудке, как будто он чего-нибудь объелся. Но он-то знал, что он не объедался. Да еще это солнце... Не нравится оно ему. И голова... Кевин подбросил вверх камень. Камень, отскочив от земли, ударился о коляску. Кевин глянул на окно. Матери в окне не было. Он подобрал другой камень и швырнул его в коляску. Коляска немного откатилась, Лоррейн захныкала. Он ухмыльнулся и подобрал еще один камень, но побольше. Размахнувшись, бросил его в коляску. Лоррейн громко заплакала.

От пронзительного детского крика голова у него разболелась пуще прежнего.

— Заткнись, — проворчал Кевин. — А ну, заткнись.

Плач не прекращался.

— Заткнись! — закричал он, подбегая к коляске.

Окно над ним распахнулось; Елена выглянула в сад. Она слышала плач Лоррейн, но не видела ни коляску, ни Кевина, — их загораживало крыльцо. Кевин изо всех сил встряхнул коляску, встряхнул еще раз и еще. Лоррейн захлебывалась в крике, задыхалась.

— Лоррейн! — позвала Елена. — Кевин, что ты делаешь?

Оставив окно открытым, она выбежала из комнаты. Кевину удалось наконец опрокинуть коляску. Лоррейн кричала беспомощно, лежа на спине, Кевин уставился на нее, болезненно щуря глаза. Затем потянулся за садовой лопатой.

Едена стремительно сбегала по лестнице. Упала, оступившись на последней ступеньке. Тотчас поднялась, бросившись к двери. Рванула ее на себя и выбежала в сад.

Кевин обеими руками занес лопату.

Обогнув крыльцо, Елена увидела, как острие лопаты вонзается в живот Лоррейн, лежащей на траве. Ребенок больше не кричал. Теперь пронзительно кричала женщина. Елена сделала шаг к Кевину, но ноги не слушались ее, она беспомощно опустилась на траву. И в тот же миг увидела, как сын ее вновь занес лопату, вонзая острие в горло ребенка.

Из раны ударил фонтан крови, заливая Кевина. Тот наклонился и раскрыл рот, с жадностью глотая темно-красную струю.

Елена Пайнер потеряла сознание.

Глава 27

Справа в разорванном пакете — корм фирмы «Ванденбург кемикалз», слева — кровь теленка. Харлей отошел от микроскопа и предложил Тайлеру взглянуть в него. Фермер склонился над линзами. Затем перешел к другому микроскопу. Посмотрев в него, взглянул на Харлея, но промолчал. Джо подходила к микроскопам следом за Тайлером. Она и нарушила тишину.

— Все одинаковые, — сказала она.

Харлей утвердительно кивнул:

— Такие же штаммы и в крови теленка, и в ванденбургском корме.

— Следовательно, неорганический элемент, воздействующий на животных, изначально содержался в корме? — спросил Тайлер.

Харлей снова кивнул:

— Но что это такое, я не знаю. Это действительно бактерия... И я выяснил, что составная часть корма — протеин. Другие составные части — кукуруза, ячмень, пшеница — содержатся во всех кормах. Только протеина здесь быть не должно.

— Что значит — не должно быть? — уставился на него Тайлер.

— Он специально подмешан в корм. Но это синтетический протеин без пептидных связей.

Тайлер промолчал.

— Дэн, ты можешь говорить на понятном языке? — спросил он наконец.

— Видишь ли, молекула протеина состоит из сотен тысяч молекул аминокислот. Они связаны между собой пептидными связями. При соединении с кислородом аминокислота образует вещества, способствующие связи молекулы протеина. Протеины ванденбургского корма не синтезированы из аминокислот. Они связаны искусственным путем. Вот одна из причин того, почему бактерии живут и размножаются, хотя они должны были погибнуть. Протеин получен из неорганического вещества.

— То есть бактерии как бы искусственные? — спросила Джо.

— Верно. Бактерии практически неистребимы.

Воцарилась гробовая тишина. Ветеринар с любопытством посматривал на своих собеседников: ему не терпелось узнать, какое впечатление на них произвели его слова. По их тревожным взглядам он понял, что впечатление довольно сильное. Тайлер снова посмотрел в микроскоп.

— Кто мог создать такой протеин? — спросил он.

— Кто-то, кто обладает знаниями в этой области. И немалыми.

— Крупный ученый?

— Андерсон? — спросила Джо.

Ветеринар кивнул.

— Но почему этот протеин поглощается бактериями? — спросил Тайлер.

— Обычные молекулы протеина при погружении их в воду или соль дают коллоиды. Своего рода защитный механизм... Этот протеин — искусственный — не имеет защиты. Поэтому по истечении определенного времени он поглощается бактерией, она его съедает. Тайлер помассировал висок и судорожно сглотнул.

— Но вы не знаете, как передается эта инфекция? — спросила Джо.

— Не знал до сегодняшнего дня, — сказал ветеринар.

— Так что же? Каков будет ответ? — вмешался Тайлер.

— Все животные, которым давали этот корм, несут в себе бактерию. — Он сделал паузу. — И всякий, кто ел их мясо, возможно, инфицирован.

— О Боже, — пробормотал Тайлер.

— Говядина, свинина, баранина, сосиски, пирожки. Все мясное с большей или меньшей вероятностью заражено, и всякий, кто употребляет в пищу зараженное мясо, будет инфицирован.

— А птица и рыба? — спросил Тайлер.

— На них это не распространяется. Корм, как я понимаю, производится в расчете лишь на крупных домашних животных.

— Мы видели околевшую скотину на ферме Стюарта Николса, — сказал Тайлер.

— Возможно, их, убила эта инфекция.

— А может быть, и некоторые люди инфицированы этим вирусом? — спросила Джо.

Харлей ответил не сразу.

— Пока я знаю лишь одно, — медленно проговорил он. — Инфицированы животные, которым давали ванденбургский корм. Они переносчики вируса. Всякий, кто ест мясо, рискует заразиться.

Тайлер устало вздохнул:

— Дэн, как, по-твоему, что это за болезнь? Каковы ее симптомы? Как она проявляется?

— Понятия не имею, — ответил Харлей. — Я всего лишь ветеринар.

Тайлер пристально взглянул на Харлея, отмечая бледность его лица и темные круги под глазами. Ветеринар прищурился, похоже, яркий свет был ему неприятен.

— Как вы себя чувствуете, Дэн? — спросил Тайлер.

— Прекрасно. А как я себя, по-вашему, должен чувствовать?

— Я просто так, поинтересовался... Можно мне позвонить?

Харлей передал ему телефон.

Тайлер набрал номер телефона Френка Терстона.

— Хэлло! Я хочу поговорить с Беном, он дома?

В трубке раздался стук, и Тайлер услыхал шаркающие шаги, удалявшиеся от телефона.

— Френк! — позвал он.

К нему подошла Джо.

— Кому-нибудь дозвонился? — спросила она.

Тайлер подал ей знак молчать.

Прошла минута, другая...

— Привет, Вик. Тебе нужна моя помощь?

Тайлер улыбнулся, узнав голос Терстона. Голос приветливый и веселый, как обычно.

— Бен, как ты себя чувствуешь? — спросил Тайлер.

— Я-то нормально. А вот мои мальчики не очень, — отвечал Терстон. — Оба выглядят точно покойники. Уже несколько дней. А врачам не дозвонишься, никто не отвечает.

Тайлер вздохнул.

— А ты как, Вик? Тебе что-нибудь нужно? — спросил Терстон.

Тайлер на секунду задумался и решил не говорить Терстону о вирусе.

— Нет, ничего, Бен, спасибо, у меня все в порядке.

— Тогда извини меня, Вик, но я пойду, все я сейчас делаю сам. — Он усмехнулся и повесил трубку.

— Так, — сказала Джо. — Значит, не каждый инфицирован.

— Не каждый.

Она потянулась к телефону.

— Куда ты собираешься звонить? — спросил он.

— Звоню в газету.

— Только не говори о вирусе, — сказал Тайлер.

— Почему, Вик? Люди в Вейкли нуждаются в помощи.

— Они ее не получат, если вокруг них будут виться репортеры.

Она взглянула на него с сожалением и отошла.

— Что ты хочешь этим сказать? — спросила она.

— Если ты расскажешь своим коллегам, что здесь происходит, об этом узнает вся Англия. Газетчики со всей страны съедутся в Вейкли.

— Люди имеют право знать, что происходит у них в стране. Особенно если виной этому «Ванденбург кемикалз». Ведь жизнь многих в опасности...

— Вот именно. А твои газетчики могут распространить эту инфекцию по всей стране.

— Черт возьми, Вик, не пытайся сделать по-своему. Все имеют право на информацию.

— Хорошо, — сдержанно кивнул он. — Звони в свой офис. — Он поднял трубку и подал ее Джо. Она набрала номер. Нахмурилась.

— Что случилось? — спросил он.

— Линию отключили. — Она надавила на рычаг и снова набрала номер. Так и ее дозвонившись, набрала номер своего домашнего телефона.

Не слышно было даже помех.

Джо надавила на рычаг.

— Подожди, — сказал Тайлер.

Взял у нее трубку, набрал 100 и подождал ответа оператора.

— Какой у тебя домашний номер? — спросил он.

Она назвала свой номер.

Тайлер попросил телефонистку соединить его. Несколько секунд трубка молчала, затем металлический голос произнес: «Я боюсь, что номер, который вы запрашиваете, отключен».

Джо вырвала у него трубку.

— Мне нужен Аркхэм 62671, — сказала она.

— Этого номера больше не существует.

Оставив Джо наедине с несговорчивой телефонисткой, Тайлер вернулся в кабинет ветеринара. Около Тайлера стояла Мэнди Поттер. Она улыбнулась фермеру. Джо появилась минутой позже. Она была сильно взволнована.

— Меня не хотят ни с кем соединять, — сказала она.

Мэнди взглянула на нее удивленно.

Тайлер посмотрел на часы. Было уже семь вечера.

— Может, узнаем, что-нибудь по местному каналу, — с надеждой сказал он.

Мэнди провела его в гостиную и включила телевизор. Приветливо вспыхнул голубой экран, и на нем засветились кроваво-красные буквы: «Произошло повреждение передач. Вскоре будет возобновлен нормальный режим работы». Мэнди переключила на другие каналы, но всюду было то же самое. Она побежала наверх за портативным телевизором.

— Где ближайшая радиостанция? — спросила Джо.

— В Дактонев, в трех милях отсюда, — сказал Тайлер.

Вернулась Мэнди.

— Везде одно и то же, — сказала она.

— Скажите, а с Дэном все в порядке? — спросил Тайлер, повернувшись к Мэнди.

— Он немного нездоров. Но к врачу идти не хочет, — она пожала плечами.

— Мы, пожалуй, пойдем, — сказал Тайлер.

Они вышли из дверей клиники и направились к машине.

Усталое солнце скрылось за горизонтом. На город опустились вечерние сумерки, вскоре превратившиеся в ночную тьму.

Глава 28

Кассета прокрутилась до конца, громко щелкнув напоследок.

— О черт, — проворчал Гордон Томпсон.

Рядом с ним постанывала Тина Филипс; ее белокурые волосы растрепались. Он хотел было подняться, но она притянула его к себе — прикосновение их обнаженных тел возбуждало ее, и она не хотела, чтобы он уходил.

— Останься, — прошептала она, перебирая пальцами его темные волосы.

Тина еще крепче прижалась к нему. Уста их слились. Она покусывала его губы, усмехаясь. Они разъединились, он перевернулся на спину, ее рука нашла его член... Она прижималась к нему бедром, и он почувствовал шелковистую влажность ее ароматной кожи.

Они жили вместе уже три месяца, и Гордону Томпсону казалось, что все это время они провели в постели. Нет, он не жаловался. Тине было двадцать, она была моложе его, и она всегда была готова. Сексуальность ее не знала границ. Прежде они не проводили столько времени вместе, их общение ограничивалось часами ленча и вечерами в гостях у друзей. Но теперь, в уединении собственного дома, они наверстывали упущенное.

Склонившись над ним, она снова его поцеловала, затем, чуть отстранившись, укусила его плечо. Он тихонько застонал — то был стон боли и блаженства. Сжимая в руке его член, она выпрямилась, стоя перед ним на коленях. Рука его скользнула по ее бедру, и его пальцы нырнули в ее влагалище; он слегка пошевелил ими, ощущая тепло и влагу. Тина вновь наклонилась, присосавшись к его груди. Острые ноготки впились в его мошонку, оставляя кровоточащие царапины. Она снова укусила его за плечо; Томпсон вскрикнул и тихонько застонал — теперь уже только от боли. Однако он промолчал, почувствовав у себя между ног ее ласкающую руку. Тина неожиданно выпрямилась, пристально глядя ему в лицо, и даже в полумраке комнаты он видел, как пылают ее глаза. Он хорошо знал ее страстную натуру, но никогда еще не видел ее такой неистовой и неутомимой, как сегодня.

Она впилась в губы, присосалась к ним...

— О Господи, — выдохнул он, повернув голову и поднося палец к губам. Нижняя губа сочилась кровью.

— Любимая моя, осторожней, — сказал он, снова прикасаясь пальцем к губе.

Тина не отвечала; она низко склонилась над ним, и он почувствовал у себя в паху ее горячее дыхание. Он утонул в волнах блаженства, когда губы Тины захватили его член. Подбородок ее слегка подрагивал, и он с силой сжал ее плечи, почувствовав приближение оргазма... И вдруг истошно завопил. Томпсон приподнял голову, пытаясь понять, что произошло, и тотчас потерял сознание. А Тина вновь вонзила зубы в окровавленный половой член, разрывая вены, с жадностью глотая кровь, заливавшую бедра Томпсона, окрашивающую красным простыни. Она лежала на нем, сладострастно урча, точно дикая кошка, пачкая кровью губы, щеки, подбородок... Наконец, насытившись, она перевернулась на спину. Ветерок, задувающий в окно, шевелил пряди ее волос, слипшиеся от крови.

Она блаженно прикрыла глаза, ее малиновые губы усмехались.

Часть 2

Включи свет,

я не хочу идти домой в темноте...

О. Генри

И свет заструился у них по жилам, похожий на пламя белой свечи в дрожащей руке...

Рон Кемпбелл

Глава 29

Скрип дверных петель нарушил тишину полицейского участка, тишину, почти нереальную.

— Здесь кто-то есть, — сказал он, стоя у окна и глядя в ту сторону, где были припаркованы две полицейские «панды».

Резко повернувшись, Тайлер подошел к столу. Джо проследовала за ним. В тишине громко тикали настенные часы. Он потянулся к радиопередатчику. Включил его. Раздался громкий щелчок, связь установилась. Он отрегулировал громкость.

— Ты умеешь с ним обращаться? — спросила Джо.

Тайлер покачал головой, покрутил регулятор частот, пытаясь поймать какой-нибудь сигнал. Но добился лишь прерывистого гудения, прерываемого какими-то шумами.

— Черт, — пробормотал он. — Пойдем лучше осмотрим здание. Должен же здесь быть кто-нибудь живой.

Джо подошла к двери, но Тайлер, опередив ее, нажал на ручку, распахивая дверь. Они оказались в «комнате отдыха». На одной из стен висела доска с расписанием дежурств. Жалюзи плотно закрывали окна; все было погружено во тьму. Однако Тайлер, приглядевшись, все же заметил какой-то силуэт в углу.

— Кто здесь? — раздалось из тьмы, и Тайлер тотчас же узнал голос Дона Мэйсона. Он подошел к сержанту, сидевшему на стуле. Тот приподнялся ему навстречу, — судя по всему, с большим трудом, но тут же снова рухнул на сиденье.

— Дон, с тобой все в порядке?

Наклонившись к полицейскому, Тайлер заметил, что его еще недавно густая борода оплешивела и в проплешинах виднеется красноватая шелушащаяся кожа. А когда он поднял к вискам руки, они увидели его необычайно длинные ногти, некоторые из которых обломались и потрескались.

— Я чертовски устал, — проворчал Мэйсон, вяло пожимая руку Тайлера.

Фермер непроизвольно вздрогнул, ощутив прикосновение холодной, липкой ладони. Мэйсон покачнулся, затем снова попытался встать — на сей раз это ему удалось.

— Где остальные? — спросил Тайлер.

— Не здесь, — сказал Мэйсон, приближаясь к двери.

Он пошатнулся, когда вышел к свету; застонал, сжимая ладонями виски.

— Я не знаю, не знаю, что со мной, — прохрипел он.

— Как долго это с вами? — спросила его Джо.

Он пожал плечами.

— Плохо почувствовал себя вчера вечером. Жена, она... — Он задумался, словно забыл, что хотел сказать.

Джо с Тайлером проводили его в соседнюю комнату. Он громко застонал, прикрыв глаза ладонью — в незанавешенное окно лились потоки света.

— Ваша жена тоже больна? — спросила Джо.

— Я не добудился ее сегодня утром. Она так устала...

Тайлер и Джо переглянулись.

— Слушай, Дон, нам надо связаться с кем-нибудь за пределами Вейкли, — объяснил Тайлер.

— Ну позвони, — сказал сержант.

Джо сняла трубку стоявшего рядом аппарата, но линия, как она и предполагала, безмолвствовала. Она досадливо тряхнула головой и положила трубку.

— Телефонной связи нет. Надо воспользоваться радио, — настаивал Тайлер. — Дон, соединись с полицейским отделением Аркхэма.

— Зачем?

— Населению Вейкли угрожает опасность. Нужна помощь.

— В городе распространяется опасная инфекция, — добавила Джо.

— Что за чушь вы несете? Что вообще происходит? — проворчал Мэйсон.

— Позвони в полицию Аркхэма. — Тайлер в упор взглянул на сержанта.

Мэйсон в бешенстве вскочил со стула.

— Бесполезно! Они вне досягаемости! — заорал он, вращая желтоватыми белками глаз.

— А ты попробуй, постарайся, — не отступал Тайлер. Мужчины несколько секунд смотрели друг на друга не мигая. Наконец Мэйсон не выдержал и, покачав головой, потянулся к модулятору. Повернув диск, вздрогнул от неожиданности — тишину прорвал пронзительный свист. Потом послышались голоса — далекие и невнятные, они плыли в пространстве, точно словесные призраки. Мэйсон тихо выругался и поднес микрофон к губам.

— Говорит полицейское управление Вейкли, — прохрипел он, — сержант Дон Мэйсон. Аркхэм, отвечайте, прием.

В приемнике зажужжало, потом раздался громкий щелчок, и далекий голос произнес:

— Алло, Вейкли, Аркхэм вас слушает, прием.

Тайлер взял у Мэйсона микрофон. Тот не сопротивлялся.

— Полицейское управление Аркхэма? — спросил фермер.

— Так точно. Представьтесь.

— Вик Тайлер, проживаю в Вейкли. Видите ли, здесь и еще...

— Вы полицейский?

— Нет, но я вам сказал, что живу в Вейкли. Не будете ли вы... Его снова грубо прервали:

— Кто дал вам право использовать полицейские средства связи?!

— Но здесь больше никого нет, пойми, болван! — не выдержал Тайлер. — Люди в Вейкли в опасности. Пришлите помощь. Срочно!

— Мы никакой информации из Вейкли по этому поводу не получали.

— Не получали, потому что здесь никого нет. Ради Бога, выслушайте меня...

Эфир заполнился шумом помех.

— Аркхэм, вы меня слышите?! — закричал Тайлер.

— Повторяю, подобной информации мы не получали.

— Вот я вам предоставляю эту информацию. Люди в опасности. Им нужна помощь.

— Официальных сообщений на этот счет не поступало.

Тайлер сжал микрофон с такой силой, что он затрещал у него в руке.

— Дайте мне кого-нибудь из ваших коллег, — потребовал он.

— Мы будем говорить только с официальными лицами.

Раздался щелчок — связь прервалась.

Тайлер в ярости отшвырнул микрофон:

— Идиоты.

Он взглянул на Мэйсона, прикрывшего лицо от солнца.

Тайлер вздохнул.

— Ничего мы тут поделать не можем, пошли, — сказал он.

* * *

Тайлер немного удивился, обнаружив в отеле «Король Георг» несколько человек из обслуживающего персонала. Бар был открыт, и там даже сидел на стуле какой-то мужчина и пил кофе. Полная горничная пылесосила в регистратуре ковер. Она мельком взглянула на вошедших Джо и фермера.

Американка подошла к столу и нажала кнопку звонка, размышляя, появится ли Марк Бейтс или нет. Она вспомнила ту ночь, когда увидела его, пожиравшего сырой бифштекс, облизывающего испачканные кровью пальцы. При этом воспоминании она невольно вздрогнула и постаралась думать о чем-то другом.

— Мне нужны ваши ключи, мисс, — сказала подошедшая к ней горничная. — Из персонала сегодня здесь только несколько человек.

— Почему? — спросила журналистка.

— Некоторые больны, — объяснила горничная. — Моему мужу тоже сегодня нездоровится.

— А что с ним? — спросил Тайлер.

— Он так бледен, сэр, весь день только и делает, что спит. Хотя сегодня ночью ему было вроде бы немного получше. — Она пожала плечами.

— Но вы-то себя хорошо чувствуете?

— Да, мисс, спасибо. — Горничная выглядела озадаченной, она слегка покраснела под пристальными взглядами Джо и Тайлера. — Что-то не так, мисс? — спросила она.

Американка улыбнулась:

— Нет, нет, все в порядке.

Горничная подошла к пылесосу.

— По-моему, бесполезно этим заниматься, — сказала она задумчиво.

— Почему? — поинтересовался Тайлер.

Она подняла голову:

— Вряд ли сегодня прибудут новые гости. Да и нас здесь в ближайшее время больше не станет. — Она облокотилась о трубу пылесоса, точно моряк о швабру. — И знаете, что я вам скажу... Многие просто ушли из города. Не спрашивайте почему, но только два дня назад семья, что жила по соседству с нами, переехала. И я заметила, что многие люди какие-то очень бледные. Думаю, они заболели. Только не знаю чем. — Она сокрушенно покачала головой. — Хорошо, что здесь нет мистера Байтса.

— Кто такой Байтс? — спросила Джо.

— Управляющий, — ответила горничная. — А почему вы спрашиваете?

— Так просто, любопытно. — Джо пожала плечами.

Все трое с минуту помолчали. Горничная снова включила пылесос.

— Думаю, все-таки лучше пропылесосить, — сказала она, засуетившись возле регистратуры.

Джо с Тайлером направились к лифтам. Обе кабины пустовали. Коридоры отеля были безлюдны и угрюмы. Добравшись наконец до номера Джо, они вошли. Комната была просторной, с широкой кроватью, буфетом и даже письменным столом. Зарешеченное окно выходило в автопарк.

Тайлер присел на край кровати.

— Если многие жители покинули город, как сказала горничная, тогда понятно, почему везде такое безлюдье.

— А те, что не уехали? — задумчиво проговорила Джо.

— Остальные инфицированы, и сколько таких, неизвестно...

— Ты знаешь, я заметила, что они боятся света. Свет причиняет им боль. Как Николсу. — Она была сильно взволнована. — Что же это за вирус, который заставляет людей избегать света?

Джо надолго замолчала. Потом снова заговорила:

— Я думаю о том, что сказал Харлей. О синтетическом протеине, входящем в состав корма. Джеффри Андерсон, должно быть, знал об этом. Возможно, знал и его действие. Корм наверняка проходил тестирование.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Возможно, Андерсон обо всем знал и хотел мне рассказать об этом. Но кто-то заставил его молчать.

— Он мог знать о действии корма на животных. Но знал ли он, что произойдет с людьми?

— Я думаю, его заставили молчать. Пригрозив смертью.

— Ну, знаешь, Джо... Здесь тебе не Нью-Йорк.

— Он был очень взволнован, когда мне звонил. Он знал, что за ним следят.

— Кто?

— Это нам и предстоит выяснить.

Тайлер вздохнул:

— Мы даже не знаем, жив ли он. Мы вообще ничего не знаем.

— Мы знаем, что жители Вейкли инфицированы каким-то вирусом. Мы знаем, что он распространяется при употреблении в пищу зараженного мяса. И мы знаем, что заболевшие не выносят яркого света.

— Это ничего не объясняет, — возразил Тайлер. — Почему не все в Вейкли инфицированы этим вирусом? Почему мы с тобой не заболели?

— Я не ем мяса. Я не притрагивалась к нему с тех пор, как приехала в Вейкли.

Тайлер задумчиво потрогал подбородок.

— Если «Ванденбург кемикалз» несет ответственность за распространение вируса, — медленно проговорил он, — то они не захотят в этом признаться. И не допустят вмешательства извне.

— Ты полагаешь, что прекращение телепередач и отключение телефонной связи — это их работа? — недоверчиво спросила Джо.

— А что? Очень может быть. Хотя я сомневаюсь, что они могли бы все это проделать без сообщников.

— Без каких сообщников?

— И это мы также должны выяснить. Надо как-то внедриться в «Ванденбург кемикалз».

Джо молча смотрела на него, лишившись дара речи.

— Ты шутишь? Это место так же неприступно, как Форт-Нокс.

— Туда должна быть дорога. У нас нет выбора.

— Когда?

— Сегодня, — ответил он решительно.

— Но когда именно?

— Я думаю, нам надо ехать вместе. Я не оставлю тебя одну. Не сейчас, во всяком случае...

Она нежно поцеловала его подбородок, отбросила со лба прядь волос.

— А как же твоя ферма?

— Какая теперь ферма? — горько бросил он. — Я вернусь через час-другой. — Он ушел.

Чайник начал закипать, но Джо забыла о чае. Она смотрела в окно, где ветер гнал по темному небу облака.

Был час ночи.

Глава 30

Дубовый стол, стоявший в центре большой комнаты, футов тридцать в длину и двадцать в ширину, блестел как лед на катке под люминесцентными лампами. В комнате пахло мастикой и табаком. В воздухе висел сизый дым. На свежепобеленных стенах висели картины. Тернер над электрокамином выглядел сущим анахронизмом. А все вместе напоминало склад ненужных вещей, столкновение разных культур, эпох и вкусов.Антикварная мебель бок о бок стояла с современными компьютерами, в старинные оконные рамы были вставлены двойные стекла.

За столом сидели пятеро мужчин, перед каждым — блокнот и ручка. В тишине гулко тикали напольные часы — стрелки приближались к трем ночи. Сэр Оливер Торндайк удивленно взглянул на циферблат своих наручных часов и притворно закашлялся, обращая на себя внимание остальных. Это был пятидесятилетний высокий мужчина, плотного телосложения, с густой бородой и грустными глазами. В 1978 году ему было присвоено дворянское звание за работу в области генетики. С 1980 года он работал в «Ванденбург кемикалз». Мужчина кашлянул еще раз и стряхнул воображаемую пылинку с лацкана пиджака цвета морской волны.

— Джентльмены, — наконец изрек он, — так мы начнем?

Коллеги одобрительно кивнули.

Торндайк подбадривающее взглянул на соседа справа — Чарльза Мюира, который наконец-то зажег свою сигарету и с удовольствием затянулся.

— Новый синтетический компонент уже закончен, — сказал Мюир, значительно растягивая слова. — Через неделю будет готов к употреблению.

— Обработан уже ультрафиолетовыми лучами, — уточнил Ричард Невилл, самый молодой из присутствующих.

— Корм должен быть обработан раньше, — сказал Мюир.

— Но мы не знаем, какое действие окажет синтетический протеин, — возразил Невилл, нервно потирая переносицу.

— Вы ведь бактериолог, — назидательно сказал Мюир, — и должны иметь четкое представление...

Торндайк поднял руку:

— Джентльмены, пожалуйста, мы все должны сделать выводы из неудач с первой партией добавок, которая прошла без контрольных проб.

— А кто повинен в этом? — ершился Мюир.

— Ради Бога! — перебил его Мартин Гленденнинг. — Причинен очевидный вред. Мы допустили ошибку. Непоправимую ошибку.

— Да, что бы мы теперь ни предприняли, жителям Вейкли это не поможет, — сказал Мюир, жуя кончик сигареты.

— Мы уже использовали свой шанс, — сказал Торндайк, взъерошив седые волосы. — Это поражение.

— Гениально сказано, — проворчал Мюир.

— Точно ли мы знаем, как вирусная инфекция влияет на жителей Вейкли? — спросил Невилл, нервно играя с обручальным кольцом.

Торндайк взял подшивку газет, полистав, открыл на нужном месте.

— Вот... Первые сообщения показывают, что тут нечто похожее на злокачественную анемию. Точно пока мы не можем описать эффект.

— А вообще имеет ли это значение? — пожал плечами Гленденнинг.

— Имеет. Хотя бы для того, чтобы установить, как передается болезнь, — сказал Торндайк. — Пока заболевание ограничено одним городом, поэтому разумнее говорить, что вирус распространяется через инфицированное мясо.

— А иной путь вы исключаете? — спросил Гленденнинг, почесывая ладони.

— Что вы имеете в виду? — поинтересовался Торндайк. — Передачу через человека?

Гленденнинг кивнул.

— Если это так, то мы можем закрыть Вейкли, — сказал он. — Хотя, насколько я знаю, многие жители уже покинули город...

— Инфицированные или здоровые? — поинтересовался Мюир.

Торндайк предпочел уйти от прямого ответа:

— Видишь ли, Чарльз, поди теперь узнай, кто был инфицирован, а кто — нет. В Вейкли около четырех тысяч жителей... Всех проверить невозможно.

Глядя в упор на Невилла, Торндайк как бы приглашал и его на откровенный разговор.

— Я полагаю, что из четырех тысяч добрая четверть так или иначе вошла в контакт с вирусом...

— А остальные, какова их участь? — спросил Гленденнинг.

Невилл молчал.

— Да, какова вероятность их заражения? — продолжал свой допрос Гленденнинг.

Торндайк решил перехватить инициативу разговора:

— Вероятность, полагаю, исключена для тех, кто не ел мяса.

— А как насчет средней инфицированности? — поинтересовался Мюир.

Торндайк досадливо вздохнул:

— Как я уже говорил, мы не знаем пока иных путей проникновения вируса, кроме потребления зараженного мяса.

— Но существует еще проблема лечения, — сказал Невилл. — Мы ведь можем найти способ лечения?

— Это уже не наша забота, — иронично бросил Мюир, катая во рту сигарету. — Мы фактически уничтожили весь город, а теперь удираем в кусты!

Он сделал паузу, затянулся сигаретой и с дымом выдохнул:

— Я считаю, что вы должны на время приостановить проект.

Его предложение потонуло в гуле голосов.

Торндайк поднял руку и взглянул на Мюира.

— Это непрактично и невозможно, Чарльз, и вы сами знаете это...

— Джеффри Андерсон соглашался со мной, — упрямо гнул свое Мюир.

— К черту Джеффри Андерсона! — заговорил наконец пятый.

Он поднялся из-за стола и подошел к окну, из которого открывался вид на территорию «Ванденбург кемикалз». Это был высокий, под два метра, человек, его черные волосы под электрическим светом отливали серебром. Акцент безошибочно выдавал в нем уроженца крайнего Запада. Американец полез в боковой карман пиджака своего дорогого костюма и извлек оттуда гравированную серебряную фляжку. Отвернув колпачок, он отпил из нее большой глоток, повернулся лицом к присутствующим и широко улыбнулся. Среди ровных белых зубов блеснула одинокая золотая коронка.

— Андерсон остался в дураках, — сказал темноволосый. — Данный проект требует сверхсекретности, и мы не зря сотрудничаем с вашим правительством, развивая тем самым дружеские англо-американские отношения, — хмыкнул он. — Если кто-то собирается отойти от нас — валяйте на здоровье, но пусть никто из ваших придурков не вздумает болтать о том, о чем идет речь в этой комнате. Это ему дорого обойдется.

Джон Старк, так звали темноволосого, снова отхлебнул из фляжки и сел на место. Как главный изготовитель «Ванденбург кемикалз», он наслаждался своей властью и не медлил напомнить о ней окружающим. Он основал фирму три года назад, вскоре после смерти своей жены, используя для веса ее девичью фамилию. Она погибла в автокатастрофе: грузовик, тащивший «транс-ам», груженный амилнитратами, столкнулся со встречной машиной. Хоронить было почти нечего.

— Я не думаю, что кто-то из нас захочет уйти, мистер Старк, — сказал Торндайк.

— Тогда зачем жаловаться? — спросил американец, кивая на Мюира.

— Послушай, я буду работать на вас, — сказал Мюир, — но это не значит, что я не стану беспокоиться о воздействии моей работы на людей.

— Что-то находишь, что-то теряешь, — буркнул Старк.

— И в этом случае мы теряем весь город, — сказал Мюир.

— Хреновы ученые, должны были сделать все правильно с самого начала, и теперь вините только себя.

— Ладно, — примирительно сказал Торндайк, — я уверен, что теперь-то все будет улажено. — Он улыбнулся Старку, но ответной улыбки не последовало.

— Да, есть еще кое-что.

Взгляды скрестились на американце.

— Я говорю о девушке и парне, тех, что в городе. Они слишком любопытны, любопытство может убить не только кошку. — Он ухмыльнулся.

— Что вы предлагаете? — спросил Гленденнинг.

— Вы говорили с девушкой, не так ли? — спросил Старк.

Ему никто не ответил.

— Да, она весьма любознательна. Особенно по части Андерсона, — он повернулся к Торндайку.

— Я хочу, чтобы Вейкли был закрыт — полицейские посты, телефоны, телевидение, все... Я знаю, об этом уже позаботились, но с этого момента отсюда не должен выехать никто. Я хочу, чтобы этот город был накрепко зашит, чтобы он стал непроницаемым. Оповестите об этом по телефону кого следует.

Торндайк тут же подошел к аппарату и набрал лондонский номер. После секундной паузы он заговорил, а остальные сидели, наблюдая за его разговором.

— Я хотел бы поговорить с министром, — сказал Торндайк секретарю. — Да, да... Скажите — это Эребус.

Все молча слушали щелчки и потрескивание в аппарате. Мюир жевал сигарету.

Старк снова отпил из своей фляги.

Остальные в волнении наблюдали, как Торндайк нервно перекладывает трубку из одной руки в другую. Невилл продолжал покручивать на пальце кольцо.

Торндайк напрягся, услышав на другом конце провода голос.

— Да, сэр, — сказал он, — это Эребус.

Кадык его дернулся.

— Есть трудности. Нам надо закрыть город. Полностью — ни сюда, ни отсюда...

Судя по всему, министра интересовали подробности.

— Проект Эребус вызвал ряд неожиданностей. Нам нужно время, чтобы прояснить ситуацию.

На том конце провода пожелали узнать, сколько требуется времени для этого.

— До следующего уведомления, — сказал Торндайк уклончиво, глядя на Старка.

Американец кивнул.

Торндайк молча слушал.

— Да, сэр, я понимаю. В самом проекте опасности нет... Но...

Вопросы, видимо, продолжались. Торндайк заговорил снова:

— Да, сэр, позаботимся обо всем.

Наконец он положил трубку и повернулся к американцу.

— Все улажено.

— Что, могу я вас спросить, улажено? — поинтересовался Мюир.

— Сорок восемь часов, сказал — через сорок восемь часов Вейкли будет изолирован от внешних контактов.

— Как именно? — поинтересовался Мюир.

— Это не ваша забота, — отрубил Старк.

— Это ваше окончательное решение, Старк? — не сдавался Мюир. — Вы будете продолжать уничтожение Вейкли, начатое проектом Эребус?

— Послушайте! — зарычал американец. — Этот проект стоит миллионы, и не только мы будем иметь прибыль. Какого черта, думаете, меня поддерживает правительство?

Наступило долгое молчание.

— Все! Мне больше нечего сказать. Не стану отрывать джентльменов от работы.

Ученые мужи поднялись и вышли из комнаты. Старк отхлебнул из фляги и прошел к столу в дальнем углу комнаты. Нажал на выключатель и пробормотал что-то в селектор. Через одну-две секунды раздался громкий стук в дверь.

— Войдите. — Вошел Карло Фандуччи, дымя сигаретой. Прикрыв за собой дверь, он приблизился к американцу.

— Где парень и девушка, те, которые «копают» в городе? — спросил Старк.

Фандуччи кашлянул, пытаясь сдержать горькую мокроту.

— Девушка, репортер. Она из Восточных штатов, — просипел он.

— То-то мне казалось, что я видел ее где-то раньше. Это она замахнулась на «дело» старика Скализа в Нью-Йорке... Так знаешь, где они?

— У Тайлера в нескольких Милях от города ферма. Девушка остановилась в гостинице, в Вейкли. Но, как я заметил, он проводит большую часть времени у нее.

— Они что-то знают?

Фандуччи пожал плечами.

— Убери их. И всех, кто с ними.

— Когда? — спросил Фандуччи.

Старк отпил из фляги.

— Как можно скорее.

Итальянец кивнул.

Глава 31

На чердаке стоял затхлый запах, на всем лежал густой слой пыли. Пылинки кружились в свете фонаря, которым Тайлер подсвечивал себе. Здесь он частенько бывал в молодости, сидел часами с отцом, слушая его рассказы. Тайлер-младший, сидя по-турецки перед старшим, с благоговением наблюдал, как тот чистил свое любимое оружие. От отца он знал о ружьях все и теперь, высвечивая чердак фонариком и нагибая голову под балками, как бы наяву видел эту картинку прошлого. Стены старого фермерского дома были увешаны разными металлическими тарелками, призами, фигурками, дипломами, прочими трофеями. На дальней стене висела холщовая занавеска, прикрепленная булавками с обеих сторон; она защищала самую ценную коллекцию.

Тайлер медленно подошел и приподнял ее. Вот они — четыре ружья: два никелированных «пурдейс», французское автоматическое и одноцилиндрическое «байкал». Под ними в шкафу свалено снаряжение. Глядя на все это богатство, Тайлер держал в руках и свое собственное «пурди», подаренное на шестнадцатилетие, — на стволе еще сохранились его инициалы, вырезанные рукой отца.

Мать Тайлера настороженно относилась к ружьям: ее брат был убит на охоте. Но Джек Тайлер научил сына осторожному обращению с оружием. Многочасовая практика и ноющая боль в плече сделали свое дело — Тайлер стал профессиональным стрелком. В семнадцать лет он выиграл чемпионат в графстве по стрельбе в глиняных голубей, будучи самым молодым участником. И вот теперь — перед ним фамильное достояние.

Внутри у него все напряглось, но даже не из-за воспоминаний об отце, все дело в причине, по которой он решил употребить столь дорогое для него оружие. Он выбрал верхнее из двух «пурди» и «франчи». Затем открыл шкафчик с боеприпасами и набрал столько гильз, сколько уместилось в кармане пиджака. Решил, что придет снова, если понадобится пополнить запас. Взяв выбранные ружья, он спустился с-чердака по шаткой лестнице и внизу зарядил все стволы.

Выйдя к вечеру из дому, Тайлер почувствовал себя разбитым и на секунду прислонился к забору.

Набрал полные легкие воздуха, ожидая, пока тяжесть отпустит его, но мысль о том, что ему предстоит, снова сделала его тело тяжелым. Он почувствовал отвращение к себе. Много животных уже погибло. Загоны были пусты, в самых неожиданных местах валялись разложившиеся на жаре туши. Вокруг фермы он насчитал еще около сорока погибших животных. Это больной скот, его все равно надо было уничтожить... Он взглянул на чердачное окно, словно боялся увидеть там отца, укоризненно качающего головой: ты зачем взял мои ружья?..

Тайлер выбрал «франчи», зарядил его, огляделся вокруг. Подойдя к свинарнику, остановил взгляд на крупных молочных поросятах, поднял приклад к плечу.

Он прицелился и выстрелил одним движением. Первое животное упало в грязь, когда последовал следующий выстрел. Поросята не пытались бежать, и, когда наконец в ружье не осталось патронов, загон оказался полон их трупиков. Голубоватая дымка пороха мягко поднялась вверх, забивая дыхание.

Тайлер перезарядил ружье и решительно направился к сараю, где в ожидании дойки томилось полдесятка коров.

Тайлер сжал зубы и открыл огонь, слезы застилали глаза, лицо его стало ужасным, уши заложило от ружейной пальбы и мычания скота. А внутри не утихал иной звук: стон его горя.

Дым рассеивался, и он снова открыл огонь. Рыдания душили его, он старался держать ствол прямо. Плечо нестерпимо ныло.

Тайлер беззвучно шевелил губами, продвигаясь к следующему сараю. От крупного скота он шел к свиньям, потом к овцам. «Франчи» в его руках раскалился докрасна. Наконец Тайлер отшвырнул ружье, его руки были запачканы кровью. Он взял «лурди», проверил заряд и направил оба дула на большого быка. Выстрел — и животное рухнуло. Тайлер почувствовал, как по его лицу текут горячие струйки слез: ведь сегодня он не просто убивал животных, он расстреливал все, чему учил его отец. Сегодня он пролил кровь памяти. «Пурди» буквально взревел в его руках.

Каждая вспышка была обличительным криком. Тайлер вскрикивал от каждого залпа, его жалость постепенно перерастала в злость. Он продолжал свое черное дело.

На земле валялась груда пустых гильз.

— Ванденбург, — бормотал он, сжав челюсти. — Ублюдки. Вы мне заплатите за это. Никто не уйдет. — Тайлер был уверен, что он сдержит свое слово.

Кровопролитие продолжалось.

Тайлеру потребовался час, чтобы справиться с животными, которых ему удалось найти на ферме. Его руки были налиты свинцом, глаза жгло, ноздри забиты гарью от ружейного масла и пороха. Он упал на колени, жадно глотнул воздух, который как бы стал вязким от запаха крови. Наконец он поднялся и, пошатываясь, поплелся к дому. Взяв как можно больше патронов, он загрузил ими машину, на сиденье бросил ружья, ему казалось, что прошла вечность...

— Простите меня, — прошептал он, толком не зная, к кому обращены эти слова — к памяти родителей или тех невинных жертв, которых он должен был защищать. Со двора он выехал не обернувшись.

* * *

Джо сидела на краю кровати и вслушивалась в тишину отеля. Пусто и тихо. Девушка встала и подошла к двери. На мгновение она остановилась, затем рывком распахнула дверь. Посмотрела вправо, затем влево: коридор пуст, двери в другие комнаты закрыты. Положив ключ в задний карман джинсов, Джо закрыла дверь своей комнаты. Бесшумно подойдя к первой ближайшей двери, она повернула ручку. Дверь не открывалась. Джо опустилась на колени и, прищурившись, заглянула в замочную скважину. В комнате занавески были опущены. Джо поднялась и пошла по коридору дальше, повернув за угол, подошла к лифту. Еще одна дверь. Девушка, оглядываясь на лифт и словно ожидая чьего-то появления оттуда с минуты на минуту, перевела дух. Сколько же гостей оказались инфицированы таинственным вирусом и куда они все подевались? Кто-то из обслуживающего персонала — она это знала — оставался в отеле. После инцидента с Бейтсом тут не оставалось никаких сомнений...

И эта дверь, перед которой она стояла, тоже оказалась запертой. Джо уже собралась уйти, когда услышала изнутри шум, что-то похожее на тяжелые горловые вздохи или на дыхание астматика. Она снова опустилась на колени и заглянула в замочную скважину — темно, ничего не разглядишь. Дыхание на секунду стало громче, потом все стихло. Джо тихонько постучала. Дыхание возобновилось — протяжное, прерывистое. Девушка на миг задумалась, затем толкнула дверь. Дверь чуть приоткрылась. Джо, медленно открывая одну створку и впуская свет, разглядывала комнату. Номер был похож на ее — только никаких следов пребывания здесь человека. Кровать заправлена, идеальный порядок, вроде только что кто-то прошелся с пылесосом. Она прошла в ванную, включила свет.

В раковине ей бросились в глаза пучки волос, не пряди, именно пучки, забившие сток. Джо прочистила его своим ключом. За волосами потянулось что-то прозрачное, наподобие слизи. Заглянув в ванну, она вскрикнула. Белая эмаль была запачкана чем-то алым. Джо глотнула воздух, облокотилась о бортик и мазнула пальцем — кровь.

Свежая кровь.

Джо поспешно вышла из комнаты, направившись в свой номер. Сделав правый поворот, она поняла, что в поисках уже прошла полный круг по коридору. Здесь все двери были закрыты — она проверяла каждую. Однако комната рядом с ней не была заперта. Ручка плавно повернулась, и дверь чуть приоткрылась. Девушка заколебалась. По запаху свежевыстиранных простыней она поняла, что это было бельевое помещение. Она подумала, стоит ли вообще заглядывать туда, но ее взгляд выхватил на полу какой-то смятый ком.

Она вошла.

Если бы Джо не ушла из коридора, она увидела бы, что огни лифта ярко засветились, но она уже была в прачечной и не могла знать, что происходит у нее за спиной.

Один из лифтов поднимался вверх.

Джо подошла, чтобы рассмотреть то, что грудой лежало на полу. Поддев ключом прозрачную субстанцию, которую она уже видела в раковине другой комнаты, Джо продолжала размышлять: что же это такое? Оглядевшись, она увидела рядом кипу полотенец. Она взяла верхнее, обернула вокруг своей кисти.

Лифт с глухим стуком остановился, и дверь открылась.

С помощью полотенца Джо приподняла эту липкую субстанцию, низ которой был оторочен волосами, которые свисали гнилыми лентами. Что-то до отвращения знакомое. Когда она держала это перед собой, оно принимало форму, раскручиваясь как распутанная бумага.

Джо наконец поняла, что она держит: груду человеческой кожи. Словно змеи выползли из своей старой одежды во время линьки.

Бросив на пол отвратительную клейкую массу, она пятилась к двери, продолжая смотреть на кожу, будто она была живой. На ее плечо опустилась рука.

— Прости, — сказал Тайлер извиняющимся тоном.

Она молча смотрела на него, сердце ее бешено стучало.

— Ты не слышала, что приехал лифт? — спросил он.

Джо молчала.

— Что случилось? — не понимал он причину ее оцепенения.

— Все в порядке, — выдохнула она, — за исключением того, что у меня чуть не случился сердечный приступ. Но я кое-что поняла.

— Что именно?

— Вот это. — Она показала рукой на бесформенную груду в углу.

Тайлер опустился на колени.

— Кожа? — спросил он.

Она кивнула.

— Но это не все...

Джо показала ему кровь и волосы в другой комнате, затем провела его в закрытую спальню, где она слышала дыхание.

— Кто-то спит там, — сказал он.

— Учти, день, половина пятого. Кто спит в такое время?

— Что ты предлагаешь? Взломать двери? — спросил он. — Какие у нас для этого основания?

— Не мели чепуху, — прошептала она.

Вдруг дверь открылась. На пороге стоял Марк Бейтс.

— Что вы здесь делаете? — спросил он.

— Я услышала ваше дыхание, — сказала Джо, — мне показалось, что вы заболели...

Бейтс вежливо поблагодарил ее; на свету они увидели, что с его лица клочьями сошла кожа, под ней проступали красные рубцы. Он прикрыл лицо от света, и на ладонях стал виден мощный волосяной покров.

— Что вам угодно? — требовательно спросил он.

— Простите, — ответил Тайлер, делая Джо знаки глазами, — извините за беспокойство. Мы уходим.

Бейтс захлопнул дверь и запер ее изнутри.

Джо с Тайлером остались в коридоре, глядя на дверь. Тайлер увел Джо в ее номер и тщательно запер его.

— Ты думаешь, он оттуда не выйдет? — спросила девушка.

Тайлер подошел к окну и выглянул на улицу. Воцарилось молчание.

— Вик, — тихо позвала Джо. — О чем ты думаешь?

Он рассказал ей, что произошло на ферме.

— Мой отец построил нашу усадьбу на пустом месте. Каждый раз, когда я нажимал на курок, я расстреливал частичку его мечты.

Джо подошла и погладила его руку. Он прижал ее к себе.

— Ты не мог поступить иначе, — сказала она.

Он знал это. И оценил ее слова утешения. Но печаль, осевшая в его сердце, густела, превращаясь в клубок злости. Внутренне он закипал от ярости.

Солнце скрылось за темным облаком, и на землю легла его тень. Джо вздрогнула, и Тайлер сильнее прижал ее к себе.

— Через несколько часов совсем стемнеет, — сказал он.

В 7.30 вечера они вернулись к номеру Бейтса. Комната была открыта. Марка нигде не было. Бейтс ушел.

Глава 32

Густая ночь опустилась на Вейкли. Покров кромешной тьмы не пропускал даже проблеска луны. Несколько звезд проглянуло из-за громады тучи, но это были лишь одинокие робкие светлячки в сплошной черноте, разлитой на всем пространстве от земли до неба. Гроза нависла над городом. Дневной зной уже был насыщен влагой, и когда они сидели в столовой «Короля Георга», доедая остатки обеда, послышались первые раскаты грома.

— Ограждения вокруг «Ванденбург кемикалз» электрифицированы, — заметила Джо, — даже если нам удастся пройти пропускную и сторожевых собак — дальше пути нет. Вик, здесь может пройти разве что команда зеленых беретов.

— Посмотрим, — вызывающе бросил Тайлер.

— Хорошо. Мы вошли внутрь. Но мы даже не знаем, что должны там делать...

— Они, некто, не знаю кто, делают все возможное, чтобы не допустить нас к информации о том, что происходит в Вейкли. Единственные, кто заинтересован в наших действиях, — это жители. — Он сделал паузу. — Здесь никаких телефонов, телевидения, никакой полиции или газетчиков. Ты же видишь. Все слишком... организовано для случайного стечения обстоятельств.

— Ты полагаешь, что Ванденбург не мог этого сделать без посторонней помощи? — резюмировала она.

— Я думаю, что еще кто-то вовлечен в это дело. Не спрашивай меня — кто. Во всяком случае тот, кто имеет достаточно власти, чтобы закрыть, опечатать город.

— Кто это?

У Тайлера не было ответа.

Тревожная тишина окутала их.

* * *

Карло Фандуччи поставил машину на стоянку, расположенную на противоположной от отеля стороне улицы. Он зажег новую сигарету и, зажав ее в зубах, затянулся, почувствовав боль в грудной клетке и глотке. Приступ тяжелого кашля заставил его сморщиться. Да, ему стало хуже. «Чертов рак, — подумал он, — дожирает легкие. Что за чушь, перестань ныть!» Он откашлялся и сплюнул на мостовую, кровавая слюна казалась черной при тусклом свете уличных фонарей.

Освещение парадного фасада отеля было ярким, и Фандуччи заметил, что никто из людей не подходит к зданию. Он видел их как бы во мгле, они шли крадучись, подобно теням, и стремились тут же укрыться в боковых улицах и подъездах домов, скрытых от ламп дневного света. Сам Фандуччи почувствовал себя в темноте, как дома, когда вытащил из кобуры, висевшей на его плече, оружие. Взглянул на барабан, где все патроны сидели в своих гнездах, и каждый из них нес в себе смертельную пулю. Довольный, он вложил оружие обратно в кобуру и пересел на заднее сиденье машины. Там у него находился «инграм». Механизм оружия, не больше коробки из-под обуви, был также заряжен тридцатью двумя круглыми магазинами, плотно установленными в ружье. Фандуччи открыл затвор. Вот он — его маленький ребенок. При 1.50000 оборотах в минуту, с близкого расстояния, можно рассечь человека пополам. Он обернул ремень вокруг запястья и поднял ружье перед собой. Выходя из машины, он почувствовал, как «инграм» приятной тяжестью качнулся на его плече.

Фандуччи стоял, глядя на фасад здания. Никакого движения, только длинные зеленые пряди ив гладят камень, шелестят от легкого дуновения ветра. Был еще вход с тыльного фасада здания, который он успел обнаружить. Он решил зайти оттуда. Надо их напугать. Итальянец улыбнулся про себя, направляясь к отелю. Первые бесшумные вспышки молнии прорезали небеса.

* * *

Джо и Тайлер прошли мимо неосвещенного окошка администратора к лифтам, и девушка нажала кнопку. За окном ярко полыхнула молния, раздался раскат грома. Молния сверкнула с новой силой.

— Чертова гроза, — пробормотал Тайлер.

Они были одни в холле. Дверь слева, в комнату обслуги, была закрыта. Бар справа также был пуст. Лифт неслышно остановился, двери его открылись. Новая вспышка молнии и громовой раскат, который, казалось, до основания потряс здание. Они вошли в лифт, и Джо нажала кнопку, обозначенную цифрой "I". Кабина медленно поползла вверх. Даже внутрь лифта, изолированного от стихии, доносился шум грозы, свирепствовавшей с неистовой силой. Небесные взрывы продолжали нарастать — буря достигла своего апогея.

Огни погасли.

Лифт погрузился в такую кромешную тьму, что Тайлер не видел свою подругу, хотя они стояли в двух футах друг от друга. И тут лифт остановился.

— Боже, — пробормотал Тайлер.

Несколько секунд они ждали, что электричество появится и лифт поедет. Но напрасно.

— Возможно, гроза оборвала электрические провода, — предположила Джо.

— Мы оказались между этажами, — сказал Тайлер.

— Попробуй открыть двери. Тогда узнаем точно.

Он прошел к маленькому отсеку, нащупал створки двери и просунул пальцы в крохотную щель между ними. Чертыхаясь, он начал раздвигать их. Его мышцы напряглись, когда он боролся с дверьми, вены пульсировали у виска.

Двери начали поддаваться.

Джо светила карманным фонариком, тусклого света от него было достаточно, чтобы увидеть — лифт действительно застрял между этажами. Крыша кабинки оказалась примерно в двух футах от первого этажа.

Тайлер отпустил двери, у него больше не хватало сил их удерживать. Джо выключила фонарь, и они снова погрузились в море мглы.

— Мы можем пролезть через эту щель, если ты еще раз попробуешь? — спросила Джо.

— Ты сможешь, — сказал Тайлер, — я буду держать двери приоткрытыми как можно дольше. Ты попробуешь втиснуться.

— А ты?

— На верху лифта должен быть запасной выход, технический. Если я выйду, то, возможно, попаду на второй этаж.

— Нет, это слишком опасно. Может быть, мы подождем, пока появится электричество?

— А если нет?

Вопрос зловеще повис в воздухе.

— Я снова попытаюсь, — взяв себя в руки, сказал Тайлер.

Джо скинула туфли, сообразив, что ей надо встать на плечи Вика, чтобы оказаться в том месте, где щель будет пошире. Ее босые ноги ощутили холодный пол отсека, по телу пробежала дрожь, хотя она была уверена, что это не от холода. Ее бросало в озноб от страха неизвестности.

Тайлеру удалось открыть двери настолько, что Джо смогла проскользнуть в нее. Помогла худоба, а если бы в ней было на пару килограммов больше, то она бы застряла.

— Готова? — проворчал Тайлер.

Лифт внезапно качнулся — что-то плюхнулось на него сверху. Тайлер отпрянул, дверцы лифта закрылись, чуть не прищемив ему руки. Кабина продолжала сотрясаться, и они оба услышали царапающие звуки.

— Черт возьми, что это? — ворчал Тайлер, глядя вверх.

Джо молчала, напрягая глаза, чтобы рассмотреть виновника неожиданного происшествия.

Кто-то прыгнул на крышу лифта.

Лифт продолжал подрагивать еще секунду-другую, а затем послышались тяжелые шаги.

— Как они могли забраться туда? — прошептала Джо испуганно.

— Через второй этаж, — предположил Тайлер. — Они влезли вниз по кабелю.

Громкий скрипящий звук заполнил лифт, и, когда Джо зажгла фонарик, они увидели, что эксплуатационный люк открыт. Кто бы там ни был, через одну-две минуты он погибнет. Фонарик в руке Джо нагрелся, и она уронила его — все снова погрузилось во мрак. Джо стала на колени, пытаясь нащупать фонарик. Вот он. Обостренным в темноте слухом она уловила звук сдвигаемой крышки люка. Тайлер чувствовал себя беспомощным, не видя даже руки перед собой. Он мог только стоять и ждать незваного гостя, который упадет на него сверху.

Вдруг дали свет, и лифт пришел в движение. Он поднялся на несколько футов и остановился на втором этаже.

— Иди ко мне! — закричал Тайлер.

Джо, споткнувшись, упала, глядя назад, идет ли за ней Тайлер. Эксплуатационный люк был открыт. Тайлер оглядывался в поисках источника опасности. Под рукой у него оказался маленький огнетушитель, и он схватил его, подняв к плечу, как дубинку. Но из лифта никто не вышел, двери мягко закрылись, и фермер опустил свое импровизированное оружие.

Джо поднялась и встала рядом с ним.

— Кто это был? — спросила она, затаив дыхание.

Тайлер пожал плечами.

— Иди в номер и запрись, — сказал он, — и ни под каким видом никому не открывай.

— А ты?

Он оставил огнетушитель и направился к лестнице.

— За помощью.

Джо постояла какое-то время, прислушиваясь к звукам удалявшихся шагов, затем повернулась и направилась по коридору к своему номеру, нащупывая в кармане ключ. Проходя по коридору мимо дверей, она прислушивалась к каждому шороху из соседних номеров. Вот и дверь номера. Когда она вставила ключ в замочную скважину, свет снова погас. Джо едва сдержала крик, но свет тут же снова зажегся. Гром зловеще урчал над самой крышей, и в окно, в конце коридора, она увидела огненное острие молнии, разрезавшей толщу облаков.

Она вошла в комнату и быстро заперла дверь. В противоположном конце коридора чуть приоткрылась дверь.

* * *

Карло Фандуччи, сжав приклад ружья, направил его прямо на цель — в только что закрывшуюся дверь. Глава экс-мафии бесшумно направился на кухню отеля. Он уверенно шел в темноте, растворясь в ней как в родной стихии, только тяжелое дыхание выдавало его присутствие. Он остановился, услышав шаги у комнаты администратора. Пробежав на цыпочках к двери, увидел фигуру Тайлера, исчезающего в парадном.

Фандуччи улыбнулся. Очевидно, девушка наверху была одна. Обоих одновременно или ее одну — это безразлично. Он толкнул дверь и очутился в регистратуре. Итальянец прищурился от вспыхнувшего над ним света, он раскрыл регистрационную книгу и провел желтым от никотина пальцем по списку имен. Нашел имя Джо и проверил его по номеру комнаты. Фандуччи удобно взял в руки «инграм», сняв с плеча, его глаза не отрывались от парадного входа. Тайлер должен войти через ту стеклянную дверь. Откуда-то слева, но вне поля его зрения, послышался шум шагов. К нему двигались два нечетких силуэта. Фандуччи нырнул под стол; невидимый для других, он сможет наблюдать за всеми, кто появится из главного входа.

Он ждал, его палец покоился на спусковом крючке.

Тайлер открыл заднюю дверцу машины и вынул свой никелированный «пурди». Открыв затвор, вложил две гильзы в пустые патронники. Небо над головой снова заметно потемнело; как хищные птицы в стаи, сбивались вместе облака; гром и молния продолжали разыгрывать свою страшную симфонию. Тайлер торопливо сунул в карман своего пиджака коробку гильз, проверил, заперта ли машина, и направился к отелю. Дождь если и начнется, то скоро кончится, неожиданно подумал Тайлер, пересекая дорожку, ведущую к центральному входу. Но тут же эту мысль сменила другая: что произошло там, в лифте? Тайлер пытался найти логическое объяснение всему, что он увидел в Вейкли. Но пока что в единую цепь эти события не выстраивались. Подойдя вплотную к парадному входу, он обернулся. На противоположной стороне улицы, за дверями магазина, притаились два человека. Дальше, на улице, спускающейся вниз, к скверу, маячили другие фигуры. Он не различал их лиц, но знал, что они пристально следят за ним. Тайлер попытался сосчитать эти тени — бесполезно. Двигаясь, они сливались в одну бесформенную массу, не имеющую ни лица, ни глаз, ни души. Он вошел в вестибюль. Прошел комнату администратора, регистрации приезжих. Непонятный страх вполз в душу. Комната дежурных почему-то оказалась открытой. Пройдя мимо нее, он невольно озирался вокруг. Фандуччи заметил его сразу. Готовый к действию, итальянец вынырнул из-под стола, как черт из табакерки, направив свой ствол на Тайлера.

Реакция Вика оказалась мгновенной — он успел укрыться за одну из дубовых балок, когда прогремел первый выстрел. Убийца жал на курок, автоматная очередь сотрясала воздух адским стрекотом.

Пули описывали дугу, пробивая дерево и пластик, они отскакивали от металла. Звон разбитого стекла смешивался со свистом пуль, крошивших двери. Осколки стекла брызгали в стены, а Фандуччи все не снимал пальца со спускового крючка, пока курок не ударил по пустому патроннику. Он быстро перезарядил магазинную коробку, пустые гильзы посыпались из нее, как медные конфетти. Запах ружейного масла и пороха заполнил комнату, окутанную плотной пеленой дыма. Стрельба внезапно прекратилась, и Тайлер воспользовался паузой. Он выскочил из своего укрытия и двинулся вперед, пригибаясь под спинками кресел. Со своего наблюдательного пункта он увидел Фандуччи, перезаряжающего автомат. Видел он и две темные фигуры, которые продолжали наблюдать за итальянцем. Тайлер, вопреки логике, предостерегающе вскрикнул. Фандуччи обернулся и застыл на месте. Охотники за Фандуччи смотрели на него. Они были в форменной одежде отеля — горничная и директор. У последнего в руке был нож. Метнувшись к итальянцу, он нанес ему удар, рассекая левую руку от плеча до локтя. Кровь брызнула из раны, от боли Фандуччи взревел, но его палец нажал на спусковой крючок. Из ствола выплеснулся поток горячего свинца, отбросившего несчастных к стене. Дырки размером с кулак пробили грудь и живот обоим — стена позади них обагрилась кровью.

Фандуччи мог теперь переключиться на Тайлера. Фермер попытался залечь, но — бесполезно. Каскад свинца достиг цели. Его отбросило назад, над лопаткой зияла рана. Но он не выпустил из рук своего «пурди», прижимая приклад к больному плечу. От толчка он вскрикнул, почти теряя сознание. Двойные дула изрыгали огонь, но пули летели мимо Фандуччи, и Тайлер нащупал в кармане новую порцию пуль. Неуязвимый Фандуччи решил предпринять новую атаку и встал из-за стола. Неожиданно подкрепление подоспело из бара. В руках одного из них щетинилось острие пики. Итальянец, услышав шум, повернулся, лицо его исказил страх. Он знал, что Тайлер успел перезарядить ружье. А тут еще два новых врага, с которыми предстоит сразиться. Мужчина, одетый в темный костюм, угрожающе размахивал наконечником. Его спутница, женщина лет тридцати с распущенными, по плечи, волосами, неотступно следовала за ним. Лица у обоих, белые как мел, покрывали лопнувшие пузыри, потрескавшиеся губы обнажали длинные зубы коричневого цвета.

Фандуччи услышал громкий металлический щелчок затвора.

Так пика или ружье? От чего ему суждено погибнуть?..

Все решилось в одно мгновение.

Жалящее острие пики вонзилось Фандуччи под мышку и проткнуло его насквозь. Он сполз в лужу крови, зажав рукой рану. За эту руку тут же ухватилась девушка — в считанные секунды оказалась над итальянцем, ее рот жадно искал кровавую рану. Он еще агонизировал, когда она рвала на нем рубашку, чтобы присосаться к ране, из которой свободно вытекала кровь.

Плечо Тайлера горело, выстрел достиг цели. Очередь огня подняла девушку над Фандуччи, разорвала спину и перерезала туловище и грудную клетку. Одна грудь повисла на полоске кожи, экскременты облили мужчину с пикой. Он не оставил мысли добраться до Фандуччи и снова выбросил вперед пику, наваливаясь на нее весом своего тела. Опасное жало проткнуло желудок жертвы, пригвоздило его к полу, как бабочку. Он дернулся в предсмертной агонии, задохнувшись от крови, которая пошла у него горлом. Тайлер встал на ноги, опираясь на ружье, боль в плече усиливалась. Он побежал по лестнице, не глядя на дикую сцену кровопролития, не фиксируя внимание на мужчине, зарывшимся лицом в разорванный желудок Фандуччи. Он споткнулся на лестнице, ружье выпало у него из рук. Тайлер обернулся, чтобы поднять его, и увидел погоню. За ним гнался мужчина с пикой. С удивительным проворством он скакал со ступеньки на ступеньку. Тайлер схватил оружие и побежал дальше. Достигнув лестничной площадки, он увидел стоящую в коридоре Джо. Она вышла на шум пальбы.

— Возвращайся! — закричал ей Тайлер.

Больной настигал его. Успеет ли Тайлер перезарядить ружье?.. Мужчина налетел на него, как танк. Их обоих отбросило к стене. Тайлер, ослабевший от потери крови, перевернулся на спину, пытаясь отвести руки мужчины от своего горла. Он чувствовал, как длинные ногти сдавливают его горло мертвой хваткой. Тайлер улавливал зловонный дух изо рта своего противника, ощущал силу его рук, видел хищные огоньки в его глазах. Выбросив здоровую руку вперед, он с силой ткнул пальцем в левый глаз нападавшего.

Тот вскрикнул, но сжал горло Тайлера сильнее.

Джо как загипнотизированная наблюдала за происходящим.

Затем она схватила ружье.

— Сделай это! — закричал Тайлер, лицо его приобрело цвет темного винограда. Девушка подняла ружье на уровень головы мужчины. Теперь он изо всех сил тряс Тайлера, пытаясь прикончить свою жертву. Джо видела кровь и куски экскрементов, прилипших к его длинным зубам, рот его представлял собой висящие клочья кожи с капающей с них кровью.

— Убей же его, — хрипел Тайлер, почти теряя сознание.

Джо сжала зубы и взвела курок.

Раздался ужасающий грохот, стволы на мгновение побелели от разрушительного шквала огня. Выстрел с такого близкого расстояния обеспечил эффект. Голова мужчины отлетела. Клейкая масса крови брызнула на стену. Тайлер, собрав последние силы, попытался отползти от мерзкого оборотня, глядя помутневшими от боли глазами, как Джо, отбросив ружье, пыталась справиться с тошнотой, удержать во рту горячую рвоту.

В дальнем конце коридора, невидимый ими, Марк Бейтс вышел из своей комнаты, которая находилась напротив номера Джо, замерев на секунду, он проскользнул туда и закрыл дверь.

Он ждал.

Тайлер оперся на локоть, свободной рукой достал из брючного кармана платок и приложил его к ране. Платок тут же пропитался кровью. Вик сокрушенно покачал головой. Закашлявшись, он понял, что ему трудно глотать. На шее вспухло несколько багровых рубцов — следы рук противника. Снова сплюнув, он почувствовал острую боль в горле.

Джо стояла у противоположной стены, не в силах оторвать взгляд от ужасных обезглавленных останков. У ее ног лежал «пурди», выпавшая гильза еще дымилась.

— Джо, — прохрипел Тайлер.

Девушка, белая как мел, прерывисто дышала.

— Джо, — повторил с мольбой он, и она, кажется, пришла в себя, хотя взгляд ее еще блуждал где-то далеко.

— Помоги мне, Джо, — сказал он, пытаясь подняться на ноги.

Наконец Джо оторвала взгляд от трупа и подошла к Тайлеру. Он обвил шею девушки здоровой рукой и приподнялся. Правая рука его онемела, и он держал пальцы согнутыми. С ужасом он подумал: а вдруг задет нерв? Но нет, пальцы двигались, и когда он сжал их в кулак, почувствовал силу в руке. Гроза продолжалась. Когда они доплелись до ее номера, свет снова мигнул.

— Что там произошло, Вик? — наконец спросила Джо. — Я слышала стрельбу.

— Там, внизу, был тип с оружием, — прохрипел Тайлер.

— Один из горожан?

— Нет.

— Он все еще внизу?

— Он мертв. Двое убили его. — Он помолчал. — Разорвали на куски.

— О Боже, — пробормотала Джо. — Тот мужчина, который напал на тебя...

Фраза повисла в воздухе.

— Больной. И с ним — женщина. Я убил ее.

Они дошли до двери номера, и Джо открыла ее. Нажала выключатель, свет не горел.

— Проклятие, я думала, что не выключила свет, — сказала она с сомнением и нажала кнопку. Свет не загорался.

— Странно, — сказал Тайлер, — в коридоре светло...

— Должно быть, перегорела лампочка, — предположила Джо.

Тайлер подошел к кровати и сел. Осторожно снимая пиджак, вздрогнул от резкой боли. Кровь сгустилась в ране и вокруг нее. Его рубашка и пиджак были пропитаны кровью.

— Тебе лучше пойти в ванную, — сказала Джо. — Я тебе все это промою. — Она показала на рану.

Тайлер встал, подошел к двери ванной, сморщившись от боли, повернул ручку.

— Дай я попробую. — Джо повернула ручку.

Из ванной высунулась лапа с когтями и схватила ее за запястье.

Она вскрикнула, почувствовав, как волосатая ладонь сжала мякоть руки, а когти рвали кожу. Дверь открылась, и они увидели Марка Бейтса.

Джо попыталась отделаться от него, но хватка была железной. Его сумасшедшие глаза бегали, слюна капала из раскрытых губ, он выбежал из ванной, таща за собой орущую Джо. Тайлер, забыв о плече, прыгнул на Бейтса, и все трое слились в один клубок. Бейтс ослабил хватку. Кажется, его больше манила к себе кровь, которая текла из рваной раны на плече Тайлера. Раненый Вик, казалось, сражался с вновь обретенной силой, рожденной отчаянием. Он схватил Бейтса за волосы, отступая в коридор. Ужас исказил его лицо, когда большой пучок волос, вырванный с корнем, открыл кусок кровавого черепа напавшего. Но силы не оставили его, и он нанес мощный удар в челюсть — Бейтс зашатался. В падении он ударился о косяк распахнутой двери ванной, поскользнулся и растянулся на полу. В мгновение ока Тайлер оказался над ним, нанося удары по телу и победно вскрикивая, — кажется, он сломал несколько ребер противника. Теперь Тайлер пытался вытащить Бейтса за ноги из ванной, сгибая немыслимым углом его туловище. Бейтс все еще сопротивлялся, Царапая когтями тело победителя. С лицом, искаженным яростью и ужасом, Тайлер обрушил на Бейтса всю свою силу, сгибая его хребет. Раздался звук, напоминающий хрустломающегося дерева, — спина Бейтса сломалась.

Тайлер, как одержимый, продолжал давить на свою жертву все сильнее и сильнее, как бы боясь, что, освободившись, Бейтс поднимется. В конце концов, обессилев, он соскользнул с безжизненного тела, и оно вяло шмякнулось об пол. Застыв в дверях, Джо не могла вымолвить ни слова. Тайлер поднялся, глядя на поверженное тело. Глаза Бейтса были открыты и выпучены, зрачки расширились и потускнели. Его лицо, как и лицо лежавшего в коридоре человека, было покрыто жуткими волдырями, из которых сочился гной.

— Пошли отсюда, — сказал Тайлер.

— Но куда? Город ими кишит. Мы не можем уйти из отеля. — В ее голосе были слезы отчаяния.

Фермер видел, что девушка их сдерживает с трудом. Он крепко прижал ее к себе, поборов жуткую боль в плече.

— Все будет хорошо, — коротко сказал он. — Не волнуйся, Джо. — Будет ли? Он толком не знал. Не знал даже, кого он убеждал в этом — Джо или себя.

Джо вытирала слезы.

— Извини, — сказала она, — что-то совсем пала духом.

Он промолчал.

Джо истерически захохотала:

— Я не была так напугана, когда за мной гонялась мафия.

Тайлер смахнул с ее подбородка слезу.

— Мы сейчас переберемся в другую комнату. При необходимости забаррикадируем дверь.

— А тела? — спросила она.

— Мы ничего не можем с ними поделать до утра. Мне только надо взять оружие, — сказал он.

— Нам надо проверить, что с парнем внизу. Тем, кто стрелял в тебя.

— Правильно. Ты останешься здесь. Запри дверь.

Она резко оборвала его:

— Ни за что. Ты не оставишь меня здесь одну. Я иду с тобой.

Тайлер не спорил. Они пошли по коридору к тому месту, где Джо обронила оружие. Тайлер поднял его, с трудом открывая затвор — боль в плече усиливалась. Девушка взяла ружье и зарядила его двумя патронами. Отведя глаза от жуткого обезглавленного трупа, они стали осторожно спускаться по лестнице. Свет снова погас, и ужасный громовой раскат потряс здание. Тайлер здоровой рукой обнял, как спеленатого младенца, свое ружье, положив палец на спусковой крючок, и продолжал спускаться вниз. Когда они вошли в холл, Джо увидела тела: женщина, буквально перерезанная пополам очередью, два человека в форме из обслуги. И Фандуччи.

Он лежал, распластавшись, словно распятый на кресте. Живот и грудь были распороты, изнутри торчало нечто напоминающее желудок, кровавое месиво из внутренностей было разбросано алым ковром вокруг него. Автомат 357-го калибра лежал рядом.

— О Боже, — пробормотала Джо.

Тайлер подошел к выпотрошенному туловищу и, с трудом сдерживая отвращение, стал рыться в карманах мертвого. От тела шло зловоние, и Тайлер на секунду остановился, чтобы вдохнуть чистого воздуха. Наконец он обнаружил в кармане итальянца бумажник, вытер от крови и раскрыл его.

В бумажнике было около пятидесяти фунтов пятерками, несколько долларовых счетов, рецепт на какое-то лекарство и еще несколько неинтересных Тайлеру листков бумаги. Совершенно случайно выпала визитная карточка. Тайлер подобрал ее, обратив внимание на тонкую пластмассовую полоску.

— Джо, — сказал он, — посмотри.

Джо подошла сбоку, стараясь не смотреть на труп.

— Карло Фандуччи. Родился в 1930-м, — прочла она.

А внизу стоял знакомый фирменный знак с красными и серебряными инициалами, соединенными гирляндой «ВК».

— "Ванденбург кемикалз"...

Джо посмотрела на тело, затем на Тайлера.

— Иисус Христос, — пробормотала она.

— Кто-то в «Ванденбург кемикалз» хочет, чтобы мы погибли, — заметил Тайлер. — Но почему?

— Кто бы это ни был, они считают нас достаточно опасными; если решили использовать автомат, — пробормотала она, глядя на 357-калибровый «инграм».

— И мы не знаем, единственный ли он, — сказал фермер, кивая на труп Фандуччи. — Когда они обнаружат, что он мертв, они могут послать других.

Он засунул визитную карточку в карман своего пиджака и повернулся, чтобы подобрать оружие. В его ладонь тяжело упал пистолет, он отдал его Джо.

— Ты когда-нибудь этим пользовалась? — спросил он.

— Я научусь.

Фермер положил руку на раненое плечо.

— Мы потеряли слишком много времени, — сказал он. — Мы должны попасть в «Ванденбург кемикалз».

— Но с твоим плечом в таком состоянии... — запротестовала она.

— А что ты предлагаешь? — отрезал он.

Наступила долгая пауза. Они стояли неподвижно, устало прикрыв глаза.

— У нас пять или шесть часов до рассвета, — сказал Тайлер.

Джо медленно закивала головой.

— Сначала только давай подлечим тебя, — сказала она устало.

Снаружи донесся треск молнии, и в мгновенной вспышке они различили двигающиеся за окнами в темноте фигуры, согнувшиеся, подобно чудовищам из кошмарного сна.

И снова их обступила темнота.

Глава 33

Тайлер лежал в постели, наблюдая, как Джо разрезает его окровавленную рубашку. Концы ножниц застряли в запекшейся от крови ткани, и вместе с ними она вытаскивала кусочки кожи. Фермер вздрогнул.

— Извини, — сказала Джо, беря мокрое полотенце.

Кончиком полотенца она протерла ржавое пятно вокруг раны. Попросив Тайлера наклониться, она добралась до края раны, которая оказалась чуть длиннее ее большого пальца.

— Тебе повезло, — сказала она. — Пуля непосредственно в тебя не попала, должно быть, отскочила рикошетом. Иначе тебе бы оторвало руку.

Еще раз протерев кровь у края раны, Джо извинилась, когда случайно задела больное место.

— Кость, кажется, не задета, пуля прошла навылет. — Он обхватил запястье пальцами здоровой руки, сжав раненую в кулак.

— Как чувствуешь себя? — спросила его Джо.

— Больно, — последовал короткий ответ.

Они долго смотрели в глаза друг другу, затем Джо достала чистый платок и приложила его к ране. И то же самое сделала сзади, укрепляя временную повязку простыней, которую достала из-под кровати. Простыня лежала разорванная в углу их комнаты.

— Завяжи туго, — попросил Тайлер.

Когда она закончила, он снова лег, коснувшись ее своей больной рукой. Джо выглядела усталой; волосы ее, обычно такие чистые и блестящие, слиплись, тушь растеклась по щекам, на джинсах темнели пятна запекшейся крови.

Она поглядела на себя в зеркало и вздохнула.

— Что-то чувствую себя препаршиво, — сказала она, — надо хотя бы принять душ.

Он кивнул, глядя, как: она устало поплелась в ванную. Оттуда донесся шум бегущей воды.

Тайлер протянул руку и достал лежавший у него за спиной автомат 357-го калибра, осмотрел и положил перед собой на тумбочку. Фермер взглянул на визитную карточку, принадлежавшую Фандуччи, с серебристо-красной эмблемой фирмы — «Ванденбург кемикалз». Их подозрения относительно «Ванденбург кемикалз» были, очевидно, не напрасными, подтверждались они, похоже, и в отношений Джеффри Андерсона. Если кто-то на химическом заводе намеревался убить Андерсона, то, скорее всего, это сделали именно они... Был ли секрет состава корма столь важен, что он стоил жизни? Очевидно, да, подумал он. Сколько же горожан уже умерли или умирали сейчас и сколько знакомых ему достойных людей превратились в дикарей от зараженного мяса? Несколько последних недель Тайлер видел разрушающийся мир. Он отбросил карточку и вскочил с кровати. Неслышными шагами подошел к двери ванной.

Джо не стала задергивать занавеску в душе. Фермер оценивающим взглядом окинул ее обнаженное загорелое тело, по которому стекали прозрачные капли воды. Он смотрел, как она мылила руки, проводя ими по груди, шее, тряся головой, подставляя под струю волосы.

— Ты изумительная женщина, — сказал он тихо.

Джо быстро обернулась.

— Ты испугал меня, — ответила она, не пытаясь спрятаться. — Я не знала, что ты там.

— Извини, — сказал он, улыбаясь.

Она выключила душ и встала на коврик; с ее волос стекали струйки. Тайлер отметил, как привлекателен блеск волос на ее лобке. Он подошел и прижал к себе девушку, ощущая влажность ее кожи.

Джо вздрогнула в его объятиях, ее руки нащупали застежку на его джинсах, пальцы быстро пробежали по ней. Тайлер снял их, и они стояли обнаженные, глядя друг на друга. Ее левая рука мягко гладила его пенис. Он стал твердым. Они поцеловались, и она ощутила его руки на своей мокрой коже, дрогнув на бедрах, они начали плавно скользить по ее груди. Он массировал плотные шары, склоняя голову к соскам. Она задохнулась, почувствовала, как его язык ласкает их, слизывая капельки воды. Она медленно опустилась на колени, ее руки были на твердом пенисе Тайлера. Он провел руками по шелковистой пряди ее мокрых волос. Она взяла яичко в рот и нежно пососала его, прежде чем перейти ко второму, затем слегка отодвинулась, охватив губами выпуклую пурпурную головку его члена. Она провела рукой между своих ног, по которым еще стекала вода, ее губы скользили по плоти Тайлера до тех пор, пока она не почувствовала возбуждение. Джо медленно встала, почувствовав, как ее соски легко коснулись его живота и груди. Она выпрямилась, и его рука заменила ее руку в самой интимной области между ног. Под его пальцами, когда они коснулись ее половых органов, появилась влага. Джо прижалась к нему своим тазом, помогая продвижению пальцев. Она обвила своей ногой его ногу, отдыхая на твердой мышце плотного мужского бедра, прижимаясь к нему.

Он понял, чего она хочет, и чуть наклонил колено, сильнее сжал ее ягодицы. Струйки воды стекали по его бедру, смешиваясь с ее теплыми выделениями, которые вспенивали его тело. Ее дыхание учащалось, движения убыстрялись, и Тайлер сжимал ее все сильнее и сильнее. Он вложил еще один палец в ее скользкую промежность, поглаживая указательным пальцем другой руки бархатистую кожу на спине. Она прижала голову к его груди, движения ее все убыстрялись, тело содрогнулось от оргазма. Тайлер сжал ее, все еще двигая внутри пальцами, надавливая на ее клитор большим пальцем, продолжая момент удовольствия до тех пор, пока она не вскрикнула. Бормоча что-то, она поцеловала его, медленно двигаясь теперь вдоль его бедра. Наконец она высвободилась, ее лицо пылало. Медленно поглаживая его пульсирующий пенис, она направила пульсацию своим длинным ногтем. Встав на цыпочки, она позволила головке его органа найти вход в свое возбужденное влагалище. Он проскользнул в нее, и она уступила его весу, упираясь в стену и ощущая, как запылала каждая клеточка ее тела.

Их рты сомкнулись, языки сплелись в теплой влаге слюны. Тайлер, обхватив ее талию, настойчиво продвигал свой пенис все глубже. Когда он дошел до кульминации, Джо ощутила еще большее уплотнение его плоти и во второй раз слилась с ним в физической близости.

Они долго обнимались, затем Тайлер мягко отступил. Джо потянулась к полотенцу, лежавшему поблизости, и закуталась в него. Они переоделись в свежее белье. Тайлер натянул черную рубашку, проворчав от боли, когда надевал рукав на временный бандаж. Сжав кулак, он успокоился, онемение и чувство жжения заметно уменьшилось. Затем со всей тщательностью он осмотрел ружье.

Джо взглянула на часы.

— Готова? — спросил он.

Она кивнула.

До рассвета оставалось четыре часа. Поездка в «Ванденбург кемикалз» займет пятнадцать минут.

Глава 34

Трава под ногами была мокрой, и Тайлер то и дело оступался, скользил по ней. Пытаясь удержаться на ногах, он вытягивал руку и хватался за ветки деревьев. Нож для разрезания проволоки выпал из-за пояса, и он ругнулся.

— Все в порядке, я подняла его, — Шепнула Джо.

Она отдала нож фермеру, и он сунул его в карман пиджака вместе с горстью крупных зажимов, которые ему удалось достать накануне в магазине электротоваров в центре Вейкли. Джо держала в руках длинный моток изоленты, приобретенный там же.

Они остановились в тени высокого забора, обнесенного проволокой. Через каждые пятьдесят ярдов на нем были установлены мощные прожектора, но между этими сверкающими оазисами пролегла черная пустыня. Осмотревшись, Тайлер остался доволен полной необитаемостью окрестностей и двинулся к забору. Лежа на животе, он чувствовал, как сырость пробирается сквозь одежду, проникает до костей. Джо тоже приникла к земле и проворно обматывала обрезки проволоки вокруг концов защитных зажимов, прикрепляя их к забору. Она смотрела, как Тайлер, достав из кармана кусачки, крепит острые захваты тисков к забору между защитными зажимами. Проволока была толстой, и ему приходилось затрачивать немало сил, чтобы перерезать ее. Боль в плече снова стала донимать его, но он продолжал работу до тех пор, пока не освободил довольно большое отверстие, достаточное, чтобы перелезть сквозь него на территорию. Если проволока соединена с сигнализацией, теперь она не сработает. Через ограждение, вероятно, пропущен ток не менее чем в 60 тысяч вольт, этого достаточно, чтобы пресечь все попытки проникнуть внутрь. Но не для них с Джо. Окончив свое дело, Тайлер оказался по ту сторону ограды и, перевернувшись на спину, помог Джо. Встав с земли, они отряхнулись от влажных комьев. Вкладывая кусачки обратно за пояс, Тайлер провел рукой по оружию. Здесь оно оказалось бы бесполезным. Одно дело — автоматы, другое — пистолеты. Щурясь в темноте, они пытались найти глазами массивное здание Вейкли. Сто ярдов, которые отделяли их от строений, были открытым пространством, и Тайлер отдавал себе отчет в опасности — прожекторы засекут их в два счета. Он низко пригнулся, потянув за собой Джо, и так, согнувшись в три погибели, они побежали вперед. На полпути к ближайшему зданию они услышали лай собаки и невольно вскрикнули. Лай доносился со стороны забора — это в пятидесяти — шестидесяти ярдах справа от них. Под одним из фонарей стоял сторож в знакомой форменной одежде темно-синего цвета и курил сигарету. На поводке он держал большого черного алсатиана. Собака повернулась к пришельцам, ее громкий лай резко нарушал тишину.

Охранник, казалось, не придал этому никакого значения. Он дернул за поводок и, бросив беглый взгляд в их сторону, пошел вперед вдоль забора. Лай стал глуше.

— Пойдем, — прошептал Тайлер, и они стали перебежками продвигаться дальше, остановившись у каменной стены. Успокаивая дыхание, постояли несколько секунд, изучая местность. Огромный корпус главного здания, длиной примерно ярдов восемь, стоял прямо перед ними, фасадом к гудронированному шоссе. В нескольких окнах горел свет, но, возможно, это отражались звезды. Главный вход манил к себе, но Тайлер колебался; два охранника прогуливались по шоссе, один из них вел на поводке добермана-пинчера. Мужчины беззаботно болтали. Джо тяжело вздохнула и вздрогнула — охранники остановились у главного входа.

— Черт, — вырвалось у нее. — Что же делать?

Тайлер не ответил, он не отрывал взгляда от мужчин и собаки, которая явно насторожилась, поставила уши и завертела головой. Взяв Джо за руку, он потянул ее обратно в темноту. Собака увидела их, остановилась и трижды громко пролаяла.

Фермер вытащил из кожаных ножен нож, крепко сжал рукоятку.

— Он видел нас? — охрипшим голосом спросила Джо.

— Не знаю, — ответил Тайлер, уходя и подозревая худшее.

Собака продолжала лаять, натягивая поводок. Высокий худой охранник ослабил его, и собака сделала прыжок в сторону Тайлера и Джо.

— Ни звука, — прошептал Тайлер; припав к земле, когда собака была уже совсем близко. Он ждал, держа нож наготове, доберман крутился возле угла здания, он чуял чужих, но его сбивала с толку темнота. Несколько секунд передышки — это все, что было нужно Тайлеру. Бросившись к животному, он вонзил нож ему в грудь, добираясь до кости. Второй рукой он пытался сдавить челюсть, избежать острых зубов и прикончить животное окончательно. Ему не удалось добиться ни того, ни другого. Его рука на несколько секунд, пока он не исхитрился вторично ударить собаку ножом, оказалась в плену мощных челюстей. Взвыв от боли, животное разжало челюсти. Тайлер отбросил его в сторону и тут же услышал топот ног бегущих охранников. Как и собака, они обогнули угол здания и остановились в темноте, перед глухой стеной. Первого фермер ударил кусачками по лбу, свалив на месте. Второй обратился в бегство, но Тайлер бросился вдогонку за ним. Охранник поскользнулся и упал, ударившись о бордюр затылком. Он попытался подняться, и Тайлеру пришлось заставить его лежать — удар пришелся по лицу. Охранник перевернулся на спину и лежал как рыба, выброшенная на берег, из разбитого носа текла кровь.

— Я обыщу их, — сказала Джо. В нагрудном кармане у высокого она нашла связку ключей.

— С-5, докладывай! — Прорезал тишину металлический голос. — С-5!

Это работал радиопередатчик.

— Билли, если ты мочишься, то хоть ответь...

Тайлер переводил взгляд с Джо на радиопередатчик.

— С-5! Выйди на связь, — требовал голос, — Билли, ради Бога, ты что — обалдуй?!

Тайлер взял трубку.

— С-5, — сказал он, молясь Богу, чтобы шумы в приемнике как можно больше исказили его голос.

— Почему не отвечал? — требовал голос.

— Извини, — тихо ответил Тайлер.

— Твой сектор в порядке? — спросил голос.

— Да...

Наступило продолжительное молчание. Джо и Тайлер обменялись тревожными взглядами.

— Сектор в порядке, — повторил Тайлер, стараясь скрыть напряжение в голосе.

В трубке захихикали.

— Ты снова, что ли, раздразнил собаку? — спрашивал веселый голос.

Тайлер сжал трубку побелевшими пальцами.

— Сектор в порядке, — повторил он.

— Ну ладно, ладно... Повторная проверка через час.

Передатчик замолчал.

Фермер облегченно вздохнул и вытер повлажневший лоб тыльной стороной ладони. Взглянув на безжизненное тело охранника, Тайлер и Джо, держась в тени, стали продвигаться к главному корпусу.

Массивное здание — громада из бетона и стекла — поднималось над ними неприступной крепостью. Тайлер сомневался, удастся ли им пробраться внутрь. Они не смогут войти, не подняв по тревоге охрану. Он оглянулся. Двое охранников все еще лежали без движения.

У них еще оставалось немного времени.

Фермер полез за передатчиком, который теперь лежал у него в кармане. Подержав его в руке несколько секунд, он нажал кнопку «включен».

— Что ты, черт возьми, делаешь, Вик?! — изумилась Джо, округлив глаза.

Он махнул на нее рукой, чтобы она молчала.

— С-5, — сказал он.

Джо только покачала головой, с беспокойством глядя вокруг.

Радио затрещало.

— С-5, — повторил Тайлер, — у меня просьба.

— Ну, давай, С-5, что там у тебя?

Тайлер перевел дух.

— Появился нарушитель, — сказал он.

— Где? — встревожился голос.

— Главное здание. Надо искать там.

— Тебе нужна помощь?

— Нет, — ответил Тайлер, стараясь говорить спокойно.

Радио замолчало.

— Слушаю! — сказал Тайлер.

Тишина.

— Слушаю! — Капелька пота скатилась у него со лба. — Слушаю, — повторил он снова.

— Сигнализация выключена, — сказал голос, — докладывай немедленно, как только обнаружишь его.

Тайлер направился к главному корпусу, за ним шла Джо. Двери открылись легко. Они вошли в регистратуру «Ванденбург кемикалз». Темень поглотила их. Джо слышала биение своего сердца, когда она двигалась по коридору, ведущему в канцелярию.

