КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Милый мой Игнатиус (СИ) [Олег Веселов] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

  Глава первая, в которой я понимаю, что гномы говорят не по-русски





  Это утро было похоже на предыдущее - снег, ветер, холод. Впрочем, снег можно упомянуть дважды, ибо он валил не переставая уже неделю. Сводка погоды по моему любимому каналу оптимизма не добавляла, а красавица-болтунья в обтягивающем платье ласково наговаривала о том, что снег будет идти ещё минимум день. Репортёрские кадры, подтверждая её наговоры, показывали унылую мозаику из заваленных сугробами дорог, домов, дворов, неба.



  Я выключил телевизор и подошёл к окну. Всё то же самое: снег, ветер, холод. Скучно... Скучно бродить по квартире изо дня в день, ничего не делать и только вспоминать, как открываешь дверь, заходишь в комнату, а на диване он и она. Он хмурится, отводит взгляд в сторону, а она кричит: ты всё не так понял! А что тут понимать, если они голые?



  Господи, зачем я только согласился на эту командировку? Лучше б уехали, как и мечтали, в страну пирамид, к морю, к сфинксу, к дайвингу, и всё текло бы по-прежнему: я продолжал существовать в счастливом неведенье, она - в счастливой реальности, и я бы знать не знал, что брак штука разноплановая, и что двое не всегда означает вместе. Но уж слишком выгодное предложение сделал мой друг и начальник... Мой бывший друг и бывший начальник. И вот я один в пустой квартире, без жены, без работы и без стиральной машинки.



  Я вернулся к дивану, лёг. Смотреть телевизор надоело, смотреть в окно тоже надоело, в потолок... Что можно делать с потолком? Белить? Давно пора. Осенью мы решили заняться ремонтом. Купили краску, обои, кисточки. Теперь всё это валялось на антресолях и вряд ли когда-либо понадобится. Главным двигателем перестановок и ремонтов в нашей семье была Ольга, но ныне этот двигатель заводился в другом автомобиле, а мой встал на вечный прикол и уже никогда из гаража не выедет. Как жаль... Как жаль, что я не послушал маму и сделал не тот выбор.



  В дверь позвонили. Я почесал небритый подбородок и перевернулся на другой бок. Никого не хочу видеть, пошли все вон. На глаза навалилась дрёма, в расстроенном воображении возник пленительный образ... Девушка? Разглядеть лицо я не мог, яркое свечение, исходившее от него, ослепляло. Но я был абсолютно уверен, что девушка эта прекрасна: тонкие черты, голубые глаза, вьющиеся волосы. Я протянул руку: стоит лишь дотронуться до сияния - оно исчезнет, и тогда я смогу увидеть её...



  В дверь снова позвонили. Звонок прозвучал настойчиво и грозно, и сопровождался ударами кулака по дверному полотну. Образ исчез, дрёма сошла и я выругался:



  - Кого там леший принёс? Чёрт те что творится в этом доме.



  Продолжая чертыхаться, я прошлёпал в прихожую и открыл дверь. На площадке стоял почтальон - вот тебе раз. Сумка, фуражка, золотистый жетон. Невысокого роста - ниже меня на голову - взгляд наглый, плутовской, нос неестественно вытянут. Странный персонаж. Я думал, почтальоны вымерли лет десять тому назад, но гляди-ка ты, стоит.



  - Игнатиус Лаврентьевич Круглов?



  Да, именно так меня и зовут: не Игнат, не Игнасио, не Игнатий, а Игнатиус. Спасибо маме с папой, а вернее, тётке по папиной линии, которая в романтическом отрочестве начиталась бульварных романов и так влюбилась в одного из персонажей, что перенесла на меня не только свою начитанную любовь, но и его имя.



  Я облизнул пересохшие губы и медленно проговорил:



  - Допустим.



  - Вам повесточка. Распишитесь.



  Он достал бланк, и в этот момент мне показалось, что лицо его позеленело и пошло волдырями. Нет, не волдырями - крупными бородавками. Это выглядело настолько отталкивающе, что я брезгливо сморщился.



  - Э-э-э... У вас лицо какое-то...



  - Какое?



  Я не знал, как описать увиденное, и промямлил неуверенно:



  - Болезненное.



  Лицо вернулось в нормальное состояние, зелень сошла, бородавки исчезли. Показалось? Вроде бы не пил.



  - Побриться не забудьте, - усмехнулся почтальон.



  Он ушёл, а я остался стоять в дверях с бланком в руке - серый бумажный квадратик с типографским текстом. Я повертел его в пальцах и прочитал:





  Уважаемый: И. Л. Круглов (инициалы и фамилия вписаны от руки)



  Данным извещением извещаем Вас, что сего дня до восемнадцати ноль-ноль Вам необходимо прибыть по адресу: улица Светлогорская, автобаза Љ 6, ангар "АОЗТ РУНО-ф". В случае неявки к Вам могут быть применены насильственные меры.



  Подпись: неразборчиво.





  Я кашлянул в кулак. Извещаем извещением? Насильственные меры? Автобаза? С ума они там посходили? Какое дело до меня какой-то автобазе? Понятно, когда полиция или судебные приставы шлют подобные бумажки, но последнее время я законов не нарушал и долгов не делал. Так что пошли они все... Я бросил повестку на трюмо и вернулся к дивану. Образ дивной девушки, явившейся мне несколько минут назад, заставлял кровушку исходить паром. Я лёг в надежде, что эта кудесница явится вновь, и уж тогда мы с ней... А с другой стороны, обозначенная база находилась всего-то в одном квартале от моего дома. Так может сходить? Ради любопытства, и чтоб избежать возможных насильственных мер.



  Не переставая сомневаться - идти, не идти - я встал, оделся и вышел на улицу. Зима мгновенно поцеловала меня снежным зарядом. Я утёрся, поднял воротник куртки. На площадке возле подъезда копошился дворник.



  - Здорово, Фасфуд.



  Дворник выпрямился.



  - Фархунд моя звать. Слушай, зачем каждый раз имя коверкаешь?



  - Ай, дарагой, не обижайся. Совсем умом плохой стал.



  Фархунд не обиделся, мы с ним друзья, а друзья друг на друга не обижаются. Иногда мы сидим у него в дворницкой, болтаем по душам и пьём чай. Чай у него вкусный, душистый. Уж не знаю, что он в него подмешивает, но лучшего чая я ещё не пробовал.



  Фархунд, радуясь минутной передышке, облокотился о лопату и спросил:



  - А ты чего ни бритый? - и прищурился. - Слышал, жена ушёл?



  - Ушёл, - кивнул я. - Как насчёт вечером пивка попить?



  - Эй, пива нельзя, пива - плохо. Заходи, чай пить станем.



  - Зайду.



  Пообещал - и тут же подумал: зря пообещал. В моём нынешнем настроении чай бесполезен, здесь бы средство посильнее, валерьянки, к примеру, или кувалдой между глаз, чтоб встряхнуться и начать жить заново.



  - Ладно, друг, пойду.



  - Худро эҳтиёт кунед , - сказал Фархунд и снова взялся за лопату.



  Снег продолжал лезть в лицо. Поднялся ветер, закружил по дороге круговоротом, попробовал сбить меня с ног. Я устоял, хоть и с трудом. Странный ветер. Казалось, так неблагоприятно он был настроен против меня одного. Иные прохожие шли спокойно, мне же приходилось буквально пробиваться сквозь его напор. Согнувшись в три погибели, я кое-как добрался до автобазы и толкнул дверь проходной. Охранник пялился в телефон, и моего прихода не заметил. Я кашлянул.



  - Пардон, мон шер.



  Охранник соизволил поднять глаза.



  - Чё те?



  Я показал повестку.



  - Видите ли...



  - Прямо до конца и направо.



  И снова потерял ко мне интерес.



  Я вышел на улицу. На территории базы ветра не было, лишь покачивался рекламный плакат на административном здании да дрожали над головой электрические провода. Я посмотрел на плакат. На светлом фоне то ли неба, то ли простыни грозного вида мужчина, напоминающий Поддубного в исполнении Пореченкова, с непокрытой головой, в кольчуге, тыкал в меня пальцем и говорил дешёвым слоганом: "Вы просили? Мы поможем!". О чём надо было просить мужчину, нигде не говорилось, но судя по насупленным бровям, просить его о чём-либо необходимости не было, ибо он и без просьб придёт и всё сделает. Очень странный стиль. Может быть, эта реклама для внутреннего потребления? Хотя какое может быть внутреннее потребление для автобазы?



  Насмотревшись на плакат, я продолжил путь прямо и до конца. Справа, сразу после длинной череды металлических гаражей, показался ангар. Строение не менее странное, чем богатырь на плакате: занесённый наполовину снегом, заиндевевший, он походил на брошенный в сугроб холодильник. К нему вела узенькая тропинка. Возле двери на невысокой подставке лежал веничек. Нечто подобное я встречал в детстве у бабушки в деревне. Такими вениками стряхивали снег с валенок, после чего заходили в избу. Но мы не в деревне, да и я не в валенках, поэтому веник я проигнорировал, открыл дверь и вошёл.



  Снова подул ветер, но не такой злой, как на улице. По бокам стояли два мощных воздушных отопителя; они натужно гудели и вибрировали, делая внутренний мир чуточку теплее. Вокруг лёгкий сумрак, под потолком гнетущий мрак. И тишина.



  - Алло, в ангаре... Есть кто?



  По всей площади ангар был заставлен металлическими стеллажами, и только в середине виднелось нечто похожее на открытую конторку. Я присмотрелся. Письменный стол, монитор, лампа. За столом читала книгу девушка. Я видел профиль - ажурный, как древняя вязь. Длинные тёмные волосы сколоты на затылке в хвост, плечи опущены, тонкие руки. В груди заныло: не она ли являлась мне в дрёме? Господи...



  Я двинулся к девушке по тёмному проходу, ступая мягко, осторожно, чтобы не спугнуть её. Я боялся, что этот образ - сон, сказка - непременно исчезнет, если я вдруг поведу себя слишком грубо или слишком громко. И я старался всё делать тихо. Я шёл на цыпочках, затаив дыхание, сжимая сердце пальцами, чтоб не стучало. Господи, какая она... какая она...



  - Прекрасная...



  Девушка повернулась ко мне. В серых глазах ни удивления, ни боязни, хотя я человек достаточно крупный, и в тёмных безлюдных переулках вызываю у прохожих ощущение опасности. Но девушка выглядела совершенно спокойной. Она вообще выглядела совершенной, и я снова повторил:



  - Прекрасная...



  - Премудрая, - строго глянув на меня поверх очков, сказала она.



  Её голос вернул меня в реальность. Девушка по-прежнему была невыносимо прекрасна, но колдовское наваждение, навеянное мне непонятно какими силами, исчезло.



  - Что?



  - Моя фамилия - Премудрая. Василиса Константиновна Премудрая. Что вам угодно?



  Это прозвучало как прелюдия к реальности. Волшебный ореол или, если хотите, ореол святости, канул в лету, я выдохнул и пришёл в себя окончательно.



  - Собственно, я к вам с тем же вопросом, - я вынул из кармана повестку и положил на стол. - Вот, получил сегодня. И тоже хотел бы знать, что вам угодно?



  Василисушка - так я отныне буду называть её в своих мечтах - посмотрела на повестку, подняла телефонную трубку и сказала кому-то не вполне приветливо:



  - Подойди.



  Секунд через десять из темноты ангара вынырнул почтальон - всё такой же невысокий и наглый, но уже в строительном комбинезоне. Останавливаясь рядом со мной, он усмехнулся:



  - Явился-таки. А я уж думал, придётся применять насильственные меры.



  Я посмотрел на него сверху вниз. Что конкретно он имеет ввиду? Я, между прочим, с шестого класса занимаюсь боксом. Да, я не достиг высоких результатов, но не надо путать спортивный ринг, где действуют жёсткие правила, с полутёмным ангаром, где никаких правил в принципе быть не может. На что рассчитывает это чучело-недоросток? Что я не бью почтальонов? Он ошибается - я бью почтальонов, особенно когда их самомнение начинает зашкаливать и подниматься выше головы.



  Василиса кивнула в мою сторону.



  - Зачем?



  - Вась, ну ты... - почтальон покосился на меня и сменил тон. - Василиса Константиновна, вы же понимаете: дальше - край. Ещё немного, и придётся сворачиваться. Я бы сказал более откровенно: бежать без оглядки.



  - Не тебе решать.



  - А кому? - он поднял свою пятерню на уровень глаз и начал загибать пальцы. - Петухов не добрался и до первого этапа. Раз. Волков только на словах оказался смелым, и теперь прячется где-то, не знаю где. Два. Кукушкин кукует в психушке. Три. Свиньин... Ну, про это я даже говорить не стану. Четыре. И вот вам Круглов, - он закончил считать и развёл руками. - А больше всё равно никого нету. Поэтому, как я и сказал - край.



  Они говорили знакомыми словами на незнакомом языке, но если я правильно понял, мой номер пятый. И сразу возник вопрос: почему не первый? С одной стороны, быть пятым не очень-то приятно. Получается, что впереди стоят четверо, и значит ты не самый способный. Обидно. С другой стороны, после всего перечисленного почтальоном, хотелось стать седьмым, сорок четвёртым или даже тысяча девяносто третьим, ибо возникала твёрдая убеждённость, что чем ближе ты к началу очереди, тем меньше у тебя шансов умереть собственной смертью в собственной кровати.



  - Всё равно ты не имел права! - вскинула брови Василиса. - Он не готов.



  Почтальон принял позу разозлённого кота Леопольда.



  - Если ты... Если вы ему не скажете, Василиса Константиновна, тогда скажу я!



  Фраза прозвучала в форме ультиматума. Василиса сложила руки на столе, как примерная ученица, и несколько долгих секунд хмурила лоб. Я превратился в ожидание. Мне было интересно, что она скажет или что предложит. Лучше всего, если она попросит взять её замуж. И я возьму - без дополнительных вопросов и со всеми условиями.



  - Это, - наконец указала Василиса пальчиком на почтальона, - Verruculoso-viridis zhaboid, - и перевела на русский. - Зеленокожий бородавчатый жабоид, подвид лешего.



  Почтальон посмотрел на меня, улыбнулся, и его лицо снова покрылось бородавками и зеленью. Крючковатый нос вытянулся и стал похож на засохший сучок. Мне показалось, что в этот момент он очень хотел, чтобы я испугался и впал в истерику, но я не испугался, более того, я представил его в полосатом колпаке с помпончиком, эдакий, знаете, постаревший Буратин, и рассмеялся.



  В глазах Василисы блеснуло подозрение - всё ли со мной в порядке, а Verruculoso-viridis zhaboid вернул себе нормальный вид.



  - Игнатиус, вы мне не верите? - спросила Василиса.



  - Отнюдь, - отсмеявшись, сказал я. - Очень даже верю. Правда, я ожидал кое-чего другого, но и жабоид вполне подходит. В детстве я читал много сказок, и совершенно не сомневался, что весь этот бред в виде леших, кикимор, змейгорынычей, гномов, вампиров и прочей чертовщины существует на самом деле. Иногда я даже видел их на картинках и в кино. Так что не сомневайтесь, я вам верю.



  - Вампиры - это немножко из другой реальности, - уточнила Василиса. - Ну а всё остальное, при определённом везении... Очень хорошо, что вы так позитивно реагируете на моего лешего. Увидев его древний лик, многие люди впадают в ступор на несколько дней.



  - А некоторые до сих пор из него не вышли, - зловеще добавил жабоид.



  - А вообще, он вполне себе безопасен, - продолжила Василиса. - Хулиган, конечно, но добродушный. Шутник. И раз уж вы подружились, - последнее слово она произнесла с сомнением, - я предлагаю вам присоединиться к нашей компании и помочь нам в одном деле.



  - Совсем в маленьком, - снова встрял жабоид, - вот в такусеньком, - он показал свой мизинец.



  Василиса с размаху влепила ему подзатыльник.



  - Ещё раз перебьёшь...



  - Да понял, понял, - нахохлился почтальон.



  - В каком деле? - уточнил я. - И какого рода помощь?



  - О, надо всего лишь...



  Крыша ангара вдруг распахнулась, как будто вскрытая огромным консервным ножом, стало светло, и сверху на нас посыпались гномы. Один приземлился прямо передо мной - невысокий, широкоплечий, злобные глазки, каждая рука с кувалду. Впрочем, в каждой руке и было по кувалде. Он размахнулся и вдарил по мне сразу обоими. Я едва успел отпрыгнуть. Бетонный пол, на месте, где я только что стоял, вздыбился, и в воздух поднялось облако цементной пыли.



  Василиса вскочила на стол, в руке у неё каким-то чудом появилась казацкая шашка. Она прочертила ей горизонтальную линию - и двое потянувшихся к ней гномов лопнули мыльными пузырями. Их сизые ошмётки разбросало по стеллажам и ящикам. Жабоид выхватил из-за пазухи кольт сорок четвёртого калибра, и принялся палить во всё, что к нему приближалось. Когда патроны закончились, он единым прыжком запрыгнул к Василисе на стол и начал перезаряжаться.



  Гномы сгруппировались и окружили конторку. Их было не меньше полусотни, и все они выглядели одинаково: форма цвета зимний камуфляж, шнурованные ботинки, флисовые шапки, круглые пористые носы на узких физиономиях. Двое кинулись ко мне. Я юркнул в проход между стеллажами и побежал к выходу. Благодаря дыре в крыше видимость стала хорошая, и по дороге я приглядывал, что бы выбрать в качестве оружия. Возле одного из ящиков лежал разводной ключ. Я схватил его, обернулся к противнику... Нет, разводной ключ против кувалды не сработает. Я метнул его в злобную физиономию, промазал и побежал дальше. Впереди спасительным маяком подмигивала открытая дверь. Я был абсолютно уверен, что дальше этой двери гномы за мной не погонятся... От конторки донеслась новая серия выстрелов, жабоид и Василиса продолжали сопротивление.



  И мне стало стыдно. Женщина, которая за последние несколько минут стала для меня нечто большим, чем просто женщина, бьётся там с полчищем зловещих карликов, а я спасаюсь бегством...



  Я резко присел, перекатился под стеллажом в следующий проход и побежал в обратном направлении. Возле конторки бой превратился в бойню. Жабоид держал свой кольт за ствол и бил рукоятью по гномьим головам. Его зелёное лицо кривилось от страха и напряжения. Василиса продолжала чертить шашкой полосы, но гномы, учитывая недавний опыт, держались от неё на расстоянии. Умирать никому не хотелось. Я схватил одного гнома за шкирку, швырнул в толпу, схватил другого. Василиса заметила меня, глаза её округлились.



  - Игнатиус, беги!



  Я сделал вид, что не слышу. Все последние дни вокруг меня было холодно и скучно. Жена ушла к другу, деньги заканчивались, а сейчас появился шанс хоть что-то изменить, и не важно, что это изменение может стать последним в моей жизни, главное, я умру у ног женщины, лучше которой нет никого в целом свете.



  Василиса пихнула жабоида.



  - За мной.



  Она спрыгнула со стола и подняла шашку над головой. Толпа гномов отхлынула, и Василиса пошла по образовавшемуся коридору, как Моисей по дну моря. Я двинулся навстречу, схватил сразу двух гномов, стукнул их лбами, отбросил. Ударил ногой следующего, увернулся от летящей в голову кувалды, провёл апперкот. Жабоид встал слева от меня, продолжая отбиваться кольтом как дубинкой.



  Василиса указала в дальний конец ангара.



  - Туда.



  И мы побежали. Однако отпускать нас так просто гномы не собирались. Шашка Василисы приводила их в трепет, но было что-то ещё, чего они боялись больше, и это "что-то" заставляло их действовать. Два десятка гномов залезли на стеллажи и начали раскачивать их под счёт. Под сводами ангара разнеслось зычное:



  - Eins, zwei, drei genommen haben! Eins, zwei, drei zusammen!



  Что-то мне это напоминало, какой-то фильм, но какой - я сейчас не был способен вспомнить. Несколько стеллажей обрушились, на нас полетели коробки, ящики. Гномы взвыли и ринулись в последнюю атаку. Василиса ткнула в меня пальцем, глаза её горели.



  - Спасай его!



  Слова предназначались жабоиду. Тот ухватил меня за ворот и поволок за собой, перескакивая через обломки огромными прыжками. Я не ожидал от него такой прыти, попытался вырваться, но жабоид даже не почувствовал моего сопротивления. Он подтащил меня к дыре в полу и швырнул в неё не раздумывая.





  Глава вторая, которая показывает, что лешие - это ещё не вся сказка





  Мгновенное ощущение пустоты, страха - и вот я в центре комнаты. Вокруг бетонные стены, технические коммуникации, равномерное гудение и тусклая лампочка под потолком. Желудок полез по пищеводу вверх, я едва успел ухватить его за хвостик и вернуть на место. А вот ноги не выдержали, подкосились. Я упал на колени, застонал. Кто-то хлопнул меня сзади по плечу.



  - А ты крепкий.



  Тело будто онемело. Я лёг на пол, в угол зрения попал жабоид. Это он меня только что хлопал?



  - Где Василиса? - долетел издалека мой ослабевший голос.



  Жабоид не ответил. Он подошёл к электрическому рубильнику, потянул рычаг вниз. Гудение пошло по ниспадающей и заткнулось. Лампочка ожила, стало светлее.



  - Где Василиса? - повторил я.



  - А Василиса теперь в плену у врагов, - с ленинской интонацией произнёс жабоид, и добавил не без удовольствия. - Батенька.



  Я едва приподнял палец, единственный орган, который у меня ещё шевелился, и сделал круговой жест:



  - А как мы... как мы... она...



  Я имел ввиду тот путь, каким мы попали в эту комнату, и, надеюсь, он меня понял. Он понял.



  - Не получится. Я отключил переход.



  Это прозвучало издевательски, и я изрыгнул:



  - Будь ты проклят... встану... Убью!



  Жабоид усмехнулся.



  - Ага, убьёшь. А Василису, кто спасать будет? Ты что ли, боксёр-недоучка? Нет, батенька, отныне мы единая команда, и друг без друга... - он причмокнул, что могло означать только то, что я без него ничего сделать не смогу.



  С его стороны это выглядело чересчур самонадеянно, и я пообещал себе, что как встану - точно убью. Но... немного полежав на полу и собрав мысли воедино, я согласился. Гномы, магические переходы, Verruculoso-viridis zhaboid - всё это было вне моей компетенции. Я попал в совершенно иной мир, до сего дня мне неведомый, и как он выглядит, чем напичкан, кто в нём главный, я только-только начинал познавать. Стало быть, без жабоида не обойтись. Во всяком случае, первое время.



  Жабоид присел возле меня на корточки и поднёс к губам пузырёк с мутно-красной жидкостью. Кровь?



  - Выпей.



  Я снова помотал пальцем.



  - Не буду.



  - Пей!



  Голос его напрягся и звякнул оборванной струной.



  - Не хватало мне ещё нянчиться с тобой весь уповод . Пей, говорю!



  Я отхлебнул. Жабоид удовлетворённо хмыкнул, а я ощутил жжение в желудке. Что-то забурлило, забеспокоилось, заворчало. В голове мелькнула ошалелая мысль: опоил-таки сволочь! Проклятый жабоид!.. Однако вслед за беспокойством пришло успокоение. Я вдруг почувствовал ноги - встал; почувствовал руки - поднял. В голове прояснилось и сил как будто прибавилось. Если дадите мне рычаг и точку опоры, я переверну Землю.



  - Что это было?



  - Таблетка аспирина.



  - Красного цвета?



  - Красная таблетка аспирина. Тебя что-то не устраивает? Чувствуешь себя плохо?



  - Хорошо.



  - Ну и радуйся, - он подошёл к железному ящику, вынул из него зимнее пальто, шапку. - А вообще, Игнатушка...



  - Игнатиус.



  - Неважно. Пришло время подвести итоги и распределить обязанности. Если ты действительно желаешь спасти Василису...



  - Желаю!



  - ...ты должен запомнить два непреложных правила. Первое: младший подчиняется старшему беспрекословно, и все его приказания выполняет точно и в срок. Второе: старший в нашей команде - я. Согласен?



