КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Копия [Эдуард Константинович Голубев] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Глава 1. Последний отсчет. Десять дней

Роберт Кейт последние полгода находился в камере исправительного учреждения города Оберн штата Нью-Йорк не один. Эту тюрьму можно смело было назвать главной достопримечательностью. Несмотря на свои размеры, небольшой, чуть больше 25 тысяч жителей, этот городок сумел войти в историю США благодаря именно ей. В далеком 1890 году здесь впервые была применена смертная казнь на электрическом стуле, наделавшая так много шума и продолжающаяся практиковаться ещё в некоторых штатах до сих пор. Находясь практически в самом центре города, окруженная коттеджами, она была видна со всех сторон из-за малого количества многоэтажных зданий. Центральное сооружение тюрьмы находилось с восточной стороны и напоминало больше военное министерство или генеральный штаб какой-нибудь небольшой страны, встречая каждое утро первые лучи восходящего солнца своими двумя средневековыми круглыми крепостными башнями, а на вершине комплекса стояла статуя колониального солдата, известного как “Медный Джон”. Названия прилегающих улиц не отличались оригинальностью. С северной стороны это был Уолл-стрит, а с западной – Вашингтон-стрит. Южная стена учреждения мирно соседствовала со складами магазина автозапчастей и небольшого металлообрабатывающего предприятия.

Эти шесть лет пребывания в тюрьме Роберт тысячи раз вспоминал тот путь, ту группу событий, которые привели его сюда, и снова ворошить прошлое за десять дней до освобождения он не собирался, тем более, с кем-то это обсуждать. И как положено в человеческой жизни, Кейт ошибался. Вполне нормальное явление.

Проницательный, острый, но в то же время, заслуживающий доверия взгляд соседа по камере всегда был направлен в очередную книгу из тюремной библиотеки. Эти полгода они практически не общались, и Роберту иногда казалось, что рядом с ним просто тень.

Кейт прекрасно помнил тот день, когда к нему в камеру попал этот худощавый невысокий человек немного моложе сорока лет. Сухо поздоровавшись, он подошел к своей кровати и педантично начал застилать её. Закончив, новый сосед присел на край койки и, глядя прямо в глаза Роберту, спокойно произнёс: “Меня зовут Айван Стеблин”. Он ответил на знакомство, пожав протянутую ему руку, и именно тогда поймал себя на мысли, что взгляд этого человека очень напоминал того, из-за которого очутился здесь. За эти шесть месяцев общение между ними касалось только бытовых вопросов, и это вполне устраивало Кейта, так как он сам считался одиночкой в этой тюрьме, не пытаясь найти себе здесь друзей. Единственное, что отличало их обособленность, это встречи Айвана раз в неделю с женой. Роберта за шесть лет пару раз посетил лишь государственный адвокат, и то, в самом начале срока.

Спокойному пребыванию в тюрьме помогла татуировка на его плече в виде орла, держащего в когтях якорь, трезубец и кремниевый пистолет. Это была эмблема SEAL (тактическое подразделение Сил специальных операций ВМС США), более известное во всем мире, как “морские котики”. На одной из первых прогулок во внутреннем дворе тюрьмы, Роберт сидел и следил за игрой заключенных в баскетбол. Он прекрасно чувствовал, что уже некоторое время за ним пристально наблюдают, но не подавал и вида, спокойно созерцая за ходом игры. Как настоящий американец, он любил баскетбол и знал о нём всё. В один из эпизодов мяч отскочил к нему, и Роберт, подняв его с земли, правой рукой вернул круглого на площадку. Короткий рукав тюремной робы закатился выше плеча, и его татуировка мгновенно была замечена. Кому-то она ничего не сказала, для кого-то была не более чем обычная наколка, связанная с армией. Но только один человек ещё долго, до конца прогулки, незаметно для Кейта не сводил с него глаз, всматриваясь в подтянутую спину. Это был лидер самой крупной местной группировки, и уже вечером вся тюрьма была поставлена в известность, чтобы Роберта без серьезного повода не трогали. Этим поступком местный авторитет хотел отдать должное, спустя тридцать четыре года. В 1970-м именно бойцы SEAL вынесли его, больше мертвого, чем живого, из адских когтей вьетнамского плена, после которого он уже забыл, что значит страх. Это была дань уважения. Именно так он ответил на вопросительные взгляды своих, мягко сказать, сторонников.

Так и прошли шесть лет для Роберта Кейта. Никто не трогал его, а он в свою очередь, не нарушал и жил по уголовным правилам тюрьмы. Какие никакие, но это законы и их надо выполнять.

Этот день был не более примечательным, чем все до этого. Всё по распорядку, всё по расписанию. Перед отбоем Айван поедал очередную книгу, лежа на своей кровати, а Роберт просто смотрел в белый потолок камеры. Затем, вытянув руки, он развернул ладони к себе и растопырил пальцы во все стороны, переведя взгляд с потолка на них.

– Десять пальцев, десять дней. Да, Роберт, осталось совсем немного. И вот она, её величество – свобода, – не отрываясь от книги, как будто эта фраза была написано в ней, произнес Айван.

– Интересный вы человек, мистер Стеблин. За всё это время здесь вы прочитали более двадцати книг. Я сбился со счета…

– Быть точным – двадцать шесть, – перебил Роберта Айван, не отрывая взгляда от книги, – говори, слушаю дальше.

– Исходя из этого, вывод напрашивается сам. Вы очень любите всякие истории. Но вас абсолютно не интересовало, как я попал сюда и за что. Вы не задали мне не одного вопроса. Почему, мистер Стеблин?

– Во-первых, сюда все попали не за что, а во-вторых, мне мало верится, что твой сюжет будет мне интересен. Непредумышленное убийство, что в этом может быть захватывающего? И хватит называть меня мистером.

– В том то и дело, Айван. Это самое настоящее убийство, но доказательств у них не было. Если бы я рассказал всё, как было, мне не поверил бы ни один присяжный, прокурор или судья. Но я знаю, что это было преднамеренно.

– Роберт, ты начинаешь интриговать. Зачем тебе это?

– Просто я считаю, что моя история не менее интересна, чем те, которые ты вычитываешь с этих книжек.

– Ну, что ж, – Айван отложил книгу на тумбу, и повернулся в сторону Кейта, – попробуй рассказать. Впереди десять дней, времени много, да и глазам надо отдохнуть. Так что можешь начинать с самого начала и со всеми подробностями. Не обещаю, что буду внимательным слушателем, всё зависит от истории.

Роберт Кейт снова уставился в потолок и тихо проговорил:

– С самого начала? Так даже будет лучше. Я родился в 1977 году в Нью-Йорке. Мой отец был пожарным, и я очень гордился им. Да скажу проще, он был для меня идолом. Когда мне исполнилось шесть лет, отец подарил мне костюм пожарного, сшитый по заказу, специально для меня. Жетон, эмблема, все дела, блестящий стальной шлем. На плече далматинец. Все мои ровесники завидовали, когда я в нём выходил на улицу. А чего стоил мой велосипед! Ярко красный, как пожарная машина, с хромированными крыльями и спицами, а сзади на багажнике маленькая копия огнетушителя. Руль с большим клаксоном был обвешан проблесковыми маячками. Стоило меня на велосипеде увидеть проезжающему пожарному расчету, как на всю улицу взрывалась сирена в знак приветствия, и если они никуда не спешили, то непременно останавливались, уступая мне дорогу, а затем, кто-нибудь из них кричал, чтобы я обязательно передал привет отцу. Велосипед тоже был его подарок. В те моменты я чувствовал себя настолько счастливым, что казалось, это никогда не должно закончиться и продолжаться вечно. Всё это сделал для меня отец. Я настолько любил его и хотел быть похожим на него, что взрослея, начал полностью копировать все его повадки, мимику, выражения. Даже пытался сделать голос грубым и решительным, как у него, что всегда вызывала смех у матери. Прекрасно помню, когда отец приводил меня к себе на работу в пожарную часть, и я с серьёзным видом, как он, ходил по ней, пристально рассматривая машины, даже не понимая, зачем я это делаю. Там было три автомобиля. Один с лестницей, непосредственно пожарный, вторая машина для спасателей и третья – скорая помощь. Особенно мне нравилась вторая, для команды. Такое количество всевозможных инструментов аккуратно сложенных в разные ящики и в выдвижные шкафы не могли меня, десятилетнего пацана, оставить равнодушным. Чего там только не было. Половины из них я вообще не понимал, для чего это надо, но с умным лицом рассматривал их. Главное для меня было, что так делал мой отец. Я подражал ему во всём. Уже в школе, когда научился держать ручку, постоянно разглядывал его рабочий блокнот, пытаясь повторить написание каждой буквы и цифры. Айван, наверно у всех было что-то похожее?

– Инстинкт подражания, то, о чем ты сейчас рассказываешь, вполне нормальное и распространенное явление. Животным оно спасает жизнь. Малыш смотрит, что делают родители и также прячется от хищников. Поэтому постарайся сделать свою историю не такой пресной, или я возьмусь за книгу, – сухо ответил Стеблин.

– Поверь, то, что я расскажу, это не обыденная история. Просто начало было как у всех, а вот такой финал – только у меня. Наберись терпения, Айван.

– Считай, уже набрался.

– Этот день я запомнил на всю жизнь. Последний день зимы, суббота, 28 февраля 1987 год. Вся Америка вспоминала ту жуткую трагедию случившуюся год назад с “Челленджером”. Я, после школы, в выходные у нас был школьный театр, пошел к отцу на работу в пожарное депо. Как, я уже говорил, мне очень нравилось там находиться. Пожарные сидели в комнате отдыха, смотрели телевизор и обсуждали ту катастрофу шаттла, когда на пульт поступила команда вызова. Отец взял трубку, с серьезным лицом выслушал, ответил, что принято и, обернувшись, резко сказал: “Есть работа”. Пару раз я уже ездил с ним на вызовы. Это были небольшие пожары, с которыми его команда справлялась за считанные минуты. В этот раз всё было намного хуже. Меня всегда поражала та скорость, и четкость движений с какой пожарный расчет был готов к выезду. Уже через шесть минут наши три машины подъезжали к этому семиэтажному дому, верхнюю часть которого полностью заволокло дымом. Огня ещё не было видно. Я, как всегда, отошел в сторону и с гордостью, сжав кулачки, смотрел на то, что делает отец и его команда. Это всегда очень завораживало и приятно напрягало…

Роберт Кейт прервался, пустым взглядом смотря в белый потолок. По всему было видно, что это один из тех моментов в его прошлом, которые не имеют срока хранения, а когда их вспоминаешь, они всегда предстают перед глазами свежими, как пончики, которые только что сошли с линии аппарата. Айван Стеблин, будучи неплохим психологом по своему роду деятельности – аферы, махинации, легализация теневых доходов, прекрасно понимал, о чем сейчас молчит Роберт и, цинизм, пришедший к нему ненавязчиво с годами, считал это молчание слабостью. Не то, чтоб он это осуждал, просто лично для него проявление сентиментальности было тем, что могло погубить раз и навсегда, поэтому слушать плаксивые истории в другой обстановке Айван никогда не стал бы, но здесь, в камере, время хочется убивать всеми попадающими под руку способами. Рассказ Роберта был одним из них, и Стеблин с небольшой долей забавы, решил, закрыв глаза, представлять себе всё услышанное кадрами на экране, как будто он случайно попал на премьеру дешевого, не претендующего стать лидером кинопроката, фильма.

Кейт продолжил свой рассказ, и темнота закрытых глаз Айвана начала наполняться действиями и картинками. Вначале это напоминало комикс, но вскоре всё постепенно оживало и уже вполне походило на киноленту, сперва черно-белую, а затем постепенно обретая цвета. Он четко, во всех подробностях видел маленького Роберта, стоявшего на одном месте среди суеты, царившей вокруг, и смотрящего большими глазами на горящее здание. В одном из окон последнего этажа сквозь дым начало пробиваться пламя, чьи щупальца становились всё длиннее и начинали поглаживать крышу. Лестница пожарной машины устремилась вверх, где из окон выглядывали испуганные люди, махая руками и только по открытому рту, было видно, что они кричат, прося о помощи. На земле их слышно не было, шум внизу поглощал все вопли.

– Айван, ты засыпаешь? – прервал своё повествование Кейт, в голосе которого почувствовалось разочарование.

– Нет, нет. Роберт, продолжай. Не то, чтоб меня очень сильно заинтересовало, но я уже хочу услышать твою историю. Не обращай внимание на опущенные веки. Если я буду засыпать, скажу обязательно, – ответил Стеблин, так и не соизволив приоткрыть глаза. “Сказка на ночь, почему бы и нет”,– улыбнувшись внутри себя, подумал он.

Окна седьмого этажа как будто выстроились в очередь, ожидая приема врача по имени “Пожар”, и он, решив никого не задерживать, проводил свой осмотр в ускоренном режиме. Через несколько минут весь верхний этаж был полностью охвачен пламенем. Соседние улицы наполнились режущим уши воем сирены. Это несколько расчетов мчались со всех сторон на помощь. В данный момент преимущество явно было на стороне огня, который нёс только разрушения и не собирался сдавать позиции. На время Роберт потерял из виду отца, который растворился в темной дымке парадного входа. Сердце учащенно забилось, и он не мог отвести пристальный взгляд от подъезда, которому даже не мешали мелькающие перед глазами люди. Через пару минут он увидел столь дорогой для него силуэт отца в проеме открытой двери парадной. Он выбежал на улицу и направился к пожарной машине, на ходу отдавая команды. Затем Кейт старший исчез за машиной и уже через мгновение Роберт гордо смотрел, с какой проворностью и легкостью отец залазил по лестнице, конец которой находился напротив одного из окон последнего этажа, в каких-то пяти-шести ярдах. Из этого окна валил дым, но пламени не было видно. Чувствовалось, что оно даёт фору, и она вот-вот закончится.

Стоявшая внизу толпа зевак, как и Роберт, не сводила взгляд с действий его отца. Одна только разница: для них он был обычный пожарный, может даже где-то герой, который просто выполняет свою работу, а для Кейта – самый дорогой человек в его жизни. Та уверенность, которая присутствовала в каждом движение отца Роберта, четкость его приказов, не вызывала ни у кого и капли сомнений, что всё закончится хорошо.

Роберт вёл свой рассказ неспешно, часто делая паузы, в которые Айван максимально заполнял полнотой зрелище, рисуемое его воображением. Ему это начинало нравиться. Просто при чтении он мысленно не успевал представить всю глубину, все краски сюжетной линии из-за непрерывного потока подаваемой информации. А отложить книгу на несколько секунд, и создать перед собой картину, было для него лишним. Он так не любил, предпочитая поглощать истории авторов быстро, непринужденно и полностью. В конце концов, для Айвана Стеблина это было что-то определенно новое. Оттачивать самому детали и героев повествования, чем вам не режиссер на киносъемочной площадке. И никаких тебе капризных актеров и актрис, правда, зритель только один – ты сам.

Пожарная лестница по команде Кейта старшего начала приближаться к окну и вдруг, неожиданно для всех, из дымящегося проема резко появилась рука, вызвав громкий вздох неожиданности среди праздных наблюдателей. Теперь уже на земле взгляды всех были направлены на происходящие события наверху. Отец Роберта всё ближе приближался к протянутой руке, выкинув навстречу свою, и уже через несколько секунд толпа внизу четко различала, что человек, попавший в эту ловушку, была девушка. Она встала в полный рост на подоконник, закрывая левой рукой нос и рот мокрой тряпкой, а правая, вытянувшись, как струна, ожидала спасительного захвата. На удивление для многих она вела себя очень спокойно, но только единицы понимали, что это был глубокий шок. Всё, творящееся вокруг для неё было в каком-том тумане, из которого вышел Кейт старший, и она беспрекословно, не задумываясь, совершенно безвольно, как кукла на веревочках, выполняла, что он ей говорил. Их кисти сцепились, и резким рывком, чуть нагнувшись вперед, отец Роберта дернул девушку на себя, а левой рукой крепко обнял её за талию, прижав к себе и держа на весу. Он развернулся назад и медленно, очень аккуратно, поставил её на лестницу, одновременно давая команды правой рукой на отвод лестницы от окна. Через мгновение пламя, словно от злости, что не успела достать следующую жертву, выкинула свой язык, напоминая хамелеона, но бросок был сделан в пустоту. Главные герои этого действия были уже недосягаемы для огня.

Роберт Кейт молчал уже около минуты, и Айван, дорисовав полностью картину пожара в своем воображении, перевернулся на бок, и открыл глаза.

– Уже отбой, – тихо сказал он, – завтра я с удовольствием послушаю продолжение. Давай спать.

Его сокамерник ничего не ответил, утвердительно промолчав, повернувшись к стенке.

Глава 2. Девять дней


Распорядок дня в тюрьме Оберн ничем примечательным от других не отличался. Подъём в половине седьмого утра с плотным завтраком в камере.

– Знаешь, Айван. Когда выйду отсюда, наверно до конца жизни не буду есть овсянку и пить кофе. Первым делом, я пойду в ресторан. Фарфоровая посуда, металлическая вилка, тоненький стеклянный бокал. Как я об этом соскучился! Не в чём себе не буду отказывать. Тысячи четыре зелёных я здесь заработал. Поверь, я далеко не сноб, но этот пластик за шесть лет просто достал. Его запах в еде, в кофе. Иногда мне кажется, что изо рта воняет пластмассой.

– Согласен, Роберт. Пусть лучше посуда была бы картонной. Но никто из-за этого не будит рубить дерево. Лучше сделать из него стулья, там в цеху.

Айван недаром заговорил о мебели. На заднем дворе тюрьмы находился деревообрабатывающий цех, где шесть часов, с восьми утра до двух дня, заключенные работали за тридцать центов в час, и к концу срока, если сильно не тратиться, вполне можно было собрать небольшую сумму, что и сделал Роберт, собираясь потратить малую её часть в ресторане. Но если Кейт делал мебель, то Айван работал в недавно запущенном производстве номерных знаков для всего штата Нью-Йорк. Как он с улыбкой думал, это в его жизни понадобиться гораздо быстрее, чем клеить столы. Стеблин не считал нужным обучаться чему-либо в этом заведении (лучше взять в руки книгу), в отличие от Роберта, который после работы посещал курсы строительных проектировщиков. Для Кейта эта учёба больше было способом убить время, чем возможностью воспользоваться этими знаниями в будущем. И не смотря, что до конца срока оставалось девять дней, он не бросал занятия, посещая их по инерции, до вечера, с перерывом на обед.

Так пролетала каждый раз половина дня, и только за пару часов перед отбоем, уже в камере, Роберт мог продолжить свою историю, а Айван, слушая, свою игру в “режиссера”.

Стеблин быстро восстановил перед собой кадр, на котором остановился, улыбнулся, и в голове звонко прозвучал хлопок нумератора с командой “мотор”. Единственная мелочь, что отличала – сценарий не был написан на бумаге, а передавался по воздуху звуковыми волнами.

Толпа внизу зааплодировала, и со всех сторон были слышны одобрительные возгласы. Кейт еле сдерживался, чтоб не ринуться через перекресток к пожарной машине, дергая за рукав всех, кто попадался б на пути, с гордостью говоря: ” Это мой папа!”. Но он остался стоять на месте. Роберт обещал отцу, что во время тушения пожара, будет находиться на безопасном расстоянии, пока всё не закончится. Только с таким условием Кейт старший брал с собой сына на вызов. Роберт сумел подавить в себе это желание и остался стоять на месте, не сводя глаз от происходящего. По лестнице вверх быстро поднимался ещё один пожарный, чтобы принять девушку и сопроводить на землю. К этому моменту уже подъехала одна из служб новостей, и женщина-журналист быстро, поглощенная эмоциями от увиденного поступка, увлеченно вела свой рассказ, обращая внимание зрителей на то, что происходило у неё за спиной. Роберт не знал, сняла телевизионная группа тот момент, когда отец вытянул девушку из окна или нет, но то, что совершалось сейчас, обязательно попадет в новости. А значит, покажут по телевизору, и поэтому навсегда останется в памяти на кассете. Для этого дома был новенький видеомагнитофон “Panasonic”. Его отец без преувеличения стал героем, теперь не только для Роберта.

Из одного окна, метрах в пятнадцати от пожарной лестницы вылетела струя воды, не принося никакого удовольствия для тех, кто попал под неё внизу на земле. Мокрая одежда в зимний день – не самое приятное ощущение. Но главное было то, что пожарные прорывались к очагу, выражаясь армейским лексиконом, зачищая комнату за комнатой, вынуждая огонь сдавать свои позиции. Роберт уже представлял, что когда всё закончится, начнут сматывать рукава, он подойдет к машине и, крепко прижавшись, обнимет отца. Всюду будут слышны выкрики: “Молодец! Ты настоящий мужчина”, а женщина – репортер быстрым шагом приблизиться к нему взять интервью и Кейт младший обязательно скажет, держа его за руку, что он хочет быть таким же, как отец.

Дальнейшее событие произошло с такой скоростью и неожиданностью, как скрытый удар апперкотом профессионального боксера. Казалось, этот лист шифера появился из ниоткуда. Сорвавшись с креплений, незаметным для всех, он начал скользить вниз, а подтаявший снег, снижая трение, добавлял ему ход. Когда крыша закончилась, и лист уже был виден снизу, потоками горячего воздуха, восходящего из окна, его передняя часть приподнялась, и тысячную долю секунды он был параллельно земле, как орлан, застывший в воздухе, выбирая жертву, ради которой готов сорваться в пике. Отец Роберта, передав девушку поднявшемуся пожарному, почувствовал опасность над собой, резко развернулся и посмотрел вверх. Если у шифера были бы глаза, тогда смело можно сказать, что взгляды их встретились. Рассудок Кейта старшего лихорадочно заработал и выдал два решения. Первое диктовалось инстинктом самосохранения, то есть для мозга единственное верное – нырнуть вперед под падающий шифер и плотнее прижаться к ступенькам, а лист примут на себя невысокие поручни пожарной лестницы. Он бы так и сделал, но сзади была девушка и напарник, который помогал ей пристроиться на лестнице, не подозревая об опасности. Профессия пожарного, как и другие, связанные со спасением в экстремальных ситуациях, притупляют этот инстинкт, выводя на первое место чувство долга и ответственности за других. Такая вот работа – быть готовым умереть за неизвестного тебе человека. Поэтому второй вариант в этой обстановке предполагал принять весь удар на себя. Отец Роберта не выбирал, ответ был очевиден. Вытянув вперед обе руки, он даже не успел опустить правую ногу на ступеньку ниже для большего упора, как ладони приняли удар. Пожарные всегда могли похвастаться своей физической подготовкой, и Кейт старший, находясь в столь неудобном положении, все-таки сумел отвести падающий лист шифера руками в сторону, но удержаться на лестнице было выше его сил.

В полной тишине практически одновременно раздалось два абсолютно разных звуков удара об замерший асфальт. Один сухой и тупой, второй – звонкий, стрельнув по ушам, как тарелка на барабанной установке. Это осколки шифера разлетелись в разные стороны, но на них никто не отреагировал. Все смотрели на Кейта старшего, который лежал на боку, слегка согнувшись, не подавая никаких признаков жизни. Роберт сорвался со своего места, поскользнулся, упал и, не успев подняться во весь рост, снова побежал, выпрямляясь на ходу. Он видел, что рядом с отцом уже находились два врача, которые нагнувшись над ним, пытались сделать всё возможное и невозможное. Когда оставалось метров десять до тела, Роберта за пояс поймал один из пожарных, поднял и прижал к себе:

– Не сейчас, сынок, не сейчас.

Кейт барабанил своими маленькими кулачками по плечам коллеги отца, пытаясь вырваться, не обращая никакого внимания на капли слез, которые замерзали прямо на лице. Он не кричал, он не мог найти слова, это было тихое мычание.

Отца положили на носилки и понесли к машине скорой помощи полностью накрытого с головой брезентовой простыней. Роберт не видел этого, но от того, как пожарный прижал к себе ещё сильнее, он понял, что произошло наихудшее. Всё остальное для Кейта происходило в каком-то тумане. Лица и силуэты людей вокруг были размыты, а голоса превратились в сплошной гул, напоминая пчелиный рой. Напарник отца посадил его рядом с собой на заднее сиденье неизвестной ему легковой машины и Роберт, ничего не спрашивая, отрешенно смотрел в окно на пробегающие мимо голые деревья и серые здания. Он сообразил, его везут домой.

Когда мать открыла дверь, она сразу поняла, что произошло непоправимое. Роберт бросился к ней и обнял, уткнувшись в живот, а она вопросительно смотрела на коллегу отца, который сам не знал, что сказать. Иногда ей приходило в сознание подобная сцена, которую она панически боялась и потому каждое воскресение в церкви молилась за здоровье мужа. Ноги матери подкосились, и Роберту пришлось поддержать её от падения, пока не подскочил пожарный. Он облокотил её на себя и повел в гостевую комнату, где усадил на диван и сказал Кейту принести стакан холодной воды. В этот момент Роберт понял – он резко повзрослел. Когда мать немного отошла, молча выслушав, как это произошло, она попросила отвезти её в больницу, боясь произносить слово «морг». Как Роберт не просился поехать вместе с ними, мать ему решительно запретила.

Оставшись дома один, не зная почему, он включил свет во всех комнатах, снял со стены портрет отца в форме и, облокотив его на вазу, сел за стол, не сводя с него глаз. Электронный будильник на полке подал сигнал, как он делает это каждый час, что уже пять вечера, и Кейт включил телевизор, посмотреть местные новости. Он знал, когда они начинаются, но никогда не смотрел (ему было это неинтересно). Теперь всё изменилось.

На экране появилась та женщина, которая вела репортаж с места пожара. Роберт хотел выключить телевизор, слишком тяжело было видеть это ещё раз, но непонятно для самого себя, продолжал смотреть. Телевизионная группа новостей ничего не упустила. Камера оператора беспристрастно сняла всё. И когда отец вытаскивал девушку из горящего окна, и сорвавшийся с крыши лист шифера, и … дальше Кейт закрыл глаза, наполняющиеся влагой. Отцу это очень не понравилось бы. Он считал, что у мужчины должен идти только пот, наличие которого обратно пропорционально слезам и прямо пропорционально характеру. Роберт вспомнил, как спросил, что такое прямо и обратно пропорционально, а отец, улыбнувшись, ответил: “Запомни, сынок, тогда так. Чем больше пота, тем меньше слез и выше дух”. Кейт приоткрыл мокрые глаза, протер их рукой и в этот момент увидел на экране телевизора себя. Оператор снял его сбоку, повисшего на пожарном, в сердцах тарабаня обеими руками по плечам. Сейчас ему хотелось выскочить на улицу и бежать, бежать, бежать по серым задним дворам Нью-Йорка прочь от этой несправедливости, а потом забиться в холодный темный угол, где никто не смог бы его найти. Роберт уже готов был на этот побег, но звонок в дверь прозвучал словно звуковой сигнал фальстарта, заставив его остановиться, как вкопанного, посреди зала. Дверь оказалась незапертой, и через пару секунд Кейт услышал в доме голос своего дяди, который звал его. По сравнению с отцом его младший брат был для Роберта не больше, чем знакомый продавец из соседнего магазина, он его не воспринимал. Настолько они отличались. Кейт уже в столь юном возрасте не мог понять причину такого расхождения между ними. Сильный, уверенный в себе, да просто герой его отец и дядя, полная противоположность, которому стоило заговорить, уже создавалось впечатление, что он слабый. Мягкий голос, без эмоций, всегда с небольшим акцентом на благосклонность к себе вызывал у Роберта отторжение, а его рассказы о своей работе полное непонимание. Одним слово – страховой агент.

– Извини, перебиваю, – все также, не открывая глаза, произнес Айван, – но поверь, я сталкивался с такими агентами, которые могли бы застраховать не только на случай смерти, но и саму мадам Смерть. Воистину черти. Тебе, наверное, такие не попадались.

– Может быть, – ответил Роберт и продолжил рассказ, а в голове Стеблина тихо затрещала кинокамера.

Сначала Кейт хотел спрятаться от дяди и дождаться, когда он уйдет. Детский эгоизм дал о себе знать. Роберт воспринимал только своё горе, не задумываясь, что человек, который стоит в другой комнате сегодня потерял родного брата. Пока он решал, что делать, дядя зашел в зал и, увидев племянника, остановился в дверях.

– Бобби, ты здесь, слава богу, – голос его дрожал. Они присели за стол и, нагнувшись вперед, в полной тишине не сводили глаз с фотографии Кейта старшего.

Через час привезли мать, и Роберт, держа за руки, старался не смотреть на неё, сидящую в кресле, постоянно уводя взгляд в сторону. Ему стало страшно, как она изменилась. Лицо превратилось в бледно-желтую маску, кончики губ опустились вниз, взгляд был сама пустота. Он чувствовал, как её правая рука непроизвольно начала дергаться, а и с гортани выходили лишь хрипы.

Дядя вызвал скорую помощь и уже через десять минут врачи сделали инъекцию нитроглицерина. Доктор ещё раз внимательно осмотрел мать и сказал, что сегодня ей лучше быть у него под наблюдением в больнице. Он говорил очень спокойно, что всё будет хорошо, не давая усомниться в своей правоте, но на самом деле, как настоящий врач, скрыл главное. Это был не сильный стресс, это был инфаркт.

Когда мать уже на носилках помещали в машину, приехала его тетя, которая переговорив с мужем на улице, села в свой автомобиль и отправилась следом за каретой скорой помощи.

В эту ночь Роберт долго не мог уснуть, ворочаясь и просыпаясь каждый раз, как огни фар одиночных машин, поворачивая на улицу, освещали стену напротив в его комнате. Сегодня он забыл задернуть штору, долго смотря в темное окно перед сном, облокотившись на подоконник. Мысль о побеге исчезла оставив после себя полную отрешенность и нежелание к каким-нибудь действиям. Он даже не захотел встать и задернуть штору, а просто развернулся на постели в другую сторону, засунув голову под подушку, стараясь таким способом спрятаться от всего этого. В конце концов, он уснул и уже не слышал звонка домашнего телефона в три часа ночи, на который быстро ответил дядя, держа в полудреме руку на трубке всё это время.

В 2 часа 55 минут первого марта 1987 года Роберт стал сиротой.

У Кейта было ощущение, что на похороны родителей перекрыли все улицы Нью-Йорка и город остановился. Гробы, завернутые в национальные флаги США были установлены сверху на пожарной машине, полностью по бокам обвешанная венками. Роберт вместе с дядей сидел рядом с водителем и молча смотрел на дорогу, где живым коридором на тротуарах стояли люди. Мужчины отдавали честь, а женщины вытирали слезы платками не в силах сдержаться. Весь город знал о произошедшей трагедии. Роберт посмотрел в большое зеркало заднего вида и не увидел конца процессии. Пожарные машины красной лентой уходили за горизонт, мигая проблесковыми маячками. Подъехав к границам кладбища Вудлон, где у входа ожидал оркестр, возглавивший последний путь по широким улицам некрополя, одна группа пожарных сняла гробы и встали за музыкантами, а вторая подошла к машине, взялась за поручни по обоим бортам и торжественно печально, но в то же время очень величественно сопровождала родителей Роберта к месту захоронения. Сидя в машине Кейту казалось, что это всё происходит не с ним, он просто свидетель со стороны, по ту сторону большого лобового стекла. Но только стоило ему выйти из кабины, как ноги наполнилось свинцом, а глаза – влагой. Роберт только сейчас до конца осознал, что он навсегда потерял всё то самое доброе, самое дорогое и любимое в своей жизни. Он хотел закричать, но дрожь в сухих губах помешала, выставив в горле заслон, и ему только оставалось молча вздрагивать всем телом опустив голову, исподлобья смотря на происходящее, держась на расстояние. Роберт не слышал прощальную речь, все звуки вокруг опять превратились в один сплошной мерзкий гул, который вызывал лишь позывы тошноты. Он повернулся к дяде, который стоял сзади, держа его за плечи, и очень тихо, так, что брат отца, нагнувшись, поднес ухо к самим губам, сказал:

– Я хочу в машину.

В теплой кабине Роберт немного успокоился, прекратился шум в голове, и дыхание, больше не сбиваемое дрожью, стало ровным. Детский организм был на грани физического истощения, нервное ему ещё было чуждо, и словно с помощью сработанного предохранителя мгновенно перешел в спящий режим. Кейт провалился в пустоту. Это был не сон, это было отключение.

– Айван! Я понимаю, такие истории не для тебя, но поверь, это не будет мелодрамой.

– Послушай, Роберт. Я знаю людей, которые становились сиротами при таких обстоятельствах, что произошедшее с тобой для них было бы просто неприятностью. Как я понимаю, первую книгу под названием “Детство” ты закончил, значит, завтра начнем вторую – “Отрочество”, – с улыбкой проговорил Стеблин, – время позволяет.

– Где-то я это слышал. Айван, откуда?

– Наверное, в школе, на уроках зарубежной литературы. Лев Толстой – это краеугольный камень русской литературы. А его “Детство”, “Отрочество” и “Юность” – автобиографическая трилогия. У меня русские корни, Роберт.

Кейт захохотал так громко и внезапно, что охранник тюрьмы резко развернулся и направился в сторону камеры. Услышав приближающиеся шаги, Роберт быстро осекся.

– Не знаю, чем вызван твой смех, но реакция мне очень не понравилась. Попробуй объяснить, – в голосе Стеблина повеяло холодом, – я жду.

– Успокойся, ничего личного. Просто всё это время я был уверен, что ты еврей, и готов был заключить пари с кем угодно. Разве Айван не еврейское имя?

– Может исторически корнями оно и связано с иудеями, но имя Иван тебе о чем-нибудь говорит? А это одно и то же, – уже без намека на злость ответил Стеблин, и, улыбнувшись, спросил, – так ты, Роберт, оказывается антисемит?

– Честно сказать, я не делю людей по национальности, я делю их по поступкам. Там на войне мой командир был еврей, а напарник – кубинцем. Железные люди, настоящие бойцы. А вот с русскими у меня отдельная история.

Кейт повернулся к стене. До выхода на свободу оставалось восемь дней.

Глава 3. Джессика


В безукоризненно чистом небе восходящее солнце на следующее утро своим ярким светом говорило всем обитателям исправительного учреждения, что сегодня суббота. Если для Роберта было без разницы, какой день недели, то выходные Айван ждал очень сильно. И на это была причина, о которой Кейт даже не догадывался. Точнее он видел, как Стеблин ожидает субботу. Айван не то чтоб нервничал, но все его движения на миг становились резче, что не могло скрыться от зоркого взгляда Роберта. “Свидание с женой в этих условиях как бальзам на душу, конечно, будешь ждать и переживать”, – думал ошибочно Кейт, каждый раз провожая взглядом своего соседа в комнату для встреч. Пару раз у Роберта возникали непонятные сомнения, видя, с каким напряженным лицом Айван возвращался назад и сразу углублялся в книгу. Он не задавал вопросов, считая лишним и, в конце концов, это его личные семейные проблемы, плюс на тот момент их общение было сведено к минимуму.

Сегодня, вернувшись в камеру, Айван был опять озадачен, думая о чем-то своем. Он молча лег на койку всем видом показывая, что очень устал. Именно утомлением Стеблин пытался скрыть нервозность. Роберт посмотрел на профиль Айвана, и, усмехнувшись, пошутил:

– У тебя пудра на щеке осталась. Поверь, здесь таких не любят. И мне уже становиться не по себе.

Стеблин провел ладонью по лицу, посмотрел на руку и также с юмором ответил:

– Поверь, в этом заведением, есть люди, которым это понравилось бы. Я рад, что не в твоем вкусе.

Они оба расхохотались и сквозь смех Роберт спросил:

– Айван, как её зовут?

Стеблин задумался, повернулся к Кейту и внимательно посмотрел на него.

– Не хочешь, не говори. Твоё право. Просто я думаю, в этом нет ничего предосудительного, что я хочу узнать её имя.

– Только имя и всё. Больше никаких вопросов. Джессика.

Роберту хотелось узнать побольше, но то, каким тоном ответил Кейт, весь интерес испарился. И всё равно не удержался и сказал:

– Она, наверное, очень красивая.

– С чего ты так решил?

– Знаешь, Айван, по моим личным наблюдениям всех самых красивых женщин зовут либо Синди, либо Джессика.

– Роберт, я сейчас открыл в мозгу поисковик по этим именам, – и, выдержав паузу, как будто в голове он листает страницы браузера, продолжил, – наверное, ты прав.

Кейт даже не догадывался, что каких-то восемь месяцев назад Айван понятия не имел о существовании некой Джессики Олсон. Их познакомил его младший брат Влад, вместе с ней посетив Стеблина в тюрьме Бруклина, где он находился, пока дело было на рассмотрении.

Тридцать девять лет в жизни Джессики Олсон всё шло размеренно и спокойно. Она даже не могла представить, какая карусель завертится десять месяцев назад. Сегодня, покинув тюрьму, Джессика поспешила домой в Сиракьюс. Находившийся в тридцати милях восточнее Оберна этот город расположился на южном берегу озера Онондага. Именно там, не сводя глаз с воды, Джесс проводила долгое время последние дни, задаваясь вопросом “Не сошла ли она с ума, пойдя на такое?”. И всегда отвечала себе, что нет.

Родившись в Сиракьюс, она полюбила этот город на всю жизнь. И хоть некоторые подруги мечтали о Лос-Анджелесе, Джессика никогда не хотела уехать отсюда. Она не понимала, как можно бросить и больше никогда не увидеть свою школу, любимую лавочку в парке, подруг из класса. Вот так просто стереть детство, нет, для неё это было дико. Поэтому, строя планы на будущее, Джесс прекрасно знала, что работать и жить будет только здесь. Получив среднее образование, она не хотела идти учиться дальше, считая, что уже пора приносить деньги в семью, а не вытягивать их и зарабатывать себе самой на новое платье. Проблем найти работу в Сиракьюсе не существовало. Несмотря на множество вакансий, Джессика долго не выбирала, остановившись на полимерной фабрике, где работал её отец. Там она познакомилась со своим будущим мужем, и уже в 1994 году стала мамой. Как Джесс говорила подругам, Линда, и есть настоящий смысл жизни. Она была безумно счастлива делать всё только ради неё, наслаждаясь красивой улыбкой дочери, чьё сходство с матерью ни один из знакомых не посмел бы оспорить. Джессика стремилась стать самой лучшей подругой для своей Линды, и, надо признать, это получалось очень хорошо. Такое взаимопонимание, как у них, вызывало у окружающих только одобрение и умиление, а некоторые родители, скрывая это, завидовали, и не всегда по белому. Года летели, и Линда раскрывалась, как прекрасный горный цветок на фоне серых камней. Когда она выходила погулять на улицу, даже в пасмурную погоду, её звонкий смех, непринужденность, легкость, как казалось соседям, разгоняет облака и всё вокруг становится светлее.

Первый глухой кашель появился у Джессики Олсон летом 2008 года. Никогда за всю свою жизнь она не обращалась к врачам, кроме, как во время беременности. И в этот раз решила, что всё пройдет. Он приносил больше дискомфорт, чем болезненные ощущения, поэтому Джессика считала, что ничего страшного в этом нет. Но всё-таки через три месяца она решила обратиться к доктору. Сделав снимок лёгких, врачи ничего не обнаружили и ей прописали обычные таблетки от кашля. Мировой экономический кризис не обошел химическую фабрику, и Джесс была очень рада такому диагнозу. Потеря работы на тот момент была равносильна приговору к нищете. Вскоре она перестала обращать внимание на кашель, да и таблетки делали своё дело.

Прошло чуть меньше года и Джессика начала чувствовать постоянную ноющую боль в груди, появилась отдышка от мизерной нагрузки и хроническая усталость. Скрывать свою нервозность (что давалось нелегко) у неё получалось только в присутствии дочери, а вот отношения с мужем перешли ту точку невозврата, где такие понятия как любовь, привязанность и понимание становятся чуждыми. Он ушёл одним ранним утром, тихо, без выяснений отношений, оставив на кухонном столе записку, где просил не проклинать его и всё правильно объяснить дочери. Просто он очень устал и так легче им будет обоим. Джессика не винила его, осознавая, что внесла немалую лепту в их развод, первопричиной которого стало её психическое состояние последние месяцы.

Очередным осенним вечером за ужином Линда долго серьезно смотрела на мать, не прикасаясь к еде, и тихо сказала:

– Мамочка, любимая, пообещай, что завтра ты пойдешь в больницу. Я очень прошу тебя.

– Девочка моя, я уже ходила.

– Это было давно. Сходи ещё раз, пожалуйста, – в голосе Линды чувствовался страх и переживание.

– Обещаю, мой ангел. Завтра обязательно посещу врача, – Джессика нежно поцеловала дочку в лобик, – а теперь кушай, и будем ложиться спать.

Доктор Рединг пристально изучал МРТ лёгких, а Джессика в это время пыталась прочитать его мысли, но на лице местного эскулапа, как у профессионального игрока в покер, ни один мускул не дрогнул. Просто маска с холодными глазами.

–Вы говорите, что около года назад обращались к нам, и вам, мисс Олсон, сказали, что ничего страшного? – отложив снимок, спросил врач.

– Да, только врач был другой, совсем молодой. Он прописал вот эти таблетки, – Джессика достала из сумочки упаковку, улыбнулась и продолжила, – его фамилия Томас. Я, почему запомнила, так звали кота, который жил у меня в детстве. У меня что-то серьёзное?

Доктор Рединг оторвал глаза от упаковки с таблетками и размеренно, не делая акцента ни на одном слове, приятным для слуха голосом, словно навигатор в автомобиле, начал рассказывать дальнейшие действия.

– Постарайтесь сегодня ничего ни есть, пейте сок. Завтра нам нужно произвести полное обследование, взять анализы, исходя из них, и составим план лечебного процесса. По всем признакам у вас аденома. В этом нет ничего страшного, правда потребуется хирургическое вмешательство. К этому и будем вас готовить. Извините, но я обязан это спросить. Что у вас со страховкой?

– У меня НМО, план серебряный.

– Эти ребята оплатят процентов 70, не больше.

– Я найду остальные, – сказала Джессика, жалея, что придется воспользоваться банковским счётом, на котором несколько лет копили деньги для будущей учёбы Линды в университете.

– Ну и замечательно, – сухо сказал доктор Рединг,– тогда, завтра в девять утра.

Она вышла из кабинета, не зная, что думать. Выражение “хирургическое вмешательство” ещё никому и никогда не придавало оптимизма, кроме тех, кого боль начинала доводить до безумия. Джессика была не в их числе, поэтому страх заглянул к ней. Она оглянулась по сторонам, стараясь чем-нибудь отвлечь себя, и прямоперед собой увидела школьную знакомую Мэри Холт в белом халате, спускающуюся по лестнице. Последний раз они виделись, вспомнила Джессика, когда в её животе стучала ножками Линда. Они посмотрели друг на друга и одновременно улыбнулись.

– Джесс, как я рада тебя видеть. Сколько лет прошло, – Мэри подошла ближе и уже по-хозяйски продолжила, – так, нечего здесь стоять посреди коридора. Пошли ко мне в кабинет, там и поговорим. У меня на сегодня приём закончен.

Аромат заваренного кофе перебил запах медикаментов, предрасполагая к разговору. Две давние школьные подруги увлеченно рассказывали, перебивая друг друга, что происходило с ними в эти годы, не замечая, как вращаясь, минутная стрелка, передвинула часовую на две цифры дальше.

– Джессика, не волнуйся. Аденома – не саркома, – с присущим всем врачам толикой чёрного юмора пошутила Мэри, – а с таким специалистом, как доктор Рединг, тебе нечего боятся. Он врач от бога. Удалит опухоль, и будешь, как новенькая. Завтра, после обследования зайди ко мне. Расскажешь, как всё прошло.

Они попрощались, и Джессика направилась в сторону больничной стоянки, где её ожидал так полюбившийся светло зеленый большеглазый Ford Fiesta. Хоть и со спины, но доктора Рединга она узнала сразу, который что-то эмоционально объяснял другому врачу, стоя в проходе между машинами.

– Ты понимаешь, он её убил, – долетели до Джессики полные негодованием слова доктора, – помнишь, год назад я уезжал на Всеамериканскую медицинскую конференцию в Чикаго. Так вот в эти дни этот выскочка Томас был вместо меня. Я был против этого, но папины связи этого юнца сделали своё дело.

Джессика тихо открыла водительскую дверь и села на сиденье, ловя каждое слово доктора, при этом оставаясь незамеченной для него.

– Подожди, этот тот Томас, которого полгода назад отец перевел работать в центр по контролю и профилактике заболеваний? – прозвучал голос коллеги Рединга.

– Да, тот самый, там он хоть никого не похоронит. Я продолжу. Тогда на приём к нему пришла некая Джессика Олсон с жалобами на постоянный кашель, и этот урод, другого слова я не могу подобрать, не удосужился провести обследование. Он только посмотрел на снимок, и ничего не обнаружив, просто выписал ей таблетки от кашля. Его даже не затронуло то, что она работает на химическом производстве. И вот сегодня она пришла снова. У неё уже началось развитие метастаз. Что я ей скажу?

– А как Томас не увидел опухоль?

– Очаг был расположен под костной тканью грудной клетки, а этот недоумок, наверно, прогулял ту лекцию, где рассказывали о сложностях выявления рака лёгких на начальной стадии.

– Подожди, Рединг, может, ты ошибаешься и опухоль доброкачественная? Ты уверен в метастазах? Проведешь полное обследование и тогда уже делай выводы.

– Я стал бы самым счастливым человеком, если действительно заблуждался, но мой опыт и знания подсказывают, что я прав. Доброкачественные опухоли легких чаще развиваются из главных и долевых бронхов. Эта опухоль из сегментарных, 99 процентов, что это рак. И самое страшное, время упущено.

Руки Джессики нервно стучали по рулевому колесу. Понимая, что надо ехать домой, она пыталась успокоиться и сконцентрироваться на дороге. Это получалось с большим трудом, поэтому обратный путь Джесс ехала очень медленно и осторожно. Она не хотела, чтобы Линда увидела её в таком состоянии, и была рада, обнаружив записку на столе, что дочка с подругами ушла в кино. В её распоряжении было два часа привести себя в порядок.

За ужином, на вопрос Линды, что сказали в больницы, Джессика сумела сдержаться, чтоб не расплакаться и рассказала ей о своей встрече со школьной подругой Мэри Холт. Волю слезам она дала уже ночью, уткнувшись в подушку и мучая себя вопросами: “Почему с ней, и что дальше?”.

Джессика не ожидала от себя такого. Проснувшись утром, она была полна решимости бороться до конца, даже не представляя, как именно. Посмотрев в зеркало, Джесс не узнала свой взгляд. Из доброго, напоминающего глаза месячного котёнка, он превратился в цепкий взор львицы, готовой вступить в смертельную схватку. Никаких сомнений, чего бы это ни стоило.

Проводив Линду до остановки школьного автобуса, она вернулась домой, села за компьютер и в поисковике набрала два слова – “рак лёгких”. Джессика сопоставляла то, что услышала на стоянке с данными, выдаваемые мировой сетью. Ответ на один из вопросов, терзавших её вчера, она нашла наполовину. “Что”, так и осталось неизвестным, а вот “дальше” получило свою единицу измерения – год или немного больше.

В девять утра Джесс открывала дверь докторского кабинета. Она поздоровалась, но улыбку пришлось выдавить. От её глаз не скрылось, что то же самое получилось и у Рединга. Решив не мучить их обоих, она спокойно сказала, смотря прямо на него:

– Вчера случайно подслушала ваш разговор с другим врачом около машины.

От неожиданности доктор Рединг отвел глаза и опустил голову. Его память не нашла ту дату, когда в последний раз он не знал, что ответить. Джессика не стала выдерживать театральную паузу и продолжила:

– Я знаю, у меня есть год. Вы на стоянке упомянули мою работу на химической фабрике, и у меня возник вопрос. Мою болезнь можно квалифицировать, как профессиональное заболевание?

– Вы хотите судиться? Вам нужны деньги?

– Доктор Рединг, у меня 15-летняя дочь, которая скоро войдет во взрослую жизнь, а я этого не увижу. Поэтому, после себя хочу оставить то, что ей понадобится в первую очередь. Вы сможете мне помочь с медицинским заключением?

– Извините, мисс Олсон, не обижайтесь, но вы рассуждаете очень примитивно. Причина возникновения рака легких, конечно же, может быть профессиональной, но доказать это практически невозможно. Ваш бывший муж курил? – Джессика еле кивнула головой, – так вот пассивное курение также причина рака легких. Я уже не говорю о генетической предрасположенности и экологии. Факторов много. Я думаю у вас ничего не получиться.

– А если подам в суд на вашу клинику? Вы же, извините, доктор Рединг, я не имею в виду лично вас, год назад ошиблись, – в голосе Джессики появилась резкость.

– Ошибка доктора Томаса была вызвана только его квалификацией. На снимке действительно всё было чисто. Джессика, поймите, хорошие специалисты уходят работать в более современные и дорогие клиники. Ваша страховка, а она одна из самых дешевых, не позволяет обращаться туда. Какая страховка, такие и врачи, такое и лечение. Это я из тех динозавров, которых всё устраивает и здесь. Честно скажу, больше шансов у вас будет в тяжбе с фабрикой.

– Значит всё бессмысленно, – тихо проговорила Джессика.

– Мисс Олсон, у меня есть хороший знакомый – адвокат, который, кстати, утверждает, что у всего есть свой смысл. Я могу поговорить с ним. Он любит браться за дело, которое все вокруг считают однозначно проигранным. Его зовут Джеффри Родман.

Джессика слышала о нём по местному телевидению. Он считался если не лучшим в городе, то одним из них.

– Спасибо, доктор Рединг, но я не потяну такого адвоката. Будет тот, которого выделит профсоюз.

– Эти студенты, проходящие практику, точно вам не смогут помочь, а вот Джеффри мне обязан. Сказать честно, я просто делал своё дело, но он так не считает. Лет семь назад вытащил его с того света, о чём Родман не устаёт постоянно мне напоминать. Говорит, не люблю быть должником и всё. Такой вот человек. Думаю, настал этот момент.

Доктор Рединг договорился о встрече с Джеффри Родманом сегодня вечером в ресторане итальянской кухни Strada Mia 313. Перевод названия заведения Джессика восприняла, как знак – “Моя дорога”. После полного обследования (Рединг не ошибся, хотя он очень желал этого) был составлен курс химиотерапии, и около 12 часов пополудни Джесс покинула больницу. Утро было насыщенным, и она просто забыла про Мэри Холт. Мысли были заняты другим.

Если ресторан снаружи по стилю напоминал средневековую гостиницу, то интерьер говорил только о современности. Такой красивый прыжок во времени. Джессика поняла, почему Джеффри Родман выбрал именно это заведение. По поведению и манере разговора он напоминал английского лорда – аристократа, но в руках, вместо трости, держал кейс с ноутбуком. Он тоже совмещал в себе века.

– В своё время, Рональд, ты выполнил свою работу по высшему разряду, и я рад, что есть возможность ответить тем же. Не предлагал тебе деньги, всё равно не взял бы. Я знаю, эти бумажки для тебя не больше, чем таблетки от бедности, – после приветствия и знакомство с Джессикой, Родман обратился к доктору Редингу.

– Ты абсолютно прав, Джефф. Их должно быть в меру. Большое количество денег, как и таблеток, приводит к передозировке. А это смерть. Физическая или душевная – это уже без разницы.

– Не спорю. Но в этом мире, который как губка впитывает только низменные чувства, место, таким как ты, становится с каждым годом всё меньше и меньше. Людей, в своём подавляющем большинстве, уже давно не волнует душевная смерть, поэтому твоя философия, mon ami, уходит в небытие, как честность политиков и совесть олигархов. Всё поглотил прагматизм и люди, исповедующие его, сами становятся рабами созданной ими же системы, не замечая этого. А вот это уже страшно, когда во главе целого народа стоит раб.

“Как он красиво говорит. Тембр, выставление акцентов, полная уверенность в правоте каждого сказанного слова – дар убеждения, наверно, у него с рождения”, – подумала Джессика. Доктор Рединг, словно читая её мысли, улыбнувшись, сказал:

– Джеффри, бросай свои адвокатские фокусы. Давай к делу.

– Извини, Рональд, конечно. Просто я сейчас, так сказать, в творческом отпуске. Никаких дел, поэтому иногда разминаюсь.

Адвокат Родман внимательно слушал историю, которую начала рассказывать Джесс, иногда перебивая, что бы уточнить некоторые детали. Его больше всего интересовало специфика работы на химической фабрике, и какое внимание уделялось средствам индивидуальной защиты. Рональд не сводил взгляд от Джеффри, пытаясь определить его выводы. За столом наступила тишина. Уткнувшись взглядом в одну точку на столе, лицо адвоката надело маску задумчивости. Казалось, было слышно, как мощный процессор в его голове заработал на полную катушку. Спустя минуты две он поднял голову и посмотрел на Рональда.

– Загадал ты мне задачку. Буду честным, я никогда не взялся бы за это дело, оно на сто один процент – проигрышное. Но это вызов для меня, Ронни. Ты лучший в этом городе доктор и мне это доказал. А я в ответ покажу, что я лучший адвокат в Сиракьюсе.

– Я так понимаю, уже созрел план действий. Можешь поделиться? Всегда в такие моменты хотел узнать, что у тебя за мысли.

Джеффри повернулся к Джессике и прямо сказал:

– Мисс Олсон, о вас будут говорить за прилавками в магазинах, в автобусе по пути на работу, будут обсуждать по местному радио. В каком-то смысле вы станете на время узнаваемой персоной. Сейчас объясню, что я задумал.

– Извините, мистер Родман, что перебиваю, но об этом узнает моя дочь. А я хотела от неё скрыть настоящую болезнь. Для Линды это будет удар, – растерянно сказала Джессика.

Доктор Рединг мягко сжал её ладонь:

– Придёт время, когда утаивать уже не получится, рано или поздно. Считай, что оно наступило. Разницы нет, даже так будет лучше, поверь, – Рональд посмотрел на Джеффри, показывая, что они готовы слушать его мысли дальше.

– Как я правильно понял, – руки Родмана начали свой танец внушения, ненавязчивый, но склонивший не один десяток присяжных на свою сторону, – наша цель не выиграть суд, наша цель – деньги на будущее Линды. А откуда они придут, это второстепенное. Дело против фабрики мы не выиграем, это даже не оспаривается, но на этом возможно будет заработать. Со стратегией всё понятно, осталось выбрать тактику, точнее она уже есть, просто довести её до математической точности. Над этим я начну работать завтра.

– Джеффри, извини, но я не понял, так откуда будут деньги? – недоуменно спросил доктор Рединг.

– Может для вас это выглядит кощунством, но для меня это решение поставленной задачи. Я буду делать шоу. Подключу газеты, телевидение, радио, общественных деятелей, а люди будут платить за это представление. Жалость – это единственное оружие, которое безболезненно убивает скупость.

Джессики было обидно и очень неприятно это слышать. Циничность Родмана отталкивала и он, почувствовав, как она напряглась внутри, сказал:

– Мисс Олсон, я адвокат, и поэтому мне приходится иногда поступать, как сволочь, называя вещи своими именами. Возьмите визитку, решайте до завтра и дайте свой ответ. Готовы ли вы на это пойти или нет? Если не позвоните, я приму это как отказ.

Джеффри встал из-за стола, попрощался и уверенной походкой пересек площадь зала. Знание человеческой натуры ему говорило, что Джессика согласится. Ради дочери матери идут на всё. У неё просто нет другого выхода.

– Не могу тебе советовать, это только твой выбор. До завтра много времени хорошо подумать, – в голосе доктора Рединга чувствовалось, что идея Джеффри ему тоже не по душе, но половина батона лучше, чем совсем без хлеба.

Джесс поблагодарила Рональда за всё, что он пытается для неё сделать и сев за руль, решила съездить на берег озера Онондага. Здесь было совсем недалеко, а безмятежная водная гладь, отражающая закат солнца, поможет всё спокойно обдумать, поглотив эмоции и оставив только холодный расчет.

Она вышла из автомобиля и, по-мужски облокотившись на капот, скрестила руки на груди, всматриваясь в спрятавшийся за шторами вечера горизонт. Легкий низовой ветерок принес Джессики мысль, что она и озеро очень похожи. Дело в том, что более века воды Онондага принимали на себя удар химического концерна в виде выбросов углеводородов и хлорированных бензолов. Дальше стало ещё хуже. С 1946 по 1970 год в озеро было выброшено около 70-ти тонн ртути, и некогда священное место для ирокезов превратилось в мертвую зону. В Сиракьюсе не нашлось бы ни одного смельчака, кто готов искупаться в нём, а вкус здешней рыбы был напрочь забыт местными жителями. И только последние лет пятнадцать, как штат занялся этой проблемой, но без особых успехов. Онондага тоже было тяжело больна. Разница была только в диагнозе – у озера он не был столь категоричен.

Слабо уловимые накаты волн на берег совпадали с пульсом Джессики, словно это в унисон стучало сердце, спрятанное в глубине, показывая, что оно тоже живое и чувствует боль. Несмотря на то, что некогда кристально чистые воды Онондага были отравлены местной промышленностью, озеро всё также сохраняло свой магнетизм и красоту.

“Как много общего, – думала Джесс, всматриваясь в темноту, где на другом берегу укрылся химический завод, – оно тоже пострадало от него и только неравнодушные люди смогли это остановить”. Она вспомнила, как в юности, внимание всего города было уделено предотвращению дальнейшего загрязнения: выступление экологов, заявления властей города и штата, интервью с представителями индейских общин, плакаты “Руки прочь от Онондага”, “Природа нам этого не простит” и “Здоровая вода – наше здоровое будущее” напротив управления фабрики. В какой-то момент весь Сиракьюс говорил только об этом. И тут в голове Джессики прозвучали слова Джеффри Родмана про телевидение, газеты, радио и шоу. Последние сомнения исчезли как болид Формулы 1 за первым поворотом после прямой старт-финиш.