— Начнем отсюда? — спросил Тайлер.

— Может, с лаборатории? — предложила Джо.

Он кивнул.

Они пошли по коридору мимо плотно закрытых дверей. Нашли лестницу и стали подниматься, ступая как можно тише по гулким ступеням.

— С-5, докладывайте, — гремел металлический голос в тишине лестничной клетки.

Тайлер включил приемник.

— С-5, С-5, есть следы нарушителя?

— Пока нет.

— Проверь второй этаж. Если кто-то находится внутри, останови его перед входом в Е-1.

— Е-1. — В голосе Тайлера прозвучала надежда.

Бросив на него тревожный взгляд, Джо начала подниматься на второй этаж. Он попытался задержать ее, но она уже скрылась в темноте. Идя следом за ней, он очутился в коридоре, в конце которого виднелась большая дубовая дверь. Джо нажала на ручку.

— Останови их перед Е-1, — повторил голос.

— Проверка, — отрезал Тайлер.

— Я пошлю вам помощь.

— Нет! — выпалил Тайлер, и наступила зловещая тишина.

— С-5, подтвердите личность, ваш номер и код.

Джо открыла дверь.

Голос настаивал:

— Подтвердите личность, ваш номер и код.

Тайлер сжал приемник, затем швырнул его о стену.

— Джо, идем, надо уходить! — закричал Тайлер, но Джо продолжала осматривать помещение.

Вводы компьютеров, шкаф для хранения документов, светокопировальные устройства подчеркивали величину этой большой, без окон комнаты. Внушительные связки колец, в рост человека, громоздились под деревянными полками. В комнате стояло полдюжины массивных дубовых столов, уставленных папками с корешками из малиновой пеньки. Открыв одну из них, она прочла: «Биосинтетическая мутация». И отправилась к следующему столу.

— Джо, ради Бога, через минуту это место заполнит охрана.

— Но, Вик, это здесь, — сказала она, схватив папку с надписью «Конструкция протеина». — Все, что нам нужно, находится здесь.

— Пойдем, — он тащил ее за руку из комнаты.

Они побежали вниз по лестнице. Приближались человеческие голоса, лай собак.

— Только не через парадный вход, — приказал Тайлер, направляясь к регистратуре. Он толкнул Джо в коридор направо. Они побежали. Легкая деревянная дверь от толчка слетела с петель. Хорошо, что Тайлер двинул ее здоровым плечом, рана на другом плече еще болела. В комнате оказались окна без решетки. Тайлер открыл окно, сырой воздух ворвался в помещение, он помог первой вылезти Джо, затем вылез и сам.

Охранники уже ворвались в регистратуру и спустили собак. Одна собака побежала по лестнице вверх, другая кинулась в комнату, где побывали нарушители. Джо спрыгнула не совсем удачно, поскользнулась и упала. Фермер поднял ее, и они побежали. Как можно скорее надо успеть достичь забора.

В главном корпусе здания «Ванденбург» вспыхнул свет. До беглецов донесся звук сирены, ее резкое завывание оглушило их.

Джо задыхалась. Из последних сил она бежала к забору. Тайлер подгонял ее, оглядываясь на преследователей в темной форме. Вот и отверстие в заборе. Преодолев препятствие, они бросились к деревьям, под их спасительную тень. До машины первым добежал Тайлер, распахнул дверцу, сел за руль и завел мотор. Джо откинулась на заднем сиденье. Машина рванулась с места. Тайлер, глядя в зеркало, смотрел, нет ли за ними погони. Нет...

— Вик, это было там, в этих папках, — произнесла Джо, все еще прерывисто дыша. — Я уверена, там доказательство, которое нам было нужно.

Он кивнул.

— Должно быть, ученые Вейкли руководят испытаниями. Зная, что корм вреден, они все равно продолжали испытания, — сказала она.

Тайлер не убирал ногу с педали даже тогда, когда стрелка спидометра достигла цифры 60.

— Вик, ты слышишь меня? Что будем делать?

— Завтра утром поищем в городе людей, инфицированных вирусом, а затем уедем из Вейкли.

Джо кивнула.

— Но мы сообщим в каждую газету, объявим по всем волнам телевидения, которые только сможем поймать, и посмотрим, как они справятся с игрой «Ванденбург».

Голос его звучал раздраженно. Джо устало закрыла глаза. Она хотела спать, ей нужно заснуть, но она слишком переполнена тревогой. Широко открытыми глазами она смотрела из окна в ночь. Через два часа наступит рассвет.

Глава 35

— Мы их и похороним?

Джо с отвращением окинула взглядом груду трупов. Рано утром она помогла Тайлеру перетащить их из отеля в автопарк и теперь стояла и смотрела на эту зловонную груду тел. Сверху вниз лицом лежал растерзанный труп Фандуччи. Рядом — еще шесть тел.

— У нас нет другого выхода, — сказал Тайлер, подтаскивая бак с бензином, который он нашел в гараже позади отеля. Под гаражом находился подвал, попасть в него можно было из служебного входа отеля. В подвале он обнаружил довольно много консервированной и сухой еды, сотни бутылок вина и маленький генератор, который, как он догадался, мог работать в качестве источника дополнительной энергии, если что-нибудь случится с главным.

Он начал разбрызгивать синевато-янтарную жидкость над трупами.

— Надо уничтожить все следы бактерий, — пояснил он.

Запах бензина, распространяясь, смешивался с запахом гнилого мяса — адское зловоние.

— Если Харлей утверждает, что бактерии продолжают жить в мертвых животных, то можно предполагать, что они сохраняют силу и на человеческих жертвах.

Джо дрожала, несмотря на то, что на ней был плотный свитер. Бледное солнце грело слабо, и утренняя роса все еще покрывала землю.

Было 9.17 утра.

Тайлер вылил последние капли бензина, затем бросил бак в погребальный костер.

Отошел, зажигая спичку. Рука дрогнула, и он помедлил: пустые глазницы Марка Бейтса, казалось, пригвоздили его к месту укором, затем он решительно бросил спичку на груду изуродованных тел.

Раздался треск. Бензин загорелся, пламя жадно пожирало свои жертвы. Терпкий запах паленого мяса наполнил воздух, с могильного холма поднимались темные завитки дыма.

Тайлер тронул пальцами правое плечо, повел им, снимая скованность. Он почувствовал, как рука Джо крепко сжала его руку.

— С тобой все в порядке? — с тревогой спросил он.

Она кивнула, не отводя глаз от погребального костра.

Несколько секунд они еще наблюдали за работой жадных языков пламени, затем вернулись в машину. Тайлер проверил лежащие на заднем сиденье автоматы. Один из стволов, калибра 357, он сунул за пояс.

Они молча взглянули друг на друга. Тайлер завел мотор.

* * *

Улицы Вейкли были пустынными, и звук мотора звучал громче, чем обычно. Тайлер ехал медленно, глядя по сторонам.

— Вик, гляди, вон там! — Крик Джо испугал его, и он резко затормозил.

Она показывала на какой-то бесформенный предмет у входа в магазин. Они вышли из машины. Тайлер прихватил с собой «франчи», и они медленно пошли к цели.

Это был человек. Он сидел на корточках, колени подтянуты к склоненной голове, руки болтались вдоль тела.

Джо переводила взгляд с Тайлера на согбенную фигуру. Он сделал ей знак рукой остановиться, а сам подошел к незнакомцу на расстояние футов пять.

Джо осталась у него за спиной.

Мужчина не двигался. Фермер подошел еще на шаг, держа на всякий случай курок на взводе.

Тело упало — лицом кверху. Горло мужчины было перерезано.

На кожном покрове зияло три или четыре неровных отверстия, каждое размером с детский кулак. Вблизи валялась разбитая бутылка, ее острые края были испачканы темной жидкостью. Однако вокруг самого тела крови, несмотря на жестокие порезы, не было. Только подол рубахи был в крови.

Тайлер обратил на это внимание Джо.

— Может быть, кровь смыл дождь? — предположила она.

Тайлер молчал. Он рассматривал зияющие раны, обесцвеченные по краям. Как синяк. Он встал.

— Почему нет крови? — размышлял он вслух.

Тайлер и Джо вернулись в машину и поехали по пустынным улицам со скоростью, не превышающей пятнадцати километров в час. Ни души.

— Может быть, все неинфицированные люди уже уехали? — предположила Джо.

Тайлер отрицательно покачал головой:

— Лежащий там парень не заражен. Возможно, как и другие погибшие.

Не все ели красное мясо.

— Так как же они? — спросила Джо.

— Возможно, испуганы, прячутся...

— Это чувство мне знакомо, — пробормотала Джо.

Вскоре они увидели и другие тела. Двое лежали ничком посреди дороги — мужчина и маленький ребенок. Мужчина был заколот. Из разорванной рубашки проступали многочисленные раны — грудной клетки и живота. Ребенок, мальчик лет пяти, был избит дубинкой. Голова размозжена — рядом валялись ошметки кожи и костей. И снова — никаких следов крови. Края ран обесцвечены.

Ни одна из жертв не была больна.

Над трупами роились мухи, они копошились, в ранах, и Тайлер с отвращением следил за черными ползающими точками на посиневшем языке ребенка.

— Что ты об этом думаешь, Вик? — спросила девушка.

— Если я скажу, ты, наверное, поднимешь меня на смех.

— Попробуй.

— Из всего, что я увидел — зараженных прошлой ночью и вот эти трупы убитых, — делаю такой вывод: болезнь побуждает зараженных убивать здоровых людей и пить их кровь. — Он ждал, что она ответит, но Джо молчала.

— При таких вот ранах, — он показал на заколотого мужчину, — кровь залила бы все вокруг, и у того парня, которого мы нашли с перерезанным горлом. Прошлой ночью дождь был не настолько сильным, чтобы смыть столько крови...

— Молочные поросята на рынке скота, — сказала Джо, — набрасывались на свинью. Пытались пить ее кровь. У людей мы бы назвали это людоедством, вампиризмом.

Наступило долгое молчание.

— Да, это вампиры, — пробормотала наконец Джо.

Тайлер словно не слышал ее. Его глаза приковал к себе вид ран. Кожа вокруг них выглядела так, будто ее сосали, вытягивали всю влагу голодные рты. Эта мысль заставила его содрогнуться от отвращения.

— Давай съездим к Дэну Харлею, — предложил Тайлер.

Пока они ехали к ветеринару, Джо насчитала по дороге еще полдюжины трупов. Тайлер каждый раз замедлял ход, но из машины они больше не выходили.

Наконец Тайлер остановился у ворот лечебницы Харлея. Выходя из машины, он не забыл прихватить ружье. Занавески на окнах были почему-то спущены, что сразу вызвало подозрение. Каблуки Джо постукивали за его спиной. Тайлер постучал в дверь, удивившись, что она распахнулась от слабого толчка. С ружьем на изготовку он вошел в помещение регистратуры. Углы занавески были тут чуть приподняты, и солнце слабо освещало путь. Тайлер бесшумно вошел в операционную.

— Дэн, — позвал Тайлер, его голос гулко резонировал в пустых стенах.

Ответа не последовало.

Джо задержалась в регистратуре и, подойдя к телефону, сняла трубку. Телефон молчал. Тайлер, переступив порог операционной, оказался в темноте — жалюзи были опущены. В удушливом сумраке он сперва едва улавливал очертания предметов. Потом понял, что операционная разгромлена: столик для инструментов опрокинут, кувшины с образцами разбиты, шкаф для хранения документов разорен. Стекло скрипнуло под ногами, когда он прошел чуть дальше. В воздухе стоял едкий запах формальдегида. Скальпели, зонды, пилки, другие инструменты валялись на полу вперемешку с разорванными и скомканными листами бумаги.

Джо, которая последовала за ним, смотрела на эту страшную картину расширившимися от ужаса глазами. Тайлер обследовал операционную, Джо прошла в жилую часть дома. Коридор вел в просторную гостиную. И там — тот же погром, хаос разрушения. Софа опрокинута, книжный шкаф перевернут, книги валяются на ковре. Даже аквариум — предмет гордости владельца дома — выворочен с места и валяется посреди комнаты. Среди осколков стекла темнели камушки и засохшие комочки тропических рыб. В комнате пахло сыростью. Джо прошла на кухню и оттуда на лестницу, ведущую на второй этаж. Поднимаясь по ней и прислушиваясь к каждому шороху, она дошла до тускло освещенной лестничной площадки, с которой можно было войти в следующую комнату. Толкнув дверь, Джо остановилась на пороге.

И эта комната выглядела так, будто кто-то, идя по дому, имел одну адскую цель — разрушить все, что попадалось под руку. Ее взгляд остановился на прелестных китайских фигурках, чудом уцелевших в этом царстве хаоса, которые лежали у ее ног. Она наклонилась, чтобы рассмотреть одну из них. Дверь гардероба, стоящего у нее за спиной, чуть приоткрылась. Джо, не выпуская из рук крошечную фигурку, которая укоризненно покачивала головой, обернулась на скрип, и крик ужаса вырвался у нее из горла. Над ней вскинулся нож.

Услышав безумный крик, Тайлер бросился из операционной вверх по лестнице, споткнулся, но удержался на ногах, успев перехватить ружье.

Увиденное заставило его замереть на месте. Джо сидела на краю кровати, за ней, громко всхлипывая, стояла Мэнди Поттер. В трясущейся руке она держала длинный нож.

— Что случилось? — мягко спросил Тайлер, опуская ружье.

Мэнди подняла на него глаза и бросила нож. Обеими руками она вытирала слезы, градом лившиеся по ее щекам.

— Мэнди, — сказал он, — операционная... Это сделал Дэн? Он все разрушил?

Мэнди утвердительно кивнула.

— Он пытался убить меня, — зарыдала она, показывая синяки на руке. Они выглядели как отпечатки лап. На ее блузке были следы крови. На горле многочисленные ссадины и царапины, на левой щеке зияла отвратительная рана.

— Я зарезала его, — прошептала она. — Не знаю, жив ли он. Он убежал. — Она снова заплакала, и Джо обняла ее за плечи. — Он был как зверь. Сумасшедший зверь.

Они долго стояли так. Мэнди сняла очки и вытерла их простыней.

— Извините, — сказала она, поднимая нож, — я могла вас убить.

— Я бы сделала то же самое, — ответила Джо, улыбаясь.

— Нам надо уйти отсюда, Мэнди, — сказал Тайлер.

— Но только не оставляйте меня одну, — взмолилась она.

Они молча кивнули.

— Я имею в виду нас всех, мы все должны уехать из Вейкли. Сейчас же.

Мэнди утвердительно кивнула.

Она пошла в душ, умылась, а потом переоделась.

Когда Мэнди догнала их, она выглядела увереннее и спокойнее.

— Я в порядке, — промолвила она, вздохнув. Втроем они вышли из дома.

— Что же происходит? — спросила Мэнди, когда они сели в машину. — Сперва животные, а теперь люди?

Джо коротко, как смогла, объяснила.

Мэнди слушала молча. Только кивала.

— Остались только мы? — наконец спросила она.

— Вот мы и пытаемся выяснить это, — ответил Тайлер, — пока вы единственный живой незараженный человек. Остальные убиты.

Свернув за угол, они объехали тело женщины, лежавшей у обочины. Мэнди закрыла глаза.

— Куда мы едем? — спросила она.

— В ближайший город, — ответил Тайлер, — мы должны рассказать, что происходит в Вейкли. Необходимо пресечь распространение заразы.

Улицы, казалось, выжимали их из себя, дома недружелюбно насупились, словно следили за ними. Солнце отражалось в окнах отблеском сотен слепых глаз.

— Стой! — закричала Джо, показывая на ряд ближайших ларьков. Тайлер затормозил, машину чуть занесло.

— Что случилось? — спросил он.

— Что-то мелькнуло в одном из этих окон, — ответила Джо.

Тайлер достал один из своих стволов.

Четыре здания образовывали квадрат — небольшой универсам, магазин одежды, киоск, кондитерский и мясной магазины.

— Оставайтесь здесь, — бросил Тайлер, обращаясь к Мэнди.

Они с Джо вышли из машины, направляясь к супермаркету. Дверь была закрыта; когда Тайлер нажал на нее прикладом ружья, она распахнулась. Сигнализация не сработала. Полнейшая тишина встретила их.

В зале было относительно светло, солнце свободно проникало сюда сквозь широкие окна.

Джо сморщила нос. В магазине пахло несвежими продуктами. Холодильники были распахнуты. Оттаявшее мясо и овощи начали портиться. Она прошла мимо груды сморщенных коричневых яблок. Над ними вились рои мошкары.

Кладовая позади здания оказалась пустой. Тайлер стоял на куче коробок и консервных банок и разводил руками.

— Я уверена, я действительно видела... — возразила Джо, прежде чем он мог вымолвить слово. — Может быть, кто-то боится выйти.

— Давай тогда поищем в других помещениях, — предложил он.

Газетный киоск тоже был пуст. Так же, как и кондитерская. Они отправились к мясному магазину.

— Здесь уж наверняка должен кто-то быть. Я не ошиблась, я видела, — настаивала Джо.

Тайлер кивнул и толкнул дверь плечом. Она была заперта. Не раздумывая, фермер надавил на стекло и деревянную перегородку плечом. Дверь открылась, слетев с петель, стекло в раме треснуло. Жалюзи в помещении были опущены, и Тайлеру пришлось идти к выключателю в полутьме. Последние дни выработали у обоих хладнокровие в изучении темных комнат. В полной тишине гулко стучали по деревянному полу каблуки Джо и равномерно гудел вентилятор. Тайлер думал, что питание ламп дневного света и вентилятора шло от одного источника.

Два длинных застекленных прилавка шли вдоль стен довольно просторного помещения, образуя букву "Г". Джо невольно вздрогнула, посмотрев на подносы с мясом, образовывающие горы — говядины, телятины и дешевой рыбы, — такая масса зараженного мяса может инфицировать всех жителей Вейкли. Ее замутило от тошнотворного запаха гнилья. Тайлер, обогнув большую деревянную разделочную доску, забрызганную кровью, зашел за прилавок и тронул пальцем лезвие острейшего разделочного ножа. Позади магазина находилась морозилка, большое помещение, где с металлических крючков свисали туши животных. В дальнем конце комнаты стояло несколько больших белых морозильных камер и рабочий стол с приготовленными для рубки тушами.

На столе лежал человек. Его руки свисали со столешницы, в грудную клетку был вставлен мясной нож. «Глотка перерезана — возможно, — подумал Тайлер, — вон тем большим ножом, что лежит на полу». Неподалеку от маленькой лужи замерзшей вокруг головы мужчины крови темнела еще одна лужица кроваво-красной жидкости.

— Вик, смотри, — прошептала Джо, показывая на один из холодильников.

Несколько струек крови стекало из него, застывая на белой поверхности.

Тайлер подошел к холодильнику и с ходу, нажав на ручку двумя пальцами одной руки, а в другой удерживая ружье, распахнул его.

Холодильник был пуст.

Джо вздрогнула и открыла следующий. Там был человек. Сделав бросок с почти кошачьей ловкостью, он схватил ее за волосы своими крючковатыми пальцами и потянул к себе. Джо изо всех сил пыталась освободиться от мертвой хватки мужчины, но безуспешно — он подтаскивал ее все ближе.

Нажать на спусковой крючок Тайлер не решался, боясь попасть в Джо. Он с ужасом смотрел, как близко мяснику в какие-то доли секунды удалось подтащить к себе Джо и схватить ее за горло. Ногтями свободной руки она впилась в дряблую кожу его щеки. В бешеном броске Тайлер метнулся вперед и растопыренными пальцами вдавил в глазницы вытаращенные глаза безумца, тут же нанеся ему сокрушительный удар в переносицу. Треснули кости, и мясник, бросив Джо, переключился на Тайлера. В его руке тускло мерцал металлический крюк.

Отброшенная мясником, Джо упала возле мясорубки. От сотрясения машина заработала с бешеной скоростью. Ушиб оглушил девушку, она потеряла сознание. Теперь мясник находился между Тайлером и отброшенным им во время броска ружьем. Он размахивал крюком для туш в нескольких дюймах от Вика. Отпрыгивая и уклоняясь то влево, то вправо, Тайлер старался увести нападающего подальше от Джо, которая все еще была в шоке от ушиба.

Комнату сотрясал рев работающей мясорубки, который заглушал дикие вопли больного, — собравшись с силами, он снова пошел на Тайлера. Фермеру удалось увернуться от броска смертоносного крюка и предпринять контратаку. Выхватив нож из мертвого тела, он двинулся на противника. Мясник оскалился, слюна текла у него изо рта. Он снова метнул крюк, который угодил в мясную тушу. И Тайлер использовал свой шанс, бросив в противника нож. Он хорошо прицелился — злое острие вонзилось в плечо мясника, раздробив лопатку; кровь брызнула из раны фонтаном. Мясник отпрянул назад и упал. Его рука нащупала ружье, и Тайлер понял, что действовать надо немедленно. Он бросился на больного безумца, нанеся ему удар со спины. Ружье выпало из лап мясника, и борющиеся клубком покатились по полу. Взревев от боли и злости, мясник захватил голову Тайлера в клещи своих лапищ и стал изо всех сил сжимать ее. Фермер наносил удары ему в пах, в живот, пытаясь освободиться, но его противник был человеком могучего телосложения и, несмотря на рану, продолжал сплющивать до хруста череп Тайлера. И одновременно подтаскивать его к мясорубке. Безумный оскал выражал торжество близкой победы: он подсовывал голову своей жертвы под вращающееся лезвие.

Джо громко застонала, придя в себя. Поняв, что происходит, она в отчаянии искала глазами, чем можно атаковать безумного мясника. Тесак! Держа его в обеих руках, она пошла на убийцу.

Тайлеру тем временем удалось обхватить руками запястья мужчины, он пытался ослабить давление на свой череп. Казалось, еще секунда — и его голова либо треснет, как яйцо, либо его шею перережет бешено вращающееся лезвие.

Тайлер краем глаза уже видел лезвие. И обреченно ждал конца.

С воем отчаяния и ужаса Джо ударила ножом по тугим мышцам. Нож утонул в спине гиганта ниже затылка. С трудом вытащив его, она снова ударила, еще ниже. Этот удар пришелся по поясничному отделу, и сквозь мглу угасающего сознания Тайлер видел, как изо рта мясника потекла струйка крови. Его руки ослабли, и в голове стало проясняться.

Фермер выкарабкался из-под рухнувшего на него тела, схватил мужчину за волосы и стал подтаскивать под крутящееся лезвие его голову. Раздался вой, похожий на звук механической пилы, — мясорубка стесала часть черепа мясника, — из него выползла серая клейкая масса. Большое тело продолжало яростно брыкаться, из многочисленных ран текла кровь; в последнем рывке тело перевернулось, лезвие мясорубки отсекло часть нижней челюсти — человек дернулся и замер.

Повернувшись, Тайлер увидел окаменевшую Джо, она все еще крепко сжимала в руках нож, с которого стекала кровь. Она тяжело вздохнула, с ужасом взглянула на нож и далеко отшвырнула его. Тайлер подошел к мясорубке и нажал на выключатель. И снова в помещении повисла тишина.

— Джо, — окликнул он ее. — Ты как?

— Я в порядке, — коротко сказала она. — Теперь в порядке.

Джо, как загипнотизированная, смотрела на тело мясника, истекающего кровью. Тайлер обнял ее за плечи и подтолкнул к выходу из магазина.

— Там что-то случилось? — спросила Мэнди.

Тайлер коротко рассказал ей о событиях последнего получаса.

Отдаленный гул мотора первой услыхала Мэнди — в тишине он разносился на большом расстоянии. Они поняли, что идет он откуда-то из центра города. Тайлер без промедления сел за руль и тронул машину с места. Они снова ехали к центру города.

Глава 36

Тайлер резко затормозил, и машину занесло. Он остановился почти впритык к серебристо-серой «капри» с выключенным мотором. Передняя дверца распахнулась, и из машины вышел толстый темноволосый мужчина небольшого роста с густыми усами. Он остановился напротив Вика. Фермер тоже вышел из машины, прихватив по привычке оружие.

— Вы намеревались использовать его? — спросил мужчина, кивнув на ружье, его голос скрипел, как снег на морозе.

— Кто вы? — спросил Тайлер.

— Меня зовутКлейтон. Врач Алек Клейтон. — Он повернулся к женщине, сидевшей на заднем сиденье. — Это моя жена Мария. Могу ли я поинтересоваться, кто вы и что здесь делаете с ружьем?

— Я Вик Тайлер, раньше управлял фермой в предместьях Вейкли.

Он представил Джо и Мэнди.

— А вы не из Вейкли? — спросил Тайлер, оглядывая незнакомца.

— Нет, мы из Суссекса, ехали почти всю ночь.

— И что вас здесь интересует? — спросил фермер.

— Я полагаю, это мое дело, — ответил с вызовом Клейтон.

— Это верно. Но к нам не часто заглядывают путешественники.

Жена врача подошла к беседующим мужчинам.

— Город кажется безлюдным, — сказала она, — мы не видели на улицах ни души.

— Где жители? — эхом отозвался Клейтон.

Тайлер вздохнул.

— Это длинная история, — уклончиво ответил он.

— У нас есть время, — парировал Клейтон.

Рассказ о том, что происходит в Вейкли или, вернее, о части того, что им стало известно, занял у Джо и Тайлера час времени. Мэнди лежала в шезлонге «Короля Георга», остальные сидели в баре, где все еще были заметны разрушения прошлой ночи. Они тихо переговаривались, словно жители призрачного города. Когда история была рассказана, Клейтон продолжал сидеть, уставившись на дно пустого стакана, будто вместе с вином он утратил источник энергии.

— Это неслыханно, — наконец сказал он потрясенно.

— Я сказал вам только то, что видел и что знаю, — уточнил Тайлер.

Он продолжал изучать внешность врача. На вид Клейтону было лет сорок пять, столько же и его жене, высокой, худой даме в элегантном сером костюме.

— И все же, — спросила Джо, — какова цель вашего приезда?

— Здесь живут мой брат с женой, — ответил Клейтон. — Но вот уже две недели у нас никакой связи с ними. Когда я пытался позвонить ему, два дня назад, автоответчик сообщил, что такого номера нет.

Джо в волнении посмотрела на Тайлера.

— Я пробовал звонить по другим номерам, друзьям Эдварда, но получил тот же ответ. — Он отпил глоток вина. — Не знаю, что и думать. Обычно брат регулярно звонил или писал... Вот мы и решили приехать сами.

— И что же, застали его? — спросил Тайлер.

Клейтон отрицательно покачал головой.

— В доме никого не было, но все имущество на месте. Словно они только что вышли. Или исчезли. Но куда?

— Много людей покинуло город, — сказал Тайлер. — Те, кто не уехал, либо заражены, либо... — Фраза зловеще повисла в воздухе.

— Мертвы? — закончил за него Клейтон.

Наступило долгое молчание. Клейтон в раздумье пощипывал усы.

— Болезнь, как вы сказали, распространяется от употребления красного мяса, — размышлял он, — значит, это может быть какая-то форма пищевого отравления... Вы говорили о новом виде бактерии, которая произвела новый вирус... Разумеется, и симптомы проявления заболевания тоже новые.

— Не валяйте дурака — «пищевое отравление»! — отрезала Джо. — Знаете ли вы вирус, превращающий людей в вампиров?

Даже Тайлер удивленно посмотрел на девушку.

— Вампиры... — содрогнулся Клейтон.

— Зараженные люди выходят по ночам, у них лапы с когтями и большие клыки. Они пьют кровь.

Клейтон улыбнулся.

— Это характерно для некоторых больных гемофилией, мисс Вард, — пояснил он.

Джо выглядела озадаченной.

— Вы когда-нибудь слышали о Хайе? Джон Джордж Хай? — спросил врач.

— Я слышала это имя, — ответила Джо.

— Он был убийца, не так ли? — спросил Тайлер.

Врач кивнул.

— Его повесили в 1949-м. Защитник утверждал, что его подзащитный душевнобольной. Прежде чем облить свои жертвы кислотой — именно это он проделывал, — маньяк выпивал их кровь. Хай был болен гемофилией, его возбуждала кровь. Случай, похожий на этот, отмечен в Германии в 20-х годах. Человек по имени Петер Куртен убил по меньшей мере десять человек и пил их кровь. Ему дали прозвище Вампир Дюссельдорфа.

— Могли ли жители Вейкли страдать той же болезнью, что Хай и Куртен? — спросил Тайлер.

— Нет, это чисто физиологическое заболевание. Одержимость кровью, тяга к крови — психологическая проблема, а не патологическая, — объяснил Клейтон. Он посмотрел на Джо. — Что касается ваших вампиров, то это образы фольклора. В том, что происходит в Вейкли, нет ничего сверхъестественного.

— Пусть так. Но каким бы ни был ответ, нам всем необходимо уехать отсюда. Немедленно.

— Я не могу уехать, не найдя брата, — возразил Клейтон.

— Доктор, — спокойно, стараясь быть убедительным, сказал Тайлер, — если ваш брат все еще в Вейкли, он, скорее всего, заражен вирусом. Я не советовал бы вам здесь оставаться.

— Если брат заражен, он нуждается в моей помощи, все страдающие люди нуждаются в помощи. Я не могу повернуться к ним спиной, — сказал Клейтон.

— Если вы остаетесь, вам понадобится это, — сказал Тайлер, протягивая ему ружье.

Врач с ужасом посмотрел на оружие и отпрянул в сторону, как бы ожидая немедленного выстрела.

— Возьмите, — настаивал Тайлер.

— И что я должен с ним делать?

— Убивать всех зараженных, когда обнаружите.

— Тайлер, ради Бога, они ведь живые существа.

— Они хуже зверей, — отрезал фермер. — Они больны, это маньяки-убийцы.

— И ваше решение — только убивать? — саркастически произнес Клейтон. — И сколько их вы уже убили?

— Вы не видели, на что они способны! — воскликнул фермер.

— Все же, что дает вам право поступать как судьям, выносить приговор, карать людей? — не отступал Клейтон.

— Я вас могу понять. Вы хотите спасти вашего брата — хорошо. Но если он заражен, то уж лучше бы он был мертв. Увидите — он постарается убить вас.

— Неужто ваш единственный ответ — бессмысленная жестокость? — не сдавался врач.

Тайлер повернулся к Джо.

— Готовься, мы уезжаем, — бросил он на ходу.

— Тайлер! — закричал Клейтон. — Ведь речь идет о людях, не о скоте, идущем на убой. То, о чем вы говорите, — жестоко и антигуманно.

Секундой позже вернулась Джо за Мэнди, с интересом наблюдавшей за спорящими мужчинами.

— Вы должны ехать с нами, — сказал Тайлер, обращаясь к Марии Клейтон.

— Моя жена останется со мной! — резко бросил Клейтон.

— Поступайте, как хотите. — Тайлер бросил ружье на столик и, повернувшись спиной к врачу и его жене, в сопровождении Джо и Мэнди вышел из отеля.

Они сели в машину, и вскоре отель скрылся у них из виду.

Глава 37

Тайлер посмотрел на часы: скоро пять. Деревья по обеим сторонам дороги из Вейкли в Аркхэм стояли тесными шеренгами, подобно батальонам солдат; листья на ураганном ветру мотались, как полы темных шинелей. Серые тучи, гонимые ветром, мчались по небу, а птицы, летящие вдогонку за ними, казались остриями черных стрел.

Быстро спускались сумерки, и Тайлер сильнее жал на газ, выжимая максимальную скорость.

— Как вы думаете, что случится с доктором и его женой? — спросила Мэнди.

Тайлер пожал плечами.

— Если они останутся в отеле, все будет нормально, — сказал он, — мы их предупредили.

Дорога круто поднималась вверх, забирая вправо.

— Господи, — задохнулся Тайлер, нажав на тормоза.

В пятидесяти ярдах от них дорога была перекрыта. Мужчины в армейской форме двигались вокруг большого грузовика, припаркованного на обочине. Стараясь остаться незамеченным, фермер развернул машину и, свернув с дороги, направился к небольшой рощице. Выключив мотор, он наблюдал за военным постом.

— Это войска? — недоуменно спросила Джо. — Они не пускают посторонних в Вейкли?

Тайлер отрицательно мотнул головой.

— Если бы у них была цель не пускать людей, они блокировали бы дорогу иначе.

— Ты хочешь сказать, что они намерены не пропустить именно нас?

Тайлер кивком головы показал на мужчину в темном пальто, говорящего с солдатами.

Мужчина, вне всякого сомнения, был в форме охранника «Ванденбург».

— Похоже, они действуют весьма продуманно, — сказал фермер.

Он развернул машину в обратном направлении, к развилке, держа курс на дорогу, ведущую к Дактону.

— Как, черт возьми, они сумели привлечь армию? — размышлял он вслух.

У Джо ответа не было.

Мэнди смотрела в окно, следя за проплывающими мимо деревьями и вспаханными полями.

Небо снова затягивало тучами. Через полчаса они выехали на дорогу, ведущую в Дактон.

И эта дорога оказалась блокированной двумя большими грузовиками, стоявшими бампер к бамперу. Солдаты, перегородившие дорогу, не могли не видеть приближающейся машины, но продолжали, не сдвинувшись с места, наблюдать за ней. Тайлер и две его спутницы горько усмехнулись. Пришлось снова разворачиваться.

— Придется пересечь всю страну, чтоб вырваться отсюда, — сказал он, переваливая через можжевеловую изгородь, окаймлявшую шоссе. Колеса заскользили по мокрой земле, проскочили канаву. Тяжело ударяясь об ухабы и дерн, машина набирала скорость, оставляя за собой цепь пологих холмов с нависшими над ними тучами. Подобно щупальцам тьмы они захватывали светлые озерки неба.

— Не могли же они перекрыть все, — сказал Тайлер, когда машина въехала на вершину холма. Выглянув в ветровое стекло, он успокоился — ни войск, ни грузовиков. — Вырвались!

На его лице появился проблеск улыбки.

— Путь свободен, — сказал он, ликуя. — Следующая остановка — Аркхэм. — Тайлер снял ногу с тормоза. — Здесь мы сможем спуститься на шоссе. В двух милях отсюда есть проселочная дорога, и мы объедем заграждение.

Машина, объехав лужу, двигалась теперь беспрепятственно. Но вдруг Джо схватила Вика за руку. Впереди, четко различимые на рыжей земле, чернели пять свежевыкопанных ям диаметром в фут каждая. Мэнди, глядя в зеркало заднего обзора, увидела, что их гораздо больше.

— Вик, — спросила Джо, показывая на холмики, — что это?

Тайлер, въехав на один из них передним колесом, замер, будто его пронзил электрический ток. Он вцепился в руль с такой силой, что суставы его пальцев побелели.

— Мы на минном поле, — тихо сказал он.

Глава 38

— Сектор 1, докладывай!

Джон Старк, держа в руке переносную рацию, склонился в нерешительности над картой Вейкли с прилегающими районами.

В приемнике громко трещало, затем голос ворвался в комнату.

— Сектор 1 под охраной.

Старк удовлетворенно кивнул и отметил большим крестом черную линию на шоссе Вейкли — Аркхэм.

— Сектор 2, докладывай.

Получив аналогичные ответы еще четырех контактеров, он каждый раз отмечал на карте крестиком участки пути. Главные дороги, связывавшие Вейкли с окружающими городами, были блокированы войсками. Они прибыли менее трех часов назад. Старк точно не знал, какой приказ получили войска, главное, что они прибыли. Вейкли изолирован.

В каждом войсковом подразделении был охранник «Ванденбург», ему вменялось следить за тем, что происходит, а при необходимости — исключить любую реакцию на ввод войск. Солдаты к тому же располагают боевыми подрывными средствами. Старк был уверен теперь — сколько бы людей еще ни оставалось в Вейкли, им не прорваться через кольцо вокруг города. Он ухмыльнулся и вытащил свою фляжку.

— Как долго вы намерены держать войска? — спросил его Оливер Торндайк, который тоже разглядывал карту.

— Пока не очистят местность, — сказал Старк.

— И когда это произойдет?

— Почем я знаю? Я не гадалка.

— Вы не можете долго держать войска вокруг города, — сказал Торндайк. Старк набросился на него.

— Ты мне не указывай, что я могу и чего не могу, — взорвался американец. — Запомни, не я послал их сюда. Это ваше правительство. Я просил помощи, и они послали войска.

— Убить муху кузнечным молотом — вот что это такое, — сказал Торндайк.

— Прекрати, черт возьми, говорить загадками, — отрезал Старк.

— Ты охотишься за Тайлером и девчонкой. Не думаешь ли ты, что использование войсковых частей для этого дела слишком...

Старк оборвал его:

— Слушай, в городе могли остаться и другие люди. Я не хочу, чтобы кто-то из них выехал.

Наступило долгое молчание.

— Хотел бы я знать, почему чертов Фандуччи до сих пор не вернулся, — спросил Старк. Отвинтив крышку фляги, он сделал внушительный глоток. В дверь постучали.

— Войдите. — Старк взглянул на входящего. Это был Чарльз Скотт Мюир. Во рту Скотта торчала незажженная сигарета, под мышкой — внушительная папка.

— Доклады о новой добавке корма, — сказал он, передавая скоросшиватели Торндайку. — Она должна быть готова для введения в пищу через день-два.

Торндайк покачал головой и передал материалы Старку.

— Есть проблемы? — спросил американец.

Мюир пожал плечами.

— Пока слишком рано говорить, — ответил он, — ведь сначала казалось, что и с первой партией проблем не будет, не так ли?

Старк взглянул на него, нахмурившись.

— Тебя наняли на работу судьей, Мюир, не выноси моральный приговор всем нам. И ты это учти.

— Хорошо, давайте-ка посмотрим вместе, сколько вреда мы нанесем этой второй партией, — не сдавался Скотт.

Старк швырнул на стол папку.

— Надоело мне твое нытье, — отрезал он. — Не нравится работа — уходи!

— Просто так уйти? — спросил Мюир. — И вы позволите мне это сделать, учитывая мою осведомленность? — Он улыбнулся и покачал головой. — Я не так наивен, мистер Старк.

— Чарльз, последние эксперименты еще далеко не исчерпывающие, — сказал Торндайк, стараясь примирить спорящих.

— Я знаю! — крикнул Мюир. — Я только что был в лаборатории. Боже, ты бы видел, что произошло с некоторыми подопытными! — Его душил гнев. — Этот... «удивительный корм» смертелен. Сколько еще городов вы сотрете с карты, прежде чем поймете это, Старк?!

— Почему ты не выбросишь из башки всю эту ерунду? — зарычал Старк. — Ты пришел сюда работать, потому что тебе предложили много денег. Что случилось? Тебя начинает мучить совесть? Ты помог стереть с лица земли этот город, Мюир. Ты и все остальные. — Он переводил взгляд с Мюира на Торндайка. — Черт! А теперь я расхлебываю кашу, которую вы заварили. И делаю это так, как считаю нужным.

Гнетущая тишина повисла в комнате. Чарльз повернулся спиной к американцу и направился к выходу. Торндайк окликнул его. Но Мюир уже прикрыл за собой дверь.

— Он твой друг, так? — спросил Старк.

Торндайк кивнул.

— Тогда пусть он молчит, или, клянусь Богом, его прикончат, как Джеффри Андерсона.

— Относится ли это ко всем инакомыслящим? — устало спросил Торндайк.

Старк посмотрел ему в глаза.

— Да, — ответил он твердо.

Чарльз Мюир ехал в лифте, жадно затягиваясь сигаретой.

В нем боролись противоречивые чувства... Злоба... Разочарование.

Вина?

Он знал, что Старк прав: он виноват в той катастрофе, которая произошла в Вейкли. Никуда не денешься.

Это и его вина.

И он ненавидел Старка.

Да, Чарльз Мюир получил, что хотел, от Джона Старка. И «Ванденбург кемикалз». Он жевал сигарету, размышляя, как теперь должен поступить.

Глава 39

Мины. Слово вспыхнуло знаком беды в сознании Тайлера... Тут не было солдат. Тут они не были нужны. Тайлер сидел за рулем, уставясь на маленькие холмики, обступившие их со всех сторон, разбросанные на довольно большом расстоянии друг от друга. Как легко они попали в ловушку! Весь вопрос в том, как далеко заехали они на минное поле.

— Выходите, — бросил он, открывая дверцу.

Джо задержалась.

— Выходи же, — потребовал Тайлер. — Вы проведете меня через поле.

Мэнди неподвижно сидела на заднем сиденье.

— Живей, Мэнди! — Тайлер вытер ладонью пот со лба.

Мэнди молча мотала головой.

— Двигайся! — яростно рявкнул он.

Наконец Мэнди, поддерживаемая Джо, медленно сползла на землю. Они встали позади машины, внимательно осматривая, как инструктировал их Тайлер, каждый сантиметр вокруг. Тайлер, открыв переднюю дверцу, смотрел через плечо на дорогу.

Мэнди уцепилась за руку Джо, она шла на деревянных ногах, боясь любого неосторожного движения. Вдруг она поскользнулась, ноги ее разъехались, и Джо вдруг показалось, что она сейчас потеряет равновесие и упадет в одну из заминированных ловушек. Но Мэнди сумела удержаться, и они продолжили свой путь. Они обе, осторожно переступая через кочки, шли дальше.

— Все хорошо, — сказала Джо. — Можно ехать.

Тайлер завел мотор, и машина медленно двинулась по проложенному пути.

— Идем же дальше, Мэнди, — молвила Джо, — у нас нет другого выхода.

Мэнди дрожала.

Небо над ними темнело. Тучи плыли как высоко поднятые траурные знамена.

— Внимание! Одна мина слева от тебя, — крикнула Джо, следя глазами за движением колес.

Тайлер тяжело дышал, в горле у него пересохло.

Мэнди вскрикнула, поскользнулась и упала.

Тайлер нажал на тормоз, осмотрелся.

Мэнди лежала ничком, от ее головы до ближайшей мины было не более одного фута. И еще она видела две смертоносные точки, совсем рядом. Если что-то заденет их... Джо помогла ей подняться. Тайлер ругнулся, переводя дыхание, снова подал машину назад и остановился. Теперь машина медленно продвигалась вперед, толкаемая Джо.

— Чуть левее, — сказала Джо. — Там еще одна.

Тайлер крутанул руль, резко накренив машину. Его нога соскользнула с акселератора, и мотор заглох. Машина двигалась на мину.

— Вик! — вскрикнула Джо.

Фермер схватился за ключ зажигания, резко повернул его. Машина не останавливалась, продолжая неумолимо двигаться к мине.

— Стой же ты! — закричал он, снова поворачивая ключ. На сей раз мотор завелся, Тайлер смог дать задний ход. Джо отпрыгнула в сторону, потянув Мэнди за собой, — они с ужасом смотрели на заднее правое колесо, которое прошло на расстоянии нескольких дюймов от мины. Тайлер затаил дыхание и окаменел, положив руки на руль.

— Еще несколько ярдов, и выедем отсюда, — запинаясь на каждом слове, сказала Джо.

Она надеялась, что это действительно так. Пространство у нее за спиной было свободно от ужасных холмов. Она вздрогнула, подумав, что другие, еще более коварные ловушки могут оказаться впереди, и среди них одна — невидимая до того самого момента, пока весь мир взлетит на воздух. Эта мысль поразила ее своей простотой.

— Езжай же, — сказала она, и Тайлер, наконец собравшись с духом, дал обратный ход машине. Его голова почти падала на руль. Мокрые от пота ладони сжимали пластик рулевого колеса с силой, способной сломать его.

Все трое долго молчали.

— Из города нет выхода, — сказал наконец Тайлер. — Мы в ловушке.

— Что же делать? — выдавила Джо.

— Мы должны возвратиться в Вейкли, в гостиницу. У нас нет другого выхода. — Он повернул руль, направляя машину обратно.

— Но ведь скоро стемнеет, — запротестовала Джо. — А те, зараженные? Они заполонят улицы.

— Они убьют нас, — прошептала Мэнди.

— Ничего, мы справимся с этим, — уверенно сказал Тайлер. Он взглянул на небо и нахмурился. Дождевые тучи сбились в огромные черные гряды, гонимые ветром по вечернему небу.

Подъезжая к центру Вейкли, Тайлер вынужден был зажечь боковые фары. Ветер раскачивал деревья, и они казались лохматыми чудовищами, которые вытягивают свои лапы, пытаясь схватить проезжающую на огромной скорости машину. Ветви костяшками пальцев стучали по верху кабины. Очертания города вырисовывались все четче, и Тайлер невольно протянул руку к оружию. Джо схватила его за руку, и он почувствовал, как она дрожит. Дорогу пересекла темная тень и исчезла во мгле.

— Я говорила, что они будут всюду, — пробормотала Мэнди. Никто ей не ответил.

Тайлер повернул за угол, они увидели горожан, выходивших из дверей магазина. Люди злобно смотрели на проезжавшую мимо машину.

— Долго еще ехать? — спросила Джо.

— Около трех миль.

Они въехали в Вейкли с другой стороны, и Тайлер, зная город, прикинул расстояние довольно точно. Внезапно перед машиной неизвестно откуда вырос человек; он поднял обе руки, пытаясь остановить ее. Тусклый свет на мгновение выхватил из тьмы его перекошенное злобой лицо. Не сбавляя скорости, машина, отшвырнув тяжелое тело, помчалась дальше. Тайлер включил фары, чтобы рассмотреть толпу. Люди отскакивали от света в тень и оттуда следили за ними.

Теперь гостиница была совсем близко, Тайлер видел светильники у ее входа. Он резко свернул за угол, машина дала крен.

Джо вскрикнула.

На дороге лежал перевернутый автомобиль. Тайлер не успел затормозить, но ему удалось, вывернув переднее колесо, не врезаться в него. Машина с путниками подпрыгнула, въезжая на тротуар, и забуксовала на асфальте. Хрустнуло и осыпалось стекло витрины. Тайлер ругнулся, когда толчком его прижало к рулю. Несколько темных фигур двинулись к машине. Тайлер схватился за ключ зажигания. Джо, высунув дуло винтовки из окна, выстрелила. Оглушительный хлопок тряханул машину, у Джо зазвенело в ушах. Мэнди вскрикнула, хватаясь за дверцу и пытаясь выбраться из машины.

— Нет, Мэнди, нет! — закричал Тайлер, включая зажигание. Но было уже поздно. Мэнди спрыгнула на асфальт и побежала. Через заднее стекло фермер видел ее фигурку.

— Мы не можем оставить ее здесь, — сказала Джо.

Тайлер нажал на акселератор и, сделав круг, рванул за Мэнди, отдаляясь от безумных темных призраков.

За углом дома ее уже не было.

— О дьявол! — зарычал он, вглядываясь в темную улицу. Теперь машина ехала медленно, и они оба пристально смотрели вокруг, пытаясь найти бежавшую в панике девушку.

Ее нигде не было.

Они поехали обратно.

— Что ты делаешь? Мы все равно должны ее найти! — закричала Джо.

— Но мы не должны рисковать своей жизнью, — отрезал он.

— Вик, ради Бога!

Пронзительный крик, ударяя по нервам, разорвал темноту. Тайлер, схватив ружье, распахнул дверцу машины.

— Направляй фары на меня, — сказал он и побежал к тому месту, откуда доносился вопль.

Джо ерзала на сиденье, озираясь вокруг. Ее била дрожь. Тайлер точно засек то место, откуда донесся крик, и направился к дому, развернутому к нему фасадом. Толкнув ногой дверь в парадное, он вошел внутрь, держа наготове ружье.

На него пахнуло затхлостью, в доме давно никто не жил.

В свете фар что-то блестело под ногами.

Кровь.

На лестнице ее было еще больше.

Тайлер осторожно поднимался наверх. С трудом он сглотнул ком в горле, во рту у него пересохло. Дойдя до лестничной площадки, он остановился перед дверью. Взял себя в руки — и открыл дверь.

На кровати лежала обнаженная Мэнди. Ее одежда кровавыми лохмотьями сгрудилась в углу. Все тело было покрыто страшными синяками и кровоподтеками. Тайлер в ужасе опустил глаза. Она была в очках с разбитыми стеклами. Куски стекла поранили глаза, и кровь алыми струйками стекала по лицу. Одна грудь ее была оторвана, на другой виднелись отпечатки лап — глубокие красные борозды, словно кто-то кровавыми граблями провел по телу. Рот все еще был открыт в беззвучном крике, из него свисал опухший язык. На дюйм ниже левой груди зияла большая дыра. В окаймлении темных сгустков крови она была похожа на большой рот. На постели, за спиной девушки, серым комком лежало сердце, оно было тоже разодрано. Тайлер подошел к телу и накрыл его одеялом, объятый ужасом от увечий и наготы Мэнди. Только отступив назад, он вдруг понял: тот, кто это сделал, еще в доме. Он оглянулся. Все тихо. Он вернулся на лестничную площадку, затем стал спускаться вниз, останавливаясь и прислушиваясь.

Никого.

Услышав вдруг за собой горловое дыхание, он побежал по лестнице вниз, достиг входной двери и бросился к машине.

— Мэнди?.. — коротко спросила Джо. Он кивнул. Джо поняла.

Тайлер на самой высокой скорости ехал в направлении гостиницы.

* * *

— Я подумал, что вы уехали!

На лице Алека Клейтона не было удивления, когда он увидел Джо и Тайлера, входивших в вестибюль. Только Мария высоко подняла брови.

— Что случилось?

Они рассказали о минированных дорогах. О войсках. О Мэнди.

— Из Вейкли нет дороги, — сказал Тайлер.

Клейтон выглядел подавленным.

Подойдя к стойке бара, налил себе водки.

— Так что будем делать? — спросил Клейтон.

Фермер пожал плечами:

— И я хотел бы это знать.

Глава 40

Вертолет летел без огней. Лопасти его винтовых крыльев рассекали воздух со стрекотом швейной машины. Фигура пилота — мужчины лет тридцати, одетого в кожаную куртку, сливалась с темнотой. Отблеск от панели с приборами ложился на его лицо. Его кожа казалась бледной в призрачном свете. На лице четко выделялся лишь острый костлявый подбородок. Казалось, нож обтесал овал его головы. Сидящий бок о бок с ним Джон Старк вынул из кармана пиджака флягу и сделал глоток. Он чмокнул губами, чувствуя, как бренди обожгло желудок. Господи, как холодно! Толстая парка не грела, его била дрожь. Джон потер ладони, хлопнул по бедрам руками в перчатках. Стелющееся под ними одеяло из облаков покрывало город Вейкли — он фактически был невидим. Светилось лишь, несколько огней. Специалисты «Ванденбург кемикалз» этим вечером отключили городскую электросеть.

Старк показал пальцем в направлении земли и легонько толкнул локтем пилота.

— Бери ниже! — закричал он, стараясь перекрыть шум моторов.

Вертолет нырнул, попав в воздушную струю, но тут же выпрямился, послушавшись молодого пилота, и машина опустилась на пятьсот футов. Вертолет спускался все ниже, Старку нужно было рассмотреть город.

— Я полагал, что он был у тебя лучшим, — сказал Оливер Торндайк, сидевший позади Старка.

— Да, был, — отрезал американец.

— Тогда почему не донес?

Американец не ответил, снова отпил из фляжки и уставился в темноту.

— Мог ли Фандуччи схватить болезнь? — спросил он.

Торндайк приложил руку к уху, шум мотора мешал говорить. Он тоже замерз, пальцы его окоченели.

— Что ты сказал? — переспросил он.

Старк повторил вопрос громче.

Торндайк покачал головой.

— Нет, он не знал о мясе. Возможно, она и ее друг слишком умны для этого.

— Бред собачий, — отрезал Старк, — он еще никогда не ошибался.

Вертолет танцевал в воздухе, снижаясь и поднимаясь, пока не оказался на расстоянии ста футов от городских крыш.

— Мы на окраине Вейкли, мистер Старк, — сказал пилот. — Будем садиться?

— Ты шутишь? — вскричал американец. — Лети над городом, я хочу посмотреть на него, но только отсюда.

Пилот улыбнулся.

— А что ты хочешь увидеть? — спросил Торндайк.

Старк не ответил. Он достал бинокль и стал разглядывать улицы. Фокус он ловил с большой тщательностью, добиваясь кристальной чистоты изображения. На темных улицах можно было различить около десяти движущихся фигур.

— Посмотри, — сказал он, передавая бинокль Торндайку, — внизу люди.

Ученый наклонился и взглянул в окно.

— Это зараженные, — сказал он, изучая темные фигуры внизу, — немного же их осталось. — Он окинул взглядом лежавшие внизу кварталы. Когда вертолет снизится, они могут убить Фандуччи.

Старк снова промолчал.

Внезапно он заметил на расстоянии пятисот ярдов что-то необычное и положил руку на плечо пилота, прося его снизиться.

— Дай-ка мне бинокль, — сказал он Торндайку, который с готовностью выполнил его просьбу.

Когда вертолет оказался над большим зданием в центре Вейкли, Старк, направив линзы на темный куб, явственно различил, что по фасаду горит не менее дюжины огней. Конечно, это отель.

— Сукин сын, — пробормотал Старк.

Он отчетливо видел в свете огней отеля больных горожан, передвигающихся по ближайшим кварталам, темным и запущенным, для которых отель был единственным пятном света, маяком среди кромешной тьмы.

— Если парень и девушка все еще в городе, я бы дорого дал, чтобы узнать, где они, — сказал Старк, кивая на отель. Он повернулся к пилоту. — Покружи-ка над ней чуток.

Тот кивнул, подавая машину чуть вверх перед первым виражом.

Глава 41

Когда город окончательно лишился энергии, они подключились к генератору отеля и Тайлер снова подумал, как им повезло. Страшно представить, если бы весь отель погрузился во мрак. Весь город был под одеялом кромешной тьмы, которая вселяла в них тревогу. Клейтон сидел в баре. Он пил. Мария нервно раскачивалась в шезлонге. Джо, прижавшись к Тайлеру, смотрела из окна на толпы людей, едва различимых в полумраке кварталов.

— Чего они хотят? — тихо спросила Джо.

— Нас, — коротко ответил Тайлер. — Свежей крови, — пробормотал он.

Джо вздрогнула.

— Что ты сказал?

— Я думаю, им нужна свежая кровь, незараженная. До сих пор все найденные нами жертвы не были заражены вирусом. Вот почему они хотят нас. — Он крепче сжал ружье. — Интересно, сколько их там?

Ему никто не ответил.

— Я думаю, — продолжал Тайлер, — большинство больных все же днем исчезают, а ночью появляются в одно и то же время.

— На что ты намекаешь, Вик? — спросила Джо.

— Я думаю, они где-то все вместе. В одном общем... логове.

— Для этого необходимо большое здание, — сказала Джо.

Тайлер кивнул.

— Ты уверен, Тайлер, — тревожно спросила Мария, — что здесь безопасно?

— Пока горит свет, они не подойдут ближе, — заверил ее Тайлер. Он посмотрел вниз, чувствуя, как Джо тянет его руку. Он наклонился и нежно поцеловал ее в лоб.

Клейтон первым услышал это.

— Послушайте, — сказал он, поднимая руку.

— Что это? — спросил Тайлер.

Врач оттопырил ухо ладошкой.

— Послушайте, — повторил он.

Шум стал явственнее, и они услышали его все.

— Это вертолет, — сказала Джо, выглядывая в окно. Она показала на ярко светившиеся красные и белые огни. — Должно быть, кто-то из другого города.

— А может — полиция, — с надеждой протянула Мария.

Звук мотора, стихнув на мгновение, снова стал громче, когда вертолет опять закружил над зданием.

— Может, как-то посигналить ему? Он, должно быть, ищет, куда бы приземлиться, — сказал Клейтон.

Вертолет описал еще один круг, и Тайлер покачал головой.

— Если бы он хотел приземлиться, то вполне мог бы воспользоваться улицей: проезжая часть достаточно широкая, — сказал фермер.

— Так почему же он этого не делает? — размышляла вслух Мария.

Вертолет пролетел еще раз над их головами, сделал левый вираж и парил, как гигантское насекомое, готовое сесть на растение. Звук моторов напоминал пчелиный рой.

Джо показалось, что на борту вертолета она различает знаки, которые видела до этого: красные и белые буквы «ВК». Но так ли это? Она пристально вглядывалась в парящий вертолет. Точно ли там эмблема «Ванденбург»? Она не была уверена. Звук мотора стал отдаляться.

— Почему же они не приземлились? — простонала Мария.

Клейтон вернулся в бар, к своему стакану.

— Ты не хочешь уснуть? — Тайлер взглянул на Джо.

— Я хорошо себя чувствую, — сказала она, улыбаясь.

Стрелки часов ползли к 11.26 ночи.

Стекло разбилось, когда первый камень полетел в окно.

Тайлер отпрыгнул, таща Джо к противоположной стене, стараясь уберечь ее от осколков, брызнувших вокруг. Он ругнулся, почувствовав, как зазубренный осколок резанул его по подбородку.

И еще один камень полетел в стекло, разбив его. Затем начался настоящий камнепад.

— Что они задумали? — вскричал Клейтон, бросившись к окну, неосторожно опрокинув свой стакан.

— Отойди! — рявкнул Тайлер, увертываясь от летящих со свистом камней. Снова град камней и — затишье.

Тайлер высунулся из разбитого окна, стараясь рассмотреть толпу камнеметателей. Двигаясь беспорядочно, как призраки, они показывали на здание. У многих в руках еще были обломки булыжника и кирпичей, — казалось, они ждут какого-то сигнала.

Фермер приложил ружье к плечу и прицелился.

— Что ты делаешь? — закричал Клейтон, подбегая к нему. Тайлер уже положил палец на курок, когда доктор опустил ствол.

— Ты глупый ублюдок, Клейтон, — зарычал он. — Мне остается проучить этим тебя.

— Что ж, за тобой не заржавеет, — съязвил доктор.

— Я уже говорил тебе: не стой на моем пути, — прохрипел Тайлер, поворачиваясь к окну.

— Вик, смотри, — сказала Джо, показывая на толпу. Камнеметатели теперь целились куда-то выше. Груда камней усеяла дорожку перед фасадом здания. Откуда-то послышался звон разбитого стекла.

— Джо, они пытаются разбить фонари, — сказал Тайлер, стреляя вниз, не целясь. Раздался дикий рев, и они увидели, как рухнул один из толпы. Взведя курок, он выстрелил снова.

Мария вскрикнула, когда следующий камень, выбив стекло, просвистел у ее головы. Атака на фонари у фасада отеля тоже не утихала. Тайлер взвел курок в третий раз, наблюдая, как две женщины утащили в темноту окровавленные тела. Он догадывался о мотивах их поведения, и его замутило от отвращения.

Он выстрелил снова, убил одну из женщин.

— Ты сумасшедший ублюдок, — орал Клейтон, пытаясь отобрать у Тайлера ружье. Фермер оттолкнул его и поспешно перезарядил свое дымящееся оружие.

Свет снова погас.

— Боже!!! — задохнулась Мария.

Свет замигал.

— Боюсь — это генератор, — заметно волнуясь, сказал Тайлер. — Должно быть, кончилось топливо.

Огни, ярко вспыхнув на несколько секунд, снова погасли. Весь отель погрузился во тьму.

Глава 42

— Теперь все наверх, — приказал Тайлер.

— А ты куда? — не поняла Джо.

— Взгляну на этот чертов генератор. — Он схватил «пурди», лежавший поблизости. — Клейтон, возьми, — сказал он, подталкивая ружье к врачу.

Клейтон покачал головой.

Вместо него ружье взяла Джо.

Направляясь к двери подвала, находившейся правее бара, он услышал звук шагов по лестнице вверх. Прихватив фонарь, Тайлер дернул на себя дверь и стал спускаться к пропасти подвала. Споткнувшись, растянулся на холодном каменном полу, ружье выпало у него из рук, фонарь покатился по полу и погас.

Как слепой, в полной темноте, Тайлер ощупал пространство вокруг себя. Снаружи доносились удары молота, и он подумал, что это больные пытаются взломать дверь подвала. Наконец его рука нащупала ружье, но фонаря нет как нет. Темнота.

Удары в дверь стали громче и настойчивее.

Толпа устремилась тем временем к отелю; наиболее ловкие карабкались по уступам фасада, как альпинисты, другие барабанили в дверь или вышибали окна, чтобы найти уязвимое место. Тайлер наконец разыскал фонарь, зажег его и осмотрел помещение. Дверь вот-вот может поддаться: ручка уже повернута, деревянная дверная рама прогнулась от давления извне. Проскочив подвал, он поднялся на один лестничный пролет и, опустив металлический засов, наглухо запер дверь. Теперь можно осмотреть генератор. Направив луч карманного фонарика на измерительные приборы, он увидел, что стрелки всех трех приборов неподвижно стоят на красной отметке — значит, приборы вышли из строя. Он схватил бидон с бензином и стал заливать внутрь.

Джо и ее спутникам вполне хватало естественного освещения, чтобы они могли сориентироваться, куда им идти. Добравшись до конца лестницы, они, следуя за Джо, вошли в ближайшую комнату и заперли за собой дверь. Американка проверила, заряжен ли пистолет, моля Бога, чтобы Тайлеру удалось наладить свет до того, как она вынуждена будет воспользоваться оружием.

С оглушительным грохотом вылетело стекло, и на подоконнике показалась голова мужчины. Перевалившись через подоконник, он спрыгнул на пол. За ним показались еще двое. Небольшого роста мужчина и худая женщина. Первый, высокий, держал в руках молот. Джо прицелилась в него, отдача изменила траекторию пули, и она попала в мужчину пониже, который рухнул у дальней стены, оставив на полу большое пятно крови. Высокий повернулся к онемевшей троице, угрожающе сжимая в кулаке молот. И тут Алек Клейтон осознал, что он стоит лицом к лицу со своим братом, который скользнул по нему своим бегающим взглядом.

— Эдвард, — окликнул он человека, родного ему по крови, но увы — теперь это был всего лишь безумный маньяк.

— Отойди от него, — прокричала Джо, стараясь снова взять его на прицел.

Мария ошарашенно смотрела на Эдварда, стоящего совсем близко. Мощный удар молота попал точно в цель. Он угодил в левый висок Марии, размозжив эту часть лица и раздробив подбородок. Мария упала. Головка молота пробила дырку в скальпе Марии, оголяя часть ее мозга. Она была уже мертва, когда он ударил снова, и тут же, орудуя острым концом, пытался разорвать кожу на ее шее. Кровь темными сгустками потекла из дыры, забрызгав Эдварда. Женщина подбежала к трупу, но тут Джо, схватив ружье, выстрелила — мощная взрывная волна отбросила ее в сторону.

Она снова промахнулась. Убить женщину ей не удалось. Пуля угодила ей в руку, задев плечо и раздробив подбородок.

Джо пошарила в кармане, ища патроны и одновременно глядя на Эдварда Клейтона, который присосался к струе крови, льющейся из горла Марии. Он жадно пил. Не помня себя, Алек подбежал к брату, пытаясь оторвать его от Марии. Эдвард зарычал, обнажив зубы, с которых стекала кровь. Взглянув на окно, Джо увидела других убийц, которые пытались перевалить через подоконник. Открыв дверь спальни, она дернула Клейтона за руку.

— Пошли! — крикнула она.

Окаменев, он с ужасом уставился на мертвую жену и озверевшего брата.

В комнату врывалась целая стая убийц.

— Ради Бога, бежим! — закричала Джо, изо всех сил таща доктора прочь.

Уловив на себе десятки глаз обезумевших людей, он наконец нашел в себе силы сдвинуться с места. Вместе с Джо он выбежал из комнаты. Опрометью они бросились по коридору.

Их преследовали трое.

— Сюда! — выдохнула Джо, перепрыгивая сразу через три марша. За спиной грохотали шаги преследующих. Клейтон врезался в стол, повернув за угол, ушиб бедро, но продолжал бежать, не смея оглянуться. Они снова повернули за угол, опережая убийц всего ярдов на двадцать.

Это был конец.

Джо бросилась к двери, молясь, чтобы она была не заперта.

Дернула ручку, та не поворачивалась. Клейтон попытался вышибить ее; Джо тем временем взяла ружье, ожидая появления из-за угла преследователей:

Сначала появилась женщина с молотом. Джо хотела прицелиться, но ружье ходуном ходило в ее руках — она стала терять равновесие. Удар ствола пришелся женщине по бедру, и она упала словно подкошенная. Клейтон повторил свое усилие, и дверь на сей раз открылась.

Оказавшись в комнате, они придвинули к дверному проему комод, поставив его поперек дыры, в которую пытались вломиться преследователи. Джо трясло, она едва дышала.

— Он убил ее, — всхлипывал доктор. — Эдвард убил мою жену.

Джо слышала его скрипучий голос, но думала о другом.

Убийцы, отодвигая комод, были почти у цели. Через минуту они будут здесь, а им бежать некуда.

* * *

Тайлер, отбросив пустую канистру бензина, открыл крышку следующей. Он не помнил, сколько галлонов залил уже в голодный генератор. Но машина, казалось, еще не насытилась. Оружейная пальба заставляла его действовать быстрее, и, отбросив очередную канистру, он дотянулся до кнопки выключателя генератора. Стрелки на приборе, немного сдвинувшись, упали снова. Отель оставался в темноте.

Джо целилась на дверь. Клейтон, схватив ножку стула, приготовился к защите, когда от сильных ударов дверь начала приоткрываться. Дерево было разбито в щепки, его покрывали продольные трещины. Дверные петли скрипели от бешеной атаки нападавших, скрип все усиливался, и осажденные вздрогнули, когда кулаки забарабанили в дверь, прогибая расколотое дерево. Через щели видны были безумные лица, желтые глаза, горящие сумасшедшим желанием. Преследователи достигли добычу. Комод — последнее препятствие между ними — начал падать.

* * *

Тайлер покрылся потом, заливая все новые канистры в генератор. Он отшвырнул последнюю, нажав на выключатель. Машина зашипела и начала работать. Он с облегчением вздохнул, когда зажегся свет, еще ярче прежнего. Выключив фонарь, он сунул его в карман и бросился к лестнице.

Джо громко засмеялась, когда зажегся свет. Весь отель засветился, и из-за остатков двери они услышали крики боли и гнева. Такие же беспомощные при свете, как их жертвы в темноте, нападающие выскакивали в окно, пытаясь скрыться от жестокого света ламп. Они неуклюже спотыкались, падали друг на друга, торопясь исчезнуть в спасительной ночи.

Клейтон отодвинул комод и побежал по коридору. У стены один из больных корчился в судорогах. Джо, как загипнотизированная, смотрела, как кожа мужчины покрывается большими рубцами, из которых потекла противная жидкость. Его лицо побагровело, и гной окрасила малиновая жидкость. Он открыл рот, чтобы закричать, обложенный язык высунулся изо рта, губы трескались под воздействием света, из каждой трещины на них текла кровь. Его глаза вращались в орбитах от нестерпимой боли, он корчился как угорь на горячей сковородке. Пальцы рук, вытянувшись вдоль тела, сжимались и разжимались. Наконец с последним болевым спазмом он громко кашлянул, и грязная смесь гноя и желчи вырвалась из его губ.

Джо ткнула тело стволом ружья — мертв. Клейтон торопливо прошел в направлении комнаты, где разыгралась трагедия. Не в силах войти в дверь, остановился на пороге, глядя на тело своей жены.

— О Боже, — застонал он, — нет, нет...

Приблизясь к телу, он опустился на колени и сжал руку Марии. Слезы потекли по его щекам, когда он увидел, как изувечена несчастная. Одежда была разорвана; ее тело испещрено десятками ран.

— Мария, — прошептал он, плача. И тут увидел убийцу, лежащего поблизости. Его печаль обернулась гневом, дикой злобой. Он принялся наносить по телу удары — в шею, голову, пока не сломал кость.

— Нет, нет, — рыдал он, — Мария, Мария, мерзкий ублюдок, зверь, убийца, — бормотал он, продолжая наносить удары по телу.

Тайлер увидел Джо, сразу отметив, что она не ранена.

— Клейтон?.. — спросил он.

— Там, — сказала Джо, показывая на комнату, — и Мария там, она убита.

— О Боже, — устало сказал Тайлер.

Взглянув на тело в коридоре, он прошел в комнату, где Клейтон все еще наносил удары по телу убийцы. Изнуренный, стоя на коленях, он вонзал пальцы в искалеченное лицо противника. Нанося удары по лежащему телу, он склонился к жене, и слезы текли по его щекам.

Тайлер покачал головой, глядя на тело Марии, затем подошел к Клейтону и попытался поднять его, оторвать от ненавистного разбитого трупа.

— Они убили ее, — зарычал Клейтон. — Посмотри, что они с ней сделали.

Тайлер покачал головой.

— Если бы я послушал тебя, этого бы не случилось, — простонал Клейтон.

— Это была не ваша вина, —сказала Джо.

Доктор, казалось, утих, его взгляд снова обратился к изувеченному телу жены.

— Это сделал мой брат, — сказал он.

Тайлер был в ужасе.

— Ты видел своего брата?

Врач кивнул.

— Он убил мою жену.

В комнате повисла тяжелая тишина.

— Я должен был послушать тебя, Тайлер, — упрямо сказал врач. — Я должен был послушать. — Он вышел из комнаты.

Джо обвила рукой запястье Тайлера.

— С тобой все нормально? — спросил он.

Она только покачала головой. Ее глаза были прикованы к двум телам, лежащим у ее ног. Она могла бы быть на их месте. Джо вздрогнула. Тайлер подошел к окну и посмотрел вниз. В мглистой тьме ничего не было видно — только тела убитых. Ветерок принес запах смерти. Он смешался с запахом, наполнявшим комнату. Когда они вышли обратно в коридор, Клейтона там уже не было. Тайлер на секунду остановился, глядя на скорченное тело убийцы, затем, ухватив его за ноги, втащил в комнату, где были остальные трупы, и запер дверь.

— А как насчет тела Марии? — спросила Джо, видимо, обеспокоенная ее соседством.

— Мы ничего не сможем сделать до утра, — сказал Тайлер.

Спустившись вниз, они нашли Клейтона в баре. Налив большой стакан шотландского виски в свой стакан, он водил по краю бутылки указательным пальцем.

— Я хочу похоронить свою жену, Тайлер, — сказал он тихо. — Я хочу... — Он не договорил, громко вздохнул и сделал несколько глотков. — Мы были женаты пятнадцать лет. Для меня она была всем. Бог не дал нам детей. — Выпив стакан до дна, он налил следующий. — Прости меня за вспышку, — он сардонически улыбнулся. — Я должен рассказать вам о двадцати своих пациентах, которые никогда не выздоровели. Двадцать человек за восемнадцать лет — это довольно много. Но это всегда было на расстоянии, если вы понимаете, что я хочу сказать. У смерти до сегодняшнего дня не было реального лица.

Он сделал большой глоток обжигающей жидкости.

— У смерти теперь лицо моего брата. — Клейтон засмеялся. Повисла долгая тишина. — Я хочу убить своего брата, — нарушил ее доктор. — Я разрушу смерть. — Он улыбнулся и, как бы усиливая свои слова, поднял стакан над головой.

Доктор достал еще два стакана и наполнил их янтарной жидкостью.

— Выльете со мной? — спросил он.

Тайлер покачал головой.

— Почему бы и нет? — отозвалась Джо.

Они сидели на высоких стульях напротив доктора.

— Что бы вы ни собирались предпринять, — сказал Клейтон, — я помогу вам. Во имя моей жены.

— Он сжал зубы, на его челюсти дергались узелки мышц.

— Я не думаю, что сейчас время говорить об этом, — сказал фермер.

Клейтон покачал головой.

— Я настаиваю, — его голос окреп, — я хочу, чтобы кто-то заплатил за то, что произошло сегодня.

Тайлер глубоко вздохнул.

— Мы не можем выбраться отсюда, из Вейкли, — сказал он. — Как я понимаю, у нас есть только один выход.

Джо задрожала.

— Что? — спросила она.

— Разрушить «Ванденбург кемикалз», — сказал Тайлер.

— И всех зараженных людей в городе? — спросил Клейтон.

— И их тоже, разумеется.

Джо отпила из своего стакана.

— Ты останешься здесь, — сказала она Тайлеру, — а я поеду в «Ванденбург».

— Одна ты не поедешь, — возразил он.

— Она не будет одна, — вмешался Клейтон. — Я поеду с вами, мисс Вард.

Допив свои стаканы, они вышли из бара.

— Позвольте мне теперь, — сказал он тихо, — побыть немного одному...

Они смотрели, как он, сутулясь, шел к выходу. Обернувшись, спросил:

— Тайлер, как насчет оружия?

Фермер подал ему ружье и коробку патронов.

Темные фигуры вновь вернулись к отелю. Они стояли неподвижно, глядя на ее окна.

Через два часа наступил рассвет.

Глава 43

Доктор Алек Клейтон положил одинокий цветок на маленький холмик земли в саду отеля. Тайлер и Джо стояли рядом, опустив глаза. Поднялось ослепительно яркое солнце, освещая мрачную церемонию. Меньше получаса потребовалось, чтобы похоронить Марию Клейтон. Они выкопали могилу с помощью инструментов из магазина скобяных товаров напротив, затем обернули тело в простыню и осторожно опустили в яму. Яма, не менее двух футов глубины, была вырыта под тоненькой ивой. Ее цветы как розовые слезы опадали вниз, покрывая холмик. Клейтон произнес короткую молитву своим скрипучим голосом, затем, бросив горсть земли на холмик, он ушел. Тайлер уже был знаком с этим ритуалом, помня недавние похороны своего отца. Это вернуло его к месту рождения, а теперь к месту смерти и болезней.

Перед тем как они похоронили Марию Клейтон, Тайлер съездил в хирургическую клинику Дэна Харлея, где отобрал пару микроскопов, стекла и другое оборудование, о котором попросил Клейтон. Во время своего путешествия — туда и обратно — он находил на улицах тела, среди них были объеденные, как жена Клейтона, другие изувечены до неузнаваемости; среди трупов были в прошлом знакомые ему люди. Per Джентри был одним из них. В Вейкли многие знали этого старого фермера. Тайлер нашел его с выколотыми глазами и перерезанной глоткой.

Нашел он и Ринадьда Фабера, владельца магазина одежды. Фабер, довольно плотный мужчина, отощал, его вислая кожа была покрыта коростой и ранами. Тайлеру казалось, что он едет через адское кладбище, где мертвых не зарывают в землю.

Вернувшись с нужными инструментами, он принял участие в подготовке похорон. Когда Тайлер помогал уложить тело Марии на простыню, он ужаснулся страшным увечьям, нанесенным ей. Но жестокость, казалось, превзошла все возможное, оставив свою печать на теле одного из больных киллеров, изувеченных Клейтоном, излившим свою злобу и боль на неподвижный труп. Эта жутко деформированная груда мяса и костей чем-то напоминала ему забитого им теленка. Как давно это было? Казалось, прошла вечность. Картины воспоминаний и обрывки мыслей проплывали у него в голове, наверное, и остальные чувствуют себя так же. Хотя каждый держал про себя мысли в самом дальнем уголке души, прятал чувства.

Тайлеру подумалось: сколько же еще им предстоит увидеть, прежде чем все это кончится?

Тело лежало на большой скамейке из нержавеющей стали в кухне отеля. Совершенно нагое, на коже желтый налет, без ран и гнойных волдырей. От трупа шел смешанный запах разложившегося тела и крови. Тайлер и Клейтон, вынесшие его из комнаты, раздели труп, предварительно надев резиновые перчатки, найденные Джо в шкафу. Из черной сумки они извлекли инструменты — два тесака, меньший был предназначен для резки кости, больший — для мяса. Лучших инструментов для аутопсии у них не было, но небольшой шанс оставался.

Доктор ткнул тело пальцем, замечая, как кожа обтягивает кость. Казалось, она вот-вот прорвется в нескольких местах. Он потер мышцы, и кожа повисла лоскутками.

— Весьма небольшая поверхность синюшности, — сказал он, протягивая руку к большому ножу.

Тайлер и Джо наблюдали, как врач осматривает тело, вглядывается в лицо, протыкает острием ножа гноящуюся рану. Вытекшую из нее жидкость Клейтон перенес на стекло микроскопа.

— Данные повреждения ткани выглядят так, словно они вызваны реакцией внутри кожных клеток, — сказал он, глядя в микроскоп, и задумчиво потер рукой подбородок.

Джо сжала зубы, когда он воткнул нож в брюшную полость трупа внизу грудины. Уверенным движением доктор вскрыл труп.

Из дыры пошел запах гнили. Как бы защищаясь от зловония, он на мгновение поднял перед собой руку, прежде чем взять шприц. Он нащупал пузырь, глубоко вонзил в него шприц, выкачивая около 25 мл. жидкости, которую тут же капнул на стекло. Капля блеснула в свете лампы.

— Интересно, — промычал он. — Пузырь не поврежден, полон крови, и, насколько я вижу, печень и почки также не повреждены. Фильтрация такая же, как у нормального человека. — Он указал на печень кончиком ножа. — Если бы цвет кожи был вызван желтухой, тогда клетки печени были бы повреждены...

Раскрыв рот, он осмотрел зубы и десны погибшего.

— Десны в норме, — сказал он. Затем осмотрел руки с длинными ногтями, обратил внимание на волосы, росшие на ладонях густыми пучками. — Весьма необычно, — заключил он, дергая волоски.

— Вы когда-нибудь видели такое? — спросил Тайлер.

Клейтон помолчал, покачивая головой, потом наконец сказал:

— Да, невозможно установить диагноз без полного осмотра.

— Что же это, ради Бога? — спросил Тайлер.

Клейтон посмотрел на Джо.

— Возможно, здесь ответ на большинство восточноевропейских мифов, фольклора, — сказал он задумчиво.

— Что это значит? — сказал Тайлер возбужденно.

— Кажется, именно мисс Вард первой упомянула о вампирах? — вопросом на вопрос ответил доктор.

— Не хотите ли вы сказать, что люди в Вейкли превращены в вампиров? Ну и шуточка! Еще скажите, что здесь бегают оборотни...

— Вик, дай же ему закончить, — сказала Джо, успокаивая фермера.

— Этот человек, — доктор указал на препарируемое тело, — как и все зараженные горожане, страдал от тяжелой формы порфириновой болезни.

— Какое это имеет отношение к вампирам? — спросила Джо.

— Вы сами видели симптомы, — сказал Клейтон, — светобоязнь, рост ногтей и зубов, потрескавшиеся губы, желтизна кожи, даже волосы на ладонях. Жажда крови, психоз. Это все симптомы порфириновой болезни, что в средние века называлось вампиризмом.

— О Боже, — сказала Джо.

— Почему все-таки они пьют кровь? — спросил Тайлер.

— Порфириновая болезнь основана на недостатке железа в крови, нарушении процессов синтеза. Кровь не может абсорбировать железо. Сначала симптомы похожи на анемию, и болезнь протекает как анемия. Мы еще очень мало знаем об этой болезни.

— Вы хотите сказать, — усомнилась Джо, — что есть какой-то штамм?..

— Есть шесть штаммов, каждый относится к разным симптомам. Люди Вейкли страдают от формы порфирия кутанеа тараа. Она может стимулироваться алкоголем, эстрагоном, найденным в некоторых противозачаточных таблетках, или каким-либо токсичным агентом. В этом случае бактерии ванденбургского корма переносятся на людей через больных животных.

— Я все еще не понимаю значения тут крови, — сказал Тайлер.

— Кровь сама по себе богата железом, — начал Клейтон, — возможно, это богатейший источник железа в природе. Как я сказал, все больные порфирией не могут абсорбировать железо, но им нужно как-то восполнить это. Самый быстрый путь — пить кровь. Вот почему все незараженные жертвы изувечены. — Его голос прервался, он опустил глаза. — Убийцы жаждут крови.

— Иисус, — пробормотала Джо. — Не трудно понять теперь, как и почему появились все мифы о вампирах...

— Есть еще кое-что, связывающее порфирию с мифами, — сказал Клейтон, — вампиры, согласно фольклору, боятся чеснока. В чесноке есть фермент, который растворяет железо в крови. Разумеется, каждый страдающий этой болезнью будет держаться подальше от чеснока. Больные выходят только ночью, так как болезнь достигает своего пика с порфиринами, свободными от железа, накопляющегося под кожей. Всякое воздействие света или солнца вызывает химическую реакцию, ведущую к этим поражениям. — Он указал на шрамы и рубцы на лице трупа.

Тягостное молчание снова прервал Клейтон.

— Сейчас только один из 25 тысяч страдает порфирией. Но эта цифра может увеличиваться без влияния ванденбургского корма. Корм действует как катализатор, но, повторяю, его роль может сыграть каждый токсичный агент, даже простой алкоголь или простые противозачаточные таблетки.

— Это лечится? — спросила Джо.

— Нет, — решительно ответил Клейтон. — О ней так мало известно, что и средств лечения не найдено. Я распознал ее, так как много лет назад довелось наблюдать такого больного, но куда более легкую форму. Чаще всего встречается эритрогепатическая порфирия, когда люди болеют и даже не знают, что заражены.

— Это смертельно? — спросил Тайлер.

Клейтон задумчиво потер подбородок.

— Обычно нет.

— На ранних стадиях зараженные люди, наверное, понимают, что с ними что-то неладное, так почему же они не обращаются к врачу? — недоуменно поднял брови фермер.

— Болезнь поражает нервную систему, — пояснил Клейтон. — Она изменяет мыслительную деятельность, влияет на рассудок. Очевидно, ведет к эрозии мозговых клеток. Это вызывает психозы.

— Наверное, зараженные люди уже через несколько дней обречены, — предположила Джо.

— Этого сказать нельзя, — возразил Клейтон, — дни, недели, месяцы. Это неизвестно.

— Нам от этого не легче, — резюмировал Тайлер.

— Благодари Бога, что зараженные неактивны в дневное время, — сказала Джо.

— Неактивны, возможно, но совсем не похожи на мифических вампиров, днем они не впадают в кому. Если их разбудить днем, они весьма опасны.

— Так они все-таки вампиры или нет? — спросила Джо.

— Они близки к концепции мифических вампиров, — уточнил Клейтон, — да мы и сами это видели.

— Значит, все легенды созданы потому, что люди не знали, что это болезнь, — сказал Тайлер.

— У человека есть привычка навешивать ярлыки, — сказал Клейтон, — ему так спокойнее. Невежество во многих случаях породило легенды. Ведь то же самое и с кататонической комой и преждевременными похоронами в средние века. Отсюда легенды и о вампирах, и об оборотнях и оживших мертвецах. Если мы чего-то не можем объяснить, относим это к субнормальному, необычному. Мы боимся того, чего не понимаем. И пытаемся разрушить то, чего боимся.

Все замолчали. Тайлер посмотрел на часы — наступила полночь.

— У нас немного времени, — сказал он, — меньше семи часов, а дел много. Надо торопиться.

Глава 44

Сэр Оливер Торндайк ходил вдоль стола — туда и обратно, — останавливаясь каждую секунду и глядя на часы. Почистил один рукав, затем другой, словно подгоняя этим движением время вперед.

Раздался стук в дверь.

— Войдите, — пригласил Торндайк, но Старк уже был в комнате.

— Есть что-нибудь важное? — спросил он, садясь на стул с высокой кожаной спинкой.

Торндайк, подойдя к шкафу красного дерева, достал одну из толстых папок, заполнявших его сверху донизу, и потряс ею над головой.

— Это доклад по новейшей добавке к корму, — торжественно изрек он.

— Я читал, — равнодушно сказал Старк, доставая из кармана флягу.

— Тогда вы, должно быть, знаете, что эта мера далека от уровня необходимой безопасности.

— Прекрати пороть чепуху, Торндайк. Если у тебя еще есть что сказать — скажи.

— Протеиновая добавка, которую мы сейчас вводим в корм, не безопаснее первой. Результаты налицо. Правительство не потерпит больше никаких инцидентов по шкале Вейкли.

— Правительство потерпит все, если их устраивает финансовая сторона, получаемые доходы. Почему, думаешь, они согласились на сотрудничество с этим проектом? С самого начала?

— Учтя его скрытые возможности, да, это так, но они больше не выдержат. Инцидент нельзя не предать огласке. — Торндайк сглотнул. — Проекту «Эребус» дается приостановка.

— Нет, — решительно сказал американец, — новая порция корма выработана и готова для отгрузки.

— Сколько же еще людей умрут, прежде чем в вас заговорит совесть! — воскликнул Торндайк.

— Не повторяйся, Торндайк! Ты говорил с Мюиром? — рыкнул в ответ Старк. — Вы осознавали степень риска, когда запускали проект, вы и все остальные, кто работал над ним! И не читайте мне лекций о совести, сукины дети.

— Назвав его «Эребус», мы что-то хотели этим сказать, вы так не думаете?

— Что именно?

Торндайк бросил папку на стол.

— Эребус — Бог тьмы, правитель царства мертвых. Не правда ли — на расстоянии мили от нас мы организовали небольшой ад?

Старк поднялся.

— Не старайся показать, какой ты интеллектуал. Твой интеллект, Торндайк, не больно нужен.

Ученый горько ухмыльнулся:

— Мне кажется, я уже это слышал: сначала Андерсон, затем Гленденнинг, Чарльз Мюир, теперь я, не так ли?

— Забудь о совести, — сказал американец. — Она просто-напросто ни к чему.

Он вышел, оставив Торндайка в той позе, в которой он застыл над папкой, сжав голову руками.

Папка лежала как обвинение.

Глава 45

Карту Вейкли, пришпиленную к доске объявлений в холле отеля, испещряли красные и черные отметки, ими были отмечены целые улицы. Тайлер склонился над картой, внимательно изучая кварталы, оставленные чистыми.

— Они еще что-то скрывают, — сказал он.

— Ты всюду искал? — спросил Клейтон.

— Ходил, как ищейка, кругами — в некоторых местах, кажется, побывал дважды.

— А это что? — Джо показала на северный угол плана города.

— Старый кинотеатр, — почти про себя прошептал Тайлер — пристально глядя на карту, он что-то начинал понимать.

Клейтон взглянул на него.

— Он достаточно велик? — спросил он.

Тайлер кивнул.

— Как же, черт возьми, я пропустил его? — пробормотал он.

— Тогда посмотри еще там, Вик, — сказала Джо.

— Мы решили, что предпримем еще? — Прервал ее доктор, вспоминая, что они намечали раньше.

— Я поищу остальные здания, где еще не был, — сказал Тайлер, — а вы с Джо поедете в «Ванденбург кемикалз» и посмотрите, что нового там. — Он полез в карман и вытащил идентификационную карточку, которую нашел у Фандуччи. — Используйте ее, проходя через охрану, — сказал Тайлер, подавая карточку доктору.

— А если они знают Фандуччи в лицо? — спросил Клейтон.

— Тогда вам придется проникнуть туда иначе.

— Мне кажется, это сумасшествие — идти туда днем, у нас было бы гораздо больше шансов ночью.

— Вам, как и мне, достаточно ясно, что мы не имеем права на ошибку, действуя вслепую, пока эти создания не уничтожены.

Тайлер шарил в кармане своей куртки, проверяя наличие патронов. Его машина уже была загружена десятками заправленных бензином канистр. Он хотел чувствовать себя уверенно.

— И мы встретимся в восемь часов? — спросила Джо.

Тайлер кивнул.

Все трое долго стояли молча. Извинившись, Клейтон вышел из дверей отеля. Джо и Тайлер пристально смотрели друг другу в глаза, читая во взгляде один и тот же молчаливый вопрос.

Наконец он притянул ее к себе. Она порывисто ответила на его объятие.

— Вик, я боюсь. Я не хочу потерять тебя. Не сейчас.

— Не потеряешь, — ответил он как можно увереннее.

— Пожалуйста, будь осторожен, — попросила она.

— Ты тоже, — сказал он ей, улыбаясь. Они поцеловались и обнялись. Когда она отклонилась, с ее щеки скатилась слеза. Тайлер вытер ее указательным пальцем. — Что случилось с той девушкой-репортером? — спросил он, улыбаясь.

— Я думаю, она осталась в Нью-Йорке, — сказала Джо, сердясь на себя, и опустила голову. Когда она взглянула на него, ее глаза блестели. — Я люблю тебя, Вик, — прошептала она.

На какой-то миг он застыл в удивлении, затем снова притянул ее к себе.

Так, казалось, они стояли вечность, а затем молча вышли из отеля. Клейтона они нашли стоящим на коленях возле маленького холмика земли. Склонив голову, он беззвучно читал молитву.

Чувствуя, что они вторглись в глубоко личное, Джо и Тайлер проскользнули дальше, чтобы подождать его на шоссе. Он появился через несколько минут.

— Прощу прощения... Мне надо было кое-что сделать.

Тайлер молча прикрыл веки.

Они направились к автостоянке. Тайлер наблюдал, как Клейтон тщательно вытирает багажник, хотя в салоне было достаточно места для двоих. Но что поделаешь. Охранники «Ванденбурга» видели Джо. Конечно, они могли и не узнать ее, но риск слишком велик. Тайлер сел в свою машину, положив на сиденье ружье. Сзади стояло несколько канистр, которые он прихватил из подвала отеля. Джо проскользнула в багажник. Клейтон закрыл его и прошел на место водителя.

Вик посмотрел на часы, затем на небо. На западе собирались дождевые тучи — огромная серая гладь, растянувшаяся по небу сплошной пеленой, приближалась с каждой минутой.

Мужчины молча обменялись взглядами, и Тайлер уехал.

Клейтон посмотрел на исчезающий за углом автомобиль, нажал на газ и выехал на шоссе.

Глава 46

Путь в «Ванденбург кемикалз» займет менее пятнадцати минут.

Тайлер обеспокоенно посмотрел на небо, остановив машину. Голубой купол над ним сужался, его затягивало серой мглой, надвигавшейся на город. Поднялся небольшой ветерок, и он зябко передернул плечами, выходя из машины. Ружье, разумеется, было с ним.

