КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Агентство ТЕРРА [Ларри Мэддок] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Ларри МЭДДОК АГЕНТСТВО ТЕРРА



ОПЕРАЦИЯ «ЛЕТАЮЩАЯ ТАРЕЛКА»

Глава 1 04:34:30

Соробин Кимбалл закончил свой отчет и перемотал магнитную ленту.

— Это должно как-то подействовать, — сказал он, обращаясь к маленькой обезьянке, которая, свернувшись калачиком, сидела в кресле в противоположном углу комнаты. Обезьянка согласно кивнула, выпучив глаза по-совиному.

— Сегодня ты что-то не очень разговорчива, — заметил Кимбалл.

Обезьянка пожала плечами. Кимбалл настроил аппарат, установил скорость воспроизведения в десять раз быстрее скорости записи и включил передающее устройство. Передача займет две минуты и двадцать три секунды, слишком близко к допускаемому максимуму. Однако у него масса материала для сообщения.

Впервые за двадцать лет ему пришлось включить передатчик, чтобы дать знать о себе, более чем на шесть или восемь секунд. Он понимал, чем это ему грозило. Если за ним охотится Империя или, более конкретно, отдел Дрофокса Джоргола — люди совершенно безжалостные, — одной минуты для них будет достаточно, чтобы засечь его местонахождение. Было бы намного безопаснее разбить отчет на шесть или семь фрагментов и передать с помощью луча каждый из них в Центр ТЕРРЫ. Однако на это у него не было времени.

Они с Гларрком обсудили вопрос и решили рискнуть. Вполне возможно, что мальчики Джоргола проспят или никого не окажется достаточно близко для их обнаружения. Это был рассчитанный риск, на который они шли сознательно.

Кимбалл установил таймер. С учетом вращения Земли, плотности его сигнала и расстояния до точки назначения, передача для Центра должна была пойти в промежутке от 04:32:20 до 04:34:53. Он посмотрел на часы — 02:17.

Не торопясь — потому что Соробин Кимбалл не из тех, кто торопится и волнуется, — он подошел к буфету и соорудил сандвич из хлеба, арахисового масла, болонской колбасы, салата-латука и кетчупа.

— Можешь подкрепиться и ты, — сказал он своей напарнице, — делать-то нам пока что нечего.

Обезьянка стремглав пересекла комнату, схватила кусок болонской колбасы и завернула в него хлеб. Они молча принялись за еду. Нужды в разговорах не было.

В 04:32:07 заработал огромный передающий генератор, его высокотональное гудение быстро перешло в жалобный вой, который затем исчез за пределами зоны слышимости.

В 04:32:20 начали вращаться катушки с лентой. Передача началась. Кимбалл выключил свет и, оставив дверь открытой, вышел наружу. Автоматические детекторы, которые окружали небольшой фермерский домик, обнаружат деятельность Империи, прежде чем он сможет что-либо увидеть, но он тем не менее смотрел в темноту.

В 04:32:42 в южной части неба появилась яркая светящаяся точка, которая направлялась прямо к нему с огромной скоростью. Она достигла его ровно за 14 секунд. Хотя Кимбалл и знал, что это бесполезно, он выхватил свой пистолет и выстрелил по снижающемуся аппарату.

Почти тут же у него закружилась голова. Шатаясь, он возвратился в дом, включил свет и устремился к перематывающимся катушкам. Четыре выстрела вывели из строя передатчик, подняв в воздух конфетти изорванной в клочья ленты. Обезьянка прыгнула ему на голову и вонзила свои острые зубы в его левое ухо. Кимбалл оторвал зверька и выстрелил в него, когда тот помчался в поисках защиты за софу. Три выстрела вдогонку проделали в кушетке огромные дыры. Генератор замедлил ход, его жалобный вой стал слышен.

Внезапно дверь распахнулась и появившийся в ее проеме мужчина в плотно облегающем тело черном комбинезоне направил на Кимбалла серебряную трубку. Кимбалл с рычанием быстро повернулся к врагу, но оказалось, что недостаточно быстро. Луч ярко-оранжевого света на долю секунды залил его тело пламенем и отпечатал его тень на стене, прежде чем Соробин Кимбалл превратился в пар.

Агент Империи в черном спрятал оружие в кобуру и отправился к аппарату, который повис в футе над землей и в шести метрах от двери.

В 04:35:14 аппарат на воздушной подушке поднялся в небо Канзаса.

А в фермерском домике дрожащая обезьянка съежилась над крошечной трещиной в полу за разгромленной кушеткой. Постепенно ее тело стало терять свои очертания, принимать газообразное состояние и буквально просачиваться в трещину. От Соро-бина Кимбалла остался только силуэт, отпечатавшийся на стене.

Глава 2 ВОТ ТАК ЗАДАНИЕ!

Земля показалась Ганнибалу Форчуну несколько иной, чем почти двести лет назад, когда он видел ее в последний раз. Это было во времена Наполеона. Тогда Форчун успешно выполнял задачу продвинуть корсиканского капрала в императоры Франции. «Ах, — вздохнул Форчун, — вот были времена: шампанское, балы, поединки, темпераментные девочки с массой талантов. Интересно, проводил ли еще кто из их потомков время так интересно?»

Рассуждения о романтических наклонностях женской части населения Земли не входили в его служебные обязанности, однако не думать о женщинах Ганнибал Форчун не мог даже и в более бедственном положении. Частично это объяснялось его привычным вниманием к любой детали, возможно даже, благодаря этому он считался одним из полудюжины лучших оперативников «Агентства Реструктуризации и Ремонта Темпоральной Энтропии» (ТЕРРА). Каким-то образом это способствовало и фантастической профессиональной сноровке Форчуна выхватывать победу из золы поражения, что позволило ему заработать желанную лицензию на вмешательство, потому что при реструктуризации линии времени то, что казалось случайным, часто может превратиться в решающую поворотную точку.

Красивый добродушный агент никогда не был пешкой и к нему обращались из разных эшелонов Агентства не меньше как к слону или к ладье в хитроумной шахматной игре между Федерацией и Империей. Тот простой факт, что именно Ганнибалу Форчуну, а не какому-то другому агенту, было поручено разузнать, что случилось с Соробином Кимбаллом, говорил о важности этого задания. Облет Семи Планет был прерван чрезвычайной ситуацией, и Ганнибал сразу вспомнил о земных женщинах и, может быть, не случайно. Тем не менее он не позволял этим мыслям мешать делу, непосредственно им выполняемому, а дело заключалось в маскировке транспортного средства, с помощью которого он и его напарник Уэбли добрались через время и пространство до этой планеты.

Машина имела обтекаемую форму и была напичкана огромным количеством разной аппаратуры, включая и дистанционное управление, которое выглядело точно как земные наручные часы середины XX века. Это была супермашина времени.

Форчун нажимал большим пальцем кнопку управления на «часах». Транспорт исчез из виду, временно переместившись в будущее. Эта часть операции была легкой, как нажатие на кнопку машины. Возвращение же машины было намного сложней. Оно могло даже уничтожить самого Ганнибала, если он допустит ошибку. Механики особенно подчеркивали этот момент с тем видом превосходства, с которым они относились к оперативникам.

— Умно, а? — громко спросил Форчун. — Не перестаю удивляться.

— Да, — прошипел в трех дюймах от его уха скучающий голос Уэбли. — Когда-нибудь машины совсем нас заменят.

— Готов к началу охоты?

В ответ Уэбли превратился в компактный шар, изящно опиравшийся псевдощупальцами о шею Форчуна. Ганнибал поневоле пригнулся, потому что его напарник весил около семи килограммов. У симбионта превращение в большую птицу заняло всего лишь несколько секунд. Спустя мгновение Уэбли, не попрощавшись даже, исчез в ночи. Это была одна из его любимых форм, вполне подходящая для разведки.

Форчун был ограничен своей человеческой оболочкой. Он не мог ни плавать на огромных глубинах, ни летать, ни бесшумно двигаться, превращаясь в кого угодно, не владел, как его напарник, телепатией. Однако его досье в ТЕРРЕ не оставляло никаких сомнений, что если кто-нибудь и смог бы узнать, что случилось с Соробином Кимбалл ом, то лишь Ганнибал Форчун. Он огляделся, увидел пенек и уселся на него в ожидании.


Борьба между Империей и ТЕРРОЙ представляла собой бесконечную шахматную игру с миллиардами пешек, которые и не знали, и не хотели знать, как это водится у пешек, кто их настоящие противники и кто настоящие руководители, и которые ни за что не смогли бы оценить приз, который ожидал победителя, — приз ценой в шестьсот лет будущего сорока семи обитаемых планетных систем в одной галактике. Какой человек на Земле смог бы представить себе битву, охватывающую сорок семь солнечных систем? Какой земной полководец мог вообразить себе, что покорение множества планет с огромным населением может зависеть от маленькой стычки на его собственной крошечной планете? Никакой землянин не мог этого ни представить, ни вообразить. Ведь земляне не могут разобраться даже в самих себе. Эта война не всегда была понятна даже Форчуну. Большинству агентов ТЕРРЫ приходилось довольствоваться собственными догадками о принципах глобальной политики и беспрекословно повиноваться решениям, выдаваемым главным компьютером Галактической Федерации. Только горсть таких, как Ганнибал Форчун, получила лицензию на вмешательство.

Соробин Кимбалл не был членом этой группы избранных. Его последнее сообщение Центру ТЕРРЫ касалось вмешательства Империи в нынешнюю войну на Земле и обнаружения им агента Империи в Военно-воздушных силах США. Вместе с его прежним рапортом о концентрации летательных аппаратов — глайдеров Империи, называемых аборигенами почему-то «летающие тарелки», оно подсказало Центру дать новое задание Форчуну. Инопланетные глайдеры летали в атмосфере Земли уже несколько десятилетий, однако никогда прежде их не было так много. Задача Кимбалла заключалась в скрытном слежении за ними. Теперь вот и он, и его симбионт Гларрк, кажется, исчезли. По земному времени последнее сообщение Кимбалла было передано полчаса назад, а Центру понадобилось для подготовки экспедиции Форчуна две недели. Пришлось сжимать, а потом растягивать время, чтобы Ганнибал и его напарник могли следовать по свежим следам, — то есть делать то, чем сейчас и занимался Уэбли.

Через десять минут Уэбли возвратился, сложив крылья. Он мягко опустился на плечо Форчуна и сразу же перетек, в свою обычную шарообразную форму.

— В полумиле к востоку, — сообщил симбионт, — я почувствовал чье-то присутствие. Полагаю, это Гларрк, но не уверен. Однако следов Империи в этой зоне не заметно.

Форчун поднялся и пошел, взяв курс на восток и продолжая беседовать с Уэбли:

— Почему ты не уверен, что это Гларрк? А ты входил с ним в телепатический контакт?

— Входил, но он не реагировал. Присутствие его ощущалось очень слабо.

Ганнибал похлопал себя по карманам, еще раз проверяя свое снаряжение. Костюм был сшит по моде 1966 года, с двумя пуговицами на пиджаке, со средними отворотами и сидел как влитой на его фигуре ростом метр восемьдесят. Единственным отличием этой одежды от обычной земной была нераз-рушаемость, разрезать ткань можно было только лазерным лучом. Под пиджаком в удобной кобуре был спрятан небольшой плоский пистолет, заряда которого хватало на триста выстрелов. Пистолет являлся новейшей моделью. Форчун долго тренировался в стрельбе из него и теперь владел оружием отменно.

В наружном кармане разместился с виду обычный, тускло поблескивающий портсигар. Но сигареты, лежавшие в нем, курить было нельзя. Одна из них была взрывчаткой, другая вырабатывала особый газ, вызывающий у людей несколько минут острейшего страха, а в третьей находилась крошечная рация небольшого радиуса действия, но очень эффективная. Еще одна сигарета имела устройство, стреляющее микрошприцами с веществом паралитического действия с достаточной точностью на расстоянии в двадцать метров. Иглы могли поразить человека даже в толстой зимней одежде. Конструкторам этой хитрой игрушки ТЕРРА выдала большую премию.

В ремне Форчуна был замаскирован прочный стальной кинжал, который можно было использовать в случае необходимости как инструмент для взлома. Завершала же этот компактный арсенал дорогая на вид позолоченная зажигалка, от пламени которой можно было прикуривать, но можно было и превратить ее в довольно мощную газорезку. Не зная точно, с какими опасностями Ганнибалу придется встретиться, ТЕРРА хорошо оснастила его для действий в самых различных ситуациях. Форчун, как опытный агент, предъявлял главное требование к оборудованию такого рода — компактность, — и это требование старались выполнять.

Ганнибал Форчун работал на ТЕРРУ почти с ее основания. В одном измерении ТЕРРА была еще молодой организацией, созданной в результате секретного голосования Совета Безопасности Галактической Федерации в 2558 году. Сейчас по базовому времени шел 2572 год, откуда следовало, что ТЕРРЕ всего четырнадцать лет. Из этих четырнадцати лет Форчун состоял в ней двенадцать. Первых курсантов, в том числе и Форчуна, отобрали среди отлично и хорошо успевающих студентов-историков всех сорока семи планет — членов Галактической Федерации. Для набора ТЕРРА использовала наиболее соблазнительную из всех подходящих приманок: возможность пожить в любимом отрезке истории, увидеть все, что там происходило, собственными глазами. Форчуну было известно, что в 2548 году была изобретена машина времени и что к 2554 году Галактическая Федерация объявила ее секретной. Он никогда не слышал о Грегоре Малике и зловещей организации под названием «Империя», пока ТЕРРА не завербовала его в свои ряды. Но теперь, благодаря секретному временному кораблю, который ученые ТЕРРЫ постоянно совершенствовали, он приобрел уже шестидесятилетний опыт борьбы с Империей. Агент ухмыльнулся. Неплохой результат двенадцатилетней службы.

ТЕРРА сделала за эти четырнадцать лет войны довольно много, рассеяв по сорока семи планетам и по сорока двум столетиям прошлого несколько десятков тысяч высококвалифицированных агентов-разведчиков. Это были щупальца спрута, а голова состояла из десятков тысяч администраторов, техников и лиц духовного звания на огромной искусственной планете в самом центре галактики, на которой размещался Центр ТЕРРЫ. И вся эта гигантская спрутообразная организация была вызвана к жизни для защиты вселенной от наглых амбиций одного человека, Грегора Малика, тирана планеты Бориус, и его четырнадцати главных клевретов.

Базой Соробина Кимбалла был скромный фермерский домик в центральной части Канзаса, в котором агент под видом писателя-романиста и независимого репортера нескольких журналов собирал сведения о Земле и деятельности Империи Малика на ней. Обычное с виду фермерское хозяйство было так же обманчиво, как и личное снаряжение Форчуна. Над долиной возвышалась большая ветряная мельница, представляющая собой комплекс антенн, способных посылать подпространственные сигналы в центр галактики. Простой, кажется, насос вырабатывал для передатчика 4000 кВт энергии. А управлялась эта аппаратура для сверхдальней космической связи при помощи также не вызывающих подозрений старомодного радиоприемника и магнитофона. Короткие, в несколько секунд, сеансы связи Кимбалла, конечно, вызывали сильные помехи и мигание телевизоров на восемьдесят километров вокруг, но это могло объясняться обычными магнитными бурями и грозами. Однако последняя длительная передача позволила Империи засечь передатчик Кимбалла. Ее агент вывел из строя и базу ТЕРРЫ, и самого Кимбалла.

Ганнибал Форчун осторожно подошел к фермерскому домику и отключил охранную сигнализацию, установленную вокруг него. Симбионт слегка вздрагивал, занимаясь телепатическим осмотром окрестностей. Его напарник был тоже напряжен.

— Ну как? — спросил Форчун.

— Присутствие очень слабое. И непонятное.

Форчун извлек из кармана небольшой прибор и включил его. Стрелка на шкале дважды дрогнула.

— Некоторые датчики тревоги еще работают.

— Могу полететь вперед и вырубить их.

— Не нужно, если только ты уверен, что там, кроме Гларрка, нет больше никого.

— Уверен.

Форчун и симбионт бесшумно проскользнули во двор фермы. Возле дома стоял небольшой приземистый автомобиль красивой обтекаемой формы. Даже в темноте агент легко определил, что это земная машина, причем дорогая и приспособленная для скоростной езды. На капоте была прикреплена фигурка хищника и серебряные буквы: «Ягуар». Форчун знал, что люди использовали в нем двигатель внутреннего сгорания, основной вид двигателей транспортных средств этого века. Если этот автомобиль принадлежал Кимбаллу, то агент жил довольно хорошо для своего времени. Форчун ухмыльнулся: агенты ТЕРРЫ славились стремлением к роскоши в своих командировках. Убедившись, что в автомобиле никого нет, ночные гости обошли его и направились к задней стороне дома.

Из открытой двери черного хода падал свет, но до их ушей не доносилось никаких звуков. Форчун подошел к окну и, бросив взгляд внутрь, увидел картину разрушения. Ему был виден разбитый вдребезги магнитофон и один угол поломанной кушетки. Уэбли вытянул псевдощупальце и просунул его под закрытую оконную раму, как полоску ожившего целлофана. В комнате на конце щупальца образовался глаз и тщательно осмотрел все помещение. Затем глаз исчез и псевдощупальце возвратилось.

— Никого нет, — сообщил Уэбли.

Они вернулись к открытой двери и вошли внутрь. Теперь только Форчун увидел на стене свидетельство происшествия: силуэт испепеленного Кимбалла. Присмотревшись повнимательнее, он нашел еще одно свидетельство: все в помещении было покрыто тонким слоем пыли — тем, что осталось от Соробина Кимбалла. Такая судьба могла ждать любого агента.

Немало видевший, хорошо тренированный Форчун с трудом проглотил комок, подступивший к горлу. Он провел пальцем по крышке стола, в пыли остался след.

— Даже мертвый он работает на нас.

— Как это? — спросил Уэбли.

— Его прах везде, и он не тронут. Доказывает, что до нас здесь никого не было. Нам придется работать быстро, потому что, насколько я знаю Империю, они вернутся.

— Ты думаешь, что они просто убили его и ушли, ни к чему не прикасаясь? — Симбионт взобрался на левое плечо своего напарника.

— Ясное дело. Они прибыли сюда на глайдере — им пришлось поторопиться, чтобы не дать Кимбаллу закончить передачу. Недостаток глайдеров Империи в том, что они строго трехмерны. Здесь хоть и не город, но тем не менее вокруг живут люди, которые могут поднять тревогу, завидев хотя бы один такой аппарат. Для возвращения наши друзья воспользуются более привычным средством передвижения. Поищи Гларрка, пока я определю вещи, которые не должны попасть в руки Империи.

Уэбли спустился с плеча Форчуна и, приняв вид пушистого серого кота с вертикально торчащим хвостом, начал крадучись обследовать комнату. Ганнибал, обратил внимание на стол, на котором находилась пишущая машинка и разбросанные в беспорядке бумаги, по большей части рукописи, все покрытые тонким слоем праха Кимбалла. Поверхностный осмотр показал, что основная их часть представляет собой зашифрованные записи, совпадавшие с тем отрывком передачи Кимбалла, которую Форчун прослушал в Центре ТЕРРЫ. Он подозревал, что большая часть записей относилась к такому виду документации, которая без живого Кимбалла для ее расшифровки была почти бесполезной.

Среди отпечатанного материала он обнаружил вырезку из газеты двухдневной давности. В ней была помещена фотография красивой девушки с огромным котом на руках. Автор статьи, как обычно, порезвился в работе над темой:

НАБЛЮДАВШАЯ ЗА ЛЕТАЮЩЕЙ ТАРЕЛКОЙ УТВЕРЖДАЕТ, ЧТО КОСМИЧЕСКИЙ КОРАБЛЬ ПРОЧЕН КАК СТАЛЬ.

ВОЕННО-ВОЗДУШНЫЕ СИЛЫ ВСЕ ЕЩЕ ПО УШИ В…

ИСТОРИИ С БОЛОТНЫМ ГАЗОМ.

Мисс Мэрилин Мостли, 20 лет, заявляет, что во время поиска своего кота по кличке Казанова вчера вечером она встретилась с НЛО. Космический корабль, который, по ее утверждению, имел «четко выраженную форму тарелки», имел высоту около двух метров и в поперечнике шесть метров. Он приземлился на поле недалеко от дома мисс Мостли. Она говорит, что найденный ею кот ходил по крыше аппарата с хозяйским видом. Мисс Мостли объяснила: «Он полагает, что ему принадлежит все». Она оперлась о выступ странного транспортного средства, пытаясь убедить кота спуститься к ней. На ощупь оно было теплое и «твердое как сталь».

Кот, говорит она, спрыгнул на другую сторону и играл с ней в догонялки почти полкилометра, прежде чем ей удалось поймать его. Оглянувшись назад, она увидела, как загадочный объект медленно поднялся в воздух на высоту примерно тридцати метров, а затем на огромной скорости унесся прочь.

Мисс Мостли сообщила об этом событии сегодня утром. Военно-воздушные силы сначала от комментариев отказались, а спустя несколько часов выступили с заявлением, что в это время года многие люди, принимающие по ошибке тлеющие болотные газы за твердые предметы, якобы видят НЛО.

Это якобы третий случай обнаружения так называемой «тарелки» в центральной части штата Канзас менее чем за одну неделю. Недавно поступили сообщения о неопознанных летающих объектах из штатов Мичиган, Вермонт, Массачусетс и Аризона.

Представитель ВВС заявил, что историю мисс Мостли, возможно, проверит группа специалистов по расследованиям.

Мисс Мостли живет одна в восточной части Фолл-вуда, в доме № 1115 по улице Ист-Томас.

Ганнибал сложил вырезку из газеты и положил себе в карман. Империя, размышлял он, становится небрежной — как иначе объяснить столь частую демонстрацию своих глайдеров. В любом случае Форчун понимал, что история девушки заслуживает тщательного исследования. Она, во всяком случае, заинтересовала Кимбалла, хотя погибший агент о ней в своей передаче — по крайней мере, в первой ее части — и не упоминал.

Кимбалл приспособил кухню под свой рабочий кабинет, исходя, очевидно, из убеждения, что работа мужчины не должна быть слишком удалена от еды. Два буфета и холодильник были до отказа набиты продуктами, имелся хороший запас кухонной посуды. Соробин Кимбалл, очевидно, был гурманом и искусным кулинаром. Форчун пожалел, что лишь один раз встречался с ним и ему не представилась возможность хорошо познакомиться с этим человеком. Кроме страсти к истории, незамужним женщинам и головоломным приключениям, в перечне жизненных приоритетов Ганнибала отличная пища занимала довольно высокое место.

Другие комнаты домика также открыли многое о его бывшем владельце. Быстрый взгляд на корешки книг, выстроившихся рядами в гостиной, показал, что бывший жилец был таким же основательным историком, как и сам Форчун, — что было неудивительно, так как глубокие знания по истории были обязательными для членства в ТЕРРЕ, которая требовала, чтобы агенты-резиденты становились настоящими экспертами по социальным, политическим и техническим вопросам на планетах своего пребывания. Кимбалл за двадцать лет пребывания на Земле нашел время написать две книги: «Сохранение свободы» и «Рябь в потоке времени».

В гостиной повсюду лежали пачки газет и журналов. На одной из стен была прибита полка с картотечными ящиками. Подойдя поближе, Форчун включил небольшой прибор и повел им по передним стенкам выдвижных ящиков. Как он и ожидал, каждый из них, видимо, был снабжен саморазрушающимся механизмом, который либо превратит в пар содержимое, либо превратит в месиво любого, кроме самого Соробина Кимбалла, кто попытается сунуть туда нос. При наличии времени, надлежащих инструментов и точном знании того, что надо делать, опытный агент мог бы обойти эту защиту, однако у Форчуна ни такого желания, ни времени не было.

Он зашел в спальню Кимбалла. Простота ее приближалась к спартанской. Соробин считался историком и гурманом и, возможно, был блестящим, интересным собеседником, но он явно не считал необходимым обставлять свое жилище подходящим антуражем для более комфортного проведения своего досуга. Форчун вздохнул.

— Всякие люди бывают, — пробормотал он.

Одной из постоянных нужд агентов, будь то резидент или оперативный работник, были местные деньги. Как бы ни были удобны путешествия во времени, в каком-то историческом периоде необходимо было задерживаться надолго и чувствовать себя там удобно. В любой культуре деньги означают самостоятельность, свободу и возможность нанять других для осуществления задуманного. Поэтому одной из первых задач, поручаемых всем агентам, является приобретение достаточного количества местной валюты. При возможности ТЕРРЫ осуществлять прыжки во времени построить личное состояние было фантастически легко. Если ставить на беспроигрышную лошадь, вкладывать в собственность, которая гарантированно повысится в цене, покупать и продавать акции с ловкостью знатока завтрашнего рынка, финансовое благосостояние будет обеспечено. Чтобы в любой момент использовать нужную сумму, у всех агентов ТЕРРЫ хранились огромные суммы наличных денег.

Форчун нашел их за пять минут, разъединив защитные контуры и переложив добрую часть капиталов Кимбалла в свои собственные карманы. Затем он тщательно восстановил защитные цепи, установил на место секцию задней стенки книжного шкафа и продолжил поиски в спальне погибшего агента.

Обнаружив в стенном шкафу Кимбалла портфель, он возвратился на кухню и уложил в него все бумаги со стола. Рядом с магнитофоном лежала куча магнитных пленок, которым также нашлось место в портфеле. В темпоральном транспортном корабле не было оборудования, чтобы их прослушать, поскольку они были записаны Кимбаллом на земной аппаратуре. Но техники Центра, безусловно, найдут способ получить информацию с этих пленок. Ганнибал искал другие сувениры, как вдруг услышал за спиной визг; он обернулся и увидел два маленьких существа прямо на пороге, из которых один явно атаковал другого.

Первый — Уэбли — достиг противоположной стены и взлетел прямо вверх, превращаясь на ходу из кота в птичку. Второй — по всей видимости, Гларрк — выбрал форму черно-серой обезьяны, ко-, торая подпрыгнула в воздух, вытянув вверх длинные руки, чтобы схватить противника. Уэбли молнией пронесся мимо головы Форчуна, успев шепнуть:

— Осторожно! Он сошел с ума! — а затем опустился на изувеченный магнитофон.

Гларрк снова набросился на Уэбли, но тот уже раскрыл огромные крылья и, нанеся удар по обезьяньей физиономии, сомкнул их вокруг противника. Оба симбионта упали на пол, причем Уэбли теперь принял форму огромной резиновой ленты, которая полностью заключила в себя соперника. Гларрк продемонстрировал, что и он не забыл свои симбиоти-ческие навыки, превратившись в остроносое скользкое существо, которое вдруг вырвалось из своего плена с помощью десятков когтистых ног. Поврежденный Уэбли сгустился в шар, чтобы подремонтировать свою поврежденную субстанцию. Гларрк воспользовался этим моментом и снова принял форму обезьяны, на этот раз с острыми как бритва когтями, которые он принялся вонзать в дрожащего мелкой дрожью Уэбли.

— Прекратите! Оба! — приказал Форчун. Обезьяна обернулась, оскалила зубы и бросилась на Ганнибала. Рефлексы Форчуна сработали мгновенно: пока Гларрк находился в прыжке, он извлек свое огнестрельное оружие, прицелился и нажал на спусковой крючок, в результате чего в грудной клетке разъяренного симбионта образовалась огромная дыра. Гларрк упал на пол, превратившись в студнеобразную массу.

— Добей его, пока он не перегруппировался! — попросил Уэбли.

Форчун доверял мнению своего симбионта. Он снова нажал на спусковой крючок. На этот раз Гларрк исчез полностью, оставив налет мелкой пыли на обугленном от выстрела полу.

— С тобой все в порядке, Уэб? — спросил Форчун.

Уэбли все еще находился в шарообразном состоянии, создав речевой аппарат, только чтобы вынести смертный приговор Гларрку, а затем снова уйдя в себя. Шарик двигался, но не издавал ни звука. Лишь однажды до этого Форчун видел своего друга настолько растерзанным, чтобы мгновенно не отвечать на вопрос. Это случилось на планете Йидда, несколько заданий тому назад, когда на него напала разъяренная кабобра.

Шар из протоплазмы пульсировал, как бы пузырясь изнутри, пока раненый симбионт занимался восстановлением. Лишь другой симбионт мог знать, как нанести самый сильный вред Уэбли за минимальный отрезок времени. Очевидно, нападение Гларрка было не шуточным.

Прошло почти две минуты, пока Уэбли смог прийти в более-менее сносную форму, чтобы принять хоть какую-нибудь форму вообще. Появилась голова, затем материализовались лапы, выдвинулся похожий на плюмаж хвост. На мохнатой голове возникли два глаза, два больших уха, нос и пасть, как у кота. Уэбли потянулся, осторожно проверяя каждую лапу и размахивая хвостом.

— Что случилось?

— Трудно объяснить, — ответил симбионт, — это был Гларрк и в то же время не Гларрк. В какой-то момент он все понимал, а потом полностью потерял рассудок. — Кот-Уэбли содрогнулся. — Никогда не думал, что один из нас может сойти с ума. Я всегда считал, что это прерогатива людей.

— А сейчас ты уже полностью восстановился?

— Полностью. Нашел то, что искал?

Форчун пожал плечами.

— Мне кажется, что я нашел все, что было бы интересно Империи. Давай убираться отсюда.

— Разумное предложение.

— Хочешь прокатиться?

Уэбли покачал головой:

— Я рад, что пока еще могу двигать лапами.

Симбионт вышел из дома, гордо подняв вверх хвост.

— Но я не намерен идти пешком, — заявил Ганнибал. — Здесь за углом стоит прекрасный экземпляр техники.

— Не знаю, чем он тебе понравился. Я бы не стал им пользоваться. На меня все эти штучки не производят впечатления.

Пока два агента ТЕРРЫ обыскивали дом, солнце уже взошло, и сейчас его лучи отражались от перламутрового глянца кузова «ягуара». Форчун обошел машину со всех сторон, задумчиво поджимай губы.

— Было бы намного удобнее, — заметил Уэбли, — если бы Кимбалл оставил инструкции по управлению ею.

Форчун улыбнулся:

— Дружище, что один может изобрести, другой может отгадать. Например, это вот, ясное дело, ручка открывания двери.

Форчун открыл дверцу и сел за руль:

— А это, несомненно, рулевой механизм.

— А что ты скажешь о рычаге, который торчит вон там, посередине?

Ганнибал посмотрел на него и на схему, выгравированную на черном шаре сверху рычага.

— Хм-м-м. «Р» …один, два, три и четыре. Загадка… Но представляется вероятным, что этот рычаг регулирует передаточный механизм колес. В этом случае цифры имели бы смысл.

— А буква «Р»? — спросил Уэбли с кислым видом. — Что она обозначает: Радио? Резерв? Распутин?

Ганнибал нахмурился, переместив рычаг назад и вперед. Все осталось по-прежнему.

— Республиканец? — отважился симбионт.

— Твои потуги на юмор кажутся до странности неуместными: они идут по пятам близкой беды, — сказал Форчун.

— Революционер, — пробормотал Уэбли.

— Ротор кажется более логичным.

— Принимается. А теперь — как ты заведешь машину?

Форчун осмотрел приборы на панели управления и тут обнаружил ключ, торчащий в гнезде. Он повернул ключ, затем нажал кнопку с маркировкой «Пуск».

Двигатель «ягуара» с ревом заработал, и Форчун испуганно схватился за руль. Уэбли выпрыгнул в открытое окно и стал летать кругами, взволнованно хлопая крыльями. Мотор заработал, но машина не двигалась с места. Успокоившись, Уэбли влетел обратно в автомобиль и снова превратился в кота.

Ганнибал нащупал правой ногой на полу педаль, от которой, как он установил, зависел рев и грохот и срабатывание одной из двух шкал управления прямо перед ним. Если рассуждать логически, левая педаль должна была приводить в действие вторую шкалу — с надписью «км/ч». Он попробовал нажать на нее. Никакого толку.

— Попробуй эту штуку с передачами, — осторожно предложил Уэбли.

Ганнибал толкнул ручку вперед — как он предполагал, в положение «один».

Машина ни с места. Возможно, средняя панель… Он нажал ее.

«Ягуар» рванулся вперед. Уэбли в ярости завопил и взмыл в воздух. Форчун направил машину вокруг насосной и вернулся на прежнее место, нажав на тормоз. К тому времени, когда был сделан полный круг вокруг домика на скорости тридцать километров в час, он уже разобрался в системе управления. Если повезет, он надеялся, что узнает, зачем там эта буква «Р». Вскоре Ганнибал почувствовал себя вполне уверенно в освоении машины, чтобы отправиться на ней в путь.

С помощью Уэбли, который кружил над ним в виде птицы, выполняя роль проводника, Ганнибалу оказалось нетрудно доехать на этом спортивном автомобиле к тому месту, где они оставили свой темпоральный транспортный корабль. Он остановил машину в роще недалеко от дороги и выключил зажигание. Через пять минут он нашел площадку для своего корабля.

Уэбли устремился вниз и приземлился на его плечо, с шумом сложив большие крылья. Через мгновение симбионт перетек в свое обычное состояние.

— Осторожно, — предупредил он.

— Я помню инструкцию, — заверил его Форчун.

Прислонившись спиной к дереву, он точно отрегулировал свои «наручные часы» и притронулся к заводному валику. Само управляющее устройство исчезло, чтобы догнать невидимый транспортный корабль. Прошло пять секунд, в течение которых Форчун оставался абсолютно неподвижным. Затем, после мгновенной яркой вспышки, как «часы», так и корабль внезапно появились. Форчун встряхнул руку — кожу на запястье покалывало. Если бы он пошевелил рукой во время этой пятисекундной операции, возвращающийся аппарат мог бы отрезать ему кисть.

Он открыл корабль и забрался внутрь. Корабль имел цилиндрическую форму с закруглениями на торцах. Диаметр его составлял два с половиной метра, длина ровно в три раза больше. Кабина была достаточно просторной, но далеко не роскошной. Переднее полушарие представляло собой сплошной иллюминатор, в то время как снаружи оно, казалось, было выполнено из того же светонепроницаемого серебристого материала, что и остальная машина. Пульт управления занимал широкую панель. Форчун поневоле сравнил его с доской приборов в «ягуаре». В задней части корабля располагался темпоральный двигатель в герметичном сферическом блоке. Эта машина времени была фантастически мощна и легка в управлении. Форчун имел лишь самое общее представление о принципах ее работы. Во всех сорока семи планетных системах Галактической Федерации всего лишь восемь или девять человек полностью разбирались в теории путешествий во времени и ее практическом применении, поэтому невежество Форчуна в этом отношении было простительным.

Спрятав портфель с заметками и магнитофонными лентами, Форчун уселся за пульт управления.

— Уэбли, я хочу знать содержание остальной части отчета Кимбалла, прежде чем мы залезем в это дело поглубже. Будь добр, посади «жучка» в кухне фермы на подоконник.

В голосе Уэбли послышались слабые нотки тревоги:

— Ты ведь не собираешься начать вмешательство, а?

— Конечно, нет. Кимбалл мертв. Отправив свое сообщение, он породил тем самым целый ряд событий, которые охватывают сейчас полгалактики. На этой стадии игры вмешательство с нашей стороны слишком сильно повлияло бы на большое число временных линий. Это не имеет смысла. Самое лучшее, что мы можем сделать, — послушать, что было в момент примерно за час до смерти Кимбалла. В «жучок» я установлю саморазрушающееся приспособление. Тебе следует лишь установить его и вернуться сюда.

— Хорошо, — согласился симбионт.


Часы показывали 04:16:25. Уэбли возвратился на корабль вполне благополучно. Из устройства связи четко доносился голос Соробина Кимбалла:

«…таким образом, Империя усматривает прямую и безотлагательную угрозу в этой новой волне рационального мышления, которая охватила западный мир. В отличие от поверхностного рационализма коммунистического блока, западный вариант побуждает людей думать объективно обо всех сферах жизни. Появились социальные критики, у которых нет никаких лозунгов, которые не размахивают никакими флагами и которые не боятся исследовать все освященные временем вечные истины. Империя любит логику, потому что логику можно использовать для поощрения тирании, однако иерархия Империи не может мириться с требующей доказательств рациональностью. Если бы истинно рациональное мышление смогло прочно утвердиться на этой планете, — а такая угроза существует, — почти нет сомнения, что в течение нескольких десятилетий Земля будет полностью готова для членства в Галактической Федерации, а надеждам Империи на установление тирании во всей вселенной был бы нанесен тяжелый удар…»

Форчун кивнул и пробормотал:

— Именно в этом месте прервалась передача.

«…Я убежден, — продолжал звучать голос Кимбалла, — что Империя споткнулась в своем стремлении остановить распространение рациональности. Неожиданная суматоха с обнаружением летающих тарелок является лишь частью этого. Мне представляется крайне важным то, что, когда один конгрессмен США предложил провести официальное расследование по НЛО, дело быстренько передали обратно ВВС. Как видно из моих предыдущих отчетов, ВВС настойчиво проводили политику „разоблачения“ всех таких случаев наблюдений, несмотря на неоднократные обвинения, что военные утаивают информацию от общественности. К сожалению, в рядах так называемых энтузиастов НЛО имеется ряд шарлатанов и фанатиков, которые затемнили этот вопрос и заставили широкую общественность не принимать всерьез такие сообщения и считать их бредом умалишенных. ВВС внесли свою лепту в эту путаницу, опубликовав полностью негодные „научные объяснения“ ряда наблюдений.

В результате моего обширного расследования в роли репортера я обнаружил признаки того, что сама Империя несет ответственность за несколько наиболее фантастических сообщений и, более того, что человек, оказывающий наибольшее влияние на „официальные“ объяснения, подполковник Марк Монди, сам является агентом Империи. Его назначение, как представляется, состоялось, чтобы выставить ВВС в самом глупом виде.

Однако само по себе это не настолько серьезно, чтобы служить поводом для моего призыва о помощи от наших Специальных Сил. Но именно сегодня открылся один очень важный факт, и я был бы глупцом, не отметив, что возникла серьезная проблема и мне одному с ней не справиться. Как вам известно, в течение нескольких лет мы осуществляем прослушивание переговоров Империи. Вплоть до настоящего времени они состояли лишь в отчетах о наблюдениях. Однако в их последнем сообщении упоминается техническое устройство, изобретателем которого является один землянин, способное, как они утверждают, разрушить потенциал Земли как разумной планеты. У меня нет подробных сведений о том, что оно собой представляет или как функционирует, но, судя по их довольно радостному сообщению, устройство это испытано ими в лабораторных условиях и готовится для промышленного испытания в течение ближайших нескольких дней.

Как нам недавно стало известно, они подозревают, что на этой планете действует постоянный агент ТЕРРЫ, однако до сих пор они меня не смогли обнаружить. Моя „крыша“ безупречна, насколько вообще этого можно ожидать от „крыши“. Но хороший вопрос: — как долго меня не смогут обнаружить? Я смог передать такой пространный отчет на пределе моих возможностей, хотя он затрагивает лишь наиболее важные моменты моих расследований. Если вы можете прислать сюда кого-нибудь немедленно, я сообщу ему остальное. Соробин Кимбалл. Конец связи».

Послышался щелчок, когда Кимбалл, по-видимому, выключил магнитофон. Спустя мгновение Форчун смог разобрать, что он перематывает ленту.

«Это должно обязательно вызвать какое-то действие, — продолжал звучать голос Кимбалла, — сегодня вы не очень разговорчивы…»

Дальше послышалось что-то неразборчивое.

— Что он сказал? — спросил Форчун своего напарника.

— Он сказал, что им обоим придется погибнуть. Ганнибал нажал кнопку саморазрушения, и в полукилометре отсюда «жучок» на подоконнике фермы беззвучно ликвидировался.

— Эта работа намного серьезнее, чем мы думали. Мы прибыли сюда, чтобы узнать, что случилось с Кимбаллом, а похоже, будем вынуждены попытаться спасти Землю. Я просто предполагаю, но похоже, что Империя испытала свое секретное оружие на Кимбалле и Гларрке.

— Звучит здраво.

— Интересно, как оно действует.

— Возможно, это препарат, который разрушает разум того, кто им пользуется.

— Нет, — размышлял Форчун, — чтобы добиться каких-то результатов, Империи придется серьезно нарушать экологию. Это для них, конечно, приятная затея, но Кимбалл отмечал, что есть какое-то техническое устройство.

— Где мы начнем искать его?

Форчун вытащил газетную вырезку из кармана и развернул так, чтобы его напарник смог прочитать ее. С вырезки им улыбалось лицо мисс Мэрилин Мостли.

— Агент Империи? — спросил Уэбли.

— Не знаю. Но, конечно, не помешает поговорить с ней.

Форчун установил приборы таким образом, чтобы возвратить корабль в ту же точку времени, в которой он находился прежде. Снаружи ночное небо уступило место внезапному дневному свету.

— А ты уверен, — задал вопрос симбионт, — что перспектива встречи с красивой девушкой не повредит нашему заданию?

— В этом я совсем не уверен, — сказал Форчун, вставая. — Ну что, отправимся?

Глава 3 «ГДЕ ТЫ БЫЛА СЕГОДНЯ, КИСКА?»

Ганнибалу потребовалось всего несколько минут, чтобы убедить Уэбли воспользоваться автомобилем и не пугаться. Форчун дал задний ход, вывернул руль, выехал на асфальт и поехал в направлении, противоположном тому, откуда они прибыли. «Ягуар» слушался руля, отлично вел себя на дороге. Ради эксперимента Форчун перевел скорость с первой на вторую, выжимая педаль сцепления почти до упора, как будто зная, что делает, затем на третью и, наконец, перевел рычаг вниз, на четвертую.

— Решительно превосходит лошадь, — пришел он к заключению.

Уэбли, наблюдавший за манипуляциями своего напарника, кисло улыбнулся. Он превратился в кошку, форму куда более симпатичную, чем шар.

— А ты уверен, что знаешь дорогу? — спросил он.

— Адрес указывает на Ист-Томас. Кимбалл жил к западу от Фоллвуда, поэтому если мы возьмем курс по солнцу, то должны попасть в точку.

— А что ты надеешься найти?

— То, что почти рядом с резиденцией Кимбалла находится база Империи, представляется маловероятным. С другой стороны, глайдер, уничтоживший Кимбалла, находился,по-видимому, где-то поблизости… О! Мне пришла отличная идея Как гласит газетное сообщение, мисс Мостли держит кота, за которым она ночью гналась полмили. Любой, кто так поступает, скажу я тебе, довольно сильно любит животных.

— Поэтому?..

— Поэтому ты, мой мохнатый друг, должен стать таким обворожительным, каким ты только можешь быть, найти к ней подход и заглянуть в ее дом.

Они приблизились к псевдофермерскому домику Кимбалла. Не снижая скорости, Форчун сказал:

— Не намного же мы опередили наших друзей.

Уэбли вытянул шею. За домиком виднелся багажник белого автомобиля. В сравнении с «ягуаром», по внешнему виду увиденная ими белая машина явно проигрывала.

— На какое-то время у них будет работенка, — удовлетворенно заметил Форчун.

— А не стоит ли нам остановиться и предложить помощь?

— Нет, но, разобравшись с мисс Мостли, ты можешь сюда вернуться и, если они все еще ошиваются здесь, последовать за ними.

— Хорошо.

На несколько минут между ними воцарилось молчание. Затем Форчун прервал его:

— Прости, Уэб, что я думаю вслух, но сейчас самое время вспомнить кое-что из того, что нам известно. Во-первых, Мэрилин Мостли, возможно, работает, а может быть, и не работает на Дрофокса Джоргола. Согласно данным Центра ТЕРРЫ Джор-гол является лишь одним из их начальников, имеющих отношение к Земле. В последний раз его транспортный корабль был замечен на обратной стороне Луны. И еще известно, что недавно он украл около двадцати вотарианских глайдеров, хотя, возможно, он построил несколько таких аппаратов и по заказу.

— Ну, такие парни скорее украдут, чем станут строить, — заметил симбионт.

— Не будь таким моралистом. Насколько я помню, ты сам всегда не против стащить что-нибудь по мелочи.

— Только ради выполнения задания.

— Кимбалл сказал, что Империя завладела приспособлением, которое может уничтожить на этой планете рациональное мышление. Это поможет Империи достичь двух целей: полностью открыть планету для грабежа, а также дать ей созреть для завоевания. На Земле всегда было предостаточно тиранов, но три последних года довольно аккуратно сохранялось равновесие между тиранией и свободой. Естественно, если Империя сможет парализовать свободные нации, верх возьмут тираны. Более слабый станет кланяться более сильному, и примерно через десяток лет планета окажется под властью одного правителя. Можешь быть уверен, если Джор-гол или, возможно, сам Малик начнет стрельбу, пройдут, пожалуй, столетия, прежде чем Земля в достаточной мере оправится, чтобы получить право стать членом Федерации.

— Но ведь вхождение Земли в Федерацию пока не планируется, — сказал Уэбли.

— Конечно. Наша обязанность — сохранить темпоральную линию Земли по состоянию на 2572 год… А в наше время Земля поддерживала это равновесие сил. Мы должны убедиться, что это произойдет, даже если мне придется прибегнуть к некоторому вмешательству.

— Найти приспособление и уничтожить его, — сказал Уэбли, обнажая суть проблемы.

— Точно. Найти его до того, как будет проведено полномасштабное испытание, о котором говорил Кимбалл.

Они приблизились к перекрестку. Форчун остановил машину и попытался найти какой-нибудь указатель, чтобы определить свое местонахождение. Неподалеку находилась станция технического обслуживания, поэтому он направил машину туда.

Навстречу им выскочил круглолицый молодой служитель.

— Доброе утро, мистер Ки…? Извините, не знаком с вами. Но ведь эта машина с номером ХК-Е принадлежит мистеру Кимбаллу?

— Правильно, — улыбнулся Ганнибал, заметив нотку подозрения в голосе юноши. — Я прилетел вчера ночью, и Кимбалл позволил мне воспользоваться ею. Я ищу дом № 1115 по Ист-Томас. Может быть, вы подскажете, как туда добраться?

— Конечно. А вы тоже репортер?

Форчун кивнул. Малый широко улыбнулся и указал направление. Ганнибал извлек из кармана пачку долларов, выудил двадцатку и вручил ее служителю.

— Кстати, — сказал он, — если кто-нибудь спросит, вы меня никогда не видели. Хорошо?

— Конечно, мистер. И удачи вам с Мэрилин. Вы считаете, что она действительно видела летающую тарелку?

Форчун, взявший за правило никогда ничему не удивляться, обезоруживающе улыбнулся:

— Кто же в наше время может сказать это с уверенностью?

— Она хорошая девушка, — сказал служитель, — но немного, ну, понимаете, странная. Все эти кошки, и уединенная жизнь, и все такое. Может быть, она всю эту историю и выдумала.

— Вот чтобы все это выяснить, я сюда и приехал.

— А-а-а. Ну, всего доброго. И, хм-м, спасибо.

Малый спрятал двадцатку в карман и, подняв руку, попрощался с ними. Форчун выжал сцепление и выехал на дорогу.

— А стоило ли? — спросил Уэбли.

— Он знает Кимбалла и хорошо к нему относится, а автомобиль Кимбалла, ясное дело, произвел на него впечатление. Таким образом, он на нашей стороне и будет об этом помалкивать. Он знаком также с мисс Мостли. Очевидно, она ему нравится. Как репортер из газеты опасности для нее я не представляю. Но если бы парень подумал, что я кто-то другой, он вполне мог бы предупредить ее о нашем прибытии. И если она на самом деле работает на Империю…

— Понял, незачем разжевывать.

Через десять минут они подъехали к жилью Мостли. Перед ним был припаркован полуразвалившийся автомобиль неопределенной марки и года выпуска. Вдоль дороги в ряд стояли деревья, а вокруг дома росли аккуратно подстриженные кусты.

На ограде находился большой почтовый ящик, на котором красивыми буквами было написано: МОСТЛИ. Форчун поставил «ягуар» на обочине дороги:

— Сначала осмотримся?

— Не понимаю, почему, имея в виду меня, ты все время говоришь «мы», — кисло ответил симбионт. — Я вернусь через пару минут.

Он сиганул в открытое окно, пронесся по лужайке и скрылся за углом дома. Насторожившись, Форчун ждал.

Где-то далеко в поле работал какой-то сельскохозяйственный механизм, щебетали птицы. Над головой легкий ветерок шевелил на деревьях листья. Хотя было еще довольно рано, утро был теплое. Небо было похоже на безоблачную голубую чашу, по внешнему виду такую же пустую, как и при Наполеоне. Однако, изучая этот период истории, Форчун узнал, что в нем буквально повернуться негде от обилия летательных аппаратов и, кроме того, не-скольких сотен единиц оборудования на орбите от негодных опытных образцов транспортных средств до вполне действующих и полезных спутников связи и метеоспутников. В техническом отношении Земля стояла на пороге межзвездного сообщества; в политическом же отношении она была так же взрыво-опасна, как и самая смертоносная из ее водородных бомб.

Этим мирным канзасским утром трудно было представить себе, что в Индокитае ведутся реальные боевые действия, на юге США творится расовое насилие, по всей планете внезапно, то тут, то там, как от короткого замыкания, вспыхивают очаги этнической напряженности и всех прочих конфликтов, сотрясающих человеческую культуру в периоды ускоренного ее роста. Именно это неуловимое столкновение интересов в первую очередь приковало его внимание к истории Земли, а увлечение ею неизбежно связало его с линией времени это планеты на краю галактики, расположенной на расстоянии около 2000 световых лет от Центра ТЕРРЫ.

Давно уже он прекратил восхищаться техникой, которая позволила осуществлять в мгновение ока связь и перевозки на огромные расстояния и через само время. Технари отметили бы, что рассматриваемые примерно 164 000 000 000 000 000 миль являются просто абстракцией, по сравнению с которой векторная кривая субпространственной энтропии становилась как для физического, так и для временного расстояния эталоном. Так, хотя путешествие на самом деле занимало лишь немногим более часа, транспортные корабли ТЕРРЫ для полетов во времени категорически не летали быстрее света (это было все еще невозможно), а летали в совершенно иной среде.

Как-то раз один механик в порыве необоснованного доверия попытался объяснить ему это в терминах изогнутого пространства, но, израсходовав полдня времени и несколько бутылок виноградного вина кс ант и, с отвращением отказался от этой затеи в убеждении, что Форчун слабоумный. Будучи бескомпромиссным эмпириком, философия которого заключалась в том, что если что-то работает, оно реально, а если не работает, то и черт с ним, Форчун знал, что лучше не пытаться объяснять специалисту в области техники исторические процессы, которые позволяют ему понять взаимодействие сложных социальных сил с той же ясностью, с какой механик рассматривает работу какой-либо машины.

Канзасский сельский пейзаж был настолько мирным, а характер его мыслей — настолько абстрактным, что потребовалось на целых полсекунды больше, чтобы расслышать пронзительные крики, доносившиеся из-за дома Мостли, чем надо было, чтобы вернуть Ганнибала Форчуна в реальность 1966 года. Характер этих воплей начал быстро меняться от четко выраженных звуков ругани до столь же четких выражений удивления, когда, шумно импровизируя полет с помощью крыльев, Уэбли перелетел через конек крыши, стремительно бросился через лужайку и опустился на стоянку у обочины, где мгновенно принял форму кота и ввалился обратно через окно внутрь жемчужно-серого «ягуара».

— Ну? — спросил Форчун.

— Кошки, — ухмыльнулся Уэбли. — С большой вообще никаких проблем, но там еще оказались три кошки, которые разорвали бы меня на куски, если бы только дотянулись до меня когтями. Не люблю эти превращения перед незнакомыми, но они взяли меня в кольцо. Извини.

Форчун искренне рассмеялся:

— И это все, что ты разведал? Только кошки?

— Я рискую своей жизнью, — пробормотал Уэбли — а ты смеешься. Да, только кошки. Уроженки этой местности. Никаких признаков вневременных артефактов. В доме их несколько больше.

— Кроме мисс Мостли?

— Несколько больше кошек. Полагаю, семь или восемь. Женщина — одна.

— Настоящий кошачий храм! Интересно, она не египтянка?

— Пока ты будешь определять, я обожду тебя здесь.

— Нет, мой друг. Ты будешь мне там нужен.

— Тогда расстегни рубашку, и я залезу внутрь. С ужасом думаю, что будет, если они погонятся за мной.

— Оставайся как есть — не смей изменять ничегошеньки. Ты прекрасен, особенно для такой любительницы кошек, как Мэрилин Мостли.

С недовольным видом симбионт покорился, позволив своему напарнику взять себя на руки, когда тот вышел из машины.

Из-за дома доносились какие-то голоса, поэтому, не подходя к парадной двери, Форчун стал огибать дом. Там стало ясно, что один голос принадлежит молодой женщине в синей кофте и полосатой юбке, а остальные — кошкам. Женщина была вполне миловидна, небольшого роста и пропорционального сложения.

— Абсолютно не понимаю, почему вы не можете ужиться, Казанова? Где же ты, огромный котище? А ты, Скарлетт, что сидишь с таким невинным видом? Знаю, что бы ни случилось, зачинщицей, скорее всего, являешься ты, — слова легко скатывались с ее губ. — Ты тоже, Эмбер… что, ради всего святого, ты замышляешь? Из-за тебя бедный Казанова чуть было не потерял голову. Ладно, мой мальчик, все уже в порядке. Я не позволю им притронуться ни к одному твоему усу. Хороший кот. Хороший мальчик.

Пока она трещала, Ганнибал стоял и откровенно разглядывал ее. Особенно ему понравились длинные стройные ноги, волосы под газовой косынкой и словно выточенная из мрамора шея.

— Мисс Мостли? — спросил он. Молодая женщина вздрогнула и обернулась.

— Боже правый, а я и не знала, что вы здесь стоите. Немного рановато для нанесения визитов, поэтому вам придется извинить меня за мой внешний вид, но я действительно Мэрилин Мостли. Что вам угодно?.. О-о-о, какая кошечка, просто прелесть! — Девушка наконец заметила Уэбли, свернувшегося в клубок на руках у Форчуна.

— Кот, — поправил ее Ганнибал.

— Конечно. Как я могла допустить такую ошибку? Какой пушистый! — Она подошла поближе, чтобы повнимательнее рассмотреть псевдокота. Когда ее рука остановилась примерно в дюйме от его головы, Уэбли сузил глаза. — А как его зовут?

— Уэбли. А меня — Ганнибал Форчун, я из журнал «Астро». Я пишу статью об НЛО.

Руки Мэрилин Мостли взлетели к ее волосам, инстинктивно проверяя прическу. Под косынкой у нее были бигуди. Она быстро проговорила:

— Почему бы вам с Уэбли не обойти дом и войти через парадную дверь? А я за это время приведу себя в божеский вид, потому что сейчас у меня на голове, как и в доме, дикий беспорядок, но я всего на минутку, а затем мы сможем присесть и поговорить. Хотите кофе?

Она стремглав унеслась через черный ход и исчезла, прежде чем Ганнибал смог что-либо ей ответить.

Не прошло и минуты, и она, как обещала, открыла, парадную дверь. За эти шестьдесят секунд она успела сменить полосатую юбку, которая, как заметил Форчун, вполне могла быть и подолом ночной рубашки, на шорты из голубой бумажной ткани и белую блузку, украшенную крупными красными горохами.

— Устраивайтесь поудобнее, пока я приведу в порядок свое лицо, — пригласила она. — Страшно не люблю разговаривать с людьми, когда у меня такой вид. Я считала, что ваш брат журналист любит поспать… Все кошки на улице, поэтому, если хотите, можете отпустить Уэбли на пол. — И она исчезла в другой комнате.

— Не спускай с нее глаз, — прошептал Форчун, и симбионт последовал за ней.

Форчун отыскал стул и сел. Девушка не прекращая стрекотала через полуоткрытую дверь; Форчун рассеянно следил за ее болтовней, сконцентрировав основное внимание на самой комнате. В его руке был зажат небольшой прибор, которым он уже пользовался у Кимбалла. Он медленно вел поиск скрытых подслушивающих устройств, наблюдая за стрелкой, затем осторожно спрятал его в карман, довольный тем, что в непосредственной близости не обнаружил их.

— А вы уже разговаривали с шерифом Доддом? — спросила девушка. — Он звонил мне примерно час назад, чтобы извиниться за все то, что он сказал мне на днях, когда я сообщила ему о моей летающей тарелке. Некоторые люди просто ни во что не верят до тех пор, пока не увидят своими глазами. Здесь у меня сложилась репутация какой-то ветреницы, однако ведь шериф на самом деле символ ответственности! Понимаете, о чем я? Иногда я думаю, что он чувствует ответственность за все графство, — он ведь на самом деле был ко мне так внимателен с момента смерти моих родителей в прошлом году. Он считает немного ненормальной мою жизнь здесь в одиночестве в компании с кошками.

Она немного помолчала, перевела дух и неожиданно сообщила:

— Теперь-то, когда он сам увидел одну такую штуковину, он запел по другому.

Форчун кивнул, решив взять это на заметку.

— Когда он ее видел? — спросил Ганнибал.

— Сегодня, рано утром. Не думаю, что он уже успел связаться с прессой, поэтому, если вы потолкуете с ним, окажетесь первым журналистом. — Девушка исчезла, ее голос затих, и за ней по пятам поспешил Уэбли.

Она привела волосы и лицо в порядок, и это произвело впечатление на Ганнибала. Ее синие глаза сверкали на продолговатом лице, обрамленном мягкими каштановыми волосами. На ее маленьком вздернутом носике он заметил еле видимые веснушки. В коротких паузах в разговоре ее чувственные губы складывались бантиком.

— Вот, я уже почувствовала себя человеком, — сказала она.

Форчун встал.

— В вашем присутствии я также уже чувствую себя человеком, — галантно сказал он.

— Кофе будем пить там, — объявила она, приглашая его в кухню.

Ганнибал Форчун сделал два шага, но был остановлен маленькой пушистой фигуркой Уэбли, вставшего на его пути. На кошачьей мордочке симбионта было написано: «А не забыл ли ты чего-нибудь?» Форчун взял своего напарника на руки, и по дороге на кухню Уэбли приблизил свои губы к уху Форчуна и прошептал:

— Она нормальная. В мозгах хаос, но это, кажется, ее обычное состояние. Вообще никакого представления об Империи она не имеет.

Форчун сел, а Уэбли снова спрыгнул на пол. Девушка поставила кофейник на огонь и спросила:

— Что он рассказал вам обо мне?

— Кто?

— Уэбли.

Форчун широко улыбнулся:

— Он сказал, что ему жаль, что вы не кошка, потому что вы — самое красивое создание, которое ему когда-либо приходилось видеть. Я склонен согласиться с ним, но хотел бы добавить одно: я рад, что вы — человек.

Мэрилин Мостли залилась краской от смущения.

— Ну тогда скажите ему, при моем следующем перевоплощении я непременно снова стану кошкой и надеюсь, что он еще будет где-то поблизости. Очень надеюсь, что он верит в перевоплощение, то есть теорию, что душа переходит от…

— Он убежден, что кошачий вид является наивысшей формой кармы, — прервал ее Форчун.

— О! Вы тоже верите в карму? Большинство местных парней считают меня чокнутой, когда я упоминаю о чем-нибудь таком, и, конечно, то, что я видела летающую тарелку, вообще только усугубляет положение. И, знаете, я обнаружила, что большинство людей на самом деле не любят животных, поэтому они не в состоянии вообразить себя кем-нибудь из них в действительности. А вы верите в перевоплощение?

Форчун улыбнулся:

— Моя профессия вынуждает меня сохранять объективность в отношении множества тем. Но именно сейчас меня больше интересует ваша летающая тарелка. Когда вы увидели ее?

— Позавчера вечером. Казанова убежал, а мне не хотелось, чтобы он провел всю ночь на улице. Ведь никогда не знаешь, в какую беду он там попадет, поэтому я вышла за ним. Он, конечно, подумал, что я играю с ним, и подпускал меня близко, как бы позволяя схватить себя, а затем снова лениво уходил прочь, и так, извольте видеть, все начиналось сначала. Это продолжалось очень долго, и хорошо, что у меня прекрасное чувство направления, так как в противном случае мы никогда бы не вернулись назад. Но вдруг, совершенно неожиданно, я увидела прямо перед собой этот большой предмет. Он был выше меня, примерно на уровне вашего роста.

Конечно, я только позже сообразила, что же я такое увидела, потому что меня больше занимал Казанова. Он запрыгнул на крышу этого предмета и прогуливался там с таким видом, как будто это его дом. Он считает, что ему принадлежит весь мир. Но какой кот так не считает? Я попыталась уговорить и увести его домой, но он перепрыгнул на другую сторону. Мне пришлось обойти летающую тарелку вокруг, чтобы снова добраться до Казановы, и предмет показался мне большим, больше этой комнаты, и совершенно круглым. Тогда мне подумалось, что это что-нибудь типа цистерны для воды или нечто подобное. На другой стороне меня поджидал, конечно, Казанова, и как только я приблизилась к нему, он стремглав спрыгнул и умчался прочь от летающей тарелки. Мы прошли, должно быть, еще полмили, пока он совсем не устал от игры и не дался мне в руки. Знаете, какой обиженный вид иногда бывает у котов? Они как бы говорят: «Именно вы во всем виноваты и к тому же глупы, потому что не смогли поймать меня раньше». Он очень милый, но у него начисто отсутствует совесть. Хотя так умен, что может открывать дверь и, выбравшись наружу, гулять сам по себе.

— Тарелка, — напомнил Форчун.

— Ах да! Так вот, поймав Казанову, я повернулась, чтобы отнести его домой, и именно в этот момент я ее и увидела снова: она поднималась в воздух и отсвечивала бледно-оранжевым светом, с маленькими голубыми искорками по окружности. Она взмыла вверх и исчезла за деревьями, а затем снова показалась, резко набирая высоту. Она летела совершенно беззвучно и очень быстро как крошечная звездочка. Увидев ее лишь в воздухе, я сразу же поняла, что это на нее забирался кот, это именно она, потому что я прочитала все о летающих тарелках и маленьких человечках внутри них и даже о том, как некоторые люди совершали на них полеты. Поверьте, я отругала Казанову несколько суровее за то, что из-за него я прошла мимо и не смогла встретиться с ними. Конечно, он шумно заурчал, полагая, будто делает мне огромнейшее одолжение… Вам со сливками?

Во время этого выдаваемого со скоростью пулеметной очереди повествования Мэрилин Мостли приготовила две чашки кофе и одну из них поставила перед Форчуном.

— Нет, благодарю вас, — сказал Ганнибал. — Не могли бы вы показать место, где обнаружили летающую тарелку?

— Разумеется. Однако боюсь, что с абсолютной уверенностью я не смогу найти его. Было темно, а я ловила Казанову и…

— А вы сказали, что у вас хорошо развито чувство направления.

— Да, конечно, но, знаете ли, ведь найти обратный путь домой совсем другое дело, потому что дом-то стоит на месте.

— Все это так. Во всяком случае я считаю, что материала у меня уже много. Теперь вот еще что: как его зовут, вашего шерифа?

— Шериф Додд. Его имя — Лоренцо, но все зовут его Лэрри или просто шериф Додд. Раньше он руководил оркестром, после женитьбы стал почтальоном, а затем спустя некоторое время депутатом и, наконец, выдвинул свою кандидатуру в шерифы. У него пятеро детей, и он является одним из милейших людей в мире, всегда внимательным к людям. Глядя на то, как он присматривает за мной, можно подумать, что я его родная дочь. Я считаю, что быть в друзьях у шерифа никому не помешает.

— В вас что-то есть такое, Мэрилин, что заставляет любого мужчину чувствовать себя вашим защитником. Мне хотелось бы, чтобы вы сделали мне одолжение, если вы не против.

— Конечно, нет. Я все сделаю для того, кто так любит кошек, как вы. В ту самую минуту, когда я увидела Уэбли, я уже знала, что вы наш человек. Кстати, куда он девался?

— Где-то тут. Сами знаете, у котов всегда найдутся свои дела. Я был бы вам обязан, если вы пока никому больше не будете говорить, что шериф Додд что-то видел, пока я не возьму у него интервью. Хотя бы сутки? Хорошо?

Мэрилин обворожительно улыбнулась:

— Клянусь, что буду молчать, мистер Форчун.

У Ганнибала было большое искушение заметить, что молчание немного выходит за пределы ее возможностей, однако он попридержал язык.

— Где я могу найти шерифа Додда?

— Я Позвоню ему и попрошу назначить вам встречу. Вам известно, где находятся официальные учреждения округа?

— Нет. Я здесь нахожусь всего лишь около двух часов.

Ее рассказ, как ему добраться до шерифа, длился около трех минут. Отличное чувство направления мисс Мостли, по-видимому, исключало дар запоминать названия улиц, поэтому она обильно снабдила маршрут своими ориентирами. Форчун время от времени согласно кивал, приняв про себя решение спросить дорогу у кого-нибудь другого. Наконец девушка вышла позвонить, поговорила примерно с минуту и, возвратившись, сообщила, что шериф Додд уехал по вызову, но ожидается с минуты на минуту. Уэбли прокрался обратно на кухню; Форчун сердечно поблагодарил девушку и попросил ее сообщать, если что случится, его доброму другу Сороби-ну Кимбаллу, а затем откланялся.