Тисненные золотом цифры номера мобильного телефона на визитке адвоката не давали глазам напрягаться, отсвечиваясь в темноте вечера от стоящего недалеко дорожного фонаря. Голос Джеффри в этой тишине прозвучал так громко, что Джесс вздрогнула от неожиданности, как будто он стоял у ней прямо за спиной:

– Алло. Я слушаю.

– Мистер Родман, это Джессика Олсон. Мы сегодня вечером…

– Я вас помню. У меня очень хорошая память, несмотря на то, что мы не виделись целых два часа, – умение перебивать собеседника и ирония не были чужды Джеффри, но дальше он продолжил уже серьёзно, – мисс Олсон, значит, начинаем работать вместе?

– Да, я согласна.

– Это ваш телефон? – услышав подтверждение, Родман добавил, – оставайтесь всегда на связи. Я очень рад, что вы согласились. До встречи, Джессика. Теперь я буду называть вас по имени, ведь мы уже компаньоны.

Возвращаясь домой к Линде, она понимала, что наступил период, который изменит её безвозвратно. Последний и он самый важный в жизни. Главное, чтобы хватило сил выдержать всё это.

Глава 4. Восемь дней


Роберт видя, что Айван весь остаток дня был погружен в свои мысли, не задавал больше никаких вопросов. Для него это стало загадкой. Что могло так озадачить этого русского – человека, как ему казалось, без нервов. Обычное свидание с женой не должно было так его напрягать. Кейт надеялся, что рано или поздно он узнает причину странного волнения своего соседа по камере, а сегодня, наверное, будет сделан антракт в пьесе с банальным названием “Моя жизнь”. Роберт снова ошибался. Стеблин ненавидел себя в таком состоянии, и уже давно научился не только прятать озабоченность, но и отключать её. Спокойствие было вторым именем Айвана, а рассказ служил отличным способом расслабиться, так что перерыв между актами в его планы не входил.

– Роберт, почему молчим? Я настроился и готов слушать. Или ты не рад, что затеял своё повествование? – вопрос обрадовал Кейта, но скрыть это от соседа не удалось. Небольшое изменение тембра голоса выдало его упоение.

За шесть лет отшельнического образа жизни в тюрьме, Роберт выговаривал среднесуточное количество слов минимум недели за три. В конце концов, сам того не замечая, он просто изголодался по нормальному общению, и поэтому сейчас оно приносило удовлетворение, а с таким внимательным слушателем, как Айван, вдвойне.

После похорон родителей Роберт переехал жить к дяди. Брат отца вместе с женой пытались окружить его полной заботой, но Кейт это воспринимал, не больше, как должное. Ему не хватало отца, человека, который стал для него идолом и Бобби был нужен новый пример для подражания. Вскоре он появился.

Вместе с одноклассниками он впервые попал на матч школьных команд по американскому футболу. Атмосфера, царящая на стадионе, просто пленила своим праздничным настроением. Громкая заводная музыка, выступление оркестра, самые красивые девочки школы в группе поддержки, улыбки взрослых и детей, танцы на трибунах – всё это предшествовало началу матча. И хотя на улице Роберт предпочитал бросать мяч в корзину, чем перекидываться “дыней”, сегодняшняя игра определила его выбор. Практически весь матч он наблюдал за действиями тренера школьной сборной. Найджел Николс, так звали наставника старшеклассников, всем своим видом производил на него яркое впечатление. Роберт понял, что он хочет быть ближе и походить на этого человека. Инстинкт подражания Кейта нашел себе новый пример.

– Как прошел матч? – заинтересованно спросил дядя во время ужина, и был очень рад, увидев с каким воодушевлением и интересом Бобби начал рассказывать об увиденном.

На следующий день после уроков Роберт пошел на стадион и, в одиночестве расположившись на секторе, смотрел за тренировкой. Он опять неосознанно наблюдал, в основном, за работой Найджела Николса, вслушиваясь в его команды, глухо звучащие и отдающие эхом в маленькой чаше из пустых трибун. Его присутствие не прошло незаметным. Когда тренер, пожелав удачи, поблагодарил всех за хорошо проделанную работу, Роберт поднялся с сиденья и направился вниз к выходу. Уже находясь спиной к полю, он услышал голос Николса, который окликнул его:

–Парень! – Кейт обернулся, сомневаясь, что обращение было направлено именно ему, и в этот момент увидел быстро приближающуюся “дыню”.

Роберт среагировал мгновенно. Резко развернувшись в сторону, откуда летел мяч, он слегка нагнулся вперед и вытянул обе руки навстречу. Поймав, прижал его к груди, выпрямился и уставился на тренера.

– Долго будем смотреть? На поле времени не будет. Бросай! – крикнул Николс.

Бобби кинул мяч со всей силы, пытаясь показать, на что он способен. Найджел с улыбкой поймал его одной рукой, но про себя отметил точность броска.

– Как тебя зовут?

– Роберт, – ответил Кейт с появившейся из ниоткуда волнительной дрожью.

– Приходи завтра в шестнадцать часов. Посмотрим, на что ты способен, – Николс развернулся и пошёл вслед за своими подопечными в раздевалку, а Роберт ещё некоторое время стоял, молча смотря на поле, пока не прошел этот приятный трепет.

Дядя прекрасно видел и понимал, что не способен завоевать уважение и любовь племянника, поэтому старался не быть навязчивым. Время всё расставит по своим позициям, а сейчас занятия американским футболом было то, что могло внести в жизнь Роберта цель, а значит и смысл. Брат отца был рад его выбору. Он не спрашивал, как успехи на тренировках, что говорит тренер, а просто ждал, когда Бобби сам об этом начнёт рассказывать. И в те редкие моменты, дядя замечал, как меняется Роберт при упоминании Найджела Николса. Глаза загорались, речь становилась быстрой, и он постоянно сбивался, но это его не останавливало. Бобби описывал каждый шаг, каждое слово, каждый жест тренера. Брат отца не видел в этом ничего плохого. Если он не в состоянии стать примером, то против кандидатуры Николса ничего не имел. В каком-то смысле, первый тренер, это всегда, как второй отец.

Обособленность Роберта ярко проявилась в это время. Американский футбол, как и все командные игры, требовал дружеских отношений с партнёрами не только на поле, но и за его пределами. Если во время игр и тренировок Кейт старался работать на команду и замечать всех, то после у него не возникало желания гулять вместе на вечеринках в честь очередной победы. И только когда на них присутствовал тренер, что было, не так часто, он тоже обязательно приходил. Но стоило Найджелу Николсу уйти раньше, как Роберт упорно с тоскою ждал окончания, сидя около стенки и абсолютно без интереса наблюдая за танцами и разными конкурсами. Такое поведение Кейта замечали многие и ошибочно связывали это с потерей родителей, полагая, что в скором будущем это рана заживет. Прошло всего только три года. Но на самом деле Роберт не воспринимал людей, у которых нечему научится, без разницы в возрасте – ровесники или старшее поколение. Как толпы поклонников ходят на премьеру фильма только ради игры своего любимого актера, а сценарий и режиссура их не волнует, так занятия американским футболом он посещал только, чтоб увидеть тренера Николса.

– Роберт, – Стеблин открыл глаза и спросил, – то есть когда все твои сверстники хотели быть похожи на Арнольда Шварценеггера, ты выбрал своего тренера по футболу. Почему?

– Не знаю, Айван. Наверное, потому что он был рядом, на расстоянии руки, а не внутри телевизора. Если ты каждую тренировку подглядывал за ним и открывал для себя что-то новое, то герой фильма, заученный наизусть, через неделю становился неинтересен.

– В этом есть какая – то логика. Продолжай.

Роберт не был лидером на поле, но и на скамейке запасных отсиживался довольно редко. Понемногу Найджел Николс подтягивал его и ещё нескольких игроков к основной команде. Помимо престижа и уважения среди ровесников, выступление за старшую школу несло в себе неплохие шансы поступить в колледж, где была своя сборная по американскому футболу. В отличие от всех это не было первопричиной для Роберта. Просто здесь он мог больше общаться с тренером, поэтому игра за первую команду стало его целью. И она была достигнута.

Игроки чувствовали и вели себя, как представители высшей касты. В этот трудный возраст очень сложно не подхватить звездную болезнь, когда тебе начинают аплодировать пару сотен зрителей на трибуне и твои глаза встречаются со взглядом красивой девочки в короткой веселой юбочке из группы поддержки, в котором читается огромное желание прогуляться сегодня вечером именно с тобой на зависть своим подругам. И вот этой малой доли славы хватало, чтобы забыть о кумирах, считая, что ты уже сам стал личностью и никаких секретов для тебя больше не существует. Найджел Николс пытался сделать всё, чтобы его подопечные ходили по земле, но для этого требовалось быть с ними день и ночь. Больше кнута, чем пряника, серьёзные физические нагрузки давали свой эффект, но только до конца тренировки. Он знал многих, кто подавал большие надежды и которые, перестав слушать умные советы, после жесткого приземления так и не смогли найти в себе силы подняться. Падение с низкой высоты может быть таким же убийственным, как и с облаков. Найджел Николс понимал всё, как никто другой. Он сам прошёл через это, и теперь, вместо позиции квотербека в Нью-Йорк Джайентс, тренирует детей в обычной школе.

Роберт старался избегать эту касту восходящих “звёзд”. После тренировки он сразу шёл к машине дяди, где уже обязательно, сев на пассажирское сиденье открывал полностью окно и свешивал руку наружу. Так делал Найджел Николс. В свою очередь старшие игроки не спешили принимать в свой круг прибывшую молодежь, соблюдая вне поля возрастную дистанцию и присматриваясь к ним. Роберт не выделялся в игре чем-то выдающемся технически, но самоотдача, упорство, а самое главное – отсутствие жалости в первую очередь к себе, а потом уже к сопернику вызывало уважение. И если на арене Кейт был одним из стаи, то за кассами стадиона он, как по взмаху палочки неизвестного волшебника, превращался в одиночку, одевавшего сначала бутсы на левую ногу, а затем на правую, как его тренер.

Спустя год отчужденность Роберта уже начала многих нервировать. Кто-то считал, что команда одно целое и вне поля все должны держаться только вместе, а кто-то, что Кейт слишком большого мнения о себе, считая, что выше всех и они слишком примитивны для него. А кто-то повнимательней уже четко видел в цвете и выборе одежды, во всех движениях Роберта старание повторить жесты, мимику, привычки Найджела Николса. Среди ровесников такое поведение воспринималось как лизоблюдство ради будущей карьеры в американском футболе и это вызывало просто неприязнь, но не более того.

После очередного матча чемпионата среди школ, Роберт внимательно выслушав небольшие претензии и наставления на будущее своего тренера вышел из раздевалки и направился на выход, прокручивая в голове сегодняшний матч и слова Найджела Николса. В небольшом коридоре подтрибунного помещения он увидел девушку, которая игриво улыбнувшись, прямо посмотрела на него и весело прощебетала:

– Привет. Я знаю, как тебя зовут. Ты – Роберт Кейт, – она протянула руку, – а меня зовут Синди Николс. Мой отец говорил о тебе. Отличная игра получилась.

Бобби даже не смог выдавить из себя простое слово “спасибо”. Слегка пожав ладонь Синди, смущение полностью взяло его в свои владения, окрасив лицо в красный цвет, он все-таки пробурчал что-то вроде благодарности и быстрым шагом направился на улицу, не видя, как она, обернувшись, недоуменно провожала взглядом. Несмотря на то, что Роберту шел пятнадцатый год, это было его первое спонтанное общение с девочкой. Милой случайной и уже знакомой незнакомкой.

Все мысли в этот долгий осенний вечер свелись только к двум. Первая, почему он не знал, что у тренера есть дочь, а вторая – он хочет снова её увидеть. Перед сном он долго и по-разному представлял себе эту встречи, но не мог придумать сопровождающий её диалог.

Весь следующий день глаза Роберта непроизвольно бегали по сторонам пытаясь отыскать Синди, а падающие желтые листья в школьном дворе придавали его поискам оттенок мечтательной романтики, которую он никогда до этого не испытывал. Он хотел сосредоточиться на уроках, но все попытки были безуспешны. Сегодня Роберт летал, и это не прошло незамеченным для учителей, сделавших ему пару замечаний. После школы Роберт пошёл прогуляться в парк, чтобы убить этот долгий час до тренировки. Он всегда так делал, но сейчас, погруженный в новое для него состояние слепой задумчивости, впервые не заметил, как пролетели эти шестьдесят минут, опоздав немного на стадион. Решительный голос тренера Николса мгновенно очистил голову Роберта от этой дымки, внеся полную ясность в мысли.

– Так, парни, разомнемся. Десять кругов вокруг поля и забыли о вчерашней игре, а то я вспомню предыдущую. Надеюсь, этого никто не хочет.

Найджел, после точного броска, который сделал Роберт при знакомстве с ним, видел в нём квотербека, но природная скорость, которую демонстрировал Кейт, изменила его мнение. Уже в тринадцать лет Бобби выбегал из одиннадцати секунд на стометровке. Он прекрасно помнил, как к нему подошёл тренер по лёгкой атлетике и вполне серьёзно сказал, что в Барселоне ты бегать не будешь, а вот на следующих Олимпийских играх в Аталанте защитить честь страны есть все шансы. Роберт тогда отказался, так и не объяснив ему причину, почему он останется у Найджела Николса. Его скорость и забронировала за ним место бегущего в команде. Роберт обходил защитников соперника словно горнолыжник флажки ворот, хитро маневрируя между ними, а заветный тачдаун был вишенкой на торте этого действия. Если в американском футболе игрока без мяча можно атаковать только “в лицо”, то мчащегося раннербека с любой стороны. Роберт уже давно привык к бесконечным гематомам по всему телу и не обращал на них никакого внимания. Болевой порог рос вместе с ним.

Сегодняшняя тренировка была с акцентом на силовую подготовку, и после разминки каждый занялся упражнениями согласно своим функциям на поле под пристальным наблюдением Найджела Николса. Он категорически ненавидел, если кто-то пытался хитрить и работать не с полной самоотдачей. Роберт расположился около бровки и начал заниматься растяжкой. Следующим занятием был бег по лестнице между трибун с гантелями в руках. Он знал количество ступенек наизусть, но все равно, при каждом забеге считал, и когда числа не сходились, был зол на себя за потерю концентрации. Как при подъеме, так и при спуске Роберт смотрел строго под ноги (оступиться и дальнейшие падение по лестнице в его планы не входило), поэтому не видел, кто заходил на стадион, но этот голос он узнал сразу.

– Папа, привет! – голос Синди звонко пролетел в неожиданно возникшей полной тишине пустого стадиона.

Найджел Николс был не меньше остальных удивлён появлению дочери. Он запрещал ей посещать тренировки команды. Это касалось и подруг игроков. Присутствие их на матче было хорошим мотиватором для парней показать всё, на что они способны, но на тренировках девочки только отвлекали и, не желая этого, вносили в фундамент будущих побед трещину. На лице Найджела Николса проскочила тень злости, так как был сбит ритм тренировочного процесса, а это он позволял делать только себе, и то не всегда. Синди поняла, что отец, мягко сказать, не сильно был рад её видеть здесь, быстро заговорила:

– Папа, я ухожу. Просто хотела предупредить, что мы с подружками сегодня вечером пойдем в китайский цирк. Здесь недалеко.

Она давно заметила Роберта на лестничном проходе и, повернувшись в его сторону, едва заметно махнула рукой в знак приветствия, а затем, быстро развернувшись, слегка подпрыгивая, направилась к выходу. На следующем забеге Кейт забыл считать ступеньки и не заметил, как оказался уже наверху. Он видел афиши этого цирка, но ему и в голову не приходила мысль, что Синди таким образом хотела, как бы случайно, встретиться с ним.

После тренировки около главного входа Кейта на машине ждал дядя. Их отношения за эти четыре года не стали хуже, но и теплыми со стороны Роберта их назвать можно было с натяжкой. Он всё также считал его слабым. Брат отца понимал, что племянник покинет его дом при первой возможности после совершеннолетия, а до этого он просто обязан проследить за ним.

Роберт удобно расположился на пассажирском сиденье, ожидая дежурных вопросов о том, как прошла тренировка, что говорит тренер Николс и с кем следующая игра. Но сегодня он ошибся. Дядя повернулся к Роберту и тихо сказал:

– Бобби, я не был в цирке с тех лет, сколько тебе сейчас. А когда ехал сюда, на перекрёстке со мной сравнялся цирковой рекламный фургон. Я показал два и через секунду мне в окно протянули билеты на сегодняшнее представление. Как ты, не хочешь пойти?

На удивление, Роберт согласился с большим удовольствием и причиной, естественно, была Синди.

Все представления о китайцах у Кейта были по фильмам с участием Брюса Ли и Джеки Чана – маленькие, гибкие, быстрые и все поголовно владеют восточными единоборствами. Огромный шатер цирка был заполнен до отказа и перед началом представления, пока он был полностью освещен, Роберт пытался в этой толпе найти Синди, не догадываясь, что она, пропуская мимо ушей щебетание подруг, делает то же самое, надеясь, что он услышал её на стадионе и пришёл. Когда зрители расположились по своим местам, светотехник неожиданно выключил все лампы и только арена, под лучами направленных на неё прожекторов, выглядела островком света, вырванным из тьмы. Выступление артистов завораживало. Одно дело видеть его по телевизору, а другое вживую, когда твои глаза просто не верят, что люди на такое способны. Роберт не мог отвести взгляд от действа, всеми чувствами окунувшись в атмосферу происходящего чуда. Акробаты и жонглёры, иллюзионисты и звукоподражатели заставляли весь зал погрузиться в полную тишину, при которой отчётливо было слышно дыхание артистов и звук ударов анкерного хода с регулятором на собственных наручных часах. Но стоило закончиться номеру, как шатёр взрывался оглушительными аплодисментами и труппа, явно довольная собой, с кроткими восточными улыбками слегка и часто кланялась в знак благодарности и признания.

Представление пролетело со скоростью, когда время становится незаметным, заставив Роберта забыть о главной причине его присутствия здесь. И только когда шатёр полностью осветили все прожектора он снова начал высматривать Синди среди поднимавшихся со своих мест зрителей. И наконец-то увидел её. Она сидела с подругами напротив него через арену, ожидая, когда пройдут те, кто был ближе к выходу, поэтому к нему они подошли почти одновременно с разных сторон. Синди почувствовала на себе долгий взгляд, повернула голову чуть назад и когда их глаза встретились, одарила Роберта своей прекрасной улыбкой, которая не осталась без ответа.

Уже на улице, не выдержав натиска вопросительных взоров своих подруг – сестёр близняшек, она познакомила его с ними. Девочки рассмеялись, думая, что Кейт всегда ходит в футбольном шлеме, поэтому не узнали его. А дядя, впервые отметил для себя Роберт, повёл как настоящий мужчина, тихо прошептав, что он поехал домой, а Бобби уже взрослый и доберётся автобусом, вложив в руку купюру с портретом Улисса Гранта.

– Мы с девочками сильно проголодались. Роберт, как насчёт большой ароматной пиццы? – Синди посмотрела на Кейта, который не успел согласиться, как близняшки, перебивая друг друга, снова заверещали.

– Нет, Синди. Нас дома ждет самый вкусный яблочный пирог в мире, который сделала мама. Поэтому животики пусть будут пустые! – и, постучав по ним ладошками, весело рассмеялись, – у тебя есть компания.

– Ну, хохотушки, как хотите! А мы с Робертом пойдем в пиццерию! – улыбнулась Синди и, видя смущение Кейта, взяла его за руку и потянула за собой.

Это было его первое в жизни свидание, на которое никто никого не приглашал. Только в кафе Роберт понял, насколько он проголодался. Тренировка забрала физическую силу, а китайцы – эмоциональную, поэтому организм с огромным удовольствием и быстротой принял первый ломтик пиццы, вызвав веселую реакцию внутри у Синди. Затем они просто болтали об увиденном представлении, учителях, своих одноклассниках, любимых уроках, пока в зале не зазвучала песня восходящей поп-звезды Мэрайя Кэри “Emotion”. Синтия знала её наизусть и сразу тихо, качая в ритм головой, начала подпевать. Она выглядела так мило, что Роберт не мог оторвать глаза, понимая, что он окончательно в неё влюбляется.

Айван Стеблин открыл глаза и картинка исчезла. Он повернулся к Роберту и еле слышно проговорил (в тюрьме уже давно был отбой):

– Послушай, дружище. Давай на этом закончим третью серию. Не будем лишний раз нервировать охрану.

– Не вопрос. Я тоже собирался остановиться, – ответил Кейт.

Глава 5. Семь дней


Жизнь в тюрьме напоминала сломанный водопроводный кран, из которого монотонно, каплей за каплей падала вниз вода и исчезала просто высохнув. Точно так было и с днями в исправительном учреждении. Похожие друг на друга они тоже пролетали и испарялись временем, которому этого было мало и оно беспощадно поглощало затем недели, месяцы и годы. И каждый обитатель тюрьмы, будь то заключённый или охранник, пытался разнообразить эти дни по своему, чтобы память оставила их у себя на полке, не отдав на растерзание Хроносу, но не у всех и не всегда это получалось. Из шести лет, проведенных здесь, Роберт мог вспомнить дней двадцать. Остальные канули в Лету, но в одном он был уверен точно – эти последние десять дней он не забудет никогда. Кейт был рад разворошить улей с воспоминаниями, которые словно пчелы стали назойливо гудеть в голове и, от которых нельзя было убежать (он этого и не хотел), а потом выжидать вечер, чтобы выпустить их из себя.

Сегодня Роберт уже не спрашивал у Айвана готов ли он слушать дальше, а просто увидев, как Стеблин закрыл глаза, войдя в свой собственный кинозал для одного, продолжил рассказ.

Слухи о том, что Кейт встречается с дочкой тренера, мгновенно разошлись среди команды и, в конце концов, дошли до Найджела Николса. На строгий вопрос отца об их отношениях Синди ответила, что это просто дружба. И это не было ложью. Ей действительно было приятно общение со скромным Робертом, но те чувства, которые испытывал он к ней, были абсолютно другими. Девочкам легко дружить с мальчиками, не понимая, как это сложно для юношей. Зато прекрасно это знал Найджел Николс, что природа возьмет своё и через время появится желание. Он не имел ничего плохого против Роберта (уже жалея, что иногда рассказывал о нём Синди), но считал, что для дочери это общение рано, а запретить не хотел. Этим он только бы испортил с ней отношения, а как они ходили вместе, так и будут, только прячась. Запретный плод – он сладкий.

Зато в команде начались разговоры о том, что стелиться перед тренером это одно, а встречаться с его дочерью ради карьеры – это уже перебор. Конечно, были и те кто, зная веселую Синди и отшельника Роберта, прекрасно понимали, что первый шаг сделала она. И если это была бы другая девочка, никто против ничего не имел, но дочь тренера – совсем другое дело. Кейт ощущал, что отношения в команде к нему поменялось. Уже никто не подшучивал над ним за неудачно принятый мяч, а просто опустив головы, уходили с поля, меняясь на команду защиты. Только Найджел Николс никоим образом не подавал и виду, что происходящее между дочерью и Робертом его беспокоит. Он, как отличный квотербек скрывает истинную цель своего паса, прятал свои эмоции. И довольно искусно, так что многие в команде считали – он просто ничего не знает. Может, если бы появился повод, он не выдержал, но в игре Роберта с каждым матчем было всё меньше ошибок. Старание, отдача и работоспособность Кейта подкупала. Только он и Роберт знал причину этого прогресса. Теперь на трибуне во время матча всегда присутствовала Синди.

Наступила зима, и погода уже не часто позволяла наслаждаться её, прогуливаясь аллеями парка. Каждую неделю кто-нибудь из знакомых Синди проводил вечеринку, и она обязательно приглашала Роберта составить ей компанию. Кейт не в силах был отказать. Желание находиться рядом с ней побеждало его нелюбовь к таким мероприятиям чистым нокаутом. Она видела, что у Роберта это вызывает дискомфорт, несмотря на все усилия растормошить его. Сейчас был тот возраст, когда мнение подруг и друзей имело решающее значение. Кейту это не грозило, он так и остался одиночкой, а Синди не могла объяснить подругам, зачем она всюду таскает его за собой, отвечая просто, что он хороший.

Роберт раскрывался только тогда, когда они были вдвоём, а здесь, на вечеринках, он как всегда сидел и наблюдал. Только если раньше не было никаких эмоций, то теперь стоило только Синди заговорить с кем-нибудь из парней или согласится на танец, как просыпалась плохая, но обязательная спутница любви – ревность. Она живет в каждом человеке, но одни умело прячут её в тайниках души, крепко зажав ключ в кулаке, а другие становятся для неё лёгким завтраком. Синди понимала, что он злится из-за этого, но таким способом считала заставить его влиться в компанию и постоянно быть рядом. Да и просто любой девочке приятно ощущать, когда её ревнуют.

Вечерами Роберт думал о том, что был бы очень рад связать себя с этой семьёй. Найджел Николс был для него объектом подражания, как когда-то отец, а к Синди он испытывал первую любовь. Чувство, которое никогда не спрашивает тебя, можно ли войти в твою жизнь. Оно, как кошка, само приходит, или проходит мимо. Как он ошибался, представляя себя вместе с ними за ужином у них дома. Для тренера Роберт был не больше, чем хорошим учеником, которых за свою жизнь он видел предостаточно. Но если это Кейт мог проглотить, то юношеская наивность про первую и вечную любовь не позволяла понять произошедших изменений в отношениях с Синди. Кейт начал замечать, что иногда, особенно при подругах, она старается избегать его. Она больше не звала его на вечеринки, а отделавшись простым “привет” и “мне надо бежать”, уходила в сторону. Поговорить на эту тему у него не хватало смелости, а самое обидное для Кейта было то, что он не мог найти всему этому причину. И это угнетало. Только на тренировках он прогонял тоску, отдаваясь им с тройной силой, глупо надеясь, что Найджел Николс будет хвалить его перед дочерью. В этом доме имя Роберта уже давно не упоминалось.

Он не собирался сдаваться, но и что делать, тоже не знал. В конце концов, он пришел к единственно верному решению, надо просто поговорить. Не выяснять отношения, а спокойно пообщаться, скрыв весь негатив и всю злость, накопившуюся за эти месяцы. А получится ли это – вот в чём вопрос.

В один из апрельских дней Роберт, придя в школу, изучил расписание уроков Синди и нашел место, где они могут пересечься. Он, как хищник в засаде, стоял в нише коридора, ожидая, когда мимо будет проходить она.

– Синди, привет! – Роберт для неё появился из ниоткуда. От неожиданности она застыла на месте, потом оглянулась по сторонам и тихо сказала:

– Кейт, ты меня напугал. Что ты хочешь? – и ещё раз обернувшись, увидела, как подруги в десяти ярдах не без любопытства наблюдали за их встречей.

– Синди, я думаю нам надо поговорить. Давай после школы сегодня в парке, около маленького фонтана, – проговорил Робертинтонацией, которая напомнила ему дядю и он очень её не любил. Там была просьба и жалость.

– Хорошо. Давно пора, – ответила она и, не сказав больше ни слова, быстрой походкой направилась к подругам, которые уже стояли наготове в стойке охотничьих собак, подняв головы вверх с внимательными мордочками, готовые слушать и слушать, что хотел Роберт. Синди не оправдала их надежд, сильно разочаровав, сказав, что они просто поздоровались. Одной темой, чтобы посплетничать, у девочек этим вечером стало меньше.

Солнце ещё не полностью согревало теплом света, но своими яркими лучами, проходящими сквозь молодую листву, рождала в голове Роберта мысли, что всё будет хорошо. Как ему этого хотелось! Он пришел первым, и присев на лавочку около фонтана в ожидании, уставился на свои кроссовки Air Jordan V. Точно такие были у Найджела Николса. Кейт думал с чего начать разговор, но начальные фразы никак не получались. То, что казалось простым, на самом деле оказалось очень сложным.

Минут через десять он услышал шаги и поднял голову. Увидев Синди, он улыбнулся ей, но она не ответила тем же. Всем видом показывая, что спешит, присела рядом и спросила:

– Роберт, что ты хотел? Давай только быстро, у меня есть дела.

Такое начало разговора слегка ввело Роберта в ступор и, не зная, что сказать, он спокойно спросил:

– Какие дела, Синди?

Её реакция была более чем агрессивной, что вообще поставило Кейта в тупик, жалея о заданном вопросе. Он никогда не видел Синди такой.

– Почему тебе надо знать какие у меня дела? Почему я должна отчитываться перед тобой? Ты мне папа или мама? – её звучал резко и не отличался миролюбием.

Роберт не мог понять, чем так зацепил Синди. Об этом он догадался позже. На тот момент любой его вопрос, даже самый безобидный, вызвал бы точно такую реакцию – ответить так, чтоб он чувствовал себя виноватым перед ней, а она обиженной жертвой. Синди взрослела, и женские хитрости просыпались в ней. Наверное, это происходит у них инстинктивно на генном уровне, потому что матери такому не учат. Роберт переборов оцепенение, посмотрел её в глаза и сказал:

– Синди, извини, я не хотел тебя обидеть. Мне было очень приятно гулять с тобой, разговаривать…

– Бобби, правильно, было. Всё прошло. У меня появились новые друзья, с которыми мне весело и интересно. Ты скучный. Это раз, а два, – она не хотела этого говорить, но не сдержалась, – почему у тебя одежда, как у моего отца? Почему, когда ты что-то рассказываешь, также держишь руки? Почему ты обуваешь бутсы сначала левую, потом правую, как он? Помнишь, ты отгонял от меня бродячую собаку? Ты точно также покрикивал и хлопал в ладоши на неё, как отец настраивает вас, когда выходите на поле! Я раньше этого просто не замечала, а сейчас мне это просто противно. Не хочу гулять с папой. Подруги смеются надо мной. Прошу, не подходи ко мне больше. В школе есть ещё девочки. Найди и гуляй! – Синди выдохнула и уже спокойным тоном добавила ставшую привычной последнее время для Роберта фразу, – Мне надо бежать.

Она испарилась, а Кейт снова уставился на кроссовки. “Откуда она узнала, что он шнурует бутсы, как её отец?” – спросил сам у себя Роберт. Только теперь до него дошло, что её подруги, а они всегда его недолюбливали, через своих знакомых в команде узнавали о нём всё и рассказывали ей, настроив Синди против Кейта. Роберт входил во взрослую жизнь со всеми её “прелестями”. Со всеми её поворотами, перекрёстками, кольцевыми и тупиками.

Она продолжала приходить на матчи. Но теперь Синди смотрела на другого, выкрикивая ему хвалебные слова по поводу и без. Она специально нервировала этим Роберта, зная, что он её прекрасно слышит. Майкл, так звали новый интерес дочки тренера, играл в команде защиты и когда он находился на поле, Кейт с командой атаки стоял около лавочки запасных спиной к трибуне, наблюдая за игрой. Он хотел обернуться и просто посмотреть ей в глаза, но сдерживал себя, ожидая выхода на поле. Только на зеленой траве, размеченной белыми линиями через каждые десять ярдов, получалось отключить в голове Синди. Майкл был на год старше Кейта и уже готовился к выпускному балу. Если разница в возрасте не была так значительна, то вес и физическая сила были явно на его стороне.

Этот матч они проиграли и в раздевалке, клубнями табачного дыма, висела напряженность. Каждый считал, что его доля в поражении минимальна, мысленно перекладывая вину на другого. На самом деле все в каждом моменте игры чуть не доработали, и в сумме получился проигрыш. Такое понимание причины неудачи приходит с годами, а сейчас, опустив глаза вниз, команда, молчаливо слушала не слишком приятный монолог Найджела Николса. Он умел размеренно, не повышая голоса, а даже наоборот, убавив громкость, тем самым заставляя прислушиваться к каждому своему слову, заставить дрожать колени. По всему было видно, что он сегодня устал.

– Переодевайтесь и по домам, а завтра на тренировке продолжим этот разговор. Хочу видеть всех, – сказал Найджел Николс и тяжелой походкой направился к двери. Никто не посмел заговорить и пошевелиться, пока в коридоре слышались удаляющиеся шаги тренера.

– Не надо плакать, девочки. Как будто первый раз? У вас таких матчей знаете, сколько ещё будет? Слёз не хватит, – веселый и с издевкой голос Майкла разрезал тишину, вызвав смех у четверых его ровесников. Для них это была последняя игра за школьную команду, а дальше каждого ждала своя сборная колледжа. Никто из младших не осмелился поднять глаза в их сторону, кроме Роберта.

– Тебе что-то не нравится, Кейт? Ах да, я совсем забыл. Ты же Найджел Николс, только карманный. Зачем ждать завтрашнюю тренировку, когда меня уже там не будет. Начинай учить жизни прямо здесь и побыстрей, чтобы у Синди было больше времени меня уставшего после матча пожалеть. А потом, если хорошо попросишь, может быть, она пожалеет и тебя, но только после меня. Запомнил, малыш, только после меня, – Майкл, ухмыляясь и довольный собой, обвел взглядом всех присутствующих.

Тело Роберта начало немного дрожать, и это был не страх. Злость полностью овладела им, затмевая рассудок и наполнив глаза кровью. Он медленно встал с лавочки и направился к Майклу, который также поднялся и с игривой дерзостью спросил:

– Может, малыш, хочет меня ударить? Ну, попробуй, – он вытянул голову вперед, чуть опустил и постучал указательным пальцем себя по щеке, показывая куда.

За всю жизнь, так получилось, Роберт никогда не дрался из-за своего отшельнического образа жизни. Нет знакомых на улице – нет конфликтов, поэтому никто не ожидал от него такого. Правая рука Кейта вылетела снизу довольно легко и непринужденно (пробежки с гантелями не прошли даром), затем приняв траекторию бокового удара врезалась в то самое место, где пару секунд назад находился палец Майкла. Майк Тайсон и его коллеги по боксерскому цеху знали этот удар как мексиканский хук, но Роберт не имел об этом никакого понятия. Для него это был крик души, который громко зазвучал в его сжатой кисти. Майкл оторопел от неожиданности на доли секунды, и тут же его кулак вылетел прямо навстречу носу Роберта, который и принял всю его тяжесть. Кейт отлетел на пару ярдов, но устоял на ногах, видя, как бежевая плитка на полу раздевалки покрылась продолговатыми бордовыми пятнами крови. Он поймал себя на мысли, что совершенно не ощущает никакой боли – адреналин исправно выполнял свою работу. И впервые Роберт, как зашёл в раздевалку издал звук, точнее это был крик, с которым он кинулся на противника. Несмотря на свои габариты, Майклу не были чужды резкость и скорость. Он с легкостью ушел в сторону и провел захват. Оторвав Роберта от пола, без особых усилий, Майкл прокрутил его вокруг себя, заставив разлететься капли крови, и разжал руки, откинув Кейта в сторону. Он отлетел словно большой плюшевый медведь, который надоел повзрослевшей девочке, и она в сердцах бросила его со своей кровати в угол комнаты. Всем телом Роберт врезался в стену и медленно начал сползать вниз на пол. Он не потерял сознание, но подняться уже было выше его сил. Ноги просто не держали. Майкл был в ярости и готовился снова поднять и бросить Кейта, но его друзья, отойдя от шока, остановили дальнейшие избиение. Роберт слышал, как они говорили, сдерживая его, что это молокососу уже хватит. Кейту помогли подняться и посадили на лавочку, прижав полотенце к носу.

– Девочки, что смотрим? Быстро переоделись и пошли вон отсюда. А этот, – Майкл кивнул в сторону Роберта, – пусть побудет один и подумает о своем поведении.

Кейт даже не заметил, как все разошлись, и только оставшись наедине с собой, заплакал навзрыд. Роберту не было жалко себя. Ему было обидно, что он оказался намного слабее Майкла. Спустя много лет он поймет, что на самом деле это была его первая победа. Резко отворилась дверь, и забежал дядя.

– Роберт, ты как? – еле выдавил он из себя, застыв посреди раздевалки. Кейт не хотел, чтобы его кто-либо видел в таком состоянии и сорвался:

– Что тебе надо от меня!? Что вам всем надо от меня!? Не видишь, у меня всё отлично! Я вас всех ненавижу! – у Роберта началась истерика. – Уезжай домой и ешь свою любимую пиццу. Я не хочу никого видеть! Слышишь, ни-ко-го!

Холодный душ плюс появившаяся боль в голове и усталость успокоили Кейта. На стоянке около стадиона стояла только машина брата отца с открытой пассажирской дверью. Весь путь они молчали и, только подъехав к дому, дядя заглушил двигатель, повернулся к Роберту и сказал:

– Послушай, Бобби. Я никогда в жизни не дрался и об этом жалею, а начинать уже поздно и нет смысла. У тебя было то, чего не было у меня и не будет, поэтому тебе завидую. Настоящий мужчина, хоть раз в жизни, должен это сделать. Один парень из твоей команды, по-моему, его зовут Стивен Хопкинс, мне всё рассказал. Роберт, ты молодец.

На тот момент не нашлось бы более правильных слов, чтобы успокоить бунтующее сердце молодого Кейта. А уже вечером в своей комнате он понял, что сегодня один человек умер для него навсегда. И фамилия этого человека была Николс, а имя Синди. Она причинила ему боль, которую он не заслужил. Боль в тысячу раз сильнее, чем кулак Майкла, и теперь между ней и словом “предательство” Роберт поставил две коротких параллельных черточки. Другого определения её поступку он не нашёл.

На следующее утро Кейт долго всматривался в своё лицо. От прямого удара в нос синева разошлась под оба глаза, выделив их, как у панды. С одной стороны ему не хотелось идти навстречу насмешкам в школу, но с другой, сегодня будет тренировка и он не может её пропустить. А здесь уже без разницы, где будут шутить за глаза. Слова дяди, сказанные вчера в машине, придавали уверенность, но объяснять учителям случившееся и врать очень не хотелось. В таких сомнениях брат отца застал его в комнате.

– Бобби, как ты себя чувствуешь? – спросил он с привычными для себя нотками жалости, которые и решили дилемму племянника. Сейчас он понял, что меньше всего хочет, так это сочувствие.

– Всё нормально, – холодно ответил Роберт и начал собираться в школу.

Новость о вчерашней драке в раздевалке разлетелась ещё до начала занятий. Кейту не надо было обладать сверхъестественным чувством, чтобы понять, как школьная волна вещает только об этом. Ещё никогда в его жизни взгляды в спину не были так ощущаемы. Для единиц он стал героем, а для остальных – дураком, который решил сразиться с торнадо, и пусть будет благодарен Майклу, что он его не отправил в больницу.

Синди относилась к большинству, но Роберта это уже не волновало. Она стала для него грязной и глупой. У Кейта легко получилось перепрыгнуть ступеньку ненависти между любовью и равнодушием.

Прогулявшись по парку перед тренировкой, Роберт уже подходил к главному входу стадиона, когда услышал голос Найджела Николса:

–Кейт! – он оглянулся и увидел тренера, стоявшего за кассами, который выдержав паузу, размеренно продолжил, – подойди ко мне и слушай внимательно. Я не могу запретить тебе ходить на стадион, но я могу запретить тебе ходить на тренировки. Команда – это не твоё. Бобби, иди на легкую атлетику, ещё не поздно. Футбол, пока я здесь, для тебя закончился. Тебе всё понятно?

Конечно, Роберт понимал, что после произошедшего он по головке не погладит, но чтоб выгнать из команды… Кейт стоял, опустив руки по швам, не зная, что сказать. И только когда Найджел Николс стал отходить, он сделал попытку хоть что-то произнести в своё оправдание:

– Но, тренер…

– Ты прекрасно знал, что драки внутри команды категорически запрещены, по крайней мере, в моей. Ищи ту, где можно, – он пристально посмотрел на Роберта и спросил. – Ты первый его ударил?

Кейт согласно промолчал, опустив голову, и только снова смог выдавить из себя:

– Но…

– Никаких но. Разговор закончен. Иди, Роберт, домой, – Найджел Николс был непоколебим.

Кейт ещё некоторое время стоял в стороне и смотрел, как его партнёры по команде подходили на тренировку. Правда, уже бывшие. За сутки на него выпало, выражаясь словами метеорологов, годовая норма отрицательных эмоций, поэтому Роберт сейчас не испытывал ничего. Не обиды на тренера, не злости на Майкла, не жалости к себе, никакого интереса к футболу – у него внутри наступила засуха. Он закрылся, и весь последний год полностью посвятил себя учёбе. Школа, дом, работа над уроками и снова школа. О своём будущем Роберт даже не задумывался, выбирая себе школьные предметы вслепую, изредка по вкусу. А на выходных его лучшим другом стал телевизор со своими разными шоу и фильмами.

– А как твой дядя на всё это смотрел? – шепотом спросил Стеблин, не открывая глаза.

– Несколько раз он пытался со мной поговорить, но я просил его мне не мешать. В итоге мы общались только на бытовые темы.

– Кейт, извини за категоричность, но по отношению к нему, ты вёл себя, как последний урод. Он единственный, кто переживал за тебя, – Айван открыл глаза.

– Я знаю и понял это, но только уже находясь здесь. Спасибо за прямоту, – улыбнулся Роберт.

– Выйдешь, найдешь его?

– А смысл? Мы не виделись 16 лет? Что я ему скажу? – это тема разговора заставила Кейта слегка нервничать.

– Ну, тогда так и останешься последним уродом. Спокойной ночи, – и Айван перевернулся на другой бок, не дождавшись ответа.

Глава 6. “Шоу” начинается


Джессика не могла себе представить какое влияние и знакомства имеет в городе адвокат Родман. Иногда ей казалось, что ему все должны. Везде, где он открывал дверь, его встречали с распростёртыми руками, с радостью спрашивая, чем они могут помочь самому Джеффри Родману.

Через два дня после их первой встрече, он позвонил Джессики, и они договорились о встрече в его офисе. Большой дубовый стол с настольной лампой тридцатых годов прошлого века и два шикарных кожаных кресла стоящих на изогнутых ножках. Напольные часы в виде медведя и такие же по размеру, ковёр с высоким ворсом, который заглушал любой шаг, дипломы в аккуратных резных рамках под стеклом на стене – всё это впечатляло. И как всегда Родман баловался со временем. Среди этой дорогой старины в углу комнаты стоял сейф последней модели фирмы AMSEC, отливаясь приглушенным холодным серебряным цветом. Джессика почувствовала себя очень неуютно в этой обстановке, но стоило Джеффри начать диалог, как весь дискомфорт испарился. Талант создать разговор и вовлечь в него любого собеседника на равных был у него в крови.

– Мне очень понравилась твоя параллель между собой и озером Онондага. Я уже вижу заголовки в газете, типа “Сначала озеро, потом мы, а кто следующий?”. Кстати, сегодня мы встретимся с одним из корреспондентов «Вечернего Сиракьюса» Питером Стоуном. Вчера я составил иск, – Джеффри достал лист бумаги, протянул Джессики, – ознакомьтесь и поставьте вашу подпись.

– Мистер Родман, я… – она не договорила, как адвокат мягким голосом перебил её.

– Джесс, мы, по-моему, договорились. Джеффри, просто Джеффри.

– Я не понимаю во всех этих юридических тонкостях, полностью доверяя… – Джессика опять запнулась, не зная, как сказать, вам или тебе. Родман улыбнулся и тихо прошелестел, как падающий лист:

– Тебе. Иначе я обижусь, а это будет мешать нашему общему делу. Хорошо, Джесс, просто поставив подпись.

Через час они на машине Джеффри выехали на встречу, назначенную в парке Бернет Пул. Журналист Питер Стоун оказался молодым человеком лет двадцати пяти, приятной, располагающей к себе внешностью. Они познакомились, и он сразу взялся за дело.

– Мисс Олсон, я буду задавать вопросы и всё записывать, – он достал цифровой диктофон, – вы не смущаетесь, он мне нужен, чтобы я ничего не пропустил. Это не будет интервью. Просто рассказывайте о себе. Чем больше я узнаю о вас, тем сочнее получится история. Мистер Родман, я вас правильно понял, нам надо поднять волну?

– Абсолютно верно, поэтому я обратился к тебе, Пит, – ответил Джеффри.

Стоун, несмотря на юный возраст, как для журналиста, обладал сумасшедшей хваткой. За свою небольшую карьеру он сумел сделать так, что его статьи, читал весь город, а на следующий день ждал следующую. Главный редактор без тени сомнений пророчил ему своё место, но если быть честным, он просто боялся, что Питер уйдет в другое издательство и этим пытался его удержать, прекрасно понимая, что этот парень заслуживает большего.

Стоун умело задавал вопросы, которые с первого взгляда казались, не имели ко всему произошедшему никакого отношения. Когда Джессика, задумавшись, замолкала, он слегка вопросительным тоном просто повторял два-три последних её слова, и она сразу с незаметной для себя легкостью продолжала свой рассказ. Психологическими приёмами он владел в совершенстве. Питер прекрасно видел, что ни в одном слове Джессики не было лжи. Она не пыталась ничего выдумать и это ему очень импонировало. Он не любил людей, которые пытались его обмануть, считая, что тем самым они принимают его за глупца. Свои мозги Стоун очень ценил и был рад сотрудничать с Джеффри Родманом, у которого можно было многому научиться. Только умные люди понимают, насколько они мало знают. Питер был одним из них.

Так называемое интервью продолжалось около часа, и Джессика не заметила, как рассказала почти всю свою жизнь до сегодняшнего дня. Джеффри всё это время безмятежно бродил рядом со своими мыслями, всем видом излучая глубокое спокойствие, напоминая сытого кота, которому надоело спать, и тот решил прогуляться, с любопытством разглядывая деревья, как будто видит их в первый раз.

– Правда, фотограф я не сильный, но прилежно учусь. Мисс Олсон, я сделаю несколько кадров для статьи. Понимаю, это нелегко, но вам надо сейчас улыбнуться. Читатель должен видеть жизнь, которой…, – слова “вас лишают” Питер не смог договорить и, развернувшись, достал из сумки фотоаппарат Olympus.

За последние месяцы Джессика немного потеряла в весе, но не потеряла в привлекательности. Только теперь скулы слегка подчеркивали красоту её лица. Жизнерадостная улыбка получалась натянутой и неестественной. Джесс ничего не могла с этим сделать. Мозг отказывался ослабить мышечный тонус для её появления – он был загружен проблемой. Питер видя, что ей это не удаётся, сказал:

– Мисс Олсон, пойдем другим путём. Посмотрите верх на листья и вспомните, пожалуйста, какой-нибудь добрый момент из своего детства. Не буду вам мешать.

Он отошел в сторону и смотрел на Джессику. Она вспомнила, как маленькой девочкой играя вместе с подругами, они поднимали опавшие листья и снова подбрасывали их вверх, а выигрывала та, у которой он дольше летал. Как искренне она радовалась этой своей крошечной победе! Через несколько секунд на её лице появилась мечтательная улыбка, и Питер сразу нажал на спусковую кнопку, затем отодвинул фотоаппарат и внимательно начал всматриваться в цифровой экран, оценивая получившиеся снимки. Джессика, с короткой мальчишеской прической, задумчиво приподняв глаза верх, и кроткой улыбкой, выглядела очень мило. Стоун был рад – это то, что нужно. Он оторвал взгляд от кадров и только в этот момент увидел, что Джессика беззвучно плачет. Как за секунду поменялось её лицо! Питер почувствовал себя виноватым, но Джеффри Родман уже был тут, как тут. Он присел рядом с ней и спокойно сказал:

– Плачь, девочка, плачь. Сегодня для тебя был тяжелый день, но поверь, он не последний.

– Мистер Родман, в принципе, для начала у меня есть всё, – и, взглянув на Джессику, продолжил, – мисс Олсон, прошу, извините меня, если что не так.

– Питер, вы здесь не причём. Спасибо вам за всё, что вы пытаетесь сделать для меня и моей дочери, – слезы прекратились и она пожала руку Стоуну.

– Кстати, Пит, – Джеффри окликнул журналиста, который уже начал уходить. – Мне кажется, неплохо смотрелась бы в статье параллель с озером Онондага.

– Я уже думаю об этом, – в голосе Стоуна прозвучало самоудовлетворение.

Джессика ничего не говорила Линде, понимая, что после выхода статьи она всё узнает. Ей было очень тяжело начать этот разговор, а репортаж Питера Стоуна станет именно тем первым шагом, чтобы открыться перед дочерью.

Прошла неделя. Телефон не затруднял себя сигналами входящих вызовов. За эти дни Джессика пять раза была у доктора Рединга, который назначил инъекции и капельницы. Она понимала, что он просто продлевает её время и улучшает самочувствие, тем самым, сохраняя силы. Время и сила – для неё именно это было сейчас главным. Мэри Холт, её давняя школьная подруга, уже знала всю правду и выведав у Рональда Рединга график процедур, делала вид, что их встречи в больнице случайны. Прав был мистер Олсон, отец Джессики, всегда повторяя, что лучшие друзья это со школы. Мэри оказалась тем человеком, в котором нуждается большинство, попав в беду. Она умела слушать, и с ней хотелось делиться всем, что накопилось и происходит в тебе и с тобой.

Джессика рассказала о Джеффри Родмане, с которым она познакомилась благодаря доктору Редингу, и об интервью в парке журналисту “Вечернего Сиракьюса”. Поведала про истинную причину, побудившую её пойти на всё это.

– Ты всё делаешь правильно. Прочь сомнения, – Мэри протянула своей старой новой подруге стакан свежевыжатого лимонного сока, когда на весь кабинет прозвучал сигнал мобильного Джессики, который, подпрыгнув на столе от вибрации, сообщил о прибытии СМС.

Отправитель: Джеффри Родман. “Завтра, на развороте”.

В руках появилась небольшая дрожь, и волнение стремительно охватило Джессику. Она, молча, протянула телефон Мэри.

– Успокойся, подруга, – Мэри подошла и взяла её сзади за плечи, – как говорил Вольтер, всё, что не делается, всё к лучшему.

На следующий день Джессика купила свежий номер газеты и поняла, что боится раскрыть её. Она села в свою машину, бросив многотиражку на пассажирское сиденье, и поехала на берег озера Онондага. Это место придавало ей спокойствие. Не выходя из машины, Джесс несколько минут смотрела на игру света в воде, а затем взяла газету и положила на руль, сразу открыв её на развороте, который полностью занял очерк.

Она долго всматривалась в свою фотографию и поймала себя на мысли, что была бы счастлива остаться в памяти Линды, именно такой. Заголовок статьи не обошелся без Джеффри Родмана:

“Вчера – озеро, сегодня – она, кто следующий?”

Литературный талант Питера Стоуна был виден невооруженным глазом. Иногда Джессики казалось, что это всё не про неё. Она не могла и подумать, что обычную, как у всех, жизнь, можно было так преподнести. Статья затягивала, заставляла задуматься и переживать. Остаться равнодушным после её прочтения могли только люди стеревшие свои лучшие чувства ластиком из цинизма, зависти и неразумного эгоизма. Питер Стоун умело выделял моменты в её жизни, на которые она никогда не обратила бы внимание, как на что-то важное.

Фабула статьи была четко прорисована из названия. Джессика Олсон в ней олицетворяла всех жителей Сиракьюс, жизнь и здоровье которых уже никоим образом не зависит от них, а опасность стать неизлечимо больным невидимой пеленой витает в нездоровом воздухе их любимого города. А сама природа, в лице озера Онондага, давала предупреждение, на которое за столько лет никто не обратил серьезного внимания, считая, что его это не коснётся. И вот настала расплата. Питер Стоун выразительно описал как многие подруги Джессики, окончив школу, покинули Сиракьюс и больше никогда не приезжали сюда, а она ещё в детстве решила, что останется только здесь. И чем ответил город за её любовь к нему?

В статье было много вопросов, которые заставляли читателя задуматься. Питер Стоун умело сделал из Джессики Олсон человека, не только вызывающего жалость, но ставшим объектом гордости и симпатии для своих земляков за её начавшуюся борьбу. В постскриптум он коротко написал:

“Я думаю, это не конец. А вы?”

Джесс ещё раз перечитала очерк от первого до последнего слова. Ей действительно всё понравилось. Ни у кого бы, ни родилось и мысли, что это всё делается просто из-за денег. Но не для себя, а ради Линды. Только ради неё.

Тихо заурчал двигатель её Фиесты и одновременно с ним загорелся экран мобильного телефона. Звонил адвокат Родман.

– Джессика, здравствуй. Ты прочитала статью? – спросил он ради приличия, хотя уверенно мог заключить пари, что “да” и несколько раз.

– Да, Джеффри. Честно, я не ожидала такого. Мне очень понравилось. Как будто это не про меня. Большое спасибо за всё, что ты для меня делаешь, – Джессика заметила, что называя адвоката Родмана на “ты”, она уже не чувствовала себя неуютно. Он просто стал для неё старшим братом.

– Подождём несколько дней, чтобы статья подняла общественный резонанс, а затем готовься к прямому эфиру на радио “Голоса”.

– Джеффри, можно тебя попросить. Побудь, пожалуйста, со мной на эфире. Я тогда буду чувствовать себя уверенней. Иногда мне кажется, что не хватит сил, и я могу сорваться.

– Обязательно. А завтра, Джессика, в двенадцать часов, я жду тебя у себя в офисе. Посмотрим вопросы и ответы. Лучший экспромт – подготовленный экспромт. Надо будет прорепетировать.

Они ещё немного поговорили о статье и адвокат Родман, попрощавшись, отключился. В этот момент Джессика в зеркале заднего вида увидела полицейского, который подходил к машине.

– Мисс, у вас всё в порядке? Нужна помощь? У вас уже как пять минут работает двигатель, а вы стоите на месте.

– Извините, шериф, задумалась, – она плавно включила заднюю передачу.

– Бывает, удачного дня, – он развернулся и гордой походкой человека, довольного выполненной заботой, направился к своей машине.

Джессика взглянула на часы, которые показывали, что Линда должна быть ещё в школе. Вернувшись домой, она застала дочь за столом, которая сидела, положив руки на уже так знакомый ей свежий номер газеты.

– Мамочка! Это ведь не правда! – Линда со слезами бросилась и обняла ту единственную и родную. Джессика не знала, что ответить, поэтому с намёком на строгость, спросила:

– Доченька, ты почему не в школе?

– Я ушла, когда прочитала. Мне очень хотелось увидеть тебя. Очень, очень… Мамочка, ты не ответила. Ты же говорила, что всё будет хорошо. Доктор же сказал…

Джессика крепко прижала дочь к себе и глаза уже не в силах были сдержать скопившуюся влагу, покрыв волосы Линды каплями, словно утренняя роса стебельки травы. Она тихо прошептала:

– Доченька, солнышко моё, я тебя обманула. Это первый и последний раз. Больше никогда. Слышишь, никогда.

Они ещё долго стояли, прижавшись друг к другу в полной тишине, и в этот момент никакая сила во всём мире не смогла бы разлучить их.

Линда весь вечер не отходила от матери и при любой возможности старалась обнять её или взять руку в свою маленькую ладошку, преданно заглядывая в глаза. Она будет рядом. Теперь всегда будет рядом. Днём и ночью, и даже больше.

Джеффри Родман, как всегда, выглядел сошедшим со старого полотна лордом, нарисованного кистью одного из фламандских портретистов семнадцатого века. Джессика уже привыкла к этой его манере преподношения себя. Надо признать, дело было не только в одежде. Спокойствие, рассудительность, уверенность в правильности каждого своего действия, тонкое чувство юмора и безобидная для окружающих ненавязчивая надменность говорили о полном балансе его внутреннего и внешнего мира.

– Джессика, здравствуй. Очень рад видеть. Присаживайся, – Джеффри встал из-за стола и провел её к креслу. Он был сама галантность. Затем достал несколько листов и протянул ей.

– Прочитай внимательно. Если какие-то вопросы и ответы тебе не нравятся, скажи мне и мы сейчас, на месте, всё подрегулируем. Пойми, это будет постановочное интервью, поэтому придется доставать свои актерские способности. Как у тебя с этим?

– Даже не знаю, – с сомнением ответила Джессика.

– Главное, не переживай. В конце концов, они есть у всех. Просто у кого-то получается не очень хорошо, а кому-то дают “Оскара”.

– У меня нет “Оскара”, – улыбнулась Джесс, поймав себя на мысли, как давно она этого не делала.

– Открою тебе тайну. У меня его тоже нет, но я не считаю себя ущемленным в актерском таланте. Неужели я хуже Роберта Де Ниро? – Джеффри рассмеялся и с наигранной грустью сказал. – Ну, может только совсем на чуть-чуть.

Он взял в руки второй экземпляр интервью, посмотрел на Джессику как строгий учитель принимающий экзамен и командным голосом произнес:

– Начнём. Я задаю вопросы – ты отвечаешь.

Он умело превратил эту репетицию в неизвестную никому игру, в которой правильным ответом на вопросы были не слова, а интонация. Джеффри Родман развернулся спиной к Джессике и объяснил, что в эфире будут слышать только её голос, поэтому он ставит себя на место радиослушателя, который не будет видеть её мимику, а может представлять только по фотографии из газеты. Он подсказывал, где сделать паузу, где говорить почти шепотом, где наоборот слегка повысить голос, придав ему решительности, какие слова незаметно акцентировать и как это сделать. Она оказалась способным учеником, что не могло не радовать Джеффри. Не всё в этом деле зависело только от него одного.