Кинотеатр, высокое здание из красного кирпича, был построен сорок лет назад. Теперь оно обветшало, кирпичи в некоторых местах обломались, окна недосчитывали стекол. Перед зданием все еще пестрели афиши с рекламой предстоящих аттракционов. Тайлер, приближаясь к зданию, размышлял: теперь увеселения не соберут публики. Тайлер дернул на себя стеклянные двери — в ответ громыхнули цепи и висящие на них замки. Придется поискать другой вход. Он медленно потянул на себя засов одной из двух боковых деревянных дверей. Они не открылись. Он решил проверить здание с другой стороны.

Обойти здание можно было, пройдя по узкой тропинке между кинотеатром и двором мебельного магазина. Тайлер уже проверял магазин, но ему не пришло тогда в голову осмотреть кинотеатр. Он медленно пошел по аллее, поглядывая на затягивающееся тучами небо.

Кругом валялись пустые канистры, обрывки газет. Дул легкий ветерок. Тайлер, пнув ногой мусор, повернул за угол. Среди кучи хлама лежало тело женщины. Были видны только ее ноги и нижняя часть тела. Подойдя вплотную, Тайлер коснулся тела стволом ружья, отбросил коробки и упаковочную бумагу, чтобы лучше рассмотреть женщину. Она лежала лицом вниз, чуть повернув голову. Волосы выбивались густыми прядями, брови росли густыми пучками. Ее глаза с темными подглазьями, налитыми кровью, были открыты, открытым был и рот. По телу ползало несколько огромных мух. Его внимание привлекла гноящаяся рана под ее правым ухом, она уже стала гангренозной, местами окрашенной в голубоватый и зеленоватый цвет. Рана была нанесена ножом, который валялся в метре от тела. На его лезвии запеклась кровь. Горло жертвы также было перерезано в нескольких местах.

Глубоко вздохнув, он пошел дальше — мимо большой мусоросжигательной печи, где уничтожали мусор из кинотеатра. Задний вход был чуть приоткрыт. Тайлер пошел к нему, замечая, какими холодными стали его руки, сжимавшие ружье. Он толкнул дверь концом ствола и настороженно вздрогнул, когда дверь открылась. На несколько секунд он остановился, доставая фонарь, и медленно вошел внутрь.

Прямо перед ним находились довольно крутые каменные ступеньки, которые, он знал, ведут на балкон. Он стал подниматься. Звуки его шагов глухо отдавались в холодном пустом коридоре, и Тайлер ругнулся. На лестнице было достаточно светло от света, идущего от окна с матовым стеклом, — фонаря он не зажигал. Шел осторожно, опустив ружье.

Вот и лестничная площадка. Теперь надо повернуть за угол, там другой лестничный пролет, ведущий на балкон. Тайлер слышал, как капает вода из кранов в туалетах, находящихся за ним. Монотонное «плин-плинк» действовало ему на нервы все время, пока он медленно поднимался на второй пролет. Темнота стала гуще, она обволакивала его как перчатка. Наконец перед ним забрезжили контуры двери, тут его последнее препятствие.

Он зажег фонарь и плечом надавил на дверь. Она не поддалась. Что-то, подумал Тайлер, этому мешает.

Он отступил и с силой пнул дверь ногой — она распахнулась, обнажая черное пространство, похожее на угольную шахту. Луч света от фонаря с трудом пробивал черный мрак. Он направил луч вниз, на предмет, который блокировал дверь.

Это было мертвое тело, на этот раз мужчина. Его рубашка лежала рядом, тело мужчины являло собой бесформенную массу со свисающими изнутри клочьями тканей кишечника. Зловонный дух гнилья бил в нос, и фермер переступил труп, продвигаясь к балкону и посылая впереди себя свет от фонаря. Повсюду затхлость, запах гниения и смерти, слишком хорошо знакомый ему за последнюю неделю.

Что-то коснулось его лодыжки.

От неожиданности вскрикнул, размахивая фонариком, он пытался осветить это «что-то», прикоснувшееся к нему. В одной руке он держал фонарик, понимая, что если кто-то действительно подошел к нему и ему придется стрелять, то, удерживая ружье одной рукой, он, скорее всего, сломает себе запястье.

От напряжения капли пота потекли у него со лба к подбородку. Он посветил фонарем у самых ног.

— О Боже, — пробормотал он. Это была расчлененная рука. Рука была явно оторвана — не отрезана. С нее свисали длинные завитки кожи, и Тайлера замутило.

Сплошь покрытая волосами, рука, казалось, принадлежала мужчине.

Его ухо уловило медленно нарастающий ритмичный глухой звук. Тайлер выпрямился, фонарь плясал в его руке, лучом отыскивая источник звука.

Мягкий стук становился громче.

Теперь он был совсем близко.

Палец почти машинально взвел курок.

Что-то тяжелое ударилось о его ногу, и он выстрелил. Опустив фонарик, он задохнулся от ужаса и омерзения: у его ног лежала отрезанная голова Бена Терстона. Глаза старика были открыты и смотрели куда-то мимо Тайлера, как бы ища убийцу. Тайлер понял: его передвижения как-то потревожили тело, нарушили покой.

Тайлер сжал зубы и направил луч вперед. Остальная часть тела Терстона лежала в нескольких метрах правее. Голова была отрублена маленьким топором, который все еще торчал позади трупа. Руки тоже не было.

— Ублюдки! — вне себя закричал Тайлер, и голос его эхом прокатился по глухому коридору, отражаясь от стен, пока не превратился в пронзительный вопль страдания.

Ответом ему была тишина.

Он дрожал от ярости и пережитого шока: смерть Терстона, человека, которого он любил как отца, потрясла его, особенно страшно было то, что он оказался не заражен. Бен стал беспомощной жертвой больных убийц-вампиров. Да, именно это слово. Стоя в пустынном коридоре, с отрубленной головой друга у своих ног, окруженный кромешной тьмой, он ощутил это слово с ужасающей реальностью.

— Вампиры, — повторил он тихо, с уверенностью, что в коридоре никто не прячется. Но где их гнездо? Он ведь обыскал весь город.

Мысль блеснула с яркостью молнии. Надо же — какой дурак! Это было так очевидно, до смешного. Он чувствовал одновременно необычайный подъем и злость. Он был зол на себя за то, что не подумал об этом раньше. Повернувшись, он побежал к двери.

Они могли прятаться только там!

Глава 47

Клейтон опустил стекло, когда появились первые охранники со знакомыми красными и серебряными эмблемами на нагрудных карманах.

— Добрый вечер, сэр, — сказал охранник, окидывая оценивающим взглядом Клейтона и его машину.

Доктор в ответ на приветствие кивнул. Он не хотел говорить, но если бы даже ему необходимо было отвечать, он очень сомневался в своей возможности сделать это. Горло его сжали стальные тиски. Он попытался сглотнуть, не смог.

— Никому не разрешается входить сюда, — сказал охранник. — Если вы кого-то хотите видеть, вы...

Клейтон полез в карман и вытащил идентификационную карточку Фандуччи. Охранник взял ее, не замечая дрожащих рук доктора. Посмотрел на карточку, затем на Клейтона. Через секунду он вернул карточку, все еще глядя на доктора.

— О'кей! — сказал охранник и дал сигнал своему напарнику. Блокировка поднялась, и Клейтон въехал в запретную зону. Двигаясь по длинной дорожке, он взглянул в зеркало заднего вида и увидел, как один охранник показывает на другую машину. Клейтон вздрогнул: охранник исчез в желтой порто-кабине, за ним и его компаньон.

Клейтон вытер потные ладони о брюки и остановил машину у одного из производственных сараев. Между ним и главным зданием была узкая щель, и он направился к ней. Джо услышала, как он выключил мотор. Немного выждав, она открыла задвижку и вышла наружу. Первое ощущение тревоги и крайней опасности прошло, и она довольно свободно пошла по узкой тропинке к главному зданию. Клейтон наблюдал за ней, глядя в зеркало, затем стал изучать пространство перед собой.

К флигелю главного здания был подогнан большой контейнер, из грузовика вылез шофер. Взглянув в его сторону, он направился к машине. Клейтон был почти в шоке, когда мужчина подходил все ближе и ближе, глядя то на лист бумаги, то на припаркованный автомобиль. Клейтон заерзал на сиденье. Чего хочет этот человек? Джо уже исчезла из поля зрения. Он остался один. И незнакомец приближался. Клейтон, услышав громкий свист, взглянул направо, там другой человек, одетый в белое, сигналил шоферу грузовика. Человек в белом поманил шофера, и Клейтон увидел, что они оживленно болтают. Шофер, возвратившись к грузовику, подъехал к ближайшему производственному сараю. Хвост грузовика блокировал Клейтона.

* * *

Джо поняла, что этот лабораторный халат слишком велик ей, она попробовала закатать рукава, но они все равно сползали, закрывая ей руки. Она стала ждать лифта. Она стояла у главного фойе «Ванденбург кемикалз». До нее доносилась тихая музыка. Открытое окно на боковой части здания, в которое она влезла, привело ее в пустой офис. Там же она взяла лабораторный халат, висевший за дверью. На кармане были буквы «ВК», по виду и размеру халата Джо поняла, что он принадлежит мужчине. Она надеялась, что хозяин не станет его сразу же искать.

Глядя на светящиеся цифры табло, сигнализирующие о приближении лифта, Джо отметила, что сердце ее бьется уже не так сильно. Несколько сотрудников бросили на нее беглый безразличный взгляд. «Держись, — приказала себе она. — Не будь параноиком».

— Куда вы идете?

Голос испугал Джо. Обернувшись, она увидела молодую женщину, чуть больше двадцати, стоящую за ней. Под мышкой она держала несколько толстых папок. На ней тоже был лабораторный халат с монограммами.

— Я искала научную лабораторию, — сказала Джо, готовая соврать. — Я здесь новичок и не совсем хорошо пока ориентируюсь.

Женщина улыбнулась.

— Понимаю. И я была такой же первые несколько недель, когда начинала. Тут сплошной лабиринт. Сколько вы здесь работаете? Меня зовут Вика Рут.

— Привет, я Джанет Грейт, — соврала Джо.

Лифт остановился, и они вошли.

— Какой этаж? — спросила Рут, пробежав пальцем по кнопкам.

Джо сглотнула слюну.

— Третий, — сказала она, моля Бога, чтобы не засыпаться.

Рут нажала кнопку "3", и двери закрылись.

— Вы работаете с Гленденнингом? — спросила она.

Джо кивнула.

— Его сегодня весь день нет, в лабораториях тоже пусто, — сказала Рут.

— Я думала только посмотреть, ознакомиться с местом, — сказала журналистка. Рут взглянула на нее, улыбка ее слегка потускнела.

— Я не думаю, что тут работают сотрудники, просто входящие и выходящие из лаборатории без дела.

— Ну, я ведь сказала, что хотела пока осмотреть место. Узнать, какую точно работу мне придется выполнять.

— А они вам разве не сказали на собеседовании? — спросила Рут уже без улыбки.

— Не все, — замялась Джо, чувствуя, что теряет самообладание.

— Так главное вы знаете?

— Да.

Повисла неловкая тишина. Лифт остановился на втором этаже. Рут вышла.

— Возможно, до встречи, — попрощалась она.

Джо энергично закивала головой, радуясь, что пока обошлось.

Когда двери лифта закрылись, американка вздохнула с облегчением. Но в ту же секунду двери снова открылись, там стояла Рут.

— Я попрошу, чтобы они подыскали вам халат нужного размера.

Джо засмеялась, глядя на уходящую Рут, и нажала кнопку "3", лифт поднялся еще на один этаж.

Выйдя, Джо обнаружила, что находится в коридоре без окон, ярко освещенном лампами. Коридор тянулся ярдов на двадцать, затем резко сворачивал направо. Джо пошла по коридору, глядя на двери, находившиеся по ее стороне, и ожидая, что в какой-то момент любая из них откроется. На некоторых были таблички с именами, на других — номера. Она стала искать дверь с именем Гленденнинга. Ей казалось, что это имя она знает, что говорила с ним. Почему-то была в этом уверена. А миновав угол, уже знала точно: это был человек, с которым она говорила при первом посещении «Ванденбург кемикалз» в поисках Джеффри Андерсона.

На одной из массивных стальных дверей, которые она прошла, были желтые и черные знаки, предупреждавшие о радиации. Джо остановилась у двери, оглянулась, ловя малейшие шорохи. Никого! Ни на одной из дверей она не нашла имени Гленденнинга. Джо попробовала открыть очередную дверь, нет, она тоже заперта. Джо уже повернула обратно, но вдруг услышала какой-то низкий хныкающий звук. Сначала тихий, потом, заглушаемый гудением ламп, звук этот, казалось, стал нарастать. После паузы он повторился снова. Казалось, это скулит от боли собака, большая собака. Звук как бы резонировал. Она отнесла это за счет акустики коридора.

Джо подошла к двери, из-за которой шел звук. Повернула ручку. К ее удивлению, дверь оказалась не заперта. Жалюзи в комнате были опущены, в ней царил полумрак. Дневной свет проникал в нее короткими лучами. Но Джо отметила, что комната была около двадцати футов. На одной стене были ящики с папками, между ними проходы, три линии, и на каждой — десятки клеток. В каждой из клеток находились различные животные. Они вели себя удивительно тихо. Когда Джо приблизилась к ним — ничего не изменилось, продолжала скулить собака.

Джо заглянула в одну из первых клеток: на полу неподвижно сидела макака резус, ее хвост чуть шевелился. У нее не было глаз. Вместо глаз у макаки зияли красные дыры. Когда Джо отошла от нее, макака повернула к ней мордочку, провожая ее красными ямками, будто следя радарами. Джо в испуге вскрикнула, когда летучие мыши из следующей клетки радостно замахали крыльями при ее приближении. Их было две — фруктовые летучие мыши, или летучие лисы, угадала она по их размеру: Обе были абсолютно белые, их глаза блестели отвратительным розовым светом. Затем она увидела собаку, очевидно, Лабрадор, подумала она. Его шерстка блестела каким-то мрачноватым отливом, из-за которого выглядела грязной. У собаки фактически не было морды, ее пасть напоминала чугунную утробу, из которой торчали длинные клыки. Одно ухо отсутствовало. Собака зашевелилась при ее приближении. На задней лапе торчал длинный нарост, и Джо явственно различила на его конце когти. У собаки было пять лап. Они беспомощно перемещались в клетке, собака смотрела на нее тоскливыми глазами с красным отблеском, из ее пасти капала слюна. У последних клеток Джо обнаружила несколько папок на рабочих скамейках. Одна из них была открыта. Она прочитала:

ГЕНЕТИЧЕСКАЯ ПЕРЕСТРОЙКА

На второй папке значилось:

СИНТЕЗ ПРОТЕИНА

Что-то сработало в ее подсознании. Именно Дэн Харлей первым упомянул о протеинах. Искусственно созданный протеин. Переносчик чумы. То, что превратило жителей Вейкли в коварных обитателей легенды. Именно эти документы она искала. Еще на одной папке было написано:

РАЗДАЧА

Взяв под руку все три папки, она бросила взгляд на скамью: там стояла чашка кофе, она была горячая. Кто-то, очевидно, работал и мог вернуться.

Джо на негнущихся ногах пошла к двери. Но не успела она сделать и трех шагов, как дверь открылась, в комнату вошел Ричард Невилл.

— Что вы здесь делаете? — заорал он. — Это запретная зона. — Он заметил все разом — и чужой лабораторный халат, и еще нечто такое, чего не заметила Вика Рут, — на ее лацкане не было идентификационного знака.

— Кто вы? Отвечайте!

Джо отступила, прихватив кружку с кофе. Когда Невилл приблизился к ней, она плеснула ему жидкость в лицо. Горячий кофе стек по его лицу, он выкатил глаза и в бешенстве заорал:

— Остановитесь! — Его лицо блестело от горячей жидкости. Он молотил руками по воздуху.

Джо распахнула дверь и побежала к лифтам. Ученого занесло вправо, и он метался по комнате. Ища сигнал тревоги, он врезался в одну из клеток. Взрыв какофонии пронзительных воплей, скрежет металла, опрокинутых клеток, некоторые открывались, освобождая животных, — это был ад кромешный. Кот с опухолевым наростом на спине вырвался из клетки и спрятался под скамьей. Обезьяна начала реветь, обнажая длинные клыки и хватаясь за решетку обрубками пальцев. Невилл наконец подошел к сигналу тревоги и выбил стекло ребром ладони. Рев клаксона наполнил воздух, разносясь по всему зданию.

Алек Клейтон услышал сирену и крепче сжал руль, чувствуя, как его потная ладонь заскользила по пластику. Он гнал от себя мысли, что это имеет отношение к Джо, к ним обоим. Он старался найти разные объяснения, но рассудок отметал все. Неужто они схватили Джо? Должен ли он завести мотор машины и уехать? А вдруг тут что-то внутреннее? Вопросы мучили его. Нервно оглядываясь по сторонам, он терялся в догадках. Что он должен делать? Повернув ключ зажигания, он завел мотор.

— Тревога охраны, — констатировал Джон Старк, вставая. Он подошел к окну и выглянул во двор. Ничего. Он вернулся к столу и щелкнул выключателем на кронштейне. — Что за чушь? Кто включил тревогу?

Ему ответил голос по селектору, голос с металлическим оттенком, принадлежавший Торндайку.

— В одной из лабораторий тревога. Невилл сказал, что женщина украла несколько папок.

— Женщина? — воскликнул Старк. — Как она выглядит?

— Невилл не смог ее рассмотреть как следует, — сказал Торндайк. — Он очень обеспокоен пропажей. Это проект «Эребус».

Американец сжал челюсти и щелкнул другим выключателем.

— Охрана! В здании неустановленная личность, никому не выходить. Повторяю, никому не выходить! — Он выключил селектор и отпил из фляги, сердито бормоча: — Сукины сыны.

Джо судорожно прижимала к себе папки, когда лифт опустился... Звук сирены рвал ей уши. Внизу тоже находился громкоговоритель, и она слышала слова Старка. Ее охватила паника: сможет ли она пройти через охрану? Двери лифта открылись, и она вышла в пустынный коридор, ожидая встречи с охранниками в голубых формах. Ага, вот один, он говорит по двухволновому радио. Джо замешкалась. Она боялась воспользоваться для побега тем же окном, в которое вошла, но и не могла так вот беспомощно стоять, глядя на охранника. Папки показались ей вдруг ужасно тяжелыми, а сама она — очевидным злоумышленником, одетым в смешной мешковатый халат.

Она все еще раздумывала, что делать, когда один из охранников подошел к ней. Алек Клейтон медленно двинулся к фасаду главного здания. Сирена продолжала выть, и он видел охранников в голубых формах; блокировавших выход.

Его рубашка прилипла к спине, пот заливал лицо. Он крепче сжал руль и высунулся из окна, ища глазами Джо. Он видел, как один из охранников приблизился к ней. Клейтон понял, что он должен сделать. Он отъехал назад на тридцать ярдов и нажал на педаль. Он уже видел в зеркало, как к Джо приближаются остальные охранники. Ладно! Была не была — сжимая крепче руль, он спустился как можно ниже под него и что есть силы нажал на педаль. Стрелка спидометра скакнула к сорока. Заднее колесо в течение нескольких секунд вращалось с бешеной скоростью, завоняло паленой резиной. А он все продолжал выжимать скорость, мчась навстречу охране. Машина со скрежетом пролетела двойные двери, выскочила на лестничную площадку, протаранив стеклянную загородку. Огромные прозрачные кристаллы взлетели на воздух; под ударом машины согнулись дерево и металл крытого входа в корпус. Удар сбил с ног нескольких человек из охраны. Машина остановилась обсыпанная каскадом битого стекла. Ветровое стекло треснуло, но не вылетело, согнулся передний бампер. Клейтон сидел несколько секунд неподвижно, восстанавливая дыхание. Тронув подбородок, застонал от боли. Вышибая дверь, он врезался в колонну, но ничего — кажется, кость цела. Джо, воспользовавшись заварухой у входа, лягнула в пах охранника, который пытался ее задержать. Тот упал на кучу обломков. Джо перепрыгнула через него и побежала к машине, на ходу открывая дверцу.

— Поехали! — закричала она, и Клейтон, удачно выбираясь через завалы раскрошенной двери, вырулил на дорожку. Раздался громкий хлопок выстрела, и боковое стекло разлетелось на тысячи осколков.

Клейтон все жал на педаль, стараясь уйти от охранника, который выскочил из другого здания и бежал к ним с ружьем наперевес. Он услышал выстрел. Пуля пробила заднее зеркало и, отрекошетив от капота, оставила круглое отверстие в стекле. Второй охранник появился из производственного сарая, оказавшись вровень с машиной, ехавшей на скорости под сорок километров в час. Клейтон резко повернул руль, сбив с ног преследователя, прежде чем он успел выстрелить. Удар подбросил охранника вверх. Повисев в воздухе, словно на невидимых канатах, казалось, бесконечные секунды, тело было отброшено на крышу машины.

Клейтон устремился к главным воротам, стараясь набрать максимальную скорость. Он и Джо увидели опустившийся шлагбаум. Два охранника, ползя на коленях, целились в них из ружей. Оружейный залп ударил по машине, разбив ветровое стекло. Оно треснуло крест-накрест, лишив Клейтона обзора. Машину сильно занесло, и Джо схватилась за дверную ручку, когда машина почти легла на бок. Доктор пробил кулаком испещренное трещинами стекло. Теперь он видел дорожку. Он повернул руль, снова опускаясь, когда они приблизились к шлагбауму.

Снова оглушительный залп. Один из выстрелов достиг цели, пуля попала Клейтону в плечо. Удар отбросил его к спинке сиденья, он вскрикнул от боли, когда пуля прошла через мякоть, оставляя дыру размером с кулак. Его правая рука моментально онемела, машина затормозила, но доктор перехватил руль здоровой рукой, и несколько секунд спустя машина врезалась в заграждение. То, что оставалось от ветрового стекла, посыпалось в салон, и Джо вскрикнула от боли. Осколки впились ей в руку, она втянула голову в плечи, оглушенная диким скрежетом, когда крыша машины оказалась продырявленной, столкнувшись со шлагбаумом.

Пули попали в задний капот, когда машина совершала свой безумный прорыв. Джо, открыв глаза, увидела двух охранников, вскочивших в свою машину.

— Они едут за нами! — закричала она, не отрывая глаз от преследователей. Клейтон ничего не ответил. Его лицо было цвета прогорклого масла, кровь текла из раны на плече. Но сознания он не терял и делал все, чтобы выжать из своей пострадавшей машины наибольшую скорость — стрелка спидометра почти достигла деления — 80.

Машина преследователей неумолимо приближалась.

Глава 48

Тайлер стоял перед главными воротами футбольного поля Вейкли, сжимая в руках ружье.

Над ним проносились серые клочья облаков. Вот и первые капли упали. Надо идти быстрее. Здесь негдеукрыться от непогоды. Прожекторы грозно светили над ним, когда он подошел к сломанным перилам, отделявшим каменную набережную от поля. В землю было врыто деревянное ограждение, но Тайлер вспомнил, как еще ребенком он пробирался через щель, чтобы взглянуть на игру команды Вейкли. Теперь он осторожно шел по ступеням, контролируя малейшие шумы и движения. По бокам крикетного поля находились стенды. Когда дождь усилился, Тайлер поторопился к навесу над ближайшим стендом.

Приоткрыв ворота, он прошел через турникет, где раньше проверяли билеты. На желтоватой матрице было написано: «Главный стенд: взрослые — 1.00 доллар, дети — 25 пенсов». Тайлер поднял голову: в крыше стенда зияли дыры — следы разрушения многих лет. А на самой верхушке, за пролетом крытых ступеней, находилось нечто похожее на сжатую с боков коробку. Это была комната около пятнадцати футов длиной и двенадцати в ширину, окна комнаты покрывал слой грязи, и рамы перекошены, со щелями. Однажды, когда ему было лет десять, он приходил сюда с отцом. Его отец знал многих управляющих спортклубами, Тайлера брали сюда, в эту комнату, в качестве поощрения — посмотреть, как работают прожекторы. Он не забыл этого, хотя прошло столько лет.

Стоя на ступенях, которые вели к первому ряду мест, он вздохнул. В воздухе пахло мокрой травой и плесенью. Ощутив в руке тяжесть ружья, он решил сперва осмотреть другие стенды.

Он выбрал путь мимо крикетного поля, к малым трибунам. Они были рассчитаны на двести мест. Теперь большинство из них сгнило, некоторые вырваны из кронштейнов и брошены в проходы. Осмотрев тщательно всю конструкцию, он перелез через перила и направился обратно, к крикетному полю.

У правых ворот все нормально, за ними — тоже. Затем он прошел всю трибуну с начала до конца, то же самое проделал с другого конца. Сквозь щели бетона пробивались сорняки, громоздились кучами ржавые канистры, обрывки бумаги, тряпье, шевелясь на ветерке. В воздухе печально порхал кусок бумаги, бывший когда-то программой.

Тайлер направился к главной трибуне, остановившись у тоннеля для игроков. Двенадцать каменных ступеней вели к лабиринтам раздевалок и катакомбам душевых. Тут было темно как в волчьей яме — пришлось зажечь фонарь, освещая путь вниз. Из подземелья поднималось зловоние, но это был не запах сырости и заброшенности. То был острый тошнотворный запах мертвечины.

Тайлер остановился на верхней ступени, светя фонарем вниз. Луч пронизал темноту, открывая тоннель. Он тянулся на двадцать ярдов, затем резко разветвлялся направо и налево. Тайлер двинулся вперед, сдерживая спазм кашля.

Стены были покрыты плесенью, и он почувствовал их осклизлость, чуть коснувшись рукой.

Едва свернув направо, он почти споткнулся о первые тела. Это был мужчина лет двадцати, свернувшийся как в утробе, его рот был открыт, обнажая длинные зубы. Чуть поднятые плечи говорили, что он мог и ошибиться, тело, возможно, могло двигаться. Он переступил через него, стараясь делать все бесшумно. Затем фонарь, прорезав тьму, высветил шесть, семь, десяток, два десятка спящих людей. Тоннель расширялся, перетекая в другой коридор — пол был сплошь усеян спящими телами.

Слева, в бывших душевых, он увидел еще десятка три свернувшихся клубком людей. В противоположной стороне — еще больше. Это был рассадник зараженных больных. Тайлер шел дальше, стараясь не разбудить спящих. Выбрал другой маршрут. Та же ситуация. Десятки, сотни зараженных убийц спали в зловонных испарениях.

Он едва не споткнулся о тело — это был Стюарт Николс. Тайлер едва сдерживал смесь страха и отвращения, подавив крик ужаса. Тишину нарушил какой-то скрежет и завывание, звук булькающей жидкости. Кто-то всхлипнул, потом еще и еще.

Тайлер изо всех сил следил за своим дыханием, утихомиривал стук сердца, боясь быть обнаруженным. И еще боялся приступа кашля от ужасающей вони.

Вокруг лежали тела — живые и умершие по воле Божьей и убитые членами стаи. Попадались останки трупов, лежавшие рядом с теми, кто еще дышит. Тайлеру казалось, что он спустился в ад — в сырую вонючую могилу, окруженный монстрами. Он медленно побрел назад, стараясь обходить груды тел и сжимая ружье. Если он их разбудит, то...

Тайлер постарался думать о чем-нибудь другом. Вот и последнее разветвление тоннеля, еще несколько ярдов, и он окажется у входа на игровое поле, убежит из этой ямы ужасов. На лбу выступила испарина, во рту пересохло, он не мог даже сглотнуть набежавшую слюну.

Он их сожжет. В машине достаточно бензина. Надо только заложить выходы на трибуны и зажечь огонь. Пусть сгорит каждый. Десять ярдов, и он у цели. Вдруг фонарь погас. Тайлер не удержался и испустил крик, размахивая фонарем, ослепший в кромешной тьме.

Он побежал, не разбирая дороги.

Какая-то рука схватила его лодыжку. Он споткнулся, стараясь удержать ружье. Когти, безжалостно сжав его тело, вонзались все глубже. Он положил палец на курок, нажал — выстрел не только распотрошил нападавшего, но и осветил на секунду драгоценным светом поле битвы. Они поднимаются. Но в их движениях не было сонной медлительности, они поднялись все как один, готовые к нападению. Десятки фигур вылезли из укрытия, заполняя коридор, голодные глаза плотоядно уставились на него.

Тайлер побежал, толпа монстров преследовала его. Он упал на мокрую траву и увидел одного из преследователей совсем рядом. Фермер поднял ружье вверх и выстрелил, снеся череп готовому напасть на него человеку. Тело убитого заблокировало вход, давая Тайлеру время вскочить на ноги.

Он бежал, не разбирая дороги, его вел абсолютный инстинкт. Перепрыгнув через перила, он оказался у ступеней, ведущих на главную трибуну. За спиной он слышал хриплое дыхание, кто-то самый проворный из всех тоже одолел барьер из перил и настигал его. Полуобернувшись, Тайлер узнал Мэйсона.

Не раздумывая, Тайлер нажал на спуск. Пуля, пробив грудь бывшего полицейского, выбила из его груди ошметки легких и кости. А через тело Мэйсона в неистовом усилии перелезали уже другие. Их гнала жажда свежей крови. Они карабкались на трибуну бесформенной массой. «Господи, если бы вышло солнце», — думал Тайлер, перелезая на следующий пролет каменных ступеней. Но серая туча не пускала солнце. Где же тот пролет, что приведет его в маленькую комнату-коробку вверху трибуны. Он перескакивал через две ступени, быстро оглядывался назад — трое преследователей не отстают. Впереди всех Стюарт Николс. Его лицо стало неузнаваемым, изувеченное болезнью, глаза блестели безумным огнем охотника.

Наконец Тайлер достиг двери заветной комнаты и повернул ручку. Дверь была заперта. А Николс вот он, в десяти ярдах от него. Тайлер все жал непокорную ручку. Наконец он понял, что у него нет другого выхода. Он обернулся и выстрелил. Близкий выстрел разнес Николса, удар отбросил со ступеней то, что оставалось от этого несчастного. Теперь у него остался один патрон. Выстрелом он снес голову второму нападающему, а на третьего пошел, орудуя ружьем, как дубинкой. Ему было около сорока, полный и немного медлительный, Тайлер легко увернулся от его удара кулаком. Ответный удар Тайлера сломил беднягу, и он нанес следующий, чувствуя, как разламывается кость носа. Кровь потекла по лицу мужчины, и фермер ударил противника в пах. Потеряв равновесие, тот тяжело рухнул на ступени. Тайлер повернулся к двери и ударил по замку прикладом. Он яростно наносил удары, пока дверь наконец не поддалась, распахнувшись настежь.

Тайлер ворвался в комнату и бросился к пульту из непонятных ему рычагов и дисков. Закашлявшись от осевшей вокруг пыли, он изучал пульт, периодически поглядывая из окна на стадион. Каждый квадратный метр травы, казалось, был оккупирован больными. Он мог только гадать, сколько их там — две сотни? Три? Больше? Они тупо уставились на комнату, не пытаясь теперь двигаться. Они знали, что рано или поздно ему надо будет спуститься. Их дело только ждать. Тайлер тяжело дышал — разочарованный и загнанный в угол. Он в отчаянии смотрел на ключевой знак на большой панели, который мог ему помочь. Его пальцы сквозь слой пыли ощупывая пульт управления.

На выключателе было написано: ЭНЕРГИЯ.

Он нажал на «включение», и где-то вдали раздался грохот, похожий на гром, идущий откуда-то из земли. Грохот все нарастал. Теперь он увидел и другие выключатели: КОЛОННА 1, КОЛОННА 2, и так до 6-й.

Он сглотнул комок в горле — прожекторы. Эти выключатели контролируют прожекторы. Он снова выглянул из мутных окон комнаты. Больные все еще стояли, подняв вверх свои жуткие лица.

— Стойте, ублюдки, стойте, — прошептал он и нажал первые три выключателя.

Он молился, чтобы свет заработал.

Грохот внизу потряс комнату.

И тут же Тайлер услышал маниакальный скрежет зубов: на него навалилось что-то тяжелое, таща от панели и вытрясая душу. Это был Дэн Харлей. То, что было Дэном Харлеем...

Лицо ветеринара представляло собой набор ран, из которых тек гной. Иные участки кожи висели лохмотьями, обнажая обглоданные мышцы. У него почти не осталось волос, скальп покрывали гнойные фурункулы. Из кончиков пальцев торчали окровавленные когти. Он зарычал на Тайлера, издав звук скорее похожий на рев животного, чем на голос человека.

Казалось, они уже вечность глядят друг на друга, Харлей первым бросился на фермера. Вик откатился в другую сторону и ударил противника в живот. Ветеринар заворчал, и его костлявая рука задела за сломанный стул, стоявший рядом. Вооружившись ножкой стула, он ринулся на Тайлера, но промахнулся. Тайлер схватил руку Харлея, выворачивая сустав, но ветеринар, сопротивляясь, поранил лицо Тайлера своими длинными окровавленными когтями.

Фермер отвернулся, нащупывая ружье. Харлей ударил снова, но Тайлер отвел удар, двигая руками и ногами и хватая ветеринара за виски. Наконец Тайлеру снова удалось поднять ружье, и, используя его как бейсбольную биту, он двинул прикладом в лицо Харлея. Нижняя челюсть ветеринара оказалась разбитой. Но он еще наступал, несмотря на то, что кровь заливала его. Ему даже удалось увернуться от следующего удара Тайлера, и он вонзил свои когти в бедро фермера. Тайлер закричал от боли. Кровь потекла из раны, он почувствовал, что его кожа и мышцы разорваны, как будто в них вонзили гвоздь.

В кармане куртки у Тайлера были еще патроны, но он понимал, что не сумеет зарядить ими ружье, сражаясь с убийцами. Мельком выглянув из вышибленного ветеринаром окна, он увидел, что прочие тоже зашевелились. Они сообразили, что брешь пробита, голод гнал их вперед.

Тайлер хотел нанести точный удар прикладом, но ветеринар наклонил голову и ринулся на него, занося ножку стула высоко над сводом комнаты. Случай помог Тайлеру, ему удалось схватить противника за запястье и, сжимая его изо всех сил, швырнуть к окну. По инерции ветеринар не мог остановиться — и с криком ярости и ужаса вылетел из окна. Все еще цепляясь за воздух, он с кошачьим визгом полетел вниз. Проломив ржавую крышу стадиона, он рухнул на землю с пятидесятиметровой высоты. Он еще перевернулся с боку на бок, а затем неподвижно застыл в луже крови.

Тайлер в отчаянии нажал на все шесть выключателей. Прожектора запылали, и стадион засветился белоснежным светом. Тридцать ламп по сто ватт каждая светили из каждой башни. Все сто восемьдесят опаляющих точек энергии были направлены на вампиров Вейкли, пришпиливая их как мотыльков к пламени свечи. Они стали падать как подкошенные, воздевая руки к немилосердному свету; их кожа заблестела, вздулась, воздух огласили сотни воплей — звуки мощного органа из зараженной толпы повисли над стадионом. Они корчились в сжигающем их свете, их кожа пылала и трескалась. Они метались взад и вперед в надежде избежать агонии, но выхода не было. Лучи света настигали их, парализовывали болью. Как кролики перед удавом, они не могли оторваться от губительного света, загипнотизированные им, они умирали. Их глаза вылезали из орбит, их кожа слезала лоскутами, как от кислоты. На обезображенных трупах оставались причудливые цветы смерти — рубцы и раны. Очищающий огонь разостлал над полем белый саван, под которым умирали все.

Тайлер как завороженный следил за предсмертными конвульсиями последнего умирающего, который бился, как рыба, выброшенная на берег, пока тот не затих. Из раны в бедре текла кровь, Тайлер приложил к ней платок и, прихрамывая, вышел из своего убежища под дождь.

Полчаса стоял он под его освежающими струями и полчаса не мог оторвать взор от груды трупов, которыми было усеяно поле стадиона. У него ломило все тело, но он знал, что еще не закончил свою миссию.

Он снова поднялся в комнату, вырубил лампы и, прихрамывая, направился к машине. На машине он въехал на футбольное поле, объезжая его и самым тщательным образом поливая бензином из канистры мертвые тела. Потом на поле запылали костры. Острый запах горелой кожи и мяса почти сводил с ума. Черные завитки дыма поднимались над сценой смерти.

Через час он уехал.

Глава 49

Чарльз Мюир услышал вой сирены, но отнесся к этому спокойно. Значит, так надо. Он целенаправленно шел к дубовой двери в конце коридора без окон. Мимо него пробежал техник, но Скотт не удостоил его ни взглядом, ни вопросом. Он вошел в комнату, где работали два сотрудника «Ванденбурга».

Мужчина, ему было далеко за тридцать, размышлял о чем-то, уставившись на папки. Женщина сидела за клавиатурой ЭВМ. Мюир вежливо улыбнулся женщине.

— Не могли бы вы привести ко мне Старка? — попросил он.

Женщина вроде бы растерялась вначале, но затем встала и вышла. Мюир занял ее место за клавиатурой.

— Если вы не возражаете, — сказал он мужчине.

Техник положил папку, которую держал в руках, и вышел следом за женщиной. Скотт услышал звук их удаляющихся по коридору шагов. Старк должен прийти через пять-шесть минут.

Отлично. Он ухмыльнулся.

Сирены продолжали выть, но Мюир игнорировал их, поглощенный только клавиатурой. Он нажал кнопку, и экран стал чистым; после секундной паузы он задал первые команды.

На табло высветились зеленые буквы: СВЯЗЬ 3095. ГОТОВ ДЛЯ ЗАПРОСА. Мюир торопливо передал ему следующие инструкции: ПРОГРАММА ЗАПРОСА. Компьютер подтвердил:

ВСЕ ТЕРМИНАЛЫ СТЕРТЫ.

Он сел, глядя на то, что было перед ним.

НЕ ВЫЧИСЛЯЕТ

Дисплей засветился.

Мюир пожевал конец сигареты.

ВСЕ ТЕРМИНАЛЫ САМОУНИЧТОЖАЮТСЯ

ПОДТВЕРДИТЕ СВОЕ СОГЛАСИЕ

Мюир резче надавил на клавишу.

ТРЕВОГА

КОМАНДА ОТВЕРГНУТА

ТЕРМИНАЛЫ САМОУНИЧТОЖАЮТСЯ

ПОДТВЕРДИТЕ

Он смотрел на комплексы «Ванденбург кемикалз», которые начали загораться красными огоньками. Комнату огласил пронзительный вой, заглушивший даже звук сирены, но Мюир сидел неподвижно, сжимая зубами сигарету.

КЛЮЧ

Он набрал на клавиатуре.

КОМАНДА НЕОБРАТИМА

Все. Мосты сожжены. Теперь все телевизоры «Ванденбург кемикалз» будут показывать одно и то же — вот эти два слова.

Мюир знал цену того, что сделал. И он гордился собой. Когда наступит перегрузка энергии, от короткого замыкания полетит вся цепь. Огромное напряжение в сети вызовет пожары и взрывы. Он уставился на экран. Все случившееся закономерно. Питание программы должно быть остановлено, а главное — Джон Старк. Ему это так не сойдет. Уставившись на горящий экран, он понял, что это и будет искуплением его вины. Только так он может поступить после того, как помог осуществить эту адскую программу. Дверь распахнулась, и в комнату ворвался Джон Старк. Мюир, медленно повернувшись на стуле, поприветствовал американца.

— Ради Бога, что вы делаете?! — зарычал Старк, тыча пальцем на экран, который яростно высвечивал:

ПЕРЕГРУЗКА

Мюир молчал.

— Остановите это! — вопил Старк, стараясь перекричать пронзительный, все усиливающийся вой.

— Остановить это невозможно, мистер Старк, — сказал Скотт. — Все кончено. Ваши планы. Все... — Старк, склонившись над Мюиром, обхватил пальцами его горло.

— Выключите это! — рычал он, все сжимая и сжимая хватку в такт щелчков перегрузки.

Мюир попытался оторвать от своего горла руки американца, но они как бы окостенели. В порыве отчаяния, борясь, они разбили экран телевизора. Старк яростно колотил головой Скотта по столу.

— Выключите это! — хрипел он.

Телеустановка взорвалась, и комнату объял вихрь огня. Словно гигантские кулаки лупили по стенам, выламывая глыбы камня и поднимая их в воздух. Установки рвались на всем этаже, голодные языки пламени слизывали все подряд. Адский хор огласил здание, электроприбор оказался перегруженным. Вопли людей, однако, заглушали рев огня. Счастливцы, оказавшиеся вне здания, опрометью бежали с его территории, спасая жизни. С верхних этажей дождем сыпалось битое стекло, осколки полетели на землю. Длинные, похожие на копья.

Охранник, загипнотизированный картиной, не увернулся от падающей на него смерти и оказался пришпиленным острой стеклянной шпагой, которая пронзила его грудь. Взрыв сейсмической силы выбросил несколько тел из окон третьего этажа, и в это время загорелись химические вещества. Крики животных присоединились к какофонии звуков — они были заживо похоронены в клетках.

Тела людей, подхваченных могучей рукой, летели в воздух, ударяясь о стены и разбивая рамы. Горящая, как живой факел, женщина бегала по коридору, пока на нее не рухнул потолок от очередного взрыва. От жары начал плавиться металл, ступени являли собой каменные жаровни, на которые невозможно было ступить даже обутой ногой — подошвы обуви немедленно плавились и обугливались. Отдельные храбрецы пытались бороться с огнем, но это было равносильно тушению лесного пожара глотком воды. Двое охранников с помощью огнетушителей пытались пробить дорожку для нескольких женщин через голодное пламя, но огонь, казалось, нападал на них как живое существо и втолкнул в комнату в конце коридора. Там хранилось около сотни бутылок с химикатами, и секунду спустя оглушительный взрыв расшвырял всех на сто ярдов. Тела, как тряпичные куклы, залитые кровью, летели по воздуху.

Стоявший перед зданием грузовик взорвался, шофера взрывной волной вышвырнуло через ветровое стекло — машина исчезла в клубах дыма и пламени, из которых во все стороны летели куски металла.

Весь комплекс «Ванденбург кемикалз» светился, словно маяк, на мили вокруг.

Сильные взрывы продолжали потрясать территорию, разламывая ее на части. Кто мог, бежал прочь. Пойманные в ловушку либо сгорали, либо были разъединены на атомы. И надо всем этим поднимался гигантский гриб — из черного дыма и гари. Он висел как массивное облако, покрывая остатки комплекса. И, наконец, когда эти взрывы-предвестники утихли, раздался последний, апокалиптический; угрожавший расколоть саму землю. Это был катарсис смерти, превративший остатки «Ванденбург кемикалз» в пыль. Волна толчков распространилась в радиусе 500 ярдов, и затем — завершающий взрыв. Ревело и завывало пламя, фонтаны гейзеров поднимались пылающими пальцами, с укором указывая на небо.

Казалось, запылали даже тучи.

Глава 50

На крутом повороте дороги Джо сползла по сиденью машины вниз. Водитель, мчавшийся за ними на огромной машине, пытался повторить их движение, но нажал на педаль, когда дорога выпрямилась, и его товарищ, прицелившийся по шине уходящей машины, слава Богу, промахнулся, пуля чиркнула по крылу. Доктор, из плеча которого текла кровь, старался не упустить руль. Джо ужаснулась, посмотрев на его спину — из раны торчала белая шишка лопаточной кости.

Она выглянула из заднего окна — машина догоняла их.

— О, — простонал Клейтон.

— Что? — не поняла Джо.

— У нас почти нет бензина. — Клейтон кивнул на табло.

Повернув за угол, он нажал на тормоз.

— Что ты делаешь? — удивилась Джо.

— Выходи, — приказал он, бросив взгляд в зеркало.

— Но почему?!

— Выходи! — рявкнул он. — И возьми папки, один из нас должен уйти.

— Я не могу...

Не дослушав ее, он открыл дверцу и вытолкнул ее из машины, вручив папки.

— Беги! — прокричал он. — Живо. Со мной — конец. Спасай себя. Доберись до Тайлера, если сможешь...

И прежде чем она сумела что-то сказать, он сел на водительское место, хлопнув дверцей, и развернул машину навстречу преследователям. Спустя несколько секунд машина свернула за угол и тут же сбавила скорость, заметив беглеца в нескольких метрах впереди. Удивление водителя сменилось ужасом, когда он понял, что произойдет в следующую секунду.

Джо тоже замерла от ужаса.

— Нет! — закричала она, но ее голос утонул в грохоте взрыва.

Столкнувшись, обе машины взлетели на воздух, окутавшись ослепительным шаром огня и тучей оранжево-черного дыма. В воздух взлетели куски раскаленного металла, и Джо зажмурилась, увидев летящую в черном вихре оторванную человеческую руку. Жаркая волна опалила ее, и она закрыла лицо руками, защищаясь от бушующего вокруг пламени. Постояв в оцепенении еще какое-то время, она двинулась по направлению к городу.

* * *

Часы показывали 6.39 вечера, когда Тайлер вошел в отель. В баре он нашел Джо, неподвижно сидящую за столиком, на котором горкой лежали папки. Увидев его на пороге, она вскочила, подбежала к нему и повисла на шее. Он устало улыбнулся:

— Слава Богу, жива.

Она с надеждой спросила:

— Удалось?..

Он молча кивнул. Потом медленно проговорил:

— Я убил их всех... Наверное, всех... Хотя полной уверенности у меня нет. — Он перевел дух. — Джо, я знал многих из них. — Он умолк.

— Клейтон мертв, — сказала она, опустив голову.

— Как это случилось?

Джо все ему рассказала, поглаживая рукой папки.

— Но вы разрушили «Ванденбург кемикалз», — сказал он устало.

Она замотала головой.

— Не мы.

— Я видел пожары, — сказал он.

— Вик, я не знаю, что там случилось. Но «Ванденбург кемикалз» действительно нет.

Тайлер взял со столика одну из папок с надписью «Раздача». С левой стороны первой страницы шла колонка названий городов.

— Лондон, Манчестер, Ливерпуль, Глазго, — читал он. — Париж, Бонн, Брюссель, Вена, — Тайлер с трудом сглотнул. — Нью-Йорк, Хьюстон, Квебек. — Он посмотрел на Джо. — Святой Иисус, ты понимаешь, что это значит?

— Это все города, где должен быть роздан ванденбургский корм через распространителей. Теперь, когда у нас есть вот эти папки, мы сможем остановить погрузку.

Тайлер покачал головой, пробегая пальцами по странице.

— Даты отправки в большинство пунктов недельной давности.

Улыбка сползла с лица Джо.

— Эти партии товара уже ушли, — уныло уточнил фермер.

— О Боже, — пробормотала Джо, — значит, вирус распространяется. Неужто никак нельзя остановить это? — с отчаянием и мольбой спросила она.

Тайлер нервно бросил папку на стол.

— Вик, выход должен быть, должен, — задохнулась она, — что-то надо придумать.

Он тяжело опустился на стул.

— Мы ничего не можем, — сказал он опустошенно.

Начинало темнеть.

Шон Хатсон Язычник

Правда лишь изредка бывает чистой, простой же она никогда не бывает

Оскар Уайльд

Посвящается моей жене, Белинде, без которой не было бы этой книги

Глава 1

Носовой платок был весь в крови.

Завернутый в пластиковый пакет, этот платок лежал на ладони у констебля Джона Стигвуда, который внимательно его рассматривал.

Солнце скользило по вечернему небу, оставляя за собой алый след. Такого же цвета, что и кровь на платке, подумал Стигвуд.

Он тяжело вздохнул и посмотрел на своего напарника.

Констебль Эндрю Кобб был старше его на два года. А если старше, значит, и опытнее.

— Ступай ты, — сказал он, вручая окровавленный пакет своему коллеге.

— Какая разница, кто пойдет? — ответил Кобб с нотками раздражения в голосе. — Кто-то же должен ей сказать.

Стигвуд покачал головой.

— Я не могу, — спокойно произнес он.

— Но ведь мы даже не знаем, он ли это, — резко сказал Кобб.

Он зыркнул глазами на Стигвуда, торопливо вылез из машины и с силой захлопнул за собой дверь. Сглотнув, он зашагал по короткой дорожке, которая вела к входной двери. Господи Иисусе, подумал он, кто бы освободил меня от этого дела. Он сунул пакет с платком в карман куртки и, подойдя к двери, потер руки. Дверь была темного дерева. Очень красивая. Как и весь дом. Большой, но в глаза не бросается, уединенно расположен, но не кажется обособленным. Весь обвитый плющом, дом с его темной кладкой производит довольно приятное впечатление. Стоя уже на крыльце, Кобб заметил мотылька, кружащего вокруг автоматически включившегося фонаря. Он даже слышал шуршание его крылышек о стекло.

У него не было никаких заранее припасенных слов, ничего заготовленного. Его, как и его напарника, угнетала мысль о предстоящем разговоре.

По ту сторону улицы светились окна. За наглухо задернутыми занавесками мелькали какие-то фигуры. Наверно, все любопытствуют, почему перед большим домом стоит полицейская машина, подумал Кобб.

Но в самом доме не светилось ни одно окно. Может, там никого нет? Так, пожалуй, было бы лучше. На звонок никто не откликнется, садись в машину и уезжай. Но в глубине души он знал, что, если они донесут по радио начальству, что в доме никого нет, им прикажут ждать, пока кто-нибудь вернется.

Он обернулся. Стигвуд безучастно смотрел на него. На мгновение полицейские скрестили взгляды, затем тот, что помоложе, уткнулся в рулевое колесо «эскорта».

Кобб сунул руку в карман куртки и ощупал пакет с носовым платком. На миг закрыл глаза, глубоко втянул воздух и задержал дыхание.

Валяй же, делай свое дело.

Он выдохнул воздух, одновременно открыв глаза, и нацелился указательным пальцем на дверной звонок.

Он заметил, что рука у него дрожит.

Глава 2

Донне Уорд показалось, что она слышит двухтональную мелодию своего звонка, она повернула ухо к передней двери и внимательно прислушалась. Музыка продолжала струиться из установленного в кухне радио. Уж не послышался ли ей этот звонок? Донна убавила громкость. Затем отошла прочь от картины, проверяя, правильно ли она повешена. И мысленно улыбнулась. Войди сейчас Крис, он даже не заметил бы, что она повесила в кухне три маленькие картины, изображающие военных. Несколько дней назад она обнаружила их в сундуке под лестницей, где они, вероятно, провалялись долгие годы. Когда-то он увлекался военной историей. Но это было так давно.

На этот раз Донна услышала звонок совершенно явственно. Она выключила приемник, и тишина сразу, как одеяло, окутала весь дом.

Пройдя через холл к передней двери, она даже не потрудилась заглянуть в «глазок», а открыла дверь, насколько позволяла цепочка.

В щель между косяком и дверью она увидела констебля Кобба.

Низкий кивок головы, которым он ее приветствовал, походил на поклон.

Донна вдруг вся похолодела, как будто кто-то впрыснул ей в жилы ледяную воду. Но почему — она и сама не знала, может, на нее так подействовал вид полицейской формы. Когда отец был еще жив, она часто видела полицейских: они сообщали ее матери, что пьянь, которую она выбрала себе в мужья, спит в камере, потому что весь обмочился и не может в таком виде вернуться домой, или что они привезли его с собой на машине.

Но это было далекое прошлое, поросшее, как говорится, быльем.

Но зачем полицейский явился к ней в дом в семь часов вечера?

Она смахнула с лица прядь волос и равнодушно уставилась на него.

— Миссис Уорд? — спросил он приглушенным голосом. Она молчала.

— Миссис Донна Уорд? — повторил Кобб.

— Да. В чем дело?

— Позвольте войти? — сказал Кобб, окинув молодую женщину быстрым оценивающим взглядом. Светловолосая. Хорошенькая. Стройная. Вероятно, уже под тридцать. Одета довольно небрежно: джинсы, спортивный свитер. Глаза серые, очень подвижные, они оглядывали его с изумлением и беспокойством. Он так и не знал, впустит ли она его, но она сняла цепочку с крючка, открыла дверь достаточно широко, чтобы он мог войти, и тут же снова закрыла ее.

— Извините, что я не сразу пригласила вас войти, — быстро сказала она. На ее лице плавала приятная улыбка, но в глазах застыло напряжение.

Делай свое дело.

Кобб неуклюже стоял посреди холла.

— Миссис Уорд, — начал он. Продолжай. Ты должен и можешь сделать свое дело. — Я приехал, чтобы сообщить вам о несчастном случае...

— Что-нибудь с Крисом? — перебила она, не отрывая глаз от вошедшего.

— С вашим мужем — мы предполагаем, что это ваш муж, — произошел несчастный случай. Автомобильная авария.

На секунду она крепко зажмурила глаза.

— Он ранен? — спросила она хриплым голосом.

— Мы хотели бы, чтобы вы опознали его, — сказал Кобб. На глазах у нее выступили слезы.

— Откуда вы знаете, что это он? — спросила она, не владея собой.

— Мы не уверены, поэтому и хотим, чтобы вы поехали с нами для опознания. У нас есть вот это. — Он вытащил из кармана пластиковый пакет и дрожащей рукой протянул его Донне. Она резким движением выхватила пакет. — Ведь это инициалы вашего мужа, верно? — произнес Кобб, показывая на буквы «К. У.», вышитые в углу окровавленного платка.

— О Боже! — воскликнула Донна, вся в слезах. И, приложив руку ко рту, спросила: — Он мертв?

Кобб ожидал этого вопроса, но тем не менее не знал, как на него ответить. В таких случаях не помогает никакая профессиональная подготовка.

— У нас с собой машина, — сказал он, стараясь, чтобы его голос звучал как можно более безучастно. — Если вы поедете с нами...

— Он мертв? — повторила она сквозь стиснутые зубы. -Да.

— О Боже! Не может быть!

Кобб чувствовал себя совершенно беспомощным. Сознание собственной беспомощности терзало его с мучительной беспощадностью.. Господи Иисусе, если бы только он мог унять слезы этой женщины. Но все, что он мог сделать, — это отвезти ее в больницу, чтобы она опознала тело своего мужа, а у них не было ни малейшего сомнения в том, что это ее муж.

Донна сняла кожаный жакет со стоявшей рядом вешалки и быстрыми шагами, не дожидаясь полицейского, направилась к выходу. Захлопнув за ней дверь, Кобб также поспешил к машине. Он помог Донне сесть на заднее сиденье, перешел на другую сторону и сел сам.

Донна вытерла все еще льющиеся слезы.

— Мы не уверены, что это ваш муж, — повторил он, точно в этих словах было что-то утешительное.

— Пожалуйста, отвезите меня к нему, — попросила она. Машина рванула вперед.

Солнце уже зашло за горизонт, в небе догорали последние его отблески.

Наступила ночь.

Все кругом потонуло во тьме.

Глава 3

Они ехали по сельской местности, но Донна почти не видела ни домов, ни деревьев. У нее как будто была черная повязка на глазах. Стигвуд вел полицейскую машину на бешеной скорости. Когда мимо них пролетали встречные автомобили, она видела отражение своего лица на стекле: глаза у нее были пустые-пустые. Если они и выражали что-нибудь, то только мучительное ожидание. Или отчаянную надежду.

Они сказали, что не уверены, в самом ли деле это ее муж.

Но ведь ты же держишь в руках его носовой платок. Посмотри на него.

Но, может, это все же не он, кто-то другой?

Кто-то похожий на него?

Не исключено.

Кто-то с такими же инициалами?

Дай Бог, чтобы это оказалось ошибкой!

Платок был так густо пропитан кровью, что его, казалось, можно было отжать. Сидя на заднем сиденье, Донна прощупывала пластиковый пакет. А иногда сжимала обе руки вместе.

Полное молчание, царившее в машине, действовало угнетающе, но что могли сказать эти люди в полицейских мундирах? Все внимание Стигвуда было приковано к дороге, ему было не до разговоров, а Кобб даже не мог заставить себя оглянуться на обезумевшую от горя женщину. Только легкое посапывание свидетельствовало о его присутствии.

Если это не Крис, то как бы они ее нашли? Должно быть, у них его водительские права. Она еще крепче стиснула носовой платок. Непоколебимая уверенность, что это Крис, боролась в ее душе с надеждой, что произошла какая-то ужасная ошибка. Может быть, есть какой-нибудь другой Кристофер Уорд.

Приближаясь к светофору, автомобиль замедлил ход. Красный — такой же красный, как кровь на платке, — круглый фонарь походил на немигающее око.

Донна слегка подвинулась, натянула жакет, чувствуя все тот же пронизывающий до костей холод, который охватил ее при появлении Кобба. Но теперь этот холод стал еще сильнее, замораживал ее кровь, превращая ее в ледяной скелет, обтянутый обескровленной кожей. Никогда в жизни не ощущала она такого холода.

Уж не холод ли это смерти?

Неужели Крис уже познал этот холод?

Она закрыла на миг глаза и как будто воочию увидела перед собой Криса. Она не хотела расстаться с этим видением, боясь, что навсегда его потеряет. И тогда видение станет воспоминанием. Отныне ей останутся только воспоминания, безжизненные воспоминания.

В ночном воздухе резко завыла сирена, и, сверкая своей голубой вертушкой, из главных ворот больницы стремительно выехала машина «скорой помощи».

Стигвуд проводил ее взглядом, проверил, свободен ли путь, и въехал в главные ворота.

Когда машина остановилась и Кобб открыл заднюю дверь, помогая ей выйти, у Донны было такое чувство, будто из нее высосана вся жизнь.

Она смахнула слезу со щеки и вслед за Коббом направилась в больницу.

Глава 4

Кобб повел Донну через целый лабиринт больничных коридоров. Она шла, едва сознавая, что ее ноги касаются пола, почти ничего не видя кругом.

В реанимационную торопливо прошла медсестра с пакетами крови для переливания.

Пробежали два практиканта с креслом-каталкой.

Кто-то плакал поблизости; по всей больнице витал запах, одновременно успокаивающий и тошнотворный, — запах дезинфицирующих средств. Когда мимо Донны, даже не глядя на нее, прошла медсестра с полной «уткой», к этому запаху примешался еще и запах испражнений. Но все совершалось как в замедленном кино; они шли через больницу, казалось бы, целую вечность.

И наконец уперлись в морг, где их уже ожидали трое людей; двое мужчин, один в штатском, и женщина-полицейский, которая, увидев в руках Донны пакет с окровавленным платком, улыбнулась деловой улыбкой и сразу же подошла к ней.

Подошел и человек в штатском: он представился как констебль Маккензи из сыскной полиции. Донна посмотрела на него невидящим взглядом и последовала за ним в морг.

Боже! Сделай так, чтобы это был не он.

Женщина-полицейский взяла ее за руку и ввела в небольшую комнату, окрашенную в белый и серый цвета. В комнате не было ничего, кроме стола в самом центре. На столе лежало что-то бесформенное, прикрытое зеленой пластиковой простыней. Длиной и шириной эта комната была в двенадцать футов, но с таким же успехом она могла бы быть размером с футбольное поле. Стол постепенно рос в глазах Донны, пока не заполнил собой все пространство. Антисептический запах стал еще сильнее.

Она ощущала головокружение, тошноту.

Боже, сделай так.

Второй мужчина, в спортивном свитере и брюках, сказал, что он коронер[1], зовут его Дэниел Джордан. Или что-то в этом роде.

Донна покачнулась, почти без сознания. Полицейский поддержала ее одной рукой, а другой обхватила вокруг талии, но Донна тут же высвободилась, отклонив предложенную ей помощь.

Посмотри на него.

Нет, не смотри. Повернись и беги.

По ее щеке медленно покатилась слеза.

— Это займет всего несколько секунд, миссис Уорд, — сказал Джордан, показывая рукой, чтобы она подошла поближе.

Все ее мысли сосредоточились на бесформенной груде перед ней. Двигаясь словно робот, она подошла к Джордану и остановилась, глядя на зеленую простыню.

— Я готова, — шепнула она, стиснув носовой платок.

Он снял пластиковую простыню.

— О нет, — выдохнула она, — о нет!

Джордан взглянул на нее, потом на Маккензи, который слегка качнул головой.

— Крис, — прошептала Донна, глядя на труп. Труп своего мужа. — О нет! — снова воскликнула она, заливаясь слезами. Она внимательно смотрела на его лицо, на зияющие раны на лбу и щеках. Его пиджак и рубашка были все в крови.

Как много крови.

— Это ваш муж, миссис Уорд? — спросил Маккензи.

Донна кивнула и, протянув руку, коснулась одной из изуродованных щек.

Господи, какой он холодный.

В тех местах, где на его коже не было ушибов и ран, она была так бела, как будто из него выкачали всю кровь. Она погладила одну из его бровей, затем коснулась губ указательным пальцем.

Какие холодные.

Она поднесла кончики пальцев к своим губам, поцеловала их и еще раз прижала к его холодным губам.

После того как она вновь кивнула, полицейский повел ее к двери.

Обернувшись, она увидела, как Джордан водворил покрывало на прежнее место.

Тогда-то она и упала, лишившись чувств.

Глава 5

Сколько слез могут пролить человеческие глаза, размышляла Донна, сидя у себя дома.

Сколько боли может причинить смерть любимого человека? Можно ли измерить боль, установить ее точные параметры, классифицировать, как и все другое?

Только Крис мог бы ответить на этот вопрос.

Ее руки коснулась чужая рука, сильная и добрая.

Это была рука сидевшей около нее медсестры, женщины лет тридцати пяти.

Должно быть, она на год или два старше, чем Крис.

Таких пронзительных, как у нее, голубых глаз Донна еще никогда не видела. Но сейчас эти глаза светились только сочувствием Стены в этой небольшой комнате, где стояло лишь несколько потертых стульев, были желтые. На них висели плакаты с лозунгами.

СОБЛЮДАЙТЕ РАБОЧИЕ ЧАСЫ

ПЕРЕУТОМЛЕННЫЕ ВРАЧИ ПРЕДСТАВЛЯЮТ СОБОЙ

БОЛЬШУЮ ОПАСНОСТЬ ДЛЯ ВСЕХ

БОРИТЕСЬ ЗА СОКРАЩЕНИЕ РАБОЧЕГО ДНЯ

На маленьком столике возле нее стояли две чашки с чаем, одна еще дымилась.

— Выпейте, — велела сестра, поднося чашку к руке Донны и одновременно твердо держа ее другую руку.

Донна взглянула на нее, затем на полицейского напротив. Взяла чашку и сделала несколько мелких глотков.

— Вот молодец, — сказала медсестра, все еще не отпуская ее руки.

Донна сделала еще несколько глотков и поставила чашку. Затем глубоко втянула в себя воздух, словно пытаясь заполнить образовавшуюся в ней пустоту, откинулась на спинку стула, закрыла глаза и положила руку на лицо. Теперь, когда рыдания прекратились, она дышала часто-часто. Но щеки у нее все еще были мокрые.

— О Господи, — шепнула она, впервые ощутив, какая тяжелая тишина, нарушаемая лишь тиканьем часов над ее головой, стоит в комнате.

Было одиннадцать ноль шесть.

— Что случилось? — спросила она, глядя поочередно то на медсестру, то на полицейского.

— Вы упали в обморок, и мы принесли вас сюда, — спокойно ответила полицейский.

— О Господи, — вновь пробормотала Донна. Это обращение прозвучало как начало молитвы.

Комната была освещена всего лишь шестидесятиваттной лампочкой. Снаружи, за закрытыми шторами, она слышала шум ветра. В самой же больнице, казалось, царило спокойствие. Минуты тянулись бесконечной вереницей, а она все сидела, уставясь в одну точку, удивляясь, почему в душе у нее такая пустота. Ничего, никаких чувств. Словно школьная доска, с которой стерты все записи. Только ужасающая, почти физически осязаемая пустота, как будто в душе у нее все вытравлено. Неужели можно излить все свои чувства до полной опустошенности? Донна смотрела на свое тело как на пустую оболочку, ничего не скрывающую шелуху.

Она поставила чашку на столик, ласково коснулась тыльной стороны руки медсестры, высвободилась из ее цепкой хватки и положила обе руки на обтерханные подлокотники. Откинула голову назад, закрыла глаза и снова всей грудью вдохнула в себя воздух.

— Как это произошло? — наконец спросила она тихим голосом.

Полицейский поглядела на нее, затем на медсестру, как бы испрашивая позволения говорить.

— Как погиб Крис? — Донна ничего не помнила о том, что ей рассказывал Кобб.

— Автомобильная авария, — спокойно произнесла полицейский.

— Когда она произошла?

— Я не знаю точно, миссис Уорд, — извиняющимся тоном сказала полицейский. — Меня не было на дежурстве в это время.

— А кто мог бы это мне сказать? — слабо улыбаясь, спросила Донна.

Полицейский встала, извинилась и выскользнула из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь.

Над головой Донны продолжали громко тикать часы.

— Вам, наверно, часто приходится утешать скорбящих родственников, — сказала она сестре сиплым голосом. Она смахнула покатившуюся по щеке слезу и торопливо добавила: — Извините.

— Не извиняйтесь. — Сестра крепко сжала ее руку. — Я чувствовала то же самое, когда умер мой отец. Без конца извинялась. Мне было совестно, что я путаюсь у всех под ногами, совестно, что я все время плачу. А потом я поняла, что это вполне естественно. У вас есть полное право горевать. И стыдиться тут нечего.

Улыбнувшись сквозь слезы, Донна коснулась руки сестры.

— Спасибо, — шепнула она.

Дверь снова отворилась, вошла женщина-полицейский. С ней был и Маккензи. Он неловко кивнул Донне и сел напротив нее.

— Вы хотели бы получить информацию о смерти своего мужа, миссис Уорд? — спросил он.

— Да.

— Авария произошла сегодня днем, — сказал констебль. — По нашему предположению, около четырех часов. Его тело было привезено сюда для опознания. А уж связаться с вами было не так трудно.

— Как это случилось?

— Видимо, отказали тормоза, и он врезался в стену.

Волна отчаяния снова захлестнула Донну.

— Кто-нибудь еще пострадал? — спросила она.

Прежде чем ответить, Маккензи смущенно облизнул губы.

— Погиб еще один человек. Молодая женщина. Сьюзан Риган. Мы... мы нашли ее тело в машине, рядом с телом вашего мужа.

Сидя в кресле, Донна выпрямилась, на ее лицо набежала хмурь.

— О Боже! — пробормотала она. — Стало быть, она тоже умерла.

— К несчастью, да. Вы ее знали?

— Она работала в издательстве, где печатался мой муж. Но я не знаю, почему она была с ним вместе.

— Она, очевидно, довольно хорошо знала вашего мужа.

— Они работали вместе, — сказала Донна в некотором замешательстве. — Да нет, я не могу сказать, что они работали вместе. Могу только повторить, что она работала в издательстве, где он печатался. Она была простой секретаршей. Почему вы предполагаете, что она хорошо знала моего мужа?

— Но ведь они были вместе в машине, миссис Уорд. Вероятно, он хотел подвезти ее домой, что-то в этом роде.

— Что вы хотите сказать? — глубоко вздохнув, сурово спросила Донна.

Маккензи в упорпосмотрел на горюющую женщину и спокойно продолжал:

— Мы не могли идентифицировать вашего мужа сразу же после аварии, потому что у него не было с собой никаких документов. Ни водительского удостоверения, ни кредитной карточки, ни чековой книжки. Ничего.

— Он всегда отдавал свою кредитную карточку мне, — сказала она.

— Это я и хочу сказать вам, миссис Уорд. У него есть и кредитная карточка, и чековая книжка, но у него самого их не оказалось. Мы обнаружили их в сумочке Сьюзан Риган.

Глава 6

— К чему вы клоните? — сердито обрушилась на него Донна.

— Ни к чему, миссис Уорд. Вы просили меня об информации, и я вам ее дал, — ответил Маккензи.

— Я хочу видеть ее, — решительно сказала Донна.

— Это невозможно, миссис Уорд.

— Может, вы ошибаетесь, и это не Сьюзан Риган. Я ее видела и могла бы опознать.

— Ее уже опознал родной брат.

Наступило неловкое молчание, прерванное Донной.

— Почему его кредитная карточка была у нее?

— Этого мы не знаем, миссис Уорд, — почти извиняющимся тоном сказал констебль.

— Было ли в ее сумочке еще что-нибудь, принадлежащее моему мужу? — В ее голосе слышались разгневанные нотки.

— Я не могу сообщать подобную информацию, миссис Уорд.

— Было там что-нибудь еще?

— В кошельке мисс Риган лежала фотография вашего мужа, и мы нашли в ее сумке два письма вашего мужа, адресованные мисс Риган.

— Где они?

— Их забрал ее брат. Он забрал все ее вещи.

— А что вы нашли у моего мужа? Никаких ее вещей?

— Вроде бы нет... В его бумажнике лежала карточка, по форме похожая на визитную, но на ней не было ничего, кроме телефонного номера и инициала "С".

— Сьюзан, — прошипела она сквозь плотно стиснутые зубы.

Вновь воцарилось безмолвие, и Донна откинулась на спинку кресла. В голове у нее был полный сумбур. Сперва сильный страх, затем шок, теперь смятение. Что еще ждет ее? Какие новые открытия?

Почему в машине с ним была Сьюзан Риган? Почему она хранила его фото в своем кошельке? Почему держала у себя его кредитную карточку?

Почему?

И что это за письма от ее мужа?

Она снова прикрыла рукой глаза.

— Мне придется встретиться с вами еще раз, миссис Уорд, — сказал Маккензи. — Когда все будет кончено.

— То есть после похорон, — спокойно уточнила она.

— Я еще свяжусь с вами. — Он направился к двери, но, не доходя ее, остановился. — Примите мое сочувствие.

— Я хочу домой, — сказала Донна. Ее дрожащий голос звучал как голос ребенка, потерянного ребенка. Она и в самом деле чувствовала себя потерянной. Более одинокой, чем когда-либо в жизни.

Глава 7

Донне часто приходилось бывать дома одной, но она никогда еще не знала, что такое полное одиночество.

В доме царила почти осязаемая тишина, тишина и отчаяние. Часы на стене показывали 1. 32. Держа в руках чашку чая, она с опущенной головой уселась за буфетную стойку. Центральное отопление было включено на полную мощность, Донна сидела совсем рядом с радиатором, но ее по-прежнему знобило. И казалось, никогда не перестанет знобить.

Женщина-полицейский спросила, она проведет ночь вместе с ними или ей позвать кого-нибудь из родственников. Доктор в больнице прописал ей снотворное. Но она отклонила все предложения, только попросила отвезти ее домой в полночь.

Домой.

Даже это слово лишилось своего привычного значения. Какой же это дом, если в нем нет Криса? Она проглотила слезу и вдруг вспомнила слова медсестры: «У вас есть полное право горевать».

Все происходившее в этот вечер как-то странно смешалось в ее памяти, но эти слова она отчетливо помнила.

Эти слова и признание Маккензи, что ее муж был в машине с другой женщиной.

Ее память упорно перечеркивала этот факт. Точно так же, как сама она не желала осознать, что ее муж мертв.

Итак, он был с другой женщиной?

Но почему? На этот вопрос должен быть какой-нибудь ответ. Не случайно же Сьюзан Риган оказалась в машине вместе с ее мужем. Не случайно же у нее в сумочке были кредитная карточка и чековая книжка ее мужа. Не случайно же там лежали два письма от него и фотография.

Проще всего было бы предположить, что между ними существовали близкие отношения.

Близкие отношения.

Какой милый эвфемизм. Так сказал бы человек благовоспитанный: «Между ними близкие отношения». Менее благовоспитанный сказал бы, что у них роман.

Может быть, она пытается отрицать очевидное?

Сперва его смерть, а теперь его неверность.

Ее осаждали навязчивые сомнения, и чем больше она размышляла, тем сильнее становились эти сомнения. Она встала и, по-прежнему держа чашку чая, вышла из кухни, предварительно потушив все лампы. Мягко ступая по ковровой дорожке, она прошла через холл в гостиную и зажгла там свет.

Здесь было столь же неуютно, как и на кухне.

Над камином, в стекле и окантовке, висели три обложки книг ее мужа.

За последние двенадцать лет он написал пятнадцать романов, каждый из которых был прославленным бестселлером. По двум из них были поставлены плохие, не имевшие успеха фильмы, но за свои права он получил очень приличный гонорар; в экранизации своих книг Уорд больше не принимал участия и продолжал писать романы.

Давно ли он стал встречаться со Сьюзан Риган?

Донна села в любимое кресло своего мужа, где он никогда больше не будет сидеть.

Никогда.

Она бросила взгляд на телевизор и увидела свое отражение на тусклом экране. Под телевизором лежали видеокассеты. Любимая форма развлечения ее мужа.

Когда он был жив.

По щеке Донны скатилась слеза.

Неужели он описал свой дом Сьюзан Риган?

Донна поднялась на ноги и, погасив свет, вышла из гостиной. Пройдя через холл, она вошла в столовую с ее большим, темного дерева столом и книжными полками, где стояли собственные книги Уорда. Сняла одну книгу с полки, перевернула ее, посмотрела на фото с задней стороны суперобложки и провела по нему указательным пальцем. Что и говорить, он был привлекательным мужчиной. Трудно было поверить, что это тот же самый человек, чье лицо она недавно видела все в крови. Она внимательно всмотрелась в его черты, в голубые, со стальным отливом глаза, длинные, по плечо каштановые волосы.

Именно его наружность привлекла Сьюзан Риган?

Донна поставила книгу на место, все еще тихо плача, сознавая, что никогда больше не увидит его живым, никогда не почувствует прикосновения его рук. Ее жилы, казалось, сковал невыносимый холод. И этот холод не отпускал ее.

В ванной она взяла его бритву, провела пальцем вдоль лезвия и даже не заметила, что порезалась. Она увидела, как из маленькой ранки постепенно вытекла большая капля крови, а затем побежала вниз, по первому суставу.

Во всех комнатах она находила что-нибудь, принадлежавшее Уорду, и каждый раз. думала о нем. И чем больше она думала о нем, тем сильнее становилась боль. И с каждым воспоминанием пропасть в ее душе постепенно расширялась.

У двери в его кабинет она остановилась.

Она взялась за ручку, но не нашла в себе сил повернуть ее.

Нет, она не может войти.

Вместе с кипами рукописей в этой комнате, казалось, были нагромождены и воспоминания. Вместе с письмами и блокнотами, лежавшими на подносах, покоились и воспоминания.

Она закрыла глаза и отворила дверь.

Огляделась в тусклом свете настольной лампы. Полкомнаты занимали два огромных шкафа, полкомнаты — письменный стол. На столе стояла портативная пишущая машинка старой модели. Уорд никогда не испытывал желания заполнить свой кабинет современной технологией. Он писал сперва от руки, затем все перепечатывал. Никаких ухищрений.

Около машинки лежали вырванные из блокнота листки с какими-то торопливо сделанными записями. Она увидела словарь, сборник синонимических выражений «Сокровищница», карманный диктофон, который она подарила ему на Рождество. Но ящики с картотекой оставались запертыми, храня за замком свои тайны.

Донна заметила, что маленькие часы на столе остановились, их стрелки застыли в мертвой неподвижности.

Как и сам Крис.

Она выключила свет, вышла и направилась в спальню. У нее не было сил раздеться, она сидела на краю кровати, опустив голову, словно под каким-то чудовищным бременем. По ее щекам катились слезы, в тишине спальни ее тихие всхлипы казались нестерпимо громкими. Горе, которое, казалось, полностью истощилось в больнице, навалилось на нее с новой силой. Она откинулась спиной на кровать, подтянула колени к груди и, лежа в этом характерном для зародыша положении, продолжала плакать. Тело ее сотрясалось.

Снаружи царила непроницаемая тьма, но ее нельзя было даже сравнивать с той тьмой, что затопляла ее душу.

И она знала, что это лишь начало.

Глава 8

Сон.

Должно быть, все это только сон.

До ее сознания не сразу дошло, что звонит ее двухтональный дверной звонок. А звонок звонил давно и настойчиво.

Она широко раскрыла свои покрасневшие от слез глаза. Нет, это был не сон. Через раздернутые шторы спальни струился яркий дневной свет. Звонок звонил теперь непрерывно, а временами к нему присоединялся громкий стук медного молотка.

Донна закрыла обеими руками лицо и почувствовала, что у нее онемели шея и плечи, верный признак приближающейся мигрени.

А звонок все продолжал трезвонить, то и дело слышались удары молотка.

Наконец Донна соскочила с кровати, привычными шагами пересекла лестничную площадку и спустилась вниз по лестнице, к парадной двери. Здесь она остановилась, заглянула в «глазок» и, узнав стоящую перед домом женщину, открыла дверь.

— Я уж думала, что-то случилось... — начала Джеки Куинн. Пристально поглядев на Донну, она поняла, что и впрямь что-то случилось. Что-то поистине ужасное.

Донна отшагнула в сторону, пропуская в дом Джеки.

— Что случилось, Донна? Что случилось? У тебя такой расстроенный вид, — быстро сказала Джеки, потрясенная выражением лица подруги.

— Который час? — спокойно спросила Донна.

— Наплевать на время, — прошептала Джеки. — Что случилось?

— Крис, — только и смогла выговорить Донна, чувствуя, что глаза у нее заплывают слезами. — Он погиб, Джеки.

Обе женщины обнялись. Донна сжала свою подругу с силой, порожденной отчаянием. Джеки чувствовала, как плечи ее блузки пропитываются слезами Донны, как беспомощно дрожит Донна в ее объятиях. И у нее тоже было такое впечатление, будто кто-то изо всех сил ударил ее в живот, и она все никак не может перевести дух. Шок — словно удар кулаком в самое уязвимое место.

Джеки отвела свою рыдающую подругу в кухню, посадила ее на стул и стала гладить ее плечи и волосы. Глаза Донны как будто набухли, в них видна была каждая жилка.

В этих глазах не было даже призрака надежды.

В свои двадцать восемь лет Донна была на год старше, чем Джеки, но лицо у нее выглядело как у сорокалетней. Кожа, казалось, была вся в синяках, распухли даже веки. Нос покраснел, на щеках не осталось никаких следов макияжа. Волосы спутались, словно хвосты ящериц. Два ногтя на правой руке сломаны, третий изгрызен. Лицо все в слезах, свитер и джинсы измяты. Темное пятно на бедре похоже на кровь.

Преисполненная сочувствия, Джеки и сама расплакалась.

Мало-помалу Донна успокоилась. Джеки сжала ее в объятиях и стала покачивать, точно убаюкивала младенца. Она целовала подругу в голову, прижималась лицом к ее волосам.

Наконец Донна слегка отодвинулась и поглядела на нее.

— Это случилось вчера, — спокойно произнесла она. — Автомобильная авария. Мне пришлось идентифицировать его тело.

— Я так тебе сочувствую, Донна, — пробормотала Джеки; смахнув слезы со своего лица, она достала из сумочки носовой платок и принялась вытирать лицо Донны. Та сидела неподвижно, молча принимая эти проявления заботы.

— Ты была здесь одна всю ночь? — спросила Джеки.

Донна кивнула.

— Какого черта ты не позвонила мне? Тебе нужен хоть кто-нибудь.

— Мне нужен Крис.

Джеки медленно наклонила голову.

— Ты хоть спала?

— Несколько часов. Я, видимо, бухнулась на кровать и вырубилась. Ты разбудила меня своим звонком. — Она слабо улыбнулась.

— Пошли в спальню, — предложила Джеки, протягивая руку. — Тебе надо еще поспать.

— Но я не могу спать. Не могу спать Во всяком случае сейчас.

— Если бы я тебя не разбудила, ты бы еще спала. Пошли.

— Я ни за что не усну, Джеки.

— У меня с собой есть снотворные пилюли, можешь принять несколько. Пожалуйста, Донна. Тебе нужно еще поспать.

Донна позволила подруге отвести себя в спальню. Джеки задернула занавески и приготовила постель. Донна тем временем скинула с себя одежду, бросила ее на пол и, нагая, укрывшись одеялом, села на кровать. Сидя на краю, Джеки гладила волосы своей подруги, пока не увидела, что ее глаза смыкаются. Через несколько минут она уже спала. Джеки взглянула на нее в последний раз и спустилась на первый этаж.

Донна перекатилась на другой бок, ее губы слегка приоткрылись, дыхание стало ровным.

Одна ее рука покоилась там, где обычно спал ее муж.

Глава 9

Проснувшись во второй раз, Донна резко — так резко, что у нее закружилась голова, — присела на постели.

Повернувшись, она увидела, что возле нее, с подносом в руках, стоит Джеки. Она принесла ей чашку бульона, хлеб и две чашки чая. Донна слабо улыбнулась и откинулась на подушки, прикрыв простыней свои груди. Бросив взгляд на часы, стоящие на прикроватной тумбочке, она увидела, что уже почти половина третьего. Бледное солнце с трудом пробивалось через тонкую, высокую гряду облаков.

— Почему ты не разбудила меня пораньше? — спросила она, протирая глаза.

— Тебе надо было хорошенько выспаться, — ответила Джеки, ставя поднос на кровать. — А теперь тебе надо поесть.

— Я не могу, Джеки, — устало пробормотала Донна.

— Мне наплевать, можешь ты или нет, я знаю, что ты должна. На, возьми. — Она пододвинула поднос поближе к своей подруге и уселась на самом краешке кровати. Донна выглядела жутко утомленной, просто выжатый лимон. Вообще-то обе женщины были похожи друг на друга. Обе светловолосые, почти одинакового роста, только Джеки немного крупнее в бедрах и бюсте. И у той и у другой правильные черты лица. Довольно часто их принимали за сестер. Но сейчас, подумала Джеки, Донну могли бы принять за мою мать.

Донна неохотно протянула руку за бульоном и принялась его пить.

— Доктор будет к четырем часам, — объявила Джеки, подняв ладонь, чтобы отклонить протест, готовый сорваться с губ Донны. — И не смей возражать, пусть он тебя осмотрит. Пропишет тебе транквилизаторы или что-нибудь такое.

— Не стану я принимать эти проклятые транквилизаторы, — раздраженно фыркнула Донна.

— Они помогут тебе пережить это тяжелое время, Донна. Наш доктор назначил их моей маме, когда умер мой папа.

— Уж не хочешь ли ты, чтобы я стала наркоманкой?

— Я думаю, что он выпишет тебе валиум, а не кокаин.

Донна заставила себя улыбнуться. Придвинувшись, она пожала руку Джеки.

— Спасибо за все, что ты для меня сделала, Джеки. Я очень ценю твою доброту. Извини, что я доставила тебе столько беспокойства.

— Что за вздор! Как, по-твоему, я должна была поступить сегодня утром — повернуться и уйти? А что сделала бы ты на моем месте?

— То же самое, что и ты. Но все равно я тебе признательна. Она отхлебнула немного бульона, затем чая.

— Ты хочешь поговорить обо всем этом? — спокойно спросила Джеки.

— Не очень. Но, видимо, все же придется. Люди захотят знать. — Она вздохнула и провела рукой по лицу.

— У Криса ведь нет родных?

Донна покачала головой.

— И у меня нет, только сестра. Надо будет известить Джули.

— Все уже сделано. Я позвонила ей еще до того, как вызвала доктора. Она сказала, что будет здесь завтра утром. У нее как раз свободный день.

Донна равнодушно посмотрела на Джеки.

— Но ведь она твоя сестра, Донна. Она просто обязана быть с тобой. Тебе нельзя оставаться одной. В такое-то время.

— Спасибо, — мягко сказала Донна.

— Так ты хочешь рассказать мне обо всем.

Донна кивнула.

— Это была автомобильная авария. Случилась она, насколько я могла понять, в центре Лондона. Он работал там несколько дней, готовясь к своей новой книге. Проводил много времени в библиотеке Британского музея. Так он, по крайней мере, сказал. — И она рассказала о цепи событий, которые закончились опознанием тела мужа накануне вечером.

— Должно быть, это было ужасно. Я так тебе сочувствую, Донна.

— Джеки...

Я думаю, у него был роман.

Слова вертелись у нее на языке, но она не могла их произнести.

— Что ты хотела сказать? — допытывалась Джеки.

Донна покачала головой.

— Да ничего, — уклонилась она от прямого ответа. И, пытаясь переменить разговор, спросила: — Никто не звонил, пока я спала?

— Звонили несколько человек. Спрашивали Криса. Я отвечала, что его нет. — Джеки пожала плечами. — По-моему, я не должна была говорить им правду, не мое это дело. Ты ведь в здравом рассудке? Или, может быть, мне следовало сказать им правду? Это избавило бы тебя от неприятных разговоров.

— Ты была права, — сказала Донна. — Как всегда.

— Звонили также из полиции, — сказала Джеки, помолчав. Легкая улыбка сразу же сбежала с ее лица. — Они сказали, что ты можешь забрать вещи Криса. В любое время. Это был какой-то Маккензи. Он сказал, что хочет поговорить с тобой, когда ты немного оправишься от потрясения.

— Он был здесь вчера вечером, — сказала Донна. И вдруг нахмурилась. — Что ему от меня надо? Я опознала Криса. Кажется, это все, что от меня требуется.

Может, его интересуют какие-нибудь подробности о Сьюзан Риган?

Не могли бы вы мне сказать, миссис Уорд, давно ли начался этот роман?

Она смахнула с глаза слезинку, раздраженно хмыкнула и оттолкнула поднос.

— Я не могу больше есть, — произнесла она извиняющимся тоном.

— Я посмотрела, в холодильнике у тебя есть кое-какая еда. Кажется, котлеты. Я разогрею их попозже.

— Я же сказала тебе, Джеки, что не могу есть. Да ты и не можешь оставаться здесь целый день. Дейв, кажется, возвращается около шести?

— Дейв учится на каких-то курсах в Саутхемптоне. Мне незачем спешить домой.

Ты уверена, что он и в самом деле учится на курсах в Саутхемптоне? А может, он раскатывает на машине с какой-нибудь дамочкой? Завел очередной роман.

Опять это слово.

— Если хочешь, я останусь с тобой на ночь, — предложила Джеки.

— Спасибо тебе, но рано или поздно мне надо приучаться к своему новому положению.

— Пощади себя, Донна, прошел всего один день. Не переоценивай свои силы.

— Со мной будет все о'кей.

— Во всяком случае, я дождусь доктора.

Донна улыбнулась и кивнула. Джеки взяла поднос и направилась к двери. Услышав ее шаги на лестнице, Донна легла и плотно закрыла глаза.

Автомобильная авария в центре Лондона. Он там работал.

В самом ли деле? В самом ли деле он там работал?

Проводил время в библиотеке или со Сьюзан Риган?

Донна открыла глаза. Под веками была влага.

Так был у него роман или нет?

Так или иначе, она это выяснит.

Глава 10

Джеки ушла в половине восьмого. Она всячески пыталась уговорить Донну поесть, даже пускала в ход угрозы. В конце концов, сидя за кухонным столом, обе женщины улыбнулись друг другу. Но они знали, что эта улыбка не из тех, что приносят облегчение: страдания Донны продолжались с неослабевающей силой.

Доктор прописал минимальную дозу валиума, но Донна опасалась принимать это лекарство и сказала, что примет его только в случае крайней необходимости.

Оставшись одна, она сидела за кухонным столом в пижамных брюках и слишком большой тенниске и, запустив пальцы в волосы, укоризненно смотрела на пузырек. После ухода Джеки она отправилась в ванную и больше двадцати минут стояла под сильной душевой струей, словно надеялась, что непрерывно низвергающийся поток воды смоет хоть часть ее горя.

Она пробовала смотреть телевизор в гостиной, но не могла сосредоточиться ни на одном из мелькающих на экране образов. Некоторое время она крутила переключатель программ, затем выключила телевизор и включила стереосистему. Казалось, ей было все равно, что она делает, лишь бы кругом не царило безмолвие. Попробовала она слушать магнитофон и на кухне, но каждая кассета, которую она ставила, будила различные воспоминания. Если она слушала какую-нибудь любимую ленту Криса, то думала о нем. Если она слушала свою любимую ленту, то слова, которым она обычно весело подпевала, отдавались в ее душе дополнительной болью. Крис всегда подшучивал над ее музыкальными пристрастиями, говорил, что грустные любовные песни, которые она так любит, повергнут ее в тоску. Но этого никогда не случалось. До нынешнего дня.

Сидя в безмолвном одиночестве на кухне, она слегка постукивала по крышечке пузырька с валиумом, раздумывая, не принять ли ей все же одну таблетку.

Может, станет легче.

Она задумчиво покачала головой. Транквилизаторы, может быть, устраняют внешние признаки стрессового состояния и горя, но они не устраняют причину.

Она поднялась и босиком медленно потопала вверх по лестнице.

Телефон зазвонил вновь, но она не сняла трубку, зная, что автоответчик сам сделает свое дело. Зеленый огонек мерцал уже трижды, но Донна не испытывала ни малейшего желания знать, кто это звонит. Уже поднявшись на лестничную площадку, она услышала щелчок, означавший, что автоответчик записал все, что ему надиктовали, и выключился.

Она пошла по коридору, который вел от лестничной площадки к кабинету ее мужа.

Внутри кабинета было холодно, холоднее, чем в любой другой комнате, подумала она, но тут же осознала, что это только ее впечатление. Радиатор, во всяком случае, был совершенно горячий. Она включила лампу, стоявшую на письменном столе, уселась за машинку и пробежала пальцами по черным клавишам, как будто это был музыкальный инструмент.

Слева от стола, на стене, висел в рамке портрет ее мужа, увеличенный с моментального снимка, сделанного в Музее восковых фигур мадам Тюссо для его последней книги. Он стоял около гильотины, с улыбкой показывая на ее поднятое лезвие.

На глаза Донны навернулись слезы. Борясь с их наплывом, она стала осматривать все, что лежало на столе. Это был организованный хаос. Корзинки для папок были снабжены белыми наклейками со следующими надписями:

КОНТРАКТЫ

ПОДГОТОВИТЕЛЬНЫЕ ЗАПИСИ И ЗАМЕТКИ ПИСЬМА ЧИТАТЕЛЕЙ

Она взяла письмо из одной корзинки и пробежала его глазами. Это была обычная дребедень. «Мне очень нравятся Ваши книги. Я с нетерпением ожидаю появления следующей. Не могли бы Вы прислать мне фото с Вашим автографом?» и т. д. и т. п.