Усевшись в автомобиль, Форчун тяжело вздохнул.

— В чем дело? — быстро поинтересовался симбионт.

— Эта женщина. Сколько времени мы пробыли с ней? — Форчун завел двигатель и на малой скорости выехал на шоссе.

— Пятнадцать минут.

— А кажется, больше часа. Не знаю, как ей это удается. Она использует огромное количество слов при небольшом словарном запасе, заметь — девушка не говорит, а трещит как пулемет. Непрерывно. С бесчисленными повторами. Ладно, если бы она копила все эти слова, как в ведрах, чтобы вылить их, когда у нее появляются люди, — но нет, она направляет тот же нескончаемый словесный поток также и на своих кошек. Мне хотелось бы как-нибудь увидеть ее на действительно стоящей словесной дуэли — она сорвала бы все высшие призы.

— Она доставит тебе такое удовольствие, — заметил с недовольным видом Уэбли.

Форчун бросил удивленный взгляд на своего напарника и захохотал, но вскоре замолчал.

Не проехали они и двух миль, как впереди появился белый автомобиль, мчавшийся навстречу на довольно высокой скорости. Форчун с интересом наблюдал за его приближением. Он знал, что столкновение им не грозит, так как ехал определенно по другой полосе шоссе. Когда автомобиль молнией пронесся мимо, Форчун поймал быстрый взгляд его пассажиров — двух мужчин в кепках с короткими козырьками. Водитель этой машины тоже повернул голову и посмотрел на Форчуна.

— Если я не ошибаюсь, Уэбли, именно этот автомобиль мы видели не так давно у Кимбалла.

Уэбли внимательно посмотрел через спинку сиденья в заднее стекло.

— Я думаю, нас они тоже заметили.

Форчун посмотрел в зеркало. Тот автомобиль, мигая задними красными огнями, притормозил и свернул на их полосу.

— В самом деле? — обратил внимание на их маневр Форчун. — Ну что же, поиграем в гонки.

Он сильнее нажал на педаль газа и улыбнулся, когда его «ягуар» стремительно рванулся вперед. Движения на автотрассе почти не было, а сама дорога была очень ровной. Форчун не знал, насколько мощна была та белая машина, и решил это проверить.

Оказалось, что белый автомобиль хоть и не имел такой обтекаемой формы, но, очевидно, мог похвастаться двигателем столь же мощным, так как он никак не исчезал из зеркала заднего обзора. Через несколько минут стало ясно, что преследователь догоняет их.

Увидев впереди перекресток, Форчун резко затормозил и повернул направо. «Ягуар» прекрасно чувствовал дорогу. Второй автомобиль в зеркале на время пропал.

— Следи за ним, Уэб.

Симбионт сообщал о постепенном приближении второго автомобиля. Несмотря на сто миль в час, легко выжимаемых из спортивного автомобиля, белая машина продолжала сокращать расстояние между ними. По спидометру «ягуар» мог развивать скорость до двухсот миль в час, однако Форчун не чувствовал себя столь опытным водителем, чтобы ехать так быстро.

Впереди на дорогу выполз трактор. Он повернул руль слегка влево, затем вправо и обошел его. Затем вырисовался встречный грузовик, быстро оставшийся позади.

— Они все еще идут за нами, — сообщил Уэбли. — Включили на крыше красные мигалки.

— Рубиновые лазеры? Но ведь еще только 1966 год — странно.

— Они сокращают разрыв, — сказал симбионт.

— Если это лазер, нам никак нельзя подпускать их ближе.

Форчун достал свое оружие. Примерно с милю дорога была прямой, и он знал, что «ягуар» будет идти нужным курсом, если он будет твердо держать руль. До его ушей долетел пронзительный вой. Изогнувшись, он высунулся из окна и прицелился в преследующую машину.

Но его остановил резкий голос Уэбли:

— Стой! Я не знаю, кто эти люди, но они не из Империи. Я только что послал им зонд.

— Тогда зачем эти мигалки и этот отвратительный вой?

На спидометре постоянно держалась цифра «100», когда белая машина на некоторое время скрылась в низине на дороге. Уэбли ухватился за края сиденья двумя дополнительными псевдощупальцами.

— Возможно, они просто пытаются привлечь твое внимание.

— Я с удовольствием встретился бы с ними, но именно сейчас у нас нет времени на случайные знакомства.

С нарастающим мастерством агент заложил вираж на повороте шоссе.

— Ты думаешь, что этот рыжий не выглядит располагающе? — Уэбли настойчиво советовал остановиться.

Форчун застонал и мягко нажал на тормоз. «Ягуар» послушно сбавил скорость.

— Хорошо, посмотрим, чего ему надо. Выбирая подходящее место, он съехал на обочину и плавно остановился.

Белый автомобиль затормозил в нескольких метрах сзади «ягуара». Его красные огни все еще яростно мигали, однако сирена замолчала. Двери с треском открылись, и с каждой стороны появилось ПО человеку в форме. Один был высокий и тощий, а второй тучный, которому было явно тесно в своем измятом мундире. Форчун наблюдал за ними в зеркало заднего обзора, затем повернулся к Уэбли:

— Ты уверен, что они не из Империи?

— Уверен. Но они вооружены.

— Несомненно.

Один из стражей порядка подошел к дверце «ягуара». Это был высокий мужчина, долговязый, но движения его, несмотря на кажущуюся медлительность, были профессионально точны. Его лицо было серьезным; из-под форменной фуражки торчал чуб из седых волос.

Агенту ТЕРРЫ было достаточно одного быстрого взгляда, чтобы определить характер этого мужчины, род его службы и принять решение.

— Шериф, если я выйду, то, боюсь, убежит мой кот. Он не любит чужих.

Судя по всему, взгляд шерифа, отметил Форчун, был приучен так же хорошо схватывать все вокруг, как и его собственный.

— Сынок, у тебя есть заботы посерьезнее, чем твой кот. Выходи.

Ганнибал незаметно снял свои «часы» с руки и опустил их на сиденье. Затем он медленно открыл дверцу и вылез из машины, подняв руки из уважения к служебному револьверу в руке полицейского.

— Это твоя автомашина?

— Понимаете ли, не совсем.

— Я так и думал. Лишь один человек в округе водит серый «ягуар», и он мертв. Подозреваю, что ты убил его, сынок, поэтому я арестую тебя по подозрению в убийстве и, кроме того, за вождение краденого автомобиля с большим превышением допустимой скорости. Теперь повернись кругом, расставь ноги и положи руки на верх автомобиля. Вот так, правильно.

Шериф быстро и умело обыскал Форчуна.

— Полагаю, у тебя есть разрешение на ношение вот этого? — спросил он, поднимая личное огнестрельное оружие агента.

— А оно и не требуется. Это фотоаппарат.

— Ну, конечно. Как тебя зовут?

— Ганнибал Форчун, а вы, держу пари, Лоренцо Додд.

— Ну и что из этого?

— Вы тот человек, которого я ищу. Между прочим, — добавил он искренне, — когда я последний раз видел Кимбалла, он был в полном порядке. — Он подумал, что лучше не упоминать, что эта встреча была в Центре ТЕРРЫ, примерно через 600 лет по земному времени.

— Я поверю в это, когда его увижу.

— Буду надеяться, — широко улыбнулся Форчун. — А почему вы считаете, что он мертв?

Шериф Додд свободной рукой потер подбородок, не опуская пистолета.

— Я только что оттуда. Случилось нечто ужасное, это уж точно.

— Могу все это объяснить.

— У тебя еще будет возможность. Но я все-таки заберу тебя, парень, по подозрению в убийстве. Дженкинс, вы поведете автомобиль Кимбалла. Вы ведь давно этого хотели.

— А как насчет моего кота? — осведомился Форчун.

— Мы позаботимся о нем.

Заместитель шерифа, Дженкинс, полный мужчина, сказал:

— Слишком поздно, шериф Кот уже исчез. Сиганул через дверь.

Дженкинс был невозмутим. Форчун вздохнул:

— Теперь я его уже больше не увижу.

Шериф открыл заднюю дверцу белой машины и приказал Форчуну сесть в нее. Передние и задние сиденья разделяла массивная стальная сетка. Агент сел сзади и улыбнулся, наблюдая, как шериф запирал его на замок.

Тучный помощник шерифа с трудом втиснул свое тело в низко сидящий «ягуар». Затем обе машины развернулись и, возглавляемые шерифом, направились обратно в город.


Выглянув из-за обочины, Уэбли наблюдал, как процессия из двух машин исчезала вдали. Затем кошачье тело расправило крылья, нарастило на них перья, и, крепко зажав в когтях устройство для управления темпоральным транспортным кораблем, странная птица взмыла в небо, неустанно набирая высоту, чтобы точно знать, куда машина шерифа доставит его напарника. Как только это было установлено, симбионт, описывая круги в воздухе, мягко подлетел к рощице в полукилометре к западу от злополучного фермерского домика Соробина Кимбалла.

Глава 4 «КАКОЙ СТРАННЫЙ ВКУС МОЛОКА В ТВОЕЙ ТАРЕЛКЕ!»

Репортер из «Астро» ушел уже более получаса назад, а Мэрилин Мостли все еще говорила о нем с Казановой. Коту, казалось, это уже наскучило. Кроме того, он был, мягко выражаясь, оскорблен тем, что его хозяйка проявила полную невоспитанность, вознося до небес другого кота — какого-то, как он слышал, Уэбли. Утром Казанова делал с Уэбли все, что хотел. Он даже не испугался, увидев загадочное представление: кот, способный и — осмелившийся! — превратиться в птицу. Однако, не в маленькую птичку. Маленькие птички годятся, чтобы подкрадываться к ним, даже если у тебя и нет четкого намерения убить их. Но огромные птицы — это было все-таки нечто иное. Пытаясь все забыть, Казанова полизал свое плечо.

— То, что я видела эту тарелку, — продолжала болтать Мэрилин, — уже помогло мне познакомиться с несколькими интересными людьми. Ну, понимаешь, на самом деле пока с одним, потому что не можешь же ты считать Джейка Оуэнса интересным человеком, особенно после той саркастической заметки обо мне в газете. Однако этот мистер Форчун — Ганнибал Форчун, что за странная фамилия! — красив и молод, вроде соответствует, не старше, по-видимому, тридцати лет, но, бьюсь об заклад, еще холост и не похоже, что когда-нибудь женится. Да, я уверена, что холост, потому что он привез с собой кота. Он оставил бы Уэбли дома, если бы существовала какая-нибудь миссис Форчун. Если бы у него была дочь, ее бы звали мисс Форчун, и это было бы просто слишком ужасно, намного хуже Мостли.[1] Как дразнили меня ребятишки этим вечным: «Большей частью, что? Главным образом, что?» Знаешь, Казанова, если я когда-либо выберусь в Нью-Йорк, я просто буду вынуждена позвонить в журнал «Астро» и узнать номер телефона Ганнибала Форчуна. Разве он не сказал что-то обо мне, что заставило его почувствовать себя моим покровителем? Проклятье, Казанова, но мне хочется, чтобы мужчины в моем присутствии перестали чувствовать себя моими покровителями. При росте метр пятьдесят это совсем не такая уж безумная идея, и я могу пройти путь от маленькой девочки до состарившейся дамы, так и не познав все, что находится в этом промежутке. Понимаешь, что я имею в виду?

Потеряв всякое терпение, Казанова крадучись удалился из кухни, оставив свою хозяйку болтать в пустой комнате. В передней он запрыгнул на спинку кушетки и растянулся во всю длину, положив подбородок на лапы и устремив грустные глаза на двор в ожидании чего-нибудь соблазнительного. Его хвост один раз презрительно дернулся, а затем успокоился.

Казанова первым увидел синий автомобиль, завернувший к дому Мэрилин Мостли и остановившийся позади ее собственной древней машины. Он поднял уши торчком, услышав шорох шин по гравию, а когда выключился двигатель — и голову. Кот медленно повел хвостом, а тем временем дверцы открылись и из машины вышли трое мужчин в коричневой одежде и в голубых головных уборах.

Казанова напрягся, чувствуя в них что-то такое, что ему не совсем понравилось, особенно когда они направились прямо к дому. Волнений для порядочного кота кремового окраса сегодня утром было и так достаточно. Это его не беспокоило — в случае чего тайных убежищ было предостаточно, — а просто раздражало. Он басовито мяукнул и снова помахал хвостом.

Через несколько мгновений послышался стук в дверь.

— Хотела бы я знать, кого это, ради всего святого, тут носит? — пробормотала Мэрилин, направляясь к двери. Казанова спрятался за кушеткой.

Высокий мужской голос спросил:

— Вы Мэрилин Мостли?

— Да.

— Это она, сэр.

Послышался низкий голос:

— Мисс Мостли! Я — майор Грант из ВВС США. Лейтенант Поттер и я хотели бы обсудить с вами то, что вы увидели прошлой ночью.

— Конечно! Заходите, джентльмены. Держу пари, что вы на самом деле хотите доказать мне, что я не видела летающей тарелки, потому что вы, военные, не хотите признаться перед лицом общественности в том, что летающие тарелки реально существуют.

— Напротив, мисс Мостли, — ответил майор Грант. — Мы хотим убедиться, что вы действительно видели летающую тарелку. Эта проблема крайне важна для безопасности страны.

Из наблюдательного пункта за кушеткой Казано-ве были хорошо видны три пары незнакомых человеческих ног. Он насторожил усы, раздосадованный тем, что больше ничего не видно, и, стараясь держать ситуацию под контролем, медленно переместился вперед.

— Хорошо, — сказала его хозяйка, — однако мне следует извиниться за такой вид здесь, так как сегодня утром у меня не было никакой возможности заняться домашними дедами. Не хотите ли присесть? Если желаете, есть горячий кофе, я сварила его только что. Итак, вы говорите, что тарелки представляют определенную угрозу для страны, я правильно поняла?

— Кофе не потребуется, спасибо, — ответил старший офицер, выбирая наиболее удобное кресло в комнате и усаживаясь. Двое других остались стоять.

Теперь, когда Казанова переменил положение, он мог хорошенько рассмотреть всех троих. Майор, говоривший низким голосом, был рослым мужчиной с большим животом и крупным квадратным лицом. На его лице выделялся огромный нос, от которого вокруг рта расходились глубокие складки. Из-под густых бровей выглядывали маленькие холодные голубые глазки. Щеки тяжело нависали на воротник. Этот человек Казанове совсем не понравился, потому что был похож на собаку-ротвейлера, с которой кот как-то встретился, и встреча была не из самых приятных.

Пока Казанова рассматривал майора, Мэрилин изучала молодого лейтенанта. Сначала он поразил ее своей красотой, но при внимательном рассмотрении оказался просто симпатичным, и она сразу же потеряла к нему интерес. Этот юнец был не в ее вкусе. Сержант был ростом пониже обоих офицеров, но имел настоящую военную выправку, хотя лицо его восторга отнюдь не вызывало. Он выглядел ровесником шерифа Додда и к тому же был лысым.

— Что именно вы видели вчера ночью, мисс Мостли? — спросил майор.

Мэрилин рассказала примерно то же, что и Ганнибалу Форчуну. Когда она дошла до того момента, где Казанова гулял по крыше НЛО, полагая, что тот принадлежит ему, то задала риторический вопрос:

— Чего только кошки не вообразят себе, верно?

— Не знаю, что воображают себе кошки, — буркнул майор. — А вы не знаете, Поттер?

Лейтенант заверил его, что не знает, присовокупив:

— Я не люблю их.

Сержант пока все больше помалкивал.

Мэрилин эти военные стали резко не нравиться. У Казановы сложилось такое же мнение.

— Насколько я понял, вы коснулись этого объекта? — спросил майор.

— Да. Он был теплый и твердый как сталь. Мне показалось, что это цистерна с водой или что-то в этом роде. В общем, я даже не задумалась, что это за штуковина, пока…

Она замолчала, пораженная внезапной мыслью такой важности, что ей пришлось прервать свой словесный поток. В отличие от идей иного рода, эта мысль не началась с неясной догадки и ее постепенного развития, а возникла в ее голове вдруг вполне вызревшей.

— Пока что? — подсказал лейтенант.

— А откуда мне знать, что вы не собираетесь уничтожить эту тарелку? — сказал девушка с вызовом, почувствовав себя вдруг полной хозяйкой ситуации. — Не думаю, что мне понравится ваше решение.

Улыбка майора напоминала улыбку шахматиста, который понял, что его противник попал в ловушку.

— А какое вам дело до того, что случится с этой так называемой летающей тарелкой? — спросил он вкрадчиво.

— Вы ведь не знаете, кто там внутри и зачем они прилетели, но вы будете просто счастливы, если убьете их. Если бы мне пришлось выбирать чью-либо сторону, я была бы на стороне тех, кто в тарелке.

Улыбка майора стала шире.

— Бог мой! — воскликнул он. — Мисс Мостли, так мы же и есть люди из летающей тарелки.

— В самом деле? — Впервые на своей памяти Мэрилин Мостли оказалась в ситуации, когда ее реакция ограничилась тремя словами.

— Да, в самом деле, — заверил ее толстяк. — Мы прибыли с другой планеты, чтобы спасти Землю. И нам нужна ваша помощь.

— Вам нужна помощь? — как попугай, повторила она недоверчиво, переводя взгляд с одного на другого.

Улыбка майора смягчилась, стала почти отеческой. Лейтенант смотрел на Мэрилин оценивающе, не так, подумалось ей, как молодой человек вообще смотрит на молодую женщину, а как бы занося ее в каталог. Сержант оставался безучастным.

— Не представляю, какого рода помощь я могла бы оказать вам, правда…

— Наша задача, — сказал майор, — состоит в том, чтобы принести мир людям Земли. Вы можете помочь нам привлечь на нашу сторону общественность.

— Как? Я ведь никому не известный человек. И не могу я каким-либо образом влиять на людей…

— Не задавайте лишних вопросов, — предостерег ее лейтенант. — Все это объяснят вам в свое время. Вам придется пройти с нами.

— Вы проведете два-три дня на нашей секретной штаб-квартире, — продолжал майор. — Там вы узнаете все необходимое. Наш космический корабль находится рядом.

Глаза Мэрилин Мостли радостно загорелись: ей никогда не предлагали прокатиться на летающей тарелке.

— Даже не знаю, что и сказать… Правда, никогда раньше ничего подобного со мной не случалось. Однако мне необходимо найти кого-нибудь для ухода за кошками.

— Только организуйте все это быстро. Но ничего брать с собой не надо. Всем необходимым вы будете обеспечены.


Когда Уэбли расстался с Ганнибалом Форчуном, он поднялся в воздух довольно высоко, так как знал, что Ганнибалу, по-видимому, придется задержаться в этой местности, поэтому необходимо было ее разведать получше. Неплохо было бы, подумал он уныло, если бы Форчун, кроме механизма управления, снабдил его хоть частью валюты Кимбалла. Тогда он смог бы взять напрокат какой-нибудь транспорт. Но форчун ни о чем таком не думал заранее. Его раздражало не само физическое усилие при ходьбе, а потеря времени. Время, по определению ТЕРРЫ, было очень важным продуктом. Симбионт утешился той злорадной мыслью, что в то время, пока он сам будет прогуливаться, его напарник будет томиться в тюремной камере. К сожалению, в этом земном веке пытка не являлась частью общепринятых полицейских процедур.

Уэбли с удовлетворением отметил небольшую заселенность этой местности, затем мягко спланировал в рощу, где они оставили свой темпоральный транспортный корабль. Лишившись формы птицы, он скопировал своего покойного противника, Гларрка, и стал обезьяной. После этого он повесил «ручные часы» на ветку дерева, настроил шкалу и прикоснулся к заводному валику. Устройство сработало, и корабль появился.

Поднявшись туда, Уэбли не забыл снять с ветки и «часы». Он точно знал поставленную перед ним задачу, которую прорепетировал несколько раз в Центре ТЕРРЫ.

Из-за своей страсти путешествовать налегке Форчун не хотел брать с собой андроидов, точно так же, как он вообще против большей части всяких технических новшеств, облегчающих труд агентов. Но в данном случае Центр настоял на своем. Уэбли имел свои личные причины не любить андроидов: работа в их форме ограничивала привычную ему свободу передвижения. Однако прощальные слова Ганнибала содержали однозначный приказ использовать андроида.

Уэбли видел Соробина Кимбалла сегодня рано утром всего лишь несколько мгновений, но этого было достаточно. Футляр для генерации андроидов был снабжен отличным оборудованием. Симбионт включил запись параметров покойного агента, и аппарат воспроизвел все детали. Андроидполучился отличной физической копией Кимбалла. Матрицы копии существовали для каждого агента ТЕРРЫ, для того чтобы имелась возможность продлить мнимую жизнь человека в его местной обстановке. Симбионту было нужно теперь — как фигурально, так и буквально — влезть в шкуру Кимбалла.

Уэбли проворно залез в футляр и плотно прижался к лицу андроида, его протоплазма перетекла в рот дубликата. Весь этот процесс занял не более тридцати секунд, в результате чего все семь килограммов собственной массы Уэбли растеклись через сеть тончайших трубок по телу андроида. Состояние было таким, как будто его собственное тело стало живыми нервами андроида, а каждое тонкое, как нить, щупальце стало управлять определенной, выпукло обрисованной мышцей. Он вставил в глаза андроида зрительные сенсоры и разместил свой собственный речевой аппарат в горле. Жизнь андроида поддерживалась посредством механизма для автоматического контроля тепла, который обеспечивал необходимые для него 36,6 градусов по Цельсию.

Уэбли поморгал глазами, скривил рот, подвигал рукой. Казалось, все находится в рабочем порядке. Теперь андроид задышал. Все шло отлично. Он поднялся и сел, посмотрел вокруг, затем выкарабкался из футляра.

— С возвращением, Соробин Кимбалл, — сказал он и сравнил голос с записью.

Воплощение было совершенным. Уэбли захихикал: если он когда-нибудь решит уйти из ТЕРРЫ, он знает, что всегда может найти работу в какой-нибудь бродячей кукольной труппе. Говорили, что его дальний родственник подвизается в этом качестве на одной из Планет Развлечений.

Пристегнув к запястью управляющие «ручные часы», фальшивый Соробин Кимбалл выбрался из транспортного корабля, убрал его в невидимость и отправился пешком в город.


Ганнибал Форчун предавался размышлениям за неимением другого достойного занятия. Камера, в которую шериф Додд поместил его, как и все тюремные камеры, была довольно веселой. Форчун решил не убегать почти сразу же после ареста: побег привлек бы к нему лишнее внимание и еще больше затруднил его работу. Кроме того, он питал чрезвычайное доверие к своему напарнику; они почти с самого начала разделили свои обязанности.

Велась странная война с Империей сразу в нескольких сотнях времен, размышлял Форчун. Только одно правило в ней соблюдалось обеими сторонами в равной мере. Оно заключалось в наличии у каждого участника нормального индивидуального прошлого, чтобы гарантировать его нынешнее существование. Однако, кроме этой общей точки зрения на инстинкт самосохранения, между ТЕРРОЙ и Империей было мало сходства. Организация Малика была нацелена на искажение структуры времени, в то время как цель ТЕРРЫ вытекала из самого ее названия: «Агентство Реструктуризации и Ремонта Темпоральной Энтропии».

Один из учителей Форчуна выразил это однажды доходчиво, как никто другой:

— Время подобно громадному канату, один конец которого уходит навсегда в прошлое, а второй, нынешний, конец постоянно наращивается. История галактики представляет собой всеобщую переплетенную историю всех планет, отдельных прядей в канате. Пряди в свою очередь состоят из нитей, нити — из ниток, нитки — из волокон и так до бесконечности. Порвите волокно или даже нить: повреждение будет минимальным. Но Империя собирается полностью разрушить все пряди и нити. Ваша работа заключается в восстановлении положения вещей, если они это сделают, — восстановить историю таким образом, чтобы весь канат оставался прочным.

История, как узнал Форчун, является не статической вереницей имен, фактов и дат, а живым процессом, открытым для неограниченной подмены. Личности были важны, однако опыты с машинами времени показали, что конкретные личности никогда не имели принципиального значения для истории любой планеты или страны. Один политический наблюдатель на Земле, любимой планете Форчуна, близко подошел к истине, заметив: «Чтобы стать лидером, сначала определите, куда бежит толпа, затем бегите в начало ее и кричите: „Следуйте за мной!“» ТЕРРА обнаружила, что, если убить одного такого лидера, всегда найдется десять других, одинаково достойных, готовых занять его место, а движение толпы не изменится ни на йоту.

Как ни странно, этот принцип был приложим к научному прогрессу в той же мере, что и к социальным движениям. Легко вспоминались две иллюстрации: на Земле Ньютон и Лейбниц, каждый действуя независимо, изобрели математический процесс, известный под названием интегрального исчисления, — преждевременная смерть любого из них не смогла бы помешать этому открытию. Доктор Лонг и Уильям Мортон — два лекаря из примерно двадцати врачей и дантистов, которые проводили опыты с эфиром в качестве анестезирующего средства. Хотя Лонг проводил свои опыты четырьмя годами раньше Мортона, последний устроил удачную публичную демонстрацию, и таким образом честь открытия была приписана ему. Если не Мортон, размышлял Форчун, так был бы кто-то другой, поскольку научная мысль уже созрела для эфира.

Несмотря на динамическую стабильность истории, Грегору Малику удалось стать для нее угрозой. Единственной мотивацией Малика была жадность к богатству и власти, двум сторонам одной и той же медали. Его конечной целью было овладение вселенной, а пока он и его подчиненные, например Дрофокс Джоргол, вполне довольствовались беспорядочным разрушением, обнаружив, что основательное разрушение планеты создавало плодородную ниву для тирании. А укоренившаяся тирания оставляла мало шансов демократического развития, который вел к членству в Галактической Федерации.

Спустя некоторое время после установления своей Империи Малик открыл далеко идущие побочные эффекты своего разрушения на одной незначительной планете под названием Ффарн. Всего около ста лет назад он отправился туда и незаконно завладел правами на разработку ценных полезных ископаемых и до такой степени разрушил доминирующую культуру, что половина населения базового времени перестала существовать. Возникшая в результате культура вместо нормального развития пошла вспять и скатилась до уровня бронзового века.

Узнав о внезапных переменах на Ффарне, Галактическая Федерация насторожилась, хотя эта планета не была ее членом. Но если Малик смог произвести такое разорение всего за какую-то сотню лет, какую же катастрофу мог бы вызвать его поход на десяток столетий назад по истории планет, которые уже были членами Федерации?

Форчун мрачно усмехнулся, вспоминая, с чего началась Империя.

Малик незаконно завладел темпоральным транспортным кораблем, предоставив убежище одному из его изобретателей, Римо Рундлю, разозлившемуся на то, что Федерация недостаточно оценила его заслуги, а может, так ему показалось. Он вполне добровольно поладил с Маликом, снабдив тирана средством порабощения всей вселенной. При криминальных организаторских способностях Малика и наличии машины Рундля тиран без труда нанял наиболее способных отъявленных уголовников, которых только можно было отыскать на четырнадцати неприсоединившихся планетах во всей галактике. Каждый из них, чтобы обеспечить себе материальную базу, вернулся на двадцать или тридцать лет назад на свою родную планету, сделал несколько благоразумных вкладов капитала и снял более богатый урожай нечестно приобретенных денег, чем когда-либо мог мечтать. Лишь на одной планете внезапное богатство сомнительного гражданина привлекло внимание полиции. Эта планета уже была членом Галактической Федерации. Расследование позволило раскрыть вскоре весь этот страшный, опасный заговор.

Тогда-то — в ответ — и возникла ТЕРРА.

Если ТЕРРА прошла длинный путь за свои четырнадцать лет существования в базовом времени, то не меньший путь прошла и Империя. Хотя 10 000 агентов ТЕРРЫ по количеству намного превосходили организацию Малика, большинство из них никогда не вели действий против Империи. Они просто наблюдали — на всякий случай. Научные специалисты ТЕРРЫ опережали специалистов Малика. Однако сообщение Кимбалла об этой последней разработке внесло в картину новый штрих — аппарат Империи, который мог бы низвести половину населения мира до уровня идиотов!

Ганнибал Форчун покачал головой. Для большей части заданий его степени магистра истории со специализацией «История Земли» было достаточно. Для этого же задания, однако, нужно было стать суперменом.

С показным хладнокровием, от которого полицейскому, дежурившему в коридоре, становилось до странности неуютно, Ганнибал Форчун снова лег на койку и закрыл глаза.


Телефон на столе шерифа Лоренцо Додда зазвонил резко и коротко. Додд, углубившись в изучение пистолета странного вида — если только это был действительно пистолет, — который он отобрал у арестованного, не обращал на телефон внимания. Он зазвонил еще. В этот раз, нахмурившись, Лоренцо поднял трубку.

— Кабинет шерифа. Додд слушает.

— Отлично! — послышался в трубке знакомый восторженный голос. — Я так и рассчитывала, что к этому времени вы уже должны возвратиться. Мистер Форчун добрался до вас?

Шериф Додд посмотрел на трубку.

— Да, добрался, но… хм-м… боюсь, что он сейчас не сможет подойти к телефону.

— Ладно, ладно, я, конечно, не хотела бы прерывать его, если он занят, но скажите ему, что пришли какие-то люди из ВВС и хотят, чтобы я прямо сейчас отправилась с ними в Вашингтон. Я буду отсутствовать два или три дня, говорят они, поэтому не могли бы вы оказать мне огромную любезность? Я оставила корм для кошек, и у них достаточно воды, чтобы хватило до вечера сегодня, но я была бы страшно благодарна, если бы вы заглянули к ним вечером по пути домой и посмотрели, все ли с ними в порядке. Я выставлю ящик с кормом для них так, что его легко будет найти, а консервный нож висит на стене. Сделаете?

У Додда появилось тревожное чувство, что он уже дал согласие.

— Конечно, Мэрилин.

— Благодарю вас. Три больших банки на обед, а затем просто насыпьте им в миски сухой корм, и этого им хватит и на следующий день, и… Ах! Еще одно. Мне страшно неудобно просить вас об этом, но мне не хотелось бы оставлять дом открытым, чтобы они могли по нужде выходить на улицу, поэтому не могли бы вы убрать сегодня вечером их туалеты? Просто выбросите их содержимое в мешок, а мешок вынесите в мусорный бак. Не знаю, кого еще я могла бы попросить, кто был бы таким надежным… Вы сказали, что, если мне когда-нибудь что-нибудь потребуется, только скажи, и, в конце концов, зачем тогда друзья, если нельзя положиться на них…

— Для вас я позабочусь обо всем, — ответил Додд. — Счастливого пути!

— Огромное спасибо! Я зайду к вам, как только вернусь. Обещаю!

Шериф Додд положил трубку, широко улыбаясь. Он не вполне понимал, почему он позволяет Мэрилин Мостли уговаривать себя так легко, но чувствовал себя польщенным, что именно к нему она обращается с тем, что ей кажется важным. Конечно, он покормит и напоит ее чертовых кошек!

В поисках сигары он похлопал себя по карманам, а затем вспомнил, что неделю назад бросил курить. Все еще широко улыбаясь, он дотянулся до своего настольного календаря и нацарапал внизу на следующие три дня слово «Мостли».

Но Вашингтон? Конечно, это из-за той летающей тарелки. Он также видел ее, но в ВВС почему-то заинтересовались этой Мэрилин, если только девушка не врет. У него самого не было сейчас никакого желания побывать в Вашингтоне. Здесь, в Фоллвуде, хватало своих важных дел. Например, выяснить, что приключилось с Соробином Кимбаллом. Вид кухни Кимбалла, силуэт сгоревшего человека на кухонной стене, искалеченный магнитофон и мебель. Форчун этот за рулем автомобиля Кимбалла… Этого было недостаточно, чтобы держать Форчуна под арестом долго, рассуждал шериф, и без дополнительных фактов не обойтись.

Он еще раз взял в руки пистолет незнакомца, пытаясь разобраться в нем. Может, это действительно всего лишь фотоаппарат, как и заявил Форчун? По напоминающей объектив штуке, похожей в то же время на ствол, Додд не мог определить, что это такое. И если это все-таки пистолет, чем он стреляет? Однако, если бы суд посчитал, что по внешнему виду он напоминает пистолет для использования в совершении ограбления… К сожалению, налицо пока странное убийство, но не ограбление.

«Мистер Форчун добрался нормально?» Лицо шерифа Додда омрачилось, когда он вдруг вспомнил первый вопрос Мэрилин Мостли. Он положил пистолет обратно на стол, рядом с его же дорогим на вид позолоченным портсигаром и зажигалкой. Но откуда, ради всего святого, эта девчонка знает Ганнибала Форчуна?

Он отбросил воображаемые картины по меньшей мере трех возможных вариантов ответа: Мэрилин была не из тех девушек. Однако Форчун выглядел подозрительно, он был как раз из тех мужчин. Шериф Додд встал, затем снова сел и схватился за телефонный аппарат. Он набрал номер телефона Мэрилин и дал ему прозвонить восемь раз, затем бросил трубку на рычаг. Очевидно, она звонила всего за несколько минут до отъезда в Вашингтон.

И опять его правая рука сама отправилась на поиски табака, инстинктивно похлопывая по карману рубашки. На глаза ему попался портсигар Форчуна; он взял его в руки, повертел и решительно положил на место, попеняв себе, что шериф, который не может преодолеть такую простую вещь, как тяга к никотину, представляет собой довольно жалкое зрелище.

Он только собрался снова встать, когда в его кабинет вошли два человека в форме ВВС.

— Шериф? — спросил один из них, с капитанскими нашивками. — Я капитан Барановски, а это — сержант Уиллкй, из ВВС США.

Додд протянул руку:

— Лэрри Додд, джентльмены, — сказал он, приглашая их войти. Очевидно, их визит был связан с Мэрилин. — Очень жаль, что я не смогу куда-либо отправиться с вами, но неотложная работа по расследованиям…

— Отправиться с нами? — повторил капитан. — Вам нет надобности отправляться куда-либо с нами. Мы ищем Мэрилин Мостли, и я полагаю, что вы смогли бы подсказать, как ее найти.

Додд попытался удержать сдавленный смех от удивления. Но все-таки не сдержал. Капитан нахмурился:

— Не вижу ничего смешного.

— Мне говорили, что в ВВС большие путаники, и догадываюсь, что это верно. Не более десяти минут назад Мэрилин Мостли в сопровождении нескольких офицеров из ВВС отправилась в Вашингтон. Вы что, ребята, из разных ВВС?

Капитану Барановски удалось подавить улыбку.

— Случается иногда, — согласился он. — Вы же знаете, шериф, как работает правительство. Думаю, то же самое в миниатюре творится и в нашем родном Пентагоне.

Додд покачал головой:

— Нет, мне удается этого полностью избежать.

— О-о! Каким же образом?

— У меня железное правило: не брать в помощники уволенных в запас офицеров ВВС.

Глава 5 КАК АУКНЕТСЯ, ТАК И ОТКЛИКНЕТСЯ

Переодетый в оболочку дубликата тела Соробина Кимбалла, Уэбли появился перед входом в офис шерифа и оценил обстановку. Это было небольшое здание каркасного типа с пристроенным железобетонным корпусом тюрьмы. С потолка прихожей свисали два устаревших вентилятора, лениво приводивших в движение воздух. Довольно обшарпанный деревянный барьерчик отделял дежурку от посетителей. Напротив дежурной части висела огромная доска объявлений. Под большим календарем с красочным изображением обаятельной девицы сидел крупный морщинистый помощник шерифа, полностью поглощенный чтением служебного журнала.

— Доброе утро, Дженкинс, — сказал Уэбли. — Лэрри Додд у себя?

Помощник быстро поднял глаза, засовывая журнал в ящик стола.

— Кимбалл! — воскликнул он. — Ну, дружище, рад видеть вас живым.

— Не знал, что меня считают мертвым. — Уэбли растягивал слова, великолепно подражая голосу погибшего агента.

— Ну, хм-м, понимаете, прошел такой слух, что… — Голос Дженкинса становился все тише от смущения. — Пойду доложу шерифу.

— О'кей, — сказал андроид.

Дженкинс обошел вокруг своего стола и вышел в коридор. Вскоре появился шериф Додд, а за ним по пятам Дженкинс.

— Привет, Лэрри, — сказал псевдо-Кимбалл. — Ну что, видели еще какие-нибудь летающие блюдца?

Додд внимательно посмотрел на него.

— Откуда вам известно об этом?

— Репортер должен везде успевать. Я хочу заявить, что пропал человек.

— Угу! А зовут его случайно не Ганнибал Форчун?

Теперь пришла очередь Уэбли сделать вид, что он удивлен.

— Откуда вам это известно?

Шериф осклабился:

— Просто часть моей работы. Что это за бардак на вашей кухне?

— Вы хорошо делаете свою работу, — заметил Уэбли. — Мы с Форчуном дурачились — вы ведь знаете, как это бывает со старыми друзьями.

— Он тоже говорит, что вы старые друзья.

Уэбли не стал углубляться в эту тему, задав следующий вопрос:

— Что с ним, Лэрри? Примерно три часа назад я дал ему свою машину. Он обещал отсутствовать не больше часа. Я стал волноваться и собирался попросить вас помочь мне найти его. Надеюсь, он не разбился на машине, а?

— Нет, но был почти на грани этого. Я задержал его за превышение скорости, езду на украденной машине, подозрение в убийстве. — Шериф рассеянно похлопал себя по карману, поняв уже в который раз, что сигарет он там уже больше не держит.

— Видите ли, я действительно дал ему на время машину, следовательно, этот вопрос закрыт. А если он сбил кого-то, то, право, не знаю, этого не может быть… Послушайте, Лэрри, я люблю побездельничать, но нам с Форчуном еще предстоит работенка. Вы не могли бы отпустить его?

Додд задумчиво потер подбородок:

— На нем еще висит обвинение в превышении скорости, а судьи Уоткинса нет в городе. Вы гарантируете, что он явится завтра в суд?

— Конечно.

— Дженкинс, приведите сюда арестованного.

Толстый помощник послушно вышел, возвратившись минуту спустя с Ганнибалом Форчуном.

— Ну, Соробин, спасибо, — улыбнулся Форчун. — Я знал, что могу рассчитывать на тебя и ты выберешься даже из могилы, чтобы выручить меня из беды.

Андроид нахмурился:

— Я же предупреждал тебя, что машина скоростная. Можем идти?

— Как только шериф возвратит мне мои вещи. Он отобрал у меня даже шнурки, — сказал Форчун.

— Обычная мера предосторожности, — пробормотал Додд. — Дженкинс, выдайте ему его вещи. — И он спросил Форчуна: — Что у вас за отношения с Мэрилин Мостли?

Ганнибал широко улыбнулся:

— Мы — коллеги по любви к кошкам, шериф. У нее есть великолепный кремовый кот по кличке Казанова.

— Понимаю, — сказал шериф, потирая подбородок. — Она хорошая девочка. Эти кошки остались у нее как память о погибших родителях. Именно я извлек мистера и миссис Мостли из разбитой машины в прошлом году. Не хотелось, чтобы с ней что-нибудь случилось во время этой внезапной поездки в Вашингтон.

— Вашингтон? — Додд кивнул.

— Кажется, она видела на днях один из этих НЛО, и сразу же прибыли люди из ВВС и на несколько дней забрали ее в Пентагон для сообщения об этом. Она звонила мне менее часа назад и попросила меня присмотреть за кошками.

— Интересно, — сказал Уэбли-Кимбалл. Шериф Додд ухмыльнулся:

— Странное дело, сразу же после ее отъезда появились еще два человека из ВВС, которые разыскивали Мэрилин. О тех, предыдущих, они вообще ничего не слышали. Подозреваю, что у них там есть кто-то в Вашингтоне, кто специально все запутывает.

— Вы ближе к истине, чем думаете, — заметил Форчун.

Из кучи вещей, принесенных и выложенных на стойку помощником Дженкинсом, он взял ремень со встроенным кинжалом и продел его через брючные петли, методично зашнуровал ботинки, затем, внимательно потасовав стопку хрустящих банкнот, спрятал их во внутренний карман и спросил:

— Зажигалка, фотоаппарат, портсигар, экспонометр?

— Дженкинс, — распорядился Додд, — принесите его остальные вещи — они на моем столе. Я чуть было не угостился одной из ваших сигарет, мистер Форчун, но решил воздержаться.

— Я рад, — спокойно ответил Ганнибал. — Они не понравились бы вам: они импортные, а вкус такой, как будто они с другой планеты.

Он попал бы затруднительное положение, если бы шериф затянулся его сигаретой.

— Кстати, — сказал Уэбли-Кимбалл, — сегодня утром шериф видел летающее блюдце.

Брови Форчуна взлетели вверх:

— На самом деле? В какое время?

— В половине пятого, — ответил Додд.

— А вы не заметили, куда оно улетело?

— Прямо вверх.

— Звучит правдоподобно. А теперь, шериф, если возвратите мистеру Кимбаллу его ключи от машины, мы откланяемся.

Ключи были возвращены, и оба агента ТЕРРЫ ушли.

Помощник Дженкинс смотрел за ними из окна и увидел, что, как только они вышли на улицу, Кимбалл передал ключи от машины Форчуну. Он озадаченно повернулся к шерифу и посмотрел на него.

— В чем дело, Дженкинс? У тебя такой вид, как будто ты чем-то озабочен.

— Я просто думаю. Эта история с летающим блюдцем… Форчун сделал удивленный вид, но я не считаю, что он на самом деле был удивлен. А вот откуда Кимбалл знает, что вы видели НЛО?

— Сегодня утром я разговаривал с Мэрилин. Я позвонил ей и сказал об этом.

— Хорошо. Однако Форчун взял машину Кимбалла до этого, а мы арестовали его сразу же, как он ушел от Мэрилин.

— Так.

— Но Кимбалл знал об этом, не беседуя с Мэрилин. Откуда?

Шериф Лоренцо Додд в который раз пошарил в поисках несуществующей сигареты.

— К черту, Дженкинс. У меня есть более важные дела, чем это. — Он поискал в кармане и выудил оттуда какую-то мелочь. — Купи мне, пожалуйста, пачку сигарет. Ты знаешь мои любимые.

Дженкинс ухмыльнулся и, порывшись в ящике своего стола, торжественно достал новую пачку.

— Купил для вас вчера, шериф. Я знал, что вы не выдержите.


— Давай вперед! — воскликнул Ганнибал Форчун, чувствуя, что машина катится назад. Переключение скоростей было подпружинено, очевидно, с целью предотвращения случайного смещения на обратный ход, и он догадался, как сделать правильно.

Уэбли-Кимбалл вздохнул:

— Так держать, и в один прекрасный день ты будешь справляться с ней не хуже помощника Дженкинса.

— А что, — сказал Форчун, радостно выжимая первую скорость, — совсем неплохая машина. Земля на самом деле достигла кое-чего, чем не стыдно гордиться. И, пожалуйста, без подколов.

— Как скажешь. А теперь куда, о Мудрый Спаситель Мира? Только не гони, а то снова заметут за превышение скорости.

— Как намекал шериф Додд, ВВС, возможно, действительно все путают, но подозреваю, что одна из этих команд, о которых мы слышали сегодня, — переодетые люди Империи.

— Точно! Поэтому мы последуем за честной леди, а? Хорошо? Это даст мне возможность избавиться от этой оболочки. Не ожидаю, что ты согласишься, однако человеческое тело не является идеальным багажом, чтобы таскать его с собой.

— С человеческим телом связано довольно много удовольствий, — запротестовал Форчун.

— Я ожидал это услышать, учитывая, что твое тело единственное, которое у тебя когда-либо было. Но если ты хочешь знать о настоящем удовольствии, позволь рассказать тебе…

— Избавь. Я все слышал о твоих похождениях еще зеленым юнцом, и тем не менее я им не верю. Что же касается того, чтобы расстаться с телом Кимбалла, считаю, что еще не время. У меня такие чувство, что оно может оказаться очень кстати.

Уэбли вопросительно посмотрел на своего напарника:

— Больше всего на свете не люблю, когда играют втемную.

Солнце поднялось высоко, и дороги были забиты легковым и грузовым транспортом. Форчун наконец привык к «ягуару» и вел его так, как будто тренировался для гонок на Большой приз, полагаясь на отличную память симбионта в части дорожных указателей, чтобы добраться обратно до темпорального транспортного корабля. Наконец там, где шоссе максимально близко подходило к цели, он свернул на изрытую колеями проселочную дорогу и остановил «ягуар» в таком месте, где было мало вероятности, что его обнаружат. Отсюда до поляны, где их ожидала невидимая машина из будущего, было всего лишь несколько минут ходьбы.

— Управление? — спросил Ганнибал.

Уэбли отдал «часы». Форчун надел их на запястье, схватился за крепкую ветку и прикоснулся к заводной головке. И снова невинные ручные «часы» исчезли в скручивающемся потоке времени, выполнили свое дело и возвратились на место. Форчун открыл корабль, и они оба вошли внутрь.

— Малик, возможно, первоклассный тиран, — заметил Ганнибал, — но не великий полководец.

— Почему? — Все еще страстно желая избавиться от оболочки Кимбалла, Уэбли с вожделением поглядывал на футляр.

— Удачливые генералы постоянно заботятся о потребностях своих войск. Империя имеет немного темпоральных транспортных кораблей, и они в десять раз больше нашего. Я думал об этом, пока тебя ждал. Наша техника настолько ушла вперед от техники Империи, как пулемет от лука со стрелами. Однако в любой точке контакта мы почему-то соперничаем с ними на равных.

Форчун уселся за пульт управления и занялся настройкой.

— Они берут упорством, — предположил Уэбли, садясь рядом. — Точно так же один сумасшедший бомбардировщик может быть равен всем полицейским силам большого города.

— Хорошо ты справляешься с домашним заданием!

— Мне пришлось кое-чем заняться, пока ты прохлаждался в каталажке. А сейчас я пытаюсь вычислить, почему ты придаешь такое значение той пустоголовой рыжей девчонке.

— Это должно быть очевидным, особенно сейчас, когда ею заинтересовалась Империя. И если они забрали ее куда-то, можно спорить, они полагают, что ей известно больше, чем положено.

— Почему бы им просто не убить ее и не смыться?

Форчун нажал на кнопку; корабль наполнился пронзительным гулом.

— Ты забываешь, с кем имеешь дело, Уэб. Дрофокс Джоргол, возможно, найдет ее занятной, Что будет засчитано в пользу агента, который доставил ее. Как и любой другой командир в имперской организации, Джоргол вынашивает честолюбивую мысль свергнуть когда-нибудь самого Малика. Рискованное положение, когда пытаешься оставаться на хорошем счету у тирана и одновременно замышляешь его смерть, однако так поступает любой подающий надежды молодой исполнитель в гангстерской банде. Мальчики Джоргола знают, к чему стремится их босс, потому что у них такие же амбиции, хотя, возможно, и в меньших масштабах. Это беда любой организации, единственной целью которой является власть.

— Если ты уже закончил лекцию, нам пора в путь, — сказал Уэбли.

Форчун широко улыбнулся, затем нажал на другую кнопку и отклонился, услышав и увидев сигнал об отсчете времени. Когда погасла последняя сигнальная лампочка, лобовой иллюминатор затуманился, стрелки часов вращались назад, унося их в ближайшее прошлое, случившееся еще сегодня. Это было одно из новейших усовершенствований, которым технические специалисты ТЕРРЫ снабдили корабль, — способность скользить обратно по временной линии, которую вы занимали прежде, ни в коей мере не подвергая опасности свое собственное существование. Это было очень удобное приспособление, поскольку оно позволяло агенту наблюдать за событиями, происходившими в то время, когда сам агент занимался другими делами. Необходимо было только оставаться безучастным относительно наблюдаемых событий.

Иллюминатор очистился; Форчун подал рычаг вперед, и невидимый корабль набрал высоту. По пыльной дороге прямо под ними проворно перемещалась крошечная фигурка андроида Соробина Кимбалла, приводимая в действие Уэбли. Ганнибал прекратил подъем и нажал на другую кнопку управления; корабль рванулся вперед, мгновенно набирая скорость, взяв курс на усадьбу Мэрилин Мостли. Подлетев к ней, не видимый никем корабль остановился менее чем в тридцати метрах над землей.

Во дворе агенты ТЕРРЫ насчитали шесть беспокойно бегающих кошек и еще двух, неподвижно греющихся на солнышке у дома. Форчун притронулся к другому рычагу и на одно деление подал его вперед. Мир изменил окраску, как будто внезапно между кораблем и землей внизу был установлен красочный фильтр. В тот же миг все бегающие кошки, кажется, получили ускорение, носясь по двору с головокружительной быстротой. Машины проносились со свистом по дорогам, и верхушки деревьев качались, как от землетрясения, хотя был всего лишь слабый ветерок. Они неслись во времени, наблюдая, как внизу в несколько раз быстрее, чем на самом деле, разворачивались события.

Вот на дороге на огромной скорости появилась голубая машина и свернула к дому Мэрилин. Из машины выскочили три фигуры в военной форме и поспешили в дом. Крыша не позволила наблюдателям увидеть больше. Форчун передвинул рычаг перемещения еще на одну риску. Носящиеся по двору кошки стали плохо видны. Спустя мгновение, подобно пушинкам, увлекаемым мощным пылесосом, соблазненные звуком открываемой консервной банки с кормом, они прошмыгнули в дверь кухни и исчезли.

А затем вдруг четыре человека стрелой вылетели из передней двери и помчались к машине, которая поглотила их и почти в то же мгновение начала сдавать задом. Она выехала на дорогу и устремилась вперед в тот момент, когда Ганнибал бросил рычаг назад в нормальное положение.

Пока Форчун и Уэбли наблюдали за голубой наземной машиной, невидимый корабль грациозно поднялся на несколько десятков метров вверх. Они проследили, как она свернула на четырехрядное шоссе, а позже повернула на одну из проселочных дорог. Внизу простирались огромные ровные поля пшеницы, овса и ячменя, образуя мозаику из коричневого, желтого, зеленого и черного цветов. Голубая машина поехала по пашне, направляясь прямо к широкому простору холмистого пастбища впереди. Тщательно вглядевшись, Форчун увидел глайдер Империи, похожий с этой высоты на невинную сельскохозяйственную машину. Он задал себе вопрос, сколько же авиапассажиров видели внизу подобные корабли Империи и принимали их за газопроводные подстанции, резервуары и тому подобное. Немного рискованно, подумал он, но разумно. Когда они подлетели ближе, то увидели, что глайдер был довольно хорошо замаскирован в низине, с земли его можно было бы увидеть, лишь подойдя к нему ближе чем на пятнадцать метров.

Голубая машина приблизилась к аппарату примерно на четверть мили и остановилась. Четыре фигуры вышли из нее и прошли по пастбищу.

— Кажется, она идет добровольно, — сказал Уэбли.

— Конечно. Они, без сомнения, напели ей красивую легенду. А вот мы не пытаемся так бесстыдно перехитрить кого-либо.

Они наблюдали, наверное, в течение пяти минут за продвижением четырех фигур внизу к блюдцеобразному глайдеру. Ганнибал мог вообразить себе восторженные реакции Мэрилин, когда она поднялась на последний пригорок и увидела НЛО. Он почувствовал удовольствие, что не выслушивает ее словесную реакцию. С ее помощью можно легко одолеть даже Дрофокса Джоргола — она заговорит его до смерти.

Мэрилин и двое в мундирах вошли в глайдер, в то время как третий возвратился к голубой машине. Прошло несколько минут, затем глайдер резко поднялся вверх и понесся в юго-западном направлении.

— А теперь — за ними, — пробормотал Форчун, бегая пальцами по кнопкам управления.

Держать глайдер в поле зрения было совсем нетрудно, так как его экипаж даже не представлял, что за ним следят. Находясь в фазе невидимости, корабль ТЕРРЫ фактически не существовал во времени, занимаемом глайдером, поэтому даже самые замысловатые детекторы Империи были бы не в состоянии обнаружить его. Но Форчун все-таки держал свой корабль на расстоянии в добрых полмили от глайдера, легко подлаживаясь под его скорость.

Поля, фермы и города быстро проносились под ними, оба корабля поднимались все выше, выше земных авиатранспортных коридоров, выше скоплений облаков и, как догадывался Форчун, выше зоны радиолокационных наблюдений. Блюдце могло показаться на чьем-нибудь экране, однако на этой высоте и при такой скорости, особенно если пилот тщательно выдерживает абсолютно прямой курс, оператор радара мог легко решить, что видит метеор, вошедший в земную атмосферу и ринувшийся навстречу своему огненному концу.

Форчун подошел достаточно близко к глайдеру, чтобы определить его конструкцию и подумать, как быть дальше. Это была роскошная модель, возможно, украденная у правительственного флота в третьем секторе. Изготовлен он был фирмой «Интрасистем» примерно в 2570 году, то есть ему было около двух лет. Он должен был находиться еще в отличном состоянии, имел пирокерамическую отделку, чтобы выдерживать колебания температур 14 000 градусов, и показатель безынерционного ускорения 93 процента. Его топливных элементов хватило бы, по-видимому, еще на добрых девять-десять тысяч часов. Но по сравнению с транспортными кораблями ТЕРРЫ он представлял собой просто ручную тележку.

Форчун не отрывал глаз от сдвоенных часов на панели управления, расположенной перед ним. Те, что справа, оставались без движения с того момента, когда он включил обратное скольжение корабля по линии времени; вторые, слева, показывали с постоянным нарастанием время, истекшее с начала полета. Когда показания обоих часов совпадут, транспортный корабль выйдет из режима невидимости.

Пока продолжалось преследование, стрелки на левых часах медленно ползли по циферблату. Огромные плоские равнины внизу уступили место пересеченным холмам, которые почти сразу же скрылись за массами облаков. Впереди через медленно волнующуюся облачную белизну вырисовывалось несколько высоких пиков.

Показания обоих аппаратов совпали. Загорелась лампочка. Форчун пробежал пальцами по кнопкам управления — и лампочка погасла. Оба часовых механизма шли одинаково.

— Надежнее будет, если мы останемся пока невидимыми, — лениво сказал Уэбли.

Форчун указал на шкалу:

— Смотри сам.

Симбионт пожал своими андроидными плечами.

— Никогда бы не смог управиться с этой штуковиной, — признался он. — Слово даю.

Сейчас под ними находился глубокий каньон, на дне которого извивалась река, а по бокам возвышались гигантские остроконечные пики, бросавшие огромные тени. Стены каньона представляли собой буйство красок, что явилось результатом многовековой работы эрозии. Форчун собирался уже было восхититься вслух этим великолепием, когда имперский глайдер вдруг резко изменил курс. Форчун последовал за ним, оставив каньон далеко позади. Корабль прекрасно выполнял любые маневры.

В конце концов, пролетев огромное расстояние над бесплодной пустыней, прерываемой горами и небольшими участками леса, глайдер начал снижение, и Форчун последовал за ним. Сейчас они пролетали над зеленой долиной, покрытой возвышенными полями, темными пятнами городов и поселков. Долину пересекали длинные полосы дорог, по которым ползли похожие на насекомых разнообразные машины. В сотнях метров ниже глайдера и транспортного корабля в воздухе можно было наблюдать грациозные серебристые самолеты, описывающие круги над аэропортом, еще ниже порхали ярко раскрашенные, как стрекозы, вертолеты. Глайдер направлялся в обход на юго-восток.

Хотя и более умеренно, глайдер продолжал сброс высоты. Его скорость тоже шла постоянно на убыль, что вынуждало Ганнибала непрерывно делать поправки курса, чтобы выдерживать постоянное расстояние преследования. Вот появились опрятные рощицы, расположенных в правильном, геометрическом порядке, а затем они уступили место дикой пустыне. Глайдер летел вдоль прямой ленты шоссе.

Внизу появился и исчез небольшой городок, шоссе отклонилось к югу. Имперский глайдер летел точно на юг, направляясь, очевидно, к горной гряде. Вместо набора высоты, что обеспечило бы безопасный перелет гряды, глайдер продолжал постепенно снижаться. Форчун поднял свой корабль на несколько десятков метров выше, спокойно наблюдая за противником.

— Подозреваю, что мы прибыли к месту назначения. Не спускай с них глаз, — приказал он напарнику.

Ганнибал поставил свой корабль в воздухе неподвижно и тоже принялся наблюдать через прозрачный пол кабины.

— Где они? — Уэбли показал.

— Полагаю, что он ищет место для посадки или еще что-то.

— Да. Сбавил скорость солидно. Давай спустимся пониже: плохо видно.

Форчун прикоснулся к рычагу управления; корабль круто пошел вниз по направлению к горам.

Имперский глайдер вел себя подобно рыбе, рыскающей по коралловому рифу, приближаясь сначала к одному утесу, затем к другому, то бросаясь через узкий каньон, то плывя по течению вдоль сплошной каменной стены. Ганнибал виртуозно следовал за ним, подводя свой невидимый корабль на опасно близкое расстояние к зубчатым утесам, выступам и карнизам. Местами гора имела такой вид, как будто гигантские каменные глыбы были поставлены великанами по какой-то системе; кое-где эта картина была словно бы облита грязью, которую потом заморозили. Здесь и там накапливалась почва в количествах, достаточных для поддержания жизни: высокие сосны вдоль этой горной гряды, чахлые кустарники на том склоне, скудная травка на другом.

Глайдер проникал все глубже в гору, касаясь, казалось, вскользь крутых утесов и осторожно заглядывая за их вершины. Наконец после нескольких минут явной растерянности имперцы в глайдере нашли то, что искали. В одном из наиболее неприступных утесов находился вход в пещеру, представляющий собой отверстие высотой около шести метров и шириной по меньшей мере двадцать метров. Именно к нему направился имперский глайдер и, медленно планируя, сел на площадку перед входом.

— А теперь что? — спросил Уэбли. — Следуем за ним внутрь?

— Но не на нашем же корабле! Да, мне хотелоеь бы побывать там, внутри, но будет лучше, если они не заподозрят, что мы из ТЕРРЫ. Сможешь опять найти это место?

— Давай осмотрим окрестности еще раз, чтобы я смог сориентироваться.

Спустя примерно двадцать минут, после того как Уэбли полностью удовлетворился тем, что запомнил достаточно ориентиров, которые смогли бы указать ему путь к пещере Империи, они поставили машину-невидимку в высохшем русле ручья примерно в ста ярдах от шоссе.

Форчун посмотрел на Уэбли, пока не делая попыток встать из-за пульта управления.

— Мы можем пойти пешком обратно в эти горы прямо сейчас или же разведаем кое-что вокруг, узнаем, где мы находимся, не случилось ли здесь чего-нибудь необычного, а затем уже, зная обстановку, вернемся сюда. Как ты считаешь?

— Ты думаешь, что Дрофокс Джоргол там, внутри?

— Возможно.

— А как он поступит с Мэрилин Мостли, пока мы будем пополнять свои знания об этих краях?

— Здесь у тебя веский аргумент, — уступил Форчун. — Может быть, нам следовало бы провести свое расследование до прибытия сюда Мэрилин. По текущему земному времени мы прибыли в Канзас сегодня утром в 04:58:16. Сейчас часы показывают 13:22:00. Если мы отправимся на сутки назад, то успеем управиться с разведкой до 04:58:16 часов сегодняшнего дня. И при этом будем в безопасности. А потом просто перескочим через остаток сегодняшнего утра и вернемся к этому часу.

— Что ты мне объясняешь элементарные вещи. Делаем!

Форчун уже перестроил режим управления. Часы слева пошли назад, обзор закрылся туманом. А потом они оказались на прежнем месте. Единственным изменением вида снаружи было то, что исчезла туча, заволакивавшая горизонт, потому что вчера небо было чистым.

Они вышли из корабля. Спустя несколько секунд корабль в очередной раз спрятался в потоке времени., День стоял жаркий, и, хотя веял легкий ветерок, он был не в состоянии принести облегчение в этой пустынной местности. Форчун не уставал поражаться, что Земля имеет такой разнообразный климат и что формы жизни планеты обладают такой приспособляемостью. Даже в этом каменистом и пустынном предгорье росло множество разновидностей кактусов, кустарников, летали и ползали насекомые, кричали какие-то птицы.

— Пойдем поищем людей, — сказал Ганнибал. Он уже начал потеть. У андроида, конечно, не было нужды потеть, так как он был снабжен внутренней системой охлаждения. Оба агента пошли по направлению к шоссе и, достигнув его, отправились по нему на запад.

Не прошло и пяти минут их пешей прогулки по шоссе, как в ответ на их просьбу на обочину свернул древний грузовичок-пикап, и его немолодой водитель высунулся из окна, приветливо сняв широкополую шляпу:

— Что, парни, тачка сломалась?

Форчун широко улыбнулся и ответил:

— Дрянь! Заглохла и никак не заводится. Решили, что надо вернуться в город и попросить помощи.

— Прыгайте сюда! Я еду через город и дальше за Кряж Апачей.

Форчун и Уэбли-Кимбалл втиснулись в пыльную кабину.

— Спасибо. А на солнце припекает.

— В это время суток здесь можно запросто получить тепловой удар, — проинформировал их водитель.

Этот старик выглядел под стать своему автомобилю. Его лицо было изрезано морщинами, и на нем кустились заросли черных бровей и неухоженная жидкая бороденка. Растительность на его голове была такая же скудная, как и побелевшая от солнца трава в пустыне. Его, очевидно, когда-то могучее тело сейчас огрузнело, и большой живот упирался в баранку.

— Да, сэр, это солнце может убить любого, как пить дать, — повторил старик. — А вы издалека?

— Просто проезжали мимо, — ответил Форчун.

— Не тот климат сейчас для снегирей. Сначала я принял вас за киношников.

— Кинопшиков?

— Они снимают в нашей округе массу вестернов. В нескольких я сам снялся в массовке. Только мне скоро надоело это вечное ожидание, пока там разберутся с камерой, с аппаратами… Не люблю ничего не делать, даже если мне и платят за это.

— А что такое снегирь? — спросил Уэбли, который всегда был не прочь пополнить свой запас знаний о формах земной жизни.

Старик ухмыльнулся:

— Те, кто приезжает сюда отдохнуть зимой. Аризона считается раем для отпускников, когда остальная часть страны зарывается в снег. У нас не так дорого, как в Лас-Вегасе или во Флориде, приезжают зимой погреться на солнышке всякие — и богатые, и бедные.

— Понятно. А вы чем занимаетесь?

— Я занимаюсь камешками. Алмазы, но в основном самоцветы. У меня есть шесть ящиков обсидиана. Удачно приобрел сегодня утром в Супериоре. Когда я их обработаю и отшлифую, то получу «слезы апачей». Я продаю их оптом по всей стране.

— «Слезы апачей»? — повторил Форчун. — Подходящее название для драгоценного камня.

— Природное стекло, — объяснил старик. — Вулканическое. Об этих камнях впервые услышали лишь после войны, примерно в сорок седьмом или сорок шестом году. Первый парень, который начал торговать ими, называл их «дымчатым топазом». Затем кто-то вытащил на свет Божий древнюю индейскую легенду и назвал их «слезы апачей», и так и пошло. По этой легенде, когда-то давно, когда присоединяли эти земли к США, отряд апачей был окружен американской кавалерией, их загнали в горы, и ониоказались на краю утеса в безвыходном положении. Апачи предпочли не сдаваться в руки белых, а массовое самоубийство, и все спрыгнули вниз с этого утеса. Увидев это, их женщины зарыдали, а Великий Дух превратил их слезы в камень.

— Красивая индейская легенда, — заметил Форчун.

— Черта с два индейская! — фыркнул старик. — Ее придумали торговцы самоцветами, она помогает продавать уйму этих стекляшек… Парни, вам надо в Феникс или здесь остановитесь?

— Здесь. — Форчун посчитал этот ответ таким же удачным, как и любой другой.

— Тогда вот перед нами… Кряж Апачей. Ну, я не хотел бы соваться в ваши дела, но на вашем месте я бы остановился вон в той гостинице под названием «Суеверие». Я слышал, что там хорошо и внимательно относятся к своим постояльцам. Они помогут вам связаться с гаражом, который не надует вас. Они заботятся, чтобы вы были по-настоящему довольны и чтобы вы когда-нибудь вернулись к ним еще.

— Спасибо за совет, — сказал Форчун.

— Не за что, — ответил старик.

— А где можно вас найти?

— Меня зовут Чарли Хэггетт. Просто любого спросите, где находится лавка драгоценных камней Чарли Хэггетта.

Форчун представился сам и представил напарника как Кимбалла. Они поблагодарили Хоггетта, когда он высадил их у гостиницы. Во время прежнего пребывания на Земле Форчун уже приобрел определенный опыт по части отелей и гостиниц, поэтому он без проблем снял номер. Оба агента ТЕРРЫ очистили пыль со своих костюмов, умылись и спустились позавтракать тут же, в гостинице.

— Ты будешь завтракать, — сказал Уэбли, — а у меня вообще не предусмотрено место для этого.

— Конечно. Завтрак — одно из тех человеческих удовольствий, о которых я говорил. Однако тебе повезло. В меню указано и твое любимое горючее. Заказать бутылочку или же ты будешь смаковать его потихоньку рюмками?