  Условия, исходя из текущей ситуации, были вполне разумные, и я кивнул.



  - Допустим.



  - Без "допустим"! Или да, или нет, - надевая пальто, потребовал жабоид. - Главный принцип победы заключается в единоначалии. Если ты с этим не согласен, то сразу можешь возвращаться в свою квартирку и продолжать сохнуть по бывшей жене.



  В пальто жабоид снова стал похож на почтальона, причём на почтальона самой низшей категории, и подчинятся ему мне вовсе не хотелось. Только вслушайтесь в эти слова: подчиняться подвиду лешего с зелёной кожей и бородавками, похожего на почтальона низшей категории. Бред. Но другого варианта у меня не было, а решить задачу по спасению Василисы в одиночку я не мог. Пока не мог.



  - Ладно, пусть будет без "допустим".



  - Вот и славно.



  Жабоид снова начал рыться в ящике. Делал он это с деловито-задумчивым видом, наверное, искал вещи, способные помочь нам в предстоящих делах. Сначала он вытащил старенькое полотенце, понюхал его, сунул обратно. Затем вытащил котелок, дырявые тапочки, шапку для купания, компас. Ни один из предметов, которые он доставал, его не устроил. Наконец ему надоело дышать древней пылью, и он начал ходить кругами по комнате, заложив руки за спину.



  Я следил за ним с огромным интересом, ибо очень интересно следить за формой жизни, о существовании которой до сегодняшнего дня не имел никакого понятия. Жаль, что я не биолог, а то Нобелевская премия по физиологии и медицине была бы моей. Так и представляю себе Стокгольмский концертный зал, море людей, цветы, овации. Дебелый дядечка в смокинге объявляет: "За открытие нового биологического вида Verruculoso-viridis zhaboid награждается миллионом долларов Круглов Игнатиус Лаврентьевич!". Господи! - я едва не упал на колени - благодарю тебя за сей щедрый подарок! Верую и уповаю на тебя, аки на единственную надежду благополучного пребывания моего на бренной земле этой...



  - Ты о чём размечтался? - разглядывая меня с подозрением, спросил жабоид.



  - Да так, - вздохнул я, - о науке.



  - Какая ещё наука? Иди за мной.



  - Куда?



  - Путать следы, готовиться к будущим боям. В этой каморке мы с тобой ничего не высидим.



  И жабоид повёл меня длинным полутёмным коридором, по стенам которого всё так же тянулись коммуникации. Коридор периодически петлял, в стенах появлялись боковые тоннели, двери, но мы проходили мимо. Воздух отдавал затхлостью, на полу валялись бутылки, консервные банки, грязное тряпьё. По этим останкам я предположил, что место это зря не пустует, и время от времени его кто-то посещает, бомжи или горемыки вроде нас. Может быть даже гномы.



  - А кто эти гномы? - спросил я.



  - Наёмники, - не оборачиваясь, ответил жабоид. - Одни из лучших бойцов в Миру. Пронырливые, как бесы. Продают свои кувалды каждому, кто хорошо заплатит.



  - Не думал, что гномы такие воинственные. В сказках они всегда выглядят добрыми.



  - О чём ты, какие сказки? Если ты до сих пор не понял, объясняю: мы в реальности. Здесь нет добрых, нет злых. Здесь всё на грани. Чуть влево, чуть вправо - и ты уже по другую сторону. Вчерашние друзья стали недругами, вчерашние недруги стали смертельными врагами. Ау, Игнатушка, добро пожаловать в настоящую жизнь.



  - А сейчас мы по какую сторону?



  - Сейчас мы на своей стороне.



  - Так можно?



  - Так нужно.



  Жабоид подвёл меня к очередной двери и толкнул её. В глаза ударил свет, потянуло морозной свежестью. Мы выбрались на улицу - заваленный снегом тротуар, прохожие. По дороге, мигая жёлтой весёлкой, проехал грейдер. Мы повернули вслед за ним и по натоптанной дорожке прошли к ближайшей автобусной остановке.



  Ветер больше не дул, видимо, сила его иссякла, зато резко подморозило. Градусов двадцать, наверное. Выходя из дома, я надел куртку, а теперь думал, что надо было надеть дублёнку.



  Подъехал автобус, открыл двери. Жабоид подтолкнул меня ко входу, и я торопливо зашёл в салон. Пассажиров было немного. Мы встали возле окна, к нам тут же подскочил кондуктор в форменной кепке и с глазами профессионального нищего; так и кажется, что сейчас затянет: пода-а-айте профессиональному коту Базилио и профессиональной лисе Алисе!



  - У тебя карточка или проездной? - спросил жабоид.



  Я выскреб из кармана кучу мелочи.



  - У меня это.



  - За двоих хватит?



  Я прикинул монетки на вес, потом пересчитал, передвигая пальцем. Да, за двоих хватало. Я протянул горсть кондуктору, и нищего сменил бухгалтер.



  - У меня с деньгами сейчас очень сложно, - сказал я, когда кондуктор отошёл. - Жена, понимаешь... сняла все деньги с карточки, а работы нет, так что надо поосторожней с расходами.



  - Вот поэтому нам нужно найти Конька Горбунка, - выдал жабоид.



  - Кого?



  - На нём мы сможем передвигаться бесплатно и намного быстрее, - игнорируя мой вопрос, продолжил жабоид. - А так как передвигаться нам придётся много, то это самый лучший вид транспорта в нашем положении. Конечно, я бы предпочёл Змея Горыныча, но с ним мы точно не договоримся. Так что Конёк Горбунок - самый подходящий вариант.



  Мне захотелось рассмеяться так же, как и утром в ангаре, но не потому что жабоид говорил о сказочной лошади, как о реально существующей - после падающих на мою голову гномов я был готов поверить во что угодно - а потому что представить себе не мог, как мы вдвоём поместимся на Коньке-Горбунке. Разве что санки к нему приделаем. Я так и сказал жабоиду.



  - Какой ещё Конёк Горбунок? Ты его вообще видел? Горбатое пони! Мы к чему там седалища свои прислоним?



  - Не спеши судить по внешнему виду, - наставнически произнёс жабоид. - Поверь мне, милый мой Игнатиус, не все пони - лошади, и не все лошади - пони.



  Я не понял его каламбура, но спорить не стал. В конце концов, жабоид наверняка знает то, что мне ещё предстояло узнать, и вступать с ним в дискуссию сейчас не имело смысла, поэтому я спросил так:



  - Ну, и где мы будем его искать?



  - А вот над этим придётся поразмыслить.



  Он отвернулся к окну - неуклюжий маленький леший с наивной мордашкой и сам весь такой премиленький... Если я когда-нибудь решу завести домашнее животное, то заведу лешего. В этом пока неизвестном мне мире наверняка есть что-то вроде птичьего рынка, где торгуют гномами, домовыми и вот такими лесными крохами. Я буду кормить его, воспитывать, выводить гулять. А Василиса, вернувшись с работы, сядет на диван к телевизору, леший запрыгнет к ней на колени, будет тереться и мурлыкать...



  Мне снова представилась Василиса - такая, как я увидел её в конторке в свете настольной лампы: тёмные волосы забраны на затылке в хвост, очки на кончике носа, изящный локоток. Образ более чем обобщённый, но настолько яркий, что никак не хотел выходить из головы. Я влюбился в эту девчонку. Я, сильный тридцатилетний мужик, от которого только что ушла жена и который по всем канонам жизни должен копошиться в себе, выискивая причины своей несостоятельности... Я влюбился. Я совсем не знал её, да что там не знал - я видел-то её всего несколько минут, но теперь мне хотелось сочинять стихи, и вместо того, чтобы сокрушаться о жене, как делал это весь последний месяц, я пытаюсь найти рифму к слову "Василисушка"...



  - Ку-ку, Игнатиус! - жабоид щёлкнул пальцами перед моими глазами. - Очнись, выходим.



  Выйдя из автобуса, я огляделся. Куда привёл меня этот будущий домашний питомец? Город свой я знаю хорошо, он не такой большой, как Москва, и не такой маленький, как Урюпинск. В нём есть театры, торговые центры и даже метро. А ещё он стоит в месте слияния двух великих русских рек, что придаёт ему статус сакрального. Здесь столько всяких исторических соблазнов, что удивляться появлению всевозможных жабоидов не приходиться. Поэтому я и не удивился, когда Василиса познакомила меня со своим ручным лешим, а тот в свою очередь позеленел и покрылся бородавками.



  Ну да это всё лирика. Улица, где мы оказались, в простонародье называлась Покровка. Она пересекала исторический центр города и была застроена старинными домами. Автомобили по ней не ездили, поэтому понятие "тротуар" для неё не существовало. Первые этажи домов представляли собой единую линию магазинчиков, кафешек и бутиков. Иногда между ними затёсывался какой-нибудь салон сотовой связи или спиритических сеансов, и вот перед одним из таких салонов мы и остановились. На вывеске над дверью красовалась изящная надпись в стиле русского ампира: "Баба Яга может!".



  - Баба Яга? - усмехнулся я.



  Жабоид пропустил мою усмешку мимо ушей, и стал объяснять принцип знакомства с хозяйкой салона.



  - Смотри и запоминай: заходим спокойно, с улыбками, при встрече - поклон. Бабка злая, грубить ей не вздумай. Ты для неё никто, а я - продукт диетического питания, поэтому ведём себя крайне уважительно, поводов для агрессии не даём. Иначе тебя превратят в жабу, а меня...



  - А без повода она не может?



  - Может. Но не здесь.



  - Господи, если мы ей заранее не нравимся, так может и не ходить туда? Найдём кого-то другого, более покладистого.



  - Кстати! Не вздумай при ней поминать имя Господа всуе. Тогда точно кранты. Понял?



  Мне по-прежнему всё происходящее казалось смешным, но жабоид нервничал неподдельно: левый глаз дёргался, а по виску, не смотря на морозец, скатилась капля пота - и это доказывало, что встреча предстояла не из лёгких. Я мотнул головой:



  - Понял.



  - Заходим.



  Жабоид свершил знак, очень похожий на крестное знамение, взялся за рукоять двери и потянул её на себя.



  Дверь открылась.





  Глава третья, частично раскрывающая сущность пожилых женщин





  Внутри нас встретили по-доброму. Миловидная девица в славянской форме одежды привстала над стойкой ресепшен и поклонилась.



  - О, Дмитрий Анатольевич! Проходите, прошу вас.



  Я покосился на жабоида.



  - Ты Дмитрий Анатольевич?



  - А что тебя удивляет? В жизни я обычный человек, как все - Дмитрий Анатольевич Жабин. Имеешь что-то против?



  - Нисколько, просто я уже привык к зеленокожему бородавчатому жабоиду, и другое имя вряд ли смогу воспринимать.



  Дмитрий Анатольевич отмахнулся.



  - Я тоже уже привык.



  Девица выбралась из-за стойки, подошла к нам и снова поклонилась. Я поклонился в ответ, но жабоид дёрнул меня за рукав и прошипел:



  - Ей кланяться не надо. Не по статусу.



  Девица продолжила перед нами рассыпаться.



  - Вы к хозяйке? О, у неё сейчас как раз никого нет. А если б кто и был, так она бы от него отделалась. Вы же знаете, Дмитрий Анатольевич, как вас здесь. Присядьте пока на диванчик, а я сообщу хозяйке о вашем приходе, - и упорхнула за тяжёлую портьеру, скрывающую вход в соседнее помещение.



  - Любят и ждут! - повторил я слова девицы, присаживаясь на диван. - А ты боялся.



  - Я даже знаю, с каким соусом они меня любят, - ответил жабоид. - Ты особо не доверяй этим улыбочкам. Знаешь, какие там зубы кроются?



  Судя по девчушке, зубы там могли быть перламутровые, а за ними язычок шаловливый. Я представил, на что она им способна - и мне стало жарко; я снял шапку, расстегнул куртку. От примятых волос поднялся пар.



  Из-под дивана выбралась кошка - вся чёрная, только глаза холодные. Она вальяжно прошествовала к стойке, задрав хвост кверху, и вдруг обернулась на полушаге. Глаза её вспыхнули, и, клянусь, она мгновенно прочла все мои грязные мысли. Мордочка её презрительно исказилась, а мне стало настолько стыдно, что я покраснел.



  Портьера отодвинулась, и в приёмную вернулась девица.



  - Проходите, - улыбнулась она. - Хозяйка очень ждёт вас.



  За порогом нас встретил узкий коридор, задрапированный по стенам и потолку тёмно-бордовым бархатом. Словно гроб изнутри. Где-то на уровне плинтуса тянулась цепь мутных светильников, которые в купе с запахом ладана и, кажется, можжевельника, создавали угрюмую обстановку опасно-магического места. Плюс к тому, россказни проклятого жабоида о бабе Яге добрались-таки до воображения и нагнали на него страху. Может, вернуться, пока ещё не поздно, пока ещё есть шанс на возвращение? Но жабоид вдруг схватил меня за руку, и сжал так, что не вырваться. Аж больно стало! Однако это не была попытка удержать меня, это была попытка удержаться самому.



  Открылась вторая дверь, и мы оказались в комнатке ничуть не светлее коридора. По центру стоял круглый стол, на столе шар, внутри шара светилось изумрудным светом нечто непонятное. За столом сидела старуха. На голове чёрная бандана, только повязанная узлом вперёд, по бокам седые спутанные пряди. Нос длинный крючковатый, зубы жёлтые со щербинкой, кожа морщинистая. Бр-р-р-р... Ужас. Один в один как в сказках написано. Прав жабоид, с такой старушкой лучше не ссориться. Мы одновременно поклонились в пояс и застыли изваяниями, ожидая, что бабушка скажет.



  А бабушка провела ладонью по лицу и мгновенно преобразилась в женщину лет... Я не смог определить возраст, может быть, сорок, может быть, пятьдесят. Да и неважно сколько, главное... Тонкие благородные черты, тёмно-рыжие волосы, глаза с задумчивым прищуром. Женщина-вамп! От такого перевоплощения я малость присел и открыл рот.



  - Прошу прощения за рабочий вид, - бабушка, или теперь уже женщина, кивнула в ответ на наш поклон, - но людины естественному образу не доверяют, приходится оборачиваться старухой. Зарабатывать как-то надо. Ну а вы, родимые, по какому делу ко мне? - и будто только сейчас узнала жабоида. - А, Дмитрий Анатольевич, душенька мой. Давно не виделись. Что мимо ходил? Что не заглядывал?



  - Давно, Ядвига Златозаровна, ох, давно, - подобострастно улыбаясь, заюлил жабоид. - Всё как-то времени не доставало, знаете ли. То, сё. А нынче вот нашлось, и первым делом к вам.



  Ядвига Златозаровна выпрямилась и начала отбивать по столу лакированными коготками марш советских танкистов. Получалось у неё неплохо, я даже стал подтоптывать в унисон и подпел мысленно: "Броня крепка, и танки наши быстры, и наши люди мужества полны...".



  - Врёшь ты всё, Димка, - вздохнула женщина. - Как был мелким врунишкой, так им и остался. Постыдился бы хоть для разнообразия. Поди, прижгло одно место, вот и засуетился, - и перевела взгляд на меня.



  Я перестал подтоптывать, и отвесил ей низкий поклон, а потом ещё раз, на всякий случай.



  - А чего это друг у тебя беспрестанно кланяется? Больной?



  - Нет, что вы. Уважает вас очень.



  - Вот как? - и уже мне. - Имя у тебя, милок, есть?



  - Игнатиус, - представился я.



  - Игнатиус, - повторила она задумчиво. - Редкое имя. Весьма... Скажи, а Игнатий Лопес де Лойола тебе кем доводится?



  - Кто это?



  - Стало быть, никем. Ладно, а злыдню с собой зачем таскаешь?



  Я кивнул на жабоида.



  - Вы о нём?



  Женщина сделала пасс рукой, и у меня в кармане что-то зашевелилось и полезло наружу. Я увидел противную серую мордочку. Рогатую.



  - Чёрт! - брезгливо выругался я.



  - Злыдня, - поправила женщина, и засюсюкала. - Иди ко мне мой хороший, я тебя покормлю.



  Чертёныш радостно заворковал и потянулся к ней мохнатыми лапками. Я едва не взвыл: Гос-с-с... в смысле, прости меня грешного! И это мохнатое чудо всё время сидело у меня в кармане? Я посмотрел на Дмитрия Анатольевича, ты что ли, паразит зелёный, мне его подсунул? Тот пожал плечами, дескать, я и сам не знал.



  Ядвига Златозаровна взяла чертёныша в руки, почесала пальчиком горлышко, тот закатил глазки, замурлыкал, а она проговорила довольным голосом:



  - Молодец, Дмитрий Анатольевич, порадовал женщину. Хвалю. Давно я такую злыдню заполучить мечтала. Теперь говори, чего просишь.



  Жабоид облизнул губы.



  - Видите ли, Ядвига Златозаровна... Василису похитили.



  Женщина с размаху ударила ладонью по столу. Шар подскочил, чертёныш испуганно взвизгнул и заплакал.



  - Предупреждала же её, а? - женщина резко встала, прошлась в раздражении по комнате и вернулась к столу. - Предупреждала: допрыгаешься! Нет, по-своему всё, - и к жабоиду. - А ты, бес зелёный, куда смотрел? Ты для чего возле неё тёрся?



  Жабоид рухнул на колени и молитвенно сложил руки.



  - Ядвига Златозаровна, Великим Бояном клянусь, нет в том моей вины! Уж как я Василисушке свет Константиновне говорил, что не стоит так далеко заходить! Но вы же знаете, как с ней спорить. Не послушала, и вот, разбудила лихо.



  Женщина смотрела на Дмитрия Анатольевича голодной гадюкой, и в какой-то момент мне начало казаться, что самые худшие его опасения сейчас оправдаются: меня превратят в жабу, а его приготовят с укропом и подливой из чесночного соуса. Интересно, мне как жабе дадут его попробовать?



  К счастью, баба Яга сдержалась. Взгляд её успокоился, она села на стул, поцеловала чертёныша и сказала уже без прежнего напора:



  - Это ваши проблемы, меня они не касаются. Я говорила Василисе - не лезь, по рукам получишь, она не послушала. Теперь пускай расплачивается.



  - Да мы, - жабоид подполз к столу на коленях, - мы и не хотим втягивать вас в эту беду. Прекрасная наша, добрая. Всё понимаем, всё знаем. Нам бы только совет, иного не просим.



  Голос его походил на скулёж облажавшегося пса; по шее он получил, теперь выпрашивал косточку.



  - Совета? Ну, и какого совета ты хочешь?



  - Видите ли, Ядвига Златозаровна...



  - Да встань ты, противно смотреть на тебя такого.



  Жабоид встал, но спины до конца не разогнул.



  - Видите ли, Ядвига Златозаровна, уважаемая и самая лучшая. Лаборатория наша разрушена, все артефакты и раритеты либо захвачены, либо разбежались. А спасать Василису Константиновну как-то надо...



  - Спасать? Что ты мелешь? О себе печёшься, жабоид проклятый. А вот он, - она посмотрела на меня, и в глазах её засветилось понимание, - он не просто здесь отирается. Влюбился в неё, да?



  Я сглотнул. Вопрос заставил меня стушеваться. Не то что бы я скрывал свои чувства или стеснялся их, вовсе нет, но ввиду последних событий я уж и не знал, что для меня лучше, сознаться или затаиться.



  - Ну, в принципе... знаете ли... а вообще... если вы позволите... то я... как бы это...



  - Влюбился, - усмехнулась Ядвига Златозаровна и резюмировала. - Тебе верю. Ты до конца за неё пойдёшь. А этого, - она ткнула в жабоида, - берегись. Тот ещё подлец. Юлой прокрутиться, а выгоду свою заполучит. Ну так чего просите?



  - Конька Горбунка! - выпалил жабоид.



  - Ох! - Ядвига Златозаровна подалась вперёд. - А что не Змея Горыныча? Он сейчас как раз без дела мается.



  - Не осилим мы его, - вздохнул Дмитрий Анатольевич. - Не потянем. Я не смогу, не обучен, а Игнатиус новичок совсем. Не справимся.



  - А с Горбунком справитесь? А может вам Сивку-Бурку, братца его родного? - в тоне её прозвучало ехидство.



  - Ядвига Златозаровна, ну что вы, - жабоид премиленько улыбнулся. - Что вы, солнечная наша. Мы же знаем, у кого он в стойле стоит, не посмеем.



  - Сюда заявиться посмел.



  - Это исключительно ради дружбы и огромного уважения. Люблю я вас, мамой второй считаю.



  - Юла! - женщина наградила Дмитрия Анатольевича таким взглядом, как будто проткнуть хотела. - Ох, юла. Ладно, Горбунка так Горбунка. Слушай: точно не ведаю, но сорока на хвосте принесла, что нынче он возле Песочной ямы пасётся. Кто там живёт, знаешь сам. А моей помощи больше не жди.



  Жабоид поскучнел. Он явно надеялся на что-то более доступное, может быть даже думал, что Ядвига Златозаровна выведет Горбунка ему пред светлы очи. Не вывела.



  - И на том спасибо. Век вашей доброты не забуду.



  - Да уж постарайся, - кивнула женщина, и вновь обратилась ко мне. - А ты, богатырь, подойди сюда. Одарить тебя хочу.



  Как она меня - богатырь. Я, конечно, не хиляк какой, и боксом занимался, но богатырь - это чересчур. Хотя приятно.



  В комнату вбежала девица с ресепшен и подала хозяйке свёрток. По доступным очертаниям я посмел предположить, что это дубинка сантиметров тридцать-сорок длиной и весом килограмма полтора. Такой если по лбу кого приветить, так сразу тхе енд гейм овер.



  Но я ошибся. Ядвига Златозаровна развернула свёрток, и взгляду моему предстал обрез. Я прищурился. Старенький, двуствольный, с пистолетной рукоятью, похож на лупару .



  - Возьми, - молвила колдунья. - Меч слишком громоздким будет, да и устарел уже. А это всяко лучше. Владей.



  Я принял дробовик на ладони: совсем не тяжёлый и такой... Ощущение, что мы с ним из одного роддома вышли. Понять бы только на что он мне нужен. Стрелок я никудышный, разве что на коротких дистанциях, хотя в этом случае в самый раз подойдёт, гномов буду мочить. Я прижал его к груди и поклонился.



  - Благодарю вас, Ядвига Златозаровна. Не знаю, смогу ли отплатить вам когда-либо за добро такое.



  - Сможешь. И отплатишь. А теперь ступай. Оба ступайте. Алёнушка, проводи гостей.



  Девица открыла дверь, и мы по коридору вернулись в приёмную.



  - Выбрались... - с жабоида катился пот. Он похлопал себя по карманам, достал носовой платок, утёрся. - Живы, и ладно, - пробормотал он в ответ на собственные мысли. - А ты, Игнатиус, как?



  Я был в приподнятом настроении. Меня назвали богатырём, подарили дробовик и почти что по щеке потрепали. И кто? Сама баба Яга! Кому расскажешь, сразу психушку вызовут.



  - Куда теперь? - спросил я, когда мы вышли на улицу.



  На улице царил вечер. Горели фонари, сияли лампочки в окнах. В витринах магазинов подмигивали разноцветьем новогодние гирлянды - примета не так давно закончившихся праздников. В морозном воздухе поскрипывал снег под чужими шагами, играли мелодии телефонных звонков. Где-то совсем рядом открылась дверь кафе, и на волю вырвались слова популярной некогда песенки:





  Увезу тебя я в тундру, увезу к седым снегам.



  Белой шкурою медвежьей брошу их к твоим ногам.



  По хрустящему морозу поспешим на край земли



  И среди сугробов дымных затеряемся...





  Дверь закрылась, и снова только скрип снега под чужими шагами и телефонные трели.



  - Едем к тебе, - сказал жабоид.



  - Ко мне? - удивился я. - А гномы нас у подъезда не ждут?



  - Сомневаюсь. Их целью была Василиса, а мы всего лишь сопутствующее неудобство. Пока мы не начнём проявлять себя и путаться под ногами, никто за нами охотиться не станет.



  Что ж, логика в этом была, и я внёс некоторое уточнение:



  - Хорошо, только не едем, а идём. Деньги у меня закончились.