Уорд получал много писем и был за это благодарен своим читателям. Он часто говорил, что они оплачивают его счета.

И его любовницу они тоже оплачивали?

Донна заглянула в один из ящиков стола. Блокноты, конверты. Клеящая лента, скрепки.

Какое-то письмо.

Донна вытащила его и положила на стол, с трудом вчитываясь в слова.

«Дорогая Сьюзан...»

Донна вся напряглась, у нее перехватило дыхание.

Сьюзан.

Здравый рассудок подсказывал ей не читать этого письма, но она все же прочитала.

"Дорогая Сьюзан,

пишу тебе короткую записку, чтобы сообщить, что все в порядке. Надеюсь, у тебя все хорошо, увидимся в следующий четверг

С любовью

Крис".

С любовью.

Донна на мгновение закрыла глаза, все ее тело пронизывала мелкая дрожь. Затем она вновь посмотрела на письмо. Никакой даты на нем не было.

Увидимся в следующий четверг.

Она схватила письмо, скомкала его в неровный шарик и отшвырнула прочь, проворчав что-то нечленораздельное. Она смотрела на фотографию своего мужа на стене, и по ее щекам катились слезы.

А он улыбался ей.

— Проклятый мудак! — взорвалась она.

Она так и не знала, плачет от горя или гнева.

Да это и не имело никакого значения отныне.

Глава 11

Донна не ожидала, что пресса так широко откликнется на смерть ее мужа.

Она предполагала, что будут помещены некрологи в книготорговых журналах и, возможно, по одной-две строки в крупнейших газетах, но ее предположение оказалось ошибочным.

Три малоформатные газеты поместили по некрологу в два столбца (одна с фотографией) и даже «Таймс» упомянула о смерти ее мужа. В этом была некая ирония, ибо при его жизни эта газета в пух и прах разносила его книги. За публикациями в прессе последовало великое множество телефонных звонков. Донна в раздражении металась по дому, но трубки не снимала, предоставляя автоответчику разбираться со всей этой лавиной звонков. Иногда она останавливалась около какого-нибудь телефонного аппарата (в доме их было несколько), снимала трубку и прислушивалась, но днем она отсоединила все телефоны, кроме аппарата с автоответчиком, только бы прекратился этот трезвон.

Она плохо спала в предыдущую ночь. Дважды просыпалась от кошмаров, но не могла вспомнить, какое именно видение ее пробудило.

Может быть, ей снились автомобильные аварии?

Похороны?

Любовницы?

К кабинету мужа в этот день она уже не подходила: боялась наткнуться на какую-нибудь неприятную находку. Найденное письмо лишь укрепило ее в убеждении, что у ее мужа был роман со Сьюзан Риган. Донна с изумлением заметила, что после того, как нашла письмо, она почти не плакала. Все ее чувства теперь все сильней и сильней пронизывал гнев.

Около двух часов дня она выпила чашку бульона и съела немного хлеба и сидела, уставясь на пузырек с валиумом. Она вновь подумала, не принять ли ей таблетку, но все-таки решила не принимать.

Телефон молчал. Положив пустую чашку в мойку, Донна решила послушать, что записано на автоответчике, прежде чем лавина звонков возобновится.

Пройдя через холл, она нажала на клавишу с надписью: «Входящие сообщения». Сначала она услышала пронзительный свист, какофонию нечленораздельного шума, затем последовал перечень сделанных записей.

Звонил репортер из местной газеты.

Дайана Уэллсби, издательница Уорда, выражала свое соболезнование.

Ник Кросби, директор-распорядитель его издателей, также выражал свое сочувствие.

Некто не пожелал ничего сказать.

Бухгалтер, который вел дела Криса, спрашивал, не может ли он ему позвонить (очевидно, далеко не все читают газеты, подумала Донна).

Ее мать сказала, что не будет говорить с автоответчиком, а позвонит еще раз.

Услышав голос матери, Донна слегка улыбнулась.

Джеки просила позвонить ей, сообщить, как дела.

«Миссис Уорд, говорит констебль Маккензи из сыскной полиции. Был бы вам признателен, если бы вы позвонили мне как можно скорее. Спасибо».

Донна задумчиво пожевывала нижнюю губу. Этот полицейский звонил и вчера тоже. Какое у него может быть важное дело? Она взяла блокнот и ручку, перемотала ленту назад и записала сообщенный им номер.

«Донна, говорит Мартин Коннелли, — зазвучал следующий голос. Он был исполнен такой теплоты, что Донна невольно улыбнулась. Это был литературный агент Криса. — Я хорошо понимаю, что вы сейчас чувствуете, примите мое глубокое соболезнование. Позвоню позднее. Берегите себя, о блистательная!»

Еще один звонок, но никто не произнес ни слова. Может, ошиблись номером?

Но она отчетливо слышала чье-то дыхание, медленное ритмичное дыхание. И никакого фона. Только дыхание.

Затем последовал щелчок: трубку положили.

Донна смахнула с лица прядь волос и хотела уже отойти, когда телефон зазвонил снова.

Ее рука протянулась к трубке. Она уже хотела было снять ее, но в последний миг передумала: пусть автоответчик сделает свое дело.

Включив запись, она услышала дыхание.

То же самое, что и в прошлый раз.

Сними трубку.

Донна уставилась на телефон, слушая все то же дыхание. Наконец она услышала одно-единственное слово: «Сука!» На другом конце провода раздался громкий щелчок. Впечатление было такое, будто трубку не положили, а бросили со всего размаха.

Донна попятилась от аппарата, как от ядовитой змеи. По всей вероятности, звонил какой-то псих, выбравший для этого самое неудачное время, пытавшийся как-то разрядиться от своего внутреннего напряжения. Она вдруг почувствовала себя очень одинокой и ранимой.

В этот момент и зазвонил дверной звонок.

Глава 12

Несколько минут она колебалась, неподвижно стоя в холле.

И вдруг заметила, что цепочка снята с крючка.

Опять зазвонил двухтональный звонок. Донна подошла к двери. Она осторожно закрепила цепочку и, выглянув в «глазок», увидела свою младшую сестру.

Донна распахнула входную дверь и раскрыла руки. Джули Крэг тут же кинулась ей в объятия. Долгое время они крепко сжимали друг друга, не в силах разомкнуть руки. Наконец, со слезами на глазах, Донна отодвинулась.

— Спасибо, что приехала, — шепнула она.

— Я просто не могла не приехать, — ответила Джули. Они вновь обнялись. — Донна, я так тебе сочувствую.

Теперь обе они плакали, склонившись друг другу на плечо. Наконец Донна ввела сестру в дом и хотела было закрыть переднюю дверь.

— Погоди, я принесу свои вещи из машины, — сказала Джули, вытирая слезу. Она потрепала сестру по щеке и грустно покачала головой. — У тебя такой усталый вид, просто ужас.

— Я не слишком-то хорошо спала, — невесело улыбнулась Донна. — Сама знаешь почему. — Она вытерла глаза. — Я так рада, что ты приехала, Джули.

* * *

Закончив свой рассказ, Донна даже не подняла головы. Она лишь слегка подвинулась на диване и провела кончиком указательного пальца по краю своей чашки.

Джули — она сидела на другом конце дивана, поджав под себя ноги, — пристально за ней наблюдала. Она крепко сжала руку сестры.

— Почему ты меня не позвала, как только все это случилось? — спросила она.

— Для чего? К тому же я была в таком состоянии, что не помнила своего имени, — объяснила Донна, приглаживая свои светлые волосы. Она поглядела на Джули и улыбнулась. — На этот раз маленькая сестра помогает большой.

— Ты мне помогала много раз, — сказала Джули.

Между женщинами было всего лишь два года разницы. Двадцатишестилетняя Джули была чуточку повыше, волосы у нее были потемнее — каштанового цвета, тогда как у сестры — более светлого, золотистого. И одеты они были похоже — в черные лосины, только Джули была в белых носках, а Донна — босиком. Они всегда одевались похоже. И у них были сходные взгляды на жизнь, мужчин и вообще на весь мир. И неразлучные подруги и сестры, они испытывали такое чувство близости, какое у других близких родственниц возникает лишь с возрастом. В детстве между ними не было никакого соперничества, только взаимная любовь, все усиливавшаяся и усиливавшаяся с годами. Особенно эта любовь окрепла после того, как Джули покинула родительский дом, поступив в школу фотографов, а Донна устроилась на работу в компанию по производству граммофонных пластинок и переехала в свою собственную квартиру. То, что женщины стали встречаться реже, только углубило их взаимную привязанность.

Джули вышла замуж в двадцать два года. Это был заранее обреченный брак с человеком на десять лет старше, который любовь к ней разделял с любовью к виски. Исполненные горечи, они разошлись меньше чем через год, после того как в присутствии священника поклялись любить друг друга, «пока нас не разлучит смерть». Оказалось, что спиртное разрушает браки с таким же успехом, как и смерть.

На полученные по брачному договору деньги Джули открыла свою фотомастерскую, на равных паях с компаньоном, и эта мастерская, где теперь работали трое фотографов, процветала.

Донна вышла замуж два года назад. Обе они познали любовь, обе познали горе. В их отношениях с мужчинами последнее явно преобладало.

— Как обстоит дело с приготовлениями к похоронам? — спросила Джули. — Связалась ли ты уже с гробовщиком?

— Я даже не привезла вещи Криса из больницы, — виновато призналась Донна.

Она взглянула на сестру, открыла было рот, собираясь что-то сказать, но заговорила не сразу, а после долгого молчания.

— Джули, — сказала она. — Кажется, у моего мужа была любовница.

Джули метнула на нее встревоженный взгляд.

— Почему ты так думаешь?

— Вместе с ним в автомобиле была женщина, которая тоже разбилась, — начала Донна и затем рассказала обо всем, что выплыло на свет божий.

— Может, это была просто подруга? — предположила Джули.

Донна насмешливо вздернула бровь.

— Подруга? Можно, конечно, назвать это и так. — Она покачала головой.

— Я не утверждаю, что ты ошибаешься. Только говорю, что тебе сейчас надо подумать о более важных вещах.

— О более важных вещах? — вскинулась Донна. — У моего мужа был роман, Джули. Он погиб вместе с женщиной, которую трахал за моей спиной. По-моему, это очень важно.

— Но ведь ты же его любила?

— Конечно любила. И очень сильно. Даже не представляла себе, что можно так сильно любить. И это только усугубляет мою боль. — В ее глазах появились слезы. — Я очень горюю по нему, но я никогда не узнаю правды. — Слезы прорвались бурным потоком. — А я должна знать. — Джули обняла ее и стала гладить ее волосы. — Непременно должна.

Глава 13

Донна была в холле, когда услышала шум подъезжающей машины.

Хлопнула дверца, послышались шаги. Она подошла к передней двери, заглянула в «глазок». Увидев, кто приехал, она улыбнулась и открыла дверь, прежде чем посетитель успел позвонить.

Мартин Коннелли удивленно уставился в ее лицо.

— Я услышала, как подъехала твоя машина, — объяснила она и жестом пригласила его войти.

Коннелли прошел мимо нее, повернулся и крепко ее обнял.

— Так и не дождавшись твоего звонка, я решил приехать без приглашения. Надеюсь, ты не возражаешь? — спросил он.

— Ты поступил очень хорошо, — ответила она, проводя его в гостиную.

Когда Коннелли вошел, Джули просматривала какой-то журнал. Подняв глаза, она увидела его, строго улыбнулась и кивнула в знак приветствия.

— Мартин, это моя сестра Джули, — объявила Донна. — А это Мартин Коннелли, литературный агент Криса.

Они чопорно пожали друг другу руки, и Коннелли посмотрел на Донну.

— Извини меня, может, мне не следовало приезжать, — сказал Коннелли. — Я только хотел знать, все ли с тобой в порядке. Я не задержусь надолго. — Он вновь улыбнулся Джули.

— Садись и выпей чего-нибудь.

— В таком случае я предпочел бы кофе. Ведь я за рулем, — объяснил Коннелли.

— Сейчас сварю, — вмешалась Джули. — А вы пока поговорите. — И она вышла, плотно закрыв за собой дверь.

Коннелли подошел к камину и посмотрел на окантованные, под стеклом, обложки, которые там висели. Донна внимательно наблюдала за ним.

Ему было что-то около тридцати пяти — тридцати шести лет, он был безукоризненно одет (она вспомнила, что он всегда одевался безукоризненно), а его светло-коричневые волосы имели тщательно ухоженный вид. Он был литературным агентом ее мужа последние пять лет. Но их отношения никогда не были чисто деловыми, к ним примешивалась глубокая взаимная симпатия. Хотя эта симпатия и не перешла в настоящую дружбу, они высоко ценили друг друга, оба были люди очень способные и в необходимых случаях умели быть жестокими. Это было ужасающее сочетание.

— У тебя есть деньги? — спросил у нее Коннелли.

— С голода не умру, Мартин.

— Я всегда следил за страховым полисом Криса и тому подобными вещами. — Он повернулся и посмотрел на нее. — Но если тебе что-нибудь потребуется, хоть самая малая малость, сейчас же позвони мне. Идет?

Она улыбнулась.

— Без шуток, Донна, — настаивал он. — Обещай мне, что позвонишь.

— Обещаю.

Он достал пачку сигарет, серебряную зажигалку и закурил. Сквозь облачко голубоватого дыма он бесстрастно разглядывал Донну. Хотя под глазами у нее были темные круги, а волосы растрепаны, она все равно выглядела чрезвычайно привлекательно. Прежде он всегда видел ее изысканно одетой, с безупречным макияжем. Иногда она казалась ему просто ошеломительно красивой. Он был немного смущен, когда она вдруг подняла глаза и перехватила его оценивающий взгляд.

— Долго ли пробудет здесь твоя сестра? — спросил он, чтобы нарушить неловкое молчание.

— Сколько пожелает. Во всяком случае, пока не закончатся похороны.

— А ты знаешь, когда они состоятся?

Она покачала головой.

— Все это должно определиться завтра, — сказала Донна.

— Тебе понадобится какая-нибудь помощь?

— Думаю, нет. Но все равно спасибо. Дел будет много, но, возможно, это и к лучшему, не будет времени обдумывать все случившееся.

— Понимаю тебя. Подобные размышления не ведут ни к чему хорошему. — Он почувствовал, что неудачно выразился, и извинился.

— Ничего, Мартин. Говори, что думаешь. Нельзя же пережевывать одно и то же всю свою жизнь. Крис мертв, и тут уж ничего не поделаешь. Закрывать на это глаза отнюдь не значит облегчить свое существование.

— Ты знаешь, что во все свои контракты он неизменно вписывал условие, что в случае его смерти ты наследуешь все его гонорары? — уточнил Коннелли.

Она кивнула.

— Мы познакомились с Крисом еще до того, как он стал прилично зарабатывать. Кое-какие люди говорили мне тогда, что я просто сумасшедший, что его поддерживаю, он никогда не будет преуспевать. Но когда он все же стал хорошо зарабатывать, те же люди начали утверждать, что именно поэтому я его и поддерживаю.

Она покачала головой.

— Обычная людская зависть. Жен преуспевающих людей упрекают, что их удерживают лишь деньги. Бывает и наоборот. Каждую преуспевающую женщину непременно норовит обобрать какой-нибудь живоглот, каждого преуспевающего мужчину преследует какой-нибудь вымогатель. — Он улыбнулся и сделал затяжку. — Такова жизнь.

Теперь улыбнулась Донна. Атмосфера в комнате немного разрядилась.

Коннелли отошел от камина и сел напротив нее. Когда она провела рукой по лицу, он вновь метнул на нее быстрый взгляд.

— Многое ли ты знаешь о Крисе? — спросила она.

Коннелли нахмурился.

— Что ты хочешь сказать? — произнес он с чуть заметным замешательством.

— Что ты знаешь о его работе, о его характере? Чем он занимался в свободное время? Знаешь ли ты, о чем он думал?

Коннелли был явно озадачен.

— Можешь ли ты утверждать, что знал его, Мартин? Знал как человека, а не просто клиента?

— Странный вопрос, Донна. Я не понимаю, к чему ты клонишь?

Их разговор был прерван появлением Джули, которая принесла поднос с кофе, молоком и сахаром. Она поставила поднос на столик, налила по чашке кофе для Донны и Коннелли и сказала, что ей надо распаковать кое-какие вещи.

— А вы пока поговорите. — Она улыбнулась Коннелли — Приятно было познакомиться. — Она снова исчезла, и Донна услышала ее шаги на лестнице.

Коннелли положил в чашку несколько кубиков сахара и не спеша помешал кофе ложечкой.

— Почему ты спрашиваешь, знал ли я Криса?

— Ведь вы были довольно близки. Он наверняка что-нибудь рассказывал. О себе, о его работе, обо мне.

— Донна, я был его литературным агентом, а не исповедником. Если мои клиенты хотят поделиться со мной своими проблемами, это их дело. Я их ценю и только рад, что они не довольствуются чисто профессиональным общением.

— Крис рассказывал тебе о своих проблемах?

— О каких проблемах? — Коннелли был застигнут врасплох ее неожиданным натиском. — Почему ты думаешь, что у него были какие-то проблемы? А если и были, ты должна знать о них лучше, чем я. Ведь это ты была его женой.

— Я еще не забыла этого, Мартин, — язвительно сказала она. — Но может быть, он говорил тебе то, чего не мог сказать мне?

Коннелли покачал головой.

— Не говорил ли он тебе, что у него роман?

Коннелли спокойно посмотрел на нее.

— Почему ты так думаешь? — спросил он. — И даже если у него был роман, в чем я сомневаюсь, почему ты уверена, что он рассказывал мне об этом?

— Ты же был в близких отношениях со своими клиентами. Вот он и мог рассказать тебе об этом.

— Что могло внушить тебе мысль, что у него был роман? Ведь он любил тебя. Зачем бы ему путаться с другими женщинами?

— Даже теперь, когда он мертв, ты защищаешь его. Это что, профессиональная этика, Мартин?

— Я знаю, как ты страдаешь, Донна. Но то, что ты говоришь, чушь. — В голосе Коннелли прорезались нотки гнева. — Был ли у Криса роман, или нет, он мне ничего об этом не рассказывал. Ты имеешь в виду это сообщение в газетах, будто его нашли в машине с женщиной. Но это же обычная утка.

— Это чистая правда. Его в самом деле нашли с женщиной.

— Но это не означает, что она была его любовницей. Господи Иисусе, Донна. Попробуй размышлять логически.

— Я уже не знаю, что мне думать, Мартин, — прошипела она. — Скажу одно. Если ты не хочешь ранить мои чувства, лучше уж не скрывай правду. Я уже не могу страдать сильнее, чем страдаю.

— Подумай, что ты говоришь, Донна, — сказал Коннелли, пытаясь не поддаваться чувствам. — Твой муж мертв, а у тебя на уме только одно: изменял он тебе или нет?

Последовало неловкое молчание.

Донна подперла подбородок рукой, отвернулась. Коннелли не отводил от нее глаз. Когда он отхлебнул кофе, оказалось, что он уже остыл. Он поставил чашку обратно на поднос, встал и сделал шаг по направлению к ней.

— Донна, поверь, он никогда не говорил мне об этом. Я знаю столько же, сколько и ты. — Ему очень хотелось притронуться к ее плечу, но он подавил это искушение. — Если бы я знал что-нибудь, я бы не стал скрывать.

— Честное слово, Мартин? — спросила она, глядя на него с вызовом.

— Лучше я пойду, — спокойно произнес он. — Тебе надо разобраться в себе.

Она тоже встала и проводила его к парадной двери; стоя на крыльце, она коснулась губами его щеки.

— Не забудь, — сказал он. — Если тебе что-нибудь понадобится, только позвони.

Она кивнула. Она провожала его взглядом, пока он не подошел к своему «порше» и не сел за руль. Затем повернулась и вошла в дом. Коннелли посмотрел ей вслед и отъехал от дома.

С лестничной площадки, прячась за шторами, Джули тоже наблюдала за отъездом литературного агента.

Глава 14

В этот день они полностью выложились. Встали рано утром и принялись за все, что требовало их внимания. Теперь, когда уже смеркалось, они ужинали в столовой, то и дело поглядывая друг на дружку и улыбаясь.

Впервые за два дня Донна сделала макияж и, хотя выглядела бледной и утомленной, все же чувствовала себя получше.

В этот день, когда они заезжали в больницу за вещами Криса, Донна плакала, но Джули втайнеэтого ожидала.

Его окровавленная одежда лежала сейчас наверху, в одной из пустующих спален, разложенная на кровати перед ожидающей ее стиркой. Она с неудержимой силой притягивала к себе Донну, несмотря на мольбы Джули, она то и дело поднималась в эту комнату и подолгу смотрела на рваную одежду.

Рядом с одеждой лежали его бумажник и чековая книжка, также забрызганные кровью.

Из больницы они заехали в похоронное бюро. Его опытный владелец, одутловатый пожилой человек с такими всклокоченными волосами, точно его скинули головой вниз с какой-то высокой стены, был полон внимания и сочувствия. Он задавал самые краткие вопросы, все по делу.

— Гроб и крышка отдельно?

— Кремация или похороны?

— На какую сумму?

Его вопросы как-то странно смешивались в голове Донны, у нее было такое чувство, что отныне все происходит помимо ее воли. Владелец похоронного бюро заверил ее, что сделает все необходимое. Ей совершенно не о чем беспокоиться. Когда они с Джули выходили, прибыла новая группа людей, которым предстояло отвечать на те же самые вопросы. Конвейер смерти работал, ни на миг не останавливаясь.

Из похоронного бюро они поехали в цветочный магазин и заказали цветы. Им показали каталоги всевозможных венков. Венки на все случаи жизни. Донна язвительно отметила про себя, что одна страница была озаглавлена «Для похорон ребенка». Какое ужасное испытание для родителей, подумала она, — смотреть на такое.

Все приготовления были уже закончены, впереди были похороны. Их-то Донна боялась больше всего. Ужасная черта, подводящая окончательный итог. Пока же тело ее мужа покоилось в часовне. Но после того как будет предано земле, оно перестанет жить в сознании — так, по крайней мере, казалось Донне. Останутся лишь воспоминания.

Воспоминания и боль.

И гнев.

Донна резко отодвинула тарелку и, шумно выдохнув воздух, откинулась на спинку стула.

— С тобой все в порядке? — спросила Джули.

— Я чувствую страшную усталость, — ответила Донна, с трудом улыбнувшись сестре. — Извини, Джули.

— Поди подремли. Я позабочусь обо всем этом. — Она показала на грязные тарелки и чашки. — Иди. Немного погодя я принесу тебе чаю.

Донна поблагодарила ее и, потрепав по плечу, отправилась к себе в спальню.

Слыша шаги сестры на лестнице, Джули улыбалась. Деревянные ступени, казалось, протестующе скрипели. Посмотрев сперва на часы, потом на тарелку, Джули продолжала есть. Наконец и она тоже оттолкнула тарелку, встала и принялась собирать посуду, чтобы отнести ее на кухню.

Подойдя к двери столовой, она обернулась и посмотрела на буфет темного дерева. На нем было много фотографий: все в серебряных рамках.

Донна и Уорд.

Джули долго глядела на эти фотографии. Затем протянула тонкий пальчик и с легкой улыбкой обвела лицо Уорда на одной из фотографий.

Затем обвела лицо Донны.

Но к этому времени улыбка на ее лице погасла.

Глава 15

Уорд называл свой кабинет камерой.

Здесь он заточал себя на шесть часов в день пять дней в неделю. Здесь Кристофер Уорд, наедине со своими мыслями, стучал на машинке, пока не завершал очередную книгу.

Тишина в этой комнате всегда угнетающе действовала на Донну. Эту тишину нарушало только легкое бульканье воды в радиаторах. Однажды она, подшучивая, сказала мужу: «Какая у тебя легкая работа — сиди за столом и пиши». Он посадил Донну за стол, вышел и запер дверь. Через десять минут она взмолилась, чтобы он ее выпустил. Он согласился со смехом.

Донна уже почти забыла, что такое смех. Иногда она даже сомневалась, что когда-нибудь услышит его снова. Особенно сейчас, когда она сидела в «камере», глядя на лежащие на столе разрозненные записи, книги и папки.

Он никогда не любил распространяться о своей работе. Однажды он ей даже сказал: «То, что происходит в моей голове, — мое личное дело». И то, что происходило в его кабинете тоже было его личным делом. Он исключал ее из своей творческой жизни не в силу какой-то враждебности: он предпочитал строго разграничивать свою творческую жизнь и семейную. Иногда она спрашивала его о методах его работы, о том, как продвигается та или иная книга, случалось, он даже позволял ей читать отдельные отрывки еще до публикации. Но, как правило, Уорд не любил говорить о своей работе. Сведения о ней Донна черпала из газетных интервью, выступлений по радио и телевидению.

И вот теперь, сидя среди разрозненных заготовок для будущих книг, Донна горько пожалела, что муж исключал ее из своей творческой жизни. Она уже никогда не узнает, каковы последовательные этапы превращения идеи в законченную книгу. Слишком поздно.

Она принялась рыться в атташе-кейсе, ища кое-какие документы. Например, страховые полисы.

Странно, что она чувствует себя совершенно чужой в этой маленькой комнате. Впечатление такое, будто у нее нет права здесь находиться. Между тем ночь начинала сжимать дом своей огромной черной перчаткой. Тусклое мерцание настольной лампы почти не рассеивало темноты.

Ее тело снова пронизывал — так хорошо знакомый ей теперь — холод.

Наконец она нашла и вынула из кейса то, что искала.

Вместе с документами случайно выпали и фотографии. Они разлетелись по воздуху. Их было около полудюжины.

Донна подобрала их с пола.

Рекламный снимок. Крис смотрит серьезно, без тени улыбки. «У меня тут зловещая физиономия», — как-то сказал он об этом фото. Она слегка улыбнулась, беря другой снимок.

Снова Крис.

Но не один, с какими-то незнакомыми людьми. Они сидели за большим столом: двое помоложе, не старше Криса, ее муж и еще один совсем старый человек, чьи черты лица Донна никак не могла разглядеть. Они были смазаны, словно оказались не в фокусе.

Рядом сидел такой же старик, и тоже со смазанными чертами лица.

Зато особенно отчетливо выглядел последний из этой группы: молодой человек тридцати с небольшим лет, красивый, но с жестокими глазами и коротко стриженными темными волосами. Его глаза так и буравили Донну, когда она рассматривала это фото.

Та же компания была и на другой фотографии, только на этот раз Крис был в самом центре.

И здесь тоже были сняты два старика со смазанными чертами лица. Присмотревшись, Донна поняла, что смазаны только лица, все остальное было запечатлено с поразительной четкостью.

Никто из всех этих людей не улыбался. Крис и пятеро других бесстрастно глядели в объектив. Можно было предположить, что и двое стариков делают то же самое. То, что они глубокие старики, подтверждалось морщинами на их руках: вокруг суставов и у основания большого пальца кожа висела большими складками. Старой, почти древней выглядела и их одежда.

У обоих на указательных пальцах левой руки были четко видны тяжелые золотые печатки.

Но сколько Донна ни вглядывалась, она никак не могла рассмотреть какой-то символ, изображенный в самом их центре.

Тяжело дыша, Донна откинулась назад.

Затем она взяла мужнин дневник и стала его перелистывать.

"11 января. Позвонить Мартину.

15 января. Подтвердить интервью на следующей неделе.

17 января. Тренировка в тире".

Записи были по большей части самые прозаические, некоторые сделаны карандашом, остальные пером.

"5 февраля. Посмотреть расписание поездов.

9 февраля. Позвонить С".

Стиснув зубы, Донна стала быстро перелистывать дневник. Там было множество аналогичных записей. Иногда просто инициал "С". А иногда «Д.».

Это «Д.» относилось конечно же не к ней, Донне.

Еще одна любовница?

Донна заглянула в самый конец дневника, где были записаны адреса, и стала водить по их списку указательным пальцем. Адреса гостиниц и ресторанов, служебные и домашние адреса.

СЬЮЗАН РИГАН.

Донна прочитала адрес, взяла ручку и записала его на клочке бумаги.

СЬЮЗАН РИГАН,

23, ЛОКВУД-ДРАЙВ,

НОТТИНГ-ХИЛЛ-ГЕЙТ,

ЛОНДОН, У-2.

Сжав клочок бумаги в кулаке, она встала и вышла.

Глава 16

— Куда ты наладилась?

Джули удивленно уставилась на сестру, которая вошла в гостиную, одетая в длинное кожаное пальто.

— На улицу, — резко ответила Донна, размахивая клочком бумаги.

Джули поднялась. Она заметила также, что ее сестра в джинсах, заправленных в замшевые сапоги.

— Ты жаловалась на усталость, хотела вздремнуть, Донна... Скажи, что случилось? — спросила Джули, замечая следы слез на лице старшей сестры.

— Я знаю, где она живет, — с вызовом сказала Донна. — Я нашла ее адрес в его дневнике. Я знаю, где она живет.

— Жила, — поправила Джули. — Ну и что из того, что ты знаешь?

— Я хочу посмотреть, где она жила.

— Это безумие, Донна. Она мертва. Все кончено. Она мертва. И Крис мертв. Ничего уже не изменить. Перестань же сходить с ума. Нельзя на этом зацикливаться — это может плохо кончиться.

— А как бы вела себя ты на моем месте? — пробурчала Донна. — Тебе наплевать, что ты потеряла мужа из-за его любви к бутылке. А мне не наплевать.

Джули, побледнев, отступила назад.

— Не стану с тобой спорить, — сдержанно сказала она. — Да, я потеряла мужа из-за его любви к бутылке, но не к другой женщине. Но между нами есть одна разница. Я не считаю себя виноватой в том, что он спился. Но ты как будто обвиняешь себя в том, что делал Крис при жизни. Тут нет твоей вины, Донна.

— Почему же тогда он завел себе любовницу? Что особенного он нашел в этой чертовой Сьюзан Риган? Я хочу знать, чем она превосходила меня. Хочу знать, как она одевалась, какие духи употребляла. Хочу знать, какую музыку любила. Хочу даже знать, что эта тварь жрала. — Джули никогда не слышала, чтобы ее сестра говорила с такой горячностью; ненависть, точно кипяток, бурлила в ее словах, языками огня плясала в ее глазах.

— Ты становишься просто одержимой, — сказала Джули. — Я даже не знаю, что тебе причиняет большее горе — смерть Криса или его измена?

— Похоже, что я и сама этого не знаю, — ответила Донна. — Его нет, и я уже не могу спросить у него, что он в ней нашел.

Придется выяснить самой. Может, именно это и поможет мне сохранить рассудок.

— Зачем тебе это нужно? — умоляюще спросила Джули. — Зачем ты себя мучаешь?

— Я же сказала тебе, я хочу знать, чем она меня превосходила. — В ее глазах поблескивали слезы. — Случилось самое худшее, что я могла себе представить: я потеряла мужа. Я не хочу потерять заодно и самоуважение.

Несколько долгих секунд обе женщины молча взирали друг на друга. Затем Джули шагнула вперед.

— Что ты собираешься делать? — спросила она.

— Поехать к ней домой.

— Для чего?

— Чтобы посмотреть, не найду ли я там чего-нибудь.

— Ты собираешься проникнуть к ней в дом? Как взломщик?

— Я еще не знаю, что я сделаю. Я только знаю, что хочу видеть, где она жила. — Она вручила Джули клочок бумаги с адресом. — Ты моя сестра, и я люблю тебя. Если и ты любишь меня, помоги, пожалуйста.

— Каким образом? Совершить безумный поступок, какой ты замышляешь? Подумай хорошенько, Донна. Подумай, что ты с собой делаешь. Неужели с тебя недостаточно смерти Криса?

Донна смотрела на нее немигающим взглядом.

— Поможешь ты мне или нет? — спросила она, протягивая руку за клочком бумаги.

Джули устало перевела дух.

— Да, я помогу тебе, — наконец обещала она.

— Я хочу поехать туда сейчас.

Джули понимала, что спорить бесполезно. И только кивнула.

— Сейчас накину пальто, — сказала она. — Машину поведу я.

Глава 17

Дом номер двадцать три по Локвуд-Драйв находился недалеко от Московской улицы, среди лабиринта Ноттинг-Хилл.

Некогда этот кирпичный дом был, видимо, белого цвета. Но теперь штукатурка, впитавшая в себя многолетнюю грязь, стала совсем серой. Даже цветы на подоконнике первого этажа выглядели так, точно были облеплены пылью. Трудно было сказать, живые они или нет. Фасад дома защищала ржавая металлическая ограда; от висевшей на одной петле калитки короткая дорожка вела прямо к парадной двери. В подобном же состоянии были и соседние дома, на многих из них висели таблички с надписью: «Продается».

В окнах горел свет, за занавесками двигались какие-то тени Народу на улице было совсем немного, и почти никто не обращал внимания на двух женщин, сидящих в «фиесте» напротив двадцать третьего номера.

Донна Уорд внимательно изучала дом, вбирая в себя все подробности, вплоть до цвета парадной двери и оконных занавесок. Заметив темное пятно на фасаде, под самой крышей, она подумала, что в сливном желобе, вероятно, есть дыра. Где-то поблизости залаяла собака.

Уличные фонари горели тусклым желтым светом, отбрасывая глубокие тени. В машине царила полная тишина.

Поездка в самое сердце Лондона заняла менее получаса. Машин на улицах было совсем мало, и Джули спокойно добралась до места назначения. Сидя на водительском сиденье, прижав одну руку ко лбу, она проявляла растущее нетерпение.

— И долго мы еще будем здесь торчать? — спросила она. Донна проигнорировала ее вопрос; она продолжала смотреть

на грязный белый дом с другой стороны улицы.

— Жилье здесь обходится недешево, — сказала она. — Не по секретарскому жалованью. Вероятно, он оплачивал и квартиру.

— Поехали. Ты ведь хотела видеть этот дом, ты его увидела. Донна взялась за ручку двери и открыла ее.

— Что ты делаешь? — ошеломленно спросила Джули.

— Подожди меня, — сказала Донна, выходя из машины. Она быстро пересекла улицу, открыла калитку и прошла к невысокому, в четыре ступени крыльцу.

Следившая за ней Джули покачала головой.

Около парадной двери висело табло с кнопками для включения переговорных устройств. Донна провела указательным пальцем по списку.

Уэстон.

Лоренс.

Риган.

Увидев эту фамилию, она заскрипела зубами, затем нажала входной звонок.

За дверью послышались чьи-то шаги. Через мгновение она оказалась перед человеком лет шестидесяти с лишком, приземистым, лысоватым, с седыми волосами, торчащими из обеих ноздрей. Впечатление было такое, будто из его носа выползают две белоснежные гусеницы. Одет он был в безупречно отглаженные брюки, свежую голубую рубашку и пятнистый галстук На ногах у него были теплые домашние туфли.

Донну он встретил приветливой улыбкой.

— Чем могу помочь? — спросил он.

— Дело касается моей сестры, — солгала она мрачным тоном. — Сьюзан Риган.

Пожилой человек кивнул, улыбка тут же сошла с его лица

— Я был очень огорчен, когда услышал эту ужасную новость. Она была милая, красивая девушка, — сказал он. — Вы с ней очень похожи.

Донна с трудом сохраняла самообладание.

— Мой брат обещал заехать за ее вещами, — сказала она с подчеркнутой убедительностью. — Я хотела бы проверить, сделал ли он это..

— Никто не заезжал, мисс Риган, — сказал он, опуская глаза на ее левую руку с обручальным кольцом. — Или мне следовало бы употребить слово «миссис»? — И он снова улыбнулся.

Она покачала головой.

— Меня зовут... (Только бы не ляпнуть какую-нибудь глупость. ) Блейк. Кэтрин Блейк.

— Меркуриадис, — представился он, протягивая руку. Она слегка пожала ее: рука была мягкая и теплая. — Я знаю, что фамилия у меня трудная. Не хотите ли зайти?

На ловца и зверь бежит.

Донна вошла и, закрыв за собой дверь, быстро осмотрела холл. Небольшой, весь исцарапанный старый сундучок слева, на нем ваза с цветами. На стене телефон-автомат. Справа полуоткрытая дверь, ведущая, по всей вероятности, в апартаменты хозяина. Во всяком случае, она приняла его за домовладельца. Перед ней был лестничный пролет.

— Если можно, я хотела бы посмотреть квартиру сестры, все ли там в порядке, — сказала Донна, стойко выдерживая взгляд Меркуриадиса.

— Сейчас принесу ключ, — сказал он и исчез в комнате направо. Слышно было, как внутри работает телевизор.

Боже, как легко все это получилось, даже слишком легко.

Оказывается, так легко лгать.

Через минуту он вернулся с ключом в руке и повел ее к лестнице.

Он шел, тяжело отдуваясь, останавливаясь через каждые несколько ступеней.

— Вы часто виделись с моей сестрой? — спросила она.

— Нет, она почти не выходила из своей квартиры. Очень спокойная была девушка: И красивая.

— Кто-нибудь посещал ее? Я часто над ней подшучивала, пора, мол, завести тебе дружка. — Донна постаралась изобразить самую искреннюю улыбку.

— Раза два-три к ней приходил один молодой человек. — Он понизил голос до заговорщицкого шепота. — По-моему, он оставался на ночь. — Он улыбнулся.

На этот раз вместо улыбки у Донны получилась гримаса.

— Как он выглядел? — спросила она.

— Не помню. Старость играет злые шутки с памятью. Так говаривала моя женушка, Господь упокой ее душу!

Бывал ли здесь Крис? Спал ли он с ней?

Когда они достигли первой площадки, Донна заколебалась.

— Еще один пролет, — сказал он. — Хорошо, что мои жильцы моложе меня. В прежние годы я без всякого усилия взбегал по этой лестнице. Мы с женой купили этот дом сорок лет назад. После ее смерти я стал сдавать квартиры. Мне было не по себе одному в таком большом доме. Но сейчас у меня не так много жильцов. Я повысил квартирную плату, и некоторые выехали. Я расторг с ними договора. — Как бы в подтверждение своих слов он кивнул.

— Послушайте, я могу сама посмотреть квартиру, — предложила Донна. — Вам нет никакой необходимости карабкаться по лестнице. А когда буду возвращаться, я занесу вам ключ.

— Хорошо. Это очень предупредительно с вашей стороны, — сказал он, глядя на нее.

В самом ли деле в его глазах мелькнуло подозрение, или это ей только почудилось?

Держи себя в руках, не распускайся.

— Странно, что я вас не помню, — заметил он, продолжая держать ключ. — Обычно я не забываю красивых лиц.

Донна улыбнулась с подкупающей искренностью.

— Спасибо за комплимент. Но я живу на южном побережье. Поэтому мы со Сьюзан виделись не так часто, как хотелось бы.

Лгать, оказывается, куда легче, чем она думала.

Он снова кивнул и вручил ей ключ.

— Тогда я не буду досаждать вам своим присутствием. Еще раз примите мои соболезнования. Я знаю, что вы сейчас переживаете.

Знаешь? В самом деле знаешь?

С легкой улыбкой она взяла у него ключ и поднялась на следующую лестничную площадку. Оттуда она посмотрела вниз, чтобы убедиться, что Меркуриадис уже спускается. Она дождалась, пока он закроет за собой дверь, и только тогда осмотрелась.

На этом этаже были четыре закрытые двери, и она не имела понятия, за какой из них жила Сьюзан Риган.

Глава 18

Донна была в растерянности.

Она поглядела на ключ, затем на все двери поочередно. Все они выглядели совершенно одинаково.

Оставалось применить один-единственный метод — метод проб и ошибок.

Она подошла к первой двери и вставила ключ в скважину, прислушиваясь, не слышно ли чего-нибудь изнутри. У нее не было ни малейшего желания объясняться с разгневанным жильцом и мистером Меркуриадисом. Она протолкнула ключ поглубже и попробовала его повернуть.

Он не поворачивался.

Она осторожно вытянула ключ и оглянулась, не появился ли кто-нибудь из жильцов, который мог бы застать ее на месте преступления.

Она подошла к следующей двери и тесно прижала ухо к скважине.

Изнутри слышались звуки классической музыки. Стало быть, там кто-то есть.

Донна медленно перешла к третьей двери. Осторожно вставила ключ в скважину и попробовала повернуть.

Ключ не поворачивался.

Она позволила себе слабо улыбнуться при мысли, что нужная ей дверь — последняя.

Она попробовала вытащить ключ, но он не вытаскивался, прочно застрял в замке.

Она дернула сильнее, но ключ все равно не поддавался.

Но его надо было вытащить. Непременно.

За дверью послышались какие-то шорохи.

Господи Иисусе, неужели сейчас выйдет жилец?

Донна отчаянно рванула ключ. Ни малейшего эффекта.

Шорохи за дверью замолкли, и несколько мгновений она стояла, прислушиваясь.

По ту сторону лестничной площадки все еще играла классическая музыка.

Она попробовала двигать ключ взад и вперед.

Еще раз потянула изо всех сил, и ключ, с сильным лязгом, вышел из скважины.

Она услышала, как с другой стороны кто-то подошел к двери.

Надо было как можно быстрее попасть в квартиру Сьюзан Риган.

Дверь квартиры, откуда доносилась музыка, уже открывалась.

Быстрее.

Она быстро открыла дверь, проскользнула внутрь и закрыла ее. Прислонилась к ней спиной и, тяжело дыша, прислушалась к шагам на площадке. Шаги приблизились к лестнице, скрипнула верхняя ступень.

Несколько казавшихся бесконечными секунд она стояла в полной тьме, боясь, что вот-вот постучат в дверь. Она была в смятении, мысли ее путались. Она плотно сжала кулаки.

Ключ.

Стоя во тьме, она поняла, что он все еще торчит в двери, высовываясь своим концом из замка.

Глава 19

На площадке вновь зазвучали шаги, на миг они замолкли, а затем удалились.

Некоторое время Донна прислушивалась, было тихо. Затем высунула руку наружу, вытащила ключ из замка и закрыла дверь.

Из груди у нее невольно вырвался громкий вздох облегчения.

Стоя в темноте, она подождала, пока прекратится дрожь, охватившая ее тело. Сунула ключ в карман пальто, провела рукой по волосам и, нащупав выключатель, повернула его. Шестидесятиваттная лампочка сразу же ожила, неярко осветив квартиру. Она стояла в прихожей. Справа от нее была вешалка. На ней висели два коротких жакета и длинное шерстяное пальто. Рядом, на столике, находился телефон.

Донна прошла в маленькую гостиную. Обстановка состояла из дивана, кресла, стола и четырех стульев в одном углу. Пол был застлан бежевым паласом. С другой стороны комнаты размещались плита, камин и несколько встроенных шкафов. Тут же был и маленький холодильник.

Еще там были стереосистема, небольшой телевизор, множество пластинок, магнитофонных кассет, компакт-диски, лежавшие на универсальном проигрывателе с одной недостающей ручкой. Из-под проигрывателя выглядывал видеомагнитофон в окружении видеокассет. На нем продолжали работать автоматические часы. В неярком свете мерцали четыре зеленых нуля.

Плита имела опрятный вид. В мойке не было грязной посуды, на каминной доске не было ни кастрюль, ни сковородок. Здесь царил полный порядок.

Со стены на нее смотрела окантованная фотография, изображавшая мускулистого молодого человека в бейсбольном кепи, почти целиком обнаженного. Скользнув по ней взглядом, Донна вернулась к главной двери. Кроме нее, было еще две.

Открыв одну из них, Донна оказалась в крошечной ванной. Включив свет, она увидела ванну, слишком большую для такого маленького помещения, унитаз и раковину. На стене висел шкафчик. В зеркале на двери Донна могла видеть свое отражение. С краю ванны лежало чистое белье: блузы, тенниски, юбки. Донна заметила преобладание голубого цвета.

В шкафчике Донна обнаружила какой-то дезодорант, крем, средство для удаления лака с ногтей, еще какие-то баночки и пузырьки и две коробочки противозачаточных пилюль.

Вторая дверь вела в спальню. Она тоже была маленькой, почти все место в ней занимала кровать. Три стены закрывали шкафы и книжные полки. На одной из полок лежала косметика и духи. Донна понюхала их, осмотрела флакончик. «Кальвин Клейн». Хорошие, дорогие духи.

Не он ли купил эти духи?

Открыв ближайший к ней шкаф, Донна равнодушно взглянула на одежду. Большинство было шелковое и замшевое.

Сколько из них куплено Крисом?

Туфли, сапожки, кроссовки.

Выдвинув несколько ящиков, она нашла в них нижнее белье и блузки.

В нижнем ящике лежал большой светло-коричневый пакет с какими-то бумагами.

Донна присела на край кровати и высыпала их на пуховое одеяло. Чего тут только не было. Оплаченные и неоплаченные счета, банковские декларации, визитные карточки, пара старых открыток с поздравлениями по поводу дня рождения. Она проверила обратные адреса. Ни одна из них не была послана ее покойным мужем. Приглашение на прием, пропуск в лондонский ночной клуб.

Первое фото она отыскала между медицинской картой и банковской декларацией.

На нем были Крис и Сьюзан.

Бледные, неулыбчивые.

Донна сглотнула и поглядела на следующее фото.

На нем был Крис в кожаной куртке и джинсах. Он стоял, прислонившись к дереву, улыбался. Кругом простиралась загородная местность, только поля и холмы.

Где это он, черт возьми?

На третьем фото Крис тоже был один, он стоял, засунув руки в карманы куртки.

В душе Донны снова заклокотало уже знакомое чувство — смесь ярости и боли.

Затем она наткнулась на последние два фото.

— Господи, — прошептала она, рассматривая их и с трудом переводя дыхание. Наконец, еле-еле оторвав глаза от снимков, она убрала обратно в конверт все его содержимое, за исключением фото, и положила его на прежнее место.

Фото она спрятала в жакет.

Она быстро прошла по квартире, выключила везде свет, предварительно убедившись, что все осталось как и было, и направилась к главной двери. Тут она остановилась, прислушалась, все ли тихо, выскользнула наружу и закрыла за собой дверь. Затем сбежала вниз по лестнице, вернула ключ Меркуриадису, поблагодарив его за помощь, и пошла прочь от дома, подавляя желание кинуться бежать к ожидавшей ее «фиесте».

Увидев ее, Джули открыла дверь с другой от себя стороны. Ее сестра скользнула внутрь и пристегнулась.

— Ты нашла то, что искала? — спросила она, заводя двигатель.

Донна смотрела прямо перед собой, и даже в тусклом мерцании уличных фонарей Джули видела, как она бледна.

— С тобой все в порядке? — спросила она.

Донна продолжала глядеть прямо перед собой через лобовое стекло.

— Поезжай домой, — спокойно сказала она. — И как можно быстрее.

Глава 20

Джули первая увидела полицейский автомобиль, стоящий перед парадной дверью. И даже сумела различить в темноте две сидящие в нем фигуры.

Когда фары «фиесты» высветили короткую подъездную дорожку, их лучи с какой-то магнетической силой облепили стоявший там полицейский автомобиль.

— Донна... — начала Джули, но сестра резко оборвала ее.

— Я вижу их, — сказала она, засовывая фото поглубже за пояс джинсов.

Один из полицейских вышел из машины и посмотрел на остановившуюся «фиесту». Впотьмах Донна не могла разглядеть его лицо.

Может, кто-нибудь донес на нее?

Что здесь делают полицейские в это время? Она взглянула на часы на приборной доске. Двадцать три минуты двенадцатого.

Может, сосед Сьюзан Риган доложил о каком-то подозрительном шуме в квартире покойной девушки?

Почему они ее ищут?

Или, может, это дело рук Меркуриадиса?

Это так мало вероятно.

Донна знала, что приезд полиции почти наверняка не связан с ее посещением квартиры Сьюзан Риган, но чувствовала себя так, как ребятишки, укравшие грошовую жвачку из кондитерской лавки.

Она быстро вышла из машины и направилась к полицейскому автомобилю.

К ней, откашливаясь, приблизился человек в штатском.

Донна Уорд, вы арестованы.

— Миссис Уорд, извините, что беспокою вас так поздно, — произнес он извиняющимся тоном. — Меня зовут Маккензи. Мы встречались с вами в госпитале.

У Донны сразу отлегло от сердца, она повеселела.

— Я понимаю, что это трудное время для вас, — продолжал Маккензи, — но, с вашего позволения, я хотел бы побеседовать с вами.

— Входите, — коротко бросила Донна, и полицейский последовал за ней. Когда вошла Джули, она кратко представила их друг другу. Затем Джули прошла на кухню, чтобы вскипятить чай, а Донна провела Маккензи в гостиную.

— Надеюсь, вы чувствуете себя лучше? — спросил полицейский, смущенно стоя посреди гостиной.

— Присаживайтесь, пожалуйста, — предложила Донна, затем, повернувшись к нему спиной, достала фото, положила их на кофейный столик и прикрыла газетой. Только после этого она обернулась к нему и сняла пальто.

Маккензи присел на краешек стула, сложив руки.

— Вчера вечером, когда вы приехали в больницу, вы, вероятно, были очень расстроены. И не подумали, почему при идентификации присутствует человек в штатском Но я не стал ничего вам объяснять.

— Объяснять что? — спросила Донна.

— Я должен был задать вам несколько вопросов о вашем муже. Боюсь, что мои вопросы покажутся вам банальными, но для меня они имеют значение. — Он сделал жалкую попытку изобразить сочувственную улыбку и продолжил: — Я хочу знать, часто ли ваш муж ездил на сервисное обслуживание.

Донна озадаченно улыбнулась.

— Может, вам кажется, что это глупый вопрос, но, повторяю, он имеет важное значение, — настаивал Маккензи.

— Он проходил обслуживание раз в год, — ответила она

— И никогда не жаловался на какие-нибудь неполадки?

— Какие, например? Все жалуются на свои машины.

— Он никогда не жаловался на тормоза?

Донна стойко встретила взгляд полицейского, хотя ее лицо и побледнело.

— Это обычный вопрос, миссис Уорд, — спокойно проговорил констебль. — Проведенное обследование показало, что у машины вашего мужа были неисправны тормоза. Это вполне могло стать причиной аварии.

— Вы хотите сказать, что кто-то испортил его тормоза? — тихо спросила Донна.

— Нет, нет, ни в коем случае, — поспешил возразить Маккензи. — У нас нет никаких доказательств, что кто-то намеренно испортил тормоза. Я уверен, что это просто несчастный случай, и только. — Он зашевелил пальцами, как будто перебирая игральные карты. — К тому же я не думаю, чтобы у вашего мужа были какие-то враги, не так ли?

Донна покачала головой.

— У Криса не было никаких врагов, — спокойно сказала она.

— Стало быть, я полагаю, что у него просто отказали тормоза.

В этот момент вошла Джули с чашками чая, но Маккензи сказал, что должен ехать. Его проводила младшая из двух сестер.

Донна, оставшаяся одна в гостиной, услышала шум отъезжающего автомобиля. Она тотчас же сняла газету с фото. В душе у нее было полное смятение.

Враги.

Она рассматривала лежавшие на столике фото.

Враги?

Глава 21

— Кому могло понадобиться убить Криса? — Донна недоуменно поглядела на сестру.

— Но ведь ты же сама сказала, что они убеждены, что его не убили; авария произошла из-за механической поломки, — возразила Джули. — Они проводят обычное в таких случаях расследование, Донна. Хотят, чтобы у них была полная уверенность.

Старшая сестра медленно кивнула и устроилась поудобнее в кресле, продолжая разглядывать фото.

В особенности то, где Крис был изображен с пятью незнакомыми людьми.

Все фотографии она сложила в две пачки: те, что она нашла в его кабинете, и те, что привезла из квартиры Сьюзан.

Они были совершенно идентичны.

Те же молодые лица, те же смазанные изображения двух стариков.

Те же золотые перстни на указательных пальцах левой руки.

Кто эти люди?

— Как это могло случиться? — спросила Донна, обводя пальцем размытые лица стариков.

— Может, это дефект пленки, вздулась эмульсия, — сказала Джули, вглядываясь в фотографии. — Хотя это бывает очень редко. Может, кто-то намеренно испортил негатив. Видимо, эти двое стариков, кто бы они ни были, не хотели, чтобы их узнали.

— Почему же тогда они на переднем плане? — возразила Донна.

— А ты знаешь тех остальных, молодых?

Донна покачала головой.

Вопросов было много. Она снова перебрала обе пачки, внимательно сравнивая фото, ища каких-либо различий, но их не было. Снимки Уорда и еще пяти людей были совершенно идентичными.

— Может, они-то и убили его? — наконец предположила Донна.

Джули покачала головой.

— Бога ради, опомнись, Донна, — выпалила она. — Ведь полицейские же сказали, что это не убийство.

— Я знаю, что они сказали, — зло отпарировала Донна. Джули долго всматривалась в лицо сестры, затем снова нарушила молчание.

— Были ли у него враги, которых ты знаешь?

— Когда он работал Над другими книгами, ему неоднократно угрожали. Но не убийством, конечно, просто предостерегали. — Она опустила взгляд на фото. — Пару лет назад он написал роман об этих акулах-ростовщиках, как они орудуют вместе с большими компаниями, которые обеспечивают защиту своих клиентов. Их охранники действовали как правая рука ростовщиков. Крису пригрозили, что его изобьют, если он опубликует эту книгу. — Она слабо улыбнулась. — Но, слава Богу, они не осуществили свою угрозу. Когда писал о порнобизнесе, он целую неделю жил в Сохо и даже работал в шоу со стриптизом, чтобы получить необходимые ему сведения. Под чужим именем, естественно. Когда владелец клуба узнал, что он собирает какие-то сведения, то заподозрил, что он работает в полиции. И однажды, в его отсутствие, они разгромили его комнату и бросили ему на кровать мертвого пса, а в записке написали, что та же участь ждет и его.

— Есть более легкие способы зарабатывать деньги, — сказала Джули.

— Он называл это методической школой для литераторов, — с улыбкой вспомнила Донна. — Ты знаешь, как поступают такие актеры как Роберт Де Ниро, чтобы войти в свою роль. Точно так же поступал и Крис. Он никогда не умел остановиться, добиваясь своего. — Она вновь посмотрела на фото. — Может, на этот раз он связался не с теми людьми.

— Если ты считаешь, что есть какая-то связь между смертью Криса и этими людьми на фото, тебе следует обратиться в полицию.

Донна покачала головой:

— Бесполезно. Они уже пришли к выводу, что это не убийство.

— А что, если они ошибаются?

— Ты же упорно повторяешь, что у них есть полная уверенность.

— Но это было до того, как я узнала об изысканиях, которые проводил Крис, — сказала Джули. — Эти фото могли бы стать свидетельством, Донна.

— Нет, полиция считает, что это случайная авария. Маккензи сказал, что у него нет оснований подозревать, что это умышленное преступление.

— А что думаешь ты?

— Я просто не знаю, что думать. Я только хочу знать, кто эти люди и почему и у Криса и у нее хранились их фото.

— Сообщи в полицию, пусть они выяснят.

— И что я им скажу, Джули? Мол, у моего мужа и его любовницы хранились идентичные фото пяти неизвестных людей? Что-то в этом духе?

— И что же делать? Как узнать, кто они такие, эти пятеро?

— Я должна узнать, над чем он работал в последнее время. Узнать, имеют ли эти пятеро, — она постучала по фотографии, — какое-нибудь отношение к его новой книге. Я должна узнать, кто они, но мне нужна помощь.

— Ты знаешь, что я тебе помогу, — сказала Джули.

Донна улыбнулась.

— Да, знаю. Но сперва я должна поговорить с одним человеком.

Глава 22

Его разбудил громкий стук в дверь.

Сперва Меркуриадис подумал, что он слышит этот стук во сне, затем — что он забыл выключить телевизор, и только потом наконец осознал, что барабанят в его собственную дверь.

Поднимаясь с кресла, он взглянул на часы, стоявшие на телевизоре, и охнул, увидев, что уже третий час ночи. Должно быть, он заснул перед экраном — в последнее время такое с ним случалось частенько. Это раздражало его, тем более что, ложась в постель, он долго не мог потом уснуть. Лучше уж так и спать в кресле, решил он в конце концов.

Когда жена была жива, она всегда будила его, если он задремывал. Приносила чашку теплого молока и напоминала, что пора ложиться в постель. Идя к двери, он с нежностью вспоминал о ней. Стук продолжался. Казалось, еще вчера они были с женой вместе, и он никак не мог смириться с тем, что ее уже двенадцать лет нет в живых.

— Сейчас, сейчас, — прокричал он, приближаясь к двери, — только бы прекратился этот стук. Он снял цепочку с крючка и широко открыл дверь.

Перед ним стоял высокий темноволосый человек.

— Что творится, черт побери? — выпалил он.

Меркуриадис вопросительно посмотрел на него, раздраженный подобной грубостью. Ночь — неподходящее время для подобных грубостей, подумал старик, хотя он и хорошо знал пристрастие к ним этого своего жильца.

Брайан Монро стоял перед ним в одних джинсах, прижав стиснутые кулаки к бедрам. — В шестой комнате какая-то шлюха такой шум подняла, что и мертвый проснется, — потирая глаза, сердито объяснил Монро. У него был столь же утомленный вид, как и у его домохозяина.

— Что же там происходит, мистер Монро? — осведомился Меркуриадис.

— Вот это я и хотел бы знать, — ответил молодой человек, приглаживая свои короткие волосы. — Самое время дрыхнуть, а в соседней комнате такой ералаш. А мне рано вставать.

— Шум в шестой комнате? — наморщив лоб, переспросил Меркуриадис. — Но ведь это та самая, где жила мисс Риган. Сейчас она пустая.

— Ну, не знаю. Может, там поганые мыши развозились? Посмотрите сами.

— Сейчас возьму ключ, — сказал домохозяин, доставая связку из ящика конторки. — Шум все еще продолжается?

— Утих пять минут назад, — ответил Монро. — Вот уже две минуты, как я колочу вам в дверь.

Меркуриадис отделил нужный ключ и последовал за взбешенным жильцом через холл к лестнице.

— Может, у кого из ее распроклятых родственничков есть запасной ключ, — предположил Монро, перепрыгивая сразу через две ступеньки.

— Пожалуйста, потише, мистер Монро, — попросил домохозяин, карабкаясь следом за ним. — Подумайте о других жильцах.

— Чихать я хотел на других жильцов. Они и так уже, наверно, все проснулись от такого стука, — отрезал Монро, достигнув лестничной площадки.

Меркуриадис укоризненно покачал головой, глядя на широкую спину Монро. Такой сквернослов! А говорят, что он работает у одного из лучших финансистов Сити. Неужели он так же разговаривает и со своими клиентами?

Они стали подниматься выше. Старик, пыхтя и задыхаясь, тащился за молодым человеком.

Уже на самом верху лестницы домохозяин остановился и внимательно прислушался. Все было тихо.

Монро стоял около двери шестой комнаты.

— Ну, я пошел спать, — сердито буркнул он. — Если повезет, еще часа четыре сосну.

Через миг дверь пятой комнаты захлопнулась за ним, и Меркуриадис остался один на площадке. Он осторожно вставил ключ в замок, прислушиваясь, нет ли какого-нибудь шума внутри.

Монро сказал, что там был сильный шум, ералаш. Может, в квартиру забрались грабители? Не лучше ли спуститься вниз и вызвать полицию? После подъема по лестнице его сердце сильно колотилось, а когда он предположил, что тут, возможно, орудуют или орудовали взломщики, оно совсем расходилось. Если шум прекратился пять минут назад, вероятно, можно достаточно спокойно войти в квартиру. Он слегка приотворил дверь и снова прислушался.

Внутри стояла мертвая тишина.

Он слышал только свое дыхание да еще стук крови в висках.

Открыв дверь, он зажег свет.

— О Господи! — только и смог прошептать он.

Все в квартире было перевернуто вверх дном. Все, что можно сломать, было сломано. Казалось, ничто не уцелело. Обшивка дивана была разодрана, из больших дыр, словно внутренности выпотрошенного трупа, большими клочьями торчала вата. Стулья были опрокинуты. Телевизор валялся в самом центре комнаты, его экран был проломлен чем-то тяжелым. Дверцы буфета были сорваны с петель, все его содержимое лежало на полу. Растоптанное. Уничтоженное.

Пластинки были вытащены из своих конвертов, смяты и сломаны. Видеомагнитофон лежал у противоположной стены; судя по его состоянию, его швырнули туда с большой силой. Однако штекер еще оставался в гнезде. Расколочена была и стереосистема, проигрыватель вырван и отброшен. Коробки с видео-и аудиокассетами, даже книги были разодраны. Трудно было сделать шаг, чтобы не наступить на что-нибудь.

Сердце Меркуриадиса билось с бешеной скоростью, голова кружилась. Внимательно присмотревшись, он убедился, что из квартиры ничего не унесено.

Целью взломщиков, по всей видимости, был просто разгром, а не грабеж.

Почувствовав, что его разгоряченные щеки овевает струя прохладного воздуха, он заметил, что дверь спальни приоткрыта.

Медленно-медленно он подошел к двери и протиснулся внутрь. Нащупал выключатель, но, когда он щелкнул им, свет не зажегся. Подняв глаза, он увидел, что и лампочка разбита.

Пуховое одеяло и подушки были разорваны. Те из дверец гардероба, что не были сорваны с петель, были открыты, вся одежда была распорота, снята с вешалок и брошена в центр кровати. Обрамленное фото Мела Гибсона было скинуто со стены и растоптано, сама фотография — выдернута, рамка — разбита. Ящики все вытащены, их содержимое вывалено на пол.

Давящая боль в груди все усиливалась, тело прошибал холодный пот, дышать стало трудно.

Сделав несколько глубоких вдохов, он наконец понял, откуда тянет прохладным воздухом.

Единственное подъемное окно было вырвано из рамы; по ободранной краске хорошо было видно, где именно взломщик — или взломщики — проник в квартиру.

Покачнувшись, Меркуриадис подошел к окну.

Легкий стук закрываемой двери заставил его быстро обернуться.

Из тьмы вынырнула человеческая тень, она подошла так близко, что Меркуриадис ощущал на щеке ее дыхание.

Безумно выпученными глазами смотрел он на приближающуюся тень.

Сердце в его груди едва не разрывалось от нестерпимого страха.

В глазах лопнули сосудики, и все, что он различал во тьме, окрасилось в красный цвет.

В следующий миг он рухнул навзничь на кровать.

Тень остановилась над ним. В эти последние минуты своей жизни Меркуриадис увидел ее — даже в самых жутких кошмарах не снилось ему ничего подобного. И это зрелище не только лишило его рассудка, но и убило.

Тень направилась к окну и перелезла через подоконник, растворившись в окружающем мраке.

Меркуриадис ощутил, как невыносимая боль стремительно распространяется от его груди к шее и челюстям, а также по его левой руке.

Он с ужасом почувствовал, как на него нисходит мгла, но после того, что он видел, ожидавшее его забытье представлялось ему желанным.

В квартире опять воцарилась мертвая тишина.

Глава 23

Мартин Коннелли отхлебнул белого вина и выглянул из окна ресторана. Он, как обычно, сидел за столиком справа от входа. Меню лежало возле его локтя, и подошедший официант спросил, готов ли он сделать заказ. Коннелли ответил, что он ждет гостя. Официант кивнул и перешел к соседнему столику.

Коннелли посмотрел на часы. Час пятнадцать. Его гость, а вернее гостья, где-то задерживается.

Ее телефонный звонок был для него полной неожиданностью. В этот день он добирался до своей конторы несколько дольше обычного и прибыл туда около десяти часов утра. Выслушав все записанное на автоответчик, он ответил на те звонки, которые счел важными, решив, чтовсе остальные звонившие могут позвонить еще раз. Затем он сел читать начатую им накануне незаказанную рукопись. В отличие от большинства таких рукописей в этой просматривался явный талант автора, и Коннелли уже подумывал, не пригласить ли его для беседы.

Донна Уорд позвонила в половине одиннадцатого.

Не согласится ли он пообедать с ней?

Коннелли тотчас изъявил согласие и сказал, что закажет столик на час дня. Остаток утра он размышлял, что ей могло понадобиться от него, ибо по телефону она не сказала ничего конкретного. Литературный агент был доволен, что они встретятся за обедом, а не в его конторе, что придало бы их встрече официальный характер. Улыбнувшись, он поднес к губам рюмку с вином.

Он увидел, как возле ресторана остановилось такси и из него вышла Донна. Пока она расплачивалась с водителем, он внимательно ее разглядывал.

На ней был черный шелковый жакет, надетый поверх белой блузки, короткая черная юбка и черные замшевые туфли на высоких каблуках, подчеркивавшие стройность ее ног. Ветерок трепал ее светлые волосы, и, когда она вошла в ресторан, Коннелли почувствовал, что сердце у него учащенно забилось. У входа ее встретил официант, но она тут же заметила литературного агента, подошла к его столику, поцеловала в щеку и села.

— Извини, что опоздала, — сказала она, коснувшись рукой волос и положив сумку рядом с собой. — На улицах сплошные пробки, мне пришлось припарковать машину на Голден-сквер и взять такси.

Коннелли махнул рукой, отклоняя ее извинения. Как и накануне, она казалась усталой, но одета была безупречно, на лицо искусно наложена косметика. Учитывая все обстоятельства, она выглядела просто замечательно.

Это он ей и сказал.

— Спасибо. — Она улыбнулась и заказала минеральной воды у стоявшего рядом официанта.

— Надеюсь, тебе тут нравится, — сказал он.

Донна бегло оглядела ресторан. Стены были увешаны шелковыми жокейскими курточками, кепи и хлыстами. Все остальное пространство занимали картины скачек и фото знаменитых жокеев. Под потолком, точно лопасти вертолетов, вращались большие вентиляторы.

— Обычно я приглашаю сюда клиентов, — сказал он. — Но ведь у нас не деловая встреча, Донна?

Она подняла брови.

— В какой-то степени — да.

— А я-то думал, что ты просто хочешь повидаться со мной. — Он улыбнулся и, пожалуй, чересчур внимательно заглянул ей в глаза. — Как ты справляешься? — спросил он.

— Благодаря Джули все уже организовано. Просто не представляю себе, что бы я делала без нее. — Она вздохнула. — Я с ужасом жду похорон, Мартин. Отчасти мне хочется, чтобы все было кончено, отчасти хочется, чтобы завтрашний день никогда не наступал.

— Могу тебя понять. Я уже говорил, что готов прийти к тебе на помощь по первому же твоему слову.

— Поэтому я и здесь, — сказала она.

Подошел официант с минеральной водой, и они сделали заказ. Донна устроилась поудобнее и бросила взгляд на Коннелли.

— Много ли Крис рассказывал тебе о книгах, которые он писал, Мартин? Много ли ты знал о них?

— Очень мало, пока не получал уже законченную рукопись. Ты знаешь, что Крис очень не любил говорить о своей работе. Даже после того, как он заканчивал писать книгу, стоило большого труда выведать хоть какие-то подробности о ней. Издатели всегда просили, чтобы он совершал рекламные поездки, давал интервью и все прочее, но он решительно отказался рекламировать по крайней мере две свои книги.

— Стало быть, он никогда не говорил с тобой о своих замыслах? Ты не имел ни малейшего представления, о чем он пишет или предполагает написать?

— Кое о чем, хотя и в общих чертах, он все же говорил. Набрасывал контур сюжета, высказывал кое-какие идеи. Не более того.

— А его изыскания? Много ли ты знал о них?

— Только то, что слышал от него.

Донна недоверчиво покачала головой:

— Ведь ты же был его литературным агентом, Мартин. Трудно себе представить, чтобы ты ничего не знал о том, что он пишет, какие изыскания проводит. Так ничего и не знал? — Она с вызовом поглядела на него.

— Знал только то, что слышал от него, — повторил Коннелли. — Помнится, мы уже разговаривали на эту тему, Донна. Я не могу сказать ничего другого.

Принесли закуску. Донна нанизала на вилку кусочек авокадо.

— Говорил ли он тебе что-нибудь о своей новой книге? — спросила она.

— Да пойми же ты, Бога ради, — раздраженно сказал Коннелли, — он ничего мне не говорил. Сколько раз можно повторять?!

— Ты организовывал некоторые его интервью. Или и этого ты не помнишь, Мартин? — загадочно улыбнулась Донна.

— В чем твоя проблема, Донна? — пробурчал он, стараясь не выдать закипающего в нем гнева. — Что ты хочешь, чтобы я тебе сказал?

— Правду.

— Я не знаю правды. Ты спрашиваешь, над чем работал Крис в последнее время. Я не знаю. Но мой ответ тебя не удовлетворяет. Почему ты упомянула о его интервью?

Порывшись в своей сумочке, Донна достала оттуда дневник Уорда, открыла его и положила на стол так, чтобы и Коннелли мог его видеть.

— "25 октября, — прочитала она вслух. — Интервью в Оксфорде". — Она перевернула несколько страниц. — «16 ноября. Интервью в Эдинбурге». — Она посмотрела на Коннелли. — В тот раз он отсутствовал три дня. А вот еще запись: «Лондон, 2 декабря». Его не было дома два дня. — Она перелистала еще несколько страниц. — «6 января. Дублин».

Коннелли покачал головой.

— Разве не ты организовывал эти. интервью, Мартин? — спросила она. — Или никаких интервью и не было? Просто он был с ней? Ты знал об этом? Кто ездил с ним в эти рекламные туры? Какой-нибудь представитель от издательства? Из рекламного отдела? Или она?

— Я не знаю, о чем ты говоришь, Донна, — устало произнес Коннелли. — Ни о чем ты говоришь, ни о ком ты говоришь.

— Я говорю о Сьюзан Риган. Любовнице моего мужа. Сопровождала ли она его в этих поездках?

— Не знаю, честное слово, не знаю. Поверь, я ничего не скрываю.

— А что означает вот это? — Она показала на другие записи в дневнике. Около каждого интервью в Лондоне, Оксфорде, Дублине и Эдинбурге стоял инициал «Д.». — Что может означать это «Д.»? Может, это ее ласковое прозвище? Коннелли только покачал головой.

— Не имею представления, что все это значит, — сказал он. — Я не организовывал этих интервью, если это были интервью.

— Но ты хоть знал, что он побывал во всех этих местах? — упорно допытывалась она. — Я думала, что вы с Крисом всегда извещали друг друга о своих поездках — на случай, если у одного из вас возникнет срочная необходимость связаться с другим.

— К сожалению, я не могу тебе помочь, Донна. Я не' помню, упоминал ли Крис об этих поездках, или нет.

Донна вновь полезла в свою сумку и на этот раз вытащила фото, где был изображен Крис с пятью незнакомыми людьми.

— Кто они, Мартин? — спросила она.

Коннелли ничего не ответил.

— Ты никого из них не узнаешь? — упорствовала Донна.

Он скользнул взглядом по фото.

— Где ты их взяла? — спросил он.

— Нашла в кабинете Криса, — ответила она, благоразумно умолчав о том, что нашла идентичный комплект в квартире Сьюзан Риган. — Я хочу знать, кто они, и непременно это выясню.

— Каким образом?

Она прочитала одну из последующих записей:

ДУБЛИНСКАЯ НАЦИОНАЛЬНАЯ ГАЛЕРЕЯ.

И под ней:

ДЖЕЙМС УОРСДЕЙЛ.

Вторая запись была датирована неделей позже.

— Я поеду в Дублин! — с вызовом объявила она.

— На кой черт?

— Чтобы точно выяснить, над чем же работал Крис. И еще чтобы выяснить, кто эти люди. — Она постучала пальчиком по фото. — Я думаю, здесь есть какая-то взаимосвязь. Я также думаю, что здесь есть и какая-то связь с его смертью. Все это я и хочу выяснить, чего бы это мне ни стоило.

До самого конца обеда они почти ничего больше не говорили. Даже не выпив кофе, Донна уложила в сумку фото и дневник, простилась с литературным агентом и, выйдя наружу, задержала проезжавшее мимо такси.

Коннелли быстро заплатил по счету, выбежал вслед за ней на улицу и громко ее позвал.

Видя его приближение, Донна нерешительно остановилась.

— Когда ты уезжаешь в Дублин? — спросил он.

— Через пять дней, — ответила она. — А что?

Коннелли пожал плечами и смущенно улыбнулся.

— Я мог бы составить тебе компанию, — предложил он. — Я несколько раз бывал там. И мог бы помочь.

Донна обозрела его с некоторым пренебрежением.

— Справлюсь сама, — небрежно бросила она, садясь в машину.

Коннелли проводил такси долгим взглядом.

Глава 24

Джули Крэг узнала о предполагаемой поездке Донны в Дублин не столько с изумлением, сколько с усталой покорностью.

Обе женщины лежали в постели и тихо разговаривали под неумолчный аккомпанемент будильника. Распластавшись на спине, глядя на потолок, Джули молча слушала рассказ сестры о ее встрече с Коннелли. Она с трудом подавляла желание сказать Донне, как ей опостылела эта тема. Та просто зациклилась на Сьюзан Риган.

— Прилично ли уезжать так скоро после похорон? — спросила она.

— Чем быстрее я разберусь со всей этой историей, тем лучше, — ответила Донна.

— А если ты не сможешь разобраться с этой, как ты выражаешься, историей? Если не получишь ответа на свои вопросы?

Донна промолчала.

— Неужели всю свою жизнь ты так и будешь терзаться этими сомнениями? Да это же просто какое-то наваждение. Забудь об этом.

— Тебе-то, может, легко забыть, — в раздражении сказала Донна.

— Но я не забываю, — ответила младшая сестра. — Пойми же, ты стала совсем как одержимая.

— Может быть. Я должна приучить себя жить с этими сомнениями. Точно так же, как должна приучить себя жить без Криса. — Донна вытерла слезинку. — Я буду поступать по-своему, Джули. Так уж я устроена.

Наступило долгое молчание, прерванное наконец Джули.

— Если тебе нужна моя помощь, если ты хочешь, чтобы я поехала с тобой в Ирландию или куда-нибудь еще, ты знаешь, что я готова, — мягко сказала она.

Донна кивнула.

Струившееся в окно тусклое мерцание освещало ее лицо, и Джули видела поблескивавшие на нем слезы. Она протянула руку, смахнула их и погладила лицо сестры.

Донна схватила ее руку и поцеловала.

Джули стала приглаживать мягкие пряди ее светлых волос.

— Все уже готово для завтрашнего дня, — спокойно сказала она. — Заказаны машины и цветы, все. — Она продолжала гладить сестру. — Представители фирмы будут здесь еще до того, как мы выедем; когда похороны закончатся, еда будет уже на столах. Я предупредила их, чтобы они устроили все просто, без излишеств.

— Колбаски на палочках? — прошептала Донна со слабой улыбкой.

Джули тоже улыбнулась, ее первоначальное раздражение сменилось чувством беспомощности. Она видела страдание в глазах сестры, чувствовала его в ее словах, но ничем не могла облегчить. Могла только беспомощно наблюдать за сестрой. Видя, что ее глаза смыкаются, она продолжала гладить ее волосы.

— Спи, — шепнула она, — тебе надо отдохнуть.

— Помнишь; когда мы были еще детьми, ты всегда меня гладила, — тихо и медленно выговаривая каждое слово, сказала Донна. — И я сразу же засыпала.

— Помню, — сказала Джули. — Точно так же и ты убаюкивала меня.

— Старшая сестра заботится о младшей сестренке, — произнесла Донна с закрытыми глазами.

Прежде чем сон окончательно одолел ее, она еле слышно сказала:

— Мне так недостает его, Джули.

Ее дыхание стало тихим и ровным.

Она уснула.

Джули перестала гладить ее и вновь перекатилась на спину. Она лежала, поглядывая в полутьме на фото Криса и Донны, стоявшее на прикроватной тумбочке.

Заснула она очень не скоро.

Глава 25

Вынув свой костюм из гардероба, Мартин Коннелли повесил его на одну из ручек.

Он смахнул пушинку с рукава и тщательно осмотрел весь костюм. Он не надевал его больше двух лет, с последних похорон.

Литературный агент заметил пару складок на одном из рукавов пиджака и пожалел, что не отдал его своей домохозяйке для глажки. «Невелика беда, — подумал он, — складки разгладятся, когда я надену костюм». Он достал белую рубашку, нашел в гардеробе черный галстуки аккуратно повесил его на плечо пиджака. Убедившись, что все готово к завтрашнему дню, он прошел в гостиную и налил себе вина.

Он сидел перед телевизором и прибором дистанционного управления переключал каналы, не находя ничего сколько-нибудь интересного. Он хотел было включить видеомагнитофон, но тут же передумал.

Под телевизором лежали две видеокассеты, которые дал ему Кристофер Уорд. Он сделал мысленную заметку о том, чтобы их вернуть. Вот кстати и подходящий повод, чтобы зайти к Донне.

Как-нибудь, без предварительного звонка, он заглянет к ней в дом. Хотя и сомнительно, чтобы она ему обрадовалась после этого злосчастного обеда. Он пожалел о своем предложении сопровождать ее в Дублин.

Тебе не следовало торопиться.

И все же сейчас самое подходящее время, чтобы с ней поговорить, лучшего не будет. Она очень уязвима, нуждается в доброте и заботе. Когда она оправится от испытанного потрясения, завоевать ее чувства будет значительно труднее.

Коннелли допил вино и налил себе еще, затем стал катать рюмку между ладонями.

Рюмка была из набора, купленного еще Кэти.

Его Душу захлестнул поток воспоминаний.

Они" прожили вместе десять месяцев и оба были счастливы, хотя их счастье отнюдь не было идиллическим. Она только еще начинала карьеру фотомодели, подписала договор с агентством, и у нее стало много работы. Сначала он был очень рад, ужасно гордился тем, что его подруга стала модной моделью.

Но когда она стала сниматься обнаженной, его отношение к ее работе изменилось. Кэти никогда не стыдилась своего тела, и, когда ведущий мужской журнал предложил поместить ее фотографию на полный разворот, она не упустила своего шанса. Заплатили ей хорошо, и к тому же открылись другие возможности. Ее стали часто приглашать за границу. В конце концов они почти перестали видеться, и все это время Коннелли терзали сомнения. Воображение рисовало ему его подругу и ее фотографа на каком-нибудь Карибском пляже. Он несколько раз спрашивал ее, не спала ли она со своим фотографом. Дальше все пошло обычным путем. Не понимая, что его подругу интересовала лишь ее карьера, Коннелли в конце концов отравил их совместную жизнь своей ревностью. Однажды, когда он упрекал ее в бесконечных разъездах, она напомнила ему, что он сам часто обедает или ужинает со своими клиентками, издательницами или журналистками. Коннелли, однако, возразил, что это совершенно другое дело. Ведь женщины, с которыми он общается, не сидят в ресторане голыми.

Не прошло даже и года, как она оставила его. Однажды вечером, вернувшись домой, он увидел, что она уехала, захватив с собой все свои вещи.

Это было почти два года назад. С тех пор он не получал от нее никаких вестей. Только видел в некоторых малоформатных газетах ее фото — она очень хорошо смотрелась рядом с рок-звездами и различными представителями артистического племени. Со времени их разрыва они так и не виделись. Все это время он жил холостяком.

Дважды в неделю приходила служанка, чтобы убрать квартиру и постирать все что нужно. Все остальные дни, если не работал, он проводил в полном одиночестве.

Допив вино, Коннелли поставил рюмку и направился в спальню, глядя на черный костюм, висящий на гардеробе.

«Что сейчас делает Донна?» — мелькнула у него неожиданная мысль.

Был уже первый час ночи.

Наверно, она в постели.

В постели.

Коннелли представил ее лежащей под одеялом. Картина была приятная.

Он криво усмехнулся.

Этот обед явно не удался, он не должен был давать волю своим чувствам.

Ну ничего, будут еще другие возможности.

Время еще не упущено.

Глава 26

На дереве около могильной ямы весело пела птица. Все время, пока священник читал заупокойную молитву, перепархивая с ветки на ветку, птица продолжала петь, радуясь голубому небу и теплому дню.

Донна слышала ее звонкую песню, но не могла разобрать слова священника. Его молитва звучала для нее совершенно бессмысленно, как если бы он читал ее на иностранном языке. Она слышала только пение одинокой птицы и плач женщины.

Плачущей женщиной была она сама.

Поддерживаемая Джули, она стояла на краю могильной ямы, а вокруг нее толпились люди, пришедшие проститься с Кристофером Уордом. Все одетые в черное, на фоне зеленой кладбищенской травы они, казалось, таили в себе какую-то угрозу. В этом мирном обрамлении они никак не совмещались и с ярким сверканием цветов у могилы.

Легкий ветерок шелестел целлофаном, в который были завернуты цветы.

Глядя в могильную яму, на уже установленный в ней гроб, Донна с предельной ясностью сознавала всю непоправимость случившегося. Когда на крышку гроба насыплют шесть футов земли, она навсегда простится со своим мужем. И не останется ничего, кроме мраморной мемориальной доски с надписью:

КРИСТОФЕР УОРД,

МОЙ ВОЗЛЮБЛЕННЫЙ МУЖ,

СПИ,

ПОКА МЫ НЕ ВОССОЕДИНИМСЯ С ТОБОЙ

Неужели это и есть итог тридцати пяти прожитых лет, подумала Донна.

Люди вокруг могилы стояли в несколько рядов; одни с опущенными головами, другие смотрели по сторонам, тогда как священник продолжал свою молитву.

Тут же, позади, стояла колонна машин, которые привезли их из церкви.

Донна с трудом вспоминала, что происходило в церкви, да и вообще в это утро. Двигалась она как автомат, не сознавая, что делает и говорит или что говорят ей самой.

Джули как могла утешала ее, но и на нее эта торжественная церемония действовала угнетающе. По ее щекам катились слезы. Еще когда они были в церкви, она смотрела на стоящий на постаменте, весь усыпанный цветами гроб и вся содрогалась при мысли, что в этом гробу лежит ее зять.

Она ехала вместе с Донной в самой первой машине, всего в нескольких футах от катафалка, ни единым словом не обращаясь к водителю. Молчала и ее сестра.

Выйдя из машины, они подошли к разверстой могиле, готовой поглотить гроб с телом Кристофера Уорда.

Коннелли был одним из тех, кто нес гроб. Сейчас он стоял с другой стороны могилы, сцепив внизу пальцы рук и склонив голову Около него стояли издатель Криса, их сотрудники, друзья и родственники. Тут были даже читатели его книг, пришедшие отдать последнюю дань своему любимому автору.

Донна чувствовала, что у нее подкашиваются ноги; она боялась упасть.

Упасть в могильную яму?

Но она из последних сил превозмогала свою слабость. Джули поддерживала ее за талию, близость сестры была утешением и для нее самой.

Донна испытывала то же самое ужасное чувство, что и в тот вечер, когда ей сказали, что муж попал в автомобильную аварию. Глядя в могилу, она ощущала такую же непреодолимую боль, что и в тот день, когда коронер сдернул зеленое покрывало в морге больницы. Давно ли это было? Четыре дня назад? Или больше? Со дня его смерти время,, казалось, утратило всякое значение. Может, и сама жизнь тоже утратила всякое значение9

Закончив заупокойную молитву, священник сделал шаг назад, показав жестом, чтобы Донна подошла к могиле.

Ей стоило величайшего труда сделать эти несколько шагов — ноги едва держали ее. Тихо всхлипывая, рядом с Джули Донна все же прошла этот короткий путь. Они обе заглянули в могилу, затем Донна, опустив Голову, отошла.

Ветер овевал ее благоуханием цветов, таким густым, что ей едва не сделалось дурно. Снова зашуршал целлофан, над кладбищенской травой пролетел лепесток алой розы и, достигнув могилы, плавно опустился на крышку гроба.

Стараясь совладать со своими чувствами, Джули увела Донну. За ними последовали и все собравшиеся.

Птица, которая пела на дереве, взмыла высоко в голубое небо.

Словно душа, возносящаяся в горние выси.

Глава 27

Донна стояла возле машины, комкая в руке носовой платок. Священник сказал ей несколько утешительных слов, но она почти их не слышала. Только иногда улыбалась, признательная за сочувствие, но стремясь как можно скорее покинуть это место.

Джули, стоявшая подле нее, стряхнула светлый волосок с ее жакета. При этом она ласково коснулась ее затылка.

Сказав все, что хотел, священник отошел. Вместо него стали подходить другие люди, выражая ей свое соболезнование. Среди них было много незнакомых. Донна была в состоянии, похожем на шоковое, она как будто онемела. Все в ней перегорело. "Ее словно стеклянные глаза в красных обводах смотрели пустым взглядом. Впечатление было такое, точно она наглоталась наркотиков.

Машины одна за другой стали выезжать с кладбища, направляясь к ее дому, где должны были состояться поминки. Какое архаичное слово «поминки», внезапно подумала Донна. При одной мысли о том, что сейчас ее дом наполнится людьми, Донне стало нехорошо. Ах, если бы только ее оставили в покое, наедине с ее горем и болью. Чтобы ничто не мешало ей упиваться своими страданиями. А присутствие всех этих людей помешает ей целиком погрузиться в свое отчаяние.

Прежде чем рассесться по машинам, друзья и родственники выражали ей свое сочувствие. А она только благодарно кивала, не в силах проронить ни слова.

Наконец Джули, вытирая слезы с лица, потянула Донну за руку и усадила ее в машину.

Мартин Коннелли подошел с распростертыми руками, и Донна оказалась в его объятиях. И сама она крепко обняла его и спрятала голову у него на груди. В этом было что-то утешительное.

Только Джули увидела едва заметную улыбку на его губах, когда он ласково произнес:

— Все будет хорошо. Только не держи в себе свое горе.

Донна захлебывалась слезами.

Ощутив на себе испытующий взгляд Джули, Коннелли повернулся в ее сторону, их взгляды на несколько мгновений встретились, после чего, в легком замешательстве, Коннелли погладил щеку Донны, и она слегка отстранилась от него.

— Встретимся у тебя дома, — сказал он и пошел искать свой автомобиль.

Джули посмотрела ему вслед и протянула руку Донне, помогая ей сесть в машину.

— Ну, поехали же, Донна, — ласково сказала она и только тут заметила, что ее сестра смотрит в сторону могилы.

— Я не знаю, кто они, — спокойно сказала Донна, вытирая нос платком.

Около могилы стояли трое людей, все в темных костюмах. Один из них, тот, что в центре, выделялся своим ростом и могучим сложением.

На таком расстоянии Донна не могла различить их лиц.

— Вероятно, друзья Криса, — предположила Джули. — Ты ведь не знаешь всех его друзей.

— Знаю почти всех, — ответила Донна, не сводя глаз с троицы.

Один из них встал на колени и нагнулся, словно что-то искал в глубокой могильной яме.

— Кто они? — пробормотала Донна, по настоянию сестры все же усаживаясь в машину.

Водитель спросил, готовы ли они, и медленно тронулся с места.

Донна повернулась и поглядела в заднее стекло.

Тот, что был на коленях, уже поднялся, и теперь они все трое внимательно смотрели на гроб.

Донна откинулась на спинку сиденья, закрыла глаза, и зрелище, которое она только что видела, постепенно поблекло в ее уме.

Она уже не могла видеть, как самый высокий из троих пинком сбросил комок земли в могильную яму.

Комок с глухим стуком упал на крышку гроба.

Глава 28

Донна не считала машин, стоящих возле ее дома, но их было по меньшей мере двенадцать. Они были припаркованы на подъездной дорожке и вдоль тротуара.

Входя в гостиную, она посмотрела через окно на это скопище машин. Вернувшиеся с похорон гости тихо разговаривали.

Нанятые Джули официанты поставили большой стол в гостиной и обслуживали гостей сандвичами, легкими закусками и напитками. В кухне они установили большой кипятильник для чая, на плите кипели сразу несколько кофейников для желающих утолить жажду.

Негромкие разговоры, которые вели гости, прерывались иногда смехом. Теперь, когда торжественная церемония осталась позади, они испытывали явное облегчение. Многие ослабили узлы галстуков.

Донна, с чашкой чая в руке, сидела у окна; от пролитых слез у нее щипало в глазах, голова болела. Она покорно выслушивала утешительные слова и советы, скрывая свое желание как можно скорее остаться одной. Они принесли свою дань уважения, теперь у них нет никаких причин оставаться. Но она постаралась отбросить эту мысль, признательная за сочувствие.

К ней плавной походкой подошла Джеки Куинн, поцеловала ее в щеку, крепко пожала руку и присела на подлокотник кресла.

— Кажется, этот день никогда не кончится, — устало улыбнулась Донна, отвечая своей подруге еще более крепким пожатием. — Спасибо, что пришла, Джеки.

— Я хотела бы тебе помочь, — сказала Джеки. — Но официанты превосходно справляются и без меня. — И она тоже улыбнулась.

— Где Дейв? — спросила Донна.

— Пошел налить себе вина. Я сказала, чтобы он принес и тебе, Донна.

— Я не могу пить, Джеки. Во всяком случае, сейчас, — запротестовала Донна.

— Нет, можешь, — спокойно произнесла Джеки. — Глоток бренди поможет тебе расслабиться. — Повернувшись, она увидела, что в комнату, с бокалом в каждой руке, вошел Дейв Тёр-"нер. Он улыбнулся Донне и прошел мимо группы гостей, стоявших возле двери.

И тут он едва не столкнулся с другим человеком.

При виде его Донна нахмурилась.

Это был один из тех троих, что продолжали стоять у могилы, когда она отъехала от кладбища.

Он извинился и, сопровождаемый своим компаньоном, вышел из комнаты. Донна не знала ни того, ни другого, но была уверена, что это были те самые.

Тернер вручил ей бокал; сделав глоток, она почувствовала, как бренди обжигает ей горло.

— Спасибо, Дейв, — сказала она. Он улыбнулся в ответ. — Ты знаешь этого человека, с которым только что столкнулся?

— Ты думаешь, что я должен его знать?

— Никак не могу его узнать. Я видела его на кладбище, его и еще двоих. Я знала всех друзей Криса, так я, по крайней мере, считала, но кто эти трое — для меня загадка.

— Стоит ли беспокоиться из-за этого? — спросила Джеки, вновь стиснув ее руку. — Допей свой бренди.