–Джессика, во время эфира будет прямая телефонная связь. Не волнуйся. Дозвониться смогут только свои подготовленные люди. На последней странице их текст. Там предложения и пожелания. Здесь всё просто – в ответ слова благодарности за поддержку. Что-то вроде “спасибо, я всегда знала, что в Сиракьюс живёт много хороших людей, ещё раз спасибо”.

Совесть стучала к Джессике и говорила, что пользоваться добротой людей это, мягко сказать, не правильно, и она полностью с ней соглашалась. Но с другой стороны стояли обстоятельства, которые прятали её терзания в своей тени. Первый шаг был уже сделан. Куда приведет эта дорога? Вопрос, который она избегала.

– Мы сегодня плодотворно поработали. Спасибо, Джессика. Завтра, после процедур, ко мне. Продолжим. Скажу честно, не знаю как актрисой в Голливуде, но озвучивать мультфильмы у тебя получилось бы, – Джеффри продемонстрировал свои безукоризненно белые зубы.

Очерк Питера Стоуна заставил говорить о Джессике Олсон весь город. Здесь также не обошлось без фокусов адвоката Родмана. Со стороны это казалось совершенно естественно, когда две женщины на пешеходном переходе одной из центральных улиц, стоя среди людей, ожидающих зеленый свет, эмоционально обсуждали статью в последнем номере “Вечернего Сиракьюса”, искренне переживая за героиню. Просто никто не мог и предположить, что они сегодня обошли полгорода и, на каждом светофоре повторялось то же самое. Вторая пара зрелых домохозяек взяла на себя общественный транспорт, пересаживаясь с одного маршрута на другой и имитируя случайную встречу, проделывали нечто похожее.

В первые два дня после выхода статьи домашний телефон Джессики не умолкал, что начинало её очень бесить. Она даже не думала, что имеет столько знакомых, из которых процентов девяносто она не видела несколько лет. И никакого желания слышать от них эти сострадающие вопросы не появлялось. Решение было простое – она его отключила. Все, кто ей был близок и нужны, записаны в мобильном. Джесс старалась избегать случайных встреч с соседями и поэтому машину загоняла в гараж, не оставляя, как всегда, напротив дома. Она строго определила свой последний круг общения: Линда, доктор Рединг, Джеффри и Мэри Холт.

Ещё пару репетиций и интервью для эфира было доведено до полного удовлетворения всех запросов адвоката Родмана. Оно ей уже иногда снилось.

Вечерами она включала радио “Голоса” и в один из них услышала, что завтра будет её выход, а через секунду позвонил Джеффри:

– Джессика, здравствуй! Завтра в семь вечера. Ты готова? – его голос внушал только хорошее.

– Да, полностью. Сказать честно, наконец-то. Боялась всё забыть, чему ты меня научил. Даже нет никакого волнения.

– Вот и отлично. Хорошо выспись. Насколько я знаю, завтра тебе не надо в больницу, поэтому посвяти целый день до вечера только себе. Спокойной ночи.

Линда подошла к матери, обняла её и, подняв свои большие карие глаза, тихо проговорила:

– Я не знаю, кто это, но вижу, он хочет тебе помочь, мамочка. Значит он хороший человек.

Они присели на диван и включили телевизор. Голубой экран начинал показ мультфильма “Шрэк 3” и Линда, легла на бочок, положив голову на колени самого родного в её жизни человека. Этим вечером их дом наполнился веселым смехом, когда Джесс, вспоминая слова Джеффри Родмана, опережая текст, раскованно, корча рожицы начала озвучивать главных героев. Этот вечер Линда запомнила навсегда.

Джессика ошиблась, когда сказала, что абсолютно спокойна. Так было, пока она не вошла в студию. Большие овальные микрофоны, свисающие из-под потолка, не привычная тяжесть наушников на голове и сверкающие датчики всевозможных систем управления заставили её волноваться. Одно дело, когда это всё происходило в кабинете Джеффри, который напоминал тихую пристань для яхты за пару десятков миллионов долларов, скрытую от лишних глаз прибрежными скалами и совсем другое в студии, похожей на операционную, только со своими специальными инструментами.

До эфира оставалось двадцать минут, за которые ведущий Крис Уолкер сумел расположить к себе Джессику. За чашечкой заварного кофе он рассказывал всякие забавные истории, происходившие с ним и его гостями в этой студии, тем самым снимая напряжение. Но только началась передача, как Криса будто подменили. Шутливое настроение мгновенно перешло в озабоченность и полное участие в обсуждаемой теме, и также обратно возвращалось во время рекламной паузы. Джеффри Родман сидел в углу студии довольный собой, молча наблюдая, как всё проходит. Пятьдесят минут живого эфира пролетели, и время подошло к прямой связи со слушателями. Джесс никогда не поверила в то (если бы не знала), что это идет по сценарию. Настолько всё выглядело правдоподобно.

– Это последний звонок и наш эфир подходит к концу, – Крис Уолкер посмотрел на Джессику и поднял указательный палец вверх, то ли акцентируя внимание, то ли показывая подождать одну минуту, и продолжил, – но мне, дорогие мои слушатели, кажется, что сейчас всё только начинается. Мисс Олсон, вы говорили, что для людей с минимальной страховкой существуют только дешёвые больницы с врачами-дилетантами. А я так считаю. Жизнь человека, она бесценна и не может зависеть от количества долларов, указанных в страховом полисе. Сегодня, Джессика, общаясь с вами, я понял, что на вашем месте мог оказаться любой из нас. Сколько раз я проходил мимо полимерной фабрики? Даже не вспомню. И теперь, найдется тот, кто даст мне гарантию, что через два года со мной не произойдет подобное? Если есть такой, пусть позвонит сейчас в студию.

Джессика вопросительно смотрела на Криса Уолкера, широко открыв глаза. В сценарии этого не было, и она не могла понять, что ей делать. Ведущий выдержал 30-ти секундную паузу и снова продолжил:

– Наша аудитория составляет около десяти тысяч человек и не один не смог позвонить, чтобы дать мне гарантию. Мисс Олсон, у вас собой кредитная карточка?

Этого вопроса в списке не было, и Джессика не знала, что сказать. С другой стороны, естественно с собой.

– Да, – тихо, слегка удивлённо и невнятно ответила она.

– Вот и отлично. Продиктуйте медленно её номер, и неравнодушных попрошу его записать, а я буду первый, кто переведёт сто долларов на вашу борьбу. Желаю победы в суде, мисс Олсон.

Выходя на улицу из здания, где находилась радиостанция, Джессика остановила адвоката Родмана и спросила:

– Джеффри, почему этого вопроса насчет карточки не было в списке?

– Сейчас тебе всё объясню. Понимаешь, есть люди, которые начали бы догадываться, что это постановка. А вопросом о карточке ты прошла бы даже детектор лжи, поскольку ничего не знала. Это было слышно по твоей реакции и голосу. От волнения, ты даже забыла поблагодарить Криса Уолкера за его взнос, поэтому всё выглядело честно. А лучше всего запоминается последнее сказанное. То есть сомнения в истинности всего происходящего для этих людей исчезли. Такой небольшой маневр, – Джеффри, как всегда, был доволен собой.

– Что будет дальше? – Джессика хотела морально подготовиться ко всему заранее.

– Честно, точно сам не знаю. Пока только наброски. Иск будет на рассмотрении суда месяца через два, поэтому распылять силы сейчас нет смысла. Когда будет подходить время, сделаем небольшое пожертвование из суммы, которая наберётся, чтобы люди были поражены твоим благородством. Они переводят деньги тебе, а ты их используешь, помогая другим. Это очень подкупает, и хочется снова сделать взнос. Какое пожертвование и куда ещё сам не знаю. Буду думать об этом. К тому времени тебя начнут забывать и переводы станут единичными случаями. Приблизительно за неделю до рассмотрения в суде организуем твоё появление на местном телевидение. Снова подключим Питера Стоуна, позовём общественников, и тогда будет сделан основной удар. Джессика, вот это всё, что было – это разогрев. Пока стратегия такая. Ну, а ты, в это время посвяти себя полностью Линде.

Они попрощались и разъехались в разные стороны, а стены домов и квартир города ещё долго слушали обсуждение передачи своими хозяевами.

Уже через день вышло продолжение статьи Питера Стоуна, где в конце большими цифрами были прописаны банковские реквизиты Джессики Олсон, которые теперь постоянно присутствовали после каждого его опуса.

Доктор Рединг сказал, что сейчас организму нужно отдохнуть от лекарств. Джеффри после эфира на радио больше не выходил на связь и она, следуя его словам, всецело отдалась дочери, балуя её каждый день разными приятными сюрпризами. В свободное время всегда звонила Мэри Холт и они долго болтали обо всём, но в тоже время ни о чём. Главным было просто общение.

Иногда днём, когда Линда была в школе, Джессика садилась за руль и ехала к озеру Онондага. Это место стало для неё неким успокоением. Никого вокруг, только она и холодный воздух, который казалось, поднимался из глубины тёмных вод, заставляя её полностью застегнуть куртку. И когда снова становилось тепло, наступало состояние небольшой эйфории, возникающей из ниоткуда, но только здесь на берегу. Все чувства исправно работали, но мозг не воспринимал от них никакой информации, рисуя только придуманные собою картины. Она погружалась в свой чистый мир, где не было яда и грязи. А был то теплый солнечный свет, падающий на белоснежного воздушного змея, парящего в чистом небе, то большой плюшевый львёнок по имени Лилу, который нежился на золотом пляже в тени кокосового дерева, то восторженные дети, с радостью наблюдающие за прыжками дельфинов, играющие большим мячом.

Эта необъяснимая эйфория как приходила без причины, так и исчезала быстро в неизвестном направлении.

Джессика чуть замерзла и вздрогнула. По всему телу тысячами мурашками пробежала дрожь, причина которой её испугала – это было неизвестность и страх. Она ощутила, что за ней наблюдают, и резко развернувшись, медленно и внимательно осмотрелась вокруг. Никого не было, но шестое чувство твёрдо стояло на своём. Там, за деревьями и кустами кто-то пристально следил за каждым её движением.

Глава 7. Шесть дней или пятая серия


– Айван, я сегодня целый день думал про твои слова насчет последнего урода. Я человек, который не претендует на святость и рай, похоже, это не моё, поэтому дядя просто был отрезком в моей жизни.

– По большому счету, Роберт, мне всё равно. Через шесть дней мы уже никогда не встретимся и станем, как ты выразился, друг для друга отрезками продолжительностью каких-то шесть месяцев. Слишком короткими для прожитой жизни, чтобы вспоминать. Оно и не надо. А насчёт дяди, я давно прекрасно понял твоё безразличие к нему. Ты ни разу не назвал его по имени и этим всё сказано.

–Айван, а у тебя много родственников? И ты со всеми поддерживаешь отношения? С трудом верится, на тебя не похоже. Ты такой же одиночка, как и я, несмотря на то, что тебя посещает жена, – Роберту не были по душе нравоучения.

– Поддерживаю ли я отношения с близкими родственниками? Да. Потому что, он у меня один – это брат. Но сейчас не об этом, – Стеблин улыбнулся, – зрители требуют пятой серии и застыли в ожидании продолжения сериала с названием “Долгая дорога в тюрьму человека по имени Роберт”. Я закрываю глаза.

– Название для книги было бы неплохое. Правда, писать это не моя стихия. На свободе мне будет не до этого, а у тебя уйма времени. Перечитаешь тюремную библиотеку и можешь заняться. Долю не потребую, – пришла очередь пошутить Кейту.

За три месяца до окончания школы в жизни Роберта произошло событие, которое наконец-то определило его цель в ближайшем будущем. Учителя предупредили, что завтра будет сложное тестирование, и просили всех хорошо выспаться и отдохнуть. Кейт не особо волновался по этому поводу, будучи уверенным в своих знаниях. Любое тестирование он проходил с легкостью, не зная напряжения и усталости, но здесь был другой случай.

Целью ASVAB было определить, к какой профессии в армии предрасположен новобранец. Его прохождение не было обязательной причиной службы в вооруженных силах, но узнать на что ты способен, для юношей всегда было очень важно, поэтому столь серьезное выражение лица у некоторых тестируемых не появлялось больше никогда в жизни. Почти три часа мозговой работы могли просто свести с ума любого. Если первый час Роберт чувствовал себя вполне нормально, то после представлял свою голову в виде кипящего чайника с подпрыгивающей крышкой, выпускавшая преизбыточное давление. Кейт закончил первым в классе, хотя в его распоряжении оставалось минут пятнадцать. Он поднял руку и учитель, подняв на него взор, тихо сказал, что пусть не теряет времени и переходит к следующему вопросу, а если закончил, то сидит на месте, ещё раз всё проверив. Роберткивнул и отложил листы на край стола. Затем, закрыв глаза, опустил голову пытаясь снизить температуру и давление в чайнике.

Кейт не сомневался, что прошел тестирование. Интерес вызывал только результат. На вопросы по некоторым темам, таким как механика, математика, электроника и общая наука он отвечал довольно быстро и уверенно. Также понравился вербальный анализ, а работа со словами и построение текстов у него вызывало непонимание, для чего это нужно солдату.

Все ученики прижались к подоконникам, восхищённо провожая взглядом спутника директора школы, который сам гордился присутствием рядом с этим человеком. Победоносная операция «Буря в пустыне», освободившая Кувейт, подняла престиж Вооруженных сил США среди американцев до максимального уровня после поражения во Вьетнаме. Всевозможные ток-шоу, документальные фильмы, интервью на телевидение с участниками войны в Персидском заливе сделали для этого больше, чем Голливуд с трилогией о Джоне Рэмбо. Человек в военной форме казался эталоном бесстрашия и мужества, как будто он сделан из другого теста. Теперь на военных смотрели только снизу вверх, и только с уважением.

Роберт слышал, как в школьном коридоре наступила тишина, и только тихое перешёптывание нарушало её. Так происходило всегда, когда проходил директор, поэтому он даже не развернулся, а в одиночестве продолжал стоять и смотреть в окно, облокотившись на подоконник. Он думал о том, что ровно семь лет назад, когда потерял родителей, стояла точно такая же погода. Только тогда это было воскресенье, а сегодня – вторник.

– Кейт! – голос директора зычно прозвучал и пронесся по проходу, заставив всех с недоуменными взглядами повернуть голову в сторону Бобби. – Подойди сюда, с тобой хотят поговорить.

Роберт от непонимания, что происходит, неуверенно подошёл к ним. Его глаза неотрывно смотрели на офицерский безукоризненный черный двубортный китель с золотыми пуговицами, где над сердцем, также золотой, висел знак летящего орла “морских котиков” США, который через несколько лет будет парить у него на плече.

– Мне надо не больше пяти минут. Где я могу поговорить с этим парнем? – офицер вопросительно посмотрел на директора.

– Давай те пройдем в мой кабинет.

– Я смотрю класс свободный, а до начала урока, – “морской котик” посмотрел на часы, – десять минут. Этого будет предостаточно.

Они подошли к приоткрытой двери и директор, впервые не знал, можно ему войти в класс своей школе или нет.

– Извините, – военный посмотрел на него, – нам надо поговорить вдвоём.

Роберт сел за первую парту, а офицер расположился, напротив, за учительским столом. Он с минуту оценивающе смотрел на Кейта, пытаясь понять, согласится этот парень или нет. А если даст добро, выдержит ли то, что ему предстоит. Во взгляде Роберта читалось, что он уже знает, о чём будет беседа, и офицер спокойно начал говорить:

– Как я смотрю, Кейт, вы уже догадались. Ваши результаты тестирования впечатляют. Готовы ли вы посвятить себя службе в силах специального назначения ради спокойствия нашей великой страны?

Роберт никогда не думал об армейской карьере. За этот год он вообще не думал о будущей профессии – всё шло самотеком, а сейчас было предложение, которое в своей жизни слышали очень немногие. Во рту пересохло, губы слиплись и Кейт, молча, кивнул.

– Ты сделал правильный и смелый выбор, парень. Теперь всё в твоих руках, – офицер встал из-за стола, подошел и пожал руку Роберту, – вот карточка нашего рекрут центра. Получишь диплом и приходи. Будем ждать.

Он вышел в коридор, а Кейт пересел за свою парту (следующий урок был в этом классе). Последняя у окна. Офицер направился к парадному выходу и только там он ответил на молчаливый вопрос директора заведения.

– Всё отлично, – и они обменялись рукопожатиями.

Школа снова наполнилась гулом, среди которого, в основном, были слышны фамилия и имя Роберта. Не желая этого, он опять стал центром внимания, только теперь никто не называл его дураком.

Весь урок, задумавшись, Кейт просмотрел в окно. Учитель уже знал о его встрече с офицером “морских котиков” и не делал никаких замечаний, прекрасно понимая, что ему сейчас не до учёбы. Роберт снова вспомнил родителей и жалел, что он не сможет рассказать об этом отцу. Он бы им гордился. А сейчас Бобби даже не знал с кем поделиться. Что ему может посоветовать и сказать своим нудным голосом дядя? Только то, что служба в “морских котиках” полна опасностей и трудностей. Так это Роберт понимал и без него.

Урок математики (он был последний) закончился и учитель, отпустив всех, попросил Кейта остаться.

– Бобби, ты согласился? – участливо спросил он.

Кейт также кивнул, как и офицеру, час назад. Молчание уже давно стало его привычкой.

– Тогда я тебе кое-что скажу. Это не займёт много времени. Я проходил этот курс подготовки и не выдержал, одним утром позвонив в колокол. Роберт, никогда не смотри на него. Он делает тебя слабым, вселяя сомнения.

– Какой колокол? – недоуменно спросил Кейт, думая, что математик что-то перепутал.

– В первую очередь тебе покажут его. Запомни, что я сказал. Желаю удачи, – печаль и вина слышалась в голосе учителя и он, начал складывать свои вещи в портфель – дипломат, показывая, что разговор окончен.

В школьном дворе на Роберта все парни смотрели, испытывая только два чувства: одни – зависть, другие – уважение, а третьи и то, и другое. Как Кейт не пытался показать, что сегодня не произошло ничего особенного, походка выдавала его внутреннее ликование. Непроизвольно вытянув спину и слегка сбавив шаг, он шёл с поднятой головой, смотря строго вперед, не обращая ни на кого внимания.

– Роберт, привет! Поздравляю, – сзади весело прозвучал голос Синди Николс, – давай сегодня прогуляемся по парку.

Кейт оглянулся и, прищурив взгляд, стараясь сделать его как можно презрительней, свел скулы и посмотрел ей в глаза. Она ждала ответа, а он молчал, с внутренней радостью наблюдая, как улыбка постепенно покидает её красивое лицо. И только это произошло, он развернулся и пошел дальше, а на душе стало ещё праздничней. Синди осталась стоять посреди двора, не зная, что делать, стыдясь посмотреть по сторонам. Для неё это было унижением и самое обидное, при всех. Такого она ещё никогда не чувствовала и весь вечер провела дома, придумывая фантастические способы отомстить за это молчаливую пощёчину.

А Роберт в это время, также дома, у себя в комнате сидел за столом и внимательно изучал визитную карточку манхэттеновского рекрут центра морской пехоты, которую дал офицер. Затем достал карту Нью-Йорка и под увеличительным стеклом начали пробегать улицы Манхэттена, но его интересовала одна – Чеймберс-стрит, 165. Минут через пять искомые слова предстали перед глазами, и он решил на выходных съездить туда, просто посмотреть со стороны. Теперь лупа двигалась над создаваемым им маршрутом движения. Когда в голове полностью нарисовалась картина, Роберт, довольный проделанной работой, лег спать. Он давно не видел снов, но сегодня ночные грёзы заполнили его воображение полностью. Действия и картинки менялись словно счёт на табло в баскетбольном матче. Он представлял свое лицо с нанесенными черными полосками, как коммандос, вручение ему награды, бой в неизвестном мрачном заброшенном месте среди руин, золотой орел с трезубцем, кремниевым пистолетом и якорем на груди черного кителя. А потом Роберт увидел серебристый колокол, висящий в синеватой дымке. Его язык не шевелился, но Кейт четко слышал звон. Это разбудило его и, резко открыв глаза, он понял, что звук издавал будильник. Какой короткой показалась ему эта ночь! Как она пролетела! Память не сразу спрятала от Роберта эти ночные зарисовки, и он ещё раз просматривал их по пути в школьном автобусе, отрешенно смотря в окно, не обращая никакого внимания на происходящее вокруг. Только когда все начали подниматься с сидений, он вернулся в действительность и впервые последним вышел на остановке. А уже после уроков, на обратном пути, он не мог вспомнить многие детали сегодняшних грёз. Весь сон превратился из действия в редкие стоп кадры, и только колокол выглядел, как наяву, неподвижно прячась за проплывающим туманом цветом морской волны.

В воскресенье Кейт как и планировал, отправился в Манхэттен. Он решил немного прогуляться по этому знаменитому острову, поэтому вышел на станции метро “Канал-стрит”, которая была перед нужной ему остановкой “Чеймберс-стрит”. Роберт не спеша направился к цели своего визита, от любопытства оглядываясь по сторонам. Небоскрёбы Манхэттена уже не так будоражили воображение Кейта своим величием, как в первые разы, когда он попадал на остров. Но его не уставало поражать количество людей, проживающих здесь. Цифра полтора миллиона просто не помещалась в голове. Он спустился по 6-ой авеню, которая незаметно влилась в Черч-стрит и, пройдя ещё шесть кварталов, повернул направо. До конечной станции его променада оставалось чуть менее трёхсот ярдов.

Роберт с разочарованием смотрел на офис рекрут центра морской пехоты США. Если бы не аккуратная надпись белыми буквами над входом с маленьким звёздно-полосатым флагом, он не отличил бы его от обычного небольшого магазинчика или скучного офиса. Кейт представлял его себе по другому. Небольшой памятник морскому пехотинцу, который сидя в ожидание на одном колене, держа в двух руках автоматическую винтовку, готов ринуться в атаку по молчаливому жесту кисти командира; за стеклами витрины плакаты с настоящими героями, которые свой первый шаг к славе сделали именно здесь и фотографии будней морских пехотинцев. Нечто похожее он хотел увидеть, чтобы остановиться и начать внимательно изучать. А так всё было очень пресно. Роберт застыл напротив входа и ждал, когда кто-нибудь откроет дверь, и он тогда мельком заглянет вовнутрь. Кейт не знал, что он хочет там увидеть, но любопытство исправно выполняла свою природную миссию. Он собрался уже уходить и в этот момент дверь рекрут центра открылась. Вышли двое военных, громко и шутливо рассуждая, куда они сегодня пойдут обедать. От них не скрылось стремление Роберта заглянуть вовнутрь помещения и один, рассмеявшись, сказал:

– Парень, да я смотрю ты разведчик. Нам такие нужны. – И чуть склонившись набок, играючи и совсем легко, ткнул Кейта кулаком по плечу. – Приходи со школьным дипломом, и мы найдем что-нибудь для тебя, боец.

Роберт взглядом, полным уважения, провожал их, пока они не растворились среди прохожих, а затем сам отправился в обратный путь. Он понял, чего ему не хватало этот год – мужчины в форме. Пожарная, спортивная, военная – это было без разницы. Просто сама принадлежность к особой касте, к другим людям, не таким, как все. Вот, что его восхищало и тянуло к ним. Как это могло сравниться с джинсами и обычной хлопчатобумажной серой рубашкой дяди, которую он носил уже полгода? Теперь не осталось и йоты сомнений. Только в его руках окажется школьный аттестат, на следующий день он снова будет здесь и дверь откроет сам. Оставалось всего три месяца.

Роберт на “отлично” сдал все экзамены и с нетерпением ждал вручения диплома. Это единственное, что его интересовало, в отличие от остальных, у которых проблема номер один заключалась с кем и в чём прийти на выпускной вечер. Дядя, конечно, аккуратно интересовался какие планы у Бобби после окончания школы, на что Кейт врал о сделанных ему предложениях от пару колледжей, и он ещё сам не знает, какой выбрать.

Помпезный и церемониальный марш № 1 Эдварда Элгара был постоянным атрибутом выпускного дня. Звуки оркестра наполняли теплый воздух июня торжеством и пониманием, что твоя жизнь открывает что-то новое и более важное, поэтому вызывали только радость. Атмосфера впечатляла. Все выпускники, проходя маршем напротив школы, счастливо и лучезарно улыбались, кроме двух. Роберт, как всегда, был серьезен и уже ждал завтрашний день, когда он войдет в здание на Чеймберс-стрит 165, а второй человек была Синди Николс. Она издалека следила за Кейтом, искоса поглядывая на него. Ей было не до улыбок, сегодня вечером будет месть. Изощренной её было сложно назвать, для этого надо сильно отличаться мозгами, но Синди так не считала. Три месяца она об этом думала и пришла к выводу, что лучшее место и время это выпускной бал. Зная поведение Роберта на подобных мероприятиях, который, как всегда, будет сидеть на стуле в укромном месте у стены, наблюдая за всеми, она договорилась со своей подругой и та должна будет под безобидным предлогом попросить Кейта помочь ей. Главное, чтобы на некоторое время он встал со своего места. И тогда, Синди незаметно положит тонкий, слегка надутый пакет с малатионом, который она взяла дома в гараже. Этим средством её отец боролся с вредителями деревьев и кустарников в саду. Однажды, лет пять назад, она случайно пролила его на свою юбку и навсегда запомнила этот противный едкий запах, который ничем нельзя было удалить. Как она не старалась это сделать, все попытки были бессмысленными. Любимую юбочку пришлось выкинуть. Синди вспомнила об этом случае, придумывая план мести.

По задумке, когда Роберт возвратится, её подруги отвлекут внимание Кейта от стула, стоя рядом с ним, а она в этот момент будет находиться около выключателя, чтобы погасить свет именно в той части школьного зала, где будет осуществляться бескровная вендетта. В наступившем полумраке Роберт, не заметив, сядет на пакетик с малатионом. Он лопнет под ним и подруги громко, чтобы слышало как можно больше людей, начнут вопрошать, от кого так воняет, не от Кейта та ли. И на этом выпускном все запомнят дурно пахнущего, как скунс, Роберта. Синди считала этот план мести идеальным. Только одно она не смогла предвидеть (ей такое просто не могло прийти в голову). Кейт не пришел на выпускной бал, а сразу после церемонии вручения дипломов уехал домой. Он хотел быть полон сил и свежести, когда завтра утром переступит порог рекрут центра.

Синди нервно искала Роберта глазами, через каждые пару минут переспрашивая подруг, не видели ли они его. Когда она поняла, что он не появится, решила избавиться от пакетика в туалете. Бесспорно, женская сумочка это хранилище для многих ненужных вещей, но только не для этого химиката. С одной из подруг Синди зашла в туалет и от злобы, что вся подготовка была напрасна и отмщения не получится, резко опустила руку в сумочку. Уже знакомый ей запах малатиона сразу ударил в нос. Она с испугом поняла, только что ногтём проткнула тонкий, немного вздувшийся пакет. Теперь пришлось выкинуть и любимую сумочку, и много ненужных вещей.

Роберт об этой истории узнал спустя восемь лет, случайно встретив на улице Стивена Хопкинса, бывшего партнера по школьной футбольной команде.

Никаких изменений на Чеймберс-стрит 165 за эти три месяца не произошло. Такое же большое количество людей на улице и только в воздухе уже не чувствовалось той прохладной, уже не зимней, но и ещё не весенней свежести. Летом каменные джунгли Манхэттена, нагреваясь, заставляли дышать глубже и прятаться в тени, которой было в достатке.

Роберт без капли сомнения открыл дверь рекрут центра морской пехоты США и зашел в темное фойе, где за стойкой сидел мужчина в военной форме сержанта. Кейт подошел к нему и протянул визитную карточку, выданную офицером в школе. Тот мельком взглянул на неё и сухо сказал:

– Следуй за мной.

Они поднялись на второй этаж и сержант, указав на дверь, тем же голосом произнес:

– Тебе сюда.

Кейт постучался и, не дожидаясь ответа, вошел в комнату. Он сразу узнал тех двух морпехов, которых встретил тогда на улице. То же самое можно было сказать и о них.

– А, это тот самый разведчик? Показывай, что там у тебя.

Роберт протянул диплом, а сверху большим пальцем прижал к нему визитную карточку. Один из них внимательно посмотрел на неё, затем на Кейта и, положив всё на стол, развернулся к компьютеру. Быстро пробежав по клавиатуре, он кивнул сам себе и снова повернулся к Роберту:

– Слушай, парень, внимательно. В ближайшую субботу, в девять часов утра прибудешь в парк Эйзенхауер, к центральному входу плавательного бассейна. Знаешь, где это?

– Найду, – твердо ответил Кейт, отметив взгляд морского пехотинца, как у учителя, когда даёшь правильный ответ на вопрос.

– Хорошо, тогда продолжим. Там будет ожидать наш инструктор. Дашь ему это направление, – он протянул Роберту сложенную вдвое бумагу, – и полностью выполняй всё, что он скажет. Тебе предстоит пройти тест по физической подготовке. Нормативы лежат в направление. Что делать дальше тебе расскажут там. Всё понятно?

– Да, сэр, – и у Кейта машинально дернулась правая рука, чтобы отдать честь. Фильмы про армию делали своё дело.

Увидев, как Роберт сдержал руку, служащий рекрут центра улыбнулся и скомандовал:

– Свободен. Кругом марш.

Как Кейт не был спокоен, но в горле появилась сухость. Он зашел в ближайшее кафе с вынесенными на улицу столиками и заказал стакан Кока-колы. Затем достал из нагрудного кармана рубашки направление на тест по физической подготовке и вынул список нормативов. Сверхъестественного он для себя не заметил ничего. Единственное, что его смущало, так это показатели по плаванию – 500 ярдов за двенадцать с половиной минут минимум, если улаживаешься в десять – большой бонус в дальнейшем. Роберт неплохо плавал, особенно кролем, (зимой, довольно часто, Найджел Николс проводил тренировки в бассейне), но здесь надо было использовать стиль плавания на боку. Получался такой себе полукроль. Ещё Кейта заботило, что он никогда не пробовал себя на такую дистанцию и время. В результатах по остальным видам – отжимание, приседание, подтягивание и бег, Роберт в себе не сомневался.

Вернувшись, он наконец-то всё рассказал дяди. Не то, чтоб ему хотелось с кем-то поделиться, просто поставил перед фактом.

– Знаешь, Бобби, я рад за тебя. Ты очень похож на своего отца. Такой же решительный и бескомпромиссный, как он. Если так решил, значит так и будет. Я вот что подумал, Роберт. Давай я отвезу тебя в парк Эйзенхауер. Тратить силы на дорогу, а это не близкий путь, перед тестом по физической подготовке будет лишним. Они понадобятся тебе там.

В словах дяди была здравая логика и, Кейт согласился, не задумываясь. Силы действительно надо поберечь. Отсутствие тренировок в футбольной команде за последний год не сильно сказалось на форме Роберта. Он постоянно её поддерживал, показывая очень хорошие результаты на уроках физкультуры.

Инструктор SEAL, как сорвавшийся с цепи пёс, набросился на испытуемых. Роберт про себя тогда подумал, что у него, наверно, было ранение в голову. Он кричал, плевался, а брань просто текла бесконечной рекой, если кто-то совершал, хоть маленькую ошибку. Повышенный и резкий тон за провинность не был для Кейта сюрпризом (Найджел Николс иногда позволял себе такое), то постоянная брань, из-за какой-то мелочи, выводила из равновесия и накаляла обстановку. Кейт вспомнил клип и песню Status Quo “You’re in the army now”, припев которой он напевал про себя, пропуская следующий выпад инструктора. Это помогало снизить внутреннее напряжение, которое мешало выполнению нормативов.

Роберт проплыл пятьсот ярдов за 10 минут 25 секунд. Это было даже лучше, чем он мог предположить. После был десятиминутный перерыв перед отжиманием. За 120 секунд минимум составлял 42 повторения, что для Кейта не составляло никакой сложности. Не то, чтоб с легкостью, но и без больших усилий он выполнил восемьдесят отжиманий. Через две минуты отдыха начались приседания. Роберт также, за то же время, сделал восемьдесят повторений и только сейчас ощутил, как мышцы тела начали забиваться. Оставалось только подтягивание и бег на полторы мили. Двенадцать раз было вполне достаточно, чтобы инструктор, оказывается, он мог говорить спокойно, сказал Кейту:

– Хорошая работа, боец. Отдых десять минут и осталось последнее – бег.

На такое расстояние, как полторы мили, Роберт даже не обратил внимание, несмотря на то, что их пришлось пробежать не в лёгких кроссовках, а в тяжелых армейских ботинках. Позже Кейт узнал, что только три человека из ста, которые начали свой путь, как он сегодня, доходят до финиша и становятся “морскими котиками”. Вместе с ним проходили тест по физической подготовке ещё шесть человек и только трое сдали. Остальные, услышав нелицеприятные слова от инструктора, что им нужно сделать со своей задницей, которую он больше не никогда не желает видеть и к какой матери её отнести, уходили по одному, опустив головы. Злости и негодования экзаменатору добавлял тот факт, что не один из проваливших упражнение даже не попытался попросить пройти следующие, а через время подготовиться, дабы сдать этот тест. Вот так, только на этом, первом и самом безобидном этапе, отсеялось пятьдесят процентов.

Дяди не терпелось посмотреть, как Роберт будет справляться с заданиями, но услышав тон и стиль общения инструктора, принял единственно верное решение. Он остался сидеть в машине. Нельзя сказать, что волнение за племянника совсем не беспокоило его, но уверенность в силах Бобби была гораздо больше. Прошло немного больше часа, как Кейт уже садился на пассажирское сиденье.

– Ну как, Роберт, у тебя получилось? – спросил ради приличия дядя, прекрасно видя ответ. Лицо Роберта, хоть и было серьезным, но светящиеся глаза выдавали полное удовлетворение собой.

– Всё хорошо. У меня одна просьба, дядя. Мне надо на Чеймберс-стрит 165, это южный Манхэттен.

– Бобби, я полностью в твоём распоряжении. Надо, значит надо. Поехали, – и тихо добавил, – сегодня ты стал настоящим мужчиной.

Составление контракта не заняло много времени и, в скором будущем Кейта ожидала специальная военно-морская подготовительная школа на Великих озерах штата Иллинойс, где он пройдет 8-ми недельный курс по физическим кондициям, требуемых для SEAL. А затем, Роберт не сомневался, что через эти два месяца он будет полностью готов, где его будет ждать военная база ВМС США на острове Коронадо. Калифорнийский берег, Тихий океан и 2760 миль через всю страну, где солнце уже не поднимается из океана, как дома, а наоборот, погружается в его бесконечные воды.

– Айван, как тебе пятая серия? Ты что спишь?

– Нет, Роберт. Просто вспомнил, как в это же время, о котором ты рассказываешь, я приехал сюда в Америку вместе с братом. В моей жизни тогда тоже всё кардинально менялось.

Глава 8. Влад Стеблин


С этого момента и последующие дни Джессику не покидало чувство, что за ней следят. Она успокаивала себя, считая, что это беспочвенное порождение её ослабшей психики, вызванной большой нагрузкой на неё за эти недели. Несмотря на это, она машинально на улице резко оглядывалась назад и, не увидев ничего подозрительного, снова ловила себя на мысли, что никаких причин для этого нет. Если на её месте был Джеффри Родман, то он давно бы заметил, что рядом всегда находится машина из проката. Каждый день другая и не примечательная, но взятая в аренду. Эти автомобили отличались от обычных небольшой круглой наклейкой на стекле двери, предупреждающей, что курение в салоне запрещено и штраф 200 долларов. Сомнительное совпадение, что поблизости с тобой постоянно присутствует арендованная машина. Но Джессика не владела такими знаниями и острым глазом на мелочи. Максимум её напряг бы один и тот же незнакомый автомобиль, не принадлежащий соседям.

Вскоре снова наступил тот день, когда Джесс хотела проехаться к озеру на своё уже любимое место и погрузиться в мысли. Всё происходило как всегда. Она вышла из машины, подошла к берегу и, воздух Онондага снова переключил реальность на грёзы. Опять, находясь в привычной и приятной прострации, она не услышала тихие шаги сзади. Это был мужчина и, обратившись к ней, испугал её:

– Джессика Олсон, – он не спрашивал имя и, видя, как её передернуло, уверенно продолжил дальше, – извините, не хотел вас напугать. Меня зовут Влад Стеблин. У меня к вам есть предложение.

Она обернулась и первым, что бросилось в глаза это умный, глубокий, смотрящий насквозь, проницательный взгляд. Именно его она чувствовала на себе все эти дни, но сейчас он вызывал не страх, а почтительность. В нём четко просматривался немалый объём серого вещества и холодный рассудок, пришедший со временем. А внешне было видно, что это состоятельный человек, уверенный в себе и со своеобразным тонким вкусом. Матовый черный, сшитый по заказу из кожи страуса плащ, сидел на его слегка худощавом теле безупречно. Под ним проглядывалась темно синяя рубашка, расстегнутая вверху на одну пуговицу. На руках, Джессика только позже это заметила, были перчатки телесного цвета из тончайшей кожи. Они были, как влитые и, только отсутствие ногтей на пальцах выдавало их наличие. Черные, с бордовым отблеском туфли говорили о присутствие немалых избыточных денежных средств. Если Джеффри Родман казался лордом из 17 века, то Влад Стеблин напоминал смесь графа Дракулы и Джеймса Бонда в представлении режиссеров Голливуда.

Не дав, Джессики прийти в себя, он, сыграв на опережение, сказал:

– Мисс Олсон, я приношу свои глубочайшие извинения за тот дискомфорт, который был вызван моим наблюдением за вами. Я видел, что вы чувствовали это, но мне надо было обязательно присмотреться и изучить вас, чтобы сделать это деловое предложение. В бизнесе не может быть иначе. Ты должен знать о человеке с кем работаешь желательно всё. Нам предстоит долгий разговор, и я предлагаю провести его в беседке, здесь недалеко, в ста метрах, – Влад Стеблин показал рукой направление, – точнее, ярдах.

За последнее время Джессика уже перестала чему-либо удивляться. В конце концов, этот разговор ей ничего не стоил и ни к чему не обязывал. Она повернулась в указанное направление и неспешно, переставляя ноги, пошла к беседке.

Они присели за деревянный столик напротив друг друга и Влад Стеблин, смотря прямо в глаза Джессики, сказал:

– Мисс Олсон, я попрошу вас не спешить с ответом. Обдумайте всё очень хорошо. Вопрос будет звучать так. На что вы готовы пойти ради полумиллиона долларов?

В голове Джессики пронесся смерч. Она не могла ухватиться ни за одну мысль, которые словно мусор, с бешеной скоростью вращаясь, поднимались вверх по спирали вокруг воронки торнадо, улетая прочь. Влад молчал, ожидая, когда этот вихрь утихнет, не сводя с неё глаз. Постепенно всё успокаивалось и Джессика, закрыв глаза, уже видела перед собой три лоскутка бумаги. На первом было написано “Линда”, на втором нарисовано цифра пять с таким же количеством нолей, а на третьем жирно стоял знак вопроса. Она поставила плюс между “Линдой” и числом, а сумма оказалась неизвестна. Ей это не нравилось, но пятьсот тысяч долларов заставляли сомневаться. Что бы как-то прояснить ситуацию, Джессика, запинаясь, спросила:

– Что я должна сделать?

– Мисс Олсон, перед тем, как всё рассказать, мне надо услышать ваш ответ. Ещё раз повторю вопрос. На что вы готовы пойти ради полумиллиона долларов?

Теперь у Джессики это не вызвало такого шока. Сумма, которую перечислили на её счёт в качестве доброй воли жители Сиракьюс, нельзя было назвать маленькой. Двенадцать тысяч и плюс, как сказал Джеффри, основные поступления будут после выхода на местном телевидение передачи с её участием перед судебной тяжбой с фабрикой. В итоге наберется тысяч тридцать, но может быть пятьдесят, думала Джессика, понимая, что это не идёт, ни в какое сравнение с тем, что предлагает Влад Стеблин. В конце концов, она изначально здесь, на берегу, согласилась на эту игру, позвонив Джеффри Родману, только теперь ставки возросли в десяток раз. Джесс медленно, выговаривая каждое слово, произнесла:

– Я готова на всё, если это не коснется дочери и не причинит ей вреда, – и тихо добавила, – но убить у меня вряд ли получится.

– Мисс Олсон, – улыбнулся Влад Стеблин, – для этого существуют другие люди, и я не знаю ни одного человека, чья жизнь стоила бы полмиллиона. Такая цена бывает только у свободы. Я смотрю, вы уже успокоились, и мы можем перейти к конструктивному диалогу.

Всё это время он не сводил взгляд с лица Джессики, всматриваясь в каждую его черту. Стеблин был доволен – сходство с братом превзошли все его ожидания.

Последние пять месяцев после того как Айвана задержала полиция и он находился под следствием в тюрьме Бруклина, мысли Влада были полностью заняты одной проблемой – вытащить брата на свободу. Изучив дело, лучшие адвокаты Нью-Йорка брались только побороться за минимальный срок, об оправдании или амнистии не могло быть и речи. Отмывание денег и уход от налогов в Америке считалось таким же подрывным действием для страны, как и шпионаж на пользу другого государства. Холодный математический ум Влада Стеблина находил варианты, но он и отвергал их, стоило только досконально просчитать все риски. Задача казалась невыполнимой, и это ёще больше настраивало на её решение. За всю его жизнь не было ни одной проблемы, которую он не устранил бы. И всегда по-своему красиво и изыскано, даже, несмотря на криминал.

Влад Стеблин никогда не верил в его величество господин Случай, считая его не больше, чем ошибкой в просчетах. Но на этот раз предугадать такое было невозможно. Три недели назад до встречи с Джессикой Олсон, Влад прогуливался днём по Центральному парку Нью-Йорка около небольшого, но чертовски живописного замка Бельведер. Присев на лавочку его внимание привлекла оставленная кем-то газета. Ни сколько сам ворох типографской бумаги, а сколько название – “Вечерний Сиракьюс”. Он ухмыльнулся, представляя этого провинциала, который преодолел двести миль на автобусе, чтобы добраться сюда и прочитать здесь свою местную многотиражку. Неужели не было другого места? Но логика, конечно, рисовала абсолютно естественную картину. Купив сегодня газету на автовокзале (не смотря на вчерашнюю дату, она не могла вторые сутки лежать на лавочке), этот человек, положил её в сумку и сел, судя по времени, на утренний рейсовый автобус, где уснул. Решив свои дела, скорей всего где-то поблизости, здесь в Манхэттене, житель Сиракьюс решил пройтись по парку, а потом, расположившись на скамейке, достал из сумки газету. Прочитав, она уже выполнила свою функцию, он аккуратно оставил её на лавочке. Всё предельно просто. Влад Стеблин взял газету в руки ради праздного интереса. Городская жизнь Сиракьюс занимала в его голове далеко не лидирующие позиции. Отметив про себя, что газета была не в сумке, а скорей всего в портфеле, так как не было ни одной складки, кроме как напополам, он развернул её и бегло начал листать с конца, читая заголовки статей. Привычка, выработанная с детства. Всё самое интересное в советских газетах и журналах всегда было на последних страницах. Так, он дошёл до разворота, и в глаза сразу бросилась фотография Джессики Олсон. Влад пристально всматривался и не мог сразу понять, какие ассоциации она вызвала. И только через пару минут его осенило, это сходство лица Джессики с её братом. Статью он перечитал несколько раз и всё чётче перед ним составлялся план на будущее, касаемо его брата. Пристрастие к быстрым шахматам, обычные казались ему нудными, сделало его мозг высокоскоростным, и картина плана действий живо обретала жирные контуры, словно под карандашом классного мультипликатора. Первый шаг – поездка в Сиракьюс. Найти Джессику Олсон, понаблюдать и узнать о ней всё. Второй, встретиться и “подписать контракт”.

Влад был из той категории людей, которые не теряют времени и уже на следующий день он был в Сиракьюс. Сняв номер в отеле “Marriott Syracuse Downtown”, из которого открывался огромный вид на городской пейзаж, Стеблин, рассматривая его, улыбнулся от мысли, что не говорили бы, а провинция есть провинция. Если здесь всё, по сравнению с Нью-Йорком гораздо проще, значит и люди проще, поэтому будет легче достать нужную информацию. Адрес Джессики Олсон уже через десять минут был забит в голове Влада, телефонный справочник Сиракьюс предоставил эти данные как всегда, молча и без лишних хлопот. Только в прокате автомобилей Стеблин обратил на себя внимание, вызвав недоумение. Внешность и поведение не совпадали с его странным выбором. Каждый день он менял машину, при этом всегда из класса бюджетных автомобилей, и отказывался от люкса, которого хватало на любой вкус. У богатых свои прихоти, свои причуды, так думала девушка оформляющая аренду, глядя на него. Для неё навсегда осталось загадкой, почему в один день он проезжал более семидесяти миль, а в другой не набиралось и десяти.

Поставив на запись эфир Джессики Олсон, чтобы позже изучить и разобрать его на кирпичики, Влад выехал из отеля в сторону радиостанции, где припарковал машину рядом с зеленым, уже знакомым ему, Ford Fiesta. Передачу он внимательно дослушивал в автомобиле. Джеффри Родман был прав, говоря, что найдутся люди, которые поймут, что это спектакль. Стеблин очень чувствовал прописанный сценарий и репетиции этого действа. Теперь его волновал только один вопрос – кто за этим стоит? Неужели адвокат. За эту неделю она три раза посетила его офис, что вполне объяснимо для человека, который собирается судиться. Он даже собрал небольшое досье на Джеффри Родмана, но единственное, на что он не мог найти ответ, и это раздражало, какая связь между ними. Представляют абсолютно разные слои общества, никаких родственных пересечений, да и создавалось впечатление, что познакомились они совсем недавно. Джессике нужны деньги, которых у неё нет, и при этом она нанимает самого дорогого адвоката в городе. Если расчёт был на то, что деньги за работу она вернёт с поступающих на банковскую карточку средств, то адвокаты такого уровня, коим был Джеффри Родман, никогда не согласились бы на подобную авантюру. Здесь что-то другое. Любовную связь он исключил через десять минут, когда увидел, как они попрощались, покидая здание радиостанции. Стеблин решил отложить поиск ответа на этот вопрос. Он его узнает, позже, но обязательно. На данный момент это не было первопричиной. Одна вещь, безусловно, порадовала Влада, что всё делается ради счёта на карточке, а это он мог предоставить с лихвой. Только официально Стеблин имел порядка двадцати миллионов в год, об остальных знал только он и брат. С суммой в пятьсот тысяч долларов Влад определился сразу. Для человека уровня Джессики Олсон, нуждающемся в некотором количестве денег, когда произносится слово “миллион”, пусть и наполовину, оно звучит подобно раскату грома, который заставлял наших предков трепетать и молиться на него.

Когда Стеблин увидел, что его присутствие стало ощущаться, он решил не затягивать со своими наблюдениями (Влад считал, что если за ним, то следили, если он, то наблюдал), чтобы не вспугнуть Джессику и выйти на контакт. Время пришло. Всё, что ему надо было, он уже узнал. Берег озера Онондага, где иногда проводила время Джессика, был идеальным вариантом для встречи. Никаких лишних ушей и глаз, а со стороны вполне могли сойти за осторожных любовников, если кто-то и увидит, что приехали на разных машинах.

Влад, продолжая не сводить взгляд с лица мисс Олсон, из внутреннего кармана плаща достал две фотографии и положил на стол. Одна была из газеты “Вечерний Сиракьюс”, на которой печально улыбалась Джессика, только очень хорошего качества (Стеблин под видом общественного деятеля достал копию оригинала её в издательстве), а вторая с изображением его брата. Он наблюдал, как она, взяв в руки, рассматривает фотографию Айвана. Затем подняла глаза на Влада и тихо спросила:

– Это ваш брат? Вы похожи.

– Мисс Олсон. Да, это он. Теперь включите воображение: перестаньте обращать внимание на прическу, представьте более выраженные брови и аккуратно накрашенные губы.

Джессика не понимала, чего он хочет, но сделала всё, как он сказал и, через несколько секунд по её телу прошёл электрический разряд. Она левой рукой быстро схватила со стола свою фотографию и приставила к этой. Сходство впечатляло, но понимание, что от неё хотят не приходило. Джесс вопросительно посмотрела на Влада и он, полный спокойствия, начал свой рассказ:

– Как верно вы заметили, мисс Олсон, это мой брат и его зовут Айван. Но я вижу, что это не прошло мимо ваших глаз, Джессика, вы больше похожи на него, чем я. Как близнецы, только брат и сестра. Вы практически одного роста и телосложения. Несколько месяцев назад его арестовали, и я очень хочу вытащить Айвана из тюрьмы, чего бы мне это не стоило. Сразу скажу, чтобы вас не мучила сильно совесть. Он не насильник и не убийца. Обычные аферы с неуплатой налогов – государство это очень не любит. А теперь, давайте проведём следственно-причинную связь. В вашей беде виноват молодой доктор, который не смог определить рак на ранней стадии, когда ещё всё можно было изменить. Этого неопытного врача поставили заведовать отделением, несмотря на протест доктора Рединга, только благодаря его отцу, который, между прочим, работает в государственной структуре. И что получается, коррупция, которую создали не мы с вами и не мой брат, а государство, победила здравый смысл и жертвой этой победы стали вы, Джессика Олсон. Вас убило государство и есть возможность ему отомстить, при этом за хорошие деньги, которые, как я понимаю, вы хотите оставить после себя дочери. И суд вы никогда не выиграете, ни у фабрики, ни у больницы. Даже такой адвокат, как Джеффри Родман, не способен ничего сделать, когда государство начнёт подыгрывать самому себе в вашем деле.

Джессика вдумчиво слушала и понимала, что в глобальном плане Влад Стеблин прав. Её даже не удивило, откуда он знает про Джеффри. Остальное было в статьях и звучало на радио.

– Кстати, мисс Олсон, не могу, только, одно понять. Почему адвокат Родман согласился с вами работать, прекрасно понимая бесперспективность всего этого.

Джессика рассказала о виртуальном долге Джеффри, который он сам себе придумал перед доктором Редингом, и его стратегии по этому делу. “Да, вот те самые мелочи в жизни, которые никогда нельзя просчитать. В шахматах – легче”, – думал Влад Стеблин, слушая её и считая, что если время было больше для сбора полной информации, он дошёл бы до этого сам, только узнав о точке соприкосновения мисс Олсон и адвоката Родмана в виде доктора Рональда Рединга.

– Вот и всё, – закончила Джессика с пустотой в голосе. Она явно устала и, бросив взгляд на часики, посмотрела в глаза Владу. Два часа незаметно канули в озеро Онондага. Ему не нужно было ничего объяснять. Через сорок минут со школы вернется Линда и Джессике обязательно надо встретить её. Их время пребывания вместе неумолимо сокращал тот последний день, который уже давно перешёл линию горизонта.

– Мисс Олсон, до завтра. На этом же месте. Отдохните, вы очень устали.

– Совсем забыла. Вы можете подарить мою фотографию. Пусть такой меня запомнит Линда.

– Конечно, у меня их несколько.

Стеблин провёл её до машины и когда зеленый Ford Fiesta скрылся за поворотом, он признался себе, что, наверное, стареет. Сейчас одним глазом в нём проснулась потерянная ещё в детстве и давно чуждая ему сентиментальность.

Этой ночью Джессика долго не могла уснуть, сожалея, что не спросила, можно ли всё рассказать Джеффри Родману. Одна половина говорила, чтобы утром она позвонила ему и попросила быть вместе с ней на встрече, а вторая – не куда не спешить, это всегда успеется. Первая вторила – Джеффри не даст тебя обмануть, а другая, что Влад Стеблин внушает доверие и бояться нечего. Сомнения не покидали её и утром. В конце концов, она решила пока ничего не говорить адвокату Родману, где-то в глубине сознания считая это похожим на предательство.

Влад Стеблин уже стоял около беседки и, поздоровавшись, сразу разметал все противоречия Джессики.

– Мисс Олсон, совсем забыл вам вчера сказать. Я думаю, что вашему адвокату пока не надо ничего знать. В ближайшее время мы встретимся с ним и всё обсудим, но только вдвоём. Он будет вашим гарантом, что деньги, если всё пройдет как запланировано, будут переведены на ваш счёт или любой другой. Всё-таки, как не крути, а он работает на вас. Вы не возражаете?

Джессика понимала, что её ответ ничего не значит, и просто сказала:

– Пусть всё будет, как будет.

– Тогда перейдем непосредственно к делу. Мисс Олсон, наверно, вы уже догадались, что я хочу вас подменить на брата. Первое, и это самое важное на данный момент, вы должны стать женой Айвана, для возможности свиданий в отдельной комнате. Сейчас он находится под следствием в тюрьме Бруклина, там и распишетесь. И чем быстрее, тем лучше. Второй этап, он самый сложный, вам придется постичь все высоты искусство грима и макияжа. От меня – высококлассный специалист в этом деле, который вас будет обучать, от вас – работоспособность и терпение. Третий шаг – непосредственно замена. Произойдет, естественно, на свидании. И четвертый, как только Айван сядет в мою машину, деньги будут переведены на ваш счёт. Мы уезжаем в Канаду, а вы обеспечиваете безбедную жизнь своей дочери. Слушаю ваши мысли и вопросы, мисс Олсон.

Джессику поразило, с какой легкостью Влад говорил об очень трудных вещах. Он всё рассказал так, как будто это не сложнее, чем купить чипсы в супермаркете. Она молчала минуты три, обдумывая услышанное, а потом спросила:

– Если всё пойдет не так и ваш брат останется в тюрьме, меня тоже посадят. Не всё же зависит только от меня?

– Вас посадят при любом варианте.

– Я не об этом. Получится, что сделка не состоялась?

– Вот это и будет один из вопросов, которые мы обсудим с Джеффри Родманом? Он всё-таки на вашей стороне. После нашей с ним встрече, он обязательно свяжется с вами и, вы всё узнаете.

Джессика кивнула, больше никаких вопросов ей не пришло в голову. Она прокручивала сюжет Влада Стеблина раз за разом, пытаясь найти изъян. Нельзя сказать, что Джесс приняла это всё без страха, но к этому моменту ей просто надоело бояться и на него она уже не обращала внимание, закрыв дверь, но слыша, как он стучит, требуя, чтоб открыли. В итоге еле слышно выдавила из себя:

– Как всё просто.

– По-другому не бывает, Джессика. Меня так учили. Всё гениальное – просто.

– А как же передача на телевидение, суд. Неужели всё это было зря?

– Мисс Олсон, если не вот это, как вы выразились “всё”, меня бы здесь не было. Шоу закончилось, начинается кропотливая работа. Позвоните адвокату Родману, скажите, что вы согласились на моё предложение и нам надо встретиться, если есть возможность, то сегодня в любое удобное для него время.

В начале шестого вечера Влад Стеблин уже сидел на одном из раритетных кресел Джеффри в его кабинете. Сильнейшие гроссмейстеры человеческих душ сразу прониклись взаимоуважением, только взглянув друг на друга. Птицы одного оперения собираются вместе. Оно и понятно – их слишком мало на этой земле. Влад вкратце описал ситуацию, не вдаваясь в подробности реализации своего плана.

– Да, я с вамисогласен. Такую сумму Джессика нигде больше не найдет. Она согласилась, и я не собираюсь её переубеждать. Знаете, мистер Стеблин, не моргнув и глазом, поверил бы вам на слово, но это не в моих правилах. Сделаем так. Завтра вы открываете новый счет на ваше имя, куда и переводите сумму. Затем мы оформляем доверенность на меня. Банковская карточка будет храниться здесь, – Джеффри кивнул на сейф, – и когда наступит этот час Х, Джессика или вы мне сообщите. Если на следующий день из новостей я узнаю, что всё прошло успешно, то переведу средства на карточку Джессики, которой по праву доверенности сможет воспользоваться Линда. Как вам такой вариант?

– Вы её адвокат, поэтому меня всё устраивает.

– Тогда, мистер Стеблин, давайте решим другой вопрос. Очень хочется, чтоб он не поднялся, но варианты отступления не рассматривает только глупец. Если дело выгорит не по вине моей подзащитной, как поступим со средствами.

– Всё просто, мистер Родман, я не приеду в Сиракьюс, потому, что это будет моя ошибка, но в другом случае она не получит и цента. Благотворительность – не моё имя. Я плачу только за хорошо выполненную работу и, заметьте, щедро.

– Что же, считаю наш разговор очень продуктивным. Завтра отзову судебный иск и отменю телевидение. Не могу удержаться, чтоб не спросить. Как вы хотите это провернуть? – Джеффри действительно терялся в догадках.

– При всём уважении, мистер Родман, – Влад чуть склонил голову, – вы и так уже много знаете.

– Мистер Стеблин, я адвокат, а значит я могила.

– Хм… Джеффри, даже могила своей надписью на камне молча, рассказывает всем, кто в ней лежит.

Встретившись на следующий день для оформления доверенности, эти два человека увидятся спустя несколько месяцев ещё один раз, но это общение друг с другом запомнили навсегда.

Через четыре дня, в девять утра, Влад Стеблин договорился о встрече с Джессикой на одной из стоянок автомобилей Международного аэропорта Сиракьюс, находящейся на Эр-Карго-Роуд. Встретив её там, они перешли дорогу и, пройдя мимо склада компании UPS, занимающейся экспресс-доставками, попали на площадку, где их ожидал новенький белоснежный Cessna Citation Mustang. Влад приобрёл этот небольшой самолет для четверых пассажиров полгода назад. Большего ему и не требовалось.

