Я подстригал живую изгородь, когда в ста метрах от виллы на каменистое плоскогорье острова приземлился грузовой вертолёт. Из трюма выполз электрокар, сверх меры гружённый объёмистыми картонными ящиками, геликоптер взлетел и направился в обратный путь, а электрокар неспешно покатил к вилле. Вёл машину упитанный мужчина среднего роста в светлых шортах и цветастой рубашке навыпуск, и больше никого с ним не было.
Продолжая подстригать кусты, я принципиально не глядел в сторону электрокара. С тех пор как департамент заморских земель объявил остров геологическим заповедником, между мной и администрацией Архипелага установились натянутые отношения. Моя заявка о приобретении острова в частное владение была отклонена, но и удалить меня с заповедной территории департамент заморских земель не мог — ещё в девятнадцатом веке королева Виктория пожаловала здесь моему предку землю под поместье. На протяжении последних двух веков остров не раз переходил от одного государства к другому, пока его территория не закрепилась за Архипелагом, но, к счастью, право на частную собственность при всех метрополиях оставалось неизменным. Площадь острова всего-навсего два квадратных километра, высокие скалистые берега обрывисты и неприступны для высадки с моря, источники пресной воды тут отсутствуют, живность никогда не водилась, растительности нет, исключая небольшой рукотворный сад вокруг виллы. Казалось бы, странное желание воплотил в жизнь мой предок, поселившись на голом, безжизненном острове, если бы этим предком не был я сам. А как я мог поступить в конце эпохи великих географических открытий? Когда капитан Кук в восемнадцатом веке нанёс остров на карту, тем самым присовокупив его к владениям Британской империи без моего согласия, пришлось подсуетиться, чтобы застолбить хотя бы часть территории. Но и история с предоставлением права на землю тянулась непомерно долго: выдав себя за одного из сподвижников Джеймса Кука, я подал прошение королю Георгу III, а указ, спустя восемьдесят лет после неоднократных нижайших напоминаний якобы моих потомков, подписала королева Виктория. Никогда у меня не складывалось нормальных отношений с метрополиями…
Из-за стрекота автоматических садовых ножниц я едва расслышал, как подъехавший к изгороди электрокар остановился и водитель спрыгнул на землю.
— Добрый день!
Я хмуро кивнул и наконец-то посмотрел на приезжего. Лет под тридцать, ничем особо не примечательный, кроме лёгкого налёта самодовольства на в общем-то невыразительном лице. Встретишь такого на улице — пройдёшь как мимо пустого места. Интересно, кто он? Геологи на остров в одиночку не прилетают, но багаж весьма внушительный.
— Вы — смотритель?
Я снова кивнул, выключил ножницы и поднял на лоб защитные очки.
— Хорошо выглядите, — польстил он. — Знакомясь в департаменте заморских земель с условиями на острове, я представлял вас несколько старше.
— Три года назад, когда остров в последний раз посещал представитель департамента, смотрителем был мой отец, — сказал я.
По «легенде» старший сын очередного поколения нашего рода обязан десять лет безвыездно отработать смотрителем поместья, чтобы иметь право на баснословное наследство. А как иначе можно завуалировать пребывание на острове нестареющего чудака?
Мужчина понимающе покивал и представился:
— Сэмюель Иванофф.
— Из Соединённых Штатов?
Мне не было никакого дела до того, откуда он, но фамилия заинтриговала.
— Из России! — спесиво поправил он.
Поправку я принял равнодушно. Из России, так из России. Обратная волна эмиграции. Экономика Соединённых Штатов медленно, но неуклонно коллапсировала, и из страны впервые наблюдался отток населения. Зато в России из-за глобального потепления начался бум освоения Сибири. Рыба ищет где глубже, а человек… Впрочем, это его дело. Судя по выражению лица, жизнь Иваноффа баловала, и он был ею весьма доволен. Добраться сюда из России стоит недёшево, тем более с таким багажом.
— Говорят, остров — чудом сохранившийся осколок Гондваны?
Осведомлённый гость, сразу видно, не наобум ехал. Архипелаг составляли вулканические и коралловые острова, мой же остров располагался далеко в стороне и по своему происхождению не имел с архипелагом ничего общего.