Глава 6 БЛЕДНОЛИЦЫЙ ОСТАЕТСЯ ДОМА

Было очевидно, что гора, название которой носила гостиница, была единственной претензией поселка Кряж Апачей на известность и его единственной туристической достопримечательностью. Форчун, как лицо, интересующееся курьезами любого века в той же мере, что и достоверными историческими фактами, решил, что будь он предпринимателем типа Диснея, непременно построил бы в этом живописном местечке парк развлечений и подвел бы сюда железную дорогу для привлечения туристов. «Фор-чунленд» звучало бы неплохо.

Пока же это был крошечный городок. Кроме гостиницы на главной улице имелись палатки, где торговали соком, желе и разным сувенирным хламом. Имелась аптека, супермаркет и маленькие магазинчики, где владельцы пытались воспроизвести интерьер прошлого века. Городок был слишком бедным, чтобы иметь шикарные неоновые рекламы, поэтому горстка торговцев для привлечения туристов, спешащих на запад, к Фениксу, использовала огромные самодельные вывески.

Форчун рассказал бармену гостиницы, что он собирает материал об этих гористых краях для своего кинофильма. Бармен направил его к мисс Лонгфелло из туристического бюро «Суеверие».

— Ее узнать просто — высокая девушка в индейской одежде.

Туристическое бюро «Суеверие» помещалось в небольшом домике без особенных архитектурных претензий, со свежеокрашенным фасадом. Внутри находилась длинная витрина под стеклом, заполненная безделушками и украшениями под старину, и несколько полок с открытками и буклетами. Стены были увешаны покрывалами с индейской вышивкой и стальным оружием.

Девушка за стойкой вполне соответствовала описанию бармена: высокая брюнетка с сияющими глазами и ленивой снисходительной улыбкой, с осанистой фигурой в индейском платье из оленьей кожи, с бусами. Две толстые черные косы спадали по плечам. Настроение Ганнибала заметно поднялось.

— Чем я могу вам помочь? — спросила девушка. Ее голос прозвучал мягко и уверенно, в точном соответствии с ее королевской манерой держать себя. Ее глаза внимательно рассматривали Форчуна и Уэбли-Кимбалла. Как опытный человек в туристическом бизнесе, она пыталась определить, насколько выгодны эти клиенты.

— Вы — мисс Лонгфелло?

— Да, я — Кэнди Лонгфелло, — подтвердила она.

— Меня зовут Ганнибал Форчун. Фирма «Галактик Филмз». Я собираюсь снять документальный фильм о ваших краях, — продолжал он импровизировать. — А мистер Кимбалл напишет сценарий. Мне сказали, что вы — местный краевед.

Высокая брюнетка улыбнулась, оценивая взглядом Форчуна так же тщательно, как и он ее.

— Полагаю, — сказала она мягко, — что как краеведу мне найдется роль в фильме?

Лишь самый близорукий продюсер, решил Форчун, не нашел бы для нее роли.

— Пока не могу ничего предложить. Может быть, мы все обсудим вместе с вами за обедом? — предложил он.

— Нам обоим повезло, — заявила она, — мне нужен сопровождающий на одно мероприятие сегодня вечером.

— Мероприятие?

— Народ апачей проводит публичную акцию протеста в связи с некоторыми недавними событиями. Возможно, это покажется вам интересным.

— Уверен, что покажется. А что за события?

— Слыхали ли вы о золотом прииске «Потерявшийся голландец»?

— Смутно.

— Здесь постоянно кто-нибудь бродит в поисках золота. Народ апачей не интересуется золотом, да к тому же здесь и нет его россыпей. Однако нас возмущают люди, попирающие наши святыни. Мы знаем эту гору, и мы всегда рады сопровождать туда туристов. Золотоискатели же обычно отказываются от проводников, пытаясь все обделывать втайне и часто погибают. В основном потому, что не могут найти дорогу назад.

— Конечно, человек поступает глупо, забираясь слишком далеко куда-нибудь, в глушь без проводника, — согласился Форчун.

Девушка кивнула.

— До вас дойдут слухи, что наши люди убили некоторых из этих старателей. Это неправда. Но это — часть популярной легенды.

— Ах да, легенда. Расскажите мне, пожалуйста.

— Эту легенду сочинили белые, — начала она. — Она не имеет отношения к апачам. — Кэнди сняла с полки брошюрку под заглавием «Легенда о золотом прииске „Потерявшийся голландец“». — Конечно, вам и мистеру Кимбаллу необходимо прочитать ее. Она стоит доллар плюс пошлина три цента. Вы остановились в гостинице, не так ли?

— Да! — Форчун вручил ей деньги за брошюрку и передал ее Кимбаллу.

— Встретимся тогда в шесть. В баре?

— В баре.

Жара на улице была угнетающая. Форчун решил, что, хотя технические спецы ТЕРРЫ продела-, ли великолепную работу, спроектировав его неуничтожаемый костюм, им следовало бы предусмотреть охлаждение. Уэбли не жаловался, имея автономную систему охлаждения андроида. Чтобы удовлетворить как климатические потребности Форчуна, так и аппетиты симбионта по части топлива, остаток дня они провели в баре гостиницы, который носил интригующее название «Покои паладина».

Заправляясь, Уэбли дал бару хорошую возможность заработать. Примерно без десяти шесть он объявил о своем намерении еще раз осмотреть горы.

— Дай мне немного денег, — сказал он, — на случай, если мне потом придется идти по твоим следам.

Форчун любезно отсчитал сто долларов и вручил их симбионту вместе с брошюркой о потерявшемся голландце, которую они внимательно прочли.

Бармен, с удовлетворением наблюдавший, как Кимбалл непрерывно в течение четырех часов потребляет неразбавленные порции спиртного, посмотрел, как тот встает, чтобы уйти. Он удивленно покачал головой, увидев, что андроид вышел не шатаясь.

— Ваш друг, — заметил он Форчуну, — умеет пить.

— У него большая практика.

— Хотел бы я, чтобы таких было здесь побольше, — пробормотал бармен.

— О, таких, как мой приятель, много. Тысяч десять по меньшей мере.

Глаза бармена заблестели.

— А они не думали провести тут съезд? На их фоне самые завзятые выпивохи покажутся трезвенниками.

Ганнибал уже собирался что-то ответить, но бармен оглянулся на нового посетителя. Ганнибал тоже обернулся, а затем встал.

Кэнди Лонгфелло сменила свою одежду из оленьей кожи на изящного покроя белое платье с кружевами, которое очень шло к ее стройной фигуре и загорелым обнаженным плечам. По моде сезона оно доставало ей до колен, открывая длинные ноги в сверкающих тончайших колготках. Ее костюм дополняли изящные легкие лакированные туфли на очень высоких каблуках и сумочка на защелке.

Тяжелые косы были распущены и собраны на затылке в замысловатую башню, так что теперь ее рост достиг роста Ганнибала Форчуна.

Он пошел навстречу, чтобы поприветствовать ее. Только его глаза выражали восхищение, необходимое в случае, когда красивая женщина знает, что выглядит наилучшим образом.

— Точность — еще одна из ваших добродетелей, — улыбнулся он ей.

— Когда я подходила, то увидела, что мистер Кимбалл уходит. Он не присоединится к нам? Если он пишет сценарий, ему бы следовало посмотреть.

— У него еще какие-то дела сегодня вечером. Вы ведь знаете, что за народ писатели — каждый со странностями. Я расскажу ему, что увижу, не беспокойтесь. Не выпить ли нам по коктейлю перед обедом?

Она кивнула, и они прошли в угловой, обитый плюшем кабинет. Форчун сделал заказ.

— А теперь расскажите мне о том, против чего выступает ваш народ, — попросил он.

— За последние два-три месяца в горах появилось много приезжих.

— Что ж тут удивительного? Легенда о потерявшемся голландце состряпана достаточно умело, чтобы привлечь сюда золотоискателей.

— Не все они золотоискатели, — сказала она. — Мы уже запрашивали Бюро по делам индейцев, не сооружает ли правительство там секретную ракетную базу или что-либо в этом роде, но нам решительно ответили, что нет.

— Ну, — засмеялся Форчун, — пока вы не видели никаких летающих тарелок, с вами будет все в порядке.

Рука с коктейлем остановилась на полпути к ее губам.

— А почему вы это сказали?

— А обо всем этом я как раз и снимаю кино, — ответил он небрежно.


Уэбли-Кимбалл убедился, что дверь за ним закрыта на замок, затем подошел к наружной стене номера в мотеле. Она была почти вся стеклянная, с огромной раздвижной дверью, закрытой от пола до потолка поперечной портьерой. Он открыл на несколько дюймов стеклянную дверь вместе с сеткой за ней, потом он вытянулся на одной из двух кроватей. Повернув голову Кимбалла в позе спящего и закрыв его глаза, Уэбли принялся отсоединять свою протоплазму от тела андроида. По мере того как втягивалось каждое тонкое щупальце, Уэбли все больше начинал чувствовать себя самим собой. Его бесформенное тело скопилось в гортани андроида и вытекло тонкой струйкой наружу через открытый рот. Через тридцать секунд он превратился в сверкающий шар весом около семи килограммов, расположившийся на подушке. Потом вытянул псевдощупальце, превратил его в глаз и проверил обстановку. Поплыв по кровати, Уэбли соскользнул на пол и, снова приобретя форму кота, прокрался к выходу.

С силой, которую могли проявить лишь немногие представители кошачьих, он закрыл раздвижную дверь и защитную сетку за ней. Неслышными шагами он пересек городские улицы и углубился в пустыню. Перед ним вставал горный хребет, его пики сияли оранжевым светом в лучах заходящего солнца. Удалившись на безопасное расстояние от гостиницы, Уэбли избавился от облика кошки и принял облик большой птицы. Взяв разгон низко над землей на добрых двести метров, он набрал затем высоту, направляясь к сверкающим вершинам.


Счастье для Ганнибала Форчуна не заключалось в полном удовлетворении его физических потребностей, жажды приключений или любопытства к последствиям. Оно, пожалуй, находилось в самом процессе стремления к достижению каждого из этих моментов. Именно такое чувство благополучия он испытывал сейчас, завершая превосходный обед и начиная то, что представлялось весьма многообещающей связью с красивой девушкой. Ганнибал находился на пороге приключения, которое, он чувствовал это безошибочно, постепенно разматывалось в горах, выступающих золотым силуэтом на фоне темнеющего неба на западе из-за плеча Кэнди Лонгфелло. Обеда, девушки или приключения было бы достаточно для многих мужчин, но жизнь неизменно предлагала Ганнибалу Форчуну такое меню, по которому могли позволить себе сделать заказ лишь немногие.

Как он выяснил, апачей весьма волновали события, связанные с их горами, хотя далеко не всех. Они были воинственным племенем с кровожадной репутацией еще задолго до того, как белые прибыли в Америку. По словам его собеседницы, многие из них «культурно ассимилировались» в образ белых, получая образование, как и белый человек, будучи полноправными американскими гражданами, но при этом сохраняя уважение к резервации как к очагу племени. Белых — социологов, антропологов, хранителей музеев индейцев, историков и организаторов туризма — было столько же, сколько и индейцев, желавших сохранить старые обычаи, старые ремесла, старые песни, легенды и верования. Однако все больше апачей оставляло резервацию и устраивало свою жизнь по принципам современного общества.

Форчуну хотелось заверить ее, что старые обычаи не могут быстро исчезнуть, и намекнуть, что уж ему-то, историку высокого класса, это очень хорошо известно, однако его верность долгу агента ТЕРРЫ не позволяла ему пойти на подобные откровения. Кроме того, если только его искусство толковать мотивы поступков отдельных представительниц человеческого рода не подводило его, она немного больше интересовалась впечатлением, которое производила на него, чем вникала в содержание их разговора. Ганнибал напомнил себе о том, что Кэнди поверила, будто она продюсер кинофильма, привыкший к обществу привлекательных молодых женщин, несомненно, она поставила перед собой задачу заинтриговать его и составить конкуренцию красавицам из Голливуда. Форчун решил помочь ей.

— А вы? — спросил он. — Вы сами ассимилировались в культурном отношении?

Она рассмеялась негромким мелодичным смехом:

— Во мне осталось еще кое-что от дикарки.

Форчун улыбнулся:

— Мои знания об индейцах немного поверхностны. Вы чистокровная апачка?

— Боюсь, что в число моих предков все-таки затесался белый, — призналась она. — Точнее это была моя прапрабабка. Мне это никогда не мешало, но мой брат время от времени расстраивается по этому поводу. Иногда он думает как белый, а это считается для апача нехорошо. Джонни пытается быть настоящим индейцем, но у него не всегда получается. Мы довольно хорошо относимся друг к другу — а это грех с точки зрения апачей. Братья и сестры, согласно нашим традициям, вообще не должны разговаривать друг с другом.

— Очаровательная культура!

— Я думала, что вам хочется поговорить об этих горах.

— Да, хотелось бы. Почему они называются горами Суеверия?

— Так их называют белые. По-нашему они называются «Йо-чгуйт'хи-тсос». Я не могу перевести это название на английский язык дословно, — оно не имеет ничего общего с суеверием. Для апачей Йо-чгуйт'хи-тсос являются священными горами. Там есть места, на которые наложено табу.

— Почему?

— Потому что там жилище Духа горы. В места табу не имеет доступа никто, кроме вождя, шамана и, пожалуй, сына вождя. В брошюре, которую вы взяли, вы прочитали о проклятии, наложенном шаманом апачей на гору. Проклятия не было, но было множество предостережений. Это напоминает линию электропередачи с надписью «Опасно! Напряжение 50 000 вольт!». Ни один человек, в здравом уме не притронется к такому проводу, если он предупрежден, однако наши предостережения не могут удержать их от походов в глубь горы. Иногда они не возвращаются назад.

— Откуда вам известно, что там Дух горы?

— Откуда вам известно, что есть Бог?

— Не знаю.

Девушка улыбнулась:

— Я надеюсь, вы не станете пытаться отвратить меня от моих языческих обычаев. Вскоре мы должны будем отправиться на церемонию. У вас есть автомобиль?

— Нет, я прилетел, — честно ответил Форчун.

— Ладно, поедем на моем.

Машина Кэнди Лонгфелло, как убедился Форчун, представляла собой зеленое, черепахообразное транспортное средство, которое поразило его архаичностью после опыта общения с «ягуаром». Она оказалась маленькой и неудобной. Если об автомобилях можно сказать, размышлял он, что у них есть индивидуальность, обнаруживаемая в звуках их двигателей, то «ягуар» был одним из авторитетов, а крошечный «фольксваген» выражал отчаянную отвагу. Посмотрев сбоку на прекрасный профиль Кэнди, Ганнибал еще раз восхитился ею. И она, почувствовав это, решительно направила маленький зеленый «жучок» по дороге. Они понеслись навстречу заходящему солнцу.


С темнеющего неба опускалась летающая тарелка, окутанная защитным полем, быстро направляясь к фонарю, освещавшему вход в пещеру Империи. Этот аппарат имел несколько иную конструкцию, чем глайдер, за которым агенты ТЕРРЫ следовали из Канзаса на следующий день. Обитатели пещеры знали о его прибытии и встречали. Он прекратил свой отвесный спуск и ловко скользнул в пещеру. Фонарь снаружи был потушен и занесен внутрь.

Уэбли в виде орла плавно спланировал на скалистый выступ возле входа и принялся наблюдать. Вновь прибывший глайдер залетел почти на тридцать с лишним метров в глубину подземелья и уселся на каменное дно.

На гладкой поверхности глайдера появился люк, и оттуда выскользнул трап. Агенты Империи выстроились для почетной встречи важного лица.

По трапу тяжело спустился в своих дорогих цветастых шелковых одеждах Дрофокс Джоргол, сердито глядя на встречающих. Безжалостное земное притяжение мучило его тяжеловесную плоть, создавало массу неудобств. Ворча, он позволил проводить себя в помещение, которое было приготовлено для него. Тяжело дыша и хрипя, он поместил свое громадное тело в изготовленное на заказ кресло.

Джоргол значительно охотнее предпочитал принимать людей у себя, в невесомом комфорте космоса, и посылал оттуда указания своим служащим на Земле. Но дела Империи потребовали его непосредственного присутствия здесь. Если новая машина будет выполнять на самом деле то, о чем заявил ее изобретатель, размышлял Джоргол, это компенсирует каждую минуту его дискомфорта. Но сначала он почувствовал, что ему придется выслушать какую-то плохую новость.

— Выкладывай, — резко бросил он резиденту своим рокочущим басом.

— У нас имеются все основания полагать, что нас засек агент ТЕРРЫ. Но и мы его засекли.

Толстяк кивнул, поджав губы.

— Его зовут Кимбалл, — продолжал резидент, с трудом подавляя самодовольную улыбку. — Полковник Монди вычислил его.

— Он знает об изобретении? — тяжело дыша, спросил Джоргол.

— Пока неизвестно. Но возможно, знает.

— Не спускать с него глаз. Если будет выходить на связь со своими, немедленно убрать.

— Слушаюсь, сэр. Как раз сейчас за ним наблюдают два наших глайдера.

— Хоть один из них оснащен новым оружием?

— Нет, сэр. Но у нас здесь их примерно двадцать пять штук с таким оружием.

— Хорошо. Направьте один из них в тот район. Есть ли у тебя хороший взрывник?

— Не хороший, а отличный.

— Его также пошли. Мы стоим слишком близко к успеху, чтобы рисковать разоблачением со стороны Кимбалла или кого-нибудь еще. — Джоргол улыбнулся своему резиденту. — Если устройства делают все то, что ты обещал, нашему благосостоянию и могуществу не будет пределов. Ты это понимаешь?

— Да, сэр, — расцвел улыбкой резидент.

— Я бы встретился с этим профессором Томлинсоном.

— Сию минуту, сэр.


Кэнди Лонгфелло и Ганнибал Форчун проехали несколько миль до небольшого мотеля. Припарковав машину, они отправились к большой площадке позади мотеля, где уже собралась порядочная толпа. Солнце зашло, оставив красноватое свечение на западном краю неба. Над головами мерцали десятки звезд, бледных и далеких по сравнению с огнями реактивных лайнеров, которые иногда пролетали над ними, напоминая, что церемония апачей внизу происходит в век, который не принадлежит апачам.

В центре площадки был сооружен ярко горящий костер, дым которого поднимался вертикально в безветренную ночную тьму, а пламя, казалось, вобрало в себя весь дневной зной этой пустыни. Более половины металлических складных стульев, установленных вдоль одного края площадки, были уже заняты, и по количеству людей, сидящих на корточках у бетонной ограды, которая окружала площадку, было видно, что места на остальных стульях заказаны заранее.

Двое мальчишек подкладывали дрова в костер. Кэнди заметила, что их на это дело благословляет сам шаман. На площадку вышел начинающий ходить ребенок, мать немедленно взяла его обратно. Люди прибывали, в том числе и такие, которые имели с собой фотоаппараты и портативные магнитофоны.

— Газетчики, — одобрительно отметила Кэнди Лонгфелло. — Филипп будет доволен. Филипп Орландо. Он — инициатор церемонии, на которой вы сегодня будете присутствовать, и один из наиболее важных духовных лидеров народа апачей.

— Почему не начинают? — спросил Форчун. — Уже собралась порядочная толпа.

— Церемония не может начаться, пока костер не прогорит до красных угольков. Это займет еще примерно десять минут. Наберитесь терпения, Ганнибал Форчун. Сегодня вы увидите обломок прошлого, все еще живущий в настоящем. Апачи верят, что во время сегодняшней мистерии оживет Дух горы. — Девушка улыбнулась. — Многие думают, что языческая религия апачей давно угасла, потому что среди племен долго проповедовали христианские миссионеры. Но вера апачей не умерла — каждый апач держит ее в себе. Он может внешне принадлежать церкви белого человека, но не в своем сердце. Он прихожанин церкви только потому, что это удобно и помогает получить то, что он хочет.

— Подозреваю, что то же самое относится и к порядочному количеству белых.

— Я тоже так считаю, — кивнула Кэнди.

Церемония началась без какого-либо объявления. На площадку вышли двое мужчин в бесформенной шаманской одежде, неся барабаны, по которым они начали бить без особого энтузиазма. Вскоре к ним присоединился еще один, который стал под ритм барабанов что-то петь монотонным пронзительным голосом. Все хранили благоговейное молчание. Когда один из зрителей отважился что-то объяснять другому, на него зашикали. То там, то тут раздавалось насмешливое хихиканье, которое, однако, быстро смолкло. Песнопение закончилось, глухие удары в барабаны некоторое время продолжались, затем они также прекратились. Музыканты молча удалились.

Лишь теперь Кэнди заговорила.

— Тот, который пел, и был Орландо, — объяснила она. — Он — сын вождя, и лишь он может вызывать Духа горы.

Вдали раздавался тихий звон небольших коло- ~ кольчиков, которые, казалось, возвещали следующий номер программы, но и они также вскоре умолкли.

Форчун прошептал:

— Вы сказали, что я стану свидетелем старинного обряда. Эта церемония точно такая же, как и те, которые совершали ваши предки?

— Не совсем. Очень многое идет от древних традиций. Но есть и новое. В прошлом месяце я видела обрядовый танец, который представлял собой молитву за наших апачских морских пехотинцев, воюющих во Вьетнаме.

Снова зазвучали колокольчики откуда-то из-за круга зрителей. А потом на площадку выскочил танцор. Его лицо закрывала белая маска из ткани. Вокруг бедер была набедренная повязка, а на ногах мокасины. В слабом ночном свете его обнаженное тело казалось белым как мел, с черными отметинами на груди, спине и руках. К его икрам были прикреплены колокольчики. В одной руке он держал трещотку из тыквы, а в другой длинный кнут, на конце которого было что-то привязано. Он медленно прошел в танце по периметру площадки, время от времени вращая над головой кнут, который издавал зловещий гудящий звук. Как только его танец был окончен, он исчез через брешь между зрителями и, судя по звуку его колокольцев, умчался по направлению к мотелю.

— Это был клоун, — объяснила Кэнди, — он предупредил племя о том, что приближаются главные танцоры. С этого времени в толпе уже не должны раздаваться ни шутки, ни праздные разговоры.

Четыре девушки в костюмах племени отделились от кружка зрителей и подошли к костру. Они построились в одну линию. Оба музыканта возвратились на площадку и возобновили свои тяжелые удары по барабанам. Девушки начали двигать ногами в такт барабанному бою. Движения танца клоуна были энергичными и воодушевленными, девушки же танцевали так, как будто их щиколотки были связаны.

Звяканье других невидимых колокольцев становилось все слышнее, и его темп приноравливался к темпу барабанного боя. Толпа снова расступилась, и стало видно, как к кругу приближаются четыре головных убора, выкрашенных в белый цвет. Спустя какое-то время вышли танцоры, причем их черные тела разительно контрастировали с плоскими деревянными эмблемами, пристегнутыми ремешками к головам. Лица закрывали тканевые маски; тела, черные как смоль, были разукрашены белыми знаками, в руках они несли предметы, назначение которых не сразу было понятным. Сначала они не обращали внимания на девушек, которые продолжали свое шарканье, то приближаясь к костру, то удаляясь от него.

— Если вы внимательно посмотрите на головные повязки, то увидите, что они символизируют солнце, ветер, молнию и дождь, — прошептала Кэнди. — Лишь шаман точно знает, что обозначают эти костюмы, потому что он делал их в соответствии с явившимся ему видением. Теперь вот его выход.

К группе присоединился пятый танцор, причем раскраска его тела была не такой кричащей, как у других. Вместо набедренной повязки он носил брюки цвета хаки, а вместо мокасин белые теннисные туфли. Однако его лицо было скрыто примерно такой же черной маской, как и у других — а его эмблема на голове была самой красивой.

Было ясно, что шаману в церемонии отводилась особая роль, судя по тому, что прочие танцоры приноравливались к его движениям.

В течение последующих нескольких минут Кэнди ничего не объясняла. Танцы продолжались и набирали силу; Форчун наблюдал и пытался, насколько мог, постичь их смысл. Девушки, принимавшие участие в обряде, казались очень смущенными, когда танцовщики осторожно брали ту или иную из них за руку и вели по широкому кругу. Постоянный бой барабанов, тонкие причитания и непрерывное звяканье колокольцев усиливали эмоциональную сторону представления. Каждый танцор наслаждался своим сольным выступлением, уступая потом очередь другому по жесту жреца. «Примитивная, красивая и непонятная культура, — отметил Ганнибал. — Однако для того, кто вырос в этой среде, смысл этих обрядов был ясным».


Громадный бурый орел лениво двигал крыльями в ночном небе, внимательно рассматривая освещенные прожекторами места парковки и освещенные строения городка Кряж Апачей. На этой высоте воздух был прохладен, ночь прозрачна, а позади него из-за горы Суеверия всплывала желтая луна. Изменяя форму универсальной протоплазмы своих глаз, Уэбли соорудил телескопические линзы. Перед ним, далеко на западе, за горным хребтом, виднелись далекие огни города и его окрестностей. Симбионт прекрасно все видел.

На поиски костра и танцующих фигурок вокруг него ушло почти десять минут. Сложив крылья, он стал снижаться.

В течение нескольких минут он делал круги над площадкой, наблюдая за зрителями, планируя все ниже с каждым кругом, пока наконец на его рыжих крыльях не начал отражаться вновь разгоревшийся и, казалось, чуть не касавшийся его перьев церемониальный костер.

— Орел! Смотрите!

— Прочь!

— Боже правый, вы только посмотрите! Он сел вон на того парня!

— Свалился прямо с неба!

— Бьюсь об заклад, эти глупые индейцы считают, что это какое-то предзнаменование.

— А что, разве нет?

Сидя на плече Ганнибала, орел прошептал:

— Побудь здесь немного: у меня есть новость.

Затем, мощно расправив крылья, Уэбли взвился в воздух и направился к гостинице «Суеверие».

— Полетел обратно в горы, — сказал кто-то.

— Бьюсь об заклад, что это неспроста.

— Совпадение! — фыркнул еще кто-то. — Чистое совпадение.

— Возможно.

— С вами все в порядке? — спросила Кэнди.

Форчун смахнул что-то со своего плеча и осмотрел неразрушаемую ткань костюма на наличие воображаемых разрывов.

— В порядке, — сказал он и сел. — Это случается на каждой церемонии?

Девушка сбоку посмотрела на него:

— Возможно, это чаще случается с Ганнибалом Форчуном, чем на апачских обрядах.

Суматоха и возбуждение постепенно прошли и волна любопытства спала. Музыканты решительно взяли прежний темп; преодолев минутную нерешительность, вступили и танцоры. Но на Форчуна продолжали оглядываться.


— Профессор, шеф желает вас видеть.

Томлинсон, оторвавшись от своего занятия, встал и обернулся.

— Сейчас, — сказал он. Затем, обращаясь к своему ассистенту, добавил: — Деннис, можете продолжать; полагаю, с остальным вы справитесь сами. Только не забудьте сначала проверить тета-блоки объединения, а затем уже завинчивайте корпус.

— Понял.

У Денниса был вид скорее профессионального головореза, чем ученого, но такой же вид был у многих физиков, с которыми встречался Томлинсон. Оторвавшись от утомительной работы над монтажом, Томлинсон выбрался из глайдера и отправился вслед за резидентом Марклендом.

— Когда он прибыл? — спросил ученый.

— Примерно полчаса назад. Сюда, док.

Маркленд был неразговорчив. Бартоломью Томлинсон давно понял, что резидент сам не знал, когда прибыл Джоргол. Он разговаривал с Джорголом несколько раз по видеотелефону, однако сегодня будет их первая встреча с глазу на глаз. Долговязый физик как-то смутно опасался этой встречи — не из страха перед Джорголом, а по привычке бояться новых людей, особенно могущественных. Таким он был всю свою жизнь и привык к этому. Даже напоминание себе о том, что изобретенный им «Путаник» поставил его во властных кругах на равную ногу с сильными мира сего, не помогало — привычка была слишком сильной.

Входя в кабинет Джоргола, он уже слегка дрожал от страха. Огромное тело инопланетянина не придало уверенности Томлинсону. Рост его был метр девяносто шесть сантиметров и, хотя он выглядел как долговязый стручок гороха, ему редко приходилось глядеть на других снизу вверх. А у богатыря Джоргола и рост оказался два метра сорок сантиметров: даже развалившись в специальном антигравитационном кресле, он выглядел необъятным, подавляя кажущегося карликом землянина. Вся нижняя часть его лица, казалось, состояла из одних толстых щек и двойного подбородка, а посередине, между его огромными, с черными кругами глазами, торчал нос, подобный клюву попугая. Скошенный лоб заканчивался сросшимися бровями, которые придавали лицу характерные черты уголовника.

— Профессор Томлинсон;— пророкотал глубокий и глухой голос, — насколько мы близки к завершению?

Томлинсон нервно откашлялся:

— Все пятьдесят «Путаников» готовы. Двадцать семь из них уже установлены на глайдерах.

— Вы уверены, что они сработают в таком масштабе?

— Абсолютно, — ответил Томлинсон, когда его нервозность слегка улеглась и он мог говорить как технический специалист. — Генератор сигналов выполнен таких же размеров, что и прототип, тот, который стоит на вашем столе. Коэффициент усиления подвергся наиболее значительным изменениям. При прямом питании от источника энергии глайдера резкими импульсами по четыре микросекунды будет достаточно энергии, чтобы поддерживать эффективную дальность в полтора километра. Поскольку мы имеем дело с верхним краем спектра электромагнитного поля, практически в зоне микроволн луч фокусируется через квазиоптическую линзу и у нас отпадает необходимость заботиться об экранной защите оператора…

Дрофокс Джоргол слегка помахал своей ручищей.

— Я знаком с теорией, — громко сказал он. — Но вы абсолютно уверены, что ваше изобретение принесет счастье людям Земли?

— Абсолютно. Истинное счастье заключается не в достижении того, чего у нас нет, а в том, чтобы быть довольным тем, что у нас есть. И это могут сделать лишь два типа людей — высшие интеллектуалы, как мы с вами, и те, умственные способности которых сильно ограничены. К сожалению, слишком многие наши люди попадают в среднюю прослойку, не имея достаточно ума, чтобы претендовать на превосходство, но слишком много, чтобы довольствоваться тем, что они имеют. Его у них как раз достаточно, чтобы оставаться амбициозными и жалкими, и они делают любого рядом с собой жалким и несчастным. «Путаник» обо всем этом позаботится. Как я вам уже говорил, я начал с того, что попытался соорудить приспособление, которое увеличивало бы интеллект человека, но сделать это невозможно. Тогда следующий, уступающий ему как самому лучшему вариант низведет их всех до интеллектуального уровня, на котором они будут всем довольны. Не будет больше несуществующих амбиций, не будет в мире борьбы за власть, войн, убийств, разводов, насилия. Насилие всегда появляется тогда, когда интеллект человека недостаточно большой, чтобы справиться с проблемами, порождаемыми его честолюбием. Снизив его интеллект, мы разрушаем его честолюбие и приносим на Землю мир впервые в истории человечества. Извините меня за эту длинную лекцию.

Дрофокс Джоргол улыбнулся:

— Мне хотелось бы, чтобы вы прочитали ее еще раз. Вы — большой гуманист, профессор. Вы заслуживаете награды за ваши труды.

Профессор Бартоломью застенчиво пожал плечами:

— Я не хочу никакой награды. В конечном счете, счастье является само по себе наградой. И будет достаточно сознания того, что я помог его появлению.

Джоргол улыбнулся неуклюжему суетливому человечку, который сидел в кресле напротив. Его рука потянулась к прототипу «Путаника умов» на его столе.

— Машина счастья, — задумчиво сказал он. Затем резко спросил: — Итак, пятьдесят таких устройств уже готовы?

— Да, — сказал Томлинсон. — По одному на каждый из ваших глайдеров. Завтра к этому времени они все будут установлены. Еще через неделю мы сможем охватить счастьем крупнейшие города Земли. Первыми целями конечно же должны быть Вашингтон, Москва, Лондон, Париж, Пекин… А затем поля сражений во Вьетнаме… все политические и военные центры. А за десять лет мы проверим на интеллект всех детей мира, отберем действительно наиболее выдающихся и применим «Путаник» ко всем остальным. За одно поколение мы достигнем самого совершенного общества. — Глаза Томлинсона горели почти религиозным рвением.

Дрофокс Джоргол как бы нехотя развернул прототип кругом и направил его линзы на профессора.

— Будь счастлив, — сказал он, нажимая пусковую кнопку.


Церемония закончилась речью Орландо, в которой он предупредил белых и в равной степени апачей о том, что в горах имеются священные места, являющиеся табу для всех, кроме посвященных.

— Народ апачей, — говорил нараспев оратор, — не знает ни о каком потерявшемся голландце и золотых приисках. Это выдумка белых. Любой апач, который пойдет в гору искать золото, не вернется никогда!

Затем последовал намек на действия Империи в горах.

— Против нашей воли и без нашего разрешения в нее завезены какие-то машины. Их следует оттуда убрать. Пусть каждый, кто слышит сегодня мой голос, передаст это послание — смерть ждет любого нарушителя табу!

Оратор выдержал паузу, затем сказал более мягко:

— Это не угроза апачей, это лишь предостережение. Мы знаем, что и так случается с отступниками в наших горах.

Затем оратор повернулся к Ганнибалу Форчуну:

— Сегодня вечером здесь случилось нечто необычное. Возможно, оно не имеет вообще никакого значения. Но в ближайшее время собирается совет жрецов, чтобы определить его значимость.

— Думаю, он говорит обо мне, — пробормотал Форчун.

Кэнди наклонилась и тихо сказала ему на ухо:

— Возможно, они решат, что вы избраны Духом горы, чтобы помочь очистить горы Йо-чгуйт'хи-тсос!..

— Помочь? Я даже не смогу выговорить это индейское название.

Оратор объявил об официальном закрытии церемонии, а затем предложил:

— Пусть каждый, кто желает подписать наше обращение к общественности, подойдет сюда.

Толпа начала расходиться. Желающие подписаться выстроились в небольшую очередь.

— Вы не хотели бы познакомиться с моим братом? — спросила Кэнди. — Вы видели, как он танцевал.

— Конечно, — сказал Форчун.

— Не гарантирую, что он будет вежлив. Церемония, подобная этой, очень эмоционально изматывает, он здорово устает.

Кэнди повела своего гостя в мотель, откуда выходили танцовщики. Несколько мужчин и женщин-апачей выносили оттуда костюмы и декорации и грузили их в машины.

Девушка подошла к одной из дверей и постучала. На короткий миг она открылась, затем закрылась. Ни одного слова не прозвучало. Мгновением позже дверь открылась снова и из нее вышел молодой человек.

Теперь, когда Джон Лонгфелло смыл краску и переоделся в джинсы и спортивную рубашку, обтягивающие его мускулистое тело, он выглядел совершенно иначе. Бронзовый цвет его кожи и густые черные прямые волосы не давали возможности сомневаться, что он апач. Он взглянул на Форчуна, во взгляде его была настороженность.

— Джон, — сказала девушка, — познакомься, это мой друг мистер Форчун. Ганнибал, Джон Лонгфелло, мой брат.

— У вас очень милая сестра, — заявил Форчун, и Джон нахмурился.

— Тебе следовало бы дружить с индейцем, — сказал он, обращаясь к Кэнди.

Не успела она ответить, как тот уже отвернулся и захлопнул дверь перед их носом.

— А у вас, — сказал Форчун, не теряя самообладания, — очень интересный брат.

— Он в некотором роде сторонник сегрегации. Не обращайте внимания.

Форчун ухмыльнулся:

— Из вас двоих вы, кажется, намного лучше приспособились к миру белого человека.

— Все это, — сказала она, беря его под руку, — зависит от белого человека. Если вы родились в племени, благородные дикари не всегда кажутся такими уж благородными. А это не мистер ли Кимбалл идет?

Уэбли — опять в своей оболочке андроида — стоял на краю площадки, наблюдая за расходящейся толпой. В сопровождении Кэнди Форчун подошел к своему напарнику.

— Ты пропустил такое волнующее событие, — сказал он. — На мое плечо уселся орел.

— А лисица сидит в своей пещере, — ответил загадочно Уэбли-Кимбалл.

— Да? На самом деле? А двадцать летающих рыбок?

— Размножились. Я насчитал по меньшей мере сорок.

Кэнди непонимающе смотрела на них, переводя взгляд с одного на другого.

— Послушайте, — спросила она, — о чем это вы говорите?

— Когда мистер Кимбалл слишком много выпивает, у него бывают кошмары. В этом секрет его большого успеха. Видите ли, он их записывает и продает кинопродюсерам, и каждый из них делает деньги. Вот почему я всегда охотно оплачиваю его выпивку.

— Туда пробралась змея, — продолжал загадочно докладывать Уэбли, — подслушала. Рыбы меняются.

— Какая жалость, — ответил Форчун. — Пойдем утром на рыбалку?

— Именно об этом я хотел тебе напомнить. В полпятого.

Форчун посмотрел на свои «часы».

— Еще уйма времени, — сказал он и, обернувшись к девушке, спросил: — Чем бы нам заняться до половины пятого?

— Если вы танцуете, то здесь неподалеку есть одно местечко, — сказала она.

— Звучит многообещающе. Кимбалл, почему бы нам не встретиться с тобой в гостинице ровно в четыре? Оттуда и отправимся.

Уэбли кивнул и вежливо улыбнулся девушке.

— Желаю вам самого приятного вечера, — сказал он и пошел прочь.


Было ровно четыре часа, когда на широкую стоянку перед гостиницей «Суеверие» вырулил зеленый «фольксваген». Форчун поцеловал на прощанье девушку и вышел из тесного автомобиля.

Когда Ганнибал подошел к сдвоенным стеклянным дверям, Уэбли, ждавший его, вышел навстречу.

— Я заказал такси, — сказал симбионт, указывая на большую желтую машину. — Я сказал шоферу, что мы собираемся сделать пару снимков восхода солнца и тому подобное. Доедем и отправим его назад. Но он сказал, что вернется за нами около девяти.

— В это время мы были в Канзасе.

— Знаю, но он выглядит беспокойным человеком. Я сказал ему, что если мы в девять не появимся, это будет просто означать, что у нас нашелся какой-то другой способ вернуться.

— Понимаю. Ты подумал обо всем.

— Это потому, что я не трачу времени на девушек, — важно заявил симбионт. — Шофер ждет.

Глава 7 ВОЛНУЮЩАЯ САГА О ГЛУПОМ ИЗОБРЕТАТЕЛЕ

Обнаружение корабля-невидимки было для Уэбли простым делом даже в темноте, так как он тщательно запомнил то место. Дав точные указания таксисту, где остановиться, он повел своего напарника по мрачной местности. В пустыне при лунном свете неясно вырисовывались зловещие кактусы и кустарники. Они дошли до того места, где их ожидала машина. Делом одной минуты было сделать ее реальной, подняться на борт и переместиться в завтра. Вдруг снова наступил день и знойная пустыня без единого дуновения ветерка в виде марева открылась перед ними. В горах, возможно, будет попрохладнее.

Невидимая машина понесла их вдоль склонов, над пиками и каньонами. Потребовалось всего лишь несколько минут поиска, чтобы обнаружить пещеру Империи. Открылась огромная, почти вертикальная стена, в которой имелась только одна относительно ровная площадка, — непосредственно у входа в пещеру. Ниже ее было заметно сухое русло, местами резко обрывающееся. Если бы там не высохла вода, получился бы мощный водопад. Было очевидно, что Дрофокс Джоргол и его люди приложили все старания, чтобы найти эту природную крепость, фактически недоступную для простых землян.

По данным Уэбли, Джоргол находился в пещере. Там же сейчас была и Мэрилин Мостли. И там же находилось по меньшей мере сорок имперских глайдеров, предположительно оборудованных устройством, которое, по словам покойного Кимбалла, было способно уничтожить умственный потенциал планеты. При возможностях темпорального транспортного корабля агентам ТЕРРЫ легче легкого было бы разрушить всю имперскую крепость. Однако, даже не принимая во внимание судьбу Мэрилин Мостли, Форчун сомневался, что он пошел бы по такому пути, потому что сам хотел удовлетворить свое любопытство об этом загадочном устройстве. По этой причине он решил проникнуть в крепость, вооружившись лишь тем, что он сможет нести на себе. На его стороне был также элемент неожиданности. После того как он узнает все, что ему хотелось бы узнать, будет достаточно времени, чтобы уничтожить установку. Если будет возможно в ходе операции спасти эту девчонку Мостли, хорошо, но это не должно было помешать выполнению главной задачи.

Поставить корабль непосредственно у входа в пещеру было невозможно.Форчун огляделся. Примерно в десяти метрах над пещерой он заметил узкий, усеянный камнями выступ достаточной ширины для того, чтобы там разместился скалолаз, но слишком узкий для их корабля. Форчун, осторожно маневрируя, подвел судно к выступу и полетел вдоль него. Через шестьдесят метров он нашел площадку достаточной ширины для машины. Это местечко было незаметно от входа в пещеру из-за выступающего скального козырька — важное обстоятельство, потому что для выхода из корабля им следовало сделать его видимым.

Они решили по скальной полочке добраться до площадки над входом и оттуда спуститься вниз по веревке.

Для задуманной операции Форчун как следует вооружился. Сначала он опустил в карман своего пиджака несколько маленьких ручных гранат, затем прикрепил к левому запястью изнутри небольшой, отлично уравновешенный нож для метания. Наручные «часы» были перемещены в карман с гранатами. Во второй карман пиджака он загрузил полдюжины газовых поражающих элементов ударного действия. Уэбли экипировался так же хорошо. Наконец Форчун взял легкий, сложенный кольцами сверхпрочный канат и надел его себе на плечо. Этот канат представлял собой на самом деле нить, вытянутую из железы гигантского квазипаука с пограничной планеты, находящейся под защитой Галактической Федерации. Длина каната немного превышала тридцать метров; на одном конце он был снабжен хитрым приспособлением, которое после легкого скручивания превращалось в прочную «кошку». Канат был единственным альпинистским снаряжением. Его можно было использовать в равной степени для подъема на здания, для пересечения рек без мостов и для исследования пещер. Несмотря на такую свою длину и прочность, он весил менее четырехсот граммов.

— Вход, который мы видели, является единственным местом, где можно попасть внутрь? — спросил Форчун.

— Это единственный вход, который мне удалось обнаружить, — ответил Уэбли.

Форчун пожал плечами, проверил, как работает его пистолет, и вложил его снова в кобуру:

— Пошли.

Спустя тридцать секунд они уже стояли вдвоем на скальном выступе, а темпоральный корабль благополучно перешел вперед во времени в свою нишу. Форчун был благодарен обстоятельствам, что высокогорье принесло какое-то облегчение от жары. Однако солнце и тут довольно безжалостно нагревало скалы. Они молча медленно отправились к цитадели Империи.

Этот участок гор выглядел достаточно страшно, и теперь Ганнибал почти поверил в рассказы о горном духе, ревниво оберегающем свои тайны. Ему стало понятно, как человек мог погибнуть в этой дикой местности даже без вмешательства сверхъестественных сил. Чужак терял здесь уверенность в себе, мог оступиться и свалиться вниз гораздо скорее, чем в иной обстановке. Форчун расстегнул пиджак, спасаясь от усиливающейся жары.

Они почти дошли до узкого выступа над площадкой, когда Уэбли поднял руку в знак внимания. Форчун замер на месте, а симбионт внимательно вгляделся в поверхность соседней горы:

— Там, напротив, кто-то есть. Он следит за нами. — Пистолет мгновенно появился в руке Ганнибала.

С той горы, на которую указал Уэбли, донесся звук, напоминающий крик птицы. Он прозвучал один раз, затем повторился с новой интонацией с другого места. Для обычного человека этот крик показался бы безобидным.

Но агент и его напарник поняли — о них имперцам стало известно.


За последние несколько часов Мэрилин Мостли переживала по очереди то испуг, то трепет, то ликование, то благоговение — а теперь, когда перед ней открылся весь флот летающих тарелок в пещерном укрытии, она была близка к потрясению и никак не могла прекратить свою болтовню. Служащие Империи, выполняющие роль ее провожатых, терпеливо сносили эту пытку.

— Вот здорово! Они, оказывается, разных размеров и не у всех ведь форма блюдца. Это просто издалека кажется, что они все похожи на блюдца. А на самом деле вон хотя бы те, длинные, напоминают больше сосиски, чем блюдца, не так ли? Какие они удивительные, просто невероятно. А вы что, действительно прибыли с другой планеты?

— Да, мэм.

— Все еще не могу понять, почему вы выбрали меня из стольких миллионов людей в Америке. Мне делается как-то чудно при мысли, что я приму участие во всем этом. Вы не могли бы мне сказать, что мистер Джоргол — так, кажется, его зовут? — планирует относительно меня?

— Нет, мэм. Моя задача — просто показать вам все вокруг, пока он не будет готов переговорить с вами.

— Ну, в любом случае это чудесно. Я однажды читала рассказ о каких-то людях, которые придумали, как остановить войну: они послали вверх спутник и передали по радио угрозу всем народам Земли, и русские, и американцы собрались вместе, знаете ли, и объединили силы, чтобы сразиться с космическими захватчиками. Однако на самом деле не было никаких космических захватчиков, а был только этот спутник, чтобы создать впечатление, что якобы прибыли марсиане, готовые захватить Землю. А вы с Марса?

— Нет, мэм.

— Я ожидала чего-то вроде того, что люди из космоса должны быть другого цвета, понимаете ли, фиолетового или зеленого, с двумя головами или что-то в таком духе, а вы выглядите просто как обычные люди, то есть я имею в виду, ну, что вы конечно же являетесь людьми. Не знаю, чего я ожидала, но полагаю, это хорошо, что вы выглядите настолько похожими на нас, — в конце концов — вы ведь могли бы быть и гигантскими пауками или чем-то в таком роде. Показывали такую уйму фильмов о чудовищах! Однако ведь все это пустые выдумки, не так ли?

— Да, мэм.

— Кстати, у вас здесь найдется какая-нибудь земная пища, а? У меня с самого завтрака во рту ничего не было, да и завтрак был скудный, и я просто умираю с голода.

— Сюда, мэм.


Первая пуля пропела у уха Форчуна и отскочила от гранитной стены за его спиной. Эхо от выстрела разлетелось далеко по горам. Форчун спрятался за валун и занял удобную позицию для стрельбы как раз вовремя. Еще два свинцовых вестника пронеслись над его головой. Рядом такое же укрытие нашел Уэбли. Там, где он присел, находилось место, откуда они намеревались спуститься к пещере.

Форчун осторожно выглянул и посмотрел на противоположную гору, откуда прозвучали выстрелы. Снайпер хорошо замаскировался: если бы не случайное отражение солнечного света от ствола винтовки, Ганнибал его и не заметил бы. Агент ТЕРРЫ дождался, когда очередная пуля отскочила от его гранитного укрытия. Тогда он тщательно прицелился из своего пистолета, нажал на спусковой крючок и целую секунду не отпускал, пока тонкий луч энергии, не видимый при дневном свете, прошил горную породу там, где скрывался стрелок. Из-за каменных глыб ничего не было видно — попал он или нет, однако Уэбли осмотрел ту зону с помощью телепатии и сообщил:

— Ты достал его.

Конечно, охрана этим одним человеком не ограничивалась; доказательством послужил тот прежний птичий крик в качестве сигнала тревоги. Только быстрота действий, возможно, обеспечит им доступ ко входу в пещеру. Форчун стремительно пробежал из своего укрытия к тому месту, где находился его напарник.

— Что под нами, Уэб?

— Примерно двадцать метров обрыва. Сейчас мы находимся как раз над пещерой.

— Если бы я был на месте имперцев, я послал бы людей с обеих сторон, чтобы взять нас в тиски.

— Я только что собирался сообщить тебе, что именно это они и делают сейчас. С одной стороны их трое, с другой карабкаются еще двое.

— Есть еще снайперы на противоположной стороне?

— Нет.

Форчун вытащил из кармана гранаты, разложив их перед собой. Затем он выпутался из альпинистской веревки и надежно закрепил ее «кошку» на огромном валуне:

— Мы спускаемся. Ты идешь первым — я прикрою тебя.

Уэбли кивнул и спустил веревку с карниза, затем проверил крепление:

— Не слишком задерживайся наверху.

Андроид перевалился через край и пополз вниз, упираясь ногами в поверхность утеса.

Форчун высунулся из-за валуна, разглядел лезущих вверх противников и бросил в них одну гранату. Эхо от взрыва было, казалось, громче самого взрыва. В ответ послышался треск автомата, и агента осыпал дождь каменных осколков. Форчун схватил еще одну гранату и швырнул ее в сторону человека с автоматом, потом — на всякий случай — еще одну. Взрывы последовали очень быстро друг за другом, а эхо от них было подобно грому.

С теми, что слева, было покончено. Но стрельба продолжалась. Форчун заметил противника и выстрелил в него лазером. Когда тот упал, Ганнибал бросил четвертую гранату и стал спускаться по веревке.

Уэбли ждал его в укрытии. Когда Форчун спустился, они помчались в пещеру.

Хотя пока они справлялись, Форчун понимал, что элемент внезапности был упущен — их обнаружили. Он вполне обоснованно ожидал, что сейчас в пещере появится толпа вооруженных людей. И сильно удивился, когда перед ними появился лишь один человек, одетый во все черное, с серебряной блестящей трубкой в руке. Не успели Форчун и Уэбли прицелиться в него, как из трубки вылетел яркий оранжевый луч.

Агент Империи холодно улыбнулся при виде двух противников, мгновенно парализованных и повалившихся вперед. Он спрятал трубку, шагнув вперед, перевернул ногой ближайшее из двух тел и недоуменно поднял брови, узнав лицо человека, которого совсем недавно превратил в пар в канзасском доме. Он предусмотрительно решил не говорить об этом никому. Дрофокс Джоргол мог истолковать это не в его пользу.


Мэрилин Мостли как раз с аппетитом обедала, когда вторжение Форчуна в пещеру потерпело такое внезапное поражение. А в нескольких километрах отсюда Кэнди Лонгфелло только завтракала. Понятное дело, она встала поздно. Девушка всегда просыпалась поздно после затянувшихся вечеринок. Учитывая то, что она была владелицей туристического бюро «Суеверие», Кэнди не боялась потерять работу, добирая потерянные часы сна. Поэтому высокая красавица завтракала неторопливо, погруженная в раздумья, и мысли ее были сосредоточены на Ганнибале Форчуне.

Откровенно говоря, она сомневалась, что Форчун был именно тем, за кого он себя выдавал. Она встречалась со многими мужчинами, заявляющими, что они кинопродюсеры. Это не самый оригинальный в мире способ знакомства. Некоторых она отшивала, вежливо, но твердо. Другим она позволяла угощать себя обедами и выпивкой в зависимости от их личного обаяния. Однако Форчун не был похож на других. Прежде всего он был единственным «кинопродюсером» из встретившихся ей, который среди своего снаряжения не имел кинокамеры, но имел пистолет.

Ему хотелось утаить этот факт от нее. Но нельзя же танцевать с мужчиной, не почувствовав, что он вооружен.

Знал ли он действительно о летающих тарелках в горах, или это были просто разговоры?

Скрывалось ли что-нибудь за любопытным поведением орла?

Почему такой вот человек прикидывается, что у него назначена рыбалка, а сам берет такси к подножию горы Йо-чгуйт'хи-тсос, где нет никакой воды? (Да, она следила за ними в своем зеленом «жуке».)

Это были некоторые из вопросов, над которыми Кэнди Лонгфелло размышляла, сидя над кофе и тостами.


Обоих агентов ТЕРРЫ обыскали и отобрали оружие. Дрофокс Джоргол улыбнулся, увидев нож, снятый с запястья более высокого; он узнал модель и отделку — такими ножами были вооружены многие из его людей там, дома. Однако пистолеты были неопровержимой уликой того, что эти двое принадлежат к организации ТЕРРА. Один агент ТЕРРЫ был убит вчера ночью. Он был резидентом. А эти двое, по всей видимости, оперативники. Толстяк какое-то время забавлялся мыслью об уничтожении этих двоих, затем решил, что, возможно, намного ценнее для Империи и для его личной карьеры было бы оставить их в живых. Если он сам доставит их Грегору Малику для допроса…

Джоргол приказал поместить парализованных агентов в тюремную камеру и держать под стражей, пока машина счастья не принесет удовлетворенности планете Земля. Его заместитель возразил, что камера уже занята профессором Томлинсоном, нынешнее психическое состояние которого таково, что ему нельзя разрешить свободные прогулки около выхода из пещеры.

— Его беседы, — заметил сухо Джоргол, — послужат для них развлечением, когда пройдет паралич.


Сознание начало возвращаться. Форчун сначала почувствовал тупую боль в левой скуле, медленно распространявшуюся по всему телу. Сдерживая дыхание и напрягая слух, он открыл один глаз и понял, что лежит на полу. Неподалеку на койке сидел незнакомый человек.

— Все хорошо, — прозвучал голос Уэбли откуда-то из-за его спины. — Ты можешь встать?

Попытавшись устроиться поудобнее, Форчун слабо застонал, так как у него затекло все тело и свело мышцы.

— Не совсем уверен, что я рад тому, что остался в живых, — сказал он, с трудом поворачивая тело, чтобы обернуться к своему напарнику.

Все еще в оболочке андроида Кимбалла, Уэбли сидел на полу, опершись спиной о стену. Форчун огляделся вокруг. Три стены, потолок и пол, казалось, были высечены в сплошной скале. Четвертая стена представляла собой стальную решетку, в которую была врезана дверь с запором. Услышав/ их беседу, третий обитатель камеры, долговязый субъект неопределенного возраста с отсутствующим взглядом, поднял голову, но промолчал.

— Где мы? — спросил Форчун.

— Под замком, — ответил симбионт. — Или, если предпочитаешь, в заточении. Кажется, наши друзья поместили нас сюда надолго. Ты хорошо отдохнул?

— Восхитительно, — простонал Форчун, пытаясь размассировать мышцы шеи. Тут только он догадался, что сидит без пиджака и без «часов». — Сколько я был в отключке?

— Больше часа. Они отобрали все наши игрушки.

— Джоргол — молодец! — сказал неожиданно третий. — Мои игрушки он тоже отобрал.

— Простите, а вы кто такой?

— Бартоломью Томлинсон, доктор философии, — отрекомендовался мужчина, затем, казалось, снова ушел в себя.

Зная об освященном веками обычае иметь в тюремных камерах подсадных, Форчун не торопился представиться.

— Игрушки? — повторил он осторожно.

— Вы счастливы? — спросил Томлинсон с вызовом.

Вопрос был слишком неожиданным, особенно в данных обстоятельствах.

— Простите, не понял.

— Лично я счастлив, — заявил профессор самодовольно. — Или, по крайней мере, считаю себя таковым, что одно и то же. Джоргол отобрал у меня мою красивую машину.

— Вы изобрели машину?

— Да-а-а! — восхищенно воскликнул Томлинсон. — Машину, которая сбивает спесь с напыщенных ничтожеств. Тому жирному неряхе следовало бы испытать ее на себе. Это самое сильное лекарство в мире против мании величия. Только мне уже безразлично, что он будет делать с ней дальше. Впервые в истории каждый в мире будет счастлив! — Профессор считал эту идею настолько впечатляющей, что поднялся с койки и начал расхаживать по маленькой камере.

— И все благодаря вашей машине? — подсказал Форчун.

— И все благодаря моей машине, — промурлыкал Томлинсон. — Дрофокс Джоргол — очень большой человек, вы знакомы с ним, полагаю?

Форчун кивнул.

— А как работает ваша машина? — спросил он.

— Очень большой человек. Некоторые испугались бы человека таких размеров. Но он идеальный пользователь моего изобретения. Ему не нужны ни богатство, ни власть, потому что они уже у него есть. Знаете ли, он с другой планеты. «Путаник» — такая вещь, которую Патентное ведомство непременно бы запретило. Но Дрофокс Джоргол согласился применить ее на благо всего человечества. Просто представьте себе: больше нет войн, больше нет нетерпимости, больше нет людей, которые эксплуатируют других, потому что с этого момента никто не будет хотеть больше своей законной доли. А все те ограниченные всезнайки, которые насмехаются над летающими тарелками, скоро посмеются по-иному. Имя Бартоломью Томлинсона будет на устах у каждого.

— Почему?

— Потому что я изобрел «Путаник мыслей», вот почему! Но Дрофокс Джоргол, будь проклято его черствое сердце, никому не разрешает знать о нем. Мне все равно. — я счастливее его в любом случае… Почему вы не сядете на койку? У вас усталый вид.

— Ничего, я в порядке. Я понимаю так, что испытание вашей машины назначено на ближайшее будущее, не так ли?

— Не испытание, сэр, а полномасштабное спасение человечества! Оно начнется сегодня вечером, как только будут готовы все глайдеры. Уже завтра весь мир будет счастлив! Джентльмены, Дрофокс Джоргол занят просто чудесным делом. Он будет править миром, конечно, но все это правильно. Кто-то ведь должен этим заниматься, а он уже король горы. Я мог быть также королем горы, если бы захотел, но этот огромный жирный хулиган лишь только появился, как сразу же отстранил меня. Ну да я и не хочу. В любом случае он мне безразличен: прежде всего я не хочу быть королем этой старой горы… Не хотите ли сыграть в шарики?

Форчун, сощурившись, посмотрел на сумасшедшего изобретателя.

— У меня нет никаких шариков. У тебя есть какие-нибудь шарики, Уэб?

— Нет у меня никаких шариков.

— Профессор, кажется, растерял свои шарики. В кармане моего пиджака было несколько шариков, но они остались там, снаружи, — сказал Форчун.

— Я принесу их тебе, — механически улыбнулся Уэбли.

— Мы здесь под замком, — сказал Томлинсон.

— Правильно, доктор, но мой приятель умеет проходить сквозь стены.

Долговязый изобретатель посмотрел сначала на Форчуна, а затем на Уэбли-Кимбалла.

— Знаете, о чем я думаю? — засомневался он. — Я скажу, что я думаю. Я думаю, что вы оба сошли с ума.

Форчун усмехнулся:

— Это единственный путь. А мы ведь и близко не были рядом с вашим «Путаником мыслей», хотя, подозреваю, один наш приятель попробовал уже его на вкус.

Уэбли встал.

— Судя по его поведению, именно это и случилось с Гларрком. И возможно, также и с его напарником. — Он пересек камеру и растянулся на койке.

— Вы сказали, что он собирается пройти сквозь стену, — недоуменно сказал Томлинсон.

— Я не сказал, что он собирается, просто он сумеет, если захочет.

— Спорим, что не сумеет.

— Я не хочу, — сказал Уэбли, отвернувшись лицом к стене.

— Видите, он не может. Я был прав, — злорадно захихикал профессор.

— Мне нужны также мои сигареты, — сказал Форчун.

Андроид ничего не ответил, потому что Уэбли отсоединил свою протоплазму от гортани и молча потек на пол, принимая свое излюбленное естественное состояние.

В течение следующих тридцати секунд, пока Форчун занимал профессора серьезным изложением теории о том, что любой смог бы пройти сквозь стены, если бы только захотел развить свои скрытые возможности в этом направлении, Уэбли тихонько собирался под койкой, решая, какую выбрать форму, а решив, отправился на задание. Если бы Томлинсон не был так увлечен импровизированной лекцией Форчуна, он, возможно, заметил бы змею, выскальзывающую из камеры; он, возможно, заметил бы, как в коридоре появился, выгнув спину, кот и тут же превратился в огромную летучую мышь весом в семь килограммов, улетавшую на бесшумных крыльях. Но Бартоломью Томлинсон не был настолько наблюдательным.

Рассудок Томлинсона повредился, это было очевидно. Точнее, рассудок был внезапно и коренным образом реструктурирован. Перепутан. Еще хранилась накопленная в нем информация, но пути доступа к ней были перепутаны. Это походило на библиотеку с неправильными переплетами на половине книг, с перетасованными, как в картах, страницами во второй их половине. Томлинсон теперь твердо верил, например, что, поскольку не все квадраты есть прямоугольники, то все прямоугольники есть квадраты.

Медленно, тщательно формулируя, Форчун задавал вопросы, стараясь выведать принцип работы «Путаника». Из сумбура фантастических ответов вырисовывалась довольно разумная картина характерных особенностей общего принципа и технологии.

Мозг, вне зависимости от вида его обладателя или планеты происхождения, представляет собой чрезвычайно сложную вычислительную машину, в которой хранятся памяти-коды на десятках тысяч микроскопических ДНК-сцеплений. Информация поступает в мозг в виде нейтральных импульсов и становится разумом лишь после перевода ее на ДНК-связи. Она становится памятью, когда ДНК становится доступной для импульсов пускового механизма. Мышление — это динамический процесс: поиск отдельных данных, сравнение, анализ, поиск, сравнение, новый анализ. Чем больше данных, тем более объем мыслительного потенциала мозга. Чем больше какая-либо личность искусна в умении различать сходства и несходства, тем более глубоким и оригинальным становится ее мышление. Это тонко настроенная, чувствительно уравновешенная вычислительная машина, оперирующая оптимальным количеством случайных импульсов.

«Путаник мыслей», как узнал Форчун, просто умножал произвольные импульсы, делал короткое замыкание в некоторых основных ДНК-связях и накладывал посторонние частоты, которые постоянно выводят эту вычислительную машину из равновесия. В результате этого рассудок становился путаным и неспособным завершить логические построения идей просто от избытка запущенных в оборот мыслей. Заслугой Томлинсона, кроме теоретического обоснования, явилось определение частоты электромагнитных волн, которая резонирует в нормальном мозгу, и изобретение способа генерирования сигнала.

— А сама резонансная частота не станет через какое-то время затухать? — спросил Форчун. Он уже в пятый раз задавал Томлинсону этот вопрос.

Четыре раза изобретатель, казалось, не понимал его, но теперь он ответил:

— Абсолютно исключено. Первоначальная перегрузка нервных путей наносит постоянный вред. Вот почему невозможно повысить коэффициент умственного развития какого-либо субъекта, а без субъектов не может быть и правителей. Я в любом случае не хочу становиться королем какой-нибудь старой горы. Джоргол — молодец! Он отобрал мои игрушки. — Томлинсон снова отключился, сраженный произвольным импульсом.

Форчун вздохнул. Да, над разумом нависла угроза. Машина создаст мир белых кроликов и сумасшедших шляпников, которыми Дрофокс Джоргол будет управлять без усилий.

— Он мертв, — провозгласил профессор Томлинсон.

Форчун обернулся и увидел, как изобретатель склонился над оболочкой Соробина Кимбалла. Томлинсон покачал головой и пробормотал:

— Он, должно быть, прошел сквозь стену. Любой может пройти сквозь стену, если приложит к этому свой разум. Вот как я.

Томлинсон повернулся и пошел на стену.

К сожалению, стена не была настолько убеждена в способностях Томлинсона, как он сам. Профессор отскочил от нее обратно, зажав руками ушибленную голову, сполз на пол и заплакал.


Дрофокс Джоргол стоял на каменном балконе, который огибал с одной стороны громадную пещеру. На дне пещеры стояли все пятьдесят глайдеров флота, от его собственного флагмана до летающих блюдец самых малых размеров. Двенадцать машин счастья еще только предстояло дооборудовать, а это означало, что через четыре часа флот будет готов. То, что самому изобретателю спутали мозги, возможно, было ошибкой, размышлял Джоргол, так как он подозревал, что работа пошла бы намного быстрее, если бы Томлинсон был в состоянии наблюдать за ней и руководить.

Он сместил свой вес с одной ноги на другую и послал проклятия в адрес неуловимой силы тяготения Земли, примиряясь с мыслью, что вскоре он освободится от нее и снова свободно покувыркается в невесомости космического пространства, пока его клевреты будут систематически грабить полностью беззащитную планету.

Дрофокс Джоргол с отвращением сморщил нос, увидев, как из полутемного коридора, размахивая большими кожистыми крыльями, вылетела какая-то тварь. В качестве базы эти горы были прекрасны, но в них водилась уйма надоедливых животных. Он понаблюдал за огромной летучей мышью, пока она не скрылась из виду. Бе не требующий усилий полет лишний раз подчеркнул его собственный дискомфорт. Пусть Земля занимается всеми этими формами жизни, предназначенными существовать на ней, — Джоргол с удовольствием осознавал, что не принадлежит ни к одной из них.

«Путаник мыслей». Он ухмыльнулся. При правильно просчитанной стратегии он разделит трон с Маликом, а не будет просто одним из четырнадцати. Возможно, он даже сместит Малика и сам станет императором. Это была приятная мысль. При помощи «Путаника» даже Грегора Малика можно опустить до уровня глупца.

Земля по сравнению с той Империей, которой будет управлять Дрофокс Джоргол, была слишком незначительным пустяком. Земля была просто полигоном для «Путаника мыслей», первым шагом к мечте Джоргола о покорении галактики.