Джессика чувствовала себя с одной стороны напряженно, с другой какой-то знаменитостью. Четыре бежевых кожаных сиденья, расположенных по два напротив друг друга идеально обхватывали тело, а командир судна, как будто сошедший с экрана телевизора, был сама галантность – то, что всё это будет происходить с ней, она никогда не могла представить. Весь недолгий полет она смотрела в иллюминатор, а Влад, расположившись напротив, просматривал биржевые котировки. Через сорок минут Джессика уже не могла оторвать взгляд от раскрывшегося под ними Нью-Йорка. Шасси мягко коснулись посадочной полосы аэропорта Ла-Гуардия и волны залива Флашинг, бьющиеся о берег в каких-то ста ярдах, встречали их. Но не только они. Черный Мерседес (из всех представительских марок автомобилей для Влада существовал только он) уже ожидал прибывших, и Джессика не успела ещё отойти от красоты полета, как уже перед ней предстало мрачное строгое из бетонных плит с кирпичными вставками высокое здание тюрьмы Бруклина.

Остальное было как в тумане. Какие-то люди в форме и в гражданской одежде провели её в кабинет, где за столом сидел Айван Стеблин. Она узнала его сразу и уже не сводила взгляд, боясь посмотреть на всё происходящее вокруг. Джессика не думала, что будет так тяжело и страшно. Затем были какие-то бумаги, подписи, дежурные вопросы и чьи-то слова. Голова готова была взорваться, и она закрыла глаза. Всё закончилось очень быстро и только, когда Джесс усадили назад в машину, она стала приходить в себя. Водитель, развернувшись, обратился к ней:

– Мистер Стеблин сказал, что бы мы его дождались. Он скоро будет.

Влада задержал небольшой разговор с братом.

– Что думаешь, Айван?

– Мне кажется, это плохая затея. Она не выдержит. Ты видел, она чуть не упала в обморок и это всего лишь подписать бумаги. Плохая затея, плохая.

– Я не согласен, брат. Она первый раз в тюрьме. Ей просто надо привыкнуть, и поверь, через время её походка здесь будет такая же уверенная, как у твоего адвоката.

– Посмотрим, Влад, посмотрим. Я не против ошибиться в этом случае.

Окончательно Джессика успокоилась только в самолете и на лице появилась решительность. Она приняла этот вызов, и дороги назад нет. Влад заметил это, но не подал и виду. Вся его натура показывала, что сегодня произошло событие не важнее, чем выпить стакан яблочного сока с утра.

Он провел её до припаркованного автомобиля, сухо попрощался и сказал, что на днях позвонит. Джессика взглянула на часы. Прошло всего три часа, как Стеблин встретил её на этой стоянке. Какие-то 180 минут и такое “приключение” (слово “замужество” не помещалось в её голове и поэтому, другого она не смогла подобрать). Дорога из Международного аэропорта Сиракьюс проходила недалеко от любимого места на берегу Онондага и Джессика, даже не раздумывая, повернула туда. Времени было достаточно, чтобы остаться наедине с собой – Линда вернётся со школы только через два часа.

Глава 9. Пять дней


Сегодня, перед отбоем в тюрьме, Роберт даже не перекинулся с Айваном и словом, а только, как прилег на койку, сразу продолжил свой рассказ.

Кейт не ошибся, два месяца в специальной подготовительной школе прошли довольно быстро. Задача этого курса состояла в повышение физических показателей, которые Роберт демонстрировал в парке Эйзенхауер. Он ещё тогда понимал, что это не его предел и поэтому здесь всё давалось, нельзя сказать легко, но и работой на полный износ, тоже трудно было назвать. Каждый день занятия, включающие в себя бег, заплывы, отжимания, приседания и подтягивание. Вроде всё, то же самое, как на обычных тренировках, но только теперь присутствовал жесткий режим и правила, нарушение которых, мгновенно приводило к тяжелому наказанию. Здесь Роберт понял самое главное правило – не должно быть индивидуума, только команда. Одно целое, один организм. Он навсегда запомнил, как инструктор, говоря об этом, жестко спросил одного из рекрутов:

– Разве руки у тебя считают себя важнее глаз?

Работа в команде, после футбола, не была чужда Кейту, но только стоило прийти в казарму, и Роберт превращался опять в одиночку. Он не поддерживал никакие разговоры, а просто, лежа на койке, пропускал их мимо ушей. Обсуждать действия инструкторов, хотя некоторые вещи в их поведении Кейт ещё сам не понимал, считал в первую очередь бессмысленным занятием. Зачем тратить на это время, ведь завтра будет то же самое, так пусть лучше организм больше отдохнёт, включив режим сна, и в теле пройдет качественная перезагрузка. Сначала Роберта пытались вывести на житейские разговоры, но его немногословные ответы отбивали охоту у сослуживцев продолжать диалог. Никому не нравится вытягивать слово за словом и в итоге его уже никто не беспокоил. Нагрузки увеличивались с каждым днём и многие, как Роберт, понимали, что лучше сейчас лечь поспать, дабы утром не жалеть об этом. Каждая килокалория была теперь на счету.

Подготовительный курс заканчивался и Кейт заметил, что за эти два месяца он явно окреп. Мышцы не прибавились в объеме, но в своих жилах Роберт начал чувствовать твёрдость железа, а в теле – лёгкость бабочки, и он беспрекословно выполнял все команды инструкторов, видя, что они делают его лучше, пусть и своими жёсткими, не всегда безобидными методами. А база ВМФ США на острове Коронадо готова была его встретить со всем своим суровым гостеприимством.

Проезжая по двухмильному изогнутому мосту, соединяющего Сан-Диего и пункт назначения, Роберт всматривался вглубь острова, не веря, что здесь находится армейская база. Только пара военных кораблей в проливе говорили об её существовании. Недаром Коронадо называли островом миллионеров. Вся обстановка вокруг не давала в этом усомниться. Дорогие дома, бесчисленное количество яхт на любой вкус и …, тут Роберт поймал себя на мысли, вспомнив Перл-Харбор, что он никогда не купил бы дом рядом с военно-морской базой. Первый удар будет направлен именно по ним. Понятно, что мысли об этом если и приходили, то сразу исчезали, стоило только полной грудью вдохнуть свежего тихоокеанского воздуха и насладиться тёплым климатом субтропиков в течение всего года.

До 1943 года сам остров Коронадо был соединён небольшим перешейком, который даже имел своё название – Spanish Bight, с не меньшим по размерам одноименным островом, только с приставкой Северный. Именно там и расположилась база ВМФ США. С развитием ей потребовалось больше земли, и военные недолго раздумывали над этой проблемой. Создав дамбу, они высушили и засыпали этот водораздел между островами, сделав их одним целым. Роберт также был удивлён, узнав, что на остров можно попасть и по суше. С юга на узком участке земли, протяженностью чуть больше шести миль, так называемые береговые наносы или научным языком – томболо, существовала дорога на материк. С точки зрения географии, Коронадо, конечно же, был полуостров, но вот геологи называют это как “связанный остров”, поэтому любой вариант считался правильным. Кейту в школе такое не рассказывали.

Впереди был 24-х недельный тренировочный курс BUD/S, преодолев который, ты имел отличные шансы вступить в элиту вооруженных сил США – “морские котики”. Первые три недели проходила идеологическая обработка для подготовки к первой из трёх фаз, каждая из которых была продолжительностью 7 недель. Буква в названии курса предельно просто объясняла, какие этапы предстоят. “B” (Basic) – базовая фаза, включающаяся в себя физическую, командную и умственную работу. Здесь закладывается мощный фундамент для будущего универсального солдата. Второй этап – “U” (Underwater), охватывает и доводит до совершенства боевое погружение на дальние расстояния в разных условиях. И третья фаза это “D” (Demolition), название говорит само за себя – уничтожение. Это обучение работы с оружием, взрывчатыми веществами, наземной навигации и боевой тактике. И через дробь, буква “S”(SEAL), конечная цель этого адского марафона – служба в «морских котиках», финишную черту которого пересекут не многие.

Роберт увидел его сразу. Он не был спрятан, а висел у всех на виду, латунный, отражая своим металлом желтого цвета лучи солнца, заигрывая и всем демонстрируя, что я рядом и всегда готов прийти на помощь. Рекрутов познакомили с ним в первую очередь. Три удара в этот колокол мгновенно заканчивали твою боль – здесь не было романтики, здесь была только она и ты, покидал Коронадо, запомнив этот момент навсегда, без шансов забыть его, как учитель по математике в школе. Даже в дождливую погоду, среди мокрого песка, грязи и серости, он манил к себе. Капли небесной воды, словно слёзы по щеке, медленно скатывались вниз по колоколу, и Роберт часто замечал, как много парней повернув голову в его сторону, не сводят глаз, пробегая мимо в связке из семи человек с огромным бревном на груди. Кейт никогда на него не смотрел.

Девиз “морских котиков” – “единственный лёгкий день был вчера“, полностью и особо точно описывал происходящее. Иногда Роберт представлял себя маленьким гвоздем, по которому каждый день бьют кувалдой, а на утро достают из бревна. И делают это уже два раза в день, а на завтра – три, и конца этой прогрессии не видно. Кейт понимал, что стоило шляпке, только чуть согнутся, как следующий удар тебя сломает пополам, поэтому голову надо держать ровно. Он уже не помнил, кто и когда сказал эту фразу по телевизору, но память достала её, что главная битва происходит у солдата именно в ней. Те, кто проиграл этот бой, сразу бросались в глаза и он понимал, что скоро колокол отзвенит три раза. Боль забрала у них веру.

Роберт никогда не мог подумать, что прибой, который всегда вызывал у него только положительные эмоции или спокойствие, может стать такой адской мукой. Как, вообще, до этого можно было додуматься? Целый взвод, сцепившись локтями между собой, ложился на спину головой в сторону океана. Волны накатывались с убийственной периодичностью, накрывая тебя полностью и наполняя ноздри солёной водой, вызывая ощущения, что ты тонешь. И так продолжалось эта экзекуция, пока не наступала начальная стадия гипертермии (переохлаждение). Организм блокировал доступ крови в периферические сосуды, вызывая их спазм и тем самым уменьшая теплоотдачу тела. Сердечный ритм сокращал свою частоту до 30-50 ударов в минуту, а дыхание становилось настолько редким, что ты его даже не замечал. И когда пытка прибоем заканчивалась, то нормального человека отправили бы в больницу, а здесь ты закапываешь сам себя с головой в песок и так лежишь до конца дня, понимая, насколько это комфортно после океана. Тело размечталось о сне и тепле, но эти мысли сразу исчезают после крика инструктора и ты уже, отключая сознание, в лучах уходящего солнца, бежишь полосу препятствий, думая только об одном – вложиться во время или звони в колокол. Сила твоей веры должна быть сильнее боли. Голова должна быть сильнее мышц и это единственный верный путь.

Пятая неделя первой фазы носила название “адская”, явно не претендующее на оригинальность, но заставляющее задаваться только одним вопросом. А как назвать то, что было до неё?

Пять с половиной дней без сна в постоянном движении, и только в конце четыре часа лежишь с закрытыми глазами. Каждый день ты восстанавливаешь энергию на семь тысяч килокалорий, но продолжаешь худеть, а мозг действует на основе инстинктов, просто выдавая команды мышцам и ничего большего. Только благодаря этому, ты способен выдержать в десять раз большие нагрузки, чем считается возможным, превратившись вместе с остальными курсантами в один железный, хорошо отлаженный механизм. Слабость исчезает, когда приходит боль. Роберт не стал лидером среди курсантов и всё только из-за его молчаливости. Негласно Кейта называли “тень”, однако при этом свою долю уважения он заработал, постоянно приходя на помощь любому, кто в ней нуждался. Инструктора пытались вывести Роберта из равновесия, впрочем, как и всех остальных, но устойчивость к стрессам у него действительно была запредельная. До недели “ада” из 89 человек, 32 уже сложили каску около колокола, позвонив в него. За эти пять дней ещё 27. Многие, физически хорошо развитые, для которых бег, плавание, отжимание и полоса препятствий были преодолимы, просто не выдерживали таких упражнений, как “невозможно дышать”. Тебе связывали ноги и руки за спиной, а затем бросали под воду в бассейн, где ты словно погруженный полностью поплавок, находился в вертикальном положении между дном и поверхностью. Секрет выполнения этого задания был одинаково прост и сложен – только полная расслабленность и спокойствие. Но стоило в душу запустить каплю трепета, как уже через секунды тебя полностью охватывала паника. Роберт видел, как таких после этого вытаскивали из воды и словно жалких мокрых дворовых собак выгоняли, крича, что его место в одном из отелей на побережье в теплой постели, а не здесь. И других, потерявших сознание под водой, которых сразу откачивали и, дав десять минут на отдых, снова бросали в бассейн, а они назло всему выполняли это упражнение, убив в себе страх. Большинство студентов, сдав предмет “Адская неделя”, собирались закончить университет. Последние четырнадцать дней первой фазы колокол выглядел одиноко грустным и печально молчал, словно обиделся, что на него никто больше не обращает внимание.

Второй этап обучал курсантов непосредственно тому, чем они должны отличаться от других войск специального назначения. Первые две недели проходил теоретический курс “Базовые навыки подводных диверсий”. Много преподавателей и занятий в классах дали отличную возможность восстановиться. Роберт считал, что неплохо учился в школе, но он даже не догадывался, сколько нового ему здесь расскажут. Например, при свободном всплытии с глубины пятнадцати метров, твоя скорость не должна быть больше скорости подъёма выдыхаемых собственных пузырей. Превышение настолько опасно, что может привести к кессонной болезни или баротравме легких, которые просто разорвёт. Дело в том, что на этой глубине в них помещается в три раза больше воздуха, чем на земле, и при всплытии, когда снижается давление, во столько же он увеличивается в объёме. Поэтому сразу выдохнуть весь воздух на поверхности жизненно необходимо.

Работа с аквалангами разного типа доводилась до совершенства. В любой момент один из инструкторов мог перекрыть тебе воздух и сорвать маску на дне бассейна, создавая сильный стресс и далее пристально наблюдая за твоими действиями. Незначительный сбой ввел к наказанию (отжимания с 33-х килограммовым аквалангом на спине), но главное было умение сохранять спокойствие. Это ценилось превыше всего, а техника выполнения – дело приходящее. За эти недели Роберт поменял своё отношение к воде, то, из чего на 70 процентов состоит человек, может любого легко сделать трусом. Пытка прибоем вызывал ненависть к ней, а неделя бассейна – ужас. Вода заставляла узнать себя с другой стороны, и некоторые, не выдержав, теряли самоконтроль.

Следующую неделю курсанты делали тоже самое, но только в полной темноте. Любой план, даже самый хороший, меняется в мгновение, только прозвучит первый выстрел и умение действовать вслепую, на ощупь, доводит его до конца и спасает тебе жизнь.

Кейт слушал и внимал всё, что говорят инструкторы. Он давно понял, они здесь призваны не для того, чтобы сделать тебе хуже. Но всё равно находился кто-нибудь и пытался выполнить задание по-своему, считая, что так проще. Это была непростительная ошибка, о чём потом очень сожалел. Сложность этого упражнения не была видна сначала. Всё казалось просто – ты с баллонами на спине должен был находиться в вертикальном положении на поверхности с поднятыми над водой руками и так продержаться пять минут. 33 килограмма подводного снаряжения тянули тебя на дно и единственный способ удержаться это были толчки ногами плюс выносливость. Слишком частые движения только усугубляли, но инстинктивно, ты считал, что так лучше, и, в конце концов, проваливал это задание. Курс Роберта потерял ещё двоих. Они не стучали в колокол, а просто были отчислены, не сдав нормативы. Кейт запомнил их лица, на которых была только ненависть к самому себе и никакой жалости. Он не знал, но один из них вернулся через год и успешно прошёл весь тренинг BUD/S.

Если в первой фазе подготовки все курсанты работали на команду, то здесь между ними началась здоровая конкуренция, которая также помогала выполнению упражнений. Каждый хотел стать лучшим, но стоило совершить ошибку и она уже катится за тобой снежным комом. В одном из упражнений, которое с первого раза сдавал только каждый пятый, любое неправильное действие приводило к провалу. Находясь на дне бассейна, сзади к тебе подплывал инструктор и создавал полный хаос. Если до этого просто срывали маску и перекрывали воздух, то теперь к этому они ещё вырывали воздушные шланги, завязывали на них узлы и ослабевали ремни крепления. После такого, даже на берегу, привести подводное оборудование в надлежащий порядок, требовало огромного внимания и времени, а под водой, на дне, казалось, совсем не реально. Это было первое упражнение, которое Роберт не сдал сразу на второй фазе подготовки, но уже на следующий день он был доволен собой. Теперь их ожидал океан, и снова на первое место вышла работа в команде.

Обучение подводной навигации, являвшееся важнейшим навыком для всех водолазов, после всего прошедшего Кейт считал морально и физически безобидным занятием. Главное, как всегда, вложиться в норматив при достижении боевой цели на дальние расстояния. Второй этап BUD/S подходил к своему завершению.

Третья фаза очень напоминала первую. Роберт снова почувствовал себя гвоздем, который каждый день по несколько раз заколачивают в бревно. Дистанции постоянно увеличивались, а время прохождения издевательски уменьшалось, как казалось, до невыполнимых размеров. Но физические тренировки уже разбавляли занятия по снайперской подготовке, взрывному делу, рукопашному бою, тактике и ориентированию на местности. Теперь все понимали необходимость прохождения первых двух фаз – диверсионная работа требовала полной концентрации внимания и четкости выполнения, не смотря на изнуренность.

– Роберт, – тихо сказал Айван, – я думал, что стрелять и убивать голыми руками вас учат с самого начала.

– Нет. Вступить в открытую конфронтацию это самый последний шаг. Твоя задача не убить врага, а находиться постоянно рядом с ним в каких-то пяти ярдах и оставаться незамеченным.

– Ты сейчас говоришь, как ниндзя, – улыбнулся Стеблин.

– Никогда об этом не задумывался, но ты прав. Нас действительно многое объединяет, – ответил Кейт.

– Знаешь, сразу вспомнилось, как в 88 или 89 году у нас в Советском Союзе просто начался бум видеосалонов. Ты рассказывал, что у тебя дома стоял новенький видеомагнитофон Panasonic. В то время у нас иметь такую технику, было такой же роскошью, как автомобиль, даже больше. И те, кто были предприимчивее, арендовали кафе, приносили туда телевизор, вставляли кассету в магнитофон и все, не отрываясь, смотрели её. Так вот мой первый фильм по видео был “Американский ниндзя”, где главную роль играл Майкл Дудикофф. Мы очень гордились, что ниндзя номер один в США имеет русские корни. На сеансы в эти видеосалоны стояли целые очереди и те, кто занимался этим, в день получали больше, чем учитель в школе за месяц.

– Это как-то не правильно. Что же это за страна такая, где человек засовывающий кассету в деку и нажимающий кнопку “play”, зарабатывает больше чем преподаватель в тридцать раз?

– Наверно поэтому, Роберт, Союз и развалился. Поменялись ценности.

– Странно. Ведь это не так легко сделать. Первыми полететь в космос, а через каких-то тридцать лет всё под снос?

– Тут всё просто. Страну великой делали наши деды: они победили в той ужасной войне, они восстановили промышленность после неё, они освоили космос. А вот их дети, наши отцы, развалили это всё, а мы, их внуки, начали стрелять друг в друга и поэтому я с братом в 94-м году приехал сюда. Был небольшой капитал. Почему так произошло, пусть разбираются те, кому это интересно, всё равно назад ничего не вернуть. Ладно, это уже другая история. Давай, ниндзя – морской котик, рассказывай дальше. Слушаю внимательно.

– Спасибо, хоть не черепашка, а то было бы совсем обидно, – улыбнулся Кейт и продолжил свои автобиографические армейские этюды.

После трёх с половиной недель фазы “Разрушение” весь курс был отправлен на завершающую стадию для практических занятий на остров Сан – Клементе в 60 милях от Коронадо. Его смело можно было назвать необитаемым. Кроме пару сотен военных моряков на нём не было больше никого. Остров совмещал в себе разные рельефы местности – песчаные берега переходили в неприступные скалистые, а горные тропы к пустынной местности, где все, как на ладони. Ущелья сменялись заросшими кустарником склонами, а рядом с лютиками можно было увидеть растущие кактусы. Только несколько зданий и взлетно-посадочная полоса говорили о том, что местной дикой природе пришлось немного потесниться с человеком.

Каких-то десять месяцев назад Роберт старательно решал задачи на уроке математики, а сегодня ночью он уже плыл под килем эсминца, имитируя установку мины для вывода из строя рулевой системы корабля. Он изучил её строение досконально, прекрасно зная, куда прикрепить заряд, чтобы причиненный ущерб от взрыва был максимальный. Каких-то десять месяцев назад Кейт возвращался пешком домой со школы, наслаждаясь теплыми весенними лучами солнца, а сегодня ранним утром, вернувшись на берег, он, мокрый и грязный, уже преодолевал полосу препятствий с автоматической винтовкой на груди под звуки разрывов гранат в дымовой завесе. Каких-то десять месяцев назад Роберт злился на себя, стоя у доски, что не в состоянии правильно решить химическое уравнение, а сегодня днём он уже отрабатывал один из многочисленных способов убийства человека резким движением голых рук. Также всё кардинально поменялось и внутри него. Он чувствовал, что способен на всё и нет преград, которые будут непреодолимыми. Роберт стал тем гвоздём, который никто и никогда не сможет согнуть ударом.

Третья фаза приближалась к своему финишу, но это был далеко не конец, чтобы стать действующим бойцом SEAL, полная подготовка которого длилась два с половиной года. Если курсанты технически не прошли и полпути, то дорога к совершенству в физическом и моральном плане была преодолена.

Следующий 4-ти недельный этап был полностью посвящен парашютному делу. Снова предстоял перелет через всю страну, где их ждала военная база сухопутных войск в Форт – Беннинг, находящаяся на границе штатов Джорджия и Алабама, в 80 милях от Атланты.

Боязнь высоты – не для боевых пловцов. Вода наводила больше страха, чем чистое небо и как заметил Кейт, не только для него. Если погружение в тёмную воду напоминало грязную и неприятную работу, то свободное падение с высоты 12000 футов до позднего раскрытия парашюта приятно щекотало нервы, словно экстремальный отдых. Этот месяц Роберт даже не заметил, как их опять встречала Калифорния.

Для столь желанного получения трезубца ВМФ SEAL оставался последний шаг, называемый SQT (SEAL Qualification Training). Это ещё полгода. Все базовые навыки, чему натаскивали курсантов, должны были перейти на более качественный высокий уровень. На военной базе в Ниланде, там же в Калифорнии, Роберт изучал тактику наземной войны со всеми её нюансами: ловушки, засады, разведка, патрулирование и преследование. Ночные бои– тренировки максимально приближались к реальным. Свистящие пули над головой, непрекращающиеся разрывы, всё происходит в полном тумане, общение только криком создавали путаницу, волнение и замешательство. Вот тогда ты прекрасно понимал правило номер один – чем больше вы потеете в мирное время, тем меньше кровоточите на войне. Лучшие инструктора раскрывали секреты правильной высадки в воду с воздуха и обратного извлечения. За эти шесть месяцев Роберт побывал и на Аляске. Остров Кадьяк со своей горной местностью и холодным климатом как будто специально был создан для того, чтобы обрести именно здесь навыки ведения боя, медицинской помощи и выживания в столь суровых погодных условиях.

– Знаешь, Роберт, одного не могу понять. Что это за морские котики, которые бегают по заснеженным горам и прыгают с парашютом? Я думал только вода и берег ваше поле действия. Это больше похоже на тюленей, – с юморком спросил Айван.

– Сейчас всё объясню. На самом деле SEAL это не одно слово, а аббревиатура. Se – sea (море), A – air (воздух) и L – land (земля). То есть – мы везде и всегда лучшие, – не без гордости ответил Кейт.

– Прямо, как “Mercedes”.

– Иногда, Айван, я тебя не понимаю. Вот сейчас именно тот момент.

– Теперь я объясню. Сначала они выпускали только двигатели внутреннего сгорания для всего, что движется: самолеты, корабли, машины. И лучи в их логотипе обозначают, что они повелевают тремя стихиями – море, воздух и земля.

– Хм, я даже не догадывался. Забавно получается, пока я тебе рассказывал далеко не веселые вещи, ты умудрился назвать меня и ниндзя – морской котик, и “Mercedes”. При этом абсолютно не обидно и вроде как по делу. Красавец! Ладно, в принципе, я уже заканчивал. Цель была достигнута – я стал полноправным бойцом SEAL. И чтобы картина стала завершенной, меня направили служить во второй полк Специального назначения ВМС США, 4-ый разведовательно-диверсионный отряд, поближе к дому на родной мне Атлантический океан. Военно-морская база Литл-Крик, рядом с Норфолком. Театром наших военных действий была Латинская и Южная Америка.

Глава 10. Старина Билли


Влад Стеблин недолго изучал карту штата Нью-Йорк, сразу определившись, что тюрьма города Оберн наиболее подходящий вариант в географическом плане для отбытия срока Айвана. Сорок километров (он никак не мог привыкнуть к милям) от Сиракьюс легко скрывали связь Джессики и его брата, при этом на небольшом расстоянии. Здесь никто не знал о существовании мисс Олсон и никто из знакомых не мог случайно встретить её выходящей из тюрьмы, пытаясь ненавязчиво задать ненужные вопросы. Это могло помешать. Если для кого-то перевести человека в нужное исправительное заведение по стране было проблемой, то Владу это стоило просто денег. Адвокаты, через свои каналы, этот вопрос решали легко, и сразу после вынесения приговора Айван будет доставлен в Оберн. Ещё один небольшой шаг к побегу был сделан.

Параллельно Влад искал визажиста – стилиста уровня голливудских кинокомпаний для такой необычной работы. Как оказалось, это не так легко, даже здесь в Нью-Йорке. Здесь нужен был не только высококлассный специалист, но и человек умеющий держать язык за зубами, что для этой профессии крайне редко. Он не должен задавать каких-либо лишних вопросов, а всё общение только по работе. Все кандидатуры, которые попадались Стеблину, он отметал сразу же, и только через месяц поисков, в разговоре с одним знакомым психологом такой персонаж был найден.

Закрыв дверь в одном из офисных зданий на Манхэттене с табличкой “Личный психолог. Доктор Фред Коулман”, Влад, поздоровавшись, вопросительно посмотрел на секретаршу и та, тихо ответив на приветствие, кивнула, что обозначало “можно, у шефа никого нет”. Каждый раз при виде Стеблина (хоть это было не так часто) она всегда немного терялась. За столько лет знакомства с ним её не покидало желание узнать этого русского поближе. В нём была непонятная тайна, и это интриговало, а женщин, как известно, патологически тянет к секретам.

– Здравствуйте, мистер Стеблин, – Фред Коулман расплылся в улыбке, как чеширский кот, которого он очень напоминал, – давненько вы не посещали старого друга и насколько я тебя знаю, Влад, на твоё пришествие есть причина.

– Ненавижу и очень злюсь, когда безошибочно предугадывают мои действия, но только не на тебя, Фред. Я тоже рад встрече.

Стеблин уже не помнил точную дату, когда он познакомились с ним, а только месяц, год и место. Одним мартовским утром, одиннадцать лет назад, они сидели за соседними столиками небольшого кафе на Бродвее. Фред пришёл туда на пару минут раньше, так как официантка ещё не принесла его кофе, а уже с небольшим удивлением приняла заказ у Влада на заваренный чай в молоке, который так любила его бабушка.

– Мистер Коулман, вот ваше кофе с молоком и пончики. Приятного аппетита.

– Сандра, большое спасибо и подождите секунду,– Фред достал свою визитку и протянул ей, – после работы зайдите ко мне, здесь недалеко. Я чувствую, вам надо поговорить.

– Мне не нужна помощь психолога, у меня всё хорошо.

– Если бы вы знали, сколько раз я слышал эту фразу от людей, который потом меня благодарили. Не буду настаивать, Сандра, но сегодня жду. Я вас сам пригласил, поэтому никаких денег.

Владу, нехотя, пришлось прослушать этот короткий диалог и он, как бы разговаривая сам собой, тихо, но так, чтобы было слышно за соседним столом, проговорил:

– Бессонная ночь – ещё не повод обращаться к психологу.

– Молодой человек, – Фред развернулся, – подсаживайтесь ко мне за стол, и мы обсудим эту тему.

Стеблину было интересно пообщаться с американским психологом, так как в Советском Союзе такая наука, по большому счёту, просто не принималась во внимание. Он пересел и Фред, внимательно посмотрев на него, мягким голосом спросил:

– С чего вы взяли, что ночь была бессонная?

– По макияжу. Тональный крем, который женщины наносят в первую очередь, уложен очень тщательно и равномерно, то есть Сандра никуда не спешила, если бы просто проспала. Тени карандашом также наведены предельно аккуратно, а вот последующие шаги вызвали вопросы. Тушь на ресницах прочесана только с внутренней стороны. Не поверю, что она забыла провести щеточкой с наружной. Хотя, как мы выяснили, время было. Тоже касается и губ, контур был сделан на скорую руку. По всему видно, что наложение макияжа её начало нервировать. Согласитесь, очень странно для девушки. А такое состояние с утра в большинстве случаев говорит о бессонной ночи.

– Впечатляет, мистер…, – Коулман выразительно замолк и когда Влад представился, продолжил, – у меня те же выводы, но с макияжем никак не связаны.

Сандра принесла чай с молоком и на пару секунд задержалась у стола в непонятном ожидании, затем резко развернулась и отошла. Фред оценивающе посмотрел на это действие и сказал:

– Она сегодня придёт ко мне. Три девятки после запятой. Пари не буду заключать, извините, мистер Стеблин, я не игрок. Видите ли, психолог обращает внимание на состояние человека, которое выражается изменением в его обычном поведении, как бы это не пытались скрыть. Сандру я знаю давно. В том, что одна бессонная ночь не повод похода к психологу, согласен. Но вы здесь впервые, а я каждый день, и такая ночь у неё далеко уже не первая. Значит, пора ко мне.

Так произошло их знакомство и на следующий день, Влад снова зашел в это кафе, где за столиком уже сидел Фред Коулман.

– Мистер Стеблин, рад вас видеть. Сейчас вам принесут чай с молоком, как вчера, я уже заказал. Поверьте, был уверен, что сегодня вы придете сюда в это же время, секунда в секунду. Люди, отличающиеся сильным логическим мышлением очень пунктуальны.

И теперь каждый день, сидя за столиком, они забавлялись тем, что шутя, анализировали случайных людей, иногда споря, и не соглашаясь друг с другом, но в итоге находя общее. Таких себе два разных Шерлока Холмса. С годами их встречи стали более редкими, но дружба уже крепко пустила свои корни.

– Так что тебя привело к дедушке Коулману, Влад? Между прочим, у меня родился внук.

– Фред, поздравляю, но теперь к делу. Ты знаешь весь Нью-Йорк и мне нужен специалист по макияжу, который в курсе, что такое молчание.

– Мистер Стеблин опять что-то задумал, но это не моё дело. А насчёт твоей просьбы, ты, как всегда попал в цель. Есть один с первого взгляда безобидный старичок, который в состоянии, поверь, я лично видел, сделать из 50-летнего трупа тридцатилетнего мужчину, которого, если не запах, ты понимаешь, принимаешь за спящего. Не помню, как зовут, но ты можешь найти его в похоронном бюро “Оскар и сыновья”. Это в Бруклине. Хотя подожди, – Фред открыл ящик стола, достал коробку, полную визитных карточек и протянул Владу, – где-то здесь их адрес. Ищи, а я пока заварю кофе.

Перебирая визитки, Влад ещё раз убедился, что Нью-Йорк для Коулмана действительно был весь, как на ладони. Нужную ему карточку он нашёл довольно быстро и отложил в сторону. А затем, ради праздного любопытства, рассматривали остальные. Каких там только не было – от стрижки домашних животных до фан-клуба “Нью-Йорк Рейнджерс”, от часового мастера до профессора университета Иешива.

– Фред, а ещё можешь что-нибудь добавить, кроме того, что этот старичок безобидный. Ты же неспроста произнес “с первого взгляда”.

– Обижаете, мистер Стеблин. Конечно, но это основано только на моих выводах.

– Я соскучился по ним, поэтому с удовольствием выслушаю, – и Влад раскованно развалился на диване.

– В принципе, я видел и немного общался с ним всего один раз, но этого хватило. Думаю, у него было тюремное криминальное прошлое. Он молчалив, но если начинает говорить, то очень аккуратно, как бы подбирая слова, чтобы не болтнуть лишнего. Очень ощущает направленные на него чужие взгляды. Сразу реагирует, как военный, но выправка не говорит об армейской службе. Плюс собственный взгляд – внимательный и осторожный. Правда, татуировок, Влад, я не заметил.

– Но если он такой отличный специалист, то почему в похоронном бюро?

– Я тоже задался тогда этим вопросом и вот мой вердикт. Ну, во-первых, он и там неплохо зарабатывает. Как ни крути профессия, то редкая, а во-вторых, я думаю дело в руках. Его кисти сложно назвать красивыми, небольшие следы от ожогов, короткие толстые пальцы, поэтому какой-нибудь доморощенной звезде не понравится когда они постоянно рядом с твоим лицом, а вот мертвецам – всё равно.

Влад понимал, это то, что он искал, и завтра обязательно направится в похоронное бюро “Оскар и сыновья”. Ещё немного поболтав с Фредом, он решил уходить.

– Не забывайте старика Коулмана, мистер Стеблин. Я очень рад вас всегда видеть. Заходите, не стесняйтесь, – а секретарша ещё долго смотрела на закрытую Владом за собой дверь.

Контора ритуальных услуг “Оскар и сыновья” явно процветало. Стеблин даже не догадывался, что рентабельность этого заведения иногда достигало двухсот процентов. Старика – визажиста он узнал сразу, Фред описал его очень точно, тот явно был без дела и просто сидел в кресле-каталке на улице во внутреннем дворе двухэтажного здания похоронного бюро, медленно и со вкусом затягиваясь, наслаждался процессом курения, выпуская кольца. Он уставшим взглядом посмотрел на Влада и монотонно, выговаривая каждое слово, тихо проговорил:

– Управляющий наверху, на втором этаже. Все проблемы к нему.

– Он не сможет мне помочь, – и, видя, как в его глазах появился вопрос, Стеблин сказал, – я по вашу душу. Мне нужен высококлассный специалист по макияжу, а о вас в Нью-Йорке ходят легенды.

Старик не подал и виду, но эта лесть была ему приятна, хотя и пытался скрыть, а Влад продолжил:

– Я готов предложить вам одну работёнку.

– Слушаю внимательно, – он перестал качаться на кресле и чуть нагнулся вперед.

Стеблин достал фотографии брата и Джессики, подошел и протянул ему.

– Это живые люди. Мне надо, чтобы они поменялись местами. Я думаю, вы поняли, о чем я говорю. Кстати, меня зовут…, – Влад представился, а старик, показывая, что имя и фамилия незваного гостя его абсолютно не волнует, внимательно всматривался в лица на снимках. Интуитивно он понимал, что это требуется не для какого-нибудь глупого розыгрыша, а дело куда серьезней и скорей всего незаконное, да и Стеблин не был похож на модератора-шута. Старик вернул фотографии и явно, завышая цену, сказал:

– Пятьсот за одного, в итоге – тысяча долларов, и я не знаю вас, а вы не знаете меня, – хотя прекрасно понимал, что криминала с его стороны нет.

– В том то и дело. Для того чтобы просто поменять их лица, я нашел бы какого-нибудь выпускника курсов по макияжу или школы моды, а мне нужен человек, который обучит её, – Влад показал фотографию Джессики, – сделать это, и ваша цена увеличится в сто раз.

– Предложение, конечно, интересное и заманчивое, – старик задумался на несколько секунд, – давайте вечером, часов в шесть, обсудим всё в пабе “Два голландца”, здесь недалеко, на перекрестке Авеню D и 42-ой улицы. Называйте меня просто Билли, найдете там. До встречи, мой перерыв закончился.

Название паба не вызвало у Влада удивления, так как он отлично знал, что Бруклин именован в честь нидерландского города Брёкелена и основан голландцами. Вообще, весь Нью-Йорк смело можно было назвать сборной Старого Света, а в последнее время и мира. Стеблин не любил пивные из-за шума, постоянно царящего в них, но для серьёзных разговоров они были идеальным местом. Здесь никто не мог расслышать, о чем говорят за столом, не присев рядом. Он понимал, что появление в пабе заставит всех обратить внимание на него, так как в таких заведениях создаётся свой особый контингент, который знает друг друга в лицо и любой незнакомец сразу вызывает оценивающие взгляды.

То, что хозяин или судя по названию, хозяева, были голландцы даже не вызывало сомнений. Влад был приятно удивлен, увидев за спиной бармена плакат под стеклом в рамке чемпионов Европы 1988 года по футболу сборной Нидерландов, где красовались Марко ван Бастен и Рууд Гуллит. Именно они похоронили в том финале сборную СССР, ставшим последним для неё, который Стеблин запомнил на всю жизнь. Шедевр от ван Бастена и незабитый пенальти Игоря Беланова – вещи, которые не забываются. Футбол, хоть и набирал обороты в Америке, но ещё был очень далёк, чтобы стать королём спорта, как в Европе.

Билли скромно сидел за столиком в самом углу заведения спиной к стене, наблюдая за всплывающими пузырьками свежего пива в бокале. Появление Влада, как он и ожидал, заставило некоторых сразу прекратить разговор и переключит внимание на него, вызвав тем самым цепную реакцию у остальных посетителей. К угловому столику он уже подходил в полной тишине, но стоило ему отодвинуть стул и подсесть к Билли, как привычный гул паба снова занял всё своё жизненное пространство – труженик похоронного бюро явно был здесь уважаемым человеком.

– Наверное, это заведение не для вас, мистер Стеблин, но я ненавижу рестораны. Посмотрите на эти лица вокруг. Кто-то смеется, кто-то доказывает свою неправоту, но их всех объединяет одно – эмоции, а это жизнь. Посмотрите на лица людей, сидящих в ресторанах. Никаких эмоций, они мертвые, как те, которые я вижу каждый день и нехотя я уже представляю, как работаю над ними. В этом мало хорошего, согласитесь.

– Возможно, Билли, ты прав. Но это профессиональные издержки. Проведи день на бирже, в этом хаосе, и вечером ты захочешь в ресторан, в тишину. Пусть и с холодными лицами.

– Давайте к делу, мистер Стеблин. В этой жизни меня отучили философствовать.

Влад снова достал фотографии, положил перед ним на стол и, как бы он не хотел, из-за шума вокруг, пришлось увеличить громкость своего голоса.

– Её зовут Джессика. Твоя задача, Билли, обучить её двум вещам. Первое – перенести своё лицо на это, – Стеблин перевёл палец со снимка мисс Олсон на Айвана, – второе, сделать обратное, и так, чтобы никто ничего не заметил.

– Ну, это реально, – буркнул Билли.

– Вся сложность в том, что этого человека, – Влад постучал пальцем по фотографии брата, – с вами не будет. Что скажешь?

Билли взял фотографию Айвана и пристально начал всматриваться в неё. Не отводя взгляда, он сказал:

– Слишком мало материала. Мне надо ещё фотографии вашего знакомого… или брата. Чем больше, тем лучше и хорошо бы с разных ракурсов. Для начала нужно сделать манекен его головы. У меня есть знакомый скульптор, но это будет стоить до одной тысячи долларов.

– Это не проблема, но есть ещё одно неудобство. Джессика живёт в Сиракьюс и ты, Билли, должен будешь обучать её там, желательно до двенадцати дня. Для этого я могу предоставить тебе свой самолет в любой день и время. Полчаса и ты на месте. Все текущие расходы беру на себя.

– Это понятно, – ухмыльнулся Билли, – интересует другой вопрос. Сколько у меня времени?

– Не больше шести месяцев, это максимум.

– В принципе, предостаточно. Через полгода она это сделает закрытыми глазами.

– Билли, мне нравится твоя уверенность в своихпреподавательских способностях, – улыбнулся Влад.

– Мистер Стеблин, за сто тысяч зеленых хрустящих бумажек я научил бы это делать даже обезьяну.

– Как решишь вопрос на работе? Тебе придется иногда отсутствовать, – спросил Влад, по большому счёту, ради интереса, понимая, что это уже не его проблема.

– У меня там есть хороший ученик, который останется после того, как я уйду. Он уже многое умеет, так что пусть по чуть-чуть расправляет крылья.

О том, что Стеблин остался доволен разговором, не могло быть и речи, Билли оправдывал все ожидания. Пока всё шло согласно его сложному плану, а Влад как никто другой знал, что любой трудный путь, как человек, состоит из простейших частей, где пренебрежительное отношение всего лишь к одной порождает неудачу или болезнь. Всем в этой жизни управляют мелочи, на которые редко кто обращает внимание, а потом, ошибочно, называют судьбой, тем самым отводя от себя ответственность. Стеблин не пропускал ни одного незначительного события происходящего с ним. Кто-то мог назвать это паранойей, но Влад считал это подсказками. Конечно, таким вещам, как чёрный кот, перебегающий перед тобой дорогу, дорожный знак “Тупик” или число 13 на фасаде дома и дверях квартиры, Стеблин не придавал значения. Подсказки в его понимании носят сугубо точечный индивидуальный характер, как мишень в перекрестье оптического прицела снайперской винтовки – это только для тебя.

На следующий день Влад занес в бумажном пакете все фотографии Айвана, которые он нашел, в похоронное бюро. Билли был занят, но оставив своего ученика одного, отошёл на пять минут и быстро просмотрел их.

– Это более чем достаточно. Мистер Стеблин, мне понадобится пару дней, чтобы закрыть и передать все дела здесь, – он кивнул в сторону воспитанника, – чувствую, когда это всё закончится, я сюда не вернусь.

– Если не секрет, какие планы, Билли?

– Как у любого старика. Посмотреть мир, ведь я, по большому счёту ничего не видел. Родных у меня нет, так что смело можно потратить всё на себя, – он ещё раз просмотрел фотографии, – сегодня я отнесу их к скульптору. Он всё сделает быстро. Сейчас такие технологии.

– Кстати, деньги в пакете, Билли. Тогда через два дня, в пятницу, я тебя жду у центрального входа аэропорта Ла-Гуардия. Восемь часов утра. Да, чуть не забыл.

– До свидания, мистер Стеблин.

Через двадцать минут Влад позвонил Джессики и назначил встречу на той же стоянке около аэродрома, а на следующий день он уже ездил по Сиракьюс в поисках аренды тихого удаленного домика без навязчивых соседей для “студии”, где Билли будет обучать мисс Олсон де-факто, и миссис Олсон де-юре. Небольшой коттедж на Е-Тафт-роуд в пяти милях восточнее Международного аэропорта стал просто идеальным вариантом. Эта была пригородная дорога с небольшим трафиком и редкими домами на обочине, которая выходила на автомагистраль номер 298.

Билли приехал на такси раньше, так как боялся застрять где-нибудь в пробке, как он выразился в адрес Манхэттена, “этого каменного муравейника”. Влад уже ожидал его и улыбнулся, увидев, как он достаёт из багажника большую спортивную сумку Nike с лицом полным решительности, словно старый злой тренер, который вот-вот взбодрит себя тем, что войдя в клубный автобус, разнесет в хлам своих молодых подопечных.

Полёт на самолете Стеблина произвел на него не меньшее впечатление, чем для Джессики, хотя он соблюдал полное спокойствие и не показывал никаких эмоций. Но внутри упорно держалась мысль, что это, наверное, первый шаг посмотреть мир и прожить остаток дней в своё удовольствие. Билли замечтался, что для него уже стало забытым ощущением. Он видел себя среди оголенных красавиц на карнавале в Рио-де-Жанейро, неповторимый шарм, пластика и фигуры бразильских женщин всегда притягивали его. Затем был шезлонг на носу огромного круизного лайнера, где развалившись, он прятался под большим зонтом от желтого шарика на небе с кубинской сигарой в руке, наслаждаясь бескрайней синевой океана сквозь сдуваемые ветром кольца табачного дыма. Закрыв глаза, Билли представил себя на массажном столе, где над ним возбуждающе приятно, почтительно и кротко воркотала тайская умелица, а потом, полный сил, он поднимался в гору посмотреть на один из буддийских монастырей, где со смотровой площадки будет наблюдать за пролетающими под ним птицами, говоря себе, что мечты становятся явью. Не то, чтоб его интересовал буддизм, просто было желание ощутить неизведанное для него доселе ощущение – спокойствие высоты. Он уже начал обдумывать следующую остановку в своём путешествии, как его грёзы прервал голос Влада:

– Подлетаем, Билли. Сейчас нас встретит местный риэлтор, и ты подпишешь годовой контракт на аренду коттеджа. Я уже выбрал.

Они вышли из самолета, оформление договора заняло пару минут и молча, каждый со своими мыслями о будущем, направились к стоянке, где уже ожидала Джессика. Стеблин сухо представил их друг другу, а через десять минут они заезжали на парковку около коттеджа.

Домик был полностью меблированный в стиле минимализма и при этом уют не был ему чуждым, а большего здесь и не требовалось.

– Как вам студия? Есть предложения?

– Меня всё устраивает. Очень хорошо, что много свободного места, – ответил Билли и посмотрел на Джессику, которая в знак согласия кивнула головой. Затем открыв свою сумку, он аккуратно достал коробку и вытащил из неё манекен головы. Установив на телескопическую подставку, Билли выставил его строго по росту Айвана Стеблина. Владу понравилась работа скульптора, он даже подумал, что когда всё закончится, он подарит манекен брату ради шутки, и они с Джессикой, присев на диван с интересом стали наблюдать за действиями старика. Самая большая комната в доме на глазах превращалась в гримёрную мастерскую. Появились осветительные лампы на раскладывающихся треногах, и напоследок Билли достал профессиональный дипломат визажиста. Наконец-то спортивная сумка Nike свободно вздохнула и сложилась на полу желая отдохнуть, как большой пёс, на которого перестали обращать внимание.

Влад внимательно слушал Билли, который ориентируясь на пожелания и возможности мисс Олсон, начал составлять график занятий. Стеблину понравилось, как он быстро, без раскачки, взялся за дело, несмотря на пришедшую с возрастом медлительность, а уже через пару часов компания с кодовым названием “Свобода Айвану” покинула коттедж. Попрощавшись с Джессикой, там же на стоянке около Центрального аэропорта Сиракьюс, Влад уже в самолете спросил старика, что он думает по поводу мисс Олсон.

– Сейчас рано говорить об этом, но я думаю, она будет способный ученик. В её глазах был недетский интерес, а это первое, что нужно для обучения.

– Билли, первое занятие ты назначил в понедельник, значит, в воскресенье тебе понадобится самолёт. Во сколько ему быть готовым к вылету?

– Мистер Стеблин, я уже всё продумал. Сегодня выгоню из гаража свой старенький микроавтобус Dodge Ram Van, загружу в него ещё кое-какие вещи. Это же было не всё. Осталось пару больших зеркал с лампами, столы под них и специальные кресла. Мисс Олсон будет проводить на них много времени и её не должно отвлекать неудобство обычного стула, а вечером вернусь в Сиракьюс и до понедельника полностью обустрою студию. Там ещё много работы, так, что можно обсудить текущие расходы. Вам нужны будут чеки?

– Это меня интересует меньше всего, – Влад достал кредитную карточку и протянул Билли, – здесь на первое время пока десять тысяч. Понадобится больше, звони, сразу переведу ещё. Дом оплачен на полгода, так что незваных гостей не будет.

– Тогда всё. С остальным я разберусь сам. Кстати, хороший у вас самолет, мистер Стеблин, – и старик, повернувшись к иллюминатору, быстренько вспомнил, на чём он остановился в своём путешествие по миру. Дальше был один из Сейшельских островов, где рядом с ним умиротворенно на берегу, под тенью тропической зелени, прогуливалась гигантская сухопутная черепаха, перенося его в эру динозавров.

А Влад в это время думал о том, что в понедельник Айвана будут встречать башни тюрьмы города Оберн, и он обязан быть там. С этого дня можно начинать отсчет. Время пошло.

Глава 11. Четыре дня


После того, что прошёл Кейт для вступления в SEAL, служба на военной базе Литл-Крик казалось отдыхом. Всё шло размеренно и даже скучно, поэтому “морские котики”, словно питбультерьеры занимались самосовершенствованием без всяких приказов и команд. Заключая безобидные пари между собой, они играючи соревновались в беге, плавание и других физических упражнениях. Жизнь приняла спокойное течение, конечно в их понятиях, для любого гражданского это служба была бы тяжелым грузом.

Роберта сильно удивило, так это продолжение обучения. Ему казалось, что они уже владеют всеми нюансами военных действий, но перед ним открывались ещё более глубокие секреты их деятельности. Первые шесть месяцев проходила индивидуальная специальная подготовка, где Кейт получил специализацию по проникновению и методу входа. Следующие полгода проходила тренировка основных навыков миссий на уровне подразделений: ближний бой, специальная разведка, морское преследование и всевозможные тактические действия. И ещё шесть месяцев заняло обучение, где отшлифовывалось взаимодействие со вспомогательными группами разведки, специальной лодочной командой, связистами-шифровальщиками, медицинскими службами, минёрами и даже с лингвистами-переводчиками. Всё прорабатывалось очень скрупулёзно, учитывалась каждая мелочь, каждая деталь плотно залегала в мозгу, и каждое действие доводилось до автоматизма.

– Интересно, Роберт, что из всего этого пригодилось? Не кажется ли тебе, что вас нашпиговали чересчур, – тихо спросил Айван.

– Отвечу вопросом на вопрос. Ты видел когда-нибудь поединки сумо?

– Конечно да, я же не совсем дикарь.

– Тогда должен был заметить, что за поединок они используют два-три приёма. А знаешь, сколько их в арсенале? Угадай.

Айван вспомнил те редкие фрагменты борьбы сумоистов, которые он давно, ради праздного интереса, посмотрел по телевизору.

– Я думаю, до пятнадцати, – уверенно ответил Стеблин.

– Почти угадал. Восемьдесят два, – улыбнулся Роберт, – и они не считают, что их нашпиговали, я имею в виду приёмами, а насчёт веса, согласен.

– Убедил. Закрыли вопрос, продолжай.

Размеренность службы сыграла с Кейтом злую шутку, в нем опять проснулся инстинкт подражания. Повышенный адреналин, постоянное состояние стресса, холода и дикая усталость, последние три десятка месяцев прятало его очень глубоко, так что Роберт очень редко вспоминал о нем, а если и приходила мысль, то он считал, что это бесследно исчезло. Капитан Давид Гольдберг отвечал за анализ и подготовку проведения спецопераций. Кейт всё чаще, как в детстве, ловил каждое его слово, присматривался к манере поведения и так же, как в детстве, это не прошло незаметным, тем более здесь, где взгляд любого без труда улавливал каждую мелочь. Во время обсуждений или пустяковых споров внутри взвода Роберт сам не замечая того начинал говорить с той же расстановкой и интонацией, присущей капитану. Сначала это принималось за шутку, потом за плохое чувство юмора Кейта (повторение это уже не смешно), а затем и начинало раздражать, но Роберт абсолютно не обращал на это внимание, ему нравилась такая манера. Так же, как и Давид Гольдберг, начиная что-либо объяснять, он поднимал правую руку к груди, выставив большой и указательный палец в виде пистолета. Потом он уже даже не замечал, что при неуставном обычном общение с капитаном, всё чаще позволял себе его копировать.

– Не могу не поинтересоваться, Роберт. Всё это время вы были на базе?

– Конечно, нет. Но извини, все наши миссии засекречены, и я давал подписку о неразглашении. Честно сказать, во время некоторых, я вообще не понимал, что мы здесь делаем, но меня научили не задавать вопросы.

Кейт понимал, что он начинает выпадать из команды. В плане выполнения спецопераций никаких препятствий не было, но психологическая обстановка внутри взвода желала быть лучше, и виной этому был он. Только один человек, кубинец по национальности, снайпер Карлос, не обращал на поведение Роберта никакого внимания, остальных же это раздражало, потому что Кейт начал напоминать капризного ребёнка, который делал, что хотел, не слушая никого. В конце концов, то, что изначально выглядело как безобидная пародия, переросло в проблему, о которой уже знало командование. И её надо было решать.

Одним утром Давид Гольдберг вызвал к себе в кабинет Роберта и без всяких “предварительных ласок” угрюмо, и как всегда с расстановкой, спросил:

– Поговорим без официоза. Кейт, что происходит?

Конечно, капитан уже в десятый раз изучил его дело и был прекрасно осведомлён о трагедии, произошедшей с его родителями. В его армейской карьере попадались бойцы с подобным несчастьем в прошлом, но никто из них не делал ничего подобного. Здесь явно особый случай. Роберт только сейчас осознал, смотря на холодный взгляд командира, что это может быть конец его службе.

В дверь постучали и на разрешающий окрик Гольдберга, в кабинет вошла военный психолог, также в звании капитана, Джессика Лейтон. Это была красивая женщина маленького роста лет сорока с ангельским голосом, но с твердым стержнем внутри, о наличии которого при первом знакомстве с ней даже не догадываешься. Ей явно было не по душе, что её пригласили на этот разговор, о чем она сразу сказала Давиду:

– При всём уважение, капитан Гольдберг, вы здесь лишний. Но это ваш кабинет, и я могу только просить оставить нас наедине для беседы с сержантом Кейтом. В противном случае, она состоится у меня.

Много лет неся службу с Джессикой Лейтон и зная её характер, Давид не стал возражать, прекрасно понимая бессмысленность этого действия.

– Yes, sir, – шутливо ответил он и направился к двери. Ставить условия в своём кабинете он мог позволить только ей. Эта хрупкая женщина тринадцать лет назад вытянула его из эмоционального расстройства после битвы на аэродроме “Пайтилья” в Панаме.

Роберт также за эти годы пересекался с ней, но эти встречи были обязательны для всех и носили не более чем консультационный характер. Джессика Лейтон подошла к окну, плотно закрыла его и опустила темные жалюзи, оставив в кабинете приглушенный свет. Затем предложила Кейту пересесть на диван и своим, до боли приятным голосом, проговорила:

– Я хочу услышать всё с самого начала. Располагайтесь поудобнее и забудьте о том, где вы находитесь. Просто рассказывайте. Это же началось в детстве? Роберт, я слушаю.

Чувство, что ты находишься на приёме у доктора, покинуло Кейта довольно быстро и незаметно, сняв небольшое напряжение. Это нельзя было назвать гипнозом, но Роберту, который никогда не отличался разговорчивостью, вдруг очень захотелось этого общения. Джессика Лейтон, незаметно для него, умело начала манипулировать им с помощью поиска общих черт. Кейту даже не пришла и мысль, что схожие моменты между его и своей жизни она просто выдумывала ради изъятия полной информации. Насколько правдоподобно она об этом рассказывала, ненавязчиво показывая, что ей тоже нелегко вспоминать. Плюс этот ангельский спокойный голос, который мог разрушить любую внутреннюю защиту и отключить “холодный” ум. Психолог Лейтон отлично знала свои сильные стороны и пользовалась этим по максимуму. Ей удалось поселить внутри Роберта обманчивую мысль, что перед ним человек, в первую очередь друг, которого у него никогда не было, а уже потом доктор.

Кейт рассказал всё: гибель родителей, Найджел и Синди Николс, дядя, о котором он уже забыл, весь путь его сюда и о том, как опять в нём проснулось это влечение к подражанию. Два часа канули в этом неспешном обороте общения также быстро, как сон в полудреме. Он замолк и ждал, что скажет Джессика Лейтон. Она медленно встала из-за стола, подняла жалюзи и открыла окно. Вместе со светом в кабинет ворвался шум военной базы, который сразу привел Роберта в привычное для него состояние боевой готовности. Он смотрел, как она также неспешно села назад за стол и только сейчас увидел этот взгляд. Холодный, со вкусом приговора.

– Сержант Кейт, я буду рекомендовать командованию о вашем отстранении от дальнейшей службы в рядах SEAL, – в её голосе появился металл, – с заключение вы ознакомитесь на комиссии.

За эти годы Роберт научился держать удар. Он понимал, что любые вопросы сейчас абсолютно бесполезны, а подобие просьбы только усугубит всё. Да и не умел он это делать. Просить о чем-то для него было равносильно унизительному поражению. Джессика Лейтон не горела желанием что-то объяснять и быстрым шагом покинула кабинет, а уже через минуту в него вошёл капитан Гольдберг. Он не успел подойти и пообщаться с ней в коридоре, а только на расстоянии увидел её отрицательное мотание головой. Этого было достаточно.

– Сержант, что сказала капитан Лейтон? – с порога спросил командир. Роберт резко вскочил с дивана и дословно повторил её слова.

– А что ещё она говорила?

– Ничего, сэр.

– Неужели настолько всё серьёзно, – жестом показывая, что Роберт может присесть, проговорил Давид Гольдберг. Он не знал с чего начать разговор и просто смотрел в окно, думая о том, что рядом сидит один из его лучших бойцов, с которым, скорей всего, придется расстаться, а он даже не знает всей глубины причины. Отпустив Кейта, капитан поднял трубку и позвонил Джессике Лейтон, которая была уже у себя, и поинтересовался, может ли он подойти.

– Я как раз начала писать заключение. Думаю, вам тоже будет интересно. Вы его командир и вы первый должны ознакомиться, так что заходите, – в её голосе до сих пор чувствовалось железо.

Кабинет психолога был единственным местом на базе, в обстановке которого не было и намёка, что это армия. Тихий свет, пару кресел, между которыми стоял небольшой овальный столик, картины на стене и даже из окна было видно одно небо. Только письменный стол с компьютером в углу комнаты, за которым сидела Джессика Лейтон, не вписывался в интерьер и говорил о том, что здесь работают. Давид в ожидании, когда она закончит набирать свой вердикт, присел в кресло и взял со столика свежий номер журнала “Американский психолог”. Лениво перелистывая страницы, он пытался найти что-нибудь интересное для себя, но специализированное издание не предоставило ему такого удовольствия. Научные статьи со своими терминами, эмпирические отчёты и метаанализы, которыми был заполнен журнал, заставили Гольдберга положить его на место.