  Возле подъезда нас действительно никто не ждал. Время подходило часам к одиннадцати, народ с улицы давно разбежался по тёплым квартирам, и никаких посторонних движений я, как не вглядывался в расцвеченную снегом темноту, не заметил. И в самом деле, на кой ляд мы сдались этим гномам, была бы печаль из-за двоих неудачников мёрзнуть на таком страшном холоде.



  Мы вошли в подъезд. Слева узкая лесенка вела вниз в дворницкую. Из-под хлипкой двери сочилась жёлтая полоса света, Фархунд ждал меня на чай. Я так и представил, как он засыпает заварку в чайник, укутывает его полотенцем, а потом накрывает подушкой, чтоб не единая крупинка тепла не пропала понапрасну. Увы, сегодня он меня не дождётся, и уж не знаю, дождётся ли когда-нибудь в ближайшем будущем.



  Квартира встретила нас гнетущей тишиной. Раньше она всегда была наполнена звуками: лёгкое жужжание системного блока, болтовня телевизора, шелест мягких тапочек по ламинату. Но после ухода Ольги вся надобность в звуках исчезла, и теперь квартира жила пустой и тихой жизнью, потихонечку превращаясь в монастырскую келью.



  Жабоид, едва вошёл, поменял всё кардинально. Он сразу направился на кухню и принялся хлопать дверками холодильника и кухонных ящиков. Потом долго гремел посудой, уронил что-то, выругался, снова уронил. Я прошёл в комнату, лёг, не раздеваясь, на диван. Попробовал дотянуться до телевизионного пульта, не дотянулся и зевнул. Ну его этот телевизор, спать пора. Василисушка, милая моя, родная, приснись, расскажи, где тебя прячут, как обращаются. Скоро я приду и всех покалечу...



  Над ухом бряцнуло. Я приподнялся на локтях. В межкомнатном проёме стоял жабоид в кухонном фартуке.



  - Ужинать иди.



  Меня перекосило. Точно так же первое время после свадьбы приходила Ольга, загадочно улыбалась и приглашала меня на ужин. Только под фартуком ничего, кроме неё самой, не было. Сейчас там был жабоид, и это отвращало и от еды, и от чувства голода.



  - Не хочу, - отказался я.



  - Хочешь! - жабоид оказался дотошным. - Для поимки Горбунка силы потребуются, а где их взять, если ты евши? Вставай, ужин на столе.



  Снова он оказался прав. Я мог сколь угодно красочно представлять, как спасаю Василису, но реальность к мечтам имеет такое же отношение, как детский рисунок к картинам Рембрандта - вроде бы и там, и там люди, а впечатления разные. Пришлось вставать и отправляться на кухню.



  На столе стояла сковорода с яичницей, хлеб, масло. На плите попыхивал чайник. Я поддел вилкой кусочек яичницы, съел.



  - А ничего, вкусно. Готовить ты умеешь.



  - Поживёшь с Василисой...



  Я потянулся за ножом.



  - Э-э-э, - жабоид затряс пальцем, - я хотел сказать, что мы часто ездили в командировки в глухие деревни, приходилось жить в различных избушках, а из Василисы повар никакой... Великий Боян, я только это имел ввиду!



  Я взял нож, стал намазывать масло на хлеб.



  - Я так и подумал. Ты чего нервничаешь? Кушай.



  С яичницей мы справились минуты за три. После этого жабоид разлил кипяток по чашкам, бросил в них чайные пакетики.



  - Дмитрий Анатольевич, а про какого Игнатия Лойолу Ядвига Златозаровна спрашивала?



  - Ерунда, забудь, - отмахнулся жабоид.



  - Я настаиваю.



  Мне действительно было интересно. Судя по имени, это был какой-то не русский дворянин, и если я вдруг прихожусь ему родственником, то можно будет как минимум хвастать своим дворянскими происхождением.



  - Никем он тебе не приходится, - пробурчал жабоид, - имя просто схоже. Слышал про орден иезуитов?



  - Проходили что-то в школе. Или не в школе. Читал где-то.



  - Он его основатель. Великий, так сказать, Инквизитор. Как наш Боян. Только наш хороший, а этот плохой.



  Я надкусил бутерброд. Сыру бы ещё сверху и лучку зелёного. Да чего стесняться, можно и колбасы.



  - А Песочная яма где? - спросил я.



  - Недалеко, три остановки на электричке.



  - Предупреждаю, денег у меня нет, - напомнил я.



  Жабоида это не смутило.



  - Утро вечера мудренее. Решим проблему, не ссы.





  Глава четвёртая, в которой я начинаю познавать Мир





  Утром я спустился на этаж ниже и постучал в обшитую дерматином дверь. Открыл мужик. Мятая морда, мешки под глазами, на голой груди наколка: плохо читаемый портрет лысого дядьки. Воняло от мужика, как от мусорного бака, а уж запахи, исходящие изнутри, я вообще определить не возьмусь.



  - Толик, патроны есть? - спросил я и показал бутылку водки.



  Толик поскрёб подбородок и кивнул:



  - Заходи.



  - Я здесь подожду.



  Настаивать на приглашении Толик не стал, исчез в квартире и вскоре вернулся с целлофановым пакетом в руках.



  - Во, - сунул он мне пакет в нос, - всё, что осталось. Двенадцатого калибру, магнум. Натурально картечь. Хошь на лося, хошь на кабаняру.



  - Сколько здесь?



  - Десятка два будет.



  Я принёс патроны домой, достал обрез, осмотрел его более внимательно. Штука, несомненно, хорошая и нужная, иначе Ядвига Златозаровна его бы мне не подарила. Потрёпан временем, но крепкий, и бескурковый, что важно. На цевье вместо насечки - гравировка в виде лежащего оленя. Рукоять как будто специально под мою ладонь вырезана, и на ощупь шершавая. Единственный недостаток в том, что далеко такой обрез не бьёт, шагов на пятнадцать, но мне далеко и не надо, а на таком расстоянии противника просто разорвёт в клочья. И бронежилет не поможет. Тут главное возможность быстрой перезарядки. Ну да тренировка мать всех достижений.



  Я вставил патроны в гнёзда. Оружие должно быть заряжено, иначе это не оружие, а бутафория. Надавил флажок, ствол преломился, патроны наполовину высунулись - эжектор сработал чётко, значит, пустые гильзы будет выбрасывать в лёгкую. Тоже плюс.



  Хлопнула входная дверь, в комнату вошёл жабоид. Пока я ходил за патронами, он сбегал на улицу. Вернулся довольный, потряс передо мной кожаным бумажником.



  - Вот!



  - Что это?



  - Деньги на проезд.



  Он вынул пачку банкнот, развернул их веером. Сумма показалась значительной, во всяком случае, равной моей разовой поездке в командировку.



  - Где взял?



  - Где взял, там уже кончились.



  - Своровал? - спросил я, и сам же подтвердил свою догадку. - Своровал.



  - А если и своровал, то что? Скажешь, назад отнести? Не отнесу.



  Он сунул деньги во внутренний карман, а бумажник небрежно швырнул в угол комнаты. Разбросался! Как будто у себя дома. Я промолчал, но взглядом по полкам пробежался, примечая, все ли вещи на своих местах. Впредь надо приглядывать за этим воришкой.



  Мы позавтракали очередной яичницей, оделись и спустились на улицу. Возле подъезда шаркал лопатой Фархунд. Увидев меня он радостно воскликнул:



  - Игнатиус-ака, друг мой! Зачем не пришёл вчера, я так ждал. Чай готовил. Сыр, хлеб готовил. Думал, говорить будем...



  Из-за угла дома выскочили гномы, штук пять. Всё в том же зимнем камуфляже и в ботинках, как при вчерашней встрече, правда, без кувалд. Ни мы, ни они так скоро на новую встречу не рассчитывали, поэтому замерли в изумлении, а Фархунд продолжил тянуть свою мелодию:



  - Друг мой, вечером заходи, снова ждать буду...



  Я попятился; тут бы дожить сначала до вечера.



  - Куда ты? Дӯсти азизи манн...



  - Некогда, некогда, - забормотал я. - Спешу, потом поговорим...



  Мы с жабоидом развернулись на сто восемдесят градусов и дали стрекача. Гномы выкрикнули непонятный клич, что-то вроде "Ausweis!" - и припустились за нами. Как хорошо, что я поддерживаю себя в физической форме: делаю зарядку каждую неделю, бегаю по утрам за автобусом - иначе начавшаяся вчера сказка сегодня бы завершилась. Мы рванули в узкие дворики, заставленные частным автотранспортом, всполошили мам с колясками, потом пролезли напрямую по сугробам через овраг. Собаки лаяли нам вслед, люди недоумённо оглядывались. Я тоже оглянулся. Гномы оказались не вот какими серьёзными бегунами, мы постепенно отрывались от них, но упорства им было не занимать. Они бежали сосредоточенно-напряжённые, и у меня мелькнула мысль, что если не воспользоваться вспомогательными средствами, они нас догонят.



  Я попробовал окликнуть жабоида.



  - Дмитрий... Дмитрий... сука... Анатольевич... Погоди!



  Тот обгонял меня шагов на пятнадцать, и останавливаться или разговаривать со мной не собирался. А я начал чувствовать, что вены на висках сейчас лопнут, а сердце вылезет через рот.



  Мы свернули в очередной дворик. Слева открылся широкий выход на проспект Космонавтов, справа у мусорных баков припарковалось такси. Водитель стоял возле машины, разговаривал по телефону, пинал смёрзшийся снежный ком. Жабоид подлетел к нему, выкрикнул хрипло:



  - Вокзал, срочно, две цены...



  Водитель выпятил нижнюю губу.



  - Четыре цены!



  Водитель нырнул за руль, я едва успел прыгнуть за жабоидом на заднее сиденье, и тут же приник лбом к заднему стеклу. Гномы выбегали из-за поворота, по-прежнему сосредоточенно-напряжённые, как будто солдаты на марш-броске.



  - Быстрей-быстрей-быстрей! - взвыл жабоид.



  Взревел двигатель, колёса пошли юзом, нас тряхнуло, и такси вылетело на проспект.



  Гномы остановились. На лицах ни злости, ни удручённости - никаких эмоций, но полная уверенность, что если не поймали сейчас, поймают потом. И ведь поймают!



  У меня возникло огромное желание стукнуть Дмитрия Анатольевича. Я схватил его за грудки и встряхнул.



  - Ты же сказал, сволочь, что нам ничего не угрожает!



  Жабоид не растерялся. Он уже успел отдышаться и прийти в чувства.



  - Если дословно, то я сказал: "Сомневаюсь", что нельзя трактовать как утверждение. Поэтому твои обвинения совершенно несостоятельны. И отпусти меня. Ты не имеешь права применять физическую силу к старшему. Забыл уговор?



  Да, уговор. Действительно... Желание стукнуть его у меня не пропало, и, ох, с каким удовольствием я бы воплотил это желание в жизнь! Но нарушать данное слово не в моих правилах, поэтому я отпустил жабоида и даже поправил смявшийся лацкан его пальто. А тот, вместо благодарности, начал меня упрекать:



  - Ты чего в них из обреза не пальнул? Постеснялся что ли? Они бы сразу отстали.



  - Да забыл я о нём. Из башки вылетело. А сам чего не стрелял?



  - У меня ещё в ангаре патроны кончились.



  - А купить никак?



  - Купить? Ну ты совсем... Милый мой Игнатиус, мы не на Диком Западе, где в каждом магазинчике продают патроны для кольта сорок четвёртого калибра. Это Россия, здесь с боеприпасами, как с бананами - на осинках не растут.



  - Эй, мужики, - покосился на нас таксист, - а вам на какой вокзал-то?



  - А у нас вокзалов много? - вспыхнул я.



  - Не, я чего, мне без разницы, - залепетал таксист. - За четыре цены я хоть во Владик. Я просто к тому, что можно ещё и на автовокзал, а он в другой стороне.



  - На железнодорожный, - уточнил жабоид. - И давай шустрей, на электричку опаздываем.



  Такси уверенно влилось в поток автомобилей, с каждой секундой увозя нас дальше от опасности, и я почувствовал, как спадает напряжение. Лёгкие работали во всю, я хватал воздух открытым ртом, не в силах надышаться, однако радость от встречи с гномами пошла на убыль. Сердце перестало колошматиться о рёбра, я снял шапку, обтёр лицо. Второй раз... второй раз за два дня... Если интенсивность наших встреч не изменится, то либо гномы нас завалят, либо я завалю жабоида. Этот зелёный прыщ обещал, что покуда мы не проявимся, никто на нас охотиться не станет. К сожалению, события показывали иное - на нас охотятся. Да ещё как охотятся! И если проклятый жабоид только посмеет пикнуть, что гномы возле моего дома появились случайно, я ей Богу его завалю.



  Дмитрий Анатольевич, кстати, беззаботно поглядывал в окошечко и мурлыкал под нос попсовую песенку. Ему было до самой Марианской впадины на все мои мысли, на мои нервы и на мои намерения.



  Такси подъехало к вокзалу, жабоид расплатился, и мы поспешили раствориться в толпе пассажиров. Сухой голос диспетчера объявил о посадке на пригородный поезд. Я глянул на жабоида, он покачал головой: не наш. Подождём. Мы протолкались ко входу в пригородные кассы. День вроде был не топовый, дачный сезон пока ещё не начался, но народу перед входом собралось порядком. В общей массе мы протиснулись внутрь кассового помещения и подошли к металлодетектору. Жабоид прошмыгнул незамеченным между стражами в бронежилетах, а мне пришлось идти под арку.



  Металлодетектор отреагировал на меня ярым воплем, как будто я у него пирожок с капустой спёр. Двое стражей с сержантскими лычками тут же прижали меня к стене, третий с погонами прапорщика расстегнул дублёнку, обшарил руками, уставился на рукоять обреза. Попался! Да что ж ты будешь делать, опять забыл... Теперь пока разберутся, пока протокол, да ещё если за незаконное ношение привлекут - года через три освобожусь, не раньше. Прости, Василисушка, так получилось.



  - А бутылку за пояс зачем сунул? - спросил прапорщик.



  - Бутылку? - растерялся я.



  - Ну вот же, - он вытянул дробовик, повертел в руках. - Да ещё и пустая.



  - Так это, - я закашлялся. - Под воду. Пригодится.



  Эх и глупость сморозил! Какая вода? Зима на дворе.



  - Ладно, - прапорщик вернул мне дробовик, - иди.



  Один из сержантов смерил металлодетектор досадливым взглядом.



  - Слишком часто глючить стал.



  - Лучше бы ручные выдали, - поддержал его второй.



  Я спрятал обрез за пазуху, застегнул дублёнку. Вот это новость, похлеще забега с гномами - дробовик-то оказывается волшебный! В глазах обычных людей он оборачивается пустым предметом, и можно хоть на плече его таскать, всё равно никто ничего не поймёт. Ещё бы патроны у него не кончались, совсем было бы замечательно.



  Едва не вприпрыжку я подскочил к жабоиду. Дмитрий Анатольевич уже купил билеты, и теперь стоял перед информационным экраном, изучая расписание поездов.



  - Ты видел? - ткнул я его пальцем в бок. - Не, ну ты видел, а? Для него это просто бутылка! Я всё думал, в чём тут фишка, а оно вон как.



  - И что такого?



  - Как что? Чудо! Ты не понял что ли?



  - Ха, чудо. Обычное заклятие скрытости. Такое даже я наложить сумею.



  Равнодушие в его голосе несколько покоробило мою восторженность и заставило приспуститься с неба на грязный вокзальный пол, что в свою очередь подтолкнуло к размышлениям. Заклятие скрытности? Он сам так может? Руки вновь потянулись к лацканам его пальто.



  - Что ж ты, тварь, не наложил это заклятие на нас, когда мы от гномов бегали?



  За лацканы я его не схватил, удержался, но кто бы знал, какого труда мне это стоило.



  - Успокойся, это элементарная магия, совсем не сложная, - хмыкнул жабоид. - Она только против людин работает. Гномы на неё не ведутся.



  Я уже второй раз слышал про этих людин. Впервые о них упомянула Ядвига Златозаровна, когда сокрушалась по поводу своей основной работы. Теперь вот этот жабо-переросток решил извести меня загадками. Может сразу его стукнуть? Хотя нет, я же слово дал. Он же, мать его, старший! Но если дело и дальше так пойдёт, придётся устраивать революцию.



  - Послушай, Дмитрий Анатольевич, - я начал закипать, - ты объясни по-человечески: гномы, людины, ведутся, не ведутся. Я знаю, тебе сложно, ты всего лишь гибрид лешего, но всё же постарайся. А то ведь, в душу тебя всеми способами, ничегошеньки не понятно.



  - Ну что тут может быть непонятного? Они, - он провёл рукой по суетящимся вокруг пассажирам, - людины. Ты, - он ткнул в меня, - новик. То есть новичок, поминаешь?



  - А ты кто?



  - Я, - он расправил плечи, - обыватель.



  Его ответы лишь добавили вопросов, и я в нетерпении начал потрясать кулаками.



  - А теперь обо всём этом подробно. Иначе...



  - Обязательно, но не здесь, - Дмитрий Анатольевич кивнул на информационное табло, по которому бежали слова и цифры. - Пора в путь, - и быстрым шагом направился к тоннельному переходу.



  Разговор наш продолжился в электричке под стук колёс и однотонные картинки заснеженного леса за окном. Где-то угрозами, где-то несбыточными обещаниями я вытянул из жабоида краткий курс истории места, о котором раньше ничего не знал, но в котором теперь очутился. Место это называлось Мир, и был он един для всех. Являл он собой нечто загадочно-волшебное, и вход в него был строго заказан. Каждый человек, соприкоснувшийся с Миром, имел в нём определённый статус. В самом низу статусной цепочки находились те самые людины, с которых весь этот разговор и начался. Людины - это основа, они живут вокруг и рядом, и ничего о существовании Мира не подозревают, а леших и гномов считают выдумкой, но если бы людин не было, то и всё остальное не имело смысла. Вчера я тоже был простым людином, однако повестка, выписанная жабоидом, и столкновение с гномами перевели меня на один статус вверх - отныне я стал новиком.



  По сути, новик это тот же людин, но с определёнными обязанностями. Людинам правила не писаны, они по ним не живут и за ошибки свои не отвечают, а новику может отвалится по полной, если он какой-нибудь закон нарушит. Законы эти разные, не всем понятные и не всегда адекватные. Жабоид не стал углубляться в эту тему, мне показалось, он и сам не вполне знаком с мировым законодательством, тем не менее, малейшее нарушение закона влечёт за собой наказание. Занимаются этим законники. Это особая прослойка существ в Мире, которая как бы стоит отдельно от статусников. Их задача заключается в том, чтобы следить за исполнением законов, но в то же время сами они никаким законам, кроме собственного Уложения, не подчиняются. Парадокс, однако.



  Следующими по значению являются обыватели. Когда жабоид дошёл до этого момента, он снова выпрямился и расправил плечи, демонстрируя своё надо мной превосходство. Хотя зря он так выёживается. Обыватели - это, на мой взгляд, всего лишь опытные новики. Они знакомы с Миром чуточку лучше, и в силу тех или иных способностей владеют зачатками магии и прочими знаниями, которые мне пока недоступны. Конечно же, у них есть привилегии. Например, если обыватель обратится ко мне с вопросом, я, как более младший по статусу, должен сначала ему поклониться, а уж потом отвечать.



  - А как стать обывателем? Экзамены надо сдавать или какое-то патентное бюро существует?



  - О, это происходит само собой. Живёшь, живёшь - бах! - обыватель. Ты просто начинаешь понимать это.



  - А как ты стал обывателем?



  - По факту рождения.



  - В смысле?



  - Родился я таким. Моя мама - потомственная кикимора, и когда я появился на свет, то по факту своего рождения получил статус обывателя, - он подмигнул. - Или ты думаешь, лешими становятся? Нет, милый мой Игнатиус, лешим нужно родиться. И гномом, кстати, тоже, и русалочкой.



  - А бабой Ягой?



  - А вот это очень интересный вопрос.



  Из дальнейшего разговора выяснилось, что выше всех по статусу стоят миряне, те, на ком Мир держится. Ядвига Златозаровна как раз была мирянкой, элитой Мира. С затаённой завистью жабоид поведал, что вот она-то самая настоящая волшебница и даже преподаёт на факультете прикладной магии. Мирян очень мало, войти в их круг, всё равно что в спортлото выиграть - получается не у всех и только по блату. Как и обыватели, они бывают явленными, то есть добившимися статуса тем или иным способом, чаще мошенническим, и по рождению.



  - Василиса мирянка? - тут же среагировал я.



  - Именно, - кивнул жабоид.



  - По рождению?



  Этот вопрос я мог не задавать. Такая красавица в принципе обязана быть мирянкой по рождению. Белая кость, голубая кровь! Одного взгляда, да что взгляда - полувзгляда достаточно, чтобы понять, кто она есть на самом деле.



  - А родители у неё кто? Змей Горыныч какой-нибудь?



  - Змей Горыныч не мирянин, он артефакт. Такие как он, как Конёк Горбунок - это чистые сгустки магии, сконцентрированные в единой оболочке. Они способны перевоплощаться в предмет или животное, приносят удачу, наделяют знаниями и даже даруют вечную жизнь. Их создавали древние волшебники. Нынешние маги ничего подобного повторить не могут.



  - А что за древние волшебники? И сколько всего этих артефактов? Простой человек вроде меня может ими пользоваться?



  Вопросов у меня хватало на безбрежный океан и маленькую речку, хотелось узнать о Мире всё и сразу. Шутка ли! Если сначала ничего, кроме неведомой угрозы от гномов я не видел - и это вряд ли могло радовать - то теперь перед глазами раскрывался огромный мир Мира, полный волшебства и приключений. Разыгравшееся воображение орало в ухо, что отныне приключений хватит с лихвой и что забеги с гномами и пустые бутылки в руках полиции ещё не самое интересное. Ладони мои вспотели, я потёр их друг от друга, и потребовал от жабоида продолжения рассказа.



  Но Дмитрий Анатольевич покачал пальцем.



  - За один присест ты всю информацию не осилишь, мозг треснет.



  Я попытался возразить, дескать, ещё вопрос, чей мозг крепче, но жабоид встал и направился в тамбур. Я побежал за ним. Электричка затормозила, двери открылись. Прямо перед моими глазами возникла белая табличка с чёрными буквами "ст. Киселиха".



  - Приехали, - сказал жабоид, и первым сошёл на платформу.



  Электричка умчалась, махнув на прощанье последним вагоном, а мы остались наслаждаться видом глухого железнодорожного посёлка в обрамлении зимнего леса. Вид, сразу скажу, обыкновенно-деревенский с лёгким отклонением в городскую сторону, на что намекали два огромных рекламных плаката в разных концах перрона. На одном красовался здоровенный джип с тонированными стёклами и серебристым кенгурятником, на другом улыбалась милая банковская служащая с одиннадцатью и девятью десятыми процентами годовых на раскрытой ладони. Мне так кажется, что, несмотря на обширность и художественную пестроту, оба плаката были здесь совершенно неуместны.



  - Это и есть твоя Песочная яма?



  - Это станция Киселиха, - кивнул на табличку жабоид. - А до Песочной ямы через лес километров восемь, - и посмотрел на меня. - Ну, потопали что ли?



  - Потопали.



  И мы потопали.





  Глава пятая, в которой я продолжаю познавать Мир





  - Так вот об артефактах, - заговорил жабоид, когда мы ступили на лесную дорожку и пошли вдоль бесконечной череды убелённых снегом елей. - Конёк Горбунок один из самых древнейших артефактов, созданный аж... Я даже затрудняюсь сказать, сколько лет тому назад это было.



  - Тысячу, - осмелился предположить я.