Он рассмеялся. Каждый в его организации был честолюбив, самый последний из ее членов хотел оказаться наверху. Но ни у одного из них не было того, чем владел он, чтобы выполнить эту работу. Этот идиот Хайт, который приволок сюда девчонку под предлогом, что у него, Дрофокса Джоргола, появится настроение для развлечений такого рода… Толстяк ухмыльнулся, ясно представляя себе, что мышление Хаита является ключом к характеру этого человека. Мечты Хаита о власти, возможно, не шли дальше овладения огромным гаремом. У Джоргола так и не нашлось до сих пор времени, чтобы поговорить с девушкой, да ему особенно и не хотелось.

Агенты ТЕРРЫ были намного ценнее. Он возьмет их с собой, когда возвратится на транспортный корабль, оставленный на орбите Луны. Он выведает у них все, что ему нужно знать о ТЕРРЕ, даже если бы пришлось пытать целый год. Затем он применит к ним «Путаник» и отправит их домой.

Осталось установить двенадцать «Путаников». После этого весь флот начнет полное прочесывание планеты в направлении садящегося солнца. На планету будет спускаться ночь, по ее следам будет следовать Счастье, и Земля станет принадлежать Империи.

И только дело времени, когда Империя станет принадлежать Дрофоксу Джорголу…

Где-то у входа в пещеру раздался сильный взрыв. Джоргола мгновенно охватила паника. Новые агенты ТЕРРЫ? Выкрикивая лающим голосом команды, по отражению нового нападения, он вновь увидел огромную летучую мышь, неистово размахивающую крыльями в поисках спасения в своей пещере.

Глава 8 «А ЭТО, ПО-ВАШЕМУ, КАВАЛЕРИЯ СОЕДИНЕННЫХ ШТАТОВ?»

Приземлившись на решетку камеры, Уэбли непроизвольно разогнул когти, чтобы попрочнее усесться. На пол камеры упали три ярких предмета: золотые портсигар и зажигалка и наручные «часы» Форчуна. Форчун поднял их.

— А шариков нет?

— Там остался лишь один шарик, — сказала летучая мышь. — Я использовал его снаружи, чтобы совершить небольшую диверсию. — Часть симбионта просочилась в замок, разобралась в его секрете и открыла его. — В конце коридора стоит охранник, — сообщил он.

Дверь открылась, и летучая мышь, размахивая крыльями, влетела в камеру, приземлившись на голову Соробина Кимбалла.

Профессор Томлинсон все еще сжимал свою голову, но плакать уже перестал. Сейчас он с удивлением смотрел на то, что происходило вокруг него, а при виде огромной летучей мыши, которая на глазах начала уменьшаться в размерах, он пришел в восторг.

Уэбли обнаружил, что выбираться из андроида намного легче, чем втискиваться в него обратно. Чтобы выбраться, требовалось всего лишь тридцать секунд или даже меньше, так как нужно было извлечь сотню с лишним управляющих волокон и соединить в одно, а чтобы втиснуться обратно, необходимо было восстановить каждое волокно отдельно и правильно его расположить, чтобы управлять псевдомышцами андроида. Такое дело лучше совершать вне чужих глаз, интимно.

— Что происходит? — спросил Томлинсон, с недоумением глядя, как «мертвый» Кимбалл всасывает в себя летучую мышь.

— Не беспокойтесь, — сказал Форчун. — Он просто любит животных.

Ганнибал открыл свой портсигар и проверил его содержимое. Кроме хитроумных сигарет в количестве трех штук, в нем находилось восемь наркотических пуль и механизм для стрельбы с эффективной дальностью поражения немногим больше пятнадцати метров. Это оружие было менее грозным, чем лазерный пистолет, но в определенных условиях могло выручить.

— Я впервые такое вижу, — сказал Томлинсон, почесав голову.

— Вы помните частоту вашего путающего луча? — резко спросил Форчун.

— Двенадцать или четырнадцать… Следовало бы посмотреть в мои записи, но я не могу этого сделать. Я сжег свои записи. Я не могу хранить подобные вещи, потому что они могут попасть не в те руки… Красивый портсигар. Вы курите?

— Нет. Бросил год назад.

— О! Интересно, а как открылась эта дверь? Разве мы не были заперты еще минуту назад?

— Сейчас почти время перерыва, — объяснил Форчун, глядя, как идут дела у Уэбли. Вне андроида остался лишь небольшой, размером с кулак, комок протоплазмы, и он просто убывал на глазах.

— Если я когда-либо снова попаду в колледж, именно это будет моим главным предметом, — сказал Томлинсон.

— Что?

— Перерыв. Может быть, сыграем в качели?

— У меня предложение лучше. Давайте поиграем в побег из тюрьмы.

— Отлично. Я буду Джеймсом. Кэгни, а вы можете быть Патом О'Брайеном.

— А мой приятель?

— А он не умер и будет играть? Тогда он будет Эдвардом Робинсоном.

Форчун ничего не понял, но простил себя за то, что плохо был знаком с американской культурой двадцатого века.

Уэбли закончил размещение в теле андроида и сел.

— Кто это — Эдвард Робинсон? — спросил он.

— Вы, — сказал профессор. — Я уже подумал, что вы умерли.

— Просто прикидывался, — заметил Форчун. — Готов, Уэб?

Уэбли-Кимбалл встал:

— Пошли.

Профессор Томлинсон приложил палец к губам.

— Однако будьте осторожны, — прошептал он. — Незачем нас видеть Эрику фон Строхейму. Он подлец.

В конце коридора стоял охранник, внимание которого; казалось, было приковано отнюдь не к пленникам. Он не расслышал тихих шагов за своей спиной, пока Форчун не захватил его шею рукой, перекрыв доступ кислорода. Стальные пальцы нашли болевые точки за ушами; через долю секунды охранник уже был без сознания. Спустя мгновение его автоматом завладел Форчун и подал знак Уэбли и профессору следовать за ним.

Коридор, который шел от их камеры, выходил на широкую галерею над главной пещерой. Отсюда беглецы увидели на дне грота целый ангар, где аккуратными блестящими рядами выстроились глайдеры Империи. В нескольких аппаратах возились техники. Галерея, где они оказались, была безлюдна.

— А куда ведут остальные туннели? — спросил Форчун.

— Не знаю, — ответил Уэбли.

— Профессор?

Томлинсон криво ухмыльнулся:

— Я вам не скажу.

— Тогда вы выбываете из игры, — сказал Форчун.

— Ну ладно. Первый ведет в спальный отсек, следующий в столовую, а последний — в офис Маркленда.

— Кто это такой?

— Он резидент Дрофокса Джоргола, то есть Эрика фон Строхейма, на Земле.

— Понимаю. А вам известно, где они держат девушку?

— Девушку? — удивился Томлинсон. — Здесь нет никакой девушки. Но подозреваю, что должна быть. — И обратился к Уэбли: — Хотите быть девушкой?

Уэбли поглядел на него с отвращением.

— Ну хорошо, — пожал плечами Томлинсон, — оставайтесь Эдвардом Робинсоном.

Форчун передал Уэбли автомат охранника.

— Возможно, это тебе потребуется. Вы оба побудьте пока здесь, а я осмотрюсь.

Форчун скрылся в коридоре, ведущем в спальный отсек, как указал профессор. Первые две двери были открыты, но помещения за ними оказались пустыми. Приблизившись к третьей, он услышал знакомый голос.

— …Казанова ходил по его поверхности так, как будто считал, что ему принадлежит весь мир. Хотя, я полагаю, все кошки считают, что им принадлежит весь мир, не так ли? Потом он спрыгнул наконец вниз с другой стороны, и мне пришлось гоняться за ним еще несколько минут, прежде чем он дался мне в руки. Я подхватила его и повернулась уже, чтобы идти домой, и тут увидела, что космический корабль поднимается в воздух…


Форчун взял сигарету в губы, положил портсигар в правый карман и слегка приоткрыл дверь левой рукой. В комнате находились пятеро мужчин и Мэрилин Мостли. Помещение было уставлено удобными креслами и диванами; судя по внешнему виду, его можно было безошибочно принять за холл для отдыха персонала, свободного от дежурств.

— …рассказала на следующее утро об этом редактору местной газеты, но на самом деле я не думаю, что он мне поверил, если то, что он напечатал — это… О, мистер Форчун, какой приятный сюрприз! Я не знала, что вы знакомы с людьми, летающими на тарелках.

— Не двигайтесь, джентльмены, и никто не пострадает, — предупредил Форчун, входя в комнату. — Эта штука заряжена. При необходимости с радостью продемонстрирую. Привет, Мэрилин!

Мужчины медленно повернули головы, уставившись на пришельца. По их виду Форчун определил, что они принадлежат к беспокойному племени пилотов глайдеров. Один из них потянулся к пистолету. Сигарета щелкнула, и летчик тяжело сполз на пол.

— Следующий? — спросил Форчун. Не получив ответа, он улыбнулся девушке. — Вы попали в плохую компанию, ласточка. Мне следовало бы предупредить вас, что Дрофокс Джоргол и его банда не те люди, с которыми может общаться приличная девушка. А что скажет шериф Додд?

Мэрилин от удивления округлила глаза.

— А они что, преступники? Я имею в виду, что они кажутся такими милыми… и в конце концов ведь они инопланетяне. Разве могут быть инопланетяне преступниками? Потому что, если…

— По сравнению с этой бандой Джоргола Гитлер был просто учителем мальчишек-скаутов. Давайте, Мэрилин, идите со мной, я попытаюсь вывести вас отсюда в целости и сохранности. Только старайтесь держаться позади них.

Девушка посмотрела на четверых оставшихся с ней мужчин, которые вдруг показались ей гораздо менее приветливыми, чем за минуту перед этим, а затем на Ганнибала Форчуна. Она послушно поднялась и обошла их за спинами, форчун велел ей взять пистолет того пилота, который сейчас находился в бессознательном состоянии, и она выполнила эту команду. Ганнибал взял у нее оружие и засунул себе за ремень.

— Друзья, — сказал он, высекая пламя из зажигалки, — Земля как планета, возможно, и больная, но вы не годитесь во врачи для нее.

Он прикурил сигарету и швырнул ее в центр помещения, отступив назад и закрыв за собой дверь. Спустя две секунды, когда внутри помещения сработал патрон, послышался резкий звук взрыва.

Схватив Мэрилин за руку, он помчался с нею назад по коридору.

Когда они приблизились к галерее, он дал девушке знак остановиться и мягко толкнул ее к стенке коридора.

— Пару минут назад я здесь оставил своих друзей, — сказал он. — Если с ними все в порядке, у нас есть шанс выбраться отсюда живыми. Не двигайтесь.

У Мэрилин Мостли не было настроения оспаривать его право командовать ею. Происходили какие-то события, и происходили они по велению Ганнибала Форчуна, который — так она считала — имел все полномочия, когда-либо требовавшиеся мужчине. Ее инстинкт плюс тот факт, что он любит кошек, убедили ее, что его дело было правое, а намерения чистые.

Форчун выглянул за угол и жестом показал, чтобы она перебежала к нему. У входа другого туннеля они обнаружили Уэбли-Кимбалла и профессора Томлинсона.

— Прекрасно! — воскликнул Томлинсон. — Вы нашли девушку. Добро пожаловать, моя дорогая.

— Он освободил меня прямо из их логова. Думаю, мы с вами не знакомы. Меня зовут Мэрилин Мостли.

— Тише, вы, двое! — приказал Форчун. — Уэб, что новенького?

Симбионт указал на один из туннелей, ведущих из ангара.

— Это единственный путь наружу.

— А как мы спустимся?

— С галереи вниз ведут два пандуса. Пока ты отсутствовал, я запустил зонд: Джоргол находится в своем офисе, ожидая Маркленда с докладом о шуме снаружи.

— А Маркленд?

— Я думаю, что он сейчас идет к Джорголу.

Они подошли к краю галереи и осмотрели оба пандуса.

— Идем туда, — указал Форчун. — Как только окажемся на дне, мы сможем использовать глайдер как прикрытие или улететь на нем. Вы с профессором идите первыми, а я с Мэрилин следую за вами. Действуй!

Уэбли кивнул, снял свой автомат с предохранителя и повел Томлинсона за собой. Форчун и девушка на какое-то мгновение потеряли их из виду.

Форчун спросил Мэрилин:

— Сколько, по вашему мнению, здесь людей?

— Когда они водили меня здесь на экскурсию, они сказали, что в пещере находится примерно сто пятьдесят человек. Большинство из них — пилоты и технический персонал.

Форчун кивнул, определяя силы противной стороны за вычетом пятерых космических жокеев, которых он уже уволил с действительной службы.

— Значит, из них могут быть вооружены лишь тридцать или сорок человек. Пошли!

Уэбли и его подопечный находились на полпути спуска по склону. Навстречу им торопился незнакомец. Уэбли отшатнулся в сторону, но профессор Томлинсон, к ужасу Форчуна, поднял руку и помахал ею.

— Привет, Маркленд! Не хотите ли поиграть?

Маркленд поднял голову и мигом оценил ситуацию. Из-за особенностей своего характера он не мог дальше расти по службе в организации Джоргола. Хотя Маркленд никогда ничего не слышал о теории «Сначала стреляй, а задавай вопросы потом», он безоговорочно исповедовал именно этот принцип выживания. Он всегда питал презрение к мужчинам, которые так заботились о последствиях, что взвешивали каждое действие и учитывали альтернативы. Но Маркленд пребывал в блаженном неведении о том, что привычка к решительным действиям, которая сделала его отличным боевым командиром, будет тем самым препятствием, которое навсегда закроет ему путь в генеральный штаб, который и определяет всю политику.

Если бы у Маркленда было более гибкое мышление, группа беглецов достигла бы своей цели невредимой. Если бы Маркленд не заработал на своей родной планете репутацию быстрого стрелка, он затратил бы, возможно, одну лишнюю секунду на анализ ситуации и, пожалуй, не стал бы стрелять по наиболее доступной цели — по человеку, который махал ему рукой и обращался к нему.

Реакция у Маркленда была действительно моментальной, однако Ганнибал Форчун лучше соображал. Как историк, он, естественно, был склонен к аналитическому действию. Его лицензия на вмешательство требовала трезвого рассмотрения вариантов и экстраполирования известных фактов на будущие события. Но к этому прибавилась жесткая тренировка на выживаемость. Следовательно, это было почти спокойное сочетание мысли и действия, в результате которого пуля Форчуна поразила мозг Маркленда почти в то же самое мгновение, когда пуля Маркленда поразила и так поврежденный мозг профессора. Бартоломью Томлинсон и заместитель Дрофокса Джоргола умерли одновременно.

До Мэрилин Мостли дошло, что Томлинсон мертв, лишь после того, как Форчун переступил через тело профессора, быстро увлекая ее за собой. Через минуту она уже сидела съежившись под ближайшим летающим блюдцем. Она до сих пор не могла прийти в себя после чудесного путешествия на космическом аппарате с другой планеты, а тут еще эта стрельба, настоящие убийства. Голова ее шла кругом. Она осознавала лишь, что находится в крайней опасности, и тот факт, что Ганнибал Форчун и его напарник желают ей добра, в отличие от этих пришельцев, которые превратились вдруг из хороших парней в плохих.

Хотя Мэрилин видела множество кровавых вестернов с убийствами, она никогда не занималась подсчетом патронов в шестизарядном пистолете, поэтому на какое-то время девушка пришла в замешательство, когда Форчун непрерывно перетаскивал ее с одного места на другое, разряжая и выбрасывая свой пистолет и подбирая следующий у только что убитого инопланетянина. С другой стороны, она не видела ничего странного в том, что ее герой и его напарник стреляли почти без промаха, что обеспечивало им относительно безопасный коридор для смены позиций. Мэрилин, конечно, не догадывалась, что меткость Форчуна обеспечена годами тренировок, а Уэбли вообще симбионт, способный послать телепатический зонд вплотную к любой цели.

Форчун, кстати, в этом отношении завидовал своему напарнику и сожалел, что он не был телепатом. Но сейчас он был слишком занят боем и не мог позволить, чтобы эти мысли отвлекали его. Пока часть фантастического мозгового устройства Уэбли была настроена на его волну, они вдвоем могли совершать столько же дел, сколько целый взвод хорошо обученных солдат.

Диверсия Уэбли со взрывом за пределами пещеры была направлена исключительно на то, чтобы сбить с толку врагов, которые делились на вооруженных и безоружных. Вооруженные, как и полагается солдатам, первыми бросались в бой. Большинство из них были пилотами, носившими оружие скорее в качестве знака отличия, чем для практического использования. Оружие носила также кучка профессиональных вооруженных бандитов Джоргола. Эти люди были самыми опасными. Они первыми возвратились в пещеру, как только определили, что суматоха снаружи была ложной тревогой. Пилоты, беспокойный народ по своей природе, пробыли вне пещеры дольше, очевидно недовольные тем, что от них ускользнула возможность поразмяться. К третьей категории относился технический персонал, который был безоружным. В данной ситуации техники для агентов ТЕРРЫ были безопасны, и это можно было использовать.

Осознание этих фактов в первые несколько секунд боя дали Форчуну огромное преимущество, которое Уэбли разделял через свою телепатическую связь. Форчун понял, кого надо ликвидировать в первую очередь и как создать в рядах противников наибольшую неразбериху. Его армия состояла из двух агентов ТЕРРЫ — его самого и Уэбли, причем оба знали о его решениях в то мгновение, когда они принимались. Мэрилин Мостли была, конечно, не подарок, но и не была серьезной помехой. Она подчинялась, не задавая вопросов.

Сейчас сторонники Империи были дезорганизованы, так же как толпа охотников за покупками на первом этаже магазина во время распродажи дешевых товаров. Никто не знал толком, что происходит; лишь некоторые знали, что Маркленд убит, и ни у кого из них не было ни малейшего представления о численной силе или огневой мощи их неожиданного врага… Большинство даже пока не подозревало о наличии врага. Предположение Форчуна о тридцати — сорока стволах было занижено: их оказалось около пятидесяти. Однако это были пятьдесят разных умов, сбитых с толку неполной информацией.

Специалистов, вступивших в бой, пока, к счастью, было немного, но именно с этими профессиональными убийцами Форчун и Уэбли обменялись первыми выстрелами. Эта кучка убийц, возможно, смогла бы уничтожить боевую группу ТЕРРЫ из двух человек, если бы им позволили спокойно выполнить эту работу. Однако звуки первых нескольких выстрелов подействовали на пилотов как свисток к началуматча, и каждый из них необычайно энергично постарался внести свою долю стрельбы в копилку общей победы. Энтузиазм этих космических жокеев сыграл для них плохую службу: не будучи профессиональными воинами, они гибли один за другим. Перебегая от одного павшего героя к другому, Форчун только благодарил судьбу, что типичное тщеславие имперских пилотов мешало настоящим убийцам как следует прицелиться.

Центр ТЕРРЫ требовал, чтобы каждого агента готовили настолько тщательно, насколько это в человеческих возможностях, и Форчун отлично знал все известное оружие, изготовляемое в любом месте галактики. В этом бою ему как трофеи попадались лучевые пистолеты, но в большинстве случаев пилоты были вооружены обычными. Неточный полет пули нельзя изменить, лучевой же пистолет удобнее, потому что снайпер, если промахивается, просто немного смещает луч, пока не увидит, что его мишень разлетается на части. Опасность была в том, что среди профессиональных убийц все, за исключением двоих, отдавали предпочтение лучевым пистолетам: в их профессии нет места лишним эффектам.

К тому времени, когда оставшиеся в живых пилоты стали осторожнее и получили представление, с чем они столкнулись, Форчун, Уэбли и девушка оказались примерно в десяти метрах от входа в пещеру. Не зная толком, что происходит, некоторые из профессионалов бросились из пещеры наружу, где столкнулись с отступавшими пилотами. Возникла давка и паника.

Хотя своды и коридоры пещеры искажали звуки выстрелов, они все же докатились до кабинета Дро-фокса Джоргола и он осторожно приподнялся со своего специального кресла. Вопреки безжалостной гравитации, он двигался быстро и, обогнув стол, взял первое попавшееся оружие. Он не испытывал страха, придя к заключению, что на его горную крепость совершено нападение. Непосредственной его реакцией была ярость, по той причине, что такое нападение могло расстроить его любовно выношенные планы. Он неоднократно встречался с насилием на своей родной планете при восхождении по служебной лестнице, смерть ходила рядом с этим безжалостным гигантом, хотя, подобно многим другим, кто пережил великие потери, Дрофокс Джоргол не верил серьезно, что смерть когда-либо настигнет и его. В этом отношении он не был ни отважным, ни безрассудно храбрым: «несуществование» было просто понятием, которое не имело для него никакого личного значения. Такая ограниченность всегда была преимуществом для завоевателей и грабителей, пока они не окружают себя личной охраной.

Первым попавшимся оружием Джоргола оказалась машина «Путаник мыслей» с полагающимся к ней автономным высоковольтным блоком питания. Джоргол вывалился в коридор, чтобы быстро решить все проблемы. Оружие, которое могло бы покорить планету, конечно же обратит любую перестрелку в его пользу, даже если это приведет к потерям среди своих людей.

Когда Джоргол достиг галереи, он быстро оценил взглядом картину, открывшуюся внизу. Видимые повреждения имели по меньшей мере два глайдера, оказавшихся в зоне стрельбы лучевых пистолетов.

Он насчитал примерно с десяток своих людей убитыми и ранеными, справедливо полагая, что видит не все потери. Тела Томлинсона и Маркленда лежали неподалеку. Около двух десятков техников промчались мимо него, ища укрытия во внутренних помещениях. От них была небольшая помощь в бою, однако они не лишились, по крайней мере, здравого смысла и находились вне линии огня. Бой разворачивался у входа в пещеру, причем палили изо всей силы в основном пилоты глайдеров. Но поразительнее всего было то, что нападающих, из-за которых возникло сражение, вообще не было видно. Он порыскал глазами среди летающих тарелок и заметил личного телохранителя, носившего черную униформу. Сейчас тот со знанием дела пробирался по опустевшему полю боя, пытаясь, очевидно, зайти к противнику с неожиданного направления. Приглядевшись пристальнее, Джоргол обнаружил его вероятную цель — одного из двух захваченных в плен агентов ТЕРРЫ.

У Дрофокса Джоргола выработалась такая же невосприимчивость к неожиданностям, как и у Ганнибала Форчуна. То, что агент ТЕРРЫ вел бой, лишь сказало ему — это достойный враг, а его люди — безмозглые ублюдки из-за отсутствия хороших способностей. Он нанимал людей на службу в равной мере как из-за их слабостей, так и из-за их достоинств и талантов. Юношеская героика летчиков его сейчас даже не раздражала. Такое поведение было неотъемлемой частью их характера.

Хотя он и не наблюдал первых минут заварухи, ему не стоило труда шаг за шагом воссоздать ее картину. Единственная его серьезная ошибка заключалась в определении численности противника и допущении, что второй агент ТЕРРЫ уже уничтожен.

Оценка ситуации заняла у Дрофокса Джоргола приблизительно восемь секунд. Наведение оружия профессора Томлинсона на цель потребовало еще около трех секунд. Не торопясь он нажал кнопку включения. Профессор Томлинсон говорил, что для проявления эффекта достаточно четырех микросекунд. Высокий агент ТЕРРЫ слабо улыбнулся…

В жизни Дрофокса Джоргола всегда повторялась одна и та же картина. Как бы тщательно он ни подбирал свою команду, всегда наступал решающий момент, когда в дело приходилось вступать ему самому. Он пожал плечами. Было бы бессмысленной роскошью, сказал он себе, чувствовать презрение к своим подчиненным.

Теперь, когда Маркленд мертв, один из выживших займет его должность резидента на Земле. Ненадолго. Как-то получается, что лучшие люди всегда проявляют проворство, карабкаясь наверх, особенно в чрезвычайных ситуациях. И почему, размышлял он, им приходится быть самыми опасными?

Он направился обратно в свой кабинет, в относительный комфорт своего огромного кресла. Он не чувствовал никакого сожаления к людям, телами которых была усеяна пещера. Вырваны с корнем, как сорная трава, были слабые, глупые, неосторожные. Лучший из них, самый лучший, скоро войдет в его кабинет, чтобы получить повышение по службе. Дрофоксу Джорголу было интересно знать, кому так повезет.


Продвигаясь к выходу, Форчун подобрал три лучевых пистолета, два из которых сейчас торчали у него за поясом, а один был в постоянной работе. Всегда под рукой был и портсигар с наркотическими сигаретами.

Он потерял Уэбли и Мэрилин в этом сражении и вдруг обнаружил их неподалеку от выхода за большим валуном. Уэбли, заметил он, также раздобыл себе лучевой пистолет. Через мгновение до Форчуна дошло, что симбионт целится в него.

— Уэб! — воскликнул он.

— Заткнись, Форчун. Ты использовал свой шанс. Руки вверх! Мы с девушкой уже давно охотимся за тобой. Отбери у него пистолет, Мэрилин.

И тут до Форчуна дошло: изобретение Томлинсона. Это был единственный ответ. Уэбли каким-то образом был подвергнут воздействию «Путаника мыслей».

Неожиданная проблема возникла в критический момент, когда все внимание целиком было сконцентрировано на том, как всем троим благополучно выбраться из пещеры, попасть на свой корабль и выполнить задание до конца. Однако решение проблем как раз и было специальностью Форчуна, и его умение мгновенно отбрасывать устарелый план нередко спасало ему шкуру.

Мэрилин Мостли была создана из другого вещества; спокойный, взвешенный подход не находил места в схеме ее поведения. За последние пять минут ей пришлось перенести многое, и она осталась в живых лишь потому, что устроил это Форчун Ганнибал, он был ее героем, и Мэрилин просто была целиком на его стороне.

Она рассмеялась в ответ на безумное предложение симбионта.

Тогда Уэбли-Кимбалл направил свой лучевой пистолет на девушку.

— Мы должны выбраться отсюда, — доверительно сказал он Форчуну. — Мы убьем девушку и украдем летающее блюдце. В этом случае ТЕРРА не сможет разыскать нас.

Форчун дал единственный возможный ответ. Наркотический шарик из сигареты проделал аккуратную круглую дырочку в шее андроида. Рука Кимбалла с пистолетом ослабла, лицо вдруг сморщилось, а искусно сконструированное тело начало на глазах съеживаться. Форчун понял, что угадал в выборе наиболее вероятного места под оболочкой андроида для действия наркотика. Там находилась максимально уязвимая точка собственной протоплазмы Уэбли. Дозировка наркотика в шариках определялась с учетом массы тела их цели и ее было достаточно для взрослого человека. Что же говорить о семикилограммовом симбионте…

У Мэрилин Мостли мысли перепутались еще больше. От необъяснимого поведения Уэбли и такого скорого возмездия Форчуна у нее голова пошла кругом…

Форчун извлек из портсигара сигарету, прикурил ее и бросил в туннель себе за спину.

— Вы не поможете мне вытащить его на воздух? — сказал он, наклонившись, чтобы взять за плечи труп товарища, которого только что убил.

Она слабо улыбнулась и взяла мертвеца за ноги. Есть некоторые вещи, решила она, в которые девушке лучше не вникать.

Не сделали они и пяти шагов, когда мощный взрыв чуть не сбил их с ног. Форчун приказал девушке бежать к выходу. В проходе пещеры стоял сплошной столб огня и дыма, но беглецы оказались уже на воздухе. Мэрилин поняла всей своей неуправляемой романтической натурой, что она влюбилась в своего героя Ганнибала Форчуна, и желание сохранить свою жизнь стало для нее даже более важным, чем прежде.

Форчун разумно рассудил, что все активные силы врагов находятся внутри пещеры, хотя, конечно, допускал возможность ошибки. Если это так, сигаретная бомба заблокирует силы Империи на время, достаточное для того, чтобы беглецы смогли получить приличную фору.

Они достигли природной лестницы, которая вела вверх на уступ, где они оставили свой корабль. Поначалу подъем оказался довольно нетрудным, хотя карабкаться с отключенным телом андроида осложняло задачу. Отдельные участки были слишком крутыми, но Форчун знал, что это единственный путь добраться туда, куда им надо.

— Вперед и вверх! — крикнул он, подгоняя девушку, поднимая безжизненное тело андроида и довольно немилосердно швыряя его на очередной ярус, где повторял операцию.

Работа продвигалась медленно, с трудом, фора времени все уменьшалась. От тяжелого дыхания в горле запершило. За глоток воды можно было бы отдать все золото, которое, по слухам, было спрятано в горе, однако времени не хватало даже на то, чтобы пожаловаться на жажду. Внезапно он почувствовал, что доволен Мэрилин Мостли, так как она не произнесла еще ни слова жалобы по поводу собственных мук. Конечно, вполне возможно было, что напряжение от всего этого просто парализовало ее речевой центр.

Ганнибал успокаивающе улыбнулся девушке.

— Думаю, что мы справимся, — выдохнул он, поднимаясь с неподвижным андроидом вверх еще на одну ступеньку.

— Обязательно справимся, — ответила Мэрилин, и ее глаза засверкали, а улыбка подчеркивала гордую уверенность в своем герое. — Но зачем мы несем его с собой?

— Он мой лучший друг, — сказал Форчун, задыхаясь. — Я и подумать не могу, чтобы оставить его здесь, на произвол судьбы.

В это мгновение голова андроида в очередной раз ударилась о камни, и вокруг ранки разошлась широкая трещина. Форчун мог четко рассмотреть внутренности искусственного тела, там должна была бы находиться бессознательная протоплазма Уэбли. Но ее там не было.

Итак: симбионт, затерявшийся где-то между «здесь» и «там». Физическое состояние неизвестно. Умственное состояние со времени последнего обследования безнадежно деградировало. Способен, если живой, быть хорошим помощником, обузой или угрозой в зависимости от душевного состояния. Телепат…

Ганнибал Форчун сконцентрировался на мысленном послании Уэбли, которое было одновременно приказом и мольбой вернуться. Оно было нарушением всех аксиом ТЕРРЫ о беспристрастной целесообразности и бесстрастной логике, которую вбили в его голову с самого первого дня назначения темпоральным оперативным работником. Если выразить его голосом, это был бы вой боли и муки. Форчун надеялся, что маленький дурачок прислушается. Он бросил бесполезную оболочку андроида и полез вверх за Мэрилин налегке.

— Вы правы. Без него мы проведем время лучше.

— Посмотрите, — сказала она и побледнела.

Из пещеры выбежала группа людей и без промедления рассеялась по укрытиям. Форчун огляделся и оценил всю незавидность их положения: подъем делал их прекрасно заметными с площадки перед пещерой. И вдруг он увидел узкую расщелину, ведущую вниз, на дно каньона.

— Мэрилин, если мы попытаемся подняться хоть немного выше, мы станем прекрасными мишенями. Давайте спрячемся в ту щель.

Они едва успели укрыться за выступом скалы, когда рядом пропела пуля, взорвалась и осыпала их каменной крошкой.

У него оставалось три лучевых пистолета, а в портсигаре — еще четыре наркотических шарика, однако они стреляли только на небольшое расстояние. Мэрилин спускалась первой, Форчун прикрывал ее. Он высунулся, прицелился, выстрелил и спрятался назад. Край скалы шириной сантиметра в три над ним стал вишнево-красным и потек по утесу вниз. Лазерное оружие ТЕРРЫ было гораздо качественнее имперского. Из него можно было поражать тонко сфокусированным лучом. Беда только в том, что его отличный лазерный пистолет и тот, что принадлежал Уэбли, сейчас находились в руках противника и только что расплавивший камень над головой выстрел был сделан именно из такого.

Человек, который сможет превзойти умом своего противника, человек, который сможет быстрее оценить ситуацию, чем его враг, человек, лучше подготовленный, — такой человек имеет большую вероятность победить, даже если он находится в невыгодном положении. В спорте ему потребовался бы небольшой процент везения. В бою же все иначе. Сейчас Ганнибалу Форчуну требовалось везение на девяносто восемь процентов. Они не могли спускаться по расщелине быстрее, а врагам было достаточно просто найти точку прицела поудобнее и зажарить беглецов в этой щели заживо. Большой трагедией для такого человека является то, что он знает о безнадежной ситуации. Он лишается романтического ореола глупости, который озаряет ярким светом последние мгновения менее догадливых авантюристов.

Ганнибал понимал, что лучше не пытаться объяснить все это дрожащей девушке, которая медленно спускалась перед ним. Мэрилин уже почувствовала тревогу, охватившую его, как тщательно он это ни скрывал. Она сжала его руку и посмотрела на него.

— Я все же думаю, что мы пробьемся, — сказала она храбро. — Вы ведь вывели нас из этой пещеры, не так ли?

Ее вера поразила и немного обескуражила его. На короткое мгновение ему показалось, что лучше бы он родился землянином двадцатого века со сроком жизни менее ста лет вместо предоставленной ему неопределенной вечности. Затем он взял себя в руки и грубо приказал себе оставить фантазии. По своему базовому времени Ганнибал мог бы прожить еще по меньшей мере четыреста лет прежде чем его тело начнет неизбежно сдавать, что является проклятием для всех живых существ. Только вряд ли он проживет эти четыреста лет, потому что через минуту-другую его наверняка убьют.

— Просто дело времени, — сказал он мягко, — пока они не станут стрелять в нас сверху. Сейчас у меня нет ни малейшего шанса, чтобы помешать этому.

Обычаи большей части населения планеты Земля четко определяют обязанности жены, когда ее муж теряет мужество. Даже если он уверен, что Бога нет, она обязана снова зажечь его веру в чудеса, убедить его, если необходимо, поверить в то, что муж сможет сделать это, когда он сам преотлично знает, что не сможет. У Мэрилин никогда никого раньше не было, на ком она могла бы в этом попрактиковаться, но все-таки она попробовала:

— Однажды я смотрела фильм, где все складывалось очень плохо для хороших парней. Роберт Тейлор был весь связан и его собирались застрелить, когда вдруг подоспела кавалерия США, показавшись на вершине холма, и все снова оказалось в порядке.

Его глаза остановились на красном пятне на скале на расстоянии менее полуметра от них, которое начало пузыриться, затем превратилось в шлак и скользнуло вниз. Форчун поздравил изобретателей ТЕРРЫ с таким чудесным оружием.

— Извините, Мэрилин, но у нас нет никаких подкреплений.

Его внимание привлекло движение на уступе над ними. На фоне голубого неба показался силуэт фигуры в черном одеянии. Человек занял боевую стойку, серебряная трубка в его руках ярко сверкнула на солнце.

По привычке Форчун потянулся за лучевым пистолетом, зная, что это напрасный жест. Но Мэрилин нельзя позволить умереть с мыслью, что Ганнибал Форчун сдался без боя.

Вдруг человек в черном дернулся и начал падать с медлительным сюрреалистическим изяществом вниз по склону утеса. Прошло не менее секунды, когда Форчун услышал треск винтовки, за которым последовал залп таких же выстрелов, отдававшихся эхом вдоль и поперек каньона.

На дне каньона Форчун и Мэрилин увидели с десяток людей верхом на лошадях, с перьями в волосах и боевой раскраской на медных лицах.

— Смотрите, а что я вам говорила? — воскликнула Мэрилин, начиная верить в собственные чудотворные способности.

Форчун посмотрел на немыслимую банду апачей, своих неожиданных союзников и, вновь прицеливаясь из лучевого пистолета, спросил у девушки:

— А это, по-вашему, кавалерия Соединенных Штатов?

Глава 9 ВОТ ЧТО ТАКОЕ ХОРОШИЙ ИНДЕЕЦ

Форчун не был склонен впадать в иллюзии по поводу неожиданного появления апачских воинов в этом районе. История, как ему было известно, полна странных совпадений. Некоторые из них он устроил сам лично, а некоторые предотвратил. Он и не думал предполагать, что апачи специально прибыли, чтобы спасти его. Просто было похоже на то, что несколько парней, воодушевленные вчерашней церемонией и громким песнопением, возможно, решили взять решение вопроса в свои руки и освободить священную гору от белых захватчиков. В таком случае сейчас он был в ненамного лучшем положении, чем несколько мгновений тому назад. Если бы апачи, получив подкрепление от его собственного меткого огня с тыла, сумели смести остальную часть имперских войск, он, вполне возможно, кончил бы тем, что был бы вынужден направить свой пистолет против индейцев.

«Только драться следует по очереди, не торопясь», — приказал он себе строго, направляя свой луч на очередного наглого молодого летчика Джоргола. Пилоты растерялись, так же как и Форчун, при внезапном появлении апачей и были намного больше уязвимы.

Индейцы на своих приученных к горам лошадях поднимались по каменистому склону, а их ружья изрыгали смерть пришельцам.

«Апачи — хорошие стрелки, — заметила Кэнди вчера вечером. — Они не могут позволить себе напрасно расходовать боеприпасы, поэтому они учатся считать каждый выстрел».

Это оказалась не пустая похвальба. Форчун, перестав прощаться с жизнью, активно включился. Он сжег еще двух имперских отчаянных парней, которые вынырнули из-за скалы, чтобы поточнее прицелиться в индейцев. При этом они неосторожно подставили свои спины под неистовый огонь Ганнибала Форчуна.

Он узнал высокую, одетую в национальный костюм воина фигуру Кэнди Лонгфелло, которая, спешившись, кралась по склону горы с винтовкой. Ганнибал ухмыльнулся, поняв, что не будет, скорее всего, вступать в перестрелку с апачами. Тем не менее перед ним возник клубок новых проблем. Частная разборка между ТЕРРОЙ и Империей вдруг превратилась в громкую общественную акцию землян.

Он уже решил, что делать с Мэрилин Мостли. Ее репутации глупой барышни будет достаточно для того, чтобы держать в тайне сегодняшние события, даже если она расскажет о своих похождениях со всеми захватывающими дух подробностями. Но Кэнди не была глупой барышней, как не были глупцами и ее собратья-апачи. Форчун искренне надеялся, что ему не придется убить их всех в порядке меры безопасности. Это было бы верхом неблагодарности, особенно после того, как они все впутались в эту заваруху, чтобы спасти его от Империи, пока он тайно спасал от нее всю планету.

Пользуясь тем, что имперцы были основательно заняты отважными краснокожими, он вручил Мэрилин лазерный пистолет и показал ей, как им пользоваться.

— Просто помните, — добавил Форчун, — что индейцы на нашей стороне.

— Вы же не собираетесь оставить меня здесь одну? — запричитала она, испугавшись, что этот герой покинет ее. Увидев, как он быстро поднимается вверх по расщелине, она никак не могла подавить свое паническое настроение.

— Я вернусь через пару минут, — заверил он ее и исчез за каменным выступом.

Она поверила. В состоянии острой влюбленности девушки, как правило, принимают многое на веру. В противном случае это не настоящая любовь. По меньшей мере именно это она вычитала в последнем выпуске журнала «Захватывающие тайны».

Мэрилин притаилась в своем скальном убежище и наблюдала за ходом боя. Она не знала, действительно ли способна сделать хоть один выстрел, однако наблюдать за ходом настоящего боя было даже интереснее, чем смотреть кино. Разве что ей не хватало музыки. Последний раз, когда она смотрела «Последнюю остановку» Кастера, били барабаны, играли скрипки и французский рожок.


Форчун спешил, шагая по узкому выступу. Добраться до него ему помешал всего один имперец, которого он испепелил точным лучом. Выйдя на нужную широкую площадку, Форчун тщательно проверил время и вернул транспортный корабль в сейчас. Вскоре он был уже на борту, а его руки привычно легли на рычаги управления.

В основном потому, что использованную минуту невозможно использовать повторно, он принял решение выполнить физическое маневрирование где-нибудь в другом месте. «Минус двадцать лет должно дать безопасный интервал времени», — рассудил он и соответствующим образом установил сдвоенные часы…

Оказавшись в том же месте, только в 1946 году, он обнаружил, что горы Йо-чгуйт'хи-тсос с 1966 года ничуть не помолодели.

Один из его друзей в Центре ТЕРРЫ однажды показал ему двухминутный кинофильм о рождении и развитии горы, гордо объясняя, что он снимал по одному кадру в год с одной и той же точки в течение 30 000 лет.

Его мысли блуждали, и сердце до сих пор бешено стучало. Чтобы организму справиться с этой аварийной ситуацией, включились три особые железы, подавая в кровь биохимические подкрепления. Это давно использовалось в ТЕРРЕ. Все ее оперативные агенты снабжались своего рода аварийными органами, обычно в виде желез, позволяющих значительно усилить потенциал выживания человека в экстремальных ситуациях. Не был в этом исключением и Ганнибал Форчун. Мощный выброс адреналина в кровь повысил его выносливость в бою, но сейчас надо было, что называется, прийти в себя.

Вскоре биение его сердца пришло в норму и напряжение спало.

Он очень устал. Почти двадцать семь часов довольно энергичной деятельности, иногда при огромном напряжении, изнурили его до состояния, когда появилась опасность галлюцинаций. Его инструктировали не пытаться управлять темпоральным транспортным кораблем в таком состоянии. Велика была возможность ошибки, а путешествия во времени требовали исключительной точности. Опасность вернуться домой глубоким стариком, а то и вообще угодить в небытие была вполне реальной.

Форчун включил автоматическое управление и уснул, застрахованный знанием того, что, учитывая его новую удобную позицию на линии времени, перестрелка между Империей и народом апачей подождет его возвращения, причем ни одна сторона не сделает ни единого выстрела, не прольет ни капли крови и даже не будет дышать, пока он не нажмет кнопку, чтобы все снова привести в движение. И поскольку Форчун был единственным воином, оставшимся из группы ТЕРРЫ, он обязан был заставить себя убедиться, что он отдохнул и подкрепился, прежде чем снова ринуться в бой. Улыбнувшись при мысли об удивительно сложной простоте современной темпоральной войны, Форчун погрузился в глубокий, спокойный сон.


Проснулся он голодный как волк. Оба хронометра показывали, что он проспал более пятнадцати часов. Ганнибал проверил свои потери, обнаружив ссадины на ладонях и кончиках пальцев, два сустава с содранной кожей и ушиб голени, но никаких переломов или растяжений, которые потребовали бы времени на заживление до того, как он благополучно выполнит свое задание. Наиболее срочным делом, решил Ганнибал, был завтрак. Он подумал, не позавтракать ли ему в гостинице. Ее меню ему понравилось.

Но существовало несколько аргументов против использования темпорального корабля для гастрономических занятий. Во-первых, сейчас он был в 1946 году. Городок Кряж Апачей, конечно, тогда уже существовал, но Форчун сильно сомневался, существовала ли гостиница «Суеверие». А если да, то как там готовили двадцать лет назад? Кроме того, он слишком привык надеяться на острое чувство направления Уэбли, чтобы доверять себе поиск пути обратно на эту же площадку в горах.

Уэбли! Их партнерство было настолько эффективным, что временами почти казалось, что они являются двумя половинками одного и того же человека. В то время как талант Форчуна заключался в анализе сложных и трудных ситуаций и разработке способов их разрешения, Уэбли обеспечивал сверхподвижность и гибкость, необходимые для претворения задумок Форчуна в жизнь. В свободное от таких дел время Уэбли проводил почти весь свой досуг в тренировках приспособления к мышлению Ганнибала Форчуна.

Неудачный симбионт за очень короткое время эмоционально измотает агента. Форчуну повезло в этом смысле. Если напарник телепат, сотрудничество неизбежно получается очень тесным. Здесь не может быть тайн. Основное свойство симбиотических взаимоотношений требовало полного слияния двух сильных личностей в боевую единицу, которая намного превосходила возможности любого партнера в отдельности. Они были больше чем друзья. Если бы Ганнибала попросили объяснить это, что бы он ни сказал, почти ничего бы не значило для того, кто не побывал частью симбиотической спайки. Ну как объяснишь цвет слепому?

Ганнибал Форчун закрыл глаза, и чем острее он чувствовал боль потери, тем горше у него становилось на душе. Будучи всегда любознательным, он попытался исследовать свое чувство, однако оно ускользало от него. «Разве скорбит голова, — спросил он себя, — когда отрезана рука?»

«Нет, — отвечал он сам себе, — но она проклинает пустой рукав…»

Он открыл шкафчик, в котором хранили пищевые запасы, и механически пожевал, на самом деле не чувствуя никакого вкуса. Он утолил голод и уселся за рычаги управления, сконцентрировавшись на стоящей перед ним задаче.

Оторвавшись от выступа, он полетел вдоль отвесного скалистого склона ко входу в пещеру. Империя, как он обнаружил, расширила ее естественное отверстие в три раза больше его первоначального размера, но в 1946 году оно еще было таким, каким создала его природа. Он осторожно направил свой корабль внутрь. Форчун знал, что спелеологические исследования в одиночку лучше не проводить. Пещеры созданы для групповых действий, особенно если один из членов команды может превращаться в летучую мышь.

Когда его прожектора осветили тьму, он понял, какой огромный объем работы проделали инженеры Империи. Это была грандиозная задача даже при наличии крайне сложных по конструкции современных молекулярных конвертеров, которые, возможно, были украдены где-нибудь имперцами. Такого рода оборудование использовалось для превращения в порошок горной породы и мощения ею полов. Одна машина, конвертер, измельчала твердую скальную массу в составляющие ее молекулы, выдавая пыль намного мельче, чем земной тальк. Этим же веществом после незначительной радиационной обработки отделывали стены и потолки. Отделка получалась на редкость прочной и называлась «воздушный камень». Для того чтобы уничтожить ее, требовалась бомба большой мощности. Форчун просмотрел разведывательскую видеозапись устройства базы, сделанную Уэбли в 1966 году, чтобы решить, где установить заряд.

Это место должно было сохраниться в течение двадцати лет. Бомба не должна быть обнаружена за это время. А в 1966 году она должна быть взорвана в нужный момент.

Спустя примерно час после осторожного маневрирования он выбрал подходящее место для установки. Это было естественное отверстие в самой высокой точке самого большого грота, где позднее будет ангар летающих тарелок. В этом деле ему очень не хватало дельных советов Уэбли. Он проклинал свой пустой рукав.

Ему нужен инструмент, чтобы расширить дыру, но идеальный инструмент для такой работы — его собственный лазерный пистолет, остался у имперцев. Неужели опять делать прыжок в 1966 год? Он не расставался с пистолетом почти все двадцать семь часов задания, за исключением тех часов, когда шериф Додд отобрал у него оружие в Канзасе, а затем времени, когда им завладел Дрофокс Джоргол. Ему явно слышался голос Уэбли, упрекающий его за то, что он так небрежно обращается со своим снаряжением. Он не мог вернуться в любой из этих двадцати семи часов и стащить его у самого себя: правила перемещения во времени исключали это.


Хорошо, где пистолет сейчас? Дай определение понятию «сейчас». В тот момент, когда я покинул 1966 год. У Империи они были оба. Любого из них будет достаточно. Где они? Кто-то ведь попытался выстрелить из лазера по нему, прежде чем объявилась Кэнди со своими друзьями? За сколько до этого времени? Не более минуты. Где он был, точно? Это, дружок, немножко затруднительно сказать, если ты не осмотришь дыру, сделанную стрелком в скале, на которой ты решил умереть.

Спешить было некуда; он мог перебирать варианты до тех пор, пока не найдет правильный ответ. Даже если это займет у него год, бой подождет.

Подумав, он направил корабль к выходу из пещеры и принялся исследовать место будущего боя в горах. Ганнибал потратил час, буквально обшаривая стенки утесов, задерживаясь то тут, то там в призрачной пустоте, делая тригонометрическую съемку боевых позиций воинов, на которых они окажутся через двадцать лет. Наконец, убедившись, что не пропустил ни единой важной детали, Форчун направил корабль на прежнюю, в смысле будущую, площадку, которую — он был уверен, — никто не займет, пока он будет вне корабля. Время было решающим фактором в том деле, которое он собирался совершить. Чтобы убедиться, что все рассчитано правильно, Ганнибал вышел из корабля, укрепил альпинистскую веревку в том месте, где она будет укреплена, и принялся проигрывать все действия.

Сломай он сейчас ногу — и все задание кончится провалом.

Вот почему нас обязательно должно быть двое.

Не забывай точно отмечать время.

Идиот! Я оставил обычные часы на корабле!

Проклиная свою необычную рассеянность, агент ТЕРРЫ вскарабкался на скалу, прошел по уступу, взял часы, возвратился на скалу, отметил время и проиграл свои действия в сражении 1966 года. Лишь после того как он просчитал новые, исправленные данные, до него дошло, что его ожидает точное определение времени, если он хочет возвратиться обратно в 1966 год и понаблюдать, как все будет происходить.

Ганнибал изучил весь бой дважды с наблюдательного модуля, добавляя жизненно важные данные в свою память по разделам: кто, когда, сколько и насколько быстро. Смотри, но не трогай. Сохраняй хладнокровие при виде твердых предметов.

Форчун наблюдал за собой, захваченным врасплох на скале с Мэрилин в момент, когда он уже решил, что бой проигран. Он проследил за своим продвижением по каменной лестнице с андроидом в качестве ноши, но как бы близко он ни смотрел, он не смог увидеть, когда погиб Уэбли. Ему удалось определить местоположение обоих лазерных пистолетов и беспомощно пронаблюдать, как от молнии из его трофейного лазера превратилась в пар верхняя часть человека, который собирался выстрелить из другого. Нужное оружие также исчезло в ярком синем пламени. Он изучил последние две минуты схватки пять раз с пяти различных пунктов наблюдения, подходя все ближе к моменту, когда было бы возможно безопасное возвращение в линию времени. Это было непросто. Если вы занимали какой-то временной сегмент, он остается открытым для вашего возврата столько раз, сколько хотите. Однако пока вы не заняли его, держитесь от него подальше, или же вы закупорите его навсегда.


История делается, и битвы ТЕРРЫ выигрываются — нужным человеком в нужном месте в нужное время. Особенно в нужное время.

Имперский пилот с пистолетом Форчуна тщательно прицелился в мчавшегося галопом по дну каньона апача. Он не видел, что в полуметре над его головой материализуется цилиндр толщиной два метра с ярким сферическим днищем, так как был слишком занят совмещением прицела с движущимся индейцем. Будучи обладателем медали по пулевой стрельбе, он не мог заставить свои рефлексы совладать с необычным пистолетом. И тут на его голову свалились две с половиной тонны темпорального транспортного корабля.

Форчун посадил свою машину на площадку между мертвым пилотом и его ближайшим партнером. Люк медленно открылся с презрением к законам времени. Пообещав себе, что непременно оправдает свое вмешательство в ход истории, Форчун выпрыгнул из корабля, схватил свой лазерный пистолет, прицелился и выстрелил в человека, который, как он определил, будет следующей наиболее вероятной угрозой, и впрыгнул назад в машину к тому времени, когда ее механизм еще не закончил открывания люка. Левой рукой Форчун ударил по кнопке управления, чтобы закрыть дверь, а сам огляделся в поисках имперца, который, по его расчетам, станет его третьей жертвой. Имперец появился из-за скалы, чтобы погибнуть точно по графику.

Пульт управления затребовал, чтобы он отрегулировал лишь одну шкалу: все остальные были уже установлены заранее. Когда люк со всхлипом закрылся, Ганнибал прикоснулся к кнопке перемещения, загорелась лампочка, и он снова оказался один в пустынном каньоне, находясь перед отверстым входом в маленькую пещеру, в которой спустя двадцать лет будет крепость Дрофокса Джоргола.

Форчун откинулся в подвесном кресле и сказал самому себе:

— Однажды, когда я был еще очень молодым, мой наставник предсказал мне приятную, спокойную жизнь преподавателя истории.

Затем он посмотрел на сдвоенные часы, расположенные перед ним, и рассмеялся. За 7,47 секунды Форчун убил трех человек, вернул свое лазерное оружие и, возможно, добавил еще одну легенду к почти неправдоподобной ситуации с горами Йо-чгуйт'хи-тсос. Он стал также единственным агентом ТЕРРЫ, которому когда-либо удавалось убить врага темпоральным транспортным кораблем как дубиной. 1966 год становился достопамятным.

Теперь, если бы Ганнибал смог решить задуманную задачу в 1946 году, были бы решены все проблемы. Он направил корабль обратно в мрачную пещеру и плавно поднял его вверх. Установив режим управления на «ЗАВИСАНИЕ», он открыл люк и высунулся наружу. Цилиндрическая форма корабля и неровный контур свода над ним не давали возможности подойти на максимально близкое расстояние. Даже если корабль касался бы скалистого потолка, выбранное место для бомбы находилось на добрых полметра выше, чем Форчун смог бы дотянуться. В нетерпении он решил сначала проделать отверстие и продумать позже, как поставить на место бомбу.

Ганнибал снял бомбу со специальных креплений и прикинул ее размеры. Это было простое с виду приспособление в виде шара размером с баскетбольный мяч, помещенное в кольцо и удерживаемое на месте с помощью шести коротких перемычек, которые служили сплошной ручкой со всех сторон. Если ручка находилась в горизонтальном положении, прибор управления располагался вверху. Поскольку невозможно предсказать потенциальную силу взрыва, который может потребоваться агенту на задании, и поскольку было бы непрактично носить с собой оружие большой силы, годное для любой ситуации, технические специалисты ТЕРРЫ разработали эту штуку, занесенную в каталог специального вооружения Галактической Федерации под названием «Портативное универсальное взрывное устройство с регулируемой площадью рассеивания и варьируемой задержкой взрывателя», которую так никто, конечно, не называл. Она имела разные прозвища, от «Уникального малокалиберного орудия» до «Последнего утешения специального агента». (Предложено одним резидентом, который, наблюдая за тем, как специальный агент неумело пытается установить бомбу, насмешливо заметил: «Если у тебя недостаточно ловкости, чтобы укрепить ее неподвижно, можешь ее сразу взорвать».)

Форчуну никогда раньше не приходилось пользоваться такими штуками.

Он тщательно продумал, как ее установить. Отверстие должно было иметь достаточные размеры наружных краев, чтобы протащить эту штуку внутрь и разместить там крепежное устройство, а взрыватель направить вниз. Его единственным инструментом был остро сфокусированный лазер — инструмент довольно мощный не только для того, чтобы сделать отверстие, но и по ошибке разрушить всю скалу. К тому же выполнять эту работу Форчун будет вынужден, высунувшись наполовину из корабля, на высоте около шестидесяти метров над дном пещеры при недостаточном освещении.

Эти трудности не охладили его пыл. Поборов свое нетерпение, он решил начать с небольшой дыры, пока не приноровится. Прицелившись, нажал на спусковой механизм. Луч толщиной с карандаш бледно-фиолетового цвета почти беззвучно вгрызся в скалу над ним. Поток расплавленной горной породы полился из аккуратно круглой дыры, и Форчун едва успел увести корабль в сторону.

Все это не было для него неожиданным. В отделе вооружений его предупреждали об опасностях, связанных с лазерным пистолетом. Одно из правил гласило: ЗАПРЕЩАЕТСЯ ВЫПОЛНЯТЬ ОТВЕРСТИЯ В ПОТОЛКАХ, ПОКА НЕ УБЕДИШЬСЯ, ЧТО ОТРАБОТАННЫЙ МАТЕРИАЛ ИСПАРЯЕТСЯ. Вещества выше определенной плотности лазерный луч просто разжижал.

Все же кое-что попало на руку Форчуну. Его спасла от ожога только сверхпрочная ткань пиджака. Тепло во время мгновения контакта было чувствительным.

Он с отвращением вернулся к работе над дырой. Спустя ровно четыре часа она была закончена. Еще через час двадцать минут были на скорую руку изготовлены стропила для того, чтобы затащить бомбу наверх.

Но размеры отверстия оказались маловаты буквально на волосок.

Ганнибал осторожно поместил бомбу снова внутрь корабля и с прежним тщанием принялся расширять отверстие, очищать его от шлака. Он бомбардировал породу лучом сеансами по одной секунде, а это означало, что скала над ним была изрезана сотнями узких, как карандаш, отверстий глубиной от пяти до семи метров. Двухсекундное выжигание ускорило бы работу, но, поскольку над потолком громоздились сотни метров горной толщи, всегда существовала опасность облава. Шлак представлял определенную помеху, но был просто неприятностью, а не опасностью.

Расширив отверстие, он начал устраивать бомбу. Пока Ганнибал занимался этим, до его слуха донесся слабый звук, напоминающий далекий удар грома. Он длился менее секунды, затем повторился, но уже громче. Форчун попытался закрыть люк, но помешали стропила. Машина не могла уйти из сегодня. Не имея возможности скрыться ни в прошлое, ни в будущее, он стоял в открытом люке и наблюдал, как со скрежещущим грохотом от потолка оторвалась огромная глыба и тяжело пронеслась мимо зависшего корабля. Спустя пять показавшихся вечностью секунд она достигла дна пещеры, разбилась вдребезги, осколки разлетелись во все стороны, и все замерло.

В пещере воцарилась тишина. Форчун посмотрел вверх на свое творчество. Осталась ровно треть тщательно вырезанного им круга.

— Агент ТЕРРЫ находчив, — сказал он, чтобы не выругаться.

1946 год совсем отказывался сотрудничать. С самого момента его появления в 1946 году ему здесь не понравилось. Ганнибал Форчун не привык терять время или напрасно расходовать энергию. Его ум, как всегда, работал четко. Он сейчас напоминал себе, шахматного мастера, который еще помнил правила, но вдруг потерял способность рассчитывать более чем на три хода вперед. «Интересно, — подумал Ганнибал, — а не получил ли и я дозу воздействия „Путаника мыслей“?» Сравнивая свое поведение с поведением Уэбли и профессора, он пришел все же к заключению, что с его умом все в порядке, однако его эмоциональная реакция на потерю Уэбли несколько притупила его бдительность.

Свод все еще оставался единственным надежным местом для бомбы. Проблема: как там ее установить. Решение: привязать ее там. Способ решения: закрепить удерживающий узел альпинистской веревки на оставшемся краю неудавшегося отверстия и закрепить бомбу. Возражение: веревка слишком длинная. Ответ: отрезать лишнее с помощью лазера. Возражение: веревка находится уже в пользовании в течение последнего дня того периода времени, который нужен для выполнения задания, — запрет двойной занятости относится в равной степени и к вещам, и к людям. Ничто не может существовать одновременно в разное время: агенты, симбионты, транспортные корабли, пистолеты, бомбы…

Глубоко задумавшись, Ганнибал Форчун пришел к новому решению, разобрал стропила, загерметизировал корабль и вычеркнул 1946 год как очень паршивый. Затем он установил контрольные приборы на следующее благополучное время возврата после его последнего кратковременного порыва на поле боя.

Он сохранял то же положение под сводами пещеры. Прожекторы осветили на глубине пятидесяти метров под ним пятьдесят глайдеров Империи на дне пещеры.

Форчун работал быстро, но без спешки. Люк открылся. Он смог расслышать звуки перестрелки, идущие извне. Агент ТЕРРЫ просто опустил бомбу вниз на запасной веревке и запустил таймер. Шестьдесят секунд.

Люк захлопнулся. Корабль быстро опустился и понесся к выходу над стоянкой глайдеров, на каждом из которых было установлено устройство с путающим лучом. На тропе, где погиб Маркленд, Форчун успел заметить тяжеловесную фигуру Дрофокса Джоргола. На какое расстояние может удалиться человек таких размеров менее чем за минуту? Не очень далеко.

Он вывел корабль наружу. По корпусу безвредно звякнула, отскочив, пуля, и Форчун быстро взмыл вверх. Свет был единственным веществом, которое полностью проходило через корабль и его содержимое. Радарные сигналы поглощались. Что-нибудь более плотное либо останавливалось, либо отбрасывалось. Лазерный луч имел мощность, достаточную, чтобы разрезать его надвое. Сорок секунд…

Стоянку он выбрал на уступе, где и ранее находился корабль, выполнил возвращение в сейчас и покинул судно. Тридцать секунд…

Он помчался вдоль уступа к каменной лестнице и припустил вниз. Ниже, под ним, он увидел Мэрилин Мостли все еще в неуклюжей позе, с лучевым пистолетом в руке, она наблюдала за тем, что происходит внизу. На другом конце каньона, почти в ста метрах, он увидел Кэнди. Она не двигалась,тщательно целясь куда-то из винтовки. Десять секунд…

Из пещеры вылетела серебристая тарелка, причем с такой скоростью, что чуть не врезалась в соседнюю гору. На мгновение она неустойчиво зависла, затем взмыла прямо вверх. Луч Форчуна опоздал на долю секунды и безо всякого вреда превратил в шлак участок скалы.

Раздался глухой грохот. Отверстие пещеры вспыхнуло ярким светом, от которого стало больно глазам.

— Что это? — спросила, задыхаясь, Мэрилин.

— Надеюсь, Дрофокс Джоргол. Не думаю, что он ушел бы тихо.

Пещеры больше не существовало. Из нее вырывались пламя, дым, пыль и осколки горной породы.

Мощный камнепад смел остатки защитников Империи, и все затихло.

— Ну вот и все. Кто-нибудь еще есть живой? — Пока он произносил эти слова, глаза его обшаривали поле боя.

Почти два десятка мертвых тел устилало дно каньона. Лишь один из них подавал признаки жизни. Когда Форчун понял, что этот человек целится в ближайшего апача, то хладнокровно выстрелил ему в голову.

Форчун встал и помахал руками:

— Отличная работа! Большое спасибо, что заглянули на огонек!

Он с напуганной девицей спустился вниз.

Индейская девушка побежала ему навстречу. Ганнибалу стало интересно, как он объяснит Мэрилин Мостли появление Кэнди Лонгфелло.

Глава 10 ДИТЯ НЕ ПЛАЧЕТ, АПАЧ НЕ РАЗУМЕЕТ

— Слушай, парень, что это у тебя за пистолет? — спросил апач, все еще не спешиваясь.

Форчун дал ему посмотреть и убрал оружие в карман.

— Это называется лазер. Он стреляет лучом света особого типа. Полагаю, ты уже слышал о нем?

— Да, кажется, слышал. Чертовски рад, что ты хорошо им владеешь. Метким выстрелом ты спас мне жизнь.

Форчун криво ухмыльнулся:

— Я спас тебе жизнь? Если бы вы не успели вовремя…

— Это все Кэнди, — сказал апач, широко улыбаясь. — Она сказала, что ты попал в беду. Поскольку ты сам выиграл бой, единственное, что мы могли сделать, это подать тебе руку помощи. Я сожалею о том, что говорил вчера.

Форчун посмотрел внимательнее на разрисованное лицо и узнал Джона Лонгфелло. Он уже собирался ответить, но тут к ним подошла Кэнди, вся в пыли и еле переводя дыхание, но такая же хладнокровная, как и вчера вечером. Она обняла его и тесно прижалась к нему, вероятно, чтобы убедиться, что он настоящий.

— Кто вы? — спросила она минуту спустя.

— Ганнибал Форчун, — ответил он, мягко улыбаясь.

— Я не это имею в виду. Вы — не владелец киностудии.

— Боюсь, что не смогу ответить вам, — сказал он сдержанно.

— Понимаю.

«В эру, когда секретные агенты пользуются определенным уважением, — подумал он, — работать удобнее».

— Я мог бы заняться организацией похорон, сэр, — сказал молодой человек.

Форчун кивнул. Затем спросил:

— Вы говорите от имени всей группы?

— Да.

— Лучше всего, чтобы никто вообще не узнал о том, что здесь случилось сегодня.

Джон Лонгфелло слегка выпрямился:

— Даю тебе слово апача. Мы похороним покойников и забудем их, как и место их погребения. Сегодня вечером у нас в резервации на торжественной церемонии мы примем тебя в наше племя как побратима.

— Это большая честь для меня, — ответил Форчун. — Я очень хотел бы побывать на вашей церемонии, однако моя работа ждет меня. — Он многозначительно посмотрел на часы.

— Вы еще вернетесь? — спросила Кэнди сдержанно.

— Не могу обещать.

— Тогда прощайте. — Она крепко поцеловала его. Пока их губы еще соприкасались, она успела прошептать: — Если бы я знала, что здесь замешана другая девушка, я бы осталась дома. Она тоже вся засекречена?

— Можно сказать и так, — ответил он. — Чем меньше знаешь…

Он сделал шаг назад и посмотрел на остальных апачей, подъехавших на своих лошадях поближе.

— Еще раз спасибо вам всем, — сказал он им. — Вы сами не знаете, насколько действительно важными были ваши действия сегодня для… для нашей взаимной безопасности. Хотелось бы, чтобы вам оказали почести за это.

Джон Лонгфелло сжал руку Форчуна в индейском рукопожатии:

— Ваше доверие — это больше чем почести, которые могло бы воздать правительство.


Задержка была неизбежной, но не смертельной. Хотя Форчун и видел, что одинокое летающее блюдце избежало уничтожения, скользнуть обратно по линии времени и последовать на досуге за беглецом было парой пустяков. Единственным неудобством было то, что он не мог ничего сделать с Джорголом, пока тот будет соблюдать ранее занятое время. Однако, поскольку имперские глайдеры не имели или очень редко имели вооружение, сбить беглеца было бы не сложнее, чем застрелить рыбу в лохани.