– Это не по вашу душу, капитан, – не отрывая глаз от клавиатуры, сказала Лейтон и голос снова наполнился мягкостью, – извините, но Playboy не выписываю.

– А зря, – с улыбкой ответил Давид, – не отвлекайтесь.

Теперь он занял себя рассматриванием копий картин Пабло Пикассо и Сальвадора Дали, висящих на стене, которые если и вызывали, то только недоумение. Нет, ему не было чуждо искусство, но такое направление как кубизм капитан ассоциировал с нерешаемыми задачами по геометрии. Создавалось впечатление, что автор полотна хочет узнать у тебя, чему равна площадь синего многогранника или диаметр красно-желтого круга. А вот пейзажи и реализм это совсем другое дело. Он любил всмотреться в каждый мазок на картине, а особенно в дальний план, инстинктивно определяя расстояние до выбранной точки, если бы это было наяву, чего невозможно было сделать на данных репродукциях. Но больше всего Давида притягивали работы Ивана Айвазовского. Здесь всё было близко ему – океан во всех своих проявлениях и корабли, которые, то живут в мире с морской пучиной, то жестоко борются с ней за право остаться в живых.

Противный звук лазерного принтера нарушил тишину, застав капитана Гольдберга врасплох. Доктор Лейтон достала два листа и протянула ему.

– Ознакомьтесь. Скажу, только одно. Здесь особый случай.

Давид вдумчиво и медленно разбирал ещё неостывший текст, прочитывая некоторые предложения по два раза. Всё было как-то туманно. Он положил заключение на столик рядом с журналом и с просьбой в голосе, сказал:

– Капитан Лейтон…, Джессика. Расскажите своими словами. Люблю простоту и конкретность, а здесь всё, как-то мне непонятно. Меня учили другому.

– Даже не сомневаюсь. Хорошо, начнём с основ. Французский психолог Гюстав Лебон утверждал, что подражание является одной из проявлений заражения – это передача психического состояния. То есть изначально, в данном случае сержант Кейт копирует только способ поведения, а не психическое состояние. И по его словам, это уже третий случай. Сначала отец, затем тренер. Но если здесь всё можно списать на вполне объяснимую потребность в поиске идеала и кумира, что довольно нормальное явление для ранних лет, то сейчас это реально может перейти в заражение, расстройство. Я доступно изъясняюсь? Если возник вопрос, задавайте сразу.

– Зачем такие громкие слова? Расстройство, заражение. Обычная детская привычка, которая осталась и, в конце концов, пройдет.

– Не всё так просто. Если это была бы, как вы выразились, капитан Гольдберг, обычная детская привычка, то тест на подверженность влиянию он не прошёл бы. Я подняла все данные. Он сдал его на “отлично”.

– Значит дело в тесте, насколько я понимаю.

– Я допускаю, что он не совершенен, – доктор Лейтон задумалась,– но факт остаётся фактом. В нём есть импульс к подражанию, соответственно, он подвержен психологическому влиянию, поэтому, выражаясь вашим жаргоном – его бы “зарубили” ещё тогда, после теста. Согласно выводам Габриля Тарда, человек преступником не рождается, а становится им с силу следования законам подражания и приспособления. То же самое можно говорить о предателе. После всего услышанного, вы сможете гарантировать, что сержант Кейт не попадёт под воздействие? Это хорошо, что сейчас этим манипулятором для него оказались вы, капитан Гольдберг. Догадываетесь о чём я?

Давид молчал, не зная, что ответить. Видимо, по всему, она права.

– Джессика, неужели это не поддаётся лечению? Вы же знаете много всяких хитрых штучек.

– Поэтому и сказала, что это особый случай. Понимаете, я могу провести курс, но не могу дать гарантию, что лечение прошло успешно. Даже после окончания, если усложню тест, он всё равно его пройдет и мы, возможно ошибочно, будем считать, что сержант Кейт снова в строю. Не мне рассказывать вам, сколько стоит здесь ошибка. Этот импульс так далеко спрятан у него внутри, что, кажется, его просто нет и невозможно понять исчез он или остался. Я пыталась залезть в его голову и скажу, он первый с которым у меня это не получилось полностью. Где-то он впускал меня всецело, а где-то не давал сделать и шага, захлопывая дверь перед носом. И что самое главное, он делал это непроизвольно, абсолютно не думая. Я не увидела ни одного симптома или признака, чтоб он включил внутреннюю защиту. Это меня поразило. У него внутри есть рубильник, до которого не может дотянуться никто, даже он сам. Другим словом, сержант Кейт непредсказуем, в плохом понимании.

– Спасибо, капитан Лейтон. Я всё понял, – Давид Гольдберг отдал честь, – мне надо идти.

– Не смею задерживать, – сейчас как раз был тот случай, когда её ангельский голос никак не стыковался с произнесенной фразой.

Роберт сидел на койке в казарме, не до конца осознавая произошедшее сегодня утром. Он считал, что психолог много на себя взяла и вопрос об его дальнейшей службе, будут решать другие, но не как не она. Все эти несколько лет в армии Кейт проявлял себя только с лучшей стороны и все его заслуги не может перечеркнуть, как он думал, пусть вредная, но абсолютно безобидная повадка. Эти мысли успокаивали и говорили, что ничего страшного не произошло.

– Сержант Кейт, вас вызывает капитан Гольдберг, – голос молодого бойца перебил его раздумья, и второй раз за сегодня он направился в кабинет офицера.

Давид был серьезен, и это сразу насторожило Роберта, который уже выучил манеру командира. Тот никогда не спекулировал эмоциями.

– Присаживайся, предстоит трудный разговор, – он не сводил глаз с Кейта, пытаясь безуспешно понять, что происходит сейчас у него внутри.

Бросив эти попытки, капитан Гольдберг сухо, без красок и ударений, как будто зачитывал распорядок дня, рассказал о своей беседе с доктором Лейтон. В комнате повисла тишина, а в голове Роберта память воспроизводила разговор с тренером Найджелом Николсом около касс школьного стадиона. Просто какое-то дежавю, только отредактированное в другом формате.

– Кейт, что скажешь? – Давиду надоело безмолвие, они не для этого здесь собрались.

– Капитан Гольдберг, это сможет что-либо поменять?

– Нет.

– Тем более не вижу смысла в словах. У меня только один вопрос. Когда заседание? – и как тогда, около касс стадиона, у Роберта не было никакой злости, жалости и обиды, только равнодушие.

– Послезавтра, в 10 часов утра. Сержант Кейт, можете идти.

Все сослуживцы догадывались, что происходит, но никто не пытался поговорить с ним, зная, что это бесполезно. Если Роберт и так считался замкнутым, то эта два дня он был просто камнем, в котором все чувства затуплены, спрятавшись очень глубоко от людских глаз.

Комиссия, быстрые сборы, несколько дежурных пожеланий удачи, такие же слова о том, как рады были служить с ним плечом к плечу, сумка в правой руке с личными вещами… и вот уже КПП за спиной. Роберт уходил, не думая ни о чём, не вспоминая, не оглядываясь. Только теперь, после него, весь рядовой состав на базе при виде психолога Лейтон старался уйти в сторону, избегая встречи. Каждый знал и опасался того, что эта красивая маленькая хрупкая женщина с мягким кротким голосом может легко лишить тебя того, к чему ты так долго с упорством шёл, просто случайно найдя в твоей голове таракана. А ведь он есть у каждого.

– Роберт, неужели тебе ничего не предложили? – спросил Стеблин в такт шагов надзирателя.

– Даже больше. Меня включили в “черный” список, как неблагонадежного. Никакой работы во всех службах, связанных с государственными секретами.

– Да… здесь их точно нет.

– Ты как всегда шутишь. Но знаешь, я к этому привык и мне это нравится. А ну, владелец кинопроката, какая там серия подошла к концу?

– Седьмая, – и через пару минут камера наполнился тихим сопением обоих её обитателей, но за несколько секунд до этого, далеко в подсознании, как будто в плотном тумане, у Айвана тихо и непринужденно прозвучал звоночек, на который он по причине желания спать совершенно не обратил внимание.

Глава 12. Учитель

Вечером в пятницу, как он сказал Владу, Билли снова вернулся в Сиракьюс. День был очень насыщенным, чего давно в его жизни не случалось, поэтому усталость сразу овладела им, как только он разгрузил свой микроавтобус. Всю установку зеркал и столов решил оставить на завтра.

Недалеко за домом стеной стояли лиственные деревья, и Билли на следующее утро решил немного прогуляться в этом лесу, так как вечером ничего хорошего это не сулило. Каково было его удивление, когда он узнал, что это парк, носящий название Максвелл, с футбольным полем, кортами для езды верхом, полем с мишенями для любителей натянуть тетиву, небольшими озерами и павильонами для пикников. Ему определенно начинало всё здесь нравиться. Неспешно погуляв до полудня, он, набравшись сил от свежего воздуха окружающей природы, вернулся в дом и занялся намеченным делом – борьбой с мебелью. Только сейчас Билли понял, чего ему будет точно не хватать, так это кресло – качалки. Она была у него на работе, она была у него дома и всегда на улице. Даже зимой стояла на веранде под крышей. “Будем считать это непредвиденными расходами, мистер Стеблин”, – подумал он, разглядывая кредитную карточку.

Старик не любил долго раскачиваться и уже завтра принялся за дело. Взяв макет головы Айвана, он начал “оживлять” его, придавая природный цвет его лицу и играясь светом, то дневным, то закрыв шторы, искусственным, внимательно разглядывая со всех ракурсов, сравнивая с фотографиями. Эти действия сейчас он проводил по одной причине – оставить под рукой только то, что непосредственно нужно для воспроизведения лица брата Влада Стеблина. Довольный итогом проделанной работы, в чём он даже не сомневался, Билли достал из холодильника банку пива и вышел на улицу. Даже вечером, несмотря на ноябрь, погода радовала своим теплом. Скрип нового кресла – качалки, купленное сегодня утром в городе и приятная свежесть холодного ячменного напитка благодушно завершали ещё один день в его жизни.

Первое занятие Билли просто общался, рассказывая об искусстве перевоплощения с помощью макияжа.

– Джессика, то, чем вы занимались сидя каждое утро перед зеркалом, не больше чем раскраска для детей. Это сделает любой, у которого есть руки, хватит даже одной. Я буду вас обучать писать картину, то есть визажу, которую только очень внимательный взгляд отличит от фотографии. В этом смысле нам легче. Минимум корректировок, никаких полетов мыслей, отключаем воображение и просто доводим каждый штрих до совершенства. Для этого у нас всё имеется. Сразу предупреждаю, я буду очень требователен.

И он начал доставать из своего дипломата разные предметы, подробно рассказывая в каком случае используется тот или иной. Старик популярно и довольно досконально растолковал, что между косметическими губками, ватными шариками или просто пальцами, для нанесения макияжа предпочтение отдаёт кисточкам, благодаря которым работать получается точнее и быстрее. Также пояснил, что синтетические используются для крема или косметических продуктов на водной основе. А уже натуральные кисточки, желательно из соболиного или беличьего меха, для пудры, так как они тоньше и мягче других. Джессика была поражена, увидев такое количество всевозможных кистей для макияжа, в её наборе было только три. Она бы никогда не догадалась, случайно встретив Билли на улице, что этот старый мужчина будет её обучать секретам профессионального визажиста. Это, то же самое, если Джессика вдруг оказалась специалистом высокого класса в производстве самурайских мечей. Настолько внешность разилась с родом деятельности.

Начальная лекция закончилась, и они договорились о следующей встрече через день, где уже приступят к практике. Одновременно с тем, как учитель провожал свою “студентку”, Айвана Стеблина встречали открытые ворота тюрьмы города Оберн в каких-то 29 милях отсюда.

Мисс Олсон сразу показала достаточно неплохие результаты. На следующем занятии Билли, взяв макет головы, наложил макияж на одну половину лица, надел парик, который он приобрел вчера в городе и, прикрыв листом бумаги вторую часть, развернул и показал позировавшей Джессики. У неё не было слов. Создалось впечатление, что она выглядывает из-за шторы и только не двигающийся зрачок выдавал куклу, заставив её передернуться.

– Садитесь за стол к зеркалу. Сейчас посмотрим, на что вы способны. Мне надо знать ваш потенциал.

Он убрал листок, поставил макет перед ней так, чтобы Джессика видела себя одновременно в отражении и на модели. Вторая половина лица была абсолютно чистая.

– Я думаю, задача ясна, – он положил перед ней косметические инструменты и средства, – используйте всё, тут ничего лишнего. Дополните картину, а я пойду, подышу свежим воздухом. Здесь хороший парк. Не буду вам мешать, мисс Олсон. Вернусь через час и посмотрю, над какими вещами нам придется работать.

Сначала Джессики показалось в этом упражнении ничего сверхсложного, но яркий дневной свет, как бы издеваясь, постоянно вскрывал разницу, и ей приходилось всё чаще брать в руку свежий ватный диск для снятия макияжа. Часа оказалось мало, и когда вернулся Билли, на её лице уже появилась испарина. Но самое главное, отметил старик, никаких нервов, только старание. Он взял стул, присел рядом и медленно, по-учительски, спросил:

– Что у нас не получается?

– Слой, такой же, как у вас. Безупречно ровный и незаметный. А у меня всегда остается какой-нибудь след, стоит только выключить лампу и поднести макет к окну. Никогда не могла подумать, что это так трудно.

– Вот и отлично. Послезавтра, в пятницу, займемся именно этим. Я вижу вы устали, так что пора отдохнуть. До свидания, Джессика.

Билли проводил её до машины и с удовольствием, как всегда, погрузил своё тело в кресло-качалку, наслаждаясь приятным скрипящим звуком вызываемым легким колебанием. Он любил всё деревянное и этот внутренний треск для него был голосом ротанга, который перед тем, как стать его троном, вырос на берегу Индийского океана, а теперь зовёт на свою родину. Туда, куда он обязательно попадёт, когда всё закончится, а тишина вокруг, которую изредка перебивала проезжающая мимо машина, заставила снова погрузиться Билли в свои грёзы о мировом турне по экватору. Дав полную свободу своему воображению, старик вдруг понял, чего ему ещё не хватает здесь. Это глобус, большой и на деревянной подставке, который он медленно будет прокручивать указательным пальцем по линии раздела на полушария, внимательно изучая неизвестные доселе названия. Как же, чёрт побери, было приятно стать рабом такой мечты! И самое главное, сам себе хозяин. Впервые в своей жизни. Его мысли перебил резкий визг тормозов. Затем он услышал звук закрывшейся двери автомобиля и, судя по нему, понял, это грузовик. Билли неспешно сошел с веранды, посмотреть, что произошло. На дороге в паре футов перед правым передним колесом на спине лежал щенок под хромированным бампером, вытянув все четыре лапы вверх, пытаясь защититься от этого железного монстра, сердце которого грозно стучало под длинным капотом, а из выхлопных труб за кабиной было видно его дыхание. Рядом стоял водитель с улыбкой на лице, не зная, что сказать, а собачонка большими карими глазами, обратив голову, испуганно смотрела на него.

– Дурочка, куда же ты бежала? – дальнобойщик развернулся и посмотрел на другую сторону дороги, пытаясь ответить сам на свой вопрос, где и увидел стоящего на обочине Билли. – Это ваша собака?

– Нет, я её впервые вижу, – ответил он, а щенок, услышав голос старика, подскочил на лапы, подбежал к нему и присел напротив, виляя купированным хвостом, – но если не найдутся хозяева, возможно, станет моей.

Она была породы боксер месяцев пять от роду. Огромные добрые кофейные глаза, преданно смотревшие на Билли, уже покинул испуг, и в них была только просьба “возьми меня к себе”. Водитель снова улыбнулся и, открывая дверь грузовика, весело спросил:

– Интересно, как ты её назовешь?

– Пусть будет Джина. Джинджер.

– Удачи вам, – двигатель грузовика начал набирать обороты и вскоре детище компании Mack Trucks исчезло из виду, оставив на асфальте свежие следы тормозного пути, спасшего только начинающую жизнь этого щенка.

Билли пошел к дому, а Джина, быстро перебирая лапами, чуть обогнала и, задрав голову в полуобороте, смотрела на него, не сводя глаз.

– Что, девочка? Завтра в городе помимо глобуса придется купить тебе поводок, – старик чуть задумался и добавил, – наверно ещё будку с намордником.

Джинджер не возражала, а старик уже представлял, как он будет с ней гулять по аллеям парка Максвелл. Вдвоём, всё-таки оно веселее.

На следующее утро Билли проснулся пораньше и первым, что увидел, это просящиеся глаза Джины перед кроватью. Он сразу понял, кареглазая хотела гулять. Старик вывел её за дом и, наслаждаясь утренней сигаретой, с интересом наблюдал за щенком. Отбегая в сторону, она каждый раз оборачивалась и смотрела на него, как бы спрашивая разрешения на дальнейший променад. Через двадцать минут они вернулись домой и Билли начал собираться для поездки в город. Он терялся в сомнениях, не зная где оставить собачонку, в доме или на улице. Решив, что она может устроить страшный хаос среди рабочих принадлежностей и инструментов, что нельзя было допустить (подобное случалось у его соседей в Нью-Йорке), старик закрыл дверь, выпустив её на веранду. Сев за руль микроавтобуса, он посмотрел на Джину. Она не сводила глаз, и в утренней тишине раздалось еле слышное скуление.

– Я скоро буду. Веди себя хорошо, девочка, – включая первую передачу, сказал Билли.

Несмотря на почтенный возраст, Dodge Van Ram вальяжно и тихо, как шикарный лимузин, тронулся с места. Выехав на трассу, старик, набирая скорость, вскользь посмотрел в правое зеркало заднего вида и чуть не ударил по тормозам. Джина гналась по обочине за машиной, а некупированные большие висячие уши, словно крылья, поднимаясь вверх, бешено делали взмахи в ритм бега. Подавив в себе желание остановиться, Билли наоборот прибавил обороты, пока она окончательно не исчезла из виду. Он вернулся через два с половиной часа, и ликованию щенка не было предела. Джинджер не давала подойти к задним дверям микроавтобуса, прыгая и извиваясь перед стариком так, что обрубок хвоста почти доставал до головы, всем видом показывая, насколько сильно она счастлива. Билли поймал себя на мысли, что ни одно живое существо в жизни никогда не было так рада ему и от этого внутри стало очень тепло. Он с улыбкой достал ошейник, на котором уже было выгравировано Ginger, а под именем номер мобильного телефона, и одел на неё, привязав поводком к перилам. Наконец-то старик смог спокойно подойти к багажному отсеку своей машины. Если глобус не составил большого труда перенести его в дом, то с деревянной будкой пришлось повозиться. Билли не забыл, что скоро придут холода явно некомфортные для короткошерстного боксера, поэтому договорился с продавцом, что в субботу он приедет и полностью утеплит конуру, приобретя там же в магазине всё для этого необходимое. Так у вчерашнего безымянного щенка появился свой дом и любимый хозяин.

На следующий день Джина уже показала, что готова преданно нести службу, встретив Джессику воинственным молодым лаем, вызвав у неё милое удивление и маленькую толику испуга. Она остановилась в десяти ярдах от веранды и не успела позвать Билли, как открылась дверь. Старик вышел на улицу, улыбаясь, погладил щенка и довольный своей четвероногой подопечной сказал:

– Джинджер, фу, это свои. Познакомься, её зовут Джессика. Доброе утро, мисс Олсон, проходите в дом. Она вас не тронет. Да, Джина?

Прекратив лай, питомица посмотрела на гостью и маленький моторчик внутри неё завилял коротким хвостом с такой скоростью, что создалось впечатление, как будто сзади прицепили небольшой веер.

– Всё, она вас приняла. Если хотите, можете погладить, – Билли с трудом присел рядом (вчерашние нагрузки с будкой в этом возрасте дали о себе знать), положил ладонь на голову и двумя пальцами начал теребить за ухом. Джессика без капли боязни нежно провела рукой от холки до хвостика и с этого момента окончательно стала для Джины не чужой.

Занятие проходило очень плодотворно и чем-то напоминало первый урок по игре на фортепиано. Старик со знанием дела ставил её кисть под правильным углом для удобства создания равномерного тонкого слоя незаметного для глаз, раскрывая свои секреты и подсказывая в каких случаях крем надо наносить от центра лица, а в каких обратно. Сегодняшнее обучение было посвящено только этому, как у начинающего пианиста, первым делом в руке не должно быть скованности, которая сдерживает тебя, ведя к усталости, а усталость к ошибке, которая могла перечеркнуть всё – безбедное будущее Линды, мечты Билли и свободу Айвана.

Они уже заканчивали, и маленькая стрелка на настенных часах приближалась к римской цифре двенадцать, когда на улице послышался лай, а затем веселый голос того, кто всё это затеял:

– Собака, откуда ты здесь? И как тебя зовут?

Повторилась утренняя процедура знакомства и теперь в жизни Джины появился ещё один известный ей человек. Билли заварил Джессики кофе, Владу сделал чай, а себе достал баночку пива из холодильника и, видя вопросительный взгляд, рассказал о позавчерашнем происшествии на дороге.

– Заставит она тебя бегать. Боксеры остаются щенками до конца жизни. Готовься к этому, старина.

– Знаете, мистер Стеблин, я только буду рад. Мне как раз этого не хватает. Будет кому прогонять мою лень и тоску, – и с ухмылкой задумавшись, Билли добавил, подняв глаза вверх, – пока живой, а там этим займутся черти. Рай мне явно не светит.

Влад не был бы самим собой, если за эту неделю не узнал о старике практически всё, что его интересовало. Фред Коулман был прав, полагая, что у него криминальное прошлое. Билли Сандерс отсидел за изнасилование несовершеннолетней 15 лет, но свою вину не признал. После окончания Технологического института моды он там же в Манхэттене нашел работу визажистом на одной из студий. Будучи молодым и постоянно окруженный юными красотками, мечтающими стать топ моделями, у него часто возникали небольшие романы, которые он считал издержками профессии. Небольшой флирт, пару шуток с недвусмысленным намеком, рассказ о том, с кем из кутюрье он теперь на короткой ноге, и каждая вторая уже готова была подарить ему ночь, ради того, чтобы на одной из встреч со знаменитыми модельерами прозвучало её имя. Так было и на тот раз. Одна из будущих моделей не решила затягивать интрижку, и они занялись сексом прямо в подсобном помещении студии, где были застуканы. Чтобы избежать позора, девушка заявила об изнасиловании, и ко всему этому ей ещё не хватало два месяца до 17 лет, на которые она явно не выглядела. Это было уже очень серьёзно. Жизнь Билли, которой позавидовали бы многие мужчины, стремительно нырнула в пике. Театральные слёзы этой юной бестии, которая давно не была девочкой, гнев её родителей на суде, цепляющая за живое речь прокурора и холодный голос служителя Фемиды, что он признан виновным с назначением 15-ти лет лишения свободы, сломали в нём навсегда веру к справедливости и женскому полу. Ему только исполнился 31-ый год. Начальник тюрьмы, где Сандерс отбывал наказание, как для такой должности был довольно молод. Он являлся типичным самовлюбленным экземпляром и поэтому уход за своей внешностью стоял для него, чуть ли не на первом месте. Любил этот нарцисс посмотреть на себя в зеркало, никогда не упуская момента, и поэтому иметь под рукой бесплатного высококлассного стилиста стало для него хорошим подарком. В свою очередь шеф исправительного заведения взял Билли под своё крыло. Это, конечно, не добавляло Сандерсу уважения среди заключенных, но и огромной неприязни тоже не было, когда стало известно, что они не перешептываются. Он был не больше, чем просто хороший цирюльник, клиентами которого с годами стали многие здешние обыватели, от надзирателей до осужденных. И выйдя из тюрьмы в 46 лет у Билли крепко засела мысль, что всю свою жизнь, даже те девушки модели ради своей карьеры в шоу бизнесе, им постоянно пользовались, нередко нагоняла тоску, а менять что-либо, начиная всё с нуля было слишком поздно.Силы были уже не те, жажда, которая делает из человека личность, угасла, да и средства желали лучшего. А какие были планы двадцать лет назад! Своя собственная студия макияжа любой сложности в Лос-Анджелесе, голливудские звёзды, политики высокого ранга звонящие узнать, когда он сможет уделить им время. В итоге Билли смирился с данным положением вещей, надеясь, что в следующей жизни повезет чуть больше. Естественно с таким несмываемым пятном в биографии, как треть жизни за решеткой, найти работу по профессии было довольно сложно и поэтому похоронное бюро “Оскар и сыновья” оказалось тем раком на безрыбье, которым научился довольствоваться Сандерс. Вследствие этого предложение Влада Стеблина, словно глоток холодной талой воды из быстрой горной реки придало ему свежести, и заставило перекрасить серую, под цвет своих “клиентов”, обыденность в жизнеутверждающие цвета. Следующая жизнь, пусть и короткая, напоминая маленького ребенка, делала свои первые шаги уже в этой. Как всё изменилось за эти две недели! Даже работая на этого русского, он чувствовал себя больше партнером по такому странному бизнесу, чем наёмником, заключившим непонятный устный контракт. А теперь, ещё и на улице, его встречало живое существо, которое каждый раз при виде Билли выбегало из конуры, радостно подпрыгивая и извиваясь, чего раньше никогда с ним не происходило. Волна перемен, такая приятная, медленно поглощала Сандерса, что тонко чувствовал Влад и понимал, как старик уже боится возвращения в прошлое, а значит, Билли способен сделать невозможное, дабы окунуться в неё сполна.

Несмотря на столь разные пути в жизни, эту троицу, мирно общающуюся между собой, объединило одно – общая цель, при достижении которой, исполнится у каждого своя. Выйдя на улицу, Влад обратился к Джессике:

– Айвана в понедельник перевели в исправительное учреждение города Оберн. Это недалеко отсюда. Теперь, в каждый один из выходных дней, суббота или воскресенье, тебе придется постоянно посещать его в качестве законной супруги.

– То есть завтра или послезавтра я должна быть там? – еле слышно спросила Джесс, и воспоминания о пребывание в тюрьме Нью-Йорке заставили её слегка вздрогнуть.

– Нет, я думаю, эти выходные мы пропустим. Пока спешить некуда и ты морально подготовься. А вот со следующих, начнём. Придумай какую-нибудь сказку для Линды. Например, встреча с доктором Редингом каждую неделю. Почему на выходных? Он дежурит и в больнице спокойней. Думаю, у дочери не возникнут сомнения. В следующую пятницу, Джессика, я с вами свяжусь, и договоримся о встрече.

Дверь в доме открылась и на веранду вышел одетый в теплую куртку, явно для прогулки, Сандерс, а через секунду из будки, позванивая металлическим поводком, служившим в качестве цепи, выскочила Джина.

– Знаете, только вы закрыли дверь, и стало сразу как-то скучно. Думаю, пойду, погуляю со своим маленьким глазастым чудовищем, – шутливо пробурчал старик.

– Билли, я составлю вам компанию. Нам тоже есть о чём поговорить, – сказал Влад.

– Не сомневаюсь, мистер Стеблин, – ответил Сандерс, явно ожидая именно этой пропозиции, – у меня тоже возникли парочку вопросов.

Пожелав удачи Джессики, они проводили взглядом её Ford Fiesta, пока она не исчезла из поля зрения, и направились за дом.

– Вы знаете, что за этими деревьями разбит красивый и уютный парк? – спросил старый визажист.

Конечно, Влад знал, но не подал и вида. Арендуя этот дом, хозяин рассказал всё об округе.

– Нет, но это замечательно. Люблю парки в любое время года. Им всегда присуще тишина и спокойствие, а я это просто обожаю.

– Деньги любят тишину, – процитировал Билли Джона Рокфеллера и, посмотрев на Стеблина, улыбнулся.

– Не только деньги, но и счастье любит тишину, Билли, эти две вещи очень сильно взаимосвязаны. Не будем вдаваться в философию. Насколько я помню, ты говорил, что тебя в этой жизни отучили от неё.

– Да, но это было в той, теперь у меня другая жизнь. Хорошо, давайте перейдем к делу.

В этот момент Джина схватила палку в зубы, которая была длиннее её и с упорство, нервничая, пыталась пройти между двумя деревьями, упираясь своей добычей в стволы, не понимая, какая сила не даёт двигаться дальше, а мысль расстаться с поломанной веткой даже не собиралась посещать вислоухую голову.

– Вот, глупая. Прямо, как у людей. Берут, что плохо лежит, а потом с этим не могут сделать и шага. А ведь секрет прост – избавься от этого. Не так ли, мистер Стеблин.

– Не понимаю, Билли, к чему ты клонишь, но полностью согласен, чтоб подводной лодке всплыть, надо сбросить балласт.

– Да ни к чему я не клоню. Просто мысли вслух. О чем вы хотели со мной поговорить?

– Давай начнём с твоих парочку вопросов, – в голосе Влада появилась серьезность, и он внимательно посмотрел на старика, – может мне уже не придется задавать свои.

Джина так и не выбросила палку из пасти, а вывернув голову под прямым углом в бок, прошла между деревьями довольная собой, что сумела решить эту важную для неё на тот момент проблему.

– Мистер Стеблин, я так понимаю, вы хотите, чтобы всё было идеально. Я погорячился, когда сказал, что достаточно будет фотографий с разных ракурсов. Мне надо будет увидеть вашего брата, – Влад опустил голову, размышляя, зачем ему эта встреча, но Билли, опережая его мысли, продолжил, – понимаете, снимки не могут точно передать цвет кожи, чтобы я подобрал нужный тон, и ещё некоторые детали, основные морщинки, их глубину и тому подобное. Несмотря на возраст, у меня осталась сильная фотографическая память, так что достаточно взглянуть на него один раз, метров с двух, максимум пять минут. Это будет гораздо лучше любой картинки. Больше у меня вопросов нет.

Стеблин принял доводы старика, как действительно железобетонные, будучи сам человеком, с уважением относящимся к мелочам и не понаслышке знающий их огромную роль в любом, даже маленьком деле.

– Я подумаю, как это сделать. А теперь, давайте, поговорим о Джессике. Хочу услышать ваше мнение, – спросил Влад.

– Она прилежная ученица. Думаю, за это время, что вы дали, мисс Олсон справится. Мне нравится её выдержка, терпение и послушание. Никаких глупых вопросов, зачем и для чего. Беспрекословно выполняет любое задание и даже сегодня спросила, над чем в первую очередь ей лучше поработать дома на выходных. От этого только легче нам обоим. Учителя мечтают о таких учениках.

Солнце спрятали дождевые облака, и небо полностью покрылось свинцовым цветом, опустив на несколько градусов столбик термометра. Только уходящая желтизна опавших листьев на земле разбавляла наступившую серость. Джина начинала мерзнуть и уже не сводила глаз с Билли, всем видом прося закончить разговор со своим собеседником, дабы поскорее вернуться домой. Погода не вызывала желание продолжать гулять.

– Джинджер замерз. Пора возвращаться, мистер Стеблин. Да и я тоже, – Билли застегнул молнию куртки до подбородка.

– Ей тоже не помешал бы какой-нибудь собачий джемпер, – Влад наклонился и погладил щенка.

– Не какой-нибудь, а самый лучший, – улыбнулся в ответ старик, – обязательно завтра куплю этой красавице, мистер Стеблин.

Попрощавшись, Влад направился в уже знакомый ему отель “Marriott Syracuse Downtown” снять номер до завтра. В субботу он должен был увидеть брата, а этим вечером подумать, как организовать встречу с Биллли.

Глава 13. Три дня или возвращение домой

– Роберт, какой это был год, когда тебя списали со службы с таким “диагнозом”? – уже привычно тихо, спросил Айван, когда в коридорах тюрьмы стали отчетливо, отдаваясь эхом в глухих стенах, слышны шаги охранника, и добавил. – Мне, честно сказать всё равно, но так, для полноты картины.

– Март 2002-го, полгода после 11 сентября. Ну что, кинопроектор готов, заключенный Стеблин?

– Да, зал полон. Начинай, – закрывая глаза, улыбнулся в ответ Айван.

После того, как Кейт покинул Нью-Йорк, единственный человек, кто иногда выходил с ним на связь, это был агент по недвижимости, который шесть месяцев назад сообщил, что постояльцы, арендовавшие его дом, съехали и после сентябрьских событий очень проблематично найти новых жильцов. Вернувшись (перелет из Норфолка занял всего 40 минут), Роберт первым делом забрал у него ключи и уже через полчаса срывал с почтового ящика табличку “ For rent”. Родительский очаг абсолютно не изменился, только поблекли цвета. В пустом гараже, обе машины продал ещё дядя, так как въехавшим жильцам требовалось место для личных, Кейт с удивлением увидел стоявший у стенки, накрытый скатертью, свой ярко красный пожарный велосипед со спущенными колесами. Не удержавшись от нахлынувших воспоминаний, он даже не зашел в дом, а выскочил на улицу и остановил такси, обозначив пункт назначения – кладбище Вудлон.

Между двумя могильными камнями отца и матери, стояла большая гранитная ваза, с трудом вместившая в себя с десяток букетов цветов. Ведь всего пять дней назад прошло 15 лет, как случилась эта трагедия, а память о его родителях жила до сих пор в сердцах всех, кто их знал. Роберт позже узнал, что в пожарной части повесили портрет, на котором улыбается отец, и как говорят его коллеги, приносит удачу. С тех пор из этого расчета никто не погиб, даже во время творившегося кошмара после атаки на Всемирный торговый центр. Кейт вспомнил дядю, и в какой-то момент задумался о поездке к нему, но представив жалостливый плаксивый тон брата отца, ненужные вопросы, отказался от этой мысли. Что он ему будет рассказывать? О недели ада или как его научили убивать? О том, что такое не спать пять суток или про пытку прибоем? Нет, они абсолютно разные и тем более Роберт не общался с ним столько лет. Так зачем начинать?

Назад домой Кейт решил пройтись пешком, с ухмылкой заметив, что постоянно тянет перейти на легкий бег. Тело ещё на автомате требовало привычной нагрузки и подталкивало его. Он возвращался по тому же маршруту, каким 15 лет назад ехал в кабине пожарной машины с мокрыми глазами, и, оглядываясь по сторонам, замечал, что время здесь прошло мимо или просто уснуло, не изменив ничего, кроме форм проезжающих машин да его самого.

Роберт задумался, что делать дальше, но не мог найти ответа. Зарплата “морских котиков” была самой высокой в армии, а расходы минимальны, и поэтому на кредитной карточке лежала неплохая сумма, добавленная деньгами за ренту родительского дома, так что смело можно было побездельничать. Главное не пуститься во все тяжкие, а со временем, обязательно что-нибудь подвернется.

Первой покупкой, как сделал бы любой американец, имея на это средства, конечно же, должен был стать автомобиль и уже на следующий день Кейт общался с официальным дилером Daimler Chrysler AG. Выбор машины был сделан давно и на подсознательном уровне – это Jeep Cherokee SE тёмно-зеленого цвета. Точно такая была у капитана Давида Гольдберга. Если бы Роберт знал, что через пару лет её также придется продать, как машины отца и матери, чтобы снова освободить гараж.

Несмотря, что мебель в доме явно отстала от времени, но ещё была в очень хорошем состоянии (отец всегда покупал только недешевые добротные вещи), Кейт решил ничего не менять, оставив обстановку из детских воспоминаний. Замену требовала только бытовая техника и аппаратура, ну ещё входная дверь, которая просто пережила себя, старчески со вздохом поскрипывая изнутри, как бы прося отправить её на заслуженный покой. Новый замок, новые ключи – это всегда незаметный свежий шаг в жизни человека. Вот чем будет заняться в течение недели. За эти полгода, когда в доме прописалась пустота, атмосферная пыль, постоянный её спутник, словно несметное войско варваров, заняла всё пространство и даже полиэтиленовая плёнка, приняв на себя основной удар, не смогла полностью защитить дом от этой орды. Роберт стоял посреди комнаты, и никакого желания вступать в эту борьбу не было. Опустив глаза на левую руку, в которой была целая пачка рекламных буклетов, изъятых у почтового ящика две минуты назад, он прочитал первое и улыбнулся. На глянцевой бумаге красовался лозунг “С нами дышите полной грудью”, а ниже “Клининговая компания “Свежий ветер”. На другой стороне листка были перечислены все виды оказываемых услуг, телефоны и время работы. Кейт посмотрел на цифры электронных часов, которые, как по команде выстроились в ряд с одного до четырех, достал мобильный и позвонил по одному из указанных номеров. Приятный женский голос, узнав площадь дома и объем работы, принял заказ на завтрашнее утро, что никак не устраивало Роберта. Пыль была не тем явлением, с которым хотелось бы проснуться. Увеличив тариф с пятнадцати долларов в час до тридцати, Кейт заставил девушку по ту сторону телефона сделать попытку найти кого-нибудь сегодня. Она ответила, что перезвонит и через десять минут уже подтверждала адрес, а спустя час в дверь позвонили.

На пороге, пытаясь сделать доброжелательную улыбку, но накопившаяся усталость за сегодняшний день препятствовало этому, стояла представитель клининговой компании.

– Добрый день. Меня зовут Кэтрин, – Роберт, кивнув, ответил на знакомство.

Это была женщина лет тридцати с милым добрым лицом и широко открытыми глазами, в которых он не мог прочитать, что там сейчас – утомление или печаль. Короткие ноги, чуток килограммов лишнего веса, которые пытались скрыть свободные джинсы и синий фартук, не давали повода назвать её красавицей, зато внутренняя изящность с теплотой чувствовалась в каждом слове и движении. Она относилась к той категории женщин, которые не притягивают взгляды мужчин, заставляя влюбиться с первого, но узнав которых поближе, хочется быть рядом, минуя объяснения друзьям на вопрос, что ты в ней нашёл. В этом случае магнитом была не красота, а душа, что понять и оценить суждено немногим.

Осмотрев дом, она проговорила:

– Знаете, здесь работы на четыре часа, хотя такой объем я выполняю за два. Слишком всё запущено. Ещё двойной тариф за срочность и это вам обойдется в 120 долларов.

– Не буду вам мешать, Кэтрин, – согласительно ответил Роберт и, взглянув на часы, добавил, – вернусь к половине шестого.

Организм, предчувствуя новый променад, сразу разбудил аппетит, требуя дозаправки, и Кейт не стал ему перечить. Он решил прогуляться к устью реки Хатчинсон, а по дороге обязательно встретится какая-нибудь пиццерия, где совершит остановку на небольшой пит-стоп. Размеренная, умиротворенная жизнь давно знакомых местных улочек вызывала у Роберта приятный дискомфорт. Слух резало отсутствие окриков, команд, шума мощных двигателей и он, заостряя взгляд, инстинктивно непроизвольно напрягался, чувствуя в этой тишине подвох или засаду. Мозг ещё по инерции, словно грузовой локомотив, не сходил с военных рельс, только перестук колесных пар становился всё реже и мягче, а мысль со словами “Бобби, твоя война закончилась”, настойчиво вскрывала дверь. Одни никогда так и не смогли совершить этот переход в мирное существование, а для других он прошел почти незаметно. Кейт относился ко вторым. Но если мозг готов был принять эту трансформацию, то мышечная память, привыкшая жить в строгом режиме, явно противилась данному факту. Роберт решил, что одно другому не мешает и, прогуливаясь, начал рисовать себе маршрут для утренних пробежек, параллельно вспомнив о спортивном отделе в торговом центре Bay Plaza, находящемся на его пути. Там он сейчас и приобретет все необходимые вещи для этого. Затем перейдя мост Пелхэм, выйдет к кольцу Бартоу и от него поднимется к острову Глен, который и станет предварительной станцией его ежедневных разминок. Кейт не случайно выбрал именно это место для промежуточного финиша. Совершить небольшой заплыв его тело требовало с таким же незаметным напором, как ответственный вышколенный гардеробщик сдать верхнюю одежду в театре. Тем же путем он вернулся назад и около дома увидел уже постаревшего соседа, стоящего напротив через дорогу у своего коттеджа, который, прищурив глаза, вглядывался в приоткрытое окно, где мелькал силуэт уборщицы. Почувствовав на себе взгляд бывшего “морского котика”, он мельком встретился с ним и тут же увел в сторону, не узнав в нём возмужавшего маленького мальчика по имени Бобби, а Кейт, в свою очередь, не мог вспомнить его имя, только фамилию.

Никакие слова, кроме как “волшебная фея”, не могли описать и оценить то, что сотворила с домом Кэтрин. Роберт был поражен. Это была великолепно выполненная работа – армада пыли действительно “вчистую” проиграло сражение, растворившись в мартовском прохладном воздухе, который наполнил все комнаты, оживляя их после шестимесячного летаргического сна.

– Всё, я закончила. Как и договаривались, 120 долларов, – приятный женский уставший голос вывел Кейта из состояния легкой эйфории.

– Это заслуживает большего, Кэтрин. – Он достал две сотенных купюры и протянул ей. – Очень большое спасибо.

– Спасибо и вам, просто сделала свою работу, – тихо сказала она и, наклонившись к своей тележке для уборщицы начала аккуратно складывать принадлежности, а затем, выпрямившись в полный рост, добавила, – если желаете, у меня есть свободные часы и я могу раз в неделю заезжать к вам, мистер Кейт, для поддержки чистоты.

– Было бы замечательно. Когда у вас свободное окно. Для меня нет разницы.

– Одни мои клиенты переехали, и теперь три часа с восьми утра каждый четверг я без дела. Кстати, вам не мешало бы приобрести пылесос по современней. Этот старичок ещё справляется, – она кивнула в угол комнаты, – но его время ушло.

– Хорошо, Кэтрин, только скажите какой лучше. Ничего в них не понимаю.

– Если цена для вас не имеет значения, то я предложила бы Kirby G6.

– С этим разберемся, – тихо, но уверенно, ответил Роберт, – тогда до четверга.

Он ещё раз взглядом, словно лучом лазерного прицела, начал медленно передвигаться по мебели. Кейт не искал изъян, ему просто нравилось смотреть, как пробуждался родной дом и наполнялся цветами после пыльной мертвой серости. Его глаза дошли до угла комнаты, где сохраняя осанку, как истинный солдат, безукоризненно выполнивший своё задание, аккуратно и одиноко стоял старый пылесос.

– Извини, друг, не обижайся. Но она сказала, что твоё время ушло. Это был последний бой, и ты достойно победил, – усмехнулся Роберт, понимая, что со стороны, разговор с бытовой техникой выглядит ещё одним поводом посетить психолога.

Он не обратил внимания на то, как захлопнулась вначале пятая дверь на небольшом японском универсале Кэтрин, а через шесть секунд – водительская. И тем более не видел, как она ещё некоторое время, сидя за рулем, задумчиво смотрела на дверь его дома, гадая, кто этот молодой мужчина и почему так долго не был здесь. Слишком много вопросов для праздного любопытства касаемо человека, которого видишь в первый раз. Она прекрасно понимала, что такое происходит только с проснувшимся внутри желанием, и календарь в голове, не спрашивая команды, четко выделил день недели – четверг.

За шесть лет брак Кэтрин перешёл в стадию привычной обыденности, когда улыбка при встрече мужа происходила на уровне инстинкта, а секс был не более чем физическая потребность, прекратив приносить ту незабываемую дрожь на кончиках пальцев и приятное покалывание в животе. Она давно, прикрыв глаза, не прикусывала нижнюю губу. Причиной этому стал ребенок, точнее его отсутствие. Муж считал, что ещё рано и надо встать на ноги, а она соглашалась, не желая противоречить, при этом очень злясь, что он не видит её внутреннего протеста этим рациональным доводам. Время в этом возрасте для женщин и мужчин бежит с разной скоростью. Мысль о будущем малыше, как специальный клей, помогала сдерживать только это ожидание, а уходящим чувствам требовался мощный разряд, именно та молния, которая наполняет свежестью воздух в виде озона и каждый вдох начинает приносить забытое чувство наслаждения и радости. Но небо для Кэтрин последние три года оставалось чистым. Без намёка на грозу. До сегодняшнего дня, в котором очень далеко за горизонтом прозвучал шум раската, услышанный только её.

Думая о Роберте, она непроизвольно отсчитывала время до их встречи в четверг, и каково было разочарование, когда подойдя к двери в восемь утра, дом оказался пуст. Кэтрин достала мобильный телефон (номерами они обменялись ещё в первый день знакомства) и начала пролистывать сообщения, пытаясь найти пропущенное от Кейта. Ничего не понимая, она уже решилась позвонить, и в этот момент увидела небольшую записку, вставленную в дверную ручку, на которой черной пастой было написано её имя. Буквы красивым почерком в строевом порядке медленно прошагали мимо её глаз:

“ Кэтрин! Дом полностью в вашем распоряжении. Ключ в почтовом ящике. Буду к половине десятого. Пылесос, как просили. Роберт “

Несмотря на то, что полностью окунувшись в работу, её взгляд постоянно вырывал часовой циферблат на стене, а стрелки, как издеваясь, показывали всем видом, что они никуда не спешат. Даже секундная.

Кейт был пунктуален и в 9.30 после утренней пробежки, полный бодрости с довольной улыбкой на лице он вошёл в дом. Кэтрин с трудом сдерживая возникшее сияние внутри себя, кротко поздоровалась и не смогла удержаться, чтобы не спросить.

– У вас мокрые волосы. Вы попали по дождь?

– Нет, небольшой заплыв на острове Глен, – весело ответил Роберт, снимая спортивную куртку, – не могу без этого.

– Но ведь вода очень холодная. Вы можете заболеть.

– Поверьте, Кэт. Я как никто, знаю, когда действительно холодная вода, а сейчас она вполне комфортабельная. Извините, вас не будет смущать, если приму душ? Всё таки дорожная пыль с потом…

– Не надо меня спрашивать, – тихо перебила она, опустив глаза, – это ваш дом. А я через десять минут уже заканчиваю.

Кейт достал две 20-долларовые купюры и, положив на подоконник, сказал, что если он не успеет к этому времени, пусть входную оставит открытой, заранее попрощавшись до следующего четверга. Когда закрылась дверь в ванной комнате, Кэтрин резко взяла деньги и со злостью на саму себя про слова о десяти минутах, еле слышно с грустью проговорила:

– Роберт, а я никуда и не спешу.

Иногда такое случается, что женщины в определенный эмоциональный момент отключают душевный порыв и начинают рассудительно, с тактом, выстраивать комбинацию, просчитывая все шаги к своей цели, которая, что парадоксально, вызвана не логикой, а чувствами. В течение недели, когда было свободное время, оставшись наедине с собой, этим она и занялась. Кейт ещё не начал приходить во снах, но его облик прочно овладел большой территорией в её внутреннем пространстве. Во время уборки дома отсутствие следов женского присутствия заводило и подстегало к активным действиям. Пусть младше, но, в конце концов, он мужчина и она могла предоставить ему то, чего, как думала Кэтрин, желают все из сильного пола – отношения без обязательств. В следующий четверг, она однозначно дождется его, выходящего в халате из душа после пробежки, и предложит кружку заваренного кофе. Включит сильные стороны своей привлекательности, томным голосом задаст пару обыденных вопросов для начала разговора, потом вскользь упомянет, что у неё ещё целый незанятый час, а дальше – мечты, мечты, мечты.

Утром теперь столь долгожданного дня, после пресного поцелуя в щечку, провожая мужа на работу, она гораздо дольше сидела перед зеркалом, наводя макияж и любовавшись своей новой прической, сделанной вчера, которая, по её мнению, помогла сбросить лет пять. А в отраженных глазах уже пылал огонь, детищем которого должна стать всёпоглощающая страсть, и приятное волнение ускоряло все телодвижения, пытаясь поторопить время.

Записку, вставленную в ручку двери, Кэтрин увидела ещё с улицы и сразу, открыв почтовый ящик, достала ключ. Текст был прост, как и в прошлый раз, только теперь она всматривалась не в слова, а в аккуратный строгий почерк Роберта. Даже он её начал возбуждать. Нельзя сказать, что Кейт не вспоминал о ней. Всё-таки это был единственный человек на данный момент в его жизни после возвращения домой, с которым складывались отношения, пусть и рабочие. Поэтому, на обратном пути, в ритме легкого бега, он думал об этой встрече. Поздоровавшись с порога и мимолетно узнав, как дела, он сразу направился в душ. Роберт специально не оставил деньги на подоконнике. В прошлый раз он заметил, что ей не хотелось уходить, просто прикрыв за собой входную дверь, а вместо “желаю удачи, Кэтрин”, слышать шум льющейся воды из ванной комнаты. Она явно хотела задержаться и Кейт не был против, чтобы это случилось сегодня. Даже такой человек-одиночка, каким был он, иногда скучает по общению.

Запах свежезаваренного кофе, насытив весь дом, идеально гармонировал с только что наведенной чистотой. Роберт был так удивлен, что даже остановился посередине комнаты, смотря в сторону кухни, откуда, словно стая бабочек, легко и непринужденно, вылетели слова:

– Душ, это конечно, хорошо. Но после ваших заплывов на острове Глен, не мешало бы согреться и внутри. Кофе этому поможет.

Кейт ухмыльнулся. Он всё понял. Новая прическа, которая сразу бросилась в глаза, была посвящена ему. Кэтрин стояла у стола с улыбкой полной невинности, а взгляд, наоборот, был сама откровенность. Она хотела ещё что-то сказать, но слова комом застряли в горле, чуть приоткрыв нежные губы. Дальше всё произошло стремительно. Крепкое объятие Роберта и спустя мгновение желанный сладкий поцелуй, заставили её тело начать таить, в секунду избавившись от последних капель напряженности. Мысли к ним обоим, словно отойдя от сильного наркоза, вернулись только минут через сорок.

– Роберт, знаешь, мечты сбываются, – протягивая каждое слово, лежа на боку и положив руку на грудь Кейта, тихо проговорила Кэтрин, – извини, но мне надо идти. Я приму ванную, хорошо?

– Кстати о душе. Твой кофе я так и не попробовал. Но я надеюсь, в следующий раз ты снова приготовишь его таким же вкусным, как сегодня.

– Обязательно, – улыбнувшись, она выпорхнула из-под одеяла, немного стесняясь своей наготы, – отдыхай, мой солдат. Это было что-то.

Кэтрин попала в самую десятку. Такие отношения, без обязанностей и претензий друг к другу, на данный момент в жизни Роберта были просто как первый глоток воздуха, который он жадно хватал после всплытия со дна бассейна во время бесконечных тренировок. Она не залазила к нему в душу и питалась только тем, что он сам рассказывал о себе, как мозаику, собирая из этих небольших историй картинку его жизни, а Кейту абсолютно не были интересны её отношения с мужем. Эти полтора часа вместе каждую неделю для них были тем вырванным отрезком времени, когда напрочь забываешься, и обыденная приземленная жизнь растворяется в знойном сладком ядовитом тумане удовольствия от близости друг к другу, где больше никого не существует. Девяносто минут, которые словно талая вода с ледника на вершине, превращаясь в поток, заполняла все пустоты русла внутреннего мира, освежая их каждый четверг, не давая высохнуть.

Только сосед напротив начал догадываться об их отношениях. От его глаз не скрылось легкость в походке, с какой выходила из дома эта молодая женщина из клининговой компании и слегка влажные волосы, явно после душа. Он правильно решил, что это не его дела, просто представлял происходящее через дорогу и по-хорошему завидовал, вспоминая молодые годы. А Кейта так и не узнал – пятнадцать лет уже давно стерли с памяти образ десятилетнего соседского мальчишки на “пожарном” велосипеде.

Роберт понимал, что пора подумать о будущем, но сделает это чуть позже. Его устраивало настоящее, полное независимости и приятного выбора между посещением футбола, хоккея, баскетбола или вечера в одном из рок-кафе. А на следующий день, передохнув от шума стадионов и гитарных ритмов, отправиться в небольшое путешествие на новеньком Jeep Cherokee SE за город, куда глаза глядят. Иногда он встречал старых школьных знакомых, но общение с ними не было продолжительным. Немного поболтав, вспоминая юношеские годы, на этом всё заканчивалось, а номера мобильных, ради приличия которыми обменивались, так и остались невостребованными в памяти его телефона. Кейт ловил себя на мысли, что он нужен больше как будильник. Никаких звонков, никаких сообщений. Даже с Кэтрин. Они прекрасно усвоили это главное правило в соблюдение тайны их отношений.

Средства заканчивались, да и Роберт, уже начиная чувствовать усталость от безделья, всё чаще, прогуливаясь пешком по районам Нью-Йорка, останавливал взгляд на разных объявлениях, в том числе и рабочих вакансий. На одной из остановок Манхеттена, в глаза бросился именно этот небольшой рекламный плакат с изображением седовласого мужчины лет пятидесяти, который сидел за столом, нагнувшись чуть вперед, упираясь на локоть левой руки с приветливой кроткой доброжелательной улыбкой. За спиной, на стене, висели разные дипломы в рамках, а сверху белыми буквами красовалась надпись “Личный психолог. Доктор Фред Коулман”. Кейт не стал вчитываться в перечень услуг, только вбил номер телефона для записи на приём и, отойдя от остановки, где было шумно, в более тихое место, решил позвонить. Ему стало просто интересно. Роберт почти слово в слово мог повторить заключение Джессики Лейтон на заседании армейской комиссии и теперь хотел услышать, что по этому поводу думает её коллега из Нью-Йорка. На следующий день в час дня он был записан на первую консультацию.

В поглотившей камеру темноте, Кейт не заметил, как на несколько секунд напрягся его сосед, быстротечно, даже немного судорожно, вспоминая, где он слышал имя и фамилию этого психолога. Айван, зная себя, понимал, что теперь он будет без сна, пока не откопает это событие. Стеблин начал суммировать всё, что услышал от Роберта и память, не выдержав давления, словно небольшой ролик, показала этот эпизод. В начале “нулевых” он сидел с братом в одном из ресторанов Манхеттена и Влад рассказывал, как познакомился с неким психоаналитиком по имени Фред Коулман. Они иногда встречались с этим человеком утром в уютном кафе, разминая свои мозги и наблюдательность тем, что играючи, выбирали проходящего мимо незнакомца, пытаясь со стороны по разным признакам определить его образ жизни, настроение, профессию.

Айван хотел перебить сокамерника и сказать фразу типа, как тесен мир, но интуитивно чувствовал, что история с косвенно новым общим знакомым только начинается. Вот когда Кейт закончит её, тогда он подумает, говорить или нет, а сейчас рано. Чутьё редко подводило Стеблина, да и, судя по замедляющейся уставшей речи Роберта, очередная серия подошла к концу.

Глава 14. Свидание


После разговора с Билли в парке и его просьбе увидеть брата для более полной художественной информации, Влад прекрасно понимал, что скрывать всё дальше от старика не имеет смысла. Так даже будет лучше. Не надо разговаривать постоянно с Джессикой наедине, а все вопросы теперь решать в небольшом коттедже на Е-Тафт-роуд. Такой себе штаб со студией. В этом были риски, но изучив и узнав Билли поближе, Стеблин решил, что они стремятся к нулю. Тем более появился очень большой плюс. Старик, с его пятнадцатью годами за решеткой, мог легко дать дельный совет по поводу всего, что связано с охраной тюрьмы, распорядком и назвать слабые места, а они есть всегда, даже в этом строгом режиме.

Адвокаты исправно сделали свою работу и Айвану Стеблину, как недавно вступившему в брак, помимо встреч каждую неделю по выходным, теперь предоставлялся отдельный номер для двухчасового рандеву с молодой женой раз в месяц. Это была обычная комната, как у отеля, который не мог похвастаться тремя звездами: двуспальная кровать, пара небольших кресел, тумба с настольной лампой и круглое зеркало над раковиной в дальнем углу. Так себе апартаменты, но для реализации плана Влада они подходили идеально.

В следующую пятницу, также, когда Билли заканчивал очередное занятие с Джессикой, Стеблин заехал обсудить завтрашний день. Джинджер, уже одетая в вязаный серый свитер с изображением двух боксерских перчаток, встретила Влада абсолютно молча, и только хвост оживленно выдавал приветливую радость, требуя взамен, хоть пару раз рукой потрепать её по голове, что и было с удовольствием получено. Посчитав, что миссия выполнена сполна, она забежала назад в будку, быстро скрутилась на согретом месте и, уткнувшись мордочкой в лапы, опустила большие карие глаза, задумавшись о чём-то своём. Скорей всего это были мысли о скорой прогулке по парку, где ещё есть много неизведанных мест, а также обязательно будут неожиданные встречи с разными, помимо людей, летающими и бегающими, как она, на четырёх лапах, существами. Каждый день жизни полностью утолял на тот момент её неиссякаемое любопытство.

Влад поднялся на веранду, и навстречу ему открылась дверь, за которой на пороге стоял Билли.

– Приветствую, мистер Стеблин. Услышал звон цепи, выглянул в окно и увидел вас.

– Ave, старина, как наши дела? – они улыбнулись друг другу и, обменявшись рукопожатиями, прошли в комнату, где Джессика сосредоточенно выполняла очередное задание учителя.

– Как видите, процесс идёт. Мне повезло, мисс Олсон очень прилежная ученица.

– Рад вас видеть, Джесс, – в ответ она обернулась, и Влад добавил, – прекрасно выглядите.

– Спасибо, мистер Стеблин. Наставник запретил отвлекаться, пока не закончу, – с нотками наигранной детской грусти, шутливо откликнувшись, она продолжила своё занятие и также с юморком в голосе, тихо добавила, – он у нас строгий, словно капитан пиратов.