  - Если бы, - усмехнулся жабоид. - Но не будем гадать. По предположению некоторых учёных из НИИ магии и мировых проблем, создал его не иначе как сам Великий Боян. Если ты ещё не в курсе, то Великий Боян - это самый могущественный волшебник и основатель Мира. Предание гласит, что был он волхвом при князе Богумире и жене его княгине Славе . Истинное его имя история не сохранила, а Боян, значит, певец и сказитель. Сила его была настолько велика, что мог он поспорить с Богами и остаться целым. В помощь себе он создал несколько могущественных артефактов, но что это были за артефакты и какова их реальная сила, до сих пор остаётся предметом учёных дискуссий. Однако доподлинно известно, что в подражании его искусству некоторые маги позволили себе сотворить подобие таких артефактов. Лично я, кстати, считаю, что Горбунок и его братишка Сивка Бурка как раз и есть подобия. А вот Змей Горыныч самое что ни на есть настоящее творение Бояна...



  Навстречу нам вылетела волна грохота и лязга, и из-за деревьев показался бульдозер, ярко-красный и пыхтящий, словно сказочный дракон. Пришлось забираться по колено в сугроб, чтобы не попасть под его гусеницы. Когда он проезжал мимо, я мельком заглянул в кабину. За рычагами сидел подросток, мальчишка лет пятнадцати. Позади бульдозера тянулись гружёные смёрзшимся песком сани.



  - Разъездились тут, - в раздражении плюнул жабоид, когда мы выбрались обратно на дорогу.



  - Ну, и чего там дальше? - в нетерпении затеребил его я.



  - Да чего там может быть дальше... Если взнуздаем Горбунка, считай, половина дела сделана, - он мечтательно закатил глаза. - Это такая, я тебе скажу брат Игнатиус, сила! И не важно, кто его создал - Боян или иной кто, но с этим артефактом нам сам Константин Константинович нестрашен.



  - А как взнуздать будем?



  - А так и будем. Ты, главное, не суетись. Приходим, разговариваем и по ходу событий решаем вопрос в положительную сторону. Тут основная проблема заключается в том, что Горбунка ещё найти надо, он просто так в руки не дастся. И вот что: про обрез не забывай. Чует моё сердце, без него не обойдётся.



  - Опять гномы?



  - Если бы, - скривился жабоид, и повторил тише и злее. - Если бы.



  Оставшийся путь мы проделали молча. Я пытался разговорить жабоида, выспрашивая у него новые подробности о Мире, но тот лишь хмурил брови и отнекивался. Не до разговоров ему было. Единственное, что мне ещё удалось из него вытянуть, так это то, что по слухам великий маг и волшебник, учитель и волхв Боян до сих пор жив, и как прежде ходит между людьми, прячась от них под разными обличьями. Наступит день, когда он во второй раз явится Миру, и уж тогда каждому воздастся по заслугам его. И лягут неверующие костьми, а верующие сядут пировать с ним за один стол.



  Но это всё вымыслы, сказки, а реальность заключалась в том, что мороз крепчал, а дорога с каждым пройденным километром становилась более непроходимой, как будто кто-то специально подкидывал нам под ноги ледяные глыбы и стряхивал на головы снег с еловых лап. Я чертыхался, а жабоид ёжился, втягивал голову в плечи и вздыхал.



  Часа через два мы добрались до большого рукотворного оврага, въезд в который перекрывали две деревянные створки, имитирующие ворота. Чья-то не особо грамотная рука намалевала на них синей краской: "Писёчный кырьер". Так вот откуда взялась Песочная яма. Сразу за воротами стоял строительный вагончик, из трубы над крышей поднимался дымок. Я сунулся было к воротам, но жабоид придержал меня за рукав.



  - Не спеши.



  Он толкнул одну створку, шагнул вперёд. Из карьера выскочила свора облезлых шавок, и давай поливать нас гневным лаем. Некоторые подскочили совсем близко и вздумали ухватить жабоида за брючину. Дмитрий Анатольевич щёлкнул пальцами - я успел разглядеть проскочившую искру - и шавки с истошным воплем кинулись прочь. Только одна, похожая на болонку, спокойно отошла в сторону и продолжила простужено тявкать.



  На шум из вагончика выглянул мужик.



  - Чего опять надобно? Песку что ль? Так я давеча сказал, чтоб завтре приезжали, седни боле не дам!



  Голос его походил на рокот того бульдозера, который встретился нам по дороге. Впрочем, и внешним видом мужик мало чем от него отличался - крупный, косматый и рыжий, на правом глазу чёрная повязка. Когда он высунулся, я ненароком подумал - медведь, и рука сама собой полезла за пазуху за обрезом.



  - Что ж ты, Никодим Аристархович, гостей так недружелюбно встречаешь? - жабоид сделал ещё шаг вперёд и закачал головой. - Ай-я-яй. Собак, вон, натравил.



  Мужик прищурился, присмотрелся к нам.



  - Энто ты что ль там, жаба болотная, квакаешь? - прорычал он. - Вот уж нечаял снова рожу твою поганую лицезреть. Каким ветром тебя сызнова надуло?



  В тоне Никодима Аристарховича радости не чувствовалось, из чего я сделал вывод, что Дмитрия Анатольевича он не любит.



  - Да вот мимо шёл, в гости решил заглянуть. Чаем-то напоишь?



  - Ты - мимо? Однако, новость. Кому скажу, смеяться будут.



  - А кому тут рассказывать, Никодим Аристархович? Один ты в глуши своей сидишь, как пень замшелый.



  - Что ж один-то? Вовсе не один. Почитай, кажной день людины за песком приезжают. А то бывает, лесовик в гости заглянет, аль кикимора какая с посёлку придёт. Их нынче в посёлку понабралось жуть сколько много. Не иначе, собор у них случился.



  Жабоид вытянулся, словно загадку надоедливую разгадал, и обрадовано засверкал зубами.



  - Так и есть, дорогой Никодим Аристархович! Так и есть! Собор! Мир таких соборов ещё не видывал.



  - Вот ведь окоянство, ох... - завздыхал мужичина. - Не иначе кикиморы вдругорядь непотребство задумали. И снова у меня под боком...



  - Именно так! Об этом я и хотел с тобой поговорить. Даже человека специального из города привёз, - жабоид указал на меня. - Ну так что, пустишь?



  Никодим Аристархович пускать нас не хотел. Он недоверчиво сморщился и закусил губищу. Но любопытство перебороло недоверие, и он махнул рукой:



  - А-а-а-а... непутный ты, непутный. Заходь, ладно. Но если что... - он потряс пальцем.



  Палец походил на снаряд от ста пятидесяти двух миллиметровой гаубицы, и мне стало не по себе. Мой обрез в сравнении с этим пальцем обычный сувенир.



  Однако дело важнее страха, и мы направились к вагончику. Возле двери я на секунду придержал жабоида.



  - А чего там кикиморы задумали?



  - Ничего они не задумали. Это так, для связки разговору. Ты мне поддакивай и головой кивай, остальное я решу.



  - А что это за мужик вообще?



  - Верлиока.



  Вот как? В сказках мне попадалось это имя. Грубиян, уголовник, неимоверно жестокий тип. У деда какого-то двух внучек и бабку порешил - полный неадекват. Чтобы воскресить родственников, деду пришлось Верлиоку убить. Так неужели и жабоид задумал ужасное...



  - Ты завалить его хочешь? - зашептал я. - Ты чем думаешь? Да его ни один обрез в мире не возьмёт!



  - Почему завалить? Ты о чём? На такого богатырь нужен. Витязь! А то и два. Мы пойдём другим путём.



  Другим путём... Это я тоже где-то слышал. Ну хорошо,попробуем.



  Внутри вагончик оказался не лучше квартиры моего соседа снизу - грязь, вонь, бардак. Нет, не так: вонь, грязь, вонь, бардак, вонь. Меня едва не стошнило. На загаженном столе лежала посуда с останками протухшей пищи - я даже стесняюсь подумать, что это была за пища - под низким потолком висели портянки, на полу валялись старые кости, тряпьё, собачьи хвосты. Это мы здесь чай пить собрались?



  Я протиснулся ближе к печке. Ни к какой еде я здесь не притронусь, но хоть согреюсь немного, а то замёрз совсем. Жабоид сел на табурет возле стола, Верлиока притулился напротив. В узкой обстановке вагончика он выглядел ещё опаснее. На улице от него можно было убежать, а здесь и увернуться не получится. Зря я, наверное, к печке пробрался, надо было у порога оставаться.



  - Вам чаю, аль чаво другого? - строя из себя радушного хозяина, предложил Верлиока. - А то и поесть осталось, - кивнул он на стол.



  У меня снова начались рвотные позывы, а жабоид сдвинул объедки в сторону и увалился локтями на столешницу.



  - Не беспокойся Никодим Аристархович, сыты мы, спасибо.



  - Ну гляди, гляди... Так чаво там кикиморы удумали?



  Жабоид не стал размениваться по мелочам и сразу выдал:



  - В нетрадиционную ориентацию подались. В ЛГБТ, так сказать. Все разом.



  Я аж присел. Чего он болтает? За такие шутки этот здоровяк нам такую ЛГБТ устроит, что мы сами в неё подадимся. Нашёл тему! Я завертел пальцем у виска, дескать, чего говоришь, придурок, и одновременно начал продвигаться к выходу.



  Но Верлиока не понял. Для него что ЛГБТ, что АБВГД - один бес дремучий лес.



  - Это что ж за оринтация? Никак опять к колдовству потянулись?



  - Именно, - мотнул головой жабоид. - К колдовству. Зачаровывают кого нипопадя, и творят всякие непотребства. Вроде даже кровь пьют.



  - Вон оно как, - присвистнул Верлиока. - Ко мне тут одна захаживат, ничего из себя, полненька, а я и стелюсь перед нею. А оно вон как. Зачаровывают...



  Он опёрся подбородком о ладонь, застыл, и было в его позе что-то роденовское: опущенная долу голова, сплюснутые губы, размытый взгляд. Жабоид помахал возле его рожи пальцами - никакой реакции.



  - Всё, завис. У нас теперь часа два есть. Идём.



  - Что ты с ним сделал?



  - Информацию дал к размышлению. Он теперь из этой позы долго не выберется, слабость у него к мыслительному процессу.



  На улице к нам вновь подскочила собачья свора, залаяла, оскалилась. Жабоид поддел одну псину носком ботинка, отшвырнул, остальные отбежали сами.



  - Видишь болонку? - спросил он.



  - Где?



  - С краешку, ближе к оврагу.



  Там и в самом деле суетилась вислоухая блондинка с кудряшками. Оригинальная псина, я приметил её, едва мы зашли в ворота. Своим хриплым лаем она как бы показывала всей стае, я с вами, но в то же время держалась особнячком.



  - Вижу. И что?



  - Иди прямо на неё и подманивай.



  - Как подманивать?



  - Как собак подманивают? Кутя, кутя... Да по любому подманивай, лишь бы она на тебя смотрела. Если подпустит - хватай.



  - А ты?



  - А я сзади зайду.



  Что меня более всего бесило в Дмитрии Анатольевиче, так это его скрытность. Никогда ничего толком не объяснит, но иди делай. И я пошёл. А куда денешься? Он старший.



  - Кутя, кутя, кутя, - запричитал я дурацким образом и протянул руку, как будто в ней был запрятан кусок колбасы. - Собачечка, собачечка. Милая моя... На-ка вот, на-ка вот.



  Однако подманивание не помогло. То ли в голосе моём отсутствовали нотки достоверности, то ли блондинка не любила колбасу, но вместо того, чтобы умильно смотреть на меня и вилять хвостом, она заскулила и начала пятиться. Я прибавил шаг, она начала пятиться быстрее. Между нами всё время оставалось не менее пяти шагов. Видимо, на этом расстоянии собака чувствовала себя в безопасности.



  Но план жабоида сработал. Каким-то чудом он пробрался по сугробам к спуску в овраг и прыгнул на болонку сзади. Она завизжала и дёрнулась, но Дмитрий Анатольевич успел схватить её за шкирку и в победном рывке вскинул руки над головой.



  - Бежим!



  Болонка завизжала громче, а мы бегом бросились за ворота.



  Честно говоря, я уже задолбался бегать - это от души. В армии старшина каждое утро выгонял нас из казармы, и по буеракам, через кусты, наперекор ветру, независимо от времени года и прогноза синоптиков - непременных три километра. Думал, вернусь на гражданку, забуду эту канитель. И вот вам снова: вместо буераков - зимний лес, вместо старшины - жабоид.



  Бежали мы быстро, как от гномов. Жабоид прижимал болонку к груди, болонка подскуливала, я чертыхался. Через пару километров я запросил пощады.



  - Дмитрий Анатольевич... будь ты проклят... Давай передохнём.



  Жабоид смилостивился. Он остановился, присел на корточки, а я рухнул на снег и задышал часто-часто. Как же хорошо просто лежать, просто дышать, просто не бегать...



  - Лучше бы Горбунка искали.



  - А это по-твоему кто? - он погладил болонку.



  - Собака?



  - А ты думал, он тебе в натуральном обличье явится? Кукиш! Перед кем он настоящим встанет, тому и служить будет, и пока он в себя настоящего не обратился, Никодим Аристархович нас в покое не оставит. Поэтому времени у нас мало. Вставай. Если успеем дойти до посёлка, будем считать повезло. Там он нас не тронет.



  - Уверен? Или как с гномами?



  - Уверен. Он из леса выйти не может. Оковы на нём...



  Позади затрещали сучья, послышался скрежет. Кто-то большой и тяжёлый рвался напрямую по лесу.



  - Жабоид! - послышался жуткий медвежий рык.



  Похоже, времени у нас оставалось ещё меньше. Между деревьями мелькнула громадная рыжая тень, затрепыхались от страха еловые стволы. Мгновенье - тень выскочила на дорогу и обрела очертанья. Я содрогнулся. Нет, это не могло быть Никодимом Аристарховичем. Никодим Аристархович добрый, приветливый мужчина и по-своему красивый, а это был ужас, нечто среднее между медведем и человеком. Он поднялся на задние лапы и взревел:



  - Аррр-ды-ааа-й!



  И эхо разлетелось по лесной крепи:



  - Отдай!



  - Обрез! Обрез доставай! - возопил Дмитрий Анатольевич.



  Он попятился, болонка заплакала, под её плач Верлиока заревел ещё яростнее, и скакнул к нам, как заправская лошадь. Я понял - это... Всё! Господи, лучше бы полицейские арестовали меня за ношение огнестрельного оружия, и сидел бы я сейчас в кутузке, хлебал баланду, грустный и здоровый.



  Я выхватил обрез, внутренне понимая, что дробь лишь раззадорит оборотня. Не надо быть охотником, чтобы понимать, что такую шкуру прошибёт разве что бронебойная пуля. Да и то вряд ли...



  - Игнаша, стреля-я-я-яй! - завизжал жабоид.



  Я выстрелил дуплетом. Верлиока споткнулся, проехал мордой по снегу. Я преломил стволы, вставил новые патроны. Верлиока поднялся, растопырил лапы. Жабоид прижал Горбунка к груди и замотал головой:



  - Не надо... не надо... не надо...



  Я снова выстрелил. Картечь выбила кровь из медвежьей грудины. Я увидел, как дробины входят в плоть, как рвут её и разлетаются по сторонам алыми брызгами. Верлиока замер. Он больше не шёл. Он опустился на зад, удивлённый и уже совсем не злой. И для него, и для меня стало потрясением, что мелкие свинцовые шарики встали между нами неодолимой преградой, словно это и в самом деле бронебойные пули. Что же получается, ещё одно чудо? На этом обрезе не только заклятие скрытности, но и нечто более сильное, более... Волшебное?



  Верлиока завалился набок, вздохнул устало и закрыл глаза. Уж не знаю, что с ним случилось: умер или снова задумался, подходить и проверять я не стал - побоялся. Вместо этого я нарочито медленно перезарядил обрез, посмотрел на жабоида и скрипнул фальцетом:



  - А ты говорил, два витязя...



  Болонка перестала плакать. Дмитрий Анатольевич разжал пальцы; она выпорхнула из его рук, отряхнулась, будто от воды, и заискрилась молниями. Снег на дороге начал плавиться, запахло гнилыми фруктами. Защёлкали, зароились голубые вспышки. Вокруг болонки образовалось электростатическое поле, вылившееся в большой шар из розовых, зелёных, жёлтых линий, и болонка на наших глазах начала расти. Осыпалась и растаяла шерсть, вытянулись уши, ударили копыта - и вот уже не болонка перед нами, но осёл, только горбатый и с лошадиной мордой.



  Жабоид сложил молитвенно ладони и прошептал:



  - Уподобился.





  Глава шестая, немного об ослах, кикиморах и хромосомах





  Осёл заржал, и выглядело это настолько неестественным, что меня пробрала дрожь. Ослы не ржут, они игогочут, это я ещё в школе усвоил. А ещё бабушка в детстве рассказывала, что так поступают ведьмы: оборачиваются, например коровой, и начинают хрюкать, пугать людей. Впрочем, Горбунок не ведьма, он артефакт, он не пугает, он может стать кем угодно, и я, честно говоря, боюсь представить, на что этот сгусток магии способен. Я подошёл ближе, похлопал его по шее, почесал за ушком. На ощупь Горбунок оказался совершенно настоящим, тёплым, и пусть даже зарился на меня красноватым взглядом, в целом выглядел вполне себе добродушным.



  - Здравствуй, Конёк Горбунок, - прошептал я.



  Вспомнилась сказка Ершова, неоднократно перечитываемая в детстве. Словно ожившая картинка: вот такой же в три вершка, да с аршинными ушами, на спине с двумя горбами... Можно подумать, автор лично лицезрел Горбунка и писал портрет напрямую... А может и в самом деле лицезрел, кто знает.



  Подскочил жабоид, засуетился.



  - Торопиться надо, пока не закостенел.



  Он забормотал заклинание. Слов я не слышал, вернее, не смог разобрать, кажется, что-то вроде: Сивка-Бурка вещий каурка встань передо мной... Но Сивка-Бурка не Конёк Горбунок, это два разных артефакта, хоть и из одного помёта. Сработает ли?



  Сработало. Горбунок снова окутался электрической дымкой, защёлкал молниями, разрядами, петардами...



  Когда статика ушла и молнии рассеялись, перед нами стоял Москвич 412 бледно-голубого цвета. На крыше багажник, под крыльями и на порогах пятна ржавчины. Бог мой, во что он обратился? Я обошёл машину спереди. Одна фара треснута, бампер перекошен, у правого клыка вмятина. Из болонки в осла, из осла - вот в это?



  - Эй, не шали, - погрозил пальцем жабоид, и ухмыльнулся, пожимая плечами. - Не остыл ещё. Злится. Сейчас переформатируем, - и снова к Горбунку. - Родной, не позорь меня перед новиком. Я же не прошу БМВ - обычную Ладушку, можно даже не последней модели. Ну, что тебе стоит?



  Он уговаривал его минут десять, однако Горбунок на сотрудничество не шёл, и Москвич так и остался Москвичом.



  Ладно, будем довольствоваться тем, что есть. Мне, в принципе, без разницы - БМВ, Москвич или Лада. Или ещё что-то. Я открыл заднюю дверку, заглянул в салон: обивка потёрта, панель поцарапана, на стекло пришлёпана буква "У". Антураж более чем дешёвый, я бы сказал, задрипанный. Но, повторюсь, без разницы.



  - Ты на водительское место садись, - сказал жабоид.



  - Не уверен, что смогу управлять этим.



  - Управляет он сам.



  - Тогда какой смысл садиться за руль?



  - А такой, что сложно будет объяснять дорожной полиции, почему машина движется без водителя.



  - Тогда ты садись



  - Я водить не умею.



  - А какая разница, если поведёшь не ты?



  - Не сяду я! - упёрся жабоид.



  - Ну, Дмитрий Анатолич, - пробурчал я, втискиваясь на водительское место.



  Я потрогал рычаг переключения скоростей, покрутил руль.



  - Как он заводится?



  - Просто скажи: поехали.



  - Поехали.



  Заскрежетал с надрывом стартер, провернул несколько раз и застыл. Снова провернул, снова застыл.



  - Аккумулятор что ли сел? - пожал я плечами.



  - Какой аккумулятор? - донёсся с заднего сиденья раздражённый голос жабоида. - Это магия. Ей аккумуляторы не нужны.



  - А чего тогда не заводится?



  - Я же говорил, не остыл ещё. Не отвык от прежнего хозяина. Выпендривается. Время ему нужно, чтобы перестроиться.



  Вот ведь - магия, а тоже характер имеет. Я провёл ладонью по панели - мягко, почти по-родственному - и кожей почувствовал, как теплотой отзывается пластик. Живой он, несомненно, живой, и относиться к нему надо как к живому...



  - Ну, Горбуночек, родной, заводись.



  Москвич заскрежетал, выстрелил из выхлопной трубы бензиновым сгустком и заворчал ласково и стабильно. Шевельнулись приветливо дворники, загорелись огоньки на приборном щитке. Я положил руки на руль, и Горбунок плавно стронулся с места.



  Ехали мы не быстро, осторожно огибая наледи и плавно переваливаясь на кочках. Я прислонился головой к стеклу, задремал. Мне приснилась Василиса. Лето, речка, мы сидим на песчаном бережку. Стрекочут кузнечики, в камышах шебаршатся лягушки. Вода тихо струится у наших ног. Тепло. Горячий песок обжигает ступни, я вскрикиваю, Василиса смеётся, я тоже начинаю смеяться, черпаю пригоршню воды, плещу на неё, она плещет в ответ... А ветер качает головки камыша, и по небу плывут белые пёрышки.



  - Не спи за рулём, - пихнул меня жабоид.



  - Чего пристал? - огрызнулся я. - Едем и едем... - и вздохнул мечтательно. - Мне сейчас Василиса приснилась. Голая.



  На счёт голой я, конечно, соврал, но если поднапрячь воображение...



  - Задолбал ты своею любовью! - выкрикнул, как будто обиделся, жабоид. - Не нужен ты Василисе!



  - Это мы ещё посмотрим.



  - Думаешь, ты один в неё такой влюблённый? Других, думаешь, нет?



  - Ты сейчас о себе?



  - Ха, - хакнул жабоид. - Больно она мне нужна, я и красивее найду. Если хочешь знать, меня ваш вид совершенно не интересует.



  - Ой, прости, я и забыл, что ты леший, и что тебе только кикиморы нравятся.



  - Видел бы ты настоящих кикимор...



  - А чего на них смотреть? Их возле каждого пивного ларька без счёта.



  - Это уже оскорбление! Моя мама, между прочим, потомственная болотная кикимора, и выглядит, дай Боян каждой. И ни в какие ларьки она не ходит. Ясно?



  - Ну, прости, прости, - вскинул я руки. - К маме твоей мои слова не относятся. Это просто обобщённое выражение, метафора, если хочешь. И папа твой тоже товарищ что надо. Я вообще люблю леших. Из какого он, кстати, подвида?



  - Мой папа людин. Очень интеллигентный человек, университет закончил.



  - Даже так? - я поправил зеркало заднего вида, чтобы лучше видеть личико жабоида. - А как он с мамой твоей познакомился?



  - Обычно. Приехал на дачу, понравился маме, и она ему тоже понравилась.



  - Кикимора? - хихикнул я.



  - Между прочим, - жабоид поднял вверх указательный палец, - нет женщин привлекательней кикимор, особенно городовых. Видел девок на подиуме?



  - Только не говори, что все они кикиморы.



  - А других туда просто не пустят, - с налётом таинственности проговорил Дмитрий Анатольевич.



  У меня перед глазами промелькнула лента фотографий знаменитых манекенщиц - лучезарные красавицы с завлекающими взглядами. Получается, все они кикиморы? А так не скажешь. Впрочем, была у меня девушка модельной наружности. По внешнему виду вполне себе нормальная, вроде даже не дура, а поглубже копнёшь - и самому закопаться хочется.



  - Странно это...



  - Что странно?



  - Кикиморы ваши. Болотные, городовые. Получается, они с людинами могут... и у них потом вот такие... жабоидики, да?



  - Ты сейчас на что намекаешь?



  - Ну, в общем-то... Просто я думал, что такое невозможно. Всякая там межвидовая разница, хромосомы не совпадают.



  - Совпадают.



  - Теперь да, теперь совпадают, - согласился я.



  Стемнело. Впереди замелькали огни посёлка. Задача наша по поимке Горбунка оказалась успешно выполненной, и наступило время думать о том, что делать дальше, а так как старшим в нашей группе по-прежнему был не я, пришлось обращаться к жабоиду.