— Пангеи, — уточнил я.
— Разве Пангея появилась не позже Гондваны?
По геохронологической теории так оно и должно было быть, но многое в современной науке высосано из пальца.
— Во времена Пангеи суша была единым материком, земля плоской и покоилась она на ките, — назидательно изрёк я.
Глаза российского реэмигранта округлились от изумления.
— Э-э… Шутка такая, да? А разве земля покоилась не на трёх китах?
— Три кита, три слона, черепаха — более поздние версии, далёкие от действительности, — без тени улыбки возразил я. — На самом деле кит один.
Кто он такой, чтобы я с ним шутки шутил? Размечтался!
Иванофф окончательно смешался.
— Э-э… Я ихтиолог, — решил сменить он тему.
Я заглянул ему в глаза и не поверил.
— Э-э… Рыбак, — уточнил он, прочитав недоверие на моём лице.
Я заломил бровь.
Иванофф достал из нагрудного кармана солнцезащитные очки, надел. Свои глаза он спрятал, но от моих деться никуда не мог.
— Любитель, — наконец-то признался он.
Я перевёл насмешливый взгляд на ящики в электрокаре. Не многовато ли снаряжения для рыболова-любителя?
— Это удочка, — перехватил он мой взгляд. — Последнее слово науки в рыбной ловле! Ею можно поймать как самого мелкого пескаря, так и белую акулу. Чудо-уда, не слышали? Любые виды рыб по заказу!
Судя по тону, сейчас он не врал. Я пожал плечами. Никогда не интересовался рыболовными снастями. У меня другие интересы.
— Э-э… — протянул Иванофф. — А ещё говорят, что остров стоит на нулевом меридиане.
— Не на, а у нулевого меридиана.
— Да? — оживился Иванофф. — А где он проходит?
— Вдоль кромки берега, — махнул я рукой в сторону обрыва. — На суше уже сегодня, а в океане ещё вчера.
— Ух ты!
Иванофф посмотрел налево, направо. Поместье располагалось на восточном мысе, выдававшемся в океан, и нулевой меридиан проходил вдоль берега только у виллы, а дальше: что на север, что на юг — пролегал по воде.
— Я прибыл сюда половить рыбу.
— Это я уже понял.
— А вы не позволите…
— Не позволю, — жёстко оборвал я. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться о желании рыболова-любителя. Хотелось ему половить рыбу, сидя на берегу в сегодня и забрасывая удочку во вчера, а это можно сделать только с территории поместья. У любого человека есть бзик. У Иваноффа бзик был именно таким, и, мало того, российский реэмигрант имел возможность потакать своим капризам. Другое дело, что я не собирался споспешествовать. — Здесь частное владение. Да и высота берега изрядная — более сорока метров. Отправляйтесь на западное побережье, там можно найти площадку около десяти метров над уровнем моря.
— Для моей удочки чем выше берег, тем лучше… — осторожно начал Иванофф, но, наткнувшись на мой неуступчивый взгляд, запнулся и второй раз попросить не отважился. Снова посмотрел вдоль берега.
— А оттуда половить можно? — кивнул он на небольшой мыс в двухстах метрах южнее виллы. В принципе, и оттуда можно забросить удочку из сегодня во вчера. Бросать, правда, надо не себе под ноги, а подальше.
— Та земля не является моей собственностью, — сумрачно пробурчал я. Будь моя воля, не только бы на мыс его не пустил, а и с острова выгнал. Но что я мог поделать — опять скандалить с департаментом заморских земель? Себе дороже может оказаться. С государством судиться бесполезно — в любых имущественных спорах оно, как правило, оказывается в выигрыше.
— Значит, можно?
Я не ответил. Хотел отвернуться и продолжить подстригать живую изгородь, как земля под ногами дрогнула.
— Это что? — насторожился Иванофф.
— Остров находится на краю древнейшей геологической плиты у тектонического разлома. Мелкие подвижки здесь не редкость, — сказал я, отвернулся, опустил на глаза защитные очки и включил садовые ножницы. На самом деле далеко-далеко на Камчатке проснулся вулкан, но объяснять, каким образом мне стало об этом известно и, главное, почему началось извержение, я не собирался. Выглядеть в глазах Иваноффа чудаком я был не против, но не идиотом. Вулканы — как чирьи на заднице. Когда прорывают — одни неприятности.