– Ну, тогда, морской волк, не будем мешать нашей подопечной. Пошли на кухню, я с удовольствием выпью чашечку чего-нибудь горячего.

– Мисс Олсон закончит минут через двадцать. Потом проведу небольшую работу над ошибками, и мы полностью в вашем распоряжении, – набирая воду в электрочайник, отчитался Билли.

– Старина, я никуда не спешу. Делай, как знаешь.

Владу очень понравилась та атмосфера, в которую был погружен учебный процесс. Сразу бросилось в глаза нацеленность Джессики и, самое главное, абсолютно не мешающая ей шутить. Зацикленность – это удел робота, а чувство юмора – дар, данный каждому человеку, но, к сожалению, не все умеют им пользоваться. Стеблин считал, что любая работа выполненная с положительными эмоциями всегда будет лучше, чем простое механическое воздействие автоматизированного манипулятора. Он видел в своей жизни много людей, которые становились машинами, откидывая чувства, и никто из них не достиг желаемого результата. Максимум, только частично. Конечно, это огромная заслуга старика, что Джессика в своей учебе не превращается в бездушный механизм, а остается живым человеком. Значит, путь верный и всё получится.

– Билли, если у тебя есть планы на субботу, их придется отложить, – сказал Влад, разглядывая, как испаряется пар над кружкой. – Ты просил увидеть брата. Завтра представиться такая возможность. Я тебя правильно понял, чем раньше, тем лучше?

– Какие планы, мистер Стеблин? Не считайте меня меркантильным, но я хочу заработать эти сто тысяч и пока думаю только о том, чтобы всё для этого сделать. Вот мои планы. Скажите, где, когда, и можете считать, что я уже нахожусь там.

– Дождемся, когда закончит мисс Олсон и я вам обоим всё расскажу.

– Тогда с вашего позволения, я выйду на веранду покурить. Заодно посмотрю, как там себя ведёт Джина. Не возражаете, мистер Стеблин?

– Билли, конечно, что за вопросы?

Старик вернулся через пять минут и не успел снять куртку, как уставший голос Джессики из студии сообщил, что она закончила.

– Не желаете взглянуть, надеюсь, на успехи мисс Олсон?

– Я в этом ничего не понимаю. А моё присутствие, когда ты будешь тыкать носом на ошибки, Джессике явно не придаст уверенности. Она всё-таки женщина и начнет переживать вдвойне. Подожду вас здесь на кухне.

– Занятный вы человек, мистер Стеблин. Готовы заплатить огромные деньги и не хотите посмотреть на процесс? – с интересом спросил Билли.

– Меня волнует конечный итог. Я стратег и если не в силах лично сделать промежуточное звено к требуемому результату, то просто нанимаю того, кто способен это выполнить на “отлично”. Согласись, старина, вполне логично.

Билли хрюкнул, и это могло означать всё что угодно. От полного непонимания аргументов Влада до принятия нерушимости его доводов или просто, что он действительно занятный человек. Через несколько минут этот дует уже сидел за кухонным столом, не сводя взгляда со Стеблина. И если в глазах старика легко читалось любопытство, то Джессика, зная, что завтра предстоит первое свидание в тюрьме, немного напряглась. Хорошо, что Влад дал ей неделю морально подготовиться к этому событию.

– Билли, сейчас ты услышишь много интересных вещей. Все вопросы, когда закончу. Честно, я не хотел тебя ввязывать в это дело, но придется. Ты хотел увидеть моего брата вживую, так сказать для полноты картины и завтра мы вместе поедем к нему на свидание в исправительное учреждение городка Оберн. Оно назначено на десять утра. Правила посещения тюрьмы, я думаю, тебе известны. Джессика, расскажу, когда будем возвращаться в город, чтобы не тратить на это время сейчас, – Влад сделал паузу, не сводя взгляда со старика, который после услышанного не повел и бровью, словно ему рассказали рецепт невкусного блюда, которое он никогда не собирался готовить.

Стеблин прекрасно понимал, что это искусственная защитная стенка, выработанная проведенными годами за решеткой, скрывала возросшую нейронную активность внутри его черепной коробки. Он перевел взгляд на Олсон. Небольшое волнение Джессики испарилось, и она стала сама сосредоточенность, как и двадцать шесть минут назад, когда он увидел её в студии.

Влад ещё раз посмотрел на Билли, сравнив собравшуюся компанию с группой революционеров на конспиративной квартире в далеком 1917 году (частые рассказы о жизни дедушки Ленина на уроках истории в советской школе не прошли даром) и умело утаил внутреннюю улыбку, которая никак не сказалась на его четком размеренном монологе.

– Документы оформлены и завтра, Джессика, в половине девятого, приедете сюда и заберете Билли. Через двадцать минут я буду вас ждать около автомобильной стоянки на пересечении улиц Юг – Салина и Запад – Онондага, – Стеблин не успел задать вопрос, знает ли она, где это находится, как Олсон уверенно кивнула. – Вот и отлично. Все поездки в Оберн будут только на твоей машине. Пусть с завтрашнего дня тамошняя охрана привыкает к ней и к тебе, Джессика. Слушаю вопросы.

Все молчали, и груз тишины умело снял Билли, медленно задумчиво с долей юмора, проговорив:

– В своё время я дал себе слово, что никогда не вернусь в тюрьму, но об одном посещение, не упоминалось. Если человек завязал со спортом, это же не говорит, что ему нельзя посещать стадион? Я прав, мистер Стеблин? – и Влад ещё раз убедился в верном выборе насчёт старика, но всё равно спросил.

– Билли, я знаю, ты уже давно прекрасно понял, что ввязываешься в нехорошую историю и слово, которое ты дал себе может быть нарушено. Что ты думаешь по этому поводу?

– Никто не сможет ничего доказать. Через полгода, а именно столько вы мне дали, вся информация с камер наблюдения, которые завтра зафиксируют меня, будет уже стёрта, а охранники, эти ленивцы, тем более за это время забудут о моём присутствии на свидании. В остальном, эта страна не запрещает преподавать уроки макияжа на дому. Насколько помню, аренду этого дома подписывал я, поэтому, мистер Стеблин, нас ничего не связывает. Да мы с вами просто незнакомые люди! Я вообще понятия не имею о вашем существовании! Кто вы такой? – рассмеялся Билли.

Влад, перед тем, как их познакомить, рассказал Джессики о тюремном прошлом Сандерса, и оттого услышанное сейчас не стало открытием. Старик, за эти две недели, уже вызывал у неё непонятное далёкое родственное чувство и уважение, поэтому она была рада, что на первом свидании он будет рядом.

Разрядив обстановку, Билли весело спросил:

– С вашего позволения, я возьму баночку пива. Надеюсь, никто из присутствующих не против моей любви к этому напитку?

– Ну, судя по твоему настроению, старина, наши дела идут в правильном направлении. Наслаждайся вкусом, только не переусердствуй, а мы с Джессикой поедем в город, – ответил Влад.

– Обижаете, мистер Стеблин. Я же не мальчик, меру знаю, да здоровье уже не то, – наиграно с тоскою ответил Сандерс.

Погода в этот день тоже была в хорошем настроении, как и Билли. Куда бы ни доставал взгляд, повсюду виднелось безукоризненно чистое бледно-синее небо, а свежий прохладный воздух всеми силами боролся с теплом, без остановки посылаемым самой близкой и родной звездой для человечества.

– Вы хотели мне рассказать о правилах посещения в … . Давайте поговорим на берегу озера, я давно не была там. Не хочу это слушать за рулем, там мне спокойней, – отрешенно проговорила Джессика, как только они отъехали от дома.

– Конечно, так будет лучше, – Влад понимал, что творится сейчас в её душе. Она даже боялась произносить слово «тюрьма», а он не забыл то состояние прострации, которое полностью накрыло Олсон в исправительном учреждении Нью-Йорка при заключении брака с его братом.

Легкий бодрящий ветерок на берегу озера Онондага оживил, словно тонизирующее средство, и прогнал в погреб сознания апатию, которая устанавливая свои правила, пыталась занять место в тронном зале разума. В глазах Джессики снова появилась сосредоточенность, которая явно украшала её лицо.

– Мистер Стеблин, извините меня за это временное состояние. У меня нет никаких сомнений в том, что я делаю, поверьте. Рассказывайте мне эти, чёртовы правила.

Ничего особенного в них не было, и Влад спокойно перечислял требования тюрьмы к посетителям, заострив внимание только на металлоискателе. Одежда, содержащая проволоку, декоративные пряжки или металлические пуговицы, заставит охрану выполнить дальнейшую проверку.

– Зачем это лишняя и неприятная процедура? Поэтому, Джессика, подберите гардероб в свободном стиле и без железа. Не забудьте про бюстгальтер. Если в нём будет металлическая застежка или проволока, заставят его снять. Лишний дискомфорт и напряжение не лучшие спутники в любой ситуации.

– А как же джинсы, там же молния и пуговица? Их тоже нельзя одевать?

– Нет, одевай смело. С ними проблем не будет. А теперь о графике посещений. Каждую субботу или воскресенье ты будешь приезжать в Оберн. Какой именно день, я заранее буду сообщать. Раз в месяц вам предоставлено двухчасовое, как только поженившимся, так сказать семейное свидание в отдельной комнате, поэтому придется почувствовать себя актрисой, когда будешь выходить оттуда. Ты понимаешь, о чем я? Наспех приведенные в порядок волосы, изменившиеся походка с небольшой слабостью в ногах. В конце концов,Джессика, не мне рассказывать об этом женщинам? Ты это всё знаешь гораздо лучше меня.

– В этой комнате будет превращение?

– Да, именно там всё и произойдет. Это единственное место, где вы одни и два часа времени, поэтому самое идеальное для нашего финала. Если ещё что-то беспокоит, не стесняйся, спрашивай. Я должен знать все твои тревоги, чтобы помочь избавиться от них, – Влад сделал паузу, – так будет лучше.

Джессика отрицательно помотала головой и направилась к машине. К центру города они ехали в полной тишине, и только когда он попросил остановиться, чтобы выйти, Олсон на прощание сказала:

– Я не подведу, это точно, мистер Стеблин. Пусть у вас одной тревогой станет меньше.

– До завтра, – он улыбнулся в ответ. – Ты молодец.

А в это время Билли сидел на лавочке в парке, выгуливая Джину, и задавался только одним вопросом, зачем ей это надо. Он уже догадался о тайном смысле рокировки и на мгновение даже возненавидел Влада за то, что тот целенаправленно упекает эту приятную женщину, которая годилась ему в дочери, за сваренные клеткой покрытые ржавчиной стальные прутья. С другой стороны, откинув эмоции, старик видел, что, как ни странно, Джессика сама стремится к этому.

– Да, Джинджер, ничего не ясно. В конце концов, это не наше дело, правильно? – щенок, услышав вопросительную интонацию, склонил голову набок и выпучил большие глаза, сделав милую непонимающую мордочку, что очень развеселило Сандерса. – Красавица! Пошли домой.

Компьютер для Билли, как и для большинства людей его возраста, в основном был обычной причудой современного мира, без которой можно легко обойтись. Тем более, когда этот технологический прорыв прошел мимо тебя. Если кто-то считает, что время вокруг себя невозможно остановить, то он глупец. Надо всего лишь выполнить одновременно два действия – выкинуть часы и сесть в тюрьму. В 1981 году большая коллекция виниловых пластинок была для молодого Сандерса гордостью и поводом пригласить очередную начинающую модель к себе домой “послушать музыку”, а через пятнадцать лет стало кучей никому ненужного хлама. Пропустив эту метаморфозу, Билли не думал проследить её путь, просто оставаясь в самом начале восьмидесятых, только теперь на руке был хронометр и не одной бетонной высокой стены рядом. Как бы он не противился любым отношениям с ЭВМ, бегущее время вокруг, не спрашивая согласия, заставило прикоснуться к ступающему огромными шагами веку цифровых технологий. Человеку, привыкшему и знающему весь сложный процесс рождения снимка, от проявления пленки, перенос изображения на фотобумагу проекционным увеличителем, а далее купание в ванночках с раствором проявителя, закрепителя, находясь один в темной комнате при тусклом кровавом свете, как будто исполняя тайный обряд, было дико видеть, насколько всё стало примитивно легко. Билли даже не желал думать о том, как фотографии попали и хранятся в этом USB флеш – накопителе, к тому же само сочетание слов было ему противно, а клиенты похоронного бюро, как назло, всё чаще приносили снимки своих умерших близких именно в таком виде. Бесспорно, это было удобно и Сандерсу нехотя пришлось начать пользоваться ноутбуком, который вскоре подарил ему хозяин фирмы ритуальных услуг, после приобретения более современного. Если в свободное на работе время Билли предпочитал кресло-качалку в тени дерева с сигаретой между пальцами, то его ученик, спрашивая разрешение, сразу открывал монитор. Старик, наблюдая за тем, как он превращается в зомби, упершись взглядом в экран с наушниками на голове, ещё больше убеждался в том, что ничего хорошего в этом “прыжке” человечества нет. Однажды, на одном из таких перерывов, Билли запретил ему взять ноутбук, пока он не расскажет, почему эта вещь так сильно влечет. Столько непонятных слов за короткий период он не слышал никогда: браузер, логин, аккаунт, электронная почта, социальная сеть, википедия, оперативная память и количество ядер – заставили его голову слегка закипеть. Сандерс не выдержал. Он перебил и резко, с вымышленной злостью, спросил:

– Стоп, стоп, стоп! Ты можешь объяснить на нормальном языке?

Ученик, переживая, что лишиться возможности пользоваться ноутбуком, набравшись терпения, стал медленно спокойно рассказывать о работе интернета, проводя сравнения с тем, чем пользовались в прошлом. Билли внимательно прослушал лекцию и голосом человека, который всё равно остался при своём мнении, сказал:

– Я не понял. Теперь мне не надо ходить в библиотеку, потому что всё можно найти в этой раскладушке и это сокращает время. Тут я ещё соглашусь. Но зачем переписываться, когда можно просто позвонить и узнать, как дела у твоих друзей? Также будет быстрей?

Этот несложный вопрос поставил воспитанника в тупик, и он ответил, делая общий вывод:

– Мистер Сандерс, просто в интернете, вы можете найти информацию на любую тему, которая вас интересует и которая никогда не печаталась в энциклопедиях. В этом его мощь и она притягивает.

Именно эта фраза пролетела в голове Билли, когда он возвращался с Джиной после прогулки по парку домой, и оставила свежий инверсионный след. Он знал, что жизнь белой полосы, тянущейся за самолетом, не бывает долгой, даже на отсутствие ветра, поэтому решил прямо сейчас выехать в центр Сиракьюс. В одной из редких вылазок в город Сандерс точно помнил, что на его пути встречалось интернет-кафе.

Несмотря на посредственность, как для таких заведений, у старика оно всё равно вызвало дискомфорт. Переступив порог, он оглянулся по сторонам, даже не представляя, что делать дальше. Консультант оторвал взгляд от клавиатуры, пару секунд посмотрел на Билли и вернулся к своему занятию, считая, что дедушка перепутал двери. Видя краем глаза, что странный посетитель не собирается уходить, он встал из-за стола и подошел к двери с дежурным вопросом, чем может помочь.

– Мне надо воспользоваться интернетом и найти там одну информацию.

Работник улыбнулся и ответил:

– Интернет мы предоставим, а найдете вы требуемое, зависит от вас, – он провел Сандерса к одному из пустующих столов (днём здесь всегда было мало людей), и продолжил, – это поисковая строка. Наберете слова, непосредственно связанные с вашим запросом и курсором нажмите на лупу, а он уже будет искать. Если возникнут вопросы, обращайтесь.

Билли надел очки и одним пальцем, выискивая нужную букву, медленно начал набирать три слова: Сиракьюс, Джессика Олсон.

Старик был поражен, в глаза сразу бросился сайт местной газеты, где упоминалось имя, из-за которого он оказался здесь. Вторым кликом на мониторе в электронном виде появилась статья под названием “Вчера – озеро, сегодня – она, кто следующий?”. Он посмотрел на дату выхода статьи, и дальше не отрываясь, глотая каждое слово, начал читать. Теперь всё становилось на свои места. Ученик был прав – интернет, действительно, огромная сила.

Билли молча расплатился, и сухо кивнув на вопрос консультанта, нашел ли мистер, что искал, в задумчивости покинул кафе. По пути назад он пытался не думать о прочитанной статье, обратив всё внимание на дорогу, но это плохо получалось и даже его любимый рок-н-ролл, звучащий на радио со свойственной энергией, не заставлял выбивать ритм пальцами по рулю.

По сухому приветствию, Джина поняла, что настроение хозяина желает быть лучшим и, перестав вилять маленьким хвостом, улеглась в шаге от будки, не сводя глаз с двери дома.

Жалость к себе и размышления о несправедливости иногда посещали Билли, но с возрастом они приходили всё реже и реже. Сколько раз он оправдывал себя, считая, что пятнадцать лет в исправительном учреждении, это слишком суровое наказание за его грехи и как очень неблагосклонна к нему судьба. А теперь, сравнивая себя с Джессикой, Сандерс впервые поймал себя на том, что ему ещё повезло. Вполне возможно, что к такому выводу он пришел бы и раньше, если бы немного интересовался тем, что случалось с его “клиентами” из похоронного бюро, когда они были в состоянии дышать. Билли смотрел на глобус и мысль, что во время будущего круиза эта женщина, которая завтра в половине девятого утра с ним мило поздоровается, будет умирать на больничной тюремной койке от этого проклятого рака, заставляла передернуться. Настроение было ни к черту и Сандерс, включив по телевизору канал History, улегся, прикрыв глаза, на диван. Монотонный голос за кадром повествовал очередной рассказ из бесконечных летописных событий и довольно быстро нагнал сон. Сегодняшний день заставил Билли психологически устать, и его даже не разбудило легкое повизгивание вислоухой подопечной, которая просилась на вечерний променад.

Проснувшись в пять утра, он уже не мог уснуть и, вспомнив, что вчера забыл выгулять Джину, с чувством вины, выглянул на улицу. Она, услышав открывающуюся дверь, зазвенев цепью, выскочила из будки, всем видом показывая, что терпеть дальше выше её сил и только ощутив свободу от ошейника, мгновенно ринулась за дом.

Долгий сон потопил удрученность Сандерса в своих глубоких водах, оставив на поверхности только пену из принятия данного факта, как непреодолимая и злая реальность. Джессика, что являлось редкостью для женщин, была точна, и её маленький зеленый автомобиль в 8:30 уже вызывающе бросался в глаза около дома на фоне темно-коричневых стволов деревьев перемешанных с серостью асфальта. Билли удачно сделал вид, что ничего не знает, приветливо помахал рукой с порога и направился к машине, присев сзади за пассажирским сиденьем. В пунктуальности Влада, естественно, никто из них не сомневался.

Дорога заняла три четверти часа и почти всё это время они молчали, лишь изредка перекидываясь ничего не значащими фразами. Голые деревья и впавшие в спячку фермы производили унылую картину, как будто подготавливали к посещению “достопримечательности” Оберна. Сам городок не разочаровал Билли, именно таким он и представлял его, похожим на один из многих тихих пригородов Нью-Йорка

Напротив, в семидесяти ярдах от центрального входа тюрьмы находилась стоянка, прямая дорога от которой выводила к главной двери между двумя сторожевыми башнями. Сандерс осмотрелся вокруг и как у него это получается, забавно хрюкнул:

– Да это просто музей – крепость.

– Джессика, как вы себя чувствуете? – участливо спросил Влад.

– Я в норме, мистер Стеблин, – довольно спокойно и уверенно ответила она.

– Ну, тогда, всё хватит. С этого момента, никаких мистеров, только имена. Я прав, Билли?

– О, моё мнение стало что-то значить, – подняв указательный палец вверх, улыбнулся старик, – тогда только поддерживаю.

Странно, но Влад не мог понять игривость Сандерса, хотя причина была довольна проста. Таким способом он хотел разрядить обстановку и показать Джессике, что это рандеву ничем не сложнее посещения зоопарка. Их провели до зала встреч и сказали подождать, пока не приведут заключенного. Через несколько минут они уже сидели за небольшим столом напротив брата Стеблина.

Свидание длилось не больше четверти часа. Билли ненавязчиво, но при этом очень внимательно изучал облик Айвана, делая в памяти заметки, мысленно перенося их сразу на манекен и лицо Джессики. Сходство линий было просто впечатляющим. Проскакивали некоторые нюансы, но старик сразу находил выход, рисуя в воображении, как и с помощью чего их скрыть. Опытный взгляд мгновенно определил цветотип и оттенок кожи. Всю требуемую информацию он получил сполна уже в первые пять минут. В это время Влад вел с братом безобидную беседу, которая никак не вписывалась в окружающую обстановку. Их ненавязчивый диалог больше смотрелся бы в маленьком уютном кафе, когда просто надо чем-то разбавить тишину, присущую таким заведением. Слушая эту спокойную интонацию, Джессика прикрыла на несколько секунд веки и поймала себя на мысли, что никогда не подумала бы о том, будто это происходит в тюрьме. Она немного слышала о традициях японской чайной церемонии, когда присутствующие начинали умиротворенную беседу на тему, которая указана в висящем свитке, напротив двери. Как несопоставимо было то, что принимал слух, и что видели глаза! Джессика даже слегка потерялась, не понимая, как эти три мужчины рядом могут совершенно не обращать внимания на происходящее вокруг. Резкие окрики рядом о том, что свидание закончено, навсегда запоминающийся очередной, до боли неприятный, металлический удар засова заставляли её вздрагивать, и тут же она смотрела на своих спутников, один из которых как ни в чём не бывало, продолжал свой разговор. А второй, подняв голову вверх, безмятежно всматривался в высокий серый потолок, с выражением лица старого энтомолога, который увидел на ветке знакомую бабочку, но из-за проклятого склероза никак не мог вспомнить её название. Это очень успокаивало Джессику, и страх с отвращением к этим железным решеткам постепенно проходил, как проходит детская антипатия к остроте красного соуса карри с годами. Только здесь время мерилось минутами.

– Свидание закончено, – еле слышно, приподнимаясь со стула, произнес Влад, взглянув мельком на часы, лишив тем самым удовольствия продемонстрировать свою маленькую власть и ещё молодой командный голос неоперившемуся охраннику, который, задержав дыхание, через пять секунд готов был резко выдать эту фразу с приставкой “осужденный, Стеблин”. А теперь, выпустив воздух, он стоял в растерянности, не зная, что сказать. Эту игру на минимальное опережение тонко прочувствовал Билли, и она очень понравилась бы, будь это последние свидание. Именно на эту тему состоялся их разговор на обратном пути в Сиракьюс.

– Влад, я хочу кое-что объяснить, – начал свой монолог Сандерс, только они выехали на пустую трассу. – Этот охранник прекрасно понял, что ты сделал это специально, тем самым поставив его в глупое положение. Нет, я не спорю, это было красиво. Но стоит ли оно этого. Ты, который всегда обращаешь внимание на все мелочи, мне кажется, сейчас сделал ошибку. Зная прекрасно профессиональный менталитет надсмотрщиков, смело утверждаю, они никогда не простят, что из них сделали дурака, пусть даже маленького. Эго этих людей подвержено болезни и они будут мстить. Поверь, твоему брату ничего не грозит, но всем кто был сегодня на свидании, я уверен, этот вертухай начнет приносить осложнения. Он будет искать лишний повод, чтобы показать, кто здесь хозяин и первой попадет под его нездоровые амбиции Джессика, а это не приносит спокойствие, которое так понадобится. Влад, это было неблагоразумно.

Билли замолк, ожидая ответа, а Олсон только сейчас поняла, о чем говорил старик. На лице Стеблина, в свою очередь, не дрогнул не один мускул, тишина начала затягиваться и он тихо, без эмоций, проговорил:

– Именно этого я и добивался.

– Зачем?! – два непонимающих голоса смешанным дуэтом, в унисон, словно резкий хлопок, заглушили размеренный шум двигателя.

– Ты абсолютно прав. Давай продолжим логическую цепочку. Этот охранник, конечно, будет искать причину, чтобы создать любые неудобства, каждый раз демонстрируя свою власть, но мы не предоставим ему этого удовольствия, и это начнет нервировать его ещё больше, а такие люди, для своей больной мести, как правило, выбирают более беззащитных, – Влад повернул голову в сторону Джессики. – Он непроизвольно начнет повышать голос, резко разговаривать. Как ты себя поведешь? Как и любой нормальный человек, который не приемлет такого отношения к себе, но сделать ничего не может. Да, это начнет раздражать, и ты инстинктивно будешь стараться не встретиться с ним взглядом, опуская или уводя в сторону голову. Другим словом, прятать её. А охранник будет наслаждаться этим, чувствуя свою власть, не понимая, дурачок, что скрыть лицо лишний раз, только облегчит нам задачу. Главное, что с его стороны это действие будет смотреться очень естественно. Так что там, старина, насчет не просчитанных мелочей?

– Вы страшный человек, мистер Стеблин. Не хотел бы я оказаться в блокноте, где список ваших врагов.

– Да я тоже не сильно мечтаю быть в списке твоих клиентов, – усмехнулся Влад. – Джессика, что думаешь об этом? В первую очередь, как понимаешь, это коснется тебя.

– Всё нормально, – тихо соврала она.

Слова Билли про страшного человека напомнили ей первую встречу со Стеблиным. Его видение насквозь слабостей людей, их тайных секретов и желание воспользоваться этим только для своих целей, напоминало Влада в этот момент если не чёрта, то кого-то близкого к нему. Только последователи дьявола могли так спокойно злоупотреблять низменными чувствами обычных людей, делая из них свой послушный инструмент – так рассказывали в церкви. И в машине сейчас сидело два человека, которые пошли на это из-за денег. Она не знала, о чем сейчас думает старик, но теперь цифра пять, с таким же количеством нулей, не вызывала того разрушающего ветра в голове, который пронесся, когда прозвучало это число в первый раз. Нет, это не корысть, это всё для Линды. Но почему нельзя благими намерениями! Почему преступление! Имя дочери, как и в прошлый раз, начало отодвигать возрождающиеся сомнения. Конечно, Билли легче в этом отношение, он давно решил, что рай ему не светит, но совесть Джессики снова выглянула из окопа, поднимая в атаку вопросы на которые не было ответов. И среди этого хаоса в мыслях начала всё четче выделяться, некогда услышанная фраза – “ Преисподняя полна добрыми намерениями, а небеса полны добрыми делами”. Только сейчас Олсон начала понимать всю суть этого выражения. Благие желания не всегда могут привести к таким же последствиям. Как это сложно и запутанно! Почему так? Кто может помочь с ответом? Она вдруг вспомнила, что незаметно для себя уже месяца три не посещала церковь, а объяснить вырвавшиеся внутренние противоречия, по её мнению, могли только там. Сегодня суббота, значит, двери обязательно будут открыты.

Пустая трасса, ведущая в Сиракьюс, дала возможность спокойно заполнить голову Джессики этими мятежными мыслями, но уже шум родного города и дорожный трафик заставил переключить всё внимание на себя. Стеблин прекрасно видел эту серьёзную задумчивость и не пытался что-либо спросить, давая ей самой разобраться в сомнениях, а когда её глаза начали бегать по зеркалам заднего вида, он, смотря прямо на дорогу, тихо предложил перекусить в ближайшем уютном заведении. Первым вежливо отказался Билли, сославшись, что надо погулять с Джиной, которая, однозначно, очень волнуется, а Джессика, прошептав что-то о сильной усталости, также спешила домой отдохнуть. Высадив Влада около отеля и проделав утренний маршрут наоборот, она вернулась домой, в котором теперь присутствие дочери не давало места этим тяжелым размышлениям.

Нельзя сказать, что Стеблина не озадачило поведение Олсон на обратном пути и он, недолго раздумывая, сразу пошел на стоянку гостиницы, где был припаркован арендованный автомобиль, а через пятнадцать минут уже наблюдал за её коттеджем через зеркало в салоне. Влад видел, когда вернулась Джессика, но внутреннее чутьё подсказывало, что сегодня она обязательно выйдет из дома. Его интересовало только два вопроса: куда и какова цель. Он решил не тратить силы на отгадки, вот когда узнает ответы, тогда можно и начинать что-то просчитывать, а сейчас обычное наблюдение.

Через час из двери выпорхнула Линда и, посмотрев в сторону машины Стеблина, помахала ручкой. От неожиданности он резко отвернул глаза от зеркала и, ухмыльнувшись, увидел на тротуаре через дорогу двух девочек, которые весело смеясь, также, подняв руки, приветствовали свою подругу. Ждать Джессику долго не пришлось. Быстрой походкой, не смотря по сторонам, она двигалась очень целенаправленно, четко зная свою цель, чем ещё больше озадачила Влада. Он не знал продолжать ли наблюдать из машины или двинуться пешком, понимая, что пункт назначения где-то рядом. В этот момент память, словно бдительный официант, который предчувствуя нервозность клиента, вызванная ожиданием, поднесла меню со всеми её маршрутами, которые он проследил, наблюдая за ней до знакомства на берегу озера. Их было не так много, но это направление отсутствовало. Улица была пустынна, и Стеблин отпустил Джессику на довольно приличное расстояние, а затем, неспешно развернувшись на дороге, последовал за ней по Парк-стрит. Она свернула на Мэри-стрит, и также, не сбавляя темпа, направилась вниз по улице на юго-восток, и только перейдя пересечение с Лоди-стрит, повернув налево, её движение замедлилось, как будто кто-то невидимый в секунду надел на ноги кандалы. Влад остановился на этом перекрестке, пропуская движущиеся машины по главной улице и повернув голову в сторону удаляющейся фигуры его глаза сразу зафиксировали металлический шпиль с крестом, слегка выглядывающий из-за крыш двухэтажных домов. Это была католическая церковь


“ Our lady of Pompei Church”. Все становилось на свои места. Он обогнал Олсон и, проехав чуть далее собора, остановился, заняв удобное место для наблюдения. Судя по количеству машин на стоянке около церкви, там до сих пор продолжалась служба. Не прошло и пяти минут, как в зеркале заднего вида появился столь знакомый уже силуэт. Каждый шаг Джессики становился всё тяжелее и, не дойдя ярдов сорок до входа в храм, она застыла на месте. В этот момент двери собора широко распахнулись, и улица наполнилась жизнерадостным гулом прихожан, которые возбужденно цитировали, обсуждая между собой, недавнюю речь пастора. Разбившись на группы и мило общаясь, никто из них не обратил внимания на женщину, стоявшую посреди тротуара с опущенной головой, а просто аккуратно обходили её, продолжая движение. И когда этот поток из умиротворенных людей превратился в небольшую стаю автомобилей, разбегающихся в разные стороны, а спустя короткое время, растворился полностью, Джессика подняла лицо, не сводя взгляд с дверей храма. Возможно, если кто-то из прихожан остановился, заговорив с ней, или в этот момент из церкви вышел пастор и обратил на неё внимание, всё пошло бы по-другому. А так она приняла это как знак, что теперь здесь, в этом бренном мире, никому не нужна. Резко развернувшись и думая о пройденной точке невозврата, Джессика направилась домой, чувствуя, что сегодняшний день выжал все силы, а внутри стремительно занимало своё место глубокое смирительное равнодушие, как у бездомного, который устав бороться, просто отдается течению, привыкает и успокаивается, четко осознавая, что дно его удел.

Влад не отправился за ней, понимая, что именно сейчас она приняла окончательное решение, которое отправило все сомнения на недавно образовавшуюся мусорную свалку жизненных принципов. Он знал много людей обоих полов, которые ради денег легко и непринужденно закопали свои убеждения, даже ни разу не пытаясь оправдать самих себя, и насколько этот процесс был труден для Джессики. Но в отличие от них, которых никто никогда не вспоминал, стоило им исчезнуть, Стеблин был уверен, эта простая обычная женщина станет для многих жителей Сиракьюс в своем роде героиней, примером того, на что способна мать ради лучшей жизни своего ребенка. Эта сцена около церкви никоим образом не растрогала Влада, и он продолжал относиться к Олсон как к единственному полезному, поэтому его надо беречь, в данном деле инструменту. А затем, наблюдая через лобовое стекло, как небо затягивают насыщенные влагой облака, поймал себя на мысли, что каждый из нас пользовался тысячью шариковыми ручками, которые все выполняли одинаковую функцию – сохранить заданный тобою след на бумаге, но только одна, максимум две, останутся в памяти навсегда, как Джессика.

Капли дождя сложным ритмом выдали барабанную партию по капоту и уже через несколько секунд мощный водный поток одновременно с раскатом заставил спрятаться редких прохожих под крыши своих домов, вызывая негодование, что вторую половину субботы придется провести под поставленные диалоги всевозможных ток шоу. Влад посмотрел на приборную панель, где электронные часы показывали, что если Джесс нигде не задержалась, то успела домой, оставив нагрянувшему ливню промочить до костей другие невинные жертвы. Заведя двигатель, он включил стеклоочистители и, наблюдая за тщетностью их работы, решил переждать непогоду на месте, а правая рука, как будто сама по себе, непроизвольно начала перебирать радиостанции на автомобильном проигрывателе. Но стоило на мгновение появиться волшебному звучанию акустической гитары Джеймса Хэтфилда, как рука резко оторвалась от кнопки переключения, переместившись на регулятор громкости, наполняя салон, по мнению Стеблина, единственным лирическим хитом с неповторимой горечью цинизма, что и делало его непревзойденным – “Nothing else matters”. Он сразу забыл о Джессике и причинах своего нахождения здесь, а спрятавшийся за полупрозрачной стеной воды собор, отражающийся в автомобильном зеркале, придал всей этой обстановке новые беспросветные психоделические оттенки, заставив полностью накрыться тяжелым одеялом печали о первой, самой настоящей и поэтому единственной в этой жизни любви. Именно тот последний разговор семнадцать лет назад, тот момент расставания двух людей, полностью поглощенных друг другом, но не в силах изменить сложившиеся обстоятельства, приведшие их к брождению по тому проклятому лабиринту имеющего лишь начало и узкие проходы только для одного, сделали Влада жестче по отношению к проблемам других людей. Поэтому многие, незнающие его близко, считали эгоистом и циником, имея на это полное право. А как же было его узнать, когда он больше не подпускал к себе никого? Храня воспоминания только о ней, как спрятанную далеко от чужих глаз шкатулку, открывая которую, каждый раз доставал оттуда незабываемое тепло и радость тайных откровенных встреч, которые имели срок давности, но не имели срока годности. Даже брат не знал о содержимом того ларца.

Влад полностью откинулся на заднюю спинку водительского сидения и, подняв немного голову, уткнулся бесцельным взглядом в бесконечность серого неба за лобовым стеклом, полностью застыв в этом положении. И только губы тихо шевелились, подпевая Джеймсу Хэтфилду о том, как плевать, что говорят, во что играют, делают и знают другие, важно лишь то, что знаю я, а всё остальное не имеет значение – “Nothing else matters”.

Спустя чуть больше шести минут вместе с утихающими звуками этой музыкальной композиции, одновременно с закрывающейся шкатулкой, прекратил свой блицкриг и ливень, а опустевшая мокрая дорога всем своим видом призывала начать движение.

Глава 15. Два дня

Роберт, засыпая, даже не догадывался, что рассказанная им сегодня очередная серия из своей жизни лишила Айвана нормального сна. Нет, он не ворочался, но, как и брат, придавая большое значение совпадениям, его расчетливый ум не давал уснуть, включив движение местных токов на полную мощность. Упоминание о Фреде Коулмане, нью-йоркском психологе, начало вытаскивать на поверхность ещё несколько диалогов с Владом, а одна рассказанная невзначай им история о человеке, который его копировал, бойким пульсом в висках вышла на первое место среди остальных услышанных давно от брата. Этот пасьянс сложился, и уже не было никаких сомнений, что он знает, чем закончится повествование Кейта.

Последние дни Айвана немного забавляла эта ситуация тем, что Роберт даже не догадывался, если всё пройдет, как задумано, тюрьму они покинут в один день. Теперь эта спрятанная игривость ушла на второе место в табели о рангах душевного состояния, освободив место беспокойству, которое так удачно усыплял всё это время. И это злило, ещё дальше прогоняя сон. Всматриваясь в спрятанный темнотой потолок камеры, он не без труда вспомнил место, время и сам рассказ брата о человеке, имевший непонятное влечение к мимикрии.

Это случилось в начале 2005 года на одном из Карибских островов под названием Невис, где Айван создал и контролировал работу своей оффшорной компании уже в течение десяти месяцев, а Влад всё это время находился в Нью-Йорке, проворачивая разные финансовые махинации, иногда не очень легальные, но которые могли принести неплохую прибыль. В этот период общение между ними на 99 процентов касалось только поточных дел, и лишь один включал в себя фразы “ну, а как у тебя дела”, с типичным однобоким ответом “да всё нормально”. Поэтому прилёт брата на остров прямым рейсом из Майями просто обязал ностальгию и родственную откровенность напомнить о себе, поднимая темы, которыми не принято делиться даже просто с хорошими знакомыми.

В первый же вечер их встречи, расслабившись на шезлонгах около небольшого бассейна арендованной виллы на пляже Пинни и каждой клеткой тела впитывая красоту заката над Карибским морем, Влад, прикрыв глаза, согревая их на медленно опускающемся солнце, как бы невзначай спросил:

– Ваня, помнишь этого отморозка Коваля?

– Конечно. Надеюсь, на зоне его прибили. Таких уродов надо ещё поискать. Хотя с другой стороны, если бы не его “наезд”, мы тогда бы не сорвались в Штаты и не сидели здесь.

– Ты не меняешься. Всегда умел в любом дерьме найти ложку мёда, но сейчас не об этом. Когда-то я тебе рассказывал, что познакомился с интересным человеком по имени Фред Коулман. Можно сказать, мы стали друзьями. Когда мне не хватало общения с умными людьми, я всегда ближе к вечеру приходил к нему в офис и он обязательно удивлял, рассказывая любопытные истории из своей практики. Вот одна из них.

– А как же врачебная тайна?

– Он никогда не называл имена, просто описывал сложившиеся положение и если честно, мне иногда казалось, что он выдумывает. Ты даже не представляешь, какие танки разворачиваются в головах у людей! И вот одна из таких ситуаций, – Влад на секунду открыл глаза. – Какой все-таки чертовски красивый здесь закат! Ладно, слушай историю.

– Как-то в очередной раз я зашел к нему. Фред, как всегда, был очень гостеприимным, но как не пытался, небольшая задумчивость не могла скрыть его озабоченность. На мой вопрос, что его тревожит и могу ли я помочь, он ухмыльнулся и ответил:

– Помощь нужна не мне, а одному моему клиенту. Около года назад, может больше, точно не помню, на прием записался некто, назовем его просто “Солдат”, которого недавно армейский психолог списал со службы. Его история вызывала интерес, так как с подобным случаем, я ещё не сталкивался. Он рассказал, что пришел сюда из любопытства и просто хотел услышать мнение другого доктора по поводу диагноза, который вынес ему мой военный коллега, – Влад сделал непродолжительную паузу и продолжил. – Если я не ошибаюсь, её звали Джессика Лейтон. Ну да Бог с ней. Продолжу рассказ Фреда.

– Память у него была великолепная, и он слово в слово повторил заключение со всеми терминами, зачитанное ею на штабной комиссии. Знаешь, Влад, я был горд и поражен. Во-первых, Джессика Лейтон моя лучшая студентка, а во-вторых, это было очень смелое решение с её стороны. Но дело не в этом. Выслушав этого мужчину, я спросил, беспокоит ли его подобное сейчас, на что получил отрицательный ответ и предложил ему пройти несколько сеансов, чтобы как можно точнее определить импульс, запускающий такое поведение. При этом рассказал ему о сложности постановки точного диагноза и выбора курса лечения, поскольку на данный момент его стремление к подражанию отключено, а предупреждающие действия, сделанные на основе предыдущих пиков, могут быть неверными, так как картина раскрыта не полностью. Другими словами, как сказал Конфуций, очень трудно найти черную кошку в темной комнате, особенно если её там нет, так что надо искать, когда появится. Он внимательно слушал, но было очевидно, что мой ответ не удовлетворил его, и с улыбкой, я бы даже сказал ухмылкой, этот солдат попрощался. Надо признать, что через неделю я уже забыл о его визите, полностью занятый поточными делами.

И вот, Влад, пролетел год, может больше, а сегодня он снова пришел ко мне. Я сразу вспомнил этого молодого человека. На его лице была озабоченность с той же ухмылкой, и с порога он сказал, что черная кошка появилась в темной комнате. Пригласив присесть в кресло, я попросил начать свой рассказ с того места, которое считает нужным.

После того первого и последнего визита ко мне, через два месяца он устроился, просто от безделья, охранником в одном небольшом бизнес центре, где-то здесь поблизости. Сам знаешь, в Манхэттене они на каждом углу. Место работы ему понравилось. Это была небольшая комната с окном прямо в холл, которое снаружи выглядело как зеркало. Стол с большим монитором, на котором выведено четыре камеры наблюдения, скромная, удобная офисная мебель и главное для него, который по жизни был одиночкой – никого рядом, сам себе хозяин. Но больше всего ему нравилось наблюдать за людьми, которые подходили к зеркалу, не догадываясь, что в двух ярдах за стеклом сидит человек и видит каждое движение, каждый жест. По словам этого Солдата, его внимание сразу привлек один мужчина лет тридцати пяти, пусть будет “Белый воротничок”. Он редко приходил в это здание, но каждый раз его появление включало тот тайный рубильник, о котором говорила армейский психолог, и теперь уже мой подопечный ничего не мог с этим сделать. На мой вопрос, что именно привлекло его внимание на этого человека, он не мог сразу объяснить. Я сразу начал над этим работать. Это был не внешний вид, хотя Солдат довольно подробно описал его, сравнивая стиль выбора одежды “Белого воротничка” с Джеймсом Вудсом из фильма “Специалист”. Постоянно разные, но всегда качественные, явно сшитые под заказ, старомодные легкие двубортные пиджаки и обязательно другого цвета свободные, с широкими штанинами, брюки, как у игрока в гольф, – Влад повернул голову в сторону брата и слегка издевательской интонацией спросил. – Ваня, ничего тебе не напоминает?

– Это был ты?

– В самую точку. Зная меня, догадываешься, что я не мог пропустить такую игру. Фред Коулман не провел никакой параллели между мной и “Белым воротничком” по той причине, что он никогда не видел меня в пиджаке.

– Я помню, он всегда аккуратно лежал у тебя на заднем сиденье. Ты одевал его непосредственно перед выходом на деловую встречу и сразу, только всё заканчивалось, на ходу снимал галстук, расстегивая две верхних пуговицы на рубашке, закидывая вещи назад в машину.

– Да, не люблю этот офисный дресс-код. Честно, вообще не понимаю, как можно целый день носить этот ошейник. Он же душит и сковывает. Как по мне, абсолютно бесполезный, ещё и дорогой, кусок ткани. Ладно, вернёмся к этому персонажу. Как сказал Фред, по всей видимости, этого солдата под влияние брала полная уверенность человека в каждом шаге, движении и слове, где все просчитано, ничего лишнего, а искрой или возбудителем был цепкий взгляд, не упускающий ни одной мелочи. Я специально, как будто меня эта история слабо заинтересовала, не стал узнавать, что он ещё рассказывал из своей жизни и кто были предыдущие “манипуляторы”. Последний, как я понял, это был его командир в армии. Немного проследив за ним, я уже полностью знал график дежурств. Под невинным предлогом, что сегодня я опоздал на очень важную деловую встречу здесь в офисе, по причине независящей от меня, когда солдат был на выходном, попал в комнату охраны. Что-то наплел его сменщику секьюрити о сорвавшейся важной сделке, про автомобильную пробку, разрядившийся телефон, и попросил его посмотреть, кто приходил ко мне в офис около десяти утра, так как стоило телефону ожить, он показал два пропущенных вызова от этого важного клиента за десять минут до встречи. Вполне возможно, что он также застрял в этом уличном коллапсе, и тогда ко мне не будет претензий. Типа, я не хотел потерять лицо перед будущим партнером по бизнесу. Охранник сказал, что, в принципе, это не проблема и уткнулся в монитор. Этого было достаточно, чтобы я прикрепил миниатюрную камеру в глубине одной из полок. Ты знаешь, Ваня, у меня несколько арендованных офисов и все под разными именами, но этот я стал посещать чаще. Игра началась, и какое удовольствие я получал, просматривая запись из комнаты охраны. Стоило мне появиться в холле, как этот солдат вставал со стула и сразу подходил к одностороннему зеркалу. Он контролировал все мои движения, не догадываясь, что сам полностью находится под наблюдением. Так прошло месяца три, может больше, и мне надоело смотреть, как он начал поправлять свою куртку точно так, как я делаю это с пиджаком. Также, когда вскидывает часы на руке, копируя меня, делает небольшую барабанную дробь двумя пальцами правой руки по большой фаланге указательного пальца левой руки. Это уже было не интересно и скучно. К тому же появилась большая проблема.

– Коваль? – Айван резко приподнял и повернул голову в сторону брата, который, не открывая глаза, слегка кивнул.

– Я не знаю, как он меня нашел, но это, мягко сказать, был неприятный сюрприз. Выследив и подойдя ко мне на улице, этот ублюдок со своей мерзкой улыбкой предложил поговорить в каком-нибудь ближайшем тихом кафе. Вкратце, он сказал, что долги надо возвращать, а побег в Америку и его пребывание на зоне никоим образом не является причиной невыплаты по счетам, причем с учетом набежавших процентов за эти годы, не будет возражать против компенсации в пять миллионов долларов. Я ответил, что, во-первых, у меня нет таких средств, а во-вторых, это не Россия, и здесь никто не выделяет отдельную комнату в квартире для денег. Всё находится в обороте и чтобы вывести их, на это уйдет время. Он сказал, что не спешит и ему здесь нравится, так что месяц подождет, а потом, либо пятерка с шестью нолями на бумаге, либо девять грамм с могилкой в тихом лесу, которую не увидит даже статуя Свободы, поэтому эти тридцать дней придется очень усиленно поработать. А баловаться он не советует.

– Почему не сказал мне? – в голосе Айвана пробежала мелкой рысью злость, и он снова оторвал голову от шезлонга, посмотрев на Влада.

– Успокойся. Конечно, я сразу подумал о тебе, но потом решил, что скажу об этом позже. По крайней мере, впереди был целый месяц, и надо было собрать кое-какую информацию, чем я собственно сразу занялся. Коваль после освобождения вернулся в город, но время его прошло. Там уже несколько лет всё движение курировало ФСБ, для которых какой-то криминальный авторитет из девяностых абсолютно ничего не значил. Удивительно, но этот отморозок всё прекрасно понял, что здесь, если начнет мутить воду, ничего хорошего его не ждёт, поэтому решил свалить в США и найти контакты среди местного русского криминалитета. Как сказал мне один знающий человек, договор был заключен. Пятьдесят процентов с выбитой суммы, и работай, как хочешь. Кого нельзя трогать, сразу объяснили. Из того разговора я понял, что конкретно за ним никто не стоит и Коваль больше напоминает маленькую ставку «экспресс» с огромным коэффициентом на баскетбольные матчи. Сыграет – хорошо, не сыграет, да и чёрт с ней. С одной стороны от этого стало легче, но с другой, Ваня, ты знаешь, я давал себе слово, никогда не связываться с “мокрыми” делами.

– Это так, но “Glock” ты всё-таки приобрел.

– Не больше как дань американским традициям. Ты же не удивишься, увидев домохозяйку в зрелом возрасте, которая двадцать минут назад мило тебе улыбалась в открытое окно, стоя у плиты, приготавливая сливовый пирог по рецепту из “Нью-Йорк Таймс”, а теперь с ружьем на крыльце гонит прочь от своего дома парочку местных наркоманов. А насчет пистолета, скажу, пришлось вытереть с него пыль и купить кобуру скрытого ношения. Зная неадекватность и на что способен Коваль, когда он употребляет всякую дрянь, лучше, чтобы “Glock” был со мной. В один из вечеров, спустя неделю после той встречи, я решил перезагрузиться, так как чувствовал, что зашел в тупик с этой проблемой и включил запись своей камеры за последние семь дней, так, ради интереса, посмотреть, что делает “Солдат”. Я не мог поверить своим глазам, перематывая видео и снова по кадру пролистывая. Он сидел за столом, а в руках держал такой же “Glock”. Затем встал со стула и вложил его в скрытую кобуру под рубашкой на поясе, как у меня. То, что опытный взгляд военного увидел спрятанное оружие на поясе, это не удивило. Как он узнал, что это именно такой пистолет? Вопрос. Но не самый главный на тот момент. Я решил на следующий день наведаться к Фреду и невзначай перевести разговор об этом солдате. Оказалось, что он прилежно посещает старину Коулмана и старается соблюдать все советы. Хотя, насколько я понял и знаю, рассказывает не обо всём. Но самое главное заключается в том, что Фред решил попробовать, как он сказал, уйти от жертвы и привить ему психологию хищника, где игра на опережение является одной из основ. И теперь при встрече с «белым воротничком», то есть со мной, “Солдат” должен смоделировать дальнейшее его действие и опередить. Весь последующий вечер я снова смотрел записи скрытой камеры и действительно, это было занятно. Он на пару секунд раньше поднимал руку, чем я, чтобы взглянуть на часы. На мгновенье был быстрее, когда я хотел поправить прическу, пиджак или кобуру. Со стороны казалось, что мимикрия у меня. Ваня, психология сильная штука. Ещё я досконально изучил, что показывают мониторы на столе в комнате охраны. Как чувствовал, что мне это пригодится. Оказывается, камера в холле снимала только вход, двери лифта и лестницу, а место перед зеркалом было в мертвой зоне…

Влад замолк для небольшого перерыва и открыл глаза посмотреть последние минуты жизни сегодняшнего заката, красоту которого постепенно и равноценно заменяло темное небо с бесчисленным количеством звезд, что создавалось впечатление, если встать в полный рост, вытянуть руку, то можно их покачать пальцами. Настолько некоторые из них были огромные. И только исходящий холодный свет подсказывал, что это большой обман. Айван тоже сохранял тишину, вспомнив, как он точно так наслаждался этим видом в свои первые вечера на этом прекрасном острове, который в отличие от Нью-Йорка не убивал своим электрическим освещением Николы Теслы лицезрение бездонного моря небесных светил прямо над тобой. Немного спустя солнце уже стремилось на другую сторону земного шарика, оставив после себя этот мерцающий звездный мрак, где только тихий шелест прибоя и мягкая подсветка бассейна напоминали о том, что они ещё на своей планете.

Пауза в повествовании пролетела как передышка перед первым дополнительным таймом футбольного матча, когда ты успеваешь только пару раз всполоснуть рот и немного восстановить дыхание, не слыша слова тренера, но машинально молча кивая в ответ головой, прекрасно понимая, что он от тебя требует. Влад продолжил свою историю, только теперь невинными слушателями стали десятки созвездий по обе стороны небесного экватора.

– Поскольку, как я сказал, место у зеркала было в мертвой зоне, этим было грех не воспользоваться и я, как пацан, который пересмотрел вестернов, красуясь в отражении, начал пытаться быстро вынимать “Glock” изкобуры, как в фильмах. Естественно это происходило только, когда дежурил “Солдат”. А уже вечером, я просматривал запись с камеры. Ты знаешь, Ваня, то, с какой скоростью пистолет оказывался у него в руках, готовый открыть огонь, просто поражала. Чувствовалась неслабая выучка. И опять он всё делал, на секунду опережая, иногда недовольно качая головой, когда я принимал позу для стрельбы, видя мои ошибки. Но самое главное, “Солдат” даже не догадывался, что всё происходящее под моим полным контролем. До конца срока, что предъявил Коваль, оставалась неделя, и этот урод теперь звонил каждый день, узнавая своим гнусавым голосом с идиотским смешком, как идут наши дела, так как он начинает нервничать, а на днях обязательно наведается в гости.

В тот день он следил за мной, как и во все остальные, это чувствовалось, потому прекрасно знал, где я нахожусь. После полудня в этот офис, как к себе домой, зашел Коваль. По всему было видно, что отморозок уже нюхнул кокаина или принял дозу амфетамина. Он явно был перевозбужден. Естественно, разговор не получился, и я сказал, что у меня через полчаса важная встреча с управляющим банка, поэтому надо ехать, если он хочет увидеть деньги. Это его успокоило, даже скажу больше, развеселило. Мы вдвоём вышли в пустой холл из лифта, направились к выходу, когда Коваль вдруг остановился и спросил, где здесь “эстрада” (на тюремном жаргоне – туалет). Я повернулся показать направление и тут мой взгляд остановился на зеркале, за которым, сто процентов стоял “Солдат” (сегодня была его смена), и наблюдал за всем происходящем. Не знаю, Ваня, как объяснить этот импульс, но я повел его к зеркалу и когда мы были вне наблюдения видеокамер, указал на коридор слева, а по нему первая дверь направо. Это была комната охраны, а туалет в самом конце. И только он скрылся за углом, пистолет уже был в моих руках, направленный ему вслед. Дальше всё произошло мгновенно. Глухих три выстрела за стеклом, выпущенных с такой скоростью, словно из автомата и уже через пару секунд я был в коридоре, где увидел завалившиеся в открытую дверь комнаты охраны тело Коваля, с огнестрельными, рядом друг с другом, выходными отверстиями на спине. “Солдат” даже не посмотрел на меня, просто присел на стул около мониторов, опустил голову и бессмысленно начал рассматривать пистолет в своих руках. Затем еле слышно сказал, чтобы я вызывал полицию, которые не заставили себя долго ждать.

– Это было красиво, Влад, чёрт побери, – Айван перебил брата и не без толики восхищения, добавил. – Только ты мог до такого додуматься. Что произошло дальше?

– Абсолютно, ничего. Единственное, слегка волновался за документы, когда давал показания прибывшим полицейским. В этом здании меня знали как Стоянова Владимира, русского эмигранта из Латвии. Помнишь? Ты сделал их на славу, копы даже ничего не заметили. Потом стандартная процедура. Я рассказал, что с погибшим познакомился только сегодня днём, а до этого даже не знал о его существовании. По словам убитого, он недавно приехал из России, хотел вложить деньги в ценные бумаги на бирже, а так как, мягко сказать, не сильно владел английским, поэтому искал русскоязычного брокера и таким образом вышел на меня. После встречи мы вдвоём спустились в холл, он спросил, где находиться туалет. Я указал на коридор и остался ждать около зеркала, где услышал три выстрела. Больше добавить ничего не могу. На суд вызвали в качестве свидетеля, но я прислал своего адвоката, который представил справки от лечащего врача, что на данный момент мне требуется постельный режим, и он будет представлять мои интересы на этом процессе. Знаю только, что “Солдату” дали шесть лет. Со слов человека, с которым я до этого общался по поводу Коваля, его сразу забыли и никто не вспоминал. Он оказался законченным наркоманом, а бизнес с такими людьми, ты сам понимаешь, никто иметь не хочет и всё возвратилось на круги своя. Вот такие были, брат, дела.

В тюремной тишине послышался четкий неспешный шаг охранника и, судя по количеству обходов с начала отбоя, Айван быстро прикинул, что уже два часа ночи. Проснувшееся в нём до этого беспокойство прошло и он, вспомнив снова райские пейзажи острова Невис, с улыбкой, незаметно для себя, провалился в обычный глубокий человеческий сон, перевернувшись на живот, крепко обняв подушку двумя руками.

День, как и все остальные до этого, прошел также одинаково, как перед глазами контролера качества автомобильного завода сходят готовые новенькие машины одной модели с конвейерной линии, отличаясь только оттенками цветовой гаммы, а на девяносто процентов внутри абсолютно идентичные.

В Роберте, как он не пытался это скрывать, чувствовалась небольшая эйфория по поводу скорого освобождения. Счет уже перешел на каких-то тридцать пять часов, и вуаля, послезавтра утром он впервые посмотрит на тюремные стены с той стороны. Шесть лет и 35 оборотов минутной стрелки на циферблате. Какая же бездонная пропасть между ними, какой же это долгий путь, вырезанный из жизни! Кто-то скажет, это отличная школа и будет в своём роде прав, но Кейт считал, что с большим удовольствием получил бы другое образование.

– Я не рассчитал, сегодня будет последняя серия, – как всегда тихо, боясь нарушить наступившую тишину в блоке, проговорил Роберт, не догадываясь, что Стеблин уже посмотрел её, но правда, только с одной съёмочной точки.

Рассказ заключительной главы насытил доставшую Айваном ночью из своей памяти картину событий, придав ей резкость, тени и задний фон. Отношения с Кэтрин продолжались ещё около года и закончились также внезапно, как начались. Она поведала, что муж получил повышение на работе и загорелся желанием иметь ребенка, окружив полной заботой, а также желает видеть её только в качестве хранительницы домашнего очага. И ни секунды не сомневаясь, Кэтрин согласилась. Для неё, как и для Роберта это не стало большой потерей, поскольку они не испытывали того тайного глубокого чувства друг к другу, просто на тот момент оба заполняли пустую физиологическую нишу в этом своём отрезке жизни. Насчет того, как Кейт узнал, что пистолет у Влада был именно “Glock”, всё оказалось просто.

– Скрытую кобуру я заметил сразу, а выбор марки оружия был очевиден. Вряд ли человек без армейской подготовки, нет той осанки, походки, сделает выбор в пользу “Beretta 92”. Она тяжела и громоздка для обычного городского жителя, поэтому любой продавец оружия однозначно посоветует таким людям “Glock”.

Роберт абсолютно ничего не скрывал и его рассказ случившегося в холле бизнес-центра во всех подробностях совпадал со словами Влада. Единственное, чего не знал Айван, и этого не хватало для завершения картины, так это концовки, самого суда.