Донна сделала еще глоток, слегка передернулась и встала, оглядывая гостиную.

Сидя в углу, незаметно для нее Коннелли не сводил с нее глаз.

— Ты не видела Джули? — спросила Донна.

Джеки покачала головой.

— Извини, я сейчас вернусь, — сказала Донна.

Она поговорила с издателем Криса, затем с двумя главными редакторами журналов, друзьями Криса. Ей вновь и вновь выражали соболезнование.

Сколько есть разных способов сказать: «Примите мое сочувствие»?

В холле также толпились люди. Они вежливо ей улыбались, когда она проходила мимо, чтобы подняться наверх, где она могла бы побыть одна, не в силах дождаться, когда наконец разъедутся гости. На лестничной площадке она остановилась, чтобы перевести дух. Здесь, на втором этаже, было спокойнее, но атмосфера тяжелее.

При появлении сестры Джули удивленно подняла взгляд. Ее щеки были влажны от слез, вокруг глаз лежали безобразные черные пятна от смывшейся туши. Она была в явном замешательстве.

— Прости, Донна, — извинилась Джули, вытирая лицо. — Я не хотела, чтобы ты видела меня в таком раздрызге.

Донна подошла к ней, и сестры обнялись.

— Ради тебя я хотела быть сильной, готовой тебе помочь, — говорила Джули, раздосадованная своей несдержанностью. — Поэтому я и поднялась сюда. — Она втянула воздух и улыбнулась. — Со мной все в порядке.

— Если хочешь, побудь здесь, — предложила Донна.

— Эти слова должны были исходить от меня, — сказала Джули, отметая ее предложение. — Я же тебе сказала: со мной все в порядке.

— Ты не должна раскаиваться, что горюешь по нему, Джули. Многие разделяют это горе, — утешала ее Донна.

Младшая сестра медленно кивнула и встала. Взглянув в зеркало, она неопределенно пожала плечами.

— Пожалуй, мне надо заняться своим лицом, — произнесла она, слабо улыбнувшись.

Донна также улыбнулась и вышла из спальни.

Через несколько секунд она вернулась.

— Джули, — тихо спросила она с обеспокоенным видом, — кто-нибудь поднимался вместе с тобой? Или следом за тобой?

— Кто, например?

— Ты не слышала чьих-либо шагов на лестнице? С тех пор как ты здесь? — допытывалась Донна.

— Нет, — недоуменно ответила Джули. — А почему ты спрашиваешь?

Они обе вышли на лестничную площадку. Старшая сестра смотрела на обычно закрытую дверь в конце коридора.

— Кажется, в кабинете Криса кто-то есть.

Глава 29

Когда обе женщины приблизились к двери, Донна заметила, что она закрыта неплотно. Изнутри слышалось шуршание бумаг, а иногда легкое поскрипывание выдвигаемых ящиков. Затем наступила тишина.

Донна толкнула дверь и вошла внутрь.

Какой-то человек медленно повернулся и уставился прямо на нее.

Он был высокого роста, с короткими волосами, почти начисто выстриженными на затылке. Лицо у него было тонкое, шея — непропорционально могучая. Ее появление, казалось, ничуть его не смутило: более того, на взгляд Донны он ответил таким дерзким взглядом, как будто это не он, а она вторглась в чужую комнату.

— Что вы тут, черт побери, делаете? — резко спросила она, оглядывая сперва его, потом кабинет.

Он все еще держал в руке лист бумаги, извлеченный им из ящика стола.

— Кто вам дал разрешение вламываться сюда? — продолжала возмущаться Донна.

Незнакомец улыбнулся.

— Слово «вламываться» вряд ли здесь уместно, миссис Уорд, — сказал он, презрительно выпятив нижнюю губу. — Вероятно, мне в самом деле следовало попросить у вас разрешения, но я не хотел тревожить вас по такому пустяковому делу. — И он театральным жестом положил лист бумаги на стол.

— Убирайтесь отсюда! — потребовала она, не спуская рассерженных глаз с незнакомца.

— Позвольте мне вам объяснить... — начал он.

— Я не желаю слушать никаких объяснений, — оборвала она. — Немедленно убирайтесь отсюда, пока я не вызвала полицию. Как вы смеете рыться в чужих вещах?

Незнакомец посмотрел сперва на Джули, потом опять на Донну.

— Я искал то, что по праву принадлежит мне, — хладнокровно ответил он. — Мы работали вместе с вашим мужем. И он взял у меня несколько справочных книг.

— Работали вместе с моим мужем? — удивилась Донна. — Крис всегда работал один. И никогда даже не упоминал, что с кем-либо сотрудничал. Как вас зовут?

— Питер Фаррелл.. Не может быть, чтобы ваш муж не упоминал обо мне, — сказал незнакомец, приглаживая своей большой ручищей короткие волосы.

Донна покачала головой.

— Почему вы копались в его бумагах? — настойчиво требовала она ответа.

— Я же вам сказал, — продолжал стоять на своем Фаррелл. — Я искал свои книги. Вас же я не хотел беспокоить. У вас и без меня много забот.

— Благодарю за участие, — саркастически усмехнулась Донна. — Поэтому, чтобы не беспокоить меня, вы без всякого позволения вломились в кабинет моего мужа?

Фаррелл с улыбкой покачал головой.

— Не смей улыбаться, чертов ублюдок! — решительно осадила его Донна. — Если через минуту ты не уберешься из этой комнаты и из этого дома, я вызову полицию.

Фаррелл пожал плечами и тотчас же направился к двери. Проходя мимо Донны, он скользнул по ней своими наглыми стального цвета глазами.

— Я хотел бы получить свои книги, миссис Уорд, — сказал он. — Я оставлю вам свой номер телефона. Я был бы вам благодарен, если бы вы нашли их и сообщили мне об этом. — Из внутреннего кармана своего пиджака он извлек что-то похожее на визитную карточку. На обратной стороне он написал номер своего телефона и имя и вручил карточку Донне.

— Как называются эти книги? — спросила она.

— Книги по живописи. Каталоги. Я был бы благодарен вам, если бы вы их нашли и позвонили. — Он быстрыми шагами направился к лестнице и спустился по ней. Донна наблюдала за ним с лестничной площадки.

— Ты знаешь его? — спросила Джули.

Донна покачала головой. Она опустила взгляд на карточку.

ПИТЕР ФАРРЕЛЛ.

Книги по живописи?

— Господи Боже! — пробормотала Донна.

— В чем дело? — озабоченно спросила Джули.

Донна вспомнила запись в дневнике:

«ДЖЕЙМС УОРСДЕЙЛ. ДУБЛИНСКАЯ НАЦИОНАЛЬНАЯ ГАЛЕРЕЯ».

Случайное совпадение?

Глядя через перила, она увидела, как Фаррелл ушел, сопровождаемый двумя другими людьми. Теми, что были на похоронах.

Донна подошла к окну на лестничной площадке и выглянула наружу. Трое мужчин уселись в голубую «сьерру». Фаррелл занял место рядом с водителем; прежде чем машина тронулась, он оглянулся.

Внезапная догадка озарила лицо Донны: она поспешила к себе в спальню, открыла прикроватную тумбочку, вынула оттуда фото, взятые из кабинета Криса и квартиры Сьюзан Риган, и положила их на постель.

— Так я и знала, — мягким, еле внятным шепотом сказала Донна. — Взгляни-ка.

Она показала на фото, где Крис был снят с пятью другими людьми.

— Так я и знала, — повторила она, на этот раз более отчетливо.

Она узнала коротко стриженные волосы, тонкое лицо и бычью шею.

С обеих фотографий на нее мрачно взирал Питер Фаррелл.

Глава 30

Последние из собравшихся на поминки ушли сразу же после шести вечера. С чувством, весьма похожим на чувство облегчения, Донна благосклонно выслушала последние утешительные слова и слова прощания. Друзья ее мужа сказали, чтобы она не забывала о них, и пообещали звонить сами. Все то, что принято обычно говорить вдовам. Любопытно, многие ли из них сдержат свои обещания, подумала она.

Зайдя в кухню, Донна увидела там Мартина Коннелли. Он перестал жевать сандвич и улыбнулся. Она ответила ему улыбкой, мысленно недоумевая, почему литературный агент не ушел со всеми.

Джули складывала тарелки в посудомоечную машину.

Донна хотела упомянуть о происшествии с Фарреллом, но передумала.

— У него было много друзей, Донна, — сказал Коннелли.

— Ты так думаешь, Мартин? — устало спросила она.

Коннелли был явно озадачен ее словами.

— На похоронах и в самом деле было множество народу, но я не уверена, что все это друзья Криса. — Она вздохнула. — Он был популярным человеком, но я сомневаюсь, что у него были настоящие друзья. В сущности, ему было наплевать на всех.

— Так ли уж наплевать, Донна?

— Я не имею в виду ничего плохого, — объяснила она. — Просто говорю то, что думаю. Люди любили Криса, но сам он избегал близости с кем бы то ни было. Люди звонили ему, писали, но он редко отвечал на звонки и письма. Ты и еще двое других — вот и весь круг его друзей. «Если я кому-нибудь очень нужен, — говорил Крис, — он позвонит еще». — Она улыбнулась при этом воспоминании. — Он был одиноким человеком. Предпочитал свое общество обществу других людей.

И общество Сьюзан Риган.

— Вероятно, поэтому многие женщины находили его таким привлекательным, — печально продолжала она. — Потому что он относился к ним с полным равнодушием.

Коннелли положил остатки сандвича на тарелку, смахнул крошки со рта и встал.

— Я думаю, ты несправедлива к нему, Донна, — сказал он. Она улыбнулась:

— Почему? Это как раз мне и нравилось в нем. Коннелли нежно поцеловал ее в обе щеки.

— Если я ничем не могу вам помочь, я пошел.

— У нас будет все в порядке, Мартин. Спасибо тебе. Он направился к двери.

— До свидания, Джули, — сказал он младшей сестре. Та даже не обернулась.

— До свидания, — ответила она, продолжая закладывать тарелки в посудомойку.

Донна проводила Коннелли до его «порше», наблюдая, как он ищет в кармане пиджака ключи от машины.

— Ты по-прежнему намереваешься поехать в Дублин? — спросил он.

Она кивнула.

Может, упомянуть о Фаррелле?

— Прояви понимание, — сказала она, когда он уселся за руль и вставил ключ в замок зажигания.

— Поедет ли с тобой Джули?

— Нет, она останется и присмотрит за домом.

Коннелли постучал руками по рулю и поднял глаза на

Донну.

— Если тебе нужен спутник... — Конец фразы повис в воздухе.

— Я поговорю с тобой, когда вернусь, Мартин, — резко сказала она.

Литературный агент кивнул, завел двигатель и сильно нажал на педаль акселератора. Машина тронулась с пробуксовкой.

Донна стояла на подъездной дорожке, пока задние огни не скрылись за углом.

Когда она возвращалась домой, холодный ветер взъерошил ее волосы, она вздрогнула.

Она вздрогнула бы еще сильнее, если бы заметила, что за ней наблюдают.

* * *

Обеим женщинам понадобилось меньше тридцати минут, чтобы просмотреть все книги в кабинете Криса.

Географические атласы, словари, по меньшей мере дюжина книг об оружии, но ни одной книги по искусству.

— Книги по живописи, — раздраженно пробурчала Донна.

— Попробуй позвони по его номеру, — неожиданно предложила Джули.

Старшая сестра быстро сходила за карточкой, оставленной высоким незнакомцем, сняла телефонную трубку и набрала номер. Джули внимательно за ней наблюдала.

Донна слышала характерные шумы, которые бывают при соединении, затем послышалось непрерывное ровное гудение, означавшее, что линия никуда не подключена.

— Пустой номер, — сказала она. — Могли бы догадаться. — Она сделала еще одну попытку, услышала то же самое непрерывное гудение и опустила трубку на рычаг.

— Вероятно, и фамилию он назвал ненастоящую, — предположила Джули.

— Вероятно. Но человек он реально существующий, и, кто бы он ни был, он что-то искал в кабинете Криса. — Наморщив лоб, Донна поглядела на Джули. — Что именно?

Глава 31

Когда Мартин нажал на педаль акселератора, прежде чем окончательно снять с нее ногу, рев двигателя «порше» заполнил весь гараж. Через открытое окно ворвался резкий запах выхлопных газов. Мартин откинулся назад и выключил двигатель. Через несколько мгновений он остановился.

— "Я поговорю с тобой, когда вернусь", — слегка повысив голос, повторил он слова Донны. Вышел из машины и с силой захлопнул дверь.

Коннелли закрыл ворота и запер их изнутри. Для того чтобы войти в дом, была отдельная дверь. Запирая гараж, он не включил лампы дневного света. Гараж освещался через небольшое окошко вверху. Подняв глаза, Коннелли увидел, что в небесах уже воцарилась ночь. Снаружи было почти так же темно, как и в гараже.

Изо рта у него попахивало спиртным. По пути домой он заглянул в паб и выпил пару рюмок водки. Отличное пойло. Как раз то, что нужно. Отъезжая, дома он решил выпить еще пару рюмок. Литературный агент нашел среди связки ключей тот, что отпирал дверь между гаражом и домом. Но едва он вошел в холл, как вокруг его горла обвилась чья-то могучая рука. Рука оторвала его от пола.

Он попытался закричать, но горло было сдавлено.

В следующий миг к его шее, как раз под левым ухом, был приставлен кончик ножа.

Коннелли вздрогнул, он почувствовал холод в животе.

— Молчи, — предупредил его грубый голос.

Внезапно в царившем в холле мраке вырисовались две тени.

Они приблизились к нему и остановились — две безликие тени, похожие на зрителей, садистски наблюдающих за каким-то варварским зрелищем.

— Где книга? — спросил один из них.

Рука ослабила свою хватку, и Коннелли смог просипеть:

— Какая книга?

Однако передышка оказалась короткой, рука сдавила горло с еще большей жестокостью.

Одна из фигур выступила вперед и с неимоверной силой ударила Коннелли в живот. Он задохнулся, промычал что-то невнятное и упал бы на колени, если бы не державшая его за шею рука.

Кончик ножа больно кольнул в мягкое место под ухом.

— Чертов придурок, — презрительно сказала тень. Она наклонилась вперед, вплотную приблизившись лицом к лицу Коннелли. Тусклый свет, проникавший через окно холла, почти не озарял темные фигуры, и Коннелли не мог разглядеть лица Питера Фаррелла. — Ты что, вздумал шутки шутить? — Он щелкнул пальцами, и ему тут же вручили нож.

— Клянусь Христом, я не знаю, где книга, — с трудом прохрипел Коннелли, которого так и не выпускали из тисков.

— Врешь, — сказал Фаррелл. Он провел ножом по щеке литературного агента, вплоть до самого края глаза. — А ты знаешь, что я могу вырезать тебе глаз одним движением?

— Клянусь вам, я не знаю, где эта чертова книга, — выдавил Коннелли; глаза у него были безумно выпучены.

— Ты был его литературным агентом. Ты знал, над чем он работает.

Фаррелл подвел нож к нижней губе Коннелли и нажал. Сперва слегка.

— Нет, — сказал Коннелли, боясь пошевелить губами.

Фаррелл слегка отодвинул нож.

— Он говорил тебе, над чем работает?

— Редко. Он очень неохотно говорил о своей работе.

— А ты никогда не спрашивал?

Кончик ножа переместился на нижнюю часть подбородка.

— Скажи, что ты знаешь, — велел высокий человек. — Скажи, что ты знаешь о книге.

— Могу только повторить, он никогда не говорил о своей работе.

Нож углубился в подбородок. По шее Коннелли, обагряя воротник рубашки, хлынула кровь.

— Найди книгу, — спокойно произнес Фаррелл, чиркнув ножом по щеке, а затем по ушной мочке. — Найди ее. Мы будем наблюдать за тобой, не все время, но ты не будешь знать, когда именно. А если ты обратишься в полицию, я лично приду к тебе и отрежу твою чертову башку. Понял?

Коннелли закрыл глаза, чувствуя, что кровь продолжает литься из распоротого подбородка.

— Понял? — злобно прошипел Фаррелл.

— Да, — прохрипел Коннелли.

Фаррелл снова взмахнул ножом. Молниеносный и сильный удар распорол мочку левого уха. Мочка лопнула, словно набухшая почка, и оттуда брызнула кровь. Когда тот, кто сжимал его шею, убрал руку, литературный агент рухнул ничком на пол, держа кровоточащую мочку. Сквозь его пальцы струилась алая жидкость.

Открыв дверь, Фаррелл выпустил своих спутников и обернулся к раненому Коннелли.

— Мы еще поговорим с тобой, — сказал он.

Глава 32

Сперва Джули думала, что этот шум снится ей во сне, но когда присела на кровати, поняла, что это не так.

Она напряженно вслушивалась. В доме, казалось, царило полное безмолвие. Но вот она опять услышала.

Внизу, на первом этаже.

Чьи-то шаги.

Тихие, почти бесшумные, и все же это были шаги.

Протянув руку, она сильно толкнула Донну и, видя, что та не проснулась, стала ее трясти. Старшая сестра медленно перекатилась на другой бок и подняла еще сонные глаза.

— В чем дело? — прошептала она, не спеша проводя рукой по лицу.

— Я слышала какой-то шум, — тихо сказала ей Джули. — Кажется, кто-то забрался в наш дом.

Донна несколько раз моргнула, ее голова вдруг прояснилась. Она села на краю кровати, спустив ноги на ковер, и тоже напрягла слух.

— Слышишь? — спросила Джули.

Донна, кивнув, встала и быстро и тихо подошла к одному из гардеробов.

— Вызови полицию, — шепнула она Джули, которая еще до ее слов протянула руку к телефону, стоявшему возле кровати. Сняв трубку, она, нахмурившись, несколько раз нажала на рычаг.

— Никаких сигналов, — сказала она. — Наверно, линия перерезана. — В ее голосе слышались нотки страха. Она положила на место трубку и стала наблюдать за сестрой, одновременно прислушиваясь к шуму внизу.

Донна открыла гардероб. Присела на корточках перед похожим на сейф металлическим шкафчиком, обшитым дубом. Взяла ключ, лежавший на шкафчике, и открыла его дверцу.

— Боже! — ахнула Джули, глядя на его содержимое.

Внутри лежали четыре тускло поблескивавших пистолета: «смит-и-вессон», девятимиллиметровая автоматическая «беретта», хромированный «магнум» и «патфайндер». В самом низу шкафчика были сложены коробки с патронами.

Донна взяла «смит-и-вессон», выдвинула барабан и набила его патронами.

Джули наблюдала за ней широко раскрытыми глазами и даже подпрыгнула, когда ее сестра вдвинула барабан обратно. Она поднялась, и Джули подумала, что никогда еще не видела сестру такой: со все еще встрепанными волосами, в тонкой ночной рубашке и с посверкивающим револьвером в руке. Если бы не серьезность их положения, это зрелище показалось бы ей нелепым.

— Что ты собираешься делать? — спросила Джули, надевая халат и опасливо поглядывая на револьвер, который Донна, как опытный стрелок, держала обеими руками. — Ты же не можешь убивать людей, кто бы они ни были. Это ведь не кинобоевик.

— Я знаю. Но ведь эти люди внизу не убегут, если мы поднимем крик.

Сестры обменялись взглядами. Джули вздрогнула при виде решимости, которая даже в этом полумраке светилась в глазах Донны.

— Пошли, — сказала Донна, медленно направляясь к двери.

Какое-то мгновение Джули колебалась.

— Ты хочешь дождаться, пока они поднимутся сюда? — с вызовом спросила Донна.

Джули покачала головой. Обе они застыли у двери, внимательно прислушиваясь.

Донна услышала хорошо знакомый скрип.

Это открывали дверь гостиной.

Кто-то вошел в холл.

Можно было не сомневаться, что скоро он поднимется по лестнице.

Глава 33

— Открывай, — велела Донна, показывая головой на ручку двери.

Джули протянула руку и, поколебавшись, схватила дрожащей рукой холодную медь. Все ее существо пронизывал холод. Ее руки покрылись мелкими пупырышками. На какой-то миг она усомнилась, хватит ли у нее сил открыть дверь.

Что там снаружи, во тьме?

— Я выйду первая, — шепнула Донна. — Когда я скажу, включай сразу все лампы.

Джули кивнула, вспомнив, что рядом с дверью находится доска с четырьмя выключателями, которые включали освещение на лестничной площадке, лестнице и в холле.

Донна еще крепче стиснула револьвер, слегка дрожа от напряжения и страха.

Что, если этот ночной гость вооружен?

Что, если ей и в самом деле придется стрелять?

Она вспомнила, как они с мужем, увлекаясь стрельбой, проводили долгие часы в тире. Постепенно стали неплохими, а затем и превосходными стрелками. Правда, стреляли по мишеням, а не по живым целям.

А мишени не стреляют в ответ.

Этот человек все еще в холле?

Если так, то каков наилучший план действий?

Встретить его лицом к лицу? Держать под прицелом «смит-и-вессона» до прибытия полиции? А как вызвать полицейских, если линия перерезана?

Мысли лихорадочно роились в ее мозгу.

Что, если он уже стоит по ту сторону двери, ожидая ее появления?

Она закрыла на миг глаза, пытаясь собраться с мыслями, решить, что делать.

Вперед, только вперед.

Она слышала, как ее сердце толкается о ребра, в ушах шумит кровь.

Не можешь же ты ждать всю ночь!

Донна подняла револьвер.

Вперед.

— Открывай, — велела она и, когда Джули открыла дверь, выскользнула на лестничную площадку.

Держа револьвер в руках, идти по ковру было очень неудобно.

На площадке было темно, слабый свет просачивался лишь в небольшое окно посреди лестницы.

И в этом свете Донна увидела фигуру человека.

Он поднимался по лестнице.

— Свет! — отчаянно закричала она. Джули вышла на площадку и щелкнула всеми выключателями.

Лампы ярко озарили площадку, лестницу и холл. В этом ослепительном сиянии можно было ясно видеть забравшегося в их дом человека.

Джули вскрикнула.

Ее крик, заметавшись среди стен, больно ударил Донну по перепонкам, она отпрянула от перил.

Человек остановился, видимо ошеломленный внезапным появлением двух женщин и еще более — зрелищем револьвера в руках одной из них.

Глядя на его лицо, Джули зажала рот рукой, чтобы не испустить еще одного крика ужаса.

Лицо было бледное, почти желтое, глаза — казалось, у них нет белков — сидели глубоко в глазницах. Щеки были исполосованы глубокими, только-только затягивающимися ранами. На лбу виднелись готовые прорваться большие гнойники. Во рту, похожем на простую прорезь между подбородком и носом, торчали пожелтевшие зубы. На все изуродованное лицо ниспадали колыхающиеся тонкие седые волосы.

Джули отступила назад, не отрывая глаз от этого ужасающего зрелища.

Донна выпрямилась, по-прежнему целясь в безобразного незваного пришельца.

Когда он стал приближаться к ней, она поняла, что это не его настоящее лицо, а маска.

Поняв это, она воспрянула духом и шагнула вперед.

— Стой! — выкрикнула она.

Ее злобный оклик, по-видимому, захватил человека в маске врасплох. Он посмотрел на нее, затем назад, на что-то, чего она не могла видеть.

Донна услышала, как кто-то отодвигает запоры передней двери, снимает с крючка цепочку.

Фигура на лестнице повернулась, собираясь, видимо, бежать.

— Ни с места, или я буду стрелять! — прокричала Донна. Однако она не успела подбежать к нему, как он перепрыгнул

через перила. Но плохо рассчитал свой прыжок, не учел высоты.

Вся тяжесть его тела при падении пришлась на левую ногу.

Оглушительно хрустнули сломанные кости.

Не в силах перенести боль, упавший отчаянно завопил.

Кости просто разлетелись вдребезги от удара, малоберцовая кость переломилась; один осколок вонзился в таранную кость, другой прорвал голень и брюки. Он торчал наружу, как обвиняющий перст.

С еще одним громким воплем человек в маске повалился на бок.

Глядя поверх перил, Донна увидела, что к нему присоединился еще один, который потащил его к двери.

Донна прицелилась в раненого.

Убить этого гада!

Второй человек в маске, подняв глаза, увидел женщину с растрепанными волосами, с пистолетом в руке.

Убить их обоих!

Он обхватил своего изувеченного товарища за талию, и оба они поспешили к передней двери.

Не думая об опасности, Донна сбежала вниз по лестнице, споткнувшись в самом низу.

— Стойте! — судорожно дыша, прокричала она. Но на улице уже взревел мощный мотор. Подбежав к передней двери, она увидела только удаляющиеся задние фонари автомашины.

Донна хлопнула свободной рукой по полу и присела в дверях на корточки, овеваемая прохладным ветерком. Сделав глубокий вдох, она встала. Повернувшись, заметила кровь на полу холла.

Крепко держась за перила, Джули медленно спустилась по лестнице.

— Нам надо сообщить в полицию, — сказала Донна. — Я заеду к Джеки и вызову их. Один из этих гадов сломал себе ногу. — Она слабо улыбнулась, стараясь отдышаться, но это ей никак не удавалось.

В свете ламп ярко сверкала кровь на полу.

Глава 34

— Ничего не понимаю, — сказал констебль Дэвид Маккензи из сыскной полиции. — Они отключают сигнализацию, вырезают стекло, чтобы проникнуть внутрь, но не оставляют никаких отпечатков и закрывают свои лица масками. Они принимают все меры предосторожности, но ничего не похищают.

Стоя в гостиной, он озадаченно осмотрелся и покачал головой.

— Ничто не только не похищено, но даже не сломано: Грабители обычно переворачивают все вверх дном. Но эти двое стараются ничего не трогать. Стараются ничем не выдавать своего присутствия. — Он вновь покачал головой. — Никогда не видел ничего подобного. — Он посмотрел на Донну, которая сидела на краю дивана, медленно поглаживая шею. — Вы уверены, что ничего не взято, миссис Уорд? Вы ведь сказали, что вы проверили...

— Ничего не украдено, — перебила она.

Часы на каминной доске показывали 2. 36. Полиция прибыла более получаса назад. Они уже успели посмотреть, не осталось ли где-нибудь отпечатков пальцев, но ничего не нашли.

Донна вызвала полицию из дома Джеки Куинн, сказав ей, что не видит никаких причин для беспокойства.

Но в самом ли деле нет никаких причин для беспокойства?

Она сказала Маккензи, что один из людей, которые забрались в ее дом, сильно повредил ногу при падении. Полицейские тут же обзвонили все близлежащие больницы и предупредили, чтобы им сообщали обо всех поступающих пациентах с переломом ноги.

Обе женщины не могли дать почти никаких сведений, которые способствовали бы изобличению преступников, только описали их ужасные маски и сказали, что один из них (тот, что со сломанной ногой) был довольно худ.

Маккензи не сомневался, что преступники давно уже сняли и маски и одежды.

— Вы говорите, что ни вы, ни грабители не стреляли, миссис Уорд? — вновь спросил констебль, заглянув в свой блокнот.

— Нет. Если хотите, вы можете проверить револьвер, — устало произнесла Донна.

— И у вас имеются лицензии на оружие?

— Да, и у меня, и у моего мужа есть соответствующие удостоверения. Мы были членами оружейного клуба, регулярно тренировались в стрельбе. Если вы хотите проверить, я могу сообщить вам номера.

— Такая уж у нас работа — все проверять, — улыбнулся он. — А почему вы держите оружие в доме, миссис Уорд?

— Мой муж часто уезжал. Он считал, что у меня должна быть более надежная защита, чем просто сигнализация. И настоял, чтобы я научилась стрелять.

Маккензи кивнул.

— Вы меня допрашиваете так, словно я под следствием, констебль, — едко заметила Донна.

— Я обязан задать кое-какие вопросы, миссис Уорд, — сказал он извиняющимся тоном. — Ведь у нас тут не Нью-Йорк И не каждый день случается, чтобы молодая женщина угрожала револьвером грабителю. В моей практике это первый случай.

— Я не угрожала ему, — поправила Донна. — Я защищала себя и сестру. Бог знает что могло бы произойти, если бы он поднялся наверх.

— Вы бы открыли огонь в этом случае?

— Мой дом подвергся нападению, моя сестра и я были в большой опасности, но вас заботит только одно: открыла бы я огонь по этому гаду? — Она сверкнула глазами на констебля. — Сказать по правде, я и сама не знаю, но думаю, что нажала бы на спусковой крючок, если бы этого потребовали обстоятельства. И если бы я это сделала, вы арестовали бы меня, не правда ли? Плевать на то, что я защищала свою жизнь и свою собственность. — Она провела рукой по волосам.

Маккензи на миг опустил взгляд и заговорил уже более мягким голосом:

— Миссис Уорд, не думаете ли вы, что это вторжение в ваш дом имеет какую-то связь со смертью вашего мужа?

— Вы полицейский, вот вы и скажите мне.

Маккензи только пожал плечами.

— Это было лишь предположение, — сказал он, помолчав. Однако Донна была уже уверена, что здесь есть несомненная связь.

Маккензи внимательно осмотрелся.

— Мы сделали все что могли. И сейчас вас покинем.

Донна поднялась, готовая проводить его до парадной двери, но Маккензи жестом показал, чтобы она села.

— Я хотел бы вам кое-что сказать, миссис Уорд. То, что они проникли в дом, но ничего не похитили, а также тот очевидный факт, что они профессионалы, наводит меня на мысль, что они что-то искали. Что-то особенно ценное. Вы не знаете, что бы это могло быть?

Донна покачала головой.

— Вы предполагаете, что они вернутся?

— Обычные преступники, встретившись с вооруженным отпором, не вернулись бы. Но если они что-то ищут и это что-то имеет для них большую важность, возможно, они и вернутся. — Он поглядел на обеих женщин. — Будьте осторожны.

Глава 35

Боль была нестерпимая.

Говард Джеймс никогда еще не испытывал ничего похожего на эту боль в сломанной ноге.

— Отвези меня в больницу, — сказал он, отчаянно цепляясь за своего компаньона.

Роберт Кроссли взглянул на Говарда Джеймса, скрючившегося рядом с ним на переднем сиденье «ориона». Осколок кости, пробивший его брюки, по-прежнему торчал наружу. На конце раздробленной малоберцовой кости был сгусток крови. Из самого центра кости вытекала какая-то темная жидкость. Очевидно, костный мозг, с отвращением подумал Кроссли. Зловонный запах заполнял всю кабину.

— Долго мы будем тут сидеть? — простонал Джеймс; его щеки были все в слезах, кожа — молочно-белого цвета.

Кроссли вытер пот с лица и бросил взгляд на часы.

Было 3. 27.

Прошло уже почти тридцать минут с тех пор, как он позвонил из телефона-автомата, прежде чем свернуть с главной улицы к Пэддингтонскому парку. Машина с двумя своими пассажирами стояла сейчас на детской площадке. Разгулявшийся ветер вращал карусель, и при каждом ее скрипе Кроссли встревоженно поднимал глаза. Качели также качались, точно их раскачивала чья-то незримая рука.

Джеймс продолжал стонать от все усиливающейся боли.

— Я не могу больше терпеть, — прошептал он сквозь стиснутые зубы. — Ну, пожалуйста, поехали.

Кроссли кивнул и вновь оглянулся, словно ждал какой-то подсказки от детской горки и железных рам для лазания.

Он услышал мягкое урчание мотора и увидел «монтего». Подъезжая, водитель моргнул фарами.

— Кто это? — спросил Джеймс.

Ничего не ответив, Кроссли открыл водительскую дверь и вышел, не зная, то ли подойти к «монтего», то ли подождать. Он решил подождать. Водитель заглушил двигатель, вылез из-за руля и быстрыми шагами пошел в их сторону.

Сильный ветер трепал волосы Кроссли и обдавал, его холодом. Джеймс продолжал сидеть, скорчившись в машине, как хнычущее дитя.

— Что случилось? — злобно прошипел Питер Фаррелл, поглядев сперва на Кроссли, затем на раненого Джеймса.

— У этой суки был револьвер, — сказал Кроссли. — А против револьвера не очень-то попрешь.

— Значит, вы ничего не нашли? — продолжал допрашивать Фаррелл.

Кроссли мотнул головой.

— Вы не обыскали его кабинет наверху?

— Нам не удалось даже подняться туда, — сказал Кроссли. И, повернувшись к компаньону, добавил: — Надо отвезти его в больницу, он здорово навернулся.

— Можешь не сомневаться, полиция уже успела предупредить все больницы. Рана тяжелая? — спросил Фаррелл.

— Сам посмотри. — Кроссли открыл дверь машины со стороны, где сидел Джеймс.

Фаррелл увидел торчащий наружу обломок кости.

— Вы были неосторожны, — раздраженно сказал он.

— Нам просто не пофартило, — запротестовал Кроссли.

— Это то же самое.

— А что бы делал ты сам, если бы эта сука взяла тебя на мушку?

— Вытащил свой револьвер и взял бы ее на мушку, — отрезал Фаррелл, приближая свое лицо к лицу Кроссли. — Все дело теперь может сорваться. Мы даже близко не сможем подобраться к их дому, они будут нас ждать. Вы просто пара идиотов. — На миг он повернулся к ним спиной, уперев руки в бока.

— Что же нам делать с Джеймсом? — спросил Кроссли. — Ведь ему же надо помочь, бедняге.

Фаррелл медленно повернулся и сунул руку внутрь пиджака.

У Кроссли отвисла челюсть, когда он увидел, что Фаррелл достал большой пистолет с насаженным на дуло глушителем и дважды выстрелил в голову Джеймса.

Первая пуля, перебив переносицу, попала в глаз. Вторая разнесла затылок, усеяв его остатками водительское сиденье и боковые окна.

Убитый повалился на бок; его единственный уцелевший глаз все еще смотрел в удивлении и страхе, рот был открыт.

— Избавься от тела и от машины, — сурово приказал Фаррелл. — После этого позвони мне. — Он вернулся к своему «монтего» и, открыв дверь, сказал: — Если ты еще раз так наколбасишь, Кроссли, я пристрелю и тебя. — Он сел в машину, завел двигатель и уехал.

Кроссли смотрел на труп, и в ноздри ему бил запах крови и экскрементов. Его пробирала сильная дрожь, и он знал, что это не от холода.

Карусель вновь заскрипела. Качели медленно покачивались.

Глава 36

Портье благодарно принял чаевые, кивнул и, когда Донна повернулась к нему спиной, одобряюще улыбнулся.

Она подождала, пока он закроет дверь, подошла к окну своего номера и раздернула занавески. Гостиница «Шелбурн» в Дублине, где она остановилась, выходила окнами на парк, и несколько мгновений Донна смотрела на деревья, радуясь тому, что она благополучно добралась до места. «Лучшая гостиница во всей Ирландии», — хвастливо утверждала надпись на блокноте, лежавшем перед администратором. Еще несколько мгновений Донна смотрела на прохожих, идущих внизу. Затем положила свой маленький чемодан на кровать, открыла его и стала вынимать одежду, укладывая ее в ящики гардероба.

Перелет прошел гладко, но Донна вообще-то не любила летать. Не то что бы она боялась, нет, просто ей не нравилось сидеть в самолете подолгу. К счастью, «Аел-Лингус-737» домчал ее от Хитроу до Дублина меньше чем за час, так что она не успела даже соскучиться.

Она обещала позвонить Джули в тот же вечер, сообщить о своем благополучном прибытии и проверить, все ли в порядке у сестры. События предыдущей ночи сильно потрясли их обеих, в особенности Джули.

Распаковав свои вещи, Донна подошла к столу, где лежала ее сумка. Присев, она вынула из нее конверт и высыпала его содержимое на стол.

Тут было около дюжины квитанций, каждая с названием гостиницы. На одной из них было напечатано «Шелбурн».

Она открыла дневник Криса и провела пальцем по его записям.

Записи в дневнике совпадали по датам с квитанциями.

«Замок Дромолэнд», графство Клер.

Гостиница «Холидей», Эдинбург.

«Майфэр», Лондон.

Особенно интересовали Донну записи, где стоял инициал «Д.».

Установить, в каких гостиницах останавливался Крис, было очень просто. Он всегда расплачивался кредитными карточками и оставлял квитанции для своего бухгалтера. Ей надо было только найти их в его кабинете.

Где, любопытно, он останавливался со Сьюзан Риган?

Донна повернулась на вращающемся кресле к кровати.

Может быть, он спал здесь, в этом номере?

Охваченная уже хорошо ей знакомым смешанным чувством гнева и горя, она попыталась отмести эту мысль. Если бы только она могла спросить его, почему он сошелся со Сьюзан, возможно, она не страдала бы так невыносимо. Донна почувствовала, что на глаза у нее наворачиваются слезы, но она подавила боль, поборола мучительные раздумья. Ей предстоит еще долгие годы страдать и терзаться воспоминаниями, устало подумала она. Убрала квитанции в конверт и сунула его в ящик под одежду.

Туда же она убрала фото Криса и пятерых мужчин.

Дневник она положила в сумку.

Покончив со всем этим, она отправилась в ванную, чтобы смыть дорожную пыль. Путешествуя, даже в самых роскошных условиях, она всегда особенно тщательно следила за чистотой своего тела. Накинув махровый халат, она вернулась в спальню и выбрала, что ей надеть. Белая блузка, джинсы и замшевые сапоги на плоской подошве. Одевшись, она причесалась и наложила на лицо косметику. Посмотрев в зеркало, она осталась удовлетворена своим внешним видом. Затем она надела жакет и взяла сумку, чтобы еще раз взглянуть на таинственную запись в дневнике:

ДЖЕЙМС УОРСДЕЙЛ

ДУБЛИНСКАЯ НАЦИОНАЛЬНАЯ ГАЛЕРЕЯ.

Когда Донна подошла к лифту и нажала кнопку «1-й этаж», она почувствовала, что ее сердце бьется чуточку чаще обычного. Выйдя из гостиницы, она попросила портье найти ей такси. Меньше чем через пять минут она была уже в галерее.

Глава 37

Галерея — массивное серое здание с каменными колоннами и со статуями перед входом — производила весьма внушительное впечатление. Казалось, она была изваяна неким великаном, очень тщательно и искусно проработавшим весь фасад.

Но у Донны было лишь несколько мгновений, чтобы полюбоваться ее красотой. Она расплатилась с таксистом и торопливо направилась к главному входу; лишь перед широкими каменными ступенями, которые вели к дверям, она слегка замедлила шаг.

Только теперь она осознала, что все не так просто, как ей представлялось.

Прежде всего, в дневнике не было никаких указаний, в какие часы можно застать Уорсдейла на работе. Кроме того, она не имела никакого понятия, как он выглядит.

Медленно поднимаясь по каменной лестнице, Донна оглядывала десятки людей, проходивших мимо нее вверх и вниз, размышляя, как ей найти человека, которого она никогда не видела. Вероятно, ее муж и Уорсдейл договаривались о встрече где-нибудь внутри, а может, даже и снаружи.

Но была и еще одна загвоздка: даже если она его и найдет, что ему скажет?

Она посмотрела невидящим взглядом на развешанные на стенах картины.

Внутри галереи было спокойно и тихо; здесь царила та же атмосфера, что и в библиотеке, та же почтительная тишина.

Поглядев на других посетителей, Донна поняла, какую пеструю публику притягивает это здание.

Здесь были люди всех возрастов; они разгуливали взад и вперед; некоторые подолгу рассматривали картины, другие лишь скользили по ним беглым взглядом, третьи изучали свои каталоги, четвертые делали записи в блокнотах.

Подняв глаза, она увидела в углу зала большой громкоговоритель.

Система всеобщего оповещения.

Внезапно ее озарила мысль, показавшаяся ей удачной. Она повернулась и поспешила к главному входу, вспомнив, что видела там справочное бюро. Оттуда, подумала она, они могут объявить по громкоговорителю, что мистера Джеймса Уорсдейла просят подойти к главному входу.

Она улыбнулась, довольная своей находчивостью, но тут же сообразила, что ее замысел может удаться только в том случае, если Уорсдейл находится в галерее Но ведь есть и другой выход, догадалась она. Можно оставить записку в справочном бюро. С просьбой, чтобы мистер Уорсдейл позвонил в гостиницу «Шелбурн» мистеру Уорду.

Она снова довольно улыбнулась.

Нет, нет, она непременно найдет его.

В справочном бюро, читая книгу, сидел какой-то сотрудник галереи. Заметив приближение молодой женщины, он поднял глаза и улыбнулся.

Она ответила ему улыбкой. Это был молодой человек, очень красивый, лет тридцати, крепко сложенный, с длинными волосами, заплетенными сзади в косичку, и в джинсах.

— Чем могу служить? — радостно спросил он.

— Мне нужна ваша помощь, — сказала ему Донна. — Я договорилась встретиться здесь с одним человеком, но забыла где именно, — солгала она. — Может, вы объявите по громкоговорителю, что я его жду. Можете ли вы это сделать?

— К сожалению, система всеобщего оповещения предназначается не для этой цели, — ответил он извиняющимся тоном. — Ее только что установили. В последнее время мы получили несколько писем с угрозой заложить бомбу, и система оповещения предназначается для предупреждения сотрудников о необходимости немедленно покинуть здание, если, конечно, такая необходимость возникнет Извините, что я не могу выполнить вашу просьбу.

— Но это очень важно, — настаивала Донна. — Ну пожалуйста. — У нее упало сердце. Это будет просто ужасно, если она потерпит неудачу.

— Но я не должен так поступать, — сказал молодой человек и широко улыбнулся. — А что у вас, горит? Как зовут того, кого вы ищете?

Донна также широко улыбнулась:

— Я вам очень благодарна. Его зовут Джеймс Уорсдейл.

В тот же миг улыбка сбежала с лица молодого человека; сузив глаза, он посмотрел на Донну.

— Вы уверены? — спросил он.

— Да, уверена. Тут есть какие-то сложности? — И она тоже перестала улыбаться и нахмурилась.

— Я, конечно, могу передать ваше объявление, но я сомневаюсь, чтобы Джеймс Уорсдейл явился на ваш вызов.

— Почему? Откуда вы знаете?

— Да потому, что он умер более двухсот лет назад.

Глава 38

Улыбка на лице сотрудника галереи составляла разительный контраст с ошеломленным выражением лица Донны.

Увидев ее растерянность, он сразу посерьезнел.

— Я хочу сказать, что тот Джеймс Уорсдейл, которого я знаю, давно уже умер. Но может быть, есть другой... Хотя... — Он пожал плечами. — Это необычное имя.

Еще не оправившись от легкого потрясения, Донна протянула руку к сумке и вытащила дневник.

— Вот посмотрите. — Она показала на запись — «Джеймс Уорсдейл. Дублинская национальная галерея»

— Все правильно, вы в той самой галерее, где выставлены его работы. Но самого его тут нет.

Донна покачала головой, сильно озадаченная услышанным. К тому же она была смущена тем, что так опростоволосилась.

— Извините, — сказала она и повернулась, собираясь уйти.

— Погодите, — остановил ее молодой человек. — Надеюсь, у вас найдется минут пять свободного времени. Вы пришли, чтобы посмотреть работы Уорсдейла. Позвольте же мне показать вам их, это самое малое, что я могу сделать.

Она заколебалась, затем слабо улыбнулась

— Пять минут? — повторила она — Я чувствую себя такой идиоткой.

— Напрасно. Вы не первая, кто приходит сюда, ничего не зная о Джеймсе Уорсдейле.

Молодой человек вышел из-за стойки справочного бюро, его место занял один из его коллег. Он подошел к Донне и жестом пригласил ее следовать за собой. Ее вновь поразила его красота и свободные, непринужденные манеры.

— Гордон Махоуни, — представился он.

— Донна Уорд. Давно вы здесь работаете?

— Шесть лет. Знать, чьи работы здесь выставлены, весьма полезно. Посетители всегда задают вопросы.

— Но не всегда ищут самого художника.

Махоуни усмехнулся.

— Почему именно вас интересуют работы Уорсдейла? — спросил он, проводя ее мимо туристов, студентов и других посетителей.

— Потому что им интересовался мой муж, — ответила она с легкой печалью в голосе.

— Он здесь, с вами?

— Он умер.

— Извините, — поспешно сказал Махоуни. — Он что, интересовался малоизвестными ирландскими живописцами?

— Именно к таким вы и относите Уорсдейла?

— Он не был одним из наших прославленных живописцев. Хотя, может быть, он и не заслуживает такой уничижительной оценки, как «малоизвестный».

Они поднялись по лестнице на следующий этаж. Махоуни шел быстро, время от времени оглядываясь на Донну. Наконец он остановился и широким жестом показал на висящую на стене экспозицию.

— Вот кое-какие из работ Джеймса Уорсдейла.

Донна стояла, глядя на экспозицию, в то время как ее гид рассказывал ей о каждом полотне по очереди. Картины — пейзажи, портреты и натюрморты — были довольно заурядные. Она не видела в них ничего, что могло бы заинтересовать Криса. Сама она мало что смыслила в искусстве и не могла оценить полотна. Они казались ей хорошо отделанными, но посредственными. Что же, черт возьми, могло привлечь к ним внимание ее покойного мужа?

— Чего же искал ваш муж? — спросил Махоуни.

Донна только пожала плечами, переводя взгляд с полотна на полотно.

— Честно сказать, я не знаю, — спокойно ответила она. — Это все его картины?

— Все, что у нас есть. Почти все. Есть еще одна в запаснике. — Он улыбнулся. — Она всегда хранится в запаснике, хотя это, может быть, самая интересная его вещь. Но тема делает ее — как бы это сказать — нежелательной для всеобщего обозрения.

— На ней изображено что-то непристойное? — спросила она. Махоуни рассмеялся.

— Да нет же, ничего подобного.

— Почему же ее никогда не выставляют?

— Для этого есть кое-какие препятствия.

— Пожалуйста, покажите ее мне, — попросила она.

Махоуни заколебался; его обворожительная улыбка поблекла.

— Не знаю. Вероятно, мне не стоило об этом упоминать. — Он оглянулся, словно опасался, что кто-то подслушивает их разговор.

— Это может иметь важное значение, — настаивала она.

Наконец он кивнул.

— Хорошо. Пойдемте.

Глава 39

Галерея оказалась совсем не такой, какой представлялась Донне. Она не была заполнена суровыми стариками и старухами, придирчиво осматривающими картины; атмосфера в здании стояла не угрюмая, давящая, как она полагала, а радостная, приподнятая. Сам Махоуни ничуть не походил на тот образ сотрудника галереи, который сложился в ее воображении. Он был чересчур молод и полон жизни для работы, предназначенной, как она считала, для людей с накрахмаленными воротничками, неулыбчивых и чопорных. Все ее прежние представления оказались опрокинутыми.

Не составлял исключения и запасник. Она представляла себе каморку, наполненную завернутыми в запыленную ткань картинами, где стоит затхлый запах старых полотен и тлена. Но оказалось, что это хорошо проветриваемая комната, ярко освещенная лампами дневного света и приятно пахнущая освежителем воздуха. Здесь с помощью кондиционеров постоянно поддерживалась ровная температура, необходимая для наилучшего сохранения картин. В тишине слышалось только тихое гудение кондиционера, стоявшего на картотеке.

Картины, в зависимости от их величины, были аккуратно расставлены по отсекам. Некоторые были прислонены к стене. Эти были прикрыты от пыли белыми чехлами, а кое-какие — чем-то похожим на клейкую пленку.

— Как вы решаете, какие картины выставлять, а какие хранить здесь? — спросила она Махоуни.

— Мы применяем систему ротации, — ответил он. — Каждому художнику отводится определенное место. Картины обычно экспонируются три месяца, после чего одна или две заменяются. Те, что не выставлены, убираются в запасник. — Он протянул руку к полотну, покрытому чехлом, и, помедлив, сказал: — Вы хотели видеть все работы Джеймса Уорсдейла?

Она кивнула.

— Как я уже говорил, эта картина почти не экспонируется, — сказал он, снимая чехол.

Донна подошла ближе, внимательно разглядывая картину в позолоченной раме.

— Ничего шокирующего, не правда ли? — улыбнулся Махоуни.

— Кто они? — Донна придвинулась почти вплотную к картине.

На ней были изображены пятеро мужчин в костюмах восемнадцатого века; четверо из них сидели, один стоял; все они были в париках; судя по великолепию их одежды, они были людьми весьма и весьма состоятельными.

— Пятеро основателей дублинского клуба Адского Пекла, — с размашистым жестом провозгласил Махоуни. Он показал поочередно каждого из основателей, начиная с крайнего левого и кончая крайним правым: — Генри Барри, четвертый лорд Сантри. Полковник Клементс. Полковник Понсонби. Полковник Сент-Джордж и Симон Латтерелл. Все до одного погрязшие в пороках, неисправимые развратники. И гордые своей испорченностью, — добавил он со смешком.

— Клуб Адского Пекла, — спокойно произнесла Донна. — Я слышала о них.

— Многие слышали о них и о связанных с ними легендах. Это были богатые молодые люди, ищущие острых впечатлений, стремящиеся, как теперь сказали бы, эпатировать общество. Они жестоко обходились с бедняками, играли в азартные игры, развратничали, предавались самым извращенным порокам. — Он улыбнулся. — Нечто вроде общества молодых консерваторов, но только в восемнадцатом веке.

— Почему же все-таки не выставляется картина? — поинтересовалась Донна.

— Клуб Адского Пекла порождал в свое время много толков. Его членами были сыновья богатых людей, политиков и тому подобных. Такими отпрысками вряд ли могли гордиться те, кто занимал высокое положение в обществе, влиятельные политики. Их девизом было «Fay ce Que Voudras» — «Поступай, как тебе заблагорассудится». Они и в самом деле вытворяли все что им вздумается.

— Был ли Уорсдейл членом этого клуба? — спросила Донна, заинтересованная.

— Этого никто не знает. С этой картиной, однако, связано нечто любопытное, — сказал Махоуни, похлопывая по раме. — На ней не изображены двое активных создателей дублинского клуба Адского Пекла.

— Кто они?

— Ричард Парсонс, первый граф Россе, и полковник Джек Сент-Лежер. Вы знаете ипподром Сент-Лежер. Он назван именем одного из предков полковника Джека — сэра Энтони. Джек жил около Ати в графстве Килдэр, это был закоренелый пропойца и игрок.

— А кто был Парсонс?

— Судя по тому, что я читал, это был самый отъявленный негодяй из всей этой банды. Он, в частности, любил сжигать кошек.

Донна нахмурилась.

— Что и говорить, это была хорошенькая компания. Кстати, у нас есть где-то портрет Парсонса, миниатюра, выполненная другим членом клуба — Питером Лензом. Сейчас я ее найду.

Махоуни пошел в другую часть комнаты, а Донна тем временем тщательно рассматривала полотно. Она даже прикоснулась к его поверхности, у нее создалось такое впечатление, будто на нее повеяло холодком. Когда Махоуни вернулся, она поборола это впечатление, но ее глаза были все еще прикованы к картине.

Что искал здесь Крис?

— Ричард Парсонс, — объявил Махоуни, показывая ей миниатюру.

Присмотревшись, Донна наморщила лоб. Ее сердце учащенно заколотилось.

— Я видела это лицо, — шепнула она.

Махоуни ничего не ответил.

Донна провела по миниатюре указательным пальцем, и ее рука вдруг задрожала. Но не потому, что она увидела лицо Парсонса, — причина была другая.

— С вами все в порядке? — осведомился Махоуни, заметив, что от ее щек отхлынула кровь.

Она кивнула.

— Я хочу знать больше об этих людях, — сказала она, глядя ему прямо в глаза. — Что вы знаете о клубе Адского Пекла?

— Я читал о нем довольно много. Что именно важно для вас?

— Не могли бы вы поужинать со мной сегодня? В гостинице «Шелбурн», где я остановилась? В восемь часов?

На этот раз поражен был Махоуни. Он слегка кивнул в знак согласия.

— Я хочу вам кое-что показать. Хочу кое о чем спросить. Надеюсь, вы сможете ответить на мои вопросы, — сказала Донна. Ее внимание вновь приковала миниатюра. И вновь она почувствовала легкую дрожь, глядя на портрет Ричарда Парсонса.

На указательном пальце его левой руки сверкала золотая печатка.

Точно такая же, какую она видела у людей на фотографии, которую оставила в гостинице.

Глава 40

Джули перекатилась на большой двуспальной кровати.

Тяжело дыша в ночной тишине, она села. Спустила ноги с кровати, встала и пошлепала босиком к гардеробу.

Кроме своего дыхания, она слышала только тиканье часов, и ничего больше.

Открыв гардероб, она потянула за шнурок выключателя. Вспыхнувшая лампочка осветила висящую в нем одежду.

Его пиджаки. Рубашки. Пара костюмов.

Джули провела по ним рукой, ощупывая разные ткани, на шелковых рубашках ее пальцы задержались, наслаждаясь их ласковой податливостью.

Она сняла одну из рубашек с вешалки и с закрытыми глазами потерлась о нее щекой. Затем прижала рубашку к своим грудям, испытывая чисто чувственное наслаждение. Понежившись некоторое время, она набросила рубашку на голые плечи и вышла на лестничную площадку.

Убедившись, что все кругом тихо, только чуть поскрипывают балки, она повернулась и направилась к кабинету Криса.

Войдя в кабинет, зажгла настольную лампу. В небольшой комнате, где работал зять, ее неяркий свет отбрасывал густые тени.

Здесь было прохладно, но, сидя за столом Уорда, она почти этого не замечала. Пробежала пальцами по клавишам пишущей машинки и посмотрела на висевший на стене портрет.

Тоже улыбнувшись, Джули облизала губы и вновь тяжело, почти напряженно задышала.

Джули сбросила рубашку с плеч и, обнаженная, подошла к портрету.

Не сводя глаз с лица Уорда, она опустилась на колени, словно собиралась молиться.

— О, Крис! — прошептала она, пронизанная чувственной дрожью. — О, Крис!

Глава 41

— Я должна перед вами извиниться, — сказала Донна, отодвигая тарелку и вытирая уголки рта салфеткой.

Махоуни взглянул на нее озадаченно и продолжал есть суп.

— Я даже не спросила у вас, не заняты ли вы вечером, — продолжала она.

— Я как-нибудь это переживу, — улыбнулся Махоуни.

— Я не привыкла приглашать только что встреченных мужчин на свидание, — сказала Донна.

Особенно всего лишь через неделю после смерти моего дорогого мужа.

— Я не жалуюсь.

Донна слегка улыбнулась и подождала, пока он доест суп.

Махоуни был одет в черный пиджак и черную рубашку, так же безукоризненно выглаженные, как и его брюки. Его ботинки сверкали зеркальным блеском. Длинные волосы, которыми она восхищалась, были по-прежнему заплетены на затылке в косичку. На них с любопытством посматривали, когда они вошли в зал ресторана при «Шелбурне», но Махоуни был уверен, что этим вниманием они обязаны Донне. Она выглядела просто сногсшибательно в коротком, чуть выше колен, темно-голубом платье с большим декольте на спине и туфлях на высоких каблуках. Ее недавно вымытые длинные золотистые волосы мерцали в неярком свете люстр.

Донна вновь посмотрела на него, удивляясь, почему она ощущает угрызения совести, сидя рядом с этим молодым человеком. Может, потому, что похороны мужа были так недавно?

Интересно, испытывал ли Крис угрызения совести, когда бывал со Сьюзан Риган?

Она попыталась отмахнуться от этой мысли, но это ей не удалось.

— А вы знаете, я здесь работал, — сказал Махоуни, отодвигая суповую чашку и оглядываясь. — Шесть месяцев я стажировался на шеф-повара.

— И что же случилось?

— Однажды вечером, когда управляющий зашел, чтобы поглядеть, как я справляюсь со своим делом, я имел неосторожность опрокинуть на него полпинты крем-брюле. Они, разумеется, решили, что работать поваром не мое призвание. Меня выставили вон. — Он поднял бокал с вином. — За ваше здоровье.

Она повторила тот же тост и выпила.

— Отсюда вы попали прямо в Национальную галерею? — спросила она.

— Предварительно поработав в дюжине других мест. Три раза я был барменом. Здесь всегда много вакансий на эту работу. Мы, ирландцы, не дураки выпить. А чем больше любителей пропустить рюмочку-другую, тем больше требуется барменов. Элементарная пропорция.

Заметив, что он смотрит на нее слишком пристально, она потупила взгляд.

— Зачем вы сюда приехали? — спросил Махоуни. — Вы сказали, что ваш муж работал над какой-то книгой, но это не объясняет, зачем вы приехали в Дублин.

— Я хочу знать, над чем именно он работал, — сказала она, когда официант унес тарелки и очистил стол, прежде чем подать второе. — И я могу отталкиваться лишь от его заметок в дневнике. Я думаю, что он что-то исследовал, но не знаю, что именно; Поэтому я и решила выяснить, кто такой Джеймс Уорсдейл.

— И вы выяснили.

— Но это не приблизило меня к цели, если только его работа не была каким-то образом связана с клубом Адского Пекла. Это наиболее правдоподобное объяснение. Расскажите мне об этом клубе, мистер Махоуни.

— Пожалуйста, зовите меня просто Гордон. Меня всегда стеснял строгий этикет.

Она кивнула и улыбнулась.

— Гордон, — сказала она.

Он поднял руки.

— Тут есть о чем рассказать, миссис Уорд, — начал он.

— Донна, — прервала она. — Я думала, мы покончили со строгими правилами этикета.

Махоуни усмехнулся.

— Это весьма обширная тема, — снова сказал он. — Все зависит от того, что вы хотите знать. А также от того, смогу ли я удовлетворить ваш интерес. Я не могу считать себя специалистом по этому вопросу.

— Но вы же сказали, что много читали о клубе.

— Я видел много скачек, но это не значит, что я могу быть жокеем.

Она вновь улыбнулась и, протянув руку к сумочке, достала из нее дневник и положила его перед собой, как бы для того, чтобы справляться с ним по ходу разговора. Фото она также прихватила с собой, но пока не показывала.

— Естественно, что я лучше всего знаю о дублинском клубе Адского Пекла, — продолжал он. — Но это было лишь одно из отделений, группировавшихся вокруг главного клуба Англии. У каждого клуба был свой председатель, но был и один общий председатель, который стоял над ними. Эти отделения назывались ячейками. Насколько я знаю, такие ячейки были в Лондоне, Эдинбурге, Оксфорде, как и в Дублине.

Донна коснулась одной рукой дневника. Она помнила эти короткие записи.

Эдинбург.

Лондон.

Оксфорд.

Незадолго до смерти ее муж побывал во всех этих городах.

— Где собирались члены клуба? — спросила она.

— Здесь, в Ирландии, обычно в таверне «Орел» на холме Корк. Там-то и написана картина Уорсдейла. Они также встречались в клубе Дэли, в Зеленом колледже. Там-то Парсонс и предавался своей очаровательной привычке сжигать кошек. Для этого он обливал их скалтином.

— Что это такое?

— Я полагаю, что это смесь протухшего жира и неочищенного ирландского виски. Неудивительно, что члены клуба Адского Пекла вытворяли безумства, когда пили этот скалтин.

Подали второе, и Махоуни, откинувшись на спинку стула, заметил, как внимательно ловит Донна каждое его слово. Она с явным раздражением смотрела на официанта, словно никак не могла дождаться, когда он уйдет и ее собеседник сможет продолжать.

— Однако излюбленным местом их встреч, — возобновил свой рассказ Махоуни, — был охотничий домик в Маунтпелье возле Ратфарнхама. Его развалины сохранились до наших дней. Члены клуба приезжали туда по ночам в надежде на встречу с привидениями. — Махоуни улыбнулся.

Донна, однако, его не поддержала.

— Почему он не сохранился? — спросила она.

— Однажды ночью его случайно спалил один из членов клуба — Ричард Уэйли. Его якобы облил вином присутствовавший там возница, и, чтобы ему отомстить, он вылил на него бутылку виски и поджег. Сам Уэйли успел выскочить, но не всем это, удалось.

— Трудно ли туда добраться? — полюбопытствовала Донна.

— Нет, легко. Можно подъехать на машине. Всего около двенадцати миль. Говорят, в ясный день можно видеть эти развалины с О'Коннелл-стрит. — Он вновь улыбнулся.

— Вы когда-нибудь там были? — спросила она.

— Когда был студентом. Однажды ночью мы ездили туда небольшой компанией, человек пять-шесть. К сожалению, привидения не удостоили нас своим появлением.

— Что они делали на этих сборищах? — продолжала расспрашивать Донна.

— Главным образом предавались оргиям. Много пили, играли в азартные игры, занимались черной магией. Их целью было подорвать общество, особенно церковь. Но по большей части все это было предлогом для оргий.

— А как другие клубы?

— Вели себя точно так же, но все остальные ячейки подчинялись одному общему председателю, который основал особый орден в месте, которое называется Медменхемское аббатство. Его членов именовали «медменхемскими монахами». Этогопредседателя, основателя клуба Адского Пекла, звали Фрэнсис Дэшвуд.

Дэшвуд.

Д.

Инициал, стоящий возле каждой записи.

— Дэшвуд был президентом клуба. Он объезжал все другие ячейки, чтобы удостовериться, придерживаются ли они их общих целей. — И со смешком Махоуни добавил: — У него было свое прозвище. Царь тьмы.

Глава 42

Гордон Махоуни держал в руке стакан с бренди и, прежде чем отпить, сперва покачал стакан с янтарной жидкостью.

Ресторан был почти пуст; лишь в дальнем углу сидела еще одна пара. Махоуни был утомлен затянувшимся разговором. Вопросы Донны сыпались один за другим, ее любопытство, казалось, не знало пределов. Он посмотрел на нее поверх стакана, восхищаясь ее красотой. Затем, пока Донна пила кофе, он перевел взгляд на ее стройные ноги, на столь же стройные бедра и талию, тесно обтянутые платьем. Ощутив, что в нем пробудилась чувственность, он слегка изменил положение своего тела.

— Приезжал ли Дэшвуд когда-нибудь в Дублин? — спросила Донна.

Махоуни перевел дух, готовясь к новой серии вопросов.

— По всей вероятности. Как я уже говорил, он объезжал все ячейки. Парсонс также бывал в Англии. Они были могущественными людьми. Дэшвуд одно время был даже министром почт. Большинство членов были богатыми молодыми людьми. Должно быть, они изнывали от скуки. В наши дни богачи нюхают кокаин, в те дни они пьянствовали и предавались оргиям.

— Вы упоминали о том, что они занимались колдовством.

— Все они отвергали религию. Это как бы оправдывало их стремление творить все что им вздумается во имя дьявола. Впрочем, мы знаем об этом лишь по слухам, которые они сами же и распространяли. — Он допил еще остававшееся бренди.

— Что случилось с Дэшвудом и Парсонсом?

— Никто точно не знает. Вскоре после пожара в охотничьем домике в Маунтпелье Парсонс куда-то исчез. Как предполагают, Дэшвуд умер от сифилиса. Под сильным политическим давлением клубы распались, когда выяснилось, что некоторые из их наиболее влиятельных членов занимали важное общественное положение. Скандал погубил их.

Донна медленно кивнула, водя пальцем по кромке чашки. Махоуни пристально за ней наблюдал.

— Может, клуб Адского Пекла существует и сегодня? — наконец спросила она. — В двадцатом столетии?

Махоуни пожал плечами.

— Все возможно, но если бы он продолжал существовать, я думаю, что «Новости мира» давно бы это обнаружили, — засмеялся он.

— Я говорю всерьез, — резко отпарировала Донна.

Молодой ирландец был удивлен этой неожиданной вспышкой.

— Мужчины и в наши дни нередко собираются группами, чтобы бражничать развратничать. Но я сомневаюсь, чтобы какая-нибудь из этих групп называла себя клубом Адского Пекла. Возьмите любое холостяцкое сборище. — Он вздернул плечами. — Дэшвуд и Парсонс ставили перед собой политические задачи, они намеревались причинить истинный ущерб обществу. Клубы помогали им вербовать приверженцев.

— Стало быть, вы считаете, что они не могут существовать в наши дни? — с вызовом спросила она.

— Нет, я этого не утверждаю. Я только выражаю сомнение в том, что есть группы людей, практикующих черную магию и регулярно предающихся пьяным оргиям, как члены клуба Адского Пекла. Я сказал, что это мало вероятно, но отнюдь не невозможно. По некоторым сведениям, в 1934 году в Лондоне был клуб Адского Пекла, но никто не знает, чем они там занимались.

Донна взяла сумку, вытащила фотографию и положила ее перед Махоуни.

— Это мой муж, — сказала она, показывая пальцем на Криса. — Кто эти пятеро — я не знаю.

Махоуни внимательно осмотрел лица, задержавшись на двух смазанных.

— Смотрите, — Донна указала на первую из фигур с нечетким изображением лица. — Видите кольцо на левом указательном пальце? Оно точно такое же, как на миниатюрном портрете Парсонса. И у второго из них такая же печатка.

Махоуни нахмурился.

— Перстни и в самом деле очень похожи, — сказал он, как бы размышляя вслух.

— Они совершенно одинаковы, — сердито проговорила она.

— Что вы хотите сказать, Донна? — спросил молодой ирландец.

— Два совершенно одинаковых перстня. Один из них носил человек, нарисованный двести лет назад, другой — сфотографированный менее чем шесть месяцев назад. Чертовски странное совпадение, не так ли? Я думаю, что кто-то нашел печатки, принадлежавшие Парсонсу и Дэшвуду. И еще я думаю, что мой муж знал этих пятерых, запечатленных на фото. Вероятно, муж работал над книгой, каким-то образом связанной с этими людьми. Недавно муж побывал во всех местах, где, судя по вашим словам, они собирались. Я думаю, что он обнаружил новый клуб Адского Пекла.

Махоуни молчал, он, видимо, просто не знал, что сказать. На он видел искренность на ее лице и слышал убежденность в ее голосе.

— Завтра я поеду к охотничьему домику в Маунтпелье, — сказала она. — Вы не составите мне компанию?

— Что вы надеетесь там найти?

— Не знаю. Какие-то ответы на мои вопросы.

Махоуни глубоко вздохнул.

— Я же вам сказал, там только развалины, — устало обронил он.

— Вы мне поможете? Да или нет?

Он кивнул.

— Заезжайте за мной в галерею, — сказал он. — К одиннадцати.

— Хорошо, к одиннадцати... У меня к вам еще один вопрос, Гордон. — Она облизнула губы, прежде чем вновь заговорить. — Допускались ли женщины в клуб Адского Пекла?

Может, это Сьюзан Риган представила Криса этим пятерым?

— Нет. Это был чисто мужской заповедник, — улыбаясь, ответил он. — Только такие высокопоставленные члены клуба, как Парсонс или Дэшвуд, держали при себе женщин, которых называли «носительницами». Эти женщины зачинали детей от членов клуба. Рожденные ими дети использовались для отправления обрядов.

— Господи! — простонала Донна, отхлебывая холодный кофе из чашки и с отвращением отодвигая ее прочь Она взглянула на стенные часы, висевшие напротив

Часы показывали 11. 46.

— Гордон, я просто не знаю, как вас благодарить за вашу помощь.

— Я мог бы придумать как, — шутливо сказал он.

Донна посмотрела на него холодно

Он поднял обе руки, как бы сдаваясь, и встал.

— Вызвать для вас такси? — спросила она.

— Я лучше пройдусь, — отказался он. — Голова будет свежее. Она проводила его до выхода и торопливо попрощалась, напомнив, что заедет за ним в одиннадцать утра.

Махоуни поблагодарил ее за обед и вышел на улицу. Он жадно, большими глотками пил свежий воздух. Отходя от «Шелбурна», он один раз оглянулся на гостиницу. Любопытно, в каком она номере. Махоуни улыбнулся и ускорил шаг.

Он так и не заметил, что за ним следят.

Глава 43

Оставив «вольво» с мерцающими стояночными огнями, Донна быстро поднялась по каменной лестнице, ведущей к главному входу в галерею. С верхней ступени она оглянулась на взятый напрокат автомобиль, зная, что стоянка здесь запрещена. Она надеялась, что Махоуни уже ее ждет.

С утра она позвонила Джули, чтобы убедиться, что с ней все в порядке и что больше не было никаких инцидентов. Джули сказала, что у нее все хорошо. Успокоенная, Донна попросила администратора гостиницы взять для нее напрокат машину на пару дней. Меньше чем через двадцать минут прибыл «вольво».

Войдя внутрь, она огляделась, ища в море незнакомых лиц Махоуни.

Накануне вечером он рассказал ей очень много, слишком много, чтобы она могла все сразу переварить, но основное в его рассказе прочно засело в ее уме. Этой ночью, сидя на кровати у себя в номере, она сделала кое-какие заметки в одном из гостиничных блокнотов. Уснула она уже около двух, через час проснулась от холода и залезла под одеяло. Спала она довольно беспокойно до восьми часов, когда ей принесли завтрак.

Она быстро шла по галерее, ища и не находя Махоуни. Так и не найдя его, она вернулась к справочному бюро и увидела за стойкой хорошенькую молодую женщину, складывающую кипой путеводители по Дублину.

— В одиннадцать часов я должна была встретиться здесь с Гордоном Махоуни, — сказала Донна.

— Он будет через минуту, — ответила молодая женщина, продолжая свою работу.

Донна обеспокоенно взглянула на часы, подошла к выходу и посмотрела на «вольво», стоящий на улице.

Когда она обернулась, то увидела приближающегося к справочному бюро Махоуни. Донна улыбнулась и подошла к нему.

— Вы готовы? — спросила она.

— Чем могу служить? — сказал он сухим тоном, старательно уклоняя свой взгляд от ее взгляда.

— Гордон, уже одиннадцать часов. Машина стоит снаружи. Поехали.

Молодая женщина, складывавшая путеводители, внимательно оглядела их обоих, но ничего не сказала.

— Я не могу поехать, — резко сказал он. — Я на работе.

— Какая муха вас укусила? — удивилась Донна, раздраженная его холодностью.

— Я занят. — Он достал лист бумаги, ручку и стал писать.

— Я чем-нибудь обидела вас вчера вечером? — спросила она. — Почему вы так себя ведете?

— Я не понимаю, о чем вы говорите. — В его голосе слышалось безразличие, но и еще что-то.

Страх?

— Извините, у меня много работы, — сказал он, продолжая писать.

Молодая женщина закончила складывать путеводители и выскользнула из-за стойки.

— Я сейчас вернусь, — проговорила она.

— Гордон, объясните мне, в чем дело. Почему вы так странно себя ведете? — спросила Донна сквозь сжатые губы.

Махоуни уставился прямо на нее сверкающими глазами.

— Убирайтесь отсюда! — выпалил он. — Оставьте меня в покое.

Донна гневно сверкнула глазами.

— Убирайтесь к чертовой матери. Прочь от меня! — выкрикнул он. — Прочь от меня, прочь от этого места, прочь от Дублина.

Донна, нахмурившись, хотела было что-то сказать, но Махоуни перебил ее:

— Уезжайте. Уезжайте сейчас же, — сказал он, вновь отводя взгляд. — Чего еще вы от меня ждете?

Она повернулась и быстро пошла к выходу.

Сев за руль машины, она завела двигатель и так резко рванула с места, что подъезжавший сбоку автомобиль вынужден был затормозить, чтобы избежать столкновения. Послышался возмущенный гудок.

Все еще в сильной ярости, она посмотрела на карту, разостланную рядом с ней на сиденье, и поехала к дороге, ведущей к охотничьему домику в Маунтпелье.

Глава 44

Может, это только мне кажется, подумала Донна.

Может, здесь не так уж и холодно. Солнце стоит высоко в небе, вроде бы должно греть. Но почему-то кажется, что холодно.

Поеживаясь, она медленно обошла развалины охотничьего домика. Расположенный на вершине холма, домик, казалось, взирал на Дублин, словно некий бдительный часовой. Порывы набегающего временами ветра трепали ее волосы. Она подняла воротник жакета. Говорят, что подобные места надолго сохраняют ауру Зла.

Из того, что рассказывал Махоуни, можно было сделать вывод, что где-где, а здесь эта аура должна бы сохраниться.

Остатки каменных стен сильно выветрились, но не заросли, как можно было ожидать, сорной травой. Не только трава — никакие растения не росли ни на самой каменной кладке, ни вокруг нее. Здесь стояла какая-то особая, физически ощутимая тишина.

Птицы не вили здесь гнезд.

Ничто живое, похоже, даже не приближалось к этим зловещим руинам.

Махоуни говорил ей, что домик был построен на месте снесенного кромлеха — башни, воздвигнутой для поклонения местным ирландским божествам. Парсонс и его приверженцы находили даже забавным, что их вертеп был построен на священной земле.

Рассматривая руины, Донна думала о Махоуни. О том, как приятно они провели вечер, с какой готовностью он делился с ней тем, что знает, как легко было с ним разговаривать.

Что же могло случиться, что он так резко изменил свое отношение к ней, стал груб и резок? Это была еще одна тайна во все возрастающем перечне тайн и вопросов, на которые она не знала и, вероятно, никогда не узнает ответов. По крайней мере, на часть из них. Но зато теперь она догадалась, зачем ее муж приезжал сюда. Донна была убеждена, что он интересовался клубом Адского Пекла либо какой-то другой подобного же рода организацией. Но почему именно — она не имела понятия.

Боже, как объяснить это и многое-многое другое?

Почему, например, он завел роман?

Этот вопрос она задавала себе постоянно.

Присев на корточки, она подобрала кусок кирпичной кладки, отвалившийся от опорного столба. Ощупывая этот кусок, она осматривалась кругом. Ветер по-прежнему ворошил ее волосы, кусал щеки. Чувствуя, что ее пробирает дрожь, Донна решила вернуться к машине. К тому же она плохо понимала, зачем приехала в это место. Возможно, Махоуни мог бы рассказать ей что-нибудь заслуживающее внимания. Но ведь его нет. Она отбросила камень и пошла к своему «вольво», продолжая оглядываться, еще более остро ощущая тишину и отсутствие птиц. Единственной птицей, которую она заметила, был ворон; его черное оперение, казалось, было чуждо и даже враждебно ясной синеве небес.

Донна скользнула за руль «вольво» и еще раз бросила взгляд на развалины. Какие черные дела творились в этом домике, когда он еще стоял целый и невредимый? Она представила себе, как благородно он выглядел в свое время. Тем обиднее, что в нем свила себе гнездо такая гнусная организация.

Она завела двигатель и развернула машину, в последний раз поглядев на руины в зеркало заднего вида.

Внутри машины было много теплее. И чем дальше от руин она отъезжала, тем больше согревалась.

Или, может, это ей только кажется?

Донна включила вентилятор отопления и поехала в Дублин. Она была уверена, что на этой пустынной дороге нет ни одной машины, но на всякий случай все же заглянула в зеркало.

Она так и не поняла, откуда вывернулся черный «ауди».

Хотя возле дороги виднелись многочисленные следы шин, она нигде не видела этого «ауди», который теперь ехал за ней.

«Ауди» набирал скорость. И все приближался.

Донна нахмурилась и прибавила газа, умудряясь одновременно смотреть и вперед, через лобовое стекло, и назад, в зеркало.

«Ауди» продолжал настигать ее.

Она обернулась через плечо, чтобы увидеть лицо водителя, предупредить его об опасности столкновения. Но у «ауди» было тонированное лобовое стекло, к тому же ярко сверкавшее под солнцем, и она ничего не увидела.

«Ауди» был всего в нескольких ярдах от нее, и Донна решила притормозить и пропустить его.

В этот миг «ауди» врезался в нее.

Глава 45

Толчок бросил Донну вперед, но привязной ремень удержал ее от удара в стекло.

Оглянувшись, она увидела, что «ауди» подает назад

— Что ты делаешь, сукин сын! — крикнула она невидимому водителю, когда черная машина ударила ее еще раз, разбив задний фонарь. Она только услышала, как затрещало стекло при столкновении.

«Ауди» опять откатился на несколько ярдов. Но на этот раз Донна успела нажать на акселератор, и «вольво» стремительно выехал обратно на дорогу, выбрасывая из-под задних колес грязь и камни. Взглянув в зеркало заднего вида, она убедилась, что «ауди» продолжает ее преследовать.

Донна изо всех сил жала на педаль газа, пытаясь увеличить расстояние между собой и маньяком в «ауди», но, кто бы ни был этот маньяк, он висел у нее на хвосте.

Дорога была недостаточно широка для двух машин. Чтобы поравняться с ней, «ауди» выехал на поросшую травой обочину. Его задние колеса буквально взрывали влажную землю, грязь стояла за ним сплошной стеной; вода из многочисленных луж обдавала борта обеих машин.

«Ауди» ударил в бок «вольво», и Дойне пришлось напрячь все свои силы, чтобы не потерять управление. Она еще раз попыталась разглядеть водителя, но ничего не увидела через затемненное стекло. Она резко повернула руль и в свою очередь ударила «ауди». Его стало заносить, и он притормозил.

Разогнав машину, Донна увидела впереди перекресток.

Она мысленно помолилась, чтобы проскочить его без помех.

«Вольво» пересек перекресток со скоростью шестьдесят миль.

«Ауди» последовал за ним.

Донна почувствовала, что ее блузка пропитывается потом и что на лбу у нее тоже выступили крупные капли. Ее волосы спутались сзади. Она крепче сжала руль, глядя то в зеркало заднего вида, то вперед и стараясь найти поворот, где она могла бы сбросить преследующий ее «ауди».

Через две сотни ярдов дорога разветвлялась, Донна чуточку нагнулась вперед, стараясь набрать максимальную скорость.

«Ауди» вновь врезался в нее, едва не столкнув «вольво» с дороги, но она сумела выровнять машину и погнала ее вперед. Она действовала не размышляя, повинуясь лишь инстинкту самосохранения.

Опять послышался треск стекла.

Развилка была уже совсем близко.

Куда повернуть — направо или налево?

Она выбрала левую дорогу.

«Ауди» слегка занесло на мокром асфальте, потому что водитель не сбавил скорости. Эта секундная передышка дала Донне возможность оторваться от него; она так сильно жала на акселератор, что боялась, как бы ее нога не провалилась в пол.

Дорога стала отлого подниматься вверх, к вершине небольшого холма. Спидометр показывал семьдесят миль. Перевалив через вершину, «вольво» совершил длинный прыжок по воздуху, приземлившись с такой силой, что, казалось, у нее хрустнули все кости. Она сморщилась от боли, особенно резкой в позвоночнике.

«Ауди» повторил ее прыжок, потеряв один колпак с колеса.

Крепко схватив рычаг переключения передач, Донна резко затормозила.

«Вольво» прошел юзом ярдов пятьдесят, постепенно замедляя ход.

На миг остановившись, Донна включила заднюю передачу.

— На, получай, ублюдок! — крикнула она, нажимая на педаль газа. «Вольво» рванулся назад, и Донна крепко сжала руль, зная, что этот маневр может остановить «ауди» или убить обоих водителей. Предсказать исход было невозможно.

Последовало мощное столкновение.

В результате удара у «ауди» была сломана решетка капота и разбиты обе передние фары. Пострадал и «вольво». Донна закрыла на миг глаза — она ударилась грудью о рулевую колонку и чуть не задохнулась. Но она включила первую передачу и проехала пятнадцать — двадцать ярдов. Затем, с громким скрежетом врубив заднюю передачу, вновь наехала на теперь уже неподвижный «ауди», оттолкнув его еще на несколько ярдов назад. Дорога была усыпана стеклом, хрустевшим под колесами. Над капотом «ауди» поднимался пар, охлаждающая жидкость хлестала, словно кровь из раны. Когда черная машина попыталась тронуться, Донна услышала какой-то лязг. Ее водитель дал задний ход, таща за собой полуотвалившийся бампер, который через несколько футов оторвался совсем.

Донна нанесла еще один удар по черному «ауди», переключила передачу и уехала.

«Ауди» пытался за ней следовать, но не мог набрать прежней скорости. Донна наблюдала за ним в зеркало, радуясь, что победа осталась за ней. Она что-то с вызовом выкрикнула, на глаза у нее навернулись слезы — слезы ужаса и облегчения. Все ее тело было в поту; пот поблескивал на ногах, просачивался на сиденье. Теперь она думала только о том, чтобы быстрее вернуться в гостиницу. Вернуться в гостиницу и вызвать полицию.

Взглянув в последний раз в зеркало, она увидела, что «ауди» свернул на боковую дорогу, прекратив преследование.

Тяжело дыша от волнения, она поехала дальше.

Глава 46

Донна скользнула глубоко в ванну, и вода ласково заплескалась вокруг ее шеи.

Она выудила кусок фланели, выжала его и положила на лицо. Сейчас она дышала медленно и ровно, не слыша своего дыхания, слыша только, как капает вода из одного крана. Пар затуманил зеркала в ванной, сконденсировавшись, лежал, словно роса, на плитках. Когда похожие на слезы капли сливались вместе, они сбегали вниз тонкими струйками.

Донна сняла фланель с лица и положила ее на край ванны. Она чувствовала себя как выжатый лимон.

Она сама не знала, как ей удалось вернуться в «Шелбурн». Ее ноги как будто сковывал ледяной холод. Она с трудом нажимала на педали.

Оставив изуродованную машину снаружи, она, пошатываясь, вошла в гостиницу, ощущая на себе осуждающие взгляды проживающих там людей. Едва оказавшись в своем номере, она позвонила администратору и попросила его вызвать полицию. Затем она заказала себе бренди и выпила залпом всю порцию.

Донна сидела на краю кровати, когда прибыли двое рослых полицейских. Когда она рассказывала о том, что с ней случилось, один из них смотрел на нее как на сумасшедшую. Вполне естественно, подумала Донна с улыбкой. Ее рассказ вполне мог бы исходить из уст безумного человека. Все это было сплошным безумством. Кому могло понадобиться столкнуть ее машину с дороги?

Но ведь пытались-то не столкнуть ее с дороги, а убить. Тут и сомневаться нечего. Надо смотреть правде в лицо. Кто бы ни сидел за рулем «ауди», он старался убить ее, это совершенно ясно. Но почему?

Сперва эта история с Махоуни, затем «ауди». Что, черт побери, происходит?

Полицейские долго извинялись за этот инцидент, как будто они были лично ответственны; особенно рассыпались они в извинениях, когда признались ей, что, не зная номера (который она не смогла запомнить), им будет очень трудно найти автомобиль, не говоря уже о водителе. Донна с понимающим видом кивала, озабоченная теперь лишь одним — чтобы они как можно скорее ушли.

Оставшись одна, она тотчас же разделась донага и приняла ванну, чтобы смыть пот и успокоиться после перенесенного потрясения.

Когда она обдумывала то, что случилось, ее мозг работал с быстротой компьютера.

Теперь она была убеждена, что ее муж работал над книгой о клубе Адского Пекла и...

И что?

Да ничего больше. Дальше шли только догадки и предположения.

Возможно, он открыл какую-то современную организацию наподобие клуба Адского Пекла.

Возможно также, что они убили его (хотя английская полиция и уверяет, будто это просто несчастный случай).

Гордон Махоуни за одну ночь превратился из человека любезного и обходительного в самого откровенного грубияна. Почему?

Кто-то хотел ее убить сегодня утром. Почему?

Кто-то забрался к ней в дом, видимо, желая что-то там найти. Почему?

Одни вопросы. И никаких ответов.

Донна закрыла глаза.

Твердо она знала лишь одно — что у ее мужа был роман со Сьюзан Риган. Любопытно, какую роль играла эта женщина в происходивших событиях? Была ли она во всех этих местах вместе с Крисом? Делился ли он с ней сведениями, которые утаивал от своей собственной жены?

Донна стиснула зубы под струей воды. Измена мужа продолжала ее угнетать, и самое для нее мучительное заключалось в том, что она никогда уже не сможет расспросить своего мужа о его измене.

Это вызывало у нее не столько даже боль, сколько гнев.

Умерев, он тем самым избавился от заслуженного возмездия. И он, и эта женщина. Их стерли с лица земли, прежде чем она смогла излить на них свою ярость. Вот с этим-то она никак не могла смириться.

Донна села, споласкивая лицо водой и глядя на себя в затуманенное зеркало, которое искажало ее отражение. Затем она вылезла из ванны, надела халат и вышла в гостиную. Сняв трубку, она позвонила администратору и попросила сообщить ей номер Дублинской национальной галереи.

Может, если она опять поговорит с Махоуни, расскажет ему о том, что случилось сегодня утром у домика в Маунтпелье, он сможет что-нибудь ей объяснить.

Узнав номер, она поблагодарила администратора и стала набирать номер, тщательно вычитывая цифры из своего блокнота.

На другом конце провода послышался чей-то голос.

— Могу я поговорить с Гордоном Махоуни? — сказала она. Ее попросили подождать минутку.

Донна поднесла трубку к другому уху, машинально чертя что-то в своем блокноте.

Другой голос сообщил ей, что час назад Махоуни ушел домой.

— Не скажете ли вы мне его домашний номер?

Узнав номер телефона, она набрала его.

Услышала гудки,

Подождала.

Наконец трубку сняли.

— Гордона Махоуни, пожалуйста.

Последовало молчание.

— Алло.

По-прежнему молчание.

— Гордон, это Донна Уорд.

Она услышала щелчок, трубку опустили.

— Гад, — тихо выругалась она и набрала тот же номер.

На этот раз никто не снял трубку. Слышались лишь бесконечные гудки.

* * *

К тому времени, когда она выписалась из «Шелбурна», уже смеркалось, быстро приближалась ночь. Оставив за собой багровый след, солнце опустилось за горизонт.

Такси отвезло ее в аэропорт. Когда самолет поднялся в воздух, было уже совсем темно.

Пока самолет набирал высоту, Донна сидела с закрытыми глазами. Меньше чем через час она должна быть в Эдинбурге.

Глава 47

Пистолет уперся в его щеку с такой силой, что едва не разорвал кожу.

Это пробудило его, но когда Мартин Коннелли попытался сесть, холодное дуло вновь уложило его на кровать — сопротивляться было невозможно.

В темноте, все еще полупроснувшийся, он не мог ясно различить фигуры, стоявшие вокруг его кровати.

И ощущал только смертельный холод, исходивший от дула пистолета.

На какой-то миг он подумал, что ему снится кошмар, но кошмар был наяву.

Коннелли близоруко заморгал, пытаясь разглядеть, что, собственно, происходит. Когда он увидел лицо одного из окружавших его людей, того, что держал пистолет, у него зашевелились волоски на шее и на руках.

— Вставай, — прошипел Питер Фаррелл, отступая назад. Он продолжал целиться в голову Коннелли, все время держа

пистолет в нескольких дюймах от его лица. Мартину казалось, будто дуло расширяется, превращаясь у него на глазах в широкий черный тоннель.

— Иди, — приказал Фаррелл, схватив Коннелли за одну руку и таща его в сторону двери.

Его сообщник схватил домашний халат, лежавший в изножье кровати, и швырнул его Коннелли. Тот посмотрел на Фаррелла, как бы испрашивая позволения надеть его, прикрыть свою наготу, хотя в этот момент ему было не до приличий. Однако он надел халат и прошел на лестничную площадку. Фаррелл следовал за ним по пятам с пистолетом в руке.

— Я уже вам говорил, что ничего не знаю, — спокойно, но надтреснутым голосом произнес Коннелли. Во рту у него было так сухо, будто кто-то набил ему рот песком.

Фаррелл схватил его за волосы, дернул голову назад и приставил пистолет к виску.

— Я не поверил тебе тогда и сейчас не верю. Отвечай, мать твою, — прошипел он.

— Ради Бога...

Его с такой силой ударили по спине, что он чуть не свалился с лестницы.

И свалился бы, если бы не успел вцепиться в перила. На дрожащих ногах он спустился с лестницы.

Фаррелл и его компаньон последовали за ним.

— Ты разговаривал с этой женщиной? — спросил Фаррелл.

— С какой женщиной?

— Со вдовой Уорда, с кем же еще.

— Почему я должен был с ней разговаривать?

Фаррелл ударил ногой Коннелли по самому низу спины; тот повалился ничком и покатился вниз по лестнице. Ударился о стену и прокатился последние несколько ступенек.

Фаррелл тут же схватил его, поднял на ноги и сунул пистолет ему под челюсть.

— Так ты разговаривал с ней? — повторил он.

— Нет, — сказал Коннелли, превозмогая сильную боль от падения. — Послушайте, клянусь вам, я ничего не знаю.

Фаррелл толкнул литературного агента так, что его голова с глухим стуком ударилась о стену. На какой-то миг Коннелли подумал, что он сейчас вырубится, но тяжелая пощечина привела его в себя. Фаррелл схватил его за плечо и поволок к закрытой двери, ведущей в холл.

— Что вы делаете? — спросил Коннелли, осознав, куда его тащат.

— Иди, — рявкнул Фаррелл.

Коннелли ткнулся в дверь, но ее тут же открыл изнутри третий их сообщник.

Литературного агента впихнули внутрь.

Все четверо стояли в комнате, и Фаррелл снова наставил пистолет на голову Коннелли.

— Что это за дурацкие шутки? — робко промямлил он.

— Это не шутки, — ответил Фаррелл и потащил его через комнату.

Кухня была большая, воздух здесь теплый и сухой.

Коннелли не знал, давно ли включена электрическая плита, но одна из конфорок была раскалена почти добела.

Глава 48

— Нет! — выкрикнул Коннелли, увидев разогретые конфорки и почувствовав их жар.

Фаррелл сделал шаг вперед и шарахнул его по лбу рукояткой тяжелого пистолета.

Литературный агент рухнул на пол, по его лицу потекла обильная струя крови. Перевернувшись, он застонал, и Фаррелл кивнул одному из своих сообщников.

— Успокой его! — сказал он.

Тот вытащил из кармана что-то похожее на длинную ленту. Обмотал ее вокруг подбородка Коннелли, одновременно закрыв ему рот, и поставил его на ноги. Затем к ним подошел третий и поднял его правую руку так, что она повисла в воздухе. Фаррелл по-прежнему не отводил от него пистолета.

— Я буду задавать свои вопросы только по одному разу, — сказал он, сверля глазами литературного агента — Так что слушай внимательно. Когда я буду задавать вопрос, рот тебе будут открывать. Если ты позовешь на помощь, я тебя пристрелю. Понял?