Иванофф растерянно потоптался, а когда до него дошло, что аудиенция окончена, пробормотал: «До свиданья», сел на электрокар и уехал. Не понравился ему мой приём. А чего он хотел — хлеба-соли по русскому обычаю? Мне тоже многое не нравится, но более всего — присутствие на острове посторонних лиц.
Закончив подстригать кусты, я собрал обрезки веток и сбросил в перегнойную яму. Года через два-три получится отличный компост — будет чем удобрять сад. С землёй на острове туго.
После работы в саду я первым делом покормил животное планктоном с повышенным содержанием антибиотических диатомовых водорослей и ночесветок. Такое сочетание способствует устранению фурункулёза, а животному, как я понял, лечение сейчас необходимо. Не то, чтобы кардинальное, но симптомы налицо.
С чувством выполненного долга я приготовил обед, поел, затем вышел на террасу на краю обрыва и сел в шезлонг. По безбрежному водному простору величественно и спокойно катились волны, и вид океана навевал умиротворение. Солнце садилось за спиной, и редкие перистые облака на востоке окрасились в нежно-розовые тона. Меридианы, конечно, выдумка человека, но мне нравилось представлять, что я сижу в сегодня, а передо мной раскинулось вчера. Лет мне много, не сосчитать, наверное, поэтому казалось, что небо вчера было голубее, облака пушистей, и вода в океане более солёная. Слышал, что так думают все старики, но я старости — в смысле увядания и немощи — никогда не знал. Просто пессимист по жизни.
Тем временем Иванофф, обосновавшись на облюбованном мысу, развернул бурную деятельность. Поставил обширную палатку, загнал под тент электрокар и теперь собирал странную конструкцию, больше похожую на стрелу подъёмного крана, чем на удочку. У меня свои методы получения информации о событиях в мире, но доступа к данным о новейших изобретениях я, к сожалению, не имею. Пришлось вернуться на виллу, включить компьютер и воспользоваться Интернетом.
Чудо-уда действительно оказалась последним словом науки и передовых нанотехнологий. Леска имела структуру монокристалла особой прочности и, по заверению разработчика, с её помощью можно было притянуть Луну к Земле, если бы нашлось подходящее крепление. Что уж о рыбе говорить… Крепилась удочка на берегу тоже при помощи монокристаллических нитей. Наноботы прошивали нитями землю, и спустя два-три часа берег превращался в монолитный фундамент, составлявший с удочкой одно целое. Но верхом научной мысли являлась искусственная наживка. Наноботы не только трансформировали её в самый аппетитный кусочек для определённого вида рыбы, но и вели приманку под водой, выискивая трофей по заданным параметрам веса и внешности. Неподходящие особи отпугивались, а когда потенциальная добыча заглатывала наживку, то избавиться от неё уже не могла. Приманка мгновенно прорастала в пасть рыбы тысячами монокристаллических крючков.
В уникальную прочность лески я поверил, не вникая в особенности технологии производства. Архимед тоже утверждал, что если ему дадут точку опоры, он перевернёт Землю. И ему до сих пор верят, хотя мало кто задумывается, что Архимед имел в виду плоскую Землю. А вот способ крепления чудо-уды к берегу меня встревожил. Получается, Иванофф превратит мыс в сплошной монолит?! Но когда прочитал, что по окончании рыбалки наноботы извлекают монокристаллические нити из почвы, успокоился. Аналогичным образом освобождалась и рыба, причём без какого-то ущерба для жизнедеятельности, поскольку монокристаллические крючки безболезненно внедрялись в пасть между клетками тела, практически не травмируя живую ткань.
В общем, чудо-уда оказалась не только совершенной снастью для ловли рыбы, но и весьма гуманной, учитывая, что в последнее время среди рыболовов-спортсменов принято отпускать добычу. В гуманность Иваноффа мне не верилось, но… Мало ли в мире охотников, отправляющихся на сафари исключительно ради фотографий с убитым зверем? То-то и оно…
* * *
Половину следующего дня я провозился в саду, окучивая деревья и кустарник. Потом покормил животное планктоном, сохранив вчерашние пропорции состава. Симптомы фурункулёза начали исчезать, и продолжение лечения было скорее в профилактических целях.