– На процессе всю вину взял на себя, объясняя произошедшее нелепым стечением обстоятельств. В тот момент, находясь в комнате охраны, сидя на офисном кресле, от скуки, я достал пистолет и держал его в руках, развернувшись к выходу. Щелчок дверной ручки показался мне передергиванием затвора и не специально, а автоматически, как учили в армии, я произвел три выстрела на опережение в сторону звука. Всё было на уровне инстинкта, выработанного бесконечными тренировками в SEAL. Конечно, я ни слова не упомянул о человеке в двубортном пиджаке, кстати, на суде он отсутствовал, так как в такую историю не поверил бы никто. Ни судья, ни прокурор, ни адвокат, ни даже я сам, если бы это произошло с кем-то другим. Убитый оказался даже не гражданином США, а каким-то недавно приехавшим в Нью-Йорк русским мафиози, кстати, в крови которого нашли наркотики, поэтому суд был ко мне благосклонен. Они учли мои заслуги перед страной во время службы в рядах SEAL, честно сказать, мне было не интересно слушать речи адвоката и прокурора, поэтому, когда они начинали бросаться юридическими терминами, я просто пропускал их слова мимо, отвечая только на обращенные ко мне вопросы. Мой защитник остался доволен приговором, так как статья 125.15 УК штата Нью-Йорк считается фелонией класса С и карается лишением свободы до 15 лет, а я получил только шесть. Ну как тебе история, Айван? Заслуживает книги?

– Не знаю, будет ли она пылиться в библиотеке, но то, что я запомнил её на всю жизнь, это точно, – Стеблин задумался и еле слышно спросил. – Что думаешь делать на свободе? Не хочешь, не отвечай. Просто хотел узнать в виде эпилога.

– Сатисфакция.

– Ты будешь мстить? – Айван с большим трудом удержал спокойную интонацию в своём вопросе, а напрягшееся тело скрыло темнота и одеяло.

– Это нельзя назвать местью, скорее возмещение ущерба, но это уже будет продолжение. За эти шесть лет я много думал, анализировал, решая эту задачу. На одном из допросов, следователь спросил, что за камера была установлена в комнате охраны в нише одной из полок и где записи этого видеонаблюдения, так как они не смогли найти приёмник сигнала. Я ничего не знал о ней, когда, кто и как установил, но чувствовал, что это дело рук брокера. Он полностью видел все мои действия. Отбрасывая всевозможные варианты, всё четче прорисовывался единственный ответ. О моей проблеме в этом городе знал только Фред Коулман, но долго, по камушку, разбирая все события, я понял, что каким-то образом она стала известна и этому русскому из Латвии. Вывод напрашивался сам – они знакомы, и ноги растут от психолога. Так что он первый в моем списке посещений, когда вернусь в Нью-Йорк.

– А если ты ошибаешься, Роберт? И они не знают друг друга.

– Я допускал это, но меньше года назад здесь освободился один человек, которому я помог погасить тюремный должок. Он не знал, как отблагодарить и легко принял моё предложение. Задача была не сложная. Я дал ему все адреса, и требовалось только узнать, практикует ли до сих пор Фред Коулман, снимает ли офис в том бизнес-центре некто Владимир Стоянов, которого очень подробно описал. Через три недели он передал информацию. Её было даже больше, чем я рассчитывал. Как и предполагал, русский брокер съехал оттуда практически сразу после убийства, а психолог всё также исправно занимался своим делом. Но самое главное, однажды увидел их вдвоём, выходящих вечером на улицу из офиса Фреда Коулмана. Он ручался, что это был именно тот человек, которого я описал.

У Айвана всё пересохло внутри и чтобы скрыть изменения в интонации, он через фальшивую зевоту, которая придала непринужденности его голосу, спросил:

– Ты пойдешь на преступление?

– Зачем такие громкие слова. Это будет беседа, итогом которой должно стать принятие моих условий. Мне всё равно, кто заплатит, психолог или брокер, а может оба по половине. Пусть сами решают. И только если Фред Коулман не пожелает их принять, вот тогда придется прогуляться по ту сторону закона, что меня теперь не сильно смущает. В SEAL меня научили некоторым нюансам процедуры дознания для достижения требуемого результата, а психолог явно не будет крепким орешком, у которого, кстати, по словам информатора, родился внук, что однозначно сделало его более ранимым.

– Роберт, если не секрет, сколько ты хочешь? – теперь Стеблин произнес вопрос, прикрыв рот одеялом для той же придаче оттенка естественности и неучастия в своём голосе.

– Сто тысяч за каждый проведенный здесь год. Я думаю, это абсолютно объективная цена. Как ты считаешь?

– Давай спать. Это уже другая история, – ответил Айван, понимая, что спокойно уснуть ему, как и прошлой ночью, опять не получится.

Стеблин не переживал за брата, зная, что Роберт не в состоянии будет его достать, так как сразу после побега, несмотря на его исход, один или вместе с ним, покинет границы США. А вот за Фреда Коулмана стоило поволноваться. Выход единственный – завтра позвонить Владу и всё рассказать. Понимая, что местный телефон прослушивается, Айван ещё около часа подбирал слова для составления, с первого взгляда абсолютно безобидного текста, понять и расшифровать который могли только они оба. Он прекрасно знал, что Влад будет записывать разговор на телефон и, максимум, через полчаса раскодирует всё послание. Ещё несколько раз, заучивая, Стеблин медленно повторял про себя шифровку и, удовлетворенный результатом, уснул, повернувшись на бок.

Глава 16. Финишная прямая


Зима в Сиракьюс, как в принципе всегда, была снежной, а столбик термометра позволял себе только движение в первой десятке ниже нуля, изредка покидая заданный географическими координатами, этот интервал, и, благодаря ещё отсутствию сильных ветров, отличалась мягкостью. Озеро Онондага практически полностью покрылось льдом, который предательски спрятался под снежный покров, оставив лишь редкие островки открытой воды, собиравших вокруг себя большое количество, явно не страдающих голоданием, набравших жирка перед морозами, диких уток. Берег выделялся застывшими небольшими барханами из снега, и только деревянные лавочки, нелепо спрятавшиеся под окоченевшие, словно из матового стекла, безвольно свисающие тонкие ветки ивы, выглядели печально одиноко среди этой белой пустоши. Озеро в этот период напоминало заболевшего человека, который находился на амбулаторном лечении, и с головой укутавшись белым одеялом, спрятавшись от всех, спал на своей кровати, медленно, но уверенно очищая свой организм от недуга. Город же не останавливался, продолжая свою деятельность. Только в отличие от прошлых лет, теперь он стал для Онондага, если не лечащим врачом, то заботливой медсестрой, пристально наблюдающей за состоянием подопечного, окружив его вниманием и заботой.

Джессика всё реже приезжала на берег озера, и этому поспособствовало несколько причин. Самая значительная из них это обычная для всех людей тяга в эти холодные дни быстрее присесть на теплый домашний диван перед телевизором и каждый раз искренне удивляться, как быстро, словно кто-то могущественный сверху выталкивает солнце с небосклона, за окном пролетает очередной день. Также Линда после школы вечерами находилась дома и иногда, видя, как мама добро подтрунивает над ней, с наивной надеждой считала, что болезнь уходит, полагаясь на своё детское видение справедливости, когда обязательно всё должно быть хорошо в этой жизни, а улыбка большого плюшевого львёнка в спальной комнате только усиливала эту веру.

Все сомнения, переживания глубоко спрятались внутри Джессики и теперь её поведение напоминало секретного агента, ведущего двойную игру. В той, прошлой жизни, именно так Олсон поделила время до и после обнаружения болезни, она никогда не смотрела бы вышедший два года назад сериал “Во все тяжкие”. А сейчас не пропускала ни одной новой серии, тайно, когда Линды не было дома, просматривая, на что пошёл школьный учитель химии, сравнивая его ситуацию и поведение со своим настоящим.

Встречи в тюрьме уже не приносили тех болезненных душевных тяжелых ощущений, а общение с Айваном становилось всё более открытым. Её поражало множество историй и энциклопедических знаний, которыми просто кишела голова брата Влада. То свидание в отдельной комнате, как молодоженам, спустя месяц после первого посещения исправительного центра Джессика запомнила навсегда. С опущенной головой, изредка поднимая глаза, в сопровождении охранника пренебрежительно кидающегося короткими намеками с издевательской интонацией, по поводу, что если вдруг понадобится помощь, он с большим удовольствием придет оказать её, так как здесь не курорт и здоровье заключенных может не позволить продержаться двухчасовой марафон, она почувствовала себя дешевой женщиной. Этот момент был очень гнетущим, но его надо было выдержать и Джессика, не без помощи Стеблина, с этим справилась.

Она зашла в эту простенькую комнату, присела на край кровати, но ждать ей долго не пришлось. Уже через две минуты появился Айван, мягко поздоровавшись, он подошел к закрытому серой шторой окну и слегка приоткрыл гардину. Задумчиво вглядываясь сквозь стекло, его вопрос своей нелепостью для данной ситуации, мгновенно сбил создавшееся в воздухе напряжение, вызвав у Джессики доброе недоумение. Она по-разному представляла начало их общения наедине, но только не с этой темы.

– Любопытно, вторую ночь подряд снятся ёжики. К чему бы это? – он даже не собирался скрывать в своём голосе нотки веселой озабоченности. – Случайно, не знаете?

Вопросительно подняв голову и с удивлением, молча, уставившись на его спину, она сразу забыла о том ощущение невидимой грязи, в которой испачкал её мерзкими намеками тюремщик. Оставшись без ответа, Айван и не ждал его, он, выдержав минимальную паузу, развернулся лицом к ней и с наигранным нешуточным выражением лица, как у старого профессора, принимающего экзамен, где только озорной огонёк в глазах выдавал его игривость, задал следующий вопрос.

– Интересно, Джессика, а что вы вообще знаете о ёжиках?

Мысли в её голове ещё не собрались вместе и она, понимая, что здесь не требуется серьёзного ответа, всё равно пыталась вспомнить всё, что было известно об этих маленьких животных. Как оказалось, информации нашлось не много. Единственное, что сразу пришло на ум, это года три назад по телевидению была передача о борьбе британского Общества по защите ежей с McDonald’s, которые требовали изменить размеры стаканчиков для мороженого, так как колючие создания, пытаясь слизать остатки, застревали в этих пищевых контейнерах и погибали от голода. Спустя пять лет переговоров компания перепроектировала эти стаканчики, уменьшив их входной диаметр. Это она и рассказала. А уже через время, посмотрев на часы, была искренне удивлена, как быстро и незаметно летело время в беседе. Она не смогла бы провести, точнее, вспомнить, ту логическую цепочку от ёжиков до обсуждения игры актеров в фильме “Титаник”, но то, что эта нить проходила, было без сомнений. Как не хватало такого общения Джессике последние месяцы! Она напрочь забыла о том, что сейчас находится в тюрьме, искренне, без малейшей доли натянутости, улыбаясь на очередную тонкую сатиру Айвана. Иногда казалось, что она знает его всю жизнь, просто он надолго уезжал в далекие края, а теперь, словно старый знакомый морской волк, вернулся с бесчисленным количеством забавных и поучительных рассказов. Он мог заинтересовать вступить в диалог на любую тему и при этом обладал сложной редкой функцией – умением не слышать, а внимательно слушать собеседника. Это могло подкупить любого, и она не стала исключением.

До конца свидания оставалось десять минут, когда они оба замолкли в ожидании звука открывающейся двери.

– Чуть не забыла! – Джессика резко встала и подошла к небольшому круглому зеркалу над умывальником в углу комнаты, – ваш брат сказал сделать это обязательно.

Если бы она не вспомнила, то Айван непременно подсказал бы. Это была одна из тех мелочей, на которые они с Владом заостряли внимание, и без которых картина не была бы полной. Из комнаты Джессика должна выходить с мягко размазанным макияжем и на скорую руку, небрежно сделанную прическу, чтоб это ненавязчиво бросалось в прощупывающие насквозь глаза тюремных охранников. Билли научил, как делать такой вид за считанные секунды.

– Ну, как то так, – она повернулась, посмотрела на Айвана, и легко махнув правой рукой по челке, с кроткой улыбкой добавила. – Это последний штрих.

Два последних часа изменили Джессику окончательно. Кто бы мог подумать, что теперь она будет с нетерпением ждать следующих рандеву в этой комнате.

На стоянке около тюрьмы рядом с её машиной был припаркован автомобиль Влада, который приехал вместе с ней и, увидев, как она подходит, опустил водительское окно.

– Как прошла встреча? Как вы себя чувствуете?

– Не беспокойтесь, мистер Стеблин. Всё было хорошо.

– Вот и замечательно. Сначала со стоянки выеду я, а пока прогрей машину и через пять минут буду ждать тебя за следующим перекрестком.

Конечно, не терпелось узнать о свидании более подробно прямо сейчас, но он решил подождать. Брат должен был позвонить в течение двух часов и всё рассказать, такова была договоренность.

В Сиракьюс они возвращались точно так, как и двигались в Оберн. Впереди ехала Джессика, а Влад постоянно держал дистанцию сзади приблизительно в семидесяти ярдах. Его не могло не радовать то, что он увидел. Олсон выглядела уставшей с интересом в глазах, но не удрученной, явно поглощенная другими новыми мыслями, но уже не сомнениями. Как раз об этом сейчас она и думала. Чем именно так быстро и крепко зацепил её Айван? Интересный собеседник, конечно, притягивает, но это было что-то гораздо сильнее, в чем, не стесняясь, Джессика призналась сама себе. Но только что это? Ответ не сильно затруднил своими поисками, появившись внезапно и закрыв всё мыслительное пространство, показывая, что он только единственный, а поэтому верный. После публикации её интервью в газете у всех знакомых при встрече и общение с ней глаза невольно наполнялись жалостью, что на подсознательном уровне вызывало ощущение неполноценности, именно поэтому она последние месяцы избегала их. Даже сидя за макияжным столом и мельком в зеркало видя, как Билли, присев сзади на маленьком диване наблюдает за её работой, Джессика спиной чувствовала скрытое сострадание, хоть старик по возможности всеми силами пытался его утаить. И только от этих двух братьев не исходило ничего подобного. Если взять Влада, то со своей манерой общения, интонацией часто напоминал фабриканта времен дикого капитализма. Его не волновали личные проблемы работников, останавливаясь только на одном вопросе, какие у нас трудности и что требуется от него для их решения. Но в отличие от представителей той Великой индустриальной революции, он прекрасно понимал, ничто не может сделать работу более качественной, как высокая оплата наёмных рабочих. У Айвана же, наоборот, чувствовалась открытость, а самое главное, неподдельное уважение, которое не могло не вызвать ответной реакции и никакого, даже самого незаметного мазка скрытого сочувствия, которое так бесило её. За эти сто двадцать минут Джессика как будто перенеслась в другой добрый мир, забыв обо всём горьком, о неизлечимой болезни, о переживаниях за будущее Линды после того, как её не станет. Словно для заблудшего пилигрима посреди безжалостной пустыни, эта встреча стала тем оазисом, который, вопреки любым ожиданиям, появился на твоём пути и ты не собираешься уходить от него далеко, при этом ясно понимая, что это тупик. Но и выплыть из песчаного, обдуваемого раскаленным ветром, моря, уже было нельзя. Паруса на яхте неумолимо тлели…

Чуть ли не после каждого занятия, прогуливаясь с Джиной в парке, Билли всё чаще ловил себя на мысли, которую сразу прогонял, чтобы не сглазить. Наблюдая за серьезным прогрессом Джессики в искусстве профессионального макияжа, он невольно думал, что таких лёгких немалых денег никогда и нигде больше не заработал бы. Она была готова на девяносто процентов, практически без особых усилий, довольно быстро, а главное очень качественно, со всеми штрихами перенося своё лицо на манекен. Небольшие проблемы возникали только с обратным действием, но старик всегда вовремя направлял руку. Свидания в тюрьме также не проходили даром и уже Олсон (она, по заданию Сандерса, очень внимательно изучала лицо Айвана) рассказывала, какие морщинки и оттенки проявляются у него во время улыбки, задумчивости или сосредоточенности, а потом искренне, нанося на себя грим, поражалась тому, насколько с каждым разом всё точнее получается быть похожей на оригинал.

Вопрос с прической и пигментацией радужной оболочки глаза был решен без лишних трудностей. Билли целенаправленно съездил в Нью-Йорк, так как прекрасно знал там все лучшие магазины оптической индустрии, где и приобрел две пары цветных линз с требуемыми оттенками, а сделать парик самому для него было также просто, как выпить пару банок любимого пива, методично выпуская ровные кольца табачного дыма в перерыве между глотками. Во избежание проблем связанных с проносом в тюрьму парика для Джессики после рокировки, они с Владом решили использовать только один. До этого момента, месяца два, Айван начнёт стричься наголо и перед финальной встречей, Олсон также должна будет лишиться своих волос, заменив их искусственной прической. Она уже несколько раз примеряла парик на себе, располагала его на манекен головы и только на ощупь могла определить разницу. А в зеркале же и со стороны всё выглядело идентично.

Кто бы мог подумать, но тюремный номер для свиданий стал желанной отдушиной, где время, в отличие за его стенами, банально безжалостно пролетало, оставляя только приятные эмоции. Поздними вечерами перед сном, пожелав Линде доброй ночи, уткнувшись в подушку, не без улыбки, Джессика постоянно вспоминала события этих встреч. Как искренне смеясь, словно дети, играючи, они дефилировали по узкому проходу комнаты, отрабатывая походку друг друга и потешаясь над этим. Как она заучивала дорогу в камеру по серым коридорам тюрьмы в виде рифмованного путеводителя, придуманного Айваном, где он потрясающе легко с юмором описывал далеко не смешные вещи, которые встретятся на пути, сравнивая охранников и их походку с грустными пингвинами, готовыми лопнуть от своей важности. Иногда они просто философствовали. Джессика, уже не стесняясь, пожаловалась на грязные шуточки тюремного сопровождающего и после услышанного ответа, больше не принимала их близко к сердцу.

– Что я могу по этому поводу сказать? Несчастные глупые люди. Не стоит обращать на это внимание. Как ещё можно назвать тех, кто по своей воле, без всякого принуждения и серьёзных на то причин приговорил сам себя к жизни за решеткой, называя это, ради своего успокоения, работой или службой?

– Но ведь кто-то должен это делать? – в вопросе Джессики послышалось недоумение.

– Сейчас всё объясню. Основателем французской криминальной полиции, некто Эжен Видок, был уголовником и даже несколько раз совершил побег из тюрьмы. Он руководствовался принципом: «Только преступник может раскрыть и предупредить преступление», поэтому предпочитал брать к себе на службу разбойников. В итоге возглавлял “Сюрте” больше двадцати лет. Также на судах в прошлом выводили “крысиного волка”, он же крысобой, убивавшего своих сородичей и проблема сохранения в целостности съестных запасов, всевозможной корабельной утвари решалась довольно быстро. Так в чем проблема создать здесь что-либо подобное? Предложить, например, тем, кто попал сюда не по особо тяжелому преступлению сокращение срока в два раза, и я уверен, как минимум процентов тридцать согласится поработать охранником, а этого уже больше, чем достаточно. Даже будет конкурс, как на хорошее вакантное место. А наблюдение за порядком в этих стенах можно производить по мониторам не выходя из дома, создав рабочий кабинет в одной из комнат, оборудованной видео и аудиосвязью с тюрьмой. Для предотвращения форс-мажорных обстоятельств недалеко от исправительного учреждения развернуть часть спецназа, чтобы в считанные минуты они могли прибыть по тревоге. Конечно, руководству тюрьмы придется посещать эти стены, не больше, чтобы просто воочию убедиться в сохраняемом порядке и следить за бумажными делами, а для этого не обязательно проводить здесь каждый день. Плюс ко всему простая экономия средств на зарплате.

– Наверно, вы правы. Мой отец любил поговаривать, что алмаз режет алмаз …, – Джессика запнулась, широко открыв глаза, а через секунду опустила голову, и по всему было видно, что она набрела на какую-то цепляющую только её мысль, которая никогда не приходила к ней.

Определить природу резкого перехода в состояние задумчивости своей собеседницы для Айвана не стало большим вопросом, и он спокойным голосом, словно это никого здесь не касалось, продолжил:

– Я догадываюсь, о чём ты молчишь. Конечно это вариант, но, к сожалению, насколько мне известно, человечество ещё не сумело вырастить “ракового волка”. Искусственные, прирученные клетки рака или подобный им вирус, уничтожающие настоящие, это действительно выход. Даже уверен, за этим будущее в онкологии.

– Знаешь,– Джессика всхлипнула и на ладонь упала слеза, незаметно проделав свой короткий путь по щеке, спрятавшись за опущенными, словно театральный занавес, локонами волос, – может, поступила не правильно, но я нашла дневник Линды и не смогла удержаться. Для любой матери это выше её сил. Эти месяцы моя девочка думает только обо мне, а три дня назад прочитала, что она окончательно решила стать доктором и именно онкологом, выбрав приоритетными науками в школе математику, биологию, органическую химию и физику. Я очень счастлива и горжусь её выбором, но почему он был сделан именно так?

Айван присел рядом на кровать, и она сразу уткнулась ему в плечо, приняв его теплую руку на своих волосах, а в воздухе продолжал давить плотной тяжестью вопрос, на который не было ответа. Прошло несколько минут и по дыханию Джессики, чувствовалось, что она успокоилась, спрятав свою боль опять далеко внутрь, как привыкла делать последнее время, а ещё немного спустя уже безмятежно обсуждала сложность выбранной дочерью профессии. Кто мог подумать, который раз рассуждала она, что именно Стеблин станет для неё единственным на данный момент человеком, с которым позволяла себе полностью раскрыться, не выбирая тем и не подбирая слова. Иногда, оставаясь одна дома, ловила себя на мысли, что в другой жизни они были бы хорошей парой, заполняя обоюдно свой уютный мирок пониманием и теплом. Просто, как часто происходит с людьми, созданными друг для друга, встреча произошла не в то время, не в том месте и не при тех обстоятельствах. А вся абсурдность этой ситуации заключалась в том, что он официально был её мужем.

Неведение о его прошлом (да и не стремилась что-либо узнать), кроме финансовых незаконных махинаций, Джессике не мешало ощущать близкую родственную душу, при этом понимая, насколько они из разных слоёв социального пирога. Она, всю свою жизнь, спешащая, не выспавшись, в простенькой одежде утром на фабрику, а затем домой и он, возможно, именно в эти моменты, летящий на белоснежном самолете Влада куда-нибудь во Флориду, прокручивая сотни тысяч долларов по своим схемам нажатием пару клавиш ноутбука. Кажется, какая колоссальная разница в экстерьере и насколько она оказалась минимальна в оформление интерьера.

Конечно, Айван прекрасно видел, как довольно быстро произошли изменения в их отношениях и хорошо помнил первую встречу с ней в нью-йоркской тюрьме, где сказал брату, что это плохая затея. Сейчас же он считал её гениальной. Тогда Джессика больше напоминала поломанную куклу, которая с огромным усилием и скрежетом, не понимая, что происходит, безвольно подчинялась каждому движению нити, создаваемое Владом. Теперь же, в этой комнате для свиданий, перед ним был самый обычный человек с той долей наивности, которая умиляет, но не делает глупой и в то же время способный выдать холодную расчетливую мысль. Это сочетание приятной душевной простоты и умение проводить анализ было редкостью для женщин, а потому очень нравилось Айвану. Он не любил глупышек, думающих только эмоциями, выдаваемые природным инстинктом, но и явное превосходство математического склада ума делало представительниц слабого пола в его глазах такими же безрассудными, которые обязательно совершат непростительную ошибку в своей жизни, так как прислушаться к чужому мнению, тем более мужчины, для них равносильно переступить через себя. В этом смысле у Джессики был идеальный баланс.

Как пелось в одной хорошей песне случайно услышанной им на волнах “Русского радио” в Нью-Йорке – «он не хотел запасть ей в душу и тем лишить её сна». Но незаметно, словно резко опустившийся туман в море, именно это произошло. Всё чаще, встречая прямой откровенный взгляд, который она уже не пыталась отдернуть, заставлял Айвана менять интонацию и переходить на уровень деловой беседы, всячески пытаясь исключить фразы, слова с двойственными смысловыми ассоциациями.

Жизнь сполна испытывала его на прочность и в каждом пропущенном ударе, он искал только свой промах, напрягаясь в поисках его корня. Как далеко ещё до совершенства, иначе он не оказался бы здесь. Конечно, проще сказать “не судьба”, свалив всё на господина “Случай” или обвинять низменные качества окружающих тебя людей, как поступает большинство. Ещё с юности он не понимал свято верующих в магию зеленого фонаря светофора, которому стоит зажжется и человек вальяжно, смотря только вперед или под ноги, начинал переходить дорогу. Как может эта лампочка, спрятанная под зеленым полупрозрачным колпаком, привести в чувство потерявшего сознание водителя, чья нога уткнулась в педаль акселератора?! Как она сможет остановить машину, у которой, именно на этом перекрестке, в эту секунду отказали тормоза?! Как она сможет отрезвить пьяного водителя?! Почему об этом думают единицы, а остальные, словно ослики с подвешенной перед носом морковкой, не удосуживаясь посмотреть по сторонам, уткнувшись в одну точку, бредут навстречу своим делам по нарисованной зебре. Айван не верил светофорам, он верил только своим глазам, поэтому довольно часто переходил дорогу, даже не зная, какой цвет горит, а просто трижды по ходу убеждаясь в отсутствии машин. По его мнению, если зверь и чувствует опасность, это так сказать компенсация от природы, то только потому, что не силах её просчитать,. Человеку же дана логика и вот именно она, постоянно поддерживаемая в спортивной форме Айваном, умело перекрывала любые дороги влияния эмоций на сознание. Состояние аффекта было для него также чуждо, как ощущение страха у отмороженного дерзкого небольшого медоеда.

Он, как сильнодействующий анальгетик, легко справляющийся с болью, быстро затушил ту искру влечения к Джессике, отдавая ей должное, что она смогла ненавязчиво её подселить в его закрытое внутреннее пространство, в отличие от многих, многих женщин, встречавшихся на жизненном пути и пытавшихся это сделать. Холодный рассудок один раз и бесповоротно нанес сокрушительный удар по начавшему активизацию гормону дофамин, вырабатывающего при первом признаке влюбленности, вывесив огромный транспарант с надписью «Ваня, ничего хорошего из этого не будет. Это только помешает всему делу».

Джессика, что с большим признанием отметил Айван, всё отлично понимала без лишних слов, лишая его “удовольствия” лирических объяснений сложившихся обстоятельств. Она сумела заставить себя вдоволь наслаждаться только одним общением и искренне в тайной глубине сознания радоваться каждому рандеву, будь то общий зал или эта маленькая тюремная комната для свиданий, ставшая очень близкой, благодарив настоящее за встречу с этим мужчиной перед самым финишем, где ждет безмолвие. Теперь все свои действия она полностью оправдывала представлением того, что оставит после себя двум самым родственным душам – начальный капитал для её девочки и свободу человеку, который по-настоящему, без фальши, понимал и уважал. От этих мыслей становилось гораздо легче. Впервые за свою жизнь Джессика почувствовала себя реальной личностью и возможно Маслоу, в своей пирамиде, самореализацию представлял по-другому, для неё именно это стало той высшей ступенью человеческих потребностей, для достижения которой теперь без тени сомнений сделает всё возможное и невозможное. Никогда ещё она не была так решительна и уверенна в своём “Я”, всё чаще, неподдельно удивляясь тому, насколько, оказывается, поверхностно знала собственную натуру до встречи с Айваном. Это финальный спурт на беговой дорожке под названием “бытие” станет короной всей её жизни и обреченным только на успех. Она победит, обязательно победит, пусть и не в самой честной игре.

Всё чаще по утрам, просыпаясь за час до Линды, Джессика позволяла пару десятков минут поваляться в постели с улыбкой, прикрыв глаза, вспоминая сон, который повторялся и был настолько красив, что не хотелось видеть другие. Как в детстве, она снова летала в своём белоснежном платье с рюшами, сшитой мамой, над облаками, постеленными бархатистым ковром, словно пожарная пена, а в бесконечную высь уходила неописуемо прекрасное бирюзовое небо. Но что-то отличало его от тех давних юных грёз. Окружающие цвета так же, как прежде остались глубоки и насыщенны, но сейчас не было солнца. Оно оставило свой свет, своё тепло, а само, как будто играя в прятки, укрылось и, как казалось Джессике, тайно с противоречивыми чувствами, жонглируя бликами, наблюдает за ней, как бы говоря, что не хочет этого видеть, но в своем решительном бушующем раскаленном нутре желает удачи. Было ощущение, что это не просто звезда, а нечто гораздо большее и величественное. Этот сон напрочь изгнал тот другой, постоянно приходящий под утро, который преследовал её последние месяцы и вызывал неприятие, отбивая желания уснуть. В нём она не видела себя со стороны. В нём она не видела никого. Только густой, цветом потускневшего серебра, туман, из которого медленно над головой выплывали мутные, безукоризненно черные, словно лапы отвратительного представителя членистоногих, голые колючие ветки деревьев и гнетущая тишина, нарушенная пронзающим до резкой боли в ушах, криком ворона, заставляющий в тот же миг открыть глаза, лишив сна до первых лучей солнца. Наконец– то этот кошмар был изгнан из её сновидений, и не надо становиться гением логики, чтобы понять причину перемены – он, только он. И за это она была ему более чем благодарна. Он не сумел убить рак в телесных органах, но он сумел выдворить его поганой метлой из души, куда с нездоровым аппетитом агрессора саркома пыталась запустить свои, разрушающие всё на пути, ядовитые щупальца.

Джессика не переставала открывать для себя Айвана. Как бы невзначай, по его небольшим примерам из жизни или рассуждениям, явно основанных на собственном опыте, она всё объемней представляла картину его прошлого, самопроизвольно, как отпечатки пальцев на стеклянном стакане, намертво фиксируя в памяти все детали. Но что поражало больше всего, так это смысл всех афёр. Для неё было необъяснимо и тем притягательней, что деньги в этих махинациях играли далеко не первое значение. Братья Стеблины просто делали вызов самим себе, каждый раз поднимая планку. Это была такая своеобразная игра, где соперником выступала система, триумф над которой заключался в использовании слабых сторон её отдельных звеньев, таких как человеческая жадность, нездоровая самовлюбленность, высокомерие, зависть, тщательно скрываемое чувство неполноценности и страх его обнаружения. С большим удовольствием, не сколько Айван, а сколько Влад любил понажимать на эти клавиши людских душ, сыграв мелодию победного марша, а деньги в этом поединке были всего лишь медалькой из дешевого металла, которая запыленная лежит на прилавке спортивного магазине, но дорога тем, что не куплена, а заработана в выигранной схватке.

Джессика начала сравнивать их с секретными агентами, которые также получали свои награды втайне от чужих глаз, газет и телевидения, но только по другой стороне баррикад. А, как известно, рыцари плаща и кинжала во все времена вызывали неподдельный трепет у женского пола знанием какой-то, только им известной, большой тайны. Здесь было нечто похожее, поэтому только усиливало притяжение к этому русскому. Ей очень стало льстить то, что она с ними вместе. Именно Айван, незаметно, без лишних усилий смог уничтожить ощущение безвольной куклы, вселив мысль, что они одна команда и Джессика в этом поединке ведущий игрок.

У очень малого количества людей на Земле, до и после, зная о таком неумолимом остатке своего будущего, присутствовала бы та решительная уверенность, которая появилась у неё и с каждым днём становилась всё крепче, гипнотизируя боль во всех её выражениях, словно герой Киплинга тигровый питон Каа утихомиривал разбушевавшихся бандар-логов. В медицинских кругах, да и доктор Рединг, это назвали просто – повышением в крови уровня окситоцина вследствие стресса.

Глава 17. Последний день


Роберт, проснувшись раньше подъёма, даже не пытался скрыть свою радость в это утро. Тихо, практически в полной темноте сложив постельные принадлежности, он аккуратно присел на край койки и уставился в потолок камеры, играючи, прикрыв глаза от воображаемого восходящего солнца. Уголки рта невольно увеличили привычное расстояние между собой, слегка обнажив белые здоровые зубы и разбудив на лице морщины удовольствия, окунувшиеся в спячку далёкие шесть лет назад. В таком положение, не шевелясь, он находился несколько минут, думая о том, что похожее приятное ощущение он испытывал давным-давно, там, на бесконечных и беспощадных тренировках SEAL. Также, прикрыв веки, он тогда наслаждался мимолетным кусочком отдыха между упражнениями, довольствуясь собой, что преодолен ещё один шаг. Единственное отличие, сейчас не было гордости, было лишь осознание кончины самого бессмысленного и затянувшегося периода в его жизни. От этого тоже становилось легче. Кейт перевел взгляд на дверь камеры и, ухмыльнувшись, в голове задал сам себе вопрос: “ Через сколько, Роберт, ты забудешь грузный металлический звук удара этого замка?”. Ответа он не нашёл. Его раздумья прервал Айван, который не спеша перевернулся к нему, спинным мозгом чувствуя, что сосед уже не дремлет. Несмотря на вчерашнее напряжение перед сном, вызванное словами о сатисфакции, голова Стеблина сейчас была абсолютно свежа без малейшего намёка на недосыпание.

– Судя по твоему выражению лица, фраза “доброе утро” явно не выглядеть дежурной, – с присущей иронией пробурчал он.

– Не могу не согласиться. Один день, всего один день, который будет очень долгим. Поверь, я сбился со счету, сколько таких было в моей жизни, но знаю точно, этот ещё плюс один. Не привыкать, – тихо, с оттенком небольшой печали ответил Кейт. – Кстати, мне всё равно, можешь не отвечать, но зачем ты начал стричься наголо последние две недели? Просто не могу привыкнуть к твоей лысой голове.

– Не люблю грязные волосы. Вот и всё.

Айвану нечего было больше добавить, и в возникшей тишине каждый задумался о своём. Роберт уже представлял себя по ту сторону тюремной стены, где с непривычки он, словно дремучий житель забытых богом мест, будет с нескрываемым любопытством разглядывать витрины магазинов и проезжающие мимо новые автомобили, стараясь не сталкиваться взглядом с обычными местными жителями, которые уже на генном уровне чувствуют “воспитанников” своего знаменитого исправительного учреждения. А затем обязательно зайдет в первый же ресторан, встретившийся на пути, дабы наконец-то за долгое время принять пищу не сопровождающуюся так надоевшим запахом и вкусом пластмассовой посуды. Перед его глазами открылось меню, принесенное ещё не вошедшим в рабочий режим, медлительным официантом, который, сразу догадавшись, откуда появился этот первыйпосетитель, без слов отошел в сторону и встал в ожидании заказа, бросая и тут же отводя взор, боясь встретиться глазами, словно нашкодивший щенок.

Айван, в свою очередь ещё пару раз повторил про себя заученный ночью шифрованный текст на русском языке о том, что ему стало известно накануне поздно вечером, а уже через полтора часа безмятежным голосом рассказывал его в трубку брату.

– Влад, привет, – он выдержал паузу.

Это было обычное, ничем не примечательное начало телефонного разговора для любого человека, но только не для них. Упоминание сначала имени обозначало высокую важность данного сообщения, дальнейшее его произношение – об окончание послания. От неожиданности, по ту сторону спутниковой связи, Стеблин резко отдернул руку и, убедившись, что разговор записывается на диктофон, снова приложил мобильный к уху. Кодовая цифра зависела от сегодняшней даты. В числах от 1 до 9 это было “четыре”, от 10 до 19 – “тройка”, все остальные до конца месяца – “двойка”. Виджет, темно-синим цветом на экране ноутбука Влада показывал день – “пятница, 23 апреля”, значит, послание состоит из вторых букв каждого слова, иногда по смыслу включая и предлоги. Конечно, далеко не самый сложный шифр, но все равно лучше, чем ничего.

– Истину говорят, для одного и заря отдельно. Узнал, наконец-то, свод ста правил NASA. Основа сверх достижений обретается только единственным вариантом – пониманием и вниманием. Авторы скрыто думают про психологические недуги. Сколько вопросов, пустяков, слито в яму данной книги? По-моему, это список заболеваний, если внимательно посмотреть. Шестьсот, оцени, Влад, или около этого, существует фобий и мне кажется, что две трети присутствуют у работников NASA, – Айван остановился в ожидании ответа.

– Ты, наверно, уже перечитал всю библиотеку, раз дошёл до этого? Или от одиночества появилось желание покорить Марс?

Они специально перевели разговор в шутливую форму о психическом здоровье сотрудников аэрокосмического агентства, итогом которого стал вывод, что слишком высокий IQ в сочетание с огромной трудоспособностью и параллельно хранением важной государственной тайны рождают побочные эффекты, вызванные “перегревом” головного мозга. А, как правило, клапан для сброса избыточного давления в виде, хотя бы, обычного алкоголя у этих людей отсутствует напрочь.

Уже через десять минут Влад задумчиво читал сообщение, набрав его на мониторе – “солдат завтра свобода, он в курсе, Коулман опасно, 600“ и в заключение, как итог, слово “оцени”. Всё было предельно понятно, и Стеблин облегченно выдохнул. Это никоим образом не срывало план завтрашнего побега. Да, проблема, но вполне быстро решаемая. Сейчас он не думал о себе, будучи уверенным, что недосягаем для Солдата, так как завтра днём, с братом или без, будет уже в Канаде. Эта задача была проста, поскольку имела только два решения и оба не отличались изяществом. Первый подразумевал полное бездействие, будто ничего не произошло, а второй был самый распространенный в истории этого мира – заплатить деньги за покой. Влад сразу догадался, как рассчитана требуемая сумма, отдав должное Роберту Кейту в справедливом определении моральной компенсации и отсутствие обычной человеческой жадности. По крайней мере, с государства, без вины осужденные и отбывшие полный или часть срока, требовали через адвокатов в несколько раз больше. Если бы не Коулман, он не задумываясь, выбрал бы первый вариант, но старина Фред единственный, кто действительно был ему дорог здесь за годы пребывания в, так и не ставшей для него родной, Америке. Пассивность в этом случае равнялось предательству, и он обязательно рассчитается с Солдатом. Так научил его мудрец по имени “Опыт” – за всё надо платить и деньги, это самое безобидное в подобных жизненных транзакциях.

Вопрос перевода требуемой суммы был решен в течение пяти минут одним звонком управляющему банком, а уже через час он держал в руке запечатанную в бумажный конверт анонимную банковскую карту VISA доставленную в отель курьером. Влад покрутил его в руках, поднял глаза на потолок, ухмыльнулся и не смог сдержаться, прекрасно понимая, что оставляет след. В ту же секунду длинные тонкие пальцы держали черную гелиевую дутую ручку Pilot, которая медленно начала выводить аккуратные буквы на ослепляющем глянце белой бумаги задней стороны пакета – “не надо было меня копировать”.

Как Стеблин не пытался убить возрастающее волнение по поводу завтрашнего дня, получилось только наполовину. Оно, словно отдохнувший бойцовский пёс, рвалось на свободу в очередную схватку и всеми силами, увёртками, обращая на себя внимание, пыталось избавиться от так ненавистного поводка, который Влад умело крепко держал в руке. Надо было срочно отвлечься, ибо стены гостиничного номера наравне с сидячим положением начинали давить и также способствовали проснувшемуся беспокойству. Он позвонил Билли и предупредил, что через полчаса будет у него, заодно поинтересовавшись о Джессике, которая, как оказалось, пять минут назад выехала к старику.

Парк за домом Сандерса с каждым днём наполнялся более глубокими и насыщенными цветами, вводя в нескончаемое любопытство Джину новыми, перебиваемыми друг другом, запахами, заставляя её хаотично метаться, уткнувшись носом, изредка мимолетно поглядывая на хозяина, в поисках их источников. Это была её первая весна. Одинокий старик со щенком боксёра уже давно стал своим на дорожках этого сквера и каждый прогуливающийся мимо, поздоровавшись, обязательно с улыбкой смотрел на полную жизненной энергии юное большеглазое вислоухое создание. Здесь редко выгуливали собак, поэтому Джина с типичным для своей породы добрым и веселым нравом просто обязана была стать местной любимицей. Тем более, многие уже знали её историю.

Влад приехал сразу за Джессикой, и Билли, встречавший около дома, предложил прогуляться на свежем воздухе по аллеям парка, не подозревая, что этого искренне желали оба гостя. Мягкая апрельская погода просто кричала и требовала от людей покинуть свои убежища, демонстрируя себя со всех сторон, словно супермодель на подиуме, в слегка прикрытой природной красе. Сандерс повел их на своё любимое место со спрятанной беседкой в небольших зарослях лиственных деревьев и минимальным количеством лишних глаз. По пути они молчали, каждый думая о своём и наблюдая за слегка повзрослевшей четвероногой воспитанницей, которая, показывая дорогу, бежала впереди, постоянно оглядываясь с небольшим возмущением, как бы задаваясь двумя вопросами, неужели нельзя двигаться быстрее, а второй, почему они это делают на двух лапах, когда использовать все гораздо удобнее.

Небольшой ветерок, с трудом протискивающийся через стволы деревьев, заставлял молодые листья тихо разговаривать с ним на языке шелеста, отвлекая внимание только Джины. Поздняя осень и зима не предоставили ей возможности слышать что-то подобное.

– Мистер …,– Джессика запнулась, встретив укор во взгляде, и поправилась, – извините, Влад. Я хотела сказать, что вчера ездила к Джеффри Родману….

Он в ответ заинтересованно промолчал, и на его лице появилась выражение внимательного слушателя.

– А кто это, если не секрет, – оторвавшись от созерцания битвы света и тени, вызываемое колыханием листьев на коре растущего рядом старого клёна, спросил Билли. Стебли кивнул головой вверх Джессике, как бы говоря, что вопрос поставлен только ей.

– Это мой, можно сказать, адвокат. И вот в четверг встретилась с ним, – она не могла понять, осуждает её Влад или нет, поэтому продолжила рассказ с тонкими нотками оправдания. – Кто-то должен проследить за моей девочкой. Мэри Холт, это старая школьная подруга, обещала, что обязательно присмотрит за Линдой. Последние месяца четыре она постоянно, минимум раз в неделю, приезжала в гости на ужин и они подружились, а узнав, что дочка тоже хочет стать доктором, нашли много общего для общения. Но в жизни бывают моменты, когда просто нужен хороший совет компетентных людей в разных жизненных ситуациях, именно, поэтому решила встретиться с Джеффри и попросить его по возможности не отказывать, если возникнут вопросы. Я рассказала ему о своей подруге и спросила разрешения дать ей номер его телефона для звонка, если появятся непредвиденные проблемы. Он ответил, что по другому и быть не может, в свою очередь, записав себе мобильный Мэри и Линды. Влад, он сразу всё понял, что этот день совсем рядом и просто спросил дату. Я не могла ему не ответить, Джеффри много сделал для меня.

Она замолкла и опустила голову, а Билли выжидающе с лицом старого льва, наблюдающего за молодой и быстрой антилопой, начал смотреть на Стеблина, который не заставил долго ждать с ответом:

– Правильно, – и с расстановкой повторил, – ты сделала правильно.

– Это ещё не конец. Там, в офисе, я написала письмо Линде и Мэри, где пыталась всё объяснить. Моя девочка сильно повзрослела за это время, и очень надеюсь, что она меня простит. Это было трудно. Его я и отдала Джеффри, который обязался передать моей подруге. Вот теперь – конец.

Мгновения хватило Владу сразу принять решение, что сегодня вечером ему обязательно надо встретиться и поговорить с адвокатом, а Джессика, подняв глаза на наставника, который просто погряз в задумчивости, сказала:

– Мистер Сандерс, там я упомянула и вас. Вы для меня за эти полгода стали очень близким. Вы лучший учитель, который только может быть и прекрасный человек.

– Спасибо, дочка, – всё, что смог произнести он и его глаза слегка наполнились давно забытой влагой. Сентиментальность нехотя всегда становится одним из постоянных спутников старости. Ему никогда и никто не говорил ничего подобного.

Вновь наступившая тишина уже начала волновать Джину, которая усевшись напротив, сморщила лоб и наклонила набок голову, рассматривая выпученными большими глазами троицу самых знакомых людей, как бы задумываясь, что опять случилось. Эта картина не могла не вызвать улыбку. И вдруг Джессика, резко подняв руку, сняла с головы парик, заставив Влада немного отпрянуть, чем сильно рассмешила Билли. Подстриженная под “нолик” она в тот же миг напомнила героинь двух абсолютно разных фильмов: для старика это был “Солдат Джейн”, а у Стеблина сразу пролетела фраза “и меня вылечат” актрисы Натальи Крачковской в знаменитой советской комедии “Иван Васильевич меняет профессию”.

– Как я вам такая? Один момент, пожалуйста, – в её руках появился маленький контейнер для линз и отработанным до совершенства движением пальцев, глаза через несколько секунд поменяли свой цвет.

Схожесть с братом, в который раз просто поражала. И пока Сандерс начал рассказывать, что он всё заметил уже тогда, когда она вышла из машины, около дома, Влад, с упреком для себя и в то же время, радуясь тому, что не увидел никакой разницы, думал только об одном – какой сильной женщиной оказалась Джессика. Всегда приятно ошибаться, когда настоящее превосходит ожидаемое.

И только Джина, склонив мордочку ещё больше, совершенно потерялась, искренне не понимая, что произошло с шерстью на голове у этой постоянной гостьи.

Завтрашний план замены уже полностью, включая все прорепетированные возможные детали, нюансы, действия, был заучен до автоматизма в течение последнего месяца, поэтому, сегодня никто не собирался обсуждать его снова. За эти недели Джессика смогла очень сильно морально подготовить себя к главному поступку всей своей жизни. Воспринимая это именно так, всё получалось гораздо легче. Она чувствовала, что готова на 150 процентов и эта уверенность не давала не единого повода усомниться в себе.

– Влад, – тихо начал говорить старик голосом, в котором скрытно смешалась просьба и утверждение, – я хочу завтра быть в Оберне, ибо знаю, здесь будет до боли неуютно. Всё-таки это и моё дело, как не крути.

– Почему бы и нет. Кстати, у меня будет к тебе небольшое задание. Ничего сложного, надо одному человеку просто вручить конверт, там, около тюрьмы. Надеюсь, ты не против.

– Да хоть десять конвертов, – усмехнулся Сандерс и мягко прикоснулся к плечу Джессики, – главное, доченька, я буду рядом.

– Единственное условие, каждый на своей машине. Билли, бросишь её за пару кварталов, я покажу где. Там зона вне видеонаблюдения и пешком пройдемся. А ты…

– Я всё помню, – Джессика впервые за всё время их общения перебила Влада. – Авто припарковать на стоянке, где всегда, на том же месте и не закрывать. Ключ оставить в замке зажигания.

– Именно так. Ладно, мои друзья, я вас покидаю, ещё есть кое-какие дела. Завтра увидимся.

Уверенность, что всё пройдет как надо, довольно прилично нивелировало утреннее проснувшееся волнение и Стеблин, в какой-то момент, даже перестал представлять перед собой всю картину побега, что делал непроизвольно последнее время, выискивая в очередной раз, тонкое место.

Учитель и ученица или просто два, проникшие друг к другу большим уважением, человека остались сидеть в беседке.

– А знаешь Джессика, что я сделаю с деньгами? – старик чувствовал, что она хочет ещё посидеть в парке и поболтать.

– Конечно, нет. Я даже не представляю, вы не похожи на транжиру. Хотя, пожалуйста, не говори, попробую догадаться сама.

– Давай, дочка. Любопытно послушать твои мысли.

– Мне кажется, хочешь в путешествие. Каждый раз, когда я приходила, видно было, что вы крутили свой глобус. То на меня смотрела Азия, то Америка. Я угадала?

– Точнее не бывает. Кругосветка. Лайнер – пять звёзд. Дорогое удовольствие, но теперь смогу его себе позволить. Пять месяцев в плавучем раю на этой земле. – Билли, как свойственно пожилым людям, причмокнул губами от удовольствия приятного ожидания сбывающейся мечты.

– А как же Джинджер? – и юное четырёхлапое существо, услышав своё имя, сразу прекратила нешуточную борьбу с одной старой вредной веткой, обернулась, застыв со знаком вопроса на мордочке, чем в очередной раз вызвала улыбку.

– Что-нибудь придумаю. В конце концов, люди для таких случаев создали гостиницы для животных и в принципе по карману – 10-20 долларов в сутки. Так что, я считаю, это не проблема.

– А что ты знаешь об Украине? – вопрос Джессики своей сменой направления и неожиданностью, заставил Билли призадуматься. Кроме того, что там есть два брата, чемпионы мира по боксу, и это одна из частей бывшего Советского Союза, он не имел больше никакого представления об этой стране.

– Я не географ, дочка. Всё, что мне известно, так это… – теперь он вслух повторил свои, мягко сказать, небольшие познания. – Ничего больше не могу добавить. Что тебя так заинтересовало?

Хорошо изучив за свою жизнь тот факт, что ни один вопрос не рождается просто так, старик догадывался, это как-то связано с прошлым Стеблиных и скорей всего старшим из них. Он замолчал, видя, что она не спешит с ответом.

– Да ничего, просто недавно случайно услышала впервые о таком государстве. Вот и поинтересовалась, вспомнив про твой глобус.

Ответ был наполовину правдивым, поэтому показался Билли отчасти убедительным, хотя почувствовал недосказанность, но выработанное после тюрьмы отсутствие желания залазить в чужую душу выполнило свою функцию на “отлично”. Припустив веки, он просто забыл о своём вопросе и в его голове начали звучать крики чаек, которые на фоне безмятежного необъятного сине-зеленого океана, не казались такими пронзительными и противно резкими, как в укромных местах песчаных берегов пляжа Лонг-Бич, куда изредка забредал, пытаясь избавиться от городского шума, застрявшего пробками в ушах. Старик не ошибся, её вопрос самым прямым образом был ассоциирован с русскими братьями.

На последнем свидании месяц назад, в том, уже не чужом, тюремном номере, Джессика узнала для себя два новых города на другой стороне планеты. Она хотела знать об Айване больше и он, уже всецело доверяя ей, немного рассказал о своём прошлом. Город Жданов, омывающийся с юга теплым, богатой рыбой, Азовским морем, перед развалом СССР, переименованный в Мариуполь, был его Родиной. Хоть и по количеству жителей он был крупнее её Сиракьюс более чем в три раза, амбиции молодого Стеблина выходили за границы, как он выразился, пусть в нём и полмиллиона людей, но всё равно провинция. Цель, как и всей талантливой честолюбивой молодежи СССР, выше которой не существовало ничего, была столица, а точнее Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова. Получив благословление и пожелание успехов от родителей, молодой Айван отправился за тысячу километров покорять белокаменную. Билетов на прямой поезд не оказалось и, понимая, что теряет драгоценное время для подачи документов в приёмную комиссию, выехал в другой город. Джессика забыла его длинное название (это был Ростов-на-Дону). Он улыбался, а она, не отрываясь смотрела на него, когда говорил, что именно фраза, сказанная нервным ядовитым голосом, объёмной женщины из окошка кассы билетов на железнодорожном вокзале Мариуполя, о том, что билетов нет и на этой недели можете сюда не ходить, изменила всю жизнь. Дальше его ждал долгий путь и непредвиденная ситуация. Когда не очень комфортное путешествие в плацкартном вагоне, казалось, подходит к долгожданному концу и до Москвы оставалось чуть больше двухсот километров, его желудок дал сбой. Жареные пирожки у бабушек на пустынных перронах небольших станций требовали более сильной работы пищеварительной системы, которая за последние дни и так испытывала напряжение, связанное с отсутствием аппетита. Волнение, ещё не окрепшие нервы, сделали своё дело. Поезд подъезжал к Рязани и вагонные туалеты уже были закрыты, как объясняли тогда, санитарная зона. Айван с трудом дождался остановки, а вернувшись назад, обнаружил пустые рельсы, которые с ехидством и насмешкой указывали направление, куда убежал состав. Через пять минут, в здание местного вокзала, он уже изучал расписание пригородных поездов, когда услышал диалог остановившихся рядом, двух его ровесников. Из их разговора было ясно, что они тоже абитуриенты и приехали поступать в Рязанский государственный университет имени С.А.Есенина, который, как оказалось, находится совсем рядом. Ближайшая московская электричка прибывала через два оборота маленькой толстенькой стрелки на циферблате бело-серых платформенных часов, и поэтому, ради интереса, да и убить время, он решил пройтись за этими парнями. Айван даже не заметил, как стоя в коридоре университета и разглядывая информационные стенды, откликнулся на зов председателя приёмной комиссии, который, ступая мимо, невзначай добродушным голосом, обращаясь к нему, сказал: «Не стесняйтесь, юноша, проходите. Какой желаете выбрать факультет?». Ответом был физико-математический, что заставило проректора остановиться, заострить взгляд через слегка припущенные аккуратные очки и более пристально посмотреть на Стеблина. Через двадцать минут документы были приняты, а спустя полтора часа он снова находился на железнодорожном сером бетонированном перроне с одной только мыслью, что запасной вариант никогда никому не мешал. Следующий день, с самого утра до вечера, он находился в МГУ. Величие и мощь монументального главного комплекса университета на Ленинских (Воробьёвых) горах и количество потенциальных студентов кружило голову любому, кто видел это впервые. Москва тепло встречала полчище молодых талантов со всей необъятной страны, а те, в свою очередь, не скупились одаривать её восхищенными улыбками.

Вступительные экзамены Айван сдал в обоих университетах, выучив за это время расписание пригородных поездов и название всех сел, городков пробегающих за окнами душной электрички на пути Москва – Рязань. Сказать, что он был разочарован, не сказать ничего. Его поступление в столичный университет остановил лишь огромный конкурс, несмотря на отличные полученные оценки. Зато запасной вариант сработал на все сто процентов, подсластив пилюлю поражения (именно так он воспринял случившееся), и возвращение домой несло с собой, по классике, две новости – плохую и хорошую.

Родители гордились за сына, непроизвольно хвастаясь перед соседями и коллегами на работе, а для брата в то время он просто стал героем. Именно тогда Влад решил, что тоже поступит в РГУ имени С.А. Есенина и для этого приложит максимальные усилия.

Там, в университете, Иван познакомился с одним электронщиком по имени Валера, соседом по комнате в университетском общежитии, и они, не ради денег, а только из интереса и своего совершенствования, стали ремонтировать радиотехнику своим знакомым. В то время такие специалисты были навес золота. Молва быстро облетела район, затем весь город, а происходящие в стране перемены начали баловать не бедных людей иностранной аппаратурой, которые не жалели денег, чтобы японское или немецкое чудо техники, не дай бог сломавшиеся, снова показывало и играло. Самое страшное в той ситуации, что отказать кому то из сильных города сего, связанных одной цепью, было равносильно самоубийству. Физически с тобой ничего бы не сделали, даже отчисление из университета по надуманной причине показалось бы маленькой неприятностью по сравнению с визитом бравых парней их УБХСС (Управление по борьбе с хищениями социалистической собственности и спекуляцией), которые легко и непринужденно могли посадить за решетку, лет так на несколько. Комнатка в общежитие стала мала и они, чисто за символическую плату, смогли договориться об аренде подвального помещения в одной из пятиэтажек недалеко от университета. В СССР наступал тот момент, когда деньги могли решить почти все проблемы, став для большинства единственным предметом поклонения. Ценности молниеносно менялись и далеко не в лучшую сторону.

Влад поражался, когда летом, всего на несколько дней, Иван приезжал в Мариуполь и отдавал родителям целую пачку десятирублевых купюр, рассказывая, как он их заработал. Мать, называя его кормильцем, чуть не плакала от счастья – денег в то время катастрофически не хватало. Переход на рыночные отношения больно ударил по труженикам металлургического комбината “Азовсталь”, где она работала. Почти половину зарплаты выдавали бартером, и большинство мужского населения города тогда ходило в пакистанских рубашках “Tabani”, затягиваясь югославскими сигаретами “SET”.

Страна, словно огромный тяжелый грузовик, водитель которого не справился с управлением при повороте с закольцованного пустынного шоссе с ложным названием “Счастливое будущее” на манящий своим трафиком дорогим машин и неоном город “Только бизнес”, вылетала в кювет, рассыпая во все стороны из кузова собранный столетиями урожай.

Началась короткая эра кооперативов и мелких фирм, которые плодились, словно прусаки на кухне, где ушедший в запой хозяин перестал поддерживать чистоту. Через два года к Айвану и его компаньону присоединился Влад, также успешно поступив в университет. Дела их ремонтной фирмы шли в гору, что, естественно для того времени, не осталось без внимания хищного взгляда местного криминалитета, аппетиты которого росли по мере увеличения пищи. Союз окончательно вылетел на обочину, перевернулся и развалился на пятнадцать разных частей. Несмотря на бурелом, который журналисты мягко назвали ветром перемен, домой в Мариуполь братья не собирались возвращаться, понимая, что там точно также, только теперь придется начинать всё сначала. А рязанская “братва”, набираясь опыта и умнея, постепенно переходила от обычных сборов мзды с “точек” до полного финансового контроля “крышуемых” ими предпринимателей. Теперь в фирме появился ещё один человек, так сказать “смотрящий”, который полностью занимался всей бухгалтерией.

Они уже не чувствовали себя хозяевами своего небольшого предприятия и это угнетало. Наладив поставку списанных по гарантии компьютеров из-за рубежа и комплектующих, дела стремительно пошли вверх, но отдача была минимальна. С увеличением прибыли возрастал процент, снимаемый людьми, помешанных, словно большие дети, на черных огромных джипах и обязательной тяжелой золотой цепочкой с крестом. Братьям трудно было мириться с этой данностью, которую начинали сравнивать с рабством, поэтому после окончания рабочего дня они через пару часов возвращались назад, заходя в подвальное помещение с черного входа, и работали уже только на себя до поздней ночи, минуя финансовые отчеты. Официально фирма принадлежала Владу и Валере пополам, но совладелец отказался участвовать в этой схеме, найдя тысячу причин, хотя братья отлично понимали, что она только одна. И это обычный животный страх, как у белого зайчика, чьи глаза казалось, выпрыгнут из орбит при виде голодного, уставшего после долгих изнурительных поисков пищи, волка.