Лучше было бы держать Мэрилин в неведении о путешествиях во времени, но так как девушку следовало по возможности быстро вернуть в Канзас, ее приходилось однозначно брать с собой в погоню за глайдером. Она поднялась на темпоральный транспортный корабль с суетливой беспечностью, которую Форчун приписал ее эмоциональной усталости. Он знал, что для человека существует предел удивления, за которым самое диковинное чудо может не вызвать ничего, кроме безразличного зевка. Он перевел корабль обратно по линии времени в точку своего входа в плотные слои атмосферы и стал ожидать блюдце. Когда оно стремительно поднялось над горами, Форчун погнался за ним. Привести в соответствие скорости было совсем несложно, кроме того, отпала необходимость соблюдать безопасное расстояние, потому что пассажиры глайдера не видели преследователей. Тем не менее Форчун после первых трех тысяч метров подумал, — не заподозрил ли имперский пилот преследования, так как его странное поведение ничем иным сразу было не объяснить.

Глайдер завис на несколько секунд без движения, а затем устремился на юг. Форчун упрямо пытался сохранить ровный темп, отстав на несколько сотен метров после первого неожиданного маневра глайдера, но, поскольку видимость на этой высоте была отличной, реальной возможности потерять его почти не было.

Не прошло и минуты, как глайдер опять изменил курс, потом еще раз…

Форчун ухмыльнулся. Он представил себе, как там, внутри, Дрофокс Джоргол орет на пилота. А пилот летит по интуиции, пока не разберется в координатах, и возражает, что он старается, как может, и про себя желает, чтобы этот старик заткнулся.

Петли, вращения, резкие безынерционные изменения курса. Молодецкие идиотские шуточки глайдера позволяли заключить, что все это лишено всякого смысла или у имперского пилота просто огромное чувство юмора!

Форчуну ничего не оставалось, кроме как не упускать его из виду. Это был вызов, и он рассудил, что может также повеселиться. Он был рад, что девушка устала болтать и, казалось, довольствовалась тем, что просто сидит и наблюдает. Стрелки часов слева продолжали двигаться, постепенно приближаясь к моменту возвращения в плотные слои атмосферы, в то время как имперский пилот, забыв о близости своей собственной смерти, продолжал сумасбродные маневры.

Вход в плотные слои атмосферы. На корабле тихо прозвенел звонок. Освобожденный от ограничений правила двойного захвата, Форчун приготовился сбить имперскую машину.

Мэрилин Мостли открыла рот.

— А вы изобретательны, — сказала она. Форчун внимательно посмотрел на нее.

— Полегче, дружище, — сказала она. — А что скажут там, в Центре ТЕРРЫ, если вы изуродуете его?

— Уэбли? Это ты?

Глайдер радостно закачался. На лице Мэрилин появилось удивление, когда до нее дошло, что из ее рта вырвались слова, которые она не собиралась произносить.

— В душе, если не лично, — вырвалось из ее уст вдогонку. — Со мной все в порядке… Это замечательный андроид. Только если бы вы были настолько добры и показали мне обратно дорогу в Канзас… — Эти слова принадлежали уже самой Мэрилин.


В Начале, в то время, когда Времени не существовало, поскольку оно не имело смысла, в первоначальном прошлом, когда сама галактика лишь недавно возникла, Жизнь вела свою бессмысленную игру в метод проб и ошибок. Ошибки случались на каждом шагу, но из каждого миллиона проб одна заканчивалась триумфом, чтобы проверить, свою случайную ценность на наковальне эволюции. Некоторые выживали и размножались, давая породистый приплод; многие не давали приплода вообще. От бесчисленных хороших идей избавлялись, так как они не поспевали размножаться, чтобы пережить своих соседей, в то время как несколько плодовитых видов процветали, даже не имея иных преимуществ.

Вкладывайте свои деньги в дышащих кислородом, ребята: шансы в их пользу.

Будьте на стороне позвоночных: они легче приспосабливаются. Заключайте пари на пиявок: возможно, они недолго живут, но размножаются со страшной силой. Забудьте о мозгах на несколько миллиардов лет, так как гонку именно сейчас выигрывают быстрые, сильные и чрезмерно сексуальные.

Но иногда рискованное предприятие и окупается…


Первый из предков Уэбли вообще не имел никакого права на выживание: без костей, без крови, без формы, он не оставил даже никаких ископаемых останков. Но он выжил, возможно, потому, что не нашлось никого, чтобы уничтожить его, когда он был наиболее беззащитным. Он начал как зоологический курьез, но это сработало. Без крови он должен был бы погибнуть немедленно, так как у него не было возможности подавать пищу клеткам. Но за неимением ничего лучшего он заставлял циркулировать свои клетки вокруг пищи. Сработало. Любой другой вид в галактике приобрел специализацию — за исключением этого. Единственное, что эта глупая неразбериха умела делать, — это адаптироваться. Это работало. Все, что этот предок Уэбли пробовал, было неправильным, но срабатывало.

Вполне благоразумно позвоночные развили у себя кости, глаза, легкие, кожу, мышцы, желудок, органы размножения, волосы — специальные органы, состоящие из различных видов клеток. Но только не прадедушка Уэбли. В зависимости от его потребности, он мог быть и мозгом, и желудком, и глазами, и мышцами — шар из полностью взаимозаменяемых частей, причем ни одна клетка не была ограничена единственной, неизменной ролью. Симбионт не знал, как это делал, но срабатывало. Длинный, тонкий, коротышка, приземистый и коренастый, в перьях, с ровной чешуей, он стал непревзойденным мастером анатомической фантазии. Точная дата, когда симбионт начал думать, покрыта мраком тайны, но однажды он попытался — и сработало. Через несколько миллионов поколений он попытался проверить окружающий мир вокруг себя и хорошенько посмотрел на себя. К своему восхищению, он обнаружил, что приобрел единственный неизменный элемент, который, будучи им часто проклинаем как обуза, оказался, возможно, единственным механизмом выживания. Механизм состоял из трех неоспоримых команд, срабатывающих от любой опасности: Собраться, Восстановиться, Бежать!

Когда в Уэбли попала наркопуля паралитического действия, все его существо отреагировало на эти первобытные команды. Поскольку его уносило в сотню различных направлений, все управляющие волокна выпускались и втягивались мгновенно, что «убило» андроида. Отличаясь примитивной простотой, команда восстановления не была выборочной, охватывая весь организм, а не просто место боли в его поврежденной протоплазме, одновременно уничтожая также коварное действие «Путаника мыслей». Перед инстинктивным выполнением третьей команды выживания в тот момент, когда его достаточная часть была восстановлена, он открыл выход. Как только тело андроида оказалось на полу, прежде чем Уэбли смог собрать все свои части протоплазмы, он уже умчался прочь.

Он начал уже было приходить в себя, когда его достала пара выстрелов из дальнего угла пещеры, и механизм выживания сработал снова. Успокаиваясь, Уэбли послал телепатический зонд и обнаружил, что с Форчуном все в порядке, но тот сильно занят, поэтому Уэбли обратил внимание на ту часть задания, которая пока была ими упущена: раздобыть «Путаник мыслей», украв глайдер с одним из этих аппаратов. Забраться внутрь трудностей не представляло, а с управлением справиться он был должен. В течение какого-то времени он знакомился с управлением и почти разобрался в нем, когда почувствовал присутствие Форчуна в новом и сбивающем с толку направлении — прямо наверху. Направив свой зонд, Уэбли понял, что его напарник устанавливает бомбу, которая через шестьдесят секунд предаст это место забвению. Почти все это время ушло у него на то, чтобы привести в действие силовую установку и установить направление на его побег отсюда, после чего симбионт смылся из пещеры, едва избежав угрожающего взрыва, и унесся в стратосферу, где у него было немного места, чтобы попрактиковаться.

Управляя глайдером, Уэбли обнаружил, что это не так просто, как на первый взгляд, однако, как только он уловил общий смысл, оказалось, что различные трюки на нем он может вытворять совершенно запросто.

Внезапно неподалеку он обнаружил темпоральный транспортный корабль. Довольный, Уэбли бросил зонд в своего напарника и в мгновение ока расшифровал его кровожадное намерение. Так как Форчун не владел телепатией, с ним невозможно было связаться, однако Уэбли почувствовал рядом другой разум.

— А вы изобретательны, — продиктовал он тем участком мозга Мэрилин, которые отвечали за речь.


Солнце село, и звезды уже мерцали в темнеющем канзасском небе к тому времени, когда они расстались с девушкой. Мэрилин Мостли благополучно возилась дома со своими кошками, пытаясь рассказать Казанове обо всех тех чудесных фантастических вещах, которые произошли с ней. Бе повествование слегка сдерживалось неотступным подозрением — последним подарком Уэбли, — что ей все это приснилось. «Путаник мыслей» удалили из имперского глайдера, и теперь он лежал в надежной упаковке, готовый к далекому путешествию и последующему обследованию технологами Центра ТЕРРЫ. Сам глайдер на Земле был превращен в пар. От него остался только выжженный кружок земли, на котором ничего не будет расти по крайней мере несколько десятков лет. К утру новая группа резидентов примет на себя обязанности Соробина Кимбалла и Гларрка.

Форчун сидел за приборами управления, мысленно вспоминая все это приключение. Он всегда так делал по завершении каждого задания, чтобы убедиться в том, что линия времени надежно восстановлена, а все провисшие концы аккуратно заделаны. В этой работе никаких погрешностей он не находил. Конечно, случилась пара проколов, однако их ликвидировали. Поработали неплохо.

Уэбли — живой колобок из протоплазмы — переместился на свое привычное место на плече своего напарника. Симбионт немного похудел после этого задания.

— Ты считал, что я мертв? — спросил Уэбли.

— Да.

На минуту повисло молчание.

— А ты скучал по мне? — поинтересовался симбионт.

Ганнибал начал уже было формулировать уклончивый ответ, но затем передумал. Здесь нет тайн.

— Я думаю, лучше, когда ты рядом.

— Конечно. Ты ведь только человек. И тебе необходимо помогать во всем, в чем только можно.

КРАХ ЗОЛОТОЙ БОГИНИ

Глава 1 ОЧЕНЬ МАЛЕНЬКАЯ ОШИБКА ИСТОРИКОВ

Ганнибал Форчун перехватил меч поудобнее и принялся пританцовывать перед своим бородатым противником, не сводя с него взгляда поверх деревянного, покрытого медью щита. Тот сделал ложный выпад, потом вдруг попытался поразить открытое бедро Форчуна. Форчун усмехнулся и опустил щит, чтобы отразить выпад. Несмотря на нехватку опыта, красивый, веселый агент начинал получать удовольствие от упражнений с громоздким бронзовым мечом. Такое оружие гораздо больше подходит настоящему мужчине, чем пистолеты его собственного времени. Заметив брешь в защите противника, он быстро сократил дистанцию и поднял свой сверкающий меч, собираясь ударить плашмя по украшенной нелепым шлемом голове.

Но у бородача были свои планы. Ганнибал не понял, что тот задумал, он только увидел, как щит противника внезапно поворачивается к нему ребром. Увлекшись своей атакой, он не смог отразить удар, тяжелым краем щита и получил удар сбоку по собственному шлему.

Форчун тяжело свалился на пол, голова гудела. Он перекатился и, страдая от боли, с трудом спросил:

— Как, черт возьми, это называется?

— Атака щитом, — жестко ответил д'Каамп. — Не упускай ее из виду. Щит может быть очень хорошим наступательным оружием, если с ним правильно обращаться.

Инструктор сбросил доспехи и снял с головы украшенный перьями шлем. Волосы его, как и борода, были почти совсем седыми.

— Достаточно на это утро. Встретимся здесь же после обеда.

Высокий и сухощавый д'Каамп отправился из тренировочного зала к себе в кабинет.

Форчун поднялся с пола, довольный, что Уэбли не был свидетелем его столь неудачного знакомства с приемами владения щитом. Острый на язык симбионт уже слишком много раз видел его в затруднительном положении. Не было смысла давать ему новый повод для упражнений в остроумии. Он уныло повесил оружие на стену, на свое место, и стряхнул с себя пыль.

Он освободился от варварских доспехов и быстро принял душ. Потом, уже в своей собственной одежде, он вышел наружу по длинному изогнутому коридору, легко впрыгнул на движущуюся дорожку и проехал полкилометра до комиссариата. Центр ТЕРРЫ занимал целую планету. Она была пустой внутри и населена десятью тысячами специалистов, задачей которых было обеспечить работу таким, как Ганнибал Форчун. Эта планета располагалась в центре галактики и не вращалась вокруг какой-нибудь звезды; часто говорили, что сама галактика вращается вокруг Центра ТЕРРЫ.

А Центр ТЕРРЫ сегодня вращался вокруг Ганнибала Форчуна — по крайней мере, создавалось такое впечатление по тому, как ему улыбались, приветствовали его и угощали в столовой. Казалось, даже официантки знали, когда специальный агент проходил подготовку к следующему опасному заданию. Ганнибал Форчун был любимцем большинства женщин организации на протяжении почти двенадцати лет работы в «Агентстве Реструктуризации и Ремонта Темпоральной Энтропии». В отличие от многих коллег, Ганнибал Форчун и выглядел как специальный агент. Высокий, широкоплечий, с мужественным выражением лица и бесшабашным блеском в глазах, он принадлежал к тому типу мужчин, у которых единственной проблемой с женщинами было не перепутать график свиданий. Это была странная метаморфоза для того, кто поначалу собирался стать преподавателем истории.

Последнее приключение началось два дня назад, когда Форчуна и его партнера-симбионта вызвали в кабинет Пола Таузига. Таузиг был грузным мужчиной неопределенного возраста, носившим бороду, как и д'Каамп. Однако борода Таузига была блестяще-черной, как и его глаза, пристально глядевшие с обманчиво мягкого, добродушного лица. Форчун слышал, что Таузиг был деканом до того, как в 2558 году была создана ТЕРРА. Теперь в его манерах мало что осталось профессорского. Конечно, ходили слухи, что Таузиг прежде командовал флагманом Галактической Федерации. Это больше походило на правду: в его характере ясно чувствовался профессиональный военный.

— Садитесь, господа, — предложил он зычным голосом.

Форчун сел, Уэбли удобно растекся всеми своими семью килограммами по его плечам.

— Опять Земля, — сказал начальник Оперативного отдела.

— Когда?

— Тысяча пятьсот девятый год до нашей эры, — сказал Таузиг. — Резиденты там — Харкнесс и Мораг. Минойская империя, Крит. Вы знакомы с этой территорией?

— Конечно. Но полтора тысячелетия до нашей эры? Это очень ранняя история человеческой цивилизации Земли.

Таузиг кивнул:

— Харкнесс доложил, что необходимо наше вмешательство.

Он протянул агенту пластину сине-зеленого металла размером примерно тридцать на сорок пять сантиметров, с отверстием в каждом углу. Очевидно, когда-то она была установлена на каком-нибудь здании. На ней была надпись витиеватыми буквами.

— Греческий?

— Греческое койне — письменность языка торговцев. Достоверно известно его использование примерно с 450 года до нашей эры.

— Значит, Харкнесс нашел ее почти на одиннадцать веков раньше, чем она имела право на существование.

— Ваши способности к элементарной арифметике вдохновляют, — сухо заметил Таузиг, передавая агенту тонкий лист бумаги. — Наш Лингвистический отдел подготовил перевод.

Я, КРОНОС, ПРОВОЗГЛАШАЮ ВЕЧНУЮ ВЕРНОСТЬ ЙОЛАРАБАС, ЗОЛОТОЙ БОГИНЕ, МАТЕРИ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА, БЛАГОДАРЯ КОТОРОЙ МОЙ НАРОД БУДЕТ ПРОЦВЕТАТЬ, РАЗМНОЖАТЬСЯ И ЗАСЕЛИТ ЗЕМЛЮ.

— Кронос… — задумался Форчун. — Кем бы он ни был, он слишком рекламирует свое присутствие. Хотел бы я знать, кто это из парней Малика на этот раз?

— Харкнесс выкопал это из могильного кургана. Как видно по степени окисления, пластинку не трогали в течение многих веков. Она изготовлена из чистой меди. Наши эксперты-химики оценивают ее возраст минимум в четыре тысячи лет. Бронзовый век, начавшийся около трех тысяч четырехсот лет до нашей эры. Вам надо найти Кроноса. У меня чувство, что на этот раз Империя решила забраться поглубже. Я хочу, чтобы вы просто выяснили, насколько в глубь земных веков они забрались, кто такой Кронос, что он собирается…

— …и устранить все повреждения, которые он причинил, — закончил Форчун. — Уэбли, что ты думаешь?

Симбионт выдвинул вперед три глаза, чтобы рассмотреть металлическую пластинку получше:

— На мой взгляд, подлинная. Я подозреваю, что наш интерес к Золотой богине станет слишком религиозным.

— Религия — прекрасная вещь, — иронично заметил Форчун.

— Наиболее древний период, в котором у нас есть группа резидентов, — продолжал Таузиг, выслушав обмен мнениями между партнерами, — это тысяча восьмисотый год до нашей эры. Они обнаружили этот могильный курган, но получили инструкции не трогать его. Они сообщили, что в фольклоре этого времени нет никаких следов ни Кроноса, ни богини Йоларабас. Чувствую, вам придется отправиться в прошлое и подальше. Техники уже готовят вам подходящее снаряжение. Центр решил, что наилучшим прикрытием вас будет образ воина-наемника. Вы получите все сведения, которые у нас есть, во время сеанса обучения церебральным полем, но их не так много. Вас ждет д'Каамп для тренировки с оружием. Желаю удачи.


Хотя Таузиг представил имеющиеся факты в подчеркнуто неэмоциональной манере, достойной как профессора, так и военного, не было сомнений в срочности задания и возможной опасности для структуры времени, которую мог причинить неосторожный путешественник во времени. Люди Империи, насколько знал Форчун, как и его коллеги, хорошо были осведомлены об опасностях темпоральных перемещений. К примеру, они не стали бы пытаться существовать дважды в один и тот же момент: двойное существование было верным путем к мгновенной аннигиляции, поскольку это слишком напрягало временную линию. Подобно тому как Природа не принимает вакуума внутри атмосферного слоя, Время не принимает двойников. Эта возможность временных ксерокопий безусловна: кто-либо или что-либо, пытающееся сосуществовать в разных временах одномоментно, просто перестает существовать. Агенты Империи также соблюдали второй великий закон самосохранения: они тщательно избегали трогать историю своей собственной планеты, чтобы случайно не повредить то, что поколения спустя может повлиять на их собственное существование, ведь это могло привести к риску уничтожить самих себя.

Нет, агент Империи, называвший себя Кроносом, не осмелится подвергать опасности себя самого. Кронос, возможно, и не хочет подвергать опасности историю Земли, но Форчун и все в ТЕРРЕ знали, что случайная угроза может быть такой же смертельной, как и та, которая спланирована самым тщательным и зловещим образом.

Форчун не чувствовал себя ни удивленным, ни польщенным этим заданием. Ведь именно его увлечение как историка этой планетой и заставило ТЕРРУ привлечь его к работе специальным агентом.

Сперва трудно было поверить, что ему всерьез представлялась возможность жить в разных веках его любимой планеты. Конечно, он слышал, что у Галактической Федерации есть машина времени, но полностью поверил в это только после того, как увидел ее в действии.

Стать агентом ТЕРРЫ? Конечно! Что я буду должен делать?

Его первое задание как резидента в Центральной Европе во времена Вольтера было довольно простым: держать глаза открытыми, сообщать обо всем странном, обо всем, выходящем за рамки того исторического периода. Мы удалим это оттуда.

Во время этого первого задания, чуть больше двенадцати лет назад по базовому времени, Уэбли стал его партнером. Он и симбионт выбрали друг друга из большого числа возможных друзей по команде и создали прекрасное партнерство, которое было очень важным для работы. Уэбли весил семь килограммов и во многом был организмом лишь в том смысле, в каком пчелиный рой может восприниматься как организм. Он мог принять любую форму, которая требовалась для выполнения задания. Любимое его состояние — распределить свою протоплазму по плечам Форчуна, но Уэбли также был хорош в образе птицы, змеи, летучей мыши, кошки, а однажды он превосходно сошел за ската. В довершение ко всему, он был прекрасным телепатом, что позволяло ему служить как физическим, так и психическим продолжением Ганнибала Форчуна.

Сама ТЕРРА появилась как реакция на определенные события. В 2548 году, когда Липниг и Рундль изобрели машину времени, Галактическая Федерация немедленно засекретила ее как угрозу тысячам цивилизаций и самой объективной реальности. Рассерженный Римо Рундль примкнул к Грегору Малику, тирану планеты Бориус, который рассматривал это устройство как средство расширения своей тирании по всей вселенной. Малик привлек главарей преступного мира четырнадцати планет, не входивших в Федерацию, и создал Империю — организацию, целью которой был грабеж по всей галактике. Галактическая Федерация для борьбы с деятельностью Империи созвала секретное заседание и создала ТЕРРУ под лозунгом: Защищать действительность базового времени. За четырнадцать лет работы ТЕРРА разместила около десяти тысяч резидентов на сорока семи планетарных временных линиях, охватив больше чем сорок три столетия.

Постепенно создавался элитный корпус специальных агентов, людей, в высшей степени сведущих в истории выбранных ими планет, настолько способных к определению и исправлению ключевых исторических моментов и настолько умелых в боевых ситуациях, что им платили вдвое больше, чем резидентам.

Ганнибал Форчун был одним из этих немногих избранных, обладающих заветной лицензией на вмешательство. Его специальностью была Земля. Задание с Кроносом, следовательно, было обычным.

Но только до определенной степени. Даже Пол Таузиг вынужден был признать, что впервые от специального агента потребовалось забираться так глубоко в человеческую историю, в тот период, о котором ученые Галактической Федерации знали очень мало. Но тем не менее именно там в очередной раз решались судьбы мира.

Глаза 2 ДВАДЦАТЬ ЧЕТЫРЕ ДРОЗДА

Техники ТЕРРЫ изощрялись, выдумывая для Ганнибала Форчуна всякие хитроумные штуки для полевых испытаний. Пол Таузиг называл конечный результат их усилий «служебным комплектом», Форчун же — «ящиком с игрушками». На этот раз, например, в нем были: телескопический меч со встроенным управлением; набор миниатюрных пиротехнических таблеток, создающих три разных типа взрывов; боевой шлем с забралом и скрытым прибором ночного видения; наконец, маленький генератор силового поля, спрятанный в пряжке пояса и создававший невидимую защиту тела от любого доисторического оружия, которое только можно представить.

— Но если они используют что-нибудь совершеннее винтовки двадцатого века, — предупредил один техник — ты все-таки труп.

Чтобы завершить коллекцию, ему дали украшенный драгоценностями бронзовый кинжал. Его изящная рукоять была снабжена устройством для стрельбы парализующими микрошприцами с достаточной меткостью на расстояние до двадцати метров.

Пока техники подготавливали эти дьявольские игрушки, Форчун проводил долгие часы, усваивая все, что мог найти в обширной церебральной библиотеке ТЕРРЫ.

Методика церебрального поля выросла из архаичной техники обучения во сне, которая доказала свою полезность при изучении иностранных языков или больших массивов математических фактов, но совершенно провалилась при логическом обучении. Аппараты церебральной записи были стандартным оборудованием всех резидентур и в огромной степени облегчали специальным агентам работу по запоминанию всей информации, необходимой для выполнения задания по реструктуризации.

Так, на протяжении нескольких часов Форчун «жил» как римский центурион (100 лет до нашей эры), греческий гоплит (500 лет до нашей эры), халдейский воин (2000 лет до нашей эры) и египетский воин Первой династии (2080 год до нашей эры). Он не только видел, слышал, пробовал на вкус и осязал подлинное историческое оружие, но и приобрел беглое знакомство с языками каждого из этих периодов.

После того как Ганнибал побывал халдейским воином, он стал гораздо больше ценить то, чему научил его д'Каамп в искусстве владения оружием.

— Варварский инстинкт воина, — подчеркивал бородатый инструктор, — должен поддерживаться практикой и техникой владения оружием. Но если кто-то мечтает стать генералом, ему нужно большее, чем инстинкт или даже техника. У него должна быть сообразительность и подлинное понимание всего, что происходит вокруг. Наиболее важная часть психологии любой — армии это то, что я называю «военной мистикой». Как только ты поймешь, каким типом поведения и Верой, стоящей за ним, обладают легионеры, гоплиты, викинги, самураи, крестоносцы или сарацины, как только ты поймешь, какое поведение они считают почетным, ты сможешь понять причины их успехов и славы. Что более важно, ты сможешь контролировать их.

Форчун ухмыльнулся и спросил:

— А что за вера придает силы мне?

— Относительно той работы, которую вы, парни, призваны выполнять… — задумался д'Каамп, — я полагаю, что вами движет страстное желание защитить ваш собственный мир.

— Нельзя недооценивать простое любопытство и страсть к хорошим дракам.

— А! Так до тебя дошло! Вот из-за чего воин-наемник выбирал такую работу. Но мне не нравится термин «наемник». У слова «профессионал» немного больше достоинств, ты не думаешь?

По периоду до 2800 года церебробиблиотека не содержала ничего, кроме размышлений и ученых догадок, основанных на археологических находках. Причем очень часто самые большие ученые авторитеты не соглашались друг с другом. Это была такая древность, по отношению к которой даже слава Вавилона при Хаммурапи Законодателе была еще в будущем, тысячу лет спустя; впереди были и Авраам, Моисей, Минойская империя, греческие города-государства, Израиль Соломона, основание Рима, смерть Сократа — все эти факты были зафиксированы в видеозаписях, сделанных резидентами. Но Ганнибалу Форчуну предстояло отправиться еще дальше в глубь веков, в те времена, когда гомо сапиенс, устав от жизни кочующего охотника, начал первые опыты с сельским хозяйством, размышляя, будет ли толк от приручения диких собак и овец, на которых до сих пор только охотился. Язык? У гомо сапиенса, должно быть, было тогда уже несколько языков, но каких — неизвестно. Законы? Обычаи? Он выяснит все точно, только когда доберется туда.

Исторический отдел ТЕРРЫ скрупулезно проанализировал табличку с именем Кроноса. Степень окисления указывала на любой момент после 3400 года до нашей эры. Очевидно, медь была человечеству уже легко доступна. Упоминание Золотой богини подразумевало, что золото также было хорошо известно и высоко ценилось. Использование греческого койне было загадкой, пока кто-то не предположил, что Кронос просто не обнаружил никакой письменности в том времени, куда он попал. Койне было живым языком в Средиземноморье с 450 года до нашей эры примерно по 600 год нашей эры; агент Империи, должно быть, научился ему в каком-то из этих одиннадцати веков. «Мать человечества» на табличке Кроноса, скорее всего, имела отношение к культам богинь-матерей, известным с 6000 года до нашей эры. Лингвистический анализ текста Кроноса позволил экспертам предположить, что он сам создал культ, копируя различные дионисийские культуры, процветавшие во времена Христа. Основываясь на этом мнении, они попробовали создать модель этой цивилизации, но очень приблизительную.

Почти у каждого отдела Центра ТЕРРЫ было свое замечание по поводу этой таблички, в корне отличающееся от другого. Форчун раздражался из-за задержек, но деловито впитывал всю информацию, предлагаемую ему. Уэбли относился ко всему более философски, но тоже был слегка удивлен столь долгими приготовлениями к путешествию, поскольку знал из прошлого опыта, что он и Форчун при каждой возникающей проблеме больше склонны к импровизации, чем к подготовленным заранее «домашним заготовкам».

Наконец все было готово. Машина времени была снабжена множеством специальных приборов, в том числе и маленькой установкой церебрального поля для изучения языков. Как только у Уэбли появится возможность услышать язык, что он мог проделать в облике птицы или маленького животного, он сможет записать это на аппарат, который систематизирует услышанное и запишет Форчуну непосредственно в мозг.

Сама машина времени была удивительным апп-ратом, который за четырнадцать лет был значительно усовершенствован по сравнению с первой моделью Липнига и Рундля. Империя же, насколько было известно, обладала устаревшими громоздкими устройствами в десять раз больше по размерам, чем аппарат ТЕРРЫ. Машина Форчуна представляла собой блестящий, закругленный на концах цилиндр восьми метров в длину и двух с половиной метров в диаметре. Он мог передвигаться как вперед во времени, так и назад, мог становиться совершенно невидимым. По сравнению с прототипом, это было как реактивный самолет по сравнению с воздушным шаром. И эту машину постоянно продолжали совершенствовать.

Долгожданная команда отправляться была дана после окончательной проверки оборудования и снаряжения. Форчун установил координаты времени и приготовился к старту. Ему было приятно увидеть, что Пол Таузиг пришел проводить их. Это было не случайно. Задание на этот раз оказалось особенно ответственным.

— Готовы? — спросил он.

— Готовы, — ответил Уэбли, устраиваясь поудобнее на плечах своего партнера.

Форчун коснулся стартовой кнопки. Вид снаружи затуманился, и двойные часы на приборной панели начали идти назад. Вскоре они отметили, что путешественники находятся уже в целом веке до создания Центра ТЕРРЫ.

Снаружи небо казалось вогнутой чашей из черного вельвета. Огромные подпространственные расстояния складывались наподобие гармошки. Звезды превратились в светящиеся зигзаги. Наконец Форчун и Уэбли остановились, оказавшись в 14 июня 1509 года до нашей эры. Под ними находилась красивая планета, освещенная солнцем. Над всею Азией не было облаков. Затем открылось Средиземноморье — колыбель европейских цивилизаций. Форчун нашел остров Крит.

— Сегодня Харкнесс найдет табличку, — сказал Форчун. — Он выкопает ее примерно в восемнадцать минут пятого. У нас есть чуть больше часа, чтобы туда добраться.

Он пустил корабль на снижение. При этом не чувствовалось ощущения ускорения. Только увеличивающиеся размеры острова показывали, что корабль движется, летя к месту назначения со скоростью примерно двести пятьдесят километров в секунду. Форчун замедлил спуск, перевел аппарат в состояние невидимости и перешел на ручное управление.

Поиски раскопок Харкнесса заняли у них почти полчаса. Невидимый корабль сел на землю в нескольких метрах от погребального кургана. Харкнесс продолжал работу, абсолютно не подозревая о присутствии коллег.

Он уже вскрыл древнюю могилу и расчищал сухую, как порох, землю вокруг скелета. Любопытно, что в каменном саркофаге без крышки находилась только верхняя часть тела. Ноги были захоронены отдельно. Череп был зажат между двумя камнями.

В трех метрах от Харкнесса сидела собака и внимательно смотрела по сторонам. Она не заинтересовалась даже большой бабочкой, пролетевшей в нескольких сантиметрах от ее носа. Повернув голову, она внимательно вгляделась в место, занятое невидимым аппаратом, но, кажется, ничего не заподозрила.

— В целом, очень правдоподобная, — сказал Форчун. — Почему ты никогда не используешь форму собаки?

— Маленькие собаки смешны, — ответил Уэбли. — Но Морагу нравится, это его дело. Кошки намного ловчее собак.

В этот момент Харкнесс, закончив расчистку скелета, увидел под ребрами очертание четырехугольной пластинки размерами тридцать на сорок пять сантиметров, ради которой Форчун и Уэбли совершили это путешествие.

Харкнесс осторожно достал ее, взял маленькую щеточку и начал очищать от земли.

Пришло время Ганнибалу Форчуну и Уэбли принять активное участие в событиях 14 июня 1509 года до нашей эры, причем так, чтобы Харкнесс и Мораг не видели, не слышали и даже не подозревали о присутствии коллег.

Форчун хотел, чтобы задание позволило ему пообщаться с Харкнессом. Тот был настоящим ученым. Вообще резидентам не разрешалось заниматься археологическими раскопками. Их целью было наблюдать и сообщать о любом происшествии, которое расходилось с уже известной историей данного времени. Но Харкнесс был исключением. Он знал, что в ближайшем будущем, через 33 года, в 1476 году до нашей эры, вулкан на острове Санторин, находившемся примерно в двенадцати километрах к северу, неожиданно извергнется и породит приливную волну, которая полностью затопит место, сегодня так тщательно им раскапываемое, и потом оно будет скрыто под огромным грязевым оползнем.

Археологические раскопки были хоть и небольшим, но все-таки вмешательством в историю, которое разрешалось только специальным агентам, и то очень редко. Форчун вспомнил, какой был скандал, когда агент Гарт Стоунман исчез вместе с темпоральным кораблем в разгар войны на планете Ларнака IV. С этого времени на каждом аппарате стали устанавливать микромаячок наподобие того, который Форчун собирался установить на табличке Кроноса. Теперь для агента даже теоретически стало невозможно потеряться во времени, как в случае со Стоунманом.

Данное задание не позволяло Форчуну и Уэбли общаться с Харкнессом и Морагом, поскольку это могло бы повлиять на агентов, на их подготовку и поставить под угрозу всю операцию.

Хотя такие ограничения были для их же пользы, Форчун и его друг досадовали на них. Ученые ТЕРРЫ тем не менее считали их необходимыми и придумали технику остановки времени, которую должен был применить агент, специальное название: «опьянеть от вина ксанти».

Форчун нажал особую кнопку. Снаружи аппарата все движения прекратились. Ветерок больше не шевелил шерсть Морага. Щетка в руках Харкнесса замерла на полпути и повисла в воздухе без движения. Над головой чайка остановила свой ленивый полет. Казалось, само время остановилось, но на самом деле нажатие кнопки лишь изменило скорость движения Форчуна через темпоральный континуум. С его точки зрения, мир снаружи был застывшим мгновением, но он знал, что если рассматривать его достаточно долго, можно увидеть, как пыль медленно оседает на землю, а чайка медленно движется вперед. С точки зрения Харкнесса и Морага, ни эта машина времени, ни ее пассажиры не существовали, поскольку их появление заняло не более доли секунды.

Форчун надел кислородную маску, открыл люк и вышел наружу в застывший во времени мир. Он ступал по траве, которая не сгибалась под ним до тех пор, пока он не простоял бы на ней целый час. Даже воздух оказывал сильное сопротивление: ходить в нем было подобно ходьбе под водой и дышать им было невозможно. Поэтому Форчун и натянул эту маску.

Абсолютная тишина была угнетающей, и Форчун работал быстро. Он просверлил микроскопическое отверстие на краю пластинки, пока немигающий Харкнесс неподвижно держал ее, специальным пинцетом вытащил из маленькой коробочки маячок размером с ресничку и поместил его в отверстие, затем приложил паяльник не больше острия булавки и заварил отверстие. Закончив, Ганнибал повернулся, побрел назад в плотной атмосфере, вошел в машину времени и закрыл за собой люк. Сняв кислородную маску, он снова сел за приборную панель и коснулся другой кнопки.

Харкнесс начал энергично чистить щеткой сине-зеленую пластину, затем выпрямился, внимательно ее разглядывая.

— Мораг, — сказал он, — мне кажется, мы нашли что-то любопытное. Если я не ошибаюсь, эти слова написаны по-древнегречески.

Собака встала и подбежала к своему партнеру.

— Так сообщи об этом в рапорте, — сказала она.

— Ты с ума сошел! Ты же знаешь, как Центр ТЕРРЫ относится к резидентам, которые суют нос в древние руины. Предполагается, что мы постоянно следим за тем, что делает наш друг Минос, или подслушиваем, что говорят в тавернах Кносса.

— Так не говори им, как ты ее нашел. Кстати о тавернах. В следующий раз, когда будешь заказывать пиво, убедись, что оно египетское, местное пойло — такая дрянь. Ты уверен, что есть правило, запрещающее научить этих идиотов делать бренди?

Форчун включил двигатель, и невидимый транспортер тихо поднялся в мирное средиземноморское небо. На высоте тридцать километров он остановился и настроил приемник на сигналы маячка. На экране приемника появились очертания Крита с бахромой небольших бухточек на северном побережье, глубокой гаванью на полпути между Кноссом, столицей Минойской империи, и горами в восьмидесяти километрах к востоку, где Харкнесс откопал пластинку. Там пульсировало маленькое пятнышко света — сигналы микроскопического маячка.

Пульсирующий огонек остался без изменений, когда машина времени отправилась в глубь столетий: один век, два, три, четыре, пять, шесть… одиннадцать веков… четырнадцать… двадцать… Пульсирующее пятнышко оставалось на том же самом месте.

Форчун плохо понимал принцип действия маячка — медленный распад радиоактивного материала с перестроенными атомами. Ему показали, как этим пользоваться, он вежливо кивнул и сказал: «Очень мило».

Он замедлил движение в прошлое. Сигнал стал заметно слабее, но все еще шел из того же самого места на острове. Приборы показали уже 5000 лет до нашей эры!

— Я боюсь, что мы попадем в плохое время, Уэб, — заметил Форчун напарнику.

— Что ты имеешь в виду?

— Даже у египтян еще не появилось пивоварен в такой древности.

— В таком случае я не желаю туда. Форчун засмеялся:

— Я взял с собой ящик ксанти.

— Ты настоящийдруг, — сказал Уэбли. Двойные часы вращались в обратную сторону, пока подпространственный двигатель транспортера нес их через века: 5500 лет до нашей эры, 6000… 7000… 8000… 9000… 10 000… 11 000…

Вдруг сигнал переместился на север, а потом на запад. Форчун двинул машину в обратном направлении, возвращая сигнал назад на Крит. Переключившись на более точную шкалу, он работал несколько минут, чтобы установить точный год, когда пластинка Кроноса появилась на Крите. Это был 11 642 год до нашей эры!

Он занес информацию в бортовой журнал, потом снова отправился в прошлое, следя, как мерцающее пятнышко сначала оказалось на острове Санторин, на котором будет извержение десять тысяч лет спустя и которое сотрет следы последнего местопребывания пластинки Кроноса. Сигнал мелькнул за Гибралтаром через пролив и дальше почти на такое же расстояние, какое он уже прошел. Наконец огонек остановился и погас на восточном побережье суши, которой быть там не полагалось. Форчун записал в судовой журнал ее координаты: 37° северной широты, 26° западной долготы. Пластинка была сделана в 11 682 году до нашей эры.

— Даже Пол Таузиг был бы изумлен, — высказал мнение Уэбли. — Одиннадцать тысяч шестьсот восемьдесят второй год до нашей эры — это очень далеко от дома.

— Мы поймаем Кроноса, когда он только начинал, — сказал Форчун. — Интересно увидеть, что за цивилизацию ему удалось создать. Я также хотел бы узнать, почему табличка в конце концов появилась на Крите, на расстоянии около четырех с половиной тысяч километров от своей родины. Одиннадцать тысяч шестьсот шестьдесят второй год устроит тебя?

— В этом деле ты стратег. Давай.

Когда темпоральный аппарат перешел в нормальное пространство, зависнув над неизвестным континентом, Форчун понял с некоторым удивлением, что путешествие от Центра ТЕРРЫ — 14 234 года во времени и более 262 квадриллионов километров в пространстве, заняло около четырех часов. Надо бы освежиться, решил он, выйти и размять ноги.

Но прежде надо выполнить самое необходимое. Снова сделав корабль невидимым, он опустился на поверхность земли. На экране приемника огонек таблички Кроноса ровно мерцал на берегу незнакомого континента, имевшего около тысячи двухсот километров от северной оконечности до южной и около шестисот километров в ширину. По мере снижения становились видны многочисленные горные пики, активные вулканы. Огромную равнину, занимавшую середину континента, покрывали густые леса. В тени одного из самых больших вулканов на восточном побережье континента находился крупный город. Он вытянулся вдоль бухты, имевшей форму полумесяца. У кромки воды были доки, длинные верфи, множество причалов и огромные склады. Сеть улиц бежала от портового района к центральной цитадели, огражденной высокой стеной и широким, идеально круглым рвом с водой. В центре нее стояло огромное квадратное белое здание, увенчанное сияющим золотым куполом.

Итак, высокий уровень цивилизации на неизвестном материке задолго до египетских пирамид. Форчун подозревал, что все знания, которые он тщательно усваивал в течение последних двух недель, будут для него бесполезны.

К юго-востоку от здания с золотым куполом виднелось еще одно огромное сооружение с золотой крышей, построенное между двумя самыми широкими улицами города. Все прочие здания были самой разнообразной формы, но в основном круглые и овальные.

Форчун направил аппарат к зданию с золотой крышей, по всей вероятности собору. Приемник указал, что табличка Кроноса находится там.

Причудливая резьба, искусно выполненные барельефы украшали все четыре стороны впечатляющего здания, а огромные каменные колонны создавали на фасаде красивый портик. В парке перед храмом били десятки фонтанов с декоративными бассейнами, деревья и кусты выглядели хорошо ухоженными. Каменный мост с караульными помещениями обеспечивал единственный доступ в этот парк из города. Видимо, это и был храм Йоларабас.

Форчун парил на небольшой высоте, изучая обстановку.

Легкие одежды жителей города были яркими и красивыми. Многие носили ювелирные украшения. В толпе выделялись военные.

Эти мужчины были одеты в свободные плащи, сделанные из черных перьев. Их сияющие медные шлемы были совершенно необычны, острые медные клювы торчали на добрых десять сантиметров и делали шлемоносцев похожими на хищных птиц. На их овальных, покрытых медью щитах было одинаковое изображение женщины с головой грифа и черными крыльями. Длинные перья под ее животом целомудренно прикрывали пах. За исключением прикрытых металлическими пластинами голеней, ноги воинов были обнажены. Кольчуги длиной до бедер завершали форму. Их оружием были короткие мечи в черных кожаных ножнах. Воины чем-то напоминали спартанцев.

Форчуна весьма заинтересовало появление человека на лошади. Этот воин носил такую же форму, как прочие, выделяясь султаном из черных перьев на шлеме. Но лошадь! Это был великолепный арабский жеребец, которому не место в этих временах.

— Любопытно, сколько повреждений нанес Кронос темпоральной линии? — сказал агент.

Форчун подвел невидимый корабль к одной из каменных башен на окраине города. На высоте двадцати метров она заканчивалась огражденной круглой платформой, на которой сидели несколько больших черных птиц. Вокруг них, разрывавших на части останки человека, валялись человеческие черепа и кости.

— А у них, однако, жестокие нравы, — заметил Форчун. — Их воины в своих шлемах выглядят очень похожими на этих птиц.

Уэбли промолчал, и Форчун повел корабль к берегу, чтобы взглянуть на район порта. Восемь судов было пришвартовано к причалам, на два из них рабочие грузили мешки. Большое количество лодок усеивало бухту, палубы некоторых были доверху нагружены рыбой. Людей в богатых, красивых одеяниях, так часто встречавшихся возле храма Йоларабас, здесь было заметно меньше. Портовые рабочие носили мешковатые штаны до колен, широкие шляпы — и больше ничего. Форчун вгляделся, ища цепи, надсмотрщиков с бичами и другие признаки рабского труда, но ничего не заметил. Только несколько солдат в форме несли караульную службу.

Он медленно повел аппарат в глубь суши над северной границей города. Здесь в больших открытых загонах он увидел скот — крупных животных с длинными рогами, похожих на буйволов, множество овец, довольно свирепо выглядевших клыкастых свиней. Отсюда в сторону центра города двигался караван повозок, запряженных буйволами. Каждая была нагружена освежеванными тушами, уже черными от мух.

Пролетев на запад, вдоль склона вулкана, Форчун и Уэбли разглядели сотни маленьких овальных домиков с плоскими крышами. Возле них на лужайках играло множество детей. В окрестностях храма детей не было совсем.

— Найди Кроноса, — сказал Уэбли, имитируя голос Пола Таузига. — Выясни, что он собирается…

— Да уж, — буркнул Форчун. — Совершенно неизвестная цивилизация.

— Я думаю, что Таузиг, — задумчиво сказал симбионт, — испытывает чувство вины, послав нас так глубоко в прошлое и дав так мало информации.

— Таузиг? Чувство вины?

— Я протелепатировал его, перед тем как мы отправились. Если бы у него хватало людей и оборудования, он бы послал резидентов на все планеты и во все времена, но…

В километре к юго-западу от дворца они наткнулись на скопление круглых каменных башен. Каждая имела около десяти метров в диаметре. Рядом было расположено несколько огромных амбаров для зерна и зданий поменьше с трубами, из которых шел дым.

— Уэбли, прими мои поздравления. Оказывается, пивоварни изобрели не египтяне. Не пора ли нам остановиться?

Они выбрали площадку к югу от города, вблизи прибрежной дороги. Форчун уперся задним полушарием аппарата прямо в травянистый склон.

— Перекусим?

— Конечно.

Одним из наиболее сильных увлечений Ганнибала Форчуна, намного превосходящим его страсть к истории, женщинам и приключениям, была искренняя любовь к хорошей пище.

Хотя его гурманскую натуру подмывало познакомиться с местной кухней побыстрее, такая возможность представилась лишь через несколько часов. Без знания языка и без местных денег это было затруднительно. Отложив решение этой задачи на потом, путешественники собрались пообедать дорожными припасами прямо в аппарате. Убрав карты, звездные таблицы и бортовой журнал, Форчун выставил пол-литра ксанти для Уэбли, а затем накрыл для себя.

Симбионт собрался в компактный комок на левом плече Форчуна, вытянул ноги и спрыгнул на стол, где приступил к своему пиршеству. Уэбли не нуждался ни в желудочно-кишечной системе, ни даже в кроветоке. Любая из его универсальных клеток была способна поглощать пищу. Алкоголь был его любимой формой энергии, хотя в случае нужды сгодилась бы и другая провизия.

К тому времени как Форчун закончил обед, Уэбли принял уже вторые пол-литра ксанти и был готов к работе.

Форчун открыл люк и выпустил симбионта. Уэбли принял форму большой птицы и полетел к городу. Форчун же снова сделал аппарат невидимым и стал готовиться сам к появлению в этом мире.

Во-первых, надо было выбрать, что надеть. Первоначально предполагалось, что Уэбли украдет для Форчуна одежду местных жителей, но эту идею пришлось оставить, потому что древние обитатели Земли были куда меньше ростом, чем Ганнибал Форчун. Поэтому было решено, что агент будет работать в образе иностранного воина-наемника. Это позволит объяснить неизбежные расхождения между его нарядом и одеждой местных жителей. К тому же в таком костюме легко разместить нужное для работы оборудование.

У Форчуна имелся набор плащей, пять видов доспехов и три вида перевязи для особого меча с увеличенной мощностью. В лезвии меча была скрыта рапира, управляемая пружиной. Лезвие только выглядело бронзовым, на самом деле оно было из крепчайшей стали.

Час спустя Ганнибал Форчун в своем наряде почти не отличался от местных жителей. На плечи его был наброшен плащ из грубой шерсти темно-бордового цвета. Под ним была кольчуга из легкого сплава, покрытая медными пластинками. Юбка из полос темной кожи доходила до колен. Бронзовые поножи закрывали его голени и загибались над его кожаными башмаками. На поясе, украшенном медными бляхами, висел кинжал, а меч в ножнах с богатой резьбой — на перевязи через левое плечо. Форчун все раздумывал, какой символ лучше всего поместить на щит, когда симбионт сложил крылья и сел на землю перед машиной времени. В его когтях был кошелек из мягкой сыромятной кожи, тяжелый от монет.

Форчун открыл люк, и Уэбли проскользнул внутрь.

— Ну, — сказал Форчун, — как я тебе нравлюсь?

Уэбли критически посмотрел на него и спросил:

— Не слишком ли ты будешь лязгать при ходьбе?

Форчун пропустил мимо ушей сарказм симбионта и спросил:

— Что выбрать из геральдических знаков для щита — молнию, солнце с лучами, птицу, морскую раковину или обнаженную женщину?

— У местных воинов-хранителей уже есть преимущественное право на грифов и обнаженных женщин. Я думаю, что комбинация молнии и морской раковины тебе подойдет. У нас осталось чуть больше часа до заката. Ты хочешь войти в город сегодня вечером или подождешь до утра?

— Еще не знаю, Уэб. Почему ты не загружаешь то, что узнал, в цереброаппарат? Пока ты будешь делать это, я прикреплю украшение куда надо.

Он взял украденный кошелек и привязал за длинные ремешки к своему поясу.

Симбионту потребовалось почти полчаса интенсивной концентрации, чтобы перенести в церебральное поле местный язык, который он успел изучить. В это время Форчун сделал рисунок на щите. Потом он надел церебральный шлем, нажал кнопку включения и почувствовал знакомое покалывание, когда сведения о языке стали заполнять его мозг. Оказывается, эта страна называлась Манукронис. Форчун открыл глаза через восемь минут. Сеанс был окончен.

Он некоторое время посидел спокойно, отдыхая от столь интенсивного обучения. Время от времени его губы двигались, привыкая к чуждой звуковой системе. Кое-что в местной культуре и религии очень его насторожило.

— Уэбли, — сказал он наконец, — Таузиг был вполне прав, послав нас сюда. Кронос играет с огнем. Смогу я войти в город до заката?

— Легко.

— Пошли.

Симбионт быстро шмыгнул под кольчугу, равномерно распределив семь килограммов по плечам и спине партнера, оставив только один тонкий усик протоплазмы у уха Форчуна.

Выйдя наружу, Форчун снял левый башмак. В его каблуке был спрятан дистанционный блок управления машиной. Мгновение спустя блестящее цилиндрическое судно снова стало невидимым, исчезнув в будущем.

С вершины первого холма им открылась красивая панорама океана, похожего на темную пластину зеленого мрамора, поддерживающую свиток розовых по краям облаков на горизонте. Форчун стал спускаться на широкую дорогу, ведущую в город. Но правильной формы отверстие в холме привлекло его внимание, и он отклонился от маршрута, чтобы исследовать это.

Отверстие оказалось входом в неглубокую пещеру. Вход обрамляли двойные колонны, которые поддерживали каменное перекрытие, украшенное богатой резьбой: рыбами, дельфинами и стилизованными волнами. Внутри лежала раковина огромного моллюска, очевидно служившая алтарем. Из сегодняшнего урока Форчун понял, что это святилище Нодиесопа, морского бога.

Покинув пещеру, он продолжал спускаться к дороге и вскоре ступил на нее. Она была покрыта смесью гравия и ракушечника. Она, конечно, не являлась таким шедевром дорожного строительства, каким когда-то станут дороги Цезаря, но вполне годилась для местного транспорта.

Он задумался: «Усовершенствовал ли Кронос и искусство постройки дорог, или оно было современным?» Каждый раз, когда он задумывался о технологических инновациях, которые Кронос должен был привнести в эту столь отдаленную во времени культуру, в его подсознании постоянно возникал настойчивый вопрос: зачем? Он понимал, что стоит только раскрыть чьи-либо мотивы, большинство вопросов получат ответы сами собой. А пока Форчун должен довольствоваться сбором как можно более полной информации.

Как он и подозревал, язык Манукрониса был не очень совершенным, но для создания эпоса вполне подходил. В эпосе же, как Форчун знал по горькому опыту, факты очень часто были сильно искажены.

Дорога шла вниз и виляла в стороны, приноравливаясь к рельефу. И толпа, появившаяся из-за склона холма в пятидесяти метрах впереди, оказалась так неожиданна, что Форчун вздрогнул.

Толпу возглавляла фигура в изорванном платье, бегущая по середине дороги. Форчуну потребовалась доля секунды, чтобы определить: эта фигура была не лидером толпы, а ее жертвой, о чем свидетельствовали камни, свистевшие над головой беглянки.

Беглянкой была старуха. Она совершенно выдохлась, и толпа преследователей вскоре должна была ее настигнуть. Хотя Ганнибала Форчуна несколько отягощали семь килограммов симбионта и пятнадцать килограммов снаряжения, он довольно резво бросился вперед, чтобы спасти эту несчастную женщину.

Лицо старухи озарилось надеждой, и она упала на дорогу, спрятавшись за спину иноземного воина. Преследователи остановились перед неожиданным препятствием, продолжая кровожадно выкрикивать: «Убить предательницу!», «Забить камнями сумасшедшую!», «Убейте ее!», «Убейте! Убейте!».

Форчун перевел дыхание и крикнул в ответ по-манукронийски:

— Назад — или я изрублю вас на кусочки!

Это была не самая впечатляющая угроза на этом языке, но нужный эффект был произведен.

Несколько крепышей протиснулись вперед, и один из них спросил:

— Эй, а ты кто такой, приятель?

Форчун ясно видел, что эти юнцы жаждали драки. Таким даже не особенно важны причины для драки. Остальные были типичными зеваками, любителями посмотреть на кровь. Им было все равно, на чью, раз это не была их собственная.

Первый юнец, чья храбрость подкреплялась дубинкой в правой руки и ножом на поясе, грозно прорычал:

— Двигай отсюда, чужак. Сумасшедшая — наша.

Трое его дружков встали позади, чтобы поддержать его дух, с опаской глядя на меч и прочее вооружение Форчуна.

— Убей его, Ки'ем, — сказал дружок главаря. Тем временем одетая в лохмотья старая карга поднялась на ноги и припустила дальше по дороге безо всякого выражения благодарности. Даже хорошо вооруженный воин в одиночку против толпы почувствовал бы себя неуютно.

Но Ганнибал Форчун был не один.

Часть телепатической структуры Уэбли была постоянно настроена на партнера; остальную же он нацелил на мозги противников Форчуна. Несколько секунд между Уэбли и Форчуном происходил беззвучный диалог, на все вопросы Форчун немедленно получал ответ через протоплазматический усик у своего уха. Как только Ки'ем напрягся, чтобы пустить дубину в дело, Форчун сократил расстояние между ним и собой и резко выбил тяжелым мечом оружие из рук противника. И тут же неожиданно с размаху ударил щитом в лицо двум другим и отступил назад.

— Кому еще нужна старая карга? — бросил он вопрос толпе, расставив ноги пошире.

— Справа, — сообщил Уэбли ему в ухо. — Он целит низко.

Форчун опустил кончик меча к поверхности дороги, буквально в нескольких сантиметрах перед молодым манукронийцем, который бросился ему в ноги. Опершись на меч, Форчун подпрыгнул и тяжело приземлился на спину своему противнику, затем отступил в сторону, держа оружие наготове.

— Сзади кинжал, — сообщил Уэбли. Развернувшись, Форчун ударил мечом. Клинок окрасился кровью, получив боевое крещение.

— Следующий! — обратился он к манукронийцам.

Толпа отхлынула назад на безопасное расстояние. Но Форчуну противостояли еще полдюжины дружков Ки'ема. Уэбли чувствовал, что они не оставили агрессивных намерений.

— Боитесь меча? — засмеялся Форчун и с презрением воткнул меч в землю. Чтобы усилить оскорбление, он повесил щит на рукоять меча. — Мой кинжал хочет пить! — Ганнибал отцепил его от пояса и подбросил так, чтобы лучи заходящего солнца угрожающе сверкнули на его отполированномt лезвии, потом выставил оружие перед собой, двигая его полукругом. — А тебя я поражу магией, — сказал он, театрально указывая на ближайшего из противников.

Он нажал замаскированный спуск на рукояти кинжала. Молодой человек рухнул, схватившись за живот, убежденный, — как и вся толпа, — что он уже мертв. Только Форчун и Уэбли знали, что его мнимая кончина была результатом относительно безвредного наркошприца.

— Теперь тебя! — закричал Форчун, разделавшись точно так же еще с одним.

Воинство Ки'ема отступило. Форчун смерил этих парней презрительным взглядом.

— А вас, трусливые бабы, — сказал он, раскатывая во рту это местное оскорбление и делая паузу нужной длительности, — я отпускаю живыми.

Наступила тишина, когда страсть толпы к насилию боролась со страхом. Затем кто-то выкрикнул:

— Забирай себе глупую старую каргу!

— Сумасшедшая — твоя. Ты проклянешь тот день, когда встретил ее! — добавил другой.

Продолжая ворчать, головорезы отправились назад. Толпа последовала за ними.

Смеясь, Форчун снова повесил щит на спину, вытер меч о свою злополучную жертву и вложил в разукрашенные ножны.

— Твоя храбрость продолжает удивлять меня, — заметил симбионт. — Ты, конечно, понял, что забыл включить свое защитное поле?

— Где старуха, Уэб? — спросил Форчун.

— Прячется в кустах на обочине дороги, как раз за поворотом.

Выйдя победителем из этого сражения, Ганнибал Форчун громко затянул мелодию, которая поддерживала не только его дух, но и Уэбли тоже. Особенно впечатляла строчка:

— Йо-хо-хо и бутылка ксанти…

Когда они поравнялись с укрытием беглянки, он прервал пение, чтобы сказать:

— Выходи, старушка, я выиграл тебя в честной битве. Все равно тебе негде переночевать, а я бы хотел перемолвиться с тобой словечком.

Удивленная, она вылезла из кустов и, полная сомнений, пала ниц в шаге от него.

— Поднимись, я хочу взглянуть на тебя.

Она послушно встала. Он мысленно посоветовался с Уэбли: — Вернемся переночевать в это святилище?

— Отличная идея, Ганнибал.

Старушка в этот момент споткнулась. Форчун бросился поднимать свою оборванку. В старости у людей хрупкие кости, и агент испугался, что она себе что-нибудь сломает. Она тяжело оперлась на его руку, но, сделав первый шаг, застонала от боли. Оказалось, что ее лодыжка просто вывихнута. Форчун тихо проклинал свое невезение. Всем уважающим себя героям песен и легенд удавалось спасти молодых девиц. Почему же он обременен скрюченной старой каргой? Он попытался представить себе ее в юности; пятьдесят лет назад она, должно быть, была лакомым кусочком. А ее ноги до сих пор оставались красивыми.

Между тем старушка могла быть гораздо полезнее, чем любая из ее внучек. Она была тем историческим справочником, о котором он мечтал час назад.

Форчун поднял ее на руки и понес обратно в гору. Старушка оказалась не особенно тяжелой ношей.

Вскоре он подошел к пещере, скрытой в склоне холма. Если даже Ки'ем вновь наберется храбрости и организует поиски, найти их будет непросто.

Войдя в святилище, он бережно опустил женщину на сухой пол. Снаружи небо было уже темно-синим, ночь тихо наступала с моря, настигая солнце за курящимся вулканом на западе. Внутри крошечной пещерки мрак был почти непроницаемым. Форчун коснулся шлема сбоку, и спереди включился замаскированный под маленький драгоценный камень в основании его геральдической эмблемы инфракрасный прибор ночного видения. Форчун посмотрел на старушку, которая в свою очередь пыталась разглядеть собственного спасителя на фоне появляющихся звезд.

— Ты в безопасности, — заверил он ее. — Кто ты?

— Меня зовут Норни, господин. Я пророчествовала твое появление все эти долгие годы. Спасибо Нодиесопу, что ты наконец пришел, о великий Спаситель и Мститель!

Она, тяжело дыша, легла на мягкий песок.

— Я так устала, господин.

Глаза старушки закрылись, и голова бессильно откинулась. На мгновение Форчун подумал, что она умерла, но Уэбли быстро заверил, что она просто уснула, измотанная побегом от толпы. Форчун задумчиво снял плащ и накрыл ее.

— Одно хорошо в этих людях, — сказал он, выпрямляясь, — они верят в героев.

— Прежде чем слишком выпячивать грудь вперед, — парировал Уэбли, — вспомни, как ее называла толпа.

— Как же?

— Сумасшедшей.

Глава 3 РАССКАЗ СТАРУШКИ

Сумасшедшая Манукрониса — а это было, признала она, одним из многих имен, которыми поклонники Йоларабас наградили ее, — пробудилась после короткой дремоты. Форчун развел костер, пока она спала, и сварил на нем вкусную похлебку. Старушка попробовала ее с настороженностью животного, имеющего опыт того, как лакомство становится ловушкой, затем жадно принялась есть.

Небо теперь было бархатно-черным, только на западе, где сверкающая красным лава освещала небо над возвышающимся вулканом, создавалось впечатление длящегося всю ночь заката.

— Манукронис… — повторил Форчун, выслушав признание женщины.

— Кое-кто помнит дни, когда он назывался Нодиесопис. Уверяю тебя, господин, есть много тех, кто все еще молится морскому богу и кто плюет на Йоларабас, как это делаю я.

Форчун подавил улыбку. Многолетняя преданность Норни богу моря была в его пользу. Ведь символы Нодиесопа, как оказалось, украшали его собственные щит и шлем.

— Поэтому толпа хотела убить тебя? — спросил он.

Она покачала головой:

— Я называла Йоларабас ложной богиней много раз и прежде. Сегодня я зашла слишком далеко: я выступила против самого Кроноса. Хранители терпят различия в религиозных воззрениях, но это они назвали изменой.

Форчун кивнул:

— Значит, они отдали тебя толпе.

— Толпа отняла меня у них. Забить камнями было бы быстрее, чем ждать, пока Р'кагн вынесет мне приговор. — Она улыбнулась и нетерпеливо продолжила трапезу. — Они, конечно, не могли знать, что ты спасешь старую Норни.

— Норни, я иностранец. Расскажи мне, как все это началось, чтобы я смог понять. Начни со времени, когда Кронос появился впервые. Что ты знаешь о нем?

Глаза старой женщины заблестели в свете костра, когда она погрузилась в свои воспоминания:

«Приход Кроноса был предсказан Ману много лет назад в правление царя Оранаса, который был великим воином своего времени, но не оставил наследника. Каждая из его жен беременела в свой срок, но все потомки Оранаса рождались мертвыми. В гневе он бросал их всех в огненное озеро С'ратрат вместе с их матерями. Каждая новая жена выбиралась из древнейших семей царства, чтобы быть уверенным, что в жилах потомства течет кровь героев. Говорят, что старый Оранас обвинял эти благородные семьи в вырождении и нечистоте крови. Иначе почему же их дочери не способны были произвести на свет живого ребенка? Также шептали за его спиной, что бог моря проклял семя Оранаса и сделал его бесплодным, но старая Норни сомневается, что Нодиесоп мог быть таким жестоким».

Старушка остановилась, ища подтверждения своим словам на лице ее великодушного спасителя, но, не увидев на его лице ничего особенного, продолжила свой рассказ:

«В то время в портовом районе жила очень милая и талантливая молодая девушка, единственная дочь скромного корабела Ллахвена. Девушку звали Сэгея, что означает „щедрая“. Ее мать рано умерла. Ллахвен очень любил свою дочь и называл ее царицей своего сердца. Однажды, когда царь Оранас осматривал свой флот, на глаза ему попалась девушка, и он спросил, как ее зовут. Когда она сказала, что ее зовут Сэгея, он велел ей отправиться во дворец вместе с ним.

Он вызвал своего царского астролога Гибелнусну и спросил его, может ли имя Щедрая быть хорошим предзнаменованием. Гибелнусну знал характер царя и успел заметить, какими глазами тот смотрит на девушку, поэтому сказал, что да, в самом деле ее имя может быть хорошим предзнаменованием; во всяком случае, стоит попытаться, особенно в виду того, что аристократы начинали неохотно давать царю в жены оставшихся дочерей. Гибелнусну спросил, были ли в ее роду какие-нибудь герои, и девушка ответила — что нет, но добавила, будто повитуха при ее рождении предсказала, что она будет царицей. Гибелнусну спросил ее тогда, откуда повитуха могла это знать.

— О ней шла слава, что она ведьма, — ответила девушка. — Мое будущее она предрекла по „сорочке“, в которой я родилась.

Гибелнусну знал, что сорочка является счастливым предзнаменованием, которое очень часто сбывалось, поэтому он сказал царю, что не видит препятствий для их союза».

— А Кронос? — напомнил ей Форчун. — Когда он появится в рассказе?

— Я дойду до Кроноса, господин, — заверила она его, — но ты просил меня рассказать так, чтобы все было понятно.

— Прости, Норни. Продолжай свою историю.

— Но хотелось бы покороче, — пробормотал симбионт ему в ухо.

«Много лет спустя, — продолжала Норни, — Ллахвен, отец Сэгеи, рассказал мне, как он боялся за жизнь дочери, когда царь забрал ее, поскольку он слышал о судьбе всех остальных жен Оранаса. Ллахвен сделал все, что мог, чтобы спасти ее от огня С'ратрата. На следующее утро он пришел во дворец, чтобы убедить царя, что Сэгея не заслуживает такой чести, что она всего лишь дочь корабела, — но он пришел слишком поздно.

Ночью Сэгею искупали и надушили, одели в дорогие одежды, украсили прекраснейшими драгоценностями и отдали в жены Оранасу. Ллахвену даже не позволили видеть ее, поскольку теперь она была его царицей, а он остался жалким простолюдином. В те дни по закону ни одна душа, кроме царя и царского врача, не могла видеть царицу Нодиесописа. Она была пленницей на своей половине дворца, точно так же как до сих пор любая жена в Манукронисе — рабыня своего мужа…»

Форчун остановил ее, чтобы прояснить один момент:

— Ты сказала, что так было по закону. Кронос изменил много законов?

— Не Кронос, господин, а Ил ни. Но если ты будешь торопить меня с моей историей, я могу упустить что-нибудь важное.

— Осадили второй раз? — прошептал Уэбли. Повернув голову, чтобы скрыть свое движение от глаз Норни, Форчун выдернул усик симбионта из своего уха. Под доспехами партнера протоплазма Уэбли дрожала от смеха. Норни продолжала:

«Гибелнусну был очень важным человеком. Он был не только царским астрологом, но также и царским врачом и аптекарем. У него была также должность царского учителя, но это был пустой титул, поскольку во дворце не было детей, чтобы стать его учениками. Как царскому врачу ему был позволен доступ в покои царицы. Именно он сказал ей о приходе отца и согласился передать Ллахвену сообщение, что юная царица здорова и счастлива настолько, насколько может быть счастлива любая молодая женщина, вышедшая замуж за капризного старого воина, вдвое старше ее собственного отца. (Я знаю, что это точные слова послания, поскольку Ллахвен сам рассказал мне об этом много лет спустя.) Гибелнусну устроил медицинский осмотр и сказал ей, что нет никаких причин, по которым она не смогла бы выносить Оранасу множество здоровых детей. Он сказал, что звезды подтверждают его диагноз, и два дня спустя дал ей амулет, который гарантировал бы успех.