После обеда я вышел на террасу, сел в шезлонг, посмотрел на небо. Осадков в ближайшие дни не предвиделось, и вечером следовало включить дождевальную установку. На северо-востоке Африки тоже свирепствовала засуха, зато на востоке Индостана и в Карпатах проливные дожди вызвали наводнение, на Калифорнийский полуостров надвигался ураган, а в центре Антарктиды неистовствовала вьюга. До атмосферных явлений мне, по большому счёту, не было никакого дела. Моя забота — тектонические сдвиги геологических плит, вызывающие землетрясения, извержение вулканов и цунами, но в ближайшее время ничего подобного не предвиделось. Вулкан на Камчатке постепенно затухал, и если всё пойдёт нормально, то дня через два извержение иссякнет. Предпринятые мной меры вполне достаточны.
Со стороны мыса, на котором обосновался Иванофф, донёсся хлопок, тихий свист, и белесая капля искусственной наживки шлёпнулась в океан метрах в ста от берега. Началось… Наживка заскользила под водой к горизонту, оставляя за собой конус лёгкой волны. Лески видно не было, зато жужжание лебёдки, стравливающей монокристаллическую нить, доносилось отчётливо.
Я отвернулся и принялся смотреть на океан. Безбрежный лик водного простора завораживал. На него можно смотреть часами, веками, тысячелетиями… Вечность пройдёт, а океан останется таким же. Постоянно меняющимся и в то же время неизменным.
Через полчаса Иванофф поймал пятиметровую меч-рыбу, поднял на мыс, и, когда она закачалась на удилище-кронштейне рядом с палаткой, стал фотографировать трофей. Он что-то кричал, махал мне руками, но я и не подумал встать с кресла. Несмотря на расстояние, он разглядел, как я отрицательно качаю головой, и перестал звать. Вначале Иванофф фотографировал только трофей, затем установил камеру на треногу, и снял себя рядом с меч-рыбой с разных ракурсов. Закончив съёмку, он, к моему удивлению, отпустил трофей. Правда, сделал это небрежно: начав опускать добычу с пятидесятиметровой высоты, раньше времени деактивировал наживку, и рыба сорвалась в воду с двадцати метров. Хорошо, что в воздухе она перевернулась и вошла в воду вниз головой. Упади плашмя, непременно бы разбилась.
Ещё через час Иванофф поймал белую акулу и когда начал выуживать, я, не дожидаясь приглашения, встал и направился к мысу. Особь попалась не просто крупная, а выдающаяся: около семи метров и более двух с половиной тонн. Если сбросить в океан как меч-рыбу, непременно разобьётся, как бы ни упала в воду.
— Привет, сосед! — окликнул меня Иванофф ещё издали. Лицо излучало сплошное самодовольство.
Я сумрачно кивнул. Напрасно он напрашивается в соседи. Если надумает задержаться на острове больше недели, сделаю всё, чтобы сам отсюда ноги унёс. Только пятки сверкать будут.
— Хорошо, что вы пришли! Снимите меня на камеру? Со штатива только фотографии хорошо получаются, а мне хочется клип на память. Вон какой экземпляр выловил, всем на зависть!
Шестиметровая акула-убийца, подвешенная на удилище-кронштейне, трепыхалась, вращала выпученными глазами, щёлкала зубами, но тонкую монокристаллическую леску перекусить не могла.
— Сниму, но с одним условием, — пробурчал я.
— С каким?
Самодовольства на его лице поубавилось.
— Когда будете отпускать акулу, не сбрасываете с высоты, а освобождайте от наживки в воде.
— О чём разговор, смотритель! — расплылся в улыбке Иванофф. Похоже, он неверно трактовал мой статус, принимая меня то ли за егеря, то ли за шерифа, иначе бы вёл себя гораздо наглее. — Непременно! Нехорошо у меня с рыбой-меч получилось — ещё не освоился с методикой ловли. Но теперь — само собой!
Я ему не поверил. Плевать Иваноффу, что станет с рыбой. После отснятых кадров она для него отработанный материал.