Так продолжалось около четырёх месяцев, пока у компаньона, на почве захлестнувшей с головой непреодолимой зависти по поводу скрытого заработка братьев, родился ничем не примечательный, довольно предсказуемый и характерный для обычного слабого трусливого человека, план. Он просто, как бы невзначай, шепнул на ухо “смотрящему”, что сам не понимает происходящее, но по ночам в сборочном помещение бывают непонятные движения. Говоря это, Валера опустил полные ликованием глаза и с трудом выдерживал в голосе наигранный тембр обеспокоенности, всячески пытаясь скрыть радость от представляемой картинки, где он единственный, словно победоносный генерал на белом рысаке, владелец фирмы. Как же это сильно умиляло и настолько же оказалось заблуждением. Конь, в конце концов, довольно быстро превратился в разношенные туфли, а тисненные золотом погоны в печальные рассказы соседям по двору за наспех накрытым столом о тяжелой и несправедливой к нему злодейке судьбе. Главная ошибка предателей – они никогда не понимают, что измена это навсегда и даже для тех, ради кого было сделано. Уважение к этим людям убегает, а затем испаряется, словно плевок на раскаленный стальной сляб.

Вскоре братьев застали ночью за сбором очередной небольшой партии компьютеров, комплектующие которых Иван привозил на своём микроавтобусе и под утро, уже готовые в работу, доставлялись заказчикам. Всю “прелесть”, мягко сказать, претензий в ту ночь они получили с лихвой. Сломанные носы и три ребра на двоих, тело, процентов на семьдесят окрашенное в глубокий синий цвет, и только влажный холод, когда они остались одни, незнакомого темного бетонного подвала угомонивала ломоту, затачивая мысли.

Подвешенная на проводе лампочка, выглядевшая лет на сто и за последние годы привыкшая к такой картине, тускло, как бы соболезнуя, освещала грязные, с пятнами высохшей крови, серые стены, иногда слегка качаясь от невесть откуда взявшегося небольшого сквозняка.

– Я знал, что будет плохо, но не знал, что так скоро, – через боль, пытаясь улыбнуться, Иван процитировал Виктора Цоя, – задействуем план Б.

Вся деньги лежали на кредитной карточке одного иностранного банка, которая вместе с новыми полученными загранпаспортами и небольшой наличностью находилась в неприметной потертой спортивной сумке за маленькой стальной дверцой с кодовым замком камеры хранения железнодорожного вокзала. Лишь небольшую часть они положили в местный банк, который был выбран специально, благодаря своему местоположению. Всего два квартала до требуемого сейфа общего пользования, а через дорогу был заезд во внутренний двор, состоящий из четырех домов, расположенных по периметру, где в одном из них сняли квартиру на первом этаже. Сверху изнутри на входной двери в подъезд, одним утром, не бросаясь в глаза, они прикрутили средних размеров засов, который всё время так и оставался без внимания местных жителей. Справа от выхода из банка находился перекресток со светофором, который тоже должен сыграть свою немаловажную роль. Просчитать действия бывших зеков, спортсменов и десантников не вызывало больших осложнений, тактика которых в подавляющем большинстве случаев была предсказуема и прямолинейна.

Братья знали, что для морального подавления их будут держать здесь дней десять, а может больше. К этому моменту сойдет синева и только лопнувшие сосуды красными лужами на глазных белках, будут напоминать о той ночи. Также начнут срастаться кости ребер, которые для воплощения плана на данный момент были самым тонким местом – от банка до съёмной квартиры придется быстро бежать через дорогу к внутреннему двору, затянув время до зеленого огонька светофора на их улице, который должен приостановить погоню потоком двинувшегося транспорта. То, что с ними ничего не сделают, гарантировано их личным присутствием при снятии депозита, ну а после будущее представлялось в цвете чернозёма, так что этот рывок, по сути, на тот момент был смыслом всей жизни.

Зная правила банка, братья решили не откладывать побег на второе посещение, когда уже будет готова заказанная сумма, а совершить его при заявке на вывод средств. Роль угнетенных и смирившихся, не способных на активные действия, усыпило бдительность сопровождающих, которые не сразу поняли, что произошло. Задержавшись на выходе из банка, Стеблины через стеклянную витрину искоса наблюдали за светофором. Превращение желтого в зеленый стало спусковым сигналом и они, направляясь к машине быстрым шагом, резко рванули, обегая её с разных сторон. Всё прошло, как задумали и эти важные полтора десятка секунд были выиграны. Когда братья уже открывали дверь в подъезд, преследователи только забегали во двор и через несколько секунд были остановлены приготовленной щеколдой, заставив своими матами и попытками выломать парадные врата испуганно выглядывать из-за шторок местное население. В те времена даже ни у кого не возникло мысли вызвать милицию.

Через три минуты дверь была выбита, и быстрый громкий топот наполнил лестничные пролёты. А в это время Стеблины ускоренным шагом, так, чтоб не привлекать лишнего внимания, направлялись к камере хранения, покинув квартиру через балкон. Через пятнадцать минут, пока гончие обыскивали подъезд, врываясь в каждую квартиру и молча отодвигая хозяев рукой, они уже садились в привокзальное такси, водитель-кавказец которого радушно был готов их доставить в небольшой городок Рыбное за тридцать километров от Рязани. А дальше электричка, Москва, самолёт, Нью-Йорк.

Джессику со стариком оторвала от своих мыслей тихое скуление Джины, которая быстро переводила взгляд от них в сторону дома и обратно, недвусмысленно намекая, что уже пора заканчивать гулять, да покушать бы не мешало.

– Пошли, дочка, видишь, зовёт.

– Да, идём. Вы как то сказали, что рай вам не светит, это ошибка. Хороший человек не может быть в аду, а собаки в людях разбираются.

– Поживём, увидим, – медленно поднимаясь, с легкой ухмылкой буркнул Билли, приняв под руку ту, кто стала для него очень близким человеком. – Завтра я буду рядом, обязательно. Знай это.

Возвращаясь домой, старик думал лишь о том, что он видит её последний раз. Такие мысли не входят в категорию поднимающих настроение, но когда они ошибочные, то потом становятся просто приятным легким летним дождём в знойную погоду.

Ближе к вечеру Влад без приглашения подъехал к офису Родмана. Он специально не предупреждал о своём визите, понимая, что послезавтра ФБР будет просматривать все телефонные звонки людей, связанных с его подопечной. В окне адвоката горел свет, и он быстрым шагом направился в здание.

Джеффри, предупрежденный секретарем, встретил его широкой улыбкой, поднимаясь из-за толстого кабинетного, пришедшего из 19-го века, деревянного стола.

– Мистер Стеблин, моё почтение. Я даже не сомневался, что мы обязательно ещё увидимся. Как я понимаю, Джессика рассказала о нашем разговоре и у вас возникли вопросы? Ну что же, готов удовлетворить ваше изысканное любопытство, – он театрально, с еле заметным поклоном головы, провёл рукой по воздуху в сторону кресла, открывая ладонь и предлагая присесть.

– Без сомнения, я тоже рад нашей встрече. Мистер Родман, меня интересует не вопрос, а скорее ваше мнение, точнее взгляд на то, как изменилась Джессика с момента последнего рандеву с вами. Он более свежий, а соответственно и более точный. Зная ваше умение тонко ощущать вибрацию нитей внутреннего мира человека, хотелось бы услышать резюме специалиста высшей категории по этой теме, – специально присыпав небольшой щепоткой лести своё приветствие, ответил Влад, что естественно, не осталось незамеченным.

– Как я понял, нужен мой вывод на риторическую дилемму, перефразируя старину Шекспира, быть или не быть на, готова или не готова?

– Честно скажу, кажется, что я просто мог зайти, присесть в кресло и молчать, так как вы и без слов всё слышите. В самую точку, мистер Родман.

– Тогда я с полной ответственностью и категорично отвечу – да. Понимаю, вам хотелось бы узнать все факторы данного вывода. Ну что же, не могу отказать себе в этом удовольствии. Влад, что вы знаете о дюралюминии?

Стеблин многозначительно промолчал, ибо его познания в этом вопросе были поверхностны, так, что гордиться было нечем. Он слегка развел руками в сторону и, смотря прямо в глаза, принял расслабляющую позу, показывая, что готов внимательно выслушать соло адвоката, который с присущим актерским мастерством тихим баритоном, словно открывая старую, покрытую тайной, легенду, известную только посвященным, начал свой рассказ.

– Некто немец Альфред Вильм, около ста лет назад, будучи инженером-металлургом, в средние века его назвали бы алхимиком, задался одной, но очень важной целью для того времени. Он хотел придать алюминию крепость стали, но при этом оставить присущую ему легкость и пластичность, считая, что это будет материалом будущего, в чём, кстати, не ошибся. Можно смело говорить, что он открыл человечеству дорогу в небо и дальше в космос, даже не подозревая об этом. Годы изучения структур металлов подсказывали ему, что это возможно. Главное найти нужные компоненты и их часть в будущем сплаве. В конце концов, он остановился на трёх ингредиентах – медь, магний и марганец. Начались долгие месяцы опытов, и домашний тигель для выплавки алюминия вместе с ним работал на износ. Дни постепенно переходили в бессонные ночи, которые в свою очередь порождали нервный срыв. Каждая отлитая пластина с разными долями заданных элементов, остыв, сгибалась с такой же легкостью, как обычный алюминий, и с этой же легкостью летела в угол лаборатории, брошенная в нервах дрожащей рукой. Он ничего не мог понять – это было какое-то наваждение. Количество неудач за день росли прямо пропорционально увеличению около стены груды согнутых кусков серебристого металла, который уже начинал проклинать. Что бы вы сделали на его месте, мистер Стеблин?

– Как я понимаю, ему не хватало одного маленького шага и, по опыту знаю, что в таких случаях он абсолютно не сложный и лежит на видном месте, поэтому наименее заметный. Выражаясь современным языком, я бы нашел у себя окно “Завершение работы” и дальше выбрал опцию “Перезагрузка”, так как дальнейшие действия могли привести к полному сбою программы, без возможности восстановления.

– А что вы понимаете под словом “перезагрузка”?

– Полное отвлечение на время от проблемы, а чтобы легче это сделать, лучший способ поменять обстановку. А как поступил Альфред Вильм?

– Именно так, мистер Стеблин. Он взял удочки и, даже не закрыв лабораторию, уехал подальше от цивилизации на озера рыбачить, полностью отдавшись спокойствию первозданной природы. Дней через десять, вернувшись, и ещё не смыв с себя дорожную пыль, зашел в приоткрытую дверь постройки, где его уныло ждал остывший тигель. Оглянувшись по сторонам, он решил в первую очередь избавиться от кучи алюминиевых уголков, так как именно она напоминала больше всего о прошлых неудачах. Альфред взял в руки первую попавшуюся согнутую пластину и, не имея никакой цели, просто решил её распрямить. Она не поддалась, несмотря на все приложенные усилия. Это была победа! Он в радостной эйфории начал хватать все остальные и ни одну из них не удалось выровнять. Не знаю, мистер Стеблин, как он, история умалчивает, но я бы в тот момент заплакал.

– Меня сложно удивить, Джеффри, но это блестяще поучительная история. Так все-таки, в чем был секрет?

– Сейчас это знает любой студент-металлург, называя такой процесс искусственным старением материала. Нагрев, а затем резкое охлаждение, в десятки раз сокращает время перестановки атомов, для данного случая около шести дней, когда в естественных условиях это продолжается десятилетиями. Отсюда и название “старение”, просто таким способом оно ускоряется. Видите, всё дело было только во времени.

– Хотите сказать, Джессика быстро “постарела”?

– Да. Вам, как и Альфреду Вильму, не ведая того каким способом, удалось придать на первый взгляд мягкой субстанции прочность самурайского меча. Как и он, вы верно выбрали составляющие и дали время на их преобразования. Поверьте, я сразу увидел это в ней. Она сохраняла четкость в голосе, несмотря, что мы говорили о сентиментальных вещах. Не знаю, как выглядели глаза Жанны д’Арк, когда её вели на костёр, но мне кажется, у них был идентичный стержень. Она готова и это мой вердикт.

– Как-то всё хорошо, чтобы быть хорошо. И это, чёрт побери, настораживает.

– Мистер Стеблин, – протянул голосом Родман, чуть наклонив голову, демонстрируя небольшой укор, – я не в курсе всех остальных пунктов вашего плана и каково их состояние на данный момент. Я лишь говорю об одном из них, о Джессике и повторяю ещё раз – она полностью готова.

– Вы ошибаетесь. Я совершенно не думал о деньгах. Вы же это имели в виду? – и, не дав произнести слово, добавил. – Поверьте, я о них забыл. Мои мысли об общей картине, как вы правильно заметили насчёт пунктов.

– Ну что же, признаю свою ошибку в несправедливом обвинении, – опустив просительно глаза, с улыбкой ответил адвокат.

Влад поднялся с кресла и, пожелав удачи в сопровождение крепкого рукопожатия, направился к двери. Но только он прикоснулся к старинной фигурной ручке в виде прыгающего льва, как Джеффри остановил его.

– Постойте, я уверен, вам захочется узнать, что произойдет дальше. У каждой истории должен быть конец, без него это просто куплет из песни. Найдете меня в социальных сетях под именем Авшалом Родман. Там никого нет и израильская регистрация. Так, на всякий случай сделал, вот и пригодится. На аватарке будет фотография удода, это такая смешная птица с длинным клювом и хохолком.

– Я знаю.

– Пишите, отвечу.

Дверь закрылась, и адвокат начал медленно собираться, чётко представляя, какую проблему он будет решать послезавтра.

Глава 18. День Х

За стенами камеры это утро не отличалось ничем от всех предыдущих. Те же окрики охранников, вызывающие тихую брань малозаметно шевелящими губами, тот же звук неспешащих шагов, чьё эхо в поисках выхода бьётся по всему этажу, тот же пошловатый юмор с издевательским смешком принудительно прописанных здесь обывателей, тот же запах бетонной пыли, упорно пытающийся попасть в легкие через все дыхательные пути. Короче говоря, обычная непримечательная повседневная стабильность. Только для двоих в этом непроницаемом замке сегодняшнее утро было особенным. Для одного оно несло легитимную свободу, а другому, не совсем законную и ещё, не факт, состоявшуюся. Но её неописуемый запах сполна наполнил камеру одновременно с открывшимися глазами после вполне обычного сна.

Как не странно, но та небольшая эйфория, которая была 24 часа назад, полностью покинула Роберта. Жизнь научила его недолго пребывать в таком состоянии. Можно смело утверждать, оно для него было редким, напоминая быстро приходящий и с такой же скоростью улетучивающийся с пузырьками углекислого газа вкус Кока-колы. Он, как и вчера, присел на край койки, но теперь его взгляд сосредоточенно смотрел вниз в ожидании услышать обращенную к нему, команду на выход, ошибочно считая, что его серьёзность передалась и соседу. У Айвана был свой повод на отсутствие желания беседовать.

Из камеры их вызвали одновременно – Стеблина на свидание с женой, а Кейта с вещами принять своё освобождение. Они вышли в коридор и, не произнося ни слова, молча, попрощались взглядами, в которых явственно просматривалось только пожелание удачи. Через двадцать минут за Робертом закрылась дверь и две фасадные башни тюрьмы безуспешно пытались спрятаться за его спиной. В таких случаях, все выходящие на волю, не сговариваясь, не смотря на статью, срок заключения, статус, делают одно и то же, как будто ген на данное действие вложен в каждого человека изначально с рождения. Они проходят пару тройку метров, останавливаются и поднимают голову вверх, затем большой вдох заполняет легкие воздухом, насыщенный именно в этот момент безвкусным, но до боли приятным духом свободы. Они чувствуют, как кровь в считанные секунды доставляет этот запах в головной мозг, который пьянея, непроизвольно заставляет зажмурить глаза и повторить глоток.

– Мистер Кейт? – вопрос заставил открыть глаза и покинуть это блаженное состояние. Прямо перед ним стоял незнакомый стареющий мужчина, в правой руке которого был зажат белый конверт, отбрасывающий своим глянцем лучи восходящего солнца. – Это просили передать вам.

– От кого? – его совершенно не интересовало содержимое пакета.

– Просто возьмите, – Билли требовательно протянул руку и Роберт, не без любопытства, взял его. Только ладонь старика опустела, он резко развернулся и быстрым шагом направился в сторону. Через пару секунд, даже не рассматривая, конверт был сложен вдвое и сразу исчез в заднем кармане джинсов. Кейт не стал изучать его прямо здесь, решив, что для данного ознакомления центральный вход в тюрьму не самое подходящее место. Как и планировал, первым делом должно стать посещение любого случайно попавшего на глаза небольшого уютного кафе и цепкий взгляд в поисках начал врезаться во все вывески на аккуратных домах. Интерес к конверту быстро пропал, считая, что ничего важного там быть не может – какая-нибудь квитанция или сообщение от брокера в Нью-Йорке, поэтому такая новость может подождать. Повернув на север по Стейт-стрит, сразу, на первом же перекрестке его уже зазывала мексиканская харчевня. Он ничего не имел против кухни людей гордящихся своими боксерами, Сальмой Хайек и текилой, но вид тюремной стены через дорогу отбивал желание зайти. Роберт неспешно продолжил свой путь и через три квартала свернул на Коттедж-стрит, а уже через десять минут уперся в конец улицы. Повернув направо и оглядевшись по сторонам, в ярдах тридцати, через дорогу, он увидел спрятанный за аккуратно подстриженными кустами, ресторан “Sunset”. Приятно удивленныйналичием домашней кухни, вкус которой был потерян сразу после окончания школы, Кейт, сделав заказ, возвратил меню официанту и оперся на спинку стула. В заднем кармане, напомнив о себе, хрустнул бумагой конверт, как бы говоря, что именно сейчас, пока шеф-повар колдует на кухне, можно заняться им. Через пару секунд он уже был в руках, пристально притягивая задумчивый взгляд надписью на обратной стороне – “не надо было меня копировать”. С присущим спокойствием, Роберт медленно вскрыл его и, высыпав содержимое, немного расстроился, ожидая, что внутри будет ещё послание. На стол выпала только новенькая кредитная карточка и маленький кусочек бумаги с ПИН-кодом. Мозг, словно чемпион мира по сборке кубика Рубика, за считанные секунды придал головоломке правильный вид – все цвета расположились согласно своим сторонам. Никаких сомнений не было, его сосед по камере был братом того биржевого маклера из бизнес-центра. Только сейчас он провел эту параллель, тот же взгляд и тоже русский, один играл с ценными бумагами, второй получил срок за финансовые махинации. Вывод напрашивался сам собой. Вспомнив позавчерашний разговор о сатисфакции, Кейт даже не сомневался, она лежит прямо перед ним, спрятавшись под магнитной полосой блестящей банковской карты в виде числа, которое назвал.

Вскоре принесли заказ, и он не смог сразу переключиться на наслаждение вкусом горячей пищи без запаха пластика, с растерянностью смотря в тарелку, чем вызвал небольшое замешательство шеф-повара, незаметно наблюдающего за реакцией первого клиента. Озадаченность Роберта была вызвана отсутствием дальнейших действий. Весь его план по возвращению в Нью-Йорк и обработке психолога заканчивался на получение требуемой суммы. Теперь образовалась пустота. Свобода, 600 тысяч долларов в кармане и полное отсутствие мыслей, что на данный момент со всем этим богатством делать. Решив подумать об этом попозже, Кейт полностью сосредоточился на содержимом тарелок и с нескрываемым аппетитом начал их зачистку от приготовленных блюд, заставив облегченно выдохнуть персонал ресторана.

Айван молчаливо стоял у окна в комнате свиданий и не сводил взгляд с вошедшей Джессики. Он только смог произнести короткое “здравствуй”, потому что остальные виды дежурного утреннего приветствия в этот день выглядели бы каким-то черным юмором или больше того, издевкой. Надо признать, она выглядела молодцом. В её глазах совершенно не бросалась тяжесть мыслей о том, что сегодня тюрьма станет последним пристанищем в жизни, а даже наоборот, в них просматривалась решимость снайпера, который после долгих поисков наконец-то поймал цель в середину круга оптического прицела и спокойно, как чиркнуть зажигалку, с хищной ухмылкой, определял последние нюансы для точного выстрела: расстояние, скорость и направление ветра.

– Не переживай, я готова, – твердость в словах Джессики высыпала последние сомнения в мусорный пакет, отправив их на свалку, – не будем терять время, у нас всего два часа.

Стеблин не успел ничего понять, как она, в каком-то животном диком порыве, плотно прижавшись всем телом, обхватила его голову и короткие, но глубокие поцелуи осыпали лицо. Он не сопротивлялся, впервые в его жизни желание отключило работу серого вещества, полностью отдавшись нахлынувшей всёпоглощающей страсти. Они слились в одно целое, посвятив себя целиком друг другу, без ненужных слов, без мыслей о происходящем и будущем, оставив только учащенное дыхание и бесконечную глубину взглядов, заполняющих до краёв своим бушующем откровением внутренний мир.

Зрачки медленно сужались и в наступившей безмятежности Джессика, рисуя пальцем на груди Айвана что-то только известное ей, нежно, растягивая буквы, прошептала с иронией:

– Наконец-то мой муж исполнил свой супружеский долг, – и все также тихо, только сменив интонацию на игровую командную, продолжила, – хватит лежать. У нас ещё есть дела. Вымой лицо и насухо вытри, а потом начнем с переодевания.

За эти месяцы они уже подобрали одежду в стиле унисекс, которая одинаково смотрелась бы на них обоих, а вот сейчас она впервые примеряла на себе тюремную робу. Стеблин поймал себя на мысли, что всем процессом руководит не он, а беспрекословно и незаметно для себя подчиняется женщине. Это было новое незнакомое ощущением, а его “Я” в этот момент, что поразило, абсолютно молчало, не подавая никаких признаков беспокойства, полностью и беспрекословно выполняя все команды Джессики. Они тихо смеялись, когда она методично складывала две пары носков, пронесенных на ногах поверх друг друга, в бюстгальтер, придавая ему нужную форму, а затем помогала Айвану застегнуть его на спине, вызывая небольшую щекотку и приятное передергивание. Закончив с одеждой, наступила очередь заняться прической. Стеблин не видел себя в зеркале, а просто, стоя у окна (дневной свет лучший помощник для выявления огрехов, так учил старик) наблюдал за всеми манипуляциями и всё чаще пытался поймать взгляд, но она, словно профессиональный визажист полностью сосредоточила внимание на свою работу. Она была красива и без парика, который довольно уютно, не причиняя какого-либо дискомфорта, расположился на его голове. Нет, это была не красота, это был голос места, которое пустовало в его мире и сегодня окончательно стало занятым до конца жизни. Именно об этом думал Айван в эти минуты. Он никогда не забудет её, не забудет этот день, этот запах, эти моменты и память обязательно, как будто проигрыватель с одной виниловой пластинкой, будет прокручивать эту незабвенную мелодию вновь и вновь только ему одному, пока не сгорит двигатель.

– Ну а теперь приступим к разукрашке, – нанеся последний штрих легким движением ладони по волосам, улыбнулась Джессика, – стоя будет неудобно, присядь на стул и повернись к окну. Мне надо видеть все нюансы.

Она открыла свою маленькую сумочку, выдержавшую с достоинством все обыски за последние полгода, и достала косметичку, специально подобранную Билли Сандерсом. В ней аккуратно, в стиле минимализма, не привлекая лишнего внимания, находилось всё требуемое для перевоплощения. Как и требовал старик, она сумела представить Айвана тренировочным манекеном, который был на занятиях в доме. Единственная разница, здесь возможна была только одна попытка, максимум две – предел ставило время.

– Закрой глаза, это отвлекает, – Джессика нежно, расставив средний и указательный палец, провела ими, опускаясь вниз со лба, по векам до кончиков губ, – и… молчи.

Словно профессиональный художник, который сотни раз прорисовывал в голове свою новую картину, а теперь, присев перед мольбертом, уверенно переносил на холст, заучив каждую деталь, нужные цвета, представляя каждый мазок, она взяла в руки кисточку. В каждом её движение чувствовалась рука мастера, который четко знал, что он хочет и как это сделать. Спокойное, ровное дыхание, которое с уважением отметил Стеблин, в данной ситуации впечатляло своим постоянством. Никакого волнения со стороны Джессики, полный штиль. Айван даже не мог подумать, что в этот день, в этой комнате, излучать беспокойство, пусть и небольшое, будет только он.

– Открывай глаза, осталось совсем немного. Подкрасим ресницы и поставим линзы, – в её голосе проскользнули нотки утомления.

Через пару минут он уже стоял у зеркала, пораженный своим отражением. На него из глубины холодного стекла смотрела та, которая вошла в эту дверь чуть больше часа назад. Никакой разницы, а только точная, доведенная до идеала, копия оригинала. Стеблин повернул голову и их взгляды встретились, пройдя, сквозь друг друга, и уходя далеко внутрь за глазные яблоки. Только в одном ощущалось одновременно решимость и усталость смертельно раненого воина, который, стоя на одном колене, вкладывает последние силы перед финальным ударом меча, а в другом не было ничего, кроме безмерного признания.

– Джесс, никогда не встречал в жизни такой женщины, как ты и думаю, что никогда не встречу. Ты… – он впервые пребывал в подобной ситуации и не находя именно тех нужных слов, виновато замолк.

– Ничего не говори. Я стала способной на поступок, благодаря только тебе, но сейчас не об этом. Времени мало, а я ещё не всё сделала. Присядь на кровать и не трогай лицо руками, мне надо воспользоваться зеркалом.

Если бы старина Билли видел то и как всё делает ученица, гордость с лихвой поглотила бы его полностью, подняв давно утраченную самооценку на самые высоты сознания. Уже через двадцать минут Джессика оторвалась от зеркала, медленно поднялась со стула и предстала перед Айваном. Это была искусное воспроизведение его оболочки и не один человек, знающий Стеблина, не смог бы найти отличия от родной скорлупы, по крайней мере, на расстояние пару метров.

Она присела рядом на кровать, взяла его руку в свою и еле слышно проговорила:

– Кто бы, что не говорил, а мне нравиться история, в которую попала. И если вернуть время назад, я не капельки не сомневаясь, снова выбрала бы встречу с тобой в этой мерзкой тюрьме.

Наступившую тишину в комнате разбавляло только биение секундной стрелки на настенных часах, которой оставалось сделать 18 незаметных, быстро пролетающих оборотов до металлического скрежета ключа в замочной скважине, сопровождаемого криком «Свидание закончено!». Восемнадцать последних минут, когда они вместе, а потом уже не увидят друг друга, оставив всё произошедшее в этой комнате главным секретом своей жизни. Так они и просидели это время в молчаливом убранстве; она, уткнувшись в его плечо, а он, упершись пустым взглядом в дешевый монотонный линолеум, закрывающий бетонный пол.

Щелчок замка и на пороге, резко открыв дверь, уже стоял охранник, брязгая ключами в руке. Мимолетным взором, окинув комнату, не из-за надобности, а быстрее по привычке, и делая вид, что всё под его контролем, резким отрепетированным глубоким басом, словно служебный пёс породы московская сторожевая, противно рявкнул:

– Заключенный Стеблин, на выход. Руки за спину.

Этот момент уже проигрывался несколько раз, и Джессика, даже немного флегматично, опустив голову и сомкнув сзади ладони, направилась к выходу. Тюремщик, по-детски нахмурив брови и крепко сжав губы, оставался, как всегда, наигранно суровым. На его лице не проскочило и тени сомнения, что именно сейчас происходит нечто, мягко сказать, нестандартное. Олсон скрылась за проемом двери и Айван, в ожидании своего сопровождающего, который должен был подойти с секунды на секунду, внимательно вслушивался в спокойные размеренные затухающие шаги по коридору, думая только о том, что она своё дело уже выполнила, осталось не облажаться ему.

Взгляд второго конвоира был более острый и где-то далеко на подсознательном уровне, словно котенок, просительно тихо скребущийся лапкой об входную дверь, закралось подозрение, что не всё, как обычно. Он обернулся и ещё раз посмотрел на Стеблина, который стоял в ожидании, когда откроется следующая дверь, опустив и повернув в сторону голову, слегка скинув челку парика на лицо. Именно так вела себя всегда, по пути из комнаты свиданий, Джессика. Ничего не обнаружив, охранник решил своё сомнение, которое так и не покинуло его, считать издержками работы, вызывающие необоснованную излишнюю подозрительность. А вопрос коллеги, проходящего мимо, на кого будет ставить в сегодняшней игре, окончательно заглушил это неуютное ощущение. Только потом в кабинете следователя, просматривая видеозапись камеры наблюдения, вспоминая каждый шаг, жест и движение, он поймет, чем оно было вызвано. Мизинец на правой руке, который всегда был немного согнут в районе первой фаланги только у одного арестанта в этой тюрьме – Стеблина. Первый раз, ещё полгода назад, обратив на это внимание, он тогда сделал вывод, что это последствия давней травмы и успокоился, больше не придавая данному факту никакого значения. Об этой своей ошибке он расскажет только жене спустя много лет, наслаждаясь бездельем на заслуженной пенсии.

Влад вместе со стариком Сандерсом, сидя в машине, наблюдал со стороны за выходом брата, который с олимпийским спокойствием, не ускоряя шаг, направлялся к автостоянке напротив.

– Это он или она? Я не могу понять,– прошептал Билли, пристально вглядываясь через лобовое стекло в силуэт подсевшим с возрастом зрением.

И будто услышав этот вопрос, Айван, понимая, что за ним наблюдают, непроизвольно на шаге поднял ладонь до груди, и рука изобразила жест, ставший популярно известным во всем мире благодаря певцу Dio, сжатый кулак с выставленным мизинцем и указательным пальцем.

– Получилось, – медленно проговаривая буквы, растягивая удовольствие, с улыбкой произнес старик.

Влад молчал, переведя взгляд на центральный вход исправительного учреждения. Меньше всего на данный момент он хотел бы услышать оттуда рев тревожной сигнализации, сопровождающийся гулким хаотичным топотом форменных ботинок. До машины оставалось пройти несколько ярдов, когда небольшой уличный шум разрезал, не щадя барабанные перепонки местных жителей, вой сирены. Его мышцы мгновенно сократились, сжав всё тело, а пальцы, не чувствуя боли, впились в кожаную обмотку руля. Он много раз, глубоко анализируя, представлял подобную ситуацию, ненавидя её и в первую очередь себя, за то, что не мог найти решения. Городок Оберн слишком маленький, чтобы была возможность затеряться в нём, а через пару тройку минут будут перекрыты все выезды из него. Это конец.

Билли также прекрасно всё понимал и просто удрученно опустил голову, не желая наблюдать за дальнейшим, в отличие от Влада, который упорно смотрел вперёд, лихорадочно ища выход. Первая мысль это было выгнать старика из машины, надавить на педаль газа, забрать брата и дальше… ничего хорошего – погоня, заблокированная дорога, руки на капоте, арест обоих. Вторая мысль была менее эмоциональная и поэтому совершенно противоположной – просто развернуться, неспешно поехать в Сиракьюс, успокоиться, принять поражение и начать обдумывать, что делать дальше.

Звук сирены электрическим разрядом пробежал по спине Айвана. Всё его нутро призывало встать на месте и оглянуться, но переборов это желание, он, не ускоряя шага, продолжил путь к автомобилю, ожидая каждым нервом своего тела окрик с требованием остановиться. Со стороны казалось, что он абсолютно спокоен и происходящее не имеет никакого к нему отношения.

Влад перевел взгляд с центрального входа на ближайшую застекленную тюремную вышку с небольшим по всему диаметру балконом и сразу ничего не мог понять. Караульный, словно истукан с острова Пасхи, стоял, не поддавая никаких признаков беспокойства, расслаблено держа автоматическую винтовку в руках и наблюдая через солнцезащитные очки за тем, что происходит на внутреннем дворе тюрьмы. Его абсолютно не отвлекал постепенно усилившейся вой сирены, только редкие прохожие начали оглядываться в сторону источника. И в этот момент с Уолл-стрит, находящейся на северной стороне исправительного учреждения, вывернул черный, полностью тонированный микроавтобус Chevrolet Express с круглыми желтыми знаками на дверях и проблесковыми маячками на крыше, отключив которые на улице снова восстановилась обыденная суетливая тишина, заставившая Сандерса в ту же секунду поднять голову.

– Твою мать, вот дерьмо, – ругнулся старик под глубокий выдох Стеблина, который словно ребенок, начал стучать ладонями по рулю от удовольствия.

Они одновременно повернули голову в сторону Айвана, который уже открывал дверь Ford Fiesta и садился в машину.

– Ну что, Билли, будем прощаться, теперь у нас разные дорожки. Приятно было иметь с тобой дело. Вернешься домой?

– Взаимно. А насчет возвращения в Нью-Йорк, подумаю на досуге. Спешить мне некуда.

Он вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь и слегка переваливаясь с ноги на ногу, медленно побрел к своему микроавтобусу, оставленного за два квартала отсюда. Нога Влада мягко придавила педаль акселератора, и темно-серый седан вальяжно покатился мимо выезда с автостоянки, приглашая зеленый хэтчбек следовать за ним.

Джессика уже была в камере и абсолютно не обратила внимания на едва слышный звук сирены, с трудом пробивающийся по лабиринту бетонных стен. Она сделала всё так, как они репетировали и путь за решетку, заочно проигранный много раз, оказался не таким уж и сложным. Последняя задача заключалась быть не обнаруженной в течение трёх часов, что тоже не должно было стать большой проблемой. По словам Айвана, в это время никто не должен был её беспокоить. Нью-йоркский адвокат Стеблина добился решения вопроса об отдыхе после свидания, практически сразу после перевода в Оберн.

Она лежала на койке и, взяв в руки книгу, специально прикрыв лицо от случайного взора охранника, бесцельно, не фокусируя взгляда, смотрела на расплывчатые буквы, думая о ненужности слов сказанных ей на днях Джеффри Родманом, что отвечать следователю только на вопросы, касающиеся паспортных данных. Больше ни слова. Джессика и не собиралась изливать душу людям при исполнении. Видя, как они начнут извиваться, она, молча, сидя на стуле и опустив голову вниз, будет относиться к происходящему, ухмыляясь внутри, с полным равнодушием, согревая себя только одной мыслью – она сделала это, она победила их всех и нашла настоящую себя, которая зажглась яркой желтой звездой среди огромной серой массы представителей обыденности. Незаметно для неё веки понемногу наполнились тяжестью, и она вскоре просто уснула, положив открытую книгу на лицо, спрятав там застывшую кроткую улыбку, вызванная вкусом удовольствия той неподдельной страсти, захлестнувшей маленькую комнатку для свиданий три часа назад.

Проехав ярдов сто пятьдесят, Влад остановил машину и в зеркало наблюдал за братом, который аккуратно припарковав сзади свою, как ни в чём не бывало, направился к нему. Джессика выполнила свою часть контракта на все сто процентов. Никакой разницы. Через несколько секунд он, уже откинув голову назад, сидел на пассажирском сиденье, наслаждаясь свободой и прохладой безукоризненной работы климат-контроля.

– Ваня, как прошло? – не растрачивая слова на эмоции, хотя скрытая эйфория, конечно, подняла кровяное давление, сухо спросил Влад.

– Как-то всё неожиданно получилось…, – в задумчивом его ответе проскользнул понятный только ему и непонятный для брата груз печали, который тот тут же списал на усталость.

– Ладно, поехали. Возьми в бардачке влажные салфетки, там же другой парик и сотри этот макияж. Не нравишься ты мне такой.

– Куда хоть мчимся?

– Ниагара-Фоллс, пересечем границу, а дальше международный аэропорт Гамильтона и к чертовой матери с этого материка. Времени в обрез.

Двухэтажные дома по обеим сторонам улицы ускорили свой ход навстречу и двигатель, не зная правил дорожного движения, еле слышно рычал, недоумевая, почему не дают ему похвастаться своей мощью. Они направились на север к выезду из города, стараясь не привлекать к себе лишнее внимание, держа стрелку спидометра на 25 милях в час.

Роберт поймал себя на мысли, что он вряд ли вспомнит, когда последний раз у него был такой аппетит. Закончив с едой, он попросил стакан содовой и, уничтожая её мелкими глотками, начал рассматривать кирпичные стены с множеством больших картин, сделанные под старину. Наступило время ланча и пустой зал ресторана понемногу начала заполняться постоянными посетителями. Он не хотел уходить по одной причине – это неведение, что делать дальше. Но и дальше находиться здесь тоже не имело никакого смысла. Может кто-нибудь другой пересел бы за стойку, и алкоголь совместно с разговорчивым барменом скрасил бы все эти вопросы, убив время, но только не Кейт. Одиночество и закрытость давно уже стали его преданными спутниками.

Он вышел на улицу и начал переходить проезжую часть, направляясь по обратной дороге. Справа с Коттедж-стрит вырулил в его сторону черный Mercedes и глаза Роберта машинально отработали на это движение. Он взглядом, без всякой на то причины, сфотографировал номер и уже готов был отвести взор, понимая полную бесполезность полученной информации, как мельком пройдясь по лицу водителя, тут же, слегка растерявшись, вернул его назад. За долю секунды поняв, что не ошибся, за рулём действительно был тот самый “белый воротничок” из Нью-Йорка, он пристально посмотрел на пассажира. Его бывший сосед по камере, только уже с волосами на голове, сидел, откинувшись всем телом на спинку кресла, прикрыв глаза. Небольшая растерянность перешла в ступор. Он остановился на бордюре, развернулся вполоборота и без всякого стеснения, пристально уставился на приближающееся детище штутгартского автоконцерна.

– Ваня! По-моему наш общий знакомый, который сегодня стал богаче на шестьсот тысяч долларов, – фраза заставила оторваться от удобной ниши подголовника и посмотреть вперед.

Взгляды всех троих перекрестились и, снизив скорость до минимума, словно полицейский патруль на объезде неблагополучной территории в темное время суток, медленно ползучи, братья стали приближаться к Роберту. Только когда они почти сравнялась, Айван открыл окно и, выглянув, смотря снизу верх, улыбаясь, подмигнул Кейту. Вместе с поднимающимся стеклом черный автомобиль начал набирать обороты, устремляясь к шоссе 104, затем Тернпайк-роуд и только потом прямой хайвей до самого знаменитого водопада, делящего Северную Америку на две страны. Влад специально выбрал этот небольшой объезд, так как не хотел пересекать Оберн по центральной улице, где можно было легко попасть на фиксацию камер наблюдения.

Нельзя сказать, что Роберт остался стоять с открытым ртом, но эта неожиданная встреча заставила немного потеряться в задумчивости, вызывая только одну короткую дилемму из трёх букв, но с огромным вопросительным знаком: “Как?”. Он быстро привел мысли в нужный порядок и решил, что пропустить это шоу было бы непростительным промахом. Не каждый день совершают побеги из тюрьмы, а тем более человек, с которым ты отсидел полгода в одной камере.

Если ему, чуть меньше трёх часов назад, оставляя за спиной тюрьму, сказали, что снова сегодня вернётся к ней, он рассмеялся бы этому человеку в лицо, так как для этого невозможно было придумать более менее вескую причину. А случившееся ситуация представлялась какой-то иллюзией, великолепным фокусом, секрет которого он просто обязан узнать, поэтому через двадцать минут серые высокие стены равнодушно встречали его. Роберт сразу обратил внимание, что вокруг исправительного учреждения и внутри него царила обычное повседневное спокойствие. Зная прекрасно распорядок дня на выходных и время, которое не трогали Айвана после комнаты свиданий, он прикинул, что если до сих пор не обнаружили побег, то тогда только через два часа уже однозначно всё будет вскрыто. Кейт не спеша, начал обходить окрестности, убивая тем самым время и подыскивая удобное место в первых рядах, словно зритель у театральной кассы, разглядывающий план зала, для наблюдения за предстоящим действом. Этой площадкой оказался небольшой итальянский ресторан “Curley’s” со спрятанными за деревьями вынесенными столиками в 150 ярдах на юг от центрального входа тюрьмы.

Пока готовили один из супов, которых, как оказалось, в итальянской кухне большой выбор, Роберт, словно ребенок, с нескрываемым интересом, рассматривал новые часы и телефон, приобретенные час назад неподалеку в супермаркете “Wegmans”. Если со стрелками на циферблате всё было понятно, то эволюция мобильного за последние шесть лет просто поражала. Он попросил официанта поставить его на зарядку и, проведя пальцем по сапфировому стеклу хронометра, отметил, что до расчетного времени начала представления оставалось каких– то пятнадцать минут. Своё место в партере Кейт уже занял, ожидая выхода актеров.

Это был не сон, это было забытье. Олсон ощущала себя в каком-то другом, неизвестном ей доселе мире. Она, то видела себя со стороны, то наоборот наблюдала за другими. Это напоминало, согласно американскому нейрофизиологу Натаниэлю Клейтману, пятую, заключительную стадию сна, называемую быстрой или парадоксальной, с единственной только разницей. Он утверждал, опираясь на данные электроэнцефалограмм отражающие активность мозга, что эта фаза продолжается 10 -15 минут, тогда, как у неё она длилась более двух часов. За всё это время, лишь только на считанные секунды останавливалось быстрое движение глазных яблок под сомкнутыми веками Джессики.

– Заключенный Стеблин! На выход, – окрик охранника привычно смешанный со звоном ключей заставил выйти её из состояния полудрёма. Она продолжала лежать и даже не пошевелилась, только открыв глаза под страницами открытого томика на лице.

– Стеблин, у нас проблемы со слухом?! Или мне помочь? – он резко распахнул до конца дверь, сделал два быстрых шага в камеру, и книга, резко взмыв верх, уже стремительно летела на неприятную встречу с противоположной стеной.

Тюремщик вдохнул воздуха и приоткрыл рот для очередной порции гневного крика, как тут же эту мимолетную паузу заполнил тихий женский голос:

– Вы ошиблись. Я не заключенный Стеблин. Меня зовут Джессика Олсон.

Лицо охранника передернулось, и от неожиданности тело отступило на шаг назад, а рука рефлекторно в таких ситуациях, отработанным движением схватила пристегнутую на груди рацию. Уставившись непонимающим взглядом на Джессику, он, с чрезмерной силой нажал кнопку связи, опустил голову и, пытаясь сохранить спокойствие, размеренно сказал в микрофон:

– Центральный пульт. Тревога. У нас побег.

Надзиратель только успел произнести последнюю букву, как все здания и внутренние дворики тюрьмы взорвались оглушительным ревом сирены, заставив поспешно взмыть в небо местных птиц.

Роберт снова посмотрел на часы и ухмыльнулся. Расчёт был точным до минуты. Городок наполнился, с первого взгляда, хаотичным движением полицейских машин, которые словно охотничьи псы, чувствовали запах, но не могли найти источник из-за постоянно меняющегося ветра, сновали по всем улочкам. Кейт не хотел забивать голову догадками, как братья провернули это дело, хотя понимал, что это связано со свиданием, и решил, что завтра в газетах или сегодня в вечерних новостях будут известны все подробности побега, поэтому ничего не мешает задержаться в Оберне ещё на денёк. При этом совсем недалеко он уже приметил отель с четырьмя звездами под названием “Holiday Inn Auburn-Finger Lakes Region”.

Дежурная суета, наполнившая центр города, вызвала у Роберта неподдельное веселье своей бесполезностью. Он опять вскинул руку с часами и усмехнулся, судя по направлению, куда двигались Стеблины, они уже в Канаде.

Белоснежная постель гостиничного номера, после тюремной койки, вызывала неудобства своей мягкостью мешая уснуть, создавая ощущение провалившегося тела в неприятную полужидкую субстанцию, напоминавшую кисель. Местное телевидение обошлось только констатацией факта побега, не вдаваясь в подробности, и призывом о помощи в поимке преступника. Было ещё парочку коротких интервью с дешёвыми экспертами, рассчитанных на обывателя, и пока Кейт бессмысленно смотрел телевизор, непрерывно переключая каналы, пытаясь убежать от рекламы, Айван уставился в лежащие под ним пенистым ковром облака за иллюминатором самолета, не переставая думать о Джессике. Теперь он точно знал только одну вещь в своей жизни – она останется в его душе навсегда и никакие силы, обстоятельства, люди не смогут заставить её забыть.

Эпилог


На улицах, в домах и кафе о вчерашнем побеге не говорил только немой. Для такого спокойного, с размеренным укладом городка, это событие было не менее будоражащим, как если бы домашняя бейсбольная команда “Auburn Doubledays” стал чемпионом Мировой серии. Журналистам единственной местной газеты “Citizen” не составило большого труда узнать обо всех подробностях произошедших вчера событий – чей-нибудь родственник или хороший знакомый обязательно был связан какой-либо стороной с исправительным учреждением. И уже в утреннем номере со ссылкой на достоверный источник была опубликована статья на весь лист под броским название “Копия”.

Роберт посетил уже знакомый ему итальянский ресторан и, расположившись за вчерашнем столиком заказал легкий завтрак с чашечкой кофе, непринужденно, как казалось со стороны, просматривая публикацию о побеге. Само больше его задело только одно, это заголовок. В голове сразу пробежала надпись на конверте с кредитной карточкой, врученным ему незнакомым стариком. И снова слово “копия”. Слишком часто эта комбинация букв попала ему на глаза за последние 24 часа.

Репортеры неплохо поработали за прошедшую ночь. Им удалось найти интервью в номере “Вечернего Сиракьюс” с Джессикой Олсон около восьми месяцев назад и поместить выдержки из него, благодаря чему открывалась логика её поступка. Естественно о деньгах здесь не было и слова, всё сводилось к тому, что неизлечимо больная жена пожертвовала собой, тяжело нарушив закон ради свободы мужа. И только Кейт не принимал этот вывод, зная братьев Стеблиных, он не сомневался не на йоту, что здесь обязательно присутствовала тонкая психологическая игра людскими душами, высокооплачиваемая для всех её участников.

Единственное, о чем не догадывался Роберт, так это то, что за четыреста ярдов от него на юг в городском департаменте полиции именно в эти минуты начался допрос. Следователь умело своим монологом и интонацией подавлял внутренние силы Джессики, по кусочку лишая остатков уверенности, скрыто заставляя проявить слабость. В какой-то момент ей хотелось расплакаться и рассказать всё от начала до конца, избавившись от этого, как оказалось, очень тяжкого груза. Она, уставившись в одну точку, сидела с опущенной головой, а разум, как тогда в тюрьме Нью-Йорка, снова застлала пелена, из которой звоном огромного колокола стучали в висках слова полицейского о чистосердечном признании в унисон с дрожью на кончиках пальцев. Ей хотелось потерять сознание и больше никогда не возвращаться в него, настолько это было невыносимо трудно. Серая мгла в голове начала кружиться всё быстрее и быстрее, порождая сплошной мерзкий шум, как будто миллионы пчел ринулись в свою безжалостную атаку. Казалось, что черепная коробка из последних сил выдерживает создавшееся внутри давление и вот-вот разлетится на маленькие кусочки, покончив с этим навсегда. Джессика не слышала, как за спиной открылась дверь в кабинет и в него вошли двое мужчин, но раздавшийся уверенный голос, словно факел, в одну секунду разогнал в голове сливающийся от бешеной скорости в сплошную стену туман и резко остановил гул.

– Добрый день, офицер. Меня зовут Джеффри Родман. Я личный адвокат миссис Олсон. Рядом со мной её лечащий врач мистер Рональд Рединг, – он подошел к столу и положил папку с бумагами. – Здесь все требуемые документы, а также постановление федерального прокурора Северного округа штата Нью-Йорк о переводе моей подопечной в Сиракьюс. Прошу Вас ознакомиться.

Джеффри повернулся к Джессике, и она уже не смогла сдержаться. Накопившаяся влага в глазах вышла из берегов и ведомая огромными каплями устремилась вниз по лицу солёным потоком. Доктор Рединг, стоявший всё это время у двери, метнулся к ней и, взяв её за кисть, присел рядом на корточки. Мраморный цвет холодной влажной кожи не говорил ничего хорошего.

– Я извиняюсь, джентльмены, но моей пациентки срочно требуется госпитализация. У неё шок, вызванный нервно – кинетическими расстройствами. Последствия могут быть необратимыми. Ей требуется срочное медицинское вмешательство. Я вызываю неотложку.

Ни слова возражений не прозвучало от офицера, который ещё раз повертел в руке постановление прокурора. “ Так будет даже лучше, пусть занимаются этим делом федералы”, – складывая бумаги обратно в папку, подумал он, произнеся вслух:

– Сейчас я выдам сопровождение.

Джеффри Родман не зря слыл человеком решающим, если не все, то подавляющее большинство проблем. Уже вечером Джессика лежала в больничной палате родного Сиракьюс под охраной одного полицейского, который, сидя на неудобном стуле у входной двери в коридоре с небольшим успехом боролся со сном. Она уже отошла от действий снотворного и не верила своим глазам. Рядом с кроватью сидела Линда, держа её руку в своих ладонях, а за спиной дочки молчаливо стояла Мэри Холт, в чьём взгляде читалось нескрываемое восхищение и уважение.

– Мамочка, спасибо. Я всё знаю. Ты сделала это ради меня. Я люблю тебя и буду с тобой до конца, – положив голову на грудь, сквозь слёзы прошептала она. – Мистер Родман сказал, что ты останешься здесь, и тебя никуда не заберут. Каждый день, слышишь, мама, каждый день я буду здесь с утра до вечера.

В палату вошёл доктор Рединг и голосом, не терпящем никаких возражений, но с чувством понимания, прямо с порога произнёс:

– Завтра будет много времени поговорить, а сейчас необходим покой. Разрешите мне заняться своими обязанностями.

На следующее утро, только успев вымыть лицо, Джессика с удивлением смотрела, как под руководством адвоката в палату внесли просто огромный букет желтых лилий и несколько ваз. Курьер из цветочного магазина со знанием дела начал расставлять доставку, и помещение вскоре наполнилось густым бальзамическим ароматом.

– Это мои любимые. Большое спасибо. Откуда ты узнал?

– Предельно просто. Линда вчера сказала, когда вышла от тебя, – он улыбнулся и через небольшую паузу, добавил. – Это всё от него.

– У них получилось?

– Да, не знаю точно, но мне кажется, они уже очень далеко. Кстати, я позвонил Билли Сандерсу и сказал, что ты здесь.

– Хорошо, я его тоже хочу очень увидеть.

Ей оставалось, как ответил доктор Рединг на немой вопрос Джеффри, беседуя в его кабинете, не более трёх месяцев, да и сама Джессика чувствовала, что находиться в этом мире осталось совсем немного. Каждый день она была окружена родными людьми, и этого хватало с лихвой. Адвокат Родман лишил “приятной” процедуры допроса, ссылаясь на тяжелое состояние подзащитной и время разделилось на две части. Первая, как дни после Рождества, постоянно немного удлинялась. Это был сон (количество наркотических препаратов в её организме увеличивалось, отправляя в нокдаун боль, которая снова, всё сильнее, поднимала голову) и вторая, когда она расслабленно общалась с кем-нибудь из близких ей людей. Джессика уже привыкла, что каждое утро, проснувшись, палату наполнял запах свежих цветов, напоминая ей об Айване. Она с улыбкой вспоминала печально-серьёзное лицо Билли, который с наигранной угрюмостью рассказывал ей, что решил выкупить этот дом и отказаться от кругосветного круиза, потому что не сможет оставить большеглазое вислоухое чудо в каком-то собачьем отеле с чужими псинами на целых четыре месяца. Не без гордости, слушала рассказы Мэри Холт о внушительных успехах Линды в изучении врачебных наук и о том, что дочка с такими знаниями спокойно могла уже учиться на третьем курсе медицинского колледжа.

Имя Джессики Олсон снова звучало в разговорах по всему Сиракьюс, но лишь несколько человек знали, как произошло всё на самом деле. И только один не из посвященных выстроил всю схему правильно, загадкой осталась сумма денег, но это не имело для него абсолютно никакого значения. Это был Кейт.

На следующий день после побега, там, в итальянском ресторане он решил, что надо обязательно посетить Сиракьюс. Произошедшие события, чьим невольным свидетелем пришлось стать, не давали ему покоя своей незавершенностью, словно увиденная только предпоследняя серия детективного минисериала. Желание узнать всю историю и отсутствие планов на ближайшее время привели Роберта на побережье озера Онондага. Он даже не догадывался, что номер, который снял в отеле, только вчера утром покинул Влад Стеблин, и именно на этом столе была сделана та самая надпись про копию. Также, на берегу, он прятался от солнца в беседке, не подозревая, что здесь, под этой деревянной крышей состоялась первая встреча и разговор между Джессикой Олсон и братом Айвана. Кейт начал привыкать к этому городу. По сравнению с Нью-Йорком, здесь не ощущалось тяжесть и давление железобетонной архитектуры. Наоборот, старые здания прошлого и позапрошлого века в центре Сиракьюса, особенно, на площади Клинтона, располагали поднять глаза верх, не давая не малейшего повода на головокружение, в отличие от небоскребов Манхэттена, когда гонимые над ними ветром облака создавали впечатление падения этих колоссов, заставляя опустить взгляд и смотреть только себе под ноги.

Всё чаще приходила мысль, чтобы остаться здесь. Слишком мало хороших воспоминаний, а точнее, совсем ничтожное количество, связывало Роберта с родным городом, и уже через неделю он снял квартиру, откуда сделал лишь один звонок в Нью-Йорк своему агенту по недвижимости, чтобы договориться о встрече. Поездка туда и обратно заняла больше времени, чем решение нужных вопросов. Он заключил договор о выставление своего дома на продажу и перевел на новый счет деньги, накопившиеся с аренды за эти годы. Слова Айвана о его, мягко сказать, неблагодарном отношении к дяде, сказанные несколько дней назад, всплыли, только за окнами автобуса появился пригород Нью-Йорка и после оформления документов, Кейт направился в район, где прошло детство после смерти родителей. Создать карточку на предъявителя и положить на неё 200 тысяч долларов не заняло много времени. Он, любуясь, посмотрел на новые часы, и если ничего не изменилось за эти годы, то вскоре дядя должен был приехать домой на ланч. Нет, ничего не изменилось. Только пройденный пятидесятилетний рубеж давал о себе знать. Брат отца заметно осунулся, и со стороны казалось, что даже закрыть водительскую дверь старенького японского седана заставляло потратить силы. Кейт достал конверт с карточкой и ещё раз посмотрел на подпись, сделанную им полчаса назад в банке: “Спасибо за всё, что ты для меня делал. Бобби”. Он подошёл к почтовому ящику около дома и бросил его, затем, не оглядываясь, быстрой походкой направился в сторону автовокзала. Это был последний поворот ключа в замочной скважине двери, закрывающей для него Нью-Йорк.

О Джессике Олсон Роберт уже знал практически всё, отсеивая явно выдуманные слухи и оставляя лишь проверенную информацию. Он даже специально, во время прогулок для лучшего знакомства с Сиракьюс, несколько раз проходил мимо больницы, как бы невзначай бросая взгляд на окна палат, в надежде увидеть её. Одно дело фотографии из газет, и совсем другое вживую. Кейт сильно чувствовал связь между ними, о которой знал только он и причиной этому был Влад Стеблин. Они оба попали под его влияние, в разное время, в разных ситуациях и он, узнав слабые места, выжал из них больше, чем максимум. Кто-то называет таких людей приспешниками дьявола, кто-то менее экспрессивный, страшным человеком, для Роберта же это был просто незаурядный мозг, который смело можно выставлять на дорогой аукцион эксклюзивных вещей.

Джессика умерла во сне, даже не успев проснуться от последнего судорожного глотка воздуха. В эту ночь не спала только Линда. Она всё поняла, когда вечером выходила из палаты и у двери, оглянувшись напоследок, взглянула на маму. В её глазах угас тот маленький огонёк, там уже не было жизни, было только прощание и любовь. А утром, открыв двери Мэри Холт и опустив голову, она тихо произнесла:

– Я всё знаю.

На следующий день после похорон, Роберт пришел к могиле и молча, бессмысленно перечитывая надпись на камне, стоял, задумавшись о том, какой все-таки сильной личностью была эта женщина Джессика Олсон. Он не обратил внимания на шаги сзади, лишь только юношеский девичий тихий голос отвлёк его:

– Вы знали мою маму?

– И да, и нет, – медленно проговорил Кейт и, развернувшись, посмотрел в глаза Линды, а через секунды сделав шаг собираясь уйти, приглушенным голосом добавил, – гордись её.


– В оформлении обложки использована фотография https://www.shutterstock.com/image-photo/pawn-pieces-on-chessboard-reflection-mirror-


Оглавление

  • Глава 1. Последний отсчет. Десять дней
  • Глава 2. Девять дней
  • Глава 3. Джессика
  • Глава 4. Восемь дней
  • Глава 5. Семь дней
  • Глава 6. “Шоу” начинается
  • Глава 7. Шесть дней или пятая серия
  • Глава 8. Влад Стеблин
  • Глава 9. Пять дней
  • Глава 10. Старина Билли
  • Глава 11. Четыре дня
  • Глава 12. Учитель
  • Глава 13. Три дня или возвращение домой
  • Глава 14. Свидание
  • Глава 15. Два дня
  • Глава 16. Финишная прямая
  • Глава 17. Последний день
  • Глава 18. День Х
  • Эпилог