  - Куда мы теперь?



  - В Бабью лужу.



  - Это ещё что?



  - Увидишь.



  Ну, увижу, так увижу.



  Горбунок перевалил через рельсы, выехал на трассу и помчался по обледенелой дороге прочь от города. Навстречу попалось несколько машин. Каждую я провожал задумчивым взглядом. Везде мне чудились гномы, а после встречи с Верлиокой начнут чудиться страшные рыжие мужики с повязками на одном глазу. В мыслях роились сомнения. Какой бес дёрнул меня пойти в этот ангар? Валялся бы до сих пор на диване, смотрел телевизор и знать не знал ни о каком Мире. Благодать. Вместо этого трясусь в стареньком Москвиче, а на заднем сиденье развалилось зелёное чудо с удивительным именем Дмитрий Анатольевич Жабин.





  Бабьей лужей оказался гостиничный комплекс для дальнобойщиков и небольшой коттеджный посёлок. Мы подъехали к нему минут через десять. Всё чистенько и в меру благопристойно: двухэтажное кирпичное здание под железной крышей, забитая рефрижераторами стоянка, шиномонтаж, автозаправка, громадная вывеска с нарисованным болотом. Название совершенно не отражало сути заведения. Ему, скорее, подошло бы что-то вроде "Приют водителя" или "Автоклаксон", но уж никак не "Бабья лужа". Впрочем, не моё собачье дело, чем рукоблудил хозяин заведения, обзывая так своё детище. Мало ли какие тараканы бегают в его голове, главное, чтобы они на меня не перепрыгивали.



  Горбунок свернул к стоянке, но путь преградил шлагбаум. Из будки охранника выбрался мужичок в телогрейке и бейсболке, и, не говоря ни слова, ткнул в круглый знак над въездом: "3,5 т. +". Жабоид покрутил ручку стеклоподъёмника, высунулся в окно и прокричал:



  - Петрович, открывай. Это я.



  Мужичёк вытаращился.



  - Ой... - и побежал нажимать кнопку.



  Шлагбаум поднялся, Горбунок въехал на стоянку и вильнул ко входу в гостиницу. На крылечке расположилась компания дальнобойщиков, курили, травили анекдоты. Тут же пара девиц определённой направленности притоптывала туфельками по обледенелой брусчатке, пытаясь согреться. Они посмотрели на нас с вожделением, но Дмитрий Анатольевич не обратил на них внимания, а я обратил, но не соблазнился, потому что был влюблён в Василису.



  Позади пыхнул свет. Я обернулся: вместо Москвича вновь образовалась болонка. Она вильнула хвостом и побежала за мной следом.



  Мы поднялись по ступеням и вошли в вестибюль. На полу - что меня едва не убило! - лежала красная потёртая дорожка, теряющаяся своим окончанием где-то вдали за карликовыми пальмами. Возле ресепшен стояла администратор, женщина лет тридцати. Красивая. Рядом вход в подземелье, то бишь в ресторан. Из глубокой полутьмы вырывались аккорды гармони и балалаечная трель, оттуда же исходили ароматы шашлыка и курицы-гриль, из чего я сделал вывод, что кухня здесь самая что ни на есть дорожная. В животе забурлило. Я не ел с утра, а уже вечер. Может сначала за столик, покушаем?



  Но жабоид первым делом направился к ресепшен.



  - Моё почтение.



  - Дмитрий Анатольевич! - расцвела администратор. - Рада вас приветствовать. Давненько вы к нам не заезжали.



  - Матильда Андреевна где?



  - Как обычно, у себя. Сегодня столько забот. Привезли новую сантехнику, ковролин. На втором этаже собираются открыть два полулюкса и игровой зал...



  Жабоид, не слушая её, двинулся по красной дорожке к пальмам. Мы с Горбунком последовали за ним.



  - А с собаками нельзя, - ухватилась за меня администратор.



  - Это со мной, - бросил через плечо жабоид.



  Администратор отступила, а я на основе уже имеющегося опыта предположил, что Дмитрий Анатольевич здесь в авторитете. Все его слушают, улыбаются. Не иначе, он и есть хозяин заведения.



  Я оказался не так уж и не прав. В конце красной дорожки находилась дверь с надписью "Директор". Жабоид толкнул её, хорошо хоть не ногой, и смело шагнул вперёд. При входе в салон Ядвиги Златозаровны он такой смелости себе не позволял.



  За офисным столом сидела женщина в строгом деловом костюме и сама вся на вид строгая и деловая. Чёрные волосы были собраны в кокон по моде семидесятых годов прошлого века, губы красные, ногти красные, в глазах тоже краснинки. Она перебирала бумаги и хмурилась, видимо, что-то у неё там не сходилось.



  - Сынонька? - всхлипнула женщина, когда мы вошли в кабинет, и кинулась к жабоиду. Тот попытался увернуться, но не смог, женщина обвила его руками и принялась муслякать.



  А я немножечко присел. Вот так новость! Мама жабоида. Кикимора. Никогда прежде не видел я кикимор живьём. Представляя их себе, я рисовал в воображении зелёное чучело, лишь немногим симпатичнее моего болотного друга, а здесь... Лет сорок, от силы сорок пять, выдержанный стиль в одежде, хоть и немного вызывающий. Но это вполне нормально для женщины её возраста. И фигурка ничего, да и вообще... А уж имя - Матильда Андреевна! Она сама себе его придумала или родители так назвали?



  - Почему без звонка? - затараторила женщина. - Надо было позвонить, я бы встретила, пельмешек твоих любимых налепила.



  - Так получилось... Мама! Телефоны... - жабоиду никак не удавалось вырваться из маминых объятий. - В общем, сплошная засада.



  Женщина отстранилась.



  - Опять вляпались?



  - Почему "опять", мама?



  - Ну да, действительно, почему "опять", если у вас это постоянно. Говорила тебе, не водись с Василисой. Не доведёт она тебя до добра, не будет проку. А ты как приклеился к ней.



  - Мама!



  - Что, мама? Я уже триста девятнадцать...



  - Мама! - вновь повторил жабоид и скосился в мою сторону. - Мы не одни.



  - Ну ладно, ладно, - женщина отпустила его и перевела взгляд на меня. И умилилась, как будто только что увидела. - Ой, какой хорошенький. Новик? Твой?



  Интересно, откуда она догадалась, что я новик? На лбу у меня это не написано и ни в каких документах не отражено. И что значит "твой"? Я ничей, я свой собственный.



  Жабоид присел на край стола и забарабанил пальцами по столешнице.



  - Собственно, мама, я к тебе по этому вопросу. Василиса... Понимаешь, её захватили гномы, и мы с моим другом Игнатиусом пытаемся её освободить.



  - Игнатиус? - женщина сузила глазки. - Какое интересное имя. А Игнатий Лойола ему случайно не родственник?



  - Не родственник, - ответил я. - Всего лишь тёзка.



  - Ага, - женщина продолжала смотреть на меня с недоверием.



  - В самом деле не родственник, - вступился за меня жабоид. - Я проверял.



  - Проверял?



  - Мам, ну не враг же я себе.



  - Ты? - женщина в сомнении закусила губу. - Ладно, я так понимаю, вы за помощью?



  - Да мама, за помощью.



  - И что моя сынонька удумала на сей раз?



  Жабоид помолчал, собираясь с мыслями. Было видно, как трудно ему подобрать слова, которыми можно объяснить родительнице свою просьбу. Он и не смог подобрать, поэтому сказал просто:



  - Меч-кладенец, мама. Нам нужен меч-кладенец.



  - Что-о-о-о?



  В этот миг Матильда Андреевна стала походить на Ядвигу Златозаровну, когда жабоид попросил у неё Горбунка. На лице читалось то же удивление - а не обнаглел ли ты родимый? - только предмет просьбы стал другим. Меч-кладенец. По сказкам с ним знаком каждый - огромной силы оружие, способное прорубать в рядах врагов целые бреши. Тот, кто им владеет, становится непобедимым. Это что ж получается, если мы завладеем мечом, все гномы, сколько бы их ни было, станут нам нипочём!



  Ай да жабоид, ай да кикиморин сын. Как удачно придумал. Только мама его с этим, похоже, не согласна.



  - Забудь! - гневно воскликнула Матильда Андреевна.



  - Мама! - не менее гневно воскликнул жабоид. - Без него у нас ничего не получится. Он нужен. Очень нужен.



  - Но, - кикимора едва не зарыдала, - достать его всё равно что... по краю лезвия... по самому краю.



  - Надо будет - значит, по краю. Ты же знаешь, мама, ради Василисы...



  Матильда Андреевна поднесла ладони к лицу. Жабоид шагнул к ней, обнял. Она украдкой вытерла слезу.



  - Ох, сынонька мой... Где меч-кладенец запрятан, один лишь дед Лаюн знает, а выпытать у него...



  - Выпытаем, - уверил её Дмитрий Анатольевич. - Ты скажи только, где искать дедушку.



  - Где... Всё там же, в Курином околотке. Вот только сомневаюсь, что получится у вас.



  - Получится. У меня не получилось бы, а с Игнатиусом... Видела бы ты, как он Верлиоку завалил.



  - Верлиоку? - вновь встрепенулась женщина. - Вы мирянина убили?



  Жабоид растеряно заюлил глазами, понимая, что сболтнул лишнего.



  - Завалили или... ранили... Он упал, мы взяли Горбунка...



  - Так вы ещё и Горбунка украли? - Матильда Андреевна посмотрела на болонку, та от радости, что на неё наконец-то обратили внимание, завиляла хвостом. - Великий Боян...



  - Мам, ты только не говори никому.



  - Не говори? Да завтра и без меня весь Мир об этом знать будет. За вами такая охота откроется! Горе мне... Все законники на вас ополчатся.



  Матильда Андреевна очень расстроилась, и у меня впервые зародились сомнения относительно того, что мы всё делаем правильно. Судя по её реакции, мы преступили черту, которую ни в коем случае не должны были преступать, и отныне радость встреч с гномами окажется не самым сильным потрясением.



  - Что ж с вами делать... - Матильда Андреевна приняла вид серьёзной дамы из департамента образования. - Поступим так: сейчас покушаете, отдохнёте, а с утра пораньше отправляйтесь в Куриный околоток. Отныне вы оба - отверженные. Здесь вам оставаться опасно, ибо охотники в первую очередь сюда нагрянут.





  Глава седьмая, из которой становиться ясно, что мифы о Пегасах не такие уж мифы





  Из Болотной лужи мы уехали затемно. Провожать нас вышел весь обслуживающий персонал комплекса - обнимали, хлопали по плечам, желали удачи. Дмитрия Анатольевича здесь любили и уважали, что не удивительно, ибо местный народ состоял исключительно из кикимор и леших. Весьма спаянный коллектив, можно сказать, клан, а мама жабоида в нём глава. Петрович, охранник со стоянки, подарил мне пачку патронов и патронташ. Матильда Андреевна поколдовала, пощёлкала над патронташем пальцами и сказала, что теперь на нём тоже заклятие скрытости, и я могу носить его вместо брючного пояса.



  - Телефон возьми, - сунула она жабоиду старенькую "раскладушку". - Я симку от чужого глаза спрятала, неделю вас не вычислят.



  - Зачем он мне, мам? Кому звонить-то?



  - Мне позвонишь, чтоб я не волновалась.



  Подкатил Горбунок, я сел на место водителя, жабоид устроился сзади - именно устроился, потому что он не сел, а улёгся и ещё ноги вытянул. Горбунок моргнул фарами на прощанье и выехал на дорогу. Трасса была пустая, и только ветер вил по асфальту снежную крупу.



  - Что значит отверженные? - спросил я, когда мы отъехали от гостиницы.



  Жабоид дремал, разговаривать ему не хотелось.



  - Забей...



  - Гвоздь в твою деревянную голову! Какие такие отверженные?



  Я был настроен весьма решительно. Меня совершенно не устраивала роль жертвы, а из разговоров болотных служащих я выслушал, что отныне на нас ополчатся неведомые охотники. Тот же Петрович, одаривая меня патронами, сказал, дескать, пригодятся, и попрощался, как с покойником.



  - Не паникуй раньше времени, - зевнул жабоид. - Это мама краски сгустила, чтобы я осторожнее себя вёл, а на самом деле ещё не факт, что нас в списки внесут. А если и внесут, то столько времени уйдёт. Бюрократия...



  В заднее стекло ударил сноп света. Я на мгновенье ослеп, закрыл глаза ладонями и почти сразу услышал глухой шлепок. Горбунок заверещал, привстал на задние колёса и резко рванул вперёд. Я несколько раз зажмурился, надавил пальцами на глаза и, когда зрение восстановилось, увидел торчащий в стекле болт арбалета. Жабоид его тоже увидел, выдохнул и впал в прострацию.



  Великий Боян, нашёл время. Я сунулся к зеркалу: в потрескавшемся прямоугольнике отражался качающийся силуэт автомобиля с включёнными по всему контуру прожекторами. Они нещадно слепили и выжигала глаза. Я потянулся к бардачку - кажется, видел, где-то там... были... Ага, вот. Солнцезащитные очки! Старенькие, допотопные. Я схватил их, нацепил на нос. Теперь мне по барабану все ваши фонарики.



  Следующим движением я вытащил обрез. Стреляете из арбалета? Хорошо. А как вам примочки из свинцовых шариков?



  Действовал я быстро, и сдаваться не собирался. Внутри меня взматерело чувство непризнанного героя и разлилось по кровяным жилам доброй порцией адреналина, и вместе с адреналином ударила в голову злость. Нет, дорогие мои, просто так я себя убивать не позволю. Пусть я преступник и совершил злые деяния, - но не по своей воле, и потому имею право на адвоката.



  - Горбуночек, ну-ка сделай мне кабриолет...



  Крыша наполовину сдвинулась.



  - ...и подпусти их на шагов пятнадцать.



  Горбунок проникся моими мыслями и настроением, и позволил врагу приблизиться почти вплотную. Я встал в полный рост. Фары слепили даже сквозь очки. Но это ненадолго. Я вытянул руку и послал оба заряда в прожектора. Несколько фонарей лопнули серебристым фейерверком, автомобиль заелозил, заходил из стороны в сторону. Не ожидали, сволочи, отдачи.



  Возле уха свистнуло, не иначе ещё один болт. Но такие превратности меня сейчас заботили мало. Я перезарядил обрез и выстрелил, целясь на этот раз по колёсам. Картечь высекла искры из асфальта, водитель успел крутануть баранку и уйти к обочине. Я снова перезарядил. Встречный ветер сверлил затылок, голова онемела, пальцы превратились в сосульки, зато возросла ненависть к тем, кто нас преследовал.



  - А что на это скажете? - прошептал я и выстрелил по лобовику.



  Послышался явственный треск, стекло пошло трещинами, но не разлетелось, как я того ожидал. Бронебойное? Подготовились ребятки.



  Третий болт чиркнул по крыше, оставляя в память по себе длинную царапину. Я нагнулся. Пристрелялись, гады. Стрелок у них, видимо, не из лучших, но рано или поздно один чёрт засадит в правильное место. Я поднёс пальцы ко рту, подул на них, отогревая. Взгляд мой снова сместился на болт в стекле. Надо бы его вытолкать наружу, а то Горбуночку больно.



  Рукоятью обреза я выбил болт, и дыра моментально затянулась, а Горбунок тихонько бибикнул, благодаря меня.



  Автомобиль снова приблизился на расстояние моего выстрела. Я выпрямился, разворотил дуплетом оставшиеся прожектора и снова присел. Видимость стала лучше. Без теребящего блеска фар и в свете занимающегося утра, я разглядел машину преследователей. Это был Додж пикап - огромный, как танк, и чёрный, как сама смерть. Стрелять из кабины было неудобно, и стрелок, видимо, находился в кузове. Что ж, подождём, когда он высунется, и попробуем сразить его дробью.



  Я ошибся, стрелков оказалось двое. Первый поднялся над кабиной, я мгновенно вскочил, разрядил в него дробовик, и тут сбоку появился ещё один и запустил в меня болт. Я не среагировал. Я не ждал его появления, и только увидел направленный на меня арбалет. Среагировал Горбунок. Он резко вильнул, а я почувствовал прикосновение к правой щеке холодного железа. Голова дёрнулась, я упал на сидение и застыл. Господи... Великий Боян... он должен был попасть в меня. Должен...



  Щёку жёг адов огонь, на правый рукав куртки капала кровь. Она капала быстро, почти лилась. Я снова потянулся к бардачку, отыскал бинт и широкими кругами стал наматывать его себе на лицо. На первое время сойдёт и такая перевязка.



  Додж чуть поотстал, видимо, преследователи решали, что делать дальше, а я взялся за подсчёт боеприпасов. На отражение первой атаки у меня ушло десять или восемь патронов, да вчера на Верлиоку потратил четыре, итого по максимуму четырнадцать. Почти всё, что дал сосед Толик. Хорошо, что Петрович презентовал пачку, а то вторую атаку пришлось бы отбивать плевками.



  А потом что? Если охотники напали на нас, то всяко не для того, чтобы отпускать, а при такой интенсивности боевых действий патронов мне надолго не хватит. Пусть вторую атаку я отобью. И третью. А потом... Можно, конечно, доскочить до ближайшего поста ГАИ и встать под защиту наших славных автоинспекторов. На них-то охотники всяко нападать остерегутся. Но, боюсь, времени на скачок не хватит.



  - Горбунок, ты ещё прибавить сможешь?



  Москвич обиженно чихнул мотором, и стало понятно - не сможет. Значит, надо искать иной путь решения задачи. Где только его искать?



  Додж приблизился, и я разглядел застывшее над кабиной шестиствольное рыло Гатлинга. Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! Арбалетами они только разминались, теперь возьмутся за нас по-настоящему. Это не какие-то там болты разбрасывать, это крупнокалиберные пули до ста штук в секунду. Даже представить страшно, что они могут сделать.



  Перед глазами поплыли строки некролога по мне:





  ...В декабре в той стране



  Снег до дьявола чист,



  И метели заводят



  Весёлые прялки.



  Был человек тот авантюрист,



  Но самой высокой



  И лучшей марки...





  Слово "был" в этих строках казалось наиболее обидным, ибо виновником всего происходящего я считал проклятого жабоида. Именно он заманил меня в Песчаную яму и обманными действиями и лживыми словами вынудил убить прекрасного мирянина Верлиоку Никодима Аристарховича. А ведь я только жить начал. Впереди столько новых открытий, новых впечатлений, новая любовь. Василиса, Василисушка, птичка моя райская...



  И тут меня осенило.



  - Горбунок, а ну прикинься дельтапланом!



  Горбунок радостно заржал, и тот час крыша вернулась на место, салон сжался, а с боков начали расти крылья. Москвич подпрыгнул, будто на трамплине, приподнялся, крылья сделали взмах, второй и - блин буду - мы полетели. Полетели! Мы поднялись над дорогой, над лесом. Горбунок снова взмахнул крыльями. Слева всходило солнце; залитое его лучами небо казалось искрящимся и таким жизнерадостным, что возникало мгновенное понимание - это и есть счастье.



  Снизу вдогонку нам ринулись золотистые трассеры, но поздно. Слишком поздно. Горбунок ушёл на вираж, сделал бочку, и трассеры проскочили далеко стороной. Вау! Я лётчик. Я лечу, в смысле, летаю. Господи, в смысле, Горбунок, ты настоящий Пегас! Только осёл.



  Я развернулся к заднему сиденью и от всей души влепил жабоиду подзатыльник, и когда он заморгал зенками, приходя в чувства, сказал:



  - Бюрократия, говоришь?





  Жабоида я ругал долго. Я награждал его самыми скверными эпитетами, какие только мог вспомнить, и сравнивал его с вещами и местами, о которых нормальные люди даже не подозревают. Большинство из этих сравнений я почерпнул из лексикона старшины нашей роты прапорщика Заварухина. Помню, тот выстраивал нас перед казармой после каждого залёта, и проводил профилактическую беседу на тему любви к армейским порядкам и обязанностям. Командир дивизии однажды услышал такую беседу, после чего прапорщик Заварухин стал старшим прапорщиком, а мы поняли, что обязанности - вещь неоспоримая и неизбежная.



  Ныне опыт пригодился. Но жабоид меня не слушал. Я понял это, когда он, дебильно улыбаясь, сказал:



  - Игнатиус, друг мой, он же... летит! - и прилип носом к иллюминатору.



  - Ну да, летит, - поджал я губы. - Что здесь особенного? Или ты на самолётах никогда не летал?



  - Какие самолёты? Это он - он сам. Горбунок! Он же никогда не летал...



  - Может, просто не пробовал? Кто угодно полетит, когда ему в задницу шесть стволов упрётся.



  Довод я привёл довольно основательный, шесть стволов - это вам не помидорами гнилыми кидаться, но жабоид по-прежнему меня не слушал. Он улыбался - буквально, лучился - и жил где-то внутри себя, в своих мыслях. Лишь минут через десять он более-менее внятно сумел объяснить, что Горбунок никогда раньше в качестве летательного аппарата не использовался, да никто и предположить не мог, что он способен на такое, и жабоид от этого открытия залучился ещё ярче.



  - А что у тебя с лицом? - наконец спросил он, когда понимание полёта сроднилось с действительностью, и ощущение реальности вернулось в его деревянную голову.



  - Представляешь, пока ты находился в ступоре, я сражался с охотниками, - не без саркастических ноток в голосе поведал я, и кратко пересказал события двадцатиминутной давности.



  - Вон как... Охотники, говоришь? Уверен, что с ними?



  - А с кем ещё?



  - С гномами.



  Нет, гномы к случившемуся вряд ли причастны. Как они могли вычислить нас, если даже не знали, на какой вокзал мы отправились?



  - Только не они. Матильда Андреевна сказала, что мы отверженные и что охотники...



  - Ты больше слушай Матильду Андреевну, - перебил меня жадоид, - она говорить любит. И заговаривать тоже. Когда появляются списки отверженных, любой житель Мира может получить лицензию, взять ружьё и пойти на охоту. Но штука в том, что списки утверждаются в Соборе первых на общем вече. А там всегда такой хаос, что утверждение может длиться неделями. Да и лицензию получить тоже проблема. А здесь ещё и дня не прошло, - и вынес резолюцию. - Однозначно, гномы.



  Что ж, может, Анатолич и прав. Гномы обязаны знать, на кого они охотятся, а значит, обязаны знать его родственников, друзей и прочую среду обитания, иустраивать там засады. Так что если смотреть на ситуацию с этой стороны, то явно они. Ох, и прилипчивые твари. А в мультфильмах такие милые, песни поют, за Белоснежкой ухаживают.



  - Хорошо, пусть будут гномы, - согласился я. - А что за Собор такой?



  - Собор? Ну... В переводе на людинский это нечто вроде кабинета министров. Правительство и Дума в одном наборе. Когда Боян создал Мир, он учредил совет старейшин из семи человек, по одному от мирян, от обывателей, от Яви, от Нави, от Прави, от старших богатырей и от младших богатырей. Функции у них исключительно политико-социальной направленности, экономикой они не занимаются, хотя есть бюджет и прочие денежные отношения. При Соборе состоят несколько приказов, например, библиотечный приказ или приказ артефактов. Я пытался устроится в один из них на работу, но не прошёл по конкурсу. Находится Собор в Бесконечных коридорах, вход - в подвале института магии. Если нам повезёт, в чём я сомневаюсь, нам удастся сходить туда на экскурсию.



  - А институт магии это где волшебников готовят, да?



  Жабоид посмотрел на меня с настороженностью.



  - Гарри Поттера начитался? Наши дети учатся в обычных школах, а институт являет собой скорее дискуссионный клуб, чем образовательное учреждение, хотя при нём есть двухгодичные курсы повышения квалификации по определённым направлениям. Усёк?



  - В общих деталях.