— Давайте камеру. Только близко к акуле не подходите, может так хвостом зацепить, что мало не покажется.
Словно в подтверждение моих слов акула дёрнулась, ударила хвостом по краю скалистого обрыва, и в нашу сторону полетели каменные осколки.
— Ух, силища! — восхитился Иванофф. — Жаль, что сейчас нет рыбы крупнее. Говорят, в мезозое были экземпляры раз в десять больше этого!
— Почему нет? — пожал я плечами. — Китовая акула достигает двадцати метров.
— Она планктонофаг, а не хищник… — вздохнул он. — Как её на удочку поймаешь…
— Разве программа чудо-уды не позволяет преобразовывать наживку в подобие планктона?
Иванофф выпучил глаза и недоумённо посмотрел на меня.
— Действительно… — протянул он. — Можно попробовать! Спасибо за совет.
— А потом, в океане встречаются хищники покрупнее белой акулы, — продолжил я. — Кашалот, например.
— Да, но кашалот — не рыба! — возразил Иванофф, осёкся и посмотрел на меня странным взглядом.
Я прикусил язык. И кто меня за него дёргал? Воистину, язык мой — враг мой. Какие-то триста лет назад, когда ещё не было современной классификации видов, китов, касаток, дельфинов считали рыбами. Я до сих пор придерживался этого мнения и не видел особой необходимости его менять — любая классификация условна. Условность деления обитателей океана на рыб и животных я и имел в виду, а получилось — намекал на возможность поимки кита…
— Так снимать вас на камеру или нет?! — раздражённо поинтересовался я, в большей степени злясь на самого себя.
— Обязательно! Всенепременно!
Минут пятнадцать я снимал на камеру Иваноффа с трофеем, а затем, не доверяя обещанию, проследил, как он отпускает акулу.
— А вы не рыбачите? — поинтересовался он, стравливая леску.
— Нет.
— Напрасно. Весьма увлекательное занятие! Когда-то я тоже был равнодушен к рыбалке, пока друг не взял меня с собой.
Я содрогнулся. Сейчас пойдут рыбацкие байки… И я оказался прав.
— Выехали мы под вечер перед выходными после работы, — начал он, — и по дороге невзначай сбили воробья. Друг остановил машину, бросил тушку в багажник — мол, на костре зажарим, будет наживка для сома, — и мы поехали дальше. Когда добрались до небольшой речки, шириной от силы метров сорок, уже смеркалось. Пока ставили палатку, окончательно стемнело. Разожгли костёр, приготовили шашлык, приняли раза три по сто граммов… Начались разговоры о рыбалке и вспомнили о воробье. Запекли его на углях и пошли на берег забрасывать донку. Темень — хоть глаза выколи! Но друг — рыбак бывалый, с первого раза далеко забросил наживку, натянул леску, повесил колокольчик, и мы вернулись в палатку. Спать. А среди ночи колокольчик как зазвонит! Вскакиваем и в одних трусах несёмся на берег. Я подсвечиваю фонариком, а он пытается вытащить донку. Тянет, а сам матерится, что крупный сом попался, сопротивляется, гад! В реке шумно всплеснуло, и тянуть стало легче. «Тащи ты, — говорит он, передаёт мне леску, — а я с подсаком в реку полезу!» Я тащу и чувствую — громадный сомяра попался! Друг залез в реку по пояс, подсак перед собой выставил, фонариком подсвечивает… И вдруг бросает подсак, фонарик, выбегает из реки и улепётывает в ночь. А я продолжаю тащить и вижу, наконец, как к берегу подплывает внушительных размеров псина, а из пасти у неё торчит натянутая леска. Тогда я тоже всё бросаю и бегу прочь во весь опор. Оказывается, друг в темноте по пьяни перебросил печёного воробья на противоположный берег, а бродячая собака его сожрала… Каково, а?!
Не знаю, какой реакции он ждал от меня — смеха, что ли? Я никак не отреагировал. Склонился над обрывом и проследил, как белая акула медленно входит в воду.
— С тех пор я полюбил рыбалку, — гордо сказал Иванофф. — Хотите, вас научу обращаться с чудо-удочкой? Сейчас дезактивирую наживку и покажу. Вы непременно полюбите рыбную ловлю!