Коннелли кивнул, ощутив сильную боль в голове. Кровь заливала один его глаз, и он моргал, пытаясь как-то очистить его.

От плиты исходил сильный жар, и на его лице крупными каплями стоял пот.

— Где книга? — спросил Фаррелл.

Ленту сняли со рта.

— Не знаю, — ответил Коннелли, и его глаза наполнились слезами ужаса. — Не...

Рот вновь замотали.

Фаррелл кивнул.

Его сообщник, который держал руку Коннелли, прижал ее к самой большой конфорке.

Невыносимо мучительная боль распространилась сперва по руке, а затем и по всему телу. Вскрик Коннелли был приглушен лентой, он прозвучал не громче, чем всхлип ребенка в запертой комнате.

Кухню наполнил запах горящей плоти.

Когда наконец руку отдернули, часть плоти с нее прилипла к раскаленной конфорке. Небольшие кусочки кожи сморщились и поджарились, над конфоркой поднялись струйки дыма.

Чтобы Коннелли не потерял сознания, его все время били по лицу; боль от этих ударов не шла ни в какое сравнение с той дикой болью, которую он ощущал в обожженной руке, но все же не давала ему провалиться в забытье. На руке тотчас же вздулись волдыри, некоторые в форме конфорки. У него было такое чувство, будто кто-то обжег его руку паяльной лампой.

— Где эта чертова книга? — проревел Фаррелл, придвигаясь ближе. — Что с ней сделал Уорд?

— Не знаю, — прорыдал Коннелли; на его лице слезы смешивались с кровью и потом. На халате темнело большое пятно, а по ноге струилась — уже не сдерживаемая — моча.

— Говори! — требовал Фаррелл, злобно выкатив глаза.

— Он никогда не рассказывал мне о своей работе. Клянусь жизнью, я не знаю, где его книга. — Его безумно выпученные глаза походили на наполненные кровью шарики пинг-понга; казалось, они вот-вот лопнут. — Я ничего не знаю о книге, не знаю даже, начал ли он ее писать.

Фаррелл был явно озадачен, но только кивнул своим сообщникам.

Ленту водворили на место, прервав мольбы Коннелли о пощаде. Когда он почувствовал, что руку вновь подносят к накаленным конфоркам, из его горла вырвался приглушенный крик.

Три дюйма.

Казалось, лучше умереть, чем выносить опять эту пытку.

Два дюйма.

Сообщник Фаррелла с неимоверной силой тащил руку Коннелли.

Один дюйм.

— Где книга? — в который уже раз спросил Фаррелл.

Когда руку опять притиснули к конфорке, Коннелли задергался в таких ужасающих конвульсиях, что едва не сбил с ног державшего его палача, но тот все же удержался от падения, а второй палач нажал сверху на руку.

Вздувшиеся уже волдыри прорвались, из них потекла светлая жидкость, и конфорка зашипела, как разозленная змея. Вся рука приобрела темно-багровый цвет, казалось, сама плоть раскалилась. У близкого к беспамятству Коннелли было такое чувство, будто вся его кровь кипит, а кости расплавляются от нестерпимого жара. Боль захлестнула его такой могучей волной, что он лишился наконец сознания.

Но блаженное забытье было не для него; один из палачей бил его, другой обливал водой и изо всех сил Дергал за волосы, чтобы привести в чувство.

Очнувшись, он почувствовал пронзительную боль в висевшей как плеть руке. Ладонь и большая часть кисти были обожжены дочерна, лишь местами проглядывала алая плоть. И снова в нос ему бил тошнотворный сладковатый запах горелого мяса. Когда его голова откинулась, его снова ухватили за волосы.

— Это твой последний шанс, — решительно сказал Фаррелл. — Где книга?

— Прекратите, ну прекратите, пожалуйста, — рыдая взахлеб, взмолился Коннелли. — Да не знаю же я ни черта. О Боже!

Его резко дернули за волосы, так что голова его откинулась назад.

— Да не писал Уорд никакой чертовой книги. Клянусь Богом!

Фаррелл оттолкнул своего сообщника и схватил литературного агента за горло, почти оторвав его от пола, глядя в его выпученные глаза.

— Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что он не писал этой книги?

— Он только готовился ее написать.

— Он украл у нас книгу.

— Что украл? — в полной растерянности пролепетал Коннелли.

— Повторяю, он украл у нас книгу.

— Я не знаю, о чем идет речь.

— Врешь, — прокричал Фаррелл. И потащил за голову Коннелли к плите, намереваясь прижать его лицо к раскаленной конфорке. От нее несло запахом его собственной обгорелой плоти, и он даже видел черные полоски кожи, прилипшие к металлу.

— Уорд украл у нас книгу, — сказал Фаррелл. — Где он ее спрятал?

От конфорки исходил нестерпимый жар. Коннелли прилагал все свои силы, сколько их было, чтобы оттолкнуться от плиты, но Фаррелл был дьявольски силен и, преодолевая сопротивление, приближал его лицо к конфорке. Еще два дюйма — и лицо окажется прижатым к раскаленному металлу.

— Скажи мне, где он ее спрятал, — настаивал Фаррелл.

Один дюйм.

— Он не знает, — наблюдая, как борется литературный агент, со слабой улыбкой сказал один из палачей.

Коннелли продолжал как мог сопротивляться, но это было бесполезно. Жар лишал его последних сил; он чувствовал, как этот жар выжигает ему глаз.

Но все было уже кончено.

Фаррелл внезапно оттащил его от плиты и ударил кулаком так, что он перелетел через кухню, стукнулся головой о штукатурку и упал вперед.

— Поднимите его, — сказал Фаррелл и кивком указал на дверь. — Мы заберем его с собой.

Глава 49

Сперва он думал, что они ослепили его.

Мартин Коннелли был уверен, что его глаза открыты, но ничего не видел. Лишь через несколько секунд, когда его мысли немного прояснились, он понял, что ему завязали глаза. Повязка была закручена так туго, что врезалась ему в виски. Но это неприятное ощущение было несравнимо с той болью, которая разливалась жидким огнем по всем его жилам. Голова гудела, как барабан, от ударов и ушибов, нестерпимо болевшая рука, казалось, распухла до гигантских размеров.

Коннелли попробовал согнуть пальцы рук и ног, и боль тут же усилилась; он ощутил странное чувство невесомости.

Плечи и шея подвергались чудовищному давлению. Как если бы...

Он и в самом деле висел в воздухе, болтаясь, как никому не нужная, заброшенная марионетка. Он не имел никакого понятия, где он и как высоко подвешен. Может, в двух-трех дюймах, а может, в нескольких сотнях футов от земли. Он вдруг ощутил цепенящий холод. Когда ветер обдал своим холодным дуновением его потное тело, он понял, что с него сняли всю одежду.

Мартин Коннелли висел обнаженный в воздухе, привязанный за кисти двумя грубыми, обдирающими кожу пеньковыми веревками.

Помогите.

В ноздри ему по-прежнему ударял сильный зловонный запах, похожий на запах протухшего мяса. Может, эти спятившие гады подвесили его на бойне. Его ум начал лихорадочно перебирать все возможности. Если они подвесили его на бойне, то вполне могут использовать большой мясницкий нож. Или острые вертелы.

Пытаясь высвободить руки полуживой Коннелли извивался, беспомощно болтая ногами. То, что лодыжки не были привязаны, навело его на мысль, что он висит выше, чем ему хотелось бы. Поэтому, даже если ему удастся освободиться, он просто-напросто разобьется. Литературный агент перестал барахтаться и повис неподвижно, ощущая острую боль в ободранных кистях и еще более острую — в покрытой огромными волдырями и ожогами пульсирующей ладони.

Кругом было тихо, он слышал только свое тяжелое шумное дыхание.

Из его рта вырвался невольный стон, полный муки и отчаяния.

— Где книга, мистер Коннелли?

Голос прозвучал совсем рядом, где-то внизу справа.

Он повернул голову, но повязка на глазах помешала ему кого-либо увидеть.

— Где она?

Уже другой голос. На этот раз внизу слева.

Этот голос походил на первый. Такой же медленный, отчетливый выговор. Слегка гнусавый. Впечатление было такое, будто у говорившего весь рот забит мокротой.

— Книга.

Коннелли пронзил внезапный страх, он ощутил странное, необъяснимое замешательство. Боль на мгновение куда-то отступила, но едва он пошевелил правой рукой, она возвратилась с удвоенной, утроенной силой.

— Вы знаете, что Кристофер Уорд похитил ее у нас, — произнес первый голос. Коннелли почувствовал, что зловонный запах становится сильнее, приближается. Вот он уже совсем близко, он ощущает на своем бедре чье-то дыхание.

На бедре.

Стало быть, если стоящий рядом с ним человек не какой-нибудь гигант, он висит не выше шести футов от земли. Слабое, но утешение.

— Мы хотим знать, что Уорд сделал с книгой. Хотим получить ее обратно, — произнес второй голос.

— Она нам очень нужна, — сказал первый голос. Коннелли прочистил горло.

— Клянусь вам, я не знаю, о какой книге вы говорите, — сказал он. — Я знал, что Уорд хотел написать книгу, но он даже к ней не приступил. Только собирал материал.

— Нас не интересует книга, которую он собирался написать, — рассерженно проговорил первый голос. — Мы хотим только вернуть себе то, что принадлежит нам по праву.

— Он украл ее и где-то спрятал. Мы должны знать, где именно, чтобы забрать ее, — добавил другой голос.

— Расскажите мне об этой книге, — с большим трудом собираясь с мыслями, сказал Коннелли. Может, если будет говорить, он еще как-то выпутается из всей этой истории. — Тогда, возможно, я мог бы вам помочь.

— Он не знает, — сказал первый голос.

— Он лжет, — возразил второй.

— Уорд был его клиентом, он должен знать, — вмешался третий голос. Коннелли узнал этот грубый голос, он принадлежал высокому человеку с темными, коротко стриженными волосами. — Он знает, где она, — настаивал Питер Фаррелл.

— Я ничего не знаю об украденной книге, — простонал Коннелли.

— Тогда ты нам не нужен, — сказал первый голос.

— Погодите, — отчаянно взмолился Коннелли. Какой-то миг стояла тишина, слышно было лишь его учащенное дыхание.

— Где книга, знает его жена, — солгал Коннелли. — Найдите ее, и она скажет вам, где находится книга.

Поверят ли они? Продолжай, попробуй их убедить.

Он понял, что у него остается один-единственный шанс — убедить своих похитителей, что Донна знает, где находится книга, которую они ищут. В таком случае они могут его отпустить. Черт с ней, с Донной. Надо спасать свою шкуру.

— Уорд рассказывал ей обо всем. Он наверняка сказал ей, где находится ваша книга, — продолжал литературный агент, без труда нанизывая ложь на ложь. — Найдите ее, и вы найдете книгу.

— Ты врешь, — грубо оборвал его Фаррелл. — Мы не нашли ее в доме Уорда.

— Конечно, он не стал бы держать ее там. — Коннелли надеялся, что они не заметят отчаяния, прорывающегося в его голосе. — К тому же у него есть еще один дом, коттедж в Сассексе. Может, она там. Послушайте, его вдова поехала искать книгу. Значит, Уорд сказал ей, что украл ее. Вам нужна она, а не я. Она знает.

— Где этот дом в Сассексе? — спросил Фаррелл.

Коннелли стал отчаянно рыться в своей памяти, пытаясь вспомнить. Он чуть не улыбнулся, когда наконец вспомнил, и поспешил сообщить адрес.

— Может, она и там, хотя я и сомневаюсь в этом. Вдова поехала в Ирландию, чтобы найти книгу. Я предложил сопровождать ее, но она отказалась от моей помощи. Сказала, что должна найти книгу. Но это тайна, сообщенная ей покойным мужем. Сейчас она в Ирландии.

— Была там, — поправил его Фаррелл. — Ее видели вчера возле охотничьего домика в Маунтпелье.

— Я же вам говорил, — выпалил Коннелли.

— Заткнись, — прошипел Фаррелл, ударив его по животу.

— Это верно? — спросил первый голос. — Она ездила к домику?

— Вчера вечером она вылетела из Дублина. За ней ведется наблюдение, — объяснил Фаррелл.

Господи Боже, кажется, мне удалось отвлечь от себя их внимание. Они поверили мне, подумал Коннелли, вдыхая зловонный воздух, как если бы это был дым.

— Я же говорил вам, — устало повторил он. — Она знает, где книга.

— Ты готов предать женщину, лишь бы выгородить себя? — спросил первый голос. Послышался смешок, от которого волосы на голове у Коннелли встали дыбом. — У тебя и в самом деле нет никакой чести. Мне это нравится. — Еще смех. И еще смех. Казалось, вся комната заполнена смехом. Этот пронзительный безумный смех так оглушительно отдавался в ушах литературного агента, что он боялся оглохнуть.

Постепенно смех замолк. Коннелли тихо раскачивался взад и вперед на веревках.

— Я помог вам, — сказал он. — Отпустите меня, пожалуйста.

— Ну и что, если мы тебя отпустим? Мы должны поверить, что ты будешь держать язык за зубами? За кого ты нас принимаешь9 — презрительно прохрипел второй голос. — Ты не только подл, но еще, оказывается, и глуп. Если мы отпустим тебя, ты попытаешься разоблачить нас, как это хотел сделать Уорд.

— Как я могу это сделать? — жалобно проговорил Коннелли — Я даже не видел, кто вы такие. Ну, пожалуйста.

Он почувствовал, что с его глаз снимают повязку.

— Посмотри на нас, — сказал чей-то голос, и литературный агент открыл глаза.

— О Господи! — прошептал он, безумно вытаращенными глазами глядя на своих палачей.

Разинув рот, он осмотрел небольшую комнату, к не очень высокому потолку которой он был подвешен. В ней сидели около десятка — полутора десятков людей; все они смотрели на его висящее обнаженное тело.

— Ты помог нам — и теперь мы с тобой разделаемся, — улыбаясь ему, произнес какой-то старик.

— Нет, — прокричал Коннелли.

Он услышал, как что-то хлюпает в металлической канистре, которую Фаррелл поднес к нему сзади.

— Что вы делаете? — завопил он, извиваясь всем телом. Он почувствовал, что его обливают какой-то холодной, неприятной на ощущение жидкостью.

По запаху он понял, что это бензин.

— Нет! — опять закричал он. — Пожалуйста, не делайте этого.. Бога ради, не делайте! — Достигнув самой высокой ноты, его голос оборвался хрипом. На него продолжали лить пахучий бензин, который по грудисбегал к паху, а оттуда струился по ногам.

Его глаза заплыли слезами полного отчаяния и ужаса.

— Вы не можете сделать это со мной, не можете! — прорыдал он.

Старик, который с ним говорил, чиркнул спичкой и показал ему ярко-желтый огонек.

— Не-е-ет, — провыл Коннелли во всю силу своих легких.

— Спасибо тебе за помощь, — повторил старик, бросая в него спичку.

Бензин тут же вспыхнул, охваченное огнем тело Коннелли извивалось на веревках в неистовых корчах, в его крике не было уже ничего человеческого.

Те, кто наблюдал за этой сценой, зашевелились. Затем дружно встали и начали аплодировать. Кое-кто смеялся.

А тело Коннелли продолжало гореть ярким пламенем.

Глава 50

На улице шел дождь; тонкая пелена дождя колыхалась на ветру, точно паутина Капли дождя, собираясь на оконном стекле в струйки, сбегали на наружный выступ подоконника, образуя там маленькие лужицы.

Донна рассеянно выглянула из окна, погруженная в лихорадочное раздумье.

В руках у нее был старинный том с пожелтевшими от времени страницами От него исходил затхлый запах, как от мокрой тряпки, положенной для сушки на радиатор. Местами поблекший шрифт можно было разобрать лишь с большим трудом. Некоторые из слов — Донна приглядывалась к ним искоса — она, в своем смятении, даже не понимала, хотя общее содержание до нее и доходило.

Но если бы не помощь библиотекарши, она даже не нашла бы этого тома.

Зарегистрировавшись в эдинбургской гостинице «Холидей», она сразу же отправилась в библиотеку, упомянутую и в заметках и в дневнике ее покойного мужа, хотя и не знала, чего именно ей искать. Библиотека была большая, Донна не стала просматривать бесконечные ряды томов, самые старые из которых были датированы 1530 годом, а обратилась за помощью к библиотекарше — женщине лет тридцати пяти в черном брючном костюме и белом свитере, грузноватой, с чересчур пухлыми руками, которыми она доставала книги с полок На лацкане у нее была приколота табличка с ее именем — «Молли» Она охотно помогла, найдя для Донны полдюжины книг, посвященных клубу Адского Пекла. Сама она почти ничего не знала об этой организации, и Донна сожалела, что рядом с ней нет человека, столь же хорошо осведомленного, как Махоуни.

Приходилось разбираться во всем самой.

В справочном бюро библиотеки, где она сидела, было мало людей; вместо обычной атмосферы мира и спокойствия, характерной для подобных мест, здесь царила какая-то неестественная тишина. Донна скользнула взглядом по другим читателям, но все они сидели, сгорбившись, за деревянными столами, углубленные в чтение выбранных ими книг Безмолвие лишь изредка нарушал стук упавшего карандаша или ручки, да ветер стучал в окна каплями дождя, будто россыпью мелких камушков.

Донна вернулась к книге, склонившись над ней, чтобы лучше разбирать слова.

Неофиты сего клуба вершили дела, мерзопакостные для христианина. Перо не поднимается описать некоторые из этих дел, кои были розными в розных клубах. Столь же розными были и названия сиих клубов, наимерзейшими из коих были Сыновья Полуночи. А творили сии язычники обряды ужаснейшие.

Донна перелистала несколько страниц, но поняла, что таким образом она не ускорит поиски нужной ей информации. Она продолжала читать.

Неофитов принуждали совокупляться в присутствии других. А затем бить женщин. Но сии гнусности они вершили с удовольствием, ибо не знали любви к Всевышнему, не чтили Его. Одна у них была радость — тешить свою плоть и ублажать наставников своих. Да и убивали они с удовольствием. Когда у женщины, с коей они совокуплялись, рождалось дитя, сие дитя убивали они во имя Нечестивого. А череп хранили у себя дома. Таково было жертвоприношение, требуемое от вступающих. А некоторые убивали еще не родившихся детей, для чего вспарывали животы женщинам. А череп они хранили как знак гнусного злодеяния своего, доказательство их любви ко Злу.

Донна задумчиво пожевала губу и провела указательным пальцем под словами, так неразборчивы они были на поблекшей странице.

А творили они все Зло, как изложено в больших древних книгах, кои называются Гримуарами. Сии Гримуары, весьма ценимые обществами поклонников Зла, наполнены были тайными заклинаниями, понятными только тем, что шествуют темными тропами. И была у каждого клуба своя Гримуар, где каждый член мог начертать имя свое, дабы показать любовь ко Злу и свое родство с другими поклонниками оного.

Пошарив у себя в сумке, Донна вытащила ручку и блокнот, захваченный из гостиницы «Шелбурн», и вписала в этот блокнот слово «Гримуар».

Где у них могут быть словари, подумала она

И едва не подскочила, почувствовав на своем плече чью-то руку.

Обернувшись, она увидела Молли.

— Извините, что потревожила вас, — сказала та, улыбаясь — Я хотела спросить, как у вас идут дела — И она кивнула на книги, лежавшие перед Донной.

— Ничего, — ответила Донна, успокаиваясь. Она мысленно упрекнула себя за излишнюю нервозность. — Но мне нужен словарь.

Молли тотчас же принесла словарь и вручила Донне. Пока та водила пальцем по колонкам слов, отыскивая нужное, она стояла рядом. Наконец Донна нашла то, что искала.

ГРИМУАР (архаичн.) (Грим-ва). Старонорманнское французское слово.

1. Книга заклинаний и заговоров.

2. Книга, предположительно употребляемая для общения с Дьяволом и демонами. Обычно приписывается ведьмам или сатанистам.

Она перечитала это определение, захлопнула словарь и вернула его Молли. Та улыбнулась.

— Может, вам принести еще что-нибудь? — спросила она. Донна провела рукой по волосам и устало вздохнула. У нее онемели плечи, побаливала голова.

— Нет, спасибо, — отказалась Донна. — Пожалуй, я закончила.

Она посмотрела на книги перед собой, затем на часы.

Четверть пятого.

Вот уже почти четыре часа, как она в библиотеке.

У нее не было никакой уверенности, что она приблизилась к цели. Ибо она не знала, в чем должна состоять ее цель. Она почерпнула кое-какие сведения о клубе Адского Пекла; она убедилась, что именно над этой темой работал ее муж. Она узнала, что вступающие в клуб должны были публично совокупляться и убивать дитя. Она также узнала, что для общения со Злом они пользовались книгой, называемой Гримуар.

Донна откинулась на спинку стула.

В холодном свете дня все это казалось такой смехотворной нелепицей.

Общение со Злом.

Клуб Адского Пекла.

Что общего все это может иметь со смертью ее мужа или с его любовным романом?

Может, ей следовало почитать о неверности, а не о нечестивости. О вдовстве, а не о колдовстве.

И все-таки что-то было неладно. Что-то порождало сомнения.

Полиция убеждена, что ее мужа не убили.

А вот она не убеждена.

Почему в ее дом вламывались люди в масках? Что они искали?

Кто эти люди, стоящие рядом с Крисом на фото? Почему один из них похож на человека, предположительно умершего более двухсот лет назад?

Почему ее преследовали и чуть не убили в Ирландии?

Почему Махоуни так неожиданно и необъяснимо отказался от своего обещания ей помочь?

Почему? Почему? Ее жизнь превратилась в целую серию так и не отвеченных вопросов.

Донна потерла глаза, встала и убрала в сумку блокнот со стола.

Проходя мимо Молли, она поблагодарила ее за помощь.

На ступенях каменной лестницы Донна задержалась, глядя на бегущих мимо людей, застигнутых врасплох сильным ливнем. Холодный, пронизывающий до костей ветер словно бы зажал ее в своем ледяном кулаке.

На все эти вопросы должен быть ответ. Но она не знает, где его найти.

Пока еще не знает.

Глава 51

Услышав шум подъезжающего к дому автомобиля, Джули Крэг быстро подошла к окну на лестничной площадке и выглянула наружу.

На подъездной дорожке стоял «ягуар», но сидевшего за его рулем человека Джули не знала. Он посматривал то на дом, то на приборную доску, точно изучал показания приборов.

Он провел рукой по лбу, как будто стирал пот, но продолжал сидеть за рулем своего «ягуара».

Что делать? — подумала Джули. Спуститься, выйти и спросить, что ему здесь надо? Нет, пусть он сделает первый шаг. Но ведь это просто смешно, сказала она вдруг себе. Почему она должна его бояться? Нельзя терять разум, нельзя все время ожидать худшего. И все же после того, что случилось на прошлой неделе, ее не покидала тревога. Может, он один из тех людей, что вламывались в их дом? Нарочно приехал днем, чтобы захватить ее врасплох?

Человек, за которым она наблюдала, вышел из «ягуара».

Его костюм явно нуждался в глажке. Закрыв дверь машины, он потер один рукав, то ли чтобы разгладить складки, то ли чтобы стряхнуть соринки. Еще раз посмотрев на «фиесту» и на дом, сунув руку в карман, словно что-то в нем нашаривая, он наконец направился к дому. Джули подошла к лестнице и стояла, глядя на дверь изнутри, прислушиваясь к приближающимся шагам.

Незнакомец позвонил.

Джули замерла на месте и, крепко схватившись за перила, ждала, что будет дальше.

Он еще раз позвонил.

Она быстро, но тихо спустилась с лестницы, подошла к двери и заглянула в «глазок».

Незнакомец был не так уж молод, уже под сорок, надо лбом у него виднелась небольшая пролысина, но волосы оставались густыми и длинными; ниспадая на воротник рубашки, они поблескивали в свете дня. Лицо у него было тонкое, слегка бледное.

В ожидании, пока откроют дверь, он переминался с ноги на ногу.

Увидев, что он протянул руку, чтобы позвонить в третий раз, Джули приоткрыла дверь, не снимая, однако, цепочки.

Незнакомец заглянул в образовавшуюся щель и вежливо улыбнулся.

— Доброе утро, — сказал он. — Извините, что беспокою. Я хотел бы поговорить с миссис Уорд. Миссис Донной Уорд.

Джули взглянула на него подозрительно.

— Меня зовут Невилль Дауд, — продолжал он. — Извините, мне следовало представиться с самого начала. — Он тепло улыбнулся.

В его манере держаться не было ничего угрожающего.

Джули кивнула в знак приветствия.

— Я был поверенным мистера Уорда, — объяснил он.

— Могу ли я вам чем-нибудь помочь? — спросила Джули.

— Вообще-то я хотел поговорить с миссис Уорд. Я должен был бы прийти раньше, но был в отпуске и вернулся только вчера, когда и услышал печальные новости. Должно быть, для нее это очень тяжелое испытание. Я хотел пригласить ее к себе в контору, но подумал, что это может быть воспринято как бессердечие. — Он слегка улыбнулся, словно ожидал похвалы за это проявление сочувствия.

Джули кивнула.

— Это очень любезно с вашей стороны, — сказала она, чувствуя, что ее первоначальные опасения рассеиваются.

— Могу ли я спросить, кто вы?

— Я сестра Донны, Джули Крэг.

Он протянул руку в щель, чтобы поздороваться. Джули сняла цепочку с крючка и широко распахнула дверь.

— Извините, что я встретила вас так нелюбезно, — сказала Джули, — но приходится соблюдать осторожность.

— Да, конечно. Женщина в таком доме. Я ничуть не обижаюсь. Миссис Уорд дома?

— Она уехала на пару дней. Вы что-нибудь хотите ей передать? Она позвонит вам, как только приедет.

Дауд был в некотором замешательстве.

— Нет, благодарю вас, в этом нет необходимости. Я не хочу ее беспокоить, голова у нее сейчас занята не тем. Я только хотел уточнить с ней кое-какие детали наследства, оставленного ей мужем. И передать ей несколько хранившихся у меня бумаг.

— Что это за бумаги?

— Мне не следовало бы обсуждать это ни с кем, кроме самой миссис Уорд. Извините, я не хотел бы вас обидеть.

Он опустил глаза на свои полуботинки, которые были в куда более ухоженном состоянии, чем костюм.

— Но если вы не знаете точно, когда она вернется... — Он помолчал, как бы давая Джули время обдумать его фразу: — Важно только, чтобы она получила эти бумаги. Если вы будете настолько добры, что передадите их ей, будет просто замечательно. Если она захочет связаться со мной, у нее есть номер моего телефона.

Джули кивнула.

Из внутреннего кармана пиджака Дауд вытащил толстый коричневый конверт. Он передал его Джули.

— Мистер Уорд предупредил меня, чтобы этот конверт был передан его жене только в случае его смерти, — сказал поверенный.

— Я передам конверт.

Дауд протянул руку, и Джули пожала ее.

— Спасибо за помощь. Пожалуйста, передайте ей мое соболезнование, и пусть она позвонит мне, если ей потребуется какая-нибудь помощь. — Он улыбнулся, сказал, как он был счастлив познакомиться с ней, и направился к своей машине. Она наблюдала, как он сел за руль «ягуара» и завел его мощный Двигатель. Развернувшись, он уехал. Джули закрыла дверь и повесила цепочку.

Она взвесила на ладони врученный ей конверт и пошла к телефону.

Ведя пальцем по блокноту, что лежал рядом с аппаратом, она нашла нужный ей номер и тут же его набрала.

В трубке послышались долгие гудки.

Глава 52

18. 46.

Держа чашку чая обеими руками, Джули посмотрела на стенные часы в кухне и сверила с ними свои, наручные.

— Ну же, — раздраженно шепнула она.

Телефон на стене возле нее зазвонил, и после второго звонка она сняла трубку.

— Донна?

— Да, — ответил голос на другом конце провода.

— Где ты так долго задержалась? Я звонила тебе сегодня утром.

— Я только что вернулась в свой номер и нашла послание от тебя. Что-нибудь не так?

— Вроде все так. Сегодня у меня был посетитель. Поверенный Криса, Невилль Дауд. Ты знаешь его?

— Встречала пару раз. И что ему было нужно?

Джули посмотрела на конверт, лежащий на кухонном столике. Она сказала о нем Донне.

— Что в нем? — спросила та.

— Конверт адресован на твое имя. Я не могла вскрыть его без твоего разрешения, — сказала Джули, удивленная. — Посмотришь сама, когда вернешься... Как твои дела, кстати?

Донна рассказала сестре о том, что случилось в Ирландии, о сведениях, которые она собрала о клубе Адского Пекла, а также о том, что она нашла в эдинбургской библиотеке. Она немного объяснила сестре, что представлял собой клуб Адского Пекла.

— Стало быть, над этим-то и работал Крис? — наконец сказала Джули. — А кто были эти мерзавцы, которые напали на тебя в Ирландии?

— Не знаю. И связано ли это с работой Криса, я тоже не знаю.

— А полиция не может вмешаться?

— Они не могут действовать, исходя из предположений. У меня нет никаких конкретных доказательств, которые я могла бы им предъявить.

— Кто-то пытался тебя убить. Какие еще конкретные доказательства им нужны?

— Послушай, я все время думаю о работе Криса. Ты знаешь, как глубоко он был поглощен ею — больше, чем какими-нибудь другими книгами. Я думаю, что он обнаружил какую-то организацию, подобную клубу Адского Пекла. Сегодняшний филиал этого клуба.

— Почему же он тогда не обратился в полицию?

— Не знаю. — Донна вздохнула. — Я не знаю, что он пытался сделать. Не знаю, связана ли и она со всем этим?

— Кто?

— Сьюзан Риган.

— Господи Боже мой, Донна, я думала, ты уже забыла обо всем этом.

— Забыла? Мой муж погибает в автомобильной катастрофе со своей любовницей, и ты полагаешь, что я могу забыть об этом?

— Я имела в виду его любовный роман. Я думала, что твоя цель — выяснить, над чем он работал, а не то, что он делал или чего он не делал вместе со Сьюзан Риган.

— Я думаю, что она тоже была замешана во всей этой истории, — сказала Донна.

— Каким образом?

— Я кое-что уяснила для себя из чтения книг в здешней библиотеке. Я думаю, что Крис использовал ее для того, чтобы проникнуть в организацию.

— Ты предполагаешь, что он хотел в нее вступить?

— Не исключено. И тут она могла оказать ему содействие.

— И что он выгадал бы, вступив в такую организацию?

— Это я и должна выяснить. Я думаю, что Мартин Коннелли что-то знает об этом, но я несколько раз звонила ему на работу и домой, никто не откликается. Он тебе не звонил?

— Почему он должен был звонить мне! — с вызовом спросила Джули.

— Он мог поинтересоваться, не вернулась ли я. Если он все же позвонит, скажи ему, что я хотела бы переговорить с ним по возвращении.

Наступило недолгое молчание, которое первой нарушила Донна:

— Я думаю, что Крис был замешан в какую-то историю. И довольно опасную, Джули. Возможно, в этом конверте, который принес Дауд, содержатся ответы на некоторые вопросы.

Джули покосилась на конверт.

— Я выяснила здесь все, что могла, — устало сказала Донна. — Завтра вечером я возвращаюсь. Прямым рейсом.

— Может, мне встретить тебя в аэропорту?

— Нет, я возьму такси. Скоро увидимся. А пока будь осторожна.

— И ты тоже, Донна.

Донна повесила трубку.

Джули также положила трубку на рычаг и подошла к столу с конвертом. Она взяла его, вновь взвесила на руке. Он был плотно набит бумагами и...

Она аккуратно провела пальцами по коричневой поверхности конверта и нащупала внутри что-то небольшое и холодное. Она нажала на конверт кончиком указательного пальца, пытаясь определить, что это такое. Нахмурилась и, словно слепой, считывающий специальный текст, стала ощупывать неизвестный предмет подушечками всех пальцев.

Глава 53

— Она должна умереть.

Эти слова плавали в воздухе, словно струйка дыма; казалось, в этой тяжелой атмосфере их можно даже видеть.

— Еще рано, — сказал другой голос. — Только после того, как мы возвратим книгу.

Эти отрывистые реплики были брошены в большой комнате, где две стены были из темного кирпича, а две — обшиты дубовыми панелями. Кругом висели большие полотна в позолоченных рамах. Освещена комната была небольшими настольными лампами с лампочками не сильнее, чем по шестьдесят ватт. Это придавало комнате несколько искусственное ощущение уюта, которое усугублялось открытым камином и дорогой кожаной мебелью, а также толстым ковром цвета влажного цемента.

В воздухе висел густой сигарный и сигаретный дым. Двенадцать сидевших здесь человек довольно попыхивали, продолжая свой разговор. Их кресла стояли в разных концах комнаты. Некоторые держали в руках бокалы с крепкими напитками.

Дом на Кондуит-стрит находился, с одной стороны, в двух минутах ходьбы от Беркли-сквер, а с другой — был совсем рядом от Риджент-стрит с ее шумным движением. И дом и комната походили на некий мирный островок в море деловой активности здесь, в самом центре Лондона.

Комната была расположена на втором этаже трехэтажного здания; ее окна задернуты шторами — собравшиеся в ней надежно скрыты от людей внизу. Окна, как слепые глаза, только отражали свет проезжающих автомобилей.

Один из присутствующих поднялся, подошел к наполненному множеством бутылок буфету, наполнил свой стакан и предложил оказать ту же услугу всем остальным.

Они пили уже почти целый час, но никто не был пьян. Продолжая разговор, они опустошали немалые количества бренди и джина.

В самом центре стоял большой стол темного полированного дерева. Во главе сидели двое стариков; их лица отражались на сверкающей поверхности столешницы. Когда первый из них выпил, золотая печатка на его указательном пальце звякнула о хрусталь.

— Что, если Коннелли солгал? — сказал его сосед. — Что, если женщина не знает, где находится книга?

— Знает, — уверенно произнес первый. — Ведь она была в Ратфарнхаме и в домике в Маунтпелье.

— Я хочу знать, почему ее там не остановили, — перебил сердитый голос с другого конца комнаты.

— Ответственные за эту оплошность понесли наказание, — ответил кто-то. — К тому же мы не можем ее убить, пока она не приведет нас к книге или, по крайней мере, не скажет, где ее можно найти.

— Если Уорд в самом деле все рассказал ей, она могла бы обратиться в полицию, — предположил третий голос.

— Пусть идет, — со смешком заявил кто-то из присутствующих, поддержанный смехом еще нескольких.

Один из стариков во главе стола громко хлопнул ладонью по столешнице, и все разговоры сразу прекратились, стало тихо.

— Достаточно болтовни. Нам нужна книга, и как можно быстрее. В нашем распоряжении не так уж много времени.

— Мы найдем ее, — приближаясь к столу, заверил кто-то из собравшихся. — Найдем и ее и книгу.

Постепенно все присутствующие собрались вокруг стола, усевшись в расставленные вокруг него кресла.

— Мы должны возвратить ее в течение семи дней, — сердито сказал один из стариков с золотой печаткой.

— Мы вернем ее.

В голосе Питера Фаррелла звучала полная уверенность.

— Ради самого тебя я надеюсь, что так и будет, Фаррелл. И не только ради тебя, но и ради всех нас.

— Что, если она воспользуется книгой для той цели, которую ставил перед собой Уорд? — встревоженно спросил кто-то. — Если он сказал ей о книге, возможно, он сказал ей и о ее содержании.

Фаррелл взмахом руки отмел это предположение.

— За ней все время следят. Двое людей. Они найдут книгу. Заставят ее сказать, где она находится. А затем убьют ее. И конец всем проблемам...

— А что, если они потерпят неудачу? — перебил его чей-то обеспокоенный голос.

— Все будет в порядке, — раздраженно отпарировал Фаррелл.

— Ты говорил то же самое о людях, которые должны были обыскать ее дом. Они потерпели неудачу. Может, мы недооценили ее?

— Она женщина, — хохотнул Фаррелл. — Всего-навсего. Взрыв смеха приветствовал это замечание.

— Итак, все мнения сошлись, — сказал один из стариков. — Как только она приведет нас туда, где находится книга, или скажет нам об этом, она умрет. — Он оглядел всех собравшихся. — Да? — Затем посмотрел на каждого в отдельности, дожидаясь, чтобы все изъявили свое согласие.

Они кивали медленно, торжественно, точно жюри, выносящее вердикт.

Фаррелл только улыбнулся.

— Может, стоило бы привезти ее сюда, — предложил кто-то. — В течение одного вечера мы бы наслаждались ее обществом.

Ответом был общий смех.

Один из стариков во главе стола, с бокалом в руке, поднялся, опять о хрусталь зазвенел золотой перстень.

— Я хочу произнести тост, — сказал он с величественным видом. — Пьем за смерть Бога, за разрушение моральных устоев и за Сыновей Полуночи.

На сморщенном лице Фрэнсиса Дэшвуда, который провозгласил этот тост, змеилась злая усмешка.

Ричард Парсонс, его сосед по столу, и все остальные с воодушевлением подхватили этот тост:

— За Сыновей Полуночи!

Глава 54

Все билеты на прямые рейсы Эдинбург — Лондон были раскуплены вплоть до одиннадцати часов вечера. Донна позвонила на вокзал и выяснила, что есть поезд, уходящий в 20. 27. Она купила себе билет, взяла такси и поехала на вокзал.

К тому времени, когда она добралась туда, оказалось, что все поезда из Уэверли опаздывают на пятнадцать минут, но ей было все равно. Она отправилась через пассажирский зал в буфет и в ожидании своего поезда сидела там, грея руки о чашку кофе.

Она сидела у окна, наблюдая за потоками приезжающих и уезжающих пассажиров. Одних принимала длинная колонна такси, другие поднимались вверх по лестнице с ящиками и сумками, чтобы сесть на какой-нибудь другой транспорт. Многие ли из них едут домой? — подумала Донна. Домой, к близким родственникам, к любимым? К. мужьям?

Печаль сжала сердце Донны: она опустила глаза и смотрела в свою чашку, помешивая пластмассовой ложечкой темную жидкость, а иногда поднимая ложку и глядя, как с нее капают остатки кофейной гущи.

Люди в пассажирском зале смотрели на расписание прибытия и отправления поездов, проверяя, не нарушается ли график. Тут же на рюкзаке, поглядывая на расписание, жуя плитку шоколада, сидел какой-то молодой человек. Парочка влюбленных целовалась и обнималась, стараясь закрыть друг друга от холодного сквозняка. Донна задержала на них взгляд, но потом отвернулась.

Один из станционных служащих преследовал сорванный с него ветром шарф, но каждый раз, когда он его настигал и уже нагибался, чтобы поднять, новый порыв ветра уносил шарф прочь. Бранясь почем зря, он продолжал преследование.

Наконец Донна встала и вышла наружу; посмотрев там на световое табло, она заметила, что через пять минут прибывает ее поезд. От скуки она зашла в небольшую лавку Джона Мензиса.

Она не обратила внимания, что за ней последовал крепко сколоченный человек в джинсах и длинном темном пальто. Он стоял у входа в лавку, прикрывая одной рукой зажигалку, которой хотел зажечь зажатую во рту сигарету «Мальборо».

В лавке Донна осмотрела стеллаж, где стояли бестселлеры в бумажных переплетах. Всего шесть месяцев назад Последняя книга ее мужа занимала видное положение и на этом стеллаже, и на сотнях других по всей стране. И вновь ее сердце сжала печаль. Она выбрала три журнала, заплатила за них и вернулась в пассажирский зал.

Человек около буфета, попыхивая сигаретой, наблюдал, как она направилась к воротам и платформам за ними. По пути она остановилась, свернула журналы, сунула их в сумку и нашла свой билет.

Другой человек в кожаной тужурке и слишком коротких брюках, не сводя глаз с Донны, быстро пересек пассажирский зал Он был так поглощен наблюдением за ней, что столкнулся с молодой женщиной, которая возилась с неподъемно тяжелым чемоданом. Он чуть не сбил ее с ног, но продолжал идти, не обращая внимания на ее сердитые крики. Это столкновение привлекло к себе внимание многих людей, даже Донна на миг обернулась, но увидела лишь женщину, которая продолжала возиться с чемоданом.

Пассажиры на тот же поезд, которым ехала и она, выстроились в очередь. Присоединившись к ней, Донна, предъявив билет, прошла мимо барьеров и направилась к той части платформы, где стояли вагоны первого класса. Когда она проходила мимо вагона-ресторана, слабое урчание в животе напомнило ей, что она ничего не ела после обеда.

Открыв одну из дверей, она села в поезд, выбрала для себя двойное место и вдвинула чемодан между двумя сиденьями.

Человек в длинном темном пальто также сел в поезд.

Человек в кожаной тужурке, задержавшись на мгновение на платформе, сел в вагон рядом с вагоном Донны.

Она выложила свои журналы на стол, сняла туфли и, в ожидании отправления поезда, стала растирать пальцы ног. В вагоне было еще пять-шесть пассажиров, которые расселись все по отдельности. Некоторые читали газеты, один возился со своим плейером, регулируя громкость.

Почувствовав, как холодно в поезде, Донна слегка вздрогнула.

Поездка должна была занять не более шести часов. Когда поезд отошел от платформы, Донна посмотрела на свои часы.

Человек в кожаной тужурке подошел к тамбуру, соединяющему два вагона, и посмотрел, где сидит Донна. Удостоверившись, что она на месте, он вернулся на свое сиденье.

Впереди было много времени.

Глава 55

Кроме Донны, в вагоне-ресторане было всего двое пассажиров. Они сидели в дальнем конце вагона, разговаривая приглушенными голосами. На столе перед каждым стоял переносной телефон.

С удовольствием утоляя аппетит, Донна наслаждалась царившим в вагоне теплом. Она чувствовала сильную усталость и мечтала вздремнуть пару часов перед прибытием поезда в Лондон. До Йорка оставалось еще около сорока миль, так что времени у нее было достаточно.

Она подняла глаза, когда мимо, в расстегнутой кожаной тужурке, прошел Дэвид Райкер. Проводив его взглядом, Донна заметила, что его брюки не достигают ботинок. Она даже мысленно улыбнулась, поглядывая на его широкую спину и короткие брючки, но тут же переключила свое внимание обратно на кофе. Когда Проводник возвратился с дымящимся кофейником, она попросила налить себе еще чашку.

Мимо нее еще раз, с пластмассовым стаканчиком чая в руке, прошел Райкер. Поравнявшись с ней, он взглянул на нее. В этот момент поезд загрохотал по стрелкам, покачнувшись, он ухватился за спинку ее сиденья и проследовал по проходу между столами.

Кроме огней отдаленных городов, Донна видела в темном стекле только свое отражение. Поезд мчался вперед, оставляя позади тонущую во мгле сельскую местность.

Она придвинулась к окну, приложила одну ладонь козырьком ко лбу, но смотреть было не на что. Они как раз проезжали маленькую станцию, на перроне, где гулял ветер, можно было видеть нескольких людей, и ничего больше. Она откинулась на спинку сиденья и выпила немного бренди. Затем, опустив голову на мягкий подголовник, закрыла глаза.

Приблизилась ли она к раскрытию тайны смерти мужа?

Он умер, потому что его машина врезалась в стену.

Но почему это произошло? В самом ли деле это был несчастный случай?

Все происшедшее с ней в Ирландии опровергало это предположение, однако у нее не было никаких доказательств того, что его убили. Она вдруг усомнилась в полезности своей поездки. К тому же она надеялась, что, проехав по тем же местам, что и он, она почувствует себя ближе к нему, но этого не произошло. У нее стало еще больше неотвеченных вопросов. И прежде всего она не узнала ничего такого, что могло бы пролить свет на его отношения со Сьюзан Риган.

Донна сильно тосковала по Крису. Особенно по ночам. У нее было такое чувство, будто в душе прорвана большая дыра и оттуда вырвано что-то невосполнимое. Но так как она знала о его романе с другой женщиной, то опасалась, что эта дыра заполнится не печалью, а ненавистью. Если бы только она могла спросить его: почему он завел этот роман?

Вместо того чтобы горевать, она чувствовала себя обманутой.

Если бы только она могла спросить его.

Хотя бы проститься.

Она выпрямилась и открыла глаза.

На оконном стекле вновь появилось отражение Дэвида Райкера. По-видимому, этот человек в кожаной тужурке и слишком коротких брючках остановился и посмотрел на нее. Затем опять пошел вдоль по проходу.

Донна решила взять бренди с собой. Она расплатилась по счету и пошла по вагону-ресторану, провожаемая взглядами двоих мужчин с переносными телефонами. Затем они возобновили свой прерванный тихий разговор.

Она вернулась на свое место, заметив, что человек в кожаной тужурке сидит через пять рядов от нее.

Донна устроилась поудобнее и приготовилась спать, не уверенная, однако, что беспорядочно сменяющиеся в ее уме мысли позволят ей хорошенько отдохнуть два-три часа. Допив стакан, она поставила его на столик.

— Не возражаете, если я к вам присоединюсь?

Услышав этот голос, она вздрогнула. Подняв голову, она увидела, что возле нее стоит Райкер. Его лицо было лишено какого-либо выражения.

Не ожидая ответа на свой вопрос, он сел около нее, скрестив ноги так, что брюки задрались чуть не до самых икр.

— Я видел вас в вагоне-ресторане, — сказал он. — И подумал, что вы едете одна.

— Я предпочитаю путешествовать одна, — ответила Донна как можно вежливее. И кисло улыбнулась.

— Не принести ли вам чего-нибудь выпить? — предложил Райкер. — А то я как раз собрался пропустить стаканчик-другой.

— Нет, спасибо. Я хотела бы поспать, — сказала она с нотками раздражения в голосе.

— Я не могу спать в поезде, — заметил Райкер.

Похоже, что и я тоже не смогу, обозленно подумала Донна.

— Мне скучно, — продолжал он, замечая, что к ним приближается другой человек.

Человек в длинном темном пальто.

И Донна увидела его. Увидела, что он смотрит на нее.

Она выпрямилась, недоуменное выражение на ее лице сменилось злостью.

Второй человек сел напротив нее.

— Я не хотела бы вас обидеть, — сказала она. — Но я надеялась, что смогу отдохнуть. Я...

— Заткнись, — шепотом оборвал ее Райкер. — Сейчас же заткнись.

Донна повернулась, чтобы что-нибудь ему сказать.

Но он приоткрыл тужурку, и она увидела, что он держится за рукоятку ножа.

Сидевший напротив человек в длинном темном пальто улыбался.

— Нам надо задать вам несколько вопросов. Нам нужна ваша помощь. — Он расстегнул пальто и полез внутрь.

— А что, если я позову проводника? — с вызовом ответила Донна.

Стюарт Бентон слегка откинул полу своего пальто и тоже показал нож.

— Если ты это сделаешь, — мягко сказал он, перегибаясь к ней, — мы разрежем тебя на куски.

Глава 56

— Кто вы? — Донна с опаской смотрела на обоих мужчин, быстро переводя взгляд с одного на другого.

— Нам нужна твоя помощь, — повторил Бентон, буравя ее взглядом. — И ты окажешь нам эту помощь. Скажешь все, что мы хотим знать.

Донна увидела приближающегося проводника.

Не предупредить ли его об угрожающей ей опасности? Разумно ли это?

Райкер также заметил проводника и кивнул ему.

Бентон увидел его, обернувшись через плечо.

— Даже не смей об этом думать, — прошипел он, сверкая глазами. — Я прирежу и его заодно.

Стюард прошел мимо, улыбнувшись и посмотрев на обоих мужчин, сидящих возле Донны.

Бентон проводил его взглядом.

— Умница, миссис Уорд, — сказал он с улыбкой.

— Не смей разговаривать со мной таким фамильярным тоном, проклятый ублюдок! — взорвалась Донна. — И откуда ты знаешь мое имя?

— Мы следуем за тобой со вчерашнего дня; — сказал Райкер. — Были в библиотеке, везде.

— Книга в библиотеке? — спросил Бентон.

— В библиотеке много книг, чертов недоумок. Попробовал бы сам поискать, — сказала Донна с веселым сарказмом.

— Ах ты, стерва поганая! — выругался Бентон, нагибаясь вперед.

Донна откинулась на сиденье; ее сердце бешено билось в груди. Но тут вмешался Райкер.

— Попридержи нож, — быстро сказал он, надеясь, что Донна его не слышит. — Фаррелл пока еще не велел ее трогать.

— Сука! — прошипел Бентон. — Проклятая богатая сука! — Он медленно кивнул. — Такая же языкатая, как твой муженек.

— Ты знал моего мужа? — спросила она.

— Видел пару раз. Слишком уж он задирал нос. Думал, все ему принадлежит. Да еще и язык распускал.

— Ты убил его? — спросила она.

— Нет, — ответил Бентон. — А жаль, что не я. Но у меня есть еще шанс замочить его миссис. Говори, где книга. Ты ведь за ней едешь?

— Я не знаю, о какой книге ты говоришь, — сказала она.

Проводник прошел вновь, и Донна постаралась улыбнуться ему. Она вдруг почувствовала себя в большей безопасности, хотя рядом с ней и сидели двое с ножами. Поезд шел не останавливаясь до самого Лондона; в вагоне были другие пассажиры, и вряд ли эти люди посмеют напасть на нее прямо сейчас. Если бы они и решились на такое, у них был бы только один выход: спрыгнуть с поезда, идущего со скоростью девяносто пять миль в час, а это дело более чем рискованное. Пока они только блефуют, если она сумеет усыпить их бдительность, то сможет ускользнуть.

Надо выиграть время.

Надо сохранить хладнокровие.

Но это легче сказать, чем сделать.

— Надо понимать, что вы работаете на того же человека, что и те двое, которые врывались в мой дом? — спросила она.

Бентон посмотрел на своего напарника, который только наморщил лоб.

— Я хочу сказать, что они были такими же бестолковыми остолопами, как и вы. Поэтому я так думаю. Вы согласны со мной? Или вы умеете говорить лишь односложными словами?

Бентон вновь нагнулся вперед; его лицо было перекошено от гнева.

— С каким удовольствием я распотрошу тебя, — сердито сказал он. — Может, даже трахну тебя разок. — Он потер рукой пах. — Ты у меня доиграешься.

— А что, по-твоему, будут делать другие пассажиры? Смотреть в сторону?

— Ты думаешь, кто-нибудь тебе поможет? Да им всем наплевать, что с тобой будет. Каждый будет думать лишь о своей шкуре, — прошипел Бентон.

Они с Донной на несколько долгих мгновений скрестили взгляды.

— Где книга? — сказал Райкер, толкая ее локтем в ребра.

— Не смей трогать меня, — обозлилась Донна.

— Где она? — спросил он, снова пихая ее локтем.

Она попробовала отодвинуться от него.

— Говори, сука, — потребовал Бентон.

— Пошел ты знаешь куда. — Донна изо всех сил лягнула его под столом.

Удар пришелся в правую голень Бентона, он взвыл от боли и стал растирать ушибленное место.

Райкер опять толкнул ее локтем:

— Где она?

— Да я тебя, мать твою, на куски разрежу, — пригрозил Бен-тон, морщась от боли. — Плевать, что сказал Фаррелл. — Он придвинулся ближе. — Вставай, пойдем прогуляемся.

— Я никуда не пойду отсюда. — Донна смело встретила взгляд его стальных глаз.

— Вставай, — повторил Бентон. — Я убью тебя. Клянусь, убью.

— Ты не можешь ее убить, — напомнил Райкер. — Фаррелл...

— Плевать я хотел на Фаррелла, — огрызнулся Бентон. — Мы скажем, она пыталась бежать, у нас не было выбора.

— Он приказал доставить ее живой, — упорно стоял на своем Райкер.

Бентон вытащил из-за пояса нож, нагнулся и приставил лезвие к левому колену Донны.

Она хорошо чувствовала острие на своей одетой в чулок ноге.

— Если через пять секунд ты не встанешь, я распорю тебе ногу до самой кости. Поняла?

Донна посмотрела на него тупым взглядом и кивнула.

Она встала и, подобрав свою сумочку, протиснулась мимо Райкера. Перебросив ремень сумочки через плечо, она пошла вдоль по проходу, сопровождаемая обоими мужчинами. Проходя мимо проводника, она кивнула. В ответ он тоже наклонил голову, глядя на двух ее новых компаньонов.

Донна сглотнула.

Пока она находится в поезде, она в безопасности. В относительной безопасности, скажем так. Кругом другие пассажиры. Что могут с ней сделать эти двое?

В окнах замигали фонари, поезд вошел в тоннель.

Донна продолжала идти, чувствуя, что мужчины следуют за ней по пятам.

Впереди был вагон-ресторан; какая-то молодая женщина покупала бутылку воды и сандвичи. Донна протиснулась мимо нее. За ней Райкер и Бентон.

В тамбуре между двумя вагонами Бентон велел ей остановиться. Он подтолкнул ее к двери, нашарил в кармане пачку сигарет и закурил. Он стоял позади Донны, выпуская дым в окно. Холодный ночной ветер, врываясь внутрь, трепал ее волосы и увлажнял глаза слезами.

Что делать?

Райкер стоял возле двери, наблюдая, чтобы никто не застал их врасплох.

— А теперь начнем сначала, — сказал Бентон, хватая своей могучей ручищей кисть Донны. — Где книга?

— Не знаю, — ответила она, пытаясь вырваться. Бентон вплотную приблизил свое лицо к ее лицу.

— Ты когда-нибудь видела, как режут людей? — спросил он, брызжа слюной. — Ты знаешь, сколько крови может пролиться из ножевой раны?

Донна тесно прижалась к стене, подальше от него и его зловонного дыхания.

— Я хочу в туалет, — сказала она.

— Войдешь в туалет и дернешь за цепочку экстренного торможения? Знаем мы эти штучки. Дураков нет.

— Тогда мне придется облить твои ботинки, — вызывающе крикнула она.

Бентон слегка отодвинулся, кривая улыбка исказила его лицо.

— Иди, — зло прошипел он. — Я зайду вместе с тобой. Чтобы ты чего-нибудь не натворила. — Он хохотнул и распахнул дверь туалета. — Будь на стреме, — приказал он Райкеру, впихивая Донну в узкое помещение и закрывая за собой дверь.

— Бентон, — предупредил его сообщник, хватая за руку. — Смотри не убей ее.

— Как-нибудь без тебя разберусь.

— Тогда тебе придется разбираться с самим Питером Фарреллом. Он приказал, чтобы мы ее не трогали, пока не выясним, что она знает о книге. Держи себя в руках, понял?

Бентон вырвал свою руку.

— А ты смотри в оба. Ясно?

В туалете и на одного-то было мало места, не то что для двоих. Донна оказалась притиснутой к рослому Бентону.

— Что ты собираешься делать? Наблюдать, как я буду справлять нужду? — спросила она.

— Можешь не рассчитывать, что я отвернусь. Давай делай свое дело. Или нужно тебя поддержать? — сказал он со смешком. — Я закрою глаза, хорошо?

И он закрыл глаза.

Этого-то как раз и добивалась Донна.

Она изо всех сил лягнула Бентона в пах, так что его яйца оказались притиснутыми к тазовой кости.

Он взвыл от боли, но его крик потонул в шуме поезда, который как раз входил в тоннель.

Пока Бентон держался обеими руками за свою мошонку, Донна набросилась на него, как тигрица.

Она царапала его лицо ногтями, норовя выдрать глаза, и в самом деле выдрала ему кусок нижнего века. Он вновь завопил. По его лицу бежала кровь. Он пытался сопротивляться, схватив ее за горло и сдавив ей большими пальцами адамово яблоко, но она вцепилась зубами в один из его пальцев, так что хлынула кровь, и снова стала лягать своего врага. Трижды ударила его в обе голени и съездила сумкой по голове. Страх и отчаяние придавали ей сил; она осыпала его ударами и толкала, пока дверь туалета не открылась.

С исцарапанным, залитым кровью лицом, искаженным гримасой боли и ярости, хватаясь одной рукой за нож, Бентон вывалился из открытой двери.

Поезд все еще проходил тоннель; врываясь в окно, ветер рыдал, как толпа плакальщиц на похоронах. Мимо пролетали фонари.

Наконец-то Донна освободилась от рук Бентона.

Она развернулась и с потрясающей силой нанесла удар каблуком по его протянутой руке. Острый каблук оторвал ноготь указательного пальца. Из пальца хлынула кровь, и Бентон завопил снова.

Увидев подходящего Райкера, Донна увернулась от его неуклюжей попытки сграбастать ее.

Однако с Бентоном ей не повезло: он вскочил на ноги и, бросившись на нее, схватил ее обеими руками за талию и притиснул к наружной двери тамбура.

Незапертая дверь вдруг отворилась. И на какую-то долю секунды, которая показалась им целой вечностью, они оба повисли в воздухе, обдаваемые вонючим дымом, который наполнял тоннель.

Райкер попытался схватить их, но опоздал.

Они вывалились из поезда.

Глава 57

Донна знала, что сейчас умрет.

Она поняла это в ту долю секунды, когда они с Бентоном выпали из поезда.

Вонючий запах разъедал ей ноздри, рев паровоза оглушал ее уши. Она чувствовала себя невесомой, болтаясь в узком воздушном пространстве между стеной и поездом.

Бентон, вне себя от ужаса, отпустил ее талию. Он издал безумный вопль, ударившись о кирпичную кладку, затем отлетев к стремительно мчащемуся поезду, который превратил его тело в бесформенную груду мяса.

Однако в последний миг инстинкт самосохранения заставил Донну быстро протянуть руку и ухватиться за нижнюю часть открытого окна двери, которую ветер прижал к вагону.

Держись, взывало все ее существо. Держись.

Она изо всех сил сжимала дверь, а ее тело раскачивал ревущий ветер. Волосы ниспадали ей на лицо, все ее тело наполнял ледяной холод. Пальцы стали неметь.

Ее хватка постепенно слабела.

Поезд вырвался из тоннеля, и Донна с вызовом выкрикнула что-то, умудрившись уцепиться и второй рукой за дверь. Так она и болталась на весу, не в силах что-либо предпринять для своего спасения, зная, что не сможет долго выдержать такого напряжения. Ничто не может спасти ее от падения.

— Держись за меня, — проревел Райкер,протягивая руку. — Я попробую закрыть дверь.

Одной рукой он схватил Донну за руку, другой потянул за дверь.

Она думала, что сейчас он оторвет ее пальцы от двери и она рухнет вниз, под колеса.

Но вместо этого он употребил всю свою силу, чтобы, несмотря на сопротивление ветра, закрыть дверь.

Донна боялась, что вот-вот соскользнет вниз.

Держись.

Райкер постепенно подтягивал к себе дверь.

Донна чувствовала, что ее ноги цепляются за травы, растущие вдоль полотна, на такой скорости крапива и чертополох буквально обдирали ей кожу.

— Держись за мою руку! — как можно громче, чтобы она услышала, прокричал Райкер. — Я втащу тебя внутрь.

У Донны не было времени, чтобы хоть о чем-то подумать. Да и выбора никакого, в сущности, не было.

Она сжала его руку как можно крепче, и он потянул, едва не выворачивая ей плечо, стараясь в то же время, чтобы его не постигла та же участь, что и его сообщника.

— Другую руку, — крикнул он. — Давай другую руку. Донна не спешила, понимая, что если протянет ему другую

руку, то будет всецело в его власти.

— Давай же! — прокричал Райкер.

Впереди замаячило жерло другого тоннеля, большое и темное, готовое поглотить и ее и поезд.

Услышав громкий рев, она поняла, что это гудит сто двадцать пятый. Предупреждающий сигнал перед въездом в тоннель.

Она вновь посмотрела вперед, на зияющее жерло и темный холм вокруг него.

Посмотрела на фонари.

Фонари казались все ярче и ярче по мере приближения.

Навстречу им шел другой поезд.

Он уже успеет выйти из тоннеля, пока их поезд достигнет его.

Между двумя массивными паровозами будет меньше чем пять футов.

Она рискует быть раздавленной.

Донна отпустила дверь и протянула Райкеру вторую свою руку.

Оба поезда были уже совсем близко друг от друга, когда он стал втягивать ее внутрь.

— А ну! — крикнул он, обхватывая ее, поднимая и протягивая ее ноги в окно.

Оба они рухнули, как мешки, на пол.

Встречный пронесся мимо с оглушительным ревом и свистом.

Донна перекатилась на спину, глаза ее были полузакрыты, руки и ноги совсем онемели. Она не чувствовала ничего, кроме холода, который, казалось, проникал в каждую пору ее тела. Ее лодыжки и голени были исцарапаны в кровь, чулки изодраны в клочья.

Стоя около нее на коленях, Райкер тряс ее, растирал ей руки, стараясь восстановить кровообращение. Ее все еще пронизывал холод, и она все никак не могла оправиться от полученного ею шока.

— Почему ты спас меня? — спокойно спросила она, глядя на Райкера.

— Потому что ты нужна мне живая, — ответил он, все еще растирая ей руки. — Я должен получить от тебя сведения, — добавил он с озабоченным видом.

— Кто ты такой? — выдохнула она, теряя сознание.

Он сильно ударил ее по лицу, чтобы привести в чувство.

Он просунул свои руки ей под мышки, поднял ее, внес в туалет и запер за собой дверь. Посадил на стульчак и стоял, наблюдая за ней.

Подняв глаза, она увидела нож, спрятанный под кожаной курткой.

Она чуть не улыбнулась внезапно осенившей ее мысли.

Из огня да в полымя.

Смейтесь не все сразу.

Донна растерла руками лицо, ее дрожащее тело начинало понемногу согреваться, ноги стали отходить. Но плечи болели, а руки и ноги продолжали дрожать.

— Я спас тебе жизнь, — сказал Райкер. — Ответь же на мой вопрос.

Она закрыла глаза.

Но тут кто-то громко постучал в дверь.

Глава 58

— Кондуктор, — выкрикнул голос снаружи.

Райкер метнул сердитый взгляд на Донну и пробормотал что-то, чего она не расслышала. Выдержав его взгляд, она откликнулась:

— Минутку.

Райкер поглядел на нее с нескрываемой ненавистью. Она даже испугалась, что он схватится за нож.

— Открой, — кивнула она на дверь.

— Я зарежу и тебя и того, кто там, снаружи, — пригрозил Райкер.

— Ты же сказал, что я нужна тебе живая, — с вызовом напомнила Донна. — Убей меня — и ты не получишь никакой информации. А теперь открой дверь. — Они обменялись злыми взглядами, затем Райкер отпер замок и открыл дверь.

Кондуктор посмотрел на них, изумленно вскинув брови.

— Что тут, черт побери, происходит? — рассерженно спросил он, разглядывая двух растрепанных пассажиров. — Что тут происходит? — Заметив порезы и царапины на ногах Донны, он сказал: — Я слыхал о таких вещах. И даже сам сталкивался с ними. Месяц назад одна парочка тоже пробовала заняться таким делом, но я их накрыл. Как и вас.

— Это было не то, что вы думаете, — возразила Донна, поправляя прическу.

— Надеюсь, нет, — недоверчиво сказал кондуктор.

— Я могу все объяснить, — заверила его Донна.

Райкер молчал.

— Я упала и ободралась, — сказала она. — А этот джентльмен, — она кивнула на Райкера, — помог мне. Я потеряла сознание, и он посадил меня на ближайшее сиденье, здесь, в туалете. Я должна была прийти в себя.

Кондуктор поглядел на Донну, потом на Райкера.

— Это верно? — спросил он его.

— Да, — резко ответил Райкер, пытаясь спрятать свой гнев.

— Почему же дверь была заперта? — допытывался человек в железнодорожной форме.

— Я не хотела, чтобы кто-нибудь вошел и, как и вы, подумал бы что-нибудь дурное, — вновь улыбнулась Донна.

— Ну что ж, — сказал кондуктор. — Согласитесь, это выглядит немного подозрительно. Двое в одном туалете... — Он не договорил.

— Все верно, — отозвалась Донна. — Если бы вы помогли мне добраться до моего места, все было бы в порядке. Окажите мне такую услугу, пожалуйста.

Когда человек в форме протянул ей руку, Райкер окинул ее бешеным взглядом.

— Так вы не вместе? — спросил кондуктор.

— Нет, — ответила Донна. — Мне просто повезло, что этот джентльмен проходил мимо. — Она взглянула на Райкера. — Я повредила ногу, когда упала. Пол гораздо тверже, чем кажется. — И она посмотрела на свои исцарапанные, ободранные ноги.

— Может, поискать доктора в поезде? — предложил кондуктор, провожая ее в первый класс. — Я могу сделать объявление по радио.

— Нет, спасибо, — отказалась Донна. — Со мной будет все в порядке.

Райкер тащился позади, он был в глубоком унынии. Похоже, он упустил свой шанс. Как он сможет получить необходимые ему сведения, когда рядом с ней, весело болтая, идет кондуктор? Он сжал кулаки от чувства собственного бессилия, досады. И страха?

Что с ним сделает Фаррелл, если он вернется ни с чем?

Кондуктор довел Донну до ее места и помог ей устроиться поудобнее.

Райкер сел напротив нее, все еще сверкая глазами.

— Может, вам принести бренди? — услужливо вызвался кондуктор. — Вам надо успокоить свои нервы. Я принесу вам бренди из вагона-ресторана. — Он подмигнул. — За счет компании.

Он поспешил в вагон-ресторан, оставив их одних по разные стороны столика.

— Я тебя убью! — прошипел Райкер.

— Ты не сделаешь ничего подобного, — сердито сказала ему Донна. — Ты сказал, что я нужна тебе живая, что тебе нужны ответы на кое-какие вопросы. И мне тоже нужны ответы на кое-какие вопросы. Я хочу знать, кто ты такой и на кого ты работаешь. И не вздумай валять со мной дурака, или я остановлю поезд. Скажи правду, или полицейские будут здесь, прежде чем ты сможешь пошевелиться. Я скажу им, что ты выпихнул человека, этого твоего приятеля, из вагона и пытался убить меня. — В ее взгляде был прямой вызов. — Кто такой этот Фаррелл? Ты сказал, что он велел взять меня живой. Кто он? Человек, который тебя послал?

— Пошла ты в задницу, — вспылил Райкер.

Она придвинулась ближе.

— Сам пошел в задницу. Ты ведь трясешься перед ним, не правда ли? Поэтому ты не дал тому идиоту пырнуть меня ножом. Поэтому ты втащил меня в поезд, спас мне жизнь. Ты не сможешь больше мне угрожать. Этот поезд идет без остановок до самого Лондона, а я не сойду с места. Можешь, конечно, попробовать убить меня, но тогда тебе придется убить кондуктора и всех пассажиров в этом вагоне. Хватит ли у тебя на это смелости, или ты герой, только когда угрожаешь женщине? — Она с улыбкой откинулась на спинку сиденья. — Ты проворонил свой шанс. Ты должен был сбросить меня под поезд. Но ты не посмел. Потому что ты слабак и придурок.

Райкер с угрожающим видом нагнулся вперед, его лицо побагровело.

— Пожалуйста, один бренди, — провозгласил вернувшийся кондуктор, вручая бокал Донне.

Она поблагодарила его.

— Не побудете ли вы со мной минутку? Этот джентльмен собирается вернуться на свое место, — сказала она, с улыбкой взирая на Райкера.

— Я могу остаться, — процедил он.

— Нет, — возразила Донна, делая вид, будто относится к нему с глубоким участием. — Со мной все в порядке. И мне надо немного отдохнуть. Может, я даже сосну пару часов перед Лондоном. Благодарю вас за помощь.

Поколебавшись, Райкер поднялся. Посмотрев на нее, он повернулся и пошел вдоль по проходу.

Донна отхлебнула бренди, чувствуя, как он горячей струей изливается вниз, к ее желудку.

Она уже немного согрелась, и после ухода Райкера на душе у нее стало спокойнее. Тем не менее она сознавала, что в безопасности только до тех пор, пока поезд не достигнет Кингс-Кросс. Оказавшись в столице, она снова станет легкой добычей для своих преследователей. Надо придумать, как ускользнуть от Райкера.

— Есть ли в поезде телефон? — спросила она.

— Боюсь, нет, — ответил кондуктор.

У Донны упало сердце.

— Но у меня есть эта проклятая штука. — Кондуктор, извлек переносной телефон из своего кармана. — Мы пользуемся им для получения необходимой информации, уточнения времени прибытия и т. п. Я даже могу поговорить с машинистом, — улыбнулся он. — Но у меня нет никакого желания говорить с этим жалким типом.

Донна воспрянула духом.

— Иногда бывает плохая слышимость, особенно в тоннелях, но говорить можно, — заверил он ее.

— Спасибо, — поблагодарила его она, беря у него телефон. Удостоверившись, что она чувствует себя лучше, он сказал,

что скоро вернется, и пошел по проходу.

— Когда мы прибываем в Кингс-Кросс? — крикнула ему вдогонку Донна.

Глянув на часы, он вытащил расписание из кармана своей куртки, провел пальцем вдоль названий.

— Мы идем почти вовремя, — сообщил он. — Если не будет никаких задержек, мы прибудем на вокзал около половины второго ночи.

Она поблагодарила, затем стала набирать номер.

Ее часы показывали 22. 16.

На другом конце провода сняли трубку.

— Джули, это я.

— Где ты, черт побери? Я...

В трубке затрещало.

— Послушай, у меня нет времени на объяснения. Я еду на эдинбургском поезде, он прибывает в Кингс-Кросс в час тридцать. Джули, ты непременно должна встретить меня. Понимаешь? Непременно.

— Что происходит, Донна?

— Я же тебе сказала, я не могу объяснить. Расскажу все, когда увидимся. Джули, мы должны будем поехать в наш сассексский коттедж. Я хочу, чтобы ты отвезла меня прямо из Кингс-Кросс до коттеджа, понятно? Слушай внимательно. Открой гардероб в нашей комнате, достань все пистолеты и патроны и возьми их с собой. Привези также письмо, которое принес поверенный Криса. Пожалуйста, обещай, что ты сделаешь все это.

— Почему ты не можешь мне сказать?

— Сделай, как я тебе сказала, Джули, — оборвала ее Донна. — Кингс-Кросс. Час тридцать. Ради Бога, будь там к этому времени.

— Буду, — коротко обещала Джули.

Донна выключила телефон и положила его на стол.

В поезде она в безопасности. Но она не имела понятия, что может предпринять Райкер, когда они прибудут на вокзал. Она вновь посмотрела на часы.

Меньше чем через три часа она это узнает.

Глава 59

Приложив ладонь козырьком ко лбу, Донна увидела в окне огни Кингс-Кросс. Поезд замедлял ход перед полной остановкой.

Вскочив с места, она посмотрела в сторону вагона, где ехал Райкер. Ожидая остановки поезда, у дверей стояли двое пассажиров.

Райкера нигде не было видно.

Она подхватила свой чемоданчик и пошла по проходу, останавливаясь, чтобы взглянуть на ноги. Еще до этого она сняла чулки, и теперь, глядя на царапины и ранки, она подумала, что еще легко отделалась. Слегка кровоточил лишь один порез над лодыжкой. Подумав, чем все это могло кончиться, она вздрогнула.

Появился широко улыбающийся кондуктор.

— Не поднести ли вам вещи? — предложил он.

Она с благодарностью приняла его предложение. Тем временем поезд медленно втягивался в обширный амфитеатр из бетона и стекла. Это и была конечная остановка. У других платформ стояли пустые поезда, давно уже покинутые их пассажирами. В этот час на перроне было не так-то много народу. Затеряться будет не так-то просто.

Она снова оглянулась, ища глазами Райкера.

Его все еще не было видно.

Судя по ее часам, они прибыли точно в назначенное время. Только бы Джули ждала ее!

Кондуктор что-то благодушно рассказывал о долгих железнодорожных поездках; она почти не слушала его. Только улыбалась и кивала, пока он шел вместе с ней к двери. Открыв дверь, кондуктор убедился, что все его коллеги сделали то же самое.

Поезд наконец остановился. Спутник Донны спустился первым и помог ей сойти.

В огромном здании вокзала был жуткий холод, как будто кто-то выкачал отсюда все тепло и накачал взамен ледяной воздух. Изо рта Донны шел легкий парок.

Здесь было тихо, каждый звук громко отдавался под огромным куполом. И шаги пассажиров по темному цементному перрону гулко звучали у нее в голове.

Она быстро шла рядом с кондуктором, который нес ее чемодан, прямо к выходу. Билетов у барьера никто не проверял. Донна оглянулась, ища Райкера среди сорока — пятидесяти пассажиров, которые вышли вместе с ней. '

Его не было видно.

Они были уже близко к барьеру, и Донна высматривала Джули, боясь даже подумать, что ее может не оказаться среди встречающих.

Кондуктор все еще весело болтал, но теперь она даже не притворялась, будто его слушает, она сосредоточенно вглядывалась в лица других пассажиров.

Где же Райкер?

Она оглянулась через плечо.

Он шел меньше чем в десяти ярдах позади нее и все ускорял шаг, стараясь ее догнать. Впопыхах он толкнул какую-то старую женщину, раздраженный, что едва не упал, наткнувшись на ее чемодан.

Донна также попыталась ускорить шаг, надеясь, что ее спутник сделает то же самое.

Впереди было полдюжины пассажиров, двое из которых толкали тележки, нагруженные багажом. Донна обернулась на Райкера, посмотрела вперед. Затем, оставив кондуктора, обогнала одну тележку, которая загородила весь выход: остальные должны были дожидаться, пока она проедет. Кондуктор подошел к барьеру и вручил Донне чемодан.

— Теперь я уже сама справлюсь, — сказала она, завидев, что к ней приближается Райкер. — Спасибо за помощь. — Она повернулась и побежала.

Первая тележка застряла в дверях; видя, что преграждает всем путь, ее владелец был в явном замешательстве.

Райкер нажал сзади, пытаясь пропихнуть его, тот обернулся и обжег его сердитым взглядом. Райкер видел, как Донна по ту сторону барьера обнимает какую-то темноволосую женщину.

Обе они поспешили к стоянке.

Райкер перемахнул через барьер и, нащупав рукоятку ножа, устремился вслед за ними.

Выбежав из главного выхода, он быстро поглядел направо и налево.

Женщины как сквозь землю провалились.

Тогда он поспешил к стоянке такси. Еще ни одна машина не отъехала. Но и здесь не было видно ни Донны, ни другой женщины. Он стоял на тротуаре, руки на бедрах.

Зная, что потерял их, он грязно выругался. Повернулся и медленно пошел в вокзал, к телефону-автомату. Нашел такой, который принимал деньги, а не телефонные карточки, и набрал номер.

Его руки дрожали.

Через пару гудков человек, снявший трубку на другом конце провода, проговорил:

— Фаррелл.

— Это Райкер, — сказал он, стараясь не выдать обуревавшей его тревоги. — Мы потеряли ее.

Послышался громкий треск — Фаррелл швырнул трубку на рычаг.

Глава 60

Ночную темноту взрезали лучи мчащейся «фиесты».

Было 2. 45 ночи. Все дороги к югу от Лондона были совершенно пустынными. По мере того как машина углублялась в графство Кент, Джули и Донне казалось, что они единственные оставшиеся в живых люди на всем белом свете. Ничто не двигалось ни по шоссейным, ни по проселочным дорогам.

Возможно, это было и хорошо.

С некоторым недоверием слушая рассказ сестры обо всем, с ней приключившемся, Джули сосредоточенно вела машину: это было все, что она могла делать.

Донна была совершенно измучена, и физически и эмоционально. Набросив жакет на замерзшие колени, она полулежала на пассажирском сиденье. Хотя отопление и было включено, она никак не могла согреться, холод, казалось, застрял в самых ее костях. Воспоминание обо всем происшедшем, особенно в поезде, только усиливало это ощущение холода.

Она была так близка к смерти.

При этой мысли она вздрогнула.

Может, Крис испытывал то же самое за несколько секунд до своей смерти?

Она на миг закрыла глаза.

— Надо было вызвать полицию, — сказала Джули.

Донна ничего не ответила.

Она все думала о том, что случилось в поезде. Об этих бандитах, об их угрозах. О том, какой ужас они испытывали перед тем, кто их послал. Как его назвал Райкер?

— Донна, я говорю, что нам следует вызвать полицию. Все это стало слишком серьезным, — не унималась Джули.

Фаррелл! Она открыла глаза. Ее усталый ум постепенно сфокусировался на этом имени, на этом лице.

— Боже мой, — шепнула она, — это тот самый человек, который приходил к нам в дом, когда были поминки.

— О чем ты говоришь?

— Я уже говорила тебе, что один из этих бандитов в поезде повторял, что Фаррелл нуждается в какой-то информации, которую я якобы могу дать, и что Фаррелл велел, чтобы меня не убивали. В тот день, когда у нас в доме были поминки, какой-то человек рылся в бумагах Криса. Это и был Фаррелл. Питер Фаррелл.

— Может, это совпадение.

— Сомневаюсь. Он что-то искал в тот день, какую-то книгу. А эти бандиты хотели получить сведения о какой-то книге. Их послал Фаррелл. Тот же самый человек, я уверена.

— Даже если и так, что это доказывает?

— Это доказывает, что Крис имел что-то необходимое Фарреллу. А теперь он думает, что это «что-то» находится у меня. И чтобы получить его, он готов на все, вплоть до убийства.

— Тогда вызови полицию.

— До сих пор они не могли меня защитить, — отпарировала Донна.

— Что же ты собираешься делать с пистолетами? Стрелять во всех, кто на тебя нападет?

— Ты привезла их все?

— Да. Вместе с патронами. Они лежат в багажнике. Ты не ответила на мой вопрос. — Она поглядела на сестру. — Донна, ты не можешь сама вершить правосудие. Здесь тебе не Америка. И ты не героиня какого-нибудь боевика, которая всаживает пулю за пулей в свирепых гангстеров. Посмотри в глаза действительности.

— Меня чуть было не прирезали в поезде, — сердито выпалила Донна. — Вот она, твоя действительность.

— Ну кто ты такая, подумай. Чарлз Бронсон в юбке? Умоляю тебя, Бога ради, вызови полицию.

— Джули, кто бы ни были эти люди, кто бы ни был этот Фаррелл, ради достижения своей цели они готовы убить кого угодно. Именно они вероятнее всего убили Криса. Они пытались убить меня. Если они опять устроят какое-нибудь покушение, им будет все равно, кто окажется на их пути. — Она взглянула на Джули. — Ты тоже в опасности. Было бы лучше всего, если бы ты оставила меня в коттедже и вернулась в Лондон. Я и так поступила неблагоразумно, впутав тебя в свои дела. Устранись от всего этого, пока еще не поздно.

— Неужели ты думаешь, что я тебя оставлю сейчас? — мягко сказала Джули,

— Я бы не стала тебя упрекать, если бы ты это сделала.

— Я останусь с тобой, Донна. Что бы ни произошло. Но должна тебе честно признаться, что я напугана.

— Вступай в клуб отчаянных, — решительно произнесла Донна.

* * *

Остальную часть пути они проделали в полном безмолвии; миновав графство Кент, въехали в Западный Сассекс и помчались по дорогам, обрамленным изгородями и деревьям, мимо одиночных домов и ферм.

Было без четверти четыре, когда фары высветили во мгле указатель:

УОРДСБИ — 15 МИЛЬ.

ЧИЧЕСТЕР — 18 МИЛЬ.

Донна сказала Джули, чтобы та повернула налево.

Глава 61

Нападение было таким яростным, что Питер Фаррелл буквально взлетел на воздух.

Удар с сокрушительной силой бросил его на стену. Тяжело дыша, пошатываясь, он едва не свалился, но все же удержался на ногах. Однако второе нападение пригвоздило его к стене.

— Ты сказал, что найдешь книгу, — прорычал Фрэнсис Дэшвуд, хватая Фаррелла за воротник. — Мы положились на тебя, а ты подвел нас.

Фаррелл отпрянул — не столько от словесной взбучки, сколько от зловония, исходившего от Дэшвуда каждый раз, когда он говорил.

— Извините, — сказал он, задыхаясь, стараясь как можно меньше вдыхать зловонного воздуха.

— На что нам твои извинения? — проревел Ричард Парсонс. — Нам нужна книга, а не твои трогательные извинения.

С диким воем Дэшвуд отшвырнул прочь Фаррелла. Тот ударился о стол, перекувырнулся через него и тяжело рухнул на ковер. Придя в себя через миг, он перевернулся и встал. Двое других приблизились к нему.

— Благодаря этой книге мы прожили больше двухсот лет, — сказал ему Дэшвуд. — Верни ее.

Фаррелл кое-как поднялся; он задыхался в этой нестерпимой вони. У обоих стариков пожелтела кожа на лицах. Глаза Парсонса глубоко запали, под глазами виднелись большие синяки, точно кто-то его избил. Плоть рук, казалось, местами отслоилась от костей, а кожа под подбородком висела длинными складками, которые покачивались, когда он двигался.

Дэшвуд выглядел еще хуже. Из уголков обоих его глаз сочилась какая-то липкая, похожая на гной жидкость. Выпученные глаза тонули в глубоких орбитах; они были испещрены сотнями набухших, готовых разорваться красных жилок. Кожа, как и у Парсонса, висела местами, как плохо подогнанный костюм. Кое-где она отставала и начинала закручиваться. Один из таких завитков свисал с его левой щеки, как закрученная замерзшая слеза.

Вся комната провоняла до невозможности дышать.

— Твои люди оплошали в доме, а потом в поезде, — напомнил Дэшвуд.

— Мы не простим еще одной неудачи. Ты должен найти книгу и принести ее нам, — сказал Парсонс. — Представляешь ли ты, какую важность она имеет? И не только для нас, но и для всех, связанных с этой организацией?

— Если бы ее содержание стало известно, как того хотел Уорд, последствия были бы просто катастрофическими, — напомнил ему Дэшвуд. — Найди книгу.

Он толкнул Фаррелла, который споткнулся о стул и чуть было не повалился на пол.

— Ее нет в доме. — Он глядел на обоих стариков попеременно. — Мы уже проверили. И с собой у нее тоже не было книги...

— Ты уверен? — резко перебил его Дэшвуд.

— Я не вполне уверен, но...

Дэшвуд нанес ему мощный удар по лицу. Прикосновение его кожи вызывало омерзение.

— Ты знаешь, что произойдет с нами, если книга не будет найдена, — прорычал Дэшвуд. — Да ты и так уже видишь, что происходит.

Он вновь схватил Фаррелла и приблизил свое лицо к его лицу всего на несколько дюймов.

— Смотри. — Свободной рукой он медленно потянул завиток гниющей плоти. Она легко оторвалась, оставив красный след. Дэшвуд прилепил этот клубок плоти к губам Фаррелла, а затем засунул ему а рот.

Фаррелл закрыл глаза, ощутив на своем языке разлагающуюся плоть.

— Узнай, каково нам приходится, — прошипел Дэшвуд и, схватив подбородок Фаррелла, заставил его разжевать то, что находилось у него во рту.

Тот почувствовал, что его вот-вот вырвет.

Указательный палец Дэшвуда пропихнул омерзительный клубок плоти глубже, в самую глотку.

— Глотай, — потребовал Дэшвуд.

Фаррелл подчинился, и его тут же вырвало: желудок спешил освободиться от этого омерзительного содержимого. Фаррелл упал на колени, и его вновь стало рвать. От отвратительной вони, смешанной с запахом разлагающейся плоти, его бы продолжало рвать, но желудок был выпотрошен, в нем ничего не оставалось. Все потуги не давали никакого результата.

Дыша с мучительным трудом, он смотрел на обоих людей.

Или их скорее можно было бы назвать привидениями?

— Где сейчас женщина? — спросил Парсонс.

— Она не вернулась домой, — ответил Фаррелл. — Кто-то подобрал ее у вокзала. Другая женщина. — Он вытер рот тыльной стороной руки. — Они могут сейчас быть где угодно.

Дэшвуд с угрожающим видом шагнул к нему.

— Я предполагаю, что они поехали в другой дом, — заговорил Фаррелл быстро. — Тот самый, который упоминал Коннелли, прежде чем умер. В таком случае мы их разыщем. Их и книгу.

— Если же мы этого не сделаем, умрем не только мы, но и ты, — сказал Дэшвуд. — А теперь ступай.

Запах смерти висел в воздухе, точно зловонное незримое облако.

Глава 62

Коттедж стоял в двухстах ярдах от дороги, к нему вела только узкая подъездная дорога, огороженная с обеих сторон каменным забором. Заборы окружали не только палисадник, но и весь дом. Серый цвет делал их хорошо видимыми на фоне белых стен коттеджа. Шиферная крыша кое-где заплесневела и слегка подрагивала на ветру, но сам дом был в хорошем состоянии.

Уорд купил его четыре года назад на аванс, который ему заплатили за одну из его книг. Они с Донной пользовались им летом, часто приезжая сюда на уик-энд; Уорд написал здесь по крайней мере две книги Уорд воспротивился установке здесь телефона, чтобы никто не отрывал его от работы, когда он тут бывал. Ближайший сосед, старик уже за семьдесят, жил более чем в пяти милях отсюда, за грядой низких холмов.

Донна не была в коттедже более двух месяцев.

Любопытно, подумала она, привозил ли он сюда Сьюзан Риган; и на этот раз ей было, как никогда, трудно отделаться от этой мысли. Даже напряжение последних нескольких часов не смогло заглушить воспоминаний о его измене.

Она стояла в маленькой гостиной, водя пальцем по сильно запыленному буфету. Комната была всего в двенадцать квадратных футов, обставлена она была антикварной дубовой мебелью, купленной ими в Чичестере, когда они впервые туда приехали. Мебель была скупо украшена орнаментами. Тут стояло несколько ваз, пепельница и пара керамических фигурок. Окна были закрыты освинцованными ставнями.

На нижнем этаже находились лишь гостиная и большая кухня. Прихожая казалась непропорционально большой. В самом центре кухонного пола был потайной люк, который вел в глубокий погреб. Уорд хранил там старые рукописи. Там же он устроил и свой винный погреб. Он никогда не злоупотреблял вином, но при каждом посещении гостиницы «Майфэр» в Лондоне (где он бывал довольно часто) ему презентовали бутылку хорошего вина. Эти бутылки он никогда не открывал, а привозил в свой винный погреб.

Пол в этом погребе был земляной. Донна редко спускалась туда по деревянной лестнице, там было темно, и, несмотря на разуверения Уорда, она предполагала, что там кишмя кишат пауки, которых она боялась.

Простая деревянная лестница вела на второй этаж, где помещались две спальни и ванная. Дверь первой спальни открывалась на короткую скрипучую лестницу, ведущую в мансарду. Уорд часто угрожал устроить там свой рабочий кабинет, но, как это обычно бывает со всеми мансардами, она служила кладовкой для всех вещей, которые не находили себе употребления в доме.

Обе женщины были ужасно утомлены, казалось, им самое время лечь спать. Но обе они были в таком взвинченном состоянии, что едва ли смогли бы уснуть. Донна быстро приняла ванну, Джули вскипятила чай, и, когда стрелки часов на камине подползли к 3.56, они уселись по обеим сторонам стола в самом центре комнаты.

На столе лежали два алюминиевых ящика, похожих на атташе-кейсы.

Донна открыла один из них.

В тусклом свете ламп в нем поблескивали «смит-и-вессон» и «беретта».

Донна вынула поочередно оба пистолета и проверила их. Затем она открыла второй ящик и проделала тот же ритуал с «магнумом» и «патфайндером».

Она выдвинула барабаны из револьверов и проверила, как они действуют, слушая металлический стук курка о пустую камору. Вынула магазин «беретты» и взяла девять патронов из коробок с девятимиллиметровой амуницией. Аккуратно заложила их в магазин и вставила магазин в пистолет.

Затем она зарядила пистолет и револьверы, не загоняя, однако, патроны в патронник. Два револьвера она решила взять с собой наверх.

— Надеюсь, что ты знаешь, что делаешь? — сказала Джули.

— Речь идет о нашей жизни и смерти, — торжественно произнесла Донна.

— Почему же ты не вызовешь полицию? — взволнованно спросила младшая сестра.

Донна пила чай и ничего не ответила.

— Похоже, что ты хочешь, чтобы дело закончилось перестрелкой. Ты убьешь их без каких-либо угрызений совести.

— Но ведь они хотели убить меня.

— Но если ты убьешь кого-нибудь, в тюрьму посадят тебя, а не кого-нибудь другого.

— Я готова рискнуть.

— Надеюсь, дело не зайдет так далеко.

— Оно уже зашло достаточно далеко.

Несколько долгих мгновений они смотрели друг на друга, затем Джули полезла в свою сумку за конвертом. Она вручила его Донне, которая, перевернув его, увидела надпись, сделанную рукой Уорда. Слабо улыбнувшись, она провела указательным пальцем по каракулям.

Я тоскую по тебе.

— Это может подождать до утра, — сказала она спокойно. — Нам надо поспать.

Джули согласилась с ней.

Донна взяла с собой конверт наверх и положила его на прикроватный столик. Прежде чем залезть в постель, она провела кончиками пальцев по гладкой коричневой поверхности. Затем, нагая, скользнула под одеяло.

Последней ее мыслью, перед тем как она уснула, была мысль о муже. Из ее глаза выкатилась единственная слеза.

Я тоскую по тебе.

Глава 63

Эта книга называется Домус Вите, что в переводе означает «Дом Жизни». Написана она Эдвардом Чарделлом в 1753 г. Всего было отпечатано сто экземпляров. Экземпляр, который я нашел, по-видимому, единственно существующий. Он жизненно важен для Сыновей Полуночи. Важен для их выживания, а также и для их защиты.

Каждый член клуба начиная с 1721 г., дня его образования, и до сегодняшнего дня обязан вписывать свое имя в эту книгу. Эти имена у меня записаны. Я знаю их все. Вот почему я украл книгу и вот почему они хотят расправиться со мной и вернуть ее себе. Опубликование этой книги погубило бы их, хотя и вызвало бы очень разрушительные последствия.