  Что ж, весьма познавательно, теперь я был более-менее в курсе общественного устройства Мира. Я расслабил плечи. Чем дальше улетали мы от места последней битвы, тем спокойнее становилось на душе. Летающих артефактов у гномов точно нет. Напряжение спало, проснулся аппетит. Матильда Андреевна дала нам с собой в дорогу корзину всякой еды. В тот момент я подумал, на кой она нам, только лишняя ноша, а сейчас обрадовался. Корзина после трансформации Москвича в авиалайнер оказалась у меня в ногах. Я открыл крышку: бутерброды с колбасой, с сыром, жареная курица, свежие помидоры... О, бутылка Lafite-Rothschild. Неплохой вкус у мамы-кикиморы. В бардачке отыскался штопор - кто бы сомневался в этом? Я откупорил бутылку, поднёс горлышко ко рту... Господи, совсем забыл, у меня же лицо перевязанное.



  Я стал разматывать повязку. Кровь успела ссохнуться и прикипеть к марле, и каждый новый снятый виток давался мне с болью. Проще было разрезать бинт и отодрать его одним рывком.



  - Давай помогу, - предложил жабоид.



  Он отстранил мои руки и поступил так, как я только что подумал - рванул повязку, а я заорал благим матом, аж Горбунок вздрогнул.



  - ...чтоб ты сдох, Дмитрий Анатольевич! - со слезами напополам с кровью вымолвил я, когда боль немного улеглась и дышать стало проще.



  - А чё тянуть-то? - изобразил наивность жабоид. Он пощупал мою щеку. - Тебе ко врачу, конечно, надо, зашить. Да и укол заодно от бешенства... Как тебя задело удачно. Чуть левее - и конец нашей дружбе.



  - Очень сильно? - скрючился я, но уже не от боли, а от страха за теряющуюся привлекательность.



  - Как тебе сказать... Ровненький разрез от носа до виска сантиметров пять-шесть. Кончик чуть-чуть загибается вверх, как будто художник небрежно мазнул. И не поймёшь сразу, чем тебя - арбалетным болтом в неравной битве, или бутылочным осколком в пьяной драке. Тебе самому какой вариант больше нравится?



  Мне не нравились оба. Все эти шрамы, мазки, родинки, особые приметы - лишнее. Обходился я без них до, хотелось бы обходиться и после.



  - А убрать это как-нибудь можно? Щёлкнуть пальцами, наговор сотворить?



  - Не, здесь магия минимум третьего уровня нужна. А то и второго. Василиса смогла бы.



  - А сколь этих уровней у вас?



  - Пять. Сразу предупреждаю, у меня пятый. Могу собак отгонять, могу свет в темноте зажигать. А лечить - это особое умение. Не каждый волшебник на такое способен. Поэтому обойдёмся традиционной медициной.



  Жабоид достал из бардачка пузырёк с перекисью, промочил ею ватный тампон и начал обмывать рану по краям. Делал он это осторожно, лёгкими касательными движениями, словно боялся причинить мне новую боль и, признаться, я был ему за это благодарен. В конце процедуры он пришлёпал поверх раны пластырь, надеюсь, бактерицидный, и я, счастливо выдохнув, потянулся за бутылкой.



  Во время завтрака мы говорили исключительно о деле. Нам предстояло отыскать меч-кладенец, а где он находится, знал только дед Лаюн, он же дед Кладенец или просто Кладник. Имя его жабоид производил от слова "клад", означавшее "то, что кто-то, когда-то, куда-то спрятал, потом забыл и ныне об этом знает только один вредный старикашка, который любит ругаться со всеми, то бишь - лаять". Очень интересное определение. Живёт этот дедок в деревеньке с чудным названием Куриный околоток, и вызнать у него местонахождение меча весьма проблематично, ибо старикан никому секреты свои не открывает, разве что на каких-то особых условиях, которые изначально невыполнимы.



  Но это не беда. Дмитрий Анатольевич уверил меня, что у него есть способ разговорить дедушку. Я не стал допытываться, что конкретно он имеет ввиду, меня больше интересовало, какие преимущества может дать нам кладенец в деле спасения Василисы. Дожёвывая бутерброд с сыром, жабоид рассказал историю меча. По версии, доминирующей в Мире, меч так же был сотворён Бояном, и имел магические особенности. Нет, он не мог, как Горбунок, превращаться в самолёты, и как скатерть-самобранка не мог накормить голодных вкусным обедом. В конце концов, у каждого предмета свои преимущества и своё предназначение. Предназначение меча-кладенца - битва. В руках хорошего или даже среднего богатыря, он превращается в орудие возмездия и может даровать победу. В сказках сообщалось, что в рядах врагов он прорубает просеки, и я указал жабоиду на этот момент. В ответ Дмитрий Анатольевич усмехнулся и посоветовал мне не забивать голову сказочными сюжетами, а обратиться к классической литературе, например, к Чехову. Больше пользы получится.



  Первым владельцем меча, как того и следовало ожидать, являлся князь Богумир. Сей муж сотворил множество беспримерных подвигов, о чём можно почитать в книге Бояна, которая хранится в библиотеке при институте магии. Правда, оговорился жабоид, саму книгу в руки никому не дают, но в свободном доступе находятся выписки из неё, сведения в которых весьма и весьма познавательны.



  Далее меч исчезает почти на восемнадцать столетий, и появляется лишь в известиях о новом своём владельце - Вещем Олеге. Известия не очень чёткие и порой сомнительные, но достоверно известно, что князь Олег сумел объединить восточнославянские племена в единое государство, и сделал он это не путём дипломатических переговоров, а сильной рукой и твёрдой волей. В руке, разумеется, находился меч-кладенец, а воля - она и есть воля, её ни с чем не спутаешь.



  А вот потом начались события, которые мировые учёные никак не могут объяснить. После смерти князя Олега меч снова пропал, и явился лишь во владении Ильи Муромца. Согласно преданиям, меч он получил от предыдущего его обладателя Святогора-богатыря. И тут возникает сразу два вопроса: откуда у Святогора меч, и как он оказался у Ильи, учитывая тот факт, что Святогор умер задолго до Вещего Олега? Если пытаться рассуждать логически, то Святогор каким-то образом восстал из мёртвых, передал меч князю Олегу, а тот в свою очередь тоже восстал из мёртвых и передал меч Илье Муромцу. Но тогда непонятно, почему по документам меч передаётся сразу от Святогора Илье, минуя Олега.



  Ключом к загадке мог бы послужить дед Лаюн, но сколько его не призывали к Собору, он не пришёл ни разу.



  - Может, меч не один? - предположил я. - Может, их несколько? Как Горбунок и Сивка-Бурка.



  - Копии есть, и много, - согласился жабоид. - Штук шесть, наверное. Достаточно вспомнить иных владельцев меча: Ивана-царевича, Бурю-богатыря коровьего сына, Михайлу Потыку, Бову Королевича, того же Руслана свет Пушкина. Да, копии есть, - он приложился к бутылке и потянулся за следующим бутербродом. - Узнать бы, в чьих коллекциях они осели.



  - А дед знает?



  - О, дед знает всё. Нам бы половину его знаний, да что там половину - одну десятую, и даже правнукам правнуков работать не придётся.



  Я почесал подбородок: дедок этот не иначе ходячая Википедия, не удивлюсь, если ему известно, кто на самом деле убил Кеннеди.



  Когда мы съели бутерброды, а бутылку опустошили наполовину, Горбунок издал предупредительный рык. Это прозвучало как чих глохнущего двигателя, и мы в испуге потянулись к иллюминаторам. Внизу расползался лес. Между бесконечными рядами бледно-голубых деревьев, стремившихся к нам острыми вершинами, тянулась серая полоса дороги. Выгибаясь широкой дугою, она перепрыгивала через речку, шагов двести плелась вдоль по берегу, снова заворачивала в лес и упиралась, наконец, в деревеньку на три десятка домов. Дома были разбросаны в беспорядке, словно сказочный великан собрал их поначалу в ладонь, потряс да и бросил на землю, как игральные кости, и каждый дом замер в навеки отведённом для него месте. Или просто курица лапой погребла, отыскивая червячков, и пошла себе дальше, а свёрнутые её поисками избушки к прежнему порядку так и не вернулись. Кто в них живёт? Миряне? Обыватели? Бармалей? Чиполлино? Красная Шапочка?



  - Это и есть Куриный околоток? - спросил я.



  Жабоид кивнул.



  - Где приземлимся?



  - Давай подальше, возле реки. Гостей в этих краях не жалуют, и встречают весьма неприветливо. Не будем испытывать судьбу.



  - Ну, тогда возле реки, - констатировал я. - Горбунок, сможешь?



  - Хх-а, - презрительно чихнул двигатель.



  Горбунок спустился по спирали и резко сбросил скорость, от чего у меня, да и у жабоида, думаю, тоже, завтрак едва не выбрался наружу. Но Горбунка это не волновало. Он завис над речкой, часто-часто замахал крыльями, как идущий на посадку пеликан, а потом ткнулся колёсами в лёд, прокатился метров десять и замер, и уже в следующее мгновение мы с жабоидом оказались выброшенными на свежий воздух, а Горбунок смотрел на нас и вилял хвостиком.





  Глава восьмая, о крепкой дружбе и крестьянской смекалке





  Я поднялся. Хорошо, что лёд оказался крепким, а то барахтаться нам в воде, и не ясно, выбрались бы мы или нет. Я погрозил Горбунку пальцем - не делай так больше. Он опустил мордашку и заскулил виновато. Я взял его на руки, погладил: ладно, ладно, не плачь, ты всё равно молодец. А между тем подумал: держу на руках собаку, которая на самом деле лошадь, но только что была самолётом. Боже мой, куда я попал?



  Ну да чего уж теперь. Мы выбрались на берег и, пренебрегая дорогой, полезли по сугробам через лес в сторону деревеньки. Снег набился в ботинки, стало холодно и мерзко. Я предложил превратить Горбунка в снегоход или в самодвижущиеся сани - в каком-то старом фильме я видел такие - но жабоид сказал, что этим мы привлечём к себе лишнее внимание, а нам нужно оставаться незаметными. Сам Дмитрий Анатольевич старательно изображал из себя разведчика: шёл пригибаясь и прячась за деревьями, хотя с его ростом делать это было совсем не обязательно. В отличие от него, я шёл прямо. Плевал я на разведку и на то, что меня кто-то заметит. Ересь какая-то. Ничего не имею против, когда подобными вещами занимаются профессионалы или дети, и у тех, и у других есть к этому процессу определённый интерес. Но мы-то? Два взрослых мужика... Разведчики, мать его кикимору.



  Пребывая в расстроенном настроении, я едва не уткнулся в толстяка на лыжах. Он вышел из-за кустов: синюшная морда, мешки под глазами, обвислые усы зелёного цвета. Если бы он просто лежал, я бы решил - утопленник, благо речка рядом и не важно, что покрыта льдом. А так... Стиляга?



  Рука привычно потянулась к обрезу. Не знаю, насколько этот синий дядечка опасен, да и опасен ли вообще, но лучше грохнуть его сразу, чтоб душа не беспокоилась. Жабоид успел схватить меня за локоть, и показал взглядом, чтоб я глупостей не творил.



  Толстяк некоторое время молча разглядывал нас, причём делал это откровенно, нагло, словно мы его собственность, с которой он ещё не решил как поступить: то ли продать, то ли выкинуть, то ли на комод поставить. Все эти сомнения легко читались в его мимике - в движениях губ, глаз, щёк и даже в подрагивании усов.



  - Чё уставились, недоноски? - совершенно недоброжелательным тоном произнёс он. - Здороваться мамки с папками не научили?



  Жабоид поклонился.



  - Премногого вам здоровья, уважаемый старейшина.



  Я сразу подумал: если Дмитрий Анатольевич кланяется, значит, это мирянин. Да ещё какой-то старейшина. Надо тоже поклониться - и поклонился.



  - То-то же. А то глядите, я и по-иному могу. Знаешь, небось, кто я такой?



  Вопрос адресовался жабоиду.



  - Как не знать, уважаемый старейшина? Вас каждый знает.



  - То-то же, - хмыкнул толстяк. - Со мной не балуй. Чего шляетесь тут, бездари неразумные?



  - Да вот, - неопределённо повёл рукой жабоид, - гуляем. Любуемся, так сказать, окрестностями.



  - По сугробам и в стужу? Однако непонятное любование у вас получается. Худое чего мыслите?



  - Кто ж против вас худое мыслить будет? Мы себе не враги.



  - Против меня может и нет, а против иного кого, так в самый раз. А ну признавайтесь в злодействах, покуда не осерчал я!



  Последнюю фразу он сопроводил потрясанием кулаков, и жабоид втянул голову в плечи. Испугался. Или сделал вид, что испугался.



  - Что вы, уважаемый старейшина, не стоит так волноваться. Мы деда Лаюна гости. Внуки мы его.



  - Внуки? Один новик, другой леший... Ты кому узоры плетёшь, внук недоделанный? Рожа у тебя такая же ехидная, как у Мотьки Жабиной из Бабьей лужи. Ты, случаем, не сынок ейный будешь?



  Жабоид вздохнул.



  - Ничего-то от вас не скроешь.



  - И правильно, не скрывай. А не то я мамке твой скажу, яко ты со старейшиной разговариваешь. То-то она тебе всыплет. Лжец. У Лаюна внуков отродясь не бывало, - и заиграл желваками. - Поди, выпытать у него чего хотите? Так? О кладе каком?



  Мы молчали.



  - Ладно, - старейшина сменил гнев на милость, - ступайте за мной.



  Он развернулся и покатил на своих лыжах в сторону деревеньки.



  - Что за мужик? - полушёпотом спросил я.



  - Водянкин.



  - Кто?



  - Водяной. Главный над всеми водяными. Глава рода. Старейшина. Как тебе ещё объяснить?



  - Теперь понятно.



  Вслед за Водянкиным мы пришли к крайней избушечке. Избушка как избушка, ничего хорошего: приземистая, покосившаяся, убогая - день, благо, только начинался, и мы разглядели её вплоть до самой тоненькой трещинки на крылечке. Заходить в такое строение, признаться, страшновато. Возникало ощущение, что это квартира Толика 3.0. Под номером два, если кто запамятовал, был строительный вагончик Верлиоки. Стряхивая на крыльце снег с ботинок, я подёргал за балясину, постучал кулаком по перильцам, проверяя на всякий случай, крепко ли избушка держится, а то вдруг рассыплется, когда мы в сени войдём.



  Внутри, как ни странно, всё оказалось намного лучше: широкая горница с лавками вдоль стен, крытый скатертью стол, печь, полати, половички на полу. Тепло, чисто, уютно, запах грибной похлёбки. Я сглотнул. Пусть мы и подкрепились бутербродами перед посадкой, но времени прошло достаточно, да и с мороза всегда кушать хочется.



  Водянкин проследил мою реакцию, усмехнулся и кивнул на лавку.



  - Садитесь, гости дорогие, - а сам взял ухват, вынул из печи чугунок и поставил на стол.



  В чугунке и в самом деле оказалась грибная похлёбка. Ох, к ней бы майонезу и хлеба ржаного. И сала. И холодца можно. И молока свежего коровьего, и сыру, и сметаны. А на десерт свиной эскалоп с острым соусом, укропом и хреном!



  Но довольствоваться разносолами Господь нам не сподобил, и пришлось обходиться тем, что было. Водянкин нарезал хлеба, разлил похлёбку по деревянным плошкам деревянной чумичкой, подал деревянные ложки. Вообще, всё у него было деревянное, кроме чугунка и телевизора в углу на стене, так что на содержимое избы можно было смело вешать ярлык: "Мечта краеведа".



  Под ноги мне юркнул Горбунок и потёрся носом о голени. Есть что ли хочет? Я отломил хлебного мякиша, помочил в похлёбке, дал ему. Он понюхал, скривился и забрался под лавку. Не хочет. Не по нутру ему человеческая пища.



  - Не принимает он людской еды, - подтверждая мою догадку, сказал Водянкин. - Он своё от воли берёт.



  - Вы о чём сейчас, уважаемый? - не понял я.



  - О Горбунке.



  Я посмотрел на жабоида, спрашивая взглядом: откуда он узнал?



  - Если ты не видишь очевидного, это не значит, что его не видят другие, - не скрываясь, ответил жабоид.



  - И то верно, - кивнул Водянкин. - Я сразу заприметил собачку вашу. Стало быть, это вы Никодима Аристарховича - упокой Боян его душу - порешили? Он, конечно, чумной был и много дел чёрных сотворил... Но всё одно жаль. Помянем.



  Он достал из-под стола бутыль самогону, разлил по чаркам. Мы встали, молча выпили. На вкус самогонка оказалась хуже скипидара. Я, правда, скипидар никогда не пробовал, но не сомневаюсь, что он вкуснее. Рука потянулась к ложке скорее заесть эту гадость, а Водянкин налил ещё чарку, опрокинул в глотку и сел, подперев щеку рукой. Если он сейчас запоёт, я в него выстрелю.



  Петь он не стал, слава богу, но снова ударился в расспросы.



  - Так на что вам Лаюн сдался? К нему многие приходят, секреты про клады выманить хотят. За день, почитай, кто-нибудь да бывает, а по выходным как на работу идут. Он уж и наговоры от них накладывал, и псов сторожевых завёл, один бес лезут.



  - Что за наговоры? - не поднимая головы от плошки, спросил жабоид.



  - Кто ж его знает, я рядом не стоял.



  После самогона Водянкин заметно подобрел; его широкие щёки расползлись шире, зелёные усы вытянулись, распушились и скреблись острыми кончиками по столешнице.



  - На двор к Лаюну вы, конечно, заберётесь, кто бы сомневался, - Водянкин наполнил третью чарку. - И собак обхитрите. Уж на что Мотька хитрющая, а сынок-то её хитрее получается.



  Это уже тянуло на комплемент, понять бы только, что за ним кроется.



  - Но где клад спрятан... - Водянкин одним глотком осушил третью чарку и утёрся рукавом. - Где клад спрятан... кхе... он вам не скажет. Хоть на куски его режьте, - и засмеялся тоненьким писклявым смехом.



  Мы продолжали хлебать похлёбку.



  - Но есть у него слабость, - отсмеявшись, продолжил Водянкин. - Пята, так называемая, Геркулесова.



  - Ахиллесова, - поправил жабоид. - Геркулесова - это каша.



  - Один бес. Назови как хошь, а я вам её не открою, - и снова засмеялся.



  Жабоид облизнул ложку и сузил глаза. Ох, точно такой взгляд у него был, когда он Верлиоке про ЛГБТ задвигал. Чует моё сердце, сейчас тоже без этого не обойдётся.



  - У вас, старейшина, телевизор новый? - кивнул в угол Дмитрий Анатольевич.



  - Вот уж не нарадуюсь, - завздыхал Водянкин. - Это мне общество подарило. От всей души преподнесло как подарок к юбилею.



  - Сколько же вам стукнуло?



  - Да уж много. Тебе, бес ухватистый, половину бы такого прожить, - Водянкин снова потянулся к бутыли. - И зубы мне не заговаривай, я не Верлиока, на хитрости лешачонка не поведусь.



  Жабоид закусил губу, кажется, его изощрённый ум дал сбой. Он искал, и никак не мог найти ниточку, за которую можно было потянуть и раскрутить водяного. Все они обрывались, едва Дмитрий Анатольевич начинал за них дёргать.



  - Никто вас обманывать не хочет, уважаемый...



  - Заткнись! - Водянкин хлопнул ладонью по столу. Плошки подпрыгнули; я едва успел подхватить свою и сжать пальцами за края, а вот Дмитрий Анатольевич остался без обеда. Его плошка перевернулась, и остатки похлёбки растеклись по столу жирной лужей.



  Водянкин поднялся со вздохом, проковылял в упечь и швырнул оттуда жабоиду тряпку. Едва по лицу не попал.



  - Надоело твои извороты выслушивать, головастик неразумный. Ей-ей скажешь ещё что не по делу, будет тебе выволочка... Вытирай!



  Жабоид послушно заелозил тряпкой по столу. Он покраснел от смущения, и обиженно надул губы. Как ему, должно быть, неловко, находится в такой неприглядной ситуации, тем более передо мной, перед новиком и своим подчинённым. Ну да это его проблемы. Если уж захотел перехитрить того, кто изначально хитрее, будь готов стать уборщиком.



  Водянкин вернулся к столу, посмотрел на бутыль, скривился, как будто не мог определиться: выпить ещё чарку или лучше не надо. Решил, что пока хватит.



  - Давайте так, ребятки, - заговорил он, убирая бутыль обратно под стол. - Давайте по-честному. Что вы задумали у Лаюна выпытать, мне дела нет. Но добро за добро! С Лаюном у нас давняя вражда, и жить, глядючи друг на друга, терпения у меня боле нет. Так что я вам помогаю, путь лёгкий показываю и о слабости его говорю, а вы взамен его с глаз моих долой. Согласны?



  Жабоид по-прежнему растирал похлёбку по столешнице, поэтому в разговор пришлось вступать мне.



  - Предлагаете убить его?



  - Тьфу на тебя, безбожник! - выругался Водянкин. - Что у тебя за каверзы на уме? Только бы убить кого. По-другому-то не можешь?



  Я почесал небритый подбородок: какой сложный вопрос. Могу ли я по-другому? Спроси меня об этом три дня назад, и я сказал бы твёрдо: убивать никого нельзя, грех это. Было время, когда я даже подумывал стать вегетарианцем, проникнувшись несчастной судьбой бедных свинюшек и курочек, а в армии и вовсе старался прикинуться пацифистом, чтобы не брать в руки оружие и не ходить в караул. А сейчас... Убивать Верлиоку мне было не жаль. Представьте только: на вас идёт огромное чудовище, натуральный оборотень из фильмов ужасов, ревёт по-медвежьи и вот-вот растерзает. В такой ситуации будь ты хоть трижды вегетарианцем, а палец на спусковом крючке не дрогнет. А потом эти гномы на Додже, шестиствольный пулемёт, синюшная рожа Водянкина. Если так подумать... Да, я могу по-другому. Но могу и из обреза.



  Я отодвинул пустую плошку.



  - А что у вас за вражда, старейшина?



  - Тебе какое дело, новик?



  - Если у вас с этим стариканом недомолвки процессуального характера, баню он на вашем участке поставил или на хрен послал, то устраивать с ним разборки нам не разумно. Обратитесь к участковому. А если какой-то мотивационный аспект...



  - Что ты мелешь, карась обугленный? Какой проспект?



  - Я бы попросил без оскорблений.



  - Каких оскорблений? Ты кому слова такие произносишь? Да я тебя!..



  Водянкин поднялся и навис надо мной многопудовой тушей. Это выглядело вызывающе и страшно, и я мгновенно выхватил обрез. Жабоид открыл рот, да так и застыл, а Водянкин сглотнул, воткнувшись глазами в стволы. Из синюшного он вдруг стал бледно-голубым и заикающимся.



  - Ты... это... Как тебя? Ты брось... Это же...



  - Не надо, Игнатиус, - тихо попросил жабоид.



  - Пусть извинится за карася! - потребовал я.



  - Извини, - тут же извинился Водянкин.



  Я самодовольно ухмыльнулся, так-то мне! - а то: кто ты такой, да я тебя. Проще надо быть, проще. И вооружённее.



  Водянкин снова достал бутыль и хлебнул прямо из горлышка, посмотрел на меня и ещё раз хлебнул. Переволновался.



  - Стало быть, тебя Игнатиусом кличут? - спросил он, не выпуская бутыль из рук.



  - И что?



  - Да так, ничего... А Игнатий Лойола кем тебе доводится?



  - Никем.



  - Ага, понятно. А этот обрез у тебя откуда?



  - Ядвига Златозаровна одарила.



  - Ядвига Златозаровна, - эхом повторил он. - Вот как? Новику такое поднести... - он покачал головой. - Ядвигу Златозаровну я уважаю. И друзей её уважаю тоже.



  - Так мы её друзья и есть, - мгновенно сориентировался жабоид. - Очень большие друзья, почти родственники.



  - Что ж сразу не предупредили?



  - Да мы связями своими не кичимся. Ни к чему нам это, - Дмитрий Анатольевич прищурился лукаво. - Ну что, старейшина, обсудим новый договор?



  Водянкин посмотрел на него зверем, а я представил, что скажет Ядвига Златозаровна, когда узнает, что мы её именем прикрываемся.