— В океане собак нет, а на ближайший остров вам наживку не забросить, — отрезал я, развернулся и зашагал прочь. И плевать было, что он обо мне думает. Считает чудаком либо… Его личное дело. Моё мнение о нём было отнюдь не лестным. Надо же — поймал собаку и полюбил рыбалку! Извращенец…
Вернувшись на виллу, я налил стакан апельсинового сока, вышел на террасу и сел в шезлонг. Научит он меня обращаться с чудо-удочкой, видите ли… Чему там учиться? В Интернете всё подробно описано — и ребёнок разберётся. Попивая сок, я смотрел на океан, и нервы мои успокаивались. Ладно уж, недельку потерплю соседство рыболова-любителя, не воевать же с ним? Что такое неделя по сравнению с вечностью? Чиновники департамента заморских земель доставляют больше хлопот. Они тоже от вечности, правда, затхлой, ибо неистребимы, как все паразиты.
Вид океана, неспешно несущего волны, вернул душевное равновесие, и когда под вечер Иванофф вытащил из воды двадцатиметровую китовую акулу свыше десяти тонн весом, я воспринял удачу рыболова почти равнодушно. Ленивая рыба неподвижно свешивалась с кронштейна вдоль отвесной скалы, и приплясывающая возле неё фигурка Иваноффа казалась несоизмеримо маленькой. Рыболов-любитель орал что-то восхищённое, но меня больше не звал. И на том спасибо.
* * *
На следующий день было воскресенье, и я отдыхал. Зачем тогда, спрашивается, вилла на берегу океана, если на ней постоянно работать? Правда, отдыхать я не умел. Поставил на террасе столик, сервировал, сел, поел… Это что — отдых? И чем обед на открытом воздухе отличается от обеда на вилле? По современным понятиям отдых должен быть активным. Например, как у Иваноффа…
Иванофф воспользовался моим непреднамеренным советом и поймал-таки кашалота. Зубатый кит, как и все предыдущие трофеи, оказался редкостным по величине экземпляром — более двадцати метров и около восьмидесяти тонн. Похоже, Иванофф настраивал программу чудо-уды исключительно на ловлю уникальных особей.
В родной стихии кашалот силён и могуч, но на суше абсолютно беспомощен из-за своей массы. Когда Иванофф начал поднимать кашалота на мыс, я испугался за жизнь кита, но обошлось. Основная масса кашалота сосредоточена у головы, это и спасло его. Многочисленные монокристаллические крючки наживки распределились по всей пасти, что существенно ослабило нагрузку массы тела на хребет. И всё же сеанс фотосессии с рыболовом-любителем не прошёл для кита бесследно. Отпущенный на свободу, он с полчаса вяло барахтался у берега, прежде чем уйти в океан.
Но когда через пару часов вопящий от восторга Иванофф начал выуживать из воды тридцатипятиметрового голубого кита под сто восемьдесят тонн весом, я понял, что произойдёт, вскочил из-за стола и бросился к мысу. Я бежал, кричал, чтобы он не поднимал кита, но в эйфории азарта Иванофф меня не слышал. И я опоздал. Монокристаллической леске вес кита был нипочём, удилище-кронштейн даже не прогнулось… Не выдержало тело кита. Как только Иванофф стал извлекать из воды добычу, тело кита-полосатика начало вытягиваться и, не успев показаться из воды даже наполовину, оторвалось от головы. Когда я добежал до мыса, Иванофф стоял и растерянно смотрел на качающуюся на удилище-кронштейне голову голубого кита.
— Что ты наделал?! — заорал я.
Иванофф виновато развёл руками и сконфуженно улыбнулся. Будто нечаянно разбил тарелку у меня в гостях, а не угробил громадное животное.
— Да вот, не подумал… Надо было задать наноботам программу, чтобы рассредоточили крючки по всему телу…
Слов у меня не нашлось, и я зло замотал головой. Плевать ему было на смерть кита-полосатика, он уже обдумывал, как будет вытаскивать очередную добычу.
Так оно и оказалось. Иванофф подошёл к пульту управления чудо-удочкой, сбросил голову погибшего кита в воду и принялся набирать новую программу.