Книга состоит из заговоров и заклинаний, предназначающихся для чтения на заседаниях клуба, как использовались все подобные книги на заседаниях клубов Адского Пекла по всей Британии и Ирландии. Каждый из клубов имел по одной такой книге — они называли их Гримуарами; потеря Гримуаров и послужила причиной исчезновения других филиалов клуба Адского Пекла. Сыновья Полуночи — единственная сохранившаяся группа, все еще ведущая свое происхождение от первоначального клуба Адского Пекла. Я изучил все относительно их самих, их обычаев, их членов и их целей. Они достаточно доверяли мне, чтобы принять в свои ряды, но когда я узнал, каковы их замыслы, я понял, что единственное, что я должен сделать, — постараться разоблачить и разрушить их.

Их надо остановить. Их цель — ниспровергнуть существующее общество. Они проникли повсюду. Во все сферы средств массовой информации, политики и церкви. Они более могущественны, чем можно себе представить, более опасны, чем кто-либо может предполагать. Возможно, я смог бы остановить их своими разоблачениями, но они не позволят мне сделать это. Однако у меня есть кое-какие примерные планы. Если они убьют меня, их все еще можно остановить.

Уничтожь книгу. Уничтожь ее, и ты уничтожишь их. Особенно Дэшвуда и Парсонса. Книга продлевает их жизни. Самое ее существование гарантирует им жизнь. Не будет ее — и они умрут.

Но не ищи ни у кого помощи. У них везде есть приверженцы. Никому нельзя доверять. Борись с ними в одиночку. Я попробовал и должен был одержать успех. Я спрятал от них книгу и попытался замести все следы.

Я не решаюсь указать в этой записке местонахождение книги. В нее вложен ключ от сейфа в чичестерском отделении банка Ллойдса. Возьми ключ вместе с ларцом, в котором он хранится, и найди книгу. Там есть все необходимые указания и распоряжения, а также описание самой Гримуар. Управляющий банком, Морис Лэнгтон, не откроет двери сейфа ни для кого, кроме тебя, Донна. Возьми это письмо с собой, когда пойдешь туда.

Я молюсь, чтобы это письмо дошло до тебя, дорогая. В противном случае окажется, что все написанное мной не имеет никакой цены. Если же письмо все же дойдет до тебя, выполни все, о чем я прошу.

Я люблю тебя. Всегда буду любить тебя, даже не представлял себе, что можно любить кого-нибудь так сильно.

Глава 64

Донна положила записку на стол и разгладила ее руками. Ее била легкая дрожь. Когда она перечитала это письмо, притронувшись пальцами к имени своего дорогого мужа, Джули увидела на глазах ее слезы.

— О, Крис, — тихо прошептала она, вытирая глаза тыльной стороной руки.

Он любил меня. Почему же тогда у него был роман?

Господи, даже сейчас эта мысль преследовала ее. Она опустила голову.

— С тобой все в порядке, Донна? — спросила Джули, обнимая сестру.

Донна кивнула.

— Мы должны ехать, — сказала она с глубоким вздохом, сворачивая записку. Она посмотрела на маленький ключ на столе, затем опустила его в конверт вместе с запиской.

— "Никому нельзя доверять", — повторила Джули слова записки. — Ты поступила правильно, что не вызвала полицию.

— Оказывается, моя паранойя — инфекционная болезнь, — беззлобно усмехнулась Донна. — Я уже говорила это тебе, но хочу повторить еще раз. Если ты хочешь умыть руки, я пойму твои соображения, но ты единственная, кому я могу доверять.

Джули потрепала ее рукой по щеке.

— Мы будем действовать вместе, — мягко сказала она, смело выдерживая взгляд Донны. Старшая сестра встала, и они крепко обнялись, спаянные в одно целое своим горем и решимостью.

— Поехали в этот банк, — наконец решила Донна.

* * *

Днем Джули хорошо видела на дороге выбоины, которые предыдущей ночью она только чувствовала. Дорога изобиловала неровностями, и машина тяжело прыгала по ним; только после того, как они выехали на шоссе, ведущее в Чичестер, тряска наконец прекратилась.

По пути они проехали несколько групп домов, которые, по всей видимости, выдавали себя за деревни. Солнце лишь иногда вырывалось из пут темных туч, и тогда сельская местность озарялась сверкающим золотым светом.

Когда они подъехали к окраинам Чичестера, в небе уже сгустились дождевые тучи. А когда Джули наконец нашла свободное место на стоянке возле банка, первые капли дождя, Похожие на непомерно большие слезы, уже начали ударять о лобовое стекло машины.

Обе женщины подбежали к главному входу в банк. Внутри было тихо и спокойно. В справочном бюро сидел молодой человек со странной сплющенной прической. Он улыбнулся, посмотрел быстрым оценивающим взглядом на обеих женщин и тут же покраснел.

— Чем могу служить? — поинтересовался он.

— Могу ли я видеть управляющего? — спросила Донна.

— Могу ли я узнать, по какому вопросу?

— Не могли бы вы сходить за ним? Это очень важно. Скажите ему, что меня зовут Донна Уорд. Моим мужем был Кристофер Уорд.

Молодой человек кивнул и вышел, вскоре вернувшись с пожилым человеком. Пожилой бесстрастно посмотрел на обеих женщин и шагнул вперед. Донна представилась сама и представила свою сестру. Пожилой с сильным шотландским акцентом сказал, что он и есть управляющий, Морис Лэнгтон. Он пригласил их обеих в свой кабинет.

— Я был очень огорчен, узнав о том, что случилось с вашим мужем, миссис Уорд, — сказал Лэнгтон, закрывая дверь кабинета и приглашая их сесть в кресла.

— Мой муж держал здесь отдельный сейф, не так ли? — осведомилась Донна. Она полезла в сумочку и вытащила ключ. — Я хотела бы осмотреть его содержимое.

— Сперва надо заполнить несколько документов... — начал Лэнгтон, но Донна не дала ему закончить.

— Хорошо, — быстро сказала она. — Это очень важно.

Взглянув на нее, Лэнгтон выдвинул ящик своего стола. Вытащил все необходимые документы и показал, где ей надо поставить свою подпись. Она быстро расписалась и вернула их, едва скрывая свое раздражение.

Почувствовав ее нетерпение, Лэнгтон подошел к одной из дверей своего кабинета и открыл ее тяжелым ключом, который вынул из кармана. Оттуда начиналась каменная лестница, которая вела вниз, в банковский подвал. Стены по обе стороны лестницы сверкали ослепительной белизной. Следуя за управляющим, обе женщины спустились в коридор с белыми, похожими на сугробы девственного снега стенами. Лэнгтон провел их еще через две двери, и они оказались в маленькой комнатке со столом и двумя креслами. Справа была еще одна дверь, возле нее стоял охранник в форме. Он безучастно наблюдал за тремя вошедшими.

Джули осталась здесь, а Донна и Лэнгтон прошли через последнюю дверь в само хранилище. Она увидела сотни сейфовых ящиков, целые ряды. Лэнгтон подвел ее к тому, что был ей нужен.

— Ваш ключ, миссис Уорд, — попросил он.

Донна ошеломленно смотрела на ящик.

— Пожалуйста, ваш ключ, — почти извиняющимся тоном проговорил управляющий.

Она кивнула, отдала ему ключ и стояла, глядя, как он отпирает замок ее ключом и одновременно имевшимся у него дубликатом. Наконец он вытащил ящик и поставил его на стол.

Несколько долгих мгновений Донна глядела на ящик. Затем слегка дрожащими руками потянулась к его содержимому.

Там были лишь два конверта.

Два плоских белых конверта.

— Что это за чертовщина? — удивилась Донна. — Тут, видимо, какая-то большая тайна.

Донна убрала конверты в сумку и подозвала Лэнгтона.

— Вы знали, что хранилось в этом ящике? — спросила она. При этих словах управляющий сделал недоумевающее лицо,

всем своим видом показывая, что он не может знать содержимое сугубо секретных ящиков.

— Но вы хотя бы знали, что там лежат два конверта? — продолжала она.

— Я не имел никакого понятия о его содержимом, — сказал он.

— Мой муж был один, когда принес эти конверты? — спросила Донна. — Или с ним была какая-нибудь женщина?

— Да, конечно, — ответил Лэнгтон. — Тут что-нибудь не так, миссис Уорд?

Она покачала головой, поблагодарила его за оказанное ей содействие и направилась наружу. Джули шла за ней по пятам. Они проделали весь обратный путь, мимо ослепительно белых стен, вверх по лестнице. Донна еще раз поблагодарила Лэнгтона, и обе женщины покинули банк.

Усевшись в машину, Донна еще раз взглянула на оба конверта и убрала их в сумку.

— А теперь домой, — сказала она. — И как можно быстрее.

Глава 65

К тому времени, когда Джули припарковала «фиесту» возле коттеджа, небо было сплошь затянуто темными облаками. Сильный ливень заливал все вокруг, переполняя своими потоками колеи подъездной дороги, что вела к коттеджу.

Обе женщины выпрыгнули из машины и бросились к передней двери. После недолгой борьбы с замком Донна открыла дверь, и они радостно ввалились внутрь. Донна поспешила в кухню и, усевшись за деревянный стол, достала из сумочки оба конверта. Она долго смотрела на них, не решаясь вскрыть. Она знала, что в одном конверте найдет указания, как ей отыскать Гримуар. Содержимое второго конверта оставалось для нее тайной.

— Вскрой их, — попросила ее Джули, не в силах совладать с нетерпением.

Донна укоризненно посмотрела на сестру.

— Дай мне опомниться, — спокойно заметила она.

Что-то в ней противилось предложению сестры: вскрыть конверт каким-то странным образом означало для нее порвать последние узы, связывающие ее с Крисом. Пока еще между ними оставались тайны, она чувствовала их взаимную близость; но когда она вскроет эти два тонких конверта, исчезнут последние тайны. Как исчез он. Она протянула дрожащие руки к первому из конвертов.

Он выглядел почти как новый. Время не наложило на него никакого отпечатка. Интересно, подумала она, как долго пролежал он в сейфе.

В первом конверте лежал один-единственный лист бумаги.

На нем были только имя и адрес.

— "Джордж Пакстон", — прочитала она вслух. — «Музей восковых фигур». И адрес в Портсмуте. Там-то, должно быть, он и спрятал книгу, — предположила Донна. — Несколько лет назад он написал роман о восковых фигурах. Крис сказал, что он подружился с владельцем музея: это, по всей видимости, и есть Пакстон.

— Зачем прятать ее в таком месте? — удивилась Джули. Донна лишь пожала плечами.

— Мы даже не знаем, как выглядит эта проклятая штука, — добавила Джули. — Она может быть спрятана в любом месте. Храниться у самого Пакстона. Как же мы ее, черт побери, отыщем?

В нижней части листа была сделана приписка.

— На Гримуар оттиснут ястреб, фамильный герб ее автора. — Донна посмотрела на Джули загоревшимися глазами. — Ястреб? — Она сунула руку в сумку и вытащила фотографию Уорда и пятерых других мужчин. Внимательно посмотрела на фото, приглядываясь к печаткам на указательных пальцах двух размытых фигур.

На них было что-то высечено.

— Ястреб! — торжествующе воскликнула она, тыча указательным пальцем в фотографию — На печатках изображен ястреб. Можно даже видеть его крылья.

— Боже! — присмотревшись, пробормотала Джули.

Донна уже открывала второй конверт.

На нем было что-то напечатано на машинке.

РАТФАРНХАМ, ДУБЛИН.

БРЕЙЗНОУЗ-КОЛЛЕДЖ, ОКСФОРД.

ПЛОЩАДЬ РЕГЕНТСТВА, ЭДИНБУРГ.

КОНДУИТ-СТРИТ, ЛОНДОН.

Дублин, Оксфорд, Эдинбург и Лондон. И около каждой записи — «Д.».

— Крис был во всех этих местах незадолго до смерти, — сказала Донна. — Это, очевидно, обнаруженные им места собраний клуба Адского Пекла.

«Д.» означает Дэшвуд?

— Нам придется поехать в Портсмут, — решила Донна, — и отыскать эту книгу.

— Мы не можем ехать в такую погоду, — предостерегла Джули, выглянув в окно. Дождь лил сплошной стеной. Как будто сам Господь Бог опрокинул бочку с водой на землю. — Все дороги размыты, мы непременно засядем.

— Мы выедем, как только дождь перестанет.

— Если он перестанет, — спокойно добавила Джули, глядя на темное небо.

7. 08.

Небо все еще продолжало рыдать.

Потопный дождь превратил их небольшой палисадник в сущее болото. Вода, бурля, бежала по кровельным желобам и шумно выплескивалась из сливов. Дождь лил так сильно, что струйки воды на окнах не позволяли почти ничего видеть. В этот день рано стемнело, потому что небо было сплошь затянуто черными тучами.

Донна сидела в гостиной,вдумчиво рассматривая листы бумаги, полученные ею в банке, а также заметки Уорда. Она выучила его слова почти наизусть.

«Уничтожь книгу, и ты уничтожишь их». С глубоким вздохом она потерла одной рукой затылок.

«Их надо остановить».

В голове у нее запульсировала острая боль.

«Они проникли повсюду».

Донна закрыла на миг глаза.

«Никому нельзя доверять».

— Донна!

Крик Джули заставил ее открыть глаза. Она увидела, что ее сестра стоит у окна, вглядываясь в темень.

— Подойди сюда, — взволнованно попросила младшая сестра. Донна подошла к ней и стала всматриваться в дождь и темноту.

К коттеджу приближались две машины с погашенными огнями.

— Кто они? — спросила Джули.

Донна была уверена, что знает ответ.

— Запри окна и двери, — сказала она. — И быстро.

Глава 66

Машины остановились в двадцати ярдах от коттеджа. Одна из них стала поперек подъездной дороги, как бы отрезая путь к бегству.

Из машин высыпали люди. Двое из них, скользя по грязи, но все же удерживая равновесие, поспешно направились к дому.

Одного из них Донна узнала — это был Питер Фаррелл.

Джули торопливо запирала двери и окна, закрывая ключами замки и задвигая засовы. Донна, как зачарованная, смотрела на приближающихся людей. Еще двое направились к боковым стенам. Она повернулась и побежала наверх.

— Что происходит? — одними губами спросила Джули, стараясь закрепить одно из кухонных окон.

Из черной тьмы выплыло лицо и ухмыльнулось сквозь залитое дождем стекло.

Джули взвизгнула и отступила назад.

Человек что-то держал в руках.

Что-то, что он направлял на окно.

Железный прут ударил одновременно по раме и стеклу. В кухню посыпались осколки.

Джули вновь взвизгнула и отбежала в сторону, осколок стекла вонзился в тыльную часть ее левой руки.

Человек снаружи еще раз ударил по деревянной раме, затем отбросил железный прут и запустил руку внутрь, стараясь найти шпингалет.

— Нет! — вскричала Джули. Она схватила нож, лежащий у разделочной доски возле мойки, и вонзила его в руку нападающего. Нож прошел между большим и указательным пальцами и пригвоздил руку к подоконнику. Из раны густо хлынула кровь.

С криком боли человек снаружи выдернул руку, оставив нож воткнутым в подоконник.

Когда нападающий вновь исчез в темноте, Джули выдернула нож. В разбитое окно хлестали струи дождя, задувал ветер, мешая Джули подойти.

Дверь гнулась под чьим-то могучим напором. Особенно сильно прогибалась она в самом центре; Джули подумала, что она сейчас разлетится.

Следующий могучий удар распахнул дверь. Джули оказалась лицом к лицу перед тем же залитым дождем нападающим. Он смотрел на нее безумным взглядом, а из его раненой руки ручьем била кровь.

— Проклятая сука, — прошипел он и бросился к ней. Справа от нее на плите стояла сковородка, в которой час назад женщины готовили себе ужин. Джули схватила эту тяжелую сковородку за длинную ручку и изо всех сил ударила его по лицу, расплющив ему нос. От силы удара кость раскололась, и кровь потекла по подбородку на его куртку. Он зашатался.

Размахивая сковородой, как палицей, Джули вновь ударила его по голове. Удар был достаточной силы, чтобы оглушить его.

Он упал на колени и попытался уползти, но Джули стала бить его по ребрам, и он рухнул на пол.

Отбросив сковороду, она обеими руками стала толкать заднюю дверь, пытаясь ее закрыть, несмотря на чье-то сопротивление.

Она немного отодвинула дверь назад, затем изо всех сил подала ее вперед, прищемив второго нападающего между тяжелой деревянной рамой и косяком. Он застонал от боли.

Она тут же повторила свой маневр.

И еще раз.

Он вывалился на улицу, под хлещущий дождь.

Джули закрыла дверь и задвинула засовы.

Тем временем Донна вытащила из-под кровати оба металлических ящика. Открыв один из них, она достала «беретту» и «смит-и-вессон», засунула револьвер за пояс джинсов. Затем она побежала к лестнице, торопясь спуститься на нижний этаж, -впопыхах едва не падая.

Вбежав в гостиную, она услышала какой-то шум перед парадной дверью и сняла автоматическую «беретту» с предохранителя.

Она уже давно не стреляла из пистолета, и сильная отдача застала даже ее врасплох. От оглушительного выстрела загрохотал весь коттедж.

Девятимиллиметровая пуля, летящая со скоростью более 1200 футов в секунду, пробила дыру в двери. Она выстрелила еще и еще.

Заметив какое-то движение в окне, Донна выстрелила в ту сторону.

Стекло взорвалось, в образовавшуюся дыру хлынул дождь. Подхваченные ветром, занавески бешено затрепетали. Донна подбежала к выключателю и потушила свет.

Чувствуя, что в ее ушах все еще звенит от выстрелов, она опустилась на пол и поползла к стене возле передней двери. Через гостиную она могла видеть и Джули, сидевшую на корточках с большой кастрюлей в руке.

Снаружи, в чавкающей грязи, послышались шаги. Огни наверху продолжали гореть. Если подойти к окну, подумала Донна, можно будет увидеть, что делают люди снаружи.

Дождь продолжал захлестывать в коттедж, подгоняемый сильным ветром, который громко свистел вокруг дома.

Несколько бесконечных секунд она слышала только звуки дождя и ветра и шумное биение своего сердца.

Прижимая к себе «беретту», Донна присела на корточки; дом все еще наполнял запах кордита[2].

Атакующие были явно удивлены свирепостью полученного ими отпора. Может, они даже уехали.

Снаружи все было тихо, хотя трудно было различить шаги в шуме дождя, молотившего по коттеджу и заливавшего окружающую местность.

Все еще пригибаясь, Донна встала и подошла к маленькому-круглому окошку возле передней двери в холле.

Если бы только ей удалось увидеть, что они там делают...

Темень была хоть глаз выколи; она даже не видела собственной руки. Она попыталась успокоить свое слишком учащенное, прерывистое дыхание.

Ухватила пистолет покрепче и стала медленно подниматься.

Только один быстрый взгляд.

Сердце бешено колотилось в груди, в ушах пела кровь

Она выпрямилась, готовая выглянуть

И тогда в фасад ударил первый залп.

Глава 67

Оглушительно грохотал автомат «узи». В реве ветра и шуме дождя выстрелы девятимиллиметрового пистолета казались куда менее устрашающими. Вспышки пламени освещали самого Фаррелла и двор вокруг него на несколько футов, когда он, водя автоматом из стороны в сторону, расстреливал патроны. Из автомата вылетали пустые гильзы, во влажном воздухе поднимались дым и пар.

Окна были разнесены вдребезги. Пули вонзались в дерево и камень и с громким воем отлетали от стен. Кое-где обвалилась штукатурка. Пули сорвали и кровельные желоба.

Опустошив весь магазин, Фаррелл с сердитым видом заменил его на заряженный.

К нему, прихрамывая, подошла темная фигура.

— Она заперла заднюю дверь, — сказал Фрэнк Старк, вытирая кровь с разбитого носа.

— Не думал, что у нее есть оружие, — злился Брайан Келлерман, вглядываясь в коттедж и прикрывая глаза от хлещущего ливня.

— Даже если у нее есть там артиллерийское орудие, мне все равно плевать, — взорвался Фаррелл, изготавливаясь к стрельбе. — Лезьте в дом.

Он дал короткую очередь, разбив окно на втором этаже.

Сверху посыпались осколки стекла и обломки деревянной рамы.

Крыльцо находилось как раз под окном. С навеса можно было легко залезть в верхнее окно.

Фаррелл показал Келлерману на окно:

— Вы со Старком попробуйте залезть в это окно. А ты, Райкер, снова зайди сзади. И все вы помните, что жена Уорда нужна нам живой.

— А как насчет другой женщины? — спросил Старк.

— Не все ли равно, что с ней будет? — Фаррелл открыл огонь.

По фасаду вновь загрохотали пули, пробивая пунктирные линии в каменной кладке, с которой дождь смыл всю налипшую пыль.

Старк и Келлерман побежали к дому, пригибаясь, чтобы не угодить под нестройные очереди Фаррелла и под возможные выстрелы из дома.

Внезапно три пули взрыли землю всего в нескольких дюймах от Старка.

Вспышки указывали, что стреляют из дома.

Старк повалился вперед, в вязкую грязь, прикрывая голову руками, а над ним громко запели пули ответной очереди Фаррелла. Они буравили стену и дверь, от которой отлетали куски дерева.

Послышалось еще несколько выстрелов из «беретты». Одна пуля разбила фару «Ориона», другая заставила Фаррелла отпрыгнуть назад и спрятаться за машиной.

Добравшись до крыльца, Келлерман подтянулся вверх, надеясь, что полотняный навес выдержит его тяжесть. Посмотрев вниз, он увидел, что его напарник все еще лежит в грязи, не смея двинуться с места. Уж не ранен ли он, подумал Келлерман. Подняв голову, он увидел, что подоконник находится всего в трех футах над ним. Ухватившись за него обеими руками, он стал постепенно подтягиваться.

Видя это, Фаррелл улыбнулся.

* * *

С дымящимся пистолетом в руке Донна прошла через прихожую в гостиную.

— Сколько их там? — срывающимся голосом спросила Джули.

— Трудно сказать, — задыхаясь, ответила Донна. — Не исключено, что я ранила одного.

Она подползла к окну и выглянула в палисадник.

Старк уже не валялся в грязи.

— Дерьмо собачье, — выругалась Донна, вновь опускаясь на пол.

Через разбитое окно все еще лились струи дождя.

— О Господи! — воскликнула Джули, показывая на кухню Кто-то из нападающих поджег там шторы.

Пламя яростно пожирало ткань; попахивало бензином.

— Сбей огонь с занавесок, — крикнула Донна сестре, когда следующая очередь «узи» ударила по коттеджу.

Глубоко вздохнув, Донна направилась к лестнице, надеясь получить сверху более широкий обзор Оттуда она сможет видеть всех атакующих.

Джули между тем стала черпать воду кастрюлей, пытаясь потушить пылающие шторы. По всей комнате распространился черный дым, тысячи хлопьев пепла, словно черный снег, летали по воздуху. Джули закашлялась, почувствовав, что горячий воздух обжигает ей легкие. Глаза у нее слезились, но она оставалась на своем боевом посту, пытаясь сбить пламя. Одна занавеска, облитая водой, погасла. Она сдернула ее остатки и затоптала. Вторая продолжала гореть. Вся в поту, несмотря на холодный ветер и захлестывающий в окно дождь, она вновь наполнила кастрюлю.

Среди языков огня показалось лицо Райкера, и она плеснула водой в него и штору.

Он ухмыльнулся. Увидев, что он целится в нее из пистолета, она уронила кастрюлю.

Он дважды выстрелил, но Джули успела броситься на пол, и пули пробарабанили по кухонному столу. Еще одна пуля разбила вазу на буфете. Ваза превратилась в облачко пыли, расплывшееся во всех направлениях.

Райкер выстрелил опять.

Джули подкатилась к задней двери и на всякий случай проверила, задвинуты ли засовы. Засовы были задвинуты.

Она едва не вскрикнула, когда с другой стороны двери посыпались удары.

* * *

Выйдя на лестничную площадку, Донна остановилась, не зная, что делать дальше. Она слышала выстрелы внизу, слышала крики Джули, но никак не могла решить, что делать. Спуститься вниз и пристрелить одного из этих ублюдков?

Она предпочла пойти вперед.

Дверь слева была слегка открыта, оттуда веяло холодным ветерком.

Толкнув дверь, она подняла «беретту» и выпрямилась.

Какой-то миг у него был такой вид, будто он хочет поднять руки и сдаться, но затем он прыгнул на нее.

Донна успела дважды выстрелить. Первый выстрел оказался неудачным: пуля проделала дыру в дальнем углу.

Но вторая пуля поразила Старка в левое плечо Она распорола дельтовидную мышцу и, раскрошив часть лопатки, прошла навылет. Удар был так силен, что развернул его почти на триста шестьдесят градусов.

Он завопил от боли и набросился на Донну; оба они повалились на пол.

«Беретта» вылетела у Донны из руки, ударилась о стену и покатилась вниз по лестнице.

Она потянулась за «смит-и-вессоном», заткнутым за пояс, пытаясь вытащить его, пока Старк душил ее за горло.

Она так и не смогла нажать на спусковой крючок, но воспользовалась револьвером как дубинкой.

Донна изо всех сил ударила Старка по голове, сломав ему височную кость. Послышался сильный хруст.

Старк упал на бок, и Донна выкарабкалась из-под него. Он с трудом поднялся и полез в карман. Донна увидела, как его пальцы стиснули рукоятку револьвера.

Донна дважды выстрелила.

С такого близкого расстояния, попав в живот слева от пупка, пуля прошла через кишки и застряла где-то около позвоночника.

Вторая поразила правое плечо. Хватаясь руками за воздух, Старк упал назад и пересчитал все ступеньки лестницы до самого низа, где и остался лежать в луже крови.

На первом этаже Джули увидела, как Старк выстрелил в пол, тем временем удары все еще сыпались градом" на дверь.

Дверь еле держалась, и нападающий каждый миг мог оказаться внутри.

В отчаянии Джули оглянулась, ища, чем бы ей защититься.

В углу комнаты, рядом с ящиком для инструментов, она увидела крышку погреба.

Господи Иисусе. Погреб.

То, что и надо.

Она была вся в поту, глаза ел едкий дым, но она все же проползла впотьмах через пол к ящику с инструментами. Вынув оттуда тяжелый молоток, она отползла обратно к крышке погреба. Подняв ее, она заглянула вниз и, опустив ногу в зияющую дыру, нащупала первую ступеньку шаткой лестницы.

Затем она спустилась вниз на несколько ступенек, всей душой надеясь, что лестница не сломается под ее весом. В подвале царила влажная, затхлая атмосфера, приходилось дышать короткими вдохами. Сжимая молоток в одной руке и подпирая крышку другой, она опустилась так, чтобы через узкую, всего в дюйм, щель видеть заднюю дверь.

Дверь начинала разваливаться от беспощадных ударов.

Одна из петель отлетела.

Джули ждала в напряжении. Она едва не вскрикнула, когда почувствовала, что ее лица коснулось что-то мягкое.

Во мгле по ее щеке прополз паук размером с ноготь ее большого пальца.

Она крепче сжала молоток в ожидании.

Вылетела и вторая петля. Еще один удар — и нападающий окажется внутри.

Джули закрыла глаза.

В следующий миг в комнату с грохотом ввалился Райкер.

Стоя наверху, Донна услышала этот грохот, но глаза ее были все еще прикованы к шевелящемуся Старку.

Если бы она быстро повернулась, успела бы заметить приближающегося Келлермана.

Глава 68

Обе атаки произошли одновременно.

Келлерман бросился на Донну.

Райкер вломился в кухню.

Сердито фыркая, Келлерман прижал руки Донны к бокам и оторвал ее от пола. Она не могла вытащить свое оружие, чтобы разделаться с ним.

Когда руки Келлермана сомкнулись вокруг нее в могучей медвежьей хватке, которая угрожала сломать ей ребра, ее лицо оказалось напротив его лица.

Она с ужасом поняла, что он тащит ее к лестнице.

Как ни извивалась Донна, она не могла вырваться.

Когда она закричала, это был, однако, крик ярости, а не беспомощности.

Келлерман ухмыльнулся, но Донна плюнула ему в лицо, и ухмылка тотчас же исчезла. Слюна размазалась по его щекам, как студенистые слезы. Изловчившись, Донна вцепилась зубами ему в нос, он закричал от боли, но она продолжала впиваться все глубже и глубже.

Он отпустил ее и, шатаясь, попятился назад.

Но теперь уже она налетела на него, изо всех сил лягнув между ногами.

Он застонал и, рухнув на колени, схватил ее за ногу и потянул на себя. Она упала с тяжелым стукам, едва не потеряв сознания. Келлерман тут же навалился на нее всей своей тяжестью. Она ткнула его двумя пальцами в глаза, и он с громким воплем скатился с нее, ослепленный ее атакой Ее острые ногти порвали ему левое верхнее веко, кровь застилала ему глаз, и он видел все в багровом свете.

Донна попыталась поднять «смит-и-вессон» и выстрелить в него, но он ударил ее по руке, и пуля ушла в пол. Грохот выстрела оглушил их обоих. Он наотмашь ударил ее тыльной частью руки, рассек ей нижнюю губу и отбросил назад Но она все еще держала револьвер, и, когда Келлерман повернулся к ней, Донна тряхнула головой, чтобы прийти в себя, и выстрелила.

Удача иногда достигает лучших результатов, чем здравый рассудок, пуля попала в икру ноги, разорвала мускулы и, выйдя с другой стороны, забрызгала противоположную стену кровью и кусочками розовой плоти.

Он вскрикнул и, чуть не упав, заковылял к лестнице. Превозмогая головокружение, Донна последовала за ним; он был уже на полпути, когда ей удалось снова выстрелить. Тяжелая пуля вонзилась в стену на несколько дюймов выше головы Келлермана. Он обернулся, скрежеща зубами; его лицо походило на кровавую маску.

Он остановился, обхватил Старка за талию и потащил его к передней двери. За обоими тянулись кровавые следы.

И Донна ощущала вкус крови на своей нижней рассеченной губе.

Она попыталась последовать за ними, но едва не упала сама и крепко стиснула зубы, стараясь сохранить сознание.

Ей надо было найти Джули.

* * *

Когда Райкер ворвался в кухню, Джули откинула крышку погреба и, размахивая молотком, словно обозленный паук, напала на своего врага.

Райкер был так ошеломлен этим неожиданным нападением, что стоял, замерев, на месте.

Джули взмахнула молотком и изо всех сил обрушила его сверкающую головку на рот Райкера.

Послышался треск ломающихся зубов, один из них даже пронзил верхнюю губу. Из образовавшейся ранки хлынула кровь.

Он откачнулся назад, из его кровоточащих, вспухших десен вывалился разломанный резец.

Джули ударила вновь, на этот раз нанеся рану над правым глазом. Рана была такая глубокая, что под ней видна была трещина в черепе.

Когда он поднял руки, чтобы защититься, Джули ударила его обратной стороной, гвоздодером, вспарывая кожу и мускулы, так что обнажился сустав среднего пальца.

Райкер кинулся в заднюю дверь, и его поглотили дождь и темнота, которые казались теперь желанными.

Джули стояла на улице, около задней двери, под непрекращающимся дождем, и по ее щекам ползли слезы ярости и страха. Ощутив на губах вкус крови, она подумала было, что это кровь Райкера, но потом поняла, что осколок стекла попал ей под левый глаз.

Тяжело дыша, она вернулась в холл, где Донна пыталась спуститься с лестницы.

Снаружи до них донесся шум двигателей.

Все еще сжимая окровавленный молоток, Джули осторожно смотрела в окно у передней двери.

Обе машины направились прочь по грязной колее, их задние фонари постепенно потонули во мраке и все еще хлещущем дожде.

— Донна, — выдохнула Джули.

Донна ничего не сказала, только опустилась на колени, все еще стискивая револьвер. Лицо ее было все в синяках, губы кровоточили.

Джули бросила молоток и долго взахлеб рыдала. Она стояла в луже крови.

Глава 69

Вопрос состоял не в том, возвратятся ли они, а лишь когда возвратятся.

Донна сидела у окна гостиной. Перед ней лежала «беретта», а на кофейном столике справа — «смит-и-вессон» и «магнум». Все они были заряжены.

На диване позади нее, укрывшись одеялом, беспокойно спала Джули, лицо у нее было бледное и суровое, под глазами — темные полукружья. Порезы и ранки у нее на руках были тщательно промыты и заклеены пластырем. Разбитое стекло могло причинить ей куда более серьезные раны, но она сравнительно легко отделалась.

Донна осторожно коснулась пальцем своей вздувшейся губы. Вдоль нее тянулся большой синяк; оставалось лишь надеяться, что он скоро пройдет. При вдохе у нее болели бока, а когда она двигалась слишком быстро, ощущала острую боль в пояснице. Постепенно эта боль слабела. Много синяков было на ее ногах и руках и даже на плечах.

Дом был прибран. Битое стекло и обломки рам были сброшены с мансарды. Донна снова закрепила заднюю дверь, а Джули вытерла кровь в прихожей, на что ушли последние ее силы. Донна помогла ей добраться до дивана, ласково ее погладила и вдруг почувствовала, что та на грани истерики. Ей пришлось дать сестре пощечину, чтобы успокоить ее. Обе женщины разрыдались, сильно потрясенные пережитым испытанием, они сознавали, что были на волосок от смерти.

Но худшее было еще впереди.

Донна почувствовала, что задремывает, и выпрямилась, кивками стараясь стряхнуть с себя тяжелую усталость, которая угрожала усыпить ее. Еще пятнадцать минут — и она разбудит Джули. Они договорились дежурить посменно, по два часа.

Донна притронулась к рукоятке своего автоматического пистолета, как бы надеясь, что прикосновение холодной стали взбодрит ее, не позволит впасть в летаргический сон.

Каким облегчением, подумала она, было бы не только предаться сну, но и удовлетворить требования этих людей. Каким облегчением было бы отдать им книгу, которую они ищут, и покончить с этой историей.

Просто отойти в сторону?

Однако Донна знала, что это невозможно. Даже если она сообщит им о местонахождении Гримуар, они не пощадят ни ее, ни Джули. Теперь она гораздо лучше знала этих людей, которым сумела причинить большой ущерб. У них остается один выход — убить ее.

Как они убили ее мужа.

Она до сих пор не была уверена, что Криса убили. Полиция, во всяком случае, была убеждена, что он погиб в результате несчастного случая.

Он и его любовница.

Но после всего, что перенесла, после всего, что пережила, Донна уверилась, что люди, которые могут убить ради обладания книгой, вполне могли убить и человека, которого она любила.

Когда-то любила. До того, как он завел себе любовницу.

Тут она упрекнула себя в излишней сентиментальности. Всего несколько часов назад ее с сестрой чуть не убили, а она не может думать ни о чем, кроме измены своего покойного мужа.

Никому не следует доверять.

Поистине пророческие слова. И как они подходят к ней самой. Можно раздражаться, буйствовать, но нельзя уйти от сознания, что они подходят к ней самой. Она стиснула зубы в гневе и боли.

Стало быть, сдаться?

Нет, она не спасует перед этими людьми. Не позволит им завладеть Гримуар.

Она заберет эту книгу себе. Не потому что она ей нужна, а потому что не допустит, чтобы она досталась кому-нибудь другому. Эта книга стала своего рода призом. И Донна намеревалась победить в этой призовой охоте.

Жить или умереть.

Победить или потерпеть поражение.

Обратного пути нет, даже если она и захотела бы вернуться вспять.

Жить или умереть.

Она посмотрела на оружие.

Глава 70

— Фаррелл, он умирает.

— А я что могу сделать?

— Помоги ему.

Брайан Келлерман взглянул сначала на Фрэнка Старка, затем на Фаррелла.

Старк лежал в мотеле, рубашка у него была задрана, и на животе, возле пупка, виднелась пулевая рана Из этой багровой, черной по краям раны медленно вытекала кровь

Плохо выглядел и сам Келлерман. Его нос походил на кровавый обрубок, а левый глаз так заплыл, что он почти ничего не мог им видеть. На щеках кровенели три большие царапины, словно кто-то провел по ним острой вилкой.

На другой кровати в двойном номере «Травелоджа», склонив голову, держась за нее обеими руками, сидел Дэвид Райкер. Время от времени он сплевывал кровь. Свою порезанную руку он забинтовал так туго, что у него даже стали неметь пальцы. Другой рукой он притронулся к раскрошенным зубам и почувствовал, как отвалился еще кусок резца. Он выплюнул его вместе с кровью.

Фаррелл сидел за столом, начиняя девятимиллиметровыми пулями оба магазина своего «узи». Каждый вмещал тридцать два заряда.

Какие же стервы, подумал он, продолжая загонять крупнокалиберные патроны в магазин. Какие же проклятые стервы. Испортили всю обедню. Он скрипнул зубами и стал работать еще быстрее. Ну, ничего, он поквитается с ними. Особенно с женой Уорда. Эта сука еще пожалеет, что видела книгу, или его, или что-нибудь, имеющее отношение ко всей этой истории. Он сам всадит пулю ей в голову. Да не одну, а несколько. Приставит «узи» к ее черепу и даст очередь. Разнесет на куски ее поганую башку. Изрешетит ее лицо и голову.

Он вставил полный магазин в автомат и несколько секунд подержал его в руках, чувствуя, как сильно пульсируют жилки в его висках.

Прижимая руки к ране, Старк громко стонал.

— Надо что-то с ним делать, — резко произнес Келлерман.

— У тебя есть какие-нибудь предложения? — спросил Фаррелл. — Может, ты хочешь вызвать «Скорую помощь»? Расскажи им, как его ранили. Расскажи им, что он делал, когда эта сумасшедшая кобыла вогнала в него три пули. Иди вызови их. — Он стукнул кулаком по столу и зыркнул глазами на Келлермана.

— Придется оставить его здесь, — сказал Райкер, берясь за еще один шатающийся зуб.

— А что будет, когда его найдут? — спросил Келлерман.

— Мы уже будем далеко отсюда, — ответил Фаррелл. — Ничто не связывает его с нами. Мы заберем его удостоверение личности; они даже не смогут идентифицировать его.

Старк кашлянул, на губах у него появился окровавленный комок мокроты. Боль резко усилилась, и он застонал еще громче. Фаррелл равнодушно посмотрел на него.

— Я не предполагал, что у них будет оружие, — сказал Келлерман, глядя на своего тяжело раненного сообщника.

Фаррелл ничего не ответил.

Райкер поднялся и прошел в ванную. Он осмотрел свой рот и еще раз ужаснулся при виде того опустошения, которое совершила в нем Джули своим молотком. Его губа была порвана, кусок кожи свисал вниз. Сильно пострадал и участок кожи между носом и поврежденной верхней губой. На других передних зубах также запеклась кровь; когда он провел по ним языком, ощутил солоноватый привкус меди. Длинная полоска слюны протянулась по всей раковине и медленно исчезла в сливном отверстии, оставив за собой кровавый след.

— Значит, мы оставим его здесь, — возмутился Келлерман. — Зная, что он умирает.

— Может, ты хочешь остаться с ним? — просипел Фаррелл, наводя «узи» на Келлермана. — Хочешь?

Келлерман кинул взгляд на умирающего и отошел от кровати.

— Что будем делать дальше? Вернемся к женщинам? Начнем все сначала? — спросил вернувшийся из ванной Райкер, вытирая рот тыльной стороной руки.

Фаррелл покачал головой.

— Мы только будем за ними следить. Они сами выведут нас на книгу. Тогда мы и поквитаемся с ними. — Он погладил короткое дуло своего автомата. Его взгляд упал на телефон. Двое других заметили это.

— Почему ты думаешь, что они постараются найти книгу? Может, то, что случилось сегодня, отпугнет их от дальнейших поисков?

— Мы должны отыскать книгу. И я думаю, что жена Уорда непременно захочет ею завладеть. И она такая же настырная, каким был этот мудак, ее муж. Она не откажется от поисков.

Он вновь поглядел на телефон и снял трубку, чувствуя, что рука у него дрожит.

Он набрал номер и стал ждать.

Глава 71

Слегка наклонив голову, Джули сидела за рулем «фиесты». Глубоко вздохнув, она подняла глаза и тесно сомкнула веки, как бы стараясь убрать мутную пелену, что стояла у нее перед глазами. Но она тут же осознала, что дело не в зрении, казалось, будто кто-то завернул ее мысли в одеяло. Ей было трудно думать о чем-нибудь, еще труднее было что-либо делать.

— Может, мне сесть за руль? — спросила Донна, покосившись на сестру.

— Нет, со мной все в порядке, — ответила Джули, заводя двигатель.

Затяжной ливень перешел в тонкую изморось, которая висела над окружающей местностью, точно грязная занавесь. Палисад перед домом и подъездная дорога превратились в жидкое месиво. Задние колеса «фиесты» буксовали в этом месиве. И только когда Джули прибавила газа, машина тронулась. Она включила щетки. Одна из них поскрипывала, но ни одна из женщин не обращала внимания на этот раздражающий звук. Обе смотрели прямо вперед.

Донна не решалась расположиться поудобнее на своем сиденье, чтобы не задремать. Предыдущей ночью она спала не больше трех часов, Джули — лишь немногим больше. И это сказывалось. Хотя обе и сделали макияж, выглядели они бледными и утомленными. Донна сумела замазать непрозрачным кремом большой синяк над верхней губой и подрумянила щеки, но когда она опустила солнцезащитный щиток с водительской стороны и заглянула в зеркало, поняла, что выглядит так же устало, как и чувствует себя.

Она не имела понятия, сколько времени может занять езда до Портсмута. Часа два или меньше? Не слишком хорошая дорога и волнение Джули не очень-то способствовали быстрой езде. Донна снова попросилась за руль, но Джули отрицательно помотала головой.

— Этот директор музея, — сказала она. — Как его зовут — Пакстон? Ты когда-нибудь с ним встречалась?

— Нет, но он был в хороших отношениях с Крисом. Рассказывал ему об истории музея, о том, как делаются восковые модели, ну и все такое, что могло помочь Крису в его работе. Крис, видимо, ему доверял, если спрятал там Гримуар.

Никому не следует доверять.

— Но он не сказал, где именно спрятал.

— Нет. Думаю, что и Пакстон этого не знает. — Донна поглядела на лист бумаги, полученный ею накануне. Кроме адреса музея восковых фигур, там были записаны два телефона. Один, очевидно, — домашний телефон владельца музея; сегодня воскресенье, и он может ей понадобиться. Вряд ли в это время года музей открыт для посетителей, подумала она. Такая погода может их только отпугнуть.

— И что же мы сделаем с книгой, когда найдем ее? — поинтересовалась Джули.

— Понятия не имею, — созналась Донна. — Может, прочитаем ее. — Она слабо улыбнулась.

И посмотрела на часы на приборной доске.

13. 56.

* * *

К тому времени, когда они наконец добрались до Портсмута, дождь практически прекратился, но небо было еще сланцево-серым и зловещим. До самого центра города они ехали по почти пустынным улицам, и только в самом центре движение было более оживленным.

Джули все время держала баковое стекло открытым, чтобы не уснуть Но усталость, доходящая до полной разбитости, была грозным врагом, и она чувствовала, что ее веки смыкаются, словно к ним привешены гири.

— Я хотела бы остановиться, Донна, — наконец сказала она. — Я веду машину почти во сне

— Я знаю, как ты себя чувствуешь, — ответила сестра, показывая вперед. — Недалеко от нас кафе. Там мы сможем выпить по чашечке кофе.

Джули посмотрела в зеркало заднего вида и хотела было уже свернуть на стоянку, как вдруг, в последний момент, она выровняла машину и поехала дальше.

Донна изумленно взглянула на нее.

— Ты, кажется, хотела остановиться.

Джули ничего не ответила, но продолжала ехать к светофору, глядя в зеркало заднего вида. На желтый свет она повернула машину направо, в боковую улочку, и, сделав еще два правых поворота, вернулась на прежнюю улицу

— Ты сделала ловкий маневр, — улыбнулась Донна. — Но только зачем?

— Нас преследуют, — коротко ответила Джули

Улыбка тотчас сбежала с губ Донны. Она села так, чтобы можно было смотреть в боковое зеркало.

— Откуда ты знаешь? — спросила она.

— Потому что тот, кто за нами следовал, повернул на красный свет, только чтобы не отстать от нас.

— Какая это машина?

— "Гранада", — ответила Джули, и Донна увидела позади темно-голубую машину. — Что делать?

— Остановись, — не колеблясь велела Донна.

Джули кивнула, включила сигнал поворота и вклинилась между машинами, стоящими перед кафе.

«Гранада» медленно проплыла мимо и исчезла за углом.

— Они засекли меня, — сказал Брайан Келлерман в радиопереговорное устройство.

— Где они? — спросил Фаррелл.

Келлерман объяснил.

— Ничего. Мы последуем за ними оттуда. Я сообщу тебе, куда мы поедем, но ты держись позади. — Фаррелл выключил переговорное устройство и сунул его в карман с задней стороны водительского сиденья. Он дал Райкеру необходимые распоряжения и откинулся на спинку.

— Посмотрим, что будет дальше, — пробормотал он.

Глава 72

Они сидели в кафе у окна, внимательно наблюдая за каждой проезжающей машиной.

Погрев руки о чашку чая, Донна вновь взглянула на часы.

16. 26.

Они сидели в кафе уже около тридцати минут. В стороне от них громко болтали подростки да иногда шумела соковыжималка, но в остальном было тихо. Какая-то парочка развлекалась игральным автоматом, иногда слышалась какофоническая смесь колокольчиков и звонков. Пахло сырой одеждой и сигаретным дымом. В буфете за стойкой можно было видеть несколько засохших сандвичей и, словно высеченный из гранита, пирог с сыром. Бутылки кока-колы, тайзера и пепси стояли в одном ряду с несколькими бутылками «Перрье» и «Эвиана». Обшитые пластиком столы были испещрены следами от кончиков сигарет и блеклыми пятнами от разлитого кофе. В дальнем конце сорокалетняя женщина усердно скребла столы. Донна подумала, что горячей мыльной воды недостаточно, чтобы отмыть густой слой жирной грязи.

Джули не отводила глаз от окна. Она внимательно изучала каждую машину, каждого сидящего в ней человека.

«Гранада» больше не появлялась. Но возможно, она прячется где-то впереди, подумала Джули, продолжая внимательно смотреть в окно.

— Мы не можем сидеть здесь вечно, — наконец сказала Донна. — Поехали

— Они могут поджидать нас впереди, — предположила Джули.

— Придется рискнуть. — Когда Донна вынула кошелек из сумочки, Джули увидела там «патфайндер».

Донна заплатила за чай, и женщины снова уселись в свою «фиесту».

Дрожащей рукой Джули вставила ключ в замок зажигания и с глубоким вздохом завела двигатель, одновременно глядя в зеркало заднего вида, не затаилась ли где-нибудь «гранада».

— Далеко ли еще? — спросила она.

Донна сверилась с нарисованной на листе бумаги картой и увидела, что они совсем близко от цели. Она внимательно прочитала названия улиц, обратив особое внимание на знак, обозначающий объезд. Она показала, где им надо свернуть.

— Мы уже близко, — сказала Донна.

Они все еще были на окраинах городского центра, и Донна даже с удивлением подумала, почему такое странное заведение, как музей восковых фигур, расположен так далеко от центра, да и зачем вообще он расположен в Портсмуте. Такое заведение было бы вполне уместно на приморском курорте, но это традиционное место базирования военно-морского флота едва ли можно было назвать курортом. Окупается ли оно здесь?

— Вот, смотри! — вдруг воскликнула Донна, тыча пальцем в лобовое стекло.

Повернув голову налево, Джули увидела большой, с террасами дом, перед которым был бело-голубой полотняный навес. Перед домом — небольшая вымощенная площадка и низкий забор. На мощеной площадке нарисовано несколько фигур. Билетную кассу охраняли два-три человека в полицейской форме.

ДОМ ВОСКОВЫХ ФИГУР — было начертано на навесе.

Билетная касса была плотно закрыта ставнями. Полицейские при ближайшем рассмотрении оказались восковыми фигурами, незрячими глазами взирающими на прохожих. Улица была пустынна.

Почти все окна дома были закрыты ставнями, за исключением одного, из которого выглядывал Чарли Чаплин, помахивая рукой любому, кто посмотрит в его сторону.

— Что дальше? — спросила Джули, видя, что музей закрыт. — Надо найти телефон-автомат, — сказала Донна. — Я позвоню Пакстону.

Телефон-автомат они нашли за две улицы от музея. Джули подъехала туда, и ее сестра побежала к двум будкам, вынимая из сумки лист бумаги с телефоном Пакстона. Для вящей уверенности в себе она прикоснулась к «патфайндеру».

Первый автомат был сломан, второй принимал лишь телефонные карточки. Порывшись в кошельке, Донна нашла свою карточку. Она ввела ее в прорезь и набрала номер, со смущением заметив, что в карточке оставалось всего лишь шесть единиц. Она надеялась, что Пакстон сразу же снимет трубку, что он дома. Телефон все продолжал звонить.

— А ну же! — пробормотала Донна.

Автомат проглотил одну единицу.

Наконец трубку сняли.

— Алло, — сказал голос.

— Мистер Пакстон? Джордж Пакстон?

— Да. С кем имею честь?

Автомат проглотил еще единицу.

— Я говорю из телефона-автомата и не могу говорить долго. Поэтому слушайте, пожалуйста. Меня зовут Донна Уорд. Я жена Криса Уорда. Вы хорошо знали моего мужа: он написал книгу о восковых фигурах, и вы помогли ему в его работе. Он спрятал в музее у вас одну вещь. Книгу.

На другом конце провода стояла тишина.

— Мистер Пакстон, пожалуйста, помогите мне. Это очень важно.

— Где вы? — спросил он.

— Я уже сказала, в телефоне-автомате.

— Встретимся около музея. Через час, миссис Уорд.

Донна повесила трубку, оставив телефонную карточку в автомате, и поспешила к машине.

* * *

— Они на крючке у нас, — сказал Питер Фаррелл в переговорное устройство. Он назвал адрес Келлерману. — Приезжай как можно быстрее, но не лезь им на глаза. Нас не простят, если мы завалим это дело. — Он посмотрел на Райкера и показал головой в сторону «фиесты». — Смотри не потеряй их. Но будь осторожен.

Фаррелл увидел, как небольшой автомобиль остановился через улицу от музея восковых фигур. Когда их «орион» проскользнул мимо и свернул в боковую улочку, он вновь заговорил в переговорное устройство.

— Это Фаррелл. Мы ведем за ними наблюдение. На этот раз им не отмотаться от нас.

— Мы будем на месте через тридцать минут, — сказал голос на другом конце провода, послышался какой-то треск, затем наступило молчание.

Фаррелл сунул руку за пазуху и нащупал рукоятку своего револьвера в подвешенной под плечом кобуре.

Ну, теперь они не уйдут, подумал он, улыбаясь. Мы их возьмем тепленькими.

Глава 73

Небольшой, в пятнадцать квадратных футов кабинет был почти весь занят старинным бюро, заваленным корреспонденцией. Письма были придавлены стеклянным пресс-папье в виде черепахи. На окантованных фотографиях, висевших на стенах, был запечатлен фасад музея. Фотографии были расположены в хронологическом порядке: первая снята в 1934-м, последующие — через каждые десять лет. Само здание переменилось за это время очень мало; кое-где его подбелили, вот, пожалуй, и все; оно все еще напоминало Донне большой дом с террасами.

Возле одной стены стояли шкафы, наполненные фотографиями и биографическими подробностями из жизни видных исторических фигур, журналистов, политиков и спортсменов — начиная с Клемента Эттли до греческого бога Зевса.

— Этот музей основал мой дед, — сказал Пакстон. — В тридцатые годы, во время своего посещения Америки, он видел много таких музеев. После его смерти музей перешел к моему отцу, а затем и ко мне. Доход он приносит небольшой, хватает лишь на текущие расходы, но все-таки мы умудряемся сводить концы с концами Я ни за что не хотел бы закрыть его — Пакстон ласково улыбнулся и коснулся фотографии музея, снятой в 1934 году.

Он был высоким привлекательным человеком лет сорока пяти. Поседевшие виски придавали ему благородный вид. Так же как и лысина на затылке. Одет он был в рубашку с отложным воротником и мятые брюки; но он тут же извинился за свой небрежный вид, объяснив, что работал дома и, торопясь в музей, надел первое попавшееся под руку.

— Раньше мы делали все фигуры сами, — сообщил он. — В подвале была мастерская. Мой отец нанимал трех людей для изготовления фигур. Но мне не нужны работники. Все, что мне надо, я заказываю у мадам Тюссо. — Он улыбнулся. — И они выполняют мои просьбы. Иногда они предлагают кое-что сами — фигуры всяких модных знаменитостей: поп-звезд, звезд телевидения или спортсменов. Я устанавливаю их в своей уорхольской галерее. Так я ее называю. — Он вновь улыбнулся. — Слава модных знаменитостей, как правило, длится недолго. Через месяц-другой я обычно их заменяю.

— Мистер Пакстон, вы хорошо знали моего мужа?

— Насколько хорошо можно знать другого человека, миссис Уорд, — философски произнес он. — Я был в хороших отношениях с Крисом, когда он здесь работал. Он провел у нас около недели, наблюдая, как работает наш музей.

— Вы что-нибудь знаете о книге, которую он здесь спрятал?

— Ничего. Однажды он позвонил мне и спросил, не может ли он привезти ко мне одну вещь. Он даже не хотел сказать, что это такое:

— Давно ли это было?

Пакстон пожал плечами.

— Шесть-семь недель назад, — сказал он. — Он только объяснил, что книга представляет большую важность для него самого и некоторых других людей.

— Он не сказал, каких именно людей? — перебила Донна.

— Нет, просто попросил разрешения спрятать ее в музее. Я согласился. Он сказал, что заберет ее через месяц-другой. Затем... — Неоконченная фраза повисла в воздухе.

— Вы видели эту книгу? Вы знаете, где он ее спрятал?

— Не имею понятия. Он мог спрятать ее где угодно. — Он сделал паузу, с почти извиняющимся видом глядя на Донну. — С моей стороны не было бы невежливо спросить, от кого он прятал эту книгу?

— Точно я не знаю, — ответила Донна. — Но должна это выяснить.

Она не стала упоминать об инцидентах, происшедших за последние несколько дней, особенно об осаде коттеджа накануне ночью. Только сказала, что книга отмечена гербом с изображением ястреба. И еще она сказала, что книга очень старая.

— Я понимаю, что это довольно смутные сведения, но это все, что я знаю.

— Я был бы рад вам помочь, — вызвался Пакстон.

— Это очень любезно с вашей стороны. Спасибо, — улыбнулась Донна.

Пакстон выдвинул ящик бюро и извлек оттуда поэтажный план трехэтажного здания. Он положил план на бюро, придавив его с четырех углов кипами бумаг.

— Музей состоит из галерей, — указал он на план. — Не правда ли, это звучит великолепно — музей, — сказал он со смешком. — Мой дед считал, что музеи восковых фигур должны быть образовательными центрами. Он называл их храмами всеобъемлющего знания.

Донна и Джули были более заинтересованы в планировке здания, чем в ностальгических раздумьях Пакстона.

— Это нижний этаж? — спросила Донна, показывая пальцем из нижнюю часть плана.

— Нет, это подвал. Там находится камера ужасов. Ни один музей восковых фигур не обходится без такой камеры. К тому же это самое популярное место. Хотя оно и будит в нас что-то болезненное.

— Вы не имеете понятия, где Крис мог бы спрятать свою книгу? — спросила Донна.

— Ни малейшего.

— У нас будет больше шансов найти ее, если мы будем искать по отдельности, — сказала Донна. — Мы с Джули начнем с верхнего этажа, затем постепенно начнем спускаться.

— Я встречу вас на втором этаже. Если мы разминемся, встретимся в три часа в моем кабинете.

— Разминемся? Неужели это возможно? — удивилась Джули.

— К каждой галерее ведут два ряда лестниц, — объяснил Пакстон. — Это позволяет избежать давки, когда у нас наплыв посетителей. Мы можем пройти мимо друг друга и даже не заметить этого. К тому же в галереях темно, освещены лишь восковые фигуры.

Сердце уДжули учащенно забилось.

— Если кто-нибудь из нас найдет Гримуар, — предложила Донна, — пусть он оповестит всех других, и мы соберемся в кабинете.

Пакстон кивнул.

Выйдя из кабинета, он подождал, пока женщины последуют за ним, и закрыл дверь.

Справа от них начиналась лестница.

— Идите по этой лестнице прямо на третий этаж, — сказал он. — А я пойду в ту сторону. — Он кивнул на аркаду. В этой аркаде Донна увидела восковые изображения знаменитых кинозвезд. Атмосфера здесь была душная и мрачная. Она теснее прижала к себе сумку, утешаясь мыслью о лежащем в ней «патфайндере».

Через два-три фута, у входа в музей, стояли фигуры Лорела и Гарди. В темноте они казались не забавными милыми шутниками, а грозными злодеями. Их стеклянные глаза пустым взглядом смотрели на группу. У Джули пробежали мурашки по спине. Она посмотрела на верхние ступени лестницы — они тонули в сумрачной мгле.

— Собираемся через три часа, — сказала Донна; ее голос звучал особенно громко в неотзывчивой тишине. — Если только кто-нибудь не найдет книгу.

Пакстон кивнул.

Охота началась.

Глава 74

Мерлин Монро не внушила ему никаких предположений. Ничем не помог и Джон Уэйн. Так же как Марлон Брандо и все остальные члены клана Корлеоне.

Пакстон постоял перед табличкой с надписью «КРЕСТНЫЙ ОТЕЦ» и двинулся между фигурами Джеймса Клана, Аль Пачино и Марлона Брандо, у каждого из которых стояла в ногах табличка с его именем.

На установленном здесь письменном столе лежало множество книг: владелец музея перебрал их одну за другой. Это были энциклопедии или словари со снятыми с них суперобложками. Не восковые, а настоящие книги.

Фигура Роберта Дювалля держала портфель; заглянув в него, он не увидел ничего, кроме листа чистой бумаги. Миновав Индиану Джонса и Рэмбо, он остановился у сценки «ИЗГНАНИЕ ДЬЯВОЛА».

Здесь были изображены спальня и фигуры Макса фон Сидоу, Джейсона Миллера и Линды Блэр, одержимой злым духом. Восковая фигура фон Сидоу держала, предположительно, Библию, и Пакстон подумал, не подменил ли Уорд Святую книгу на Гримуар. Ведь он не имел никакого понятия о ее величине. Он обошел кровать и приблизился к коленопреклоненной фигуре.

Фигура держала в руках Библию.

Пакстон двинулся дальше.

* * *

Джули угнетала не полная тишина, а вся клаустрофобическая атмосфера этого места. Уединение и почти осязаемая тьма создавали такое впечатление, как будто она с головой завернута в плотные одеяла. Мягкие ковры на полу усиливали это впечатление, она даже не слышала звуков собственных шагов.

Джули шла быстро, держась в двух-трех футах от Донны. И все же ее сестра казалась едва уловимой тенью.

Они прошли через аркаду в спортивный отдел музея. Группы спортсменов здесь были огорожены веревочным барьером, который, видимо, должен был оберегать их от фанатичных поклонников. На огороженном ринге стояли Генри Купер, Мохаммед Али и Майк Тайсон. С краю на нее стеклянными глазами смотрели Джо Луис и Роки Марчиано. Эти пустые взгляды гипнотически привлекали Джули. Она видела в этих стеклянных шарах свой искаженный образ.

Впереди нее Донна стояла перед Пеле и Джорджем Бестом. На нее равнодушно взирали Кении Далглиш и Эйсебио. Йохан Грюиф, наступив одной ногой на мяч, глядел на нее так же безучастно, как и все остальные.

Впереди виднелась фигура сэра Фрэнсиса Чичестера, на борту того, что должно было изображать его яхту, лежало много книг. Донна влезла на палубу и внимательно пересмотрела их. К ее огорчению, все книги были о мореплавании.

Она пошла дальше.

Джули последовала за ней, не замеченная ни Лестером Пигготом, ни Уилли Карсоном.

Пролет в три ступени привел их к другой галерее, где были собраны фигуры знаменитых артистов.

* * *

Син Коннери, Джордж Лазенби, Роджер Мур и Тимоти Далтон, толпясь вокруг Пакстона, смотрели, как он обыскивает ящики стола с манускриптами, и, естественно, изображение Джеймса Бонда не могло оказать ему никакой помощи.

Здесь было так много потайных мест, куда Уорд мог бы спрятать свою книгу.

Проходя мимо фигур, Пакстон думал, что может быть такого важного в этой спрятанной книге. Чего ради он и женщины обыскивают весь музей?

Впереди него, окруженные толпой восторженных поклонников, танцевали Джин Келли, Фред Астэр и Джинджер Роджерс. Одна из фигур представляла ребенка; у его ног была сложена кипа учебников. Это была Ширли Темпл; книги высыпались из ее ранца.

Дэнни Кей, Лайза Миннелли и Джуди Гарланд бесстрастно смотрели, как он разбирает учебники. Искомой книги среди них не оказалось.

Внезапно чья-то рука схватила его за волосы.

Пакстон был так ошеломлен, что его голосовые связки точно обледенели.

Его голову изо всех сил дернули назад.

В свете прожектора он видел острый как бритва нож, полоснувший его по горлу.

Из похожей на ухмыляющийся рот раны хлынула кровь.

Питер Фаррелл крепко держал голову Пакстона за волосы, стараясь, чтобы кровь не попала на него. Затем он опустил тело на пол, несколько мгновений смотрел, как оно корчится, и отступил в тень, из которой появился. Вытащил радиопереговорное устройство и включил его.

— Я на нижнем этаже, — шепнул он. — Пакстон мертв. Разбейтесь на группы и найдите остальных двух. — Он помолчал, все еще глядя на тело, на голову в центре кровавой лужи. — Но не убивайте их, пока я не приду, — добавил он по некотором размышлении.

Он сунул переговорное устройство в карман и скользнул в тень.

Тело Пакстона лежало среди застывших танцоров и актеров и, казалось, приветствовало их холодной улыбкой.

Кровь из ужасной раны заливала табличку с веселой надписью: «ГОТТСКИЙ ТАНЕЦ».

Глава 75

Второй этаж.

На верхнем этаже они не нашли ничего. Дождь, который шел на улице, когда они вошли в музей, почти прекратился. Тьма охватила небеса, сжав музей в своем черном кулаке. Столь же непроницаемая мгла царила и в музее. Экспонаты представляли собой небольшие освещенные островки в море теней.

У подножия лестницы Донна остановилась и посмотрела налево и направо.

Справа была галерея, называвшаяся «ВЕЛИКИЕ СОБЫТИЯ В МИРОВОЙ ИСТОРИИ», слева — «МИР РАЗВЛЕЧЕНИЙ».

— Может, мы пойдем с тобой в разные стороны? — предложила она Джули.

— Нет, я пойду с тобой, — сказала младшая сестра, которую ужасала перспектива остаться одной в этих темных комнатах. Донна пожала ее руку, пытаясь успокоить, но это пожатие не избавило Джули от страха. Да и сама Донна почувствовала, что волосы у нее встают дыбом, когда они направились в галерею направо.

Здесь, на передних скамьях Палаты общин, сидели известные политики. За ними стояли более старые и знаменитые. Гладстон, Дизраэли и Ллойд Джордж, видимо, принимали участие в слушании какого-то дела, все внимание и безмолвие.

Следующий стенд показывал поездку Наполеона на остров Святой Елены. Он находился в каюте, окруженный несколькими фигурами.

И здесь на столе лежали книги.

Не теряя времени, Донна стала их проверять.

Джули между тем сделала пару шагов в сторону галереи, к группе мировых лидеров, покойных и ныне живущих, стоящих вокруг стола.

Буравившие ее слепые глаза внушали ей дрожь.

Под ее ногами скрипнула доска, и она испуганно втянула в себя воздух.

Около Бенито Муссолини со сложенными на груди руками стоял Адольф Гитлер. Слева к ним примыкали Сталин и Троцкий. За ними виднелись книжные полки.

Возможно, там и спрятана Гримуар?

— Донна, — шепнула она.

Никакого ответа.

Только что ее сестра просматривала книги, но, оглянувшись, Джули ее не увидела.

— Донна, — повторила она.

У нее было такое чувство, будто ее вдруг окатили ведром ледяной воды.

— Господи, — пробормотала она, опасаясь остаться одна. — Донна! — еще раз повторила она, чуть повысив голос.

Между экспонатами и Джули была легкая стенка, Джули повернулась и направилась к ней.

По ту сторону были слышны какие-то звуки.

У нее перехватило горло, во рту стало нестерпимо сухо, как будто кто-то набил его песком.

В мертвой тишине она слышала, как ее сердце торкается о ребра.

— Донна, — вновь произнесла она, и в этой тишине имя сестры прозвучало с необыкновенной громкостью.

Рядом скрипнула половица.

Джули сглотнула.

— Это не здесь.

Донна высунула голову из-за тоненькой переборки.

Джули с трудом подавила крик. Она поднесла руку ко лбу и разом выдохнула все содержимое своих легких.

— Ради Бога, — шепнула она.

Донна заметила экспонат, на который смотрела ее сестра, и подошла к нему. Она посмотрела на книги на полке и достала одну из них.

Раскрыла ее.

Пустые страницы.

Раскрыла еще и еще одну.

Пустые страницы.

Все книги на полке были с пустыми страницами.

Донна устало вздохнула и приготовилась продолжать поиски.

Джули внезапно схватила ее за руку.

— Послушай, — шепнула она с широко раскрытыми глазами.

— Что?

— Послушай.

Они стояли такие же неподвижные, как и восковые фигуры вокруг них, напряженно прислушиваясь к малейшим звукам, ища глазами каких-нибудь признаков движения.

Наконец и Донна услышала скрип половиц.

Кто-то ходил этажом выше.

— Это, должно быть, Пакстон, — спокойно предположила Донна.

— Он был под нами, — возразила Джули

— Он сказал, что мы можем разминуться Может, он решил проверить еще раз за нами.

Шаги удалились.

Обе женщины не двигались с места, глядя на потолок, словно пытаясь определить направление шагов.

Послышался один более громкий скрип, и все затихло.

— Прости, — сказала Джули не слишком убежденным тоном. — Это место... — Она не договорила.

Донна сжала ее руку и кивнула.

Задержавшись на мгновение, они двинулись дальше, осматривая каждый экспонат, проверяя каждую книгу, не Гримуар ли это. Наконец, убедившись, что здесь не скрывается никаких тайн, они повернули и направились к галерее «МИР РАЗВЛЕЧЕНИЙ».

На верху лестницы между двумя галереями Донна остановилась и вгляделась в густые тени, одновременно прислушиваясь, не слышно ли чего-нибудь вверху или внизу. Она ничего не услышала. Хотела было позвать Пакстона, чтобы узнать, где он находится. Но потом передумала и прошла через аркаду, с другой стороны которой стояла фигура Элвиса Пресли.

Джули последовала за ней мимо действующих лиц «Далласа», поглядывая на фигуры Рода Стюарта, Тины Тернер и Мадонны.

Множество глаз наблюдали за ними.

Эти экспонаты по большей части стояли отдельно, а не группами, каждый в своей одежде, с именной табличкой.

Кейт Буш стояла в вызывающей позе, ее волосы были растрепаны воображаемым ветром и завивались, как смертоносные кудри Горгоны

Боб Хоуп стоял, опираясь на клюшку для гольфа.

Фрэнк Синатра держал у рта микрофон.

Донна быстро прошла через галерею.

— Здесь ничего нет, — сказала она. — Осмотрим следующий этаж. Может, Пакстон что-нибудь нашел?

— Он позвал бы нас, — ответила Джули.

— Может, мы его не слышали.

На самом верху лестницы, как раз под аркадой, стояли фигуры Майкла Джексона и Стиви Уандера.

Первый был заключен в стеклянный ящик.

Донна подошла к этому экспонату, рассматривая искусно вылепленные черты лица, восхищаясь искусством скульптора. Она и Джули подошли ближе к стеклу.

Джули притронулась к нему.

Фигура повернулась и посмотрела на них.

Глава 76

На этот раз Джули не смогла сдержать вскрика. Ее крик, усиленный тишиной, заметался по всему зданию, ударяя им в барабанные перепонки.

Фигура уставилась на них невидящим взглядом.

Донна почти сразу же поняла, что она приводится в движение каким-то электрическим приспособлением. При прикосновении к стеклу срабатывал механизм. Фигура слегка покачалась на своем основании, затем застыла в неподвижности.

Джули провела рукой по волосам и закрыла глаза, ее сердце готово было выпрыгнуть из груди.

— Господи, — пробормотала она.

Донна также почувствовала, что сердце у нее сильно забилось, она дрожала от внезапного потрясения. Сжав руку Джули, она повела ее вниз по лестнице на первый этаж.

Они были уже на полпути, когда ее озарила нежданная мысль.

Почему, услышав крик, Пакстон не пришел к ним? Почему он не отозвался? Он просто не мог не услышать этого крика в музейной тишине. Где он, черт побери?

Может, это его шаги они слышали над собой? Даже если так, почему он не прибежал узнать, что случилось?

Донна облизнула пересохшие губы и остановилась у подножия лестницы. Джули присоединилась к ней.

— Что теперь? — шепнула она.

Донна осмотрела галерею, затем задержала взгляд на двери с надписью «ВХОД ЗАПРЕЩЕН».

Она подошла к этой двери, которая оказалась незапертой. Сразу же за ней начиналась узкая каменная лестница. Снизу, как от груды завалявшегося грязного белья, поднимался густой запах плесени. На узкой лестнице было холодно, прикосновение к металлическим перилам обожгло ее холодом.

— Пошли, — сказала она. — Это, должно быть, вход в подвал. — Она начала спускаться, Джули — за ней. Они осторожно ступали по каменным ступеням, а когда сошли вниз, Донна толкнула находившуюся там дверь и вышла.

Запах здесь был еще сильнее. Пахло влагой и тленом. Она оглянулась. На двери, из которой они только что вышли, тоже была надпись «ВХОД ВОСПРЕЩЕН».

Слева от них находилось хорошо освещенное место, где были установлены различные игральные автоматы и автоматы с фруктами.

Справа другая лестница уводила вниз, в кромешную тьму. Донна даже усомнилась, что они смогут спуститься по этой лестнице без электрического фонаря. Перед этим входом была также табличка:

ВСЕ, ЖЕЛАЮЩИЕ ОСТАВИТЬ МУЗЕЙ ВОСКОВЫХ ФИГУР, ПОЖАЛУЙСТА, ВОСПОЛЬЗУЙТЕСЬ СООТВЕТСТВУЮЩИМ ВЫХОДОМ ДЕТЯМ И ЛЮДЯМ СЛАБОНЕРВНЫМ НЕ РЕКОМЕНДУЕТСЯ ПРОДОЛЖАТЬ ОСМОТР

Донна подошла к каменной лестнице и посмотрела вниз.

Пять каменных лестничных пролетов вели к деревянному полу и узкому каменному коридору.

Изнутри несло запахом сырости и гниения, как из разлагающихся легких. С потолка на двух ржавых цепях свисала табличка. Донна прочитала ее вслух:

— "Оставь надежду всяк сюда входящий". — Она улыбнулась. — Пожалуй, Крис спрятал бы Гримуар именно в таком месте, — сказала Донна, показывая на провал под ступенями. — У него было сильно развито чувство юмора.

— Что это? — спросила Джули, морщась от запаха. Донна вздернула брови.

— Камера ужасов.

Глава 77

Впечатление было такое, будто они спускаются в пустоту.

Донна, которая не видела своих ног, сходила вниз очень осторожно, стараясь не поскользнуться. Джули следовала за ней, с некоторым отвращением опираясь о склизкую стену.

Пакстон, вероятно, обработал подвал каким-то особым составом. Она была уверена, что в подвале, где располагались наиболее мрачные экспонаты воскового музея, не было ничего влажного и разлагающегося. Этот запах вместе с кромешной тьмой и невыносимой тишиной придавал ощущение реальности всему, там выставленному. В кинобизнесе были специальные компании, которые изготавливали поддельную кровь, почему не могли найтись специалисты, способные воссоздать запах сырости и гниения. Может, этот запах можно закупоривать в бутылки и продавать? Пакстон, вероятно, запасся этим составом в избытке.

На стенах в изобилии висела паутина, то ли поддельная, то ли настоящая, этого Донна не могла сказать. Убирать эту часть музея не было никакой необходимости. Налипь грязи и пауки могли только придать достоверность общей картине.

Фигуры убийц были поставлены за ржавыми железными прутьями. Они тоже были покрыты паутиной, настоящей или поддельной.

В зависимости от роста или чудовищности совершенных ими преступлений эти экспонаты выставлялись отдельно. Остальные стояли группами, рядом обычно висела забранная в рамку старая газета, сообщающая об их аресте или — если они были арестованы до 1969 года — об их казни.

Как омерзительно, подумала Донна, что даже у убийц есть своя иерархия. Такие люди, как Денис Нильсен, Питер Сатклиф и Джон Джордж Хейг, были выставлены по одиночке, тогда как те, кто совершили одно или два убийства или просто стяжали дурную славу, хотя и не проявляли особой жестокости, располагались группами. Рут Эллис, Ли Харви Освальд и близнецы Крей стояли все вместе.

Кристи стоял в окружении своих девяти жертв, которых можно было видеть сквозь дыры в стенах его прихожей в Тен-Риллингтоне. Рядом с ним стоял Тимоти Иванс, повешенный за убийство, совершенное Кристи.

Если атмосфера во всем музее будила смутное чувство тревоги, то здесь, в зловонном подвале, она была просто гнетущей. Стеклянные глаза смотрели со злобой и ненавистью, достойной их прототипов. У Джули пробежал холодок по спине.

Нильсен стоял у котла, где он варил останки своих жертв.

Сатклиф с кривой полуулыбкой сжимал большой молоток-гвоздодер и отвертку.

Хейг, в кожаном переднике, растворял одну из своих жертв в ванне с кислотой.

Джули попробовала сглотнуть, но не смогла, казалось, кто-то крепко сжал ее горло.

Под восковой статуей Эйхмана висели газетные вырезки об Освенциме; пожелтевшие от времени, как и некоторые другие вырезки, они все равно производили омерзительное впечатление.

Доктор Криппен стоял у стола, на котором была навалена груда книг.

Донна посмотрела, как пройти к этому экспонату. Единственная дверь, что вела в это огороженное место, помещалась около выхода. Чтобы подойти к Криппену, надо было миновать другие экспонаты. Она повернулась и пошла к двери, которая, на ее счастье, оказалась незапертой. Она вошла внутрь.

Джули схватилась за железные прутья, холодные и влажные, наблюдая за сестрой, которая остановилась возле Кристи. Тут было множество шкафов. Уорд мог прятать Гримуар в любом из них.

Открыв их, Донна убедилась, что они пусты. Взглянув на фигуру Кристи, она прошла дальше. Мимо Хейга. Мимо Нильсена.

Питер Сатклиф стоял над телом женщины; под его ногами валялись старые газеты. Донна подобрала их и быстро проглядела.

Джули тревожно вздохнула, не спуская глаз с фигуры Сатклифа.

Его голова слегка повернулась.

Джули открыла рот, чтобы крикнуть, но у нее не вырвалось ни звука.

Донна все еще стояла у его ног.

Заморгав, Джули посмотрела на восковой экспонат.

На этот раз он стоял неподвижно. Что это, обман зрения? Иллюзия? Наверно, и то и другое.

— Пошли, Донна, — прерывисто дыша, сказала она.

Ее сестра кивнула и, с трудом передвигая ноги, подошла к Криппену. Она посмотрела на книги на столе. Учебник по медицине и учебник по анатомии.

На третьей была нарисована птица. Ястреб?

Значит, это Гримуар.

Она подняла книгу дрожащими руками.

Это был рисунок ястреба, но не герб.

Может быть?

Она открыла книгу.

Пустые страницы.

Сердито чертыхнувшись, она положила книгу на место. Вышла из клетки и присоединилась к Джули. Перед ними была еще одна стена с небольшим проломом пяти футов вышиной и трех — шириной. Это был проход в последнюю часть музея. Камеру пыток.

Донна углубилась в проход.

Над узким отверстием горел красный свет. Пока она стояла, ожидая Джули, свет приобрел ярко-алую окраску, как будто обагрив ее кровью. Посмотрев вперед, она увидела все ту же кромешную тьму. Только экспонаты были освещены, но довольно тускло, с помощью ламп, спрятанных в низком потолке. Только здесь был вход и выход. Донна пошла первая, глядя на несколько отрубленных голов, валяющихся перед гильотиной. Рядом, с вбитого в потолок крюка свисало восковое тело. Тут же была изображена и сцена, как крысы вгрызаются в живот заключенного, посаженного в раскаленную клетку.

Кому-то выжигали глаза.

Кому-то загоняли иглы под ногти.

Кому-то отрывали нос раскаленными щипцами.

Одно зрелище ужаснее другого.

Кого-то варили заживо в массивном металлическом баке.

Кому-то продевали стальное кольцо в язык, чтобы подвесить к нему металлический шар.

Отвращение, которое испытывала Донна, умерялось лишь сознанием изобретательности, с которой все эти чудовищные сцены были устроены. Они были убийственно реалистичны.

Обе женщины завернули за угол, и Джули громко застонала.

«УБИЙСТВО ШАРОН ТЕЙТ» — провозглашала табличка на клетке, в которой была изображена одна из самых страшных сцен, когда-либо разыгрывавшихся в истории.

Впереди висела газета с заголовком об убийстве голливудской звезды и еще четырех человек членами клана Чарлза Мэнсона. Особенно впечатляюща была фигура самого Мэнсона: глаза его горели диким блеском, волосы были взлохмачены. Действие происходило в одной из комнат Тейт. Вокруг кинозвезды толпились убийцы с ножами и револьверами и валялись уже убитые. Кто бы ни был автором этой сцены, он проявил поразительную дотошность в своей работе, даже сумел показать, что Шарон Тейт была на восьмом месяце беременности, когда ее убили, и что ее кровью на стене написали слово «свинья».

— Милостивый Боже! — прошептала Джули, рассматривая эту кошмарную сцену.

Но внимание Донны было привлечено другим.

Впереди большая территория была отведена испанской инквизиции. Там стояло несколько фигур в капюшонах; одна их жертва была подвешена на дыбе, другая — на железных цепях; эта вторая фигура смотрела стеклянными глазами на стоящего перед ней монаха в рясе с чем-то похожим на ржавые садовые ножницы в руках. Цель монаха была ясна — кастрировать несчастного узника.

Еще одна фигура в капюшоне сидела за столом.

Перед ней лежала открытая книга.

Книга на латинском языке. Старинная книга.

Подойти к этому экспонату можно было лишь через металлическую дверь. Она открыла ее и направилась к столу. Взяла книгу и, перевернув, посмотрела на переплет.

На переплете был герб с ястребом.

На ощупь переплет был холодным и липким, точно книга пролежала в сырой норе долгие месяцы, даже годы. Страницы стали хрупкими от времени, некоторые из них повреждены по краям. Часть текста была напечатана латинским шрифтом, часть — тем странным шрифтом, который она видела в шотландской библиотеке.

— Джули, — позвала она.

Сестра бросилась к ней.

— Я нашла то, что мы искали, — торжествующе возгласила Донна. — Это Гримуар.

В этот миг сидевшая за столом фигура вскочила.

Соскользнувший капюшон открыл лицо Питера Фаррелла.

Глава 78

Фаррелл кинулся на нее; его лицо было искажено лютой ненавистью.

Его боевой клич смешался с удивленным возгласом Донны и вскриком Джули.

Донна отпрыгнула назад, уронив книгу на пол.

Фаррелл перепрыгнул через стол, не зная, хватать ему Донну или Гримуар. Он бросился на Донну, которая ловко увернулась, и врезался в фигуру монаха с большими ножницами. У инквизитора отломилась рука, и металлический инструмент заскользил по пыльному полу. Донна схватила его, а Фаррелл вытащил из кармана револьвер.

Она изо всех сил ударила ножницами, попав в ту самую руку, которой он держал оружие. Громкий звон металла огласил камеру пыток.

Револьвер выпал из его руки, но, даже не пытаясь его подобрать, Фаррелл двинулся на нее.

Она вновь взмахнула ножницами. И на этот раз ударила его по лицу. Ножницы порвали кожу щек, вплоть до самой кости, . кровь полилась по всему лицу. Схватив книгу, Донна выбежала в дверь, где ее ждала Джули.

— Схватите их! — прокричал Фаррелл.

Из тени вынырнули Райкер и Келлерман. Они выросли перед женщинами, как два привидения.

Донна вытащила «патфайндер» из своей сумочки, отвела курок и дважды выстрелила. Первая пуля попала в плечо кожаной куртки Райкера, не задев его самого. Вторая пуля оторвала голову Торквемаде, не задев ни одного из нападающих.

Райкер отскочил в сторону, но умудрился достать ногой Донну.

Она нагнулась вперед, и револьвер вылетел из ее руки. Она упала на пол прямо на Гримуар.

Райкер прыгнул на нее, пытаясь отобрать книгу. Джули, изловчившись, ударила его в пах, но в это время на ее шее сомкнулись могучие пальцы Келлермана.

— Сука, — прошипел он, усиливая хватку.

В глазах Джули заплясали белые звездочки, но, как ни царапалась, она не могла освободиться.

Она была совершенно беспомощна; руки, которые ее поддерживали, убивали ее.

Донна оттолкнула Райкера и, вскочив на ноги, увидела, что к их схватке собирается присоединиться и Фаррелл с залитым кровью лицом. Но ее в первую очередь заботила участь Джули.

Келлерман сдавил ее горло с такой силой, что глаза у нее вылезли из орбит.

Донна поискала глазами револьвер и нашла его. Схватив «патфайндер», она перекатилась по полу и выстрелила. Ей повезло: пуля попала прямо в голень Келлерману, чуть ниже левого колена. Несмотря на грохот выстрела в этом замкнутом помещении, она услышала оглушительный треск ломающейся кости.

Келлерман вскрикнул и, отпустив Джули, схватился руками за рану. Кровь струилась сквозь его пальцы, когда он упал на пол, сжимая рваную рану.

Джули тоже упала, почти в беспамятстве. Донна хотела помочь ей, но Райкер схватил ее сзади. Она опрокинулась назад, и оба они полетели вниз через низкую цепь, которая отгораживала экспонаты. Донна оказалась сверху Райкера, ударив его локтем в грудь. Но револьвер вновь выскользнул из ее руки.

Фаррелл уже быстро направлялся к Джули, наставив на нее свое оружие. Он схватил ее за талию и поднял на ноги, приставив дуло к виску.

— Нет! — прокричала Донна, пытаясь вырваться из рук Райкера. — Не трогай ее.

Келлерман громко стонал; его голень была размозжена пулей.

Райкер попытался схватить книгу, но промахнулся, врезался головой в острый угол гильотины и повалился на пол, обеими руками сжав пронзенную болью голову.

— Прекратите! — прогремел низкий голос, заполнив собой весь подвал.

И Донна и Фаррелл повернулись ко входу.

В дверь медленно вошел Фрэнсис Дэшвуд, сопровождаемый Ричардом Парсонсом.

Дэшвуд улыбался.

Глава 79

Зловоние было удушающее.

Донна заметила его, как только Дэшвуд и Парсонс появились в подвале.

Это был несомненный запах смерти.

— У вас есть нечто, принадлежащее нам, — сказал Дэшвуд, тыча пальцем в Гримуар.

— Ваш муж украл эту книгу у нас, — добавил Парсонс. — Верните ее.

Донна сглотнула. Ее буквально воротило от зловония, исходившего от обоих стариков.

— Кто вы? — спросила она, видя гноящиеся струпья на их лицах. Лоб Дэшвуда был усыпан волдырями, один из которых только что прорвался. На его бровь сползал густой гной.

— Друзья вашего мужа, — улыбаясь, ответил Дэшвуд, обнажая свои почерневшие зубы. — Отдайте мне книгу. — Улыбка сменилась гневной гримасой. Он протянул руку.

Донна крепко сжимала Гримуар.

— Я размажу эту суку по стене, — прошипел Фаррелл, приставляя ствол револьвера к виску Джули. — А теперь отдай ему книгу.

— Справедливый обмен, — решил Дэшвуд. — У вас есть нечто, необходимое нам. У нас есть нечто, необходимое вам. Отдайте мне Гримуар.

— Если я это сделаю, вы убьете нас обеих, — сказала Донна.

— А если вы этого не сделаете, Фаррелл убьет вас. И мы все равно заберем книгу, — уточнил Дэшвуд.

— Вполне справедливый обмен. Ее жизнь за Гримуар, — добавил Парсонс, кивая на Джули.

— Почему она так важна для вас? — спросила Донна, отступая назад с книгой в руках.

Дэшвуд шагнул вперед, не спуская глаз с Гримуар.

— Отдайте ее мне, — прохрипел он.

Она расслышала в его голосе гнев и еще какое-то чувство.

Страх?

— Отдай ему книгу, или я убью ее, — пригрозил Фаррелл, переведя взгляд с Донны на Дэшвуда.

Донна отодвинулась еще назад.

— Скажите мне, почему она так важна, — повторила она, открывая книгу на первой странице и принюхиваясь к затхлому запаху, которым веяло от ее похожей на пергамент бумаги. Она положила руку на верхнюю страницу.

— Не повредите ее! — прокричал Дэшвуд. Теперь Донна была уверена, что в его голосе слышится нескрываемый страх. Он подошел ближе, но она приготовилась вырвать первую страницу. — Не повредите книгу, — повторил Дэшвуд. — Вы можете уходить обе, но не повредите книгу.

— Отпустите ее, или я вырву эту и другие страницы, — с вызовом сказала Донна, глядя на Фаррелла.

Он все еще держал Джули, приставив револьвер к ее виску.

— Пристрелите ее, — буркнул Парсонс.

Дэшвуд поднял руку.

— Нет, — прошипел он.

— Я разорву эту книгу, — пригрозила Донна. — Отпустите ее.

— Тебе и десятка страниц не порвать, прежде чем я прикончу вас обеих, — сказал Фаррелл, пренебрегая ее бравадой.

— Отпусти ее, — выпалил Дэшвуд, грозно уставившись на Фаррелла.

Поколебавшись, он отпустил Джули, оттолкнув ее от себя. Она споткнулась и упала на колени, одной рукой растирая горло.

— Брось свою пушку, — велела Донна.

Фаррелл повиновался.

— А теперь отойдите вы все, — продолжала она, подходя к сестре, все еще не выпуская из рук Гримуар.

Дэшвуд не сдвинулся с места, но его затянутые тусклой пленкой глаза не отрывались от книги.

Фаррелл, Райкер и Келлерман, все еще державшийся за свою раненую голень, вышли из подвала, оставив обеих женщин с Парсонсом и Дэшвудом. Зловоние все усиливалось.

Донна быстро скосила глаза и увидела револьвер, брошенный Фарреллом. Он находился в двух футах от нее.

— Дайте мне книгу, и я объясню, почему она так важна для нас. Ведь вы хотите это знать.

Она придвинулась к револьверу.

Джули опиралась о стену, голова ее кружилась, глаза заплыли слезами боли и страха.

— Мы заключили с вами сделку, миссис Уорд, — продолжал Дэшвуд.

Донна опустилась на одно колено, подобрала револьвер, выпрямилась, наведя дуло на Дэшвуда.

Он только рассмеялся.

Его смех отозвался эхом по всему подвалу. Донна почувствовала, что волосы у нее встают дыбом.

— Возьмите эту дрянь, — прошипела она и бросила Гримуар Дэшвуду.

Он поймал ее и тесно прижал к груди, его глаза ярко сверкали. Донна подняла револьвер, так что он оказался вровень с головой Дэшвуда, и приготовилась открыть огонь.

— Отойдите. — Она скрипнула зубами, приложив палец к спусковому крючку.

— Я получил то, что хотел, — сказал Дэшвуд, направляясь к выходу.

— Но они же убьют нас, — проговорила Джули.

— От нас вам ничто не угрожает, — улыбнулся Дэшвуд. — Мы вас не тронем.

Донна нахмурилась.

Что он несет, этот старый черт?

Она целилась точно в лоб Дэшвуда: стоит нажать спусковой крючок — и его мозги разлетятся по всему подвалу.

Может, и стоит нажать?

Он все обнимал книгу так нежно, словно это был маленький ребенок.

— Ваш муж был тоже любопытен, — улыбнулся он, вновь показывая ряды почерневших зубов. — Вы, видимо, похожи на него. Вы хотите знать о Гримуар?

Она медленно кивнула.

— Тогда я вам расскажу.

Глава 80

Убей его.

Какой-то тихий голос шептал ей эти слова на ухо. Она все еще не отводила револьвер от головы Дэшвуда, который ласково гладил переплет Гримуар.

Прострели башку этому старому хрычу.

— Вы убили моего мужа, — спокойно сказала она, как бы утверждая это, а не спрашивая.

Дэшвуд покачал головой.

— Мы тут не виноваты, — возразил он. — Его погубило собственное предательство.

— Вы убили его.

— Так сказали вам в полиции? Что он убит?

— Нет, они отрицали всякую возможность преднамеренного убийства. Сказали, что его смерть — результат несчастного случая.

— Почему же вы им не верите? — со слабой улыбкой спросил Дэшвуд.

— Я уже не знаю, чему верить, чему нет, — сказала она, все еще не опуская пистолета. — Я только знаю, что его смерть каким-то образом связана с этой книгой. — И она кивнула на толстый фолиант.

— Возможно. Я же сказал, что эта книга очень важна для нас.

— А кто вы такие? — спросила она.

— Вы уже наверняка знаете это. Мы — Сыновья Полуночи. — Он произнес эти слова с необычной гордостью. — И всегда ими пребудем. — Снова улыбка. — Теперь, когда Гримуар в наших руках, мы вновь в безопасности. В безопасности от таких людей, как ваш муж, который пытался нас разоблачить. — Он бесстрастно взглянул на Донну. — Представляете ли вы себе, каким могуществом обладает эта книга? Нет, вы не можете себе этого представить. Не можете вообразить себе подобного могущества. Могущества жизни. Способности даровать жизнь.