Но царица Сэгея была правильно воспитана среди людей моря. Она знала, что вся магия, и предзнаменования, и пророчества значат мало без помощи Нодиесопа. Только бог моря мог спасти ее от огня С'ратрата. Она вознесла молитвы о рождении живого наследника».

— И кто же родился? — поторопил ее Форчун.

— Здесь, мой господин, — сказала она, — мое мнение расходится с верой большинства людей. Может быть, я ошибаюсь, но искренне верю, что бог моря дал царице нужный совет. Только она не поняла его.

«…А вскоре откуда-то пришел святой человек, Ману, великий и могущественный маг, который мог видеть будущее. Он носил странную одежду, а на его голове была сияющая корона, которая слепила глаза своим блеском. Однажды волшебным образом он появился в саду царицы. Юная царица закричала, но он велел ей не бояться, поскольку появился в ответ на ее молитвы, и если она сделает так, как он скажет, она не должна будет бояться будущего.

— Каково мое будущее? — спросила Сэгея.

— Если я не изменю его для тебя, — сказал он ей, — ты выносишь ребенка, который родится мертвым, и погибнешь в огненном озере.

— Измени его для меня! — взмолилась она. — Я сделаю для тебя что угодно!

Ману сказал, что, если она будет следовать всем его указаниям, он поможет ей зачать ребенка, который выживет и станет наследником Оранаса. Она поклялась Нодиесопом сделать в точности все то, что ей скажет Ману.

— Когда появится ребенок, — сказал Ману, — ты построишь в городе храм. Ты соберешь самых искусных мастеров царства, чтобы сделать в храме статую Золотой богини, имя которой будет Йоларабас — „Мать всех людей“. Ты построишь храм в честь новой жизни, которой ты дашь начало, ибо твой первенец будет первым из могущественной расы, что наполнит Землю. Оранас умрет, но твой первенец будет править страной до тех пор, пока не придет более великий царь, царь Кронос, чья кровь — это кровь богов и чьи дети будут подобны богам и будут жить вечно».

— Умный план… — задумался Форчун. — Зачем завоевывать царство, когда после небольшой предварительной подготовки вам его вручат как подарок? Расскажи мне побольше, Норни, об этой Золотой богине.

Глаза Норни блеснули, когда она выпила последние капли похлебки и поставила раковину на пол. Она продолжила рассказ:

«В храме Йоларабас должно быть двести комнат, — сказал ей Ману, — и ты выберешь двести молодых женщин, чтобы они жили там и служили богине, поскольку от них произойдет могущественная раса Кроноса. Когда Кронос станет царем, твой первенец станет настоятелем храма Йоларабас и сестричества Йоларабас».

Форчун кивнул. Кронос и Ману явно были одним человеком. Он легко представил себе этого негодяя-имперца, изучающего древнейшую историю и обнаруживающего время и место, подходящие для его плана. Он достаточно долго тайком посещал эту страну, чтобы выучить язык, затем появился в роли Ману, чтобы предсказать свое собственное триумфальное прибытие через несколько лет. Форчун сомневался, что программа Империи по завоеванию галактики включала в себя план Кроноса. В Империи было место только для одного тирана, Грегора Малика, поэтому агент Империи, тоже захотевший стать царем, должен был бы тщательно выбрать незаметный, забытый уголок времени, где все, что бы он ни делал, могло бы избежать обнаружения, что означало, понял Форчун, что Империя — или по меньшей мере Кронос — возможно, знали, что резиденты ТЕРРЫ не следят за темпоральной линией Земли до 1800 года до нашей эры. Если Кронос сумел использовать первобытную историю как личное убежище, то что смогла бы сделать вся организация Малика с такими девственными темпоральными территориями на любой из сорока семи планет Федерации? Возможная угроза делала довольно невинное желание Кроноса быть царем с увековечивающим его гаремом просто проказой школьника. Пока часть сознания Форчуна перебирала целый ряд пробных гипотез, другая часть внимала рассказу старухи.

«Царица Сэгея выслушала все то, что сказал ей Ману, и была изумлена. Она все же попросила дать ей какое-нибудь знамение, что все то, о чем он рассказал, произойдет.

— В полночь, — сказал он, — яркая звезда появится на небе в знак того, что семя новой бессмертной расы начнет расти в эту самую ночь в твоем чреве. Не тревожься, — сказал он, — о странной длительности беременности, ибо твое потомство будет не таким, как все люди. Имя твое прославится среди женщин, твой род будет служить Золотой богине и будут называть его чудесным.

После того как Ману исчез, царица Сэгея пересказала историю своему мужу, а также астрологу Гибелнусну. Сначала они подумали, что она заснула и ей все приснилось. Но той ночью действительно взошла новая звезда.

Вскоре по всем признакам она поняла, что зачала. Первое из странных пророчеств было выполнено, и женщина была довольна. Недели превращались в месяцы, и ее удивление росло, ибо выполнялось и второе пророчество. Прошел полный год, а затем другой, и Оранас и Гибелнусну были изумлены, ведь они чувствовали, что внутри царицы есть жизнь, но она все еще не рожала. Говорят, что ее беременность длилась три года, пока наконец она не подарила своему господину девочек-двойняшек».

Ганнибал Форчун сохранял на лице выражение внимательной заинтересованности, а сам подставлял этот новый кусочек головоломки в общую картину и занимался сложными подсчетами. Трехлетняя беременность царицы добавляла в досье Кроноса два факта и тревожный вывод.

Факт: Оранас не был отцом двойняшек, о чем вряд ли царица Сэгея рассказала своему царственному супругу, даже если и поняла, что это так.

Факт: была выяснена родная планета Кроноса, поскольку только одна разновидность человекоподобных имела такой срок беременности, который оставался трехлетним и при скрещивании с земными людьми. С точки зрения землян, Ману не преувеличивал, когда сказал, что дети царя Кроноса будут жить вечно.

Тревожный вывод: информация ТЕРРЫ о методах вербовки в Империи должна быть решительно пересмотрена.

«Царица Сэгея сдержала свое обещание Ману и приказала построить огромный храм. Потребовался труд тысячи человек в течение целых десяти лет. За это время искуснейшие художники со всего царства работали, чтобы сделать Золотую богиню, достойную жить в таком великолепном месте.

Две маленькие принцессы росли сильными и здоровыми, хотя их тела не развивались так быстро, как у других детей. Оранаса это беспокоило, но царица убедила его не волноваться, ведь они развивались в утробе столь же медленно. Обе девочки хорошо учились и выглядели абсолютно похожими друг на друга, но их характеры различались, как солнце и луна.

Когда дочерям царицы Сэгеи было пять лет, с севера пришел жестокий завоеватель Катакан, который хвастал, что однажды он будет править царством Нодиесопис. Он собрал большую армию из отсталых племен и маленьких городков, оставшихся от древней империи. Оранас послал свои войска и вступил с Катаканом в жестокую битву.

Войска царя были хорошо подготовлены, их мечи и щиты были лучшими в этой стране, их военные машины были самой современной конструкции, и возглавлял их способный полководец, которого учил сам Оранас. А армия Катакана состояла из простых крестьян и пастухов. Но царь знал, что Катакан все же великий полководец и храбрый воин. Оранас был слишком стар, чтобы сражаться самому, поэтому он только наблюдал за битвой. Он видел тактику Катакана и восхищался его искусством.

Битва шла пять дней с тяжелыми потерями с обеих сторон. Полководец царя был сражен, и Оранас сам принял командование. Постепенно он вовлек Катакана в ловушку, из которой тому было не выбраться. Оранас послал парламентера — сдавайся или погибни. Молодой воин выбрал смерть в сражении, но Оранас сделал ему второе предложение: мир между ними и передача Нодиесописа под командование Катакана. Тот не был дураком и согласился».

Дальше Норни пустилась в сложную историю интриг и соперничества при дворе Оранаса. Захваченный историей, Форчун внимательно слушал, зная, что скоро она подойдет к рассказу о прибытии царя Кроноса. Он всегда был совершенно уверен, что история не творится в вакууме и чем больше он узнает о том мире, который унаследовал Кронос, тем лучше будет готов исправить его темпоральную линию самым безопасным способом.

«Старый монарх и честолюбивый молодой полководец быстро стали друзьями и товарищами по охоте. Катакан женился и родил сына, которым царь гордился так, словно мальчик был его собственным. Через несколько лет, когда умер при загадочных обстоятельствах главный министр — были слухи, что его отравили, — Оранас назначил своего друга Катакана на эту должность, к большому недовольству царского астролога, влияние которого после появления Катакана неуклонно падало.

Прошло уже десять лет с рождения принцесс-двойняшек, и Сэгея не принесла другого потомства. После войны Оранас с особым вниманием стал заниматься воспитанием своего первенца — принцессы Илни, которая так очаровала его, что он совершенно забыл, что она не мальчик, и начал учить ее всем премудростям управления царством. Другая сестра больше походила на мать и была утешением в ее одиночестве. В конце концов, только первенец мог править, так зачем Оранасу зря тратить время на царское обучение дочери, которая была всего лишь в запасе?

Однако Катакан не забыл своего хвастовства, что однажды он будет править Нодиесописом. Видя, что Оранас собирается выполнить пророчество Ману, честолюбивый первый министр решил, что то, что не досталось ему как честная добыча, может все же быть завоевано коварством. Ему не составило труда убедить стареющего царя, что принцесса Илни должна быть обручена с его сыном Р'кагном.

Гибелнусну, услышав это, тотчас объявил, что положение звезд говорит о том, что Илни должна остаться девственной я никогда не выходить замуж. К возмущению Катакана, царь согласился с астрологом. Вынужденный изменить тактику, Катакан предложил своего сына Р'кагна в женихи сестре Илни. На это Оранас дал свое немедленное согласие, и двое молодых людей были обручены должным образом. То, что они ненавидели друг друга, было совсем не важно.

Но Гибелнусну видел далеко идущие планы министра. Если с Илни случится какая-то беда, ее сестра унаследует царство, что сделает ее молодого мужа принцем-регентом и фактически правителем, так как, в отличие от сестры, молодая девушка ничего не знала об управлении царством. Отец мог бы легко контролировать Р'кагна, и так хитроумный Катакан стал бы настоящим правителем Нодиесописа.

Как царский учитель, Гибелнусну сумел заронить подозрения в душу Илни, намекая, что Катакан, которого она ненавидела и без того, плетет заговор, чтобы уничтожить ее и отдать царство сестре. Он предложить убить Р'кагна, но девушка придумала иное. Она решила убить свою сестру.

Учитывая, что прежний министр был отравлен, Гибелнусну предложил для сестры-близнеца тот же путь. Гибелнусну приготовил яд, Илни подала его, а сестра выпила.

Совершенно естественно, что царица Сэгея была вне себя от горя, когда услышала такую новость, и ужаснулась тому, что тело ее дочери должно быть отдано священным грифам на высокой похоронной башне. Тут Гибелнусну высказал предположение, мол, поскольку Ману предсказал, что ее потомство будет уже из новой великой расы, которой суждено жить вечно, то, может быть, девушка просто заснула и когда-нибудь проснется. Убитая горем царица легко поверила в это и приказала построить склеп, где бы умершая принцесса могла спокойно лежать. Гибелнусну лично подготовил тело и уложил его в склеп, который был потом запечатан.

Много лет спустя, когда сам Гибелнусну умирал, он позвал царицу к своему ложу и сознался, что это он приготовил отраву, чтобы Илни дала ее своей сестре, но что сделал он это для спасения ее жизни, поскольку знал, что Илни хочет ее смерти. Но вместо яда он приготовил такой раствор, действие которого закончится через три или четыре дня. Вместо того чтобы положить тело в склеп, он тайно передал девушку деду, корабелу Ллахвену, который вырастил ее как собственную дочь. Царица, конечно, очень обрадовалась и немедленно послала за потерянной дочерью. Но, поскольку Гибелнусну дал старику значительную сумму денег на воспитание внучки, они давно построили большой корабль и отплыли к чужеземным берегам. Никто в порту с тех пор не слышал о них. Может быть, их призвал Нодиесоп, ведь хотя Ллахвен был превосходным корабелом, моряком он был неважным.

Илни тем временем унаследовала трон после смерти отца. Она немедленно обвинила Катакана в заговоре с целью свергнуть ее и приказала его убить. Ей исполнилось тридцать лет, но лицо и тело у нее еще были как у юной девушки, только становящейся женщиной. Она поверила в то, что бессмертна, и ее презрение к подданным увеличилось.

Р'кагн между тем вырос и стал мужчиной. Он был умен, красив и силен. Но когда он предложил Илни руку, она рассмеялась ему в лицо и сказала, что не будет ничьей женой, кроме Кроноса, величайшего царя из всех (хотя Норни сомневалась, что гордая Илни действительно верила в старое пророчество).

Царица Сэгея приняла на себя обязанности воспитания сестричества Йоларабас и создания канонического культа Золотой богини. По ее настоянию сестрам были дарованы особые привилегии и пожалован статусблагородных женщин. Поскольку сестричество жило в условиях роскоши, на вакансии всегда была длинная очередь. В орден стали принимать только самых красивых и талантливых молодых женщин.

К этому времени царица Сэгея давно вышла из детородного возраста, но ее любовь к детишкам осталась беспредельной. Она основала дом, где ушедшие на покой сестры могли растить своих детей и потомство более молодых сестер. Разве не предсказал Ману, что от них произойдет могущественная раса Кроноса?

Скоро Золотая богиня стала привлекать больше почитателей, чем сам Нодиесоп, хотя всегда оставались и его верные последователи, среди которых одной из самых убежденных была Норни.

Много лет правила жестокая Илни, оставаясь молодой и красивой, как восемнадцатилетняя девушка, хотя ей уже было около пятидесяти. Царица-мать Сэгея стала разочаровываться в Золотой богине. Сестры рожали нормальных человеческих детей, но подобных Илни не было. Затем, как предсказывал Ману, Кронос спустился с неба».

— Спустился с неба? — переспросил Форчун.

— Да, мой господин, — повторила Норни. — Но прежде Ману посетил Сэгею еще раз, переодетый в иноземного купца. Как только она услышала его голос, так сразу узнала.

«Я доволен, как ты выполняешь мои распоряжения, — сказал он ей. — Теперь ты скажешь людям следующее: через шесть дней, на рассвете, великий царь Кронос спустится с неба над огненным озером, чтобы потребовать себе царство. Богатство и счастье ждут всех, кто будет ждать его на склоне горы.

Ману ушел, а Сэгея разослала слуг по всем уголкам царства, чтобы все узнали его слова и приготовились встречать царя Кроноса. Когда правительница услышала об этом, она была очень обеспокоена».

— Могу представить, — сказал Форчун, сделав кислую мину.

«Она пришла к старой царице и потребовала объявить это пророчество ложным. Но Сэгея категорически отказалась. Илни впала в ярость и удавила собственную мать».

Форчун почувствовал, что усик симбионта опять появился в его ухе.

— Ну обязательно в любых легендах должны быть царские убийства и дворцовые любовные интриги, — пожаловался Уэбли.

— Уэб, — ответил Форчун, — все четыре тысячи лет истории человечества Земли состоят в основном из кровопусканий и династических проблем. Почему же предыстория должна быть иной?

Игнорируя ворчание партнера, он продолжал слушать рассказ Норни.

«Всю ночь перед намеченным спуском Кроноса с небес над вулканом висели облака, отражая яркое красное пламя С'ратрата и освещая путь тысячам паломников, собравшимся на склоне горы. Там были и те, кому толпы дают пропитание, — воры и торговцы. Это была выгодная ночь для тех и других. Полоски сушеного мяса уходили за фантастическую цену, как почти и все другое, начиная с пива и кончая маленькими образками Йоларабас.

За час до рассвета двести человек с факелами выстроились у подножия горы. Они начали медленный подъем, и люди на склоне, слыша их траурное пение, расступались, чтобы дать сестричеству пройти, поскольку во главе процессии они несли тело мертвой царицы Сэгеи. Даже торговцы перестали хвалить свои товары, когда длинная, освещенная факелами процессия проходила мимо, медленно двигаясь к самому краю огненного озера С'ратрат.

Правительница Илни уже выстроила свою армию, настроенная не отдавать царство без борьбы. Она в ярости смотрела, как члены сестричества отдают тело Сэгеи вечному пламени. Правительница с самого начала была раздражена, когда увидела толпу, и хотя генерал Р'кагн уверил ее, что свидетели желательны, особенно если Кронос не появится, его словам не удалось улучшить ее расположение духа.

Как только тело Сэгеи скрылось в кипящей лаве, ветер унес тучи прочь. Солнце, начало подниматься из-за моря. Как только оно поднялось, в небе появился огненный шар, красный, как восходящее солнце и почти такой же яркий, и начал медленно спускаться на вершину горы».

— Какой величины? — спросил Форчун. Когда Норни описала размер, Уэбли заметил:

— Примерно как наша машина времени.

— Да, — согласился Форчун. — Но машины Империи в десять раз больше. Кронос, вероятно, оставил свой аппарат на орбите и спустился на глайдере. Причем развил большую скорость, чтобы глайдер был охвачен пламенем.

«Это было пугающее зрелище. Десятки людей были задавлены насмерть в толчее, когда в панике стали отступать подальше. Огненный предмет сел на землю, и оттуда вышел царь Кронос. Он был высок и одет в белейшие одежды, окаймленные пурпуром и расшитые золотом. На его голове была сияющая корона, как гигантское серебряное яйцо, украшенное драгоценными камнями, а в правой руке он держал сияющий серебряный посох. Существует картина, запечатлевшая это событие».

Покажи мне ее, когда мы завтра пойдем в Манукронис, — сказал Форчун.

Старая Норни широко раскрыла глаза от испуга.

— Меня убьют! — возразила она.

— Я не дам тебя в обиду, — напомнил он ей.

— Мой партнер — великий герой, — простонал Уэбли.

Норни продолжила:

«Когда Кронос начал говорить, его голос был подобен грому и его слышали все люди в царстве:

— Я, Кронос, провозглашаю вечную верность Йоларабас, Золотой богине…»

— …Матери человечества, благодаря которой мой народ будет процветать, размножаться и заселит землю, — закончил за нее Форчун. — Да, Норни, я знаю, что он сказал. Но что случилось дальше?

«Правительница Илни наконец обрела дар речи и закричала на него:

— Это не твой народ, а мой, и это мое царство! (Когда она злится, мой господин, ее голос похож на голос шакала, — я уверена, что многие в это утро душили в себе смех, когда слышали, как она это говорит. Ее никогда не любили в народе.)

Кронос медленно повернулся и посмотрел на нее, как если бы она была ребенком, играющим в царицу. Она была одета в свои лучшие доспехи, как подобает правительнице во главе своей армии, и с церемониальным мечом Оранаса в руке выглядела вполне внушительно.

Но Кроноса это не впечатлило. Его взгляд словно отмел все это великолепие в сторону, как человек сгоняет насекомое со своего рукава.

— Ты, должно быть, Илни, — сказал он. — Где твоя мать, девочка?

Восемью словами он уничтожил ее и всю ее армию».

Старуха рассмеялась, смакуя момент давнего прошлого.

«Она в огненном озере, — закричала правительница, — и ты скоро будешь там же!

— Я могу убить тебя, — сказал Кронос очень мягко, почти шепотом, но все присутствующие могли слышать его отлично, — но ты мне нужна, чтобы выполнить священное пророчество Ману. Ведь ты первенец, правда?

Илни стало ясно, что в словесной перепалке она проигрывает, поскольку голос Кроноса был подобен голосу бога, а ее казался лишь жалким писком на таком фоне. Она подала сигнал, и отряд из двенадцати копейщиков вышел вперед, собираясь быстро окружить Кроноса и сбросить в огненное озеро. Но не сделали они и нескольких шагов, как Кронос не торопясь нацелил на них серебряный посох. Земля под ногами у них стала ярко-оранжевой и превратилась в пламя».

Голос старухи перешел в драматический шепот:

«Я была в сотне шагов от того места, где это случилось, но ясно все видела. Ноги словно растаяли под ними, они упали на горящую землю, почернели и превратились в пепел вместе с доспехами и оружием быстрее, чем я это рассказываю.

Кронос защитил себя так быстро и безо всяких усилий, что каждый, кто это видел, был сражен страхом.

Тишина наступила такая, что, говори он человеческим голосом, и то бы все услышали…

— Я Кронос, — сказал он, переводя взгляд на каждого, кто дрожал на склоне горы, — я обладаю такой властью над жизнью и смертью, какой никогда не обладал ни один царь Нодиесописа. Мой приход был предсказан Ману, поэтому отныне царство будет именоваться Манукронис. Граждане Манукро-ниса! Новая слава и великое богатство будут вашими все грядущие годы. Мужчины Манукрониса! Всем будет хватать работы и таких удовольствий, о которых вы и не мечтали. Женщины Манукрониса! Будет пища для любого живота — высокородного или бедного, — теперь ни один ребенок не будет голодать, пока другие жиреют. Богатство, удовольствия и долгая жизнь обеспечены всем, кто живет под управлением Кроноса и под дланью Йоларабас.

Его голос гудел по всем горным склонам. Он уже выиграл право царствовать, завоевал поддержку большинства.

Он обратился к напуганной правительнице:.

— Илни, Золотая богиня приветствует тебя как верховную жрицу. Отведи сестер назад в храм и приготовь там все на вечер, когда я навещу там тебя.

Он поднял глаза от некогда гордой принцессы и взглянул на ее войска, сверкающие оружием, но боящиеся даже дышать, и произнес только одно слово:

— Р'кагн.

Генерал, растолстевший в талии от долгих лет мирной жизни, но все еще способный воевать, поспешил представиться новому царю.

— Мой господин! — выкрикнул он, стаскивая шлем и падая ниц.

— Встань, — сказал Кронос. — У армии есть только одна цель — хранить мир. Поэтому твоих воинов отныне будут называть „хранители“, а их обязанностью будет наказывать всех, кто нарушает законы Манукрониса. Я встречусь с тобой днем во дворце, чтобы продиктовать эти законы.

— Господин, — спросил Р'кагн, — должен ли я послать кого-нибудь вперед, чтобы подготовить дворец к твоему прибытию?

Кронос засмеялся. Илни во главе одетых в красное сестер уже была на полпути вниз. Она остановилась при звуках смеха и оглянулась на своего торжествующего преемника. Она, верно, кипела от гнева, когда услышала его ответ.

— Я предупредил правительницу за шесть дней, — сказал царь. — Я уверен, что она успела все подготовить.

Из толпы раздались звуки одобрения, смех. Царь Кронос одобрительно улыбнулся своим хранителям.

— Вы все одеты для сражения, а сражаться не с кем, — сказал он, усмехаясь, — ну тогда, по крайней мере, нужно устроить парад!»

Кронос легко захватил себе царство. Даже армия сразу решила, что человек, которого они пришли убить, до мозга костей тот, за которого они хотели бы убивать других. Даже Ганнибал Форчун, услышав об этом от Норни спустя двадцать лет, усмехнулся, высоко оценив ту простоту, с которой Кронос добился своего.

— Не досадно ли, — послал он мысленный сигнал партнеру, — что человек с такими талантами играет не за ту команду? Пол Таузиг бы…

— Мы будем счастливцами, если проживем достаточно долго, чтобы рассказать об этом Таузигу, — вздохнул Уэбли. — Кронос не похож на слабого противника.

— Уэб, неужели ты до сих пор не понял? Какое удовольствие найти действительно достойного противника!

— Однажды твое тщеславие убьет нас обоих, — парировал симбионт.

Выяснить, как Кроносу удалось сдержать данные обещания, оказалось более трудной задачей, потребовавшей бесконечных расспросов. Как и большинство рассказчиков, Норни была на высоте, повествуя о драматических коллизиях, и не очень-то заботилась о повседневных фактах, что служат почвой для статистического анализа. Но Форчун потратил несколько часов, изводя старуху вопросами, сверяя каждый ответ с уже известными сведениями, заполняя пробелы в знаниях, которые показались бы неважными любому, но только не специальному агенту.

Первым фактом изменения нормальной темпоральной линии была введенная новым царем монетная система, основывающаяся на золотом кроно. Помимо меньшей золотой монеты, полукроно, были и медные: йоларс (одна тридцать шестая кроно) и илнис (треть йоларса).

За несколько месяцев было изготовлено достаточно монет, чтобы вручить богатство в каждые руки. Неделя была устроена так, что после трех дней работы шли три дня отдыха, была установлена жесткая сетка зарплаты и учреждена безжалостная система контроля над ценами. Результатом была полная занятость и небывалое процветание.

Только полностью самодержавное государство могло использовать такую схему, но Кронос установил ее раньше времени. Сотни тысяч подданных царства казались довольными тем, что выполнил «величайший царь из всех».

Науке Манукрониса позволили остаться на том же уровне, что она была и до Кроноса, с высочайшими достижениями в отравлении и лечении; причем и то, и другое достигалось экстрактами из местных трав. Культура прежде всего развивалась в скульптуре, рисовании, прикладных искусствах.

Но что привлекло основное внимание Форчуна, так это структура государственного управления.

На вершине пирамиды власти, конечно, сидел сам Кронос, за ним шла Илни — верховная жрица. Затем шел слой аристократии, граждан первого ранга. Внизу были рабочие, крестьяне и рыбаки, составляющие четвертый ранг. В два средних слоя входило довольно много разного народа — от помещиков до хозяев таверн, от торговцев лечебными травами до ремесленников, от стряпчих до палачей и иностранных наемников. Наиболее логичным для Форчуна как «иностранца» было бы вступить наемником в ряды хранителей, которые относились почти к верхушке второго ранга.

Когда наконец Форчун был удовлетворен тем, что знает уже достаточно о мире, в котором предстояло действовать, Норни была совсем измотана. Было ясно, что никогда в жизни ее не подвергали такому допросу. Она была удивлена, что смогла дать столько ответов.

Так как время было позднее и она хорошо потрудилась, Форчун предложил ей немного поспать. Она с благодарностью завернулась поплотнее в его шерстяной плащ и свернулась калачиком на сухом песке возле раковины-алтаря.

— Спи крепко, Норни, — сказал он, — тебе понадобятся силы, чтобы показать мне город.

— Если они увидят меня… — начала она, приподнявшись на локте.

— Тогда оставь старую Норни, — сказал он ей. — Я лучше пообщаюсь с молодой Норни. Или ты пользуешься другим именем, когда не прячешься за обликом старой карги?

Ее глаза расширились от удивления и она открыла было рот, чтобы протестовать, затем задумалась. Мгновение она пристально смотрела на него, стараясь понять, что кроется за вежливой насмешливой улыбкой.

— Давно ты догадался? — спросила она. Форчун засмеялся:

— Ты с самого начала казалась слишком оживленной для немощной старухи. Когда ты разворачивала передо мной историю Оранаса и Сэгеи, интриги между Гибелнусну и Катаканом, предательство Илни и все остальное, я сделал вывод, что либо ты лжешь мне, либо на самом деле можешь менять облик, так как настоящая поклонница Нодиесописа, выросшая среди рыбаков и портовых рабочих, не имела бы возможности видеть и половины тех вещей, о которых ты мне рассказала, что видела сама, а также не могла иметь доступа и к кое-какой другой информации. Поэтому ты должна быть двумя людьми, а может быть, и более чем двумя. Во всяком случае, старая Норни — только одна из твоих личин.

Поскольку Норни продолжала безмолвно таращиться на него, Форчун добавил:

— Мне интересно узнать, как ты выглядишь на самом деле.

— Пожалуйста, мой господин, — сказала она слабым голосом, туже заворачиваясь в плащ и раскапывая плечом углубление в песке. — Но не сегодня, я на самом деле очень устала.

Форчун усмехнулся.

— Спи крепче, — сказал он, — кто бы ты ни была.

Глава 4 КРОВАВЫЙ ДЕСЕРТ

Резкий звук, как выстрел из пистолета, мгновенно разбудил Ганнибала Форчуна. Прежде чем его еще спящие мышцы могли бы перейти к активным действиям, в его сознание проник голос Уэбли:

— Расслабься — в костре треснула ветка. Никакой угрозы.

— Ветка? Откуда?

— Женщина встала, вышла, вернулась с хворостом. Она снова разожгла костер и сняла одежду. Под лохмотьями она носила мешок, где было спрятано новое платье, косметика, гребень и хорошее зеркало. Я смог рассмотреть ее вблизи во время смены костюмов и полагаю, что ты мог бы ею увлечься в зависимости от твоего настроения.

— Уэбли, — прошептал Форчун, — ты не можешь представить себе, как я тебе благодарен за эти наблюдения, которые ты произвел, вместо того чтобы разбудить меня и дать мне их сделать самому, пусть даже за счет драгоценного сна.

— Твоя благодарность трогательна, но не к месту, если мы говорим о потерянном сне. События, из-за которых ты кипишь от злости, произошли десять минут тому назад. Если бы я знал, что ты заинтересуешься…

Форчун принял сидячее положение и осмотрелся. Перед костром спиной к нему, с головой укутанная плащом, сидела Норни, трудно разглядеть — старая или новая. За выходом из пещеры уже сиял голубизной неба новый день.

— Встань, девушка, — сказал он, — и дай мне взглянуть на тебя.

Она встала и повернулась лицом к нему.

— Я не знала, что ты проснулся, — мой господин, — сказала она.

«В этом направлении у меня прогресс», — решил он, увидев ее коренным образом изменившуюся внешность. Ее лицо лишилось морщин и приобрело румянец юности, золотые волосы блестели на солнце. Она скинула плащ и уничтожила всякое воспоминание о сумасшедшей Манукрониса. Физически она выглядела на двадцать лет. Форчун жалел, что проспал переодевание.

Узкий пояс, украшенный морскими раковинами, поддерживал ее сделанную из кожаных полосок короткую юбку. Плетение из тонких медных колец украшало ее талию и обнаженный живот. Ленты из яркой ткани, расшитые ракушками, спускались с плеч и охватывали ее грудь. Судя по костюму, скромность не была в моде в Манукронисе.

Ганнибал был поражен ее сходством с кем-то, кого видел раньше. Если она походила на отца, это могло послужить ключом к установлению личности Кроноса, поскольку он уже понял, что она дочь этого путешественника во времени. Форчун перебрал в уме вереницу знакомых имперцев, но безрезультатно.

— Почему ты так смотришь на меня? — спросила она.

— Красота заслуживает, чтобы на нее смотрели, — ответил он.

— Ты добр, мой господин, — пробормотала она.

— И кроме того, я голоден, — заявил Ганнибал, поднимаясь на ноги.

— В городе есть много таверн, где вкусно кормят, — сказала Норни. — Если тебя это не оскорбит, мой господин, у меня достаточно денег для нас обоих.

Форчун похлопал по поясу, заставив обещающе забренчать ворованный кошелек.

— Собирайся, — сказал он ей, направляясь к выходу из пещеры, — я скоро вернусь.

Когда Форчун начал взбираться по холму, за которым был укрыт темпоральный аппарат, голос симбионта приобрел тревожные нотки:

— Ты очень рискуешь, Ганнибал! Что, если она станет подозрительной и проследит за тобой?

— Она не будет подозрительной, — засмеялся Форчун. — Помимо того, что она верит, будто я обладаю какой-то сверхъестественной силой, она знает, что ее спаситель все-таки человек. Значит, у меня есть пищеварительная система со всеми обычными последствиями. Она будет ждать меня и не будет следить за мной: воспитание не позволит.

Они достигли нужного места, Форчун снял свой левый башмак и нажал кнопку. Машина времени появилась из небытия.

Войдя, он открыл пол-литра ксанти и передал партнеру, который отлепился от Форчуна и прыгнул на стол.

— Выпей, Уэб, пока я поищу, не найдется ли подходящего подарка для царя.

Через десять минут они вернулись в пещеру. Норни потушила костер и выбросила золу наружу. Не осталось никаких следов их пребывания. Она надела свой собственный мягкий плащ и вернула Форчуну его военный плащ. Он взял его, накинул на плечи и посмотрел на нее с восхищением:

— Ведьма, которую я подобрал на дороге, здорово изменилась. Не думаю, что они тебя теперь узнают.

Она улыбнулась, и они вместе отправились к дороге.

— Старая Норни лежит похороненная в святилище. Снова использовать ее образ будет небезопасно многие годы. Я буду скучать по ней.

— Расскажи мне о молодой Норни, — предложил он.

Несомненно, она уже раньше обдумала это, поскольку в ее голосе не было сомнений, откуда начать. Услышав первые два слова, Форчун понял, что надо набраться терпения.

— Давным-давно…


Давным-давно в маленькой деревушке на берегу моря к северу от Нодиесописа жила юная девушка, которая зарабатывала тем, что подавала в таверне еду и выпивку. Однажды в деревню пришла весть, что с севера приближается вражеская армия. Но хозяин таверны не волновался: он знал, что даже если голодное войско и разорит его, то потом все успокоится. Какая бы власть ни пришла, люди будут всегда питаться в тавернах и пить пиво.

Это войско разбило лагерь за деревней. Двадцать разведчиков вошли в селенье и направились прямо к таверне. Повисло напряжение. Завсегдатаи таверны схватились за оружие — ножи, топоры, крепкие дубинки, лодочные багры и гарпуны. Молодой офицер возглавлял группу пришельцев.

Он стоял в дверях, надменно уперев кулаки в бока, широко расставив ноги в красивых башмаках, и спокойно рассматривал сельчан. На боку у него висел меч, но он и не пытался использовать его.

Наконец воин воскликнул:

— Вы храбрые парни! Я был бы рад иметь вас в рядах моей армии. Опустите оружие, не надо лишней ссоры. Я пришел за старым Оранасом.

— Ты думаешь одолеть такого героя, как Оранас? — скептически ухмыльнулся один пожилой мужчина. — Он разрубит тебя пополам.

— Эх, дедушка, ты, должно быть, знал его в лучшие годы. Признаюсь, что в то время я был слишком занят — сосал грудь своей матери, — чтобы обращать внимание на героев. Но я не буду оспаривать его величия, дедушка, если ты не будешь оспаривать его возраста!

Кто-то рассмеялся, и напряжение спало. Другой сказал:

— Он прав. Лучшим героям удается умереть в расцвете славы.

— Царь так слаб, что не может произвести на свет достойного наследника, мы все это знаем, — сказал офицер с презрением в голосе, — Сколько лет все они рождаются мертвыми! И кого он родил наконец? Девочек! И хотя им пять лет, я слышал, что они едва научились ходить!

— Три года были в утробе. Так говорят, — пробормотал старик.

— Я тоже это слышал, — ответил чужак. — С таким слабым семенем, как у него, кого еще он мог родить, кроме уродов? И вами будут править такие, как эти?

— Пророчество, — сказал другой. — Ману… Иностранец с отвращением фыркнул:

— Это пророчество — изобретение царя, чтобы выставить свою слабость в лучшем свете. Однако что же это за женщина — его жена? Я восхищаюсь ее силой, раз она смогла три года ходить беременной.

— Была еще одна такая, — вспомнил хозяин таверны. — Она жила недалеко отсюда много лет назад. Дикая женщина с гор. Говорят, что она тоже вынашивала плод несколько лет. Из-за этого она сошла с ума — бросилась в море с высокого утеса, когда все-таки родила. Ее дитя так и не нашли.

— Сэгея тоже сумасшедшая, — сказал чужак. — Доказательство — тот храм, который она строит. А Оранас вдвое увеличил налоги, чтобы оплатить строительство. Разве не так?

Он подлил масла в огонь и знал это.

— Я не признаю другого бога, кроме Нодиесо-па, — добавил он быстро, почувствовав, что сельчане были благочестивыми людьми. — С помощью бога моря я сокрушу этот храм и обнищание, которое он принес!

Послышался ропот одобрения, и кто-то спросил его имя.

— Катакан, — ответил он. — Запомните это имя, потому что скоро я буду править Нодиесописом.

Теперь, когда он представился, его поведение изменилось.

— Мои войска разбили лагерь неподалеку отсюда. Люди голодны. Неплохо бы им сегодня поужинать.

Он улыбнулся, рассматривая то одного слушателя, то другого.

— У вас прекрасная деревня, богатые земли, тучные стада и сильные сыновья, — продолжил он. — Я буду рад принять ваш вклад в наше дело. Что вы мне предложите: пищу, снаряжение, людей… или всего понемногу?

Он не угрожал, но деревня в пятьдесят семей, безусловно, не могла сопротивляться войску в несколько тысяч солдат. Не случайно самые влиятельные люди деревни собрались здесь в этот день, их было около тридцати. Они некоторое время размышляли, шептались, качали головами.

— Два моих сына, — сказал один, — в армии царя. Оставшиеся сыновья мне нужны, чтобы смотреть за стадами. Я не пошлю их против родных братьев.

— Тогда забей двух быков, — сказал молодой генерал. — Твои сыновья останутся здесь и не будут сражаться с братьями.

— Договорились.

Какой-то юноша стукнул по столу перед собой:

— Клянусь Нодиесопом, я присоединюсь к вам! Катакан кивнул:

— Хорошо. Мне еще будет нужна сотня таких, как ты. Мы выступаем на рассвете, чтобы Оранас не успел узнать наше точное расположение и не превратил вашу деревню в поле битвы.

Трактирщик положил топор под прилавок, наполнил кувшин лучшим пивом и вручил молодой девушке, приказав подать Катакану, который осушил его залпом, как и подобает герою, вытер пену с губ и сказал ей:

— Подношение мало, а моя жажда еще велика. Может, мои люди и не говорили столько, сколько я, но зато они много прошагали. Я уверен, им тоже захочется отдать дань гостеприимству или контрибуции твоего хозяина.

— Не контрибуции, — сказал трактирщик, наполняя другой кувшин, — а вкладу. Вот так. Я не знаю, осуществится ли ваше хвастовство, но даже если вы проиграете, историю Катакана будут пересказывать многие годы. Думаю, кое-кто из моих будущих клиентов заплатит побольше, чтобы выпить из кубка знаменитого героя или поспать на той же самой кровати.

— Я приму твое пиво, но откажусь от постели. У меня есть более важные дела, чем обеспечивать тебе будущие доходы.

Трактирщик пожал плечами и наполнил еще кувшины, чтобы девушка отнесла жаждущим солдатам.

— Как угодно. А если ты погибнешь в битве, я все равно выгадаю. Про мертвых героев получаются самые красивые легенды.

— Я не погибну, — уверил его Катакан. — Мой меч быстрее, чем мое семя, моему мечу никогда не потребуется три года, чтобы созреть! Легенда про меня получится не самая лучшая. Но в ней не будет уродов.

Когда мужчины громко захохотали и подняли кувшины, чтобы выпить за дерзкого и остроумного генерала, молодая служанка опустила голову, чтобы скрыть внезапные слезы, и стрелой выскочила из комнаты, чтобы никто не догадался, что она была тем уродом, плодом трехгодичной беременности, о котором шла речь.


— Я была той служанкой, — призналась Норни, — мне было двадцать лет, а выглядела я на тринадцать. Думаю, что до этого дня я действительно верила в глупую историю, которую рассказали мои приемные родители, что они нашли меня однажды утром на пляже, куда сам Нодиесоп положил меня в ответ на их молитвы. Было жестоко рассказывать такое ребенку, но у них были добрые намерения, и когда я была маленькой, я гордилась, что не такая, как другие. Они говорили мне, что я дочь Нодиесопа и у него есть свой план относительно меня. Но я еще должна выяснить, в чем он заключается.

Глаза Норни наполнились слезами, и она закусила губу, чтобы подбородок не дрожал.

— Прости меня, господин, но я никогда прежде этого никому не говорила и не думала, что все еще… так… будет больно.

Форчун обнял ее одной рукой и притянул к себе. Он знал, что не сможет сказать ничего подходящего, поэтому благоразумно промолчал.

Женщина прерывисто вздохнула, улыбнулась и продолжила:

— Я должна была ждать, сказали родители, и первые двадцать лет моей жизни я провела в ожидании какого-нибудь намека на этот особый план. Вместо этого я обнаружила, что я урод, дочь дикарки, жалкое дитя сумасшедшей девушки, которая поняла, насколько ненормально быть беременной три года, и убила себя в тот день, когда я родилась.

Норни с силой прижалась лицом к груди Форчуна и оставила попытки сдержать слезы, которые накопились за все эти долгие одинокие годы. И когда она снова смогла заговорить спустя некоторое время, ее слова приоткрыли завесу муки:

— Я хотела последовать за матерью с того же утеса, но у меня не было ее храбрости!

Он успокаивал ее с неуклюжестью, свойственной всем мужчинам в подобной ситуации, проклиная про себя Кроноса за такой бессердечный эксперимент, который стоил дикарке душевного здоровья. Кронос выбрал жестокий путь доказательства, что два человеческих вида могут смешаться. Он извлек из этого достаточно, чтобы в роли Ману предсказать Сэгее, чего ожидать. Но он мог бы узнать это и другим способом! Форчун научился жить с необходимым насилием, включая и убийство, когда это служило жизненно важной цели. Но это… Он просто не мог найти слов.

Десятилетия умственной дисциплины спасли его от вспышки напрасного гнева, так что он смог сосредоточиться на проблеме. Суть работы Форчуна лишала его двух больших удовольствий, неизбежно устраняющих логику из человеческих дел: он не мог ни проклинать, ни прощать, он мог только сделать все, что в его силах, чтобы исправить уже совершенное зло. Спокойно. Без эмоций. Но человеческие эмоции заразительны. Именно внезапное освобождение Норни от долго сдерживаемых чувств, ее потребность поделиться болью, которую он понял, и вызвало у него эти мысли.

Он просто был самой удобной жилеткой для ее взрыва эмоций. Форчун переборол кризис и трансформировал энергию Норни во вспышку ненависти к Кроносу.

Нет.

Больше, чем это. Он почувствовал более тесную связь с Норни, чем он чувствовал раньше с земными женщинами. Было ли это потому, что половина ее хромосом была свойственна его виду? Если так, то он был даже большим дураком, чем думал Уэбли. (Уэбли, понял он с благодарностью, держался скромно в стороне от его переживаний, хотя по-прежнему был у него на плечах.) Или это был просто инстинктивный ответ на накал чувств девушки, потому что он был первым, кого она нашла за полвека, чтобы полностью довериться?

Он отбросил прочь эти сомнения, остро чувствуя, что охотится за тенями.

Норни отвернулась от него, возможно думая, что если не глядеть на странного иноземца, то это удержит ее от того, чтобы еще раз потерять контроль над собой.

— А кто тебя воспитал? — спросил он.

— Старая супружеская пара. Моя настоящая мать оставила меня, когда родила. Они всегда хотели ребенка. Тогда оба они были моложе, чем я сейчас.

— Они уже умерли?

— Старушка умерла первой, — сказала она, стараясь говорить ровным голосом. — У нас не было своей погребальной башни. Я помогла отцу отнести мать на вершину ближайшего холма. Тогда мне было девятнадцать. Это было за год до того, как Катакан начал войну. Я все еще была маленькой, а женщина — очень тяжелой, но мы затащили ее вверх, устроили похороны как надо. Две недели спустя он принес кости домой. Мы положили их в погребальный кувшин, который она сделала собственными руками на такой день, похоронили ее на нужном расстоянии от берега, чтобы приливы утешали ее, а не беспокоили.

Когда старик умер следующей весной, я не могла управиться с его телом одна, но постеснялась позвать кого-нибудь на помощь. Поэтому я немного оттащила его от дома и понадеялась, что добрый Нодиесоп поймет. Через три дня прилетели птицы. Их крики не давали мне покоя. Той ночью я убежала из дома и зашла глубоко в лес, где жила, питаясь ягодами, пока не пришло время возвращаться за костями…

Форчун мог почувствовать, каких усилий ей стоило спокойно все рассказывать.

— А оттуда ты пошла в ту большую деревню? — напомнил он.

Она кивнула.

— Это далеко отсюда?

— Полдня пути. Приемные родители понемногу готовили меня к самостоятельной жизни. Они сказали мне, что в мире, где люди стареют быстро, было бы опасно выделяться своей способностью не стареть. Они знали, что я не такая, как все, но все равно любили меня. Другие же могли легко возненавидеть. Я теперь была обречена часто менять место жительства. До тех пор пока я не оставалась на одном месте слишком долго, я была в безопасности. Я могла притвориться, что мне столько лет, на сколько я выгляжу, может быть, прибавить пару лет. Так я и поступила в таверне — сказала, что мне тринадцать и что в моей семье все умерли. Попросила работу и кров. Трактирщик дал мне работу и крохотную комнатку рядом с кухней.

Единственным во всем мире людям, похожим на меня принцессам-близнецам, тем летом исполнилось пять лет, а мне — двадцать. Хотя об этих детях в Нодиесописе говорили больше, чем о каких-либо других, я никогда не слышала ни о них, ни о предсказании Ману. Возможно, люди в таверне и говорили о них, но я ничего не понимала в этих намеках вплоть до появления Катакана.

Таким образом, оправившись от страха, девочка-служанка последовала за армией Катакана, решив, что если разобьют Оранаса и захватят царство, она каким-нибудь образом познакомится с принцессами-двойняшками. Зачем ей это нужно, она еще сама толком не знала. Но армия Катакана была разбита, а сам храбрый завоеватель стал полководцем армии царя Оранаса. Разочарованная Норни провела следующие несколько лет, живя среди простых людей, своих единоверцев, в портовом районе Нодиесописа. Естественно, она пыталась найти отца царицы Сэгеи, корабела Ллахвена, как только узнала о его существовании, надеясь, что он сможет дать ей какой-то намек на отгадку тайны ее происхождения. Ллахвену было уже сорок лет, и он был очень одинок. На ее вопросы Ллахвен ответа не дал. Он удочерил Норни. Она жила у него. Так ей и удалось оказаться в центре событий, когда искусный Гибелнусну принес Ллахвену «отравленную» внучку, чтобы спасти ее. Именно Норни убедила старика отправиться в путешествие. В странствиях чужим не будет заметно, что обе девочки не развиваются как полагается. Они путешествовали вместе десять лет, за которые тоскующая двойняшка рассказала Норни все подробности своей жизни во дворце. Они посетили все уголки континента, не оставаясь в одном месте дольше чем на год.

Однажды, во время очередного переезда, в море их настиг ужасный шторм. Судно получило пробоину, стало неуправляемым, и сначала Ллахвена вместе с внучкой смыло за борт, а потом и Норни. Чудесным образом она уцепилась за обломки корабля. Волны носили ее два дня. Много раз она была на грани гибели, но казалось, что сам морской бог Нодиесоп подгоняет ее вперед, и наконец она достигла берега. Может, и в самом деле приемные родители были правы, сказав, что у Нодиесопа есть особый план относительно нее. Она поклялась на этом холодном, продуваемом ветром песчаном берегу никогда не отрекаться от Нодиесопа и посвятить всю свою жизнь исполнению замыслов этого бога.

Еще десять лет она странствовала, живя среди варварских племен на севере, иногда зарабатывая на жизнь как танцовщица, иногда как рассказчица, часто проводя целые недели в одиночестве на диких, пустынных пляжах, готовясь к своей миссии, ища какой-то знак, который бог ей подаст. От купцов она узнавала свежие новости о происходящем в городе и о растущей популярности новой религии, которую учредила царица Сэгея. Постепенно она пришла к выводу, что ее долг перед богом моря — бороться с культом Йоларабас.

Оранас умер. В память погибшей принцессы Норни взяла ее имя (прежде ее звали Лаара) и поклялась вести борьбу с Илни за торжество справедливости и старой веры.

В первый год царствования Илни Норни вернулась в Нодиесопис. Она ловко гримировалась, меняла обличья и двадцать лет свободно перемещалась во всех слоях нодиесопийского общества: танцовщица, рассказчица, старая ведьма, почтенная вдова, любовница офицера. Она даже короткое время побыла членом сестричества, что дало ей возможность узнать царицу-мать Сэгею. В каждой роли она сеяла семена недоверия к Золотой богине, обвиняя Илни и Йоларабас во всех несчастьях и агитируя за Нодиесопа. Она даже распространяла слухи, что на самом деле не Илни была первенцем Сэгеи. Царство тем временем под правлением Илни приходило в упадок, что придавало вес мятежным речам Норни.

Когда появился Кронос, девушка стала исполнять роль сумасшедшей проповедницы. При новых законах Кроноса и рвении Р'кагна к наказанию нарушителей Норни больше не могла открыто высказываться против порядков царства. Правда, иногда Р'кагн бывал очень снисходителен к тем, кто высказывался против Золотой богини: помня, как Илни грубо отказалась выйти за него замуж, закрывал глаза на действия Норни против главной жрицы. Но в роли сумасшедшей предосторожность все равно была очень важна.

В храме Йоларабас произошли изменения. Царица-мать Сэгея умерла, так и не увидев, как чрева сестер наполняются долго зреющим семенем могущественной расы Кроноса. А вот Норни видела многих из них, поскольку недолгое время она прислуживала в яслях, где отсталые на вид дети начинали свой путь к зрелости. Старшим из них был парень семнадцати лет, имевший тело и разум ребенка. В храме уже было около тысячи четырехсот священных детей, и около двухсот развивалось в утробах.

Норни в роли послушницы прожила четыре месяца и хорошо изучила новую религию, с которой поклялась бороться. Ее обет Нодиесопу не позволял ей принести обет Йоларабас, поэтому накануне посвящения она исчезла.

Новая вера, однако, значительно укрепилась, когда прибыл Кронос, а потом сбылось и другое — сестры начали приносить на свет детей новой могущественной расы. В это время сумасшедшая и начала пророчествовать о неминуемом пришествии Мстителя и Спасителя, которого пришлет Нодиесоп, чтобы сокрушить новый храм и свести счеты за убийство законной правительницы.

Теперь она убедилась, что ее молитвы все эти долгие годы действительно Вдохновлялись самим Нодиесопом, ведь разве не прибыл на самом деле долгожданный Мститель?


Ганнибал Форчун не видел причин, чтобы разочаровывать ее. Эта ошибка могла оказаться очень выгодной для него. Норни хорошо потрудилась, чтобы сохранить в народе веру в Нодиесопа — морского бога. Хотя последователи Йоларабас превосходили числом нодиесопитов, те были более фанатично преданы своему учению. Их ряды в основном состояли из низших слоев манукронийского общества, и они были заинтересованы в социальном перевороте. Йоларабиты объединяли представителей высших и средних классов. Многие из них были склонны во всем искать выгоду: они скорее запрут свои двери на засов во время мятежа и будут надеяться, что бунт простолюдинов не затронет их. Только немногие из нижних слоев среднего класса, то есть граждан третьего ранга, могли позволить себе храмовые взносы. По убеждению Форчуна, аристократы в большинстве человеческих культур не верили ни во что, кроме своего превосходства, и оставляли религию непросвещенным массам. Норни подтвердила, что в Манукронисе так оно и есть.

— Прекрасно! — заметил Уэбли, опять разместив свое щупальце в ухе Форчуна. — Мы сбрасываем со счетов все население, и нам остается всего-то навсего победить армию хорошо тренированных, отлично вооруженных хранителей, каждый из которых фанатик официальной церкви. Детские игрушки.

Мрачно улыбаясь, Форчун ответил ему мысленно:

— Тебе обязательно надо испортить настроение?

Уэбли засмеялся. Он вместе с Форчуном все же с нетерпением ждал начала приключений и бесконечно верил в способности партнера извлечь выгоду из столь кропотливо добытой информации.

Они подошли к южным воротам города, которые охраняли стражники. Двое из них вышли им навстречу. Их накидки из перьев грифов развевались на ветру.

— Стой, чужак! — скомандовал более высокий из двух.

Затем обернулся к своему товарищу:

— Он высокого роста, правильно, но не великан. — Опять к Форчуну:

— Зачем ты сюда пришел?

— Я ищу службы у могущественного Кроноса, как и вы. Я много слышал о хранителях и хотел бы быть принятым в ваш отряд, но не раньше, чем набью брюхо в ближайшей таверне. Я и эта молодая особа еще не ели сегодня.

— Я не узнаю твой наряд, — сказал стражник, смотря на гребень на шлеме Форчуна. — Откуда ты?

— Я пришел издалека, — правдиво ответил Форчун. — Ты не знаешь этой страны. Кроме этой девушки, я никого тут не знаю. Честно, мой желудок бурчит от голода, так что впустите нас поскорее.

Но стражник смотрел на него по-прежнему недоверчиво:

— Как ты прибыл сюда?

— Конечно, кораблем!

— А где корабль?

Раздраженно вздохнув, Форчун решил позаимствовать кое-что из истории своей подруги:

— Несколько недель назад мы попали в шторм. Корабль утонул, и все погибли, кроме меня. Я плыл несколько дней, уцепившись за обломки, и наконец, полумертвый, был выброшен на берег в нескольких километрах отсюда. Эта девушка нашла меня и вернула к жизни. Она рассказала мне об этом городе — и вот я здесь, чтобы как можно лучше послужить вашему царю.

— Меня очень удивляет, — сказал один из хранителей, — что после всего этого у тебя остался меч.

— Я и сам удивлен и благодарен за это судьбе. Ведь это все, что у меня есть.

— Ты лжешь, — последовал немедленный ответ, — кошелек на твоем поясе совсем не пуст.

Форчун пожал плечами и развел руки:

— Это подарок от путешественника, которого я встретил несколько дней назад. Он умер и оставил мне кошелек в наследство. Кстати, я тоже умру, если не получу поесть.

— Где сумасшедшая?

— Какая сумасшедшая?

— Одну старуху на этой дороге прошлым вечером преследовала толпа. Но старуху отбили. Вы видели ее?

— Старуху? Нет, я никого не видел. А ты, девочка, видела? — обратился Форчун к своей спутнице.

— Нет, — ответила Норни.

— Извините, ребята, но мы не встретили никакой старухи. На эту дорогу мы вышли сегодня утром.

— Ее отбил у толпы великан, — продолжал стражник, — в доспехах, очень похожих по описанию на твои.

— Великан в доспехах, как мои? — удивился Форчун. — Честно, жаль, что я не встретил его. Я никогда не сражался с великанами и хотел бы попробовать, но не на пустой желудок. Парни, какую из таверн вы порекомендуете?

— Твое имя, воин?

— Форчун.[2]

Хранитель улыбнулся:

— Подходящее имя для счастливчика, пережившего кораблекрушение! Поверни налево, Форчун, сразу за воротами. Во второй таверне, которая тебе встретится, превосходно кормят. Если мы найдем великана, дадим тебе знать, чтобы у тебя был шанс сразиться с ним. Приятного аппетита!

И Ганнибал Форчун вошел в город Манукронис.

Таверна, размещенная в традиционном для местной архитектуры доме овальной формы, выглядела снаружи как три огромных каравая хлеба, уложенных друг на друга, с маленькой краюшкой спереди в качестве входа, на которой была вывеска заведения. Пикантный запах жарящегося мяса был доказательством того, что стражник не обманул его. Два прекрасных арабских жеребца были привязаны около входа, показывая, что среди посетителей есть хранители.

Форчун постоял чуть-чуть в дверях, чтобы глаза привыкли к полумраку внутри, и повел Норни к свободному столику. Комната была наполнена гулом голосов по меньшей мере пятидесяти человек, через гул пробивалсяритмичный звук барабана.

Подошла служанка в очень короткой тунике. Она была толстая и некрасивая.

— Мясо, — заказал Форчун, — порции побольше для нас обоих. А пока оно жарится, принеси нам чего-нибудь выпить.

— Вино белое и красное, простое и со специями, — предложила служанка, — пиво горькое и сладкое, темное и светлое, на ваш вкус.

— Горького пива для меня, — сказал он. — Норни?

— Вина со специями, если позволишь, господин.

Он выразил согласие кивком, и служанка отошла. Форчун принялся рассматривать посетителей.

Четырнадцать человек были в военной форме, у двоих имелись богатые султаны из черных перьев на блестящих шлемах с грифьими носами. Они сидели вместе неподалеку. Очевидно, это были офицеры. Остальные двенадцать хранителей в простых шлемах сдвинули три квадратных стола вместе и шумно пили за здоровье друг друга. Их щиты с изображением грифа и обнаженной женщины висели на спинках стульев. Они не обратили внимания на Форчуна, но те двое взглянули несколько раз в его направлении и обменялись замечаниями о нем.

— Уэб, — мысленно обратился Форчун, — прочитай мысли тех офицеров. Барабанщик играет хорошо.

— Если он тебе нравится, дай ему несколько йоларсов, когда мы будем уходить, — ответила Норни.

Служанка вернулась с огромным кувшином пива и стаканом вина.

— Четыре йоларса и два, — сказала она, ставя напитки перед ними.

Форчун улыбнулся, не понимая, и Норни пришла ему на выручку:

— Четыре йоларса и два илниса, — объяснила она.

Он развязал украденный кошелек и отсчитал требуемую сумму. Служанка взяла деньги и ушла.

— Мне кажется, что обслуга нам не доверяет, — сказал он сухо.

— Здесь принято, господин, платить за все отдельно, — разъяснила Норни. — Каждый раз, когда они видят, что ты платишь, ты вырастаешь в их глазах.

Он попробовал пиво и кисло улыбнулся, поскольку оно оказалось слишком горьким и тепловатым.

— Хорошее пиво, — соврал он. — Как твое вино?

Уэбли подал голос:

— Может, ты ждал, что у них тут есть холодильник?.. Те двое настроены по отношению к тебе агрессивно. Им плевать, наемник ты или нет. Более того, они склонны записать тебя в шпионы. А все потому, что им нравится твоя спутница. Они хотели бы заполучить ее.

Остальные наконец заметили, что среди них иностранный воин. Ганнибал решил сыграть роль наемника красиво. Он сам по здешним меркам соответствовал бы третьему рангу, не выше, в то время как хранители относились ко второму, но во всем мире солдаты уважают крепких парней.

Еду подал дородный человек, который мог быть только хозяином, настолько торжественно он ее принес.

Форчун усмехнулся ему и громко объявил:

— Если твоя пища так же хороша, как и пиво, я не пожалею, что приехал сюда.

— Моя таверна — лучшая в этом конце города, — гордо выпятил пузо хозяин, — любой из моих посетителей подтвердит.

Форчун заплатил за еду, и хозяин ушел.

Откуда-то из-под плаща Норни вытащила кинжал и стала резать им дымящееся мясо. Она выжидательно посмотрела на своего Мстителя. Видя, что столовых приборов нет, он тоже вытащил свой собственный нож и последовал ее примеру. Как только он положил первый кусок в рот, и Норни начала есть.

Мясо было превосходным, хорошо прожаренным и сочным, травы и специи придавали ему прекрасный аромат.

Пока Форчун обедал, Уэбли представил ему текущий отчет о разговоре, ведущемся неподалеку:

— Тот, что слева, только что привел замечательно неточное изложение того, что он слышал прошлой ночью о гигантском воине, спасшем сумасшедшую от ее преследователей. Один взмах меча великана — и шестеро мертвы. Еще десятеро были убиты молниями из его пальцев. Но храбрые горожане все равно дрались отчаянно. Только тогда, когда великан пригрозил огнем с небес, они отступили.

Форчун засмеялся.

— Другой уверен, что сброд преувеличил твои размеры, чтобы преуменьшить свое поражение.

— Хоть один умный нашелся.

— Тот, что слева, как раз вспомнил Мстителя, о котором все время толковала сумасшедшая. Его товарищ назвал собеседника суеверным болваном. Теперь они обсуждают морскую раковину у тебя на шлеме. «Ни один из последователей Нодиесопа не может быть хорошим воином», — сказал один. «Не суди о воине, пока не видел его в битве», — возразил другой. Он думает, что смог бы победить тебя и ищет предлог, чтобы попытаться. Надеюсь, ты не дашь им его.

— Как насчет остальных? — спросил Форчун. — Что они думают?

Форчун доел порцию, поймал взгляд хозяина и заказал еще. Норни сказала, что ей уже хватит. Форчун щедро заплатил за вторую порцию и заказал еще пива. Норни осушила стакан вина, но от добавки отказалась.

Вместо того чтобы послать служанку, хозяин принес пиво сам.

— Два йоларса, — сказал он, потом понизил голос почти до шепота: — Я не знаю тебя, воин, и не знаю, зачем ты прибыл в Манукронис, но ты проживешь дольше, если уйдешь немедленно. Я слышал разговор тех двух офицеров… Они хотят убить тебя. Оставайся живым и приходи еще раз.

Форчун положил йоларс и золотой полукроно в его руку:

— Я покупаю совет, не важно, последую ему или нет. Пища слишком хороша, чтобы оставить ее несъеденной.

Уэбли быстро подтвердил это предупреждение.

Норни тоже была встревожена:

— Уйдем, господин, прошу тебя.

Невозмутимый, Форчун поворачивал кусок мяса в винной подливке, равномерно пропитывая его.

— Я все еще голоден, — сказал он, снова принимаясь жевать.

Девушка встала. Прежде чем он смог ее остановить, она откинула плащ назад и быстро выскочила на середину зала. Норни улыбнулась барабанщику и игриво передернула плечами. Его пальцы выдали в ответ дробь. Тело девушки красиво выгнулось, она встряхнула головой, ее длинные волосы разлетелись.

Норни начала танцевать.

— Зачем? — спросил Форчун.

Уэбли быстро прозондировал ее и ответил:

— Чтобы сохранить тебе жизнь. Ты можешь быть непобедимым, но она не хочет случайностей. Пойми, что у нее хорошее чутье опасности.

— Есть разница между осторожностью и трусостью.

— Не надо их недооценивать, — прошипел симбионт. — Они не колеблясь убьют тебя прямо здесь. У них плохое настроение после вчерашней выпивки. Может быть, танец Норни поднимет им настроение, но тот, что слева, начинает думать, что тебя все равно было бы неплохо убить, чтобы забрать девушку себе.

— Уэб, ты слишком много беспокоишься. Мы здесь в безопасности. Я не думаю, что они затеют что-нибудь при всех этих свидетелях.

— Каких свидетелях? Те двое выше по положению любого здесь. Свидетельство двадцати граждан третьего ранга ничего не стоит против этих двух. Наиболее могущественный союзник, который у нас здесь есть, о могучий Мститель, это маленькая безоружная танцующая девушка, которая делает все, чтобы отвести от тебя беду.

— Ты умеешь проникать в самую суть вещей, — заметил Форчун, накалывая еще один сочащийся соком кусок мяса и поглядывая на танец своей защитницы.

Девушка была искусной танцовщицей. Плащ упад у нее с плеч, и она стала ловко играть им как мулетой. Ритм барабанов то предлагал ей медленные движения, как океанские волны, то бешеную пляску горного обвала. Позабытое пиво выдыхалось, и мясо стыло, пока посетители глазели на нее. Форчун тоже был очарован. Только Уэбли, казалось, не был тронут представлением.

И еще один тип.

Уэбли наблюдал, как какой-то коротышка крался бочком вдоль противоположной стены. Он двигался как тень. Симбионт переместил побольше протоплазмы в глаз, который он начал формировать на плече Форчуна, чтобы увеличить его чувствительность. Ему всегда нравилось видеть за работой настоящего профессионала. Он бесстыдно провел зондирование мыслей.


Для Лландро словно настали добрые старые времена; возможность была слишком хорошей, чтобы ее упустить. Девушка не просто выглядела как, она танцевала, как… как было ее имя? Это было на третий или четвертый год правления Кроноса — тогда Лландро был юношей и работал вместе с этой девушкой, этой… Норни? Ну да, Норни! Входили в таверны, конечно, всегда по отдельности, и пока Норни танцевала, а толпа считала ворон, он делал свою часть работы и исчезал до окончания танца. Позднее они встречались и делили добычу, включая и ту, что публика давала девушке. Два выступления в неделю поддерживали их в превосходной форме.

Ноги Лландро ступали так же тихо, как в старые времена, глаза смотрели так же зорко, а уж пальцы-то стали гораздо искусней за прошедшие семнадцать лет практики. Он работал быстро, скользя как тень вдоль наружной стены, не замеченный ни одной из его жертв. С сожалением он прошел мимо трех толстых кошельков, потому что у него места для них больше не было. На выходе он обернулся.

Разрази Нодиесоп! Сходство было жуткое. Но этого не могло быть, ведь Норни сейчас около сорока… Толстая, старая… жена, может быть, богатого скотовода или помещика. Она, разумеется, не унизила бы себя замужеством с человеком ее происхождения. Наверно, уже и полный дом детворы. Лландро нахмурился. Могла ли в таком случае это быть ее дочь?