  До вечера мы из дома не выходили. Водянкин с жабоидом смотрели сериал про бандитов, а я лежал на полатях и сочинял стихи. Интересное это дело - сочинительство. С одной стороны всё кажется простым: берёшь слово, находишь к нему рифму, и вот вам стихотворение. Помните версификатора из Солнечного города? Я поэт, зовусь Незнайка, от меня вам балалайка. Но с другой стороны, балалайка - это не тот предмет, которым стоит разбрасываться, поэтому с рифмой нужно обходиться крайне осторожно. Все эти кровь-любовь, роза-мимоза, кошка-собака настолько приелись и настолько достали читающее население страны, что лучше вообще ничего не сочинять.



  Но я решился. Для начала я нарисовал в голове картинку, на которой мы с Василисой идём по полю и наслаждаемся общением друг с другом, а где-то высоко над нашими головами парит жабоид в образе филина и ухает: Ух-Ух. Светит солнышко, ветерочек поддувает, на горизонте ни облачка... Красивая получилась картинка, осталось облачить её в правильную форму, и можно выкладывать в соцсеть на суд благодарных френдов.



  Однако я никак не мог подобрать к Василисе рифму. Как я не ломал голову, как не напрягал творческие извилины, ничего не получалось. Нужное слово всё время ускользало от меня, вырывалось скользким угрем из мокрых рук. К тому же Водянкин, будь он неладен, выключил телевизор и сказал, зевая:



  - Ну всё, хватит ляжки тянуть. Стемнело.



  Я свесил голову с полатей и глянул в окно - мрак, только снег немного отсвечивает. Самая пора навестить дедушку Лаюна. Я слез, начал одеваться. Надел шапку, опоясался патронташем, сунул обрез под мышку. Надо придумать для него кобуру, чтоб легче доставать было. Водянкин сходил в сени, вернулся через минуту с новой бутылью самогона.



  - На дорожку?



  Мы отказались. Старейшина неодобрительно покачал головой, медленно, с наслаждением процедил сквозь зубы чарку - отчего меня передёрнуло - и, вытирая губы, сказал:



  - Собрались? Идём.



  На улице нас ждала тишина: ни скрипа, ни хрипа, ни кашля. Если днём где-то хлопала калитка, лаяла собака, тарахтел трактор, то теперь даже ветер не подвывал в трубах, и в этой тишине мы двинулись по тропинке вглубь темноты. Первым шёл Водянкин, за ним жабоид, третьим я и замыкающим Горбунок. Жабоид щёлкнул пальцами, и на ладони у него возник светящийся шар. Он выпростался из воздуха сначала малой искрой, а потом вырос до размеров теннисного мяча. Вокруг стало чуточку светлее, по снегу, по лицам побежали лазоревые волны, заколыхались полярным сиянием. Водянкин тот час обернулся и погрозил Дмитрию Анатольевичу кулаком. Свет погас.



  Петляя вместе с тропинкой, мы обошли половину деревни и остановились возле глухого тына. Темнота за жердинами казалась ещё более тёмной и зловещей, чем по эту сторону. По правую руку находилась калитка, однако Водянкин проигнорировал её и двинулся влево. Как ни странно, но снег вдоль тына был утоптан, видимо, постарались многочисленные посетители деда Лаюна.



  Шагов через сорок Водянкин остановился, похлопал по жердинам и легко развёл их в стороны. Открылся узкий проход, в который жабоид мог пролезть свободно, а я при некотором усилии.



  - Всё, дальше я с вами не ходок, - старейшина тронул меня за рукав. - Слышь, Игнатиус... Ты того, сам понимаешь... Если уж по-иному не получится, так пристрели его, что ж теперь поделать.



  Я не стал обещать. Мне, конечно, не сложно ещё одного мирянина на себя взять - одним больше, одним меньше. Но не слишком ли быстро я превращаюсь в монстра?



  - Ты слабость его обещал назвать, - повернулся к Водянкину жабоид.



  - Слабость... Да, есть у него. Как в избу войдёте, в углу возле печки увидите старый веник. Ценный он для Лаюна, подарок от бабушки. Так вы пригрозите в топку его бросить. Но помните, более одной тайны он всё равно не откроет, хоть всю избу сожгите.



  Странная слабость - веник - ну да у каждого они свои. Я пожал Водянкину руку и первым сунулся в лаз. Жердины сдавили грудь словно тиски. Затрещали рёбра, от неожиданности и боли я едва не закричал. Водянкин и жабоид дружно начали проталкивать меня внутрь. Стало ещё больнее, я заелозил, выдохнул, и пусть с трудом, но пролез-таки на другую сторону, вернее, вывалился в сугроб. Лицо обожгло холодом, в рот набился снег. Пытаясь вдохнуть, я кое-как поднялся на колени, потянул воздух носом. Что это было? Боль продолжала давить на грудь по-прежнему, но уже понемногу отпускала.



  Между жердями проскользнул жабоид и присел возле меня.



  - Ты... как? - прохрипел я.



  - Да я-то что, нормально, - он действительно выглядел нормально. - Заклятие только на первого действует.



  - Какое заклятие?



  - Сдерживания. Ну, помнишь Водянкин говорил, что дед Лаюн заклятие наложил? Для охраны периметра чаще всего сдержанность применяют. Ничего, сейчас отдышишься, и дальше пойдём...



  Я почувствовал, как где-то внутри помятой грудной клетки закипает гнев, и вместе с ним ко мне стали возвращаться силы.



  - Жабоид, ты дебил! - зашипел я на него. - Ты тупой, беспросветный дебил! А знаешь почему?



  Он непонимающе замахал ресницами.



  - Почему?



  - Потому что ты дебил! Вот такой вот парадокс. У меня рёбра поломаны, мне воздуха не хватает. Ты заклятие, скотина, снять не мог?



  - Как я его сниму? У меня пятый уровень - пятый, я же предупреждал. А чтобы снять заклятие, нужно иметь тот же уровень, что и само заклятие. А заклятие сдержанности - это четвёртый уровень.



  - Поэтому ты меня первым послал?



  - Э, нет, ты сам пошёл, я ни слова тебе не сказал.



  - Вот именно, что не сказал.



  - Ну, кто-то должен был пойти... Отдышался? Вставай, идём дальше, пока дед Лаюн нас не почуял.



  Каждый день происходит такая ситуация, когда я хочу набить жабоиду морду. Вот и сейчас она снова произошла. Но каждый раз меня что-нибудь удерживает. Великий Боян, дай терпения дожить до того дня, когда меня ничто удержать не сможет.



  Изображая святую невинность, жабоид помог мне подняться и, поддерживая под руку, повёл к выступающим из черноты контурам дома.



  Внешне жилище деда Лаюна разительно отличалось от избушки Водянкина. Во-первых, оно было больше. Оно не жалось к земле, всячески стараясь принизить собственную значимость, а наоборот, тянулось вверх. Терем. Теремок. Кто в тебе живёт? Во-вторых, к задней стене примазалась хозяйственная постройка: то ли хлев, то ли курятник - я в этих моментах плохо разбираюсь. В-третьих, - и здесь Водянкин тоже оказался прав - навстречу нам вышли две здоровенные псины из породы кавказских овчарок. На мой взгляд, лучше ещё раз между жердями пролезть, чем оказаться в их зубах. Горбунок в испуге прижался к моим ногам, но жабоид с лёгкой ухмылкой выставил перед собой руку с раскрытой ладонью и сделал круг. Псины зевнули и убрались восвояси.



  Разобравшись с охраной, мы подошли к хозяйственной постройке. Я похлопал по крепкому заиндевелому срубу, и услышал в ответ тёплое дыхание, как будто корова вздохнула. Возле ворот лежали клочья пушистого сена. Горбунок прилёг на него. Пусть лежит. Я с самого начала не хотел брать его с собой, мало ли какое непотребство мы с дедом Лаюном творить будем, незачем ему на это смотреть. Ничего плохого не случится, если он здесь побудет.



  Возле крыльца мы на мгновенье застопорились. Водянкин предупреждал, что в избу можно смело идти с главного входа, дескать, дед Лаюн посетителей не опасается, потому что доверяет псам и заговору, и на засовы не запирается. Так и случилось. Поднявшись по ступенькам, мы тронули дверь, и она с осторожным скрипом приоткрылась. Я заглянул внутрь: темнее, чем на улице, и запах странный, похожий на квашенную капусту. Я потянул носом. Ничего страшного этот запах в себе не нёс, всего лишь намёк на домашнюю консервацию, но побеспокоиться о безопасности всё же следовало.



  - Иди первым, - обернулся я к жабоиду.



  - Не думаешь ли ты, что там установлены капканы? - жабоид поднялся на цыпочки и заглянул в темноту поверх моего плеча. Подобно мне он поводил носом по сторонам, и сказал более уверенно. - Не бойся, мой милый Игнатиус, вряд ли мы встретим там что-то более страшное, кроме кислой капусты.



  - Иди первым, - настойчиво повторил я.



  Спорить и настаивать на моём дальнейшем первенстве он не стал, наверное, понял, что в этом нет смысла, а может, решил пойти на уступку, на которую в будущем непременно сошлётся. Он смело шагнул в коридор, на ладони у него вновь засиял волнообразный шар, и сразу стало светло. Я присмотрелся. Обычные крестьянские сени. По стенам висело всякое барахло, вроде уздечек, хомутов и прочих предметов мне совершенно не знакомых и непонятных. В ближнем углу стояла бочка, именно от неё исходил запах капусты. Я поддел крышку, взял щепоть капусты, попробовал. Капуста захрустела на зубах, на языке застыла клюквенная кислинка. Вкусно. Я взял ещё щепоть.



  - Ты сюда жрать пришёл? - сипнул на меня жабоид.



  - Жрут свиньи, - ответил я. - А я ем.



  Не люблю, когда процесс принятия пищи начинают оскотинивать, я человек, а не животное, но в том, что мы пришли сюда не за капустой, жабоид был прав, поэтому взяв ещё щепоть, я с сожалением опустил крышку.



  Возле двери в горницу мы снова остановились. Жабоид припал ухом к полотну и прислушался.



  - Чего там?



  - Телевизор, вроде. Кино смотрит или новости. Сколько времени? Может, шоу какое.



  Часов у меня не было, но скорее всего дед Лаюн смотрел именно шоу. Сейчас их много развелось на телевиденье, на все вкусы и ориентации. После развода с Ольгой я сам на них подсел, и смотрел в основном те, которые про отношения и прочую любовь. Не удивлюсь, если от деда Лаюна бабушка сбежала, и он теперь тоже окунулся в слащаво-розовую голубизну всевозможных дрязг со счастливым концом.



  - Ладно, - жабоид потушил свой магический фонарик. - Готов?



  - Готов.



  - Как зайдём, за обрезом сразу не тянись. Вообще, забудь, что он у тебя есть. Попробуем договориться по-хорошему. В смысле, я буду говорить, а ты будешь молчать. Но если я крикну волшебное слово "давай", вот тогда вытаскивай обрез и бери его на мушку. Понял?



  - Понял.



  - Готов?



  - Ты уже спрашивал.



  - Тогда заходим.



  Жабоид резко потянул дверь на себя, и мы ввалились в горницу.



  По телевизору действительно показывали шоу. На длинных диванах сидели эксперты и герои, и осыпали друг друга громкими словами. Суть слов была не важна - обвинения, похвальба, нравоучения, замызганные банальности - главное, реалистичность. Толстая тётка подскочила к молодухе в вызывающем наряде, и ну давай её колошматить. Двое мужиков ринулись их разнимать, редактора программы включили сплошное "пи", а со скамеечки возле печки раздалось благожелательное:



  - Здравствуйте, гости дорогие. Ждём вас.



  Я оторвался от телеэкрана. На скамейке у печи сидел плюгавый дедушка с бородой по грудь, лысый, рябой и с очень маленьким носом. Глаза вроде бы добрые, но вот прищур напоминал кого-то. Кого? Я перевёл взгляд на жабоида. Точно. Почти один в один. Они, случайно, не родственники?



  Прислонившись плечом к печи стоял Водянкин. Водянкин? Он-то как здесь оказался? Впрочем, неверный вопрос, правильно будет: что он тут делает? На роже нарисовано самодовольство, в каждом кулаке по скалке. Он сюда тесто катать пришёл?



  С трудом, но до меня стало доходить, что ситуация поворачивается не в ту сторону, на которую мы изначально рассчитывали. Водянкин поднялся, замахнулся скалками, дед Лаюн подхватил ухват, а жабоид заорал пароль:



  - Дава-а-ай!



  Однако выхватить обрез я не успел. Сзади по голове что-то ударило, и я выключился.





  Глава девятая, о переменчивости госпожи Фортуны





  Что происходило в избе последующие несколько минут, я не знаю, и как вёл себя жабоид в создавшейся ситуации - героически или вновь застопорился - пусть гадают историки. Когда я пришёл в себя, голова болела неимоверно, буквально, раскалывалась. Что за день сегодня? Сначала щека, потом рёбра, теперь вот башка. Ещё не ночь, а я уже весь израненный.



  Но это было не самое страшное. Когда я наконец-то ощутил себя, то понял, что сижу на стуле, вернее, что я к нему привязан, а ещё вернее, примотан скотчем. Жабоид, такой же примотанный, сидел напротив и таращился на меня круглыми от страха глазами. Сидели мы не там, где я отключился, а судя по запаху и окружающей температуре, в хлеву. Ну хорошо хоть на стульях, а то могли просто в навоз бросить. Где-то за спиной жевала жвачку корова. Бурёнушка, милая. Мне захотелось прижаться к ней и уснуть. Она, должно быть, очень добрая и очень тёплая...



  Моим дальнейшим рассуждениям о корове помешала крепкая крестьянская длань. Она взяла меня за ворот и встряхнула.



  - Откуда он у тебя?



  Перед глазами появился обрез.



  - Говорит, Ядвига дала, - услышал я голос Водянкина. - Врёт, однозначно.



  - Врёт, - поддержал его дед Лаюн. - Незачем с ними возиться, Микулушка, всё и так ясно, как божий день.



  - Как это незачем возиться? - всхлипнул жабоид. - Очень даже есть зачем. Мы же к вам со всей душой шли. Со всей своей открытой душой...



  - А кто хотел Лаюна пытать? - снова послышался голос Водянкина.



  - Пытать? - изумился жабоид. - Да как вам мысль такая крамольная могла прийти, уважаемый старейшина! И уж если на то пошло, так вы сами предлагали пристрелить его.



  - Предлагал, - согласился Водянкин. - Но только в целях обмана, чтоб, значит, войти к врагам в доверие и выведать их дальнейшие планы. Я правильно говорю, Микулушка?



  Тот, кто держал меня за воротник, кивнул. Я попытался смерить его взглядом. Крупный товарищ. Плечи шире моих в два раза, и стоит согнувшись, потому что высоты хлева, дабы выпрямиться во весь рост, ему не хватает. И очень сильный, хотя на вид лет семьдесят.



  - Признавайся, где взял? - снова ткнул он в меня обрезом.



  Мне ничего и никому не хотелось объяснять. Не верят? Их проблемы. Пускай самидоказывают, что я его украл. А у меня вообще голова болит. Мне сейчас горячего чаю выпить и прислониться к Бурёнке. Бурёнушка, подойди ближе... Я закрыл глаза и начал заваливаться набок.



  - Сильно ты его, Микулушка, приложил, - причмокнул Водянкин. - Перестарался. Не добьёмся мы сейчас от него правды. Подождать надо, покуда оклемается.



  - Пусть ночь здесь посидят, - предложил дед Лаюн. - Утром от них больше пользы выйдет.



  Человек богатырского роста отпустил мой воротник.



  - Не замёрзнут они здесь?



  - Что ты, Микулушка, скотина не мёрзнет, а им с чего ж? До утра дотерпят, - отмахнулся дед Лаюн, и засуетился с хозяйской гостеприимностью. - Пойдём в избу, друг дорогой, я блинов напёк, попотчую тебя.



  - Не, до дому надо, старуха ждёт. Ты Водянкина блинами потчуй, он блины любит...



  Водяной закивал, дескать, люблю, верно, но его дед Лаюн приглашать не стал, сослался на усталость и на то, что спать пора. Водянкина это задело, он надул губы и запыхтел подобно паровозу. На мой взгляд, совершенно глупая реакция. Меня тоже на блины не позвали, но я при этом обиженку из себя не строю.



  Поговорив ещё немного на крестьянские темы, троица стариков-разбойников покинула хлев. Мигнула и погасла лампочка, стало темно. Наконец-то. Я попытался устроиться на стуле поудобнее, чтоб хоть немножко дать упор больной голове и подремать. Что будет утром, честно говоря, меня интересовало мало. Что будет, то и будет. Не убьют же они нас в самом деле. А если и убьют...



  - Игнатиус, ты только не спи, - послышался скулёж жабоида. - Мне страшно.



  В темноте его глаза отсвечивали красным, словно две маленьких искорки, две маленьких капельки крови. Мне захотелось взять платок и вытереть их, а ещё лучше замазать цементом, чтоб не светили и не мешали спать.



  - Игнатиус, - снова заблеял Дмитрий Анатольевич, - поговори со мной.



  Вот же лист банный. Меня мутит, голова раскалывается, а он...



  - О чём с тобою говорить?



  - О чём-нибудь.



  Ох ты, какой простор для фантазии. О чём-нибудь, это, получается, о чём хочешь или даже о чём угодно. Можно выбрать абсолютно любую тему, пусть неприятную или весьма личную, и попробуй отказаться, ибо сам сказал: о чём-нибудь.



  Я вздохнул в унисон Бурёнке. Как много рассуждений вызвала обычная ничего не значащая фраза. Можно воспользоваться этими рассуждениями и вытащить жабоида на откровения, попутно выпытав все тайны о жизни Василисы, о её предпочтениях и увлечениях, но я не стал. Вместо этого я спросил:



  - Что они с нами сделают?



  - Что сделают? Дождутся, когда Собор издаст новые списки, и отправят нас на суд.



  - Плохо.



  - Плохо будет, если они нас гномам сдадут.



  - А что гномы с нами сделают?



  - Продадут.



  - Кому?



  - Вариантов много, - Дмитрий Анатольевич всхлипнул, глазки померкли.



  Расспрашивать его про варианты я не стал, да он и сам вряд ли бы рассказал, потому что по голосу было ясно, что варианты не для слабонервных. Придёт время, и я о них узнаю, но надеюсь, что этого не случится никогда.



  - Мама говорила, тут старичьё одно, пенсионеры, - то ли пожаловался, то ли попытался объясниться жабоид. - Зимой на печке сидят, летом рыбу удят.



  - Ничего себе пенсионеры. Особенно тот, который меня вырубил.



  - Это Микула Селянинович. Легендарная личность, русский витязь, сил не меряно. Но последнее время сдавать начал. Старость. В прошлые годы он тебя по плечи в землю вогнал бы. Это, разумеется, метафора.



  - Хороша метафора. У меня ощущение, что я до сих пор из земли выбраться не могу.



  Рядом заскулили. Я подумал, что Дмитрий Анатольевич снова начал грустить, но звук уж больно походил на натуральный и доносился вроде как из-за стены.



  Горбунок?



  Великий Боян! Во всех этих передрягах я о нём совершенно забыл. И даже Водянкин, этот жук подводный, этот подлый перевёртыш, шпион проклятый о нём не вспомнил и ничего не сказал своим приятелям. Зато Горбунок помнил всё.



  - Горбуночек, милый мой, - позвал я, - собачка моя хорошая, помоги мне.



  Визг по ту сторону хлева стал радостней, по брёвнам заскребли когти.



  - Надо ямку выкопать, Горбуночек, - начал объяснять я артефакту. - Подкоп надо сделать. Понимаешь?



  - Лапками земельку рой, лапками! - пришёл мне на помощь жабоид.



  Визг сменился сосредоточенным урчанием, как будто Горбунок и в самом деле рыл подкоп. Но в образе собаки у него это вряд ли получится быстро, особенно учитывая, что земля смёрзлась и стала твёрже камня.



  - В крысу превращайся, Горбунок.



  Спустя несколько минут я услышал шуршание осыпающейся земли и шелест соломы, а ещё через минуту ко мне на колени прыгнуло нечто-то холодное и мерзкое. Ядовитым блеском мигнули глазки-пуговички, раздался довольный писк. Превратился-таки. С детства не люблю крыс, брезгую, но сейчас не тот случай, чтобы вспоминать детские страхи.



  - Скотч перегрызай, Горбуночек.



  Крыса взобралась ко мне на плечо, перепрыгнула на спинку стула и впилась зубами в скотч. Путы ослабли, плечи распрямились. Как хорошо снова чувствовать себя свободным; сразу полегчало, вернулись силы, отступила головная боль. Сейчас бы ещё стакан конька и дольку лимона, и можно идти совершать подвиги.



  Пока я предавался мечтам о выпивке, Горбунок освободил жабоида. Дмитрий Анатольевич зажёг свет, и от брызнувших в стороны голубоватых волн я зажмурился, а когда вновь открыл глаза, увидел корову, ту самую, к которой хотел прислониться головой. Честно говоря, это была не совсем корова, это был козёл - с длинной бородой и одним обломанным рогом. Он монотонно двигал нижней челюстью, пережёвывая сено, и инфантильно вздыхал. Хорошо, что я к нему не прислонился.



  - Идём, - подтолкнул меня к выходу жабоид. Куда только делись его горестный вид и тихий голос. Теперь он был полон решимости и благородной мести. - Удивим дедушку Лаюна своим внезапным освобождением.



  Но дедушка не удивился. Если уж мне довелось отметить его внешнее сходство с Дмитрием Анатольевичем, то, как оказалось, внутренне они тоже почти не отличались. Дедушка испугался. Когда мы вторично ворвались в горницу, он ел блины и смотрел телевизор. На наши приветственные улыбки он ответил протяжным "ох-х-х-х", и даже не попытался схватить кухонный нож для самообороны, а просто поднял руки вверх.



  В первую очередь я спросил:



  - Где мой обрез?



  Он не ответил, и я, не делая скидку на возраст, влепил ему подзатыльник. Подействовало. Дед перестал охать и забалаболил, тыкая пальцем в угол.



  - В комоде, в верхнем ящичке. Будьте любезны убедиться, что с ним ничего не случилось. Я протёр его и почистил внутри ёршиком. Бить больше не будете?



  Я выдвинул ящик. Обрез лежал поверх постельного белья и действительно казался чище, чем был.



  - Пояс где?



  Дед кивнул на вешалку возле входной двери. Ага, вижу. Вооружившись и опоясавшись, я почувствовал себя более уверенным. Жабоид тем временем подсел к столу, скатал блин в рулончик и макнул в сметану. Горбунок отошёл к порогу и лёг, вытянувшись во всю длину. Устал, бедный.



  - Что, дедуля, встрял? - набитым ртом прошамкал жабоид.



  - Ты о чём сынок? - дед Лаюн опустил руки и, убедившись, что ведём мы себя более-менее мирно, возобновил трапезу. Горка блинов начала таять.



  - Ну как же, напал на посланцев Собора Первых, подверг угрозе их жизни.



  - Посланцев Собора Первых? - ухмыльнулся дед. - Окстись, милый. Нечто я тебя не знаю? Вот его, - он кивнул на меня, - впервые вижу, а ты как был прохиндей Димка Жабин из Бабьей лужи, так Димкой Жабиным прохиндеем и остался. И мамку твою, голошлёпку сопливую, помню, она морковь с моего огорода таскала.



  Да, они в самом деле стоили друг друга, не удивлюсь, если окажется, что дед Лаюн тоже из леших.



  Я подсел к столу, взял блин. Рядом с блинницей стояли плошки со сметаной, с маслом, с земляничным вареньем. Я долго метался глазами между ними, выбирая, во что окунуть блин, наконец, выбрал варенье.



  - И что с того, что прохиндей? - Дмитрий Анатольевич скатал очередной блин. - По-твоему, прохиндеи не могут быть посланцами?



  - Могут. Но только знаешь куда?



  Жабоид подавился и закашлялся, а я едва сдержал смех. Молодец, дедок, понятно теперь, за что его Лаюном прозывают.



  - Осторожней со словами, уважаемый, - прокашлявшись, сказал жабоид. - Если ты ещё не понял, Ядвига Златозаровна лично - лично, понимаешь? - одарила моего напарника этим обрезом. А ты пытался его украсть.