Он посмотрел на переплет Гримуар и любовно коснулся герба. Даже во мгле Донна видела, с какой яростью сверкают его глаза, как бы опровергая спокойное выражение его лица.

— Эдвард Чарделл, автор этой книги, верил, что жизнь бессмертна. Не столько по времени, сколько по своей сущности. Эта книга, — он вновь поднял ее, — была опубликована, когда Чарделл был на смертном одре. В ней изложены его теории и исследования. Вся сумма знаний, приобретенных им за долгие годы. Он утверждает, что жизнь существует вне и независимо от Творения, а также и независимо от рождения.

Донна слушала с недоумением.

— Он утверждает, что жизнь может быть и бывает свойственна как одушевленным, так и неодушевленным предметам. Органическая жизнь может существовать и быть вызвана везде и во всем. В каменной кладке дома. В драгоценном камне. — Он улыбнулся. — В автомобиле. — Он помолчал мгновение. — Вы верите в привидения, миссис Уорд?

Донна пожала плечами.

— С точки зрения Чарделла, привидение — это лишь живой дух, не имеющий плотской оболочки. Почему дух не может действовать без тела? Он становится самостоятельной целостностью, которая может по своей или чужой воле внедряться в различные предметы. Я мог бы сам это продемонстрировать. Я не берусь утверждать, что могу воскрешать мертвых, даже моим способностям есть предел. — Он хихикнул. — Но я изучил слова этой книги, и я могу вселять жизнь в, казалось бы, безжизненные предметы.

Он указал на револьвер.

Донна почувствовала, что что-то пульсирует в ее руке, как будто она держит бьющееся сердце. Ощущение было крайне неприятное. Посмотрев вниз, она увидела, что револьвер слегка шевелится, рукоятка трепещет в ее руке.

Она в самом деле это видит?

Дуло стало извиваться, как змея, самый его конец расширился в маленький раструб.

Донна уронила оружие и наступила на него.

Револьвер лежал под ее ногами.

Усиленно моргая, она вновь поглядела на него.

— Нет, это вам не показалось, — сказал Дэшвуд. — Церковь назвала бы это чудом. — И он и Парсонс громко засмеялись. -

Завораживающее зрелище, не правда ли? — улыбнулся Дэшвуд. — Так же думал и ваш муж. Вот почему он стремился войти в наше общество, хотел овладеть нашими знаниями.

— Он хотел уничтожить вас, — воскликнула Донна. — Он знал, что эта книга необходима для продления вашей жизни, и поэтому ее похитил.

Дэшвуд вопросительно поднял брови.

— Он хотел овладеть знаниями. И он был готов на все ради этого. Он угрожал разоблачить нас, да, но, для того чтобы разоблачить нас, он сперва должен был вступить в наше общество. Узнать нас. Лучший способ разрушения — изнутри. И ваш муж знал это.

Донна почувствовала, как затрепетало ее сердце.

Нет, не может быть.

— Он хотел овладеть тем, что мы имеем. Он хотел быть одним из нас.

— Нет, — возразила Донна, качая головой.

— Хорошо ли вы знали своего мужа, миссис Уорд?

Донна вся дрожала.

— Как вы думаете, почему он знал так много о нас? Он представлял для нас опасность, ибо мог нанести нам значительный ущерб.

— Он похитил Гримуар. Поэтому вы и решили предать его смерти, — сказала Донна.

— Но каким образом он получил возможность похитить ее?

Донна покачала головой.

— Что он вам сказал? — спросил Дэшвуд. — Сказал ли вам, что он один из нас?

Донна не отвечала.

— Стало быть, не сказал?

— Он ничего не успел сказать, — закричала она. — Я кое-что знаю о вас. Знаю о том, что вы делаете. Вы убиваете.

— Есть некоторые существа, заслуживающие убийства, — ответил ей Дэшвуд. — Редкие знания добываются дорогой ценой.

— Он не был одним из вас, — с вызовом сказала она. — Он ни за что не стал бы совершать...

— Чего, миссис Уорд?

— Обряд посвящения. Я читала об этом обряде.

— Нет ничего такого, чего бы он не совершил, — укоризненно произнес Дэшвуд.

— Он ни за что не стал бы убивать... — Фраза осталась недоговоренной.

— Убивать ребенка? — широко заулыбался Дэшвуд. — Вы хотели сказать, что он не стал бы убивать ребенка? По-вашему, он не стал бы совершать половой акт перед всеми, не стал убивать бы ребенка, не стал бы мочиться на крест. Вы думаете, что он не помочился бы на распятие? — громко проревел Дэшвуд, будя эхо в подвале. — И ты еще говоришь, что знала своего мужа, сука? Что ты его хорошо знала? Могла читать его мысли? Глупая, невежественная сука.

Донна прыгнула вперед и схватила револьвер.

Она прицелилась в Дэшвуда и нажала на спусковой крючок.

Ничего не произошло.

Он только вышел на улицу.

Выходя, он поднял руку, указывая на что-то позади нее.

Донна продолжала нажимать на спусковой крючок, но затем с воплем отчаяния отшвырнула автоматическое оружие.

Дверь подвала была заперта. Они с Джули оказались в ловушке.

Они подбежали к двери, но, несмотря на все свои отчаянные усилия, так и не смогли ее открыть. Джули соскользнула вниз, по влажному дереву, спиной к двери. Донна продолжала барабанить по неподатливой перегородке.

— Донна, — с трудом выдавила Джули. Она схватила сестру за ногу и, когда та повернулась, показала на что-то.

— О Господи! — прошептала Донна.

Что это, игра ее воображения? Или безумие?

Восковые фигуры, изображавшие сцену убийства Шарон Тейт, лихорадочно двигались.

Их ступни были пригвождены к полу, но голени и бедра дергались, точно заряженные какой-то кинетической энергией. Руки бешено мотались.

Затем послышались странные звуки.

Из восковых глоток раздались крики боли и ужаса, громко отдаваясь в ушах Донны и Джули.

Те, что умерли в ту ночь в 1969 году, умирали снова; и на этот раз их агония проявлялась по-новому

Донна смотрела на все это широко раскрытыми глазами, горло у нее перехватило.

И Джули была парализована этим зрелищем.

Только когда фигура Чарлза Мэнсона повернулась и посмотрела на нее, у нее наконец вырвался крик, влившийся в безобразную какофонию мучительных стонов.

Фигура шагнула по направлению к ним.

Глава 81

В какой-то нелепой пародии на учащегося ходить ребенка Мэнсон делал небольшие шажки, придерживаясь за стену.

Одновременно фигура человека, которого знали как Чарлза «Текса» Уотсона, тоже направилась к женщинам. В руках у обеих восковых фигур были ножи.

Донна — у нее все еще кружилась голова — поискала глазами свой «патфайндер».

Он лежал в десяти — двенадцати футах от нее, под дыбой.

Чтобы поднять его, ей пришлось бы пройти мимо Мэнсона и — Уотсона.

Донна кинулась к револьверу, но Мэнсон преградил ей дорогу. Он двигался с поразительным проворством; Донна почувствовала, как он хватает ее холодными руками.

Нож описал дугу всего в нескольких дюймах от ее лица. Она повернулась и нанесла ответный удар по восковому лицу. Его стеклянные глаза — глаза мертвой рыбы на сковородке — так и буравили ее.

Вопли продолжались.

Мэнсон схватил ее за руку и потянул к себе.

К острию ножа.

Донна ловко вывернулась и ударом ноги в живот откинула его назад. Он врезался в фигуру палача, выжигающего глаза своей жертве.

Донна воспользовалась этим, чтобы схватить револьвер, одновременно она заметила, что Уотсон наступает на Джули.

Ее младшая сестра увернулась от ножа и залезла под стол, на котором жертву пытали по китайскому способу водой.

Под столом было пыльно и грязно, и Джули раскашлялась, пытаясь очистить свое горло и ноздри.

Уотсон повернулся и вновь направился к ней; к счастью, его движения были очень медлительны.

Донна опустилась на одно колено и прицелилась.

Два ее выстрела сопровождались громким эхом.

Первая пуля поразила его в затылок, вторая — в щеку, раздробив голову от виска до подбородка. Куски воска разлетелись по воздуху.

Уотсон продолжал надвигаться на Джули.

Донна отвела курок и дважды выстрелила в Мэнсона — с теми же ничтожными результатами. Она заметила, что его тело дрожит, увидела пороховые ожоги на его рубашке. Она даже услышала, как пули впились в твердый воск. Фигура, однако, не остановилась, только подняла нож и рванулась вперед.

Донна бросилась под стол и вылезла с другой стороны.

Мэнсон сделал внезапное движение, и нож вонзился в дерево, всего в нескольких дюймах от ее руки.

Донна попробовала выхватить нож, но свободная рука Мэнсона успела сжать ее руку. Прикосновение липкого воска напоминало прикосновение мертвеца. Она попыталась вырвать руку. Пользуясь револьвером как дубинкой, она ударила восковую фигуру по лицу с такой силой, что вышибла один стеклянный глаз.

Мэнсон отпустил ее руку, и она отступила в сторону. Но он последовал за ней.

Джули поднялась на ноги, опрокинув другие восковые фигуры в надежде остановить неуклонное продвижение размахивавшего ножом Уотсона.

Крики и вопли все продолжались, этот оглушительный кошачий концерт отзывался в ушах обеих женщин, точно пистолетные выстрелы. Барабанные перепонки нестерпимо болели.

Донна бросилась к экспозиции, изображавшей казнь шотландской королевы Марии. Увидев, что Мэнсон все приближается, она вырвала топор из рук палача. Это было тяжелое, бритвенно острое оружие.

Размахнувшись изо всех сил, она погрузила топор в грудь Мэнсона.

Фигура зашаталась.

Донна ударила еще раз; ее крики, полные вызова и страха, смешались с общей какофонией.

Следующий удар отрубил Мэнсону руку. Но он все еще двигался.

— Чертов ублюдок! — прокричала Донна и срубила ему голову с плеч.

Восковая фигура подпрыгнула, в воздухе безумно закружились накладные волосы отрубленной головы. Фигура упала и лежала неподвижно.

— Донна, — позвала на помощь младшая сестра, и она увидела, что та загнана в угол, Уотсон находится всего в нескольких футах от нее.

Уотсон взмахнул ножом и, ударив, порвал блузку Джули и поранил ее руку. Она смотрела в незрячие стеклянные глаза, не в силах пошевелиться, чтобы увернуться от нового удара ножом.

Донна, подбежав, ударила Уотсона с поистине маниакальной силой. Топор разрубил восковую голову пополам и даже вклинился в туловище между плечами.

Закачавшись, Уотсон рухнул навзничь с топором, погруженным в его туловище.

Донна глубоковтянула в себя затхлый воздух; вся ее тенниска была в поту, мокрыми были и волосы на затылке.

По щекам Джули катились слезы. Донна опустилась на колени, и обе женщины обнялись. Кровь, струившаяся из раны Джули, обагряла одежду Донны, но они не размыкали объятий.

А вопли и стоны все еще продолжали отдаваться вокруг них громким эхом.

Глава 82

Джули, вздрогнув, проснулась, испуганно огляделась вокруг, плохо ориентируясь, где она. Ее сердце безумно колотилось, страх обволакивал ее, как большая холодная перчатка.

Джули Крэг села на диване и протерла глаза, все еще пытаясь стряхнуть с себя состояние полусна-полуяви.

— Ну и бред, — прошептала она с глубоким выдохом.

Сознание медленно возвращалось к ней. Она встряхнула головой, как будто это простое действие должно было просветлить ее мысли. И тут же, почувствовав тупую боль в правой руке, увидела, что она вся — от кисти до локтя — забинтована.

— С тобой все в порядке? — спокойно спросила Донна.

— Извини, я отключилась, — сказала Джули, растирая обеими руками лицо, закрывая лоб темными волосами. — Который час?

— Начало второго, — ответила Донна. — Я тоже сразу вырубилась, когда мы вернулись.

Они вернулись в коттедж около двух часов назад, усталые, на исходе сил и напуганные. Обе они безумно хотели спать, но пытались бороться со сном, который, однако, постепенно овладел ими. Во сне им виделись события прошедшей ночи. Поездка в музей восковых фигур, его медленный осмотр, встреча с Дэшвудом и Парсонсом и ее кошмарные последствия. Все это прокручивалось у них в голове, как видеопленка. В конце концов им все же удалось выбраться через маленькое окошко на боковую улочку, и после долгой поездки они вернулись в коттедж.

Донна все еще сомневалась, проснулась ли она и не были ли кошмарным сном все странные события предыдущей ночи.

Если бы так.

Ей достаточно было лишь посмотреть на свои синяки и порезы и на забинтованную руку Джули, чтобы понять, что события были совершенно реальные.

— Сегодня вечером мы должны уехать, — сказала Донна.

— Нам надо отдохнуть, — запротестовала Джули.

— Отдохнем в Лондоне. Я не знаю, явятся ли они сюда, но если они все же явятся...

Джули на миг закрыла глаза.

— Ну, полиция-то явится, — сказала она.

— Ото еще одна причина, -почему мы должны уехать отсюда.

— Почему? Если они приедут, ты можешь рассказать им все, что случилось. Расскажи им все. Как тебе следовало сделать с самого начала. — В голосе Джули проскользнули нотки гнева. — Пусть этим делом займутся теперь они, Донна.

— Нет. Это не их дело. К тому же если они узнают, что произошло, у нас могут быть неприятности. Как мы объясним, что случилось в музее восковых фигур? Они упрячут нас обеих в кутузку. Чего доброго, решат, что у нас с тобой поехала крыша. Это меня ничуть не удивило бы. — Она долго смотрела на сестру, затем продолжила: — У нас есть теперь преимущество. Дэшвуд и его сподручные думают, что мы мертвы. Они не ждут от нас нападения. Они уверены, что избавились от нас. Мы можем захватить их врасплох.

— Что за чушь ты несешь? — недоверчиво воскликнула Джули. — Мы можем захватить их врасплох?

— Но они же думают, что мы мертвы. И не ожидают нашего нападения, — с некоторым возбуждением сказала Донна.

— Ты. и впрямь не в своем уме, — возразила Джули. — Донна, они уже Бог знает сколько раз пытались убить тебя, но тебе этого мало. Ты решила умереть?

— Я хочу, чтобы умерли они, — с хрипотцой ответила Донна.

— Забудь об этом, все кончено. Они получили свою проклятую книгу. Этого-то они и хотели. Ну и пусть она будет у них. Мы живы, это самое важное. — Только что такой сильный гнев сменился полным отчаянием.

— Дело не в книге, Джули. Совсем в другом.

— Нет. Дело, если хочешь знать, в твоем желании отомстить. Тебя снедает жажда мести, Донна. Ты стала как одержимая, хотя и не замечаешь этого. Сначала ты расследовала измену Криса, затем искала книгу, но всего этого для тебя недостаточно. Ты не успокоишься, пока они не убьют нас обеих.

— Ты не знаешь, что я чувствую, — гневно возразила Донна. — Я была достаточно расстроена изменой мужа, затем я оказалась замешанной в историю, которая вполне могла закончиться нашей с тобой смертью, но теперь я узнала еще, что мой муж, возможно, был убийцей. Ты слышала, что сказал вчера ночью Дэшвуд. Крис был одним из них.

— И ты этому поверила?

— Я узнаю, так это или нет, и сотру этих негодяев с лица земли.

— Ты даже не замечаешь, как ты изменилась. Да тебя просто не узнать. Единственное, что для тебя имеет значение, — это твоя смехотворная жажда мести. Ты не могла отомстить Крису или Сьюзан Риган и поэтому устроила поиски книги. А теперь, когда книга вернулась к своим владельцам, ты ищешь другой повод для продолжения этой смертельно опасной игры.

— Возможно, это все, что у меня осталось, Джули.

— Но я отказываюсь тебе помогать. Извини, я не могу больше выдерживать всего этого. И не хочу присутствовать при твоем убийстве. Я не хочу видеть, как ты умрешь, Донна.

— Я уже частично умерла, когда узнала о Крисе и Сьюзан Риган, — сказала Донна. — Возможно, ты и права. Все, мною сделанное, преследовало лишь одну цель — излить свой гнев. Кто-то должен был заплатить за все это. И кто-то непременно заплатит. Если ты откажешься мне помогать, я буду действовать одна. Я уже не могу остановиться. Пока все не будет кончено.

— Все уже кончено, — прокричала Джули, обливаясь слезами. — Господи Иисусе, сколько еще испытаний ты можешь выдержать? Сколько боли можешь еще вытерпеть? Ты хотела выяснить правду, но так ее и не выяснила. — И, вся в слезах, она добавила: — У него не было романа со Сьюзан Риган. У него был роман со мной.

Глава 83

Молчание.

Старшая сестра Джули встретила ее слова гробовым молчанием. Она вдруг вспомнила, как на крыльце ее дома появился полицейский, принесший известие о смерти ее мужа. Как давно это было? Месяц назад? Или с тех пор прошли долгие годы? Страдание искажает временную перспективу.

Она незрячим взглядом посмотрела на свою сестру: уж не ослышалась ли она? Лишь постепенно слова доходили до ее сознания. И обретали свое полное значение.

— Я не верю тебе, — заявила она наконец хриплым шепотом. Джули устало вздохнула.

— Это верно. Ты хочешь, чтобы я назвала тебе даты, время и место наших свиданий? Как мне убедить тебя? — Она опустилась на диван, прикрыв глаза рукой.

Она ждала взрыва ярости, гневных обвинений. Но взрыва так и не произошло.

Донна сидела на другом конце дивана, обняв руками одно колено.

— И долго это продолжалось? — спросила она.

— Девять-десять месяцев,

У Донны было такое ощущение, точно ее ударили железным прутом; голова сильно кружилась.

— О Боже! — пробормотала она, пытаясь прийти в себя. — Но почему?

— Не знаю. Так уж случилось. Я... Мы никогда даже не предполагали, что так может произойти. — Она посмотрела на сестру, стесняясь своей покаянной исповеди. — Я очень сожалею.

— Я тоже, — сказала Донна. И повысив голос: — Любила ли ты его, по крайней мере?

— Не знаю.

— Не думаю, что на этот вопрос есть много ответов. Или ты его любила, или нет, третьего не дано.

Младшая сестра покачала головой.

— Любил ли он тебя? — допытывалась Донна.

— Нет.

— Ты говоришь очень уверенно. Десять месяцев — достаточно долгий срок. Уж не хочешь ли ты мне сказать, что никто из вас ничего не чувствовал?

Джуди молчала.

— Это был просто секс, — процедила Донна. — Никакой любви, вы только трахались — и все. Так ли это?

— Он любил тебя, Донна. Я знала, что он никогда тебя не оставит, он всегда подчеркивал это.

— А ты хотела, чтобы он меня оставил? Пыталась увести его от меня?

— Нет, я никогда бы этого не сделала. Это было его решение. Как я уже говорила, он любил тебя.

— Но ты все же продолжала путаться с ним, надеясь, что он передумает?

— Нет.

— Так что же все-таки было между вами?

— Мы были больше чем друзьями.

— Друзья не трахаются.

— Секс не имел большого значения.

— Но заниматься им было все же приятно. Тебе ведь нравилось? Как ты его оценивала? Делал ли он что-нибудь, чего не делают другие мужчины? Часто ли он тебя звал? Был ли он к тебе внимателен и ласков? Скажи мне, Джули.

Ни на один из этих вопросов у младшей сестры не было ответа.

— Что привлекло его к тебе, с чего началось его ухаживание?

— У меня была фотовыставка в Найтбриджской галерее. Туда зашел Крис. Мы поболтали. Он пригласил меня на чашку кофе.

— Тогда-то все и решилось? Ты подумала, что было бы неплохо потрахаться с мужем твоей сестры? Продолжай, я женщина любопытная, хочу все знать. Предложил ли он поехать к тебе домой или ты пригласила его зайти, когда у него будет время?

Джули еще не успела ответить, когда лицо Донны вдруг потемнело.

— Ты никогда не трахалась с ним в нашем доме? — спросила она, желая знать, не осквернен ли изменой ее собственный дом.

Джули покачала головой.

— Иногда мы встречались у меня на квартире, иногда в студии, — сказала она. — Это бывало не так уж часто.

— Какая разница, один раз или сто, важно, что это происходило между вами.

— Он был привлекательный мужчина, — раздраженно сказала Джули, как будто это было веское оправдание для случившегося. — Сопротивляться ему было трудно. Мы всегда были с ним в хороших отношениях, ты знаешь. Меня восхищала его жизненная позиция, вероятно, это и привлекало меня к нему. Он плевал на все и на всех. Брал все, что хотел. Я никогда не встречала такого честолюбивого, такого решительного человека.

— Да, Крис всегда получал, что хотел. Включая тебя?

— Я знаю, что поступала плохо, и, если бы я могла хоть что-нибудь исправить, я сделала бы это, Донна.

— В самом деле? Уж не хочешь ли ты сказать, что сожалеешь о вашем романе? Или ты сожалеешь, что Крис мертв и ты, так же как и я, потеряла его? Ты сожалеешь?

— Я сожалею, что причинила тебе боль.

— Тогда зачем ты рассказала мне об этом? Чтобы облегчить свою совесть? Не поздно ли — через десять месяцев? Я думаю, ты уже успела сжиться с чувством вины. Запрятала его куда-нибудь поглубже. Думала ли ты когда-нибудь обо мне, когда была с ним? Раскаивалась ли ты хоть раз в том, что делаешь?

— Нет, — не колеблясь ответила Джули.

— Со дня смерти Криса моя жизнь превратилась в сплошной клубок подозрений, недоверия и обмана. А теперь я узнаю, что все то же самое и в моей собственной семье. Моя собственная сестра крутила роман с моим мужем. — Она посмотрела на Джули со смешанным чувством гнева и недоумения. — И как долго это продолжалось бы, Джули, если бы он не умер? Год? Три года? До конца наших жизней? Или до тех пор, пока я не разоблачила бы вас?

— Это закончилось бы само собой. Я же тебе говорила, что мы не любили друг друга.

— Но что-то же было, если вы встречались десять месяцев. Только не объясняй это тем, что Крис был очень хорош в постели.

— Мы не любили друг друга. Сколько раз можно это повторять?

— Теперь-то, когда все кончено, можно говорить все что угодно. Но ведь, не умри Крис, все это могло продолжаться. И ты могла даже попробовать отбить его у меня. Но этого мы никогда не узнаем.

Обе женщины обменялись долгими взглядами.

— Кто-нибудь еще знал, что происходит? — спросила Донна, приходя в ярость от одной мысли, что кто-то мог разделять эту тайну.

— Мартин Коннелли знал, — призналась Джули. — Однажды вечером Крис ужинал со мной и в том же ресторане был Коннелли. Он ничего не сказал. Не знаю, что сказал ему Крис.

— Как я хотела бы, чтобы ты чувствовала то же самое, что и я, — страстно сказала Донна. — Гнев, боль, и к тому же я ощущаю себя дурой. И как будто ты смеешься надо мной. Как будто все смеются надо мной. Уж не потому ли ты поступила так, что твой брак оказался неудачным, Джули? После этого зрелище чужого счастья было невыносимо для тебя. Я права?

— Я уже объяснила тебе причину и могу только выразить тебе запоздалое сожаление, Донна. — Она поднялась на ноги. — Я уезжаю. И обещаю тебе, что ты больше никогда меня не увидишь.

— Нет, так просто ты не уйдешь, Джули, — проговорила Донна. — Ты же говоришь, что сожалеешь.

— Да. Хотя и знаю, что ты мне не веришь. И никогда не поверишь.

— Тогда заставь меня поверить.

— Каким образом?

— Останься и помоги мне уничтожить Сыновей Полуночи.

— Я не могу.

— Ты хочешь сказать, не желаю. — Донна сверкнула глазами на сестру. — Уйти очень легко. Но если ты хочешь показать, что раскаиваешься, останься и помоги мне.

— Это эмоциональный шантаж.

— Если хочешь, да, черт побери. И если ты уйдешь, ты уже не сможешь искупить свою вину. Останься и помоги мне.

— Нас обеих убьют.

— Считай, что мы только заплатим по своим долгам, — сузив глаза, сказала Донна. — Это твой долг передо мной.

Глава 84

Тяжелый «магнум» дрогнул в ее руке, когда она спустила курок.

Отдача была очень сильная. Хотя Донна и заткнула уши, она слышала монотонный звон, когда большая пуля, несущаяся со скоростью 1450 футов в секунду, вонзилась в заднюю стену. Когда вторая пуля вылетела из ствола, ее руку осыпали мелкие осколки, отлетевшие от деревянной стены тира. Дым рассеялся. Она нажала на красную кнопку на контрольной панели, чтобы вернуть мишень. Увидя, что мишень приближается, она положила «магнум» и присмотрелась, стараясь определить кучность ее попаданий. В мишень, сделанную в виде человеческой фигуры, она всадила три пули — в самый центр, две — во внешнее кольцо и одну — пониже, в самый пах.

Донна покачала головой, взяла рулон клейкой ленты и, заклеив все дыры, вновь нажала на красную кнопку, чтобы вернуть мишень в ее первоначальное положение.

Она заложила еще шесть патронов в цилиндр и выпрямилась, стараясь поймать мушку в прицел.

Эти шесть выстрелов она сделала быстро и возвратила мишень к себе; при каждом выстреле «магнум» бил в ее ладонь, и основание ее большого пальца онемело.

Все шесть пуль попали в центр.

Донна кивнула и, сняв мишень, приколола к черному резиновому коврику другую.

Она была одна во всем тире, в свое обычное дневное время: часы за двойными пуленепробиваемыми стеклами показывали 11. 15.

В это утро она поднялась рано, хотя вернулась домой почти в четыре. Ей удалось соснуть всего пару часов. Невзирая на это, она чувствовала себя свежей и бодрой. Она обернулась на Джули и увидела в стекле свое собственное отражение. Под ее глазами были темные круги, кожа была очень бледна. Хотя она и не чувствовала себя усталой, вид у нее был такой, точно она не спала много суток.

Джули.

Донна даже не давала себе труда скрывать своей обиды на сестру. В это утро они перебрасывались лишь короткими, не слишком приятными фразами.

Донна повернула лицо к стойке, где были разложены «магнум», «смит-и-вессон», «беретта» и «патфайндер». Она выбрала «смит-и-вессон» и стала начинять барабан патронами из коробки.

Она все еще не могла опомниться от того, что узнала прошлой ночью.

У ее собственной сестры был роман с Крисом.

Донна покачала головой.

Может, было бы легче всего позволить уйти Джули. Уйти навсегда из ее жизни. Но тогда она останется совершенно одинокой А уж лучше общество женщины, которую она ненавидит, чем полное одиночество.

Донна поставила цилиндр на место.

Но в самом ли деле она ненавидит Джули? Ненависть — очень сильное чувство. Может, даже более сильное, как она начинала подозревать, чем любовь. Но в самом ли деле она ненавидит свою младшую сестру?

Она подняла «смит-и-вессон», прицелилась и ровно, один за другим, выстрелила шесть раз.

Никому не следует доверять

Боже, какими пророческими оказались эти слова из письма Криса!

Она осмотрела мишень. Две в центре, две — в голове, две — в паху. Она заклеила отверстия, отправила мишень обратно и стала набивать девятимиллиметровыми пулями магазин «беретты».

Сколько раз она занималась этим делом, когда Крис был еще жив.

Она едва не улыбнулась.

Они ходили в стрелковый клуб на Друим-стрит почти три года Вспомнив о муже, она почувствовала знакомый наплыв печали, которая, однако, тут же сменилась гневом.

Она ненавидела Джули за все, что та сделала. Ненавидела Криса за его участие в обмане. Ненавидела Сыновей Полуночи за то, что те сделали.

Она должна была обрушить на кого-то свой гнев, должна была заставить кого-то заплатить за все, ею пережитое. И по справедливости это должна быть организация, которая называет себя Сыновьями Полуночи Те самые люди, которые убеждали, что ее муж не только лжец и прелюбодей, но что он еще способен и на убийство.

Прелюбодей.

Это слово казалось довольно архаичным.

Но не слово «убийца».

Из того, что ее тревожило, это было едва ли не самое важное Она не могла отмести это обвинение с такой легкостью, с какой ей хотелось бы. Зачем было Дэшвуду лгать? Неужели это была какая-то психологическая уловка? Зачем было ее мучить утверждением, которое она не могла ни подтвердить, ни опровергнуть?

Зачем?

Подобных вопросов была тьма, и она знала, что на большинство из них никогда не получит ответы.

Она продолжала набивать патроны в магазин

Почему Крис завел роман с Джули?

В магазине было уже десять патронов

Неужели его так сильно не устраивал их брак, что он искал развлечений на стороне?

Одиннадцать. Двенадцать.

Правду ли сказал Дэшвуд? В самом ли деле намерения ее мужа не исчерпывались желанием разоблачить Сыновей Полуночи? В самом ли деле он вступил в их организацию?

Тринадцать.

Неужели человек, которого она любила, и впрямь способен был на убийство?

Четырнадцать.

И по-прежнему оставалась тайна, связанная со Сьюзан Риган. Если у Криса был роман с Джули, тогда почему Сьюзан Риган была с ним, когда он погиб?

Тайнам, казалось, не было конца. Как и нестерпимой боли.

Она вставила последний патрон и взвела курок. Затем подняла пистолет и прицелилась в самый центр мишени.

Если на ее вопросы есть ответы, она их узнает.

И что тогда?

Какой смысл жить после всего этого?

Стиснув зубы, Донна попыталась не думать об этом. Ибо у нее появилась наконец цель. Отомстить. И она не успокоится, пока не осуществит эту цель. Кому-то придется ответить за ее муки, и ей было все равно, кто это будет.

Она выстрелила пятнадцать раз с удивительной быстротой и точностью. Пули разнесли самый центр мишени. Пока она стреляла, пистолет прыгал в ее руке, наружу вылетали пустые гильзы, пока магазин не опустел. Тяжело дыша, Донна опустила пистолет, ноздри ей щекотал запах кордита.

Вокруг нее вилось темное облако дыма.

Глава 85

— Их штаб-квартира должна находиться на Кондуит-стрит. Разложив перед собой лист бумаги, Донна вновь и вновь просматривала его.

РАТФАРНХАМ, ДУБЛИН

БРЕЙЗНОУЗ-КОЛЛЕДЖ, ОКСФОРД.

РЕГЕНТСКАЯ ПЛОЩАДЬ, ЭДИНБУРГ

КОНДУИТ-СТРИТ, ЛОНДОН

Места собраний Сыновей Полуночи.

— Почему ты так уверена в этом? — спросила Джули. — Может, они собираются в Оксфорде.

— После того как они оставили Эссекс, им удобнее всего было обосноваться в Лондоне, — с глубоким вздохом сказала Донна. — Но полной уверенности у меня нет. У нас только один выход — проверить. Если их там нет, придется продолжать поиски.

Джули бесстрастно поглядела на нее через стол. В отношениях между двумя женщинами чувствовалось теперь явное напряжение.

— Крис никогда не упоминал об этих местах? — спросила Донна, не глядя на Джули. — Он когда-нибудь говорил о своей работе с тобой?

— Нет. Он никогда не стал бы обсуждать со мной то, что отказывался обсуждать с тобой.

— Не знаю. До этих последних недель я предполагала, что хорошо его изучила. А теперь я не могу с уверенностью сказать, что он мог бы, а чего не мог сделать. — Она насмешливо посмотрела на Джули. — Я полагала, что знаю и тебя, Джули. Оказывается, я ошибалась в вас обоих.

— Зачем ты удерживаешь меня, Донна? — спросила Джули. — После всего, что случилось, ты не выносишь моего присутствия. Не лучше было бы для нас обеих, если бы я уехала?

— Я уже объяснила тебе зачем. Ты просто обязана мне помочь, после всего что было между тобой и Крисом. — Ее глаза сузились. — Не думай, что мне доставляет удовольствие смотреть на тебя и представлять себе, как вы с Крисом обманывали меня, но будь я проклята, если позволю тебе уйти после всего, что ты натворила. Я знаю, что ты была бы рада покинуть меня. Сознавать, что все кончено и ты избежала расплаты.

— Я отнюдь не горжусь тем, что сделала Донна. Если ты не понимаешь этого, то ты более очумевшая женщина, чем я себе представляла. — Она как будто выплюнула эти слова. Сердито и зло.

Донна притронулась к рукоятке лежавшего перед ней на столе «магнума», продолжая, однако, упорно смотреть на Джули.

— Почему ты не прикончишь меня из этой чертовой штуки? — с вызовом сказала Джули. — Это помогло бы решить тебе твои проблемы.

— Я уже Думала об этом, — спокойно ответила Донна. — Даже мысленно представляла себе, с каким удовольствием я влепила бы тебе пулю.

— Понимаю. В твоей жизни сейчас нет ничего важнее мести, Донна, — сардонически заметила Джули.

— Потому что в моей жизни и в самом деле не осталось ничего другого, — сказала Донна. — Крис лежит в могиле, с таким же успехом я могла бы похоронить и свои воспоминания. Ты их уничтожила, Джули. Когда я теперь представляю его, то всегда вместе с тобой. Я думаю о его обмане. О твоем обмане. Десять месяцев я делила его вместе с тобой.

— Я виделась с ним раз в неделю. За все это время в общей сложности мы провели с ним не больше двух недель.

— По-твоему, это смягчающее обстоятельство?

— Послушай, Донна. Я думала, что ты хочешь уничтожить этих людей. Думала, что ты хочешь им отомстить. Ведь это теперь твоя миссия. — Она говорила с нескрываемой язвительностью. — Почему бы тебе и не сосредоточиться на этом?

— И забыть обо всем остальном? — слабо улыбнулась Донна.

После этих слов они молчали очень долго, целую вечность.

— Так что же мы предпримем? — наконец спросила Джули.

— Отыщем их. Всех до одного.

— И что же?

— Мы убьем их.

— Я думаю, полиция не преминет сказать свое слово, — заметила Джули.

— К чертовой матери полицию! — взвилась Донна.

— В записях Криса было что-то об уничтожении книги, не так ли? — спросила Джули.

— "Уничтожь книгу, и ты уничтожишь их", — пробормотала Донна, выучившая эти слова наизусть. — И ты думаешь, что они не окажут нам сопротивления?

Обе женщины переглянулись.

Две кобуры на плечах Донны выглядели как-то странно, даже нелепо.

В одной кобуре у нее была «беретта». В другую, на глазах у Джули, она сунула «магнум».

— Миссис Рэмбо, — с некоторым презрением сказала Джули. — Вы просто не представляете себе, какой у вас смехотворный вид.

Донна окинула ее насмешливым взглядом.

— Умрут многие люди, Джули, — спокойно произнесла она. — Может, и ты и я тоже. — В ее голосе слышались одновременно и гнев и покорность судьбе. — Ну и что из этого?

Она поднялась, глядя на часы.

Было 17. 46.

Глава 86

Поездка в центральный Лондон заняла менее пятидесяти минут. Уличное движение было не очень оживленное, даже в центре, и Джули припарковала свою «фиесту» на углу Кондуит-стрит и Милл-стрит.

— Еще не поздно отказаться от этого безумного плана, — предложила Джули, глядя на сестру.

— Мы оставим машину здесь, — сказала Донна, как бы пропустив слова сестры мимо ушей.

Она нежно тронула рукоятки обоих своих пистолетов под жилетом.

— Мы даже не знаем номера дома, — возразила Джули.

Однако найти нужный не составляло большого труда. В большинстве зданий, фасады которых почернели от скопившейся за долгие годы грязи, располагались магазины или конторы. Донна осматривала подряд дом за домом, пока ее взгляд не остановился на темном кирпичном здании, вклинившемся между ювелирным магазином и туристическим агентством.

— Судя по записям Криса, это именно то, что мы ищем.

К черной парадной двери вели три каменные ступени. На первом этаже было два окна, на втором — три. Все они были закрыты ставнями, чтобы ни один любопытный глаз не мог заглянуть внутрь. Перед домом тянулась низкая, местами ржавая, с облупившейся краской железная ограда. Тут же была и каменная лестница, ведущая в подвал.

— Как же мы поступим? Просто позвоним? — загадочным тоном произнесла Джуди.

— Тут должен быть черный ход, — оглядывая ближайшие строения, сказала Донна. В двадцати ярдах от них она увидела узкий проход. — Пошли. — Она вышла из машины. Джули не оставалось ничего другого, кроме как последовать за ней.

Они быстро направились к проходу. Прежде чем углубиться в темный коридор, Донна на миг задержалась. Тут пахло мочой. Сморщившись, Донна двинулась вперед, Джули — за ней.

Проход выводил в большой квадратный двор, замкнутый со всех сторон зданиями. Это было неподходящее место для тех, кто страдает клаустрофобией. Донна невольно дрожала, идя по влажному бетону к задней части дома.

Путь им преграждала тяжелая деревянная дверь. Были с этой стороны и два окна. Но само здание, казалось, было погружено во тьму Изнутри не доносилось ни одного звука.

— Это не тот дом, — категорически заявила Джули.

Донна подошла ближе и осторожно попробовала поднять окно.

К ее удивлению, оно слегка приподнялось.

Она подналегла, и окно поднялось на целых два фута.

Теперь они могли свободно залезть внутрь.

Донна заколебалась.

Не слишком ли это легкий путь?

Возможно, их уже ожидают.

Но как она верно сказала своей сестре, для Дэшвуда и остальных обе женщины умерли в музее восковых фигур.

И все же...

Может, это ловушка?

— Ну что, лезем мы в окно или нет? — с бьющимся сердцем спросила Джули.

Ловушка?

Придется рискнуть.

Донна приподняла окно еще немного и, перебравшись через подоконник, оказалась внутри. Джули последовала за ней.

* * *

На ковре в центре комнаты лежала женщина.

Она была нагая.

Так же, как и лежавший рядом с ней мужчина.

В комнате слышалось лишь их негромкое дыхание.

Зрители сидели молча.

Наконец мужчина поднял глаза, как бы ожидая разрешения начать.

Фрэнсис Дэшвуд — он сидел в конце комнаты, за большим дубовым столом — медленно кивнул, и его лицо искривилось в омерзительной улыбке.

Когда мужчина в центре комнаты взобрался на женщину, раздался всеобщий поощрительный крик.

Когда его прямой, как струна, член вонзился в тело женщины, зрители захлопали в ладоши и заулюлюкали.

Шум в зале нарастал. Пара посреди пола была вся в поту.

* * *

Донна стояла в затемненной комнате, внимательно прислушиваясь, не идет ли кто-нибудь. Но они были одни с Джули.

Донна закрыла за собой окно.

— Сигнализации как будто бы нет, — спокойно, как бы размышляя вслух, сказала она.

Джули ничего не ответила. Она внимательно осматривала комнату, пытаясь различить хоть какие-нибудь детали во мраке.

Стены были обшиты дубовыми панелями и увешаны большими картинами в роскошных рамах. По обе стороны от них маячили длинные ряды книг на полках. В комнате стоял тот же затхлый запах, что исходил и от Гримуар. Старая, давно уже пожелтевшая бумага пахла, точно разлагающаяся плоть. В комнате было то ли четыре, то ли пять кожаных кресел с высокими спинками; их подлокотники были истерты; мебель была очень стара.

С другой стороны комнаты была еще одна дверь.

Донна направилась к ней. Джули пошла следом, разглядывая чучела птиц, которые стояли по всем четырем углам, как безмолвные часовые. Все это были ястребы.

Под дверью виднелась полоска света, и Донна остановилась, не зная, что увидит за деревянной перегородкой. Во всяком случае, снаружи никаких звуков не доносилось. Не слышно было даже шума проезжающих по Кондуит-стрит автомобилей — так толсты были стены здания.

Она опустилась на колени, пытаясь заглянуть в замочную скважину.

Но ничего не смогла разглядеть, как ни пыталась.

Только полоску света под дверью.

И вновь, почти бессознательно, она протянула руку к рукоятке «магнума».

Если по ту сторону двери кто-то есть, она готова с ним встретиться.

Наконец она взялась за дверную ручку и повернула ее.

Глава 87

Приоткрыв дверь, Донна увидела перед собой большой холл с выстланным черно-белой плиткой полом. В стенах холла было три двери. Направо вела лестница. Холл был шириной более двадцати футов. Он был ярко освещен двумя огромными хрустальными люстрами, свисающими с лепного потолка. Донна видела гроздья света, отраженные в плитках пола.

Тут не было никаких теней, где можно было бы укрыться.

Она приоткрыла дверь еще больше и посмотрела на лестницу. Похоже было, что она из чистого красного дерева. Ее тщательно отполированные ступени не прикрывали никакие ковры. Стены были темного цвета, без каких бы то ни было украшений. Ни одна картина не висела ни в холле, ни на лестнице.

Донна вытащила «магнум» из кобуры и взяла его в обе руки.

— Что ты делаешь? — спросила Джули.

— Мы должны пересечь этот холл, — сказала Джули. — Если вдруг кто-нибудь появится из этих дверей, я хочу быть наготове.

Она шагнула в ярко освещенный холл.

Ее взгляд метался между тремя дверьми и лестницей. Затем она наклонила голову: то был знак, чтобы Джули последовала за ней вверх по лестнице.

Донна смотрела все время вверх, на лестничную площадку, Джули поглядывала на двери.

Они поднимались с мучительной медлительностью, шаг за шагом Донна хорошо сознавала, в каком трудном положении они окажутся, если кто-нибудь войдет в холл или начнет спускаться по лестнице. Она уже видела большую площадку наверху, со множеством дверей, ведущих в разные комнаты.

Под Донной скрипнула ступень, и она тотчас же замерла. Скрип отдался эхом по всему холлу.

Она теснее сжала оружие, быстро оглянулась.

— Пошли, — шепнула Джули, чье сердце забилось от неожиданности. — Вперед.

Донна продолжала стоять. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем она снова стала подниматься по лестнице.

Джули доверчиво последовала за ней.

— Послушай, — сказала Донна.

Джули сперва ничего не слышала, затем она вдруг услышала звуки дыхания.

Дыхание.

Казалось, кто-то дышал совсем рядом. Тихо, почти неслышно, но учащенно и напряженно.

— Откуда доносится этот шум? — в панике спросила Джули, сильно понизив голос.

Донна не знала. Она только оглядывалась, пытаясь определить источник этого шума.

Кто-нибудь за ними наблюдает?

Дыхание звучало совсем рядом, в нескольких, казалось, шагах. Но на лестничной площадке не было никого, кроме них.

Донна почувствовала на своем затылке холодные пальцы страха. Она поднялась выше, до самой лестничной площадки.

Дыхание продолжалось, хотя не такое шумное. Обе женщины оглядели все двери вокруг них. Все они были плотно закрыты. Шум не проникал ни через одну из них.

Впечатление было такое, будто невидимый источник шума находится у них за спиной.

Что это — игра воображения?

Джули беспокойно озиралась. Враг мог поджидать их за любой из этих дверей. Стоит и ждет их появления.

— Донна...

Услышав внизу какой-то шум, она не договорила.

Одна из дверей, ведущих в холл, открылась

Спрятавшись за перила, обе женщины наблюдали, как из комнаты за холлом появился щеголевато одетый человек Его полуботинки выбивали дробь по полированному полу Он исчез, а затем появился вновь, с бутылкой бренди в руке И исчез за той же дверью, из-за которой появился.

Донна и Джули долго не отрывали глаз от захлопнувшейся двери Затем Донна медленно выпрямилась и направилась к лестнице.

— Пошли, — сказала она — Мы посмотрим, куда он скрылся Они стали спускаться Донна держала оружие в руке, ютовая

выстрелить при появлении этого же или другого человека

У подножия лестницы Донна вновь услышала звуки дыхания Она пыталась не обращать на них внимания, но не могла. Сердце молотом било у нее в груди.

— Я все еще слышу это, — сказала Джули, как бы подтверждая то, что ее старшая сестра уже знала.

Донна медленно кивнула и пересекла холл, направляясь к двери, за которой несколько мгновений назад исчез щегольски одетый человек.

Люстры заливали их своим ослепительным светом

Джули даже видела их отражения на превосходно отшлифованном хрустале.

По-прежнему не было слышно ничего, кроме этого проклятого дыхания Дом производил впечатление покинутого, но появление щегольски одетого человека опровергало это впечатление Неужели Джули права? И это не тот дом? Что, если Сыновья Полуночи не появляются в этом здании? Что, если они собираются лишь точно в назначенное время?

Что, если?

У них был только один способ проверить это.

Донна повернула ручку двери, сглотнула и толкнула дверь.

Глава 88

Коридор начинавшийся за дверью, был меньше шести футов шириной. Стены по обеим его сторонам были голыми В отличие от холла он был освещен всего лишь двумя канделябрами, по одному в каждом конце коридора Вдали виднелась еще одна закрытая дверь Человек, которого они видели, должно быть, прошел и через нее Других дверей тут, во всяком случае, не было.

Что там находится? Комната? Большой зал?

Где, черт возьми, находятся все люди?

Кроме щегольски одетого человека, они не видели ни одной души.

И ничего не слышали, кроме этого шумного дыхания.

Джули с трепетом посмотрела в темный коридор.

Долго еще это будет продолжаться? Она опасалась, что это кончится только с их смертью.

Донна пошла вперед по коридору, ступая с такой осторожностью, как будто под ней были скрипучие половицы, а не устланный ковром цементный пол.

Мощность лампочек в канделябрах, вероятно, не превышала сорока ватт. Их тускло-желтый свет почти не озарял длинный коридор.

Обе женщины осторожно двигались вперед. Донна не сводила глаз с передней двери, Джули то и дело оглядывалась назад.

Донна шла, опираясь одной рукой о стену.

Что-то проскользнуло между ее пальцев.

— Боже! — прошептала она, отходя от стены и опуская глаза на пол.

— Что с тобой? — спросила Джули с округленными от страха глазами.

Донна не ответила. Она вновь осторожно оперлась рукой о стену в том же самом месте.

И у нее опять возникло то же самое ощущение. Она отдернула руку, как будто получила электрический удар. Уж не поехала ли у нее крыша?

Она опять прикоснулась к стене и не отрывала руки, пока не поняла полностью, в чем дело.

Каменная кладка, вместе с наложенной на нее штукатуркой, тихо пульсировала, словно живая.

Донна не видела движения, но она чувствовала медленное биение стены о ее руку.

И тут она вспомнила слова Дэшвуда:

«Органическая жизнь может существовать и быть вызвана везде и во всем. В каменной кладке дома...»

Донна подняла дуло «магнума».

Она чиркнула острой мушкой по стене.

— О Боже! — шепнула Джули.

В маленькой ямке в стене появилась кровь. Она заполнила собой всю ямку и закапала вниз по штукатурке.

Донна попробовала повторить этот эксперимент на другой стене.

Результат был тот же самый.

На несколько долгих секунд она закрыла глаза, молясь, чтобы кровь исчезла.

Но кровь не только не исчезла, но и бежала по стене быстрыми струйками.

Донна сглотнула и двинулась вперед, к двери в конце тускло освещенного коридора.

Одна из ламп заморгала.

Обе женщины застыли на месте, наблюдая за лампочками, которые на несколько мгновений вспыхнули ярким светом, а затем погасли.

Женщины оказались в полной темноте.

Джули попятилась назад и, прикоснувшись к пульсирующей стене, едва сдержала крик ужаса. Она прикусила кулак, чтобы приглушить звук.

Донна крепко сжала «магнум» и направилась к дальней двери.

— Надо уходить отсюда, — прошептала Джули.

Но Донна схватила ее за руку и потащила вперед.

Конец коридора, по ее подсчетам, находился не более чем в шести-семи футах от них.

Лампы так и не зажглись. Темнота окутывала их, как плотное покрывало.

Лампа в дальнем конце коридора на миг вспыхнула, и Донна увидела, что дверь находится всего в паре футов от них.

— Пошли, — шепнула она, подбадривая не только Джули, но и себя.

Дыхание ее стало тяжелым.

Коснувшись чего-то холодного, она поняла, что это дверная ручка. Под дверью не было видно никакого света. Она могла лишь догадываться, что находится за дверью.

Лампы вспыхнули и погасли. Затем опять воцарилась тьма.

Обе женщины с облегчением увидели свет, но тут заметили, что дверь, через которую они только что вошли, полуоткрыта.

Неужели кто-то выскользнул за их спиной в коридор, пока было темно?

Донна оттолкнула Джули и подняла револьвер, целясь вдаль.

Она ничего не видела.

Никакой темной фигуры, скользящей сквозь тени.

Ничего.

Казалось, они были одни в коридоре.

Продолжая держать револьвер, Донна нащупала ручку другой двери и повернула ее. Дверь открылась, и она вошла внутрь.

Глава 89

Каменная лестница уводила куда-то в подземелье. Подножия лестницы почти не было видно. Только откуда-то сквозь черную тьму просачивался слабый отблеск тускло-желтого света.

Донна стала осторожно спускаться по лестнице, оглядываясь, чтобы проверить, следует ли за ней Джули. Бледная, с перекошенным лицом, она походила на привидение.

По-прежнему слышалось дыхание.

На этот раз более громко, более отчетливо, как будто их сопровождал незримый фантом. Донна сглотнула, стиснула «магнум» и продолжала спускаться.

Лестница была узкая. Несколько раз Донна шла впритирку к стене.

И каждый раз она вздрагивала от отвращения, ощущая, как пульсирует холодный камень. Казалось, работает огромное кирпичное сердце. Даже под ногами она слышала ритмическую вибрацию.

Подозревая, что все это иллюзия, она на миг закрыла глаза.

Но нет, это была не иллюзия.

Джули внимательно смотрела на узкие ступени, опасаясь поскользнуться. Она тоже слышала это ритмичное биение. Хотя в проходе и было прохладно, на лбу ее выступил пот.

Они прошли уже пол-лестницы. Внизу находился такой же холл, как и наверху. Но освещен этот холл был не канделябрами, а несколькими неяркими свечами. Окруженные неярким ореолом, язычки пламени трепетали, угрожая каждый миг погаснуть.

Дыхание продолжалось, но Донна чувствовала теперь, что к нему присоединяется шум ее собственных напряженных выдохов.

В мертвой тишине этот шум казался оглушительным.

Они достигли подножия лестницы. Джули оглянулась, чтобы проверить, не следует ли кто-нибудь за ними, но в этой непроницаемой тьме трудно было рассмотреть хоть что-нибудь. Она вглядывалась во мглу, пытаясь заметить в ней какое-нибудь движение, надеясь, что эта искусственная ночь вот-вот минует.

Но она так ничего и не заметила.

Донна стояла неподвижно, оглядываясь.

Они стояли в небольшом, примерно в двенадцать квадратных футов, помещении. За ними была лестница. Справа и слева — прочные стены. Впереди три двери, со свечой возле каждой из них.

В какую же дверь войти?

Она прислушалась ко все еще продолжающемуся шуму дыхания.

Если Дэшвуд прав, утверждая, что и в неодушевленные предметы можно вдохнуть жизнь, они сейчас в самом центре здания. Впечатление такое, как будто они находятся в гигантской грудной полости. И это проклятое дыхание все никак не стихает. Донне почудилось, будто она улавливает колебания самой мглы.

Рукоятка револьвера прилипла к ее потной ладони, она переложила его в другую руку и вытерла ладонь о джинсы. Затем ей пришлось сделать то же самое с другой рукой.

В какую же дверь войти?

Ни за одной из них не было слышно никаких звуков. Может, в подвале нет ни души, подумала Донна. Но ведь прошел же туда щегольски одетый человек. Он должен был пройти через одну из этих трех дверей.

Но через какую именно?

Она сделала шаг к левой двери, пристально в нее вглядываясь.

Пламя ближайшей свечи заколебалось, точно набежал ветерок. Затем оно вспыхнуло ярче. Темный дымок смешался с темнотой над их головами.

Донна сделала еще шаг.

Джули осторожно следовала за ней, шныряя глазами между тремя дверьми.

Донна была уже в двух футах от левой двери.

И в этот миг средняя дверь отворилась.

В темный холл хлынули свет и шум. В этом ярком свете обрисовался силуэт человека, который стоял неподвижно, глядя то на Джули, то на Донну.

Но растерянность его длилась недолго.

Питер Фаррелл протянул руку к своему пистолету.

Глава 90

Донна действовала точно и эффективно.

Она подняла свой «магнум», выпрямилась и дважды выстрелила.

В этом замкнутом пространстве рев крупнокалиберного револьвера отдавался в ушах невыносимой болью. И Джули и Донна были просто оглушены этим раскатистым громом. Вырвавшиеся из дула вспышки ослепительно белого света нестерпимо резали глаза, в нос бил резкий запах кордита.

Первая пуля ударила Фаррелла в грудь, вторая вошла в шею под подбородком.

Он был буквально прибит к стене, из его горла струилась кровь. Несколько секунд он стоял с широко раскрытыми глазами, передергиваясь всем телом.

Донна выстрелила еще раз.

Третья пуля попала в лицо, чуть левее носа. Она выбила глаз, прошла через мозг и вырвала из затылка осколки кости и липкой розоватой плоти. Фаррелл рухнул ничком, то, что осталось от его головы, тяжело ударилось об пол, из разнесенного вдребезги черепа била кровь.

Перешагнув через труп, Донна вошла в комнату, откуда Фаррел только что появился; в ушах у нее все еще звенело.

Бросив взгляд на убитого, Джули последовала за ней.

Они оказались в большой, ярко освещенной, особенно в центре, комнате. При их появлении обнаженный мужчина быстро вскочил, с ужасом глядя на револьвер в ее руке. Женщина, также обнаженная, вопя от дикого страха, попробовала тоже встать, но поскользнулась и упала.

Донна увидела в комнате около дюжины мужчин, почти все они были в костюмах. Но, вместо того чтобы напасть на нее и Джули, они бросились бежать.

Единственным путем их спасения была, очевидно, дверь в самом конце комнаты. Отталкивая друг друга, они всей толпой пытались пробиться через нее.

Донна повернулась, не опуская револьвера.

Во главе длинного стола неподвижно стояли Дэшвуд и Парсонс.

На столе перед ними лежала Гримуар.

Неожиданно загремел выстрел. Но Доннауспела пригнуться, и пуля пролетела мимо, рассекая пустой воздух,, чтобы пробить дыру в стене.

Дэвид Райкер выстрелил еще дважды, прежде чем Донна смогла ответить ему.

Комната буквально грохотала от могучих звуков выстрелов.

Обнаженный мужчина кинулся к Райкеру.

Тот выстрелил в него.

Донна в изумлении смотрела, как Райкер всадил две пули в грудь мужчины. Выстрелы буквально отбросили его назад. Одна пуля вышла около правой лопатки, усеивая пол обрывками легочной ткани.

Женщина, которая была с ним, продолжала вопить, пока Райкер не пристрелил и ее, всадив крупнокалиберную пулю прямо ей в голову. Она упала, как под ударом кузнечного молота.

Выстрел Донны ранил Райкера в плечо. Он выронил револьвер и зажал рану рукой, а затем нащупал указательным пальцем большую дыру, в глубине которой виднелись раздробленные кости.

— Забери книгу! — крикнула Донна Джули, и та бросилась бежать по быстро пустеющей комнате.

Почти все уже успели выбраться наружу через дальнюю дверь.

Джули схватила стул и метнула им в Дэшвуда, который, подняв обе руки, чтобы защититься, упал назад.

Схватив одной рукой Гримуар, Парсонс ударил Джули по лицу. Она вскрикнула от боли, чувствуя, что рассечена нижняя губа.

Парсонс сжал ее руку в своих скрюченных руках.

Донна выстрелила в него.

Пуля попала в левую руку, в бицепс.

Из раны хлынула густая, темная кровь, обагряя стену за его спиной.

Он выронил книгу, и Джули ударом ноги оттолкнула ее как можно дальше.

Парсонс что-то выкрикнул и бросился вслед за книгой.

Донна прицелилась в него и выстрелила.

Курок ударил по пустой каморе.

Отбросив «магнум», Донна вытащила из другой кобуры «беретту».

С ликующим криком Парсонс схватил книгу, но Донна нажала на спуск.

Один, два, три выстрела.

Парсонс был ранен в грудь и бедро. В третий раз Донна промахнулась, пуля попала в дальнюю стену.

Четыре, пять, шесть.

В комнате стало как в пушечном жерле; грохот становился все оглушительнее. Джули даже не слышала своих собственных воплей.

Парсонс упал ничком на обнаженную женщину, все его тело было изрешечено девятимиллиметровыми пулями и залито кровью. Он протянул руку к Донне, его пальцы шевелились все слабее и слабее.

Теперь он лежал неподвижно.

Дым висел в комнате, как густая вуаль.

Джули на четвереньках искала Гримуар. В комнате остались лишь четыре живых человека: она сама, ее сестра, Райкер, который лежал на перевернутом столе, зажимая рукой рану, и Дэшвуд, стоявший перед ней с вызывающим видом.

Тяжело дыша, Донна переводила взгляд с одного мужчины на другого.

Пол был залит кровью.

В самом его центре лежала Гримуар.

Трофей.

Главный трофей в этой смертельной игре.

Никто не двигался.

В ушах все еще продолжали греметь выстрелы, в глазах все еще ослепительно сверкали вспышки выстрелов. Но в комнате было тихо.

Револьвер Райкера лежал в двух-трех футах от него. Донна заметила, что он на него посматривает. Затем, все еще придерживая плечо, он стал медленно подвигаться к своему оружию. Кровь просачивалась между его пальцев, каждое движение, очевидно, стоило ему больших мук, когда куски его разбитой ключицы задевали друг друга.

И все же, если он дотянется до револьвера...

Донна трижды разрядила в него свою «беретту».

Его тело подпрыгивало при каждом попадании, затем он завалился на бок и лежал неподвижно; его грудь и лицо были все в крови. Казалось, будто кто-то перевернул его и окунул в алую краску.

Донна прицелилась в Дэшвуда.

Джули тихо плакала. Она почти оглохла, дым ел ей глаза, она могла лишь беспомощно наблюдать, как Донна и Дэшвуд смотрят в упор друг на друга.

Он улыбался.

Глава 91

— Вы ведь должны были умереть, — сказал Дэшвуд. — Вы обе.

Донна не сводила с него глаз, нацелив автоматический пистолет ему в голову.

— Что вы надеетесь доказать этим маленьким шоу? — Слова Дэшвуда были отягощены презрением. — Вы думаете, то, что произошло сегодня, может что-то изменить? Вы думаете, что можете остановить нас? Точно так же думал и ваш муж, но он кончил тем, что вступил в наше общество.

— Нет, — сказала Донна, качая головой.

— Почему вы никак не можете поверить, что я говорю правду? — спросил Дэшвуд. — Может, вы его очень плохо знали. Или, может, вы слишком глупы? — В его глазах появился злой блеск. — Он достаточно хорошо знал это место. И другие дома, где мы собираемся. Его интересовали наши знания, и он получил их. Он заплатил дорогую цену, чтобы стать одним из нас. Он отрекся от всего, во что верил, от всех своих моральных и этических убеждений. У него не осталось ничего и никого, кроме нас.

— Неправда, — со слезами в голосе сказала Донна.

— Он знал женщину, которую звали Сьюзан Риган, — произнес Дэшвуд таким тоном, словно сообщал ей что-то, чего она не знала.

На ее лице выразилось изумление, и Дэшвуд заметил это.

— Стало быть, это правда? — продолжал он.

Она кивнула.

— А вы знаете, для чего она была нужна? Для той же цели, что и вот эта женщина. — Он кивнул на труп обнаженной женщины, лежащий у ног Донны. — Она была, как у нас говорят, «носительницей». Рожала детей для многих наших членов. И для вашего мужа тоже. (Донна не могла отвести от него взгляда. ) Вы, кажется, читали о принятом у нас обряде посвящения. Поэтому вы знаете, что для этого требуется совокупление, приношение в жертву младенца, а затем хранение его черепа. Сьюзан Риган родила ребенка для вашего мужа. Этого ребенка он убил.

Донна почувствовала, что все ее тело немеет. У нее было такое чувство, будто ее закутывают в холодное одеяло.

— Он знал, что должен будет принести в жертву ребенка. И решил прибегнуть к помощи Сьюзан Риган. Она знала, что будет с ребенком. И это ее ничуть не беспокоило. Она охотно отдала новорожденного вашему мужу, чтобы тот убил его у нас на глазах, точно так же, как он совокуплялся со Сьюзан Риган у нас на глазах. И у нас на глазах он отрезал голову младенцу. — Дэшвуд пожал плечами. — Мы охотно приняли его в свои ряды, а он предал нас. Украл Гримуар и, как я уже говорил, грозил нам разоблачением. Он знал слишком много о нас.

— Вы лжете, — сказала Донна, стараясь придать как можно больше убедительности своему голосу. Она слегка опустила пистолет.

— Вы следили за нами, вы изучали наши обычаи. Вы знаете, что каждый из Сыновей Полуночи вписывал свое имя в Гримуар. Ваш муж тоже вписал свое имя. Посмотрите.

Он показал на книгу.

Убей его.

— Посмотрите на книгу, — настаивал он.

Убей его и уничтожь книгу.

И все же надо проверить.

Донна подошла к Гримуар и открыла книгу.

Там были сотни имен, некоторые из них уже выцвели от времени.

— Последнее имя, — сказал Дэшвуд.

Она перевернула пару страниц и посмотрела на список.

— О Боже! — шепнула она.

Холодное одеяло еще теснее облегло ее тело.

На похожей на пергамент бумаге она увидела имя своего мужа и узнала его руку.

Донна схватила эту страницу и выдрала ее.

Дэшвуд вскрикнул от боли, его зубы скрипнули, он не отрывал глаз от вырванной страницы.

Донна свернула ее и спрятала в боковой карман джинсов.

Затем она вырвала еще одну страницу.

— Нет! — закричал Дэшвуд. Глубокая рана, словно нанесенная невидимым лезвием, появилась над его левой бровью.

Он набросился на Донну, пытаясь завладеть книгой.

— Оставь ее, сука! — проревел он.

Она отбросила древний фолиант и всадила в него две пули.

К ее удивлению и ужасу, из книги брызнула кровь.

Дэшвуд вскрикнул и прижал руки к груди.

На груди были две раны, оттуда била кровь.

Донна еще несколько раз выстрелила в книгу.

В воздух взлетели куски бумаги, подгоняемые струйками темной крови.

Дэшвуд упал на колени; раны появились на его ноге и в животе.

Из его рта также лилась алая жидкость. Он повернулся к Донне.

— Теперь ты знаешь правду, — кривясь, процедил он сквозь окровавленные сжатые губы. — Осмотри подвал своего дома. — Его глаза горели гневным огнем. — Он был одним из нас, — проревел он.

Он стоял перед ней на коленях, и Донна выстрелила ему в лицо.

Он протянул к ней руки, и она увидела, что кожа на кончиках его пальцев пожелтела и стала отдираться лохмотьями. Один из ногтей выпал, из-под него хлынули кровь и гной. Большие лоскуты кожи стали отваливаться с его щек, обнажая переплетения мышц. Один его глаз вывалился. Из обеих ноздрей полилась темная жидкость, наполняя комнату запахом гниения и тлена; от этого тошнотворного запаха у обеих женщин кружилась голова, путались мысли.

Дэшвуд прижал обе руки к лицу, и, когда отнял их, они уже распадались. Его плоть превращалась в жидкое месиво, кости мелко крошились.

В углу комнаты Гримуар превращалась в кучу расплывающейся жижи, в какую-то зыбкую массу, похожую на содержимое огромного, только что лопнувшего волдыря.

Дэшвуд упал ничком; и его тело сплюснулось в нечто неузнаваемое; грудь ушла внутрь, легкие превратились в мешочки, изливавшие черную жидкость в грудную полость. Ноги в брюках сильно съежились, брюки пропитались кровью.

Оторвавшись от этого жуткого зрелища, Донна наконец двинулась прочь. Джули последовала за ней.

Они вышли из той же двери, через которую попали внутрь, переступили через тело Фаррелла и вдруг осознали, что дыхание, которое они слышали с тех пор, как вошли в дом, прекратилось.

Из стен сочилась кровь.

Все время, пока они спускались по лестнице и шли по коридору, по штукатурке и по камню текли потоки темной жидкости.

Наконец они вышли в холл, в следующую комнату и вылезли из того же окна, через которое проникли в дом.

Дул прохладный ночной ветер, но даже и он не мог перебить запах разложения, все еще осаждавший их ноздри.

Джули уже бежала по дорожке вдоль дома. Донна оглянулась на дом и пустилась бежать вслед за сестрой.

Со всех сторон доносился приближающийся вой сирен.

Через несколько минут первый полицейский автомобиль уже прибудет на место.

Глава 92

Идя к машине, они наблюдали, как полицейские окружают дом на Кондуит-стрит. Выпрыгивая из своих машин, одни бежали к парадной двери, другие скапливались на дорожке.

Донна наблюдала за происходящим безучастными, лишенными всякого выражения глазами. В душе у нее было пусто. Из нее как будто высосали все ее чувства, вплоть до последней капли Она была в полном изнеможении, не могла даже двигаться, не то что разумно рассуждать.

И все же в ее ушах отдавались слова Дэшвуда:

— Он был одним из нас.

Она быстро опустила голову и закрыла глаза.

— Полицейские будут искать...

Голос Джули, казалось, звучал за многие миллионы миль. Донна подняла голову и поглядела на сестру.

— Полицейские будут искать тех, кто убил этих людей, — продолжала младшая сестра.

— Но они не будут искать нас, — сказала Донна.

Джули пристально на нее посмотрела.

— Ну, теперь-то ты наконец удовлетворена? — спросила она. Донна ничего не сказала.

— Они все мертвы. Как ты и хотела. Что ты при этом испытываешь?

— Мы должны вернуться в коттедж, — спокойно произнесла Донна. — Дэшвуд сказал, что я узнаю правду в подвале. А подвал есть только в коттедже. Поэтому мы вернемся туда.

— Не мы, Донна. Только ты. Я полностью вымоталась. И уезжаю. Ты можешь остановить меня, только если убьешь. — В глазах Джули мерцали слезы.

Донна устало взглянула на свою младшую сестру.

— Я должна бы тебя ненавидеть, — мягко сказала она. — За все, что ты сделала. За то, что ты отняла у меня Криса.

— Я не отняла его у тебя, — возразила Джули.

— Да, он продолжал жить со мной, но, как я уже тебе говорила, ты вошла в его жизнь. А его жизнь должна была принадлежать только мне и ему. Поэтому я ненавижу тебя. — Ее щеки оросили теплые слезы. Горькая усмешка сморщила лицо.

— Обещаю тебе, ты никогда больше не увидишь меня, Донна, — сказала Джули, вытирая глаза. Она открыла дверь машины.

— Ты думаешь, я отпущу тебя? Так просто?

— А что еще тебе остается? Поверь, по крайней мере, что я сожалею о случившемся. Я в самом деле сожалею о том, что сделала.

Джули оглянулась на сестру и стала выходить из машины.

— Я не могу отпустить тебя, Джули, — говорила Донна почти извиняющимся тоном.

— Ты не можешь меня остановить, — возразила младшая сестра и вылезла из машины.

Донна сунула руку под мышку, вытащила «беретту» и прицелилась в живот Джули.

Затем она покачала головой, вся в слезах.

Глаза Джули потемнели от страха.

— Ты права, — хриплым голосом сказала Донна, — все кончено.

Донна нагнула голову, открыла рот, сунула в него дуло пистолета и нажала на спусковой крючок.

Глава 93

Джули хотела было вскрикнуть, но была так поражена, что ни звука не вырвалось из ее рта.

Отчаянным движением она попыталась вырвать «беретту» из рук Донны, но опоздала. Раздался металлический щелчок. Только тогда Джули удалось отобрать у сестры пистолет, и она, тяжело дыша, осталась стоять рядом с ней.

Донна посмотрела на младшую сестру, затем перегнулась и закрыла дверь со своей стороны.

Джули беспомощно смотрела на пистолет, который держала в руке.

— Донна, я...

Конец фразы потонул в шуме двигателя «фиесты».

Донна отъехала от тротуара, где стояла Джули.

Нажимая на педаль газа, она в последний раз посмотрела в зеркало заднего вида.

Джули все еще стояла на углу с разряженным пистолетом в руке.

Донна уехала.

* * *

Смутные тени машин, проносящихся по темным дорогам, сливались в сознании Донны в одно неразборчивое целое.

Она не посмотрела на часы, когда выезжала из Лондона, и не знала, сколько времени ей понадобится, чтобы доехать до коттеджа. Занятая своими мыслями, она вела машину совершенно машинально. Два-три раза ей приходилось резко тормозить, чтобы не врезаться во впереди идущую машину. Она хотела выпить чашку кофе на станции обслуживания, но потом передумала. Если остановится, она уже не сможет продолжать путь. Казалось, ее подгоняет только инстинкт. И она ничего не чувствовала, кроме изнурительной усталости — такой же, какую она чувствовала в первые дни после смерти мужа. Ей казалось, будто она стала пустой телесной оболочкой, лишенной каких бы то ни было чувств, не способной к логическому рассуждению.

Она остановилась на какой-то заправочной станции, чтобы налить бензин. Вокруг нее свистел холодный ветер. Она дрожала, но не столько от внешнего, сколько от внутреннего холода.

Итак, она достигла своей цели. Парсонс и Дэшвуд мертвы. Мертв и Фаррелл.

Почему же она не ощущает никакого триумфа?

Может, потому, что ей тоже следовало умереть.

А теперь она чувствовала лишь безысходное отчаяние. И одиночество. Ее жизнь состоит из смертей и утрат.

У нее не осталось никого.

Она подумала, как легко было бы врезаться в придорожное дерево. Но вместо этого крепче обхватила руль и поехала дальше сквозь ночную тьму.

Глава 94

Казалось, прошли долгие годы, а не дни, с тех пор как она в последний раз побывала в коттедже.

Нападение, которое могло стоить жизни ей и Джули, как бы окуталось туманом времени. Очевидно, наш ум устроен так, что старается отодвинуть прочь и забыть все неприятное. Донна старалась не вспоминать обо всем, что произошло в коттедже, но как только она увидела их сельский дом, воспоминания нахлынули на нее против ее воли.

Она сидела в «фиесте», глядя на коттедж. Даже в темноте можно было видеть изрешеченный пулями фасад. Ставни, которыми она закрывала окна, были еще на месте, хотя и болтались. А одна ставня била по раме при каждом дуновении ветра.

Донна вышла из машины и приблизилась к коттеджу, ища в кармане ключи. Найдя ключ от передней двери, она повернула его не сразу, ибо образы их прошлого здесь пребывания проносились через ее ум, как кадры видеопленки при быстрой перемотке. Она видела, как Фаррелл и его люди пытаются вломиться в дом. Она видела кровь. Она видела Джули.

Джули.

Донна тесно сомкнула глаза, глубоко вздохнула. Образы слегка потускнели. Она вошла.

Холл был усыпан битым стеклом. Оно хрустело под ногами, когда она направлялась в гостиную, даже не останавливаясь, чтобы включить свет. Она двигалась во тьме быстро и уверенно по направлению к кухне.

В одном из ящиков кухонного буфета лежал электрический фонарь. Она нашла его, включила и прорезала его мощным лучом темноту.

Затем она высветила крышку погреба.

«Обыщите ваш дом. Погреб».

Донна сунула палец в кольцо и подняла крышку. Осветила подвал, не обращая внимания на идущий оттуда затхлый запах.

Засунув фонарь за пояс джинсов, она стала медленно спускаться по лестнице, как всегда опасаясь, что подгнившие ступени могут рухнуть под ней. Уже в самом низу о ее лицо задела паутина. Она отмела ее. Пол в погребе был частично земляной, она ощущала сильный запах влажной земли.

Вытащив фонарь из-за пояса, Донна посветила кругом.

Погреб был менее пятнадцати квадратных ярдов, но он был набит ящиками из-под чая и сундуками, некоторые из них были влажны и покрыты мучнистой росой. Ящики были соединены между собой паутиной. Она вздрогнула, оглядывая погреб. Впервые в своей жизни она осматривала подземную комнату и ощущала что-то вроде клаустрофобии. Тем не менее она подошла к первому ряду ящиков и стала их осматривать, не вполне уверенная, что она ищет, и в то же время опасаясь нежеланной находки.

Сундуки были набиты главным образом старыми газетами, оберткой для ценных предметов. Неожиданно она услышала шум вверху.

Она инстинктивно выключила фонарь и замерла в вязкой темноте, чувствуя, как колотится ее сердце.

Шум, казалось, исходил из гостиной.

Она вновь услышала его.

И поняла его источник.

Шумела, ударяясь о раму, ставня.

Донна вновь зажгла фонарь и продолжила поиски, проверяя ящики, чувствуя, как ее ступни погружаются в земляной пол. Грязь приставала к подошвам ее кроссовок. Что-то бормоча, она попыталась счистить грязь о край деревянного ящика.

Ящик перевернулся, и Донна увидела под ним кусок металла, кусок ржавого железа величиной с квадратный фут, лишь часть которого была видна снаружи. Она осветила его фонарем, опустилась на колени и стала разгребать комья земли. В нос ей бил отвратительный влажный запах, но она продолжала свою работу, пока не расчистила железный лист.

Он прикрывал небольшую дыру.

Донна положила фонарь около дыры, засунула пальцы под железный лист и отбросила его.

Затем схватила фонарь и направила его луч в глубь дыры.

Там лежало что-то небольшое, размером с два мужских кулака, завернутое в пластиковую пленку.

Когда она опустила руку в дыру, ее сердце забилось быстрее.

Не суй туда руку. Уходи. Уходи навсегда.

Она заколебалась.

Вылезай и никогда больше сюда не возвращайся.

Но нет, она должна знать наверняка. Она вынула предмет и развернула пластиковую пленку, как ребенок, распаковывающий свой рождественский подарок.

Череп, несомненно, принадлежал младенцу.

Он даже не был окончательно сформирован. Отверстия между костями даже еще не были затянуты мембраной.

Это был совсем крохотный ребенок.

Когда же его убили?

Она уронила череп и закрыла глаза; за веками у нее стали собираться слезы. Когда она открыла глаза, оказалось, что череп провалился в дыру и смотрел на нее оттуда своими пустыми глазницами.

«Он был одним из нас».

Она села на сырую землю, все еще сжимая в руке фонарь, и по ее щекам покатились слезы.

Ощутив что-то шуршащее на спине, она поняла, что это спрятанные страницы Гримуар.

Включая страницу с именем ее мужа.

Она медленно вытащила ее и развернула, водя лучом фонаря по другим именам.

Другие Сыновья Полуночи.

«Они проникли повсюду».

Донна прочитала первое имя.

— О, Крис! — простонала она.

Услышав над собой какой-то скрип, она подняла глаза.

В лицо ей бил луч фонаря, который держал какой-то человек, стоявший у края люка.

Это был Дэвид Маккензи из сыскной полиции.

Глава 95

— Поднимайтесь, миссис Уорд, и не забудьте прихватить с собой вырванные страницы. — Слова Маккензи громко отдавались в маленьком погребе.

Присмотревшись, Донна увидела, что он целится в нее из револьвера.

Не раздумывая, она стала подниматься по лестнице, держа в руке страницы Гримуар. Бежать не было никакого смысла. Куда бы она могла бежать?

Она вылезла из погреба и встала перед ним, заметив, что он отодвинулся, все еще целясь в нее из револьвера.

— Стало быть, вы тоже принадлежите к этой организации, — уверенно заявила она.

— Положите страницы на пол и отойдите, — приказал Маккензи.

Она выполнила его приказание, отбросив пергамент с таким чувством, словно он был заражен какой-то гнусной болезнью.

Не сводя глаз с нее, Маккензи подобрал страницы и сунул их в карман. Он отошел еще дальше от нее.

— Вы знали все с самого начала, — сказала она. — Еще в тот первый вечер, когда вызвали меня опознать Криса. Вы уже тогда принадлежали к организации. Вы ведь один из них, не правда ли?

Полицейский слабо улыбнулся.

— Что вы хотите сказать, миссис Уорд?

— Что вы один из Сыновей Полуночи или как вы там, черт возьми, себя называете.

— Вы видели некоторые имена в списке, — сказал он. — Вы даже не представляете себе, как велик этот список. И кто в нем состоит. Какие высокопоставленные люди. Вы только коснулись самой поверхности. Я всего-навсего малая частица, но есть очень важные люди, которых следует защищать, пока не пробьет условленный час. Ваш муж знал это тоже. Он знал, кто состоит в этой организации, какие высокопоставленные люди.

— Поэтому вы и убили его?

— Я уже говорил вам, что он погиб в аварии. — Полицейский улыбнулся. — Возможно, ему повезло. Было бы гораздо хуже, если бы мы добрались до него.

— А теперь моя очередь?

— Зачем мне вас убивать?

— Я видела список. Я знаю, что происходит.

— Вы видели лишь некоторые имена, но вы и понятия не имеете о том, что происходит в действительности и кто участвует в нашей организации. Я уже говорил, что вы даже себе не представляете, как высоко уходят наши связи.

Никому не следует доверять.

— К кому бы вы отправились со своими разоблачениями? К прессе? К телевидению? — В его голосе звучала прямая насмешка. — Да кто вам поверит?

Он попятился к двери кухни, все еще не опуская револьвера.

— Все, что вы сделали, совершенно никому не нужно, — сказал он. — Вы только зря потеряли время.

Донна смотрела, как он открыл дверь, вышел в ночную тьму. Услышала шаги по земле, затем шум отъезжающей машины.

Она пересекла гостиную и наблюдала в щель между ставнями, как во мгле исчезают задние фонари автомашины.

На столе лежал какой-то пакет.

Донна заметила его. Заметила, что на нем мерцает какой-то красный огонек.

Она заподозрила что-то неладное.

От пакета исходил тошнотворно сладкий запах, похожий на запах марципана.

Ее муж однажды говорил ей, что пластиковые бомбы пахнут марципаном.

Она подумала, что бомба весит около пятидесяти фунтов.

Теперь горело уже два красных огонька, и второй моргал учащенно.

Донна шагнула по направлению к пакету.

* * *

Сидя на заднем сиденье своего «ориона», Маккензи нажал на красную кнопку на маленькой контрольной панели.

Раздался оглушительный взрыв.

Даже в семидесяти ярдах от коттеджа машину обсыпало обломками и осколками.

Маккензи даже не взглянул назад; он только спрятал контрольную панель под куртку и кивнул водителю.

Машина рванулась в ночную темноту.

Оглавление

Шон Хатсон Белый призрак

  Часть первая

    Глава 1

    Глава 2

    Глава 3

    Глава 4

    Глава 5

    Глава 6

    Глава 7

    Глава 8

    Глава 9

    Глава 10

    Глава 11

    Глава 12

    Глава 13

    Глава 14

    Глава 15

    Глава 16

    Глава 17

    Глава 18

    Глава 19

    Глава 20

    Глава 21

    Глава 22

    Глава 23

    Глава 24

    Глава 25

    Глава 26

    Глава 27

    Глава 28

    Глава 29

    Глава 30

    Глава 31

    Глава 32

    Глава 33

    Глава 34

    Глава 35

    Глава 36

    Глава 37

    Глава 38

    Глава 39

    Глава 40

    Глава 41

    Глава 42

    Глава 43

    Глава 44

    Глава 45

    Глава 46

    Глава 47

    Глава 48

    Глава 49

    Глава 50

    Глава 51

  Часть вторая

    Глава 52

    Глава 53

    Глава 54

    Глава 55

    Глава 56

    Глава 57

    Глава 58

    Глава 59

    Глава 60

    Глава 61

    Глава 62

    Глава 63

    Глава 64

    Глава 65

    Глава 66

    Глава 67

    Глава 68

    Глава 69

    Глава 70

    Глава 71

    Глава 72

    Глава 73

    Глава 74

    Глава 75

    Глава 76

    Глава 77

    Глава 78

    Глава 79

    Глава 80

    Глава 81

    Глава 82

    Глава 83

    Глава 84

    Глава 85

    Глава 86

    Глава 87

    Глава 88

    Глава 89

    Глава 90

    Глава 91

    Глава 92

    Глава 93

    Глава 94

    Глава 95

    Глава 96

    Глава 97

    Глава 98

    Глава 99

    Глава 100

    Глава 101

    Глава 102

    Глава 103

    Глава 104

    Глава 105

Шон Хатсон Возмездие

  15 августа 1940 года

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

  Глава 23

  Глава 24

  Глава 25

  Глава 26

  Глава 27

  Глава 28

  Глава 29

  Глава 30

  Глава 31

  Глава 32

  Глава 33

  Глава 34

  Глава 35

  Глава 36

  Глава 37

  Глава 38

  Глава 39

  Глава 40

  Глава 41

  Глава 42

  Глава 43

  Глава 44

  Глава 45

  Глава 46

  Глава 47

  Глава 48

  Глава 49

  Глава 50

  Глава 51

  Глава 52

  Глава 53

  Глава 54

  Глава 55

  Глава 56

  Глава 57

  Глава 58

  Глава 59

  Глава 60

  Глава 61

  Глава 62

  Глава 63

  Глава 64

  Глава 65

  Глава 66

  Глава 67

  Глава 68

  Глава 69

  Глава 70

  Глава 71

  Глава 72

  Глава 73

  Глава 74

  Глава 75

  Глава 76

  Глава 77

  Глава 78

  Глава 79

  Глава 80

  Глава 81

  Глава 82

  Глава 83

  Глава 84

  Глава 85

  Глава 86

  Глава 87

  Глава 88

  Глава 89

  Глава 90

  Глава 91

  Глава 92

  Глава 93

Шон Хатсон Жертвы

  Предисловие автора

  Пролог

  Вступление

  Часть первая

    Глава 1

    Глава 2

    Глава 3

    Глава 4

    Глава 5

    Глава 6

    Глава 7

    Глава 8

    Глава 9

    Глава 10

    Глава 11

    Глава 12

    Глава 13

    Наваждение

    Глава 14

    Глава 15

    Глава 16

    Глава 17

    Глава 18

    Глава 19

    Глава 20

    Обследование

    Глава 21

    Глава 22

    Глава 23

    Глава 24

    Глава 25

    Глава 26

    Глава 27

    Глава 28

    Глава 29

    Оцепенение

    Глава 30

    Глава 31

    Глава 32

  Часть вторая

    Глава 33

    Глава 34

    Глава 35

    Глава 36

    Глава 37

    Глава 38

    Глава 39

    Глава 40

    Глава 41

    Глава 42

    Глава 43

    Глава 44

    Глава 45

    Глава 46

    Глава 47

    Глава 48

    Глава 49

    Глава 50

    Глава 51

    Глава 52

    Глава 53

    Глава 54

    Глава 55

    Глава 56

    Глава 57

    Глава 58

    Глава 59

    Глава 60

    Глава 61

    Глава 62

    Глава 63

Шон Хатсон Мертвая голова

  Часть первая

    Глава 1

    Глава 2

    Глава 3

    Глава 4

    Глава 5

    Глава 6

    Глава 7

    Глава 8

    Глава 9

    Глава 10

    Глава 11

    Глава 12

    Глава 13

    Глава 14

    Глава 15

    Глава 16

    Глава 17

    Глава 18

    Глава 19

    Глава 20

    Глава 21

    Глава 22

    Глава 23

    Глава 24

    Глава 25

    Глава 26

    Глава 27

    Глава 28

    Глава 29

    Глава 30

    Глава 31

    Глава 32

    Глава 33

    Глава 34

    Глава 35

    Глава 36

    Глава 37

    Глава 38

    Глава 39

    Глава 40

    Глава 41

    Глава 42

    Глава 43

    Глава 44

    Глава 45

    Глава 46

    Глава 47

    Глава 48

    Глава 49

    Глава 50

    Глава 51

    Глава 52

  Часть вторая

    Глава 53

    Глава 54

    Глава 55

    Глава 56

    Глава 57

    Глава 58

    Глава 59

    Глава 60

    Глава 61

    Глава 62

    Глава 63

    Глава 64

    Глава 65

    Глава 66

    Глава 67

    Глава 68

    Глава 69

    Глава 70

    Глава 71

    Глава 72

    Глава 73

    Глава 74

    Глава 75

    Глава 76

    Глава 77

    Глава 78

    Глава 79

    Глава 80

    Глава 81

    Глава 82

    Глава 83

    Глава 84

    Глава 85

    Глава 86

    Глава 87

    Глава 88

    Глава 89

    Глава 90

    Глава 91

    Глава 92

Шон Хатсон Наемный убийца

  Катализатор

  Пролог

  Часть первая

    Глава 1

    Глава 2

    Глава 3

    Глава 4

    Глава 5

    Глава 6

    Глава 7

    Глава 8

    Глава 9

    Глава 10

    Глава 11

    Глава 12

    Глава 13

    Глава 14

    Глава 15

    Глава 16

    Глава 17

    Глава 18

    Глава 19

    Глава 20

    Глава 21

    Глава 22

    Глава 23

    Глава 24

    Глава 25

    Глава 26

    Глава 27

    Глава 28

    Глава 29

    Глава 30

    Глава 31

    Глава 32

    Глава 33

    Глава 34

    Глава 35

  Часть вторая

    Глава 36

    Глава 37

    Глава 38

    Глава 39

    Глава 40

    Глава 41

    Глава 42

    Глава 43

    Глава 44

    Глава 45

    Глава 46

    Глава 47

    Глава 48

    Глава 49

    Глава 50

    Глава 51

    Глава 52

    Глава 5 3

    Глава 54

    Глава 55

    Глава 56

    Глава 57

    Глава 58

    Глава 59

    Глава 60

    Глава 61

    Глава 62

    Глава 63

    Глава 64

    Глава 6 5

    Глава 66

    Глава 67

    Глава 68

    Глава 69

    Глава 70

    Глава 71

Шон Хатсон Отбросы

  Часть первая

    Глава 1

    Глава 2

    Глава 3

    Глава 4

    Глава 5

    Глава 6

    Глава 7

    Глава 8

    Глава 9

    Глава 10

    Глава 11

    Глава 12

    Глава 13

    Глава 14

    Глава 15

    Глава 16

    Глава 17

  Часть вторая

    Глава 18

    Глава 19

    Глава 20

    Глава 21

    Глава 22

    Глава 23

    Глава 24

    Глава 25

    Глава 26

    Глава 27

    Глава 28

    Глава 29

    Глава 30

    Глава 31

    Глава 32

    Глава 33

    Глава 34

    Глава 35

    Глава 36

  Часть третья

    Глава 37

    Глава 38

    Глава 39

    Глава 40

    Глава 41

    Глава 42

    Глава 43

    Глава 44

    Глава 45

    Глава 46

    Глава 47

Шон Хатсон Тени зла

  Часть первая

    Глава 1

    Глава 2

    Глава 3

    Глава 4

    Глава 5

    Глава 6

    Глава 7

    Глава 8

    Глава 9

    Глава 10

    Глава 11

    Глава 12

    Глава 13

    Глава 14

    Глава 15

    Глава 16

    Глава 17

    Глава 18

    Глава 19

    Глава 20

    Глава 21

    Глава 22

    Глава 23

    Глава 24

    Глава 25

    Глава 26

    Глава 27

    Глава 28

    Глава 29

    Глава 30

    Глава 31

    Глава 32

  Часть вторая

    Глава 33

    Глава 34

    Глава 35

    Глава 36

    Глава 37

    Глава 38

    Глава 39

    Глава 40

    Глава 41

    Глава 42

    Глава 43

    Глава 44

    Глава 45

    Глава 46

    Глава 47

    Глава 48

    Глава 49

    Глава 50

    Глава 51

    Глава 52

    Глава 53

    Глава 54

    Глава 55

    Глава 56

    Глава 57

    Глава 58

  Часть третья

    Глава 59

    Глава 60

    Глава 61

    Глава 62

    Глава 63

    Глава 64

    Глава 65

    Глава 66

    Глава 67

    Глава 68

    Глава 69

    Глава 70

    Глава 71

Шон Хатсон Эребус

  Часть 1

    Глава 1

    Глава 2

    Глава 3

    Глава 4

    Глава 5

    Глава 6

    Глава 7

    Глава 8

    Глава 9

    Глава 10

    Глава 11

    Глава 12

    Глава 13

    Глава 14

    Глава 15

    Глава 16

    Глава 17

    Глава 18

    Глава 19

    Глава 20

    Глава 21

    Глава 22

    Глава 23

    Глава 24

    Глава 25

    Глава 26

    Глава 27

    Глава 28

  Часть 2

    Глава 29

    Глава 30

    Глава 31

    Глава 32

    Глава 33

    Глава 34

    Глава 35

    Глава 36

    Глава 37

    Глава 38

    Глава 39

    Глава 40

    Глава 41

    Глава 42

    Глава 43

    Глава 44

    Глава 45

    Глава 46

    Глава 47

    Глава 48

    Глава 49

    Глава 50

Шон Хатсон Язычник

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

  Глава 23

  Глава 24

  Глава 25

  Глава 26

  Глава 27

  Глава 28

  Глава 29

  Глава 30

  Глава 31

  Глава 32

  Глава 33

  Глава 34

  Глава 35

  Глава 36

  Глава 37

  Глава 38

  Глава 39

  Глава 40

  Глава 41

  Глава 42

  Глава 43

  Глава 44

  Глава 45

  Глава 46

  Глава 47

  Глава 48

  Глава 49

  Глава 50

  Глава 51

  Глава 52

  Глава 53

  Глава 54

  Глава 55

  Глава 56

  Глава 57

  Глава 58

  Глава 59

  Глава 60

  Глава 61

  Глава 62

  Глава 63

  Глава 64

  Глава 65

  Глава 66

  Глава 67

  Глава 68

  Глава 69

  Глава 70

  Глава 71

  Глава 72

  Глава 73

  Глава 74

  Глава 75

  Глава 76

  Глава 77

  Глава 78

  Глава 79

  Глава 80

  Глава 81

  Глава 82

  Глава 83

  Глава 84

  Глава 85

  Глава 86

  Глава 87

  Глава 88

  Глава 89

  Глава 90

  Глава 91

  Глава 92

  Глава 93

  Глава 94

  Глава 95