Девушка, кем бы она ни была, столь же хорошо танцевала, как и та, другая. Лландро улыбнулся и вместе с остальными здоровыми самцами стал с восхищением смотреть на нее. Он решил позволить себе эстетическое удовольствие: дело было сделано и он был достаточно близко от двери, чтобы смыться, когда она закончит. Из всех присутствующих, он, наверно, больше всех желал ее. У людей стало больше денег — улов в шести или семи кошельках теперь гораздо лучше, чем в дюжине в прошлые годы. Он задумался. Новое партнерство? Даже если бы ненадолго, то конечно…

Нет. Зачем ограничиваться деньгами, когда для кражи есть кое-что несравненно более ценное? Многие еще нерожденные поколения услышат о деянии Лландро, ведь несомненно, что величайший вор всех времен не будет забыт. Жертвой станет сам царь. И как только этот подвиг будет совершен, великий Кронос будет бессилен отомстить.

Почему, в самом деле, такой честолюбивый вор должен ограничивать себя только денежными пустяками?

Он подведет партнершу к этому медленно, но неуклонно. Это риск, огромный риск. «Но что, — вдруг подумал он, — захочет она получить, когда игра будет сыграна?» Ибо приз был таким, что разделить его он не смог бы.

Как только он спрячет добычу в безопасное место, он вернется и спросит ее о матери: не дочь ли она Норни, танцевавшей так же божественно?

Как тень Лландро скользнул к двери.


Уэбли почувствовал себя разумом партнера, который целиком отдался зрелищу, забыв обо всем на свете. Не обращать внимания на Норни, — это было бы слишком для любого мужчины. Барабан вдруг смолк, и теперь само тело Норни стало музыкой, а ее танец — симфонией.

Она кружила по комнате и, дразня воображение зрителей, показывала возможности своего искусства. Когда девушка подходила ближе к какому-нибудь мужчине и танцевала и улыбалась только ему одному, оживший барабан был слабым эхом его учащавшегося пульса. Каждый мужчина подавал Норни монету, когда она приближалась к нему, и девушка засовывала ее в верхнюю часть своего узкого пояса. У некоторых был только йоларс, и они с извиняющимся видом совали его в ладонь. Большинство же мужчин важно подавали золотые полукроно. Она припасла двоих офицеров напоследок: оба, как это требовало их положение, дали по кроно. Именно перед ними она исполнила финальную часть своего танца, теперь уже осторожнее, чтобы не растерять монеты. Ее движения стали неторопливыми, почти вялыми, плащ уже не крутился в воздухе. Она следовала замедляющемуся ритму барабана и наконец застыла подобно статуе.

Форчун не знал, как зрители в Манукронисе выражают свое восхищение. Никаких хлопков, свиста или топота ногами, — только коллективный стон удовольствия, точно все разом закончили акт любви.

— Отлично, девочка, — сказал один из офицеров. — Садись ко мне, я куплю тебе вина.

Норни улыбнулась ему и сказала:

— Мой хозяин уже купил мне вина.

Офицер посмотрел на Форчуна, который тоже любезно улыбнулся ему.

— Ты — честь для него. Лишь бы он этого заслуживал.

— Спасибо, — пробормотала она, затем подошла к барабанщику, дала ему золотой кроно и вернулась к столу своего Мстителя.

— Ты слышал, что сказал этот офицер? — прошептала она.

— Каждое слово, — ответил Форчун.

— Мы должны сейчас же уйти, господин, — настаивала она, — пока их настроение не изменилось.

— Ты все еще думаешь, что они могут мне повредить?

— Я в этом уверена, как и в том, что солнце восходит на востоке.

— Выпей, — засмеялся он, — я вернусь через минуту.

Ганнибал Форчун медленно встал. Он был почти на голову выше большинства мужчин Манукрониса. Сверкающие доспехи значительно усиливали эффект его мощи. Он направился к офицерам.

— Учтивость, — заметил Форчун симбионту, — это суть дипломатии.

Расстояние было коротким. Форчун остановился перед этими аристократами, которые высокомерно смотрели на него.

— Господа! — обратился к ним Форчун, кивнув каждому. — Вы предложили вино моей танцовщице. Она отказалась, боясь моего неудовольствия. Но я не тот человек, который сердится на пустяки. Разрешите мне, добрые господа, купить самому вина каждому из вас.

Мгновенно выражение их лиц изменилось. Тот, что был младше по званию, хотел было вскочить, но другой успокоил его жестом и холодно улыбнулся возвышающемуся как башня иностранцу.

— Воины из далеких стран, — сказал он медленно, — обожают шутки. Поскольку ясно, что ты иностранец, я даю тебе возможность взять назад твое щедрое предложение, потому что я сомневаюсь, что ты сможешь его выполнить. Нас здесь, — он обвел рукой помещение, — четырнадцать, а ты только один.

Форчун на секунду засомневался: может быть, его вызов и не воспринят как оскорбление? Может, он еще не все понимает в местных обычаях? Но он решил продолжать в том же духе. В конце концов, разве такое развлечение — четырнадцать против одного — можно упустить?

— Не беспокойтесь, добрые господа, — уверил он их, — моя щедрость не шутка, и я выполню обещание. Я куплю кружку вина каждому хранителю в этом зале!

Норни испуганно вскрикнула. Старший офицер встал.

— Молись, чужестранец, — сказал он с презрением, — чтобы твой меч оказался сильнее твоего зловония.

— Вперед, Мститель, — подбодрил партнера Уэбли.

Форчун спокойно обнажил меч. Мгновенно лишние разбежались по углам, а двенадцать солдат достали свои мечи. Форчун решил особенно не рисковать. Как бы случайно он коснулся пряжки пояса, и его от подбородка до колен окутало невидимое защитное поле. Голову он любил защищать исключительно собственными силами, если не считать Уэбли, который, как и в прошлый раз, был его дополнительными глазами.

Схватка началась. Какое-то время казалось, что меч Форчуна мелькает одновременно в нескольких местах, с легкостью поражая противников, словно на них не было доспехов.

Норни переборола свой страх и вмешалась в схватку. Когда упал первый, она быстро вырвала у него меч. Схватив его обеими руками, она бросилась на ближайшего хранителя и нанесла ему удар. Тот упал к ее ногам, сраженный насмерть.

Подбодренная этим успехом, она нашла следующую цель. Профессиональные вояки растерялись. Они не верили своим глазам, видя противником хрупкую девушку. Норни сделала выпад мечом, промахнулась и, отскочив назад, неожиданно нанесла хранителю удар ногой в солнечное сплетение. Повалившись назад, он увлек за собой еще двух, толкнув одного из них прямо под смертоносное лезвие чужестранца.

Ганнибал Форчун видел, с какой отвагой сражается его подруга, но не мог ей помочь. Он просмотрел момент, когда младший из двух офицеров вывел Норни из битвы, ударив ее мечом плашмя по голове.

Форчун сражался, используя все приемы, которым его научил д'Каамп. Все это можно было бы закончить быстрее, используя наркошприцы из кинжала, но его обе руки были постоянно заняты: одна — мечом, другая — щитом. Вынужденный играть честно, Форчун делал все, что мог, своим сверхпрочным лезвием.

За несколько минут сверкающий паркетный пол стал скользким от крови. Трое пали жертвами внезапной атаки щитом по методу д'Каампа. Другой, полагая себя в безопасности, выступил из-за колонны, чтобы метнуть в горло Форчуну нож, и был удивлен, за миг до смерти обнаружив, что меч иноземца невообразимым образом увеличился в длине, а потом опять стал нормальным. Никто так и не понял, что же случилось.

Число хранителей сократилось с четырнадцати до пяти, и шансы Форчуна на победу сильно возросли.

Но в поле зрения нигде не было Норни.

— Уэбли, — мысленно спросил он, — где девушка?

— Я не могу следить за ней и за пятью противниками одновременно, — ответил симбионт.

— Найди ее, — сказал Форчун.

Глава 5 НЕМНОГО РЕЛИГИИ

Вор Лландро вернулся как раз в тот момент, когда танцовщица рассекла плечо ненавистному гри-фоголовому одним хорошим ударом — жить он будет, но никогда более не поднимет меча. Высокий иноземец крушил хранителей одного за другим. Некоторые уже лежали на полу мертвыми, другие умирали… — Да в таком темпе, в каком чужестранец разделывался с ними, таверна скоро будет забита трупами! Лландро был счастлив, что уже получил дневную выручку и мог полностью отдаться наблюдению за схваткой.

Ради Нодиесопа! Этот человек — фантастика. Как будто у него глаза на спине… Вот он поразил еще одного, да причем прямо сквозь доспехи! Лландро в изумлении покачал головой. Два зрелища за один день — да на такое нельзя было и надеяться. Вот еще раз! Ну не мог он видеть грифоголового, и все же его меч был как раз в нужном месте в нужный момент, а его щит пошел в другую сторону, чтобы размозжить лицо очередного хранителя. Браво!

Но тут Норни была выведена из схватки. Лландро выругался, не столько от жалости к девушке, сколько оттого, что его надежда рухнула. Два хранителя вытащили ее за дверь. В зале не стихал звон оружия. Лучшие бойцы Р'кагна пытались, но не могли одолеть этого иностранца. Лландро никогда не видел никого подобного ему, да и никто другой в таверне тоже. Вор подумал: «А что, если нанять этого воина и устроить битву, подобную этой, перед храмом в самые деловые часы дня?» Он ухмыльнулся. С дюжиной друзей в толпе, каждый из которых почти так же искусен, как он сам…

Только шестеро грифоголовых остались на ногах. Руби! Коли! Теперь пять. Просто сказка!.. Да его меч, должно быть, заколдован!

Лландро вдруг понял, что дело точно нечисто, когда странный шар выпал из-под накидки Форчуна и понесся к выходу, едва касаясь скользкого пола. Он даже посторонился, чтобы пропустить его.

Воин отступил при приближении еще двоих хранителей. Теперь за его спиной была стена. Очередной хранитель со стоном рухнул на пол. Лландро мог поклясться, что тот был вне пределов досягаемости воина, но…

Вора грубо толкнули сзади и отпихнули в сторону, корда отряд подкрепления хлынул через дверь. Выбираясь из толпы, он машинально стащил еще один кошелек и привязал его к своему поясу.

К огромному удивлению Лландро, воин, который был таким неистовым секунду назад, теперь сдался без борьбы. Он покачал головой, когда хранители уводили покорного пленника прочь. Но даже в плену у него был вид победителя.

Грифоголовые собрали своих убитых и вынесли их наружу. Лландро презрительно сплюнул, когда увидел, что один из них поднял монеты, выпавшие из пояса танцовщицы. Красть у живых — это одно дело, но… Пусть даже она еще не умерла, в руках Р'кагна она все равно что мертвая.

Служанки помыли пол, вынесли разбитую мебель и посуду, в таверну вернулась видимость нормальной жизни, снова заиграл барабанщик. Лландро подошел к стойке, где толстый хозяин Тареденис вздыхал, глядя на следы разгрома и подсчитывая убытки.

— Как все началось? — спросил вор, заказывая кувшин пива.

Тареденис нахмурился:

— Мне показалось, что я до начала видел тебя в толпе, Лландро.

— Когда я пришел, двое грифоголовых тащили мертвую девушку наружу.

Толстяк кивнул:

— Чуть раньше я подслушал разговор двоих из них — офицеров, сидевших вон там, — они планировали вынудить чужеземца обнажить свой меч против них, чтобы убить его и овладеть девушкой. Я предупредил его — он хорошо заплатил за совет, но не обратил на него внимания, сказав, что доесть мясо важнее. Лучшего признания моему рагу и быть не может, дружище Лландро, запомни это! Но девушка с ним… Ах, какая жалость, что она никогда больше не станцует… Разве что Р'кагн прикажет ей танцевать на углях. — Он передернул плечами и снова вздохнул. — Ты пропустил незабываемое зрелище.

— Еще были и танцы? — изобразил удивление Лландро.

Дородный трактирщик начал рассказывать, удивительно мало приукрашивая подлинные факты.


— И тогда… — Лландро сделал паузу, и его проницательные глаза обежали всю воровскую компанию, — она дала один из золотых кроно барабанщику и вернулась к своему варвару. Они обменялись несколькими словами — Тареденис не разобрал сказанного, он был слишком далеко, — и чужестранец подошел к офицерам хранителей. И он нанес им самое искусное оскорбление, какое я слышал.

Лландро снова сделал паузу: ненависть, которую все они питали к хранителям, делала историю вдвойне сладкой.

— «Я не тот человек, кто сердится по пустякам», — вот его точные слова, клянется Тареденис. Он назвал их пустяками. Что же, он в самом деле считал их ничтожествами? Помните, только за мгновение до того эти двое доказали свою значимость, перекрыв всех присутствующих и сунув девушке по золотому кроно. Но иноземец с улыбкой на губах опустил их на тот же уровень, что и его собственная служанка, всего лишь десятью хорошо выбранными словами.

— Какими словами?

— Скажи нам, Лландро!

Лландро засмеялся, наслаждаясь их нетерпением.

— «Разрешите мне, добрые господа, купить самому вина каждому из вас».

— Я бы руку отдал, лишь бы самому это услышать!

— Он, должно быть, очень храбрый.

— Или очень глупый.

— Или очень ищет смерти.

— Подождите. Это еще не все, — усмехнулся Лландро. — Поскольку он чужестранец, грифоголовые дали ему возможность забрать назад оскорбление, подчеркнув, что здесь их четырнадцать против него самого. Но он отказался. Он сделал лучше, чем отказался, — он предложил сразиться со всеми. «Я куплю кружку вина, — сказал он, — каждому хранителю в этом зале!»

— Четырнадцать очков в его пользу, — выдохнул один в завистливом восхищении, — ни у кого и пальцев-то столько на руках нет. Он точно лишится обеих рук.

— Расскажи, что потом было, Лландро!

Лландро был счастлив сделать им такое одолжение.

Уэбли, сидевший на крыше, посчитал, что услышал достаточно.


Ганнибал Форчун вздохнул и перекатился на жесткой лежанке. Он усмехнулся, вспомнив, как однажды в Париже, за несколько лет до революции, нанес одному высокопоставленному сановнику жестокое оскорбление. «Именно из-за мелочей, — размышлял он, — чаще всего и попадаешь в ловушку».

Он не стад предаваться дальше самобичеванию. Ясно, что, если он хочет выполнить задание, побег должен стать его ближайшей целью. Потом найти девушку. Он обдумал свое положение. Камера, куда его поместили, была в добрых семи метрах под землей, поэтому пробивать путь бластером через внешнюю стену смысла никакого не было: техники ТЕРРЫ не подумали включить в комплект снаряжение для прокладки туннелей. Меч, щит, кинжал и шлем у него отобрали еще в таверне. Остальные вещи ему позволили оставить только потому, что его пленители не видели в них никакой угрозы. Если бы они знали о пиротехнических таблетках, спрятанных в левом наплечнике, или о миниатюрной газорезке в правом, они бы раздели его донага. Он и тогда не остался бы безоружным в полном смысле слова, но его положение стало бы более затруднительным.

«А еще надо, — напомнил он себе, — спасти Норни».

В коридоре снаружи, прямо против его камеры, горел факел, который являлся единственным источником света в этой темнице. Три стены камеры были каменными, толщиной добрых полметра, да и за стенами земля, должно быть, не намного мягче.

Медная решетка из брусьев толщиной в пять сантиметров служила передней стенкой узилища, в ней была толстая металлическая дверь размером примерно полметра на метр, что заставляло низко наклоняться при входе: это гарантировало, что заключенный внезапно не прыгнет на охранника, даже если дверь будет широко открыта.

По его оценке, прошло три часа между его заключением в тюрьму и приходом стражника, который принес обед. С праведным гневом Форчун стал жаловаться на еду, надеясь вовлечь стражника в разговор. Из беседы он узнал две вещи: еда была такой же, что давали самим стражникам и что единственной причиной, по которой ему дали вообще хоть какую-нибудь пищу, было то, что в кошельке на его поясе нашли достаточно денег, чтобы кормить его ближайшие восемь дней. После этого, сообщил стражник, ему будет нужно заплатить еще.

— Сомневаюсь, что я пробуду здесь так долго, — доверительно сказал ему Форчун.

Стражник пожал плечами:

— Верховный судья провел несколько разбирательств только два дня назад. Вряд ли, варвар, он будет в настроении проводить новые в течение по меньшей мере десяти дней. К тому времени должно произойти достаточно событий, чтобы это имело смысл. Но не беспокойся — кто-нибудь из стряпчих скоро посетит тебя. Если у тебя есть друзья, чтобы заплатить ему, они смогут также заплатить и за твою еду.

— А если таких друзей не найдется?

— Голодать тебе мы не дадим. Но помни, если не сможешь заплатить за съеденное, прибавится обвинение в краже. Ты закончил есть? Хорошо. Я заберу поднос. Меня скоро сменят, и я тоже не прочь чего-нибудь перекусить.

Форчун просунул поднос в щель в решетке:

— А кто из стряпчих получше, если у меня будет выбор?

— Особенно-то никто, так что не ломай голову. — Стражник сделал паузу, оценивая взглядом заключенного. — Это правда, варвар, что ты сегодня утром убил десять человек?

— По моим подсчетам, семерых. — Потом, как бы между прочим, заметил: — Троих, должно быть, убила служанка. Что, кстати, с ней случилось?

— Служанка? Я не знал, что еще и служанка впутана в это дело. Но если так, она должна быть в женском отделении.

Стражник забрал поднос и вытащил из своей меховой набедренной повязки плоскую сумку:

— А ты не такое чудовище, как рассказывают. Я продам тебе палочку удовольствия, если хочешь.

Он держал в руке темный предмет длиной около десяти сантиметров, похожий на тонкую сигару. «Табак?»

— Лучшего качества, — уверил его стражник. — Путешествие в мечтах поможет быстрее прожить день, и ты как раз вернешься к следующей кормежке.

«Не табак, — сделал вывод Форчун. — Каннабис?» Манукронийский эквивалент индийской конопли, гашиша, если это был он, являлся также нарушением временной линии.

— Может быть, завтра, — сказал агент, не желая сразу портить отношения со стражником. — Это утро было для меня утомительным. Думаю, я лучше посплю.

— Как хочешь, варвар. Пять йоларсов за штуку, когда тебе захочется. Качество очень хорошее.

Как только стражник ушел, Форчун снова растянулся на лежанке и принялся обдумывать путь на свободу. Через несколько мгновений он сфокусировал мысли на Уэбли и послал ему мысленный сигнал встретиться. На таком расстоянии, если симбионт был занят зондированием чьего-нибудь мозга, это послание было напрасным, но он подозревал, что все рецепторы его партнера широко раскрыты в ожидании именно этого сигнала.


Уэбли был очень занят. Он уже установил местопребывание Ганнибала Форчуна и пришел к заключению, что хранители достойны своего имени. Он сосредоточился на проблеме спасения Форчуна оттуда. В камере не было окон, которые позволили бы Уэбли туда залететь, даже под покровом темноты. Дистанционное управление темпоральным кораблем было в каблуке башмака Форчуна, поэтому симбионт был лишен доступа ко всем оставшимся в корабле дьявольским устройствам. К сожалению, ни кошек, ни собак не было в этом потерянном во времени месте, хотя крысы водились в изобилии. Но крыса в семь килограммов была бы несколько подозрительной. Даже в качестве змеи его толщина получалась не меньше четырех сантиметров при длине в два метра; он мог бы использовать гораздо меньший диаметр, например три миллиметра, но длина тогда была бы крайне неудобной — что-то около ста девяносто метров. Создавать сенсоры через каждые полметра длины тоже было бы утомительно. А задача обрабатывать информацию от двух сотен глаз и ушей совсем его не привлекала. Более реальным было попасть на крышу здания тюрьмы и протянуть тонкое щупальце через любое отверстие, какое он только найдет.

Было бы очень удобно, если бы Ганнибал Форчун умел принимать телепатические сигналы, но человек просто не так устроен.

Во всяком случае, какое-то время Форчун никуда не денется и Уэбли испытает свои таланты организатора. Симбионт чувствовал, что в Лландро и его приятелях-ворах он найдет идеальных сообщников. Все они были страстными поклонниками Нодиесопа, все испытывали здоровое недовольство Кроносом и острую ненависть к хранителям. Считая вместе с самим Лландро, который казался главарем банды, всего в овальном здании собралось тридцать шесть человек, двенадцать из которых сидели за длинным столом в центре комнаты, а остальные — на лавках вдоль стен.

Лландро, сидевший во главе стола, только что закончил историю о храбром варваре. Воры заговорили разом, одобряя безрассудную отвагу воина и искусство их вожака в рассказе.

Уэбли, подслушивающий возле отверстия в крыше, решил, что более удачного времени для действия не будет. Выбрав такую форму, которая лучше всего отвечала бы их религиозным чувствам, он перевалил за край отверстия и проскользнул внутрь.

Это было что-то поразительное даже для такого хладнокровного человека, как Лландро, — увидеть, как большая рыба падает со звонким хлопком через дырку в потолке прямо на стол. Некоторые из присутствующих свалились со стульев, другие привстали от удивления.

— Разрази меня Нодиесоп! — воскликнул Лландро.

— Вот именно, — сказала рыба.

Даже самые фанатичные верующие лишаются чувств, когда их боги начинают говорить. Чудеса легче воспринимаются, когда слышишь о них легенды. Лландро обвел комнату суровым взглядом.

— Кто сказал «вот именно»? — спросил он.

— Я сказал это, друг Лландро, — ответила рыба, превращаясь в маленького дельфинчика.

Танец Норни, битва Форчуна, а теперь еще и это… Лландро закрыл глаза, потом открыл. Видение все еще было здесь.

— Славься, Нодиесоп, — пробормотал он.

Все тридцать пять присутствующих повторили эти слова.

Вспомнив обстановку святилища в холме, Уэбли превратил себя в огромного двустворчатого моллюска, который медленно открылся, чтобы показать бородатую голову Нодиесопа, такую, какую рисовали на картинах.

— Теперь, когда вы поняли, кто я такой, — прогрохотал он голосом, подобным океанскому прибою, — я хочу, чтобы вы кое-что сделали. Как вожак ты можешь говорить за всех, правильно, Лландро?

— Могу, — кивнул тот, глядя на голову с некоторым недоверием.

Приглушенный шепот остальных подтвердил его лидерство.

— Знаешь ли ты мою служительницу, которую некоторые называют сумасшедшей?

Лландро заверил бога моря, что знает.

— Несколько лет она говорила вам, что я пришлю Мстителя и Спасителя, чтобы он разрушил эту бесстыдную выскочку Йоларабас. Вчера она ругала царя Кроноса и добрые местные жители напали на нее с решительным намерением убить бедняжку. Чтобы спасти ее, мне пришлось послать Мстителя раньше, хоть это и чувствительно нарушило мои божественные планы.

— Великан, о котором все говорят? — спросил кто-то.

Морской бог засмеялся:

— Он храбрый парень, но не великан! Сегодня он ввязался в ссору в таверне и теперь томится в самой глубокой темнице хранителей. Я дал ему имя Форчун. Я раздосадован, что Мстителя теперь приходится спасать из-за его безрассудства и так рано самому вступать в игру. Верные мои, чтобы он разрушил власть Йоларабас, вы должны ему помочь… Смерть хранителям! — Уэбли сделал паузу, разглядывая их. — Я пришел куда надо?

— Смерть, хранителям! — прорычали они. Это звучало как клятва.

— И Кроносу тоже, — мягко добавил Лландро.

— Вы смелые парни, — похвалил воров бог моря, одобрительно кивая. — Теперь вот что вам надо сделать…


У Кроноса, решил Форчун, нечто большее, чем просто мания величия. Грегор Малик должен быть благодарен, что этот парень еще раньше не решился взять верх в Империи. Это ему теперь вообще не нужно. Он решил построить свою собственную. Более того, он решил заселить ее «расой господ». И он вел подготовку к исполнению этой мечты двадцать лет.

Тысяча четыреста уже в яслях — так сказала Норни. В среднем, по семьдесят в год. Не удивительно, что шесть дюжин новичков принимаются в сестричество ежегодно. Они нужны для постоянного воспроизводства новой расы.

Кронос знал, что несколько земных цивилизаций пытались вывести лучшую породу людей. Египетские правители экспериментировали с близкородственным скрещиванием. Спартанцы воспитывали своих детей в жестоких условиях, полагая, что следующие поколения будут сверхсильными и выносливыми уже от рождения. Гитлер пытался истребить неарийцев. Каждую попытку ждал решительный провал, поскольку, как сказал очень удачно Уильям Пенн, «люди гораздо больше заботятся о породе своих лошадей и собак, чем о породе собственных детей». У людей, казалось, было постоянное стремление уничтожить спланированные наилучшим образом социальные и биологические эксперименты, даже когда их загоняли в жесткие общественные касты и вводили суровые табу против «неправильных» смешанных браков. Всегда находилось достаточно мятежников, чтобы спутать все карты экспериментаторов.

Это совсем не то, что выведение пород скаковых лошадей или крупного рогатого скота, которых можно держать в стойлах или загонах и спаривать в соответствии с планами хозяина. Пусть человек животное и ведет себя часто как животное, но очень немногие захотят, чтобы над ними проводили опыты. Уже только по этим причинам эксперимент Кроноса был обречен на поражение в течение самое большее нескольких поколений. Или скорее, если многие из этих тысячи четырехсот сверхлюдей окажутся столь же своевольными, как и первые две — дочери Сэгеи. Какой бы впечатляющей эта угроза ни казалась, ее не стоило принимать как слишком серьезную для темпоральной линии.

Но инструмент, который Кронос использовал в качестве атрибута своего великого эксперимента — культ Йоларабас, — мог оказаться чрезвычайно опасным. Создание Золотой богини могло способствовать появлению настоящей философии и религии в Империи, где до сих пор обходились примитивной философией грабежа Грегора Малика. Может, Кронос, ища в потоке времени примеры подходящей атрибуции, наткнулся на средиземноморский культ Афродиты. Ему понравилось прочное положение ее жречества, и он пробыл там достаточно долго, чтобы перенять их методы. В это же самое время он мог выучить греческое койне: Ясно, что, если из этой проделки Кроноса убрать его опыты с созданием сверхчеловека, навязанный им культ Йоларабас будет мало отличаться от культов Иштар, Астарты, Афродиты, Венеры, то есть богини плодородия. За исключением одного очень важного факта: культы плодородия естественным образом выросли из древней веры в Великую мать. Только позже, когда человечество открыло, что не обязательно каждому быть земледельцем, жители городов придали этим религиям красоту и торжественность мистерий. В действительности образ Афродиты медленно развивался из образа Великой матери, чтобы стать олицетворением страсти, но Йоларабас, подобно легендарному рождению Афродиты, возникла, словно пузырь из пены.

В соответствии с темпоральной линией, которую Форчун поклялся защищать, человек ощупью пройдет через дебри мифологии и религии, используя их то как вдохновение, то как раздражитель, совершенствуя свою цивилизацию, что постепенно приведет к 2572 году — полному вступлению Земли в Галактическую Федерацию. Если устранить, ускорить или замедлить любую стадию на этом пути, вся Федерация может оказаться под угрозой.

Во время эгоистического строительства своего личного царства Кронос совершил еще один столь же непростительный грех — создал четко работающую экономическую систему, которая, если дать ей развиваться, может вполне предотвратить необходимую эксплуатацию человека человеком в последующей истории, без которой в восемнадцатом и девятнадцатом веках не было бы гимнов восхваления ненасытного бога по имени Прогресс. (Даже самые большие подлости Форчун поклялся защищать, просто потому, что им было суждено существовать. Иногда он боролся со своей совестью. Ее точно надо было бы удалить.)

Итак, было очевидно: Кронос напрашивался на уничтожение. Может быть, та табличка была бессознательной мольбой, подобно мучительной записке маньяка-убийцы к властям: «Найдите меня, пока я снова не убил!» Ганнибал Форчун нашел его. Теперь нужно было осуществить задуманное.


Ясно, что тридцать шесть человек были недостаточной силой, чтобы победить хранителей, вне зависимости от того, насколько они были воодушевлены беседой с богом моря. Но их было вполне достаточно, чтобы поднять на борьбу толпы людей из собственной вотчины морского бога — портового района Манукрониса. Передаваемые шепотом инструкции быстро распространились среди низших слоев общества, которым, как обычно, было нечего терять.

— Приходите сегодня на закате к причалу. Во имя Нодиесопа, возьмите оружие.

Это было не приглашение, а команда, подкрепленная светом убеждения в глазах каждого агитатора. Из презренных воров они превратились в каких-то революционеров. Всем нодиесопитам теперь стало ясно: что-то должно произойти.


Шумно борясь с одышкой, по коридору шел офицер хранителей, который сумел сделать военную форму смешной. У него был только один меч, но три перевязи. Внимательно присмотревшись, Форчун понял, что еще две были нужны, чтобы удерживать набедренную повязку. Поскольку у него было больше брюха, чем груди, его доспехи, казалось, были надеты вверх ногами. Форчун задумался: «Не использовать ли этого толстяка?»

У офицера был вид человека, который будет сражаться скорее на словах, чем на мечах. Перед входом в камеру он постоял, меряя Форчуна взглядом.

Форчун взял на себя инициативу в разговоре.

— Я большой, все правильно, но не великан, — сказал он. — Или ваши парни оправдывали свое неумение тем, что они сражались с великаном?

— Похоже, ты все еще ищешь неприятностей, — сказал хранитель. — Форчун, не так ли?

— Я сказал свое имя тюремщикам, — подтвердил Форчун.

— Ганнибал Форчун?

— А-а, ты пришел от Кроноса. Как поживает старый обманщик?

— Я забуду, что ты это сказал.

— Ты ведь не Р'кагн, правда?

— Капитан Ниборморо, личный секретарь венценосца. Сиятельный Р'кагн — верховный судья.

— Царь боится меня, правда? Он, должно быть, сильно испуган, иначе бы сам пришел.

Капитан казался изумленным:

— Почему он должен тебя бояться? У тебя нет ни меча, ни кинжала, ты здесь, а он там, — и, как ты сказал, ты не великан. Я тоже не боюсь тебя.

— Ты меня не знаешь, — сказал Форчун. — Каким стало его настроение, когда он услышал мое имя?

Ниборморо поджал губы:

— Не вижу вреда, если скажу тебе. Он как раз совещался с верховной жрицей о некоторых делах храма Йоларабас. Я рассказал им о вчерашнем происшествии. Сначала казалось, что на нее это произвело большее впечатление, чем на него, но когда я сказал, что твое имя Форчун, его настроение изменилось. Я рассказал то, что слышал о схватке в таверне, и сообщил о твоем аресте. Он отпустил жрицу и велел мне задать тебе несколько вопросов.

— Давай спрашивай. Глядишь, оба что-нибудь и поймем.

— Как ты нашел дорогу сюда?

— Скажи Кроносу — он послал приглашение, я приехал. Я избавлю тебя от хлопот, друг.

Форчун выудил из-под кольчуги драгоценный камень размером с большой палец. Но вместо того чтобы просунуть его через прутья, он громко засопел и подержал драгоценный палец под носом.

— Влажно здесь внизу, просто ужас.

Он залез под левый наплечник, вытащил два маленьких конических предмета и тщательно засунул их себе в ноздри. Третий маленький предмет в форме яйца остался в его руке. После чего Форчун протянул секретарю драгоценный палец.

Ниборморо осторожно взял его.

— Скажи Кроносу, что это даст ответ на любой вопрос, который он задаст. Он умеет этим пользоваться, я уверен. Осторожно, не урони.

Пока хранитель разглядывал эту штуку, Форчун бросил маленькое яйцо к его ногам. Оно мягко взорвалось клубящимся облаком, которое быстро окутало удивленного Ниборморо и продолжало распространяться, пока не заполнило полностью третью часть коридора. Ганнибал наполнил легкие чистым воздухом, пока облако не просунуло свои щупальца в камеру, затем стал медленно дышать через носовые фильтры. Он слышал, как хранитель тяжело упал на пол.

Через двадцать секунд ядовитый туман стал самонейтрализоваться и вскоре исчез полностью. Форчун включил резак. Предназначенный для резки стали, он как масло расплавил мягкие медные прутья решетки.

Шлем Ниборморо был Ганнибалу маловат, пришлось полностью отпустить ремешок. Форчун взял его щит, плащ, меч на перевязи, избавил его от имевшихся денег и затащил в камеру. Потом он поднялся по лестнице, решительно постучал в тяжелую дверь и, когда она открылась, дал указание стражнику: по приказу верховного судьи Р'кагна не впускать никого, пока капитан Ниборморо не закончит допрос заключенного. Это был не тот парень, который приносил завтрак, и смотрел с недоверием — ведь он видел, как входил только один офицер.

— Похвальная бдительность, — сказал Форчун. — Когда я пришел сюда, на посту был другой. Думаю, ты не будешь возражать, если я переведу тебя в дворцовую стражу?

Юноша улыбнулся и расправил плечи.

— Скажи твое имя. Я не забуду тебя.

Юноша с готовностью назвался.

— А ваше? — спросил он.

— Капитан Ганнибал. Где женская секция?


Ненависть Р'кагна к женщинам была так же хорошо известна, как и его умение их мучить; он не делал усилий, чтобы скрывать оба пристрастия. Р'кагн стал бы отрицать, если бы ему сказали, что он мстит всем женщинам за рану, нанесенную той, которая убила его отца и посмеялась над его предложением о женитьбе сорок лет назад. Тем более был он удивлен, когда Илни посетила его, ивдвойне удивлен сделке, которую она предложила ему, но ни одно из этих чувств не проявилось на глубоко прорезанном морщинами лице.

— Что ты предложишь взамен? — спросил он резко. — Богатство? Власть? Прикажешь храмовым музыкантам играть мне колыбельные?

Илни слабо улыбнулась его сарказму:

— Жертву, подходящую твоему вкусу. Она прекрасно подойдет для твоих самых изощренных пыток. Она слишком непокорна, чтобы от нее была какая-нибудь польза богине, и к тому же у нас в храме нет подходящего пыточного оборудования, чтобы дать ей то, что она заслуживает.

— Ты перепутала меня, Илни, с моим главным палачом, и я, разумеется, не заключу такую сделку от его имени.

— Она убила трех хранителей, — добавила верховная жрица.

Р'кагн пожал плечами:

— Я слышал, что ты требовала ее. Она твоя. Мне она не нужна.

— А этот варвар тебе очень нужен?

— Правосудие должно свершиться, согласно закону.

— Закон — это ты, Р'кагн. Он кивнул:

— Если бы ты хотела его для себя…

— Мне сначала хотелось бы увидеть его, но даже мысль о нем уже меня воспламеняет.

— Я пока не могу разрешить этого. Честно говоря, я шокирован: я всегда думал, что ты слишком холодна для секса. Или слишком стара?

Как бы случайно кроваво-красный плащ соскользнул с ее плеч. Глаза Р'кагна сузились: он не мог найти изъяна в ее красоте. Если она и изменилась за сорок лет, так только в том, что обрела окончательную женственность, которой ей прежде не хватало. Время закалило ее, но не взяло за это платы. На мгновение он представил саму Илни — надменную, непокорную, в высшей степени прекрасную — в качестве жертвы в застенках палача. Но только на мгновение, ведь мучение должно быть столь же изысканным, как и жертва. Хорошо бы заставить ее дрожать от страха пытки. Но он уже уколол ее тщеславие. И засмеялся с презрением.

— Моя дорогая Илни, — сказал он миролюбиво, выбирая слова с садистской тщательностью, — нет ничего на свете, что я хотел бы от тебя. Однажды, когда мы были очень молоды, мне казалось, что было. Но теперь мы старше.

Она не дрогнула, но Р'кагн все-таки ранил ее.

— Да, ты стал старше, Р'кагн. Я все время это забываю.

Р'кагн пожал плечами.

— Однажды… — Он не стал продолжать и сказал: — Как бы то ни было, если ты хочешь взглянуть на варвара, это можно устроить.


Стражники перед женской секцией встали по стойке смирно при виде перьев Форчуна, но казались в сомнении по поводу его остальной формы. Пока они не сделали правильного вывода, он сообщил им, что это новая модель, проверяемая специально среди офицерского корпуса, и если она окажется хорошей, ее будут скоро носить все хранители. Ганнибал заставил стражников удивиться легковесной сетке кольчуги, похвалил их за терпение, с которым они сносили зловоние тюрьмы, и затем сказал, что у него приказ отвести служанку варвара Кроносу для личного допроса.

Стражи выразили удивление. Меньше часа назад, сказали они, ее передали храмовой страже. Илни узнала в ней ту, что однажды оставила сестричество без разрешения. Неприкосновенность, полагающаяся ее статусу, была столь же ясной, как и статус самого капитана.

— Знает ли сиятельный Р'кагн об этом? — спросил Форчун.

— Ему сообщили.

Он поблагодарил их и ушел с важным видом, удивляясь, зачем нужна храму поскандалившая в таверне танцовщица. Он на самом деле не недооценивал верховную жрицу, которую обучали искусству управления царством Оранас и Гибелнусну. Почти Двадцать лет сумасшедшая тайно вредила Йоларабас. Если Илни узнала, что старуха и танцовщица — одно лицо, надо не теряя времени отправляться в храм.

Он нашел конюшни, потребовал скакуна Ниборморо и поскакал к твердыне Йоларабас.


После того как все остальные ушли, стало ясно, что Лландро собирается еще пообщаться с Нодиесопом. Уэбли тем не менее не видел смысла тратить время на Лландро. Он закрыл двустворчатую раковину и заставил ее съеживаться пока его протоплазма протекала через доски и растекалась ровным слоем по нижней стороне стола. Лландро понял намек и ушел.

Симбионт снова залез через отверстие на крышу и принял форму птицы. Первой его мыслью было сообщить партнеру, что он пустил колеса бунта в движение, но, поскольку до заката оставалось еще несколько часов, решил еще поднабрать тактических сведений. Он сможет сообщить обо всем позже. Поэтому Уэбли помчался к сияющему золотому куполу, дважды облетел дворец, пока не нашел подходящее окно, и уселся в ближайшей нише. Там он вытянул длинное тонкое псевдощупальце, которое зазмеилось вниз по каменному фасаду. Симбионт осторожно нарастил глаз на его конце и заглянул сквозь открытое окно.

— Мой господин, — стражник вытянулся, кося глазом на прелестную Илми, стоящую рядом, — никому не разрешается входить, пока капитан не закончит допрос.

— По чьему приказанию? — спросил Р'кагн.

— По вашему.

— Тогда я отменяю приказ. Отопри дверь.

— Слушаюсь.

Р'кагн вошел первым и стал спускаться впереди своей посетительницы вниз по ступеням.

— Я тоже его еще не видел, — признался он женщине. — Подозреваю, что сообщения о его стати и доблести преувеличены.

Коридор был пустынен. Р'кагн прошел к центральной камере. Ему не надо было подсказок, чтобы понять, что человек, распростершийся без сознания на ее полу, не тот узник.

— Это капитан Ниборморо! — воскликнула Илни с явным удовольствием. Она сладко улыбнулась хозяину: — Мой дорогой Р'кагн, мы квиты. У вас тоже нет того, что нужно мне.

Повернувшись, она пошла к лестнице.

Минуту он смотрел ей в спину, потом стал орать на стражника.


Шахматная доска с неоконченной партией; три стеллажа книг, сотни названий, большая часть по истории, что свидетельствовало о том, что они были добыты в бесчисленных путешествиях по земным библиотекам; большой глобус; пишущая машинка; беспорядочные груды рукописей — эти вещи были свидетельскими показаниями против человека, который двадцать лет пытался оставить свой след в истории. Бандитская фигура сгорбилась за машинкой. Он положил локти на клавиатуру, длинные пальцы засунул в копну волос и, хмурясь, читал то, что только что напечатал.

Половина удовольствия, как сказал Форчун, найти по-настоящему достойного противника.

Воодушевленный симбионт начал зондирование мозга этого противника. Кронос был один, и ничто Уэбли не мешало.

Умственный тип Кроноса оказался ему так же знаком, как его лицо. Над нетерпением и радостным возбуждением преобладала холодная отрешенность, свойственная тому, кто умеет извлекать правильные выводы из сумбура данных. Его глаза двигались, перечитывая написанное.

Если имя варвара Форчуна — Ганнибал, найти темп. кор. и уничтожить. Вниман. на симб., найти, уничтожить. У Г. Ф. лиц. на вмешат., находчивый, хитрый. Возм. слабости: женщины (Илни? Бесполезна, слишком импульсивна). Пища. Известный гурман. Самолюбие.

Уэбли следил, как Кронос рассматривал и отвергал целый ряд способов загнать в ловушку Форчуна. Наконец он поставил пальцы на клавиатуру и напечатал два слова:

Личная битва.

Когда Кронос остановился, Уэбли прекратил зондирование и быстро втянул псевдощупальце вместе с временным глазом. Через несколько мгновений он стремительно улетел прочь от дворца. Возможно, двадцать лет притупили меткость Кроноса, но Уэбли предпочитал не полагаться на случайности. Крупная птица в ясном небе была бы слишком соблазнительной целью. Окно выходило на восток; Уэбли несколько минут покружил над городом, а потом направился прямо к тюрьме.

В тот момент, когда он прилетел туда, он понял, что Форчуна там больше нет.


В церебробиблиотеке ТЕРРЫ Форчун смеялся над легендой о том, как великий шумерский бог Шамаш создал Землю в припадке гнева против своей тещи; он изучил ритуалы жизнелюбивого культа Баала, веселого бога света и рождений, и культ богини Афродиты; он размышлял о египетском понимании Ра; о персидской абстракции Ахурамазды; о ритуалах посвящения культа Диониса; о кровавом культе фригийского Тауроболеума; о жестоких законах Яхве, завистливого, злого божества ранних семитов… Он наполнил себя знаниями обо всех религиях, которые могли бы понадобиться, чтобы понять суть и формы культа Золотой богини Йоларабас. Но ее изображение было все-таки сюрпризом.

Йоларабас была восхитительно беременна.

Но, впрочем, поразмыслив, он понял, что манукронийский скульптор никак иначе и не мог изобразить Мать человечества. Безмятежно беременная, обнаженная мадонна была в два раза больше человеческого роста и сидела на изящном троне, также из золота, который стоял на трехметровом возвышении в дальнем конце большого зала. Несмотря на явное пристрастие автора к округлостям, которое придавало статуе явно рубенсовский вид, работа скульптора была восхитительна. Ее позолоченное лицо выражало красоту и чувственность, силу и ум, на нем играла таинственная улыбка Джоконды, которая намекала на секреты, которые никогда не будут открыты. Форчун задумался: «Кто позировал скульптору? Уж не сама ли царица, которая заказала эту статую?»

Его размышления были прерваны одновременным прибытием с противоположных сторон зала двух поразительно красивых молодых женщин. Каждая предложила Форчуну совместно помолиться. У каждой в пупке был драгоценный камень, на голове — изысканная прическа, в которую были вплетены медные нити с драгоценностями, и на бедрах — пышная юбка из множества полос с яркими перьями.

Переводя взгляд с одной сестры на другую, Форчун понял, почему богиня так легко приобретала поклонников. Он отклонил их предложение выбрать одну из них, поскольку ему пришла мысль, как облегчить себе поиски Норни и в то же время побольше узнать об их религии.

— Сестры, — сказал он смиренно, — Нодиесоп покинул меня. Я думаю стать последователем Йоларабас. Не покажете ли вы мне храм и не поможете ли очистить разум? Вы обе, — добавил он торопливо, давая каждой из них кроно.

Так началось его знакомство с храмом Йоларабас.


— Идиоты! — кричал верховный судья. — Я выдерну перья из ваших шлемов и поджарю на них вас всех! Найти его! Он не мог далеко уйти за это время.

Подчиненные никогда не видели Р'кагна в таком диком гневе, но знали, что он не бросается пустыми угрозами. Военная машина заработала на ускоренных оборотах. Поиски начались.

Оставшись один, Р'кагн заставил себя успокоиться. Это было нелегко, так как он ясно помнил тот день, когда правительница Илни послала дюжину его лучших копейщиков против Кроноса. Серебряный посох, откуда вышел слепящий оранжевый луч, все еще мог уничтожить тех, от кого бог-царь не видел больше пользы.

Илни — он знал — не была дурочкой. Напротив, она была женщиной умной, испорченной, мстительной, опасной. Она будет искать мести за его сегодняшнее презрение. А самый быстрый путь к мести она сможет найти, немедленно пойдя к Кроносу с новостью о побеге варвара.


Но Илни не собиралась идти к Кроносу, поскольку ненавистный царь все еще мог одним или двумя словами заставить ее раболепствовать, несмотря на все ее подозрения, что он не настоящий бог. Нет, сейчас Илни искала утешения. Она пошла прямо в храм, в уютную уединенность собственных покоев, где сбросила плащ и встала перед зеркалом. Это было лучшее зеркало во всей стране, ее самый верный друг, такое же произведение искусства, как и богиня внизу в большом зале, маленький триумф искусства медников.

— Он назвал тебя старой, — сказала она с презрением и улыбнулась.

Зеркало отражало безупречность ее тела так верно, как только могло. Илни сняла обсидиановую диадему, платье и пояс. Осталась совсем голой. Зеркало не показало никаких следов ее солидного по человеческим меркам возраста.

— Ты красива, — сказала она, медленно поворачиваясь.

— Милее, чем любая из них, — ответила она сама себе.

— Они просто люди. Твой ребенок превзойдет их всех.

— Но когда?

— Скоро, Илни, скоро.

— Но сколько у меня времени? — внезапно спросила она.

— Сколько хочешь. Помни, Илни ты бессмертна.

— Я привыкла думать, что Кронос — бог. Но сегодня я увидела страх в его глазах, когда Ниборморо сказал ему о варваре.

— Форчун. Это имя обеспокоило его, Илни. Бог не должен показывать страха.

— А если он не бог? Что будет со мной?

— Не хмурься так — тебе это не идет. Ты должна остаться красивее, чем они — чем все двести. Ты и так красивее их, ты знаешь — каждый день доказывает это.

— Но они так молоды!

— Но ты все же моложе, так как они быстро стареют.

— Р'кагн — намекал на мой возраст…

— Р'кагн старый дурак.

— Он младше меня на семь лет.

— Все равно дурак.

— Смотреть на него — такое грубое напоминание. Может ли это случиться за ночь? Могу ли я завтра проснуться старой?

Зеркало не ответило.


Кронос тоже чувствовал, что ему нужно утешение. Более трех часов прошло с тех пор, как Ниборморо ушел допрашивать пленного варвара — и до сих пор не вернулся. У него было искушение отправиться самому, но если узник на самом деле агент ТЕРРЫ, такой порыв был бы дорогостоящей ошибкой, поэтому он послал второго офицера на поиски первого. Раздраженный громоздкой системой связи, он оставил во дворце сообщение, где его искать, и пошел в царские ясли.

Вот это был памятник, который делал стоящей всю затею. Ни Грегор Малик, ни Пол Таузиг не способны организовать такое. Нет, простым агентам с обеих сторон этой секретной войны не под силу будет состязаться когда-нибудь с бессмертием Кроноса.

Здесь, внутри этих стен, росла могущественная раса, которая покорит весь мир, — настоящая армия, тысяча четыреста крепких солдат, настолько превосходящих обычных людей, что сравнивать просто бессмысленно.

Затаившие дыхание, трепещущие, удостоенные посещением царя, сестры принесли ему для осмотра самых красивых подопечных.

Бог-царь взглянул на все, что он создал, и нашел, что это хорошо…


«Морской бог» был в трудном положении. Он организовал нападение на хранителей, чтобы освободить Форчуна, но Форчун больше не нуждался в этом. Терпеливо проверяя один район Манукрониса за другим, Уэбли обнаружил своего партнера в храме Йоларабас, но не видел пока никакой возможности вступить с ним в контакт. Храм был большим, и семикилограммовый гриф, перелетающий из комнаты в комнату, мало помог бы сохранить инкогнито Форчуна. И вообще Уэбли был сбит с толку решимостью Ганнибала спасти Норни.

Уже не первый раз он был поставлен в тупик логикой своего партнера, но научился не оспаривать ее. Рассматривая свою собственную проблему — армию поклонников Нодиесопа, которая соберется на закате, чтобы атаковать хранителей, — симбионт страстно желал, чтобы у него было умение Форчуна учитывать все переменные.


Сестры сказали:

— Тебе нельзя туда, наверх!

Поэтому он именно туда и пошел, отделавшись от них деньгами. Длинный коридор без окон тянулся, очевидно, где-то над большим залом Йоларабас.

Форчун увидел большую резную дверь, взялся за ручку — она беззвучно повернулась. Он скользнул внутрь, обнаружив, что очутился в богатой спальне, тихо прикрыл тяжелую дверь за собой и услышал из-за занавешенной покрывалом альковной арки женский голос.

— …милее, чем любая из них… Цветы расцветают и увядают и их легко заменить, но Илни будет всегда… Ты права, я знаю, но Р'кагн… Р'кагн — дурак, я тебе это говорила! Он ничего не знает!.. Но Кронос? Может, он знает ответ?.. Я не буду его спрашивать!

Говорила ли она сама с собой? То, что он увидел в щель занавески, выглядело очень неплохо — нагая женщина с безупречной фигурой. Волосы такие же белокурые, как у Норни, целая копна, уложены высоко и украшены тонкими золотыми цепочками. Нижняя часть ее тела была спрятана за спинкой изысканной кушетки.

Он сделал щель пошире, чтобы посмотреть, куда она все время смотрит.

Конечно, в зеркало! Огромная медная пластина с удивительной гладкой поверхностью. Сравнение с тем, что будет изготавливаться в более поздние времена, было в пользу древности. Но все же до стекла этому зеркалу было еще далеко. Вот почему девушка была так неподвижна перед ним — чтобы не искажать своих пропорций.

Ее монолог резко остановился. Форчун шагнул назад, но понял, что его уже заметили. Владелица спальни торопливо оделась. Она подошла, отодвинула занавеску, и агент увидел девушку с лицом Норни, которая смотрела на него с не меньшим изумлением. Секунду она казалась смущенной, но потом грозно крикнула:

— Тебе не позволяли войти!

Сходство с Норни было потрясающим, за исключением того, что это не была Норни. Женщина с властным голосом была несколько полнее. Она была беременна. Он с удовольствием отметил это, потому что танцовщица нравилась ему гораздо больше.

— Ты, должно быть, Илни, — сказал он наконец.

— Форчун! — угадала она. — Ты убежал из темницы Р'кагна, чтобы прийти ко мне! Это воля Йоларабас!

Он пожал плечами, решив не оспаривать этого утверждения. Норни, например, была уверена, что его послал Нодиесоп.

— Извини, Илни, но я ищу другую. Если ты мне только скажешь, где прячешь ее…

Она сделала быстрое движение, схватила что-то со столика и метнула этот маленький круглый предмет в Форчуна. Он коснулся пряжки пояса, чтобы включить защитное поле, другой рукой поймал этот предмет в воздухе. В его пальцах он раскрошился и стал влажным.

— Никакая другая не получит тебя никогда, — сказала верховная жрица, — ты мой!

Форчун ответил бы, если бы слабый сладковатый запах не подействовал так скоро. Падая, он подумал, что местные аптекари достигли большого совершенства в своем деле.


Все тридцать шесть мошенников вернулись в дом Лландро для получения новых приказов. «Нодиесоп», материализовался там же и три дюжины его поклонников наперебой принялись отчитываться перед ним о проделанном за день. Он выслушивал доклады и звуками прибоя выражал время от времени одобрение. Он хотел предложить направить атаку вместо тюрьмы на храм, но тут обнаружил, что Лландро довольно решительно взял командование в свои руки; больше божественное руководство было ему не нужно.

— Т'тарп, твои люди пойдут к этому месту и будут ждать, когда Ш'ленгел начнет главную атаку. Когда увидишь, как в ворота бросают первый факел, вступай в дело. Горолл, ты обходишь этой дорогой и делаешь столько шума, сколько сможешь…

Таким образом каждый узнал точно, что от него требуется. Наконец, Лландро двинулся к выходу и посмотрел на курящийся вулкан на западе.

— Через час, — объявил он, — солнце сядет в огонь С'ратрата. Быстро в порт, парни!


Илни тоже смотрела на дымящийся вулкан, наблюдая за ярким медным диском солнца, мерцающим сквозь вечные испарения С'ратрата. День почти закончился, но она хотела бы вернуть его назад, поскольку кое-что ей хотелось бы сделать по-другому. Ее визит к Р'кагну был ошибкой: не было нужды договариваться о сделке насчет человека, который сам добровольно пришел к ней. Она не только зря потратила время, но и потеряла всякое преимущество над ним. Ясно было, что хитрый Р'кагн использует любую возможность, чтобы заставить ее страдать. Если бы она не попала в его словесную ловушку…

И варвар. Он удивил Илни, ворвавшись вот так и застав ее в мечтах перед зеркалом. Она не смогла скрыть притязаний и, видимо, оттолкнула его этим. Захваченная врасплох, она сказала что было на сердце. Задетая его отказом, она не думая ответила оружием, предназначенным защищать ее от нападе-лия. Он упал, совсем непохожий на бога, но как любой другой мужчина, вдохнувший эти пары. С отвращением она приказала убрать его.

Неужели вовсе нет никаких богов? Может быть, и Кронос просто человек? А ее собственное происхождение?.. Илни отказывалась думать об этом. Кажется, одна Йоларабас настоящая богиня. Казалось странным для верховной жрицы, что она не спросила у богини совета с самого начала. Но еще не поздно.

Богиня сидела непроницаемая, ее золотой живот был обещающе велик, золотые губы слегка улыбались, как и всегда, сколько помнила Илнй, золотые глаза смотрели куда-то вдаль.

Молитвенный занавес был на месте; Илни неторопливо ждала, когда просители закончат, затем села на кушетку, которую они освободили. Ей не нужен был посредник.

Без стыда она открыла свои страхи Йоларабас.

— Опасен ли этот человек, Форчун? — прошептала она. — Правда, что он послан Нодиесопом и поэтому носит эмблемы морского бога? Может ли он быть тем Мстителем, о котором я слышала? Почему Кронос боится его? Оскорбил ли Кронос богов? Я выше законов Р'кагна, но есть ли и для меня высший закон? Когда я была правительницей — я была законом. Но теперь могут ли меня заставить отвечать за мои собственные преступления? Этот Форчун — если он пришел от Нодиесопа, за кого он собирается мстить? За Катакана? За Норни? За Сэгею? Или это ты его послала, милая богиня? Будет ли он моей наградой или моим наказанием? Осмелюсь ли я снова увидеть его, или я должна приказать его убить? Йоларабас! Йоларабас! Дай мне какой-нибудь знак, чтобы я знала мой путь!

Илни подождала несколько минут, рассматривая мерцающего в свете заходящего солнца идола. Как всегда, богиня хранила молчание, давая холодное успокоение ее взволнованным слугам. Это божественное молчание возвеличивало божество и уменьшало людские страхи до размера, с каким обычным людям легче справиться. В своей вечной мудрости Йоларабас даст знак, который Илни должна распознать, что-то необычное еще случится.

В этом верховная жрица была уверена, ибо всегда так и было. Она скрытно вернулась в свои личные покои.

Еще раз из своего окна она посмотрела, как раскаленное медное солнце падает в огненное озеро. Двадцать лет назад она ждала на краю С'ратрата прибытия своего давно предсказанного соперника Кроноса. Это было самое подходящее место для поиска знаков и предзнаменований. Горячий огонь и холодный ветер царили там для этого.

Илни приняла решение и отдернула занавеску своего стенного шкафа, чтобы взять самый теплый плащ.

Нож был быстр и остер. Он вошел под ребра и пронзил сердце. Она умерла без звука, красота осталась невредимой, за исключением маленькой дырочки, через которую вышло совсем немного крови.

Напавший вытер нож о занавеску и оставил тело нетронутым.

Глава 6 ХОРОШИЙ МЯТЕЖ — УЖЕ РАЗВЛЕЧЕНИЕ

Сознание возвращалось медленно. Сначала это была путаница противоположных ощущений — мягко, тепло, холодно, освежающе. На лице он почувствовал влагу. Язык его был словно ватный. Он попытался снова провалиться в уютную темноту, но она не позволила.

Форчун открыл глаза и увидел гранитные утесы. Нет, — это оказались окованные медью раковины. И тут над ним склонилась Норни: Он попытался подняться, но не смог.

Она положила его голову к себе на колени:

— Как ты себя чувствуешь, мой господин?

— Неплохо. Где мы? В храме?

Комната была маленькой, что-то около двух с половиной метров в длину и ширину, с массивной деревянной дверью, без окон. Тусклый наружный свет еле пробивался сквозь небольшие отверстия в двери. Мебели не было. Он лежал на полу, головой на коленях Норни.

— Это камера наказаний, — сообщила ему девушка. — Сестер иногда запирают здесь, чтобы они поразмыслили о совершенных ошибках.

— В каждой организации, полагаю, есть за что наказывать. Как давно я здесь?

Его разум прояснился, но язык все еще казался слишком тяжелым.

— Не больше часа, господин. Меня удивило, что ты пришел в себя так быстро.

— Здоровый образ жизни, — объяснил он. — Почему верховная жрица забрала тебя из тюрьмы Р'кагна?

— Может, она думала, что я могу быть ей полезной. Она только посмотрела на меня, а потом приказала запереть здесь.

— Она на тебя очень похожа, — сказал Форчун. Норни улыбнулась:

— Об этом мне говорили. Не знаю, откуда такое сходство.

Конечно, откуда ей знать, как она выглядит. Даже зеркало Илни, без сомнения самое лучшее в царстве, искажало лица.

— Так, значит, это Илни отравила тебя, — угадала девушка. — Слава Нодиесопу! Я боялась, что тебя убьют в таверне, против тебя было столько мечей.

Он быстро рассказал ей, как сбежал из тюрьмы и попал в храм, где встретился с Илни.

— …А потом я потерял сознание. А очнувшись, обнаружил, что лежу здесь головой на твоих коленях. Могучее вещество.

Норни кивнула:

— Это единственное оружие, разрешенное сестрам. Они зовут это жидким сном.

— В следующий раз, — сказал он, — я буду внимательнее.

Наконец он сел, взглянул на дверь и прикинул, как взяться за дело. Его резак справился бы с этим, но это заняло бы время, поскольку дерево не очень хороший проводник тепла: вместо того чтобы плавиться, оно будет гореть и, конечно, даст достаточно дыма, чтобы обеспечить им с другой стороны встречающую делегацию. Идеальным был бы его ручной лазерный пистолет, но он остался в машине времени. Из его оставшихся пяти таблеток три были предназначены для быстрого удаления препятствий, но не бесшумного. Если Илни поставила снаружи стражника, взрыв парализует его достаточно надолго, чтобы беглецы нашли себе меч или, в худшем случае, целую капсулу жидкого сна.

В камере не было никакого укрытия. Он прикинул расстояние и решил, что, если поставит Норни в угол и закроет ее собственным телом, их заденет взрывом не очень сильно. Он взял самую маленькую взрывную таблетку из своего арсенала и сказал ей, чтобы стала в угол.

— Что ты собираешься делать с этим, господин? — спросила она.

— Здесь содержится ярость шторма. Я брошу это в дверь и — ба-бах! — никакой двери.

— Будет очень шумно, мой господин?

— Как удар грома.

— Есть-более тихий путь, — сказала она. — Сбереги шторм для другого раза.

Девушка шагнула к двери и, толкнув, открыла.

— Не заперта! — воскликнул он. Она знаком попросила молчать:

— Ты же не спросил. Идем — я покажу тебе, что сделала!

Каждый из трех дюжин посвященных хорошо провел рекрутский набор. На закате люди начали собираться в порту. Пришло около трех тысяч, каждый был вооружен по меньшей мере кинжалом и дубинкой, некоторые — копьями. Зондируя мысли толпы, Уэбли выяснил, что большинство стремится сразиться с войсками царя, но когда дело дойдет до решительной схватки, многие, возможно, и струсят.

Организовать их так, чтобы они стали действительно вооруженной силой, оказалось не так просто, как казалось раньше, поэтому Лландро остановился на менее четко расписанном плане сражения, чем он разработал вначале. Впечатленный количеством собравшихся, он согласился с предложениями «морского бога» разделить толпу на две части, одна из которых нападет на тюрьму, а вторая на храм. Если все пройдет удачно, обе группы потом должны штурмовать дворец и Лландро сможет захватить тот приз, которого он так жаждал.

Чтобы побудить этих людей к действию, потребовалась только короткая речь со стороны Лландро и несколько маленьких чудес со стороны симбионта. И все ринулись в бой. К сожалению Уэбли, такой толпой невозможно было подобраться к объектам нападения бесшумно. Элемент внезапности был утрачен сразу.


— Сестры, которые принесли тебя в ту комнату, явно не знали, что и я там находилась. Верховная жрица в своем гневе тоже, должно быть, забыла об этом. В здании только одно такое помещение. Они оставили дверь открытой. Я смогла сделать все, что хотела, а потом вернуться к тебе.

— И что ты сделала? — спросил Форчун.

— Убила Илни.

Форчун внимательно посмотрел на мертвое тело, когда они вошли в спальню.

— Ты уверена, что это Илни, а не другая женщина?

— Господин, я не могла ошибиться. Ты думаешь, я не узнала ее? Это Илни, поверь мне.

— Лицо то же, но…

Даже в смерти женщина была ошеломляюще прекрасной.

— Но что?

— Когда я видел ее час назад, Илни была беременна, как… как сама золотая статуя!

— Ты ошибаешься.

— Норни, я не думаю, что даже тебе, со всем твоим искусством перевоплощения, удалось бы сымитировать беременность. В одежде еще ладно, но ведь я видел ее голой.

Мертвая жрица лежала на спине; плоскость ее обнаженного живота была так же неоспорима, как обсидиан, украшавший пупок.

Норни улыбнулась и прищурила глаза:

— Были слухи, — сказала она тихо, — что в последние годы она часто появлялась среди сестер, меняя облик, и помогала верующим в их молитвах. Если бы я не ненавидела эту женщину, я бы ее пожалела.

Девушка подошла к зеркалу, обнажилась до пояса и, повертевшись, нашла такую позу, где отражение показало увеличенный живот.

— Ты ошибаешься, мой господин. Ты видел только ее беременное отражение. Илни была не более беременной, чем я, мой господин. И не думаю, что она могла забеременеть.

Ее голос утих да печального шепота, когда она добавила:

— Я так и не смогла. Нодиесоп знает, что я пыталась достаточно часто. Наглый Катакан был прав: семя простых людей слабо для нас.

Форчун молча смотрел, как девушка борется со своими чувствами, зная, что это единственная битва, где она может справиться только сама. Наконец Норни снова взглянула на него:

— Она мертва, господин. Но наша цель выполнена только наполовину, раз богиня все еще стоит в этом храме зла. Во имя Нодиесопа ее надо уничтожить.

Он положил руки ей на плечи, не зная, что сказать. Ее противником была Золотая богиня, и его тоже, как считала она. Мрачно улыбаясь, он вспомнил свои размышления о том, как было бы хорошо, чтобы несгибаемые фанатичные последователи Нодиесопа приняли его за своего долгожданного Мстителя, и как он планировал использовать это для победы над путешественником во времени. Но у них не было враждебности к Кроносу. Р'кагн — это было другое дело: они мечтали разорвать его на кусочки. Но сам Кронос, не важно по какой причине, сделал им гораздо больше добра, чем зла, их дети не голодали; полная обеспеченность работой стала реальностью, а не пустым обещанием; у них было больше времени для удовольствий, чем в любом другом обществе бронзового века. В сравнении с жизнью в прошлом, теперь наступило настоящее благоденствие.

Но затем он подумал о своем собственном народе, о сотнях миллиардов граждан все расширяющейся Галактической Федерации, зависящих от того, как агенты, подобные Ганнибалу Форчуну, защищают темпоральные линии, обеспечивающие само их существование. Не может быть вопросов, кому он останется верен.

— Норни, — сказал он мягко, — Йоларабас может быть злой богиней, как ты говоришь, но не она моя цель. Я послан сюда, чтобы уничтожить Кроноса.

Ее тело напряглось, и она подняла голову.

— Но ты сказал… — начала она, затем что-то прочитав в его глазах, приняла для себя решение: — Прости, господин, что усомнилась в тебе даже на мгновение. Что я могу сделать, чтобы помочь тебе?

Он привлек ее к своей груди, довольный, что Уэбли был где-то занят, поскольку сомневался, что у циничного симбионта хватило бы выдержки не поиронизировать в такой момент. «Если любовь существует, — подумал он, вдыхая запах волос Норни, — то она приходит именно так».

Норни вдруг тяжело вздохнула и призналась:

— Я лгала тебе, господин. Когда всю жизнь учишься не доверять никому, не можешь сразу довериться незнакомцу, даже если хочешь… Нет, не перебивай, прошу тебя. Сумасшедшая девушка в горах, утес, с которого она сорвалась, пожилая супружеская пара, мой план встретиться с близнецами, история о том, как я встретила Ллахвена, — все это я придумала, пока ты спал. Я не взяла имя Норни: я и есть Норни, близнец той, которая лежит мертвой перед тобой. Не я убедила Ллахвена, что мы будем в безопасности, если станем кочевать с места на место.

Это он мне сказал об этом. Гибелнусну заставил его купить судно.

— Значит, кораблекрушение и все остальное случилось после?..