  - И что?



  - Ядвиге Златозаровне это не понравится.



  - Ох, плевал я на твою Златозаровну с Кудыкиной горы.



  Он сказал это просто, без эмоций, а значит, ему действительно было плевать на бабушку Ягу.



  - Расплевался, - жабоид подвинул к себе сметану и принялся наворачивать её ложкой. - Это ты смелый такой, пока в околотке своём киснешь, а как выберешься - тут я на тебя погляжу.



  - А с чего мне выбираться? Мне в том надобности нет.



  Разговор не клеился. На все аргументы жабоида дед Лаюн отвечал своими аргументами. Сейчас они походили на дуэлянтов, тыкающих друг в друга шпагами. Но выпады были вялые, потому что каждый заранее знал, какой удар нанесёт соперник и как его парировать. Слишком уж умным оказался дедок. То ли дело был Верлиока, два слова - и до свиданья. Здесь слова не действовали.



  Что ж, зайдём с другой стороны. Я преломил обрез, проверил, как работает эжектор. Вынул патроны, снова вставил. Сухие щелчки оружейного железа способны отрезвляюще подействовать на самых упрямых упрямцев. Дед Лаюн скосился на меня.



  - Чем занимаешься, сынок?



  - Да вот, дедушка, проверяю, хорошо ли гильзы выходят. Это очень важный момент в перезарядке.



  - А зачем?



  - Перезаряжать? Как тебе объяснить... Допустим, выстрелю я в коленную чашечку какому-нибудь злобному старикану, и надо успеть перезарядиться до того, как набегут другие злобные стариканы. Они ведь не в лото играть прибегут, верно? Их валить придётся.



  Дед Лаюн угрозу мою оценил.



  - Весь околоток валить собираешься?



  - Это, дедушка, настолько патронов хватит.



  Дед взял пульт, переключил канал, заиграла умиротворяющая мелодия детской вечерней программы. На экране замелькали пластилиновые кровати, игрушки, тёплый голос пропел добрые слова: "...книжки спят". Под такие слова ни о чём плохом думать не хочется, особенно об оружии.



  - Ладно, ваша взяла. Чего хотите?



  - Меч-кладенец, - хлопнул жабоид ладонью по столу.



  Старик некоторое время смотрел прямо перед собой, потом вдруг откинул голову и захохотал. Выглядело это чересчур театрально, даже я, не вот какой критик, отметил неестественность его позы. Ну да я денег за билет не платил, пускай смеётся, как умеет.



  - Вы хоть понимаете, на что нацелились? - оглаживая бороду, спросил дед Лаюн. - Сознаёте, какую силу принять решили?



  - Сознаём, дед, сказки читали.



  - Читали они. Читатели, - и вздохнул глубоко. - Ладно, будет вам меч-кладенец. Один вопрос только: как из хлева выбрались? Вроде я крепко вас примотал.



  - Горбунок помог, - кивнул я на болонку.



  - Какой Горбунок?



  - В Миру Горбунков много?



  Дед Лаюн повернул голову к порогу, на котором развалилась большая серая крыса.



  - Ох, мне этот Водянкин! Себе хотел прибрать, - и посмотрел на меня сквозь прищур. - А я, старый, думал, что то всё слухи про Верлиоку. Оказывается, нет. Растёт новый витязь.



  Он взял нож со стола и швырнул его мне небрежно.



  - Держи свой меч.



  Я растерялся: что, вот так просто? Маленький, лёгкий... Это он и есть, великий меч из русских сказок? Господи, я-то думал это нечто двуручное, булатное и длинной метра в полтора, а тут - тут и пятнадцати сантиметров не насчитаешь.



  - Меч-кладенец? Это и есть меч-кладенец?



  - А ты что хотел? Как в звёздных войнах? Хренушки. Здесь всё по-настоящему, без прикрас.



  - Но как же, - не унимался я. - Святогор-богатырь его... им... а он... и после... улочка... переулочек... Как вот этим, - я попытался подобрать синоним к тому, что держал в руках, - как вот этим переулки в рядах врагов прорубать? Да с ним даже тупика не сделаешь.



  Жабоид покрутил пальцем у виска.



  - Кому ты веришь, Игнатиус? Это обычный кухонный нож. Им только колбасу резать можно.



  Старик снова захохотал, и на этот раз смех его выглядел более естественным.



  - Ты чего ржёшь, дед? Весело тебе? - я бросил ножик и приставил обрез к его колену. - Думаешь, не выстрелю? Я через такое прошёл! Я за три дня такого насмотрелся, что три года теперь в санаториях отдыхать надо. У мне уже вот где всё ваше. Достало! Ты, твой жабоид, Водянкин. Да будь он проклят, ваш поганый Мир!



  Дед заелозил, смех как рукой сняло.



  - Остынь, новик. Я не виноват, если ты не видишь того, что под носом лежит. Будет тебе меч, - он осторожно, пальчиком, отодвинул дуло обреза от своего колена. - Меч в хранилище банка, ячейка девятьсот восемнадцать. Дерзайте.



  - А кому ячейка принадлежит? - спросил жабоид.



  - Моране.



  Это имя мне ни о чём не говорило, вроде бы слышал его краем уха, или нечто созвучное, но где и в связи с чем, не помню. Гораздо большее впечатление на меня произвело словосочетание "хранилище банка" - и насторожило. Это намного серьёзнее малознакомых имён. Ворваться в банк, вскрыть хранилище, ячейку... Нам действительно так необходим этот меч?



  Дмитрий Анатольевич встал из-за стола. Что было нужно, мы выяснили, пришла пора расставаться. За руки прощаться не стали, не к чему, я схватил Горбунка под мышку, взялся за дверную ручку.



  - Эй, новик, - окликнул меня дед.



  - Ну?



  - А жабоид-то твой.



  Я не понял, к чему он это, пожал плечами и толкнул дверь.





  Глава десятая, немного о прошлом жабоида и моём происхождении





  Открыв дверь, я нос к носу столкнулся с Микулой Селяниновичем. Тот, видимо, решил-таки блинов дедовых отведать, и вот вам встреча. От неожиданности мы оба замерли, а в следующее мгновенье я осознал - инстинкт, наверное - что мне конец. В прямом смысле. Я увидел, как губы витязя искривляются, как поднимается правая рука, сжимаются в кулак пальцы. Ещё пара секунд - и я в нокауте. Господи! А доставать обрез уже поздно, да и Горбунок под мышкой мешается. К счастью, тело среагировало быстрее разума. Я присел, одновременно подныривая под летящий в голову кулак, и снизу вверх запечатал старику в подбородок. Хорошо приложился! Микула Селянинович приподнялся на носочках, крутанулся вокруг своей оси и плашмя грохнулся поперёк порога.



  Жабоид вскрикнул и вытаращился, а дед Лаюн молвил:



  - Убил!



  Я склонился над поверженным витязем, сжал запястье - пульс был ровный, спокойный, как у спящего человека. Но скоро он проснётся, и вот тогда никакой инстинкт мне не поможет. Рядом присел на корточки жабоид, тоже пощупал пульс.



  - Жив, - подтвердил он мой вывод. - Классный удар. Уходим.



  На улице мы перешли на бег и не останавливались, пока не выбрались за пределы околотка. Горбунок снова стал Москвичом, я по привычке влез на место водителя, жабоид развалился сзади. Весь сегодняшний день прошёл под знаком напряжения и страха, и теперь, оказавшись в относительной безопасности, мы облегчённо выдохнули. Горбунок дал газу, юзанул на повороте. Я посоветовал ему налепить на покрышки шипы, он послушался, и дальше мы поехали без вихляний.



  Наконец-то этот непонятный и непривлекательный околоток с его водяными и отставными витязями остался за габаритными огнями. С самого начала мне здесь не понравилось. Едва я увидел Водянкина, как душа затянула бурлацкую песню, а уж встреча с Микулой Селяниновичем и вовсе заставила её рыдать. Но хорошо то, что хорошо кончается. В лобовое стекло летел снег, дорога в блеске фар отражалась серебряной волной, и я замурлыкал под нос душевно-симпатичное:





  Нiч яка мiсячна, зоряна, ясная,



  Видно, хоч голки збирай.



  Вийди, коханая, працею зморена,



  Хоч на хвилиночку в гай.





  - Рідною мовою розмовляєш? - хихикнул жабоид.



  - Просто нравится. Красивая песня. Имеешь что-то против?



  - Упаси Боян, - повёл руками жабоид. - У меня вообще бабушка с Черниговщины.



  - Там тоже кикиморы водятся?



  - Они везде водятся.



  Я отвернулся к окну. Горбунок мчался километров под сто пятьдесят, словно боялся опоздать куда-то. В отголосках света фар мелькали силуэты деревьев и бетонных отбойников. Хотя куда нам опаздывать? К новой проблеме под банковской вывеской? И на что нам вообще этот меч сдался? Горбунок понятно - без него мы на электричках много не наездим. Но меч в эпоху индустриализации и огнестрельного оружия - это полнейший моветон. Мой обрез может наворотить в стократ больше, чем десяток кладенцов. Лучше раздобыть какой-нибудь пулемёт типа гномовского гатлинга. Вот это было бы добре.



  На въезде в город Горбунок сбросил скорость и прижался к заду тентованной газельки, делая вид, что он самый бедный и добропорядочный участник дорожного движения. Я вдруг вспомнил, что водительских прав у меня нет, и всей прочей атрибутики, которую положено иметь за рулём, тоже нет, и если нас сейчас остановят, отбрехаться будет сложно.



  На обочину вышел инспектор, взмахнул жезлом. Я подумал, что лучше бы на нас напали гномы, но впередиидущая газель обиженно замигала правым поворотником и начала парковаться. Горбунок включил левый поворот, обошёл её, и я счастливо выдохнул.



  - Дмитрий Анатольевич, - повернулся я к жабоиду, - а есть какая-нибудь магия, защищающая от встреч с дорожной полицией?



  - Разумеется, - провожая взглядом инспектора, произнёс тот. - Но это очень сложный процесс, минимум второй уровень.



  - А проще не бывает?



  - Бывает, денежно-договорные отношения называется.



  - А с банком у нас какие отношения намечаются?



  Жабоид зевнул.



  - Грабить будем.



  Грабить... Как у него всё просто. Банк банку рознь, не каждый ограбить можно. Если Сбер или нечто из той же плеяды, то лучше не соваться - порвут. А если что-то типа "Десять тыщ за пять минут и ещё чашечка кофе на сдачу", то почему бы не попробовать. Я, конечно, не банковский грабитель, однако, судя по событиям последних дней, с задачей взятия объекта средней руки вполне себе справлюсь.



  - Что за банк хоть?



  - Банк как банк, - пожал плечами Дмитрий Анатольевич. - На углу Грузинки и Большой Покровской.



  Я воспроизвёл в голове карту города. Было бы проще сделать это на мониторе, но чего нет, того нет, поэтому пришлось ограничиться памятью. К счастью, и её вполне хватило. И мне сразу стало жарко.



  - Ты охренел? Это же Центральный банк России!



  - Ага.



  Мне осталось только развести руками в ответ на его спокойствие.



  - Ну, знаешь... Да мы только в фойе войдём, нас сразу завалят.



  - Утро вечера мудренее.



  - А жена мужа удалее. Мы с твоими поговорками минуя суму сразу в тюрьму, а я туда не хочу.



  Жабоид зевнул.



  - Вот ты вроде смелый, Игнатиус, с гномами сражался, шрам на рожу схлопотал, а такой ссыкун. Мы Горбунка добыли, деда Лаюна на карачки поставили, самого Микулу Селяниновича в нокаут отправили. Всё, ты уже конченый человек! Так чего бояться?



  - Безнадёжных ситуаций, - и тут я вспомнил разговор жабоида с Василисой, и выпалил. - А те четверо, которые до меня... Они на чём погорели?



  Даже в темноте салона я увидел, как Дмитрий Анатольевич покраснел. Обычно он зеленеет и становится бородавчатым, краснеют только глаза. А тут - или стыд, или страх, или ещё чёрт его знает что. Одним словом - волнение.



  - А причём здесь те четверо? - проговорил он настороженно.



  - А притом, что никого из них с нами нету. Один в психушке, другие ещё дальше. Ты их случайно не в банке угробил?



  - Окстись, про банк мы вместе узнали.



  Действительно, об этом я не подумал. Но всё равно что-то здесь нечисто, к тому же во мне проснулся конспиролог, и я продолжил выкладывать свои сомнения.



  - Как знать, может ты специально меня в околоток привёз, чтоб проверить, готов ли я. Василиса же говорила, что я ещё не готов, вот ты и подстраховался.



  - Глупость.



  - Возможно. Но тех четверых с нами по-прежнему нет. Так что признавайся, что ты с ними сделал, или...



  - Что "или"?



  - Горбуночек, - обратился я к артефакту, - ну-ка, родной, прижмись к бордюру.



  Горбунок остановился.



  - Пошёл вон отсюда, дорогой Дмитрий Анатольевич. Надоел ты мне, без тебя как-нибудь проживу.



  Это был блеф чистой воды, ибо расставание с жабоидом в мои планы не входило. Я по-прежнему плохо разбирался в общественных структурах Мира, не имел знакомых, связей, да и Василиса всё ещё маялась в плену. Но проклятый жабоид уж слишком сильно взял власть, и следовало немного его осадить. Одним словом, я пошёл ва-банк. Посмотрим, выгорит ли.



  - Проживёшь? - хмыкнул жабоид. - Ага, гномам об этом расскажи, вот уж они посмеются. И Собору тоже. Думаешь, забыли они о твоих выкрутасах? И вообще, если я уйду, то вместе с Горбунком.



  - А вот тут тебе хренушки, - выложил я комбинацию из трёх пальцев. - Горбунок мой. Мы с ним напарники. Это я его из лап Верлиоки вырвал, и от гномов мы тоже вместе отбивались. А ты в это время под сиденьем прятался. Так что знаешь - не тебе меня в трусости обвинять!



  Горбунок, подтверждая мои слова, открыл дверцу и дёрнул задом, едва не вытряхнув Дмитрия Анатольевича на тротуар.



  - Сговорились, - прошипел тот, хватаясь за спинку переднего кресла. - Ладно, ладно, чё так сразу?.. Расскажу.



  Несколько минут Дмитрий Анатольевич сосредоточенно разглядывал темноту за окном. Что он там хотел увидеть: ответы на мои вопросы, портрет моны Лизы или лошадь Пржевальского - я спрашивать не стал. Горбунок прикрыл дверцу, дабы холодный воздух с улицы не проникал в салон, а я терпеливо ждал, когда жабоид поведает мне страшную сказку о своих бывших боевых товарищах. Начал он, как и положено, издалека.



  - Впервые я встретил Василису в институте, - он грустно выдохнул, словно прижатый фактами преступник в кабинете следователя. Говорить ему не хотелось; он потел, поминутно стирая со лба горячий пот, и продолжал вздыхать. - Она шла по направлению мага, мечтала стать великим волшебником, а я обучался на общем курсе. Высокая, красивая, красивее наших кикимор. И вся такая неприступная. Многие пытались завести с ней знакомство, но удавалось не всем. Меня она, разумеется, не заметила. Ну ещё бы: урождённая мирянка из прославленного рода и нечистокровный леший. Жабоид! Всё, что мне светило по окончании курса, должность мелкого клерка при складе раритетов какого-нибудь мирянина или покрытое пылью и плесенью место в администрации Собора. И то, если повезёт. Закончив обучение, я пару лет сидел в Бабьей луже на мамином попечении. Семейный бизнес меня не интересовал, скучно. Я, как и следовало молодому амбициозному обывателю, мечтал о приключениях, победах и славе, о великих, мать их, свершениях. Только это могло дать мне статус мирянина. Я пробовал устроиться в Отдел артефактов при Соборе, но чтобы попасть туда, нужны были влиятельные знакомые, а клан болотных кикимор и леших влиянием в Соборе никогда не пользовался, и каждый раз, когда в Отделе открывалась вакансия, меня опережали более устроенные соперники. Но однажды в группе в соцсетях мне попалась заметка о наборе сотрудников в небольшую компанию по поиску артефактов. Я решил попытать счастья и отправил по указанному адресу своё резюме, и через несколько дней получил приглашение на собеседование. Претендентов набралось с полсотни, в основном такие же неудачники, как я: лешие, упыри, людины. За прошедшие два года я несколько раз ходил на подобные собеседования. Как правило, наниматели ограничивались коротким разговором, по итогам которого принималось решение. На этот раз одними разговорами не обошлось. Требовалось показать способности. В программу общего курса института входило начальное обучение прикладной магии. Я продемонстрировал свои умения, и меня приняли. Я ещё не знал, что главой компании является Василиса. Набор сотрудников вела старая навка - очень строгая и придирчивая. Как потом выяснилось, она была Василисиной пестуньей, и пользовалась у неё большим доверием.



  - Пестунья это...



  - Няня. Ко мне она отнеслась благосклонно, и в итоге я оказался в штате. Кроме меня взяли ещё пятнадцать человек.



  - С тобой получается шестнадцать, плюс Василиса, плюс пестунья. Но когда я пришёл, вас оставалось только двое.



  - Это... - жабоид замялся, не зная, что сказать. - Не сбивай, я по порядку... Для любого предприятия необходим начальный капитал. Василиса им не обладала, хоть и происходила из знатного рода, поэтому первое время мы занимались контрафактом. Создавали подделки шедевров мирового искусства и втюхивали их под видом настоящих коллекционерам из людин и новиков. Ну там всякие брошки, кольца, картины и прочий антиквариат. Думаю, Фаберже, будь у него возможность дожить до сего дня, удивился бы тому количеству яиц, которое он сделал. Любая куриная фабрика позавидует. Однако производство подделок занятие довольно опасное, и пятеро из нас попали в руки законников.



  Осталось тринадцать, отметил я для себя.



  - Зарабатывали мы неплохо, но требовалось больше. Много больше. Понимаешь... как тебе объяснить... Для воспроизведения некоторых магических действий необходим азбикум. Это такое вещество... В средневековье алхимики называли его философским камнем, но на самом деле это липкая субстанция, очень густая, красного цвета и с запахом забродивших фруктов. Стоит он невероятно дорого. На рынке за малую склянку требуют десять золотых гривен. Великий Боян в своих наставлениях называет азбикум кровью земли. Именно при его помощи был создан Горбунок и прочие артефакты. Добывают его в Бояновых копях. О местонахождении копей знают только независимые копатели. Есть такая прослойка мировых жителей, по сути своей сброд, банда. Собор пытался прибрать их к рукам и поставить добычу азбикума под свой контроль, но кончилось тем, что копатели попросту исчезли. Разразился кризис, и в итоге Собор оставил копателей в покое. Попасть в копи можно лишь по Бесконечным коридорам. Многие пытались найти вход, но копатели берегут его. К тому же коридоры постоянно блуждают, меняются, и можно попасть в такое место, из которого обратной дороги нет. Несуществует. Поэтому я с самого начала был против поисков. Однако переубедить Василису не получилось, в результате трое сгинули в тупиках и провалах.



  Десять, продолжил я свой счёт.



  - Четверо из оставшихся были новики.



  - Дай угадаю: Кукушкин, Волков, Свиньин и этот...



  - Петухов. Так и есть. Каждый из них получил отдельное приглашение.



  - А мне почему не прислали?



  - Тебе? Ну ты ещё... Не знаю, не я занимался рассылкой. В то время в мою задачу входило обеспечение безопасности предприятия. Если клиент вдруг начнёт подозревать обман, я должен был уверить его в обратном, - жабоид замолчал на мгновенье и пояснил. - Я пугал их. Я напускал на себя древний лик, становился зелёным с бородавками, ну ты видел...



  Я кивнул.



  - Вот... Неприятная процедура. К счастью, подобное случалось редко, и в основном я занимался поиском настоящих артефактов. Или хотя бы полуартефактов. А эти четверо - они как волшебный клубочек указывали верный путь. Дело в том, что есть категория людин, которые чувствуют артефакты, притягивают их к себе. Их называют чуткими. За ними охотится весь Мир - Собор, законники, копатели. То, что Василисе удалось найти сразу четверых - чудо. И второе чудо, что их не успел перехватить кто-то иной. Никто до сих пор толком не объяснил, откуда у них такая чувствительность, возможно, это реакция азбикума, при помощи которого артефакт сотворён, но достоверно известно, что все чуткие являются потомками древних волшебников, по разным причинам покинувших Мир и вернувшихся к людинам...



  - Я такой же? - озарила меня догадка.



  Жабоид кивнул, а я усмехнулся:



  - И кто же мой предок?



  Жабоид зажёг свет и нарисовал на оконном стекле улыбающийся смайлик - весёлая круглая рожица с узкими глазами. Я не сразу понял, в чём заключается аллегория. Что это? Мячик? Мои предки футболисты? Они придумали футбол? Или волейбол? Или они родом из Англии?



  - Это Колобок, - сказал Дмитрий Анатольевич.



  - Колобок? Я потомок Колобка?



  Вот так новость! Я всхлипнул и затряс головой.



  - Нет, нет, только не это!



  - А что тебя пугает? Да, твой пращур Колобок. И что? Гордиться нужно. Про него целую сказку сочинили.



  - Издеваешься? Какая сказка? Я от дедушки ушёл, я от бабушки ушёл? Пыль мучная! Да ещё с таким бесславным концом.



  Я расстроился. Совершенно не хотелось думать о том, что меня по сусекам помели и по амбарам поимели, а потом в печку сунули. Сказку сочинили? Знаю, читал. Но одно дело познавательная книжка с рисунками, а другое - генеалогическое древо. Нет, мне такое не подходит.



  - Колобок - один из наиславнейших витязей Мира, - продолжал настаивать жабоид. - Если попадёшь в соборную библиотеку, попроси "Троянову летопись" или хотя бы "Краткий справочник витязей земли Русской". Там есть биография каждого витязя. Почитай, будет интересно.



  Я отмахнулся: интересно - это когда про Евпатия Коловрата, Пересвета или матроса Кошку. Вот это были витязи! А то, что сватает мне жабоид - прямое оскорбление. Не хочу! А будет настаивать - получит по сусалам.



  Дмитрий Анатольевич настаивать не стал, решил дать мне время смириться с новыми знаниями. Но смириться, значит, принять, а я по-прежнему не желал считать себя выпечкой. Какое-то время я сидел нахохлившись - без мыслей, без движений, с одними эмоциями в голове - потом сказал:



  - С этим разобрались. Что с теми четверыми случилось?



  - Поиск артефактов занятие опасное. Ты сам видел, во что превратился Верлиока. Да и в околотке не всё гладко прошло... Выбыли из игры все по очереди.



  - Шесть, - констатировал я.



  - Что? - переспросил жабоид.



  - Вас осталось шестеро.



  - А... Ну, да, шестеро.



  - Куда девались остальные?



  - Предприятие захирело. Кто-то уволился, пестунья вернулась в родовое поместье. Но сама Василиса - она же упёртая, если она за что-то ухватилась, будет тянуть до конца. Ну а я... Назад в Бабью лужу? Нет. Вот и остались вдвоём.



  То, что рассказал жабоид, казалось правдоподобным. Горбунок ни разу не игогокнул, выражая своё несогласие или изобличая откровенную ложь. Оставались мелкие непонятки и нестыковки, но общего фона они не портили, и я подумал, что был прав с самого начала, когда рассуждал о нумерации в очереди. Лучше быть тысяча девяносто третьим, чем пятым. Не то, чтобы я боялся оказаться в психушке или сгинуть в когтях Нью-Верлиоки - в конце концов, не каждому из нас удаётся дожить до ста лет и помереть в объятьях правнуков - но дотянуть до девятого десятка хотелось бы. И на правнуков посмотреть тоже хотелось бы. Однако жизнь штука заковыристая, поэтому приходилось идти на риск.



  Я махнул рукой:



  - Чёрт с тобой, проклятый жабоид, грабить, значит, грабить. Когда идём на дело?



  - Не торопись. Завтра встретимся с человечком, перетрём, чайку выпьем, а потом решим. Я же тебе сразу сказал: утро вечера мудреней.