— Хочу поймать самое крупное морское животное, — заявил он, и в голосе опять проскользнули нотки самодовольства. Кроме мимолётной досады, смерть кита не вызвала у него никаких других чувств. — Гигантского кальмара… Или морского змея… Поэтому конкретный вид задавать не буду, — говорил он, щёлкая клавишами. — Ограничивать вес тоже не буду. Задам-ка я вес более пятисот тонн без указания верхнего предела…
Иванофф закончил набирать программу и повернулся ко мне.
— Как вы думаете, морской змей существует, или это выдумки?
Если бы мои глаза могли метать молнии, я бы испепелил рыболова-любителя на месте. Но атмосферные явления не мой конёк. Скрипнув зубами, я сплюнул ему под ноги, развернулся и зашагал прочь. Вряд ли Иванофф меня понял — ему всё как с гуся вода. Я отнюдь не воинствующий защитник окружающей среды и понимаю китобоев, зарабатывающих на жизнь морским промыслом. Убийство ради еды — естественный биологический процесс. В дикой природе практически ни одно животное, кроме человека, не умирает своей смертью. Однако убивать вот так, походя…
Вернувшись на виллу, я немного поостыл, глянул на океан, на небо. Солнце перевалило за полдень, и пора было кормить животное. Животное хочет есть и в выходной день… Меня будто толкнули, и я замер на месте. Какую программу устанавливал Иванофф на чудо-удочке, кого он хотел поймать?! Морское чудовище свыше трёхсот тонн? Таких животных в мире не сохранилось, кроме…
Я стремительно обернулся, и в это время земля под ногами дрогнула. Монокристаллическая леска, уходя в океан вертикально вниз, натянулась струной, мощное удилище завибрировало, как не было даже тогда, когда Иванофф вытаскивал голубого кита, натужно завыл мотор лебёдки.
Крикнуть я не успел. Земля под ногами ухнула вниз, затем прыгнула вверх, вода у берега вздулась умопомрачительным горбом, и чудовищная волна покатилась к горизонту. Ничто не в силах оторвать мои ноги от поверхности острова, но Иваноффа тектонический удар выбросил в океан, и он исчез в гребне несусветной волны.
И тогда я побежал. Земля под ногами ходила ходуном, бесновалась, удар следовал за ударом, отправляя всё более чудовищные волны в океан, но я всё-таки приближался к удочке. Одновременно я «видел», как стометровой высоты цунами сносят с лица Земли острова Океании, как обрушиваются в разломы земной коры Гималаи, как Камчатка, отделившись от Азии, врезается в Аляску, как от мощного удара тектонических сил разрывается перешеек между Северной и Южной Америками, как Африканский континент наезжает на Европу, сминая её в складчатые горы, как ледяной щит Антарктиды трескается и исполинскими пластами соскальзывает в бушующий океан…
Добравшись до чудо-удочки, я ухватился за кронштейн, и, найдя на дисплее управления опцию дезактивации наживки, ткнул в неё пальцем. С пару секунд мотор лебёдки продолжал натужно выть, затем резко сменил звук на тоненькое пение. Барабан стремительно завращался, извлекая из воды освободившуюся от добычи наживку. Тектонические удары прекратились, но земля под ногами по-прежнему ходила ходуном.
Тогда я стал на четвереньки, подобрался к краю обрыва и, глядя в взбитую в пену полосу прибоя, принялся увещевать:
— Перестань, пожалуйста, уймись… Я тебя освободил, и ближайшие пятьсот лет тебя никто больше не побеспокоит…
Я запнулся. Человеческая цивилизация непредсказуема, особенно в стремлении к возрождению.
— По крайней мере, двести лет гарантирую, — поправился я. — А теперь я тебя накормлю. Ты ведь хочешь есть? Знаю, хочешь… Сейчас подгоню к берегу планктон и постараюсь, чтобы в нём было побольше веслоногих рачков. Ты же любишь веслоногих рачков? Обожаешь, я знаю…
Вода вокруг острова забурлила, Рыба-Кит в последний раз легонько качнула лежащую на ней земную твердь и удовлетворённо выпустила в поднебесье гигантский фонтан.