— Кораблекрушение произошло так, как я и рассказала. Только на корабле нас было двое, а не трое. Я поклялась отомстить за Ллахвена. Сегодня я сдержала клятву.

— Почему, Норни? — спросил он, заглядывая ей в лицо. — Зачем ты придумала эту историю? Должен тебя похвалить — она получилась складной и захватывающей. Что еще в ней было ложью?

— Все остальное правда.

Форчун все-таки рассердился. Ее сказочка еще может стоить им обоим жизни.

— Ты все еще не сказала мне, зачем все это придумала, — напомнил он ей.

— По той же причине, по какой рассказала сейчас, — прошептала она. — Я чувствовала, что не могу тебе полностью доверять — до этого момента. А теперь я доверяю тебе всю мою жизнь.

Девушка закрыла глаза, и Ганнибал поцеловал ее.

— Норни, — сказал он наконец, пытаясь снова сосредоточиться на задании, — ты носила много костюмов и играла много ролей. Это должно быть легко для тебя. Поклянись теперь, что сделаешь для меня то, о чем я тебя попрошу.

Она взглянула на тело сестры, украшенное ненавистными символами Золотой богини, потом снова на мужчину, которого считала своим Мстителем:

— Клянусь Нодиесопом…

— Клянись чем хочешь, но я прошу это только ради меня самого — Ганнибала Форчуна.

Она улыбнулась, и ее глаза блеснули:

— Клянусь Ганнибалом Форчуном, — сказала она.


В четверти километра от храма у Уэбли забот была полная протоплазма. Он переоценил этих людей. Вино мятежа оказалось сильнее, чем он считал, и они были пьяны им. Шумно пьяны.

Лландро, которого симбионт считал самой холодной головой среди всех, оказался так же плох, как и все остальные. Предположение, что этот законченный вор не сможет забыть свою специальность, оказалось верным. Вор Лландро превратился в поджигателя и мародера.

Уэбли пытался отвлечь свои полторы тысячи последователей от поджогов домов и лавок их личных врагов и направить их к храму. Но Лландро не накладывал на них никаких ограничений. Языки пламени потянулись от порта во все стороны.

«Морской бог» все же как-то пытался руководить толпой, надеясь, что, как только он снова найдет своего партнера, Форчун поможет остановить мятеж, пока не разрушен весь город.


Норни выглядела величественно в церемониальных одеждах Илни. Поскольку никто не осмеливался задавать вопросы верховной жрице, они не имели никаких проблем, покидая храм. Так как выходных дней у этих обеспеченных горожан было предостаточно, улицы Манукрониса были полны людьми, желавшими потратить свои деньги на рынках, в лавках и тавернах, где любые удовольствия были доступны, пока гражданин был платежеспособен. В одном месте к фальшивой Илни и ее спутнику присоединились шестеро хранителей, простых солдат, которые настаивали на чести сопровождать их для охраны. Форчун тихо посоветовал Норни принять предложение с подобающим высокомерным выражением снисхождения.

План Форчуна содержал в себе самый простой способ для устранения ущерба, который Кронос нанес потоку времени. Пленение Кроноса должно было стать самой легкой частью плана, как только они попадут внутрь дворца, поскольку путешественник во времени слишком долго наслаждался безопасностью, чтобы иметь надежную защиту. Хотя он был действительно встревожен появлением Форчуна, но все еще был уязвим для внезапного удара. Форчун только сожалел, что у него больше нет его меча. А наркошприцы не считались серьезным оружием.

Даже при минимальном снаряжении и допущении, что Кронос вооружен лучше, чем предполагается, у Форчуна были шансы на успех. Он надеялся, что убивать Кроноса не придется: Пол Таузиг, возможно, сумеет узнать что-то новое об Империи, если Кроноса удастся пленить.

Большая часть задания будет выполнена уже после того, как Кронос, кем бы он ни оказался, выйдет из игры. Возможно, новому царю и новой верховной жрице понадобится несколько лет, чтобы вернуть эту изолированную человеческую цивилизацию к тому уровню, который был до Кроноса. Хотелось бы только, чтобы это прошло наименее болезненно. Золотая богиня медленно сойдет со сцены, Нодиесоп снова станет почитаемым всеми. Может быть, найдется новый Катакан среди вождей северных племен, который осуществит успешное вторжение… Но все это детали, над которыми надо будет поработать позже.

Они достигли дворца без происшествий. Стражники у рва салютовали Норни и отступили в сторону, чтобы пропустить ее маленький эскорт. Они были озадачены при виде ее странного спутника, так как их предупредили быть начеку и при случае задержать убежавшего варвара, но раз верховная жрица держит ситуацию под контролем, нет нужды поднимать тревогу. Какая опасность может исходить от безоружного человека, окруженного хранителями?

Факелы, укрепленные в стенах на равном расстоянии, освещали дворцовый сад, отражаясь в декоративных бассейнах и пенящихся фонтанах, а огромный золотой купол отблескивал красным от вечного пламени вулкана. «Некоторое время побыть царем в этой стране может оказаться довольно приятным делом», — подумал Форчун. Они достигли портика с колоннадой.

— Отпусти эскорт, — прошептал агент.

Норни так и сделала, умеряя благодарность хранителям точным количеством аристократической сдержанности. Шестеро отсалютовали и повернулись, чтобы уйти тем же путем, что и пришли.

— У меня сюрприз для царя Кроноса, — объявила Норни дворцовой страже, указывая на своего спутника, — он под воздействием наркотика, так что сопровождать меня не нужно… Иди, варвар!

Форчун сдержал улыбку. Да, новая верховная жрица будет прекрасным помощником в перестройке Нодиесописа. Он последовал за ней во дворец, богато украшенный сокровищами манукронийского искусства.

Р'кагн заметил пожары. Когда ночное небо постоянно окрашено красным светом вулкана, городским пожарам надо быть более значительными, чем где-нибудь в другом месте, чтобы привлечь внимание. Верховный судья пришел к тревожному заключению, что все это очень напоминает бунт, и догадку подтвердили крики из-за двери.

Открыв ее, он увидел взволнованного офицера.

— Превосходительнейший Р'кагн! — выпалил тот. — Чернь восстала. Все десятеро моих людей… искавших варвара… убиты… Только я спасся… Поднял гарнизон по тревоге.

Притворяясь хладнокровным, каким он на самом деле не был, Р'кагн успокоил офицера, предложив кувшин пива, заставил его сесть и дать полный отчет. Генералу, ставшему судьей, не понадобилось много времени, чтобы понять, что с военной точки зрения его положение было невыгодным для обороны.

В комплексе зданий тюрьмы и гарнизона была только треть личного состава, и большая часть его группами по десять человек с конным офицером систематически прочесывала город в поисках Ганнибала Форчуна. Как и половина гражданского населения, остальные хранители наслаждались своими трехдневными выходными. Большинство, Р'кагн знал, сейчас уже были слишком пьяны или слишком заняты с женщинами, чтобы быть на что-нибудь годными.

Прибывший офицер не мог точно сказать, как велика толпа, но во всяком случае не меньше тысячи человек. И не было сомнений, что она идет прямо на цитадель гарнизона.

Для человека, суставы которого окостенели от возраста и чей живот свидетельствовал о долгих годах потакания своим слабостям, Р'кагн двигался быстро, отдавая приказы, отрывая солдат от обеда, кляня офицеров и рядовых, у которых не было реального представления о сражении с такими значительными силами толпы. Солдаты неуклюже принялись готовить боевые машины, плохо представляя себе, как с ними обращаться. Р'кагн безуспешно пытался вспомнить уроки военной стратегии, которые давал ему отец. Из всех советов Катакана прежде всего вспомнилось: «Прежде чем ввязаться в битву, убедись, что твоя армия умеет драться».

Двадцать лет в Манукронисе армия была не нужна…


Как подозревал Форчун, дворцовая стража служила скорее для украшения, чем для дела. Из горстки стражников, поставленных среди многочисленных статуй в богато украшенном главном зале приемов, только некоторые казались способными прилично сражаться. Их шлемы с клювом грифа блестели от постоянной полировки и доспехи тоже выглядели столь же тщательно ухоженными. Все стражники казались удальцами, но мускулы их были тренированными только для долгого стояния. Мех набедренных повязок выглядел более роскошным, чем у остальных хранителей, эмалевое изображение грифоголовой женщины на щитах было качественней, но сами щиты, как заметил Форчун; были легкими изделиями, годными только для церемоний: у них не было жесткой основы, имеющейся на боевых щитах. И мечи, насколько он мог судить, тоже были легче, изящней, с богато украшенными рукоятями и почти также смертоносны, как позолоченные деревянные дощечки, которыми будут размахивать в девятнадцатом веке на сцене театра Ла Скала.

Правда, один меч нельзя было ни в коем случае назвать дощечкой. Его богато украшенные ножны и вышитая перевязь гордо висели на самом могучем хранителе, которого Форчун и Норни встретили, и он, казалось, умел пользоваться мечом. Форчун узнал свое универсальное оружие и поставил себе ближайшей задачей отобрать меч назад вместе с кинжалом, содержащим наркошприцы, рукоять которого блестела поверх набедренной повязки офицера.

— Вон тот, — сказал он Норни, указывая на хранителя. — Возьми его с нами.

Норни отдала приказание:

— Проводите нас, офицер. Не бойтесь: варвар одурманен. Ведите нас к Кроносу, обратите его внимание на то, как легко удалось Илни пленить того, из-за которого царь казался сегодня столь озабоченным.

— Не получится, госпожа Илни, — прошептал он торопливо. — Я понял ваш замысел, но если бы вы мне сообщили заранее, я бы поставил на посты моих людей, а эти преданы Кроносу. Сейчас неразумно…

Прекрасно подражая манерам своей сестры, Норни сердито проворчала:

— Ты дерзишь истинной царице!

В этот момент офицер заподозрил неладное и потянулся за мечом.

— Ты не Илни! — воскликнул хранитель.

Игравшая роль верховной жрицы Норни отступила в сторону, и Форчун занял ее место. Офицер поверил, что тот одурманен, и не успел отреагировать, когда кулак варвара врезался ему в левое ухо.

Форчун отобрал свой меч и кинжал у потерявшего сознание офицера.

Схватка продолжалась несколько секунд, но другие присутствующие в зале стражники в нее не вступили. Хотя их было гораздо больше, они слышали о ловкости чужестранца в таверне, где он убил десятерых более молодых и сильных воинов, каждый из которых был вооружен боевым мечом и тяжелым щитом. Декоративные вояки благоразумно исчезли через несколько огромных дверей зала.

Но Форчун знал, что скоро подойдет подкрепление из настоящих воинов. Поэтому время терять было нельзя. Кронос будет начеку, как только ему доложат о приближении агента ТЕРРЫ.

Форчун спросил свою спутницу:

— Ты была здесьраньше?

— Однажды, много лет назад, как жена…

— Где мог бы быть сейчас Кронос?

— В это время он, наверное, обедает. Маленькая комната для приемов находится за этим залом, а за ней — столовая. Если не там, то, возможно, в комнате наверху.

Он схватил ее за руку:

— Пошли, пока эти герои не вернулись со своими дружками!


Кронос тоже видел пламя пожаров, освещавшее ночной город, и факелы наступающей взбунтовавшейся толпы. Было достаточно ясно, что два агента ТЕРРЫ, Ганнибал Форчун и симбионт, возглавляют толпы мятежников, хотя их цели — гарнизон и храм — озадачили его. Он мог бы увидеть логику в нападении на хранителей и даже тактическую хитрость в пожарах, чтобы отвлечь вооруженные силы от дворца. Но зачем они идут на храм?. Форчун не тот человек, который будет что-либо делать напрасно. А он ничуть не сомневался, что это был Ганнибал Форчун, поскольку Ниборморо подтвердил это меньше часа назад.

Будь он проклят! Кронос был уверен, что не совершал ошибок, не оставил никаких, зацепок, на которые могла бы наткнуться ТЕРРА. Все же, что бы ни привело Форчуна сюда сейчас, это все равно должно было случиться в будущем. Он изо всех сил старался представить, какой просчет он мог или может совершить, чтобы привлечь внимание к своему эксперименту. Он называл себя подлинным именем, добавляя: «Ты идиот!» Прошло двадцать лет базового времени с тех пор, как кто-нибудь, включая его самого, произносил вслух его имя, и оно звучало таким чужим, что он непроизвольно вздрогнул.

Он заставил себя рассмотреть ситуацию с объективностью, которая сохраняла ему жизнь в бесчисленных сражениях между Империей и ТЕРРОЙ, пока он не дезертировал, чтобы самому стать царем. Какую же ошибку совершил бог-царь? Через столетие, Кронос знал, весь континент будет разрушен землетрясениями и извержениями вулканов и все следы Манукрониса исчезнут под морскими волнами. Вот почему он выбрал это далекое время и место. Раньше, чем случится трагедия, он, конечно, сбежит в другой удаленный уголок истории Земли. В библиотеке, которую Кронос собрал, были указания на десятки таких убежищ. Некоторые, такие, как My и Лемурия, были настолько затуманены человеческой фантазией и ложными мифами, что делали их идеальными для его цели. И Манукронис, который Платон назовет Атлантидой, а Скотт Элиотт в своих трудах заселит не меньше чем семью разными расами, чтобы обосновать свой тевтонский фанатизм; и который Галанополис ошибочно найдет неподалеку от побережья Греции, не оставит никаких следов царя Кроноса и его могущественной расы.

Могущественная раса! Теперь стало ясно, во что должен вылиться его эксперимент. До этого момента он был уверен, что все они погибнут, когда затонет континент, но, как многие другие патриархи, он недооценивал собственных детей. Некоторые из них спасутся — когда, он не знал. Горстки искателей приключений в лодке будет достаточно, чтобы оставить следы по всей планете.

Бели их не остановить.

Без таких следов у ТЕРРЫ не будет причин искать его. Вся операция будет стерта, даже прежде, чем начнется. В истории путешествий во времени, насколько он помнил, не было таких ситуаций. Перестанут ли Ганнибал Форчун и компания существовать в результате его действий? По крайней мере один из агентов ТЕРРЫ исчез при загадочных обстоятельствах. Вмешательство было чрезвычайно опасным, Кронос знал это. Но столь же опасным был и Ганнибал Форчун.

Одна толпа, он видел, уже достигла храма. Это были проблемы Илни. Сестричество со своим ничтожным жидким сном могло ненадолго задержать нападающих. Да и при худшем исходе, чтобы пограбить храм как следует, тоже понадобится какое-то время. Через несколько минут другая орда достигнет гарнизона Р'кагна. Интересно, будет распутный старый дурак сражаться или сбежит? В любом случае времени мало, но все еще в его власти уничтожить врагов, просто исправив свою собственную эгоистическую ошибку.

Единственной альтернативой было оставить сейчас это удобное царство, сбежать в безбрежное время и пространство и начать где-нибудь когда-нибудь все заново. Но если он выберет это, то может быть уверен, что Ганнибал Форчун и все агенты, каких сможет только выделить Пол Таузиг, прочешут каждую темпоральную линию в галактике, чтобы найти его.

Нет. Такая угроза убьет весь смак будущих проектов. Он совершил ошибку; он исправит ее. Он может, как мгновение назад, назвать себя идиотом, но трусом — никогда.

Приняв решение, он отвернулся от окна, накинул плащ с капюшоном на плечи и достал оружие, которого не применял двадцать лет.


— Не убивайте сестер! — рычал «морской бог», и его голос грохотал по всему большому залу храма. — Будучи милосердным, я прощаю их! Они заблуждались.

Сестры, увидев ужасную голову без тела, голову самого Нодиесопа, не говоря о свирепой толпе за ним, даже и не подумали защищать богиню, хотя некоторые оглянулись, не встала ли Мать человечества со своего золотого трона, чтобы сразиться. Видя, что Йоларабас не оказывает сопротивления, они последовали ее примеру и были согнаны в угол храма, пока толпа быстро творила кровавую расправу над застигнутыми тут молящимися богатеями.

К величайшему удивлению двух человек, несших платформу с подушкой, на которой лежала голова Нодиесопа, та превратилась в гигантскую чайку и быстро полетела на верхние этажи храма. Уэбли прозондировал храм и убедился, что партнера здесь уже нет. Он первым нашел обнаженное тело мертвой Илни, а рядом — одежду танцовщицы. Не надо было ломать голову, чтобы понять, зачем партнеру понадобился этот маскарад.

Годы теснейшей связи с этим человеком помогли Уэбли сообразить, каковы планы Форчуна на ближайшее время. Опасность для Ганнибала заключалась в том, что тот все еще имел неполную информацию о противнике, поскольку симбионт оставался пока единственным, кто знал, кем был Кронос на самом деле!

Вылетев пулей из открытого окна, Уэбли отчаянно надеялся, что будет не слишком поздно.


Хотя оружие хранителей явно было лучше, отсутствие боевых тренировок сказалось, когда они вышли на улицы, чтобы встретиться с врагом, который, к несчастью, превосходил их числом. Офицеры показали себя совсем неспособными к командованию. Яростно ругая их, Р'кагн с одышкой взбирался по узкой лестнице на стену, чтобы увидеть сверху, что происходит. Даже лошади, вскормленные на царских конюшнях, показывали перед лицом толпы неподобающую пугливость.

Тем временем парни Лландро брали верх над всеми, кто попадался им на пути, и горланили старинный гимн Нодиесопу, переделанный в воодушевляющую боевую песнь, которая служила теперь для ослабления боевого духа грифоголовых. К тому времени когда бунтовщики достигли гарнизона, они убедились в своей непобедимости. Неудержимая толпа смела первый ряд прекрасно вооруженных хранителей в устрашающих шлемах, как будто их и вовсе не было. Второй ряд составляли молодые вояки, слышавшие когда-нибудь о том, что высшая слава для воина — погибнуть в битве. Они повернулись и побежали. Кавалеристы, занимавшие фланги, последовали их примеру.

Р'кагн проклиная свои трусливые войска, отдал команду катапультам, которые были установлены перед стенами. Но бестолковые катапультисты так и не смогли отправить ни одного снаряда в цель. Те же самые восемь машин под командованием Оранаса остановили пеструю орду Катакана и переломили ход сражения, но сыну Катакана их сгнившие тетивы служить отказывались. Семь из восьми машин были негодны. Восьмая выстрелила снарядом, начиненным зажигательной смесью. Он ударился о стену изнутри, отскочил назад и взорвался перед собственной пусковой установкой, уничтожив ее обслугу.

У толпы не было таких проблем. Факел за факелом летели на укрепления, в то время как люди пробивались вперед, рубя, коля, пронзая, избивая дубинками последних солдат, припертых к стене.


Лландро, используя свою профессиональную ловкость и умение казаться незаметным, первым забрался на стену как раз в тот момент, когда Р'кагн собрался ее покинуть. Верховный судья начал спускаться, обо что-то споткнулся и покатился кубарем по ступеням. Его крик был громче, чем любой из тех, которые он когда-либо исторгал из своих жертв. Крик был оборван кинжалом Лландро, пущенным с похвальной меткостью в спину Р'кагна. Смерть судьи сопровождалась хрипами, и ухо Лландро находило их чрезвычайно приятными.

Оскалясь по-волчьи, некоронованный король карманников спустился вниз, чтобы еще несколько раз пронзить того, кто слишком многих честных воров лишил пальцев, необходимых в их ремесле.

Весь гарнизон теперь был охвачен огнем. У кого-то хватило ума освободить узников, перед тем как зажечь тюрьму, и те присоединились к повстанцам. Один хранитель за другим, отяжелевшие после сытного ужина, падали жертвой этой озверевшей человечьей стаи.

Довольный тем, как развиваются события, Лландро понял, что толпу нельзя выпускать из-под контроля, иначе все это для него окончится ничем. Гарнизон был взят; силы повстанцев, пока они еще жаждут крови, надо направить на следующий объект.

Он соображал так же быстро, как лучшие из специальных агентов ТЕРРЫ. Больше того, его не стесняло цивилизующее влияние базового 2572 года. Вдохновленный эффектом, который произвела на толпу голова Нодиесопа, он решил вооружиться столь же могущественным талисманом.

Толпы восставших, добивавшие последних защитников старого режима, радостно заревели, когда увидели, что их вождь появился на краю стены с факелом в одной руке и с отрубленной головой Р'кагна в другой.

— Грифоголовые разбиты! — закричал победитель, и люди повторили его слова. — Но остался Кронос! — воскликнул Лландро, размахивая своим мрачным трофеем. — На дворец!

— На дворец! — повторила толпа, поворачивая в указанном направлении.

Лландро усмехнулся и вернулся к трупу. Он пинком раздвинул ноги Р'кагна и положил голову туда, где это было бы наибольшим оскорблением. Пора было поспешить, ведь он собирался быть во главе армии, а не догонять ее. А отряды повстанцев, попробовавших крови, двигались довольно быстро. Лландро подумал, с таким ли воодушевлением они шли бы в атаку, если бы знали, что единственным мотивом их вожака было похитить волшебный источник власти Кроноса. Эта мысль прибавила сил ногам Лландро и понесла его вперед как на крыльях.

Штурм дворца, конечно, представлял большую проблему. Мало того что он имел высокие крепкие стены, единственный подход ко дворцу был по мосту, переброшенному через ров, и защитники могли его разрушить. А большинство горожан, включая самого Лландро, вообще никогда не учились плавать.

Но Лландро был очень находчивым человеком…


Однако он не был единственным гражданином Манукрониса, заслуживающим такой похвалы. Надо воздать должное тучному, потеющему и астматически дышащему всаднику, который примерно в это самое время встретил один из отрядов, посланных Р'кагном на поиски Форчуна. Одиннадцать человек, и офицер на лошади. Этот район города еще не был охвачен бунтом.

— Слава богине! Варвар… во дворце… он вооружен! Я еле спас свою жизнь, — воскликнул Ниборморо. — Торопитесь, возьмите мою лошадь. А я пойду обратно пешком.

Ниборморо спешился. Факелы хранителей осветили завидное изобилие перьев на его шлеме и выдающийся живот, казавшийся еще более выдающимся из-за лишних перевязей, поддерживающих меховую набедренную повязку.

Младший офицер, разгоряченный юношескими глупыми надеждами самому поймать противника, приказал своему лучшему воину занять освободившееся седло. Эти двое поскакали ко дворцу на встречу со сказочным варваром, легенды о котором уже грозили перейти всяческие границы правдоподобия, а остальным было велено догонять.

Жирный офицер пристроил свою утомленную задницу на ближайшем камне.

— Мы пойдем за ними, — объявил он солдатам, — когда я… переведу дыхание.

Он ни в коем случае не хотел прибыть во дворец первым.

Одной встречи для него уже было достаточно. Он пришел к этому выводу еще раньше, днем; к закату его решимость избегать Ганнибала Форчуна возросла. Вот почему он действовал с такой несвойственной ему ловкостью, когда солдат дворцовой стражи выскочил из ворот с криком, что внутри варвар, Ниборморо развернулся и направился за своей лошадью, с которой только что слез, бормоча, что отправился за подмогой.

Лошади мгновенно передался его энтузиазм, и она быстро поскакала. Поначалу Ниборморо собирался отправиться в гарнизон с новостями, заработав таким образом еще один небольшой плюс в глазах Р'кагна. Но через несколько минут он отпустил повод и дал лошади идти куда хочет, лишь бы прочь от дворца. Потом он понял, что оказался в районе, который пользовался дурной славой. Выбираясь оттуда в какое-нибудь более спокойное место, он и столкнулся с поисковым отрядом. Было гениальным ходом предложить свою лошадь другому бойцу, но глупо сказать, что он пойдет за ними пешком, поскольку делать это капитан Ниборморо совершенно не собирался.

Несколько минут он очень убедительно пыхтел и сопел, затем коротко спросил:

— Кто следующие двое лучших бойцов в этой группе?

После недолгого совещания двое юношей выступили вперед.

— Пусть остальные поспешат во дворец. Для вас у меня есть другое задание, столь же срочное. Пошли! Вы ведь не боитесь одного неуклюжего варвара, правда?

Он улыбнулся, решив, что нашел достойный выход из положения, и огляделся по сторонам, выбирая, куда идти.

— Ваше задание очень ответственное. Вы уверены, что вы — лучшие бойцы из оставшихся в патруле?

Парень, державший факел, уверил его, что это именно так.

— Хорошо. Будьте поближе ко мне, парни. Клянусь, что это самая темная улица во всем Манукронисе! Головорезы, как я слышал, кишат на таких улицах. Целые шайки… Предупреждаю вас, может, придется сразиться с ними, прежде чем доберемся туда.

— Куда? — спросил тот, что с факелом.

— Я слышал, что возникли проблемы в храме. Да. Храм — вот наша Цель. Кстати, он недалеко отсюда. Так что нам повезло, учитывая, что это бандитский район. Помните, парни, держитесь поближе.

— А какие там проблемы? — спросил воин с факелом, который давно усвоил, что чем больше знаешь, тем верней выживешь.

Импровизируя с блеском, который оценить полностью смог бы только подобный ему лжец, Ниборморо сказал доверительно:

— Идут слухи, парни, что у варвара где-то в городе сообщник. Может ли он нанести больший ущерб самому дорогому для нас, чем напасть на храм? Вы ведь ходите в храм раз в неделю, правда?

— По меньшей мере!

— Иногда дважды, — добавил другой с праведным видом, — когда я могу это себе позволить:

— Тогда быстрее!

Подгоняемые религиозным рвением или просто опасением дольше оставаться в неуютной темноте, трое ускорили шаги по направлению к храму.


Маленькая комната для приемов оказалась пустой, и столовая за ней тоже. Из столовой двое слуг умчались на кухню после одного взгляда на Ганнибала Форчуна. Агент зашел на кухню и не был впечатлен ни кулинарным оборудованием, ни дрожащей обслугой при нем. Кронос явно не был гурманом, иначе он никогда бы не смирился с таким примитивным и довольно грязным местом приготовления пищи.

Залы, которые они проходили, были полны статуй и картин, но не давали ответа на вопрос, где Кронос. Пыль в некоторых из них лежала толстым слоем.

— Вот что бывает, когда царь — холостяк, — пробормотал Форчун.

Готовый к бою, он был раздосадован безлюдьем. Если это показатель его популярности, то Форчун не допустил бы тут свободных выборов.

— Давай тогда наверх, — сказал он Норни, которая пыталась не отстать от него.

Она показала назад:

— Лестница там. Надо вернуться.

Кивнув, Форчун повернулся, и они отправились в обратном направлении.

— Как он расколол меня? — недоумевающе спросила Норни. — Я одурачила всех остальных, даже сестер в храме. Что я сделала не так?

Форчун усмехнулся:

— Кажется странным после всех рассказов об интригах, что ты не догадалась! Илни была вовлечена в заговор — явно, чтобы отобрать трон. И когда ты не узнала главного заговорщика…

— Вот как! — фыркнула Норни. — Она была даже еще хуже, чем я думала.

Форчун подавил смешок. Час назад она хладнокровно убила свою сестру, а сейчас изображает праведный гнев. Она была так же лишена предрассудков, как и Уэбли.

Ну где же этот бессовестный негодяй? Может, пришло время обеда и симбионт решил захватить пивоварню? Он чувствовал бы себя гораздо лучше, если бы на плечах был его партнер.

Лестница была темной, только ее вершина виднелась в слабых красных отсветах из окна!

— Встань за мной, — распорядился Ганнибал, — и двигайся тихо, как только можешь.

Он выпустил ее руку и придержал висящий меч, чтобы тот не стукался ни обо что, выставил кинжал перед собой, положив палец на спусковой крючок. Они двинулись вверх по лестнице, прислушиваясь к малейшему шороху.


Не всем, кто отправился за подкреплением, повезло так, как капитану Ниборморо. Меньше чем минуту спустя после того, как этот речистый достойный храбрец отправился куда глаза глядят, другой вскочил в седло и поскакал в гарнизон. Он не добрался, путь преградила возбужденная толпа. Несколько человек быстренько его спешили, перерезали горло и избавили тело от всего мало-мальски ценного, продолжая распевать гимн в честь Нодиесопа.

— Молодцы, парни! — проорал Лландро, заметив, что его люди начали обезвреживать воинов из дворцовой стражи, но тут же замедлил шаг, услышав, как один из его приспешников выдвинул ужасное предложение:

— Герой, убивший Р'кагна, не должен идти пешком!

— Точно, — согласился другой, — это лошадь Лландро!

Эту идею одобрили все, кроме доблестного Лландро, который испытывал тайную боязнь лошадей, с тех пор как увидел первую из них. Тем не менее восхищенные почитатели схватили его и усадили в седло.

Лландро благодарил судьбу, что хоть лошадь оказалась спокойной и сама пошла в нужном направлении.

Его последователям было, в общем-то, все равно, как себя чувствует вождь; они запели еще более страстно, и марш продолжился.


Еще когда штурм гарнизона был в полном разгаре, Уэбли и Ниборморо прибыли во дворец. И симбионт услышал, что Форчун уже тут. Ниборморо побежал к своей лошади, а Уэбли резко спланировал к окну, возле которого он шпионил несколько часов назад и которое сейчас было освещено. Там он превратился в камень и осторожно поднял глаз.

Красивая лампа мягко освещала уставленную книгами комнату. Предатель, называвший себя Кроносом, стоял без движения с закрытыми глазами, напряженно нахмурив брови и нервно сжав губы. Он держал в руках блестящий серебряный посох, который Уэбли опознал как тепловой излучатель, бывший на вооружении в Империи. Костяшки пальцев бывшего коллеги побелели, а смертоносный посох дрожал.

Быстрое зондирование дворца показало Уэбли, что его партнеру не грозит немедленная опасность: все хранители во дворце разбегались в панике. Новость о подлинной личности Кроноса, решил он, может подождать до тех пор, пока он не выяснит, что за ужасные мысли вызвали у царя столбняк и такое мучительное выражение лица. Без колебаний он заглянул в его разум…

…и отпрянул от яростного бурления гневных мыслей Кроноса…

— …единственный выход. ПЛОХО! Другой путь опасен (здесь мысленный образ Ганнибала Форчуна с лазером)… единственный выход. Проверка… Выбора нет… Образы детей, счастливые лица, доверчивые… мужская фигура… Вдруг она превращается в бесформенное черное существо, потом в какое-то чудовище… Мысленный крик: НЕТ!., любой другой способ нерационален… Человеческий разум не способен придумать Ничего истинно великого… Знание рационального ответа совсем не приводит к добру… Люди слабее машин…

У человека есть чувства. Только человек может совершать правильные поступки по ложным причинам или ложные поступки по верным причинам. Машины не могут любить или ненавидеть-, неспособны принять что-нибудь на веру… их нельзя склонить ни к хорошему, ни к плохому, ведь у машин нет понятия ни о том, ни о другом!.. Спроси специального агента о том, является ли что-либо хорошим или дурным, и он задаст встречный вопрос: «В каком смысле?» Я допускаю, что Империя так же отвратительна, как ТЕРРА. Агент Империи ответил бы: «Если это вредит мне — это плохо, если обогащает меня — хорошо». У некоторых из импер-цев есть совесть. Но ни один из маленьких героических агентов ТЕРРЫ никогда не страдал от этого. Как же, первый намек на совесть дисквалифицировал бы его, ведь Пол Таузиг может заподозрить, что у того есть и душа, а раз у самого Таузига ее никогда не было, то никому из подчиненных и не положено ее иметь. Только когда каждый человек в галактике будет превращен в бездушную машину, Пол Таузиг будет доволен. А кто когда-нибудь слышал о машине, чувствующей удовлетворение?

Уэбли не был готов к эмоциональному шоку, который сопровождал следующую мысль Кроноса: А КТО КОГДА-НИБУДЬ СЛЫШАЛ О ЗДОРОВОМ, РАЗУМНОМ, ОБЛАДАЮЩЕМ ДУШОЙ ЧЕЛОВЕКЕ, КОТОРЫЙ УБИЛ БЫ СВОЮ СЕМЬЮ? ПО ЛЮБОЙ причине, если даже она и верна с разумной точки зрения. (Снова образы детей, женщины и отвращение к себе.) Пол Таузиг смог бы сделать это. Ганнибал Форчун тоже смог бы сделать это. Любая машина смогла бы сделать это. ТОЛЬКО машина могла бы постоянно находить правильный способ поведения в любой ситуации. Я НЕ МАШИНА. У МЕНЯ ЕСТЬ ДУША. У МЕНЯ ЕСТЬ СОВЕСТЬ. Я ЛЮБЛЮ МОИХ ДЕТЕЙ — ОНИ ЛЮБЯТ МЕНЯ. ОНИ ВЕРЯТ МНЕ… Я КОГДА-ТО В ЭТО ВЕРИЛ, НО ЭТА ЧЕПУХА ПОЗАДИ. КРОНОС НЕ МАШИНА! КРОНОС НЕ МАШИНА! КРОНОС НЕ МАШИНА!

Его дрожь усилилась; теперь все его тело сотрясалось, как будто ярость, ненависть и жалость к себе сражались с совестью перед зрительными образами Таузига, Форчуна, симбионтов, неверующих и всех остальных, кого презирал бог-царь. И все это, как бой барабана, сопровождалось словами: КРОНОС НЕ МАШИНА!

Уэбли прекратил зондирование со вздохом облегчения. У Кроноса были проблемы. Хорошо. Может быть, травма парализует его достаточно надолго, чтобы посадить его под замок и подготовить к отправке домой. ТЕРРА имеет отличную психиатрическую клинику.

Издалека симбионт услышал пение сотен голосов. Повернув глаз, он увидел приближающиеся толпы повстанцев и пылающие здания гарнизона. В портовом районе и вблизи храма также бушевали пожары. Горели склады, лавки, дома богачей. Он подозревал, что его партнер будет не слишком доволен результатами его невинного перевоплощения в морского бога. Он в самом деле не собирался раздувать такой мятеж — он просто не подозревал, что жителям Манукрониса нужен просто предлог!


Вооруженные в основном трофейными мечами и копьями, вдохновленные легкой победой, бунтовщики шли теперь свергать Кроноса. Их вел в одночасье ставший героем, который отсек ненавистную голову Р'кагна, сам могучий Лландро, ехавший теперь с царским величием, державшийся прямо, застывший от страха на лошади, которая — к счастью — обожала парады.


Когда Уэбли исчез во дворце, прибыли первые долгожданные подкрепления. Воины собирались во дворцовом саду, производя много шума, но не торопясь столкнуться с варваром, хотя многие и выкрикивали хвастливые угрозы в его адрес. Хранителей набралось не больше сотни человек.

Из темного окна на втором этаже Ганнибал Форчун с ухмылкой наблюдал, как солдаты строятся в шеренги и обнажают мечи, сверкающие в свете факелов.

Поиски на втором этаже дали тот же результат, что и на первом. Остался еще третий, сообщила Норни. Они торопливо направились к лестнице.

Подойдя к ней, девушка застыла в изумлении, увидев большую птицу с головой грифа и телом чайки.

— Уэбли? — спросил Форчун.

Создание важно подняло голову и сказало человеческим голосом:

— А ты, должно быть, ожидал Пола Таузига? Симбионт быстро сообщил партнеру последние новости, но приберег самую интересную информацию на самый финал своего сообщения.


Толпа, все еще распевая громкие гимны Нодиесопу, дошла до дворца. Лландро с огромным облегчением слез с лошади и быстро отошел подальше от пугающего его животного. Обнаружив, что на мосту никого нет, могучий вождь решительно повел толпу за собой. Навстречу им выбежали хранители, но через несколько минут битва переместилась внутрь дворцовых стен. Там схватка получилась яростной, но скоротечной. Даже сам Лландро, честность которого никогда потом серьезно не подвергалась сомнению, будет вспоминать спустя долгие годы, что хранители были вооруженными до зубов трусами, а его парни оказались настоящими героями.

— Гарт Стоунман? — недоверчиво повторил Форчун.

— Он самый, — уверил его Уэбли. — Его исчезновение во время битвы на Ларнаке IV было делом его собственных рук.

— Ты уверен, Уэб? Не могу допустить, что человек с идеалами Стоунмана присоединился к Империи.

— Теперь он бесполезен и для Империи. Я зондировал его сегодня днем. Тогда его разум был в норме, и я понял, что он более опасен, чем мы думали. Но с тех пор что-то произошло, и он сейчас чувствует себя совершенно разбитым. Я снова зондировал его несколько минут назад — сейчас он безвреден.

Уэбли коротко описал симптомы Стоунмана и процитировал напыщенные, полные ненависти его мысленные речи.

— Кататонический транс, — сказал Форчун. — Полное безумие. Я согласен с тобой, он безвреден. Но твоя толпа верных последователей беспокоит меня.

— Это Лландро, — отметил симбионт, — мой отряд занят разрушением храма.

Норни, которая следила за этим диалогом в полном недоумении, наконец услышала то, что смогла понять.

— Славься, Нодиесоп! — воскликнула она. — Мое пророчество исполнилось! Богиня уничтожена!

Форчун взглянул на нее, и вдруг ему пришла идея заставить ее сыграть другую роль.

— Норни, где в святилище Нодиесопа ты спрятала лохмотья, которые носила в образе сумасшедшей старухи?

— За алтарем, мой господин.

— Уэбли, ты можешь принести эту одежду сюда за пять минут?

— Если не за пять, то максимум за десять!

И он вылетел в ближайшее окно, на ходу принимая форму маленькой ракеты, чем мог бы привести в шок случайных свидетелей.

— Это хорошая птица, она мой друг, — сказал Форчун, критически осматривая Норни. — Ситуация переменилась, и я хочу позаботиться о твоей безопасности. Наши друзья внизу не доставят мне никаких хлопот — я для них давно обещанный Мститель. Но если ты покажешься им в этом наряде* они разорвут тебя на куски. Если только…


— Мститель! — раздался восторженный вопль, когда Форчун вышел к толпе.

— Это он! Он здесь!

Форчун поднял руки вверх, прося тишины. Постепенно крики стихли. Специальный агент огляделся. После боя люди не тратили времени зря. В главном приемном зале уже были ободраны полотняные обои, картины и другие произведения искусства исчезли.

— Верные последователи Нодиесопа! — воскликнул Форчун. — Вы, которые сохранили веру в течение долгих лет преследований, слушайте меня! Царь мертв! Йоларабас мертва! Р'кагн погиб у вас в руках; его грифоголовые разбиты! Даже верховная жрица Илни, красоту которой ничто не могло превзойти, кроме черноты ее сердца, мертва! Слава Нодиесопу!

— Слава Нодиесопу! — закричали сотни глоток.

— Добрые люди, — продолжал Форчун, когда стихло эхо, — много лет назад, прежде чем родились самые старые из вас, дочь корабела Ллахвена подарила великому царю Оранасу двух дочерей. Все вы знаете эту историю, но выслушайте меня внимательней — и вам откроемся правда. Известно, что младшую, чье имя было Норни, постигла загадочная смерть, а старшая, Илни, унаследовала трон! Двойная ложь! Я говорю вам: Илни не была первенцем из близнецов и Норни не умирала!

Ропот удивления разнесся по залу. Форчун повернулся к возвышению зд ним, на котором сидела уменьшенная копия Золотой богини. На пьедестале была прикреплена табличка Кроноса. Используя резак, он быстро срезал ножки позолоченного кресла и скинул статую на пол под одобрительные крики толпы.

И снова знаком попросил тишины.

— Норни не умерла, — повторил он медленно, — добрый Нодиесоп сохранил ее для нашей победы. Смотрите лучше!

Драматическим жестом он бросил дымовую шашку в центр пьедестала. Оттуда появились клубы дыма. Форчун воскликнул:

— Царь мертв! Да здравствует царица! Да здравствует царица Норни!

Когда дым развеялся, все увидели на пьедестале девушку, которая выглядела гораздо лучше позолоченной беременной богини. Дворец содрогнулся, когда толпа разразилась криками одобрения.

— Отлично сделано, Форчун! — вдруг прогрохотал усиленный микрофоном голос. — Только есть одна маленькая ошибка — я не мертв. Разве Таузиг никогда не учил тебя, что нельзя недооценивать своих врагов? Тебе надо специализироваться только на организации мятежей. Первый крик «Славе Нодиесопу!» вернул мне чувства.

Наверху в куполе потолка отодвинулась панель. На краю купола стоял Стоунман и говорил через усилитель, спрятанный в яйцеобразной короне. Своим смертельным серебряным посохом он целился в сторону девушки.

— Илни, — упрекнул он, — мне очень стыдно за тебя. Я знал о твоем маленьком заговоре, но никогда не думал, что ты всерьез опустишься до чего-нибудь подобного. Ты удивила меня, дитя. Форчун! Не двигайся. Не знаю, как ты надеешься достать меня кинжалом на таком расстоянии, но уверяю тебя, что мое оружие подействует гораздо сильнее на всех в этом зале.

Форчун был вынужден согласиться: один выстрел теплового луча полностью уничтожал бы все в радиусе чуть больше семи метров, но вторичные эффекты могли принести медленную болезненную смерть всей толпе. Форчун в уме лихорадочно перебирал все возможные варианты действия, чтобы склонить чашу весов на свою сторону, пока Стоунман говорил:

— Я создал самое великое общество в истории Земли и не позволю тебе или кому-нибудь другому разрушить его. Хотя признаю, что ты мастер в этом деле. Я знаю, что это зло, но поднялся над ним, я заменил это понятие более великим понятием, которого хороший агент ТЕРРЫ никогда не поймет… Любовь! Знаешь ли, что такое настоящая любовь, Ганнибал Форчун? Конечно, нет! Тебя учили, что это нерациональное заблуждение. Но я скажу тебе: она существует. Более великая любовь создает более великого человека, и чем более велик человек, тем более великой должна быть его жертва. Я, Кронос, люблю этот мир так сильно, что пожертвую всем, чтобы спасти его.

В эту секунду за спиной Кроноса появилась крупная птица и выхватила серебряный посох из его рук. Форчун нажал кнопку, и наркошприц полетел в цель, но Стоунман уже скрылся из виду. Панель скользнула на свое место.

Уэбли спланировал вниз и передал партнеру лучевое оружие. Форчун спросил новую царицу:

— Норни, мы можем попасть наверх отсюда?

— Да. Вон там лестница.

Тайная лестница была узкая и вся в пыли, но вела к тому месту, откуда Стоунман смотрел вниз в зал приемов. Они шли по его следам на пыли, может быть, метров тридцать до двери, которая, как сообщила Норни, вела в бывшие покои царицы Сэгеи.

— Откуда ты столько знаешь об этом?

— Я родилась здесь. Мои первые десять лет…

— Ах да! Я и забыл.

Первая комната была пуста. Форчун ускорил шаг. Следы вели в наружный коридор, а там — в переднюю часть дворца. Далеко впереди них стукнула дверь.

— Поспешим!

Через несколько мгновений они вошли в забитый книгами кабинет Гарта Стоунмана. Норни открыла рот от изумления, увидев совершенно незнакомую обстановку.

— Он должен был прийти сюда: здесь нет других поворотов, — сказал Форчун, — но он ушел.

Только мгновение потребовалось ему, чтобы отодвинуть в сторону одну секцию книжных полок, закрепленную на петлях, и найти за ней лестницу. Потащив Норни за собой, Форчун поспешил вниз по узкой лестнице с тремя поворотами перед единственной дверью в конце.

Он выломал ее.

Еще одна пустая комната. Не считая статуй, лежащей повсюду пыли и следов, которые ясно вели к центру и исчезали.

— Господин, как он мог сделать это? Теперь мы его никогда не поймаем.

Форчун нахмурился и неожиданно улыбнулся, когда увидел на одной из статуй у двери наручные «часы». Он коснулся пусковой головки — устройство исчезло, и Форчун сказал:

— Так я и знал.

— Что это? — спросила Норни, указывая на «часы».

— Свисток для управления волшебными лошадьми, — попытался он объяснить ей.

Отстегивая прибор от запястья статуи, он спросил Норни, когда был построен дворец.

— Мой отец, Оранас, начал строить его, когда ему было двадцать. Его закончили за десять лет. Отцу было шестьдесят, когда родились мы с сестрой. В прошлом месяце нам исполнилось по семьдесят лет.

— Это первый этаж, правильно?

Она кивнула:

— Двойные двери ведут в главный приемный зал.

— Хорошо.

Он сгреб ее в объятия и потратил несколько секунд на поцелуй.

— Тебе придется сыграть другую роль, — объяснил он, — а мне не подобает целовать сумасшедшую. Твой костюм у Уэбли. Верь ему, Норни, как веришь мне. Может, втроем мы еще сможем спасти эту страну.

Прежде чем она могла запротестовать, он проломился через двойные двери в зал приемов. Уэбли ждал его там. Форчун коротко и тихо посовещался с ним и воскликнул:

— Я доберусь туда гораздо быстрее на коне.

— Возьмите моего, господин! — обернулся к нему человечек, который деловито отламывал пластинку Кроноса с ее места. — Ужасная, то есть огромная белая лошадь стоит у ворот. Возьмите ее ради такого дела. Скажите тем, кто ее сторожит, что Лландро разрешил.

Форчун недоверчиво посмотрел на него. Верный себе, Лландро торопливо добавил:

— Я прошу только два йоларса, хотя она стоит, конечно, вдвое больше.

Форчун усмехнулся и вытащил из кошелька два йоларса.

— Меня устраивает твоя цена, — засмеялся он, — но только потому, что человек с такими явными талантами, как ты, точно найдет за час другую лошадь.

Когда Форчун ушел, Лландро вернулся к своей работе с трагичным выражением лица, бормоча себе поднос:

— Надеюсь, что нет! Ради Нодиесопа, надеюсь, что я никогда даже не приближусь к другой лошади!


Ганнибал Форчун проскакал больше километра, когда до него дошло, чем был занят услужливый лошадиный барышник.

— Хотел бы я знать, кто там будет похоронен? — усмехнулся он, вспоминая сцену на Крите через десять тысяч лет, где Харкнесс откопал табличку. — Не этого ли человека окажется тот скелет через столько столетий? Сколько же еще приключений выпадет на долю этого невольного пособника ТЕРРЫ до того, как он умрет?

К зареву С'ратрата прибавились огни многочисленных пожаров, освещавшие Форчуну дорогу к городским воротам. Лошадь была прекрасной, как по скорости, так и по выносливости. Хоть ему и пришлось два раза ехать в объезд, он с пользой проводил время, размышляя, как найти Гарта Стоунмана. Единственным способом исчезнуть из дворца на темпоральном корабле его модели было продвинуться по темпоральной линии до точки перед окончанием постройки дворца, около сотни лет назад. Начиная с той точки, физическое проворство могло бы решить дело, но ни он, ни Стоунман не смог бы занять дважды одно и то же время.

Доскакав до лощины, где он припарковал свою машину времени, Форчун слез с коня, снял левый башмак и включил прибор дистанционного управления. Тот исчез, доставив корабль в настоящее время. Войдя внутрь, агент немедленно послал корабль на полное столетие в прошлое: Стоунман уже имел фору двадцать минут, в течение которых правило двойного присутствия не позволит Форчуну активно вмешаться. Он сможет только наблюдать за действиями Стоунмана, если, конечно, найдет его, но не сможет и пошевелить пальцем против него раньше времени повторного вхождения. Стоунман был связан теми же жесткими правилами, он не мог занять то время, где уже существовал.

Сделав свою машину времени невидимой, Форчун направил ее через древний город туда, где рабочие начинали покрывать золотом купол, который должен был увенчать новый дворец. Садам еще недоставало великолепия. На внутренней стороне рва был частокол.

Спланировав над крытым портиком, Форчун сдвинул рычаг назад на несколько градусов. Мир стал красным, и рабочие начали двигаться задом наперед, срывая огромные золотые листы с поддерживающих конструкций с огромной скоростью, бегая по лестницам и строительным лесам наперегонки с солнцем, которое садилось на востоке. Он сдвинул рычаг еще на одно деление назад — и солнце встало на западе, пронеслось по небу и село в море на востоке, чтобы только мгновением спустя вновь блеснуть с курящейся вершины С'ратрата. Еще одно деление — и дни замелькали, рабочие стали цветными пятнами, разбирающими каркас купола, крышу, верхние этажи, стены, нижние этажи, лестницы… Форчун оставил рычаг и осторожно включил темпоральную передачу. Строителям потребовалось пять месяцев, которые Форчун просмотрел за пять минут, чтобы снять крышу с зала, в котором Стоунман поставил свою машину времени. Форчун остановился и включил украденный прибор дистанционного управления.

— Это должно оказаться забавным, — пробормотал он, когда прибор исчез с его запястья.

Через пять секунд он увидел Стоунмана именно там, где тот и должен был находиться. Трое удивленных рабочих отскочили и разбежались, прежде чем Стоунман понял, что его корабль больше не невидим, и исправил эту погрешность.

Форчун подождал несколько мгновений и снова включил устройство. Корабль Стоунмана материализовался в четверти километра к югу, оставался видимым тридцать секунд и снова скрылся из виду. За это время Форчун подобрался поближе. Внизу возбужденные жители показывали на небо.

Он подумал: «Интересно, какое официальное объяснение последует?» Форчун очень сомневался, что Оранас додумается до «болотных газов».

Он снова включил дистанционное управление, но на этот раз другой корабль не появился.

— Хорошо, — сказал он и задал вопрос компьютеру, прочитал ответ и ввел изменения в навигационное устройство корабля. Стрелки на часах с двойным циферблатом завертелись вперед. Легкий звонок сообщил агенту, что он нашел реальный уровень энтропии и находился над целью за минуту до того, как Стоунман покинул дворец. Корабль Форчуна занял позицию наблюдения. «Настоящий» Ганнибал Форчун скоро должен был выскочить из дворца, прыгнуть на лошадь и поскакать к своему спрятанному судну.

Внизу было скопление зданий, окруженное высокой стеной. Форчун догадался, что видит царские ясли с тысячью четырьмястами подрастающими представителями могущественной расы Кроноса. Казалось странным, что Кронос мог спрятаться в этом месте, если таково было его намерение.

Когда прошла первая минута, он включил дистанционное управление. Машина времени Стоунмана садилась в центре ограды.

Все, что мог Ганнибал Форчун делать следующие двадцать минут, это смотреть…


— Соберите всех детей, — приказал царь.

— Уже поздно, самые маленькие уже спят, — возразила воспитательница.

— Всех детей, — повторил он.

Несмотря на спешку сестер, потребовалось почти пятнадцать минут, чтобы вся могущественная раса собралась по возрастным группам. Старшие, выглядевшие как обычные земные десятилетние дети, восприняли небывалое событие совершенно спокойно. Реакция их младших братьев и сестер колебалась от самого живого любопытства до простого удовольствия от перспективы бодрствовать после отбоя. Некоторые из только начавших ходить детей плакали, несмотря на то что няни их успокаивали. Большинство из сотни детей, завернутых в одеяла, даже не поняли, что их куда-то перенесли.

Спокойно, избегая смотреть им в глаза, Гарт Стоунман вытащил свой лазерный пистолет из-под одежды. Один взмах смертельного луча, он знал, уничтожит большинство детей вместе с нянями. Затем ему придется пройти между рядами детей, разделываясь с остальными. «Чем величественнее человек, — напомнил он сам себе, — тем более великой должна быть его жертва».

Вдруг маленькая девочка рванулась вперед к человеку, который так любовался ею меньше недели назад. Глядя в его искаженное мукой лицо, она неуверенно остановилась перед ним. Умная девочка сказала те слова, которые всегда все исправляли:

— Я люблю тебя, папа.

Стоунман засунул пистолет за пояс, резко повернулся и слепо пошел назад в машину времени. Люк со вздохом закрылся, машина быстро поднялась и помчалась к вулкану.

Еще две минуты — сказали часы. Сто двадцать секунд до времени повторного входа — до тех пор Форчун не мог ничего поделать, только наблюдать.

Он подвинул свой невидимый корабль как можно ближе к судну Стоунмана на самом краю С'ратрата. Люк открылся, и путешественник во времени вышел на гребень застывшей лавы. Сто секунд…

Стоунман снова забрался в судно.

Восемьдесят секунд… Шестьдесят… Сорок…

Предатель вылез, держа большой яйцевидный предмет, который Форчун мгновенно узнал — это была самая мощная бомба, какую когда-либо изобретала ТЕРРА. Стоунман осторожно ступил на землю и медленно двинулся к дымящемуся огненному озеру.

Тридцать секунд…

Остановившись на гребне, он взял тяжелую бомбу в левую руку, а правой открыл контрольную панель на ее верхушке.

Двадцать секунд…

Даже с ускоренным открыванием люка, которое Форчуну установили после предыдущей операции, ему потребуется почти три секунды, чтобы выбраться отсюда, когда появится возможность. Еще две, чтобы добраться до бога-царя, который собирался взорвать бомбу.

Десять секунд…

Форчун был в отчаянии. Девять. Восемь… Семь… Шесть… Пять… Осенило! Может, толку и не будет, потому что он не знал точно, что сможет изменить за время, которое он почти воровал, но по крайней мере он узнает, когда взорвется бомба.

Как только звонок сообщил, что можно вмешаться, Форчун нажал кнопку. Движения вне судна застыли. Пламя С'ратрата казалось замерзшим. Натянув на лицо кислородную маску и схватив пистолет вместе с газовым резаком, он стал медленно проталкиваться через тяжелый, сопротивляющийся воздух к своему застывшему как статуя противнику. Он до боли сжал челюсти, когда увидел, какое время установлено на контрольной панели бомбы. Как он и боялся, сумасшедший уже установил ее разрушительную силу на максимум. Таймер оставлял минимум времени, чтобы Стоунман успел вскочить в свой корабль и умчаться куда-нибудь прочь. Пальцы авантюриста были на выключателе, который привел бы в действие часовой механизм: Форчун знал, что саму бомбу нельзя обезвредить. Лазерный луч мог бы разрезать ее, что только ускорило бы взрыв. Изменить программирование на контрольной панели было невозможно: природа замершего времени сообщала всему ошеломляющуюинерцию. Для Форчуна панель была так же неподвижна, как если бы она была приварена.

Оставался только один выключатель. За следующие три секунды — время, которое нужно для открытия люка в нормальном времени, — Стоунман запросто успеет все сделать.

Осторожно, так, чтобы луч не коснулся корпуса самой бомбы, Форчун перерезал лазером рычажок как можно ближе к корпусу. Скованная инерцией, верхняя половина осталась на месте, хотя больше уже и не соединялась с другой половиной. Напряженные пальцы все еще могли довести движение до конца.

Засунув пистолет в кобуру, Форчун нагрел резаком рычажок чуть ли не до точки плавления. Когда Стоунман коснется его, рычажок не только обломится, но и причинит болезненный ожог. Боль спасет несколько секунд, — может, будет достаточно времени, надеялся Форчун, чтобы преодолеть нужное расстояние и выхватить бомбу из рук сумасшедшего.

Но если Стоунману все-таки удастся опустить рычажок? Машина времени предателя стояла открытой, как будто приглашая. Форчун проплыл сквозь воздух, зашел внутрь и изучил приборы, Как он и подозревал, они были установлены на следующий прыжок во времени, еще пятьдесят тысяч лет в глубь веков.

Теперь надо было найти способ перепрограммировать компьютер Стоунмана, чтобы и люк закрыть, и машину отправить в прошлое.

Если только люк не задраивается вручную, он знал, что сможет положиться на встроенную пятисекундную задержку, которая потребуется компьютеру для ввода дополнительной функции. Самому люку потребуется еще три секунды, чтобы закрыться.

Ему ни за что не хотелось расставаться со своим мечом, но это была единственная достаточно тяжелая для такой работы вещь. В замороженном времени у кнопки было более чем достаточно инерции, чтобы выдержать тяжелое лезвие. Сделав петлю из шнурка, он привязал меч, нацеленный вниз, между циферблатами двойных часов прямо над контрольной панелью.

Потом, так быстро, как мог, он вернулся в свою машину времени. Привел ее в рабочее положение, приготовил лазерный пистолет. Он коснулся кнопки возврата и рычага открывания люка одновременно. Люк со вздохом открылся, и агент в доспехах выскочил на землю в тот самый момент, когда пальцы Стоунмана коснулись вишнево-красного рычажка.

Бог-царь завопил от боли и отдернул руку.

Форчун неожиданно поскользнулся на лавовом потоке и упал на живот, пистолет выскочил из рук и отлетел вперед.

Стоунман обернулся и схватился обожженными пальцами за собственный пистолет.

Включенный при помощи меча люк стал закрываться.

Гарт Стоунман мгновенно выбрал лучший вариант, как его учили в ТЕРРЕ. После ожога и испуга его шансы на меткий выстрел были невелики, но он мог все же использовать пистолет как дубинку. Он стукнул им по рычажку выключателя, бросил взведенную теперь бомбу в вулкан и с ужасом увидел, как его корабль исчезает.

В это мгновение Форчун ударил его ногой в живот. Но Стоунман успел отскочить, и удар получился не очень эффективным. Противники отпрянули друг от друга, готовясь к новой схватке. Стоунман вытащил кинжал. Бежать ему было некуда и не на чем. Он решил утащить Форчуна за собой в могилу.

Оставалось одно. Сделав обманное движение, Форчун прыгнул вперед, изогнулся в воздухе и ударил обеими ногами в тяжелых башмаках прямо в подбородок своему противнику.

Сумасшедший отшатнулся назад и полетел в вулкан.

Форчун еле успел закрыть люк, когда бомба взорвалась. Сверкающая машина времени умчалась, когда вулкан раскололся и выбросил в ночное небо яростные потоки раскаленной добела магмы. Гигантские трещины зазмеились вдоль всего континента, вызванные чудовищным землетрясением. Огромные участки суши проваливались в кипящую твердь. И тут же горы и цветущие долины, города и деревни затапливало море. Фонтаны лавы расцветали на краткий миг и гасли в волнах, давая чудовищные клубы пара.

А потом наступила тишина.

Ганнибал Форчун снизил корабль поближе к волнующейся поверхности океана. От Манукрониса не осталось и следа. Нормальное состояние темпоральной линии было восстановлено. Галактика была спасена. Стоило это всего сотню тысяч человеческих жизней и сварливого, острого на язык сгустка протоплазмы весом семь килограммов по имени Уэбли.

В оцепенении Форчун ввел координаты места и времени в компьютер, посмотрел на часы и записал информацию в бортовой журнал, потом поднял на мгновение голову, чтобы взглянуть в последний раз на спокойное, залитое лунным светом море. И ухмыльнулся, воскликнув:

— Клянусь Нодиесопом, ни одна чайка никогда не летала так быстро!

Глава 7 ЕСЛИ СОМНЕВАЕШЬСЯ, ДУМАЙ

— Как ты думаешь, они доберутся до Крита?

— Конечно. Мы же следовали за сигналом до Манукрониса, и он никуда не пропадал. Кого из наших друзей ты посадил на корабль?

— Норни и Лландро.

— А кто это такой?

— Профессиональный вор. Один из организаторов восстания. Кстати, это он тогда отрывал табличку с пьедестала и потом продал тебе лошадь.

Форчун кивнул:

— А зачем ему эта табличка?

Уэбли усмехнулся:

— Я задал ему тот же вопрос. Вот что он ответил: «Я долго думал, в чем секрет могущества Кроноса и Йоларабас, и пришел к убеждению, что секрет в этих волшебных значках. Если я пойму, как табличка действует, то стану таким же могущественным властелином. Я никогда не расстанусь с этим талисманом, даже после смерти». Когда я понял, что случится, то предложил ему и Норни спастись. В это время в порту спешно готовились к отплытию десятки кораблей. Многие бежали от бунта. Но мне без труда удалось убедить в образе морского бога одного капитана задержаться. Мне также захотелось спасти парочку лошадей замечательной манукронийской породы. Поэтому Норни и Лландро приехали в порт верхом, хоть Лландро и смертельно боится лошадей. Надеюсь, что, добравшись до Европы, они будут должным образом пропагандировать культ Нодиесопа, который будет курировать не только море, но и лошадей. Все правильно получится?

— Что именно?

— С культом Нодиесопа?

— Зачем в Европе Нодиесоп?

— Ты еще не понял? Нодиесоп — это же Посейдон, произнесенное задом наперед. Надеюсь, я не подверг опасности темпоральную линию?

— Что было дальше?

— Едва мы успели отплыть, как начался этот ужас. Взорвался вулкан. Целый континент стал погружаться в океан у нас на глазах. Мы все видели, поднявшись на полсотни метров на огромной волне цунами. Множество кораблей погибло, но наш уцелел. А потом я превратился в чайку и покинул их.

— Понятно. Что за припасы на борту этого ковчега?

— Пища, одежда, инструменты, зерно, шесть тысяч литров пива и десять бочонков разного вина…

— Будем надеяться, что они доберутся до Крита без всяких проблем, хваля Нодиесопа.

Уэбли засмеялся:

— Мне понравилось быть богом, но я не хотел бы продолжать эту карьеру. Интересно, почему Кронос ввел культ Золотой богини, а не обожествил вулкан? В этом было бы гораздо больше эффекта. И почему мужчины Манукрониса так легко приняли главенство богини при всем своем презрении к женщинам?

— Они были обычными мужчинами, — ответил Форчун.

— Что это значит?

— Обычный мужчина довольно рано приходит к заключению, что на самом деле не все в жизни он делает хорошо. Самый искусный воин, блестящий бизнесмен, великий любовник или художник чувствует свою ущербность в одном. В области секса и продолжения рода он всегда уступает женщине.

— Люди придают большое значение сексу, — заметил Уэбли. — Но неужели для мужчины это жизненно важно?

— Жизненно важно! — фыркнул Форчун. — Ведь вклад обычного мужчины в продолжение своего рода требует от него десяти секунд труда. А женщина делает самую важную часть работы. Вот что наносит ему моральную рану. Он здесь никогда не добьется успеха, но почти любая женщина может родить. И в раздражении мужчина делает великолепную вещь — он провозглашает всех женщин низшими.

— Тогда почему он молится богине?

Форчун усмехнулся:

— Потому что это отделяет чудо рождения от женщины. Отсюда культ Богини-матери. Идея священна, но настоящие женщины — объект презрения, собственность, которую можно использовать, продавать, менять, не принимать в расчет и, конечно, никогда не уважать и не давать ей равный статус с мужчиной.

— Йоларабас, Мать человечества… — задумчиво сказал Уэбли. — Значит, она была ни чем иным, как оправданием мужчин Манукрониса за то, что они с чистой совестью грубо обращались с женщинами. Тогда этот великий золотой идол — пустышка?

— Уэбли, все идолы пусты. Я думал, что ты уже понял услышанное.

Симбионт помолчал несколько мгновений, обдумывая это. Форчун занялся звездными таблицами и судовым журналом, готовя сообщение о навигационных ошибках, которые возникали на их пути к Манукронису.

Наконец Уэбли заговорил:

— Еще один вопрос. Ты мужчина. Над кем ты чувствуешь свое превосходство?

— Я думал, что это очевидно, — ответил Форчун.

— Все равно скажи.

— Над обычным мужчиной.



Примечания

1

Mostly (англ.) — по большей части, главным образом (Примеч. перев.).

(обратно)

2

Fortune (англ.) — счастье (Примеч. перев.).

(обратно)

Оглавление

  • ОПЕРАЦИЯ «ЛЕТАЮЩАЯ ТАРЕЛКА»
  •   Глава 1 04:34:30
  •   Глава 2 ВОТ ТАК ЗАДАНИЕ!
  •   Глава 3 «ГДЕ ТЫ БЫЛА СЕГОДНЯ, КИСКА?»
  •   Глава 4 «КАКОЙ СТРАННЫЙ ВКУС МОЛОКА В ТВОЕЙ ТАРЕЛКЕ!»
  •   Глава 5 КАК АУКНЕТСЯ, ТАК И ОТКЛИКНЕТСЯ
  •   Глава 6 БЛЕДНОЛИЦЫЙ ОСТАЕТСЯ ДОМА
  •   Глава 7 ВОЛНУЮЩАЯ САГА О ГЛУПОМ ИЗОБРЕТАТЕЛЕ
  •   Глава 8 «А ЭТО, ПО-ВАШЕМУ, КАВАЛЕРИЯ СОЕДИНЕННЫХ ШТАТОВ?»
  •   Глава 9 ВОТ ЧТО ТАКОЕ ХОРОШИЙ ИНДЕЕЦ
  •   Глава 10 ДИТЯ НЕ ПЛАЧЕТ, АПАЧ НЕ РАЗУМЕЕТ
  • КРАХ ЗОЛОТОЙ БОГИНИ
  •   Глава 1 ОЧЕНЬ МАЛЕНЬКАЯ ОШИБКА ИСТОРИКОВ
  •   Глаза 2 ДВАДЦАТЬ ЧЕТЫРЕ ДРОЗДА
  •   Глава 3 РАССКАЗ СТАРУШКИ
  •   Глава 4 КРОВАВЫЙ ДЕСЕРТ
  •   Глава 5 НЕМНОГО РЕЛИГИИ
  •   Глава 6 ХОРОШИЙ МЯТЕЖ — УЖЕ РАЗВЛЕЧЕНИЕ
  •   Глава 7 ЕСЛИ СОМНЕВАЕШЬСЯ, ДУМАЙ
  • *** Примечания ***